Алмаз - драгоценный камень
Юрий Александрович Дьяконов


В повести рассказывается о жизни ребят большого города, об их веселых и серьезных делах, заботах и приключениях, о том, как зарождается и крепнет настоящая хорошая дружба.


 ШТУРМ КАМЕННОГО МЕШКА 


Они упорно ползли по-пластунски. Старались, чтобы не хрустнули ни ветка, ни стебель пересохшей травы. Пот струился по лицам. Рубахи прилипли к спине. Наконец, когда, казалось, сил не оставалось совсем, Ивас подал знак остановиться.

Отставшие подползали, занимали свое место в цепи у колючих кустов, за которыми начиналась полоска желто-серой земли. Сунься вперед - и сразу окажешься как на ладони. Но никто не совался. Хватали ртами воздух, никак не могли надышаться.

- Приготовить оружие! - прошелестела по цепи новая команда Иваса.

Бойцы чуть слышно зашевелились. Вынимали и вновь вкладывали в ножны кинжалы, очищали автоматы, пистолеты от приставших стеблей и земли, проверяли боеприпасы. И снова затихли, вглядываясь сквозь ветви туда, где в зарослях высоких кустов и деревьев затаилось серое приземистое строение.

- Алекс, возьми трех ребят и сними часовых, - приказал начальнику разведки Ивас.

Разведчики отползли в сторону и, броском преодолев открытое место, скрылись за деревьями.

Мучительно долго тянулось время. Но вот где-то слева зашелестели ветви. Из-за кустов появились разведчики, которые тянули упирающихся пленных. На шее Алекса болтались два трофейных автомата.

- И не пикнули, - похвастался он, опускаясь рядом с командиром. - Мы от каземата зашли. Смотрим: сидят к нам спиной. Автоматы на сучок повесили, а сами конфеты лопают. Ну, мы их…

- А ты это… шурупишь маленько, - похвалил командир. Пленные за спиной завозились.

- Что они там бормочут? - недовольно спросил Ивас.

- Будто не слышишь, - проворчал Алекс.

- Мало ли что. Сказано тебе: переведи. На то ты и переводчик. Я по-ихнему не понимаю, - ухмыльнулся командир.

- Просят развязать руки. Говорят, без оружия никуда не убегут, - «перевел» Алекс. - Может, развяжем?

- Перебьются, - хмуро бросил Ивас. - Жалкий какой! Врагу верить нельзя. А чтоб не скулили, оттащите их подальше в тыл.

Теперь, когда часовые сняты, нужно было сделать главное: освободить узников, заточенных в Каменном мешке.

Ивас с Алексом и шестью бойцами осторожно приблизились к каземату. Изнутри не доносилось ни звука. Крадучись обошли вокруг. Серые цементные стены, покрытые у земли зеленым мохом, казались неприступными. На массивной дубовой двери, окованной железными полосами, - огромный висячий замок.

- Взломаем? - спросил Алекс.

- Ясное дело, - ответил командир.

Ивас просунул под пробой замка толстый железный прут. Налегли вдвоем - не поддается. Тогда схватились за конец вшестером. Рванули изо всех сил, и прут изогнулся дугой.

- Вот черти, - выругался командир. - Крепко заколотили. Придется пилить. Давайте ножовку.

Стараясь не шуметь, они по очереди шоркали полотном слесарной ножовки. Но стальная дужка замка не поддавалась.

- Ничего не выйдет, - опускаясь на землю, сказал Алекс. - Видишь, все руки ободрал, а ему хоть бы что.

- Не хнычь! - оборвал Ивас. - Должно получиться! Вы что, забыли?! К утру всех узников казнят! - Он внимательно осмотрел замок. Ковырнул пальцем в отверстии для ключа и вдруг заявил: - Тогда мы его взорвем! Алекс, тащи порох!

- Ты же сам говорил, чтоб тихо, - удивился Алекс. - А то охранники набегут, и узникам крышка!

- Ничего! Рванем - и мигом освободим. А там нас в джунглях сам черт не поймает. Тащи.

- Так ведь последняя, неначатая пачка осталась. За нее мне… - испуганно пробормотал начальник разведки.

- Выполняй! - злым шепотом приказал командир.

Ничего больше не сказав, Алекс вскочил и исчез в кустах. Потом появился запыхавшийся, с большой пачкой пороха в руках.

- Держи замок горизонтально, - командовал Ивас.

Из надорванного уголка пачки порох тонкой струйкой тек и тек в ненасытную утробу амбарного замка. Наконец наполнился. Ивас сунул в отверстие для ключа конец смоченного керосином шпагата, плотно обмотал замок изоляционной лентой и скомандовал:

- Все в укрытие!

Бойцы кинулись назад и залегли за деревьями. Они видели, как вспыхнул конец фитиля. Подбежал командир и лег рядом.

Дымок полз по фитилю. Все ближе, ближе. И вдруг у самого отверстия замка исчез. Неужели потух?!

Они зашевелились. Кое-кто хотел уже подняться. Но тут у двери каземата полыхнуло багровое пламя. И тотчас ахнуло так, что заложило уши. Все ткнулись носом в землю. Над головами с визгом пролетели осколки. Посыпались срубленные ветки, листья.

Минуту никто не мог поднять головы. Потом увидели черный проем распахнутой взрывом двери каземата.

- Время еще было. Они успели бы незаметно скрыться. Но подвели пленные…


 *** 


Через час все участники операции под конвоем старшеклассников были доставлены в кабинет директора школы.

- Все собрались? - спросил директор, когда, жалобно пискнув, дверь закрылась за вошедшей после всех учительницей второго «Б» Зинаидой Ивановной. - Так вот я вас спрашиваю: кто атаман этого налета?

Мальчишки опустили глаза и молчали.

- А что скажешь ты, Кислицын?

- Ивас обманул нас с Колькой… Говорил, что часовые мы только так… А потом вместе наступать будем. А сам в плен нас взял… Еще и руки выкручивают! - И, глянув на ободранные ремнем руки, Женька заплакал.

- Царапины тебе медсестра йодом смазала?… Так. Значит, заживет. Успокойся и будь мужчиной, - сказал директор и стал молча рассматривать мальчишек, сбившихся кучкой в противоположном углу кабинета.

Чуть впереди стоял смуглый скуластый мальчишка. Штаны серо-бурого цвета вздулись пузырями на коленях. Зато старенькая застиранная рубашка была лихо перехвачена в талии широким офицерским ремнем. Мальчишка то и дело шмыгал коротким облупившимся носом и проводил рукой по черным непослушным волосам. Взгляд темно-карих глаз перескакивал с предмета на предмет, упорно не желая встречаться с директорским.

За его плечом виднелась аккуратно подстриженная светловолосая голова другого мальчишки с нежным, похожим на девчоночье лицом. Он непроизвольно втягивал голову в плечи, чтобы стать меньше, незаметнее. Длинные светлые ресницы на мгновенье вскидывались, и в серо-голубых глазах мелькали то откровенный страх, то робкая надежда.

- Ивасечко, это ты командир Ивас? - спросил директор.

- Ну я. - Скуластый взъерошенный мальчишка поправил свой офицерский ремень и метнул злой взгляд на хнычущего Женьку Кислицына: - Еще и нюни распустил… предатель.

- Я не предатель! Я пленный! - возмущенно выкрикнул Женька. - А пленный на допросе только фашистам не должен признаваться. Сам ты… обманщик!

- Так, - невольно улыбнулся директор. - А кто начальник разведки Алекс? Наверно, ты Жуков?

Белоголовый мальчишка шатнулся за спиной Тольки Ивасечко и, не поднимая глаз, молча покивал головой. Он боялся раскрыть рот и хотел только одного: не дознались бы, кто принес порох.

Но директор будто прочел его тайную мысль и спросил:

- И порох, Алексей, конечно, принес ты.

Глаза Алешки испуганно метнулись, голова склонилась еще ниже.

- Так. С этим тоже ясно. А теперь скажите мне, зачем понадобилось взрывать двери кладовой?

- Кладовой? - удивленно повторил Толька. - А-а… Так это ж каземат был. Каменный мешок называется.

- Понятно, - помедлив, сказал директор. - А чем эта кладовая… извините, этот Каменный мешок вам помешал?

- Там… там были узники, - дрожащим голосом проговорил Алекс.

- Какие еще узники?

- Те… в тигровых клетках. С железными прутьями. А утром их должны были казнить. - И Алешка всхлипнул. То ли ему стало жалко узников, которых они так и не успели освободить, то ли - себя. Ведь дома за порох влетит обязательно.

От его громкого всхлипа сразу пошла цепная реакция: все одиннадцать участников штурма Каменного мешка отвернулись в разные стороны и стали тереть кулаками глаза.

- Вот тебе на! Что это вы в кабинете сырость разводите? Гляди, и я насморк схвачу, - усмехнулся директор. И уже другим тоном сказал: - Поздно хныкать. Теперь уже радоваться надо, что вам руки-ноги не поотрывало. А чтоб этого не случилось, я твой партизанский отряд, Ивасечко, распускаю. Точка!

Едва мальчишки вышли из кабинета, пожилая учительница, молчавшая до сих пор, всплеснула руками:

- Какой позор! Опять ЧП! И это после всех моих бесед о дисциплине!… Обещаю вам, Михаил Иванович, что я приму самые строгие меры. Все родители…

- Зинаида Ивановна! - остановил ее директор. - Обождите со своими мерами. Злого умысла-то у них не было. Нам самим нужно хорошенько разобраться и…

- Помилуйте, чего тут ждать?! - воскликнула учительница. - Нахулиганили - пусть расплачиваются.

- И все-таки подождите, - настойчиво повторил директор.


 *** 


Проводив учительницу, Михаил Иванович решил сам пойти посмотреть место, где все произошло. Он шел по огромному школьному двору между деревьями и разросшимися кустами, ронявшими на землю прихваченные ночными заморозками разноцветные листья.

Каким- то особым чутьем, приобретенным во время службы на границе, он почувствовал, что на него смотрят. И обернулся. Из-за куста выглядывали головы Ивасечко и Жукова.

- Ну, что вы там прячетесь? Идите сюда, - сказал он.

Мальчишки нерешительно приблизились.

- Здравствуйте, Михаил Иванович, - растерянно произнес Алекс.

- Да мы сегодня уже как будто виделись, - ответил директор. - Ну, покажите, что вы там штурмовали. Пути подхода. Пункт сосредоточения. Рубеж атаки.

Ребята оживились и, видя его интерес и серьезность, все больше входя в свою роль, толково рассказали обо всей операции, начиная с данных разведки о патриотах, приговоренных к расстрелу и брошенных в тигровые клетки каземата, и кончая планом освобождения узников.

Остановились в кустах, на рубеже атаки, где два часа назад, ожидая сигнала, лежал отряд Иваса.

Директор глянул вперед и усмехнулся:

- Что-то я не вижу вашего каземата.

- Конечно. Вы же взрослый, - с сожалением сказал Алекс.

- Так разве ж так смотреть нужно! - сердито выпалил Ивас. - Михаил Иванович, вы лягте!

- Ты что?! - Алекс испуганно дернул своего зарвавшегося командира и тут же открыл рот от удивления: миг - и директор уже лежал на усыпанной листьями земле…

Как давно он не лежал на земле, не видел ее так близко! Теперь действительно все переменилось, выглядело совсем иначе, незнакомо и таинственно. Еще немного воображения, и можно поверить, что замшелая серая стена за дальними кустами и в самом деле стена каземата. Михаил Иванович поймал себя на том, что прислушивается, не донесутся ли оттуда крики людей…

И тотчас вспомнилась служба на границе. Сколько раз, сжимая автомат, вот так лежал он на земле, вглядываясь в темноту, вслушиваясь в шум леса. Не мелькнет ли легкая, едва различимая тень, не зашелестит ли трава под осторожными, крадущимися шагами.

Еще в первые месяцы службы от одной мысли, что он может оплошать и где-то рядом проскользнет через границу шпион, диверсант, становилось жарко даже в промозглую осеннюю стынь, а сердце сильно и часто толкалось в ребра.

Нет, он не оплошал. Ни сидя в секрете, ни в схватке с нарушителем, пробравшимся через кордон…

Мальчишки поднялись с земли и удивленно смотрели на директора: почему он лежит так долго? Что он еще там увидел?

Михаил Иванович ловко, неуловимо быстрым движением вскочил на ноги и, отряхнув приставшие листья, сказал:

- Пошли, ребята. Все ясно. Узников, конечно, освобождать надо. Это вы решили правильно. А вот взрывов при этом быть не должно. Запрещаю! - и, увидев вновь погрустневшие лица мальчишек, добавил: - Потерпите. С четвертого класса станете участниками «Зарницы». Там уж все будет: и штурмы, и взрывы, и выстрелы, как в настоящем бою.

Ивас с Алексом вслед за директором шагнули в вестибюль и… попятились. Рядом с Зинаидой Ивановной стояла мама Алекса, хмурый отец Женьки Кислицына и другие встревоженные родители.

- Извините, Михаил Иванович, - сказала учительница, - но я послала за родителями еще до нашего разговора. И вот…

Мальчишки пулей вылетели на улицу.


 НОВЕНЬКИЕ 


На следующий день девочки накинулись на мальчишек с расспросами. Но те хмурились, отвечали неохотно. Только Ивас был таким, как всегда.

- Ты чего скис? - хлопнув Алекса по плечу, сказал он. - Влетело дома? Ну и что? Зато как бабахнуло! Прямо бомба!

- Да нет. Меня почти и не ругали, - вздохнул Алекс. - Но папа сказал: «Теперь об «Орленке» и не заикайся».

- Ого! - присвистнул Толька. - Вот дает твой папулька! Ну, отлупил бы - и дело с концом. А то гляди-ка - велосипед!… Может, передумает? А? Или мать упросит?

Алешка безнадежно покачал головой, и расстроенный Ивас, который так рассчитывал на Алешкиного «Орленка», плюхнулся на свою парту, толкнув в бок соседку Лиду Сарычеву:

- Чего расселась, как барыня!

Едва прозвенел звонок, в класс вошла Зинаида Ивановна, а за ней - две незнакомые девочки.

Все встали и молча рассматривали новеньких. Первая, с короткими, остриженными под мальчика темно-русыми волосами, высокая, широкоплечая, с округлым румяным лицом, оглядела класс и вдруг улыбнулась, будто приглашая всех сразу стать ее друзьями. Другая - почти на голову ниже, платьице болтается на худеньких плечиках. Волосы белые-белые и заплетены в две тоненькие косички с большими голубыми бантами. А лицо какое-то треугольное, бледное и испуганное. Губы девочки подрагивали, а длинные ресницы безостановочно хлопали, будто в глаз ей попала соринка.

- Это Оля Березко, - сказала Зинаида Ивановна. - А это Анечка Глушкова, - улыбнулась она, указав на беленькую. - Думаю, что вы их хорошо встретите и подружитесь.

Олю учительница посадила за одну парту с Тамарой Васильченко, а Аню - с Алешкой Жуковым.

Алешка сразу, чтобы показать, кто настоящий хозяин парты, прочно уселся на середине. Но Аня и сама не решилась бы сдвинуться хоть на сантиметр от края скамейки и сидела напряженная, глядя прямо перед собой на доску, где под датой «13 ноября» учительница писала условие задачи.

Тамара сама отодвинулась от новенькой и за весь урок не сказала ни слова. А Оле она сразу понравилась. «Какая красивая! Волосы черные, аж блестят. И в локоны завиваются. А глаза синие-синие. Вот бы мне такие волосы… и глаза тоже, - вздохнув, подумала Оля. - Только почему она все косится, будто сердится? Ну, ничего. Вот познакомимся, и все ладно будет…»

На перемене новеньких окружили девочки. Стали расспрашивать: Откуда приехали? Почему? Где учились?

Оля рассказывала охотно. Приехала из рабочего поселка на Урале, потому что папу пригласили работать сюда, на станкостроительный завод. Мама сразу согласилась и обрадовалась: ведь она родилась здесь, в их городе. А приехали поздно, в ноябре, потому, что ждали, пока освободится квартира в заводском коттедже. У них был очень дружный класс. Ее ни дома, ни в школе Олей не называли. «Зовите меня Аленка. Я уже так привыкла», - попросила Березко.

Аня отвечала на вопросы сбивчиво, изредка поднимая на девочек тревожные зеленоватые, как льдинки, глаза. Оказывается, раньше она жила на другом конце города, а недавно переехала с мамой на Барочную улицу.

Когда кто-то спросил ее о папе, Аня опустила голову, отошла к своей парте и проплакала всю перемену.

Войдя в класс, Зинаида Ивановна спросила, кто ее обидел.

- Никто. Это я так… Зуб заболел.

- Тогда пойди к врачу, - посоветовала учительница.

- Нет. Он уже совсем перестал, - улыбаясь, ответила Аня.

- Ты что, чокнутая? - тихо сказал ей Алешка. - Только ревела, а теперь смеешься.

- Не-е, - шепнула Аня, - это я… в общем, мама говорит, что я ужасно не-уравно-вешенная… Это после… - и смолкла. Глаза ее снова начали наливаться слезами.

- Точно. Псишка! - решил Алешка. - Надавать тебе как следует, так сразу реветь отучишься.

Третьим уроком было чтение. Учительница вызвала Жукова.

- Прошлый раз ты стихотворение не выучил. А теперь? Алешка нехотя поднялся, вяло проговорил:

- Стихотворение Александра Сергеевича Пушкина «Осень», - и замолк. Будто пытаясь вспомнить, он хмурил лоб, чесал затылок и наконец сказал: - Я учил. Только вот первая строчка…

В классе засмеялись. Поднялось множество рук. Подняла руку и Аня. Учительница обвела глазами класс.

- Хорошо. Пусть поможет новенькая. Вы учили?

- Нет, но я знаю. Я всю «Родную речь» еще летом прочла, - ответила Аня и подсказала: - «Уж небо осенью дышало…»

Но и после подсказки Алеша не вспомнил. И Аня по просьбе учительницы прочла все стихотворение. В классе послышался одобрительный шепот, а Зинаида Ивановна сказала:

- Молодец. Вот тебе и первая пятерка.

- Ну, подожди, выскочка! - пригрозил Ане Алешка и, когда Аня уронила тетрадь и хотела поднять, опередил ее, топнул ногой.

Подошедшая учительница взяла из рук Ани тетрадь, увидела сна белой страничке грязный оттиск Алешкиного кеда и вздохнула:

- И откуда, Жуков, в тебе эта злость?

На последнем уроке учительница задала нарисовать по памяти какое-нибудь животное.

- Ты кого нарисуешь? - спросила Тамара Алену.

- Конечно, собаку! Знаешь, я…

- Фу! - перебила Тамара. - А я нарисую кошечку. Ангорскую!

Алене стало обидно за собак, но она промолчала. А Тамара быстро набросала контуры и стала раскрашивать свою кошечку, больше похожую на клубок голубой шерсти, из которого торчали усы да выделялись огромные желтые глаза.

Алена тоже могла бы нарисовать просто собаку. Ведь никто тут не видел ее Журку. Но она напрягала память, ей хотелось, чтобы на рисунке Журка получилась такой же смешной, какой они с палой и мамой увидели ее этой весной, когда после долгой прогулки по тайге она выскочила на полянку.

Алена увлеклась и не заметила, как подошла учительница.

- Отлично. Прекрасная у тебя получилась кошечка, - похвалила она Тамару и взяла рисунок Алены. Брови ее удивленно взметнулись: - Ну и фантазерка! Разве такие собаки бывают?!

- Бывают, - сказала Алена. - Это наша Журка из поселка.

- Что за порода у нее такая невиданная?

- Порода у нее хорошая. Лайка называется, - ответила Алена.

С ближних парт повскакивали ребята. Послышался смех.

- И все лайки с зелеными ногами и животом? - улыбнулась учительница.

- И с красным маникюром?… С оранжевым носом?!. Павлин, а не собака! - кричали развеселившиеся ребята.

- Почему вы мне не верите? - оглядывая смеющихся одноклассников, удивленно спросила Алена. - Я ведь хотела, чтоб весело было. Потому и вспомнила, какая Журка тогда была. Мы с мамой и папой даже частушки про нее сочинили:
		Журка лазила в овраг


		Кручами опасными,


		В красной глине замаралась -


		Когти стали красными.


		Журка мчалась по траве


		Тропками знакомыми -


		На ногах и на пузце


		Стала шерсть зеленая.


		Журке нравится искать,


		Нюхать первоцветы.


		От пыльцы стал нос ее


		Солнечного цвета.


Ребята, слушая частушки, еще больше развеселились. А учительница сказала:

- Ну, ты нас, Березко, удивила! Никогда бы не поверила, что собака может стать такой.

Когда учительница отошла, Тамара сказала насмешливо:

- Ты; Алена, совсем как дурочка! У меня папа художник. Поняла? Я-то знаю, что таких разноцветных собак не бывает! Трава же не красится!… Еще и Зинаиду Ивановну обманываешь.

- Ты же не видела, - хотела объяснить Алена. Но прозвенел звонок. Все начали собирать портфели. Тамара вскочила и, презрительно глянув на Алену, пошла к двери.

Пока строились, а потом одевались, мальчишки насмехались над Аленой, просили нарисовать разноцветного верблюда или обезьяну, толкали, наступали на ноги. Но она не разозлилась, не обиделась, только повторяла:

- Ну что вы, мальчики!… Осторожней, пожалуйста!…

Во дворе мальчишки затеяли драку портфелями. Девочки с криком кинулись врассыпную. Алена не побежала. И когда Ивасечко больно стукнул ее по плечу, спросила удивленно:

- Ты что налетел, как кочет? Я-то тебя не трогала!

Он снова замахнулся. Но Алена подставила свой портфель. Бум! - Толик не удержал ручку, портфель вырвался и отлетел в сторону. Он подхватил его и ударил опять. Но портфель сшибся с Алениным и снова покатился по земле… Ивас налетал и справа, и слева, но ничего сделать не мог. Алена ни разу портфель не выпустила, а он то и дело поднимал свой, ставший уже мокрым и грязным.

- Гляди! Лапы у новенькой, как железные! - восхищенно сказал кто-то из мальчишек.

- Беги, Алена! Беги! - кричали издали девочки.

Ивас уже выдохся. Черные прядки волос прилипли ко лбу. Но он все налетал, хотел, чтобы новенькая сдалась, побежала.

И Алена побежала. Но не на улицу, к девочкам, а опять к школе. Там, загнав маленькую Аню в угол у высокого крыльца, Алешка Жуков колотил ее портфелем, приговаривая:

- Вот тебе!… Вот тебе, выскочка!

- Перестань! Разве можно слабых обижать! - подбегая, крикнула Алена. - Стыдно!

Алешка замахнулся на нее. Но портфель вдруг вырвался у него из рук и, описав дугу, скрылся в колючих кустах.

Алена схватила Аню за руку и потащила к воротам.


 ПОСЛЕ УРОКОВ 


Алекс вошел в подъезд и замер: опять! Около их двери на стене было выцарапано: АЛЕШКА + ТОМК…

- Ну, Кислицын! Я тебе, - зло шепнул Алекс и стал на цыпочках подниматься по лестнице. Но противник был начеку. Затопали по ступенькам ноги, хлопнула дверь, и все стихло.

Алешка вернулся на первый этаж и, ругая Женьку Кислицына на все лады, принялся скоблить стену линейкой.


 *** 


- Папочка! Ой, что у нас сегодня было! - со смехом сказала Тамара, вбежав в комнату, и принялась описывать урок рисования.

Чем дальше она рассказывала, тем больше серьезнело лицо папы. Наконец он положил кисти на столик, отошел от мольберта и, посмотрев рисунок Тамары, сказал:

- Ты огорчила меня, дочка.

- Почему? - удивилась Тамара. - Зинаида Ивановна поставила мне пятерку.

- Да я не только о твоем рисунке. Ну, пусть сначала о нем. Ты ведь рисовала Пушка тети Зины? Так? А разве он похож? Значит, ты ничего в нем не увидела или не запомнила. У тебя вышла кошка вообще. Понимаешь? Как тысячи других: голова, хвост, глаза. Кстати, это не глаза, а желтые пуговицы.

Папа сделал несколько штрихов карандашом. Глаза Пушка ожили, насторожились и смотрели уже куда-то вверх, будто следили за полетом мухи. Тамара восхищенно вздохнула:

- Ну, папа! Ты же художник!

- А ты моя дочка. И сама хочешь быть художником. Значит, учись видеть, запоминать. Но меня огорчило не это. Зачем вы осмеяли девочку, которая видит лучше вас и, как я понял, сумела показать свою Журку именно такой - смешной, необычной?… И еще: трава-то действительно красится. Ты обязательно познакомь меня с этой девочкой.

- Вот еще! - вспылила Тамара и выбежала из комнаты.


 *** 


Алена открыла дверь своим ключом, сняла с гвоздика под календарем записку. Мама писала, где*что лежит. Но есть ке хотелось. Алена потянулась к приемнику, но передумала: слушать музыку тоже не хотелось. Может, сразу сделать уроки? Она разложила учебники, села к столу и задумалась.

