Азбука для несовершеннолетних: Сборник
 








Дополненное и переработанное издание двух ранее выходивших книг: «Азбука нравственности» и «Азбука гражданина». Рассказы, очерки, беседы советских педагогов, писателей, ученых, журналистов о таких понятиях, как патриотизм, честность, верность, мужество, правосознание и т. д. Расположенные в алфавитном порядке, они помогут подросткам разобраться в сложных нравственных проблемах, повысят их политическую культуру.






Сост. А. Алексеева, А. Стреляный

Азбука для несовершеннолетних





«Жизнь без нравственного усилия есть сон»


Эти слова сказаны Львом Толстым много лет назад, однако они ничуть не утратили своего значения и в наши дни. Нравственные усилия осуществляются человеком в процессе борьбы за самого себя, за становление себя как разносторонне и гармонически развитой личности. Стремясь утвердить свою человеческую сущность, человек совершенствует свои качества, реализует свои потенции.

Наиболее благоприятные возможности для формирования человеческой личности созданы в условиях развитого социализма, где воспитание нового человека является целью общества, условием развертывания отношений коммунистического типа. При этом сам человек ставится в позицию социальной ответственности – ответственности за себя, свое будущее и за других людей, за дела общества.

Решение насущных проблем социалистического строительства, борьбы за мир, сохранение жизни, окружающей среды, экономное расходование природных ресурсов и душевных сил людей особенно повышает роль нравственной ответственности каждого человека, актуализируя потребность в самореализации, самоосуществлении.

Эта потребность в самоосуществлении составляет, по мысли К. Маркса, сущностную характеристику человека, который с детских лет стремится реализовать себя, осуществить себя как личность.

Уже в три года ребенок четко заявляет «я сам», пытаясь в меру сил утвердить свою человеческую сущность, выявить свои возможности. Особенно остро проблема формирования человека как личности встает в период перехода из детства во взрослое состояние, когда растущий человек занимает новую социальную позицию, ищет смысл жизни, а для этого стремится, во-первых, узнать себя, определить, на что он способен, и, во-вторых, самоутвердиться среди окружающих.

В годы ранней юности молодые люди «поворачиваются» к себе, думают, кем они станут, какие у них есть возможности для того, чтобы занять достойное место в обществе. Это время, когда наиболее выпукло проявляется способность человека, говоря словами В. И. Ленина, «выполнить себя», усовершенствовать и развить свои задатки, сформировать себя как личность.

Всем нам памятен тот подлинный гимн самовоспитанию, который прозвучал в юношеском стихотворении К. Маркса, видевшего счастье в том, чтобы принести «счастье наибольшему количеству людей»;
		Не могу я жить в покое,



		Если вся душа в огне,



		Не могу я жить без боя



		И без бури, в полусне...



		Под ярмом постыдной лени



		Не влачить нам жалкий век,



		В дерзновенье и стремленье



		Полновластен человек.








Конечно, есть еще люди, которые живут не задумываясь, следуя сиюминутным желаниям, ситуативным обстоятельствам. Но в таком случае перед нами не человек как личность, а человекообразное существо, безынициативное, инфантильное, которое легко может превратиться в нравственного урода.

Глубокий смысл понятия: «Человек – это звучит гордо!» – раскрывается только через выработку общественной самоответственности человека-личности, который знает, что он на самом деле творит в мире и отвечает за это. Отвечает, руководствуясь высшими нравственными идеалами и принципами. Они предполагают не только доброту и трудолюбие, честность и порядочность, справедливость, принципиальность и др., но и выработку потребности и умения отстаивать свои взгляды, убеждения, свою честь и честь своей страны, стремясь принести максимум пользы другим людям – «ближним» и «дальним» (В. И. Ленин).

Отсюда освоение нравственных понятий означает не просто понимание их смысла, но подлинное «присвоение» умом и сердцем. А это невозможно без целеустремленного труда каждого по самосовершенствованию – залога успешного развития гражданской активности, личного и профессионального самоопределения.

Разумеется на пути саморазвития, самовоспитания себя как личности молодые люди испытывают потребность в разумном совете, дружеской помощи. Такую помощь и советы они получают не только от близких, более опытных людей, но и из книг. К сожалению, большинство книг, брошюр об особенностях развития потребностей и мотивов, морально-волевых качеств личности и нравственных принципов, убеждений и пр. адресуется их авторами – педагогами, психологами, социологами – либо своим коллегам, либо учителям и родителям. Между тем такие сведения очень нужны самому растущему человеку, определяющему свой жизненный путь, выбирающему нравственный идеал.

Хочу надеяться, что данная книга, адресованная самим молодым людям, станет для многих добрым советчиком.

М. КОНДАКОВ, президент Академии педагогических наук СССР




Авторитет


– достоинство, сила, власть – общепризнанное значение, влияние, которым пользуется какое-либо лицо, система взглядов или организация в силу определенных качеств, заслуг.

Когда двое о чем-то спорят, они часто ссылаются на мнение третьего, обоими признанного. Этот третий для них – авторитет. Есть также понятие «третейский судья». Когда двое не могут прийти к согласию, они договариваются, чтобы их рассудил кто-то третий, беспристрастный. Это бывает не только в обыденной жизни, но и, например, в хозяйственной. Если у одного завода есть претензия к другому, а тот, считая себя правым, ее не принимает, они передают свое дело в государственную организацию, которая называется арбитражем, и она решает, кто прав. Конечно, арбитраж, если ему не подчиняются, использует принудительные меры, но сама идея, заложенная в нем, исходит из жизненной необходимости людей иметь авторитет.

В первобытном обществе, когда все, что имелось: копья, луки, стрелы, мясо животных, плоды земли и леса и сама земля и лес – было общим, людям хватало «чистого» авторитета наиболее опытных охотников и собирателей. Но когда с развитием производства возникла частная собственность, а значит, и неравенство, для поддержания этих новых порядков потребовалась власть, опирающаяся уже на силу. С тех пор рядом с авторитетом, прислушиваться к которому никто не обязан, существует авторитет людей и учреждений, чьи распоряжения обязаны выполнять все под угрозой наказания.

Это, однако, временное явление, считают коммунисты. При коммунизме, когда исчезнет имущественное неравенство, торговля и государство, опять, как в первобытном обществе, но на неизмеримо более высокой ступени развития цивилизации и сознательности людей будут действовать только «чистые» авторитеты. В том, кстати, и сила авторитета идей Карла Маркса, что они отвечают этой мечте человечества, которая живет в нем как память о полной свободе наших далеких, далеких предков.

Со словом «авторитет» связано немало выражений, которые мы по самым разным случаям слышим каждый день: укрепить авторитет, подорвать авторитет, использовать авторитет, свергнуть авторитет, поддаться авторитету, пренебречь авторитетом...

Классный руководитель, который показывает ребятам, как он считается с избранным ими старостой, укрепляет его авторитет. То же самое делает, например, председатель колхоза, когда при людях советуется с бригадиром или агрономом, принимает и высоко оценивает их предложения. С той же целью он не всегда отменит даже такое распоряжение бригадира, которое не совсем удачно.

За последние десятилетия у нас в стране немало сделано для расширения прав, которыми пользуются местные органы государственной власти, профсоюзные и комсомольские организации, коллективы предприятий, колхозов и совхозов. Это тоже укрепление их авторитета.

Очень плохо, когда стремятся всячески поднять авторитет человека, который его уже растерял: неважно работает, недостойно себя ведет. Не лучше, если кто-нибудь старается внушить нам особое почтение к кому-либо (или к себе) лишь на том основании, что этот человек занимает значительную должность. Ведь не должность, не место красит человека, а наоборот: человек красит место.

Между прочим, именно те, кто забывает эту простую истину, часто воспринимают критику в свой адрес как подрыв авторитета. Доля истины тут, конечно, есть. Критика – это указание на ошибки и недостатки человека, и она авторитета ему не прибавляет, но если критика справедливая, ничего не поделаешь, надо считаться.

Трудное и тонкое искусство – умно пользоваться своим авторитетом.

В то время когда, большинство членов Советского правительства и Центрального Комитета партии выступили против мира с кайзеровской Германией, а Ленин был за мир, он бросил на чашу весов весь свой авторитет и заявил, что подаст в отставку, если не будет заключен Брестский договор.

Давно замечено, что у совсем молодых людей бывают две крайности: или подавай им высший авторитет на все случаи жизни, по всем вопросам, или не надо никакого. Рациональное зерно есть и в первой и во второй позициях, но его важно очистить от шелухи.

Пусть ваша потребность в авторитете приведет к тому, что вы найдете себе наставника, духовного руководителя, которого можно было бы обо всем спросить, посоветоваться, на кого вы могли бы ориентироваться в своей жизни. Таким человеком может быть учитель, тренер, мать или отец, кто-то из друзей семьи – вариантов множество. К выбору такого человека следует относиться сознательно, вдумчиво, видя в этом одну из целей, от достижения которых в юности зависит очень многое. И не стесняться, самому находить общий язык с таким человеком.

Что касается позиции «не надо никакого авторитета», то причины тут в самонадеянности, глупом упрямстве, кичливости и в других столь же малопривлекательных чертах характера. Самому во всем разобраться – намерение похвальное, но если с ним связано огульное пренебрежение к чужому опыту, ты запутаешься, а то и в полном противоречии со своей позицией невольно подпадешь под чье-нибудь неблаготворное влияние.

Если бездумное отрицание всех и всяких авторитетов чаще всего просто глупо, то слепое преклонение перед ними, как показывает человеческий опыт, очень вредно и даже опасно.

Почти все крупнейшие открытия сделаны людьми, которые усомнились в авторитете того или иного специалиста, мнения, взгляда, представления. Каждый великий или даже просто серьезный ученый потому таковым и является, что хоть однажды выступил в роли мальчика из сказки, заметившего, что король голый.

Без авторитетов человечество вряд ли могло бы существовать, но без свержения авторитетов оно наверняка не могло бы развиваться, двигать вперед науку, технику, производство и организацию всей своей жизни. Жизнь стояла бы на месте. Ведь если всякое новое знание и вывод считать окончательными, раз и навсегда данными, то какой смысл учиться и набираться собственного опыта?

Самые светлые умы не уставали напоминать об этом людям.




Активная жизненная позиция


– деятельное отношение человека к жизни общества, в котором он выступает как инициативный носитель и проводник норм, принципов и идеалов или общества в целом, или определенного класса, социальной группы.

...Класный час окончился, и восьмой «А», веселый и голодный, сразу же после откровенного разговора о том, как следует относиться к жизни, учебе, помчался по домам. Как и всегда, когда каждый хочет выйти быстрее другого, в дверях образовалась пробка.

– Николай, помоги! – со смехом сказала Лариса Николаевна одному из членов комсомольского бюро класса. Крепкий круглоголовый мальчишка с разбега протаранил застрявшую в дверях толпу – и в классе наступила благословенная тишина.

– Ну, продолжим, – сказала классный руководитель оставшимся членам бюро. – Двое ваших товарищей хотят подавать заявление. Что мы им на это скажем?..

«Товарищи» Саша и Сергей поняли, что речь идет о них, и перестали оттаптывать друг другу ноги под партой. Один из них вдруг стал похож на восклицательный знак, а другой, бледный, еще сильнее побледнел.

Из-за стола тяжело встал, одернул пиджак Николай. После долгого молчания и покачивания головой он сказал: «Мое мнение такое: им обоим еще рано в комсомол». – «У тебя есть какие-то факты?» – быстро спросила его Лена Горностаева, культмассовый сектор. «Какие факты? – рассердился на нее Николай. – Были бы – не сказал. Просто у меня такое мнение...»

Лариса Николаевна присоединилась к мнению большинства – с заявлением надо повременить.

После бюро Николай остался в школе – помог буфетчице передвинуть столы. Потом надел куртку и пошел домой. Уже во дворе дома, глубоком и темном, точно колодец, он услышал, как чиркнул по куртке камешек. Он тотчас все понял и сказал в темноту: «Если вас двое, давайте стукнемся». – «Стукнись лбом об стенку, детка», – услышал он знакомый небрежный голос, затем знакомый смех, похожий на икание, и гудение басовой струны гитары. Николай двинулся на голоса, но так никого и не нашел...

– Может, на бюро ты был слишком строг к ним? – спросил я Николая.

– Не надо об этом, – он не желал продолжать разговор.

Ему лучше, чем кому-либо в классе, известно, что переживает человек, когда его не принимают. Самого до пятого класса не принимали в пионеры. В тот день, когда его лучшим друзьям Саше и Сергею повязывали красные галстуки, он не выдержал, потянул учительницу за рукав и спросил: «А меня когда?» Та строго посмотрела на него и сказала: «Когда не будешь драчуном».

В четвертом классе он озадачил своего отца вопросом: имеет ли право ученик подать в суд на учительницу за плохое к нему отношение?.. Отец сходил в школу, поговорил с директором. На следующий день учительница вытащила Николая из какой-то кучи малы и сердито сказала: «Учи клятву!» – «Н-не буду!» – отлышавшись от борьбы, ответил он.

– Ты ведь так хотел... – напомнил я ему.

– Не имел права, – нахмурился он. – Я очень плохо думал про нее и, чтобы стать пионером, должен был сказать ей об этом. А она была уже старая и нервная...

Николая в классе уважали. Он был самым сильным и самым смелым. Эти качества в таком возрасте иногда помогают стать самым плохим. Но у Николая уже тогда было несколько твердых правил. Во-первых, сознавая свою силу, он никогда не дрался один на один. Во-вторых, никогда не пользовался подсказками и не списывал, а прямо говорил, что не выучил. В-третьих, несмотря на то что он один в классе еще не был пионером, вместе со своими друзьями Сашей и Сергеем усердно собирал макулатуру и металлолом и помогал старым людям своего микрорайона.

Николай был верным и неутомимым другом – куда они, туда и он. Саша и Сергей нравились ему тем, что каждый из них в чем-то тоже был «самым», Саша, например, писал без ошибок, как орехи щелкал задачи и считался самым умным в классе. А Сергей – самым веселым. Он мог изобразить все, что попросишь, – хоть жирафа, хоть паровоз, а в присутствии Лены Горностаевой даже начинал ходить на руках...

«Неужели мы так и не примем Николая в пионеры?» – спросила у ребят Лариса Николаевна вскоре после того, как стала классным руководителем. «Примем!» – грянуло ей в ответ.

У Николая есть такая привычка: на некоторые вопросы он отвечает не сразу, а день-два спустя.

– Вы спрашивали, что я еще помню из того дня...– мечтательно улыбнулся он. – Побежал в буфет и на радостях съел семь пирожков с капустой.

Весь класс горячо полюбил Ларису Николаевну. Одним она понравилась, потому что молодая и добрая, другим – потому, что часто ходила с ними в походы, на экскурсии в музеи. «А ты за что ее любишь?» – спросил я Николая. Он наклонил голову сначала влево, потом вправо, потом установил ее прямо. Создавалось впечатление, будто в голове его есть какие-то весы и он ждет, когда их чашечки уравновесятся.

– Каждый в классе думает, что она больше всего любит его, – наконец сказал он и удивленно взглянул на меня, словно сам не ожидал, что так ответит.

При Ларисе Николаевне Николай начал лучше учиться, первым в драку не лез, а главное, стал заводилой в общественных делах. Его одним из первых в классе приняли в комсомол, сразу избрали в бюро.

...В седьмом классе в его отношениях с Сашей и Сергеем наметилась трещина. «Ты, детка, и детские вопросы задаешь!» – бледнел от возмущения Саша Панин, когда Николай вместо того, чтобы поддержать мужской разговор о джазовой музыке или о девчонках класса, ставил перед ними, как на диспуте, вопросы.

«Как ты думаешь, в чем смысл жизни?» – приближал свое лицо Николай то к Саше, то к Сергею. «С первого класса известно: жить и бороться, чтобы другим лучше жилось», – небрежно отвечал Саша и снова переходил к разговору о девчонках. «Ну, а тем, другим, зачем жить?» – не унимался Николай. «Я придумал! – дурашливым голосом восклицал Сергей, закатывал глаза и наугад щипал струны гитары. – Будем строить квартиры! Я тебе, ты мне...»

И Сашу и Сергея возмущало, что у Николая вопросы возникали то в трамвае, то в раздевалке физкультурного зала, без всякой связи с предыдущим, словно они жили в одном мире, а он в другом. «Проснись, двадцатый век!» – синел от возмущения Саша.

Незадолго до летних каникул Лариса Николаевна позвонила Николаю домой. «У меня завтра одно событие, так что ты пробивай палатки без меня...» Он сразу догадался, что за событие. Бросился по домам одноклассников, собрал с каждого по двадцать копеек (в некоторых семьях ему предлагали рубли, но он не брал), а утром ни свет ни заря поехал на рынок за цветами. В этот день он «проявил инициативу», за которую ему чуть не поставили годовое «удовлетворительное поведение», – увел весь класс с урока географии. Восьмой «А» ввалился в загс в тот момент, когда заведующая говорила молодоженам об их огромной ответственности перед обществом. «Жените их скорее!» – не выдержал Николай. Все засмеялись, а громче всех он сам...

Но уже там, в загсе, он заметил, что Саши и Сергея с ними нет. Когда класс вернулся в школу, Николай подбежал к «древу познания» – так кто-то из учителей метко прозвал огромный старый дуб, под сенью которого мальчишки учатся курить. Он увидел там толкующих о чем-то друзей и пустую бутылку из-под «Хирсы». «Проваливай отсюда, детка», – заплетающимся языком сказал Сергей. Николай ничего не ответил и пошел на занятия.

Он не поехал, как все мальчишки и некоторые девочки класса, вместе с Ларисой Николаевной и ее мужем-математиком в Карелию. Все лето жил на даче и ждал, когда поспеют яблоки и груши в их саду. А в самый сезон сбора урожая получил письмо от Ларисы Николаевны с просьбой появиться в школе и выполнить одно поручение.

Николай тут же помчался в город, пропадал там пять знойных дней, а когда вернулся на дачу, то увидел, что все яблоки уже переведены на варенье, а груши кто-то оборвал еще зелеными...

В начале нового учебного года все заметили: Николай как-то вдруг изменился. Перестал оставаться в школе после уроков. Не откликался ни на какие просьбы.

Ему вдруг надоел свой класс. Одноклассники стали казаться притворными и неинтересными. Он следил со стороны, как одни что-то делают по общественной линии, хотя им не очень это хочется, а другие очень хотят работать, но мало что умеют. «Что с тобой, Николай?» – вызвала его на откровенный разговор Лариса Николаевна. «Было – и прошло! – с облегчением ответил он. – Я понял, что идеальных людей не бывает»...

– Зачем ты изобретаешь изобретенное до тебя? – спросил я его.

– Хочу все сам испытать, – ответил он.

В разговорах со мной он словно на некоторое время куда-то пропадал, оставаясь рядом.

– Знаете, а ведь я тоже пробовал вино, – с задумчивой улыбкой сказал он однажды, – но почувствовал, что могу буянить, людей обзывать, и испугался, стыдно стало...

– А их осуждаешь? – сказал я, имея в виду поступок его бывших друзей.

– Детки они, а не я, – с жаром возразил он. – Вино я пробовал еще раньше их, и оно меня с тех пор не интересует...

– А зачем жить, интересует? – напомнил я.

– Это и сегодня меня мучает, – с грустью подтвердил он. – Недавно, например, понял, что я большой эгоист. Вы думаете, почему я такой активный? Просто мне нравится, что про меня все думают, что я хороший. Выходит, когда я делаю что-то для класса, я делаю для себя?..

Он опять с сомнением наклонил свою круглую голову налево, потом направо, потом поставил ее прямо, помолчал, дожидаясь, когда чашечки весов уравновесятся.

– Сколько непонятных вопросов в жизни! – заговорил он с тревогой в голосе. – Вот был классный час. Говорили, как надо относиться к жизни – принимать ее такой, какая она есть или какой должна быть? Вес кричали: какой должна быть! И я тоже. А теперь считаю: зачем придумывать? Надо принимать жизнь такой, какая она есть, но находить в ней свое достойное место. Мне, например, иногда совсем не хочется идти в школу, а я иду. Мне вообще много чего бывает не хочется... И вот я хочу в этой жизни, которая есть, понять, настоящий я человек или просто пирожок с капустой... И чтобы никто мне не подсказывал...

Он замолчал и стал очень пристально разглядывать единственную уцелевшую грушу из их сада. Она и в этот день поздней осени была еще зеленой на вид.

– Ты с ними помиришься? – спросил я, чтобы нарушить молчание.

– Не надо об этом, – опять попросил он и стал рассказывать мне про электрический звонок собственного изобретения.

* * *


Активна ли жизненная позиция Николая? Да, несмотря на то что он называет себя эгоистом, говорит, что ему нравится, когда все думают о нем хорошо. Одно дело – позиция. Иное дело – из чего она исходит, каков критерий этой активности. Можно быть активным для себя. Мы говорим о позиции, которая имеет тенденцией интересы общего дела, интересы передовых людей, идеи и дела.

Можно жить по принципу «моя хата с краю», но у такого человека никогда не будет друзей, уверенности в дружеском расположении.

В «Комсомольской правде» был напечатан очерк Леонида Репина о человеке по фамилии Ломаков, который... впрочем, прочитаете сами...

«Не знаю почему, – пишет журналист, – Ломаков относится к ней с особой симпатией и с плохо скрываемой нежностью. Возможно, потому, что они одногодки, а возможно, и потому, что он сроднился с ней и сделал многое для того, чтобы она в свои пятьдесят пять выглядела не менее импозантно, чем сам Ломаков. Что и говорить, пара прекрасная...

Кстати сказать, у Александра Алексеевича напрочь отсутствует чувство ревности, и он вопреки большинству влюбленных с удовольствием выслушивает комплименты, которыми ее осыпают мужчины. Более того, если ее недохвалят, Ломаков чувствует себя обиженным. Мне кажется, его вполне можно понять: ведь в эту милую машинку выпуска 1928 года он, по существу, вдохнул жизнь. Во всем мире сохранились теперь лишь две такие машины – одна во Франции, а другая вот у него, у Ломакова».

Александр Алексеевич Ломаков несколько лет назад увлекся автомобилизмом и решил создать музей старых машин. Ведь проходят годы, а машины старых марок идут и идут на слом. Между тем история автомобиля – увлекательнейшая страница нашей культуры. Его называли Дон Кихотом, который сражается с мельницами; с кем только он не воевал, чтобы сохранить территорию с собранными на ней машинами. Он создал клуб следопытов автомотостарины, вокруг него образовалась целая армия мальчишек.

Казалось, они уже создали автомузей, но... заводу понадобилась эта территория – и все пошло насмарку. Вы думаете, Ломаков опустил руки? Он ведет длительную борьбу, отвоевывает никому не нужные участки, всеми силами стараясь сохранить собранные уже машины, части, детали. Трудно пробивает себе дорогу новое; создание музея старых машин – дело долгое, хлопотное, вроде бы лучше этим и не заниматься. Но жизненная позиция Ломакова активна, он уверен в необходимости сохранять историю для потомства и оттого не бросает свое трудное увлечение.

Он не говорит много, он делает. И это стремление меньше говорить, а больше делать – еще одна необходимая сторона активной жизненной позиции.




Бережливость


– экономия, расчетливость.

Ум, доброта, талант – любой из добродетелей можно гордиться! И все знают – их надо развивать в себе. А БЕРЕЖЛИВОСТЬ среди добродетелей почему-то вроде Золушки. Многие даже скрывают ее, боясь, что их назовут мелочными или скупыми. А некоторые ее недооценивают: в сравнении с талантом бережливость, мол, такая малость, пустяк.

Ошибаются и те и другие.

Скупость и бережливость даже в родстве не состоят. Скупость эгоистична, все гребет себе – копит безудержно, часто бессмысленно, как Плюшкин, Гобсек: сгнивают несъеденные продукты, истлевают ненадеванные вещи, а скупец продолжает тащить в свою нору все, что сумеет раздобыть. Бережливость вовсе не эгоистична, бережливые люди прежде всего заботятся о других. Это и бабушка, которая позаботилась, сберегла для внука свой пионерский галстук, – и простой, даже не шелковый галстук одной из первых пионерок в стране стал реликвией школьного музея. У таежных охотников и геологов в обычае после привала весь мусор бросать в костер. Потом его заливают водой. Остатки каши, хлеба в огонь не кидают, их рассыпают под деревом – пусть местное зверье и птицы полакомятся. В старинных народных сказках прославляется бережливость. В одной из них рассказывается, как в царском саду принц положил на дорожку метлу и поочередно приводил сюда девушек. Одна споткнулась о метлу, другая пнула ее ногой, а третья подняла метлу и отнесла на место – на этой девушке принц и женился.

Бережливость – это забота и о близком, и о незнакомом человеке. Начинается с мелочей, с детства, а приобретает государственные масштабы. Бережливость – это как бы прочные берега, охраняющие полноводную жизнь нашей Родины, а расточительность, как мышь, точит, буравит эти берега, и река становится мельче.

Ученик неправильно решил задачу, зачеркнул ошибки – грязь на странице! Он взял новую тетрадь, а испорченную, у которой половина листов чистая, – в мусоропровод, в лучшем случае – в макулатуру. (Только немногие используют остатки тетради под черновик.) В классе 30 учеников, значит, 15 тетрадей выброшено. А дисциплин в одном классе как минимум пять, – в школе-десятилетке не меньше 20 классов... Итак, 1500 тетрадей! А сколько школ в нашей великанше-стране? Разве это малость, пустяк?

Не раз писали об отношении к хлебу. Но хлеб продолжают выбрасывать, ленясь даже кормить им птиц. А старые вещи? Чуть вышло что из моды – и уже шьется новое пальто, платье, юбка. Хотя изобретательность, бережливость могли бы подсказать, как переделать старую вещь.

Оглядите свою квартиру: из небрежно закрытого крана на кухне капает вода. У нас в стране с каждого человека берут за пользование пресной водой копейки, а в странах Европы, где пресной воды не хватает, ее уже покупают. В квартире кто-то забыл выключить свет – утечка электрической энергии! А по всей стране за сутки – опустошающий убыток. Во Вьетнаме говорят: «К богатому, но не бережливому придет бедность, к бедному, но не бережливому придет нищета». Давняя русская поговорка: «Копейка рубль бережет». И вот еще: «Каждая крошка в ладошку», «Бережливость лучше богатства».

Водопровод, электричество, хлеб, обычная картошка, стены подъезда, лифт, книги, тетради, стулья, туфли, платья – все это труд и время других людей. Если мы уважаем их, себя – мы сберегаем все это.

Есть у Брэдбери фантастический рассказ «Сафари». Такая малость – бабочка, раздавленная по небрежности в эпоху динозавров, меняет жизнь во времени, из которого явился недотепа. Это не только фантастика. Помните, что, сломав веточку дерева, вы нанесли ему рану, открыли доступ микробам, на этом месте может появиться дупло или попадут споры грибницы – и молодое дерево заживо сгниет, рухнет, не дожив своего века, не принеся пользы никому.

Научно-техническая революция (НТР), по сути, – это сберегание времени и сил людей. Ученые, инженеры усовершенствуют транспорт, увеличивая объем и скорость перевозок. Воздушные лайнеры все быстрее сближают точки пространства, путь, на который в прошлом веке уходили недели, сейчас занимает часы. Почтовые тройки и почтовых голубей сменила мгновенная передача информации по телефону, радио, телеграфу. Станки-автоматы, а в ближайшем времени заводы-автоматы освободят творческое время для множества людей. Но нельзя думать, что машины все могут, они тоже во власти человека и требуют бережного к себе отношения.

Бережливость важна и в творчестве. Пришли в голову интересные мысли или идея, не поленитесь, запишите их или расскажите другу. Ведь часто бывает, осенит человека мысль, но ему некогда, и он ищет лазейку – «завтра будет время, обязательно все обдумаю и запишу», а завтра ее уже нет как нет – забыл. И хорошая мысль исчезла без следа. Хорошо делиться прочитанной книгой и впечатлениями о чем-то. «Что отдал – твое, что скроешь, то потеряно навек», – писал Шота Руставели. А Хачатурян говорил своим ученикам: в молодости не ленитесь, бережно сразу же записывайте новые мелодии, в старости к вам придет мастерство, и вы из сбереженных мелодий юности напишете замечательные сюиты.

Развивайте в себе бережливость. Ею по праву можно гордиться, так же как умом, талантом, добротою, потому что все эти добродетели – для людей, а не для одного себя.

Все живое и неживое связано временем и пространством. Расточительность, верхоглядство, скупость, невежество рвут связующие нити, нарушают правильность жизни. А БЕРЕЖЛИВОСТЬ укрепляет связи, укрепляет единство жизни, она – капли дождя, которые, дружно питая землю, дают богатый урожай.

Заканчивая школу, ПТУ, институт, человек входит в новый рабочий коллектив. Сколько бывает напрасной траты нервов, времени, сил просто оттого, что люди не берегут ни друг друга, ни свои собственные силы, отвлекаются от производства.

Как много теряется из-за плохой организации какого-либо мероприятия! Некий Л. Чернышев растратил уйму времени и сил, прежде чем приобрел в этой области опыт. Свой опыт он сформулировал в нескольких правилах. Вот некоторые из них:

– Постарайся избежать соблазна суетливых и слабых; увидев чужие недостатки, не спеши их критиковать, если не знаешь, как их устранить.

– Откажись от детских иллюзий, никто не обязан делать что-то за тебя, подносить тебе готовое на блюдечке по первому требованию только потому, что ты изрек дельную мысль.

– Установи, есть ли условия для осуществления твоей идеи. Если нет, создавай их сам в пределах своей деятельности. В противном случае прослывешь местным Маниловым.

– Встретишь препятствие, не падай в обморок, не кричи, что тебя затирают ретрограды. Все новое должно пробивать себе путь в борьбе с отживающим, устарелым. Это закон развития. И ты этому должен радоваться. Не будь вокруг нас отживающего, не потребовались бы новые идеи и как новатор ты остался бы без работы...

– Познай самого себя и своих противников, возьми на учет все свои достоинства и все недостатки, чтобы атаки твои завершились победой, а оборону никто не мог разрушить.

Соблюдение хотя бы этих правил поможет сберечь нервы, силы в общем деле, за которое все мы боремся, строя новое, гуманное общество.




Благородство


– моральное качество, характеризующее поступки людей с точки зрения возвышенных мотивов, которыми они продиктованы, способность жертвовать личными интересами в пользу общественных.

«Он поступил благородно», «Благородный поступок» – говорим мы, когда встречаемся с проявлением великодушия, бескорыстия, беззаветной верности долгу.

Благородство – это когда ты делаешь доброе незаметно, не ради признания и наград, как об этом хорошо сказано у Риммы Казаковой: «Как часто вся награда за труды – сознание исполненного долга».

В годы войны тысячи советских людей отдавали свои сбережения на строительство танков и самолетов, чтобы приблизить победу. Если бы они этого не сделали, их никто бы не упрекнул – люди и без того отдавали все силы для достижения победы над врагом.

Десятки тысяч доноров безвозмездно отдают свою кровь, чтобы спасти жизни незнакомых им совсем людей. Их никто не заставляет это делать, и, если бы они не сдали свою кровь, никто бы их не стал укорять.

Когда лейтенант Шмидт принял командование восставшим флотом, понимая обреченность восстания, им двигало благородство и верность долгу. Иначе поступить он не мог, он не смог бы сам себя уважать, если бы бросил моряков «Очакова».

С точки зрения сторонников «здравого смысла», такая жертва была напрасной, но с точки зрения человеческого достоинства, чести жизнь и гибель лейтенанта Шмидта для многих стала идеалом.

Когда два года спустя после изобретения радио А. С. Попов на одном из заседаний Русского физико-химического общества передал обычной телеграфной азбукой слова «Генрих Герц», это было символично. Эти слова знаменовали место Герца и его работ в истории радио и благородство, присущее Александру Степановичу Попову, отметившему вклад своего великого предшественника в открытие радио.

Когда известный польский педагог, врач и писатель Я. Корчак отказался покинуть своих воспитанников, шагнув вместе с ними в газовую камеру лагеря смерти в Треблинке, он ценою своей жизни утвердил благородство и преданность профессии.

«Я стою... я смотрю. Всем хорошо. Все спокойны. Значит, и я спокоен тоже!» – помните? Этими словами Тимура кончается повесть Аркадия Гайдара о ребячьем благородстве. Незаметная и бескорыстная помощь тем, кто в ней нуждается, помогает Тимуру и его команде становиться сильными, мужественными и благородными людьми. Некоторые считают, что смысл тимуровского движения в тайне. Это неверно. Тайна может быть, а может и не быть (попробуйте в наше время в городе построить спортплощадку тайно, чтобы ни один человек не видел!), а вот бескорыстие обязательно. Без него нет и не может быть тимуровского движения.

Не надо думать, что благородство проявляется в каких-то особых случаях.

Герой фильма «Баллада о солдате» Алеша Скворцов едет в отпуск к матери в военное время и совершает множество великодушных, благородных поступков. Вот один из них. Фронтовой товарищ попросил Алешу навестить жену и передать ей – что еще может передать солдат с передовой! – три куска мыла.

Алеша нашел дом, где живет жена фронтового товарища, но в этом доме уже не ждут фронтовика – женщина связала свою судьбу с другим человеком. Алеша возвращается и забирает мыло, потому что не может простить предательства.

Отпуск короткий, времени в обрез, но Алеша находит в незнакомом городе отца фронтового товарища. Надо видеть слезы гордости на глазах старика, получившего весточку от сына, чтобы оценить то, что сделал Алеша.

Вроде бы ничего особенного. Только вот отпуск у Алеши всего семь дней, и, если бы Алеша не выполнил просьбу солдата, его никто бы не осудил.

Но есть свой собственный суд и собственное представление о чести и достоинстве, которые заставляли Алешу тратить драгоценные дни отпуска ради других людей.

Выполнить простую, казалось бы, просьбу бывает подчас не так уж просто – каждый из нас знает это по себе. Особенно когда никто не видит и не знает, не увидит и не узнает никогда.

Если вы умеете ценить то, что возвышает человека и поднимает его в собственных глазах, вы на правильном пути.

Если вы скептически относитесь к проявлению великодушия, бескорыстия, всегда прикидываете: «а что я с этого буду иметь?» – вам есть над чем серьезно задуматься.

И если вы искренне хотите поступать благородно, попробуйте для начала сделать что-нибудь хорошее и доброе для других, чтобы об этом никто не узнал. Пусть это будет вашей тайной. Но чтобы при этом обязательно самому преодолеть трудности. Потом еще и еще раз...






Верность


– моральное качество, характеризующее нравственную личность и ее линию поведения; означает неизменную приверженность делу общества, класса, партии, общественному движению, неукоснительное выполнение данных обязательств; постоянство в отношении с другими людьми, с которыми связывают узы дружбы, любви, брака.

Когда-то наши далекие предки представляли, что Земля стоит на трех китах. В существование этих китов давно никто не верит. Но ведь на чем-то держится мир? И, пожалуй, главный «кит», на котором покоится мир человека, – это верность. Верность, служение избранной цели, мечте, идее, верность нравственным принципам, традициям, законам, верность родине.

В слове «верность» тот же корень, что и в слове «вера», смысл этих слов очень сходен.

Если верит человек в добро, заложенное в нем, в то, что живет он ради лучшего, высокого, светлого, ради того, чтобы помочь благоустройству мира, жизни на земле, то он будет верным сыном (дочерью) своим отцу-матери, будет верным памяти, заветам более отдаленных своих предков – деда, прадеда, земляков, будет стараться что-то сделать для своей земли, края, дома, для своей малой родины. Но из маленьких уголков состоит вся наша великая Родина, и все ручейки вливаются в большую реку: поэтому, делать «малое дело» – значит и помогать своей большой Родине, «всеми силами споспешествовать» (Белинский) ее расцвету.

Верность данному слову, присяге, законам чести... Верность традициям своего народа, знание его истории, песен, пословиц... Разве не укрепляют нас в жизненном пути хотя бы вот эти русские пословицы: «За совесть да за честь хоть голову снесть», «Худое молчанье лучше доброго ворчанья», «И редко шагает, да твердо ступает», «Не искал бы в селе, а искал бы в себе», «Не боюсь богатых гроз, а боюсь убогих слез», «Совесть без зубов загрызет», «Глупый киснет, а умный обмыслит». Знать пословицы, народные песни – значит быть верным народным традициям, родному языку.

Наконец, верность в любви, в дружбе...

«Старинные предания рассказывают о разных трогательных примерах дружбы. Европейский пролетариат может сказать, что его наука создана двумя учеными и борцами, отношения которых превосходят все самые трогательные сказания древних о человеческой дружбе...» – эти слова сказал Владимир Ильич Ленин о дружбе Маркса и Энгельса.

Они знали друг о друге еще не будучи знакомы, можно сказать: их дружба была предопределена. Почему?

Молодого Маркса зовут на веселые пирушки, к приятелям. Но он не идет: лучше быть одному, с любимыми книгами, чем впустую терять время. Он погружен в науки: «...Никогда я не умею спокойно заниматься тем, что сильно охватывает душу, никогда не умею оставаться тихим и неторопливым, а бурный и без отдыха стремлюсь вперед. Все мне хотелось бы добыть, все прекрасные дары богов, отважно проникнуть в область знания и овладеть песнью и искусством...»

И так же жадно познает науку, искусство молодой Энгельс. Отец хочет сделать его коммерсантом, а сын мечтает посвятить себя высокому. Маркс и Энгельс еще не знают друг друга, а у них уже общие стремления. Они занимаются литературой, философией, историей, читают Лессинга, Гёте, Руссо. Но этого мало – оба они мучительно думают: чем можно помочь пролетариям в их тяжелейшем положении? Они создают первый Союз коммунистов, работают над программой этого союза – создают «Коммунистический манифест».

Дружба хороша тогда, когда едины влечения, искания, идеалы, когда ведутся открытые честные споры, когда есть общее дело. И вот что удивительно: в таком случае совсем необязательно видеться ежедневно, много говорить; быть может, сдержанность, немногословие в отношениях, готовность помочь другому, уверенность, что тебе помогут, и есть свидетельства верности.

Во всяком случае, у Маркса и Энгельса встречи были редкими. Маркс – во Франции, Энгельс – в Германии, Маркс – в Париже, Энгельс – в Манчестере... И письма, письма, письма...

Ради дружбы, ради дела, которому они посвятили себя, Энгельс посылает деньги Марксу, чтобы он смог завершить свой титанический труд – написать «Капитал».

В августе 1867 года Маркс пишет: «Итак, этот том готов. Только тебе обязан я тем, что это оказалось возможным! Без твоего самопожертвования для меня я ни за что бы не смог проделать всю огромную работу для трех томов. Обнимаю тебя полный благодарности!.. Привет, мой дорогой, верный друг!»

Только после того как был закончен третий том, верный друг Энгельс позволил себе признаться: «Я ничего так страстно не жажду, как освобождения от этой собачьей коммерции».

А сам Энгельс? После рабочего дня в конторе садился за статьи для газеты «Трибюн», для энциклопедии, работал до глубокой ночи, а утром – утром опять коммерция...

Верность сохраняется и тогда, когда один уходит из жизни. В марте 1883 года Маркса не стало. Энгельс тяжело пережил смерть друга, поддался тяжелым недугам, которым всегда стойко сопротивлялся. Но как только ему стало лучше – занялся архивом Маркса, продолжил его дело; написал книгу «Происхождение семьи, частной собственности и государства», в предисловии к которой было такое признание: «Моя работа может служить лишь слабой заменой того, что уже не суждено выполнить моему покойному другу».

Какое поразительное умение поставить себя на второе место, какая скромная оценка своей роли! Энгельс самоотверженно, до конца своих дней сохранял верность другу...

Привязаться к человеку стойкому, великодушному, целеустремленному, доброму – это значит и самому стать стойким, великодушным, целеустремленным, добрым. И сохранение верности в таком случае, даже ценой лишений, приносит удовлетворение, сравнимое с таким понятием, как счастье. Ведь отдавая себя делу, в котором мы проявляем в полной мере свои способности (пусть даже очень уставая), мы тем не менее счастливы. Вспомните: какая тяжелая, ответственная работа у хирурга, но ни один из них не променяет ее на тихую должность, например, санитарного инспектора. Потому что, много отдавая, человек много и получает.

Конечно, людям беспечным, необразованным (нравственно), слабым волей такие радости недоступны. Но верные, мужественные люди, способные на сильные чувства, деятельны в проявлении чувств: и дружбы, и верности, и любви, и ненависти.

О таких людях сохраняется память на века, о них слагают легенды. Известно, например, что в древней Помпее восемнадцать веков тому назад один воин, давший присягу, остался на посту и при извержении Везувия. Тело его давно превратилось в прах, но в итальянском музее до сих пор хранятся его шлем и копье.




...Передо мной пожелтевшие листы воспоминаний из Центрального государственного архива литературы и искусства. Балерина Н. В. Труханова рассказывает о необычайной любви прославленной русской балерины начала XX века Анны Павловой и некоего господина Дандре. То, что обрусевший француз, аристократ, богач влюбился в хорошенькую балерину, неудивительно. Поразительна верность, самоотверженность, с которой он служил ей всю жизнь. Благодаря ему она, «малютка из балета», получила возможность заниматься в больших зеркальных залах, не думать о каждодневных тяготах, жить лишь балетом. Он познакомил ее с Дягилевым, знаменитым русским театральным деятелем. Анна Павлова поехала с труппой Дягилева в Париж, на гастроли. Вдруг пришло известие, что Дандре, который ради нее делал непосильные расходы, впутался в какую-то коммерческую операцию и угодил в тюрьму. Спустя короткое время Анна Павлова подписала, к величайшему удивлению поклонников ее искусства, контракт с англичанином, очень выгодный материально, но жесточайший по условиям. Оказалось: она решила собрать сумму денег, которой бы хватило на то, чтобы выкупить сидевшего в тюрьме Дандре. Спустя какое-то время он стал хозяином в ее доме, стал вести всю работу по организации ее концертов, которые завоевывали славу русскому балету. Он сумел поставить себя на второе место – ради ее таланта.

Хочется спросить: а часто ли мы думаем: что нужно, чтобы ей (ему) было лучше? Мы ставим на первое место все себя, себя, себя. А если уже нам неверны, то мы!..




...А теперь давайте полистаем одну необыкновенную тетрадь. Это толстая тетрадь, в ней плотная бумага с золотым обрезом, твердые черные корочки. Читается она с обеих сторон; записи следуют от первой страницы к середине – ровным каллиграфическим почерком; и с последней страницы к центру – менее стройными буквами. Есть там еще и незаполненные страницы.

К каким годам относятся записи? Я взглянула – и не поверила. 1841, 1879, 1884... 1920, 1979, 1983-й...

Ровными буквами, выведенными гусиным пером (судя по нажиму и помаркам), с «ятями» и «ерами» переписано стихотворение Лермонтова «На смерть поэта». Его переписывал современник великого поэта, когда еще это стихотворение ходило только в списках, не было разрешено цензурой!

Я воззрилась на хозяина этой необычной тетради: «Неужели правда это написано при жизни Лермонтова?»

Константин Сергеевич (а ему 92 года, я была у него раньше в больнице и видела, как терпеливо переносит он больничную обстановку, как шутит с соседями, с сестрами, если и волновало его что-нибудь там, то отнюдь не температура и давление, а желание рассказать мне о прекрасных людях, которых он знал, вспомнить любимые строки стихов) ровным старческим голосом говорит:

– Да, это писал мой дед, по матери... Большой любитель поэзии. И умные размышления записывал. Вы читайте... Вот, например: «Если смешно и непохвально превозноситься умом и достоинствами, еще непростительнее гордиться знатностью, нарядами, богатствами, потому что все они вещи ничтожные. Даже и самые достоинства тогда только пригодны, когда мы из них делаем хорошее употребление»... Или вот, любимый поэт моей матери – Тютчев: «Дни сочтены: утрат не перечесть; живая жизнь давно уж позади. Передового нет, и я как есть, на роковой стою очереди».

Тютчев, Апухтин, Блок... А вот длинная запись и какие-то цифры. Это уже не стихи.

«Каблуки сомкнуты, подколенки стянуты, солдат стоит стрелкой, четвертого вижу, пятого не вижу...

Береги пулю в дуле, пуля в дуле две смерти, трое наскочат – первого заколи, другого застрели, третьего штыком...

Солдату надлежит быть здраву, тверду, храбру...

Ученье – свет, а неученье – тьма. Дело мастеров боится. Крестьянин не умеет сохой владеть – хлеб не родится...

Солдат винтовку не знает – ничего не знает.

Вот, братцы, воинское обучение».

Я спрашиваю, кто из предков Константина Сергеевича воевал, кто переписывал эти правила «воинского обучения» в сокровенную тетрадь рядом со стихами и молитвами.

Суховатый, подтянутый, аккуратный, чувствуется и в нем выправка, Константин Сергеевич Родионов отвечает:

– А вы лучше спросите, кто не воевал? В России всегда в каком-нибудь углу да происходили то войны, то потасовки. Все мои предки были верны Отечеству и не щадили живота своего для России.

– А вы и теперь делаете записи в этой тетради?

– Иногда. Читаю что-нибудь, и хочется по старой памяти выписать мудрые слова. Вот, например, Пришвин, посмотрите...

«Правильность есть отношение силы разума к силе чувства. Чем сильнее чувство и чем ближе к нему разум, тем больше человек в его человеческом деле. Страшен, кто обошел свои природные страсти холодным умом и огонь души запер в стены рассудка».

«Ты думаешь, правда складывается и лежит кладом, кто нашел клад – богатый и перешагнул? Нет! Истинная правда не лежит, а летит».

Да, эта тетрадь – удивительное собрание возвышающих мыслей, тут духовный мир семьи: деда, отца, матери, сына. Какое прекрасное, поднимающее дух, расширяющее ум чтение! Если эти слова идут с человеком рядом всю жизнь, если он помнит своих предков, то разве не есть это та самая верность истокам человека, без которой не может расти, воспитываться и мужать достойный человек? И не стоило ли бы в каждой семье завести такую тетрадь?




Вина


– положение, противоположное правоте, в котором оказывается человек, нарушивший нравственные или правовые нормы, совершивший проступок или преступление.

Если бы знать наперед, как отзовется наш необдуманный поступок, наше случайное слово, сколько несчастий отменилось бы на земле! Но жизнь идет без репетиций. Критический момент не всегда узнаешь в лицо. И кто ж из нас не испытывал сожаления, что вчера поступил совсем не так, как мог бы поступить сегодня?

Но невозможно перечеркнуть, пережить набело свои ошибки и заблуждения. Жизнь, увы, не имеет дублей! Однако в самой горькой ситуации у человека всегда есть выход. Он – в раскаянии. Глубоко осознав свою вину, перестрадав, человек как бы страхует свое будущее от повторения ошибок. Но как редко задумываемся мы о созидательной силе раскаяния.

...Об этой истории в свое время говорил весь Харьков. Столько было гнева, возмущения, недоумения. Ну, представьте себе: группа ехала на экскурсию, автобус попал в аварию, погиб человек, один, а все остальные (их 27, и люди все не случайные, сослуживцы с одного завода, активисты) бросили погибшего на дороге, сели в другой, попутный, автобус и уехали. Экскурсия состоялась!

Двадцать семь раз подряд выслушала я эту историю от каждого из ее участников, пытаясь понять, почему люди, много людей (ведь разные ж они, но – все!) поступили одинаково безнравственно.

...Авария случилась при обгоне. Автобус занесло в сторону и перевернуло в кювет.

«...Мы выбрались из того автобуса, как из собственной могилы. Что с нами? Где мы? Потом кто-то поднял с земли часы. Часы Сергея! И тут мы только поняли... Бросились на дорогу, остановили «Жигули». Домкрат! Пытались приподнять автобус, но он весит больше пяти тонн...»

Вот. Не сразу ж они бросили Сергея. Сначала пытались действовать. «Эх, если б речь шла о спасении жизни, мы б Сережу на руках до Киева донесли». Но не о спасении его жизни, скорее о спасении их собственных душ шла тогда речь. Они этого – увы! – и сейчас не понимают.

Что происходило с группой там, на дороге, установить трудно. Здесь дружный хор голосов теряет стройность. Объяснения сбивчивы, противоречивы. Единственный общий мотив: «Виноват дорожный инспектор. Он подвел, дезинформировал, грубо...»

А инспектор, и не подозревающий о своей «вине», простодушно рассказывает, что, когда он прибыл к месту аварии, почти вся группа уже сидела в автобусе. Оставаться никто не собирался. Милиции всегда легче, если при погибшем кто-то остается. Но наставлять – не его право. Да и жалко было людей – сидели такие перепуганные...

Главным действующим лицом там, на дороге, и здесь, в разбирательствах на заводе, был и остается Владимир К. Он, секретарь комсомольской организации завода (это его заместитель погиб – Сергей Л.), был к тому же и руководителем экскурсии. Значился, правда, и второй руководитель – Виктор Иванович от месткома, но, будучи человеком нерешительным, тихим, он и тогда и сейчас пребывает в тени. А Владимир К. не терял самообладания даже в момент аварии. Как вспоминает группа, он сразу крикнул: «Разбить стекла! Скорее из автобуса!»

Владимир пришел на беседу со мной не один – в сопровождении Виктора Ивановича. Тот, нервно улыбаясь, вспоминал, как все было, а Владимир лишь вставлял реплики, отрешенно уставясь в окно.

Признаюсь, мне с первого взгляда не понравилось вельможно-брезгливое выражение его лица, самодовольство интонаций, жестов. Но мало ли как выглядит человек? Может быть, это защитная реакция. В этой самой комнате комитета комсомола совсем недавно он был хозяин, теперь – гость. Месяц назад здесь проходило горячее заседание, решавшее: быть или не быть Владимиру секретарем? Решили – не быть. Теперь он работает начальником одного из цехов. Неплохая, конечно, должность. А ведь человек так любил общественную работу! Если что нужно для коллектива, достанет из-под земли. Если воскресник или аврал какой – в считанные минуты три тысячи комсомольцев поднимет.

Почему же «прекрасный, оперативный организатор» не смог в те роковые полчаса «организовать» одного себя? Струсил? Боялся простудиться? Ну, оставил бы рядом с погибшим кого-то другого. Но дело, очевидно, в том, что ему, волевому, гордому, никак не хотелось признаться в своем малодушии. И вот явилась, как алиби, версия о неуступчивом инспекторе.

Значит, получается, что «подвел, дезинформировал» группу сам ее руководитель? Он – главный виновник и больше никто? Вернемся же на ту дорогу. Вспомним: там стоит двадцать семь человек. И каждый стоит перед выбором. «Мы находились в состоянии шока... Никогда раньше не приходилось попадать... Если бы только могли предположить...»

А ведь ситуация не требовала особого риска. И было среди них столько сильных, здоровых мужчин. Был человек, всю войну провоевавший на передовой в пулеметном расчете. Семнадцати лет ушел на фронт. Неужели испугался и он? Вздыхает в ответ: «На войне все по-другому, все ясно было. А в тот момент так все перекрутилось...» У других вырывается: «Сергея не поднимешь, а мы живые. Стоим, степь кругом...»

Делать им на дороге и действительно было нечего. Но неужели не найдется человек, который вопреки соображениям здравого смысла просто не сможет бросить погибшего, не сможет уехать? Спрашиваю это, и снова кажется: выбор колеблется, что-то еще можно вернуть... Спрашиваю и слышу:

«Эх, если бы выбор зависел лично от меня! Но все решало руководство», – говорит слесарь Евгений, в судьбе которого Сергей Л. принимал немалое участие.

«Нет, я не испугался, и мысль остаться была. Но нескромно было одному высовываться», – отвечает диспетчер Анатолий, тот самый, который, по свидетельству группы, всю дорогу до Киева навзрыд плакал, а потом никуда не вышел из гостиницы.

И «баянист Ваня», тот единственный из группы, кто осмелился после всего прийти к родителям Сергея, тоже повторяет: «Я там был человек маленький. Только теперь понимаю – стоило мне настоять, всем бы в сердце ударило».

Да, стоило одному... И не только Иван, Анатолий, Евгений, думаю, каждый из них, окажись в той ситуации один, поступил бы нормально, по-людски. Но – группа, «наша веселая, сплоченная группа»... И стыдно вынырнуть из толпы, «нескромно» проявить себя человеком. Общая ответственность, раскладываясь на много плеч, становится будто невесомой. Да разве нам самим, пусть в других, более легких ситуациях, не приходилось испытывать нечто похожее? Имею ли я право судить их? Но тут вспоминаю – экскурсия!

Они выбрали экскурсию. И ведь знаю же я: пока группа устраивалась в гостинице, отец Сергея, инвалид войны, добирался на попутках к месту гибели сына. Ему в одиночку пришлось разыскивать сына в морге чужого города, заказывать гроб и потом на поднятом из кювета автобусе (другого транспорта в праздничный день не нашлось) возвращаться с сыном домой. Автобус с выбитыми стеклами шел целую ночь. По салону гуляли снег и ветер, но отец этого не замечал. Неотвязно, вопреки логике думал об одном: холодно Сереже.

«Мы так намерзлись, пока ехали в Киев. В автобусе не работало отопление», – жалуется группа. Свой озноб, свои синяки и шишки они чувствовали больнее его смерти?

Они остались живы, и жизнь принадлежала им. Группа пробыла в Киеве два дня, как и намечалось, выполнила все мероприятия: ездили на обзорную экскурсию по городу, ходили в парк вечной Славы, к могиле Неизвестного солдата, осматривали метрополитен, посещали родственников и знакомых, делали покупки в магазинах, фотографировались у памятников.

«Хотели выезжать домой на следующее утро, но оказалось, что из Харькова за нами послан специальный автобус. Пришлось ждать». Получилось, оказалось, пришлось... Им, надо признать, «не везло». Жизнь будто проводила жестокий эксперимент, испытывая людей на человечность. Случай вытолкнул их на сцену, поместил под увеличительное стекло те качества, которых и не подозревали в себе они, считавшиеся «положительными, отзывчивыми товарищами».

Поздно. Не вернешься на ту дорогу. Не проживешь заново тот день. Но, может быть, горечь вины окупится пусть поздним, но все-таки искренним раскаянием?

...Группа сидела по одну сторону длинного лакированного стола, родители Сергея – с другой стороны, одни, как на острове. Встреча происходила в новом сверкающем Дворце культуры. Сначала разговор напоминал вежливую пресс-конференцию. Группа отвечала: да, выехали с опозданием, да, сначала погода была чудесная и дорога прекрасная. Обедали под Полтавой – «достали кто чем богат, по-семейному». Не выдерживает, встает отец: «Я под пулями, из горящего танка погибшего командира выносил, а вы бросили...» – «Не бросили, а оставили. И не врагам же, а представителю советской милиции», – парирует группа. И с этой минуты разговор уже напоминает поединок. Скоро у некоторых членов группы «не выдерживают нервы», и они покидают зал, хлопнув стеклянной дверью.

Но и в расстроившемся хоре бывает слышна солистка. И вот она, пышная рыжеволосая женщина, представляется: «Все знают, какая я хорошая певунья, могу быть душой любого коллектива, недаром руковожу общественностью десять лет...» Сообщает, что и у нее – а как же? – есть дети, сын и дочь, чудные ребята. При этом обращается к матери, называя ее, встреченную впервые, почему-то просто «Женя» и «ты». Вдруг подносит к глазам платочек и как по заказу разражается слезами: «Мы за Сережу, может, не меньше вашего переживаем, но в чем, в чем мы виноваты?»

Я смотрю на мать, которая сидит с неестественно спокойным лицом. На отца с его виноватой, будто извиняющейся улыбкой. Повисает недоуменное молчание, и в комнату врываются все шумы, голоса Дворца культуры, живущего своей обычной жизнью, – близкие звуки рояля, далекий стон гобоя, и топот, и смех за стеклянной дверью. Невыносимо!

...На той темной дороге они находились в состоянии шока, сейчас большинство из них находится в состоянии «группового гипноза». Общая вина – как круговая порука: раз нас так много и виноваты мы все – значит, не виноват (в отдельности!) никто. Защищаясь, теряют слух, зрение, все необратимей превращаются из людей в «попутчиков».

Запущенная вина, как известно, мстит человеку всю жизнь.

Слепо оттолкнув прошлое, не осознав своей, пусть невольной вины, не испытав горечи раскаяния (не перед кем-то, а прежде всего перед собственной совестью), человек обрекает себя на духовную неполноценность, несостоятельность чувств в будущем.

Когда приходит критический момент, нам только кажется, что мы выбираем, как поступить. На самом деле выбор предрешен всей прожитой до сих пор жизнью. Вот почему жизнь важна и значительна во всех своих подробностях. Ничто не проходит бесследно, все отбрасывает тень в будущее, даже тайная мысль, мелькнувшая когда-то и не осознанная... К подвигу нельзя специально подготовиться, и вместе с тем подвиг не бывает случаен. Поступки, обратные подвигу, – также.




Война


– вооруженная борьба между государствами или общественными классами за осуществление их экономических и политических целей, продолжение политики насильственными средствами.

Сын. Ты говоришь, отец, что я не знал войны и потому живу бездумно, как трава на обочине. (Ты любишь этот наивный образ.) Что я не ценю, не считаю священных минут жизни, подаренных мне судьбой. Да, я не знал войны. Это беда моя или мое благо? Но каждый день жизни, сколько я себя помню, я слышу о войне. О той, которая закончилась почти за 20 лет до моего рождения. И о той, которая еще может быть.

И мне хотелось бы услышать от тебя – твое поколение соприкоснулось с войной, – почему я так часто слышу о войне. Это что – память о прошлом или «воспоминание» о будущем?

Отец. Ты слышишь о прошлой войне потому, что мы, представители старших поколений, не можем забыть о ней. Не было у нас события более трагического, чем начало войны, и не было у нас события более торжественного, чем Победа. В День Победы мне было немногим меньше, чем тебе сейчас. И я помню отчетливо, как все мы – юноши, девушки, дети, старики, солдаты, мужики и бабы, простые люди и люди знаменитые – плакали от счастья, от разрывающей души тоски по тем, кто не дожил до этого дня. Все мы были как одно целое, как один организм – израненный, обессиленный, могучий, торжествующий. Такого чувства я не испытал больше никогда.

Сын. Старик! Я слышал много раз,

Что ты меня от смерти спас...

Отец. Твоя ирония бьет мимо цели: не я спас тебя от смерти. Это меня спасли от смерти солдаты, когда они вытащили мать, отца и меня, несмышленыша, из уже прихваченного огнем горящего вокзала и перебросили через борт вагона, загруженного почти доверху металлическими чурками. То был последний эшелон, который вышел с обреченной станции. Ну, тем самым солдаты, конечно, спасли и тебя. Вряд ли появилась бы какая-то другая структура, которая произвела бы тебя на свет...

Сын. Прости, я не хотел задеть тебя. И я больше других счастлив, что тебе выпало жить...

Отец. Да, мне странным образом выпало жить – я принадлежу к первому послевоенному поколению. Всем нам выпало жить в промежуточную пору, когда не было пожара войны, хотя и постоянно мелькали ее зарницы. И если бы я верил, что это может кому-то помочь, я каждый день поминал бы тех, кто возложил свои жизни на алтарь Победы.

Сын. Я часто слышал и читал о «большой тройке» – о Рузвельте, Сталине, Черчилле, о том, как они собирались вместе – в Тегеране, Ялте, а затем «тройка» собралась уже в ином составе в Потсдаме и решала судьбы войны и мира. Они решали, как жить последующим поколениям: и твоему и моему. Иногда я думаю, что это были какие-то гиганты...

Отец. Почему гиганты?

Сын. Потому что они вершили судьбы миллиардов людей.

Отец. Я не верю в гигантизм. Но история действительно вознесла «большую тройку» на неслыханную высоту.

Сын. А ведь говорят, что нельзя впрячь в одну телегу коня и трепетную лань...

Отец. Вряд ли среди этой «тройки» кто-то играл роль трепетной лани... Сам факт общения, столкновения, контакта этих политических утесов высекал искры, высекал молнии.

Сын. Какой же мир они оставили человечеству?

Отец. Что ж, мир оказался удивительно устойчивым. Когда я перечитываю Ялтинские соглашения, я удивляюсь не тому, как много произошло перемен – они огромны, – а как много было завоевано Победой. Ялта была торжественным мигом сотрудничества непросто разных характеров – разных социальных систем.

Сын. Но вот эти гиганты... Иногда они мне кажутся просто слепцами...

Отец. Почему слепцами?

Сын. Потому что они не видели будущего. Например, бомбы... и ее роли.

Отец. Какой бомбы? Атомной?

Сын. Я не знаю другой бомбы. Есть еще, правда, водородная, а говорят, и нейтронная. Но это все едино.

Отец. Да, у нас было другое ощущение бомбы. Те, которые падали на наши дома, были другими.

Сын. А что ты испытал, когда услышал об атомной бомбе?

Отец. Я прочел краткое сообщение о Хиросиме и Нагасаки.

Сын. И что же?

Отец. Я был потрясен. Мне часто потом по ночам снился сон: весь мир, вся планета взрывается, превращаясь в огненный шар, и я просыпался в ужасе...

Сын. Мне это не снится. Мы с детства слышим о бомбе, привыкли.

Отец. Мне это непонятно.

Сын. Я говорю не о своем ощущении. Я этого не испытывал. Я говорю о том, что должен испытывать. Я должен отнестись к бомбе как к реальному делу. Если я останусь живым после взрыва, я должен буду не размазывать слюни, а делать что-то конкретно: спасать выживших, давать отпор врагу.

Но я хотел говорить, прости меня, не о наших чувствах. Мне очень хотелось бы узнать вот что: как отнеслись Рузвельт, Черчилль и Сталин к атомной бомбе? Смогли ли они предвидеть ее значение для войны и мира, для всей последующей жизни человечества?

Отец. На это нельзя ответить с абсолютной достоверностью. Рузвельт организовал Манхэттенский проект, что привело к созданию атомной бомбы.

Сын. Колебался ли Трумэн бросать бомбу?

Отец. Ни секунды. Он выдвигал два мотива. Первый: бомба – плата за Пёрл-Харбор. Второй мотив касался СССР. «Если только она взорвется, – говорил Трумэн еще в момент испытания бомбы, – а я думаю, что это будет именно так, – я получу дубину, чтобы ударить по этой стране». Он имел в виду вовсе не Японию, а Советский Союз.

Не колебался и Черчилль. Бомба привела его в восторг. «Что такое порох? Чепуха! Электричество? Бессмыслица! Атомная бомба – вот второе пришествие Христа!» – восклицал Черчилль.

Сын. А как отнесся Сталин к бомбе?

Отец. ...После одного заседания «большая тройка» собралась в парке, примыкавшем к дворцу, в котором происходила конференция, Трумэн подошел к Сталину, а Черчилль наблюдал их разговор издали.

Трумэн сказал: «У нас есть теперь бомба необычайно большой силы». Сталин, как свидетельствуют участники, выслушал президента совершенно спокойно. У Трумэна даже сложилось впечатление, что Сталин не понял, о какой бомбе идет речь, поскольку тот не упомянул названия – урановая или атомная. «Ну как?» – спросил сразу же Черчилль у Трумэна. «Он не задал мне ни одного вопроса», – ответил президент.

Трумэн утверждал, что «русский премьер не проявил особого интереса». «Я был уверен в том, что он не имел ни малейшего представления о значении сказанного ему», – писал Черчилль в своих воспоминаниях позднее. Они ошибались.

Сын. Сталин знал о бомбе?

Отец. Не только знал – у нас уже велась работа над ее производством. После возвращения с заседания Сталин передал Молотову разговор с Трумэном. Молотов ответил: «Цену себе набивают». Сталин сказал: «Пусть набивают. Надо будет переговорить с Курчатовым об ускорении этих работ».

Сын. Неужели в ту пору не было людей, которые отдавали себе отчет в значении ядерного оружия, могущего перевернуть вверх дном не только военную технику, но и весь мир?

Отец. Трудно предположить, чтобы эти деятели не видели огромного воздействия, которое окажет ядерная бомба на последующее развитие мира. Хотя прямых данных об этом нет. Известно, что в последней речи, которую Рузвельт готовил, но так и не произнес (это было в день его кончины), он собирался говорить о растущей роли науки в мире. Биографы Рузвельта впоследствии утверждали, что эти непроизнесенные слова были навеяны информацией о близящихся результатах Манхэттенского проекта.

Сын. Были же ученые, которые могли просветить политиков того времени?

Отец. Такие ученые были. И одному из них, датскому физику Нильсу Бору, человечество должно поставить памятник за его мужество, самоотверженность и проницательность. В одиночку он начал борьбу против могучих властителей мира. Он обратился с письмами к Черчиллю и Рузвельту. Он утверждал, что атомная гонка может стать неизбежной, если не будут приняты меры для установления нового, более прогрессивного порядка в мире. Он считал необходимым предупредить соперничество в области атомной энергии, предлагал немедленно начать переговоры, к которым надо привлечь Советский Союз.

Когда Рузвельту доложили о соображениях Бора, он предложил организовать его встречу с Черчиллем. После некоторого сопротивления Черчилль согласился принять Бора, который в это время находился в США. Ученый пересек океан и 16 мая 1944 года был принят премьер-министром. Эта встреча крупнейшего империалистического политика и великого ученого напоминала разговор двух инопланетян. Черчилль отвел Бору для беседы полчаса и большую часть времени говорил сам. Он полностью отверг предложение Бора об ослаблении секретности в создании атомного оружия, о контактах с Советским Союзом.

Сын. А что же дальше?

Отец. А дальше произошло нечто странное. В 1944 году Нильс Бор был принят президентом Рузвельтом. Президент внимательно выслушал ученого. Однако всего лишь через три недели – 19 сентября 1944 года, во время встречи Черчилля и Рузвельта в Нью-Йорке, они обсудили меморандум Нильса Бора и полностью отвергли его предложение. Они потребовали расследования деятельности Бора. А Черчилль даже предлагал арестовать Бора или, по крайней мере, открыть ему глаза на то, что он «на грани государственного преступления».

Так закончилась первая миссия мира – прямого предшественника нынешнего движения ученых против атомной смерти.

Сын. А что же другие ученые, те, кто создавал бомбу?

Отец. О, это постыдная страница в нравственной истории науки. Почти все участники Манхэттенского проекта проголосовали за использование бомбы против японцев. И если политики и генералы, которые приняли «великое» решение, заслужили ненависть, то споспешествовавшие атому ученые вызвали против себя волну презрения. Хотя многие из них испытали всю горечь позднего раскаяния...

Сын. А можно ли вообще ее остановить? Боюсь, что ваше поколение донашивает иллюзии. Вы родились, когда не было бомбы, и думаете, что история может дать обратный ход.

Отец. Конечно, вернуться к истоку – к эпохе без ядерных бомб – чрезвычайно трудно. И все же это возможно, поскольку ядерная война смертельна для всех.

Сын. А сколько боеголовок сейчас накоплено?

Отец. Примерно 50 тысяч. И каждая из них может уничтожить десять Хиросим.

Сын. Но зачем же американцам так много бомб? Ведь это противоречит здравому смыслу. Зачем взаимное многократное уничтожение?

Отец. Это противоречит здравому смыслу, но разве не противоречит ему первая и вторая мировые войны. Механизм войны плохо согласуется со здравым смыслом. Это прекрасно показал Толстой в «Войне и мире». Есть течение событий, которое сильнее планов, замыслов, четко поставленных целей.

Сын. Ты полагаешь, что человечество находится во власти событий, фатума? Что это? Античная мистика?

Отец. Античная вовсе не значит примитивная. Она просто означает – древняя. Греки и римляне до сих пор остаются учителями человечества. Они знали толк в военных делах, так как непрерывно вели войны. Дело, конечно, не в предопределенности, хотя я слышал подобные высказывания от своих зарубежных коллег. Они говорили, что планета жаждет обновления, как накануне обледенения или всемирного потопа.

Сын. Так в чем же дело? Ты думаешь, американцы хотят войны?

Отец. Как можно хотеть самоубийства? Американский народ, конечно же, боится ядерной войны. Да и подавляющее большинство руководителей тоже либо не хотят, либо боятся. Дело, однако, не в прямом желании или нежелании. Дело в действиях, которые имеют свою логику. Американцы – новаторы в области техники, они верят в силу и до сих пор не могут понять, что вот уже 40 лет собственными руками разрушают свою безопасность.

Сын. Ты говоришь о гонке термояда?

Отец. Да. Сама по себе эта гонка приближает мир к войне. В нее могут включиться новые страны, возглавляемые безответственными правительствами. Здесь зреет новая угроза...

Сын. А воды, лесов, энергии, растений, животных, воздуха, наконец – всего этого будет хватать нашему поколению, когда оно достигнет зрелости?.. Таков мир, какой вы нам оставляете...

Отец. Что же, мир этот ничуть не хуже, а, наверное, во многом лучше того, который достался нам. Как бы там ни было, а мировой войны нет уже почти 40 лет. И есть реальная надежда, что ее не будет.

Сын. А что для этого нужно?

Отец. Многое. В частности, приход на Западе реалистически мыслящих лидеров, с которыми можно было бы иметь дело. Важно, чтобы в США появились такие партнеры. Быть может, одним из них мог стать Кеннеди...

Сын. Что же, остается ждать нового Рузвельта? Ты веришь, что такие лидеры появятся?

Отец. Я надеюсь на это. Чрезвычайные угрозы возносят на гребень мировой политики мировых лидеров.

Сын. Это звучит довольно неожиданно. Мы чуть ли не с детских лет всей шкурой ощущаем угрозу ядерной войны. Некоторые среди нас даже считают, что мы принадлежим к поколению с укороченной жизнью, течение которой будет оборвано войной.

Отец. Это ложное чувство. У нас не было его даже в 30-х годах, когда наша страна была одинокой перед лицом враждебного мира. Тогда война была, в сущности, неизбежна. А в послевоенный период непосредственная угроза ядерного конфликта была только однажды – в момент Карибского кризиса в 1962 году. Теперь же мы могущественны, как никогда, и у нас многочисленные союзники. Кроме того, во всех странах произошел взрыв общественной активности. Наша миролюбивая политика и массовая активность – это главные гарантии мира. Войну удастся предотвратить, если эти факторы будут сопряженны, действенны, эффективны – дальнейшее уже будет зависеть от вашего поколения. И вам понадобится не меньше мужества, чем проявили ваши отцы и деды. Мужество – вот что они завещают вам.

* * *




ВОСПОМИНАНИЕ О ВОЙНЕ

		По семьям били похоронки,



		Когда за братьев и отцов



		Вставали яростно девчонки,



		Перехитрив военспецов.







		И снились срезанные косы,



		И пахла порохом земля,



		И жизнь стояла под вопросом



		Не раз – и мамы, и моя.








    

Елена Наумова








Воля


– явление психики, сознания, выступающее как активное, действенное субъективное условие для осуществления той или иной цели, для преодоления препятствий на пути к достижению цели.

...Наши чувства – это конь, который вдруг, порой в силу непонятных причин, выходит из-под контроля наездника, встает на дыбы и мчится во весь опор, сломя голову, именно, как говорят, без узды. Вероятно, каждый человек испытывал в своей жизни унизительные для него моменты, когда собственные твои чувства выходят из-под контроля и заставляют совершать нелепые поступки. Как потом бывает стыдно и неловко, когда эти чувства утихомирятся, просто не знаешь, куда деться. Правда, есть настолько духовно невоспитанные люди, что, совершив тот или иной безобразный поступок, они не испытывают даже и угрызений совести и неловкости.

Сравнение человека и его чувств с всадником и конем принадлежит не мне, я его где-то вычитал, не помню где, и очень давно, оно мне нравится и очень образно выражает существо положения. Как же научиться управлять этим конем – чувствами? Ведь они иногда по своей силе равны тринитротолуолу. Можно ли ими управлять и в какой степени надо ими управлять? Ведь именно чувства и дают главное наслаждение жизнью. Помните у Достоевского: «Надо любить жизнь больше, чем смысл ее»? И разве безотчетная, восторженная, всепоглощающая, безрассудная любовь не блаженство? Впрочем, вспоминаю, недавно читал, что человеку вообще не следует сдерживать свои эмоции, это вредно для здоровья. У меня, правда, возникает вопрос: для чьего здоровья – твоего собственного или чьего-то другого? И что такое человеческий дух, на который я возлагаю большие надежды?

Попробую крайне робко разобраться в этом хаосе, исходя из своего личного опыта.

Говорят, я человек довольно уравновешенный. В определенном отношении это так. В детстве я был нервным, вспыльчивым и довольно визгливым ребенком. Говорят, я запустил своему брату в голову массивной чернильницей. Очевидно, это случилось до пяти лет, и я этого не помню, я помню себя только с пяти лет. Но в этого же самого добродушного старшего брата я один раз с размаху запустил тяжелым медным пятаком екатерининских времен. Это я уже помню. Помню, как ярость буквально заливала мой мозг и я в припадке бешенства не ощущал своего тела. Именно эта моя реактивность, видимо, и подзадоривала моего брата и моих друзей дразнить меня.

Но когда я стал молодым человеком, эти припадки ярости и несдержанности исчезли, хотя обиды и насмешки я воспринимал, может быть, с еще большей остротой. Пожалуй, из последних вспышек ярости я помню, как однажды, когда мне было лет двадцать, я, будучи в то время худым и щуплым, схватил за лацканы пиджака одного взрослого человека, обидевшего меня, приподнял его и ударил об стену. И обида-то была трехкопеечная, и человек-то был очень милый, но что-то вырвалось из меня. И жертва моя, я видел, побледнела и смущенно сказала: «Извини». Это извинение можно было отнести скорее за счет его растерянности и, может быть, желания побыстрее меня успокоить. Меня долго преследовал стыд за содеянное, и, как видите, я помню этот поступок до сих пор.

Я в детстве был вспыльчив, а потом научился справляться с этими порывами несдержанности. Как научился, не помню, от кого научился, точно ответить не могу. Видимо, из книг, от родителей, от друзей. А может быть, клетки моего сформировавшегося организма изменили свой групповой рисунок, и он стал более устойчивым и управляемым. А может быть, и то и другое. Думаю, что большую роль в процессе самовоспитания играет тренаж, обыкновенная тренировка, как на стадионе. Сначала надо сдержаться один раз, потом второй, третий, пятый, десятый, двадцать пятый, а потом эти невидимые мускулы станут натренированными. Пожалуй, именно это одно из существенных различий между человеком и животным – умение управлять собой. И если дрессируют животных, то «выдрессировать» человека не так уж трудно. Только надо ли «дрессировать» и зачем? Ты сам для себя можешь выбрать необходимое.

Я не могу дать научного определения понятия «человеческая воля», но именно она, на мой взгляд, является главным компонентом в аппарате управления самим собой. Но опять-таки, говорят, есть добрая воля, есть злая воля.

Какие же чувства надо культивировать в себе и какие подавлять? Опять-таки вопрос не из легких.

Ну, разумеется, нельзя драться, даже если очень обижен. А если на тебя напали? Разве не следует обороняться? Значит, просто не надо нападать? А право всеми силами защищать свою любовь? Но ведь нельзя доводить эту форму защиты до истребления существа, которое тебя не любит.

Недавно мне рассказали такой случай. Родители запретили юноше встречаться с девушкой, которую он полюбил, и юноша бросился под поезд.

А теперь об этом юноше. Чем был вызван его поступок, каким чувством был он движим? Чувством отчаяния, чувством отмщения, желанием хотя бы ценою своей жизни сохранить самостоятельность? Мне думается, именно последним. Но такая смерть не выход из положения. В чем-то это акт эгоизма. А где же любовь к девушке? Где мысль об отце и матери? Натиск чувств погубил его. Ему все равно, выносим мы ему оправдательный приговор или осуждаем. Смерть – это протест, конечно, сильный, но героизм это или малодушие, я не знаю. Видимо, и то и другое.

Я знаю случаи, когда из-за неразделенной любви вешаются, топятся, стреляются, принимают яд. Я могу это понять, но не хочу прощать. На мой взгляд, это слепота чистейшего эгоизма. В юности мне приходила мысль о самоубийстве на почве неразделенной любви. Скажу больше, я совсем близко подходил к краю пропасти. Что меня останавливало на этом краю? Мысль о близких мне людях, о том потрясении и страданиях, которые я мог бы им принести. Я должен был страдать сам, страдать беспредельно, но не перекладывать свои страдания на других ни в чем не повинных людей. Позднее, значительно позднее, я понял, что эти мои страдания также счастье жизни, ее полнота, сила, красота. И они проходят. А уже как писателю, попросту говоря, все это мне пригодилось для работы: было куда макать перо.

Мне жалки молодые здоровые люди, хнычущие, ноющие, отчаивающиеся, не могущие взять барьер. Лично во мне препятствия всегда возбуждали чувство азарта, жажду во что бы то ни стало преодолеть их. И я люблю это чувство азарта. Азарта борьбы. Это не точная игра, не футбол, даже не шахматы. Это движение жизни. Только так оно совершается...

Так какие же чувства следует в себе культивировать и какие подавлять?

Мне кажется, нет абстрактных хороших чувств и абстрактных дурных. Все они конкретны в применении к данным обстоятельствам. И вот здесь каждый человек должен определить необходимость своего поступка как выявления своих чувств. Мерилом, на мой взгляд, должно быть: если от этого другому (другим) будет хорошо, значит, это хорошо, если от этого мне будет хорошо, а другому (другим) плохо, значит, это плохо. Другого, более полного критерия я себе здесь не могу представить.

Мало ли в человеке может быть разных чувств, вплоть до самых низменных, которые он желал бы удовлетворить? Чаще всего эти чувства сдерживает страх строгого наказания, возмездия. В современном обществе подобное сдерживающее начало необходимо. Но высшим, более действенным и человечным началом должен быть человеческий дух, определяющий полную гармонию личности. И, как ни парадоксально может это звучать в наше время, дух этот может не находиться в прямой зависимости от образования и культуры. Сколько я знавал людей, почти не образованных, но с чистой и светлой душой, и скольких я встречал людей образованных и чрезвычайно неприятных.

Человек от рождения оснащен множеством приборов, как корабль, который отправляется в дальнее плавание. По этим приборам корабль совершает свой путь. Сломайся один из них, и он может сбиться с курса, а то и сесть на мель и потерпеть крушение. Умение бережно сохранить тонкие приборы, которыми наделяет нас природа при рождении, величайшее дело. Поломать их легче легкого.

Я считаю, что человек развивается в бесконечной внутренней борьбе с самим собой.

Допустим, человек склонен к властолюбию, злопамятству, мстительности, он чувствует к себе эти пороки и учится владеть ими, вырабатывать характер. Если характер окажется слабым, то о человеке будут говорить: какой он властолюбивый, злопамятный, мстительный. Если, выработав характер, человек управляет своими чувствами, о нем могут говорить: какой он сильный, выдержанный, тактичный.

* * *




ЗАПОВЕДЬ

		Владей собой среди толпы смятенной,



		Тебя клянущей за смятенье всех,



		Верь сам в себя наперекор вселенной



		И маловерным – отпусти их грех;



		Пусть час не пробил, жди не уставая,



		Пусть лгут лжецы – не снисходи до них;



		Умей прощать и не кажись, прощая,



		Великодушней и мудрей других.







		Умей мечтать, не став рабом мечтанья,



		И мыслить, мысли не обожествив;



		Равно встречай успех и поруганье,



		Не забывая, что их голос – лжив;



		Останься тих, когда твое же слово



		Калечит плут, чтоб уловлять глупцов,



		Когда вся жизнь разрушена и снова



		Ты должен все воссоздавать с основ.







		Умей поставить в радостной надежде



		На карту все, что накопил с трудом,



		Все проиграть и нищим стать, как прежде,



		И никогда не пожалеть о том;



		Умей принудить нервы, сердце, тело



		Тебе служить, когда в твоей груди



		Уже все пусто, все сгорело,



		И только Воля говорит: «Иди!»







		Останься прост, беседуя с царями,



		Останься честен, говоря с толпой;



		Будь прям и тверд с врагами и друзьями,



		Пусть все в свой час считаются с тобой;



		Наполни смыслом каждое мгновенье,



		Часов и дней неумолимый бег –



		Тогда весь мир ты примешь как владенье,



		Тогда, мой сын, ты будешь Человек!








    

Р. Киплинг








Гражданственность


– сознание своих прав и обязанностей по отношению к государству; гражданская организованность и дисциплинированность.

Если человек ощущает свое участие в жизни общества, в его развитии, он создает не только материальные ценности для людей, он создает и самого себя. С работы, в которой ярко выражен дух гражданства, начинается истинное самовоспитание. Самовоспитание – это не что-то вспомогательное в воспитании, а крепкий его фундамент.

От того, какие идеи живут в сознании и сердце человека, какими идейными побуждениями вдохновляется он в своей личной жизни, зависит все: моральное лицо человека, единство его сознания и поведения, общественная деятельность, понимание ответственности перед обществом, народом, коллективом. Идейные побуждения – это костяк убежденности человека.

Гражданственность – это прежде всего ответственность, долг, та высшая ступень в духовной жизни человека, на которую он поднимается и отдает себя служению идеалу.

Гражданственность – это страсть человеческого сердца.

В годы немецко-фашистской оккупации в одном из соседних наших надднепровских сел произошло героическое и трагическое событие, в котором особенно выразительно раскрылись красота и доблесть гражданства. Об этом событии я всегда рассказывал детям, оно является как бы нашим первым традиционным уроком гражданства. На краю села в маленькой хатенке жила женщина с двумя детьми – мальчиком и девочкой. Муж ее воевал на фронте. Однажды среди ночи в хату постучался советский солдат. Раненный, он попал в плен, теперь бежал и просил пристанища, чтобы через несколько дней переправиться через Днепр и пробиваться к линии фронта. Женщина впустила солдата, спрятала его на чердаке, чтобы дети не видели. Утром пришли полицаи вместе с фашистским офицером: кто-то донес, что женщина прячет пленного. Долго искали фашисты, но ничего не нашли: тайник был надежным. Взбешенный офицер поставил посреди двора мальчика и девочку и сказал матери, что, если она не выдаст советского солдата, он расстреляет детей. Мать не сказала ни слова. Она плюнула в лицо фашисту. На ее глазах полицай убил детей. Потом расстреляли и мать. Ночью партизаны помогли пленному переправиться через Днепр. На высокой шелковице, что росла посреди двора, там, где пролилась кровь невинных детей, партизаны в ту же ночь повесили двух полицаев.

Готовясь к беседе об этом высоком гражданстве, я каждый раз с большой силой переживаю боль, страдание и восхищение, удивление и благоговение перед духовной красотой женщины, матери, гражданки. Трудно найти слова, чтобы передать всю глубину материнского горя. Мне хочется поделиться своими мыслями и чувствами, я с нетерпением жду утра: скорее бы пришли в школу дети, скорее бы рассказать им о том, что переполняет тревогой сердце!

Наступает утро. У нас выходной день, мы идем с детьми в лес. Там, на опушке, среди чарующей красоты я рассказываю о подвиге матери. Детские сердца взволнованы, восхищены силой и благородством материнского горя, материнского героизма. Дети еще малы, им по семь с половиной лет, но до них доходит высокий смысл настоящего гражданства. В их сознании утверждается первое понятие о самом высоком человеческом долге – долге перед Родиной.

Рассказывая о подвиге матери, об ее верности Отчизне, я стремлюсь к тому, чтобы дети задумались над дорогим, самым родным для человека. Нужно показывать жизнь и борьбу в ярких образах. Ничто так не пробуждает искреннего желания быть морально красивым, благородным, верным высокой идее, как восхищение красотой, благородством и верностью. Восхищение гражданской красотой и доблестью – это искра, из которой разгорается огонь зрелого гражданства, желания стать настоящим сыном своей Родины.

Способность одухотворяться моральной красотой гражданства сама по себе является исключительно ценным душевным качеством, с него, по сути, начинается формирование человека в духе верности коммунистическим идеям. Чувство принадлежности к советскому народу, к его величию, героической истории, преданность интересам общества – все это можно сформировать в человеческой душе только в том случае, если она способна увлекаться высоким и благородным. Ведь из этих высочайших чувств как раз и рождается способность человека видеть самого себя, способность переживать гражданскую красоту и доблесть. Человек умеющий вдохновляться высоким и благородным, как линию личного поведения вырабатывает в себе непримиримость к аполитичности, равнодушию, к моральному злу.

Отрочество и юность – пора морального, идейного, гражданского самоутверждения. В этот период человек должен сам дать себе ответ на вопросы: как жить? Каким человеком я должен стать?

В знаменитом стихотворении Некрасова есть фраза: «Отечества достойный сын». Достойный! Сыновьями рождаются – достойными сыновьями становятся. И, значит, достойным сыном отечества вырастет тот, кто сумел воспитать в себе гражданственность. Гражданственность принадлежит к тем человеческим качествам, которые воспитываются всей нашей жизнью, но прежде всего они выковываются в результате самовоспитания.

Вникнем лучше в каждодневный, будничный смысл некрасовского определения гражданина. И для начала поразмыслим, не случалось ли нам утешать себя: мол, кто я такой, чтобы уже быть гражданином. Я же ученик, то есть лицо, неизбежно подчиненное родителям и педагогам. Рамки моей жизни довольно жестки. Где же тут поле, на котором можно проявить гражданственность?

В действительности такое поле есть. И с возрастом оно становится все шире и шире. Простенькая ситуация: объявлен субботник по уборке школы, или трудовой десант в соседний колхоз, или лыжный кросс, во время которого твоя школа будет соревноваться с соседними. Проверь себя: почему ты участвуешь в любом из этих дел и как, с каким настроением? Потому ли, что боишься наказания или, скажем, неодобрения товарищей, или потому, что осознаешь значение своего участия, живешь по правилу: «Если не я, то кто же?»

Вот эта формула «если не я, то кто же?», может быть, и есть та лакмусовая бумажка, которая поможет определить степень твоей гражданской зрелости. Если ты уклонился от какого-то малоприятного дела под предлогом, что и без тебя обойдутся, народу много, значит, в тебе еще нет ни грана гражданственности.

Тот, в ком это свойство достаточно развито, всегда ощущает себя виноватым, ответственным за то, что общее дело получилось плохо. Он обязательно испытает ощущение вины от того, что собрание, или вечер, или поход никого не волнуют, на вечере скучно, а поход оказался неподготовленным. Следующий шаг гражданственности – это не пассивное недовольство, отношение не зрителя, не наблюдателя, а деятельное участие.

Не ждать, пока кто-то сделает жизнь класса интересной и содержательной, наладит отношения между ребятами, а самому в меру своих сил (часто сверх сил) браться за дело. Не допускать, чтобы в твоем присутствии обижали слабого, дразнили человека, унижали его достоинство.

Можно ведь быть в жизни «болельщиком». Как на стадионе. А можно «играть» самому. Гражданственность измеряется вот этим стремлением обязательно участвовать самому. Выпускники из школ различных областей, оставшиеся работать на полях и фермах родных деревень, – это, конечно, образец ответственного поведения. И твои товарищи, которые отдают свое время «трудным» мальчишкам в собственном дворе или на своей улице, тоже действуют как подлинные граждане. Словом, думается: некрасовский призыв к гражданину «для блага ближнего живи» в общем нисколько не устарел.

Но гражданственность предполагает, что человек, живущий «для блага ближнего», не жертвует при этом собой, своими интересами, не чувствует себя лишенным чего-то, ущемленным. Совсем напротив – он просто не может жить по-другому, только такой способ жизни дает ему острое ощущение счастья. Кстати, задумывался ли ты когда-нибудь над тем, что слово «счастье» означает со-частье, то есть счастлив лишь тот, кто ощущает себя частью целого, какой-то общности? А это значит, что гражданственность есть непременное условие счастья.

Об одном человеке говорят, что он «сын века», а о другом, что он «дитя века». Чувствуешь, какая разница между этими двумя состояниями? «Дитя», конечно, тоже вовлекается в водовороты века, но невольно, нечаянно, – главное же его стремление: спрятаться, переждать... А для сына века все исторические битвы – его битвы, он в мире боец. Будь это целина, или Нечерноземье, или другая стройка нашего времени.

Только нельзя допускать опасной путаницы в толковании этого понятия. В каждой школе есть бойкие мальчики и девочки, присяжные ораторы, умельцы говорить правильные слова. Но всегда ли эти слова точно совпадают с жизненной позицией и, главное, поведением того, кто их произносит? Говорит-то человек красиво, но как он действует? Не случайно один поэт подметил «несовместимость слова-гиганта и гнома-поступка». А синоним гражданственности – поступок. Способность говорить на «безупречном языке поступка» – первый и самый главный ее признак.

Многие из нас хотели бы жить правильно, по высокому счету, но не у всех хватает мужества. Так вот гражданственность предполагает в человеке мужество поступка. Если совесть подсказывает тебе образ действий, а малодушие останавливает и ты предпочитаешь хотя бы подождать, пока начнут действовать другие, значит, ты еще «дитя века».

Учение – казалось бы, какое отношение оно имеет к гражданственности? Осознаешь ли ты гражданский смысл учения? Если ты помнишь, что приобретаешь знания для того, чтобы отдать их, что именно в годы учения формируются «понятия, необходимые для составления гражданского общества», ты и учишься совсем по-другому.

Малое знание, полузнание, поверхностное знание – признаки будущего плохого работника, а значит, и гражданина. Способен ли ты понимать и осмысливать все, что творится в мире, во вселенной, внутри человека и вне его? Живешь ли ты в скорлупе или тебя волнуют события в Азии, в Африке?..

Ты, конечно, наблюдал, как по-разному работают твои товарищи. Класс ли убирают, пропалывают колхозную грядку или рисуют стенную газету. Один норовит сделать поменьше, как-нибудь – лишь бы отстали. После него на полосе остаётся чуть ли не половина сорняков или неубранного картофеля. А другой каждую травинку выполет, каждый клубень подберет. И ни за что не уйдет, пока не закончит порученного дела.

Ты скажешь: при чем тут гражданственность? Просто один более, а другой менее добросовестен. Нет! Речь о том, что гражданственность включает в себя очень многие человеческие достоинства, но окрашивает их особым образом, потому что каждое из этих достоинств, будучи свойством отдельного человека, становится в то же время общим достоянием, частью нашей жизни, создает активную позицию человека, группы людей, общества.

А в минуту испытаний, в трудный час это свойство обязательно проявится самым ярким образом. Оно не позволило летчику, спасая свою жизнь, бросить самолет, чтобы он упал на мирно спящий город. Это чувство продиктовало композитору Шостаковичу, голодавшему в блокадном Ленинграде, великую Седьмую симфонию. Это величайшее человеческое свойство вписало драгоценные страницы в отечественную историю. И каждому гражданину, каждому из вас дано прекрасное право вписать в эти страницы и свою строку.






Гуманизм


– воззрение, рассматривающее человека как высшую ценность, защищающее его свободу и всестороннее развитие.

Если спросить кого-либо – не историка, не философа, не педагога, словом, не специалиста, – что такое гуманизм? – в большинстве случаев получишь такой ответ: это великодушное, хорошее, доброе, уважительное и терпимое отношение к человеку.

Вообще-то говоря, суть дела схвачена верно, однако перечисленные понятия или качества скорее всего объясняют слово «гуманность», или, говоря по-русски, «человечность». Между тем «гуманизм», хотя и имеет общий корень с «гуманностью» (от латинского «homo», то есть человечный, человеческий), означает все-таки не то же самое.

Гуманность – это в самом деле великодушие, доброта к людям, готовность простить или хотя бы понять человека, даже если он совершил что-то очень плохое, уважение к его личности и самостоятельности. Гуманность как индивидуальное качество была присуща людям всегда, наверное, с той поры, когда человек стал человеком. Нет ничего неестественного в предположении, что и среди наших далеких первобытных предков были гуманные люди. Это дело человеческого характера. Именно человеческого. Ведь бывают ласковые или злые животные, но мы никогда не говорим «гуманная собака» или «гуманный конь»: гуманность предполагает не инстинктивное, а осознанно, осмысленно доброе отношение к человеку, а оно присуще только «homo sapiens», то есть «человеку разумному».

Итак, гуманность, вообще говоря, – свойство человеческой натуры, и появилась она, конечно же, задолго до того, как человек придумал такие абстрактные, синтетические понятия, как «добро» или «зло», «доброта» или «злость».

А вот «гуманизм» – сравнительно недавнее открытие человеческого разума. Эта система воззрений сложилась всего лишь пятьсот-шестьсот лет тому назад, во времена Возрождения, или Ренессанса. Так что такие мыслители, как, например, Платон, Аристотель или Цицерон, не знали этого понятия, хотя, разумеется, у них были свои собственные системы воззрений на этот счет. Более того, знакомство с их творчеством не в последнюю очередь дало толчок рождению и формированию итальянского гуманизма как нового направления человеческой мысли.

Родоначальниками его принято считать мыслителей, писателей, художников и ученых Италии – Ф. Петрарку и Дж. Боккаччо, Леонардо да Винчи, Рафаэля, Микеланджело... С этими именами связывается возникновение Возрождения.

Почему – Возрождение? Почему гуманизм был его знаменем? Что, собственно говоря, возрождали гуманисты?

Иногда говорят: они возрождали античное культурное наследие. Правильно, но неполно. Почему нужно было возрождать культуру Древней Греции и Древнего Рима, со времен расцвета которой в период Возрождения минуло 15–20 столетий? И как случилось, что раньше о ней не только не вспоминали, но даже вытравляли память о ней, разрушали все, что могли?

Кто разрушал? Христианство. Христиане... Зачем? Почему?!

Из учебников истории СССР, которые вы читали в начальной школе, известно, что последователи Христа в Древней Руси жгли, уничтожали, сбрасывали в реки идолов славянских богов, разрушали капища язычников, то есть те священные места, на которых язычники приносили своим богам жертвы.

Христиане в Греции и Италии проделали такую же уничтожительную работу с эллинскими и римскими идолами и капищами. Что такое статуя Зевса или Юпитера? То же самое, что и наш славянский идол в честь Перуна. А греческие или римские храмы, пантеоны с беломраморными колоннами и портиками – что это? Это капища античных людей, место, где они убивали, а потом сжигали животных – быков, овец, гусей, принося их в жертву, в дар своим богам.

Символы язычников христиане отвергли – у них были свои символы. С презрением (а презрение слепо и неразумно) христиане уничтожали белоснежные статуи обнаженных языческих богов, хотя мрамор светился так же нежно, как живое человеческое тело, а глаза прекрасных Венер и Афродит, юных Аполлонов и суровых бородатых Зевсов и Марсов смотрели на разрушителей с человеческим укором.

Во имя чего поднялась рука разрушителей? Во имя злобы, мести, гнева, неприятия красоты? Нет! Во имя доброты и любви к человеку. Вот ведь что самое странное...

Низвергая культуру и мораль язычников, христианство несло миру свою культуру и мораль, изложенную в Евангелии, где черным по белому написано: не убей человека, полюби не только ближнего, но даже своего врага, а если он ударил тебя по щеке – не давай сдачи, но подставь ему другую щеку и великодушно прости его.

Христиане считали эту мораль самой справедливой и с чистой совестью несли ее миру. Но вместе с тем они уничтожали то, что стояло на ее пути.

Так получилось, что битва за самоотречение обратилась в подавление человека, его самобытной личности. Личность в глазах средневековых христиан потеряла цену. Идеалом христианина средних веков, с которого он готов был, что называется, делать жизнь, был аскет, подавляющий свою плоть, ибо высшая мораль для него – подавление живых человеческих слабостей, торжество богоугодного духа. Согласимся, что этот идеал, которому нельзя отказать в своеобразной чистоте и искренности, выглядит все же достаточно мрачно и жестоко.

Творцы Возрождения сделали открытие: глядя на осколки античных статуй и руины храмов, будущие гуманисты увидели перед собой не языческие символы, а создания человеческого гения. Читая и разыскивая ветхие, чудом сохранившиеся, полуистлевшие свитки античных рукописей, они обнаружили светлый и прекрасный мир греческих и римских мудрецов и героев.

Восхищение и преклонение перед искусством прошлого привело «отцов» Возрождения к мысли, что человек интересен не только как орудие служения богу (чего они не отрицали), как средство утверждения и распространения по миру христианской религии, но и сам по себе: как человек, как творец.

Позднее, несколько веков спустя Иммануил Кант откристаллизует и четко сформулирует мысль, подаренную людям гуманистами Возрождения: человек должен быть для другого человека всегда также и целью, но не только средством. Правда, Кант считал, что это станет нормой общения не скоро.

Таким образом, гуманизм был венцом открытий Возрождения, которое началось с восхищения перед искусством античного мира, перед мудростью Платона, Аристотеля, Цицерона, а привело к восхищению перед человеком, поскольку это живущее, мыслящее, творческое существо.

Возрождая античные традиции, утверждая самоценность личности, гуманисты не повторили ошибок средневековых христиан: они не уничтожали христианскую мораль, культуру, традиции, символы; более того, гуманизм воспринимался ими как синтез античности и христианства. Что такое «Сикстинская мадонна» Рафаэля? Икона. Но только ли икона? Нет: великий образ человека, женщины, матери.

Вообще говоря, ход рассуждений гуманистов сложен и с нашей, современной точки зрения противоречив. Но надо понять его, иначе мы будем смотреть на вещи слишком примитивно: был мрачный идеал средневекового христианства, и вдруг ни с того, ни с сего – ясный идеал гуманистов Возрождения...

Идеи гуманизма с триумфом прошли по планете, вовлекая в свою орбиту – и при этом, разумеется, обогащаясь – мыслителей, чьи имена известны сейчас каждому школьнику.

Французы Рабле и Монтень... Англичане Шекспир н Френсис Бэкон... Испанец Сервантес... Немец Дюрер... Великий Эразм из Роттердама...

Создатели утопических социальных проектов Мор, Кампанелла, Сен-Симон, Фурье, Оуэн... Просветители и энциклопедисты XVIII века Гольбах, Гельвеций, Дидро...

Наши русские мыслители: Герцен, Толстой, Достоевский...

Какое созвездие имен! Каждый сказал о гуманизме свое и по-своему.

Когда мы читаем Достоевского, видим и слышим «русских мальчиков» Ивана и Алешу, которые мучительно раздумывают над тем, чего стоит всеобщее благодеяние и всемирная гармония, если для торжества их нужно пожертвовать жизнью хотя бы одного ребенка... Разве в этом не ощущаются громовые раскаты мысли, которая бьется в книгах и словах всех без исключения творцов гуманистического мировоззрения, венцом которого является марксизм-ленинизм?




Гуманистический характер марксизма проявляется в том, что он борется за счастье каждого и всех без исключения, он стремится уничтожить все существующие между людьми социальные перегородки, все виды общественного неравенства. Равные условия свободного развития для всех без исключения, объединение людей на принципах дружбы, сотрудничества, братства – такова высокая гуманная цель коммунизма.

Такую принципиальную черту марксистского гуманизма, как его действенность, активность, лучше всего рассматривать в сравнении с абстрактным гуманизмом.

Абстрактный гуманизм требует безусловного уважения и любви к каждому человеку. Он проповедует всеобщее человеколюбие, но не видит тех реальных противоречий, которые раздирают современное человечество. Марксизм же, борясь за торжество гуманистических принципов в отношениях между людьми, всегда помнит, что не может угнетенный любить угнетателя, что невозможно уважать палача, убийцу.

Марксизм отличается в первую очередь конкретным подходом к людям. Гуманность социальных отношений, политики, произведений искусства, поступков человека марксизм определяет с классовых позиций. «Мораль, стоящая выше классовых противоположностей и всяких воспоминаний о них, действительно человеческая мораль, станет возможной лишь на такой ступени развития общества, когда противоположность классов не только будет преодолена, но и забыта в жизненной практике», – писал Ф. Энгельс. Классовый подход означает, что гуманными могут быть не только любовь и уважение к человеку, но и ненависть, нетерпимость по отношению к тому, что мешает укреплению и победе подлинно человеческих коммунистических отношений между людьми.

