Ангельский огонь
Юджиния Райли


Душевный мир едва расставшейся с детством очаровательной Анжелики разрушен. Трагическая гибель родителей и внезапная потеря состояния заставляют ее семью настаивать на скоропалительном браке с богатым чужестранцем Роландом Делакруа.

Сердце девушки, еще не оправившейся от пережитой трагедии, полно скорби от ничем невосполнимой утраты и мысли ее бесконечно далеки от замужества… но уже первая встреча с Роландом, его огненный поцелуй, не оставили Анжелику равнодушной.

Похоже, сама судьба соединяет их. Однако богатство Делакруа оказалось совсем необычного свойства — ни дома с колоннадой, ни верениц невольников, ни почтительных слуг. И милой Анжелике предстоит постигать премудрости супружества и секреты искусства любви в атмосфере тайн и интриг, окутывающей супруга… если она захочет вновь испытать его страстные ласки.


Евгения Рилэй

Ангельский огонь


1


Новый Орлеан, 1850


Чувство беспокойства у Жан-Пьера Делакруа было связано с голосом, который про себя он назвал голосом Ангела.

Впервые он услышал его знойным вечером, когда в грязной столовой запущенного дома на авеню Святого Чарльза с тремя приятелями играл в покер. Лица их лоснились от пота, кругом все плавало в дыму. Газовая люстра дребезжала, разбрызгивая масло, неровно освещая стол из красного дерева, заваленный картами, из-под кучи которых виднелись пепельницы, полные окурков, пустая бутылка из-под виски и грязные рюмки. Рваные, изъеденные молью занавески, обшарпанная мебель, свисающие кусками обои подчеркивали неухоженность комнаты.

Сидевший напротив Жиля Фремо Жан-Пьер проигрывал, стараясь не подавать вида, как ему это неприятно. Он был самый молодой из них и изо всех сил старался не потерять деньги, доставшиеся ему в наследство, но сегодня вечером ему положительно не везло, проигрыш был солиден.

Жан-Пьера постоянно сверлила мысль о том, что сидевший справа от него Этьен Бруссар передергивает карту. Жан-Пьер знал, что этого негодяя уже давно следует вывести на чистую воду, однако потеря нескольких тысяч долларов не стоила риска, которому он мог подвергнуться в результате скандала… К тому же, Жан-Пьер дорожил своей жизнью. Он чувствовал себя неуютно, но ощущение неудовлетворенности от проигрыша заставляло продолжать делать ставки.

Внезапно до него донеслась знакомая мелодия, как показалось, — Моцарта. Он нахмурился. Насколько Жан-Пьеру было известно, Жиль Фремо жил бирюком. Но тогда что это за звуки?

«Пора сматываться?» — задал себе вопрос Жан-Пьер. Но и дома, к сожалению, его ждали не самые приятные переживания — бестактные замечания кузена Ролана, донимавшего его весь вечер, не могли дать разрядки после неудачной игры. И как только Ролан может называть его «безнадежным распутником»! Про себя он мог допустить, что это действительно так, но на сей раз Ролан перешел все границы дозволенного. Обычно Жан-Пьер был рад визитам Ролана в Новый Орлеан, но сегодня тот нагрубил Жан-Пьеру, отвергнув предложение провести время за карточной игрой…

Бесцельно тасуя карты, он вздохнул, вспомнив старые добрые времена, когда кузены были настоящими друзьями. Да, все изменилось после того, как в течение года из-за несчастного случая Ролан потерял сначала любимого брата Жюстэна, а потом свою жену Луизу. Похоже, эти беды сломали его. Теперь неунывающий Ролан больше походил на статую… Единственное, чем он занимался с тех пор — так это управлением плантацией сахарного тростника. Его появления в городе стали редкими и непродолжительными…

— Так ты играешь или нет, Делакруа?

Отрывистые слова Этьена Бруссара и перезвон монет вернули Жан-Пьера к действительности. Он потеребил жидкие усы и посмотрел на карты — валет треф и всякая мелочь. С раздражением подумал, что пора пасовать и идти домой.

Вдруг он опять услышал голос, напевающий приятную мелодию, напоминающую церковную. Жан-Пьеру было трудно сказать, какую именно, поскольку к мессе он ходил нерегулярно. Как зачарованный, он обратился к хозяину:

— Кто это поет?

— Пташка, моя племянница Анжелика, — ответил он, пренебрежительно растягивая слова. — И куда только эта бездельница запропастилась? Денно и нощно занимается одним своим дьявольским пением. Анжелика, подавай закуску на стол! — взревел он вдруг. — Неси еду и виски!

Жан-Пьер недоуменно посмотрел на хозяина. Он никогда не любил Жиля, багровое лицо которого говорило о пристрастии к спиртному. Вот уж кто был признанным распутником, а слухи о его вздорном поведении подчас заставляли удивляться даже не слишком щепетильного Жан-Пьера.

— Анжелика? — переспросил он.

— Да, Анжелика, отпрыск брата Самуила…

— В самом деле? Не знал, что у тебя есть брат.

Жиль пожал плечами.

— В нашей семье Самуил считался изгоем. Еще молодым он уехал из Нового Орлеана, чтобы жениться на этой паршивой маленькой Кагон из Баю Теш. Они купили ферму недалеко от Сент-Джеймса, где и прожили более двадцати лет, и Анжелика — оттуда. А две недели назад ее старики умерли от желтой лихорадки, оставив заложенную ферму. После того как я их похоронил и рассчитался с долгами, от денег не осталось и цента. Шериф сжег вещи, как делается в подобных случаях, а я остался ни с чем, за исключением нищенки…

— Получается, что девочка живет здесь? — Жан-Пьер почувствовал интерес к племяннице, о которой так презрительно рассказывал Фремо.

— Да. И не перестает устраивать кошачьи концерты. Одна итальянка из Сент-Джеймса научила ее петь. Клянусь, мне надо было оставить девчонку с ней. День и ночь либо поет, либо напевает. Иногда я даже думаю, что она не в себе…

— Сколько же ей лет?

— Семнадцать, — лицо Жиля вытянулось в похотливой улыбке. — Приятно взглянуть, ну, ты понимаешь, что я имею в виду, — добавил он, непристойно захохотав и пихнув при этом банкира Шарля Леви, сидевшего за столом справа.

Жан-Пьер почувствовал отвращение, видя, как блондин Шарль закатил глаза к потолку. Леви был высок, худощав, с острыми чертами лица и самым безжалостным взглядом, который когда-либо доводилось видеть Жан-Пьеру. Многие принимали Леви за добропорядочного горожанина, но Жан-Пьер знал, что в действительности он — развратный деспот с отвратительным характером… Да, Леви обращался с женщинами так, что в сравнении с ним Жиль Фремо показался бы монахом. В распоряжении Леви постоянно была целая плеяда девиц, к которым он цеплялся на званых вечерах. Ходили даже слухи, что не одну из них он убил в припадке ревности. И теперь одна только мысль, что этого развратника может заинтересовать племянница Жиля, вызвала чувство омерзения… Этьен Бруссар опять толкнул Жан-Пьера, спрашивая, будет ли тот играть. Жан-Пьер выложил карты на стол.

— Господа, я — пас, — он вынул карманные часы. — Извините, но с меня уже хватит проигрыша. И к тому же у меня — гость. Мой кузен Ролан сейчас в Новом Орлеане, завершает сделку с Морисом Миро.

— Жаль, что ты не уговорил Ролана прийти сюда, — бросил Жиль, поставил деньги на кон.

В ответ Жан-Пьер только горько усмехнулся:

— Мой кузен считает теперь, что такое занятие — пустая трата времени.

Игроки захохотали, продолжая делать ставки, а Жан-Пьер, несмотря на то что собрался было уходить, продолжал потягивать виски. Ему очень хотелось убедиться в том, что его предположение о нечестной игре Бруссара верно. Спустя минуту победный клич Этьена еще больше укрепил его подозрения. Глядя на то, как Бруссар сгребает выигрыш, он сказал с раздражением:

— Господа, я действительно должен идти.

— Чепуха! — обратился Жиль к молодому человеку. — Не уходи только потому, что тебе сегодня не везет. По меньшей мере, ты должен с нами выпить. Куда же запропастилась эта девка? Анжелика! — завопил он.

Дверь открылась, и в комнату вошла девушка лет семнадцати, внешность которой заставила Жан-Пьера, уже совсем вознамерившегося откланяться, вернуться на место.

Губы Анжелики были сжаты. Целый день, не покладая рук, она вместе с четырнадцатилетней служанкой Коко готовила закуску.

Волнуясь, она еще в кухне спросила, показывая на поднос, у этой стройной и хорошенькой мулатки, которая сегодня что-то очень нервничала:

— Ну и как это выглядит?

— Прекрасно, мадемуазель, — ответила та, облизывая пухлые губы. Она внимательно посмотрела на приготовленное ими с таким старанием: биточки из лангуста, миниатюрные пирожки с устрицами, фаршированные креветки. — Только от одного запаха у меня засосало под ложечкой. Хозяин Жиль будет доволен, — заключила она.

Сама же Анжелика, продолжая готовить, напевала «Аве Марию», так любимую ее родителями.

…Все это время Анжелика старалась сохранять беззаботный вид, однако ей это не всегда удавалось, особенно когда она начинала вспоминать жизнь в Сент-Джеймсе, свою мать и отца, которых очень любила. Всего три недели назад она счастливо жила с родителями на ферме. Затем это несчастье — желтая лихорадка, «Бронзовый Джон», как называли эту страшную болезнь в их краях, и Анжелика могла только страдать, глядя, как на ее глазах родители чахли от болезни, слушая, как они бредили, видя черную рвоту, означавшую кончину безвинных жертв… Поспешная служба на кладбище, спустя всего несколько часов после их смерти, показалась ей кошмаром. Однако на этом ее испытания не кончились, ибо позже ей пришлось наблюдать, как шериф жег вещи родителей. Даже сейчас, вспоминая, как он бросил в огонь любимую прялку матери, Анжелика почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы, и она молча перекрестилась.

Все-таки она была воспитана в вере, что смерть — это триумфальный переход души в вечную жизнь. Поэтому у нее не было веской причины глубоко скорбеть о смерти родителей. Они были вдвоем и вместе с Богом.

Смерть родителей она восприняла так, как учила церковь, хотя эмоционально было почти невозможно принимать смерть родителей как победу — уж слишком рано они ушли из жизни.

Сама почти ребенок, Анжелика была вынуждена покинуть Сент-Джеймс, откуда ее насильно перевезли в незнакомый город на милость опекуна. Она даже никогда раньше не видела дядю Жиля, до того как он приехал в Сент-Джеймс, чтобы уладить дела с наследством ее родителей. Теперь она знала его как грубияна, который хоть и не оскорблял ее, но часто говорил с ней резко, слишком много пил и играл в азартные игры. Привыкшая жить в атмосфере набожности, Анжелика чувствовала себя в этом доме чужой рядом с нечестивым дядюшкой, в этом безнравственном городе! И она не могла понять — отчего в доме дяди Жиля царит запустение: мебель исцарапана, занавески и покрывала ободранные и изъедены молью… В Сент-Джеймсе к каждой вещи относились с любовью! Тем не менее, Анжелика пыталась сделать все, что было только в ее силах, чтобы навести порядок в доме, хотя нельзя было рассчитывать в этом даже на помощь Коко.

…Когда они вместе прибирались в доме, Анжелика часто напевала для приободрения духа. Пение возвращало ее к мыслям о родителях и любимой учительнице пения — мадам Сантони. В моменты отчаяния Анжелике очень хотелось, чтобы с ней рядом была мадам, но дядя, наверное, не разрешил бы. Ведь мадам предлагала, чтобы Анжелика жила с ней, но он бесцеремонно отказал…


— Анжелика!

Когда дядя в очередной раз позвал, Анжелика испытала возмущение. Она внутренне сжалась, вытерла руки и взяла поднос. Она была уверена в своей правоте, и ее оскорбляло, что ее усилия, как правило, не ценятся и в расчет не принимаются. Выпрямившись и подняв голову, она пошла по коридору, ведущему из кухни в комнату. У двери она задержалась, чтобы собраться с духом, и поморщилась от ударившего в нос едкого дыма сигар. Картина, представшая перед ее взором, показалась отвратительной. Напротив, спиной к ней сидел дядя Жиль, трех других компаньонов она никогда прежде не встречала. Двое были в возрасте — один тучный, другой худой. Однако внимание Анжелики привлек третий гость, молодой человек приятной наружности, сидевший напротив. Ему еще не было и тридцати, Анжелике понравилось его лицо с квадратными скулами и аккуратно подстриженными усами. Однако выглядел он недовольным, сидел хмуро, уставившись на стаканчик виски.

Она вошла в комнату в тот момент, когда молодой человек встал, — при виде ее он ошеломленно плюхнулся на свое место.

Когда появилась Анжелика, Жан-Пьер не мог поверить своим глазам. Очарование девушки просто сбило его с ног. Она была похожа на сказочное видение, потрясающе красивая — с шелковистыми волосами, черноокая, с самыми совершенными чертами, которые он когда-либо видел. В ее гибкой девичьей фигуре проглядывали первые ростки женственности. Сама ее кожа источала свежесть молодости, а формы претендовали на совершенство. Точеное лицо с высокими скулами, правильным носом, красивыми губами и подбородком было спокойно и сосредоточенно. Черные как смоль, завитые локонами волосы оттеняли блеск глаз… Одета была девушка в скромное бумазейное платье. Словно прислуга, она несла уставленный снедью поднос. Но с такой красотой она могла бы в соответствующем наряде блистать в самом избранном обществе.

Она задержалась в дверном проеме, глядя на дядю и как бы ожидая приказа. Затем повернулась и пристально посмотрела на Жан-Пьера. Взгляды их пересеклись. Он попытался улыбнуться, но понял, что не может, — ее взгляд пригвоздил его к месту. В ее глазах он увидел муку и боль и какое-то внутреннее сияние, которого он до сих пор не встречал. Он почувствовал себя так, будто его опалил массивный огненный вал. В этих глазах было что-то призывное и в то же время — чистое и непорочное.

