Блок № 667
Юрий Горюхин


Будущее, прошлое, параллельное можно вообразить каким угодно, — автор отсек одну половину человечества. Адресуется всем нетрадиционно воспринимающим традиционную реальность


Юрий Горюхин 

«Блок № 667»


ThankYou.ru: Юрий Горюхин «Блок № 667»


Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!


Глава № 1


1


Мальчик еще только помешивал мятой алюминиевой ложкой дымящуюся зеленую жижу, а Бешеный уже вытирал большим ноздристым куском черного хлеба дно тарелки. Мальчик без удовольствия проследил за длинным языком Бешеного, которым тот сначала прошелся по жирным краям тарелки, а потом с двух сторон облизал ложку. Мальчик выловил из своего зеленого водоемчика слизкий лист капусты, приподнял за краешек двумя пальцами и посмотрел сквозь него на желтый фонарь, мертво вделанный в потолок, — ветвистые тонкие и толстые прожилки были интересны и загадочны. Но Бешеный опять закряхтел и зачесался. Мальчик осторожно отпустил лист капусты в горячий и вонючий бульон, а Бешеный вдруг взял, и всех удивил. Бешеный встал из-за стола до сигнала, перешагнул через скамейку и вышел на середину камеры. Окружающие подняли бритые затылки, бросили в тарелки ложки и в веселом ожидании потерли руки.

Захар больно заехал Мальчику локтем между ребер:

— Смотри, Мальчик, сейчас начнется!

— Чего начнется?

— Как чего?! Раздатчик уже побежал докладывать стражникам о том, что Бешеный до сигнала поднялся из-за стола, те придут и будут бить Бешеного, а потом уведут его в карцер!

Мальчик потер занывший правый бок и без удивления недосчитался одного желтого зуба в рыхлых деснах Захара.

— Что же тут интересного, постоянно кто-то кого-то бьет, да и карцер никогда не пустует.

Захар три раза взмахнул короткими ресницами и сказал: “Хе!”, потом подумал и добавил:

— Ох, ну и дурак же ты, Мальчик!

Бешеный, не спеша, сел на бетонный пол, заложил руки за голову и, откинувшись назад, стал смотреть в потолок.

— Бешеный, а Бешеный! Ты это чего?! — Захар подмигнул всем, посмотревшим в его сторону, не попал в бок, увернувшегося Мальчика, и тонко с подвывом захихикал.

— Заткнись! — сказал Джим.


2


Дверь лязгнула и отлетела в сторону, все, кто был в камере, вздрогнули, до боли в суставах напрягли мышцы тела, а мышцы лица расслабили до состояния полной бесстрастности.

Толстый краснолицый стражник Кирпич и толстый усатый стражник Ноль строго подошли к лежащему Бешеному, замахнулись на него длинными черными дубинками, но Мальчик тихо сказал себе в рукав:

— Вам незачем его бить — он умер.

Кирпич возмутился и стал сверлить взглядом открытые лица обитателей камеры номер восемь в обреченной надежде найти чьи-то дрогнувшие веки.

— Это кто тут такой?! Кто тут это самое?! Мы вам э… Мы вам мигом, в конце концов!

Ноль снял с рукава синей форменной куртки желтый волос и дунул его в сторону Кирпича:

— А вдруг он в самом деле умер?

— Тогда надо позвать Младшего.

— А вдруг не в самом деле?

— Тогда не надо звать Младшего, он нам потом мигом, в конце концов!

— Что будем делать? Решение принимать тебе.

— Это почему?

— Потому что у тебя на куртке двенадцать серебряных пуговиц, а у меня только десять.

— Ты их просто не пришиваешь, выигрываешь каждый раз в крестики-нолики и прячешь.

— Не болтай чушь — играть в крестики-нолики запрещено!

— Я и сам знаю, что запрещено, я так просто, по ошибке.

Стражники несколько раз хмуро перешагнули через Бешеного, потыкали его дубинками и, разрешив обитателям камеры встать из-за стола и тихо себя вести, вышли в коридор принимать какое-нибудь решение.


3


Жители камеры номер восемь задумчиво подходили к улыбающемуся в потолок Бешеному, трогали его за различные части тела, пожимали плечами и отходили в сторону. Мальчик тоже грустно покрутил Бешеному ухо и щелкнул по носу.

— Что, Мальчик, сначала Бешеный таскал тебя за уши, а теперь вроде бы как ты его?

— Ты ошибаешься, Шрам. Бешеный никогда не таскал меня за уши, даже тогда, когда терял ощущение действительности, — мы были друзьями.

— А когда вы с Рыжим привязали ногу Бешеного к лавке, и когда он вытащил вас обоих из под нар?

— Это было недоразумение.

— Мальчик, ты мне нравишься.

Шрам вынул руку из кармана и неуверенно протянул ее к Мальчику.

— Надеюсь, ты не собираешься хлопать меня по щеке?

Как заныло плечо Мальчика от удара импульсивного Захара:

— Мальчик! Ты свидетель — я последний разговаривал с Бешеным! Как только Ноль или даже Младший спросят, кто последний разговаривал с Бешеным, ты сразу им скажи, что это я последний разговаривал с Бешеным!

— Что ты все орешь мне в ухо?! Сам и скажи, что ты и есть тот избранник, которому посчастливилось последним побеседовать с милым Бешеным.

— Мальчик! Смотри! Если подтвердишь, я тебе первому расскажу, как там все было, а если не подтвердишь, то скажу Кирпичу, что это ты кричал без разрешения, и тебя дурака в карцер посадят!

Мальчик вытер рукавом со лба липкие брызги, и внимательно посмотрел на никогда не гаснущие пляшущие огоньки в глазах Захара.

— Захар, ты меня удивляешь — такой большой, умный, умудренный опытом долгого существования, а наивность твоей просьбы просто поразительна, как будто ты не знаешь, что только Джим решает кому быть свидетелем.

Мальчик предвидел досаду Захара, поэтому ловко присел под его свистящий кулак, юркнул между Хромым и Зубом, и спрятался за огромным толстым Дрылем.


4


Старожилы камеры номер восемь быстро утомились обсуждать нелегкий жизненный путь Бешеного и разбрелись в различных направлениях заниматься своими или чужими делами: Брондз некрепко поколотил Бублика, который притворно захныкал, старательно вытирая несуществующую кровь под носом, Карасик с Подрезом щекотали друг другу подмышки, чтобы выяснить, кто более достоин любви прыщавого Чаки, Прокл проиграл в крестики-нолики Юрику маленький острый гвоздик, а перед Мальчиком вдруг выросла голова Захара, протиснувшегося под нары и заслонившего Мальчику весь обзор камеры.

— Мальчик, я тут подумал немного и знаешь, что? Возьми — это тебе, я сам сделал.

Мальчик взял грубо выструганного из просаленного куска дерева уродливого человечка, повертел его и чтобы не расстроить Захара, изобразил легкое любопытство.

— Спасибо, Захар, ты очень добрый.

— Мальчик, ты же знаешь, Байрам заболел, его унесли лечиться, и я теперь один, а ты уже почти вырос, у тебя вон усики уже пробиваются, я тоже раньше таким был, сейчас вот только немного другой стал.

Мальчик погладил деревянного человечка, и длинная заноза больно воткнулась ему в ладонь:

— Проклятие!

— Мальчик, давай жить вместе, а? Я тебе помогу занять место на нарах и еще чего-нибудь, да и вообще, а?

Мальчик вытащил зубами занозу, немного отсосал из ранки кровь и сплюнул.

— Захар, я не люблю тебя.

— Ну и что, что не любишь, сейчас не любишь, потом полюбишь, да и где ты видел эту любовь? — ее и нет, может быть, вовсе, хотя, конечно… Ну, смотри, гад, я тебе припомню, гад! Ты еще погниешь в карцере, сопляк!

Чтобы меньше утомляться от горячего и несвежего шепота Захара, Мальчик незаметно отодвинулся от него и прижался спиной к стенке, а Захар разнервничался, вырвал у Мальчика из рук деревянного человечка, сунул в карман, сделал свирепое лицо, хотел что-нибудь еще сказать Мальчику или просто ударить, но неожиданно для себя пополз из-под нар. Захар стал цепляться за перекладины, царапать ногтями доски, ощупывать толстыми пальцами трещинки в полу и чуть не ухватил, вовремя отдернутую руку Мальчика, но ничто не могло остановить его равномерного поступательного движения.

— Ну, сейчас я там кому-то! Ох, ну сейчас я там кому-то! Я сказал, сейчас я там кому-то! Я за себя не отвечаю там!.. А я чего? — я ничего… я так… я и не собирался вовсе… я просто спросил и все…

Джим сграбастал в охапку и сердито швырнул Захара через обеденный стол. Захар, размахивая в воздухе руками и ногами, пролетел половину камеры и воткнулся головой в мягкий живот Бешеного, после этого Бешеный захрипел и забулькал, а Захар обнял его и потряс за плечи:

— Хорошо тебе, Бешеный, никто тебя не обижает, лежишь себе и лежишь.

Мальчик напрягся и настороженно посмотрел на угрюмого Джима. Но Джим только слегка придавил Мальчика чернотой своих зрачков, молча развернулся и ушел к просторной лежанке на втором ярусе под вентиляционной решеткой — заветной мечте каждого честолюбивого камерника, а, может быть, и не каждого.


5


Мальчик тепло и уютно свернулся калачиком, хотел было подремать, но передумал и заскучал. Чтобы как-то развлечься, Мальчик долго отламывал от доски над головой тонкую щепку, потом грыз ее, пытаясь распознать невнятный вкус пыльного дерева, потом он посмотрел под ноги на старого Мосла и решил, что, пожалуй, того можно пригласить побеседовать. Мальчик нежно почесал большим пальцем правой ноги шершавый пергамент лысины похрапывающего Мосла:

— Мосол, а, Мосол?

— У?

— Мосол, откуда берутся люди?

— Чего?

Мосол тяжело открыл глаза, повернул голову к Мальчику и, не скрывая досады, посмотрел на свое бывшее место. Мальчик перехватил его слезящийся взгляд и немного пожалел:

— Да, Мосол, время идет, и сил нет, скоро следующий подросток переместит тебя еще ближе к отхожему месту, а там чуть-чуть — и дружеские объятия Бешеного.

— Чего надо?

— Мосол, почему такая несообразность жизни: смерть проста, банальна и она у всех на виду — драки, болезни, уж извини, старость, а появление человека на свет туманно и невразумительно?

— Ты не по времени задаешь глубокие вопросы, Мальчик. Ты сам-то хоть что-нибудь помнишь?

— Помню немного: сначала что-то мутное, потом я был в камере, где у меня выпали и заново выросли зубы, потом в подростковой камере, пока не стали появляться волосы подмышками и на лобке, потом здесь.

— Примерно так все и вспоминают.

Мосол взял глубокую паузу, вложил ресницы в ресницы и задышал ровно и ритмично. Мальчик вежливо ждал ответа Мосла, полагая, что тот долго раздумывает, подбирая значительные слова, но Мосол вдруг протяжно свистнул и трубно захрапел. Мальчик обиделся и гневно пнул пяткой Мосла по загривку.

— Ты что, Мосол, уснул?!

— Эх, Мальчик, Мальчик! Ты помнишь только свои детские камеры, а на самом деле существует камера, где живут специальные люди, у которых время от времени растут огромные животы, потом животы разрываются, и оттуда выходят маленькие человечки и начинают расти, пока не станут большими. А стражники сразу выходят большими, потому что они маленькими не бывают.

— И откуда ты это все знаешь, Мосол?

— Мальчик, когда ты станешь взрослым, сильным, умным, переместишься по нарам на лучшее место, занимаемое Джимом сейчас, и все будут бояться и слушаться тебя, а потом ты постареешь, станешь дряхлым, немощным маразматиком, которого подростки с пустыми головками на плечах загоняют к толчку, тогда ты успеешь многое понять и узнать, и ничто не будет для тебя тайной.

— Мосол, не заставляй меня слушать в очередной раз твою слезливую историю о тяжелом карабканье по иерархии заплесневелых нар вверх и стремительном скатывании в обратном направлении.

— Так уж и стремительном.

Мосол устал разговаривать, положил квадратный подбородок на большой, но ничего уже незначащий кулак, пустил тоненькую ниточку слюны из уголка рта и опять заснул.


6


Мальчик перевернулся на живот, поплевал на щепку и стал рисовать на полу предметы общего обихода камеры номер восемь. Когда Мальчик заканчивал рисовать обеденный стол, бесшумная тень Шрама мягко легла на рисунок:

— Твоя кривая лавка, Мальчик, уже высохла и вот-вот исчезнет.

— Меня это не расстраивает, — состояние творчества важнее результата.

Шрам присел на корточки, и между ним и Мальчиком, наверно, возник бы какой— Нибудь разговор, но в это время посреди камеры завязалась веселая возня с телом безропотного Бешеного.

Сначала Прокл оттягивал щеки Бешеного длинными пальцами в различные стороны, заставляя того гримасничать в такт писклявым вопросам сожителя Прокла, голубоглазого Тироля, потом сплоченная группа Лахмоса оттеснила их и, подняв Бешеного на ноги, стала прохаживаться с ним по камере, время от времени приплясывая и дружно падая, под общий свист и хохот, затем Бешеный стал кувыркаться, стоять на голове, щекотать холодеющими пальцами спящих камерников и делать другие шалости, нашептываемые прозрачной фантазией бывших друзей.

Мальчик свистнул два раза и один раз хлопнул в ладоши, конечно, не так сильно, как Жмых или Стероид, но достаточно для легкой усмешки Шрама.

— Забавно, не правда ли, Мальчик?

— Что забавно?

— То, что все те, кого Бешеный унижал и обижал при жизни, не помнят зла и прощаются с покойным нежно и с добрым юмором.

— Шрам, все хотел спросить тебя — почему ты так часто сидишь в карцере, ты как будто специально стремишься туда?

— Это единственная возможность побыть одному. Ты мне нравишься, Мальчик.


— Я помню, Шрам, ты это уже говорил.

— В этой жизни не так много вещей, Мальчик, о которых хотелось бы повторяться.

Мальчик осторожно снял со своего плеча теплую ладонь Шрама и переложил ее на прохладный затылок похрапывающего Мосла.

— Шрам, я бы не хотел, чтобы наши отношения приобрели более конкретную форму.

— Я буду ждать, Мальчик.

— Жди.

Шрам легонько провел пальцами по щеке Мальчика и исчез в глубине камеры.

Басовитый хохот веселящейся толпы поднялся на пару октав выше, клубок тел сплелся теснее, материя трещала по швам, рубахи и штаны не успевали впитывать пот, пальцы дрожали, глаза застилала масляная пленка, ноздри трепетали, сухие языки облизывали истрескавшиеся губы, горячие дыхание обжигало холодные плечи, и быть, без сомнения, групповой некрофилии, но отрезвляющий, как ведро холодной воды, чуть слышный звук перебора ключей, заставил потерявших рассудок обрести его. В мгновение посреди камеры остался стоять только взлохмаченный, измятый, разодранный Бешеный, да и он быстро уронил уставшую голову на грудь, подогнул колени и, нелепо подмяв под себя руки, ткнулся в пол.


7


Кирпич широко распахнул дверь, рванулся в камеру, но, вдруг вспомнив, что с ними охранник Младший, неуклюже прижался к косяку и до побагровения втянул живот. Маленький, худенький Младший откинул в бок огромную копну желтых волос и медленно прошел мимо Кирпича к бесформенному телу Бешеного. В абсолютной тишине Младший очень пристально стал рассматривать тяжелые балки, углы в тенетах, трещины в стенах и большие желтые фонари в потолке, когда же рядом выросли Кирпич и Ноль, загородив часть пространства, переместил все внимание на аккуратно подстриженный ноготь большого пальца.

— Труп находился в данном положении? — шепотом спросил Младший.

Кирпич открыл рот и сильно выпучил глаза. Ноль тихонько кашлянул в кулачок:

— Немного изменился угол изгиба локтевого сустава.

— А почему не выставили охрану?! — Младший так сильно взвизгнул, что некоторые камерники шарахнулись назад, Мальчик прикусил щеку, а Кирпич и Ноль впали в бледно-серое полуобморочное состояние.

Младший настороженно помассировал свое горло и опять перешел на шепот:

— Мне что, доложить о вашем поведении надзирателю и оставить вас наедине со следующими за этим последствиями?

Кирпич и Ноль закосились друг на друга, с трудом сдерживая желание куда-нибудь убежать, а Луст, зажав двумя пальцами нос, крикнул:

— Давай докладывай!

Кирпич и Ноль хотели тут же броситься на поиски нарушителя, но спрашивать разрешение у Младшего они постеснялись, поэтому Кирпич только грозно оттопырил нижнюю губу, а Ноль свел к переносице маленькие, но чрезвычайно лохматые брови.

— Виновных найти, труп убрать, а разговор мы еще продолжим.

Младший развернулся на огромных каблуках, свесил желтую копну волос на бок, зашевелил губами и пошел к выходу, где его чуть не сшиб Кирпич, запоздало распахнувший перед ним дверь.


8


Когда дверь за Младшим закрылась, кровь постепенно стала возвращаться к лицам Кирпича и Ноля, они замахали дубинками, громко закричали и построили всех камерников в длинную изгибающуюся цепочку.