Между марксистским и абстрактным гуманизмом лежит непреодолимая пропасть и в их отношении к насилию. Абстрактный гуманизм всякое насилие считает злом и отвергает его как метод преобразования общества. Позиция марксизма по отношению к насилию другая – насилие может быть и добрым и злым. Насилие может быть необходимым в процессе революционной борьбы трудящихся масс против угнетателей. Насилие подобно ножу, который в руках хирурга, причиняя боль, приносит исцеление, а в руках хулигана превращается в орудие убийства. При учете конкретных обстоятельств и соблюдении меры насилие бывает необходимо в борьбе со злом. Добро должно быть сильным, активным, говорит марксизм.

Говоря о гуманизме как принципе поведения, в конечном итоге марксизм подчеркивает абсолютный характер этого требования. Абсолютность его выражается в том, что требование любви и уважения к человеку приобретает гуманистический смысл тогда, когда оно охватывает всех людей, а не ограничивается какой-то группой, когда нет деления людей по сортам и видам. «Я хотел бы обнять своей любовью человечество, согреть его и очистить от грязи современной жизни...» – писал Феликс Дзержинский в одном из своих писем родным. В этих словах революционера выражена великая идея коммунистического движения. Задача сделать всех людей человечными, «очистить их от грязи современной жизни» всегда была высшей и конечной целью коммунистического движения, постановка и решение именно этой задачи делают его самым гуманным движением во всей истории человечества. Гуманизм как принцип поведения предусматривает веру в добрые человеческие качества, требует уважать человека в каждом. «К человеку надо подходить с оптимистической гипотезой» – так выразительно сформулировал это требование А. С. Макаренко.

Но когда мы переходим к рассмотрению того, как этот принцип может быть реализован в поведении человека, в деятельности партий, государств, то мы не можем не поставить ряд вопросов. Как? Уважать преступника? Подходить с оптимистической гипотезой к подлецу? Ведь эти люди есть, они живут, действуют, они несут людям несчастья и страдания. Короче говоря, встает очень непростой вопрос: можно ли уважать всех? Кто заслуживает уважения?

Человек не однолинеен, и в каждом его проявлении – от любви до участия в управлении обществом – он может оказаться достойным своей человечности, а может и оступиться. Один может быть хорошим работником, но плохим отцом, другой – быть прекрасным поэтом, но ловеласом в любви, третий – знающим специалистом, но хамом и грубияном в обращении с подчиненными. Как относиться к таким? Видимо, нужно в каждом конкретном проявлении видеть, насколько в человеке развиты лучшие человеческие качества, насколько он в каждом из своих поступков руководствуется высокими гуманистическими идеалами, насколько последствия его поступков соответствуют этим идеалам.

Мы живем в очень сложное и противоречивое время, мир расколот. И особенно остро в современной обстановке стоит проблема гуманизма. На одном полюсе мы видим угнетение, неравенство, унижение человека, культ насилия и жестокости. На другом – огромная, напряженная работа по строительству нового мира, поиски наиболее гуманных, человечных форм организации жизни людей.

Гуманизм рождается и в повседневной будничной жизни, его носителем и творцом является каждый человек. Для того чтобы гуманизм торжествовал, нужно каждый день утверждать его в каждом поступке. Быть гуманистом подлинно человеческий долг каждого человека. Это особенно важно для укрепления единства и сплоченности всех советских людей, стремящихся к единой цели – построению самого справедливого, самого гуманного общества.






Доброта


– отзывчивость, дружеское отношение к людям.

Всю свою жизнь, с самого детства, человек познает, что такое хорошо и что такое плохо. Мало того, познавая, он проявляет на деле свою способность понять это качество. Одни люди уже в 16 лет понимают, что за все, что для тебя делается хорошего, надо платить добром, а другие и в 30 лет только требуют от человечества благ для себя, не догадываясь, что за эти блага надо платить или трудом, либо самой дорогой ценой – душевным теплом.

Добро важно не в его самом общем проявлении, в абстрактной форме, а в конкретных условиях, с конкретной позиции класса, общества, группы людей. Представления о добре и зле, писал Ф. Энгельс, так сильно менялись от народа к народу, от века к веку, что часто прямо противоречили одно другому. Ленин писал, что «под добром» разумеется практика человека, то есть что «мир не удовлетворяет человека, и человек своим действием решает изменить его».

Доброта – признак силы, а не слабости. Сильный человек проявляет великодушие – большую доброту, а слабый человек бывает добреньким на словах и, как правило, бездеятельным в поступках.

В нашем обществе добро то, что идет на благо человеку и социалистическому обществу. Мы вносим понятие добра в понятие социалистического гуманизма, который тоже носит действенный, революционный характер.

Быть гуманистом – значит видеть в человеке личность, уважать его достоинство. Но конкретность гуманизма заключается в том, что нельзя уважать лодыря, эгоиста, шкурника.

Нужно помнить слова А. Макаренко о том, что «хорошее в человеке приходится всегда проектировать, и педагог это обязан делать. Он обязан подходить к человеку с оптимистической гипотезой, пусть даже и с некоторым риском ошибиться».

Вот почему советский человек не раз в своей истории проявлял такое неотъемлемое от доброты чувство, как великодушие. Уже после войны с фашистской Германией маршал Г. Жуков писал:

«Честно говоря, когда шла война, я был полон решимости воздать сполна всем фашистам за их жестокость. Но когда, разгромив врага, наши войска вступили в пределы Германии, мы сдержали свой гнев. Наши идеологические убеждения и интернациональные чувства не позволили нам отдаться слепой мести».

Добру противостоит зло. Между этими категориями с самого основания мира идет борьба. К сожалению, в этой борьбе подчас сильнее оказывается зло, потому что оно активнее и меньше требует усилий. Добро же требует ежечасного, каждодневного терпеливого труда души, добротворчества.

* * *


...Я разговариваю с грузинским писателем Чабуа Амирэджиби, автором романа «Дата Туташхиа», имевшего «взрывной» успех и переведенного на многие языки, в том числе на язык кинематографа (по роману был снят многосерийный телевизионный фильм «Берега», удостоенный Государственной премии). Герой романа Дата – благородный абраг, борец за справедливость, искатель нравственной истины – стал любимым, как реальный человек, для тысяч читателей и зрителей. Так что беседа наша не о литературе – о жизни. Прежде всего мне хочется понять главную нравственную максиму романа: «...Назначение человека не только в том, чтобы победить зло, но и обратить его в добро!» Несколько загадочно звучит...

– Что же здесь загадочного? – удивляется Амирэджиби. – Каждый человек, сколько бы ему ни было, интуитивно понимает, что рожден он для добра, а не для зла.

Человек по природе своей устремлен к добру? Прекрасно, но не бесспорно! Утопист он, Амирэджиби? Романтик? Но ведь этот романтик знает изнанку жизни лучше, чем любой скептик. Успех, известность пришли к писателю поздно, после пятидесяти. Начиная с ранней юности жизнь его была полна суровых испытаний. Еще не зная, что когда-нибудь возьмется за перо, не ради сбора литературного материала и не по своей воле, а по воле судьбы переменил он множество мест и профессий. Работал лесорубом, стекольщиком, клепотесом, шофером, грузчиком, официантом, директором лесокомбината и снова – лесорубом. Жизнь, кажется, делала все возможное, чтобы ожесточить его. Но остался Амирэджиби веселым, независимым человеком, одержимым, как и его герой Дата Туташхиа, идеей служения добру.

Рассказываю ему, что в одной московской школе писали сочинение «Какие черты характера ты ценишь выше всего?». И большинство старшеклассников, к удивлению своей учительницы, на первое место поставили доброту. Не ум, не силу характера, не талант, а доброту.

Амирэджиби внимательно слушает, вроде бы соглашаясь, потом легко поводит рукой (его жесты исполнены величавого достоинства) и будто отодвигает несерьезный вопрос:

– Эти сочинения – симптом того, что в обществе ощущается дефицит добра. И знаете, это очень хороший симптом. Если потребность, которая раньше считалась как бы второстепенной, выдвигается на первый план, значит, она будет удовлетворяться.

– За счет кого, Чабуа Ираклиевич? Ведь многие из нас хотят доброты от других, а сами проявлять ее не спешат.

– Значит, забыли мы самую простую истину: человек только тогда может быть счастливым, если сам творит добро.

– Но будем реалистами. Видим же мы, что добрые и порядочные люди нередко чувствуют себя «белыми воронами», а успех в жизни достается совсем другим... Сегодня спорят: в чем счастье, в чем успех? Все перепуталось...

– Ничего не перепуталось! – решительно восклицает он со свойственной ему страстной убежденностью. Голос у Амирэджиби хриплый, будто готовый вот-вот сорваться, но никогда не срывающийся. – Общество всегда делилось на тех, кто трудности времени выносит на своих плечах, и тех, кто на этих трудностях пытается нажиться. Первые всегда видели счастье в том, чтобы что-то сделать, изменить к лучшему. Для вторых счастье – это всегда лишь «иметь или не иметь». Ну и что ж, разве я должен отказываться от добротворчества только на том основании, что в обществе существуют прилипалы и паразиты?!

Спрашиваю у него: но что же такое добротворчество? В ответ рассказывает притчу, озадачивающую сначала своей приземленностью:

– На днях остановил меня человек на улице, возле консерватории, спрашивает: «Слушай, а все же что такое добро?» – «Высшее добро или в нашей с тобой жизни?» – «Ну, конечно, в нашей, мы же все вместе живем». Я ему ответил: «Если ты и я будем делать свое дело и не мешать другим, это уже и есть добро». – «Так мало?» – удивился он. Тогда я спросил: «Ты семью имеешь, заботишься о ней? А на работе думаешь, чтобы больше пользы принести?» – «Конечно, я так и живу». – «Ну тогда ты хороший человек». Он просиял и спрашивает: «Ну а что такое настоящее добро?» – «Вот ты идешь по улице и увидел: кто-то свалил урну. Не ленись, подними ее. За это тебе никто даже спасибо не скажет, но это и будет высшее добро».

– «Хотя бы не вреди» – и это уже добро? – возражаю я, хоть и знаю его пристрастие к парадоксам.

– Наша общая цель в чем? Чтобы происходило как можно меньше зла. Значит, чтобы быть полезным обществу, достаточно ему не вредить, не расталкивать локтями окружающих, когда идешь к своей цели. И это уже будет первая ступень добра. Вторая ступень – когда человек достигает личного блага, принося пользу обществу. По-моему, эта позиция – самая доступная, самая распространенная. Бескорыстия здесь особого нет, но есть чистая совесть. И наконец – самая высшая ступень добра: когда человек не преследует никаких личных целей, не ждет ни вознаграждения, ни благодарности, а делает добро по внутренней потребности, потому что не может иначе. Эту позицию я и называю добротворчеством.

– Но именно такой человек и получает большую нравственную выгоду?

– Нравственность и выгода? – возмущается Амирэджиби. – Нет, это несовместимые понятия!

Такая вот категоричность. Мой вопрос оказался как бы вне системы его координат. Порой у меня возникает ощущение, что при нашей беседе присутствует третий – сам Дата Туташхиа, и это он отвечает на вопросы.

– Каждого нормального человека, – продолжает Амирэджиби, – обязательно мучает духовный голод. Ему необходимо ощущать, что не напрасно он живет на свете, и эту истину он каждый день должен себе подтверждать и доказывать. То есть в духовной пище человек нуждается не меньше, чем в хлебе насущном. А самый верный путь добыть пищу духовную – это добротворчество, участие в судьбах других людей. И знаете, в отношении пищи духовной наш социалистический закон «Кто не работает, тот не ест» действует безотказно. К духовному «котлу» общества просто так не присосешься. Кусок своего духовного хлеба не «урвешь» из чужих рук, не «достанешь» с черного хода.

На замечание о том, что людям, живущим по законам добротворчества, куда тяжелее приходится, чем другим, кто и не помышляет о добре, слышу ответ:

– Злым жить легче, чем добрым? Может быть. Но за свою жизнь я не видел, чтобы злой человек был счастлив.

– А вы счастливы, Чабуа Ираклиевич?

Лицо его становится необычайно серьезным:

– С таким удовольствием на свете живу, вы даже представить себе не можете. И, знаете, мне ужасно везет в жизни. Да, где бы я ни был, мне всегда необъяснимо везло. Говорю это и не боюсь сглазить судьбу.

...Одну легенду из жизни Амирэджиби не могу не вспомнить. Мне рассказывали о ней многие люди, а потом подтвердил и он сам. Было это в 1968 году – врачи обнаружили у Амирэджиби рак горла. Он приехал в Москву. После консилиума у врача с больным состоялся такой разговор: «Немедленная операция, или вы умрете». – «Нет, я не умру». – «Умрете в течение полугода. Гарантирую вам». – «А я гарантирую, что проживу по меньшей мере четыре года, – они мне нужны, чтобы закончить роман». От операции больной наотрез отказался. Врач посмотрел на него как на сумасшедшего... То, что Амирэджиби выжил, было, конечно, чудом. Впрочем, не единственным чудом в жизни этого человека.

– Как вы объясняете секрет своего везения?

– Может быть, дело в том, что я никогда никому не хотел зла. В моей жизни были случаи, когда я узнавал, что вот этот человек замышляет против меня страшную подлость... Можно было бы застать его врасплох, потом отомстить. Но я открыто шел к нему и говорил: зачем тебе это нужно? Что тебе это даст, кроме огромной ноши на совести? И знаете, переубеждал. Даже плохой человек способен оценить, если ты подходишь к нему с добром.

– Но ведь это уже компромисс, а вы говорили, что не признаете компромиссов...

– Иногда разумнее бывает уступить человеку, потому что это принесет ему больше пользы, чем мне вреда. Он пойдет потом к другим людям, и ему будет стыдно делать им зло, раз с ним поступили совсем по-другому.

– А если не будет ему стыдно?

– Сотню раз наблюдал, как за совершенное зло люди расплачиваются. Пусть не немедленно, но обязательно расплачиваются – и чистоганом. Все, все воздается! Даже в мелких случаях. Если меня, например, настигает какая-то неудача, начинаю рыться в памяти: где и по отношению к кому я поступил несправедливо, кого ненароком обидел. И в большинстве случаев нахожу и тогда успокаиваюсь: надо платить, нечего жаловаться на судьбу.

– Итак, назначение человека, как сказано в романе, не только в том, чтобы победить зло, но и обратить его в добро. Но это, Чабуа Ираклиевич, призыв к какой-то героической нравственности!

– Нравственность – всегда противостояние, – говорит он (тут я понимаю вдруг, что «нравственность» и «добро» для него синонимы). Продолжает: – Есть борьба «против», но есть и борьба «за». Бороться против какого-то одного негодяя, наказать его – мало радости. Всего лишь разрушишь то, что он сделал или хотел сделать. Бороться «за» – это приносить что-то новое, от себя. Наперекор всем неблагоприятным обстоятельствам делать добро. Предъявлять строгие требования прежде всего к самому себе, становиться сильнее – так только и можно изменить обстоятельства.

Провожая меня, уже у лифта, произносит последний монолог:

– И пусть на твоем пути встретился кто-то ответивший злом на добро, значит ли это, что твое хорошее дело пропало? Ты не догадываешься даже, как согрело оно чью-то, может, и неведомую тебе жизнь. Если слеп один человек, еще не значит, что люди слепы. Благодарность часто приходит не с той стороны, с какой ждешь... И знаете, к какой мысли я пришел? Вернее, увидел эту мысль на своем опыте, на судьбах других людей: добро – это особый, не изученный пока вид энергии, которая не исчезает из мира, а накапливается... Каждый добрый поступок, слово, желание бессмертны...




Доверие


– отношение к действиям другого лица и к нему самому, которое основывается на убежденности в его правоте, верности, добросовестности, честности.

На чем держится доверие? Если мы хотим, чтобы нам доверяли, и мы сами доверяли себе, нужно иметь представление о том, как доверие устроено и чем оно поддерживается. Для этого нам нужно уяснить себе строение и природу поступка. Поступок – это действие, которое ориентировано на другого человека, людей или связано с ними. Поступки вызываются обстоятельствами. Например, неприятность или угроза целости другого человека вызывает немедленное желание поддержать падающего, сочувствовать несчастному, защитить от нападения врага. Люди отличаются друг от друга способностью совершать поступки. Для одного желание помочь более вероятно, а для другого – наоборот, один не струсит перед лицом угрозы, а другой, вероятнее всего, обратится в бегство. Понимание других людей и обстоятельств их поступков позволяет в поведении обнаружить некоторое постоянство, которое и порождает уверенность в том, что другой человек будет вести себя определенным образом в некоторых сходных обстоятельствах. Вот это предвидение и уверенность и обеспечивают успешность человеческих отношений. Если я уверен, что мой товарищ не струсит в некоторых обстоятельствах, я испытываю к нему чувство доверия. Более того, если я знаю его хорошо, то могу установить ситуации, в которых он может проявить отвагу и смелость. Например, он может очень бояться собак или мышей, но быть смелым в других обстоятельствах, скажем, при защите слабых от насилия хулиганов.

Нетрудно понять, что способность испытывать доверие является результатом знания жизни и знания конкретных людей. Если я хорошо знаю своего друга, то я ему доверяю, хотя у него может быть много недостатков. Знание человека порождает доверие. Знаменитый советский педагог А. С. Макаренко очень хорошо понимал личность своих воспитанников и поэтому безошибочно доверил крупную сумму денег человеку, воспитаннику, который ранее занимался кражами. И этот воспитанник полностью оправдал его доверие. Доверие оказывает огромное воспитывающее значение. А если мы не доверяем другому человеку, не понимая его, то мы часто его развращаем и портим, развивая в нем неподобающие черты характера: «А, ты мне соврал тогда, я тебе не верю». Если мы лишим его доверия, то тем мы преграждаем ему путь к правдивости. Незадачливая жена постоянно твердит своему мужу: «Ты меня не любишь, потому что не делал того-то и того. У тебя, наверное, корыстные интересы, и поэтому ты еще живешь со мной!» Своим недоверием эта женщина создает барьеры к тому, чтобы ее любили. Мать может считать своего сына лентяем и бездельником, врагом труда и тем самым направленно лишает его доверия, которое могло бы выработать в нем трудолюбие и деловитость. Лишение доверия является всегда наказанием и, более того, препятствует нормальному развитию отношений.

Как может доверие способствовать образованию в другом человеке определенных качеств личности или препятствовать им вследствие недоверия? Это нетрудно понять, если учесть открытую психологами закономерность, которая может быть сформулирована так: наше поведение определяется не только внутренними побуждениями, а и обстоятельствами и тем, что от нас ожидают другие. Мы реагируем на другого человека как на значимый стимул, и направление нашего поведения часто определяется ожиданиями других, их установками. Если я считаю тебя лжецом, то тебе труднее быть правдивым, чем лгать. Мои ожидания способствуют твоей лживости незаметно для меня самого. Если я считаю, что ты меня не любишь, то тебе невозможно показать мне свою любовь, так как ты будешь воспринимать меня как лицемера и притворщика.

Если я считаю своего сына лентяем, то ему легче быть лентяем, чем наоборот. Это доказано точно: человеку всегда труднее поступать вопреки мнению других. Чем этот другой значимей для меня, тем труднее. Психологи проводили эксперимент, в котором испытуемые должны были на глазок определять расстояние между отрезками и указать, какой из них длиннее. Проще задачу и не придумаешь! Явно видно, какой отрезок больше, а какой короче. Однако эксперимент проводится в группе и члены подставной группы получили инструкцию говорить наоборот. Оказалось, что большая часть испытуемых склонна реагировать в соответствии с мнением членов этой группы, даже если и видели, что на самом деле этот отрезок длиннее, чем другой. Тут скрыт психологический закон, согласно которому человек склонен большей частью разрешать свое сомнение, полагаясь на мнение других. Так как человек существо социальное, то такое поведение для него естественно, и только в исключительных условиях благодаря силе воли, силе самосознания он может пойти наперекор ожиданиям, но это всегда трудно, а для некоторых вообще невозможно.

Основой доверия является уверенность. Человек, в жизни которого чаще происходили неудачи, чем успех, не находил признания, доверия со стороны других, постепенно проникается недоверием и потерей уверенности. Уверенность проистекает от внутреннего состояния бесстрашия. Если я спокойно могу смотреть в глаза успеху или неудаче, то постепенно возрастает уверенность. Если я даже неудачу могу использовать для самосовершенствования и извлеку из нее пользу, то моя уверенность возрастает. Поэтому сила самосознания является основой уверенности человека в себе и тем самым основой доверия. Мы должны стремиться к самопознанию, раскрытию своих возможностей и способностей. Знание всегда приводит к доверию. Если я знаю самого себя, то у меня возрастает доверие к самому себе. Одновременно с доверием к себе нужно стремиться воспитывать в себе и доверие к другим.

Доверию нужно учиться в опыте. Учиться сначала доверять в небольшом, потом и в большом. Это предусматривает познание других, расширение опыта и социальную зрелость, преодоление инфантилизма. Доверие разрушается, если мы берем схему отношений «Ты мне – я тебе». Здесь всегда можно просчитаться, так как никто не гарантирован от того, что тебе вернули меньше, чем ты дал. Если на деньги еще можно взять расписку, то какую расписку можно взять, когда мы дарим другому уважение и любовь? Только бескорыстное отношение к человеку порождает уверенность в себе и доверие. Если я нечто дарю тебе «просто так», не ожидая того, что мне столько же вернут, то я никогда «не прогадаю»!

Мое бескорыстие и уверенность, достоинство не остаются во мне, как в закрытом сосуде. Доверие имеет способность распространяться через других людей. Поэтому поступай определенно, оправдывай доверие тех, кто имеет к тебе это доверие. Можно быть уверенным в том, что имеются социальные и психические силы, которые стоят на страже доверия, так как общество без доверия не может нормально существовать. Какая сила управляет процессом поддержания и сохранения доверия? Такая сила заключена в нашем самосознании, и она часто работает против нашей воли, сама по себе.

Вина возникает в ответ на то, что мы не оправдали доверия тех, кого мы любим. Если я люблю своего учителя и не оправдал его ожиданий, то меня будет мучить чувство вины. Если я люблю свою мать и поступил так, что огорчил ее, то независимо от того, хочу я или нет, мой внутренний страж самосознания накажет меня гнетущим и трудно переносимым чувством вины.

Угрызения совести действуют аналогичным образом. Если я не оправдал ожиданий людей или человека, которых хотя и не люблю, но ценю, считаю их значимыми, то меня мучает совесть, стыд и другие отрицательные чувства, от которых никуда не спрячешься, так как они сами возникают во мне как проявления моего самосознания. Поэтому если мы поступаем по совести и так, чтобы не испытывать чувства вины, то доверие к нам возрастает, мы накапливаем капитал доверия, которое будет порождать уверенность в себе и порождать доверие к самому себе.

«Я не нарушил никакого доверия, не замечаю за собою плохих поступков, но меня мучает какое-то необъяснимое чувство вины, как будто я должен что-то сделать и не сделал», – говорит мне студент, обратившийся за психологической консультацией. – Если уж чувство вины стоит на страже доверия и моей морали, то оно уж слишком старается, – добавил он с печальной улыбкой. – Лучше бы оно меня отпустило и перестало терзать. Я и так поступаю во всем подобающим образом». В данном случае состояние вины является чрезмерным и оно уже является состоянием невротическим.

Любое качество человека и его чувство, если становятся чрезмерными, то они перерастают в свою противоположность, из положительных становятся отрицательными: уверенность – в самоуверенность, смелость – в безрассудство, внутренняя раскованность – в бесцеремонность, обычное чувство вины в ответ на нарушение доверия – в навязчиво беспричинное переживание вины, доверие – в доверчивость. Во всем нужна мера. Нарушение этой меры происходит по многим причинам, в которых мы не властны, но взрослый человек или юноша, занявшийся самосовершенствованием, должен уяснить себе эти причины, чтобы найти в себе меру. Она приходит с опытом, знанием, с духовным созреванием и моральной закалкой. Но в любом случае зрелость основывается на знании.

Чрезмерная доверчивость постепенно корректируется жизненным опытом и вырастает в полноценное доверие, основанное на уверенности и знании людей и обстоятельств жизни. Однако этому надо терпеливо учиться. Жизнь – университет, который никогда не заканчивается, но нужно иметь уверенность в том, что вам удастся успешно переходить от курса к курсу, если вы идете по пути самосовершенствования и развития своей личности.




Дружба


– форма межличностных отношений, основанная на общности интересов и взаимной привязанности.

Как мы выбираем себе друга? Ищем в нем собственное подобие или, напротив, дополнение? Пятнадцати-шестнадцатилетние юноши и девушки обычно тянутся к старшим, жадно вслушиваются в их слова, всматриваются в поведение. Потребность в эмоциональном контакте со старшим нередко принимает форму страстного увлечения, когда во взрослом видят воплощение идеала.

Вот как юный Н. Добролюбов писал о своем семинарском преподавателе И. Сладкопевцеве: «Я никогда не поверял ему сердечных тайн, не имел даже надлежащей свободы в разговоре с ним, но при всем том одна мысль – быть с ним, говорить с ним – делала меня счастливым, и после свидания с ним, и особенно после вечера, проведенного с ним наедине, я долго-долго наслаждался воспоминаниями и долго был под влиянием обаятельного голоса и обращения... Для него я готов был сделать все, не рассуждая о последствиях».

Подобные увлечения нередки и у нынешней молодежи. Однако еще сильнее тяготение к сверстникам. И это естественно. В ответах на вопрос: «Кого вы хотели бы иметь своим ближайшим другом?» – юноши отдают решительное предпочтение сверстникам (75–80 процентов), значительно реже – старшим и совсем редко – младшим. У девушек на первом месте также ровесница, но они гораздо чаще, чем юноши, выбирают старших (39–50 процентов ответов в сравнении с 13–19 у юношей), зато младших не выбирают вовсе.

Возраст «идеального друга» приоткрывает некоторые не всегда осознаваемые психологические потребности. Так, ориентация на ровесника говорит о стремлении к более или менее равным отношениям, выбор человека старше себя – напротив, о потребности в опеке, руководстве. Но почему тогда редки ориентации на младшего? Ведь желание руководить, делиться опытом, опекать – не редкость в юношеском возрасте. Более того, судя по нашим данным, те, кто имеет младших братьев или сестер, выше оценивают себя по таким качествам, как смелость, доброта, ум, самостоятельность. Общение с младшими позволяет проявить свои положительные качества, почувствовать себя взрослее. И все же этот тип отношений не полностью удовлетворяет юношу; такая дружба воспринимается скорее как дополнение дружбы со сверстниками. У тех же, кто общается исключительно с младшими, такой выбор обычно вынужденный: это результат отставания в развитии, либо психологических трудностей – застенчивости, несоответствия уровня...

Иногда юношеская дружба выступает как своеобразная форма «психотерапии», позволяя молодым людям выразить переполняющие их чувства, найти подтверждение того, что кто-то разделяет их сомнения, надежды и тревоги. Слушая телефонный разговор двух подростков, взрослые порой буквально выходят из себя от его бессодержательности, незначительности сообщаемой информации и не замечают, сколь важен этот «пустой» разговор для их сына, как тянет мальчишку к телефону, как меняется в зависимости от такого разговора его настроение. Разговор кажется пустым потому, что его содержание не логическое, а эмоциональное. И выражено оно не столько в словах и предложениях, сколько в характерных интонациях, акцентах, недомолвках, которые подросток при всем желании не смог бы перевести в понятия, но которые доносят до друга-собеседника тончайшие нюансы его настроения, оставаясь бессмысленными для постороннего.

Особый вопрос – дружба взрослых. Согласно житейским представлениям, юность – порыв, стремление, а взрослость – статическое состояние (само выражение «стать взрослым» как бы содержит оттенок окончательности), для которого характерны спокойствие, уверенность в себе. Но взрослый человек утрачивает свойственную юности открытость, эмоциональную чуткость к внутренним переживаниям, своим и чужим.

Большую сдержанность и сухость дружбы взрослых нередко объясняют изменением соотношения разума и чувства, которое рисуется как антагонистическое. Однако, по данным сравнительной психологии, эмоции и интеллект развиваются отнюдь не в антагонизме друг с другом, а скорее параллельно. Чувства взрослого сложнее, тоньше, дифференцированнее, чем детские эмоции. Взрослый точнее, чем ребенок или юноша, воспринимает и расшифровывает чужие переживания. Однако его настроение лучше контролируется разумом. Иначе и быть не может. Если бы взрослый с его сложными чувствами и широкой сферой значимых отношений реагировал на все с непосредственностью ребенка, он неминуемо погиб бы от перевозбуждения и эмоциональной неустойчивости.

Образ собственного «я», который у юноши только формируется, у взрослого уже сложился в определенную, устойчивую структуру. Жизненный опыт позволяет ему более или менее реалистически оценивать себя, свои достижения и возможности. Взрослый человек умеет соизмерить притязания с возможностями, его сознание более предметно, менее эгоцентрично, поэтому потребность в психологическом «зеркале» у него снижается. Функция самопознания, столь важная в юношеской дружбе, теперь отходит на задний план, и дружеское общение в значительной мере теряет свою исповедность. Юноше, чтобы снять многие свои проблемы и трудности, обусловленные преувеличением собственной уникальности, непохожести на других, иногда достаточно высказать их вслух, поделиться с другом. Взрослого же волнуют проблемы, которых простым разговором не разрешишь. Поэтому его общение с друзьями имеет более предметный характер.

У взрослых заметно меняются содержание и структура дружеского общения. Как известно, терпимость к различиям – один из главных показателей уровня культуры и интеллекта человека. Конечно, это проявляется и в сфере общения. Детская дружба может распасться из-за пустяка. Юноши уже готовы мириться с некоторыми недостатками своих друзей, но сама дружба все-таки понимается как нечто тотальное. Жизненный мир взрослого гораздо сложнее; чем многограннее человек, тем труднее найти другого, который был бы созвучен ему во всех отношениях. Отсюда известная дифференциация отношений, когда с одним из друзей нас связывают общие интеллектуальные интересы, с другим – воспоминания молодости, с третьим – эстетические переживания... Каждое из этих отношений имеет свои границы, которые люди предпочитают не переходить. Однако это не мешает дружбе быть глубокой, искренней и устойчивой.

В юности дружба занимает монопольное положение в системе межличностных отношений и привязанностей. Она складывается, когда у человека нет еще ни собственной семьи, ни профессии, ни любимой. Единственный соперник юношеской дружбы – любовь к родителям, но эти чувства лежат в разных плоскостях. С появлением «взрослых» привязанностей дружба постепенно утрачивает свое привилегированное положение.

Первая влюбленность, однако, еще не ослабляет потребности в друге, с которым можно поделиться своими переживаниями; напротив, даже усиливает ее. Но едва появляется взаимная любовь, предполагающая как физическую, так и психологическую интимность, эта сфера отношений, как правило, изымается из обсуждения с прежними друзьями (пока в любовных отношениях не возникают трудности).

Особенно резко меняется структура дружеских отношений после вступления в брак. Прежде всего встает вопрос: совместимы ли с семьей прежние друзья? Что же касается друзей новых, они выбираются с учетом приемлемости для обоих супругов. Семейная дружба, дружба парами или домами, естественно, менее интимна, чем юношеская. Молодые супружеские пары первое время по инерции продолжают ориентироваться на внесемейное общение – с друзьями. Постепенно удельный вес такого общения снижается, и, что особенно важно, оно все теснее связывается с общением домашним. Люди чаще встречаются не в общественных местах, а дома. В числе гостей ведущее место занимают родственники. С появлением детей значительная доля эмоциональной привязанности переносится на них. Если в начале юности дружба оттесняет родительское влияние, то теперь ей самой приходится потесниться.

Расставание с очарованием юношеской дружбы часто переживается болезненно. «...Лишь до семнадцати, восемнадцати лет мила, светла и бескорыстна юношеская дружба, а там охладеет тепло общего тесного гнезда, и каждый брат уже идет в свою сторону, покорный собственным влечениям и велению судьбы», – с грустью писал А. Куприн. Но не следует забывать об эгоцентричности молодости, которая часто побуждает юношу искать в таких отношениях не столько собеседника, сколько зеркало или двойника. С возрастом человек освобождается от подобной установки – и в этом заключается нравственно-психологический прогресс дружеского общения.

Таким образом, в развитии межличностных отношений есть свои закономерности. Один вид эмоционального контакта подготавливает другой, более сложный, но может и препятствовать ему. Например, слишком теплая родительская семья, дающая застенчивому подростку максимум психологического комфорта, иногда тормозит его вхождение в общество сверстников, где за положение и понимание надо еще бороться. Тесная юношеская дружба порой также создает конфликтные ситуации. Пример: судьба «последнего в компании», который настолько поглощен своими друзьями и совместной с ними деятельностью, что не ищет других привязанностей. Его друзья один за другим влюбляются, женятся, а тот, кто полнее всего идентифицировался с группой как целым, остается один.

Очень велика роль дружбы в старости. Люди, отошедшие от дел и потерявшие близких, не только нуждаются в помощи, но и испытывают острую потребность в общении. Найти собеседника старику не так-то просто: члены семьи давно знают все его истории, молодым они часто неинтересны, а сами старики охотнее говорят, чем слушают. Этот общечеловеческий недостаток (умение слушать – редчайший талант; тот, кто им владеет, всегда пользуется симпатией) обычно усиливается с возрастом. Наличие друзей – один из главных факторов, от которых зависит удовлетворенность жизнью в старости.

Интересный, но и очень трудный аспект нашей темы – связь дружбы с типом личности. Традиционная теория дружбы, уходящая корнями в античность, считала ее преимущественно мужской добродетелью. М. Монтень писал, что «обычный уровень женщин отнюдь не таков, чтобы они были способны поддержать ту духовную близость и единение, которым питается этот возвышенный союз; да и душа их, по-видимому, не обладает достаточной стойкостью, чтобы не тяготиться стеснительностью столь прочной и длительной связи». Возможность дружбы между женщинами начали понемногу признавать только в XVIII веке, но и сегодня многие убеждены, что женская дружба существенно уступает мужской в глубине, силе и устойчивости.

Соответствуют ли эти представления действительности? Что касается уровня общительности, большинство психологов действительно отдает предпочтение мужчинам. С раннего возраста мальчики активнее завязывают контакты с другими детьми, затевают совместные игры. Содержание совместной деятельности и собственный успех означают для мальчиков больше, чем индивидуальная симпатия к другим участникам игры. Мальчики выбирают, прежде всего интересную игру, в которой они могут проявить себя. И лишь потом, в ходе игры, у них появляется взаимная тяга друг к другу.

Девочки же сразу выбирают для игры или общения тех, кто им нравится, содержание совместной деятельности для них второстепенно. У девочек раньше, чем у мальчиков, появляются сложные формы самосознания. Описывая сверстников, девочки употребляют более широкий набор понятий, их описания дифференцированнее и сложнее, чем у мальчиков того же возраста, – разница начинает выравниваться лишь к 9–10-му классу. Большая рефлексивность девочек порождает и более раннюю потребность делиться своими переживаниями, что составляет одну из главных функций дружбы. Да и сама девичья дружба эмоциональнее, чем дружба мальчиков.

Сложен вопрос о различиях в глубине дружбы – мужской и женской. Традиционное определение мужской роли, обязывающее мужчину быть суровым, сильным, энергичным, несентиментальным и сдержанным, накладывает на него ряд ограничений. Нежность и чувствительность, поощряемые у женщин, вызывают осуждение, когда дело касается мужчин. Это заставляет мужчин быть более эмоционально сдержанными.






Закон


– 1) необходимое, существенное, устойчиво повторяющееся отношение между явлениями;

2) нормативный акт высшего органа государственной власти, принятый в установленном Конституцией порядке.

Закон, законодательство, законность... Не так уж часто произнося эти слова, а еще реже вдумываясь в их суть, мы тем не менее на каждом шагу сталкиваемся с их действием. Человек поступил в вуз или оформился на работу, вступил в брак, купил автомашину, вышел на пенсию... В каждом случае он совершил юридически значимое действие, и при этом везде незримо присутствовал закон. В соответствии с законами нашей страны советские люди реализуют свое право на труд, на отдых, на образование, на материальное обеспечение в старости. Человек сталкивается с законом и тогда, когда он совершает поступки, запрещенные правом, и подвергается наказанию.

Существует мнение, что поскольку законов и иных правовых актов существует очень много, то рядовому гражданину разобраться в них трудно, а поэтому нечего и пытаться их знать. Знание законов – будто бы дело только юристов, судей, прокуроров. В понятие «соблюдать закон» вкладывается подчас ограниченный смысл: если человек не ворует, не хулиганит – значит, он соблюдает законы.

Советское законодательство действительно обширно и разнообразно. Но оно представляет собой не механическую совокупность, а внутренне единую, логически стройную систему актов. Зная принципы ее построения, каждый может найти при необходимости нужный закон и понять его содержание.

В повседневной жизни слово «закон» часто употребляют для обозначения любого общеобязательного правила, установленного государством. Но в строгом смысле закон – это особый юридический акт. Поскольку он принимается только высшим представительным органом государственной власти, депутаты которого являются прямыми представителями народа, то закон – это акт, обладающий высшей юридической силой по отношению ко всем другим правовым актам в государстве. Никакой акт не может отменить закон, и вместе с тем закон может отменить любое правило, установленное актом нижестоящего по отношению к Верховному Совету органа (непререкаемость закона). Акты всех нижестоящих органов должны обязательно соответствовать законам, принятым Верховным Советом.

Лишь законы СССР, союзных и автономных республик составляют законодательство в собственном смысле слова. Зная законодательство, каждый из нас может проверить правильность любого приказа или инструкции и при необходимости оспорить их, предложить изменения или уточнения в соответствии с законом.

Высшую ступень среди этого законодательства занимает Конституция СССР – Основной Закон Советского государства. Она закрепляет основы общественно-политического и экономического строя, провозглашает цели и принципы, устанавливает основы организации общенародного социалистического государства, его национально-государственного устройства, судебной системы и прокурорского надзора, а также закрепляет и гарантирует основные права и обязанности граждан СССР. Именно Конституция представляет собой исходную базу для текущей правотворческой деятельности государственных органов.

Пристальное изучение законов того или иного государства, общества может открыть в нем гораздо больше, чем, чтение многотомных исторических романов с детальными описаниями и подробностями. Право в любых условиях с большим или меньшим преломлением отражает материальные условия жизни общества. Карл Маркс писал по этому поводу: «...во все времена государи вынуждены были подчиняться экономическим условиям и никогда не могли предписывать им законы. Как политическое, так и гражданское законодательство всего только выражает, протоколирует требования экономических отношений».

Правотворчество, таким образом, есть не что иное, как нормативное отражение и закрепление государством тех конкретных исторических и прежде всего экономических условий, которых общество достигло в своем развитии и которые характеризуют соответствующий уровень социальной свободы.

Много интересного, например, о рабовладельческом обществе, сложившемся в странах Древнего Востока, можно узнать, изучая дошедший до нас судебник вавилонского царя Хаммурапи (составлен в XVIII веке до н. э.). Законодательная часть судебника содержит постановления о суде, собственности, браке и семье, защите личности и т. д.

Усиленно охраняя частную собственность, в особенности собственность на рабов, законы Хаммурапи устанавливали за их кражу и укрывательство смертную казнь, в случае убийства раба или повреждения его здоровья виновный должен был возместить ущерб собственнику раба.

Русские цари использовали законодательство для укрепления самодержавной власти. «Како же и самодержец нарицается, аще сам не строит (управляет)?» – вопрошал Иван IV. Царем держится страна, считал Грозный, и он может карать по своему усмотрению. «Российская земля правится божьим милосердием... нами, своими государями, а не судьями и воеводы... А жаловати своих холопей вольны, а и казнить вольны же».

Первые справедливые законы российская земля получила после победы Октября. Огромную роль в выработке основ советского законодательства сыграл В. И. Ленин. Он непосредственно руководил подготовкой важнейших правовых актов, нередко лично писал и редактировал их. Так, за период с 25 октября (7 ноября) 1917 по 1922 год В. И. Ленин написал десятки и отредактировал сотни важнейших законов и декретов: Декрет о земле, Декрет о мире, Декрет о национализации банков, декреты о суде и др. Владимир Ильич принимал активное участие в разработке первой Конституции свободной России (июль 1918 г.).

С именем Ленина связаны первые советские законы о труде, о постановке лечебного и санитарного дела, о медицинской помощи населению. По его инициативе были приняты законы, устанавливающие льготы для беременных женщин и кормящих матерей, о питании и медицинском обслуживании детей и др.

В. И. Ленин строго пресекал любую попытку отступить от закона. Находясь на посту главы Советского государства, он показывал личный пример неуклонного соблюдения законов, не допуская для себя никаких исключений. Так, 23 мая 1918 года В. И. Ленин написал записку управляющему делами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевичу: «Ввиду невыполнения Вами настоятельного моего требования указать мне основания для повышения мне жалованья с 1 марта 1918 г. с 500 до 800 руб. в месяц и ввиду явной беззаконности этого повышения, произведенного Вами самочинно по соглашению с секретарем Совета Николаем Петровичем Горбуновым в прямое нарушение декрета Совета Народных Комиссаров от 23 ноября 1917 года, объявляю Вам строгий выговор».

Действительно, самые справедливые законы имеют смысл лишь тогда, когда они соблюдаются неуклонно. Малейшее отступление от них чревато серьезными последствиями для отдельных граждан и общества в целом.

Не следует думать, что законы определяют каждый шаг человека, предусматривают каждую деталь его поведения. Право тесно связано с другим социальным явлением – нравственностью, нормы которой также регулируют поведение людей.

Нравственность представляет собой систему правил, выражающих принятые в обществе взгляды на добро, справедливость, долг. Такие правила оказывают духовное воздействие, то есть воздействие через сознание, общественное мнение.

Нравственные нормы – это главным образом принципы поведения. Они поддерживаются мерами общественного воздействия. Таким образом, между правом и нравственностью имеются существенные различия: нормы права исходят от государства, получают внешнее, официально документальное закрепление, обеспечиваются принудительной силой государства. Нравственные же нормы существуют в общественном сознании, поддерживаются силой общественного мнения.

Вместе с тем право и нравственность весьма близки друг другу, нравственные и юридические нормы тесно связаны, взаимодействуют.

Право всегда основывается на господствующей морали, воплощает ее принципы. В советском праве выражены начала социалистической нравственности.

В каком-то смысле каждый закон отражает наш с вами взгляд на жизнь, наш опыт, наше отношение к действительности, наши представления о справедливости. Сама процедура создания закона предусматривает его объективность и жизненную необходимость. И в этом особенно ярко проявляется коренное отличие наших советских законов от законодательства капиталистических стран. В наших условиях право воплощает волю всего народа. В условиях буржуазного строя – волю и интересы эксплуататоров.

Создание каждого закона – сложный процесс. Он предполагает ряд подготовительных действий: выявление потребностей в создании данного закона; анализ экономических, социальных и иных данных по соответствующему вопросу; изучение действующих правовых актов по этому вопросу и практики их применения; определение целей и выбор метода правового регулирования для данного случая; составление первоначального текста законопроекта. В состав рабочей комиссии по подготовке проекта закона входят, как правило, представители всех заинтересованных ведомств, учреждений, общественных организаций, высококвалифицированные юристы – практики, ученые.

Проекты важнейших законов выносятся на всенародное обсуждение – публикуются в газетах, научных юридических журналах. В результате обсуждений в государственные органы поступает огромный материал. Так, в последние годы Верховным Советом СССР были приняты такие важные законодательные акты, как Основы законодательства о здравоохранении, о труде, о народном образовании; основы земельного и основы водного законодательства; законодательства о недрах; о памятниках истории и культуры... При обсуждении этих законопроектов только в Президиум Верховного Совета СССР поступили десятки тысяч предложений и замечаний трудящихся.

Все поступившие отзывы тщательно изучаются и оцениваются. Очень трудоемкую работу проводят при этом постоянные комиссии палат Верховного Совета СССР, которые подготавливают проекты законов для внесения в Верховный Совет. В частности, при подготовке законопроектов, в которых затрагиваются вопросы жизни и труда молодого поколения, активную деятельность ведут Комиссии по делам молодежи палат Верховного Совета СССР.

И сам процесс прохождения законопроекта в Верховном Совете СССР построен так, чтобы обеспечить широкое участие депутатов – представителей народа в создании законов, максимальный учет выявленных мнений и предложений по законопроекту. Обсуждение ведется открыто, в обстановке широкой гласности. Принятие закона происходит путем голосования. Закон считается утвержденным, если он принят обеими палатами Верховного Совета СССР большинством голосов в каждой из палат.

Предписания закона – это не произвольные усмотрения государственных органов, а научно обоснованные требования жизни, всесторонне учитывающие реальные условия внутренней и внешней обстановки СССР, желания и нужды советского человека. Следовательно, и исполнение законов СССР – объективная потребность и необходимость.

К сожалению, иногда можно встретиться с недооценкой строгого и неуклонного исполнения советских законов, с попытками обойти закон, противопоставить друг другу законность и целесообразность. Порой приходится сталкиваться с мнением о допустимости нарушения закона при определенных обстоятельствах. Это влечет за собой, как правило, пренебрежительное отношение к своим обязанностям, к правам других людей, примиренческое отношение к различным злоупотреблениям, способствует проявлениям бюрократизма, местнических тенденций. Таким образом, возникает благодатная почва для психологии обывательской пассивности и равнодушия к общественным интересам, для оживления частнособственнических, стяжательских и прочих антиобщественных тенденций.

Марксизм-ленинизм учит, что воспитание трудящихся в духе добровольного, добросовестного исполнения ими всех своих обязанностей перед обществом постепенно приведет к органическому соединению прав с обязанностями в единые нормы коммунистического общежития, которые придут на смену соответствующим правовым нормам. Их исполнение будет обеспечиваться высокой сознательностью всех членов общества, непререкаемым авторитетом общественного коммунистического самоуправления трудящихся, а в необходимых случаях – и мерами общественного принуждения.




Идеал


– образец, совершенство в чем-либо, высшая цель, определяющая стремления и поведение отдельного человека, группы, класса.

В отличие от моральных норм, которые определяют поведение людей в повседневных жизненных ситуациях, идеал указывает на конечную цель нравственного воспитания и самовоспитания человека, дает ему высший образец, к которому он должен стремиться.

Мораль первобытнообщинного и раннего рабовладельческого общества еще не содержит представления о нравственном идеале в полном смысле этого слова. Впервые оно приобретает значение в христианской морали, в эпоху кризиса античного общества, когда человек начинает осознавать глубокое противоречие между должным и действительностью. Тогда фантастический образ морально совершенной личности – Иисуса Христа, человека-бога, противопоставляется несовершенству и порочности «простых смертных». Характерно, что этот идеал обращен не в будущее, а в прошлое, и идеальный персонаж рисуется не в виде активного борца за переустройство жизни, а в виде великомученика, искупающего своими страданиями грех человечества. В христианской морали идеал представляется, как правило, недостижимым для людей. Несмотря на отвлечённость нравственных идеалов прошлого, они всегда воплощали в себе определенные исторические устремления людей, выражали их неудовлетворенность моральными нормами, бытующими в обществе социальной несправедливости.

Кроме нравственного идеала, есть общественный идеал. Это образ совершенного общества, в котором находят выражение интересы и устремления определенной социальной группы, ее представление о высшей справедливости и наилучшем общественном устройстве.

Общественные идеалы всегда играли большую роль в истории политических и идейных движений. Что включалось всегда в общественный идеал как понятие нравственности? 1) Осуществление конечного назначения человека, 2) наиболее справедливое распределение жизненных благ между людьми, 3) соответствие между правами и обязанностями, между способностями и общественным положением человека, между заслугами и вознаграждением, между личными и общественными интересами, между требованиями долга и человеческими потребностями, между добродетельным образом жизни и достижением личного счастья.

В истории духовной жизни общества складывались прогрессивные идеалы, которые в какой-то мере предугадывали ход дальнейшего общественного развития, были идейным знаменем революционных движений. Были идеалы реакционные, обращенные в прошлое, отражающие интересы классов, уходящих с исторической арены. Идеалы могут ориентировать народные массы на практическое переустройство, совершенствование общества или быть иллюзорными, уводить людей от их практических задач в область бесплодных фантазий и несбыточных мечтаний. Примером последнего может служить христианское учение о «грядущем царстве божьем на земле», которое должно якобы наступить как результат божественной милости, независимо от действий людей. Но все идеалы прошлого были утопическими. Даже тогда, когда они выражали прогрессивные устремления народных масс, протест против эксплуатации и несправедливости, они основывались лишь на субъективных пожеланиях лучшего будущего, без понимания объективных исторических законов. Таковы были учения социалистов-утопистов (Т. Кампанелла, Т. Мор, Сен-Симон, Фурье, Оуэн), которые предугадывали некоторые черты будущего социалистического и коммунистического общества, но не могли указать действительные пути его осуществления. Марксистско-ленинское учение о построении коммунистического общества представляет собой не просто нравственное требование или пожелание, а научную теорию, опирающуюся на объективный анализ исторических законов.

При оценке поступков человека с точки зрения коммунистической нравственности учитывается не только их практическая целесообразность (насколько они приближают будущее), но и то, насколько они уже сегодня воплощают в себе образ жизни, к которому мы стремимся.

Поэтому коммунистическая нравственность требует, чтобы высокие цели осуществлялись высоконравственными средствами.

Особенность коммунистического идеала состоит в том, что он выражает не абстрактную идею морального праведника, а конкретное представление о всесторонне развитой личности; он ставит задачу воспитания нового человека, гармонически сочетающего в себе духовное богатство, моральную чистоту и физическое совершенство.

Этот идеал связывается с вполне реальными интересами и потребностями дальнейшего развития человека. Его осуществление мыслится не как результат простого нравственного самосовершенствования, аскетического самоотречения, а как итог коллективной деятельности людей, строящих самое гуманное и справедливое общество – коммунистическое.

Тот, кто имеет нравственный идеал, кто следует этому идеалу, тот уже осуществляет строительство нашего справедливого общества. Особенно важно иметь идеал молодым людям. Их идеал может быть неточно обозначен, даже невыразим, но одно наличие светлого, доброго, сильного идеала уже заставляет человека жить с повышенными требованиями к себе.

В детские годы понятие идеала закладывается через сказки, через героев, олицетворяющих добро и зло. В отрочестве человек иногда встречает в жизни идеального человека, чаще находит его на страницах книг. Для кого-то это Дон Кихот или князь Мышкин, для кого-то Павел Корчагин, Татьяна Ларина. При этом положительный герой и идеальный образ совсем не обязательно совпадают.

Юноши, обдумывающие житье, решающие делать жизнь с кого, ищут своего героя на страницах книг серии «Жизнь замечательных людей». Подлинные герои, жившие и живущие на земле, – убедительное свидетельство реальности идеала.

Впрочем, разговор на эту тему сейчас будет продолжен в следующей статье.




Идейность


– моральное качество, характеризующее одну из важнейших сторон нравственного самосознания и жизнедеятельности личности, означает приверженность человека определенной идее, исходя из которой он совершает свои поступки и служению которой он посвящает свою жизнь.

Немыслим мир без идей, как и без людей, им приверженных. Идея может быть прекрасной, и люди, служащие ей, двигают прогресс, но может быть и ложной или даже мракобесной, а служение ей человек почитает высшим своим долгом. Идейные защитники были и у самодержавия, и у фашизма, – они пускали себе пулю в лоб, видя крах идей, за которые боролись. И все-таки мы называем их фанатиками или заблудшими, а наши нравственные симпатии отданы идейным людям иного толка.

Человечество в своем долгом и противоречивом восхождении расширяет и углубляет круг представлений о счастье, прогрессе, справедливости, свободе. Это круг его идей, идеалов. Одни, даже очень привлекательные поначалу, ветшают и изживаются, другие, поначалу, может быть, смутные и тревожащие, со временем являют все большую силу и притягательность, третьи, оставаясь ценными «частично», обнаруживают свою неполноту, недостаточность.

Казалось бы, каждый из нас наследует все это разноголосое богатство и волен выбрать себе любой сектор круга. Например, стать сторонником патриархального устройства. Так поступили многие западные битники, уйдя в леса, отказавшись от услуг современной техники, «опростившись». Так они выразили свой протест против античеловечной буржуазной цивилизации. Беда лишь в том, что круг истинно гуманистических, истинно активных идей нашего времени остался им неведом. Здесь трагическое заблуждение.

Стало быть, можно сказать, что понятие идейности изменчиво и подвижно, находится в теснейшей связи с революционным процессом, с достижениями ищущей человеческой мысли. Отстаивать идеи устаревшие, отброшенные ходом общественного процесса – значит быть реакционером (вольным или невольным – другое дело). Бороться за воплощение в жизнь идей новых, идей, расширяющих границы человеческой свободы, равенства и счастья, – значит быть передовым деятелем своей эпохи, своего времени. Именно этот последний смысл и закреплен в нашем понятии «идейный человек»: передовой, стоящий на уровне тех идеалов прогресса, которые диктуются ходом истории. А идейность мы понимаем как служение прогрессу и свободе, передовым идеям века.

Мы не вправе раздавать поспешно снисходительные оценки своим предшественникам по истории: тот «не понял», этот «не оценил», «заблуждался». Истина всегда конкретна, людей и события нужно оценивать в рамках возможностей их века. Честь и хвала рыцарям свободы – от Спартака до Панчо Вильи, от Кампанеллы до Гракха Бабёфа! – их борьбой и мыслью мир продвигался вперед.

Коммунистическая идейность вобрала в себя все лучшее, что было выработано человечеством на долгом его пути, решительно отбросив все представления, которые мешают полному и справедливому бытию истинно деятельного человека. Марксизм-ленинизм доказал неизбежность и историческую необходимость смены государственных устройств, основанных на эксплуатации человека человеком, таким устройством, при котором эксплуатация исключается. В коммунистических идеях нашли свое воплощение выстраданные представления людей о счастье и равенстве, воплощение реальное здесь, в этом мире, а не в мистических загробных мирах. В борьбе, а не в пустых упованиях, в переделке общественных отношений, а не в красивых моральных сентенциях на сей счет.

И потому сегодня можно сказать, что самое полное выражение идейного человека XX века – это коммунист. Его идеалы и представления – научно верные, притягательные, проникнутые историческим оптимизмом.

Каждый из нас со школьной скамьи помнит о жутковатых «рахметовских гвоздях», о неистовом самоотречении этого «человека особого склада», отказывавшего себе в праве даже есть то, чего не может позволить простой мужик. А вот штрих из жизни Дзержинского: он любил живопись, но... убежал из Дрезденской галереи, мучась тем, что шедевры человеческого гения не могут быть доступны, как ему, тысячам других людей. Понимаете? Человек даже не мог в одиночку наслаждаться искусством; мысль об обездоленных, которые об искусстве даже не слыхали, преследовала Дзержинского неотступно...

Первым моим редактором был старый коммунист, председатель Хорезмского ревтрибунала времен гражданской войны. Этот человек был депутатом Верховного Совета, авторитетом, признанным на любых уровнях. В некий ненастный день крыша его дома стала протекать. И наш Семеныч (так его звали за глаза) только заявил об этом в домоуправление и больше никого не тревожил. Шли дни, в управлении не торопились, Семеныч о себе не напоминал. Тогда разгневанная жена подвинула Семенычу кровать под самую капель. Он лишь крякнул и ночью прикрылся старым дубленым кожухом времен Хорезмского ревтрибунала.

Я улыбаюсь этому воспоминанию, но без всякой тени иронии, только с грустным теплом о человеке, который нигде и никогда не повысил голоса, требуя заботы о своей персоне, не говорил о своих заслугах.

Так что же, возвращаться к рахметовским гвоздям и старым кожухам?

Разумные занятия спортом сегодня заменят рахметовскую «самоподготовку», а звонок в домоуправление уже не надо (как правило) дублировать. Отказ от обыкновенных житейских благ, подчеркнутый аскетизм в быту сегодня не нужен и, может быть, даже смешон, ибо эти блага ныне доступны каждому. Другое дело – требовать чего-то сверх этой нормы, добиваться привилегий лишь для себя.

Истинно идейного человека отличает цельность натуры. Та самая, что в любых обстоятельствах, в любых изменчивостях мира позволяет ему ни слова не взять на веру, ни слова не сказать против совести (В. И. Ленин).

Распространена ошибка – отрывать идейную жизнь человека от его эмоционального, духовного мира, разделять, как говорят, ratio и emotio, мысль и чувство. Истинная идейность – связь мысли, глубокого чувства, поступка, самоанализа, в котором на равных участвуют трезвый разум и вечно разбуженная совесть.

«...В этом застенчивом человеке, в этом хилом теле обитала мощная, гладиаторская натура; да, это был сильный боец! он не умел проповедовать, поучать, ему надобен был спор. Без возражений, без раздражения он не хорошо говорил, но когда он чувствовал себя уязвленным, когда касались до его дорогих убеждений, когда у него начинали дрожать мышцы щек и голос прорываться, тут надобно было его видеть; он бросался на противника барсом, рвал его на части, делал его смешным, делал его жалким и по дороге с необычайной силой, с необычайной поэзией развивал свою мысль».

Это Белинский в описании Герцена («Былое и думы»).

Вот вам идейная жизнь, идейная страсть. Попробуйте разделить здесь мысль и чувство, разум и совесть, истину и поэзию!

«Дорогие убеждения», «любимая мысль» – не случайные слова, а знак уважения людского перед цельностью идейной жизни, перед высоким образом духовности. Идейность – мир полный и многоцветный, мир, знающий такие глубокие радости, перед которыми меркнет эфемерная привлекательность «просто жизни», погони за мигом наслаждения.

Разумеется, жизнь идейная и трудна и беспокойна. Дело даже не в том, что обыватели и мещане отягчают такую жизнь злобой или непониманием. Дело и не только в том, что близкие не всегда способны понять необходимость той или иной жертвы личным во имя общего.

В идейной жизни есть и свои собственные, неотменимые сложности. Человеческое знание в своем восхождении расширяет круг истин, знаний, все более полно отражающих природу мироздания, его материю. То же относится и к общественному процессу. Недаром марксисты, первыми сумевшие дать объективное основание этого процесса, сознательно отказались от слишком подробных и «точных» прогнозов относительно будущего той или иной страны. Конкретные исторические условия складываются порою столь противоречиво, запутанно и своеобразно, что возможен, например, шаг из феодализма в социализм, минуя целую стадию общественного развития – капиталистический строй. Так и было в Монгольской Народной Республике, во многих республиках нашей Средней Азии. Представьте теперь, что люди, взявшиеся за переустройство мира, упираются в теоретическое положение «нельзя миновать капитализм».

Догматизм – так зовется опасный враг коммунистической идейности. Абсолютизировать мысль, погонять ею, стращать ею, не давая труда творчески вникнуть в своеобразие обстановки, в новизну ее, – это большая опасность, чреватая труднопоправимыми ошибками.

Идейность – это еще и неустанное, бесстрашное творчество, мужество смотреть в глаза ошеломляющей новизне, прихотливой изменчивости жизни. Нравственный долг идейного человека, борца и деятеля, состоит в непрестанном обновлении своего знания, в строгом сомнении по поводу «непогрешимости» уже найденного. Думать, хотеть, сметь...

Да, но есть еще и оппортунизм. Трусливое и податливое услужение мысли каждому жизненному повороту, такая «гибкость» убеждений, при которой и самого-то убеждения обнаружить уже не удается: «С одной стороны, нельзя не сознаться, а с другой – нельзя не признаться»...

Должен просить прощения у читателя за многочисленные «измы». Правда, их могло быть и еще больше (волюнтаризм, поссибилизм, сервилизм – смотрите в специальных словарях). Идейная жизнь есть жизнь в бурном океане, где смертельных опасностей куда больше, чем в замкнутом проливе со Сциллой и Харибдой «на выходе». Но это жизнь, единственно достойная человеческой сущности, отвечающая ее вечно бунтующему и дерзкому, мудрому и неудовлетворенному, деятельному и ищущему цельности началу.

У такой жизни нет берегов и заводей. Такая жизнь не успокоится на раз понятом и достигнутом. Она – движение.




Интернационализм


– международное единство трудящихся в борьбе за уничтожение капиталистического строя и построение коммунистического общества, основанное на общности их коренных интересов.

Если понятия «патриотизм», «национализм» известны человечеству давно, закреплены «веками и тысячелетиями обособленных отечеств» (В. И. Ленин), то понятие «интернационализм» еще очень молодо, исторически свежо и ново.

Ни один класс в истории не поднимался, да и не мог подняться до осознания солидарности (общности интересов) со своими соратниками в других странах. Феодалы вели борьбу за расширение своих владений, рабы и крепостные крестьяне были слишком невежественны и разделены, чтобы понять, как много общего в судьбах, скажем, немецкого и французского земледельцев.

Первый класс, который почувствовал определенную (не только временную и преходящую) нужду в помощи зарубежного компаньона, был класс буржуазии. Купцы и промышленники договаривались друг с другом, так сказать, поверх правительственных голов. Но мы жестоко ошиблись бы, назвав такое сотрудничество «солидарностью». Во имя интересов прибыли капиталист пойдет на прямое предательство интересов своего отечества: так, во время второй мировой войны некоторые важные стратегические материалы служили предметом обмена между немецкими и американскими промышленниками. Но жестокая конкуренция, борьба за рынки – борьба не на жизнь, а на смерть – есть неотменимый закон капиталистического производства. И каждый день тут «падают» новые жертвы, мелкие фирмы поглощаются могучими трестами, одна монополистическая группа подставляет ножку другой, межнациональные конфликты промышленных воротил принимают формы самой отвратительной грызни, где хороши все средства – шантаж и взятки, политические убийства и тайный сговор.

Такова подоплека буржуазной «общности интересов». Тем не менее капиталисты сознают необходимость согласованных действий и взаимопомощи, когда заходит речь об их интересах.

А угроза эта исходит от пролетариата, от рабочего класса разных стран – новой исторической силы, определяющей сегодня будущее человечества.

«Капитал есть сила международная, – писал Владимир Ильич Ленин, – чтобы его победить, нужен международный союз рабочих, международное братство их».

Вот здесь – в осознании нераздельной общности судьбы и борьбы, самых кровных классовых интересов – и лежит начало нового понятия – интернационализм. Действенность этой новой исторической солидарности определяется тем, насколько глубоко, последовательно, масштабно осознают рабочие свою роль, цели своей борьбы. Разумеется, что здесь мало одного лишь классового инстинкта – внутреннего ощущения своего бесправия и необходимости борьбы с ним. Сбросить такой инстинкт со счетов было бы недальновидно: общий характер труда достаточно быстро толкает рабочих к сближению в отличие, скажем, от крестьян, которые поодиночке ведут свое хозяйство. Но, конечно же, одного инстинкта мало, поле его действия часто ограничено рамками одного завода, одной отрасли (так называемое «экономическое движение» рабочих, не ставящее перед собой больших и коренных целей политического переустройства общества). Инстинкт, не просвещенный настоящим сознанием, может завести и в более трагические тупики: так, в сентябре 1914 года немецкие депутаты от рабочих, социал-демократы, проголосовали за предоставление военных кредитов кайзеровскому правительству. И это позорнейшее голосование стало логическим следствием политики «опоры на инстинкт», на стихийность рабочего движения, на мелкие экономические завоевания как единственную цель.

Нет! Нужна теория стройная и страстная, беспощадная в обнажении пропасти между рабочим классом и буржуазией, научно строгая и одновременно творческая, требующая сознательных и даже героических усилий для воплощения в жизнь высоких гуманистических идеалов. Такая теория начала складываться в середине 40-х годов прошлого столетия. Ее основателями стали Карл Маркс и Фридрих Энгельс. И одним из первых, самых фундаментальных и новых открытий этой теории стало обоснование единства интересов пролетариата, международной солидарности рабочего класса. «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» – этот боевой лозунг вот уже более 130 лет не сходит с красных знамен рабочего строя, с 1847 года. В 1848 году Маркс и Энгельс этим призывом заключили самый боевой и бескомпромиссный документ новой эпохи – «Манифест Коммунистической партии».

Интернационализм – качество сознательного борца-революционера, последовательного в теории и на практике. Но интернационализм еще и живое, глубокое, непосредственное чувство, даваемое и опытом эмоциональной жизни.

Я вспоминаю Ленинград 1936 и 1937 годов. Шла гражданская война в Испании, и мы, первоклассники, довольно толково разбирались в расстановке сил, знали, что самые горячие точки боев – в Гвадалахаре и в мадридском университетском городке.

Ленинград был одним из советских портов, куда приходили испанские корабли. Приезжали на них дети испанских бойцов, мы их встречали. Общий строй, обмен галстуками и знаменитыми «испанками» – шапочками с кисточкой вперед – вот что было для нас первым живым уроком революционной солидарности. Чуть позже мы разучивали пролетарские песни: «Бандьера роса» («Красное знамя»), «Идут стальные колонны» и незабываемые, драматические марши немца-интернационалиста Эрнста Буша: «Марш единого рабочего фронта», «Болотные солдаты». Тогда же вошли в наш обиход зеленые френчи, юнгштурмовки, униформа зарубежных, комсомольцев, и красные значки с надписью «КИМ» – «Коммунистический Интернационал Молодежи».

С чувством теплой благодарности видишь, сколь многое из революционной символики живо и сегодня. Пройдя бои в испанской интербригаде, концентрационный лагерь и тюрьму, вопреки нечеловеческим испытаниям выжил легендарный Эрнст Буш, и записи его песен разучивают сегодня комсомольцы ГДР. Форма наших студенческих отрядов напоминает давние юнгштурмовки. Не умерло знаменитое приветствие: «Рот фронт!» – сжатый кулак у плеча, разве что добавились иногда к нему два пальца буквой V – «Venceremos!» – «Победим!». Живы и «Бандьера роса», и «Стальные колонны». Во время войны французские партизаны (маки) сложили песню на мотив нашей «Катюши», а мы в память об эскадрилье «Нормандия – Неман» сложили песню советскую.

Каждое революционное событие века оставило свою метку в эмоциональной жизни. Кубинцы – свой лозунг «Patria o muerte!» и «Песню 14 июля», португальцы – красную гвоздику, чилийцы – песню о своей вере в победу.

Международные фестивали молодежи, форумы, дискуссии, интернациональные стройотряды – живая форма нынешней революционной солидарности. Но самое, может быть, главное – тот непреходящий интерес, который вызывают жизнь и борьба интернационалистов. В выборе пути, в решении «делать бы жизнь с кого» неоценим героический индивидуальный пример, яркая судьба.

Вспомним же некоторые из этих судеб.

Ярослав Домбровский – поляк, генерал Парижской коммуны 1871 года, первый командир в шеренге защитников пролетарского строя.

Жан Жорес – французский социалист, убитый в разгар шовинистических страстей за то, что поднял голос против войны.

Иван Загубанский – болгарский агент газеты русских большевиков «Искра».

Джон Рид – американский журналист, через океан устремившийся в революционную Россию 1917 года, автор лучшего репортажа об Октябре – «Десять дней, которые потрясли мир».

Артем (Сергеев) – русский большевик, в годы эмиграции ставший одним из организаторов революционного движения в Китае и Австралии.

Международная рабочая солидарность прошла через многолетние испытания. Гражданская война в России. Империалисты бросают свои войска на подавление октябрьских завоеваний. А в рядах молодой Красной Армии и в революционном подполье в тылу рука об руку с гражданами Республики Советов борются сотни интернационалистов.

Француженка Жанна Лябурб и серб Олеко Дундич. Чех Ярослав Гашек и венгр Мате Залка. Железные латышские стрелки – в любом месте, где особенно горячо и тяжко. А в советских эскадронах уже рождается удивительная песня, герой которой, украинский комсомолец, мечтал о земле и свободе для крестьян Гренады: «Я хату покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать».

Удивительное, незабываемое время, которое обучало солидарности прямо и бескомпромиссно. В пьесе Всеволода Иванова «Бронепоезд 14-69», есть сцена, когда пленного американца обучают началам классовых представлений полуграмотные сибирские партизаны. Подходящих пособий нет, и боец берет... Библию, по картинке, где Каин убивает Авеля, объясняет, кто есть буржуй, а кто пролетарий.

«Но и без чтения мы разбирались в том, в каком идти, в каком сражаться стане», – пишет В. Маяковский.

Да, уроки гражданской были наглядны. Тысячам и тысячам помогли они навсегда выбрать свой путь.

Но не забудем и предшествующих строк у Маяковского: «Мы открывали Маркса каждый том, как в доме собственном мы открывали ставни». То есть опять-таки чувство чувством, а сознательное понимание революционного долга необходимо. Примеров тому немало дала наша история.

Вот один из самых сложных и драматических.

Зимой 1918 года положение Советской России стало особенно опасным, противостояли ей хорошо организованные силы, а своей вооруженной надежной защиты республика еще не сформировала. В таких условиях Ленин потребовал заключить мир с самым опасным противником – немецкими империалистами, нависавшими над главными жизненными центрами РСФСР. Мир на очень тяжелых, даже унизительных, условиях: республика выплачивает большую контрибуцию (как бы выкуп), уступает немцам Прибалтику, часть Украины, другие территории. Обязывается разоружить Черноморский флот и т. д. Мир – петля! И тысячи честных, преданных делу коммунистов выступили противниками Ленина на этих переговорах о Брестском мире. «Лучше умереть, но до конца выполнить свой интернациональный долг. Своею гибелью дать сигнал мировой революции», – говорили они.

Вроде бы горячие, святые слова и истинно революционный порыв? Только Ленин и самые стойкие его соратники сумели разглядеть за ними «революционную фразу». Сумели убедить партию в том, что мир сейчас единственное спасение для власти Советов, а стало быть, в этом и есть интернациональный долг русских коммунистов. Нет, не одна искренность и горячность решают дело. А еще и мужество трезвого учета всех возможностей, представление о своем долге не как о мгновенном порыве, а как о многолетней и изнурительной борьбе.

Марксизм тем и силен, тем и бесконечно привлекателен, что каждую мысль и моральное право, в муках выношенное человечеством на своем пути, он, марксизм, берет в активное свое наследие. Интернационализм, так стойко пронизывающий марксистско-ленинское учение, основан на глубоком знании и понимании вершин гуманистической мысли, на признании того, как ценен вклад каждого народа в сокровищницу мировой культуры, в выработку наиболее справедливых общественных идеалов.

Постараемся всей жизнью – честной и осмысленной – остаться на высоте этих идеалов, а может быть, внести и свою каплю в родник борьбы, движения, неостановимого человеческого саморазвития.




Инфантилизм


– состояние, при котором проявления личности не соответствуют возрасту. «Инфантильный» означает «детский».

Развитие личности проходит определенные фазы. Виды поведения, соответствующие пройденной фазе развития, не исчезают начисто. Но то, что было естественно на определенной фазе, становится впоследствии неестественным. Например, слабость, беспомощность, капризность, обидчивость естественны у ребенка, и его формы поведения оправданны. С помощью капризов ребенок пытается влиять на взрослых и управлять их поведением, чтобы удовлетворить свои потребности. Когда ему плохо, он плачет, и плач выступает как призыв о помощи, который вызывает отклик у родителей, взрослых.

Однако если эти черты остаются у подростка, юноши или даже у взрослого, то мы их называем инфантильными чертами поведения, а наличие этих черт – инфантильностью. Они свидетельствуют о том, что в развитии личности произошли перекосы, вызванные различными обстоятельствами, прежде всего неправильным влиянием взрослых. Так, подростку свойствен максимализм: он различает только черное и белое, а полутонов не замечает и не хочет замечать. Это естественно для подростка, так как он только начинает осмысливать и усваивать моральные нормы, создает представления о добре и зле. По мере роста человек научается тоньше различать причины человеческого поведения и перестает быть максималистом: в нем появляются терпимость, способность воспринимать другого человека в целостности его черт, положительных и отрицательных сторон. Черты максимализма, свойственные юноше или взрослому, уже выступают как инфантильные черты личности. Какие это в первую очередь черты? Постараемся кратко описать их.

Первое: стремление манипулировать другим человеком. Ребенок манипулирует родителями, принуждая удовлетворять его потребности эгоистически, не считаясь с их состоянием, так как он их не понимает. Крики, капризы, обиды, требования, просьбы применяются ребенком без всякого учета самостоятельности взрослых. Ребенок считает, что мать никогда не утомляется, что отец сильнее всех и может все, что родители полностью заняты только им. В своих требованиях ребенок эгоистичен, и главное его орудие воздействия – принуждение любыми способами. Зрелый же человек, если у него возникает желание влиять на поведение другого, прежде всего стремится учитывать интересы и желания другого, чтобы порождать в другом желательные намерения, действия, в которых бы реализовались его планы.

Второе: зависимость, несамостоятельность. Ребенок абсолютно зависим от взрослых. Каждый шаг в его развитии представляет собою новое поле активности, в котором он приобретает самостоятельность. Сначала он сам начинает есть, одевать себя, потом сам выбирает друзей, игры, род занятий. Для каждого общества есть некоторый средний темп обретения независимости. Он определяется образом жизни, общими особенностями культуры. Например, двадцатилетний студент зависим от родителей, если он не получает стипендии и не желает или не умеет устроиться на работу вечером, чтобы пополнить свой бюджет. А примерно сто лет тому назад двадцатилетний человек, живущий в деревне, как правило, вел свое хозяйство.

Зависимость может быть материальной, моральной, эмоциональной. Если молодая семья постоянно, нуждается в помощи родителей, то она зависима. Однако эта зависимость может быть морально-эмоциональной даже при материальной независимости. Молодая жена, например, при первой размолвке хватает свой чемодан и уезжает к маме, в другой семье молодой муж принимает любое решение только с согласия родителей.

Третье: социальное сравнение. Ребенка в процессе воспитания постоянно сравнивают с другим, дают понять, что такое хорошо, что такое плохо. Это необходимо для выработки нужных черт личности. Для ребенка естественно завидовать другому, гордиться тем, что у него есть, а у другого нет, испытывать ревность по поводу любви родителей. Все эти переживания возможны только на основе социального сравнения. С развитием эмоциональной зрелости и индивидуальности влияние социального сравнения уменьшается. Личность начинает сама по себе вырабатывать критерии сравнения. Человек сравнивает себя уже не с другими, а с самим собой, каким он был ранее. Он идет по пути самосовершенствования, а не сравнения с другими. В связи с этим у него уменьшаются зависть, тщеславие, ревность, примитивное сравнение себя с другими. Если эти черты сохранились, то они уже выступают как инфантильные черты.

Четвертое: беспощадность и жестокость к другим, неспособность к сочувствию, к пониманию состояния другого человека. Ребенок плохо понимает взрослых. Свирепый эгоизм его проявляется во всем, так как он сознает только свои потребности. Он совсем не думает о том, чего хотят другие. Я наслаждаюсь общением и развлекаюсь, забыл позвонить родителям о том, где нахожусь, я забыл о моей матери, которая находится в мучительной неопределенности... Значит, веду себя как ребенок, не осознающий своей жестокости.

До определенного возраста в инфантильности детей повинны родители, которые не соразмеряют свое отношение к детям с темпом их развития. В подростковом периоде происходит слияние влияния родителей и подростковых групп. Компания, где каждый оценивается по ценности и количеству предметов, которыми его обеспечили родители, а не по личностным качествам и способностям, несомненно, способствует закреплению инфантильности. Если подростки соревнуются между собой в том, что они могут выбить из своих «предков» и у кого сколько зарабатывают родители, они уже сравнивают не друг друга, а своих родителей. Такая компания способствует деградации личности, закрепляет инфантильность ее членов и делает их совершенно беспомощными перед реальностью жизни. Поэтому любой, кто хочет стать личностью, должен покинуть эту компанию и найти достойный коллектив.

Инфантильности способствуют также некоторые взрослые и даже ответственные личности. Руководитель предприятия, который принимает на легкую должность оболтуса под влиянием папиного звонка, ректор института, понимающе относящийся к просьбам высокопоставленного папы, и многие другие... Против такого массированного воздействия факторов, вызывающих инфантильность, некоторые молодые люди подчас протестуют по-своему: поступают вопреки воле родителей, уезжают из дома, чтобы самим пробиться в жизни, полностью порывают с ними отношения. Я отношусь неодобрительно к такого рода действиям, ибо они сами носят инфантильный характер. Родители достойны уважения, и зрелый человек необязательно будет во всем им перечить, хотя, может быть, родители и не правы. Когда ты вырос и осознал себя, развиваешь самосознание, то твой первый долг оказывать благотворное влияние на своих родителей. Воля и дисциплина, скрытые за послушанием и уважением к тем, кто вырастил и воспитал нас, хотя, может быть, и неправильно, должны обнаруживать себя не разрушительно и болезненно, а мягко и зрело. Юноше и девушке всерьез нужно задумываться над воспитанием родителей и оказанием им помощи в жизни уже в тот момент, когда они еще в этой помощи и не нуждаются. Это делать нетрудно. Если ты зарабатываешь деньги, то вноси их в фонд семьи, даже если родители и настаивают на том, чтобы ты тратил их на развлечения и прихоти. Будь терпим к родителям, помогай им быть терпимыми. Создавай у них уверенность, что они будут любимы и ты будешь заботиться о них, что ты их любишь. В тебе еще мало опыта, но больше жизненных сил, которые у твоих родителей уже значительно истощены. Проявляй заботу о них, и ты изживешь черты своей инфантильности. И знай, что не только их, но и тебя ждет старость.




Коллективизм


– отношение между людьми, основанное на единстве их коренных интересов, и соответствующее этому единству общественное сознание, которое выражается в преданности людей общему делу, в чувстве высокой ответственности перед коллективом.

Коллективизм является одним из важнейших завоеваний социализма. Благодаря тому, что в нашей стране уничтожены эксплуататорские классы, исчез классовый антагонизм, стерлись во многом классовые грани, создалась благоприятная почва для единства общества, для того, чтобы восторжествовали основы коллективизма.

«Плохо человеку, когда он один, горе одному, один не воин. Каждый дюжий ему господин и даже слабые, если двое», – писал Маяковский. Однако силу коллектива, его качество создают именно единицы. От того, каким является большинство (класса, трудового коллектива, группы), зависит дееспособность, направленность, сила коллектива.

* * *


– Уф! Новость!!! Представляешь, на зимние каникулы всем классом едем в Ленинград!

– Да? Интересно... И что же вы там увидите, кроме своих физиономий, до боли знакомых?

– Как? А ты что, не поедешь?

– Нет, конечно. Есть такие места, куда я предпочитаю ходить один.

– Ну ты даешь! Чего ты откалываешься-то? Весь класс решил, большинство, что поедем. Всем классом. Значит, тут уж нельзя, чтобы кто в лес, кто по дрова. Что тогда от класса останется?

– А, если я не хочу? Ну что, тебе обязательно надо, чтобы я там везде рядом с тобой ходил?

– А с какой стати тебе не хотеть-то?! Ленинград – это такой город! Ты же там не был. Красивейший!

– Вот поэтому и не хочу. Хочу один на один с ним впервые пообщаться.

– Но нельзя же так: вот только то, что мне хочется, то я и буду делать. Ты же не один. Надо же и товарищей своих уважать.

– Почему нельзя-то? А кому будет лучше, если я с отвращением поеду, с тоскою буду там таскаться и думать, как жаль, что нельзя пойти направо, потому что все идут налево, как хорошо было бы в Эрмитаже одних испанцев посмотреть и нигде больше не бегать... Вот я и говорю: давайте друг друга уважать, а значит, прежде всего то, что каждый хочет. Ну почему, если мне будет хорошо, другим от этого будет плохо? Почему нельзя, чтобы каждый делал то, что ему хочется? Вот тогда и будет хорошо всем!

Эти двое людей никогда друг друга не поймут. Никогда ни до чего не договорятся. Потому что чем более рьяно защищает свой арифметический коллективизм один, тем упорнее обороняет свой закрытый индивидуализм другой, спасаясь от такого «коллективизма» все большим уходом в свою раковину. Они все больше расходятся и все дальше отгоняют друг друга от понимания истинного, живого общения, людей друг с другом, которое и не в том, чтобы всюду ходить взводом, и не в том, чтобы воспринимать общество других только как усложняющее твою жизнь обстоятельство.

– Ну все понятно, можете не продолжать, – слышу я тут голос многоопытного читателя. – Ясно, что одиночество полезно, но все время сидеть одному тоже скучно, надо чего-то поразнообразней, повеселей. И не только один, и не только в компании, да? Серединка на половинку.

Нет, и опять это не то. Это очень мало: «Есть настроение – балдеем вместе, нет – разбежались, приветик».

Люди все время общаются друг с другом. Они не могут иначе. Каждый хорошо знает, как страшно одиночество. И конечно, они, эти одинокие люди, встречаются. И вот тут каждый раз встает вопрос: что же будет – несколько одиноких людей, связанных только комнатой, сигаретным дымом, столом; телевизором, нежеланием сидеть в одиночестве, или люди, объединенные чем-то более глубоким в некое новое человеческое целое?

Казалось бы, что еще нужно: мы общаемся, я ценность, ты ценность, я что-то даю тебе, ты интересен мне, никто никому не в тягость, справедливый добровольный обмен, разве этого мало? Полная гармония!

И все-таки мало. И все-таки не полная. Потому что люди способны на большее. С этого-то как раз и может начаться самое главное, родиться особая ценность, на которую мы способны в коллективе.

Как «ухватить» ее, эту ценность, как рассмотреть?..




Когда образуется такой человеческий коллектив, как семья, и двое сходятся по-настоящему, то не потому, что у каждого имеется в наличии своя половина соображений вроде «ты мне нужен; мне с тобой хорошо; ты мне помогаешь» и т. п. Как бы много ни было всех этих «за» (потому-то и потому-то ты мне нужен), как бы ни была другая сторона уверена в том же, все-таки хорошая, добрая, дружная семья только на этом вряд ли получится. Будут ругань, обиды, размолвки, наконец, развод. И все почему? Есть семья, нет коллектива. Можно и так сказать.

Тут как раз виднее-всего, что такое коллектив, истинный коллектив, а не просто люди вместе. Вроде всё есть: и живут двое под одной крышей, и картошку вместе варят, и в гости ходят, и неудачи преодолевают... Всё есть! А коллектива нет.

Может, люди слишком разные? Нет у них родства душ, близости в понимании смысла жизни, главных ее целей?..

Может, и так. Но бывает, что и при таких блестящих предпосылках к сближению люди лишь прохладно констатируют похожесть взглядов...

Может, любви не хватает? Может, о любви мы все время толкуем, а не о коллективизме?

Любовь нужна, конечно. Первым делом! С нее в любом случае все начинается – с любви, с тепла. Но не только. Любовь, как известно, иногда не выдерживает, что-то ей мешает свободно дышать. Что?

Коллективизма не хватает. Таланта коллективизма. Или хотя бы такой способности.

Коллективизм – это пластичность во взаимоотношениях.

Но не такая пластичность, при которой я готов из хорошего отношения к тебе просто терпеть твои слабости (зная, что и тебе придется терпеть мои). В том-то и дело, что при чувстве коллективизма только терпеть не приходится. Тут появляется ощущение, что эти самые небольшие желания, слабости другого – не такие уж чужие.

Коллективизм, – это готовность какие-то твои желания считать нашими, принимать их тоже.

Причем происходит это взаимно. В каждую минуту нашего общения мы оба готовы принять духовный опыт другого до мелочей.

Вот почему коллективизм – это не только гладкие отношения между людьми, но и обогащение, появление новых чувств, нового опыта, которого не было у каждого в отдельности.

И ты и я – оба мы живем в нашем коллективе открыто, так, что граница между нашими интересами размыта, ее нет. Потому что между нашими сугубо личными интересами, каждому из нас известными и важными, есть и наши совместные, тоже каждому ясные и близкие.

Не все у нас делится на «твое» и «мое», что-то разделить невозможно.

И вот это «что-то» – чрезвычайно важное, нужное и тебе и мне, а не только самому принципу коллективизма. Самому этому принципу ничего не нужно. У принципов нет потребностей, они не едят, не пьют и не радуются! Потребности есть только у людей. И если мы говорим о драгоценностях коллективизма, то только потому, что они нужны каждому из нас.

У туристов есть такое понятие: «общий котел».

Все шли, каждый нес свою ношу не один километр, а потом привал, и каждый расстается с тем своим, что он нес на своем горбу. Расстается, но зато получает свою часть из прекрасного общего котла.

В коллективе ты что-то свое, безусловно, отдаешь. Но отдаешь легко, потому что знаешь, что сваренная в общем котле каша будет вкуснее и тебе. Твое вернется к тебе, но таким, какого ни одному из вас в одиночку не сварить – и вкуснее и радостнее.

Может, потому это и происходит легко, даже радостно – из-за взаимности, из-за большего, чем просто отсутствие конфликтов и одиночества, результата. Коллективизм – это особое счастливое чувство, которого не испытаешь ни один, ни в «компании обмена достоинствами».

Как бы получше описать это чувство?..

Я не просто тебя понимаю, что-то думаю при этом свое, делаю выводы, мотаю на ус, могу и тебе сообщить какую-то информацию... Нет! Мы раскрыты друг для друга, рады свое самое главное друг другу подарить. Более того, из взаимодействия твоих и моих мыслей, чувств рождаются новые, каких не было ни у тебя, ни у меня. И не просто новые, а и другие, потому что по сути своей они уже не личные, а такие, которые возникают в общности людей, и мы, как бы нас ни было мало, в минуту их рождения стали истинной частичкой человечества, приобщились к общечеловеческому.

Не переубедить во что бы то ни стало другого, не заставить встать на твою точку зрения, не развлечь его, не удостоверить в твоей индивидуальности. Попытаться понять. Постараться, чтобы и тебя поняли. И когда это происходит, бывает особое чувство радости. И эту радость тоже понимают! Меня понимают – и я радуюсь, я радуюсь – и меня понимают... Мое настроение не просто существует, но его видит, чувствует другое такое же настроение, знает его до основ (основы-то сходны), настроение видит настроение, а не голые стены, дышит таким же человеческим настроением – и получается словно раскаленный воздух радости, от которого чуть не задыхается счастливое сердце!.. Это коллективизм.

Нет, в коллективе мы не сливаемся в одного человека, не становимся одинаковыми. Коллективизм – это чувство локтя, чувство особенностей другого человека. Постоянное понимание такой, казалось бы, ерундовой истины, что всякий другой человек, в том числе и тот, который рядом с тобой, состоит из многого, как и ты. Он так же, как и ты, раздумывает, обижается, злится, сомневается, радуется за себя... Ему тоже что-то непонятно, а чего-то страшно хочется. Другого, чем тебе, но хочется так же. Простая мысль! Но как нам трудно, порой невозможно представить себе не то, что другой человек делает нам, а то, что происходит внутри у него, как если бы это было внутри у нас. Как нам трудно бывает вот так все перевернуть и услышать свои слова не такими, какими мы их ощущаем, а такими, какими они звучат уже в воздухе, в ушах других людей. А за словами другого видеть желания, обиды такие же, какие нам знакомы по себе.

Но если уметь это делать, тогда все преобразится!

Все станет и добрее и проще. И станет возможным чудо коллективизма.

За всякими поступками друга ты увидишь его самого, а не твои объяснения и оценки его поступков. Увидишь логику его личности. И его действия с этой его логикой тогда вполне согласуются и не будут выглядеть, например, такими уж нелепыми. Согласуются с логикой его личности, а не твоей, как это тебе – присмотрись! – очень хочется всегда делать. Да-да, вот такая нелепость: когда споришь, когда кого-то оцениваешь, ты чаще всего хочешь, чтобы его поступки исходили из твоего характера! Пришей кобыле хвост!..

Коллектив – это единство личностей, каждая из которых не похожа на другую, а не кучка сбившихся в стаю, в гурьбу, в компанию похожих друг на друга людишек, у которых так мало своего, что и спаяться-то по-настоящему нечем. Не хватает такого «олова».

Если нет ничего за душой, то такой «коллектив» страшен. Чуть только тебе сказали что-то другие, более голосистые, и ты уже готов идти за ними куда угодно, не очень-то оглядываясь по сторонам.

Ты не задумываешься, он не задумывается, целая группа не задумывается, но устремляется куда-то всей гурьбой и что-то делает – это очень страшно. Это наверное, самое страшное, что может быть с людьми. Потому что у такой группы сила есть, а совесть молчит. Страшные вещи может она сделать: тупые, бессмысленные, бесчеловечные. Потом, в одиночку подумавши, ужаснешься, а сейчас, вместе со всеми, легко и просто: раз – пошли, и все!

Духовно слабому человеку трудно противостоять заражающей силе объединенной группы. Да и не совсем уж слабому...

Социальные психологи – люди, которые занимаются тем, что происходит в психологии человека, когда он не один, провели такой опыт. Поставили на стол четыре пирамиды: три черные и одну белую. Пригласили нескольких человек, имевших специальное задание, и одного испытуемого, ни о чем не подозревавшего. И стали всех по очереди спрашивать, какого цвета пирамиды. Испытуемый, разумеется, сразу сказал, как есть: три черные, одна белая. Остальные же (для испытуемого точно такие люди, как и он) стали отвечать на этот вопрос иначе (в этом и было специальное задание, данное им руководителем эксперимента). Они стали говорить, что все пирамиды черные. Да-да, именно черные, мы же видим.

И тут произошло удивительное явление природы.

Испытуемый, совершенно обычный разумный человек, с хорошим зрением – короче, такой, как любой из нас, – стал сначала сомневаться в правильности своего «поспешного» заключения, а потом и вовсе твердо согласился с «мнением» большинства: совершенно точно, теперь, мол, и сам вижу – все пирамиды черные!

Что, удивительно? А вы попробуйте-ка непреклонно стоять на своем, если кругом вас все, как один, твердят, что все обстоит наоборот! Поневоле начнешь глаза протирать: уж не случилось ли с ними чего? Разве не бывало так? Не с пирамидами, где все так явно выражено: черное, белое, – а в менее определенных вопросах, на которые и общепринятого однозначного ответа-то нет... Тут великое мужество необходимо, большее, чем для того, чтобы по кладбищу ночью в одиночку прогуляться. Не ослиное упрямство, а мужество стоящего за свою истину, совесть свою человека.

Такая свойственная людям легкость в следовании авторитету большинства, что бы это большинство ни говорило, называется конформизмом.

Всякий коллектив – сила. Но куда эта сила обернется – зависит от каждого.

В настоящем коллективе мы, его члены, вовсе не мыслим хором. И не требуем друг от друга всегда говорить только нашими словами и в нашу пользу, обвиняя того, кто этого не хочет, в измене коллективу, принципу коллективизма.

Есть такое понятие: коллективный эгоизм. Только наши, мол, хорошие. Даже если они в чем-то и не очень хорошие. Или совсем нехорошие. Но ведь наши! Что бы наши ни сделали, все равно надо будет своих защищать. Даже если для этого душой придется кривить, чепуху плести, даже если прав будет «чужой». Мало ли что! (А там, глядишь, я чего-нибудь отчубучу – меня «свои» в обиду не дадут, так же горой встанут, вот нам всем и спокойнее.)

Казалось бы, «железное» правило. Только на обмане далеко не уедешь. Если мы с тобой «чужих» обманывать привыкли, то мы рано или поздно и друг до друга доберемся.

Коллектив – это единство людей принципиальных. Они не поступают, разумеется, не по-товарищески. Тем не менее их принципы, их совесть важнее всего и в коллективе. Где страдает чья-то совесть, даже если внешне все в порядке, там уже нет коллектива.

Сильнее честного коллектива ничего нет.




Коммунистическое общество


– высшая общественная формация, идущая на смену капитализму и имеющая две фазы своего развития: социализм и коммунизм.

Социализм есть то общество, которое вырастает из капитализма непосредственно, – первая фаза коммунистической формации. Коммунизм – вторая и высшая стадия, он может развиваться только тогда, когда вполне упрочится социализм. Воедино эти два понятия впервые были связаны в научном социализме. Раньше за каждым из них стояли совершенно различные учения, школы.

По возрасту коммунистические учения (от латинского слова communis – общий) старше. Их развивали такие утописты, как Мор, Кампанелла, Бабёф и многие другие. Утопический коммунизм ставил своей конечной целью полную общность имущества, полное социальное и экономическое равенство, распределение благ по потребностям, отмену денег. Наиболее старая коммунистическая книга и одновременно наиболее известная – это «Утопия» Томаса Мора, увидевшая свет в 1516 году.

В 1807 году появилась книга, написанная французом Шарлем Фурье – «Теория четырех движений и всеобщих судеб», которую можно назвать первой социалистической книгой. Социалисты и особенно Фурье выступали как поборники солидарности людей, свободы и братства.

Сам же термин «социализм» (от латинского socialis – общественный) появился еще позже, в 30-х годах девятнадцатого столетия. Утопический социализм обычно требовал не равенства, а справедливых различий – распределения благ по труду, во главу угла ставил проблему индивидуального счастья. Основной экономический принцип социализма – «И каждой способности по труду ее», – был сформулирован учениками Сен-Симона.

Карл Маркс и Фридрих Энгельс также отличали социализм от коммунизма по форме распределения. При социализме: «От каждого по способностям, каждому по труду»; при коммунизме: «От каждого по способностям, каждому по потребностям».

Однако сводить все только к этому отличию будет неправильно. И в идее коммунизма, и в идее социализма заложен куда более глубокий смысл. Учение Маркса и Энгельса как раз и сформировалось в борьбе с вульгарными, по их словам, «грубыми» коммунистическими теориями, которые «излагались языком голодного желудка». Вот почему они сначала полно и всесторонне разработали учение о коммунизме как о высшей ступени человеческого развития, а потом, только в конце жизни, сосредоточили свое внимание на отличии «неполного коммунизма» – социализма от «полного коммунизма».

Чтобы понять сущность коммунизма, писали они, надо перестать мыслить понятиями старого общества. В этих понятиях отражена противоположность между голодным и сытым, богатым и бедным, между способностью и неспособностью, трудом и наслаждением, правом и обязанностью, личным и общественным, свободой и принуждением. Исторический смысл коммунизма, полагал Маркс, в том и состоит, чтобы вырваться за рамки всех традиционных проблем и противоположностей старого, классового общества. А вместо бытия, отягощенного борьбой за существование, необходимо создать принципиально новое, такое, когда были бы преодолены все природные, экономические, политические препятствия для проявления всего лучшего, что есть в человеке. Маркс говорил, что с коммунизмом связан переход из царства необходимости в царство свободы, от предыстории человечества к его подлинной истории. Вот почему Маркс и Энгельс называли свое учение о коммунизме «реальным гуманизмом».

Маркс писал, что коммунизм, на знамени которого написано равенство вещей, равенство труда, равенство жен и т. д., это, в сущности, не коммунизм, а идеал бедного человека; идеология завистливых людей, которые, в сущности, еще даже не доросли до частной собственности. Над ними культ вещей, культ собственности довлеет намного больше, чем над самими собственниками. Ведь для таких коммунистов вещи пока только страстная мечта, а собственники к своим вещам уже привыкли настолько, что не в состоянии оценить, чем обладают. Над грубым коммунизмом, писал Маркс, господство собственности так велико, что он стремится уничтожить все то, чем на началах частной собственности не могут обладать все. Зависть грубого коммуниста представляет собой ту скрытую форму, которую принимает стяжательство. Вот почему идеология уравнительного коммунизма очень близка мировоззрению мелкой буржуазии. Разница лишь в том, что малый собственник завидует крупному и потому хочет всех сделать малыми, а грубый коммунизм испытывает зависть к любой частной собственности, даже мелкой.

Приговор, вынесенный Марксом уравнительному коммунизму, был суров, но справедлив, а самое главное, совершенно необходим с теоретической точки зрения. Не вынеся такой приговор, нельзя было пойти дальше, превратить коммунизм в науку.

Ни абсолютное равенство само по себе, ни уничтожение частной собственности для Маркса и Энгельса не было самоцелью. Их «реальный гуманизм» связывал критику капиталистических порядков не просто с идеалом равенства. Все люди могут быть абсолютно равны в своем несчастье и бесправии (как это было в восточных деспотиях или в период человеконенавистнической диктатуры Пол Пота в Кампучии). Нет, наши учителя говорили о равенстве свободных, счастливых и всесторонне развитых людей.

Такое понимание коммунизма было характерно не только для Маркса и Энгельса как теоретиков, но и для многих рабочих середины прошлого века. В органе Союза коммунистов, выходившем под названием «Коммунистический журнал», было провозглашено: «Мы не из тех коммунистов, которые хотели бы уничтожить свободу личности и превратить весь мир в одну большую казарму или в один большой работный дом. Разумеется, есть коммунисты, которые бесцеремонно отрицают и хотят уничтожить свободу личности, которая, по их мнению, мешает общественной гармонии; у нас нет никакой охоты покупать равенство ценой свободы».

Революционные коммунистические пролетарии, ставшие позже под знамена учения Маркса и Энгельса, чувствовали себя свободными людьми, желающими дышать полной грудью, могущими и стремящимися вкусить всю полноту человеческого счастья. С идеей коммунизма связывали свое будущее те люди, которые уверовали в себя, ощущали себя уже не малой безвольной частицей, а средоточием исторической силы. Поэтому им был чужд старый плебейский коммунизм, который восходил к столь же старой христианской мечте о царстве Эдема, где всего вдоволь, где «всякое дерево приятное на вид и хорошее для пищи». Идея рая на земле отражала чаяния голодного, задавленного нуждой человека, который в поте лица добывает свой хлеб. В идее коммунизма смело выражено стремление сбросить груз прошлого, вырваться из трясины прежнего унизительного существования.

Основанием для такого оптимистического взгляда в будущее была решительная ломка привычного образа действий и лишения, которое принесло Новое время с его успехами в просвещении, технике, промышленности, в освобождении личности от пут патриархальности. Идея коммунизма возникла тогда, писал Энгельс, когда машины и другие изобретения сделали возможной перспективу всестороннего образования, счастливого существования для всех членов общества. «Коммунизм есть учение об освобождении, которое было невозможно для рабов, крепостных или ремесленников, а стало возможно только для пролетариев, и поэтому он неизбежно принадлежит девятнадцатому столетию и был невозможен когда-либо в прежние времена».

Отражая эти настроения и чаяния революционно настроенных рабочих, Маркс и Энгельс всегда выступали против различного рода «теоретиков» коммунизма, которые пытались протащить мерзости аскетизма и самоуничтожения человеческой личности. Даже если такие попытки вытекали из самых благородных побуждений, как это было у основателя одной из коммунистических сект в Америке, у господина Криге.

Казалось бы, и «грех» Криге не был велик. Он учил, что коммунизм – это религия любви к «человечеству», что коммунист должен вытравить из своей души «личный эгоизм».

Наиболее резко сущность криговской морали была выражена в его изречении: «Мы должны делать нечто больше, чем заботиться только о своей собственной подлой личности, – мы принадлежим человечеству».

«Тенденция» христианского аскетизма, «самоосквернения человека», проводимая Германом Криге, его попытки «под трактирной вывеской коммунизма сбыть все мерзости христианства», по мнению основателей научного социализма, «в высшей степени компрометируют коммунистическую партию как в Европе, так и в Америке». Все это только постыдное угодничество по отношению к оторванному от «собственной личности» и противопоставленному ей «человечеству». И как бы в назидание современным им и последующим поколениям коммунистов Маркс и Энгельс заключают:

«Такое учение, которое проповедует блаженство низкопоклонства и презрения к самому себе, вполне подходит для доблестных... монахов, но никогда не подойдет решительным людям, особенно во время борьбы. Недостает еще, чтобы эти доблестные монахи кастрировали свою «собственную подлую личность», дабы надлежащим образом засвидетельствовать свои верноподданнические чувства «человечеству».

Требование «полноты человеческой жизни» лежит в основе реального гуманизма Маркса, Энгельса.

Маркс и Энгельс рассматривали коммунизм как новую организацию общественной жизни. В ней навсегда будут устранены причины всех противоположностей частнособственнической цивилизации, утвердятся совершенно новые принципы организации производства и распределения труда, новые формы регуляции поведения людей, новые мотивы труда и жизни, а вместе с этим и новый образ жизни.

И будет «преодолен» труд. «Преодолеть труд» – значит избавиться от такого положения, когда масса людей, подавляющее большинство населения вынуждено всю жизнь изо дня в день «трудиться в поте лица», делать то, что не приносит радости. Или, говоря словами Маркса, при коммунизме «прекращается работа, диктуемая нуждой и внешней целесообразностью».