Не таким представлялся ей первый день в новой школе… И вспомнился, теперь уже такой далекий, поселок в тайге. Прикрыв глаза, она ясно увидела родную маленькую школу, где ей был знаком каждый уголок. Перед ней, как в кино, проплывали лица ребят их класса, с которыми подружилась еще в детсаду.

Вспомнился кедрик, который папа выкопал в тайге и посадил под окном в тот год, когда Алена только родилась.

Росла Аленка, и кедрик рос. Аленка научилась ходить, говорить. А кедрик научился шуметь под ветром ветвями, стойко переносить удары пурги. Когда кедрик уже дотянулся до Аленкиного окна на втором этаже, он каждое утро здоровался с ней - тихонько стучал в стекло длинными зелеными иголками.

Однажды Аленка сказала маме:

- Почему деревьям не дают имена? Это неправильно!

- Их много. Разве всем придумаешь? - возразила мама.

- Ну и пусть! - не унималась Аленка. - А людей разве не много? Мы же только знакомым.

Мама согласилась. И они всем знакомым деревьям вокруг дали имена. Грустную осинку назвали Золушкой. Стройную елочку у входа в детсад - Балеринкой. Старый дуб у Дома культуры - Дедушкой. А кедрик под окном Аленка сама назвала Братиком… Ох как не хотелось с ним расставаться! Взять бы его с собой. Да разве увезешь?… Он уже вон какой вымахал…

А класс какой у них был дружный! Везде вместе. Зимой - на лыжах, на санях с высоченной Лысой горы катались. А летом - в тайгу за цветами, по грибы, по ягоды. Растянутся цепью на целый километр, идут, аукаются. А если кто вдруг не откликнется, сразу все бросают и ищут, пока не найдут. Мало ли что с человеком в тайге приключиться может!… Назад возвращаются с полными лукошками, песни поют. Мальчишки дудок, свистулек наделают - целый оркестр. Аж лес гудит…

Вспомнила Алена и гордость поселковой школы - Федю из четвертого «А». Говорили, что он статью в деда пошел. Тот в молодые годы мог вместо лошади впрячься в телегу с поклажей и катить ее хоть версту. Был Федя ростом с семиклассника, а в плечах - пошире. Он очень любил возиться с малышами. Повиснут на нем столько, что уже и цепляться некуда, повалить хотят. А он ничего, держит. Пыхтит и улыбается. А вот драчунов Федя терпеть не мог. Только начнут где мальчишки, как петухи, налетать друг на друга, он уже тут как тут. Возьмет за шиворот и растащит в разные стороны. Ну а если и после этого какой не уймется, поднимет Федя задиру за ремень, как собачонку, даст ладошкой раз по попе, так тот до вечера почесывается и в драку лезть в другой раз не очень-то торопится…

Вот бы такого Федю да в ее новый второй «Б»! Небось, угомонились бы драчуны. И Аленка подумала: «А что, если я… Нет, меня, конечно, с Федей и сравнивать смешно… Но и мальчишки тут помельче. Только очень уж задиристые. Да и папа ведь недаром говорит: «Ты у меня, дочка, сильная!» Так что же, я с ними драться буду?… Ясное дело, не буду. А тогда как же?… А вот как: не дам я им драться! Вот и все. Пусть хоть как на меня злятся, все равно - не дам!» - решила она и повеселела.


 *** 


Барочная, одна из самых окраинных улиц города, протянулась по склону горы. И получилось так, что четная сторона улицы, где выстроились заводские дома, намного выше нечетной. Прямо от тротуара, на котором стояла Аленка, начинался крутой откос. Ниже откоса шла дорога. За дорогой - та, противоположная сторона улицы, застроенная маленькими частными домиками. Присев на корточки, Алена увидела, что тротуар как раз на уровне их крыш.

Если пойти по улице влево, то через три квартала увидишь школу. А если направо и потом чуть вверх по горе, то выйдешь к громадным белым корпусам станкостроительного завода, где работает папа.

Аленка прошлась по улице. Смотрит: из двора на противоположной стороне показалась Аня.

- Пошли со мной за хлебом! - крикнула ей Аленка.

- Хоро-шо-о! Идем. Только я тут на гору не влезу.

Так и шли: Аленка вверху по своей стороне, Аня внизу - по своей. Только на углу Аня поднялась по дороге, и они встретились.

- Погуляем вместе, и ты покажешь, где тут магазин. Ладно? - сказала, Алена.

- А я не знаю где, - пожала плечами Аня.

- Не знаешь? Ну вы же раньше нас сюда переехали.

- Все равно не знаю. Мама сама покупает.

- Чудно! - удивилась Алена. - Это же самая наша работа - в магазин сбегать. Я еще в садике была, когда мама мне доверять стала. Ну ладно, язык до Киева доведет.

Булочную нашли быстро. Укладывая в прозрачный кулек покупки, Алена объясняла Ане:

- Кругленький, за четырнадцать копеек, папа очень любит. А батон и булочки к чаю.

- Смотри, кто пришел! - испуганно прошептала Аня.

Алена обернулась. У прилавка кондитерского отдела стоял Ивасечко. Крикливая продавщица недовольно говорила ему:

- Того пятьдесят грамм, этого! Брал бы, как все люди!

- А мне не надо больше! Понятно? - сердился Толька.

Он взял два крохотных кулечка с леденцами и ирисками, сунул одну конфету в рот хныкавшему малышу лет трех:

- На. Получай свою «фету». Да гляди не подавись!

Увидев Девочек, Ивас подхватил малыша и выскочил из магазина.

- Вот бы мне такого братика, - вздохнула Алена.

Изогнувшись от тяжести, Ивас торопливо шагал впереди. Алена передала хлеб Ане и крикнула:

- Ивасечко! Давай помогу!

Ивас приостановился. Но лишь взял братишку на другую руку. Не оборачиваясь, хрипло прокричал:

- Еще чего?! Без сопливых обойдется! - и прибавил шагу.

- Видишь, какой? Ни за что обидит, - тихо сказала Аня.

- Это он от гордости, - вздохнула Алена. - Не хочет признаться, что тяжело… У нас тоже такие были.

Когда на Барочной Ивас нырнул во двор рядом с Аниным, она схватила Алену за руку:

- Как же я в школу ходить буду, если он рядом живет?

- Ну и что? Вместе ходить будем, - спокойно ответила Алена.

- Вот хорошо! - обрадовалась Аня. - Пошли ко мне, поиграем?

Но тут из калитки рядом в голубом красивом пальтишке, в голубых резиновых сапожках выпорхнула, как бабочка, Тамара:

- Девочки, вы Алекса не видели?

- А почему он тут должен быть? - удивилась Алена.

- Вы что, с луны свалились? - усмехнулась Тамара. - Он же вон в том пятиэтажном доме живет. Странно. Обещал выйти… Вы сегодня мультик смотрели? - и принялась рассказывать, то и дело повторяя: - Вы поняли?… Нет, вы поняли?

«Что она, совсем нас за дурочек считает?» - с досадой подумала Алена.

Мимо прошла пожилая женщина. Алена поздоровалась с ней. Тамара смолкла на миг и недовольно глянула на Алену.

За ворота вышел старик. Борода большущая и вся седая.

- Здравствуйте! - поклонилась ему Алена.

- Здравствуй, маленькая! Здравствуй! - приветливо отозвался старик, кланяясь в ответ.

Едва отошли на несколько шагов, Тамара сердито спросила:

- Что ты с ними здороваешься? Ты же их совсем не знаешь!

- Ну и что? - удивилась Алена. - В поселке у нас со всеми; здороваются. Папа говорит: «Сказать человеку «здравствуйте» - значит пожелать ему здоровья». Разве это плохо?

Тамара смутилась, но стояла на своем:

- В городе тысячи. Всем кланяться - голова оторвется!

- Ничего, не оторвется! - засмеялась Алена. - Зато, видела, как: дедушка обрадовался! Аж заулыбался.

- Все равно! Ты какая-то странная! Гордости в тебе нет!… Не буду я больше рассказывать. Поняли? - И, сердито хлопнув калиткой, Тамара исчезла во дворе.


 *** 


«Почему Алеша не вышел?» - с обидой думала Тамара, наблюдая в щель калитки, как удаляются Алена с Аней.

С четырех лет Тамара привыкла всегда видеть рядом Алешу… В детский сад их водили то Тамарин, то Алешин папа по очереди. Как хорошо там было! Каждое лето ездили на Черное море. Играли и дома, и в саду. И читать научились, когда еще никто в группе не умел, - все вместе… А когда пошли в школу, что-то случилось. Алеша все больше с мальчишками. А ее будто и не замечает. Обидно…

- Томочка! Ты в музыкальную школу опоздаешь! - прервал ее, мысли голос мамы.

Тамара взяла папку с нотами и выскочила на улицу.


 *** 


Расставшись с Аленой, Аня вошла во двор. И тотчас из будки с лаем выскочил большой хозяйский пес Джек.

- Не узнал, Джеканька? На тебе слоечку. Ешь. Она вкусная.

Аня посмотрела, как Джек разделывается с половинкой слойки, побрела по дорожке сада мимо голых мокрых деревьев в глубину двора, где у самого забора прилепился маленький деревянный флигель, в котором они теперь живут с мамой.

Не раздеваясь, Аня присела на стул. В обеих комнатах прохладно, потому что печка уже прогорела, а разжигать ее самой: мама не разрешала, Много мама ей не разрешает. А больше всего боится выпускать одну на улицу: ведь там машины! И эту квартиру на Барочной мама сняла потому, что улица тихая и путь в школу не пересекает ни одна автомагистраль.

Утром мама собирает Аню в школу, будто провожает за три-девять земель. А вечером не придет, а прибежит с работы. Лицо бледное, испуганное. Увидит Аню и без сил опустится на стул:

- Доченька моя дорогая! Ты здорова? У тебя все в порядке?… Нет, правда, все хорошо?… И ничего не случилось?… Ну, иди сюда. - Прижмет к себе и затихнет надолго.

Аня слышит, как часто и гулко бьется сердце мамы у ее виска. На голову упадет тяжелая горячая капля. И Аня, не выдержит, тоже заплачет…

Нет, не помогла им перемена квартиры. И горе, которое обрушилось на них, не осталось там, на другом конце города, а пришло вместе с ними и сюда, на Барочную…

Аня обязательно станет доктором. Как папа. Он был очень хорошим доктором. Когда Аня с мамой приходили к папе в больницу, она видела, как его любят больные. Так и светятся. А потом, когда выздоровеют, все шлют и шлют ему письма и открытки. Папины друзья говорили, что он станет большим ученым. Он и учился. По ночам. Весь день в больнице, а ночью сидит и все пишет свою ученую работу - диссертацию.

Пойдут они в воскресенье в парк гулять. Катаются на лодочках, на колесе обозрения. А папа вдруг задумается и скажет:

- Девочки, догуляйте без меня, а? Мне тут такая интересная мыслишка в голову стукнула! Побегу проверю. Ладно? - и умчится опять к своей диссертации.

Когда папа закончил работу, они устроили настоящий праздник. И решили: как только он защитит диссертацию - ну, вроде как сдаст экзамен, - они втроем поедут на море и целый месяц будут лазить по горам, греться на солнышке и купаться.

В конце мая, в день, когда первоклассников отпустили на летние каникулы, из Москвы пришла долгожданная телеграмма: «Дорогие мои девочки. У меня все в порядке. Защитился. Приеду двадцать восьмого. Спешу. Люблю. Целую. Ваш папа».

- Это же завтра! А у меня ничего не готово! - всплеснула руками мама. Засуетилась. Погладила себе и Ане любимые платья, принялась готовить праздничный обед.

Аня обегала подружек с радостной вестью и уснула счастливая, положив под подушку свой табель успеваемости за первый класс, где красовались одни пятерки. Вот папа обрадуется!…

А на следующий день пришло самое большое горе в ее жизни. Весь день и ночь напролет около маминой кровати хлопотали врачи, папины сослуживцы. Мама то приходила в себя и кричала, та опять теряла сознание…

Тан и не дождалась Аня своего папы. Когда он ехал из аэропорта домой, в его машину врезался громадный самосвал.

Из- за, книг в шкафу Аня достала папин портрет в траурной рамке, который прятала от нее мама. Папа сфотографировался, когда только что закончил свою диссертацию, и лицо у него было такое счастливое, веселое. Аня посмотрела и заплакала. Но тотчас спохватилась. Спрятала портрет, сняла пальто, умылась и села за уроки. Скоро мама придет с работы. Нужно, чтобы она не заметила ее слез.


 АЛЕКС 


Алеша Жуков очень завидовал своим родителям. В студенческие годы папа был чемпионом института по боксу, а мама - гимнасткой-перворазрядницей. Алеша часто рассматривал их фотографии, призы и грамоты, полученные на разных соревнованиях. Вот бы ему таким стать! А как стать?!

Папа и мама в один голос твердят, что нужно заниматься физкультурой. Так разве ж он не пробовал? Сколько раз! Зарядку сделает, побегает вокруг дома, выжмет несколько раз маленькие гантели, которые специально для него купил папа. Запыхается. Подбежит к зеркалу: может, уже прибавилась мускулатура? Глянет и едва не разревется с досады - хоть бы чуть прибавилась!… Конечно, разве его с такими мускулами станет кто-нибудь бояться! Потому и норовит каждый толкнуть, а то и щелкнуть. Знают, что сдачи не даст.

Доставалось ему весь год в первом классе. И хотя в их семье ненавидели лесть и подхалимство, Алешка потихоньку приноровился угождать большим мальчишкам. То жевательной резинки даст, то детали от «конструктора». А они стали за Алешку заступаться. И еще он подружился с Ивасом.

Летом самой модной у мальчишек была игра в пробки от пузырьков. И Алешка играл. Только все время проигрывал. А как проиграет, бежит к Ивасу пробки покупать. По копейке за штуку. У Иваса глаз точный, в проигрыше он никогда не оставался. И пробок этих у него целый мешок от сменной обуви.

Алеша стал приглашать его к себе домой поиграть, пострелять а мишень из лучевого пистолета. Давал то свой автомат, то заводную автомашину. А когда подарил ему папин офицерский ремень, Ивас так обрадовался, что предложил:

- Хочешь всегда быть моим помощником?

Еще бы он не хотел! Ведь рядом с Ивасом Алешку и пальцем никто не тронет.

- Только надо тебе кличку придумать, - сказал Ивас и передразнил: - «Лешенька, Алешенька»… Не звучит!

Алешка подумал несколько минут и предложил:

- Тогда я буду… Алекс.

Ивас даже рот раскрыл:

- Ну, ты го-ло-ва! Сразу взял и придумал! Вот это звучит! Алекс… Правильно, что я назначил тебя своим помощником. Я буду командовать, а ты придумывать разные штуки.

На улице Алекс во всем подражал Ивасу. Так же хмурил лоб, сплевывал сквозь зубы, ходил вразвалочку, не вынимая рук из карманов. В трамвае или автобусе старался проехать без билета.

В летние вечера он вместе с Ивасом приходил к пятому подъезду, где собирались большие мальчишки. Они рассказывали страшные истории про шпионов, жуликов и мертвецов.

Сердце Алешки замирало от страха, но он сидел и слушал. А потом дома, когда мама, поцеловав его и пожелав спокойной ночи, тушила свет и, плотно прикрыв дверь, выходила, ему становилось зябко даже под толстым одеялом из верблюжьей шерсти. Из углов слышались шорохи. Перед глазами начинали мелькать страшные лица убийц и бандитов. Алешка вскакивал и включал свет. И сколько бы раз за ночь мама ни гасила, Алешка тотчас просыпался и включал свет вновь.

Утром Алешка вставал поздно, невыспавшийся и раздраженный. Есть ему не хотелось. Он капризничал и грубил. А, попав на улицу, злость за свои ночные страхи старался выместить на тех, кто послабее.


 *** 


Едва в сентябре начались занятия, как на Алешку посыпались жалобы: одного толкнул, другого ударил. А свою соседку по парте Зину Лагунову он так допек, что родители потребовали пересадить ее от Жукова.

Учительница вызвала маму. Дома Алешка получил хороший нагоняй. Притих на неделю. А потом опять взялся за свое. Чуть не каждый день кого-нибудь да обидит.

Когда в классе появились новенькие и с Алешкой посадили Аню Глушкову, он похвастался Ивасу:

- Она от меня завтра же убежит!

- Во дает! - удивился Ивас. - А может, она ничего? Вон моя Лидка ничего. И списывать дает, и не фискалка.

- Вот еще! - не унимался Алекс. - Хочу сидеть один. И буду!

Он стал всячески досаждать Ане: то под руку толкнет, то тетради на пол свалит.

Как- то на уроке физкультуры, увидев, что у Ани развязался шнурок на кедах, Алекс наступил на него, и Аня со всего маху шлепнулась на пол.

Адена Березко подняла Аню и подскочила к Алексу:

- Ты думаешь, я не видела?! - и добавила удивленно, глядя ему прямо в глаза: - Ну почему так? Лицо у тебя красивое, а сам злой. Почему?

Алешка хотел стукнуть ее как следует, но неожиданно для себя покраснел, отвернулся и пробормотал:

- Подожди. Тебе тоже будет. Думаешь, я про портфель забыл?

- Какой портфель?

- Такой! Что ты в кусты забросила. Я, пока его доставал, весь исцарапался. И карман оторвал. А мама ругала.

- Так ты же портфелем Аню бил!

- А тебе какое дело? Я тебя не трогал, и не лезь!

- Бить Аню я не дам! Она моя подружка.

- Ты у меня сама заплачешь! - пригрозил Алекс.

На другой день на большой перемене, когда Алена пробегала мимо, он подставил ножку. Алена споткнулась, с разбегу врезалась в толпу девочек и остановилась. А Алешка сам потерял равновесие, ткнулся лицом в подоконник и разбил нос.

Тотчас его окружили мальчишки.

- Чего ж вы стоите! - крикнула Алена, протискиваясь в круг. Схватила Алешку за руку, втащила в класс, усадила за парту и, подняв ему лицо вверх, приказала: - Сиди так! Я сейчас.

Через минуту она появилась снова и приложила свой носовой платок, смоченный холодной водой. Алешка хотел сбросить платок, но Алена не дала:

- Ты потерпи. Не брыкайся. Сейчас все пройдет…

На следующей перемене Ивас сказал ехидно:

- Вот дает новенькая! Я думал, за подножку она затрещину влепит. А она тебе платочек приложила. Ты ей понравился!

- А иди ты! - огрызнулся Алекс. - Просто она дура!


 *** 


В субботу, когда класс уже спустился в раздевалку, Зинаиду Ивановну позвали к телефону.

- Вы потихоньку одевайтесь. Я быстро, - сказала она, уходя.

Мальчики кинулись без очереди. Образовалась пробка.

Добыв пальто, Алекс вырвался из-за барьера и увидел Аню, которая стояла в сторонке, ожидая, когда все оденутся.

- Глушкова! Смотри, у тебя пуговица оторвалась!

- Где? - нагнув голову, Аня глянула на платье.

Алешке только это и было нужно. Он двумя пальцами крепко схватил Аню за тоненький бледный нос и потребовал:

- Ну, признавайся теперь, что ты тетеря!

- А-а-ай! Бо-о-оль-но! - закричала Аня, пытаясь освободиться.

- Скажи, что тетеря! Скажи! - смеялся Алешка.

- Ты зачем ее мучаешь? Она слабенькая! - подбежав, выкрикнула Алена и так сжала ему кисть, что Алешка сразу отпустил Аню.

- А ты сильная! Да?! Тогда я тебя! - Алекс изо.всех сил вцепился в нос Алены.

- Ах, ты так! - Пальцы Алены, будто клещами, сжали его нос.

- Бв-вось! Бв-вось, гововю! - гундося, закричал Алекс. Он дергался, мотал головой, но Алена держала крепко.

- Сначала ты брось, - требовала она.

- Жми, Алекс! - кричали мальчишки.

- Молодец, Аленка! Пусть знает! - подбадривали девочки.

Алекс чувствовал, что больше не выдержит. Отпустил нос Алены и, расталкивая смеющихся одноклассников, рванулся из раздевалки.


 *** 


- Ну, как твои дела? - открыв дверь, спросила мама.

Алешка пробурчал что-то, прошмыгнул под маминой рукой, бросил портфель в угол прихожей и скрылся в своей комнате.

Войдя к нему, мама увидела, что Алешка, не раздевшись, лежит на кушетке лицом к стене.

- Что случилось? Получил двойку?… Да говори же! - мама нагнулась над ним, увидела красный нос и мокрую от слез щеку. - Тебя опять побили?

- Никто меня не бил! - тонким голосом закричал он и уткнулся лицом в подушку.

Сколько мама ни пыталась узнать, в чем дело, Алешка только дергался и кричал, чтобы его оставили в покое. Потом затих.

Возвратись из магазина, мама увидела грязную посуду в мойке: Алешка поел и куда-то улизнул.

Вечером, когда папа вернулся после лекций из института, он таки допытался о том, что произошло. Выслушав сбивчивый рассказ, из которого получалось, что Алешка ни в чем не виноват, и задав множество наводящих вопросов, Юрий Павлович переглянулся с женой и сказал:

- Так чего ж ты ревел?… Выходит, тебе поделом влетело!

- Да-а! Она здоровая! Схватила так, что терпеть нельзя! - выкрикнул Алешка.

- Во-первых, прекрати истерику, - строго потребовал папа. - А во-вторых, ты что же думал? Все обязаны терпеть от тебя пакости да еще и благодарить за это? И в-третьих…

В передней раздался звонок. Алешка напрягся и побледнел.

- Там тебя девочки спрашивают, - возвратясь, сказала мама.

- Не пой-ду-у, - плаксиво протянул Алешка и отвернулся.

- Ну, тогда пойду я, - вставая, сказал папа.

- Нет, папа, нет! Я сам! - испугался Алешка и, обогнав отца, кинулся к выходу.

- Убирайтесь! Я ничего не знаю! - послышалось за дверью.

Юрий Павлович вышел на площадку и в тусклом свете лампочки увидел, что Алешка пытается вытеснить на лестницу четырех девочек.

- Что тут происходит?

Впереди всех, на голову выше Алешки, стояла крепкая круглолицая девочка в коротком пальтишке. Она вскинула на Юрия Павловича большие серые глаза и, смущенно улыбаясь, спросила:

- Можно я скажу?… Мы ведь не жаловаться. Мы только хотели, чтобы Алеша сказал, куда он спрятал портфель Ани Глушковой. Ей уроки делать надо. Вот. Она сидит дома и плачет.

- Не брал я никакого портфеля! - тонко выкрикнул Алешка.

- Ты вот что, - повернулся к нему отец. - Марш в комнату и чтоб через минуту был тут одетым. - А девочку спросил: - Вас, наверно, зовут Алена?… И вы знаете, Что портфель взял он?

Сероглазая кивнула.

- Он!… Больше некому!… Он в продленку прокрался, когда мы во дворе гуляли… Еще светло было. Мы видели! - наперебой заговорили девочки.

Всю дорогу Алешка отказывался. Но по требованию отца все же привел их в угол школьного двора. Юрий Павлович посветил фонариком, и Алешка из-под кучи мокрых листьев вытащил портфель.

Девочки обрадовались и сказали, что отнесут его Ане.

- Нет уж! - решил Юрий Павлович. - Кто брал, тот пусть и относит! Спасибо вам за помощь.

Они попрощались и убежали.

- Не знал я, что ты способен на подлость, - тихо сказал отец. - Ну что ж. Бери портфель. Отнеси девочке и извинись.

- Не пой-ду-у… Ни за что не по-ой-ду, - закрыв лицо руками, ныл Алешка.

- Ладно, - помолчав, сказал отец - пойду извиняться я… за то, что такого сына вырастил… И ты со мной. Пошли…

Аня с бледным заплаканным лицом и распухшим носом открыла дверь и удивленно отступила.

- Анечка, - сказал Юрий Павлович, снимая шляпу, - я отец Алексея Жукова. Вот возьми, пожалуйста, свой портфель. Я очень прошу у тебя извинения за тот дрянной поступок, который совершил мой сын. Уверяю тебя, что и я, и мама сделаем все, чтобы Алексей никогда не повторил ничего подобного. Поверь мне, пожалуйста, и извини.

Аня растерялась. Такое было в ее жизни впервые: большой, взрослый человек просил у нее прощения!

- Я… я, пожалуйста… я не сержусь, - запинаясь, проговорила Аня. - Алеша… он… он не злой. Он думает… Нет, он не думает иногда просто, что… - И, окончательно запутавшись, она смолкла.

Юрий Павлович незаметно подтолкнул сына. Алешка взметнул на миг испуганные глаза и выдавил хриплым, дрожащим голосом:

- Я… я не буду, Глушкова. Никогда… Честно… - Горло у него перехватило. Алешка закрыл лицо руками и выскочил из комнаты.


 СЮРПРИЗЫ 


«Ну и погода на этом юге! - не переставала удивляться Алена. - Какая будет завтра, и угадать невозможно».