Кирпич и Ноль шли вдоль цепочки, останавливались возле каждого, и Кирпич задавал строгий вопрос:

— Ты?!

Если спрашиваемый в ответ четко не говорил: ”Нет!” и не смотрел оловянным взглядом, то считалось, что он во всем признался, и Ноль предлагал ему отойти в сторонку.

Виновных и невиновных оказалось примерно поровну, поэтому Ноль и Кирпич оказались в некотором замешательстве — достойных много, а количество наказаний ограниченно. Конечно, если хотя бы признавшихся оказалось значительно больше не признавшихся, тогда можно было бы решить, что понурое большинство — слабовольные обманщики, а стойкое меньшинство — коварные хитрецы, научившиеся всякими приемчиками избегать возмездия, и наказать последних, а так — одно недоумение.

— Ну что, а?

— А что, я не знаю что.

— Может быть, как-нибудь по-другому чего-нибудь?

— Да, ну, а как?

— Ну, там это… э… ну не знаю…

Ответ нашелся быстро и просто в виде растянувшегося на полу Захара, которому под колено дал хулиган Луст.

— А ну хватай труп и пошли!

Захар было захныкал, но Ноль и Кирпич показали ему два огромных красных кулака, и Захар передумал безрезультатно дискуссировать, поднял на плечи равнодушную тяжесть Бешеного и, неуверенно ставя ногу, пошатываясь, пошел к выходу.

— Я же наоборот свидетель.

— Тащи, мерзавец!


9


— Интересно, что сделают Захару?

— А что там делать — в карцер и назад к нам в камеру.

— Нет, Брондз, могут и в другую камеру перевести.

— Могут… Могут, вообще, расстрел назначить.

— Стероид, а что такое расстрел?

— Откуда я знаю, Мальчик, — кажется, дубинками забивают до смерти.

— Какие дубинки! — ведут, ведут длинными коридорами, потом открывают дверь и летишь вниз на острые ножики!

— Руки и ноги отрывают, зубы выбивают и дают большой круглый сухарь — лижешь его, лижешь, а откусить не можешь — так с голоду и умираешь.

— Нет, Подрез, они кровь по капельки выпускают.

— Прокл! Прокл! Слушай тебе говорят! Они заставляют пить воду ведрами, а сливать не дают, и мочевой пузырь разрывается!

— Защекочивают до смерти!

— Машина такая — головы рубит.

— Просто душат и все.

— Да что ты, Зуб, врешь все! Сейчас как дам!

— Мальчик, они дышать не дают, я точно знаю.

— Я тебе, Жмых, сам дам!

— Жмых, что смотришь?! Врежь ему!

— Вот и заставляют драться между собой насмерть.

— Чака, а ты куда лезешь, гад?!

— Ух, ты!


10


Мосол вздохнул, погрузил костлявую пятерню в белую шерсть на груди, обнюхал свои пальцы и сказал:

— В баню поведут.

— Мосол, как ты по запаху определяешь, что настало время греметь тазиками?

— При чем тут запах, Мальчик! Мне как нос перебили в юности, так я после этого почти ничего не чую. Все дело в расчетах.

— В каких расчетах?

— Так я тебе и сказал.

— Да нужны мне твои расчеты — ни один ты чувствуешь приближение бани.

— Может и не один, а так точно, как я никто не предсказывает.

Мальчик сделал вид, что потерял интерес к Мослу, перевернулся на живот, достал из-за пазухи большую круглую галету, сделал губы трубочкой и стал рассматривать и крутить галету так, чтобы Мосол мог вполне точно определить значение предмета в руках Мальчика.

— Мальчик, ты воображаешь, что мои знания можно променять на эту несчастную галету?

— Воображаю, Мосол.

— Воображай дальше.

— Буду, только бы ты, Мосол, раньше времени не захлебнулся от обильного слюноотделения.

— Ничего, не захлебнусь, — сказал Мосол и проглотил уже накопившеюся влагу.

Мальчик сначала хотел подождать, когда Мосол, некоторое время поворочавшись на своем месте, все выложит сам, но увидев сгорбленную фигурку Колпака, шаркающего к отхожему месту, решил ускорить ожидание.

— Нет, Мосол, я передумал: я отдам галету Колпаку — он старенький, немощный — пусть радуется.

— Ну-ну.

Мальчик оценил неуверенную усмешку Мосла и твердо пополз из-под нар в направлении Колпака. Мальчик уже почти выбрался на открытое пространство и даже почувствовал некоторую тревогу — не слишком ли быстро он ползет, а то, как повезет ни с того, ни с сего плохосоображающему Колпаку, но дребезжащие нервы Мосла не выдержали и маленькая ступня Мальчика оказалась в его объятиях:

— Ладно, давай свою галету, все равно скоро умирать — пусть хоть что-то булькает в твоей пустой кастрюле. Видишь на дощечке маленькие крестики слева — это количество больших приемов пищи, как десять крестиков набирается, будет баня — ставим справа один крестик побольше, как этих крестиков наберется шесть — будет стрижка, если девять — смена одежды — ставим справа крест еще больше, когда будет их два — дадут теплую одежду, потому что в камере холоднее станет, а еще через два опять легкую дадут. Я еще, что придумал: по большим крестам жизнь отмерять и события всякие интересные запоминать — вот Бешеный, например, прожил в нашей камере сто двадцать восемь больших крестов, он, когда к нам пришел, сразу почему-то расстроился, сцепился с длинным Гоцем и прокусил ему шею — у того вся кровь-то и вытекла, ха-ха! Ну, давай свою галету!

— Возьми.

Мосол набил рот, засиял и спросил:

— Ну, как?

— Производит впечатление — что может быть более поразительным, чем возможность просчитывать жизнь назад и вперед, превращая пыльную тягомотину в стройные ряды красивых и ровных крестиков — нисколько не жалко галеты, ну разве что чуть-чуть.

Спокойно загремели ключи, и неспешно защелкал замок, Мосол кивнул в сторону звука:

— Ну что я говорил — сейчас в баню всех отправят.

В камеру зашли двое новеньких: тщедушный подросток и довольно жилистый взрослый.

— Мосол, по-моему, ты просто так сожрал галету.

Мосол быстро запихнул в рот остатки галеты и без удовольствия проглотил:

— Ничего не просто так…

Окошко в двери отворилось и раздатчик Ротербанд, с опозданием надув щеки, сипло крикнул:

— В баню готовсь!


Глава № 2


1


Мальчик зашел в парную, немного постоял внизу, привыкая к резкому жару, и полез на верхний полог, чтобы растянуться на раскаленных досках в ожидании бесконечных соленых капелек на своем теле. Другие камерники тоже лежали и про запас вбирали тепло тяжелого воздуха, они слабо переговаривались, почти не шевелились, только любовные парочки обессилено поглаживали друг друга. Мальчик закрыл глаза, расслабил мышцы рук и ног, плавно задышал, свободно отпуская сознание в путешествие по светлым чистым камерам с красивыми людьми в свежей нерваной одежде, сидящими вокруг красивых черных столов и поедающих из желтых красивых мисок вкусное ароматное месиво… Мальчик резко сжался в агрессивный комочек — чья-то рука осторожно коснулась его груди.

— Шрам, ты меня напугал.

— Хороший пар, Мальчик?

— Если его достоинство определяется сыростью и температурой, то, наверно, хороший.

— Какой ты еще молодой. Хотя, время бежит быстро — и не заметишь, как пропадет желание острить по каждому поводу. Я думаю о тебе, Мальчик.

— Я тоже тебя вспоминаю, Шрам.

Шрам облокотился на свои колени и грустно опустил голову. Мальчик тоже окунулся в печаль и начертил указательным пальцем кружок на плече Шрама.

— Я был таким же, как ты, Мальчик.

Скрюченный долговязый Тироль свесился над Мальчиком и захихикал:

— А со мной Прокл долго не разговаривает — у него либо есть силы, либо их нет.

— Шрам! Пошли, тебя Джим зовет.

Шрам усмехнулся, спокойно спустился с полога и вышел из парной.

— Ну, все, Мальчик, конец твоему Шраму.

— Тироль, мне кажется, ты напрасно радуешься — если тебя в прошлую помывку изнасиловали Кирпич с Нолем, то, во-первых, счастливые мгновения не бывают такими частыми, а во-вторых, в этот раз дежурят Закир с Лымарем и как бы настойчиво ты не мылился дольше всех, твои усилия будут напрасны.

Тироль больно ущипнул Мальчика, Мальчик подложил под ногу Тироля кусочек мыла, и Тироль, высоко взлетев длинными ногами вверх, съехал на тощих ягодицах по ступенькам вниз.


2


Шрам стоял с закрытыми глазами под душем, Мальчик подошел к нему и подставил ладошку под острые дробинки:

— Какая холодная вода.

— Мозги лучше будут работать.

— От этого не станет легче.

— А мне не надо легче.

— Что тебе сказал Джим?

— Что он может сказать, кроме как, что убьет меня.

— Пойдем, скоро объявят конец помывки.

— Ты многим нравишься, Мальчик, и напряжение вокруг тебя будет постоянным и возрастающим.

— Ты решил…

— Нет, я не боюсь Джима.

— Пойдем.


3


Закир и Лымарь, по очереди, прикрывая огромными ладонями рты, протяжно зевали, их пыльные дубинки не были отстегнуты от широких черных ремней и маятникообразно болтались между ног, вызывая нехитрые мысли о полной беспомощности стражников. Камерники торопливым гуськом, но без уважения прошли мимо Лымаря и Закира, и, минуя зигзаги узких коридоров, возвратились в камеру, где их ждал дежурный Прокл и двое новеньких.

— Ты кто?

— Спица.

Джим легонько толкнул Спицу в плечо — тут было все слишком ясно, и Спица покорно склонил голову. Но многие крепкие камерники набычились, сжимая и разжимая тяжелые кулаки, — высота положения всегда тягостна большими хлопотами и претензиями окружающих.

— Спица, что тебе не спится? — пропел Рыжий и залез под стол.

Спица цепко поймал его фигурку прищуром правого глаза и чуть усмехнулся двумя черными морщинками в уголке рта.

Джим поставил короткий толстый указательный палец на мягкий лоб подростка:

— А ты кто?

— Гальюн.


4


Стероид улыбнулся во всю непомерную ширину своего рта (в него запросто влезал кулак не только самого Стероида, но ходили слухи, даже кулак Джима) и попытался обнять Спицу:

— Спица, друг, ты меня помнишь?

— Извини, мой хороший, но я тебя не помню.

— Да как же, Спица, вспомни: в пятой камере за столом ты сидел напротив и кидал в мою миску камешки — я только наклонюсь, а ты раз камешек, я опять наклонись, а ты опять свой камешек!

— Дорогой, я никогда не был в пятой камере, я всю жизнь был только в девятой, не считая подростковой и карцера.

— Да? Как жалко — так хочется вспомнить молодость.

Мосол после слов Стероида мелко затрясся и для равновесия оперся на плечо Мальчика. Мальчик тут же брезгливо сбросил ладонь Мосла:

— Мальчик, я не могу, когда этот сопляк Стероид говорит про молодость — ему всего-то чуть-чуть за сто крестов, а все туда же — молодость.

— Ну, у него же нет расчетной дощечки — откуда ему знать, что он в полном расцвете сил.

Мосол опять затрясся и хотел опять опереться на плечо Мальчика, но Мальчик плавно увел свою гибкую фигурку в сторону и Мосол, провалившись рукой в пустоту, рухнул на Джима.

— Тебя, что, старый хрен, ноги не держат?!

— Ой, Джим, а я знаю кто у них в девятой камере основной.

— Ну и что.

— У них там косоглазый Виссон основной.

— Да мне хоть…

— Старик, ты здорово отстал от текущих событий, Виссон повесился, еще, когда у меня была кудрявая шевелюра.

— Зачем повесился?

— Наверно, устал.

Мосол снова мелко затрясся всем телом, еще больше затрясся его вытянутый в сторону Спицы черный кривой указательный палец:

— Устал, хе-хе, а я за то не устал!

Мальчик взял Мосла за указательный палец и без усилий потащил его к месту под нарами:

— Мосол, последнее время ты часто утомляешь общество — уж не от той ли плесени, которую выращиваешь на горбушке хлеба, а потом тайком жрешь у стенки?

— Тихо, Мальчик, узнают — все отнимут, я, может быть, дам тебе попробовать, но ты никому — это эликсир жизни.


5


Дрыль сидел на лавке и дремал, одновременно опуская вниз тяжелые веки, мокрую нижнюю губу и двойной подбородок, превращая его сначала в тройной, потом в четвертной, а потом и в пятерной. Рыжий подкрался к Дрылю и быстро залепил ему мякишем хлеба сразу обе ноздри. Дрыль от отсутствия воздуха затряс головой, выпучил глаза и судорожно стал всасывать воздух через открытый рот. Отдышавшись, Дрыль вскочил, бешено затоптался на месте, схватил, рядом стоящего понурого Гальюна под мышки, высоко кинул его вверх, развернулся, сел на лавку и стал выдувать из ноздрей коварные катыши Рыжего. А Гальюн даже не успел почувствовать ужас, он, так безучастно и шлепнулся бы лепешкой на пол, если бы его не поймал, на удивление всем, Прокл.

— Ты что, Дрыль, без разбора людей швыряешь?

— Пусть Рыжий не хулиганит.

— Так это вовсе не Рыжий — это новенький — Гальюн.

— А… А я-то думаю, чего это Рыжий такой легкий.

Мальчик похлопал Гальюна по плечу и кивнул в сторону Дрыля:

— Как, Гальюн, понравился полет?

— Не знаю…

— Гальюн, если тебе в следующий раз захочется полетать, ты делай, как тебе показал Рыжий: залепляй ноздри Дрылю и вперед!

— Да я как-то не очень…

— Ничего, Гальюн, у нас все так летают — вон видишь Колпак договаривается, сейчас заткнет нос Дрылю и полетит куда-нибудь.

— Мальчик, тебе совсем скучно?

— Шрам, если я тебя раздражаю, ты…

— Перестань, Мальчик, я так — забавляйся сколько хочешь. Мне просто немного тревожно.

— Спица?

— За это ты мне тоже нравишься, Мальчик.


6


Мальчик почувствовал за спиной мелкое колыхание воздуха, отвлекся от разговоров Спицы с камерниками и, не оборачиваясь, бросил назад:

— Мосол, ты опять бодрствуешь?

— Хе-хе, Мальчик, у тебя нет больше хотя бы кусочка галетки?

— Мосол, иди— Ка спроси у Спицы, с какой стати его перевели к нам.

— Ладно.

Мосол подковылял к кружку вокруг Спицы и протиснулся между Подрезом и Карасиком:

— Спица, хе-хе, а почему тебя перевели к нам?

— Мосол, это же обычная ротация.

— Ой, Подрез, хе-хе, не смеши — при ротации не переводят в ближайшую камеру.

— Слушай, Мосол, кто ты такой, чтобы мне вопросы задавать?! Пошел отсюда!

— Правильно, вали, Мосол, а то разберут по мослам, гы-гы!

Мосол закрыл ладошкой рот, затрясся в всхлипах смеха, выбрался из кружка камерников и подковылял к Мальчику:

— Мальчик, хе-хе, он говорит этим кретинам, что, мол, обычная ротация, хе-хе.

— А твой светлый ум, что думает?

— Хе-хе, Мальчик, хе-хе, да он завалил кого-то без уважительной причины, вот его и перевели в ближайшую камеру — всегда так делают, может у тебя все-таки остался кусочек галетки, а?

— Мосол, иди жри свою плесень и отстань от меня.

— Я уже все съел, хе-хе!


7


Рыжий не очень уверенно пнул Гальюна ногой под зад и предложил помериться силами. Гальюн отряхнул штаны и сказал, что вполне верит в физическое превосходство Рыжего над собой и не видит никакого смысла в том, чтобы попусту утруждать почти еще детский организм чрезмерными нагрузками. Рыжий полностью согласился с Гальюном и, в полной мере обретя уверенность, дружелюбно сказал:

— Гальюн, а что это такое у тебя весит на животе? Ты, наверно, неудачно высморкался?

Гальюн растерянно наклонил голову, выискивая возможное безобразие на своей рубахе, а Рыжий взял между указательным и средним пальцем хлюпающий нос Гальюна, сильно сжал его и стал выворачивать в разные стороны, надеясь получить большую, красивую сливу на радость окружающим. Гальюн стал извиваться и визжать, потом, вдруг, ухватил остренькими зубами мизинец Рыжего, и Рыжий тоже стал извиваться и визжать. Гальюн с Рыжим, наверно, долго бы еще забавляли публику, но Прокл дал Рыжему крепкий подзатыльник, обнял Гальюна за плечи и, что-то тихо ему нашептывая на ушко, повел в сторону своих нар для выяснения вопросов, входящих в круг их общих интересов. Близкий друг Прокла Тироль повернулся к Мальчику и, не смахивая с длинных ресниц голубых глаз переизбыток влаги, спросил:

— Что же это такое делается, Мальчик?

— Не переживай, Тироль, найдешь себе товарища еще лучше.

— Я не хочу лучше.

— Тогда скажи Джиму, что со стороны Прокла несколько неэтично беседовать на нарах с неполовозрелым Гальюном.