— Анжелика, уже пора!

Голос Жиля Фремо, требовательный и грубый, вторгся в гипнотический транс Жан-Пьера, разрушив чары, созданные появлением Анжелики. Он нахмурился, задержал дыхание и сурово поглядел в ее сторону, когда она повернулась к Жилю и предложила ему поднос.

Руки Жан-Пьера дрожали. О черт, эта девушка его просто убила наповал. Давно такого не было, чтобы кто-то или что-то затронули его в этом плане! Лишь один взгляд смирил его и сделал покорным.


2


— Не передавай поднос только мне, красотка! — рявкнул Жиль Фремо на свою племянницу. — Разве ты не видишь, что у меня гости и они давно ждут, чтобы их обслужили?

Жан-Пьер почувствовал прилив симпатии к Анжелике, оглядывавшей комнату: даже когда Жиль делал ей строгий выговор, она выглядела независимо. Анжелика шагнула вперед и предложила поднос Этьену Бруссару. У Жан-Пьера защемило сердце, когда он увидел, как Этьен похотливо разглядывал девушку. В то время как взор Этьена был всего лишь распутным, плотоядный взгляд Шарля Леви можно было назвать хищным, когда он выбирал закуску с подноса и смотрел с неприкрытой жаждой на ее упругую грудь. С большим усилием Жан-Пьер поборол в себе желание вскочить со стула и уложить обоих на пол. Он ощутил, что его кулаки плотно сжаты и дрожат.

О черт, когда в нем появился этот праведный гнев, неистовое желание кого-то защитить! Он даже не догадывался, что способен на это. Но вот Анжелика двинулась в его сторону и предложила закуски. При ближайшем рассмотрении ее красота оказалась еще более удивительной. Дыхание Жан-Пьера вновь прервалось, ее глаза, сияющие крошечными огоньками, притягивали его еще сильнее. Ни в лице ее, ни в фигуре невозможно было отыскать и малейшего изъяна.

— Мсье? — спросила она застенчиво, очевидно, чувствуя себя неловко под его взором.

Жан-Пьер отметил, что тембр ее голоса настолько же приятен, как и пение. Взяв маленький пирожок с устричной начинкой, он улыбнулся ей. — Спасибо, мадемуазель.

— Фремо, — обратился к хозяину Шарль Леви, — ты не собираешься представить нас этой очаровательной молодой леди?

Жиль пожал плечами:

— Господа, познакомьтесь с моей племянницей, Анжеликой Фремо, — произнес он безразлично. Затем, заметив требовательный взгляд Леви, обратился к девушке:

— Анжелика, это господа Леви, Делакруа и Бруссар.

— Рада познакомиться с вами, господа, — чуть слышно произнесла Анжелика, делая реверанс. Обращаясь к Жилю, она сдержанно спросила:

— Дядя, я могу идти?

— Да, — почти грубо ответил Жиль. Глядя, как она ставит поднос с едой на стол, он добавил: — Но, Бога ради, где бутылка виски, которую я попросил тебя принести?

— Я послала за ней Коко в погреб, — ответила Анжелика, слегка вздернув подбородок. — Я ее сейчас подам.

Когда племянница вышла из комнаты, Жиль заворчал. Его выпученные глаза скользнули по удаляющейся фигуре, в то время как он набивал рот банановой тарталеткой.

— Твоя племянница очень хорошенькая, Жиль, — сально заметил Леви.

Почему-то это замечание вызвало раздражение у Жан-Пьера.

Жиль улыбнулся, продемонстрировав при этом свои разрушающиеся зубы и крошки тарталетки, прилипшие к толстым губам:

— Как я тебе и сказал, Шарль, на девчонку любо-дорого посмотреть.

Леви медленно зажег сигару, глубоко затянулся и лениво выпустил струю дыма. С холодным расчетом он прищурился и посмотрел на Жиля.

— Сколько ты запросишь за девочку, Фремо?

Жиль просто хохотнул и отмахнулся, а Жан-Пьер остро ощутил приближающуюся опасность. Леви был очень состоятельным человеком. Ходили слухи, что в последние месяцы Жиль Фремо сильно поиздержался за карточным столом… Жан-Пьер подумал, что кажущееся оскорбительным предложение Леви на самом деле было абсолютно серьезным. Ему совсем не нравилось, как складывалась ситуация для молодой Анжелики Фремо.

— Послушай, Делакруа, ты что, уходишь? — съязвил толстый Бруссар.

— Ладно, я остаюсь, — ответил Жан-Пьер, собирая карты от последней сдачи и перебрасывая их Бруссару. Трое игроков грубо рассмеялись над неожиданной переменой его решения, а Жан-Пьеру было совсем не до веселья.

Анжелика вернулась в комнату с непочатой бутылкой виски.

— Подай мне полный стакан, — приказал Фремо.

— Хорошо, дядя Жиль, — хотя в тоне Анжелики звучало уважение, губы ее плотно сжались. Она шагнула вперед, открыла бутылку и налила полстакана.

«Да благослови ее Бог», — подумал Жан-Пьер.

Девушка была воспитана в духе послушания, и, несмотря на нежелание, была вынуждена обслуживать пьяную компанию дяди и его гулящих дружков. Жиль одним глотком прикончил порцию и вновь потребовал:

— Еще!

Анжелика покорно налила еще один стакан, — поставила бутылку на стол и повернулась к выходу. Заметив похотливый взгляд Этьена, Жан-Пьер резко сказал:

— Слушай, Бруссар, разве ты не собирался сдавать?

Этьена передернуло, и он принялся сдавать карты. Бутылки сменяли одна другую, но только Жан-Пьер медленно потягивал виски, наблюдая за компаньонами с чувством нарастающей тревоги. Все были уже изрядно пьяны — лица красные, речь бессвязна…

И всякий раз при появлении Анжелики, вызванной, чтобы очистить пепельницы или принести виски, во взглядах Леви, Бруссара и иногда даже самого Жиля читалось желание…

Вслед ей летели сальные замечания. Жан-Пьер чувствовал, что вот-вот взорвется. И когда Анжелика вошла в комнату в очередной раз, неизбежное произошло. Этьен Бруссар ущипнул девушку. Жан-Пьер вскипел от такой наглости, оскорбившей ребенка. Никогда в жизни у него не было столь сильного желания иметь пистолет, чтобы наказать наглеца.

Однако до того, как он успел что-то сказать, Анжелика повернулась и отвесила Этьену пощечину, а затем стремительно выбежала из комнаты. Вслед ей расхохотался Шарль Леви.

Жан-Пьер улыбнулся про себя, увидев, что эта девушка, казавшаяся беспомощным ребенком, смогла постоять за себя. Его подмывало вскричать: «Браво!» за мужество, с каким она дала заслуженную пощечину Бруссару.

Толстяк-торгаш был в гневе, тем более что красная отметина четко проступила на его лице. И в этот момент Жан-Пьера посетила невероятная мысль — такая пощечина послужила бы уроком также и его кузену.

Пока он думал об этом, раздался возмущенный голос Этьена.

— Жиль! — воскликнул торгаш. — Я настаиваю, чтобы твоя племянница извинилась передо мной!

Видя такое нахальство Бруссара, Жан-Пьер бросил карты и обратился к нему.

— Ты хочешь сказать, что девушка должна перед тобой извиниться? Какое ты имеешь на это право, когда ты сам ее оскорбил?

— Какое я имею право? — прорычал в ответ Бруссар. — Это «невинное дитя» вихляло передо мной задницей и, когда я среагировал, — дало мне пощечину!

Жан-Пьер повернулся к Фремо:

— Жиль, неужели ты не сможешь защитить свою племянницу? Или ты на стороне этого труса Бруссара?

Фремо замотал головой.

— Я согласен с Бруссаром, девушка оскорбила моего гостя!

— Оскорбила? — повторил, не веря своим ушам Жан-Пьер. — На ваших глазах Бруссар ущипнул девушку, что не позволено даже мужу!

Фремо пожал плечами, налил себе виски и заплетающимся языком сказал:

— Я не совсем уверен в добродетели этой девушки, поскольку считаю, что ее мать была шлюхой!

— Не могу этому поверить! — вскричал Жан-Пьер, всплеснув руками. — Ты говоришь так о своей племяннице! О своей родной крови?

— Но как я могу забыть?.. — оскорбился Жиль.

— Я еще раз спрашиваю, Фремо, сколько ты хочешь за эту девушку? — встрял в начинающуюся перебранку Леви.

Жесткость этого вопроса заставила Жан-Пьера стиснуть зубы.

— Не пойдет, Леви! — крикнул со злобной усмешкой Этьен. — Я сам ее куплю! И дам пару уроков, чтобы она знала — как себя вести в приличном обществе! Первый урок я ей преподам так — она сама сядет ко мне на колени, чтобы ее задница…

— Забудь об этом, Бруссар! — пьяно ухмыльнулся Леви. — Знаешь ведь, я тебя переиграю. — С садистской улыбкой он добавил: — Между прочим, девушка просто нуждается в более надежных руках, чем твои, Жиль. И я лучше смогу позаботиться о ней. Так что она — моя!

Жан-Пьер вскочил.

— Господа, я не верю своим ушам! Мы же не о шлюхе с улицы Бесси говорим.

Резко повернувшись в сторону Леви, он бросил:

— Фактически, ты стараешься купить девушку! Но тогда она кончит тем, что будет плавать в грязном канале, как и другие девушки, которые имели дело с тобой!

— Делакруа! Теперь я могу сказать, что ты наглый лжец! — черты лица Леви заострились от ярости.

— Господа, господа! Садитесь! — пытался успокоить их Фремо. — В своем доме я не желаю слышать ничего подобного!

Не переставая сверлить друг друга взглядом, Жан-Пьер и Леви заняли свои места.

— Знаешь ли, я и не думал, — сказал Жиль, обращаясь к Жан-Пьеру с видом умудренного жизнью философа, — что будет так сложно с Анжеликой. И, может быть, было бы самым лучшим одному из вас стать ее попечителем.

— И какая же наибольшая ставка? — спросил тогда в неистовстве Жан-Пьер. — Какова твоя ставка, Фремо?

— А с чего это у тебя вдруг появилось желание заняться вопросами морали? У самого тоже рыльце в пушку.

— Все верно. Но твоя племянница чиста и невинна и не принадлежит к полусвету.

— И обращаться с ней следует, как с леди! Но что станет с ней, если у нее не будет покровителя? — возразил Жиль. — У девочки нет денег, приданого ей от меня не дождаться. Что же ее ждет в будущем? Останется старой девой? Было бы совсем неплохо, если бы она имела такого друга, как Шарль.

Жан-Пьер скривился при слове «друг», а Леви приободрился:

— Хорошо сказано, Фремо! — лениво потягивая сигару, он добавил: — Я хотел бы начать торги с десяти тысяч.

— Пятнадцать, — злобно бросил Бруссар, стукнув кулаком по столу, и самодовольно улыбнулся.

Сердце Жан-Пьера защемило.

— Хватит! — закричал он, вскочив. — Господа, я не могу оставаться безучастным к вашим торгам и участвовать в мерзкой сделке! Мы поступаем грязно по отношению к невинному дитя! — Затем он обратился к Жилю: — Назови свою цену!

Бруссар и Леви запротестовали.

— Скажи лучше, что сам решил купить девчонку и сделать любовницей! — закричал Бруссар.

— Ничего подобного. Девушка не должна быть ничьей любовницей. Так или иначе, она должна быть чьей-то женой!

Сделав такое заявление, он почувствовал, что сказал должное, разрешив тем самым дилемму.

— Хватит этого бреда! — рявкнул Леви. — Сколько бы ни поставил Делакруа, я удвою ставку!

— Святая Мария! — прошептал Жан-Пьер.

Затем повернулся к Леви, положил руки на спинку его стула и с улыбкой спросил:

— Значит ли это, что ты единственный, кто должен быть с ней?

Леви опять зло улыбнулся:

— Жан-Пьер, ты что, мне угрожаешь?

— Вне всякого сомнения.

— Значит, ты думаешь, что меня ждет поражение в дуэли?

— Может, и меня. Ну а если я и погибну, кузен или мой отец отомстят за меня.

Шарль Леви молча проглотил это. Он был развратен, но не глуп. И у него не было желания иметь дело с семьей Делакруа, где все мужчины были прекрасными стрелками. Он пожал плечами.

— Ну и берите себе эту… уже обрыдло говорить о ней.

— Приветствую твою мудрость, Шарль. — Жан-Пьер повернулся к Жилю и вновь спросил: — Твоя цена?

— Двадцать пять тысяч, — выдавил из себя Жиль и уставился на Жан-Пьера.

— По рукам, — ответил тот, вынул чековую книжку, с которой никогда не расставался, и спросил: — У тебя есть чем писать?

— Конечно.

Жиль вышел из комнаты. Вернувшись, он протянул Жан-Пьеру перо и чернильницу.

Жан-Пьер начал оформлять финансовую бумагу, а Этьен Бруссар наклонился и прошептал Леви:

— Если эта девушка воплощает все, о чем болтал Жан-Пьер, она станет не только кому-то женой, но любовницей своему покровителю…

Шарль промолчал, судорожно закусив сигару. Физиономию его перекосило от злости.

Закончив писать, Жан-Пьер предложил вернуться к игре. О чудо! К нему «пошла» карта! Глаза его блестели. Он чувствовал себя спокойно и хладнокровно, как никогда.

Он — выиграл.


3


Жан-Пьер возвращался в пролетке домой, вслушиваясь в мерный стук колес по мостовой.

Откинувшись на кожаное сиденье, он думал о поспешной сделке, которую заключил, купив невесту для Ролана, о чем тот в данный момент и не подозревал.

