Кроусмарш
Константин Г. Калбазов


Рыцарь #3






Странный мир Средневековья, который местные жители вполне серьезно называют Царством Небесным. Правда, люди не являются его хозяевами, они здесь всего лишь незваные гости. И Андрей Новак, пенсионер МВД, по странной прихоти судьбы оказавшийся в этом мире, теперь уже знает это точно. За необъятной степью, населенной дикими орочьими племенами, затаилась могучая империя, взирающая на людские земли алчным взором, готовая наброситься на них, как хищник на добычу. Наш герой не считает себя обязанным спасать соплеменников, он не считает себя мессией, призванным вершить их судьбы, он просто хочет выжить, но в одиночку ему не выстоять. Встать в единый строй со всеми? Есть куда более умелые воины, чем он. Но он может выковать оружие, способное склонить чашу весов в сторону людей. Для этого ему нужно совсем немного: время и возможность работать. Но даже за эту малость ему предстоит сражаться на грани человеческих сил.






Константин Калбазов

Кроусмарш





Глава 1

Покупка. Брат Адам


Кроусмарш. При первом упоминании Эндрю об этом месте Андрей Новак просто воспринял эту информацию, только изобразив свою заинтересованность. Когда инквизиция обратила свой взор в его сторону, он рассматривал Кроусмарш как одно из мест, где он сможет избежать пристального внимания со стороны святош, – останавливал тот факт, что место было далеко не безопасным. Но после последнего рейда по степи он уже стал более детально обдумывать возможность поселиться в этом опасном краю.

Андрей вдруг понял, что безопасных мест в этом мире для него просто не существует, и если он и обретет спокойный тихий уголок, то ему придется создать его самому. Он был чужим в этом мире, где царило Средневековье и свирепствовала инквизиция. Здесь можно было погибнуть от рук злобных людоедов-орков, хотя с последним можно было и поспорить, так как годичная служба на границе со степью научила его тому, что не все орки одинаковы. Можно было оказаться убитым разбойниками, прельстившимися твоим кошельком или одеждой. Нарваться на неприятности в лице рыцаря, которому показалось, что слишком дерзко себя ведешь. Оказаться под судом инквизиции, обвинившей тебя в еретичестве.

Этот мир – мир Средневековья, где время, казалось, застыло навеки. Люди не были его хозяевами. Настоящими владыками его были орки, человек же здесь появился только восемьсот тридцать два года назад, когда падре Иоанн привел сюда беженцев из захваченного Саладином Иерусалима. Андрей же, бывший пенсионер МВД, появился здесь только около трех лет назад. Почему бывший? А какой он пенсионер, если не получает пенсии, и мало того – на матушке-Земле его, скорее всего, уже похоронили, а уж из списков пенсионеров вычеркнули и подавно. Так что самый настоящий бывший, и никак иначе. Удар молнии перевернул всю его жизнь и заставил начать новую, обеспечив его небывалыми регенеративными способностями, абсолютной памятью и немыслимой удачливостью. Впрочем, с последним можно было поспорить: все же удача – это несколько иная плоскость, – многие всерьез поговаривали о том, что сам Господь ведет Новака по жизни и управляет его рукой. Может, и так – уж больно много всего необычного приключилось с ним за это время.

Конечно, можно было жить и не высовываться, чтобы не навлечь на себя неприятностей в лице инквизиции. Он в принципе так и хотел поступить, но так уж сложилось, что незнание всех реалий этого мира влекло одну ошибку за другой. В его планы вовсе не входило совершать здесь революцию. Не нужно ему это. Он хотел просто спокойной и желательно безбедной жизни. Все получалось само собой.

Не мог он смириться с тем, что здесь не приняты были омовения, так как считалось грехом проявлять чрезмерную заботу о плоти. А что прикажете делать, если ты не привык ходить грязным и покрываться коростой, что здесь даже поощрялось! Вот и появилась в новом поселке, который он построил, банька. За ним потянулись остальные, и бани стали непременным атрибутом всех подворий в поселке.

Понадобилось большое количество досок для строительства домов. Господи, да какие проблемы! Немного мучений, приложили руки там, где надо, – пожалуйста вам, готовая пилорама.

Нужно проделать в доске или в металле отверстие? Зачем раскалять прут и прожигать дырку. Зачем раскалять заготовку и пробивать ее пробоем. Есть способ более быстрый и удобный: вот вам и ручная дрель появилась.

Наточить инструмент, а для этого не час сидеть и елозить бруском – есть способ более эффективный: точильный станок с ножным приводом.

И так во всем. Ну не хотел он привлекать к себе внимания или рушить веками устоявшегося порядка – это получалось без его желания: он просто стремился немного облегчить свою жизнь и жизнь окружающих его людей. А как результат им заинтересовалась инквизиция, ибо Господь заповедовал чадам своим в тяжком труде добывать хлеб насущный, а все, что несет облегчение этого труда, – от лукавого.

Спасаясь от преследования инквизиции, он принял епитимью в виде годичной службы на опасной границе со степными орками. После этой службы Андрей намеревался окончательно влиться в нынешнее общество и больше не высовываться, прожив свой век со своей семьей, которая у него появилась. Но и тут не все слава богу. Как выяснилось, орки – не просто дикие племена: на юге, за бескрайними степными просторами, есть ГОСУДАРСТВА орков, имеющие тысячелетнюю историю, которые в настоящий момент практически уже объединены в одну империю, которая вот-вот может обрушиться на людей.

Последние события показали ему всю несбыточность его надежд на спокойное существование. Если он будет жить обычной жизнью и не пытаться ничего предпринять, то вскоре придут орки и все кончится. Поступи он так – и тогда уподобился бы страусу, прячущему голову в песок, что не более как иллюзия безопасности: голова-то будет укрыта, но все остальное останется снаружи. Начни вводить новшества – и инквизиция спровадит его на костер. Ситуация патовая. А раз нельзя выиграть партию, придерживаясь общих правил, то придется эти правила менять.

По его просьбе Эндрю раздобыл детальную карту Кроусмарша. Конечно, карта была больше похожа на план, составленный ребенком, но, судя по всему, Кроусмарш прекрасно подходил для исполнения задуманного. А именно – там можно было уединиться и попытаться создать то, что сможет стать козырем в борьбе с нависшей угрозой со стороны Южной империи, или, как он теперь знал, Закурта.

Конечно, все это было весьма трудно осуществимым, но и утопией это намерение назвать нельзя. Для того чтобы отгородиться со стороны орков, достаточно было возвести сильный замок. Та еще задачка в условиях, когда орки столь ревностно пекутся о единственном проходе с берега Яны на десятки миль вокруг. Люди уже не раз пытались поставить там крепость, но всякий раз это заканчивалось большим набегом и полным уничтожением того, что они успели построить. Наличие маленького форта орков вполне устраивало. Люди больше не пытались возвести там укрепления, орки форта не трогали.

Казалось бы, абсурдная ситуация, но все имеет свое объяснение. Удерживать Кроусмарш ни одно племя орков не могло, но и позволить себе лишиться удобной лазейки для набегов тоже не входило в их планы. Форт, конечно, был помехой, но орки умели быть незаметными, так что, дождавшись темной ночи, небольшие отряды скрытно проникали мимо гарнизона и умудрялись так же скрытно уйти с добычей. Иногда их обнаруживали и обстреливали из луков и арбалетов, орки несли какие-то потери, но за все нужно платить – и в целом пользоваться лазейкой было выгодно. Вот такой вот своеобразный статус-кво.

Кроусмарш принадлежал сэру Свенсону, маркграфу Йоркскому, позиции которого были весьма сильны, но только укрепление региона была чисто его проблемой, в которую король не хотел никак вдаваться. Хотя, казалось бы, чего уж проще. Отправить в Йорк дружину, которая формально была Йоркской да и содержалась за счет маркграфства, считаясь по праву лучшим воинским подразделением королевства. С ее помощью граф накрепко перекрыл бы проход, и под ее прикрытием довольно быстро возвели бы укрепления, благо в строительных материалах, как было известно Андрею, недостатка не было. Однако король предпочитал только содержать эту дружину за счет маркграфства, но оказывать помощь не собирался, оставляя этот вопрос на откуп самого владетеля. Тот же в свою очередь не имел в достаточной степени денежных средств для того, чтобы провернуть все самому, так как маркграфство считалось в выгодном положении относительно остальных и несло непомерную налоговую повинность. В общем, замкнутый круг, коего не удавалось разорвать уже не один десяток лет. Как следствие, Кроусмарш был абсолютно незаселенным, людей там не было, кроме гарнизона форта, разумеется.

Время, проведенное Андреем на границе со степью, не прошло для него бесполезно. Его отряд провел год в постоянных стычках с орками и был весьма удачлив, так что одной только добычи было взято предостаточно. Но не это главное. Пойдя на поводу своего друга и купца, Новак влез в авантюру с солью, и это принесло довольно ощутимый заработок. Он стал обладателем весьма солидной суммы, так что то, что было непосильной ношей для маркграфа, для Андрея теперь было вполне осуществимо. Трудно, опасно, дорого, но осуществимо.

– Папа, давай я все же заберу Ричарда.

– С чего бы это, – встрепенулся старик Вайли и вцепился во внука так, словно внучка́ собирались забрать у него навсегда. – Анна, я просил тебя оставить нас, нам нужно поговорить с зятем.

– Но…

– Ричард нам абсолютно не мешает. К тому же он тоже мужчина, и наши разговоры ему полезны, а вот женщин мы попросили удалиться.

– Да какой он мужчина, – улыбаясь, попробовала возразить отцу Анна.

– Ну уж не женщина, это точно. Все, уходи. Ричард, маленькая бестия, я тоже тебе не чужой… – Маленький Ричард увидев мать, стал усиленно рваться из рук старика и потянулся к ней, а ввиду того что цепкие руки деда и не думали передавать его ей, он воспользовался своим единственно пока доступным оружием – и кабинет мэтра Вайли огласился детским плачем. – Вот видишь, что ты наделала.

– Мэтр, отдайте вы его, – встал на сторону жены Андрей.

– И ты туда же?

– Просто он теперь не успокоится, по своему опыту знаю.

– Вот еще. Все, Анна, уходи. Дай нам наконец поговорить.

Скользнув обеспокоенным взглядом по отцу и сыну, она посмотрела на мужа, тот в свою очередь ободряюще улыбнулся и показал, чтобы она ушла. Безнадежно махнув рукой на столь махровый мужской шовинизм, она вышла из кабинета.

Беседа прервалась, и, как думал Андрей, надолго. Уж он-то успел узнать своего сына довольно хорошо. Малец отличался завидным упрямством и всегда добивался своего. Но недаром говорят, что деды и бабки – это другая ипостась, и они подчас лучше родителей способны поладить с внуками: возможно, дети просто чувствуют, что те не пытаются их воспитывать, а просто любят. Вот и Ричард сначала вредничал и все пытался вывернуться из рук деда, но совсем скоро успокоился и начал сосредоточенно копаться в дедовой бороде, тот же в свою очередь озарился счастливой улыбкой.

– Не думаю, что это хорошая идея, и тем паче хорошее вложение денег, – продолжил прерванный разговор брат Анны Рем. – Ты можешь получить надел на юге, и это будет куда безопаснее, чем Кроусмарш. Можешь купить землю в центральных областях, потратив такую же сумму, которая понадобится тебе для того, чтобы поднять Кроусмарш. В конце концов, за куда меньшие деньги маркграф может уступить тебе Новак. Село уже обустроено, поля возделаны. Анна прожила там уже два года, и ей там нравится. Зачем все менять?

– Ты рассуждаешь сегодняшним днем, Рем. А я смотрю в перспективу.

– Хороша перспектива – оказаться в орочьем котле, – хмыкнул Рем.

– Ну в котел нас нужно будет еще засунуть, а я не намерен этого допускать. Это во-первых. Во-вторых, земли там так много, что я вполне смогу основать графство и сам стать графом.

– А баронами посадишь своих людей?

– Именно. Бои нам предстоят жаркие, так что у них будут все шансы обзавестись орочьими браслетами и получить рыцарскую цепь. Я же за верную службу одарю их землей.

– Отец! Ты-то чего молчишь?!

– Я пока слушаю, – в очередной раз улыбнувшись внуку, проговорил старик.

– Эндрю, а ты?

– А что я, – развел купец руками. – Я сам подсказал в свое время эту идею Андрэ. И, в отличие от тебя, не считаю ее глупой.

– Думаешь о том, сколько сможешь заработать: ведь у тебя будет приоритет на землях твоего друга?

– Вот только не надо. Я, конечно, купец, но о каких особых выгодах ты говоришь, если там и народу-то нет?

– Но, если удастся то, что задумал мой зять, – люди в скором времени появятся. Земли там и впрямь хороши, и их много.

– Я тоже так думаю, – улыбнулся Белтон. – Вот тогда-то и можно будет подумать о прибылях. А пока я ссуживаю Андрэ деньгами, причем без каких-либо процентов. Хотя у него и своих денег хватает, но слишком много денег не бывает. А ты-то чего взъярился? Тебя-то он не просит об участии в этом предприятии, он просто ставит вас в известность.

– Ты издеваешься. Ты что же думаешь, что, кроме денег, меня в этом мире ничто не интересует? – завелся Рем. – Он – муж моей сестры, отец моего племянника и будет рисковать не только своей головой, но и их тоже. Я слишком хорошо помню, что творилось с Анной до их замужества. Что же с ней станется, если он погибнет? Это еще при условии, что она останется дожидаться положительных перемен в отцовском доме, но я сомневаюсь, что она не последует за мужем. Отец, ты-то вмешаешься наконец?!

– Рем, не надо так кричать. Тебя расстроили слова Эндрю. Понимаю. Но ты сам в этом виноват, потому что всегда в первую голову смотришь на выгоду. Вот и складывается у людей мнение, что деньги для тебя стоят на первом месте. Ведь и Эндрю ты в первую очередь попрекнул стремлением его получить выгоду.

– Да…

– Рем, раз уж попросил старика вмешаться, то помалкивай.

– Прости, отец.

– Все мы знаем, что мнение о тебе как о денежном мешке ошибочно и ты сам поддерживаешь его среди окружающих. Понятно, что так проще делать дела. Но ты уж успевай перестраиваться, когда говоришь в кругу семьи и друзей. Эндрю, Андрэ, я надеюсь, вы не подумали о моем сыне ничего предосудительного?

– Нет, конечно, – тут же отозвался купец.

– Что вы, мэтр, – поспешил поддержать друга Андрей.

– Вот и ладно. Теперь самое главное. Андрэ, Анна знает о твоем намерении?

– Да, мэтр.

– Ну? Мне что, все клещами из тебя тянуть?

– Я имел с нею непростой разговор, – правильно понял тестя Андрей. – Она наотрез отказывается оставаться у вас. Мы ведь собираемся переселяться туда практически всем селом. В Новаке останутся только люди маркграфа – все остальные выказали желание отправиться со мной, даже вдовы погибших. Анна говорит, что не след жене их сюзерена оставаться в безопасности.

– Это только отговорка, – вздохнул старик. – Сдается мне, главная причина в том, что она столько пережила, пока ты был в степи, что теперь боится с тобой расстаться хоть ненадолго. Не нужно краснеть. Моя дочь тебя любит всем сердцем и душой, а потому пойдет за тобой куда угодно. Ты это знаешь, и мы это знаем. Но ты собираешься идти в Кроусмарш. Туда, где уже пятьдесят с лишним лет люди никак не могут закрепиться, хотя и изгнали орков. Анна пойдет за тобой. Мало того – и сына возьмет с собой, потому как она не сможет оставить в безопасности свое дитя, пока дети твоих вассалов подвергаются опасности. И это мы все знаем. Так вот теперь скажи, стоит ли это твоего решения? Нет ли иного выхода?

– Иначе я поступить не могу.

– Не хочешь объяснить почему?

– Нет, мэтр. Не сейчас.

– Ты во что-то влез, и вам с Анной и Ричардом все одно угрожает опасность? Я правильно понимаю?

– В некотором роде.

– Инквизиция. – При этих словах Рем, не отдавая себе отчета, перекрестился, Эндрю сжал челюсти, катая желваки, а Андрей невесело ухмыльнулся.

– Я не искал неприятностей, но они сами нашли меня.

– Этим ты обезопасишь себя и семью?

– Да, мэтр.

– Тебе нужна помощь?

– Пока только ваше понимание, ну и, разумеется, приданое Анны.

– Эти деньги – Анны, а значит, и твои. Вы получите их по первому требованию. Рем…

– Я все понял, отец.

– Вот и решили. Пойдемте обедать. Так как, Ричард, не пора ли уже начать топать ножками?

– Он упирается, – улыбнулся Андрей, – предпочитает передвигаться сидя, но делает это весьма сноровисто.

– Это я заметил, но пора уже становиться на ноги.

– Бесполезно, мэтр. Придет время – и сам пойдет.

– Нет, он пойдет еще до того, как вы уедете. Ну что, Ричард, покажем им, на что мы способны?

– Гы! – Это «гы» прозвучало как-то очень уж решительно, и дед поставил внука на ножки, ободряюще улыбнулся и отпустил. Карапуз какое-то время стоял покачиваясь и озираясь в поисках опоры, но, не находя ее, растерялся. Ближайшей опорой был вставший на колени в отдалении дед, который манил его к себе, но не торопился протянуть к нему уже ставшие привычными руки. Маленький Ричард постоял некоторое время, раскачиваясь из стороны в сторону, стараясь удержать равновесие, и вдруг, осветившись радостной улыбкой, весело гыкнул и, почему-то избрав своей целью Андрея, бодро семеня ножками, устремился к отцу, хотя до него было куда дальше. Преодолев три метра, отделявшие его от отца, и едва не упав, он вцепился в его колени и вновь радостно гыкнул.

– Ну вот, никакой тебе благодарности, – кряхтя, поднялся на ноги мэтр Вайли. – Шельмец ты эдакий. Это я поверил в то, что ты пойдешь, а не твой папаша, – так что же ты к нему-то побежал?

Задорно засмеявшись, осмелевший Ричард отпустил колени обнимающего его отца и, избавившись от его опеки, быстро перебирая ножками, как спринтер рванул к деду. Вцепившись в его колени, малец задрал голову и, глядя в глаза старика, заливисто заверещал, выказывая таким образом переполнявшие его чувства.

– Ну слава тебе Господи, вспомнил, – по-стариковски добро улыбнувшись, обрадовался дед.

Вновь вошедшая в кабинет Анна – на этот раз ее привлек радостный гомон – застала душещипательную картину. Четверо взрослых, встав квадратом, заигрывая с ее Ричардом, словно дети малые, подманивали его каждый к себе, а малец, азартно вереща от переполнявших его чувств, быстро перебирая ножками, метался от одного к другому, без какой-либо системы и порядка, в общем, как душа ляжет. При виде начавшего ходить сына у Анны разлилось по груди тепло и охватила гордость за мальчика, который наконец решил сделать свои первые шаги в этом прекрасном и в то же время опасном мире.

– А вот и мама. Анна, а наш сорванец-то пошел.

– Да, папа, я вижу, – умиленно улыбаясь, проговорила она.

Услышав ключевое слово «мама», а затем и родной голос, Ричард повернулся к ней и, весело вереща, рванул к ней, с ходу зарывшись лицом в ее юбке, из-под которой продолжал звучать, приглушенный тканью, его радостный крик.

– Ах ты, мой сорванец.

– Это точно, – авторитетно поддержал ее отец, – все ваши беды только начинаются. Ох и намаетесь, он вам еще подсыплет перцу. Правильно я говорю, Ричард?

– Папа, пора обедать.

– Идем, дочка. Мы уже закончили.




За то время, что прошло с момента последнего посещения Андреем, в кабинете сэра Свенсона ничего не изменилось. Сам хозяин кабинета тоже был все тем же. Темные до плеч волосы все так же обрамляли красивое благородное лицо с выразительными и умными глазами, вот только вроде морщин добавилось, впрочем, это Андрею могло и показаться: не столь часто он с ним общался.

– Ваше сиятельство…

– И я рад видеть вас, сэр Андрэ, – перебил Андрея маркграф. – По случаю возвращения с границы вы мне уже представлялись. Что же вас привело теперь?

Андрей ничуть и не подумал обижаться или заострять внимание на том, что маркграф его перебил. В конце концов, он был его сюзереном и стоял гораздо выше по положению в обществе. А еще Андрею импонировала привычка маркграфа всегда брать быка за рога. Он мог продолжительное время хранить молчание, вникая в тот или иной вопрос, мог вот так сразу приступить к сути, но не любил светских бесед. Нет, конечно, скорее всего, в кругу своего общения он бывал и иным, Новак уверен, что так оно и было. Но здесь не тот случай. Андрей был его вассалом, но пока еще не успел стать соратником, не делил с маркграфом трудностей не то что похода, а даже обычного перехода, так что сугубо деловой тон вполне устраивал Андрея и ничуть не задевал.

Другое дело, что, хотя он много раз прорабатывал ход разговора с сэром Свенсоном, он так и не решил, с чего начать. А потому начал сразу с сути. В конце концов, хозяин кабинета сам сразу задал деловой тон разговора, так чего стесняться-то.

– Ваше сиятельство, мне стало известно, что ваше владение Кроусмарш уже давно выставлено на продажу. Не устарели ли эти сведения?

– Вот так вот, сразу?

– Сэр…

– Все нормально, сэр Андрэ. Просто, признаться, я думал, что слегка огорошу вас своим вопросом. Но, как вижу, с вами этот номер не прошел. Наверное, это отличительная черта всех рыцарей, вышедших из низов, – нахрапом переть к своей цели, вот и покойный сэр Ричард Рэд был таким же.

При этих словах Андрей внимательно посмотрел на своего собеседника: с одной стороны, дерзость по отношении к своему сюзерену, но он хотел знать, с какой целью маркграф помянул убитого Андреем рыцаря. Маркграф выдержал его изучающий взгляд спокойно, никак не прореагировав на дерзость, и Андрей опустил взгляд. Похоже, никакого скрытого смысла в словах сэра Свенсона не было, он просто привел пример. Ну что же, оставалось только продолжать:

– Так как насчет Кроусмарша, милорд?

– А никак. С этим вопросом все обстоит так же, как и десять, и двадцать, и тридцать лет назад. Владения выставлены на продажу, но желающих приобрести их все еще нет. Сэр Ричард был первым и последним, кто хотел их приобрести. Я так понимаю, что у нас нашелся новый соискатель на баронскую корону.

– Если вы не посчитаете это дерзостью.

– Не посчитаю. Но вот вопросы задам, если вы не против, сэр Андрэ.

– Готов ответить на любые.

– Ну в этом-то я как раз и не сомневаюсь. Раз уж вы умудрились предстать перед трибуналом инквизиции и не испугались правдиво и смело отвечать на их вопросы, то перед своим сюзереном и подавно не стушуетесь. Итак, сэр Андрэ, два с половиной года назад вы отказались стать землевладельцем, заявив, что у вас нет денег для приобретения надела, и отказались от рыцарской цепи, хотя и имели на нее право. Что изменилось?

– Ну причина, почему я решил все же надеть рыцарскую цепь, вам известна. Инквизиция.

– Продолжайте.

– Что же касается денег, то служба на границе как очистила меня в глазах нашей Церкви, так и наполнила мой кошелек звонкой монетой.

– Я наслышан и о приданом, и о трофеях, и о соляном походе. Вы, оказывается, авантюрист.

– Скорее подвержен влиянию близких людей с авантюрной жилкой.

– Это вы об Эндрю Белтоне?

– О ком же еще, ваша светлость. Уж и не знаю, благодарить мне судьбу за то, что она сблизила меня с ним, или, наоборот, выказать свое недовольство этим, но пока все авантюры, на которые он меня толкал, шли мне на пользу.

– Должен заметить, что и ему тоже. Ну что же, пока принимается. А почему Кроусмарш? Вы, наверное, можете себе позволить покупку и куда более безопасных земель.

– Конечно, но эта покупка лишит меня практически всех средств.

– Возможно, у вас даже не останется свободных средств вообще, – согласился с ним маркграф. – Но вы получите владения в относительно спокойном месте. С разбойничьими же шайками и рейдерскими орочьими отрядами вы вполне сможете справиться сами, опыт и в том и в другом у вас большой. Кроусмарш также опустошит ваш кошелек, но место не в пример опаснее, и никаких гарантий. Так почему именно Кроусмарш?

– Риск есть, и немалый, вы правы. Но также вы правы и в том, что у меня поднакопился кое-какой опыт в решении проблем, создаваемых орками, а на кону оказывается большой барыш. Эти владения по большому счету потянут на графство.

– Значит, вы не хотите быть простым бароном, вам хочется стать графом.

– Вы находите это предосудительным?

– Нет. Но графскую корону вы сможете получить только из рук короля, а это весьма непросто. К тому же вам понадобятся вассалы из числа рыцарей. Впрочем, не думаю, что здесь у вас возникнут проблемы. Как только вам удастся закрыть проход, от желающих присягнуть вам у вас не будет отбоя. Но вот только боюсь, что все они нищи, и вам самому придется озаботиться строительством замков, они же смогут быть не более как арендаторами или же смотрителями ваших же замков. Дорогое удовольствие.

– Можно пойти и иным путем, ваша светлость.

– Сделать рыцарями воинов своей дружины?

– Кроусмарш не отличается спокойствием, так что заполучить двадцать браслетов возможность будет.

– Или сложить голову. Вы думаете, почему так мало тех, кто получает таким образом рыцарскую цепь?

– Потери неизбежны, сэр. Но и приз немалый. К тому же какой бы большой территорией ни являлся Кроусмарш, двадцать баронов – это все же многовато.

– Вы действительно готовы одарить ваших воинов землей? Роскошь, не всегда доступная даже королям.

– Кто говорит об одаривании? Земля может быть предоставлена в рассрочку.

– Целое графство с баронами и даже графом, вышедшими из низов? Вы еще больший авантюрист, нежели Белтон.

– Я ведь буду только рад, если кто из рыцарей решит присоединиться ко мне…

– Да только желающих не предвидится: слишком хорошо известно, что собой представляет Кроусмарш, – задумчиво перебил его маркграф.

Пауза затянулась, но Андрей не смел прервать раздумий сюзерена. О чем же думал этот умудренный опытом человек, по его виду понять было невозможно. Сэр Свенсон уставился в одну только ему ведомую точку и словно отрешился от мира сего. Молчание длилось не менее минуты. Наконец, придя к какому-то решению, маркграф перевел внимательный взгляд на Андрея и, кивнув своим мыслям, заговорил:

– Я согласен уступить вам Кроусмарш за тысячу цехинов.

– Но…

– Вас не устраивает цена?

– Нет, ваша светлость. Цена меня устраивает, – сказал он, переборов свое желание напомнить о том, что до последнего времени цена была куда более символичной – всего-то сто золотых. Правда, новую цену тоже нельзя было назвать завышенной, она также была символичной, если учесть, какой кусок был на прилавке, но это уже непредвиденные расходы. Андрей лишался сразу девяти сотен золотых, и это притом что таких вот незапланированных расходов будет еще много. Не разориться бы раньше времени.

– Ну что же, если с ценой мы утрясли, перейдем к деталям. Итак. Вы получаете пять лет послабления в налоговом бремени. В то же время Кроусмарш ложится целиком на ваши плечи. Иными словами, защита этих земель – полностью ваша забота, и в то же время это ваша служба. Отсюда следует, что за каждый прорыв орочьих отрядов вы будете отвечать лично. Ввиду того что вам придется перекрыть незначительный участок, спрошу весьма серьезно. Вопросы?

– Ваша светлость, нельзя ли сделать так, чтобы я вступил во владение землей с мая месяца? Тысячу золотых я готов внести уже сегодня, – поспешил заверить его Андрей.

– Для чего же вам нужна отсрочка?

– Зимой строительство каменных укреплений будет сильно затруднено, а строить придется быстро. Насколько мне известно, орки не больно-то приветствуют возведение укреплений в Кроусмарше.

– Да, это так. Но для чего же вы пришли ко мне сейчас? Дождались бы весны.

– Чтобы в последний момент узнать, что опоздал и земли уже проданы?

– Эти земли уже больше пятидесяти лет под рукой моей семьи, но хозяин для них до сих пор не нашелся. Что решили бы какие-то три месяца?

– Всегда может что-то случиться в последний момент.

– А до конца апреля, я так понимаю, службу в Кроусмарше должны нести мои люди? – В ответ на эти слова Андрей только потупился. – Хорошо. Но обеспечение гарнизона полностью пойдет за ваш счет.

– Благодарю вас, ваша светлость, – не скрывая радости, проговорил Андрей. Что и говорить, он был готов к тому, что маркграф либо откажет, и тогда придется искать наемников, либо затребует дополнительную плату за службу его людей, а обеспечить провизией и фуражом маленький гарнизон в течение трех месяцев – это не так уж и дорого, наемники обошлись бы куда дороже.

– Мой казначей подготовит все необходимые документы уже к завтрашнему утру. Утром же внесете нужную сумму. Если у вас все, то можете идти.

– Благодарю вас, ваша светлость.

– Что-то еще?

– Я ведь у вас на службе?

– Фактически так и есть.

– Не могу ли я принять командование гарнизоном форта с первого апреля?

– Вообще-то это будут уже ваши земли. Понимаю. Хотите познакомиться с особенностями местности и службы. Что ж, принимается. Но только если опоздаете, спрошу по всей строгости.

Прижав кулак правой руки к левому плечу и коротко поклонившись, Андрей четко развернулся и покинул кабинет, уже не видя того, как маркграф провожает его внимательным и задумчивым взглядом.

Сэр Андрэ по-прежнему оставался для него загадкой. Несмотря на то что за прошедшее время он поднаторел в самообладании, сэр Свенсон читал его как открытую книгу, но вместе с тем постоянно ловил себя на мысли, что при всей открытости и при всей обширной информации, которой обладал о нем маркграф, а она была куда более полной, нежели обладала даже инквизиция, сэр Андрэ Новак, а с завтрашнего утра еще и барон Кроусмарш, оставался неразрешимой загадкой. Впрочем, весьма возможно, что уже сегодня он будет знать куда больше. В самое ближайшее время он ожидал отчета своего осведомителя при сэре Андрэ и очень рассчитывал на то, что вопросов после этого станет куда меньше.

Сэр Свенсон все еще пребывал в задумчивости, когда в дверь постучали, а затем в кабинет вошел старый дворецкий. Если граф и мог себе позволить некоторую вольность в одежде или общении, этот старик не терпел подобного и всегда был аккуратен в одежде и вел себя степенно, преисполненный достоинства своим положением. Он фактически являлся лицом этого дома и, казалось, больше хозяев пекся об их авторитете, приличиях и чести семьи.

Извечная проблема замковых слуг, служивших своим господам не одно поколение. Преисполненные достоинства, они с честью представляли дома своих господ, и нередко самим господам доставалось от них на орехи, и те терпеливо сносили нападки собственных слуг. Причем это отнюдь не относилось именно к дворецким. Конюх вполне мог попенять за нерадивое отношение к животному, егерь – вставить крепкое словцо за неуклюжесть на охоте, тем паче если это могло бы привести к травмам, кухарка – не особо стесняясь, проворчать все то, что думает о господах, питающихся нерегулярно и абы как, ключница – пройтись по поводу изодранной одежды, и так каждый из слуг, кто поколениями служил в данном замке. Особая статья – кормилицы: эти не стеснялись при случае даже отвесить подзатыльник нерадивому великовозрастному дитяти, а дамам так и вовсе пройтись по мягким местам, правда, это никогда не происходило при посторонних. Все эти ворчания и попреки воспринимались дворянами вполне терпимо, и нередко, чтобы ублажить прислугу, они соглашались со справедливостью замечаний и не приказывали, а просили не ворчать. Казалось бы, абсурд. Но все имеет свою цену. Никогда и никому другому прислуга не позволит в своем присутствии плохо отозваться о господине и тут же поставит распоясавшегося на место. Не было еще случая, чтобы кто-то из этих слуг предал своих господ или стал бы наушничать на них. Если вдруг наступал такой момент, то эти слуги без раздумий готовы были сложить за своих господ голову, и не потому что этого от них требовал долг, а потому что искренне их любили.

– Сэр. Обед подан.

– А что, уже время обеда?

– Да, сэр.

– Странно. Ко мне никто не просился на прием?

– Да, сэр. Ветеран Джеф Длинный Лук.

– Где он?

– Ожидает приема во дворе.

– И когда ты собирался сообщить о его приходе?

– После обеда, – проигнорировав недовольство господина, спокойно ответил старик. Маркграф едва сдержался, чтобы не высказать старику все, что он о нем думал, но вовремя остановился. Старый слуга ни в чем не виноват, ему-то было и невдомек, что этого ветерана с нетерпением ожидает его господин, а потому он не видел необходимости нарушать распорядок дня. Ветеран? Не велика фигура, может и обождать, пока господин пообедает.

– Роберт, пригласи Джефа сюда.

– …

– А пообедаю я после.

– Слушаюсь, сэр.

Так уж случилось, что по возвращении из степи Джеф так и не смог вырваться к своему сюзерену с докладом. В окрестностях села появилась какая-то шальная разбойничья шайка, и Новак, будучи сам обязан предстать пред ясны очи маркграфа, оставил Джефа руководить уничтожением шайки, а сам в сопровождении только одного воина прибыл в Йорк. До сегодняшнего дня ветерану не представилась оказия попасть в столицу маркграфства, и вот теперь он прибыл.

– Благодарю, ваша светлость, что приняли меня так быстро. Мое долгое отсутствие не может остаться незамеченным.

– Я так и понял. Присаживайся, Джеф. Я так понимаю, что за это время произошло много всего, и рассказ будет не из коротких?

– Это точно, ваша светлость.

Весь рассказ ветерана маркграф прослушал молча, не задавая никаких вопросов. Он молчал и тогда, когда Джеф рассказывал о новом оружии, и когда тот поведал о нравах степных орков и их отношении к людям, не перебил он говорившего и тогда, когда речь зашла об Империи. Хотя все это представляло для него живой интерес. По мере рассказа маркграф только мрачнел на глазах, все больше погружаясь в себя.

– Вот, собственно, и все, ваша светлость. – Наконец рассказ был окончен, и Джеф, глубоко вздохнув и переведя дух, подвел черту под вышесказанным.

– Не скажу, что у меня нет вопросов, – все так же задумчиво проговорил сэр Свенсон. – Как повели себя эти самые карабины?

– Убойная штука, – скривившись, коротко высказался ветеран.

– Я это понял по твоему недовольному виду. Все еще грезишь длинным луком, Джеф? Судя по тому, какие потери вы сумели нанести оркам, оружие действительно хорошее, но меня интересуют не достоинства, их ты описал, а недостатки.

– Есть и недостатки, куда без них. Очень боится пыли, чистить нужно, почитай, каждый день, но это там, в степи, там пыль всюду, здесь можно и пореже. На сильном морозе точность стрельбы падает, но после пары выстрелов все становится на свои места. Баллоны нельзя перекачивать, иначе могут лопнуть и покалечить, – несмотря на то что сэр Андрэ особо обращал на это внимание, у нас был один несчастный случай. Воина спасло то, что он был в полном облачении, а еще то, что когда разорвало баллон, кусок, ударивший его, был большим и ударил плашмя, иначе его разрезало бы, а так обошлось, правда, месяц он был не боец и едва мог дышать. Медик сказал, что сломано два ребра. Сэр Андрэ разобрал один из баллонов и объяснил, что те изнутри проржавели, а потому металл не выдержал.

– Серьезный недостаток, если учесть, что в степи куда суше, чем здесь, и оружие прослужило меньше года.

– На самом деле нет, милорд. Недостаток уже устранен, теперь эти баллоны способны служить гораздо дольше. Грэг лудит их изнутри оловом, а олово и само не ржавеет, и воду не допускает к стали.

– Ясно. Что еще?

– Насос, ну чем закачивать воздух в баллоны, большой и неудобный, в походе под него нужно чуть не отдельную повозку. Ну и самое главное, оружие получается очень дорогим.

– А сильно отличается от того оружия, что сэр Андрэ принес с орочьей стороны?

– Очень, ваша светлость. То оружие куда серьезнее, эти карабины, конечно, лучше арбалетов, хотя и уступают по надежности, но то оружие и сравнивать нельзя. В чем-то они сильно похожи, но и отличаются очень сильно.

– Ну это не суть важно, того оружия уже нет.

– С чего бы это, сэр?

– Разве инквизиция не отобрала у него его оружие?

– Отобрала, конечно, да только он отдал лишь то, которое видели при нем, а есть еще, и оно хранится в тайнике. Так что на всякий случай он имеет еще несколько штук этого чудного оружия и патроны эти – он отдал не все.

– Интересно. А что, он и правда не может сделать эти самые патроны?

– Нет. Он сильно сокрушался из-за этого, но поделать ничего не может.

– Ясно. Теперь об Империи и ее армии. Что, они действительно так хороши? Меня, признаться, несколько озадачил твой вид, когда ты говорил о них.

– Великолепная выучка, сэр. Нам такого не добиться.

– Ну не надо так принижать наши способности, мы тоже не степные орки и всегда били их.

– Это просто нужно было видеть, сэр. Такого не добиться одними только тренировками, это настоящий боевой опыт. К тому же сэр Андрэ говорит, что мы видели только одну небольшую схватку, и уверен, что у них в запасе хватит сюрпризов, и я ему верю.

– А стоит ли МНЕ верить ему, Джеф? – Сэр Свенсон вперил в ветерана внимательный взгляд.

– Конечно, сэр, – не задумываясь, выпалил ветеран. – Я так говорю не только потому, что провел с ним в боях и походах весь последний год. Не знаю, как это объяснить, но он весь как на ладони, у него нет притворства, и если уж он дал слово, то будет держать его.

– Сегодня он явился ко мне с целью выкупить Кроусмарш. Хочет стать графом.

– Я знаю, зачем он приходил к вам. А графская корона… Не нужна она ему. А потом, вы ведь и сами подумывали о том, чтобы посадить его в Кроусмарше.

– Да, хотел. И если бы он сам не рвался туда, то был бы рад этому, потому как не сомневаюсь, что над ним распростер свою длань Господь наш. Но то упорство, с которым он сам рвется в этот опасный край, настораживает. Я пообещал ему продать Кроусмарш и выправить документы уже завтра, но все еще можно переиграть. Я решил сначала побеседовать с тобой. Так почему Кроусмарш?

– Потому что он хочет подготовиться к встрече с войском Империи, а там можно это делать вдали от наблюдателей инквизиции. Он боится, что если они проведают о том, что мы знаем о Южной империи, то нас всех ждет костер.

– И правильно опасается. Но соглядатаев они все одно приставят.

– Сэр Андрэ говорит, что с этим он как-нибудь справится. Главное, что Кроусмарш можно изолировать от остальных и в тиши подготовиться к встрече с врагом.

– Да с чего он взял, что Империя вообще сунется сюда?

– Может, и не сунется. А если он окажется прав? Я не говорю, что они нас разобьют и захватят, но отбиться от них будет ох как непросто, кровью умоемся и весь цвет воинства положим.

– Так, значит, ты советуешь отдать ему Кроусмарш?

– Да, сэр.

– А ну как он со своим оружием возжелает власти? Сила-то выйдет серьезная.

– Да не нужно ему этого. Он и рыцарем-то не хотел быть, да выбора ему не оставили. Если он и возжелает корону, то не для себя, а для вас.

– С чего бы это? – Маркграф настолько удивился, что забыл даже следить за собой, и все его удивление отразилось в его облике.

– Бегает он от власти как дьявол от мессы. Говорит, что из вас получился бы хороший король, не чета нынешнему, и если вы пожелаете корону, то поможет вам в этом. А сейчас он хочет просто спокойной жизни. А готовит оружие потому, что, говорит, если хочешь мира, то готовься к войне – мол, если за тобой сила, то и трогать тебя поостерегутся.

– Трудно с этим спорить. Хорошо. Можешь идти. И не смотри на меня так. Завтра внесет деньги и получит свой Кроусмарш, как и договаривались. А ты там смотри. Да, и о том, что тут рассказывал, ни слова, ни намека.

– Что ж я, дите неразумное?

– И еще. Ты как-нибудь из него дурь насчет королевской короны-то выбивай. Наш род из века в век преданно служил королевскому дому, и иного не будет. Не то дойдут его рассуждения до короля, мне потом ввек не отмыться – глядишь, еще и заговор какой придумают, доброжелателей хватает. Ладно, ступай.

В ответ ветеран только кивнул – мол, понял все, сделаем – и, отдав салют, быстро покинул кабинет.

Двор встретил его колючим морозом, тут же вцепившимся в его нос и щеки. Радовало то, что хотя бы ветра не было, иначе при таком-то морозе удовольствие не из приятных. Поправив воротник полушубка и посильнее нахлобучив треух, Джеф бодро зашагал со двора. Он не пытался скрываться и не опасался того, что кто-то увидит его выходящим со двора замка. Как-никак, двадцать пять лет отслужил в дружине маркграфа. Знает практически всех воинов и практически со всеми побывал в переделках. Разве только мясо посматривало на него несколько недоумевающее – почему посторонний свободно перемещается по замку, – но если бы они услышали имя этого постороннего, то вместо вопросительных взглядов тут же появились бы любопытные. Имечко он себе все же за эти годы заработал.

На площади Джеф заметил с десяток горожан, которые грузили на сани с вместительным коробом уже собранный в кучи снег. Снег – это дело такое. Если его не убирать вовремя, то в скором времени по улицам будет ни пройти, ни проехать. Так что в каждом квартале были установлены очереди по очистке улиц, спрос же был со старших, коих назначал городской совет.

В зимнюю пору в город на заработки приезжало много крестьян, у которых страда осталась позади и, по сути, делать дома было нечего. Конечно, горожане за уборку снега вместо своей очереди много не заплатят, но все лучше, чем бока отлеживать. Впрочем, были и такие, куда же без них, но эти лежебоки не больно-то трудились и в страду, потому и жили беднее некуда, и голод к ним стучался чаще, и на кладбище родных свозили почаще остальных.

Было уже далеко за полдень, и в скором времени на город должна была опуститься ранняя в эту пору темень, но часа два светлого времени еще оставалось, а потому торопиться особо было некуда. Джеф и не торопился, с удовольствием вдыхая морозный воздух.

«Бойцовый петух» встретил его теплым и в то же время спертым воздухом, насыщенным парами вина и эля, а также запахами из кухни. Посетителей хватало, приближался вечер, и люди тянулись к теплу, ну и к чарке-другой чего-нибудь горячительного, а как же без этого.

Джеф окинул взглядом заполненный разным людом зал и в углу заметил сэра Андрэ в компании троих мужчин, по всему видать, мастеровых. За соседним столом сидел весь десяток бойцов, которые сопровождали чету Новак в этой поездке. Сэр Андрэ не захотел злоупотреблять гостеприимством тестя и расположил людей в гостинице – сам он остановился у мэтра Вайли, только деловые встречи проводил здесь. Даниэль, владелец гостиницы, не мудрствуя лукаво, зарезервировал эти столы за постояльцами, так что если они спускались в зал, то даже завсегдатаи быстренько выпроваживались на другие места. Хозяин гостиницы даже предлагал сэру рыцарю известный кабинет для деловых переговоров, но Новак отказался, так как ничего секретного в своих разговорах не видел, а если кто что услышит, так беды не будет. Пусть разносится весть о том, что по весне намечается неплохой шанс подзаработать, вот только работать придется в столь интересном месте, что лучше будет, если узнает об этом как можно больше людей, иначе достаточного количества желающих можно и не набрать.

Новак кивнул подошедшему к столу Джефу и, не прекращая говорить, указал на скамью подле себя.

– …Мастер Лукас, вы меня знаете, внакладе я не останусь и заплачу все сполна. Разве я не расплатился честь по чести два года назад?

– Что вы, сэр Андрэ, – замахал руками старик. – Я и в мыслях этого не держал. Коли вы сказали, что заплатите втрое, то так оно и будет. Я не о том. Ведь это Кроусмарш. Гиблое место. В последний раз, когда там хотели возвести крепость, из рабочих спасся едва каждый десятый. Я тогда в ученичестве был, так спасибо моим молодым ногам, а учитель мой так и сгинул.

– Но я гарантирую безопасность. Там будет моя дружина, люди маркграфа, да еще и наемники.

– А тогда что ж, никого не было?

– Хорошо, поставим вопрос по-другому. Вместе со мной туда отправляется моя семья. Как вы считаете, дорожу я ими или нет?

– Дак верю я вам. И вы сейчас верите тому, что говорите. Но орки-то – это дело такое…

– Мастер Лукас, ну скажите, неужели никто не захочет за один сезон заработать столько, сколько сможет только за три? И ведь одним сезоном дело не обойдется. Как только обезопасим проход, то развернется остальное строительство. В первый же год развернется как минимум строительство еще одной деревни, и все это по тройной цене. И на будущий год строить тоже будем, люди потянутся, я уверен, а значит, и строить нужно будет много, а вы со своими людьми уже будете наняты, и с другими мастерами я и разговаривать не стану.

– И тоже втрое?

– Э-э нет. Цена уже будет обычной. Но насколько я знаю, многие без работы сидят и в разгар сезона, а тут и голову ломать не надо – работа уже будет вас ждать, а если сумеем достаточно лесорубов собрать и подготовить лес, то строительство и зимой будем вести. Да кто еще может предложить столько работы?

Да-а, картина была та еще. Рыцарь уговаривает мастеровых поработать, да при этом еще и обещает с три короба, лишь бы заинтересовать их. Да где такое видано? При таких объемах вокруг работодателя должна была виться целая куча мастеров и, подобострастно кланяясь, расхваливать свое мастерство и умолять сэра рыцаря нанять именно их. Но Кроусмарш был особым местечком. Туда мастеров нужно было заманивать, да еще и уговаривать, как выяснилось.

– Значит, так, мастер Лукас. Давайте вы сейчас не станете мне говорить ни «да», ни «нет». Идите домой, отдохните, подумайте, посоветуйтесь, а завтра в полдень встретимся здесь же, и вы скажете мне свой ответ.

Мастер Лукас и двое старшин артелей, которые обычно трудились с ним, поднялись и, поклонившись, направились к выходу. Андрей взял кружку, взболтнул содержимое, изучая его задумчивым взглядом, и наконец залпом опрокинул в рот.

– Как успехи?

– Да никак. Упираются.

– Может, увеличить плату?

– А может, им по их весу платить золотом?

– Но он прав, Кроусмарш у всех на устах как гиблое место.

– Ерунда. Конечно, поискать придется, но я уверен, что смогу найти желающих и за двойную плату, а в сезон так и вовсе за обычную. Это сейчас они хорохорятся, а как придет время и останутся без работы, то рады будут и этой.

– Ну, это вы лишку хватили.

– Возможно. Но рабочих я в любом случае найду. Только вот хотелось бы именно мастера Лукаса заполучить. Уж он-то со своими артелями без работы не останется. Хороший мастер. И главное, хоть деревеньку ставить, хоть крепость – универсал.

– Да откуда же вы столько словечек нахватались? Вот еще это уни-ве… язык сломаешь.

– Читал в свое время много.

– Оно и видно.

Андрей, осматривая зал, обратил внимание на то, что к владельцу гостиницы подошел мальчишка и, опасливо косясь в сторону рыцаря и его десятника, что-то ему сказал. Тот выслушал его и, утвердительно кивнув, слегка похлопал его по затылку, отправляя работать. Сам Даниэль направился к столу, за которым сидели Андрей и Джеф.

– Прошу прощения, сэр. Вас просил позвать падре Патрик. Он в отдельном кабинете.

– А что же малец – побоялся передать мне просьбу сам? Неужели я так страшен?

– Он недавно у меня работает, подобрал на улице, не освоился, робеет перед благородными.

– Эдак не набегаешься за слугами.

– Ничего. Освоится еще, – ухмыльнулся владелец Даниэль.

– Хорошо. Я поднимусь.

Андрей встал из-за стола и направился к лестнице. Гостиница Даниэля славилась среди делового круга Йорка именно благодаря этому самому кабинету. Месту, где могли без опаски обсуждать любые дела. Гарантия сохранения тайны была абсолютной и проверена годами. Андрей сомневался в этом, но пока не слышал ничего, что бы противоречило этому утверждению. Однако при столь сильных позициях инквизиции, которая в этом мире была сродни КГБ в СССР, в существование официального места, где можно говорить без опаски, как бы это сказать помягче, слегка не верилось. Но пока повода сомневаться в этом не было, хотя червячок сомнения не отпускал.

Просьба падре немного удивила Андрея. Он приехал с ним, чтобы встретиться со своими братьями. То, что он решил воспользоваться этим кабинетом, удивительным не было – как-никак, бывший епископ был в опале, и навлекать неприятности на тех, кто не отвернулся от падре и сегодня, было глупо. Но с другой-то стороны, падре тоже должен был предполагать то, что заведение Даниэля под колпаком, не дурак ведь, опять же уже был под следствием инквизиции, а как говорят, «обжегшись на молоке, дуют на воду». Но вот он преспокойно общается с кем-то из своих доверенных лиц. Да и Бог с ним по большому счету, но для чего понадобился ему Андрей, было удивительно вдвойне: уж Новак-то к делам Церкви не имел никакого отношения, а если быть до конца откровенным – то и не хотел иметь. Спокойнее так и здоровее будешь.

В кабинете за накрытым скромной трапезой столом сидели двое. Падре, о чем-то крепко задумавшийся, и мужчина средних лет. Одежда обычного горожанина, в углу на лавку сброшен ничем не примечательный полушубок и треух. Внешность также ничем не примечательна – если такого попросят описать, то и не вспомнишь ничего. Среднего роста, самого обычного телосложения, спокойное, ничем не выделяющееся лицо, ни красивое, ни страшное, обычное, в общем, лицо, без шрамов, с самой обычной бородой, какие здесь носят практически все мужчины. Серая мышка – это определение, похоже, подошло бы в самый раз.

– Проходи, сын мой, – заметив в дверях Новака, пригласил падре Патрик.

Андрей присел к столу и внимательно посмотрел в серые глаза незнакомца. Он понимал, что падре пригласил его сюда для того, чтобы познакомить с этим мужчиной, поэтому Новак, привыкший доверять своим первым впечатлениям, постарался повнимательней изучить незнакомца. И он затруднялся сделать для себя хотя бы какие-то выводы. Подобно и внешности, этот человек не вызывал ни симпатий, ни антипатий – так, нечто среднее. Это Андрею не понравилось больше всего, и он решил держать ухо востро.

Мужчина, словно понимая, что его оценивают, смотрел на него спокойным взглядом, но что-то на уровне подсознания выдавало в его взгляде такую же заинтересованность и попытку оценить собеседника, хотя внешне это был спокойный взгляд открытого и честного человека.

Падре примерно с минуту наблюдал за молчаливым диалогом этих двоих, а потом, неопределенно хмыкнув, заговорил:

– Ну что, наигрались в гляделки? Пора бы вас и познакомить. Сэр Андрэ Новак, рыцарь Английской короны, вассал сэра Сэдрика Йоркского, возможно, в скором времени барон Кроусмарш. – Андрей медленно кивнул, подтверждая сказанное. – Ну а это брат Адам, дознаватель ордена Святой инквизиции нашей матери Церкви.

При этих словах Андрей тут же напрягся, и как он ни пытался следить за собой, это тут же стало заметно невооруженным взглядом. Тело воина, которое во время опасности действовало на уровне инстинктов, тут же нашло наиболее удобную позу, чтобы иметь возможность быстро и без помех подняться, при этом не мешая обнажить оружие, рука сама собой легла на рукоять боевого ножа, так как воспользоваться мечом в относительно тесном помещении было затруднительно.

Все это не укрылось от внимательного взгляда инквизитора. Наблюдая за переменами, произошедшими с Андреем, брат Адам ухмыльнулся и, взяв со стола кружку с вином, сделал небольшой глоток.

– Не любите вы инквизицию, сын мой, – вернув кружку на стол, спокойно проговорил он. – Вон как подобрались – словно волк, загнанный в угол сворой гончих.

– Почему я должен не любить инквизицию? – как можно более безразличным тоном постарался сбить возникшее напряжение Андрей.

– А вот это вам виднее. Я говорю только о том, что вижу. Да не лапай ты ножичек: если я захочу, воспользоваться ты им не успеешь. – Он спокойно посмотрел в сосредоточенное лицо Андрея и спокойно закончил: – Лучше поверь мне на слово.

На миг Андрей засомневался, но затем решил, что оно того не стоит. Во-первых, он просто не знал, на что способен этот инквизитор. Во-вторых, и в самых главных, если его позвали, значит, хотят поговорить, а лучший способ узнать о чем – это все же выслушать пригласившую сторону.

Рука соскользнула с рукояти и спокойно взяла со стола кувшин с вином, нарочито медленно наполнила третью кружку и столь же медленно поднесла ее к губам. Сделав небольшой глоток терпкого напитка, Андрей все так же нарочито медленно поставил ее на стол.

Инквизитор легкой ухмылкой дал понять, что оценил то, что рука рыцаря тверда и в ней нет ни капли дрожи, а значит, не страх изменил намерения Новака, а желание выслушать пригласивших его.

– Итак, падре, брат Адам, я слушаю вас.

– Я пригласил тебя, сын мой, чтобы поговорить о Южной империи.

При этих словах падре Патрика Андрей вновь инстинктивно напрягся и непроизвольно осмотрелся в поисках щелей и дырочек, сквозь которые могли за ними наблюдать и подслушивать. На губах инквизитора вновь появилась ухмылка, но на этот раз она была несколько иной – одобрительной, что ли. И подтверждение наблюдениям Андрея не заставило себя долго ждать:

– Сейчас нас никто не слушает, – спокойно проговорил брат Адам. – Примите мои поздравления. Люди весьма немалого ума попадались на полной уверенности в безопасности этого места.

– Значит, инквизиция все же держит это место под колпаком, – скорее утвердительно, чем вопросительно проговорил Андрей.

В ответ на это, инквизитор поднялся и, подойдя к противоположной от входа стене, отодвинул в сторону небольшую декоративную панель, которая, казалось, была закреплена намертво. Брат Адам сделал приглашающий жест, и Андрей, подойдя, заглянул в образовавшееся маленькое оконце. За ним располагалась небольшая комнатка, скорее клетушка, в которой едва мог расположиться один человек. Там были небольшой стол с горящим светильником, с письменными принадлежностями и скамья, расположенные таким образом, чтобы сидящий как раз находился левым ухом у этого оконца. Была видна и узенькая лестница, устроенная между двумя стенами и ведущая вниз.

– Лестница ведет в подвал и наверняка не сообщается с общим помещением, скрытая фальшивым фундаментом, а там подземный ход. Куда он ведет?

– Это не имеет значения. Вынужден с вами согласиться, падре, сэр Андрэ и вправду весьма неординарный человек. Но, как бы это сказать, немного невыдержанный. Однако надеюсь, в бою вашей выдержке можно позавидовать. Наверняка так, иначе вас давно сожрали бы орки.

– Степные орки не едят разумных, – внимательно следя за реакцией инквизитора, проговорил Андрей.

– Но вы были и за Яной, а уж они-то человечинку очень уважают, – не моргнув глазом, ответил тот. – Сэр Андрэ, кого только мне не приходилось изображать по долгу службы, иногда от этого устаешь. Да и времени у нас не так много, как хотелось бы. Писарь скоро вернется на дежурство, так что лучше сразу к делу. Давайте поступим так. Я вам вкратце расскажу кое-что, а затем мы поговорим.

– Я внимательно вас слушаю.

– Вот и прекрасно. Итак, о существовании Южной империи и других государств орков известно уже давно. Очень давно. Как такое случилось, до сих пор непонятно, но около десяти лет об орках не было ни слуху ни духу. Люди расселялись, ссорились – и наконец разделились. А потом в наказание за наши распри Господь отвернулся от нас, а сатана наслал на нас полчища своих слуг. Разумеется, это официальная версия. Со степными орками мы столкнулись несколько позже, чем с лесными. Так уж случилось, что люди появились здесь на ничейной земле: полоса земли не была занята никем. Постепенно люди отвоевывали территории, и между степными орками и лесными появились людские государства, и орки перестали ходить в набеги друг на друга: мы надежно отделили одних от других. Однако вскоре у степных орков были обнаружены монеты, а деньги – это уже признак государства. Затем были и другие находки, которые никак не вязались с дикарями, посуда со сценами штурмов крепостей, с изображением баталий и воинами, облаченными в одинаковые доспехи. Было принято решение начать изучать врага. Брались пленные орки, изучался их язык. Тут-то и стало известно о множестве государств за степью. Именно государств, со всеми структурами, должными для нормального государства, со своей письменностью и, самое главное, летописями. К оркам был направлен отряд разведчиков – лучшие из лучших. Им удалось доставить одну из летописей и грамотного орка. Вот тут-то и стало известно доподлинно, что орки живут здесь гораздо дольше, нежели в этом мире появились люди.

– А значит, стало известно и о том, что они никакие не исчадия ада, а просто хозяева этого мира, люди же – нежеланные здесь гости.

– Именно. Но к тому моменту святой Иоанн уже покоился с миром, а никто другой не мог открыть врата обратно. Нам оставалось только выживать в этом мире. Люди были уже разобщены, и единственное, что еще связывало их, это вера. И тогда Церковь стала усиливать свои позиции, был создан орден Святой инквизиции. Даже среди священнослужителей далеко не многие знают о существовании орочьих государств.

– Ну что же, весьма познавательная беседа. Но только вы не сказали пока ничего такого, чего бы я не знал или о чем не догадывался. Вот скажите, неужели вы действительно полагали, что вам удастся вечно удерживать это в тайне? Ведь живущие на южной границе видели, что повадки степных орков сильно отличаются от повадок лесовиков.

– Это так, но это было только на уровне слухов и догадок. Сильные позиции инквизиции на южной границе позволяли сохранять тайну.

– Что же изменилось?

– А изменилось то, что полученные вами сведения перевернули все с ног на голову. До сих пор степные племена орков служили хорошей защитой от орочьих государств. Но теперь, когда вопрос возникновения единой Империи орков – почти свершившийся факт, вероятность того, чтобы степняки сумели сдержать Империю, очень мала.

– Это свершившийся факт. Да, соперник еще не добит, но он уже на коленях, осталось нанести последний, решающий удар. Два, от силы три года – и Империя придет сюда. Вы в этом сомневаетесь?

– Честно признаться, сомнения есть относительно существующего положения дел. Информации недостаточно.

– Для меня – так вполне.

– Дело в том, что для синода информации, полученной от опального епископа и неблагонадежного рыцаря, а по сути, только от него, будет недостаточно. Вы понимаете, что если обнародовать эти сведения, то это будет сродни снежной лавине в горах.

– Страшно и убийственно. Да понимаю. А еще я понимаю, что если попытаюсь сам сделать это, то окажусь на костре. Я даже понимаю то, что очень сильно рискую, беседуя с вами. И только не догадываюсь, почему должен оставить вас в живых.

При этом голос Андрея изменился. Он вроде все так же звучал спокойно и ровно, но что-то в нем неуловимо поменялось, и сквозь это спокойствие прорвалась неприкрытая угроза. Реакция брата Адама была молниеносной.

Как в его руке оказался нож и как именно он нанес удар, Андрей так и не рассмотрел. Нет, потом-то он все вспомнил и разложил по полочкам, но вот в тот момент он буквально ничего не заметил. Просто сработали милицейские рефлексы, помноженные на ежедневные тренировки и длительный боевой опыт.

Ударом обеих рук вперехлест, по кисти, он выбил нож из рук инквизитора, вызвав его болезненный стон. В следующее мгновение он нанес боковой удар ребром ладони по шее, удар ногой под колено – и вот он уже перехватывает упавшего на колени брата Адама за подбородок и затылок, чтобы одним движением сломать тому шею…

– Андрэ!!! Нет!!!

Окрик падре подействовал на Андрея отрезвляюще и успел остановить движение, несущее смерть. Он отпустил своего противника, и тот повалился на пол бесчувственной куклой.

– Ты убил его?

Андрей нащупал артерию на шее поверженного инквизитора и, посмотрев на священника, ответил:

– Пока нет. Но вот убейте меня, не понимаю, почему вы меня остановили и почему я не должен закончить начатое?

– Это я ему все рассказал.

– Это я понял.

– Как ты не понимаешь, без поддержки Церкви нам не остановить вторжения.

– Это-то я понимаю – и именно поэтому все рассказал вам.

– Ты думаешь, что мне под силу одному поднять столь непосильный груз?

– Нет, конечно. Но у вас есть ваши последователи, друзья и соратники.

– Так вот, брат Адам – тот, кому я больше всего доверяю. Тот, кто пытался устроить мой побег из узилища, и не удалось ему это только потому, что я отказался бежать.

– Инквизитор???

– Брат Адам, который с послушничества был рядом со мной. Он не раз пытался образумить меня, но я его не слушал, ибо верил в свою правоту.

Инквизитор зашевелился на полу. Вскоре он сумел сесть и встряхнул головой и, подняв пока еще замутненный взгляд на Андрея, вымученно улыбнулся:

– Да-а, сэр Андрэ, – прохрипел он, – удивили вы меня. Никак не ожидал, что рыцарь и воин будет готов отразить подлый удар убийцы.

– Скажем так, мне повезло, – пожав плечами, ответил Андрей. Не объяснять же ему, что получать подлые удары ему не впервой, да и благородный рыцарь из него – как из свиньи балерина.

– Ну что же, пока согласимся с этим. Кстати, покажете потом мне приемчик, которым обезоружили меня? О-о, дьявол! – Брат Адам попытался подняться и при этом опереться на правую руку, но ее всю прострелила острая боль.

Падре тут же поспешил на помощь пострадавшему и заботливо ощупал руку. Андрей уже знал, что в этом мире весьма успешно боролись с переломами, если только они не вызывали внутреннего кровотечения или не были открытыми. В первом варианте в половине случаев терялась конечность из-за гангрены, во втором дела обстояли так же, как и при ранениях, то есть длительное заживление, а возможно, и заражение ввиду отсутствия элементарных антисептиков. Считалось, что лучшими лекарями были именно священнослужители, а потому Андрей не видел причины вмешиваться в процесс оказания первой помощи.

– Хвала Господу, перелома нет, только ушиб. Но поболит еще долго.

– Это как водится, падре, – кряхтя ответил инквизитор. – Так вот, – словно ничего и не произошло, продолжил брат Адам, – сведения, которые вы предоставили падре Патрику, необходимо подтвердить, и лучше будет, если это сделает тот, кто не вызовет сомнения у синода.

– Ну так в чем проблема? – Андрей вновь как заведенный пожал плечами. – Снарядите разведывательный отряд, и дело сделано.

– Не все так просто, сэр Андрэ. – Андрей заметил, что в голосе инквизитора появилось нечто, чего раньше не было, – уважение, что ли. Чем это вызвано – тем, что Андрей взгрел незадачливого убийцу, или тем, что тот зауважал остроту ума собеседника, – было непонятно, но вот что-то такое появилось. – Синод не направит разведывательного отряда хотя бы по той причине, что не поверит в то, что сложившийся вековой порядок вдруг нарушился. Они верят в нерушимость существующего положения дел.

– Хотите моими руками таскать из костра горячие каштаны? Нет. Я не отправлюсь туда и не стану сопровождать вашего человека.

– Вы не хотите доказать вашу правоту?

