Защитники Трои Юрий Шевчук Первая и единственная книга стихов и песен поэта, композитора, лидера группы «ДДТ». Юрий Шевчук Защитники Трои Стихи и песни Юрия Шевчука многое вобрали в себя в нашем земном и небесном мире. Насилие и рабство. Правящие и гибнущие. Россия. Верное слово – Любовь. Чечня - "Мертвецы, как родимые пятна, Улыбались, застыв на бегу". Рыжая еврейка. "Кто-то вешал и бил фонари". "Непроданное небо". "В небесах закрыты ставни". Цитаты, цитаты… Точность их. "В этой длинной стране дураки умирают спеша…" Иступлённые, пронзительные, иногда озорные строки. И мудрые – как сама жизнь.      Александр Володин ЧЕРНЫЙ ПЕС ПЕТЕРБУРГ Черный пес Петербург, морда на лапах, Стынут сквозь пыль ледяные глаза. В эту ночь я вдыхаю твой каменный запах Пью названия улиц, домов поезда. Черный пес Петербург, птичий ужас прохожих, Втиснутых в окна ночных фонарей. На Волковском воют волки, похоже, Завтра там будет еще веселей. Черный пес Петербург – я слышу твой голос В мертвых парадных, в хрипе замков. Твои ноты разбросаны всюду, как волос, Капли крови на черствых рублях стариков. Черный пес Петербург, крыши, диваны, А выше поехавших крыш – пустота. Наполняются пеплом в подъездах стаканы. В непролазной грязи здесь живет пустота. Черный пес Петербург – рассыпанный порох Тайн этих стен, вековой тишины Дышит в каждом углу по ночам странный шорох. Здесь любой монумент в состояньи войны Черный пес Петербург, время сжалось луной И твой старый хозяин сыграл на трубе. Вы молчите вдвоем, вспоминая иное Расположение волн на Неве. Черный пес Петербург, ночь стоит у причала. Завтра в путь – я не в силах судьбу отыграть. В этой темной воде – отраженье начала Вижу я и, как он, не хочу умирать. Черный пес Петербург – есть хоть что-то живое В этом царстве обглоданных временем стен?! Ты молчишь, ты всегда в состояньи покоя Даже в тяжести самых крутых перемен. 1992 * * * Твои цветы завяли и засохли, В покой и пепел плавно превращаясь, Горят и осыпаются они. Я снова в мире том, где мы прощались, И тихо гасли зябкие огни, Где ты, тоской сползая на колени, Беззвучно шепчешь лепестками молитву И волосы, стекая по плечам, Поют сонеты трепетному ветру. 1983-1999 * * * Соскочивший с дороги, упавший на полном ходу, Все для драки готово с землею спиною к спине, Я смотрел на настигшее время и в смертном бреду Прошептал твое имя, и мир обратился во мне. Что-то было не помню еще, их глаза-голоса Чьи-то рвали дома, кто-то вешал и бил фонари, Над Москвою горели непроданные небеса, Мы смотрели на них, задыхаясь от этой зари. Так тревожно любить – ворожили на мне не дыша Твои лица и пальцы, врачи отпускали грехи. В этой длинной стране дураки умирают спеша, Чтобы, снова родившись, писать неземные стихи. Я пронес твое имя, назвал берега всех дорог Верным словом Любовь, с запятыми – прощай и прости. На стальных облаках косит прошлое ревностный Бог, Подрезая людей, чтоб они продолжали расти. Осень 1998 * * * Заблудились в изгибах изгои - Из овалов не выйдут герои, Время-дышло вошло в нас и вышло, В лазаретах защитники Трои. Берегут свою кровь и разлуку, Не загнать на чужие пожары Эту теплую, честную суку, Эти томные, нежные чары. Не виню равнодушных, сам грешен, Слишком много на каждом проклятья. Я искал дорогие объятья - И нашел, и удобно повешен. В ресторане, под звуки ванили, Поп-звезда расплела злые груди, В пьяной тьме киловаттной кадрили Превращаются в прошлое люди. Наши песни там только – помеха. Умирать, чтобы жить – не для "вечных". И жует бесконечное эхо, Как бифштексы, молитвы конечных. 