Тироль в задумчивости пощипал мочку своего уха, потом подошел к лежащему на нарах Джиму и вежливо подергал его за рукав:

— Джим, Прокл совсем не прав — Гальюн еще маленький, ему нельзя общаться с Проклом.

— Раз сюда перевели, значит нормальный.

— Нет, Джим, он это… Слушай, Джим, может быть, тебе самому забрать Гальюна к себе? Чего это Прокл должен первым знакомиться с ним — ты вон кто, а он всего лишь вон кто! У тебя же нет сейчас хорошего товарища, а?

Джим невольно поднял голову и посмотрел на Мальчика, разговаривающего со Шрамом. Тироль перехватил взгляд Джима и снова потеребил мочку уха:

— А… Ну тут, конечно, как хочешь, но Гальюн тоже ничего, да и Мальчик слишком каприз…

Джим неожиданно покраснел, шарахнул огромным кулаком по лбу Тироля и отвернулся к стене.


8


Тироль обходил каждого и предлагал потрогать круглую шишку посередине лба. Обитатели восьмой камеры крепкими пальцами мяли лоб Тироля, Тироль морщился, но терпел, потому что справедливо считал, что исключительности всеобщего внимания всегда сопутствуют какие-нибудь маленькие неприятности.

— Смотри, Шрам, как Джим мне врезал.

— Да, впечатляет.

— А ты, Мальчик, не тяни свою руку — это все из-за тебя.

— Зря сердишься, Тироль. Этот шарик на пологом склоне твоего лба очень интригует, и, я думаю, теперь ты запросто вернешь себе расположение Прокла — посмотри какая ординарная внешность у Гальюна, а представляешь, что будет, когда кровь из шишки переместится под твои голубые глазки, и как они будут смотреться на темно-синем с желтым переливом фоне — у Гальюна нет шансов.

— Ничего, Мальчик, придет и мой черед хихикать.

— Конечно, придет.

Тироль толкнул плечом Мальчика, и не очень уверенно пошел к нарам Прокла, где тихонько кашлянул в кулачок:

— Прокл, смотри что у меня на лбу.

— Пошел ты!

— Прокл, у меня шишка даже больше, чем была у Бублика в прошлый раз, когда ему Юрик подножку поставил, и он с разбега врезался в стол, хочешь посмотреть?

— Пошел ты!

— Это меня Джим ударил из-за Мальчика, тебе меня не жалко?

— Пошел ты!

— Ну, Гальюн, маленький мерзавец, — я тебе еще устрою сладкую жизнь, узнаешь кто такой Тироль!

— Тронешь — голову откручу!

— Тогда не буду устраивать сладкую жизнь — пусть делает, что хочет. Только, Прокл, он не будет тебя любить как я.

— Пошел ты!


9


Камера ожидала. Никто особенно не выказывал свое нетерпение, люди ходили в разные стороны, разговаривали, играли, шутили и смеялись, изредка кто-нибудь мимолетно скользил деланно равнодушным взглядом по могучей спине Джима и опять пускался в пустые разговоры — а Джим все лежал и лежал.


10


Мальчик и Рыжий незаметно привязали к хлястику рубахи опять задремавшего Дрыля длинную нитку, протянули ее к отхожему месту и зацепили за рычаг смывного бочка.

— Давай, Рыжий, позови его.

— Если я позову — он заподозрит, лучше ты позови.

— Хорошо, подождем, когда он сам встанет.

— Да он до приема пищи не встанет.

— Ничего, естественность превыше всего.


11


На нарах Прокла глухо вскрикнул Гальюн.


12


Луст хлопнул по плечу Тироля и сочувственно расхохотался ему в лицо.


13


Чака надулся, когда Карасик, отстранив его липкую руку, поднял левую бровь, поджал в игривой улыбке губы и, манерно вихляясь, пошел к Тиролю.


14


Спица резко выбросил руку и поймал за шею проходившего Рыжего:

— Говоришь, Рыжий, мне не спится? Ты прав, мне в самом деле не спится, может быть, ты мне поможешь?

Рыжий попытался укусить Спицу, но Спица ловко отдернул левую руку, а правой больно сдавил шею Рыжему и толкнул от себя:

— Мое предложение снимается, Рыжий, — из твоих ушей дурно пахнет.

Рыжий отбежал на безопасное расстояние и, потирая шею, крикнул:

— Сам ты вонючка!


15


Мосол не уступил дорогу Колпаку, Колпак по инерции ткнулся головой в плечо Мосла и в недоумении уперся в него мутным взглядом.

— Куда прешь, Колпак?! Не видишь кто идет?!

Колпак сказал: “Ы-ы…”, мелкими шажками обошел Мосла и зашаркал дальше, кивая головой в такт левого шага.


16


Камера затихла. Джим сел, свесил с нар ногу и стал следить за тем, как она покачивается, вместе с Джимом за амплитудой его розовой пятки следила вся камера. От тишины проснулся Дрыль и попытался тихонько, крадучись встать с лавки, но нитка, привязанная к его хлястику, натянулась, смывной бочек захрипел, потом заурчал и с шумом выпустил воду. Все вздрогнули, Рыжий прыснул, а Дрыль от изумления развернулся и еще раз спустил воду.

— Ты что, Дрыль, с ума сошел?

— Джим, это не я…

Со своего места загоготал Луст, вслед за ним тоненько залились Бублик с Хромым, а их в свою очередь басовито поддержали Подрез, Зуб и Брондз, потом развеселились и остальные камерники. Джим тоже немного поухмылялся, но быстро опять насупился и тихо позвал:

— Спица.

Спица медленно подошел к Джиму и встал напротив в меру уважительно и в меру не уважительно. Все сразу же переключились с неуклюже отрывающего нитку от своего хлястика Дрыля на Спицу и Джима.

— Спица, ты на каком месте был в девятой камере?

— На пятых нарах справа.

— Значит Юрик или Жмых?

Спица пожал плечами, Жмых покрутил головой в разные стороны, разминая затекшую шею, а Юрик ощупал языком все целые зубы.

Джим бросил в рот кусок сухаря и, размачивая его у правой щеки, сказал:

— По моему тебе, Спица, лучше всего подойдет место Шрама.

Камера удивилась, но не очень. Жмых перестал смотреть на Спицу исподлобья, Юрик недоверчиво продолжал анализировать кончиком языка свои зубы, Мальчик присел рядом со Шрамом, Шрам повернулся к Мальчику и усмехнулся:

— Вот видишь.

Спица склонил голову на бок и в брезгливой усмешке растянул тонкие губы:

— Но, Джим, это всего лишь восьмое место, к тому же слева.

— Ничего, Спица, все в твоих руках — главное начало. И потом пятое место в девятой камере совсем не одно и тоже, что пятое место в восьмой, тем более Жмых и Юрик не совсем здоровы.

Жмых удивленно открыл рот, а Юрик хмыкнул и перестал полировать нижний коренной зуб.

— Но все-таки…

— Спица, может быть, ты хочешь на мое место?!

— Я этого не говорил.

— Хе-хе! — сказал Мосол Мальчику, с трудом приседая на негнущихся ногах.

— Чего тебе, Мосол?

— Мальчик, он хочет…

— Да без тебя знаю!

— Мальчик, сейчас Колпаку, хе-хе, говорю, что…

— Мосол, проваливай!


17


Длинный Хромой на кивок Джима подбежал к двери и закрыл несимметрично деформированным затылком глазок наблюдения за камерой. Сокамерники расселись по своим местам, достали из глубоких карманов кусочки хлеба и стали их жевать в ожидании зрелища.

Спица и Шрам встали напротив друг друга, а Джим сказал: “Давайте”.

Спица слегка присел и вытянул вперед правую руку, Шрам, легко и быстро передвигаясь, закружил вокруг Спицы.

— Шрам! У Спицы голова закружится!

Спица прыгнул вперед и схватил Шрама за рукав, Шрам отпрянул назад, и выдранный с корнем из плеча рукав остался в цепких пальцах Спицы.

— Спица! Не порть чужую одежду!

Спица бросил скомканную тряпку в лицо Шраму и сразу же сам кинулся на него, но Шрам сделал шаг вперед и плотно впечатал локоть в надбровную дугу Спицы. Спица замер, потом подогнул колени и ткнулся лбом в ноги Шрама.

— Шрам! Добивай его!

Шрам взмахнул кулаком над затылком Спицы, но опустить его не успел — Спица дернул за пятки Шрама и, Шрам, безрезультатно хватая воздух, жестко упал всей спиной на пол.

— Спица! Еще раз также!

Спица обхватил ноги Шрама руками и, заливая кровью его штанины, попытался заползти и придавить Шрама весом своего тела. Шрам с большим напряжением вырвал правую ногу из железных объятий и, уперевшись ее в рассеченную бровь еще не очухавшегося Спицы, спихнул его с себя.

Спица лежал на боку и пытался оттереть ничего не видящий из-за красной пелены глаз. Шрам стоял на четвереньках и сплевывал липкую алую слюну.

— Эй! Хорош филонить — скоро прием пищи будет!

Спица тяжело поднялся и, в три шага разбежавшись, пнул Шрама, целясь в голову. Шрам ждал удар Спицы, поэтому успел резко уклониться в сторону и, когда Спица, промахнувшись, попал голенью по лавке и заскрежетал зубами от боли, что есть силы, ткнул ему снизу кулаком в пах.

— Спица! У тебя с любовью больше проблем не будет!

Спица ухнул, присел на корточки и тут же вцепился зубами в бок Шрама.

— Шрам! Спица тебя сейчас съест!

Шрам давил Спице на желваки, бил по ушам, по шее и по затылку, но Спица все крутил и крутил головой, выдирая Шраму кусок живота, и, наверно, выдрал бы, если бы Шрам не зажал Спице рот и нос, лишая его необходимого при больших физических нагрузках кислорода.

— Шрам! Чего ты?!

— Спица! Чего ты?!

Спица ударил Шрама, Шрам ударил Спицу, Спица вырвал клок волос у Шрама, Шрам выбил Спице передний зуб, Спица ударил коленом Шрама в болезненную мышцу бедра, Шрам головой всмятку разбил губы Спицы, Спица выбил большой палец правой ноги, Шрам вывихнул мизинец, Шрам оторвал Спице все накладные карманы, Спица разодрал Шраму рубаху пополам, Шрам вытирал кровь под носом, Спица тяжело и хрипло дышал, Спица толкнул Шрама через обеденную лавку, Шрам подсек ноги Спицы, Спица подсек ноги Шрама, Шрам толкнул Спицу через обеденную лавку, Шрам тяжело и хрипло дышал, Спица вытирал кровь под носом, Шрам разодрал Спице рубаху пополам, Спица оторвал Шраму все накладные карманы, Спица вывихнул мизинец, Шрам выбил большой палец правой ноги, Спица головой всмятку разбил губы Шрама, Шрам ударил коленом Спицу в болезненную мышцу бедра, Спица выбил Шраму передний зуб, Шрам вырвал клок волос у Спицы, Спица ударил Шрама, Шрам ударил Спицу, Спица ударил Шрама, Шрам ударил Спицу, Спица ударил Шрама, Шрам поскользнулся, ударился виском об угол стола, встал, посмотрел на Мальчика, не смог улыбнуться, упал и умер.


18


Мальчик мокрой тряпочкой вытер кровь с лица Шрама, тонкими пальцами пригладил его всклоченные волосы, прикрыл разодранной рубахой тело и подумал о том, что, если бы он заплакал, это было бы вполне уместно.

— Мальчик, знаешь, сколько крестов прожил в нашей камере Шрам?

— Мосол, дай мне твоей плесени — а то из меня никак не может вырваться смех.

— Тебе не положено смеяться, Мальчик, — ты должен рыдать.

— Разве это не одно и тоже?

— Хе-хе…

Ротербанд надул щеки, просунул голову в окошечко в двери и сипло крикнул:

— К приему пищи готовсь!


Глава № 3


1


Лахмос втянул в рот щеку Бублика и старательно ее пожевал. К ним подошел Жмых и сказал, что Лахмос редкого ума человек. Лахмос выплюнул щеку Бублика, сказал Жмыху: “Да?”, отстранил Бублика, положил свою ладонь на талию Жмыха и увел его в левый угол камеры для более подробного развития темы.


2


Карасик облизал ложку и стал водить ее по узкой спине Тироля. Когда ложка Карасика запрыгала по не избежавшим сколиоза позвонкам Тироля, Карасик нежно запустил пятерню в спутанные волосы Тироля и шепотом спросил:

— Тироль, а тебе что больше нравится: сладкий компот или кисленький кисель?

— Не знаю, Карасик.

— Какой у тебя красивый позвоночник, Тироль.

— Угу.

— Только вот ты какой-то вялый.

— Не приставай ко мне, Карасик, — я в состоянии несчастной любви.


3


Прокл тяжело дышал, бурно потел и хрипло кричал Гальюну:

— Гальюн! Сильнее царапай мне спину!

Гальюн измождено продирал свои слабые пальчики сквозь заросли рыжих волос на спине Прокла и тихо ныл:

— Я не могу сильнее — я устал.

— Гальюн! Давай сильнее царапай!

— Я не могу.

— Давай, Гальюн, давай!

Гальюн схватил зубами пучок волос на спине Прокла и сильно дернул.

— Молодец, Гальюн! Вот так давай!

Гальюн схватил зубами другой пучок и тоже дернул, но не рассчитал силы и с корнем выдрал соленый, рыжий кустик Прокла. Прокл взревел и замотал головой:

— Гальюн! — ты чудо! Ты немного звереешь, но это даже хорошо — ты молодец! Но все же, Гальюн, чуть легче, ладно?


4


Спица сел на корточки и провел языком по еще незажившим, неравномерно вздутым синим губам:

— Ну что, Мальчик, как настроение?

— Да, наверно, такое же, как твое здоровье.

— Правила знаешь, Мальчик?

— Конечно: во время приема пищи не вставать, на вопросы служебного персонала отвечать четко и абсолютно правдиво, не…

— Молодец, Мальчик. А как на счет того правила, что в случае гибели одного из двух конкурентов на общее место, победивший получает не только место, но, если захочет, и товарища конкурента?

— Нет таких правил.

— Как же нет, Мальчик? Спроси у Мосла — он все знает.

Мосол, услышав свое имя, тут же закряхтел, заскрипел и выполз из-под нар.

— Эй, Мосол!

— Да слышу, слышу! Что тебе сказать, Спица, — вроде бы есть такой обычай, но ведь Мальчик не был товарищем Шрама в полном смысле этого слова, поэтому тебе и требовать особо нечего.

— Мосол, чего мне требовать, а чего не требовать я решу сам. Тебя спросили — ты ответил, теперь можешь лезть обратно на свою лежанку.

— Спица, меня нельзя включать и выключать — я всегда говорю все, нравится это каким-то Спицам или не нравится!

— Можно, Мосол, можно, — сказал Спица и, взявшись руками за край нар, уперся ногами в туго обтянутые кожей кости Мосла, и затолкал его опять под нары.

— Как ты ловко его переубедил.

— Готовься, Мальчик, — скоро я буду в полной норме и тебе от меня никак не отвертеться.

— Нетерпение, с которым я буду ждать полноту твоей нормы, не передать простой лексикой нашей камеры, Спица.

— Ну-ну, твой язычок нам тоже пригодится.


5


В камере стало тесно. В камеру зашел охранник Гендевит и все стражники, включая обрюзгшего, в вечных капельках пота, сопящего Дрона. Гендевит смущенно потупился и шепотом попросил Ноля, чтобы тот не очень громко приказал находящимся в камере людям построиться. Ноль с удовольствием рявкнул во всю свою возможную силу:

— Стройся!

Гендевит вздрогнул, Лымарь с Закиром тихонько захихикали, Кирпич плюнул на недавно пришитую к рукаву четырнадцатую серебряную пуговицу и в сотый раз потер ее о штанину, Ноль пожирал Гендевита выпученными глазами и как бы предлагал ему похвалить себя за точно исполненное поручение, а Мальчик спросил Мосла:

— Что нас ожидает, Мосол?

— Что-что — общественные работы.

— Общественные работы — это когда слабые таскают тяжести, а сильные сдувают пыль с плоских поверхностей?

— Мальчик, я иногда не знаю, как отвечать на твои вопросы.

— Это и не обязательно.


6


Гендевит некоторое время постоял в задумчивости, потом нахмурился и сказал Нолю:

— Ноль, ты относишься ко мне без должного почтения, а ведь я могу сообщить о твоем поведении надзирателю, и тебя разжалуют в раздатчики.

Ноль вдруг так растерялся, что заикал и забыл все жалобные слова, всегда готовые на критические случаи жизни. Кирпич, Лымарь и Закир заметно отодвинулись от Ноля, и растерянность Ноля стала переходить в легкую панику, но неожиданно Дрон резко посерьезнел, встрепенулся, подошел к отхожему месту и зажурчал в естественной потребности.

— Дрон! Ты что совсем сдурел?!

Дрон ошарашено огляделся и развел руки:

— Извините, я думал, что мы у себя — я нечаянно, я только чуть-чуть.

Гендевит махнул рукой, закачал головой, устало сел на лавку и приказал стражникам распределить коллектив камеры номер восемь по различным работам.