– Я прав. И мне этого достаточно.

– Пока нас с падре только двое. Но если удастся доставить сведения, то это может изменить отношение к проблеме многих из синода. Да, возможно, это может привести к расколу и, как следствие – к ослаблению позиций Церкви, но зато это пойдет на пользу людям.

– Я повторяю, мне не нужно ни в чем убеждаться. Для себя я уже сделал все выводы. Рисковать собой и своими людьми для того, чтобы доказать очевидное, я не вижу смысла.

– Падре не сомневается в правоте ваших слов, но даже я, безгранично верящий ему, не могу в это поверить полностью. Кто же тогда сможет этому поверить?

– Вы повторяетесь. Мой ответ прежний: нет.

– Да как же…

– Погодите, – подняв руку, прервал инквизитора Новак. – Падре верит мне, но вы поверить не можете. Но с чего вы взяли, что синод поверит тому, кто доставит им эти сведения? Да они не поверили бы даже Папе, вздумай он сказать им об этом. Его тут же сочли бы сумасшедшим, и все это только потому, что сведения могут оказать влияние на существующий порядок.

– Поэтому вы хотите забиться в самый дальний угол от степи, отгородиться от лесных орков и ждать, что все может измениться к лучшему, но без вашего вмешательства?

– Я – не мессия, чтобы решать судьбы людей. Я обычный человек, если хотите, простой солдат. А ваше заявление по поводу безопасного уголка… Простите, но это даже не смешно. Я сегодня половину дня потратил на то, чтобы найти рабочих для того, чтобы поставить в Кроусмарше крепость, и пока не преуспел в этом, а ведь им была обещана тройная плата. Почему? Да потому что все они помнят, чем закончились попытки маркграфа поставить там крепость, и не верят в то, что это получится у новоявленного барона, в одиночку.

– Но ведь на что-то вы надеетесь?

– И вам, и мне доверяет падре, но вы не доверяете мне. Почему я должен доверять вам?

– Потому что вы еще не под арестом и вас не тянут в темницу.

– Это аргумент. Но и вы живы только потому, что вам доверяет падре.

– Вот и поговорили.

– Да уж, поговорили.

Инквизитор нарочито медленно, чтобы рыцарь не дай Господь не подумал ничего плохого, подобрал свой нож и спрятал его в рукаве куртки. Затем так же медленно, но уже по причине боли в руке, надел полушубок, нахлобучил на голову треух и, посмотрев на Андрея, проговорил:

– Мы еще вернемся к этому разговору. – Как ни двусмысленно звучала эта фраза, но Андрей почему-то сразу понял, что второго дна у этих слов нет – просто констатация того, что разговор будет иметь продолжение, и все. Уже в дверях инквизитор остановился и обратился к Андрею: – А все же покажите мне тот прием. Очень эффективно.

– Непременно. Обращайтесь, когда рука перестанет болеть.

– Хорошо. – Инквизитор вышел из кабинета и тихо прикрыл за собой дверь. Вот теперь разговор и вправду был окончен.




Глава 2

Кроусмарш. Заговорщики


Распутица. Дорога была так себе. Не дорога, а одно направление. Среди огромного луга просто выделялась одна полоска, на которой с растительностью было немного похуже, нежели на остальном пространстве, изредка попадались небольшие проплешины голой земли. От снега уже не осталось и следа, ранняя весна быстро предъявляла свои права на эту землю, но влаги было более чем достаточно. Однако наличие растительности ничуть не мешало копытам лошадей довольно глубоко проваливаться в землю, безжалостно втаптывая в мокрую, словно губка, землю траву. Поднимаясь, копыта зачастую вырывали ее с корнями, так как жирный чернозем большими комьями прилипал к ногам животных и облепил их по самые бабки.

Глядя на эту картину, искренне становилось жаль бедных животных, которые с большим трудом несли на себе закованных в доспехи воинов. Несмотря на то что движение было неспешным, шерсть лошадей уже изрядно пропиталась потом. Нечего было и думать посылать их вскачь – это окончательно добило бы животных. Ничего, еще неделька такой погоды – и земля достаточно просохнет, во всяком случае большой караван уже выдвинулся из Новака: там дороги просохли настолько, что по ним можно было уже двигаться, – купеческие караваны, правда, выждут еще минимум с неделю, но у новых поселенцев времени было в обрез.

Ехавший в голове колонны Андрей направил своего коня немного в сторону, пропуская всадников вперед. Высокий гнедой жеребец недовольно всхрапнул, но все же подчинился твердой руке всадника. Этот маневр проделывался уже не впервые, и всякий раз после недолгой остановки и обманчивого роздыха ему вновь приходилось напрягаться, чтобы обогнать колонну и занять свое место во главе.

Андрей остановил коня и окинул взглядом колонну. Девятнадцать всадников – девять из его дружины и десять из дружины маркграфа, – все верхом на замученных лошадях. Впрочем, из людей Андрея только восемь были воинами, девятый был новиком: Брук сумел все же уговорить Андрея взять его с собой в качестве оруженосца. Но после службы на границе он имел право участвовать в этом походе. Для этого сироты дружина Андрея была всей его семьей, Андрей же, сам того не желая, фактически заменил парнишке отца. В середине колонны две крытые повозки запряжены быками: даже хваленые тяжеловозы были не способны в этакую распутицу тянуть груженые повозки – такое было под силу только быкам, да и те изрядно вымотались. По сути, отряд мог бы двигаться и немного быстрее, что сократило бы путь как минимум на сутки, но вот эти повозки значительно сдерживали движение.

Когда колонна практически миновала его, от хвоста отделился всадник и приблизился к Андрею, после чего они поехали рядом и немного в стороне.

– Что скажешь, Джеф? Опять будем ночевать в поле?

– Нет, сэр. Как я вам и говорил, к закату будем на месте.

– Что-то этот клятый форт никак не хочет появляться.

– Мы уже не далее как в двух милях от него. Вон на тот урез поднимемся – и увидим Кроусмарш. Проклятые повозки. Ведь говорили же старики, что весна будет ранней. Нельзя было доставить продовольствие пораньше?

– Продовольствие поступает раз в месяц, вместе со сменяемым десятком.

– Это-то понятно, но есть же еще и практичность. Это – непрактично.

– Возможно, его светлость решил показать мне, что я явно погорячился, берясь за Кроусмарш, или решил дать мне прочувствовать, как нелегка доля рыцаря на службе у сюзерена.

– А кто ж его знает, что он там себе решил.

В этот момент Джеф всмотрелся в даль и удовлетворенно улыбнулся. Шедшие передовым дозором двое воинов из отряда Андрея как раз поднялись на урез и, видимо, обнаружили их цель путешествия, так как один из воинов вдруг поднял коня на дыбы и азартно замахал рукой. При этом всадники остались на месте, поджидая остальных. Явный признак того, что все спокойно, просто теперь надобность в передовом дозоре отпала.

– Ну, вот и Кроусмарш.

– Скорее бы уже. Устал как собака.

– Ничего. Сегодня еще отоспимся, а завтра за дело примемся.

– Твоими бы устами да мед пить.

– Что-то вы невеселы. Трудный путь позади. Впереди отдых.

– Вот скажи, Джеф, сколько там воинов?

– Как это сколько? Тридцать.

– И все они – мясо?

– Как бы не так. Не все ветераны, но и явное мясо сюда никто не пошлет. Здесь только полноценные воины, ну и ветераны, конечно, найдутся – в таких гарнизонах без них никак.

– И что, они с удовольствием воспримут то, что ими будет командовать рыцарь без роду, без племени.

– Ну, такой рыцарь ими уже командовал.

– Ричард Рэд был из их среды. Они знали его. Знали, на что он способен. Даже будучи простым воином, он пользовался их уважением, и там наверняка найдется кое-кто, кто помнит его. И тут на смену ему приходит его убийца, да еще поднявшийся из низов.

– Уважением-то он пользовался, это верно, да вот только не любовью. Но я вас понял. Думаете, станут проверять на прочность?

– Уверен в этом.

– Хотелось бы сказать, что это не так, да и вы мне не поверите, и я вас обманывать не хочу. Однако на первый раз можно ограничиться тем, что вызвать к себе старшего десятника. Я узнавал – это мой старый приятель. Да вы его знаете, это Робин, тот самый, что был на постоялом дворе, когда вы дрались с сэром Ричардом.

– Ага, дрался. Скажешь тоже.

– Главное – результат. Так вот Робин держит воинов в ежовых рукавицах. Так что наладите контакт с ним – и дальше все пойдет как по маслу. Да и командовать вам ими только месяц, а там они покинут нас.

– Но останутся мои воины, которые будут свидетелями всего, что тут произойдет. А недели через две подтянутся и остальные, а там не только мои люди, но еще и сотня наемников-арбалетчиков. Нет, Джеф. И вечный бой, покой нам только снится.

– Красиво сказано, сэр. Сами придумали?

– Нет. Это какой-то бард, имени уже не припомню.

Форт выглядел угрюмо и недоброжелательно. Частокол высотой не больше пяти метров из посеревших бревен. Эта унылая картина напомнила Андрею кадры из фильма «Храброе сердце»: такая же унылость и серость, только там укрепление и укреплением-то назвать было нельзя. Здесь же, несмотря на унылость, бревна были хорошо подогнаны друг к другу, практически исключая наличие щелей. Наверху они имели заостренные концы. Вдоль стен шел козырек из тонкого кругляка, покрытого слоем глины вперемешку с соломой, выполняющий своеобразную роль машикулей, предохраняя защитников форта от навесного обстрела. Башни отсутствовали, имелись только две вышки для наблюдателей, также прикрытые от обстрела и дождя, – одна находилась у стены, обращенной к Яне, и вторая – на противоположной стороне.

При подходе отряда створки ворот раздались в стороны, пропуская усталых путников вовнутрь.

Внутри также царили серость и уныние. Вдоль стен расположились постройки, крыши которых одновременно служили и помостом для занятия позиций обороняющимися. Сразу слева от ворот вдоль всей стены располагались постройки складов. Дальше шла конюшня, весьма просторная, надо сказать, для того количества лошадей, что имелось. Сейчас возле нее суетился с десяток воинов, обихаживающих оседланных лошадей, и, судя по всему, подготовка к выходу уже заканчивалась: к седлам крепились переметные сумы и скатки с вещами. Вдоль стены, обращенной к Яне, располагалась казарма, где наверняка тоже не было тесно. Там же имелась еще одна дверь, ближе к углу – по-видимому, это было жилище командира гарнизона. Вдоль другой стены имелся навес, с наклонным козырьком – это был сеновал, а козырек, такой же как и на стенах, должен был предохранять от зажигательных стрел. Справа от ворот имелась кузница. Не сказать что она была большой и хорошо укомплектованной, но для того чтобы подправить вооружение и доспехи, вполне годилась. В форте не было своего кузнеца – не нашлось желающих, но покажите того солдата, который не в состоянии уследить за своей воинской справой, худо-бедно с этим мог совладать каждый. Конечно, не работа мастера, но чтобы продержаться три месяца – вполне. Рядом с кузницей находился навес, под которым имелась поленница, сейчас сильно прореженная, но дров до наступления тепла, судя по всему, хватить должно было. Посредине находился плац, который все же удивил Андрея. Конечно, речь о воинах, и выполнять иную работу, кроме воинской, как бы зазорно, но и месить грязь – тоже удовольствие сомнительное, поэтому двор был посыпан гравием. За годы эта насыпь была хорошо утрамбована, и хотя чистоты асфальта или каменной мостовой обеспечить не могла, но и грязь не разводила. Практично, в общем.

У ворот отряд уже встречали. Отъехав в сторону, чтобы дать возможность остальным попасть в форт, Андрей подал знак Джефу, чтобы тот разбирался с отрядом, а сам спешился перед рыцарем – облаченным в полный доспех и знакомым по давнему происшествию десятником Робином. Десятник только бросил короткий взгляд на Джефа и коротко кивнул ему в знак приветствия, тот ответил ему тем же, а сам направился выполнять распоряжение Андрея.

Взгляд рыцаря Новаку не понравился. Тот смотрел на него недовольно, с нескрываемым раздражением.

– Сэр Андрэ?

– Да, это я.

– С прибытием в Кроусмарш.

– Спасибо. И вам не хворать.

– В Кроусмарше есть неписаное правило: всегда вовремя сменять убывающую смену.

– Во-первых, вначале неплохо было бы представиться, сэр. Во-вторых, не понимаю, что вас так расстроило. Сегодня первое апреля, так что я точен.

– Прошу прощения, – все же сбавил обороты рыцарь. – Сэр Эрик барон Арунделл. А что касается опоздания – если вы не заметили, дело к закату.

– Но все еще первое апреля, – упрямо повторил Андрей.

– Это так. Ладно. Не буду вам мешать, – вдруг преобразился барон Арунделл. – Нам еще нужно накрутить как можно большее расстояние, от этого проклятого места.

– Вы уже покидаете форт! – наконец понял суть происходящего у конюшни Андрей.

– Не вижу причин задерживаться здесь.

– Не хочу показаться невеждой, но ответьте, пожалуйста, на один вопрос. Имущество в форте числится за вами?

Судя по реакции барона, вопрос и впрямь был не из приличных. Но Андрей не мог его не задать, так как весь его прошлый опыт службы в войсках говорил о том, что имущество никогда не пропадает в никуда. Даже то, что разворовывается тыловиками, в первую очередь списывается – кто поступает иначе, очень скоро попадает пред светлы очи следователя прокуратуры или попросту выплачивает всю недостачу из своего кармана. Расходы у Андрея и без того были немалыми, а сколько еще предстояло потратить, одному Богу известно, а потому выкладывать деньги из-за того, что ему было неудобно задавать подобные вопросы, не хотелось.

– Имущество целиком находится в ведении старшего десятника, – барон кивнул на Робина, и тот легким кивком дал понять, что все обстоит именно таким образом.

– Еще раз прошу прощения, я не хотел вас обидеть своим вопросом.

– Ерунда. – Смена настроения у барона Арунделла легко объяснялась его нетерпением убраться отсюда как можно быстрее, и надо заметить, что, судя по всему, последнее обстоятельство его весьма радовало.

– Однако стоит ли выдвигаться на ночь глядя?

– Из такой-то дыры? Да хоть среди ночи. Конечно, неудобно передвигаться ночью, но в то же время абсолютно безопасно. Оркам, этим исчадиям ада, распутица тоже не по вкусу.

– Тогда не буду вас задерживать.

– Прощайте.

Сэр Эрик легко вскочил в седло подведенного здоровенным детиной вороного жеребца и уже из седла задал, как видно, уже давно интересующий его вопрос.

– Сэр Андрэ барон Кроусмарш, – задумчиво проговорил сэр Эрик. – Конечно, это не мое дело, но за каким дьяволом вам понадобилось это баронство?

– Вероятно, захотелось иметь собственный дом, – улыбнувшись, ответил Андрей.

– Не нахожу ваш выбор удачным. Уж извините.

– Ничего. Вы не первый, кто сомневается в моем здравомыслии. Счастливой дороги.

– Благодарю вас. Ну что, дьявол вас побери! Готовы? Тогда в путь!

Вот такая вот интересная смена начальства произошла в этом богом забытом форте. Андрей подозревал, что так смены происходили каждый раз. Но также он знал и то, что этот раз был последним, так как теперь сюда прибыл хозяин. Возможно, он и ошибался, на то воля Господа, но не сомневался – это точно.

– Ну, здравствуй, Робин.

– Здравствуйте, сэр.

– Вижу, что ты меня узнал.

– Узнал. Хотя и мудрено это, сэр.

– Что так?

– Изменились вы сильно, сэр.

– Хочу сразу поставить все точки над «i». Мною был убит сэр Ричард. Это как-то задевает тебя? Только честно.

– А по-другому и не умею. Нет, меня это никоим образом не задевает, сэр.

– А остальных?

– Я за них не ответчик, сэр.

– Ладно, разберемся. Что, проблем по обустройству не возникнет?

– Места предостаточно, казарма просторная, лишняя дюжина топчанов имеется, это сегодня смена так скоро произошла, а обычно отряд прибывает за сутки, но людей разместим, не сомневайтесь, сэр.

– Это хорошо. Робин, мне известно о том, что воины из разных отрядов не больно-то уживаются друг с другом, разъясни своим, что мои люди – не мясо и год прослужили на границе со степью. Я это к тому, что поножовщина мне не нужна.

– Пустое, сэр. Воины прекрасно знают, кто прибыл сегодня, вопросов, конечно, будет много – никто ведь из них в степи не бывал. А горячие головы… Не думаю, что хоть у кого-то возникнет желание задевать людей Джефа Длинного Лука, сэр. – Это заявление немного расстроило Андрея. Во-первых, это были его люди, а не Джефа. Во-вторых, он как бы тоже бывал в степи и даже как бы немного командовал этими самыми воинами, но старший десятник на этом внимания не заострил. Однако виду, что расстроен, Андрей не подал.

– Робин, ты не мог бы выполнить одну мою просьбу? Я, конечно, понимаю разницу в положении, но не мог бы ты не так часто говорить «сэр»? Ну, когда нас не слышат другие. Это немного усложняет общение.

– Я понял, – улыбнувшись, ответил ветеран, и вот эта улыбка Андрею понравилась, открытая и… одобрительная, что ли.

– А сейчас построй всех людей, кроме дозорных на вышках, разумеется.

– Есть, сэр.

В едином строю застыли и старожилы, и на левом фланге те, кто только что прибыл в форт. Все правильно – усталость усталостью, но коли уж поступила команда построить весь личный состав, то так тому и быть, тем более что сказать ему было что и сменному гарнизону, и своим вассалам.

– Итак, – прочистив горло, громко начал Андрей. – Я сэр Андрэ Новак барон Кроусмарш, новый владелец этих земель и волей сэра Свенсона ваш командир до конца апреля сего года. Говорю один раз и повторяться не собираюсь. Воины из числа Йоркской дружины, старшим десятником остается Робин Атчесон. Мои вассалы подчиняются десятнику Джефу Длинному Луку… – Это заявление вызвало глухой ропот, который, впрочем, был не чем иным, как удивлением. Бывало, конечно, что рыцарь прибывал на службу с одним или двумя оруженосцами или воинами из своей дружины, но чтобы вот так приводили сюда целую кучу вассалов – это внове. – Если у других десятников возникают вопросы, обращаются к Джефу, и никак иначе. Далее. Если и дальше продержится такая погода, а это, судя по всему, так и будет, то через две недели сюда прибудут первые поселенцы. Сразу хочу заметить, что люди они семейные, мало того – с караваном прибудут и семьи воинов, которые стоят с вами в одном строю. – Новая волна приглушенных разговоров, в которых иногда проскальзывали язвительные замечания по поводу семейных воинов. – Прекратить разговоры! Вы в строю или в таверне на посиделках?

При этих словах Робин, слегка выдвинувшись из строя, осмотрел орлиным взором своих подчиненных, так как шум исходил именно из их рядов, и перешептывания тут же прекратились. Андрея это слегка задело: ведь не его окрик, а строгий взгляд старшего десятника навел порядок в строю, но он решил не подавать пока виду.

– Так вот. Я прекрасно понимаю, что вы обходились без женского внимания по месяцу, а то и по два. Вынужден вас разочаровать: придется обходиться и оставшийся месяц.

– Дак а если они по желанию и даже с радостью?

– Имя?

– Лучник первого десятка первой сотни дружины маркграфа Йоркского Итен Одли, сэр.

Андрей внимательно посмотрел на дерзкого лучника. Высокий, крепкого сложения, впрочем, иных в дружинах и не держали, некрасивое лицо еще больше обезображивал шрам, тянущийся сверху вниз через всю левую половину лица, теряющийся в окладистой бороде, – не иначе как отметина, оставленная мечом, однако воину повезло: глаз этот удар пощадил. По виду ему было далеко за тридцать, так что, судя по всему, послужить этот воин успел изрядно. И возраст, и повадки выдавали в нем бывалого ветерана.

– Дисциплинированный воин молчит, когда говорит рыцарь и командир, пока его не спросят. Ты этого не знал? – глухо, не скрывая своего раздражения, проговорил Андрей.

– Прошу прощения, сэр.

– Повторяю, никаких интрижек и любовных потех я не потерплю. Все они являются моими вассалами или вдовами вассалов, за которых я несу ответственность перед Богом и людьми. И крестьяне, и мастеровые, и воины, а также члены их семей. Мне не хотелось бы наказывать вас за то, что вы вдруг решите немного расслабиться.

– Ну а если, скажем, я с серьезными намерениями?

Нет, этому Итену Одли явно хотелось выставиться напоказ или выставить в неблаговидном свете нового командира. Андрей не обманывал себя и прекрасно понимал, что всему гарнизону известно, кто он, и то, что он поднялся из низов. Конечно, знали они и о том, что браслеты свои он добыл не в честной схватке с орками, а благодаря чудному оружию, которое изъяла инквизиция. Все это они знали, возможно, и из первых рук, но скорее всего, благодаря обросшим самыми невероятными подробностями слухам. Слышали они и о его службе на границе со степью, но опять-таки что в тех пересудах правда, а что ложь, понять было трудно. А потому сейчас шла элементарная проверка на вшивость. Конечно, ветеран рисковал быть наказанным, да только от того, как сейчас себя поведет Андрей, зависело то, как воспримут его эти воины.

Еще когда он учился в военном училище, его ротный не раз и не два говорил тогда еще будущим офицерам: «Никогда не имейте солдата перед строем. Запомните: на миру и смерть красна. Выводите наглеца из строя и разбирайтесь с ним в канцелярии. Совсем не обязательно бить, достаточно просто лишить его даже молчаливой поддержки товарищей – и тогда он сам станет шелковым. Бывают, правда, экземпляры, ну тут уж как повезет». Эту науку он усвоил хорошо и систематически использовал по ходу службы. Даже будучи участковым, он часто прибегал к этому приему, наблюдая за тем, как сдувались дебоширы, едва оказывавшиеся без поддержки зрителей.

– Итен! – Окрик Робина заставил замолчать дебошира, но его взгляд при этом оставался твердым и вызывающим.

– Отставить, старший десятник! Атчесон, я так понимаю, что та дверь в углу казармы – это мое новое жилище? – обратился Андрей к Робину.

– Так точно, сэр.

– Прекрасно. Одли, выйти из строя!

– Есть, сэр.

Никакого смирения, никакого уважения, только подчинение в силу сложившихся обстоятельств своему командиру. Крепкий орешек. Такие либо никогда не подчинятся до конца, либо становятся верными сподвижниками, если только сумеешь заполучить их уважение. Но стоит такого унизить перед всеми – и получишь лишь вечную проблему.

– Отправляйся к моему жилищу и жди меня там.

– Есть, сэр. – Ни капли сомнения, ни намека на раскаяние, твердый волевой взгляд.

Андрей проводил ветерана внимательным взглядом и легкой ухмылкой, не обещающей ничего хорошего. Этот, похоже, из тех, кого его ротный относил к категории «экземпляр». Ну да глаза боятся, а руки делают. Он вновь осмотрел строй и продолжил:

– Тем не менее вопрос задан. Отвечаю. Все эти люди направляются сюда, чтобы основать здесь поселение. Если кто из вас захочет остаться в Кроусмарше, найдя свое счастье и осчастливив кого-либо из женщин, то я возражать не стану, наоборот, буду только рад. Правда, в том случае, если сэр Свенсон освободит вас от службы. Ну так как, есть желающие поселиться в Кроусмарше?

Вид стушевавшихся воинов его немного позабавил, но среди своих вассалов он заметил задорные улыбки. Что и говорить, предложение не из приятных. Орки ни за что не смирятся с возведением сильного укрепления в этом месте, и даже если это удастся, то будет стоить большой крови. Очень большой.

Его люди искренне верили в него и в его счастливую звезду. Ну а риск? Риск в их жизни присутствовал всегда, куда же без него. Гарнизон форта тоже рисковал, но это был все же разумный риск и вполне устоявшееся положение дел. Появление здесь владетеля вносило изменения в существующие реалии, а значит, и риск возрастал многократно. В общем, мало приятного, а скорее наоборот.

– Тогда намотайте себе на ус. Если кто-нибудь посмеет хоть взглядом, хоть словом, я уже не говорю о действии, обидеть МОИХ людей, пусть лучше сам повесится, это будет куда проще. Здесь я владетель, и я буду судить негодяя, и суд этот будет скорым и правым. – А вот в это поверили сразу и безоговорочно. Что-то такое было в голосе новоявленного барона, что заставило их поверить. Знали бы они, насколько оказались правы… – Десятники, командуйте. Атчесон, ко мне. Давай пройдемся по форту, расскажешь, как тут и что, – обратился он к старшему десятнику, когда тот распустил людей. – Ну что, пожалуй, начнем со стены?

– Как скажете, сэр.

Подняться на стену, или, точнее сказать, на кровлю построек, которые, собственно, и выполняли роль помостов, на которых находились обороняющие стены, можно было по четырем широким, так что могли без труда разойтись два человека, лестницам.

Кровля несколько озадачила Андрея, так как была плоской и засыпанной речным мелким гравием. С технологией совмещенных перекрытий он был знаком, но там требовалось немалое количество рубероида и смолы, а вот как они смогли обойтись здесь, ему стало даже интересно, так как по всему выходило, что кровля должна была нещадно протекать.

– Как, кровля-то не протекает?

– Нет. Здесь понизу слой в целый фут утрамбованной глины, а поверх уже, чтобы глину не месить, в полфута насыпан речной песок. Время от времени подправляем, но даже в сезон дождей влагу нормально держит.

Андрей прошелся по поверхности и обратил внимание на то, что мягкий грунт все же доставлял кое-какое неудобство, но в целом – дешево и сердито, а поджечь такую кровлю и вовсе нереально.

Подойдя к стене, обращенной к Яне, Андрей увидел тот самый проход, о котором много слышал. Не знай о том, что это причуда природы, он решил бы, что тот рукотворный. Спуск к реке был словно специально срыт – особо пологим его назвать было нельзя, скорее он был крут. Андрей прикинул, что воин в полном облачении на таком крутом подъеме мог с напряжением всех сил пробежать не больше двух сотен метров, а ведь до конца подъема оставалось еще не меньше ста. В общем, задачка не для слабосильных. В ширину этот спуск и у реки, и в верхней точке составлял около трех сотен метров. Получался этакий квадрат, наклоненный к реке. Посредине, на самом верху, и располагался форт, тоже квадрат, со сторонами в тридцать метров, не больше.

При виде этих расстояний Андрея взяло сомнение в том, что кто-то может просочиться в промежуток не более полутора сотен метров, да еще и уйти здесь с добычей. Однако весь прошлый опыт говорил о том, что орки вполне справлялись с этой задачей, поэтому он не стал высказывать своего сомнения. Однако выражение его лица, вероятно, выдало крутившийся на языке вопрос, потому что Робин тут же развеял его сомнения:

– Расстояние, конечно, не впечатляет, и вроде все как на ладони. Да только эти бестии подбирают либо безлунные ночи, либо время до восхода лун, а то и вовсе пасмурную погоду. Маскироваться они мастера, так что не всегда получается их заметить.

– А когда замечаете?

– Обстреливаем со стен, что еще остается.

– Нападать не пытались?

– Никогда. Форт оборонить нас еще хватает, а вот на атаку маловато.

– Так если они с добычей возвращаются, можете ведь и по людям попасть?

– Так лучше уж так, чем в котел к оркам. Мертвых-то они бросают, бывает, кто и раненый остается. Торопятся орки нещадно, когда их обнаруживают, чтобы, значит, из-под обстрела побыстрее выйти. А внизу их всегда лодки уже ждут, так что быстро грузятся и уходят.

– И что, люди никак не пытаются подать вам знак?

– Пытаются, как не пытаться. Пожалуй, большую часть мы благодаря этому и обнаруживаем. Вон видите, уже целый погост. – Атчесон указал на площадку, возвышающуюся над восточным склоном этого странного спуска. Приглядевшись, Андрей рассмотрел вдали множество крестов над могилами. – Там за эти годы едва два десятка воинов, остальные все бедолаги, которым не повезло, под иными крестами по трое-четверо лежит.

Андрей поднялся на вышку и с ее высоты постарался обозреть окрестности. Однако много увидеть он не смог и отсюда. Вдали, на юго-востоке и юго-западе, были видны темнеющие массивы леса, до которых было, что с одной стороны, что с другой – около десятка километров. Местность же была ровной, словно стол, с редкими пологими скатами невысоких холмов, но и они значительно снижали кругозор. В южном направлении, как, впрочем, и в восточном и в северном, хотя со слов того же Атчесона выходило, что леса доходят с обеих сторон до самого обрывистого берега Яны. Имелись здесь и две речушки, берущие свое начало с Орочьих гор, расположенных в восточной части баронства и прозванных так за то, что именно в этих горах был уничтожен последний оплот орков в этой местности. Одна с плавным, спокойным течением, с шириной русла никак не меньше пятидесяти шагов, под названием Тихая, протекающая с востока на запад и впадающая в Быструю уже на территории Дуврского маркграфства. Вторая – довольно своенравная, хотя и поменьше Тихой, но течение у нее было не в пример более быстрым и даже бурным, – хотя валунов она и не перекатывала, но человеку в стремнине было не удержаться. Свое имя Обрывистая она получила за то, что после непродолжительного бега по горным теснинам и равнине низвергалась водопадом в Яну, с высокого берега.

– А секреты выставлять не пытались?

– Это еще зачем? – вдруг встрепенулся Робин.

– Странный вопрос. Чтобы обнаруживать орков.

– Нет, конечно. Двоих-троих не поставишь, орки враз вырежут, а больше нет возможности. Сэр, я, конечно, понимаю, что, сидючи за стенами, много не охранишь, да только не нами этот порядок заведен, а с теми силами, что в форте, большего и требовать-то нельзя.

– А я и не требую. Я просто хочу понять, что здесь делается. Когда чаще всего орки ходят в набеги?

– Только в сухое время. Под дождем по этому склону слишком трудно, по снегу и вовсе не получится. При такой погоде аккурат через пару недель и начнется круговерть. После зимы они особо часто ходят: застоятся за зиму – вот и лезут, как мухи на мед.

– Понятно. Ладно, пойду обживаться.

Жилище, в котором предстояло некоторое время обитать Андрею, изысками не страдало. Небольшая комнатушка с топчаном, под которым имелся деревянный ящик, видимо, для имущества, столом и парой скамей, как раз под стать этому самому столу. Несколько деревянных шипов, вогнанных между бревнами, используемых, по всей видимости, как вешалки. Полка с немудреной утварью. Небольшое оконце, выходящее во двор, забранное бычьим пузырем. Одна из стен являлась частоколом форта, правда, на славу законопачена: сквозняки – они здоровья не прибавляют. Камин, сложенный из дикого камня, неказистый на вид, но с тягой, судя по всему, все в порядке. Картину завершал земляной пол, ввиду холодного времени года присыпанный уже стоптанным сеном.

В этом помещении уже вовсю хозяйничал Брук. В камине жарко пылал огонь, источая живительное тепло. Несмотря на то что весь день стояла солнечная погода, к вечеру похолодало, и Андрей успел слегка озябнуть. Подойдя к камину, он протянул руки к огню и с наслаждением потер кисти.

– Брук, там у двери стоит ветеран, пригласи его. А сам пока погуляй. Осмотрись в форте.

– Было бы что здесь осматривать, милорд. И без того все как на ладони. – После того, как он стал официальным владельцем Кроусмарша, его вассалы стали называть его милордом: как ему стало известно, это было напрямую связано с владением землей – безземельного рыцаря, кроме как «сэром», никак иначе и не называли. Сейчас же статус Андрея заметно изменился.

– Брук. После возвращения из степи ты стал слишком высокого о себе мнения. Боевой опыт тебе явно вскружил голову, мой мальчик. Ты забыл, что являешься всего лишь новиком и моим оруженосцем. Опустись на землю и выполняй приказы, как и раньше.

– Простите, милорд. – Лицо парнишки стало пунцовым от охватившего его смущения, глаза тут же стали изучать носки сапог, словно они ни с того ни с сего прохудились.

– Я отдал приказ, – безжалостно продолжил Андрей.

– Есть, милорд. – Мальчишка опрометью бросился к двери.

«А не слишком ли круто забираешь, дружище? Да нет, в самый раз. Эту эйфорию нужно выбивать без всякой жалости. Раз уж он решил стать воином, то самонадеянность ему только навредит, впрочем, как и другим мальцам. Нужно будет обратить на это внимание Шатуна, не то потеряем пацанов ни за грош. А вот тогда-то твоя вина будет неоспоримой».

Дверь открылась, и на пороге появился Итен. Ветеран изо всех сил старался выглядеть спокойным и уверенным в себе, но все дело в том, что там, на плацу, он особо не напрягался, когда показывал свою невозмутимость и непокорность, а вот здесь все же приходилось прилагать к этому усилия. Великое дело – поддержка товарищей.

Андрей лишний раз убедился в правоте своего ротного. Впрочем, заслуга его заключалась только в том, что он четко указал курсантам на это обстоятельство. Все они прекрасно видели это много раз, взять те же выездные соревнования спортсменов, когда наличие на трибунах достаточно большого количества болельщиков обеспечивало психологическую поддержку, и как правило, это в значительной степени влияло на результат. И, наоборот, отсутствие этой самой поддержки приводило к поражениям, хотя, казалось бы, и навыки, и техника оставались с ними, а поди ж ты. Вот только как это можно использовать на практике, и можно ли вообще это использовать, они, молодые, будущие офицеры, не знали, да в общем-то и не задумывались над этим.

– Сэр, лучник Итен Одли по вашему приказанию прибыл. – Андрею показалось, что голос Итена слегка дрогнул.

– Одли, я вижу, у нас с тобой возникла проблема общения.

– Нет никаких проблем, сэр. – Нет, точно дрогнул.

– Уверен?

– Да, сэр.

– А что же это было? Там, на плацу?

– Просто задал вопрос, сэр.

– Решил ваньку повалять?

– Простите, что, сэр?

– Я говорю, решил простачка из себя построить. Ну-ну. Одли, я не обычный рыцарь, как тебе известно, я вышел из простонародья. Скажи честно, это тебя задевает?

– Нет, сэр.

– Дьявол, Одли, не заставляй меня разочаровываться в тебе. Ладно, поступим иначе. Поговорим с тобой как равный с равным, без чинов, так сказать. Только здесь и только сейчас. Можешь не бояться с моей стороны никаких взысканий. Мое слово дорогого стоит. Так вот, я даю тебе слово, что никаких последствий для тебя этот разговор иметь не будет. Итак, что тебя не устраивает?

– Откровенно, сэр?

– Мне казалось, я только что именно это и сказал. И забудь на время это «сэр». Как равный с равным.

– Ну что ж, – ухмыльнулся ветеран. – Я уже двадцать один год служу в дружине маркграфа. Я знал сэра Ричарда еще с тех пор, когда он был просто Рыжим, но я всегда уважал его, хотя характер у него был тот еще. Но я знал, чего он стоит, и когда Орочья Погибель получил рыцарскую цепь, я знал, что он ее достоин, а потому спокойно принял это и позабыл о том, что все его называли Рыжим, – для меня он стал сэром Ричардом, хотя имя его я узнал только тогда, когда он стал рыцарем. Но почему я вас должен поставить на одну доску с ним? – Андрей машинально отметил, что ветеран, несмотря на откровенность, обращается к нему на «вы», значит, не все еще потеряно. Но, с другой стороны, по мере того как он говорил, в его голосе вновь появилась уверенность, а вот это было хуже.

– Значит, ты хочешь убедиться в том, что я действительно достоин отдавать тебе команды. Я правильно тебя понимаю?

– Да.

– Тот факт, что я так же, как и сэр Ричард, представил двадцать орочьих браслетов, тебя не устраивает?

– Нет.

– Также тебя не устраивает и то, как я нес службу на границе со степью. Потому что ты лично этого не видел.

– Именно.

– Слушай, Одли, а тебе не кажется, что ты слишком высокого о себе мнения? Несмотря на всю свою показную браваду, ты-то не в состоянии похвастать трофеями, которые рассказали бы о твоих победах. Ты присягал сэру Свенсону, он назначил меня командовать гарнизоном, и этого для тебя должно быть более чем достаточно. Почему я должен что-то тебе доказывать?

– Вы затеяли этот разговор, а могли просто наказать.

Одли вновь улыбнулся и сделал это до того нахально и самодовольно, что Андрей внутренне просто закипел. От той неуверенности, с которой ветеран вошел в комнату, не осталось и следа. Андрей уже больше злился на самого себя. Зачем понадобился этот разговор? Взыграла кровь цивилизованного человека двадцать первого века, захотелось по-хорошему объясниться с непокорным и достучаться до его совести. Черт, да это далеко не всегда срабатывало там, почему должно было сработать здесь? А эти его слова о трофеях – уж больно смахивало на детскую браваду: кто круче. Он вдруг осознал, что совершил ошибку, но давать задний ход было уже поздно.

– Да, я мог тебя просто наказать, и это еще не поздно сделать. Нет, не за то, что ты мне тут наговорил, а за то, что ты наговорил там, на плацу. Но ты не ответил на мой вопрос. Почему я должен что-либо тебе доказывать? Кто ты такой, чтобы я тебе что-то доказывал? – Андрей заметил, что снова скатился до банального спора. Да что же сегодня с ним такое творится-то.

– Я ваш воин. Ну, до конца месяца. – Опять нахальная улыбка.

– Так и веди себя соответственно, дьявол тебя задери, – вспылил Новак.

– Дак я со всем уважением.

Ветеран уже откровенно издевался. Психолог из Андрея был тот еще, плохой, в общем, психолог, и этот тайм он вчистую проиграл. Самое паршивое было то, что он это прекрасно осознавал, но никак не мог найти достойного выхода из сложившейся ситуации, которая все усугублялась и усугублялась с каждым произнесенным им словом. Андрей вдруг почувствовал себя молодым лейтенантом, которому приходится самоутверждаться в своем подразделении, когда солдаты элементарно начинают брать «на слабо». Внешне все вроде пристойно – и «так точно», и «никак нет», и в струнку тянутся, но даже полный профан понимает, что подчиненные просто издеваются над своим командиром.

Помнится, тогда он решил быстро и бесповоротно обзавестись авторитетом у своих бойцов и банально набил морду самому активному из выпендрежников. Результат был плачевным, хотя это и происходило в канцелярии. Солдаты вроде как и притихли, в глаза во всяком случае никто не лез. Да вот только проученный солдат надолго стал героем среди сослуживцев. Андрей потом целых полтора года приводил подразделение в порядок и в конце концов добился уважения подчиненных, но только не панибратскими отношениями и не мордобоем, а планомерной работой с личным составом, сделав упор в основном на то, что он всегда держит свое слово: если обещал поощрить, то поощрял, если обещал наказать, то наказывал. И всегда у него это как-то получалось адекватно. Немаловажным было и то, что, хотя он сам снимал семь шкур со своих бойцов, никому другому трогать их не позволял. Его принцип был прост: есть вопросы к солдату – значит, есть вопросы к нему, а уж как поступить с солдатом, он решит сам.

Как он мог наступить на те же грабли, что и много лет назад, он не знал. Осталось только набить морду этому Одли – и ситуация будет один в один. Вот только полутора лет у него нет, да и Итен тертый калач – кабы отдачей не зашибло: то-то пойдет на пользу авторитету командира.

«Нет, ну молодец. Пацана, значит, резко поставил на место, а с этим развел политес. И вот результат. А нужно было как раз наоборот. Вот что теперь делать с этим Одли? Хоть живым не выпускай отсюда, и то на авторитет повлияет меньше. Додумался же: как равный с равным. Идиот. Стоп. Сегодня ты уже достаточно накуролесил. Дальше будет только хуже. Ну что же, создали проблему, теперь будем ее героически преодолевать. Но не сейчас».

– Лучник Одли.

– Я, сэр, – тут же подобрался тот, безошибочно определив, что разговор без чинов закончился.

– Я советую тебе пересмотреть свое поведение. Я далеко не всегда добр. Можешь идти.

– Есть, сэр.

Одли четко повернулся и вышел из жилища командира. Во дворе было уже темно и весьма прохладно, да чего уж там – щеки кольнуло легким морозцем, что явно указывало на то, что завтра будет ясный день, а утро начнется с мерзкого инея, пришедшего на смену снегу, – последнее, так сказать, прощай уходящей зимы. Он автоматически взглянул на небо, обильно засыпанное холодными звездами, вот только света они давали совсем мало, а до восхода лун было еще несколько часов. Пробираться впотьмах – то еще удовольствие, факелов в форте ночью не зажигали никогда: полезная привычка на границе с орками, учитывая малочисленность гарнизона, но он нес вахту в Кроусмарше далеко не в первый раз, да и безвылазно уже два месяца, а за многие годы здесь ничего не менялось.

Почему-то подумалось о том, что последний месяц службы в этом гиблом месте будет непростым. Этот новоявленный рыцарь решил притащить сюда целую прорву народу, а это не понравится оркам. Очень не понравится. Но потом он улыбнулся. А чего, собственно, такого произошло? Он бывал в стольких переделках, что никаких пальцев не хватит пересчитать, – и ничего. Бог даст и сейчас вывернется, к тому же есть шанс обзавестись еще парой-тройкой браслетов. Что бы там ни говорил этот сэр Андрэ, а у него уже был десяток таких безделушек. Другое дело, что он не знал, как ими распорядиться. Конечно, можно стремиться к рыцарской цепи, но его вполне устраивало его нынешнее положение – лучший лучник, как-никак.

Так размышляя, он прошел к казарме. Окинув взглядом просторное помещение, он слегка скривился. Эту казарму никак нельзя было сравнить с казармой в Йорке, ну да перебедовать три месяца раз в пару лет вполне подойдет. Бревенчатые закопченные стены, топчаны, поставленные хотя и в ряды, но просторно, посредине большой стол со скамьями, небольшие оконца, затянутые бычьими пузырями, которые сейчас не давали никакого света, да все тот же земляной пол, присыпанный свежим пахучим сеном.

Сейчас в казарме стоял легкий гомон. Вновь прибывшие устраивались на житье. Старожилы занимались кто чем, примерно с десяток расположились за столом, развлекаясь игрой в кости и с нетерпением поглядывая в сторону новичков. Не стоило сомневаться в том, что, как только те закончат обустраиваться, с них тут же потребуют своеобразную плату. С развлечениями в этой глухомани было не то что плохо, а вообще никак, – а тут такая удача, новые люди, да еще и отслужившие на границе со степью, и насколько было известно, отслужившие с честью и чем-то там сильно прославились. Конечно, слухи ходили разные, но одно дело слухи, и совсем другое – узнать все из первых рук. Нет, конечно, и эти что-то приукрасят и переврут, а иначе солдатские байки и не рассказываются, но все одно врак будет не в пример меньше.

– О! А вот и Итен! – заметил его появление один из ветеранов. Видно, чтобы протянуть время, парни на затравку решили послушать своего товарища, успевшего пообщаться с новым командиром.

– И как оно, общение с сэром Андрэ? – поддержал второй ветеран.

– Да ничего так. Пообщались. Как равный с равным, – хмыкнув, вальяжно ответил Одли.

– А это как? – не унимался первый, требуя подробностей.

– Да так, как я и сказал. Говорю же, как равный с равным. На «ты» и без всяких там «сэров».

– Ну и как он? – поддержал второй.

– Да нормальный мужик. Бог даст…

– Сэр Андрэ тебе не мужик. – Все присутствующие тут же обернулись на угрожающе прозвучавший голос со стороны обустраивающихся вассалов нового коменданта форта. Увиденное их впечатлило. На эту гору мускулов нельзя было не обратить внимания. Что и говорить, Яков производил впечатление.

– Это он для тебя сэр рыцарь и сюзерен, а для меня – дак просто выскочка. Мы еще поглядим, чего он стоит…

– Как ты назвал сэра Андрэ?

Несмотря на вкрадчивый тон, слова Якова звучали угрожающе. Однако Итен не зря считался ветераном, да и был таковым по праву. Было дело, ему пришлось однажды сойтись с одним из лесовиков в рукопашной без оружия – браслет этого орка сейчас пополнял коллекцию Одли. Так что габариты гиганта на него не произвели особого впечатления, как и угроза, сквозившая в каждом его слове и движении.

– Яков, остынь. – Джеф произнес это спокойно, не напрягая голосовых связок, но сказанное все же остановило бывшего каменотеса. Сжав кулаки в бессильной ярости, он не сводил горящего взгляда с наглеца, посмевшего поносить его сюзерена.

– Господин десятник, он…

– Я слышал, что он сказал. Остынь.

– Слушайся совета старших, Яков, – вновь ухмыльнувшись, продолжал злить его Одли.

– Итен. – Джеф по-прежнему говорил, сохраняя спокойствие и не повышая голоса. – Я видел, как сэр Андрэ снес черепушку сэру Ричарду. Должен признать, что тут ему преизрядно повезло, или Господь не попустил, это уж как кому. Но я видел и то, как он разделался с Ури Двуруким. Потом я, как и сотни жителей Йорка, видел, как он бился с сэром Аткинсом. Затем я наблюдал, как он сражался с орками в степи, – и по сей день в пограничье ходят о нем легенды. Он всегда с уважением относился к ветеранам, как он говорит: ветераны достойны уважения уже только за то, что они остались живы, а значит, они хорошие воины. Ты вел себя как дурак, но он проявил к тебе уважение и не стал наказывать, хотя мог призвать к ответу. Он мог воспользоваться правами коменданта, он мог вызвать тебя на поединок, и я не поставил бы на тебя, хотя и знаю, чего ты стоишь. Но он проявил к тебе уважение, а ты продолжаешь вести себя как дурак. – Джеф хорошо знал Итена, он знал его еще восторженным юнцом, впервые перешагнувшим двор Йоркского замка, мало того – он был дружен с ним, как и с Робином. Эта троица прошла через многое, и их дружба была сцементирована временем и тяготами воинских походов. Правда, каждый раз ему и Робину приходилось остужать горячий нрав друга. Вот и сейчас Джеф решил остудить Итена. – Сэр Андрэ не должен тебе ничего доказывать. Ни тебе, ни кому-то другому.

– Он не из благородных.

– Ну и что? Я видел многих благородных, которые не достойны ни своего благородного рождения, ни рыцарского звания. Запомни ты и все остальные. Вы можете ненавидеть сэра Андрэ, вы можете его презирать и считать недостойным рыцарской цепи, но только молча. Каждый его приказ вы будете выполнять не прекословя.

– Ты нам не начальник. – Итен бросил это с нескрываемым раздражением. Он уважал Джефа, но его злило то, что тот предпочел какого-то выскочку старому другу.

– Нет. Вам – нет, – с ледяным спокойствием продолжил Джеф. – Но я убью любого, кто решит, что сэр Андрэ ему не начальник.

Одли был дерзок, несдержан, иной раз неуправляем, но дураком не был никогда. Спокойный тон и ровный голос Джефа его не обманули, впрочем, как не обманули и никого другого в казарме: десятник выполнил бы свою угрозу не задумываясь. Чего же стоит Джеф Длинный Лук, знали все присутствующие здесь. Но главное, что остановило Итена, – это страх потерять друга: они не раз и не два спорили, иной раз это бывало и при посторонних, но вскоре все возвращалось на круги своя, – и что-то говорило Одли о том, что эта его выходка могла стоить старой дружбы. Терять друга из-за какого-то выскочки? Да ни за что. Он понял, что зарвался, и решил дать заднюю, – что о нем подумают остальные, ему было плевать. Впрочем, что они могли подумать? Друзья на то и друзья, чтобы самим разобраться в своих отношениях.

– Как скажешь, Джеф, – добродушно улыбнувшись, сдал назад Одли, примирительно выставив вперед руки.

– Все нагоняешь страху на всех вокруг, Джеф? – Бодрый голос, прозвучавший от двери, принадлежал старшему десятнику.

Их взгляды встретились. Несмотря на бодрый и даже где-то добродушный тон Робина, взгляд его был серьезным и жестким. Не стоило быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что он не даст своих людей в обиду. Усугублять возникший конфликт в планы Джефа никак не входило.

– Да вот, Робин, вышел небольшой спор.

– Небольшой – это хорошо. Разместились?

– Да.

– Сэр Андрэ выделил бочонок вина, чтобы отметить знакомство. – Это заявление было воспринято всеми воодушевленным гомоном. – Но-но, не расслабляться. Бочонок тоже небольшой. Только по две кружки на брата. Бражничать будем в Йорке.

– Да хоть по одной – все не на сухую, – бодро подхватил первый ветеран.

– Ну, значит, ты получишь одну.

– Это почему же?

– Ты же сам сказал, что будешь рад и одной.

– Буду, – не стал отрицать ветеран, – но и от второй не откажусь.

Грохнувшие дружным хохотом воины дали понять, что напряженный момент миновал. А появление Брука с бочонком было встречено всеобщим восхищенным ревом, хотя тот и впрямь оказался маленьким.

– Итен, остынь.

Друзья втроем вышли во двор, оставив остальных вести беседу за чаркой вина. Сейчас старожилы Кроусмарша наседали на новичков, слушая их рассказы о границе со степью, и во дворе никого не было. Впрочем, здесь не принято было бродить по ночам.

– Роб…

– Я сказал, остынь. Ты никогда не задумывался, почему ты не десятник, хотя и лучший лучник?

– Ну и что? Джеф тоже никогда не был десятником.

– Потому что никогда не хотел быть им, – проговорил Джеф.

– Вот и я не хочу.

– Не хочешь, – согласился Робин, – но Джеф всегда получал жалованье десятника. А ты? Вот то-то и оно. Помнишь, на том постоялом дворе я отговаривал Рыжего от поединка с сэром Андрэ? Помнишь, что я ему тогда сказал?

– Что он опасен.

– И тогда он был простым неумехой. За это время многое изменилось, изменился и сам сэр Андрэ, но он по-прежнему опасен. Есть в нем какая-то сила, которая выглядывает изнутри.

– Мне стоит бояться?

– Нет, – вмешался Джеф. – Бояться его не следует, но и злить тоже не стоит. К тому же он справедлив и готов умереть за своих людей.

– Ты изменил клятве сэру Свенсону? – с иронией спросил Одли.

– Нет, Итен. Я никогда не изменял клятвам. Перед сэром Свенсоном я чист. Я отслужил свое, и отслужил честно. Я никогда не давал ему вассальной клятвы.

– А как же наша клятва о дружбе? – обиженным тоном решил поддеть друга Одли, напоминая о происшедшем в казарме.

– Дурак ты, Итен. Не останови я тебя – и там началась бы поножовщина. Все эти воины слишком хорошо знают своего сюзерена и готовы за него рвать глотки хоть руками, хоть зубами, а придется – так и отдать жизнь. Вот и подумай, стоит ли поносить человека, который за короткий срок сумел заполучить такую любовь.

– Ладно, парни. Конечно, сэра Андрэ я не зауважал, и он как был, так и есть для меня пустой звук, но вас я и уважаю, и люблю. Надо подчиняться и не бухтеть – значит, буду, чтобы хотя бы у вас проблем не было. Надо помочь приструнить остальных – я всегда и весь ваш, но знайте: это только ради вас, а на него плевать.

– А что скажут другие, если ты вдруг изменишься? – с хитрецой спросил Джеф.

– А плевать. Главное, что вы знаете.

– Вот это другое дело, – удовлетворенно крякнул Атчесон. – Ладно, пошли, а то никто и не вспомнит, что мы по одной кружке только опрокинули. Да и байки послушать интересно.




– Ты думаешь, ему стоит верить, сын мой?

– Во всяком случае, на лжи я его не поймал. Правда, вызывает сомнения то, что он говорил о храме в орочьей столице, да и в то, что Закурту удалось подчинить все государства, честно говоря, верится с трудом.

– Но если это так, то степь больше не сможет служить достаточной преградой.

– Именно поэтому я пока и не рекомендовал его устранение.

– А если точнее, то утаил информацию о нем от Совета ордена. Впрочем, это одно и то же. Как только об этом узнает Совет, то сэру Андрэ тут же будет вынесен приговор. Он это понимает, а вот падре Патрик, похоже, все еще витает в облаках.

– Он верит мне.

– Ничто не вечно, и преданность тоже. – При этих словах брат Адам потупился, словно был в чем-то повинен, впрочем, так оно, по сути, и было – вот только то, что иные могли поставить в вину, другие считали исполнением долга, сам он считал так же, и лишь упоминание об этом почему-то вызывало чувство вины. Возможно, именно по этой причине он в свое время и пытался спасти жизнь того, кто считал его одним из лучших своих учеников, хотя было абсолютно непонятно, как можно было спастись на столь ограниченной территории от преследования инквизиции. – Сын мой, ты напрасно испытываешь чувство вины: ты просто выполнил свой долг. Ты пробовал проверить информацию?

– Да, ваше высокопреосвященство. Однако не преуспел в этом. Ни под каким видом мне не удалось выведать ничего, что не было бы известно ордену. Самое слабое звено в этой цепи – новики, которые сопровождали отряд сэра Андрэ во всех походах, но они практически все время находятся под присмотром наставников. В общем, я имею только то, что поведал мне падре Патрик и сам сэр Андрэ.

Архиепископ Йоркский ордена Святой инквизиции его высокопреосвященство Игнатий добродушно улыбнулся брату Адаму. Одного взгляда на этого статного мужчину в инквизиторском облачении было достаточно, чтобы понять, что это человек умный и целеустремленный. Его цепкий взгляд был взглядом человека, умудренного опытом. Лицо и повадки больше подходили для воина, но не для поборника веры. Будь сейчас здесь Андрей, в этом архиепископе он без труда узнал бы того самого инквизитора, который присутствовал на Божьем суде в числе представителей трибунала.

– Да-а, падре Патрика в свое время было куда проще подловить, чем этого рыцаря. Но он не так умен, как кажется. Архиепископ Баттер сообщил мне, что у этого самого сэра Андрэ имеется какое-то новое оружие, о котором сообщал падре Томас незадолго до своей кончины. Правда, там говорится о том, что это оружие якобы создал один германский кузнец, но это достоверно установить не удалось: поселение подверглось нападению орков. Но архиепископа насторожило то, что это оружие уж очень похоже на то, которое сэр Андрэ якобы вынес с орочьей стороны.

– Но то оружие было признано творением сатаны? Почему же…

Брат Адам осекся, так как архиепископ ни с того ни с сего вдруг подошел к секретеру, который, впрочем, не имел ничего общего с его коллегами земного Средневековья. Никакой вычурности, богатой резьбы. Гладко полированное дерево, покрытое прозрачным лаком, но даже эта простота делала изделие заслуживающим внимания. Работа настоящего мастера видна всегда: подгонка планок, выверенные зазоры выдвижных ящиков, удобная для письма рабочая поверхность – все указывало на мастерство изготовителя и его любовь к своему труду. На столешнице сейчас лежала небольшая стопка писчей бумаги, стояла чернильница, в деревянном стаканчике находилось около полудюжины очиненных перьев. Как видно, перед приходом дознавателя архиепископ работал.

Он взял один из листов бумаги и, сложив пополам, разорвал его на две равные части. После этого из одной половины он сноровисто скатал трубку, а от второй половины, о боже, оторвал небольшой кусок зубами и стал быстро его жевать. Наконец покатав во рту получившуюся массу, он удовлетворенно кивнул своим мыслям, а затем, быстро поднеся трубку ко рту, с силой дунул в нее. Влажный шлепок на лбу не причинил особых неудобств брату Адаму, хотя и приятным его назвать было нельзя. Он машинально отер лоб и наткнулся на влажную блямбу жеваной бумаги.

– Не обижайся сын мой. – Брат Адам мог поклясться, что улыбка архиепископа сейчас была по-настоящему озорной и добродушной, никакой игры. – Когда я еще мальчишкой учился в духовной семинарии, мы так развлекались. Ох и доставалось же нам от отца настоятеля: бумага-то дорогая, а мы, проказники, изводили ее на всякие шалости.

– Простите…

– Нет-нет. Хотя я с удовольствием припомнил свое детство, тебе я это показал неспроста. Принцип у того оружия, что оказалось у сэра Андрэ, которое сумел воссоздать его кузнец, и вот этой трубки – один и тот же. Детские луки и луки боевые тоже похожи, но кто будет их сравнивать? В том оружии германский кузнец… Ну, пока у нас нет сведений, которые могли бы опровергнуть его причастность к созданию этого оружия. Хотя этот Грэг уж больно быстро разобрался в его изготовлении… Кузнец использовал тот же воздух, который выплевывает кусок бумаги из этой трубки. Вот только плюется это оружие свинцом и дует с такой силой, какой ни за что не добиться силами легких. Никакого грома, пламени, дыма и едкой вони преисподней, только воздух и хлопок не сильнее хлопка арбалетной тетивы. В этом оружии нет никакого сатанизма, хотя оно и похоже внешне, но ведь и сатана когда-то был ангелом.

– Но я не смог установить наличие этого оружия.

– Все верно. Сей рыцарь решил воспользоваться тем, что об этом оружии ничего не известно, и решил сохранить его в тайне. Вот только падре Томас написал об этом своему архиепископу, правда, его последнее послание по нелепой случайности затерялось среди других бумаг и слишком поздно попало к его высокопреосвященству Баттеру. Покойный сообщал, что сила у этого оружия просто ошеломляющая, никакой арбалет не способен сравниться с ним по силе, разве только громоздкий и неуклюжий крепостной, но по скорострельности не угонится даже лук. Мы подумывали провести в этом направлении следствие, но тут поступили сведения от тебя, об изменениях в орочьих государствах. Возможно, это оружие нам еще и понадобится, но только пока это не подлежит огласке. Об этом знают люди сэра Андрэ, но они будут хранить молчание, архиепископ Саутгемптонский, его секретарь, я и ты. Продолжать нужно?

– Я буду нем как рыба.

– Мы поняли друг друга. Итак, склонить сэра Андрэ к разведывательному рейду не удалось. Но нам необходимы сведения. Ты ведь у нас специалист по тайному дознанию, не так ли, сын мой?

– Да, ваше высокопреосвященство, – у Адама вдруг повлажнели ладони, что было явным свидетельством сильного душевного волнения. На неприятности у него был просто собачий нюх, и сейчас все его существо вопило о том, что его ждут большие неприятности.

– Ты направишься в Саутгемптон, где закупишь пару повозок и товар, – вот список того, что пользуется спросом в пограничных крепостях. У казначея получишь две сотни золотых. – При этих словах на лице дознавателя отразилось удивление. Что и говорить, сумма была огромной, и ее собиралось ему выдать казначейство ордена, а ведь Церковь всячески показывала свою аскетичность, но, оказывается, могла оперировать немалыми средствами. – Ты закупишь товар, наймешь охрану и отправишься в торговое предприятие, но сделаешь все возможное, чтобы орки захватили вас. Не скупись, товар должен быть по-настоящему хорош, а улов у орков – богатым. Ты должен будешь попасть в плен к этим дикарям, попасть в Империю, собрать необходимые сведения и… вернуться. Тебя будут ожидать в пограничных крепостях маркграфства Саутгемптонского: тамошние священники будут извещены. Я буду ожидать твоего возвращения не позднее начала осени. Твой жизненный путь был весьма тернист, ты не неженка и вполне способен вывернуться из неволи и вернуться, я верю в тебя. И помни: ты – наша единственная надежда, доставь необходимые нам сведения.

– Я все сделаю, ваше высокопреосвященство.

Ха! А что он еще мог сказать. Попробовал бы не согласиться. Да у него попросту не было иного выхода. Сбежать? А куда? Анклав людей не так уж и велик, чтобы рано или поздно его не нашли, и тогда итог только один – смерть, хорошо если быстрая. Отправляясь же в Закурт, он имел хотя бы шанс выжить.

– Отправляйся, и пусть Господь хранит тебя, сын мой.

Дверь за дознавателем едва закрылась, как одна из панелей отошла в сторону, и из расположенной за ней потайной комнаты в кабинет ступил монах в самом обычном монашеском балахоне. Сейчас капюшон был отброшен, а потому не скрывал его, отличавшегося просто болезненной худобой и нездоровым цветом кожи – казалось, она обтягивает череп, четко очерчивая его контуры. Будь здесь Андрей, он узнал бы и этого человека – ведь именно он председательствовал на том трибунале, перед которым ему пришлось предстать.

– Вы все слышали, ваше высокопреосвященство.

– Игнатий, нельзя ли без официоза? Мало того что мы знаем друг друга со времен учебы в духовной семинарии, так вдобавок мы еще и одни.

– Ну, так ты все слышал, Баттер?

– Разумеется, все. Но стоило ли рассказывать ему о новом оружии? Может статься, что оно нам еще понадобится, а сведения просочатся к врагу.

– Эти сведения уже просочились благодаря самому сэру Андрэ, который отпустил того орка. Вот только в Закурте наверняка знают о нашем ордене и о том, что все новое у нас подвергается крайнему сомнению. Если брата Адама допросят с пристрастием и выкачают из него то, что он знает, то их император будет знать, что это оружие получит распространение, и, возможно, это несколько охладит его пыл, а мы получим неплохой шанс оттянуть начало похода на нас. Так что все к лучшему.

– Да, пожалуй, ты прав.

– Только вот боюсь, что мы сильно рискуем, посылая одного человека. Слишком высока вероятность того, что он не вернется, – задумчиво произнес архиепископ Игнатий. – При всей очевидности этого, подобное поручение я доверить больше никому не могу. В моей епархии нет информированных о существовании орочьих государств, которых бы я мог задействовать, брат Адам – и тот узнал совершенно случайно, от падре Патрика. Я счел за благо ввести его в курс дела и подробно информировал его обо всем, что известно Церкви. Я хотел задействовать сэра Андрэ, но, как видишь, не преуспел в этом. – Он поспешил поднять руку, останавливая готовое сорваться с языка собеседника замечание. – Заставить его, конечно, можно, для этого есть множество возможностей, но тогда придется обозначить в этом нашу заинтересованность, а вот это уже лишнее. Надеюсь, ты не станешь возражать против того, что о нашей роли в этом лучше не распространяться.

– Да, об этом я не подумал, – согласился с ответом на невысказанный вопрос Баттер. – Но и складывать все яйца в одну корзину тоже не годится. Я предполагал нечто подобное. Но хотя в моей епархии о существовании этих государств и известно многим, подобное поручение я могу доверить далеко не каждому: риск слишком велик. Но двоих я нашел. Один из них уже пропал без вести, второй ожидает удобного момента.

– Итак, трое. Мало. Но шансов уже гораздо больше.

– Что ты решил с сэром Андрэ?

– Я знаю, что ты приговорил его, но пока подождем: если Империя действительно придет, он нам еще понадобится.

– В свете открывшихся обстоятельств я склонен с тобой согласиться. Вот только местечко он нашел не очень хорошее, чтобы выжить.

– Сдается мне, что он знает что делает. Если ему удастся изолироваться там от нас, то он успокоится и наладит производство этого оружия. Как, кстати, он его назвал?

– Карабин.

– Вот-вот. Этих самых карабинов. Чтобы облегчить ему жизнь, я приказал не отправлять в Кроусмарш дознавателей инквизиции.

– И как ты это объяснил?

– Я? Никак. Все объяснил ты. Я только ознакомил членов ордена с решением трибунала в крепости Кристи. Сэр Андрэ и его люди должны исчезнуть. Но инквизиция не должна быть к этому причастна. Более того, всем должно быть ясно, что епитимья, наложенная на него нашей матерью Церковью, полностью исполнена, и он полностью чист перед нею и людьми. Ну а если он окажется в орочьем котле, то мы к этому не имеем никакого отношения.