С понятием «труд» всегда, как пояснял Маркс, связывалась лишь ничтожно малая часть огромного процесса производства, а именно – рутинный труд. Не случайно религия и мораль удостаивали имени труда только отвратительные и опасные виды производства, не останавливаясь и перед тем, чтобы приукрасить их с помощью всевозможных изречений типа того, что «труд услаждает жизнь». Не случайно мораль всегда благоразумно остерегалась называть трудом деятельность людей в ее привлекательных и свободных проявлениях. Эту сторону жизни, свободную творческую деятельность, хотя она и представляла собой значительную часть процесса производства, официальная религиозная мораль поносила как наслаждение.

Коммунизм, продолжал Маркс, несовместим с этим лицемерием, он не будет называть наслаждением, моральным долгом, единственной ценностью жизни всякую противную духу и существу человека работу. Нет необходимости, писал Маркс, подсовывать «коммунистам ту мысль, что «труд» есть «единственное достояние» человека».

Маркс выступил против попыток ставить знак равенства между существованием личности в качестве рабочего и в качестве человека, между существованием общества и существованием разделения труда, когда кто-то «работает, чтобы одеть меня, а я – чтобы удовлетворить его потребность в удовольствиях, он – чтобы накормить меня, а я – чтобы просветить его».

Коммунизм предлагает не облагораживание неприятного труда с помощью моральных заклинаний, не компенсацию его дополнительными «наслаждениями» и более высокой платой, а преодоление самого труда как навязанной человеку, вынужденной деятельности.

Но для того чтобы достигнуть этого, необходимо уничтожить сам способ производства, который основан на стихийном разделении труда, уничтожить частную собственность.

Отсюда, из тезиса Маркса о том, что разделение труда и частная собственность есть одно, и то же, вытекало его убеждение, что коммунизм несовместим с разделением труда, с тем, что один вынужден делать одно, а другой – другое. Пока «разделение деятельности совершается не добровольно, а стихийно, – собственная деятельность человека становится для него чуждой, противостоящей ему силой, которая угнетает его, вместо того чтобы он господствовал над ней. Дело в том, что как только появляется разделение труда, каждый приобретает свой определенный, исключительный круг деятельности, который ему навязывается и из которого он не может выйти». Только когда будет уничтожено подчинение людей насильственному разделению труда, будет устранен и сам труд – как «сила, которая стоит над индивидами».

Дело, таким образом, в том, чтобы действительно освободить труд, превратить его в подлинно человеческую деятельность. А это может произойти только в коммунистическом обществе, «где никто не ограничен исключительным кругом деятельности, а каждый может совершенствоваться в любой отрасли, общество регулирует все производство и именно поэтому создает для меня возможность делать сегодня одно, а завтра – другое». Преодолеть труд в коммунизме – это означает сделать перемену занятий основным принципом общественной организации производства, а «частичного рабочего, простого носителя известной частичной общественной функции, заменить всесторонне развитым индивидуумом, для которого различные общественные функции суть сменяющие друг друга способы жизнедеятельности».

Маркс и Энгельс связывали само понятие «коммунистический способ производства» с освобождением рабочих от навязанной деятельности. Способ производства – это прежде всего способ, распределения нужных обществу работ. Уничтожить старый капиталистический способ производства, следовательно, уничтожить старое разделение труда. На его место должна вступить такая организация производства, где с одной стороны, никто не мог бы свалить на других свою долю участия в производительном труде, и где, с другой стороны, производительный труд, вместо того, чтобы быть средством порабощения людей, стал бы средством их освобождения, предоставляя каждому возможность развивать во всех направлениях и действенно проявлять все свои способности, как физические, так и духовные. Только в последнем случае производительный труд из тяжелого бремени превратится в наслаждение.

Но для того, чтобы это произошло, мало поровну распределить труд между всеми, хотя такая мера и приближает общество к коммунизму. Необходимо еще, чтобы само производство не нуждалось в мускульной энергии рабочих. Это возможно, полагал Маркс, ибо недалек тот день, когда основным и подлинно человеческим результатом производства станет духовное производство, производство идей, знаний, то есть научно-технический прогресс.

Коммунизм невозможно построить, как было сказано, до тех пор, пока не удастся преодолеть все противоположности старой цивилизации: труд и наслаждение, культуру и бездуховность, владение и невладение, свободное время и рабочее, вещественное богатство, высокую культуру вещей и бескультурье их создателей и потребителей... А все это возможно только тогда, когда совпадает производство материальных ценностей с производством идей, когда процесс образования и самосовершенствования людей совпадет с материальным производством.

Массовый, типичный труд при коммунизме – это труд творческий, а все люди при коммунизме – в той или иной мере ученые, художники, творцы, каждый из которых занимается без принуждения соответствующей его склонностям, полезной обществу деятельностью. А все, что не наука, не творчество, будут выполнять машины без непосредственного участия, но под контролем человека – автоматы, роботы и т. п.

Вырваться за рамки представлений, характерных для всей предшествующей цивилизации, будет возможно только тогда, когда исчезнет власть экономического фактора, экономической необходимости над человеком. В любом обществе, кроме коммунистического, люди трудятся в основном ради куска хлеба. Малого или большого, с большим или меньшим удовольствием, но ради куска. Это накладывает на них известные ограничения. Многие духовные потребности оказываются нереализованными, таланты – нераскрытыми, желания – неосуществленными. Все будет иначе, полагал Маркс, когда материальное производство совпадет с духовным творчеством.

Благодаря этому достигается сведение необходимого труда общества к минимуму, а «свободное время всех возрастает».

А раз свободное время при коммунизме используется не для неги, а для «художественного, научного и т. п. развития индивидов», то оно и становится основной мерой богатства. Непрерывный рост производительности общественного труда является практической предпосылкой для создания новой основы нравственного поведения людей.

Раз люди преодолели притяжение вещей, вещественных факторов в сфере производства, то они уже могут вырваться из-под власти вещей, денег, богатства в сфере мышления, в сознании и морали. Собственно, главной целью коммунизма и является духовная переделка людей. А достигается она прежде всего благодаря изобилию, вызванному неограниченным ростом производительных сил. Как только появится изобилие, исчезнут деньги, исчезнет эта вечная тяжба из-за вещей, из-за богатства, исчезнет и экономическая основа индивидуализма, противопоставления своего общественному и т. д.

Вот почему Карл Маркс неоднократно предупреждал, что без высокоразвитых производительных сил, без изобилия все разговоры о нравственной переделке людей остаются прекраснодушной мечтой. Без развития производительных сил «имеет место лишь всеобщее распространение бедности; а при крайней нужде должна была бы снова начаться борьба за необходимые предметы и, значит, должна была бы воскреснуть вся старая мерзость».

В условиях изобилия исчезнет противоположность между справедливым и несправедливым вознаграждением за труд, сама проблема экономического стимулирования. Ведь вещи, материальные блага уже не будут иметь силы над сознанием людей. Маркс и Энгельс полагали, что в будущем коммунистическом обществе, уже развивающемся на своей собственной исторической основе, исчезнет необходимость вообще как-то стимулировать людей за труд, ибо исчезнет труд как односторонняя частичная деятельность.

Вместе с проблемой честно заработанного наслаждения в жизни исчезнет и проблема личного заработка, личной заботы о хлебе насущном, интересах своей собственной семьи. Не будет ни приобретения вещей, ни каких-либо поощрений, дополнительной оплаты за талант или исключительные навыки и способности. Маркс и Энгельс полагали, что сами эти исключительные навыки и способности чаще всего не природный дар, а следствие разделения труда, когда в силу простой случайности один развивает те навыки, которые больше ценятся, а другой нет. Это не значит, что при коммунизме каждый может стать Рафаэлем, но это значит, что каждый, в ком «сидит» Рафаэль, будет иметь возможность развиваться.

И наконец, для того, чтобы выйти за пределы старой цивилизации, предполагалось освободиться от старого частного быта, который изначально связан с различиями в распределении благ. Принцип «ассоциации» (связности) всех членов общества будет пронизывать абсолютно все сферы жизни общества. Не только производство, но и быт, потребление, досуг. Не случайно основатели научного социализма говорили о «всеобщей ассоциации».

Изобилию, коллективному характеру обеспечения людей всеми благами жизни соответствует, с точки зрения теории научного коммунизма, «организация общего домашнего хозяйства», то есть ассоциация отдельных семей для совместного приготовления пищи, ухода за жилищем, больными, детьми.

В этом обществе, основанном на единой коммунистической собственности, каждый выступает уже не как член какой-то определенной социально-классовой группы, а как представитель общества в целом. Свободное развитие каждого становится условием свободного развития всех. Коммунизм коренным образом меняет характер общественных отношений, которые знало до сих пор человечество, на смену государству приходит коммунистическое самоуправление.

Мы уделили так много внимания конкретным особенностям коммунизма потому, что понять историческую сущность социализма можно только в сопоставлении с учением Маркса, Энгельса, Ленина о коммунизме, о тех проблемах, которые возникают по пути к нему. Точно так, как «анатомия человека – ключ к анатомии обезьяны», так и учение о коммунизме – логический ключ к анатомии социализма.

Учение о социализме впервые было сформулировано в развернутом виде Карлом Марксом, в его работе «Критика Готской программы». После французской пролетарской революции 1870 года, после Парижской коммуны стало ясно, что социалистическая революция может произойти раньше, чем в недрах капитализма созреет материальная основа коммунизма. То есть раньше, чем будет достигнут тот уровень развития производительных сил, который позволит преодолеть противоположность между трудом и наслаждением, между процессом образования и развития личности и процессом создания материальных ценностей. Назрела потребность дать «реалистическое понимание» того, как будет идти дело к коммунизму в таких условиях, что собой будет представлять это идущее к коммунизму, некапиталистическое общество. Оно будет, сказал Маркс, социализмом.

Новая форма есть обязательно естественный момент в развитии старой формы. Новое по необходимости возникает из старого экономического, социального, человеческого материала. Значит, прежде чем общество сумеет вырваться за пределы противоположностей старой цивилизации, ему понадобится пройти через определенный этап, когда на основе тех предпосылок и условий, которые оставил капитализм, будет готовиться социально-экономическая основа коммунизма.

С одной стороны, социализм есть отрицание капитализма и прежде всего частной собственности на средства производства. С другой стороны, социализм сохраняет определенную преемственность с капитализмом, развиваясь на той же материальной основе, то есть на основе живого труда. Об этом свидетельствует сохранение в нем старого разделения труда, когда на разных членов общества выпадают различные стороны огромного могучего процесса производства, существуют различия между умственным и физическим трудом.

Идея социализма – это самая диалектическая социальная идея в марксизме-ленинизме. Социализм создает новую основу общественной жизни людей, все необходимые предпосылки для полного преодоления старой цивилизации со всеми ее проблемами, но в то же время развивается на основе этой «старой цивилизации», лишь постепенно и подчас мучительно освобождаясь от ее родимых пятен.

Социализм – качественно новый тип человеческого общежития. Ликвидация частной собственности на средства производства, утверждение социалистических общественных отношений коренным образом преобразили экономическую, социально-политическую и духовную жизнь общества, весь его облик. При социализме осуществляется недоступное капитализму планомерное развитие народного хозяйства. Целью производства становится все более полное удовлетворение и возвышение материальных и культурных потребностей народа. Антагонизм классов, присущий любому эксплуататорскому обществу, уступает новым отношениям – дружбы, сотрудничества и взаимовыручки всех социальных групп и наций. Жизнь общества строится на основе широкой демократии, привлечения трудящихся к святая святых – управлению делами государства.

Уже в этих чертах мы видим прямую преемственность социализма с коммунизмом. Социализм отличается от высшей фазы коммунизма степенью зрелости всех сторон общественной жизни. Производительные силы при социализме еще не достигают такого уровня развития, чтобы обеспечить всеобщее изобилие предметов потребления, превращение труда в первую жизненную потребность. Поэтому распределение благ здесь осуществляется по принципу – от каждого по способностям, каждому по труду.

Сама идея Маркса, что некоторые принципы распределения и, в частности, принцип эквивалентного обмена равных ценностей, производимых трудом, характерный для общества частных товаропроизводителей, может быть использован для развития общества, где нет частной собственности на средства производства, имеет глубокий философский смысл. Из этого следовало, что главным критерием, по которому мы определяем пригодность того или иного экономического или нравственного механизма для социализма, является не его историческое происхождение, то есть в какой формации он родился, а его экономическая и социальная эффективность, его умение служить интересам социальной жизни, укреплять жизнеспособность общества.

В экономическом отношении при социализме никто не может дать обществу ничего, кроме своего труда, и не может получить ничего, кроме индивидуальных предметов потребления. Но что касается распределения этих предметов между людьми, то здесь, писал Маркс, «господствует тот же принцип, что и при обмене товарными эквивалентами: известное количество труда в одной форме обменивается на равное количество труда в другой».

Соответственно этому принципу каждый получает от общества за всеми вычетами ровно столько, сколько сам дает ему. То же самое количество труда, которое он дал обществу в одной форме, он получает обратно в другой.

Но раз социализм вынужден следить за соответствием между трудом и потреблением, то он не может не признавать, что уровень этого потребления разный у разных людей. «Право производителей пропорционально доставляемому ими труду», – провозглашает социализм. Но один человек физически или умственно превосходит другого, и, стало быть, при равной добросовестности он дает обществу больше. Да если даже их вклады будут совершенно одинаковыми, то все равно они могут оказаться неравными в потреблении. Один женат, другой нет, у одного больше детей, у другого меньше и так далее.

Для того чтобы обеспечить справедливую меру в вознаграждении за труд, следовательно, необходимо сохранять принцип индивидуального приобретения. То есть каждый должен приобретать только то, на что он имеет право. То есть жить по законно обретенным средствам.

Основной экономический принцип социализма, принцип «по труду», предполагает, что творцом своего собственного благосостояния являюсь прежде всего я сам, благополучие моей семьи, моих детей – в каких условиях они будут жить, во что будут одеваться, каково будет их культурное развитие, зависит прежде всего от меня как работника, от моих личных усилий.

Социалистическое общество гарантирует оптимальный уровень благ, необходимый для нормального развития жизни, обеспечивает бесплатное медицинское обслуживание, стремится дать всем детям независимо от производственных успехов и квалификации их родителей одинаковое образование, обеспечивает нормальные условия для жизни и отдыха всех своих членов.

Обеспечить жизнеспособность общества есть не что иное, как обеспечить благоприятные условия для полнокровного, счастливого существования людей. Основную цель социализма классики марксизма видели в том, чтобы каждый получил возможность свободно развивать свои способности и не бояться насильственного разрушения благосостояния. Когда Маркс и Энгельс говорили о ближайших целях социалистической революции, то они настаивали прежде всего на том, чтобы масса населения могла жить прилично, по-человечески.

Социализм не ставит перед собой каких-то сверхисторических задач. Он не может покончить с противоречием между тем, как хотел бы жить человек и как он в действительности живет. Но он обязан обезопасить человека от внешних, природные и социальных сил, которые могут ему угрожать, помочь ему бороться с ними. Социализм не может еще уничтожить груд как частичную деятельность, но он гарантирует каждому право на труд, право самому себе добыть честным трудом условия для нормального существования.

Гарантии труда необходимы человеку для нормального существования не только потому, что труд обеспечивает человеку хлеб насущный, но и потому, что без труда невозможно достигнуть подлинной радости человеческого бытия. Карл Маркс обращал внимание, что каждый индивид при нормальном состоянии своего здоровья, силы, бодрости, искусства, ловкости испытывает потребность в нормальной порции труда и в прекращении покоя.

Социализм не дает абсолютного фактического равенства, но он гарантирует «старую» человеческую справедливость, которой никогда прежде не было: чтобы труд всех измерялся равной мерой. Социализм еще не может обеспечить изобилия материальных благ, но он гарантирует обеспечение неуклонно растущего благосостояния.

Социализм как строй социальных гарантий обеспечивает минимум благ жизни, необходимый для нормального удовлетворения всех основных потребностей населения, он обеспечивает полнокровные условия для нормального воспроизводства и развития социальной жизни, укрепляет жизнеспособность общества.

Наша страна, которая впервые в истории совершила социалистическую революцию, вот уже без малого семьдесят лет (для истории не такой уж большой период) прокладывает пути к построению коммунистического общества. Нам хорошо известны исторические вехи на этом пути: декреты о национализации промышленности, о земле, о мире, ликвидация эксплуататорских классов, диктатура пролетариата, рабочий контроль, ликвидация безработицы в СССР, коллективизация, культурная революция, коммунистические субботники, создание развитого социалистического общества. Труд не ради эквивалентной оплаты, а труд бескорыстный, коммунистический, в котором все мы участвуем в дни субботников, – это есть один из ростков коммунизма в нашем обществе. А разве не видим мы проявлений коммунистического отношения к труду повсеместно в нашей жизни? Ведь для многих и многих советских людей их работа, их труд являются не просто источником материального благосостояния, но прежде всего источником духовной радости, удовлетворения. Лиши только человека его любимой работы – он «засохнет».

Целью коммунизма является всестороннее развитие человека. Это развитие происходит в условиях, когда в СССР появилось уже общенародное государство, когда сформировалась единая историческая общность – советский народ, когда возрастает уровень духовной культуры общества, когда утверждается социалистической образ жизни.




Конституция


– Основной Закон государства, определяющий основы общественности и государственного строя, систему государственных органов, порядок их образования и деятельности, права и обязанности граждан.

В статье «Закон» вы уже прочитали о том, что Основной Закон государства – это Конституция. Первая Советская Конституция (и одновременно вообще первая Конституция в нашей стране) родилась в 1918 году. Она законодательно закрепила завоевания Октября и определила классовую сущность Советского государства как государства диктатуры пролетариата. «Мы знаем, – говорил В. И. Ленин, – что это Советская конституция, которая в июле утверждена, что она не выдумана какой-нибудь комиссией, не сочинена юристами, не списана с других конституций. В мире не бывало таких конституций, как наша. В ней записан опыт борьбы и организации пролетарских масс против эксплуататоров и внутри страны, и во всем мире».

Характерно название первого раздела этой Конституции – «Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа». Первый в нашей стране Основной Закон провозгласил уничтожение эксплуатации человека человеком.

Вторая Конституция, принятая в 1924 году, закрепила образование Союза Советских Социалистических Республик.

Третья Конституция (1936 г.) названа Конституцией победившего социализма. Она принята тогда, когда наш народ добился построения социалистического общества.

С тех пор значительно развилось наше общество. Образовалась новая историческая общность людей – советский народ. И наша новая Конституция названа Конституцией общенародного государства.

Наша Конституция принята высшим органом государственной власти – Верховным Советом СССР – после всенародного обсуждения.

Вкратце о содержании Основного Закона.

В преамбуле говорится об исторических завоеваниях советского народа, о том, что в СССР построено развитое социалистическое общество, что Советское государство стало общенародным.

Первый раздел – о нашем общественно-политическом строе и экономике. Основные звенья нашей политической системы – Коммунистическая партия, Советы, профсоюзы. Наше главное направление – дальнейшее расширение и углубление социалистической демократии.

Второй раздел называется «Государство и личность». Шире и конкретнее, чем в прежних конституциях, сформулированы положения о праве на труд, на охрану здоровья, на образование. Впервые говорится о праве на жилище. Введены положения о праве на критику недостатков в работе государственных и общественных органов, на обжалование в суде действий должностных лиц, на судебную защиту от посягательств на жизнь, здоровье, свободу и честь гражданина. Здесь же сформулированы и обязанности граждан.

Третий раздел – о национально-государственном устройстве СССР как союзного государства.

Два раздела посвящены Советам, принципам их деятельности, задачам депутатов. Право быть избранными в Верховный Совет СССР предоставляется теперь с 18 лет.

Это чрезвычайно краткий обзор Основного Закона. Он ни в коей мере не заменяет знакомства с Конституцией, которую нужно изучить каждому и уметь увязывать ее положения с жизнью.

Что значит увязывать положение закона с жизнью? Вот пример.

Прежде чем принять Конституцию СССР, ее проект обсуждали всенародно. Как раз в то время мне пришлось читать много писем, присланных в «Комсомольскую правду». Одно из них от Э. Кошельного, строителя БАМа, мне показалось очень характерным. Тогда я его включила в обзор писем, опубликованный в газете, а теперь хочу привести вновь. Оно как нельзя лучше иллюстрирует всем необходимое умение видеть взаимосвязь жизни и Основного Закона.

«Мы – механики рефрижераторных секций. От западных пограничных станций и до Сахалина, из Заполярья и до крайних южных точек пролегают наши пути.

А в эти дни, когда обсуждается новая Конституция, как-то совершенно по-другому смотришь на все, что встречается по пути. Невольно родилась мысль, что все это Конституция в действии, или, как сказал один из нас, Конституция в иллюстрациях. Вот в проходную завода вливается людская река – право на труд. А вот на крыльце учебного заведения волнуются перед экзаменами студенты – право на образование. Строятся новые микрорайоны – право на жилище. На берегу живописной реки промелькнул дом отдыха или санаторий – право на отдых, право на охрану здоровья. Древний собор в лесах, идет реставрация – налицо статья об охране исторических памятников. И так всюду, куда ни посмотришь, где ни проедешь, всюду встретишь подтверждение той или иной статье, главе проекта Конституции СССР».

Обратите внимание на одну особенность этого письма. Здесь отражена реальность прав советского гражданина. Буржуазные конституции тоже декларируют право на труд, но во всех буржуазных странах есть безработица. Ученые – специалисты по буржуазным конституциям всегда употребляют эти два термина – «декларированные права» и «реальные права», между ними дистанция огромного размера. Реализовать провозглашение права мешает социальное устройство. Какая польза японскому безработному от того, что в конституции Японии записано не только право на труд, но даже и обязанность трудиться, если сам-то он не может устроиться на работу?! Примерно такое же несоответствие заметно и с правом на охрану здоровья. В буржуазных конституциях оно лишь декларировано. Стоимость операции, например, в США так велика, что болезнь воспринимается рядовыми американцами как катастрофа, как крах.

Привыкнув к чему-то, мы иногда перестаем замечать, что перед нами величайшее достижение общества, что мы пользуемся великими благами, да и всегда ли хорошо пользуемся? Идет, к примеру, собрание студентов, посвященное банальнейшей теме – успеваемости. Подымается некто и говорит: «Хочу – хорошо учусь, хочу – плохо, а могу и совсем бросить. У нас свобода личности». Величайшее право, завоеванное социализмом, право на образование, лоботряс воспринимает таким вот образом.

Государство на образование затрачивает громадные средства. На одного учащегося техникума в год расходуется 640 рублей, а на студента вуза – свыше тысячи. Миллионы молодых людей в странах капитала могут лишь мечтать о таких условиях для учебы и духовного развития, какие созданы у нас. Однако из одних только вузов РСФСР ежегодно отчисляется 130–140 тысяч студентов. Плакали, как говорится, народные денежки... «Свободная личность» хочет – учится, хочет – нет. Это обратный пример, пример того, как люди не умеют увязывать положения Конституции с реальной жизнью.

Один из самых важных вопросов сегодня – охрана окружающей среды. Об этом специально оговорено в Конституции. И мы все должны добиваться исполнения этого положения Основного Закона.

...Плывет по Волге дизель-электроход – туристическое судно. Отдохнуть на Волге, провести отпуск на воде – прекрасно. Но что бы вы сказали о конкурсе для туристов на лучший букет из дикорастущих цветов? По Волге плавают десятки туристических теплоходов. Сезон начинается ранней весной и заканчивается поздней осенью. Ведь можно к осени оставить после себя пустыню...

Вопрос об охране природы еще и нравственный. Он о наших с вами отношениях. О том, чтобы букет из дикорастущих цветов был бы не моим и не твоим, а нашим. Контролер ОТК из Днепропетровска Г. П. Старшинов прислал в «Комсомольскую правду» письмо на эту тему. Он предлагает «для предотвращения экологического кризиса, для воспитания подрастающего поколения в духе любви к природе, всему живому каждому давать клятву матери-природе беречь ее, охранять». Впрочем, подробно вы прочитаете об этом в беседе «Охрана природы».

В период обсуждения проекта Конституции СССР и конституционная комиссия, и газеты получали огромную почту. Люди делились своими профессиональными знаниями, стремились сделать общим достоянием то, что они узнали благодаря своей специальности и месту работы.

Конституционная комиссия на основании предложений трудящихся внесла изменения в 110 статей проекта и добавила одну новую статью. Это реальное проявление нашей демократии.

Возможно, самый молодой читатель нас спросит: неужели все это так важно? Ведь есть уголовный кодекс, есть гражданский кодекс. По поводу этих кодексов особых обсуждений не бывает. Почему именно Основной Закон вызвал такое обсуждение?

Отвечаем. Запись в Конституции – это признание со стороны государства законными притязаний граждан на те или иные права. Отдельные кодексы лишь расшифровывают, детализируют провозглашенное в Конституции. Сейчас, например, разрабатывается жилищное законодательство, то есть подробная детализация, расшифровка, разъяснение короткой статьи в Конституции – о праве на жилище. Значение так называемых общих провозглашений сейчас необычайно возрастает. Они вооружают человека знанием пределов своих возможностей по отношению к обществу и государству. Человек знает свои права и свои обязанности, то есть что должен он обществу и государству и что они должны ему.

В общественном сознании все большее место занимает человек, личность. Недаром в новой Конституции так часто мы встречаем само это слово «личность». В предыдущих мы встречались только со словом «гражданин». Личность – более широкое понятие, ведь гражданин – это личность во взаимоотношениях с государством. Правам и свободам личности посвящен в Конституции особый раздел.

Часто говорят и пишут о тесной связи прав и обязанностей. Это справедливо, нужно лишь помнить, что есть исключения из этого правила. Не каждое право взаимосвязано с обязанностями. Например, право на охрану здоровья. Это право вытекает из принципов гуманизма, социальной справедливости. И плохой работник пользуется этим правом .в той же мере, что и хороший работник. То есть нельзя прямо соотносить степень трудового вклада и охраны здоровья. Это относится и к ряду других прав.

140 миллионов человек участвовали в деловом, конкретном обсуждении проекта нашей новой Конституции.

Культурный уровень людей сейчас быстро поднимается. Образованность, компетентность в профессии, обширные общие знания, уважение к личности должны сочетаться с правовой культурой, с развитым правосознанием. (Статьи об этом читайте в соответствующих беседах.)

Позволю себе употребить такое выражение: конституционное мышление. Что это значит? Это умение соотносить свои действия с Основным Законом, умение видеть любую деятельность через призму Конституции. Это требование сегодняшнего и особенно завтрашнего дня. Конституционное мышление – одна из основ развитого гражданского сознания.




Культура поведения


– совокупность форм повседневного поведения человека, в которых находят внешнее выражение моральные и эстетические нормы этого поведения.

Если нравственные нормы определяют содержание поступков, предписывают, что именно люди должны делать, то культура поведения раскрывает, каким конкретно образом осуществляются в поведении требования нравственности, каков внешний облик поведения человека, в какой мере органично, естественно и непринужденно эти нормы слились с его образом жизни, стали повседневными жизненными правилами. Например, требование уважения к людям применительно к повседневному поведению выражается в правилах вежливости, деликатности, в такте, предупредительности, в умении беречь чужое время и т. п. Верность принятым на себя обязательствам с точки зрения культуры поведения означает аккуратность в выполнении обещаний и возвращении позаимствованного, своевременность и точность в осуществлении договоренности и др. Честность по форме своего проявления совпадает с прямотой, искренностью.

В широком плане в понятие «культура поведения» входят все области внешней и внутренней культуры человека: этикет, правила обхождения с людьми и поведения в общественных местах, культура быта, включающая характер личных потребностей и интересов, взаимоотношения людей вне работы, организация личного времени, гигиена, эстетические вкусы в выборе предметов потребления (умение одеваться, украсить жилище), эстетические свойства присущей человеку мимики и пантомимики, выражений лица и телодвижений (грация). Особо выделяют культуру речи, умение грамотно, ясно и красиво выражать свои мысли, не прибегая к вульгарным выражениям. В известном смысле к культуре поведения можно отнести культуру труда, способность правильно организовать рабочее время и место, найти целесообразные приемы и операции для достижения максимально полезных результатов и получения высокого качества производимой продукции. В человеке должно быть органическое единство эстетического и этического, духовного и внешнего. В классовых обществах манера вести себя, одеваться и обладание изысканным эстетическим вкусом служили внешним признаком принадлежности к «высшему кругу», в то же время внешняя культура часто не соответствовала внутреннему облику человека. Вежливость и вообще соблюдение определенных правил в обществе, основанном на принципах эгоизма, часто скрывали за собой взаимное равнодушие и отчужденность, безразличное или даже пренебрежительное и враждебное отношение к людям. Поэтому этикет, принимая в основном характер чисто внешнего ритуала, не основывался на действительно гуманном отношении к людям. Таково формальное понимание культуры поведения.

В социалистическом обществе она рассматривается как общепринятая форма внешнего выражения подлинной человечности.

Этикет выражается в сложной системе детально разработанных правил учтивости, четко классифицирует правила обхождения с представителями различных классов и сословий, с должностными лицами в соответствии с их рангом (к кому как следует обращаться, кого как должно титуловать), правила поведения в различных кругах (придворный этикет, дипломатический этикет, этикет «высшего общества» и т. д.). В социалистическом обществе этикет значительно упрощается, становится несравненно более свободным и естественным, приобретает смысл повседневного благожелательного и уважительного отношения ко всем людям, безотносительно к их должности и общественному положению.

Учтивое обращение с женщиной, почтительное отношение к старшим, формы, обращения и приветствия, правила ведения разговора, поведение за столом, обхождение с гостями, выполнение требований, предъявляемых к одежде человека в различных обстоятельствах, – все эти законы приличия воплощают общие представления о достоинстве человека, простые требования удобства и непринужденности во взаимоотношениях людей. Внимание к внешней форме проявляется здесь лишь постольку, поскольку в ней отражаются представления о красоте в поведении и внешнем облике человека. В целом этикет в условиях социализма совпадает с общими требованиями вежливости: в его основе лежат в конечном счете принципы социалистического гуманизма. Что же касается ритуальных форм этикета, то они сохраняются в основном лишь в сфере дипломатических отношений (соблюдение так называемого дипломатического протокола). Но и они отражают принципиально новое во взаимоотношениях людей – предусматривают равноправное обращение с представителями разных стран.

Ежедневно, ежечасно мы проявляем свою воспитанность (или невоспитанность). В метро, в троллейбусе, при встрече, на работе... Публикации на эти темы в газетах встречают острую ответную реакцию читателей. В «Советской России» статья под названием «А выглядите вы не очень...» вызвала много откликов. А речь в ней шла о том, стоит ли говорить человеку об ухудшении его внешнего вида, о болезненном виде, о деликатности, умеем ли мы щадить чувства другого. Интересны два совершенно различных отношения к проявлениям грубости, бескультурья. Один говорит: «Я стараюсь не ходить в кафе даже в командировках. Садимся за столик – и сразу чувствуешь себя униженным...» Другой говорит: «А меня чья-то грубость, бестактность не могут задеть или унизить. Почему я должна чувствовать себя униженной, если кто-то обнаруживает отсутствие культуры? Неловко за него – и все. Мало того, как-то меня оттеснил в сторону солидный мужчина в театре, и я тихо, чтоб не слышали другие, прошептала ему: «Голубчик, ну можно ли так ронять свое достоинство?»

Человеку, который умеет так прекрасно владеть собой, можно позавидовать, но лучше бы попробовать подражать ему. Деликатные люди могут встать в позу обиженных, страдающих. Но не лучше ли постараться своим присутствием изменить атмосферу в лучшую сторону.

От нашей реакции на чье-то плохое поведение зависит очень многое. Можно грубо одернуть недогадливого юнца, не уступающего места пожилому человеку, а можно то же самое сказать ему тихо, не распаляясь. Легко быть воспитанным, вежливым с подобными тебе, гораздо труднее с людьми противоположного свойства.

О культуре поведения написано много книг, это очень широкое, исторически развивавшееся понятие. Вы можете воспользоваться книгами на эти темы. А здесь мы прибегнем к еще одному жанру в нашей азбуке: к афоризмам. Возьмем некоторые из высказываний великих мыслителей, педагогов, писателей.

* * *







...Всякая крайность нехороша; все благое и полезное, доведенное до крайности, может стать и даже, за известным пределом, обязательно становится злом и вредом.

    

В. И. Ленин












Недостатки у человека являются как бы продолжением его достоинств. Но если достоинства продолжаются больше, чем надо, обнаруживаются не тогда, когда надо, и не там, где надо, то они являются недостатками.

    

В. И. Ленин












Понятие о культуре очень широко – от умывания лица до последних высот человеческой мысли.

    

М. И. Калинин












Надо быть ясным умственно, чистым нравственно и опрятным физически.

    

А. П. Чехов












В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли.

    

А. П. Чехов












Поведение – это зеркало, в котором каждый показывает свой облик.

    

И. Гёте












Только по поступкам мы судим о внутренних движениях, о мыслях, о действиях, о других чувствованиях.

    

К. Гельвеций












Лишь по поступкам людей общество может судить об их добродетели.

    

К. Гельвеций












Поступки мудрых людей продиктованы умом, людей менее сообразительных – опытом, самых невежественных – необходимостью, животных – природой.

    

Цицерон












В любом самом мелком, самом незначительном, самом неприметном нашем поступке уже сказывается весь наш характер: дурак и входит, и выходит, и садится, и встает с места, и молчит, и двигается иначе, нежели умный человек.

    

Ж. Лабрюйер












Манеры выказывают нравы, подобно тому, как платье обнаруживает талию.

    

Ф. Бэкон












Освобождать себя от соблюдения правил приличия не значит ли искать средства для свободного проявления своих недостатков?

    

Ш. Монтескье












Социальная испорченность принимает окраску той социальной среды, где она развивается.

    

О. Бальзак












Всякий раз, когда чего-нибудь очень хочется сделать, остановись и подумай: хорошо ли то, чего тебе хочется.

    

Л. Н. Толстой












Не обдумав поступок, будь нерешителен, обдумав, будь решителен.

    

Л. Н. Толстой












Каждый твой поступок отражается на других людях; не забывай, что рядом с тобой человек.

    

В. А. Сухомлинский












Когда человек пытается довести свои добродетели до крайних пределов, его начинают обступать пороки.

    

Б. Паскаль












Собственная нравственная нечистоплотность – это знак презрения к самому себе.

    

Апулей












Грязная муха может опачкать всю стену, а маленький грязненький поступочек может испортить все дело.

    

А. П. Чехов












Один из самых обычных и ведущих к самым большим бедствиям соблазнов есть соблазн словами: «Все так делают».

    

Л. Н. Толстой












У кого много пороков, у того много и повелителей.

    

Ф. Петрарка









Лицемерие


– отрицательное моральное качество, состоящее в том, что заведомо безнравственным поступкам приписывается моральный смысл, возвышенные мотивы и человеколюбивые цели.

«Дорогой читатель! Позволь мне быть с тобой вполне откровенным. Я вовсе не намерен читать тебе нравоучения, наставляя, как должно и как не должно себя вести, объясняя, что хорошо и что плохо. Во-первых, кто я такой, чтобы обращаться к тебе подобным образом? Знаний и природной мудрости у меня едва ли больше, чем у тебя. Поведение мое тоже не безупречно. К тому же я знаю, что человек ты образованный, добрый, умный и искренний; ты поймешь меня правильно. Поэтому не стану с тобой лицемерить и скажу, что лицемерие – на самом деле вовсе не такое зло, каким его пытаются представить иные моралисты.

Мне кажется, я просто уверен, что оно органически присуще человеческой природе. И не только человеческой. Известно, например, что у животных, помимо чисто физических приспособлений для обороны – зубов, когтей, панциря, – существует еще один вид защиты. Возьмем американского опоссума. Если на этого зверька нападают, он валится на бок и очень натурально прикидывается мертвым. Преследователь, несколько раз обнюхав его распростертое тело, обычно удаляется. Спустя несколько минут «труп» оживает и возвращается к своим занятиям. Разве это не притворство, не лицемерие?

А в мире людей как обойтись без лицемерия? Ты мне не веришь? Так послушай, что говорят по этому поводу всемирно признанные авторитеты. «Надо признаться, что, живя в свете, каждый из нас вынужден время от времени притворяться», – пишет известный французский моралист Шамфор. «Общество состоит из одних только личин», – вторит ему еще более известный моралист Ларошфуко, и он же продолжает в другом месте: «Сколько лицемерия в людском обычае советоваться! Тот, кто просит совета, делает вид, что относится к мнению своего друга с почтительным вниманием, хотя в действительности ему нужно лишь, чтобы кто-то одобрил его поступки и взял на себя ответственность за них. Тот же, кто дает советы, притворяется, будто платит за оказанное доверие пылкой и бескорыстной жаждой услужить, тогда как на самом деле обычно рассчитывает таким путем извлечь какую-либо выгоду или снискать почет».

Почему опоссуму можно защищать себя притворством, а человеку нельзя? Разве не лицемерит тот человек, который, сидя у постели тяжелобольного, убеждает несчастного, что дело идет на поправку, что выглядит недужный значительно лучше, чем прежде; душа его при этом, возможно, кровью обливается, но губы растянуты в притворной улыбке, а язык произносит лживые слова. Но разве мы станем осуждать его за неискренность? Мы его и лицемером-то не назовем.

Почему? А потому, что лицемерие – понятие весьма субъективное. Если нам не нравится человек, мы зовем его лицемером. А если нравится, мы даем ему другие определения: вежливый, тактичный, обходительный».

Однако, дорогой читатель, давно пора прервать обращающегося к тебе человека и из соавторов исключить. Прежде всего потому, что он самый отъявленный лицемер, а ждать от лицемера откровенного рассказа о лицемерии, как ты понимаешь, неосторожно. Ты хочешь доказательства? Изволь.

Во-первых, человек он скрытный; ведь, высказываясь как бы от моего имени, он хотел утаить свое собственное. Во-вторых, он притвора; он далеко не так откровенен, как представляется, и сведущ он, намного более сведущ, чем хочет выглядеть в твоих глазах. В-третьих, он льстец. Он называет тебя образованным, добрым, умным и искренним. Но, сам посуди, откуда ему может быть известно, каков ты, читатель, есть на самом деле. А, может, ты заключаешь в себе прямые противоположности тем поистине завидным качествам, которые он перечислил. Стало быть, он льстит тебе, стремясь завоевать твое благорасположение.

Но это еще полбеды. В конце концов, многие авторы, обращающиеся с прямым разговором к читателю, в известном смысле скрытны, притворны и льстивы. Однако он еще и лукав, наш «соавтор». Он сообщает тебе лишь половину правды, ту, которая ему удобнее, а другую половину сознательно от тебя утаивает. Да, Шамфор действительно писал, что, «живя в свете, каждый из нас вынужден время от времени притворяться». Но на этом французский моралист не останавливался и продолжал: «Однако честный человек притворяется лишь по необходимости или чтобы избежать опасности. В этом его отличие от плута – тот опережает события». Как видишь, добавление это немаловажно, ибо отграничивает вынужденное, «оборонительное» притворство от притворства «наступательного».

Наконец, он коварен, этот обращавшийся к тебе самозванец, ибо под показной доброжелательностью скрывает злой умысел, а именно: стремление во что бы то ни стало убедить тебя в том, что лицемерие – не зло, а безобидная защитная реакция человека. Но это не так, и ни один из моралистов подобного никогда не утверждал. Напротив, исследуя лицемерие как свойство человеческой натуры, они неустанно подчеркивали его опасность, предостерегали против его трудноразличимости, вероломства: «Льстецы, быстро вошедшие в доверие, – говорил Аристотель, – это вовсе не друзья, хотя кажутся друзьями... Для дружбы необходимы верность и надежность, а дурной совсем не таков». В. Даль в своем словаре назвал лицемерие «гнусным пороком», а великий Данте поместил этот грех в восьмой, по глубине предпоследний круг своего «Ада»; льстецы там «влипли в кал зловонный», а лицемеры влачат на себе тяжелейшие свинцовые мантии.

Однако предвижу твое недоумение. О чем же, в сущности, речь? О лицемерии? Или о скрытности, притворстве, лести, лукавстве, коварстве? Ведь качества эти весьма различны. Скрытный человек, например, совсем не обязательно будет льстивым, притворный – коварным и так далее. И неужели все это следует считать лицемерием?

В том-то и дело, что следует. И не только потому, что все эти качества в словаре В. Даля так или иначе увязываются с лицемерием; в том числе даже скрытность, которую Даль определяет как «меньшую степень лицемерия». Беда в том, что эти степени с легкостью переходят одна в другую, и чем незаметнее переход, тем опаснее он для окружающих.

Посмотри, как стремительно и незаметно произошел он в известной басне о Вороне и Лисице. Сначала в ход была пущена лесть, дабы усыпить бдительность Вороны: «Голубушка, как хороша! Ну что за шейка, что за глазки!..» «И, верно, ангельский быть должен голосок!» – это уже не просто лесть, а следующая степень лицемерия, лукавство (голосок-то в клюве вместе с сыром), от которого Лиса тотчас переходит к коварству: «Спой, светик, не стыдись! Что ежели, сестрица, при красоте такой и петь ты мастерица, ведь ты б у нас была царь-птица!» Как видишь, различные стадии лицемерия здесь так точно и органично переплетены между собой, так полно взаимодополняются, так ловко обслуживают злой Лисицын умысел, что... «Сыр выпал – с ним была плутовка такова».

Лицемерие можно уподобить прогрессирующей болезни, первым симптомом которой будет скрытность, а кризисом – коварство, за которым закономерно последует деятельный исход – подлость. Скрытный человек совсем не обязательно будет коварным, хотя доброжелательным мы все же не сумеем его назвать, не рискуя обмануться. Человек, который что-то прячет в себе от других, уже как бы предрасположен к лицемерию; тут нам приходится согласиться с В. Далем. Но коварный, для того чтобы вполне насладиться плодами своего коварства, обязан быть и скрытным, и притворным, и льстивым, и лукавым. Ибо прежде всего он должен скрыть корыстный расчет или злой умысел, возникающие на соответствующих стадиях «болезни лицемерия».

Без этих расчета и умысла лицемерия в собственном смысле слова еще нет. Поэтому человека, который обманывает тяжелобольного, улыбается и бодрится возле его постели, вместо того чтобы огорчаться и сострадать, мы назовем не лицемером, а притворой, обманщиком, но обманщиком из самых добрых побуждений. Иное дело, если за этим обманом скрывается корыстный расчет или злой умысел. Представь себе, твой друг неожиданно стал плохо выглядеть: побледнел, осунулся, пожелтел лицом. А ты, вместо того чтобы обратить его внимание на эту явно нездоровую перемену, станешь расхваливать его внешний вид, при этом рассуждая: 1. «Не стану ему об этом говорить, а то еще обидится на меня». Или: 2. «Навру ему, а то он пойдет к врачу, и наша поездка сорвется». Или: 3. «Так ему и надо! Чем красноречивее я ему солгу, тем позже он обратится к врачу и тем хуже ему будет». Это уже будет лицемерием, причем лицемерием прогрессирующим: от трусливой лести (1) к своекорыстному лукавству (2) и, наконец, к коварной подлости (3).

Лицемерие тем опаснее, что самые подлые намерения оно прячет за благороднейшими словами и дружелюбнейшими внешними действиями; пороки обряжает в добродетели, ложь выдает за истину. «Ложь иной раз так ловко прикидывается истиной, – замечает Ларошфуко, – что не поддаться обману значило бы изменить здравому смыслу». Так уж устроен человек, что здравый смысл его ориентирован на добро, а не на подлость. И потому человек легко поддается обману.

Двуличие – вот основное оружие лицемера. Недаром Данте в своей «Божественной комедии» воплощением лицемерия сделал великана Гериона: «Он ясен был лицом и величав спокойством черт приветливых и чистых, но остальной змеиным был состав. Две лапы, волосатых и когтистых; спина его, и брюхо, и бока – в узоре пятен и узлов цветистых».

Как ты думаешь, чем отличается подхалим от льстеца? Прежде всего тем, что подхалим очевиден нам в своих намерениях. Подхалимство – раболепствующая лесть, сообщает «Словарь русского языка», а раболепство всегда заметно. Лицемер не раболепствует, и в этом он намного опаснее подхалима. Потому как в отличие от других пороков, которые чем сильнее развиты, тем более бросаются в глаза, лицемерие чем изощреннее, тем незаметнее. Чем подлее лицемерящий человек, тем он представляется нам благороднее, чем сильнее и умелее, тем слабее и бесхитростнее будет выглядеть. И тем неожиданнее, тем злее и болезненнее окажется удар, который он нам может нанести.

Впрочем, лицемер опасен не только для окружающих. Прежде всего он опасен для самого себя. Помнишь, мы сравнили лицемерие с болезнью, перечислив ее прогрессирующие стадии. Так вот, раз начав лицемерить, человек иногда бывает уже не в силах остановиться, перешагивает, а то и перепрыгивает от скрытности вследствие своей слабохарактерности к притворству в силу привычки, затем лести из удобства. Никакого злого умысла он пока не таит, но... «Мы так привыкли притворяться перед другими, что под конец начинаем притворяться перед собой», – предупреждает нас Ларошфуко. «Люди извращают свою душу, совесть, разум точно так же, как портят себе желудок», – предостерегает Шамфор.

Начинающий лицемер может и не заметить, как родится в нем злой умысел, как лесть его станет сперва лукавством, затем коварством, а коварство обернется самой настоящей подлостью. Люди будут считать его подлецом, а он, продолжая лицемерить с ними – и с самим собой в первую очередь, – будет рассуждать так, как собирался рассуждать наш лицемерный «соавтор» в том месте, где мы его прервали: «И вообще, что бы ни писали моралисты, лицемер, если разобраться, самый искренний человек. Просто он постиг ту горькую истину, что все люди лицемеры, только все они боятся в этом признаться. Но я не боюсь, я открыто заявляю – да, я лицемер! И именно поэтому никакой я не лицемер, не притвора, не льстец и уж тем более не подлец» а человек такой же искренний, прямодушный и добропорядочный, каким, я не сомневаюсь, являешься и ты, дорогой читатель!»




Личность


– субъект с присущими ему индивидуальными чертами и качествами – интеллектуальными, эмоциональными, волевыми, являющимися продуктом определенной социально-экономической формации.

Объясняя суть этого понятия, на протяжении веков спорили философы и психологи, потом присоединились социологи, успели сказать свое поэты, педагоги, врачи-психиатры, драматурги и актеры, криминалисты... Не было за всю историю человечества мыслителя или даже просто мыслящего человека, который так или иначе не задался бы вопросом: что такое личность?

Личность есть индивидуальная субстанция рационального характера, утверждал в VI веке римлянин Боэций, комментатор Аристотеля и Цицерона. Личность есть разумно мыслящее существо, которое имеет разум и рефлексию и может рассматривать себя как себя, писал английский философ XVIII века Джон Локк. Личность – это свобода разумного существа, подчиняющегося только тем законам, которые оно для себя устанавливает. Это мнение Иммануила Канта.

Психологи судят о личности не менее сложно, чем философы: это ядро, интегрирующее начало, связывающие воедино различные психические процессы индивида и сообщающие его поведению последовательность и устойчивость.

Вот как все непросто! Одному покажется интересно, другому – непонятно, третьему –скучно. Кто-то возьмет книгу Канта и попытается проникнуть в мудрые дебри философских джунглей хотя бы на метр-другой. Но кто-то – и наверное, большинство – ни разу в жизни даже не прикоснется к книге о личности и ее формирования, хотя такие книги есть и при желании краткий список нужной литературы можно найти хотя бы в Большой Советской Энциклопедии.

Однако дело не только в чтении книг. Есть вопросы, на которые надо ответить самому, собственным сердцем и разумом, не полагаясь на помощь другого сердца и разума. Если речь идет о таких понятиях, как совесть, доброта, честность, надо смело пускаться в поиск, заново изобретая собственный велосипед и собственную Америку. Личность – из ряда таких понятий, или, скажем так, сплав этих понятий. Сплав не в каком-то постороннем человеке, не в человеке вообще, а в человеке конкретном, в том самом, которого сейчас, даже не отрываясь от чтения этой строки, ты можешь потрогать за лоб, за щеку, за руку – в тебе самом, именно в тебе, в тебе лично. Ибо личность – это ты. Или: ты – личность?

Каждому из нас предстоит по-своему ответить на вопросы, вечно волновавшие умы человечества. Почему даже самые близкие люди – мать, отец, любимый или любимая – не то же самое, что Я? Почему Я – это Я? Что делает меня именно мной?

Это не эгоистическое любопытство, не праздное раздумье «от нечего делать». Рано или поздно вечные, отвлеченные вопросы приобретут такую остроту и близость, такую конкретность, что не ответить нельзя.

...Переживает, мучается, страдает близкий человек. Ты можешь ему помочь, знаешь, как это сделать. Но вот беда: ты – это ты, а он – это он, и вы говорите на разных языках. У тебя свое «интегрирующее начало, сообщающее поведению последовательность и устойчивость», а у него свое. У тебя, говоря словами Канта, свой закон и своя устойчивость, а у него – своя. До какой границы его «интегрирующее начало» – последовательность, а где начинается просто упрямство, каприз или даже глупость, обесценивающие самобытность личности?

Нет, житейское, обыденное понимание личности ничуть не проще философского или психологического! К тому же оно ближе, бьет лично тебя по сердцу.

Для философа, психолога, социолога, криминалиста любой человек – личность. В житейском обиходе мы сужаем это понятие и до некоторой степени упрощаем: кого можно считать личностью, а кого – существом безликим, безличным, обезличенным? «Лицо», заметим, – корень всех перечисленных слов и корень дела, когда мы судим о личности. Недаром в своем первоначальном значении слово «личность» (по-латыни – persona) означало лицо-маску, роль, исполнявшуюся актером в античном театре. В русских ярмарочных балаганах независимо от античных традиций родилось совершенно сходное слово и понятие: «личина». Изображая другого человека, преображаясь в него, актер заимствовал у своего героя самое существенное в его образе – лицо, а поскольку чужое лицо на себя не наденешь, приходилось довольствоваться маской – «персоной», «личиной».

Лицо есть у каждого – с детства и до старости, неповторимое лицо, ни на какое другое не похожее. Не значит ли это, что и личностью может стать каждый?

Чехов говорил, что в человеке все должно быть прекрасным – лицо, одежда... Ну, с одеждой, положим, проще. А лицо? Есть же люди некрасивые: уши веером, а нос крючком, – разве от этого уйдешь?

Снова вспомним Чехова. Современники утверждали, что Антон Павлович с годами становился даже внешне красивее. Можно самому взять и сравнить фотографии Чехова разных лет. В молодости – простоватое, непримечательное, даже, пожалуй, невыразительное лицо. Но вот одна из последних фотографий, 1904 года, знакомая нам по портретам, которые встретишь в любой школе; в осанке, в глазах – ясность, мудрость, спокойствие; такое лицо скульптору хочется лепить, а художнику – писать. Человек сам «вылепил» свое лицо – прекрасное лицо! И сказал, имея на то право, что в человеке все должно быть прекрасным. Заметим: не «может быть», не «хорошо бы, чтобы было», а именно должно.

Не надо воспринимать «по-сказочному» сказку Аксакова «Аленький цветочек»: засверкали молнии, задрожала земля, ударил гром, и на месте чудища, страшного и мохнатого, оказался молодой и красивый принц. Это, к счастью, не сказка, а быль, даже не одна, а тысячи былей, уплотненных в одну маленькую сказку: даже если человек лицом некрасив, но добр и умеет любить, быть настоящим другом, то любовь сделает его красивым – по крайней мере, в глазах того человека, которого он любит.

Значит, получается, что главное в личности все-таки не лицо. Лицо – это, так сказать, производное, его можно изменить – улучшить или ухудшить. А можно и «надеть» другое лицо. То есть притвориться, ввести внешним обликом в заблуждение, солгать.

Вот мы и подошли к пониманию сути личности совсем близко. Лицо в широком смысле слова – это душевное, внутреннее содержание человека.

Кто формирует личность?

Наверное, в первую очередь родители. Одна поучительная история рассказывает о том, как молодые отец и мать, озабоченные правильным воспитанием своего первенца, решили проконсультироваться с опытным человеком. К воспитателю детского сада, к школьному учителю идти рано. Обратились к врачу. «Сколько вашему ребенку?» – спросил доктор. «Всего два месяца!» – ответили родители, гордясь своей расторопностью. «Целых два месяца!» – воскликнул мудрый врач и, прежде чем дать совет, пожурил родителей за опоздание.

Родители формируют личность ребенка с первого дня его жизни. А может быть, даже еще раньше, когда осмысливают свои личные отношения и решаются на то, чтобы дать жизнь третьему, дать миру нового человека.

Личность формируют воспитатели и учителя, товарищи, родные и близкие, пионерская организация, затем комсомол, трудовой коллектив и, разумеется, само участие человека в труде, – словом, все общество в целом.

Личность формируют люди, которые никогда в глаза не видели того, кого они формируют, в том числе те, которые жили задолго до нашего появления на свет: авторы книг, философы, музыканты, художники... Создатели кинофильмов... Герои кинофильмов и книг... Реальные герои истории...

Нас формирует природа: береза перед окном (или ее отсутствие), лес, река, цветы, иней, дождь, грибы, кони, все великие стихии планеты – море, горы, тайга, степь, пустыня, тундра. Космос, звезды... Формируют случайные люди – какой-нибудь прохожий, мельком обронивший слова, врезавшиеся в память на всю жизнь.

Формирует улица.

Иногда деформирует.

Может и разрушить.

Встречаешь во дворе стаю скучающих подростков: кто-то курит, кто-то играет, кто-то сидит на скамейке просто так. Вглядываешься в лица. Непохожие друг на друга: прически разные, одежда разная. Но – удивительное дело! – что-то есть схожее в каждом, настолько общее, что, замени одного другим, не заметишь перемены. А жаль. Попробуйте понаблюдать, если случится. Это схожее – отсутствие в глазах собственного, личного, какая-то оголенность внешних реакций: пустота, ничто. Так в пустыне одна куча песка точь-в-точь напоминает другую, хотя ни один бархан ни по силуэту, ни по размеру не похож на другие.

Нормальный человек постыдится выйти на улицу голым. А человеку с голыми, пустыми глазами вроде бы и не стыдно. Первые жители библейского рая, Адам и Ева, устыдились своей наготы. Внутреннюю наготу можно так же бесхитростно прикрыть фиговым листом: разговор абы о чем (в уличном просторечии – «легкий треп»), сплетни о знакомых девочках и мальчиках, «музычка». Не музыка, а именно «музычка» – для барабанных перепонок, чтобы мухи на уши не садились.

Комично?

Да, но смеяться можно только до тех пор, пока фиговый листок не начал превращаться в равноценную замену подлинного интереса, подлинной самобытности личности. Суррогат сам по себе не опасен и не вреден. Опасна потеря вкуса, когда не замечаешь – где суррогат, а где заменяемый им продукт. Начинает деформироваться личность. Здесь не до смеха.

Итак, личность человека кто-то или что-то формирует, а кто-то или что-то разрушает. Кому говорить спасибо и где искать виноватого?

Если хочешь знать, с кем имеешь дело, посмотри в зеркало. Человек прежде всего формирует себя сам.

«В некоторых вещах трудно признаться даже себе: есть чувства, которые невозможно раскрыть, как нельзя выступить обнаженным. Может быть, эта нагота и прекрасна, но она невозможна: если у нас столько тонких, сокровенных желаний, которые не всегда доверишь дневнику. Но если разлад между внешним и внутренним миром очень велик, то надо задуматься и спросить себя: что же ты за человек, если тебе стыдно даже самому себе признаться в этом?

...Это – честный разговор с самим собой, искренний до конца. Для этого нужно большое мужество» (Н. Островский).

Да, честность с самим собой требует мужества. А это именно то первое из необходимого, что формирует личность. Заслуживает уважения утверждение самостоятельности, самоутверждение, утверждение личности. Если, конечно, не делать при этом культа из сопротивления обывательщине по мелочам, по пустяку, если самоутверждение не превращается в самоцель, в элементарное упрямство...

Не надо бояться упреков и насмешек по поводу «самоусовершенствования». Именно этим путем шел каждый из тех, с кого нам хотелось бы «делать жизнь». Другого пути просто нет.

В какой-то момент может показаться: все, точка, я себя «сделал». Вспомните в таком случае притчу о художнике, который сидит перед своей картиной и плачет. «Почему ты плачешь? – спрашивают его. – Потому что картина не нравится?» – «Потому что нравится».

Если человек потерял способность критически воспринимать себя или результат своего труда – в самом деле в пору заплакать.

Формирование личности начинается с рождения, а заканчивается с последним ударом сердца. Совершенствуя себя, ты как бы идешь по ступенькам, постоянно усложняя жизненную задачу. Или, если говорить языком спорта, происходит гонка за лидером. Лидером, может быть какая-нибудь конкретная личность – друг, учитель, литературный герой или герой истории, с которого делаешь жизнь. Для Павки Корчагина это был Овод, для молодого Андрея Болконского, как и для Бетховена, – Наполеон, а юный Наполеон плакал ночами, примеряя свою жизнь под Александра Македонского. Может и не быть конкретной личности, лидером становится собственный идеал, а если по-философски усложнить это понятие, – абсолютный идеал, в котором органично и воедино слилось все, что дают нам, политические и нравственные убеждения, общество, коллектив, история, природа. Формируя свою личность, человек освобождает себя от всего, что мешает гармоничной жизни. Микеланджело однажды пошутил, отвечая на вопрос, как он работает: «Беру долото и отсекаю от камня все лишнее». Примерно так же человек «делает себя».

Нехорошо, если внутренняя работа души выставляется напоказ, если человек, совершенствуя себя, кричит об этом на всех перекрестках или мрачно демонстрирует свою сосредоточенность. Чем сложнее и богаче человек внутренне, тем он внешне проще, скромнее, добрее, веселее. Речь идет, конечно, не о той простоте, которая по народной поговорке хуже воровства. Такой простоты надо бояться. Мы говорим о великой пушкинской простоте, которая рождается как итог долгих поисков смысла жизни, переживаний, мучений. Один поэт, которого всю жизнь упрекали за сложность и даже заумность, сказал на склоне лет ясно и очень просто:
		И должен ни единой долькой



		Не отступаться от лица.



		Но быть живым, живым, и только.



		Живым, и только. До конца.








Конечно же, он имел в виду то самое лицо в широком смысле слова и, написав эти строки, по-своему ответил на вопрос, вечно волновавший человечество: что такое личность.




Любовь


– чувство, соответствующее отношениям общности и близости между людьми, основанным на их взаимной заинтересованности и склонности.

В любви, как и в истории жизни и мысли на земле, постоянно появлялось нечто новое; оставаясь, по сути, собой, уникальным духовно-телесным совпадением двух личностей, она обогащалась новыми состояниями человеческой души – живой, ищущей, развивающейся. Когда три с половиной тысячи лет назад поэт-египтянин, чье имя не сохранилось, говорил о любимой: «Лучится ее добродетель, и светится кожа ее, взгляд упоителен, сладкоречивы уста...», он открывал в ней возвышенно-нравственное существо, чье духовно-душевное совершенство нашло чудесное телесное воплощение. И это рождало в нем нечто абсолютно новое – Нежность.

Человеческое сердце, подобно ребенку, делало открытие за открытием. Оно наслаждалось первыми этими озарениями, как наслаждался человек сиянием солнца. Человек учился видеть человека. Именно в любви открывалось великое «ты», бесконечная ценность человеческой личности, радость растворения, радость милосердия и умаления себя ради того, кого любишь.

А сердце не уставало обогащать человеческие отношения и мир и совершенствовать то, что было открыто им раньше. В нежности появилась горечь, явственно ощутимая в стихах Овидия, много любившего и остро страдавшего от любви. Но и сама нежность стала шире – она охватывала теперь не одно лишь избранное существо, но и людей, окружающих его, большой, человеческий, земной мир. И любовь к одному человеку углублялась духовно. Когда в I веке до нашей эры Катулл после очередной измены любимой женщины открыл, что «обманутым сердцем можно сильнее хотеть, но невозможно любить», он поднял любовь на новую высоту. Стало ясно, что истина могущественней любви. Перестав быть Истиной, любимая перестанет быть любимой.

Культ женщины и «любовь издалека», которым посвящены песни трубадуров, кажутся на расстоянии веков несколько надуманными, условными. Увидел один раз, а потом ряд долгих лет любил, не видя, воспевал ее идеальную сущность. Чтобы это постигнуть, надо, наверное, понять не умом, а сердцем огромность расстояний в том мире. Уходя в поход, рыцарь расставался с дамой на неопределенный ряд месяцев, лет или десятилетий. Он уходил с севера Европы на юг и восток, как сегодня космонавты улетают в космос, но с гораздо меньшим основанием вернуться обратно. Не было даже регулярной почты. «Любовь издалека» была ответом человеческого сердца на неохватность и неопределенность времени-пространства, может быть, даже дерзким вызовом ему.

Новая замечательная эпоха – Возрождение – началась не с великого зодчества, не с великой живописи и не с великих путешествий, а с великой любви.

Двадцатилетний юноша Данте увидит девочку Беатриче, «одетую в благороднейший алый цвет», и, став великим поэтом, расскажет о любви к ней в книге «Новая жизнь», а потом в «Божественной комедии».

Может быть, он и не стал бы великим, если бы не полюбил, не изведал космическую мощь чувства, «что движет солнце и светила».

Этой строкой заканчивается «Божественная комедия».

Когда Петрарка встретил Лауру в одной из авиньонских церквей, было ему двадцать три, ей двадцать. Она была уже женой. Он – молодым ученым и поэтом.

В сорок вторую годовщину их первой встречи, через двадцать один год после кончины ее, Петрарка, уже старик, перебирая архив, нашел сонет, который раньше ему не нравился, и написал новые строки: «В год тысяча трехсот двадцать седьмой, в апреле, в первый час шестого дня, вошел я в лабиринт, где нет исхода».

Через пять лет он умер, сидя за работой, с пером в руке. Незадолго до этого написал: «Уже ни о чем не помышляю я, кроме нее».

Когда Лаура умерла, ей было за сорок. В тот век женщины увядали рано. Петрарка видел ее незадолго до «черной чумы», и он любил ее, как никогда раньше, – постаревшую. Более того, в самом начале любви к ней, когда Лаура была молодой, он увидел ее в воображении постаревшую, с «увядшим ликом», и испытал нежность и боль, не сравнимые ни с одним из чувств не только в старой рыцарской любовной лирике, но и в его собственных сонетах. Бессонные ночи были и раньше в «самом потрясающем опыте человека» – опыте любви, нежность и боль от мысли, что твоя любовь постареет, увянет, явились в мир с Петраркой.

Любовь Петрарки к Лауре часто называют «идеальной»; он, можно услышать, остановился на самой начальной стадии любви – на идеализации любимого человека. Он любил на расстоянии... Любил бы он ее столь возвышенно, если бы судьба соединила их жизни?!

Нам не устают повторять с детства: «В любви неизбежна идеализация», и мы начинаем воспринимать это как непреложную, рожденную тысячелетней мудростью истину.

Да, любящий видит в любимом то, чего не видят окружающие их, «не ослепленные любовью» люди. Они видят уголь, он – алмаз; они – «ничего особенного», он – чудо из чудес. Он не замечает иронических улыбок искушенных жизнью мудрецов, понимающих, чем кончится этот «эмоциональный шок» любви.

И вот наступает день. Покров, сотканный из солнечных лучей, падает, чудо из чудес подергивается серым пеплом обыденности, алмаз становится углем.

«В любви неизбежна идеализация» – это объясняет, успокаивает, это ослабляет боль утраты. Если идеализация, то, собственно, что же утрачено: мечта, мираж? Идеализация в любви – сон наяву. Стоит ли оплакивать сны?..

А может быть, то, что мы, нисколько уже не задумываясь, называем «идеализацией в любви», на самом деле не идеализация, а нечто иное, несравненно более содержательное и реальное? Может быть, любящий видит единственную, высшую истину о человеке? Это истина о самом ценном и самом лучшем, что в нем заключено. Но заключено как возможность. И тот, кто его полюбит, видит ее явственно, выпукло, будто бы она уже и не возможность, а реальность.

В этом чудо любви. Уголь перестраивается в алмаз, но он и остается им надолго, навсегда, если его огранивать, а не пассивно им любоваться. Если за радостью узнавания последует радость труда.

Нет, вероятно, двух любящих, которые бы видели что-то совершенно одинаковое в тех, кого они любят. Любому открывается в любимом нечто совершенно особенное, единственное, отвечающее потребностям именно его души. Что ни любовь, то новая истина. Но, несмотря на разнообразие этих истин, существует и нечто абсолютное, объединяющее их.

Петрарка в соответствии с терминологией XIV века назвал этот абсолют «отблеском божественной красоты». Мы на языке нашего века и нашего общества назовем его бесконечной ценностью человеческой личности.

Нравственный труд по воссозданию и развитию этой ценности в любимом существе и должен составлять содержание любви. А совершен он может быть только сознательным усилием. Из состояния «для себя» человек должен перейти в состояние «для тебя», перенести центр личного существования из «я» в «ты». Истинная любовь – духовное материнство; раскрывается она в вынашивании лучших частей души любимого человека, они вынашиваются с материнской самоотверженностью и материнским терпением. Именно тут и ожидает нас чудо...

Читая письма выдающихся людей к невестам, к любимым женщинам, испытываешь особое волнение потому, что нам известно то, что было им неведомо, когда они писали.

Нам известно, что будет потом и с ним и с ней.

Нам открыто то, о чем не помышляли люди, писавшие эти письма в высокие минуты, когда силы души сосредоточены на одном чувстве и перо не отстает от учащенного сердцебиения.

«Четыре года назад вы казались мне прекрасной. Ныне я нахожу вас еще прекраснее; такова волшебная сила постоянства – добродетели, наиболее требовательной и редкой», – писал Дидро Софи Волан. В течение почти тридцати лет он написал ей пятьсот пятьдесят три письма. Кроме писем к любимой, с которой он не мог соединиться, он писал философские сочинения, комедии, романы и статьи в «Энциклопедию», ставшую величайшим событием в умственной жизни Европы. Любое из его писем к Софи, когда бы оно ни было послано ей, кажется самым первым. В этой любви торжествует вечное начало. Наверное, потому, что он любил ее, она любила его.

Дидро в эпоху, когда в нравственном мире его века, казалось бы, отсутствовали естественность, доброта, постоянство чувств, размах страсти, не останавливающейся ни перед какими жертвами, когда игры в любовь было несравненно больше, чем самой любви, заставил «орган» играть на все голоса, поражая его полнозвучным богатством.

Он резко расширил интимный мир личности, заложив в нем основы зависимостей и соотношений, которые сегодня, когда любой из нас не отрывает интимное от социального, кажутся чем-то естественным, но тогда обладали большой новизной.

Эти изменения в мире личности были совершены в XVIII столетии не случайно: ведь именно в нем – философствующем, любвеобильном и героическом – в последнее десятилетие века началась та великая метаморфоза, которая и создала небывалый мир, окружающий нас сегодня.

История человеческих чувств – история восхождения ко все большей человечности.

И самое романтическое в истории человеческих чувств – романтизм русской любви. Отношения Онегина и Татьяны известны нам с детства в мельчайших подробностях, как те или иные события в собственной нашей семье, живущие в изустной передаче долгий ряд лет. И так же мало склонны мы удивляться им: это нечто устойчиво домашнее и само собой разумеющееся. Она его увидела в деревне, полюбила, написала письмо; отвергнутая им, вышла замуж за немолодого генерала, из ничем не замечательной сельской девушки стала великосветской дамой; он увидел ее на балу, полюбил и был ею отвергнут из чувства долга, хотя любила она его по-прежнему. И это не удивляет, а волнует тихо и сладостно, как семейная легенда.

А между тем тут удивительна все, удивительно-ошеломляюще... Написала письмо с романтичным и человечным объяснением в любви... Написала первая... Кто, когда – в литературе ли, в жизни – отваживался из девушек на это? Да еще в век устойчивых нравов и традиций, когда при всей привольности дворянско-помещичьей жизни девушка не смела и помыслить о том, чтобы объясниться – в письме! – в любви первой.

Ее письмо – героическая попытка стать выше всех условностей, нравов, традиций, чтобы поверх всех барьеров – человечно и высока – соединиться с любимым. Она отдает себя ему со страхом и бесстрашно, открыто и со стыдом. В истории чувств нет ни одного женского письма, равного по отваге сердца письму Татьяны.

И пожалуй, самое неудивительное в этой удивительной героине то, что она после замужества отвергает любимого человека...

Это единственное событие, которое можно отнести к само собой разумеющемуся.

Татьяна, тайна ее верности хорошо объясняет и героизм жен декабристов, и последующее поколение русских женщин, подруг «идеалистов 30–40-х годов» XIX века, не менее возвышенных, чем их мечтательные возлюбленные, но более решительных, талантливых не в одном лишь чувстве, но и в действии...

Объясняет она и наших современниц. Она объясняет их душевный мир, потому что она же и формирует его.

Несколько лет жила во мне, не давала мне покоя одна история, история отношения двух людей, наших современников, пока не вылилась в повесть о любви в письмах – «Удар молнии». И это повесть именно о любви при том ее понимании, которое было у Тристана и Изольды, Ромео и Джульетты и – отвлечемся от литературных героев – у Петрарки в его поклонении Лауре, у Дидро в его верности Софи Волан, у Байрона, у декабристов, у Достоевского, Блока, Дзержинского. И у тысяч незнаменитых мужчин и женщин во всех странах во все века, которые ничуть не уступали великим мира сего в понимании, точнее, в переживании любви, потому что и для них была она не утехой и не бытом, а поиском великой истины в человеческих отношениях и битвой, порой трагической, за сокровища человечности.

Герой этой повести – поэт, переводчик. И очень мужественный человек (с пятнадцати лет он был неизлечимо болен), человек героической, беспокойной судьбы, который создавал новые высшие формы человеческого общения, облагораживал тех, кто жил рядом, с ним.

Его письма к любимой женщине, которые она передала мне после его смерти, обожгли меня навсегда. Он писал ей ежедневно, а порой и ежечасно, писал в том душевном состоянии, которое надо отнести к тайне личности, писал часто о том, что читать, должна – жив он или умер – она одна. Не рассказать о них я не мог, и как рассказать – долго не знал. Известно, что при создании статуи надо отсечь лишнее от камня; мне работать было больнее, потому что лишнего не было, а была неохватная человеческая боль, надежда, доброта и сострадание. И мужество.

Приведу здесь только одно его письмо.

«Общаться с миром, вселенной можно только путем общения с отдельным человеком. Общаясь с некоторыми другими людьми, я всегда общаюсь с каким-то мирком, то меньшим, то большим, иногда даже очень большим, но всегда, в конечном счете, замкнутым в себе, ограниченным. Общаясь же с Вами, общаешься с беспредельным.

Очевидно, это и есть любовь.

...Человек, дающий тебе это ощущение в объеме, которого ты просто не можешь вместить, – это именно ТВОЙ ЧЕЛОВЕК. Так вот для меня такой человек именно Вы. Почему?

Ну, буду говорить очень и очень объективно. Есть ли красивее Вас? Сколько угодно. Умнее? Сколько угодно. Добрее, порядочнее, трудолюбивее, аккуратнее, тактичнее, вежливее и т. д. и т. п.? Сколько угодно. Правильно? Правильно.

И тут же вся эта правильность идет к черту. Для меня Вы умнее, красивее, добрее, правдивее, лучше всех! Во всех других эти качества для меня, по сути, мертвы; в Вас они живы, они живут и во мне, заставляют и меня стремиться быть таким.

...Что у меня есть – Ваше, для Вас, во имя Вас. Потому что Вы – жизнь, любовь, вселенная».

Любовь торжествует над временем.

* * *

		– Радость, помедли, куда ты летишь?



		– В сердце, которое любит!



		– Юность, куда ты вернуться спешишь?



		– В сердце, которое любит!







		– Сила и смелость, куда вы, куда?



		– В сердце, которое любит!



		– А вы-то куда, печаль и беда?



		– В сердце, которое любит.








    

Р. Гамзатов. Перевод Н. Гребнева





Мещанство


– моральное качество, в общей форме характеризующее образ жизни и мышления, которому присущи ограниченность жизненных идеалов узколичными интересами, проявление трусости и приспособленчества в политическом отношении, ханжества в морали, вульгарности во вкусах.

Мещанство. Это слово когда-то обозначало сословие городских жителей – ремесленников, торговцев, а постепенно стало синонимом примитивности, мелкости, духовной неразвитости. Почему так получилось? Конечно, не все жившие когда-то ремесленники и торговцы были ограниченными, но ограниченность и бездуховность были типичными для многих из них – и название сословия стало символом этих качеств.

«Нет ничего пошлее мещанской жизни с ее грошами, харчами, нелепыми разговорами и никому не нужной условной добродетелью», – писал Чехов. Горький называл мещан «врагами свободно думающих и чувствующих людей, губителями жизни». Духовное мещанство ненавидели и ненавидят многие, но оно – зло, бороться с которым непросто. Давно нет ни ремесленников, ни торговцев, а мещанство с его нелепыми разговорами и условной добродетелью встречается.

Можно спросить себя: кому же охота становиться мещанином, если это значит быть врагом свободно думающих и чувствующих людей, губителем жизни? Представить себе человека, который сознательно хотел бы быть врагом и губителем, действительно трудно. Но в том-то и беда, что мещанином можно стать постепенно и для себя незаметно. Что к этому ведет?

Начнем, может быть, не с главного, но очень характерного – чересчур большая занятость вещами. Привычка судить о себе и других по тому, что и на ком надето, какой у кого марки велосипед, или магнитофон, и связанное с этим желание выделиться одеждой или магнитофоном. Конечно, вещи говорят о своих хозяевах: стиль одежды, набор пластинок, даже что и как лежит у нас на письменном столе дают о нас определенную информацию. Но чересчур большая занятость вещами поглощает столько сил и времени, что постепенно может ограничить нашу жизнь. В юности бронзовая чернильница на столе может казаться всего лишь дорогой и симпатичной безделушкой, а в сорок лет стать чуть ли не единственным показателем собственных достижений. Человек гордится: попробуйте, мол, и вы прожить так, чтобы на столе у вас красовалась настоящая бронза!

Мещанство не случайно связывают со стремлением к уюту. Жить в уюте и материальном довольстве не прочь каждый, но жить исключительно ради уюта и материального довольства будет только мещанин. Нередко он себя успокаивает: я-де забочусь и о том, чтобы вещи радовали глаз, были, красивыми, давали что-то для души. «Поставили в передней японское чучело, ткнули в угол китайский зонт, повесили на перила лестницы ковер и думают, что это художественно», – с грустью писал об этом Чехов.

Усвоив, что мещанство – зло, некоторые искренне стремятся искоренять его тем, что ищут какие-то особые, «немещанские» способы обставлять жилье, выбирать одежду, проводить время. Лет пятнадцать назад такие люди считали признаком отсталости герань на подоконниках и поэтому ставили кактусы. Дело, однако, не в том, герань или кактус на подоконнике, а в том, кто и почему их ставит, какое значение им придает, чем живет помимо этого. Можно коллекционировать фуги Баха и презирать детективы и быть мещанином. Можно коллекционировать диски с записями рок-опер и любить детективы – и не быть мещанином.

Модные вещи и увлечения сами по себе ни плохи и ни хороши. Сами по себе они: не способны ни принизить человека, ни возвысить. Мещанином его делает, не мода, а страстная преданность ей, добровольное рабство. Если мы видим, что так, а не иначе человек одевается, рассуждает, проводит свое время, лишь бы не отстать от моды, мы называем его мещанином.

Ужасна атмосфера общения на мещанский лад. Один с важной серьезностью относится только к тому, что говорит сам, всему и всем дает быстрые и категорические оценки, другой на все, что бы ему ни сказали, безапелляционно возражает, третий всех поучает, четвертый ищет у каждого заднюю мысль, пятый, боясь попасть впросак, пытается свести разговор к обмену никчемными сведениями, новостями, анекдотами. Но все они похожи тем, что не испытывают глубокого интереса и доверия друг к другу, предвзяты – не ждут друг от друга ничего нового, полезного для сердца и ума.

Однако «врагами свободно думающих и чувствующих людей» Горький называл мещан, конечно, не просто потому, что многим из них свойственно молиться на вещь и моду и что они нелепо общаются между собой. В виду имелось нечто еще более опасное: их нетерпимость к тем, кто не молится на вещь и моду, кто духовное ставит выше материального, совесть – выше расчета, нравственный и гражданский долг – выше личного благополучия, кто живет своим умом. Эта нетерпимость идет рука об руку с ограниченностью и самодовольством. Не сомневаясь в правильности собственных поступков и оценок, обыватель раздражается, когда кто-то с ним не согласен. Он требователен и строг к инакомыслящим, но слепо послушен чужой мысли, которую однажды принял, поддается внушению и грубой силе.

Вот почему в переломные моменты истории недалекий человек может стать губителем жизни не только в переносном, но и в прямом смысле слова. Косность мещанского образа мыслей и поведения не раз становилась опорой мракобесия, в 1933 году она помогла в Германии приходу к власти фашизма.

Конечно, нельзя каждого недалекого человека считать потенциальным мракобесом. Возможно, мысли, которые он принял, и авторитеты, которым он подчиняется, всю жизнь будут толкать его к хорошим поступкам. Беда в том, что выбор поступков от такого человека мало зависит, происходит случайно. Он, как бумажный кораблик, плывет, гонимый попутным ветром, а куда занесет его ветер, от кораблика не зависит. Он всего лишь игрушка – вот что грустно и опасно. Даже небольшая доля мещанства, застилая глаза и ограничивая опыт, постепенно может превратить разумную личность в ту, которая не ведает, что творит.

Не только ради счастья других людей, но и ради собственного счастья недальновидно позволять себе бездумно плыть по жизни, особенно в сложных, требующих серьезных и смелых решений ситуациях. А такие ситуации заранее не предупреждают о себе. Если не быть к ним готовым, они могут свалиться на нас внезапно, как снег на голову. Вот почему, не ожидая каких-то особенных обстоятельств, в самой обычной, повседневной жизни надо стремиться ни в чем не быть мещанином.

Но как все-таки это практически делать? Не придавать чересчур большого значения вещам? Не быть рабом моды? Уважать привычки других людей? Интересоваться их взглядом на жизнь? Не быть предвзятым, самодовольным, недоверчивым? И одновременно никому и ничему слепо не подчиняться? Не ставить расчет выше совести, а личное благополучие выше гражданского и нравственного долга? Что еще? Да хватит и этого! Лишь бы вытесненное повседневными заботами не оставалось благими намерениями. Дело не только в том, чтобы правильно обозначить цели, но и в умении им следовать, а это вырабатывается не сразу и, как и все в нашей жизни, часто начинается с мелочей и пустяков.

Одна десятиклассница мне рассказывала, как год назад, перейдя из обычной школы в экспериментальную: девочки там занимаются музыкой, лепят, изучают эстетику, а мальчишки – футболисты, члены и кандидаты в юношескую сборную города (вместо эстетики у них тренировки), она начала относиться к футболистам пренебрежительно. Что можно требовать от людей, у которых весь ум ушел в ноги? Потащит в кино или на какой-нибудь матч, и о чем с ним там говорить? О голах? Прошла четверть, в каникулы они всем классом поехали в Таллин. Моя собеседница хорошо знала и любила этот город и стала водить одноклассников по улицам и музеям. Она с увлечением показывала и рассказывала, но делала это только для девчонок, только от них ждала внимания и понимания. Октябрь, золотые листья, легкое дыхание... и вдруг: «Ленка, а где здесь хороший универмаг?» Показала, и так пусто стало...

Но прошло время, и оказалось, что ее лекцию запомнили футболисты. Многие из них стали заходить к ней домой, расспрашивать, спорить, брать книжки. А когда в классе произошел один серьезный конфликт, они выбрали «эстетку» комсоргом. Обо всем, кроме спорта, эти ребята знали действительно мало, рассказывала Лена, но серьезный спорт научил их трудолюбию и связанному с ним умению отличать важное от неважного. С ними очень интересно общаться, они оказались самыми серьезными ребятами, которых когда-либо знала! Они не вспоминают сказанное кем-то, они думают сами! Вот что открыла в своих одноклассниках-футболистах Лена.

А чему она научилась при этом сама? Она на своем опыте увидела, что нельзя ставить собственные интересы и увлечения выше увлечений других людей, что быстрые и категорические оценки часто ведут к ошибкам и что многое в жизни гораздо сложнее и интереснее тех представлений, которые складываются вначале.

Такие истории случаются с каждым: предполагал одно, а оказалось другое... Если их не забывать, а всякий раз хорошенько думать, что, как и почему у меня получилось, это поможет избавиться от той доли мещанского самодовольства и предвзятости, которая в нас есть и из-за которой случилась ошибка.

Анализировать свои мысли и действия очень важно. Моя собеседница, например, поняв ошибку с мальчишками, стала думать, почему девочки остались равнодушными к ее лекции. И пришла к выводу, что они не только боялись опоздать в универмаг, но и на третий час экскурсии заскучали. Для них, изучавших историю искусства, ее рассказ не был таким откровением, как для футболистов. Лена сумела посмотреть на себя со стороны, глазами подружек. А такое умение, может быть, лучший из способов борьбы с ограниченностью собственных интересов и взглядов.

Правда, разговаривая с Леной, которая в прошлом году написала отличную историческую работу о декабристах (за нее она получила второе место на городском конкурсе), а в этом году, проведя чуть не пол-лета в архивах, написала не менее отличную работу о единственном отказавшемся подписать смертный приговор декабристам члене Верховного уголовного суда Мордвинове, я думала, что в претензиях к себе эта девочка несколько увлекается. Но не потому ли, что она так увлекается, так неумеренно многого от себя хочет, и мне, и ее футболистам с ней интересно?

В одной из своих статей, говоря о мещанстве, Ленин подчеркивал его «умеренность и аккуратность». Эти два качества считал своим талантом персонаж комедии «Горе от ума» Молчалин, уступчивый, скромный и чрезвычайно умеренный человек, которому завещал отец «угождать всем людям без изъятия». Как мелко и бесцветно пользовался своим «талантом» и угождал всем Молчалин, каждый из нас не раз писал в школьных сочинениях. Но давайте задумаемся, почему умеренность и аккуратность Молчалина не просто мелкие и бесцветные, но и мещанские качества? Почему Молчалин для людей нашего века ко всем своим прочим грехам еще и мещанин? Ответ на этот вопрос тоже поможет нам бороться с мещанством.

Молчалин подавлен и действует, исходя лишь из приземленных, сугубо личных целей. «В чинах, мы небольших», – объясняет он Чацкому свои обстоятельства. Чтобы достигнуть больших чинов, Молчалин часами скучает с нелюбимой девушкой и дни напролет переписывает пустые бумаги начальников. Молчалин: уступчив, скромен, тих не из уважения к взглядам, знаниям и личному достоинству окружающих, а потому, что чувствует себя от них зависимым. Готовность принимать любые догмы, выполнять самые нелепые ритуалы, лишь бы, умеренно и аккуратно исполняя это, самому можно было хорошо устроиться, – здесь весь ограничивший ради собственного благополучия возможности своей личности Молчалин. В этом его мещанский талант, враждебный тем, кто, не желая ограничивать свои возможности, живет и думает свободно. Если мы хотим, чтобы никто и ничто не могло подавить наши лучшие стремления, надо, чтобы эти стремления у нас были. Они не появляются сами по себе, а развиваются вместе с нашей личностью. Надо искать в своей душе высокие чувства сострадания и великодушия, не отказываться от помощи тем, кто в нас нуждается, и боли за тех, кому сейчас плохо. Мелкости, жестокости, бездуховности надо противопоставлять собственную духовность, свободное служение лучшим идеям, которые выработало и вырабатывает человечество. Служение благородным идеям – источник энергии, силы и мужества. Оно возвышает и очищает личность, помогает развитию способностей и ума.

Нужно учиться обогащать свою душу высокими стремлениями, ставить перед собой значительные не только для собственной личности, но и нужные другим людям цели, ища пути к их осуществлению, использовать все, что обдумало, выстрадало и накопило для нас человечество. Серьезные цели, поставленные перед собой с юности, и неустанная работа над ними мобилизуют силы и возможности человека, организуют и вдохновляют его жизнь.

Размышляя над пережитым, Герцен в «Былом и думах» вспоминал, как в юные годы он и Огарев, взбежав на Воробьевы горы, «вдруг обнявшись, присягнули, в виду всей Москвы, пожертвовать нашей жизнью на избранную нами борьбу». О какой борьбе шла речь, мы все хорошо знаем. «Путь, нами избранный, был не легок, мы его не покидали ни разу; раненные, сломанные, мы шли», – писал он дальше. Цельность давала Герцену и Огареву силы бороться с омертвлявшим родину самодержавием, искать новые, более верные пути этой борьбы и будить к ней других.

Когда есть такие высокие цели, то можно не бояться, что, листая, когда хочется, детективы или танцуя в веселые минуты в полутьме, ты станешь из-за каких-то занятий и увлечений мещанином. Наша духовная жизнь не даст нам перейти ту грань, за которой начинается пустое мещанское бытие с его «нелепыми разговорами и никому не нужной условной добродетелью».




Мировоззрение


– система взглядов человека на мир (природу, общество и закономерности их развития), выражающая его отношение к окружающей действительности.

Рождаемся мы, естественно, не только без обобщенного мнения о мире и о себе, но и вообще без всякого мнения. Но чем более растем, учимся, чем более мы становимся людьми в своей подлинной человеческой духовной сущности, тем определеннее наше мировоззрение и тем сильнее его влияние на всю нашу жизнь.

В школьном детстве слово «мировоззрение» ассоциировалось для меня с занимательной картинкой из учебника географии для начальных классов. Человек, по всей видимости путешественник, пришел на край земли и, пробив головой раскинувшуюся над ней небесную твердь, потрясенно озирается вокруг. Так иллюстрировались старинные представления о мире.

Еще занятнее получилась бы, наверное, картинка, изображающая начальные представления человека об обществе, в котором он живет, о себе самом, о своем внутреннем мире, или, как сказали бы древние греки, микрокосмосе.

Да, это понятно и неизбежно: ничто не открывается нам в своей сущности, правде сразу, вдруг. Никакие истины не даны нам от рождения. Все нужно постигать, до всего доходить своим умом и волей. И прежде всего – трудом. Для всего нужны время и возможности. То есть совокупность того, что зависит от нас самих непосредственно, и обстоятельств, от нас, напротив, не зависящих, объективных.

И поэтому единый физический мир, в котором мы живем, для нас, людей, в социальном, человеческом отношении не одинаков.

Между миром первобытного пращура, населенным злыми и добрыми духами, божествами, деятельно «живущими» покойными сородичами, и миром современного образованного человека – дистанция действительно «огромного размера».

Между миром капиталиста, миллиардера и миром рабочих, не разгибающих спину над конвейерами его предприятий, сходства так же мало, как и между условиями, возможностями и образом их жизни.

Но мы сделаем здесь особое ударение на том, что и для нас с вами, читатель, современных людей, соотечественников, сограждан свободного социалистического общества, мир тоже не столь един, как этого сегодня хотелось бы и, кажется, как это могло уже быть. И у нас пока еще мировоззрение, мировосприятие не одного качества, знака и уровня.

Речь идет именно о нашем индивидуальном, личном восприятии мира. Общественное мировоззрение наше – научное, гуманистическое марксистско-ленинское мировоззрение – монолитно, целостно, неколебимо. С ним наш парод, совершивший впервые в мире социалистическую революцию, построил развитое социалистическое общество и успешно строит коммунизм.

Но нельзя нам прятаться за широкую спину общества. Каждый из нас о персональном ответе – и перед самим собой, и перед обществом – за свою жизнь, свей духовные ценности, за человеческое богатство и бедность.

Для большинства из нас мир – это поле приложения творческих сил, переделывание, улучшение природы человеческих отношений. Но для кого-то этот миру к сожалению, – сфера ловкачества, спекуляций, выгоды, тунеядства и даже преступных поступков.

Одних волнует все – от «летающих тарелок» до «сверхновых» звезд, от того, что говорят а мировой гармонии Иван и Алеша Карамазовы у Достоевского, до судеб аборигенов Южной Африки. А других занимает лишь «жена, квартира да счет текущий».

Почему?

В силу генетических влияний, условий жизни в семье, в детском садике, на улице, в школе – в силу конкретных различий наших судеб?

Да – скажем еще раз,– вес это действительно влияет на наш и физический и духовный облик. Но в какой степени? Разве так, как исторические или антагонистические классовые различия? Нет, и сравнивать даже нельзя!

Значит, остается честно признать: нужно меньше ссылаться на объективные обстоятельства и побольше работать над собой и помогать другим в духовном росте, в развитии подлинно коммунистического мировоззрения и образа жизни. Помогать и «ближним» и «дальним».

Работать и помогать по сути, по делу. Мировоззрение как абстрактная картина мира нас не устраивает. Главное – отношение к миру, позиция нашего отношения. Не только что-то видеть в мире, но и как смотреть! Вот почему активная жизненная позиция для нас – это и фундамент мировоззрения, и критерий его зрелости.

Хорошо быть честным человеком, не лгать, не изворачиваться, не набивать себе, своим добродетелям и способностям цепу.

Хорошо быть начитанным, эрудированным, культурным. Во многом разбираться, обладать вкусом, тактом, знать, что такое хорошо и что такое плохо. Верить в светлое коммунистическое будущее человечества, ненавидеть империализм, фашизм, всяческих бандитов, хулиганов, ворюг и взяточников. Хорошо? Замечательно!

Но, обладая всеми этими и даже тысячью других достоинств, ты не можешь сохранять их лишь в своем внутреннем мире. Утверждать эти высшие ценности надо в жизни активно.

Если ты не борешься за них, то все твои принципы и знания на поверку – хилые, безмускульные абстракции.

И дело здесь не только в эгоизме. Эгоизм-то как раз чаще всего, увы, деятелен. Дело в том, что нередко люди, сами по себе действительно неплохие, в общественном, гражданском отношении совершенно аморфны, индифферентны, непробиваемо безучастны.

«А разве этого мало, – скажет иной читатель, – жить безвредно, не мешая другим, в своем сокровенном мире, отгораживаясь от мира внешнего, от его пыли, шума, суетности?» Мало.

Нейтралитет по отношению к добру и злу в наших общественных отношениях – это только зачаток моральности. Знаменитое древнее правило: «Не делай другим, чего не желаешь себе и своим близким», – только предпосылка, только фундамент истинного добра. Если кто-то из нас по собственной инициативе, что называется, и мухи не обидит, но равнодушно пройдет мимо чужой беды, отмолчится в решающем чью-то судьбу конфликте, не пристыдит клеветника, то, наверное, мы подождем с выводами о его порядочности.

Действительная порядочность обязывает человека и обозначить позицию, и сделать все, что в его силах, для торжества справедливости.

Есть в пассивной позиции и другая грань моральной недостаточности. Ведь все лучшее в себе, вообще все свое истинно человеческое мы черпаем в обществе, в щедрой сокровищнице его культуры. И просто нечестно не возвращать долги.

Если мы не умеем «переплавить» свое мировоззрение в действие, то мы не строители «единого человеческого общежития», а в лучшем случае лишь строительный материал.

Давайте немного пофантазируем, сместим в воображении некоторые события, характеры, факты.

Представьте рабовладение и крепостничество без страстной, активной борьбы угнетенных масс и воли их вождей – Спартака, Разина, Пугачева...

Представьте мир без подвижнической титанической жизни основоположников научной социальной теории, титанов революционной мысли и действия, без миллионов беззаветных борцов за торжество коммунизма.

Представьте наш мир без его социальных и нравственных напряжений, без победоносного Октября, отпора классовому врагу в гражданской и Великой Отечественной войнах, без «громадья» наших планов и энтузиазма пятилеток, без Днепрогэса и БАМа...

И давайте подумаем: какие силы, какие объективные закономерности, какая такая бесплотная необходимость сама по себе подвинула бы человечество вперед? Каким это образом из первобытной, рабовладельческой... капиталистической дикости человечество вплотную подошло к рубежам коммунистической эпохи, а мы с вами вместе с «другими народами и государствами» шагнули за них?

Да никаких, конечно же, сил у истории нет и быть не может, кроме нас, «безусловных деятелей», реальных личностей, людей активной жизненной позиции.

Было бы преувеличением считать, что принцип активной жизненной позиции – нечто совершенно новое в этико-социологической теории и самой жизни. Активности требовали первые и все последующие шаги человечества вперед! Но между нашими историческими предшественниками и нами в этом отношении различие существеннейшее. Они боролись стихийно, без осознанных, выверенных научно ориентиров. Мы строим свое настоящее и будущее сознательно, с ясным представлением о развитии человечества, о необходимости победы коммунизма.

И поэтому для нас социальная активность – принцип особого значения. Органически усвоенный и принятый к осуществлению, он становится пусковым механизмом деятельности личности. Становится плацдармом воспитания и самовоспитания человека. И самым четким критерием нашей моральности, нашей культурности в целом. Все, что стоит реально за категориями долга, совести, чести, достоинства, обретает свой жизненный смысл в том, как мы утверждаем свое мировоззрение, как выбираем свои жизненные позиции и как на них стоим.

В своем основном общественном назначении, в труде – будь то учеба, работа на заводе, в колхозе, научно-исследовательском институте или служба в армии – человек не должен прятаться за средние показатели, обстоятельства, условия. Если он чувствует, видит, что способнее в чем-то, сильнее, опытнее товарищей, то он поможет, возьмет на себя больше и не потребует за это особого вознаграждения.

Советский гражданственно активный человек бескомпромиссен идеологически. Ненависть к социальному угнетению для него не абстрактное понятие, это страстное чувство, питаемое сознанием и знанием подлой, античеловеческой сущности эксплуататорского строя. И он не обманется фейерверками и фасадными рекламами. За блеском витрин, никеля и лака лимузинов капитализма он увидит слезы и кровь, голод, бесконечные муки и жертвы, которыми расплачивается человечество за каждый «успех» обреченного социального порядка.

Это не значит, что он не видит или преуменьшает наши собственные недостатки и просчеты. Видит. Но – с болью, без двоедушной мещанской ухмылочки. С пониманием и объективных наших трудностей, и непростительных упущений. С неизменным стремлением бороться с недостатками не на словах, а на деле.

Далеко не всегда активная позиция требует кипучей деятельности, перенапряжения мысли и мускулов. В повседневной жизни она четко определяется подчас буквально двумя-тремя словами: «Это ложь», «Это формализм», «Не смейте клеветать!», «Это не моя заслуга»... Сколько их, простых слов, которыми говорят правду!

Но в любом случае эта позиция сопряжена с мужеством. Подчас почти символически, зачастую – вровень с подвигом. И тогда, в минуты неизбежного решающего выбора человек становится настоящим,

как красный полководец Ян Фабрициус. В авиакатастрофе он отдал последний предоставленный ему шанс на спасение летевшей в этом же самолете женщине с ребенком...

как лучший детский писатель Аркадий Гайдар, добившийся вопреки запрету врачей разрешения уйти на фронт и павший в бою с оружием в руках...

как тысячи, миллионы коммунистов, комсомольцев, безвестных героев нашей страны, принявших для себя лишь одну привилегию – быть на передней линии огня.

Да, стоять на коммунистической позиции в жизни бывает непросто и нелегко. Стоять на ней – значит противостоять не только пассивности, и равнодушию, но и агрессивному мещанству, и моральному разложению, и поползновениям преступности, беззаконности и классовой враждебной идеологии.

Но большой ошибкой было бы считать активную деятельность гражданина жертвенно-страдательной. В повседневности нашей она поддерживается и обусловливается всем строем нашей жизни, нашей социалистической государственности; защищается всей мощью ее права, законов, самыми сильными и чистыми, нравственными устоями общества.

И нет счастья выше понимания своей необходимости истории, человечеству, людям, непосредственной причастности самому великому человеческому делу – делу коммунизма.




Мораль


– одна из форм общественного сознания, совокупность норм поведения в обществе, в семье опирается на общественное мнение, на убеждение, традиции и привычки.

Слово пришло из Франции (morale – нравственность), а во Францию – из Древнего Рима (moralis – нравственный), но понятие о морали, то есть о правилах поведения человека среди других людей, существовало, разумеется, задолго до того, как появилось это слово. Пояснение в словаре В. Даля: «правила для воли, совести». Но можно сказать еще проще: мораль – это общепризнанное понятие о том, что такое хорошо и что такое плохо. Правда, надо уточнить: когда и кем признано... Нравы общества и понятие о нравственном поведении, мораль формируются в конкретных исторических условиях.

Скажем так: наша современная мораль предполагает, что к детям надо относиться бережно, ласково, а уж тем более – к детям больным или имеющим какой-нибудь физический недостаток. Позорно, просто подло сказать «хромой» мальчику, который хромает, или «очкарик» тому, кто вынужден носить очки. Это общепризнано. В транспортной толкучке даже пожилой человек, как бы он ни устал, уступит место больному ребенку. Таковы правы сегодняшнего общества, таковы моральные нормы (то есть, проявляя заботу о больном ребенке, человек не совершает какой-то исключительный по доброте поступок, а ведет себя нормально, естественно, как должно). Но всегда ли эти нормы были таковыми? Нет. Например, согласно закону Ликурга, по которому древняя Спарта жила не одно столетие, дети подвергались специальному осмотру, и, если у ребенка обнаруживался физический недостаток, который мешал впоследствии стать полноценным воином, его убивали, сбрасывая в Апофеты – глубокую расщелину в горах Тайгета.

По книгам и фильмам мы знаем о подвиге царя Леонида и предводимых им 300 спартанцев, которые все до единого погибли, преграждая дорогу захватчикам-персам возле Фермопил. Благодарные потомки увековечили их подвиг в мраморе, начертав на нем, что воины погибли, «честно исполнив закон». Но тот же закон разрешал убивать детей, не считая это чем-то зазорным.

Еще пример.

Застрелить человека – преступление, убийство. Но в годы войны снайпер не только стреляет по врагу, но и ведет счет погибшим от его руки. В этой ситуации один человек (снайпер) как бы выносит другому человеку (солдату-врагу) приговор и сам приводит его в исполнение. Мораль войны разрешает ему выступать в роли обвинителя, судьи и исполнителя приговора, что совершенно невозможно в условиях мирного времени. Здесь действуют другие нормы отношений между людьми. Приговор преступнику может вынести только суд, а любой самосуд, каким бы справедливым он ни был, наказуем. Молодогвардейцы в чрезвычайных условиях войны и оккупации по заслугам вынесли приговор и казнили полицая Игната Фомина. Но, допустим, предатель Фомин избежал возмездия, и спустя годы молодогвардеец Радик Юркин встречает его на улице и опознает. Ударить негодяя – и то нельзя: меру наказания определит только народный суд.

Следовательно, общественная мораль, нравственные нормы конкретно-исторически обусловлены: война может «разрешить» человеку то, что мир категорически воспрещает.

Однако, мораль – не только конкретно-историческое понятие, но и классовое. Кто такой Герцен? С нашей точки зрения, революционный демократ, издатель «Колокола», борец против самодержавия. А с точки зрения российского царя, правящих классов царской России, с точки зрения обывателя? Реакционный журналист Катков во всеуслышанье называл Герцена отщепенцем и предателем. Как видим, мораль Каткова и мораль Герцена, двух современников и соотечественников, вовсе не одинакова.

С точки зрения официальной морали, русский офицер Андрей Потебня, друг и единомышленник Герцена, с оружием в руках перешедший на сторону польских повстанцев и сражавшийся против царских карателей, совершил тягчайшее преступление – нарушил присягу и предал отечество. С точки зрения подлинных патриотов России, чей голос в 1863 году был едва-едва слышен и только через десятилетия зазвучал в полную силу, Потебня совершил гражданский подвиг во имя спасения чести России. Сейчас его могила в окрестностях Кракова бережно охраняется поляками – так же бережно, как и могилы советских воинов, погибших в борьбе за освобождение Польши от фашистского ига, – и каждый русский человек, стоя подле нее, поклонится памяти этого русского патриота, павшего от пули... Чьей пули? Пули русского солдата, который считал себя, надо полагать, защитником «царя, веры и отечества» (а иначе бы не стрелял в повстанцев)...