7


Мальчик тер вонючей склизкой мочалкой жирные стенки лежащего на боку огромного котла, а Мосол невпопад направлял тоненькую струйку ржавой воды из черного шланга то Мальчику на ноги, то на пол, то себе на штаны.

— Мосол, ты бы отдохнул, а то до следующей смены одежды не просохнешь.

Мосол вздохнул, бросил шланг в котел, уронил швабру и опрокинул ведро с грязной водой.

— А ты знаешь, что в этом котле, который ты драишь, Дос с Нютей Нафика сварили.

— Зачем?

— Да Дос с Нютей любили друг дружку, а Нафик жил с Нютей и не подпускал Доса к нему, вот они, когда на кухне работали, Нафику сковородкой голову раскроили, а потом его в гороховый суп бросили. Этим супом после три камеры накормили, пока черпак раздатчиков не застрял в ребрах Нафика, хе-хе.

— Мосол, ты эту историю выдумал, чтобы мне было приятнее соскабливать жир со стенок?

— Ничего я не выдумывал, да и Нафика сварили крестов пятьдесят назад, — у тебя тогда еще зубы по второму разу не выросли.

— Ну, это меняет дело. Единственно, как ты догадался, что это именно тот котел?

— Да так как-то…

Мосол хотел собраться с мыслями, чтобы подкрепить свой рассказ аргументами, но проходящий мимо с помойным ведром Рыжий вдруг отвесил Мослу крепкую оплеуху и сказал:

— Мосол, в камеру вернемся, я на твое место перейду, понял?!

Мосол не понял, а Рыжий переложил из руки в руку ведро и ушел в постоянно булькающую сероводородом канализационную комнату. Мосол понял и возмущенно хлопнул себя по коленям:

— Мальчик, это что же делается?!

— Разве для тебя неожиданны перемещения вверх мужающих подростков и вниз дряхлеющих стариков?

— Мальчик, ты скажи Рыжему, чтобы он отстал от меня, ладно?

— Почему я должен это делать?

— Потому что я с тобой о жизни разговариваю, советы даю, учу мудрости, а Рыжий, кроме как дразнить Дрыля, ничего не умеет и у него из ушей всегда канализационной комнатой воняет.

— Зато он молодой, веселый, подвижный, а уши мы ему заткнем чем— Нибудь.

Рыжий громыхнул пустым ведром о косяк и спросил, почему Мальчик не заставит сидящего Мосла вместо себя котел скоблить. Мальчик ничего не ответил, а Рыжий попытался примерить помойное ведро на голову Мосла и, когда тот стал отмахиваться, отвесил ему еще одну оплеуху.

— Все, Мосол, приходишь в камеру и сразу переползаешь на мое место, понял?!

— Нет, Рыжий, Мосол останется на своем месте.

— Чего?!

— Хорошо выглядишь.

— Сам ты!.. То есть это… Не ты ли мне запретишь?!

— Я, Рыжий, я.

— Мальчик, а кто ты такой?! Я ведь могу и на твое место перебраться!

— Попробуй.

Рыжий вразвалочку подошел к Мальчику, плюнул ему в ноги, выдвинул вперед челюсть, презрительно усмехнулся и немного отвел правую руку, чтобы ударить неожиданно, но сильно. Мальчик отвернулся, потом, не отнимая рук от стенок котла, резко стукнул головой Рыжему в переносицу. Рыжий упал в котел, зажал руками расквашенный нос и захныкал:

— Я же твой друг, Мальчик, а ты мне нос разбил. Зачем тебе Мосол — он же старый и скучный. Теперь у меня от котла одежда будет вся грязная, и кровь вон как течет, еще раздатчик Люциус пристает, а во время большого приема пищи Дрыль мой компот выпил и вообще жизнь какая-то…

Мальчик вытянул за руку Рыжего из котла, протянул ему ведерко и хлопнул по спине:

— Ничего, Рыжий, думаю, Дрыль не долго будет ждать, когда ты с ним сквитаешься. Люциусу скажи, что ты нравишься Кирпичу. А чтобы кровь не бежала, запрокинь нос. Штаны твои всегда жирные. Ну а в остальном ты сам виноват.

Рыжий запрокинул голову и, мелко шагая, вышел из комнаты.

Мосол крякнул, поднял мочалку Мальчика и стал водить ее там, где Мальчик уже вымыл начисто и вытер насухо.

— Ты посиди, Мальчик, отдохни. Я то сначала думал, что Рыжий тебя поколотит — он вон какой толстый стал, а ты взял и ловко его того.

— У него слабое самообладание.


8


У Мальчика не было аппетита, он вяло размазывал по краям тарелки кашу и старался не глядеть на постоянно подмигивающего ему Спицу. Рыжий незаметно всыпал Дрылю в чай половину солонки. Луст, когда Стероид приподнялся, потянувшись за хлебом, быстро положил на его место две ложки каши. Колпак все быстро съел и в ожидании команды подъема из-за стола тихонечко захрапел. Джим стукнул ложкой Зубу по лбу, и тот задумался: разжевывать во рту плотный комок каши или попытаться незаметно его проглотить, чтобы не нервировать Джима. Мосол дергал за рукав Чаку и кивал в сторону Колпака. Чака смотрел на Карасика и, изображая ненависть, щурил глаза и надувал щеки. В камеру влетел раздатчик Ротербанд и завопил:

— Чтобы никто не шевелился! Чтобы никто не шелохнулся! Чтобы никто и ничего! Потому что надзиратель будет проходить!

Ротербанд вылетел из камеры и через какое-то время в нее быстро вошел стражник Кирпич и крикнул:

— Если кто издаст звук, когда будет проходить надзиратель — я за себя не ручаюсь, я вам мигом, в конце концов!

Кирпич быстро вышел из камеры и немного погодя в нее заглянул охранник Младший и сказал:

— Сейчас надзиратель совершает обход, и я предлагаю всем вести себя прилично, тем более что камера на плохом счету.

Младший тихо вышел, и почти тут же в камеру шумно ввалились надзиратель Афрон, охранник Гендевит, опять же охранник Младший, стражники Кирпич, Ноль, Закир, Лымарь, Дрон и раздатчики Ротербанд и Люциус. Афрон, притоптывая и в каком-то смысле приплясывая, пробежался по периметру камеры и резко остановился перед Младшим:

— Это и есть хваленая камера номер восемь с двумя трупами между моими обходами?

— Да, эта она.

— Кто основной в камере?

Кирпич бросился к Джиму и ткнул в спину ему дубинкой:

— А ну мигом! Это! В конце концов!

Джим поднялся, расправил плечи и сурово глянул на Афрона.

— Какой здоровяк. А почему он не участвует в моих соревнованиях борцов?

— Он не проходит даже предварительный круг — его всегда дисквалифицируют за неспортивное поведение.

— Жаль.

Афрон еще раз оглядел обитателей камеры номер восемь, потом подошел к Мальчику, улыбнулся, поправил ему смятый воротничок рубахи и повернулся к впавшему в безвозвратное недоумение Колпаку:

— Как? — ты еще живой?

— Э— Э…

— Это же долгожитель камеры номер восемь!

— у-у…

— Я вижу, ты немного сбавил обороты в последнее время?

— Ы-ы…

— Ну, ничего, Мосол, мутный разум это не так уж и плохо, как может казаться со стороны.

— Ы-ы…

Мосол чуть не задохнулся от возмущения, больно ущипнул Мальчика и забрызгал ему в ухо горячей слюной:

— Мальчик! Как же так, Мальчик! Ведь он — это не я! Мальчик! Я же здесь!

— Откуда ты знаешь, Мосол, где ты.

— Нет, Мальчик, скажи, что теперь делать? — я убью этого Колпака!

Младший поднял подбородок и спросил Кирпича: что за шелест в камере, Кирпич в произвольном направлении показал кулак, а Афрон снял с рукава Гендевита белую нитку:

— Нормальная камера. Мослу выдать надзирательский паек и проследить, чтобы он съел его сам. Младшему, или, нет, Гендевиту, а лучше обоим сразу лично проконтролировать и доложить.

Услышав про надзирательский паек, Мосол часто задышал и, перестав ощущать действительность, шагнул вперед:

— Это я Мосол! А он — Колпак! Это я долгожитель, а он — старый хрыч! Это я!..

Мослу удивились все, а Кирпич в изумлении даже выронил дубинку. Афрон подошел к полыхающему справедливым гневом Мослу и застегнул ему на груди пуговичку:

— Что ж, открывшееся обстоятельства совершенно меняют мой приказ, а по сему: Колпаку выдать надзирательский паек, Младшему и Гендевиту лично проконтролировать и доложить выполнение приказа. А Мослу за бдительность объявляю надзирательскую благодарность!

Афрон немного посмеялся, в такт ему посмеялись охранники, стражники и раздатчики. Афрон оборвал смех, тут же оборвали смех охранники, стражники и раздатчики, только Дрон, увлекшись, гыкнул на раз больше положенного и охранники, стражники и раздатчики подумали, что Дрон уже давно не соответствует занимаемой должности.

— Мальчик…

— Мосол, ты наверно очень рад, что тебе достались не жалкие сдобные мучные изделия, а поднимающая дух до фонаря в потолке высокая надзирательская благодарность?

— Эх, Мальчик, Мальчик…


9


В камере было тихо, поэтому чавкающие звуки Колпака хорошо прослушивались на самых отдаленных нарах. Колпак сидел за столом и быстро отправлял себе в рот из шуршащего пакета какие-то вкуснопахнущие предметы. Напротив Колпака сидел Младший и с отвращением следил как половина пищи, запихиваемой Колпаком в себя, вываливается обратно. Гендевит маятникообразно вышагивал за спиной Младшего, Дрон сонно ковырял в носу, Закир смотрел в затылок Младшему, а Ротербанд поворачивал голову по ходу движения Гендевита. Когда Колпак проглотил последний кусок, Младший быстро и облегченно встал, Гендевит вопросительно остановился: “Все?”, Закир и Ротербанд выпрямили спины, а Дрон вынул из ноздри палец.

— Ротербанд, объявляй готовность к общему приему пищи.

— К приему пищи готовсь!


10


Почти каждый из камерников спросил у Колпака, будет ли он есть обычную пищу, после того, как набил брюхо редкими вкусностями. Колпак смущенно улыбался и утвердительно говорил: “Ы-ы…”. Мосол яростно кидал со своего места в Колпака окатыши хлеба, но попал только раз и то в Прокла, а когда тот в ответ пообещал Мослу натянуть ему на уши алюминиевую миску, перестал бесконтрольно возмущаться. Луст же подмигнул Чаке, и Чака спросил у Колпака, насколько вкусны были продукты, которые он съел. Колпак повернулся к Чаке и стал разводить руки, а Луст, перегнувшись через Стероида, всыпал в кисель Колпака соскобленный с сырых нар черный лишайник.

Сразу после приема пищи, Колпака три раза подряд вырвало и два раза пронесло. Мосол хлопал в ладоши, хрипел от удовольствия и даже попытался свистнуть, но Мальчик попросил его не шипеть у него над ухом.


11


Спица схватил Мальчика за руку и сильно сжал. Мальчик дернул руку в сторону, попытался другой рукой отогнуть большой палец Спицы, но как не старался, не мог вырвать свое тонкое запястье из его железных фаланг.

— Ха-ха, Мальчик, мало кто может освободиться от моего захвата.

Мальчик в ненависти стиснул зубы, отклонился назад и, прицельно мотнув рукой, что есть силы, шарахнул внешней стороной кулака Спицы об угол стола. Спица от неожиданности охнул и выпустил руку Мальчика.

— Мальчик, как бы ты не ухищрялся, тебе никуда не деться — это неизбежно.

Мальчик растер запястье и сказал Спице, что Спица гад, мерзавец и тварь. А подошедший Джим протянул Спице свой кулак и предложил:

— Подержи лучше меня, Спица.

Спица нахмурился и приготовился отскочить при первом резком движении Джима.

— Джим, я беру только то, что принадлежит мне по праву.

— По какому праву, Спица?!

— Джим, Спица победил Шрама — Мальчик его!

— Чего, Подрез?!

— А я ничего, я говорю, тут спорная ситуация и такие вопросы так просто не решаются.

— Джим, есть же правила!

— Нет никаких правил!

— Есть!

Джим ударил Лахмосу в челюсть, Лахмос, сложив руки по швам, влетел под нары к Мослу, и беспокойное сознание долго его не тревожило. Товарищ Лахмоса, Жмых возмутился и крикнул:

— Держите меня, а то я за себя не ручаюсь! Держите меня!

Но Жмыха никто не держал, поэтому он схватил Стероида за плечи, встряхнул и крикнул ему:

— Держи меня, Стероид, а то я за себя не ручаюсь! Крепче держи меня, Стероид!

Спица отлетел далеко, Прокл отлетел очень далеко, Дрыль сам залез под стол. Тироль поцеловал Прокла в холодный лоб, пнул Гальюна и закричал:

— Камера! Все на Джима! Джим против правил! Джим против правил! Джим против правил! Джим против правил!

Тироль опустил голову, закрыл глаза и побежал в направлении живота Джима, за дрожащим в коленках Тиролем, почему-то вдруг бросилась почти вся камера. Толпа сшибла Джима, навалилась, и все тела сплелись в яростный комок.

Потный шар катался по камере, время от времени в него бросалась новая партия возмущенных камерников, замещая, уже отдавших долг борьбе за справедливость и незыблемость правил консерваторов или погасивших революционный пыл перемен реформаторов.

— Мальчик, а ты что сидишь? — из-за тебя же бойня. Вон Рыжий, как взрослый дерется — молодец!

— Мосол, ни этот ли молодец надавал тебе оплеух во время общественных работ?

— Да, тогда он поступил как последний негодяй.

— Где же твоя объективность, Мосол? Чем оплеухи на чужих затылках отличаются от оплеух на твоем?

— Ну… Во! Смотри, Тироль откатился!

Мальчик с Мослом прислонили Тироля к стеночке, похлопали по щекам и дали ему попить холодной водички.

— Как, Тироль, всех победил?

Тироль мутно заморгал на Мальчика и сказал:

— Хи-хи-хи-хи-хи-хи-хи…


12


Ротербанд сначала долго свистел, а потом отважно вступил в схватку. Он грозно потребовал прекратить безобразие и дернул за шиворот первого попавшего под руку нарушителя, но нарушитель нагло превратил строгий крючок носа Ротербанда в легкомысленную курносость и опять нырнул в кучу тел. Ротербанд недоуменно посидел на лавочке, собрал в ладошку веселые красные капельки, решил, что он обиделся и убежал за подмогой.

Подмога явилась в полном составе и тут же из толстого брезентового шланга стала поливать холодной водой дерущихся. Холодная вода быстро прояснила сознание и вернула камерников к действительности — те, кто мог передвигаться, уползли на свои места, те, кто не мог, остались лежать в холодных лужах.

Спица лежал на животе и тянул руки вперед, но при этом голова Спицы была развернута на сто восемьдесят градусов, и он немигающе смотрел назад.

— Мальчик, похоже Спица не будет больше к тебе приставать.

— Похоже, Мосол.

К Спице подошли Люциус и Ротербанд, взяли его за руки и за ноги и вынесли из камеры. Закир почесал затылок и сказал Лымарю:

— Лымарь, а Джима нам вдвоем будет тяжело тащить до мертвецкой, давай Кирпича попросим помочь.

— Давай.

— Кирпич, помоги нам дотащить Джима.

— Сами что ли не можете, в конце концов!

Кирпич нехотя подошел и взялся за правую ногу Джима, Джим поднял голову и сказал Кирпичу:

— Так-то, Мальчик.

Кирпич испуганно бросил ногу Джима и отскочил в сторону:

— Он разговаривает!

Джим оттопырил губы и, из собравшейся на них слюны, надул большой пузырь.

— Лымарь, он, наверно, живой.

Пузырь на губах Джима лопнул, голова откинулась назад, зрачки ушли под веки.

— Нет, Закир, он, наверно, мертвый.

— Пусть пока полежит, потащили кого полегче.

Лымарь с Закиром растаскивали тела, Кирпич координировал работу, попутно начищая серебряные пуговицы, Ротербанд трогал распухший нос то указательным пальцем левой руки, то указательным пальцем правой. Некоторые из камерников, проходя мимо лежащего Джима, украдкой пинали его.

— Эй, Рыжий!

— Чего?

— Наверно необыкновенное удовольствие — пнуть мертвого Джима?

— Да ладно! — я просто спотыкнулся.


Глава № 4


1


дознавательная комната охранника Младшего была длинной, узкой и с очень высоким потолком. Младший сидел за огромным, покрытым красным сукном столом, а Мальчик стоял напротив и щурился от яркого света настольной лампы, направленной на него. Младший коротким взмахом головы откинул назад волосы, закрыл глаза и спросил Мальчика:

— Мальчик, с какой целью ты провоцируешь людей на беспорядки?

— Мне кажется, беспорядки свершаются спонтанно, и я виноват в них столько же, сколько все остальные.

— Возможно, но почему-то все остальные говорят, что это из-за тебя произошли последние две драки.

— Они заблуждаются — причина в вожделении, и если, например, объявить, что спать можно только с Дрылем, тогда все драки будут происходить из-за Дрыля, а если всех кастрировать, то драк не будет вообще, разве что из-за добавки киселя.