Когда они уезжали из своего уральского поселка, туда уже пришла зима. Тонкоствольные березки и осинки давно лишились листвы и, голенькие, казалось, дрожали от холода на пронизывающем ветру, который хозяйничал над тайгой, без разбору хлестал: колючими крупинками снега по всему, что есть на земле.

Вьюга два дня гналась за поездом. Потом отстала. Зеленых, хвойных лесов становилось все меньше. За окнами потянулись бесснежные поля с раскисшей от дождей землей. Потом… - что за чудо! - стали попадаться сначала отдельные лиственные деревья, за ними целые рощицы, похожие издали на громадную цепь костров с разноцветными языками пламени: красными, лимонно-желтыми, бордовыми, синими. Тут еще хозяйничала осень.

А когда приехали сюда, в этот город, вовсю светило солнце, мальчишки бегали в школу в одних рубашках. Мама принесла с базара кисти крупного продолговатого винограда, сквозь кожицу которого просвечивали зернышки, и громадный полосатый арбуз. Куда же она попала? Уехала из зимы. Промчалась в поезде мимо осени. А тут, выходит, еще самое настоящее лето?!

Но лето продержалось недолго. Через неделю лужицы сковало льдом. Всю землю, тротуары, крыши домов устелили опавшие в одну ночь листья кленов, каштанов, акаций. Повалил снег, и к вечеру ребята катались по улице на санках.

Пришла зима? Ан нет! Через два дня от снега и следа не осталось. Полили нескончаемые дожди. Вот уже и Новый год на носу, а зимы все нет. Ну а какой же это Новый год без снега?…


 *** 


Двадцать восьмого декабря ребята пришли в школу нарядные, праздничные, с просветленными, радостными лицами - ведь сегодня последний день занятий, а впереди - Новый год, подарки и зимние каникулы.

Обычно растрепанный и небрежно одетый, Толик Ивасечко был: неузнаваем. Сегодня все на нем новое: и рубашка, аккуратно заправленная под ремень, и брюки с острыми, как ножи, стрелками, и ботинки. Да и сам Толик похож на новенький сверкающий гривенник. Непослушные темные вихры он смазал каким-то маминым кремом, отчего они блестели и плотно облегали голову. И ходил он сегодня, на удивление, тихо, осторожно. Садясь, смотрел, не запачкана ли скамейка, и, чтоб не измялись, аккуратно поддергивал штанины.

Алекс после недавних событий сидел притихший и делал вид, что, кроме урока, его ничто не интересует. Но когда у Ани вдруг соскользнула на пол промокашка, он стремительно нагнулся и водворил ее на место.

- Спасибо, - сказала Аня и улыбнулась.

Алешка смутился и, пододвинув к ней сложенный вдвое лист, шепнул:

- Это тебе… А рисовал папа… Спрячь, а то увидят…

Едва прозвенел звонок, Алешка сорвался с парты и убежал. Аня: оглянулась вокруг и, подняв крышку парты, раскрыла плотный лист бумаги. По крутым волнам бежал красивый парусник. А в самом уголке над морем виднелась крохотная чайка.

- Ну-ка покажи, что ты там прячешь!

Аня сунула рисунок в тетрадь и испуганно захлопала ресницами. У парты стояла Тамара Васильченко.

- Это ничего… Это нельзя, - растерянно проговорила Аня.

- Я и так знаю! Он у Алешки дома над кроватью висел. Поду-у-маешь! - Тамара крутнулась на каблуках и убежала.

После второго урока Зинаида Ивановна объявила:

- Сейчас я принесу дневники с четвертными отметками Мы проведем небольшое собрание, и я отпущу вас домой, - и вышла.

Все закричали. Поднялась возня. Мальчишки носились по классу, скакали по партам. Кто-то толкнул Алешку на учительский стол. Чернильница, которой всегда пользовалась Зинаида Ивановна, не признававшая никаких авторучек, опрокинулась. Полетели брызги. Взвизгнули девочки. И вдруг наступила тишина…

Толик Ивасечко с ужасом смотрел на свою новую рубашку, по которой расползалось фиолетовое пятно. Он хотел исправить дело промокашкой, но пятно от этого стало еще больше.

«Ой, что сейчас будет!» - испугалась за Алешку Тамара.

Ивас огляделся вокруг и кинулся к Алексу.

- Он не виноват! - крикнула Тамара и тоже огляделась вокруг. Но защитить Алешку было некому. Никто из мальчишек не хотел связываться с Ивасом.

- Что ты!… Что ты наделал, козел! - яростно закричал Ивас, тряся Алекса за ворот, и наотмашь ударил его по лицу.

Второй раз ударить ему не дали: обхватили сзади и прижали руки к туловищу.

Алешка зайцем скакнул в сторону и исчез за дверью.

Ивас рвался, пытался выдернуть руки. Но его держали крепко. Мальчишки и девочки, обступив его, кричали:

- Алекс не виноват!… Его толкнули!… Он же не хотел!…

Толька перестал вырываться, попросил:

- Отпусти… Ну, говорю же: больше не буду.

Руки, державшие его, разжались. Толька обернулся и увидел перед собой раскрасневшуюся Алену Березко.

Ребята притихли: что будет?… Но ничего не было.

- Что я теперь?… - снова глянув на пятно, сказал Ивас. - Мама сказала, до Нового года форму не трогать. И вот… - Он сел за парту и отвернулся к стене.

В класс вошла учительница с пачкой дневников под мышкой. Другую такую же пачку нес за ней Алекс…

После собрания Алена с Аней подошли к Ивасу.

- Я могу вывести. Мама и не заметит! Надо только валерьянки достать, - взяв его за рукав, сказала Алена.

- Правда?! - обрадовался Толик. - И незаметно будет?!

- Валерьянку в аптеке можно купить. У меня деньги есть, - подсказал стоявший поодаль Алекс.

- Зачем в аптеку? Пойдемте ко мне, - предложила Тамара. - У нас есть. А дома сейчас никого… Может, и у меня выведется? - и показала маленькое пятнышко на подоле платья.

- Чего ж ты молчала? Конечно, выведем, - пообещала Алена.

И они впятером пошли к Тамаре.

Алена хорошенько потерла ваткой, смоченной в валерьяне, пятна на Толькиной рубашке и Тамарином платье. Потом почистила мокрой щеткой. А когда просушили их над электроплиткой, то пятен совсем не стало видно.

- Какая ты мастерица! - захлопала в ладоши Аня.

- Ну, ты даешь!… Ну, голова!… Да я тебе за это что хочешь сделаю, - восторженно говорил Ивас.

Тамара была так довольна, что села за пианино и заиграла веселую мелодию.
		- И тогда наверняка


		Вдруг запляшут облака… -


подхватили девочки.

Когда Алекс с Аленой поднялись на свою, высокую, сторону улицы, он оглянулся вокруг и сказал:

- Я тебе китайку подарю. Фарфоровую. Она качает головой и закрывает глаза. Мне дедушка подарил, когда я болел сильно.

- Как же можно дедушкин подарок отдавать? - удивилась Алена. - Да не нужно мне ничего! - и побежала к своему дому.


 *** 


Как вчера договорились, утром Алена пришла к Ане. И они сразу занялись уборкой. Пусть это будет Аниной маме, Галине Петровне, сюрприз. Придет она с работы усталая, а все уже чисто и убирать к Новому году не надо.

Алена быстренько расшуровала потухающую печку, согрела выварку воды. Они вытерли везде пыль, обмели паутину. Разрыхлили землю и полили цветы. Хорошенько вымыли теплой водой полы. Все расставили по местам и присели отдохнуть.

От работы щеки у Ани порозовели. Она накинулась на завтрак, оставленный мамой, к которому утром еле притронулась. Потом вместе пили чай с джемом и говорили о том, как удивится мама, когда придет с работы.

Во дворе послышались лай Джека и чей-то крик. Чуть погодя в комнату вошла женщина в засаленном ватнике, в грязных мужских галошах, надетых на босу ногу, в черном шерстяном платке, из-под которого выбивались черные, с сединой, волосы.

- Иди! Пришли к тебе! - сердито сказала она Ане и, даже не прикрыв за собой дверь, вышла, бормоча: - Шляются всякие!…

- Чего она сердится? - одеваясь, спросила Алена.

- Кто? Тетя Даша?… Не знаю. Она почему-то всегда сердитая.

На улице их поджидали Тамара с Алешей и Толик Ивасечко.

- Ох, и злюка ваша Дарья! Во двор не пускает. Чуть метлой не огрела. Ну, я ей тоже когда-нибудь сделаю! - пригрозил Ивас.

- Ну ее, - перебила Тамара. - Пошли смотреть, как елку строят!

- Как строят?! - не поняла Алена. - Елка растет из земли.

- Сама ты из земли! - усмехнулась Тамара. - Это у вас растет, а в городе строится! Все-таки ты, Алена, как деревенская!

- Ну и ладно! - обиделась Алена. - Елки все равно не строят. Мне мама купила. Срубленную. А у нас в поселке в школьном дворе елка: глянешь на макушку - аж шапка валится! Только ее никто не рубил. Давным-давно, когда еще школу строили, привезли из тайги самую красивую и посадили посередке. И живет себе. К Новому году мы ее украшали. А потом хоровод водили. Дед-Мороз из тайги приезжал на розвальнях и подарки нам давал.

- И снег на ветках настоящий! - обрадовалась Аня.

- Конечно! Мы в снежки рядом с елкой играли. А тут, в городе, у вас и снегу-то нет! Зачем же тогда елка?

- Ну, ты скажешь! - не согласился Алекс. - Новый год ведь все равно есть! Значит, и елка должна быть.

- Да она же никогда не видела нашу елку! - вмешался Ивас - Такой здоровенной ни в каком поселке не найдешь!

Когда они пришли на площадь, Алена увидела, что елка в самом деле громадная. Даже выше четырехэтажной гостиницы «Южная», которая стоит на углу. И что самое удивительное - елка действительно строилась! Со стороны гостиницы она была уже готова. А когда обошли вокруг, увидели: две большие красные машины выбросили вверх длинные тонкие лестницы. На них стоят пожарники и к деревянному каркасу гвоздями елки приколачивают. Каждая ветка - целая большая елка. А кран длинной железной рукой подает с земли новые и новые елки.

Потом стали игрушки развешивать. Ну и игрушечки! Шары с Аленкину голову. А в хлопушку можно Аню упрятать.

Тамара позвала их рассматривать, деревянные избушки, которые полукругом выстроились на площади. Такие Алена только в книжках видела. Сказочные. Вот избушка на курьих ножках. А вот терем-теремок. У входа в ледяную избушку лиса хвостом нос прикрывает, притворяется, будто плачет. Рядом заяц в лубяную избушку гостей зазывает.

- Это мой папа домики разрисовал! - гордо объявила Тамара.

- Красиво! - восхитилась Алена.

- Конечно! - рассудительно сказал Алекс. - Он же дизайнер!

Спрашивать, что такое дизайнер, Алена не стала, потому что Тамара опять скажет, что она как деревенская. Ведь и так понятно, что дизайнер - что-то вроде художника по домикам.

Но Ивасу такое внимание к домикам Тамариного папы не понравилось. Он глянул на Тамару и, прищурясь, сказал:

- А все равно самую главную работу делал Клим. Мой дядя! Он весь каркас для елки со своей бригадой строил.

- По-ду-маешь! - фыркнула Тамара. - Тяп-ляп молотком, и готово. Никто и не увидит твой каркас под елками. А папину работу сразу видно! Смотри, все идут и радуются. Всем нравится. Значит, его работа самая главная.

- Нет, Климова работа главная, - настаивал Толик.

- Нет, папина! - не уступала Тамара. - Скажи ему, Алекс!

Алекс и Аня растерянно смотрели на них: чью сторону принять? Ивас обозвал Томку дурой. А Алена, подумав, сказала честно:

- Домики, Тамара, красиво. Но и без каркаса тоже нельзя. Елка сразу завалится. И папа говорит: «Всякая работа главная».

- Ну и пусть завалится! - зло выкрикнула Тамара. - А ты с Анькой к мальчишкам подлизываешься!

Ивас хотел стукнуть Тамару по затылку, но глянул на огромного Деда-Мороза, которого успели уже поставить под елкой, и вдруг засмеялся. Алена обернулась. У ног Деда-Мороза, который опирался посохом о мокрый черный асфальт, какой-то шутник поставил огромные оранжевые галоши, какие надевают старики на валенки. Студенты, украшавшие елку, кричали:

- Дед-Мороз, надень калоши! А то насморк схватишь!

- Пусть горсовет даст в Новосибирск телеграмму: «Срочно высылайте эшелон снегу!» - пошутил какой-то мужчина.

Но Алене смеяться не хотелось. И Деда-Мороза жалко. Зачем над ним смеются?… И первый раз в жизни она будет встречать Новый год без снега. Ну и город. Даже снега зимой нет!…

Но напрасно Аленка так сердилась на изменчивую южную зиму. В первом часу ночи, когда она, закончив украшать свою елочку, заснула, с дальнего Севера подули богатырские ветры. Они оттеснили теплый воздух далеко-далеко, к самому Черному морю, и погнали над городом стада тяжелых темных туч. Снег повалил хлопьями и не переставал до восхода солнца.


 МАНЬКИН СПУСК 


Барочная преобразилась. Чисто, бело кругом. Морозец небольшой, поэтому снег липкий, податливый. Ребята с самого утра на улице. В снежки играют, строят крепости, лепят снежных баб.

На новогоднем утреннике Зинаида Ивановна объявила:

- По плану зимних каникул у нас восьмого января прогулка в парк пионеров. Берите лыжи, санки. Покатаемся, устроим соревнования. Будет весело. Приходите ровно к десяти.

Алена все время помнила об этом. Но накануне легла поздно и проснулась в половине десятого. Она заторопилась, надела голубой шерстяной костюмчик, лыжные ботинки и белую, с голубыми полосками, шапочку. Схватила лыжи и выскочила на улицу.

«Опоздала! - с горечью подумала она, увидев, что в школьном дворе никого нет. - Все уже в парке… Спрошу-ка у нянечки».

Но дверь оказалась запертой. Зато висело объявление:
		В СВЯЗИ С РЕЗКИМ ПОХОЛОДАНИЕМ ПРОГУЛКА ВТОРОКЛАССНИКОВ В ПАРК ПИОНЕРОВ ОТМЕНЯЕТСЯ


«Какое же резкое? - удивилась Алена - Чуть щеки пощипывает… Тогда побегу на Манькин спуск. Там уж кого-нибудь увижу».

Манькин спуск зимой был самым любимым местом всей ребятни, живущей в округе. Имелось у. него, конечно, и другое название, утвержденное горсоветом. Но ребята по-прежнему, как когда-то их дедушки и бабушки, называли его Манькиным.

От Барочной спуск начинается полого. Тут катаются те, кто боится скорости. Дальше, от Кирпичной улицы до самых «дотов», гора стремительно уходит вниз. Здесь уж санки летят так, что дух захватывает. Дотами мальчишки называли поставленные стоймя пять громадных бетонных колец с растрескавшимися боками и торчащими прутьями арматуры. Их оставили на склоне строители, когда прокладывали городской коллектор.

Только самые отчаянные взрослые парни иногда отваживались не свернуть перед дотами, а, вильнув на сумасшедшей скорости между ними, вырывались на длинный пологий спуск, идущий до самого полотна железной дороги.

Когда Алена в первый раз пришла на Манькин спуск, у нее глаза разбежались: народу-то сколько! Были тут и совсем маленькие под присмотром мам и бабушек. Сопя и покряхтывая, они, как муравьи, тащили свои санки с высокими спинками к самым ступенькам магазина, усаживались, выставив вперед растопыренные ноги, и с визгом скатывались в крохотный овражек.

Ребята постарше с криком «Берегись!» съезжали по Манькиному спуску уже до Кирпичной. Тормозили в глубоком снегу и по пробитым сбоку тропкам снова поднимались наверх.

Большие мальчишки, низко пригнувшись к саням, плотно сжав губы и напружинив тело, летели посреди спуска, все набирая и набирая скорость, мимо магазина, мимо Кирпичной, туда, вниз, к дотам, Перед ними ловко сворачивали в сторону и, вздернув сани на дыбы, поднимая вихри снежной пыли, тормозили, осаживали их, как разгоряченных, храпящих коней.

Остальные с завистью смотрели на смельчаков.

Прибежав к Манькиному спуску, Алена увидела, что народу тут полным-полно. Не было только малышей у магазина. Среди мальчишек она заметила Иваса и Алекса и подъехала к ним.

- Что ж вы в школу не пришли? Вы же обещали.

- Охота была! - растирая посиневший нос, ответил Ивас.

- Нашла дурачков! Сегодня двадцать два мороза! - постукивая ногой о ногу, поддержал его Алекс.

- Эх вы, зяблики! - засмеялась Алена. - У нас в поселке знаете какие морозищи были?! Про такие говорят: «Мороз железо рвет и на лету птицу бьет» - вот какие.

- Чего привязалась?! - разозлился Ивас. - Еще и лыбится! Вот дам раз по шее, так сразу заскучаешь!…

Ивас готов был на ком угодно сорвать свою злость. Полчаса назад он снова ходил к началу спуска, решив, что сегодня обязательно преодолеет страх и промчится до самых дотов. Он стоял, переминаясь, среди больших мальчишек, но в последний момент, когда подошла очередь, испугался. Ребята обозвали его трусом, вытолкали в шею и сказали, чтобы он больше тут не появлялся. Ничего этого Алена не знала, поэтому, улыбаясь, сказала:

- Что ты сердишься? Давай лучше договоримся: как только ты съедешь на санках до дотов, я сразу за тобой на лыжах. Идет?

Ивас так и задохнулся от злости. Кинулся к ней и стал отнимать лыжную палку.

- Я т-те-бе пок-кажу! - кричал он, пытаясь сдернуть ремешок палки с руки Алены. - Я тебе щ-щас!… А ты чего смотришь?! Девчонки испугался?! - крикнул он Алексу.

Алекс бросил санки и стал вырывать другую палку. Ивас изо всех сил дернул, ремешок лопнул. Ивас, не выпуская палки, повалился в снег. Аленку резко качнуло в сторону. И вдруг лыжи заскользили под уклон. Она еще смогла бы остановиться, но Алекс продолжал тянуть ее за другую палку.

- Бро-о-сь! - испуганно крикнула Алена.

Алекс бросил. Но было уже поздно. Лыжи все быстрее скользили под уклон… Кажется, прошел только миг, а рядом уже Кирпичная и начало крутизны. Алена хотела притормозить палками и отвернуть вправо, к сугробу. Но ее стало вдруг разворачивать в противоположную сторону, к середине спуска.

«Палка! У меня же одна палка! Потому и заносит», - подумала она и выпустила ее из руки. Это заняло, наверное, всего мгновение, но за это мгновение уже промелькнула мимо спасительная Кирпичная, и Аленка, успев лишь присесть, сжаться в комок, будто подхваченная ветром, полетела по крутому спуску к дотам. «Только бы успеть повернуть!… Только бы успеть!» - бешено выстукивало сердце. Цементные, чуть припорошенные снегом бока дотов с торчащими, как пики, прутьями арматуры вдруг выросли до облаков, заслонили все пространство.

«Отвернуть!… Надо отвернуть!» Алена наклонила корпус вправо, ставя лыжи почти на ребро… Теперь время будто остановилось. Казалось, это не она, а доты еле заметно, неохотно уползали с ее пути влево… Но и это было еще не все. Теперь с невероятной быстротой на нее надвигался, ощерясь гнилыми зубьями досок, полуразрушенный забор над оврагом. Алена тормозила, как могла. Но забор уже рядом. И тогда она сделала последнее, что могла, - упала на бок. Ее перевернуло несколько раз. Что-то хрустнуло. И. наступила тишина…

Алена лежала и ждала чего-то еще более страшного. Но ничего не происходило. Она медленно отерла лицо от снега и открыла глаза. Над ней склонилось низкое зимнее небо. А совсем рядом, сбоку, навис серый запорошенный снегом забор. Попробовала встать. Ничего. Ноги держат. А где же лыжи?… Она нашла их тут же, у забора. Одна была срезана наискось, будто ножом. Передняя часть другой разбита в щепы. Алена собрала осколки и, проваливаясь в снег по колено, стала взбираться в гору. Навстречу ей уже бежали трое старшеклассников.

Когда поднялись наверх, к магазину, ее окружила толпа мальчишек. Одни ахали, глядя на разбитые лыжи, другие восторженно кричали, что она молодец.

Алена осмотрелась. Иваса и Алекса среди мальчишек не было.

- Возьми свои палки, - сказал один из старшеклассников. - Как же ты их потеряла?

- Да ничего она не теряла! - ответил другой. - Тут на нее пацаны какие-то налетели. Где они?… Ты их знаешь?

Алена ничего не ответила. Выбралась из круга и, прихрамывая, медленно побрела к Барочной.


 *** 


Первым домой пришел папа. Пока Алена собиралась с духом, папа сам спросил:

- Так что у тебя стряслось?

- Лыжи разбила. Показать?

Но папа прежде всего осторожно ощупал ей руки, ноги, голову, спросил, не болит ли где, не тошнит ли. Потом глянул на то, что осталось от лыж, и покачал головой:

- Могло быть и хуже. Как же тебя угораздило?

Алена рассказала все, как было. Умолчала лишь о том, что палку у нее вырвали мальчишки.

- Да, видно, на этих, с позволения сказать, дотах можно и шею свернуть. Надо посмотреть… А кататься там хорошо?

- Так хорошо, папа! Почти как на Лысой горе. Только эти противные доты. Их все боятся…

На следующий день, в пятницу, мама ушла на вечернее дежурство в поликлинику, и Алена с папой ужинали одни. Когда она прибрала со стола и помыла посуду, папа предложил:

- А не махнуть ли нам, дочка, на Манькин спуск?…

Людей на Манькином спуске оказалось не меньше, чем днем. Продержавшись всего два дня, мороз сник. Теплынь. Ветра никакого. И над головой, как огромная лампа, повисла полная луна. С горы одни за другими, а то и по нескольку в ряд, мчались санки. Правда, съезжали только до Кирпичной, дальше не решался никто.

Алену с папой сразу заметили:

- А-а, лыжница пришла!… Ну как, еще до дотов поедешь?…

- Что пристал? Не видишь - девчонка с отцом…

- А что, хлопцы, не тряхнуть ли мне стариной? - весело сказал папа. - Одолжите-ка саночки покрепче.

- Возьмите мои!… Мои больше!… Зато мои кованые! - наперебой предлагали свои санки мальчишки.

Перед Аленой мелькнули на миг испуганные лица Тольки и Алешки и тотчас исчезли за спинами.

Папа кинул на плечи Алене свое короткое полупальто, надвинул на лоб шапку-кубанку и вскочил ногами на санки. Сначала будто нехотя, потом все быстрее и быстрее санки понеслись под гору. Папа, стоя, держась за веревку, стремительно мчался вниз.

- Упал! Упал! - закричали маленькие мальчишки.

- А попробуй стоя! - осадили их старшие. - Думаешь, легко?!

Но они ошиблись. Перед Кирпичной папа сам по всем правилам упал на санки и еще быстрее понесся к дотам.

- Куда?!… Поворачивай!… Убьется! - испуганно закричали мальчишки. Замахали руками. Да разве услышит!

На сумасшедшей скорости санки влетели в проход между двумя правыми дотами, мелькнули, огибая средний, и вдруг исчезли… Но еще через миг все снова увидели темное пятнышко саней, мчавшихся уже по пологому спуску к железной дороге.

- Ура-а-а! - раздался воинственный пацанячий крик.

Чтобы взрослый человек да еще ночью преодолел страшные доты, мальчишки видели впервые.

Когда Аленкин папа поднялся наверх, он сказал ребятам:

- Ну, давайте знакомиться. Зовут меня Николай Степанович. Я хочу сказать вам пару слов. Хотите кататься по спуску до самой железной дороги?

- Ого! Конечно!… Хотим!… Хотим!

- Тогда вот что. Завтра с утра выходите с санками и лопатами. Выровняйте спуск и насыпьте снежный барьер вдоль забора над оврагом. Сможете?

- Чего ж тут? Сможем! Мы всех позовем! - загремело вокруг.

- А доты?! Как же с ними? - выкрикнуло несколько голосов.

- А эти ваши доты я беру на себя, - ответил папа. - Ну, хлопцы, дружной вам работы!


 *** 


В субботу по всему Манькиному спуску шли работы. Одни насыпали и разравнивали санную дорогу. Другие вырубали лопатами большие снежные кирпичи и возили их к забору над оврагом, где с каждым часом рос снежный барьер.

- Гляди, ребята! А где же доты?! - удивлялись только что пришедшие.

Только немногие, кто пришел на спуск самым первым, уверяли, что видели собственными глазами, как снизу, от железной дороги, подошел гусеничный трактор с ковшом. Он поддел тяжеленное кольцо первого дота, поставил его на бок и дал ему хорошего пинка. Дот дрогнул и медленно покатился наискосок по склону, пока не исчез в проломе забора, которым огорожен овраг. Туда же, один за другим, кувыркнулись и остальные…

Одни верили рассказам очевидцев, другие сомневались. Но одно было совершенно бесспорно: бывшие «доты» с дороги на Манькином спуске исчезли навсегда.