1999 ЧЕЧНЯ Безразлично и малопонятно На просевшем от снега снегу Мертвецы, как родимые пятна, Улыбались, застыв на бегу. Необычные рифмы и позы Отражались в зрачках странных глаз, Как игра, как бумажные розы, Как интимное напоказ. Как разбросанные парашюты - Оболочки, шелк, стропы тел, И сухую солому – минуты Гонит ветер в иной предел. Души в небе, играя, быть может, Наблюдают судьбу за мной, Как дрожу я от мысли – тоже И молю о вине иной. 1999 * * * В Иерусалимском серебре, Одета в ночь, судьбу и камни, Ты помолилась о заре Но в небесах закрыты ставни. Ты вспоминала обо мне, Не знала, что настолько грешен… В Иерусалимском серебре Вид голых яблонь и черешень. 1999 * * * Рыжая еврейка - Ржавая гроза Жарит, усмехаясь, Режет мне глаза. За окном сереют Тучи-палачи, Рыжая еврейка - Древние ключи. Два кольца звенящих, Бронзовая бровь, Рыжая еврейка - Проданная кровь. Разомкнуть бы кольца Колдовским ключом И схватиться насмерть С серым палачом. Что тебе, еврейка, - Древний, мудрый свет, - Расстреляет в поле Через десять лет. 1994-1999 * * * Зима, охотясь в феврале, Вела карающие тени По следу запаха сирени, Родившей тайно на заре. Она в окно на белый иней Смотрела молча и пряла Живое лето, вечер синий, А ночью тихо умерла… Склонясь над высохшей сиренью, Куря над выжившей строкой, Я открываю воскресенье И Вознесенье над рекой. 1998 * * * Там, где тьма стоит до света, где небритые умы, В смысл не веря от Завета, чтут наказы из тюрьмы, На спине таскают время да ссыпают на весы, Чистят мраморное темя, кормят Спасские часы, Днем кряхтят под образами, воют в небо по ночам, Не в свои садятся сани, а потом все по врачам. Сколько буйных с плеч срубили, не пришили ни одну Тянут песнь, как деды жили, сами мрачно да по дну Берегут до первой смерти, отпевают до второй, Всех святых распяли черти, Бог, наверно, выходной. Все не в масть, да все досада, света тьма – да света нет. Завели хмыри в засаду и пытают столько лет. Днем со свечками искали выход в жизнь, где все не так, Дырок много, все слыхали, а не выскочить никак. Там, где тьма стоит у света, там, где свет всегда у тьмы, От Завета до советов бродят странные умы. Волосатыми глазами шьют дела, куют детей, Запрягают летом сани и похожи на людей. Эй, прокашляй, вша живая, спой негромко под луной Как я, на груди сарая, спал счастливый и хмельной. Снились времена другие, мир без дури и войны, Девы стройные, нагие, парни – крепкие умы Что принес благие вести пьяный ангел на крыле. Все мы на перине, с песней, строим небо на земле. 1997 * * * Расстреляли рассветами память, бредущую в поле, Исходили всю воду, а берега до сих пор нет. Поменяли не глядя на счастье свободную волю, Да пожгли фонари, не познав, где кончается свет. Я не сплю, мое время, как смертник скребет по бумаге, Я в конюшне для птиц, я в плену отношений ко дну. У бездомного пса видишь больше ходячей отваги, Как, подняв свою лапу, он лечит больную страну. Сколько веры в огне, сколько верности в тающем снеге… Так темно, я в аду иль за пазухой брата Христа. Ты бросаешь цветы на могилу, закутавшись в неге, Я лечу, как солдатики в счастье, с гнилого моста. Съели жизнь в одночасье, десерт, – как всегда, будет голод, Мы бросали слова в рок-н-ролл, как незрячих щенков. Рано утром в тумане теплом отражается холод - Блеск ненужных и сданных в уценку счастливых подков. Я не знаю, как жить, если смерть станет вдруг невозможной. Память вырвать не просто, как выклянчить песнею дождь, Имена на дверях перелистывая осторожно, Не заметишь, как на пол гербарием выскользнет вождь. Раздарил всем по сердцу, себе ничего не оставил, Чьи-то