— Ну-ну. Теперь я действительно верю, что ты мог устроить эту свалку.

Младший протянул руку к белой кнопочке и легонько нажал на нее. Ротербанд вбежал в комнату, на ходу проглатывая что-то недожеванное.

— Ротербанд!

— Да?

— Ротербанд, почисти ботинки, выглади брюки, подстриги ногти, смени воротничок, побрейся, включая и подмышки, и если еще раз зайдешь ко мне с набитым ртом, то тогда я даже не представляю, что сможет утолить мой гнев. Пшёл вон!

— Слушаюсь!

— Стой! Отведи зачинщика смуты в карцер.

— Слушаюсь!

Бледный Ротербанд сделал шаг к двери, но, побледнев еще больше, остановился и робко обернулся:

— А… Извиняюсь, кто зачинщик смуты?

— Перед тобой болван.

Ротербанд громко застучал нижней челюстью об верхнюю и, выпучив от перенапряжения глаза, хрипло выдохнул:

— Вы?!

— Кто вы?! Ротербанд, ты чем там обожрался? Бери Мальчика и тащи его в пятьдесят четвертый карцер, идиот!

— Слушаюсь! Извиняюсь! Никогда больше не повторится! Мальчик, за мной, то есть впереди меня!


2


Ротербанд в гневе пихал Мальчика в спину костлявым кулаком, приговаривая на каждом шагу:

— Вперед! Вперед! Вперед!

У маленькой железной двери в пятьдесят четвертый карцер Ротербанд поставил Мальчика лицом к стене и загремел ключами. Дверь в карцер завыла и сквозь узкую щель показала Мальчику черноту. Мальчик шагнул к двери, но Ротербанд, посчитав, что виновник его унижений отделывается слишком легко, толкнул Мальчика назад:

— Куда прешь без разрешения!

— Разрешите посетить карцер.

— Чего?!

— Да ничего, пытаюсь получить разрешение.

Ротербанд раскраснелся, схватил Мальчика за ухо и стал его выкручивать:

— Я тебе покажу разрешение!

— Остановись, раздатчик!

— Чего?! Да как ты со мной!.. Меня на ты!.. Да я тебя!..

— Вспомни, Ротербанд, говорил ли Младший причинять мне хоть малейшую боль?

— Ну и что, что не говорил!

— Раздатчик, а как реагируют Младший, когда делают то, чего он не разрешает?

— Дык!.. Он очень… Дык!.. Да, но… Дык!.. Так я же… Дык!.. А потом я тебя и не трогал совсем!

— Тогда с дороги, раздатчик!

— А я и ничего! Заходи. Только ты зря торопишься, Мальчик.


3


Тяжелая дверь стукнулась об крепкие косяки, и Мальчик стал водить в воздухе руками, чтобы хоть как-то ощутить пространство. Слева, на расстоянии вытянутой левой руки была шершавая, мокрая стена, справа, на расстоянии вытянутой правой руки тоже была шершавая, мокрая стена. Мальчик приготовился погрустить и опустился по стеночке на что-то неожиданно мягкое. Мягкое еще более неожиданно зашевелилось и сказало:

— Куда ты садишься — не видишь, человек лежит.

Мальчик от неожиданности подпрыгнул и ударился головой об очень низкий деревянный потолок, с которого сразу же посыпалась труха, слизкие грибы и несколько почти истлевших гвоздей.

— Я вообще ничего здесь не вижу.

— Потолок не трогай — обвалится. Грибы собери и раздели на троих.

— Почему на троих?

— Так положено.

— Странно, а говорили, что в карцерах всегда по одному держат.

— Это карцер номер пятьдесят четыре — он трехместный.

— Значит, грибы для будущего третьего?

— Почему будущего, — Трюфель настоящий — вон в углу сидит.

Мальчик протянул перед собой горсть грибов и сказал:

— Трюфель, возьми грибы.

Две трясущиеся руки поспешно сгребли с ладони Мальчика грибы и совсем рядом послышались чавкающие, хлюпающие, всасывающие звуки.

— Трюфель не любит разговаривать?

— Очень любит, но не может — я ему язык откусил, чтобы не тараторил.

— Сурово, но радикально.

— Ты из какой камеры?

— Из восьмой.

— Это та, в которой бойня была?

— Угу.

— Я из девятой, зовут меня Виссон, Трюфель из третей, а ты, наверно, Мальчик, которого не поделили Спица и Джим?

— Виссон?! Но Спица говорил, что ты повесился.

— Откачали, и за самовольный уход из жизни определили в этот карцер.

— А откуда ты знаешь, что происходит в камерах?

— Когда ты в этой темноте разглядишь Трюфеля, то тоже будешь все знать.

— Я буду здесь так долго?

— Мальчик, из пятьдесят четвертого карцера только выносят.

Мальчик отодвинулся от Виссона и сел у противоположной стены.

— Осторожно, Мальчик, не провались в дыру, а то у Трюфеля после грибов случаются расстройства, и ты можешь поставить его в неловкое положение.

Мальчик лизнул гриб и украдкой бросил его в сторону.

— Мальчик, дыра слева, а не справа. Не хочешь есть грибы — отдай Трюфелю.

— Это единственная пища, которой здесь можно питаться?

— Какая же это пища, грибы — источник удовольствия, веселья, энергии и немного сумасшествия.

Мальчик закрыл глаза и, стараясь не касаться мокрой стены, слегка задремал. Мальчику показалось странным, что он касается щекой слизкой стены, ведь его подбородок упирался в далеко стоящую от нее коленку, и почему-то трещала по швам рубаха, и почему… — Мальчик тряхнул головой и проснулся: суетливые руки Трюфеля шарили по телу Мальчика, раздирая на нем рубаху, а жирные губы Трюфеля скользили по его щеке. Мальчик прокусил Трюфелю указательный палец, но Трюфель никак на это не отреагировал, только облизал длинным и липким языком шею Мальчика.

— Трюфель! Куда вперед меня лезешь?!

Виссон оторвал Трюфеля от Мальчика, немного придушил и швырнул в угол, после чего повернулся к Мальчику, загоготал и стал подминать его под себя. Мальчик уперся кулаком в широченную грудь Виссона, но тот легко своей тяжестью сложил его руку в локте, запыхтел, зарычал, прерывисто обдавая ароматом проглоченных грибов. Мальчик с трудом освободил руку, вцепился ее в щеку Виссона, а другой залепил ему глаза размятой в ладони грибной жижей. Виссон отпрянул назад и сказал, что и так тут ничего не видно, а еще и глаза залепляют всякие хулиганы. Мальчик бросился в сторону и сразу же влетел в объятия Трюфеля. Трюфель очень мокро обсосал Мальчику ухо, а Мальчик пятнадцать раз подряд пнул коленом Трюфелю между ног.

— Трюфель! Он мой!

Виссон резко поднялся и всей своей громадиной врезался в потолок, потолок затрещал и пополз с левого края вниз. Мальчик, вырвав ногу из рук загнувшегося Трюфеля, из-за всей силы стал давить правый край потолка вверх. Потолок еще немного потрещал и сорвался вниз по левому краю, придавливая Трюфеля и Виссона.

Там, где был потолок, осталась черная пустота, и в этой пустоте раскачивался фонарь и тускло освещал какой-то проем в стене. Тусклого дребезжащего света хватало для того, чтобы Мальчик зажмурился от рези в глазах, а Виссон с Трюфелем взревели от выворачивающей наизнанку белки боли.

— Голову откручу, Мальчик! Сейчас доберусь и откручу!

Виссон, разламывая остатки потолка и, раскидывая в стороны доски, встал с колен и двинулся к Мальчику.

— Спокойно, Виссон, я сам к тебе иду.

— Давай, Мальчик, давай сам.

Виссон опустил руки к коленкам, Мальчик подошел к Виссону, вытер рукавом безудержные слезы с его глаз, сложил ладони на его шеи, оттолкнулся от пола, запрыгнул на плечи Виссону, оттолкнулся от его широких плеч и запрыгнул в проем.

— Мальчик, ты куда делся?

— Пока не знаю, Виссон, но, тем не менее, никогда не забуду радость мгновений, проведенных с тобой.


4


Мальчик медленно полз на четвереньках, прощупывая перед собой пыльный путь, то левой, то правой рукой. Тусклый свет болтающегося на проводе фонаря и трубный голос Виссона исчезли за первым изгибом непонятного коридорчика. Было странно тепло и очень тихо. Мальчик прополз еще немного и почувствовал, что стало значительно жарче и как будто заслышались какие-то звуки, а, может быть, и не заслышались. Мальчик прополз еще немного и стал стряхивать со лба пот, чтобы он не застилал глаза, кроме того, впереди доносились глухие голоса, шлепки, шипение и еще какое-то знакомое сотрясание воздуха. Мальчик еще прополз и уперся, как он и предполагал, в деревянную вентиляционную решетку парного отделения бани. За решеткой на пологе лежали распластанные тела, медленно двигали руками и ногами и интенсивно потели. Мальчик подождал, когда раздатчик крикнул о конце помывки, и скользкие тела лениво вышли из парной, навалился плечом на решетку и легко ее выдавил внутрь помещения. В парной Мальчик быстро снял одежду, скатал ее в комок, выскочил в помывочную, из помывочной в раздевалку, в раздевалке быстро оделся и успел пристроиться к квадратной спине последнего человека, в развалку проходящего мимо почти уснувшего Дрона и жующего сладкий сухарь Лымаря. Лымарь легонько дал Мальчику подзатыльник и сказал сквозь еще не проглоченное сдобное месиво:

— Вечно ты, Шплинт, с Биллером до последнего возитесь.

Мальчик наклонил вперед голову и промычал в ответ что-то невразумительно нейтральное.


5


В камере номер девять все ходили туда— Сюда, и на Мальчика сначала никто не обращал внимания, но когда мельтешение людей закончилось, всех вдруг сразу удивил непонятно откуда появившейся незнакомый подросток. Мальчика обступили кольцом любопытствующие и спросили, кто он и как тут оказался. Мальчик сказал, что он Мальчик и что он из восьмой камеры и сюда попал путем некоторых перемещений.

— Эй, Захар, из твоей бывшей камеры!

— Эй, Мосол! Проснись!

— Эй, Дрыль!

— Эй!..

Дрыль сказал Мальчику:

— Ну… Вот… Мальчик, а это… Ну, сам, а я… Во, смотри, хромать стал…

Мосол из-под нар прохрипел, что никого не хочет видеть из восьмой камеры и, вообще, по какому праву у него отобрали его дощечку.

Захар крепко поцеловал Мальчика в затылок, обнял сзади за плечи и подмигнул собравшимся:

— Это Мальчик, он мой товарищ.

Мальчик нырнул вниз и вырвался из объятий Захара:

— Никогда я не был твоим товарищем, Захар. И, кстати, где твои шикарные, коричневые с черной каемочкой зубы?

— Сам не знаю, Мальчик, как-то растерялись все, жевать уже нечем — языком пищу растираю. Но это все ерунда, это все ничего, мы с тобой заживем как надо!

— Нет, Захар, не получится.

— Получится, Мальчик, получится. У нас в девятой камере нет основного, у нас коллективное управление, а у меня, Мальчик, сам знаешь, голос очень зычный, поэтому ко мне прислушиваются — так что держись меня, Мальчик.

Мальчик с деланным удивлением повернулся направо, любопытный Захар тоже посмотрел в ту сторону, и когда он повернулся назад, чтобы спросить, на что так пялился Мальчик, сам Мальчик уже растворился в гудящей толпе коллективно следящей за порядком в камере.

Мальчик залез под нары и пощекотал тонким прутиком за шиворотом у Мосла. Мосол заерзал, открыл глаза, открыл рот и крякнул:

— Рыжий, а ты откуда тут взялся?

— Мосол, у тебя появился странный юмор, неужели на тебя так подействовал переезд.

— Рыжий, ты стал говорить как Мальчик. Ты наверно хочешь согнать меня с моей теплой лежанки?

— Мосол, затянувшаяся шутка — очень плохая шутка.

— Да, Рыжий, когда-то моим искрометным шуткам восхищался сам надзиратель.

— Да что ты говоришь, Колпак?

— Рыжий, ты сдурел что ли, какой я тебе Колпак? — Колпак только может чужие надзирательские пайки жрать — гад!

Мальчик крепкими пальчиками помассировал перекошенную гневом дряблую щеку Мосла, вздохнул и сказал:

— Поспи, Мосол, может быть, тебе приснится другой сон.


6


Дактиль схватил Мальчика за шиворот и выволок на середину камеры. Захар вспрыгнул на лавку и закричал, временами переходя на визг:

— Слушайте меня все! У нас появился новый человек, зовут его Мальчик! Он мой товарищ! Тут некоторые претендуют, но я вам сразу скажу — это бесполезно! И всякие споры на эту тему считаю закрытыми! Ура! И еще раз…

Захара столкнул с лавки Ильич и воззвал:

— Сокамерники! Почему мы слушаем этого дурака Захара, который у нас совсем недолго и который нам уже наврал тут много чего?! Почему мы самого Мальчика не спрашиваем, как и с кем, он видит себя в нашей камере?! Почему я вас спрашиваю?!

Ильича за пятку дернул Биллер, Ильич кувыркнулся под стол. Биллер оперся на заботливо подставленное плечо Дактиля, тяжело запыхтел, но все же взгромоздился на освободившееся место.

— У нас тут что?! — А то! Мы все вместе тут! Так?! Значит и Мальчик должен быть со всеми! Ясно?!

Очень многие из собравшихся закричали, что им все ясно, но в тоже время другие очень многие из собравшихся закричали, что им ничего не ясно. Но Биллер с помощью Дактиля уже сполз с трибуны, Ильич еще не выбрался из-под стола, а Захар, решив погромче крикнуть, сделал слишком глубокий вдох и, вместо того, чтобы озарить сознание несведущих, исступленно закашлялся, поперхнувшись собственной слюной. Мальчик воспользовался образовавшимся затишьем, сел на лавку, поджал ноги, обхватив колени руками, и тихо сказал:

— Вы так мне все нравитесь, и я очень хочу, но, увы, не могу быть товарищем каждому из вас, потому что я товарищ Виссона, а Виссон очень болезненно реагирует, когда претендуют на что— То, принадлежащее ему. Например, Трюфелю из третьей камеры он при мне откусил язык только за то, что тот по ошибке облизал его ложку. И как я понял из разговора надзирателя Афрона с охранником Младшим, Виссона вот-вот вернут в вашу камеру.

— Он нас пугает!

— А вдруг не пугает?

— Виссон мертв! — он повесился!

— Виссон жил, жив и будет жить!

— Откуда он мог слышать разговор Афрона с Младшим?!

— Мальчик находился поблизости от самого Афрона!

— Виссон никогда бы не стал откусывать чужой язык!

— Виссон, когда сердитый, может откусить все, что угодно!

— Да плевали мы на этого Виссона — нас вон сколько!

— Сколько?

— Ну, вон!!! Вон!! Еще вон! И там еще вон. Ну и…

— Вот вам первым он языки и пооткусывает!

Биллер поднял голову и крикнул:

— Да что мы будем лебезить перед каким-то Мальчиком из-за какого-то Виссона?!

— Не будем!

Биллер хотел опять взгромоздиться на лавку, но недоуменно обнаружил, что Дактиля с его заботливым плечом нет рядом. Дактиль незаметно прошел за спину Мальчика, наклонился к нему и зашептал:

— Мальчик, ты извини, что я тебя грубо тянул за рубашку — меня заставили, сам видишь какие тут все, особенно вон тот жирный. Виссон этого Биллера из-под стола не выпускал, а со мной несколько раз играл в крестики-нолики, выигрывал, конечно, и приказывал голым вокруг стола на четвереньках ходить, короче, весело было. Я за тебя, Мальчик.

Мальчик, не оборачиваясь, кивнул головой и сказал:

— Когда Виссон вернется, я непременно попрошу его, чтобы он тебе при следующей игре в крестики-нолики дал фору.

Ильич вдруг снова протиснулся сквозь толпу, наставил на Мальчика короткий указательный палец с обгрызанным ногтем и крикнул:

— Смотрите! Он нас не уважает, он сидит перед нами! Раз он сидит на лавке, так пусть тогда лежит, привязанный к этой же лавке!

Не успел Мальчик опомниться и хоть что-то возразить, как его быстро положили и ловко привязали к лавке.

— Я требую, чтобы Мальчика развязали!

— Надо бросить жребий!

— Надо Ильичу морду набить за подстрекательство!

— Ильич — молодец!

— Пусть про Виссона расскажет!

— А ты иди к своему косому Шплинту!

— Сам ты косой! И у твоего Скока одна нога короче другой!

— Соревнование по борьбе устроим!

— Если Виссон вернется, я ему скажу: Виссон помнишь нашу дружбу?

— А я говорю, что все совсем не так!

— А пошел ты!

— Да я!

— А вот еще был случай…

— Все дело в аксиологической модальности!

— Хрен тебе!

Над Мальчиком свесился Мосол и с удовольствием засмеялся:

— Хе-хе, Рыжий, эти горластые дураки думают, что ты Мальчик, они не знают, хе-хе, что Мальчик еще в восьмой камере растворился в воздухе и поселился в моей голове — мы постоянно с ним разговариваем.