– Но он и впрямь имеет все шансы погибнуть. А как же тогда оружие, которое все же может нам пригодиться?

– В этом деле многое зависит не от нас. Можно, конечно, принять меры, но каждое наше действие повышает риск раскрытия нашей заинтересованности во всем этом. Брату Горанфло удалось склонить к сотрудничеству с орденом двоих помощников этого кузнеца, но они не смогли сообщить ничего, что не было бы известно нам, значит, к новому оружию они не имеют никакого отношения. В этом придется рискнуть.

– Хорошо, предоставим его самому себе. Однако если он вывернется и все же наладит изготовление этих карабинов, не станет ли он опасен? Как его остановить потом?

– Ну, достойное оружие, чтобы противостоять оркам, и никоим образом не связанное с сатаной никакими проявлениями, нам не помешает.

– Это-то так, однако мне известно, что этот сэр Андрэ отличается слишком явным вольнодумством.

– Крестовый поход может очень многое исправить, так что с благословения Господа нашего с этим, я думаю, мы разберемся, когда и если придет время.

– Что-то уж больно много в этом деле мы вынуждены оставлять на волю Господа нашего.

– Тем явственнее будет видна воля Его и наша правота или заблуждения, – смиренно проговорил архиепископ йоркский ордена Святой инквизиции.

– Аминь. – Высказал свое согласие архиепископ Саутгемптонский ордена Святой инквизиции.




Глава 3

Баронство. Плен


Как все же приятно пройтись по светлому сосняку, наполненному пьянящим ароматом хвои и смолы, мягко ступая по земле, усеянной сухими иголками, скрадывающими каждый шаг и делая его абсолютно неслышным. Это только полные неумехи способны нашуметь в сосняке, опытный следопыт здесь пройдет тихо, словно по перине. Однако Жан больше предпочел бы чащу с густым подлеском, способным укрыть опытного лесовика даже на расстоянии вытянутой руки. Светлый сосняк потому так и называется, что в нем не растет даже трава, так как сосны забивают любую растительность и видно довольно далеко, при случае пешему в таком лесу не уйти от конного, чего не скажешь о чаще. Конечно, там надо быть не в пример более внимательным и осмотрительным, дабы не пропустить попавшуюся под ноги ветку и не выдать себя ее хрустом, но зато там нет столь далеко просматриваемого пространства.

И все же Жан с видимым удовольствием втянул носом пряный воздух и, на мгновение расслабившись, глубоко вздохнул. Трое, сопровождающие его и внимательно осматривавшиеся по сторонам, недоуменно переглянулись. Что это старшой еще надумал? Нашел время расслабляться. Тут того и гляди орки обнаружат столь желанную добычу. Ладони, сжимающие карабины, вдруг стали потными, один из охотников отер ладонь о камуфлированный чехол, второй, продолжая осматриваться в своем секторе, присел и, зачерпнув горсть иголок, быстро потер ладони, покрывая их пылью: конечно, руки чистотой после этой процедуры не блещут, зато оружие теперь не скользит, а чистота – это дело никуда не денется, придет время, руки и вымыть можно – главное, чтобы это время пришло.

Жан осмотрел своих артельщиков и задорно ухмыльнулся. Его сильно позабавило то, в каком они сейчас были напряжении: глядя на них, он вспомнил себя и то время, когда сам впервые оказался на орочьей стороне. Тогда, после первого похода, он решил для себя, что больше на эту сторону не ходок. Его трясло целые сутки, а старший все подливал и подливал, пока не накачал новичка до потери сознания.

Второй поход прошел уже куда легче, и в этот раз он чувствовал себя куда увереннее. Дальше – больше, и даже после того, как они нарвались на орочью засаду и вся артель полегла, а он только чудом вырвался и сумел уйти, этот берег продолжал его манить с неодолимой силой. Тогда он вернулся, сбив новую артель.

Прошло два года с тех пор, как он был здесь в последний раз, и только опять ступив на этот берег, понял, насколько ему не хватало этих походов по полной опасности земле, где смерть могла прятаться за каждым кустом или пригорком, высматривать тебя из-за каждого валуна или ствола дерева, где если не ты, то тебя. Его артельщики были напряжены до предела, а он как мальчишка сейчас чувствовал небывалый подъем и радость, словно при встрече со старым другом.

Вздохнув еще раз, он тут же изменился и уподобился взведенной пружине. Все, больше расслабляться нельзя: орочья сторона ошибок не прощает.

Светлый сосняк как-то сразу сменился смешанным лесом, словно деревья провели границу между своими владениями. Правда, разница оказалась незначительной – листва только-только стала проклевываться, так что видимость продолжала оставаться весьма на большое расстояние, но уже не так, как в сосняке: здесь теперь хотя бы можно было укрыться за густыми ветками подлеска, да и стволы деревьев были куда чаще. В общем, передвигаться здесь стало несколько проще, но в то же время и опаснее: орки были великолепными лесовиками, а потому умели маскироваться ничуть не хуже охотников, а в чем-то и лучше.

Жан вновь осмотрел своих людей. Собранные, внимательные, но больно уж напряженные – в таком состоянии человек может пропустить и то, что, казалось бы, очевидно, и увидеть то, чего не было и в помине. Но сейчас с этим он ничего поделать не мог, к этому нужно было привыкнуть; если парни после первого выхода вновь будут готовы посетить этот берег, вот тогда они и будут по-настоящему готовы. Нет, они, конечно, уже выслеживали разбойников в лесах, с риском для жизни, они не задумываясь пошли с ним, когда нужно было навести на инквизиторов стаю волков – тоже не безопасное занятие, – без сомнений пошли зачищать подворье Абрамса – та еще проверочка на крепость нервов: не каждый сможет хладнокровно лишить жизни подростков. Но орочья сторона – это было совсем другое, здесь даже воздух иной, здесь даже бывалые ветераны могли дать слабину, здесь можно было положиться только на себя и на свои навыки. Так что сейчас Жан полностью мог рассчитывать только на себя, а потому вертел головой во все стороны.

На орков они вышли неожиданно – спасло их то, что те в этот момент охотились и загоняли оленя-подранка, а потому были слышны издалека. Из укрытия Жан видел, как один из орков, зайдя сбоку, послал очередную стрелу, которая смертельной занозой впилась в бок животного. Олень тут же запнулся и, перелетев через голову, распластался на земле, покрытой едва проклевывающейся зеленью лесного чеснока, судорожно дергая ногами.

– Ии-йй-ахха!!!

Оглашая окрестности победным кличем, орк возвестил о своем метком выстреле. Жан только ухмыльнулся в ответ на эту выходку молодого орка. Почему молодого? Да потому что только молодой и неопытный, только прошедший посвящение мог так возвещать о своем присутствии в этих местах, вблизи от реки, пограничной с землями людей. Охотники на орочьей стороне хотя и были явлением редким, но уже успели внушить к себе уважение со стороны людоедов. Опять же сами орки постоянно враждовали между собой, бывало, так и разные роды одного племени могли возжелать кровушки друг друга.

Вскоре к поверженному оленю стеклись еще пять орков, последний, седьмой, орк появился совершенно бесшумно. В этом орке Жан тут же распознал старого и опытного волчару, и причина была вовсе не в седине, пробивавшейся в его гриве. Нет. Каждое движение, поворот головы, настороженный взгляд и то, как он все это совмещал – словно походя, не отдавая себе отчета, а просто так живя, – выдавало в нем очень опытного лесовика. Такой мог обнаружить притаившихся в полусотне шагов людей, даже если они будут сидеть как мышки и не трепыхаться, несмотря ни на какую маскировку. Жан знал, что этот орк был способен на это, знал, потому что сам обладал подобной способностью. Это словно чувствуешь чужой взгляд – чувство, не поддающееся описанию.

– Сидим тихо и не смотрим в их сторону, – сквозь зубы, едва слышно, скорее выдохнул, чем проговорил он. Но парни его прекрасно расслышали и тут же потупили взор.

Жан отметил, что хотя двоих слегка и трясло, держались они вполне уверенно, взяв карабины на изготовку. Сам он постарался смотреть в сторону орков, не сосредотачивая свое внимание ни на ком из них. Он старался смотреть на деревья, кусты, но избегал смотреть на самих орков, держа их в поле периферийного зрения, что, впрочем, не мешало ему четко отслеживать ситуацию.

Подумалось почему-то и о том, что он по большому счету не больно-то и опасается того, что их могут обнаружить. За то время, что он пользовался этим новым оружием, он успел хорошо его узнать и по достоинству оценить. Почему-то ему казалось, что у орков не было бы шансов – даже будь он один, он доставил бы им массу проблем, а возможно, и вышел бы победителем из этой схватки.

Старший орк, судя по всему, был последним. При его появлении все замолчали и, выказывая служебное рвение, стали осматриваться по сторонам. Он же, замерев на мгновение и внимательно посмотрев в сторону, где укрылись люди, подошел к воину, пустившему стрелу, поставившую точку в охоте, и отвесил ему смачный подзатыльник, звук которого донесся даже до слуха Жана, после чего что-то гневно прорычал, получив в ответ жалкое блеяние – иначе охарактеризовать ответ Жан просто не мог. Затем кивок в сторону добычи – и молодой тут же склонился над оленем, вооружившись ножом: быстрый и точный удар вскрыл горло животного, выпуская на землю остатки крови. Кивок другому – и молодое деревце срублено одним ударом острого топорика, еще один удар – и получилась лесина нужного размера. Тем временем молодой уже увязал ноги добычи, и лесина была просунута между ними. Порядок, добыча готова к транспортировке. Не прошло и двух минут, как орки уже уходили в том направлении, откуда пришли.

– Сидим здесь и вертим головами во все стороны. – Жан должен был убедиться, что они остались незамеченными орками. Отдав распоряжение, он скользнул между ветками подлеска – так тихо, словно сейчас двигался не человек, а привидение.

Господь не попустил: охотничий отряд орков не заметил ничего подозрительного и целенаправленно двигался на северо-запад – вероятно, к своему поселению. Жан оказался на этом участке впервые – обычно он охотился значительно восточнее, и в той местности ему были известны все поселки орков, к которым он неоднократно подкрадывался: отсюда и его знания о повадках лесных жителей. По идее следовало отследить поселение, чтобы знать о его местонахождении: впоследствии это могло быть неплохим подспорьем в разведывательных рейдах. Однако соваться туда в одиночку было крайне опасно, его же артельщики еще не освоились в новой обстановке, так что вместо помощи вполне могли оказать медвежью услугу. Всему свое время. Настанет черед и более детальной разведки.

– Все, парни, расслабьтесь. Они уже далеко, нас не заметили и ничего не заподозрили.

– Жан, а почему мы их не перебили?

Задавший вопрос парнишка, Билли, был совсем не внушительных габаритов, он выглядел даже несколько хило на фоне остальных, но эта субтильность была обманчивой. Во-первых, он был лучшим стрелком в их квартете, превосходя в этом даже его, Жана. Во-вторых, мог передвигаться, ничуть не уступая в ловкости своему наставнику. И, в-третьих, обладал поразительной ловкостью, с лихвой компенсируя при помощи нее недостаток физической силы. Наконец именно его не трясло от нервного напряжения при появлении орков.

– А ты уверен, что мы положили бы их всех, а не наоборот? Их, считай, было вдвое больше?

– Конечно, положили бы, – уверенно проговорил парень.

– Согласен с тобой. Вот только мы здесь не для охоты ни за орочьими браслетами, ни за их головами. Наша задача – разведка. В Кроусмарше должны появиться люди, много людей, а это заставит орков напасть. Так вот наша главная задача – обнаружить отряд, идущий в боевой поход, а не охотников. Эти на ту сторону Яны не сунутся и людей не обнаружат, но если пропадут, то их будут искать. Сэру Андрэ нужно как можно больше времени, так что не будем дразнить орков. Как я уже говорил раньше, мы обнаруживаем орков и вовремя сообщаем о них в форт. Пропавший отряд на землях людей не так взбудоражит орков, как исчезновение охотников на своей земле. Больше вопросов нет? Вот и ладушки. Привал окончен. Пошли дальше. Порядок прежний.




«По хорошему, конечно, нужно было бы делать все по-другому. Сначала направить сюда людей и подготовить материал, потеряв на это один сезон, а потом, с началом дождей, начать строительство крепости. По сырому грунту оркам было бы весьма неуютно атаковать с берега. Тогда им оставалось бы только двигаться в обход, через все маркграфство, чтобы добраться до Кроусмарша. Судя по тому, с каким маниакальным упорством они противятся строительству здесь укреплений, все так и было бы. Вот поэтому-то, скорее всего, маркграф и не действовал таким образом, потому что в этом случае большому набегу подверглись бы густозаселенные земли маркграфства. Получается, что я наступил на те же грабли, хотя и по незнанию местных реалий. А позволили бы мне действовать иначе, знай я об особенностях набегов орков в зависимости от сезона? Сомневаюсь. Сэр Свенсон не стал бы подвергать опасности свои владения. Значит, я изначально был обречен действовать только так, и никак иначе. Может, сэр Свенсон решил таким образом разобраться со мной, потому что на него надавила инквизиция? Ну не верю я в то, что эти парни оставят меня в покое. Нет. Он в первую очередь должен думать о маркграфстве, так что получается, что он пока честен со мной. Своеобразная честность, но и помочь мне он не имеет возможности. Хотя это тоже спорно. Уж оставить-то тридцать бойцов до окончания строительства он может, но воины в моем распоряжении только до первого мая. С другой стороны, что мне известно о его проблемах? Но, черт возьми, тогда получается, что он не понимает простых вещей – к примеру, то, что освоение этой земли принесет гораздо больше прибыли, нежели будет затрачено. Получается, что я все же чего-то не понимаю, потому что это на поверхности».

– Сэр! Орки! – Влетевший в комнату Брук был сильно возбужден, что могло показаться странным, учитывая прошлый боевой опыт парнишки, но все же последний год, проведенный в мире и покое, расслабил его, иначе объяснить такого возбуждения Андрей не мог.

– Где?! Сколько?

– Наблюдатель сообщил, что по реке движется одна лодка.

Новак схватив шлем и арбалет, быстро выбежал наружу и поспешил подняться на наблюдательную вышку. Одна, даже большая, орочья лодка не могла вместить больше двух десятков воинов, значит, особой опасности не было – если это и орки, то разведчики, которые не осмелятся даже высадиться на берег. С другой стороны, орки никогда не приближались к форту при свете дня, а сейчас было хотя и раннее, но ясное утро.

Поднявшись на вышку и бросив взгляд на приближающуюся лодку, он тут же расслабился. Это были не орки. У него, конечно, были подозрения, что это приближался Жан, но для его появления здесь было несколько рановато. Он ожидал прибытия охотников не раньше, чем через три дня. Неужели что-то случилось? Нет, на веслах сидели все четверо охотников, и, судя по тому, как они гребли, раненых не было. Значит, они обнаружили боевой отряд орков и спешили предупредить о нем. А вот это никоим образом не входило в планы Андрея. Поселенцы прибыли лишь позавчера и за это время успели только обустроить временный лагерь, где впоследствии должно было быть заложено село. Мастер Лукас пока только обследовал местность в поисках материалов, хотя в этом-то он не нуждался, так как уже бывал здесь в годы своей молодости, но мастер всегда относился к своей работе со всей ответственностью. Поэтому он посетил каменоломни, где было в достатке известняка, провел обследование будущей строительной площадки, обсудил с Андреем проект будущей крепости – с учетом пожеланий новоявленного барона и раскритиковав некоторые из них. В общем, появление орков сейчас никак не входило в планы людей.

Еще на подходе Жан подал знак, что им нужна помощь, и Андрей направил к берегу десяток воинов. Оставаясь на стене, он наблюдал за тем, как воины извлекли из лодки двух оленей и, подхватив лодку, вместе с охотниками направились в сторону форта.

– Что случилось?

– Ничего. Все нормально, милорд.

– Отчего же вы прибыли так рано?

– …Ерунда, а его трясет как осиновый лист.

– Вранье. Вовсе я не трясся.

– Ну откуда мне знать – может, тебя трясло от желания испить орочьей кровушки…

Весело переговаривавшиеся с воинами охотники прошли мимо, неся лодку, изготовленную на орочий манер из легкого каркаса, обтянутого берестой. Именно такими лодками предпочитали пользоваться охотники с орочьей стороны: хотя лодки и не отличались особой прочностью, но зато были весьма вместительны, что позволяло переправлять добычу, легки в управлении и просто легки настолько, что четверо человек без труда могли переносить их посуху – полезное качество, если учитывать то обстоятельство, что лодку нужно было прятать, оставляя без присмотра.

– Проблемы с парнями? – кивнув в сторону прошедшей группы с лодкой, поинтересовался Андрей.

– Можно сказать и так, милорд. Орочья сторона всегда по-особому действует на людей. Одно дело, когда ты знаешь, что в случае гибели тебя похоронят по-христиански, и совсем другое – понимать, что тебя попросту съедят. Да и мясо вам не помешает.

– Согласен. И что теперь?

– У вас найдется немного вина?

– Немного – это сколько?

– Боюсь, что я не правильно выразился: немного их не возьмет.

– А напоить нужно основательно, – понимая, куда клонит Жан, произнес Андрей.

– Чтобы «мама» сказать не могли. Если, протрезвев, они будут готовы вернуться, то все в порядке, если станут сомневаться, то там им делать нечего.

– И сколько обычно все же возвращаются?

– Из тех, кто сходил в первый раз, почти все. Труднее всего решиться в самый первый раз – бывало, что артель разворачивалась уже на середине реки или от самого орочьего берега, если новичок давал слабину. Но парням нужно помочь вылить их страх. Думаю, что все трое вернутся. А после первой стычки, почуяв кровь орков, они заболеют тем берегом. Знаю по себе.

– Хорошо, будет тебе вино. Обратись к Джефу – он организует, остановитесь в казарме. Карабины, надеюсь, вы припрятали?

– Они в тюках.

– Хорошо. Перенесите их ко мне.

– Ясно. Разрешите идти, милорд.

– Иди.

Когда он уже выезжал из форта, охотники расположились на сеновале и, беспрестанно сыпля шуточками, ударными темпами накачивались вином: что ни говори, но в такое ясное утро сидеть в полутемной и душной казарме – удовольствие сомнительное. Рядом с ними на пахучем сене устраивались и солдаты гарнизона.

С приходом основного каравана, а вместе с ними и сотни наемников, арбалетчиков, распорядок жизни в форте резко изменился. Теперь воины вели ночной образ жизни, каждую ночь пропадая в секретах. Задача была простой как мычание: наглухо перекрыть проход и не выпустить отсюда ни одного орка. Враг должен был как можно более долгое время быть не в курсе того, что здесь происходит, да и рейдерские походы на людскую территорию нужно было пресекать – это теперь было основной задачей барона Кроусмарша.

Однако, как бы ни устали воины после бессонной ночи, мало кто откажется провести время, слушая удалые байки бывалых охотников. Правда, молодняку похвастать было пока нечем, но Жан справлялся с этой задачей за всю артель, а уж у него-то этих историй было предостаточно, при этом он не забывал почаще наполнять кружки своих подчиненных, стремясь как можно быстрее их напоить.

Андрей не переживал на тот счет, что воины также приложатся к бочонку: никто не захочет связываться с Робином и Джефом, а в последнее время Андрей стал замечать, что в деле поддержания дисциплины им активно помогал Итен. Эта метаморфоза перестала удивлять его после того, как он узнал о давней дружбе этой троицы. Судя по всему, ветеран решил пожертвовать своим самолюбием, чтобы не мешать друзьям. Новак прекрасно понимал, что это никоим образом не повышало в глазах Итена его командирский авторитет. Время от времени он ловил на себе ироничные взгляды ветерана, но ни словом, ни делом тот не выказывал своего неуважения, мало того – насколько ему было известно, не позволял ни себе, ни другим негативных высказываний по отношению к барону. Воистину дружба способна творить чудеса. Но Андрея сложившаяся ситуация не радовала: ведь его-то заслуги в этом не было, мало того – этот лучник служил ему постоянным напоминанием о том, как он опростоволосился и был заткнут за пояс простым ветераном. Но пока он с этим поделать ничего не мог.

Путь к месту будущего села был неблизким: его было решено устроить в пяти километрах от форта. Причин тому было несколько. Начни люди обустройство рядом с фортом – и избежать преждевременного их обнаружения орками было бы куда сложнее, к тому же существовала опасность гибели людей при прорыве очередной орочьей банды. А сейчас в Кроусмарше, помимо семей прибывших на поселение, имелось еще и более двух сотен работников, в основном каменотесов и каменщиков, но была и артель плотников. С другой стороны, сам Маран указал на это место как на наиболее перспективное для обустройства села, обосновывая это наличием земель, пригодных для пашни, выпаса и сенокосов. Немаловажным было и то обстоятельство, что село должно было расположиться на высоком берегу Тихой: берега ее особой высотой не отличались, и это возвышение было чуть ли не единственным, а значит, в половодье угроза наводнения отсутствовала. С другой стороны, решался вопрос с обеспечением населения рыбой, а рыбной ловлей занимались все крестьяне. При грамотном старосте они могли обеспечить рыбой не только себя, но еще и разнообразить подать продовольствием и даже немного на этом заработать. Наличие неподалеку лесного массива с лихвой решало вопрос потребности в дровах и строительном материале. В общем, удобное во всех отношениях место.

Правда, Грэг был немного недоволен подобным выбором, так как установить на этой реке водяные колеса с запрудами было тем еще удовольствием, к тому же течение не было достаточно сильным. Его больше порадовало бы устройство села на берегу Обрывистой, с ее бурным течением.

Маран и Грэг даже успели весьма шумно поспорить по этому вопросу. Памятуя о том, что творилось на кузнечном подворье в Новаке до вмешательства инквизиции, староста наседал на то, что главный кузнец со своим хозяйством задушит все село. Грэг же утверждал, что прямая заинтересованность милорда как раз в том, чтобы кузнецы работали на полную мощность, так как производимая продукция приносит ощутимую прибыль в его казну.

– Ты думаешь только о селе. Для села достаточно и одного кузнеца, который подправит тебе весь инвентарь. А чем тогда заниматься остальным, кто был занят на кузнечном деле?

– А пусть идут пахать землю.

– Милорд, вы слышали это? Да как у тебя язык-то повернулся такое сказать!

– Может, все же сначала выслушаем меня?

– Простите, милорд, – стушевался Грэг.

– Хгм-м, – только и смог промычать Маран, стушевавшийся ничуть не меньше.

– Грэг, не подскажешь, почему при выборе места для села я не советовался с тобой, а обращался только к Марану?

– Не знаю, милорд.

– А тем не менее все просто. В первую очередь мы будем ставить именно село, и это не потому что я считаю крестьян выше кузнецов. Сейчас мы не можем распылять людей, и они должны располагаться все вместе. Надеюсь, о том, что проход еще не перекрыт окончательно, мне напоминать не надо? Вот и хорошо. Грэг, ты пока займешься устройством временной кузницы для обеспечения потребностей строителей и крестьян. Когда решим вопрос с проходом, займешься подбором места для другого села, уже на берегу Обрывистой – вот там-то ты и развернешься, да только будет это не скоро. Но тут уж я ничего пока поделать не могу. Так что оставьте споры и работайте вместе, как это было в Новаке.

Тот разговор возымел действие, и оба старосты, а Грэга он уже именовал именно так, правда, пока только в мыслях, чтобы не возникло чехарды, сейчас активно работали в одной упряжке.

Когда он подъехал к палаточному городку, возникшему на месте будущего села, заметил небывалое оживление. Большинство людей было занято тем, что с шумом и гамом сворачивали палатки. Эти действия несколько озадачили Андрея. Однако за разъяснениями дело не стало:

– Я полностью согласен с вашим намерением сначала подготовить строительный материал и только после этого начинать строительство. Но если артель плотников может производить работы и отсюда, лес, как-никак, рядом, то каменотесам нужно перебираться к каменоломне. Терять по два часа в день на дорогу я не считаю разумным, – заявил на поставленный вопрос мастер Лукас.

– Но как вы тогда прикажете организовывать вашу защиту – ведь именно ночь наиболее опасна, а вы собираетесь ночевать там? Не могу же я распылять своих воинов.

– Сэр Андрэ, вы, конечно, простите меня, но насколько мне известно, орки могут появиться только со стороны прохода, а его-то вы полностью перекрываете.

– Да, но именно на случай прорыва орков я каждую ночь отправляю сюда воинов.

– Как обеспечить нашу безопасность – это полностью ваша забота. Моя состоит в том, чтобы организовать работу. Кстати, если я все правильно понимаю, то вопросом приготовления пищи нам озабочиваться не надо. До сих пор ваши вассалы нас кормили, надеюсь, с нашим переездом ничто не изменится? Не хотелось бы, знаете ли, отвлекать людей от работы.

– Это так, все остается в силе.

– Вот и замечательно.

Мастер Лукас, как и любой мастер своего дела, жил своей работой, и когда он занимался любимым делом, то спорить с ним было бесполезно, он думал только о том, как наиболее эффективно и быстро сделать свое дело, оставляя остальные вопросы на откуп тем, кто, по его мнению, должен был этим заниматься. Сэр Андрэ? Замечательно, только пусть его не отвлекает.

Проводив взглядом мастера, удалившегося руководить бедламом под названием «великое переселение рабочих», Андрей озадаченно воззрился на подошедших Марана и Грэга:

– Ну и что прикажете с этим делать?

– Милорд, мы пытались его убедить, но это же мастер Лукас, – виновато развел руками Маран.

– Ага, и кого это он так напоминает?.. – с издевкой поддел кузнец.

– Вас обоих, – улыбнувшись, проговорил Андрей, но затем вновь стал хмурым: – А вот что теперь делать, я действительно не знаю. У меня не так много людей. Все было понятно и просто – два десятка моей дружины охраняли вас. Наемники двумя полусотенными отрядами перекрывали проход по обе стороны от форта, гарнизон в резерве. Но что делать теперь?

– Милорд, не ломайте себе голову, – задумчиво проговорил Маран. – Не зря же вы в свое время заставили нас научиться обращаться с арбалетами. Худо-бедно, но себя охранить мы сумеем, а вот работников мастера Лукаса охранять надо.

– Добро. Так и сделаем, – вынужден был согласиться Андрей: что ни говори, а дефицит в людских ресурсах был колоссальным, а ведь это только начало – дальше должно было быть только хуже. Если бы его не подпирало время, то можно было делать все постепенно, но он сильно сомневался, что император Гирдган предоставит ему это самое время. – Но только в охранении будет десяток наемников-арбалетчиков, а вы присоединитесь, если что. Какие из вас работники, если вы еще и недосыпать будете? Оружие держать при себе.

– Дак мы и без того всегда с ними – и дома, и в поле… – явно довольный проявленной заботой о людях, проговорил Маран.

– Что с пашнями? Определились, где будете пахать?

– Определились. Земля влажная, но грязи уже нет. Так что надо пахать, если не хотим остаться без урожая.

– Дело в том, что нам нужно подготовиться к встрече с орками, а она состоится, в этом сомнений нет. Одна артель плотников с этим не справится.

– Из людей Грэга пока занято только два кузнеца. Конечно, я хотел просить их на пахоту поставить да на посев. Время уходит. Но орки – это серьезно. Сами уж как-нибудь.

Кузнец поморщился столь нецелевому использованию его персонала, но понимал, что сейчас диктуют именно орки. Крестьяне – понятно, на одном покупном продовольствии никакая мошна не выдержит: они должны заниматься своим делом. Его люди были единственным резервом, который его лорд мог задействовать в помощь плотникам.

– Что нужно делать, милорд?

– Найди старшину плотников, и вместе подойдите ко мне. Ну а тебя, староста, я больше не задерживаю, ты и сам знаешь, что нужно делать. Придется опять жилы наматывать на плуги, иначе нам никак. Но если тебя это успокоит, то скажу тебе, что жилы рвать придется всем нам. Не пожалел еще, что решил податься в эти края? Там-то все было уже устоявшимся…

– Мое место рядом с моим сюзереном, – прищурившись с хитрецой, ответил Маран. – А потом, с вами всегда так: поначалу тяжко, но потом не просто легче, а хорошо. Даже если мы хватим лиха, то детям нашим будет куда лучше. А риск? Дак куда без него-то. Простите, милорд, пойду я, пожалуй, дел невпроворот.

– Иди. И помни: с пашней нужно заканчивать как можно скорее, сразу после посевной всех людей и весь транспорт направим на перевозку каменных блоков – стены нужно будет ставить быстро.

– Не переживайте, милорд. Сделаем все, что можем, а чего не можем, все одно сделаем, – задорно улыбнулся крестьянин и поспешил откланяться: дел у него было и впрямь выше крыши.

Старшина плотницкой артели был кряжистым мужиком средних лет, с окладистой бородой, со спокойным и размеренным характером. Он никогда не расставался с топором, что носил за поясом. – Андрей подозревал, этот инструмент, как и все в его артели, был в полном порядке и при желании им можно было и побриться, а еще Новак как-то краем глаза видел, сколь ловко старшина управляется с этим инструментом, который в его руках запросто мог превратиться в оружие. Впрочем, и портной при желании может использовать ножницы не по назначению – просто потому, что за многие годы использования этот инструмент становился продолжением руки мастера, – остальное зависело уже от бойцовских качеств.

– Джон, чем ты думаешь заняться? – с ходу спросил подошедшего старшину Андрей.

– Это мастер Лукас и остальные думают, а я уже занимаюсь. Мои не бродят по лагерю, и меня тут уже не было бы, да вот Грэг понадобился. Мы уже начали заготавливать лес для строительства. Ему еще просохнуть надо. Кстати, а как теперь будет с досками – эту-то вашу пилораму устанавливать будете? Досок много понадобится.

– С этим, как и с заготовкой леса, придется повременить. Сейчас главное – организовать оборону, пока стены не поставили.

– И что мы должны будем сделать?

– Выбирайте ветхие деревья и начинайте делать рогатки, много рогаток, так, чтобы в три слоя перекрыть проход. Потом нужно будет заготовить бревна, чтобы их сбрасывать на наступающих. Уклон у прохода хороший, так что это беды наделает немало. Грэг, организуй изготовление железных скоб: рогатки между собой скреплять, чтобы орки их не растащили.

– Милорд, это ж сколько нужно будет металла извести, – прогудел гигант.

– Просто помни о том, что если мы не сумеем устоять, то этот металл нам не понадобится. Так понятно?

– Да, милорд.

– Джон?

– Я все понял. Но только строительный лес пускать на эту затею жалко. Они же до самой Яны не остановятся, а она их унесет тут же.

– Я же не говорю тебе использовать для этого строевой лес. Или я должен тебе каждый твой шаг расписывать?

– Нет. Свою работу я знаю. Но уточнить нужно было. Еще. Рогатки и бревна сразу устанавливать?

– Нет. Подготовить. Подтащить поближе, но не на виду: там есть лощинка в трех сотнях шагов от форта – незачем пока орков дразнить. Понял?

– А чего тут не понять-то.

– Грэг, – вновь обратился Андрей к кузнецу, когда старшина плотников ушел. – У тебя в хозяйстве много проволоки?

– Есть. Не рановато ли думать о кольчугах?

– Кольчуги тут ни при чем. Нужно будет наделать таких штук, не знаю как они у вас называются, где-то я слышал название «чеснок». В общем, берутся два куска проволоки, сгибаются углом и привариваются, получается вот такая конструкция. – Андрей согнул указательные пальцы обеих рук и сцепил их. – Такого ежа как ни брось, всегда один штырь будет торчать вверх. Обувка у орков кожаная, и если такой шип вонзится в ступню, то мало не покажется даже орку.

– Мудрено. Но дорого.

– На этот счет не переживай. Не дороже наших жизней.

– Я все понял, милорд. А сколько их делать-то?

– Используй всю проволоку, что у тебя есть.

– Многовато будет. Да и двух подмастерий придется ставить, чтобы сделать хотя бы дня за четыре.

– Делай, не сомневайся, это нужно ничуть не меньше, чем рогатки.

Покончив с делами, он направился к палатке, в которой устроилась его семья. Остановиться в форте во всем слушающаяся мужа Анна отказалась.

– Раз уж так сложилось, что я превратилась в миледи, то стоит проявлять заботу и о смердах и о вассалах. Ты обязан быть в форте, значит, мне нужно быть с нашими людьми.

Что он мог ответить на это? Только согласиться. Вот только он переживал за то, что она и ребенок могли заболеть: ночи все еще были прохладными, – а еще он боялся того, что в случае прорыва орков они подвергались нешуточной опасности. Но на это, чмокнув мужа в щеку, она заявила, что для него будет лишний повод оборонять проход получше.

Просто сидеть без дела Анна не могла – как выяснилось, у нее была весьма деятельная натура, да и хозяйкой она была, что говорится, от бога. Весь день напролет она вертелась как белка в колесе, вникая во все дела и держа руку на пульсе. Конечно, и Маран, и Грэг свое дело знали куда лучше, но они внимательно прислушивались к ее советам и пожеланиям. Если были не согласны, то доказывали ошибочность ее суждения, и здесь она проявляла здравый смысл, признавая свою неправоту, если доводы были убедительными.

Войдя в свою палатку, супругу он там не нашел, но зато нашел всех детей возрастом до десяти лет, которые не могли оказать помощи своим родителям. Гвалт стоял страшный – от детских криков, казалось, парусина палатки вздувалась как паруса, наполняемые сильным ветром. Он даже прищурился от шума, ударившего в уши. Что самое примечательное, взрослых почему-то не было.

С радостным криком к нему подбежал сын и требовательно вздел ручки. Правильно истолковав этот жест, Андрей поднял его на руки и, улыбнувшись, слегка подбросил его:

– Что, разбойник, соскучился?

Ответом был громкий заливистый смех. Сынок удался горластым, каким был и сам Андрей.

Полог палатки откинулся в сторону, и в палатку вошел отдувающийся падре. Как видно, он сильно торопился, направляясь сюда.

– Здравствуйте, падре.

– Здравствуй, сын мой.

– Не знаете, почему все дети здесь, да еще и без присмотра?

– Это леди Анна распорядилась, чтобы матери, не отвлекаясь, могли заниматься делами. Поначалу она хотела сама заниматься детьми, но потом передумала и попросила меня присмотреть за чадами. Мне пока занятий нет, а она себе нашла.

– Не трудно будет?

– О чем ты, сын мой. Не в детях ли наше будущее? Нет, мне это не в тягость. А почему ты не отдыхаешь? Знаю, что ночь была бессонной.

– Ничего, падре, еще отдохну.

– Нельзя так. Нужно отдыхать, иначе усталость накопится и все может плохо закончиться: на тебе большая ответственность, и голова тебе нужна ясная.

– Спасибо за заботу, падре. Я обязательно отдохну. Вот пойму, что все идет своим чередом, и отдохну.

– Ну тогда иди, занимайся своими делами, а я уж здесь как-нибудь.

Супругу свою он нашел на окраине лагеря. Она мертвой хваткой вцепилась в старшину плотников, и Джон явно был не рад ее напору.

– Леди Анна, ну нет у меня лишних людей.

– Я же не говорю, чтобы вы поставили капитальную баню, – поставьте временную.

– Да для чего она нужна?

– Нужна, – убежденно заявила Анна.

– Сэр Андрэ, ну хоть вы-то объясните леди Анне, что нам нужно заниматься другими вопросами.

– Что случилось, Анна?

– Я просила мастера Джона поставить временную баню. Люди живут в палатках, в походных условиях, так и до кровавого поноса недалеко: загубим людей, и детей в первую очередь.

– Да ничего с людьми не станется: веками живем без мытья.

– Мастер Джон, у вас есть дети?

– Да, леди Анна. Трое.

– И все ваши дети выжили?

– Троих Господь прибрал, – с грустью проговорил Джон.

– А вот я не хочу, чтобы наши дети умерли.

– Да баня-то чем поможет?

– В первый же год у нас в Новаке родилось девятнадцать детей, и все они выжили, и в первую очередь благодаря тому, что матери следили за чистотой.

Как видно, разговоры с Андреем во многом просветили ее – впрочем, она и дома отличалась чистоплотностью. Сюда она тоже захватила изрядный запас мыла, с которым регулярно заставляла мыть руки перед едой не только поселенцев, но и всех работников. Вряд ли кто задумывался над тем, что за весь период походной жизни пока еще никто не маялся расстройством живота, хотя и не забывали недовольно ворчать по поводу затеи леди Анны.

– Джон, выдели несколько человек для строительства.

– Но вы же сами…

– Я знаю, что я сам. Но и это тоже надо. Если люди заболеют, то работники из них будут плохие.

– Хорошо, сэр. Я поставлю баню. Где ее поставить, леди?

– У реки. И мостки тоже. Они и для купания нужны, и для стирки.

– Хорошо.

– И еще, мастер Джон. Велите вашим людям раз в неделю приносить свое белье и одежду для стирки.

– Да это-то еще зачем?

– Ни вам, ни вашим людям это не будет стоить ни одного фартинга. И также раз в неделю ваши люди должны будут мыться в бане. Порядок я определю позже.

– Да что же это делается! Сэр!..

– Если хотите работать и дальше, выполняйте требования леди Анны. Это уменьшит вероятность болезней.

– Все болезни от Господа нашего и ниспосланы на нас, дабы умерщвлять нашу плоть и укрепить дух.

– Я не буду спорить по этому поводу, но не дух будет строить здесь, а бренное тело. Так что требование леди Анны вы исполните.

Безнадежно махнув рукой на творящиеся безобразия, старшина плотников удалился, что-то недовольно бурча себе под нос.

– Не слишком ли рано, Анна?

– Не было бы поздно. А потом, кто нам может запретить, инквизиции здесь нет. – Анна была права. Странное дело, но инквизиция не направила с ними ни одного дознавателя, даже брата Горонфло отозвали, как только стало известно о намечающемся переселении в Кроусмарш.

– Ну это пока.

– Сейчас самое опасное время – когда войдем в нормальные дома, будет проще.

– Но так будет не всегда. Что прикажешь делать потом, когда инквизиции вновь не понравится то, что люди чрезмерно заботятся о своей плоти? Опять мне отправляться на границу со степью?

– А ты тогда своди инквизиторов в баню и попарь, как я тебя парила в первый раз. – При этих словах Андрей улыбнулся. Когда они впервые парились вместе, Анна по неопытности сначала плеснула на камни слишком много воды и ошпарила паром и себя и его, потом, слишком усердствуя веником, она снова обожгла его спину, и не только. Что и говорить, париться в русской бане нужно уметь, а иначе это не купание, а сущее мучение: можно получить весьма серьезные ожоги.

«Вот черт. Целых два года без бани, вшей кормлю, а ответ – вот он. Кто сказал, что это забота о плоти? Это скорее умерщвление оной: нужно только организовать неправильную помывку – и ни один инквизитор не уличит тебя в чем-либо недостойном. Наоборот, можно было еще и бонусы заработать. Как все просто…»

– Милая, ты просто гений. И где ты была раньше? Да это можно представить похлеще самобичевания.

– Во-от, цени!




Веревки больно впивались в тело. Уж что-что, а вязать пленных эти проклятые степняки умели. Дышать было трудно, и не только потому что веревки стягивали грудь: немалой помехой было то, что его бросили лицом в тюки с товаром. Как брат Адам ни пытался пристроить голову, выпростать лицо из тюков не получалось. Свою лепту вносило и солнце, нагревшее парусиновый тент. Духота, пыль – все это только усугубляло его положение.

Сквозь топот лошадей и монотонный скрип колес послышалась гортанная орочья речь, больше походящая на рычание, – видимо, орк сказал что-то веселое, потому что в ответ послышался многоголосый смех: ни с чем иным этот рычаще-лающий звук у него ассоциаций не вызывал.

Дознаватель думал, что этот этап будет достаточно трудным или по меньшей мере долгим, но его караван смог посетить только одну крепость – на пути во вторую они угодили в засаду. Из десятка охраны в живых осталось семеро, четверо из которых были ранены. Добивать их не стали. Добыча, конечно, была достойной: три повозки, полные разного добра, но, как известно, добыча лишней не бывает, если ты в состоянии ее проглотить, – этот отряд мог без труда. Обиходив раны охранников, орки погрузили их вместе с возницами и самим «купцом» в повозки, после чего тут же двинулись в обратный путь.

Это произошло два дня назад, и, судя по тому, как шумно стали себя вести степняки, их путь приближался к своей конечной точке. Скорее всего, в скором времени орки должны были увидеть родные шатры.

Инквизитора терзали угрызения совести за то, что эти люди оказались в плену, а трое погибли. Но, с другой-то стороны, они знали, что путешествия вблизи границы сопряжены с нешуточной опасностью. Брат Адам предложил достойную оплату, и они ее приняли, готовые рискнуть за эти деньги. В конце концов, он же не знал, что именно в этой лощине окажется засада. Но эти мысли не приносили успокоения, так как он-то знал, что, не нарвись они на засаду практически сразу, то он продолжал бы курсировать здесь, пока не попал бы в руки орков.

– И-ий-я-х-ха!!!

– И-и-ий-я-х-ха!!!

Едва услышав эти крики, которые были полны не боевого задора, а легко узнаваемой радости, брат Адам догадался, что небольшой караван достиг своей цели, и в пределах видимости появилось селение орков. Первый этап можно было считать завершенным.




Глава 4

Набег. Закурт


Жан отвел взгляд от копошащихся на берегу небольшой речки, впадающей в Яну, орков и посмотрел на своих людей. К своему удовлетворению, он отметил, что парни были собранны и не выказывали признаков волнения.

Все, здесь им больше делать нечего. Он подал знак – и четверо охотников бесшумными тенями скользнули в глубь леса. Все, что нужно, они уже увидели, дольше находиться здесь и рисковать быть обнаруженными не было смысла. Остановились они, только когда между ними и отрядом орков, идущим в поход, было не меньше мили.

– Жан, а почему мы не отправились к лодке? Разве мы не будем сообщать об орках в форт?

– Вечно ты торопишься, Билли, – потрепал по худому плечу охотника Жан. – Что вы наблюдали, парни? – обратился он уже ко всем.

– Ну, орочий боевой отряд, который собрался на ту строну Яны.

– Верно, Билли. А что еще?

– Они стали на дневку. Вернее, ждут, пока не стемнеет, – ночь должна быть безлунной, – вступил в разговор другой охотник, с рыжей шевелюрой, рябым лицом, вполне обычного телосложения, говоривший с явным германским акцентом. – И похоже, что они никого не ждут, идут сами.

– Правильно, Олаф. А у нас задача – выслеживать большие отряды. Эти явно не ожидают подкрепления, их не больше шести десятков. Этих и так не пропустят и уничтожат. Проход крепко стерегут. Так что давайте отойдем еще на пару миль. Скоро стемнеет, нужно устраиваться на ночлег.

– Но ведь не все орки пойдут в поход, – не сдавался Билли, когда они все же остановились на отдых. – Не меньше дюжины вернутся с лодками. Не станут же они оставлять лодки в виду форта. Там их и спрятать негде.

– Все верно. Лодки перегонят на этот берег, а затем в условленное время вернутся за своими, вот только с лодками останется шестеро – на трех лодках, еще три поведут на буксире.

– Мы нападем на них? – Глаза Олафа загорелись азартом, но Жан, отрицательно покачав головой, охладил боевой задор германца, как, впрочем, и остальных артельщиков:

– Нет.

– Но почему? Мы сможем быстро с ними справиться.

– Мы проследим за ними, и если на том берегу все пройдет тихо, а оставшиеся орки ничего не заподозрят, мы не станем их трогать. Они вернутся к проходу в назначенное время, и после того как основной отряд не вернется, уверятся в том, что отряд пропал в глуби нашей территории. После этого они принесут грустную весть в свой поселок.

– А если они услышат бой на берегу, или кто-то из орков вырвется?

– Тогда они не станут задерживаться на берегу Яны и поспешат вернуться с известием о том, что люди что-то замыслили возле форта. А вот тогда только держись. Этого не избежать, но чем позже это случится, тем милорд сможет лучше подготовиться. Поэтому в этом случае мы уничтожим всех. Вот такие дела, парни.

Ночь вступила в свои права, как всегда, быстро, в короткий срок накрыв темным покрывалом землю. Жан недовольно поморщился, глядя на ночное небо, на котором не было не только ни одной из лун, но незаметна была и ни одна из звезд. Небосвод был покрыт плотным покрывалом облаков, скрывших звезды, а вместе с ними и слабый свет, источаемый ими. Подспорье от такого освещения было то еще, но все-таки лучше, чем ничего. Казалось, все было на стороне орков.

Но как бы ни разворачивались события, у них была своя задача, а значит, как бы ни легли кости, нужно было двигаться к речушке. Необходимо было подготовить засаду, обследовать местность на случай неожиданностей, да много чего еще.

Передвигаться бесшумно в темном, как преисподняя, лесу – занятие не из приятных, а главное – трудно осуществимое. Передвигаться можно было только неспешным шагом, тщательно прощупывая землю, выбирая каждый раз, куда поставить ногу: в ночном лесу треск сломавшейся ветки разносился довольно далеко. Хорошим подспорьем в этом была орочья обувка. Она имела достаточно мягкую подошву, что позволяло хорошо чувствовать малейшие неровности, вместе с тем кожа была вполне толстой, а потому великолепно предохраняла ступни.

Как бы ни был долог путь, закончился и он. Пространство над рекой просматривалось хоть как-то, во всяком случае на фоне воды можно было рассмотреть тени, если лодки двинутся по ней. Кое-как сориентировавшись, Жан удовлетворенно кивнул. Все же ориентировался он хорошо – они вышли практически к тому месту, которое он и наметил для засады.

– Все просто, парни. Эти ребята пройдут мимо нас не далее как в десятке шагов, нам останется только их расстрелять.

– А почему ты так уверен в том, что они пройдут так близко к нам? – Билли можно было назвать почемучкой, так как он задавал вопросы по каждому поводу, но Жана это чрезмерное любопытство ничуть не раздражало – наоборот, это его радовало. Из парня должен был выйти настоящий старшина артели. Несмотря на обилие вопросов, он никогда не спрашивал дважды об одном и том же, Жан видел, что о многом он догадывался и сам, но с завидным упорством изводил вопросами старшего, дабы не догадываться, а знать наверняка.

– Ты обратил внимание, где на этом участке проходит стремнина?

– Ближе к тому берегу.

– Правильно. Идти им против течения. Ну и как ты думаешь, где орки поведут свои лодки: по стремнине или там, где течение послабее? Вот то-то и оно. А река в ширину шагов тридцать. Вот и пройдут они рядом с нами. Бронебойные пули поберегите, заряжать свинцовыми, на таком расстоянии не поможет ни доспех, ни щит. Все, парни, ждем до рассвета, потом отдохнем по очереди.




– Сэр?

– Слушаю тебя, Робин.

Андрей оторвался от бумаг, где вел подсчеты, потер усталые глаза и посмотрел на представших перед ним Атчесона и Джефа. Чертовы расходы росли как на дрожжах, и поделать с этим он ничего не мог. Деньги текли, словно вода сквозь решето. Все, что было расписано Эндрю, оказалось полной фикцией, он уже выбился из планируемых затрат на этот период более чем вдвое. Как говорится, всего не учтешь: только металла понадобилось втрое от планируемого. Грэг только что вернулся из Бильгова, замка, расположенного на границе с Кроусмашем, где скупил весь металл, и барон Бильгов, почуяв выгоду, словно заправский купец, запросил за него чуть не вчетверо больше обычной цены. Похоже, он не верил в то, что барон Кроусмарш сумеет выжить и сохранить за собой баронство, потому что так с соседями не поступают. К тому же Грэг обратил внимание на то, что в замок спешно свозят продовольствие и не менее спешно проводят посевную – не иначе как ожидают большого набега и готовятся к обороне: в замке уже находилась сотня наемников-лучников. Грэг выяснил, что им было заплачено за полгода службы – минимальный срок, на который соглашаются хорошо организованные и оснащенные отряды. Ощутимые расходы, и на них барон мог пойти только в том случае, если был уверен в том, что ему придется защищать свой дом.

– Ночь сегодня будет безлунной. Первая безлунная ночь после распутицы, – доложил Атчесон.

– Думаешь, будут гости?

– Да.

– Вот интересно, их там не одно племя, не один род, в походы большими отрядами они не ходят, так что же получается – у них очередь, что ли, кому когда ходить в поход через этот проход?

– Не знаю, – озадаченно ответил Робин. – Я не говорю, что они точно придут сегодня – они могли прийти и раньше, просто подгадав с восходом и закатом лун, – но сегодня, скорее всего, будут. К тому же небо затягивает тучами, а значит, не будет даже звезд.

– Если будет дождь… Орки же не дураки: по скользкой земле подниматься здесь мало что тяжело – так еще и наследят.

– Тучи будут, но дождя не будет.

– Ну что же, будем готовить встречу.

– Сэр, я хотел бы высказать одно предложение, если вы не сочтете…

– Стоп, Робин. Ты и Джеф знаете, что с опытом у меня слабовато, так что не стесняйся. Джеф, что за номера?

– Простите, милорд, я ему уже говорил, что к мнению ветеранов вы всегда прислушиваетесь, но Робин убежден, что подобное может быть позволено мне, как вашему соратнику и вассалу, хотя он этого и не одобряет, да и не верит.

– Сомневаюсь, что у маркграфа не прислушиваются к мнению ветеранов.

– Прислушиваются, но далеко не всегда, – уже более смело вставил свои пять копеек старший десятник.

– Я тоже не всегда, но выслушать готов всегда. Итак, я вас слушаю, – закончил он, обращаясь сразу к обоим, ибо не сомневался, что друзья пришли отстаивать общее мнение.

– Сэр, – начал Атчесон, – если я правильно понимаю, то в ваши планы входит сделать так, чтобы орки как можно позже прознали о том, что здесь что-то затевается?

– Разумеется.

– Тогда то, что мы планируем, не годится.

– Обоснуй.

– Если бы мы собирались вырезать полсотни орков, а меньшим числом они не ходят, спящими, то, возможно, нам это и удалось бы проделать тихо. Но напасть на отряд орков на марше и при этом проделать все тихо – у нас не выйдет. Мы, конечно, никогда не видели, как орки высаживаются, но думаю, что лодки какое-то время находятся у берега и ожидают, насколько легко пройдет отряд, иначе им и отступать-то будет некуда.

– Логично.

– Так вот, если мы нападем на орков вблизи от форта, они попытаются сбежать, потому что сразу поймут, что люди не напали бы, если не были уверены, что справятся. Но даже если мы и перебьем всех, то орки у реки все одно услышат бой.

– Та-ак. Пока ты не сказал ничего, что бы я мог опровергнуть. И что ты предлагаешь?

– Пропустить орков. Пропустить и встать на их след. Я, конечно, понимаю, что ваши охотники сейчас на той стороне, но Джеф мне как-то обмолвился, что ваши воины, кроме воинского обучения, проходили обучение и у охотников, и как бы ни были хороши эти исчадия ада, но пятьдесят воинов все же смогут наследить достаточно, чтобы разбирающийся человек смог взять след. Потом, когда мы определимся с направлением, посаженные на коней ваши вассалы и мои лучники сумеем их обойти и устроить засаду, но тогда они могут орать сколько угодно. Лодки уже уйдут, а им придется прорываться либо к проходу, либо уходить по людским территориям, пока не выйдут к нормальному берегу: к обрыву они не пойдут – слишком высоко, чтобы прыгать.

– Обернем копыта мягкими шкурами, пойдем по большой дуге: орки, конечно, двигаются быстро, но никак не быстрее лошадей, – закончил мысль друга Джеф.

– А если они сменят направление?

– Рискованно, – согласился Джеф, – но только зачем им выделывать такие номера, если за столько лет они уже привыкли, что с наступлением темноты люди не выходят за стены форта?

– Хорошо, но ведь они могут взять направление на лагерь, а тогда под ударом окажутся наши люди.

– Маран каждый день заставляет селян выпускать по двадцать болтов.

– Это не дело. Если мы собираемся действовать таким образом, то перераспределим силы. Джеф, стяни в форт всех моих воинов и новиков.

– Мальцов-то куда? – возмутился поначалу Робин, но затем резко осекся и с извиняющимся видом посмотрел на Андрея. Тот на эту выходку только осуждающе покачал головой.

– Робин, сколько твоих воинов могут похвастать убитым орком? Не двумя десятками, а хотя бы одним? Уверен, что не все. А каждый из этих мальцов уложил по паре десятков, точно. И еще, на будущее. Я всегда готов выслушать мнение ветеранов, но только до того момента, когда начинаю отдавать приказы. Итак, мои воины и лучники маркграфа – всего пятьдесят шесть бойцов, к тому же мои воины – уже готовый отряд конницы. В форте оставим два десятка наемников – и по четыре десятка к Марану и к мастеру Лукасу. Джеф, в секрет посадишь своих парней: местный гарнизон больше привык отсиживаться за стенами. – При этих словах Робин изменился так, словно съел недозрелый лимон, но что скажешь – что есть, то есть.

Робин вышел, чтобы отдать необходимые распоряжения, Джеф же ненадолго задержался.

– Карабины из тюков вынимаем?

– Ни в коем случае. Никто не должен знать о том, что у нас имеется это оружие. Конечно, мы лишаем себя большого преимущества, но ведь поначалу в степи мы обходились без них. Или парни разучились обращаться с арбалетами?

– Тренировались постоянно.

– Вот и хорошо.




Ночь, как и обещал Атчесон, выдалась темной – как говорится, хоть глаз выколи. Однако на открытом месте шагов с двадцати можно было рассмотреть неясную тень, в которую превращался человек, идущий в полный рост, впрочем, это мало чем могло помочь, так как теперь в планы Андрея вовсе не входило перехватывать орков на выходе из прохода. Но это вовсе не значило, что их пропустят просто так. На возможных маршрутах их движения были выставлены секреты – теперь главное было, чтобы оркам не вздумалось переть по головам спрятавшихся в замаскированных окопчиках наблюдателей.

Сам Андрей вместе с Яковом, который в боевой обстановке привычно занял место подле своего сюзерена, разместился на утесе с восточной стороны прохода. Орки, конечно, мастаки по части маскировки, да только Андрею не верилось, что им удастся полностью бесшумно высадиться: хотя расстояние до них должно было составить не менее ста метров, он все же рассчитывал засечь момент высадки, если таковая будет, – звуки над водой слышны далеко. Если нет… Что ж, одной бессонной ночью больше в бесконечной их череде.

Однако Атчесон не ошибся, и орки решили все же воспользоваться первой безлунной ночью. Примерно в два часа пополуночи со стороны Яны послышался слабый всплеск, затем тихонько тренькнул металл о металл. Если первый звук еще и можно было принять за плещущуюся рыбину, то второй явно не имел к естественным звукам никакого отношения. Итак, орки все же решили воспользоваться темной ночью. Все верно, все правильно, все как всегда, вот только о том, что последнее уже не является непреложным, они пока не знали.

Яков тихонько сжал локоть Андрея, давая понять, что услышал подозрительные звуки, Андрей ответил молчаливым кивком: ночь, конечно, была темной, но абсолютной темноты все же не вышло, так что, стоя вплотную друг к другу, они могли видеть если не мимику, то жесты. Так же молча Новак кивнул, давая понять, что теперь им остается только ждать. По большому счету необходимости в этом наблюдательном пункте не было никакой – так они не могли подать даже сигнал: Андрей запретил издавать какие-либо звуки, дабы не вспугнуть орков. Эти бестии, прожив всю жизнь в лесу, имея основным занятием охоту и боевые походы, слишком хорошо знали и лес, и его обитателей, чтобы тут же различить малейшую фальшь в имитации звуков какой-либо живности. Единственный человек, которому он доверил бы подачу подобного сигнала – Жан, – сейчас находился на орочьей стороне, так что он решил перестраховаться. Единственное, что могли они сделать, – это тихо наблюдать и постараться понять, что происходит.

Примерно через полчаса Яков вновь легонько взял Андрея за локоть. Ничего не понимающий Андрей повернул голову, обращая в сторону гиганта левое ухо, тот понял все правильно и, прильнув к уху, скорее выдохнул, чем сказал:

– Ушли. Я слышал, как чиркнуло весло о лодку.

Андрей вновь кивнул, давая понять, что все понял и им пора возвращаться. Двумя бесшумными тенями, пригибаясь к земле, они скользнули в сторону форта. Орки ночью видели лучше людей – кто знает, может, кто и сможет рассмотреть на высоком берегу две тени. Правда, это скорее уже из области фантастики, но, как говорится, береженого Бог бережет.

У форта их встретили возбужденные Робин и Джеф. Конечно, лиц их они не видели, но от ветеранов словно исходила какая-то аура, указывающая на их состояние. Когда же они заговорили, Андрей понял, что не ошибся, однако не придал этому особого значения: все же люди – не бездушные роботы, к тому же прошел не один месяц после того, как они участвовали в смертельной схватке.

– Около пяти десятков, двигаются на юго-запад. Идут прямо по дороге, как по ниточке, – прошептал Атчесон, хотя в шепоте уже не было никакой необходимости: орки должны были удалиться достаточно далеко.

– Может, отвернут? – обеспокоенно поинтересовался Андрей.

– А зачем им отворачивать? Форт миновали, а больше здесь людей нет.

– Если забыть о лагере поселенцев, то да, – зло бросил Андрей, поражаясь такой недогадливости подчиненных.

– Ах, дьявол! Они же прут прямиком на них!

– Не поминай к ночи, – недовольно буркнул Джеф. – Падре Томаса на тебя нет, царствие ему небесное. Все не так плохо, милорд. Там четыре десятка арбалетчиков, да и Маран с крестьянами чего-то да стоят. Люди уже в седлах, ждут только команды. Успеем.

– Если пойдем открыто, то и обернутые копыта не помогут: услышат задолго до того, как мы их нагоним, а тогда попрячутся – поди найди их в этой темени, – охладил друга Робин.

– Что предлагаешь? – нервно спросил Андрей. Душевному равновесию мешали два обстоятельства: промедли они – и пострадают поселенцы, поторопись – и не избежать больших потерь среди воинов, орки тогда встретят их из засады. Плохо. Все очень плохо.

– В четверти мили отсюда начинается овраг – не особо широкий, но и не маленький. Дойти до него и припустить по его дну… Конечно, в темноте можно и лошадей зашибить, и покалечиться может кто, но зато двигаться можно будет быстро: овраг скрадет топот копыт, да и глина там мягкая, грязи уже нет, а затвердеть не успела.

– А ты уверен, что орки выйдут туда?

– Маран почему выбрал-то это место – потому что там брод есть и дорога проходит. До другого пара миль, считай, на запад, оно им надо? А броды они здесь знают, не сомневайтесь. Плавать им тоже не с руки. Так что выйдут аккурат к броду. Там же должно расположиться не меньше двух десятков наемников – это ж самое опасное место.

Андрей на мгновение задумался и припомнил местность вокруг будущего села. Так и есть, не более чем в двух сотнях шагов от брода выходит овраг, по которому в Тихую стекают вешние воды, а после таяния снега этот своеобразный ручей пересыхает – просто здесь удобно стекать с холмов талой воде, вот за многие годы и образовался этот овраг.

Бешеная ночная скачка, да еще и не по дороге, а по нехоженому оврагу, где и рытвины, и норки грызунов и змей, – удовольствие весьма сомнительное, вот только выбора не было. Андрей заставлял коня идти чуть не в галоп, каждое мгновение ожидая, что лошадь запнется и полетит через голову, опрокидывая и всадника. Сзади он пару раз слышал звуки падения коней и приглушенное ржание страдающих животных: торбы, надетые на морды лошадей, сильно мешали им дышать, доставляя самую настоящую пытку, но они же не позволяли издавать слишком много шума, когда бедные животные взывали к справедливости. Воины наверняка тоже пострадали, но переносили увечья молча – если они и позволяли себе приглушенные стоны, то он их не слышал, а значит, не услышат и орки.

Овраг закончился как-то внезапно. Только что мрак давил с боков практически отвесными стенами оврага – и вдруг Андрей почувствовал, что тьма словно расступилась. Как в этой тьме, среди неясных теней всадников, Джеф и Робин смогли вычленить его, для Андрея осталось загадкой, однако они быстро оказались рядом.

– Многих потеряли? – прошептал Новак.

– Двоих или троих, – так же шепотом ответил Робин.

Как-то так само собой сложилось, что Джеф отошел на второй план, предоставив первую скрипку Атчесону. Поначалу удивившийся этому обстоятельству Андрей все же довольно быстро сообразил, что эти двое и раньше служили вместе, и ветеран просто уступил первую роль как своему бывшему командиру, так и воину, имевшему гораздо больший опыт. Хотя тут-то Андрей мог и поспорить: за год беспрерывных походов в степи Джеф приобрел изрядные навыки, а драться сейчас предстояло на открытой и ровной, как стол, местности – считай, в степи. Но менять что-либо на ходу было глупо, и он просто принял правила игры.

– Робин, твои как, управятся с луками из седла?

– Я бы на это не надеялся. Они привыкли твердо стоять на ногах.

– Тогда своих лошадей оставите здесь в овраге, а сами в цепь и выдвигайтесь к броду, на дистанцию уверенного выстрела.

– Сделаем.

– Джеф, мы остаемся пока здесь. Как только начнется, ударим, пока доскачем, лучники, что смогут, уже сделают – нам останется дать залп и ударить в копья. Только бы они не схитрили. Только бы вышли сюда. Дьявол, наемников предупредить не успеваем. Ну да не спят же они в самом-то деле.




Угра не был молодым воином, но и до убеленной сединой гривы старейшины ему было еще ой как далеко. В хижине родового поселка его ждала молодая жена, которую он взял после того, как его прежняя отправилась на встречу с духами предков, производя на свет его первого сына. У него уже были две дочери, но что такое бабы – бабы они и есть, а вот сын – это наследник и опора ему на старости лет, если он вообще состарится.

Воины редко доживали до седой гривы, но те, кто доживал, пользовались большим авторитетом. Выжить в суровом лесу, живя охотой, и пройти через множество походов, а после такой жизни дожить до старости мог далеко не каждый, а только самый лучший и удачливый – как не уважать столь заслуженного воина и не прислушиваться к его советам? Но до старости еще нужно было дожить, а ведь можно остаться и калекой, а какой из калеки воин и добытчик: если не смог обзавестись сыном и успеть его воспитать, то придется тебе жить милостью рода. Конечно, не бросят умирать с голоду, но будут презирать, а такая жизнь никому не нужна, – вот и вспарывают себе животы те, кто не способен о себе позаботиться и не имеет сыновей. Выпростав кишки, они наматывают их на родовой истукан, вырезанный из векового дуба еще пращурами, если не могут идти, то ползут, и чем больше кругов намотают, тем более почетной считается смерть. Это уже не позор, а достойный воина уход из жизни и последняя дань родовому знаку.

Поэтому Угра искренне радовался рождению сына и закатил большой пир, хотя утром и вознес на погребальный костер жену, не перенесшую родов. Потом, по обычаю, он принес родне жены богатые дары – за то, что их дочь, отдав свою жизнь, одарила его наследником, ну и откуп, чтобы привести к очагу новую спутницу: воину без жены обходиться нельзя.