звезды вокруг, а мои перекрестки пусты. Вот и кончился пир, я последнее в брюки заправил, Мы поклонникам вместо автографов ставим кресты. Золотая луна, цвета спелого, зрелого яда, Как стрелок за окном, целит мне в оловянную грудь. Все года – по домам, провожаю последнего взглядом, Твое вечное, знаю – запомнит и наше чуть-чуть… 1997 * * * Луна зевает на тропарь, Комета подметает лед, Собачка воет на фонарь, Сижу в снегу как… идиот. Мне чудится, будто Открылся мне Будда… Бреду по бесплодному, грязному лесу, Грызу с голодухи костлявые ветки, Лосиные мухи терзают завесу Реальности в самострадающей клетке. Падшие ангелы спят в моей шкуре, Страх, рефлексия, охотники, волки Сшибают рога, я читал в партитуре Про свободную жизнь и зубы на полке… Я сижу в на снегу, В хлев манит теплый бес. Пардон, не смогу. Сбегу. Я выбираю лес 1997 * * * Иудей, в третьем рейхе каменном, С номерами цивилизации, За московской стеной засаленной Я сутулой брожу информацией. Не убито лицо еще голодом, Все же пищи небесной хочется. Полусердце не крыли золотом, Но ведь есть и во мне от зодчества. Что-то есть и во мне от радио, Сериала, любовной повести. Я, как Цезарь, глотаю стадии, Во дворце, где зарежут новости. Еще несколько миль до старости. Боль пространство скрутила временем. Умереть молодым, да в радости - Значит встретиться с собственным теменем. Мне другого хотелось бы творчества. Звезды – тексты Его аннотации. Как пошляк на смешной презентации - Поднимаю тост за одиночество. 1996 ВОРОНЫ Э.Ш. На небе вороны, под небом монахи, И я между ними в расшитой рубахе Лежу на просторе, легка и пригожа, И солнце взрослее и ветер моложе. Меня отпевали в громадине храма, Была я невеста, прекрасная дама. Душа моя рядом стояла и пела, Но люди, не веря, смотрели на тело. Судьба и молитва менялись местами, Молчал мой любимый, и крестное знамя Лицо его светом едва освещало. Простила его, я ему все прощала. Весна, задрожав от печального звона, Смахнула три капли на лики иконы, Что мирно покоилась между руками, Ее целовало веселое пламя. Свеча догорела, упало кадило, Земля застонав, превращалась в могилу… Я бросилась в небо за легкой синицей, Теперь я на воле, я белая птица. Взлетев, на прощанье кружась над родными, Смеялась я, горя их не понимая. Мы встретимся вскоре, но будем иными. Есть вечная воля, зовет меня стая. 1992 АКТРИСА ВЕСНА Актриса Весна после тяжкой болезни снова на сцене. Легким движеньем вспорхнув на подмостки оттаявших крыш, Читает балет о кошмарной любви и прекрасной измене, Танцует стихи о коварстве героев и верности крыс. Овации улиц раскрасили город священным зеленым. От этой молитвы обрушилось небо лавиной тепла. Несмолкаемый бис площадей засиренил галерки влюбленных. В залатанных фраках фасадов заполнили партер дома. Солнце-генсек мусолит лорнет в императорской ложе. Мрачно ворчит о расшатаных нервах, что греть не резон. Приподнимает за подбородки улыбки прохожих И, крестясь, открывает семьдесят пятый театральный сезон. Актриса Весна! Актриса Весна! Позволь нам дожить, позволь нам допеть до весны 1987 * * * Коле Якимчуку Летели облака, Летели далеко, Как мамина рука, Как папино трико, Как рыбы-корабли, Как мысли дурака, Над стеклами земли Летели облака. Летели купола, Дороги и цветы, Звоня в колокола Беспечные, как ты, Как капли молока, Как здравствуй и прощай, Как недопитый чай, Летели облака Летели кирпичи, Солдаты старых стен, Драконы перемен, Богема и бичи. Нестрашная война, Не горькое вино, Печальная страна, А в ней твое окно. Летели не спеша, Порхали неглиже, Как юная душа, В сгоревшей парандже, В