— Мосол, сдвинься немного в бок — с твоей башки летит перхоть прямо мне в глаза.

— Рыжий, хочешь плесени дам попробовать — сразу жить не знай как захочется.

— Спасибо, Мосол, в пятьдесят четвертом карцере Виссон угощал меня грибами, поднимающими настроение, и я до сих пор в отличном расположении духа.

— Грибами?… Вис— Сон?…

Мосол икнул и, раскинув в стороны хлыстообразные руки, упал на Мальчика.


7


Обитатели камеры номер девять орали, ругались, плевались, толкались и никак не реагировали на Мальчика, который уже осипшем голосом кричал, чтобы с него стащили мертвого Мосла.


Глава № 5


1


— Ноль, зачем его опять в карцер сажать, давай лучше к себе возьмем, а то Икс совсем жирный стал и обозвал меня недавно по нехорошему?

— Кирпич, если мы его возьмем к себе, тогда нам… хотя в каком-то смысле… но в тоже время… а впрочем… Дрон, ты не возражаешь?

— А?

— Ну вот, Кирпич, Дрон решил взять Мальчика к нам, не знаю, как ты, а я не настроен ему противиться.

— Так я первый не настроен.

— Да, пожалуйста, хочешь быть первым — будь им.

— Нет, я передумал, лучше ты первый, а то ты готов мигом, в конце концов.

— Кирпич, я вообще никакой.

— Ноль, ты хитрый, ты опять хочешь, чтобы только не ты.

— Да перестань, Кирпич, — Дрон уже давно принял волевое решение и тебе не надо нервничать, ведь так, Дрон?

— Че?


2


Мальчик подмел пол рассыпающимся веником, заправил мятыми покрывалами скрипучие кровати стражников, вытер мокрой тряпочкой липкий стол, выскоблил из посуды грязь, аккуратно развесил на вешалки скомканную одежду в индивидуальных шкафчиках, подошел к храпящему Иксу, разбудил его и попросил оценить работу. Икс сел на своей лежанке, бессмысленно посмотрел перед собой, потом несколько раз тяжело вздохнул и отправился в контрольный обход выполнения своего задания.

— Все сделано очень плохо.

Икс перевернул все заправленные кровати, сбросил с вешалок одежду и опять улегся на свою лежанку.

— Как сделаешь хорошо — разбудишь — проверю.

Мальчик опять заправил все кровати и опять развесил всю одежду, потом он взял два стакана, налил в один воду и стал около уха, содрогающего воздух Икса, переливать воду тонкой, звонкой струйкой из одного стакана в другой. Мочевой пузырь Икса долго сопротивлялся, руки Мальчика стали неметь, и он уже хотел отказаться от своей затеи, как раздался звук открываемой двери и вместе с ним, не выдержав акустического давления, освободился пузырь Икса.

— Как аккуратно кругом. Хорошо поработали! Получите по целой сладкой галете или по половине уж точно.

Закир упал на свою кровать и положил ноги на спинку.

— Мальчик! Сними с меня ботинки!

— Закир, почему это он должен тебе первому снимать!

— Ну, пусть тебе, Кирпич, сначала снимает, я подожду.

Мальчик, стараясь не дышать, стянул тяжелые башмаки Кирпича и поставил их под кровать.

— Нет! Ставь их на полочку у двери! — я так люблю! И мигом в конце концов!

— Стражник Кирпич, вы же сами говорили, что надо делать все как положено.

— Молчать, в конце концов, и мигом!

Мальчик переложил ботинки Кирпича на полочку, потом стянул ботинки с Закира, Ноля и Лымаря.

Последним в комнату медленно зашел Дрон, сел на низенькую скамеечку и стал чистить светлой щеткой брюки, а темной ботинки.

— Эй, Дрон, отдай все Мальчику — пусть работает, зря, что ли ты его взял.

— Не сумеет как надо.

— А как надо?

— Так как охранник Младший требует.

— Ты к нему в гости собираешься?

— Нет, он сам сейчас придет.

— Чего?!

Стражники моментально вскочили, быстро обулись и застегнулись, только Кирпич, добежав до полочки у двери, успел натянуть лишь один башмак, когда в комнату мягко зашел Младший.

Младший оглядел Дрона, оглядел Закира, оглядел Ноля и удовлетворенно хмыкнул, оглядел Лымаря, оглядел Кирпича, удивленно посмотрел ему в глаза и Кирпич покраснел и как будто в тоже время побледнел.

— Я не успел. Я мигом…

— Разве был задан вопрос?

— Виноват!

Младший отошел от Кирпича и увидел Мальчика.

— Мальчик? Откуда ты здесь? Почему не поставили в известность?!

Стражники стали делать глотательные движения и подергивать то левым, то правым глазом. Неожиданно заскрипел на своей лежанке Икс, Младший оглянулся и опешил:

— Что это значит?

Икс протер глаза, сполз с лежанки и сказал:

— Фу-у!

— Что это значит?

Икс замотал головой и, отдуваясь, подошел к стоящим на вытяжку стражникам:

— Что-то переспал — голова болит.

— Что это значит?

Икс почувствовал дискомфорт и стал разглядывать себя в поисках его причины:

— Смотрите, — у меня штаны мокрые! То-то я думаю, мне сон снится…

— Всем составом ко мне в дознавательную комнату! И если вы не придумаете достаточного оправдания, я подам рапорт о полной замене подчиненного мне подразделения стражников.

Младший откинул назад волосы и, ни чуть не выдавая в движениях раздражения, вышел.

— Кирпич, знаешь, что мне приснилось? — будто ты занял…

Но первым ударил Икса все же не Кирпич, а Закир:

— Гад! Я только что из раздатчиков выбился, сейчас опять в них спустят! — Гад!

И только после этого Кирпич вышел из оцепенения, отстранил Закира и принялся бить Икса руками и ногами так, что запинул в ярости не зашнурованный ботинок в открытую кладовку со специнвентарем.

— Стой, Кирпич! К Младшему надо идти, а у нас нет диспозиции.

— Какая еще может быть диспозиция, Ноль! Нам всем хана из-за этого Икса, еще Мальчика без спроса взяли — это все!

— Тогда придется всем говорить только правду о том, что денщик наш стал совсем никудышный, слабоумный и неизлечимо больной энурезом, и наш опытнейший сослуживец Дрон, немного поторопившись, и без должного оформления, взял нового денщика Мальчика.

Дрон нахмурил брови и задумался, Закир с Лымарем сказали, что они тоже выложат Младшему эту правду, Кирпич почесал затылок и предположил, что может быть, действительно так пройдет, а переставший раздумывать Дрон замотал головой с некоторой долей возмущенности:

— Я не буду говорить такую правду! Я совсем по-другому! И вы мне тут не это!

— Дрон, пожалуйста! Не говори правду — говори ложь, мы тебе не вправе запретить.

— Что-то тут не так, Ноль, ты меня подставляешь.

— Да что ты, Дрон, когда я подставлял лучших друзей?!


3


Ноль, Закир, Кирпич, Лымарь, Дрон, Мальчик и шмыгающий Икс с сухарем за правой щекой трусливой гурьбой ввалились в дознавательную комнату охранника Младшего. Младший аккуратно заточил красный карандаш маленьким остреньким ножичком, подровнял ему кончик и сказал шепотом:

— Все вон из комнаты, заходите по одному согласно штатному расписанию.

Ноль шарахнулся на Закира, Закир на Кирпича, Кирпич на Лымаря, Лымарь на Дрона, Мальчик увернулся, а Иксу прищемили о косяк ухо.

Первым зашел и вышел Ноль.

— Ну, как там?

— Нормально. Излагайте, как договорились и все обойдется.

— А как мы договорились?

— Кирпич иди.

Кирпич тут же бурно вспотел и зашел. Кирпич вышел нескоро расстроенный и обессиленный.

— Так плохо?

— чуть в раздатчики не перевел, все серебряные пуговицы приказал срезать и пришить алюминиевые. Говорит шепотом, половина слов не слышно, переспросил два раза — заставил уши мыть в своей умывальной. Иди, Закир.

Закир расстегнул и снова застегнул все пуговицы, поплевал на ладони и прилизал волосы, робко два раза постучал в дверь и зашел, Кирпич дал оплеуху Иксу, Икс пообещал Кирпичу рассказать Младшему, как стражники издеваются над денщиками, и бросил за щеку очередной сухарик. Кирпич еще не успел сообразить, как ответить наглому Иксу, а Закир уже вышел.

— Все.

— Чего все?

— Больше заходить не надо. Младший сказал, что у троих из пяти стражников рассказ совпал, значит, он принимается за официальный. Икс определяется в шестую камеру через двадцать девятый карцер, Мальчик остается денщиком, но под контролем, по Дрону будет особое решение.


4


Мальчик, свесив голову со своей полки под потолком, наблюдал, как Ноль с Закиром играют в крестики-нолики. Ноль подготовил Закиру хитрую ловушку, и Закир, наверно, попал бы в нее, но когда он занес над коварной клеточкой свой обгрызанный карандаш, Мальчик чуть слышно шепнул:

— Левее.

Закир автоматически поставил крестик левее, а через ход неожиданно выиграл.

— Я выиграл.

— Не считается, тебе Мальчик подсказал.

— Да он шепнул там что-то невразумительное, откуда он может понимать нашу игру.

— Нет, переигровка. А ты, если еще подскажешь, то смотри! Хотя, Мальчик, я сам был такой. Помню как-то… Закир, ты давай — начинай!

Закир задумался над первым ходом. Ноль хотел было продолжить воспоминания, но на своей койке шумно перевернулся к стене Кирпич. Ноль хотел было опять продолжить свои воспоминания, но Кирпич шумно перевернулся в обратную сторону. Ноль вздохнул:

— Так вот…

Кирпич шумно сел на своей койке и сказал:

— Мальчик, пойдем в душевую — потрешь мне спину!

Закир хихикнул, а Ноль выронил свой красивый лакированный карандаш.

— Ты что, Кирпич?!

— Чего, Ноль?!

— Ты мылся перед тем как завалиться спать.

— Ну и что? — Значит, хочу еще!

— Погоди, Кирпич, так не пойдет, надо определиться.

Кирпич раздраженно встал и раздраженно зашагал по комнате.

— И как же, Ноль, ты хочешь определяться?! Ты, конечно, как всегда желаешь быть первым и лучше всего единственным?!

— Кирпич, успокойся!

— Заткнись, Закир!

— Кирпич, есть же много способов…

— Да, сейчас ты предложишь разыграть Мальчика в крестики-нолики, в которые лучше всех играешь или что-нибудь еще придумаешь — но я тебе не Дрон!

— Кирпич, если ты настолько горишь желанием, то, пожалуйста, три свою, извиняюсь, спину с помощью Мальчика, а то вдруг с тобой еще чего-нибудь случится.

Багровый Кирпич протянул волосатую руку к Мальчику и сказал:

— Слезай, Маль…

Рука Кирпича рухнула вниз, Кирпич зашатался, показал всем язык и упал на стол, придавив листок с выигрышной позицией Ноля. Ноль нервно вытянул из-под Кирпича свой карандаш, достал из кармана маленький ножичек и почему-то стал затачивать карандаш с обратной стороны:

— Я ему ничего не хотел желать — он сам, я сказал без всякого, я никак не думал, и я не мог ничего сделать, потому что вот так, а Мальчик, он же высоко, а этот руку вытянул, при этом чего спорить, я ему и говорю, что, мол, пожалуйста, и если так, то пусть будет вот так, ведь так, Закир?

— Я что-то не хочу переигрывать.


Глава № 6


1


Младший показал Мальчику в свою комнату и сказал:

— Вот, Мальчик, все должно быть абсолютно в таком порядке, как сейчас, только стаканчик с карандашами должен быть сдвинут чуть-чуть ближе к правому углу стола. Запомнил?

— Нет.

— Мне нравится, что ты не боишься быть правдивым — это так редко в наше время, а когда— То, когда я еще… но не будем отвлекаться.

Младший провел Мальчика в трапезную и, очень плавно вытянув вперед ладонь, представил ему Спилберга, а тому Мальчика:

— Знакомься, Мальчик, — это наш обслуживающий помощник Спилберг, знакомься, Спилберг, — это стажер Мальчик. Мальчик, спрашивай непонятное и учись понятному у нашего Спилберга, а ты, Спилберг, не отказывай в помощи Мальчику. Я хочу чтобы между вами были взаимопонимание и взаимовыручка, я подчеркиваю: взаимопонимание и взаимовыручка, но опять же подчеркиваю: не более.

— Куда уж более.

— Мальчик, следи за речью — ты не в камере.

Младший одобряюще похлопал по спине Мальчика со Спилбергом и вышел из трапезной. Спилберг, как только Младший вышел, перестал улыбаться и очень серьезно стал протирать полотенцем тарелки, которые, возможно, уже были протерты до этого.

— Куда это интересно отправился наш Младший?

— Стажер, расставь, пожалуйста, стулья от стола на одинаковом расстоянии. И небольшая рекомендация: побольше пиетета к охранникам.

— Расставлю, конечно, обслуживающий помощник, — ведь ничего нет лучше взаимовыручки. А Гендевит куда запропастился?

— Стажер, если ты хочешь здесь закрепиться, то запомни несколько правил…

— Обслуживающий помощник, я не собираюсь здесь закрепляться, я верю в необозримость высоты своего предназначения.

— Второй стул слева двинь немного на себя.

Мальчик совсем выдвинул стул и плюхнулся на него.

— Хороший стул — мякенький.

— Встань сейчас же! Вот-вот вернется с совещания у надзирателя Гендевит, и надо будет подавать кушать, а ты тут срываешь! И вообще тут!

— Спилберг, не нервничай — так взаимопонимания не достигнуть.

— Я на тебя докладную напишу!

— Какой ты бескомпромиссный, Спилберг.

Спилберг замахнулся на Мальчика тарелкой, но в трапезную быстро зашел встревоженный Младший и удивленно уставился на Спилберга:

— Что с тобой, Спилберг?

— Я не знаю, я нечаянно, я не могу с ним…

Спилберг вдруг затряс плечами и зарыдал, промокая соленые щеки полотенцем для протирки тарелок.


2


Гендевит сделал маленький глоточек из маленькой беленькой чашечки. Младший отрезал кусочек мяса и, старательно его разжевав, проглотил. Спилберг расправил складку на белой салфетке, перекинутой через руку. Мальчик со вспомогательного стола поддел указательным пальцем из вазочки густой джем, облизал палец, и им же разровнял нарушенную сладкую поверхность.

— Как прошло совещание?

— Весьма плодотворно. Намечены новые задачи, подведен итог выполнения старых, рассмотрели несколько персональных дел и обсудили общую стратегию глобального становления.

— Как настроение надзирателя?

— В целом неплохое, но обеспокоен положением дел в ряде подгрупп, в частности, высказал замечание и по нашей.

— Что же его насторожило?

— Конкретно не сказал, но отметил некоторую тревожность обстановки.

Спилберг быстро и аккуратно заменил тарелку у Младшего, а Мальчик подлил чаю Гендевиту. Младший вежливо кивнул Спилбергу, а Гендевит в замешательстве замер перед своей кружкой с выпуклым мениском коричневой жидкости над краями.

— Мальчик, как я это должен пить?

— Ну… как-нибудь.

— Ты не считаешь, что Мальчик тихонько садится нам на шею?

— Я считаю, что он садится не тихонько.

— И, между прочим, не без твоей поддержки. Мальчик, подойди сюда. Если ты сейчас выпьешь из этой чашки чай, не расплескав не капли, получишь чайную ложку джема, если же хоть одна капля упадет на скатерть, отправишься в карцер!

— Поражает выверенная адекватность меры наказания и меры вознаграждения.

— Похоже, ты сразу отправишься в карцер.

— Гендевит, в словах Мальчика есть определенный резон.

— Ты всегда его защищаешь. И, вообще, ты изменился, твое охлаждение и…

— Может мы не будем обсуждать наши отношения при обслуживающих помощниках?!

— Да— Да, конечно, — последнее время ты только и делаешь, что уклоняешься от разговора.

— Перестань, Гендевит.

Гендевит расстроено бросил салфетку на стол и, подперев подбородок руками, насупился. Мальчик наклонился над отодвинутой на угол стола чашкой и, не поднимая ее, всю до дна высосал.

— Ну и что дальше?

— Охранник Гендевит, можно получить причитающуюся мне чайную ложку джема?

— Пошел отсюда, наглец!

— Я так и думал.


3


Младший долго разглядывал свои ровно подстриженные и хорошо отполированные ногти. Также долго смотрели на Младшего Мальчик и Спилберг.

— Надо убраться в дознавательной комнате.

Спилберг открыл шкафчик, снял с крючка и надел темно-синий фартук, достал щетку, совочек, ведерко и еще одну щетку.

— Убираться будет Мальчик.

Спилберг опять открыл шкафчик, повесил на крючок фартук и сложил на полочки только что вытащенные предметы.

— Спилберг, это твой индивидуальный инвентарь или общественный?

Спилберг снова открыл шкафчик, бросил на плечо Мальчику фартук и протянул совочек со щеткой.

— Я могу идти?

— Да, Спилберг, можешь.

Мальчик нацепил фартук и попытался сзади завязать лямочки, но Младший мягко вытянул их из рук Мальчика и завязал сам. Спилберг сделал каменное лицо и хлопнул дверью на пять и семь десятых децибел громче, чем обычно.