Что на него накатило этим летним вечером, он не понимал, но тем не менее самодовольно хихикнул. Он никогда не думал о себе как о человеке, придерживающемся строгой морали. Но сегодня, когда эти трое решали, как пользоваться Анжеликой Фремо, в нем вспыхнул дух рыцарства. Жан-Пьер чувствовал, что не может оставаться безучастным, когда два негодяя нагло рассуждают о девушке, как о забавной игрушке.

Таким образом, за приличную сумму в двадцать пять тысяч долларов он купил право быть попечителем Анжелики и проследить за ее будущим, пока она не выйдет замуж. Что ж, эти деньги — все не последние: наследства матери хватит еще не на одно такое безумство.

Завтра утром Жиль доставит племянницу к городскому рынку. Там их еще раз познакомят, и она поступит в его полное распоряжение.

Конечно, и Бруссар, и Леви станут любопытствовать — что Жан будет делать с несчастной сиротой, но он решил не открывать пока имя человека, за которого намеревался выдать Анжелику замуж. Слова, брошенные Бруссаром Леви: «Если Жан-Пьер осуществит свои намерения, то девушка станет кому-то женой, а ему любовницей», — не только возмущали Жан-Пьера, но и порождали неясные надежды.

Да, девушка была необыкновенно красива, и огонь в ее глазах выдавал страстную натуру. Слушая Бруссара, Жан-Пьер на мгновение даже ощутил желание оставить девушку себе… Возможно, даже назвать своею невестой.

Однако здравый смысл помог ему похоронить эту затею.

Жан-Пьер был слишком благороден, чтобы сделать эту девушку любовницей и, таким образом, уронить свою репутацию, стать «человеком сомнительной чести».

Женись он на ней, он постарался бы стать хорошим мужем. А как он смог бы сделать это? Тяга к картам, выпивке, флирту была слишком сильна. Так или иначе, но он должен убедить Ролана жениться на Анжелике. Вот — единственное верное решение. Но как его осуществить? И будет ли девушка счастлива, выйдя замуж за его замороженного кузена?

Жан-Пьер размышлял об этом, стараясь тщательно все взвесить. Он знал, что первый брак Ролана был не слишком удачен: похоже, покойница Луиза не отличалась строгостью нравов и не особо считалась с мнением окружающих. После ее смерти Ролан искал (и находил) утешение у Каролины Бентли: несмотря на то, что он постоянно внушал Жан-Пьеру, что не любит ее, он оставался ей верен уже на протяжении нескольких лет. Таким образом, Ролан мог быть верен одной женщине, а это, несомненно, пришлось бы по душе Анжелике… Но больше всего заставлял действовать характер кузена — упрямый и трудолюбивый, надменный, но честный и прямой… Словом, Ролан — именно такой человек, которого нежная и любящая жена только и может сделать счастливым… И только сам Ролан не помышлял об этом!

Жан-Пьер прикинул в уме, что юная Анжелика по всем статьям подойдет кузену. И, вне всякого сомнения, присутствие семнадцатилетней девушки вернет ему вкус к жизни. Сразу видно, что у девушки есть характер!

Жан-Пьер улыбнулся, вспомнив, как она залепила пощечину Бруссару, как нежная, хрупкая ручка опустилась на толстую, самодовольную рожу. Да, такая девушка способна за себя постоять! Блеск ее глаз выдавал натуру сильную и целостную!

Ей понадобится совсем немного для того, чтобы стать парой кузену! Да благословит ее Бог! Это все, что он мог подумать об ангеле, как он называл мысленно Анжелику.

И то легкое чувство вины, возникшее у Жан-Пьера, когда он связал судьбу девушки с Роланом, быстро сменилось мыслью о том, что в противном случае ей уготована судьба любовницы одного из сидевших за карточным столом.

Нет, Анжелике, безусловно, так будет лучше… Пусть даже этот скоропалительный брак и вызовет у нее в первое время настороженность.

Жан-Пьер вновь усмехнулся. Он даже слегка посочувствовал Анжелике, которой предстояло выдержать специфический характер Ролана. Но девушка настолько очаровательна, что Ролан будет согласен на все, только чтобы поцеловать ее — уверенность в этом не покидала Жан-Пьера. Он решил, что все будет именно так, что, несмотря на всю суровость Ролана, тот сохранил еще теплоту чувства. Дай Бог, чтобы этот брак вернул ему самого близкого друга!

Единственное, что надо теперь сделать, — это познакомить их. Однако была еще одна небольшая проблема: предстояло внушить Ролану мысль о необходимости женитьбы.

Жан-Пьер вспомнил, как зашелся от гнева, слушая рассуждения Фремо о будущем Анжелики. А не следует ли вызвать такие же чувства у кузена, рассказав о происшедшем?

Жан-Пьер закурил сигару, и ее огонек отразился в его расчетливых глазах.

Авантюра начала приобретать законченные очертания.


4


Дом Жан-Пьера, находившийся в американской части города, принадлежал его отцу, Жаку Делакруа, который большую часть времени проводил в путешествиях по Европе, предоставив сыну вести хозяйство. Жан-Пьер, правда, редко бывал дома, предпочитая проводить досуг за карточной игрой или в развлечениях. Но сейчас он вынужден был изменить своим привычкам из-за неожиданного приезда кузена.

В то утро он спустился в столовую, когда Ролан уже пил кофе. Небритый, заспанный, в халате, он выглядел чужим среди окружавшей роскоши.

Сначала Ролан никак не отреагировал на его появление, но потом все-таки не выдержал и спросил:

— Ну, что, кузен? Перебрал вчера у Фремо?

Жан-Пьер сделал вид, что не слышит сарказма в вопросе кузена и молча принялся рассматривать Ролана. Безусловно, тот был неординарным человеком и не таким уж безнадежным циником, каким иногда казался. Мощный телосложением, рослый, с крупными чертами лица, чувственными губами и ярко-голубыми глазами, он всегда привлекал внимание окружающих. Одевался Ролан со вкусом, и сегодняшний черный шерстяной сюртук, хорошо отглаженная рубашка и черный галстук подчеркивали его аристократическую внешность.

— Жан-Пьер, что же ты молчишь? Или нечего ответить?

— Сознаюсь, вчера — перебрал!

В комнату вошла крупная негритянка.

— Подавать завтрак? — улыбаясь обратилась она к Жан-Пьеру.

Он только поморщился в ответ.

— Будьте любезны, Гали, только кофе. Этого достаточно.

— Да, конечно, господин, — и Гали покинула комнату.

Жан-Пьер опустился в свое любимое кресло.

— Какие планы у тебя на сегодня? — поинтересовался он у Ролана.

— Не беспокойся, я не злоупотреблю твоим гостеприимством. Закончу свои дела с Миро, а на прощание хочу пригласить его, Эмили и Филиппа вместе отобедать.

Жан-Пьер знал, что Эмили — золовка Ролана и, несмотря на то что она уже второй раз замужем, Ролан постоянно поддерживал с ней и ее сыном дружеские отношения.

Вернулась Гали, и Жан-Пьер кивком поблагодарил ее за поставленную чашку дымящегося ароматного кофе.

— Во сколько твоя встреча с Миро?

— Не раньше одиннадцати.

— Прекрасно! — одобрил Жан-Пьер. — В таком случае не можешь ли ты оказать мне услугу?

— Какую?

— Видишь ли, я не хотел бы сегодня выходить из дома. А дело касается дамы. Можешь считать, что она — моя новая симпатия.

— Новая симпатия? Я думал, что ты хорошо усвоил урок, данный тебе в прошлом году отказавшей Эмилией Дарси, или этого мало? — и не дожидаясь ответа, Ролан продолжал с негодованием: — Сколько же у тебя любовниц? Восемь? Я сбился со счета.

В ответ на эти слова Жан-Пьер усмехнулся.

— Ролан, твоя злость неуместна. И сарказм тоже.

— Хорошо, в конце концов, это твое дело. Но это действительно касается женщины?

— Да, конечно, ее нужно встретить на городском рынке и привезти сюда.

Ролан рассмеялся.

— Ты хочешь сказать, что нашел себе любовницу на рынке, как кусок мяса?

Жан-Пьер схватился за голову.

— Послушай, кузен, после этих подначек мне неприятно просить тебя об одолжении…

— А почему это я обязан скрывать свое отношение? Или говорить только на интересующие тебя темы?

— Что ты имеешь в виду?

— А! — махнул рукой Ролан. — Пора бы уже взяться за ум и немного поработать.

— Работать?

— Да, хотя бы в одном из банков твоего отца или, если тебе не нравится, займись продажей хлопка…

— Зачем? Дела моего отца и так идут прекрасно.

— Не в этом дело, дорогой, это просто вопрос принципа.

— Принципа? — удивленно переспросил Жан-Пьер.

— Впрочем, у меня нет больше желания говорить с тобой на эту тему. С таким бездельником, как ты, это бесполезно.

— Прошу тебя, Ролан, хватит мне читать мораль. У меня и так идет голова кругом…

— Неудивительно. Так ты все-таки хочешь, чтобы я привез сюда твою новую шлюху?

— Она — не шлюха, она…

— Может быть, ты скажешь, кто она на самом деле?

— Видишь ли, судьба ее связала с Жилем Фремо, но…

Губы Ролана скривились в усмешке:

— Он что, ее попечитель?

— Я вижу, что ты думаешь о Жиле не очень хорошо, но так или иначе, я встретил ее у него в доме и теперь пытаюсь…

— Ты что, увел любовницу Фремо?

— Хватит, — резко оборвал кузена Жан-Пьер. — Я знаю, ты не испытываешь ко мне особой симпатии, но это не дает права думать плохо об этой девушке. Что ты сам сказал бы, если бы я стал комментировать твои отношения с Каролиной Бентли?

— Я бы тебя просто убил. Ладно, я не стану больше говорить о твоей новой «симпатии».

— Благодарю. Но все-таки я могу быть уверен в том, что ты заберешь ее? Я тебя прошу, иначе девушка просто пропадет.

— И кто же в этом будет виноват?

— Только не она.

Ролану очень не хотелось впутываться в это дело, но он решил не подавать вида и поинтересовался:

— Но как она оказалась у Фремо? Интересно, он долго ею пользовался?

— Воздержись от скабрезных замечаний по поводу этой девушки. Увидишь ее, и сам не станешь о ней плохо думать.

— Хорошо! — согласился Ролан. — Только, пока я буду ездить, ты проспись, чтобы не выглядеть, как привидение… а то еще, не дай Бог, у твоей подружки случится родимчик… Ха-ха!

— Благодарю. Все-таки твоя доброта взяла верх над твоим тактом, — Жан-Пьер постарался ничем не выдать торжества. Ролан вышел, не ответив на колкость.


А в это время Анжелика, полуодетая, металась по отведенной ей комнате. Она уже помолилась, позавтракала и теперь пыталась уложить свои вещи в чемодан. Приходилось сдерживаться, чтобы казаться спокойной. В памяти постоянно всплывал разговор с нетрезвым еще дядей.

— Завтра я должен уехать по Миссисипи, — сказал он, — а ты останешься с моими друзьями. Упакуй свои вещи и будь готова утром уехать. Можешь взять с собой Коко.

Когда она попыталась расспросить его подробнее, он грубо оборвал ее:

— Хватит! Я не собираюсь слушать больше твое нытье.

От этих слов ее передернуло. Как он нетерпим к ней, особенно в подпитии! А случается это так часто! Ее отец — да благословит его Господь! — никогда не брал в рот спиртного и никогда не огорчал свою семью. Конечно же, дядя Жиль — жертва своего пристрастия к алкоголю! Анжелика пыталась простить его, будучи милосердной, как заставляло ее воспитание, однако чувство неприязни к нему было очень трудно подавить. Она уговаривала себя, напоминая, что живет уже около двух недель в его доме. Зачем же он привез ее сюда? Она — лишняя, и теперь вот он отправляет ее в какую-то семью, расставаясь, как с ненужной тряпкой. К глазам подступили слезы. Как много случилось за такой короткий промежуток времени. Казалось, что только вчера она на ферме пряла вместе с мамой…

Как же трудно без доброты ее отца, его юмора. Без мягкой материнской улыбки, ее пения. Довольно часто Анжелика начинала подпевать ей, и получалось совсем недурно, хотя сама она считала, что никогда не сможет петь так хорошо, как мама. В какой-то мере ей становилось легче от слов дяди, что «она останется с его друзьями», но в то же время подкрадывались опасения, что ни дядя Жиль, ни его друзья не принесут ей счастья, а только массу неприятностей. Его грубый голос звучал в ушах и вызывал страх, что он может забыть, что он только дядя… Анжелика в отчаянии стала думать о том, что ее ждет, но не успела и сосредоточиться…

Вошел Жиль Фремо в помятом костюме, со следами вчерашней попойки на лице. Анжелика хотела поговорить с ним, но вдруг поняла, что это напрасно. Она только поплотней закуталась в накидку… Жиль рассматривал ее. Изящная фигура девушки, ее молодость соблазняли. С того самого момента, как он впервые увидел ее, он все время подумывал, как это сделать, не вызвав сопротивления. При этом факт кровосмешения не волновал его, а постоянные попойки только усиливали желание.

Ему вспомнилось, как вчера, перед уходом, Жан-Пьер отвел его в сторону и, схватив за галстук так, что перехватило горло, резко сказал: «Учти, Анжелика должна попасть ко мне девственницей!» Взгляд его был жесток, Жиль закашлялся и со страхом сплюнул. Все было ясно, тем более что и Фремо, помимо всего прочего, не испытывал желания встретиться с Делакруа у барьера. Деньги Жан-Пьера его волновали гораздо больше. Вообще-то поправить с помощью Анжелики свои дела он думал и раньше. Хорошо, что все так и получалось. Весьма выгодно. Пусть теперь Делакруа думает, как ее уложить в постель. Несмотря на благородные слова Жан-Пьера о грядущем замужестве Анжелики, Жиль был уверен, что молодой креол и сам не прочь переспать с ней при первой возможности.

— Дядя Жиль, — прошептала Анжелика.

— Что? Ты еще не собралась?

В ответ Анжелика только плотнее закуталась в накидку.