 ИВАС 


Толик Ивасечко отца своего почти не помнил. Иногда всплывало на миг в памяти худое носатое лицо с рыжеватыми баками на щеках. Больше запомнились руки, тяжелые, с короткими Обломанными ногтями. Чаще всего руки стискивали горлышко бутылки или граненый стакан, от которых пахло резко и неприятно. Иногда они протягивали Толику кусок колбасы, бублик или конфету.

Толик часто просыпался среди ночи от шума в соседней комнате. Там что-то падало, звенело разбиваемое стекло, слышались крики. Потом хлопала входная дверь, так что дребезжали стекла, и в наступившей тишине слышался тихий плач мамы.

Потом отец исчез совсем, и мама приказала, чтобы Толька о нем никогда не спрашивал.

А в ноябре у Тольки появился маленький брат Шурка. До года Шурка рос здоровеньким. Мама носила его в ясли, и Толик исправно ходил в детский сад. А потом началось: чуть ли не каждый месяц Шурка чем-нибудь да заболеет. Особенно летом. И настали для Толика трудные времена. Пока мама на работе, он с Шуркой сидит: лекарство дает, манной кашей кормит, спать укладывает и забавляет, чтобы не ревел и не нажил себе грыжу. Зато, едва мама придет с завода, Толик и минуты не потеряет: шмыг в двери - и был таков. Гоняет по улице дотемна, пока голод домой не загонит. Дома влетит, конечно. Зато - воля. Иди куда глаза глядят. Делай, что хочешь.

К семи годам Толик изучил город, как свои карманы. Знал, где находится любой завод, магазин или школа, и вообще постоянно был в курсе всего, что происходит в округе. На улице законы свои: нянчиться с тобой никто не будет. И Толик привык не хныкать, не показывать страха, держать язык за зубами. Привык надеяться лишь на себя и поверил, что сила, ловкость и решительность - самое важное на свете. Обидели - дал сдачи. Попался противник посильнее - хватался за палку или камень. Поэтому мальчишки на улице предпочитали его не задирать.

Толик был знаком, наверное, со всеми парикмахерами города ж регулярно навещал своих знакомых. Едва его вихрастая голова появлялась в дверях, кто-нибудь из мастеров спрашивал:

- Что так долго не появлялся, Толик? Бишь, жара какая.

- Вам газировки или квасу? - спрашивал догадливый Толик.

Не успевал мастер побрить клиента, как Толик ставил уже на стол запотевший графин, полный янтарно-желтого кваса.

- Ну, парень! Огонь! - хвалили довольные парикмахеры. - Может, подстричь твои вихры?

- Не-е, они у меня неподдающиеся, - отказывался Толик.

Из парикмахерской он уходил с карманами, набитыми разноцветными пробками от пузырьков, а то и с двугривенным на мороженое.

Толик один из лучших игроков на улице. А у кого много пробок - тот король. Все свои пистолеты, автомашины, мячики, хоккейные клюшки и еще кучу всякого добра он выменял на пробки. У матери денег не очень-то выпросишь. Да он и не просит. Сам не маленький.

Когда Толик перешел во второй класс, сильно заболела мама. Отвезти себя в больницу она не позволила. Лежала дома. Две недели Толику пришлось заботиться о ней и о маленьком Шурке. Он делал все, даже стирал Шурке штаны и под руководством мамы готовил обед. Когда маме стало чуть лучше, у них произошел короткий, но очень серьезный разговор.

- Что бы мы без тебя делали! - обняв его за шею, сказала мама и заплакала.

- Ну чего ты, мам?… Скоро поправишься. И все будет хорошо, - утешал ее Толик, сам готовый расплакаться.

Хотя мама тогда больше ничего не сказала, Толик понял, что она на него очень надеется. Он и раньше всегда старался помогать маме: носил воду из колонки, бегал по магазинам, забирал Шурку из яслей. А теперь Толик придумал такое, что аж дух захватило. Он достанет для мамы… алмаз! Вот это будет подарок!

У многих мальчишек мамы работали на заводе. Но что это за работа - бухгалтер, табельщица, нормировщица. А у мамы Толика настоящая мужская профессия. Она токарь-универсал. Да такой токарь, что ее портрет второй год висит у заводской проходной на доске Почета.

Когда Толик вырастет, он тоже станет токарем. Потому что интереснее профессии, наверное, и не придумаешь. Толик знает, что эта работа трудная. Мама возвращается после смены такая усталая. Особенно последнее время, когда приходится точить большие детали из очень твердой стали.

- И ничего такого придумать нельзя, чтоб полегче было? - как-то спросил Толик.

- Как нельзя?! Можно, - ответила мама. - Уже придумали люди резцы с алмазной головкой. Любую сталь режет за милую душу.

- Так чего ж ты?… - изумился Толик.

- А того, что нет еще на заводе таких резцов. Это же не хала-бала, а алмаз. Камень драгоценный.

- И много этого алмаза на резец нужно? - допытывался Толик.

- Да нет. Люди говорят, что всего крупинка. Зернышко…

И Толик решил, что в лепешку разобьется, а крупинку алмаза маме на резец достанет.

В универмаге, в отделе инструментов, тетенька сказала:

- Вот, возьми стеклорез. У него аж три ролика из победита. Стекло режет прилично. И стоит всего полтинник.

- Нет, мне алмаз нужен, - настаивал Толик.

- Алмазы, мальчик, на моей памяти только раз были. И стоят дорого. Кажется, пятнадцать рублей. Так и скажи отцу. Пусть наведывается.

Говорить Толику было некому. Да он и не собирался. Это же его тайна. И цена его не испугала. Ну что ж, продаст все свои пробки и еще что-нибудь впридачу. Как-нибудь насобирает. Но сколько он ни заходил в универмаг - алмазов все не было.

Совсем недавно Толик увидел, как пожилой стекольщик лихо, одним махом, резал для магазинной витрины толстенное стекло.

- Дедушка, вы не продадите свой алмаз? - спросил он.

- Ты что, малец, с ума спятил?! - удивился стекольщик. - Этот алмаз мне от отца, а ему от деда достался. В нашем роду все стекольщики были. И всех он кормил. Сто сот предлагать будут - не отдам.

И все- таки Толик не терял надежды. Потихоньку собирал деньги. В жестяной коробке из-под леденцов у него уже есть семь рублей восемьдесят шесть копеек.

Руки у Толика, как говорила мама, постоянно чесались. Руки все время хотели что-нибудь делать: то метали биту в пробки или в айданы, то хватались за пилу, отвертку, ножик или молоток. Появлялись новые пистолеты, кинжалы, стрелы.

Но ему всегда хотелось сделать что-нибудь совсем необычное, и безудержно тянуло к военной технике. Он замирал, когда дома у Алекса на большом экране цветного телевизора видел, как руки артиллеристов дергают шнур, и из ствола орудия вырывается сноп огня, как руки партизана поворачивают рукоятку взрывной машинки - и грохочет взрыв, взметая в воздух стальные рельсы, мосты, танки врага. Толик каждый раз представлял себя на их месте и в игре так увлекался, что забывал обо всем на свете.

Первый раз маму вызвали в школу после игры в партизан. Ивас с товарищами бесстрашно подполз под огнем к вражескому бункеру и бросил в амбразуру противотанковую гранату. Он совсем не думал, что дустовая шашка, влетев в окно туалета на втором этаже, наделает в школе такого переполоху. Вонючий ядовитый дым поплыл по коридору. Захлопали двери. Забегали учителя. Чуть было не вызвали пожарную машину. Хорошо еще, что близко оказался военрук. Он надел противогаз и вышвырнул горящую дустовую шашку на улицу…

Тогда мама всыпала Тольке здорово. Рука-то у нее тяжелая.

Второй раз маму вызвали уже недавно, в ноябре, после операции по спасению узников. Ивас и не предполагал, что она закончится взрывом. Разве он виноват, что замок не поддался ни ломику, ни ножовке?

Еще в детсаду Толик сторонился девчонок. Всего боятся, техникой не интересуются, в войну не играют. Возятся со своими куклами. А чуть задел - сразу в рев и бегут жаловаться. И Толик с девчонками не; связывался. Изредка отпустит какой-нибудь шалобан или подзатыльник, чтоб не очень-то задавалась, и все.

Когда во втором «Б» появилась Алена Березко, Ивас подумал: «Здоровая! Такая если залепит в ухо, не обрадуешься!» И верно. В первой же драке портфелями он убедился, что Алена - девчонка цепкая и сильная. Но шел день за днем, и она все больше удивляла Иваса: силу свою Алена стала использовать совершенно необычным образом. Только начнут мальчишки кулаками махать, а она уже тут. Влезет между ними и отталкивает в разные стороны: «Что вы, мальчики?… Ну, скажи, чем он тебя обидел?»

Чудная! Пацан разве скажет? Да он, может, уже и сам не помнит, с чего началось… И перепадало Алене здорово. Ведь не сразу же остановишься. «И как она терпит?» - удивлялся Ивас.

Глядя на Алену, и другие девчонки осмелели. Чуть что - вцепятся по трое в каждую руку. Какая уж тут драка…

А когда Алена дежурит, на перемене в класс не суйся. Хотел как-то Ивас забежать, а в дверях она. Так и этак уговаривал - не действует. Звонок, говорит, будет - тогда пожалуйста. А сейчас класс проветривается. Хотел прошмыгнуть - не вышло. Стоит, как вратарь на воротах.

«Ну я тебе сейчас!» - обозлился Ивас. Разбежался по коридору. А тут кто-то хвать за руку. Обернулся - директор!

- Девочку из двери плечом вышибать?! Ну и мужчина…


 *** 


Хоть директор и распустил его партизанский отряд, Ивас все равно считал себя командиром. А раз так, значит, должен он подавать пример своим бойцам.

В первом классе никто из сверстников не отваживался пролететь по Манькиному спуску до Кирпичной. Один Ивас мог. И все ему завидовали. Но сейчас, с началом зимних каникул, Ивас вдруг обнаружил, что до Кирпичной слетает на санках уже чуть не половина его бойцов. Значит, если он теперь не съедет до дотов, какой же он командир? Но как только он становился с санками у начала спуска, сердце замирало, а ноги сами уносили в сторону. Доты гипнотизировали. Он видел только доты. Он боялся их и ничего не мог с собой поделать…

А тут подвернулась эта Алена. Примчалась на лыжах. Фу-ты ну-ты! Костюм голубой. Шапка белая. Езжай, говорит, до дотов, а я на лыжах за тобой следом… Кто же такое выдержит?!

Увидев, что Алена не смогла свернуть на Кирпичной и лыжи понесли ее по крутому спуску на доты, Ивас испугался, кинулся вслед за Алексом прочь. И, подтверждая самое страшное, сзади по ушам хлестнули крики мальчишек:

- Разбилась!… Не поднимается!…

Он не помнил, как очутился в своем дворе. Что же теперь будет? Что будет?!… Вскочил в комнату. Снова выбежал во двор. Нужно спрятаться! Заскочил в угольный сарай. Нет! Тут сразу найдут… Открыл тяжелую ляду погреба, слетел вниз по ступенькам. Нащупал пустую бочку. Вот! Тут не найдут. Сжался в комок, втиснулся и задвинул крышку над головой.

Он сидел в абсолютной темноте и ждал, ждал… И вдруг вспомнилось это… Большая толпа школьников и маленький красный гроб. А в нем Сережка. Сережка, который утонул в канале… Но он же не сам утонул! Его сбросили мальчишки с мостика, потому что он боялся нырнуть. А он упал в воду и стукнулся об какую-то железяку… А теперь?…

Толик не мог больше сидеть. Он задыхался. Выбрался из погреба, побежал к калитке. Рванул ее и застыл на месте… По той, высокой, стороне улицы с обломками лыж в руках, прихрамывая, шла Алена Березко… Живая!


 ИЗОБРЕТАТЕЛИ 


Зимние каникулы промелькнули, как короткий сон.

После событий на Манькином спуске девочки смотрели на Алену, как на героиню. Даже Тамара сказала с завистью:

- Ты, Алена, какая-то железная. Когда вырастешь, наверно, космонавтом станешь. Ой, я на той горе умерла бы от страха!

Мальчишки были сдержаннее, но и они зауважали Алену. Особенно за то, что у нее такой батя. Сказал: доты я беру на себя, и точно - наутро их будто корова языком слизнула. Катись теперь хоть до железной дороги.

А сама Алена, несмотря на то что прошло уже много времени, еще сердилась на Иваса и Алекса: «Бессовестные все-таки. Ведь я могла и правда убиться. Хоть бы сказали что-нибудь. Еще и отворачиваются…»

И в самом деле, Ивас с Алексом старались в школе Алену не замечать. Да и на улице их в последнее время почти не видно. Покатаются на санках и исчезнут куда-то.


 *** 


У Иваса снова «зачесались руки».

- Алекс! Ну давай сделаем что-нибудь! - приставал он к своему помощнику. - Такое, чтоб все аж рты раскрыли! Думай. У тебя башка вон кака лобастая. Да и папа опять же…

И Алекс придумал: сделать реактивный автомобиль. Гоночный.

- Реактивный?! - загорелся Ивас. - Конечно, сделаем! Пацаны так и попадают от зависти.

- Но горючее такое нужно, чтоб много газа было, - подумав, добавил Алекс. - А пороху у нас больше нет. После того папа и ружье, и все припасы дяде Жене отдал.

- Так чего ж ты голову морочишь?

- Я не морочу. Я вслух думаю… Вот бы такую ленту достать, как от кино. Она горит знаешь как здорово!

- Точно! - подскочил Ивас. - Достанем!

Они обегали мальчишек, но ленты достали всего с полметра.

- Мало, - вздохнул Алекс. - Знаешь, что я придумал? Ведь бывают вещи из пластмассы, которые горят. Когда я мамину мыльницу раздавил нечаянно, так она здорово горела…

Несколько дней они вдвоем ходили по знакомым. Едва переступив порог, Ивас вежливо спрашивал:

- Можно я у вас руки помою? - и шасть к умывальнику.

Пока Алекс разговаривал с хозяином, Ивас незаметно отрезал перочинным ножом кусочек мыльницы. Но ни один при испытании не загорелся. Тогда они стали пробовать все пластмассовое подряд. И в конце недели - ура! - в один день произошло сразу два открытия. Оказалось, что прекрасно горит Шуркин пупс и подставка настольного календаря. Про безрукого пупса Шурка уже давно забыл. А вот исчезновение подставки Алешкин папа сразу заметит.

Вечером, не поднимая виноватых глаз, Алешка сказал:

- Папа. Вот я тебе… для календаря купил… железную.

- А та где? - удивленно приподнял брови папа. - Разгрохал?

Алешка, не глядя ему в лицо молча покивал головой. Этой премудрости научил его Ивас: нужно сделать так, что бы и говорить не пришлось. Тогда выходит, что ты будто и не соврал.

- А деньги откуда? - спросил папа и, узнав, что Алешка потратил свои деньги, которые собирал на заводную машину, сказал: - Ну что ж. Разбить каждый может. Возмести ему, мама, с лихвой.

На эти деньги они купили чудесную пластмассовую автомашину-фургончик веселого канареечного цвета.

- Что надо! - радовался Ивас. - Полетит, как пуля!

Кузов автомашины набили кусочками Шуркиного пупса и папиной подставки. Потом затолкнули ленту. Когда все было готово, Алекс засомневался: где испытывать?

- Не боись! Откроем форточку, дым и выйдет, - успокоил Ивас.

Запирая дверь, Алекс думал, как проговорить считалку, чтобы поджигать досталось ему. Пока думал, Ивас опередил:

- Чур, я испытатель! - и отобрал у него спички.

Ярко вспыхнул конец ленты. Огонь скользнул в приоткрытую дверь фургончика… Вот сейчас как рванется!

Их беспокоило одно: хватит ли длины двух комнат? А вдруг тяга будет такой, что, пробежав дом насквозь, автомобиль врежется в противоположную стену и расшибется в лепешку?!

Повалил густой черный дым. Вот сейчас… И тут стало происходить что-то странное. Вместо того чтобы рвануться вперед, машина утробно пискнула, задрожала и стала распухать. Дым окутал ее, и уже нельзя было рассмотреть, что там делается.

Как хорошо, что они успели отскочить в угол. Тотчас из дыма вырвалось желто-зеленое пламя. Машина, как лягушка, подскочила вверх и шлепнулась на коврик у стола. Запахло паленой шерстью. Алекс закашлялся, кинулся из угла и, обливаясь слезами, стал изо всех сил дергать ручки оконных запоров. А когда наконец рамы открылись и дым повалил в окно, Алекс услышал громкий прерывистый звонок. Он заметался по комнате и, поняв, что звонят в дверь, кинулся в прихожую.

В комнату ворвалась испуганная мама:

- Ты живой, Алешенька?!… Что случилось?… Откуда дым?!

Мама действовала решительно, как заправский пожарник. Выбросила горящий коврик в ванну и принялась мокрой тряпкой гасить тлеющую обивку кресла-кровати.

На сквозняке по комнате летали черные хлопья сажи. Они липли к новеньким лимонно-желтым обоям, тюлевым занавескам.

Алекс обежал все комнаты. Иваса нигде не было. Он с ужасом посмотрел на пол, где все еще шевелился и чадил черно-бурый ком расплавленной пластмассы. Неужели сгорел?!… Потом глянул на вешалку и облегченно вздохнул: куртка Иваса исчезла. Под прикрытием дымовой завесы, не дожидаясь встречи с Алешкиной мамой, командир выскочил в окно.

«Хорошо, что мы живем на первом этаже, - подумал Алекс, - а то бы он разбился насмерть».

После подробного разбирательства папа принял суровое решение: Алешку в Ленинград летом не возьмут, а оставят у бабушки.

Две недели он находился под домашним арестом. Из школы сразу шел домой, делал уроки и с тоской глядел в окно на мальчишек, «бегущих к Манькиному спуску. Сердился на Иваса: «Хорошо ему! Выпрыгнул в окно - вот и вся расплата».

Но Ивас вины за собой не чувствовал. Сначала успокаивал Алешку, потом перешел в наступление:

- Сам виноват! Реактивный автомобиль кто придумал? Ты, и горючее - ты. А с машиной маху дал. Надо было купить железную.

К тому времени, когда с Алекса сняли арест, у Иваса уже созрел новый план:

- Плюнь ты на эту машину. Подумаешь! Сделаем реактивный самолет! А? Железный. Все так и ахнут!

Сначала Алекс отказывался. Потом задумался. А еще дня через три ему в голову пришла блестящая идея:

- Правильно говоришь - железный самолет. Только от пластмассы он не полетит. Нужна сильная тяга. Сделаем порох сами!

- Порох? Сами?! - вытаращил глаза Ивас.

- Понимаешь, у папы есть справочник… Толстенный, - от волнения проглатывая слова, стал объяснять Алекс, - так я там вычитал. Чтоб сделать порох, нужно… Вот я записал. Семьдесят пять процентов калиевой селитры, пятнадцать процентов древесного угля и десять процентов серы. Вот и все!

Ивас с восторгом глядел на своего ученого помощника. В карих глазах засветились золотистые точечки.

Они подробно обсудили все: сначала добудут серы. Потом - селитры. А древесный уголь сделают сами.

- Теперь заживем! - радовался Ивас. - Через недельку наделаем пороху, сколько захотим…

Где они только не побывали в поисках серы! Поехали в аптеку. Но им сказали, что серная мазь отпускается по рецептам.

- Это мазь по рецепту. А нам нужна просто сера. Немного, дяденька. Всего грамм триста, - просил Ивас.

Аптекарь от удивления даже очки на лоб поднял:

- Мы столько за полгода расходуем! Зачем вам столько серы?!

Мальчишки переглянулись и молча отошли от окошка.

Когда уже сели в трамвай, Алешка вдруг вскрикнул:

- Вот дурачки! Под носом лежит, а мы не видим!

- Где лежит? - вскочил со скамейки Ивас.

- В школе. В химическом кабинете. Сера - это же химия! Вот только как оттуда достать? - вновь погрустнел Алекс.

- А я на что? - гордо сказал Ивас. Подумал немного. - Есть такой человек. Кыш. Он что хочешь достанет.

Кыш оказался длинным восьмиклассником с сонными глазами и прямо-таки голубым от угрей лицом.

- Заметано. Это мы запросто, - сказал он и вдруг спохватился: - Только это же не картошка. Элемент редкий!

- Мы, сколько надо, заплатим! - неосторожно пообещал Алекс.

- Это разговор, камарады! - обрадовался Кыш. - Гуд бай!

За маленький кусочек серы Кыш заломил такую цену, будто это золото. Ивас торговался жестоко. Обозвал продавца жмотом. Но Кыш не обратил на это никакого внимания. Глянул сонными глазами и, пряча серу в карман, сказал равнодушно:

- Я думал, вам надо. А раз не нужно, камарады, гуд бай! Пришлось согласиться.

Кыш появлялся регулярно по средам и пятницам. И каждый раз после его ухода мальчишки чувствовали себя ограбленными. Алекс расстался с десятком игрушек, выудил сбережения из копилки. Ивас отдал и обменял на деньги все, что было у него ценного. Три недели они не завтракали в школе. Все съедала сера. Наконец Ивас не выдержал. Узнав, что серы скопилось на двести граммов пороха, он махнул рукой:

- Хватит пока. А то у меня уже кишки к спине присохли. Давай делать древесный уголь.


 *** 


Вечером Алешка ушел гулять, а мама убирала его комнату.

- Ну и поросенок! - ворчала она. - Ничего на место не кладет.

Из книжки выпал листок. Она глянула и удивилась:

- Юра! Посмотри, чему второклассников уже учат! Чудеса.

Юрий Павлович отодвинул свои бумаги в сторону. На тетрадном листке в клеточку торопливой Алешкиной рукой было написано: «Древесного угля - 15%, KNO3 - 75%, серы - 10%».

- Успокойся, Ниночка, этому их еще не учат. Что такое процент, он меня сам выспрашивал. А вот к чему тут селитра? - И вдруг вскрикнул: - Нина! Так ведь это же порох!…

На пустыре за пятиэтажным домом Ивас и Алекс топтались у костра. Он нещадно чадил, потому что дрова сверху прикрыли железной крышкой от выварки и старой промасленной телогрейкой.

Дым щипал глаза, но мальчишки терпели и как завороженные смотрели на костер, где «без доступа воздуха» совершалось чудесное превращение обыкновенных палок в древесный уголь.

Когда появился Алешкин отец, они и не заметили.

- Та-ак! Добыча древесного угля идет полным ходом.

Мальчишки вздрогнули и попятились. Догадался?!

- А что у тебя в кармане? Покажи, пожалуйста.

- Ничего… это так, - дрожащим голосом ответил Алекс. Взгляд отца стал твердым, и Алекс протянул ему кулек. Юрий Павлович вынул желтый кусочек. Понюхал.

- Братцы, так это же сера!… А селитра где?

- Нету, папа! Честное слово, нету! Селитры мы еще не нашли, - впервые подняв на отца глаза, ответил Алекс.

- Ну и хорошо, - облегченно вздохнул Юрий Павлович…

Вечер и еще полдня прошли в унынии. А после четвертого урока Ивас догнал Алекса на улице, хлопнул по плечу и сказал:

- Держи хвост морковкой, кореш! Подумаешь - порох! Давай лучше заведем себе овчарку! Выдрессируем и подарим пограничникам. Вот ребята ахнут!… Сразу, как поешь, выходи. Пойдем искать материал для будки.


 ПЯТЬ НОТ 


Зима в городе не загостилась. Едва промелькнул короткий февраль, как она собралась восвояси. Снег сразу осел и растаял. Вода скатилась шумными потоками в низину.

Манькин спуск блаженствовал - грел на мартовском солнышке свою натруженную, истертую до глины спину.

Два дня стояло тепло. Но вдруг подул резкий холодный ветер, колючим шершавым языком досуха вылизал тротуары, заставил легко одетых горожан поторапливаться.

- Аленка, я сегодня привезу ящиков на растопку, - уходя на работу, сказал папа. - Вы с мамой сложите их. А я вернусь и разобью.

Возвращаясь из школы, Алена на обочине дороги против своего дома увидела гору ящиков. Она быстренько переоделась и пошла перетаскивать их наверх, к забору.

Прибежала Аня и тоже стала носить.

Алена видела, как из своей калитки выскочил Ивас. Постоял и побежал к пятиэтажному дому. Вскоре Ивас вместе с Алексом прошли мимо и остановились у соседнего дома. Приплясывают на ветру, а сами то и дело на нее с Аней поглядывают.

Вышла Тамара в красивом голубом пальтишке. Прогулялась по своей стороне и тоже стоит, смотрит, как они работают.

Носить ящики от дороги по крутому откосу трудно. Аня запыхалась и присела отдохнуть.

- Глянь! Анька уже выдохлась! - засмеялся Ивас.

- Не обращай внимания, - посоветовала подружке Алена и ответила пословицей: - «Двое пашут, а семеро руками машут!»