Вот, пожалуйста: не только столкновение войск, но и столкновение моралей. Герцен, Потебня – Катков, их ответы на вопрос «что – хорошо, что – плохо?» прямо противоположны.

Но и тогда, когда ответ на этот вопрос общепризнан и общепринят, мораль и жизнь могут противостоять друг другу. Условия жизни, социальный строй вносят свои коррективы в понимание и практическое осуществление даже общепринятых моральных норм. Недаром мы говорим, что мораль – одна из форм идеологии, а идеология – понятие классовое.

Мораль на словах и мораль на деле – вовсе не одно и то же.

Наглядный урок злоключений морали преподает история фашизма. В книге и фильме «Семнадцать мгновений весны» запоминаются характеристики из личных дел эсэсовцев: хороший семьянин, спортсмен, с товарищами по работе ровен, порочащих связей не имеет...

Конечно же, ни один фашист не сказал о себе: я негодяй, я палач, я аморален. Формируя идеологию и мораль «третьего рейха», нацисты пытались создать иллюзию подражания жестоким и суровым нравам Древнего Рима, который виделся им «первым рейхом». И камуфляж действовал. Выбрасывая руку в фашистском приветствии, гитлеровцы копировали знаменитый жест Юлия Цезаря; символика их знамен, орденов, военных эмблем призывала воскресить в памяти времена римских легионов, по-хозяйски попирающих чужие земли, возрождение варварства окутывалось высокопарными фразами. Но сама природа и логика изуверского строя окарикатуривала нравы и мораль нацистов, порождала чудовищную, во все поры общества проникающую безнравственность, аморальность. «В порочащих связях не замечен»... Человек, не протестовавший против нацизма, только в силу одного этого уже состоял в порочащей его связи с коричневым варварством XX века.

...В условиях социалистического строя формирование морального облика гражданина начинается с детских лет. Жизненная практика социализма, будни семьи, школы, пионерской дружины, комсомольской организации, трудового коллектива возбуждают вопрос, который Маяковский очень непринужденно задал устами мальчишки: «Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха: что такое хорошо и что такое плохо?»

Выслушав ответ, «мальчик радостный пошел», решив про себя: «буду делать хорошо и не буду плохо». Вот начало понимания моральных норм. Но выполнить такое прекрасное намерение ему будет и легко и трудно.

Почему легко?

Потому что жизнь будет напоминать об этом его решении ежедневно. Моральный кодекс строителя коммунизма, записанный в Программе КПСС, доступен пониманию, прост и постоянно звучит в атмосфере советских будней: мораль социалистического общества направлена против эксплуатации человека человеком, против расовой и национальной вражды, в защиту мира, она включает в себя высокую идейность, любовь к Родине, подчинение личных интересов интересам общества, социалистическое отношение к труду, уважение человеческого достоинства...

Те же мысли встретятся в словах Торжественного обещания юного пионера, в Уставе комсомола.

Но, повторим, следовать принципам этой морали, какими бы простыми и естественными они ни казались, не так-то просто.

Мораль – не только и не столько знание о хорошем и плохом, сколько действие, причем действие индивидуальное, личное и ответственное.

Морально ли играть в азартные игры на деньги? Нет, конечно. Это каждому ясно.

Но вот с какой поразительной ситуацией мы встречаемся в телевизионном фильме «Уроки французского». Дело происходит в трудные послевоенные годы. Молодая, неопытная, но очень добрая учительница французского языка, испробовав без успеха все возможности помочь своему ученику – пятикласснику, которому живется тяжело и голодно, решается на крайнее: начинает играть с ним... в монетки, подыгрывает, чтобы на «заработанные» таким образом копейки мальчишка мог купить себе кружку молока.

Не будем спорить – были или не были другие возможности помочь мальчику, попавшему в затруднительное положение, типичен или нетипичен случай, описанный В. Распутиным, по рассказу которого сделан фильм. Факт остается фактом: полтора часа миллионы телезрителей следят, затаив дыхание, за перипетиями фильма и чуть ли не до слез сочувствуют милой и доброй учительнице, которая поступает так непедагогично. Просто нехорошо поступает: ведь мы уже договорились, что играть в азартные игры на деньги аморально. Да, это каждому ясно, вообще говоря, но... в данном конкретном случае...

А ведь вся наша жизнь состоит из «данных конкретных» случаев. О, если бы мораль, высчитывалась как «дважды два – четыре»! Но нет: правила нравственного поведения каждый человек вырабатывает самостоятельно, еще и лично для себя.




Национализм


– буржуазная идеология, политика и психология в национальном вопросе. Характерны идеи превосходства одних – «высших», якобы «избранных» самой природой наций над другими – «низшими», «неполноценными».

В этой «Азбуке» тебе, читатель, уже пришлось столкнуться с понятиями, требующими для их постижения не просто логических усилий, но и нравственных. О таком пойдет речь и сейчас.

...Светлый уголок земли, бережно оправленный зеленью лесов и синевою гор, рокочущий водопадами и вздыхающий тихой подвижкой снежных лавин. Нагорный Карабах, маленькая автономная республика нашего Закавказья. На севере ее над краем пропасти повис городок Шуша.

Мы въезжаем в Шушу. Сотни угрюмо поникших каменных «лепестков» встречают нас на южной окраине: они наклонены к путнику – так ставят надгробия мусульмане. Мы проедем две-три короткие улочки, и на северной окраине городка нас встретят каменные кресты, «раскинувшие руки» на нашем пути: так ставят свои надгробия христиане.

Конечно, лучше сказать – ставили. Два кладбища, мусульманское и христианское, – наследие всего нескольких дней 1916 года, неистовой резни, вспыхнувшей между турками и армянами, мирно соседствовавшими здесь десятки лет...

Свое дикое правило «divise et impera» – «разделяй и властвуй» римляне написали еще до нашей эры. Но 1916-й – уже наша эра. Бабий Яр, варшавское гетто, сожженная вьетнамская деревушка Сонгми, растерзанная земля Южного Ливана – это уже в мои и твои дни.

«Чужого горя не бывает», – сказал Константин Симонов. Национализм, чьими рычагами империалисты стараются разводить народы, национализм, чья поступь оставляет столько кровавых следов, – наше горе. И восстать против него, бороться с ним можем и ты и я. И не только взносом в Красный Крест и Красный Полумесяц, не только симпатией к палестинским или никарагуанским детям.

Вспомним прекрасную статью В. И. Ленина «О национальной гордости великороссов». Она написана в 1914 году, в самый разгар первой мировой войны, когда капиталистические правительства воюющих стран натравливали народы друг на друга, используя в своих реакционных целях этот самый национализм.

«Перед нами очень широкое и очень глубокое идейное течение, корни которого весьма прочно связаны с интересами господ помещиков и капиталистов великодержавных наций», – писал Ленин. И далее он определяет, как должны относиться к этому идейному течению социал-демократы. Тут надо разделять национализм и любовь к своему народу, чувство национальной гордости.

«Чуждо ли нам, великорусским сознательным пролетариям, чувство национальной гордости? Конечно, нет! Мы любим свой язык и свою родину, мы больше всего работаем над тем, чтобы ее трудящиеся массы (т. е. 9/10 ее населения) поднять до сознательной жизни демократов и социалистов». «Мы полны чувства национальной гордости, и именно поэтому мы особенно ненавидим свое рабское прошлое...»

Если воспитание национальной гордости необходимо, то проявление национализма – это голос старого мира, средство его борьбы с революционным обновлением жизни. В международном масштабе национализм служит интересам реакции. И капитализм в своей идеологической борьбе отводит национализму особую роль.

Все официальные чиновничьи издания царской России именовали народности, обитавшие в Туркестане, сартами. Только в двадцатых годах, разобравшись с неотложными советскими делами в Средней Азии (национализация земли и воды, установление новой власти), мы выбросили из языка это словечко, успевшее пригреться официально. Ведь в буквальном переводе сарт значило «желтая собака» (сары ит). Тысячи и тысячи употребляли его, даже не зная об оскорбительном значении слова...

А помните грязное словечко, которое в пылу детской ссоры бросил рыжий Санька девчонке Берте (рассказ Гайдара «Голубая чашка»)? За что этот Санька получил кличку «фашист»?

Тысячу раз сдержи себя и подумай, прежде чем что-нибудь брякнуть, когда тебя окружают люди с несколько иным цветом кожи или формой носа! Здесь тебе расставляет капканы тот самый национализм – «реакционная буржуазная идеология». Да-да, от политики и до быта, оказывается, не просто расстояние в шаг, а нет никакого расстояния, ни малейшего зазора. Пьяный вопль на трибуне стадиона и анекдот «с акцентом» – бытовые слагаемые «политики», резко отличной от высокой политики нашего государства и от духа нашего общества.

Вот почему разговор этот мы начали с мужества. Мужество – видеть то, что несет национализм в жизнь народов. И мужество – признать часть личной (а не только исторической) вины за собою, если где-то ты сам попался в хитроумно расставленные ловушки национальной неприязни. Мужество – сознаться хотя бы в своем (вольном или невольном) невежестве.

Если вы едете в Ригу и ничего не слышали о Яне Райнисе, летите в Тбилиси и не знаете о Руставели и Важа Пшавеле, живете в России и не можете спеть русской народной песни, не знаете ни одной былины, – это все очень плохо.

Надо знать свой край, любить свой народ и вместе с тем уважать обычаи и культуру других народов.

Невежество – поводырь национализма. Человек, не знающий культуры и истории, бед и радостей своего соседа, легче всего попадает в ловушку мелкого национального чванства. Но человек просвещенный, добрый, эмоционально восприимчивый к новому, каким бы «не своим» оно ни казалось поначалу, истинно ценен и человечен.

Затронем здесь и черту национальной гордости. Вы только что читали, как прекрасно писал о ней Ленин! Но такая просвещенная и высокая гордость не имеет ничего общего с чванством. Русский гений Пушкина поражал современников и поражает нас абсолютным слухом к другой культуре. Его переложения из французской и английской поэзии, из Корана и польского фольклора стали явлениями русской культуры и проводниками к духовным богатствам других народов.

Общечеловеческое (не надо путать его с космополитическим, с равнодушием к любым национальным особенностям) – высшая ступень, на которую мы, земляне, еще должны когда-то взойти в своем историческом движении. Далека ли от нас эта ступень? Непрост этот вопрос, «когда народы, распри позабыв, в единую семью соединятся».

Мы с тобою, читатель, – современники поразительного по глубине исторического процесса. Мы живем в особое время. Образовалась в нашей стране новая общность людей, имя которой – советский народ. Тут мало сказать, что каждая нация в этой общности имеет равные с другими права, самостоятельность, все условия для развития. Здесь речь идет о новом сознании и новой психологии, исключающих мысль о чьей-либо исключительности (это не языковая небрежность: «исключение исключения» такая же емкая формула развития, как «отрицание отрицания»). Перестановка определений – не русский советский, а советский русский или советский украинец – это переход в новое качество. Дела Полтавщины и ее песни я ощущаю такими же близкими, как полтавчанин – заботы Москвы и «Катюшу». Это общность целей, взглядов, потерь и побед на общем пути, общность, близкая к общечеловеческой психологии и восприятию мира.

Не перечнем национальностей, участвующих в грандиозной стройке (например, КамАЗа или БАМа), а легкостью и неомраченностью их общения подтверждаем мы дружбу народов. Той свободой, с которой вступают в брак татарка и русский, еврей и узбечка. Той любовью, которой мы окружаем детей разных национальностей.

Я помню, как на песчаном разъезде «86-й километр» на трассе газопровода Бухара – Урал праздновали встречу Нового года. Вокруг вагончиков строителей на все четыре стороны простирались жесткие барханы Кызылкума. В трубе, которую надо было сварить, можно было наступить на гюрзу, свернувшуюся уютным колечком, бр-р... Но для единственного мальчишки на разъезде, для Мишки Столетова, шоферского сына, сумели устроить елку, поставив ее в кадку с водой перед вагончиком. На ветках ее висела гирлянда цветных колец, сплетенных Рашидом Ходжаевым, и рядом – три палочки чурчхелы, замечательного кахетинского лакомства – дар веселого сварщика Резо Челебадзе. Никогда я не видел елки трогательнее. Никогда не подпевал с такой охотой то грузинской застольной «Мравалжамиер», то русской песне о Стеньке Разине, то узбекским «Наманганским яблокам».

Мне довелось подолгу жить и работать в Узбекистане и на Северном Кавказе, ездить по стране от Чукотки до Бреста. Нет для меня ничего пронзительнее шума русских лесов. Но насколько бы я был беднее, если бы слуховая память моя не сохранила тактов танца нганасан-охотников на Хатанге, рокота Алазани, спора цикад ферганской ночью, а глаза – мозаик Гур-Эмира (усыпальница Тимура в Самарканде) или полотен Нико Пиросманишвили в тбилисском музее. Ни с чем не сравнимое богатство культур, разность природной красоты, сложность истории обретаем мы в наследство. Будьте любопытны: любознательность, просвещенность – качества гражданина, делающие его желанным собеседником в любом месте.

И гордись: где еще есть такая страна, которая бы объединяла сто народов и не допускала национальную рознь!

...Мы далеко ушли с тобою от политики, читатель. А дело, наверное, в том, что именно в национальном вопросе человеческое поведение, терпимость, воспитанность, такт – чисто, казалось бы, психологические особенности – неотделимы от политических установок. Тут поистине ум с сердцем должны быть в ладу. Не все можно доверить эмоциональным движениям, духовной интуиции.

Как, например, отнестись к национальным, иногда чрезвычайно обостренным чувствам малого и пока еще отсталого народа? Ведь рев многотысячной толпы, ее неистовство, ее готовность к немедленным действиям – зрелище не для слабонервных... Здесь надо знать, размышлять, анализировать. Для Черной Африки, скажем, пробуждение национального самосознания – первая ступень к освобождению и прогрессу, первая форма протеста против угнетения. Застынет ли тот или иной народ на этой ступени самосознания, пойдет ли от национализма к социализму и интернационализму – вопрос сложнейший.

Такими сложностями «заминирован» национальный вопрос – может быть, самый запутанный из всего, над чем бьется человечество. Дело нашего ума и совести – укреплять и дальше то великое братство народов, которое родилось в Октябре 1917-го.

* * *




Национальные черты

		С закономерностью жестокой



		и ощущением вины



		мы нынче тянемся к истокам



		своей российской старины.



		Мы заспешили сами, сами



		не на экскурсии, а всласть



		под нисходящими ветвями



		к ручью заветному припасть.



		Ну что ж! Имеет право каждый.



		Обязан даже, может быть,



		ту искупительную жажду



		хоть запоздало утолить.



		И мне торжественно невольно,



		я сам растрогаться готов,



		когда вдали на колокольне



		раздастся звон колоколов.



		Не как у зрителя и гостя



		моя кружится голова,



		когда услышу на бересте



		умолкших прадедов слова.



		Но в этих радостях искомых



		не упустить бы на беду



		красноармейского шелома



		пятиконечную звезду.



		Не позабыть бы, с обольщеньем



		в соборном роясь серебре,



		второе русское крещенье



		осадной ночью на Днепре.



		...Не оглядишь с дозорной башни



		международной широты,



		той, что вошла активно в наши



		национальные черты.








    

Я. Смеляков





Непосредственность


– естественность; следование своему внутреннему влечению.

Все мы не похожи друг на друга. Но у каждого в детстве есть один, общий для всех талант – это непосредственность. Умение говорить то, что вздумается, смеяться, когда захочется засмеяться, быть самим собой.

Проходит время, и это умение исчезает. Нам делается неловко говорить что вздумается и смеяться где попало. Становясь старше, мы стараемся не «выставлять» всех своих чувств и мыслей – а вдруг они кому-то покажутся неинтересными? Боимся задавать, как в детстве, разные вопросы – а вдруг кто-то сочтет их глупыми? Перестаем видеть удивительное там, где его не видят другие. Не только плохие, но, к сожалению, и хорошие чувства мы начинаем прятать.

Мир теряет свои веселые краски, люди больше не кажутся добродушными, жизнь становится прозаичной, да и сам делаешься каким-то менее значительным, особенно в малознакомом обществе.

Стесняешься быть самим собой, стремишься выглядеть умнее, а в результате выглядишь глупее и банальнее, чем ты есть. Чрезмерная оглядка на то, что скажут другие, словно одевает нас в скучную униформу, и пережить это бывает нелегко, особенно в юности. Чувствуешь себя неловким, неестественным и не знаешь, как из этого выбраться – иногда принимаешься вдруг грубить, иногда, наоборот, превращаешься в тихоню. Но ни то ни другое не помогают оставаться, как прежде, в ладу с самим собой.

Винишь себя, винишь других, а дело в том, что ушло детство, а с ним ушла непосредственность. Постепенно ее место заняла привычка следовать заведенным обычаям, правилам – подчиняться какому-то среднему опыту поведения.

До некоторой степени это неизбежно, и в этом нет ничего ужасного. В самом деле, нехорошо ведь, имея метр семьдесят роста, чувствовать себя, как ребенок, центром мира, приставать ко всем со своими переживаниями, задавать нелепые вопросы, веселиться, когда другим грустно. Сдержанность красит человека.

Принято считать, да так оно, в общем, и бывает, что непосредственность вытесняется образованием. Оно – как увеличительное стекло между миром и человеком. Ум пользуется мыслями, обдуманными до тебя, глаза вооружаются тем, что уже заметили другие, а это совсем не то ощущение, когда они у тебя ничем не оснащены и свободно, беспечно щурятся себе, словно спросонья. Детская свежесть восприятия теряется под напором уже сделанных без тебя открытий... Но вот что интересно! Это отрицательное последствие образования (не все же последствия положительны, плюсов без минусов не бывает) преодолеть можно не чем иным, как образованием же, только более обширным и глубоким – чтобы возродилась способность удивляться, без которой нет непосредственности, надо или не знать почти ничего, или знать очень много.

Думать своим умом (следовательно, видеть своими глазами, чувствовать своими чувствами) человек может, когда он или не знаком с плодами чужого ума, или знаком так глубоко, что ответы на возникающие у него новые вопросы приходится искать самому – готовых просто нет.

Это значит стать творческой личностью. Такие люди всегда выделяются непосредственностью, они не боятся быть самими собой.

Тут нечто вроде закономерности: как только у человека появляется столько знаний в какой-либо области, чтобы на их основе приобретать новые (неизвестные), он снова начинает видеть удивительное там, где его не видят другие. Дети мало знают и потому всему удивляются. Но и человек, вкусивший творческую радость познания, чем больше знает, тем больше способен удивляться.

Итак, глубокие знания открывают путь к непосредственному, живому, не стесненному «задним умом» восприятию жизни. Но путь этот непростой, и, чтобы не сбиться с него, надо с юных лет правильно, разумно относиться ко всему нестандартному, необщепринятому. Стандарты придают существованию людей необходимую устойчивость, но без отступлений от стандартов не было бы движения, развития науки, производства и культуры, человечество было бы подобно замшелому камню.

Хорошие стихи писали и до Пушкина, он учился у Державина, Жуковского, Батюшкова. Но никто в то время не смог так решительно, как Пушкин, посягнуть на искусственный, риторический книжный язык и, нарушая все правила (стандарты!) пиитики, писать:
		...Веселым треском



		Трещит затопленная печь.



		Приятно думать у лежанки.



		Но знаешь: не велеть ли в санки



		Кобылку бурую запрячь?








Такие строки были бы невозможны без непосредственного, естественного, наперекор всем стандартам, желания Пушкина писать, как говорили вокруг него: крестьянка – няня, друзья – гусары, московские купцы и уездные барыни. Без его умения радоваться, удивляться и восхищаться тем, что еще не замечено, не понято и не признано другими.

Это было нелегко. «Наиболее зрелые, глубокие, и прекраснейшие создания Пушкина были приняты публикой холодно, а критиками оскорбительно», – писал Белинский. Но прошло время, все стало на свои места, и язык Пушкина сделался языком русской литературы.

Непосредственность сильна и красива, потому что чужда всему надуманному, фальшивому. Но она и беззащитна, слаба, легко исчезает, если человек не хочет или не умеет быть самостоятельным.

В «Мертвых душах» Гоголь писал о девушке, только что вышедшей из института: «Она теперь, как дитя, все в ней просто: она скажет, что ей вздумается, засмеется, где захочет смеяться». Но, писал он дальше, «пусть-ка только за нее примутся теперь маменьки и тетушки. В один год ее наполнят всяким бабьем, что сам родной отец не узнает. Откуда возьмется и надутость, и чопорность, станет ворочаться по вытверженным наставлениям, станет ломать голову и придумывать, с кем, и как, и сколько нужно говорить, как на кого смотреть; всякую минуту будет бояться, чтобы не сказать больше, чем нужно; запутается наконец сама, и кончится тем, что станет наконец врать всю жизнь, и выйдет просто черт знает что!»

Надо уметь охранять себя от надутости, чопорности и той «житейской мудрости», которая старается сделать из тебя «черт знает что». Чтобы на всю жизнь сохранить детский талант непосредственности, совсем ни к чему стараться быть наивным и нераздумывающим. Это будет выглядеть искусственным. Нужно другое: не стесняться сомнений, не бояться говорить правду, высказывать мысли и идеи, даже если многие их не признают, высмеивают, называют чудачеством.

Как бы это ни казалось трудно, надо доверять своим чувствам и не робеть говорить и делать то, в чем убежден. Чацкому было невыносимо оставаться в обществе Фамусовых, и он бросил ему вызов:
		Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,



		Где оскорбленному есть чувству уголок!..



		Карету мне, карету!








Непосредственность помогает без раздумий и сомнений поступать так, как велит совесть. А это очень важно, особенно в те требующие быстрых решений моменты, когда для длительных размышлений просто не остается времени.

Мужество, решительность, чистосердечие – эти качества часто бывают свойственны непосредственным людям. Но грустно бывает видеть человека, когда он, не разобравшись, по собственному недомыслию искренне помогает тем, кто творит зло.

Ребенок не ведает, что творит, потому что у него нет опыта, а взрослый должен ведать, что он творит, и потому плохо, если он с детской непосредственностью совершает дурные поступки. Зло остается злом, по какой бы причине его ни совершали, и никакая непосредственность не может облагородить темноту и душевную неразвитость.

Тот, кто, нисколько не смущаясь, демонстрирует свое бездушие, кто слеп и глух к бедам другого, не найдет оправдания в том, что он «от души» глух и слеп. Искренний в своем невежестве или эгоизме, остается все тем же невеждой или эгоистом, а его «непосредственность» часто имеет своей причиной самоуверенность и неуважение к людям.

«Человеческая природа, – писал семнадцатилетний Маркс, – устроена так, что человек может достичь своего усовершенствования, только работая для усовершенствования своих современников, во имя их благ». А чтобы действовать «во имя блага», надо уметь определять, в чем оно состоит, а для этого так же важны знания, как и чуткость ко всякой несправедливости.

Стесняться плохого и не стесняться хорошего – это первый и главный шаг к той непосредственности, которая помогает всегда быть простым, открытым и отзывчивым человеком.




Нравы


– нормы поведения, которые зависят от общественной психологии; своеобразные обычаи, бытующие в условиях определенной общественной формации или характерные для морали какого-либо коллектива, класса, нации.

В уездном городе N люди жили точно так же, как в десятках других уездных городов. Люди ходили в церковь и отмечали церковные праздники. Держали собак, свиней, уток и прочую живность. Пороли непослушных детей. Солили на зиму грибы и огурчики. Наносили друг другу визиты и за чашкой чая вели бесконечные пустые разговоры об урожае, вероятной войне с Турцией и европейских модах. Барышни музицировали. Купцы драли за свои товары втридорога. Чиновные вымогали у просителей взятки. В богоугодном заведении больные носили грязные колпаки, курили едкий табак и мерли как мухи. Почтмейстер распечатывал и читал чужие письма. Да и сам городничий был нечист на руку, обирал купцов, самодурствовал, отдавал в солдаты без очереди, а одну унтер-офицерскую вдову и вовсе приказал высечь ни за что ни про что...

Вот вам, пожалуйста, нравы. Типичные, как пишут в школьных учебниках по литературе, нравы уездного русского города середины девятнадцатого века. Кто интересуется подробностями, пусть откроет Гоголя и прочитает. Или Глеба Успенского. Или же Мельникова-Печерского. Да мало ли! Вся «натуральная школа» в русской литературе (теперь мы говорим – «школа критического реализма») занималась как раз тем, что изображала типические нравы своего времени. Толстой, Достоевский, Тургенев, Некрасов, Чехов, Куприн, Бунин...

Что критиковал критический реализм? Нравы. А также все общество в целом, которое дурные правы воспроизводило.

А социалистический реализм? Он тоже критикует нравы, уходящие в историю. Но и утверждает нравы новые, социалистические. Которые, стало быть, соответствуют коммунистическому нравственному идеалу.




Разберемся в терминах.

Слова «нравственность» и «нравы» происходят от одного, корня «нрав». Или, как говорили раньше, «норов». Что означает «характер», «привычный способ поведения». (Заметим, что и сейчас иногда употребляется это слово, только с отрицательным оттенком. Например: «Девка с норовом». То есть упрямая, своенравная. Изначально же смысл «норова» был равен теперешнему смыслу «нрава». Допустим: нрав может быть и крутой и мягкий.) Короче, корень одинаковый, а значение разное.

Говоря просто, нравственность, мораль – это то, как мы должны поступать.

А нравы – это то, как мы обычно поступаем.

Если мы поступаем так, как должны, значит, мы поступаем нравственно. Если мы благородны, добры, отзывчивы, великодушны, думаем не о себе, а о других, вовремя приходим на помощь, не обижаем слабых, ведем себя тактично и умно, – значит, наше поведение близко к идеалу, а наши нравы безукоризненны. Если мы подличаем, обманываем, хитрим, изменяем долгу, думаем прежде всего о своем благополучии – пусть и во вред другим, если мы стоим в стороне, когда происходит беззаконие, хамим, издеваемся над другими, нахальничаем, – значит, мы поступаем плохо, безнравственно, аморально. И нравы наши никуда не годятся.

И вот теперь подумаем: почему нравы гоголевского уездного города N были низки? Потому что его обитатели нарушали общепринятые нравственные нормы. То есть они знали, что брать взятки нехорошо, что самодурствовать из рук вон плохо. Более того! Все они в детстве твердили закон божий с его «не укради», «не убий», «не желай дома ближнего твоего», «не желай жены ближнего твоего» и т. д. – и все-таки поступали безнравственно. Совесть позволяла. Самосознание не удерживало. Общество благоприятствовало...

Нравы надо рассматривать в контексте истории. Поэтому теперь вслед за мини-экскурсом в лексику совершим мини-экскурс в прошлое.

Что за нравы были в первобытные времена? Люди молились своим языческим богам, шли на охоту, били зверя, хоронили тех, кого бил зверь, танцевали вокруг костра. И все было общее, даже жены и дети. Первобытный человек знал одно: надо убить зверя – или зверь убьет тебя; надо убить зверя и накормить всех – или все умрут от голода; надо сохранить огонь – или все замерзнут; надо защитить всех от другого племени – или другое племя придет и всех уничтожит. Выбор был один: жизнь или смерть. Чтобы жить, надо было действовать так, как велит закон предков. И все средства нравственны, если они помогают выжить тебе и другим.

В общем, с нашей сегодняшней точки зрения, нравы первобытных людей были примитивные, варварские. Однако отметим одну деталь: не существовало еще классов. А значит, не было еще обычая у одних людей угнетать других. А у этих других не существовало еще обычая безропотно подчиняться...

Идем дальше: рабовладение и античность. Классы. У каждого класса – свои особые нравы. Нравы патрициев и нравы рабов. С одной стороны, роскошь, чревоугодие, праздность. С другой – забитость, голод, бесправие, нищета, примитивизм труда. В прекрасном Колизее устраиваются бои гладиаторов. «О времена, о нравы!» – воскликнул в это же время Цицерон. (O tempora, o mores!)

Античные времена дали миру распятого Спартака и распятого Христа.

Христианство, возникшее как религия рабов, вбирает в себя, особенно на первоначальном этапе, многие высоконравственные идеи: вера в грядущее счастье, в равенство, в благоденствие, в лучший мир – только все это не на земле, а на небе.

Следуем за веками дальше. Падение Рима. Варварские племена как смерч проносятся по Европе. Мавры овладевают Пиренеями. Наступает эпоха феодализма.

Снова два образа жизни. Хозяева и холопы. Замки, дворцы, шелк и кружева, обилие яств и обилие культуры у одних, нищета, драконовские поборы, грязь и темнота у других. Купля-продажа живых людей просвещенными барами. Костры инквизиции...

И одновременно у простого народа считается нравственным обмануть своего господина. Недаром в фольклоре и позже в литературе начинается триумф Ласарильо из Тормеса, Фигаро из Севильи, Уленшпигеля из Фландрии, Тома-найденыша из Англии, Иванушки-дурачка из Московии. Жизнерадостные обычаи простого народа отрицают проповедь аскетизма. Да здравствует Ренессанс! Да здравствуют Рубенс, Петрарка, Шекспир, Вольтер и Дидро!..

Новые нравы Нового времени...

Нравы пролетариев, загнанных в бараки.

Нравы заводчиков и фабрикантов.

Нравы воров и ночлежников.

Нравы купечества. Нравы городского мещанства.

И наконец, нравы передовой интеллигенции. Передовая интеллигенция обобщает философский и нравственный опыт человечества. И несет его в массы. Энгельс. Маркс. Чернышевский. Плеханов. Ленин.




Революции происходят быстро. Нравы людей меняются медленно.

В течение нескольких октябрьских дней большевики пришли к власти, и прежнее государство с его прежней политикой, прежним правом и прежней нравственностью затрещало и рухнуло. Авгиевы конюшни были очищены. Но как было всколыхнуть патриархальную русскую деревню с ее неписаными законами и обычаями? С ее моралью: пусть плохонький клочок землицы, но мой! Пусть плохонькая буренка, но моя! Моя!!! Как было сломать страсть мещанина к накопительству, его чванство и тупость? Какое употребить оружие?

Оружие было одно: время, помноженное на личный пример.

И вот уже красноармеец бежит по кронштадтскому льду: «Вся власть Советам!»

И вот уже Павка Корчагин вбивает в мерзлую землю стальной железнодорожный костыль: «Даешь узкоколейку!»

И вот уже Стаханов вгрызается отбойным молотком в лаву. А корабли и самолеты спешат на помощь челюскинцам. А Матросов подползает к фашистскому дзоту. А Маресьев жмет протезами на педали управления истребителя...

Это наши, новые нравы. .Это наш, новый уклад общественной жизни. Когда совесть одного болит за общее дело. Когда наплевать на личные блага, лишь бы всем стало на свете чуточку лучше.

И красные следопыты, не жалея времени и сил, ищут неизвестных солдат Великой Отечественной, открывают новые музеи, новые памятники, чтобы ничто и никто не были забыты...

И полковник в отставке, вместо того чтобы заслуженно отдыхать в саду на скамеечке, организует при ЖЭКе духовой оркестр, куда собирает всех «трудных» подростков двора...

И ребята, юноши и девушки, презирая морозы и летний зной, полчища комаров и отсутствие элементарных удобств, едут строить новые магистрали, заводы, осваивать новые земли. Потому что так надо Родине. Потому что от этого Родина станет еще сильнее, еще прекраснее!

Это наш, новый образ жизни. Завоеванный личным примером. С опережением графика. Потому что шестьдесят-семьдесят лет для нравов, которые складывались веками, это мгновение.

И все-таки нравы меняются медленно. Медленнее, чем нам бы хотелось. Люди нелегко меняют свои привычки. И хотя налицо всеобщая грамотность, поголовная медицинская помощь, электрификация, телефонизация и радиофикация, а также стирание социальных перегородок и сословных предрассудков, мы продолжаем говорить о рецидивах устаревшей морали, ветхозаветных обычаев.

В горный таджикский кишлак приехала молодая учительница с Украины. Ее послали по распределению. Она появилась в модном ярком плаще, брюках, с японским складным зонтиком. Волосы ее были распущены.

А кишлак находился высоко в горах. И из-за гор туда не доходили телевизионные сигналы. И кино показывали не так уж часто. Поэтому кишлак единодушно решил, глядя на молодую учительницу: «Непутевая. Безнравственная. Чужая. Не наша».

Учительницу поселили в старом домике рядом со школой. Каждый, кто шел мимо, считал своим долгом бросить в окно камень. Вечером местные парня перелезали через забор и тарабанили в дверь: «Открой! Ну, чего не открываешь? Ты же такая – можешь открыть кому хочешь!» Один раз в двери ломился даже директор школы.

В кишлаке, где сохранился еще обычай платить за невесту калым – коврами, пряжей, шерстью, деньгами, материей, – учительница, за которую калым не надо было платить, казалась слишком доступной...

Но вот появился молодой шофер, комсомолец. И она полюбила его. И он полюбил ее. Они стали встречаться. А вскоре сыграли свадьбу. И молодая жена перешла в дом к молодому мужу.

И тогда началось. Свекровь сказала: «Ты теперь не какая-нибудь вертихвостка, а замужняя женщина. Уходи из школы: не пристало тебе парней учить. Снимай эту одежду, надевай таджикскую. Без мужа на улицу не выходи. И к врачу без мужа нельзя. Понятно?» – «Нет, – сказала учительница, – непонятно!» В доме начались ссоры. Молодой шофер, комсомолец, стоял на стороне матери. И поднял руку... Убежала она из его дома вся в синяках, попала в больницу. И ребенку, которого ждала учительница, от побоев не суждено было появиться на свет живым.

Вот такая история. На место выезжал корреспондент центрального журнала, разбирался, говорил с людьми. Потом напечатал в журнале материал. После публикации пришли ответы: бывшего мужа исключили из комсомола, привлекли к уголовной ответственности. Учительнице создали условия для нормальной работы... И все вроде бы стало хорошо. Но... одной публикацией и одним постановлением местных органов нравы не переделать. Здесь нужна долгая, кропотливая работа. Но обязательно радикальная, действенная!

Такое проявление уходящих в историю нравов, мещанство. Страсть к накопительству. Желание грести только под себя. Это «джентльменский набор»: престижная квартирка, престижная мебель, престижная одежда, престижная музыка, престижные разговоры – и душевная пустота. Замыкание в мире своих вещей, в своей модерновой келье – и полная социальная глухота...

Или вот еще карьеризм. Диплом любой ценой и любыми средствами. Желание распихать остальных и вылезти наверх. К дополнительным благам. К особому положению. К особому кабинету с табличкой: «Прием населения...» Карьеризм – как одна из сторон духовного мещанства...

Или – хамство.

Или – иждивенчество.

Половая распущенность.

Безответственность на работе и дома...

Все это проявления не нашего образа жизни, проявления не нашего общественного уклада. Социализм дает нам много прав и рассчитывает на нашу сознательность. А мы иногда, пользуясь правами, даем социализму слишком мало взамен...

Бороться со старыми нравами – в себе и в других (тактично, терпеливо, разумеется) – вот залог успеха.

«Когда человек совершает тот или другой нравственный поступок, то он этим еще не добродетелен; он добродетелен лишь в том случае, если этот способ поведения является постоянной чертой его характера». Так писал Гегель. И хотя он философ-идеалист, с ним трудно не согласиться.




Ответственность


– категория этики, характеризующая личность с точки зрения выполнения его нравственных требований, предъявляемых обществом, выражающая степень участия личности и социальных групп как в их собственном нравственном совершенствовании, так и в совершенствовании общественных отношений.

За что отвечает человек? За все, что происходит на земле? Или за что-то очень небольшое?

Есть хорошая книга Рони «Борьба за огонь». В ней рассказано о доисторических людях, как мы их себе можем представить: ведь сведения, дошедшие до нас, очень и очень скудны. Те, кто читал эту книгу, помнят содержание: мальчику поручили охранять огонь. Тогда люди не умели добывать огонь, они поддерживали его, не давая угаснуть. И вот мальчик заснул, и огонь погас. А это означало, что все племя обречено на холод, голод, быть может гибель...

Доверив мальчику охранять огонь, племя доверило ему себя, свои жизни. Он же обрек их на смерть. За это, по тогдашним понятиям, он сам был достоин смерти.

Уже на этом примере можно убедиться в том хотя бы, что отвечать за других – это значит уметь отвечать за самого себя. Только человек, владеющий собой в любых обстоятельствах, способный поступиться своими интересами, только такой человек достоин высокого права отвечать за других.

Но в отдаленные времена ошибка или безответственность одного человека не имела таких страшных последствий, как сегодня. Людей было мало, они жили отдельными племенами на земле, которая казалась им бескрайней. Теперь мы знаем, что живем на небольшой планете. Из космоса мы уже видели нашу Землю глазами космонавтов. Она маленькая. И люди на ней связаны друг с другом, даже если не понимают этого. В сущности, Земля наша – это тоже космический корабль, а все мы вместе – его команда. Вполне понятно, как много зависит от слаженной работы команды корабля.

Когда говорят об ответственности, берут примеры чаще всего из фронтовой жизни. Действительно, на фронте, в чрезвычайных обстоятельствах, жизнь и смерть многих зависят от поступка одного человека. В критическую минуту оказался ты способным повести за собой людей, увлечь их своим мужеством – победа! Побежал с поля боя, создав панику, – поражение, гибель. Но разве подвиги совершаются только на фронте? Разве только на фронте спасают?

Пастер был мирным человеком, и, может быть, на поле боя он не показал бы примеров мужества. Но он обладал мужеством ученого. Он одержал победу, которая для человечества гораздо важнее всех, вместе взятых побед Наполеона, его соотечественника. Победы Наполеона, которые в конце концов завершились поражением, уносили жизни людей. Пастер сделал открытие, которое спасло жизни миллионам и миллионам. Многие из нас потому сегодня живут на земле, что открытый им метод прививок дал людям возможность победить чуму, оспу. Ведь эти болезни уносили жизней больше, чем войны.

Только ли великий талант дает возможность совершать великие открытия? Для великих открытий необходимо еще и великое чувство ответственности. За людей? Да. Но и за себя самого. Великий ученый, великий писатель – это всегда великий труженик. Он наделен огромным чувством ответственности за то, что дано ему от природы. Он не разбазаривает свои способности, а приумножает их трудом. Известно, что способности, как мускулы, растут при тренировке.

Открытие Пастера было по времени отдалено от его практического применения. Но есть открытия, которые с самого начала ставят перед ученым вопрос: что ты несешь людям – благо или уничтожение? Физики, работавшие над расщеплением атома, над созданием уранового котла, понимали, что одним из первых результатов их работы будет атомная бомба. А что означала бы атомная бомба в руках Гитлера? Она означала бы гибель человечества, превращение людей в уродов, в рабов. Сознавая свою ответственность, далеко не все немецкие физики согласны были дать атомную бомбу в руки Гитлера. И хотя эта причина была не главной, совсем не главной, это все же была одна из причин, почему в фашистской Германии так и не успели создать атомную бомбу.

Сегодня человек, только он один отвечает за все на земле. Тысячи лет он боролся с природой как с врагом. Теперь он отвечает за нее как старший. Он отвечает за воздух, окружающий нашу планету, за океаны, за леса и реки, за все, что живет в них. Эту свою ответственность человек не может передать никому, потому что только он один наделен высшей силой – силой разума. А значит, поступки его должны быть разумны и человечны.

Кто же этот человек? Это все мы вместе и каждый в отдельности.

Все будущие государственные деятели, которым суждено взять на себя ответственность за судьбы народов, все великие ученые, писатели, философы, имена которых никому еще не известны, – все они сегодня сидят за школьными партами. Не надо думать, что ответственность придет к ним в дальнейшем вместе с порученным делом. Кто не воспитал в себе чувства ответственности в юности, тот не научится этому и в зрелые годы.




Отечество


– страна, где родился данный человек и к гражданам которой он принадлежит; родина.

На столе у меня письмо. С него и надо начать разговор. Пишет Ольга Юрьевна Д. из Рязани. «Не поймите это как жалобу. Сын у меня не хуже других. Ко мне относится хорошо. Начал работать, а сейчас и в школу вернулся, в девятый класс... Написать я решила вам после вчерашнего разговора. Пришел приятель Володи. Взялись чинить приемник. Я прислушалась, о чем говорят, и вмешалась. «Родина, – говорю, – ребята – это самое дорогое для человека». А они оба смеются: «Родину, мама, сентиментальные люди придумали. Жить везде хорошо, где хорошо живется. Везде солнце одинаково светит...»

После этого разговора я ночь не спала. Душой понимаю: надо было объяснить ребятам что-то важное, но я не смогла и потому решила вам написать. Чувство Родины должно жить в каждом человеке. Может быть, с возрастом к ребятам это придет. Но, по-моему, это чувство надо воспитывать».

Первое, что скажешь, прочитав такое письмо: «У Володи хорошая, умная мать»! Наверное, и сам Володя, и его друг вырастут людьми хорошими. Просто они еще немного видели и не все понимают. Но тревога у матери не напрасна. И разговор о Родине, об этом самом высоком человеческом чувстве, надо вести непременно. Что же такое Родина для человека?..

В Новой Зеландии, помню, была у нас встреча, о которой никогда не забудешь. Отыщите на карте острова Новой Зеландии. Это юго-восточнее Австралии. Мы летели из Антарктиды и сделали остановку в Крайстчерче. В Гостиницу пришел человек. Он держал за руку девочку лет семи. Представился: «Кто-нибудь из Ленинграда есть, ребята?» Человек волновался и говорил так, как будто его судьба зависела от этого разговора.

В войну моряк попал в плен. Война кончилась. Надо было вернуться. Человек не вернулся. Он рассуждал: земля большая, я молодой, сильный, не все ли равно, где жить. Он жил в Германии, в Италии, где-то в Африке, в Австралии. И наконец очутился на краю света.

У человека по-прежнему есть здоровье, есть крепкие руки, он не жаловался на нужду. У него дом, работа. «Одет я не хуже вас, у меня жена, дочка... Но самого главного нет. А без этого... – «Моряк» махнул рукой и полез за платком. – Жена у меня шотландка, тоже тоскует, тянет на свою родину. Дочка родилась тут, в Зеландии. Каждый вечер мы пишем письмо «русскому медведю» – придумал такой способ обучить ее русскому языку. «Тая, скажи по-русски». Девочка растерянно глядела на отца и на нас, не понимая, в чем дело. Мы все молчали. Это был случай, когда человеку трудно было помочь даже словом. Глядя на него, мы в две минуты постигли то, что, живя постоянно дома, постигаешь не сразу.

А солнце в Новой Зеландии восходит так же, как в Рязани или Хабаровске.




Из чего же вырастает огромная человеческая любовь ко всему, что умещается в одном слове – Родина?

Родина – это очень много. Это и тропинка с бродом через ручей, и пространство в одну шестую всей земной карты. Это и ракета, нацеленная к Луне, и птицы, летящие на север над нашим домом. Это и Москва, и малые, в десять дворов, деревеньки. Это имена людей, названия новых машин, танцы, которым неистово хлопают во всех городах земли. Это конструктор ракет и бакенщик, зажигающий огни на реке Волге. Это мой отец-машинист и твой отец-чабан. Это ты и я с нашим миром чувств, с нашими радостями и заботами. Родина подобна огромному дереву, на котором не сосчитать листьев. И все, что мы делаем доброго, прибавляет сил ему. Но всякое дерево имеет корни. Без корней его повалил бы даже несильный ветер. Корни питают дерево, связывают его с землей.

Корни – это то, чем мы жили вчера, год назад, сто, тысячу лет назад. Это наша история. Это наши деды и пращуры. Это их дела, молчаливо живущие рядом с нами, в степных каменных бабах, резных наличниках, в деревянных игрушках и диковинных храмах, в удивительных песнях и сказках. Это славные имена полководцев, поэтов и борцов за народное дело. Народ, не имеющий таких глубоких корней, – бедный народ, сколь ни высоки его здания из алюминия и стекла.

У меня на столе лежит гора писем. Сотни людей ищут родственников и родителей, потерянных в годы войны! «Я была девочкой и потерялась во время бомбежки. Теперь я взрослый человек, работаю инженером в Казани. Тяжело жить, не зная имени матери и отца. Я не надеюсь увидать их живыми, но хотя бы знать, кто они, что? Мне легче будет себя понимать – кто я и что?» В этих словах вся мудрость отношения человека к своему прошлому. Человеку надо знать свои корни. Тогда и воздух, которым он дышит, будет целебен и вкусен, и земля, на которой стоят его ноги, будет дороже, и все, что будет выходить из рук его, будет овеяно мастерством его предшественников, красотой, накопленной в веках.

Лет сорок назад многие думали, что все это лишнее. В прошлом было действительно много, от чего в новом мире надо было избавиться. Но оказалось, не все надо сбрасывать с корабля истории. В крутые годы войны мы призвали на помощь себе нашу историю: «Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!» Нас вдохновляли эти великие имена! В соединении с духом наших идей прошлое стало оружием. Силу его никто не измерил. Но можно сказать, что была она не слабее знаменитых «катюш». Оно, прошлое, и теперь нам послужит, если дела в мире примут крутой оборот. Надо это иметь в виду ежедневно и ежечасно.

Без прошлого невозможно ни понять хорошо, ни оценить по достоинству настоящего. Дерево нашей Родины – одно целое: зеленая крона и корни, глубоко уходящие в землю. Давайте будем помнить об этих корнях.

Вернемся теперь к письму рязанской матери. Нам также небезразлично, кем вырастет ее сын Владимир – Патриотом и Гражданином или травой перекати-поле, которой все равно, где расти и под какими ветрами шуметь. Человек должен вырастать сыном своей страны. Совершая дела великие, мы должны знать, откуда пошли и как начинали. Мы должны помнить и чтить деяния пращура, Великую Революцию Ленина, ратный и трудовой подвиг отцов. Дела наши в совокупности с прошлым миром природы и огнем домашнего очага выражаются дорогим словом – Отечество. Любить Отечество невозможно заставить декретом. Любовь надо воспитать.

Солнце на земле одинаково светит для всех, но человеку с Родиной оно светит ярче.

* * *


...На 10 тысячах километров подряд шел сенокос. На холмистой подмосковной равнине, в уютных распадках Урала, в распахнутых сибирских степях, под нахохлившимся, грузным байкальским небом и в кудрявых прериях Приморья. Еще солнце не взошло, роса не осела, туман лишь приподнялся с земли, а в полумгле уже видишь машины, сенокосилки, людское копошение в полях, и в мгновение, пока проносится поезд, иногда даже угадываешь крупный жест косаря: плечами чуть вниз и вправо – плечами чуть вверх и влево, в полный разлет.

Я тринадцатый раз ехал Транссибирской дорогой и впервые видел такой сенокос. Стоило открыть окно, и запах свежего сена, перебивая все остальные, наплывал в вагон. Вдоль полотна, на открытых местах до самого горизонта толпились только что родившиеся копнушки или вполне серьезные, со вкусом уложенные и прикрытые внушительные стога: в Европе – конусом, в Сибири – в форме буханки хлеба, на Дальнем Востоке – почти квадратные.

За час с небольшим перевалили Урал – «мужицкие горы»: низкие, широкоплечие, лохматые от хвойничка, с резкими выступами серых скал и коричневых оползней. Был закат, небо усыпали малиновые перья облаков, и маленькая речка, провожавшая поезд через Урал, тоже вдруг сделалась малиновой, а скалы вдоль нее сизыми. Несколько минут гляделись они такими друг на друга – и вдруг сразу поблекли, стали никакими, ушли в темноту. Уже в ночи дорога от Свердловска рванулась на юг, через плоскую зеленую Западную Сибирь, чтобы потом вдоль Байкала протиснуться сквозь путаницу хребтов к станции Ерофей Павлович (по имени и отчеству великого землепроходца), а промчась еще двое суток – к городу, носящему его фамилию, к Хабаровску. И отсюда, пересекая диковинное Приморье, к городу Владивостоку.

За окнами темнеющие вершины сибирских елей и пихт, а в памяти проносятся наши западные форпосты: прилегший у самой границы ласковый город Брест с улицами, густо заросшими кленами и липами, с уютными парками. Сначала и не подумаешь, что это тот самый гордый, бестрепетный город, крепость которого держалась против гитлеровской армии, погибла, но не сдалась.

А от Бреста тянется по Западной Белоруссии, по Полесью старинное шоссе екатерининских еще времен, густо обсаженное липами в два обхвата. И древнее село Малорита вдруг показывается на пригорке: хаты в обрамлении садов, аисты на крышах, медлительные прочные люди – белорусы звонко отвечают на приветствие, нажимая на букву «р»: «Здр-р-р-ав-ст-вуйте!..»

Помню, с нами тем же поездом ехали французы-туристы. Небрежно одетые, увешанные кино- и фотоаппаратами мужчины жадно снимали на пленку все, что им казалось экзотикой: женщин в цветных шалях, густобородых стариков, мальчишек в отцовских сапогах по пояс. С одинаковым рвением фотографировали туристы и вереницы комбайнов, ползущих по многокилометровому полю (такое во Франции тоже не увидишь), и новенькие, с «иголочки», вокзалы, которыми приукрасилась Транссибирка. Женщины прогуливались по перронам, демонстрируя последние новинки парижской моды. В общем, французы были крайне общительны, любопытны и шумны, как любые другие туристы.

Прошла ночь, кончался день. «Далеко ли до середины?» – спросили они у проводника. «Какая там середина! – отмахнулся старик. – И в Новосибирске-то нет середины». Прошла еще одна ночь и еще один день скорого международного поезда, а до середины пути все еще оставалось далеко-далеко – тысячи километров, больше, чем от Москвы до Парижа! И французы как-то притихли. Конечно, они знали заранее и длину дороги, и число дней проезда – ведь в двадцатом веке о цифрах все широко информированы. Но тут иностранцы почувствовали всю нескончаемость, всю колоссальность России; смутный трепет перед расстоянием овладел ими. Туристы переживали нормальное, обычное ошеломление человека, впервые пересекающего Россию.

Мы не просто страна в ряду других стран. Мы не только великая держава среди других великих. СССР– уникальное общество планеты Земля.

Площадь СССР больше площади каждого из трех материков: Европы, Австралии и Антарктиды. Азия, Америка и Африка ненамного превосходят нас размерами; даже Луна всего лишь в полтора раза больше нашей страны.

Небольшие по российским масштабам области свободно равняются по площади с известнейшими и совсем не маленькими, государствами: Московская область больше Швейцарии, Брянская – Бельгии, Архангельская – Франции, не говоря уже о таких гигантах, как Якутия, которая одна почти равна Индии.

У нас ездят на лошадях – как в Англии, на ослах; – как в Испании, на собаках – как в Гренландии, на верблюдах – как в Сахаре, на яках – как в Тибете, на оленях – как нигде... (Разумеется, главным средством передвижения остается машина.)

Почти все растения планеты растут или могут расти у нас. По природной одаренности советский массив смело может спорить с любым другим континентом.

Как ни подходи к нашим просторам, как ни пытайся считать их и пересчитывать, они поражают воображение. Мелькают тысячи квадратных километров, населенные или полубезлюдные, насквозь продутые льдистыми ветрами или горячими самумами, заросшие северными джунглями или золотой пшеницей; наши растущие города, заводы, институты – взнос в мировую цивилизацию, надежнейший резерв землян будущей эпохи Братства Народов.

И кто бы вы ни были в будущем – колхозник или политический деятель, математик или чабан, сколько бы ни ездили вы по заграницам и ни читали описаний таких поездок, как бы ни поражали ваше воображение каньон Колорадо или водопад Виктория, пестрота ли одежд или мозаика языков – вернувшись домой, вы вновь и вновь представите разнообразие наших пятнадцати республик, побываете в двух-трех из них, соедините их в одно, вспомните, что из 880 народов, населяющих нашу планету, 130 живет в Советском Союзе.

...Нас разбудило солнце. Оно вливалось в иллюминатор таким снопом, что казалось, это солнце пробило металл корпуса судна. «Вышли в Тихий!» – крикнул матрос, пробегая по палубе.

Справа по ходу лежал ровный вблизи, но вдали словно задранный к небу вздыбленный океан. Ни облачка, ни туманинки...

Еще какое-то время – и мы на острове Ратманова. Когда поют песню «С чего начинается Родина?», я всегда думаю: она начинается с этого вот крутого зелено-коричневого обрыва, подернутого живой, движущейся, кричащей пеленой из тысяч птичьих тел. Здесь последние метры советской земли.

Итак, мы достигли крайней восточной точки земли по имени СССР. Девять суток пути от крайней западной точки, Бреста, на скором пассажирском поезде, 10 тысяч километров. И еще шесть дней по водам, омывающим страну. Таковы наши масштабы.




Охрана природы


– одна из важных проблем современности, от правильного и своевременного решения которой зависит здоровье и благосостояние не только ныне живущих, но и будущих поколений людей.

Человек и природа... Человек – единственное разумное существо в природе... «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача». Так звучит широко известный тезис, высказанный около 50 лет тому назад. Но как взять? Взять без отдачи или с компенсацией? И к тому же предвидеть последствия, сложные и неожиданные, своевременно подумать, как не нарушить цепочку явлений, природное равновесие. А как предвидеть, если с этой задачей не под силу справиться даже самой современной ЭВМ? В природе заложены миллионы вариантов изменений. Несомненно одно: природа целостна, и все в ней взаимосвязано. Нарушишь одно – исчезнет другое. Как же сохранить связующую нить?

В наше время, в 80-х годах столетия, появилось новое афористическое выражение: «Человек столько взял у природы, что рассчитывать на ее милость ему уже не приходится». Вооруженное новейшей техникой и достижениями химии и ядерной физики, современное человечество по силе своего воздействия на живую природу и на всю биосферу планеты в целом во много раз превосходит все то, что способно оно было сделать со средой своей жизни во все предшествующие эпохи истории общества. Научно-техническая революция (НТР) ознаменовала рождение качественно новых взаимодействий между природой и человеческим обществом. И законы НТР еще далеко не изучены. Потому великая сила, которую обрел человек, может оказаться и величайшим благом, и принести бедствия и даже гибель окружающей природной среде – среде жизни. Мало суметь сесть в автомобиль, завести мотор и мчаться, надо еще и уметь управлять автомашиной, и точно рассчитать и направить свои действия в интересах всех людей, всех пассажиров нашей планеты.

Сравнительно небольшое число современных специалистов, владеющих техникой сегодняшнего дня, химией и правом их применения, способны уже вторгаться в планетарные процессы и могут изменить лик Земли до неузнаваемости. И это обстоятельство накладывает на каждого человека огромную ответственность за свои собственные деяния и за действия общества в целом.

Сохранить природу – значит сохранить человека, и нет сейчас задачи для человечества более важной, необходимой и благородной.

Что для этого мы должны сделать, что в наших силах? Остановить развитие цивилизации? Прекратить рост народонаселения? Ведь, по статистике ЮНЕСКО, ныне каждую минуту мир увеличивается на одного человека – такова рождаемость на планете (хотя в Европе молодое поколение пополняется слабо).

Нет, ни останавливать, ни прекращать невозможно, да и не нужно. Мир, человеческое общество и природа развиваются по своим объективным законам. Надо познать эти законы и, вооружившись знанием, строить свою жизнь и деятельность общества в соответствии с ними, превращая познанные законы развития из слепой силы в орудие прогресса в руках человеческого общества. Этому учит марксистская философия – самое большое достижение общественной мысли всех времен. Широко известно высказывание Карла Маркса о том, что если культура развивается стихийно, а не направляется сознательно, то она оставляет после себя пустыню.

В этой короткой фразе заключено многое: и основы планового социалистического природопользования, и предостережение от стихии в потреблении природных ресурсов, и диалектический характер человеческой культуры, противоречивость ее проявлений в разных условиях.

Американский ученый Ч. Рейч в своей книге «Молодая Америка» говорит: «Технология и производство несут в себе великие блага для людей, но они не разумные инструменты. Не управляемые человеком, они начинают функционировать по своим собственным законам. В нашей стране (в США. – Ред.) они сокрушают все на своем пути: пейзажи, естественную среду, историю и традиции, личную жизнь, красоту».

Но в этом повинны не сами по себе современные технология и производство, а те люди, то общество, социальный строй, в чьих руках они оказались. В США – это капиталистическое производство, и новая технология служит его интересам.

Безысходность пути капиталистического мира на поприще взаимодействия с природой ясно ощущают многие буржуазные ученые. Вот источник многих пессимистических прогнозов. Известные экологи, профессор университета во Флориде Говард Одум и Элизабет Одум, в своем труде «Энергетический базис человека и природы», изданном в Нью-Йорке в 1976 году, предупреждают: «Производство, в котором комбинируются использование машинной техники и различные потоки энергии – атмосферы, солнца, почв, – приведет к ряду отрицательных последствий. Вопрос заключается в том, сможет ли человечество сделать более устойчивыми свои взаимоотношения с биосферой планеты и выжить при более высоком уровне развития энергетики? Или же оно не сможет выжить и будет вытеснено бактериями и насекомыми?»

Путь, по которому развивается использование природных энергетических ресурсов в странах капитала, эти ученые считают неверным и даже так – «Неверный путь» – назвали они один из разделов своей книги.

Мы часто говорим: «в интересах природы» и пытаемся их защищать, понимая при этом их каждый по-своему. И от ошибок здесь не гарантирован никто. На этот счет известный зоолог и теоретик охраны природы профессор Московского университета И. А. Гладков писал, что природа не имеет собственных интересов. По существу, это интересы человека, выраженные через природу.

Современная цивилизация приводит к быстрому потреблению ресурсов природы, вызывает ускорение темпов изменения природной среды. И есть среди них прекрасные. Например, оазисы в пустыне, животворная влага канала, поднятая целина, колосящаяся золотой пшеницей, лесные полосы в засушливой степи.

Но есть и уродливые изменения: это свалки в окрестностях промышленных предприятий; высохшие леса, отравленные дымом из труб; тундра, изборожденная гусеницами вездеходов, которые сорвали растительный покров и оголили вечномерзлую почву; пустыня, ставшая еще пустыннее от того, что буровики ради беззаботной забавы – браконьерской охоты на джейранов и сайгаков – повредили автомашинами поверхность глинистой пустыни, и ветер выдувает из этих ран на теле земли соленую пыль и разносит ее на сотни, километров, засоляя плодородные земли в орошаемой зоне и ценные пустынные пастбища. А была всего лишь (!) «веселая охота», даже не ради, добычи, питания, а ради удовольствия, своего рода «спортивного интереса», хотя достигался он запрещенным способом (охота с автомобиля, мотоцикла, и даже с вертолета или под свет фар!), в запрещенное для охоты время, когда особенно легко добывают самок с молодняком.

В результате всего за несколько послевоенных лет многие десятки и сотни тысяч джейранов с красивыми глазами, грациозными ногами и рожками, похожими на лиру, погибли от рук «героических» первопроходцев. Об этом грустно говорить, но это так, ибо ценнейшее животное нашей отечественной фауны – джейран, кстати доверчивое и легко привыкающее к человеку, занесено в Красную книгу редких исчезающих видов (между прочим, в мире сейчас грозит исчезновение 550 видам животных).

В результате при освоении новых районов одновременно с крупным, нужным для страны и народа делом, делом плановым, был нанесен природе серьезный ущерб – ущерб непредвиденный, непланировавшийся, возникший от экологической безграмотности, несознательности, от безответственности.

Приходя в мир, человек получает бесплатно в наследство бесценные дары: землю и воды, земные недра, большие и малые реки, горы и бескрайние равнины, неповторимые ландшафты, леса, цветы, щедрые плоды земли, кормящие нас. Все это принадлежит нам, людям. Но как мы воспользуемся этим бесценным капиталом, как донесем, сохраним его для потомков? Велик кредит, отпущенный природой, но надо суметь им хорошо, рачительно распорядиться. И это гражданский долг каждого.

Много делается в нашей стране для того, чтобы сохранить природу в интересах живущего и будущего поколений. Охрана природы стала делом всенародным. Только Всероссийское общество охраны природы насчитывает сейчас свыше 10 миллионов своих членов, и такие же общества есть во многих союзных республиках. Верховный Совет СССР образовал депутатскую комиссию по охране природы, в Госплане СССР создан и действует отдел охраны природы, вопросы сохранения природной среды рассматриваются в Государственном комитете Совета Министров СССР по науке и технике, недавно создан Государственный комитет по метеорологии и охране природы, а Министерством сельского хозяйства СССР организован специальный Всесоюзный научно-исследовательский институт охраны природы и заповедного дела.

Охране природы посвящены статьи Основного Закона государства. В Конституции СССР об этом говорят 18, 27, 42-я статьи, а также 67-я.

Борьба за сохранность природы во всех частях планеты прямо смыкается с борьбой народов за мир. От войн страдают не только люди, наши семьи, народы, но и земля. Недаром появился новый термин «военный экоцид», то есть уничтожение среды военными средствами – техникой, взрывами, выжиганием лесов и почв, химическими средствами, применяемыми иногда специально, чтобы поразить посевы и тем лишить армию и борющийся народ продовольствия. Вспомните многострадальную землю героического Вьетнама с «ландшафтом бомбовых воронок» шириной до 30–60 метров, заполненных водой и еще более увеличивших сырость этих мест.

«Не допустить войны!» – в этом призыве звучит голос самой природы, земли людей.

Чтобы пользоваться своими правами и выполнять обязанности гражданина СССР об охране природы, надо многое знать и уметь.

Экологические знания – знания об окружающей природной среде и месте в ней человека. Экологическое сознание, экологическое мышление и, наконец, экологическая ответственность. Что это такое?

Экологические знания приходят к человеку очень рано. Малыш тянется к котенку и играет со щенком. Все живое вызывает у него участие и интерес. В игре к ребенку приходят первые знания: от родителей он уже знает, что нельзя ударить щенка. Ему может быть больно, и к тому же из него вырастет друг. Нельзя топтать цветы или срывать их, чтобы потом просто бросить на дорожку. Бережливость к природе и осмысленность поступков должны прививаться уже в раннем детстве. В школьном возрасте доступно более глубокое постижение сведений о природе. «Путешествия по родному краю», начатые газетой «Пионерская правда» еще в военные годы, были большим и ценным начинанием, воспитавшим будущих ученых-экологов.

Элементы научных сведений о природной среде нужны всем гражданам, всех возрастов и специальностей, они входят в понятие личности человека – активного строителя коммунизма. Экологически образованный директор предприятия не даст распоряжения о сбросе грязных отходов фабрики в соседнюю реку, потому что знает или может представить себе размер возможного ущерба природе, а значит, и хозяйству.

Но ответственность за охрану природы лежит не только на администраторах – людях, наделенных властью. Она – долг каждого.

Что, например, можете сделать вы, юные граждане, вступающие в жизнь? Даже если вы не ведете организованной общественной работы, не состоите в отрядах юных натуралистов, лесников, в голубых и зеленых патрулях, на каждом шагу вы найдете применение своим силам.

Это так просто: не сорить на улице, не оставлять в лесу после себя бумагу, пакеты (полиэтиленовый пакет сохраняется в земле около 100 лет). Не засорять землю и воду. И тем не менее самое простое почему-то нам не удается. А что, если хотя бы раз в неделю возле дома, возле школы, в поселке группой убирать мусор (можно приспособить для накалывания мусора старые лыжные палки). Такая ли уж это фантастика?

Или: уходя из дома в холодную погоду, захватить хлеба или крупы для птиц, для белок, сделать кормушку из пустого пакета молока на балконе?

Или: не рвать без надобности цветов, не ломать ветки. Ведь букет всего лишь из нескольких цветочков красивее и трогательнее, чем охапка их. Кстати, столь распространенные недавно цветы, как, например, ландыши и васильки, уже являются редкими цветами, им грозит исчезновение. Зачем рвать их и выбрасывать, не доезжая до дома?

Многие школьники вступают в отряды юных натуралистов, зеленых и голубых патрулей, становятся юными лесничими. Десятки тысяч гектаров находятся под охраной школьных лесничеств, и будет еще больше. Но главное, ребята становятся активными защитниками природы.

И потом, начиная работать механизатором, шофером, учителем, они хорошо знают, что человек не царь природы, а ее сеятель и брат. Ни к чему без надобности бороздить поля, пустыню, тундру, ломать кустарники, деревья или «тарахтеть» бесцельно на мотоцикле, сотрясая окрестности.

В нашей стране на одного человека приходится самое большое количество зеленых насаждений (например, в Москве – 35 квадратных метров, в Токио – всего лишь 2 квадратных метра). Не потому ли мы бываем столь бездумны в использовании наших ценностей?

* * *

		Была над рекою чаща –



		Березнячок молодой.



		Стрекозы, глаза тараща,



		Планировали над водой.







		Кувшинки цвели местами.



		Лилии и трава.



		Под свесившимися кустами



		Разгуливала плотва.







		В июле, когда повсюду



		Царил нестерпимый зной,



		В речушке – какое чудо! –



		Вода была ледяной.







		Мальчишки бросались в воду



		С бревенчатого моста...



		...Приехал я через годы



		И не узнал места.







		Здесь побыли лесорубы.



		Куда теперь ни взгляни –



		Торчат, как гнилые зубы,



		Невыкорчеванные пни.







		И, выбрав на речке место,



		Которое погрязней,



		Барахтается семейство



		Блаженствующих свиней.







		И душно от испарений,



		От пыли луга седы.



		Хотя бы полметра тени,



		Хотя бы глоток воды!







		Не выйти к речным излукам



		И тело не освежить...







		А здесь сыновьям, и внукам,



		И правнукам нашим жить.








    

Н. Старшинов





Память


– сохранение индивидом результатов его взаимодействия с миром, дающее возможность воспроизводить и использовать эти результаты в последующей деятельности, перерабатывать их и объединять в системы.

Память – одно из важнейших свойств бытия, любого бытия: материального, духовного, просто человеческого...

Лист бумаги. Сожмите его и расправьте. На нем останутся складки, и, если вы сложите его вторично, некоторые складки лягут по прежним следам: бумага «обладает памятью»...

Памятью обладают отдельные растения, камень, на котором остаются следы его происхождения и движения в ледниковый период, даже стекло, вода и т. д. и т. п.

На «памяти» древесины основана точнейшая специальная археологическая дисциплина, произведшая в последнее время переворот в археологических исследованиях, – дендрохронология.

Что же сказать о так называемой «генетической памяти», заложенной в генах и передающейся из поколения в поколение?

Сложнейшими формами родовой памяти обладают птицы; например, новые поколения птиц совершают перелеты в обычном для них направлении, к обычному их месту. В объяснении этих перелетов недостаточно изучать только загадочные «навигационные» приемы и способы, которыми пользуются птицы, находя пути к целям своих полетов. Важнее всего память, заставляющая их искать зимовья и летовья всегда в одних и тех же местах.

Память вовсе не механична. Это важнейший творческий процесс: именно процесс и именно творческий. Запоминается то, что нужно, и запоминается иногда постепенно. Путем памяти накапливается добрый опыт, образуется традиция, создаются трудовые навыки, бытовые навыки, семейный уклад, общественные институты... Память активна. Она не оставляет человека равнодушным, бездеятельным. Она владеет умом и сердцем человека.

Память противостоит уничтожающей силе времени.

Это свойство памяти чрезвычайно важно. Принято элементарно делить время на прошедшее, настоящее и будущее. Но благодаря памяти прошедшее прочно входит в настоящее, а будущее как бы предугадывается настоящим, соединяется с прошедшим в одну линию.

Память – это преодоление времени, преодоление смерти.

В этом величайшее нравственное значение памяти. «Беспамятный» – это прежде всего человек неблагодарный, безответственный, а, следовательно, в какой-то мере неспособный на добрые, бескорыстные поступки.

Безответственность рождается отсутствием сознания того, что ничто не проходит бесследно, что все сохраняется в памяти – собственной и окружающих. Человек, совершающий недобрый поступок, предполагает, что поступок его не сохранится в памяти его личной и в памяти окружающих.

Так думал Родион Раскольников: убьет никому не нужную старуху процентщицу, облагодетельствует человечество, а само убийство забудется и им и окружающими.

Совесть – это в основном память, к которой присоединяется моральная оценка совершенного. Но если совершенное не сохраняется в памяти, то не может быть и оценки. Без памяти нет совести.

Вот почему так важно воспитываться молодежи в моральном климате памяти: памяти семейной, памяти народной, памяти культурной. Семейные фотографии – это одно из важнейших наглядных пособий нравственного воспитания детей, да и взрослых. Уважение к труду наших предков, к их трудовым традициям, к их орудиям труда, к их обычаям, даже к их песням и развлечениям. Уважение к могилам предков. Все это дорого нам.

Может быть, следует подумать – не основывать ли нравственность на чем-либо другом: игнорировать прошлое с его порой ошибками и тяжелыми воспоминаниями и быть устремленным целиком в будущее на разумных основаниях самих по себе, забыть о прошлом с его и темными и светлыми сторонами?

Это не только не нужно, но и невозможно. Память о прошлом прежде всего «светла» (пушкинское выражение), поэтична. Она воспитывает эстетически. Она обогащает человека.

Человеческая культура в целом не только обладает памятью. Культура – это деятельная память человечества, активно введенная в современность.

Каждый культурный подъем в истории связан с обращением к прошлому. Сколько раз человечество обращалось, например, к античности? По крайней мере шесть больших, эпохальных обращений к античности было в истории культуры: при Карле Великом в VIII–IX веках (и далее каролингский ренессанс), во время «Македонской династии» в Византии в IX–X веках, при Палеологах в Византин в XIII–XIV веках, в эпоху Ренессанса, в конце XVIII – начале XIX века во всей Европе вновь. А сколько было «малых» обращений европейской культуры к античности – в те же средние века, долгое время считавшиеся «темными» (англичане до сих пор говорят о средневековье «Dark age» – темный век), во времена французской революции (к республиканскому Риму) и т. д.

Каролингский ренессанс в VIII–IX веках не был похож на Ренессанс XV века. Ренессанс итальянский не похож на североевропейский, отличающийся от итальянского. Обращение к античности в конце XVIII – начале XIX века, возникшее под влиянием первых археологических открытий в Помпее и трудов Винкельмана, отличается от нашего понимания античности и т. д.

Каждое обращение к античному прошлому было «революционным», оно обогащало современность, и каждое обращение по-своему понимало это прошлое, брало из прошлого нужное для движения вперед.

Это касательно обращения к античности, а что давало для каждого народа обращение к его собственному национальному прошлому? Если только оно не было продиктовано национализмом, узким стремлением отгородиться от других народов и их культурного опыта, оно было плодотворным, ибо обогащало, разнообразило, расширяло культуру народа, его культурную, эстетическую восприимчивость. Ведь каждое обращение к старому в новых условиях было всегда новым и порождало новое на глубокой основе. Обращение к старому – это не отказ от нового, это новое понимание старого. Это не задержка в развитии, чем была бы простая приверженность к старому, а скачок вперед.

Задержка в развитии – это по преимуществу приверженность к недавнему прошлому, которое уходит из-под ног. Правда, и здесь могут быть различные явления. Иноземное завоевание Болгарии конца XIV века вынудило болгар проявлять особую приверженность к старому. Не было бы этой приверженности – они потеряли бы свой язык и свою культуру. Интерес к давнему прошлому обычно диктуется потребностями современности. Эти потребности могут быть разного толка, но они, во всяком случае, не являются простым замедлением в развитии.

Знала несколько обращений к Древней Руси и послепетровская Россия. Были разные последствия этого обращения – и полезные и отрицательные. Отмечу только, что открытие древней русской архитектуры и иконы в начале XX века было лишено узкого национализма в среде художников и очень плодотворно для нового искусства.

Можно было бы широко показать эстетическую и нравственную роль памяти на примере поэзии Пушкина.

У Пушкина поэтическая роль воспоминаний – я бы сказал, «поэтизирующая» их роль – прослеживается начиная с детских, юношеских стихотворений, из которых важнейшее – «Воспоминания в Царском Селе». Но и в дальнейшем роль воспоминаний очень велика не только в лирике, но даже и в «Евгении Онегине». Когда необходимо внесение лирического момента, Пушкин прибегает к воспоминаниям.

Свои исторические произведения Пушкин также окрашивает долей личной, родовой памяти. В «Борисе Годунове» действует его предок Пушкин, в «Арапе Петра Великого» тоже предок – Ганнибал.

Память удивительна тем, что она способна поэтизировать прошлое. Даже в восприятии детей прошлое становится поэтичным, сказочным, интригующим. Не случайно дети так часто обращаются к старшим: «Расскажи, как ты был маленьким». Рассказы про войну, про блокаду Ленинграда слушаются детьми со сладким ужасом, они не менее захватывающи, чем светлые воспоминания о детских шалостях старших.

Из рассказов о прошлом, каким бы оно ни было – дурным или хорошим, – извлекается опыт.
		Два чувства дивно близки нам –



		В них обретает сердце пищу –



		Любовь к родному пепелищу,



		Любовь к отеческим гробам.



		Животворящая святыня!



		Земля была б без них мертва.








Поэзия Пушкина мудра. Каждое слово в его стихах требует раздумий. Наше сознание не сразу может свыкнуться с мыслью о том, что земля была бы мертва без любви к отеческим гробам, без любви к родному пепелищу. Два символа смерти и вдруг – «животворящая святыня!». Слишком часто мы остаемся равнодушными или даже почти враждебными к исчезающим кладбищам и пепелищам: двум источникам наших не слишком мудрых мрачных дум и поверхностно тяжелых настроений.

Но зачем мы сами-то едем в Пушкинские Горы? Разве не затем, чтобы поклониться гробу Пушкина и посетить село Михайловское, которое для нас и в самом деле родное пепелище? И разве мы не испытываем на себе их животворящую силу? Разве не возвращаемся из пушкинских мест обновленными духовно, с огромным запасом животворных впечатлений?

«Святыня!» Но ведь Пушкинские Горы и в самом деле Святые Горы – святые для каждого, кто любит русскую поэзию. Разве мы не соприкасаемся здесь с чем-то для нас очень дорогим, высоким и священным?

Когда посещаешь пушкинские места, испытываешь чувство соприкосновения с необычайной красотой. Долго едешь по унылой ровной местности и вдруг как чудо – попадаешь в край дивной красоты: холмов, рощ, лугов. Дело даже не в том, что пушкинские места красивы как пейзажи: их особая красота в союзе природы с поэзией, с воспоминаниями – воспоминаниями истории и воспоминаниями поэзии.

И эта стихия пушкинских воспоминаний овладевает нами, когда среди Михайловских рощ мы оказываемся под кровом поэзии Пушкина. Поднимаясь на холмы и городища, мы встречаемся с Пушкиным и с русской историей, следя за извивами течения Сороти и гладью пушкинских озер, мы угадываем в них отражение Пушкина...

Во времена Пушкина ценилась «меланхолия». Сейчас мы редко представляем себе точно, что подразумевалось под этим словом. Мы думаем теперь, что меланхолия порождается пессимизмом, равняется пессимизму. А между тем она была порождением эстетического преобразования всего того печального, трагического и горестного, что неизбежно в жизни. Меланхолия была «поэтическим утешением», и это очень важно почувствовать, чтобы понимать и поэзию Пушкина, особенно посвященную природе. Не горе, а печаль – сладостная поэтическая печаль! Не трагедия смерти, а сознание ее неизбежности – неизбежности по законам природы. Не уход в небытие и забвение, а уход в воспоминания. Поэтому-то поэзия Пушкина так много уделяет внимания воспоминаниям, поэтому-то она целит и утешает.

В Михайловском, Тригорском, Петровском, на городище Ворониче, по берегам Сороти и озер Маленца и Кучане мы гуляем среди воспоминаний, мы примиряемся с всеобщим законом ухода всего существующего в прошлое. Мы понимаем, что из тлена возникает жизнь, из истории – настоящее, из поэзии Пушкина – жизнь в окружении поэзии.

Пепелище Пушкина становится здесь и нашим пепелищем, гробы и могилы – нашими, «отеческими», и мы обретаем силу переносить собственную печаль и собственное горе, обретаем здесь среди «отеческих гробов» животворную силу примирения с тишиной и неизменным ритмом законов жизни.

«Заповедник» – это заповедный край. Это не край запретов: это край, где мы получаем заповеди любви, дружбы, веселья, встречаемся с Пушкиным, с тем, что он нам заповедал.

Край, который открывает нам память – личная или народная, – край заповедный, край, который мы должны хранить и который дает, нам мудрые заповеди старины, тысячелетнего опыта, красоты и нравственных сил.

* * *

		Хочу найти, изведать и понять,



		Откуда я и что во мне издревле.



		Века стоят вкруг древнего огня



		Могучие и мудрые деревья.







		Велик и прост суровый их закон,



		И нету справедливее закона,



		Что дерево живет лишь целиком:



		Отрубишь корни – засыхает крона.







		По этому закону не дано



		О давнем прошлом забывать живущим,



		Мне кажется, я важное звено



		Между ушедшим миром и грядущим.








    

Маргарита Чебышева





Партия


– наиболее активная и организованная часть какого-либо класса либо его слоя, выражающая их интересы. Преследует определенные цели, добиваясь решающих позиций в осуществлении государственной власти, влияния на политическую жизнь и организацию общества.

Партии возникают тогда, когда человеческое общество начинает делиться на классы – большие группы людей, отличные друг от друга по месту в производстве и обществе, достатку и интересам.

Классы формируются стихийно. В отличие от них партии создаются лишь после того, как идеологи класса осознают его коренные общие интересы и излагают их в виде определенной концепции (то есть системы взглядов, идеалов) и программы (перечня целей и требований). Вокруг концепции и программы группируются наиболее сознательные и активные люди. Объединившись в партию, они просвещают и объединяют класс (или социальную группу), придают его действиям организованный и целенаправленный характер.

Слово «партия» происходит от латинского «partio» («делю», «разделяю»). Еще в народных собраниях Древней Греции и Рима наблюдалось деление на простонародье – «демос», «плебс» и родовую знать – «олигархию», «аристократию». Первые добивались того, чтобы расширить свое участие в государственных делах. Вторые, напротив, стремились ограничить это участие и сохранить свои привилегии.

В современном обществе партии могут быть буржуазными и пролетарскими, помещичьими и крестьянскими, мелкобуржуазными. Бывают партии, отражающие интересы отдельных социальных групп, например, монополистического капитала, рабочей аристократии (верхушки рабочего класса), богатых крестьян-кулаков и обуржуазившихся помещиков. Случается, что партии образуются не одним, а двумя классами. Такой, например, была буржуазно-помещичья партия конституционных демократов (кадетов) в дореволюционной России.

Нередко интересы одного и того же класса (или социального слоя) пытаются представлять две, а иногда и более партий, по-разному толкующие его цели и способы их достижения. Естественно, между ними идет борьба, иногда очень острая, за преобладающее влияние на этот класс или слой.

В странах, где национальный состав населения неодинаков и где разные национальности не пользуются равноправием, партии могут иметь национальную окраску и выдвигать национальные цели. Так, национальные партии Шотландии и Уэльса требуют автономии для этих исторических областей Великобритании. Но в основе их деятельности также лежат классовые интересы местной буржуазии. Раз трудящиеся чувствуют не столько классовый, сколько национальный, гнет, то они идут за своей буржуазией, поддерживают ее.

То же самое относится к так называемым религиозным партиям. Они существуют доныне там, где все еще велико влияние церкви или где церковники претендуют на большую власть. К такого рода партиям относятся христианские (с добавлением слов «народная», «демократическая» или «социальная») партии во многих странах Западной Европы и Южной Америки и мусульманские в странах Южной и Юго-Восточной Азии.

В государствах, где идет борьба между различными формами правления или где эти формы часто сменяют друг друга, в партии могут группироваться сторонники того или иного режима. Например, во Франции, Италии и Испании долгое время существовали республиканские и монархические партии. Две крупнейшие буржуазные партии США ведут свое начало с середины XIX века. Те, кто стремился освободить негров на юге страны, создали республиканскую партию. А рабовладельцы, боровшиеся за то, чтобы оградить права южных штатов, сохранить рабство, объединились в демократическую партию.

Там, где классы еще слабо дифференцированы, расчленены, где еще сильно влияние феодальных и даже патриархальных пережитков, там политическая борьба идет только между представителями одного и того же правящего класса и принимает обыкновенно личный характер. Правда, борющиеся за власть лица выставляют на своих знаменах различные принципиальные программы, а группы людей, идущих за ними, именуют себя консервативными, прогрессивными, либеральными и т. п. партиями. Но противники чаще всего называют их по именам вождей. Ярким примером этого может служить национально-республиканская ассоциация («Колорадо») парагвайского диктатора А. Стресснера.

Не всегда, впрочем, наименование по имени вождя говорит о «личной» партии. Так, социал-демократы второй половины XIX и первой половины XX веков охотно называли себя марксистами. А коммунисты с гордостью именуют себя марксистами-ленинцами. Это свидетельствует об их уважении к великим людям, сумевшим воплотить в себе дух класса, дух партии, создавшим мощную теорию рабочего движения.

С точно таким же основанием никарагуанские революционеры называют себя сандинистами – в честь выдающегося борца за независимость своей страны, «генерала свободных людей» А. Сандино, убитого американскими наемниками в 1934 году.

Партии условно делятся еще на правые и левые. Деление это появилось во время Великой французской революции конца XVIII века, когда депутаты Национального собрания раскололись на две части. Одну из них составляли те, кто был смертельно напуган размахом революции и стремился поскорее покончить с ней. Даже за счет уступок вчерашним противникам – феодалам и королю. Даже путем реакции, то есть возврата к старым порядкам. Они располагались справа от председателя собрания. Другую же часть составляли те, кто выступал за продолжение и развитие революции. Они сидели слева от председателя.

С тех пор и повелось, что в парламентах большинства стран мира реакционеры занимают скамьи на правой стороне, а революционеры – на левой. На местах же между ними, в центре, располагаются те, кого устраивает существующий общественный порядок и кто не желает его изменять.

Было время – буржуазия была молодой и прогрессивной. Она жаждала схваток с дворянством и духовенством, которые кричали ей: «Назад!» В политической борьбе, борьбе за власть буржуазные партии сражались на левом фланге. У зарождающегося пролетариата в те годы своя точка зрения еще отсутствовала. И все, что он в состоянии был делать, – это тянуться в хвосте буржуазных партий.

Но вот буржуазия становится правящим классом. Капитализм развивается вширь и вглубь. А вместе с ним растет и его могильщик – рабочий класс. Он становится лицом к лицу со своим угнетателем. И уже партия его занимает место на левом фланге политической борьбы классов. А буржуазия кричит ему: «Назад!»

О, ирония истории! Когда капитализм только появился на свет божий, его пеленали в одежды «свободы», «равенства» и «братства». Он и сейчас продолжает щеголять в них. Но они ему явно сны. Он не прочь их скинуть. И скидывает, когда надвигается угроза его политическому владычеству. Так произошло, например, в 1922 году в Италии, в 1933 году в Германии, в 1973 году в Чили.

Каков же политический спектр существующих ныне партий? Если бы на Генеральной Ассамблее Организации Объединенных Наций делегации государств – ее членов размещались бы не по алфавиту, а по политической окраске и партийному составу их правительств, то мы имели бы следующую картину.

На крайнем правом фланге находились бы представители военно-фашистских режимов Чили и Парагвая. Фашизм – кровавая, террористическая диктатура эксплуататорских классов, их реакция на успехи рабочего движения. Для него характерны крайние антикоммунизм и расизм. Он не приемлет гуманизм. Стремится строжайшим образом регламентировать (то есть ограничить узкими и жесткими рамками) жизнь всего общества и каждого его отдельного члена.

Фашистские партии существуют и в других странах. Находясь там в оппозиции, они выполняют роль неофициальной контрреволюционной силы, терроризируют левые партии и их приверженцев, пытаются создать атмосферу гражданской войны. Буржуазия рассматривает их как. «пожарную команду» на случай, если вдруг обострится социально-политический кризис.

Далее, ближе к центру, восседали бы делегации большинства развитых капиталистических государств – американские республиканцы, английские консерваторы, японские либерал-демократы, западногерманские демохристиане и т. д. и т. п. Все эти партии выражают интересы монополистического капитала, то есть финансовой буржуазии. Рядом следовало бы поместить представителей развивающихся стран, где господствуют буржуазные и буржуазно-помещичьи партии (демократический альянс в Бразилии, партия отечества в Турции, национально-демократическая партия в Египте).

В центре же, но ближе к левому крылу, расположились бы делегаты тех стран, в которых у власти стоят мелкобуржуазные и оппортунистические, реформистские партии. Последние отказываются от революционных методов борьбы, пытаются достигнуть своих целей путем соглашения с буржуазными партиями, призывают рабочих к сотрудничеству с капиталистами. И в этом качестве мало чем отличаются от первых, отражающих интересы средних, промежуточных между буржуазией и пролетариатом слоев. К такого рода партиям относятся французские, испанские и португальские социалисты, австрийские, финские и шведские социал-демократы, австралийские лейбористы.

Рядом с ними сидели бы делегаты от молодых, недавно освободившихся от колониальной и полуколониальной зависимости государств, правящие партии которых стремятся оградить интересы своей нарождающейся буржуазии от засилья иностранных капиталистических монополий. Во внутренней политике они выступают за реформы, способствующие более быстрому социально-экономическому развитию, а во внешней – придерживаются антиимпериалистической тенденции. Наиболее типичными среди них являются Индийский национальный конгресс и институционно-революционная партия Мексики.

Еще левее находились бы места представителей стран, возглавляемых революционно-демократическими партиями, которые проводят курс на некапиталистическое развитие. К ним можно отнести Фронт национального освобождения Алжира, Революционную партию Танзании, Авангард малагасийской революции (Мадагаскар). Положение и политика многих из этих партий сложны и противоречивы. В ряде случаев они отступают от прогрессивной политики, переходят на более правые позиции. Так было, например, с Партией арабского социалистического возрождения (Баас) в Ираке и в какой-то мере в Сирии. Вместе с тем ряд правящих партий этой группы государств, представляющих собою блок пролетарских и мелкобуржуазных элементов, провозгласил свою приверженность принципам марксизма-ленинизма и стал ориентироваться на создание условий, необходимых для строительства в перспективе социализма. В эту группу государств, именуемых странами социалистической ориентации, входят Ангола, Афганистан, Бенин, Мозамбик, Народно-Демократическая Республика Йемен, Эфиопия и другие.

Наконец, на самом левом фланге места по праву принадлежат представителям социалистических стран, в которых власть находится у рабочего класса в лице его коммунистических партий. Коммунистические партии – это партии нового типа. Они коренным образом отличаются от всех других партий.

Буржуазные и мелкобуржуазные партии преследуют цель захватить и удержать государственную власть в интересах того или иного класса (социальной группы), не ставя под сомнение существование эксплуататорского общества. А все изменения, за которые они ратуют, сводятся к подновлению фасада или к замене явно уж прогнивших бревен в здании этого общества. Коммунисты же, основываясь на учении марксизма-ленинизма, объединяют и организуют рабочий класс на борьбу за уничтожение эксплуатации человека человеком. Их конечная цель – революционное свержение капитализма и создание коммунистического общества.

Другой отличительной особенностью коммунистических партий служит пролетарский интернационализм. Для буржуазных партий характерен в той или иной мере национализм, стремление словами об «общности национальных интересов» прикрыть свое классовое господство, притупить сознание пролетариата, привлечь на свою сторону мелкую буржуазию. Последняя то и дело клюет на эту удочку. Иное дело рабочий класс. В борьбе за общие цели для него крайне важны международная солидарность, взаимопомощь, единство действий. Поэтому боевым лозунгом коммунистов служит призыв: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Существенно различаются буржуазные и коммунистические партии и по своей внутренней организации. Партии – живой организм. В своем развитии они прошли множество стадий от самых простейших форм к самым сложным. Интересно отметить при этом, что каждый раз первый важный шаг в этом направлении делали партии, наиболее революционные в данный момент, стоящие на крайне левом фланге.

Коммунистические партии строят свою организацию и деятельность на принципе демократического централизма. Этот принцип выражается в единстве двух взаимосвязанных начал – демократизма и централизма. Члены партии имеют право участвовать в обсуждении всех партийных дел и подвергать критике деятельность всех руководящих партийных органов. Сами эти органы выборны и подотчетны, работают коллективно. Пока тот или иной вопрос обсуждается, по нему могут высказываться самые различные мнения. Но как только решение принято, оно подлежит безусловному выполнению всеми без исключения членами партии. Меньшинство при этом подчиняется большинству, а нижестоящие органы – вышестоящим. Демократический централизм обеспечивает коммунистам возможность успешно выполнять роль коллективного руководителя и организатора рабочего класса, трудящихся масс в их борьбе за лучшее будущее.

Впервые партия нового типа была создана в 1903 году российскими марксистами во главе с В. И. Лениным. С 1917 года коммунисты в нашей стране выступают как правящая партия. Под их руководством в СССР были ликвидированы эксплуататорские классы и построено развитое социалистическое общество.

Ныне Коммунистическая партия Советского Союза (КПСС) является ядром политической системы советского общества. Причем роль ее во всех сферах жизни этого общества постоянно возрастает. В статье 6 Конституции СССР записано: «Вооруженная марксистско-ленинским учением, Коммунистическая партия определяет генеральную перспективу развития общества, линию внутренней и внешней политики СССР, руководит великой созидательной деятельностью советского народа, придает планомерный, научно обоснованный характер его борьбе за победу коммунизма».

Активным помощником и резервом КПСС служит Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи (ВЛКСМ). Эта массовая общественно-политическая организация помогает партии воспитывать юношей и девушек в духе коммунизма, вовлекать их в практическое строительство нового общества, готовить поколение всесторонне развитых людей, которые будут жить, работать и управлять общественными делами при коммунизме.

В СССР и некоторых других социалистических странах одна партия – коммунистическая. Такое положение сложилось не сразу и не по воле коммунистов. В первое время после Великой Октябрьской социалистической революции у нас действовало множество самых разнообразных партий. Вначале и само Советское правительство было не однопартийным, а двухпартийным. В него, помимо большевиков-ленинцев (коммунистов), входили представители мелкобуржуазной партии левых социалистов-революционеров (эсеров). Но в ходе ожесточенной классовой борьбы все партии разделились на два противоборствующих лагеря. Исход борьбы между, ними решался не путем голосований, а на полях сражений гражданской войны, развязанной буржуазией и помещиками с помощью их иностранных союзников. Победителем в этой борьбе вышел рабочий класс в союзе с крестьянством, возглавляемый коммунистами. Все же остальные партии, оказавшиеся в контрреволюционном стане, потерпели сокрушительное поражение и сошли с политической сцены.

Однако в целом ряде социалистических стран традиции и условия исторического развития сохранили многопартийность. В органах власти Болгарии, Германской Демократической Республики, Польши, Чехословакии, Вьетнама активно участвуют и некоммунистические партии. Но и там коммунистам принадлежит руководящая роль. И там нет оппозиционных (то есть ведущих политику противодействия правительству) партий. Общенародное представительство, а также активная критика и самокритика исключают надобность оппозиции в политической системе социализма.

Иногда задают такой вопрос: почему в США, Западной Европе и Японии, где эксплуатируемые классы – рабочие, крестьяне, служащие и т. д. – составляют большинство населения, почему эти классы не могут воспользоваться государственной машиной себе на пользу и во вред угнетателям? Казалось бы, при всеобщем избирательном праве народное представительство и исполнительная власть должны отражать действительную волю народа. На самом же деле там всюду у кормила правления стоит монополистическая буржуазия, составляющая лишь незначительное меньшинство населения.

Чем же объясняется это явление? Очень многое здесь зависит от уровня классовой сознательности масс. Всякий класс имеет, если можно так выразиться, свое время. Мы живем в эпоху перехода от капитализма к социализму. В одних странах рабочий класс уже взял власть в свои руки. В других он осознал необходимость такого шага. Об этом говорят успехи коммунистов на выборах в Италии, а также в ряде других государств Европы, Азии и Латинской Америки.

Однако еще немало стран, где у пролетариата не созрело классовое сознание. Это значит, что большинство рабочего класса там не сознает своих конечных интересов, находится во власти распространяемых мелкобуржуазными и оппортунистическими партиями иллюзий. В ряде стран большинство рабочих до сих пор не осознало своей общности и отказывается вступать даже в профсоюзы. Вот почему в США рабочие голосуют на выборах за буржуазных кандидатов.

Тем не менее коммунисты делают все новые и новые успехи в своей работе, направленной на то, чтобы постепенно, шаг за шагом политически воспитывать пролетариат, развивать в нем классовое сознание, убеждать в своей правоте все новые и новые его слои. При этом сами они признают, что очень много зависит тут от успехов уже реально существующего социализма, от силы его примера. Многие политические наблюдатели отмечают, что удачи и неудачи коммунистов на выборах, усиление или ослабление их влияния на массы нередко совпадают по времени с нашими очередными достижениями и победами, либо, наоборот, с проблемами и трудностями, порой встающими на нашем пути.

Но и высокий уровень классового сознания трудящихся не означает автоматически, что власть будет служить их интересам. И дело здесь не только в плохом избирательном праве, всеобщем только по названию. Дело скорее в том, что в буржуазном государстве так называемая демократия, воля «большинства населения» допускаются, терпятся лишь постольку, поскольку не затрагивают коренных интересов «хозяев жизни» – владельцев средств производства. Если эти последние видят, что их интересы, их власть находятся под угрозой, они немедленно прибегают к «штыкам», аппарату насилия и подавления против вышедшего из покорности большинства. Пример Чили о том наглядно свидетельствует.

И еще один вопрос. Последний. Почему коммунисты считают, что революционнее их ни одна политическая партия быть не может? Ведь существуют же даже ультралевые группы и организации, которые нападают не только на буржуазные, но и на рабочие партии с крайне левых позиций.

Да, существуют. Но, во-первых, это не партии в подлинном смысле слова, а именно группки. И во-вторых, в классовом отношении они представляют не пролетариат, а особый тип мелкого буржуа, «взбесившегося» от ужасов капитализма.

Мелкая буржуазия занимает на политической сцене промежуточное положение между крупной буржуазией и рабочим классом. С одной стороны – это собственники, хозяйчики. И как таковые они за капитализм. Но с другой стороны – капитализм угнетает их иногда гораздо сильнее, чем рабочих, ибо они не способны оказать такое организованное и стойкое сопротивление, какое оказывает пролетариат. Поэтому мелкая буржуазия легко переходит к крайней революционности, проявляя ее в анархизме, троцкизме, маоизме и прочих «модных» левацких течениях. Наиболее известны из них в последние годы «красные бригады» в Италии и «красноармейская фракция» в Западной Германии. Устраивая взрывы, похищая и убивая политических и государственных деятелей, генералов и судей, они думают «дестабилизировать», расшатать, а затем и уничтожить власть монополий.

Но мало того, что эта крайняя «революционность» бесплодна. Она еще и неустойчива, имеет свойство быстро превращаться в покорность, апатию, фантастику, в «бешеное» увлечение тем или иным правым буржуазным течением, даже фашизмом. Вот почему, когда марксисты-ленинцы говорят о различных проявлениях мелкобуржуазной революционности, они слово «левый» употребляют в кавычках.

Да, коммунисты представляют интересы самого революционного класса. Класса, который борется за политическую власть не для того, чтобы одну форму угнетения заменить другой, а для того, чтобы ликвидировать угнетение вовсе, ликвидировать классовое противопоставление людей, сами классы вообще. Когда же эта цель будет достигнута, тогда отпадет надобность в государстве, прекратится борьба за власть (то есть политическая борьба), прекратят свое существование и партии.

* * *



КОММУНИСТЫ, ВПЕРЕД!

		Есть в военном приказе



		Такие слова,



		На которые только в тяжелом бою



		(Да и то не всегда)



		Получает права



		Командир, подымающий роту свою.







		Я давно понимаю



		Военный устав



		И под выкладкой полной



		Не горблюсь давно.



		Но, страницы устава до дыр залистав,



		Этих слов



		До сих пор



		Не нашел



		Все равно.







		Год двадцатый,



		Коней одичавших галоп.



		Перекоп.



		Эшелоны. Тифозная мгла.



		Интервентская пуля, летящая в лоб, –



		И не встать под огнем у шестого кола.







		Полк



		Шинели



		На проволоку побросал, –



		Но стучит над шинельным сукном пулемет,



		И тогда еле слышно сказал комиссар:



		– Коммунисты, вперед! Коммунисты, вперед!







		Летним утром



		Граната упала в траву,



		Возле Львова



		Застава во рву залегла.



		«Мессершмитты» плеснули бензин в синеву, –



		И не встать под огнем у шестого кола.



		Жгли мосты



		На дорогах от Бреста к Москве.



		Шли солдаты,



		От беженцев взгляд отводя.



		И на башнях



		Закопанных в пашни КВ



		Высыхали тяжелые капли дождя.



		И без кожуха



		Из сталинградских квартир



		Бил «максим»,



		И Родимцев ощупывал лед.



		И тогда еле слышно сказал командир:



		– Коммунисты, вперед! Коммунисты, вперед!



		Мы сорвали штандарты



		Фашистских держав,



		Целовали гвардейских дивизий шелка



		И, древко



		Узловатыми пальцами сжав,



		Возле Ленина



		В Мае



		Прошли у древка...







		Под февральскими тучами



		Ветер и снег,



		Но железом нестынущим пахнет земля.



		Приближается день.



		Продолжается век.



		Индевеют штыки в караулах Кремля...







		Повсеместно,



		Где скрещены трассы свинца,



		Где труда бескорыстного – невпроворот,



		Сквозь века, на века, навсегда, до конца:



		– Коммунисты, вперед! Коммунисты, вперед!








    

А. Межиров





Патриотизм


– чувство любви к своей Родине, к Отечеству, готовность к его защите от врагов.

Вы уже прочитали, вероятно, очерки В. Пескова, В. Травинского об Отечестве; о чувстве Родины, этом главном чувстве человека. А теперь поговорим о патриотизме, о советском патриотизме.

Вспомним Пушкина:
		Пока свободою горим,



		Пока сердца для чести живы,



		Мой друг, Отчизне посвятим



		Души прекрасные порывы!








Оказывается, патриотизм, любовь к Отечеству Пушкин связывает с понятиями Свободы, Чести. Почему?

Границы человеческого восприятия не так уж велики, если говорить о каждом из нас в отдельности. Что вспоминаем мы, думая об Отечестве? С чего начинается Родина для каждого из нас, людей с непохожей на другие судьбой?

С очень конкретных и малых вещей. С запахов отчего дома и красок леса. С плеска волн малой речки и журавлиного курлыканья в глубоком осеннем небе.

Образ Родины не может быть слишком расплывчатым, общим, неконкретным. Тогда и не задевало бы нас это сложное чувство так глубоко и горячо, тогда и не называли бы мы Родину другим дорогим словом «мать». В сорок первом году, когда нам выпало такое страшное испытание, каждый представлял Родину такой близкой, будто смертельный бой разворачивается именно у твоего порога и Браг угрожает жизни, свободе и чести самых дорогих тебе людей.

Все тут правильно и закономерно. Но... Но в рядах защитников Москвы, например, были и украинцы, и сибиряки, и уроженцы нашей Средней Азии, многие из которых воочию так никогда и не увидели кремлевских звезд (многие соединения на оборону столицы выдвигались прямо из воинских эшелонов, минуя город, и тысячи бойцов полегли в заснеженных полях, не пройдя ни по одной из московских улиц). Что же вело их в бой? Почему двадцать восемь гвардейцев-панфиловцев у разъезда Дубосеково сражались как коренные москвичи, чьим домам угрожает пламя, и почему там, на кровавом разъезде, родились слова: «Велика Россия, а отступать некуда – за нами Москва»?

Не такой уж, честно говоря, и простой вопрос. Полистаем страницы. В первые месяцы после революции 1917 года на первых порах у многих еще не сложилось понятие нового Отечества – революционного, общего всем угнетенным. И партизаны, лихо и храбро воевавшие «у своего порога», не всегда охотно соглашались на переброску, на защиту соседних краев и городов. Напомню вам очень живую и драматическую сцену из книги Д. Фурманова «Чапаев»: бунт в партизанском эскадроне, ядро которого как раз и составляли уроженцы тех мест, где воевала дивизия: «Не пойдем от своих домов! Хватит, пусть повоюют другие...»