Молодая жена любовно заботилась о сыне мужа, да и сама была в положении, так что если духи благословят, у него родится еще один сын: баб он больше не хотел. Хотя за хорошую невесту можно было взять богатый откуп, о прибыли он думал меньше всего: ему нужны были сильные и здоровые сыновья, и не один. Это бабы живут долго, и выживает их больше. Конечно, мрет их немало, когда рожают, и от других болячек, о которых воинам и знать-то не надо, – но все равно их больше, чем воинов. Молодняк – он ведь непоседлив: кто дольше просидит в холодном ручье, кто дальше прыгнет, кто выше залезет… Вот и умирают по дурости своей. Но взрослые не мешают этим забавам: из сыновей должны вырасти воины, а какой воин выйдет из мальца, если его как девку оберегать, – девка и вырастет, и ляжет позором на плечи главы семьи: уж лучше вознести маленькое тельце на погребальный костер, чем пережить подобный позор.

Этот поход был первым в этом году, а сколько их еще будет. В хороший год он успевал до пяти раз сходить на людской берег. Так уж сложилось, что их племя жило напротив этого клятого обрывистого берега, и чтобы пойти в поход, им нужно было либо пользоваться этим проходом, либо идти через земли этих проклятых черноногих, а в такой поход не больно-то и находишься, потому как сначала нужно бить этих собак, а уже потом отправляться на людскую территорию. Тогда уж проще сходить в поход на соседей, с которыми существовала вековая вражда. Правда, они не были столь богаты, как люди, да и орочье мясо не такое вкусное, как человечина.

Раньше на этих землях жили три рода их племени, но потом люди сумели выбить их отсюда, изничтожив эти роды под корень. В тот год погибло много славных воинов их племени, так как отстаивать территорию помогали всем миром, – конечно, немало и людей покрошили, но выиграть в той войне не смогли. Отец рассказывал, что дед говорил – мол, если бы совет старейшин племени не решил оставить эту землю людям, то племя ослабло бы настолько, что его подмяли бы под себя их «добрые» соседи. После той войны много лет племя было слабым и вело себя с соседями аккуратно, стараясь не задевать их попусту. Тогда было принято решение старейшин о том, что каждая женщина должна родить не меньше трех сыновей. Ох, что тогда творилось. Жаль, что он вырос гораздо позже, когда семья опять стала святостью. А в то время воины брюхатили баб направо и налево – конечно, и заботиться должны были о брюхатых, но зато один воин мог быть хозяином сразу в нескольких хижинах, он мог иметь хоть пять жен, если умел обеспечить, но обязан был содержать минимум двух. Да-а, славное время было, хотя и нелегкое.

В их отряд входили воины из пяти родов – пять отрядов по десять человек, вел их в этот поход Улах, уважаемый воин из рода Рыси. Хотя Угра его и не любил, но в походе командир превыше верховного духа. С другой стороны, Улах удачлив и всегда возвращался с богатой добычей и множеством пленных. Добыча представлялась на суд старейшинам, которые милостиво разрешали воинам, участвовавшим в походе, выбрать свою долю, – воины при этом старались не наглеть. Необидно, если возьмешь мало: скромность – она достойна похвалы, – старейшины не глупы, и если увидят, что воин слишком поскромничал, восполнят его долю. Хуже, если воин возьмет слишком много: тогда его косточки не станет полоскать только ленивый, и будет продолжаться это до конца его дней, а то и после смерти достанется. Нет уж, лучше поскромничать. Остальную добычу распределят старейшины. И что самое интересное, они-то как раз не скромничали, но о них никто плохого никогда не говорил – заслужили, потому что прожили долгую жизнь, полную опасностей и лишений.

В общем сложившийся за столько лет порядок отправления в походы устраивал всех. Он определялся на совете старейшин племени. Вот в этом году в первый поход посчастливилось отправиться ему, а это почетно. Можно, конечно, сходить и на этих проклятых черноногих, но только с них той добычи, что с людей, не возьмешь, да и истосковался он по нежной человечине, а еще больше – по мясу их самок: вот уж оно-то действительно само на языке тает.

Поход проходил без неожиданностей, и даже весьма удачно. Мало того что ночь должна была быть безлунной, так еще и небосвод затянуло тучами, лишая землю даже скудного света звезд, а как люди видели ночью, Угра знал прекрасно. Все было хорошо, но плохо было то, что все воины, и воины его рода в том числе, не переставая нахваливали удачливость Улаха, – сам Угра прекрасно понимал, что если ему когда и доверят командовать походом, то будет это очень не скоро, но тем не менее он тоже был не последним из воинов: старейшины рода доверили ему идти во главе десятка родичей – тоже немало. Вот вернется и попробует сбить ватагу для похода на черноногих. Если этот поход будет удачным, то старейшины, скорее всего, поддержат его. Несколько удачных походов на беспокойных соседей – и тогда можно будет уже подумать и над командованием сводным отрядом.

Высадились практически в полной тишине, только один новичок, едва прошедший посвящение, брякнул металлом, а второй, такой же молодой, несколько неуклюже обращался с веслом. Но это обстоятельство также пришлось по душе Угре: оба были не из его рода. А что касается людей, то вряд ли они могли услышать эти звуки – сидят там за палисадом, нос за ограду боятся высунуть. При мыслях о людях рот вновь наполнила слюна. Они, конечно, могли взять этот чертов форт, защитники которого, когда обнаруживали орочьи отряды, обстреливали их не жалея стрел, и уже сегодня насладиться нежной человечинкой. Но, во-первых, эти чертовы людишки тоже умели драться и постоянно были настороже, а во-вторых, у орков с людьми существовала негласная договоренность: орки не трогали форта – люди не строили здесь более серьезных укреплений. Пару раз людишки пытались построить в проходе сильную крепость, но соплеменники Угры устраивали им такую кровавую баню, что на его памяти люди больше не пытались ничего строить. В этом проходе все было так, как и тогда, когда он, только прошедший посвящение, пошел в свой первый поход.

Едва миновали форт, как Улах тут же взял направление на ближайший брод, через речку с тихим течением. Он двигался по прямой, не применяя никаких хитростей, не путая следов, не выставив ни тылового охранения, ни передового дозора. Угра решил было указать командиру на этот недочет, но потом махнул рукой. К чему эти премудрости. Все это понадобится позже, когда они ступят на земли, заселенные людьми, а здесь люди были только в форте, да и то до утра носа не высунут за частокол.

Двигались не спеша, так как рассчитывали устроить дневку в лесу, – в общем, все как обычно. К броду подходили, уже даже переговариваясь и сыпля шуточками. Правда, Угру несколько озадачило то, что дорога, которая всегда была сильно заросшей и вообще сильно отличалась от наезженных дорог людей, на этот раз была накатана куда больше, но особого значения этому он не придал. А еще немного спустя сильно о том пожалел.

Они уже подошли к кромке воды и были готовы ступить в реку, когда услышали свист стрел и треньканье тетив. Предпринять что-либо они не успели – послышались характерные удары стрел по броне, щитам и земле. Тренированный слух Угры безошибочно определил несколько звуков, которые могли свидетельствовать только об одном: не все стрелы прошли мимо или не причинили вреда – несколько стрел нашли свою цель и впились в орочью плоть, выбивая из гордых воинов болезненные стоны и предсмертные хрипы.

Реакция воинов была молниеносной: орки быстро сбили щиты, спасаясь от обстрела со стороны оврага, выходившего почти к самому берегу реки, и следующий залп не нашел ни одной жертвы, отозвавшись дробным стуком по щитам. Судя по свисту пролетающих стрел, большинство прошло над их головами или вонзилось в землю, не долетев до отряда. Понятно, что не обладающие орочьим зрением люди стреляли на звук. Часть орков, отложив щиты, уже похватали луки – конечно, они видели лучше людей, но даже их зрение позволяло рассмотреть только слабые тени стрелков, но кто сказал, что этого недостаточно, чтобы дать выверенный залп? Тетивы загудели, и стрелы умчались собирать свой урожай. Угра расслышал несколько стонов и приглушенных ругательств – а чем еще могло быть неразборчивое бурчание? Потом вновь ударили стрелы людей, но опять ушли впустую.

Люди решили все-таки покинуть свой форт? Ну что же, значит, урукхай возьмут свою добычу значительно ближе, чем рассчитывали. Но возникшая было на его лице улыбка тут же слетела с его губ. Он безошибочно определил хлопки людских арбалетов, и звучали они с другой стороны реки. Короткие, но не менее смертоносные болты ударили в не защищенный щитами фланг, и хотя арбалетов было не так много, свою жатву они собрали: вновь послышались хрипы и стоны.

Угра, схватив лук, уже натянул тетиву, но на том берегу он не смог рассмотреть ни одного стрелка – они ловко прятались в складках местности. Эти чертовы арбалеты во всем уступали орочьему луку, за исключением одного: ими можно было пользоваться и лежа, прячась за малейшим бугорком.

В следующее мгновение он отчетливо различил приглушенный топот копыт, а еще мгновение спустя сумел различить мчащихся на них всадников. Он послал стрелу в несущегося первым всадника, он четко расслышал стук наконечника о металлический доспех, но с удивлением обнаружил, то всадник хотя и покачнулся, но остался в седле. Этого не могло быть, так как с такого расстояния орочий лук пробивал любые доспехи, но это было.

От несущихся всадников послышались хлопки арбалетов, и в ряды орков вновь ворвался рой смертоносных болтов, и что удивительно, не все они прошли мимо. А затем Угре стало уже не до раздумий, так как в скопление орков влетели разъяренные всадники с копьями наперевес, оставалось только отбросить лук и схватиться за ятаган. Но что может поделать пеший против всадника? Практически ничего, если всадник умелый воин, а эти, судя по всему, были весьма умелыми.

Из той карусели смерти, что завертелась на небольшом пятачке, Угра практически ничего не запомнил. Помнил только, что метался из стороны в сторону, избегая смертельных ударов мечей и несколько раз сумев парировать смертельно опасную отточенную сталь. Пару раз он наносил ответные удары, но с досадой понимал, что они не достигали своей цели, вернее, ему удалось попасть достаточно точно, но из неудобного положения и с недостаточной силой, а потому доспех прорубить не получилось.

Так уж вышло, что он и еще несколько воинов сумели выскользнуть из этой круговерти смерти и, воспользовавшись тем, что остальной отряд в это время добивали, метнулись в сторону Могучей реки, как орки называли Яну. Только отбежав с пару десятков перелетов стрелы, беглецы остановились и осмотрелись.

Лишь пятеро вышли из той пляски смерти на берегу небольшой реки. Угра вдруг понял, что что-то сжимает в левой руке, бросив взгляд на нее, он увидел, что сжимает пять браслетов из желтого металла. Инстинкты работали сами, вне зависимости от того, о чем думал орк. Воинские браслеты не должны достаться врагу. Враг мог получить тело орка, но душа воина была заключена в эти браслеты: вознеси на погребальный костер браслет – и считай, что ты вознес на него самого орка, освобожденная из оплавившегося браслета душа воина воспарит в небеса, в места вечной охоты, и займет достойное место среди душ предков. Остальные орки тоже сжимали браслеты. Всего их собралось тридцать два, а значит, когда они уходили, от отряда практически ничего не оставалось, так как снять браслет можно было только с мертвого орка или смертельно раненного, но такому воину уже не подняться, тело не может существовать без души, лишенный браслета воин совсем скоро умирал. Считалось, что воин не сможет жить, даже если снять браслет с абсолютно здорового орка, но в действии это никто не проверял. Угра собрал все браслеты и ссыпал их в свой кошель.

Поход окончен. Окончен полным разгромом. Но Угра не чувствовал за собой никакой вины по поводу оставления места схватки. Да, их отряд практически полностью уничтожен, да, они возвращались без добычи, но они несли с собой весть. Весть о том, что люди в очередной раз решили закрепиться на этом берегу и перекрыть проход – иного объяснения нахождению здесь такого большого отряда Угра не видел. Ясна ему стала и странность с дорогой: ее укатали множество повозок, копыт и ног. В долину пришло много людей. Совет старейшин должен знать об этом. Эти людишки сильно пожалеют об этом. Племя за эти годы целиком восполнило былые потери и даже успело разрастись – у них достаточно воинов, чтобы люди пожалели о том, что решили сделать.




Уже занимался рассвет, когда всадники под командой Андрея начали настигать беглых орков. Те, прилагая неимоверные усилия, рвались к берегу Яны, но не к удобному проходу, а к обрывистому берегу. Все понятно – орки же не дураки и прекрасно понимали, что через проход им не уйти; прыжок с тридцатиметровой высоты тоже особо здоровья не прибавит, тем более если попадешь на мелководье, но здесь был хотя бы шанс вырваться из ловушки. До берега им оставалось совсем немного, всадники уже видели четко очерченный край обрыва, им до него было еще около двух сотен шагов, оркам – не больше тридцати.

Как ни быстры были спасающие свою жизнь воины урукхай, но всадники все же успели приблизиться на дистанцию выстрела и с ходу спустили тетивы арбалетов. Свою цель нашли только два болта – в паре шагов от обрыва. Хотя было отчетливо видно, что орки смертельно ранены, а так изогнуться мог только смертельно раненный, они все же преодолели последние метры и безвольными куклами рухнули вниз. Остальные, не замедлившись ни на мгновение, с ходу прыгнули в пугающую пустоту.

Подскакав к обрыву, Андрей резко осадил коня и, спрыгнув на землю, тут же взвел арбалет и наложил болт. Глянув вниз, он увидел над водой только две головы – третий, не пострадавший от обстрела, или разбился, или не сумел избавиться от доспеха, утянувшего его вниз. Но эти двое так просто сдаваться не собирались и, энергично загребая воду, со всей возможной поспешностью отдалялись от берега.

Андрей вскинул арбалет и, тщательно прицелившись, нажал на спусковой крючок, болт вспорол воду, подняв небольшой фонтанчик вблизи от одной из голов, но цель поражена не была. Вслед за ним послышались хлопки арбалетов остальных всадников, вода вокруг беглецов вспенилась, и один из пловцов вдруг дернулся, он еще какое-то время пытался плыть, но у него ничего не получалось – и уже через пару-тройку секунд его голова погрузилась в воды Яны. Но оставшийся орк продолжал неистово грести мощными гребками, и каждый такой гребок отдалял его от жаждущих его крови людей. Свою лепту вносила и Яна, стремнина которой на этом участке была смещена к скалистому берегу, и сейчас относила беглеца в сторону, но течение люди вполне компенсировали, перебегая дальше по берегу. Каждый сумел сделать еще по нескольку выстрелов, однако результат был нулевым. Вскоре орка если и можно было достать, то только из длинного лука или карабина, но ни того ни другого не было. Андрею оставалось только, сжав зубы, наблюдать за тем, как орк продолжал отдаляться к противоположному берегу: надежд на то, что он не доплывет, тоже не было – судя по его энергичным гребкам, пловец орк отменный.

– Теперь вся надежда только на Жана, – тяжко вздохнув, проговорил подошедший Джеф.

– Но ведь в форте есть лодка, – встрепенулся Андрей.

– Есть. Да только на тот берег совался лишь сэр Ричард, со своими дружками, никто больше не пытался ею пользоваться, так что за это время она сильно рассохлась и нуждается в ремонте, – разочарованно возразил ветеран. – Да даже будь она в порядке. Пока доскачем, пока спустим на воду, пока дойдем досюда, а потом еще и его искать… Это отсюда его хорошо видно, а там не больно-то и рассмотришь. Нет, этого орка мы упустили, надеяться нужно только на Жана и его охотников.

– Но они могли и вовсе не заметить этого отряда, берег большой.

– Могли, – не стал его обнадеживать Джеф.

Андрей нервно потер грудь, и его кольчужная рукавица тут же скрежетнула по застрявшему в нагрудной пластине наконечнику стрелы. Орк бил в упор, от удара даже древко расщепилось, а Андрей остался на коне только благодаря рыцарскому седлу со спинкой: ни один доспех не сумел бы остановить эту оперенную смерть, а титановая пластина справилась.




Ночь прошла спокойно, орки так и не появились. Все говорило о том, что либо орочий отряд преспокойно отправился в свой поход, так и не обнаруженный людьми, либо все же был без лишнего шума перехвачен значительно разросшимся гарнизоном форта. Хотя, если честно сказать, Жан не представлял, как можно бесшумно уложить полсотни воинственных орков, каждое мгновение держащихся настороже. Поверить в полную беспечность лесовиков Жану было куда сложнее, нежели в то, что люди все же проспали их. Однако отсутствие на реке возвращающегося врага говорило именно об этом, или же для отхода они воспользовались другим маршрутом.

Жан мог сутками сидеть в засаде, выслеживая дичь, и не имело значения – на четырех ногах она передвигалась или на двух, имела она выпирающие из губ клыки или нет. Но что он ненавидел больше всего, так это изнывать от неизвестности. Его буквально ломало оттого, что он не знал о том, что сейчас предпринимают орки. Поэтому, едва рассвело, он разрешил парням по одному отдыхать, пока двое будут бдеть, а сам отправился к Яне.

Жан двигался по лесу совершенно бесшумно: подобное перемещение даже в незнакомой чаще было основой его выживания, а потому он выбирал, куда поставить ногу, абсолютно не думая, действуя на автомате. Его взгляд, расфокусированный и охватывающий периферийным зрением всю местность, не упускал ни одной детали, глаза сами собой выискивали участок, на котором отсутствовали какие-либо сучки, одновременно они осматривали окрестности на предмет засады и успевали приметить, не остается ли за охотником след. Достичь такого, будучи в напряжении, было невозможно: человек в напряжении может сохранять внимательность слишком непродолжительное время – этим нужно было жить, дышать, и достигалось это только большой практикой. Именно по этой причине его люди практически не бывали в селе, предпочитая постоянно жить в лесу, они должны были сжиться с лесом, и, судя по всему, им это неплохо удавалось. Из парней получились отличные лесовики, и не взял он их с собой только потому, что сейчас ему было куда проще одному.

Как и предполагал Жан, лагерь орки разбили в месте слияния рек, на противоположном от него берегу. Лагерь они расположили удачно, ловко припрятав свои лодки: несмотря на свой огромный опыт, Жан их так и не обнаружил, чем был сильно уязвлен. Самих орков было обнаружить куда проще – они расположились не на полянке, а прямо под деревьями, огня не разводили. Однако сидеть без движения в ожидании назначенного срока им не хотелось, а потому они позволяли себе перемещаться и даже устраивать кое-какие забавы. В конце концов, люди на орочьей стороне практически не появлялись, если не сказать, что в этой части они не появлялись уже больше двух лет, – так отчего вести себя как на вражеской территории.

Убедившись, что орки никуда не делись, Жан, словно тень, скользнул в обратном направлении. Судя по всему, противник не собирается предпринимать ничего неожиданного, и путь отхода у них будет именно по этой речке. Вернувшись в импровизированный лагерь, он отправил одного из подчиненных отдыхать, сменив его на дежурстве: старший артели должен быть образцом выносливости, да и вообще если рядовому полагалось отдыхать вполглаза, то старший делал это только в четверть.

Разбудило его даже не прикосновение к плечу, а какое-то необъяснимое чувство, безошибочно сигнализировавшее о необходимости просыпаться. Когда он открыл глаза, рука Билли замерла, не успев коснуться плеча старшего.

Жан метнул в его сторону вопросительный взгляд, инстинктивно избегая говорить даже шепотом, Билли изобразил гримасу, долженствующую означать орочью морду, и скосил глаза за левое плечо, указывая таким образом направление, оттуда могли появиться только те орки, которых они, собственно, и ждали. Но что могло случиться? Почему они возвращаются так рано? Ответ на оба вопроса был очевиден. Враги возвращались, неся весть о том, что в Кроусмарше произошли кое-какие изменения. Жан бесшумно скользнул к кусту, который выбрал своей позицией, Билли последовал на свое место.

Как только Жан осознал, что орки возвращаются, он тут же задался вопросом, сколько воинов смогло вырваться из мышеловки, – если слишком много, то остановить их они не могли. Карабины, конечно, скорострельные, но только стрелков слишком мало. Однако его опасения не оправдались.

Вверх по течению, уже в вечерних сумерках, поднимались все шесть лодок. К слову сказать, их лодка была раза в два меньше, хотя и способна была вместить в себя до десятка воинов в полном облачении, – такие лодки чаще всего использовали охотники. Эти были значительно больше – сразу видно, что предназначены для боевых походов. Несмотря на свои габариты, лодки тем не менее были достаточно легкими и столь же легки в управлении, конечно, при наличии необходимых навыков. Такая лодка способна была вобрать в себя не меньше двадцати воинов, но орки предпочитали ходить с неполной загрузкой: ведь нужно было еще переправить и добычу.

В трех сидело по паре гребцов, еще три тащили на буксире. Только в последней лодке было трое орков, причем третий был бездоспешным, с наложенной на правую руку повязкой и явно измотанный настолько, что казалось, будто он вплавь переправился через Яну, а потом еще и преодолел многокилометровый марш. Впрочем, скорее всего, так оно и было. Значит, сэру Андрэ удалось уничтожить орочий отряд, спасся только вон тот воин.

Жан внимательно изучил измотанного орка, который полулежал с закрытыми глазами, опираясь о борт лодки спиной. Этому, чтобы прийти в боевое положение, потребуется некоторое время, и вообще он наименее прыткий, а значит, и наименее опасен и в плане боя, и в плане бегства. Жан решил не менять уже намеченного плана, о чем сигналами известил артельщиков. Охотники прильнули к прицелам, подпуская противника на намеченный рубеж начала стрельбы.




Уставший и изможденный, Угра сидел в лодке, предоставив возможность гребцам самим выгребать против течения. Конечно, двигались они куда медленнее, чем с полным комплектом гребцов, но, откровенно говоря, он сомневался, что сможет вообще удержать в руках весло. Могучая выпила из него все силы, а то, что еще оставалось, взяли в качестве жертвы лесные духи.

К берегу он сумел выйти далеко вниз по течению – настолько далеко, что пришлось переправляться через Проклятую речку. Отчего ее называли Проклятой, он доподлинно не знал: знал только, что вытекает она из Проклятой долины. Поговаривают, что в ней очень много желтого металла, из которого шаманы делали воинские браслеты, но даже они сторонились брать оттуда этот дорогой и очень редко встречающийся металл. Начало свое она брала из Проклятой долины, в которую никогда и никто не ходил. Гиблое место. Даже речку никогда не переходили вброд и вообще старались не приближаться к ней, предпочитая огибать ее по Могучей. Но ему пришлось-таки пройти по прямой и переправиться через нее вброд. Плыть по Могучей у него не было сил.

Только к вечеру он сумел добраться до лагеря и сообщить остававшимся ставшие ему известными сведения. Оставленный с молодняком старший решил тут же донести весть до совета старейшин. Угра поднял вопрос о том, чтобы бросить лишние лодки и идти на одной, но старший воспротивился этому, справедливо отметив, что таким образом они смогут выиграть не так уж и много времени, а вот для большого набега понадобятся все лодки, какие только найдутся.

Угре наскоро перевязали руку: один из болтов все же настиг его, правда не задел вены и кости. Ранение было болезненным, но орк предпочел перетерпеть боль и в результате спас жизнь.

Откинувшись к борту лодки, Угра наслаждался покоем, буквально физически ощущая, как усталость покидает тело. Его даже сморило, и он задремал, и эта дрема обещала перейти в здоровый сон. Его за это никто не осуждал – это не проявление слабости, прояви он слабость – и сейчас покоился бы на дне Могучей, терзаемый вечно голодными рыбами.

Проснулся он мгновенно. Из близких кустов, до которых едва ли было с десяток шагов, послышались резкие хлопки – он не смог опознать, что это были за хлопки, слишком сильные даже для арбалетов, но вот действие было не менее смертоносным. Рывком придя в себя, он заметил, что орк, сидевший на носу, заваливается на спину. Хотя было очевидным, что тот получил смертельное ранение, – ни стрелы, ни какого иного предмета Угра не заметил. Прийти в себя и оценить обстановку было делом одной секунды, Угра был заслуженным ветераном, а потому привести его в смятение было непросто. За это время он успел оценить и то, что воины на других лодках тоже подверглись нападению. Из кустов послышались легкие щелчки, суть этого звука была ему непонятна, но мозг инстинктивно отметил опасность. Возможно, кто-то назвал бы его трусом, но бывалые воины поняли бы его поступок. Что должен делать безоружный, бездоспешный, подвергшийся обстрелу, не имея возможности не то что защищаться, а просто рассмотреть врагов? Угра одним плавным движением перевалился через борт и в мгновение ока оказался под водой – все произошло настолько быстро, что он едва успел вдохнуть воздух.

Вода мягко сомкнулась над его головой, и он быстро стал загребать воду, стремясь отдалиться от невидимых стрелков. Вскоре он почувствовал, что попал в стремнину: весьма ощутимое течение подхватило его и понесло вниз, к Могучей. Наконец его руки уперлись в противоположный берег, и, сгруппировавшись, он оттолкнулся ногами от дна и единым махом, буквально взметнувшись над водой, выскочил на берег, попутно схватившись за какой-то куст, помогая своему многострадальному телу выскользнуть из воды. Тут же в ствол дерева немного левее его с чавкающим звуком вошел неизвестный снаряд, которого он не сумел рассмотреть, второй подобно осе вжикнул у него над самым ухом, третий впился все в ту же руку. Можно было сказать, что сегодня не день Угры, так как все только и делали, что дырявили его шкуру, но это как посмотреть – всем остальным не повезло гораздо больше.

Едва скользнув за деревья и убедившись, что он ушел с линии стрельбы, Угра мельком взглянул на свою руку: по счастью, новое ранение и ранением-то назвать было нельзя – неизвестный снаряд только чиркнул по коже. Болезненно, но даже перевязка не нужна: скоро кровь сама остановится, – а раз так, то нужно двигаться. Эти чертовы охотники, что забирались на их берег, были еще теми порождениями тьмы – хотя ему и не приходилось сталкиваться с ними, но он не раз слышал уважительные высказывания о них от других. У них считалось большой удачей подловить такого охотника: ведь если съесть истекающую кровью и соком печень охотника, это приносит большую удачу, а если враг при этом еще и жив, то вместе с кусками еще теплой печени ты забираешь и жизненную силу этого храбреца. Но сегодня был не тот день, чтобы мечтать о добыче, – тут как бы самому не расстаться со своей печенью, хотя ему говорили, что люди, как и эти степные отродья, не едят своих врагов: чудовищное неуважение к врагу.




– Значит, вы упустили одного?

– Да милорд, – понурив голову, подтвердил Жан. – Дьявольски ловким оказался. И умным, чтоб ему. Даже не пытался схватиться за оружие, тут же нырнул в воду. Я от него такой прыти и не ожидал: ранен в руку, по всему видать, измотан крайне, а тут такое. Мы и догнать-то его не смогли, а как кровь у него остановилась, так и вовсе потеряли след.

– Все же Господь помогает не столько везучим, сколько умным и ловким.

– Как это Господь может помогать оркам?

– Ну нам помогает Господь, у них тоже есть свои боги.

– Да один у них бог: сатана.

– Ты забыл, о чем я тебе рассказывал?

– Да помню я, но только поверить в это как-то трудно.

– Трудно, но нужно. Пока мы рассуждаем о них, как о исчадиях ада, нам ни за что не победить в этой борьбе. Уяснил?

– Уяснил. Что теперь-то будем делать?

– А что тут поделаешь. Мы будем готовиться к обороне, теперь скрываться нечего. Вы отдохнете пару дней, за это время, думаю, они не соберутся, а потом – на тот берег.

– Отдыхать можно смело неделю. Раньше им не собраться, уж я-то знаю.

– А вот это плохо.

– Чего же плохого? Лучше приготовимся.

– Мы, по сути, и не прекращали подготовку, с самого начала готовимся, так что за пару дней управимся, а вот через десять дней истекает срок службы у лучников сэра Свенсона… Три десятка опытных лучников нам никак не помешают.

– Не понимаю, почему он не соглашается оставить их до того времени, когда мы закончим с за́мком?

– Это его люди, и посылать их на убой он не желает. Собрать же рыцарское ополчение он может только в случае явной угрозы набега.

– Но ведь они должны отслужить по три месяца в году.

– Это время ему не принадлежит. Оно принадлежит королю, а если ему потребуется собрать армию, войны не так уж и редки, тогда сэру Свенсону придется оплатить их службу из своего кошелька, а на это у него нет денег.

– Но если он соберет ополчение при набеге, тогда, случись королю воевать, им опять-таки придется платить.

– Не придется. Тогда они будут собраны на защиту маркграфства, то есть своих домов. Разницу улавливаешь?

– Улавливаю.

– Вот то-то и оно. Ладно, отдыхайте два дня, а потом отправляйтесь.




Орочьи города впечатляли. Полностью построенные из кирпича здания до четырех этажей, крытые черепицей, выстроились в ровные ряды прямых и довольно широких улиц. В пределах городских стен не было ни одного деревянного здания. Хочешь селиться в городской черте – раскошеливайся и строй из кирпича, нет – выметайся в посад. Что больше всего поразило брата Адама, так это чистота, царившая в городе. По обочинам вымощенных камнем улиц проходили каменные же канавы, предназначенные для стока воды и нечистот, оттуда, конечно, несло неприятными запахами, но в целом улицы были гораздо чище человеческих городов. Он с удивлением узнал, что лошадей, и тем более скот, не пускают на улицы города, а нарушения караются большими штрафами. Нет, животные могли перемещаться по улицам, но только по двум, которые пересекали город между противоположными воротами, – а в месте их пересечения располагался большой рынок, к тому же повозки были оборудованы куском парусины, в который оправлялись животные и не пачкали навозом мостовую. Состоятельные люди для передвижения по городу пользовались паланкинами, которые несли четверо рабов, причем паланкины наиболее состоятельных несли рабы из людей. Исключения, понятно, были, и они относились только к служивому сословию, и только выполняя особое поручение, те могли нарушить этот запрет.

Поразили его и сами орки: все они были чистыми и опрятными: как гласил закон, житель города мог есть один раз в день или вовсе не есть, но выглядеть он должен был опрятно. Чистоплотность также возводилась в ранг обязанностей – завшивевших граждан привлекали к общественным работам, как правило, по поддержанию чистоты в городе.

Можно было, конечно, предположить, что в провинции дела обстояли иначе, и это было отличительной чертой только столицы, но все дело в том, что до столицы Адам так и не добрался: Гибр был самым обычным провинциальным городом, к тому же даже не относящимся к крупным. Но в этом средней величины городе проживало ТРИДЦАТЬ тысяч только граждан и ничуть не меньше рабов. Впрочем, по закону Империи, хозяин мог делать со своим рабом все что угодно, но морить голодом позволялось лишь в качестве наказания за провинность. Поэтому далеко не каждый мог себе позволить иметь даже одного раба.

Брат Адам мог собой гордиться, ибо на центральном рынке, а только там были рабские загоны, он был продан за три сотни золотых, степняки его уступили тоже за серьезную сумму в восемьдесят золотых. Что и говорить, если благодаря одежде он весьма успешно маскировал свое телосложение, то на торгах он выставлялся абсолютно голым, а посмотреть там было на что: далеко не каждый молодой мог похвастать таким телом, крепким и рельефным. К тому же его приобрел хозяин дома, который занимался разведением людей. Да-да, именно разведением, а не банальной перепродажей. Что ни говори, но не так уж и много поставлялось рабов из людей, потребности были куда выше, чем мог предложить рынок. Вот и сложилась отдельная каста работорговцев, которые выращивали дорогой живой товар.

По сути, ему было все равно, для какой цели его приобрели, но его не устраивало то, что он не добрался до столицы, а ему нужны были сведения, которые находились именно там.




Глава 5

Нашествие. Раб


– Виконт, голубиная почта из Кроусмарша.

Дворецкий поставил перед сэром Питером небольшое серебряное блюдце, на котором лежало послание – маленький кусок невесомой бумаги, свернутый в рулончик: только такими посылали почту с голубями, упаковывая его в мешочек из тончайшей выделки кожи. Все это делалось, чтобы максимально облегчить ношу почтовой птице, которой предстояло преодолеть немалый путь.

– Спасибо, Роберт. Можешь идти. – Забрав послание и отложив его на угол стола, где лежали еще два подобных послания, отпустил дворецкого сэр Питер.

Поведение сына маркграфа сильно удивило старого слугу. Это было уже третье послание с утра, что он доставил в этот кабинет, который молодой виконт занял на время отсутствия отца – тот уехал в Лондон. Вызов короля не предвещал ничего хорошего, обычно такие вот вызовы заканчивались очередной войной. Ну да кто он, чтобы осуждать волю короля, которой беспрекословно повинуется его сюзерен. Так вот, третье послание за сутки говорило о нешуточной проблеме, а сэр Питер, похоже, даже не читал первых двух. Не дело это. Маркграф никогда не оставлял без внимания просьбы своих вассалов, и мальчику это должно быть хорошо известно, а потом, и не мальчик уже давно.

Когда дверь за слугой закрылась, Питер с ненавистью взглянул на маленькие цилиндрики легковесной бумаги. И не жаль этому выскочке портить столь дорогой товар. Прошло уже достаточно много времени, Анна была давно замужем, и мужем ее был барон Кроусмарш, мало того – у них был сын. Но мужчина ничего не забыл. Не забыл и не простил.

Прислушиваясь к своим чувствам, он давно понял, что ни боли, ни страданий по поводу Анны у него не было, – вначале еще что-то свербело, но теперь он уже полностью оправился от того удара. Мало того, у него на примете была другая кандидатура. Но вот простить того, что был отвергнут, он не мог или, если быть более точным, не хотел. Отец строго-настрого приказал оставить сэра Андрэ в покое. Гневить отца не хотелось, ибо в гневе тот был страшен. Но и оставить своего унижения без отмщения он тоже не мог.

Тяжко вздохнув, Питер все же вскрыл первое послание – остальные два полностью дублировали его. Суть сводилась к тому, что с орочьей стороны был совершен набег небольшого отряда, который был почти полностью уничтожен. Одному орку удалось уйти, и барон Кроусмарш полагает, что в самое ближайшее время предстоит ожидать большого набега, а то и нашествия.

– И что же вы предлагаете, господин барон? – с ехидцей произнес вслух сэр Питер, обращаясь к воображаемому собеседнику, которого, разумеется, здесь и близко не было. – Собрать ополчение и выдвинуть его к вам? Тут, похоже, война вот-вот начнется, так что ополчению и без вас найдется занятие.

Он отложил послания в сторону и сладко потянулся. Слава богу, ничего особенного не произошло. Ему даже не нужно будет ничего выдумывать. На такое донесение можно было никак не реагировать, так как, кроме предположений, там не было ничего. Вот когда поступит сообщение о том, что орки сбиваются в войско на том берегу Яны, – тогда да, тогда придется крепко подумать, как сделать так, чтобы орки все же успели собраться и ударить по Кроусмаршу. Обиды он не собирался спускать ни этому выскочке, ни этой сучке, которая предпочла ему, виконту и законному наследнику маркграфа Йоркского, какого-то безродного.

Время шло и по мере его прошествия, Питер волновался все больше и больше.

«Да где же сообщение о сборе орочьего войска? А может, они уже собрались и ударили? Может, моих обидчиков уже давно нет в живых? Не хватало еще проспать нападение орков – это отцу точно не понравится. Да нет же, тогда бы уж точно поступило сообщение от барона Бильгова, а тот молчит. Дьявольское отродье, и чего тянут орки?»

Основания для волнений были. Прошло уже две недели со дня получения послания, а враг все не появлялся. К тому же со дня на день должен был вернуться маркграф.

Питер задумчиво взглянул на календарь. Сегодня выходил срок службы в форте лучников маркграфа, и три десятка воинов должны были выступить в Йорк. Мысль об этом взбодрила его. У барона теперь будет на тридцать проверенных бойцов меньше, а значит, и шансы выжить уменьшаются. Конечно, забирать воинов в подобной ситуации нельзя, но, с другой стороны… Барон поднял тревогу еще две недели назад. И где те орки? Ему даже не нужно направлять туда распоряжение. Робин – старый и исполнительный вояка. Срок службы вышел, дополнительных приказов нет, значит, нужно возвращаться.

Маркграф? А что маркграф! Кто не ошибается… Вот если поступит предварительное сообщение о сборе войска, тогда придется повертеться угрем на сковороде, чтобы отвертеться от немедленного выступления. Пока же все складывается весьма удачно. Только бы сэр Свенсон еще хоть немного задержался, повременил…




«Это черт знает что. Орки уже знают, что в Кроусмарше что-то готовится, и наверняка уже успели разведать, что именно: если мы не обнаружили их разведчиков, это ни о чем не говорит – орки очень хорошо умеют маскироваться. Да и поди спрячь две башни, которые спешно возводят мастер Лукас и его люди: тут уж никакой дополнительной разведки не нужно. Вон Робин все удивлялся, что так медлят орки, – они должны были появиться, едва только начали возводить стены башен. А я должен отправлять тридцать подготовленных бойцов в Йорк только потому, что срок их службы здесь истек. Правда, уходит их двадцать восемь: двое отправились на кладбище после той ночной схватки, – но сути это не меняет. Неужели маркграф не получил моего письма, а если получил, неужели не понимает, что орки непременно придут? Наверное, все же понимает. Тогда почему он ведет себя подобным образом? Мистика какая-то. Или просто идиотизм. Или я все же чего-то не понимаю…»

Андрей, сидя в седле, смотрел вослед удаляющемуся отряду под командой Робина. Что он мог поделать! Старший десятник четко исполнял полученный приказ, и задержать его здесь у Новака не было никакой возможности. Конечно, можно было воспользоваться услугами наемников, но, во-первых, он и этот-то отряд нанял с большим трудом и за двойную плату, найти еще один и по такой же цене – и можно ставить крест на воплощении в жизнь своей затеи. А во-вторых, деньги текли как вода в решете, а деньги решали все. Как говорил Наполеон: «Для войны нужны три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги». А чем еще здесь занимался Андрей, как не готовился к войне?

Тот сбежавший из устроенной ловушки орк спутал все карты. Орки больше не появлялись, хотя прошло две недели и за это время была не одна темная ночь, как раз подходящая для преодоления прохода. К тому же Робин говорил, что орки совсем не обязательно дожидаются безлунной ночи, а способны безошибочно подгадать промежутки между восходами лун или просто воспользоваться пасмурной погодой. Но орков не было, и означало это одно: им известно о том, что малыми отрядами здесь делать нечего – только понапрасну терять воинов. Выходит, поверили выжившему.

– Думаете о том, дошло ли ваше письмо до маркграфа или нет?

– Думаю, Джеф. И то, что я думаю, мне сильно не нравится. Мы отправили три голубя, и хоть один должен был долететь – это простая теория чисел.

– Что, простите?

– Не имеет значения. Я имел в виду… Впрочем, ты понял.

– Понять-то я понял, вот только не перестаю удивляться вашей образованности. Вроде бы сын простого ремесленника, а поди ж ты!..

– Это все лирика. Как думаешь, устоим? Я-то думал, что поначалу они ударят малыми силами, но, судя по затянувшейся паузе, собирается большая армия.

– Или орку не поверили и решили проверить. Через проход не пройти – значит, направились в обход, а это время.

– Может, все же стоило принять меры, чтобы наши воины лишний раз не отсвечивали?

– Мы это обсуждали – и решили, что смысла нет.

Да, действительно, этот вопрос обсуждался, и Андрей предлагал основную часть сил держать в форте, а на охрану мастеровых и поселка выделять не больше десятка, дабы ввести в заблуждение орков и вынудить их напасть для начала малыми силами. Это позволило бы и нанести оркам потери, а силы у них не безграничны, и самое главное – выиграть время, а вот оно было не безразмерным для людей. Но два друга просто отмели затею Андрея: охрана будет ослаблена, а толку от этого не будет никакого, так как опытный воин сообразит приблизительное количество нападавших даже в ночном бою. А ушел, без сомнения, опытный воин – всякому везению есть предел. Уйти из-под обстрела в упор от опытных стрелков, а стрелки у Жана знатные, – тут на одном только везении не вытянешь.

К тому же основным аргументом десятников было то, что если оркам уже и так придется затеваться большим походом, то какой смысл отправлять малые силы? Их должно быть достаточно, чтобы серьезно наказать зарвавшихся людишек, ну и добычу взять достойную. Так что рассчитывать на то, что будут бить орков по частям, им не приходилось.

К тому же двух уже достраиваемых башен никак не спрятать: их было видно с того берега и невооруженным взглядом. Конечно, деталей не разглядеть, но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: люди строят укрепления – а что им еще строить-то в этом месте?

– Как считаешь, маркграф придет к нам на выручку, когда орки решатся на набег?

– Думаю, что он будет здесь со своей дружиной в самое кратчайшее время, как только узнает о готовящемся нападении, и ждать никого не станет. Ополчение, скорее всего, он поручит собирать своему старшему сыну: ему уже пора привыкать к работе с вассалами, а вот сам примчится сюда.

– Откуда такая уверенность?

– О нем могут говорить все что угодно, но никто не может сказать, что он бросает своих людей. Да, он не отменил отзыва своих лучников, но по большому счету в них нет необходимости – с мелкими отрядами мы и сами справимся. А соберутся орки крупными силами – он сам будет здесь с подмогой. Ну а там уж по ситуации, но не думаю, что он станет трубить отход: как только увидит, что мы успели тут наделать, – сядет с нами в осаду, дожидаясь подкреплений.

– Ты так уверенно об этом говоришь, что и я начинаю в это верить.

– А чего такого я говорю? На этих укреплениях две с лишним сотни воинов смогут устоять минимум двое, а то и трое суток. Ну, за форт не скажу, все же деревянный, но сдается мне, что его светлость прикажет его тут же спалить, чтобы не терять на его обороне людей, а вот башни удержим. Такими-то силами? Удержим обязательно.

– Твои слова да Богу в уши.

– Не богохульствуйте, милорд.

– Что это ты таким набожным стал?

– Я все тот же, что и раньше, да только есть всему свое время и место. Только бы Жан не облажался.

– Да, к сожалению, у нас только одна группа разведчиков. Если их обнаружат… Так, не будем об этом.

– И то верно: не хватало еще беду накликать.

– Ну что, поехали посмотрим, как там с укреплениями.

Путь им предстоял недолгий – уже через четверть часа они были перед фортом, с восточной и западной сторон которого уже возвышались две каменные башни. Построенные из известняка, они стояли белыми красавицами в десятке метров от стен форта, выглядевшего на фоне их грозной мощи убого и как-то уродливо.

Прямоугольные в сечении, башни были построены по последнему слову военной науки. Они имели сторону в двенадцать метров в основании и не менее двадцати в высоту. По форме башни походили на усеченные пирамиды, с незначительным уклоном, не способным облегчить подъем, но зато облегчавшим работу стрелкам, для которых помимо верхней площадки были оборудованы бойницы на каждом из четырех ярусов, кроме первого: всего вместе с верхней площадкой башни имели шесть ярусов. Поверху помимо зубцов имелись еще и машикули. Входная дверь на уровне земли отсутствовала, вернее, она была заложена каменными блоками и могла быть размурована впоследствии, пока же вход в башни осуществлялся через трапы, брошенные под углом от стен к дверям на третьем ярусе, так как дверка на пару метров возвышалась над стенами. Потом из этих дверей можно будет выходить на стены, которые планировалось поднять именно до этого уровня.

Поверить в то, что эти монументальные сооружения были построены за каких-то две недели, с использованием только допотопных подъемников, было трудно. Конечно, на их возведении трудилось более двухсот человек, Андрей привлек к строительству всех работников и переселенцев, в том числе и женщин, но все равно сроки поражали. Блоки доставлялись из карьера, расположенного почти в десятке километров от строительной площадки, на повозках, на них же доставлялся речной песок. Необходимый лес тоже был далеко не под рукой – доски готовились по старинке, то есть процесс был весьма трудоемким, но люди это сделали. Конечно, этим башням было очень далеко до египетских пирамид, они также не были такими толстостенными, какие обычно складывали люди при строительстве замков и городских укреплений: в этом не было необходимости, так как со стороны прохода доставить осадные орудия было по силам разве титанам, но все же сроки впечатляли.

Башни эти были поставлены благодаря настойчивости Андрея, который хотел возвести посредине прохода один узел обороны, используя старый форт и две башни, которые в случае необходимости могли распасться на отдельные не зависимые друг от друга опорные пункты. Мастер Лукас настаивал на возведении трех башен и соединении их стенами – таким образом должен был получиться небольшой укрепленный замок как единый узел обороны. Нет слов, каменный замок, вставший посредине прохода, – это было уже серьезно, но когда на вопрос Андрея, сколько времени займет строительство, он получил ответ «два месяца», так как помимо большого объема работ не хватало строительных материалов, которые предстояло еще подготовить, и это при поддержании самых высоких темпов строительства, – Новак выступил категорически против таких сроков.

Две башни – на них имелся и строительный материал, и сроки их возведения были куда скромнее, но даже в них он не верил. Тем не менее прошло две недели – и вот они, грозные и красивые, словно сошедшие со снимков, которые когда-то он видел.

Когда они приблизились вплотную к форту, из его ворот навстречу им вышел мастер Лукас. Он деловито потирал руки и, даже не обратив внимания на тот факт, что прибыл его наниматель и хозяин этих земель, обернулся к своим детищам, вновь осматривая плоды своих рук. Только после этого он все же посмотрел в сторону Андрея:

– Как вам мои ребятки?

– По-моему, получились на славу, – также улыбнувшись, ответил Андрей. – Я так понимаю, что рабочие закончили и можно заняться снаряжением башен?

– Да, сэр. Рабочие уже покидают башни, теперь можете снаряжать их всем необходимым.

– Выдержит ли свежая кладка, если орки пойдут на приступ?

– Ну, у орков нет осадных машин, так что башни вполне надежны, – задумчиво проговорил мастер, – но они не смогут вместить всех людей и воинов, а если и вместят, то они набьются туда как солонина в бочки. Замок вместил бы всех.

– Мастер, вы едва успели возвести эти башни. Что было бы, если мы решили бы возводить замок?

– Но орков нет.

– Пока нет. Вы ведь не в первый раз здесь и знаете, что они придут.

– Знаю, чтоб им. Но что вы будете делать, когда орки придут? Всех в этих укреплениях не спрятать. Форт в расчет я не беру – оркам вполне по силам его сжечь, несмотря ни на какие ухищрения, и людей в нем не сберечь. Я вообще не понимаю, зачем было оставлять этот форт при наличии каменных башен.

– Потому что вместе они образуют единый оплот обороны, а без форта это просто отдельно стоящие башни. Что же касается людей, то их здесь не будет, как и вас с рабочими. На том берегу у нас имеются разведчики, так что, как только орки начнут собираться в набег, они известят нас.

– И как только они вас известят, вы отправите отсюда всех людей?

– Да.

– Но как же имущество крестьян и ремесленников, как засеянные поля и посаженные огороды? Что вы будете с ними делать? Прикажете просто бросить?

– Люди уйдут в Бильгов – думаю, барон не откажется их принять.

– Он-то примет, но ведь вы оставите их без средств к существованию.

– Ну это вряд ли. Моя супруга позаботится о них не хуже меня, а потом, с чего вы взяли, что я собираюсь умирать? У меня планов еще лет на сто. Ладно, это все слова. Раз уж с башнями все, тогда, пожалуй, пора вас отправлять отсюда. Собирайте людей, пожитки – и отправляйтесь в Огри.

– А почему так далеко? Бильгов поближе будет.

– Это так, но не думаю, что щедрость барона будет распространяться так далеко. Огри – второй по величине город маркграфства, так что там для вас будет достаточно места. В случае моей гибели обратитесь с моим письмом к мэтру Вайли, вот это письмо. – Андрей протянул запечатанное сургучом письмо. – По нему вам выплатят все причитающееся.

– А почему не заплатить сразу?

– Чтобы вы на радостях не вернулись. Ну уж нет. Оплата по окончании работы, и никак иначе. А то ведь сезон только в начале, а у вас уже средний заработок в кармане.

– Я – человек слова, – обиженно нахохлился мастер.

– А я в вас и не сомневался, мастер Лукас, – добродушно улыбнулся Андрей. – А вот ваши артельщики – захотят ли они вернуться после того, как мы отбросим орков? Страх – довольно сильная штука. Не смотрите на меня так, я собираюсь выжить и победить, иначе не стоило и затеваться, это письмо – просто страховка для ваших людей, и не более того. – Хотел бы Андрей действительно верить в то, что говорил: он-то знал, что, как ни крути, а затеялся он с Кроусмаршем именно потому, что выхода у него другого просто не было – во всяком случае, он его не видел.

– Пока орков нет, может, мы продолжим заготовку материалов? Время все же уходит, а я обещал вам поставить стену и полностью перекрыть проход.

– Я не вижу в этом смысла, мастер Лукас. Сами подумайте: как только станет известно о приближении орков, мне придется терять время еще и на вашу отправку. Нет, смысла вам оставаться я не вижу. Много сделать вы не успеете, а проблем может выйти куда больше. Не тяните время – собирайте людей и отправляйтесь. Когда сможете выдвинуться?

– Я так понимаю, что уходить мы будем налегке, весь инструмент оставим здесь?

– Вы правильно понимаете – в письме я учел выплату компенсации за утраченный инструмент. Незачем себя обременять лишним грузом. Получите у Роберта сто шиллингов, на всю артель, чтобы не бедствовать в Огри: вам там придется пробыть только несколько дней, так что денег хватит. Сразу объясните людям, что эти деньги к вашему заработку не имеют отношения, – это, так сказать, за неудобства.

При этих словах в голове Андрея раздался отчетливый звон серебра. Вот опять непредвиденные расходы. Приказчик каждый день докладывал Андрею об убытках, при этом выражение лица у него было таким, словно он расставался со своими собственными деньгами. Что ни говори, но Эндрю здорово удружил Новаку, приставив к нему этого молодого человека, смекалке и предприимчивости которого он искренне завидовал. Парень настолько ловко вел его дела, что новоявленному барону оставалось только восхищаться его деловой хваткой. Можно было бы удивиться тому, как рьяно тот занимался делами своего нанимателя, но Андрей прекрасно понимал, что прагматичный Роберт работал на перспективу, так как уже сейчас видел скрытый потенциал этого баронства и осознавал, что может заделаться казначеем барона Кроусмарша, а это сулило выгоду и вполне обеспеченную жизнь, так что ему было выгодно, чтобы дела барона шли как можно лучше. Андрея такой подход вполне устраивал, так как он верил, что если человек не видит своей выгоды, то он никогда не будет по-настоящему честен.

– Так когда вы сможете выдвинуться?

– Скоро обед, до него мы успеем собрать свои вещи – их не так много, – а потом можно будет выдвигаться. Но не лучше ли завтра с утра?

– Смысла затягивать я не вижу. Действуйте, мастер Лукас.

Когда старый мастер ушел отдавать необходимые распоряжения, Джеф, глядя на его удаляющуюся сутулую фигуру, задумчиво проговорил:

– Вы не умеете экономить.

– А ты-то когда успел заделаться казначеем? – вскинул брови Андрей.

– Да при чем тут казначейство. Если нам, не приведи Господи, придется лечь здесь костьми, вашим жене и сыну понадобятся деньги, а вы столь бездумно их разбрасываете. Ну что такого случилось бы, если бы они забрали с собой свой клятый инструмент? Сильно их это не стеснило бы, все уместилось бы на трех подводах, и на скорости их движения это никак не отразилось бы, зато не меньше полусотни золотых осталось бы нетронутыми.

– Это-то так. Но вот скажи: многие ли найдут в себе силы вернуться, даже если мы отбросим орков? Я предполагаю, что едва ли треть. Остальные будут напуганы настолько, что побоятся вернуться сюда, даже наплюют на невыплаченные деньги: жизнь дороже. А вот за инструментом они вернутся обязательно: практически для всех – это все, что у них есть и чем они могут зарабатывать пропитание для своих семей. А когда вернутся сюда, как им покажется, только чтобы забрать свои топоры, кайла, пилы, молотки да мастерки, они осознают, что все не так страшно, и останутся работать дальше. Пойми, Джеф, нам мало отбросить орков: нам нужно закончить начатое, иначе и затеваться не стоило, иначе все это напрасно. Ты ведь знаешь, для чего я все это затеял.

– Да-а-а, милорд. Вы покруче Эндрю будете. А все говорите, что у вас нет деловой хватки.

– Я и сейчас это скажу. Деловая хватка тут ни при чем, это умение работать с людьми, а уж это-то я умею – не в совершенстве, но умею. Или ты сомневаешься?

– Э-э нет, вот в этом я как раз и не сомневаюсь: далеко не каждому по силам увлечь почти три десятка людей на разведку в степь под угрозой что со стороны орков, что со стороны людей. А когда вы собираетесь отправлять остальных?

– Сегодня у них еще будет много работы, а вот с рассветом можно будет отправлять. Тянуть я и здесь не вижу смысла.

Пока происходил этот разговор, они успели проехать за линию укреплений, и перед ними предстала линия заграждений. Рогатки в несколько рядов перекрыли проход, оставив открытым участок не более пятидесяти метров, как раз напротив форта и башен. На этом участке были брошены в беспорядке с десяток рогаток, что должно было создать впечатление, что закрыть проход полностью просто не успели. Эта линия начиналась не дальше тридцати метров от укреплений и в глубину имела метров двадцать в сторону Яны, так что от стены и до ее окончания было не больше пятидесяти метров. Рогатки были установлены в несколько рядов и скреплены намертво между собой железными скобами – скреплялись не только стоящие рядом, но и между рядами, так что растащить их под обстрелом – занятие далеко не безопасное и практически невозможное. К тому же пространство перед этим заграждением было густо усеяно «чесноком», хватало его и между рогатками. Наступи на такой шип – и ты практически не боец. Также из рогаток был устроен своеобразный коридор, который практически вплотную приближался к углам стен форта, формируя собой своеобразный усеченный конус. Эти меры должны были вынудить орков сосредоточить атаку на ограниченном участке, заставляя их скучиться и представлять собой куда более удобную цель для стрелков, а именно на них делал основной упор Андрей: рукопашная никак не входила в его планы.

Он вообще хотел нанять отряд лучников, скорострельность которых была бы выше чем в два раза по сравнению с арбалетчиками. В предстоящем сражении основную роль должна была сыграть именно интенсивность стрельбы: подпускать орков к стенам было нельзя, так как, взбешенные понесенными потерями, они уже не остановились бы и поперли на стены неудержимой волной. Но на найм согласился только этот отряд арбалетчиков.

Перед линией примерно в пятидесяти шагах, то есть там, где заканчивался участок с разбросанным «чесноком», располагались штабеля с бревнами, закрепленными веревками, которые должны были подрубить специально назначенные рубщики, как только орки начнут высадку. Всех этими бревнами не передавить, но хоть какие-то потери они нанесут.

Была еще мысль устлать проход хворостом, облитым маслом, но от этой идеи отказались, так как неизменный при этом дым закрыл бы от обороняющихся идущих в атаку орков. Надолго огонь их не задержал бы, а помех создал много. Однако несколько больших куч дров, облитых маслом, имелись – это на случай ночной атаки: задымить они все не смогут, а вот дать хоть какое-то освещение вполне могли бы. Люди не обладают орочьим зрением.

Глядя на это нагромождение заграждений, Джеф задумчиво покачал головой. Что и говорить, все это выглядело весьма внушительно, но, к сожалению, преградить полностью путь оркам было не в состоянии.

– Все же я думаю, что мы зря оставили свободный проход, – наконец проговорил он. – Если бы мы полностью перекрыли его, то орки задержались бы при его преодолении и представляли собой прекрасную мишень.

– А ты не подумал, что орки подумают так же? Какой тогда им смысл переть через препятствия на укрепления, когда можно обойти по флангам? Конечно, они и там будут под обстрелом, но там он будет куда менее эффективным. А нам нужно, чтобы они шли именно здесь, значит, им нужно предоставить такой шанс. К тому же нужен путь для отхода рубщиков.

– Оркам придется подниматься в гору, так что рубщики успели бы миновать заграждения, а потом для них можно было бы оставить узкую лазейку: десяток проскочит легко, а орков остановят и пять арбалетчиков, если сосредоточат стрельбу на проходе. Но, возможно, вы и правы. Все же мне кажется, что карабины нужно использовать: они дадут такую плотность стрельбы, что и лукам не снилось.

– А еще лучше использовать пулеметы и автоматы, что есть у меня в загашнике. Но нельзя. Я, конечно, привел их в порядок, и они полностью готовы к бою, как и те карабины, но это крайний случай. Меньше всего я хочу разбираться с инквизицией. Если в своих людях я уверен, то наемники мне доверия не внушают, да и маркграф должен будет появиться: две с лишним сотни воинов здесь удержаться смогут, а там, глядишь, и ополчение поспеет. Ладно, давай займись оснащением башен, а мне еще с Мараном нужно переговорить.

Старосту он нашел во дворе форта. Тот не суетясь, деловито отдавал распоряжения по закладке в башни всего имеющегося в наличии продовольствия. Всем было известно, что при первых же признаках выдвижения орков поселенцы уйдут в Бильгов: тамошний барон, конечно, постарался нажиться на своем будущем соседе, но принять его людей никак не откажется. Ведь ожидалось нападение не людей, а орков, а в этой ситуации в случае его отказа им вполне могла заняться и инквизиция. Нет, себе барон Бильгов не враг, так что людей под защиту стен примет, никуда не денется.

С собой они должны были взять только минимум на нескольких подводах и только лошадей, остальной скот оставался здесь же, на месте будущего села, а с ним лишь трое мужчин – вполне достаточно, чтобы обиходить скотину и защитить от возможного нападения волков. Они должны были уходить на конях: если что-то пойдет не так, им вполне было по силам оторваться от пеших орков. Те, конечно, могли доставить и лошадей, но только не раньше, чем укрепления будут захвачены. Так что фора у крестьян будет изрядная, к тому же они должны были принести весть в Бильгов, если орки продолжат набег.

– Маран.

– Да, милорд.

– Как только закончите с закладкой, начинайте готовиться в путь. С рассветом вы уже должны будете тронуться.

– Уже?

– Нет, орки пока еще не объявились, но и вам здесь больше делать нечего. Мастер Лукас и его люди уйдут сразу после обеда, так что и вам нужно собираться в путь. Делайте все как условились, да не забудь позаботиться об инструменте артельщиков.

– Ясно. Тогда, если позволите, я потороплюсь, милорд.

– Давай, действуй.

Здесь ему пока делать было нечего, поэтому он вскочил в седло и направился к лагерю. Получится ли проводить караван, он не знал, но не попрощаться с семьей не мог, к тому же он не хотел делать это на глазах у остальных.

Дорога не заняла много времени, и вскоре он уже наблюдал за тем, как его дражайшая половина распекала одну из крестьянок – как видно, за нерадивость. Странное дело: свободные люди сами на себя взвалили обязанности по отношению к нему и его семье. Раньше предоставленные самим себе, теперь они были вынуждены выслушивать нарекания от госпожи. Нет, она, конечно, понапрасну не распалялась, но все же была весьма строга, находила время вникнуть в любую мелочь, и если видела непорядок, строго взыскивала, – но вот любили ее от этого ничуть не меньше. Ну, казалось бы, какая разница госпоже, накормлены ли и помыты ли дети, – не ее ведь, они и сами матери и вполне способны позаботиться о своих чадах. Ан нет, тычет носом, указывает, да еще и распекает – да любая хозяйка только за это разозлилась бы на такую разумницу, будь она хоть трижды госпожа! А они, поди ж ты, любят ее и слова худого и сами не скажут, и никому другому не позволят.

Увидев мужа, Анна тут же бросила распекать женщину и поспешила к нему навстречу, вытирая руки о повязанный фартук и радостно улыбаясь. Андрей спешился и, ничуть не стесняясь того, что на них смотрят люди, обнял жену и крепко поцеловал.

– Что ты делаешь? Люди же смотрят.

– Ну и что? Пусть завидуют.

– Да они и так завидуют. Разговоров, что их милорд и миледи вовсе не такие, как другие, хватает, поверь.

– Ну так не будем их разочаровывать.

– Какой-то ты не такой. Какой-то слишком веселый. Что-то случилось? Орки появились?

– Думаешь, я веселился бы, если бы появились орки?

– Что же тогда случилось?

– С рассветом вы уходите.

– Почему? Орков же нет.

– Я устал уже отвечать на этот вопрос. Да, орков нет, но и вам здесь делать нечего. И учти, я не знаю, что ты там себе надумала, но только все забудь. Мы теперь не принадлежим сами себе, мы в ответе за наших людей. Мне – оставаться здесь, тебе – уводить людей в Бильгов и позаботиться о них. А потом, мне будет гораздо спокойнее, если здесь останутся только воины. Мы сумеем о себе позаботиться и еще лучше сделаем это, если наши близкие будут в безопасности.




Вот уже две недели Жан и его охотники рыскали по чужой территории, ежеминутно рискуя быть обнаруженными, а обнаружить себя здесь и погибнуть – практически одно и то же. Люди были уже на пределе – с самой высадки на этом берегу они не могли себе позволить даже развести костер, так что питаться приходилось всухомятку, используя запасы солонины, копченого мяса, успевшего затвердеть сыра и сухарей, – вот, пожалуй, и все меню, доступное им. Они даже не могли себе позволить подстрелить хоть какую-то дичь, чтобы съесть пусть и сырое, но такое живительное свежее мясо, потому что не могли оставлять следов. Это только дилетант может позволить себе мысль о том, что можно убить и освежевать дичь и при этом не оставить никаких примет: опытный следопыт на раз определит, что за дичь была убита и сколько человек принимало в этом участие, – а орки были очень умелыми следопытами. Каким бы опытным ни был охотник, он всегда оставит после себя хоть какой-то след, и если бы орки целенаправленно искали их артель, то уже давно обнаружили бы. Жан все это прекрасно осознавал, поэтому делал упор на то, чтобы явных, бросающихся в глаза следов они все же не оставляли, ну а от случайностей тут уж никто не застрахован.

Билли вонзил зубы в копченое мясо и, состроив недовольную гримасу, стал пережевывать изрядный кусок, оказавшийся в его рту, при этом он имел вид, словно его насильно заставляли поедать редкостное дерьмо. Но несмотря на то что прием пищи не доставлял ему никакого удовольствия, а даже наоборот, был сродни какой-то изощренной пытке, за первым куском последовал второй – им нужны силы, а для их поддержания нужно есть, даже если это уже опостылевшее и успевшее слегка заветриться мясо.

– Полжизни отдал бы за кусок свежего мяса, прожаренного с кровью. Этот сухой паек меня скоро убьет, – едва слышно выдохнул Билли. Говорить тихо, словно не выговаривая, а выдыхая слова, у них уже вошло в кровь, хотя в местах безопасных его голос звучал весьма громко – парень был на удивление горластым.

– А ты посмотри на это с другой стороны, – решил поддеть товарища Олаф, слегка коверкая слова своим непередаваемым германским акцентом. – Этим куском мяса вполне можешь оказаться ты.

При этих словах Жан довольно улыбнулся. Парни были на орочьей стороне всего лишь в третий раз, но держались молодцом, хотя их последнее пребывание здесь слишком затянулось. Так долго охотники на орочьей стороне никогда не задерживались, приходилось терпеть лишения и эту опостылевшую диету, к которой охотники были вовсе не привычны: уж в чем в чем, а в свежем мясе они недостатка никогда не испытывали.