— Успокойся, дорогая, и незачем демонстрировать свою скромность. Мы же родственники.

Он подошел к девушке ближе, отчего у нее забилось сердце. Запахи перегара и пота, исходившие от него, делали Фремо невыносимо мерзким.

— Я буду сейчас готова. Мне нужно еще несколько минут.

Она надеялась, что он выйдет, но Жиль продолжал рассматривать ее. Потом медленно положил свои руки ей на плечи. Попытка отстраниться вызвала ярость, но в конце концов он отступил.

— Все прекрасно. Через четверть часа мы уедем. Оденься поприятней! — и, облизнув толстые губы, добавил: — А ты хороша, крошка!

Жиль вышел. Анжелика вздохнула, передернула плечами и только сейчас ощутила, насколько он был неприятен — она даже не спросила, куда следует идти.


5


Ярко светило солнце, когда Ролан Делакруа поехал выполнять просьбу кузена. Развалившись на подушках кареты, он наслаждался открывающимся видом. Ролану всегда нравился Французский квартал с его обилием делового люда, продавцов, покупателей, тротуары здесь всегда заполняли красавицы-мулатки с корзинами на головах, пытавшиеся привлечь внимание прохожих к фруктам, пралине и овощам. Воздух был насыщен разнородными запахами: ароматом цветов, исходившим с многочисленных веранд, духом горячего хлеба и острой креольской пищи из каждого ресторана. По обеим сторонам улицы возвышались здания, выкрашенные в разнообразные тона. Окна их обрамляли ящики с цветами.

Рыжеволосая женщина прямо с балкона выплеснула воду на мостовую. Ролан про себя грустно улыбнулся. Он считал просьбу Жан-Пьера дурью, которую не хотелось исполнять. Но раз обещал, нужно сделать! Придется отправиться на рынок и встретить любовницу кузена. Во имя девушки, а отнюдь не для Жан-Пьера он пошел на этот шаг. Непростительно было бы оставлять ее одну в этом небезопасном месте. Впрочем, может быть, хоть эта связь слегка образумит Жан-Пьера. А то не миновать ему судьбы Жюстэна, чья привязанность к картам, выпивке и женщинам преждевременно свела блестящего плантатора в могилу. Ролан грустно вздохнул. Хорошо еще, что красавица-вдова Жюстэна, Эмили, обрела свое счастье с благородным Морисом Миро. Больше всего Ролану сейчас хотелось встретиться с этой счастливой семьей. Если бы не эта дурацкая просьба! Надо отделаться от девчонки пораньше! Ну ничего, осталось только объехать собор Святого Луи и повернуть на улицу Декатер, а там уж до рынка рукой подать!

Открывшийся вид отвлек Ролана от размышлений, у него захватило дух. Чего только здесь не было! Все, начиная от драгоценных персидских ковров и кончая куриными потрохами, — все было разложено на прилавках. Продавцы зазывали покупателей на всех языках! Индийцы предлагали красочные покрывала, матросы демонстрировали экзотических птичек, чей гомон вливался в общий шум, обезьяна крутила шарманку и выпрашивала деньги. В воздухе стояли запахи рыбы, свежих овощей, фруктов, кофе, горячих сосисок…


Глядя на окружающих его людей, Ролан забеспокоился: а как же он найдет Жиля Фремо и эту девчонку? Здесь полно всякого сброда! Но его опасения были напрасны — он тут же увидел открытую пролетку, в которой сидел Жиль с девушкой, которую сопровождала мулатка. Внешность незнакомки поразила Ролана.

С первого мгновенья его внимание было приковано только к ней. Хрупкая, одетая в белое кружево, с мягкими чертами лица, огромными карими глазами, роскошными черными волосами, она выглядела, как королева! И по мере того как пролетка приближалась, он только больше поражался, насколько обаятельна и прекрасна девушка!

Вслед за чувством очарования у него возникло чувство негодования: и это создание — любовница Жан-Пьера! Эта девушка, выглядевшая ребенком — проститутка. Сама мысль показалась невыносимой. Нет, она не может быть любовницей кузена, к тому же тот мог взять ее силой, если этого не сделал до него Фремо! Он чувствовал — нельзя допустить ничего подобного. На минуту его отвлек негр, подошедший с засахаренными фруктами. Ролан бросил монету, не дожидаясь, когда тот предложит свой товар, потом снял цилиндр, оставил его на сиденье и поспешно вылез. Он пошел навстречу пролетке и, не дожидаясь, когда она остановится, крикнул:

— Жиль! Мне надо поговорить с тобой!

Пролетка остановилась. Человек, вышедший из нее, вызвал у Ролана неприятное чувство — высокий, мускулистый, с резкими чертами лица, с неприятным выражением грубости и отвращения.

— Доброе утро, — пробормотал он. — Я и не надеялся, что меня удостоит такой чести…

— Я — кузен Жан-Пьера, — оборвал его Ролан.

При этом он посмотрел мимо Жиля, прямо на девушку. Черт возьми, как хороша! Яркие блестящие глаза, аккуратный носик, румянец, красивый ротик.

Девушка тоже смотрела на него с любопытством. Они встретились взглядом, и его будто ударило током. Какие глаза! Кто же она, эта красавица с гордым взглядом?

— Доброе утро, мадемуазель, — пробормотал он, чувствуя, что не может с ней разговаривать. Он повернулся к Жилю. — В последний раз мы виделись на новогодней вечеринке, правда, я ее не очень хорошо помню.

Лицо Жиля покраснело. Он вынул платок и вытерся.

— Рад тебя видеть, Делакруа.

— Уж и радость, — с сарказмом ответил Ролан. — Чем ты теперь занимаешься? Впрочем, неважно. Я приехал по поручению кузена.

Лицо Фремо вытянулось, задергались желваки.

— В таком случае, я полагаю, что лучше…

— Нам надо с тобой поговорить, — вновь оборвал его Ролан и, поклонившись девушке, добавил: — Я надеюсь, Вы нас извините, но нам необходимо кое-что обсудить.

Сказав это, он схватил Жиля за рукав и кивнул в сторону пролетки:

— Что это за девушка? Откуда она?

— Моя племянница.

— Племянница?

При этих словах Ролан почувствовал, как в нем вновь поднимается волна раздражения. Развратник Фремо! И Жан-Пьер заодно с ним!

— Ты хочешь сказать, что готов отдать свою плоть и кровь моему распутному кузену?

— Но так случилось, что…

И вновь Ролан прервал Жиля.

— Сколько тебе заплатил Жан?

— Двадцать пять тысяч долларов.

— Двадцать пять тысяч долларов? — повторил Ролан, не веря своим ушам. — Для того, чтобы превратить это невинное дитя в наложницу?

— Мсье, это не совсем так. Жан-Пьер сказал, что он…

— Избавь меня от мерзких подробностей. Я не могу поверить, что мой кузен опустился до этого. Сколько лет девушке?

— Семнадцать.

— Семнадцать! И мой кузен купил ее у тебя? А ты продал? Как же она оказалась у тебя?

— Ее родители умерли от желтой лихорадки всего месяц тому назад.

— И вот как ты понял родственные чувства?!

— Мсье, не терзайте меня, — взмолился Фремо. — Я действительно думал, что Жан-Пьер имеет в виду только хорошее.

Ролан схватил Жиля за лацканы пиджака:

— Не оскорбляй меня еще одной ложью, мерзкий трус! Что ты сказал девушке о ее будущем?

— Сэр, отпустите меня.

Ролан отпустил лацканы. Жиль, неровно дыша, стал нервно объяснять:

— Анжелика в действительности ничего не знает, кроме того, что на время своего отъезда я оставляю ее со своими друзьями.

— Анжелика? — мягко переспросил Ролан. — Так ее зовут?

— Да, Анжелика Фремо.

Голубые глаза Ролана сузились от гнева, и он вновь спросил:

— И ты решил продать этого ангела дьяволу?

— Я умоляю вас, мсье, Жан-Пьер только хотел…

— Избавь меня от новой лжи, иначе мое терпение кончится.

Заложив руки за спину, Ролан попытался собраться с мыслями. Жан-Пьер в этот раз действительно сделал то, что хотел. Он купил ребенка, надеясь в будущем сделать его своей любовницей. Надо было разрубить этот узел, убрав, в первую очередь, Жиля. Он не доверял тому. Что удержит его от перепродажи, если ему дадут больше?! Или самому взбредет в голову положить ее в постель, если он уже этого не сделал? Он так разозлился, что услышал скрежет своих зубов. Ролан перевел взгляд на пролетку, где, выпрямившись и глядя перед собой, сидела девушка. Милое и благородное лицо!

Больше Ролан не мог сопротивляться нахлынувшим на него чувствам — пропади все пропадом!

— Подойди к племяннице, — сказал он Жилю, — и сообщи, что твои планы изменились.

— Что?!

— Да, изменились. Так и скажи, что она не поедет к твоим друзьям, поскольку они не готовы ее принять, а вечером ты сам вместе с ней приедешь к Жан-Пьеру. В семь часов. Это даст возможность решить проблему мне вместе с кузеном. Только не забудь, — повторил он. — Скажи об этом девушке.

— Нет, не могу.

— Сможешь. Скажи племяннице, что вы оба приглашены к твоим друзьям на обед.

И, сделав вид, что не заметил грязного взгляда Жиля, добавил:

— Значит, мы вас ждем в семь часов вечера с Жан-Пьером, и, надеюсь, нам удастся все устроить.

С глубоким вздохом Жиль ответил:

— Как пожелаете, хотя я об этом и не думал.

— Но даже если ты и не думал, то должен прийти, и попробуй только причинить девушке боль, — Ролан смотрел угрожающе, — или ты уже ее тронул?

Жиль, побледнев, ответил:

— Я не понимаю, мсье, о чем вы говорите.

— Не понимаешь? Ты не уложил ее еще в постель?

Жиль чувствовал себя пойманным на крючок, он не мог говорить, но в конце концов выдавил:

— Мсье, она же моя племянница.

— Для такого, как ты, это не препятствие. Скажи правду!

— Нет, нет, я ее не трогал, — потряс головой Жиль, — Жан-Пьер хотел, чтобы я… мы…

— Что, чтобы вы…

— Жан-Пьер запретил прикасаться к ней, и я…

— Хорошо, что у тебя осталась еще капля здравого смысла, и, надеюсь, ты понимаешь, о чем идет речь.

Жиль попятился.

— Так значит, в семь?

Фремо утвердительно кивнул и зашагал быстрее к пролетке. Ролан же пробормотал:

— Подонок!


Они разошлись. И хотя Фремо, сидя в пролетке, все смотрел на удаляющуюся фигуру Ролана, тот не повернулся.

Взгляд Анжелики запал в душу Ролана, он весь был в напряжении, и руки еще сжаты в кулаки.

Ему самому еще не была понятна причина такого неистовства. Один взгляд девушки — и он превратился в мстителя, бешеного фанатика! Он считал, что Жан-Пьер не прав, хотя тот наверняка дорого заплатил, тем более что все долги до сих пор оплачивал его отец. Анжелика затронула и его чувства, хотя уже много лет это никому не удавалось. Ее взгляд проникал в самую душу, заставляя трепетать. Ролан давно уже не вмешивался в дела, которые могли бы изменить образ его жизни. Но сейчас его так взволновали намерения двух негодяев, решивших надругаться над девушкой! Ее взгляд пробудил в нем, казалось, давно умершие чувства, вызвал небывалый эмоциональный подъем. Страсть! Страсть, которая породила желание защитить девушку, потребность обладать ею. Он понимал, что не слышал ее голоса, но в то же время был абсолютно уверен, что у нее небывало приятный голос, голос ангела.

Когда пролетка отъехала, Анжелика посмотрела внимательно на Жиля, поскольку сцена на рынке не вязалась с тем, что он ей сказал.

— Что это за мужчина, дядя Жиль?

— Один из членов семьи, где ты будешь жить, — буркнул он.

— Да, но почему он не поехал с нами?

— У него изменились планы. Сейчас он занят, а вечером мы будем обедать у Делакруа.

— Делакруа?

— Да, это его фамилия.

— Но тогда…

— Хватит болтать.

Анжелика вздохнула, зная, что выспрашивать дальше было бы бесполезным. Однако это происшествие заставило ее призадуматься. Что это за незнакомец? Он казался сочетанием силы и чего-то опасного, что испугало ее. А что у него за семья? Вне всякого сомнения, у него есть жена и, вероятно, дети, и при этих обстоятельствах пребывание в его доме будет, конечно же, скандальным. Почему незнакомец обратился к дяде? И чем Жиль вызвал его гнев? Почему он смотрел на нее так пристально?

Даже сейчас, вспоминая его взгляд, она не могла сдержать дрожь… Но, видимо, следовало подождать. Впрочем, ничего другого она и не могла бы сделать.


6


Пока Ролан ездил на рынок, Жан-Пьер привел себя в порядок и теперь пил кофе. Сейчас он выглядел совсем по-иному: безупречно одет, чисто выбрит, на лице благожелательная улыбка. Он прекрасно смотрелся на фоне стилизованной мебели розового дерева, роскошных ковров и картин.

Отодвинув полупустую чашку с кофе, он встал и подошел к окну и сразу же почувствовал запах жимолости и жасмина, доносившийся из бурно цветущего сада. Подумав, какой шок испытает Ролан при посещении рынка, увидев Анжелику, Жан-Пьер с чувством превосходства рассмеялся. Но его отдых продолжался недолго, поскольку в гостиную, чуть не сбив его с ног, ворвался Ролан.

— В чем дело, кузен? Я не ждал, что ты вернешься так скоро…

Следующее, что за этим ощутил Жан-Пьер, — он лежит на полу, потирая челюсти, одна из которых, несомненно, сломана Роланом.

— Вставай, ничтожный мерзавец, — прохрипел тот, склонившись над кузеном. Было видно, какой недюжинной силой обладает он, его сжатые кулаки были в напряжении.

— Ролан, я…

— Вставай!