Даос и Вифлеем, К окраине земли, От глупых теорем, Оставленных в пыли. Зажгу на кухне свет, Из века-сундука, Где крылья много лет Искали седока, Достану, разомну, Пристрою на спине И запущу весну, И облака во мне. 1997 * * * Коронована луной, Как начало, высока, Как победа, не со мной, Как надежда, нелегка. За окном стеной метель, Жизнь по горло занесло, Сорвало финал с петел, Да поела все тепло… Ищут землю фонари, К небу тянется свеча, На снегу следы зари - Крылья павшего луча. Что же, вьюга, наливай, Выпьем время натощак, Я спою, ты в такт пролай О затерянных вещах. О надежном и простом, Главном смысле бытия Мы доспорим, а потом, Не прощаясь выйду я… Осторожно, не спеша, С белым ветром на груди, Где у вмерзшей в лед ладьи, Ждет озябшая душа 1997 ЧУДО-РЫБА Нам дороже всего наши дети, Но эти сны, как всегда, о тебе. Чудо-рыба попалась мне в сети, И время двинулось вверх по резьбе. И открылись чугунные двери На вершине застывшего дна, Подсознанье покаялось вере, И вернула нам небо она. Там, где ждут говорящие реки, Мы под радугой спали вдвоем, Целовались горящие веки, Обнимая живой чернозем. Были днем мы всевидящим светом, Звездной ночью – все знающей тьмой, Плыли травами, облаком – летом, Первым снегом молчали зимой. Чудо-юдо, священная рыба, На спине наш серебряный дом, Мы с тобой наблюдаем, как глыба Бирюзовым играет хвостом. Проплывем вместе с ней бесконечность, Нам ее проклевала сова, В небесах собирая беспечно Золотые кометы-слова. 1998 * * * Суббота, икоту поднял час прилива, Время стошнило прокисшей золой. Город штормит, ухмыляется криво, Штурмом взяв финскую финку залива, Режется насмерть чухонской водой. Серое небо с морщинистой кожей, Усыпанной пепельной перхотью звезд, Стонет и пьет, одноглазая рожа, Жалко скребется в затылке прохожим - Бледным потомкам докуренных грез. Траурный митинг сегодня назначили Мы по усопшей стране, господа, Все песни распроданы, смыслы оплачены. Где вы, герои войны и труда? Заколотили мы в рощу дубовую И закопали ее под Невой… Надо бы, надо бы родить бабу новую. Светлу, понятну, идейно толковую, Да грешный наследный вредит геморрой. Кладбище… небо, хлебнув политуры, Взракетило дыбом антенны волос. Мне снится потоп сумасшествий с натуры - Пушкин рисует гроб всплывшей культуры, Медный Петр добывает стране купорос 1987 КАРАСЬ Вот на столе аквариум, В нем плавает карась Зеленый, недоваренный, Порезанная пасть. Его, детину скромную, Лихие рыбаки Забрали ночью, сонного, Из озера-реки. Бедняга глупо тычется В прозрачное стекло Эй, – масло, соль – отыщутся? Поджарьте нам его! 1984 КОММУНАЛЬНАЯ 91 ГОДА Что видишь ты, Андрюша, где витаешь? Я битый час жду с поднятой рукой. За Васькин остров выпить предлагаешь, А сам застыл, как "Петр" над Невой. А за стеной, в нестиранной рубашке, Сосед-блокадник, Толя, тоже пьет. Он гитарист, он только что из "Пряжки", Как падает он шумно и встает! Он музыкант, он сочиняет пьесы. За стеклами метровой толщины Плывут глаза – архангелы и бесы, Багровый нос – наследие войны. Он болен, рыхл, огромен, но воздушен. Гитара тонет в траурных руках, В отекших пальцах маленькой души Да уши в туше, павшем в небесах. А мы лежим на стоптанном диване, Кот "Перестройка" будущей бедой Урчит в ногах, а в комнате-стакане Собачка "Гласность" бредит колбасой. Поставь "Полис", пожалуйста, Андрюша, А то давай возьмем еще вина. Блокада новая терзает наши души, Нас окружила страшная страна, Нас обложили, предлагают сдаться, За что-то там идти голосовать. Ты уезжаешь, я решил остаться, Давай нальем за родину, за мать! НАРОДНАЯ ПЕСНЯ КОНЦА XX