– Ну, чтобы отведать мою печенку, оркам придется немного попотеть, – хмыкнул Билли, с хрустом откусывая кусок сухаря. Самый маленький в их команде оказался самым прожорливым: хотя все уже давно урезали свой аппетит, поглощая осточертевшую еду, он, продолжая ее костерить каждый раз, ел ничуть не меньше, чем в начале.

– Ну что, прожорливый ты наш, поел? – все так же улыбаясь, спросил Жан.

– Ну, если это можно назвать едой, то да.

– Тогда марш в секрет. Конечно, разносолов тут не подают, но поесть нужно всем.

Билли молча поднялся и, состроив устрашающую гримасу улыбающемуся германцу, ловко порскнул в кусты – сменить товарища, дабы предоставить ему сомнительное удовольствие утоления голода.

Ничего необычного, все как всегда, и даже обыденно. Движение зигзагом вдоль побережья Яны, держась от Кроусмарша слегка выше по течению, откуда удобнее всего было бы начать переправу с учетом сноса рекой. Орки не станут слишком хитрить и терять лишнее время и силы, начиная переправу напротив и тем более ниже по течению от прохода. К чему? Если они придут, а вернее, когда они придут, они будут иметь такой перевес в количестве, что какие-либо ухищрения им будут не нужны. Понимая это, Жан даже не приближался к участку берега напротив прохода: там была слишком высока вероятность нарваться на орочьих разведчиков. Они наверняка станут осматривать укрепления со своего берега: даже у людей встречались обладающие поразительно зорким зрением, у орков этот процент был куда выше, а отряд разведчиков – это совсем не одно и то же, что воинский, туда отбирались лучшие следопыты, и их переиграть было куда сложнее.

Удача или неудача – это уж как кому – улыбнулась им уже под вечер. На берегу неприметной речушки они обнаружили приближающиеся к Яне орочьи лодки. Жан насчитал двадцать пять больших лодок. Если виденные им ранее посудины всегда шли с неполной загрузкой, так как предстояло еще переправлять добычу и орки были вынуждены оставлять под нее место, то эти шли, вобрав в себя максимум воинов, а это получалось никак не меньше пяти сотен – количество просто запредельное: так много орков он еще ни разу не видел в своей жизни. Все говорило о том, что это войско, а иначе назвать отряд орков Жан просто не мог, готово к броску на тот берег, да и время вполне подходящее: скоро начнет темнеть, и можно начинать переправу – лесовики любили ночные атаки.

Его сильно удивило то, что орки собрались вдали от берега Яны и спустились к реке уже собранным отрядом, – это было редкостью: обычно они собирались в набег в течение суток, а то и больше, поджидая подзадержавшихся представителей других поселков.

Он уже хотел было подать команду на отход, но тут орочий флот вдруг дружно повернул к противоположному от них берегу, и воины стали быстро высаживаться. Жан так и замер, не завершив жеста, означавшего отход. Что-то было не так. Он еще больше убедился в странности поведения орков, когда те начали сносить в кучи хворост и разводить костры.

Старшина артели подал сигнал замереть и продолжил наблюдение. Вскоре он убедился, что здесь собрались воины только из шести поселков, – это было видно по их расположению, так как лагерь, устроенный орками, как-то неуловимо делился на шесть отдельных групп; было это заметно и по некоторому отдалению костров, и по общению орков между собой, и по перемещениям за хворостом. Во всем этом, вместе взятом, прослеживались шесть отдельных групп, не равных по количеству. Отметил он также и то, что среди орков много молодых – их отличала некоторая неловкость и какая-то бесшабашность, что ли, которая всегда присуща молодым людям и оркам. А поселков у этого племени должно быть куда больше.

На землю уже опускались короткие в этом мире сумерки, когда они заметили еще одну флотилию лодок в количестве около двадцати, и тоже с максимальной загрузкой. Пройдя чуть ниже по течению, они также высадились на берег и приступили к обустройству лагеря. Жан ничего не понимал: здесь уже собралось около тысячи орков – от этого количества вооруженных врагов в глазах рябило, но по всему выходило, что они либо поджидают еще кого-то, либо собираются начать переправу с рассветом. А вот это уже никак не входило в планы ни Жана, ни сэра Андрэ. Предполагалось, что орки будут собираться не меньше суток, а это давало возможность предупредить маркграфа и дождаться подкреплений, но если орки решат высаживаться на рассвете… Времени не оставалось совсем. Однако Жан не спешил. Подозвав знаком к себе Билли, он приник к его уху и прошептал на одном дыхании:

– Бери Олафа – и к речке, где мы делали засаду. Потом сразу к Яне.

Тот только кивнул и, подмигнув германцу, кивнул ему в сторону предполагаемого маршрута. В ответ Олаф показал ему язык и бесшумно скользнул за Билли. Между этими двумя уже давно существовало дружеское соперничество: Билли не мог не подначить Олафа тем, что его назначили старшим в их двойке, – а кого еще, ведь Жан отдал приказ именно ему, остальное подразумевалось как бы само собой.

У лодки они собрались часа через два после наступления темноты, хотя темноты-то как таковой не было: ночь была довольно светлой, так как уже взошла одна из лун, а вскоре должна была взойти и вторая.

– Ну что там? – нетерпеливо поинтересовался Жан.

– Все то же. Орки, и ничуть не меньше, чем там, – кивнул Билли в сторону реки, где они обнаружили первых орков.

– Плохо. Так, парни, времени нет, так что гребем так, словно за нами гонится сам сатана.




– Ты не ошибся?

– Может, это и неточно, вполне может быть и такое, что к ним присоединились еще: времени выжидать не было.

– А почему ты думаешь, что они нападут только с рассветом? Ведь они любят ночные атаки и при этом имеют преимущество.

– Сейчас полнолуние, и небо абсолютно безоблачное. Так что на открытом месте они будут как на ладони, а вот мы, скрываясь в тени башен, будем для них практически невидимыми. Нет, милорд, ночной атаки не будет. К тому же они устраивались на ночлег. Они будут только с рассветом, – убежденно произнес Жан.

Андрей заметался по своей каморке, словно лев в клетке. Новость, принесенная Жаном, была не просто ошеломительной, а сногсшибательной, если такой эпитет способен переплюнуть первый. Нет, он, конечно, понимал, что орки придут большими силами, но ставка делалась на то, что они будут долго собираться и у людей будет фора как минимум в сутки, – за это время вполне было по силам доставить весть до маркграфа и дождаться хоть каких-то подкреплений. Однако Жан говорил о том, что орки, скорее всего, будут здесь уже с рассветом, до которого оставалось едва ли пять часов: за это время гонец не успеет добраться в Йорк, и уж тем более не поспеет подмога, загони они хоть по дюжине лошадей. Голубиной почтой нельзя было воспользоваться по той простой причине, что голубь не сова и ночью не летает. Значит, оставались только наличные силы, а это сто тридцать бойцов: он посчитал и тех двоих, пострадавших при падении в овраге, – один сломал ребро, второй ногу, но с карабинами на подготовленной позиции они управятся, – и охотников. Продержаться какое-то время получится, но выстоять – это вряд ли. Вряд ли, если использовать обычное оружие… Что ж, похоже, тот крайний случай, о котором он говорил Джефу, все же настал, и им придется использовать карабины, а главное – автоматическое оружие. Чем это могло грозить, он прекрасно понимал, да только сначала нужно было выжить. Даже использование огнестрельного оружия не гарантировало победы: все же местные аборигены – что орки, что люди, во всяком случае воины – сначала дружно ввязывались в бой, а уж потом пугались и пытались понять, а что это было.

Однако очевидным было одно: людей нужно отправлять немедленно и использовать для этого весь наличный транспорт и лошадей – необходимо было кровь из носу увеличить скорость передвижения колонны беженцев. Радовало хотя бы то, что колонна рабочих имела значительную фору, и о них голова не должна была болеть. Также внушало оптимизм и то, что люди только недавно прибыли сюда, а значит, у всех есть и повозки и лошади, чтобы впрячь в них, – это должно будет обеспечить скорость.

«Да что ж ты разнервничался, как баба на сносях. – Андрей резко остановился посреди комнаты. – Да, подмоги не будет, но огнестрел и карабины это компенсируют, тем более если орки все же попрут через свободный проход, – а в остальном ничто не изменилось».

– Жан, ты со своими парнями поступаешь пока в мое личное распоряжение. Иди и…

В этот момент дверь отлетела в сторону с такой силой, что, врезавшись в стену, выбила труху и подняла облачко пыли, а в освободившийся проем ввалился, словно разъяренный бык, сметающий все на своем пути, командир наемников.

– Сэр, я только что узнал, что…

– Вольф, с каких это пор ты стал выказывать неуважение к своему командиру и нанимателю? Ты что, в трактир ввалился?!

– Прошу прощения, сэр, – остановленный отповедью и сбавив обороты, произнес наемник с тем самым особым германским акцентом. – Я только что узнал, что на том берегу собралось не меньше двух тысяч орков, и с рассветом они будут готовы к переправе.

При этих словах Андрей осуждающе взглянул на Жана – тот только закусил губу. Будучи сам не на шутку взволнованным, старшина артели забыл приказать своим людям хранить молчание об увиденном, вот парни и трещали языком, словно сороки.

– Да, это так, – не стал отрицать очевидного Новак, – и что это меняет?

– Дьявольщина, это меняет все. Ночью голубиной почтой не воспользоваться, гонца отправлять нет смысла, и даже если бы маркграф прямо сейчас узнал о набеге, подкрепление просто не успеет. Вот что это меняет. – Взволнованная речь наемника только лишний раз подтвердила правильность суждений Андрея.

– Но что это меняет для нас?

– Мы не в состоянии остановить этот набег. Мы, конечно, сумеем нанести им какой-то ущерб, но едва ли сможем продержаться больше часа, ну, может, двух. В обороне нет смысла.

– Во всем есть смысл. Даже если мы задержим орков на два часа, мы дадим возможность уйти людям, мы подарим им два часа, за которые они смогут ближе продвинуться к Бильгову.

– Я всегда честно торговал своей кровью, сэр. Но никогда не брался за выполнение того, чего выполнить просто невозможно. Я готов рисковать не щадя ни себя, ни людей, но только когда есть шанс выжить. Здесь шансов я не вижу.

– Шансы есть. У меня имеется оружие, которое способно предоставить нам этот шанс.

– Вы о том дьявольском оружии, из-за которого у вас было столько неприятностей?

– Да.

– Но ведь инквизиция отобрала его у вас. – В голосе и всем облике германца появилась надежда. Бросить нанимателя в ответственный момент – это плохая реклама для отряда наемников: кто захочет после этого их нанять? А если и наймут, то за жалкие гроши. Поэтому он был готов вцепиться в возможность остаться здесь, если маячил хоть какой-то шанс выжить.

– Отобрала, да только не все.

– И сколько у вас его осталось?

– Пять единиц. Плюс есть еще тридцать, которые хотя и послабее, но ненамного им уступят.

Вольф ненадолго задумался над словами Андрея. Весь его вид говорил о том, что он лихорадочно размышляет над словами рыцаря, борясь с самим собой и пытаясь принять единственно верное решение. Да, он слышал о том, что, будучи один, вооруженный этим странным оружием, этот рыцарь сумел расправиться с десятком опытных воинов, напавших на него на дороге. Но кто сказал, что нужно верить всему, что твердит молва? Вон о нем самом сколько ходит небылиц, и он никогда не спешил их развеять, а порой даже сам приукрашивал, потому что это влияло на его авторитет, а значит, и на цену, которую он мог затребовать за свою кровь и кровь своих людей. По всему выходило, что многое из рассказов, что он слышал об этом рыцаре, тоже сильно приукрашенные небылицы, вот если бы он сам видел это оружие в действии – нет, не на стрельбище, а в реальном бою, – то мог бы тогда судить о его возможностях. А так… Нет, довериться каким-то россказням кумушек на завалинке и их мужей в трактирах он не мог.

– Мы уходим, – твердо заявил наемник.

– Вы хорошо подумали, уважаемый? – едва сдерживая бешенство, скорее прошипел, чем проговорил Андрей. – Кто захочет связываться с наемником, бросившим своего нанимателя перед лицом опасности?

– Ничего. Главное – я сохраню свой отряд, а там как-нибудь выкрутимся. Авторитет – дело наживное, как-нибудь переживем трудное время, а там постепенно все выправится. – Это он проговорил уже твердым голосом человека, принявшего бесповоротное решение.

– Вы уже получили плату на год вперед.

– Ну, кое-что мы уже отработали, а оставшееся я вам верну. Позже.

– А не боитесь предстать перед трибуналом Святой инквизиции? – сделал последнюю попытку Андрей, уже наплевав на деньги и зайдя с последнего козыря.

– А тут и думать нечего: я не бегу без оглядки, а отхожу на Бильгов, там и приму бой под командой барона Бильгова, раз уж моему нанимателю непременно понадобилось геройски погибнуть. Кстати, и ваших людей сопровожу в безопасное место. Лучше последуйте нашему примеру – тогда выживут все.

– Вот только мои люди могут не успеть добраться до Бильгова.

– Риск есть. Но и шансы успеть тоже. Мы теряем время. – Он направился к выходу и, уже переступая порог, крикнул в ночь: – Густав, вы собрались?!

– Заканчиваем, – раздался со двора голос его помощника.

– Пошевеливайтесь, времени нет!

– Значит, эти германские ублюдки нас все же бросают? – послышался голос Джефа.

Опустившийся на стул и потупивший взор Андрей посмотрел на дверь и увидел, что в комнату вошли его десятники – Джеф, Тэд, Рон, все взволнованны, но настроены решительно. Джеф аккуратно прикрыл за собой дверь, после чего они встали в ряд перед пребывающим в растерянности сюзереном.

– Да, парни. Они нас бросают, – едва не дав петуха, так как горло сдавил спазм, подтвердил Андрей.

Он вдруг почувствовал уже успевшее позабыться липкое чувство страха, охватывающее его. За то время, что он пробыл здесь, он уже не раз и не два подвергал себя опасности и успел позабыть о том страхе, который охватывал его всякий раз в том, далеком и недосягаемом, мире, но, оказывается, он так и не смог окончательно изжить его – тот просто притаился, ожидая своего часа, и, похоже, дождался. Едва осознав это, Андрей не на шутку рассердился, и в этот момент эта злость была направлена не на предавших их наемников, не на угрожавших им орков – эта злость была направлена, как всегда, на него самого, возомнившего себя храбрецом. Он прошел через многое, он был лихим командиром разведчиков, он совершил беспримерный поход по орочьей степи, он повел своих людей в рейд на земли далекой Империи, за короткий срок успел стать легендой пограничья, но так и остался просто трусом. Но ведь умел же он раньше переступать этот проклятый страх и поступать вопреки тому, что тот диктовал. Так что же изменилось? Да ничего!!!

– Джеф, срочно направь гонца в лагерь. Пусть сворачиваются и немедленно уходят. Уходят налегке. – Андрей с удовольствием отметил, что злость на самого себя все же возымела действие: ярость, клокотавшая в нем, придала ему уверенности, и голос звучал твердо и решительно.

– Брук! Паршивец, я ведь знаю, что ты за дверью!

На голос Джефа тут же распахнулась дверь, и в нее ввалился оруженосец Андрея.

– Ты все слышал?

Парнишка бросил взгляд на Андрея. Джеф, конечно, старший десятник, но Брук все же был оруженосцем барона. В ответ на этот вопросительный взгляд Андрей молча кивнул, подтверждая полномочия Джефа.

– Да, – твердо произнес подросток.

– Тогда исполняй.

– Погоди, Брук, – остановил парнишку Андрей. – Возьми с собой всех новиков. Не возражай, героев и без вас здесь хватит. Вы отправитесь с караваном: если орки начнут вас настигать, прикроете отход людей, насколько у вас получится, но не раньше. А потом ты еще успеешь сразиться с орками – на стенах Бильгова. О наемниках ни слова. Вот теперь выполняй. И найди Якова. Уверен, что он поблизости.

Не прошло и минуты после ухода юного оруженосца, как дверь вновь открылась и в нее заглянул великан. Никакой растерянности или страха – да, возбужден, как и все, но страха нет. Андрей даже позавидовал им всем: вот что значит не испорченная цивилизацией психика, не то что он. Ему было и невдомек, что люди просто верили в своего сюзерена, уже доказавшего на деле, что способен вывести из любой, даже самой безнадежной ситуации.

– Яков, нам нужно посовещаться.

– Я все понял, милорд. – Бывший каменотес тут же пропал из виду. Все, теперь можно было не волноваться по поводу того, что их услышит кто-то посторонний.

Андрей посмотрел на сидящих перед ним. Все четверо были командирами и сейчас олицетворяли собой высшее командование гарнизона – наемники им уже не брались в расчет. Они вообще не брались ни в какие расчеты. Их уже не было.

– Так, парни, немедленно распакуйте карабины.

– Уже сделано, милорд, – доложил Джеф, а потом, оправдываясь, добавил: – Помощи не будет, а так если и не отобьемся, то положим всяко больше.

– Все правильно, Джеф. Итак, времени нет, всех людей на стены по периметру, ни одному не оставаться на плацу. Двери в помещения блокировать, но только аккуратно и незаметно. Совсем скоро наемники будут готовы к выходу, так что поторопитесь.

– Вы хотите…

– Да, дьявол тебя задери, – с ненавистью источающей яд змеи прошипел Андрей. – Я хочу уничтожить это отродье. Мы вполне могли остановить орков у этих стен. Да, подкреплений не будет, но ведь вы знаете, чего стоит наше оружие, а здесь просто идеальные условия, да, мы будем расстреливать их как в тире, вот только двух тысяч двумя десятками никак не остановить. Пусть он не верит в силу нашего оружия, но у него есть долг, он же предпочел отступиться от своей клятвы, причем перед лицом противника. Все, кто нам дорог, наши семьи из-за трусости этих мразей сейчас подвергаются опасности. Такого прощать нельзя. Такое должно караться. Выполнять!

Что и говорить о том, что не осталось и следа от той нерешительности, которую он проявил вначале. Он преодолел свой страх, преодолел, как всегда, – загнал его в самый дальний угол, где тот тихо поскуливал, но никак не проявлялся. Теперь Андрей был готов рвать зубами любого: злоба просто переполняла его.

Люди молча поднялись и выскользнули из помещения. Когда за последним прикрылась дверь, у Андрея мелькнула было шальная мысль проявить благородство, отпустить наемников и отправить вместе с ними своих людей, а самому остаться и в одиночку задержать орков настолько, насколько это получится. Славная героическая смерть, но абсолютно бесполезная, так как он был способен нанести ощутимые потери, но задержать орков никак не сумел бы, а именно это сейчас было главным. Да, он хотел бы сберечь своих людей, но у всех у них был долг, и они клялись исполнить его до конца. Да главное было даже не в этом. Отправь он людей еще вчера – и сегодня этот вопрос просто не стоял бы, они отступили бы, а с наемниками разобрались бы и после, на то есть закон. Но сейчас опасности подвергались их семьи, и в первую очередь они должны были позаботиться о них. А наемники? Он не хотел доверяться в этом никому, он хотел увидеть, как восторжествует справедливость, сам, своими глазами. Сейчас.

Андрей подошел к большому сундуку, в котором хранил свой небольшой арсенал. Сначала он хотел воспользоваться автоматом, но потом отказался от этой затеи. Его люди были непривычны к весьма громкому оружию, и их руки могли чисто инстинктивно дрогнуть, а сейчас мазать нельзя: каждый выстрел должен бить в цель, сотня закаленных в боях наемников – это вам не фунт изюма. Новак выбрал уже не раз испытанный пневматический карабин, оружие привычное и понятное всем, на пояс повесил кобуру со «стечкиным», а в карманы рассовал четыре эргэдэшки.

Вооружившись таким образом, он вышел во двор, где сейчас суетились заканчивающие сборы наемники. Подойдя к лестнице, он легко взбежал по ней на крышу казармы и обернулся в сторону двора. Как-то сразу на глаза попался Вольф. Германец, позабыв о суете, внимательно смотрел на Андрея, затем обежал взглядом стены вокруг, вновь бросил взгляд на барона Кроусмарша и, вдруг все поняв, уже приготовился отдать команду, но не успел.

Привычным движением Андрей вскинул карабин и, практически не целясь, спустил курок. В воцарившемся хаосе хлопок выстрела остался практически неслышным, и стоящие рядом со своим капитаном наемники только удивились тому, что он ни с того ни с сего вдруг, слегка обернувшись вокруг своей оси, рухнул в пыль.

Сразу после выстрела Андрея хлопки послышались со всех сторон, и двор наполнился криками боли, предсмертными стонами, проклятиями, командами быстро сориентировавшихся десятников. Выстрелы слились в одну нескончаемую автоматную очередь, иногда они накладывались один на другой, но разрывов между ними практически не было. Опытные бойцы, ветераны, прошедшие не одну схватку, мгновенно выцеливали тех, кто пытался оказать сопротивление или отдавать команды, и в первую очередь били именно в них.

Вот один из наемников, стремясь найти укрытие, спрятался за повозку, но тут же обнаружил, что прячущийся рядом с ним и уже наложивший в арбалет болт наемник вдруг ткнулся лбом в колесо, прохрипев проклятье: пуля настигла его в спину. Нет, здесь не укрыться. Наемник лихорадочно осмотрелся в поисках укрытия, и его взгляд задержался на двери казармы. Короткий бросок через двор. Дверная ручка. Рывок. Заперто? Он быстро осматривает дверь и видит, что дверь заклинена внизу деревянным клином, но выбить клин уже не успевает: острая боль пронзает его спину, а в следующее мгновение он начинает заваливаться на бок. Он даже не может издать стон – кровь мгновенно забивает легкие и идет горлом, в глазах все темнеет.

Все закончилось за минуту. Всего лишь минута – и от сотни наемников, только что представлявших собой весьма грозную силу, остались только трупы. Нет, есть еще и раненые, время от времени раздаются хлопки выстрелов – это бойцы Андрея выбивают тех, кто еще шевелится.

Новак осмотрел двор, заваленный трупами. Практически все лежат в центре двора, но есть и те, кто пытался добраться до различных помещений, стремясь найти защиту. Он смотрит на двух воинов, оказавшихся рядом с ним, и в их взглядах не видит ничего, кроме мрачного удовлетворения. Андрей вспоминает, что оба женаты, у одного только год назад родилась дочь, а супруга и сейчас беременна, у второго трое детей, три пацаненка, все они сейчас поспешно собираются, чтобы уйти, и никогда им больше не увидеться. Глядя в их лица, он лишний раз убеждается в том, что все сделал правильно. Может, Господь его и осудит, но сейчас все по душе.

– Провести контроль, – словно из далекого далека слышит он свой голос и автоматически отмечает, что тот не дрожит, а звучит сильно и ровно. – Передвигаться по трое.

– Милорд, трое с арбалетами засели в вашей комнате! – это Рон.

– Держать дверь под прицелом! Никому не маячить!

Андрей быстро сбегает вниз, стараясь не попадать в сектор обстрела. Мельком бросает взгляд на свое жилище. Умей наемники обращаться с автоматическим оружием – всем пришлось бы несладко, впрочем, отметать мысль о том, что кто-то может сообразить, как использовать это оружие, тоже не следовало. В том, что они найдут арсенал, он не сомневался: сундук был практически на виду, вот только там не было ни одного снаряженного магазина. И все равно времени не было. Новак замечает, что бычий пузырь на окне разорван – вероятно, наемники приготовились стрелять, – и действительно послышался хлопок и из окошка вылетает болт, который ударяет в стену, едва не попав в залегшего на крыше конюшни бойца. В ответ слышится сразу несколько хлопков, и рой свинцовых ос устремляется к окошку, некоторые попадают в бревна, выбивая труху и щепки.

Низко пригнувшись, Андрей вынимает из кармана одну гранату, дергает кольцо – и вот она уже полетела в окно, предварительно издав сильный хлопок. Андрей до того отвык от этого, что сначала даже слегка вздрогнул: прямо как на занятиях по огневой в училище, когда они в первый раз метали боевые гранаты. Но длится это доли секунды – в следующее мгновение он уже, выхватив пистолет, подскочил к двери и схватился за ручку. За дверью раздался взрыв гранаты, и в окошко выметнулся дым и клуб пыли. Андрей дергает за ручку… И ничего не происходит. Крепкая дубовая дверь заперта изнутри на засов. Глупо было бы ожидать другого. Разумеется, наемники заперли ее.

– В сторону, милорд!

Андрей едва успел отклониться, как в дверь как раз напротив того места, где был засов, ударил большой кузнечный молот, направляемый твердой рукой маленького квадрата по имени Тэд. Этот низкорослый крепыш и впрямь обладал большой физической силой. Дверь буквально отлетела в сторону, только жалобно скрипнув петлями.

Едва преграда была устранена, Новак вбежал в полутемное помещение. Светильник погас, но от взрыва загорелась солома, устилавшая пол, а потому в неясном сете он увидел всех троих: двое как ошалелые мотали головами, третий, скорчившись в позе эмбриона, оглашал помещение стонами, полными боли. Три быстрых выстрела – и три трупа с простреленными головами.

Андрей вышел во двор: там уже вовсю орудовали его люди с боевыми ножами в руках. Быстро, но без суеты они проводили контроль. Брать пленных в планы Андрея не входило: никто из них не заслуживал его жалости. Да, решение принимал капитан наемников. Да, они только выполняли приказ, но никто не попытался даже усомниться в правильности решения, принятого им, никто даже и не подумал вспомнить о хваленой чести наемника. Так что для Андрея и его людей здесь не было невиновных.

Двое успели спрятаться на сеновале, но они были настолько напуганы внезапным избиением, что даже потеряли свои арбалеты. Скорее всего, это были новички: ветеран никогда не расстанется со своим оружием, ибо оружие – это страховка его жизни. Андрей услышал, как с сеновала послышались мольбы о пощаде, которые закончились судорожными всхлипами и мерзким бульканьем перерезанного горла. От услышанного у него даже мурашки пробежали по спине. Почему-то сразу вспомнилась некогда случайно увиденная запись на мобильнике, на которой бородатый кавказец перерезал горло вот так же молящего о пощаде парнишки. Так чем же он лучше? Да всем. Тот кавказец делал это с улыбкой, картинно позируя перед камерой, он получал удовольствие от совершаемого, и резать у него не было особой необходимости, в конце концов они использовали пленных как рабов или товар для получения прибыли, и убивать никакой практической необходимости у них не было. Они же просто делают грязную работу войны, стараясь не оставлять у себя за спиной врагов. Да, она уже началась. И не имеет значения, что первыми под удар попали те, кто еще вчера бился с ними плечом к плечу против общего врага. Сегодня они оказались гораздо хуже, так как нацелили свой удар им в спину. И пусть это выразилось только в том, что они хотели просто бросить их и уйти, – своими действиями они обрекали на смерть и тех, кто еще оставался здесь, и тех, кто имел все шансы не успеть уйти в безопасное место. Они фактически вонзали нож в их родных и близких. Так достойны ли они сожаления? Нет. Ни жалости, ни угрызений совести, только мрачное удовлетворение от содеянного.




Лагерь гудел как растревоженный улей. Люди метались из стороны в сторону, не зная за что хвататься. Начиналась самая настоящая паника. Орки! Совсем скоро здесь будут орки! Женщины хватали детей, прижимали их к груди, потом оставляли их и лихорадочно начинали собирать вещи, потом вдруг осознавали, что это не главное, и вновь бросались к детям, но крестьянская хозяйственность или, если хотите, жадность опять брала свое, и они вновь кидались к своему, пусть и небогатому имуществу.

Мужчины наблюдали за происходящим с недоумением и растерянностью. Некоторые пытались остановить беспрерывные метания женщин, но никакие уговоры и увещевания не могли возыметь действия. Нет, не будь мужики и сами в растерянности, они сумели бы навести относительный порядок в этом хаосе, но они сами испытывали нерешительность и были охвачены страхом.

Среди этого бедлама только десять человек пребывали в относительно спокойном состоянии. Шестеро новиков, принесших эту ошеломительную новость, сейчас восседавших на конях и с недоумением взиравших на творящееся. Они впервые наблюдали то, как себя ведут люди, получив известие о приближении орков. Никакой деловитости и собранности военных здесь не было и близко. Им было и невдомек, что может натворить подобная новость. Марану, Грэгу и падре также было не до панических настроений: мечась по лагерю, они пытались навести хоть какой-то порядок. И Анна. Непостижимым образом она оставалась самой спокойной – вероятно, сказывался груз ответственности, давящий на ее хрупкие плечи: она несла ответственность за этих людей перед ними самими и перед Господом. Ибо эти люди были либо ее вассалами, либо смердами, но и за тех и за других она несла ответственность вместе со своим мужем.

Анна приблизилась к впавшей в ступор и прижимающей к груди сына Элли и, тряхнув ее за плечи, взглянула в ее широко раскрытые испуганные глаза:

– Элли! Элли, где сейчас твой муж?

– М-м-му-уж? Он с милордом.

– Что он делает?

– Н-не знаю.

– Он готовится к бою, чтобы защитить тебя. Ты ему веришь? Ты веришь своему мужу?

– Д-да.

– Тогда вспомни о том, что его задача – защищать, а твоя – позаботиться о сыне. – При этих словах женщина еще крепче прижала к себе ребенка, жалобно пискнувшего, но, словно понимая, что сейчас не время, так и не разразившегося плачем. В глазах Элли появилось осмысленное выражение, и Анна продолжила: – Собери только самое необходимое, маленький узелок, не бери ничего тяжелого. Ты меня поняла?

– Да, миледи.

– Вот и хорошо. Успокойся, наши мужья смогут нас защитить.

Видя, что здесь вроде все в порядке и женщина уже начала собирать вещи, она направилась к следующей, рядом с которой несокрушимой горой стоял муж, крестьянин. Несмотря на свои габариты, мужчина был также в полном расстройстве чувств и просто стоял, тупо смотрел на метания жены, никак не вмешиваясь в процесс, безвольно опустив руки. Здесь все было просто. Подойдя к мужчине, Анна, не сказав ни слова, отвесила ему звонкую оплеуху, отчего тот встрепенулся и даже слегка подпрыгнул, но в его взгляде мелькнула хоть какая-то мысль, уступив место пустоте.

– Чего стоишь, увалень?! Успокой свою жену! Или ты думаешь, что если вы будете метаться и ничего не делать, то все само пройдет?

– Но, миледи…

– Замолчи и займись делом! Взять только самое необходимое, ничего тяжелого! Ты понял?!

– Да, миледи.

Но Анна уже шла к другим: этого она тоже вывела из ступора, большего добиться пока было невозможно, нужно было поспеть еще во много мест, так как паника была всеобщей.

Не меньше часа потребовалось на то, чтобы навести хоть какой-то порядок и успокоить людей. Но потом стало едва ли не еще хуже. В людях вдруг проснулась их бережливость и нежелание расставаться с добром. Ведь каждый приехал сюда с большой повозкой, груженной различным скарбом, и сейчас люди стали запрягать лошадей и грузить на повозки свои пожитки, боясь с ними расстаться. Это ни в коей мере не устраивало тех, кто был облечен ответственностью за их жизни.

– …О чем вы думали, дубины! Разорались как бабы: орки, орки! Нет чтобы подойти ко мне и сообщить по-тихому! Мы уже давно вышли бы, а вместо этого только-только навели порядок! – услышала Анна, как распекал новиков Маран.

– Я подумал… – с виноватым видом попытался было объяснить Брук, но был безжалостно перебит старостой:

– Если бы было чем думать, то подумал бы! Это тебе не воинский отряд, а простые люди! Дубина!

– Маран. – Анна говорила тихо, но староста ее услышал и тут же обернулся к ней:

– Да, миледи?

– Нужно что-то делать. Они так вцепились в свое добро, что и до рассвета не управятся, – мы и без того потеряли много времени.

– Нужно было их хоть немного успокоить. Сейчас объявлю сход: раз схватились за добро, то головы поостыли и начали думать.

– Так не тяни с этим.

– Слушаюсь, миледи.

Метнув в последний раз гневный взгляд на парнишек, Маран тихо чертыхнулся и направился к столбу, на котором висел медный диск, используемый для оповещения о том, что что-то случилось. Анна направилась за ним. С первым ударом она уже стояла на высокой повозке – так чтобы ее было видно со всех концов.

Едва над лагерем разнесся чистый звук медного диска, подобный набату, как в поселке вновь начала нарастать паника. Однако вскоре она пошла на убыль, так как, бросая взгляды в сторону столба, люди видели Анну, которая, скрестив руки на груди, спокойно стояла на повозке. Осознав, что немедленной опасности нет, люди потянулись к площадке посреди лагеря.

– Слушайте меня внимательно, – заговорила Анна, когда все собрались вокруг повозки. – Да, орков пока нет, но они появятся с рассветом. Ваш сюзерен и его воины, ваши мужья и сыновья, готовы встретить врага. Так что для паники причин нет. Но нам нужно как можно быстрее уходить. Поэтому на повозки ничего не грузить. Взять минимум продуктов, минимум из одежды, чтобы можно было на них ехать всем людям. Нам нужно двигаться как можно быстрее.

– Миледи, а зачем нам вообще уходить-то? Мы ведь видели укрепления – да оркам нипочем не прорваться в долину.

– Мой муж и его воины хорошие бойцы, но они не всесильны. Никто не может сказать, как обернется сражение. Я верю в их победу, мой муж верит в победу, но воинское счастье может им и изменить… – При этих словах голос ее дрогнул, но она все же нашла в себе силы продолжить: – Им есть сейчас о чем подумать, не надо добавлять им еще и беспокойство за нас. Никто не тронет вашего имущества, потому что здесь и нет никого, кроме нас. Если здесь появятся орки, то они и так заберут ваше добро, потому что с ним мы будем двигаться медленно и станем легкой добычей. Времени нет. Запрягайте лошадей, сажайте на них своих домочадцев – и пора выдвигаться в Бильгов. Все. Расходитесь.

Тихо ропща, люди потянулись к своим палаткам. Анна обернулась к задержавшимся рядом с ней Марану и Грэгу.

– Что хотите делайте, но совсем скоро хоть несколько повозок должны выйти на дорогу и направиться в Бильгов. Иначе нам их не стронуть быстро. Только когда они увидят, что люди начали уходить, потянутся и остальные. Позаботьтесь о женах воинов: повозками они управлять смогут, а вот запрягать будут долго, если вообще умеют.

– Все сделаем, миледи, – уверенно прогудел Грэг.

Однако прошло еще не менее часа, прежде чем, подгоняемая Мараном, первая повозка потянулась на дорогу, за ней тронулась вторая, над хозяином которой гневно гудел голос Грэга, не обращающего внимания на стенания мужичка, указывающего на то, что другие, мол, еще не тронулись, потом третья. Люди, видя такое дело, тут же бросали обременяющее имущество и уже самостоятельно начали понукать лошадей, тянущих повозки, в которые были погружены их домочадцы. Вот двинулась повозка с Кристиной, вдовой воина, которого пришлось убить ее мужу, делая тяжелый выбор между его жизнью и жизнями остальных воинов отряда. А вот и повозка Элли – ее муж сейчас был рядом со своим сюзереном и готовился к схватке. Вот Агнесса – Джеф тоже сейчас был у прохода, на руках она держала их первенца, а в повозке сидели еще двое ее пацанят. Поток повозок все увеличивался.

Видя, что процесс, как говорится, пошел, Анна наконец обратила свой взор на новиков и подозвала к себе Брука:

– Вы что тут делаете? Разве вам не нужно возвращаться в форт?

– Нет, миледи.

– Как так?

– Милорд приказал нам сопровождать караван до Бильгова и, случись, прикрыть ваш отход.

– Ты говоришь какую-то ерунду. Я, конечно, не воин, но и я понимаю, что если орков не смогут задержать в укреплениях больше сотни воинов, то шесть новиков в открытом поле не смогут этого сделать и подавно.

– Но таков приказ, миледи.

– Это чушь. Ты чего-то не договариваешь?

– Нет, миледи. Я сказал все. – При этом он потупил взор, словно избегая смотреть ей в глаза.

– Я могла бы подумать, что Андрэ решил поберечь ваши жизни, но он без раздумий взял вас с собой в степь. На сегодняшний день вы лучшие стрелки в его дружине, и он отсылает вас перед началом боя, в котором ему нужен будет каждый арбалет? Посмотри мне в глаза, Брук. Не отводи взора. Посмотри в глаза и повтори то, что ты сейчас сказал. – Но парень упорно не поднимал глаз, упрямо изучая землю под ногами, освещенную бледным светом двух лун. – Брук, если ты что-то скрываешь от меня, то я это все равно рано или поздно узнаю, а тогда не жди от меня прощения.

– Миледи, у меня приказ.

– Приказы нужно выполнять, – утвердительно кивнув, произнесла она. – Но ты мне все равно все расскажешь. Потому что если ты этого не сделаешь, я сяду верхом и поскачу в форт, где все сама узнаю.

– Миледи, это не понравится милорду.

– Очень не понравится, – согласилась она с ним. – Но я сделаю это, даже если он прилюдно меня поколотит. Говори, Брук, дьявол тебя задери!

– Наемники предали нас, миледи, – с трудом выталкивая из себя слова, начал говорить парнишка. – В форте остались только дружинники и артель охотников. Милорд попытался остановить наемников, но их капитан не стал слушать и велел своим людям собираться. Так что шестеро новиков ничего изменить не смогут, а случись оркам настигнуть караван – мы сможем хоть ненадолго их задержать. Вы не сомневайтесь, мы сможем это сделать, – неправильно истолковав ее взгляд, затараторил оруженосец. – Потому у нас в руках не арбалеты, а карабины, а с ними мы наделаем бед этим оркам.

– Но остановить их вам не по силам, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнесла она.

– Нет, миледи. Только лишь задержать, и то самую малость.

– Маран! Грэг! – Голос Анны прозвучал твердо и властно, но все же не мог перекрыть гомона в лагере. Брук метнул взгляд на Дота, высокого и крепкого юношу – как говорится, косая сажень в плечах, два года назад в степи он пережил страшное ранение, но теперь был в полном порядке и вновь набрал сил. Как и остальные новики, он все еще сидел в седле и, правильно истолковав молчаливый приказ старшего, сразу же послал своего коня вперед.

Вскоре два лидера поселенцев были уже перед Анной, недоуменно глядя на нее. Забот у них еще хватало. Да, поселенцы наконец тронулись, но едва ли половина из них выдвинулась на дорогу.

– Сколько нам потребуется времени, чтобы добраться до Бильгова? – обратилась она к обоим, так как они подошли практически одновременно, хотя и с разных сторон.

– Если двигаться быстро и налегке, как мы и делаем, то часов восемь, никак не меньше, – ответил Маран, имея в виду, что тягловые битюги вовсе не были приспособлены для скачек и даже рысью могли покрыть совсем небольшое расстояние: их основным достоинством были сила и выносливость, позволяющие им часами влечь за собой тяжелые повозки, доверху груженные имуществом.

– А рассветет уже через два часа.

– Да, миледи, – подтвердил ее слова староста, хотя она и не спрашивала, а скорее утверждала.

– Нам никак не успеть.

– Куда не успеть? – вмешался в разговор Грэг.

– До рассвета два часа, с рассветом орки атакуют форт. Сколько смогут продержаться два десятка воинов против тысяч орков? Пусть еще два часа. Получается, что у нас есть только четыре часа, и это в лучшем случае. Как быстро способны перемещаться орки пешком, а если они приведут еще и лошадей? Нам никак не успеть в Бильгов.

– Да почему два десятка-то? – ничего не понимая, проговорил Маран.

– Потому что наемники предали нас и покинули форт. Потому что, понимая, что не способен остановить врага, мой муж отправил новиков сюда, чтобы мы немедленно уходили. Но эти… Эти… Они просто подняли здесь панику, и мы потеряли время. Теперь нам никак не успеть.

– Брук. – Голос старосты звучал строго и требовательно – конечно, парни были новиками, а значит, по статусу выше даже старосты, но Марана это обстоятельство ничуть не смущало: пацаны они и есть пацаны, и учить их уму-разуму никогда не помешает. Тем паче что сэр Андрэ не больно-то придерживался кастовой принадлежности – во всяком случае, в отношении своих людей, – а староста сейчас считал себя правым. – Это правда насчет наемников?

– Да.

– Ах вы… Дай-то Господь нам вывернуться из этой западни, уж я-то попрошу Тэда построже взыскать с вас. Миледи, я думаю, что нам не следует идти на Бильгов, нам нужно идти к форту.

– Но, может, Андрэ удастся задержать орков дольше – ведь у него есть то оружие, и твои карабины он может использовать без опаски, раз уж он позволил ими вооружиться новикам, – закончила она, обращаясь уже к Грэгу.

– Это-то так, – не стал оспаривать ее мнения кузнец, тем более что думал так же, – да вот только капитан Вольф – известный наемник и просто так не побежал бы: скорее всего, вы правы и орков действительно слишком много. Чего молчите, мальцы, говорите, если уж начали. Сколько орков насчитал Жан?

– Около двух тысяч, но, может, и больше.

– Вот оно как, значит. Нет, миледи, двум десяткам не удержать их слишком долго. С сотней арбалетчиков, возможно, они и смогли бы даже отбиться, а одни…

– Маран, вы же постоянно занимались стрельбой из арбалетов. Если отправить туда всех мужчин, то они смогут заменить ушедших наемников.

– Гхм… Миледи, – потупив взор, начал староста, – крестьяне и ремесленники всегда останутся крестьянами и ремесленниками, как бы часто они ни тренировались в стрельбе по мишеням, и заменить наемников с боевым опытом никогда не смогут. Наши бабы вон тоже по воскресеньям баловались с арбалетами, так их что ж, тоже с воинами сравнивать? А потом, ни я, никто другой не сможет заставить мужчин оставить свои семьи без мужской опеки. Конечно, если убедить сначала женщин, а потом они надавят на своих мужей, то получиться и может, но для этого у нас нет времени.

– А если я объявлю, что мой муж велел всем двигаться в форт, под защиту каменных стен?

– Всем? – В один голос удивились и староста и кузнец.

– Да, всем. И мужчинам, и женщинам, и детям. Всем.

– Тогда оно, конечно… Нет, удивятся все сильно, но скорее всего, подчинятся, да и форт гораздо ближе, чем Бильгов. Но как мы там все разместимся и что на это скажет милорд?

– Я не знаю, что скажет на это мой муж, но я знаю одно: либо мы попробуем отбиться в форте, либо нас настигнут в поле! – не скрывая своего отчаяния, практически выкрикнула Анна.

– Но можно еще попробовать уйти в лес, – попытался высказать свое мнение Грэг.

– Эти орки всю жизнь живут в лесу и легко найдут нас и настигнут, – потупив взор, буркнул Брук, даже не осознавая, что только что развеял последний из представлявшихся разумным выход.

– Брук, ребята, быстро догоняйте тех, кто уже выдвинулся, и заворачивайте их к форту – скажите, что это мой приказ. Если кто воспротивится, стегайте их плетьми, делайте что хотите, но поверните. Это-то вы сможете сделать правильно?

– Да, миледи, – получив конкретное распоряжение, а точнее, приказ, так как сейчас Анна говорила властно, словно все время только и делала, что отдавала приказы воинам, – Брук ощутил уверенность в себе.

– Маран, Грэг, выгоняйте оставшихся в сторону форта.

– Да, миледи.

Господь свидетель, она не хотела проявить ослушания – она хотела в точности выполнить приказ мужа, она была послушной и преданной женой. Она понимала, что случись ей потерять мужа – и скорее всего, она просто умрет с тоски, так как наложить на себя руки сама не сможет, ибо это было противно Господу, но выполнила бы его волю и свой долг по отношении к людям, ответственность за судьбы которых сейчас давила на нее непосильной ношей со всей тяжестью. Но все случилось так, как случилось, и с этим она ничего поделать не могла. Долг любящей и преданной жены повелевал ей поступать по воле мужа, долг перед вассалами – воспротивиться его воле.




Андрей аккуратно закрепил бечевку, тянущуюся к кольцу гранаты, затем осторожно разогнул усики чеки и, удовлетворенно кивнув, распрямился, довольно потянувшись: работа была закончена, и она выжала его как лимон. Он много раз видел в фильмах, как устанавливались растяжки, он знал в теории, как это делается, но ни разу не видел их в реальности, и уж тем более никогда не устанавливал сам. В училище они, конечно, устанавливали и мины, и растяжки, но то были муляжи, а метание боевых гранат происходило только в непосредственной близости от преподавателя по огневой подготовке, чтобы, случись что, тот смог вовремя среагировать и избежать несчастного случая. Оказывается, осознание того, что в твоих руках настоящая граната, таящая нешуточную опасность, придает некую, мягко говоря, пикантность, что ли. Во всяком случае, пока он установил имеющиеся у него гранаты, взмок основательно.

Эта идея пришла ему после того, как он понял, что без огнестрельного оружия никак не обойтись, а раз уж пошла такая пьянка, то он решил сделать еще одну страховку, чтобы отвадить орков от желания разобрать засеку из рогаток, установив нехитрые растяжки. Конечно, полноценно заминировать весь проход он не мог, но установить гранаты жидкой линией, так, чтобы просто внедрить опасения в орочьи сердца, их хватило. И вот последняя встала на свое место.

– Милорд!!! Милорд!!!

От резкого окрика Андрей невольно вздрогнул – сказалось напряжение, в котором он пребывал вот уже два часа, устанавливая растяжки в неверном лунном свете. Занимайся он этим в это мгновение – и кто знает, может, он и не дожил бы до того момента, когда его жизнь возжелают эти чертовы людоеды.

– Ну чего ты так кричишь, Яков? Смерти моей хочешь? – выказывая свое недовольство, прервал он крики бывшего каменотеса.

– Нет, милорд, – ошарашенно проговорил гигант, вдруг перейдя на спокойный говор.

– Ну? Что ты так торопился мне поведать?

– Так это… Там миледи приехала.

– Кто-о?!!

– Миледи. И все люди из лагеря.

– Как приехали? Куда приехали?

– Дак в форт.

– Ты что, Яков, мухоморов объелся?

– Не ел я мухоморов, – обиделся гигант. – Да только и Элли с Джоном тоже, того…

– Та-ак, началось в колхозе утро.

– Что? Простите, милорд?

– Ничего, – осознав, что невольно перешел на русский, что с ним случалось только в крайней степени возбуждения, проговорил он. – Пошли, говорю. – Он наклонился и двумя движениями разрезал бечевки, которыми к его ступням крепились деревянные плахи, чтобы уберечь от пагубного действия разбросанного во множестве «чеснока».

Анна встретила его, сложив руки на передничке, повязанном поверх простенького платьица, которые она предпочитала в быту, наряжаясь крайне редко и только по большим случаям, и невинно потупив взор. Едва взглянув на супругу, Андрей тут же пришел к выводу, что она сначала воспротивилась его воле, а затем решила разыграть из себя этакую невинность. Ну да ничего.

Новак едва сумел сдержаться, чтобы банально не наорать на непослушную женушку, и что его остановило, так и не понял. Ясно было одно: женщин и детей нужно немедленно отправлять в башни, на первый уровень, туда, где опасность была самой наименьшей. И делать это нужно было как можно быстрее: до рассвета оставалось совсем немного.

– Джеф.

– Я здесь, милорд.

– Женщин и детей – в башни.

– Есть, милорд.

– Маран, надеюсь арбалетов никто не потерял?

– Нет, милорд.

– Хорошо. Тэд.

– Я, милорд.

– Пойдешь старшим в восточную башню.

– Есть, милорд.

– Рон.

– Я, милорд.

– Западная башня. Распределите людей между собой.

– Яков.

– Я, милорд.

– Посмотри там среди оружия наемников: многие были вооружены такими же арбалетами, как у нас, да собери наши арбалеты и вооружи женщин. Из бойниц и они стрельнуть сумеют – глядишь, и попадут.

– Есть, милорд.

Хотя Андрей и говорил внешне спокойным тоном, не повышая голоса, все прекрасно понимали, что взбешен он сейчас не на шутку, во всяком случае, лицо его покраснело настолько, что это было видно даже при неверном лунном освещении. Лучше же всех это понимала его жена.

– А вас, леди Анна, я попрошу пройти со мной.

Сказав это, он размашистым шагом направился в сторону своей каморки. Анне ничего не оставалось, кроме как, потупившись, следовать за ним, едва поспевая и едва не переходя на бег.

– Что ты себе позволяешь?! – едва они оказались одни, набросился он на нее. – Я же велел тебе: никаких выкрутасов, собрать людей и идти на Бильгов, а вместо этого ты привела их сюда! Ты что, последний ум растеряла, женщина?!

– Андрэ, прошу тебя, сначала выслушай.

– Что?!! Что я должен выслушать? Что ты там еще напридумывала?!

– Андрэ, все не так, как ты подумал. Все было по-другому…

– Дьявол!!! – Но все же взяв себя в руки, он попытался успокоиться – во всяком случае, с голосом ему справиться удалось, и он, нарочито показывая свое спокойствие и клокоча внутри, тихо проговорил: – Хорошо. Говори.

Едва до него дошло то, что она рассказывала, как новая волна ярости охватила его. Он уже набрал в легкие воздух, чтобы вызвать к себе этого недотепу Брука, но повисшая на его шее Анна остановила этот порыв. Таким взбешенным своего мужа она не то что никогда не видела, но даже и не подозревала, что такое возможно: она всем своим существом вдруг ощутила, что над жизнью незадачливого оруженосца нависла нешуточная опасность, поэтому очертя голову бросилась на его защиту. Она даже и не подозревала, насколько была права. Жизнь Брука едва висела на волоске, так как только несколько часов назад он нечто подобное сделал с теми, кто посмел подвергнуть опасности его семью и людей.

– Милый! Андрэ! Нет! Ну подумай, в чем виноват Брук? Он просто мальчишка! Он не мог знать, что произойдет! Он просто пытался быстро выполнить твой приказ!

Андрей как-то сразу сдулся и устало осел на лавку. Действительно, если и был в этой ситуации кто виноват, так это он сам. Нельзя было посылать мальчишек с этим известием. Нужно было послать кого-нибудь из взрослых – откуда было знать этим, по сути, мальчишкам, что может произойти с людьми при известии о близости орков? Как бы то ни было, случилось то, что случилось. А Анна… Она сделала все верно. Если уж Маран и Грэг усомнились в том, что удастся оторвать мужчин от их семей, то скорее всего, так оно и было.

– Прости меня, Анна.

– Да за что же, Господи.

– За то, что не сумел защитить ни тебя, ни нашего малыша, ни людей, доверившихся мне.

– Не говори так. Ничего еще не решено. Мы еще живы, у тебя есть твоя дружина, твои вассалы, и они готовы драться.

– Крестьяне и ремесленники, – не скрывая горечи, проговорил он.

– Отцы и мужья, – пылко возразила она. – А за их спинами – их дети и жены.




Поход, который начинался столь удачно, обернулся неудачей – во всяком случае, именно так решил брат Адам, когда его путь в столицу закончился в провинциальном городе под названием Гибр. К тому же у него не было никакой надежды на то, что этот путь может быть продолжен.

Занимаясь разведением людей, его господин не собирался куда-либо отправлять своих быков-осеменаторов и практически постоянно пребывающих в состоянии беременности человеческих самок. Делом одних было своевременно покрывать самок, делом других – аккуратно выносить плод и родить здоровое потомство. И только это самое потомство вывозилось в столицу на торги, правда, не всегда: если покупатель находился прямо здесь и был готов платить по столичным расценкам, то товар можно было приобрести на подворье господина.

Его товар, как и товар других подобных торговцев, пользовался особым спросом, так как дети, взращенные в неволе, не знавшие человеческой ласки – их забирали у матерей, едва те выходили из грудничкового возраста, и воспитывали уже воспитатели-орки, – ценились особенно высоко. Эти рабы не знали воли, они не знали, кто они и откуда, они только знали, что всегда были рабами, и что это их судьба и иной не будет. Неведома им была и религия их родителей, хотя взрослым и не чинили препятствий в вероисповедании: дети их не были крещеными и знали только богов своих господ, а еще то, что над ними нет иных богов, кроме этих, для которых орки были детьми, а люди – рабами.

Можно было удивиться тому, что подобные работорговцы процветали: ведь далеко не единицы имели рабов обоих полов, но, как узнал инквизитор, обычным рабам хозяева попросту запрещали совокупляться друг с другом, ибо беременность портила внешность самок, что было недопустимо, учитывая особый статус рабов из людей. И мужчин и женщин, помимо хозяйственных нужд, часто использовали на пирах, для услады – такое не считалось изменой, а кто же захочет возлечь с рожавшей и уже успевшей потерять форму самкой? Также наличие рабов из людей указывало на статус хозяев: рабы были далеко не дешевыми, это как дорогое украшение или убранство дома.

Брат Адам был буквально взбешен этим обстоятельством, ибо как человек глубоко верующий не мог смириться с тем, что детей лишают благодати веры и что целые поколения взращиваются вне лона Церкви. Однако поделать он ничего не мог – не за этим он практически добровольно отправился в это опасное предприятие. Поэтому он вынужден был смириться и с тем, что нарушал обет целомудрия, и с тем, что его возможные дети родятся рабами.

Вынуждены были мириться с этим и женщины, хотя им-то как раз было куда труднее. Дитя, которое было частью их, у них отбиралось, и дальнейшая его судьба матери была неизвестна. Выжил ребенок или умер от какой болезни, продан уже или все еще находится на территории господского дома – все это было для них покрыто мраком. Поэтому среди женщин нередки были самоубийства или потеря рассудка, что, впрочем, было равносильно смерти, так как таких просто убивали: торговцам нужно здоровое потомство от здоровых самок. При этом не имело значения, была ли рабыня захвачена уже взрослой или взращенной в неволе – они одинаково тяжело переживали разлуку с детьми, что в немалой степени было удивительным для их господ.

Дело в том, что орки гораздо легче мирились со своим положением раба, ибо попавший в рабство полагал, что такое стало возможно только в результате того, что боги от них отвернулись, и они безропотно принимали их волю – настолько безропотно, что никогда даже не пытались бежать. Другое дело, если их кто-то освобождал – не имеет значения каким образом, в бою или посредством выкупа, – тогда они вновь расправляли плечи, ибо это был знак богов, показавших свое волеизъявление.

Тут нужно остановиться особо. Дело в том, что орк, попавший в плен, вел себя тише воды ниже травы, выказывая рабскую покорность. Но если, к примеру, на караван нападали его соплеменники, пытаясь освободить, то орк преображался и всячески старался вырваться из плена, так как боги явили ему шанс вновь обрести свободу. Однако если орк был уже заклеймен, то он и пальцем не пошевелит, чтобы вновь обрести свободу. Он будет просто наблюдать за происходящим, забившись в какой-либо угол. Если отбившие его не пожелают вернуть ему свободу, он покорно пойдет за новыми хозяевами и будет их верным рабом, ибо это его судьба. Только когда посторонний своими руками снимал рабский ошейник и срезал рабское клеймо, орк получал свободу – сам он этого сделать не мог, ибо только боги могли вершить судьбу. И так вели себя далеко не только женщины и молодняк, точно так же поступали и воины-ветераны. Именно поэтому попавших в плен старались как можно быстрее заклеймить и надеть на них ошейник.

Люди были иными. Некоторые из них пытались бежать, доставляя хлопоты своим господам, хотя ни об одном сбежавшем брат Адам не знал – возможно, и были такие, кто выбирался к людям, да только их судьба была предрешена. По возвращении их ждала только смерть. Большинство же мирилось со своей судьбой и бежать не пыталось, так как небезосновательно полагало, что дома их не ждет ничего хорошего, здесь же хотя и был рабский ошейник, но они были сыты и обихожены, так как хозяева проявляли заботу о своем имуществе. А потому, если орков никогда не охраняли, то людей запирали в бараках, отдельно мужчин и женщин, и выставляли охрану.

Две недели брат Адам провел в доме работорговца, всячески выказывая покорность своей судьбе, что не очень удивляло его господина, так как тому было известно, что этот человек из торговцев, а значит, практического склада ума, и этот самый ум должен был подсказать ему именно смирение. Все это время он пытался решить, казалось бы, неразрешимую проблему: как попасть в столицу, где он мог почерпнуть необходимые сведения? Однако решение в голову ему так и не приходило. Почему только казалось бы? Да потому что решение само пришло – в лице молодой, уже не раз рожавшей, но все еще привлекательной и стройной женщины, с которой он делил ложе вот уже третью ночь.

Орочьи самки могли забеременеть только в определенное время, не более двух недель – осенью или весной. У людей такой периодичности не было, вернее, она-то была, да только совсем отличной от них. Тем не менее орочьи медики прекрасно научились разбираться с физиологией людей. Кстати, нужно заметить, что смертность среди людей-рабов была куда меньше, чем среди свободных, и из детей если и умирал, то только каждый десятый, остальные выживали. Так вот они четко отслеживали циклы у человеческих самок и сами распределяли, когда, кому и с кем стоило совокупляться, следя при этом и за тем, чтобы потомство получалось крепким и здоровым, а таких могли родить только здоровые женщины и с полностью оправившимся организмом.

В эту ночь, как и в предыдущие две, к брату Адаму привели Алину. В плен она попала пять лет назад и уже успела родить и выкормить троих младенцев, – теперь медики решили, что ей пора вновь понести. Женщина приходила и, равнодушно раздевшись, ложилась на ложе, предоставляя возможность инквизитору делать свое дело. Однако деятельная натура дознавателя не давала ему покоя, а потому он всячески пытался ее разговорить. Когда она заявила, что направлена к нему не за этим, и что если она не понесет, то последует наказание, он успокаивал ее, говоря, что ночь длинная, а это дело нехитрое, так что времени хватит.

Растормошить женщину было весьма трудно, но ему все же это удалось – правда, только после того, как он пустил в ход все свое умение из прошлой жизни, когда он еще и не думал о постриге в монахи. Женщина вдруг осознала, что, кроме постылой обязанности, это может быть еще и приятным занятием. Вторая ночь это только подтвердила. А сегодня она переступила порог комнатки, где находился брат Адам, уже совсем другим человеком. На ее губах играла загадочная улыбка, а весь вид говорил о предвкушении чего-то нового. И инквизитор ее не разочаровал.

После того как они, мокрые и разгоряченные, наконец затихли на тюфяке, набитом свежей соломой, а Алина нежно прильнула к нему и оплела руками и ногами, ласково мурлыча от переполняющих ее чувств, в нем вновь проснулся дознаватель.

– И что, ты никогда не получала удовольствия, будучи с мужчиной?

– Нет. Сначала было просто больно, а потом никто и не пытался доставлять мне удовольствие, до тебя я и не подозревала, что это может быть так приятно.

– А сколько раз ты была с мужчиной?

– Ты у меня четвертый.

– То есть тебе удавалось побыть с мужчиной только тогда, когда хозяину нужно было, чтобы ты понесла? Тогда понятно. Ты просто не смогла распробовать, как это может быть хорошо, – с подначкой проговорил он.

– Вот еще. Я занималась этим гораздо чаще, но только не с людьми. Но ты… Ты просто чудо.

– Тебя приводили на пиры? – догадался Адам.

– Ну да. Знаешь, их мужчины ничуть не отличаются от наших, вот только их красная кожа и эти мерзкие рожи… А когда они залазят на тебя, то только и разговоров, что эти человеческие самки не так уж и плохи, вот только неумехи.

– Стоп. Ты что, знаешь их язык?

– Конечно. За пять лет-то и ты узнаешь. – Возразить было трудно, но только у него не было этих пяти лет.

– А скажи мне – что, орки из столицы бывали у господина?

– А как же!

– И на пирах они бывали?

– Нет, на пиры их господин не приглашал, – тут же разочаровала она его. – Те либо шибко мелки для господина, либо больно знатны и ни во что его не ставят.

– Но ты им прислуживала?

– Не. Только издали видела, а потом слышала, как слуги его разговаривали, гостей обсуждали.

– А кто же тогда на пирах-то бывает?

– Гости. Бывает, что родня, а бывает, и такие же торговцы рабами, как он.

– То есть те, кто так же разводит людей?

– Как это «разводит»? Что ж мы, скотина какая?

– Ну, пусть не разводят, но тоже позволяют нашим женщинам рожать?

– Ну да.

– А о чем они говорят на пирах-то?

– Ну-у, когда родня, то все больше о семейных делах – кто женился там, кому наследство досталось, у кого наследник родился. Причем сами говорят, а сами свое дело делают.

– А когда не родня, а такие же торговцы?

– Дак такое-то только один раз и было. Обычно если бывает, то один. А в прошлом месяце их собралось аж пять.

– А о чем говорили?

– А о чем еще могут говорить торговцы? О торговле. – Ласково мурлыкнув, женщина сладко потянулась, навалившись на мужчину, и полезла с недвусмысленными намерениями.

– Ты… того. Погоди немного, не могу я так быстро.

– А чего ж он-то?

– А у него голова дурная – сама не знает, чего хочет. Ты про торговцев давай. О чем они говорили, когда собрались?

– Говорю же тебе, о торговле, – обиженно буркнула Алина, – Старик там один был, седой как лунь, так тот сам меня того, а сам говорит, что скоро их дела совсем плохо пойдут – мол, их король победил всех своих врагов и сейчас с торговцев деньги собирает, чтобы войной на север идти, и с них деньги тянет, хотя им от той войны только разор, потому что цены на рабов упадут.

– А когда король собирается воевать-то, не говорили?

– Сказали, что, мол, этот год воины отдохнут после походов, а пока те отдыхать будут, король договариваться будет со степняками, чтобы дать им золото, чтобы те войску помехой не были, когда оно на север пойдет.

Брат Адам не мог поверить в свою удачу. Орки, подобно знати среди людей, ни во что не ставили простолюдинов, считая их тупыми и недалекими. Допустим, в отношении Алины орки и не ошиблись, да вот только глухой она не была и к тому же обладала неплохой памятью, а уж выуживать информацию дознаватель умел – это его профессия, как-никак. Конечно, война с королевствами людей была невыгодна тем торговцам, которые разводили людей как скот и имели на этом большую прибыль. Если император победит, то рабов будет столько, что цены на рынке резко обвалятся. Это сегодня раб-человек в несколько раз дороже орка, а как этих рабов станет много, то и разница в цене уменьшится, если вообще останется: рабов будет много, очень много. Считать, что орки ошибались в своих прогнозах, он не мог. Кому, как не им, которые могут пострадать в первую очередь от этой войны, знать, в каком состоянии сейчас находятся дела, по подготовке похода?

Выходит, когда он думал, что Господь отвернулся от раба своего, на самом деле он не только помогал, но и направлял его. Не нужно было ему в столицу. Все, что нужно, он узнал и здесь. Главное, за чем его посылали сюда, – это выяснить, существует ли опасность похода имперского войска в земли людей, и ответ ему теперь был известен. Орки придут. Не в этом году, но, возможно, уже в следующем. Времени не оставалось вовсе. Теперь нужно было думать над тем, как бежать отсюда, благо город находился не так далеко от границы. Если отряд под командованием сэра Андрэ сумел остаться незамеченным в этих степях, то он один справится с этим и подавно.