Такие настроения были не столь уж редкими, и их можно понять, вспомнив, как русские и украинские мужики, одетые в серые шинели царской армии, не могли взять в толк, зачем нужны им Мазурские болота? Земля? Но дома ее больше и она щедрее! Вот только распределить бы ее по-новому...

Как раз на это большевики и сделали главный политический расчет. Отменили помещичью собственность на землю, дали наделы (без всякого выкупа) миллионам мужиков. Дали мужику возможность понять, что без защиты Красной Армии, городского рабочего, новой власти он снова попадет под ярмо помещиков и кулаков, потеряет землю. Уроки проходили быстро и наглядно. Каледин и Колчак действительно несли на своих штыках восстановление старых порядков, кнут и виселицы, реквизиции и унижение человеческого достоинства.

Так, в открытом «хождении по мукам» зарождалось в народе чувство нового, социалистического патриотизма, понимание того, что защищать надо не только свои «пятихатки», но и Москву, и Петроград, и хлебный Царицын, и нефтяной Баку: без них не выживет молодая Республика Советов, а стало быть, не утвердятся и начала новой социальной справедливости.

Комиссары, коммунисты, комсомольцы сцементировали новую армию новыми чувствами. Да и как нагляден был пример! На русской земле умирали за народную свободу и идеалы социализма венгры, сербы, французы – коммунисты-патриоты, знавшие, что защита РСФСР есть защита нового будущего и их собственных народов тоже.

Родилась монолитная Красная Армия, терпевшая нужду во всем, необходимом для войны, но превосходившая противника в ясном сознании долга, в истинном патриотизме, в боевой сплоченности. Так родились подвиги Перекопа и Каховки, Волочаевки и Уральска, Мурманска и Туркестана. Рождался патриотизм новой, советской пробы.

Прошли годы и годы упорнейшей, большевистской созидательной работы: пятилетки, стройки, культурная революция. Миллионы людей меняли места, меняли свою «социальную кожу», по меткому выражению польского писателя-коммуниста Бруно Ясенского. Социализм вовлек в свое движение и центр и окраины, самые запущенные и глухие углы бывшей царской империи. И социализм предложил жителям этих уголков вместо прежних унизительных отношений эксплуатации, нужды и неравенства отношения свободы, дружбы и товарищеской бескорыстной взаимопомощи.

Многие народы страны только революция спасла от неизбежного физического вымирания – народы Севера, малые нации Сибири и Дальнего Востока, Средней Азии. Да и только ли малые? Армяне с их глубокой и древней культурой были близки к той же грани народной смерти (геноцид – массовое истребление в результате подогретой национальной розни, болезни, малоземелье и т. д.).

Созидание новых отношений и новых ценностей – от строительства Магнитогорска до открытия национальных театров, от «транспустынной» железной дороги Турксиб до введения азбук и письменности для прежде безъязычных народов – такое созидание стало настоящей базой для роста советского патриотизма, чувства удивительного по своей общественной силе. Уходила в прошлое национальная неприязнь, расширялись контакты, основанные на равенстве и взаимном уважении.

...Рано, слишком рано, исторически рано обрушилось на нас смертельное испытание войной. Не успели достроить того, что уже было заложено, не довели и до середины того, о чем мечтали.

Но у советского патриотизма хватило запаса прочности на все бесконечно долгие четыре военных года. Не надо скрывать того, что было трудным и драматическим: нашлись люди, одурманенные прежним духом национализма, нестойкие перед демагогией, из них гитлеровцы вербовали своих холуев и карателей. Но в отличие от других стран (Франции, Норвегии, ранее – Испании) эта «пятая колонна» не подорвала народного единства, не привела нас ни к национальной катастрофе, ни к потере независимости – настолько мизерными были «силы» предательства по сравнению с силой всенародного морально-политического подъема. Советский патриотизм выдержал самые тягчайшие испытания.

Более того: именно стойкость и мужество нашей армии, наших народов послужили толчком к возрождению здоровых и гордых национальных чувств в странах Европы.

Патриотизм – это «одно из наиболее глубоких чувств, закрепленных веками и тысячелетиями обособленных отечеств» (В. И. Ленин). Входят в это чувство и воспоминания о детстве, и любовь к родным песням и сказаниям, к памятникам истории и к творениям национальных поэтов, художников, зодчих, музыкантов. Немыслим русский патриотизм без глубокой признательности Пушкину и Мусоргскому, Рублеву и Сурикову, Воронихину и Маяковскому. А грузин с детства знает чеканные строки поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре» и до старости не расстается с ними. Любовь к Отечеству предполагает глубокую культуру и умение знать и гордиться всем тем, что внес твой народ в общечеловеческую сокровищницу культуры.

Но патриотизм, живая любовь к Родине может принести и боль, великую скорбь развитой души, мыслящему уму. Истинный патриот своей Родины никогда не смирится с тем дурным, античеловечным, что омрачает судьбу его Отечества. Грузинский писатель-патриот Илья Чавчавадзе с гневом обрушился на паразитический образ жизни своих соотечественников-князей, поправших высокие идеалы рыцарства и справедливости.
		Клянусь высоким именем картвела[1 - Старинное – «грузин».] –



		Их жизнь – не жизнь. И дело их – не дело! –








гневно восклицал он, взывая к здоровым силам национального достоинства.

Большевики-марксисты унаследовали именно такую традицию патриотизма, именно такое чувство любви к Родине, которое способно на непримиримую ненависть ко всему дурному, что есть в Отечестве, на действенную борьбу с этим дурным.

В статьях по национальному вопросу Владимир Ильич Ленин писал: «Есть две национальные культуры в каждой национальной культуре. Есть великорусская культура Пуришкевичей, Гучковых и Струве, – но есть также великорусская культура, характеризуемая именами Чернышевского и Плеханова...»

Вот каким сложным и противоречивым историческим содержанием обладает, казалось бы, такое простое и естественное понятие – патриотизм. Но разве только историческим, то есть отнесенным от нас в ушедшие времена? Наше собственное время требует от нас новых размышлений о сущности патриотизма, о содержании любви к Отечеству.

От двух березок, от простого и конкретного патриотизм поднимается ко все более сложному, включает в себя все более многообразное содержание. Можно сказать, что сегодня это чувство – одно из самых глубоких, требующих постоянной работы души и ума.




Половое воспитание



– воспитание правильных взглядов на взаимоотношения между мужчиной и женщиной.

В жизни каждого подростка наступает момент, когда он вдруг замечает, что начал взрослеть. Об этом периоде говорят: «переломный возраст».

Переломный возраст связан с перестройкой и развитием гормональной системы и всего организма, когда природа заботится о том, чтобы человек, достигнув телесной и нравственной зрелости, был бы готов к продолжению рода, без чего невозможна жизнь на земле.

Такая перестройка приносит огромный запас физических и духовных сил, который кажется неисчерпаемым. В эту пору появляются новые интересы, пробуждается поэтический взгляд на мир, возникают дерзновенные намерения и планы, которые нередко определяют всю дальнейшую судьбу. В этот период рождаются мечты о любви, а иногда и сама любовь: робкая, часто неразделенная, но первая, та самая, о которой человек, как бы ни сложилась его судьба, уже не забудет.

Время взросления не зря называют трудным. Человек становится рассудительней, поступки его вдумчивей, но мечты намного обгоняют повседневность, а помыслы – сегодняшние возможности. Подросток хочет быть таким, каким он видит себя в своем воображении. Он радуется каждому доброму слову и обижается на любые замечания. Мальчики становятся замкнутыми, у девочек по малейшему поводу навертываются слезы. Возникают новые и сильные желания: начинается сложный, небыстрый процесс превращения мальчиков и девочек в мужчин и женщин.

Пробуждающиеся желания заложены в природе человека и сами по себе не являются ни преступными, ни стыдными. Вопрос только в том, что возьмет верх: человек ли подчинит желания своей воле или желания подчинят человека? А это в немалой степени зависит от того, был ли подросток подготовлен к начинающемуся взрослению.

К сожалению, особенно мальчиков, к этому нешуточному испытанию не готовят ни семья, ни школа. Опросы показывают, что менее 30 процентов ребят получают минимальные сведения о половом воспитании в классе или от родителей. Остальные же семьдесят черпают информацию откуда придется, что особенно досадно, потому что мальчики в «переломном возрасте» отличаются острой впечатлительностью. И любые сведения на эту тему оставляют в их сознании глубокий след.

Очень важно, чтобы рядом с подростком, когда у него появится много неожиданных проблем и вопросов, оказались отец, или мать, или старший брат, или умный взрослый друг, способные грамотно и деликатно объяснить человеку, чтó с ним происходит в его 13–15 лет; способные занять его большим и стóящим делом и тем самым уберечь от пороков и преждевременной «свободной любви», не согретой еще никаким чувством и лишенной облагораживающего нравственного начала.

И оттого, какие сведения о физиологии получил (или получит) подросток, как будут ему освещены нравственные понятия о взаимоотношениях юношей и девушек, мужчин и женщин, в немалой степени зависит его физическое и нравственное здоровье, его жизненные планы и будущее семьи, которую он со временем создаст.

Нынешнее поколение ребят заметно отличается от предыдущих: теперешние школьники быстрее растут, у них на 2–3 года раньше наступает половая зрелость и при этом физическое и гормональное развитие заметно опережает интеллектуальное и нравственное. Подростки многое видят, но далеко не все из увиденного и узнанного понимают.

В последние годы произошел «сексуальный взрыв». Любовь мужчины и женщины, физическая близость, которая испокон веков считалась делом двоих, близость, которая во все времена у всех народов предварительно освящалась торжественным и сложным церемониалом, лишилась всяких покровов.

Этот «сексуальный взрыв» возник на Западе, но и до нас дошла его волна. В книги, фильмы, даже в театральные постановки ворвался секс во всевозможных его проявлениях.

Сделались ли люди от этой «сексуальной революции» счастливей? Статистика отвечает: «Нет». Ранние половые связи освободили человека от тревог и метаний, связанных с периодом созревания, но обеднили мир его чувств. Многие понимают любовь лишь как близость. А близость сделалась для них обыденной, как хоккейный матч по телевизору. Для иных молодых людей, не родившись, навсегда исчезло «чудо любви». Им непонятны строки: «Я помню чудное мгновение – передо мной явилась ты». Они пожимают недоуменно плечами, уходя после спектакля «Ромео и Джульетта».

Кроме того, наши подростки, считая себя по внешним признакам, взрослыми, не умея или не желая сдерживать свои чувства, рано начинают «взрослую жизнь», не будучи к ней подготовленными ни нравственно, ни информационно.

Чаще всего, решаясь на нешуточный шаг, юноши и девушки не имеют ни малейшего представления о половой гигиене, не представляют всех возможных последствий своих отношений, не сознают, какая ложится на них ответственность за свою и чужую судьбу.

Медики дружно сходятся на том, что формирование мужского организма заканчивается к 23–24 годам. Половое воздержание до этой поры, утверждают ученые, позволяет организму накопить могучий запас сил на долгую и плодотворную жизнь. И наоборот. Преждевременный и неумеренный расход половой энергии подрывает силы человека, ведет к истощению половой сферы, – в иных случаях к 30–40 годам у мужчин это оборачивается неврастенией, сексуальным бессилием, которое приводит к жизненным драмам, распаду семей. Об этом хорошо известно сексологам и судьям, ведущим бракоразводные процессы. Тем более что по закону половая неврастения является безусловным показанием к разводу.




Слово к юношам


В давние времена существовал рыцарский кодекс чести. Иные его правила живут до сих пор: здороваясь, мы с вами снимаем перчатку, а военные, приветствуя друг друга, подносят- руку к козырьку. И мало кто теперь помнит, что обыденные правила этикета пришли к нам из средних веков, когда рыцари, встречаясь в пути и желая показать свои добрые намерения, подымали забрало стального шлема и снимали с руки железную перчатку...

В том же кодексе был ритуал служения «прекрасной даме». В честь любимых женщин сочинялись стихи, под их окнами исполнялись романсы. Чтобы заслужить расположение дамы, совершались благородные подвиги. И если рыцарь одерживал победу на турнире, то в присутствии сотен зрителей клал к ногам любимой женщины лавровый венок, а дама дарила ему на память шарф или перчатку: в знак признательности за мужество и мастерство, проявленные на турнире, в благодарность за честь, которую рыцарь оказал своей избраннице.

Древний кодекс служения даме в главных своих положениях не утратил нужности до сих пор. Ведь кодекс требовал, чтобы молодой мужчина доказал добрыми поступками, что он – сложившаяся личность, что во имя дорогой ему женщины он готов преодолеть любые трудности.

Рыцарская любовь возвышала женщину и требовала нравственного и физического самоусовершенствования от мужчины. Благосклонность избранницы считалась самой высокой наградой за преданность, риск и нешуточные усилия самоутверждения, которые проявлял человек, чтобы стать достойным...

Рыцарский кодекс служения даме требовал культуры любовных отношений, которая сегодня далеко отброшена «сексуальным взрывом». Люди, повторяем, не сделались от этого счастливей. Вот почему культура чувств, культура любовного и полового общения сегодня нужней, чем когда бы то ни было.

Культура чувств – это прежде всего «облагороженный половой инстинкт», когда человеку не все равно, как и с кем провести время, когда близость – очень важная часть общения, но не единственная, потому что мужчина, который любит, радуется родному голосу, бежит навстречу, завидя издали знакомую фигуру; нетерпеливо ждет, возможности поделиться новостями или вместе послушать только что добытую магнитофонную запись, спешит прочесть вслух сочиненные на рассвете, пусть не самые умелые, стихи. Мужчина, который любит, испытывает и глубокую ответственность за ту, которая ему доверилась.

Когда влечение – лишь одно из многих чувств, связывающих юношу с девушкой, то близость позволяет избежать разрушительной для души опустошенности, острой неудовлетворенности, которая может потребовать более сильных ощущений и раздражителей...

У А. С. Пушкина, в его трагедии «Борис Годунов», мы встречаем наставление умирающего царя своему сыну:
		О милый сын, ты входишь в те лета,



		Когда нам кровь волнует женский лик.



		Храни, храни святую чистоту



		Невинности и гордую стыдливость:



		Кто чувствами в порочных наслаждениях



		В младые дни привыкнул утопать,



		Тот, возмужав, угрюм и кровожаден,



		И ум его безвременно темнеет.








В период взросления гораздо легче ребятам увлеченным, тем, кто занимается спортом, музыкой, техническим и художественным творчеством, и тем, у кого обязанности по дому, когда нужно регулярно приводить в порядок квартиру, ходить за покупками, присматривать за малышами. У таких ребят – режим дня, заранее расписаны часы. Они уже умеют подчинять свое «хочу» команде «надо». У них меньше времени и сил уходит на расслабляющие эротические грезы и образы, невольно возникающие в воображении.

Дело в том, что, раздражая воображение эротическими мыслями и образами, человек тратит впустую много нервной энергии, плохо спит, наутро ему трудно сосредоточиться на повседневных делах. Именно в состоянии перевозбуждения, когда неуправляемые желания затмевают разум, человек нередко совершает поступки, о которых потом приходится жалеть. Вот почему необходимо держать свое воображение в узде.

Научиться управлять своим воображением может каждый в любом возрасте.

Прежде всего решите для себя, что вы готовы подчинить свои желания своему разуму. Здесь вам поможет самокоманда: «Я сильный человек. Я настоящий мужчина. Я подчиняю свои желания своей воле. Я держу в узде свое воображение»[2 - Подробнее см. статью «Что человек может?» в этом же сборнике, с. 417.].

Дальше: приучите себя к энергичным, мобилизующим действиям. Проснулись, ни минуты не залеживаясь, вставайте. Встали: проветрите комнату, сделайте интенсивную зарядку или, переодевшись, выйдите на улицу и пробегите ту дистанцию, которая вам по силам (естественно, что она постепенно должна увеличиваться). Затем – холодный или горячий душ.

Зарядку и душ полезно повторить вечером. И на все это не следует жалеть времени. Физическая нагрузка и холодная вода сберегут вам сон, а следовательно, и работоспособность.

Спать лучше всего на жесткой постели.

Укрываться лучше всего легким одеялом. Легкой, нестесняющей должна быть круглый год и одежда.

Такая работа над собой позволит вам укротить и подчинить своему разуму волну эротических желаний. Первая победа подарит вам уверенность в себе. Здоровый аскетизм до полного совершеннолетия позволит сформироваться вашим телесным и духовным силам, что послужит залогом ваших успехов на избранном поприще, залогом того, что вы сможете быть счастливы в любви и в семье, которую создадите.




Слово к девушкам


Существует ошибочное мнение, будто девушкам ранняя половая жизнь менее вредна. Ссылаются на то, что в ряде стран в 15–16 лет девушек уже отдают замуж. При этом смешивают сразу множество понятий. Существуют традиции, и существует физиология. В южных странах девушки созревают раньше. А в умеренной климатической полосе формирование женского организма завершается к 18–20 годам.

Беременность ранее этого возраста нередко задерживает физическое развитие девочки-подростка. Мы уже не говорим о том, каким нравственным ударом для нее и близких становится неожиданная и нежеланная беременность.

И потому – берегите себя.

Ваша молодость, обаяние, нравственная чистота – это ваше богатство. Его не следует разменивать на пятаки.

Не верьте, когда вам говорят, что «невинность нынче не в моде». Она всегда была и будет в моде – у тех, кто ценит нравственную и физическую чистоту.

И, услышав: «Недотрога!», не пугайтесь, а гордитесь этим. И оставайтесь недотрогой, пока не встретите самого главного в своей жизни человека и не убедитесь, что он любит вас также, как вы любите его.

О настоящей любви и большом счастье мечтает каждая девушка.

Счастье надо ждать, искать, за него нужно бороться. И близость, чудо соединения, слияния с самым лучшим и достойным, должна завершить ваши поиски счастья, а не служить началом этого поиска, который может привести совсем в другую сторону.

Бывает и взаимная любовь с первого взгляда, но реже, чем нам бы хотелось. Гораздо чаще за любовь принимают простое пробуждение желаний. И потому наверняка понадобятся выдержка и стойкость. И, быть может, долгое ожидание, но зато когда в вашу судьбу войдет достойный человек, который будет любить вас и которого полюбите вы, это вознаградит вас за все.

Конечно, каждый в молодости может ошибиться, приняв за любовь «порыв неопытной души» или доверившись человеку недостойному. Природа мудро создала женщину, которой нужно больше времени, чем мужчине, чтобы ответить любовью на любовь. Ей нужно больше времени на то, чтобы лучше узнать человека, разобраться в его достоинствах и недостатках, в том, умеет ли он любить.

И если рядом с вами появился: человек, которому вы готовы доверить свою судьбу, то, как бы хорошо вы к нему ни относились, какую бы симпатию он ни внушал окружающим и вам, попробуйте сами себе ответить на такие вопросы:

«Можно ли верить слову этого человека?

Готов ли он отказаться от дурных привычек? Или от привычек, которые мне неприятны?

Готов ли он поступиться своими интересами ради меня, ради моего спокойствия, моего благополучия, чтобы облегчить мое существование, если понадобится, хотя бы на время?

Готов ли он ждать? Если готов, то сколько?»




Пошлость


– морально-эстетическое понятие, характеризующее такой образ жизни и мышления, который вульгаризирует человеческие духовные ценности, низводит их до уровня ограниченно-обывательского понимания, принижает саму идею достоинства личности.

К многообразным формам пошлости относятся: ограниченность интересов, мелочность в действиях, прикрываемые высокопарными рассуждениями, превращение обывателями понимаемой «мудрости жизни», себялюбивого благоразумия в жизненный принцип; узкий кругозор, упрощенное понимание действительности; вульгарность во вкусах; отсутствие чувства юмора и ложная многозначительность; рабское подражание моде.

Пошлость означает и перенесение в теорию науки представлений обыденного мышления, вульгаризацию идей, высказанных в прошлом.

Понятие моды, несомненно, шире фасона туфель или стиля мебели – модными могут быть увлечения мистикой или животным магнетизмом, поклонение женщине и самоубийства от несчастной любви. Моды меняются, трагикомически или даже пародийно отражая рождение и уход подлинных ценностей. Моды меняются, неизменными остаются суть модников, мотивы их действий.

В написанном две тысячи лет назад «Сатириконе» римский писатель Петроний изобразил разбогатевшего вольноотпущенника Тримальхиона, который книг не читал, но тем не менее имел у себя в доме две библиотеки. Этот вольноотпущенник закатывал роскошные пиры, на которых, само собой разумеется, объедались и опивались до безобразия. Но хозяин не позволял гостям забывать о философии. В тот век модным было увлекаться идеями стоиков, рассуждать о морали Сенеки. И вот в разгар пира Тримальхион требует, чтобы в зал внесли... человеческий скелет. Не надо забывать, что жизнь, как учит Сенека, штука бренная. Мясо в доме Тримальхиона разрезали под музыку. Это было модно...

Тримальхион не умер – он появлялся в разные века под разными именами, усердно склоняясь к тому, что сообщало подобие социального или нравственного престижа, иллюзию значительности: к литературе, философии, религии, науке, точнее – к разговорам о них. И при этом играл в независимость, играл тем бесцеремоннее, чем глубже сидел в нем вчерашний раб.

Да, в то время когда Тримальхион развязно культивировал его идеи, Сенека уже не пользовался расположением Цезаря, но в поведении новоявленного «стоика» не было, разумеется, и тени социального бесстрашия. Вольноотпущенник хорошо понимал: к нему, как к Сенеке, император не пошлет центуриона с повелением убить себя. За что? За человеческий скелет? Разве что кто-нибудь высмеет (как и высмеял Петроний в «Сатириконе»). А большего он и не заслуживает, точнее – не хочет заслужить. Сама развязность, сама нарочитая пародийность его обращения к модным и в то же время неофициальным идеям заключала в себе нечто двойственное: позволяла играть в вольномыслие, не рискуя ничем существенным. Он тешил самолюбие шутовским вызовом. А высмеют – не страшно, даже хорошо: высмеяли – заметили, отвели определенную роль. Для актера же – все модники актеры! – нет большей беды, чем остаться без роли...

Тримальхион желал одного: не отстать от моды, но и не потерять в упоении ею роскошные поместья. Отсюда утрированно-пародийное вольномыслие, доходящее до фиглярства.

Задумаемся на минуту: почему новоявленные «богоискатели» начали украшать жилища иконами, распятиями, лампадами, стараясь, чтобы «религиозный интерьер» не перешагнул ту черту, за которой символам веры и надлежит висеть, если хозяева дома верят в бога открыто и честно.

Обилие чисто церковных вещей в неподобающих для них местах, не ставя под сомнение атеизм хозяев, являющийся у нас господствующим материалистическим воззрением, создает в то же время ряд тешащих самолюбие иллюзий, и в первую очередь эксцентричности мышления и образа жизни...

Но, надо полагать, будущий историк мод, коснувшись этой, отметит, что в отличие от самоубийств по образцу Вертера она была отнюдь не бескорыстной в самом четком, сугубо материальном смысле слова...




Некий кандидат неких наук, человек нестарый, лет тридцати, но заросший по нынешней моде бородой, во время летнего отпуска задумал посетить с товарищем и двумя очаровательными особами на «Жигуленке» ряд деревень Горьковской, Ярославской областей, где живут староверы. Неподалеку от очередной деревеньки джинсы или шорты, в зависимости от погоды яркая рубашка или замшевая куртка менялись на нечто старинное, домотканое и уже ветхое, раздобытое у столетнего московского дворника. И в селе появлялось странное, дико одетое бородатое существо, объявлявшее себя старовером, которого община послала собирать иконы. Старики и старухи доверчиво выслушивали рассказ о церкви, уничтоженной «огненной бедой», и несли, несли иконы... В недальнем лесу, умирая от хохота, ожидала «старовера» веселая компания, и долго «Жигуленок» колесил по дорогам двух областей, пока его не остановили!

В беседе с должностными лицами молодой бородач четко объяснил, что маскарад этот понадобился ему для того, чтобы окупить расширяющие кругозор поездки по родной стране. Я несколько огрубляю его текст: он говорил не «поездки», а «путешествия», «странствия», утоляющие жажду познания страны, ее истории, ее людей. Оставалось неясным, почему утоление интеллектуально-духовной жажды бородача должны оплачивать старухи и старики. Видимо, он полагал, что для людей набожных делать доброе дело естественно.

В мотивировке «окупить странствия» трезвый экономический расчет и возвышающая иллюзия наивно-цинически сжаты воедино. Это, так сказать, «чистый случай», где сквозь полупрозрачную личину хорошо видно подлинное лицо явления. Большинство же случаев отнюдь не столь чисты: порою маска наглухо, наподобие старинного забрала закрывает лицо, порою же лицо выступает с бесстыдной откровенностью, без маски. И хотя для нас особенно интересен именно первый вариант, уделим – для более полного понимания ситуации – известное внимание и второму.

При аресте члена Союза журналистов Н. у него было обнаружено около четырехсот икон, крестов, риз. Были у Н. и две автомашины – видно, часть икон он успел обратить в деньги. Теперь стояла на очереди кооперативная квартира, о чем он и поведал с подкупающей откровенностью, когда поинтересовались, почему в составленном им списке икон стоят возможные, ориентировочные цены. «Подсчитывал...»

Письменные показания Н. весьма любопытны. Вот он повествует:

«Икону «Образ Христа Спасителя» я раздобыл в деревне Пироговке Шосткинского района Сумской области. Я осматривал там местную церковь и познакомился со старостой церкви Кондратием. Он подарил мне семь икон. Я купил ему в виде благодарности 1 литр водки, а его жене подарил шарф».

Читаем дальше:

«Икону «Иоанн Креститель» я нашел в городе Зубцове Калининской области. Поп местной церкви отец Николай подарил мне шесть икон, за что я ему подарил импортную газовую зажигалку. Иконы ему были не нужны, а зажигалка попа очень заинтересовала».

Однако и самого Н. хорошая зажигалка интересовала отнюдь не меньше. Поэтому, читаем мы в его показаниях, в дальнейшем «одну икону я обменял на зажигалку у художника В.».

Путешественники минувших веков рассказывают, что у дикарей островов Океании были заветные вещи, которые они не обменивали даже на зеркальца и бусы, – это то, что имело отношение к их богам... И если сегодняшней безнравственности нужна эмблема, то ею может стать «импортная газовая зажигалка».

«Крест в металлическом окладе я получил от попа Ржевской церкви: я подарил ему отрывной настольный календарь и выслал ему из Москвы розовое масло для кадила».

В Московском городском суде нас познакомили с десятками томов уголовных дел, из которых явствует, что скупкой, обменом, перепродажей икон и крестов занимались в последнее время и журналист, и работник искусств, и сотрудник научно-исследовательского института наряду со слесарем-сантехником, грузчиком овощного магазина и лицом без определенных занятий. Я начал этот перечень с людей, по видимости интеллигентных, но это вовсе не означает, что мы перешли к варианту закрытого забрала, – нет, это то же, ничем «возвышенным» не прикрытое, бессовестное лицо.

Иконоискатели двинулись на старые церкви и деревни Севера. Выламывают в соборах изображения апостолов, выклянчивают у старух черные доски, суя в столетние ладошки ассигнации трехрублевого достоинства, выменивают у попов и церковных старост.

Нравы «иконного Клондайка» хорошо обрисовывает дело Миляева, Силина и Покровского, разбиравшееся в одном из районных судов столицы. Тут кража икон из молитвенного дома, деревни Утечино Горьковской области, лихие автомобильные налеты на села Калининской, Ивановской, Ярославской областей, кутежи, сопровождавшие перепродажу икон. Кто же они, Миляев, Силин, Покровский? Последнее место работы Миляева – водная станция «Хлебниково», инструктор-методист (до этого он успел побывать и в шоферах, и в лаборантах и получить четыре судимости за воровство и мошенничество). Силин подвизался в некоем комбинате в Серпухове мастером-технологом. Покровский был шофером.

Как явствует из этой краткой характеристики, никто из них непосредственного отношения ни к русскому искусству, ни к искусству вообще никогда не имел. Деньги, нажитые на «религиозном Клондайке», позволили Миляеву подарить любимой женщине кольцо с бриллиантом в пять каратов и шубку норковую, купленную на пушном аукционе за десять тысяч рублей. Женщинам, менее любимым, он дарил золотые кольца с камнями и самовары...

На «Клондайке» порой разыгрываются сцены, достойные детективных кинофильмов. Икона загадочна для непосвященного человека, поди догадайся, кто и когда ее писал и почем – самое существенное! – ее торговать. Ее несут к реставратору, а реставратор не дурак, он хорошо понимает ситуацию. Он убеждает: «Художественной ценности не имеет», – покупает, иногда действительно реставрирует и перепродает раз в десять дороже.

Ну вот хотя бы чем не «клондайковский» сюжет: реставратор К. покупает у Миляева и Силина икону, снимает верхние слои и обнаруживает, что это подлинный мастер «круга Дионисия». Восторг его велик, он оповещает об открытии, и через несколько дней к нему в мастерскую входят те же Миляев и Силин с третьим дюжим молодцем, валят реставратора наземь, бьют по голове, отбирают икону, и исчезает подлинный мастер «круга Дионисия» бесследно, будто увиден был во сне.

В суде – слушалось подобное же дело – наблюдал я за двумя «золотоискателями»: они находились за деревянным барьером, под охраной. Один был постарше, видно, бывалый, в лице полнота покоя и потаенная жестокость. Второй – молодой, даже юный, нескладный, с несчастными глазами дрессированной обезьяны. И вот бесстрастное лицо первого исказила гримаса, застывшая на минуту, отчего показалось, что надели на него деревянную маску, когда из показаний экспертов стало ясно, что икона, которую у него купил юный соратник за пятьсот, стоит на самом деле раз в десять дороже. Он попытался успокоиться, не сумел и начал душить второго. И тому посчастливилось, что рядом, повторяю, была охрана...

Крупные самородки, конечно, на «Клондайке» редкость, обыкновенно иконоискатели довольствуются и золотыми песчинками. (Это не метафора, подсчитано, что на сегодняшнем «черном рынке» «обычная» икона ценится в десять граммов золота.)

Песчинки эти, как мы видели, дельцы обращают в «живые деньги», в «сиюминутные ценности» – автомашины, дачи, норковые шубы, кооперативное жилье, – торгуя иконы иностранцам и соотечественникам, тем из них, кто полагает для себя несолидным выламывать, вымаливать, выменивать и в то же время хочет иметь. Ибо стена, которой коснулось наше повествование в самом начале, не только создает иллюзию эксцентричности мышления и образа жизни или является шутовским вызовом чему-то, – нет, суть ее более реальна. Это – золото, которое можно у себя безбоязненно держать и умножать потому, что, по известному закону метаморфоз, оно не подпадает под статьи Уголовного кодекса, толкующие об ухищрениях с ценными металлами. Это – золото, которое можно окружить меланхолической дымкой этических и эстетических иллюзий. Это – нечто, имеющее ценность абсолютную, не зависимую от капризов быстротекущего мира. Это – золото даже тогда, когда перед нами иконы, не обладающие художественной ценностью.

Однажды я заметил тому, кто показал мне подобные иконы: «Религиозный ширпотреб», – он тонко в ответ улыбнулся: «Антиквариат двадцать, первого века». Человек думает о детях и внуках. Найдена чудесная форма капиталовложения: красиво, возвышенно и доходно.

Как тут не вспомнить гениальную мысль Маркса об идеализме частной собственности, склонном к фантазиям, прихотям, причудам: и вообще, чем больше углубляешься в эту «фантазию», в эту «прихоть», в эту «причуду», тем отчетливее сознаешь неувядаемую и нестареющую мудрость Марксовых толкований тончайших этических и психологических аспектов частной собственности. Мне хочется сейчас напомнить читателю два определения. Торговец минералами не чувствует красоты камней, он поглощен меркантильными соображениями и лишен минералогического чувства. Человек, находящийся под властью частной собственности, может наслаждаться вещью лишь тогда, когда обладает ею.




Правосознание


– совокупность правовых взглядов людей, выражающих оценку действующего права, существующего общественного и государственного строя, правомерность или неправомерность поведения граждан.

Давайте сами, без специалистов, которые, безусловно, знают все и обо всем, разберемся, что же означает ненаучное, житейское толкование слова «правосознание»?

Обратимся к школьному учебнику истории.

Рабовладелец знал, что люди, работающие на него, принадлежат ему, как вещи. То есть, переводя на наш, современный язык, человек был собственностью другого человека, как портфель, ручка или куртка, в которой вы ходите в школу. Значит, этот странный, по нашим понятиям, человек – рабовладелец – чувствовал, что другой человек принадлежит ему по праву. И поэтому рабовладелец обладал правосознанием рабовладельца, и его личное правосознание было подтверждено социальной структурой общества, в котором были рабовладельцы и рабы, охранялось законами этого общества.

Точно так же, продолжая дальше путешествие по страницам школьного учебника истории, мы выясним, что правосознание крепостного крестьянина отличалось от правосознания помещика: один не имел никаких социальных прав, другой имел право заставить работать крепостного на себя, требовать от него выполнения этой работы и даже продать его.

Точно так же отличалось правосознание рабочего от правосознания работодателя.

И так далее, и так далее...

Выходит, что слово «правосознание» редко употребляется нами в жизни, а понятие это нам хорошо знакомо. Каким образом формируется правосознание в нашем обществе, где, как известно, нет классовых противоречий, где законы страны и Основной Закон – Конституция – равны для всех? И от чего зависит, каким будет правосознание человека?

Давайте заглянем теперь в специальный, юридический, словарь.

«Правосознание», – сказано там, – совокупность взглядов, выражающих отношение людей к праву».

«Совокупность...», «взгляды...», «отношения...». Не слишком ли все мудрено? Вы даже можете недоуменно пожать плечами: «Что же это такое? Что-то не припомнится, чтобы я когда-нибудь «выражал свое отношение к праву»! История историей. Там все объяснено. Ну а у нас, сегодня?»

Человек не задумывается о том, что дышит. Просто дышит – и все. Точно так же мы каждый день, каждый час, можно сказать, каждую минуту выражаем собственное отношение к праву, не задумываясь об этом. То есть обладаем тем или иным правосознанием.

Давайте вспомним свой самый первый школьный день. Что было в то первое сентября? Цветы в руках, новенькие учебники в портфеле, школьный класс, в который входишь, как в новую, неизведанную страну. Что произошло с вами в тот самый первый школьный день? «Начали учиться?» – правильно. «Впервые вышли к доске?» – правильно. «Открыли новенький учебник и тетрадь с пустыми еще страницами?» – правильно. Все правильно. Но в этот же самый день вы впервые осуществили право на образование, гарантированное Основным Законом нашей страны – Конституцией СССР. Ну а допустим, вы бы отказались осуществить свое право на образование? Вас бы заставили это сделать, потому что вы не только пользуетесь правом учиться – в то же самое время вы осуществляете свою гражданскую обязанность. Пожалуй, только у нас в стране образование – и право и обязанность человека.

Вы стоите на тротуаре. Зажигается зеленый свет, и вместе со всеми вы переходите на другую сторону. Тем самым вы выполняете предписания правил уличного движения. А бывает и так: чтобы сэкономить пару минут, вы мчитесь на красный свет, заставляя волноваться водителей и работников ГАИ. Значит, вы действенно проявляете неуважение к этим правилам.

Вы покупаете в магазине тетрадь, ластик и карандаш. Но вам и в голову не придет, что в данный момент вы совершаете сделку «купли-продажи», то есть вступаете в правовые отношения с торгующей организацией.

Примеров таких множество. Вы можете сами расписать хотя бы один свой день и увидите, как постоянно вы выражаете свое отношение к праву. Потому что вся жизнь человека в обществе построена на правовых отношениях.

«Но неужели все так просто? – удивитесь вы. – Да и зачем нам знать, что, например, покупая в магазине тетрадь, мы вступаем в «правовые отношения с торгующей организацией»?»

Однажды герой Мольера, господин Журден, сделал открытие, что он живет на свете сорок лет и не знает, что говорит прозой.

Но в наше время жить «до сорока лет» и не знать, что ты живешь в атмосфере правоотношений – непозволительная роскошь. Поэтому лучше будет, если осознать это в юности. Почему? Да потому, что в жизни постоянно встречаются такие ситуации, когда твое личное правосознание станет показателем и твоей гражданской позиции, и твоей нравственной зрелости.

Вот разберем такой пример.

Восьмиклассники Сергей С. и Александр П. вечером пошли гулять по улице, и около магазина их остановили двое парней, чуть постарше их: Игорь Д. и Андрей Т.

– Дайте двадцать копеек! – потребовали уже выпившие до этого Игорь Д. и Андрей Т. от восьмиклассников. – На бутылку не хватает.

Сергей сказал, что денег нет. Тогда Игорь Д. начал бесцеремонно шарить по карманам Сергея, а Андрей повел Александра П. за угол магазина и сказал, чтобы тот снимал часы, если у него нет двадцати копеек. Александр П. отдал рубль.

По улице шли прохожие, видели эту сцену, спросили у ребят, что происходит, и тогда Сергей обнял за плечи Игоря, сказал, что ничего не происходит, просто встретились с приятелями и мирно разговаривают.

Когда потом, на суде, его спросили, почему же он не позвал на помощь прохожих, почему не обратился в милицию, которая, кстати, находилась через дом от магазина, он ответил, что «ничего такого не происходило», что обыскать человека на улице, потребовать «двадцать копеек» – это не преступление, как он думал, а просто «шалость».

Но это потом, на суде... А в тот вечер, отобрав у приятеля Сергея – Александра П. – рубль, Игорь Д. и Андрей Т. купили еще одну бутылку вина и через час совершили тяжкое преступление.

Правосознание подразумевает прежде всего знание законов. Но пусть даже Сергей не знал, что действия, предпринятые Игорем Д. и Андреем Т., Уголовным кодексом РСФСР квалифицируются по статье 145: «Открытое похищение имущества граждан наказывается лишением свободы на срок до трех лет...» Он не мог не чувствовать, что встреченные ими у магазина ребята совершают проступок, не укладывающийся в рамки нравственных взаимоотношений в обществе, он мог и обязан был пресечь преступление Игоря и Андрея, тем более что происходило это в людном месте, на глазах у прохожих.

Но правосознание ребят оказалось не на высоте, и только это позволило Игорю Д. и Андрею Т. не только игнорировать нравственные установки общества, но и грубо нарушить закон.

Очень часто мы считаем, что нарушение законов происходит оттого, что люди, особенно те, кто не достиг возраста совершеннолетия, не знают законов.

Но и юрист-ученый, и опытный судья не могут знать все законы, и поэтому они считают не зазорным для себя заглянуть в кодекс. Тем более что кодекс – он не только уголовный (как, наверное, некоторые считают), есть и кодекс гражданский, и трудовой, и брачно-семейный, и многие-многие другие. И мы больше чем уверены, что именно к этим кодексам, а не к уголовному, вам придется больше всего обращаться в своей жизни. Тем более будет вам известно, что и в судах уголовные дела занимают незначительную часть всех рассматриваемых дел.

Знать все статьи всех кодексов невозможно. Да и не нужно. Ведь парень, столкнувшийся со скамьей подсудимых, знает лучше, чем его ровесник, никогда не совершавший преступления, уголовный кодекс, по крайней мере ту статью, по которой ему пришлось держать ответ. Но означает ли это, что его правосознание выше? Ответ напрашивается сам собой.

Значит, правосознание означает не только знание законов, но и их уважение, сознательное следование их предписаниям. Вряд ли Андрей Т. и Игорь Д. шли на преступление, думая, что это «шутка», «безобидная шалость».

Вы обратили внимание, когда появляются в подъездах настенные надписи, в том числе и неприличные? Как правило, тогда, когда никто не видит. Почему? Да потому что те, кто их пишет, прекрасно знают, что делать этого нельзя. Конечно, о правосознании таких вот «художников» говорить не приходится.

Конечно, в жизни бывают ситуации, когда не всегда, легко избрать тот или иной метод поведения, а специальной юридической литературы под рукой не окажется, да и – главное – времени листать ее не будет.

Допустим, вы видите, что поздно вечером группа хулиганов пытается ограбить незнакомую девушку. Что делать? Их много – вы один. Идти звать милицию? Но пока будешь ее искать, преступление может уже совершиться. Или вступать в поединок, несмотря на то что ты оказываешься в элементарном численном меньшинстве? А насколько сильным может быть твое вмешательство: не причинишь ли ты тем самым физический ущерб нападающим?

Что же делать? Надо поступать так, как подсказывает тебе твоя совесть и здравый смысл, – закон будет на твоей стороне, ведь ты идешь на помощь другому человеку.

В Основах уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик есть особая статья – 14. Она формулируется так: «Крайняя необходимость» и звучит: «Не является преступлением действие, хотя и подпадающее под признаки деяния, предусмотренного уголовным законом, но совершенное в состоянии крайней необходимости, то есть для устранения опасности, угрожающей интересам Советского государства, общественным интересам, личности или правам данного лица или других граждан, если эта опасность при данных обстоятельствах не могла быть устранена другими средствами и если причиненный вред является менее значительным, чем предотвращенный вред».

Этот пример мы привели потому, что он показывает, что в нашем законе заложены моральные требования общества, то есть нормы морали и права не находятся в противоречии, а взаимосвязаны. Что законно, то нравственно. Недаром Уголовным кодексом РСФСР и других союзных республик предусмотрено наказание за вроде бы просто безнравственные проступки, например, неоказание помощи при стихийных бедствиях, врачом – больному и т. д.

Вот почему правосознание подразумевает активную нравственную позицию, и наши знакомые, восьмиклассники Сергей С. и Александр П., хотя и предстали на суде в качестве потерпевших, являются нравственно несостоятельными.

Правосознание советского человека само по себе требует проявления высшей нравственности, и человек безнравственный не может иметь высокое правосознание.

Когда нацисты в Германии решили начать открытые выступления против рабочего класса, они сфабриковали судебное дело о поджоге рейхстага. Одним из обвиняемых был болгарский коммунист Георгий Димитров. Димитров отказался от адвоката, зная, что и тот будет заодно с нацистами. Димитров продемонстрировал блестящий образец самозащиты на суде. Болгарский коммунист не только защищал себя, он обвинял нацистское правосудие, его продажную сущность.




Правосудие


– суд, судебная деятельность государства; юстиция.

Люди искали истину и пытались установить справедливость во все времена истории. Из глубины веков дошел до нас образ Фемиды, покровительницы правосудия. Молодая красивая богиня держит в одной руке меч, в другой – весы. Глаза ее закрыты повязкой. Все это символизирует беспристрастное, справедливое правосудие. Однако не всегда Фемида была беспристрастна. В эксплуататорских обществах суд служил и служит орудием угнетения людей, аппаратом, защищающим интересы правящего класса.

Таких примеров история знает бесчисленное множество. Перед первой мировой войной от руки наемного убийцы пал основатель французской газеты «Юманите» Жан Жорес, активный борец за мир. Убийца, некто Виллен, был задержан. Однако суд состоялся лишь спустя много лет, и он оправдал убийцу, объясняя это тем, что Виллен действовал под влиянием неких патриотических чувств. Ясно, что убийство Жореса было запланировано теми, кто был против его смелых выступлений за мир, кто заранее был уверен, что суд в стране не будет препятствовать грязному делу.

Народы мира, и прежде всего наша страна, сумели восстановить справедливость и покарать фашизм. Знаменитый Нюрнбергский процесс, состоявшийся в 1945 году, справедливо осудил главарей фашистской Германии. И что интересно: суд судил судей. Среди военных преступников оказались служители нацистского правосудия, пославшие тысячи людей в концлагеря и крематории. Настанет день, и нынешним чилийским служителям «законности» будет воздана справедливая кара. История рано или поздно выносит свой справедливый приговор.

В условиях социалистического общества суд есть истинно демократический аппарат, он служит интересам трудящихся. Демократизм его начинается с самого важного положения: правосудие осуществляется судом, и только судом. Что это означает? Допустим, вы с приятелем шли по улице и увидели, как хулиган избивает прохожего. Ваш гражданский долг встать на защиту невинного человека, задержать правонарушителя, доставить его в милицию. Но ни вы, ни ваш друг, ни дежурный милиционер, ни следователь, ведущий расследование, не вправе признать хулигана виновным в совершении преступления или – еще хуже – тут же наказать его.

Человек может быть признан виновным и наказан только по судебному приговору.

Все судебные дела в нашей стране рассматриваются не иначе как коллегиально. Судья и два народных заседателя – вот первая инстанция, которая осуществляет правосудие на основе советских законов. Судьи и народные заседатели выбираются народом, который предъявляет к ним самые высокие требования. Если представитель правосудия не оправдает доверия своих избирателей, он может быть отозван со своего высокого поста. Судья избирается сроком на пять лет, народные заседатели избираются чаще. Это обусловлено стремлением привлечь к работе в органах правосудия широкие народные массы.

Народный заседатель участвует в процессе наравне с судьей. Он вправе исследовать обстоятельства дела, задавать вопросы, а главное, от его мнения зависит приговор суда. В случае разногласия выносится тот приговор, за который проголосовали оба заседателя. Таким образом, институт народных заседателей коренным образом отличается от суда присяжных в ряде буржуазных стран. Ибо суд присяжных имеет прежде всего классовую основу, выражает мировоззрение имущего класса, его нормы и мораль. Суд присяжных решает лишь вопрос о виновности подсудимого, а не определяет степень вины и наказания.

У нас в стране народные заседатели: рабочие, колхозники, служащие – осуществляют правосудие, основанное на справедливых и гуманных советских законах.

Кроме народных заседателей, в процессе могут участвовать общественные обвинитель и защитник.

Право на общественного защитника имеет тот, кто своим трудом, поведением в коллективе заслужил это. Право же на судебного защитника, то есть адвоката, имеет каждый. Защита на суде решает те же задачи, что и обвинение, – добиваться истины и справедливости. Адвокат не выгораживает обвиняемого, не пытается представить его перед судом эдаким ангелом, не взывает к милости. Он находит те обстоятельства, факты, мотивы преступления, которые позволяют лучше понять дело, вынести более мягкий приговор.

У адвоката в нашей стране большие права. Он встречается с обвиняемым, изучает его дело. Адвокат может заявлять отвод следователю, прокурору, судье. Он имеет право представлять на процесс свои доказательства, если сомневается в выводах обвинения. А всякое обоснованное сомнение толкуется в пользу обвиняемого. Здесь вступает в силу один из важных демократических принципов уголовного судопроизводства – презумпция невиновности, согласно которой каждый гражданин признается невиновным до тех пор, пока не будет доказано обратное – его вина.

На процессе адвокат произносит речь, в которой говорит не только о соблюдении законности и подчеркивает не одну лишь юридическую сторону дела. Речь адвоката имеет нравственное, социальное звучание. Она отстаивает не просто интересы правосудия, но и принципы гуманизма и потому часто относится не только к конкретному судебному делу, но и несет в себе высокий публицистический заряд. Недаром речи лучших адвокатов издаются специальными сборниками.

Другие функции у прокурора, олицетворяющего надзор над точным и неукоснительным исполнением законов. Адвокат на суде защищает, прокурор обвиняет. Однако и тот и другой преследуют одну цель – установление истины и справедливости. На прокурора возложена большая власть. Прокуратура осуществляет общий надзор над деятельностью министерств, ведомств, предприятий, учреждений, над исполнительными органами местных Советов народных депутатов, над должностными лицами и гражданами.

Специальный надзор прокуратуры – это работа в области судопроизводства. Прокурор участвует на всех этапах суда, начиная с расследования и кончая исполнением приговора. Занимается прокуратура, так же как и адвокатура, гражданскими делами. Долг прокурора – следить за правильностью действий следствия, за тем, чтобы привлечение к уголовной ответственности было всегда обосновано.

Не всегда подозреваемый или обвиняемый в ходе следствия лишается свободы. Но когда возникает в этом необходимость, арестовать человека можно только с санкции прокурора.

Несколько лет назад девушка из Новосибирска Надя М. была арестована милицией по подозрению в краже меховой шапки. Никаких веских доказательств, серьезных доводов в райотделе милиции ей не предъявили. Однако девушку более двух суток продержали под стражей. Когда об этом узнал прокурор района, он дал немедленное указание освободить Надю и потребовал наказания виновных. В данном случае речь шла о грубом нарушении закона. Незаконный арест – это не просто лишение свободы, но и тяжелая моральная травма человеку. Так же как и незаконный обыск. Вот почему мы всегда с особым уважением, с глубокой верой относимся к прокурору, человеку, чьей властью можно установить справедливость. И этой же властью можно пресечь преступление или поддержать перед судом обвинение в адрес преступника, основанное на доказательствах веских и убедительных.

Прокурор активно участвует в ходе суда. Он осуществляет надзор над работой процесса, предупреждает судебные ошибки, если таковые возникают. Однако при всей власти прокурор не может диктовать суду своих требований. Каковы бы ни были его полномочия, демократический принцип нашего правосудия остается в силе. Суд и только суд может вынести приговор обвиняемому.

Обвиняемым признается тот, в отношении кого вынесено постановление о привлечении его в качестве обвиняемого. Но нужно помнить: обвиняемый еще не есть виновный. Разумеется, против него собраны следствием доказательства, однако у него есть права, дающие возможность защищаться от предъявленного обвинения. Он имеет право давать показания. Да-да, это есть право, а не обязанность. Принуждать обвиняемого к даче показаний – значит нарушать закон. Обвиняемый вправе предъявлять суду свои доказательства, требовать вызвать дополнительных свидетелей, иметь защитника и т. д. Наконец, обвиняемый, представший перед судом, имеет право на последнее слово.

Обвиняемый имеет и серьезные обязанности. Он должен являться по вызову следователя, прокурора, суда, не мешать установлению истины, соблюдать порядок судебного заседания, ибо он предстал перед высшим судом, судом народа.

Советский суд рассматривает и гражданские дела. Это одна из важных его функций – охрана гражданских прав. Каждый человек связан с другими, с государством сложной системой отношений: брачными узами, договорами о купле-продаже, жилищном найме. Иногда в процессе его трудовой деятельности может возникнуть спор с администрацией. Советский суд стоит на страже авторских прав, охраняет личное достоинство граждан, слушает дела о разводах, может лишить нерадивых родителей права воспитывать ребенка. Заставить сына (дочь) помогать престарелым родителям. Все это и многое другое решает наш, советский суд.

«Встать, суд идет!» – эти слова произносятся перед началом каждого судебного заседания и перед тем, как будет оглашен приговор. Зал встает. Это знак уважения к суду, доверия людям, избранным вершить правосудие, осуществлять принципы гуманизма и справедливости.

Правосудие призвано не только вершить суд над теми, кто преступил закон. Оно охраняет гражданские права граждан, а значит, и твои, человек, вступающий в жизнь. С революцией пришло к каждому человеку нашей страны право на образование, отдых, бесплатное медицинское обслуживание. И наконец, право на труд, свободный выбор профессии и, следовательно, жизненного пути.

В нашей стране созданы правовые инспекции, которые осуществляют надзор за соблюдением трудового законодательства, в том числе и положений, законов, охраняющих права подростков.

Для того чтобы молодой человек быстрее адаптировался к новой, производственной жизни, для него государством установлены специальные льготы. Одна из них – сокращенный рабочий день.

Естественно, что юноша и девушка, пришедшие на фабрику, завод, имеют вначале слабые навыки в избранной ими профессии. Вот почему закон запрещает администрации устраивать новичкам какие-либо испытательные сроки, проверки профессиональных качеств. Напротив, к каждому подростку прикрепляется наставник, который старается внимательно и чутко повести молодого человека в мир его первой профессии, сделать из него мастера своего дела. Подростком пришел на ленинградское объединение «Металлический завод» Миша Ромашов. Это были тяжелые послевоенные годы. Казалось бы, разве до того было, чтобы возиться с мальчишкой, который доставал до шпинделя токарного стайка, лишь когда вставал на деревянный ящик. Но одна из славных традиций Металлического завода – воспитание новой рабочей смены. Прошли годы, и Михаил Ромашов возглавил первую в нашей стране бригаду коммунистического труда. Это о ней, этой бригаде, замечательный советский драматург Николай Погодин написал пьесу «Цветы живые». Спросите у любого из прославленных людей, что помогло им обрести себя, достичь вершин мастерства, и они ответят – забота Родины.

Конечно, бывает, что подростка, пришедшего на завод, встречают холодно, равнодушно. Или одним росчерком пера за малейшую провинность увольняют с работы. Дескать, «что нам со всякими возиться!». Однако существует порядок: даже если подросток совершил серьезный проступок, он не может быть уволен без ведома профсоюза и комиссии по делам несовершеннолетних, которая постарается принять все меры, чтобы молодой человек не оказался предоставленным самому себе.

Можно приводить еще много примеров того, как государство охраняет права молодых. Но суть их всех сводится к следующему: в основе нашего правосудия лежат такие законы, которые помогают каждому стать полноправным гражданином своего Отечества, найти свое место в жизни, призвание и признание.




Предательство



– нарушение верности общему делу, требований солидарности, измена классовым или национальным интересам, переход на сторону врага, умышленное совершение действий, враждебных общему делу и выгодных его противникам.

Предательство, измена... Не правда ли, какие это страшные слова? Наверное, если бы слова имели цвет, соответствующий их смыслу, эти окрасились бы в багрово-черное.

Если бы в ряд, увы, многочисленных человеческих пороков поставить измену, то первое, что приходит в голову, – это измена на войне, в бою, в поединке с врагом, когда трус, спасая свою жизнь, изменяет Родине, товарищам, воинской присяге.

Но мы сейчас прежде всего рассматриваем личность отдельного человека в преломлении древнего изречения: «Познай самого себя» – и поэтому поговорим об одной страшной измене – измене самому себе. Что это значит? Чтобы понять суть этой измены, обратимся вот к какому примеру. Расскажем –




Притчу о белом мраморе


В далекой горной стране среди молчаливых серых утесов летает заблудившийся ветер, и вот что можно узнать, если внимательно прислушаться к его голосу...

Много лет назад шел по пустынной дороге юноша. За плечами у него была котомка, полная бедности, а в груди его билось сердце, отданное Любимой.

И долог, неисповедим был путь юноши к той, которой принадлежала его жизнь.

Он ушел из страны по решению старейшин. У юноши были руки замечательного мастера: из глины и камня делал он сосуды для вина, чаши для пищи, украшения для женщин. И все это раздавал людям. Искусны, поразительны были его изделия – получая их, скупец становился добрее, у лжеца проходило желание лгать, угрюмый невольно улыбался, ленивец тянулся к работе, и самая некрасивая женщина, надев бусы, сделанные юношей, становилась прекрасной.

Но знали мудрые старцы, правители страны, что гораздо большего может достигнуть юноша и тем самым принести высокую радость и себе и людям. Собрались они на совет, а дотом сказали юноше свое решение:

– Иди! Ждут тебя испытания и великий труд. В дальних странствиях ты найдешь белый волшебный мрамор, выточишь из него статую своей любимой, вернешься с нею к нам, и только тогда мы благословим ваш союз.

Ибо знали они, что только дальние дороги, страдания, вечный труд и думы на чужбине делают мастера настоящим художником. Если, конечно, художник истинный.

...На четвертый год своих скитаний в диких горах нашел юноша глыбу белого благородного мрамора. Взглянул на нее и увидел свою Любимую – предстала она перед ним как живая, воплощенная в холодном камне. Огнем вдохновения вспыхнуло сердце Юноши, загорелись руки жаждой деятельности.

Но не было у юноши резца. И пошел он к кузнецу.

– Хорошо, – сказал кузнец, – но за это ты должен будешь год отработать у меня подручным.

– Год слишком долго, – вздохнул юноша.

– Тогда, – сказал кузнец, – сделай из своего мрамора ошейник для моей любимой собаки.

Подумал юноша и выбрал не год труда, а ошейник для любимой собаки кузнеца – он очень спешил к своей Любимой.

Скоро был готов резец. Им сделал юноша из мрамора искусный ошейник для собаки кузнеца. Красив, диковен, необычен был этот ошейник. Многие люди приходили посмотреть на него. Дивились. Качали головами. Правда, этот ошейник не могла носить любимая собака кузнеца – она в нем задыхалась. Но кузнец был доволен: он стал знаменитым.

И начал юноша вытачивать из белого мрамора образ своей Любимой. Но тут понял он, что нужна ему натурщица, чтобы воплотить в мраморе линии женского тела. Пошел он на базар и нашел там девушку, фигура которой была похожа на фигуру его возлюбленной.

– Будь моей натурщицей, – сказал он ей.

– Я буду твоей натурщицей, – сказала девушка, – но за это иди ко мне в услужение: будешь делать у меня всю черную работу.

– Нет! – сказал юноша и нахмурился: он знал, что уже известен среди людей как искусный мастер. Так пристало ли ему быть черным рабочим!

– Хорошо, – сказала девушка, – я буду твоей натурщицей. Но за это полюби меня хоть ненадолго.

Подумал юноша и согласился. Увела его девушка в свой дом, а наутро стала его натурщицей.

Девушка позировала ему, и он работал.

Прямо среди скал, под палящим солнцем вытачивал он из мрамора свою Любимую. Под его волшебным резцом появлялась дивная женская фигура.

О замечательном мастере разнеслась слава по всей стране, и многие люди приходили посмотреть на его работу. Они приносили юноше кто чем был богат: лепешку хлеба, горсть горячих каштанов, меру кислого прохладного вина – так люди платили юноше за радость и восхищение.

Пришел день, когда юноша стал вытачивать из мрамора лицо своей Любимой. И тут в смятении обнаружил он, что стерлись в памяти черты ее единственного лица, а под его резцом появляется лицо натурщицы.

«Это все от солнца, – подумал юноша. – От усталости, от плохой пищи. Мне нужны помощники и хорошая мастерская». И отправился он к Правителю той страны, в которой нашел мрамор.

– О Правитель! – сказал он. – Ты мудр и щедр. – Юноша низко поклонился. – Дай мне помощников и мастерскую, чтобы я мог закончить свою работу. Это благодеяние прославит тебя среди других народов как покровителя искусства.

– Я слышал о тебе. – Правитель ненадолго задумался. – Ты получишь лучшую мастерскую, чужеземный мастер, – сказал он и сделал знак рукой, чтобы отрубили голову его придворному скульптору. – У тебя будут умелые помощники, ты будешь жить в роскошном дворце, ты станешь богатым, ты получишь ключ от моего гарема, ты будешь желанным гостем на всех моих празднествах. И ты закончишь свою работу. Но сначала...

– Я слушаю тебя, Правитель, – юноша поклонился еще ниже.

– Сначала из своего мрамора ты сделаешь мой бюст, – сказал Правитель и улыбнулся.

Юноша подумал немного и согласился.

Стал он жить в роскошном дворце, и ему прислуживали молчаливые слуги. У него теперь было много денег, и он сшил себе яркие одежды. Он ездил в сверкающем экипаже, и люди в страхе разбегались перед ним, потому что на экипаже красовался ненавистный герб Правителя как знак верноподданничества. Вместе с Правителем юноша ездил на охоту, принимал участие в кутежах и сочинял законы.

Глыбу белого мрамора перевезли в огромную мастерскую, и там под руководством юноши десятки помощников вытачивали бюст Правителя.

И наконец бюст был готов. Его торжественно привезли во дворец. В пустынном зале в последний раз юноша осмотрел бюст Правителя – и ужаснулся... Бюст был мертв. Даже искра вдохновения не озаряла его. В страхе сжалось сердце юноши – он испугался гнева Правителя.

Но гнева не последовало: к тому времени Правитель умер, бюст свезли на свалку, а юноша получил новый заказ – выточить статую нового Правителя.

Юноша пришел в мастерскую, и смятение наполнило его – волшебного белого мрамора не было: он весь был истрачен на бюст мертвого Правителя.

Но не страх испытал юноша. Он вдруг вспомнил! Он вспомнил свою далекую Любимую, слова мудрых старцев... Он взглянул на свои белые ленивые руки и ужаснулся: мастерство и вдохновение покинули его.

– Я потерял то, ради чего стоит жить, – прошептал юноша.

И ушел он в дальние странствия – искать новую глыбу белого мрамора, чтобы из него выточить свою Любимую, чтобы вернуться к ней и к своему народу.

С тех пор никто не видел юношу.

Продолжаются его странствия.

Найдет ли он белый мрамор?

А если найдет, что возникнет под его резцом?

Кто знает...

...Вот она, измена: своему призванию в погоне за легким успехом и материальными благами. Измена любимому человеку – это следствие измены себе. Да и в более крупных, общественных отношениях гарантией верности может служить именно верность своей мечте.




Принципиальность


– последовательное проведение в теории и на практике определенных принципов, убеждений, строгое соблюдение их.

На этот раз мы просто почитаем переписку А. С. Пушкина и И. И. Лажечникова, автора романа «Ледяной дом». Переписка их носила эпизодический характер; интересна она нам тем, как Александр Сергеевич, великий поэт, был принципиален в оценке исторических фактов и корректен в форме изложения своего мнения. Их спор на исторические темы проходил в открытой форме, они оба высказывали свои мнения и спорили. Однако, высказав свое отношение однажды, Пушкин уже не возвращался к спору, не настаивал, не продолжал бессмысленное препирательство.




Милостивый государь, Александр Сергеевич!

...когда узнал, что Вы – Пушкин, творец «Руслана и Людмилы» и столь многих прекраснейших пиес, которые лучшая публика России твердила с восторгом на память – тогда я с трепетом благоговения смотрел на Вас, и в числе тысячей поклонников (Ваших) приносил к треножнику Вашему безмолвную дань. Загнанный безвестностью в последние ряды писателей, смел ли я сблизиться с Вами? Ныне, когда голос избранных литераторов и собственное внимание Ваше к трудам моим выдвигает меня из рядовых словесников, беру смелость представить Вам своего «Новика»: счастливый, если первый Поэт Русский прочтет его, не скучая. 3-ю часть получить изволите в первых числах февраля.

С истинным уважением и совершенною преданностию честь имею быть Ваш,

милостивого государя покорнейший слуга Иван Лажечников.




...С живейшей благодарностью получил я письмо ваше от 30 (марта) и рукопись о Пугачеве. Рукопись была уже мне известна, она сочинена академиком Рычковым, находившимся в Оренбурге во время осады. В вашем списке я нашел некоторые любопытные прибавления, которыми непременно воспользуюсь.

Несколько раз проезжая через Тверь, я всегда желал случая вам представиться и благодарить вас, во-первых, за то истинное наслаждение, которое доставили вы мне вашим первым романом, а во-вторых, и за внимание, которого вы меня удостоили.

С нетерпением ожидаем нового вашего творения, из коего прекрасный отрывок читал я в альманахе Максимовича. Скоро ли он выйдет? и как вы думаете его выдать – ради бога, не по частям. Эти рассрочки выводят из терпения многочисленных ваших читателей и почитателей.

С глубочайшим и проч. <А. С. Пушкин>




Милостивый государь, Иван Иванович!

Во-первых, должен я просить у вас прощения за медленность и неисправность свою. Портрет Пугачева получил месяц тому назад, и, возвратясь из деревни, узнал я, что до сих пор экземпляр его «Истории» вам не доставлен. Возвращаю вам рукопись Рычкова, коей пользовался я по вашей благосклонности.

Позвольте, милостивый государь, благодарить вас теперь за прекрасные романы, которые все мы прочли с такою жадностию и с таким наслаждением. Может быть, в художественном отношении «Ледяной дом» и выше «Последнего Новика», но истина историческая в нем не соблюдена, и это со временем, когда дело Волынского будет обнародовано, конечно, повредит вашему созданию; но поэзия останется всегда поэзией, и многие страницы вашего романа будут жить, доколе не забудется русский язык. За Василия Тредьяковского, признаюсь, я готов с вами поспорить. Вы оскорбляете человека, достойного во многих отношениях уважения и благодарности нашей. В деле же Волынского играет он лицо мученика. Его донесение Академии трогательно чрезвычайно. Нельзя его читать без негодования на его мучителя. О Бироне можно бы также потолковать. Он имел несчастие быть немцем; на него свалили весь ужас царствования Анны, которое было в духе его времени и в нравах народа. Впрочем, он имел великий ум и великие таланты.

Позвольте сделать вам филологический вопрос, коего разрешение для меня важно: в каком смысле упомянули вы слово «хобот» в последнем вашем творений и по какому наречию?

Препоручая себя вашей благосклонности, честь имею быть с глубочайшим почтением,

милостивый государь, вашим покорнейшим слугою Александр Пушкин.




Милостивый государь, Александр Сергеевич!

Считаю за честь поднять перчатку, брошенную таким славным, как Вы, литературным подвижником.

В письме своем от 3-го ноября Вы упрекаете меня в несоблюдении исторической верности и говорите, что со временем, когда дело Волынского будет обнародовано, это повредит моему «Ледяному дому». Дело Волынского? В нынешнее время скептицизма и строгих исторических исследований примут ли это дело безусловно, как акт, на который можно положиться историку, потому только, что он лежал в Государственном архиве? Рассудок спросит сначала, кто были его составители. Поверят ли обвинениям и подписям лиц, из коих большая часть были враги осужденного и все клевреты временщика, люди, купленные надеждою почестей и других выгод, страхом Сибири и казни, люди слабые, завистники и ненавистники? Все были адвокаты ужасной власти: кто был адвокатом со стороны Волынского?.. Один Ушаков имел только смелость плакать, подписывая смертный приговор тому, которого в душе почитал невинным. Но это есть также своего рода акты. Приказано было обвинить Волынского во что б ни стало (а приказывал тот, кого боялась сама императрица), и на бедного взвалили всякую чепуху, лишь бы поболее обвинительных пунктов было – между прочим, такие преступления, за которые и в наше время не взыскали бы строго с людей сильных и знатных: например, что он был будто строг с своими людьми и поколотил Тредьяковского, которого только плохонький не бил. Где же тут логический вывод справедливости акта, на который Вы указываете? Скорей поверю я Манштейну, который, как немец, взял бы сторону немца Бирона. Еще скорей поверю совести Анны Иоанновны, видевшей, после казни Волынского, за царскою трапезою на блюдах голову кабинет-министра. Зачем бы ей тревожиться, если б она убеждена была в вине его?.. Живые предания рассказали нам это лучше и вернее пристрастных актов, составленных по приказанию его врага. Прочтите ныне статью из Энциклопедического словаря об Анне Иоанновне. С чего-нибудь да взяли эти господа написать эту статейку, как она есть!

Пункт второй: Тредьяковский. Низких людей, подлецов, шутов, считаю обязанностью клеймить, где бы они ни попались мне. Что он был низок и подл, то доказывают приемы, деланные ему при дворе.

...В моем романе я заставил Тредьяковского говорить и действовать как педанта и подлеца: в этом случае я не погрешил ни как историк, ни как художник, несмотря на суждения г. Сеньковского, который по своей системе хождения вверх ногами хочет вопреки здравому рассудку заставить педанта говорить, как порядочного человека. Тогда бы мне надобно было сказать в выносках: «уверяю вас, г.г. и госпожи, что это говорит не порядочный человек, а педант: в доказательство зри вступление к «Телемахиде», зри «Путешествие на остров любви» и проч. и проч.». В разговорах-де он не таков был, утверждает г. Сеньковский. Да кто ж слышал его разговоры? Ба, ба, ба! А донесение Академии!.. Раз удалось ему написать простенько, не надуваясь, и все огромные памятники его педантизма должны уступить этому единственному клочку бумаги, по-человечески написанному. Странно и больно! За подлого писачку, признанного таким уже целый век, игравшего роль шута при временщике, за писачку, которого заслуги литературные надобно отыскивать в кучах сору, готовы поднять меня на копья и закидать грязью память одного из умнейших сподвижников Петра Великого и патриота, нашу гордость народную. Что за мания ныне делать черное белым и наоборот?..

...Ваши упреки задели меня за живое. Ответом моим хотел я доказать, что историческую верность главных лиц моего романа старался я сохранить, сколько позволяло мне поэтическое создание, ибо в историческом романе истина всегда должна уступить поэзии, если та мешает этой. Это аксиома. Вините также славу Вашу за эту длинную тетрадь. Ваши похвалы так вскружили мне голову, что я в восхищении от них забыл время и записался.

Искренностью моего письма хотел я также доказать то глубокое уважение, которое всегда питал к Вам и с которым имею честь быть, милостивый государь,




Вашим покорнейшим слугою, Иван Лажечников.




Разочарование


– чувство, состояние неудовлетворенности от чего-либо несбывшегося; утрата веры в кого или что-либо.

Наедине с собой мы обычно судим людей по самим себе. То, чего я не прощу себе, в глубине души я не прощу и другому. То нехорошее, на что я внутренне готов сам, я – опять же внутренне – позволю и другому. Это указывает на то, что у меня не выработаны, не развились, не вошли в мою плоть и кровь нравственные идеалы, я живу без точных мерок добра и зла.

Но вот они, эти мерки, у меня есть. И они же влияют на те требования, которые я – не обязательно громогласно – предъявляю к окружающим.

А мои требования могут быть не только умеренными, но и неоправданно низкими или чересчур высокими, подавляющему большинству непосильными. В этом последнем случае следует говорить и о чрезмерной требовательности к окружающим, о слишком уж нетерпеливом желании увидеть всех идеальными. Оно знакомо, в общем, если не каждому, то очень многим и главным образом в отрочестве и ранней юности. Оно и обозначается словом «разочарование».

Вот как передается это состояние в одном из лучших романов двадцатого века – «Жан-Кристоф» Ромена Роллана. «К чему бороться? – вопрошал себя на пороге юности Кристоф, будущий великий музыкант.– Ведь нет ничего, совсем ничего – ни красоты, ни добра, ни бога, ни жизни, ничего живого...» «...Он думал, что это смерть, внезапная, молниеносная. Он думал, что он уже мертв». На самом же деле Кристоф просто, «менял кожу», то есть «менял душу». «И, видя сброшенную душу, сносившуюся и ненужную душу его детства, он не знал еще, что в нем зреет новая душа – молодая и мощная». «В эти часы тоски и страха, – заключает Роллан, – человеческое существо считает, что всему пришел конец. А все только начинается. Умирает одна из жизней. И уже родилась новая».

Но даже и после этого, уже в юности, с новой «молодой и мощной» душой Кристоф пережил полосу «целомудренного отвращения» ко всему и вся, а прежде всего к самым великим любимым композиторам. Он стал безжалостен; «он срывал покров с самых благородных душ без малейшего снисхождения». Мало того что Вагнера он перечитывал «со скрежетом зубовным» – заодно с Вагнером Кристоф осуждал собственный (немецкий) народ. «То была полоса слепого сокрушения идолов, которым он поклонялся с детства. Кристоф возмущался собой, возмущался ими за то, что верил в них так страстно и смиренно».

Итак, полный самых радужных представлений о жизни старших, глубоко уверенный, что прекрасные, совершенные во всех смыслах люди, их порядки и творения – цель давно уже достигнутая, подросток или юноша однажды осознает свою ошибку и впадает в уныние, чувствует себя как бы обманутым, оскорбленным, и у него даже пропадает охота жить. Обычно тут нет ничего страшного: кратковременная болезнь или – можно сказать и так – природная особенность возраста. Ее надо в себе сознавать, помнить, что через это проходишь не ты один, а многие люди во все времена, и тогда быстрее явится спасительное деятельное спокойствие, как произошло это с Жаном-Кристофом.

Родители, а также те, кто работает в школах и детских учреждениях, с давних пор условно делятся на две категории. Одни считают, что детей надо по возможности оберегать от соприкосновения с «грубой прозой» жизни, с явлениями, которые не лучшим образом характеризуют взрослых и установленные ими порядки. Отрицательные впечатления детства и юности, раннее знание теневых сторон действительности могут, дескать, больно ранить незакаленную душу, вызвать пессимизм, парализовать волю, посеять неверие в торжество добра. «Всему свое время, не нужно его торопить» – их лозунг. Как грудному младенцу вредно давать жареное мясо с горчицей, так и подростку открывать глаза на некоторые обстоятельства, касающиеся быта, нравов, истории, общественных проблем. Пусть они, глаза, открываются сами собой, постепенно, без внешнего давления – тогда, мол, будет больше шансов, что светлое восприятие мира выйдет победителем в неизбежней и естественной борьбе противоречивых наблюдений и впечатлений.

Другие, наоборот, уверены, что ни от каких впечатлений и знаний, будь они самыми тяжелыми, детей оберегать не надо.

Стеклянный колпак или башня из слоновой кости не лучшее, по их мнению, место, где можно вырастить личность, подготовленную к усеянным не только розами, но и шипами дорогам жизни. Не ждать, когда подросток сам увидит ту или иную безобразную картину и задаст «опасный» вопрос, а брать его за руку и вести к таким картинам, подсказывать ему такие вопросы и тут же на них отвечать. Тогда, кажется им, у человека будет больше шансов избежать потрясения от первого же столкновения с реальностью и следующего за ним разочарования, он будет трезв и духовно крепок.

Конечно, между этими двумя крайними позициями было и есть много промежуточных.

Но что любопытно! И сами подростки, вокруг которых и ради которых из века в век взрослые ломают копья педагогических воззрений, тоже не остаются безучастными и ничего не подозревающими свидетелями этих баталий. Они тоже условно делятся на две категории – на тех, кому приятнее до поры до времени жить тепличным растением под стеклянным колпаком, и на тех, кто стремится в открытое, бурное море жизни.

Бояться разочарований не надо. Важно только отдавать себе отчет в опасностях, которыми может быть чревато не в меру острое обличительное настроение, направленное в «разочаровательный» период жизни на окружающих. В таком настроении часто преувеличивают действительные недостатки, не говоря уж о мнимых. Развивается замкнутость, угрюмость, грубость, а главное – вот самая большая опасность! – опускаются руки. Если, мол, все кругом плохие, то зачем мне быть хорошим – добрым, трудолюбивым, принципиальным?.. Или наоборот: разочарование в других приведет к безоглядному очарованию собой, сделает тебя спесивым, нетерпимым, неким ходячим молчаливым укором всему и вся. Стоит ли, однако, доказывать, что в момент, когда человек сам себя причисляет к лику святых, он оказывается так же далек от совершенства, как и презираемый им жалкий тунеядец?

Опасностей, связанных с юношеским разочарованием, счастливо избегает тот, кто вступает в жизнь не с мыслью пожинать приготовленные для него сладкие плоды идеальных человеческих отношений, а с мыслью внести свой вклад в общую копилку добра, справедливости и братства, сделать что-то хорошее, полезное не для себя, а для других. Это мысль о твоей личной ответственности за то, чтобы благодаря твоему бескорыстному труду человечество хоть на йоту стало ближе к благословенному идеалу.




Самолюбие


– моральное чувство, в котором выражается уважение человека к себе как личности, основанное на признании своего достоинства.

Дверь класса хлопнула, как будто выстрелили из стартового пистолета. То ли Люда, выбегая, толкнула ее с такой силой, то ли сквозняк помог, но звук получился громкий и резкий. На несколько секунд возникла тишина, какой не было весь урок, трудный последний урок...

Потом тишина дрогнула и задребезжала – звонок. И это тоже был старт. Восьмиклассники заторопились. Большинство, сгребая с парт тетради, учебники и ручки, рвалось на улицу. Меньшинство все еще размышляло над случившимся и никуда не спешило. И среди них (кроме учительницы литературы Анны Ивановны) были Лена и Борис.

– Вы что, оглохли! – закричал им Санька, перворазрядник по прыжкам в высоту. Он первым утрамбовал в свой аккуратный спортивный чемоданчик нехитрый ученический скарб и теперь слегка подрагивал, как заведенный мотоцикл. – Звонок же!

– Звонок, – повторила побледневшая Анна Ивановна. – Идите гулять.

Сама учительница не двинулась с места.

– Гулять! – Санька с ревом и грохотом, как мотоцикл по вертикальной стене, пронесся между парт, мимо доски и бездымно исчез за дверью. Оставшиеся застыли в предстартовых позах, нетерпеливо поглядывая то на Бориса, то на Лену.

– Кому неинтересно, пусть уходит, – негромко сказала Лена. – А по-моему, надо разобраться, почему так получилось.

– Ой, у меня музыка! – вспомнила одна девочка и, не оглядываясь, вышла.

– И так меня мама каждый день ругает, что задерживаюсь, – пробормотала другая, аккуратно прикрывая за собой дверь.

За ними последовало еще несколько человек: дескать, тренировка, репетиция, сбор у подшефных... Анна Ивановна тоже поднялась, но, подумав, молча прошла в конец комнаты и села за последнюю парту...

Что же случилось в классе несколько минут назад? Люда через голову соседки протянула Борису записку. Девочка повернулась спиной к доске и не заметила, как Анна Ивановна оказалась рядом.

– Можно, я буду почтальоном? – усмехнулась учительница, протягивая ладонь. – Простое, заказное, авиа?

Люда отдернула руку, спрятала записку за спину, поднялась из-за парты. По лицу ее словно пробежали волны: розовая, белая, опять розовая, снова белая... Бесшабашный перворазрядник Санька все это видел сбоку и громко шептал-советовал:

– Съешь! Жевать разучилась? Ам – и готово!

– Ну дай же, – настойчиво повторила Анна Ивановна.

Розовая волна задержалась на лице Люды, на глазах темнея и густо алея. Девочка судорожно глотнула воздух и вдруг, ни слова не говоря, кинулась к двери. Та хлопнула, как будто выстрелили из стартового пистолета...

Анна Ивановна молча сидела за последней партой и глядела в окно.

– По-моему, Люда виновата в том... – начала Лена, но Борис ее перебил:

– «По-моему»... «Виновата»... Дай сначала людям высказаться. Ты комсорг, ты успеешь.

– Высказывайтесь, люди.

Стали спорить.

– Конечно, записки на уроках – это не очень, но и отбирать записки тоже очень не...

– Ты не темни! Права Людка или нет?

– А что тут неясного? Я бы ни за что личную записку не отдала. Хоть директору. Хоть самому завгороно. Вот и у Людки гордость взыграла...

Ребята старались не смотреть на Анну Ивановну. Но она по-прежнему сидела в углу и молчала.

– Людка молодец. У нее чувство собственного достоинства будь здоров!

– Чего ж она убежала? Вот так достоинство...

– Тебе бы так наступили на самолюбие.

– А я бы как Санька: ам – и нет!

– Вот вы говорите: «гордость», «достоинство», «самолюбие»... – в раздумье произнесла Лена. – А это хорошо или плохо?

– Еще как хорошо!

– Хуже не бывает!

Вот теперь, когда спор у ребят разгорелся по-настоящему (а так всегда бывает, если сталкиваются противоположные мнения), мы на время оставим класс и попробуем порассуждать сами. Как говорится, пораскинем своим умом.

Итак, хорошо это или плохо – быть самолюбивым человеком?

– Смотря как понимать самолюбие, – заметит, наверное, осторожный читатель.

– Самолюбие, – отвечаю я, – это чувство собственного достоинства...

– Так это же хорошо! – восклицает нетерпеливый читатель.

– Прости, ты перебил. Я продолжу: достоинства, соединенного с ревнивым отношением к мнению о себе окружающих. Вот что значит самолюбие.

– А-а, – неопределенно тянет нетерпеливый читатель. Осторожный молчит. Оба, надеюсь, думают. И есть над чем поразмыслить. Самолюбие – сложное качество человеческого характера. Оно может быть добрым и злым – смотря насколько выражено, смотря в какую сторону направлено. Если оно захватывает человека целиком, то уводит его от людей в гордыню и одиночество. Говорят: «Самолюбие заедает...» Если покидает человека насовсем, он становится бесхарактерным, вялым, равнодушным. Про такого скажут: «Ему бы капельку самолюбия...»

– Вот-вот! – вдруг воспламеняется нетерпеливый читатель. – Мне бабушка каждый день твердит: «Никакого у тебя, внучек, самолюбия. Ведь не круглый же ты... этот... Чего ж у тебя одни тройки в дневнике?» – «Так то ж в дневнике, – говорю. – А в душе я, может быть, отличник». А она опять: «О чем и разговор. Ума тебе хватает, а самолюбия ни на грош. В троечниках ходишь...»

– Ходи себе в троечниках, – не без ехидства замечает осторожный читатель нетерпеливому, – только правильно выбирай направление. Куда ты забрел? При чем тут бабушка?

– Минуточку, ребята! Вот и у нас спор чуть не доходит до ссоры... Не пора ли нам вернуться в класс и послушать, чем там закончилось?




А там все продолжалось!

– На одном самолюбии не проживешь. Надо еще выдержку воспитывать.

– Да что вы заладили: «самолюбие, самолюбие». Сам себя любит человек, сам себя замечает в мире, а больше никого и ничего...

– Ты путаешь. Это уже самолюбование. Или себялюбие. Это совсем другое.

– А я так вообще не пойму, почему Людка из класса выскочила как ошпаренная?

– Ты же ее записку не читала. Может, там такое было!

– Не думаю, – резко отозвался Борис, до сих пор молчавший. – Но вам не кажется, что это мы уже не чье-то самолюбие, а честь задеваем. Честь девчонки. Рыцарские времена прошли, а порядочность еще никто не отменял...

Помолчали.

– Татьяна, между прочим, тоже Онегину писала, – вдруг блеснул познаниями кто-то из мальчишек.

– Ой, не могу: Борька – Онегин...

– Нет, вы послушайте! Значит, у Татьяны Лариной не было этого... самолюбия? Так?

– Какое самолюбие, если любовь...

Анна Ивановна поднялась и в полной тишине прошла к учительскому столу.

– Раз уж заговорили о литературе, то, наверное, и мне дадут слово. Можно, Лена? Ну вот. Хоть вы и щадили мое самолюбие, не называли моего имени, но я понимаю, на кого тут собак понавешали. Ах, как плохо – вводить человека в краску, отбирать чужие записки, не так ли? Согласна и я: хорошего мало. Но позвольте мне ответить на ваши обвинения. Мы не первый год знакомы, и вы знаете, что я никогда не читаю чужих записок – у меня ведь тоже есть свое человеческое, женское, учительское самолюбие. И о том, что жить для себя? Взять и просто побродить по лесу?.. Конечно, кому ж не хочется! Грибы, например, собирать люблю. Но я – рационалист, я взвешиваю: какое получу удовлетворение, если побуду час в лесу, и какое – за этот час в институте. Не умею отдыхать? Да, это правда – в отпуск почти никогда не езжу, но какой здесь подвиг? Поехал я однажды в санаторий, но через неделю сбежал. Стало мне невыносимо скучно. Так что все просто: каждый раз из двух радостей я выбираю бóльшую. Живу так, а не иначе, не потому, что должен, а потому что – хочу! Так что не нужно меня жалеть.

– Далеко не всем удается жить в таком полном соответствии со своим призванием.

– Не верю, что бывают люди без призвания. Просто встречаются сонные, которым не повезло, – никто не успел их разбудить. У ребят, по-моему, нужно воспитывать избирательное отношение к профессии. Не твердить им: все профессии хороши, а убеждать, что среди многих хороших профессий есть одна-единственная, которая может прийтись тебе по душе.

– Много ли в вашей жизни было случайного?

– Как сказать? То, что с юга в Сибирь попал, – случайность, наверное. А вот то, что выбрал именно ортопедию, – закономерность. Меня поразило, какой здесь непочатый край нерешенных проблем. Это и привлекло. В двадцатом веке невозможно быть универсалом, и поэтому важно не только выбрать профессию, но и найти свое место в ней. То есть не распыляться, а сосредоточиться на чем-то своем, конкретном. Это, конечно, трудно. Сегодняшняя жизнь предлагает слишком много соблазнов. Сходить в театр, в кино, почитать интересную книгу, то есть потребить что-то созданное другими легче, конечно, чем что-то самому сделать. Легче... А потом все эти «легче» превращают жизнь в цепочку случайностей, и человек постепенно теряет себя.

– Вы перечисляете: театр, кино, книги... И говорите: «потребить». Но ведь это не товар какой-то, а пища для души.

– Что ж поделать, если мне, к примеру, приходится в этом смысле голодать. Вот начну читать хорошую книгу, а тут – бац! – очередной трудный больной, и нужно все отложить, срочно искать для него какой-то уникальный способ лечения и, значит, читать-перечитывать горы специальной литературы. Я уж смирился. И вообще-то считаю, что, только отказываясь от многого во имя одного, наиболее важного, человек может достичь желанной цели. Большое дело не дается малым трудом.

– Это – сознательное самоограничение, вынужденное. Ну а если у человека нет столь мощного «во имя» (у подавляющего большинства нет), стоит ли обеднять, ограничивать свою жизнь?

– Я настаиваю на том, что самоограничение (можно называть это целеустремленностью) необходимо каждому человеку. Важен в жизни рабочий настрой. То есть ориентироваться не на удовольствия, а на дело – жалко время попусту тратить.

– Расскажите, пожалуйста, как пришло к вам ваше открытие.

– Это было больше 30 лет назад. Я работал тогда бортхирургом, вылетал на экстренные вызовы. Самолет По-2 был старым, дребезжал на лету. Кабина открытая, ветер в ушах свистит – книжку в руках не удержишь. Только и оставалось в пути, что думать. Очень хорошо думалось! Как сейчас помню тот полет: стужа лютая, вьюга метет, а мне только что пришла в голову новая, как оказалось потом – окончательная, мысль о принципе аппарата, к хочется, как Архимеду, кричать: «Эврика!»

– А что было перед тем, как вам «вдруг» пришла окончательная мысль?

– Что было перед тем? Перед тем я тоже думал. Шел куда-то – думал, делал операции и по ходу каждой – думал, ложился спать – думал... Еще, конечно, много читал. Выписывал по абонементу все, что можно было выписать в мою сельскую больницу. Брал отпуска за свой счет, ездил в Москву и не вылезал там из библиотек. Пришлось овладевать такими науками, о которых раньше понятия не имел. Да, и сопромат изучал, механику и биомеханику даже. Потом, когда разрабатывал конструкцию аппарата, довелось научиться слесарному делу...

– Было время, когда в метод Илизарова верил один-единственный человек – врач Илизаров. Хочу спросить: что помогло вам выстоять столько лет?

– Скажите на милость, когда и кому было легко утверждать новое? Но если ты взялся, нужно уметь ждать. Да и что толку спешить, нервничать? В любом новом деле, по-моему, нужно быть готовым преодолеть не один барьер. И верить в победу, верить! Не допускать даже мысли, что ты не прав, что возможно поражение. Знаете, если начнешь бояться: а вдруг, мол, моя нога завтра ходить не будет, а вдруг я послезавтра умру? – так и жить нельзя, не говоря уж о том, чтобы бороться. Если всей душой поверишь в успех своего дела, то откроешь в себе неизвестные тебе раньше способности. Да о чем тут спорить? Если твердо убежден, что прав, на каком, собственно, основании сдаваться?

– Правда ли, Гавриил Абрамович, что вы спите по три часа в сутки и не устаете?

– Если бы сейчас я сидел перед телевизором, то, конечно бы, уснул. Сегодня действительно спал всего три часа. Но творческая работа не подпускает к человеку усталость... А в юности, помню, очень любил поспать. Теперь жизнь поставила так, что мало спать стало нормой. Адаптировался. А как же иначе? Для научной работы остается, по сути дела, только ночь. Мог бы, конечно, уходить из института пораньше. Но сам же буду переживать, если оставил очередь непринятых больных, в таком настроении мне работать будет трудно. И нет, значит, другого выхода, как выкраивать время за счет сна, отдыха. Впрочем, работать, по-моему, всегда полезно. Мозг от тренировок только набирает силу.

...Не решаюсь смотреть на часы: невесть сколько идет наша беседа. Вся больница, весь город давно спят, а Илизаров будто забыл о времени. Задаю последний вопрос:

– Сейчас, когда к вам наконец-то пришел успех, признание, изменилось ли в чем-то ваше отношение к жизни?

– Да, кое-что изменилось. Раньше, когда мои ученики призывали идти в атаку против тех, кто нам мешал и вредил, я считал, что бороться нужно только «за» что-то. И не хотел бороться «против» кого-то. Теперь отстаивать наш метод уже нет необходимости, и я пересмотрел свою позицию невмешательства. Можно быть великодушным к своим противникам, но к чужим ты обязан быть непримиримым. Если ты порядочный человек, то помоги другому, чтоб у него не повторились твои тупики. В этом направлении я и собираюсь действовать.




Самосознание


– осознание человеком себя как личности, своей способности принимать самостоятельные решения и вступать на этой основе в отношения с людьми и природой, нести ответственность за принятие решения и действия.

Для начала нужно уяснить себе, что следует понимать под сознанием. К этому вопросу можно подойти философски и психологически. Философы определяют сознание как отражение действительности, опосредованное практикой людей. Это нечто похожее на идеальную копию всего того, что мы называем действительностью, того, что нас окружает и даже находится в нас. Например, если я хочу есть, то я осознаю в виде своей потребности недостаток питательных веществ в крови и тканях организма. Я осознаю этот недостаток в виде чувства голода и тех предметов, которые я могу использовать в пищу. Я вижу мир вокруг меня: дома, улицу, деревья и других людей. Но, закрыв глаза, я не перестаю их осознавать. Они остаются существовать во мне в виде некоторого представления. Для сознания характерна прежде всего представленность в виде идеальной «модели» всей окружающей действительности.

Границы между сознанием и несознанием довольно подвижны. Например, сон без сновидений или потеря сознания от удара или наркоза характеризует отсутствие сознания. В этом случае весь мой внутренний мир исчезает. С ним для меня исчезает и осознание внешнего мира. Сон же со сновидениями представляет собою некоторое пограничное состояние между копией или отражением действительности. Сновидения причудливы и странны. Это свидетельствует о том, что сознание не просто зеркальное отражение, а процесс деятельности нашей психики, в результате которой воспроизводится окружающая реальность. В бессознательном состоянии нет ни радости, ни страдания, ни боли. Только в состоянии сознания наши переживания осознаются и имеют смысл. Поэтому можно сказать, что сознание – это наше восприятие, мышление, воля и переживание, чувства.

Психологи утверждают, что в основе сознания лежит образ, отражение объектов действительности. С образом связаны и действия, например, образ человека в ситуации опасности или затруднения вызывает действие помощи, сочувствия, жалости и переживания. Главное содержание сознания, по мнению психологов, составляют различные образы, которые возникают и исчезают по собственным законам. Эти образы связаны с другими образами и со значением слова. Поэтому, благодаря умению пользоваться словом человек может распоряжаться своим сознанием. Если я скажу себе «дерево», то я легко представлю его, хотя передо мною нет никакого дерева. Благодаря слову человек может управлять своим собственным сознанием и сознанием другого человека, а вместе с этим он может оказывать влияние на других людей, организовывать совместную деятельность. Таким образом, сознание всегда связано со словом, хотя могут быть такие образы, которым мы не можем придумать названия.

В процессе деятельности человек вступает в определенные отношения с другими людьми, так как человек – существо общественное. И здесь нужно осознавать не только природу и ее законы, но и нужно осознавать других людей, их интересы, желания, способности. Это осознание необходимо для того, чтобы участвовать в согласованной деятельности, в которой каждый исполняет определенную роль, связан с другими. Если же эта связь где-то разрывается, то дезорганизуется совместная деятельность. Если вы, скажем, решили посадить в школьном саду деревья, то работа не состоится, если тот, кто должен был привезти саженцы, отправится в кино или купаться, так как ему этого захотелось. Люди тесно связаны друг с другом, и они должны понимать друг друга. Это понимание образует существенное содержание социального сознания человека.

Чтобы совместно жить, человек должен осознавать не только других, но и уметь видеть самого себя глазами других, то есть иметь образы самого себя. О том, что я умный, сильный, смелый, великодушный, справедливый, я узнаю из того, каким меня видят другие. Если моя мать воспринимает меня как умного ребенка с самого детства, то мне легче видеть, что и мои друзья замечают во мне эти качества. Я совсем могу утвердиться в уровне своих умственных способностей, если еще и учителя будут видеть меня умным учеником. Точно так же и мои другие свойства превращаются в образ самого себя, если в моем жизненном опыте будет так, что эти свойства видят во мне другие. Чем значимее для нас другой человек, тем сильнее он оказывает влияние на формирование представления о нас. Вот этих значимых людей, которые могут быть организованы в определенную группу (семья, товарищеская группа, класс, футбольная команда), если только они значимы, психологи называют РЕФЕРЕНТНОЙ ГРУППОЙ. Вот именно эти референтные группы и способствуют формированию у человека образов о самом себе. Нетрудно понять, что вот эти образы о самом себе и составляют САМОСОЗНАНИЕ. Следовательно, самосознание – это не просто отражение самого себя в своем зеркале ума, а осознание отражения в другом человеке или людях.

Если взять процесс развития человека, то первой референтной группой является семья и ее члены, особенное значение имеет мать. Поэтому от матери зависит очень многое. Психологи установили, что если мать будет считать своего ребенка больным и хилым («Оденься, простудишься! Не бегай, упадешь! Не подходи к петуху, он тебя клюнет!»), то она, сама того не зная, делает своего ребенка хилым, болезненным, трусливым, так как у него непроизвольно, само собою формируются эти образы о самом себе, которые влияют на его поведение и даже на здоровье. Тот же процесс происходит и в других референтных группах. В результате происходит формирование самосознания. Психологи все как один считают, что в становлении самосознания первейшее место занимают другие люди, значимые и любимые.

Такие качества, как честность, мужество, самодисциплина, в значительной степени, зависят от образа самого себя. Представьте себе, я гуляю с женщиной, которая обо мне очень высокого мнения и считает меня воплощением мужских достоинств. Представьте, что в этот момент из переулка выскакивает устрашающего вида пес с обрывком цепи на шее. Если бы я реагировал на ситуацию безотносительно к этой женщине, то через мгновение я уже увидел бы себя сидящим на дереве в безопасности. Однако я реагирую не только на прямую угрозу, но и на тот образ, который во мне поддерживается человеком, который для меня значим. В этом случае я предпочту, чтобы пострадали мои икры и брюки, чем отдаться позорному бегству. И моя решимость противостоять ярости этого пса будет определяться силой того образа, который во мне есть и который поддерживается моей спутницей. Если бы она считала меня жалким и трусливым, да вдобавок предателем, то мне намного было бы легче разрешить данную ситуацию.

В жизни каждый может найти бесчисленное множество ситуаций, в которых наше поведение определяется нашими образами о самом себе, нашим самосознанием.

А если у моей спутницы неблагоприятное мнение обо мне? Я тоже могу вести себя с достоинством и мужеством, если во мне устойчивое самосознание как мужественного человека. Самосознание состоит не только из образов самого себя, возникающих в определенных ситуациях, но оно устойчиво и представляет собою некоторую концепцию самого себя, понятие о себе. Если какие-то ситуации в моей жизни повторялись часто, то образы о самом себе, возникающие в этих ситуациях в связи с конкретными людьми, постепенно закрепляются в сознании и образуют устойчивое самосознание, которое не совсем удачно психологи называют Я-концепцией или понятием «Я».

Мы можем говорить о силе самосознания. Сила самосознания – это реальная вещь, и она возникает не в простых размышлениях, а в опыте жизни. Если, сидя в удобном кресле, в мечтах я представляю себя мужественным и смелым, то от этого я не стану мужественным. Для того чтобы быть таковым, я должен пережить ситуации, в которых я должен проявить мужество. Этот опыт и закрепляет во мне образ того, что я мужествен, а не труслив.

Таким образом, в опыте жизни, в отношениях с другими людьми, которые обращаются со мною как с человеком, обладающим определенными свойствами личности, постепенно у меня формируется образ моей целостной индивидуальности, мое Я, личность. Это Я не выдумка психологов, а реальная сила, которая определяет поведение: преодолевает страх, вызывает стыд, порождает отвагу, гордость, дисциплину, силу воли и многое другое. Наше самосознание предстает перед нами в виде конкретных переживаний стыда, обиды, гордости, уверенности или неуверенности, чувства справедливости, долга, ответственности и многих других чувств.

Рассмотрим такой процесс: как возникает стыд. Он представляет собою эмоциональную реакцию, возникающую в результате обнаружения расхождения между тем, каков я, и тем, каково мое реальное поведение. Например, если я считаю себя сильным и не смог поднять эту штангу, то мне может быть стыдно. Но если я не считаю себя сильным и другие меня таковым не считают, то эта неудача не вызовет у меня чувства стыда. Всякий раз, когда мое поведение отклоняется от моей Я-концепции, мое самосознание обнаруживает себя в переживании. Если у меня сложилось неправильное представление о себе и в жизни большей частью я не могу вести себя в соответствии с этими представлениями, то очень часто во мне возникает состояние стыда, которое может закрепиться в виде чувства неполноценности. При наличии этого чувства я склонен в любой ситуации испытывать свою неполноценность, неуверенность, путь моей жизни будет полон страданий. И это – расплата за мое нереалистическое самосознание. Я защищаюсь от этого очень неприятного чувства путем повышенной гордости. Бессознательно я становлюсь гордецом, чтобы мне легче перенести мучения от чувства неполноценности.

Вот почему самосознание должно развиваться правильно, реалистично, соответствовать тому, каков я есть на самом деле.

Наше самосознание может выражать себя в виде зависти. Если я сравниваю самого себя с другими и нахожу, что у других что-то лучше, чем у меня, то возникает неприятное чувство, которое мы называем завистью. Если это чувство вызывает вражду к тому, у которого лучше, то эту зависть называют «черной». А если она вызывает стремление соревноваться с другим и превзойти его по сравнимому признаку (например, кто лучше соберет кубик Рубика), то эту зависть называют «белой». В этом акте сравнения наше самосознание выделяет образ самого себя и сравнивает с другими. Если же отказаться от сравнения, то исчезнет и зависть. Поэтому воспитанное самосознание не позволяет себя сравнивать с другими по любым признакам, так как от этого ничего хорошего не будет. Культура самосознания состоит как раз в том, чтобы не допускать те глупости, на которые способно наше самосознание, в частности такие сравнения, которые приводят к бессмысленной и глупой зависти.

Обратной стороной зависти является тщеславие. Представьте юношу, который гордится тем, что у него магнитофон лучшей марки, чем у его друга. Это вызовет нехорошие чувства у друга и может разрушить дружбу. Некультурное самосознание может вовлечь каждого из нас в состояние тщеславия и гордости, в результате этого мы подставляем себя под удар: тот, кто тщеславен, подвержен мукам зависти, так как всегда найдется такой признак сравнения, по которому он сам будет в невыгодном положении, что сменит его тщеславие на жестокую зависть.

Наше самосознание может с нами сыграть злую шутку: если я завистлив и тщеславен, то я начну тихо и незаметно ненавидеть своих друзей или они мне отплатят той же монетой, что приведет меня к изоляции и одиночеству. Поэтому важно управлять тем, как во мне формируется самосознание.

Может возникнуть убеждение, что мы не в состоянии управлять этим процессом самосознания: каково мое окружение, мол, таким я и буду. Но это не так. С возрастом возможности саморегуляции и самовоспитания возрастают. Малый ребенок, конечно, не властен делать самого себя. Он чистый продукт окружения. Но, когда усиливается самосознание, человек может влиять на процесс становления своего сознания: и самосознания. Мне хотелось бы обратить внимание на особое значение самовоспитания. Что же нужно, чтобы активно влиять и корректировать себя в соответствии с поставленной целью? Влиять на процесс самосознания?

Прежде всего – подбор друзей и ближайшего окружения. Мы не властны изменить своих родителей, семью. Но друзей можем выбирать. Следует помнить; смысл пословицы «Скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты» намного глубже, чем простая мудрость. Этот смысл может стать принципом жизни. Поэтому выбирай друзей так, чтобы в общении с ними формировались в тебе желательные качества личности. Если ты согласен на любые унижения ради того, чтоб остаться в той компании, которая тебя отвергает, то знай, что эта компания будет развивать в тебе худшие качества, чувство неполноценности и способность к унижению.

Нужно сознательно ставить цели самовоспитания. Те качества, которые ты должен в себе выработать, должны стать целями самовоспитания. Самосовершенствование должно скорректировать твои недостатки и выработать новые качества. Но прежде эти качества должны быть осознаны, ясно представлены и постепенно должны стать содержанием самосознания.

Путем анализа мы выясняем, какие качества хотелось бы воспитать, какова их механика, как устранять те ситуации, в которых возникают нежелательные качества.