Жан-Пьер поднялся, в то время как Ролан начал расхаживать по комнате со злобным и яростным видом.

— Ты добился своего, Жан-Пьер! Ты вывел меня из себя! Я знал, что ты ведешь отвратный образ жизни, но это… это… — он не договорил, закончив фразу жестом, полным негодования.

— Это? — переспросил его Жан-Пьер, чувствуя, как каждое слово, произнесенное им, требует усилия, как нестерпимая боль пульсирует в челюсти…

— Да, — утвердительно кивнул Ролан, — ты слишком далеко зашел. Это не простое приставание к ребенку!

— Ребенку?

— Конечно, хотя речь идет о молодой девушке. Или ты не понимаешь?

— О какой девушке? — притворился вновь Жан-Пьер.

— О племяннице Жиля Фремо! Анжелике! Которую ты купил, чтобы уложить в постель!

— Но это не так. И значит, ты был на рынке?

— Да, черт подери! — Ролан пристально смотрел на кузена.

— Тогда почему ты не привел девушку сюда?

— Привести девушку сюда?! Разве приводят овцу к голодному волку? — Ролан подвинулся к Жан-Пьеру, затем спросил: — Почему ты мне сказал, что она любовница Жиля Фремо, в то время как она его племянница и он пристает к ней?

— Ну, нет, насколько я знаю…

— Почему ты мне солгал?

— Видишь ли, Ролан, я никогда не говорил, что девушка любовница Жиля, ты просто меня не так понял. Я имел в виду только то, что она с ним связана. И, честно говоря, сегодня утром мне очень нужна была твоя помощь…

— Зачем ты меня обманывал?

— Пойми, что это необычная ситуация…

— Что значит «необычная ситуация»? — не выдержав, рявкнул Ролан.

— Но, может быть, мы присядем, — попросил его Жан-Пьер. — Такой удар, поверь мне, трудно перенести…

— Надо было сделать так, чтобы от тебя не осталось даже мокрого места!

— Возможно, но, если тебе нужно объяснение, то дай мне прожить спокойно хотя бы столько времени, сколько нужно, чтобы ответить на твои вопросы.

— Ну, что ж, присядем, — согласился Ролан. — Я жду.

Оба уселись перед чайным столиком. Взглянув на Ролана, Жан-Пьер должен был заняться собой, чтобы унять дрожь от взгляда кузена. Ролан же набычился и всем своим видом старался показать, что не шутит и очень зол. Практически, это была та реакция, которой и добивался Жан-Пьер. Теперь следовало быть очень осторожным, тщательно подбирать слова, говорить правду, но, в действительности, не говорить ее.

— Я жду, — повторил Ролан.

Жан-Пьер вздохнул:

— Видишь ли, вчера вечером мы играли в карты у Жиля, и нам прислуживала его племянница, Анжелика, которая только недавно у него поселилась, девушка жила в Сент-Джеймсе… Она совсем недавно осталась одна, потеряв родителей из-за желтой лихорадки. Имущество ее семьи было сожжено, а деньги, вырученные от продажи фермы, ушли на покрытие долгов. Девушка целиком находилась в зависимости от Жиля… — он замолчал.

И снова Ролан начал торопить кузена покончить с рассказом. Было очевидно, что все его симпатии на стороне девушки.

— Там, у Жиля, были еще Шарль Леви и Этье Бруссар, который попытался обнять девушку.

— Скотина!

— Да, это так. Девушка дала ему пощечину.

— Молодец! Так и следовало!

— Согласен. Но у Бруссара возникло другое желание. Я не успел даже понять, в чем дело, как они стали торговаться на предмет выкупа девушки у Фремо.

— Какие негодяи!

— Согласен, кузен, но тогда я решил, что единственно правильный выход — это…

— Выкладывай!

— Назначить более высокую цену.

Ролан вскочил:

— Таким образом, ты спас девушку от судьбы худшей, чем смерть, купив ее в качестве наложницы?

Жан-Пьер поморщился.

— Ролан, будь любезен, пойми. Я не собирался сделать девушку своей любовницей. Я хотел сначала послать ее в школу.

— Мы оба прекрасно знаем, что б ты сделал с ней «сначала».

Такое предположение взбесило Жан-Пьера, хотя в глубине души он чувствовал, что тот прав. Он печально улыбнулся:

— Возможно, ты прав, Ролан.

Но Ролана не остановили его слова, он продолжал угрожающе наступать на Жан-Пьера, пока тот не поднял руку и не попросил:

— Перестань, пожалуйста, мы не решим эту проблему силой. Я готов выслушать тебя, но только в спокойной обстановке. Давай выпьем кофе?

— Благодарю, но у меня нет ни малейшего желания.

— Видишь ли, вчера вечером я сам много думал о том, какой самый лучший выход для девушки в настоящее время. Ведь моя помощь для нее неожиданность. Я пришел в дом Фремо не в поисках любовницы. Но что же мне было делать! Жиль явно отдал бы девушку тому, кто больше заплатит, поэтому я не стал ждать, я не мог допустить, чтобы она стала жертвой такого человека, как Шарль Леви, с его-то репутацией садиста…

— Я бы убил его, если по его вине с головы девушки упал хотя бы один волос, — растягивая слова, сказал Ролан с такой ненавистью, что даже видавший виды Жан-Пьер поднял брови.

— Тогда я могу считать, что юная леди произвела на тебя очень большое впечатление?!

— На меня произвели впечатление ее непосредственность и молодость, которые явно не предназначены для любовных утех с такими ловеласами, как вы.

— На меня она произвела точно такое же впечатление, — проронил Жан-Пьер, — вот почему я…

— Купил ее? — подсказал ему Ролан с усмешкой.

Жан-Пьер покачал головой, потом ответил:

— Ты мне все равно не поверишь. Но думаю, что мы можем с тобой позабыть об инциденте между нами и вместе решить эту проблему.

— Наконец-то ты произнес нечто путное, — подметил Ролан.

— Прекрасно. Тогда, будь любезен, выскажи мне твои пожелания в отношении мадемуазель Фремо. Да, кстати, где же она сейчас, если ты не привез ее?

— Я сказал Фремо, что мы ждем их на обед, чтобы успеть до их прихода поговорить с тобой.

— Но все-таки, что ты предлагаешь?

Чувствовалось, что Ролан пока и сам не знает, что предпринять в отношении девушки. В конце концов он просто сказал:

— Я не доверяю Фремо.

— Конечно, ты прав в этом, — согласился Жан-Пьер. — Но есть еще и другая причина, по которой я…

— Купил девушку, — закончил за него Ролан.

Жан-Пьер молчал. Тогда Ролан продолжил:

— Девушка не должна быть ничьей любовницей.

— Согласен, кузен.

— Но до тех пор, пока она не выйдет замуж, она не будет в безопасности от своего дядюшки. Жан-Пьер, ты не думаешь, что тебе надо просто на ней жениться?

Жан-Пьер поперхнулся, а откашлявшись, сказал:

— Неужели ты думаешь, что я буду подходящим мужем для этой девушки?

Ролан задержал снова на нем сердитый взгляд и рассмеялся:

— Я понимаю тебя, но не вижу другого способа уберечь ее от Фремо. Да, кажется, я опаздываю на свидание с Морисом, так что мне надо спешить, а ты подумай пока обо всем. Я скоро вернусь.

Когда Ролан вышел, Жан-Пьер улыбнулся — он поймал кузена. И решил проблему.

* * *


А Ролан в это время направился к ресторану «У Антуана», где за покрытым льняной скатертью угловым столиком возле окна его ожидали Миро. Плавно скользили официанты с полными подносами разнообразных блюд креольской кухни, воздух был пропитан ароматами рыбы, соусов, горячего хлеба. Звучала английская и французская речь, слышался перезвон бокалов.

— Итак, Ролан, сегодня утром вы завершили дела с моим мужем? — после приветствия поинтересовалась Эмили.

С бокалом в руке Ролан обернулся к невестке. Эмили была миловидной особой лет тридцати. Высокая, стройная, с угловатыми чертами лица. Ее волосы были собраны в пучок на затылке, а на висках кокетливо спадало несколько прядей.

— Да, мы с Морисом сегодня хорошо потрудились. Похоже, что в этом сезоне сахар будет пользоваться спросом.

— Но тебе, Ролан, следовало бы задержаться, — вклинился Морис, жилистый креол с выпирающим носом, темными глазами и редеющими русыми волосами. — Ты слишком залез в дела, а теперь — фью! Ты даже не провел немного времени с нами.

В ответ на эти слова Ролан улыбнулся. На протяжении нескольких лет хитрый креол был не только его доверенным лицом, но и близким другом. Морис женился на Эмили всего год спустя после смерти Жюстэна и, к большому удовольствию Ролана, время показало, что новый брак на редкость удачен. Они составляли превосходную пару.

— Впрочем, я и сам не против задержаться на несколько дней, — заметил он, поймав себя на мысли, что снова думает о девушке, которую видел утром.

— Прекрасно, — обратился Филипп, сын Эмили, к дяде, — значит, вы сможете пойти со мной сегодня в парк и спустить на воду мою новую лодку?

— Прекрати, Филипп, — вмешалась Эмили, — ты и так отнимаешь слишком много времени у Ролана.

— Ничуть, — поддержал племянника Ролан. Он улыбнулся мальчику, взъерошил ему волосы и добавил: — В конечном счете, Эмили, это я подарил лодку. Для меня будет большим удовольствием спустить ее на воду.

— Не могу дождаться! — воскликнул Филипп, и Ролан почувствовал, как у него защемило сердце от взгляда этого обаятельного улыбающегося мальчугана. Темноволосый и голубоглазый одиннадцатилетний паренек был как бы уменьшенной копией Жюстэна.

— Ролан, так ты все-таки задерживаешься? — спросила Эмили.

— Да, — ответил он, удивившись самому себе.

— Отлично, — заключила Эмили, мягко улыбаясь и демонстрируя очаровательные ямочки на щеках. Затем она добавила: — Ну, теперь я могу представить тебя молодой леди, с которой мне очень хочется тебя познакомить. Ее зовут Жоржетта Дюпре.

Услышав эти слова, Морис рассмеялся, взял за руку Эмили.

— Крошка моя, тебе давно пора знать, что сводить Ролана с одной из твоих протеже на выданье — бессмысленно. Любовные похождения занимают его меньше всего.

— Послушайте только его! — заворчала Эмили с недовольной гримасой, обращаясь к мужу и сыну.

Глядя на эту троицу, слушая их подтрунивания друг над другом, Ролан впервые почувствовал, что завидует счастью этой маленькой спаянной семьи. Мысли его неодолимо тянулись к Анжелике. Он посмотрел на Филиппа и подумал, какой ребенок был бы у него от этой девушки, будь они женаты. «О, Боже! — чуть не воскликнул он. — Я, кажется, лишился рассудка. Увидев девушку только один раз, веду себя, как юнец, сгорающий от любви! Я не должен поддаться этому чувству! Тем более что по возрасту она почти годится мне в дочери!»

И все-таки Ролан не мог заставить себя не думать о девушке. Его воображение рисовало восхитительные картины совместной жизни с этой красавицей… О, как бы он…

Он печально покачал головой. Вся ханжеская ярость по отношению к Жан-Пьеру улетучилась… Он обратился к себе с вопросом: а чем я-то лучше их? В конечном счете, разве они хотели чего-то иного?

Он нахмурился. Возможно, он слишком суров по отношению к себе. А вообще, сейчас главное — избавить Анжелику от Жиля Фремо. Если дать ему втянуть девушку в разврат, то будущее ее будет загублено.

Но с другой стороны, мужчины с незапамятных времен женились на женщинах и влекли их в постель. Женщины же, источив несколько слезинок, в конечном счете поддавались на предложения. Он понимал, что под святыней брака все, что он хотел от юной Анжелики, будет справедливым, пристойным и только в силу его… Эта мысль была для него откровением, рука, державшая бокал, задрожала…

Ролан почувствовал, что вся семья Миро выжидательно смотрит на него. Он пробормотал:

— Право же, я не предполагал, что мысли о любовных похождениях могут настолько увлечь меня…


Приехав после обеда домой, Ролан ворвался к Жан-Пьеру в кабинет со словами:

— Я женюсь на этой девушке! Я пошлю ее в школу и позже мы сможем получить аннуляцию и… так или иначе вопрос решен.

— Понятно, — пробормотал Жан-Пьер. — Но учитываешь ли ты, что нужно заручиться ее согласием?

— Ничего, оно будет. Надо только найти к ней правильный подход.

— В самом деле?

— У меня есть план, но сперва… — он посмотрел на Жана-Пьера презрительно. — Я возмещу убытки, которые ты понес, чтобы втянуть это дитя в разврат.

Жан-Пьер возмутился. Он не желал брать деньги у Ролана и не хотел слушать его оскорбительные намеки, но, что ж, пусть платит! Поделом хвастуну! Жан-Пьер встал и отвесил поклон, сказав:

— Как пожелаешь! А своим планом ты поделишься?

Ролан молчал.


7


Одеваясь к обеду в спальне дома Жан-Пьера, Ролан испытывал необычайное волнение. Они оговорили с кузеном план, но Ролан знал, что следующие несколько часов после приезда Жиля Фремо и очаровательной Анжелики решат все. Из головы его не шел разговор с Жан-Пьером. Он предложил кузену сказать Анжелике, что, когда она была ребенком, родители обручили их… И поскольку Анжелика осталась сиротой раньше, чем достигла совершеннолетия, те просто ничего не сказали ей об этом.

Выслушав это предложение, Жан-Пьер возразил:

— Но как быть с твоей первой женой, Луизой? Ведь тогда ты тоже женился по воле родителей. Ты хочешь попытаться убедить эту девушку, что семья помолвила тебя с двумя невестами?

Ролан же настаивал на своем.

— Луиза умерла семь лет назад. Брак с Анжеликой мог быть оговорен моим отцом и позже. Помимо всего прочего, я не вижу смысла говорить мадемуазель Фремо о моем первом браке.