В дознавательной комнате все блестело, кругом было чисто и все аккуратно лежало. Мальчик поводил щеткой по стенам, по стульям, по столу, по своим штанам и недавно выданным лакированным ботинкам. Младший за столом развязывал папки, вытаскивал из них листочки, делал на листочках аккуратные заметки и вкладывал листочки опять в папки.

— Выровняй, пожалуйста, стопку бумаги.

Мальчик постучал пачкой бумаги о поверхность стола, Младший взял бумагу из рук Мальчика, слегка коснувшись его пальцев и немного порозовев при этом, и сам постучал ее о стол.

— Вот так надо, Мальчик. Принеси, пожалуйста, мне стакан воды.

Мальчик налил из граненого графина в граненый стакан воды и принес Младшему.

— Ты что, Мальчик, — это вода для допрашиваемых. Сейчас придет Ноль, вот он ее пусть и пьет. Нам ты налей из голубого кувшина, который на стеклянном столике у меня за спиной.

Мальчик протянул Младшему тонкий стакан.

— Отпей, если хочешь.

— Да как-то…

— Отпей, отпей.

Мальчик отхлебнул жидкость с незнакомым ароматом, одобрительно кивнул и отдал стакан Младшему. Младший повернул стакан стороной, с которой пил Мальчик и выпил жидкость медленным непрерывным глотком.

— Чем-то ты напоминаешь меня в молодости, Мальчик.

— Угу.


4


Дверь открылась без предупредительного стука, и в дознавательную ворвался Гендевит, и проскользнул Спилберг.

— Младший, что же это такое?! Ты доверяешь уборку неопытному Мальчику, а опытнейший Спилберг выполняет низкоквалифицированную работу!

— Гендевит, стучать нужно, когда…

— Ага! Вы уже распиваете вместе!

— Гендевит!

— Я знал, что так будет!

— Перестань!

— Это я-то должен перестать, когда тут творится мерзкий разврат!

— Чего ты мелешь!

— Я отдал тебе всего себя без остатка, а ты променял меня, при первой же возможности, на какого-то наглого подростка!

— Возьми себя в руки! Это не достойно охранника.

— Ах, вот как ты заговорил, вот как ты меня благодаришь за все! Пойдем, Спилберг, отсюда — здесь воняет изменой!


5


— Почему, Мальчик, все, что начинается вполне достойно, заканчивается так некрасиво?


6


В дверь робко постучали.

— Кто там?

— Это я, Спилберг.

— Чего тебе нужно?

— Охранник Младший, пойдемте, пожалуйста, со мной, а то мне страшно.

— Ты что, Спилберг, с ума сошел, что ли?

— Вполне возможно, но, тем не менее, прошу вас пройти со мной, и пусть Мальчик тоже пойдет, полюбуется на свою работу.

— Ты меня заинтриговал, Спилберг. Пойдем, Мальчик.

Спилберг суетливо семенил перед размеренно шагающим Младшим всю дорогу, только около дверей в столовую, забежал за его спину и неожиданно тоненько запищал:

— Я туда не пойду, вы сами дверь открывайте.

Младший распахнул дверь и, ошарашенный, встал на входе, Мальчик аккуратно вышел из-за его плеча и увидел Гендевита, скорчившего на редкость уморительную рожицу. Мальчик непременно бы прыснул со смеху, если бы на полу не валялся опрокинутый стул, начищенные до блеска туфли, а маленькие, в белых носочках ступни Гендевита касались бы пола.


Глава № 7


1


Младший сдвинул стаканчик с карандашами немного левее от правого угла стола, листы бумаги придвинул к себе, а тяжелую металлическую линейку положил в ящик.

— Ты так и не научился точно выставлять предметы на моем столе, Мальчик.

— Трудно учиться бессмыслию.

— Зато ты научился мне грубить. Но все это теперь не имеет значение — нас вызывает к себе надзиратель Афрон, и, как это не грустно, похоже, мы скоро расстанемся.


2


Младший толкнул необычайно легкую дверь от себя и пропустил Мальчика вперед. Мальчик зашел и немного опешил — вдоль стен на лавках сидели люди и тоскливо смотрели перед собой, не обращая на Мальчика с Младшим никакого внимания, только человек за столом у следующей двери стал подробно рассматривать вошедших. Младший неуверенно подошел к человеку за столом и шепотом сказал:

— Мы к надзирателю Афрону.

Человек за столом сразу же перестал обращать на Мальчика и Младшего какое-либо внимание, а люди, сидящие вдоль стен, напротив, стали подробно их рассматривать.

— Мы к надзирателю Афрону, нас вызывали.

Человек за столом взял ручку и нарисовал на листе бумаги три кривых квадратика, один треугольник и восемь окружностей.

Младший растерялся и покраснел.

— А зачем вы говорите, явно глухому человеку, что мы пришли к надзирателю Афрону?

— Помолчи, Мальчик. Он не глухой. Так положено.

— Что же он молчит? Хотя, судя по обилию кругляшков на его листочке, он, наверно, просто еще не осознал смысл вашей фразы. У нас в восьмой камере идиот Колпак тоже ходил только кругами.

Человек за столом быстро вскочил, бросил ручку, заиграл желваками и сказал Младшему, что он сам идиот. Младший сказал, что он не говорил, что человек за столом идиот и что он только пришел с Мальчиком к надзирателю Афрону по вызову. Человек сел и сказал, что все к надзирателю Афрону и все по вызову, и садитесь на скамейку, и ждите, когда вас действительно вызовут. Младший с Мальчиком сели на свободное место и стали ждать, постепенно смотря перед собой все тоскливее и тоскливее.

Младший и Мальчик сидели очень долго, несколько раз Мальчик предлагал Младшему придти попозже, и каждый раз лысый сосед справа говорил, что уходить из комнаты неэтично и надо ждать. Человек за столом изрисовал целую стопку бумаги, ни одного из сидящих с Младшим и Мальчиком людей не вызвали, и никто из двери за спиной человека за столом не вышел. Потом звякнул какой-то звоночек, человек, сидящий за столом поднялся, собрал бумаги, положил в карман ручку и вышел из комнаты, за человеком один за другим вышли и все остальные, Младший и Мальчик остались одни.

— И что теперь?

— Откуда я знаю, Мальчик.

Мальчик встал, подошел к двери за столом, тихонечко ее приоткрыл, после чего изумленно свистнул и распахнул настежь — за дверью была выложенная грубым красным кирпичом стена.

— Мы зашли в то помещение?

— Не знаю, но приемная всегда была здесь. Пойдем.

Младший потянул входную дверь на себя, пропуская Мальчика, а Мальчик сходу ткнулся головой в грудь надзирателя Афрона.

— Что же это такое, охранник Младший? Неужели так трудно немного подождать?

— Да мы думали…

— Не надо думать — я-то на что?

Афрон сел за стол, жестом пригласил присаживаться Младшего на правую лавку, а Мальчика на левую, немного помолчал и сказал:

— Собственно, охранник Младший может быть свободным.


3


Афрон кашлянул и тут же вбежал человек, сидевший до этого за столом, протянул надзирателю папку и замер в ожидательной позе.

— Чего замер? Проваливай.

— Извините.

— На место.

— Слушаю?

— Тебе не надо слушать. Мальчик, — это Шиндлер. Проваливай.

— Извините.

Шиндлер поклонился Мальчику и выбежал из комнаты.

— Итак, Мальчик, вот ты у меня весь в этой папке, вплоть до последнего доноса на тебя и Младшего обслуживающего помощника Младшего Спилберга. Охранника Младшего мы трогать не будем, он хороший работник, а вот, что с тобой делать, даже не знаю, посоветуй.

— Возьмите меня к себе советником.

Афрон тоненько заржал, а когда в дверь просунулась удивленная голова Шиндлера, бросил в нее папку Мальчика.

— Мальчик, любого другого я бы давно стер в порошок только за подобие твоей ухмылки, а ты мне хамишь и тебе хоть бы что. А все почему? — Потому что я давно за тобой наблюдаю, еще с той фразы про Бешеного, помнишь: “Вам незачем его бить — он умер”. Я тогда подумал: что-то в этом подростке есть. И, действительно, Мальчик, ты так похож на меня — я тоже был когда-то таким.

— Такого мне еще никто не говорил.

— И не скажет, Мальчик.

Афрон загрустил и замолчал, а Мальчик, истомленный долгим ожиданием Афрона, свесил голову набок, глубоко, плавно задышал и уснул.


4


Мальчик открыл глаза и сказал:

— Здравствуй, Шиндлер.

— Здравствуй, Мальчик. Как спалось?

— Неплохо, мне приснились: Бешеный, Захар, Мосол, Шрам, Рыжий и еще много других людей, которых ты тоже не знаешь.

— Я знаю больше, чем ты думаешь.

— Да, конечно, ты же носишь Афрону личные дела.

— Во первых, не Афрону, а надзирателю Афрону, во вторых я не имею права заглядывать в личные дела, в третьих…

— Шиндлер, занудство — самое утомительное качество в людях, а отсутствие прав легко возмещается присутствием возможностей.

— Знаешь что, Мальчик?!

— Шиндлер, скоро Афрон в свой колокольчик звякнет, а у тебя до сих пор ширинка расстегнута.

Шиндлер быстро застегнулся и нервно выбежал из комнаты. Мальчик потянулся, кувыркнулся в широкой кровати, спрыгнул, не спеша оделся, хотел сунуть под простыню Шиндлеру какой— Нибудь неожиданный предмет, но передумал.

Мальчик вышел из комнаты, заглянул в столовую, но заходить не стал, а прошел по широкому коридору дальше. Он миновал много закрытых и открытых дверей, пока коридор не разделился на два узеньких коридорчика. Мальчик подкинул и поймал золотую пуговицу Афрона, погладил выбитые на ней буковки Н и А и повернул в левый узенький коридорчик, который его привел к тяжелой металлической двери с раздатчиком Нечипоренко за ней.

— Здравствуйте, раздатчик Нечипоренко.

— Сюда нельзя!

— Почему?

— Тут зона камер.

— Так я и есть камерник.

— Раз ты в надзирательской зоне — ты уже не камерник.

— А кто же я?

— Скорее всего, любовник из второго эшелона, может быть, танцоришко или помощник массажиста, в лучшем случае подсобник у повара Сидорова.

— Нет, раздатчик Нечипоренко, вы не угадали — я из секретной службы по выявлению недобросовестных раздатчиков. Вот вам ведь нельзя разговаривать с неслужебным персоналом, а вы разговариваете.

— Не смеши.

— Не буду.

Мальчик подмигнул Нечипоренко и пошел в другой коридорчик. Этот коридорчик был гораздо длиннее первого и упирался в понурого, шмыгающего Дрона.

— Здравствуйте, Дрон.

— Стой, куда идешь?!

— Дрон, вы же стражник, а охраняете коридор, как простой раздатчик.

— Разжаловали… Со мной нельзя разговаривать!

— А что бояться-то? — карьере итак конец. Можно я посмотрю, что там за углом?

— Стой! Без спецразрешения проходить нельзя!

— Ладно, пойду схожу за спецразрешением.


5


В столовой Мальчик вяло потыкал вилкой в скользкие макароны, потом выбрал самую длинную макаронину, опустил ее в стакан с компотом и стал гонять жидкость туда— Сюда, создавая в стакане занятную пену из крупных пузырьков воздуха.

— Баловаться в столовой нельзя!

— Сидоров, а где можно?

— В камере или карцере балуйся сколько хочешь!

— Меня туда не пускают, Сидоров.

— Плохо просишься.

— Возможно.

Высокий, гибкий, красивый юноша намерено столкнул подносом стакан Мальчика на пол.

— Извините, я случайно расплескал ваш компот.

— Да ну что вы, сколько угодно.

Юноша чуть-чуть кивнул своим подбородком, плавно положил поднос в моечную и грациозно выплыл из столовой.

— Сидоров, кто этот красавчик?

— Это Маргулис — официальный второй любовник надзирателя.

— А кто первый?

— Место пока вакантно, Вассермана за измену с танцором Бизиком отправили на работы по очистке вентиляционных труб.

— А Бизик?

— Танцует. Давай, Мальчик, убирай за собой.

Мальчик успел бросить на поднос только вилку, когда в столовую влетел взмыленный Шиндлер, рванул Мальчика за руку и потащил за собой:

— Где тебя носит?! Тебя срочно надзиратель требует, а он брюхо свое набивает! Хорошо, что тебя Маргулис видел!

— Да не тащи ты меня, я сам пойду.


6


— А, Мальчик. Проходи, с чем пожаловал?

— Да, собственно, как будто это…

Мальчика под лопатку больно ущипнул Шиндлер и чуть слышно прошептал:

— Скажи, что тебе чего-нибудь понравилось, дурак.

— Я пожаловал с тем, чтобы выразить неописуемый восторг своего восхищения качеством пищи, свежестью постельного белья, доброжелательностью окружающих, усердием персонала, особенно моего соседа Шиндлера, светлостью комнат, длиной коридоров, красотой жизни и стройной осмысленности происходящего.

— Ну-ну, а сейчас мы посмотрим танцы, потом борьбу, потом нам сделают массаж, потом мы побарахтаемся в моем бассейне. Ты не возражаешь?

— У меня есть такое право?

Шиндлер опять ущипнул Мальчика под лопатку, а Мальчика вежливо лягнул его под колено.

— А в бассейне, какой у меня будет номер?

Сидевший в глубоком кресле Маргулис поднял левую бровь и легонько дернул правой щекой.

— Веселый ты, Мальчик. Я был таким же. Пошли в танцзал. Шиндлер, когда я вернусь, чтобы был готов список приговоренных к трубе!

— Слушаюсь!


7


Бизик высоко прыгнул вверх, сделал два оборота вокруг собственной оси, мягко приземлился на носочки и под ритмичный стук барабанных палочек Коха легко побежал по кругу.

— Хорошо танцует мерзавец! Давай, Бизик, давай!

Бизик сделал несколько прыжков, потом быстро-быстро завертелся на одной ножке, но аккомпаниатор Кох вдруг конвульсивно задергался в приступе кашля, напрочь сбивая свой барабанный размер, и, заставляя ошарашенного Бизика невпопад скакать по сцене.

— Ну-у, так не пойдет! Все настроение испортили. Надо бы Шиндлеру сказать, что есть кандидаты на добавку к его списку.

— Извините, сам не знаю, как получилось, заболел, наверно. Совершенно не знаю, как получилось. Абсолютно не знаю, как получилось.

— А я вообще не причем!

— Бизик, ты бы помалкивал, а то я тебя утоплю в своем бассейне.

Печальный Маргулис неожиданно развеселился и выдал длинную трель заливистого смеха. Афрон одобрительно взлохматил прилизанную прическу Маргулиса:

— А Маргулис мне с удовольствием поможет.

Бизик тяжело вздохнул и нарисовал на полу носочком бального тапочка маленький крестик, а Маргулис капризно надул губки:

— Ну что вы мне все волосы растрепали.

— А почему молчит Мальчик? Как тебе танец Бизика?

— Я еще не привык к высокому искусству, поэтому лучше бы посмотрел борьбу.

— Что ж, вперед! Возможно, ты будешь приятно удивлен.


8


Афрон сел в глубокое мягкое кресло, Мальчику показал место по правую руку от себя, Маргулису по левую. Огромный волосатый Ладыга почтительно потянулся вперед и спросил разрешение начинать. Афрон махнул рукой и на квадратную площадку, огороженную железной сеткой, вышли два голых больших уставших человека с множеством кровоподтеков на теле, обхватили друг друга руками, засопели и затолкались.

— Эй! Живее! Мальчик, ты доволен?

— Не знаю.

— Маргулис, ты доволен?

— Да я что, лишь бы Мальчик был доволен.

— А Маргулис-то наш сердится! Не сердись, Маргулис, — я тебе сюрприз подарю.

Один из больших людей поскользнулся и упал, тут же на него прыгнул второй, навалился и плотно прижал к полу.

— Так, победитель первой пары есть, теперь посмотрим на вторую. Ладыга, выпускай!

Первым на площадку выскочил крупный, но суховатый борец, вторым не спеша, вразвалку вышел Виссон с черной повязкой на одном глазу.

— Мальчик, ты за кого будешь болеть?

— А что у него с глазом?

Виссон, услышав голос Мальчика, повернулся к зрителям и подергал железную сетку, просунув пальцы в ячейки.

— Знакомый голос! Мальчик, тебя интересует мой левый глаз? — он вытек, после того, как ты оставил нас с Трюфелем наедине с проклятой лампочкой. Правый тоже почти не видит — так какие-то пятна. Как живешь, Мальчик? Впрочем, и так понятно, что ты хорошо продвинулся.

— Эй, Виссон, хватит болтать!

Суховатый борец обхватил Виссона сзади и рванул на себя, железная сетка натянулась и затрещала.

— А это значительное пятно, наверно, надзиратель Афрон?

Суховатый борец оттащил Виссона от сетки и стал заламывать ему руку. Виссон зарычал, вывернулся, коротко взмахнул локтем, разбил борцу губы и раскрошил ему два коренных зуба.

— Эй ты! Положено только бороться!

— Ничего, Ладыга, пусть.