Мальчишки притихли. Потом Ивас снова крикнул:

- А ты что стоишь, чистюля художникова?! Тамара дернула плечом и отвернулась.

- Хочешь, Аня, я про двух лентяев расскажу? - громко, чтоб услышали мальчишки, сказала Алена. - Спрашивают одного: «Ты что делаешь?» - «Ничего!» - отвечает лентяй. «А ты что?» - спрашивают второго. «А я ему помогаю!»

Аня рассмеялась. Тамара крутнулась на месте и пошла к своему двору. Ветер, как крылья, разметал полы ее пальтишка.

- Вот Алена трахнула! Не выдержала, улетела Тамарка на крылышках! - хохотал Ивас, показывая пальцем.

Алекс что-то сказал ему. Ивас смолк. Ответил с вызовом:

- Ну и что? Ну и пойду! - однако не пошел, а крикнул: - Хочешь, я тебе помогать буду?

- Хочу! - просто ответила Алена. - Давно пора.

- А чего ж ты сразу не позвала? - подходя, спросил Ивас.

- Откуда я знаю: может, ты тоже боишься запачкаться!

- Я-а-а?! - возмутился Ивас. Схватил большой ящик, поволок наверх, крича Алексу: - А ты чего стоишь?

- Думаю, - ответил Алекс.

- Чего тут думать? Берись. Сами они наверх не вскочат.

- А я хочу, чтоб сами! - упрямо сказал Алекс и повернулся к Алене: - У тебя веревка есть?…

Алена принесла. Алекс размотал Веревку и кинул конец вниз. Ивас обвязал ящик. Алекс потянул, и ящик пополз по склону наверх. За ним поползли к тротуару второй и третий.

- Хорошо придумал, - похвалила Алена. И только похвалила, как ящик выскользнул из петли и с середины откоса кувырком полетел вниз.

- Эх ты! Профессор кислых щей! - отскочив в сторону, крикнул Ивас. - На кукан его надо! Понял?… Алена, тащи клещи и молоток.

Толик выдернул большой гвоздь, согнул его, привязал к веревке. Просунул крючок в щель ящика и скомандовал:

- Тяни, Алекс! Теперь не сорвется.

И тут Алена увидела стоящую рядом Тамару. Она была уже в стареньком пальтишке и в больших кожаных перчатках.

- Томочка! - обрадовалась Алена. - Вот молодец!

Теперь Аня с Тамарой цепляли ящики на крючок, мальчишки мигом втаскивали наверх, и Алена складывала их у забора. Работа пошла так быстро, что через полчаса все ящики уже лежали аккуратным штабелем на тротуаре.

- Слушай, Алена. А что вы с ними дальше?… - спросил Ивас.

- Придет папа, разобьет на дощечки. А потом топить будем.

- Прямо с гвоздями в печку?

- Что ты! Гвозди надо повыдергивать.

- Так и я говорю: давай сами разобьем и повыдергиваем! Такими гвоздями - ого! - что хочешь сделать можно! - Ивас поколебался, до все же спросил: - Дашь немножко?

- Чего? Гвоздей? - удивилась Алена. - Да забирай хоть все!…

Так же дул мартовский ветер. Но никому холодно не было. Мастерская во дворе Алены работала полным ходом. Толик и Алена молотками разбивали ящики. Аня с Алексом клещами вытаскивали гвозди, а Тамара уносила и складывала дощечки в сарае ровными стопками.

- Гляди, Аленка, как красиво! Сучочек насквозь, как янтарь, светится… Да погляди же! - настаивала Тамара.

Алена глянула. Молоток, оставшись без присмотра, вильнул и вместо доски ударил по руке.

Ивас зажмурился: «Сейчас как заревет!» Но рева не было. Ивас открыл глаза. Тамара с Алексом испуганно смотрели на Алену. У Ани лицо стало такое, будто не Алену, а ее стукнул тяжелый молоток. Она сорвалась с места и побежала к калитке. Алена отвернулась и, приплясывая от боли, махала рукой.

Прибежала запыхавшаяся Аня с белой сумочкой, на которой был нарисован красный крест. Она осторожно промокнула кровь ваткой, смазала йодом и залила медицинским клеем.

- Спасибо, Анечка, - все еще морщась от боли, Алена повернулась к Тамаре. Взяла у нее дощечку с янтарным сучком. Сказала: - Красиво… Но когда человек работает… Папа говорит: таким надо по шее давать! Поняла?

- Я нечаянно! - вскрикнула Тамара, прячась за Алекса.

- А за нечайно бьют отчайно! - жестко сказал Ивас.

- Она же и правда нечаянно. Ведь ей самой нехорошо, - вздохнув, сказала Алена.

- Гля! Чего это ей нехорошо? - изумился Ивас.

- А тебе разве не бывает… ну это… стыдно, если кому-нибудь плохо сделаешь?

Большие серые глаза Алены в упор смотрели в Толькины. Он пожевал губами, будто хотел возразить, но так ничего и не сказал, отвел глаза.

- Ну ладно, - сказала Алена, снова берясь за молоток.

Ивасу захотелось показать всем класс работы. Он заторопился и - ой! - под ноготь большого пальца воткнулась заноза.

Тотчас около него оказалась Аня:

- Ты не бойся, Толик. Я быстро. Я умею.

- Ничего я не боюсь! - огрызнулся Ивас - Я сам!

Но выдернуть занозу не удалось. Пришлось уступить Ане.

Ивас тайком поглядывал на Анино лицо. Оно опять побледнело, «будто ей самой сделали больно. «Ишь ты! Меня ей тоже жалко, - с удивлением подумал он. - И крови не боится… А ее все трусихой дразнят…»

Пока он размышлял, Аня остригла ноготь и вытащила пинцетом занозу так, что Ивас и не поморщился.

- Ты… как сестра милосердия, - похвалил он.

Аня покраснела и сказала тихо:

- Спасибо. Меня так папа называл…

Очередь дошла до двух больших ящиков из струганных досок.

- Красота! - сказал Ивас. - Из них можно халабуду сделать.

- А что такое «халабуда»? - спросила Алена.

- Это он так шалаш неправильно называет, - объяснила Тамара.

- Много ты понимаешь! - возмутился Ивас. - Шалаш - это шалаш. Вигвам по-индейски называется. А то халабуда! Построить во дворе или в поле. Там и жить можно. Играть во что хочешь.

- Тогда давай разберем их и спрячем, - предложила Алена.

- Аленка, смотри. Твоя мама пришла! - крикнула Аня.

- Ого, сколько народу, - сказала мама. - Здравствуйте! Вот молодцы! Небось, проголодались? И замерзли. Пошли в дом.

- На работе одни лентяи мерзнут! - крикнул Ивас и смутился. Но этого никто не заметил. А вот идти в дом не захотели.

Вскоре мама сама вышла к ним. Постелила на ящик бумажную скатерть и объявила:

- Все! Перерыв! Кто работает, тот должен есть!

Отказаться от горячего какао с ватрушками ни у кого сил не хватило. А когда покончили с едой, мама спросила:

- Ребятки, вы про уроки не забыли?

- Какие уроки, тетя Вера? - радостно ответили ей. - Завтра - санитарный день. Послезавтра - воскресенье.

- Скоро папа придет. Вот обрадуется! - сказала Алена.

Мальчишки переглянулись. Алекс помрачнел, глаза его беспокойно забегали. А Ивас предложил:

- Давайте этот ящик расколотим, а остальные - завтра.

- Конечно. Рабочий день давно закончен! И куда только профсоюз смотрит? - раздался за спиной громкий голос.

Ивас обернулся. От калитки шел широкоплечий мужчина в коротком полупальто и серой кубанке.

- Привет! Решили меня без работы оставить? - улыбнулся он. - Ну, давайте знакомиться. Аню и Тому я уже знаю. А вас…

- Алеша… Жуков, - опустив глаза, представился Алекс.

- Юрия Павловича сын?… Похож. - И Николай Степанович, как взрослому, пожал Алексу руку. - А ты чей будешь? - повернулся он к Ивасу. - Постой. Да я тебя уже у проходной видел.

- Ивасечко. Толик, - ответил Ивас. - Мама у меня токарем.

- Антонина Васильевна? - улыбнулся Николай Степанович. - Хорошая у тебя мать, Толик. Если хваткой в нее пойдешь, знатный из тебя мастеровой получится!

Толик заулыбался, что-то хотел ответить, но так и не нашел подходящих слов.

- Ну, ребятки, первая смена кончилась. Отдыхайте. Спасибо за помощь. Сейчас я во вторую заступлю.

- И мы с вами хотим! - выпалил Толик.

- Мы не устали, - поддержали его Алекс и девочки.

- Ну что с вами делать, - развел руками Николай Степанович. - Тогда так: я начинаю, а вы заканчиваете. Принеси-ка, Аленка, мой большой молоток.

Николай Степанович не торопился. С интересом, как живого оглядел ящик со всех сторон. Положил набок. Tax! Tax! - дважды стукнул молоток - и стенка ящика отскочила. Еще два точных удара - и легко отвалилась вторая. Дно ящика отлетело будто само собой. А потом пошел стучать молоток играючи: тик-так-тук-ток-тэк! Будто музыкант пробежал молоточками по ксилофону, - отлетая, зазвучали дощечки нотами гаммы: соль-фа-ми-ре-до!

Ребята заворожено глядели на работу Аленкиного отца.

- Вот это да-а-а! - вскрикнули мальчишки, когда, издав басовый звук, отлетела последняя дощечка.

- Как красиво! Пять нот. Квинтет, - тихо сказала Тамара.

- Ну вот, братцы, - улыбнулся Николай Степанович. - Теперь вооружайтесь клещами и выдергивайте гвозди. Только не спешить: торопливость - плохой помощник.

Впятером накинулись с клещами и молотком на дощечки. Хотелось сделать это немудреное дело так же красиво и быстро. Да где там! Пока разделались с одним ящиком, Аленкин отец успел разбить еще три. А когда закончил последний, принялся за ту же работу, что и они. Теперь гвозди, как прежде доски, слушались его беспрекословно. Их будто магнитом тянуло под клещи. А оттуда, описав сверкающую дугу, гвозди один за другим падали точно в фанерный ящичек на земле. Мальчишки даже поспорили: пролетит или не пролетит?

Нет, до конца работы ни один гвоздь не пролетел мимо.

- Вот мастер! - шепнул Ивас Алексу. - Недаром его наш директор завода аж с самого Урала выписал!…


 «ГЛАЗА БОЯТСЯ, А РУКИ ДЕЛАЮТ!» 


Сопровождаемый Алексом, Ивас осторожно нес перед собой тяжелый фанерный ящичек. Каких только гвоздей там не было! И совсем маленькие, и побольше, и огромные, как зубья граблей. Да разве только гвозди! А сколько разных шурупов, винтиков от ящиков, в которых присылали на завод приборы, болтиков с гайками, стальных пластинчатых и спиральных пружинок, вертушек и еще каких-то замысловатых металлических штучек. Вот повезло! С этими железками да с теми прекрасными досками, которые они с Аленой спрятали за сараем, не только халабуду, а что угодно сделать можно!

- Я знаешь как перепугался, - признался Алекс.

- А то! - усмехнулся Ивас. - Я как увидел его - ну, думаю,

сейчас ка-а-ак схватит за шкирку!

- А он ничего, - сдержанно похвалил Алекс.

- Кто? Дядя Коля? - переспросил Ивас. - Сам ты «ничего»! Он мастер! Понял? Мама говорит, что настоящий мастер - это как народный артист!… А смелый, как черт! Видал, как тогда он на Манькином спуске через доты?! А-а-а! То-то!

Алекс не возражал. Ему самому Аленкин отец понравился.

- Так, выходит, что Алена ему ничего про то… ну на Манькином спуске, не сказала?! И про Аню? И про то, что в школе?

- Гля, он только понял! - насмешливо сказал Ивас. - Алена - девчонка мировая! Язык проглотит, а не пожалуется!…

Когда Толик вошел в дом, там уже зажгли свет. Шурка в своем уголке строил из кубиков крепость. Мама жарила на плите пирожки; с капустой и разговаривала с дядей Климом, своим младшим братом, о работе.

- Такая твердая сталь пошла, ужас! - говорила она. - Резцы так: и садятся. Даже моего запаса не хватает. За день несколько раз приходится затачивать. А время идет. Хорошо токарям на Московском станкостроительном - давно алмазными резцами работают.

- Известное дело - столица! - откликнулся дядя Клим. - Самый лучший инструмент прежде им попадает.

Толик, хотя уже в который раз слышал от мамы об этих удивительных резцах, не удержался:

- Мам, а ты их сама видела?

- На картинке только, - вздохнула мама. - И ничего в нем особенного. Резец как резец. Только на конце крошечка алмаза вкраплена.

- И здорово режет? - надеясь услышать новые подробности спросил Толик.

- А то! Из-под такого резца деталь выходит зеркальная! Девятый класс чистоты. Если после шлифовать станешь - только испортишь!…

Они поужинали. Дядя Клим ушел домой. Мама потушила свет. Шурка уже давно сладко посапывал. А Толик долго еще ворочался, думал о чудесном резце, после которого сталь становится, как зеркало, строил планы, как добыть для мамы такой.


 *** 


Ивас с Алексом пришли к Алене и на следующий день, и в воскресенье. Надо было обсудить вопрос, где строить халабуду. Излазили закоулки дворов, но подходящего места не нашли. А пока решили собрать материал в одном месте. Только вот где?

- Давайте я у папы спрошу, - вдруг предложила Тамара. Побежала домой и вскоре вернулась.

- Идите, папа вас ждет.

К удивлению Иваса, дядя Сережа, Тамарин папа, оказался сговорчивым и веселым дядькой. Узнав, в чем дело, он огладил свою черную бороду, подмигнул Ивасу и повел в глубину двора.

- Вот, сложите в сарай, - сказал он. - Я уже сам подумывал: а не переселиться ли мне сюда на лето из моего дворца?

Ребята посмотрели на маленький, покосившийся от времени деревянный домик Васильченко, который дядя Сережа назвал дворцом, потом на массивный высокий сарай с толстыми стенами, сложенными: из белого камня-ракушечника, и засмеялись.

Они перенесли в сарай отобранные доски, а потом каждый день пополняли запасы строительных материалов то куском фанеры или: толя, то рейкой, найденной на стройке. Все пригодится.

Тамарин сарай стал для них чем-то вроде клуба или штаба. Здесь тихо и так хорошо думается. Родители сюда не заглядывают. Лишь иногда через широкую дверь сарая видно, как выйдет в сад с: этюдником дядя Сережа, сядет в отдалении, порисует и уйдет, помахав на прощание рукой.

Тамара с удовольствием исполняла роль хозяйки: то угостит невкусным пирогом, то чаем с чудесным хрустящим хворостом, который любила делать ее мама.


 *** 


После той, первой, встречи Ивас с восхищением смотрел на отца Алены и старался как можно чаще попадаться ему на глаза. Однажды, после ожесточенного боя на улице, они с Алексом заскочили во двор Алены.

- А-а, вояки прибыли! - приветствовал их Николай Степанович. - Ну, кто кого?

- Конечно, мы, дядя Коля! - доложил Ивас. - Всех разогнали!

- Значит, победа? А покажите-ка свое прославленное оружие.

В прошлом году Ивас выменял у Женьки Кислицына на десяток пробок обломок пластмассового меча. Без ручки он никуда не годился. А Толик надел на лезвие медную трубку, расплющил ее молотком - получился большой кинжал с медной рукояткой.

- Сам рукоятку делал?… Молодец, прочно, - похвалил дядя Коля. - Только что ж она у тебя такая?… Надо бы украсить.

- А как? - заинтересовался Ивас.

- В музее был? Видел, как там рукоятки оружия разукрашены?

- Ясно, видел. Так то в музее!

- Ну и что? Все равно люди же делали. И ты сделай!

- У-у-у-у, дядя Коля. Я так не сумею.

- Пусть не так. Но чтоб красиво было. - И, видя, что Ивас сомневается, дядя Коля добавил: - Короче, договоримся так. Я сделаю одну сторону рукоятки, а ты - другую. Идет?

- Конечно, идет! - обрадовался Ивас. - А когда?

- Да хоть сейчас. Вот только Алешин пистолет посмотрю.

- Он поломанный, - уныло предупредил Алекс. - Папе в мастерской сказали: починить нельзя. У них нет такой пружины.

- Красиво сделано, - сказал дядя Коля, любуясь лучевым пистолетом. - Ну а насчет пружины… сейчас мы… по-смот-рим. - Пока он говорил это, отвертка крутнула винт, щечка рукоятки отскочила, и на ладонь упала пружинка с отломанным колечком. - Не мастера попались твоему папе, а пенкосниматели безрукие! - рассердился он. - А ну-ка, ребята, разожгите примус.

Когда примус загудел, дядя Коля взял поломанную пружинку плоскогубцами и сунул в пламя. Конец быстро накалился и стал вишневым. Не выпуская ее, дядя Коля взял другой рукой круглогубцы, крутнул размягченный конец - получилось колечко. А через минуту он вынул из банки с водой уже охлажденную синюю пружинку. Она была точно такой, как до поломки, только чуть короче. Дядя Коля вставил ее на место, щелкнул курком - из ствола вырвался тонкий луч света.

- Работает!… Как новый! - закричали мальчишки.

- А вы дадите из него пострелять? - подходя, спросила Алена.

- Хоть каждый день! - пригласил счастливый Алекс.

- Ну а теперь возьмемся за твой кинжал, - сказал дядя Коля. - Вот смотри. Я набросал рисунок. Подойдет?

Все склонились над листком.

- Вот такая будет?! - поднял недоверчивые глаза Ивас.

- Если постараемся, - улыбнулся дядя Коля. - Да ты не робей. Знаешь, как мастера говорят? «Глаза боятся, а руки делают!»

Он зажал в тиски с мягкими алюминиевыми нагубниками рукоятку кинжала. Опилил ее личным напильником с мелкой насечкой. Прочертил стальной чертилкой тонкие косые линии так, что, перекрещиваясь, они образовали маленькие ромбики. Провел по линиям граверным резцом, который резал медь, как масло, и ромбики вдруг сразу стали выпуклыми. Наметил кернером точки, где будут просверлены отверстия и вставлены вороненые заклепки с красивыми восьмигранными головками. А в центре рукоятки, в оставшемся незаштрихованным кружке, другим резцом вырезал две красивые переплетающиеся буквы «А» и «И» - Анатолий Ивасечко.

- Ну вот, - сказал дядя Коля, - моя сторона вчерне готова. А когда закончишь свою, мы все окончательно отделаем.

Целую неделю Ивас после уроков ходил к дяде Коле. Становился у слесарных тисков и осторожно проводил на меди линии, намеченные мастером. Работал он не граверным резцом: у него для этого не хватило бы и силы в руках, и умения. Дядя Коля дал ему другой инструмент - надфиль, крохотный напильничек, похожий на ножик. И вот этим самым надфилем Толик пропиливал треугольные канавки. Работа шла медленно: чуть дрогнет рука - и все испортишь. Получилось не так чисто, как у дяди Коли, но он похвалил:

- Ничего. Рука у тебя твердая. И глаз точный. Ну а терпению со временем научишься.

Когда рукоятку отделали начисто, закрасили канавки черным лаком


 вставили фигурные заклепки и начистили до блеска, получилась такая красота, что Ивас не мог отвести глаз и боялся браться за рукоятку кинжала.

При торжественной сдаче изделия присутствовали все девочки и даже Аленина мама.

- Прямо как в музее! - выразила общее одобрение Тамара.

А когда Ивас тайком принес кинжал в школу, за ним ребята табуном ходили. Женька Кислицын, у которого он когда-то выменял этот жалкий обломок меча, теперь предлагал ему за кинжал новый пистолет «маузер», пять коробок пистонов и совсем еще хорошую игру «Хоккей». Но Ивас только смеялся:

- Нашел дурака! Непродажный кинжальчик! Понял? Сам сделай такой, а тогда и хвастайся!


 ХИЖИНА 


После первого апреля учебный год покатился к концу, как детский мячик с горки. Замелькали дни все быстрее и быстрее. Прошла лишь неделя, как отзвучали оркестры Первомая, а город уже превратился в цветник. Медовый запах акаций вливался в распахнутые окна классов. Черные, белые, русые головы то и дело поворачивались к окнам: уже скоро… всего несколько дней, и начнутся каникулы.

Никогда Алена не ждала их с таким нетерпением. Это юг, что ли, на нее так подействовал? Там, где среди громадных гор затерялся их маленький поселок, тайга еще только проснулась. А в падях и сейчас лежат серые сугробы. Будут, конечно, и цветы, и запайки, но это потом, постепенно. А здесь - все сразу: теплынь, и небо, и солнце. И цветы. Да еще такие, каких она в жизни не видела: огромные деревья-цветы, деревья-букеты, над которыми с восхода до заката гудит пчелиный хор. От всего этого поневоле голову потеряешь.


 *** 


Постройку халабуды решили начать сразу после Первомая. Осталось только найти место. Ивас с Алексом излазили все окрестности и такое место нашли.

Дворы Иваса, Дарьи, Тамары и других соседей, огороженные глухими заборами, задами выходили к пятиметровому обрыву. За ним шел крутой косогор, который через полсотни метров тоже заканчивался обрывом. У его подножия начинался второй, длинный косогор, сбегавший волнами до самого полотна железной дороги. Вот тут-то, в начале длинного косогора, у единственного на всем склоне деревца, и решили они строить. Красота! Ни с улицы, ни со дворов халабуду не сможет увидеть никто. Сюда, через такие препятствия, никто не ходил. Тут никогда не пасся скот. По косогору росли никем не потревоженные травы и десятка два невысоких кустов.

Все было отлично. Вот только как добираться сюда, да еще со стройматериалами? С крутого обрыва из дворов Иваса или Тамары не соскочишь. Был только один путь. Земляные валы, которые спускались от дворов к железной дороге, пересекал еще один вал, поперечный. Будто вздыбилась когда-то земляная волна и пошла наискось, наперекор своим братьям, да так и застыла островерхим гребнем навечно. И гребень этот, единственная дорога через обрыв, начинался как раз за Дарьиным двором.

В пятницу после уроков собрались в Тамарином сарае.

Наконец прибежал запыхавшийся Алекс:

- Можно! Дарья с бутылкой за постным маслом пошла!

Ребята приласкали Джека. А чтобы он не скучал, оставили ему в подарок две хороших косточки. Быстро пробежали двор, залезли на крышу Аниного сарая, втянули туда лестницу, опустили по другую сторону забора, слезли по ней на землю и оказались перед узким гребнем, пересекавшим обрыв. Тамара и Аня попятились.

- Ну что вы, девочки, - сказала Алена. - Вон как Толик с Алешей перешли спокойно. А мы что, хуже?… Ну ладно, я страховать вас буду.

Она опоясалась прыгалкой, велела Тамаре и Ане взяться за длинный конец и идти за ней следом. Так, в одной связке, девочки и перешли на первый косогор. Второй обрыв был уже не таким крутым, к тому же по нему наискосок шли выступающие из земли глыбы желтого ноздреватого ракушечника, которые образовали ступенчатую дорожку, где можно было даже разминуться.

Когда спустились вниз, к началу второго косогора, Алена обвела глазами открывшийся вокруг простор и захлопала от восторга в ладоши:

- Ой, мальчики, какие же вы молодцы!

- И деревце есть! - обрадовалась Тамара. - Давайте назовем его Ракита? Красиво! Как в стихах: «В чистом поле под ракитой богатырь лежит убитый».

- И тут будет наш дом с окошечком! Правда? - сказала Аня.

Мальчишки провели их по склону до самой железной дороги, показали прошлогодние птичьи гнезда в кустах, изъеденный ветрами громадный камень, чугунные крышки над колодцами трассы ТЭЦ. Уходить никому не хотелось. А когда все же вернулись в сарай и уселись на досках, Тамара потребовала:

- Алекс, придумай что-нибудь! Что ж ты молчишь?

- Конечно. Не будем же мы ждать каждый раз, пока Дарья уйдет. Я-то тут живу, а вам как? - сказала Аня.

Польщенный вниманием девочек, Алекс сказал солидно:

- Чтоб никто не узнал про нашу тайну, можно подземный ход…

- Ты что, экскаватор?! - сердито перебил его Ивас. - От Тамарки до середины Дарьиного двора рыть? Пуп надорвешь!

- Мальчики, а давайте просто потайной? - предложила Алена. - У нас в поселке, чтоб мне вокруг квартала к подружке не бегать, папа взял и проделал проход в Лидином заборе. О нем только мы знали и ходили в гости, когда захотим.

- Во! Понял?! А ты говоришь - подзе-емный! - передразнил Ивас.

В ближайшие два дня потайной ход был сделан. Из широкой доски за Аниным сараем они вырвали все гвозди, кроме одного верхнего. Хорошо получилось. Потянул доску вправо - в заборе появится узенькая калитка. Шагнул в нее - и ты уже на дорожке через обрыв. Отпустил доску - и она сама станет на место. Потом такие же потайные ходы сделали в заборах Иваса и Тамары.