Глава 6

Битва


Угра сидел первым гребцом возле левого борта большой лодки и работал веслом. Эта работа не требовала умственных усилий, руки сами делали свое дело, методично и равномерно, как хорошо отлаженный механизм, чего можно добиться только очень большой практикой. Он даже и не вслушивался в команды рулевого, сидящего на корме и задававшего темп, – все происходило помимо его воли, руки сами вливались в такт, задаваемый гребцам, и сами изменяли ритм движения, если это требовалось. Лодка легко рассекала воды Могучей, несясь вперед, словно птица, мягко разваливая воду, пластая ее и прогоняя вдоль бортов. Воин же был занят своими мыслями.

В том походе он сумел выжить только чудом. И с высокого берега Могучей, и из зарослей на берегу Теплой, прозванной так за то, что вода в ней прогревалась гораздо быстрее, чем в других реках, а замерзала позже, в него стреляли очень хорошие стрелки, но духи сберегли ему жизнь и отвели стрелы врагов. И потом, когда он уходил от погони, уже по земле, без вмешательства духов никак не обошлось. Он конечно же был опытным следопытом и охотником, но и гнались за ним тоже очень опытные охотники, – он презирал людишек, но не боялся признать за ними мастерства в чем-либо, если видел его. Так вот эти охотники были настоящими мастерами: и не раз, и не два он думал, что вот сейчас ему конец. Нет, не только благодаря своим ловкости и умениям он сумел выскользнуть из той западни.

Но дома его встретили с недоверием и насмешками. Старейшины конечно же могли поверить в то, что люди в очередной раз решили возвести укрепления в проходе. Они уже не раз пытались сделать это. Но спокойно принять то, что воин их рода струсил и сбежал с поля боя, они не могли. Угру тут же заклеймили трусом.

Что он мог поделать в этом случае? Он мог только доказать, что вовсе не испугался смерти, а хотел только доставить весть соплеменникам о том, что люди что-то задумали, чтобы больше не гибли рейдерские отряды, чтобы воины понапрасну не лишались жизней, так как каждая утрата ослабляла племя.

Уже подходя к родовому истукану и готовясь вспороть себе живот, чтобы намотать свои кишки на родовой знак, с презрительной улыбкой на губах, Угра вспомнил о кошеле с браслетами погибших воинов. Развязав кожаный ремешок, он бросил кошель к ногам шамана, ибо только он мог позаботиться о душах погибших в бою и оставленных на поругание врагам. Но не над всеми эти людишки смогут позабавиться, так как в большинстве своем им достались только тела, а души – вот они, переданы в заботливые руки шамана.

– Что это, Угра? – удивленно спросил шаман.

– Души воинов. Ты сумеешь о них позаботиться.

Открыв кошель и увидев его содержимое, шаман поднял удивленный взгляд на воина, уже взявшегося за нож, чтобы совершить последнюю прогулку.

– Погоди, Угра. – Голос шамана звучал громко и торжественно, не подчиниться ему было просто невозможно. – Родичи. Перед вами стоит воин, которому мы доверили жизни наших сородичей и отправили его старшим. Он вернулся, они – нет. Мы обвиняем его в трусости. Но может ли трус, потерявший от страха голову, собрать браслеты павших, когда вокруг свистят клинки врагов? Нет. Трус – он и есть трус, и ему плевать на то, как погибнут его товарищи, потому что он думает только о своей шкуре. Угра, как и подобает настоящему воину, не забыл о том, что долг выжившего перед павшими – сделать все, чтобы спасти его душу, чтобы она отправилась в места вечной охоты. Так трус ли Угра? Я говорю: нет. Мы уже лишились десятка хороших воинов. Так стоит ли нам лишаться еще одного, чтобы он мог доказать нам, что он не трус? Я говорю: нет. Достоин ли Угра доказать в бою, а не у столба, что он не трус, а настоящий воин? Я говорю: да. Я все сказал. Решайте, старейшины.

Тогда вмешательство шамана сняло с него обвинение и спасло ему жизнь. Но осадок остался: командовать воинами ему больше не доверили, и сейчас он шел рядовым воином.

Совет старейшин племени решил отправить в долину за проходом разведчиков. Однако понимая, что через проход не пройти, если уж люди взялись охранять его всерьез, разведчики отправились кружным путем. Угра рвался в этот отряд, он был одним из лучших в роду, но ему отказали.

Разведчики принесли весть о том, что в долине много людей и они спешно возводят укрепления. Посчитали и количество воинов: их было не больше полутора сотен. Было принято решение о немедленной атаке, чтобы не дать людям времени достаточно укрепиться. Но именно в тот момент, когда войско уже начало собираться, на их землю ступили отряды черноногих, этих детей шакала и лисицы. Место сбора было перенесено, а вместо людей целью воинов должны были стать их заклятые соседи.

Несколько дней Угра в составе войска метался по своей земле в поисках врага, наконец, после того как несколько маленьких отрядов были уничтожены, в одном из ущелий удалось зажать основные силы, и началась сеча. Целый день воины бились с врагом, решившим вторгнуться на их земли. Многие воины были убиты или ранены, но победа осталась за ними. Потом они сами пошли в земли черноногих, и напоили кровью родичей павших в лесу врагов свои клинки, и отведали на вкус их печень. Старейшины черноногих пришли просить мира, ибо не все роды участвовали в том походе, а те, кто хотел развязать войну между соседями, уже мертвы. Соплеменники Угры взяли большую добычу, мир был восстановлен.

В сражениях Угра не раз и не два проявлял чудеса храбрости. Он первым ворвался в ряды вражеского войска и в одиночку проделал большую брешь, он в одиночку напал на вождя войска черноногих, рядом с которым были трое отличных воинов, и, убив их всех, вырезал и съел еще теплую печень вождя. Он первым поднимался на стены частоколов поселений, подвергшихся их нападению. Он всем и каждому пытался доказать, что вовсе не трус, а все так же храбр и хорош, как всегда. Но он видел, что относятся к нему не так, как прежде. Нет, никто не называл его трусом, но по отношению к нему появилась какая-то холодность, и он ее ощущал всей кожей, словно вышел голым на улицу в лютый мороз.

Такой большой добычи у них не было уже давно: здесь и рабы, и железо, и украшения из желтого металла, и много другого имущества. Но старейшины решили не распускать войско, так как оставалось еще одно незаконченное дело. Предстоял поход в земли людей, так как эти жабьи дети уже заканчивали возводить две каменные башни.

Да, добыча была взята знатная, и многие воины были не в состоянии сражаться, но укрепления нужно было разрушить, а людей покарать большим набегом. Добыча, конечно, лишней не будет в любом случае, но главное – это показать людишкам, что орки не потерпят никаких укреплений в проходе, и покарать их за наглость. Так как после короткой, но кровопролитной войны силы племени были уже не те, было решено усилить войско за счет молодняка, который обычно оставался дома.

Вот так и вышло, что орочье войско даже не стали распускать, а сразу направили к проходу, пополняя его по пути молодняком.

Весло методично поднималось и опускалось, сильные гребки следовали один за другим. Не меньше сотни лодок неслось к человеческому берегу, выстроившись в одну линию, гоня перед собой внушительную волну, вода струилась вдоль бортов с тихим, едва различимым плеском.

И вот в предрассветной дымке обозначился берег. Цель близка. Угра изгнал из головы все посторонние мысли, сосредоточившись только на этом береге. Сегодня он вновь покажет всем, как должен сражаться настоящий воин. И пусть соплеменники к нему холодны, пусть многие из них по-прежнему в мыслях зовут его трусом, – он уже не раз ловил на себе одобрительные взгляды. Для того чтобы потерять доброе имя, нужно немного, для того чтобы его восстановить, нужно гораздо больше, чем просто завоевать уважение, но он готов платить, и сегодня он вновь поставит на кон свою жизнь, он вылезет из кожи, но опять будет первым во всем, и его нога первой вступит на стены их башен. Никто и никогда не назовет его трусом, но этого ему было мало: он хотел навсегда изгнать из голов своих соплеменников даже мысль об этом.

Лодки разом выскочили из дымки, окутавшей реку, и отогнанной от берега в этом месте легким ветерком, дующим из прохода, до берега оставалось не больше пятидесяти шагов – десять ударов сердца.




Они стояли на крыше казармы, внимательно вглядываясь в залитый бледным светом проход, имевший тени только вблизи от форта – там, где были сложены штабеля бревен и ряды рогаток. Гладь реки хотя и была отчетливо видна, но казалась абсолютно черной, словно кто-то пролил чернила. Андрей собрал свой своеобразный штаб здесь, чтобы внести изменения в предстоящий бой, с учетом изменившихся обстоятельств. Вот уже в третий раз им приходится все пересматривать и менять ранее принятые решения, но с этим Андрей ничего не мог поделать. Время течет, и со временем меняются обстоятельства. Он не раз слышал высказывания о том, что человек сам кузнец своей судьбы, но также часто слышал и то, что человек – это раб обстоятельств, и почему-то в последнее сейчас верилось больше.

– Итак, парни, давайте еще раз. Орки подойдут к берегу и высадятся, все разом. До расстояния в сотню шагов они будут двигаться плотной массой и настолько быстро, насколько это у них получится. Примерно в ста метрах от форта они разделятся на две группы. Первая продолжит двигаться вперед, постреливая при этом из луков, но эта стрельба не критична, так как больше бьет по нервам. Вторая часть останавливается – и опять-таки делится на две группы: одна, меньшая, прикрывает вторую, большую, щитами, которая в свою очередь, вооружившись луками, ведет прицельную стрельбу по стенам, то есть в нас. Здесь изменений вроде не предвидится. Джеф?

– Это мы уже не раз обсуждали – скорее всего, именно так все и будет, – сказал Джеф. – Поначалу орки не полезут туда, где установлены рогатки. А вот когда в них ударят из всех стволов, тогда они попытаются обойти удобный участок, избегая больших потерь. Но опять это зависит от того, насколько большие потери они понесут и сможем ли мы их остановить в проходе. Если они пройдут проход, то нам конец в любом случае. Остановить их подъема на стены мы не сможем, а на стенах их некому будет по-настоящему встретить.

– Хорошо. Теперь наши действия. Жан говорит, что этот ветерок продержится до утра, а значит, он немного отгонит дымку от берега. Я думаю, этим воспользоваться мы вполне можем себе позволить и пустить им кровь еще в воде.

– Хотите вывести на берег стрелков?

– Да, Тэд. Карабины не такие громкие, как автоматы, а потому особого смятения в их ряды не внесут.

Тэд только кивнул – этот крепыш был немногословен, но при этом умел красноречиво молчать, иногда подкрепляя свое молчание какими-либо жестами. Вот как сейчас.

– Нужно будет, чтобы они оборудовали позиции, как мальцы тогда у Мертвого озера, – решил внести свою лепту Джеф. – Лопаты у каждого, так что срежут дерн и уложат. Орки обязательно ответят из луков, а так и защита будет. Для чего-то же вы заставляете нас всегда их иметь при себе!

Джеф имел в виду внедрение в экипировку дружины малых саперных лопаток, изготовленных из довольно неплохого железа – не из стали, но все же, и с остро заточенными краями. Эти лопатки могли использоваться как по прямому назначению, так при необходимости и в крайнем случае как оружие, еще ими вполне успешно пользовались, применяя в качестве топоров, впрочем, до последнего времени их именно так и использовали. А что, удобно, да и надобность в топорах отпала – поначалу, правда, было непривычно, но потом приловчились.

– Сколько?

– Я думаю, два десятка – по десятку с каждой стороны, – ответил Андрей на лаконичный вопрос Тэда. Тот только сделал пару наклонов головой из стороны в сторону, слегка хрустнув позвонками, и повел плечами, при этом кольчуга ответила характерным звуком от трения колец. – Понимаю, маловато, но давай посчитаем. Рон и ты – в башнях. Охотники – у штабелей бревен, двое не способны передвигаться, хотя и способны стрелять. Трое с автоматами, а карабины они уже передали.

Андрей имел в виду тех троих, которые передали свои карабины трем мальчишкам. Кстати, его карабин тоже был у одного из мальцов. Когда он решил использовать все имеющееся огнестрельное оружие, встал вопрос о том, чтобы все же задействовать оставшиеся бесхозными карабины. Новак хотел вооружить ими взрослых – конечно, пользы с таких стрелков немного, но скорострельность и предполагаемая скученность противника делали эту затею не такой уж и бесперспективной. Однако воспротивился Тэд. Оказывается, занимаясь с мальчишками, он обучил их и пользованию карабинами, применяя в качестве учебного пособия свой, разумеется, предварительно уходя подальше в лес. Он указал на четверых ребят, которые умели пользоваться оружием куда как эффективно. Мотивировал он это и тем, что мальчишки, в отличие от взрослых, более бесшабашные и решительные, так как их взгляды менее зашорены, чем у работяг, пребывающих под гнетом ответственности за семью. Правда, Тэд при этом уложился едва ли в десяток слов, но, как ни удивительно, Андрей его прекрасно понял, и карабины уже были переданы.

– А почему на такое простое занятие вы решили отрядить охотников? – недоумевающее поинтересовался Джеф.

– Потому что нужно перерубить веревки у штабелей и успеть добежать до ворот форта, а охотники для этого достаточно тренированы.

– Милорд, я не хотел бы оспаривать ваше решение…

– Это пока не решение, Джеф.

– Тогда позвольте мне высказать свое несогласие.

– Обоснуй.

– От всего этого леса есть смысл только в том случае, если от него нельзя будет увернуться. Помните, я вас отговорил от использования повозок – я сказал вам тогда, что хотя повозки и разгонятся быстрее, но и увернуться от них легче, единственное, чего мы добьемся с помощью них, – расстроим их ряды, когда они будут пропускать их мимо себя. То же будет и с бревнами. Но если мы их запустим одновременно, то увернуться оркам будет куда сложнее, а значит, кто-то угодит под них, и тогда лесорубы старались не зря.

– Что ты предлагаешь?

– Я думаю, что лучшим стрелкам дружины место на берегу, а на рубку нужно будет поставить мужиков, причем так, чтобы на двоих приходилось не больше трех штабелей. Тогда разница будет не очень большой. А что касается того, что рубщики должны будут быстро добежать до ворот форта… Не сомневайтесь, уж что-что, а это они сделают.

– Хорошо, принимается.

– Дальше. Не вижу смысла в том, чтобы Тэд и Рон находились в башнях. До начала штурма им там делать нечего, арбалеты можно будет использовать только на подходе к проходу, а значит, у них будет достаточно времени, чтобы вернуться. И еще четверо пареньков с карабинами: там будет ничуть не опаснее, чем в башнях, а условия для стрельбы ничуть не хуже. Итак, у вас появляются десять стрелков и двести выстрелов, и не самых худших выстрелов в вашей дружине.

– Принимается. Теперь по целям. Все арбалеты сосредоточить по противнику в проходе, но бить не в первые ряды, а глубже. Всем стрелкам с карабинами цель – орочьи лучники. Они будут прикрываться щитоносцами – полагаю, это будут обычные щиты, так что всем бить бронебойными, чтобы достать противника и за щитами.

– Запас их невелик.

– Знаю, Джеф, но экономить их не вижу смысла. Рон, Тэд, немедленно отберите рубщиков и проинструктируйте их. Да не забудьте им напомнить, чтобы они бежали только по тропинке, обозначенной колышками, иначе весь «чеснок» соберут на свои ноги и заденут растяжки, а это добро установлено там не для них.

Андрей не стал до конца облегчать жизнь оркам, которые будут атаковать через проход. Уже от третьего ряда был разбросан «чеснок», и был оставлен только узкий проход шириной едва ли в один ярд для отхода рубщиков посредине прохода и непосредственно вдоль стены. Грэг был очень недоволен тем, как расточительно израсходована недешевая проволока, а израсходовано ее было преизрядно, мало того – при закупке металла была закуплена и вся имеющаяся в Бильгове проволока, а она шла не по цене простого металла, а по цене готового изделия, и тоже втридорога. Но ситуация была такова, что или пан, или пропал, а потому убытки они будут считать после. К тому же как последнюю страховку из и без того небольших запасов, он использовал четыре гранаты эфки на растяжки именно в проходе – установлены они были сразу же на боковых заграждениях, в непосредственной близости от частокола. Это могло подарить еще какое-то время – немного, но все же, – а также могло упокоить или просто вывести из строя с десяток орков, может, и больше при такой-то плотности, тем более что сюрпризы были установлены не на уровне земли, а на высоте рогаток, так что бед должны были понаделать поболее.

– Слушаюсь, милорд. – Рон тут же скользнул в сторону, выполняя полученное распоряжение. Тэд, по своему обыкновению, только кивнул, но удалился не менее расторопно.

– Жан, готовь своих охотников. Разведка нам пока не потребуется, так что пойдете под командой Джефа.

– Слушаюсь, милорд.

В тот момент, когда Джеф и Андрей остались одни, из-за северной стены форта послышались раскатистые и резкие, как удар плети, автоматные выстрелы. Стреляли одиночными, Андрей решил не рисковать и приказал новоявленным автоматчикам стрелять только одиночными – и расход боеприпасов поменьше, а снаряжать патроны в боевых условиях, при дефиците времени – то еще занятие. К тому же правило «один выстрел – один враг» работало и сейчас, на этот раз из-за слишком большого количества этих самых врагов. Плотность огня должен был обеспечить он, вооружившись пулеметом, – правда, был риск запороть оружие к чертовой матери, но с этим ничего не поделаешь.

Каждый выстрел отдавался у Андрея зубной болью, так как сейчас в белый свет как в копейку вылетали невосполнимые запасы патронов. С другой стороны, не дать бойцам опробовать оружие он не мог. Они должны были к нему привыкнуть, и, по-хорошему, он должен был выделить не жалкие тридцать патронов на каждого, а значительно больше, но были два «но». Первое: патронов было не так много. И второе: он помнил себя в училище, когда они, в общем-то привычные к огнестрельному оружию, терялись, когда начинало стрелять сразу несколько стволов. Поэтому-то, чтобы воины попривыкли, он приказал им стрелять всем одновременно, находясь друг от друга не далее двух метров. Правда, этот звук не должен был идти ни в какое сравнение с тем, что будет в закрытом пространстве, а бойницы для огнестрела Андрей распорядился устроить в казарме, чтобы обеспечить кинжальный огонь, чего не добьешься, стреляя сверху вниз. Там же находились и шестеро пареньков, которые должны были быть заряжающими, – трое при Андрее: что ни говори, а ручной пулемет был основным залогом успеха в этом бою, хотя Андрей очень сильно сомневался в том, что тот переживет этот бой, – нагрузка намечалась просто запредельная, – и по одному при автоматчиках. Им тоже нужно было хоть как-то осваиваться с этим шумом.

Выстрелы отзвучали довольно быстро, а вслед за ними из-за частокола раздались возбужденные, довольные голоса бойцов: парни слегка оглохли, а потому выражали свою реакцию далеко не шепотом. Ну прямо как дети. Им вот-вот предстоит серьезный бой, и, возможно, последний в их жизни, а они, как ребятня, радуются новой игрушке. Но этот задор порадовал Андрея. Если есть место шуткам и задору, то боевой дух людей на высоте, а это уже много. Очень много.

Кстати, о детях. Мальчишки появились в воротах и, подгоняемые Бруком, направились в казарму.

– Ну, Брук. Хочется же посмотреть.

– Насмотритесь еще! Давай в казарму, тренироваться снаряжать магазины! Быстрее, кому говорю!

– А из парнишки получится толк.

– Знаю, Джеф. Он вообще толковый, правда, когда не задирает носа.

– Милорд, я хотел поговорить с вами.

– Если хотел, то давай, а то скоро не до этого будет. Да и сейчас, в общем-то… Я слушаю тебя, Джеф.

– Возможно, мы сегодня не увидим заката, поэтому я хотел… Я не могу умереть с грузом на сердце… В общем… Как бы это…

– Ты хотел мне сказать, о том, что все это время сообщал обо мне сведения его светлости… – Андрей не спрашивал – он просто констатировал факт.

– Как?.. Когда…

– С самого начала, Джеф. С самого начала.

– Но…

– Почему я оставил тебя подле себя? Все просто. Потому что я с самого начала не хотел обманывать сэра Свенсона и быть с ним честным. Потому что, хотя тебя и обязали выполнять, по сути, неприятное и даже грязное поручение, ты остался тем, кем был всегда, – честным воякой, а значит, не мог меня оклеветать. Наконец потому, что я не врал, когда говорил, что считаю тебя больше другом, чем подчиненным. Вот так вот. А кем ты считаешь себя, Джеф?

– Если я могу еще на это надеяться, то вашим верным вассалом.

– Это правда, что ты никогда и никому не давал вассальной клятвы до меня?

– Ни до, ни после, сэр.

– Тогда постарайся впредь называть меня милордом, а не сэром. Ведь, кажется, так должен называть вассал своего сюзерена?

– Да, милорд! – Старый вояка расплылся в улыбке, словно ему только что преподнесли долгожданный рождественский подарок и, невероятное дело, угадали, чего именно он хотел.

– Если с этим все, тогда ступай и займись формированием двух отрядов стрелков. Думаю, нам пора выдвигаться: нужно еще подготовить позиции.

Когда они спустились во двор, их взору предстала любопытная картина. У стены казармы они заметили двоих. Один – подобный несокрушимому валуну, высокий, что твой орк, в котором легко угадывался Яков. И второй – тщедушного сложения, с рясой, подоткнутой под веревочный пояс, выставляя напоказ голые, худые ноги, – этим вторым мог быть только один человек в Кроусмарше. Разумеется, это был падре Патрик. При виде этой картины оба замерли, словно окаменели. Было чему удивляться, так как в руках падре был снаряженный арбалет с уже наложенным болтом. Яков коротко, по-деловому давал священнику наставления, при этом умудряясь сохранять почтительный тон, хотя было прекрасно видно, что успехами ученика он явно недоволен, – мало того, возмущен тем, что его вынудили заниматься со столь странным новобранцем.

Наконец дослушав наставления, падре вскинул арбалет и выстрелил. Болт, пролетев расстояние не больше двадцати пяти шагов, глубоко вошел в дверь кузни, расположенной как раз напротив. Присмотревшись, Андрей обнаружил в двери еще пять болтов. Надо заметить, что о какой-либо кучности говорить и не приходилось, но по меньшей мере все пять торчали в двери, что было весьма неплохим результатом, если вспомнить, что в начале обучения подавляющее большинство крестьян не попадало в щит и с полутора десятков шагов. Бывали случаи, когда болты втыкались в землю буквально в паре шагов от стрелявшего, а иной раз летели по такой замысловатой траектории, что Тэд даже запрещал кому бы то ни было находиться на одной линии со стрелявшим, располагая всех у него за спиной.

– Ну вот, уже значительно лучше, теперь приклад был нормально прижат, и вы не зашибли себе плечо.

Падре на это замечание только коротко кивнул, с маниакальным упорством взводя арбалет. Было видно, что дается ему это с трудом, так как в руках у него был пехотный образец, с полным комплектом стальных планок, рассчитанный на взрослого – читай, сильного – мужчину.

– Падре, что это вы удумали? – Андрей даже не пытался скрыть своего возмущения и раздражения вкупе с удивлением. Он ни на минуту не забывал о святом отце, а потому недвусмысленно высказал ему свое решение. Падре должен будет находиться на первом ярусе западной башни, в безопасности, и заботиться о раненых, которых будут сносить именно туда.

– Учусь стрелять из арбалета. Неужели не видно?

– Но, падре, мы, кажется, договорились, что ваше место возле раненых. Каждый должен заниматься тем, что хорошо умеет.

– А как же крестьяне и женщины?

– Это вынужденная мера. А потом кто лучше вас сумеет позаботиться о раненых?

– Ничего. До того как появятся первые раненые, я успею сделать несколько выстрелов, а они не будут лишними. Яков говорит, что у меня неплохо получается, – закончил он на бодрой ноте и, наложив болт, кинул довольный взгляд на гиганта.

Посмотрели на бывшего каменотеса и Андрей с Джефом, причем их взгляды разительно отличались от взгляда падре, так как ничего хорошего ему не обещали. В ответ на немой укор тот только виновато потупился, гулко вздохнул и слегка развел руками.

– Падре, не обижайтесь, но, по-моему, долг священника состоит не в том, чтобы сеять смерть, а как раз наоборот, – вновь попытался образумить старика Андрей.

– Пастух должен пасти свое стадо, – задумчиво проговорил священник, затем резко вскинул арбалет и выстрелил. Удовлетворенно кивнул и закончил уже бодрым голосом: – А иногда отгонять волков. – Гордо вскинув подбородок, он перехватил арбалет за цевье, после чего удалился в сторону лестницы, чтобы подняться в башню, унося с собой и оружие, и никто не смог бы сейчас лишить его арбалета, в который он вцепился как в последнюю надежду. При этом он ничуть не выглядел комичным – весь его вид говорил о достоинстве и несгибаемости, не портили картину и голые худые ноги, словно две палки торчащие из-под подоткнутой рясы: падре, как говорится, производил впечатление.

«Нет, ну чисто священник из голливудского «Патриота», вот только я не Мэл Гибсон и шансов на хеппи-энд у нас значительно меньше. Надо бы предложить ему рясу с разрезами спереди и сзади, ну и штаны какие-никакие, как у покойного падре Томаса, – все удобнее. О чем это я? На хрен! В тыл! Подальше в тыл!»

– Надо же, попал. – Задумчивый голос Джефа отвлек Андрея от его мыслей, и он бросил взгляд на дверь кузницы. Последний болт угодил точно в среднюю доску, на уровне груди взрослого человека. Что и говорить, выстрел был удачным.

– Яков, разве здесь стрельбище? Ты что, хотел, чтобы новичок с арбалетом угодил в кого-либо из проходящих мимо и пролил кровь еще до появления орков? А не скажешь ли, сколько пунктов из наставлений Джефа ты сейчас нарушил? – вкрадчиво поинтересовался Андрей.

– Все, – потупившись, признал гигант.

– Хорошо, что ты это осознаешь. После боя подойдешь к Джефу – он придумает для тебя наказание. – При этих словах на лице ветерана появилась зловещая улыбка, а Яков даже слегка побледнел. Разительное отличие от той радостной улыбки возле орочьей крепости, да и могло ли быть иначе: до возвращения из того похода бедный каменотес, который, казалось, испробовал в своей жизни уже все, вдруг осознал, как он недооценивал Джефа и сколько всякого интересного тот еще имел в своем арсенале. О том, что они могут и не пережить сегодняшнего утра, Новак упоминать не стал. К чему? Человек должен иметь надежду, чтобы видеть смысл в борьбе.

– Есть, милорд, – горестно вздохнул Яков.

– Теперь слушай меня внимательно. Сразу после нашего возвращения ты найдешь падре и будешь постоянно присматривать за ним, при этом не забывай, что твой карабин нужен в бою. Но, если хоть один волос упадет с падре, я не знаю, что с тобой сделаю. Ты меня понял?

– Но, милорд, я ведь всегда…

– Я знаю, что ты всегда, – резко оборвал его Новак, но затем сбавил тон и закончил даже с оттенком грусти: – Заметь, я не прошу тебя оберегать леди Анну, хотя только один Бог знает, что со мной будет твориться, если с ней случится что-либо. Более того, я прошу тебя о невозможном – не думать об Элли и малыше, я прошу, я приказываю тебе оберегать падре, даже ценой своей жизни. Его жизнь очень важна. Очень. Ты меня понимаешь?

– Я все сделаю, милорд, – понурившись, проговорил Яков, и по его виду Андрей понял, что тот принял решение в точности выполнить распоряжение своего сюзерена, хотя оно ему далось и нелегко.

– Сделаешь так, чтобы он и Элли были в разных башнях, – бросил Андрей через плечо Джефу, когда Яков достаточно отошел, чтобы не слышать его.

– Но…

– Я не хочу, чтобы он отвлекался, – оборвал Андрей Джефа на полуслове. – Падре очень важен для нас, я ничуть не лукавил. Я думал, что решил эту проблему, определив его в самое безопасное место, но сберечь его от орков куда проще, чем от самого себя.

– Я все сделаю.

– Вот и ладно. Давай займись людьми.

Распрощавшись с Джефом, он направился в казарму. Однако, вынырнув из задумчивости, обнаружил, что ноги несли его на лестницу. Не отдавая себе отчета, на автомате он направился в восточный бастион, где находилась Анна. Едва осознав это, Андрей остановился и бросил тоскливый взгляд туда, где сейчас обустраивались его жена и сын. Увидит ли он их еще, выживут они или падут жертвами во исполнение задуманного им? В мозгу вспыхнула мысль бросить все и бежать с женой: верхами они успеют уйти от надвигающейся опасности. Многие смогут последовать их примеру и также спасутся, но большинство не сможет этого сделать и падет, настигаемое орочьим войском, а в том, что все они попытаются спастись, едва их сюзерен побежит, Новак не сомневался. Эта мысль как вспыхнула, так и погасла, рассыпавшись в прах. Все же, наверное, падре был прав, и в нем что-то изменилось, он сам чувствовал это. Нет, он все так же старался думать о личной выгоде, все так же использовал людей и рассматривал их по большей части как ресурс, необходимый для выживания, но только они окончательно перестали быть для него безликими. Перед его внутренним взором в быстром калейдоскопе пронеслись лица его вассалов и смердов, взрослых и детей, и он чувствовал, что абсолютная память тут ни при чем, – просто они не были одними из многих, они были теми, ради кого он был готов сражаться, даже если этот бой будет последним.

В последний раз бросив взгляд на башню, он зло ругнулся, адресуя эту ругань не кому-то другому, а лично себе. Затем резко повернулся и сбежал с лестницы. Ему нужно было в казарму.

В полутемном помещении, освещенном несколькими масляными светильниками, он тут же позабыл о недавних мыслях. Ему нужно было еще многое успеть, а времени не оставалось. Сосредоточившись на работе, если можно так выразиться, он тут же услышал характерные глухие щелчки загоняемых в магазины патронов и звуки трущегося металла, заканчиваемые также щечками, – это кто-то разряжал магазин, чтобы потом вновь начать его снаряжать. Все верно, знать, как это делается, – мало, нужно нарабатывать навык. Глядя на ребят, занятых этим, Андрей почему-то подумал, что, хотя он уже весьма продолжительное время не занимался снаряжением магазинов, у него получилось бы посноровистей, ну да за неимением гербовой пишут на простой. Пара деньков тренировок – и парни дадут еще и ему форы, но этого времени не было. Заметил он и то, что трое воинов, которым предстояло стрелять из автоматов, тоже не валяли дурака, а упорно отрабатывали снаряжение магазинов и присоединение их к оружию. Все правильно: как оно повернется, никто не знает, а навык нужно иметь, хотя у них-то как раз все получалось куда более ловко – сказывалась практика обращения с карабинами, у которых заряжание коробчатых магазинов было сходным.

– Внимание всем. – На голос тут же обернулись все, прекратив свои занятия. – Первое касается стрелков: ваша задача – поддержать меня огнем, стреляете одиночными. Огонь не открывать, пока не замолчит пулемет и не последует команда, слушать внимательно, при повторной команде тут же меняете магазины – плевать, сколько там еще осталось патронов. Перезаряжаетесь и ждете команды. Пит – на левом фланге, твой сектор пятнадцать ярдов от левого фланга. Пол – правый фланг, твои пятнадцать ярдов от правого фланга. Джон, твой – центр. Вопросы? – И, выждав несколько секунд: – Вопросов нет. Заряжающие. Как только на ваш стол ложится магазин, тут же начинаете его снаряжать, полные магазины должны быть под рукой у стреляющего. Мои заряжающие. Все то же самое, но, несмотря на то что у меня будет не три магазина, а шесть, снаряжать их вы не будете успевать. Поэтому, Питер, дисковые магазины держишь перед собой – как только полные магазины закончатся, тут же подаешь мне диск. – Андрей решил оставить у автоматчиков по три магазина, реквизировав из их комплекта по одному в свою пользу. У него же должны были находиться и оставшиеся от сданного инквизиторам АКМС. При мысли об этом он про себя выматерился: еще один автомат никак не был бы лишним. – Если к моменту, когда диск закончится, не будет снаряженных магазинов, подаешь второй, появится магазин – подаешь его. Вопросы?

– Милорд, а почему мы не тренируемся снаряжать диски? – Вопрос задал именно Питер, рослый и весьма сообразительный парнишка. Брук рекомендовал его на роль старшего среди троицы, которая должна была обслуживать пулемет, уверяя, что парнишка не из робкого десятка и голову имеет на плечах.

– Потому что диски заряжать слишком долго, а времени у нас не будет, магазины же заряжать куда проще, а потому я буду иметь возможность сделать куда больше выстрелов. Еще вопросы? Вопросов нет. Тогда последнее. Парни, ничего не напутайте, прошу вас, именно от вас зависит наша победа. – Немного лести, да и лести ли? Если все так и есть, никак не помешает: вон как расправились плечи и загорелись глазки. Давайте, мальчики, на вас большая надежда.

Дверь в казарму открылась, и в ее проеме показался Джеф. Он был серьезен, но упадка духа Андрей не заметил – ветеран, как всегда, излучал уверенность, и это хорошо: как бы воины ни доверяли ему, спокойный и решительный вид ветеранов был ничуть не менее важен, потому что, хотя его люди и провели целый год в беспрерывных боях и стычках, это по большому счету было ничто в сравнении с ветеранами, прожившими подобной жизнью большую часть из прожитых лет. Его дружинники, да и остальные весьма пристально следили за тем, как себя ведут бывалые вояки, – а они были на высоте, за что Андрей был им благодарен отдельно.

– Милорд, люди готовы.

– Иду, Джеф.

Андрей направился во двор, где сейчас в седлах сидели воины. Была там и пара крестьян, которых предусмотрительный Джеф отобрал в качестве коневодов: не хватало еще, чтобы кони разбежались, а стреножить их, это лишняя потеря времени, которого орки много не дадут. По большому счету все было рассчитано наскоро, в ритме цейтнота – любая заминка могла окончиться катастрофой. Весь план обороны был разработан просто прикидочно и походил на заготовку платья, которое портниха наскоро прихватила большими стежками только для того, чтобы его части держались хоть как-то, пока она будет вносить поправки и подгонять его по фигуре. С виду вроде и платье, а на деле – лишь слегка прихваченные друг к другу отдельные куски ткани: потяни слегка и – все развалится, повиснув бесформенными лоскутами на заказчице.

Но и с этим он ничего не мог поделать. Обстоятельства, обстоятельства, еще раз обстоятельства. Черт бы их побрал. Еще недавно он знал четко – они должны просто задержать противника и постараться нанести ему как можно бо́льшие потери, а потом погибнуть. Иного выхода не было. И вот появляются эти обстоятельства. На ходу приходится менять все, вносить дополнения и изменения, потому что теперь они должны постараться выжить. Около двух сотен арбалетов – это, конечно, большое подспорье, кто бы спорил, но опять-таки в руках каких стрелков они находятся.

– Так, парни, времени нет, поэтому слушаем внимательно. Стрелять начинаем, как только орки вынырнут из тумана. Отстреливаем по два магазина, а потом возвращаемся сюда, места вам уже определили. Как только услышите команду об отходе, отряд Джефа отходит в западную башню, мой – в восточную. – Он намеренно выбрал эту башню: если уж суждено погибнуть, то он хотел находиться рядом с семьей. Андрей бросил взгляд на Якова: тому не суждено было быть рядом со своей, и при мысли об этом он почувствовал укол совести, но тут же отогнал ее подальше. Меньше всего ему сейчас нужно было копаться в своих чувствах. – Вперед.

Выехав за ворота, он направил свой отряд к восточному склону: раз уж в итоге придется отходить в восточную башню, то и сейчас следует придерживаться этой стороны – за один раз рефлекс не выработается, но зато и чехарды не возникнет. Хотя чего там, еще как возникнет.

Позиции оборудовали весьма быстро, тем более что собирались стрелять из положения лежа, а для этого нужно было совсем немного дерна. Крестьянин с лошадьми находился в некотором отдалении, так чтобы его не было видно и чтобы никто – ни он, ни лошади – не пострадали от ответного обстрела.

Повозившись немного, Андрей нашел наиболее удобную позицию и приложился к оптике карабина. Так как свою пневматику он передал одному из парнишек, что сейчас тоже прилаживались на позиции, то решил воспользоваться СКС, навертев на него глушитель: незачем было наводить лишний шум – с раскатами огнестрельного оружия орки должны были познакомиться несколько позже. Конечно, выходило, что он успеет сделать только десять выстрелов, ну, может, успеет затолкать еще пару-тройку патронов, но в плане качества он рассчитывал быть куда более результативным: оптика и пристрелянное оружие давали ему значительную фору.

Он не стал распределять цели и сектора, чего всегда придерживался, только по той причине, что просто не рассчитывал задержать орков при высадке. Расчет был только на нанесение потерь. Двадцать восемь карабинов должны были выпустить четыреста шестьдесят пуль, плюс его десяток, так что, по оптимистическим подсчетам, орки должны были потерять не менее сотни бойцов сразу при высадке – уже хлеб. Поэтому он отдал приказ стрелять на выбор, лишь бы стреляющий был уверен в своих силах, единственно посоветовав прекращать обстрел тех лодок, где будет выбита хотя бы половина воинов, так как, стреляя в заполненную целиком лодку и промазав по одному, они имели неплохие шансы все же угодить в соседа.

Орки появились неожиданно. Мгновение назад ничто не указывало на их присутствие, а вот уже видна четкая линия, очерченная орочьими лодками, несущимися во весь опор к берегу. До этого момента он не слышал ни единого звука и, только увидев лодки, различил звуки струящейся вдоль бортов воды и едва заметные всплески весел.

Андрей приложился к оптике и прицелился в одного из орков в четвертой от края лодке, справедливо полагая, что остальные выберут ближних. Однако выстрелить он не успел, так как послышалась скороговорка выстрелов его отряда – преимущество стрелков с обычным прицелом перед оптикой, которая требует несколько больше времени для прицеливания; а может, все дело в стрелке – к снайперам Андрей себя не причислял.

Выбрав слабину, Новак нажал на спуск, карабин слегка лягнулся, вид в оптике немного подпрыгнул, но вскоре вернулся в прежнее состояние. Ну точно, не снайпер. Орк, в которого он целился, все так же усиленно орудовал веслом – не повезло его соседу, сидящему у другого борта и слегка смещенному назад, Андрей не угадал со скоростью и взял слишком малое упреждение, но все же минус один. Поправка – и вновь выстрел. Вот теперь порядок, правда, выцеливал он уже другого: избежавший первого выстрела уж больно активно начал пригибаться и разгибаться при работе с веслом, чего опытные гребцы никогда не делают, работая исключительно руками и минимумом амплитуды движения телом. Расстояние едва больше двух сотен метров – такому стрелку, каким был Андрей, более чем достаточно для уверенной стрельбы.

Магазин опустел весьма быстро, затвор замер в крайнем заднем положении, девять орков в минусе, рядом слышались звуки суматошно передергиваемых затворов и выстрелов. Значит, время еще есть, он подхватил два патрона, приготовленных заранее, и быстро затолкал их в карабин, после чего снял с затворной задержки и вновь приник к оптике. Лишь несколько лодок с флангов пока еще не пристали к берегу, так как, подвергшись обстрелу, потеряли много гребцов и сбились с ритма. Остальные уже были у берега, и оттуда как горох посыпались орки. Прицелившись, Андрей сделал два поспешных выстрела, правда, попал только один раз, и, судя по тому что орк не упал, а лишь согнулся, он его только ранил, но все равно минус еще один – этот уже не боец.

Вскочив на колени, он охватил взором всю картину, а затем бросил взгляд на своих бойцов: практически все уже отстрелялись и начали подниматься, незначительная часть в спешке доделывала последние выстрелы, после чего также вскакивала. Если среди людей были слышны какие-то ругательства, то орки все делали в абсолютном молчании, только изредка доносились отдаленные стоны раненых и умирающих. Все, пора уходить. Теперь быстро к лошадям.

Впоследствии, если бы захотел, он смог бы восстановить всю картину и прикинуть нанесенный ущерб. А тот был не так уж и мал: около двух сотен орков в результате ранения или безвременной кончины уже не могли участвовать в штурме, и в немалой степени это была заслуга именно четверых охотников, которых он изначально вообще хотел отстранить от этой вылазки.

Уже несясь во весь опор, он не прекращал наблюдать за происходящим внизу. Орки практически единой волной ринулись вверх по склону, но при этом продолжали хранить молчание. Казалось, что эту волну не под силу остановить никому. Но это только казалось. Орки уже преодолели треть подъема, отряд Андрея приблизился к башне, готовясь ее обогнуть, а сам Новак буквально взмок от осознания того, что штабеля бревен все так же пребывают в неподвижности. Он отчетливо видел рубщиков, сейчас незаметных для орков, но те почему-то бездействовали. Он уже испугался, что страх сковал крестьян и не позволяет им действовать, когда они практически разом взмахнули топорами. Но ничего не произошло. Рубщики уже начали движение в сторону соседних штабелей, как вдруг бревна пришли в движение и с грохотом покатились вниз по крутому склону. Последнее бревно еще не стронулось, а крестьяне перерубили веревки следующего штабеля и затем стали быстро перебегать к другому. В них полетели поспешно пущенные стрелы, но вроде пока никого не задело. А потом эта картина пропала, так как Андрей уже завернул за башню и во весь опор несся к воротам: он только слышал нарастающий грохот бревен, озлобленные крики орков, сменившиеся криками боли, когда они уже приблизились к воротам.

Только увидев приближающийся отряд Джефа с другой стороны, Андрей понял, что чего-то они все же не учли. В частности, порядка прохождения ворот, у которых сейчас должна была возникнуть толчея, расходующая время, которого и без того было мало. Но ветеран – он и есть ветеран, взирающий на происходящее с высоты прожитых лет и приобретенного опыта. Резко осадив коня, Джеф выкрикнул команду своим людям остановиться, и отряд Андрея буквально влетел в распахнутые ворота, так и не столкнувшись со своими товарищами и не снижая скорости.

Влетев во двор, они резко осадили лошадей, заставив их буквально вздыбиться. Те из дружинников, кто прошел через степной поход, не дожидаясь, пока лошади опустятся, выдергивали ноги из стремян и буквально соскальзывали из седел через крупы лошадей. Наблюдай сейчас за ними покойный падре Томас – и его сердце наполнилось бы гордостью, настолько ловко это проделывали дружинники. Андрей тоже мог бы поступить таким образом, сноровки ему хватало, а вот возможности не было: седло с высокой спинкой было немалой тому помехой, – поэтому он дождался, пока конь не опустится на все четыре конечности, после чего перекинул ногу через холку и стек на грешную землю. У него тоже получилось весьма эффектно, но думать о том, насколько он мог быть сейчас хорош, времени не было. Едва ступив на землю, он бросился к двери казармы, предусмотрительно оставленной открытой нараспашку.

Едва вбежав в помещение, Андрей бросил карабин Питеру, а сам устремился к пулемету, который стоял на специально подготовленном стеллаже, подобные же были и у автоматчиков, чтобы облегчить стрельбу, вернее, был один длинный стеллаж, рассчитанный на всех. Краем глаза Андрей обратил внимание на то, что Питер, внимательно посмотрев на карабин, начал сноровисто заталкивать в него патроны: все же Брук успел немало порассказать своим приятелям об виденном им в оружейке Новака – оставалось только удивляться тому, что инквизиторскому дознавателю так и не удалось выудить более подробную информацию о необычном оружии.

Прижав приклад к плечу, Андрей взглянул через амбразуру на открывшийся ему вид. Крестьяне, запустив свои смертоносные снаряды, уже возвращались в крепость, проявляя при этом просто чудеса скорости и ловкости, вот только было их не двадцать, как изначально, а только семнадцать. Посмотрев по сторонам, Андрей различил одного из них, который лежал как раз напротив прохода со стрелой в спине, пытаясь подняться, но у него это не получалось. Раненый громко стенал и пытался ползти в сторону форта, однако ранение, судя по всему, было серьезным. Посмотрев в сторону орков, Андрей понял, что крестьяне вполне могли вынести раненого, их бревна причинили весьма ощутимый вред врагу – как бы не более значительный, чем обстрел, так что тот еще не оправился. Признаться, Новак и не ожидал подобного эффекта. Но что можно требовать от крестьянина – они и без того действовали на удивление храбро и сноровисто.

Среди бегущих Андрей различил Марана, который, в отличие от остальных, не вращал обезумевшими от страха глазами: хотя страх читался и в его глазах, держался он куда более собранно. Андрей хотел было остановить старосту и убедить его вернуться за раненым, но, бросив короткий взгляд на орков, понял, что время упущено. Враг уже оправился и, взревев словно раненый зверь, вновь двинулся на укрепления людей. Крестьянин был обречен, и Андрей, его сюзерен, ничем не мог ему помочь. Разве только…

Новак бросил взгляд на Питера, который вертел в руках карабин, со все так же отведенным затвором, не зная, как быть дальше. Андрей протянул руку и, взяв оружие, показал, как нужно снимать с затворной задержки. Потом приложился и, поймав в прицел раненого, выстрелил ему в голову – все, что он мог сделать в данной ситуации, и, случись, был бы благодарен, если бы кто другой так же поступил бы с ним. Выстрел вышел бесшумным: Питер затолкал правильные патроны, для бесшумной стрельбы. Молодец парнишка, не зря его рекомендовал Брук. Новак перевел прицел на накатывающихся орков и сделал еще девять выстрелов. Расстояние опять незначительное, упреждения не нужно, даже бокового ветра нет: он дует в сторону орков. Девять выстрелов – девять орков, карабин вновь у Питера.

Вновь приклад пулемета плотно прижат к плечу. Андрей навел его на накатывающуюся волну орков и стал рассматривать происходящее сквозь прорезь прицела: до намеченного им рубежа открытия огня оставалось еще около пятидесяти метров. Орки были крупнее и физически более развитыми, в отличие от людей, но и им этот крутой подъем давался не так уж и легко, тем более что до этого им уже пришлось изрядно потрудиться, переправляясь через Яну, а на веслах были все воины, за исключением разве только рулевых, затем уже пробежаться вверх по склону, а затем и вниз, да еще и поиграть в салочки с накатывающими на них бревнами, – теперь они вновь преодолевали подъем. Какими бы они ни были выносливыми, всему есть предел. Конечно, до предела им еще было далековато, но и особой прыти уже не было.

Большая часть орков направилась в сторону оставленного прохода, но часть двинулась на заграждения, обходя укрепления по флангам. Разумно. Даже если отбросить неминуемо потерянное время на преодоление заграждений, все равно разумно: под стенами не так много места для такого количества нападающих, к чему создавать ненужную толчею, облегчая работу обороняющимся по нанесению потерь. И потом, обороняться от наседающего с одной стороны врага куда легче, а так орки вынудят людей растянуть свои и без того незначительные силы по всем стенам, лишив их возможности сконцентрироваться на одном направлении.

Время от времени Андрей наблюдал, что то один, то другой враг падал, схлопотав пулю, так как стрелки уже начали собирать свою жатву на этом поле брани и получалось это у них весьма неплохо. Доставалось и тем, кто пытался обойти по флангам. Джеф предусмотрительно не стал сосредотачивать всех стрелков на стенах форта, по пять лучших стрелков были посажены в башни, и в их задачу входил обстрел именно тех, кто пожелает пройти в обход. Там тоже время от времени валились в пыль подстреленные гордые воины урукхай. Впрочем, условия для стрелкового подразделения были просто идеальными, иначе не скажешь. Враг накатывал тремя плотными массами, представляя собой одну большую мишень. Избери орки немного другую тактику, ну хотя бы накатывай они несколькими цепями с небольшими интервалами и дистанцией – и работа стрелков была бы сильно затруднена, а потери нападавших куда меньше. А так, главное было – не взять слишком высокий или низкий прицел, и пуля попадала в цель с вероятностью девять из десяти. Что поделать, незнакомы они были с таким скорострельным и, главное, таким убойным оружием.

Дружный болезненный рев с обоих флангов возвестил о том, что орочья масса достигла участков, обильно засеянных «чесноком». Движение этих групп резко замедлилось, а точнее сказать, остановилось, когда до задних рядов наконец дошло, что впереди что-то не так; но несколько десятков воинов уже катались по земле не в силах ступить на ноги, а группы эти, численностью около дух сотен воинов в каждой, еще более уплотнились, так что теперь уже каждый выстрел достигал своей цели.

Тем временем от наступающих в центре сумел вырваться один из особо рослых орков. Подбежав к добитому Андреем крестьянину, он пинком опрокинул тело на спину и одним взмахом остро отточенного ятагана вскрыл и кожаный доспех, и самого несчастного. Мгновенно нагнувшись, он запустил свою пятерню в тело и, с силой дернув, вырвал печень, после чего, дико заорав, вонзил в нее свои клыки.

У Андрея мелькнула было мысль вновь воспользоваться карабином, который уже успел снарядить проворный Питер, но он тут же отбросил ее. Основные силы орков уже достигли прохода в заграждении и начали втягиваться в него. Рубеж открытия огня.




Как только берег предстал перед его взором, Угра обратил внимание на сложенные в штабеля бревна, и штабеля эти вытянулись в одну линию. Ему показалось странным то, что люди складировали материал для строительства в столь неудобном месте, потому как даже младенцу было понятно, что на столь крутом склоне их нужно специально закреплять, чтобы они не скатились. Потом он подумал, что, возможно, люди, поняв, что возвести каменные укрепления не успевают, решили поставить для начала бревенчатую стену, чтобы наглухо перекрыть проход. Тем хуже для этих людишек, потому что орки обязательно используют эти штабеля для укрытия своих лучников. Несмотря на то что, как ему казалось, он понял назначение этих штабелей, мысль о них почему-то не давала покоя. Но в следующее мгновение ему уже было не до раздумий. Он вдруг услышал до боли знакомые хлопки непонятного оружия людей, которым они в мгновение ока расправились с его товарищами на той речке и от которого он только чудом сумел ускользнуть.

Рядом с ним что-то просвистело, и сидевший рядом Гуг вдруг болезненно захрипел и опасно навалился на борт. Свист был необычным и незнакомым, и в то же время что-то напоминал, а именно – то жужжание странных человеческих снарядов из странного оружия. Инстинктивно он стал грести так, словно впервые взял в руки весло, при каждом гребке сильно наклоняясь вперед и откидываясь назад. Следующего свиста он не услышал, но болезненный стон еще одного его соратника сказал ему о том, что тактика избрана им верная и нужно продолжать в том же духе. Осматриваться по сторонам и наблюдать за тем, что творится вокруг, времени не было, и он только усиленнее начал выгребать своим веслом. Четверо из их команды похватали луки, намереваясь обстрелять тех, кто сеял смерть, но они тут же отказались от этой затеи, так как до противника было не добить, и вновь похватали весла. Потом Угра заметил, что лодку слегка повело в сторону, – он не оглядывался, но безошибочно определил, что рулевого больше нет. Орки были опытными гребцами, а потому вскоре смогли компенсировать и потерю рулевого, и то, что гребцов по бортам получилось неравное количество, но в результате всего произошедшего они потеряли в скорости, а потому достигли берега, когда идущие в центре и не подвергшиеся обстрелу уже высадились и бросились в атаку.

Угра и его товарищи погасили веслами скорость лодки, чтобы та не развалилась от удара о берег, и легкое суденышко, мягко скользнув днищем, слегка выскочило на каменистый склон, а орки тут же посыпались из нее, устремляясь в атаку: им предстояло обойти укрепления людей слева и навалиться на них с тыла, вынуждая людей растаскивать свои силы по всем стенам. Передовые уже преодолели большую часть крутого подъема, когда бывалый воин вдруг понял, чем ему так не понравились штабеля этих проклятых бревен. Он никогда не сталкивался с этим, но проклятые людишки не собирались строить стену, и они были не так уж и глупы, складывая их в таком неудобном месте: эти жабьи дети использовали их для обороны.

С невообразимым грохотом бревна, набирая скорость, покатились навстречу накатывающей волне орков, с противным чавканьем и хрустом, исторгая гневные крики и крики боли, врезались в ряды не ожидавших подобной подлости нападающих. Так как фланги несколько поотстали, у них было больше времени для того, чтобы принять какое-либо решение.

– Прижимайтесь к скалам!

Угра не был ни сотником, ни даже десятником, во всяком случае, теперь, но поданная им команда была выполнена всеми, ну или, если быть более точным, ее попытались выполнить все, но накатывающиеся бревна были уже близко, и те, кто был дальше от скал, не успели ее выполнить. Хотя штабеля были уложены с интервалами в несколько шагов, катясь по неровной поверхности, они растеклись по всему склону, так что участков, которые бы не были ими проутюжены, практически не оставалось. Многие повернули вспять, спасаясь от накатывающей лавины. Набравшие скорость бревна подскакивали на неровностях, меняя траекторию движения в самом непредсказуемом порядке, так что предугадать, куда в следующее мгновение покатится то или иное бревно, было невозможно.

Несколько храбрецов остались на месте и, когда бревна приблизились, стали перепрыгивать через них. Некоторым это вполне удавалось, но вот одно из бревен, подскочив в очередной раз, уперлось одним концом в каменистый грунт, представляющий собой сплошной сланец, и, вздыбившись, словно огромная палица, обрушилась на одного из храбрецов, смяв его своим весом, словно тряпичную игрушку, и, издав противный чавкающий звук, оно еще некоторое время протащило свою жертву, а затем остановило свой бег, заторможенное прижатым телом.

Другой воин удачно перепрыгнул через два бревна, но третье именно в момент, когда воин высоко подпрыгнул, наскочило на камень и подпрыгнуло не менее высоко, ударив его по ногам, – тот словно подрубленный упал головой вниз, но лавине этого словно было недостаточно, и по его телу прокатилось еще одно бревно. Если после этого он и остался жив, то наверняка сделается калекой, иначе и быть не могло.

За всем этим Угра наблюдал, прижавшись к скале и не в силах чем-либо помешать избиению своих соратников. Вид гибнущих воинов поднимал в его душе просто небывалую волну гнева. Эти мелкие твари не могли сражаться как подобает настоящим мужчинам, вместо этого они придумывали всяческие ухищрения, чтобы избежать схватки лицом к лицу. Но люди заплатят за это. Очень дорого заплатят. Взревев и бешено вращая глазами, он ринулся вперед.

Практически сразу он заметил тех, кто привел в действие эту ловушку. На них были надеты кожаные доспехи, но повадка и движения выдавали крестьян, Угра не мог ошибиться, так как уже не раз сражался с людьми и возвращался с добычей, волоча с собой и вот такие вот экземпляры. Но, несмотря на то что он видел перед собой врага, видел тех, кто только что погубил его товарищей, его рука даже не потянулась к луку, потому как им овладела ярость, а не безумие. До убегающих было слишком далеко. Но были и те, кто был куда ближе к людишкам, чем он, и трое замешкавшихся были тут же снесены меткими выстрелами.

А в следующее мгновение ему было уже не до крестьян, так как он увидел, что дорогу им преграждает уже встречавшееся им ранее заграждение из заостренных жердей, скрепленных между собой, но вот только он никогда не видел, чтобы они были установлены вот так вот, в несколько рядов. Растаскивать их будет нелегко, да еще и под обстрелом. Что еще придумали эти твари? Нет, им не остановить их напора, они прорвутся через это заграждение, растащат его, раскидают и прорвутся, поднимутся на их стены, а тогда держитесь. Никому он не подарит легкой смерти. Он найдет их командира и заживо вспорет ему брюхо, а потом получит непередаваемое удовольствие от поедания его нежной печени – ведь известно, что если съесть печень еще живого врага, то вся его сила передастся поедающему, а если поверженный еще и наблюдает за поеданием, то сила увеличивается вдвое, а если тот проживет до момента, когда последний кусок проглочен, – и вовсе многократно, вот только таких он пока не встречал. Но он уже съел достаточно печени своих врагов – не потому ли Угра считался одним из лучших воинов? Правда, сейчас не самые лучшие времена, но он вернет себе былое уважение.

Однако, как он ни рвался вперед, фора, полученная другими, не давала ему возможности вырваться, несмотря ни на какие усилия. Но краем глаза он заметил, что наиболее пострадавший от лавины бревен центр уже отставал от флангов, и это наполнило его сердце радостью. Но в следующее мгновение он увидел, что участок как раз перед центром не защищен вот таким вот заграждением: там было несколько рогаток, наспех установленных людьми, но они никак не могли замедлить наступления. Едва осознав это, Угра застонал, как от зубной боли: идущие в центре имели неоспоримое преимущество перед ним, которому предстоит сначала преодолеть эти проклятые рогатки. Он даже дернулся, чтобы направиться в центр, но долг превысил желание, и, сцепив зубы, он побежал еще быстрее.

Вскоре он заметил, что то один, то другой из бегущих впереди стали падать, но стрел он не видел. Опять это оружие. Он обязательно добудет себе такое, чего бы это ни стоило. Плевать, что о нем подумают, но это оружие он непременно оставит себе.

Тем временем наступающие в центре уже разделились на две части: первая продолжала рваться вперед, а вторая, остановившись, вскинула луки – и в сторону форта полетели сотни стрел. А вот теперь посмотрим, чья возьмет: безнаказанное избиение закончилось, наконец и орки получили возможность пустить врагу кровь.

Угра уже успел обогнать многих, он уже был почти в первых рядах, когда мимо уха прожужжал человеческий снаряд, и кто-то сзади и сбоку вскрикнул, поймав его своим телом, – духи вновь хранили его. Лишнее тому подтверждение он получил, когда шагах в тридцати от линии рогаток передние орки вдруг взвыли и, не в силах держаться на ногах, стали падать на спину и, откинув в сторону щиты и оружие, потянулись к стопам, с диким ревом выдергивая из них какие-то длинные шипы, обагренные их кровью: какие из них теперь воины, если они не способны полноценно двигаться?.. Нет, этим людишкам все неймется, вот опять что-то придумали.

Он резко затормозил, едва сдерживая натиск бегущих сзади. Внимательно присмотревшись, он разглядел, что именно представляли собой эти шипы, и было их разбросано великое множество. В сгрудившихся рядах время от времени слышались вскрики и стоны, люди продолжали обстреливать их, и теперь они представляли собой просто отличную мишень. Нужно было что-то придумать и действовать быстро – воины в центре и без того имели преимущество, а судя по тому, что они уже приближались к заграждению вплотную, там не были разбросаны эти железные шипы.

Озарение было столь внезапным, а озарение всегда внезапное, что Угра сам собой восхитился. Когда он пробегал, он обратил внимание на то, что одно из бревен застряло на склоне, еще в начале пути – вероятно не сумев набрать скорости, оно просто не смогло перескочить возникший на его пути вздыбившийся кусок сланца.

– Бревно! Тащите сюда бревно!

Никто еще не понял, для чего ему понадобилось бревно, но несколько орков уже схватили его и несли на своих плечах. К своему удовлетворению, Угра отметил, что среди выполняющих его распоряжение были не только молодые воины, но и ветераны. Уважение к нему возвращалось, но это было только началом.

И в это время он, как и все остальные, услышал дробный грохот, раздававшийся от деревянного форта. Бросив в его сторону взгляд, Угра увидел беснующуюся струю пламени, вырывающуюся прямо из частокола, но самое главное было в том, что это были не просто пламя и грохот – это было какое-то оружие, и очень смертоносное, так как воины падали, словно какой-то великан взмахнул своим огромным ятаганом, снося с ног не одного, но десятки за раз. Опять что-то придумали. Нет, он уже не хотел печени их командира, он просто жаждал ее, и он ее получит, чего бы это ему ни стоило. Но то, что люди применили еще какое-то хитрое оружие, его только порадовало: теперь становилось ясным, что казавшийся самым легким путь на деле был самым трудным, а значит, он имеет все шансы быть первым на стенах.

Он велел бросить бревно и катить его перед собой. Тяжелый ствол либо гнул попадавшиеся на пути шипы, либо они втыкались в него, убираясь с пути следовавших за ним воинов. Очень быстро они достигли рогаток, и их руки вцепились в скрепленные между собой жерди.

Резкий и сильный хлопок тут же привлек к себе внимание Угры, и, посмотрев в ту сторону, откуда он раздался, орк увидел странный продолговатый ребристый предмет, как видно, из металла, прикрепленный полоской кожи к одной из жердей на уровне груди. Он не знал, что бы это могло быть, но от непонятно отчего охватившего его страха сильно засосало под ложечкой, все инстинкты вздыбились, словно шерсть на загривке волка. Единственная мысль, мелькнувшая в его мозгу, была о том, что эти проклятые людишки опять что-то придумали, он даже попытался податься назад и укрыться за спинами других, но орки стояли настолько плотно, что у него ничего не вышло. А потом он услышал гром и увидел яркую вспышку. Последнее, что он увидел и услышал в своей жизни. Духи предков все же отвернулись от него, наплевав на все его потуги вернуть былое уважение.




Орки наседали, разделившись на три неравные группы. Две – в каждой сотни по две этих исчадий ада – направились на фланги, желая обойти укрепления людей, чтобы потом навалиться со всех сторон. Им сейчас неслабо доставалось, так как высланные на башни лучшие стрелки теперь занимались их отстрелом. Хотя выглядело это не столь эффектно, как, скажем, после залпа сотни лучников, но оттого не менее эффективно, так как Джеф наблюдал, что то один, то другой орк заваливались в пыль и больше не поднимались. Просто стрелков было мало – всего-то по пять на каждой башне. Он даже мальцов, только что вооруженных карабинами, оставил на стенах форта: тут особая меткость не нужна – только попади в массу, а там пуля сама найдет свою цель.

Третья, самая многочисленная, ударила в лоб – правда, пострадав больше всех от ловушки из бревен, она несколько отстала от флангов, хотя изначально и была впереди. То обстоятельство, что орки понесли большие потери от столь примитивной ловушки, несколько озадачило Джефа: напрашивался вывод, что раньше им ни с чем подобным сталкиваться не приходилось. Впрочем, молот – тоже далеко не оружие, но если им засветить посильнее, то никакой доспех не спасет: он просто все сомнет на своем пути – и металл, и мышцы, и кости. Да и не было у них по большому счету возможности увернуться от такого: работники постарались на славу и приготовили много леса. Вот только это был не худой лес, который пошел на рогатки, а отличный строевой, которого хватило бы на целую деревню, со всеми постройками, ну да, дай Господь отбиться, а лес они еще заготовят.

Орки еще были достаточно далеко, но Джеф решил, что дистанция вполне приемлема, и что чем больше времени будет на стрельбу, тем бо́льшие потери они смогут нанести.

– Внимание. Оба десятка, целиться в глубину орков! Бей!!! – подал он команду.

Ветеран и сам начал методично посылать одну пулю за другой, в толчее орков не всегда понимая, попал или промазал, впрочем, о втором думать как-то не хотелось – как-никак, а лучший лук в дружине маркграфа, а эти карабины просто чудо как были точны и просты в обращении.

Но вот орки начали разделяться, одна группа стала отставать, и в сторону форта и башен полетели первые стрелы. Пока еще не причинявшие вреда и лишь дробно ударившие по деревянным щитам, в бойницы которых и стреляли дружинники. Все, магазин опустел.