— Мальчик, а как твой Афрон чего-нибудь может?!

Суховатый борец лягнул Виссона и тут же взвыл, потому что Виссон откусил ему половину мизинца на руке и выплюнул в лицо.

— Виссон, ты мне нравишься!

— Афрон, а тебе не кажется, что твоя железная сеточка очень хилая!

— Как ты смеешь тыкать надзирателю, ублюдок!

— Ладыга, пусть его. Виссон, ты, когда победишь, попробуй нашу сеточку на прочность.

— Непременно, Афрон. Ведь я так соскучился по Мальчику.

Маргулис охнул и нервно заерзал, когда Виссон со всего размаха швырнул суховатого борца на сетку.

— Мальчик, у тебя нет для меня грибочка?

Под коленом Виссона хрустнули ребра суховатого борца.

— Мальчик, Трюфель перед тем, как я его съел, передавал тебе привет.

Виссон отбросил обмякшее тело суховатого борца в угол.

— Мальчик, ты меня хочешь?

Виссон сильно рванул на себя железную сетку, потом еще рванул и еще рванул. Сетка затрещала и поползла.

— Афрон, ты совсем не заботишься о собственной безопасности.

— Забочусь, Виссон, забочусь.

Виссон прорвал в сетке дыру размером в собственный кулак. Ладыга опомнился и стал бешено колотить по пальцам Виссона дубинкой, но Виссон поймал дубинку и свирепо вырвал ее у Ладыги.

— Афрон, Мальчик, и ты слизняк под номером два, смотрите, как я сейчас дорву вашу сеточку, а потом сломаю хребет этому волосатому жирному кастрату.

Виссон стал растягивать дыру в разные стороны, и она легко и быстро расширялась, заставляя исступленно колотиться неокрепшие сердца, и постукивать чуть чаще, чем надо окрепшие.

— Что-нибудь сделайте!

— Слизняк, ты что вскочил? Боишься? — меня ты интересуешь в последнюю очередь.

Афрон повернулся к Ладыге и опустил веки. Ладыга подошел к красному ящичку на стене, открыл его и поднял какой-то рычаг. Виссон страшно затряс просунутой в дыру головой, задергался всем телом и, после того как Ладыга вернул рычаг на место, упал на спину с застывшим, перекошенным лицом.

— Что, Мальчик? Опять одним другом меньше стало?

— Стало.

— Пойду— Ка я в массажную отдохнуть, а вы с Маргулисом отправляйтесь в бассейн поплескаться.


9


Голубая вода доходила в самых глубоких местах бассейна Маргулису по шею. Мальчик там захлебнулся бы, поэтому сидел на мелководье, несмотря на настойчивые приглашения Маргулиса взбаламутить воду именно там.

— Маргулис, я не хочу помогать тебе меня утопить.

— Нужен ты мне, Мальчик. Думаешь, я боюсь, что тебя назначат первым? Ошибаешься, потому что любовники при Афроне — это давно формальность, строгую тайну, которой знают все, кроме новеньких, вроде тебя.

— Так ты, значит в состоянии томления, в таком же в каком был Вассерман?

— Мальчик, ты о своем томлении заботься, а о себе я сам позабочусь и уж, конечно, не так, как Вассерман, который после одного идиотского поцелуя с Бизиком, ползает по лабиринтам вентиляционных труб, впрочем, его уже наверняка перерубило где-нибудь пропеллером насоса.

— Что же нужно Афону от меня, если, как ты говоришь, ему уже ничего не нужно?

— Глупый Мальчик. Афрон возлагает на тебя надежды. Он предполагает, что ты вернешь ему молодость. Вернешь ее, тем, что дашь возможность быть первым. Привлекательно в тебе то, что несмотря на опыт камерной жизни (скучные, наивные, хнычущие слюнтяи из инкубатора Афрону до смерти надоели) у тебя не было ни одного товарища и ты чист.

— А что остается тебе, Маргулис?

— Мне остается мой второй номер. Наивная вера в тебя, Мальчик, у Афрона быстро иссякнет, и он вернется ко мне — печалиться и перебирать мои шелковистые волосы.

Маргулис нырнул и к восторгу Мальчика поплыл под водой, пуская из надутых щек пузырьки воздуха. Маргулис вынырнул у самых ног Мальчика и подмигнул ему.

— Как это у тебя получается, Маргулис?

— Я тебе научу, Мальчик, если мы будем достаточно долго около Афрона вместе.

Маргулис сладко улыбнулся, прижался к Мальчику мокрой кожей, легонько задрожал и вкрадчиво предложил:

— Мальчик, а давай я буду первый? Ты не пожалеешь, я столько всего знаю в этой науке, у?

— Маргулис, а как же лопасти вентилятора, превращающие молодые, стройные, гибкие, красивые тела в винегрет?

— Я пошутил, Мальчик.

Маргулис опять нырнул и вынырнул на другом конце бассейна.


10


Афрон медленно спустился в бассейн, поежился и, плавно оттолкнувшись от дна, заскользил по поверхности воды, пофыркивая и покрякивая. Афрон плавал долго и с удовольствием, Мальчик сидел на мелководье и бултыхал ногами, Маргулис время от времени нырял из одного угла бассейна в другой. Потом. Потом Афрон подплыл к Мальчику и предложил Маргулису размять мышцы в массажной. Маргулис понимающе пожал плечами, незаметно подмигнул Мальчику и вышел в раздевалку. Афрон погладил Мальчику колени и поцеловал живот.

— Какая у тебя приятная кожа, Мальчик.

— Наверно, вам попадались и с более приятной кожей.

— Может быть, и попадались, но прошлое так туманно.

— Настоящее мимолетно, а будущее непредсказуемо.

— Все-то ты знаешь. Я тебя назначу первым любовником.

— А как же Маргулис?

— Забудь о нем — он мне надоел и он в списке. После массажной его ждет труба.

— Тебе его не жалко?

— А разве он не пытался соблазнить тебя?

— Значит рано или поздно мне надо тоже готовиться к трубе?

— Мальчик, не загружай мне голову, давай о хорошем и радостном. Если бы ты знал, как мечтают о моем бассейне резервные любовники и как… О, Мальчик! Я чувствую как во мне что— То! Мальчик! Сидоров приготовит мне блюдо, и я, Мальчик… — ты будешь счастлив, и я тоже буду счастлив.

— И мы умрем в один день.

— Непременно, Мальчик.


11


Повар Сидоров мелко строгал морковку, смешивал ее с нарезанными орехами, хорошо промытым изюмом, ровными колечками лука, дольками чеснока, мелко порубленной капустой, маленькими крепкими грибами, какими-то пучками палочек и листочков, и все это бросал в булькающую на раскаленной плите маленькую кастрюльку. Мальчик неслышно подошел и заглянул в кастрюльку:

— Чего тут варишь, Сидоров?

Сидоров вздрогнул и бросил Мальчику в лоб кочерыжку капусты:

— Напугал, негодяй! Кто тебе разрешил быть на кухне?

— Тот, кто запрещает, тот и разрешил.

— А-а. Со вступлением в должность, Мальчик.

— Сидоров, мне нужен оранжевый сок.

— Сейчас.

Сидоров открыл, закрытый на два замка белый железный ящичек и вытащил оттуда прохладный графинчик с яркой оранжевой жидкостью.

— Смотри, уровень жидкости соответствует отметке.

— Вижу, Сидоров.

Мальчик открыл графинчик и сделал глубокий глоток.

— Как вкусно. Хочешь попробовать?

— Ты что с ума сошел?! Даже первый любовник не имеет право пить в одиночку оранжевый сок!

— Да? Ну так возьми, тоже выпей.

— Мне нельзя, но если ты…

Сидоров глотнул из графина и расплылся.

— Только, ты никому, а то — труба.

— А что вы ее так боитесь, неужели нет шансов?

— По-разному говорят: некоторые — что тебя сразу же всего перерубят лопасти, другие — что провалишься в разъем и там сдохнешь, третьи — что просто запутаешься, но говорят и, что можно по этим трубам выйти в какой-то другой мир. Дай-ка еще глотну.

— Пей сколько хочешь.

— Так вот, а с вентиляторами знаешь, как надо бороться? Мне по секрету рассказывали: надо на двигатель плеснуть воды побольше — он и взорвется.

Мальчик, кивая и внимательно слушая, незаметно положил себе в карман острый короткий нож со стола Сидорова, хотел еще отхлебнуть из графинчика, но повар остановил его:

— Хватит, Мальчик, неси к Афрону, и только бы он не заметил!

— Ты мне так и не сказал, что варишь в кастрюле.

— Бульон для надзирателя.

— Уж, не тот ли особый восстанавливающий силы?

— Откуда ты знаешь секретное задание?

— Нет ничего более очевидного, чем секретные задания. Что ты там ему натолкал?

— Как обычно и главный ингредиент надежды: порубленные яйца Виссона.

— Какая аппетитная прелесть. Пойду, а то меня и так после сна подташнивает.


12


Мальчик налил Афрону и себе в высокие звонкие бокалы сок. Афрон выпил и потрепал Мальчика по щеке:

— Тебе понравился напиток?

— Необычный.

— Только, Мальчик, ты зря поишь им служебный персонал. Если Сидоров сварит плохой бульон и в этот раз, я отправлю его путешествовать по воздухопроводам.

— А разве нельзя по этим трубам куда-нибудь выбраться?

— Там, где мы их запускаем, нельзя, десять подряд стоящих вентиляторов не оставляют никаких надежд. По прямому воздуховоду, который охраняет, кажется теперь у нас Дрон, ходят легенды, что можно куда-то там выбраться, но, думаю это брехня. Какая у тебя все-таки приятная кожа, Мальчик. Если этот гад Сидоров сварит плохой бульон, я его собственные причиндалы вырву!

— Еще соку?

— Спасибо, Мальчик, ты очень заботливый. Дай мне твою ладошку, пожалуйста.


13


— Куда идешь и что в ведре?

— Туда и кое-что.

— В смысле?

— Прямом.

— Да я тебя!..

— Нельзя.

— Почему?

— Смотри второй подпункт четвертого абзаца главы седьмой указа номер двадцать три надзирателя Афрона.

— А что там?

— Тогда смотри пятый подпункт второго абзаца главы шестой указа номер двадцать три надзирателя Афрона.

— А-а?…

— Резонный вопрос. Там перечислены все виды наказаний к тем, кто не выучил указ номер двадцать три надзирателя Афрона наизусть.

— А я не успел!

— Очень слабое оправдание. Ну ладно, я пошел.

— Стой! Куда идешь и что в ведре?

— Ты хочешь сказать, что непременно желаешь узнать, о чем говорится во втором подпункте четвертого абзаца главы седьмой указа номер двадцать три надзирателя Афрона?

— Я не “ты”, я — “вы”! Понял?!

— Дрон, ты уже раздатчик, дальше катится некуда, поэтому напрягись и слушай внимательно: Афрон мне лично сказал, что вопросы мне может задавать только он сам и еще охранник Младший, но уже на его вопросы я могу не отвечать, если не захочу, все же остальные лишаются права что-либо меня спрашивать — все.

— Да ты… Ты кому-нибудь другому… И я же, ну…

— Дрон, я сейчас выполню поручение Афрона, потом мы вместе к нему отправимся и разъясним наше недоразумение, а пока не задерживай меня.

— А я нисколечко и не задерживаю.

Мальчик прошел мимо Дрона, свернул налево, потом направо, потом к утробно всасывающему воздух вентилятору. Мальчик снял крышку с ведра, взял в ладошки прохладную воды, глотнул, устраняя после разговора с Дроном сухость во рту, опустил горячее лицо в воду, открыл глаза и смотрел на ржавое дно, до тех пор, пока хватало задержанного воздуха, потом, разбрызгивая воду, с шумом поднялся, сделал глубокий вдох и выплеснул все ведро на мотор вентилятора. Из мотора посыпались искры, повалил едкий дым, после этого он лопнул и развалился пополам, а лопасти вентилятора, повращавшись по инерции, остановились. Мальчик кое— Как протиснулся между тяжелыми лопастями и, оттолкнувшись ногой от мертвого двигателя, пополз по трубе вперед. Труба долго шла прямо, потом повернула вправо, потом ушла вверх, и Мальчик с большим напряжением, упираясь ногами в одну стенку, а спиной в другую, влез до опять прямого участка, по которому очень долго полз, пока не уперся головой в пучки каких-то толстых и тонких проводов. Мальчик сначала хотел прорубить себе путь ножом, но, вспомнив, как интенсивно до желтой пены на губах трясло Виссона в железной сетке борцового зала, решил пролезть мимо проводов где-нибудь сбоку. Сбоку Мальчик чуть не застрял, больно поцарапав о торчащую железку спину, но все-таки пролез и, стряхнув с себя цепкие клубки кабелей, благополучно пополз дальше. Мальчик благополучно полз долго, так долго, что его колени онемели и перестали чувствовать наждачную шершавость трубы, а кровь из стертых локтей давно запеклась и отваливалась плоскими кусочками. Но Мальчик прополз еще немного, и его рука вдруг провалилась в пустоту, а за рукой чуть не провалился и сам Мальчик. Мальчик посмотрел вниз, но ничего не увидел, только теплый воздух обдувал ему лицо и слышался какой-то вызывающий боль в зубах скрежет. Чтобы оценить глубину Мальчик бросил вниз увесистую золотую пуговицу Афрона, долго прислушивался, но так ничего и не услышал. Тогда Мальчик решил прикинуть ширину проема, снял рубашку, привязал к одному рукаву нож повара Сидорова, за другой взялся сам и бросил нож вперед. Нож где-то впереди гулко стукнулся и остался лежать, Мальчик потянул рукав на себя, нож немного поскреб по трубе, потом сорвался вниз и повис в пустоте на двух рукавах — такую ширину Мальчик определил как преодолимую, сел на корточки у самого края трубы и, собравшись духом и силами, прыгнул. Мальчик плохо собрался с силами: он ударился животом о край трубы, сбил дыхание, ноги его беспомощно заболтались в воздухе, а руки заскользили по ржавой поверхности — Мальчик сползал вниз к противному пока еще далекому скрежету и, наверно бы, обессилено сполз, но пальцы нащупали торчащий в трубе штырь и, вцепившись в него, Мальчик вытянул себя из провала. Отдышавшись и отлежавшись, Мальчик пополз дальше. Дальше труба пошла под углом вверх, и Мальчик четыре раза вскарабкивался по этой горке почти до конца и четыре раза съезжал вниз, пока на пятый раз, наконец, ни забрался окончательно и ни пополз облегченно по прямой. А потом, потом Мальчик подполз к железной решетке с огромными ячейками, в которые пролез бы не только подросток, но и средних размеров взрослый, поэтому Мальчик легко проскользнул мимо толстых железных прутьев и понял, что он завершил свой долгий путь.


14


Мальчик сел на большой холодный камень у решетки и с недоумением огляделся: в светло-серой мгле не было стен и потолков, пространство не ограничивалось ничем, сверху наползали какие-то бесформенные клочковатые образования, снизу нигде не было нормальной ровной поверхности — всюду что-то торчало, всюду что-то шевелилось при порывах ветра, и сам ветер странно дул то справа, то слева, то тихо, то сильно. Вдалеке на непонятном расстоянии все предметы почему-то тускнели и переходили в отвратительную расплывчатость. Дышать было тяжело — сладковатый воздух был слишком легким, и грудь Мальчика вздымалась в два раза чаще, чем обычно. К тому же холод и сырость заставили Мальчика сжаться в комочек, задрожать и застучать зубами.

Вдруг сбоку стало светлеть, краснеть и выползать нечто круглое и нестерпимо яркое, может быть, даже более яркое, чем лампа Младшего в дознавательной комнате. Мальчик закрыл глаза рукой, стараясь унять резь от света и головокружение от бескрайности, но жуткий чужой мир бесцеремонно врывался и сквозь пальцы — Мальчик видел, как внизу все становится нестерпимо зеленым, а наверху тошнотворно голубым и как все то, что торчало и шевелилось на ветру, окрашивается в перенасыщенную цветастость. Вместе с разноцветной рябью в глазах появилось множество утомительных звуков — что-то трещало, где-то свистело и постоянно ухало в далеких страшных, черных кустах. Холод и сырость прошли, но появился жгучий жар, идущий от желтого пылающего круга, который поднимался все выше и выше, делая свой жар все невыносимее и невыносимее.

Мальчик дул на свои белые руки, шипящие от боли и покрывающиеся красными пятнами, когда, случайно взглянув на свои колени, с ужасом увидел, что по его правой штанине ползет какая-то маленькая тварь на шести ножках, с чудовищной головой и длиннющими усами. Мальчик вскочил с камня, дрыгнул ногой, сбрасывая жуткое существо, и подбежал к решетке. Взявшись рукой за железный прут, Мальчик, превозмогая боль, давящую на глаза, осмотрелся: везде ползала, прыгала и даже летала различная мерзость и, как показалась Мальчику, постоянно спаривалась и вроде бы как будто тут же жрала друг дружку. Мальчик сплюнул, вытер пот с раскрасневшегося горящего лица, еще раз посмотрел вдаль, где глаз не мог успокоенно ни во что упереться, развернулся, протиснулся сквозь прутья решетки и полез назад в прохладную вентиляционную трубу.