В воскресенье утром, когда Дарья и ее муж Костя отправились на базар продавать лук и редиску, ребята, оставив Аню дежурить на улице, перетаскали из Тамариного сарая весь материал на Длинный косогор. А после обеда сразу приступили к делу.

Начальником стройки выбрали Иваса, потому что в прошлом году в их дворе плотники ставили два сарая, и Толик видел, как они работают.

- А какие размеры? - спросил Толик.

- Ясно, какие, - ответила Алена. - Чтоб все поместились.

Толик велел всем сесть рядышком и кольями отметил длину халабуды. Ширину решили делать по величине досок от больших ящиков, а высоту - по росту Иваса.

- Сперва надо сделать основу, - сказал Толик.

Они вкопали в землю четыре толстые рейки - это угловые столбы. Потом прибили к ним горизонтальные рейки потоньше - это, как сказал Толик, у плотников называется «обвязка». Пока делали обвязку, стемнело, и тогда поняли, как наработались: ноги гудели, руки дрожали от усталости.

Использовали для дела каждый свободный час. И вот двадцать пятого мая закончили последнее - покрыли крышу толем.

Ане больше всего понравилось окошко из багетной рамы.

- Сюда бы еще стеклышко, - вздохнула она.

- Стекло будет! - весело сказал Ивас.

Они спустились по склону и оттуда полюбовались своей постройкой. Хорошо получилось. Как настоящий дом.

- И все равно никакая это не халабуда! - заявила Тамара.

- Ну и не шалаш! - возразил Ивас.

- Правильно, - сказала Алена. - Это и не халабуда, и не шалаш а знаете что? Замечательная получилась хижина!

- Как в книжке! - воскликнула Аня. - «Хижина дяди Тома»!

- Ну и пусть хижина, - согласился Ивас.

При строительстве хижины все увидели, какой Толик мастер. Если бы не он и не Алена, так ничего бы не получилось. Остальные только помогали: носили, подавали, поддерживали. Теперь, когда работа была закончена, Ане показалось несправедливым, что об этом, молчат. И она сказала, волнуясь:

- А самые большие молодцы Толик и Алена! Давайте всегда так: Толик будет главный строитель, а Алена - его помощник.

У Иваса покраснели уши. Алена улыбнулась. Тамара сделала вид, будто не слышит, глянула на часики, которые мама подарила ей в день рождения (а папа запретил носить в школу), и сказала:

- Без двадцати семь! Дома уже, наверно, ищут.

Проводив девочек и Алекса до потайного хода, Аня перебежала к забору Иваса, чтобы проверить, хорошо ли он закрыл проход. Но доска вдруг сдвинулась, появилось улыбающееся лицо Толика.

- Насчет стекла не сомневайся, - подмигнув, сказал он. Помолчал немного и спросил: - Анют, а почему я твоего отца ни разу не видал? Он что, по командировкам ездит?

- Он умер… - опустив голову, тихо ответила Аня.

- Да? - растерянно заморгал Толик. - Я же не знал. У меня… тоже…

- У тебя тоже папа умер? - участливо спросила Аня. Толик отвернулся и пробормотал:

- Ну, я побежал. А то мать с работы пришла, - и исчез.


 *** 


Дома Аню встретила встревоженная мама:

- Ты где пропадала, Анечка? Я уже везде тебя искала!

- Гуляла. Ты же говоришь, что мне нужно больше быть на воздухе.

- Но всему есть мера. Я так боюсь за тебя.

- А ты не бойся, мамочка!… Ой, как есть хочется!

Мама хотела подогреть ужин, но Аня воспротивилась:

- Не надо, мамочка! Я так, - и принялась уписывать холодную котлету с вермишелью. - Ой, как вку-у-у-сно!

Мама задумчиво смотрела на нее. Как изменилась дочка за эти полгода! Раньше никакого аппетита не было. Чуть поковыряет вилкой и говорит: наелась. А теперь съедает все, что оставит ей, уходя на работу. И щеки у дочки порозовели, и спать стала лучше, не вскакивает по ночам, не плачет. Это маму радовало. Но беспокоило другое: теперь Аня почти не бывала дома. Уроки сделает - и в дверь. А возвращается такая возбужденная и все говорит, говорит.

Мама боялась, не научат ли Аню ее новые друзья чему плохому. Аниных подружек она знает. Алена хорошая девочка, только очень уж самостоятельная. Тамара тоже неплохая. Но ведь с ними еще и мальчишки. А от них всего ожидать можно.

- С кем ты гуляла? - спросила мама.

- С Аленой, Тамарой… Ивасом… и Алексом, - не переставая жевать, ответила Аня.

- Постой. Алекс - это ведь тот мальчик, который тебя обижал?!

- Ой, мама, это когда было! Он знаешь какой умный!

- А другой, как его… Ивасечко. Ведь это, кажется, он в школе взрыв устроил?

- Ну да, мама! Он знаешь какой выдумщик! - Лицо Ани вдруг изменилось. - У него, бедненького, тоже папы нет…

Вскоре после ужина Аня начала зевать и заснула, едва успев раздеться. Мама присела на стуле около кровати, рассматривала такое родное и знакомое, но чем-то уже и новое лицо дочки. Как она спокойно дышит. И когда успела так загореть? На руках царапины со следами йода. Откуда?… А вот это совсем неожиданно: между светлыми шелковистыми бровями пролегла поперечная упрямая складка. Пока тоненькая, похожая на паутинку. Но упрямая! Ее не разгладил даже сон…


 АЛМАЗ - ДРАГОЦЕННЫЙ КАМЕНЬ 


Цветы заполняли все пространство у доски. Под ними скрылся учительский стол. Они лежали на подоконнике, на передних партах, стояли в банках с водой, в кувшине, даже в эмалированном ведре. Из-за цветов виднелась только голова Зинаиды Ивановны. Последнее собрание года подходило к концу. Девочки еще кое-как крепились, а у мальчишек сидеть спокойно уже не хватало терпения. Они переговаривались громким шепотом, вскакивали, пересаживались с парты на парту и готовы были по первому сигналу сорваться с места.

- Желаю вам хорошо отдохнуть. Набраться сил. До свидания в новом учебном году! - наконец сказала учительница.

Все закричали: «Спасибо!» - и вскочили на ноги.

Второклассники, нет, yжe третьеклассники с грохотом скатились по лестнице. Прощаясь, закружились у выхода веселым громкоголосым хороводом и стали растекаться во все стороны. По Барочной шли уже впятером: Алена с Ивасом, Тамара, Алекс, и Аня.

- Ух, как надоели! - вскрикнул Ивас, сбрасывая сандалии. Нацепил на палку и, размахивая ими, загорланил на всю улицу: - Канни-ку-лы! Ка-ни-ку-лы!

Ребята засмеялись и подхватили победный клич Иваса.


 *** 


С большим куском стекла под мышкой последним в штаб, как теперь стали называть Тамарин сарай, вошел улыбающийся Ивас.

- Вот. Достал. Сейчас отрежем. Алекс, давай стеклорез.

- А у меня его… Я посмотрел, а его нет. Наверно, папа…

- А чем же резать? - возмутился Ивас. - Пальцем?

- Можно еще алмазом, - виновато опустив глаза, посоветовал Алекс. - У нас, когда стекло вставляли, так дядька р-р-раз!…

- Алмаз?! - удивился Ивас. - Ну давай алмаз!

- Так не мой он. Я говорю: у стекольщика был.

- А чего ж ты болтаешь?!

- У меня есть алмаз, - вдруг сказала Тамара.

- Ну-у?! - обрадовался Ивас. - Так тащи сюда!

- Только он не мой, а мамин, - смутилась Тамара. - На кольце золотом. Называется бриллиант.

- Томочка, покажи! Хоть одним глазком! - попросила Аня…

В маленькой коробочке на черном бархате лежало кольцо с граненым прозрачным камушком. Тамара повернула его, и во все, стороны брызнули лучи: голубые, зеленые, синие, красные!

- Красота-то какая! - вскрикнула Алена.

- Вот бы маме такой подарить! - вздохнула Аня.

Ивас тоже не мог оторвать глаз от сверкающего камня. Везет же людям! Будь у него такой, он бы не прятал его в коробку. Приделали бы маме к резцу, и пошла бы она точить. Только б детали и «отскакивали! Блестящие, как зеркало. Такие, что и шлифовать не надо.

- Томка, а можно я попробую? Раз только, - попросил Ивас.

- Что ты! А если испортится? - испугалась Тамара.

- Алмаз испортится?! - хмыкнул Алекс. - Да он любую сталь режет! А то, подумаешь, стекло… Если поддельный, тогда - конечно.

- Мамин бриллиант поддельный?! - Тамара от возмущения побледнела и решительно протянула кольцо Ивасу: - Пробуй!

Ивас приложил к стеклу линейку и провел алмазом. Послышался тихий треск, вернее, шелест: ш-ш-ш-ш! Ивас чуть нажал на стекло, и треугольный обрезок остался у него в руке.

- Вот это алмазик! - восхитился Ивас, и не успела Тамара ахнуть, как - ш-ш-ш-ш! - и второй лишний кусок стекла отвалился.

- Поддельный?! - торжествуя победу, сказала Тамара Алексу.

Сияющий камень на кольце Тамариной мамы изумил всех. Безучастным остался один Алекс. Недавно он видел в витрине ювелирторга такое колечко с бриллиантом. Папа тогда еще сказал маме шутливо: «Подумать только, Ниночка! Чистый углерод, как какой-нибудь графит или уголь, а на него и месячной зарплаты не хватит. Сердитый камушек». Поэтому сейчас Алекс сказал небрежно:

- Алмаз - это просто углерод. Вроде угля или карандаша.

- Как же так, Алеша? - изумилась Алена. - Ты, наверно, что-то напутал. Алмаз это… алмаз. Ты же сам видел, какой он.

- Да не слушай ты его! - возмутилась Тамара. - Придумает же! Алмаз - драгоценный камень! А не уголь.

- Заврался ты, Жуков! - презрительно сказал Ивас. - На, отрежь мне карандашом хоть такусенький кусочек стекла!… А-а, слабо! Тогда не трепись, что алмаз и уголь все равно. Если б было все равно - все бы лазили в окно! Понял? На заводе угля видал, какие кучи навалены? А резца с алмазом нет ни одного!

Алексу трудно было спорить: об алмазе он ничего толком не знал. И когда по крыше сарая забарабанили капли дождя, он обрадовался, вскочил и первым побежал к калитке.


 *** 


Дождь лил два дня без передышки. На третий день с промытого до голубизны неба солнце ударило такими жаркими лучами, что тротуары сохли на глазах.

Тамару мама повела покупать платье. А Ивас, Алена и Аня ждали в штабе Алекса. Наконец Ивас не выдержал:

- Подумаешь, какой граф Монте-Кристо! Хватит! Пошли.

- Может, он заболел, - обеспокоенно сказала Аня.

- Заболел, - усмехнулся Ивас, задвигая за собой доску потайного хода. - Да я сам видел, как он на подоконнике сидел и черешни лопал. Еще и отвернулся, жмот!

Едва они подошли к хижине, как услышали сзади топот. К ним бежала Тамара. Волосы растрепаны, синие глаза сияют.

- Платье купили?! - радостно крикнула Аня.

- Ничего не купили… Я такое по радио слышала!… Алмаз и правда делается!… Из этого… всякого там углерода, угля.

Ивас приоткрыл рот. Алена просияла. Аня крикнула:

- Вот видишь, Толик! А ты не верил! Раз Алекс говорит…

- Да иди ты! - прикрикнул на нее Ивас и схватил Тамару за руку: - Ну, говори же, Томка, говори! Как делаются? Где делаются?!

- Ну что ты меня дергаешь! Ничего я больше не знаю. Я тяну маму радио послушать. А она сердится и тянет меня в косметику. Там парижскую губную помаду выбросили.

- Какая помада?! - выходил из себя Ивас. - Самое интересное пропустила! Все вы, девчонки, такие!

И тут появился запыхавшийся Алекс:

- Я говорил! Я говорил! В Киеве искусственные алмазы делают!… Из графита. Угля! Поняли?!

- Ну давай, давай! - теребил его Ивас. - Как делают?!

Все уселись в тени под Ракитой вокруг Алекса. Оказывается, алмаз родится только тогда, когда графит или уголь, ну, в общем, углерод получит алмазную кристаллическую решетку. В природе алмаз образуется в земле при большой температуре и высоком давлении. А ученые сумели получить такое давление, ну и еще что-то, и теперь могут в лаборатории делать алмазы сами.

- Слу-у-шай! Так это же… - Ивас вскочил, обвел всех сумасшедшими глазами, - это и мы можем… попробовать.

- Ну, у них ведь машины давление делают… - неуверенно начал Алекс.

- Подумаешь, машины! - закричал Ивас. - Да мы такую кучу камней навалим, что какое хочешь давление сделаем!

- И еще температура высокая, - добавил Алекс.

- А какая? - спросила Тамара. - Я когда зимой болела, доктор говорила маме: «У вашей девочки высокая температура».

- У человека больше сорока двух не может быть, - сказала Алена. - Мама говорит, что тогда он гибнет.

- Ну, так это же уголь, а не человек, - возразил Алекс. - Он ведь не живой. Может, ему этого мало.

- Я точно не знаю. Сказали: высокая. Я у папы спрошу.

- Я тебе спрошу! - вскочил Ивас. - Забыл про порох? Хочешь, чтобы он нам опять все испортил? Молчать нужно! Поняли?

- Поняли, - тихо ответили девочки.

- А кто проговорится, - Ивас угрожающе сжал кулак, - тот… ну, поняли? Что мы, сами не можем?… У Алекса знаете как башка варит! Да он, может, сам профессором будет! Правда, Алекс?

Девочки с удивлением и надеждой смотрели на будущего профессора. Алекс покраснел от удовольствия и низко наклонил голову.

- Ну, если сорок два для угля мало, то, может, нагреть, чтоб загорелся? - вслух высказала свои мысли Тамара.

- И слишком большую нельзя, - задумчиво проговорила Алена. - Вот уголь в печке. От большой температуры он сгорит, и никакого алмаза не получится. А только пепел да жужелица.

- Конечно, - поддержал Ивас. - Вот мы сами и дотумкали, что сорок два - мало, а чтоб уголь загорелся - нельзя. Зачем нам жужелица! Теперь ты, Алекс, думай. Сколько нужно?

- А если, как кипяток? Может, тогда хватит? - спросила Аня.

- Давайте попробуем температуру, чтоб, как кипяток. В трубах, что от ТЭЦ идут, очень горячая, - согласился Алекс.

- Точно! А если чуточку не хватит - добавим давление. Еще камней навалим. Слу-у-ушайте! Айда за мной! - Ивас схватил лопату и побежал вниз по склону.

Остальные, еще не зная зачем, побежали следом.

- Вот! - сказал Ивас. - Попробуйте! - и чуть приподнял лопатой крышку на колодце линии ТЭЦ.

Пахнуло таким нестерпимым жаром, что все отшатнулись.

- Видите! - торжествовал Ивас. - Там температуры хватит!

- Может, и хватит, но туда нельзя, - возразил Алекс. - Ну закидаем мы колодец камнями, а рабочие придут и увидят.

Ивас почесал затылок.

- И потом еще нужно придумать, как добиться герметичности, - обеспокоенно сказал Алекс.

- Это у космонавтов такое есть, да? - спросил Ивас.

- Герметичный - это чтоб воздух не проходил, - объяснил Алекс.

- Так давай скорей придумывай! - поторопил Ивас. - А то…

Его перебила Тамара. Она сунула Ивасу под нос часы:

- Видишь? А мама велела к часу! А то опять искать будет.

- Стойте! - загородил дорогу Ивас. - Сначала дадим клятву, что будем молчать. Говорят, самая верная клятва на оружии. - Он вытащил из-за пояса свой кинжал с блестевшей черным и золотым рукояткой и потребовал: - Кладите руки.

Все прикоснулись к кинжалу.

- А теперь говорите: я никому не скажу про нашу тайну…

Все повторили.

- И если проговорюсь кому, то согласен… съесть дохлую крысу!

- Фу, какая гадость! - вскрикнула Тамара. - Я не хочу крысу!

- А ты не проговорись, тогда и не надо будет! - сказал Ивас.

И Тамара, зажмурив глаза, вслед за всеми произнесла последние слова клятвы.


 ПРИНЦИП КОМАРА И ПЕРЕВЕРНУТОЙ ПИРАМИДЫ 


Третий день они работали, не жалея сил. Земля была трудная, пополам с ракушечником и кремнями. В первый же день набили мозоли. Потом догадались надеть перчатки.

Пришлось каждому тайком унести из дому старенькие трусы и майку, потому что, появись они дома после работы не переодевшись, все было бы кончено.

На руках и коленях появлялись все новые ссадины. Аня то и дело открывала свою аптечку. А от синяков избавляла Алена своей чудесной мазью, сделанной по таежному рецепту. Она брала щепотку бодяги, капала туда постного масла и втирала в кожу, где уже наливался очередной синяк. А когда приходило время идти домой, бояться было нечего - мама этого бывшего синяка и не заметит.

Между двумя колодцами линии ТЭЦ все углублялась яма, похожая на воронку. И чем глубже - тем горячее становилась земля. Пришлось надевать ботинки: в тапочках не устоишь.

- Ну и жарища! Как будто под нами вулкан! - отбрасывая прилипшие ко лбу волосы, говорила Алена.

- А ты боялся, что температуры не хватит! - посмеивался Ивас над мокрым с головы до ног Алексом.


 *** 


Ох и удивил их Алекс, когда стал объяснять свой принцип создания высокого давления. Примчался утром в Тамарин сарай взъерошенный. Еще с порога крикнул:

- А вы знаете, почему комар жалит? Если пальцем давить на ладошку, проколется она?

- Конечно, не проколется! - ответили ему хором.

- А почему комар протыкает кожу?

- Ясное дело, почему, - ответил Ивас. - У него жало острое!

- Так у комара же и сила не твоя, а комариная! И весит он всего ничего. Фу - и нет его. А протыкает. - Алекс улыбался.

- Что ты привязался со своим комаром? Ты дело говори.

- Так и я о деле. Не потому, что острое. А потому, что малюсенькая комариная сила давит на такую крохотулечную площадочку, как жало. И от этого комариная сила увеличивается, может, в… ну, я точно не знаю, может, в миллион раз!

Глаза у девочек округлились от удивления.

- Врешь ты все, - сказал на всякий случай Ивас.

- Ничего не вру. Мы с папой про это еще в прошлом году говорили, - ответил Алекс и вдруг спросил: - Вы пирамиды египетские видели? Почему они в землю не провалились?

- Ты что? - возмутился Ивас. - Они же из камня!

- Нет, не потому, - тихо ответил Алекс. - А потому, что вся каменная сила давит на большую площадку - основание пирамиды. Это получается так, как будто мы положили комара на спину. Ведь не проткнет он кожу, если будет лежать на спине… А вот если перевернуть пирамиду вверх ногами, вся страшная тяжесть будет давить в одну точку, на тонкую вершину. Вот тогда и получилось бы такое сильное давление, что пирамида влезла бы в землю, как жало комара в кожу. - Алекс помолчал и добавил: - Это уже я сам, без папы придумал… Так мы и сделаем большое давление. По принципу комара и перевернутой пирамиды…


 *** 


Тридцать первого мая к трем часам дня глубокая воронка с гладкими стенками была готова. Ух! Наконец-то! Они уселись под Ракитой. Ели черешни, стреляли друг в друга косточками.

- Ну что, братцы, потопаем? - поднялся первым Ивас.

Все рассыпались по склону. Искали и несли к яме камни: большие и маленькие, кто сколько сможет донести. Натаскали прорву.

- Хорошая будет пирамида! - радовался Алекс. - Теперь проверим готовность. Механик! Колесо с осью, «комариное жало», есть?

- Есть, товарищ главный конструктор! - весело доложил Ивас.

- Баночка-уплотнитель есть?

- Есть! - откликнулась Аня. - И еще одна запасная.

- Термос-герметизатор есть?

- Готов, - ответила Тамара. - Отдала Ивасу.

- Резинки-изоляторы есть?

- В кармане, - улыбнулась Алена. - Вчера тебе отдала.

- Тогда все в порядке, - сказал главный конструктор. - Сейчас уже пора ужинать. А утром начнем.

Утром, когда собрались в штабе, Алекс спросил:

- Из чего будем делать алмазы? Из графита или из угля?

- Конечно, из угля! - решил Ивас. - Что у алмаза главное? Твердость! Ну что карандаш? Раз - и сломался. А уголь сломай попробуй! Значит, половина дела уже сделана. Еще потвердеет чуть под давлением - и будет алмаз!

- Из угля! - поддержала его Тамара. - Что в графите алмазного? Ничего! А гляньте на уголь, как блестит. Почти как алмаз! Мы вот сейчас сравним.

Тамара убежала в дом и снова принесла мамино колечко. Сравнили. Да тут и слепой увидит! Уголь блестит на солнце, почти как алмаз. И красным, и синим, и зеленым. Только голубого луча не видно. Так будет, когда доделается!

- В Киеве из графита. И я буду тоже, - упрямо сказал Алекс.

- В огороде бузина, а в Киеве дядька! - засмеялся Ивас. - Ну и кроши свои карандаши! А когда у тебя ни фига не получится, сам прибежишь просить: «Дай алмазик, хоть маленький!»

Алекс пригладил волосы и вдруг сразу осипшим голосом сказал:

- Пошли… производить закладку…

Чуть не столкнувшись с Дарьей, они проскользнули на косогор. Огляделись, нет ли посторонних, и приступили к главному.

Когда девочки протягивали Алексу свои крохотные кусочки угля, руки у них дрожали. Алекс опустил уголь в термос, осторожно прикрыл сверху диском баночки из-под вазелина.

Ивас не мог удержаться и комментировал каждое его движение:

- Диск передает давление равномерно на все кусочки угля…

Алекс завинтил термос и опустил в него через специальное отверстие в пробке ось колеса от детского велосипеда так, что снаружи осталась часть оси с надетым на нее колесом.

- Это самое главное, - шептал Ивас, - «комариное жало»! Через него все давление пирамиды будет передаваться на алмазы.

Алекс опустил термос на дно воронки и стал накладывать на торчащее сверху колесо камни. Когда капсула с будущими алмазами скрылась под слоем камней, он вылез из ямы и скомандовал:

- Теперь давайте потихоньку вы.

Скоро заполнили яму до краев, и над землей стала расти вторая, уже неперевернутая пирамида.

Когда на верхушку был уложен последний камень, Алекс вытер со лба пот и сказал устало:

- Все. Теперь надо ждать.

- Неужели три месяца?! - спросила Аня.

- Как договорились: до конца каникул.

- Ой, как долго! - вздохнули девочки.

- Нормально! - успокоил Ивас. - Мы себе все лето гулять будем. А алмазы пускай делаются.


 ДАРЬИН УЛЬТИМАТУМ 


Никогда они не чувствовали себя так привольно. Сверху, из-за глухих заборов, едва доносился шум города. А тут до самой железной дороги простиралась новая, никому не ведомая страна. И вся она принадлежала им. Пой, кричи, кувыркайся. Играй во что хочешь. И никто из взрослых сюда не заглянет. Никто не скажет строго: «Нельзя!»

Хижина все больше благоустраивалась. Внутри настелили полы, сделали прочную скамейку, на которой умещались все пятеро. По стенам развесили оружие, схемы сражений, индейские головные уборы и Анину санитарную сумку.

- Знаете, чего еще не хватает? - сказала Тамара. - Книжек.

Над входом Ивас сделал полочку, и каждый поставил на нее любимую книжку: «Малахитовую шкатулку», «Хижину дяди Тома», «Последний из могикан», «Первый шаг к звездам» о Юрии Гагарине и большую книгу «Художники эпохи Возрождения».

Ивас принес краску, и они по очереди любовно выкрасили фанерные стены своего жилища в веселый изумрудно-зеленый цвет. Ивас радовался:

- Теперь ее и от железной дороги ни одна собака не заметит! Набегавшись, ребята садились в хижине или под Ракитой, рассматривали картинки, читали вслух.

Но эта благодать продолжалась недолго. Дарьин муж Костя поранил на работе руку и взял бюллетень. Утром, возвратясь с перевязки и обязательно заглянув в пивную, он бродит по саду, подбирает опавшие, подточенные червем яблоки, абрикосы и кричит:

- Ишь фулиганы! Всю фрукту обтрусили! Вот только попадитесь мне. Все ноги повыдергиваю!…

А потом целыми днями на раскладушке под деревом валяется. Ну как мимо него проскочишь. А вечно хмурая Дарья теперь совсем ходит тучей. Однажды, увидев во дворе Алену с Ивасом, заявила:

- Чтоб я вас тут больше не видела!

И через несколько дней, когда Алена снова попалась ей на глаза, Дарья пожаловалась отцу:

- Пускай ваша дочка ко мне свою компанию не водит! Абрикосы трусят. Яйца воруют. А теперь вот курица пропала!

- Странно, - сказал папа. - Алена, вы что-нибудь брали?