– Внимание! Сменить приклады! Шевелитесь, телячья немочь! – Обливая руганью своих подчиненных, он и сам сноровисто менял баллон. Бросив быстрый взгляд на пацанят, разбавляющих дружинников, он с удивлением обнаружил, что те ведут себя куда увереннее воинов. Ну конечно, сейчас они были на пике восторга. Они, еще вчерашние пацанята, которые считали за счастье, если кто-либо из воинов просто просил подать воды, сейчас наравне с этими воинами участвовали в настоящем бою: о каком страхе может идти речь, когда их просто переполняет радость? А потом, воевать не так уж и страшно – орки далеко, чего-то там бегают, кричат, а они их спокойно отстреливают, как на стрельбище, и чего все наговаривают…

– Заряжать бронебойными! По лучникам! Бей!!!

Вот когда разом бьют два десятка карабинов – это уже совсем другое дело, воины падают почаще, и результат виден получше. Но и орки не стоят на месте, словно мишени на стрельбище. Вот они начинают бить уже более слаженно, и сотни стрел барабанят по щитам, некоторые проскальзывают сквозь небольшие щели и бойницы.

Вот один из воинов отвалился в сторону, выхватив стрелу в глаз. Вот нашедшая брешь стрела вонзается в горло одного из парнишек, тот падает, хрипя и дико выпучив глаза, схватившись за горло и заливая все вокруг своей кровью. Стоящего через одного от него паренька, увидевшего эту картину, охватывает сначала ужас и оцепенение, а затем выворачивает наизнанку. Воин, опекающий его, продолжает стрелять, выжидая, пока желудок того не опорожнится, после чего встряхивает его за плечи, отвешивает пару оплеух и, наскоро приведя его в чувство, сует ему карабин и приставляет к бойнице, отвесив напоследок еще один подзатыльник. Возымело действие. Задора у паренька больше не видно, скорее испуг и неуверенность, но он все же продолжает стрелять, время от времени косясь на злого дядьку, который, ободряюще улыбаясь, и сам стреляет как заводной.

Прямо под ними раздался дробный грохот пулемета, краем глаза ветеран увидел, как не меньше двух десятков повалились в пыль. Затем загремели одиночные выстрелы – и тут он заметил, что довольно часто от одной пули падали двое, стоящие друг за другом: это что же получается, пуля прошивает воина навылет и убивает еще и идущего следом? Поистине дьявольски сильное оружие, а может, все же десница Господня. Нет, все же хорошо, что у милорда мало патронов, а впрочем, хорошо ли? Хорошо, когда такое оружие на твоей стороне, а ты на стороне барона Кроусмарша, а значит, хотелось бы иметь побольше таких вот патронов. Орки накатывали сплошной массой, выкашиваемые стрелками и в то же время неудержимые, как лавина. Стрелы тоже летели часто и густо, Джеф решил вернуться к отстрелу лучников, впрочем, он и не прекращал этого занятия, успевая бросить короткий взгляд на происходящее, пока перезаряжал карабин, и оценивая увиденное, уже сажая на мушку очередную жертву.

Зажигательных стрел орки пока не бросали, а впрочем, скорее всего и не станут бросать: им ведь прекрасно видно, что вход в башни осуществляется через мостки, а значит, если спалят форт, то добраться до засевших в башнях будет куда как трудно – они не низкие, поди еще забрось на такую высоту железный крюк.

Резкий звук, похожий на гром, только гораздо слабее, раздался справа. Бросив туда взгляд, Джеф увидел, что около десятка орков были поражены этим странным оружием, которое Андрей называл «граната». Неплохо, совсем неплохо, вот только как они смогли подобраться к рогаткам так быстро? Ага, вот и способ: одно из бревен либо не укатилось, либо они его притащили снизу, но это вряд ли. Орков отстреливают новики, которые находятся на восточной башне, хорошо так отстреливают, метко и, как любит поговаривать милорд, результативно так. И придумка милорда, как видно, сработала: эта граната особых разрушений не причинила, разве только от кола остались ошметки в верхней части, а так все в целости, но оркам хватило – больше сюрпризов не хотелось, – они начали откатываться сначала назад, а потом двинули к центру, сопровождаемые обстрелом новиков, но вот они приблизились на достаточное расстояние и, делая короткие остановки, стали посылать стрелы в защитников башни.

Интуитивно Джеф бросил взгляд на левый фланг: у этих бревен не было, но они извернулись, побросали щиты, устроив своеобразный мостик, а вот и рогатки – попробовали их растащить, – взрыв. По силе вроде одинаково, да вот только пострадавших он рассмотрел едва пять или шесть – видно, там была не ребристая, а гладкая: милорд говорил, что по силе они отличаются. И опять замешательство, и вновь никто больше не захотел испытывать судьбу.

Тем временем орки, угодившие в своеобразный коридор из рогаток, начали расползаться в стороны, стараясь преодолеть заграждения и все же выйти во фланг и тыл укреплений. Лучники – они, конечно, доставляли немало хлопот, и кровь успели пролить, но если упустить этих… Милорд приказал расстреливать только лучников, но как быть с этими?

– Прекратить обстрел лучников! Первый десяток, бейте по перелезающим рогатки на левом фланге! Второй десяток – правый фланг!

Он заметил, что по этим оркам уже перенесли стрельбу арбалеты крестьян, но точность стрельбы оставляла желать лучшего: им бы продолжать бить по массе, как и велел милорд, – там они попадали практически каждый раз. Ага, сообразили, Рон и Тэд перенесли стрельбу. Вот и ладно, а с этими они сами как-нибудь.




Пулемет, содрогаясь, выплюнул следующую длинную очередь на весь магазин – и, израсходовав последний патрон, замолк. Вновь никак не меньше двух десятков из наседавших орков попадали в поднятую сотнями ног пыль. Кинжальный огонь – страшная сила. Пуля, выпущенная практически в упор, пробивает первого противника насквозь и поражает идущего следом.

– Бей!!!

Уже порядком оглохшие от непрерывного грохота, в замкнутом помещении особо чувствительно бившего по ушам, трое стрелков поспешили прийти на смену своему сюзерену. Казарма огласилась дробными одиночными выстрелами.

Андрей привычно бросил взгляд на стол справа от себя, но готовых к стрельбе магазинов не обнаружил – вместо этого бледный как полотно Питер протягивал ему в дрожащей руке дисковый магазин. Было прекрасно видно, что парнишка не просто ошеломлен непрерывным грохотом, а напуган до полусмерти той живой волной беснующихся орков, что накатывала на них и которых, казалось, ничто не может остановить.

Было отчего пугаться. Чего уж там, несмотря на бурливший в крови адреналин, на то, что он сейчас был занят, несмотря на свой боевой опыт, Андрей сейчас тоже испытывал нешуточное беспокойство по поводу того, что эти исчадия ада никак не хотят останавливаться. В оставленном им мире после такого солдаты любой армии уже откатились бы или по меньшей мере искали бы укрытие. Эти же накатывали волна за волной, перебираясь через наваленные грудой тела своих товарищей, Андрей уже мог различить орочьи клыкастые морды, но они продолжали переть как бульдозер. Не смогли их остановить и во множестве разбросанные шипы – возможно, потому, что орки умирали быстрее, чем осознавали в пылу атаки, что вогнали в свои ступни неприятные сюрпризы, а возможно, потому, что они просто не ступали по ним, передвигаясь вперед по телам павших. От этой картины становилось страшно. Но в то же время в результате страха у Андрея возникло столь знакомое ему чувство злости: он был просто в ярости на самого себя за то, что мог позволить себе испугаться в то время, когда в его руках были жизни самых дорогих ему в этом мире людей.

Магазин оказался в его руках, губы сами по себе исторгли напряженную улыбку, призванную ободрить парнишку, – почему-то подумалось, что она сейчас мало чем отличается от орочьего оскала, но странное дело: парнишка и впрямь приободрился, его губы едва дрогнули в ответной улыбке, и он, схватив магазин, стал сноровисто его снаряжать, и при этом руки его уже не дрожали.

Согласно наставлений по стрелковому делу, боевая скорострельность РПК – сто пятьдесят выстрелов в минуту. Но сейчас для творения генерала Калашникова выдался настоящий экзамен на прочность, так как в нынешних условиях он выпускал никак не меньше трехсот, а то и четырехсот выстрелов, теряя время только на перезарядку. Сколько еще выдержит пулемет? Не заклинит ли его в самый ответственный момент? Так. Дурным мыслям в голове не место. Выручай, родимый, на тебя вся надежда.

Вот пулемет опять на своем месте, и Андрей решительно передернул затвор и вдавил спусковой крючок. Это не бой. Это – мечта любого пулеметчика. Кинжальный огонь по наседающей плотной массой пехоте. Вот только их слишком много, и они никак не хотят останавливаться. Пулемет вновь отозвался привычной трелью. Но на этот раз Новак, сделав одну длинную очередь на весь фронт, стал старательно отсекать очереди примерно на двадцать патронов, боясь того, что пулемет может заклинить. К стыду своему, он должен был признать, что, несмотря на то что он не один год обращался с оружием, РПК в его руки впервые попал только здесь: там ему приходилось стрелять из ПК, ПКТ, ДШК и КПВТ, а вот этот пулемет как-то в руки не попадал. Поэтому он понятия не имел, как тот себя поведет.

Дискового магазина хватило надольше, и патронов побольше, и стрелял он не одной очередью на весь магазин, но и он закончился весьма скоро.

– Бей!!!

Отстегнув магазин, он увидел, что на месте снаряженных магазинов лежит вторая банка: ребята не успевали снаряжать магазины, хотя и работали как заведенные. Отбросив в сторону пустой, так как снаряжать его не было времени и он будет только мешать, Андрей быстро присоединил вторую банку.

– Стой!!!

Автоматчики тут же прекратили стрелять и начали менять магазины, а им на смену вновь затараторил пулемет. Сквозь беспрерывный стрекот пулемета Андрей услышал хлопок разрыва гранаты, и слева орочью массу словно смяли сильным ударом, второй хлопок, уже справа – и опять вмятина в рядах наступающих. Он словно наблюдал за происходящим со стороны – не сказать, что эти гранаты наделали так уж много бед, каждая из них смогла убить или сильно ранить не больше десятка из наседавших орков, но взрывы слегка ошеломили их. Трезво оценив ситуацию и даже успев удивиться этому, он сосредоточил огонь на центре, и вот впервые им удалось не просто задержать надвигающийся вал из живых разъяренных орков, а отвоевать пару метров. Но потом патроны кончились.

– Бей!!!

Опять дробные одиночные выстрелы, и опять уже возобновившие наступление орки пачками падали под ноги своих товарищей, напиравших сзади.

Обычный магазин. Длинная очередь. Смена магазина. Вновь длинная очередь. Опять смена, и опять очередь на весь магазин. Третья банка. Орки не останавливаются, они уже достигли конца коридора из рогаток, вот сейчас они начнут растекаться в стороны. Взрыв третьей гранаты, четвертой. В отчаянии Андрей вдавливает спусковой крючок, посылая одну беспрерывную очередь, кося врагов и, уже не в состоянии охватить весь фронт, выкашивая только метров двадцать по центру. Он подает команду на открытие огня, но стрелки его не слышат, потому что, видя, что вот-вот враг все же прорвется, они отчаянно начинают палить без команды, перекрывая таким образом весь сектор. И тут пулемет замолчал. Прекрасный образец стрелкового оружия, но и у него есть запас прочности: немилосердное насилие сделало свое черное дело – оружие просто выдохлось. РПК заклинило.

Метнувшись, словно зверь, и при этом рыча, как разъяренный тигр, Андрей схватил СКС и просунул его в бойницу вместо отброшенного в сторону пулемета. На карабине оптика, но сейчас не до нее – он даже не пытается целиться, а бьет навскидку: здесь невозможно промахнуться. Последний выстрел – и затвор дисциплинированно становится на затворную задержку. Все патроны кончились.

Казарма вновь погрузилась в тишину, стрелки суматошно меняют магазины. Он же, отбросив в сторону карабин, выхватывает пистолет, переводчик в автоматическом режиме – казарма наполняется дробными хлопками выстрелов, которые значительно уступают автоматным, но вот затвор становится на затворную задержку, и он лихорадочно меняет магазин. Вновь раздаются выстрелы автоматов: стрелки успели перезарядиться.

И вдруг он осознает, что что-то не так. А еще через секунду до него доходит, что он видит не перекошенные злобой рожи, а спины спешно откатывающихся назад орков.

Стрелки прекратили огонь и бросают в его сторону вопросительные взгляды: стоит ли тратить столь бесценные боеприпасы? Молодцы, не потеряли голову в пылу боя.

– Бей!!!

Дружинники дисциплинированно выполняют команду и начинают посылать пулю за пулей в спины удирающего противника. Чем больше их поляжет здесь, тем меньше придет в следующий раз, а может, и не придут они уже, но в любом случае – если есть такая возможность, нужно уменьшать их поголовье, и как можно больше. Питер протягивает ему уже снаряженный карабин. Андрей прикладывается к оптике. Десять выстрелов – десять орков. Хорошо.

Пока он снаряжает карабин, орки уже у лодок и отталкивают их от берега. Бежать вниз не то что наверх: скорость куда выше.

– Прекратить огонь! – Команда необычная, но воины все поняли правильно.

В их стрельбе по большому счету нет необходимости: большинство пуль уходит впустую.

А вот – он. Вновь десять выстрелов, но только восемь попаданий. Ничего – и то хлеб. Все. В проходе только трупы и смертельно раненные. Поле боя осталось за людьми.




Глава 7

Стилет


Ночь уже перевалила за полночь. Брат Адам бросил взгляд на сладко посапывающую во сне Алину. Та спала безмятежно, уже давно смирившись и с рабством, и с тем, что ребенок, которого они, возможно, зачали сегодня, родится рабом и никогда не познает свободы, как и многого другого. Но эта веха для инквизитора осталась позади. Сейчас его уже занимали совсем другие мысли.

Находясь в заточении, он ни на минуту не забывал о том, что рано или поздно ему придется бежать, а потому непрестанно готовился к этому. Дверь в каморку, где его содержали, пока он был, так сказать, занят полезным делом, запиралась на обычный накидывающийся сверху железный запор, который фиксировался вставленным в отверстия на подвижной и неподвижной частях металлическим штырем. Отпереть такой запор нет никаких проблем, если находиться снаружи, – и все становилось невыполнимым, если ты оказывался внутри помещения.

Однако дознаватель нашел выход из этого положения. Определив, где находится запор, и используя обычную, обожженную на огне достаточно большую щепу, он за одну ночь подточил кирпич-сырец, из которого были сложены их бараки, так что оставалась только тоненькая перегородка. Потом, используя выкрошенную глину и воду в кувшине, он старательно подмазал этот изъян, и присыпал его сухой пылью. Если не присматриваться, то и не увидишь. Теперь стоило ему только захотеть, и он без труда мог проделать отверстие, вынуть штырь и откинуть щеколду.

Но что делать потом? Бежать с охраняемой территории было весьма сложно. Во-первых, была охрана в людских загонах, и насколько он знал, охранников было трое. Во-вторых, сама усадьба бдительно охранялась, так как орки, оказывается, также были не лишены преступного мира, представители которого были не прочь поживиться за счет своих обеспеченных собратьев. Не говоря о том, что орки были куда сильнее человека.

Однако, хотя это все и было сложным, его куда больше занимало то, как он доберется до степи, а затем преодолеет ее. Конечно, это был орочий город, но все же город, а города – они все немного похожи, а в чем-то неизменны; брат же Адам далеко не всегда был добропорядочным христианином и поборником веры. Было время, когда его знали под другим именем… Стилет. Великолепное оружие, несущее смерть и способное отыскать мельчайшую щель даже в полном рыцарском доспехе. Именно так некогда звали одного из лучших наемных убийц Йорка, а возможно, и всей Англии. Это было давно, но брат Адам не потерял прежней сноровки. Только однажды ему не удалось воплотить задуманное. Впрочем, решение об убийстве было спонтанным, а потому он действовал в лоб. Ничто не спасло бы сэра Андрэ, реши он и впрямь убить его, – просто еще до того как покинуть тот кабинет, инквизитор уже пожалел о своем поспешном решении, а потому не собирался продолжать попытки.

Итак, необходимая информация, за которой он отправился, им была собрана. Конечно, он не узнал ничего конкретного, но если быть точным, то и конкретная задача ему не ставилась. А так. Придут ли орки? Да, придут. Как скоро? Возможно, уже следующим летом – все зависит от степняков. Те, конечно, падки на золото, а если и нет, то Империя найдет чем их заинтересовать; во всяком случае, ломиться через степь, бряцая оружием, император Закурта не намерен. Плохо. Подкупить всегда проще, чем прорываться силой оружия. В общем, как бы ни была мала информация, то, что он уже узнал, было все же не так уж и мало.

Что его здесь задерживало? По большому счету ничто. Ночь темная, тучи затянули все небо, возможно, даже прольется дождь, очень уж душно – время для побега вполне подходящее. Конечно, лучше бы еще подготовиться, но оставаться здесь не было никакого желания. А там, может, куда в другое место переведут, и начинай все с самого начала. Нет, если бежать, то сейчас, момент вполне подходящий.

Аккуратно, чтобы не разбудить женщину, инквизитор извлек из-под набитого соломой матраца две обожженные щепы. Одна уже сильно потрачена, но со своей ролью вполне справится, вторая – свежая, эту он рассчитывал использовать как оружие. Смешно, конечно, идти на убийство сильного и опасного противника, вооружившись небольшим куском дерева, но это в зависимости от того, кто с ним будет управляться.

Быстро расковыряв рыхлую глину, он сноровисто подточил остатки кирпича и, высунув руку наружу, нащупал железный штырь, – тот подался легко и без лишнего шума. Сложнее было откинуть щеколду так, чтобы она не нашумела: длины руки, чтобы сделать это тихо, не хватало. Но, видно, провидение было сегодня на его стороне. Едва он примерился к щеколде и собрался с духом, как в небе сверкнула молния, а вслед за ней раздался гром. Он и сам-то не услышал, как откинулась щеколда, чего уж говорить о стороже, который наверняка сейчас прятался в своей будке.

Того, что орки обладают хорошим ночным зрением, он не опасался, так как сам видел в темноте едва ли не лучше них. Это в немалой степени помогало в его прошлой жизни, да и в этой, будучи уже дознавателем, он нередко пользовался этим: далеко не всегда приходилось собирать информацию днем, ночью даже чаще.

Выйдя во двор, он по дуге направился к каморке, в которой сейчас должен был находиться охранник, не сводя с нее взгляда, изо всех сил напрягая глаза. А где ему еще находиться – не мокнуть же под дождем, а первые тяжелые капли уже начали срываться с неба, тяжело падая на сухую землю. С местоположением охранника брат Адам не ошибся – он был именно там, где по идее и должен был быть, вот только, на свою беду, он где-то рылся, возможно, в корзинке с едой: заступали-то они на всю ночь, так что вариант с подкреплением вполне имел право на жизнь.

Затаив дыхание, он заглянул в дверной проем, что в связи с полным отсутствием самой двери было совсем несложно. Охранник все же что-то почуял и резко обернулся. Все. Момент истины. Впрочем, по большому счету выхода-то и не было, Адам уже предпринял попытку бежать, вскрыв свою каморку, – наказание уже непременно воспоследует, и оно явно ему не понравится. Убить, конечно, не убьют, но переведут в куда более прочное сооружение – сиди и думай, как сбежать, если после наказания вообще останется желание. К примеру, то, для чего его купили, вовсе не предполагало целостности ног, одного такого калеку-осеменатора он уже видел. В общем, сомнений никаких. Он резко выбросил вперед руку с зажатой в ней щепкой – как это ни странно звучит, но обожженное дерево довольно легко пропороло горло орка, и тот, захрипев, схватился за рану: кричать он уже не мог – только хрипеть, захлебываясь собственной кровью. Получилось грязно, очень грязно, если учесть то, что все вокруг, и сам инквизитор, оказалось обильно облито кровью орка. Ну да главное – результат, а он-то как раз и радовал. Орк уже лежал на земле, суча ногами в предсмертной агонии, шума никто не заметил и тревоги не поднимал. Впрочем, мудрено было что-либо услышать при шуме уже начавшегося ливня. Конечно были еще два охранника, да только они находились в соседних загонах, отделенных друг от друга высокой кирпичной стеной, только сторона, выходившая на внутренний двор, представляла собой высокую кованую ограду.

Быстро обыскав еще не замершего охранника, он нашел ключи от калитки рабского загона, которая вела на задний двор. Хотя он уже давно не убивал, как выяснилось, инстинкты убийцы никуда не делись – действовал он весьма хладнокровно, а потому выяснил, что орк действительно копался в корзине с едой. Там оказался внушительных размеров копченый окорок; правда, и на него попала кровь, ну да не до изысков. Воспользовавшись плащом охранника, он завернул в него мясо и был готов к дальнейшему путешествию. К сожалению, из оружия у орка оказался только хлыст, который был весьма эффективен при обращении с рабами, вот только пользоваться им бывший убийца не умел, а потому даже не задумывался над тем, брать его или нет.

Несмотря на то что замок только сыто щелкнул смазанными частями, кованая калитка подалась со скрипом. Адаму на миг показалось, что вся округа услышала этот противный скрежет несмазанных петель, однако все было тихо, тревоги никто не поднимал, а так – только шум ливня и ветра.

Адам быстро перекрестился и ступил на территорию двора. Ливень был как нельзя кстати: он маскировал шум, он смоет следы, он убьет запах, если беглеца вздумают искать при помощи собак, так что терять столь благодатного момента не стоило.

Проходя мимо конюшен, он замер, бросив взгляд туда, где в стойле находились животные, которые ему совсем не помешали бы, вот только была бы эта конюшня за стенами города. Так посокрушавшись о невозможности раздобыть транспорт, он проследовал к маленькой и неприметной калитке, выходившей на соседнюю, совсем узкую в сравнении с парадным входом, улицу. Запасные выходы были придуманы вовсе не орками – в идеале они должны были вести на какой-либо пустырь, но Гибр, хотя и был городом провинциальным, но застроен плотно.

Он обогнул конюшню, прошел мимо сеновала, миновал постройку, в которой содержались повозки как для загородных путешествий, так и для перевозки живого товара. Сразу за ней и была расположена калитка, у которой всегда дежурил охранник. Был он здесь и сейчас, вот только, в отличие от первого, этот, уютно устроившись под навесом, притулившись у задней стены постройки, сладко посапывал, смешно плямкая губами, что было особенно забавным, учитывая торчащие из-под них клыки. Впрочем, Адаму сейчас было вовсе не до веселья. Тихо приблизившись к спящему, он примерился и, ухватив орка за подбородок и затылок, резко крутанул голову, отчетливо услышав глухой треск ломаемых позвонков, – орк там или не орк, но шея сломалась ничуть не хуже, чем у человека, он даже не понял, легче ли было это сделать или нет, так как, рассчитывая на массу орка, приложил все свои силы: права на ошибку не было.

Этот отнесся к несению службы менее ответственно: корзинка с едой отсутствовала – видимо, у него вошло в привычку спать на посту. Да-а, знали бы лиходеи о том, как несется служба в этом доме, хозяин уже давно подсчитывал бы убытки, а может, расстался бы и с самой жизнью.

Из еды он ничего не нашел, но зато нашел кое-какое оружие: так как этот орк охранял не рабов, он был вооружен увесистой дубиной, окованной железом. Конечно, он был бы больше рад обычному ножу, но это все же лучше, чем вовсе ничего. Нашелся и еще один плащ, который Адам также забрал, на этот раз укутавшись в него поплотнее. Понятно, он уже изрядно вымок и начал понемногу мерзнуть, и плащ не смог его согреть, но чувствовать он себя стал куда лучше.

Калитка была заперта на обычный деревянный засов, что трудностей преодолеть ее никаких не представляло. Выскользнув на улицу, он не стал закрывать калитку, а даже, наоборот, оставил ее нарочито распахнутой. Если кто из лихих увидит такое безобразие, то наверняка постарается воспользоваться этим, а если это произойдет, то у Адама будет большая фора.

Путешествие по ночному Гибру не было ничем примечательным. Потоки воды, текущие реками по вымощенным улицам города, несли прохладу и смывали все нечистоты, на крутых спусках вода бурлила бурунами, а на перекрестках образовывались целые водовороты – будь воды побольше, это могло даже стать проблемой. Но на всем протяжении он не встретил ни одной живой души, а это уже делало маловероятным обнаружение лихими лазейки в богатый дом.

Хотя он об этом никогда и не узнал, но его мера предосторожности сработала именно так, как он и рассчитывал. Уже перед рассветом бандиты воспользовались возможностью проникнуть в дом, и там вскоре разыгралось целое сражение: подтянулась городская стража, банда была уничтожена практически под корень, большие потери были и среди хозяйской челяди, были вскрыты и рабские загоны, и часть из них разбежалась. В общем, был такой бедлам, что на странное исчезновение раба обратили внимание слишком поздно. Охотники на рабов так и не смогли напасть на его след.

А пока, даже не подозревая о том, что произойдет, брат Адам крался по улицам, стараясь избегать любых взглядов. Ростом он не удался, так что не сошел бы даже за самого низкорослого орка, прорываться же за стены с боем никак не входило в его планы.

Вообще все прошло на удивление просто. Он добрался до стены и, не имея иной возможности, просто прыгнул с нее в ров, сейчас до краев заполненный водой, хотя обычно ее там было едва ли вполовину. Затем был забег по незнакомой местности. Дороги он не знал – он просто придерживался северного направления, помня о том, что земли людей расположены где-то в той стороне.

С рассветом он нашел какую-то рощицу и там позволил себе отдых, предпочтя, пока не выйдет в открытую степь, передвигаться по ночам. Как он ни устал, но все же проспать весь день ему не удалось: проснулся уже после полудня и стал осматриваться по сторонам. Рощица, которую он выбрал в качестве прибежища, была расположена не очень удачно, так как совсем рядом проходил довольно большой тракт. За время, что он наблюдал за ним, мимо прошло как минимум три каравана, и то, что за весь день никто не устроил в рощице привала, было просто удивительным, тем более что здесь брал начало ручей с кристально чистой и холодной водой. Он меньше удивлялся бы, если знал, что от этой рощицы до очередного городка было не так уж и далеко, а потому останавливаться здесь не имело никакого смысла.

Пережидая день, он решил несколько пополнить свой арсенал и, так как другой возможности не имел, решил пойти самым простым путем, а именно – смастерить пращу, благо особого материала она не требовала, а камни в достаточном количестве имелись на берегу ручья. Оторванный лоскут от одного из плащей вполне подошел для изготовления самой пращи. Делов-то: сделать петлю на одном конце, при помощи которой лоскут крепился к руке, второй конец, остававшийся свободным, просто брался в руку, а в сгиб лоскута укладывался камень.

Снарядив пращу, он коротко взмахнул оружием и метнул камень в примеченную ветку. Результаты его порадовали, хотя он в последний раз пользовался ею много лет назад. Тогда ему нужно было убрать одного клиента, но приблизиться к нему не получалось – слишком серьезная была у него охрана, – с арбалетом же не больно-то походишь по городу, а праща не привлекала ничьего внимания, тем более что полностью умещалась в кулаке. В общем, заказ он тогда выполнил успешно, череп клиента не выдержал соприкосновения с камнем, а он, оставаясь незамеченным, просто удалился с того места.

Закончив с пращой, брат Адам вернулся к наблюдению за дорогой. В этот момент по ней проходил большой караван. По всему было видно, что караван купеческий и уже весьма продолжительное время находится в пути; было это заметно и по толстому слою пыли, облепившему как повозки с животными, так и всадников, передвигающихся по сторонам обоза. Но особое его внимание привлекли две повозки с клетками, в которых находилось никак не меньше трех десятков пленников. Этими пленниками были люди, и одеты они были в привычные для него одежды, а не те, в которые их обряжали орки. Одеяние орочьих рабов было простым: длинное полотно посредине имело отверстие, в которое продевалась голова, а затем эта конструкция перехватывалась простым поясом. Эти же люди были одеты в обычные одеяния крестьян и ремесленников – выходит, в плен попали совсем недавно. Все это говорило о том, что караван возвращается из степи, а значит, Адам двигался в правильном направлении. Чтобы не плутать, он решил придерживаться этой дороги, которая, как он предполагал, должна была вывести его в степь.

Так все и вышло. Уже к исходу второй ночи он передвигался по бескрайним степным просторам. Цели своей он достиг, так как все указывало на то, что теперь он был в дикой степи, а не на территории Империи, но это таило в себе и опасность. Передвигаться по бескрайним степным просторам пешком, да еще и не зная о местонахождении источников воды, – это безумие, но иного выхода у него и не было.




Увидев с гребня возвышенности очередные заросли камыша, брат Адам облизнул шершавым языком обветревшие и потрескавшиеся губы и, переполняемый надеждой, ускорил шаг. Он взял направление на эти заросли, молясь, чтобы это не оказалось очередным озером с дурной водой, так как он был уже в таком состоянии, что мог не удержаться и напиться этой горькой и негодной в пищу «живительной» влагой, а это верная смерть.

Вот уже несколько суток он не пил, если не считать крови тех немногих грызунов, которых ему удавалось добыть при помощи пращи, и не ел иной пищи, кроме мяса именно этой своеобразной добычи, да еще и сырого, так как развести огонь он не имел никакой возможности. А за последние сутки ему ни разу не встретились и они, так что у него во рту вот уже больше суток не было ни маковой росинки.

Заросли камыша шли по берегу небольшой речушки, протекающей по ложбине между двумя гребнями холмов. Он двигался весьма быстро, выкладываясь до последнего, расходуя остатки своих сил, ничего не разбирая на своем пути. В голове молотом стучала мысль о том, что сейчас он ведет себя неразумно: даже если отбросить то, что он практически бежал не разбирая пути и не глядя по сторонам, а значит, мог пропустить возможную опасность, он понимал, что напьется во чтобы то ни стало – даже если окажется, что там самая грязная лужа с самой отвратной водой.

Господь не попустил. Вода оказалась хотя и теплой, но все же вполне пригодной для питья, приятно растекаясь по телу. Он пил много и жадно, но никак не мог даже притупить чувство жажды: чем больше он пил, тем больше хотелось пить, пить и пить. Наконец, не в силах влить в себя больше ни капли, но по-прежнему испытывая жажду, он откинулся на спину в тени зарослей. Усталость навалилась разом, так что он сам не заметил, как уснул.

Проснулся он, когда солнце уже склонялось к закату. Но сон не принес облегчения – наоборот, голова раскалывалась от нестерпимой пульсирующей боли, словно в ней добрый десяток кузнецов устроил свою кузню и сейчас махал своими молотами. Едва волоча ноги, он добрел до воды и вновь напился, правда, на этот раз он был куда более умерен, пил не так жадно и не так много. Когда жажда была утолена, навалилась другая проблема: заполненный до краев водой желудок жалостливо заурчал, требуя чего-нибудь более существенного, нежели вода. Нужно было подумать о пропитании, так как силы его уже оставляли. Он чувствовал, что за эти дни он не просто сильно потерял в весе, но и растерял много сил: случись сейчас ему повстречаться с орками – и ни о какой защите речи идти не могло, его взяли бы голыми руками и без какого-либо сопротивления с его стороны.

Камыши выглядели многообещающе: здесь наверняка должны были гнездиться водоплавающие птицы, а потому, превозмогая усталость, он изготовил пращу, наложил камень и двинулся по камышам в поисках добычи.

Стараясь двигаться как можно тише, он сделал пару десятков шагов и застыл как истукан. В душе пронеслась волна охватившего его страха, а губы изогнулись в хищном оскале. Нет, живым он не дастся.

Прямо перед ним, буквально в паре шагов, в густых зарослях камыша в сгущающихся сумерках он различил притаившуюся орочью повозку. В том, что это повозка орочья, он не сомневался: насмотрелся на такие, пока путешествовал в караване купца, торговавшего со степняками.

Слегка присев, он стал опасливо озираться по сторонам и вслушиваться в окружающие его камыши. Его обострившийся слух различил кряканье утки, что подтверждало его догадку о наличии здесь дичи, шум ветра в камышах, шорох жестких, с острыми краями листьев, слабое журчание воды, струящейся между стеблями камыша, легкое похлопывание на ветру парусины, но он не слышал ни характерных звуков, издаваемых животными, ни шагов, ни голосов, ни поскрипа упряжи – ничего из того, что характерно для устроенного лагеря. Все говорило о том, что здесь нет ни единой живой души. Только повозка. Нет, не только. Повозка была не одна, так как чуть дальше, а вернее, сразу за ней он рассмотрел другую, а потом и третью. Но вот только никого рядом с ними не было.

Все же продолжая сохранять крайнюю осторожность, он приблизился вплотную к повозке и рассмотрел ее более внимательно. Весь ее вид говорил о неухоженности и заброшенности. Выцветшая парусина с потеками от множества дождей, которые раз за разом омывали ее, смывая слои пыли, раз за разом покрывавшей ее натруженные бока, прорехи в обветшалой ткани. Проржавевшие ободы колес и шкворни, смытая со ступиц смазка говорили о том, что эти колеса уже давно не проминали под собой землю. Возле повозок отсутствовали какие-либо следы, молодые побеги камыша росли вокруг повозок так плотно, что стебли, стремящиеся к солнцу и пробившиеся под повозкой, обвили ее, неестественно изогнувшись.

Нет, эти повозки появились здесь не вчера и даже не месяц назад. Но как так могло выйти, чтобы сразу несколько повозок остались брошенными посреди степи, которая отличалась крайней скудостью? Причем никаких останков тел среди них не было. Как они здесь оказались, почему были брошены?

Обойдя все вокруг, он насчитал двадцать повозок, и все они были в одинаковом состоянии, все с грузом, в основном это были мешки с зерном, но были и иные товары, немного пряностей, в одной из повозок он обнаружил большое количество наконечников для стрел, несколько доспехов, немного странных и непривычных. В общем, все говорило о том, что это был богатый караван. Почему же его бросили, загнав в эти густые заросли камышей? Вопрос без ответа. Но брат Адам и не хотел искать на него ответа, ибо что бы тут ни произошло, это брошенное добро было для него как манна небесная.

Большинство мешков было потрачено грызунами, часть из которых разбежалась в тот момент, когда он заглянул в одну из повозок, часть была безнадежно испорчена, немалое число сгнило или проросло, но какое-то количество вполне сухого и пригодного зерна он все же нашел.

При осмотре одной из повозок, сохранившейся лучше остальных, он нашел очень много полезного для себя. Имелось там несколько комплектов одежды, палатка из парусины, оружие, в отдельном сундуке продукты, которые явно были по качеству выше, нежели остальные, но только когда-то – сейчас они были безнадежно испорчены, покрылись плесенью и просто сгнили, но было и то, что не поддалось времени: мешочек с великолепной солью. Нашлись и кухонные принадлежности, среди которых оказался небольшой котелок, в котором вполне можно было готовить на одного человека, при этом он был легким и занимал совсем немного места. Обнаружилось и несколько странных ложек – странных потому, что они сильно отличались от виденных ранее, выполнены из бронзы, при этом были гораздо глубже, чем он привык, но и несколько уже: вероятно, чтобы было удобнее пользоваться при наличии клыков. Здесь же он нашел и огниво, чего ему сильно не хватало.

В другой повозке Адам нашел инвентарь походной кузницы. В этом мире это было нормой, так как необходимость в ремонте могла возникнуть в любой момент – подковать лошадей, опять же надеть на рабов ошейник, – так что кузня с запасом угля – это не было чем-то особенным, а простой необходимостью. Нашелся и запас дров: так как в степи таковой пополнить было несколько сложно, то дрова были распределены по всем повозкам. Они занимали не так много места, потому что их использовали только для приготовления пищи, иногда заменяя дарами степи, то есть жестким кустарником или перекати-полем, горели они довольно жарко, правда, и прогорали столь же быстро.

Ночью же путники кутались в специальные шкуры, сшитые особым образом, мехом вовнутрь, так что одна их часть служила ложем, а вторая одеялом, – они несколько напоминали мешки, но при этом одна сторона была сшита только наполовину. Адам неоднократно видел, как ими пользовались в караване. В скатке места они занимали немного и были легкими, так как были сшиты из хорошо выделанных шкур с подстриженным мехом. Один из мешков, который хорошо сохранился, он решил забрать с собой.

Он нашел много полезного – настолько много, что хотелось взять с собой столько, что не каждому орку было бы по силам. Это желание было вызвано отнюдь не жадностью, нет. Просто после перенесенных страданий, он, как и любой человек, хотел сделать свое путешествие более комфортным, но с грустью должен был признать, что взять ему под силу только малую часть.

Особенно он обрадовался обнаруженному арбалету, и что самое примечательное, арбалет был человеческой работы, а значит, он вполне мог взять его с собой. Обнаружил он и несколько ножей с хорошей балансировкой, что натолкнуло его на мысль о том, что ножи были метательными. К тому же у них отсутствовала рукоять как таковая – просто один из концов был незаточенным и обмотанным немного рассохшейся кожей, но в обновлении обмотка вовсе не нуждалась: эта вполне еще могла послужить. Всего таких ножей он нашел шесть, все безликие, так что и их он вполне мог принести в людские земли.

Неожиданно обрушившаяся на него манна небесная отвлекла его от нестерпимого чувства голода, но как только он немного успокоился, голод вновь дал о себе знать болезненным спазмом, сковавшим живот.

Устроившись поудобнее между повозками, он развел костерок, и сварил себе полный котелок каши, приправив ее хорошо сохранившимся в плотно закрытом глиняном горшочке жиром какого-то животного. Однако съесть он смог немного, так как желудок отозвался болью на полученную наконец долгожданную пищу.

Затушив костер, он с видимым удовольствием залез в теплый и мягкий мешок и впервые за долгое время с наслаждением и чувством сытости уснул. Конечно, это было рискованно, но и другого выхода у него не было: телу требовался отдых, а потом, он справедливо рассудил, что если эти повозки не обнаружили за столько времени, то шанс, что их обнаружат именно сейчас, не так уж и велик. К тому же он предпринял кое-какие меры предосторожности, устроив себе лежку в некотором отдалении от повозок и сжав в каждой руке по ножу. Сон у него был чутким, а случись кому пожелать заполучить его назад в рабство – он рассчитывал постоять за себя.

Насчет чуткого сна – это он сильно погорячился. Измученное многодневным переходом и наконец получившее возможность отдохнуть с комфортом тело его подвело. Проснулся он, когда солнце уже было в зените, и разбудили его солнечные лучи, устроившие пляску на его лице при помощи колышущихся на ветру стеблей камыша. Но зато он чувствовал себя отдохнувшим и полным сил.

Едва поднялся на ноги, кляня себя последними словами, как желудок требовательно заурчал: вчерашняя обильная пища была уже переработана, и он вновь ощутил сильное чувство голода. Организм быстро восстанавливал утраченные силы, но для этого ему нужна была пища. Что ж, с этим теперь проблем не было – не разносолы, но сытно. Впрочем, он еще не настолько оклемался, чтобы думать о разносолах.

Плотный завтрак едва опять его не уложил в уже обжитой мешок, но Адам смог воспротивиться этой слабости и заняться делами насущными. Ждут там его или нет – не стоило настолько доверяться его высокопреосвященству. У него под рукой была походная кузница с необходимым инструментом, а значит, нужно было избавиться от все еще находившегося на нем ошейника.

Да-а-а, сказать проще, чем сделать. Оказывается, для этого крайне необходим помощник. Если приладиться к наковальне у него получалось, то воспользоваться зубилом и молотком, чтобы сбить заклепку было куда труднее, а если быть точным, то у него из этой затеи ничего не получилось, разве только пару кровоподтеков себе посадил, словно их и без того было мало. Однако вопрос разрешился, когда он нашел в кузнечном арсенале громоздкий и неудобный напильник. Целый день, с перерывами на приготовление и употребление пищи, он угробил только на то, чтобы подточить заклепку на ошейнике. Поначалу дело никак не клеилось, но потом, порывшись в вещах купца, он нашел полированное серебряное зеркальце, и теперь выходило гораздо лучше.

Следующий день он также провел возле повозок, занимаясь подгонкой орочьей одежды под свои габариты. Он выбрал кожаные штаны и кожаную же куртку-безрукавку. Получилось грубо, неказисто, но достаточно прочно, чтобы одежда не расползлась на нем в первые же дни путешествия. Он не переживал по поводу того, что одежда вышла какая-то топорная: немало людей и вовсе щеголяли в одеждах, в которых дыр было больше, чем ткани. Так что внешний вид не должен был вызвать никаких вопросов, тем более что он не оставил ни одного лоскута, на котором был хотя бы какой-то узор. Он не хотел никаких лишних вопросов. Оставались следы от ошейника, но дознаватель рассчитывал, что за время путешествия они должны были поджить: все же он не так много времени провел с этим украшением, так что неизгладимых следов оно оставить не должно.




Степь простиралась бескрайним ковром, плавно поднимаясь грядами холмов и понижаясь иногда мелкими и пологими, а порой и большими и крутыми балками. Так, подминая ногами бескрайний ковыль, он и двигался к людям, ориентируясь по солнцу. Но беспечной прогулкой его передвижение назвать было никак нельзя: он постоянно озирался по сторонам, опасаясь появления орков, не забывал и посматривать под ноги, и не только для того чтобы не угодить в какую-либо нору грызуна, которых водилось здесь в изобилии. Его больше волновало наличие или отсутствие следов пребывания в этой местности орков. Однажды нарвавшись на особо большое скопление следов, он предпочел сделать немалый крюк. Было там, впереди, стойбище или нет, выяснять не хотелось, а поэтому брат Адам предпочитал перестраховаться. Каждый раз, взбираясь на очередной гребень, он не появлялся на нем в полный рост, а, присев, сначала аккуратно выглядывал и осматривался и, только убедившись, что опасности нет, продолжал путь.

Шагалось вполне легко. За те дни, что он провел у столь внезапно и вовремя обнаружившихся останков былого каравана, он успел практически полностью восстановиться. Из поклажи он взял с собой немного, хотя соблазн взять побольше был велик. Кроме одежды, он прихватил арбалет с двумя десятками болтов да те шесть странных ножей, которые оказались прекрасно приспособленными для метания – он опробовал это, по нескольку раз метнув каждый из них в борт одной из повозок, и остался доволен качеством и балансировкой клинков. Взял он и спальный мешок, благо тот весил немного, в него же уложил котелок, огниво, ложку, горшочек с жиром, соль и запас сечки. При помощи веревок он прикрепил скатку на спину, так что руки были свободны, а груз было нести гораздо легче. С боков пристроил две довольно объемные кожаные фляги с водой. Вот и все, что он мог себе позволить взять с собой.

За время блужданий он только один раз повстречал ручей с пригодной водой, где и пополнил свои запасы. Но вот уже вторые сутки ему не попадались источники воды: хотя ковыль и рос буйно, и наличествовали балки, но воды не было. Возможно, и даже скорее всего, ее можно было найти под землей, в уже высохших руслах ручьев и речек, которые наверняка протекали по дну по меньшей мере половины балок, но он не умел этого делать.

Однако воду он расходовал экономно, и у него пока еще была одна полная фляга, так что для паники время пока не пришло. Он и не паниковал. Бодро переставляя ноги, брат Адам беспрерывно, ярд за ярдом, глотал расстояние, отделяющее его от земель, подвластных людям, – только там он мог чувствовать себя в относительной безопасности.

Однако, как говорится: «Слишком хорошо – тоже плохо». И это плохо настигло его примерно в середине дня в лице трех степняков, несущихся во весь опор в его сторону. Убегать по ровной, как стол, степи от всадников – глупость и напрасная трата сил. Пусть он отвоюет сотню ярдов, пусть две – итог один. Его настигнут – и тогда он не сможет достойно сопротивляться. Уж лучше так, пока ты полон сил и твоя рука тверда.

Видя неизбежность столкновения, так как орки целеустремленно неслись в его сторону, брат Адам сбросил мешок на землю, размял плечи и встряхнул руки. Мешок он положил пред собой, на него пристроил арбалет с уже наложенным болтом. Потом взял два ножа и зажал их лезвия между указательными и средними пальцами с внешней стороны ладоней. Когда орки достаточно приблизились, он вздел вверх руки, демонстрируя свои пустые ладони и то, что он готов покориться судьбе.

Орки, приблизившись буквально в плотную, остановили своих коней шагах в десяти от него и, тыча в него руками, начали хохотать своим омерзительным рычаще-клокочущим смехом. Они радовались и не скрывали этого. Еще бы, отправившись на охоту, а об этом говорили перекинутая через круп одной из лошадей антилопа и висящие с боков других лошадей несколько зайцев и птиц, хорошо поохотились, а в довесок к успешной охоте они нежданно-негаданно оказались обладателями хорошей добычи: рабы из людей стоили дорого.

Слишком долго тянуть было нельзя: в любой момент они могли прекратить веселиться и начать вязать пленника, а так все складывалось для Стилета лучше некуда, и сейчас перед ничего не подозревающими орками был не инквизитор и не служитель Господа, а именно Стилет. Орки расслаблены, внимание их отвлечено, быстро среагировать они не успеют.

Резко махнув руками в сторону всадников, расположившихся с краев, и не дожидаясь результата, он, как бы продолжая движение, нагнулся и ухватил арбалет. Уже распрямляясь, услышал, как смех двоих захлебнулся, клинки попали именно туда, куда он их и отправил. Третий едва успел осознать, что что-то не так, и, прекратив смеяться, уже хотел послать вперед коня, хватаясь при этом за ятаган, но предпринять что-либо он уже не успел, так как удар в грудь тяжелого арбалетного болта опрокинул его на круп лошади. Мгновение – и все было кончено.

– Здравствуйте. Меня зовут Стилет. Я – убийца. Ха-ха-ха!!!




– Может, все же уберем его? Свое дело он сделал, сведения разузнал и доставил их. Больше он нам не нужен.

– Опять ты торопишься, Баттер. Какой смысл нам его убирать, если нам все равно нужны помощники, или ты решил сам осуществлять задуманное? – укоризненно покачал головой архиепископ Игнатий.

– Но он слишком много знает.

– Да. Но пока он нам нужен. Нам так и так нужно будет привлекать к этому делу людей, так давай использовать тех, кого не нужно вводить в курс дела. Этот по меньшей мере побывал в их руках и вернулся, хотя я лично мало в это верил; он знает, что нашествие орков неизбежно, и истинно верит в то, что мы намерены помочь людям, посеяв в их умах семена сомнения в том, что раньше считалось непреложным. Работа большая и кропотливая, и ее нужно проводить повсеместно, а много народу посвящать в это нельзя. В ком я уверен сегодня – так это в брате Адаме, потому что он с нами и душой и телом.

– Когда-то он был столь же предан епископу Йоркскому, но все же предал его.

– Как ты не поймешь. Не предавал он епископа – он искренне считал, что тот действует вразрез с учением Церкви и своими действиями несет вред всему христианству, – он просто выполнял свой долг так, как сам это видел. Сейчас он видит свой долг в том, чтобы донести до людей то, что людям нужно приготовиться к схватке не с дикими орочьими племенами, а с организованной силой. Если он увидит, что мы хотим возвыситься, получить в руки неограниченную власть, воспользовавшись смутным временем, то тогда он будет для нас опасен.

– О чем, ты Игнатий? Я никогда не стремился даже к тому, чтобы быть архиепископом. К чему мне сейчас плести заговор, чтобы возвыситься? Да и ты никогда не стремился ни к чему подобному, мы всегда хотели только служить Господу нашему и пастве его, в меру сил и умения.

– Не смотри на меня так. Если бы это было иначе, то я давно уже был бы в Папской резиденции: способностей и знаний у меня, как и у тебя, достаточно, возможности были, но мы остались там, где, как мы считаем, можем больше принести пользы для людей.

– Но тогда…

– Тогда у брата Адама нет причин уличать нас в чем-либо, а значит, и предавать.

Как ни странно это звучит, но в словах обоих представителей высшей иерархии инквизиции не было ни капли лжи или фальши: они действительно всегда искренне верили в то, что творят волю Господа и всегда действовали в интересах его паствы. Вот и сейчас, уверившись в том, что Синод ведет ошибочную политику в отношении орков и людей, они решили действовать, не преследуя никаких личных интересов, готовые принести себя на алтарь во имя спасения человечества. Но они не были готовы погибнуть, не достигнув успеха, потому что в своей гибели видели и гибель людей.

– Плохо, что ему не удалось разузнать побольше об армии орков, – задумчиво проговорил архиепископ Баттер.

– Плохо, – согласился его собеседник, – но хорошо уже то, что он принес весть о том, что орки все же придут. Во всяком случае, у нас уже нет сомнений в правильности намеченных нами действий. Скольких людей ты сможешь задействовать?

– В моей епархии две крепости, а значит, четыре инквизитора, но напрямую их задействовать я не смогу, однако в самое ближайшее время они получат приказ направлять всех бежавших из плена и освобожденных в Саутгемптон, лично ко мне. Подозреваю, что людей будет немного, но вода камень точит. Отпущенные неизменно по секрету станут рассказывать о своих похождениях своим знакомым, те – своим, так слухи распространятся. В селах также найдется с десяток священников, которые в беседах с паствой, не прилюдно, конечно, начнут в разговорах упоминать о странном различии в поведении лесных орков и степных. Слухи поползут – оно и к лучшему.

– Послушай, а если организовать карательный поход?

– Идея неплоха, – загорелся Баттер. – Пожалуй, так и сделаю. Дождусь какого-нибудь нападения орков, а потом организую поход возмездия. Отдам распоряжение братьям не устраивать обычного досмотра и позволить воинам брать добычу в свое удовольствие. В поход будут привлечены и местные жители, большая часть из которых бывшие воины, плюс баронские дружины – сил гарнизонов крепостей будет недостаточно, так что все награбленное разнесется по всем королевствам. Да, решено. Так и сделаю. А что у тебя с людьми?

– Не больше десятка, которым я могу довериться. Ты захватил то, о чем мы с тобой уговаривались? – Игнатий имел в виду орочьи деньги, украшения, утварь, которые несли на себе следы цивилизованных орочьих государств.

– Да. Правда, не так много, все уместилось в одну повозку, но слишком много, я думаю, и не надо – это может вызвать нежелательный интерес у наших собратьев, а для слухов достаточно и этого. Игнатий, мне страшно от того, что мы задумали.

– Мне тоже, но иного выхода я не вижу. Чтобы люди были готовы, они должны знать.

Оба инквизитора внимательно посмотрели друг на друга, и у обоих в глазах читались страх и сострадание. То, что они задумали, приведет на костер многих, так как их братья по ордену будут безжалостно преследовать ересь во всех ее проявлениях, а значит, по всем людским землям запылают костры, ибо иначе как выжигать скверну коленым железом и очищающим пламенем, они не умели бороться с еретиками. Были еще и епитимьи, но только это применялось за малые грехи и провинности, а в данном случае на такое снисхождение рассчитывать не приходилось: сомнению подвергались неизменные постулаты, и выходило, что Церковь все эти века врала своей пастве, называя орков порождениями сатаны.




Солнце заливало своим светом улицы славного города Винчестер, еще час назад улица была в тени, так как косо падавшим лучам преграждали путь высокие дома, – в то время по улице идти было сплошным удовольствием, так как лето выдалось жарким. Но теперь солнце, совершив свой неизменный оборот, уже беспрепятственно заливало всю улицу, и спасительную тень можно было найти только в переулках. Однако необходимость гнала людей по улицам, несмотря на жару. Кто-то шел за покупками, неся пустые корзины, кто-то возвращался с уже наполненными, кто-то направлялся в кузнечный конец, кто-то в горшечный, кто-то высматривал и тех, и других, и третьих, выискивая зазевавшихся, чтобы облегчить их кошельки. В общем, славный город Винчестер жил своей обычной жизнью, и этот день ничем не отличался от многих других, которые уже миновали, и от тех, которые еще минуют.

По улице Менял брел уставший наемник – именно наемник, так как спутать того, кто живет, продавая свой меч, с кем-либо другим было невозможно. Усталый… да нет, скорее пьяный, а еще точнее – стремительно трезвеющий. Встречные старались быстро проскользнуть мимо или вовсе перейти на другую сторону улицы. Попасть под руку пребывающему не в духе наемнику – а в каком состоянии может быть человек, страдающий от похмелья? – никто не хотел.

Что мог делать на улице Менял этот человек, которому явно требовалось как можно скорее выпить – об этом говорил весь его вид? Но на этой улице никогда не было таверен, только несколько домов менял, занимавшихся тем, что давали деньги в рост, или меняли за определенный процент деньги других государств, либо скупали по дешевке драгоценности и ценные вещи.

Как оказалось, именно менялу он и искал. Подойдя к дому одного из известных менял в городе, он целеустремленно направился к двери, но путь ему заступили двое здоровяков с окованными дубинками на поясе. Эти не были обычными горожанами и не собирались убираться с его пути – их вовсе не смущал тот факт, что пред ними бывалый боец и сейчас он пребывает в плохом расположении духа. По всему было видно, что они тоже не являлись просто крупными мужчинами от природы, а сами обладали бойцовскими навыками.

– Дружище, ты ошибся. Здесь не таверна.

Несмотря на то что парни решительно заступили ему дорогу, сказано это было с добродушной улыбкой. Сфокусировав на здоровяке свой взгляд, наемник ухмыльнулся и с ехидцей произнес:

– Надо же, а я последние мозги пропил и решил, что это таверна.

– Дружище, здесь никто не ищет драки. Если тебя кто-то направил на эту улицу, то он тебя обманул – в округе нет ни одной таверны.

– Ты за кого меня принимаешь? По-твоему, я настолько пьян, что не разбираю, куда бреду?

– Нет, я просто говорю, что ты немного ошибся. В этом доме проживает уважаемый Берг, меняла, – терпеливо объяснял громила.

– Ну все верно. Меняла мне и нужен. Не то доброму христианину и горло промочить невозможно.

Столь нелогично прозвучавшее объяснение сильно озадачило обоих охранников. Но их сомнения тут же развеял сам наемник. Пьяно тыча непослушными руками, он все же сумел снять с пояса кошель и высыпал на свою большую мозолистую ладонь горсть монет: большинство было серебряными, но имелось и золото. Видать, наемник был из удачливых.

– Вот объясни мне, что это?

– Как что? Деньги.

– А вот хрена тебе! Не наливают за них и даже не кормят. Вот сволочи.

Вся абсурдность ситуации дошла до охранников, когда они внимательнее присмотрелись к горке монет на ладони наемника. Действительно, и серебро, и золото, да вот только не купишь за них ничего, потому как были там и французские монеты, и германские – у этих германцев в каждом княжестве свои монеты, – а вот английских не было.

Закон в этом отношении был суров: в стране можно пользоваться только местной валютой, и нарушения карались сурово, а потому никто не станет ничего продавать за иностранные деньги. Конечно, можно раз-другой проделать это, а потом обменять на местные деньги у менял, да вот только сколько веревочке ни виться, а конец один – рано или поздно, но ты обязательно попадешься на этом, а тогда винить тебе будет уже некого. Менялы же имели разрешение на подобные операции, за что платили налог в казну. Так что если ты приехал в другую страну, будь добр либо заранее поменяй деньги, либо сразу после пересечения границы постарайся посетить менялу. Кстати сказать, сами менялы активно помогали казначеям в выявлении тех, кто нарушал этот закон, так как такое положение дел им было выгодно.

Отваживать потенциального клиента громилы не собирались – этак можно и места лишиться. В общем, как ни хотелось им спровадить этого субъекта восвояси, пришлось его проводить в дом, правда, проводить в прямом смысле этого слова, предварительно заперев калитку на улицу. Только передав наемника внутренней охране, громилы вернулись на свое место.

Хозяин оказался сухоньким старичком, уже сгорбившимся под тяжестью прожитых лет. Седой как лунь, Берг сидел за большим столом, на одном углу которого находились небольшие весы и целый набор маленьких гирек.

– Что, служивый, скопились деньжата со всех королевств и решил пропить их здесь, в Винчестере?

– Ты, старик, это дружинникам говори, а я сейчас свободен как ветер и никому не служу.

– Стало быть, проматываешь честно заработанное.

– А вот это в самую точку, – самодовольно заявил наемник. – Слушай, конечно, тут не трактир, но…

– Да ладно, чего уж там, и сам был молодым.

Сказав это, старик извлек из шкафчика за спиной стеклянную бутыль и наполнил невесть как оказавшийся на столе серебряный кубок вином. Потом придвинул кубок наемнику и сделал приглашающий жест. Дважды просить себя наемник не стал, а, сграбастав кубок, тут же опрокинул его в свою глотку, при этом на его лице появилось блаженное выражение, а глаза вновь стрельнули в сторону бутыли.

– Ну будет, будет. Ты ведь не уничтожать мои запасы вина пришел?

– Извини, старик, – сконфуженно проговорил наемник, а потом высыпал на стол кучку монет. – Вот, – лаконично пояснил он.

Это люди неопытные рассматривают монеты со всех сторон, пробуют их на зуб и производят еще целый ряд действий, чтобы выяснить подлинность представленного металла. Для старика Берга в этом необходимости не было, так как только по внешнему виду он мог определить содержание драгоценного металла в монете.

Тонкие сухонькие пальцы быстро отделили серебро от золота, при этом он быстро и весьма ловко пропустил между пальцами все монеты, после чего на столе образовались три кучки: в одной было серебро, в другой, поменьше, золото, а в третьей было всего-то две монеты – одна золотая и одна серебряная.

– А скажи-ка мне любезный, откуда у тебя эти две монеты?

– А что не так-то? – удивился такому вопросу наемник. – Фальшивые, что ли? Так выброси их. Один черт, это не заработано, а взято на меч.

– Нет, они не фальшивые. Это – серебро, а это – золото.

– Тогда чего ты мне голову морочишь, старик? Раз металл настоящий, то меняй – и все тут.

– А с кого ты снял этот кошель?

– Ты на что намекаешь, старый пень? Хочешь сказать, что я разбоем увлекаюсь?

– Упаси Господь. Даже мыслей об этом не было.

– А чего тогда пытаешь?

– Дело в том, что такие монеты не чеканит ни одно государство.

– Ха. Значит, их чеканят орки.

– Почему ты так решил?

– Да потому что этот кошель я снял с орка, которого завалил, когда эти исчадия ада напали на наш караван недалеко от границы со степью. Ох и дельце было, скажу я тебе.

– Ты взял это на орке?

– Ну да. Старик, ты давай определяйся – или меняешь, или нет. Сам больше не наливаешь, денег менять не хочешь. А мне что делать? Давай договоримся так: эти меняй, а эти, что тебе чудными показались, давай сюда.

– Успокойся, никто тебя без обмена отправлять не собирается.

Старик быстро подкинул монеты, каждую к своей куче, потом сноровисто взвесил их и выдал наемнику причитающуюся ему сумму. Как тот и просил, половину золотом, а половину серебром. После чего наемник распрощался и покинул славный дом менялы. Явно довольный в предвкушении знатной попойки.

После ухода посетителя старик вновь достал заинтересовавшие его монеты и опять внимательно осмотрел их. Изображения на монетах были схожими. На одной стороне оттиск орла, с большой натяжкой похожего на орлов, которых любили на гербах германцы, но в то же время сильно отличающегося от них, а вот с другой – орочья голова в каком-то странном головном уборе, причем на серебряной и золотой были изображены разные орки, это явно бросалось в глаза. Ничего подобного до этого старик не встречал, а он многое повидал на своем веку. Приходилось ему видеть и орочьи браслеты, но эти монеты не шли ни в какое сравнение с ними, так как были самыми обычными. Можно было, конечно, счесть это чьей-то шуткой, да вот только монеты не были новыми, они имели характерные потертости, зарубки, царапины, неизменно появлявшиеся на монетах при ДЛИТЕЛЬНОМ использовании в обороте, – как и положено, серебряная была потрачена больше, золотая меньше, так как в обороте золото бывает реже.

Берг не был старым скупердяем, а самым настоящим финансистом, если можно так выразиться, а потому эти две монетки могли сказать ему об очень многом. Например, о том, что степным оркам чеканить монеты нет никакого смысла, так как у них существовала меновая торговля, а деньги предусматривали более высший уровень. Деньги не нужны разрозненным племенам – они нужны государству для контроля за денежными оборотами подданных, для удобства сбора налогов, для поддержания порядка. А государство подразумевало под собой армию. Не те разрозненные отряды, которые собирались для проведения совместного набега, в любой момент готовые вцепиться в глотку друг другу, а именно регулярная армия. Взять королевства… Да основная масса их армий – это рыцарские ополчения, но костяком этих армий являются постоянные дружины королей, или князей у германцев. Ни с чем подобным люди пока не сталкивались.

Тем более что изображенный орк имел головной убор, который никогда не встречался ни у лесных орков, ни у степных, во всяком случае, ни о чем подобном Берг не слышал и не видел, а в молодости ему пришлось немало попутешествовать, и его жест с вином по отношению к наемнику ничуть не был надуманным, а основывался на прошлом опыте бурной молодости. Да и об орле он никогда ничего не слышал.

Эти две монетки, которые он сейчас вертел в руках, заставили его сильно задуматься. Если его выводы правильны, а они должны были быть правильными, то это могло говорить только о том, что есть еще орки, с которыми они пока что не встречались. Есть орочьи государства, о которых они пока ничего не слышали, а вот степняки, похоже, имеют с ними дело или, если учесть их склочный характер и склонность к грабежам, совершают на них набеги. Значит, в тех государствах что-то знают о людях. Чем это может обернуться? Господи, да чем угодно. Почему люди не идут в поход на орочьи земли? Да потому что им вполне хватает своих. Когда становится тесно, люди идут войной на орков и расширяют свои пределы, после чего все вновь замирает на десятки лет, пока опять не становится тесно. Возможно, так же обстоит дело и с орочьими государствами. Нет смысла просто так идти в поход на степняков, потому что настоящее их богатство измеряется стадами скота, а это ну никак не оправдает военных расходов. Но если орочьим королям станет известно о богатых и, главное, освоенных землях людей, то все может поменяться. А возможно, он и ошибается, и это только старческий маразм, хотя на остроту ума Берг пока не жаловался – это скорее делали его конкуренты, с завистью посматривая на проворачиваемые им операции.

Аккуратно сложив монетки в отдельный кошель, он решил по-тихому посоветоваться со своими партнерами – было их не так много, но они были. Главное, не поднимать шума, потому как инквизиция не дремлет, а конкурентам дай только повод – обольют грязью и обвинят во всех смертных грехах, лишь бы сжить его со света.

На минуту старик задумался: а нужно ли ему это? Но, поразмыслив, пришел к выводу, что нужно. У него были уже взрослые дети, которые уже вели самостоятельные дела, у них также подрастали свои дети, его потомки. Так вот ради них-то это ему и нужно, потому как если в известном мире появится еще одна сила, то это наложит свой отпечаток на их жизнь, а если не быть к этому готовым, то вполне можно оказаться в незавидном положении.

Меняла хотел было отдать приказ, чтобы разыскали этого наемника, чтобы порасспросить его поподробней, но потом передумал, решив, что все, что знал, тот и так рассказал. Однако если бы он отдал такой приказ, то этого наемника никто не нашел бы, так как, выполнив свою миссию, тот очень скоро покинул пределы города. Повстречай этого наемника Андрей – и он сильно удивился бы тому, что дознаватель святой инквизиции брат Адам разгуливает по улицам Винчестера в образе наемника.