Одним из средств активного влияния на самого себя является аутотренинг или другие методы психической саморегуляции. Нужно быть уверенным в том, что с определенного возраста (юношество) человек должен делать самого себя, а не быть простым продуктом обстоятельств. Он должен стать над обстоятельствами в процессе самосовершенствования.

Одной из форм проявления неадекватного самосознания является застенчивость. Многие подростки и юноши страдают от внутренней скованности, от ощущения того, что они в общении не свободны, и застенчивость в конечном счете приводит к отделению себя от других, уходу в себя, что, в свою очередь, замедляет процесс выработки в себе социально значимых качеств: уверенности, общительности, умения постоять за себя. Застенчивость часто проявляется в чрезмерной гордости и обидчивости. Поэтому важно своевременно начать работу над устранением этой формы проявления самосознания.

Застенчивость постоянно поддерживается социальным сравнением. Если я постоянно каждое свое действие сравниваю с тем, как это делают другие, то у меня возрастают шансы увидеть себя в неблагоприятном свете. Это неприятно. Неприятные переживания являются плохим аккомпанементом общения. В результате возникает скованность. Поэтому не сравнивай себя. Если тебе нужно говорить – говори, делать что-то – делай и в это время не рассматривай себя со стороны, как ты выглядишь и что о тебе думают в данный момент другие.

Учись общению. Отрабатывай формулы речи, которые должны быть органически включены в общение. Во время речевой тренировки представляй ситуации, в которых ты это будешь говорить и делать. Учись на своих товарищах, с которыми ты чувствуешь себя свободно. Рассматривай каждый акт общения как тренировку и ищи благоприятных случаев учиться общению. Общению нужно учиться терпеливо и сознательно.

Доверяй окружению и тем, с кем ты имеешь дело, и считай их достойными партнерами общения. Тогда будет ответное доверие и тебе будет легче. Один психолог говорил, что застенчивость является скрытой агрессией подростка, направленной против взрослых. Может быть, это высказывание и чрезмерно, но его следует принять во внимание. Если ты не доверяешь другим, то естественно считать, что и они не доверяют тебе, и от сознания этого возникает скованность. Не гордись и не обижайся, и постепенно твоя застенчивость будет ослабевать.

Пожалуй, нет на земле человека, который не хотел бы быть сильным, особенно среди юношей и подростков. При этом существует огромное разнообразие в понимании силы. Один хочет быстрее всех пробежать, другой больше всех поднять, третий вырабатывает выносливость, четвертый – терпение. Однако все представления силы могут быть соединены в одно: в силу самосознания. Читателю было нетрудно понять, что понятие силы воли является основанием всех сил человека. Если есть воля, то мы можем приобрести любой вид силы. Некоторые думают, что сила воли состоит в том, чтобы увеличить то насилие, которое мы можем совершить над собой. Это неправильно. Сила воли всегда проявляется как разумная способность управлять своими психическими силами, представлением, мышлением, воображением и чувствами, а прежде всего своими потребностями и побуждениями.

Слабый человек тем и отличается от сильного, что не может владеть собой, он превращается в придаток своих желаний, которые управляют им: если он захотел есть, то он не может остановиться, появилось желание к общению, и все дела откладываются, даже самые необходимые. С другой стороны, желания его оставляют в самый нужный момент. Например, он пишет сочинение, и именно в этот момент его начисто покидает желание ко всякой умственной деятельности, хотя пять минут тому назад он мог напряженно решать любую головоломку, требующую большего напряжения ума, чем для писания сочинения. У слабого человека желания появляются помимо его воли и случайно. В тот момент, когда ему следовало бы делать гимнастику, у него появляется потребность позвонить по телефону, а вместо того чтобы начать, скажем, писать сочинение, он испытывает безудержное желание навести наконец порядок на столе и в ящиках и очинить все карандаши. Наши слабости проявляются в самых причудливых формах и в конечном счете сводятся к тому, что не мы, а наши потребности управляют нами. Они, наши потребности, оказываются сильнее нас. Но мы этого часто не замечаем и больше заняты тем, чтобы быть сильнее другого: поднять большую тяжесть, пробежать быстрее, чем он, и в споре быть нахальней и бесцеремонней, чем он. Все это несущественно и проходяще. Главное приложение нашей силы самовоспитания – это наши потребности. Признаком высшей культуры человека являются не только хорошие манеры или глубокие знания какого-то предмета, а именно способность управлять своими психическими силами и прежде всего своими потребностями и чувствами.

Как мы можем управлять своими потребностями? Понаблюдайте за собой и вы увидите, что для того, чтобы испытать желание с кем-то общаться, мы сначала в воображении вызываем предполагаемый процесс общения и предвосхищаем то удовольствие, которое получим в нем. Управление потребностями прежде всего состоит в управлении образами нашего представления. Если я могу из своего сознания убрать пищевой образ, то перестану хотеть есть и могу соблюдать диету. Поэтому сила самосознания прежде всего проявляется в способности управлять нашими представлениями и образами. Следовательно, сила воли состоит прежде всего в управлении потоком наших представлений и образов.

Поэтому управление образами нашего сознания – функция нашего самосознания – есть процесс управления нашими чувствами, переживаниями. Мы можем устранить переживания, устранив из сознания образ, который их вызывает. Если ты думаешь о девушке, которая тебя не любит, то не жалуйся на то, что при этом возникают тоска и чувство неполноценности. Перестань думать, и эти чувства отпустят тебя. Думай о девушке, которая тебя любит, и у тебя возникнут хорошие переживания. Если ты думаешь о том, как тебя обидели, то и обида будет глодать тебя. Лучше думать о ситуации, в которой к тебе отнеслись хорошо, и обида сразу исчезнет, как по мановению волшебной палочки.

Но, скажет читатель, советовать хорошо, а дело все в том, что трудно справиться с мыслями: несчастному влюбленному думается о той, которая его не любит, обидчивому – о ситуациях обиды, унижения. Я написал «думается» неспроста.. Все дело в том, что когда мы бросаем на произвол судьбы себя, когда наше самосознание ослабело, силы воли нет, то получается, так, что не МЫ ДУМАЕМ, а нам ДУМАЕТСЯ. От чего же зависят наши представления и думы? Можно ли на них влиять?

Чтобы управлять своими желаниями, не нужно насиловать себя, а нужно влиять на ситуации, на слова. Есть еще и такой факт – космический. Как быть с ним? Влияние это разнообразно: погода, ритмы, восходы... Если в состоянии противостояния с Солнцем Луна может привести в движение миллиарды тонн воды приливов, то такое мощное изменение магнетизма не может не вызвать влияния и на нас. Например, в полнолуние внутреннее напряжение у некоторых мужчин проявляется в агрессивных образах, которые повышают вероятность агрессивного поведения. Хотя наша воля и не может влиять на лунные фазы, мы не можем предотвратить полнолуние, но мы можем отложить, например, выяснение отношений с товарищем на другой день, а не тогда, когда это желание возникло.

Итак, все сказанное позволяет нам вывести основные направления влияния нашей воли на наше сознание: порождай желательные ситуации, вырабатывай культуру потребностей, контролируй свое сознание и мышление, соразмеряй свои планы с общим течением жизни. Таким образом, установив, что силой всех сил является сила нашего самосознания, мы должны прежде всего обратить внимание на самовоспитание, формирование нашего самосознания. О том, как это нужно делать, мне пришлось бы написать целую книгу. А здесь я только хотел обратить внимание читателя на понятие «самосознание» и его значение.




Семейное воспитание


– один из основных способов формирования личности, осуществляемый через институт семьи. Формирует в человеке такие внутренние качества личности, как убеждение, моральные принципы, черты характера.

История, которую я сейчас расскажу, не придумана – ее принесла редакционная почта. На конверте обратный адрес, четко и разборчиво обозначена фамилия автора, его инициалы: Солдатов А. П.

Семнадцать лет назад, отслужив положенный срок, возвращался в родные края демобилизованный солдат. В вагоне-ресторане познакомился с молоденькой официанткой. Полгода они переписывались, потом поженились, еще через год родился сын, потом второй. Галя ждала третьего, когда с мужем случилось несчастье: перелом позвоночника, одна операция за другой, и... паралич нижней половины тела.

«Представьте: трое крошечных ребятишек и я четвертый. Можете вообразить состояние мужчины, который только что был кормильцем, хозяином и вдруг оказался в положении беспомощного младенца. Вел я себя не лучшим образом: капризничал, унывал, впадал в отчаяние – какие только мысли не приходили в голову. С тех пор прошло много лет, и, если сегодня я не просто существую, а живу, если я счастливый отец трех хороших сыновей и счастливый муж любящей жены, за все спасибо моей Гале».

Два человека встречались, гуляли под луной, говорили друг другу разные хорошие слова, сыграли свадьбу, а потом... ссоры. Из-за того, кому раньше вставать и чайник на плиту поставить, кому в садик за дочкой зайти, кому... «Такая жизнь немыслима, – жалуется автор, – я чувствую, что в атмосфере неприязни, а то и просто вражды гибнет наш ребенок».

Помню письмо пожилой учительницы, озабоченной тем, что ни дома, ни в школе девушек не готовят к будущей семейной жизни. Не в том смысле, что недостаточно учат щи варить, а более всего в плане психологическом – не готовят к моральной ответственности за дух и крепость семьи, за то, как она сложится. «Между тем я уверена, – писала учительница, – что от женщины зависит, будет ли семья именно семьей в высоком значении этого слова или случайным соединением ничем не связанных людей». Откликов было очень много. В основном женских. В подавляющем большинстве – несогласных. Почему это женщина в ответе за то, чтобы не затухал огонь в семейном очаге? Почему это от нее зависит престиж семьи, честь фамилии? А мужчины где же? Они что, не должны, не обязаны?

Тут-то, мне кажется, и начинается путаница понятий. «Обязан» и «должен» (как, впрочем, «обязана» и «должна») просто не те нравственные категории, из которых создается счастье. Много других хороших вещей можно построить на этом фундаменте – только не счастье, основа которого проста донельзя: я делаю так, чтобы тебе было хорошо, не потому, что вижу в этом свой долг, а потому, что если тебе будет хорошо, значит, и мне тоже. Вот и вся формула, и никаких других секретов.

Существует шутливое утверждение: мол, главное – правильно воспитать женщину, а мужчина – это уже производное. Как во всякой шутке, доли истины в этом утверждении гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд. Говорили же в старину: без хозяйки дом как без крыши.

Так вот, думаю, правильно воспитать современную женщину – значит внушить ей правильное представление о механизме семейной жизни, который, как и всякий механизм, держится на взаимной зависимости. Стоп! Слово «зависимость» мы привыкли употреблять исключительно со знаком минус. С детства мы присоединяем сюда частицу «не» и несем уже это новое слово через жизнь. Независимость! Великое завоевание, сбывшаяся мечта многих поколений женщин. Она и в самом деле прекрасна, пока мы говорим о ней как о праве и возможности самостоятельно зарабатывать на жизнь и, значит, ни одного мгновения не руководствоваться меркантильными соображениями в выборе друга. Я независима, я в состоянии прокормить не только себя, но и своего ребенка, значит, ничто не заставит меня продолжать брачный союз, если иссякла любовь.

Однако разве сама-то любовь не включает в себя именно зависимость? Я стремлюсь соответствовать вкусам своего избранника; одеваясь, причесываясь, припоминаю, что ему нравится; стараюсь проникнуться его интересами, читать те же книги, что и он. Что это? Я усваиваю его привычки, я ловлю себя на том, что пользуюсь его словечками... Разве нет тут зависимости? И кто сказал, что эта зависимость в тягость мне, оскорбительна для меня? У него сегодня защита проекта, рассматривается его рацпредложение, у него ответственные соревнования, он выступает на собрании... Разве ж не озабочена и я всем этим? А коли так, разве не вступаю я в отношения сложнейшей духовной зависимости от него?

Наш современник, писатель Михаил Пришвин, писал любимой: «Тот человек, кого ты любишь во мне, конечно, лучше меня: я не такой. Но ты люби, и я постараюсь быть лучше себя».

Сколько недоразумений, а то и трагедий происходит там, где семейная жизнь начинается с попыток отстоять свою независимость, понимаемую как право жить, не считаясь с настроениями, привычками, всем предшествующим опытом того, кого мы сами, никем не принуждаемые, выбираем себе в мужья, а своим детям – в отцы. «Мало ли, что ты не одобряешь слишком коротких платьев, или крашеных волос, или курения, или развязного поведения в мужском обществе – хочу и буду!» Не правда ли, печально знакомый текст? «На каком основании ты меня допрашиваешь? Да, была с подругой в кафе. Тебе не хотелось бы? Скажите пожалуйста! А мне хотелось бы! Мы же с тобой договорились, что будем жить, не стесняя свободы друг друга». Свободы? Свобода – вещь прекрасная, да только с правилами нормальной семейной жизни практически далеко не во всем совместимая, потому что главное в этих правилах – радостное подчинение желаниям другого.

А если этой радости человек не испытывает, если упорно стремится к добрачной свободе распоряжаться собой и своим временем как заблагорассудится – ничего не выйдет. Ничего, кроме, бесплодной борьбы самолюбий, столкновения характеров, войны миров, в которой не бывает победителей – все побежденные.

Способность уступить – вот что лежит в основе семейного благополучия (и я не знаю исключений из этого правила). Уступить не с видом оскорбленной жертвы, а радостно, потому что так тебе будет лучше, спокойнее, удобнее. И если в самом деле все счастливые семьи похожи одна на другую, то только потому, что это правило выполняется неукоснительно.

Только не надо думать, что оно действует само по себе. Ничто в мире не дается без труда. Даже любовь. Может быть, тем более любовь. В особенности та, что связывает мужа и жену.

Плохую услугу делает дочери мать, которая поучает: «Главное – с самого начала правильно себя поставь. Вот твой отец всегда делал так, как я хотела». Куда мудрее и дальновиднее та, что советует: «Помни, в семейной жизни все рубежи надо завоевывать заново. Муж достал билеты на хоккейный матч и хочет, чтобы ты пошла с ним. Иди обязательно, даже если ты не большая любительница хоккея. Иначе возникает привычка проводить свободное время врозь. Сначала часы, потом дни, потом все чаще – и отпускные месяцы... Ничто не разъедает семейные устои так, как эта привычка, и ничто не сближает так, как единый ритм».

Не на всякую женскую долю выпадают испытания, какие пришлось перенести Галине Терентьевне Солдатовой, не всякая любовь проходит проверку такой немыслимой бедой. Но самая счастливая, самая благополучная семья все-таки миновала свои рифы, пережила свои бури, и если семейная ладья выходила из этих передряг уцелевшей, то чаще всего благодаря именно женщине. Той женщине, что раз и навсегда усвоила истину: человек огромен, и возможности быть новыми друг для друга практически неисчерпаемы. Женщине, сознающей, что, сохраняя семью, дом, она делает это не для себя одной, а в сущности выполняет великую историческую миссию: растит сыновей и дочерей, будущих мужей и жен.

Говорят: милые бранятся – только тешатся. Нет, неправда, всякая ссора необратима. След, оставленный ею, в сущности, не зарастает никогда. Не о споре, конечно, речь, который может даже сближать людей, умеющих высказать свои мысли не агрессивно, спокойно, а главное, столь же спокойно и с достоинством выслушать другую сторону, вникнуть в ее доводы.

А ссора, она ссора и есть. Чаще всего бессмысленная. Еще чаще замешена на сущих пустяках. Я знаю молодую пару, которая никак не могла решить вопрос, как варить сосиски: его родители снимали полиэтиленовую оболочку до варки, а ее приучали проделывать это после. Ну чем не остроконечники и тупоконечники, правда, не придуманные гениальным сатириком, а, видимо, прочно засевшие в каждом из нас? И уж если дать им волю...

Попробуйте однажды, не щадя себя, дойти до истока семейного конфликта, ставшего причиной слез, огорчений, надолго отравившего воздух семьи. Убеждена, достигнув этого истока, вы обнаружите постыднейшую чепуху – нечто такое, что и пересказать нельзя.

Передо мной лежит отчаянное письмо женщины. Она написала после того, как муж, отец трехлетнего сына, сообщил, ей, что уходит. Не к другой. В никуда. И теперь она оглядывается назад, пытаясь разобраться, что же, собственно, подточило устои их дома.

«Мы ссорились каждый день, хотя серьезных причин не было. Иногда я мучительно старалась вспомнить, с чего началась очередная ссора. И не могла. Или если вспоминала, то стыдно становилось. То ему показалось, суп недосолен. Он сказал – я обиделась. То я его спросила, почему с работы пришел позднее обычного, – он рассердился. А выйти из ссоры ни он, ни я не умеем. Так и молчим неделями или подковыриваем друг друга, никак не можем войти в нормальный тон».

Письмо это, щемящее в своей искренности, в честном стремлении понять, кто виноват, или, как дети говорят, кто первый начал, очень точно отражает состояние затяжной ссоры, из какого иные семьи не выходят месяцами. Люди будто забывают напрочь о том, что их когда-то соединило, отвыкают не только от ласкового, любовного обращения – происходящее между ними вообще не имеет ни малейшего отношения к тому, что именуется человеческим общением. Даже на миру, при посторонних, когда любая обида кажется еще обиднее, а боль еще больнее, они не могут сдержаться, и остается лишь удивляться тому, что они еще вместе, что какие-то обстоятельства удерживают их рядом, не позволяя разбежаться в разные стороны.

Ну, ладно, думаешь, пусть люди обманулись когда-то, сочтя нечто случайное и необязательное тем единственным и вечным, что только и может быть подлинной основой брака, но, коли уж по каким-то причинам (а причины могут быть очень серьезными) они решили остаться вместе и соблюдать хотя бы видимость семейного уклада, зачем же превращать это совместное существование в ад?

Проверьте себя, скажем, на умении сдерживаться. В действительности им обладает каждый – иначе невозможны были бы служебные отношения даже с теми, кто равен вам по положению, не говоря уж о тех, кто стоит над вами. О, вы отлично умеете сдержать себя и ответить, как и что надо, когда говорите с начальством. А с женой, с мужем?

Откуда берется это странное представление, будто бы, едва поставлен штамп в паспорте, все сойдет с рук: и нечесаные волосы по воскресеньям, и халат, или там майка не первой свежести, и оскорбительный тон, немыслимый, недопустимый! Опять же – поймайте себя за рукав! Вы на взводе, взвинчены, вроде не слышите себя. Но раздался телефонный звонок. На том конце провода подруга, приятель, просто знакомый. И... откуда что берется!

Оказывается, можно взять себя в руки... коли нужно? Но почему же, почему ощущения, что это нужно, не возникает, когда речь идет о сбережении самого дорогого или, скажем, самого важного в жизни – того, о чем, наверное, и сложена пословица: что имеем – не храним, потерявши – плачем? Может быть, лучше все-таки научиться хранить?

И пусть поначалу этим искусством овладеет хотя бы один из двух. Потому что ни в какой способ не верю так, как в безусловную силу примера. Раз, другой, третий, десятый вы находите достойный выход из столкновения, не позволяя себе неосторожного слова, даже выражения лица – ничего, что могло бы разрастись, превратиться в ссору. Разве не урок тому, кто живет рядом?

Между прочим, только так и происходит воспитание, по крайней мере, применительно к людям взрослым, сложившимся. Разве унизительно попросить прощения у того, перед кем провинился, пусть вина и невелика? И разве это не лучший способ выйти из ссоры, если уж она случилась? Разве великодушие, готовность простить не стоят самой дорогой цены?




Скромность


– моральное качество, характеризующее личность с точки зрения ее отношения к окружающим и самой себе и проявляющееся в том, что человек не признает за собой никаких исключительных достоинств или особых прав. Это форма осознания личностью своих обязанностей перед обществом.

Утром я зашел к себе в кабинет переодеться. И тут же услышал осторожный стук в дверь, даже не стук, а так, легкое царапание.

– Войдите.

Дверь приоткрыла сухонькая старушка в черном сатиновом платочке, обрамлявшем лицо с усталыми, погасшими глазами – жена «деда Терентьева».

– Борисыч, слышь, Викеша-то отходит. Хотела священника позвать, дак он не велит, тебя кличет. Ты уж зайди, не откажи.

Накинув халат и натягивая уже на ходу шапочку, я поспешил, в палату...

Викентий Иннокентьевич Терентьев умер тихо. Благостно, как говаривали в старину, с покорной мудростью.

Редкой чистоты был человек. Никому не причинял забот, всю жизнь делал людям добро. И болел он тихо, ничего не требовал, еще и врачам сочувствовал,

...Был он краснодеревщик, что называется, милостью божьей, но не смотрел на свое рукомесло как на источник делания денег. Над шкафами и буфетами, комодами и столами трудился так, словно создавал музыкальные инструменты. Дерево у него пело замысловатой и нежной вязью колонок и накладок, многоликими оттенками полировки. Лак он клал, непременно сообразуясь с фактурой дерева. И оно в ответ раскрывало перед ним все свои сокрытые от стороннего глаза тонкости.

За сработанную вещь сам никогда не назначал цену. Внутренне волновался: как оценит заказчик? Никогда не осуждал за скупость, но и не возражал против щедрой суммы.

– Со стороны-то виднее. Я што. Мое дело сотворить, ваше – оценить.

Фабричную мебель старик добрым словом не жаловал: «Машина – она без души».

Жил он на старом Арбате. Женился рано, на женщине, промучившейся сколько-то лет с первым мужем, запойным пьяницей. Детей не нажил. «Изувер, он ей все нутро отбил», – говорил Викентий Иннокентьевич. От бесплодности брака страдал, но жену никогда не попрекал и берег от худой людской молвы.

Сам не пил, разве что по праздникам пару стопок – одну за здоровье жены, другую за себя: «Чтобы бог умения не лишил». И жена говорила: «Викеша никогда пьяным не бывал, и меня не то что пальцем не тронул, но и словечка грубого не молвил».

Дом на старом Арбате снесли, а с ним и мастерскую. Дали в новом районе просторную двухкомнатную квартиру. Сухие дубовые, сосновые и ореховые доски дед сложил в одной из комнат, поставив тут же верстак с токарным станком. И стала она ему мастерской.

Но, увы, нижние соседи пошли жаловаться «на шум» – хоть шум и был едва слышен. Явилась, как водится, комиссия, велела прикрыть мастерскую: «Помещение не удовлетворяет производственным условиям и не соответствует санитарным нормам проживания совместно с другими жильцами дома».

Витиеватую формулировку Викентий Иннокентьевич не понял, но то, что он кому-то вдруг стал помехой, разом и больно почувствовал, работу свернул. А там подыскал кем-то брошенный в строительной неразберихе развалюху-сарай и соорудил в нем мастерскую. Работал здесь до холодов, при свете керосиновой лампы – пока не нагрянули пожарники. Сарай велели срочно освободить из-за «повышенной опасности воспламенения древесины, самого сооружения и окружающих построек». Нового распоряжения старик испугался пуще прежнего и ночью снова перетащил все на квартиру. Заново собрал станок, верстак, но работать перестал. Боялся давешней комиссии, да и с материалом становилось все туже. Не хотел покупать доски, сворованные на фабрике или на стройке, а «официальный» материал – попробуй достань его.

Вскоре, однако, нашел новое занятие – ходил по домам и ремонтировал мебель. Но только старинную. За новую никак не брался. «Это разве товар, – говорил, колупая ногтем доску из прессованных опилок, – труха. Ее не отформуешь и линии ей не придашь. Опилки они и есть опилки».

Любил хаживать в мебельные комиссионные магазины. С трудом пробираясь через тесно поставленные шкафы и серванты, поглаживал их шершавой рукой.

Однажды ахнул: батюшки, буфет! Сразу даже не поверил. Колонки да столбики вроде его, он когда-то делал, а цвет – чужой. Кряхтя и задыхаясь, отодвинул буфет от стены и на задней доске, растерев в кровь палец, оттер заляпанную масляной краской надпись: «В. И. Терентьевъ. 1916 годъ».

Старик прижался к буфету, как к живому, оперся обеими руками и замер, прислушиваясь к поскрипыванию рассохшегося дерева. Потом долго с болью вглядывался в разные царапины и выбоины. Вспомнил, как давным-давно купил этот буфет известный писатель, заплатив непомерно высокую по тем временам цену: двадцать рублей. Впрочем, эта же цена была указана и сейчас на табличке...

Почти бегом бросился домой, достал из комода припрятанные на похороны деньги, отсчитал нужную сумму и, едва переводя дух, вернулся в магазин. В новехонький лифт буфет не уместился, так что грузчики тащили его по узкой лестнице на лямках. Викентий Иннокентьевич суетился рядом, оберегая детище от новых царапин. Оправдывался: «Углы-то у нынешних перил вострые. Не ровен час...»

Целый месяц лечил раненное небрежностью и неумелостью людей дерево. Затирал разные пятна, шпаклевал царапины и вмятины, восстанавливал по памяти узоры изначальной резьбы. Бегал по магазинам, подбирая лак и клей. Потом часами любовался «обновой». Вспоминал давнее, молодое, счастливое.

Разменяв девятый десяток, Викентий Иннокентьевич перестал выходить из дома. Лифтом не пользовался, а топать лестницей на восьмой этаж – подламывались ноги, чугунной тяжестью закладывало грудь. Лифта он не то что боялся, а так – «из принципу». По той же причине ни разу в жизни не проехал в метро. Что его удерживало? Кто знает. В бога верить перестал сразу же после революции, иконы снял, но вот, поди ж ты,– в воздух подниматься и под землю спускаться опасался.

Пока трудился над своим деревом – был здоров, а как приказали закрыть мастерскую – сдавать начал.

Окончательно слег, как стукнуло восемьдесят шесть. В больницу себя везти не позволял. Лежал на кушетке, им же когда-то сделанной, среди выстроившихся в ряд у противоположной стены добротно сработанных красивых вещей.

Когда начались сильные приступы болей в животе, согласился все же на больницу. Я наблюдал его в течение нескольких недель. Он не кричал и даже не стонал, а только глухо ухал, вминаясь головой в подушку. Когда отпускало – мы разговаривали...

После операции я сообщил жене печальный приговор: распространенный рак. Старушка тихо заплакала...

Получив пенсию, она спешила на рынок, купить гранаты и ягоды облепихи: они, мол, «улучшают кровь». Каждый день покупала фрукты. Ходила в дальний рыбный магазин и там, у знакомого продавца выпрашивала свежую рыбу.

А днями подолгу сидела возле мужа, в черном платочке, завязанном под подбородком, и сухими пальцами кормила его. По-моему, они совсем не разговаривали,– понимали друг друга по движениям глаз, пальцев...

Казалось, старик спал, но как-то к вечеру открыл глаза и сказал:

– Ты, мать, того, мебель-то не продавай. Помирать соберешься, накажи, чтобы ее в музей какой свезли... Старинной выработки она... Пусть себе люди смотрют...

На некоторое время умолк, а потом у него задрожали веки, и медленно раскрылись усталые-усталые глаза:

– Ты уж извини, если что не так... Любил тебя...– Он дотянулся до ее руки, стал гладить шершавой ладонью.

– Что ты, Викеша, бог с тобой, ты всегда хороший был... добрый... согласный, – она поправила сбившийся на лоб платок, тихонько освободила руку и, положив поверх его руки, замерла.

– И вот еще што... Позови доктора моего, Борисыча...

...Я застал Викентия Иннокентьевича лежащим со сложенными на груди руками и зажатой в них, как свечкой, расческой. Уйти он захотел аккуратным. Редкие седые волосы были расчесаны на прямой пробор, маленькая бородка – клинышком кверху, обнажая худую шею...




Живут в памяти людей имена великого Паганини и того, кто из «простого» дерева сотворял лучшим скрипачам мира скрипки – Страдивари, мастера. Викентий Иннокентьевич Терентьев из той же когорты: мастер. Скромный человек, одержимый страстью, которой был верен всю жизнь.




Смысл жизни


– понятие, присущее любой развитой мировоззренческой системе, которое оправдывает и истолковывает свойственные этой системе моральные нормы, показывает, во имя чего необходима предписываемая им деятельность.

В газете «Собеседник» было напечатано такое письмо:

«Здравствуй, «Собеседник»! Я учусь в десятом классе. До десятого класса я была озорной, веселой заводилой-девчонкой. Теперь все изменилось. Я уже не могу смотреть на жизнь по-прежнему. Меня мучает то, что за все мои семнадцать лет я не принесла никакой пользы. Кто я? Зачем я живу? Что хорошего я сделала? Не знаю. Хорошие отметки (я – отличница), дисциплина, активность в школе – вот и все?

Я люблю читать. Прочла много книг. Мне кажется, что герои книг – необыкновенные люди. Есть ли сейчас такие? Если бы ты знал, «Собеседник», как я завидую жившим во время революции, первых пятилеток, Великой Отечественной, поднятия целины! Вот были люди! И у всех у них в жизни была какая-то цель. А какая цель у меня? Получить профессию, выйти замуж? Все это кажется таким обычным.

Дело в том, что у нас, у нашего поколения есть все. Мы не голодаем, не живем на улицах под открытым небом, мы хорошо одеваемся (опять-таки с помощью родителей), о войне читали лишь в книгах, газетах или видели ее по телевизору. Почему же мне чего-то не хватает? Да, я мечтаю о подвигах (да и кто об этом не мечтает?), я хочу, чтобы моя жизнь не была скучной, однообразной. Но как, как этого добиться? Меня часто называют «слишком романтичной», говорят, что я «многого хочу». Но разве можно жить иначе?

Я не пишу фамилии, понятно почему. И все-таки я уверена, что не только я так думаю и что со мной согласятся многие.

С уважением, Лена, 17 лет. Елец».




Однажды, рассказывают, Александр Грин слушал чтение новой повести молодого автора. Очень внимательно и очень доброжелательно слушал: в нем всегда жила, не всегда выходя наружу, суровая нежность к людям. И вдруг рассердился – услышал в повести такие слова: «Небо было как небо».

«Небо было как небо... – повторял Грин, нахмурившись. – Небо – как небо?». И добавил расстроенно: «Так – нельзя».

Мне вспоминается этот маленький эпизод из жизни большого романтика, когда я читаю письмо Лены. «Слишком ты романтична», – говорят ей подруги, и в этом утверждении слышится упрек: «Много хочешь», и в этом упреке слышится вопрос: «Что тебе еще нужно?»

«У нас, у нашего поколения есть все, – утверждает, впрочем, и сама Лена. – Мы не голодаем, не живем на улицах под открытым небом (небо – как небо?), мы хорошо одеваемся, о войне читали лишь в книгах, газетах или видели ее по телевизору». Это общее для всего поколения благополучие Лена дополняет своим, личным: отличница – что не так часто сегодня встречается в десятом классе и хотя бы поэтому дает основание для определенной гордости собой. Общественница – и это, как известно, должно существенно наполнять жизнь. Дисциплинированна, что тоже, как всякое умение владеть собой, приносит удовлетворение.

И вдруг такая неудовлетворенность...

Такое томление души, такое ощущение неполноты жизни, такая обделенность даже! Все, кажется, есть для счастья, нет только одного – самого счастья. Отчего так? Почему? – спрашивает Лена, вынося свои вопросы на наш с вами суд. Как часто мы еще боимся этой смутной, вдруг подступающей к тебе и в середине пути, не только у его начала, тоски, как гоним от себя эти внезапно настигающие во вполне благополучных буднях вопросы, свидетельствующие о каком-то ином неблагополучии, как часто ссылаемся при этом то на атмосферное давление, то на солнечную активность, то на расстроенные нервы – все лучше, кажется, чем эта неудовлетворенность. И не понимаем того, что она-то, быть может, и есть лучшее в нас – нет ничего хуже, как известно, самодовольного оптимизма.

Первое, что хотелось бы сказать Лене: как хорошо, что ты этого самодовольства лишена! Одни люди ставят перед собой цели, другие повинуются лишь своим желаниям. Судя по письму, Лена принадлежит к первым. Когда нет цели – все может стать целью, чему немало, увы, свидетельств находится в редакционной почте. Сколько еще вслед за тем незадачливым автором могут сказать: а небо? Что небо? Небо как небо...

Лена же рвется вперед и выше. Она в самом деле, тут подруги правы, многого хочет, хотя это многое укладывается всего в три вопроса: кто я? Зачем я живу? Что хорошего сделал? Всего три вопроса, а чтобы ответить на них, иным не хватило и жизни. Вечные вопросы. Какое счастье, что Лена их задает! Уже сам вопрос о смысле жизни придает жизни смысл. Но вот беда: ответы на вечные вопросы вылиты ведрами, а приняты – каплями. Смысл вопроса о смысле жизни в том, видимо, и состоит, что он возникает у тебя, несмотря на ответы, найденные до тебя. Потому они и вечные, что каждый человек вечно будет отвечать на них сам.

Взгляд Лены с завистью устремлен в прошлое – туда, где первые пятилетки, война, целина... Тогда, считает она, сама история ставила перед человеком цель: преодолеть разруху, накормить голодных, одолеть врага, обустроить землю. А сейчас? Такая обыкновенная жизнь – а она стремится к чему-то необыкновенному. Такие будни – а ей так хочется романтики. Такая проза – а душа жаждет поэзии. Конечно, можно бы сказать Лене: и первые пятилетки, и целина – это не только порыв и подвиг. Это прежде всего работа. Даже на войне, говорят солдаты, самым главным тоже была работа. Конечно, можно было бы напомнить Лене, что и сегодня ведь никто не застрахован от того, что на поле не загорится трактор, как у Анатолия Мерзлова, или не направит на тебя дуло пистолета бандит, как на Надю Курченко, или не случится несчастье в шахте, как у Игоря Игнатьева.

И все же... И все же честнее, мне думается, в чем-то согласиться с Леной. Сегодня, когда жизнь не требует от тебя каждый день бросаться на амбразуру, жить, взмывая в небо, а не только бездумно волочась по земле, – труднее. Мы вообще, наверное, слишком часто говорим, что нынешним семнадцатилетним, поскольку им все далось легко, жить легче: «А в иные годы...»

Но у них свои годы. Вот эти, наши. Письмо Лены напоминает нам известную формулу Достоевского: «Наестся человек и... тотчас скажет: «Ну вот, я наелся, а теперь что делать?»

Лена мечтает о подвиге. Но сегодня спрос, если так можно выразиться, скорее не на подвиг, а на подвижничество. Слова эти одного корня, но понятия выражают тем не менее различные. Подвижничество предполагает протяженность деяния часто малозаметного, негромкого, непрестижного. Целина поднята, да, но ведь ее надо пахать. Кому-то всегда надо пахать...

Вот к этому готовит себя Лена?

Она мечтает о трудностях, но, быть может, труднее всего дается человеку умение будни поднимать до праздника, быт – до бытия, дело – до деяния.

Как обычную жизнь наполнить высоким смыслом? – вот главный вопрос, который вытекает из письма Лены. Думается, его следует обсудить сообща.

Лена, сама того, быть может, не подозревая, подсказывает нам и то, от чего следует всех предостеречь.

«Получить профессию, выйти замуж? Все это кажется таким обычным», – пишет Лена. Как сказать... Можно сказать, «профессия» или того проще: «поступление в институт». А можно сказать: «Дело, которому я служу». Цель жизни может не исчерпаться делом. Но именно дело человека – главный проводник цели. И совсем необязательно эдакое романтичное дело. Мне приходилось как-то на страницах газеты рассказывать о дворнике, делегате комсомольского съезда, который так относился к своему, прямо скажем, не очень ныне престижному делу, что ощущал свою значимость и достоинство, будто он космонавт на орбите. Всякий полет все же, не будем это забывать, начинается с земли. Случайно ли Лена ни словом не обмолвилась в письме о том, кем хочет стать? Это на пороге-то аттестата зрелости. Мечтая о крыльях, не будем забывать заботиться и об обуви...

«Замужество», – говорит Лена. Но лучше сказать – любовь. И еще – дети. Воспитать детей, настоящих граждан и истинно интеллигентных людей – разве это не благородная, не высокая цель? Замужество для таких натур, как Лена, быть может, и не станет единственной целью. Но любовь обязательно подскажет средство для достижения этой цели, потому что ни одному человеку не удалось еще, оставив по себе благодарную память, вырваться из круга обыденности, не любя людей.

Лене кажется, что в книгах все люди необыкновенные. Что именно она читает, мы, к сожалению, не знаем. Но разве, скажем, жизнь «буранного» Едигея у Айтматова – это не необыкновенная обыкновенность? В современной литературе, думается, как раз видна эта магия реальности, понять которую так часто в юности бывает трудно.

В юности часто кажется, что настоящая жизнь – она там где-то, за долами, за горами. На другой, не на твоей улице, где все так привычно, знакомо, обыденно. «Там – небо высокое!» – не случайно поется в одной популярной песне. А тут? Над тобой? Небо как небо? Нет, и здесь оно высокое.




Совершеннолетие


– возраст, по достижении которого человек становится полноправным гражданином.

В нашей стране полноправным гражданином человек становится в 18 лет.

Самостоятельность – и 18 лет. Всегда ли совпадают они? Увы, нет. На одних людей можно положиться, надеяться на их слова и дела уже в 16 лет. Другие – и в 30 инфантильны и ходят «в мальчиках». В чем тут дело? Пожалуй, можно сформулировать такое правило: «Самостоятельность мышления есть факт гражданственности».

Для многих такой проверкой самостоятельности мышления служит выбор профессии, поступление (или непоступление) в институт, в техникум, в училище и т. д. Каждый юноша и девушка переживают этот момент своей биографии с необычайной силой. Он становится первым крупным жизненным испытанием, первой самостоятельной страницей биографии.

Бывает, вчерашний школьник, инфантильный «хорошист», провалившись в институт, должен сам определись, кем ему работать, как найти свое место в абсолютно новом, незнакомом ему коллективе. Здесь совсем иные, чем в школе, взаимоотношения. На него никто не смотрит поднадзорным учительским оком, и делать дело он должен сам, не рассчитывая на подсказку соседа и помощь учителя. У него нет теперь школьных друзей, с которыми он чуть ли не десять лет сидел в одном классе, и (что бы там ни говорили про школу) невидимая моральная сфера этой жизни давала жизненный озон! А теперь... разновозрастный коллектив, все заняты работой, и некому излить душу, у всех разные интересы, а у тебя дело не клеится, а тебе неинтересно, а тебя никто не хвалит... Да, есть о чем призадуматься.

А на пороге – совершеннолетие, полная взрослость, гражданственность. Значит, теперь надо рассчитывать прежде всего на самого себя. Вот когда надо записать себе слова Бетховена: «Человек, помоги себе сам!»

И не только эти слова великого человека хорошо бы запомнить тем, кто вступает в совершеннолетие. Давайте выпишем несколько фраз из «Книги мудрых мыслей»:

Юность – весеннее время человека, в которое засеваются семена на будущее. (Я. Княжин)

Ничто на свете не очищает, не облагораживает так отроческий возраст, не хранит его, как сильно возбужденный общественный интерес. (А. Герцен)

Преобидно жить на свете, не возбуждая интереса к себе. (М. Горький)

Юность сама по себе есть уже поэзия жизни, и в юности каждый бывает лучше, нежели в остальное время своей жизни. (В. Белинский)

Нет более печального зрелища, чем вид молодого пессимиста. (М. Твен)

В жизнь надо входить не веселым гулякою, как в приятную рощу, а с благоговейным трепетом, как в священный лес, полный жизни и тайны. (В. Вересаев)

Что посеешь в юности, то пожнешь в старости. (Г. Ибсен)

Одно дело – мудрые мысли, иное – жизнь, скажете вы...




Трудовое совершеннолетие у нас в стране наступает в 16 лет, то есть человек в этом возрасте может поступить на работу. В 16 лет человек получает паспорт. Нашими законами установлено, что в этом возрасте человек имеет особые льготы. В Кодексе законов о труде сказано, что подросток может приниматься на работу по достижении шестнадцати (лишь в исключительных случаях, по решению профсоюзов, с разрешения врача, с пятнадцати лет). Ни в ночные смены, ни на вредном и тяжелом производстве подросткам работать нельзя, зато, наоборот, они имеют льготные отпуска для учебы.

В шестнадцать-восемнадцать лет продолжительность рабочей недели составляет 36 часов (а для взрослых, для совершеннолетних у нас рабочая неделя равна 41 часу), но зарплата – такая же, как у взрослых. Хотя полная дееспособность наступает лишь в восемнадцать (в этом возрасте человек получает также избирательное право), многими гражданскими правами реально пользуются те, кто не достиг еще восемнадцати лет. Например, право на жилую площадь, на наследование, при оплате за литературные и музыкальные произведения.

Таким образом, возраст от 16 до 18 лет – особенный. В 16 лет человек уже имеет паспорт. Он смотрит фильмы, на которые вчера еще не мог пойти («Детям до 16...»), уже может поступить на производство. Но только в 18 лет человек – полноправный гражданин, может голосовать, вступать в брак и т. д.

Какова психология человека, стоящего накануне совершеннолетия? В эти 16–18 лет?

Позади годы отрочества, так называемый переходный возраст. Человек был в конфликте чуть ли не со всем миром. То мир его не понимал, то он не понимал мир. Взрослые с их желанием научить казались чуть ли не врагами, даже родители. Разрыв между мечтой – мыслью неясной и возвышенной – и действительностью приводил в недоумение. Неумение реально смотреть на мир, взвешивать свои силы, подстерегающие разочарования... Теперь предстоит научиться соотносить мечту со своими возможностями, понять: чем больше человек знает, тем полнее он воспринимает мир, чем больше видит – краски, звезды, природу, – тем он будет счастливее. Невежество делает человека равнодушным, а равнодушие – как раковая опухоль для души. Истинное счастье – удел знающих, умеющих, ищущих. Значит, учиться надо не потому, что надо, а для интереса в жизни.

Одна девочка писала в дневнике: «Как мне выработать характер? Я не могу себя заставить делать то, что не хочется. У меня совсем нет воли». Научиться делать то, что не хочется, надо бы гораздо раньше, для этого есть детство и отрочество. И все-таки хочется посоветовать этой, уже ставшей совершеннолетней, девушке: еще не поздно! Подумай, дай себе отчет: что ты любишь, что ненавидишь, какую цель ставишь перед собой? Как ее добиться? (Нельзя добиться ничего, если не научился подчинять себя своей цели.)

Ради чего вообще пришли мы на землю? Какой мы след оставим, уйдя в нее? Если ты подумаешь и ответишь на эти вопросы, значит, ты уже имеешь свою жизненную позицию, ты всерьез решил оставить после себя добрые дела. А добрых дел уйма: построенный дом, вспаханная земля, написанная картина, воспитанные тобой дети, защищенная тобой природа...

Совершеннолетие – не просто возраст, когда юридически человек становится полноправным гражданином своей страны. Полноправным, то есть имеющим все права и использующим их со всей ответственностью, усвоившим гражданственность.

Это означает, что человек рано вступает на самостоятельный путь: самостоятельно мыслит, самостоятельно трудится. Ленин говорил, что только в совместном труде с рабочими и крестьянами можно стать коммунистом.

...Одна 18-летняя девушка (я познакомилась с ней в кавказском городе в командировке) поступила работать официанткой. Работа нелегкая, к тому же порой связана с унижением личности. Однажды соседом моим по столу в гостиничном ресторане оказался человек с уверенным взглядом, короткими пальцами и большими деньгами. Официантка быстро обслужила нас. Тогда перед робеющей восемнадцатилетней девушкой-официанткой он положил десять рублей и сказал: «Это за скорость. Этот стол завтра для меня оставишь. Приду в это же время. Вот тебе», – и протянул ей еще десять рублей. И тихая девочка, робея от собственного голоса, сказала: «Нет, не надо, возьмите деньги, я не могу держать для вас столик». У посетителя округлились глаза, он не мог взять это в толк.

А я подумала: да, эта девушка сохраняет «честь смолоду».

...Вы читали о десятиклассниках, которые остаются всем классом в родных колхозах разных областей нашей страны. Я видела этих девушек под Костромой. Они встают в четыре утра и идут доить коров, особенно охотно они ухаживают за телятами. Видела красивую обаятельную русскую женщину Донилину Е. А., которая вот уже несколько лет является наставницей девушек-доярок.

...Сколько у нас в стране ребят, которые рано научились творчески мыслить! Они смотрят на окружающий мир как на поле приложения своих сил, чтобы сделать этот мир лучше. Если они кончили техническое училище, то рано начинают искать новые технические решения, даже изобретают. Если они работают в школьных лесничествах, то они к восемнадцати годам уже успели сохранить не одно дерево, очистить не один гектар леса и т. д.

...Человеку исполнилось восемнадцать лет. Юноше приходит повестка в военкомат. Я сижу в военкомате, и передо мной проходят высокие и низкорослые, крепкие, спортивные и хилые, с опущенными плечами юноши. У кого-то наколка на руке, на плечах. Кто-то отпустил кудри русые до плеч. Один волнуется, путает слова, другой делает вид, что ему все нипочем. Военком задает вопросы: о законах физики, о международном положении, о семейных обстоятельствах, об отношении к вину, сигаретам...

Завтра жизнь поставит перед призывниками более сложные вопросы: проявит ли он себя в армии бойцом или станет хлюпиком, есть ли у него физические и моральные силы для службы, что он может сделать для защиты Родины, каковы его взгляды?

...Восемнадцать лет. Шумно отмечается день рождения. И девушка из желания показать свою взрослость лихо выпивает рюмку-две. Вчера она еще не отвечала за свои поступки («Я не знала», «Мне мама не сказала», «Мне учитель не говорил»), а сегодня она отвечает за все. Она хотела самостоятельности, так ее жаждала, а ее не давали. И вот дали!

У Евгения Евтушенко есть стихи об инфантильных юношах и девушках, которые эгоистично думают лишь об удовольствиях: «Я вижу с отвращением насквозь вас, розовое племя наслажденцев, цинически играющих в младенцев...» И дальше он пишет: «В истории давно и след простыл тех, что искали наслажденье. Оказывает вечность снисхожденье лишь тем, кто снисхожденья не просил». Это стихи о ранней ответственности человека, о жизни без снисхождения. Ведь именно в восемнадцать лет встает вопрос: можешь ли ты сделать выбор? Можешь ли быть самостоятельным по-настоящему? Отказаться от такого пустяка, как, например, следовать дурному примеру, плохой моде.

Молодость – пора человеческих достижений. Гоголь писал: «Забирайте с собой, выходя из мягких юношеских лет в суровое, ожесточающее мужество, забирайте с собой все человеческие достоинства, не оставляйте их на дороге; не подымете потом!»

Врачи говорят, что к восемнадцати годам раскрываются психофизиологические возможности человека. С восемнадцати до двадцати восьми лет происходит наиболее интенсивное их развитие, а с точки зрения биологического цикла это период раскрытия огромных возможностей, заложенных в человеке.

Шестнадцать – восемнадцать лет – прекрасное время для самовоспитания. Но – учтите! – этим занятием вам придется заниматься теперь всю жизнь. И в тридцать, и в сорок, и в шестьдесят лет. Вечная работа над собой.

Элементы самовоспитания уже неизбежно усвоены вами: наблюдательность, мышление, память, внимание; они нужны в школе, на уроках. А вот нравственная сторона... Как победить собственное упрямство, не ассоциируя его с упорством? Не спутать мужество с лихачеством, принципиальность с драчливостью, твердость с черствостью, доброго человека с добреньким, радость с бодрячеством?..

Лев Толстой писал, что праздный ум – это пища для дьявола. Не оставляйте ума и рук в праздности! Сегодня же заставьте сделать себя тот правильный шаг, который вы откладываете, не хотите делать. Повторите завтра, послезавтра, найдите разумное сочетание между «хочу» и «надо» – и вы станете счастливыми. Да-да! Попробуйте, если не верите.




Совесть


– категория этики, характеризующая способность осуществлять моральный самоконтроль, самостоятельно формулировать для себя нравственные обязанности, требовать от себя их выполнения и производить самооценку совершаемых поступков.

Две зарисовки из жизни (одна написана учительницей, вторая – хирургом) по-разному иллюстрируют проявление этого морального качества.

...Восемь новеньких учебников географии лежали на столе. Ольга Петровна сказала:

– Распределяйте сами как хотите. Устраивайте снова лотерею или придумайте что-нибудь другое.

Встала Нина Овчаренко, тряхнув золотистой челкой:

– По-моему, эти книги надо раздать тем, кто в прошлые разы получил меньше всего новых учебников. А то некоторые ребята почти каждый раз выигрывали, а вот Люба, она такая невезучая, у нее все учебники оказались подержанными, кроме английского, а его всем дали.

Саша Пономарев закричал с места:

– Ну и неправильно! – Он вообще любил спорить, Нине же возражал особенно охотно. Под взглядом учительницы он поднялся и уже тише повторил: – Это неправильно. Например, Алешка, не знаю, сколько он в школе выиграл, но учебники у него все новые, ему отец достал. И многим родители купили. Нет, надо опять лотерею.

Нарезали 39 аккуратных полосок и на восьми написали «60 коп.» – цена книги. Ребята быстро расхватали бумажки – и вот выигравшие запрыгали, закричали, побежали к столу Ольги Петровны и быстро расхватали учебники.

У стола стояла Лена Иванцова, она была копушей и на всех раздачах оказывалась последней. Теперь она растерянно смотрела на стол, где уже не лежало ни одной географии, и молча протягивала классной руководительнице листок, на котором было написано «60 коп.».

Ольга Петровна с недоумением наморщила лоб:

– Ничего не понимаю, какая-то чепуха. Ты что, действительно вытащила этот билет?

Глаза Лены наполнились слезами.

– Конечно, я самая первая вытащила, – еле слышно прошептала она.

– Ничего не понимаю, – повторила Ольга Петровна, – как же это получилось... Ребята, все, кто получил новые «Географии», подойдите ко мне!

Восемь человек окружили ее стол, Лена была девятой.

– Вышло недоразумение. Вероятно, вы случайно вместо восьми бумажек с выигрышем сделали девять. И Лене не хватило книги. Как нам теперь быть?

– Нет, мы сделали ровно восемь, – уверенно заявил Саша, – я сам складывал из одного листка тетради.

Кто-то с готовностью предложил:

– Ну давайте тянуть заново.

– Нет, – покачала головой учительница, – это не совсем справедливо по отношению к тем, кто получил учебники.

Гена Варыгин, самый маленький в классе и вечно рвущийся в драку, быстро выбежал из класса. В коридоре заливался звонок.

Следующий урок Гена сидел заносчиво нахохлившись; он чувствовал себя необыкновенно ловким и смекалистым. И вдруг за его спиной Сергей Енютин пропел:

– А я все знаю, знаю, кто получил чужую «Географию».

Генка стремительно обернулся. Сергей, прищурясь, издевательски улыбался.

– Да ты не боись, я никому не скажу, больно мне надо. Ну уж, конечно, не бесплатно, гони трояк.

– Ты трюхнулся, где я возьму? – оторопело выпалил Гена.

– А я у тебя видел, новенький такой троячок.

Генка вспомнил, что действительно мать утром дала три рубля на продукты.

– А что я матери скажу? – угрюмо спросил он Сергея.

– А ты уж придумай что сказать, ты же у нас сообразительный. Вон как ловко – к столу, и билет в кармане. А Ольга-то тебя в любимчиках держит. «Ах, Гена, – протянул он тоненьким голоском, изображая учительницу, – какая у тебя память, как прекрасно читаешь ты стихи».

Гена, не глядя на Сергея, сунул руку в карман и достал деньги.

– Другое дело, – дурашливо прогнусавил Сергей.

Его нагловатые глаза с откровенной издевкой смотрели на Гену. Снова прозвенел звонок. На уроке безнадежные, путаные мысли мучили мальчика.

«Проклятая «География», и зачем она мне понадобилась? Я же просто так схватил этот дурацкий билет, просто Ольга Петровна отвернулась, а он лежит. Вот, думаю, здорово, сейчас получу учебник, и никто даже не узнает, как он мне достался. Да провались он. Что я, без учебника остался бы, что ли. А что, если я его выброшу? Не было никакой «Географии» – и все тут!»

Эта идея воодушевила Генку. Не будет учебника, и сразу все исчезнет: переживания, гнусная ухмылка Сергея и омерзительное жжение от слова «вор». Гена ободрился и даже начал прислушиваться к голосу учительницы. Но вдруг вспомнил, что всех получивших новые «Географии» вызвала Ольга Сергеевна, он там был со всеми и понял, что выхода нет. И тут уже новая мысль зашевелилась: так тебе и надо, запутался совсем, одно дело тянется за другим, как цепь тяжелая тянет ко дну...

Что же делать: может быть, самому пойти и признаться? Или отдать этот учебник Ленке, у нее глаза все еще на мокром месте?

Прозвенел звонок, ребята потянулись из класса, в этот момент кто-то заглянул в дверь и крикнул: «Варыгииа в учебную часть!»

В комнате сидел угрюмый Сергей, глядевший в окно, со своим отцом, мастером с часового завода. Недавно их класс ходил туда на экскурсию, и Сережкин отец с гордостью водил их по цехам. Теперь он показался Генке каким-то странным. Он сердито посмотрел на Гену и спросил, кивнув на сына:

– Зачем дал ему деньги? – И добавил, обратившись к завучу: – Полдня добивался, откуда деньги, а вот зачем он ему дал, так и не узнал.

– Сейчас узнаем, – спокойно пообещала Татьяна Александровна и повернулась к Гене: – Так как было дело?

А в коридоре шумела обычная школьная жизнь...




...Авария произошла в самом начале второй смены. Виктор увидел свободно катящуюся к цистерне с ацетоном вагонетку – и тут же стремительный бросок Николая, пытавшегося ее остановить. Он успел подложить под колеса брусок, вагонетка упала, придавив Николая к стене. Взрыв был предотвращен. Когда Николая укладывали на носилки, врач «Скорой помощи» сказал, что у него открытый перелом бедра и что ему нужна срочная операция.

Страшная мысль пронзила Виктора. Ведь это ему мастер вчера велел закрепить вагонетку, а он, ничего не сделав, соврал, что поставил ее на тормоз. И теперь его самый близкий друг в больнице, и врачи говорят, что он может лишиться ноги.

Виктор физически ощутил острую боль вины. Зачем он пил в тот день? Но ведь раньше ничего не случалось. Чувство вины очень медленно и неуверенно начало переплавляться в какое-то новое чувство.

Он не мог понять своего состояния. Ясно было, что оно новое, никогда не испытанное. Раньше он всегда насмехался над теми, кто восхищался красотой природы, например. Он этого не понимал и не затруднял себя желанием понять: «Что тут такого? Лирика все это...»

Он впервые в жизни заметил, что зимний лес красив. А снег – какой он белый! Кажется, белее этого белого цвета уже ничего не может быть. Внизу, у земли, стволы деревьев прикрыты снегом – это похоже на легкие, воланами юбочки.

Дятел выбивал дробь, и Виктору казалось, что он радуется вместе с ним. Николаю стало лучше, врачи сохранят ему ногу. Но только ли этому радуется Виктор?

Вчера он решительно отверг приглашение «дружков», соблазнявших его выпивкой после получки. Сегодня он тщательно подмел пол вокруг станка и убрал все обрезки, не оставляя их старику сменщику. На днях после работы пошел в детский сад строить там теремок... А уж то, что он принес домой матери нетронутую зарплату, наполняло его таким приятным, доселе неизвестным чувством, что он даже казался себе выше ростом. Он не услышит больше никогда этого страшного слова «бессовестный»...

В больнице он подолгу сидел возле кровати друга. Там он познакомился с хирургом Зворыкиным. Это он поставил Николая на ноги. Много они говорили. И о том, что такое совесть, – тоже. Это твой взгляд, твоя оценка самого себя, своих поступков, отношения к окружающим. В совести правда жизни, смысл жизни. Так говорил Зворыкин.

Чистая совесть возвышает, нечистая заставляет прятаться, уходить в себя, скрывать свои мысли и поступки. Сейчас Виктор словно выбрался из-под какой-то тяжести. Дал слово: если Николай выздоровеет, то он начнет новую жизнь. Может быть, эта сегодняшняя прогулка по лесу и есть проявление новой жизни?

Зворыкин говорил, что нельзя жить без чувства ответственности. Ответственности за то, что ты делаешь, как сохраняешь то, что сделано до тебя, за то, что передашь своим детям.




Справедливость


– понятие, характеризующее такое положение вещей, которое рассматривается как должное, соответствующее определенному пониманию сущности человека и его прав.

Понятие «справедливость» в политическом смысле включает соотношение между ролью отдельных людей (классов) в жизни общества и их социальным положением, между деянием и воздаянием (преступлением и наказанием), достоинством людей и его вознаграждением, правами и обязанностями. Несоответствие между тем и другим и есть несправедливость. Справедливость имеет конкретно-исторический характер, например: «Справедливость греков и римлян находила справедливым рабство; справедливость буржуа 1789 г. требовала устранения феодализма, объявленного несправедливым» (Ф. Энгельс). В известные периоды истории чувство справедливости способно преодолеть исторические рамки и направить людей на революционное преобразование общества. «Если нравственное сознание массы объявляет какой-либо экономический факт несправедливым, – писал Ф. Энгельс, – то это есть доказательство того, что этот факт сам пережил себя...»

В истории человечества понимание справедливости первоначально получило выражение в требовании наказания за нарушение норм первобытного коллектива. Лафарг назвал это требование воздающей справедливостью. Одно из ее выражений – родовая месть. В общинно-родовом обществе в понимание справедливости входило равенство всех людей главным образом по отношению к материальным благам. Более сложное понимание справедливости возникает, когда начинают отличать отдельных индивидов. С возникновением частной собственности и имущественного неравенства справедливость понимают как различие в положении людей соответственно их достоинствам. Но любое толкование достоинства людей всегда оправдывало привилегированное положение господствующих классов. Феодальная мораль на первое место ставит благородство происхождения, буржуазная – способности и усердие, приложенные человеком и воплотившиеся в накопленном богатстве. Феодально-христианская мораль допускала равенство людей лишь в смысле происхождения всех людей от бога и их одинаковой причастности к первородному греху. Соответственно несправедливым могло считаться лишь неоправданно жестокое (что также толковалось весьма относительно) обращение с подданными. В буржуазном понимании справедливости уже предполагается некоторое равенство прав политических, перед законом, «равенство возможностей», но само это равенство остается формальным, на деле оказывается неравенством имущего и неимущего. Экономическое понятие справедливости означает здесь обмен – товарами, трудом, услугами.

Равенство прав осуществляется в действительности в социалистическом обществе. Наше понятие справедливости предполагает, что достоинство человека, определяющее его положение в обществе, заключается в его собственной общественно полезной деятельности, а не в происхождении или обладании собственностью. Такое понимание справедливости находит воплощение в социалистическом принципе распределения по труду.

Вспомните фильм «Берегись автомобиля». Герой его Деточкин решил экспроприировать материальные ценности у людей, которые как раз, с его точки зрения, получали распределение не по труду. Деточкин решил восстанавливать справедливость, отбирать нечестно заработанные капиталы и передавать их детским домам. Да, у него были благородные поползновения, но в результате, обходя государственные, юридические законы, он сам же и пострадал. Так что справедливость в гражданском плане предполагает, кроме эмоциональных норм, еще знание юридических законов.

Теперь перейдем к разговору о справедливости как нравственном понятии, о том, как мы сталкиваемся с этим в повседневной жизни.

Слово «справедливость» имеет два корня: «право» и «вести»; оно означает «правильно вести». С детства усвоенное, направленное в правильное русло, это чувство соединится с такими духовными качествами, как смелость, доброта, как самоотверженность, умение встать на защиту слабого, старого или малыша.

Вырастая, люди по-разному ведут себя при столкновении с несправедливостью. Это различное их поведение – проявление культуры.

Знали ли вы таких учеников, которые, не имея прочных знаний, говорят с учителем так: «Вы несправедливо поставили мне «три» или «два». Если знали, это не могло не вызвать в вас неприязненного отношения к такому человеку. Его претенциозность, отсутствие скромности наверняка не вызывали уважения к этому человеку.

Вас несправедливо вытолкнули из очереди или напрасно унизили. В ответ один человек разразится страшной бранью, и его стремление восстановить справедливость ни у кого не вызовет симпатии, наоборот, лучше бы уж, подумают люди, он промолчал, чем уподобляться тому, кто нагрубил.

Форма выражения чувств должна быть твердой и спокойной. Это очень трудно, но к этому мы должны стремиться.

Капитан одного дальневосточного корабля рассказывал о своем товарище, тоже капитане, которому не давали квартиру, и он, возмущенный несправедливостью, подал рапорт об увольнении. В результате поставил на карту собственную карьеру, флот лишился хорошего капитана (а это редкая и ценная профессия).

И вот еще одна история. Героиня, врач, в том возрасте не первой молодости, когда, так же как и в детстве, трудно переносится несправедливость. Ей предложили уйти на пенсию. Предложение, высказанное к тому же в нетактичной форме, глубоко оскорбило ее, она заболела, перестала верить в себя и тут же подала заявление об уходе (совестливые, чувствительные люди, к сожалению, не умеют постоять за себя). Однако прошло время, она сумела найти место в жизни. Сначала помогла одному человеку, жившему в их доме, потом второму, который временно лишился трудоспособности – и создала клуб «Феникс» (что значит «возрождение»). Постепенно люди, временно лишенные трудоспособности, больные, сплотились в этом клубе, и врач Н. С. нашла себе дело. Она не позволила себе жить во власти несправедливости, с которой столкнулась, стала выше ее.




Стиль



– устойчиво воспроизводимые отличительные черты общения, бытового уклада, манеры поведения, привычки, склонности и т. п., свойственные человеку или группе людей и выявляющие своеобразие их духовного мира, направленность жизни личности через внешние формы бытия.

Что такое стиль? Может ли претендовать на обладание стилем человек, у которого не развит вкус? И что такое вкус? А мода? Для того чтобы поразмыслить над этими вопросами, мы возьмем трех условных персонажей и дадим им высказаться.




Она. Если уж у нас зашла речь о вкусе, то сразу должна заметить: зря ты надел джинсы с бархатным пиджаком.

Он. Не придирайся, пожалуйста.

Она. Ты мне напоминаешь моего сына. Он тоже считает, что я к нему придираюсь, стоит мне только указать на то, как безвкусно одеваются он и его друзья. А какую отупляющую, бездуховную музыку они слушают!

Он. А какую музыку, по-твоему, должен слушать твой сын?

Она. Классическую, хотелось бы. Например, Брамса.

Он. Брамса? А почему не Моцарта? У Брамса, как считал один прекрасный швейцарский писатель, было много лишних нот.

Она. Что за глупость! Мне, например, Брамс правится больше Моцарта. И вообще, разве можно сравнивать?

Он. Посмотри, как чудесен этот сад. Глицинии волнами вьются со стен. Тюльпаны разбросаны в густой траве, тянутся к солнцу и горят, как самоцветы. А эти кедры и скалистая бухта внизу!

Она. Ну вот, не станешь же ты утверждать, что тюльпан прекраснее глицинии?

Он. То есть именно это я и собирался сделать.

Она. Вот идет садовник. Его и спросим. Скажите, пожалуйста, что вам больше по вкусу: тюльпан или глициния?

Садовник. А почему вы меня об этом спросили?

Он. У нас возник спор. Я утверждаю, что один композитор, на мой взгляд, совершеннее другого. А моя спутница со мной не соглашается.

Садовник. Вы музыкант?

Он. Да, вы угадали. А моя спутница – художник-модельер. Но при чем здесь наши профессии?

Садовник. При том, что существуют специалисты-дегустаторы. Они-то и отличают хороший вкус от плохого.




Вкус


Модельер. Вы путаете физиологический вкус с эстетическим. И вообще, мы начали говорить о безвкусице, столь характерной для нынешней молодежи.

Садовник. Обвинять всю молодежь в безвкусице, по меньшей мере, неоригинально. Такого рода несправедливые обвинения мы найдем и на клинописных табличках древнего Вавилона, и в древнеегипетских папирусах. Другое дело, что у некоторых молодых людей бывает не развит «орган вкуса».

Модельер. Опять вы за свое! Не станете же вы утверждать, что у человека есть соответствующий орган эстетического восприятия?

Садовник. Вот вы музыкант, скажите: бывают люди с врожденным вкусом к музыке?

Музыкант. Разумеется. Моцарт, например.

Садовник. Значит, все же было в этом человеке нечто, дающее ему способность чувствовать музыку так, как никто ее не чувствовал.

Музыкант. С таким пониманием «органа вкуса» я, пожалуй, соглашусь.

Садовник. А люди, которые не обладают этой способностью, для музыки потеряны?

Музыкант. Ну почему же. Из человека, лишенного врожденного вкуса к музыкальной гармонии, Моцарта, конечно, не получится. Однако все или почти все люди от природы наделены способностью воспринимать и любить музыку. Надо лишь развивать эту способность, постепенно приобщать человека к великим музыкальным образцам, которые организуют его восприятие мира звуков, возвышают его, если хотите, над примитивным, диссонирующим, малосодержательным. Музыка Моцарта и служит таким бессмертным образцом, а умение воспринимать и ценить ее свидетельствует о развитости музыкального вкуса.

Модельер. А как нужно развивать вкус и кто должен этим заниматься?

Садовник. Странный вопрос для модельера. Разве вы не развиваете у людей вкус, создавая для них совершенные образцы одежды?

Модельер. Мы не только создаем эти образцы. Мы постоянно объясняем, что одежда должна украшать человека, подчеркивать преимущества его внешнего облика и скрывать недостатки. Поверьте, человек с хорошей внешностью может превратиться в карикатуру на самого себя только от одной детали своего костюма. А ведь люди неопытные – и среди них прежде всего молодежь – улавливают в моде именно детали, не замечая их связи с основной формой. Эти детали, которые считают основными признаками моды, копируют друг у друга, видоизменяют без всякого чувства меры.




Мода


Садовник. Значит, мода порождает безвкусицу?

Модельер. Вы меня совершенно неправильно поняли. Красивой выглядит в данное время та одежда, которая возникла сейчас, на фоне современной обстановки, то есть модная одежда. В процессе изменений моды происходит постоянный отбор элементов, форм, цветов, пропорций: одни быстро отмирают, не принятые временем и людьми, другие утверждаются и совершенствуются. Скажу более, механическая остановка движения моды в одежде привела бы к резкому несоответствию внешнего облика человека современному окружению. Иное дело, что для красоты одежды необходимо единство ее ансамбля с обликом человека, его манерами и с окружающей обстановкой. Ну, скажите на милость, о каком единстве может идти речь, когда на груди у молодого человека – майка с застиранным изображением Софии Ротару, поверх него болтается позолоченный крестик, а сзади на джинсах – американский флаг. Что общего может быть между Софией Ротару, американским флагом и символом христианской веры? Тем более на груди у комсомольца!

Садовник. А как обстоит с модой в музыке?

Музыкант. Мода в искусстве – это, насколько я понимаю, стремление безвкусных людей показать окружающим, что они обладают эстетическим вкусом. Восхищаются люди, скажем, Малером или Шёнбергом, но в чем величие Малера или новаторство Шёнберга – не понимают. Да и, оставшись наедине с собой, слушать этих композиторов не станут.

Модельер. Малер! Шёнберг! Уверена, что мой сын о них и не слышал. Для него только ВИА существуют. А стоит мне заговорить с ним о классике, как он тут же заявляет: «Классики – это для стариков, мамочка, а молодежи ритм нужен, движение, разрядка».

Музыкант. И он, между прочим, по-своему недалек от истины. Дело здесь опять-таки не в «нынешней молодежи». Еще Платон заметил, что на мусическом состязании (по-нашему, театральном фестивале) дети, несомненно, отдали бы предпочтение кукольному театру, подростки – комедии, молодые люди и образованные женщины – трагедии, а старики присудили бы победу рапсоду, хорошо прочитавшему «Илиаду», «Одиссею» или что-нибудь из Гесиода.

Садовник. Но тот же Платон, если мне не изменяет память, считал, что детей с раннего их детства следует воспитывать на самых возвышенных образцах культуры; он доказывал, что гармонично развитый вкус способствует высокой нравственности молодого поколения.

Музыкант. А вы весьма образованны для садовника.

Садовник. Видите ли, я имею дело не с дикой природой, а с той жизнью, которая тысячелетиями совершенствовалась и облагораживалась человеком. Человек отдавал природе свою культуру, а она в ответ дарила его богатством красок и форм. Поверьте, знание культуры садовнику не менее необходимо, чем модельеру или музыканту. Ведь он работает с материалом, который органически не терпит невежества, гибнет и чахнет от него. Теперь это называется порчей окружающей среды. И все же главное – любить цветы и деревья и не бояться тяжелой работы, необходимой для доказательства этой любви.

Модельер. Но вы нам не ответили, что вам больше нравится – тюльпан или глициния? По-моему, их так же нельзя сравнивать, как нельзя ставить Моцарта выше Брамса.

Садовник. О музыке пусть говорит музыкант. А я скажу о цветах. Посмотрите на тюльпан. Сколько поколений садовников понадобилось, чтобы придать ему совершенство формы и цвета. Недаром он стал символом целой страны – Голландии. Но так быстро тюльпан вырождается без ухода. А глициния буйно цветет, хотя форма отдельного цветка почти ничего не значит. Каждую весну эта цветущая волна ложится по-новому без помощи человека. Садовнику естественно любить тюльпан как образец формы и плод неустанной заботы.

Музыкант. Так же естественно для музыканта отдавать предпочтение Моцарту. Видишь ли, влияние Моцарта на многие годы определило музыкальный вкус. Благодаря его музыке сформировались и Бетховен, и Шуберт, и любимый тобой Брамс.

Модельер. И все-таки я не понимаю, почему я должна слушать Моцарта, если мне больше нравится Брамс?

Садовник. Потоку что сад, который состоит из одних тюльпанов, – не сад.

Модельер. Не понимаю. При чем здесь это?

Садовник. Сейчас объясню. Сад тем богаче, чем больше в нем разнообразия. Поэтому человек, который любит одни лишь тюльпаны, или розы, или гвоздики, не может быть совершенным ценителем сада. Его сад может быть красивым, но неполной будет эта красота. Развитый «орган вкуса» она не насытит, не удовлетворит до конца воображения.

Музыкант. А вы правы. Понимаешь, человека, который, подобно твоему сыну, любит одну легкую, танцевальную музыку, нельзя назвать безвкусным. Но чувство вкуса его ограниченно. Этот человек лишен того богатства, которое способна подарить ему классическая музыка. И наоборот. Не любить танцевальную музыку, те самые вокально-инструментальные ансамбли, о которых ты с таким пренебрежением отзываешься, – значит лишить себя ритма, танца, движения. Разумеется, движения бывают разными. Если человек доводит себя до исступления, начинает раздирать на себе одежду, ломать стулья. Полагаю, что человек, который не ломает стулья, ничем себя не обделил... Иными словами, вкус человека должен быть развит всесторонне, так, чтобы он умел находить созвучное себе и в Моцарте, и в Брамсе, и в эстрадной музыке. Я правильно вас понял?

Модельер. Если бы ты правильно его понял, ты бы согласился, что не стоит носить джинсы с бархатным пиджаком.

Музыкант. Она шутит.

Садовник. А, по-моему, нет. Ведь ей, художнику-модельеру, виднее, как должен одеваться человек со всесторонне развитым вкусом. Так же как вам, музыканту, виднее, каким должен быть всесторонне развитый вкус к музыке. Оба вы прекрасно понимаете, что можно и нужно спорить с безвкусицей, если, конечно, вам не безразличны окружающие вас люди. Так что же вам мешает прислушаться друг к другу и усовершенствовать свой вкус?




Стиль


Музыкант. А если у меня стиль таков?

Садовник. Едва ли это можно назвать стилем. Стиль не может быть у человека с несовершенно развитым вкусом.

Модельер. Представьте себе, мой сын, который начисто лишен вкуса, тем не менее уверен, что стиль его безупречен. У них так обозначается всякая модная вещь. Пластинка – «стильная вещь», модные джинсы – «вот это стиль!».

Садовник. Если это действительно так, то я вам сочувствую как неудавшемуся воспитателю.

Музыкант. Но о каком стиле у вас идет речь? Бывает стиль целых цивилизаций: например, мы говорим «древнеегипетский стиль», «китайский стиль». Бывают стили у эпохи. В европейском пластическом искусстве для средневековья были характерны романский и готический стили, для Нового времени – ренессанс, барокко, рококо, классицизм. Литература знала романтизм, реализм, стиль модерн. С эпохи Возрождения резко возросла роль индивидуального стиля, то есть стиля, который создает и которым владеет отдельный творец. Я полагаю, этот стиль нам будет интереснее всего обсудить. Если следовать вашей логике рассуждений, то получается, что у человека, помимо «органа вкуса», есть еще и «орган стиля».

Садовник. Что ж, можно сказать и так. Но «орган стиля» – созидающая способность. Определим стиль как способность целенаправленно и разумно воплотить внутренне гармоничный художественный образ, опирающийся на культурную традицию.

Модельер. Что-то я не поняла вас.

Садовник. Предположим, у моего соседа есть сад, и мне захотелось иметь подобный ему. Смогу ли я его создать? Наверное, смогу, если соблюду то, что я условно называю «требованиями стиля».

Музыкант. И что это за требования?

Садовник. Первое требование: стиль должен быть естествен и внутренне гармоничен. Иными словами, растения, посаженные невпопад, без учета особенностей почвы и ландшафта, могут не прижиться, а то и погубить друг друга. Не так ли и в музыке?

Музыкант. В музыке эта несовместимость еще ярче выражена. Все правила музыкальной гармонии, если хотите, можно сформулировать от противного: что с чем не сочетается и в принципе не может сочетаться. И не только в гармонии, но и в ритмике.

Садовник. Перейдем теперь ко второму требованию: стиль может ориентироваться на чужие культурные традиции, но всякое заимствование нуждается в соответствующей переработке. Попросту говоря, один и тот же сад не может быть наполовину английским, а наполовину, скажем, иранским.

Модельер. Не знаю, как у вас в садоводстве, но в моде порой уживаются, казалось бы, совершенно различные элементы. Например, чалма с европейским вечерним платьем.

Садовник. Вы уверены, что это чалма? Вы уверены, что мусульманин, взглянув на подобный головной убор, признает в нем чалму?

Модельер. Вообще-то повязывается она несколько иначе: не так ложатся складки, иной материал. Чалма эта, безусловно, несколько стилизована.

Садовник. Вот видите. Можно синтезировать образцы, но не стиль. Из любой культурной традиции можно, в принципе, взять любой элемент, но, прежде чем его включить в чужеродный для него культурный ансамбль, его необходимо стилистически переработать. И наконец, третье требование: всякий стиль для того, чтобы быть жизнеспособным, должен опираться на классические образцы и следовать традиции. Иными словами, нельзя создать внутри себя образ прекрасного сада и тем более невозможно воплотить этот образ в живую природу, не зная великих образцов садового искусства, истории их развития.

Музыкант. А эти ваши образцы не стеснят свободу художественного творчества?

Садовник. Разумеется, стеснят. Но как стеснят? Они не позволят свободному в своем творчестве художнику повторять уже достигнутое, создавать примитивное и нежизнеспособное. Они направят его поиск вверх, а не вниз, не в сторону. Скажите, разве рамеи «Хорошо темперированного клавира» Баха не стесняли Моцарта? Разве сонатная форма Моцарта не стесняла Бетховена?

Музыкант. Да, стесняли. И поэтому и Моцарт и Бетховен создали свои собственные музыкальные формы, свой особый стиль конструирования музыкального мира.

Модельер. Вот именно! Вы все об образцах нам толкуете. Но вот приходит великий мастер, и все эти образцы ниспровергает, а взамен их создает свои собственные.

Садовник. Вы так считаете? Но разве Моцарт ниспроверг Баха? Разве Бетховен отверг Моцарта?

Музыкант. Вовсе нет. Все эти великие мастера были учениками своих предшественников. Моцарт вырос из полифонии Баха. То есть, с одной стороны, он продолжал традиции баховской музыки, а с другой – превзошел их в историческом смысле, преобразив оперу, развив новые музыкальные формы. Однако сонатная форма Моцарта не отменила полифонический стиль Баха. Симфонический стиль Бетховена не обесценил музыку Моцарта. То же самое мы видим в эстрадной музыке XX века. Из классического джаза родилась рок-музыка, вслед за саксофоном на эстраде появилась электрогитара. Но при этом рок-музыка не вытеснила джаз, а электрогитара ничуть не ущемила права саксофона.

Модельер. И все-таки мне непонятно, кто может быть судьей новому стилю?

Садовник. Вспомните, с чего мы начали. Я сказал: «Допустим, я увидел у своего соседа красивый сад и захотел создать такой же».

Модельер. Помню, но не понимаю, при чем здесь это.

Садовник. А при том, что, если моя затея удастся и я создам такой же сад, я и буду судьей.

Музыкант. Но это нелепо! По крайней мере, в музыке. Разве можно повторить гения?

Садовник. Смотря в чем повторить. Повторить мелодии Моцарта невозможно. Но попытаться воспринять его стиль, пропустить через себя и, сопоставив его с другими классическими образцами, создать нечто новое, структурно более богатое, – почему же невозможно? Это, например, сделал Бетховен. И он явился судьей моцартовского стиля, утвердив его в жизни музыки, а значит, признав его право на существование.

Модельер. Послушайте, по ведь Бетховен тоже гений. Не все же гении! Однако всякий художник имеет свой особый стиль, свою неповторимую манеру.




Манера


Садовник. Стиль или манеру?

Модельер. Разве это не одно и то же?

Садовник. Конечно, нет. Создать свой собственный стиль – значит выработать рамки воплощения для внутреннего образа. Скажите, вот вам удалось создать принципиально новый силуэт одежды? То есть новый по принципам своей организации.

Модельер. Нет, не удалось. Но мне удалось разработать ряд новых фасонов. Таких фасонов больше ни у кого нет.

Садовник. Поздравляю вас. У вас есть своя творческая манера, а это, поверьте, немало. Но творцом нового стиля я, увы, не могу вас назвать. Хотя и вы являетесь судьей того стиля, в рамках которого создаете свои фасоны.

Модельер. А может быть стиль жизни? Маркс говорил, что стиль – это человек, то есть его поведение, одежда, язык и так далее.




Стиль жизни


Садовник. Стиль может быть в чем угодно, и везде он должен отвечать тем требованиям, которые мы с вами обозначили. Прежде всего человек должен обладать вкусом к жизни, неуклонно его в себе развивая. Ему придется также ознакомиться с образцами жизни людей, наиболее преуспевших на выбранных ими поприщах: общественных деятелей, ученых, вообще мастеров своего дела, – и, равняясь на .эти образцы, строить свою жизнь. При этом необходимо помнить, что жизнь человека – тот же сад, в котором ничто не должно мешать росту и совершенству главных растений. Иными словами, надо определить главную свою возможность, «самое прекрасное в себе растение» и всячески его взращивать, оберегая от сорняков и лишения питательных соков.

Модельер. Что вы имеете в виду?

Садовник. «Лишением соков» я называю лень, слабость воли, нежелание, боязнь и внутреннее неумение преодолевать препятствия, возникающие на пути к основной цели. «Сорняками» могут оказаться другие потребности, мешающие основному призванию и тем самым нарушающие естественную гармонию сада человеческой жизни. Вредное влияние на стиль жизни человека оказывают и попытки сочетать несочетаемое.

Модельер. Нельзя ли выразиться яснее?

Садовник. Пожалуйста. Нельзя, например, быть одновременно европейским человеком и йогом. В лучшем случае это будет смешно, а в худшем – приведет к сумасшествию.

Модельер. Я с вами не согласна. Я сама занимаюсь йогой и должна заметить, что эти упражнения оказывают мне большую помощь: укрепляют тело, успокаивают, повышают работоспособность.

Садовник. Вы меня не поняли. Я не против йоговских упражнений – они действительно полезны. Я говорю о принципиальной невозможности сочетать стиль жизни и психологию европейца со стилем жизни и психологией йога.

Музыкант. Согласен с вами. Но смотрите, что получается: люди, подарившие миру новый стиль, новые правила гармонии, далеко не всегда обладали способностью гармонично прожить свою собственную жизнь. Часто это заканчивалось трагически: преждевременной старостью, случайной, но неисцелимой болезнью, выстрелом из дуэльного пистолета.

Садовник. Увы! Тем более необходимо помнить, что возможности человека огромны. Главное – отыскать в душе самый жизнеспособный и неповторимый побег и направлять его рост так, чтобы он расцвел как можно свободнее и совершеннее. Впрочем, истина эта настолько же проста и очевидна, насколько трудно ее воплотить на практике.




Счастье



– понятие, обозначающее такое состояние человека, которое соответствует наибольшей внутренней удовлетворенности условиями своего бытия, полноте и осмысленности жизни, осуществлению своего назначения.

«Дорогая редакция! Вынуждена признаться в том, в чем обычно признаются немногие: я несчастлива. Каждый вкладывает в понятие «счастье» то, чего ему не хватает. Но если бы я знала, чего не хватает мне. Есть муж, растет сын, материально обеспечена, здорова...

Может быть, я неправильно представляю себе счастье? Или оно не у всех бывает? Кто может научить счастью и можно ли ему научиться? Очень прошу ответить на мои вопросы Владимира Леви, врача и писателя.

Татьяна ЛЕОНТЬЕВА (подписываюсь своей девичьей фамилией).

г. Куйбышев».




Дорогая Татьяна, вы, конечно, помните знаменитое начало «Анны Карениной»: «Все счастливые семьи похожи друг на друга. Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». С классиками не спорят, и все же...

Все счастливые люди, которых я успел узнать, очень различны – и по характерам, и по судьбам, и по образу жизни, и по образу мыслей. Нет стандарта ни в состоянии здоровья, ни в материальном положении (есть и обеспеченные, и живущие трудно), ни в семейном – есть счастливые в браках, с детьми и без детей, есть и в безбрачии, и в разводе.

Так что же такое счастье с точки зрения психотерапевта? Имеет ли оно объективные критерии, не является ли предрассудком, не равнозначно ли самовнушению?

О последнем можно вкратце. Заметил: стоит лишь позволить себе роскошь побыть несчастным хотя бы минут пять, как начинает портиться погода, ломается телефон, обостряется где-нибудь обстановка, заболевает приятель, о пациентах и говорить нечего...




Неумелость вольная и невольная


Вы очень точно заметили, что каждый вкладывает в понятие «счастье» то, чего ему не хватает. Я бы только добавил: и то, о чем не имеет ясного представления. Одна из недавних ходячих формул, например: «Счастье – это когда тебя понимают». Наивный человек, придумавший это, явно хотел сказать: «Счастье – это когда тебя понимают так, как ты сам того хочешь», не отдавая себе отчета в ужасе того положения, в которое бы попал, если бы его мечта вдруг осуществилась. Ведь он лишил бы себя собеседников, которые обязательно должны что-то не понимать. Счастливая мать новорожденного – тем ли счастлива, что дитя ее не понимает?

Или такое мнение: счастье – это исполнение желаний. «Пусть все желания ваши исполнятся!» Все? Но если так, то почему в моменты, когда желаемое достигается, мы нередко чувствуем опустошение? Почему счастье ощущается иногда без очевидных причин, как дар неизвестно от кого и неизвестно за что?.. А может быть, для того чтобы понять, что такое счастье, нужно хотя бы ненадолго пережить несчастье?

Долгие годы, волею профессии имея дело с людьми преимущественно несчастными, я ради практической ясности начал разделять их на две категории.

Первая, численно меньшая, но все же изрядная, – те, чье несчастье состоит, условно говоря, в неспособности к счастью. Когда такие люди попадают ко мне на прием, им чаще всего приходится ставить симптоматический диагноз «депрессия», сам по себе ничего не говорящий, а лишь констатирующий вот это самое состояние неспособности. Все внешние обстоятельства благоприятны, полное благополучие, и человек сам это сознает, но у него нет счастливого самочувствия. Наоборот. Адская мука. Страшнее всего чувство равнодушия, смерти заживо... К врачам – это важно знать – обращаются далеко не все из таких людей.

У одних это состояние возникает периодически или с нерегулярной повторяемостью; других постигает после тяжелой потери, нервного перенапряжения или истощения. У третьих, называвшихся издавна «меланхоликами», составляет принадлежность характера.

В причинах науке предстоит еще разбираться. Но интересно, что некоторые из этих, казалось бы, безнадежных все-таки иногда переходят в разряд счастливых.

Вторая категория, гораздо более обширная, – неумение быть счастливым.

Бури и землетрясения обыкновенно обходят этих людей стороной, над своим несчастьем они трудятся сами. Не хочется детализировать. Думаю, и вам приходилось наблюдать грустные истории, когда человек, имея в партии с судьбой отнюдь не плохую позицию, сам себя загоняет в матовое положение. Встречаются и другие, тоже нередкие: когда человеку нравится быть несчастным. В роль вживаются глубоко (не настолько, однако, чтобы забывать о производимом впечатлении) и требуют бесконечной помощи, заранее бесполезной.

С некоторых пор я охочусь на счастливых людей. Я ловлю их повсюду, где только попадаются, и яростно коллекционирую.

Счастье крайне мало изучено. Счастливыми людьми ни психологи, ни медики не занимаются. Литература о счастливых сравнительно скудная, преимущественно по содержанию художественная, и в наш недоверчивый век объективной не признается. Сами же счастливые, как правило, о себе говорят мало, а пишут и того меньше (из немногих исключений – Уолт Уитмен), к исповедям не склонны. Создается впечатление, что их вообще нет либо очень мало. Между тем это, конечно же, не так.

Окончательно я убедился в этом восемнадцать лет назад.

В одном травматологическом институте пришлось консультировать пациента. По ошибке зашел в соседнюю палату. И сразу понял, что буду приходить сюда еще.

Их было пятнадцать – пожизненно прикованных к постелям после травм позвоночника.

– Позволить себе быть несчастными мы не можем, нам просто не остается ничего иного, как быть счастливыми, – говорил мне один из них, молодой математик, альпинист. (Падение со скалы.)

– Поселяйтесь здесь, когда освободится местечко. Более высокого уровня самообслуживания нигде не найдете, – шутил другой, по прозвищу Главюмор, электромонтажник. (Комбинированная травма: удар током, падение.)

В палате висели плакаты и объявления:

«Кто последний на массаж? Я лежу за вами».

«Жюри конкурсов анекдотов закрывается на учет, объявляется конкурс сказок».

«Меняю голову на плечах на равноценную со всеми удобствами».

«Все будет так, как должно быть, даже если будет иначе».

Упомянутый математик заочно защитил диссертацию. Его сосед по койке, токарь, до травмы страдавший алкоголизмом, занялся изобретательством, получил два патента.

Один из врачей отделения, пожилой невропатолог, признался мне, что ходит в эту палату не столько работать, сколько лечиться от депрессии.

– Уходишь – будто надышался озоном.

Это не сказка. Я убеждался неоднократно, что большинство счастливых происходит из бывших несчастных, перенесших тяжелые удары судьбы, побывавших «на краю».

Ни в коей мере, однако, не настаиваю, что к счастью ведет только несчастье.




Дар? Убеждение? Ответа не знаю...


Можно различить два главных типа людей счастливых.

Первый известен всем: «счастливый характер». Не совсем то же, что «легкий». Бывают люди легкие для других, но тяжелые для себя, и наоборот. Счастливый характер – не тяжелый, но легкий – необязательно счастливый.

Люди с талантом быть счастливыми – солнечные натуры. Обычно если не красавцы, то симпатичные и ладно сложенные. Вокруг них всегда светло, свободно дышится и легко получается то, что не выходит ни с кем. Приносят удачу. Уравновешенность, доброжелательность, чувство юмора. В труднейших положениях сохраняют жизнерадостность и какую-то детскую веру в чудо. В моей семье был такой человек – бабушка, детский врач. Умерла во время войны, я был еще маленький, но ее запомнил.

Уверен: без людей с таким дарованием человечество никогда бы не выбралось из пещер – да что там, просто не выжило бы. Знаю и целые семьи с такой атмосферой, передаваемой из поколения в поколение. Трудно понять, биологическая это наследственность или духовная.

Люди такого склада, как и их антиподы, побуждают думать, что и счастье и несчастье суть просто данности: нечто либо присущее, либо не присущее человеку, как тот или иной цвет глаз, вот и все.

Но другие – те, кому «не было бы счастья, да несчастье помогло», – данности опровергают и заставляют верить, что счастье не дается, а создается.

Есть такое суждение, что больше всех на этом свете везет дуракам. Однако я нигде не встречал серьезного доказательства, что дураки и есть самые счастливые люди. Для счастья необходим ум. Уточню, какой ум имею в виду. Не тот, который измеряют показателями интеллектуального коэффициента. Не ум эрудита и не ум игрока. А такой ум, который может быть присущ малому ребенку и не присущ искушеннейшему знатоку жизни, может быть и утрачен и обретен в любой миг. Ум души.

Рискну назвать семь главных свойств счастливых людей.




Не задаются вопросом: счастливы или нет. Просто живут


Своих «коллекционных» я первое время усиленно спрашивал: «Счастливы ли?..» Обычно вопрос озадачивал, как если бы спросили вдруг: «Дышишь ли?» Поэтому я перестал его задавать.




Знают, чего хотят


В отличие от множества прочих, которые в лучших случаях знают лишь, чего не хотят. Самое тяжелое положение у тех, кто не знает, чего хотеть от себя. Заметил: счастливые хотят, только то, что имеют – в реальности или в возможной реальности.




Не умеют скучать


Среди них есть и деятельные энтузиасты, и созерцатели, никуда не спешащие. И занятые по горло, и внешне незанятые. Но нет незанятых душ, безработных сердец. Все счастливые зримо или незримо ТВОРЯТ ЖИЗНЬ – слово «скука» не из их лексикона, оно им непонятно, 25 лет психотерапевтической практики убедили меня, что самое трудное для человека – разучиться скучать. А научиться слишком легко.




Внутренне свободны


Дать словесное описание этого ключевого качества очень трудно. Не знаю лучшего его выражения, чем музыка Моцарта. Обязанности не делают их привязанными, а привязанности зависимыми: у них всегда СВОЁ настроение, СВОЕ состояние. Самобытность, не имеющая ничего общего с внешней оригинальностью. Двое из моей «коллекции» пишут стихи. В одном случае прекрасные, в другом – плохие, однако сам автор, что почти невероятно, оценивает их справедливо и по-врачебному точно считает лекарством от своей душевной болезни.

Дело, конечно, не в стихах. Все счастливые люди – поэты жизни.




Не обвиняют ни других, ни себя


Как это у них получается, надо еще исследовать. Одни изначально не способны, а другие разучиваются чувствовать вражду, и мыслить обвинительно. И это при том, что они вовсе не чужды гнева, сгорби, страха и других отрицательных эмоций – все как и у всех прочих, и даже заметно интенсивнее, потому что чувства их никогда не придавливаются боязнью проявления чувств. Некоторые очень вспыльчивы и резки, могут вступить в конфликты, но так же легко выходят из них. Злопамятности никакой. Все негативные чувства возникают исключительно по конкретным поводам и проходят, как гроза или туман в летнее утро, никогда не оставляя после себя осадка, не обобщаясь. Когда счастливый человек ворчит, ругается или дерется, становится еще очевиднее, что это человек добрый.

Глубокое убеждение в своем праве на искренность, равно как и в праве на ошибки и прощение. Такое же право дается другим.




Умеют любить


Запись из дневника одной из счастливых женщин: «Боже мой, оказывается, мне не требуется быть любимой, достаточно любить! Вот открытие! Если бы раньше!..»




Умеют быть благодарными


Что ни в коей мере не равнозначно умению говорить «спасибо», дарить подарки или оказывать услугу за услугу. Все это может наличествовать, но лишь как производное от благодарности внутренней.

* * *


Изыскания мои продолжаются. С выводами не тороплюсь – рассчитываю, что материала прибавится. Но на два наших вопроса могу ответить уже сейчас. «Можно ли НАУЧИТЬ быть счастливым?» – Нельзя. «Можно ли НАУЧИТЬСЯ быть счастливым?» – Да, можно.




Терпимость


– моральное качество, характеризующее отношения к интересам, убеждениям, верованиям, привычкам в поведении других людей. Выражается в стремлении достичь взаимного понимания и согласования разнородных интересов без применения крайних мер давления

В повести В. Тендрякова «Ночь после выпуска» есть такая сцена – именно в ночь после выпуска десятиклассники решили провести опасный эксперимент: сказать друг о друге все откровенно. Не будем говорить о том, что делали они это жестоко, говорили без всякого «педагогического подхода», не думая, какие чувства это вызовет, не зная, что такая полная обнаженность к хорошему привести не может. Альберт Швейцер, музыкант и врач, альтруист, отдавший себя служению слабым мира сего и хорошо знавший психологию человека, сказал: «Знать друг о друге все – это не значит знать друг друга». Действительно, есть в человеке черты, которые он в себе тщательно скрывает, борется, быть может, с ними. И если сказать человеку именно об этих его чертах, сказать грубо, нетактично, то это вряд ли приведет к хорошему.

Это его может озлобить. Кстати, именно так и произошло в этой повести. Генка (один из героев) был себялюбив, видел во всем отражение «своей собственной хорошести», но, «срывая с его души» все одежды, делая это со всем максимализмом юности, товарищи натворили неладное.

Понятие, противоположное максимализму, – терпимость.

...Давно было замечено, что отношения между родителями и детьми столь же трудны и столь же драматичны, как и отношения между любящими. Недаром основные конфликты большинства лучших произведений мировой литературы основаны на взаимоотношениях любящих и на взаимоотношениях разных поколений одного семейства.

Вначале расскажем случай из журналистской практики. Десятиклассница прислала в редакцию письмо. Из него следовало, что девушка стыдится своих родителей: они необразованные, не понимают шуток, одеваются старомодно, держатся неуклюже и вместо «магазин» говорят «магáзин».

При знакомстве с этой семьей выяснилось, что дочка за последний год ни разу не вышла из дома вместе с родителями. Когда в школе назначается родительское собрание, она скрывает это от отца и матери, дабы никто из одноклассников не узнал, что у нее «отсталые» родители.

Не будем торопиться обвинить девушку, как это принято в таких случаях. Подумаем лучше, что мешает ей уважать давших ей жизнь людей. Наивно было бы считать, что этому мешает их неправильное произношение. Тут что-то более глубокое, более важное. Что же?

В старших классах школы человек задумывается над своим нынешним и будущим положением в обществе, узнает новомодные слова «престиж», «престижные моменты». Его личный престиж сильно зависим от престижа семьи.

Что такое престиж? Чем более развито общество, тем более ценится в нем образованность. Обширные знания родителей, а соответственно и положение, должность, достаток – предмет гордости их подрастающих детей. А если знания, образованность родителей нашли признание, уважение большого круга людей – это предмет особой гордости детей. К сожалению, в жизни так не всегда бывает. 14–15-летний юноша уже пережил возраст безусловного приятия всего, что окружает его в родном доме, но еще не научился оценивать и объяснять совсем недавно им обнаруженные «недостатки» родителей.

Поскольку сейчас возможностей учиться значительно больше, чем это было тридцать и даже двадцать лет назад, поскольку и общество наше прогрессирует, то семей, где дети, как говорится, «грамотнее» родителей, очень много. В этом нет ни заслуги конкретных детей, ни вины конкретных родителей. Это показатель нормального развития общества, это естественное положительное явление. Хорошо, что дети у нас грамотнее отцов и матерей!

Диплом, должность, одежда – внешние признаки человека, и не в них богатство семьи. Духовная связь, духовное родство между родителями и детьми – вот главное богатство, главный престиж семьи. И в 15–16 лет человек в состоянии научиться ценить близких людей прежде всего за их нравственные качества: душевную щедрость, честность, любовь к детям, за трудолюбие, за бескорыстие – короче, за все то, что определяется одним словом – человечность (даже если мать говорит «магáзин»).

Терпимость в отношениях с людьми – это производное не только от покладистого характера, но и от ума, от понимания жизни.

Во многих семьях не два поколения, а три. На взаимоотношениях с бабушками и дедушками суть нашей проблемы проясняется, пожалуй, даже четче, чем на взаимоотношениях с родителями. Вполне вероятно, что вы своих бабушек считаете «отсталыми». Но знаете ли вы, что их ценность для вас заключается именно в этой «отсталости»? Вы знаете много про сегодня, они знают много про вчера. И они могут очень интересно рассказывать о том, как люди вчера, раньше жили, что думали, что их окружало. И вы можете узнать об этом, если только вы умеете слушать, если вы интересуетесь нашей общей историей. История-то не один учебник, история – это и живые люди тоже.

Живая история – есть такое выражение.

А теперь быстренько назовите девичью фамилию своей бабушки!.. Очевидно, не каждый внук ее знает...

Если подумать, то «жадность» бабушки, например, может оказаться просто бережливостью, возникшей от многолетней бедности, которой вы уже не застали. Возможно, старшим трудно перестроиться: многие годы им приходилось беречь копейку, и вот теперь, когда жизненный уровень стал выше, покупка модных сапог за 100 рублей им кажется расточительством. Подумайте, прежде чем сердиться, поразмышляйте о причинах, вызвавших семейный конфликт.

Известно: многие выдающиеся люди оставили воспоминания об отчем доме, о родителях, в особенности о матери. И вот что удивительно: получается так, что у большинства выдающихся людей были удивительные матери! Умные, культурные, нежные! В чем тут дело? Очевидно, выдающиеся люди потому, в частности, были выдающиеся, что имели достаточно ума и зоркости для того, чтобы в любом явлении выделить суть, главное. От матери они ждали материнства, ценили ее любовь и желание понять сына. Вы знаете, конечно, историю семьи Ульяновых. А подумали ли вы над тем, что мать Ленина была менее образованной, чем ее сын и чем другие ее дети? Каждый школьник знает строки Некрасова, обращенные к матери. Каждый знает и стихи Есенина о его старушке матери, оставшейся в деревне...

Каждое последующее поколение отличается от предыдущего. Потому и сказано: «Относись к своим родителям точно так же, как ты хотел бы, чтобы дети твои относились к тебе».




Требовательность


– предъявление высоких моральных требований к человеку и признание его ответственности за их исполнение.

Всякому учреждению и предприятию время от времени доводится переживать приход нового руководителя. Событие это обычно важное и интересное. Люди связывают с ним какие-то свои надежды и ожидания, живо обсуждают малейшие перемены. Проходит некоторое время, и положение в коллективе становится, бывает, неузнаваемым. Люди те же, что и прежде, а на работу никто не опаздывает, каждый исправно делает свое дело, а план, ранее казавшийся непосильным, быстро и спокойно выполняется.

Это хорошо описано в рассказе Сергея Антонова «Дожди». Перед нами маленькая фигурка страдающего одышкой, не умеющего сердиться, с добрыми, голубыми, как у ребенка, глазами начальника строительства моста Ивана Семеновича. Он хороший инженер, но работа его коллектива «идет как-то бестолково», говорит начальник транспортного отдела, постоянно небритый, ко всему равнодушный Тимофеев и добавляет: «Не кулаком бьет, а пятерней. Хозяина настоящего нет».

Но вот на место Ивана Семеновича присылают из Москвы высокого и сильного, начавшего лысеть мужчину лет тридцати пяти – тридцати восьми, в кирзовых сапогах и со странной фамилией Непейвода. Когда он сел, разложив по столу волосатые руки, этот письменный стол сразу показался секретарше Валентине Георгиевне гораздо меньше, чем при Иване Семеновиче. Впрочем, в кабинете новый начальник бывал редко, а остальное время с самого рассвета ездил по карьерам и по строительной площадке, возвращался, осыпанный пылью, раздевался в кабинете до пояса и мылся, расплескивая по степам воду.

Стройка ожила, и тот самый Тимофеев, у которого с приездом нового начальника кончилась спокойная жизнь, ходил теперь бритый, улыбался и не сомневался, что перевезет на своих шестнадцати машинах все, что только ему захочется. Других людей тоже словно подменили: «Шоферы, которых раньше считали главными виновниками медленных темпов строительства, повеселели, вошли в азарт, постоянно спорили с погрузчиками, что машина недогружена, и велели сыпать материал до верхней доски борта, объясняя это тем, что хорошо нагруженная машина меньше буксует...»

Вот что значит требовательный руководитель.

Требовательность к подчиненным – это и талант, и наука.