Жан-Пьер ошарашенно посмотрел на него.

— Ты что, даже не собираешься рассказать ей о Луизе?

Когда Ролан пожал плечами, Жан-Пьер взмолился:

— Ролан, неужели ты действительно собираешься жениться при помощи обмана? Твой план далеко не безупречен, и ты же сам пострадаешь, если у мадемуазель Фремо появится хоть малейшее сомнение…

— Учитывая обстоятельства, нам стоит просто рискнуть, — ответил Ролан. — Думаю, ты согласишься, что обмануть мадемуазель Фремо куда предпочтительней, нежели открыть ей правду о дядюшке и о том, что он ей хотел уготовить в будущем.

Жан-Пьер обреченно кивнул.

— Да, в этом ты прав, Ролан. Но, клянусь всеми святыми, девушка тебя увлекла! Правда?

Ролан ничего не ответил, но в душе сознавал, что очарован мадемуазель Фремо. С того мига, когда они впервые встретились на рынке, мысли о ней будоражили его. Ее невинность завораживала, и ему казалось, что в ее обществе его уставшая душа оттает.

Он станет ей добрым мужем и, если она полюбит его, он порвет свою многолетнюю связь с Каролиной. Что-то подсказывало ему, что Анжелика может подарить ему куда как больше, чем простое удовлетворение плоти.


В то время как Ролан одевался, пролетка Жиля Фремо была на пути к их дому. Верх ее был поднят, на единственном сиденье разместились Жиль, Анжелика и Коко. Скромные пожитки девушек были уложены в ногах. Стиснутую между Коко и дядей Анжелику раздражало, что Жиль постоянно норовил прижать ее своим толстым бедром. Она понимала, что он — крупный мужчина и она будет чувствовать стеснение в пролетке, однако все говорило о том, что он задевает ее преднамеренно.

Анжелика еще сильнее прижалась к Коко и отгородилась от родственничка ридикюлем. Сегодня вечером она чувствовала себя особенно неуютно. В конечном счете, днем ей удалось вытянуть из дяди более подробную информацию о том, у кого ей придется жить в то время, пока он будет в поездке по Миссисипи.

Дядя Жиль оставлял ее и Коко с двумя холостяками! Наконец-то он сказал ей, что она будет жить в доме Жана-Пьера Делакруа, симпатичного молодого человека, который играл у них вчера в карты, где также проживает его кузен Ролан — тот самый незнакомец.

Но это же скандал! Фремо и Делакруа не состояли в родстве, да и возраст молодых людей не мог служить ей защитой. Но, когда она спросила дядю, кто же хозяин дома, он в очередной раз взорвался.

— Девушка твоего возраста не должна допускать грязных мыслей, — упрекнул ее Жиль. — Надо уважать старших и поменьше болтать. Я делаю для тебя все, что возможно в этих обстоятельствах. И к тому же, Коко будет с тобой…

Анжелика была смущена, но промолчала. Одна мысль о том, что Коко, еще ребенок в свои четырнадцать лет, будет ей защитницей, представлялась просто смехотворной. Девушка грустно вздохнула и посмотрела на окружающие дома — это были добротные двухэтажные особняки, расцвеченные огнями в сгущавшихся сумерках. Она ничего не могла понять. Почему дядя оставлял ее во власти этих двух незнакомцев, особенно того, с дурным характером, который приезжал сегодня на рынок? Она сдержала дрожь, вспомнив, как Ролан Делакруа подскочил к карете и принялся разглядывать ее.

Анжелике это все решительно не нравилось — ее мать никогда не одобрила бы подобных действий. Девушке казалось, что дядя чего-то не договаривает. Но поскольку Жиль был ее опекуном, Анжелике ничего не оставалось, как повиноваться. Она подумала, — а не попросить ли его взять ее с собой на Миссисипи, однако это тоже был не лучший выход… Но больше всего ее выводило из равновесия воспоминание о том, как на нее уставился Ролан Делакруа.


В конце концов они добрались до дома Делакруа на авеню Святого Чарльза.

Дядя помог Анжелике выйти из пролетки, и перед ее взором предстал внушительный особняк, выстроенный в классическом стиле. Дом подавил ее своим величием. Дядя Жиль открыл чугунные ворота, и Анжелика, скрывая дрожь, храбро вошла во двор. Несмотря на слабость в коленях, она гордо держала голову, когда они поднимались по крутым ступеням в дом. Следом тащилась с чемоданами Коко.

Яркий свет пробивался через разноцветные мозаичные стекла изящной входной двери. Жиль постучал, и сам Ролан Делакруа открыл дверь. У Анжелики перехватило дыхание, она ожидала, что дверь откроет слуга.

— Пожалуйста, входите, — сказал он низким голосом.

Пропустив их в огромную прихожую, Ролан закрыл дверь и обменялся рукопожатием с Жилем.

— Добрый вечер, Фремо, — сказал он натянуто, затем повернулся к Анжелике. Выражение лица слегка смягчилось, и он с поклоном произнес:

— Добро пожаловать, мадемуазель Фремо.

Анжелика протянула ему руку и была ошеломлена, когда он поднес ее к губам и поцеловал.

Сегодня она надела вязаные перчатки, но они не помешали ощутить, как сильны его пальцы и жарки губы. При его прикосновении по телу пробежала теплая волна. Чтобы скрыть волнение, девушка заставила себя выпрямиться. Ей было интересно это новое, неизведанное ощущение, которое пробудил в ней Ролан. Она чувствовала почти головокружение под взглядом его голубых глаз. Впрочем, этот загадочный человек сейчас выглядел очень симпатичным в черном бархатном фраке и кружевной белой рубашке. От него исходил приятный мужской запах — смесь ароматов мыла и рома. Рассматривая его вблизи, она обнаружила, что слегка угловатое лицо даже приятней, чем ей показалось сначала, а волосы, подсвеченные светом от люстры, — еще гуще и волнистей. Но его самоуверенность все-таки отпугивала.

Следом за Роланом спешил слуга, к которому Делакруа обратился с озабоченным видом:

— Габриель, ты как раз вовремя появился. Будь любезен, возьми вещи гостей.

— Хорошо, хозяин, — сказал нервно слуга. Он взял у Анжелики перчатки, ридикюль и шаль, у Жиля — шляпу и трость и быстро удалился, увлекая за собой Коко.

В считанные секунды Ролан, Жиль и Анжелика остались одни в прихожей. Без шали Анжелика ощущала себя полураздетой; она чувствовала, как горят ее щеки под пристальным взором Ролана. На ней было то самое платье, что и утром, — ее единственный приличный наряд. Платье было с длинной юбкой, довольно глубоким вырезом и плотно облегало талию. Его сшила мать к первому причастию три года назад.

— Прошу следовать за мной, — пригласил Ролан.

Проведя их в роскошную гостиную, он обратился к Анжелике: — Прошу извинить, мадемуазель, но нам надо поговорить с Вашим дядей. Мой кузен вскоре присоединится к Вам и Вы сможете перекусить. — Когда Жиль начал протестовать, Ролан твердо сказал: — Пошли, Фремо.

Жиль, зная, что протестовать бесполезно, поспешил за Роланом и оставил Анжелику одну. Она даже не успела подумать о странном поведении хозяина, как обнаружила, что с интересом рассматривает роскошную комнату, в которой ее оставили. Гостиная была длинная и узкая, заставленная мебелью из розового дерева, обитой стеганой узорчатой шелковой тканью. Под потолком висела удивительно красивая хрустальная люстра, заполнившая комнату мягким светом из газовых рожков. За гостиной располагалась не менее элегантная столовая с резными стульями и буфетом. На противоположной стене висело громадное зеркало в позолоченной раме, отражавшее свет еще более шикарной люстры. Стол был безупречно накрыт, скатерть — белоснежна, посуда — с ручной росписью, бокалы серебряные.

Привыкнув к убогой обстановке дома дяди Жиля, Анжелика была поражена богатством, которое увидела здесь, и это странным образом ее слегка успокоило. Похоже, она попала в весьма респектабельный дом, и обитатели его не смогут причинить ей зла.

В такой роскошной обстановке даже Ролан Делакруа вел себя более сдержанно и тактично. Но почему же он настаивал на разговоре с дядей наедине? Она не успела это обдумать, как ее внимание было отвлечено звуком шагов. Анжелика повернулась и увидела, как в комнату вошел джентльмен меньшего роста, чем Ролан, с маленькими, аккуратно подстриженными усами. Узнав его, она застенчиво улыбнулась:

— Вы мсье Делакруа, мы виделись вчера, ведь правильно?

— Да, это я, мадемуазель Фремо, — ответил Жан-Пьер, тепло улыбаясь и поклонившись ей. Он тоже поцеловал руку Анжелике, но его поцелуй не вызвал такой реакции, как первый. Рядом с этим молодым человеком она ощущала себя уверенной и вновь задумалась над тем чувством настороженности и опасения, которое вызывал Ролан. К тому же вне всякой логики эти ощущения возбуждали.

Жан-Пьер направился, между тем, к буфету.

— Ну, барышня, могу ли я соблазнить вас сегодня каким-нибудь белым вином?

— О нет, мсье, — быстро отказалась Анжелика. — Мама и папа… — она поборола предательское дрожание в голосе и затем закончила фразу: — Мои родители не разрешали мне притрагиваться к спиртному. И я уверена, дядя Жиль будет такого же мнения, если речь зайдет о ком-то моего возраста.

— Но вы просто не сможете отведать фирменное блюдо нашего повара без соответствующего вина, — сказал Жан-Пьер с чарующей улыбкой, наливая ей бокал. — Даже ваш дядя не стал бы возражать.

Борясь с соблазном, Анжелика закусила губу. Во время причастия она все-таки попробовала вина.

— Ну, только если маленькую рюмочку, мсье.

Когда Жан-Пьер подошел к ней с наполовину наполненным хрустальным бокалом, она неловко произнесла:

— Мсье, вы не знаете, почему ваш кузен приватно беседует с моим дядей?

Подавая ей вино, он улыбнулся, однако она почувствовала, что за вежливым взглядом чувствуется напряжение.

— Дорогая, всему свое время.

* * *


— Это безумие, Делакруа! Безумие!

За закрытыми дверями библиотеки Ролан и Жиль вели напряженный разговор.

— А я говорю тебе, Фремо, это — единственный выход из положения, — настаивал более молодой и жесткий собеседник.

— Ты хочешь, чтобы я сказал Анжелике, что все было обговорено несколько лет назад относительно женитьбы? С какой стати она должна этому поверить?

Ролан угрожающе шагнул в сторону Жиля, и глаза его потемнели от гнева.

— Она поверит этому, потому что ты постараешься ее в этом убедить. Если ты откажешься, то я отправлю твою душу — если у тебя таковая есть — прямо к дьяволу.

Ошарашенный, Жиль отступил на шаг.

— Что ты сделаешь?

— Я убью тебя, — ответил Ролан с кривой усмешкой. — Любой негодяй, который обрек бы свою невинную племянницу на жизнь шлюхи, заслуживает медленной и жестокой смерти. Я тебя уверяю, что все так и будет!

— Мсье, пожалуйста… — взмолился Жиль, заметно дрожа.

— У тебя единственный шанс искупить вину, — бесстрастно продолжал Ролан, — это убедить свою племянницу и сегодня же вечером объявить за обеденным столом, что я — ее жених. Как я уже объяснял, нам поможет то, что Анжелика достаточно молода и ее родители могли не сказать ей об этом, и второе — это костер, в котором могло сгореть любое письменное подтверждение о помолвке.

— Прекрасно, мсье. Я попытаюсь убедить племянницу, что дела именно так и обстоят, как вы об этом сказали. Хотя может быть… — Жиль конвульсивно дернулся.

— Что может быть?

— Мсье, Анжелика достаточно упряма. Мне надо быть с ней жестким и твердым, — Жиль вздохнул.

— Будь с ней жестким до такой степени, до какой считаешь нужным, но на словах, — Ролан кивнул, и в его глазах промелькнула чуть прикрытая угроза. Через миг он мягко добавил: — Но если в какой-то степени ты будешь угрожать ей физической расправой…

— И в мыслях не будет, мсье, — заверил Фремо.

— И имей в виду, следи за собой и не пророни ни одного слова по поводу действительных обстоятельств помолвки.

— О нет, мсье, ни в коем случае, — лукаво улыбнулся Жиль, — если я могу рассчитывать на вашу благосклонность…

Не выдержав, Ролан схватил своего партнера за галстук. Лицо Жиля посинело, глаза были готовы вылезти из орбит. Ролан прошипел: — Ты, гнусная пиявка… Конечно, трудно было рассчитывать, что ты удовольствуешься полученным… Думаешь, я забыл, чего ты хотел от Анжелики? За свое злодейство ты уже получил достаточную компенсацию. А сейчас у тебя хватает наглости меня шантажировать? Еще слово на эту тему, и, я тебя уверяю, оно будет последним.

— Конечно, мсье, — сказал Жиль Фремо, жадно вдыхая воздух.

Ролан отбросил его и стряхнул с пальцев воображаемую грязь, которая была ему противна.

— Теперь давай присоединимся к твоей племяннице и Жан-Пьеру. И запомни, когда заговоришь с Анжеликой, твоя жизнь будет висеть на волоске.


8


Обед был подан за изящным столом из красного дерева, и меню соответствовало обещаниям Жан-Пьера, данным Анжелике.

Фаршированные артишоки, вареные раки под красным соусом, разнообразные блюда креольской кухни и, наконец, форель с зеленым горошком и картофель под майонезом.

Жан-Пьер и Ролан сидели в разных концах стола, а Анжелика и дядя — по бокам. Девушка пыталась отдать должное каждому из блюд и исподтишка наблюдала за Жан-Пьером — одобряет ли он ее действия… К каждому кушанью подавали особый сорт вина, и к тому времени, когда на столе появилась форель, щеки Анжелики зарделись.