Старик Берг не знал, что по всем людским землям то тут, то там появлялись странные монеты, утварь, не свойственная ни диким оркам, ни людям. В одном месте воришка срезал у зазевавшегося прохожего кошель, где оказались несколько странных монет. В другом – во рву обнаружился труп, в котором торчал кинжал странной работы, в третьем – обнаружились останки какого-то бедолаги, которого еще зимой загрызли волки, а рядом с ним прелый мешок, в котором находилась серебряная посуда со странными картинами быта, где были изображены орки в одеяниях, столь похожих на те одеяния, которые зачастую видны на иконах.

Среди людей поползли слухи, разговоры. Где-то просто пересуды, строго между своими, чтобы, не дай Господь, никто из чужих не услышал. Где-то люди неглупые всматривались в странные предметы и пытались понять, что бы это значило; были и такие, кто приходил к схожим выводам, и лица их от этих мыслей мрачнели, так как ничем хорошим это кончиться не могло – не сейчас, не завтра и не через год, но в будущем.

Где-то в таверне в пьяном угаре былые ветераны вспоминали о том, как находили вырезанные поселения, и как им приходилось хоронить павших, и на недоверчивые высказывания – мол, орки поедают всех убитых – начинали божиться и утверждать, что говорят истинную правду. И от таких разговоров шли новые пересуды об отличиях между лесными и степными орками.

Не знал старик Берг и о том, что в Саутгемптонском маркграфстве собиралось войско, чтобы покарать проклятых степняков, вырезавших очередное поселение людей, захвативших добычу и пленников, после чего безнаказанно скрывшихся. Случай на границе вполне себе обычный, а вот поди ж ты, какая бурная реакция. Два года назад большая орда едва не прокатилась по землям маркграфства – и то собранное войско не перешло границу, а тут обычный в общем-то набег… хотя, может, чашу терпения уже переполнило.

Все это было разрозненным, все эти события происходили на больших расстояниях друг от друга и никак не были увязаны между собой, да и увязывать их в одно целое никто пока не собирался, но по людским поселениям начали катиться самые противоречивые слухи. Грозой пока не пахло, но покой постепенно, капля за каплей, уже начал рушиться.




Глава 8

Выбор


– Тебя послушать – так на землях у твоего барона прямо рай на земле.

– Я этого не говорил.

– А не ты ли сказал, что твой барон и дом дает со всем подворьем, и живность, и землю, да еще и деньгами одаривает направо и налево?

– Когда это я такое говорил? – возмутился крестьянин.

Беседа происходила в придорожной таверне, куда заглядывали крестьяне, удачно расторговавшись в городе, по пути домой. А как не пропустить по стаканчику винца после успешной торговли, когда и гостинцы домой везешь, и в кошеле серебро звенит. Вот опрокинут по стаканчику – и можно в путь, время позволяет, так что успеют еще затемно вернуться.

– Дак только что и говорил, – возмутился бородатый мужик.

– Это ты услышал то, что хотел услышать, – отмахнулся от него крестьянин, поглаживая свою окладистую бороду. – Я же говорю – большое подворье, но не бесплатно, а вот денег с тебя никто не потребует – постепенно расплатишься за несколько лет, причем цена его не изменится. Нужна скотина какая – так и ту барон даст, только опять-таки с возвратом. Вот что я говорил.

– А как же про золотые?

– То другое. То для тех, кто оженится. Вот как оженится молодая семья, так барон тут же в подарок два золотых, чтобы молодым подспорье было, и дом, и худобу какую, но это уже с возвратом.

– А вот, скажем, я приеду с женой да детьми?

– И что?

– Ну, мне он тоже два золотых подкинет?

– Нет. Ни тебе, ни кому другому, кто с семьей уже приедет, золотых он не даст. А вот если, к примеру, вдовый вновь оженится, тогда другое дело. А еще как народится малец, так семье золотой, а если девка – то пятнадцать шиллингов.

– Дак если у меня три парня и две девки, то на круг получается, он мне сразу четыре золотых выложит? – недоверчиво поинтересовался мужик.

– Вот дурья башка. Да никто тебе денег не даст.

– А чего ж ты…

– А того, – бесцеремонно перебил мужика крестьянин. – Вот если дите народится тогда, когда ты уже на землях барона осядешь, то тогда – да, как я и сказал: мальчонка – золотой, девка – пятнадцать шиллингов. Понял?

– А дак какой тогда смысл к твоему барону-то ехать? – разочарованно протянул мужик.

Собравшиеся вокруг и заинтересованно слушавшие крестьяне загомонили, послышались смешки, и они, поначалу привлеченные интересным разговором, начали расходиться. Однако далеко разбрестись не успели, так как заговорил седой, как лунь, но вполне еще крепкий старик, который все время внимательно прислушивался к разговору.

– А как быть с уговором с прежним бароном? Здесь твой господин помощник. Ить так просто с земли не уйдешь: нужно барону уплатить по договору.

– Нет, отец. С этим вам разбираться самим. Продавать скотину, другое имущество – и расплачиваться, а на новом месте барон уж поможет опять встать на ноги.

– В долги, стало быть, загонит?

– А ты мало кому должен? А потом, в первый год с переселившейся семьи никаких податей. И с молодоженов в первый год ничего не взимается.

– А ты часом не врешь?

– А мне-то это зачем?

– А барону твоему?

– А ты слышал, как мой барон-то прозывается? – И после секундной паузы: – Сэр Андрэ Новак барон Кроусмарш.

– Да что ж ты нас в гиблое место-то манишь!

– Сам ты гиблое, – осадил он давешнего мужика. – Было гиблое, да все вышло. Нынче в проходе у Яны крепостная стена стоит да дружина крепкая. Мы по весне оркам так насовали, что вовек не опомнятся. А земля там добрая, родит хорошо, и пастбищ и сенокосов хороших прорва. Когда я уезжал, то неподалеку от границы с Бильговом новую деревеньку закладывать начали, да жить там пока некому – вот и привечает барон людишек.

– Это в Кроусмарш-то?!

– Вот привязался. Говорю же, спокойно там сейчас.

– А как если мы припожалуем, нам-то придется все подчистую отдать своему барону. Чем жить-то будем, ведь ноги с голодухи протянем? – вновь вмешался старик.

– Не-э. С голодухи барон помереть не позволит. Продуктами до самого нового урожая обеспечит, а с урожая, стало быть, и вернете, а остальное все как есть ваше, ну в первый год. А и потом только пятую часть вам положит. Мы вон в этом году ничегошеньки не платим. Да не думайте, за два года все как есть возвернете – и станете себе жить-поживать. Я вон тоже не верил. Присмотрелся я к вдове одной, а она, мол, согласна, но только идем вместе с господином Андрэ – он тогда еще и рыцарем-то не был. Я как узнал, что столько долгов на мне повиснет, то не рад стал и приданому вдовьему, что за ней тогда милорд дал.

– Это кто же милорд – барон, что ли?

– Ну да. Он когда рыцарское звание получил, так мы все к нему в вассалы проситься стали, так он и не отказал – теперь милорд и есть.

– Про долги сказывай, – отмахнулся от перебившего рассказчика старик.

– Так вот, и денежки все при нас остались, и за год мы смогли расплатиться по долгу, потому как зимой никуда на заработки и идти-то не надо: приработок господин Андрэ, ну тогда еще господин, нам на месте устроил. В общем, уже через год мы за дома полностью посчитались.

– А с остальным как же?

– А остальное у нас свое было – говорю же, бабы с приданым были. Были, конечно, у нас и те, кто ни с чем пришли, так те только через два года рассчитались. Вот потому и говорю, что если надумаете, то только через два года сможете посчитаться.

– Погоди. Ты говоришь, Новак. А не то ли это село, что на берегу Быстрой, в лесу? Про него еще много чудного рассказывали.

– Все верно, старик. Оно и есть.

Старый Джон притворил за собой калитку и не спеша направился вдоль по кривой улочке, посматривая по сторонам. Впрочем, старым он вовсе не выглядел, высокий, крепкий еще мужик, разве только сутулится постоянно, но то от тяжкой крестьянской доли его к земле клонит, да седой как лунь: от прежней рыжей шевелюры и следа не осталось, хотя шевелюра и по сей день была густой, – вот только ни единого рыжего волоса что на голове, что в бороде с усами не сыщешь. Да лицо все в густой сеточке морщин – куда твоему неводу, – а так вполне крепок, еще и молодым форы даст.

Путь его был недолгим. Пройдя по улице до переулка, он свернул в подворье, как раз расположившееся на этом перекрестке справа по ходу. Едва калитка скрипнула давно не смазываемыми петлями, которые уже начала бить ржа, как раздался собачий лай и сторож метнулся к нежданному гостю, однако, не добежав с десяток шагов, замер, оборвав свой лай, но ластиться или вилять хвостом не стал – просто выжидательно уставился на гостя, которому вроде как и не возбранялось во двор заходить, но и к хозяйской семье он отношения не имел. Вот оповестил хозяина лаем, остановил гостя, а там пусть сам хозяин разбирается, а если этот еще шаг сделает, то пес лаять больше не будет, а молча набросится. И лучше его не вынуждать это делать: местные волкодавы против волков один в два выходить не боятся – куда человеку невооруженному с ним сладить, да и оружному поостеречься следует.

– Что, сторож, не доверяешь? И правильно, не я тебя кормлю – и не меня тебе привечать.

– Ты чего там с псом-то разговоры разговариваешь? – На порог дома, сложенного из бревен, вышел мужичок такой же крепкой стати, такой же сутулый, вот только годами помоложе, и седина у него только начала проклевываться, да ростом вполголовы пониже.

– А с кем же мне говорить, коли пес наперед хозяина встречать выходит?

– То служба у него такая. Бон, место. Чего стоишь-то? Проходи. Не чужие, скоро породнимся.

– Вот по этой причине я к тебе и пришел. Присядем здесь. – Старик показал на большое бревно, уложенное вдоль стены и вытертое седалищами до блеска.

– А чего об том говорить-то, – присев рядом со стариком и откинувшись к стене дома, проговорил мужик, – вроде все уже обговорили. По осени оженим твоего Томаса на моей Энни, как и уговорились. Или ты уже передумал? – всполошился мужик.

– Что ж я, ума лишился от такой невестки отказываться? Твоя девка – первая красавица и хозяйка на селе, мой тоже не отстанет. Кто ж станет рушить такую пару?

– Тогда чего?

– А того, что пока она в твоей семье, а дело их обоих касаемо.

– Ну, говори.

– Помнишь того мужика в таверне?

– Это того, что в Кроусмарш-то ехать предлагал?

– Того самого. Так вот, решил я, что Томасу нужно ехать туда, ну а коли Энни вскорости ему женой, значит, то и ей с ним. Там церковь уже отстроили, так что оженятся, как и положено.

– Ты чего удумал-то, старый? Не позволю я своей дочери в то гиблое место ехать.

– А ты не кипятись, не кипятись. Послушай лучше. Как законной женой станет, то уже без твоего дозволения поедет, потому как при муже будет. Да только немного поздно будет. А так и свадебку сыграют – оно, конечно, без нас, но то грех невелик, – и золотые от барона получат, а нам те золотые в подспорье пойдут.

– Не пойму я тебя. Ты что ж, решил за счет деток наших нажиться? Так те деньги впрок не пойдут. Да и не отпустит их никто. Барон-то просто так золотыми разбрасываться не станет – осесть на своей земле заставит, своими арендаторами сделает.

– А здесь они арендаторами не будут, что ли?

– Ну, тут-то все привычно с детства, да и мы рядом, поможем.

– Поможем. Много ли от нас помощи? Сами едва концы с концами сводим, а ведь не из последних.

– Ты толком-то говори.

– А ты не перебивай, – огрызнулся старик. – Поедут, осядут, поглядят, что к чему, а если не враки все то, о чем нам тот мужик рассказывал, то тогда и мы подтянемся. Знаю, что хочешь сказать, да только ты о другом думай. О Новаке мы и допрежь слышали, и то, что там люди не в пример лучше жили, знали и раньше. Но тут другое. Вот собрался их сюзерен в Кроусмарш – и все они за ним потянулись, а ведь он никого силком не тянул, сами пошли. И куда? В самое гиблое место. Значит, барон тот стоящий. Ты вот все подначивал того мужичка, а я ведь помню, что был он там не один, были и другие – все сытые и холеные, куда нам. Оно, конечно, негоже деток одних отправлять, но, с другой-то стороны, на землю сами они пока не сели, договора с бароном не имеют, свободные как птицы – куда хочу, туда лечу. Мы через них, может, сможем лучшую долю найти.

– Да не верю я. Везде все одинаково – не нами заведено, и не нам менять, веками наши предки так жили, и еще века наши отпрыски проживут.

– Стало быть, девку не отпустишь?

– А не засидится она в девках. Сам сказал: первая невеста на селе.

– И от слов своих не отказываюсь. Как есть первая. Только вот скажи мне, где она сейчас?

– А то сам не знаешь? Гуляют где-то с твоим Томасом.

– А разве такое бывает, когда дети не по любви женятся, а родители все промеж собой оговаривают? Вот то-то и оно. Любят они друг дужку, и ты как хочешь, а я на пути их счастью не буду.

– Да кто ж своему чаду счастья не хочет? Как подумаю, что какой с пьяных глаз или по дурости станет ее охаживать, так внутри все переворачивается. Да только тяжко им будет. Ох как тяжко.

– Двум любящим все легче будет. Они, случись что, и поддержать друг дружку смогут. А если ты подумал, что там что нечистое, то эти мысли оставь. Знаешь, кто у них падре?

– Дак вроде падре Патрик, что епископом нашим был.

– А попустит он над паствой своей изгаляться? А пошел бы он за тем, кто недостоин его уважения? Вот и я о том.

– Жена воспротивится, – уже практически сдавшись, вздохнул мужик.

– Поплачет, не без того. Да только на пути у дочери не встанет. Сама с тобой по любви сошлась и в любви всю жизнь прожила – не захочет иной доли для дочери. Так что по рукам?

– По рукам.




Еще недавно безлюдный край сейчас начинал гудеть как растревоженный улей. В тех местах, где только дикие звери и бродили да раздавалась птичья трель, сейчас слышались звуки топоров, пил, звонкие человеческие голоса, мычание да блеянье скотины, скрип колес, топот лошадей. Некогда глухие земли начинали новую, доселе не виданную ими жизнь. Раньше здесь обитали орки, но они жили в гармонии с окружающим миром, не переделывая его под себя, а подстраиваясь под него. Человек – иной, все ему не так, и все ему не то, все должен переделать так, как ему удобно. Конечно, это было не повсеместно, во многих уголках все оставалось так, как было и раньше, но в четырех местах привычный порядок был безжалостно порушен людьми.

У прохода уже стояла каменная крепостная стена с шестью башнями. По центру, в том месте где раньше располагался форт, вдоль крепостной стены были уже возведены двухэтажные казармы из кирпича, крытые черепицей. Слева от них имелись просторные конюшни с сеновалами на втором этаже, справа были устроены складские помещения, кузница, которая должна была обслуживать дружину, другие постройки. Вот только обычно все эти постройки возводились внутри стен замка – здесь же стены отсутствовали, но их будущий периметр был обозначен столбами, вкопанными в землю. В центре и ближе к южным воротам, которых пока еще не было, закладывался дом из кирпича, который, помимо основной функции, то есть жилища барона, должен был еще и выполнять роль цитадели, последнего рубежа обороны защитников замка.

Андрей заставил многих удивиться, так как жильем для своей семьи решил озаботиться в последнюю очередь. Сейчас Анна с маленьким Ричардом проживала в обычном крестьянском доме, которых уже поставили несколько штук, и в настоящий момент строительство продолжалось полным ходом.

После столь удачно отбитого нападения орков, когда мастер Лукас все же смог закончить строительство стены, недостатка в рабочей силе не было. Правда, работники были несколько разочарованы тем обстоятельством, что повышенную оплату получают только те, кто прибыл сюда в самом начале: остальным оплата была стандартной. Да оно и понятно – опасности теперь было не больше, чем в других местах, а то и меньше, потому как в этих краях о разбойниках пока никто и слыхом не слыхивал, а оркам теперь проще пойти за добычей куда в другое место, а не ломиться в глухую крепостную стену. Но если работники и были разочарованы, то не сильно, потому как объемы предстоящих работ, как говорится, впечатляли и обещали хороший заработок. Такого строительного бума не было нигде в королевстве, а значит, и работы было с избытком, а что еще нужно, если ты зарабатываешь на жизнь своим трудом?

Впрочем, и глухой стена не была. В стороне от замка имелась и надвратная башня, и небольшие ворота, в которые, впрочем, легко пройдет купеческая повозка. Эти ворота служили для пропуска охотников, кроме которых пока в сторону прохода никто и не ходил. Почему пока? А потому что так сказал милорд, и что он имел в виду, только ему и Господу и известно.

Андрей никак не мог смириться с тем, что столь удобный путь по Яне, не используется людьми, считая это нецелесообразным, но пока поделать с этим ничего не мог. Однако решил, что легче сразу предусмотреть ворота, чем после все ломать и перестраивать. Сейчас же они служили только пропуском охотничьей артели, регулярно выходившей на орочью сторону. Конечно, им было достаточно только калитки, но ворота имели место быть.

Увлекшись строительством деревень, а их было заложено сразу три – одна на месте прежнего лагеря, одна неподалеку от берега Обрывистой, ближе к Орочьей горе, и третья у границы с баронством Бильгов, – он вовсе не думал о возведении своего дома. Об этом упущении ему напомнил мастер Лукас, когда со всеми постройками в замке было покончено. Мотивировал он это тем, что при возведении сел надобность в каменщиках отсутствует, так что, дабы они не бездельничали, ему все же придется озаботиться строительством и собственного дома. При этом почему-то вовсе не вспоминалось о том, что даже не начиналось строительство замковых стен и башен, которых должно было быть еще как минимум три – две угловые и еще одна, надвратная.

Сейчас, глядя на то, как строители ловко управляются, он только недоуменно качал головой. В оставленном им мире при всей механизации, огромном количестве всевозможных строительных машин и механизмов далеко не всегда можно было достичь таких скоростей в строительстве, какую выказывали местные мастера. Если взглянуть на то, сколько успели за какие-то четыре месяца построить всего-то сто каменщиков, оставалось только удивляться их работоспособности. Он сам не верил в то, что тем не менее видел собственными глазами.

– Любуетесь?

Андрей обернулся и взглянул на подошедшего мастера Лукаса, не забыв про себя чертыхнуться. Жизнь в этом враждебном мире отучила его от беспечности, потому как беспечность была сродни смерти, но вот задумался и не заметил, как подошел мастер, а он ну никак не обладал сноровкой того же Якова.

– Любуюсь. И удивляюсь тому, как много за столь короткий срок вы успели. Я, признаться, думал, что удастся построить только замок. А оно вон как вышло. Если так пойдет и дальше, то и мое жилище поставите.

– Нет, – вздохнул старик. – Цитадель нам до холодов поставить никак не успеть. Зимовать вам придется в простом доме. Вот если бы мы начали не с казарм, а с вашего дома, – то да.

– Ну, это мы уже обсуждали. В первую очередь люди. Мы с Анной непривередливые, перезимуем в Новаке. – Именно такое название своему селу решили дать пришедшие с ним поселенцы – в память о том, где они прекрасно жили, ну и как верный знак того, что и тут будет ничуть не хуже. – А все же как споро получается.

– А чего же. Не только для вас стараются. Но и для себя.

– Как это?

– Так разве не вы сказали, что каждый желающий может здесь осесть?

– Да, я такое говорил.

– Так большинство из артели решили так и поступить. А те, кто помоложе и собирались свадьбы по осени играть, так и вовсе решили играть их здесь. Разоритесь вы только на свадьбах, сэр. Попомните мои слова.

– Ничего, с этим я разберусь, – преувеличенно бодро ответил Андрей, для которого это решение рабочих была новостью не сказать что неприятной, но заставляющей задуматься о здравости своего рассудка, потому как он уже сейчас не знал, откуда брать деньги на то, чтобы обеспечить уже намеченное, – что уж говорить о незапланированных расходах. – А при чем тут мой дом?

– Чем лучше устроен хозяин земель, тем выше и статус проживающих там. Люди-то – они как рассуждают: да, у меня лачуга, но вот наш лорд-то в каком замке живет – ни у кого такого нет.

– Да-а, логика железная. Но вот на то, что людей будет еще больше, я как-то и не рассчитывал. Где же я всех их селить буду?

– Вы только добро дайте и место определите, а городок близ замка мы быстро поставим. Конечно, деревянный, но кто сказал, что после перестроить нельзя? А нам это так и вовсе стоить будет куда меньше, чем крестьянам: руки свои, только за материалы уплатить, так ту плату вы сможете взять из нашего же жалованья.

– Вы говорите «мы»?

– А что же, старику места здесь не найдется?

– Конечно, найдется, – широко улыбнулся Андрей. – Я так понимаю, что место вы уже присмотрели?

– Да. Тут недалеко, в паре миль к западу. Там и ручьи имеются, и в будущем можно поля разбить, и сенокосы, и выпасы, и лес не так чтобы вдали. Очень подходящее место для деревеньки.

– Какой деревеньки? Вы же говорили о городке.

– Вот еще, в моем городе только деревянных домов не хватало! – Это «в моем городе» Андрей особо для себя отметил: мастер Лукас, оказывается, не был лишен тщеславия, и раз уж ему подвернулся шанс, то решил прославить себя в веках, поставив целый город. Вот только с деньгами пока было не то что плохо, а вообще никак. – Здесь будут только кирпичные дома минимум в два этажа, но это квартал мастеров, он в юго-западной части расположится, а центр…

– Погодите, а деревенька?

– Найдете кого туда потом переселить. Не волнуйтесь, все поставим на совесть, нам ведь там не один год жить придется, пока здесь все построим, а потом вы у нас выкупите дома и крестьян поселите. Я же говорю – место очень удобное.

– Ну, мастер Лукас. Все предусмотрели. Даже план будущего города уже у вас готов.

– Я, может, всю свою жизнь об этом мечтал. Вот только никому не говорите то, что я вам скажу, а то, боюсь, до жены дойдет: даже если вы мне не заплатите ни фартинга, теперь сам отсюда я не уйду, – если только прогоните.

– И не подумаю.

Распрощавшись с мастером, Андрей выехал за пределы замка. Неподалеку от него, к востоку, на тренировочной площадке он заметил с полсотни новиков, исходивших потом под руководством Тэда, который теперь щеголял рыцарским званием, и пяти десятников из числа еще вчерашних дружинников.

Глядя на эти занятия, он невольно вернулся назад на четыре месяца. Как же много за это время произошло.

После того памятного боя они насчитали около тысячи трупов орков, а те, кто еще не был таковым, очень скоро присоединился к своим собратьям. Удивляло то, что, несмотря на полный разгром и паническое бегство, среди богатых трофеев было обнаружено только шестьдесят три воинских браслета. По-видимому, орки придавали очень большое значение этим украшениям, если с таким тщанием и риском для жизни старались их забрать с собой, даже в условиях боя.

С согласия остальной дружины эти браслеты Андрей распределил между Джефом, Роном и Тэдом, чтобы возвести их в звание рыцарей. Ему пора было обзаводиться офицерами, если он хотел увеличить свою дружину, а увеличивать ее было необходимо, потому что он ни на мгновение не забывал о том, что в скором времени здесь может появиться враг куда более страшный, нежели разрозненные орочьи племена.

Добыча с орков, а также имущество, взятое с отряда наемников, несколько пополнили его изрядно похудевшую мошну. Но вернувшийся мастер Лукас с таким рвением принялся за работу, что деньги вновь потекли рекой – вот только не в его кошель, а из него.

Жан, постоянно рыскавший по орочьему берегу, каждый раз приносил обнадеживающие новости: орков и след простыл, никто из них не приближался к берегу Яны, по всему выходило, что досталось оркам сильно, – но доподлинно они этого знать не могли. Андрей уже успел сильно пожалеть, что даже не попытался остановить своих людей после битвы, и не приказал подобрать хотя бы троих или четверых раненых орков. Тогда бы он смог быстро изучить их язык и узнать о враге много нового, но, как говорится, «хорошая мысля…». Тогда он не то что не думал об этом, а сам принимал активное участие в контроле: что ни говори, а после битвы из его дружины на ногах оставалось только пятнадцать человек, тяжело ранены еще трое, остальные погибли, среди них и два новика, так что работы хватало всем. Были потери и среди гражданских: убито было больше тридцати мужчин, женщин и подростков. А ведь его людские ресурсы были и без того весьма скудными. Но радовало то, что, несмотря на множество гробов, люди были на подъеме.

Чертов Вольф. Если бы не его трусость, а может, и практичность, чего сейчас-то ворошить, то они смогли бы отбиться, защитив этих людей. Если уж удалось это сделать с толпой лапотников, то что говорить о воинском подразделении.

Кстати, падре все же сумел отличиться в том бою не только тем, что самоотверженно спасал раненых, но, как оказалось, он уложил того самого орка, что поедал у всех на глазах убитого крестьянина. Андрею это уже не было видно, так как того заслонила толпа орков, но еще до того как Андрей начал стрелять, орк умер, поймав грудью арбалетный болт, посланный священником. Яков говорил, что при этом падре даже что-то выкрикнул такое, что вовсе никак не вязалось с его саном.




Маркграф появился на второй день после боя, прибыв практически со всей своей дружиной. Глядя на эти сотни выпестованных и проверенных не в одной схватке бойцов, Андрей горько улыбнулся. Вот так всегда, после драки… Наблюдая за деловитой активностью поселенцев, Маркграф высказал свое удовольствие от того, что он поспел вовремя, и потребовал немедленно доложить, что сделано для отбития нападения, тут же заверив, что с ним прибыло только три сотни воинов, но этого хватит, чтобы задержать орков: уже сегодня под Бильговом начинает собираться ополчение, а завтра оно будет готово выдвинуться сюда.

– А зачем, ваша светлость?

– То есть как это зачем?

– Нападение орков отбито. После той бани, что мы им тут устроили, они вряд ли вернутся.

– Вы хотите сказать, что нападение уже было?

– Да, ваша светлость. Орки были под нашими стенами позавчера, умылись и убрались восвояси, – вновь горько улыбнувшись, ответил Андрей.

– А почему вы не выслали голубя или не отправили посыльного?

– А зачем? Я своевременно отправлял сообщения о готовящемся нападении, но вы так и не соизволили прислать помощи. Более того – ваш отряд лучников преспокойно покинул пределы Кроусмарша… Какой смысл в подобном сообщении сейчас?

– Уж не решили ли вы, что я вознамерился бросить своего вассала? – нахмурился сэр Свенсон. Хмурься – не хмурься, а как еще должен расценивать произошедшее Новак? Маркграф правильно понял взгляд Андрея и был вынужден опустить глаза. Подумать только!.. – Я вчера вернулся из столицы, куда был призван нашим королем. Едва узнал о вашем сообщении – сразу же поспешил на помощь.

Все, дальше перегибать не стоило. Не дело, чтобы сюзерен винился перед вассалом: вон уже начал оправдываться. Все стало на свои места. Маркграф в отъезде, делами заправлял молодой виконт, а его любовь к Новаку была Андрею прекрасно известна. Выходит, мальчишка, да и не мальчишка уже давно, решил поквитаться за старую обиду. Вот же идиот – он что, не понимал, чем рискует? Ладно он и его люди… Но ведь большому набегу могли подвергнуться остальные поселения. Что ж, есть один враг – не нужно наживать и еще одного.

– Простите, ваша светлость.

– Вам не за что извиняться.

– Об орках не было ни слуху ни духу две недели. – Андрей спрятал глубоко свою обиду и теперь просто докладывал своему сюзерену о случившемся, всячески стараясь избегать острых углов и, не дай бог, не выказать недовольства. – На закате третьего дня они неожиданно появились на берегу Яны, и сразу в большом количестве. Отправить голубя ночью не было никакой возможности, утром мы отправили единственную оставшуюся у нас птицу. Если донесение не прибыло, значит, его перехватила какая-то хищная птица… – Это действительно было так: последнюю птицу они запустили в полет, но судьба ее была неизвестна. – Узнав о том, что орки в большом количестве готовятся напасть на Кроусмарш, командир наемников, капитан Вольф, решил бросить нас…

– Составите подробный отчет – я передам его Святой инквизиции.

– Не стоит. Правосудие уже свершилось. Мы уничтожили всех наемников.

– И как вам это удалось? – удивленно вскинул бровь маркграф. Он, конечно, догадывался как, но не мог озвучить, не выдав того, что среди людей Новака есть его соглядатаи.

– Помните то оружие, которое у меня якобы забрала инквизиция?

– Разумеется.

– Так вот, у меня еще оставались четыре единицы. Противопоставить ему наемники ничего не могли. Мы их просто расстреляли. Потом использовали против орков, израсходовав последние заряды. Если бы не это оружие, то отбиться у нас нипочем не получилось бы.

– Они, скорее всего, еще вернутся.

– Сомневаюсь. Их было около двух тысяч, мы уничтожили почти половину, а может, и половину.

– И все это благодаря тому оружию?

– Разумеется, нет. Больше половины они потеряли, когда мы пустили на них лавину бревен, – спорное утверждение, очень спорное, – а потом, на стенах было более двухсот арбалетов.

– Но ведь вы уничтожили наемников! Откуда столько стрелков?

– Помните, вы удивлялись тому, что в Новаке я взялся обучать крестьян стрельбе из арбалетов? Все верно, крестьяне, мужчины и женщины, которые защищали свои жизни и жизни своих родных. Заряды к тому оружию вышли еще в середине сражения.

– Но как тысяча орков отвернула от стен Кроусмарша?

– Возможно, потому, что их войско наполовину состояло из молодняка. Когда основная часть ветеранов полегла, молодняк, не будучи закален в схватках, дал слабину. Так думает Жан, охотник с орочьей стороны, – скорее всего, он прав.

– И что с тем оружием теперь?

– Теперь оно бесполезно и пойдет в переделку: металл там отменный, выйдет несколько мечей. Иного проку от него теперь уже нет: без зарядов это просто кусок хорошей стали.

Вот такой разговор произошел между вассалом и сюзереном. Андрей понимал, что вины маркграфа в случившемся не было, но осадочек остался. Чтобы окончательно уверить в отсутствии у Новака огнестрельного оружия, он попросил Джефа сделать последний доклад сэру Свенсону, дабы развеять последние подозрения в наличии этого оружия. Тот был недоволен поручением, но, чувствуя вину перед новым сюзереном, выполнил все в точности. Да и не было это полной неправдой, так как патронов оставалось мало, очень мало – так, на черный день, на самый черный, и очень ненадолго.




Когда крепостная стена перегородила проход, недостатка в рабочей силе больше не было – наоборот, наблюдался уже ее переизбыток, но Андрей продолжал принимать всех рабочих, так как работы было более чем достаточно.

К последнему месяцу лета потек и скромный ручеек переселенцев, завлекаемых распускаемыми слухами о порядках на землях нового баронства. Не могло не настораживать то, что среди этих переселенцев в основе своей были молодые, еще бездетные пары, да и парами-то в полном смысле этого слова они не были – скорее обрученные, которые намеревались сыграть свадьбу на его землях. Причина этого ему была ясна. Во-первых, они рассчитывали получить от нового барона причитающееся приданое. Во-вторых, это были своего рода эмиссары от своих семей, которые должны были осесть на новом месте и только потом дать знать своим родным, стоит ли затеваться с переселением. Кошель Андрея вновь оказался под ударом, хотя по большому счету и ударять-то уже было не по чему. А ведь мало одарить обещанным приданым и обеспечить жильем, нужно было обеспечить новых поселенцев домашним скотом, инвентарем, кормами, наконец продовольствием до нового урожая, а это без малого год. Конечно было бы легче, если бы он так не торопился: даже разбив этап заселения земель хотя бы на два года, он значительно облегчил бы свое положение, а если этот срок увеличить на три года, уже не говоря о более длительных сроках, то получилось бы куда легче. Однако Андрей решил принимать всех, кто пожелает переселиться, напрягаясь из последних сил, чтобы обеспечить их всем необходимым.

Он уже был готов отчаяться, не находя выхода из сложившейся ситуации. Он даже начал прикидывать варианты, чтобы отправиться на Золотую речку, дабы намыть там золота: по всему выходило, что орки либо не знали об этом золоте, либо по иной причине не приближались к тому месту, но шансы пополнить там казну были высокими.

Но помощь появилась с другой стороны. Когда пришло время разбирать форт, он решил не выбрасывать тяжелый и добротный сундук, в котором некогда хранил свои пожитки еще Ричард Рэд, а перенести его в свою палатку, куда временно переселялся, чтобы и дальше хранить в нем свое оружие. Вещички-то сэра Ричарда оприходовали, судя по всему, дружинники маркграфа, а вот с самим сундуком, массивным и тяжелым, возиться никто не захотел. Так он и оставался на своем месте, используемый всеми рыцарями, что попеременно несли здесь службу. Не трогал его и Андрей, просто используя его как оружейный ящик, сложив в него свой арсенал. Для того чтобы его перенести, ему пришлось максимально его облегчить. Однако когда сундук выносили, то он обратил внимание на то, что дно сундука несколько толще, чем было бы положено. Пока тот стоял на земляном полу, это не бросалось в глаза, а вот теперь, когда его подняли, чтобы вынести… Под двойным дном обнаружились богатства сэра Ричарда, которые стали наследством Андрея.

Это событие несколько облегчило положение барона и позволило оттянуть неизбежный крах банкротства. Нет, он, конечно, мог взять деньги в рост у тех же менял или обратиться за помощью к тестю – уж теперь-то, когда проход был накрепко заперт, в желающих его ссудить не было бы отбоя, только брось он клич. Но Андрей не хотел связываться с этим, еще с прошлой жизни панически боясь одалживаться и четко помня правило, как можно меньше связываться с банками. У тестя деньги он все же взял, и это вновь помогло протянуть некоторое время, но мэтр Вайли с Ремом не могли обеспечить его достаточной суммой: уж больно обширные планы были у их зятя.

Андрей смотрел на тренирующихся и с тоской понимал, что еще три подобных отряда сейчас проходят обучение, просто они были в других местах: наличие большого скопления народу неизменно привлечет сюда и разбойничков, и он вместе со своей дружиной должен был обеспечить безопасность своих земель. А полторы сотни даже новиков нужно было содержать. Каждого нужно было обеспечить доспехами, оружием, лошадью, жильем, питанием, каждого из них обиходить, чтобы они не отвлекались ни на что, а только занимались обучением боевым премудростям. У многих из них были семьи, о которых они должны были заботиться, а значит, ни о какой задержке с жалованьем не могло быть и речи, каждую из этих семей нужно было обеспечить и жильем, и всем остальным. Конечно, проще было бы сделать так, как всегда и делалось, а именно – набирать в дружину холостяков, – тогда и расходы сильно уменьшились бы, но Андрей слишком хорошо помнил, с какой самоотверженностью его люди бросались в бой, защищая свои семьи.

Даже непреклонный Джеф должен был признать, что идея с женатыми воинами не так уж и плоха, возможно, потому что он сам, будучи женат, испытал все прелести того, что чувствует воин, когда за его спиной находится его семья, а возможно, пришел к этому выводу, глядя на то, как повели себя обычные крестьяне, защищая своих близких. Поэтому Андрей не противился даже когда новики собирались обзаводиться семьями, хотя это и было накладным для его казны. Значительно дешевле обошлись бы наемники, благо, даже несмотря на разнесшуюся весть о том, как он поступил с отрядом Вольфа, найти отряд на службу теперь не составило бы большого труда, но Андрей зарекся иметь дело с наемниками, предпочтя начать формировать полноценную дружину. Боже, как же все это было дорого!

Нет, все свои резервы он уже исчерпал. Даже дружище Эндрю выложился весь без остатка, сейчас едва сводя концы с концами, на порядок уменьшив свой оборот. Его лавки сейчас были чуть не самыми бедными в сравнении с его конкурентами. Значительно снизился выбор, и как следствие – покупатели стали обходить стороной его лавки, предпочитая им те, где выбор был побогаче. При их последней встрече Андрей обратил внимание на осунувшийся вид друга, но тот стоически переносил трудности и даже пытался бодриться, явно рассчитывая на то, что за этими тяжкими временами придут другие, когда он вновь расправит плечи. Но сейчас было трудно. Очень трудно.

А хуже всего то, что никому нельзя было показывать, насколько сейчас тяжело новому барону нести взваленное им же на себя бремя. Едва люди почувствуют это, и начнется отток населения, а его и без того было мало. Планы были грандиозными, но вот людей, чтобы осуществить все задуманное, пока было недостаточно. И главное, не хватало денег. Их попросту не было.

Тяжко вздохнув, Андрей оставил позади тренирующихся и направил коня в сторону Новака, так как уже неделю не видел своей семьи. Он все время жил здесь, у Кроусмарша, как по праву назывался пока еще не возведенный замок, устроившись в палатке. Впрочем, все время находиться здесь он не мог, потому что постоянно был в разъездах, посещая строящиеся поселки. За ходом дела в Новаке присматривала его жена, да и старостой там был многоопытный и многомудрый Маран, а вот остальные два поселения вызывали его особый интерес.

Обрывистое – не мудрствуя лукаво, он просто дал название поселению по имени речки, на берегу которой то ставилось, возводилось под присмотром Грэга и должно было стать промышленной базой баронства, а потому не могло избежать пристального внимания со стороны Андрея.

Порой, прибыв в поселок, Андрей осматривал все сторонним взглядом и делал замечания по тому или иному поводу, подчас это было связано с переделкой уже сделанного. Просто, взглянув на уже готовое, он вдруг понимал, как можно сделать так, чтобы это работало лучше, а также понимал и то, что деньги были выброшены на ветер, – любая мелочь отзывалась в его голове звоном монет. В такие моменты, когда до Грэга наконец доходило, что именно должно получиться, он с укоризной смотрел на своего сюзерена, словно спрашивая его: где же он раньше-то был? А что на это мог ответить Андрей? Только пожимал плечами и разводил руками. Он знал многое, он знал на порядки больше любого в этом мире, но вот так сразу увидеть все в перспективе не мог, – только когда он уже видел готовое или почти готовое, до него вдруг доходило, как это можно сделать гораздо лучше.

Вызывало его интерес и то, как обстояли дела в Пограничном, как назывался новый поселок неподалеку от баронства Бильгов. Там старостой был назначен один из крестьян, который тоже был его вассалом и пошел, так сказать, на повышение. Там же располагалась часть дружины, из которой сейчас тянул жилы Джеф: ему предстояло надзирать за этим поселением, ну и за землями окрест. Однако, как успел заметить Андрей, дела там шли хорошо, рекомендованный Мараном Бэн вполне справлялся со своими обязанностями, строительство шло споро, земля обрабатывалась, даже на достаточно полноводном ручье заканчивалось возведение общественной водяной мельницы. Хотя большой работы для нее пока и не было, но поработать ей уже в этом году придется, так как зерно было куда дешевле, чем уже готовая мука.

Деньги. Опять деньги. Ему их никогда не хватало в прошлой жизни, и как ни богаче он стал в этом, их не хватало все равно. Интересно, настанет ли когда-нибудь день, когда он прекратит эту проклятую гонку и наконец успокоится? Ведь было же время, когда, казалось, все устаканилось и началась спокойная, размеренная жизнь. Так нет же, появилась на горизонте инквизиция, поход в степь, а потом новая гонка на пределе возможностей и даже далеко за их пределами. Боже, дай только сил.

Анна встретила его, будучи какой-то бледной, смущенной и в то же время сияющей, устремив на мужа любящий взгляд. Увидев жену, он заподозрил что-то неладное. Однако это ничуть не уменьшило его радости при встрече с ней.

Соскочив с коня, он тут же сгреб жену в охапку и крепко поцеловал. Проблемы там или нет, но он искренне был рад встрече, и, судя по ответному поцелую, она тоже. Вот и ладно. Остальное ерунда, переживем. Сейчас, когда она была в его объятиях, всю хандру унесло прочь, словно смыло вешними дождями. Пропади оно все пропадом. Найдет он и деньги, и возможности, да он горы свернет, реки повернет вспять, лишь бы ощущать ее в своих объятиях. Странно, но раньше за ним такого не водилось, хотя свою первую жену он любил искренне. А может, это старость начинает подкрадываться – как ни крути, а пятый десяток начал разменивать, – быть может, Анна – его последняя лебединая песня. Все может быть, но долго размышлять на эту тему он не хотел.

– Отпусти, глупый. Люди же вокруг. – Впрочем, слова ее сильно разнились с ее действиями. Раньше, говоря так, она хотя бы старалась как-то отстраниться, хотя и не очень ретиво, сейчас же не делала и этих видимых попыток.

– Ты думаешь, они еще не привыкли к нашим выкрутасам? По-моему, не только привыкли, но и, видя, как мы с тобой относимся друг к другу, сами стали куда более открыто выражать свои чувства.

– Все равно неудобно. Давай пройдем в дом.

– Милая, ты меня извини, но нужно еще встретиться с Мараном.

– Он не сообщит тебе ничего такого, чего не знаю я.

– Согласен. Но он староста, и встретиться мне с ним необходимо. – Но, взглянув в ее глаза, он махнул на все рукой. – Хорошо. Пошли. Покормить-то мужа найдется чем?

Вопрос был риторическим, так как, едва он оказался на подворье, Элли уже начала суетиться, накрывая на стол. Благодарение Господа, и она, и Яков остались после того боя невредимы, не получив ни одной царапины. Элли выглядела замечательно, а отчего ей выглядеть иначе – ведь муж был рядом, Андрей назначил его десятником в отряд, находившийся в Новаке, – и при деле, и к Анне поближе. Так было спокойней.

– Андрэ.

– Да, милая.

– Я хотела тебе сказать…

– Хотела – так говори, чего это ты загадки загадываешь.

– Ну, у нас скоро будет ребенок, – бросив на мужа полный каких-то надежд взгляд, произнесла она.

– Та-ак. Значит, мало мне на голову крестьян, которые так и норовят разорить меня – считай, каждая в положении, – и ты туда же. На два золотых позарилась? Элли, а может, и ты в положении?

При этих словах Анна бросила на мужа возмущенный взгляд, открывая и закрывая рот, словно рыба, вытащенная из воды. Элли же, напротив, прыснув в кулачок и едва не согнувшись в три погибели, метнулась в соседнюю комнату. Андрей же, смотревший на жену с нескрываемым возмущением, наконец не выдержал и, также рассмеявшись в голос, вскочил со скамьи и, подхватив жену, закружил ее на руках, не прекращая смеяться.

– Анна, глупенькая, я ведь шучу. Это же прекрасно. Вот только прошу, давай девочку.

– А вот рожу тебе еще одного сорванца, чтобы ты так себя больше не вел. И вообще не дождешься дочери, если не перестанешь так шутить.

– Все, сдаюсь. Каюсь. Вот только голову не руби: она тебе еще может пригодиться.

– Ну, если только еще пригодится… Поставь меня на пол – и садись есть.

– Ага. – Он выполнил ее просьбу и уселся обедать, вдруг обнаружив, что сильно проголодался. – А какой срок? – с уже набитым ртом поинтересовался он.

– Повитуха говорит, что уже три месяца.

– Как так? – опешил он. – Все вроде было в норме, – пожав плечами, проговорил Андрей, имея в виду… Ну понятно, что именно имея в виду.

– А вот так. Бабка говорит, что такое случается иногда – не часто, но случается.

– А…

– Все нормально, Андрэ. Так бывает не часто, но вреда в том нет. Тем более что теперь все нормально.

– А. Ну да. Вам виднее.

Анна действительно была в курсе всего происходящего, так как не была сторонней наблюдательницей, а принимала активное участие в жизни поселка. Поведала она и о том, что падре вновь оседлал своего конька и требовал поставить хотя бы часовню. К нему все время тянулись пары для освящения брака, но он пока отказывал им, так как просил потерпеть до того, как появится храм Господен. Назревали проблемы и с крещением младенцев, а вот это было уже серьезнее. Здесь к вере отношение было не в пример более серьезным, чем в оставленном им мире, – эдак можно было заполучить и бунт. Конечно, падре мог и освятить брак, и провести крещение без церкви, но вот иногда на него находило, и он становился весьма упрям. Придется раскошелиться и все же поставить церковь. Ну а вместе с тем готовить и обещанные золотые молодоженам.

Встретив Марана, он тут же отдал распоряжение, чтобы тот изыскал возможность и занялся строительством церкви. Тот воспринял это нормально, но, будучи человеком далеко не глупым, понимая, в каком положении сейчас находится его сюзерен, предложил обойтись небольшой часовенкой – оно выйдет и быстро, и куда дешевле полноценной церкви. Но Андрей не повелся на такое предложение: экономия незначительная, сроки не столь уж сильно разнятся, зато, поставив полноценную церковь, им уже ничего не придется переделывать, так что в итоге выйдет еще и дешевле. Поэтому он велел ставить церковь – такую же, как в оставленном ими Новаке.

Падре встретил Андрей выставленными вперед руками, в останавливающем жесте, чем заставил того замереть с открытым ртом, с готовыми сорваться с его языка, но так и оставшимися не высказанными словами.

– Все понял, падре. Смиренно прошу прощения. Уже завтра начнутся работы на строительстве церкви. Место, я надеюсь, вы сами определите.

– А чего его определять? – так и не высказав своих возмущений, по-деловому ответил падре Патрик. – Место уже давно определено, так и село планируется. Решили все сделать так, как было в том Новаке.

– Вот и славно. Но я хотел поговорить с вами о другом. Ну, вернее, тема-то та же, но разговор иной.

– Ты хочешь поставить церкви и в других поселках, сын мой? Похвально. Я немедленно начну подыскивать для них священников.

– Не совсем так, падре. Боюсь, что церковь пока будет только одна, и прихожанам придется ездить в Новак.

– Жаль. Я, конечно, понимаю, что у тебя большие трудности с деньгами, я ведь могу сложить два и два, но крестьяне могли бы поставить их на свои пожертвования – их и уговаривать-то не нужно, просто сказать.

– И поведать всем, что у меня сложности с деньгами. А много ли тогда людей захотят сюда переселиться?

– Но, как мне кажется, ты уже взвалил на себя неподъемную ношу.

– Придется взвалить еще. Вы-то понимаете, что времени у нас совсем мало.

– Но тогда зачем ты затеял все это? Гораздо дешевле было бы просто вложить деньги в создание дружины. Да и дружину собрать куда большую.

– Все так, падре. И даже скорее всего, я смог бы содержать ее пару лет. Да вот только мы не знаем, когда орки припожалуют сюда. Может, это случится на следующий год, может, через два, а может, и через пять. То ведомо только Господу, даже их император не может знать, когда это произойдет. А дружину нужно содержать, обслуживать. Если не иметь развитого и, самое главное, богатого хозяйства, то это невозможно. Вот так вот и получается: чтобы быть сильным, нужно еще быть и богатым. Один мудрец сказал, что для ведения войны нужны три вещи: «Деньги, деньги и еще раз деньги».

– А вера?

– Не сочтите меня безбожником, падре, но вера стоит только на четвертом месте. Вера – она хороша, но она не накормит воина, не вооружит его, не обучит воинскому искусству. Конечно, вера повысит боевой дух, но на одном только духе далеко не уйдешь.

– Так о чем все же ты хотел поговорить со мной?

– Дело в том, что нам не победить, если мы будем рассчитывать только на военную силу. Вы все верно сказали, вера имеет большое значение, а поэтому делать ставку только на армию глупо. Нужно донести до людей то, что знаем мы, нужно начинать бороться за души людей, начинать сеять в их душах семена правды, а не того, чем их пытаются пичкать служители Церкви.

– Ты думаешь, о чем ты говоришь?

– Я даже думаю о том, с кем я говорю. Не вы ли восстали против сложившегося векового порядка и едва не поплатились за это? Не вы ли прекрасно знаете о том заблуждении, в которое Церковь ввергает людей, указывая на орков как на порождения сатаны, хотя вам прекрасно известно, что это не так? Да, они язычники, да, они другие, но они не порождения сатаны. Я думаю, о чем говорю. Думаю, потому что понимаю, что при том отношении к оркам, которое существует у нас, у людей есть только один выход – начать договариваться с ними, иначе это война на уничтожение, и мы в ней проиграем хотя бы потому, что нас просто меньше, значительно меньше, чем орков. Но как мы можем начать договариваться со слугами сатаны? Того, кто на это пойдет, народ сам вознесет на костер, не дожидаясь суда инквизиции. Значит, до людей нужно начинать доводить то, что уже давно известно Церкви, и постепенно менять их отношение к оркам. Постепенно, шажок за шажочком, медленно и неуклонно.

– Возможно, ты и прав, сын мой. Да только боюсь, что такое не под силу одному человеку. Мне не под силу.

– Да, вам одному такой ноши не поднять. А вот если у вас будут помощники, то все не столь уж и безнадежно. Ведь не все согласились с тем, что на вас начались гонения, не все отвернулись от вас. Да, промолчали, подчинившись обстоятельствам, возможно, смалодушничав, но не признали вашей неправоты. Есть же те, кто знает истину, а значит, и думающие иначе.

Вот этих-то священников нужно и приветить сюда. Я хочу предложить вам построить здесь монастырь. Место выберете сами. Монастырь мы построим, а вот как все это организовать, уже решать вам.

– Кто же позволит мне стать настоятелем монастыря, сын мой?

– Значит, нужно найти того, кому это будет позволено.

– Да представляешь ли ты, сколько для того, чтобы добиться сказанного тобой, нужно сделать?

– Нет. Но я знаю, что это нужно. Иначе люди просто погибнут или превратятся в племя рабов у язычников.

Падре задумался. Молчал он долго, очень долго. Андрей молча ждал. Просто стоял рядом с ушедшим в свои думы священником и ждал его решения. Что еще ему оставалось.

– Все так, сын мой, – наконец проговорил он. – Я должен буду уйти. Вот призову сюда священника, чтобы паства не осталась без пастыря, и уйду. Если Господь позволит, то вскорости я вернусь, и вернусь не один. Но, когда это произойдет, будь готов к тому, что тебе придется поставить еще одно поселение. Не просто монастырь, а поселение.

– Вы собираетесь привести так много священников?

– Нет, сын мой. Но если получится все то, что я задумал, то понадобится целый поселок, я потом все объясню.

– Я сделаю все, падре. Как бы тяжело ни пришлось. Я из кожи вылезу, но сделаю все возможное. Иного выхода я просто не вижу.




Густой лиственный лес сменился светлым сосняком, заполненным пением птиц. Начался подъем, но путники продолжали двигаться быстро и бесшумно. Принять их за обычных путников было невозможно: в них безошибочно угадывались бывалые бойцы. Несмотря на навьюченное на них оружие и снаряжение, передвигались они легко, без труда неся эту ношу, которая была им давно привычна.

Вот они замерли. Впереди показался просвет. Заняв позиции на случай непредвиденной встречи, Жан бросил короткий взгляд на щуплого Билли и, мотнув головой, отправил его в сторону просвета. Охотник только утвердительно кивнул и словно тень скользнул вперед. Андрей бросил вопросительный взгляд на Жана: стоит ли отправлять молодого человека, – но старшина артели только ухмыльнулся, утвердительно моргнув глазами. Что мог здесь возразить Новак, если Жан полностью доверял способностям парня?

Прошло минут десять томительного ожидания. Ничто не нарушало спокойствия. Ветер все так же лениво шумел в ветвях деревьев, все так же раздавалась птичья трель. Ничто не нарушало покоя. Наконец в просвете деревьев появился Билли, улыбающийся как новенький золотой.

– Все чисто, милорд.

– Хорошо. Жан, командуй.

– Слушаюсь, милорд. Билли, остаешься здесь. Я в прошлый раз все вокруг обошел – в долину можно попасть только с этой стороны.

– Я все понял.

Казалось, что он был здесь только вчера. Его многострадальная «шестерка», наскоро разобранная, все так же сиротливо стояла там, где он ее и оставил, разве только вросла в землю. Грязная, запыленная, оплетенная зарослями травы. Три с половиной года. Прошло три с половиной года, как удар молнии забросил его в этот странный мир, ставший теперь для него родным.

Вид старого авто вверг его в ступор. Под ложечкой засосало, ноги стали словно ватными. Приблизившись к машине, а вернее, к ее останкам, он дрожащей рукой провел по правому переднему крылу. Рука напоролась на старую вмятину – это была отметина, появившаяся в результате знакомства с кюветом, куда он улетел, ослепленный ксеноновыми фарами какого-то лихача, кого – он так и не узнал. Часть краски откололась, и в том месте уже тогда начинала появляться ржавчина, теперь это место проржавело насквозь. А вот по всей левой стороне пролегла царапина, которую оставил соседский мальчишка, когда, не справившись с управлением велосипеда, поцарапал рулем машину, а сам пропахал носом по дороге. Вот еще одна вмятина: это младшенькая – понять логику ребенка подчас невозможно, – вот решила она, что у нее лучше получится придать форму папиной машине, чем удалось заводу-производителю, и в ее руке появился молоток… Пара ударов – вот и все, форма придана, все в порядке.

Андрей тяжело вздохнул и, прижавшись к боку машины спиной, медленно опустился на землю, сбросив с головы шлем и взъерошив дрожащей рукой короткие волосы. Он многое пережил за это время – за всю свою прошлую жизнь ему не пришлось пережить столько, сколько всего лишь за три с половиной года в этом мире. За это время он, казалось, закалился как клинок, а поди ж ты. Слезы сами навернулись на глаза, под ложечкой засосало, и он беззвучно заплакал. Тогда, когда он впервые оказался в этом мире, он тоже плакал, правда, тогда он буквально рыдал навзрыд, но ему казалось, что с тех времен ничто не изменилось.

Видя, что творится с ним, Жан тут же отослал людей осмотреться вокруг, чтобы они не видели охватившей их милорда слабости, сам же, проявляя такт, обошел машину с другой стороны и опустился на землю, ожидая, когда тот придет в себя.

Ждать пришлось долго. Примерно через полчаса Андрей вышел из-за машины и, остановившись перед поднявшимся Жаном, внимательно посмотрел ему в глаза. Охотник спокойно выдержал взгляд сюзерена, полный боли и отчаяния, всматриваясь в его лицо, вдруг постаревшее, с темными кругами под глазами, словно тот не спал несколько суток.

– Спасибо, дружище.

– О чем вы, милорд?

– Ты знаешь. Зови людей. Сегодня уже поздно: будем устраивать лагерь, а завтра приступим.

– Слушаюсь, милорд.

Здесь они оказались по банальной причине: Андрею необходимо было золото, так как выбор был невелик – либо он изыщет средства, либо может ставить крест на своей затее.

Выбор этот дался ему нелегко, так как обнародовать наличие богатой золотой жилы в его планы не входило, ему не нужен был ажиотаж Клондайка, ему не нужны были авантюристы всех мастей, которые неизменно потянулись бы в Кроусмарш, ему не нужно было излишнее внимание к баронству со стороны властей предержащих. Те слухи, что вертелись вокруг него, были просто слухами. Да, он вкладывал огромные деньги в развитие баронства, но, во-первых, всем было известно о том, что у него хватало своих средств, во-вторых, был Эндрю, который вкладывался в его предприятие, и всем было известно, что дела того резко пошли на убыль именно благодаря этому, в-третьих, был тесть, который считался одним из самых состоятельных менял, и пока ничто не указывало на то, что дела его пошли плохо, хотя на самом деле Андрей изрядно подрастряс мошну мэтра Вайли, но тому на пару с Ремом удавалось скрывать этот факт. Высчитывать же его реальные затраты никто пока не взялся, да и вряд ли возьмутся. А вот если обнародовать наличие неподалеку золотой жилы, то все сразу изменится.

Андрей долго думал над тем, как быть и как сделать так, чтобы эта золотая жила не стала достоянием общественности. С этим вопросом он обратился к Жану, благо тот-то как раз прекрасно знал о золоте. На что охотник просто заявил, что проблем он не видит. Он и его артель просто прогуляются туда, добудут там золото, благо природа сама позаботилась о том, чтобы создать промывочную колоду и проблем с добычей возникнуть не должно, они просто поступят так же, как тогда поступили женщины при добыче золота. На опасения Андрея о сохранении тайны Жан только рассмеялся:

– Милорд, вы плохо знаете охотников, избравших местом охоты орочью сторону. Мы не падки на деньги, нам нужно совсем другое. А то, что мы можем держать язык за зубами и преданы вам, вы знаете и без того.

Андрей прекрасно понял, о чем говорил Жан. В его мире таких людей называли адреналиновыми наркоманами, так как те не представляли своей жизни без адреналина: жизнь на острие, на грани становилась смыслом их существования, они просто не могли обходиться без риска.

Андрей согласился с аргументами Жана, вот только сам изъявил желание пойти с ними, чем немало того удивил. Удивлены были его желанием побывать на той стороне и остальные, так как забот у барона здесь было, как говорится, выше крыши, но решение было принято.

И вот теперь он здесь. Но сейчас он уже не был уверен в том, что это была хорошая идея. Охотники и сами прекрасно справились бы, а он не чувствовал бы того, что чувствовал.

Ночь прошла совершенно спокойно, если не учитывать того, что сам Андрей так и не сомкнул глаз. Однако утро принесло с собой облегчение. Бессонная ночь, проведенная у костра, полная всевозможных дум и воспоминаний, облегчила его душу, а пролитые слезы смыли охватившую его печаль.

С рассветом все были на ногах. Вооружившись ситами, они надели высокие сапоги, обильно смазанные жиром, чтобы избежать промокания, и направились к реке. Предстояло много работы, благо погода была солнечной, было даже жарко, но река должна была это компенсировать, так как вода в ней была все так же ледяной.

Андрей уже направился было вслед за тремя охотниками, четвертый стерег вход в долину, обеспечивая безопасность, как вдруг остановился. Все время, пока он находился здесь, его переполняла целая буря чувств, а потому он ничего не замечал вокруг, но вот теперь, когда предстояло заняться делом и он точно знал, что ему нужно делать, теперь, когда у него в душе вновь поселился покой и уверенность в себе, он вдруг почувствовал ЭТО.

Чем было ЭТО, он так и не понял. Словно пораженный громом, он застыл и медленно обернулся в ту сторону, откуда по идее должна была прикатиться машина, так как в тот момент, когда его ударила молния, машина продолжала ехать. ЭТО чувствовалось примерно в трех метрах от заднего багажника машины. ЭТО было похоже на могучую подземную реку, но только текла там не вода, и вообще нечто нематериальное, которое именно в этом месте круто поднималось вверх, а затем, достигнув своего пика, практически на поверхности земли резко обрывалось вниз и уходило в глубь земли под таким же углом, как и поднималось, и этот пик был именно в том месте, где должна была проехать машина. Особо не напрягаясь, Андрей вспомнил, что именно от этого места тянулись появившиеся словно из ниоткуда следы его машины.

Прислушавшись к своим ощущениям, он вдруг понял, что вполне может вернуться домой. Просто ему нужно было этого захотеть. Он сам не знал, как это было возможно, но он четко понимал, что способен попасть только в оставленный им мир, а не заблудиться где-то во вселенной или безграничном скопище параллельных миров, потому что он так и не понял, что это было за место, куда забросила его судьба.

Находясь в прострации, он приблизился к этой точке и представил себе то место, которое было им покинуто там, на Земле. В ответ на эти мысли в воздухе появилось марево, которое порой замечаешь, когда жаркие солнечные лучи согревают влажную землю. Вот только это марево имело строго очерченный круг радиусом примерно в три метра, вернее, это был не круг, а половина окружности, но он чувствовал, что под землей она продолжается и образует правильный круг. Он понимал, что стоит ему ступить в эту своеобразную арку – и он окажется на той самой поляне, возле ямы, оставшейся от подвала домика лесника. Но вот сможет ли он вернуться назад, этого он не знал.

Сердце вновь защемило от тягучего чувства тоски, охватившего его с новой, куда большей силой. Не в силах на что-либо решиться, он просто опустился на траву, глядя на это марево и испытывая нешуточную борьбу в своей душе.

Ему нужно было пройти только три-четыре шага – и он оказался бы дома. Вот только где его дом? Там, где его ждала, а может, уже и не ждала его прежняя семья, которой, он чувствовал это, он нужен. Или здесь, где его ждала жена, которая носила под сердцем их ребенка, сын, которого он любил всем сердцем, друзья и соратники, которые не раз рисковали ради него жизнью и ради которых он рисковал своей, его вассалы, которые доверяли ему настолько, что готовы были пойти за ним, куда бы он ни повел их.

Портал, а иначе он его назвать не мог, просуществовал минуты три, после чего просто истаял, но Андрей понимал, что способен открыть его вновь. Вот только не сегодня, а через сутки, но он мог это повторить. А значит, он мог увести с собой тех, кто был ему дорог. Увести всех. Для этого ему даже не нужно было проходить через портал самому, а просто стоять и поддерживать его. Если не успеют пройти все, он мог повторить это на следующий день – и так отправить туда всех. Но что они там будут делать? Они не знакомы с реалиями той жизни. Мало того, они просто не смогут жить в том высокотехнологичном обществе. Возможно, их возьмут под свою опеку и будут изучать как подопытных кроликов, – нечто подобное ждет и его, но подобной жизни он не желал ни себе, ни им. А возможно, их всех ждет просто психушка, потому что того, чего не может объяснить наука, не может быть. Этого можно будет избежать, если все сохранить в тайне, но это опять-таки возможно, если он отправится туда один или заберет с собой жену с сыном.

Но сможет ли он жить в том мире? Сможет ли он жить в обществе, где быть просто мужчиной считается чуть ли не преступлением, потому что там элементарно нельзя постоять за себя или за своих близких. Тебя оскорбили – прекрасно, есть суд, который разберется и определит степень вины оскорбившего, а может, сочтет и тебя виновным. Да, здесь был жестокий мир, здесь была своя язва в лице всемогущей инквизиции, но пока ему удавалось все же противостоять ей, здесь ты мог погибнуть от столкновения со множеством опасностей, которые могли иметь множество лиц – от клыкастой морды орка до банального аппендицита или отравления. Да, все это было. Но этот мир был честнее. И он ему нравился. И потом, здесь он был кем-то. А кем он станет там? Опять одним из пяти миллиардов? Какая жизнь его ждет? Здесь он мог быть хозяином своей судьбы, а там… Там он почти за сорок лет так и не смог стать никем, он был не приспособлен к жизни в том мире, здесь же обрел себя. Другого себя, такого, которому просто нет места в том мире.

Андрей задумался: а хочет ли он что-либо менять в своей нынешней жизни? И вдруг понял, что не хочет. Не нужно ему этого. Он хочет вернуться к своей жене, хочет вновь ощутить в своих объятиях ее тело, хочет подурачиться с сыном, хочет вновь встать в конный строй и вломиться в ряды противника, хочет постараться помочь людям, для которых нет места в его прошлом мире и которые обрели свой дом здесь, в мире этом. Он вдруг отчетливо понял, чего он не хочет. А не хочет он менять свою жизнь, потому что именно она была его настоящим и здесь он видел свое будущее. А тот мир был просто его прошлым. Воспоминаниями.

Тряхнув головой, он вскочил на ноги, с удовольствием потянулся, стряхивая с себя все переживания и мрачные размышления. Что ж, дом его здесь, здесь и все его заботы, а сейчас ему нужно немного золота, которым готова была поделиться эта речушка. Для этого нужно было совсем немного: просто поработать. Подхватив сито, он направился к реке.

Прошлое осталось в прошлом, его же ждало настоящее и будущее. Каким оно будет, то будущее? Ответа на этот вопрос он не знал, но был готов за него драться.