Быть требовательным – значит добиваться того, чтобы твое слово было законом для каждого, к кому оно обращено. Это удается только человеку, у которого есть сильное природное желание вести за собой других, объединять их вокруг себя – то, что называется «держать в руках». О таком человеке мы говорим: «волевой».

Очень волевым человеком был покойный маршал Жуков. Вглядитесь в его портрет и сразу поймете, что имеют в виду работавшие под его началом военные, когда делятся воспоминаниями о характере полководца. Мощный подбородок, прямой, твердый взгляд – огромная уверенность и властность в каждой черте. Десятки армий и фронтов, миллионы солдат, тысячи офицеров и генералов, сражавшихся на необъятных просторах против невиданного по мощи и жестокости врага, – все чувствовали несгибаемую волю этого человека, волю к победе.

Рассказывают такой любопытный, не исключено, что и придуманный, но характерный случай. Однажды после войны, будучи командующим Уральским военным округом, Георгий Константинович поехал на охоту и где-то на поляне лицом к лицу столкнулся с медведем. Медведь выскочил неожиданно, между ним и маршалом было каких-то два-три шага. Что же сделал маршал? Поднял ружье и выстрелил? Нет. Бросив ружье, кинулся на зверя с голыми руками? Тоже нет. Он отступил на полшага, смерил медведя взглядом и сурово, не допуская и мысли, что тот ему, маршалу, может не подчиниться, приказал: «Стоять!» И зверь остановился!.. И, секунду растерянно помедлив, повернулся и потрусил назад, в лес... Быль или легенда? Но натура Жукова в ней как на ладони.

Если талантом требовательности, сильной воли (используемым, конечно, во благо людям) нам остается только восхищаться и любоваться, то науку требовательности можно и нужно изучать и перенимать. Правда, это очень непростое дело, потому что сколько есть требовательных организаторов, столько и наук.

Имеются, однако, и некоторые общие для всех принципы и методы, описанные к тому же и в художественной, и в специальной деловой литературе.

Главный принцип, пожалуй, такой: если хочешь, чтоб твое требование было выполнено, вели делать только то, что подчиненный в состоянии сделать.

«– Мне хотелось бы поглядеть на заход солнца, – говорит Маленький принц королю астероида 325 из сказки Экзюпери. – Пожалуйста, сделайте милость, повелите солнцу закатиться.

– Если я прикажу какому-нибудь генералу порхать бабочкой с цветка на цветок, или сочинить трагедию, или обернуться морской чайкой и генерал не выполнит приказа, кто будет в этом виноват – он или я?

– Вы, ваше величество, – ни минуты не колеблясь, ответил Маленький принц.

– Совершенно верно, – подтвердил король. – С каждого надо спрашивать то, что он может дать. Власть прежде всего должна быть разумной... Если ты повелишь своему народу броситься в море, он устроит революцию. Я имею право требовать послушания, потому что веления мои разумны...»

Распоряжения, не учитывающие реальных условий, обстановки, сил и способностей исполнителя, приводят к тому, что он, исполнитель, теряется, падает духом, раздражается, перестает верить в себя и в начальника, и в итоге, каким бы волевым этот последний ни был, страдает дело. Воля маршала Жукова, кстати, сочеталась с глубочайшим знанием военного дела, умением планировать сражения, наилучшим образом расставлять войска, перехитрять врага, заботиться о том, чтобы полководческая идея – взять хотя бы окружение армии Паулюса в Сталинграде – была обеспечена всеми возможными материальными ресурсами, от боеприпасов до валенок для солдат.

Всякий хороший руководитель, давая задание подчиненному, непременно укажет, к какому сроку оно должно быть выполнено, и ни разу не забудет проверить выполнение. Некоторые любят говорить с решительным, властным видом: «Сделать и тогда-то доложить» – но тут же забывают свои слова. Такие руководители постепенно теряют авторитет в коллективе и рано или поздно оказываются у разбитого корыта. Дело не только в том, что подчиненные, так сказать, разбалтываются. Проверить, сделана ли работа, сплошь и рядом значит оказать помощь исполнителю, вникнуть в трудности, с которыми он столкнулся, вообще разобраться в положении. Без этого организаторская деятельность лишается смысла, руководитель попадает во власть стихии, не он управляет обстоятельствами, а обстоятельства управляют им.

Но это конкретные рассуждения о требовательности руководителя к подчиненным. А главное – требовательность человека к самому себе. Примечательно, что она тоже невозможна без воли, настойчивости и сознательно выработанного умения распоряжаться, в данном случае распоряжаться собой. Думая об этом, один (а особенно недавно кончивший школу и тем более школьник) вспомнит Рахметова, Кирсанова и Веру Павловну и в противоположность им – Илюшу Обломова; другой – своих трудолюбивых, не отделяющих слова от дела родителей.

Примеры требовательности к себе бесчисленны и чрезвычайно разнообразны. Есть целые профессии и занятия, доступные только людям, у которых это качество развито в высшей степени, хотя без него ничего заметного нельзя достигнуть ни в каком деле. Скажем, музыканты, артисты балета, цирка или спортсмены. Сколько напряженного, изнурительного труда тратят они, чтобы порадовать нас своим искусством и мастерством! Ежедневные многочасовые упражнения до седьмого пота – вот добровольная судьба каждого из них: и Майи Плисецкой, и рядовой танцовщицы, и Ольги Корбут, и безвестной девочки-перворазрядницы, и Святослава Рихтера, и студента консерватории. Не все становятся знаменитостями, но огромный, подчас кажущийся нам непосильным труд – удел каждого, кто выходит на сцену, арену, помост, для кого, короче, остальные люди – зрители и слушатели.

Но дело не просто в труде как таковом.

Их требовательность к себе – это сознательная готовность постоянно себя ограничивать, лишать себя множества больших и малых удовольствий, без которых другие не представляют своей жизни. Не съесть лишний сладкий кусок, не выпить рюмку, не выкурить сигарету, не поваляться в постели, не побыть тем счастливцем, который не наблюдает часов... Эти «не» – десятки и сотни.

Самоограничение, держание себя в «ежовых рукавицах» присуще всем, кто требователен к себе, а люди искусства и спорта здесь только один из наиболее ярких, доступных примеров...

Такого рода требовательность рождается из чувства ответственности. За что? За свою работу и вообще за свою жизнь. Перед кем? Перед людьми и перед самим собой, перед собственной совестью. Если же говорить еще глубже, то к чувству ответственности таких людей взывает идеал, образец правильной, умной и красивой жизни, который они создали и всегда держат перед глазами. А из чего вырабатывается этот духовный идеал, этот составленный в уме образец? Из живых, конкретных примеров, из стремления подражать лучшим людям, которые тебя окружают, которых ты когда-либо встретил, о которых прочитал или услышал. Любой из этих примеров может стать первым толчком к тому, чтобы ты задумался над своей жизнью и решил ее соответствующим образом перестроить или – если ты совсем еще молод – просто построить.




Трезвость


– образ жизни, исключающий употребление спиртных напитков.

Мне, как врачу да и просто как советскому человеку, глубоко отвратительны пьющие люди. Как врач, я знаю последствия потребления алкоголя, а как человек – просто не выношу людей безвольных, деградирующих, отвратительных в своем падении. И повторяю – слишком много знаю, чтобы равнодушно относиться к этой проблеме.

Мало кто, например, знает, что прием даже малых доз алкоголя уменьшает мышечную силу, нарушает координацию движений.

Человек, пьющий хотя бы раз в неделю, все время находится под вредным влиянием наркотика, и если проверить его реакции с помощью точных приборов, они окажутся сниженными и процент ошибок у него будет больше, чем в трезвом состоянии.

То и дело мы узнаем, что совершил аварию шофер, который накануне выпил. Значит, у него нервная система еще не пришла в норму и реакция оказалась замедленной, движения не столь быстры и не так точны. Чехословацкие ученые провели наблюдение над частотой аварий у пьющих шоферов. Оказалось, что прием кружки пива увеличивает аварии в 7 раз, при приеме 50 граммов аварии чаще в 30 раз, а у выпившего 200 граммов водки аварии в 130 раз чаще, чем у трезвых шоферов.

А другие профессии? Там тоже все это ведет к браку в работе, к тяжелым авариям...

Хорошо сознавая, что во время операции ничтожная ошибка может привести к трагедии и гибели больного на операционном столе, я за всю жизнь не нарушил правила: не только в день операции, но и накануне ее ни разу не выпил глотка вина и всегда ложился вовремя спать, чтобы к операции быть совершенно свежим и бодрым. Вообще же в застольях и будучи молодым отпивал из рюмки самую малость, чтобы не вызвать нареканий соседей по столу и не выглядеть белой вороной. Последние лет десять даже не беру в руки рюмки с вином. Те, кто присутствовал на операции, особенно на сердце или на легких, видели, как хирург в глубине проходит ножницами между двумя крупными сосудами. Их отличить от рубцов почти невозможно, но если отклонишься своим разрезом хоть на один миллиметр, то поранишь сосуд, и это может привести к катастрофе. Что, если бы руки хирурга дрожали, внимание рассеивалось, мышцы рук уставали, как часто его операции кончались бы трагедией!

Мне приходилось наблюдать трагедии как результат употребления алкоголя, особенно в юношеском возрасте.

К нам в клинику поступил Сергей Н. Ему едва перевалило за двадцать, а у него уже был цирроз печени с тяжелейшим желудочным кровотечением. Он рано начал употреблять спиртные напитки. Именно у молодых печень легче подвергается тяжелому отравлению, и как следствие этого – гепатит, то есть воспаление печени с исходом в цирроз, когда печеночные клетки заменяются рубцом.

Так было и с Сережей. Он сын родителей, живущих в достатке. В детстве ни в чем не знал отказа. Тратил денег, сколько хотел. Но если отец иногда пытался ввести какую-то дисциплину, то мать и особенно бабушка так на него набрасывались, что тот предпочитал уходить от домашних ссор. С четырнадцати лет Сергей уже попивал коньяк. С шестнадцати – ходил в ресторан.

В течение пяти недель мы принимали все меры, чтобы вывести Сергея из тяжелого состояния. Постепенно он начал поправляться. И только через три с лишним месяца больной наконец окреп, Сережа вынес урок, взял себя в руки, стал учиться, бросил пить. А сколько таких Сереж так и гибнут!

Сердце, желудок, печень, сосуды – все это в равной степени страдает от алкоголя. Так называемое «бычье сердце», например, бывает у людей, пьющих слабые спиртные напитки, но в очень больших дозах.

Наиболее тяжелые влияния алкоголь оказывает на мозг. Мозг и вся нервная система при постоянном употреблении алкоголя резко страдают, а изменения в психической жизни человека возникают рано и прогрессируют быстро.

Сначала снижается внимание. Пьющий с трудом сосредоточивается и при выполнении задания допускает много ошибок. Затем замечается ослабление памяти.

Воля слабеет. Пьющий легко подпадает под влияние порочных людей, совершает непозволительные действия, которые до начала пьянства никогда бы не совершил. Он склонен ко лжи, обману. В далеко зашедших стадиях ложь доходит до опасного вымысла, который находится на границе с нарушением психики.

Не могу судить о всех молодых людях нашего времени, но многие из тех, с которыми я знаком, взяли себе за моду курить и выпивать спиртное. Таким образом они как бы утверждают себя в жизни, заявляют о своей взрослости, о праве «на все удовольствия и блага жизни». И если им говорят о ложности такого самоутверждения, о вреде курения и пьянства, они воспринимают это как посягательство на их свободу и самостоятельность.

Но ни один из тех, кто выпивает первую рюмку водки, не собирался быть пьяницей, а тем более алкоголиком...

Алкоголь – это наркотик, обладающий не только огромной разрушительной силой, но и имеющий свойство развивать пристрастие. И чем раньше будет вылита первая рюмка вина, тем раньше и тяжелее скажутся ее последствия. Для мальчика или девочки 14–16 лет рюмка сухого вина не менее пагубна, чем для взрослого бутылка водки.

Чем раньше начнет пить человек, тем больше у него оснований стать алкоголиком в расцвете творческих сил. Каждый, конечно, говорит о себе: «Я выпью сегодня, а завтра не буду, я не то что другие – этому зелью не поддамся». Между тем у пьющего человека очень рано слабеет воля, и он уже не в силах преодолеть свою страсть, хотя все еще продолжает верить, что он в любой момент, как только захочет, бросит пить.

Потребление алкоголя резко увеличивает преступность и в значительной степени подтачивает моральные устои общества. Однако и это еще не самые тяжелые последствия пьянства. Самым большим злом для любого народа и человечества в целом следует считать появление высокого процента умственно неполноценных детей. Несмотря на столь губительные последствия, немногие представляют себе это зло в его полном объеме.

Ведь расплата приходит позднее, а вначале имеет место кажущееся веселье и хорошее настроение. И многие люди, для того чтобы повеселиться, расслабиться, мысленно отойти от повседневных забот, употребляют вино или водку. Без этого они даже не мыслят себе ни отдыха, ни развлечений.

Действительно, вино или водка (это все равно, дело только в количестве выпитого) развязывают язык, снимают скованность и создают впечатление веселья у людей с заторможенными реакциями. Алкоголь действует прежде всего на высшие центры психической жизни, в частности на центры внимания и самоконтроля. При опьянении утрачивается рассудочность действий, обдуманность поступков, а отсюда болтливость, легкомысленные поступки, чувство самодовольства.

Веселье и смех у трезвого человека переключают нервную систему на радостное настроение. У пьяного часто появляется агрессивность.

По данным Всемирной организации здравоохранения, число случаев смерти от разных причин у лиц, потребляющих алкоголь, в три-четыре раза превышает аналогичный показатель для населения в целом. Средняя продолжительность жизни людей в СССР – семьдесят два года, пьющих – пятьдесят пять лет.

Такой ценой покупается «удовольствие» приложиться к рюмке.

Как-то мы с женой ехали четыре дня в поезде до Иркутска. Рядом с нами поместилась молодая женщина с двумя мальчиками. Одному лет шесть, другому четыре года. Младший был бойкий, смышленый, правильно говорил, даже пробовал читать. Старший же был вял, говорил мало и невнятно. Когда мы познакомились с ним поближе, оказалось, что он резко отстает в развитии. Ему уже пора идти в школу, а он еще плохо произносит самые обиходные слова.

Мы заинтересовались ребенком, я деликатно расспросил его мать о том, когда была свадьба, пили ли они вино и когда родился ребенок. Оказалось, в день свадьбы жених ее сильно напился, и она, поддавшись уговорам приятелей, также выпила. Их первенец родился через девять месяцев после свадьбы. Вывод ясен?

Я тяжело переживаю, когда вижу пьяных жениха и невесту, когда думаю о наследственности.

Ребенок, родившийся у пьющих родителей, возбужден, плохо спит, часто вздрагивает во сне, всего пугается. В дошкольном возрасте такие дети капризны, неуравновешенны, порой необузданны, жестоки. В школе учатся плохо, на уроках невнимательны, страдают недостатками памяти, хуже других успевают. Взрослыми они часто становятся тяжелыми невропатами, если не хуже.

В газете «Советская Россия» проходила заочная конференция читателей. Называлась она «Трезвые мысли в трезвом кругу». Многие высказали свое отношение к этому, в том числе рабочие Кировского завода Ленинграда. Они предложили свои вопросы на обсуждение. Эти вопросы в какой-то мере и путь к сохранению трезвой обстановки, трезвого общения в коллективе. Вот эти вопросы. Возможно, они направят и наших читателей на организацию досуга молодежи.

«1. ПРОБЛЕМА ОБЩЕНИЯ ЛЮДЕЙ. У нас оно организовано плохо, а ведь общение – естественная потребность человека.

2. ПРОБЛЕМА АНТИАЛКОГОЛЬНОГО ВОСПИТАНИЯ. Ведь известно, что некоторые пить начинают еще в школе.

3. ПРОПАГАНДА ЗДОРОВОГО ОБРАЗА ЖИЗНИ. Мы имеем в виду не только физическое, но и психическое здоровье. Человека с нормальной психикой к спиртному не потянет.

4. ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНОЙ АКТИВНОСТИ ЧЕЛОВЕКА. Каждый должен иметь возможности для собственной реализации в обществе и уметь эти возможности использовать. Он должен быть уверен, что его мнение необходимо коллективу, всему обществу».




Труд


– «процесс, в котором человек своей собственной деятельностью опосредствует, регулирует и контролирует обмен веществ между собой и природой» (К. Маркс).

Трудились люди всегда, но отношение к труду в разные времена было разным. Невозможно объединить два взаимоисключающих явления – рабство и творчество, но оба они, как ни парадоксально, могут сочетаться со словом «труд»: рабский труд, творческий труд. «Вечное естественное условие человеческой жизни» – так определял труд К. Маркс. Труд может быть унижен, а может быть и возвышен. Отношение к нему зависит от социальных условий, в которых находятся люди, а также от их разума и нравственного чувства.

Эксплуататорским классам было свойственно презрительное отношение к труду. Необходимость жить собственным трудом считалась несчастьем, горькой долей. Впрочем, так оно и было, потому что разница в доходах тех, кто работал, и тех, кто не работал, а пользовался плодами чужого труда, была огромной. Оценка человека по его труду, по его трудолюбию существовала лишь в народных низах, а мораль высших классов обходилась без таких оценок. «Капиталистическая мораль, – писал Бернард Шоу, – не только не считает труд долгом чести, но и признает его лишь позорной необходимостью». Труд оставался за пределами нравственности эксплуататоров.

Разумеется, выдающиеся умы с самых давних пор понимали, что такое труд для развития человечества в целом и каждого отдельного человека в частности.

Лишь в эпоху социализма труд стал рассматриваться как решающий критерий общественной оценки человека. Уважение к труду, возвеличивание его – свойство нашего общества, нашей идеологии.

В Конституции сказано: «Обязанность и дело чести каждого способного к труду гражданина СССР – добросовестный труд в избранной им области общественно полезной деятельности, соблюдение трудовой дисциплины. Уклонение от общественно полезного труда несовместимо с принципами социалистического общества».

Подумайте всерьез над этим!

В классической русской литературе можно встретить довольно резкие формулировки: участие в потреблении без участия в производстве – это социальный грех, а освобождение себя от труда – преступление. Так говорили основатели нашей культуры. Однако и доныне вдруг узнаешь: закончил некий Петя школу, в институт не поступил и сидит дома, не работает, не учится, ждет августа следующего года, когда можно будет вновь попытаться поступить в институт. К станку вставать ему зазорно, не для того он, оказывается, в школе обучался. Одно время такие Пети составляли довольно внушительную армию. Много чему они в школе обучались, главного только не прошли: что труд – первое условие человеческого существования. Изучили Льва Толстого, но не обратили внимания на его слова: «Стыдиться можно и должно не какой-либо работы, хотя бы самой нечистой, а только одного: праздной жизни». Сдали на экзаменах Горького, но не восприняли его мысли: «Высота культуры всегда стоит в прямой зависимости от любви к труду».

Отчего ж такое произошло? Пожалуй, вот отчего: лекции о труде и назидания о труде не подкреплялись самим трудом.

В подростковом периоде формируется личность, в том числе и такое основополагающее качество всякой личности, как отношение к труду. У человека, сформировавшегося вне труда, гораздо меньше шансов стать в будущем тружеником, чем у того, кто привык к работе с детства. Всякую привычку, тем более такую важную, как привычка трудиться, можно привить, воспитать не поучениями и «подготовкой к труду», а только в процессе самого труда с детства.

Увы, бывает, что человеку уже пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, а то и более лет, а к труду у него тяги нет, да еще и какие-то виды труда он считает для себя недостойными. Тогда ему в самую пору себя перевоспитывать. Делать из себя труженика. Как же именно делать? Оглядеться вокруг себя внимательно: какой продукт, как и каким трудом человеку дается, – знать это надо каждому непременно. Без такого знания невозможно правильно ориентироваться в современной жизни, правильно относиться к продуктам труда и к людям, их производящим.

Хлопчатобумажная фабрика – бывали ли вы там? Сколько труда, и какого тяжелого, вкладывается в изготовление таких простых тканей, как ситец или сатин! А чего стоит хлопковое поле!.. Я тут вовсе не хочу сказать, что очень многим не хватает знания производственных процессов, знания того, что как делается. К сожалению, не принято показывать школьникам, приезжающим на экскурсию, скажем, из Москвы в Иваново, главную достопримечательность города – текстильную промышленность. Показывают памятники, музеи. А ведь лучше один раз увидеть своими глазами, чем прочитать десять чужих пересказов.

Хорошо, что появилась «трудовая четверть», хорошо, что вслед за студенческими строительными отрядами возникли школьные. Разумнее стала организована производственная практика десятиклассников. Огромные средства отпускаются сейчас на профтехобразование – это веление времени, насущная необходимость воспитания человека-труженика.

Конечно, очень важно то, что будет сделано для тебя обществом, но еще важнее то, что ты сам можешь для себя сделать. В подростковом возрасте свойственно приглядываться к окружающим людям, примерять их жизнь и судьбу к себе: пойдет мне это или не пойдет, годится мне такое или нет? – так не забудь оценить окружающих людей и по степени их трудолюбия.

Порядочному человеку бывает совестно не помогать, совестно не работать, когда рядом с ним работают. Эта совестливость помогает и на производстве. Если работник умный, то он понимает, что плохо трудиться, шаляй-валяй, абы как, некрасиво, унизительно. Такое понимание заставляет поскорее и получше освоить свою специальность, чтобы не краснеть за качество продукции. Спросите любого хорошего работника, что заставляет его отлично трудиться, и он ответит, что ему стыдно работать плохо. Так что получается, что трудолюбие – это производное от ума и порядочности.

...Если мы внимательно присмотримся к любителям, проехаться за чужой счет, то вряд ли мы найдем среди них хоть одного по-настоящему умного и по-настоящему порядочного.

Сейчас многое делается для того, чтобы тяга подростков к труду не угасла, а развилась. Но не только общество должно быть в этом заинтересовано, но и сам подросток тоже. Потому что от труда из-под палки пользы не будет ни ему, ни обществу.

На летних каникулах миллионы старшеклассников работают в совхозах, на промышленных предприятиях, в сфере обслуживания, в отделениях связи и т. д. Подсчитано, что ребята выполняют объем работ на сотни миллионов рублей. Не поддается исчислению другой показатель: насколько лучше они будут работать в будущем, насколько увереннее будут себя чувствовать, если станут трудолюбивыми людьми. Если смогут правильно ориентироваться в жизни. И в мире людей, и в мире вещей.

Давно уже действует объединение подростков под названием «Лотос-медик». Это в Латвии. Сотни ребят надели белые халаты и пришли в больницы. А кто не знает, как нуждаются больницы в нянечках?! Никто школьников не заставлял идти в больницы. Ребята захотели работать сами и были рады, когда такая возможность появилась. Больным хорошо, больницам хорошо, ребятам – еще лучше; не только есть где приложить силы, не только есть где заработать, но еще, оказывается, для тех, кто мечтает стать врачом или медсестрой, есть возможность проверить себя на практике.

Конечно, трудоустройство на каникулярное время – не спасение от таких качеств, как лень, привычка к праздной жизни, захребетничество. Но общество может только таким путем помочь избавлению от этих зол. Остальное – дело каждого человека в отдельности, потому что каждый человек сам отвечает за свое воспитание.

В статье 14 Конституции СССР сказано: «Общественно полезный труд и его результаты определяют положение человека в обществе». Есть в нашем языке выражение «трудовой подвиг». Равняйся на тех, кто такие подвиги совершил. Среди них есть и твои ровесники, есть и помоложе.

Рассказывал один пожилой человек: «В начале войны мне, как и другим мальчикам и девочкам, пришлось оставить школу и пойти в школу ФЗО. Тогда мне шел 13-й год. После обучения нас отправили на один из заводов Урала. Холодные, полуголодные, на ногах вместо обуви деревянные колодки, а давали по две и три нормы в смену, работали по 12–14 часов. Бывало, сутками не выходили из завода. Такое может пережить только советский человек». Спроси кого-нибудь из старшего поколения, тебе расскажут то же самое.

Труд помог победить в страшной войне. Не меньшего труда стоило и восстановить народное хозяйство после войны. Сейчас условия иные, значительно лучшие. Труд – легче, оплата – выше. Больше возможности применить и развить свои дарования.

Мы уважаем любой труд. Но все же работа работе рознь: различия и в уровне квалификации, и в степени тяжести, и в условиях, в которых ведется, и в интересе, который она вызывает у работника. Все эти различия, как утверждают ученые, сотрутся в будущем, их уничтожит научно-технический прогресс, но пока они есть.

Почти в каждом виде труда есть творческая радостная сторона, та, которая более отвечает нравственной потребности в труде, чем суровой необходимости выжить. Ну а там, где труд радости не доставляет, надо помудрить, поломать голову и добиться-таки, чтобы человека заменила машина. Это задача будущего, то есть твоего поколения.

Любой, даже исключительно творческий труд требует упорства, а лень, как и прежде, человека губит. Известно, например, что ежегодно с первых курсов институтов отсеиваются из-за неуспеваемости тысячи студентов – людей способных, ведь они выдержали конкурс. Мечты, планы – все прахом идет. Хватило способностей поступить, не хватило трудолюбия удержаться в институте.




Уважение


– одно из важнейших требований нравственности, подразумевающее такое отношение к людям, в котором практически признается достоинство личности.

Все мы хотим иметь друзей, хотим, чтобы нас уважали. Но как сквозь спецификацию, профессиональные интересы, замкнутые круги общения, территориальные моменты пробиться к другому человеку? Может быть, все же есть какой-то секрет, что-нибудь вроде сказочного «Сезам, откройся!»...

...Однажды я видела, как Сергей Юрский, известный вам по многим фильмам и телепередачам актер, ставил на Ленинградском телевидении спектакль «Младенцы в джунглях» (по новеллам О’Генри). В студии было поразительно тихо: все боялись помешать, а потому ходили на цыпочках и говорить старались шепотом. Когда отсняли первый эпизод, Сергей Юрьевич снял парик (он был в спектакле не только режиссером, но и исполнителем главной роли – жулика Джеффа Питерса) и сказал: «Спасибо операторам, спасибо Михаилу Петровичу... Спасибо всем. Перерыв пять минут».

Это я поставила три точки, а Юрский вспомнил и поблагодарил действительно всех: осветителей, гримеров, техников, от знаменитого актера до пятилетней девочки Алены, которая на минуту появлялась в кадре. Это заняло совсем немного времени, но из этой и еще из многих подобных мелочей возникла в студии удивительная атмосфера. Актеры, сыгравшие свой эпизод, не уходили, как обычно, а следили за работой товарищей. Несмотря на то, что все декорации были готовы, пристроился в сторонке художник: мало ли что понадобится. И когда действительно понадобилось вдруг придуманное режиссером яблоко, сразу несколько человек без всяких просьб и приказаний кинулись его добывать.

Это была трудная съемка: с 10 часов утра до 7 вечера в душной, раскаленной студии. Но люди работали без раздражения, обид, окриков, работали с удовольствием. Потому что режиссер доверял каждому, прислушивался ко всем советам, для него не было людей главных и второстепенных, были единомышленники – и люди «выкладывались».

«С Юрским хорошо работать, – сказал мне потом один из операторов. – Он точно знает, чего хочет, но всегда слушает других».

Чем крупней, значительней, талантливей человек, тем он доступней, проще, легче в общении. Уважение к окружающим – его естественное состояние, оно постоянно.

Много лет назад мы с друзьями, тогда еще членами литературного клуба Дворца пионеров, путешествуя по средней России, забрались в Тарусу, тихий городок, где жили многие известные писатели и художники. После недели в Тарусе мы пришли к смешному, но, кстати, очень важному для жизни выводу: самые значительные и недоступные особы – это домработницы великих людей, потом идут дальние родственники, а вот когда прорвешься сквозь эти два почти непроходимых кордона и с трепетом ждешь грозного «самого», то встречаешься, как правило, с умным, добрым, заинтересованным во всем на свете, и в тебе в том числе, человеком. Это был для нас прекрасный урок, из тех, которые надо помнить всю жизнь.

Ведь так легко преисполниться сознанием собственной значительности, поверить в свою непогрешимость и в то, что имеешь право учить окружающих.

Когда я впервые пришла в школу учительницей, то считала себя очень умной и всезнающей и ждала, что ученики меня будут слушать с открытыми ртами и трепетом душевным. А они на моих уроках открывали рты только для того, чтобы поболтать между собой или выдать вслух какую-нибудь глупость, причем обязательно обидную для меня.

Мы боролись долго, пока я не встретила Марину в филармонии, не узнала, что Андрей любит джаз, а у Саши есть маленькая сестренка, за которой он должен успеть зайти в детский сад. С тех пор что-то сдвинулось: вместо «питекантропов» (так я их окрестила в первые дни) я увидела людей. Разных. Что-то они знали хуже меня, а что-то лучше. И я уже не могла больше провозглашать им свои истины, а стала учиться слушать, уважать – и ведь было что, просто раньше я этого не замечала. Постепенно мы перестали враждовать, а начали учиться: они у меня, я у них – и нам стало хорошо вместе. Как всегда хорошо людям, которые друг друга понимают.




Формализм


– чисто внешнее следование заповедям и нормам в формальном выполнении долга, когда человек не задумывается над социальным значением своих поступков, не осознает действительного смысла своей нравственной деятельности или не способен мотивировать ее с точки зрения потребностей общества и человека.

В обыденной жизни мы чаще всего сталкиваемся с формализмом в работе тех или иных лиц и учреждений и потому начнем именно с этой разновидности докучающего нам зла.

Суть такого формализма великолепно определил Ленин: по форме, сказал он о действиях служащих одного государственного учреждения, правильно, а по существу – издевательство.

В своей работе любой служащий и руководитель любого учреждения опираются на те или иные законы, постановления, предписания, инструкции, в которых изложены их должностные обязанности и права, правила, которые они должны соблюдать, а также исключения из этих правил.

Но никакая инструкция не может заранее предусмотреть все случаи, когда ее выполнение на пользу делу, а когда нет. Многое остается решать человеку, руководствуясь своим здравым смыслом, знаниями и совестью. Слепое подчинение правилам способно причинить большой вред самому делу, оно сродни почти полной бездеятельности. Время от времени рабочие капиталистических стран, например, используют такой остроумный вид забастовки, который называется «работа по правилам». Особенно любят его железнодорожники. Машинисты поездов и все другие специалисты выходят на работу, но начинают скрупулезнейшим образом выполнять абсолютно все инструкции, и поезда или выбиваются из графиков, или вообще останавливаются... Вот что значит намеренное отключение здравого смысла, сообразительности, находчивости, вот что – другими словами – значит формализм!

Почти любой пункт почти любой инструкции – палка о двух концах. Он открывает перед человеком две возможности: соблюсти его во благо или во зло. Имея это в виду, различают дух и букву всякого писаного правила. Дух – это цель, ради которой оно установлено. Буква – это указание на средства, которыми нужно пользоваться для достижения цели.

Перед тем как соблюсти букву без ущерба для духа, человек, если он добросовестный и умелый, должен создать необходимые для этого условия. Он получает, скажем, заявку на изобретение, внимательно ее изучает и видит, что она плохо оформлена, чего-то в ней не хватает: каких-то подписей, доказательств, ссылок и т. д., но идея, мысль, предложение явно интересны, новы и полезны. Человек пишет об этом автору, подробно объясняет, что еще требуется сделать, чтение каких книг и статей, беседа с каким специалистом ему может помочь, а то и сам сводит его с этим специалистом, подбирает литературу, устраивает ему нужную поездку в институт или на завод – то есть проводит определенную организаторскую работу. Далеко не все, что он при этом делает, предусмотрено в перечне его обычных обязанностей, зато соответствует главной из них – продвигать ценные изобретения.

Другой же на его месте поступает просто и тупо: ваша заявка не отвечает, мол, предъявляемым требованиям и потому на основании таких-то и таких-то пунктов отвергается. Буква соблюдена, а дух нарушен. Вот это и есть формализм, бюрократизм, «буквоедство». В тех случаях, когда человек мог бы избежать формализма, а не захотел, непременно ищите и найдете одну из четырех причин или все сразу вместе: низкая квалификация, безразличие к делу, лень и трусость.

Низкая квалификация – это когда человек при всем желании не умеет выполнить свою работу творчески, и ему волей-неволей приходится действовать от сих до сих, не выходя за рамки самого простого, самого легкого. Безразличие к делу – это когда человек, даже хорошо понимая, как надо поступить, не заинтересован в результате, когда ему все равно, пользу или вред принесут его решения и действия» О таких иногда говорят: лишний раз не шевельнет пальцем. Тут равнодушие смыкается с ленью, то есть с нежеланием утруждать себя особыми хлопотами и усилиями.

Но неприятнее и опаснее всего, пожалуй, трусость. Неумелого можно (хоть и не всегда) научить, равнодушного и ленивого – встряхнуть критикой, а вот трусливого, перестраховщика сделать смелым, активным работником значительно сложнее. Его, как говорится, трудно ухватить, он очень ловкий, у него всегда наготове убедительно звучащие оправдания: я, мол, решил посоветоваться со старшими товарищами, дополнительно выяснить мнения заинтересованных специалистов или ведомств, выслушать, что скажут другие. Такой вид формализма, как бесконечные согласования, называют еще волокитой. Человек упорно тянет время, под разными внешне законными предлогами отодвигает момент принятия решения, рассчитывая, что дело сладится как-нибудь само собой.

Стоит, наконец, упоминания такая разновидность формализма, которая сводится к тому, чтобы, будучи бездеятельным, создавать видимость работы, бурной деятельности: созывать совещания, собрания, горячо на них выступать, изобретать почины – и только этим и ограничиваться. «Шумим, братцы, шумим» – говорится как раз о таких любителях «поднимать волну». Их особенно не любят, презирают в народе, уподобляют их курице, которая кудахчет, не снеся яйца. Беспощадно высмеивал их Ленин: «Не заботятся о том, чтобы сберечь копейку, которая им дана, и не стараются превратить ее в 2 копейки, а составляют планы на миллиарды...»

К сожалению, мы нередко называем формалистами людей, которые этого ругательного слова никак не заслуживают. Чаще, чем другие, такой обиде подвергаются, к примеру, бухгалтеры, санитарные врачи и особенно судьи. Перечислять профессии и должности можно долго, но все они объединяются одним назначением: беречь, охранять и защищать. В самом деле. Бухгалтер имеет дело с деньгами – их охраняет. Санитарный врач отвечает за то, чтоб не было эпидемий. Судья защищает права граждан. Пожарник обязан не только тушить, но и предотвращать пожары. Есть такие сферы жизни, где несерьезное отношение к мелочам вредно, но не очень опасно, и такие, где пренебрежение мелочью представляет большую, иногда огромную угрозу. Просмотренная бухгалтером лишняя или недостающая копейка в отчете может скрывать растраченный миллион. В кинотеатре, где при попустительстве пожарника сделали слишком узкую дверь запасного выхода, во время пожара могут погибнуть люди. От воды из нечистого колодца, который не был «опечатан» халатным санитарным врачом, может заболеть целая деревня.

Вдумавшись во все это, мы поймем, почему «буквоедство» постепенно стало второй натурой целых профессий и как это хорошо.

Идеальным, полным «буквоедом», «формалистом» обязан быть судья. Этого требует от него закон. Дух и буква закона слиты, спаяны между собой настолько, что сама мысль об их разъединении, противопоставлении недопустима. Если человек совершил преступление, за которое закон не предусматривает в виде наказания меньше двух лет тюрьмы, судья вместе с общественностью может обливаться горючими слезами, жалея этого человека, если он такой хороший и оступился случайно, но «дать» ему меньше двух лет не имеет права. Перед законом все равны. Яркое выражение «формализма» в положений, согласно которому за преступление, возможность которого не предусмотрена в Уголовном кодексе, человек не может быть наказан судом. Не предусмотренное законом преступление считается не преступлением, а просто плохим поступком. Нельзя также называть преступником того, чья вина еще не доказана в судебном заседании. До вынесения приговора он всего лишь обвиняемый. Соблюдение этой формальности направлено на защиту прав и достоинства личности.

Нередко, желая избежать формальностей, мы попустительствуем тем, кто не прочь поживиться за счет государства. Платим деньги за проезд в транспорте или за услуги парикмахеру, сапожнику, мастеру по ремонту телевизоров и т. д. – и при этом не требуем билета, счета, квитанции. Один так поступает из ложной деликатности, другой по рассеянности, третий даже бравируя своим неприятием «казенщины», а суть одна: фактически человек становится участником незаконной сделки, способствует злоупотреблению, наносящему ущерб государственной казне.

Ничего хорошего нет и в терпимом отношении к низкому качеству обслуживания. Не надо быть придирой, но если у мясника замызганный халат и грязный прилавок, то потребовать от него соблюдать правила санитарии – совсем не значит показаться формалистом.

Незаслуженно называя формалистами людей, которые строго выполняют свои обязанности, мы в то же время, бывает, легкомысленно одобряем таких работников, которые чересчур вольно толкуют различные законы и правила, считают себя не связанными ими. Особенно часто подобной «чести» мы удостаиваем хозяйственных руководителей, допускающих нарушения в интересах дела: под видом запланированного склада строят, например, детский сад или, наоборот, на должности инженера держат машинистку или экспедитора и так далее.

Несмотря на то, что подобные отступления от порядков действительно могут быть вынужденными и приносить пользу данному конкретному хозяйству, их нельзя признавать терпимыми. Ведь так подрывается авторитет закона. В фильме «Белорусский вокзал» пожилой рядовой бухгалтер совершенно справедливо говорит молодому энергичному начальнику: если, мол, вам мешает хорошо вести дело некий устаревший параграф, вы боритесь за его отмену, но самоуправства себе не позволяйте. Молчаливое пренебрежение устаревшим параграфом лишь продлевает его существование, и в итоге сохраняются условия для формализма. А как раз в том, чтобы этих условий не было, основной смысл борьбы за творческий подход к делу против формализма, которая ведется в нашем обществе.




Целеустремленность


– стремление к поставленной цели.

«Дорогая Анюта! Получил сегодня твое пересланное из Женевы письмо... Итак, все улажено и подписано. Это превосходно...» – вздох ликующего облегчения эти строки. Не более чем за сто часов догнало Анютино письмецо переселенческий поезд «Ильичей», проследовавший из Женевы в Париж.

Сколько переживаний было в сутолоке сборов: сами – в Париж, а годовалое дитя – философская рукопись – в Россию, можно сказать, на деревню дедушке. Надо опасаться любой случайности, не говоря уж о самом примитивном полицейском изъятии. Прибегая с привычной необходимостью к конспиративным условностям, просил маму: «Анюте, пожалуйста, передай, что философская рукопись послана уже мной тому знакомому, который жил в городке, где мы виделись перед моим отъездом... в 1900 году». И добрый подольский знакомец санитарный врач Левицкий получает драгоценную посылку.

Да, год почти минул с того дня, когда с негодующим усердием взялся Владимир Ильич за философскую литературу в женевской библиотеке, и до того, как поставил последнюю точку в предисловии, венчающем четырехсотстраничный партийный монолог в защиту диалектического материализма. Он оставался верен себе: ни на миг не уклоняться от борьбы, не ждать, когда кто-то возьмется за труднейшее из неотложных дел, не оставлять в области загадок ничего, что препятствует революционному процессу, досконально знать, чтобы судить и действовать.

Исследовал десятки и сотни источников по философии и естествознанию на немецком, английском, французском языках; вновь проштудировал важнейшие произведения марксистской литературы, разобрал до основания все построения модных школок, раздев донага сочинителей гносеологических «измов» и новоявленных духовников-богостроителей. Только после этого он мог себе позволить язвительное резюме в предисловии: я тоже, мол, «ищущий» в философии, поставил себе цель «разыскать, на чем свихнулись люди, преподносящие под видом марксизма нечто невероятно сбивчивое, путаное и реакционное».

Когда же эти «розыски» закончились и перед ним легла рукопись почти в миллион букв, он торжествующе сообщил Анюте: «Она готова... закончу пересмотр и отправлю...»

Никто никогда не создавал в семье Ульяновых «революционного комитета» или «партийной ячейки», но это будто складывалось само собой. Взрослея, родные по крови роднились убеждениями. Никто, конечно, и не распределял здесь ролей, поручений, но это тоже выстраивалось естественным образом. Старшая сестра, например, – признанный «издатель» ленинских трудов.

Уже с юности, когда пятилетняя разница еще значительно отдаляла девичью взрослость, оба они находили созвучие в представлениях о главном в жизни. С трагической гибели старшего брата, с первой, кокушкинской, ссылки, куда судьба свела Анну и Владимира, ее авторитет хранительницы семейных традиций, ульяновского пламени почитался сугубо. А с момента активного включения в революционную деятельность на каждом опасном повороте судьбы Владимир Ильич мог без оглядки опереться на ее верную руку. При непременной самостоятельности в убеждениях, выборе решений, да и в житейских делах старшая сестра (вместе со своим избранником, чудо как человеком, Марком Тимофеевичем Елизаровым) всегда олицетворялась с партийной умудренностью, самоотреченной надежностью. Ни один из арестов, ни бесконечные лишения, ни тяготы забот практической главы ульяновского семейства не поколебали в революционном деле участницу «Союза борьбы», деятельную «искровку», ведущего парторганизатора МК.

Как ненасытному книгочею и щепетильному автору, Владимиру Ильичу импонирует в старшей сестре ее особое отношение с книгой. Основательная эрудиция, начитанность – бестужевка историко-литературного профиля; врожденный вкус к слову – стихотворные опыты с гимназических лет, изящные переводы; связи в издательском мире – невозможно не оценить добросовестного сотрудника... Изданием «Развития капитализма в России» обязан прежде всего ей. Случалось, и в ссылке донимали его как автора издательскими хлопотами – так и подмывало ответить: «Обращайтесь к Елизаровой в Москву, которая заведует делом».

Теперь в заведовании Анны Елизаровой – все дела, решающие ближайшую судьбу «Материализма и эмпириокритицизма».

По-читательски, по-редакторски она уже углубилась вслед за автором в философские дали. «Книгу твою, – пишет, – читаю... Чем дальше, тем она все интереснее. Заменяю согласно твоему указанию «поповщину» «фидеизмом», вместо «попов» ставлю «теологов»... Ну, а потом некоторую ругань надо опустить или посгладить. Ей-богу, Володек, у тебя ее чересчур много...» И доказывает: вот следы твоей скорописи, вот эмоциональные перегрузки эпитетов, вот чрезмерная категоричность характеристик. И ходатайствует: опусти, выкинь, откажись.

За претензиями по части изящной словесности чувствуется и другое – сестринская, товарищеская озабоченность: не достанется ли, мол, тебе за резкие нападки на философов, не отшатнется ли кто от сотрудничества с тобой в это «самое склочное время»? Иные так откровенно пугают и личными бедами, и ослаблением партии. Но разве мы становимся сильнее, прикрывая разность позиций благочинными реверансами? Что стоит показное единство без единомыслия? Какой смысл вести дискуссии по принципу Талейрана: язык дан человеку, чтобы скрывать свои мысли? Нет ничего хуже, как отсутствие открытой борьбы. Партия нуждается в чистоте своего имени, своего знамени.

В полемике придется еще услышать: Владимир Ильич развернулся, мол, так, что вокруг чуть ли не голое место образовалось... «Что ж, бывают такие моменты, когда массы по тем или другим причинам убегают с поля битвы, и тогда плох тот вождь или тот генерал, который, оставаясь в единстве, не может защищать свое знамя. Бывают такие моменты, когда надо оставаться в единстве, чтобы сохранить чистоту своего знамени.

Так что, дорогая Анюта, насчет «опустить или посгладить» подумать надо, паки и паки». Из письма в письмо обсуждается эта лексически-политическая проблема. «Ругательства» там всякие или «неприличные выражения» в поповско-цензорском понимании согласен заменить, но оценки идейного предательства? – помилуйте!»

Его письма из Парижа, порой еженедельные, причудливо сотканы совсем из разных нитей – из лаконичных оценок ситуаций, всполошенных переживаний и... многостолбцовых перечней поправок по свежим гранкам, переправленным сестрой через многие кордоны за тысячи верст, – какое гигантски неразворотливое плечо для издания срочной книги.

Переживаниям же нет конца. Вдруг уловилось между строк: маме нездоровится. Запросили телеграммой – подтвердилось: больна. В таком возрасте – 73 года – любой недуг может всполошить. Младшая сестра, приехавшая на экзамены в Сорбонну, рванулась в Россию. Едва удержали. В Москву посыпались экстренные запросы, просьбы. «Митино письмо прочел... ему, как врачу, виднее, особенно после совета с специалистами, состояние болезни, и я его очень прошу извещать нас почаще хотя бы самыми короткими письмами». Тревоги не улеглись, пока не появилось доброе предзнаменование. «Дорогая Анюта! Получили вчера вечером твое письмо с припиской дорогой мамочки... Мы все ужасно были обрадованы». Все тревожные дни убеждал старшую сестру высвободить себя чуть-чуть, сбыть корректуру на руки друзей, в конце концов нанять кого-то... Но надо знать непреклонную, несгибаемую Анюту!

Когда философская рукопись лежала еще на авторском столе и предпринимался усиленный поиск издателя, из Петербурга от старшей сестры пришло письмо, которое Владимир Ильич не мог читать без грустной улыбки: «Слышала здесь от видавших тебя недавно, что ты выглядишь плохо и очень переутомился. Это очень грустно. Не зарабатывайся, пожалуйста, дорогой, и побереги себя. Тебе, верно, нужен был бы отдых где-нибудь в горах и усиленное питание. Устрой себе это. Ну, пусть попозже выйдет философия...»

Ее, наверное, оторопь взяла, когда считанные недели спустя на нее обрушилось настойчивое авторское торопление: «Об одном и только об одном я теперь мечтаю и прошу: об ускорении выпуска книги... Ускорять, ускорять во что бы то ни стало...»

«Мне дьявольски важно, чтобы книга вышла скорее. У меня связаны с ее выходом не только литературные, но и серьезные политические обстоятельства...»

Эти обстоятельства он обозначил по-немецки одним словом «Spaltung» (раскол). Но прежде чем он порвет с идейными отступниками – каждому из них, товарищам по партии, всей общественности, он должен показать, где ошибки по умыслу, где заблуждения по недомыслию, он должен представить исчерпывающие аргументы. На историческое совещание расширенной редакции «Пролетария» он придет во всеоружии – с философской книгой, – тысяча благодарностей Анюте, близким, всем, кто работал у горна, когда ковалось это оружие.

В обыденном представлении философия, да еще нарочито усложненная, – не что иное, как отвлеченное любомудрие, не имеющее отношения к повседневной жизни. Как бы не так! Выяснение отношений с российскими махистами еще и еще раз убеждает: решение философских вопросов теснейшим образом связано с жизненной практикой, с классовым противоборством.

Взять ту же компанию литераторов, наводняющих легальные издания систематической проповедью богостроительства. Она потому получает простор и поддержку, что именно теперь русской буржуазии в контрреволюционных целях «понадобилось оживить религию, поднять спрос на религию, сочинить религию, привить народу или по-новому укрепить в народе религию. Проповедь богостроительства приобрела поэтому общественный, политический характер... Большевизму не по дороге с подобной проповедью».

Полемика на редакционном совещании «Пролетария» развертывается и вокруг чисто политических маневров любомудрых эмпириокритиков. Эти «тоже большевики» то рядятся в тогу ультиматистов, то группируются в некую фракцию божественных отзовистов. Одни других хуже. Их попытки помешать партии использовать легальные средства борьбы с царизмом так же вредны, как и попытки духовного разоружения. Особенно огорчительна их изощренность и псевдорадикализм. «Вместо того, чтобы политически мыслить», они цепляются за «яркую» вывеску и неизбежно оказываются «в положении партийных иванушек... Надо оберегать большевизм от «карикатуры на него». Никому не должно быть позволено разрушать «драгоценнейшее наследие русской революции».

Во имя его сохранения, во имя его чистоты, во имя ясности политического сознания и идет бескомпромиссная борьба с теми, кто поступается марксистскими убеждениями. И каждой страницей своей философской книги, и каждым аргументом в открытой полемике с оппонентами-ревизионистами Владимир Ильич стремится доказать: философия – дело партийное, отстаивая принципы марксистской философии, мы укрепляем большевистскую партийность. Мы отстаиваем партийность принципиально, в интересах широких масс, в интересах их освобождения от всякого рода буржуазных влияний, в интересах полной и полнейшей ясности классовых группировок, именно поэтому нам надо всеми силами добиваться того и строжайше следить за тем, чтобы партийность была не словом только, а делом.

...Года через два после выхода философской книги автор ее и редактор совершают многомильное путешествие по золотым галереям осенних парижских бульваров. Нескончаемый разговор обо всем и всякий раз о будущем: когда-то поднимется новая волна, всколыхнутся миллионы. На лице брата Анна Ильинична замечает ненастное облачко и слышит редкое по интонации признание: «Удастся ли еще дожить до следующей революции...» Невозможно было даже вообразить тогда, что до Октября осталось всего две тысячи двести дней.




Цинизм


– моральное качество, характеризующее презрительное отношение к культуре общества, к его духовным и в особенности нравственным ценностям.

Многообразен мир человеческих отношений, и много слов создано для того, чтобы описывать и сделать понятным для человека этот мир. Наряду с прекрасными словами, такими, как «любовь», «преданность», «великодушие», «патриотизм» и многие другие, существуют слова, от произношения которых становится неуютно: «цинизм», «нигилизм», «вандализм». Эти слова обозначают определенный тип отношений и определенные черты личности; несмотря на то, что они неприятно звучат и содержат плохой смысл, каждому из нас полезно уяснить точное значение этих слов и то, какие типы отношений и черт личности они выражают. Это необходимо как для более глубокого понимания мира человеческих отношений, так и для формирования собственного идеала и самовоспитания.

Слово «цинизм» имеет долгую историю. Оно произошло от названия одной древнегреческой философской школы, которая в истории представлена именами Антисфена, Диогена. Представители этой школы считали, что человек должен жить в соответствии со своей философией. Изучая мир, они пришли к выводу, что культура и богатство человеческих отношений являются результатом не творчества богов, а установлениями самих людей. Для древних греков, которые были уверены, что мир человека построен богами, это было величайшим открытием. Они обрадовались тому, что узнали эту истину, и стали всячески показывать свое пренебрежение к общественным институтам, обычаям и нравам. Все это шокировало сограждан. Люди забыли суть этой философии, а запомнили только пренебрежение и отрицание культуры и нравов, то есть всего того, что считалось для греков ценным. Постепенно получилось так, что слово «цинизм» потеряло свое философское значение и стало обозначать то, что сейчас нами подразумевается под этим словом: пренебрежение или отказ от той системы ценностей и культуры, которая характерна для данного этапа развития общества.

Для нас важно сейчас знать, какое значение это слово имеет сегодня.

Цинизм проявляется в необоснованном приписывании другим низменных мотивов поведения. Я слышал один разговор, в котором миловидная девочка так объяснила поведение подруг, которые помогали старой женщине по хозяйству: «Они к ней ходят и помогают за то, что она их кормит вкусными пирожками, а не потому, что они добрые...» «Он собирается на ней жениться из-за квартиры и дачи, которая имеется у ее отца». «Он старается не ради этого дела, а чтобы скрыть свою лень и показать, что он хороший. А на самом деле он плохой» – вот типичное суждение утонченного цинизма, с помощью которого другому цинично приписываются неблаговидные мотивы, снижается его моральный уровень.

Цинизм отрицания проявляется в том, что люди отказываются соблюдать обычаи, законы и устои. Но при этом еще демонстрируют отрицательное отношение, показывая, что те, кто их соблюдает, – неполноценные люди, и самоутверждаются таким примитивным путем.

«Они не крадут что плохо лежит не потому, что честны, а просто боятся, что будут изобличены, – сказал однажды молодой циник, прочитав статью в газете, в которой осуждались «несуны». – А если бы они были уверены в том, что их не застукают, крали бы почти все поголовно». Этот цинизм состоит в отрицании существования возможности того, что кража для большинства людей – неприемлемый с моральной точки зрения способ приобретения предметов. Цинизм состоит не только в отклонении от моральных норм, а в стремлении демонстрировать это отклонение, стремление глумиться над моралью и ценностью морального поведения.

Мы по-разному воспринимаем красоту. То, что одному кажется красивым, другому может казаться некрасивым или даже безобразным. Здесь нет цинизма. Люди по-разному устроены, воспитаны в различных условиях, и у них могут быть различные эстетические нормы. Цинизм начинается с момента, когда человек отрицает, низводит красоту к элементам, которые в сущности выступают как безобразные, и навязывает другим свой подход, и демонстрирует неприятие красоты.

«Красота не имеет никакого объективного содержания, и ее как таковой в природе нет! – утверждает циник. – Есть только некоторые признаки строения и функционирования, которые выступают как привлекательные сигналы и приманка, необходимые для правильного выбора партнера, для размножения, и ничего более. А остальное суть не что иное, как обобщение и распространение этого полового влечения на более широкий круг объектов. Пение птиц? Да это можно рассматривать как определенные, гармонические сочетания звуковых колебаний, которые выступают в качестве сигнала, определяющего поиск самки самцом. Никакой любви нет, а есть только физиология». Ход этих мыслей сам по себе свидетельствует лишь о философском невежестве, о дурной философии. Однако когда данная философия становится активной и вторгается в человеческие отношения, в оценки и действия, то она незаметно становится философией цинизма.

Цинизм силы. Он проявляется в эгоистическом манипулировании людьми и основывается на грубой философии силы. «Твоя доброта, красота и нравственность ничто по сравнению с силой. Я командую парадом. Я знаю приемы, прошел каратэ, самбо, а ты не прошел эти вещи, и поэтому ты будешь делать то, что я потребую, иначе ты узнаешь, что такое сила. Если ты будешь слушаться меня, я тебя буду защищать и ты будешь в безопасности. Но если ослушаешься, то узнаешь, что такое сила. Я сначала дам тебе только один тумак и оставлю решение вопроса до завтра. У тебя будет время подумать о том, что нечто подобное может повторяться гораздо чаще, чем ты думаешь, если не будешь делать то, что мне нужно». Эта философия, претворенная в действие, в сущности, является наиболее распространенной формой цинизма. Она может сводиться к отбиранию денег на завтрак у первоклассников и к грубому манипулированию сотрудниками учреждения циничным и тираничным руководителем, который полностью отрицает наличие положительных мотивов деятельности своих сотрудников и признает только методы поощрения и наказания в зависимости от того, соответствует ли поведение сотрудников его произвольным установкам.

Цинизм протеста часто проявляется в вандализме, бессмысленном разрушении вещей, немотивированном насилии над другими. Подросток обидел пятиклассника. Когда психолог попросил его дать объяснение своему поступку, то он ответил: «Я дал ему пинка, чтобы он не вертелся у меня под ногами, и еще потому, что я сильнее его. Пусть знает свое место. Вчера меня ни за что обидел вожак нашей компании. Чем я хуже его?» Каждое утро в Москве обнаруживают разбитые стеклянные стенки на автобусных стоянках. Один из этих хулиганов был опознан и привлечен к ответу. Когда стали доискиваться, зачем он бессмысленно ломал стеклянные стенки, то он пояснил свое поведение весьма цинично: «Мой отец обидел мою мать. Он нагло разбил тарелку с супом за то, что мать подала ему тарелку неподогретой. А тут на остановке я вспомнил об этом и ударил ногой в стеклянную стенку. Пусть не светит».

Цинизм, оправдываемый должностными обязанностями. Должностное лицо отказывает во внимании просителю ссылкой на то, что оказывание внимания не предусмотрено его должностными обязанностями. Прораб, который распорядился зарыть в землю бульдозером неиспользованные бетонные конструкции, цинично заявляет, что за сохранение этих конструкций ему деньги не платят.

Цинизм всегда связан с отрицанием достоинства и интересов другого человека на основе различного рода оправданий. Несовершенство различных инструкций и положений дает простор для проявлений цинизма со ссылками на отсутствие определенных предписаний, так как даже в самых совершенных инструкциях невозможно предвидеть различные жизненные ситуации. Для циника любая инструкция – повод для проявления своего циничного отношения к человеку.

Нужно знать, что цинизмом является не простое отрицание каких-либо ценностей, социальных стандартов, несогласие с чувствами и мнениями других людей, обнаружение их недостатков и несовершенств. Эти отрицания выступают как проявление цинизма, если оно осуществляется в грубой и демонстративной форме и направлено на то, чтобы унизить или каким-либо образом шокировать, травмировать человека. Откуда берется цинизм как определенный вид негативного отношения к ценностям культуры и к другим людям? Если капиталистическое общество в своей повседневной жизни порождает цинизм (так как в мире капитала каждый человек оценивается не по его человеческому достоинству, а с позиций того, какую пользу из этого человека можно извлечь, какую прибыль из него можно получить), то в условиях социалистического образа жизни не существует социальных причин для произрастания цинизма. Однако, несмотря на это, явления цинизма существуют. Откуда они берутся? Попробуем кратко описать психологические причины цинизма в человеческих отношениях у некоторых молодых людей.

Цинизм часто выступает как примитивное самоутверждение. Тот, у которого не хватает терпения и усидчивости хорошо учиться, склонен отрицать ценность учебных достижений и, став в агрессивную позу отрицания ценности знания, проявляет циничный способ самоутверждения: «Мне незачем учиться и овладевать знаниями, так как успех в жизни определяется не компетентностью и знаниями, а практичностью и умением делать свой бизнес». Можно увидеть научного работника, который отказывается признавать ценность истины, а склонен поддерживать даже ложные идеи, если их разделяет глава научной школы. Такой цинизм психологи мягко называют механизмами психической защиты «я».

Цинизм может быть следствием компенсации чувства собственной неполноценности, зависти, застенчивости. Это извращенный способ приспособления к ситуации, когда слабый постоянно хочет казаться сильным, скупой – щедрым, глупый – умным, неудачник – удачливым. Если такая компенсация приобретает формы агрессивного отношения к культуре и к ее носителям, то такая компенсация становится цинизмом. Для того чтобы казаться сильным, циник должен унизить другого, чтобы казаться умным – выставить другого в глупом свете, чтобы казаться щедрым – выставить другого скупым. Этот извращенный способ компенсации своих недостатков требует изощренного ума и практического применения философии цинизма.

Никто не рождается циником. Циником становятся. Уродство цинизма чаще всего возникает как следствие подражания образцам циничного поведения. Для незрелого человека, юноши или девушки, часто умный и удачливый циник выступает в качестве образца для подражания. Грубые и наглые формы цинизма не вызывают подражания, так как у большинства вызывают отвращение и негативное отношение. Утонченные и философски, научно завуалированные проявления цинизма часто привлекательны и находят подражателей. Поэтому юношам и девушкам нужно бить внимательными в выборе объектов поклонения и восхищения, в выборе друзей. Скажи мне, кто твой друг... а если он циник?

Продолжением цинизма является НИГИЛИЗМ. Это отрицательное отношение к культурным ценностям. Но в отличие от цинизма нигилизм не содержит агрессивной и глумливой демонстрации. Но сущность их одна и та же. Они отличаются друг от друга только степенью агрессивности выражения вовне. Нигилизм может сочетаться с уважением к достоинству человека в отличие от цинизма. Он, нигилизм, порождается неверием в успешность добрых начинаний, в возможность изменения мира в соответствии с системой ценностей этого мира. Нигилизм возникает в ситуациях, когда человек видит недостатки жизни, но не знает путей их исправления или не верит в эффективность этих путей. Иногда нигилизм проявляется как средство утверждения других ценностей, как это было во второй половине XIX века, когда жил тургеневский Базаров.

Нигилистический подход к возможностям человеческого познания порождает скептицизм, сомнение в познании истины. Скептицизм в науке и философии возник давно, еще в Древней Греции, и проявился в неверии в возможности познания и научного обоснования норм человеческих отношений. Умеренная степень скептицизма свойственна научному познанию, которое требует строгого обоснования выводов на основе логического доказательства и эксперимента. Скепсис науки противостоит слепой вере в авторитеты и догмы. Однако чрезмерный скептицизм парализует возможности познания и действия. Сомнение, если оно чрезмерно, порождает многие недостатки характера: пассивность, неуверенность, потерю инициативы, умственную лень, нерешительность. В области морали чрезмерный скепсис незаметно перерастает в моральный нигилизм, а в области семейных отношений и чувств – в ревность, подозрительность и многие другие пороки. Часто безволие питается сомнением: в этой связи будет уместным вспомнить притчу о буридановом осле, который умер с голода между двумя охапками сена, сомневаясь, с какой охапки начать свой завтрак. Ослабление воли и самосознания прежде всего проявляется в повышении сомнения и скепсиса. Временами в состоянии переутомления даже у нормального человека возникает такое состояние, когда мы не можем принять пустячного решения.

Что мы делаем, чтобы положить конец сомнениям? Конечно, прежде всего советуемся с компетентными и опытными людьми, обращаясь за советами к старшим. Это естественно в какой-то мере, так как подросток в процессе социально-нравственного созревания учится сам принимать решения. Однако если подростковый скептицизм сохраняется у юношей и людей старшего возраста, то это свидетельствует скорее об инфантилизме, чем о зрелости ума.




Честолюбие


– социальное чувство, проявляющееся как мотив действий, которые совершаются ради достижения человеком первенства, главенства в той или иной области деятельности, приобретение влияния и веса в какой-либо сфере общественной жизни.

О многих свойствах человеческого сердца и ума нельзя сказать вполне определенно, каковы они сами по себе, хорошие или дурные. Не случайно говорят, что наши достоинства – продолжение наших недостатков, и наоборот, часто все дело в мере. Даже трудолюбие, усидчивость (ох как не хватает нам этого в юности!) могут быть чересчур большими и мешать естественному, гармоничному развитию личности.

Это относится и к честолюбию – желанию личного успеха и признания со стороны окружающих.

«Великое окружено блеском, блеск возбуждает тщеславие, а тщеславие легко может вызвать воодушевление или то, что показалось нам воодушевлением; но того, кого увлек демон честолюбия, разум уже не в силах сдержать, и он бросается туда, куда его влечет непреодолимая сила: он уже больше не выбирает сам своего места в обществе, а это решает случай и иллюзия».

Так рассуждал студент Карл Маркс. И он же много лет спустя признался: «Ничто человеческое мне не чуждо», – то есть, надо полагать, и честолюбие, потому что ведь кто же из людей хотя бы раз не ощутил томительную сладость мечты о славе, о восторженных кликах почитателей? А прочнее всего слово «честолюбие» связано со словом «молодость» – с временем, когда мы полны сил, уверенности в себе, больших планов, надежд, радостно-тревожных, волнующих предчувствий.

Зачаток честолюбия, как и других черт характера, человек получает от природы, а потом она, эта нормальная, законная потребность быть в чести, развивается в ту или иную сторону: устанавливается на оптимальном уровне, сходит на нет или разрастается, как раковая опухоль, становясь тем самым демоном, о страшной разрушительной силе которого писал Маркс.

Вот эти три возможности, три дороги мы и разберем.

Начнем, конечно, с первой, поскольку она самая верная.

«Вставайте, граф, вас ждут великие дела!» – такими словами каждое утро будил маленького Сен-Симона его слуга, и тот мужественно продирал слипавшиеся глаза и приступал к деятельности, которая в конце концов поставила его в ряд крупнейших французских мыслителей восемнадцатого – начала девятнадцатого века.

«Я памятник себе воздвиг нерукотворный», – гордо восклицал Пушкин, уверенный, что будет славен, «доколь в подлунном мире жив будет хоть один пиит»...

Стремление добиться чего-нибудь выдающегося благородно и полезно. Это стремление заставляет нас мобилизовать все наши внутренние ресурсы и, подчиняя их большой цели, многократно умножить.

Что это значит – мобилизовать и умножить? С чего начинается этот процесс? Без чего он невозможен? Он невозможен без того особого внутреннего действия, ведущего к определению линии и цели собственного поведения, которое называется самоанализом. Это строгое, критическое обдумывание своих поступков, решений, планов, настроений, побуждений, мнений. Жить без самоанализа, без постоянного всматривания в себя как бы посторонним взглядом и, следовательно, без постановки перед собой трудных задач – значит жить как трава, плыть по воле волн, беспечно и бестолково срывая мимолетные и очень-очень обманчивые, на поверку горькие цветы удовольствия. «И сказок о нем не расскажут, и песен о нем не споют...»

Но при этом крайне важно помнить, что одной для всех меры выдающегося достижения нет. Если оценивать шахматные успехи перворазрядника, сравнивая их с победами Анатолия Карпова, наверняка ошибешься, обидишь человека или растеряешься и опустишь руки (если тот перворазрядник – ты сам). Знаменитый кубанский хлебороб Владимир Первицкий может в иной год вырастить урожай в сто центнеров с гектара, а вчерашний выпускник Тимирязевки – только сорок, но оба эти результата мы вправе считать прекрасными в том случае, если знаем, что выпускник в первый же год самостоятельной работы выложился, что называется, до конца, был таким же добросовестным, как и Первицкий. У каждого из нас разные способности, силы и условия, а объединять и уравнивать – в идеале! – нас должно одно: решимость полностью проявить и развить все, что нам дано от природы, испытать себя и превзойти себя.

Пусть ты не достиг всего, о чем втайне мечтал, но если сам себе с чистой совестью можешь сказать, что все свои резервы ты употребил в дело как разумный, требовательный к себе хозяин, будь спокоен и доволен, имей достоинство никому не завидовать, потому что именно зависть вкупе с ложным чувством своей неполноценности, неисповедимыми путями переходящим в самомнение, рождает комплекс неудовлетворенного честолюбия.

Человеку свойствен дух состязания, желание быть победителем. Эта черта творит и может творить чудеса.

Присмотритесь к любому известному своими успехами человеку – от доярки до летчика-рекордсмена – и вы обнаружите, что при всех отличиях характеров, привычек, увлечений, возрастов, уровней образования эти люди, кроме трудолюбия и высокого профессионального мастерства, непременно похожи друг на друга еще и тем, что они еще с детства очень любили быть первыми.

Летчик вам признается, как еще в детстве был заводилой среди мальчишек своей улицы, уже упоминавшийся здесь Владимир Первицкий – как с плоскогубцами и молотком в кармане обследовал поля и пустыри, где после войны валялось много разной техники, чтобы, опередив взрослых, собрать машину, которая могла бы заменить быков и лошадей. Конечно, иной из них не сумеет вспомнить ничего подобного, «была, как все подружки», – скажет, например, знаменитая доярка, но вы не торопитесь, понаблюдайте еще немного. Кто раньше всех приходит в коровник? Кто больше всех докучает производственными вопросами и требованиями ветеринару, зоотехнику, председателю? Нет, согласитесь, дело тут не только в добросовестности и умении. Пусть не ла первом, пусть на втором или на третьем месте, но потребность быть впереди, выделяться в лучшую сторону не может не присутствовать!

Но стремление быть первым дает, бывает, и отрицательные результаты. Непомерная азартность, чересчур большое честолюбие и самолюбие толкают иного на неправильные, а то и безнравственные поступки, на скользкий путь погони за ложной славой. Печально знаменит пример Герострата, ничтожнейшего человечка, который, чтобы имя его осталось в веках, сжег великое творение своих современников – храм Артемиды Эфесской. Вглядимся в хулиганящих подростков, и мы, к сожалению, не в одном из них увидим маленького Герострата. Всего должно быть в меру, в том числе и духа состязания. Не переборщить наверняка можно, пожалуй, только в одном виде борьбы за первенство: в борьбе с самим собой, со своими слабостями и недостатками – с ленью, трусостью, черствостью, безответственностью. Когда Антон Павлович Чехов признавался, что он по капле, ценой огромного напряжения внутренних сил выдавливал и выдавливал из себя раба, он имел в виду как раз этот вид борьбы. Слово «раб» здесь следует понимать в самом широком смысле. Подобострастие, робость, потеря достоинства перед тем, от кого зависишь, – лишь крошечная часть значения слова «раб». Не быть рабом своих низменных страстей и эгоизма бывает еще труднее и необходимее.

Карл Маркс замечательно определил такую особенность неумеренного честолюбия, как то, что одержимый им человек «не выбирает сам своего места в обществе, а это решает случай и иллюзия». На первый взгляд здесь есть противоречие. Кто, казалось бы, как не честолюбец, употребляющий все силы на то, чтобы возвыситься над другими, должен успешно справляться со случайностями? Кого, как не честолюбца, в обыденных житейских разговорах мы часто сравниваем с танком, который прет, ломая и подминая под себя кусты и деревья. А нет! Дело в том, что он обычно выбирает не такое поприще, которое лучше всего соответствует его способностям и складу ума, а такое, на котором, по его мнению, легче всего блеснуть. Мнение же зависит от случайности, от того, чей пример бросился в глаза и ослепил – пример окруженного ли почестями ученого, поэта, распоряжающегося ли большими массами людей руководителя.

Между прочим, сам Маркс в юности одно время мечтал стать великим поэтом, но у него хватило самоконтроля и трезвости, чтобы, непредвзято всмотревшись в свои стихотворные опыты, понять недостижимость этой мечты и переключиться на другое – на философию, экономику, политику, историю и публицистику.

Интересно, однако, что к аналогичному результату – оказаться во власти случая и иллюзии при выборе своего места в обществе – ведет не только излишек честолюбия, но и серьезная нехватка, отсутствие его. Ведь что значит быть совсем нечестолюбивым? Нередко это значит довольствоваться ролью середняка, останавливаться на достигнутом. В чем-то здесь нетрудно усмотреть сходство с мещанством, с позицией «моя хата с краю», можно заметить черты и приспособленчества, и склонности жить чужим умом, и некритической подверженности любым влияниям. Но скорее всего лишенного честолюбия человека можно представить как постоянно уступающего свою дорогу другим. В буквальном смысле уступать дорогу – признак воспитанности и доброжелательства. Но в переносном смысле, когда речь идет о деле, которое ты мог бы, да не решился сделать лучше, чем тот, кому оно по твоей слабости досталось, о задаче, перед которой спасовал, о профессии, выбирая которую смирно подчинился случаю или чьему-то нажиму, – такое жизненное поведение признать за образец для подражания нельзя.

Если в заключение попробовать найти наиболее удачный синоним слову «честолюбие», синоним, который бы вбирал в себя не все оттенки значения, а только положительные, то это будет слово «ДЕРЗАНИЕ».

Так что давайте дерзать!




Щедрость


– способность делиться с другими своими средствами, имуществом и т. п.

...Саша ходит по квартире, открыл шкаф, заглянул на полки, закрыл.

– Саша, что ты ищешь? – спрашивает мама.

– Подарок нужен, мама. Меня Ира пригласила на день рождения. Через час идти, в магазин уже не успею. А у нас ведь всегда есть что-нибудь такое про запас.

– Погоди-ка, у меня идея, – радостно говорит мама. – Глиняные фигурки из Самарканда, возьми в ящике.

– Мама, как ты не понимаешь, сразу видно, что они дешевые. С таким подарком только срамиться.

– Не понимаю, – сухо сказала мама. – Почему «срамиться»?

Мама отложила книгу, посмотрела на сына. Что выражают сейчас ее глаза? Несогласие? Даже, кажется, презрение. Почему? Он человек нежадный и не хочет выглядеть жадным в глазах Иры и ребят, которые придут на день рождения.

– Мама, скажи, почему я должен дарить ерунду? Скажи.

– Во-первых, не ерунду. А во-вторых, объясняться сейчас не будем, тебе пора идти, а то опоздаешь. Возьми ковровую салфетку на верхней полке. Отец привез из Польши, очень красивая вещь и дорогая.

Салфетка была яркая, похожая на маленький пушистый коврик.

– Не жалко? – спросил Саша.

– Нет, – спокойно ответила мама. – Собирайся скорее.

Ире очень понравился подарок. Она сказала:

– Ой, какая прелесть! Ты, Сашка, всегда что-нибудь необыкновенное придумаешь.

Были танцы, и все в этот вечер много острили. Бывает такое настроение, когда все кажется смешным. И Саше было весело. Только где-то в самой глубине сознания, на самом донышке, сидел вопрос.

Вышли на улицу все вместе. Светила луна, голубые пятна лежали на снегу. Ира шла рядом с Сашей, притихшая. Потом сказала:

– Мне уже семнадцать. Как много, даже не верится. Семнадцать.

– Люди в семнадцать лет полком командовали, – ни к селу ни к городу сказал Саша. И вдруг понял, какой вопрос таился в голове весь вечер: – Ребята! Что такое, по-вашему, щедрость? Щедрый человек, жадный человек. Думали когда-нибудь?

– Что это ты? – Сережка комически поднял брови. – Сам разве не знаешь? Подхожу к Смирнову на перемене: «Дай, Смирнов, рубль». По-человечески прошу. А он жмется: «У меня нет». Я же сам видел, как ему в буфете с трех рублей сдачу тетя Полина давала.

– Как просто все у тебя получается, – сказал Саша. – Дал рубль – щедрый, не дал – жадный. Смирнов, может быть, и жадный, я не знаю. А только дело не в этом, не в рубле дело.

Ребята промолчали. Разговор не получался.

– Трамвай идет! Будем садиться! – крикнул Сережка и первым вскочил в вагон.

Перекрывая шум трамвая, он сказал:

– На всех возьму билеты. Я щедрый.

– Балда, – вдруг рассердилась Лариса. – Несерьезный балда.

– Не ссорьтесь, – остановил Саша. – Сегодня такой хороший вечер. Веселый, дружный.

Дома мама спросила:

– Хороший был день рождения?

– Очень хороший, – ответил Саша. – Я много смеялся, танцевал, думал и кое до чего додумался.

Мама посмотрела на него внимательно, долго смотрела, а потом улыбнулась и сказала:

– Мыслитель ты у меня. Ложись спать, завтра вставать рано.

Потом помолчала и добавила:

– Я знала, что ты додумаешься. Не сразу, конечно, но это не беда.

О чем идет речь? О человеческой щедрости. Трудно говорить об этом узко – деньги, подарки. Щедрость души, щедрость поступков, щедрость в дружбе, в любви – все держится на тепловом запасе человека. Один отдает больше, чем получает, и радуется этому. Другой лишь только берет. Он берет у людей их внимание, сочувствие, помощь. Такие люди редко бывают счастливыми. Они бедны дружбой, им незнакома радость отдавать, дарить без оглядки.

Щедрый легко отдает, ему приятно отдавать. И тут хочется задать один вопрос. Отдавать что? Отдавать чье? Саша настойчиво требовал от мамы подарка. Не себе, нет. Другому человеку. Щедрый поступок? Да. Мамин. А Саша при чем? Почти ни при чем. Он школьник, денег не зарабатывает, вещей не покупает. И не от него, значит, подарок. Это не упрек Саше. Впереди его работа, его заработки. И маме не жалко для сына понести расходы. Речь не о цене ковровой салфетки, а о цене моральной. От чего отказался сам Саша? Что он, Саша, дал человеку, которого хотел одарить?

Есть такое выражение: «Добрый за чужой счет».

Теперь посмотрим с другой стороны.

Если человек учится в школе, значит, он не должен тратить деньги на своих друзей? Не может купить два билета в театр и пригласить девочку? Должен потом брать с нее рубль пятьдесят? Какими цифрами, какими суммами ограничены его возможности? В театр дорого, позови ее в кино.

Как было бы скучно и пресно вести разговор, опираясь на цифры. Конечно, дело не в ценах. Но нельзя отделить материальную проблему от моральной.

Девочка захотела модное платье и стала после школы разносить телеграммы. Заработала деньги сама. Наверное, платье было ее самым любимым и не только потому, что модное. Сама купила. Приятно.

Сережка принес в подарок на тот самый день рождения простенькую авторучку. В этом был свой смысл: Ира всегда теряет ручки.

Он заплатил за ручку всего тридцать копеек, зато сочинил смешные стихи, очень смешные про то, как Ира теряет ручки. Не с этих ли стихов и началось в тот вечер веселое настроение?

Сережка придумал сам, постарался сам, проявил свою изобретательность.

Лариса в тот день испекла потрясающий пирог с капустой, она притащила его вместе с блюдом – пирог был такой пышный, Лариса боялась, что он сломается по дороге. А потом несла блюдо под мышкой, как папку.

Сама выдумала пирог, сама испекла. Не пожалела для подруги труда, времени.

Саша, конечно, не жадный, но и не щедрый пока.

Человек жадный обычно жаден не только на деньги. Почти не встретишь доброго, открытого человека, который во всем не скупой, только в денежных делах скряга. Так не бывает. А наоборот бывает? Деньги потратить не жалко, а душевное тепло потратить в голову не приходит. Просит приятель в долг – возьми, пожалуйста. Отдашь когда сможешь, я не тороплю. А навестить больного друга не пошел. Собирался, откладывал со дня на день, а он уже выздоровел. Бывает? Времени не хватило? Или щедрости?

Большой и добрый писатель Антуан де Сент-Экзюпери написал в одной из книг: «Единственное действенное орудие – самопожертвование». На самопожертвовании держатся подвиг, любовь, настоящая дружба. О себе в последнюю очередь.

Это очень большое понятие, из разряда высоких – самопожертвование. В ежедневной жизни оно встречается редко. А вот доброта, щедрость, отзывчивость – этому есть место в каждом дне человеческой жизни.




Эгоизм


– жизненный принцип и моральное качество, характеризующие человека с точки зрения его отношения к обществу и другим людям. Означает оказание предпочтения при выборе линии поведения собственным интересам перед интересами общества.

Когда-то я написал открытое письмо другу, вернее, бывшему другу:

«Ты, наверное, очень удивлен тем, что после нашего возвращения с Волги я словно бы забыл твой адрес и телефон. «Вот, – думаешь, – человеческая неблагодарность: жил в моем доме, спал на моей постели, ел за моим столом, моя мать ухаживала за ним, предупреждала каждое его желание, а вернулся в Москву – и сразу испарился, исчез... Ни слова признательности!» Думая так, ты не прав. Я уже послал твоей матери три письма!

Я поклонился ее рукам, то легким и нежным (помнишь, как она врачевала мою обгоревшую под солнцем спину?), то ловким и быстрым (помнишь, как она взбивала пену в корыте, как полола грядки за домом?). Я поклонился ее голосу, то тихому, когда она боялась разбудить нас или помешать нашей шахматной игре, то звонкому, приветливому («А у меня уж и стол накрыт!»). Ее глазам, таким добрым, искусно скрывающим душевную тревогу и грусть. Я поклонился ее сердцу, которое любит весь мир, потому что ты, ее единственный сын, живешь в этом мире.

Да, я послал твоей матери три письма! Я написал ей и за себя, и за тебя... Ведь сам ты, кажется, почти никогда не пишешь ей. В шкатулке, как самую большую драгоценность, хранит Анна Филипповна твое единственное за весь год письмо: «Я забыл дома библиотечную книгу, Она называется «Сага о Форсайтах». Лежит, кажется, в левом верхнем ящике. Пришли поскорей. Только не потеряй страницы: книга старая и вся рассыпается». Вот и все. Помнишь, оправдываясь, ты сказал, что не умеешь и не любишь писать письма? Однако же ты чуть ли не каждый день атаковал посланиями Марину. Она и читать, наверное, не успевала. Значит, все-таки умеешь?

Сказал бы уж точней: «Не люблю писать матери». Впрочем, ты ведь не только писать, ты и разговаривать-то с ней не очень любишь. Меня, помнится, обжигали твои ленивые, словно в пространство брошенные фразы: «Эх, если бы сейчас скатерть-самобранку! Да полную яств!», «Уж полночь близится... Вот бы постель сама собой расстелилась!» И постель расстилалась «сама собой», и «сам собой» накрывался стол. Тебе не нужно было скатерти-самобранки: это заменяла тебе маленькая сухонькая женщина, которая так искусно владеет волшебством материнской заботы.

Помнишь, когда ты кончил аспирантуру, твоя мать приехала в Москву? И как раз была встреча Нового года. Все сидели за столом, а она, накрывшая стол, устроившая все это торжество, была на кухне. Только в самый торжественный момент, в двенадцать часов, ты милостиво позвал ее в комнату. Ты стеснялся ее. И перед тем как позвать, долго предупреждал нас: «Всю жизнь прожила в деревне. Сами понимаете...» И виновато поглядывал на Марину.

Но ты не знал нашу Маринку!

Сейчас ты никак не можешь понять, почему Марина перестала встречаться с тобой, почему не отвечала на твои письма. Сколько раз, гуляя по лесу, мы ломали голову над этим вопросом! Сколько раз ночью, лежа в постели, перешептывались, стараясь постичь Маринино сумасбродство! А недавно, совсем на днях, она мне все рассказала.

Помнишь, тогда, после Нового года, кажется, дня через три, у твоей матери был тяжелый сердечный приступ (думаю, переутомилась, готовя наше новогоднее торжество). И в тот же день вы с Мариной должны были пойти на концерт Гилельса. Марина, стоя в коридоре, слышала, как ты на ходу крикнул матери: «Если будет очень плохо, постучи в стенку соседу. Он дома!» Марина ничего не поняла. Только позже, в консерватории, ты ей все объяснил. И в этот же вечер ты потерял ее навсегда. Ты восторгался, с какой легкостью ударял по клавишам Гилельс, а она слышала другие удары, слабые и беспомощные... Ей казалось, что вот сейчас, в эту самую минуту, стучит в стенку твоя мать, а сосед заснул и не слышит.

И еще хочу сказать: напрасно ты стесняешься своей матери. Сколько раз за это лето я часами беседовал с ней! И если бы ты только знал, как хорошо, как тонко она все чувствует и все понимает! Она каждый раз хвалила тебя, и больше всего за то, чего в тебе нет: за сыновнюю любовь, за сыновнюю заботу и ласку. Это ее мечта, быть может, самая большая и последняя мечта в жизни. И ведь как легко тебе воплотить эту мечту в жизнь! Почему же ты не хочешь? Почему?

Всякий раз как я заговаривал с тобой об этом, ты отшучивался. И шутки твои были глупы, как все неуместные шутки.

Анна Филипповна постоянно горевала о твоем пошатнувшемся здоровье, о твоих нервах. Я знаю, почему именно о нервах: боялась, что ты сорвешься, нагрубишь, надерзишь ей в моем присутствии, и вот заранее оправдывала тебя, заранее извинялась. Не знала она, что мы с тобой вместе участвовали весной в спартакиаде, что вместе проходили медосмотр и что при мне врач, похлопав тебя по плечу, сказал: «Моему бы сыну такое здоровье!»

Впрочем, напрасно волновалась твоя мать: ты за все лето ни разу не сорвался, ни разу не нагрубил – и это уже считал подвигом, этим аргументировал, отвечая на мои упреки. Ты не кричал на мать, но ведь и на чужих, совсем незнакомых людей ты тоже не кричишь. Они, однако, не называют тебя за это своим сыном!

Может быть, еще там, в Варенцах, нужно было решительней нападать на тебя, горячей спорить, доказывать. Но, пойми, есть вещи, о которых нельзя говорить громко. Есть вещи, которые трудно доказывать, – они и так ясны всякому, в ком есть человеческое сердце. Трудно объяснить человеку, что он не должен разрушать стены дома, спасающего его от непогоды, что он не должен сжигать поле, которое принесет ему хлеб, что он не должен убивать сердце, вернее и преданнее которого не найдет никогда на свете.

Да, все лето ты был гостеприимным и очень внимательным. Но что это меняет? Могу ли я ценить человека лишь за то, что он хорошо относится ко мне? Разве это не будет с моей стороны самым отвратительным проявлением человеческого эгоизма?

Вот я, кажется, и объяснил тебе причины своего охлаждения. Может быть, мое письмо убедит тебя в чем-нибудь, а может быть, и нет. Но я-то, во всяком случае, буду по-прежнему часто писать твоей матери.

Желаю тебе всего, чего желает Анна Филипповна. Большего пожелать невозможно. И вот странно: я зол на тебя, а хочу, чтобы сбылись все твои мечты, потому что это так обрадует добрую и милую старую женщину.

И помни, мой бывший друг, что матерью люди издавна называют свою Родину...»

* * *


Это открытое письмо написал писатель Анатолий Алексин человеку, который был беспощаден в своем эгоизме по отношению к матери.

Вполне возможно, что этот же человек, женившись, мог совершать и какие-то отнюдь не эгоистические, добрые поступки, причем руководствовался он как раз эгоизмом.

Эгоизм в той или иной степени свойствен каждому живому существу. Говорят даже, что без него человек бы не мог добиться чего-то большого, не смог бы защищать себя в биологической среде. Ученый Ганс Селье считает даже: если ты хочешь, чтоб тебя любили (а это нужно!), то ты из своих же эгоистических соображений должен добиваться этого, то есть делать что-то хорошее для других, порой отказываясь от того, что нравится тебе. Вот почему даже самые большие эгоисты способны отказываться от своего эгоизма во имя своего «я», во имя того, кто их любит, оберегает, заботится, чтобы не потерять этого человека.. Парадокс? Нет, еще одна сложность человеческой психики, в которой все так неоднозначно.

Есть понятие, противоположное эгоизму – альтруизм. Альтруизм предполагает постоянную способность человека поделиться чем-то с другим, даже неблизким тебе человеком, способность делать добрые дела всегда и везде, где требуется твоя помощь.

«Литературная газета» как-то рассказала о женщине по фамилии Деревская и о ее муже. В 1942 году, когда осиротели сотни и тысячи детей, она взяла на воспитание 17 человек, а потом еще, и всего за время войны она воспитала 48 детей. Она награждена была орденом Трудового Красного Знамени. Около трех десятилетий муж и жена Деревские несли нелегкое бремя большой семьи. Жили они дружно, оба были работящие, на все руки мастера, оба уважали друг друга (конечно, только в такой обстановке это и могло быть). Летом у них организовывался семейный трудовой лагерь. «Огородная бригада» работала весело, с шутками. Мать говорила: «Не умеешь – научись, не можешь – не берись, пообещал – сделай».

А. Н. Деревская и ее муж, конечно, совершили настоящий подвиг, их альтруизм безграничен. Подобный альтруизм является порождением нашего общества. Ведь коммунизм предполагает заботу о других, об обществе в целом. Поэтому альтруизм входит в понятие коммунистической нравственности.

В. И. Ленин говорил: «Коммунизм начинается там, где появляется самоотверженная, преодолевающая тяжелый труд, забота рядовых рабочих об увеличении производительности труда, об охране каждого пуда хлеба, угля, железа и других продуктов, достающихся не работающим лично и не их «ближним», а «дальним», т. е. всему обществу в целом...» Способность человека думать об этих «дальних» – это способность человека коммунистического общества.




Этика


– философская наука, объектом изучения которой является мораль, ее природа и сущность, структура и функции, происхождение и развитие. Этикой иногда называют также нормы поведения в обществе и в отношениях с другими людьми, предписываемые особым общественным или профессиональным статусом человека.

Однажды, когда я, по обыкновению, готовился дома к очередной лекции, ко мне ворвался Эдуард – мой давнишний и хороший друг. Крайне возбужденный, он с ходу, забыв даже сказать «здравствуй», обрушил на меня лавину вопросов. Смысл их сводился к одному: почему в окружающем нас мире так много мерзости?

– Я ехал на электричке, – начал разговор Эдуард. – Утром в часы «пик» пассажиров, как всегда, уйма. В Малаховке едва поезд остановился и открылись двери, как плотная толпа устремилась к вагонам. Мгновенно были заполнены проходы, тамбуры, а люди все еще штурмовали электричку, надеясь отыскать просвет в этой спрессованной массе. И неожиданно один из пассажиров, пробивавшихся к двери, – мужчина лег сорока, с бородкой, – упал. Упал на перрон и, очевидно, ударился головой об асфальт. И ты знаешь, люди не выпрыгнули из вагона, не подняли его, не помогли. Наоборот, они сжались теснее, чтобы быстрее закрылась дверь. И только когда поезд тронулся, я увидел, как к нему подбежали несколько человек из тех, что остались на перроне. Скажи мне, что происходит? Ведь ты занимаешься этикой, изучаешь нравы. Откуда такое равнодушие к чужому горю?

Я был поражен. Не взбудораженным состоянием моего друга, он вообще отличался экспансивностью характера, резкостью суждений и потому часто терял внутреннее равновесие. И не его внезапно проснувшимся интересом к этике, которую он раньше был склонен игнорировать. Нет, удивление мое было вызвано одним необычным совпадением.

Эдуард впервые по-настоящему приобщался к этическим размышлениям. Став свидетелем и участником драматической ситуации, когда люди своим поведением попирают те ценности, которые они же на словах исповедуют, он оказался поставленным перед проблемой: почему человек не всегда делает то, что он должен делать? Почему он рассуждает широко и гуманно, а ведет себя подчас мелко и подло? Вопросы эти приобрели для него глубоко личный смысл, и по всему чувствовалось, он решился заглянуть в свои собственные моральные бездны.

Поразительное совпадение состояло в том, что та же самая причина – конфликт между реальными правами и моральной идеологией, между безобразными поступками и красивыми словами, – которая заставила Эдуарда задуматься над вопросами нравственности, в свое время решающим образом стимулировала появление этики как науки. Отдельный человек в подобном случае, сам того не ведая, повторял путь человечества.

– Дело не в этом частном случае. Он просто высвечивает то, на что мы обычно трусливо закрываем глаза. Посмотри, что происходит в мире. Какие-то юнцы убивают взрослого человека, убивают за то, что он не дал им закурить. А ведь у него, быть может, вовсе и не было сигарет... А они, они ведь учили: человек – это звучит гордо!

Вспомним нашего профессора Бруткина – за что его выгнали? Забыл? За то, что брал деньги. Собирал их, как чеховский Ионыч, где только мог. По трешке, по пятерке – за каждую хорошую и отличную оценку брал. Можно сказать: исключение. Допустим. Хотя профессор-взяточник, если это и исключение, то исключение, друг мой, весьма многозначительное. Но те, кто давал, сотни молодых людей, как быть с ними? Тоже исключение? Какие извращенные понятия должны быть у человека, который думает, что будто бы можно купить знания, словно творог в магазине? Может, для контраста напомнить тебе, чем мучился и страдал умирающий Коперник? Он скорбел о том, что не пришлось ему в жизни увидеть планету Меркурий. И вы, вы после этого пишете о прогрессе нравов? Кто-то говорил, что моральность человека полнее всего проявляется в малом. В большом ее можно скрыть. Неплохо сказано. Обратимся к мелочам. Побеседуй с продавцами магазинов самообслуживания, и ты узнаешь, скольких «мелочей» недосчитываются они за день. Или такая «мелочь»: часто ли ты встречаешь молодых людей, которые вскакивают, например, в общественном транспорте, чтобы уступить место старикам, женщинам? Не часто. Зато школьников, которые бегут, обгоняя и отталкивая пожилых и старых, чтобы усесться поудобнее самим, ты видишь почти ежедневно.

Как-то центральная газета рассказала историю о ревизоре. Ревизор вскрыл, документально доказал крупное хищение, совершенное двумя лицами, – бригадиром и его женой. И долго ему пришлось добиваться, чтобы их привлекли к ответственности в соответствии с законом. Добился. Чем же все закончилось? Преступников судили, признали виновными и... отпустили, а ревизора отстранили от работы. В книгах добро торжествует, а зло наказывается. В жизни-то все наоборот...

– Позволь мне, Эдуард, прервать тебя на этом месте. Именно на фразе: «В книгах добро торжествует, а зло наказывается. В жизни-то все наоборот...» В ней, на мой взгляд, заключен и исток, и основной смысл твоего сегодняшнего морального анализа.

– Анализа? Какой, к черту, анализ, когда я не нахожу слов для возмущения!

– Да-да, анализа. Страстного, необузданного, но тем более впечатляющего и точного анализа. Ты установил очень важную этическую истину. Она состоит в том, что мораль имеет две плоскости, два измерения: с одной стороны, фактическое поведение людей, их реальные нравы, те живые нити, которые тянутся от одного индивида к другому, связывая их воедино, или, наоборот, разъединяя, а с другой – нормы и оценочные представления, которые общеприняты в обществе и образуют кодекс должного поведения.

Я бы сказал так: нравственность – это не те назидания, которые мы слышим от родителей и учителей, а прежде всего те формы общественного поведения, которые эти назидания выражают, а нередко искажают и даже скрывают. Чтобы разобраться в нравственной жизни, следует двигаться снизу вверх. При таком подходе мы сможем не только разобраться в том, почему в обществе бытуют те или иные нравы, но и в том, почему они получают ложноприукрашенное отражение в моральном сознании. Каковы силы, которые движут поведением людей и определяют состояние нравов в обществе, – вот в чем, Эдуард, надо прежде всего нам с тобой разобраться.

– «Нам с тобой разобраться...» Не надо, Матвей, дипломатии. Мне в вопросах нравственности нечего разбираться. Мое дело запутываться и ставить вопросы. Твое – распутывать и отвечать. Если бы ты пришел ко мне и спросил: что такое биоценоз, я бы разбираться с тобой в этом не стал, а посадил бы в кресло и все по порядку рассказал или дал бы в руки учебник: на, читай, что непонятно будет – объясню. Так и ты разделайся со мной.

– В этом вопросе ты, друг мой, серьезно ошибаешься. Этика – это, конечно, наука, особая область знаний, овладение которой требует профессионализации. Но она в то же время есть нечто большее. Она элемент культуры. О чем идет речь? Давай-ка начнем с одного древнего мифа. Его рассказывает древнегреческий философ Протагор в одноименном диалоге Платона.

Было время, когда уже существовала земля, но не было еще на ней живых существ. Создали их боги в недрах земли и, прежде чем выпустить на белый свет, приказали титанам Прометею и Эпиметею наделить их соответствующими способностями. Эпиметей уговорил Прометея доверить ему эту работу. И стал он распределять среди сотворенных существ способности. Одних он наделил силой, но лишил быстроты; другим же, слабым, дал он быстроту. Для различных видов животных придумал Эпиметей разную пищу: для одних злаки, для других коренья, третьих сделал хищниками. При этом устроил так, чтобы хищные существа размножались медленно, а те, кого они пожирают, были очень плодовиты. Придумал также Эпиметей для каждого вида существа защиту от стужи и зноя. Словом, постарался он, чтобы каждый вид нашел себе место на земле.

Все, казалось, делалось с умом. Но Эпиметей недаром зовется Эпиметеем[3 - Эпиметей в переводе с греческого означает: «Тот, кто думает после, то есть «крепкий задним умом», в отличие от Прометея – «предвидящего». – Авт.]. И в данном случае он остался верен своему имени. Когда Прометей пришел посмотреть на результаты работы своего брата, он увидел, что все живые существа получили те способности, которых достаточно, чтобы закрепиться на земле. Все, кроме человека. Один он остался без всего: нагой, беззащитный. Чтобы исправить оплошность брата, не дать погибнуть человеку, Прометей украл для него у богов огонь и способность к мастерству. С тех пор научились люди членораздельно говорить, строить жилища, добывать пропитание. Но жили они разрозненно и поэтому не могли успешно бороться с хищниками. Когда же люди пытались собраться вместе и построить города, то у них ничего не получалось: раздоры и взаимные обиды отталкивали их друг от друга. Не было у них умения жить сообща. Тогда Зевс, чувствуя, что над родом человеческим нависла страшная угроза и он может погибнуть, послал на землю сына своего Гермеса, чтобы ввести среди людей стыд и правду и вражду сменить доверием. Спросил Гермес отца, как ему распределить стыд и правду – как все искусства или иначе. Все искусства же были распределены выборочно. И это разумно, ибо одного врача хватает на многих, кто несведущ в медицине. Так же необязательно, чтобы все были кузнецами. Зевс на это ответил, что стыд и правду надо распределить иначе: к ним должны быть причастны все. В противном случае не существовать ни городам, ни государствам.

Таков этот древний и мудрый миф. К морали причастны все. И не только так, как известный герой, который говорил прозой, сам того не ведая. Нет, и человек часто вынужден задумываться над нравственным смыслом своих поступков и вообще над вопросом о дозволенном и недозволенном. К этому он побуждается самими жизненными обстоятельствами. Возьмем, к примеру, такое явление, как риск выбора. В сказках и былинах герой оказывается на развилке дорог, каждая из которых сулит ему вещи, весьма привлекательные (красивую жену, богатство, славу и т. д.), но ему необходимо выбрать что-то одно. Подобная ситуация является отнюдь не вымышленной. Она глубоко жизненна. Человек на всю жизнь как бы обречен на муки выбора. Ребенок, разбивший чашку, должен решить очень сложную для него задачу: сообщить об этом родителям или нет. Он хотел бы остаться честным и в то же время избежать родительского гнева. Но сделать то и другое одновременно невозможно – надо остановиться на одном... Юноша, выбирающий профессию, оказывается часто на таком перепутье, где каждое решение настолько же ответственно, насколько и привлекательно: продолжать ли учебу дальше или пойти на производство, что сразу обеспечит жизненную самостоятельность и материальную независимость; а если учиться, то где: там, куда влекут склонности, или в том вузе, в который проще поступить, и т. п. А сколько соблазнов уготовила жизнь человеку зрелому, самостоятельному, не перечесть! У мужчины, не чающего души в своих детях и глубоко уважающего жену, пробуждается любовь к другой женщине – как счастлив и как несчастлив этот человек! Перед весьма стесненным в материальных средствах служащим неожиданно открывается возможность получить значительную сумму, правда, для этого нужно несколько отступить от принятых на службе предписаний и правил. Риск минимальный – зато будут разрешены все денежные проблемы. Человеку, жизнь которого отравлена незаслуженной обидой, капризная судьба предоставила случай одним разом отомстить своему противнику. Всякий ли удержится от соблазна?..

Нельзя думать, будто только в критических или исключительно редких случаях возможно такое сочетание различных решений. Нет, подобными ситуациями пронизана вся повседневная жизнь современного человека. Возьмем хотя бы тот случай, который послужил поводом для нашей беседы. Человек выпал из электрички; для тех, кто в вагоне, броситься помочь ему – значит опоздать на работу.

Чувство долга, выработанное на протяжении многих лет безупречной службы, решительно протестует против такого поступка. Остаться в вагоне – значит вступить в конфликт с чувством сострадания к другому существу. Полагаю, этот случай лишил покоя не только тебя, Эдуард, но и многих других пассажиров, так ведь?

– Так-то оно так. Но не хочешь ли ты сказать, что обычный человек (я имею в виду неспециалиста) сможет дойти до понимания природы добра и зла?

– Это уже другой вопрос – мера глубины и точности проникновения в глубь нравственных явлений. Здравый смысл в этом отношении, конечно, уступает специально-этическому анализу. Важно, однако, что здравый смысл для своих целей и нужд пытается найти ответ на те же проблемы, что и этическая наука. Этика органически входит в философское рассмотрение мира. И если философия вообще есть любовь к мудрости, то этику можно охарактеризовать как стремление к жизненной мудрости, к мудрому поведению. А это, согласись, Эдуард, не может быть профессией.

– Тут что-то есть. Слушая твои рассуждения по этике, я мысленно проецировал их на биологию. Разница очевидна. Ведь нельзя сказать, что люди в повседневности задумываются над вопросами о строении клетки и сопряженных с этим проблемах. С какой стати?

– Конечно, и этот вопрос может заинтересовать человека. Но в порядке любознательности. Он не приобретает смысложизненную значимость.

– Вот именно. Решением биологических проблем занимаются соответствующие специалисты, в то время как моральные размышления отнюдь не являются привилегией этиков. Но вот какой возникает вопрос. Каждая наука имеет свой язык, овладение которым требует долгого, систематического образования и по-настоящему доступно только специалистам. Этика, если она вообще наука, не является исключением. Ты, к примеру, употребляешь понятия «мораль», «нравственность». Какая разница между ними, я не знаю. Я думаю, многие не знают. Теперь вдруг обнаруживается, что к ним примыкает и понятие этики. А это вообще запутывает дело.

– Вопрос ты поставил очень трудный. Претруднейший. Это касается, конечно, не значения слов. Здесь все относительно просто.

Термин «этика» происходит от древнегреческого слова «этос», которое в свое время имело различные значения. В далекой древности это слово означало «местопребывание» (жилище людей, логово зверей), затем оно стало выражать «нрав», «характер, формирующийся в результате общения», а также устойчивую природу какого-либо явления. Впоследствии Аристотель, один из величайших древних мыслителей, образовав от этого слова прилагательное «этический», чтобы обозначить им группу добродетелей (качеств), относящихся к характеру человека, – мужество, уверенность, щедрость и др. Науку, которая призвана изучать данные этические добродетели, выявлять достоинство того или иного характера человека, Аристотель назвал этикой. Так впервые в науке появляется это слово.