- Нет же, папа! Абрикосы у нас свои есть. А зачем нам яйца и эта курица?! Просто смешно…

Друзья собрались в саду возле штаба. Где же играть? До хижины теперь не добраться. И капсула с алмазами там. А за ней ведь присмотр нужен. Вдруг кто разроет!

- Ну, куркули, подождите! - грозил Ивас Дарьиному двору.

- Что ты им сделаешь? Они же взрослые, - вздохнул Алекс.

- Да что угодно! Давайте вот… цветы порвем!

- Жалко!… Красивые, - вздохнули девочки.

- А они нас жалеют?! - еще больше разъярился Толик. - Ну, тогда давайте… давайте…

На глаза ему попался Дарьин кот Юшка, вечно шлявшийся по соседям. Он и сейчас лежал в Тамарином дворе, спрятав под куст крыжовника голову и выставив на солнце розовато-рыжее брюхо.

- Тогда давайте… убьем кота ихнего! - выпалил Толик.

- Юшку?! - вскинула испуганные глаза Аня.

- Не ихнего, а их! - по привычке поправила Тамара.

- Ну пусть хоть их! Не твоего же! - огрызнулся Толик. Дарьин кот Юшка не был похож ни на одного из соседских котов.

Будто все уличные кошки отдали ему ко кусочку шкурки. Он пестрый, как лоскутное одеяло. Здоровенная круглая морда - светло-серая. Вокруг глаза, как повязка у пирата, - черное пятно. Задние ноги белые. А на спине и на боках - черные, белые и рыжие пятна. Ну а жулик он такой, каких свет не видывал! Стоит только кому из соседей неплотно закрыть кладовку, как Юшка уже тут.

Когда соседи жаловались на Юшку, Дарья говорила:

- Сами виноваты. Зачем без присмотра оставили? А на то он и кот! Животная ласковая, есть-пить сладко любит…

Юшка будто почувствовал, что разговор идет о нем. Зевнул, потянулся. Поднял свой черно-бело-рыжий хвост свечкой и не спеша направился к ребятам. Потерся боком о ноги Алены. Она не шелохнулась. Кот, описывая восьмерки, стал тереться о ноги Тамары и Толика. Они сделали вид, что не замечают кота, даже глаза отвели в сторону. Толик попятился и сел на пенек.

Удивленный их равнодушием, Юшка недовольно фыркнул и вдруг вскочил Толику на колени. Тот поспешно убрал руки за спину. В горле у него что-то булькнуло.

- Что у тебя? - удивленно спросила Алена.

- Да ничего, вот… кроме корочки, - краснея, ответил Толик.

- Это он есть не будет, - сказала Тамара и побежала к дому. - Я сейчас! Мама вчера рыбу жарила!…

Пока Юшка, урча, уписывал рыбьи головки, все пятеро смотрели на него и прутиками подсовывали под нос новые порции…

День выдался очень жаркий. Толик вытер лоб и вдруг сказал:

- Гля! А чего мы тут паримся? Айда на речку!

- Что ты! - испугалась Тамара. - Там уже утонул кто-то.

- Где? - возмутился Ивас. - Это не на речке было. Ты видела?

- Не видела. Но когда мы с мамой приехали из Краснодара, кто-то рассказывал, что из шестой школы утонул.

- А не знаешь, так не возникай! Там матрос на вышке стоит. И шлюпка спасательная плавает. Как же ты утонешь?

- А я… еще никогда не плавала, - призналась Аня.

- Ерунда! - успокоил Толик. - Научим. Будем около берега.

Через полчаса они уже шагали по Зеленому спуску к речке. Народу на пляже было много. Крик, визги, плеск воды. Ребята пристроились около двух солидных тетенек с малышами. Оставили свои тапки с майками и тоже кинулись в воду.

Тамара купалась там, где могла, достать дно руками. Алекс показал класс - проплыл кролем чуть не до середины речки. Потом Алена с Ивасом саженками переплыли на ту сторону и вернулись назад, И все стали учить Аню плавать так настойчиво, что часа через два она уже могла немного держаться на воде.

На речку зачастили. Но когда пришли в очередной раз, их встретила необычная тишина. На пляже никого.

- Опять, как в прошлом году! - сердито сказал Ивас.

Перед входом на листе фанеры написано большое объявление:
		ГРАЖДАНЕ! ВВИДУ ОПАСНОГО ДЛЯ ЗДОРОВЬЯ ЗАГРЯЗНЕНИЯ ВОДЫ КУПАНИЕ В РЕКЕ ЗАПРЕЩАЕТСЯ.


Санитарно-эпидемиологическая станция

Унылые, вернулись домой. В городе теперь, казалось, нечем дышать. А куда пойдешь? Речка-то одна. Особенно переживала Аня. Ведь она уже научилась немного плавать.

- Неужели ничего нельзя придумать? - жалобно говорила она. Мальчишки пожимали плечами и отворачивались.


 «ЭХ ТЫ, А ЕЩЕ ТОВАРИЩ…» 


В воскресенье утром девочки все разъехались. Тамара с папой - на этюды в Персиановку. Аня и Алена с экскурсией - на Недвиговское городище, посмотреть раскопки древнего города Танаиса. Ивас послонялся по улице и пошел к Алексу.

Дверь оказалась незапертой. В прихожей никого. Ивас позвал. Из ванной выскочил Алешка и захлопнул за собой дверь.

- Не ходи туда!

- А что ты там делаешь? Секрет?

- Да я там… стираю, - неохотно признался Алекс.

- Ну и что? - к радости Алекса, ответил Ивас. - Когда маме некогда, я и себе, и Шурке стираю… А если я тоже стирну? Можно?

И они вдвоем принялись за дело…

Эта новая обязанность появилась у Алекса после одного из визитов Алены.

- Вот посмотри, Аленка, на этого неряху, - сердито сказала мама. - Два часа назад надел третьи за день шорты. А на что они похожи? Я уже не могу! Весь день мотаешься, то в институте, то дома, а ночью берись за стирку.

- А почему он сам не стирает? - спросила Алена. - Мне мама разрешила стирать свое, когда я в первый класс пошла.

- Да не хочет он! Сто раз уже разговаривали.

- Он стесняется, тетя Нина. Алеша, хочешь, я тебя научу?

- Вот еще, буду я! - капризно фыркнул Алешка.

- А почему бы и нет? - входя, сказал папа. - Я же стираю свои вещи. Мужская работа та, которая труднее. А чем ты еще поможешь маме? Может, приготовишь нам обед?…

Так и пришлось Алешке учиться стирать…

- Хорошо! - радовался Ивас, полоская в чистой воде шорты. - Вода у вас вольная. Я бы каждый день стирал и купался.

Они развесили белье сушиться, а сами полезли под душ. Пока купались и дурачились, глядь - а все уже высохло.

- Так я что хотел тебе сказать, - уже натягивая высохшие шорты, вспомнил Ивас. - Пойдем на канал?

- Ты что?! - испугался Алекс. - Забыл, как там Сережка?…

- Его же мальчишки столкнули. Мы ведь не будем так. И отойдем от трубы подальше, - уговаривал Ивас.

- А девочки испугаются, когда узнают, что…

- Тю! Так мы же про то, что Сережа там… не скажем…

Девочки вернулись почти одновременно, под вечер, такие усталые, что мечтали об одном: поскорее добраться до подушки. Но пойти завтра на канал сразу же согласились.


 *** 


Путь до канала оказался гораздо длиннее, чем обещал Ивас. Пока шли по пыльной дороге, а потом еще полем по кочкам, устали. Аня с Тамарой два раза садились отдыхать.

Увидев канал, Алена подумала: «И чего нас понесло в такую даль?» Но упрекать мальчишек не стала.

Купаться было неудобно и страшно. Течение сильное. Ногами дна не достать. Уцепиться за щели в крутых бетонных боках канала трудно. И вокруг ни Души.

Аня с Тамарой купаться отказались наотрез. Ивас, Алекс и Алена поплавали немного и вылезли.

- Вы же совсем изжарились! - пожалела подруг Алена. - Давайте я хоть оболью вас.

После обливания Аня и Тамара повеселели. Все накинулись на бутерброды, взятые из дому. Потом пошли вдоль канала: интересно же, куда он впадает.

Между заросших травой кочек мелькнуло что-то рыжее.

- Неужели лиса? - удивилась Алена. - Вот бы посмотреть!

- Ага! Их тут полно! Догоним! - крикнул Ивас и побежал. Алена кинулась за ним. Аня с Тамарой не побежали, они и так еле тянули ноги от усталости.

Довольный, что купание прошло благополучно и все страхи позади, Алекс, хвастаясь перед девочками своим удальством, шел по самой кромке канала.

- Отойди, Алекс! Я боюсь, - сказала Тамара.

- Подумаешь! Чего бояться?! - смеялся он. - Важно только знать, как… Ой! - Алекс оступился, замахал руками и исчез.

Девочки бросились к каналу. Внизу в мутной воде барахтался Алешка. Тамара испуганно взвизгнула и побежала прочь к видневшимся вдалеке Ивасу и Алене, крича:

- Скоре-е-ей! Сю-да-а! Алекс тонет…

Алекс изо всех сил сопротивлялся течению. Он хватался за бетонные плиты, покрытые зеленоватым налетом водорослей. Но руки скользили, и ни за что нельзя было зацепиться. Хоть бы какой-нибудь бугорок, какая-нибудь щелочка!… Вот!… Не успел. Его несло мимо, мимо. А наверху никого. Он один!

Но вот мелькнула тень. Краем глаза он увидел высоко над головой узкий деревянный мостик и ужаснулся. Наверное, это тот, откуда Сережку… Глянул вперед и чуть не захлебнулся. Там виднелась огромная черная пасть цементной трубы. Она тянула в себя воду, неумолимо и безостановочно. Она хрипела и хрюкала. Алекс слышал, как приближается, делается громче, становится невыносимым этот звериный рев… «Вот так и Сережку… Но ведь я живой… Живой!…» А руки все скользили, скользили. Ревущая пасть трубы уже совсем близко. И Алекс закричал, задыхаясь от ужаса:

- А-а-а-а-а-а!… Не хо-чу-у-у-у!

Аня кинулась за Тамарой, но тотчас повернула назад: «А как же Алешка?… Вдруг они не успеют?!»

Она побежала вдоль канала. Кричала, чтобы Алешка схватился за выступ на той стороне, где вывалилась плита. Но он не слышал. Он ничего не слышал. А вода все несла его к трубе.

Тогда Аня по самой кромке канала изо всех сил побежала вперед, ощупывая глазами каждую плиту: может, еще где вывалилась?… Нет. Все целые и скользкие.

«Ну, пожалуйста! Ну попадись хоть какой-нибудь выступчик!» - не понимая, что кричит, молила она. И вдруг увидела: впереди, шагах в двадцати от места, где канал уходит под землю, из стены торчат три толстенных железных прута. Один выше и два других ниже его на полметра, рядом.

«Он не достанет! Не достанет!» - мелькнуло в голове.

Дальше в памяти был провал, потому что она уже оказалась стоящей на нижних прутьях. Но и этого было мало!

И опять провал… Она, держась рукой за верхний прут, уже лежит животом на двух нижних. Теперь хорошо: свободная рука почти касается воды.

- Алеша! Хватайся. Але-о-о-ша-а! - закричала она.

Но Алекс не видел ее, не слышал крика.

Аня перегнулась так, что боль резанула бок, схватила Алешку за волосы и изо всех сил сжала пальцы. В тот же миг ее дернуло вниз, потянуло в сторону трубы.

Алекс обеими руками вцепился в ее руку. Вот-вот рука не выдержит, и тогда… У Ани закружилась голова. Чтобы не видеть несущейся страшной воды, искаженного лица Алекса, Аня зажмурилась, до боли закусила губу. «Держать! Держать!! Держать!!!» - бешено выстукивало сердце…

И вдруг ей стало легче. Открыв глаза, она увидела, что Алекс уже одной рукой держится за петлю ремня Иваса, который стоит рядом с ней на прутьях. Потом Алекс совсем отпустил руку Ани, и Алена мигом втянула ее наверх.

Вот теперь Ане стало так страшно, что залязгали зубы.

Алешке было очень плохо. Он ничком упал на траву. Судороги сотрясали тело, а изо рта толчками вырывалась вода.

- Он умирает! - закричала Тамара.

- Заткнись ты! - замахнулся на нее Ивас.

- Ничего, Тома… Это пройдет, - уговаривала ее Алена.

И правда, когда вода вылилась, Алеше стало лучше. И они поспешили уйти от этого проклятого места.

На углу Барочной подождали, пока Тамара сбегала на разведку. Вернулась она с хорошей вестью: дома у Алекса никого.

- Ну и хорошо, - облегченно вздохнула Алена. - Томочка, проводи его, а Аня пока пойдет ко мне. Ладно?

Аня благодарно закивала: остаться одной ей было бы страшно.

Алешка с Тамарой скрылись за домом. Захлопнулась калитка Алены. А Ивас все топтался на месте.

- Алена! - наконец решившись, тихо позвал он.

И Алена тотчас вышла. Не глядя на нее, Ивас спросил:

- Ты… ты знаешь, ну… почему так получилось?

- Знаю. Надо было всем вместе быть. А я побежала, как дурочка.

- Нет. Это я… Там уже утонул один, - темные глаза Иваса метались. Впервые в жизни вот так открыто и беспощадно он говорил о своей вине другому человеку.

- Почему ж ты?… Мы бы не пошли. И вас отговорили бы!

- Не сказал вот… - пожал плечами Ивас.

- Эх ты! А еще товарищ называется, - еле слышно сказала Алена. - Папа знаешь как про такое говорит? «Смолчать, не сказать - все равно что предать!»

Она уже ушла, а Ивас все стоял. В труди темной волной поднималась злость. Сначала он подумал, что на Алену, но тотчас понял: нет, он злится на себя.


 ЧТО-ТО СТАЛО НЕ ТАК 


После случая на канале, Аня все время проводила у Алены. Они вместе убирали в квартире, ходили на рынок и в магазин. Аню очень удивляло, что Алена делает все уверенно, как взрослая. Когда в магазине она, кроме хлеба, купила еще пачку чаю, сахара, крахмала и баночку кофе, Аня спросила:

- Тебе мама велела?

- Нет.

- А она не заругает, что без спросу?

- Что ты, - улыбнулась Алена. - Понимаешь, у мамы же времени свободного почти нет. Вот мы и договорились: я слежу, чтобы все было. Увидела, что чай кончается, - купила. Ну и соль, и сахар, и другое.

- Хорошо тебе, - вздохнула Аня. - Мне мама совсем ничего не поручает. А что ты еще взрослое делаешь?

- Ну, что. Вещи свои стираю. Могу кашу сварить, картошку пожарить, яичницу. Вот сегодня папа просил, чтобы борщ украинский сварили. Мама меня научила. Хочешь, вместе будем?

- Конечно, хочу! И картошку жарить тоже хочу. И яичницу.

Пока варился мясной бульон, девочки очистили и мелко нарезали лук, свеклу, морковь, белый корень.

- А картошку нужно большими кубиками. И капусту тоже резать крупно, - учила Алена.

Аня впервые узнала, что овощи, чтоб было вкуснее, надо поджаривать. А капусту и картошку класть в последнюю очередь.

Наконец Алена деревянной ложкой растолкла сало с чесноком и вместе с дольками свежих помидоров бросила в готовый борщ. Дала ему закипеть и сняла с огня.

- Вот и все. Пока настоится, и папа придет.

Аленины папа и мама пришли с работы вместе.

- Ой, Коля, мы, кажется, с голоду не умрем. Чем-то вкусным пахнет! - весело сказала мама. - Получилось?

- И ты, Вера, еще спрашиваешь! Пахнет стопроцентным украинским борщом! Чтоб у таких хозяек, да не получилось! А ну пошли мыть руки!

Аня хотела уйти, но дядя Коля не пустил:

- А ты куда?… Ведь мама с работы еще не пришла? Вот и садись за стол. Нам веселей будет.

Уже допивая компот, он спросил:

- Что-то я мальчишек наших не вижу? Вы не поссорились?

Алена поперхнулась компотом. Выручила Аня:

- Нет, дядя Коля. Алекс же заболел. А Ивас…

- Толик не хочет оставлять товарища. Так? - договорил за нее дядя Коля.

- Так, - поспешно согласилась Аня.

На самом деле все было совсем не так. Играть и читать книжки к больному Алексу каждый день ходил не Ивас, а Тамара. А Ивас вообще старался не встречаться ни с Аленой, ни с Алексом, потому что теперь он точно знал: в том, что случилось, больше всего виноват он сам.

С утра Ивас отправлялся играть с мальчишками в пробки или в айданы на соседнюю улицу. И хотя в эти дни ему очень везло, выигрыш мало радовал. Он злился, ссорился с мальчишками и, когда дело чуть не доходило до драки, уходил домой. Но и дома не находил себе места. Мать на работе. Шурка со своим детсадом на Азовском море. И поговорить не с кем. За что ни возьмется, все валится из рук.

Так прошла целая неделя. И когда утром в понедельник прибежала Аня и сказал, что Алена зовет всех в штаб, он обрадовался:

- Ага, Анют! Я щас! Хату закрою - и бегом!…

«Что там такое случилось? - думал Толик, выскакивая со двора. - Ну, раз Алена зовет, наверное, что-то хорошее…»


 *** 


А случилось вот что. Утром Алена пошла на почту. Мама просила отправить книгу, которую купила своей подруге, оставшейся в поселке. Получив квитанцию, Алена оглянулась и увидела Дарью, которая отходила от соседнего окошка. Встречаться с ней не хотелось, и Алена, подождав, вышла следом.

Дарья шла, будто слепая: наткнулась на урну для мусора, еле разминулась со встречной женщиной. Остановилась на углу и, достав из-за пазухи какую-то бумагу, стала читать. Прочла, покрутила головой, будто у нее болели зубы, и, спотыкаясь, пошла дальше.

«Что- то у нее случилось», -подумала Алена. А когда оказалась у того места, где Дарья останавливалась, вдруг увидела на земле бумажку. Подняла. Ого! Свернутые вчетверо двадцать пять рублей. Догнала Дарью уже около Барочной.

- Тетя Даша! Вы обронили деньги. Вот.

- Как же это я так оплошала? - растерянно проговорила Дарья. - Спасибо, детка… Ну я тебе… я тебе вот этот рублик.

- Что вы, тетя Даша! - Алена отступила назад. - Не надо мне никакого рубля… У вас что-то случилось?

- Да вот. Радоваться надо. Операция прошла благополучно. На поправку идет Митенька… А я… голова кругом идет.

- Это сын ваш?

- А чей же! - удивилась Дарья. - Мой. Митенька. Один он у меня. В сентябре одиннадцать годков будет…

За разговором Алена не заметила, как дошли до двора Дарьи.

- Ну, я пойду, тетя Даша.

- Ни в коем разе, детка! Зайди. Чайку попьем, а? Посиди со мной. Муторно мне одной…

Войдя в дом, она захлопотала. Включила электрический самовар. Поставила на стол хлебницу со свежими булочками и - будто угадала - любимые Аленины клубничное и алычевое варенье. Они пили чай и разговаривали. Дарья принесла альбом. Алена увидела Митю и совсем крошечным, лежащим на коврике с погремушкой в руке, и бойким детсадовцем верхом на деревянном коне, и круглолицым первоклассником в форме. А потом пошли другие фотографии, глядя на которые Дарья то и дело утирала слезы. На Алену смотрели большие печальные глаза мальчика. И везде он сидел: то на стульчике с укрытыми одеялом ногами, то на кровати, то в кресле на колесах в больничной пижамке - маленький старичок, который три года не прыгал, не бегал, не сделал ни одного шага своими ногами.

- Вымучилась я. Вся душа изболелась, - всхлипывала Дарья.

Алена тоже чуть не разревелась - так жалко было Митю и Дарью. Хотелось помочь, сделать им что-то приятное.

- Тетя Даша, снимите платок. Жарко же, - посоветовала она.

- От людей стыдно, детка, - посуровев, сказал Дарья. - Намедни Костя мой что учудил. Нахлестался водки да еще и драться полез. Пока его угомонила, вот себе синяк и заработала.

- Так мы его выведем! - обрадовалась Алена. - Я сейчас!

Вскоре она вернулась с коробочкой бодяги. Развела постным маслом и стала осторожно втирать Дарье в скулу.

- Пальчики у тебя, Алена, какие, - жмурясь от удовольствия, сказала Дарья, - бархатные. Точь-в-точь, как у Мити…

Во дворе заквохтала курица. Дарья глянула в окно. Вздохнула.

- Сердце у тебя доброе, отходчивое, - сказала она. - Повинюсь перед тобой. Напраслину тогда отцу наговорила. Нашлись ведь они, я яйца, и курочка нашлась. Спряталась от меня в старой Джековой конуре. А как высидела, так и объявилась.

Алена обернулась к окну. Под деревьями, озабоченно поквохтывая, шла большая пестрая курица-мама, а вокруг нее желтенькими пуховыми комочками катились десятка два цыплят.

- Ой, какие хорошенькие! Можно, я их подержу?

- А чего ж… Митя вот так же их любил, - улыбнувшись, ответила Дарья. - На вот, покорми их яичком рубленым…


 *** 


- Мир, ребята! Ми-и-ир! - выкрикнула Алена, вбегая в Тамарин сарай. - Мы уже не жулики! Тетя Даша, разрешила всем ходить… И Костя уже опять на работу пошел.

Все обрадовались, а Ивас крикнул:

- Так чего ж мы сидим? Айда к хижине!

- Погоди, - остановила его Алена. - Ты знаешь, Толик, сына тети Даши, Митю?

- Ну. Был тут какой-то, - неуверенно ответил Ивас. - А что?

- А ты, Тамара? Ведь вы тоже соседи.

- Так он заболел, когда я еще в детсад ходила…

- Вот. Выходит, что мы бессовестные и бессердечные, - тихо произнесла Алена и рассказала все, что узнала от тети Даши о Мите.

Тут же решили написать письмо в Ленинград, где сейчас лежал после операции Митя. Письмо получилось короткое, но бодрое:

«Здравствуй, Митя! Пишут тебе соседи, ученики третьего «Б» Тамара Васильченко, Алеша Жуков, Толик Ивасечко, Аня Глушкова и Алена Березко. Ты молодец, что хорошо перенес операцию. Поправляйся. Поезжай в санаторий и набирайся там сил. У вас квочка привела цыпляток. Хорошенькие такие. А когда вернешься, мы будем играть вместе. До свиданья».

Все подписались, а Тамара, кроме того, нарисовала желтым фломастером смешного цыпленка с растопыренными крылышками, из клюва которого вылетало слово: «Поправляйся!»

Письмо дали прочитать Дарье. Она всплакнула. Потом приободрилась и стала варить к приезду Мити его любимые варенья.


 *** 


Они наперегонки мчались по Длинному косогору. Еле переводя дух, остановились у хижины. Все в ней так, как будто они ушли отсюда только вчера. А ниже по склону возвышается каменная пирамида, там делаются алмазы.

- Алеша, уже месяц прошел, - намекнула Аня.

- Давай посмотрим?! - поддержал ее Ивас. - Мы тут ходим, мучимся, а алмазы, может, уже давно лежат готовенькие!

- Давай! - решился Алекс. - Месяц - это тоже большой срок.

Полетели в стороны камни. Быстро разбросали верхнюю пирамиду, принялись за перевернутую. И тут у Алекса задрожали руки. Что-то было не так! А что - понять не мог. Но тревога росла. Ивас тоже занервничал. Их настроение передалось остальным.

Наконец показалось колесо велосипеда. Алекс осторожно извлек из термоса «комариное жало», открутил пробку и медленно перевернул термос над расстеленным платком.

На белую ткань высыпались маленькие кусочки угля, Алешкин пакетик с графитом. Жалобно звякнув, выпал уплотнитель - баночка из-под вазелина. И все… Ивас далее заглянул внутрь термоса. Но и там алмазов не было…

Ошеломленные, сидели они среди разбросанных камней. Как же так?! Ведь все, казалось, сделали правильно - и давление, и температуру…

- Ой, дураки! - вдруг схватился за голову Алекс. - Все же холодное! Никакой высокой температуры не получилось!

Они бросились щупать термос, кусочки угля, камни, даже саму трубу ТЭЦ, видневшуюся в воронке, - все было холодное!…

- Точно. У вас в подъезде объявление висело, что ТЭЦ отключается для ремонта, - уныло проговорил Ивас. - Как же мы не подумали?

Алекс так расстроился, что чуть не заплакал. Отвернулся и, спотыкаясь, побрел наверх.

Еле волоча ноги, возвратились они к хижине. Молча уселись на скамейку.

Но Ивас не хотел, не мог так просто сдаться. Он стал искать выход. Если бы не подвела ТЭЦ, все наверняка получилось бы. Давление сделали ой-ей-ей какое… А что, если… если все повторить снова? Только не сейчас, а перед ноябрьскими праздниками. Уж тогда ТЭЦ до самой весны не выключат!