В. Распродайте нашу боль, господа бизнесмены, Украдите нашу горечь, господа воры, Ослепите нашу правду, фонари измены, Обломайте нашу волю, мастера игры. Заболтайте наши песни, господа ди-джеи, Нарисуй чужие лица, модный визажист, Да припудри-ка получше на следы на шее, И на тот свет выдай визу, старый паспортист. Оросите нас слезами, мальчиши-демократы, Разорвите наше знамя, плохиши-большевики, Расстреляйте нашу память, убиенные солдаты, И, забрав любовь, надежду наколите на штыки. Ночь готова ко всему, ей не важно, что случится. На привале греем руки мы у вечного огня. Все пропало, только Вера в темном небе как жар-птица Изумрудным косит глазом на тебя да на меня. СКАЗКА-БЫЛЬ В Эрмитаже, в обшарпанной зале, На прикрепленном пьедестале Смотрит грозно, как смерть, как гора, Восковая фигура Петра. Как живое – обличье Петра Сотни лет на потомков глядело, Как они непочтительно-смело Обсуждали его "трузера". И свершилось! Фигура творца Крепко пальцы холодные сжала, Вдруг рванулась – и… побежала Вон из тягостного ларца! Разлетелась звенящею пылью Вековая Петрова ограда. И по улицам шумного града Он прошел леденящею былью. Сентябрь 1984 * * * Был яркий день, Ушедший сухо прочь. Я без потерь Живу вторые сутки. И ты не верь, Не верь осенней утке, Что о беде Кричала в эту ночь. Ноябрь 1983 СТАРАЯ ВОЛОГДА Уткнулась Вологда в обрывы, Вцепилась в небо и кусты. Вдоль берегов рыдают ивы Да лают пьяные скворцы. А так все тихо, пусто. Бабы Белье полощут на реке. Дороги – пыль, бурьян, ухабы, Закат зевает вдалеке… Здесь церкви будто не ломали, Здесь бородатые мосты. Сарай и пышные дворцы, Наверно, и не воевали… И трудно верится, что пало То, с чем боролась вся страна! Гнилая баржа-старина На якорь здесь печально стала Осень 1983-1985 * * * Сергею Броку Разгребая ручищами воздух, Выдвинув тела лестницу, Покачиваясь над толпой, В обнимку с гремящим голосом, Кося лошадиными фарами, Наполненный пьяными чарами, Вскрывая штыками ног Животы прыщавых дорог, Шагает печальный Брок! Вертикалится он, дон-Кихотится, Белозубо кокеткам скалится, Наблюдая, как небо старится, Как каналы тоской беломорятся! 1986 В ПОСЛЕДНЮЮ ОСЕНЬ Последняя осень, ни строчки ни вздоха. Последние песни осыпались летом. Прощальным костром догорает эпоха, И мы наблюдаем за тенью и светом. Осенняя буря шутя разметала Все то, что душило пас пыльною ночью. Все то, что играло, давило, мерцало, Осиновым ветром разорвано в клочья. Ах, Александр Сеергеевич, милый, Ну что же Вы нам ничего не сказали О том, как дышали, искали, любили, О том, что в последнюю осень Вы знали. Голодное море, шипя, поглотило Осеннее солнце, и за облаками Вы больше не вспомните то, что здесь было, И пыльной травы не коснетесь руками. Уходят в последнюю осень поэты, И их не вернуть – заколочены ставни. Остались дожди и замерзшее лето. Осталась любовь, и ожившие камни. В последнюю осень 1990 ПИТЕР Он дышал, как река подо льдом, Он молчал, как следы на песке, На камнях, под холодным дождем, Он темнел, как дыра на виске, Он смотрел на замерзший залив, Он людьми одевал берега, Наблюдал, как в плену перспектив, Подыхая, кричала тайга Через три сотни лет носит дым Скифской вазою вещую тень. Я бреду по больным мостовым Белой ночью – оборотень. Мимо павших и бывших живых, Замурованных в склепы дворов, У распятых в подъездах волхвов Я шепчу языками немых. Разбивались глаза о проспект, В коммуналках тонули тела, Неопознанный сбили объект - Я живой, да в чем мать родила. Не рубите на хлев корабли, Не торгуйте крестами на вес, Эти камни грешней всей земли, Это небо больней всех небес 1999