Аналогом греческого слова «этос» в латинском языке было слово «покрой», «мода», «обычай», «нрав» и т. п. Древнеримский оратор и философ Цицерон, опираясь и прямо ссылаясь на опыт Аристотеля, образовал прилагательное «моральный», то есть относящийся к нраву, характеру. Значительно позже образовалось слово «мораль». Оно тоже означало науку о человеческих нравах. Что касается термина «нравственность», то он является русским аналогом слова «мораль». У него, насколько можно судить, такая же история: первоистоком является слово «нрав», позже образуется прилагательное «нравственный», и уже от этого последнего возникает существительное «нравственность» (впервые оно встречается в словаре русского языка конца XVIII века). Первоначально термины «этика» и «мораль» в основном совпадали. Позже, по мере развития науки и общественного сознания, за ними закрепилось различное содержание. Под моралью понимаются реальные явления (нравы общества, определенные нормы поведения людей, их представления о добре и зле и т. д.). В таком же значении употребляется и термин «нравственность». Эти термины совпадают. Под этикой же подразумевается наука, изучающая мораль (нравственность). Надо, впрочем, заметить, что следы первоначальной идентичности терминов и до сих пор сохранились в живом языке, не притязающем на научную строгость. Например, мы говорим: «этика врача», «этика журналиста», имея в виду определенные нормы профессиональной морали. С другой стороны, можно услышать словосочетание «моральная философия», хотя речь и в этом случае идет об этической теории.

* * *


– Марксистско-ленинская этика рассматривает мораль (нравственность) в контексте материальных интересов общественного человека, подходит к ней исторически. Первое, основное обобщение этической науки гласит: каков образ жизни людей, таковы и их нравы, ценностный смысл и реальные мотивы их деятельности.

Возьмем, к примеру, такой случай. Люди, находящиеся в электричке, не выбежали, чтобы поднять упавшего человека. Это сделали те, кто остался на перроне. Скажи, пожалуйста, смог ли бы ты бросить упрек в жестокосердии и машинисту электропоезда?

– Нет.

– Почему?

– Он на работе, и вообще нельзя задерживать движение на железной дороге.

– Прекрасно. А как ты думаешь, куда спешили люди в переполненной электричке?

– В основном на работу.

– Вот именно: на работу. И заметь, давились, а ехали. И в большинстве своем, конечно, это были рабочие, которых ждали станки, экскаваторы, автомобили. И ты их вправе упрекать едва ли в большей мере, чем машиниста электропоезда.

– Так ты хочешь оправдать меня и всех остальных? Нас, которые не бросились в тот же миг на помощь попавшему в беду человеку?

– Я пока не оцениваю. Прежде чем судить, необходимо выяснить все. Тебя и, надо полагать, других задело за живое несчастье человека, задело и возбудило ряд мучительных переживаний. Следовательно, вам присуще чувство сострадания. В каждом из вас сидит импульсивная готовность прийти на помощь другому. И если тем не менее в данном случае эта готовность не сработала, то в чем же причина?

– Душевная черствость, моральное оскудение – вот вся причина.

– Но в таком случае вы бы не испытывали угрызений совести. Тут все сложней. Условия жизни в современном большем городе специфичны. Насыщенный и высокий темп, рациональная упорядоченность коммуникаций, известная анонимность существования – все это существенно отражается на морали и видоизменяет прежние формы общения людей. Мне приходилось слышать и читать, что в городе люди более отчуждены друг от друга, более эгоистичны, чем в деревне. Один автор в обоснование этой мысли ссылался на деревенский обычай здороваться со всеми встречающимися, в том числе с незнакомыми людьми. Очень хороший и приятный обычай. Но разве можно требовать того же самого от жителей городов, которые постоянно находятся в толпе, которых все время окружают незнакомые лица? Представь себе жителя Москвы или Ленинграда, приветствующего всех встречных. Это же абсурд. Если в деревне с человеком стало плохо на улице, то на помощь ему приходит любой оказавшийся поблизости человек. Он сообщит об этом родным, доставит его домой, в больницу. В городе эту заботу в большинстве случаев берет на себя определенная служба: «Скорая помощь». В деревне смерть человека становится общим событием, с ней сопряжены определенные нормы поведения окружающих. И уж, во всяком случае, никому не придет в голову устраивать на следующий день свадьбу. В городе же нередко похоронная процессия может встретить свадебную, а люди, возвращающиеся с кладбища, могут оказаться в соседстве с шумной и веселой ватагой туристов.

Меняются конкретные формы жизнедеятельности – меняются и нравы. Старые разрушаются, умирают, на их место приходят новые, которых ждет та же судьба.

– Матвей, неужели ты отрицаешь, что в деревенском быту и нравах есть немало привлекательного?

– Почему же? Совсем нет. И в детском возрасте есть неповторимая прелесть, и разве, становясь взрослыми, мы не теряем ее? Но было бы смешно сокрушаться, что мы не остаемся вечно детьми. Очень жаль, писал один поэт, что в Москве не слышно пенья петухов. На это ему можно ответить: или Москва, или петухи.

Когда берутся отдельные моменты нравственной жизни (например, говорят, что нет уже прежнего почтения к старикам, что девальвировалась ценность целомудрия и т. д.) и делаются затем широкие обобщения о состоянии и перспективах морали, то здесь допускается одна существенная ошибка: отдельные нравственные явления вырываются из общей системы нравственных отношений, а тем самым и из всего образа жизни, рассматриваются сами по себе, вне связи с другими фактами человеческой жизнедеятельности. А это и есть абстрактный и морализаторский подход.

– Не хочу, Матвей, вникать в твои рассуждения, они кажутся вполне логичными, но я не могу понять, вернее, не могу чисто по-человечески согласиться с их смыслом. Что плохого, например, в уважении к старости? Почему это правило, или как его точнее назвать, надо непременно изменять?

– Чисто внешне почтение к старости предстает как целая система норм и этикетных правил поведения, оценочных представлений, морально-психологических качеств. По сути же это – определенное ценностное отношение, конкретно-историческая форма общественной связи между различными, сменяющими друг друга поколениями, специфический способ наследования социально-нравственного опыта.

– Тем более непонятно, почему надо отказываться от почтения к старости?

– От чего отказываться и от чего не отказываться – это всегда сложный вопрос. Особенно в области морали. И все-таки здесь есть своя строгость и свои критерии. Мораль изменяется не произвольно, не в соответствии с тем, что кому-то что-то понравилось, она сопряжена с реальным образом жизни реальных людей. Давай рассмотрим это на примере отношения к старости.

Как и всякая нравственная ценность, почтительно-покорное отношение к старшим, рассмотрение старости в качестве отечески авторитарной силы имеют свои временные параметры, свою историю. Старость есть первая привилегия, известная человеческому обществу, и в течение длительного времени, на протяжении всего родового строя, она была главной и единственной. Никогда в последующие эпохи старики не были окружены таким вниманием, уважением, никогда отношение к ним не было столь почтительным, как в первобытном обществе. С чем это связано? С той огромной ролью, которую они играли в общественной жизни.

Родовой строй – классический образец общества, основанного на традициях; старики являлись хранителями, блюстителями, а также в случае необходимости реформаторами установленных от века традиций и обычаев, составлявших плоть духовной и материальной жизни той эпохи. Они, старики, выступали носителями трудовых навыков, овладение которыми требовало многолетних упражнений и поэтому было доступно только людям их возраста. Старики персонифицировали в себе коллективную волю рода или племени, а также ученость того времени. За свою долгую жизнь они овладевали несколькими диалектами, необходимыми для общения с другими кровнородственными объединениями; знали те наполненные таинственным смыслом обряды и предания, которые должны были храниться в строгом секрете. Они регулировали осуществление кровной мести, на них лежала почетная обязанность наречения имени и т. д. Старики – это старейшины, выборные руководители рода и племени. Из особенностей хозяйственной жизни и общественных отношений родового строя вытекало, что активную, руководящую роль в этом обществе могли играть только люди, умудренные длительным жизненным опытом. Поэтому необычайный почет и уважение, оказываемые старикам в первобытную эпоху, ни в коем случае нельзя истолковывать как разновидность социальной филантропии, благотворительности. Они были выражением и результатом их действительных заслуг перед обществом.

Любопытно в этой связи заметить, что австралийские аборигены, например, проводят строгое различие между стариками – старейшинами и теми пожилыми людьми, которые слишком стары для активного и творческого участия в общественно полезных делах. Последних они называют «почти мертвыми», то есть полумертвыми. Впрочем, люди уже давно старались провести грань между старостью и дряхлостью. Уместно вспомнить один интересный обычай. У ряда племен существовали специально продуманные процедуры, чтобы проверить, обладает ли человек еще достаточными силами для несения функций вождя (например, его заставляли танцевать с мешком земли на плечах, и если он не выдерживал, то его немедленно свергали; в других случаях показателем его дееспособности была половая потенция и т. п.). У многих народов вождей умерщвляли при первых же признаках болезни или упадке сил. Моральный авторитет стариков, поистине отеческая власть, которую они имели, были связаны отнюдь не с их возрастом, а с их ролью, местом, функциями в системе тогдашних общественных отношений.

С убыстрением темпа социального развития, появлением новых привилегий – прежде всего сословно-классовых – в иерархии социально-нравственных ценностей место старости изменилось. Однако в условиях простого воспроизводства оно было все еще достаточно высоким. И в рабовладельческом и в феодальном обществе старость считалась престижным возрастом. Недаром античные авторы доказывали, что старики счастливее молодых.

Дело существенно изменилось со вступлением общества в новую стадию развития. Бурный прогресс науки, техники, производства, где качественные перевороты происходят теперь в сроки более короткие, чем жизнь одного поколения, неимоверное убыстрение и уплотнение темпов всей социальной жизни на первый план выдвинули такие качества личности, как восприимчивость к новому, энергичность, творческая мощь, физическая выносливость и т. д., что более всего свойственно и развито у молодых людей. Изменилось само ощущение времени: настоящее стало восприниматься не столько как завершение прошлого, сколько как начало будущего. Потеряли свое первостепенное значение многовековая приверженность традиции, степенность и медлительность в принятии решений, свойственные старости в прежних обществах.

Нравственное сознание совершило резкий поворот. Со старости был снят покров святости. И, как часто бывает, отход от одной крайности обернулся переходом в другую. Раболепствующие дети стали неблагодарными детьми.

– Значит, король Лир, покинутый дочерьми, – это фигура, типичная для капитализма?

– Пожалуй.

– А Шекспир в своей трагедии имеет в виду, между прочим, далекие языческие времена.

– Истории такие бывали, конечно, и в древности, могут случиться и в будущем. Вопрос в том, насколько они типичны и часты для того или иного времени. С этой точки зрения образ Лира символичен именно для буржуазной эпохи, которая среди всего прочего растоптала и благоговение перед старостью. Положение стариков при капитализме, как и любых других людей, у которых недостает сил для участия в бешеных жизненных гонках, является жалким. Отношение к старости сегодня, как, впрочем, и во все предыдущие эпохи, является наиболее характерным показателем того, как вообще младшие относятся к старшим. Хочу обратить твое внимание, Эдуард, что данный вопрос чрезвычайно сложен. Ведь старшие – это не только возрастная группа людей. Они в то же время те люди, чьим трудом (в самом широком значении этого слова) создана существующая материальная и духовная культура, люди, которые несут и олицетворяют собой определенные общественные (в том числе и нравственные) ценности. Через них в значительной мере осуществляется преемственность нравственного и более широко – общественного развития.

– В рассуждениях твоих, дорогой Матвей, не сходятся концы с концами. Ты связываешь уважительное или, говоря твоими словами, почтительно-покорное отношение к старшим с тем фактом, что старшие поколения выступают для новых поколений живыми источниками накопленных в прошлом знаний и человеческого опыта. Прекрасно. Но ведь живая связь времен – это постоянный фактор. Следовательно, и особо уважительное отношение к старости имеет непреходящую значимость.

– Да, имеет. Точно так же, например, как заботливое и трогательное отношение к детству. Оно есть вечная ценность в той мере, в какой является частным случаем, одним из моментов уважительных отношений между людьми вообще. Конечно, отношение младший – старший (ребенок – родитель; ученик – учитель) остается всегда, но его содержание, конкретное социальное качество и ценностный смысл существенно меняются. Давай посмотрим, какие типы отношения к старшим бытуют в нашем социалистическом обществе.

До настоящего времени (правда, в очень видоизмененном виде) сохраняется патриархально-почтительный тип отношения, который больше всего распространен в сельских районах (особенно среди народов Кавказа и Средней Азии). Отдельные его проявления можно встретить и в городе. Его, на мой взгляд, можно хорошо проследить по тому, какую роль играют родители в устройстве семейных дел своих детей. Я, например, знаю вполне современного молодого человека, кандидата наук, который, прежде чем сделать предложение любимой женщине, попросил ее руки у родителей. За этим типом отношения огромная историческая традиция, в ней заключен определенный положительный заряд. Но такой обычай может иметь и отрицательные следствия, вступать в конфликт с социалистическими ценностными установками. Разве не встречаются еще, к примеру, случаи, когда родители, руководствуясь своими устарелыми представлениями, мешают соединиться в семейном союзе любящим друг друга молодым людям? Еще до сих пор наблюдаются такие факты, когда работники, ссылаясь на возраст и прошлые заслуги, прикрываясь рассуждениями, что старость надо уважать, стремятся отвести от себя заслуженную критику, прикрыть свое отставание от жизни.

В реальной жизни можно встретить и совершенно противоположный тип отношения: пренебрежительно-корыстный. Он наиболее четко проглядывает в сугубо потребительском отношении детей к родителям. В этом случае старики рассматриваются только как трамплин для восхождения молодых. Один циничный молодой человек так и говорил своим родителям: «Вы – ракетоноситель, который должен сгореть, чтобы вывести меня на орбиту». Дедушки и бабушки, которые превращены в дармовых нянек, кухарок, домработниц и которым обычно не хватает места за праздничным столом... Кто не наблюдал эту печальную картину?

Среди характерных типов отношения к старости, которые можно зафиксировать уже на уровне непосредственного наблюдения, следует непременно указать на равнодушно-эгоистический. Наиболее типичным образом он выражается в том, что дети оставляют родителей на произвол судьбы или в лучшем случае устраивают их в дома для престарелых. «Нам от вас ничего не нужно, но и вы избавьте нас от лишних хлопот» – вот убийственно-холодное рассуждение этих «детей» с короткой памятью.

– Конечно, такого рода отношения к старости существуют в нашем обществе, но не они определяют общую атмосферу во взаимоотношениях между поколениями. Преобладает уважительное отношение к старости. При этом уважение к старости является частным случаем уважения к человеку вообще, с тем лишь уточнением, что в определенный период старики, как и дети, требуют особой заботы.

Есть дети, которые называют родителей по имени и ведут себя с ними как с ровесниками. Еще чаще можно встретить пожилых людей, с рюкзаками за спиной бодро шагающих вместе с молодыми спутниками. И где, какую бы сферу нашей жизни мы ни взяли – хозяйственную, общественную, культурную, – всюду можно увидеть стоящих рядом седовласого старика и полного сил юношу. Это стало характерным стилем жизни: младшие и старшие относятся друг к другу как равные, как коллеги, друзья, соратники в общем деле. Уважительное отношение младших к старшим перестает быть простой, заданной от века условностью, а становится живым чувством, связывающим поколения. Не седина и морщины, а действительные заслуги и нравственное богатство старшего поколения являются источником этого чувства, чувства, которое не закрепощает молодого человека, а, напротив, стимулирует его активность, его стремление критически оценить моральное наследие прошлого, взять из него все ценное, благородное, возвышенное.

Так вот, Эдуард, уважение к старости сохраняется. Но оно уже не является моральным фатумом, тяготеющим над сознанием юных поколений. Это весьма осязаемая, конкретная величина, разумность которой заключена в нравственной ценности самой старости. Конечно, молодежь стала более задиристой, а ее отношение к старшим – более осознанным. Следует прямо признать, что утрачена какая-то особая привлекательность патриархальной морали, тот благоговейный трепет в отношении к старикам, который оказывал нравственно очищающее и дисциплинирующее воздействие на юные души. Это так. Но тот, кто любит взбираться на горные вершины, не должен сожалеть о том, что там не растет черешня. Нравственные связи, которые соединяют младших со старшими, стали более жизненными и человечными.

– Говори уж прямо: более сухими и рациональными.

– Да, в известном смысле более прозаичными. Приобретая что-то, мы обязательно что-то теряем. Мораль обогащается не только и не столько путем постепенного накопления положительных ценностей и преодоления отрицательных: более важными являются качественная перестройка структур морали, скачки в ее развитии и переходы на новые уровни. И каждый качественный уровень морали имеет свои минусы, свое добро и свое зло. И если бы вдруг мораль обрела дар речи, она могла бы сказать: «Тот, кто ценит мои достоинства, но не приемлет недостатков, хочет отсечь одно от другого, тот не понимает моей души, моего сокровенного «я», тот любит не меня в живом естестве, а вымученный фантазией мертвый образ».

Конкретный пример отношения к старости показывает, что нравственность зависит от общественного бытия. Нравственное возвышение человека осуществляется через возвышение условий и форм его жизнедеятельности, в ходе реально-гуманистического преобразования общественных отношений. В. И. Ленин говорил: «Надо чтобы все дело воспитания, образования и учения современной молодежи было воспитанием в ней коммунистической морали» (Полн. собр. соч., т. 41, с. 309).




Что человек может?


(Практикум по самовоспитанию)

О самовоспитании сейчас много пишут и говорят, но это не мода, а потребность наших дней. Стране нужны миллионы образованных талантливых специалистов, способных развивать науку, создавать материальные, духовные, художественные ценности. При этом общество заинтересовано в том, чтобы каждый из нас обладал крепким здоровьем, высокой работоспособностью и жизнерадостностью и сохранял бы эти качества до преклонного возраста.

Рабочий высокой квалификации, опытный колхозник, специалист в области педагогики или конструирования новой техники – это национальное достояние. И стране надо, чтобы любой из 270 миллионов обнаружил свои дарования и проявил их на деле, год от года приобретая все больший опыт. А это непросто.

Многие молодые люди, желая развить свои способности или избавиться от недостатков, которые они в себе сознают или ощущают, не знают, как это лучше сделать.

Здесь им в силах помочь самовоспитание – целенаправленное развитие в себе таких способностей и черт характера, которых недостает, стремление ликвидировать разрыв между тем, чего хотелось бы человеку достичь, и тем, что пока достигнуто.

Каждый, особенно в молодости, самоусовершенствуясь, в состоянии добиться поразительных успехов. Человек средних способностей, по одним сведениям, использует всего 4 процента нервных клеток, по другим – 10–12 процентов.

Талант проявляется там, где людям удается вовлечь в работу хотя бы часть бездействующих клеток мозга. Подсчитано, что наша память способна хранить такое же количество сведений, какое содержится в десятках тысяч книг.

Самовоспитание возникло в глубокой древности. Многие выдающиеся деятели прошлого и настоящего разрабатывали и разрабатывают для себя индивидуальную методику самоусовершенствования, которая позволяет исправлять ошибки природы, развивать нужные нравственные качества и способности.

...А. В. Суворов родился хилым. Мечтая о службе в армии, он еще в детстве стал обливаться холодной водой и заниматься гимнастикой. До глубокой старости великий полководец отличался неутомимостью и бодростью духа.

Молодого советского летчика Николая Каманина должны были списать из авиации: у него начиналось заболевание сердца и нервной системы. Каманин подобрал для себя спортивно-гимнастический комплекс и полностью восстановил свое здоровье. Он прослужил в авиации еще тридцать с лишним лет. Герой Советского Союза генерал Н. П. Каманин готовил первых советских космонавтов.

В разные времена в разных странах существовали свои представления об идеале личности, свои специально разработанные кодексы и методы воспитания.

Но нигде и никогда проблемы самовоспитания не ставились так широко, как после революции в нашей стране.

В 1922 году В. И. Ленин говорил об одной из главных трудностей, которая «лежит в нас самих»: «...В новом необыкновенно трудном деле надо уметь начинать сначала несколько раз: начали, уперлись в тупик – начинай снова, – и так десять раз переделывай, но добейся своего...»

Личность формируется под влиянием общества, но и яркая, целеустремленная личность воздействует на общество. Талантливый комсомольский вожак делает насыщенной и увлекательной общественную жизнь класса, школы, завода. Умелый председатель превращает отсталый колхоз в показательное, высокопродуктивное хозяйство. Открытие ученого способно совершить переворот в целой отрасли науки и промышленности.

На всем лучшем, что создано человечеством, лежит печать личности. Мы говорим: закон Архимеда, эстетика Аристотеля, таблица Менделеева, теория относительности Эйнштейна, система Станиславского. Мировую космонавтику невозможно отделить от трех имен: Циолковский, Королев, Гагарин. На политическую жизнь планеты могучее воздействие оказывают идеи Маркса – Ленина.

Станете ли вы личностью – это зависит только от вас. Наше общество создает условия, но общество не будет вместо вас учить бином Ньютона или обливаться по утрам холодной водой. Там, где школа «тянет» Машу или Колю на медаль, а бабушка пишет домашнее сочинение «Образ Татьяны», вырабатывается антиличность с большим потребительским аппетитом.

Личность начинается с решительного шага. К 12–14 годам, когда мы начинаем взрослеть, каждый должен уже знать, кем и каким он хочет стать, и самостоятельно дополнять или исправлять уже полученное воспитание или образование. С годами многое в вашей программе будет уточняться, но первое решение должно быть принято как можно раньше.

При этом следует учесть: мы живем в эпоху всевозрастающих психофизических нагрузок.

Представьте, какое напряжение испытывают: пилот реактивного самолета; машинист электропоезда, идущего со скоростью 160 километров в час (45 метров в секунду); водитель междугородного автобуса; телевизионный режиссер, ведущий передачу с места событий; вокзальный кассир в летние месяцы; хирург, делающий несколько операций в день; начальник конструкторского бюро в 150 человек; школьный учитель; абитуриент, поступающий в институт...

Врачи бьют тревогу: «помолодели» многие болезни, которые прежде считались старческими. Люди заболевают в разгар отлично сдаваемой сессии, за месяц до выхода первой книги, накануне защиты диссертации или просто без всякого видимого повода.

Болезнь коронарных сосудов сердца «100 лет назад была медицинским курьезом», – читаем мы в книге Г. Косицкого «Цивилизация и сердце». Сейчас в США на долю сердечно-сосудистых заболеваний приходится от 50 до 70 процентов всех смертных случаев.

Как же быть? Где выход? Бежать на необитаемый остров? Вести жизнь Робинзона? Но в давно прошедшие времена, ведя натуральное хозяйство, люди не всегда доживали и до 30 лет... Забиться «премудрым пескарем» в тихий угол: жить без волнений, без страстей, без физических и нравственных усилий? Но такая жизнь, во-первых, скучна и пуста. А во-вторых, инертность и вялость тоже разрушают организм, снижают его способность к сопротивлению инфекциям, стрессам.

Вот почему и в наш перегрузочный век нужно любить, ненавидеть, бороться, отстаивать свои взгляды, самозабвенно трудиться, ставить перед собой великой трудности задачи, добиваться их осуществления, ошибаться, начинать сызнова, создавать неповторимое.

Идите навстречу всем сложностям и превратностям жизни, не опасаясь обрести в 30–40 лет гипертонию, нервное расстройство или «пробоину» в сердце, веря, что и к 80 годам вы сможете сохранить крепкое тело, ясную голову, желание и способность работать.

Для этого нужно помнить, что срывы, особенно в молодом возрасте, чаще всего случаются не потому, что исчерпаны резервы организма, а потому, что человек не умел и не умеет пользоваться громадными запасами своих сил, способностью нашего тела быстро восстанавливать энергию. Ученые в разных странах мира пришли независимо друг от друга к единому мнению: спасение от «болезней века» не в том, чтобы изобрести еще 100 тысяч лекарств, а в том, чтобы объяснить каждому из нас: «Спасение в тебе самом!»

На помощь в борьбе с недугами придет наша природа, резервы и защитные силы нашего организма... если, конечно, мы научимся ему помогать.

Ресурсы нашего организма огромны. Сохранилось свидетельство, что атлет Евмаст, который жил в VI веке до нашей эры, поднял с земли камень весом в 480 килограммов. Украинский спортсмен и цирковой артист Терентий Корень в 1907 году, выступая в Соединенных Штатах Америки, по примеру гладиаторов древности вступил на арене в единоборство со львом. Несмотря на полученные раны, Терентий Корень сумел схватить льва, поднял его над головой и бросил оземь. Через несколько секунд лев был мертв. Индус К. Раммути удерживал на своей груди слона.

А в наши дни космонавт Алексей Леонов во время тренировочного прыжка завис вниз головой: лямка парашюта обмотала его ногу и зацепилась за металлическую спинку, которая крепится за ранцем. Приземление вниз головой грозило верной гибелью. Леонов, изловчившись, отогнул металлическую спинку и вытащил лямку. На земле, уже вчетвером, космонавты попытались разогнуть ту же спинку – и не смогли...

Громадным запасом физических сил обладает практически каждый человек. Недавно по Центральному телевидению был показан документальный фильм. В одном из кадров прямо на улице стоял пустой трехстворчатый шкаф. Мужчинам, проходящим мимо, авторы фильма предлагали в одиночку поднять этот шкаф и донести его хотя бы до подъезда. Желающих не нашлось. Оказалось, что точно такой шкаф, но набитый постельным бельем и другими вещами, вынесла с третьего этажа пожилая женщина, пенсионерка, когда в доме начался пожар.

Наш организм мудро таит в себе очень большие ресурсы на крайний случай, но может позволить умело и разумно пользоваться ими в менее драматических обстоятельствах. Это хорошо известно тренерам и спортсменам. Однако любой из нас – в известных пределах – может воспользоваться этими ресурсами для решения индивидуальных проблем.

Резервы нашего организма не только в запасе физических сил – они и в нашей способности переносить неблагоприятные внешние воздействия. Коренные жители Австралии могут спать без одежды на земле при ноле градусов. В 1963 году один горец провел четверо суток на голой вершине скалы высотой 51.0 метров при 15 градусах мороза – не имея пищи, босиком, в плохой одежде – и даже не простудился.

Таким образом, природа наделила каждого из нас могучим и прекрасным организмом с громадным запасом телесных и творческих сил. Как же разумнее использовать эти резервы?

Изучите себя. Совершенно очевидно, что человек должен знать самого себя – свои сильные и слабые стороны.

Самоанализ еще недавно небрежно называли «самокопанием». Всякая крайность нехороша.

Если вы вели дневник, да еще много лет, перечитайте его как жизнеописание постороннего. Вы обнаружите много волнующего и давно позабытого. Вам откроется жизнь малознакомого человека – вас самих.

Когда-то вы просто записывали события. Теперь у вас появилась возможность подумать, как вел себя главный герой дневника в многочисленных обстоятельствах, какие свойства личности он проявил: целеустремленность или бесцельность существования, принципиальность или беспринципность, смелость или робость, волю или бесхарактерность, самоотверженность или эгоизм.

Те же тетради позволят увидеть, стал ли автор дневника за минувшие годы лучше. Если стал, то под влиянием чего: счастливые обстоятельства, умный друг, самовоспитание?.. Но если даже итог пока не в вашу пользу и вы не понравились себе в своем дневнике, не отчаивайтесь. Спокойное размышление над тем, почему так получилось, искренний ответ самому себе, в чем главная причина, уже таят в себе возможности «самоисцеления».

Но мерилом вашего облика всегда будет поступок. Есть люди, которые считают себя во всех отношениях положительными личностями, но бездельничают, если не видит преподаватель или начальник. Те же личности могут притвориться в автобусе, что увлечены статьей в газете, в ту самую минуту, когда рядом с ними пьяный оскорбляет пожилую женщину. Совершенно очевидно, что мнение такого человека о себе и мнение о нем других скорей всего не совпадут.

Однако если вы всерьез решили заняться самоусовершенствованием, то ваш взгляд на самих себя должен быть абсолютно честным, даже если это будет поначалу нелегко. Здесь поможет простая табличка. Возьмите лист бумаги и разделите его продольной линией пополам. Слева перечислите свои достоинства, справа – недостатки. Например:

Положительные черты характера

Весел

Общителен

Любознателен

Добр

Люблю детей

Умею работать

Отрицательные черты характера 

Трусоват

Не всегда могу сказать «нет»

Обидчив

Самонадеян

Разбросан

Иногда вру

Перечень недостатков сразу ставит вопрос: «Что делать?» И вы можете записать на том же листе примерно следующее: «Хочу приобрести: волю, собранность, скромность, стать мужественнее» и т. д.

При самоанализе очень важно не ошибиться как в оценке своих достоинств, так и в определении собственных недостатков. Если представление человека о себе завышено, то он считает себя способным на большее, нежели он может на самом деле. Это чаще всего заканчивается внутренним конфликтом.

Допустим, девушка сыграла с большим успехом в самодеятельном спектакле, друзья и родные восхищались ею, и она тут же приняла решение поступить в институт кинематографии.

Или молодой человек опубликовал в заводской газете стихотворение и заявил, что отныне будет заниматься только профессиональным литературным трудом.

Возможно, что способности имеются у обоих, но если их дарование пока невелико и нуждается в развитии, а вдобавок недостаточна общая культура, то скорей всего и того, и другого ждет жестокое разочарование – прежде всего в себе и, как нередко говорят, «в жизни». А этого может не случиться, если молодые люди, желая испытать свои силы, поначалу точно соразмерят их, а поняв, что к серьезному соревнованию пока не готовы, трудолюбиво и основательно над собой поработают.

И наоборот – опасна и недооценка своих сил. Дочь наших друзей наделена редким талантом к живописи. Особенно хороши ее городские пейзажи и портреты детей. Но девушка считает свои рисунки несовершенными, стыдится их показывать, и это сдерживает ее рост, мешает ей стать большим мастером.

Таким образом, самоанализ и самопознание есть первый и необходимый этап для создания жизненной программы.

Студент Владимир Вернадский, будущий прославленный ученый и академик, отмечал в дневнике: «...Первое дело: выработка характера. Преимущественно следует: откровенность, небоязнь высказывать и защищать свое мнение, отброс ложного стыда, небоязнь доводить до конца свои воззрения, самостоятельность».

Антон Павлович Чехов в те же годы писал:

«Воспитанные люди должны удовлетворять следующим условиям: 1. Они уважают человеческую личность, всегда снисходительны, мягки, вежливы, уступчивы... 2. Не лгут даже в пустяках... 3. Они не суетны... 4. Если имеют в себе талант, то уважают его... Они жертвуют для него всем... Им, особенно художникам, нужны свежесть, изящество, человечность...

Тут нужны беспрерывный дневной и ночной труд, вечное чтение, штудировка, воля... Тут дорог каждый час».

После того как вы разобрались в себе и выяснили свои реальные возможности (хорошо, если вам удалось посоветоваться с кем-то из старших, обладающих большим опытом), то.

Выберите достойную цель. Только она придаст смысл всем вашим усилиям, направит в одну сторону ваши помыслы и деяния. Даже если спустя какое-то время ваши жизненные планы изменятся, вы к этому моменту успеете обрести очень важное качество – целеустремленность.

Путь многих выдающихся деятелей начинался в юности и даже в детстве. Пушкин рано начал писать. Шлиман мальчишкой задумал отыскать древнюю Трою. Генеральный конструктор космической техники Сергей Павлович Королев в юности строил планеры и сам на них летал.

Целеустремленность физиологична и даже «выгодна» нам. Она позволяет держать все системы нашего организма в состоянии высокой активности. Не случайно, что деятели науки и искусства, одержимые своим творчеством, доживали до глубокой старости, до последних дней сохраняя способность работать и создавать.

И. Гёте в 74 года пишет знаменитую «Мариенбадскую элегию», Д. Верди в 80 лет создает оперу «Фальстаф». 82 года прожил Л. Толстой, 86 – И. Репин, 94 – Б. Шоу, почти 100 лет – скульптор С. Коненков, на сотом году жизни скончался казахский поэт Джамбул. Профессор Б. Букреев в 96 лет написал учебник по высшей геометрии.

Мыслящий человек долго сохраняет творческую молодость.

И наоборот. Бесцельно живущие люди быстро стареют. Способности их рано гаснут.

Чем раньше вы определите для себя жизненную цель, тем будет лучше. Еще учась в школе, вы можете испытать свои силы во многих областях: в спорте, математике, физике, конструировании моделей, в изучении живой природы, художественном творчестве, в слесарном, швейном, столярном деле.

Не будет ничего худого, если вы запишетесь в авиамодельный кружок, а потом перейдете в биологический или вдруг увлечетесь вытачиванием деревянных игрушек. Зато если вы на чем-то остановите свой выбор – за ним уже будет стоять ваш собственный опыт, пусть и не очень большой.

Воспитывайте волю – это наш главный инструмент в борьбе за самих себя. Волевые люди средних способностей нередко достигали многого. Безвольные таланты, как правило, ничего.

Что же такое воля? Умение делать то, что надо. И тренировать ее можно, как мышцы, методом всевозрастающих нагрузок, начиная с минимальных. Не хочется ставить на место книгу – поставьте. Не хочется звонить по делу – позвоните. «Что назначено непременно исполнить, то исполняй несмотря ни на что... Что исполняешь, исполняй хорошо» (Л. Толстой).

Вскоре вы с удивлением обнаружите: стоит сказать самому себе: «Через три минуты я сажусь за уроки» или «Я не подымусь из-за стола, пока не закончу работу» – и какой-то внутренний механизм поведет вас через три минуты к столу и не позволит подняться со . стула, пока все не будет завершено.

Сила воли, соединенная с целеустремленностью, позволяла людям совершать невероятное. Французский врач Ален Бомбар сел в одноместную резиновую лодку и отправился в путешествие через океан, не имея в запасе ни пищи, ни пресной воды. Он решил доказать, что человек способен выжить в открытом море, питаясь свежей рыбой, планктоном и потребляя морскую воду. в Проведя наедине со стихией 63 дня, Бомбар доказал это.

Летчик-испытатель, Герой Советского Союза С. Н. Анохин, проверяя в воздухе новую машину, потерял глаз. Анохин лишился объемности зрения, необходимой не только летчику, но даже велосипедисту. Путем долгой тренировки Анохин достиг того, что и одним глазом он великолепно воспринимал объем предметов на любом расстоянии. И специальная комиссия допустила его к испытательным полетам.

Укрепляйте тело. В наш век человек мало двигается. На работу, в институт, даже в школу ездит на автобусе или в метро. В квартиру нас нередко подымает лифт. Отдых в субботу или воскресенье порой проходит у телевизора.

Умственные и нравственные перегрузки истощают нервную систему. Недостаток мышечных усилий истончает и сужает кровеносные сосуды.

Каждый день, как бы он ни был перегружен, следует начинать с зарядки в комнате, во дворе или ближайшем парке. Потраченное время, многократно умноженное, вернется к вам в виде стойкой и высокой работоспособности. Вы сбережете годы жизни на том, что перестанете болеть. Или станете болеть гораздо реже.

Комплекс упражнений выберите себе сами по своим возможностям и вкусу. Это может быть обычная гимнастика, подобная той, что проводится по радио, упражнения с эспандером, гантелями. Самое главное – упражнения должны стать регулярными. Во время гимнастики следует сосредоточиться на тех упражнениях, которые вы делаете. Выполнять утреннюю программу, слушая новый диск или следя за смешной сценкой под окном, – значит тратить время на три четверти впустую. (Мы не касаемся специальных занятий гимнастикой под музыку.) Следите за своим самочувствием. Желательно еженедельно понемногу увеличивать нагрузки... В число ваших упражнений может войти и популярный теперь бег трусцой. Напомним главные рекомендации, изложенные в книге Г. Гилмора «Бег ради жизни». Основной принцип Артура Лидьярда, изобретателя «бега ради жизни», – «тренироваться, но не перенапрягаться». Для неподготовленного бегуна рекомендуются минимальные пробежки. Для молодых людей – в течение пяти минут. Для пожилых – еще меньше.

Важно установить «равномерный темп на протяжении всей пробежки». Затем постепенно увеличивать время до 15 минут и больше. «Не набрасывайтесь на бег трусцой, – предупреждает А. Лидьярд, – как бык на ворота». В первую неделю нужно уметь себя сдерживать. Не гнаться за скоростью и километражем. Главная цель тренировок – выработка ритма и обретение выносливости.

Любопытно заметить, что растут рекорды не только спортсменов-профессионалов, но и спортсменов-любителей. Еще несколько лет назад раздавались голоса, что бег трусцой полезен далеко не каждому и относиться к нему необходимо с величайшей осторожностью.

Конечно, разумная осторожность нужна во всем. Но когда в 1982 году впервые провели Всесоюзный день бегуна, то на старт вышло более 47 миллионов человек. Добрая половина из них были люди среднего и старшего возраста, которым «надоело болеть», и бег для них оказался главным способом исцеления.

Независимо от того, станете вы любителем бега или нет, пользуйтесь каждой возможностью энергично подвигаться. Если позволяет время – не садитесь в автобус, пройдитесь пешком. Если у вас здоровое сердце, постарайтесь не пользоваться лифтом. А необходимость поработать в огороде или саду рассматривайте не как тяжелую повинность, а как долгожданную возможность размять свои мышцы.

Учитесь есть. Существует легенда, что каждому человеку суждено за свой век съесть определенное количество пищи. Чем меньше он будет есть, тем дольше проживет.

Мы едим много и торопливо. Всякий раз, когда нам на глаза попадается что-нибудь вкусное, мы спешим это вкусное отправить в рот. И едим в два-три раза больше, чем нам нужно. А ведь только для того, чтобы потратить энергию, заключенную в куске хлеба, нужно пройти 5–6 километров пешком.

Вот почему есть полезнее всего при остром чувстве голода, а не по привычке или за компанию.

Именно так ели наши далекие предки, когда добытая тяжелым трудом пища едва покрывала энергетические потребности организма.

В наши дни каждый разумный человек должен позаботиться о том, чтобы не переедать.

Избегайте высококалорийных продуктов: сахара, кондитерских изделий, белого хлеба, сливочного масла, сметаны, жирных сортов сыра и мяса. После недолгой радости от пребывания во рту они способны доставлять много хлопот по борьбе с ожирением, диабетом, атеросклерозом.

Бывают семьи, где на завтрак едят сосиски, на обед котлеты, а на ужин колбасу. В организме нет белкового депо, и отложиться про запас белкам негде. Между тем при переваривании белков образуются токсичные продукты, требующие незамедлительного обезвреживания и удаления из организма. На Востоке в древности существовала казнь: приговоренного к смерти кормили только мясом, и через месяц он умирал от самоотравления.

Заботясь о том, чтобы не переедать, мы в то же время должны обеспечить организм всем разнообразием биологически активных веществ, без которых невозможно нормальное существование организма.

Таких веществ больше всего в овощах, фруктах, бобах, горохе, растительных маслах, меде, орехах. А потому очень хороши для питания салаты из сырых овощей и фруктов. Они содержат мало калорий и много витаминов и минеральных солей. Большой объем и грубая структура салатов заставляют желудок хорошо поработать, а мышечная ткань желудка, как и всякая другая мышца, для поддержания нормального тонуса нуждается в тренировке.

За одну еду лучше есть однообразную пищу. Этому учит опыт наших предков: убили кабана – едят только кабана, нашли поляну с ягодами – едят одни ягоды. Однообразную пищу организму легче переварить и усвоить; одно блюдо трудно переесть, в то время как разнообразие яств за столом повышает аппетит и приводит к перееданию.

Есть нужно с удовольствием, медленно, тщательно пережевывая пищу, как это делают не испорченные нашими взрослыми привычками дети. Нельзя есть в состоянии злости, досады, гнева, переутомления, сразу, после или непосредственно перед тяжелой работой. Кровь в этом случае приливает к работающим мышцам или мозгу и оттекает от желудка. Пищеварение резко замедляется.

Нынешнему человеку недостает культуры питания. Оглянитесь вокруг: на улице, в библиотеке, автобусе, у себя на работе вы увидите молодых и уже не очень молодых людей с нешуточно избыточным весом. Многие из них готовы подолгу стоять у плиты или ехать в гости на другой конец города, чтобы съесть «что-нибудь вкусненькое».

А вкусы наши диктуют семья и среда. Ни один, ребенок не рождается с убеждением, что селедка вкусна. В иных домах неумеренно потребляют масло и сметану. В других любят сладкое. А статистика равнодушно фиксирует: японцы потребляют в два раза больше соли, нежели европейцы, и держат первое место в мире по гипертонии. Скандинавы лидировали по количеству съедаемых животных жиров – и прочно держали ведущее место по заболеваемости атеросклерозом...

Культура поведения, культура быта, культура речи, культура чтения, культура питания... Речь идет не об аскетизме и не о гурманстве, речь о необходимейшей из культур. Какое-то поколение должно разорвать порочный круг, вынести на себе режим постепенных самоограничений, постичь эту жизненно необходимую культуру и начать кормить своих детей разумно.

Учитесь пить воду. Наше тело на 2/3 состоит из воды. Она входит в состав всех тканей и жидкостей нашего организма. Только в воде происходят химические превращения, связанные с нашей жизнедеятельностью.

Ежедневно мы теряем до 3 литров воды. Ее убыль мы покрываем за счет чая, кофе, компота, молока, супа, лимонада, забывая или просто не зная, что истинным питьем служит только вода, способная растворить в себе и вынести наружу ненужные и вредные продукты жизнедеятельности.

Здоровому человеку утро следует начинать с кружки холодной воды и по возможности пить ее небольшими порциями на протяжении всего дня, делая перерыв за полчаса до еды и на полчаса после. Не следует пить воду во время завтрака, обеда или ужина, так как это разбавляет пищеварительные соки и ухудшает пищеварение.

Постепенно – за 2–3 месяца – нужно приучить себя выпивать за день, помимо чая и компотов, несколько стаканов воды.

Берегите и укрепляйте свой мозг. Он требует внимания, заботы и... умелого обращения. А большинство из нас совершает варварство – долгое время совсем его не загружает, обрекая почти на полное бездействие, а затем устраивает авралы: подготовка к экзаменам с ночными бдениями, сдача курсового проекта, домашнего сочинения или научной запланированной работы. Наш мозг в авральных ситуациях спасает только огромный запас прочности, но невропатологи и психиатры могут подтвердить: это не всегда проходит бесследно.

Первое непременное условие нормальной и безотказной работы нашего мозга – дышать круглые сутки, даже во сне, только носом. Кто еще не умеет, должен терпеливо учиться. Дыхание носом круглые сутки не только предохраняет от простуды и микробов, не только увеличивает на 15 процентов количество вдыхаемого воздуха, но и резко улучшает деятельность мозга. Педиатры хорошо знают: дети, которые дышат ртом, отстают в развитии.

Для освежения мозга, для пробуждения бездействующих клеток индийские мудрецы несколько тысячелетий назад разработали попеременное дыхание разными ноздрями. Зажимается правая. Медленный вдох левой. На одну-две секунды зажимаются обе. Затем медленный выдох правой. Вдох правой. Опять зажимаются обе. Выдох левой. Это один цикл. Начинать лучше всего с трех циклов, прибавляя по одному в неделю, пока не дойдете до 20.

Той же цели служит массаж шеи, ушей, лба над бровями и всей поверхности головы от лба до затылка.

Если во время работы почувствуете, что «заело» и голова утомлена, не спешите варить кофе. Подышите, помассируйте голову, после этого постарайтесь несколько минут ни о чем не думать. Мозг передохнет и с новыми силами включится в работу.

Укреплению и развитию мозга способствуют перевернутые позы типа «березки». В Индии нам рассказывали, что местные врачи прибегают к перевернутым позам в лечебных целях, в частности, они считают их полезными для умственно отсталых детей, которые по прошествии какого-то времени благодаря этим упражнениям получают возможность догнать по развитию своих сверстников. И это понятно: «березка» и другие подобного рода позы создают усиленный приток крови к клеткам мозга, который оказывается в исключительно благоприятных условиях для восстановления и развития своих сил.

Заботясь о своем мозге, можно многое от него ожидать и на многое рассчитывать, потому что резервы его практически безграничны. Клетки больших полушарий в состоянии хранить огромное количество как долговременной, так и оперативной информации, производя с этими сведениями тысячи мыслительных действий.

Великий русский шахматист Александр Алехин провел в 1938 году сеанс одновременной игры на 32 досках вслепую. Он оперировал тысячью фигур более чем на 2000 клеток. Игра продолжалась 12 часов. Долгое время это считалось непревзойденным рекордом, а недавно стало известно, что один венгерский шахматист провел вслепую сеанс на 50 досках.

Русский просветитель Николай Александрович Рубакин прожил 84 года. Он отличался исключительной работоспособностью. Рубакин прочитал за свой век 250 тысяч (!) книг и сам написал научно-популярных книг – 280, больших научных работ – 49, статей – 350, программ по самообразованию – 15 тысяч, писем – 115 тысяч.

Чтобы иметь возможность с такой интенсивностью и продуктивностью работать всю жизнь, нужно беречь свой мозг, знать его возможности и уметь ими пользоваться.

Техника умственной работы. Во всяком деле необходима система. Это не каприз педантов. Система – всегда обобщение опыта. Не зря говорят: «Умный учится на чужих ошибках, глупый – на своих». Система позволяет «автоматизировать» второстепенное (вы не глядя включаете свет, на ощупь снимаете с полки, с привычного места, нужную вам книгу), система делает экономными наши движения во время производственной операции (даже в гастрономе вы всегда отличите опытного продавца от новичка). Система оберегает нашу нервную систему от перегрузок, экономит силы, время (иногда годы!) и служит гарантией высокого качества нашего труда.

Это в равной мере относится и к умственной деятельности. Один решает математическую задачу за пять минут, потому что ему известен кратчайший способ. А другой тратит целый день, потом не спит ночь, и решение его оказывается громоздким, а следовательно, непригодным.

Вот почему сейчас уже в детских садах учат писать, читать, предлагают специальные игры, которые развивают сообразительность и пространственное мышление, в начальной школе проходят элементы высшей математики, а инженеров готовят с учетом запросов 2000 года.

Вот почему школьная реформа предлагает начать обучение в школе с 6 лет.

Все же нас мало обучают технике самостоятельной умственной работы: как обдумать прочитанную книгу, увиденный фильм, услышанный важный разговор? Что нужно уметь, чтобы отстоять свою точку зрения или доказать ошибочность чужой? Как составить план классного сочинения или дипломной работы? Многим приходится открывать эту технику для себя самостоятельно (в наше время это так же «рентабельное, как учиться добывать огонь с помощью сухой палочки и мха).

Общие принципы организации умственной деятельности между тем разработаны и проверены давно. Мы ограничимся самыми общими советами.

Обуздайте свой ум. Представьте: вы сели за стол, чтобы написать заметку в стенгазету. По дороге домой вам в голову приходили точные и хлесткие мысли. Вы заранее предвкушали, как удивится редактор, когда завтра все это прочтет. А товарищи будут стоять возле стенда толпами. Вот вы придвинули бумагу, отвинтили колпачок ручки с золотым пером – в тот же миг все ваши замечательные мысли разбежались в стороны, словно шаловливые дети. Ладно, вздохнули вы, завтра. А назавтра все повторилось сначала.

Об эти «невинные» шалости ума разбилось немало многообещающих судеб. Люди, созданные потрясти мир величайшими открытиями и произведениями искусства, оставались пустоцветами. Их трагедию рождал «пустяк» – рассеянное внимание.

Силы ума сравнивают с потоком воды или солнечного света. Если вяло текущую речку перегородить плотиной, она становится мощной и глубоководной. Если в фокусе линзы собрать рассеянные солнечные лучи, они превращаются в узкий испепеляющий поток.

Плотиной ума, его линзой становится способность к сосредоточению. Л. Н. Толстой оставил почти 100 томов своих сочинений; он с юношеских лет находил время и возможность записать или продиктовать свои мысли.

Способностью подолгу сосредоточиваться на одном предмете отличался Томас Эдисон. Он подарил человечеству фонограф, прадедушку нынешнего проигрывателя, ему принадлежит идея строительства домов из крупных железобетонных блоков, он усовершенствовал телефон, электрическую лампочку, пишущую машинку, киносъемочную камеру и т. п.

Наполеон на войне умел на 20–30 минут совершенно выключаться из окружающей обстановки. За эти полчаса он рассчитывал все возможные варианты ходов противника.

Способность к сосредоточению, как мышцы, как волю, можно развивать упражнениями с возрастающей нагрузкой.

Начните с самых простых.

Вы держите авторучку. Какого она цвета? Формы? В чем особенность ее конструкции? Вы смотрите на репродукцию картины: кто на ней изображен? Во что одет? Что выражает лицо персонажа? Какие цвета помогают воссоздать атмосферу картины?

«Прокрутите» в памяти основные эпизоды фильма, который вы смотрели вчера... Попытайтесь со всеми подробностями увидеть лица главных персонажей произведения.

Упражнений много. В индийских общеобразовательных школах сосредоточению учат прямо на уроках. Учитель выстраивает весь класс. Велит поджать левую или правую ногу. Ребята держат перед собой сложенные ладони и закрывают глаза. Только абсолютное внимание дает возможность удержаться в этой позе. Стоит на мгновение отвлечься – и теряешь равновесие.

Упражнения на сосредоточение успокаивают, приучают ум подолгу останавливаться на тех предметах и темах, которые вы ему подскажете. Развитое внимание – гарантия отличной памяти, больших аналитических и творческих способностей.

Учитесь читать. Количество информации в мире каждые 10–15 лет удваивается. А большинство из нас читает медленно, мы по давней привычке мысленно проговариваем каждый слог. К счастью, процесс нашего чтения можно ускорить в несколько десятков раз.

Для этого необходимо: а) сосредоточиться на том, что вы намерены читать; б) отключить механизм проговаривания, чтобы он не задерживал вас; в) читать сперва целыми фразами «мама купила молоко», потом целыми строчками «мама купила молоко в соседнем магазине за углом». Со временем вы обретете умение схватывать одним взглядом целые абзацы.

Мысленное проговаривание текста позволяет считывать не более 200 слов в минуту, то есть меньше одной машинописной страницы. О. Бальзак читал со скоростью 4000 слов за те же 60 секунд. Необыкновенно быстро читали А. С. Пушкин, Н. Г. Чернышевский, А. М. Горький, В. И. Ленин.

Сейчас во многих странах созданы институты динамического чтения. Возникают они и у нас. Уроки скорочтения печатали журнал «Техника – молодежи», «Комсомольская правда» и другие издания.

Но какова бы ни была скорость вашего чтения, усвойте себе несколько старых правил:

Приступая к книге, предварительно ознакомьтесь с ней: найдите аннотацию на обратной стороне титульного листа, просмотрите оглавление, обратите внимание на иллюстрации. Тогда вы поймете, чего можно ждать от этой книги. И ваше чтение станет направленным.

А дочитав книгу, кратко сформулируйте сущность того, что вы узнали. Что хотел сказать своим произведением автор? Согласны ли вы с ним? А как бы вы повернули события произведения?

Учитесь думать. Процесс думания начинается с проговаривания про себя тех сведений, которые нуждаются в осмыслении. Допустим, поссорились два ваших приятеля; Чтобы понять, кто виноват, вы пересказываете самому себе, что сделал первый приятель, чем ответил второй. И сопоставляете.

Известный русский дипломат А. А. Игнатьев, автор книги «50 лет в строю», решая какую-либо проблему, расчерчивал лист бумаги пополам. Слева он писал все доводы за, справа – против.

Вообще процесс думания похож на разговор двух собеседников, где один спрашивает, а другой отвечает. В прошлые века многие ученые труды писались в виде диалога. (К примеру см. «Диалоги» Платона.)

Учитесь говорить. Живописцы мыслят образами, ученые – формулами, композиторы – звуками, но главным средством оформления наших мыслей остается слово. Нельзя научиться думать, не умея говорить. Когда мы видим на экранах своих телевизоров Ираклия Андроникова, мы прежде всего подпадаем под волшебство свободно льющейся одухотворенной речи. Люди, свободно владеющие живым словом, становятся редкостью. Красноречию не учат ни филологов, ни юристов, ни инженеров. Утрачивается искусство полемики и блестящего научного спора.

Что же требуется для умения говорить?

а) Пополните свой словарный запас. Наша словарная кладовая лучше всего пополняется во время чтения художественной литературы, когда в тетрадь или на отдельные листочки выписываются необычные или понравившиеся слова, обороты или целые отрывки. Николай Васильевич Гоголь переписывал полюбившиеся ему стихи. А выдающийся советский писатель Всеволод Иванов вспоминал, что он переписывал целые тома Л. Толстого и Чехова, у него были тетради с выписками из словаря В. Даля, то есть родной язык он изучал так же тщательно, как некоторые изучают иностранный.

Расширяет словарный запас заучивание стихов и прозаических отрывков, которые становятся как бы матрицами нашего мозга. Чем больше текстов хранит наша память, тем мозгу легче выдавать уже готовые словесные формы или отливать в своей «словолитне» фразы по заложенным в клетках образцам.

б) Стройте правильно свою речь. Каждое выступление, устное или письменное, должно быть кратко сформулировано на листке. Человек, который этого не делает, пустой болтовней отнимает чужое время и нередко становится посмешищем.

Готовясь к комсомольскому собранию или к диспуту, вы должны понять сами и отметить на бумаге: по какому поводу вы намерены выступить?.. Сформулируйте, что вы хотите доказать или опровергнуть... Запишите все доводы, которые вы намерены привести... Проверьте, насколько каждый из них убедителен... Чем вы намерены закончить свое выступление?

Подготовку к собранию или диспуту вам облегчит магнитофон. Запишите на пленку приготовленную речь. Прослушайте ее. Довольны ли вы содержанием, темпом изложения? Обратите внимание, как звучит ваш голос: тихо или неестественно громко, робко или убежденно? Магнитофон позволит вам услышать себя со стороны, даст возможность выработать навыки оратора и полемиста.

И пусть вторым вашим техническим помощником станет пишущая машинка. Письмо, на которое вы потратите час, на машинке вы сумеете отпечатать за 15–20 минут. Научиться писать на машинке гораздо легче, нежели кажется. Особенно если вы найдете в магазине или в библиотеке самоучитель машинописи.

«Секреты» творческой работы. Мы уже говорили о Н. А. Рубакине, который прочитал четверть миллиона книг, о Т. Эдисоне, сделавшем более 1000 изобретений и открытий. Это были люди исключительных способностей, но вдобавок они владели секретом: у каждого с годами сложилась техника работы: быстрого чтения, конструирования новых приборов, обдумывания и записывания возникших в уме произведений.

У любого человека, любого мастера эти секреты свои. Нет двух людей, которые бы делали одну и ту же работу одинаково. Но как бы ни разнились индивидуальные навыки, все они основываются на законах физиологии, законах жизнедеятельности нашего организма и мозга. Если их учитывать, это ускорит и улучшит нашу умственную деятельность.

Прежде всего надо помнить, что человечество делится на «жаворонков» и «сов». «Жаворонки» подымаются на рассвете и рано ложатся спать. «Совы» с трудом пробуждаются утром, днем чувствуют себя разбитыми, но чем ближе к вечеру, тем стремительней нарастает их активность. И в то время, когда «жаворонки» давно спят, полные энергии «совы» бодрствуют.

Можно привести примеры высокой работоспособности тех и других. Ночами работали Бальзак и Достоевский. На рассвете садились за стол Джек Лондон, Лев Толстой, академик Е. В. Тарле, Михаил Шолохов. Если проследить судьбу «жаворонков» и «сов», то окажется, что «жаворонки» больше успевают и дольше живут.

Еще в глубокой древности народная медицина Востока утверждала, что час сна до полуночи дает больше для отдыха и восстановления сил, чем два – после. Современные врачи и физиологи согласны с этой точкой зрения. Специальные исследования показали, что начиная с четырех часов утра в воздухе появляется много отрицательно заряженных ионов – тех самых, которыми насыщен морской, лесной и горный воздух. Поэтому люди, которые привыкли с первым лучом солнца садиться за стол, дорожат каждой утренней минутой,– у них в это время лучше работает голова, и до вечера они сохраняют бодрость и большой запас сил.

Современная медицина доказала, что при желании, без какого-либо вреда для здоровья, волевые «совы» могут перевоспитать себя и сделаться «жаворонками». Для этого нужно постепенно приучать себя раньше ложиться и раньше вставать.

Вот несколько рекомендаций в помощь волевым «совам».

Ужин должен быть легким (салат, стакан кефира, кусок хлеба). Вечером не следует начинать, трудоемких дел и вести беседы, которые могут сильно разволновать. Прогулка после ужина (даже на 15 минут) и теплый душ помогут раньше заснуть и раньше подняться.

Утром нужно сделать энергичную зарядку и принять контрастный душ: скажем, 8–10 секунд вы стоите под потоком теплой или горячей воды и 4–5 секунд – под прохладной. Затем снова горячая. И так 10–12 раз. Постепенно увеличивайте разницу в температуре воды.

Стоя под холодной струей, растирайте, массируйте руки, грудь, живот, спину, ноги. Закончите контрастный душ умеренно прохладной водой.

Не ждите быстрых результатов. Лишь 2–3 месяца ежедневной работы над собой помогут вам создать устойчивый стереотип. Будьте «жаворонками»!

...Бывают счастливые дни, когда спорится работа. И радость от того, что наш разум и наши руки способны создавать, столь велика, что мы готовы работать и утром, и днем, и ночью, нам не до еды и не до кино. Мы спешим использовать каждую минуту этого волшебного состояния, когда отчетливо сознаешь, что тебе все по силам, и боишься только одного: что какой-нибудь прозаический пустяк, никчемный телефонный разговор выбьют из этого состояния.

Стефан Цвейг писал о том, что даже люди незначительных способностей в короткие периоды восхитительных взлетов создавали неповторимые произведения и делали величайшие открытия. Это были «звездные часы человечества».

Возможно, что эти «звездные часы» соответствовали биологическим ритмам этих людей.

Существует физический цикл в нашем биоритме, он длится 23 дня; эмоциональный цикл продолжается 28 дней, а интеллектуальный – 33... Первая половина этих циклов дает взлет физического, эмоционального и интеллектуального состояния, а вторая – спад. Во вторую половину своего месячного биологического цикла человек допускает наибольшее количество ошибок.

В Караганде, в областном автотранспортном предприятии, благодаря системе биоритмического прогнозирования за один только год удалось снизить число дорожно-транспортных происшествий на 20 процентов.

Знание своего биоритмического календаря позволяет нам быть готовыми к тем дням, когда наша работоспособность снизится, но, имея перед глазами биоритмический график, мы уверены, что сможем наверстать упущенное, когда наша физиологическая активность начнет повышаться.

Чтобы составить карту своего биоритма, надо сосчитать количество дней от рождения до сегодняшнего дня, и разделить полученное число на 23 дня физического цикла, 28 – эмоционального, 33 – интеллектуального. Полученные в результате деления остатки определят положение каждого из циклов на данный день.

Первая половина цикла – положительная. Вторая – отрицательная. День перехода от первой половины ко второй называют критическим, или нолевым. В нолевой день требуется внимательность и осторожность, особенно если ноль физического цикла пересечется на графике с нолем эмоционального или интеллектуального. В такой ситуации надо по возможности меньше заниматься всякого рода физической деятельностью, а также не следует принимать ответственные решения.

Искусство отдыхать. Для одних отдых – рыбалка, грибы, велосипед, коньки, лыжи; для других – поездки по историческим местам, музыка, шахматы, живопись, книги. А люди, не знающие, куда девать свободное время или приберегающие на воскресные дни самую тяжелую работу, – медленные самоубийцы. Именно среди них статистика черпает данные о ранних язвах желудка, инфарктах, гипертонии и бытовых травмах.

Искусству разумного отдыха посвящены целые тома, к которым мы вас и отсылаем. Здесь мы можем дать только несколько советов.

Старайтесь не уставать. Это значительно легче, нежели кажется. Разумно проведенный отпуск снимает нагрузку предыдущих месяцев. Разумно проведенное воскресенье снимает нагрузку 5–6 рабочих дней. Обеденный перерыв позволяет перевести дыхание после первых нескольких часов труда. Не случайно во многих странах час обеда почитается священным. В эти 60 минут отдыхают все – от президента до чистильщика сапог.

Если позволяют условия, нужно делать 5–10-минутные перерывы после часа напряженной индивидуальной работы: хорошо поразмяться, послушать легкую музыку, подышать или для отвлечения сосредоточиться на какой-нибудь картине (так обычно отдыхал академик И. П. Павлов).

Для предупреждения усталости разработана система мышечного расслабления (релаксации). Если вы не умеете расслабляться, то у вас на выполнение любой работы уходит до 40 раз больше энергии, чем нужно.

В книге К. С. Станиславского «Работа актера над собой» преподаватель сценического мастерства Торцов предлагает нескольким ученикам поднять рояль и после этого просит: «Помножьте скорее, пока держите рояль, 37 на 9!.. Не можете? Ну так вспомните все магазины на нашей улице, начиная с угла переулка. И этого не можете?..» Оказалось, чтобы выполнить эти простейшие задания, ученикам понадобилось сперва опустить инструмент, то есть ослабить мышцы.

Техника релаксации, как ее называют, освобождает мозг от миллионов ненужных импульсов, которые мешают умственной деятельности, и позволяет отдыхать за несколько минут.

Искусство мышечного расслабления стало одним из главных элементов знаменитой «системы Станиславского», по которой готовят актеров во всех театральных школах мира. Релаксации обучают летчиков, подводников, десантников и государственных деятелей.

Приступая к работе, на минуту расслабьтесь, как это делают штангисты перед рывком. Закончив работу, расслабьтесь на минутку, как боксер, проведший трудный раунд. Это восстановит ваши силы.

Умение отдыхать и умение работать, наша внутренняя самодисциплина, учет особенностей нашей биологической системы – все это следует нам взять на вооружение, занимаясь самовоспитанием.

Эстетическое самообразование. Знаете ли вы художественную литературу? Знаете ли вы историю, без которой не понять многих произведений? Знаете ли вы музыку, живопись, архитектуру, театр, кино? А веды именно искусство питает наши чувства.

То, с чем вы хорошо знакомы, перечислите на одном листке. То, с чем вы знакомы поверхностно или незнакомы вовсе, на другом. То, что вы желали бы основательно изучить, на третьем. Третий листок станет для вас самым главным. На его основе вы разработаете программу эстетического самообразования.

Предположим, вы решили: «Займусь русской поэзией XIX века. Или музыкой Шопена. Или историей советской кинематографии 20–30-х годов». Подумайте, кто поможет вам составить программу: преподаватель литературы, библиограф ближайшей библиотеки, руководитель музыкального лектория, сосед по дому?

Когда сложится список того, что вам предстоит прочесть, увидеть и прослушать, станет очевидным, что дела тут хватит на несколько лет. И, прежде чем вам захочется отбросить бесконечный список, представьте: целый год каждый вечер вы будете погружаться в мир Пушкина. Круг дорогих и близких ему людей станет и вашим кругом... День за днем вы станете жить в атмосфере величайших творческих усилий, взлетов, бед, разочарований, воплотившихся и невоплотившихся замыслов Шекспира, Гоголя, Маяковского, Рафаэля, Рембрандта, Бетховена, Чайковского, Эйзенштейна, Шостаковича. Лишь мысленно проведя рядом с этими великими художниками хотя бы малое время, вы сумеете понять, сколько потаенных сил открывает в душе каждого из нас такое «соседство».

Не скупитесь на доброту! Из мира животных человека выделила не только способность совершенствовать орудия труда и думать, но и способность чувствовать.

В самых различных уголках земли найдены статуэтки времен палеолита. В скульптурах замечательно переданы мощь и пластика человеческого тела. Но нет лица: рта, глаз, ушей. Лицо, личность, душевный мир другого человека еще не волновали древнего художника.

В давние времена стариков оставляли умирать одних. Понадобились тысячелетия, чтобы пришло уважение к старости и понимание того, что «сила – у молодых, а ум – у старых». «Вздорожала» мудрость. И уважение распространилось на труд, опыт и талант.

Многие века женщина считалась только «сосудом плодородия». Любовь облагородила половой инстинкт, породила поклонение женщине, помогла узаконить ее права.

Медленнее всего в человеческом обществе искореняется жестокость и прививается доброта. У диких народов съедали пленников. В Древнем Риме, когда раненый гладиатор молил на коленях о пощаде, хорошенькие женщины со смехом поворачивали большой палец вниз, что означало смерть. В концлагерях врачи-фашисты ставили «острые опыты» на людях. Часто без наркоза. Уже в наши дни в Америке молодой, отчаявшийся найти работу негр влез на крышу небоскреба, чтобы покончить жизнь самоубийством. Внизу собралась большая толпа, которая в ожидании необычного зрелища улюлюкала и нетерпеливо требовала: «Прыгай! Ну, прыгай же!» И несчастный прыгнул...

На планете все сильнее ощущается дефицит доброты. На Западе пропаганда насилия в печати, на экранах кино и телевидения оборачивается ростом преступности, бессмысленными садистскими убийствами. Очевидным фактом стала жестокость родителей к собственным детям и детей – к родителям. Во многих капиталистических странах из дому ежегодно убегают десятки тысяч девочек и мальчиков школьного возраста. Многих из них никто не ищет...

В нашей стране принципы доброты прививаются с детства, но и у нас нередко бытуют грубость, неуважение к старшим, невнимание к детям, жестокость к животным – существам, как правило, беззащитным.

Нравственный и материальный ущерб, наносимый бессердечием и грубостью, огромен. Социологи подсчитали: на участке мастера-грубияна более низкая производительность труда, больше брака и люди чаще болеют. И наоборот, руководитель, который знает свое дело, уважает подчиненных, внимателен к ним, оберегает себя и сотрудников от «болезней века». Становясь источником положительных эмоций, он создает вокруг себя «зону здоровья» и высокой работоспособности.

Доброта физиологична, то есть она полезна и необходима каждому. В этом легко убедиться. Стоит нам не сдержаться, нечаянно ответить кому-то резким или грубым словом, и мы чувствуем себя опустошенными, не можем ничего делать, все валится из рук. И потом еще долго бывает стыдно. И наоборот, радость от того, что сделано что-то хорошее, разливается теплом по всему телу, невесть откуда появляются силы, и начинает казаться, что ты в состоянии свернуть горы...

Гнев и злоба приводят к накоплению веществ, пагубно влияющих на сосуды, особенно на сосуды мозга и сердца.

Ученые провели исследование «феномена долгожительства» в Абхазии. Выяснилось, что одной из главных причин того, что абхазцы доживают до 100 и более лет, является традиционная доброта. «Тщательно разработанный этикет... традиционные обычаи взаимопомощи» позволяют человеку на протяжении многих десятилетий жить без конфликтов и разрушающих стрессов. Уважение к ребенку и почитание старших создает особый «микроклимат долгожительства». До сих пор сохранился обычай, когда всадник, повстречавший идущего старика, спешивается и спрашивает, не может ли он чем-нибудь помочь. Молодой человек, увидевший старика или старуху, несущих ношу, берет груз и несет его сам.

У каждого из нас был человек, который своей добротой многократно украсил нашу жизнь. Это о нем мы вспоминаем в трудную минуту, о нем с благодарностью молчим и при случае рассказываем близким.

Доброму человеку хочется подражать. Это он, добрый человек, вызывает цепную реакцию добра на земле.

Мы же порой охотнее подмечаем в человеке плохое, нежели хорошее. А ведь мудрость веков гласит: «Если не можешь сказать о ком-то хорошее, то лучше помолчи». И не спешите поддакнуть знакомым, преподавателю или начальнику, если те без достаточных оснований осуждают человека, которого вы знаете. Лучше вспомните о нем все доброе, что вам известно. Не исключено, что ваше мнение и ваши сведения изменят мнение окружающих об этом человеке.

Несите доброжелательность и улыбку людям. Улыбайтесь, входя в родной дом и в дом своих друзей. Пусть вас наполняет искренняя радость от ожидания встречи с дорогими вам людьми.

И пусть эта радость не станет меньше при мысли, что вам предстоит много работы по дому. Любое дело может доставить удовольствие или превратиться в каторгу в зависимости от настроя, с которым вы к нему приступили. Очень важно научиться не делать драмы из мытья посуды, стирки белья, работы с пылесосом. Многие домашние дела приятно делать под музыку, когда можно включить любимые записи.

Представьте себе воскресное утро. Все спят, а сегодня ваш черед убирать в кухне. Выспаться вам не удалось, потому что накопилось, много и других дел. Магнитофон включить пока тоже нельзя – всех перебудишь. Если, еще не приступив к работе, вы начнете сердиться на спящих членов своего семейства, уборка принесет вам только раздражение и усталость. За завтраком, а может, еще и до него, вы успеете сказать какую-нибудь колкость проснувшимся близким, они, возможно, не лучшим образом вам ответят, и настроение у всех будет испорчено.

Но если вы решите, что, наводя порядок в квартире, вы хорошо подвигаетесь, а это вам после сидячей недели очень кстати, уборка будет сделана быстро и хорошо. Все встанут и будут приятно удивлены царящим порядком. И теперь любая ваша просьба сделать что-нибудь по дому будет встречена доброжелательно.

Никогда не откладывайте на завтра возможность радоваться. Помните: счастье – это не конечная цель, а, ощущение в пути.

Вспомните слова Маршака:
		Даже в дорогу спеша, не забудь –



		Этот короткий путь



		Тоже частица жизни твоей,



		Жить и в пути умей!








Поэтому улыбайтесь, увидев близких, улыбайтесь, приходя на работу. Улыбайтесь, если к вам обратится посторонний. И вы скоро заметите, что и вам отвечают доброжелательностью и улыбкой.

Верьте в себя. ...Вы прикоснулись к горячему утюгу – в тот же миг рука сама отдернулась. Вы поскользнулись, и, прежде чем успели что-нибудь понять, мышцы спины, рук, ног пришли в работу и не позволили вам упасть. Кто же привел их в действие? Особый таинственный механизм нашего мозга, который называется подсознанием. Он неутомим, почти не знает усталости. На него приходится 9/10 всей мыслительной деятельности мозга. Но самое удивительное, что механизмом подсознания можно пользоваться сознательно, воздействуя на него словом. Это открывает большие перспективы интеллектуального и духовного развития.

Предположим: вы пишете курсовую работу. Соберите факты. Обдумайте каждый из них. После этого прикажите вашему подсознанию: «Я хочу, чтобы собранный материал был всесторонне классифицирован и проанализирован. Я жду ответа через три дня».

В назначенный срок вы ощутите, что в голове многое прояснилось и вы готовы все записать. А если собранных фактов недостаточно, то вы отчетливо увидите, в каком разделе у вас пробел. Восполните его. И поручите подсознанию «просчитать» все снова.

Вот почему «утро вечера мудренее», всякая написанная работа должна хотя бы немного полежать, и никогда не нужно спешить во время важного разговора или при ответе на экзамене: подсознанию необходимо время, чтобы подготовить точный и ясный ответ.

На этой особенности мозга основываются загадочные явления нашей психики, в том числе и такие, когда решения сложных проблем неожиданно приходят во сне.

Всем известен классический случай: именно во сне Д. И. Менделеев увидел окончательный порядок элементов в задуманной им периодической таблице. Имея представление о возможностях подсознания, мы без труда это объясним: Дмитрий Иванович долгое время занимался подготовительной работой, комбинируя разные варианты того, как могут быть расположены элементы. А подсознание на последнем этапе завершило составление таблицы. И это не единственный случай.

Те же удивительные, еще не до конца изученные механизмы подсознания готовы прийти нам на помощь и во многих иных ситуациях. Дело в том, что подсознание ведает всем – и нашим поведением, проявлением нравственных качеств и творческих способностей.

Подобно тому, как мы поручали нашим подкорковым центрам привести в систему собранный материал для курсовой или дипломной работы, мы можем заложить в то же «кибернетическое устройство» любой сложности задачу на поведение.

Трудность такого программирования заключается в том, что человек, в особенности молодой, не всегда способен сам сформулировать эту задачу. Здесь бывает нужно, чтобы «волшебное слово» пришло со стороны – от родителей, друга или школьного учителя, который вас хорошо знает.

Одна преподавательница нам рассказывала, что среди ее студенток была внешне мало привлекательная девушка, которая к тому же отличалась повышенной раздражительностью, подавленностью и необщительностью. Было очевидно, что девушка нуждается в неотложной психологической помощи.

Встречая девушку в коридоре или аудитории, преподавательница всякий раз теперь отмечала: «Оля, вы сегодня мило выглядите» или: «Вам очень к лицу это платье». Постепенно высказывания стали более определенны: «Оля, вы за последнее время очень похорошели» и т. п.

Через полгода внешний вид и поведение девушки были бесконечно далеки от прежнего. Теперь ей уже не нужно было внушать, что она похорошела: это стало очевидным для нее самой и окружающих.

Но магическим свойством обладает и слово, сказанное самим себе. Если перед трудным разговором мы говорим: «Я прав. Я это докажу!», беседа нередко заканчивается успешно. Если же мы говорим себе: «Он все равно не согласится», то чаще всего терпим неудачу. Психологи объясняют оба случая. В первом мы настраиваем себя на борьбу и победу. Во втором – на заведомое поражение.

Таким образом, одна из форм самовнушения – это психологическая установка, тот настрой, с которым мы приступаем к любому делу. Нужно научиться делать необходимое с удовольствием: это облегчит задачу, не вызовет досады и нервного перенапряжения.

Каждый человек способен разработать для себя положительную программу внутренней перестройки. Робкий должен говорить: «Я смел. Я преодолею любые преграды». Больной: «Я поправлюсь. Я стану здоровым. В меня вливаются силы». Это надо повторять себе каждый день по многу раз.

Система психотренировки приносила удивительные результаты. Известный актер И. Н. Певцов (в фильме «Чапаев» он играет полковника) в жизни сильно заикался, но он приучил себя к тому, что на сцене этот недостаток его речи пропадал.

Система психотренировки, которую раньше каждый открыл сам для себя, в настоящее время детально разработана. Она складывается из целого ряда отдельных элементов, которые осваиваются постепенно и в строгой последовательности:

а) Расслабление. Лягте на диван или на пол. Руки вдоль тела. Ноги вытянуты. Носки врозь. Дышите как можно медленней, но без всякого напряжения. Скажите себе: «Я начинаю мышечное расслабление». И последовательно сосредоточивайте внимание на тех частях тела, которые вы будете называть: «Я расслабляю стопы, мышцы голени, бедер, спины, рук, шеи, лица».

Для проверки подымите и тут же «бросьте» руку или ногу. Если они упадут свободно, вы расслабились хорошо. Поза расслабления – прежде всего поза отдыха. Дважды в день можно ограничиться только ею. Желающие могут идти дальше.

б) Вызовите чувство тяжести. Находясь в состоянии мышечного расслабления (лежа или сидя в «позе кучера»), произнесите про себя:

«Моя правая рука становится тяжелой» – 6–8 раз

«Моя правая рука становится все тяжелее и тяжелее» »

«Моя правая рука совсем тяжелая» »

«Я совершенно спокоен» »

За три дня, занимаясь дважды в день, нужно научиться вызывать тяжесть в правой руке, за тот же срок – в левой и соответственно в ногах.

в) Вызовите чувство тепла. Расслабив мышцы, добившись чувства тяжести в любой части тела, приступайте к следующему упражнению:

«Моя правая рука становится теплой» – 6–8 раз и т. д.

г) Оздоровление. Пробуждение резервов организма. После того как вы научитесь вызывать ощущение тяжести и тепла, можно переходить к самовнушению. Формулы самовнушения лучше всего записывать на бумаге. Они должны быть жизнеутверждающими, действенными и четкими:

«Я спокоен».

«Я здоровею с каждым днем».

«К 15 августа я буду совершенно здоров»,

или

«Я спокоен».

«Мое тело спокойно».

«Давление крови снижается».

«Давление становится нормальным»,

или

«Я спокоен».

«Я перестаю горбиться».

«Я строен, ловок и подвижен».

«Я верю в свои силы».

«Моя мысль с каждым днем работает четче и быстрей».

Расслаблением и самовнушением нужно заниматься в одно и то же время в пустой комнате. Тренировки требуют сосредоточенности, времени и терпения. Только тогда вы обретете здоровье, крепость нервов и твердость воли.

Аутотренинг станет еще действенней, если, расслабившись, лежа на спине, вы станете повторять формулу самовнушения в процессе глубокого дыхания. Каждое слово должно соответствовать одной секунде дыхания. Если вы делаете вдох на 8 секунд, то формула должна состоять из двух, четырех или восьми слов. Но вы можете дышать на 6 секунд и на 4. Это индивидуально.

Пожните судьбу! Великие актеры и музыканты на каждом представлении заново переживают события исполняемых пьес. Они тысячи раз испытывают чувства, близкие к настоящим. В облике артистов, порой помимо их воли, сохраняются «следы» сыгранных ими ролей, что очень точно подметил А. Н. Островский в актерах Счастливцеве и Несчастливцеве (пьеса «Лес»).

Но оказывается, что некоторые приемы работы актера над ролью пригодны для усовершенствования характера. Покажем это на одном примере.

Когда Н. К. Черкасову предложили сыграть роль профессора Полежаева в фильме «Депутат Балтики», ему было 33 года. Роль показалась артисту интересной. Он захотел ее исполнить и поверил, что она ему удастся.

Полежаев был стар, Черкасов молод. Здесь требовалось полное перевоплощение. На помощь пришло воображение. Черкасов пытался представить, как будет выглядеть его профессор Полежаев. Постепенно перед внутренним взором стали вырисовываться фигура, жесты, походка Полежаева, его манера говорить, смотреть, сердиться, снимать трубку телефона. И вот в соответствии с воображаемым образом, который артист все время носил в себе, сделалась согбенной спина, стала шаркающей походка, на высоких нотах зазвучал голос. Тогда, уже загримировавшись, Черкасов зашел однажды вечером в дом к своим близким. Ему открыли дверь – и не узнали.

Столь полное перевоплощение произошло потому, что наш организм, наша природа обладают свойством подчиняться командам мозга, силе его образов и мыслей. Те этапы, которые прошел Черкасов в работе над ролью профессора Полежаева, способен пройти каждый в процессе пересоздания самого себя.

а) Четко определите, даже лучше запишите, какими свойствами вы желали бы обладать.

б) Представьте себя таким, каким вы хотели бы себя увидеть. Или выберите, на кого бы вам хотелось походить.

в) Везде и всюду старайтесь поступать так, как поступил бы человек, с которого вы берете пример или образ которого вы создали в своем воображении.

г) Мысленно ставьте себя в трудные ситуации и старайтесь найти выход в соответствии с характером вашего «идеального героя». Посмотрев фильм или прочитав роман, подумайте: а как бы на месте персонажей произведения поступили вы?

Это не праздное занятие. Это отработка вариантов поступков в зависимости от обстоятельств.

Выдающиеся советские летчики, трижды Герои Советского Союза А. Покрышкин и И. Кожедуб одержали более ста двадцати побед в воздухе, не потеряв при этом ни одной машины, потому что имели привычку на земле «проигрывать» только что закончившийся бой и заранее отрабатывать возможные маневры в воздухе в зависимости от высоты, численности противника и позиций своих и вражеских самолетов.

Говоря современным языком, Покрышкин и Кожедуб прогнозировали и отрабатывали варианты своего поведения в воздухе. Вот почему для них не было неожиданных ситуаций. Победа, одержанная в небе, была предварительно одержана в воображении, потом и на листе бумаги, где рисовалась возможная схема боя. Выдающиеся советские асы вырабатывали у себя уменье и привычку... побеждать.

Существует мудрое изречение: «Посеете действие – пожнете привычку; посеете привычку – пожнете характер; посеете характер – пожнете судьбу».

Итак, за работу над собой!

Удачи вам!




Проверьте свои склонности


«Я ПРЕДПОЧТУ»

Если бы вам пришлось выбирать только из двух возможностей, что бы вы предпочли?

1а Ухаживать за животными

или 1б Обслуживать машины, приборы (следить, регулировать)

2а Помогать больным людям, лечить их

или 2б Составлять таблицы, схемы, программы для вычислительных машин

3а Следить за качеством книжных иллюстраций, плакатов, художественных открыток, грампластинок

или 3б Следить за состоянием, развитием растений

4а Обрабатывать материалы (дерево, ткань, металл, пластмассу и т. п.)

или 4б Доводить товары до потребителя (рекламировать, продавать)

5а Обсуждать научно-популярные книги, статьи

или 5б Обсуждать художественные книги (или пьесы, концерты)

6а Выращивать молодняк (животных какой-либо породы)

или 6б Тренировать товарищей (или младших) в выполнении каких-либо действий (трудовых, учебных, спортивных)

7а Копировать рисунки, изображения (или настраивать музыкальные инструменты)

или 7б Управлять каким-либо грузовым (подъемным или транспортным) средством – подъемным краном, трактором, тепловозом и др.

8а Сообщать, разъяснять людям нужные им сведения (в справочном бюро, на экскурсии и т. д.)

или 8б Оформлять выставки, витрины (или участвовать в подготовке пьес, концертов)

9а Ремонтировать вещи, изделия (одежду, технику), жилище

или 9б Искать и исправлять ошибки в текстах, таблицах, рисунках

10а Лечить животных

или 10б Выполнять вычисления, расчеты

11а Выводить новые сорта растений

или 11б Конструировать, проектировать новые виды промышленных изделий (машины, одежду, дома, продукты питания и т. п.)

12а Разбирать споры, ссоры между людьми, убеждать, разъяснять, наказывать, поощрять

или 12б Разбираться в чертежах, схемах, таблицах (проверять, уточнять, приводить в порядок)

13а Наблюдать, изучать работу кружков художественной самодеятельности

или 13б Наблюдать, изучать жизнь микробов

14а Обслуживать, налаживать медицинские приборы, аппараты

или 14б Оказывать людям медицинскую помощь при ранениях, ушибах, ожогах и т. п.

15а Составлять точные описания – отчеты о наблюдаемых явлениях, событиях, измеряемых объектах и др.

или 15б Художественно описывать, изображать события (наблюдаемые или представляемые)

16а Делать лабораторные анализы в больнице

или 16б Принимать, осматривать больных, беседовать с ними, назначать лечение

17а Красить или расписывать стены помещений, поверхностен изделий

или 17б Осуществлять монтаж здания или сборку машин, приборов

18а Организовывать культпоходы сверстников или младших (в театры, музеи), экскурсии, туристские походы и т. п.

или 18б Играть на сцене, принимать участие в концертах

19а Изготовлять по чертежам детали, изделия (машины, одежду), строить здания

или 19б Заниматься черчением, копировать чертежи, карты

20а Вести борьбу с болезнями растений, с вредителями леса, сада

или 20б Работать на клавишных машинах (пишущей машинке, телетайпе, наборной машине и др.)

Затем ребята сами подсчитывают количество плюсов отдельно в каждом из пяти вертикальных столбцов и проставляют соответствующие суммы в нижних клетках листа.

Вопросы подобраны и сгруппированы таким образом: в первом столбце они относятся к профессиям типа «человек – природа» (условно обозначим его П), во втором – «человек – техника» (Т), в третьем – «человек – человек» (Ч), в четвертом – «человек – знаковая система» (3), в пятом – «человек – художественный образ» (X).

Максимальные суммы плюсов в тех или иных столбцах указывают на преобладание интересов, а возможно и склонностей, к тем или иным областям деятельности.

В подростковом возрасте интересы, склонности могут быть изменчивыми. Это признак их развития, а не несовершенства. Поэтому полезно проводить опрос в начале и в конце учебного года.

П: 1а, 3б, 6а, 10а, 11а, 13б, 16б, 20а. Сумма: 

Т: 1б, 4а, 7б, 9а, 11б, 14а, 17б, 19а. Сумма: 

Ч: 2а, 4б, 6б, 8а, 12а, 14б, 16а, 18а. Сумма: 

З: 2б, 5а, 9б, 10б, 12б, 15а, 19б, 20б. Сумма: 

Х: 3а, 5б, 7а, 8б, 13а, 15б, 17а, 18б. Сумма: 




Советуем прочитать эти книги:


Аасамаа И. Как себя вести: – Таллин, 1971. – 222 с.

Азбука гражданина: Сборник. – М.: Мол. гвардия, 1980. – 250 с.

Азбука нравственности. – М.: Мол. гвардия, 1977. – 272 с.

Аграновский А. А. Иду искать. – М.: Мол. гвардия, 1980. – 575 с.

Афанасьев А. А. Жизненный выбор. – М.: Знание, 1954. – 62 с.

Баженов Г. В. Ищу друга. – М.: Мол. гвардия, 1982. – 159 с., ил.

Бардин СМ. Учитесь властвовать собой. – М.: Сов. Россия, 1976. – 192 с.

Батуев А. Призвание: Рассказы и очерки. – Л.: Дет. лит., 1982. – 125 с.

Бельченко.С. В. Три века юности. – М.: Мол. гвардия, 1979. – 1976 с.

Богат Е. М. Ничто человеческое... – М.: Политиздат, 1979. – 215 с.

Богат Е. М. Понимание. – М.: Политиздат, 1979. – 359 с.

Богат Е. М. Урок: Очерки. – М.: Сов. писатель, 1982. – 472 с.

Брускова Е. С. Крутая дорога: Докум. повесть. – М.: Мол. гвардия, 1983, – 191 с., ил.

Васильев В. П. Мужской разговор. – М.: Мол. гвардия, 1982. – 191 с., ил.

Васильева-Гангнус Л. П. Азбука вежливости. – М.: Педагогика, 1982. – 127 с.

Волченко Л. Б. Нравственность и этикет. – М.: Знание. 1976. – 69 с.

Вступая в жизнь: Сборник. – М.: Мол. гвардия, 1982. – 207 с.

Гербер А. Е. Еще ничего не случилось. – М.: Дет. лит., 1972. – 94 с., ил.

Гольдникова А. Хорошие манеры в рисунках и примерах. – М.: Мол. гвардия, 1980. – 190 с., ил.

Графова Л. И. Зачем человеку звезды. – М.: Мол. гвардия, 1980. – 192 с., ил.

Графова Л. И. Живу я в мире только раз. – М.: Политиздат, 1984. – 359 с.

Гусейнов А. А. Золотое правило нравственности. – М.: Мол. гвардия, 1982. – 208 с.

Долецкий С. Я. Кто я такой: Беседы. – М.: Дет. лит., 1981. – 64 с., ил.

Долинина Н. Г. Просто размышления: Эссе. – Л.: Дет. лит., 1977. – 173 с., ил.

Дорохов А. А. Это стоит запомнить: Книга о том, как себя вести, чтобы тебе и другим было лучше и приятнее жить. – М.: Дет. лит., 1980. – 112 с., ил.

Дубровицкий И. В., Орлов В. В. И другие на смену, – М.: Дет. лит., 1981. – 144 с., ил.

Жить достойно: Проблемы нравственного воспитания молодежи. – М.: Политиздат, 1984. – 223 с., ил.

Жуховицкий Л. А. Витязь на распутье. – М.: Мол. гвардия, 1983. – 206 с., ил.

Жуховицкий Л. А. Я ищу друга: Очерки, – Л.: Дет. лит., 1979. – 142 с., ил.

Иванов В. Н. Школа гражданственности: Воспит. резервы коллектива. – М.: Мол. гвардия, 1979. – 206 с.

Искусство воспитания: Сборник. – М.. Мол. гвардия, 1981. – 238 с.

Калинин М. И. Борьба за нового человека: – М.: Мол. гвардия, 1984. – 126 с.

Канаева К. К. Мера всех вещей: Размышления о человеке и человечности, о воспитании и воспитанности. – М.: Политиздат, 1983. – 239 с., ил.

Кичанова И. М. Духовные искания и житейские ситуации: Очерки. – М.: Мол. гвардия, 1983. – 207 с.

Ковалев А. Г. Личность воспитывает себя. – М.: Мол. гвардия, 1983. – 256 с.

Когинов Ю. И. Чтобы шли корабли...: Несколько историй о том, как и для чего надо «уметь жить». – М.: Мол. гвардия, 1973. – 80 с.

Кон И. С. Дружба: Этико-психологический очерк. – М.: Политиздат, 1980. – 255 с.

Кузнецов Ф. Ф. Размышление о нравственности: Книга публицистики. – М.: Сов. Россия, 1979. – 411 с.

Лаптев И. Испытание разума. – М.: Педагогика, 1983. – 144 с., ил.

Лисовский В. Т. Что значит быть современным. – М.: Политиздат, 1983. – 222 с.

Макаров А. С. Точка отсчета. – М.: Политиздат, 1976. – 160 с.

Маркуша А. Азбука мужества: Книга для сыновей. – М.: Дет. лит., 1975. – 159 с., ил.

Маркуша А. М. Мужчинам до 16 лет. – М.: Дет. лит., 1971. – 318 с.

Маркуша А. М. Желаю счастья, девочки! – М.: Дет. лит., 1983. – 160 с., ил.

Маркуша А. М. Совершенно не секретно. – М.: Мол. гвардия, 1982. – 159 с., ил.

Матвеев В. М., Панов А. Н. В мире вежливости. – М,: Мол. гвардия, 1983. – 190 с.

Медовой Б. Б. Прикосновение к чуду. – М.: Мол. гвардия, 1981. – 127 с.

Надо посоветоваться: Сборник вопросов и ответов. – М.: Дет. лит., 1977. – 128 с.

Николаева Л. А. Учись быть читателем: Старшекласснику о культуре работы с научной и научно-популярной книгой. – М.: Просвещение, 1982. – 191 с.

Петров Г. Ф. Семь слов о подвиге. – М: Мол. гвардия, 1982. – 160 с., ил.

Подумай о себе: Сборник по вопросам коммунистической нравственности и культуры поведения подростков и молодежи. – М.: Педагогика, 1974. – 128 с.

Пошатаев В. В. Линия жизни: Книга о проблемах духовного развития личности в условиях развитого социализма. – М.: Дет. лит., 1980. – 60 с., ил.

Подольный Р. Любовь к мудрости. – М.: Дет. лит., 1982. – 256 с.

Радченко Ю. М. Под заветной печатью...: Научно-художественная книга. – М.: Дет. лит., 1982. – 207 с.

Рассадин С. Б. Круг зрения: Беседы об искусстве. – М.: Дет. лит., 1982. – 223 с.

Сагатовский В. Н. Весы Фемиды и суд совести: Популярные очерки об этике и этикете. – М.: Мол. гвардия, 1982. – 208 с., ил.

Салуцкий А. С. Уметь жить! – М.: Моск. рабочий, 1980. – 152 с.

Смирнов К. Н. Знания, убеждения, жизнь: Диалог с молодым современником. – М.: Политиздат, 1977. – 144 с.

Смолка К. Правила хорошего тона. – М.: Прогресс, 1980. – 271 с.

Сотвори себя: Сборник. – М.: Моск. рабочий, 1978. – 224 с.

С чего начинается личность. – М.: Политиздат, 1983. – 360 с.

Учитесь властвовать собою...: Сборник. – М.: Мол. гвардия, 1975. – 141 с., ил.

Ходаков М. С. Как не надо себя вести. – М.: Мол. гвардия, 1975. – 143 с., ил.

Хорват Ф., Орлик Ю. Вежливость на каждый день. – М.: Мол. гвардия, 1981. – 192 с., ил.

Цюрупа Э. Я. С правдой вдвоем. – М.: Сов. Россия, 1981. – 288 с., ил.

Юрьев Ю. М. Разговор о важном: Этикет на каждый день. – М.: Моск. рабочий, 1979. – 134 с., ил.

* * *

Айрапетов С. Г. Здоровье, эмоции, красота: Этюды. – М.: Мол. гвардия, 1977. – 96 с., ил.

Бирюков А. А. Секреты массажа. – М.: Мол. гвардия, 1977. – 96 с.,, ил.

Володченко В. Ю., Юлашев В. Б. Выходи играть во двор. – М.: Мол. гвардия, 1984. – 126 с., ил.

Квапилик Й. Сто ответов. – М.: Физкультура и спорт, 1983. – 80 с., ил.

Колтановский А. 400 упражнений с палкой и стулом. – М.: Физкультура и спорт, 1983. – 48 с., ил.

Коновалов Е. Ф. Ты сильнее воды! – М.: Мол. гвардия, 1983. – 128 с., ил.

Коростелев Н. В. Шаг за шагом: Твой календарь здоровья. – М.: Мол. гвардия, 1984. – 95 с., ил.

Купер К. Новая аэробика: Система оздоровительных физ. упражнений для всех возрастов. – М.: Физкультура и спорт, 1976. – 125 с., ил.

Леви В. Л. Искусство быть собой. – М.: Знание, 1973. – 158 с.

Николаев Ю., Нилов Е. Простые истины. – М.: Физкультура и спорт, 1983. – 120 с., ил.

Преображенский В. С. Доктор Фис.: Советы детям и родителям. – М.: Физкультура и спорт, 1984. – 144 с., ил.

Тартаковский М. С. Уроки физической гармонии. – М.: Мол. гвардия, 1983. – 110 с., ил.

Фурманов А. Волейбол на лужайке, в парке, во дворе. – М.: Физкультура и спорт, 1983. – 104 с., ил.

Швец Г. В. Я бегу марафон. – М.: Мол. гвардия, 1983. – 144 с., ил.

Юсин А. А. Я купил велосипед. – М.: Мол. гвардия, 1984. – 159 с., ил.

* * *


Афанасьева Т. М. Семейные портреты. – М.: Мол. гвардия» 1980. – 287 с., ил.

Баскина А. Л. Сто и одна проблема Гименея, или Брак с разных сторон. – М.: Мол. гвардия, 1975. – 110 с., ил.

Богат Е. М. ...Что движет солнце и светила: Любовь в письмах выдающихся людей. – М.: Дет. лит., 1981. – 383 с., ил.

Браткова Т. В. Дорога под радугой. – М.: Мол. гвардия, 1980. – 135 с., ил.

Васильев К. Любовь. – М.: Прогресс, 1982. – 384 с.

Дела семейные: Сборник. – М.: Мол. гвардия, 1984. – 223 с., ил.

Жуховицкий Л. А. Счастливыми не рождаются. – М.: Политиздат, 1983. – 367 с., ил.

Зацепин В. И. О жизни супружеской. – М.: Мол. гвардия, 1978. – 144 с., ил.

Мы строим дом: Книга о молодой семье. – М.: Мол. гвардия, 1981. – 319 с., ил.

Мартынова М. Почему мы развелись. – М.: Знание, 1984. – 142 с.

Мы и наша семья: Книга для молодых супругов. – М.: Мол. гвардия, 1983. – 367 с., ил.

Мы остаемся вместе. Дискуссия о причинах разводов. – М.: Прогресс, 1977. – 192 с.

Нешев К. Этика счастья. – М.: Знание, 1982. – 64 с.

Панизовская Г. И. Понимать друг друга.– Л.: Лениздат, 1984. – 62 с.

Приглашение на семейный совет: Сборник. – М.: Известия, 1976. – 255 с., ил.

Рюриков Ю. Б. Трудность счастья: Любовь к молодой семье. – М.: Знание, 1977. – 63 с.

Совет да любовь!: Сборник. – М.: Моск. рабочий, 1984. – 240 с.

Сухомлинский В. А. Книга о любви. – М.: Мол. гвардия, 1983. – 191 с., ил.

Ходаков Н. М. Молодым супругам. – М.: Медицина, 1974. – 120 с.

Харчев А. Г. Брак и семья в СССР. – М.: Мысль, 1979. – 367 с.

* * *


Амосов Н. М. Раздумья о здоровье. – М.: Мол. гвардия, 1978. – 192 с., ил.

Афанасьева Т. М. Мальчик. Юноша. Мужчина. Отец. – М.: Знание, 1983. – 64 с., ил.

Башкирова Г. Б. Если бы знать... – М.: Мол. гвардия, 1977. – 191 с., ил.

В мире подростка. – М.: Медицина, 1980. – 295 с.

Вальтер С. Девушкам от 14 до 18: – Минск: Полымя, 1973. – 111 с.

Вендровска С. 100 минут для красоты и здоровья. – М.: Физкультура и спорт, 1982. – 152 с., ил.

Винтовкина И. С. Девочке-подростку. – М.: Медицина, 1982. – 48 с., ил.

Земская И. М. Свет мой, зеркало, скажи!: Книга о девочках, книга для девочек, – М.: Мол. гвардия, 1978. – 109 с., ил.

Костыгова Т. М., Ракитина Р. И. Девочка, девушка, женщина. – М.: Физкультура и спорт, 1980. – 192 с., ил.

Левшин Л. А. Мальчик – мужчина – отец. – М.: Политиздат, 1968. – 135 с.

Разговор с глазу на глаз: Сборник. – М.: Мол. гвардия, 1977. – 192 с.

Тарасов А. Между нами, мужчинами... – М.: Моск. рабочий, 1983. – 208 с.

Хрипкова А. Г., Колесов Д. В. Девочка – подросток – девушка: Пособие для учителей. – М.: Просвещение, 1981. – 128 с., ил.

Шенкман С. Б. Мы – мужчины. – М.: Физкультура и спорт, 1980. – 223 с., ил.

* * *


Для дома и семьи: Сборник. – Кишинев.: Тимпул, 1982. – 268 с., ил.

Похлебкин В. В. Тайны хорошей кухни. – М.: Мол. гвардия, 1979. – 190 с.

Ромашка: Сборник. – М.: Мол. гвардия, 1983. – 110 с., ил.

Сахарова С. Ю. Академия Домашних Волшебников, или История о том, как однажды зимним вечером в комнату влетел кораблик – калиновый листок... – М.: Дет. лит., 1980, – 271 с., ил.

* * *


Волевич Г. К. Красиво и модно: Одежда для молодежи. – М.: Мол. гвардия, 1981. – 175 с., ил.

Зайцев В. М. Такая изменчивая мода. – М.: Мол. гвардия, 1983. – 206 с., ил.

Кобякова Н. К. Твоя одежда. – М.: Мол. гвардия, 1981. – 80 с., ил.

Крижаускене П. П. Немного веревки, лоскутков и... фантазии, – М.; Мол. гвардия, 1982. – 127 с., ил.

Негри И. Учись вязать: Книга для учащихся. – М.: Просвещение, 1981. – 64 с., ил.

Орлова Л. В. Мы и мода. – М.: Знание, 1982. – 64 с.

Стельмащук Л. Н. Цветы из ткани. – М.: Легкая индустрия, 1977. – 64 с., ил.

Xанашевич Д. Р. Из клубка. – М.: Мол. гвардия, 1978. – 94 с., ил.

* * *


Алкоголизм и борьба с ним: Сборник. – М.: Знание, 1980. – 64 с.

Бабаян Э. Л., Пятов М. Д. Профилактика алкоголизма. – М.: Медицина, 1982. – 64 с.

Блинов Г. М., Данюшевский Б. Л. Скажи себе «нет»! [Книга для тех, кто не знает, что алкоголь – яд, и заполняет свое свободное время его уничтожением]. – М.: Мол. гвардия, 1973. – 48 с., ил.

Копыт Н. Я., Скворцова Е. С. Алкоголь и подростки. – М.: Медицина, 1984. – 48 с., ил.

Культепина О. С., Полежаева И. Б. Алкоголь и дети. – М.: Медицина, 1976. – 55 с., ил.

Машкова Л. Т. Алкоголь – враг семьи. – Л.: Знание, 1981. – 36 с.

Орловский Л. В. К спиртному легко пристраститься. – М.: Медицина, 1979. – 22 с.

Трезвость – норма жизни: Сборник. – М.: Мол. гвардия, 143 с., ил.

Ураков И. Г., Куликов В. В. Во вред себе и обществу. – М.: Знание, 1975. – 96 с., ил.


notes




1


Старинное – «грузин».




2


Подробнее см. статью «Что человек может?» в этом же сборнике, с. 417.




3


Эпиметей в переводе с греческого означает: «Тот, кто думает после, то есть «крепкий задним умом», в отличие от Прометея – «предвидящего». – Авт.