Ивас хотел уже высказать все это вслух, но его опередила Тамара:

- Смотрите! Алекс вернулся.

Немного не добежав до Ракиты, Алекс затоптался на месте.

- Ты чего там? Прилип? - удивился Ивас. - Иди сюда.

- Да я… понимаешь, - замялся Алекс, - я у папы спросил…

- Про хижину выболтал?! - подался вперед Ивас.

- Что ты! Я только про алмаз. Даже не сказал, где это.

- А-а-а, - облегченно вздохнули девочки.

А Ивас добавил:

- Тогда другое дело. Ну, чего тянешь? Говори.

- Папа сказал, что ТЭЦ ни при чем. Температура нужна, чтобы алмаз получился, такая, как в жерле вулкана!

- Ну-у-у! - удивились друзья. - Откуда же нам взять такую?!

- И давление знаете какое?… Сто, тысяч атмосфер!… И пирамида наша, хоть и с «комариным жалом», недостаточная. Потому что… я не понял точно, но папа сказал: ее давление уходит как-то на стенки воронки, на землю… Это я неправильно рассчитал, - виновато сказал Алекс и отвернулся.

- Ну что ты! Сто тысяч это о-е-ей сколько! Тут как ни рассчитывай, все равно не получится, - посочувствовала Алена.

Тамара с Аней тоже принялись утешать Алекса, а Ивас зло глянул на своего помощника, процедил сквозь зубы:

- Профессор… кислых щей! - и, не оглядываясь, пошел прочь.


 «АЛЬБАТРОС» УЧИТСЯ ЛЕТАТЬ 


Алекс пришел домой расстроенный. Походил по комнате, потрогал игрушки в шкафу, книги на полках. Нет, ни играть, ни читать не хотелось. Вынул коробку с маленьким микроскопом, подаренным папой к дню рождения. Но рассматривать живых крохотных существ, копошащихся в капельке воды, сегодня тоже не хотелось. Он чувствовал себя самым несчастным человеком на свете. Все, что он задумывал в последнее время, кончалось крахом. Сначала этот несчастный гоночный автомобиль, потом история с порохом. А вот теперь опозорился с алмазом…

Вечером, когда папа пришел из института, в прихожей его встретила встревоженная мама:

- Слушай, Юра, с Алешкой что-то творится. Не ест. Я ему телевизор включила, чтобы мультики посмотрел, так он и дверь закрыл. Уставился в стенку и молчит. Лоб не горячий, температура нормальная. А какой-то странный…

После ужина папа подсел к Алешке на кушетку и сказал:

- Ты что, дружок, из-за алмазов переживаешь?… Так напрасно. Для успеха этой затеи у вас ровным счетом ничего не было: ни знаний, ни умения, ни аппаратуры. Напрасно со мной не посоветовался… Нельзя быть в наш век алхимиком. Надо, Алька, ставить перед собой пусть очень трудные, но осуществимые задачи…

Долго говорили они в этот вечер. Уже уходя, папа сказал:

- Я понимаю, ты думаешь: хорошо вам, взрослым, рассуждать. Вам все можно: и алмазы, и роботы, и звезды. - Он засмеялся.

- Ты чего? - удивился Алешка.

- Да так. Вспомнил, как я, дурень, задумал летать.

- И полетел? - подался вперед Алешка.

- Полетел… Поспорил с пацанами. Хоть и боязно, а деваться некуда. Взял бабушкин зонт да и спрыгнул с крыши амбара.

- Ну и что?!

- А то. Вывихнул ногу. И два зуба долой… Вот, видишь? - Он показал на свои металлические зубы. - Так что не горюй. Все мальчишки торопятся. И без шишек и неудач тут уж не обойтись. У тебя такие друзья! Один Ивас чего стоит! Посоветуйтесь да найдите интересное дело. По себе. А если что нужно будет, говори. Помогу…


 *** 


Утром Алекс вернулся к друзьям уже с готовой идеей:

- Давайте все запишемся в детскую техническую станцию. Папа, когда был мальчишкой, тоже туда ходил.

- А что мы там будем делать? - поинтересовалась Аня.

- Как - что? Всякие… ну, роботы, электровозы маленькие.

- Правильно! - поддержал Ивас. - Только будем делать не роботы, а знаете что? Ракеты! Как рванет! Как полетит!

- На ракеты нас не возьмут, - сказала Алена.

- Нет, возьмут! - настаивал Ивас.

Они поспорили немножко и отправились в парк пионеров, где помещалась детская техническая станция.

Девочки остались у входа, а мальчишки вошли внутрь.

- Вы что хотели? - спросил их скуластый мужчина в очках.

- К вам записаться, - сказал Алекс.

- И что же вы у нас хотите делать?

- Как - что? Ракеты строить! Космические, - выпалил Ивас.

Мужчина вышел из-за стола, велел им сесть на диван и сам уселся напротив.

- Ракеты строить, ребята, это хорошо. Только дело это серьезное. Вы уже учили физику?… Законы термодинамики?… А химию?… Тоже нет. Вот видите. А без этого никак нельзя. Так что подождите. Подучитесь. А потом приходите. Я вас обязательно приму.

Ошарашенные мальчишки сами не заметили, как оказались на аллее парка.

- Ну как? - кинулись им навстречу девочки.

- Подумаешь! Динамику какую-то придумал, - бормотал Ивас. - Не показались мы ему, вот и все!… А может, сами сделаем?

- Такое, что взрывается, я делать не буду! - заявила Алена.

Тамара и Аня поддержали ее.

- Толик, я же папе обещал. И ты маме - тоже, - напомнил Алекс.

- Обещал-обещал, - передразнил Ивас. - А что делать будем? Мух ловить?!

- Может, на косогоре поиграем? - предложила Тамара.

- Да ну его! - отмахнулся Ивас. - Сто раз уже играли. Надоело!… Ну, что ты на меня вытаращился? - накинулся он на Алекса. - Придумай что-нибудь.

И Алекс придумал. Вернее, придумал не он, а его папа.

Алекс прибежал к Ивасу с большой коробкой под мышкой.

- «Сборная модель вертолета Ми-8», - прочел Ивас. - Ух ты!

Два дня занимались моделью. Ножом и напильником удаляли с деталей заусеницы, приклеивали полистироловым клеем стекла кабины, фигурки пилотов, лопасти винтов. Наконец во дворе Алены покрасили вертолет в нежно-голубой цвет, при помощи переводных картинок сделали надписи: «АЭРОФЛОТ СССР» и номер «10727».

- Хорошо получилось! Красиво! - радовались девочки.

Но мальчишки только хмурились и молчали. А еще через полчаса Ивас подошел к стоявшему на верстаке красавцу и щелкнул его так, что он отпрыгнул в сторону и чуть не свалился на землю.

- Ты чего?! - удивленно спросила Аня. - Он же разобьется!

- Ну и пусть! - выкрикнул Ивас. - Все равно же он не летает! Клеили, клеили! А зачем? - Он отошел, сел на скамейку и отвернулся.

- И все ему не нравится! К тебе и на серой козе не подъедешь! - бросила вслед ему Тамара.

- Не надо, Тома. Так и поссориться можно, - укоризненно глянув на подружку, сказала Аня.

Девочки заспорили. Алекс, смутно чувствуя за собой какую-то вину, подошел и сел рядом с Ивасом. Помолчали. Ивас с досады плюнул. Алекс тоже.

- Эх ты, и плюнуть-то не умеешь, - усмехнулся Ивас. - Давай, кто дальше?

И они принялись плевать на дальность.

- Э-э, дело-то совсем плохо! - раздался за спиной насмешливый голос дяди Коли. - Раз уж, кроме как плеваться, заняться нечем, значит, дошли до точки. Давайте-ка сядем рядком да поговорим ладком. - Он пододвинул еще одну скамейку и, подождав, пока все уселись, спросил: - Так что у вас стряслось?

- Скучно, дядя Коля, - прямо ответил Ивас. - Ну, склеили этот


вертолет. А зачем? Какой же это вертолет, если он летать не умеет?

Тут заговорили все сразу. Николай Степанович послушал и покачал головой:

- А знаете почему? Дела по себе настоящего не нашли. Хоть бы: и с вертолетом этим. Тут же все готовенькое. Вам осталось только склеить. Мне бы тоже было неинтересно. Вот если бы вы сами задумали, что и как, да потом сами каждую детальку сделали…

- А что сделать, дядя Коля? Что? - воспользовавшись паузой, выкрикнула Аня.

- Если хотите, могу посоветовать. По-моему, любому пацану интересно будет заняться авиамоделями. Знаете, как это здорово, когда сделаешь все до крошечки своими руками и она по-ле-тела!

- Вот! Вот, дядя Коля! Правильно! - вскочил Ивас. - Авиамодели - это здорово!

- А девочкам интересно будет? - спросила Тамара.

- А это смотря каким. Если лентяйка или неряха, так ей и начинать не стоит. А тебе, я думаю… Да вот пусть она вам скажет. Вера, ты слышала, о чем речь?

- Слышала, - подходя, сказала Аленина мама. - Я до семнадцати лет авиамоделизмом увлекалась, пока школу не окончила. - Улыбнулась и, кивнув на Николая Степановича, добавила: - Я ведь с ним, с Колей, как раз на соревнованиях и познакомилась.


 *** 


Утром Алекс сбегал в библиотеку и принес кучу книг по авиамоделизму. Первой открыли книгу в красивом светло-сером переплете «Лети, модель!» Рисунки и фотографии цветные. Красиво! Полистали ее и погрустнели. Какие-то мудреные графики, значки.

- Да ну ее! Я и букв таких не знаю! - рассердился Ивас.

Самой лучшей признали небольшую книжечку в потрепанном переплете «Летающие модели». По ней и решили работать.

С первых же страниц узнали о материалах, из которых строят модели. Почему летает птица, самолет, змей. Стали понятными слова «фюзеляж», «шасси», «стабилизатор», «киль». Оказывается, это так просто: фюзеляж - сам корпус самолета, где размещаются люди, приборы, грузы. На шасси крепятся колеса или лыжи. А стабилизатор и киль вместе с рулями высоты и направления - это хвостовое оперение, без которого самолет не может устойчиво летать, поворачиваться, снижаться и подниматься вверх.

Они будто сели в кабину самолета рядом с пилотом. И тотчас затеяли новую игру. Ивас, держась за хоккейную клюшку, которая стала ручкой управления, спрашивал:

- Даю ручку вперед! Алена, что будет?

- Руль высоты опускается вниз. Самолет тоже идет вниз!

- Жму ногой правую педаль! Томка, что будет?

- Руль направления… Ну да, правильно, - сама себя подбадривая, отвечала Тамара, - идет вправо. И самолет тоже вправо…

- Ну и книжечка! - радовался Ивас. - Так мы и самолетом управлять научимся.

Николай Степанович, улыбаясь, посмотрел книжку и похвалил:

- Старый друг! По ней еще я учился.

И полетели по двору бумажные модели «Летающее крыло», «Стрела», «Парабола». За ними пошли более сложные - учебные планеры «Голубь», модели прославленных самолетов «Як» и «МиГ-15». И родились новые игры. Соревновались, чья модель пролетит дальше. А научившись изменять по своему желанию «угол атаки» крыла и стабилизатора, соревновались уже в фигурных полетах.

Красные, зеленые, белые самолетики, пущенные натренированной рукой, распластав бумажные крылья, делали петлю Нестерова и, плавно спланировав, садились на площадку, а то и прямо на подставленную, взмокшую от азарта ладошку конструктора.

Первые серьезные затруднения встретили друзья, когда взялись делать «Муху» - летающий винт. Выстрогать из дерева воздушный винт оказалось очень трудно. Особенно девочкам. И мальчишки им помогали. Зато, когда винты были вчерне готовы, девочки так аккуратно обрабатывали их напильниками, стеклом и наждачной шкуркой, что они становились тонкими, гладкими, будто полированными.

Эти же винты пригодились, когда стали строить модели «простого вертолета». Это он только так называется - простой, а сделать его ой как не просто! Но когда после многих неудач, поломок и починок пять вертолетиков, сверкая разноцветными закрылками, завертели: винтами и взлетели высоко вверх - это было зрелище!

Теперь у друзей появилось столько дел, что скучать было просто некогда. Наскоро пообедав, они снова бежали во двор Алены, если нужно было сделать какую-нибудь деталь из проволоки, жести, выстрогать рейку на удобном верстаке дяди Коли, или собирались в просторном сарае Тамары, где даже в полуденный зной было прохладно, потому что толстые стены из ракушечника не пропускали жары.

Июль пролетел незаметно. А в начале августа они приступили к постройке «Альбатроса» - своей первой, уже не бумажной модели планера. Вот тут и пошли настоящие трудности.

«Альбатрос» решили делать один, общий. И так дела хватало всем. Одну только обтяжку крыла пришлось делать три раза. Наклеят папиросную бумагу, а она где-то легла складкой. Все! Не годится. Обрывай бумагу, счищай наждачной шкуркой клей с тонюсеньких нервюр и кромок, и делай заново.

А думаете, просто выстрогать прямую, как стрела, фюзеляжную рейку? Да так, чтобы она нигде ни на один миллиметр не была ни толще, ни тоньше! А точно по шаблону изогнуть нервюры? А соединить намертво кромки крыла или стабилизатора?

Если бы не дядя Коля, который учил их делать все это, так они, может, модель бы и не закончили. Зато получился «Альбатрос» такой аккуратный, красивый - прямо огромная белоснежная птица.

Но самое большое терпение потребовалось друзьям, когда начали учить «Альбатроса» летать. Три дня ждали, когда утихнет ветер. И. вот наконец-то: ветерок чуть шевелит листья деревьев. Значит, то, что надо: два-три метра в секунду.

Испытывать решили на Длинном косогоре, у хижины. Ивас стал, против ветра, поднял планер над головой и слегка толкнул его. «Альбатрос», едва вырвавшись из рук, задрал нос кверху и стал валиться на хвост. Но Алекс успел его подхватить.

Посоветовались, немного отодвинули крыло назад. Снова запустили. Теперь - новое дело: «Альбатрос», чуть пролетев по прямой, стал, резко разворачиваться вправо.

Поправили руль направления и - снова в воздух. На этот раз, модель планировала полого. Ивас решился:

- Можно. Алекс, давай леер.

Алекс зацепил колечко за крюк на рейке «Альбатроса», размотал: метров двадцать нитки и по команде Иваса «Пошел!» побежал против ветра. Модель стала набирать высоту.

- Летит! Летит! - закричали девочки.

Но тут произошло что-то странное. «Альбатрос» затрясся, как в лихорадке, и резко пошел вниз. Мальчишки бросились к нему, но не успели. Спасибо еще, что он ударился о ветку Ракиты, а уже потом свалился на землю. «Альбатрос» распорол о ветку обшивку правого крыла и стабилизатора.

- На сегодня отлетался, - грустно сказал Алекс.

- Ничего, - утешала мальчишек Алена, - завтра обклеим. И полетит как миленький!

Когда уже стали расходиться, Аня напомнила: - Ребята, вы не забыли? У меня же завтра день рождения. Я вас жду. Ладно?


 ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ 


Солнечный луч просверлил дыру в низком облачке, пронзил оконное стекло, ажурную занавеску и упал на подушку ослепительным круглым пятнышком. Оно не спеша заскользило по белому, заиграло золотом в легких волосах, коснулось и сделало прозрачно-розовым ухо и наконец уютно устроилось на тугой загорелой щеке.

Аня проснулась с ощущением тепла и счастья. И, еще не открыв глаза, подумала: как интересно! Весь год ей было все восемь и восемь… и даже вчера было только восемь, а сегодня вот проснулась - и ей уже сразу девять лет. Хорошо!

Она открыла глаза. Какое утро за окном! И солнышко. А что это такое на стуле? Ой! Спортивный костюм! Голубой, как у Алены. Со змейкой. И полосочки тоже беленькие… Смотри-ка, и шорты! С поясом, с большими карманами. Купила все-таки мама, хоть и говорила, что это мальчишеская одежда. Красота! Теперь можно во что хочешь играть! Хоть бегай, хоть прыгай, хоть лезь через забор.

- Анечка, что ты так рано? Поспи еще, - заглянув в комнату, сказала мама.

- Спасибо, мамочка-а! - закричала Аня. Подпрыгнув, чмокнула, маму в щеку и, обняв за талию, закружила по комнате.

- Ой, Аня! Я так и упасть могу, - смеясь говорила мама.

- Ну что, я сильная? Сильная? - допытывалась Аня.

- Сильная, сильная, - согласилась мама. - Только отпусти, пожалуйста. Там у меня дел столько. И тесто ждет.

- А ты говоришь - спать. Вот умоюсь и приду тебе помогать!

Через пять минут она была уже на кухне.

- Что нужно делать, мамочка?

- Ну что ты можешь? - по привычке отмахнулась мама.

- Все, что скажешь! Мы с Аленой и борщ украинский, и второе готовили. Дядя Коля знаешь как хвалил!

Мама с недоверием покачала головой. Но когда через некоторое время возвратилась на кухню, увидела: вымытые фрукты красиво уложены в вазах, картошка и лук почищены и Аня большим кухонным ножом сноровисто режет морковь тонкими кружочками. Мама испугалась, но не отняла нож, а сказала:

- Анечка, у нас мелкая соль кончилась. Сходи купи.

- Так я купила уже. В шкафчике стоит, - ответила Аня.

- Ну тогда чаю…

- Мамочка, разве ты не видела? Я большую пачку купила. Ты меня, наверно, просто хочешь выпроводить? - продолжая ловко орудовать ножом, спросила Аня.

Мама постояла минуту, не зная, сердиться ей или радоваться. Рассмеялась и, отложив нож в сторону, обняла Аню:

- Ах ты, моя хозяечка! И все-то она помнит, все понимает.

Когда все было готово и остался только торт, мама все-таки выпроводила Аню из кухни:

- Скоро гости придут, а ты не готова.

Едва Аня переоделась, как залаял Джек. Она побежала к калитке. Никого. Зато в почтовом ящике лежало письмо. «От Мити!» - обрадовалась она. Присела на крылечке и вскрыла конверт.

«Здравствуйте, ребята! - писал Митя. - Я уже в санатории, кругом горы, лес и целебный воздух. Очень красиво. Главный врач сказал, что я хорошо поправляюсь и скоро мне разрешат ходить. А еще сказал, что через три месяца, когда поедешь домой, ты будешь уже играть в ловитки. Вот здорово будет! У нас есть учителя и так, и по физкультуре. Мы немного учимся. Когда приеду, пойду в четвертый класс, в нашу школу. Напишите про Джека. Я за ним соскучился. А запятые и другие дам проверить Надежде Владимировне, а то я не знаю как. Пишите мне письмо. Мне будет радостно. А еще хорошо - вы дружные пять человек. Я приеду, буду шестой. До свиданья! Пришлите вашу карточку. Я буду всем ребятам показывать. Митя».

Снова залаял Джек. Послышались голоса, и на дорожке сада появились гости. Руки Ани сразу оказались полны цветов и подарков.

Митиному письму обрадовались и решили завтра же пойти вместе фотографироваться.

Пока мама накрывала стол под раскидистым тутовым деревом, ребята устроились на длинной скамейке под орехом, лакомились фруктами и разговаривали.

- Знаете, что я вычитал в журнале «Здоровье»? - сказал Алекс. - Первый период человеческой жизни делится на три отрезка: до семи лет - детство, от семи до пятнадцати - отрочество, а с пятнадцати уже начинается юность.

- Вот это да-а! - удивился Ивас. - А нам все: дети, дети!

- И правда, выходит, что мы уже давно не дети, а это… отроки, - подхватила Алена.

- А мама меня все маленькой считает, - отозвалась Аня. - Я скажу, что я уже отрок… ша! Да? - Обернулась она к Тамаре.

- Я не знаю этого слова, - честно призналась Тамара.

- …вица, - сказал Алекс, - отроковица. Я в словаре прочитал. Только там написано, что это устаревшее слово.

- Ну, хитрые! - возмутился Ивас. - Какое же оно устаревшее? Тогда и мы, выходит, поустарели все? Это они нарочно, чтоб нас детками звать! Законное слово. Пусть так и напишут… Да! Ребята! Я же вам не сказал! Вчера мама пришла с работы такая веселая. Говорит, полторы нормы дала и совсем не устала. Она алмазным резцом работала! Ей аж два таких резца дали!

- Дорогие гости, прошу к столу, - пригласила Галина Петровна.

Аня в два приема погасила девять витых свечек на именинном торте, и пир начался.

- Ну, ребятки, вы тут гуляйте, а я схожу к соседке за выкройкой, - вскоре сказала мама, поднимаясь из-за стола.

А когда часа через полтора она вернулась, стол был убран, посуда помыта. Под тарелкой с оставленным для нее куском именинного торта лежала записка:

«Мамочка, мы пошли погулять. Аня».


 *** 


На Длинном косогоре все действовало на них успокаивающе. Все надежно, знакомо и мило. Ракита укроет от палящих лучей. Хижина - от ненастья. Над головой чистое голубое небо с неторопливо плывущими белыми парусниками облаков. И тишина, в которой лишь голоса птиц, стрекотание кузнечиков да чуть слышный шелест Ракиты.

Но тишина Длинного косогора не только успокаивала. Она и будоражила, возбуждала интерес ко всему, что вокруг. Ведь куда-то мимо них летят поезда. В окнах вагонов мелькают лица незнакомых людей. Кто они?… А что там, за синей дымкой горизонта?… Да и само голубое небо - не край. Они знают уже, что где-то там, над головой, в невообразимой дали - никем не открытые загадочные миры, которые рождаются, живут и угасают…

А сколько интересного и непонятного тут, совсем рядом. Сколько тайн вокруг.

- Тихо как! - сказал Алекс. - И печет. Сейчас такие сильные восходящие потоки воздуха…

- Да-а, - вздохнул Ивас. - Сейчас бы запустить нашего «Альбатросика»…

Алена переглянулась с девочками и засмеялась.

- Ты чего? - удивился Ивас.

- Так берите и запускайте, - спокойно ответила Алена.

- А крыло? Забыли?

- Крыло и стабилизатор мы вчера заново обклеили. А папа центровку поправил.

- Ну-у-у?! - Ивас уже был на ногах. - Где он? Я побежал!

- Зачем бежать? - засмеялась Тамара. - Я его утром в хижину принесла.

- Леер! Алекс, давай скорей леер! Мы его сейчас!…

Пролетев метров пятнадцать на уровне роста Иваса, «Альбатрос» стал медленно набирать высоту.

Задрав головы, друзья следили за его полетом.

- Как летит!… Как здорово летит!

- Теперь начнет снижаться, - тихо проговорил Алекс.

- Зато он уже пролетел сколько! - откликнулась Аня.

Но тут началось такое, чего не ожидал никто. Оказавшись над каменистой площадкой, в центре которой виднелись развалины пирамиды, «Альбатрос», чуть накренясь влево, сделал большой пологий круг. Поднялся еще немного, сделал второй круг, третий и, будто кто тянул его за невидимую ниточку, спиралью пошел вверх прямо к белому облачку, плывущему над косогором.

- Улетит! Как же мы его найдем?! - забеспокоилась Тамара.

- «Альбатросик», лети!… Пусть летит до седьмого неба! - закричала, захлопала в ладоши Аня.

«Альбатрос» стал совсем маленьким. Вот уже превратился в крохотный флажок, почти точку, и вместе с облачком поплыл над Мань-киным спуском, над корпусами станкостроительного завода и растаял вдали над громадными трубами ГРЭС.

- Улетел, - прошептал Алекс.

Друзья переглянулись, не зная, смеяться им или горевать. И вдруг, вслед за Аленой, радостно закричали: «Ура-а-а!»

- Жаль, пацаны не видели. Скажут, что вру, - пожалел Толик.

- Так построим другой! Еще лучше этого, - предложила Алена.

- Ясно, построим! Правда, Алекс? - обернулся Ивас к своему помощнику.

- Ага. Только побольше этого, - согласился Алекс. - И не просто планер, а с резиновым мотором. А потом… мне папа сказал: когда научишься хорошо, привезу тебе из Москвы бензиновый моторчик.

- Ребята. Скоро наш поезд, - напомнила Алена.

- Так чего ж мы сидим? - вскочил Ивас.

И они побежали по заросшему травой волнистому спуску. Остановились на гребне каменной волны. Из-за поворота показался синий поезд с длинным, во весь состав, красным лампасом.

Друзья приветливо замахали руками.

- Ребя-та! - перекрикивая шум поезда, сказала Алена. - Хотите, я у него что-то спрошу?

- Так он те-бе и отве-тит! - усмехнулся Ивас.

- А вот по-смот-ришь! - И Алена крикнула: - Ска-жи, ку-да ты е-е-е-де-е-ешь?

Поезд стремительно летел, а ответа все не было. Лишь когда, грохоча на стыках, мимо пронесся последний вагон, из-за поворота невидимый уже электровоз ответил:

- У-у-у-у-у-у-у-у!

- Вот и ответил: «В Мос-кву-у-у!» - перевела Алена.


This file was created


with BookDesigner program


bookdesigner@the-ebook.org


01.07.2009