Анжелика была рада, что в основном беседу вели мужчины. Разговор имел общий характер — от смерти президента Тейлора и назначения его преемником Филмора до сезонных наводнений. Несколько раз во время обеда Анжелика поймала на себе пристальный взгляд Ролана Делакруа. Похоже, один только Жан-Пьер старался, чтобы она чувствовала себя спокойно во время этой бесконечно длившейся трапезы.

В конце обеда Жиль откашлялся, отложил салфетку и обратился к Анжелике.

— Дорогая, я хотел тебе что-то сказать.

Анжелика почувствовала, как сердце ее замерло.

— Да, дядя Жиль?

Он заерзал, пытаясь не смотреть ей в глаза.

— Я боюсь, что я был не совсем честен с тобой.

— В каком отношении?

Жиль Фремо мельком взглянул на Ролана и продолжил скороговоркой:

— Видишь ли, несколько лет тому назад от твоего имени я договорился с родителями об одном деле. Мы не хотели, чтобы ты об этом знала, пока не повзрослеешь, чтобы понять.

— Какое дело? — подозрительно спросила Анжелика.

Жиль глубоко вздохнул и выпалил:

— По моей рекомендации они договорились, что ты выйдешь замуж за одного из присутствующих здесь господ, за Ролана Делакруа.

Последовала минута гробовой тишины, и Анжелика с ужасом перевела взор с дяди на Ролана. Всплеснув руками, Анжелика что-то чуть слышно произнесла по-французски. Ее слова заставили Ролана сердито уставиться на нее, а Жан-Пьер постарался подавить улыбку.

— О Боже, — обратилась она к дяде. — Не может этого быть!

— Уверяю тебя, бумага была подписана, — проскрипел Жиль. — Как я уже объяснил, я выступил в роли посредника.

— Нет, ни отец, ни мать на такое бы не пошли, не сказав мне, — Анжелика гордо встряхнула головой.

— Анжелика, — нетерпеливо настаивал Жиль, — ну как они могли это сделать? В то время тебе было одиннадцать лет. В таких важных делах мнения ребенка не спрашивают.

— А я говорю вам, что это неправда! — вскричала Анжелика. — А как вы, дядя Жиль, могли быть вовлечены в эту предполагаемую сделку? Мой отец никогда вас больше не видел после того, как женился на маме.

— Ах, дорогая, это не соответствует истине, — с горячностью отреагировал Жиль. — Мы виделись с твоим отцом, когда он приезжал в Новый Орлеан по делам. И в одно из таких посещений я посоветовал ему устроить твое будущее замужество. Видишь ли, я знал семью Делакруа на протяжении нескольких десятков лет и помнил, что у них есть сын-холостяк. Поскольку уже в то время я осознавал, что не совсем гожусь тебе в дядюшки, я предложил обеспечить тебе подобающее приданое, и он согласился, — он нервно откашлялся. — Так или иначе, недавно я перевел деньги за приданое на счет агента мсье Делакруа.

Анжелика побледнела и перевела взгляд со все еще сердито смотрящего на нее Ролана на дядюшку. О святые, это становилось серьезно! Будь ее родители живы, они подобрали бы для нее мужа. В этих местах подобные браки были скорее правилом, нежели исключением. И если бы родители выбрали Ролана Делакруа, не говоря ей об этом, и если бы дядюшка уже дал приданое, ей было бы весьма затруднительно выкрутиться из такого положения, не запятнав чести как дядюшки, так и родителей! И все же — почему родители не поставили ее в известность о намечавшемся замужестве?

Их здесь не было, и они не могли ничего сказать от своего имени. Все происходящее вызывало у нее некоторые сомнения. Смело посмотрев на дядюшку, Анжелика сказала:

— Дядя Жиль, я просто не могу поверить, что родители могли устроить эту партию, не сказав мне.

— Я уже это объяснил, — рявкнул в ответ Жиль. — Ты была слишком молода, чтобы с тобой консультироваться.

— И все же я никак не могу…

— Ты что, называешь меня лгуном? — похоже, Фремо решил перейти в наступление.

— Нет, дядя, но…

— Ну, тогда тебе ничего не остается, как поверить мне.

Анжелика закусила губу. Она понимала, что если она не примет слова дяди на веру, то и на самом деле будет называть его лгуном. И какой же был для него резон лгать на эту тему?

По правде говоря, Анжелика не до конца доверяла дяде Жилю. Она подозревала, что он скупой и эгоистичный человек. Однако какую выгоду он мог извлечь из предполагаемой партии? Разве он не сказал ей, что ему пришлось обеспечить ей приданое самому? Она полагала, что, вполне возможно, на определенном этапе у дяди Жиля проснулась совесть, он понял, что полностью игнорирует своего брата Самуила, и решил искупить вину, устроив замужество единственного чада брата. Было даже возможно, что ее родители решили не говорить ей о свадьбе до тех пор, пока она не повзрослеет… Анжелика уставилась в тарелку, погруженная в разбредающиеся мысли.

На сей раз молчание было нарушено Роланом.

— Что, Анжелика, тебе очень неприятен такой расклад?

Он произнес это мягко, но Анжелика все еще была уязвлена и находилась в смятении. Его обращение к ней по имени уже само по себе являлось неслыханным оскорблением. Глядя на него горящими от гнева глазами, она сказала:

— Я не хочу выходить за Вас замуж, месье.

Неожиданно Ролан рассмеялся, и Анжелика поразилась, как изменились в этот миг черты его лица. Она должна была признаться самой себе, что его чувственный рот и искрящиеся добротой глаза потрясающе красивы. Его прямой, смелый взгляд говорил о том, что он отнюдь не смущен ее сопротивлением.

Это больше всего и взбесило Анжелику. Но ее внимание было отвлечено, когда дядюшка грохнул кулаком по столу и зло прорычал:

— Анжелика, выслушай меня и выслушай внимательно. Дело сделано, и нет никакого смысла сопротивляться. Я считаю, что ты оскорбишь память родителей, не выполняя их воли и отвергая человека, которого они для тебя выбрали. Что ты можешь сказать в оправдание своего непокорного поведения?

Анжелика старалась не расплакаться, поскольку дядино упоминание о родителях попало в точку. На протяжении семнадцати лет ничто не значило для нее больше, чем любовь и уважение к Самуилу и Эвангелине Фремо. Если это замужество было на самом деле желанием ее родителей, конечно, она должна оценить их выбор. И все-таки… пытаясь ухватиться за последнюю надежду, она спросила дядю:

— Скажите мне, если эта партия оговорена между моей семьей и семьей Делакруа, то где доказательства? Бесспорно, у моих родителей был какой-то документ…

— Костер, — натянуто напомнил Жиль. — Все сгорело.

От его резкого тона по шее Анжелики покатилась слеза. Его черствые слова пробудили горькие воспоминания, но гордость не позволяла ей смахнуть слезу.

— Дядя Жиль, почему же ты не говорил мне об этой помолвке до сегодняшнего вечера?

— А тогда бы ты пришла сюда? — спросил он.

— Нет, — ответ был еле слышен, и она потупила взор. Внезапно в голову ей пришла отчаянная мысль, и, вскинув голову в исступлении, она вновь обратилась к дяде. — Дядя Жиль, у меня есть решение! Я могу вернуться в Сент-Джеймс и жить там у мадам Сантони. Она говорила, что в любой момент может принять меня.

— Но, дитя мое, это не то, что хотели для тебя твои родители, — ответил Фремо.

В унынии она уставилась в тарелку и, признавая поражение, закусила губу.

Она услышала, как ее дядюшка издал вздох облегчения.

— Прекрасно, дорогая. У тебя есть что-нибудь сказать мсье Делакруа?

Анжелика посмотрела на Ролана с плохо скрываемым антагонизмом.

— Очень хорошо, мсье. Я выйду за вас замуж, поскольку этого хотели мои родители, но ни по какой другой причине.

Теперь Ролану явно стало не до веселья. Об этом говорил его угрюмый взгляд.

С упреком вмешался Жиль.

— Анжелика, ты не можешь вести себя более достойно?

Анжелика только было открыла рот, чтобы ответить, но тут раздался голос Ролана:

— Фремо, давай не будем испытывать судьбу, — сказал он с иронией в голосе.

— Девушка должна быть счастлива. У нее будет все, что хотела бы иметь женщина, — дом, деньги, положение… — фыркнул Жиль.

— Но ведь никто не спросил, чего хочет девушка, — благоразумно заметил Ролан.

При этих словах Анжелика повернулась в его сторону со смешанным выражением благодарности и смятения на лице. Ранимость и боль в ее темных глазах почти заставила Ролана улыбнуться, но тут же его охватил гнев, когда она повернулась к Жилю.

— Дядя, и все же мне придется остаться здесь с этими двумя джентльменами? Вы все еще намереваетесь поехать по Миссисипи?

Жиль избегал смотреть Анжелике в глаза.

— Да, моя дорогая, боюсь, что так — я уезжаю сегодня вечером.

— Но тогда вас не будет здесь на моей… — ее голос понизился до шепота, и она избегала изучающего взгляда Ролана, когда заканчивала фразу, — свадьбе?

— Боюсь, что нет, моя дорогая. Конечно, я крайне сожалею, но неотложные дела зовут…

В разговор вступил Жан-Пьер.

— Не беспокойтесь, мадемуазель Фремо. Здесь вы будете в полной безопасности.

— Думаю, что самое лучшее, если до свадьбы моя невеста поживет у моей бывшей невестки, Эмили Миро, — вставил Ролан. — Не имеет смысла дразнить гусей и порождать непутевые сплетни. — Многозначительно глядя в сторону Жиля, он добавил: — Я сам намереваюсь ее проводить, и мы не хотели бы задерживать ваш отъезд.

Когда Ролан назвал ее своей «невестой» и так безжалостно и бесцеремонно распорядился ее судьбой, у Анжелики по спине пробежал холодок. Жиль Фремо более чем возрадовался, когда получил намек, что может идти. Поблагодарив Жан-Пьера за трапезу, он целомудренно поцеловал Анжелику в лоб. Когда Жан-Пьер предложил его проводить, Жиль поспешил ретироваться.


Спустя мгновение Анжелика и Ролан остались вдвоем. Она избегала смотреть ему в глаза, но ощущала на себе его пристальный взгляд… Наедине с ним она чувствовала себя неуютно, хотя и старалась не подавать вида.

— Анжелика, хочешь, чтобы принесли десерт, перед тем как мы поедем? — спросил он.

— Нет, мсье, — в оцепенении она покачала головой.

— Если уж мы собираемся пожениться, то тебе не кажется, что ты можешь называть меня Роланом? — спросил он мягко.

— Мсье, несколько минут назад вы упомянули, что никто меня не спросил, чего я хочу. А сейчас вы не хотели бы задать мне тот же самый вопрос? — она гневно посмотрела на него, казалось, глаза ее метали молнии.

Ее гнев в немалой степени позабавил Ролана, и после минутного промедления он сказал:

— Думаю, что нет.

Анжелика начала было протестовать, но он поднял руку и продолжал:

— Моя дорогая, я думаю, тебе придется положиться на мое более зрелое суждение в этом вопросе.

— Я не ребенок, за которого принимают решения.

— А я и не говорю, что ты ребенок, — ответил он терпеливо. — Но если бы твои родители были живы, разве ты не приняла бы их выбор мужа для тебя?

— Да, приняла бы, мсье, — согласилась она неохотно.

— Ролан, — поправил он.

Она с вызовом посмотрела на него, но промолчала.

— Анжелика, если бы все сложилось по-другому, — он вздохнул, — если бы твои родители не умерли так внезапно и трагически, то у тебя было бы время приспособиться к ситуации, а мы могли бы лучше узнать друг друга. До того как играть свадьбу, мы могли бы подождать год-другой. Но, учитывая, что твои родители умерли, у меня не остается выбора — я обязан о тебе позаботиться. И единственное, что я могу сделать — это жениться на тебе как можно скорее, — он склонился над ней. — Почему тебе так трудно согласиться, что родители приняли это решение перед смертью?

И вновь Анжелика промолчала, хотя замечания Ролана затронули в ее душе какую-то струнку.

— Дорогая, я уверен, что для тебя это был долгий и утомительный день, — с решительным жестом закончил Ролан. — Сейчас я провожу тебя в дом Эмили, а завтра мы обсудим наши планы в деталях.

Когда он встал и подошел к ней, чтобы помочь встать с кресла, она с плохо скрытой неприязнью посмотрела на него:

— Почему вы это делаете, мсье? Вряд ли вы хотели жениться на мне.

Он сердито посмотрел на нее, и опять у Анжелики что-то сжалось внутри.

— Кто сказал, что я не хочу жениться на тебе?


Все произошло очень быстро. За считанные минуты позвали Коко, и Ролан проводил Анжелику к карете Жан-Пьера. Вся троица проворно влезла внутрь, и карета покатила.

Анжелика и Коко сидели как раз напротив Ролана. От быстрых изменений в жизни или от выпитого вина в голове у Анжелики шумело. Но чувство протеста, охватившее ее во время обеда, когда о свадьбе говорили как о деле решенном, еще не улетучилось.

Несмотря на присутствие Коко, она решила, что необходимо продолжить разговор с Роланом.

— Мсье, я еще кое о чем подумала.

— Да, пожалуйста.

— Почему вы так рассердились на моего дядю сегодня утром?

Он долго сидел молча, и Анжелике очень хотелось прочитать его мысли по выражению лица. Наконец он произнес:

— Жиль должен был сказать тебе о нашей помолвке до прихода на рынок, когда я узнал, что он этого не сделал, тогда я и решил отложить нашу первую встречу.

— Вы очень тактичны, мсье. У вас всегда такие разумные объяснения? — Анжелика покачала головой и горько засмеялась.

— Я всегда говорю правду, — сказал он сухо.

— Вне всякого сомнения. Тогда не будете ли вы любезны объяснить, почему дядя не сказал мне об этой помолвке до того, как взял меня на рынок?

— Это загадка. Но возможно… — Ролан пожал плечами.

— Что «возможно», мсье?

— Вероятно, Жиль немного побаивается тебя.

— Побаивается?

— Я заметил, что ты очень откровенна, — заметил он. — Вероятно, твой дядя побаивался твоей реакции на эту неожиданную новость.

Анжелика аж скрипнула зубами, когда Ролан назвал известие об этой помолвке «неожиданным».

— Вы хотите сказать, что он выжидал момент, когда вы все трое навалитесь на меня?

Он раздраженно огрызнулся:

— Что-то в этом роде.

— Дядя Жиль совсем не боится меня, — Анжелика произнесла это на одном дыхании.

— Ты абсолютно уверена? Не допускаешь мысли, что твой дядя мог быть несколько смущен тем, что должен определить твое будущее?

— А вы меня не боитесь, мсье? — резко произнесла она.

Даже в темноте она увидела блеск его белых зубов, когда он ответил:

— Нет, моя дорогая.

Анжелика отвернулась, сжав челюсти. Самоуверенный ответ Ролана вновь взбесил ее. Тон его голоса был оскорбительно интимным и скрыто издевательским. И нежные слова «моя дорогая» запросто слетели у него с языка, за ними чувствовалось право собственника. По всей видимости, он решил завладеть ею, и его ни в коей мере не смущало ничье сопротивление.


К счастью, поездка до дома Эмили была непродолжительной. Вскоре кучер остановил карету перед аркой, освещенной газовыми рожками. Он слез с козел, позвонил в висячий звонок и помог пассажирам выйти из кареты.

Седой дворецкий открыл чугунные ворота и кивком попросил их войти. Они прошли по длинному каменному проходу и попали в громадный и изумительно красивый внутренний дворик, самый прекрасный из всех, которые Анжелика когда-либо видела.

Ролан извинился и ушел с дворецким, оставив девушек во дворике. Анжелика оглянулась: несмотря на опасения, окружающая обстановка действовала на нее успокаивающе. Возвышающиеся над ними стены надежно охраняли от окружающего мира. В интерьере дворика доминировал фонтан, из которого вырывались каскады искрящейся воды. На клумбах были высажены шиповник и цветы, воздух напоен густым ароматом нектара и зелени. Анжелика посмотрела на Коко и подумала: что ждет рабыня от их переезда? Она знала, что Коко было бы очень интересно понять смысл ее разговора с Роланом в карете. Анжелика сама уже хотела объяснить ей все, но ее внимание было отвлечено Роланом и высокой улыбающейся женщиной, спускавшимися с боковой лестницы во дворик.

— Дорогая, добро пожаловать в наш дом!

Улыбаясь Анжелике, женщина быстрым шагом пошла в ее сторону. Она была одета в платье из суровой ткани, подпоясанное голубым кушаком. На вид ей можно было дать лет тридцать, она была хороша собой и стройна, прическа ее проста и незатейлива.

— Эмили, это моя невеста — Анжелика Фремо, — вежливо сказал Ролан. Затем кивнул Анжелике. — Дорогая, это — Эмили Миро.

— Здравствуйте, мадам, — невнятно пробормотала Анжелика.

— Анжелика, я очень взволнована новостями о тебе и Ролане, — Эмили взяла обе руки Анжелики в свои и приветственно пожала. — Он говорит, что не может дождаться вашей свадьбы. А как, должно быть, приятно удивило тебя известие об этой последней заботе твоих родителей! Это похоже на волшебную сказку!

Хотя Анжелика думала, что события сегодняшнего вечера скорее походили на кошмар, нежели на волшебную сказку, она сдержанно улыбнулась Эмили и воздержалась от комментариев.

— И я так рада, что ты поживешь у нас до свадьбы, — продолжала Эмили.

— А вы уверены, что я не помешаю, мадам? — натянуто спросила Анжелика.

— Ни в коей мере! — Эмили отмахнулась. — Я живу с двумя мужчинами — моим мужем и сыном, и женское общество мне будет только приятно.

В то время как Эмили и Ролан продолжали вести непринужденную беседу, появился дворецкий и увел Коко с чемоданами. Анжелика с облегчением вздохнула. Эмили сказала, что ей будет очень приятно, если она останется здесь. Анжелике инстинктивно понравилась хозяйка, и она внутренне ей доверилась. Она будет чувствовать себя здесь куда более уютно, чем если бы осталась в доме Жан-Пьера. Неохотно она призналась себе, что Ролан был прав, привезя ее сюда. Вскоре он поблагодарил Эмили и собирался уходить. Он повернулся к Анжелике, взял ее за руку и сказал:

— До завтра, дорогая.

Потом чмокнул в щеку, повернулся и ушел. Она посмотрела, как он удалялся твердой походкой. Она неуверенно вздохнула. Его легкий поцелуй все еще горел на ее щеке…

Эмили тут же взяла Анжелику за руку. Весело болтая, она провела ее в спальню на втором этаже, куда вещи Анжелики уже были принесены дворецким.

— Ролан сказал мне, что ты очень устала, моя дорогая, так что ближе мы познакомимся завтра. Тебе что-нибудь нужно перед тем, как ляжешь спать? Может быть, горячий чай из ромашки?

Анжелике понравилось это элегантно обставленное помещение. Она повернулась к хозяйке и покачала головой.

— Нет, благодарю, мадам. Все прекрасно, но я просто думала, а где же Коко?

— Внизу, где все помещения для слуг, — ответила Эмили. — Прислать ее наверх, чтобы она помогла тебе раздеться?

Анжелика решила, что будет лучше, если она отложит разговор с Коко до утра.

— О нет, мадам. Я просто хотела проверить, где она. Я предпочту сразу лечь.

— Как тебе будет угодно, дорогая, — Эмили кивком указала на свисающий у двери шнур, — позвони, если что-нибудь понадобится.

Анжелика поблагодарила Эмили, и после того как хозяйка ушла, бросилась на кровать с божественно мягкой пуховой периной. Она ощутила, что действительно очень устала.

Что за день! Вся ее жизнь изменилась за какие-то несколько часов! Теперь ей придется выйти замуж за этого Ролана Делакруа — красивого, властного мужчину с отпугивающим пронзительным взглядом. По подсчетам Анжелики, ему было по крайней мере лет тридцать — он почти мог годиться ей в отцы. Да, он был с ней вежлив и даже терпелив; но она ощущала в нем какую-то темную силу и неистовство, и мысль о том, что ей предстоит разделить с ним супружеское ложе, заставляла трепетать…

По правде говоря, Анжелика не могла сказать, что Ролан был непривлекателен. Несмотря на то, что он казался ей опасным, в его присутствии ее охватывало необъяснимое волнение. Она никогда не думала, что с ней может случиться такое. Все произошло в такой спешке, так неожиданно!

Анжелика повернулась и обняла подушку.

— О, мама, — всхлипнула она, — если это то, что ты и папа хотели для меня, то почему вы меня не подготовили к роли, которую я должна играть? Да, но не было времени…

Ответ ударил ее как молотком, будто бы послание пришло оттуда. Она села, утирая слезы. Конечно, родители хотели бы подготовить ее к браку, но после совершеннолетия. И ведь они не думали, что так внезапно умрут от лихорадки. И Ролан сказал, что ни на ожидание, ни на ухаживания времени не осталось.

Ролан… С сожалением она осознала, что начинает привыкать называть его по имени. Она вновь произнесла это имя шепотом и опять уткнулась в подушку. Да, она выйдет за него замуж. У нее не оставалось выбора, и она не могла изменить волю родителей!


По мере того как карета катилась домой, на авеню Святого Чарльза, Ролан, сидя в уютной атмосфере, также восстанавливал в памяти события сегодняшнего вечера. В тысячный раз он проигрывал слова Анжелики: «Я выйду за вас замуж, потому что этого хотели родители, и ни по какой-либо другой причине». И ни по какой другой причине! Чем ее не привлекало его предложение — дом, защита, известное имя? Что, он был совсем непривлекателен? Ранее, этим вечером, когда она повернулась к нему и с вызовом сказала: «Я не хочу выходить за вас замуж», его просто позабавило ее высказывание. Но последующие ее слова задели его гордость.

Черт побери, он был околдован этой юной Анжеликой. Она выглядела настолько обворожительной сегодня — целомудренное дитя с шелковистыми волосами, нежнейшей кожей и только сформировавшейся грудью. Когда он увидел в ее глазах слезы смятения и опасения, все, на что он был способен — это заключить ее в объятия и успокоить… Даже одна мысль об объятии заставляла его кровь вскипеть — и причины этого были весьма далеки от альтруистических. Боже, как же она соблазнительна… и невинна. И горда. Гордость — вот то, что читалось в ее взгляде прежде всего.

Вряд ли он когда-нибудь сможет быть к ней равнодушным.

Ролан вынул сигару из нагрудного кармана и ощутил, как дрожит рука и усиленно бьется сердце. Несмотря на все то, что она ему говорила, он понял, что ее сопротивление влияло на него больше, чем он показывал. Он прикурил и глубоко затянулся. Вне всякого сомнения, он женится на ней, пока она не передумала. Затем она будет его — по закону. И что это — победа на полпути?


9


На следующее утро Эмили Миро сидела в залитом солнцем дворике и пила кофе с молоком. Ее муж уже отправился на биржу, а сын все еще был в постели. Она печально улыбнулась, когда вспомнила о вчерашнем странном появлении Ролана. Он появился поздно, но Эмили еще не ложилась. Она сидела в гостиной, читая новый роман Нитрона «Письмо Скарлетт». Ролан настойчиво попросил Эмили предоставить кров его невесте — Анжелике Фремо.

Когда обескураженная Эмили спросила его, как он умудрился обзавестись невестой в течение нескольких часов с того момента, как она его видела в последний раз, он резко ответил, что эта женитьба была оговорена несколько лет тому назад. Когда потрясенная Эмили продолжала вопросительно смотреть на него, он нетерпеливо сказал:

— Ради всех святых, Эмили, притворись, что ты принимаешь все за чистую монету, даже если это и не так. Девушка в опасности, и если мы не сможем убедить ее, она обязательно сбежит. И, ради Бога, не упоминай Луизу!

Эти слова покоробили Эмили, и она потребовала, чтобы Ролан объяснил ей причину его неожиданного появления в столь поздний час, да еще в придачу «со своей невестой».

Ролан задумчиво провел рукой по волосам.

— Эмили, когда-нибудь я тебе все расскажу, всю правду, а в настоящий момент, пожалуйста, пойми меня правильно, я должен на ней жениться, и без промедления, ради ее же блага. И, помимо этого, я предпочел бы, чтобы ты как можно меньше знала — меньше придется лгать Анжелике.

В конце концов Эмили неохотно согласилась. Когда он заговорил о девушке, она заметила в его глазах проблеск отчаяния. И тут Эмили поняла, что ее бывший зять влюблен в эту молодую особу. Этот факт заставил ее принять его сторону. На жизненном пути Ролана было слишком много трагедий — сначала он потерял брата Жюстэна, ее первого мужа, потом жену — Луизу. Вспомнив об этом, она почувствовала дрожь, которая никак не проходила. Ведь их с Роланом долго объединяло одно общее горе — они оба овдовели в течение года.

Эмили вспомнила, насколько испуганной и изможденной выглядела вчера вечером Анжелика. А ведь она была такая милая — с карими горящими глазами и ниспадающими черными локонами. Она бы составила прекрасную партию для Ролана. Вчера, к тому же, на ней было очень красивое платье, несмотря на то, что Эмили слышала, как одна из служанок сказала, что такие наряды оставляют желать лучшего. С большим удовольствием она бы устранила этот недостаток. И уговорила бы Анжелику поверить Ролану, выйти за него замуж. В данном случае ее совесть была бы чиста. Эмили полагала, что Ролан — хорошая партия для любой девушки. Если бы не смерть мужа, то она и сана от него не отвернулась бы… Да, после трагического и преждевременного ухода ее мужа Жюстэна между ней и Роланом появилось много невысказанного. Но теперь она воспринимала его просто как обожаемого любимого брата.

— Доброе утро, мадам.

Услышав эти слова, Эмили обернулась и увидела Анжелику, стоявшую на ступеньках. Девушка была так же красива, как и вчера.

— Моя дорогая, — с улыбкой ответила она Анжелике, — надеюсь, ты хорошо выспалась?

— Да, мадам, — вежливо ответила девушка, хотя на самом деле не спала почти всю ночь.

— Пожалуйста, зови меня просто Эмили. Я думаю, что ты умираешь от голода. Садись, слуга быстро принесет тебе завтрак.

Анжелика последовала совету и села на предложенное ей место.

— Мадам, может быть, не стоит беспокоиться…

Но Эмили уже не могла себя сдержать. Она попросила принести завтрак и обратилась к Анжелике:

— Подкрепись, сегодня тебе потребуются силы…

— Не может быть! — воскликнула девушка, принимая чашечку дымящегося кофе.

— Да, несомненно, и ты прекрасно понимаешь, что рано или поздно Ролан на тебе женится.

Анжелика вздохнула:

— Да, мадам.

— Эмили, — напомнила ей хозяйка. — Ты не представляешь, насколько я была рада, когда Ролан привел тебя вчера. Даже не могла долго уснуть. Тебе не кажется, что все это очень романтично? Ты не находишь, что Ролан очень привлекателен?

Анжелике с трудом удалось скрыть улыбку. Ролан Делакруа был хорош собой и обладал большим обаянием — это так. Чтобы скрыть свое смущение, она сделала вид, что занята кофе, но потом, чтобы прервать затянувшееся молчание, сказала:

— Конечно, мадам, мне просто трудно об этом говорить.

— Вне всякого сомнения, — с одобрением произнесла Эмили. — Ролан рассказал мне, что безвременная кончина твоих родителей ускорила ход событий. Я искренне тебе сочувствую.

— Благодарю Вас, мадам.

По мере того как Эмили продолжала отдавать приказания появившемуся слуге, Анжелика чувствовала, что начинает улыбаться. Ей без сомнения нравилась эта добродушная рыжеволосая дама. На протяжении последних нескольких недель в ее жизни произошли большие перемены, все встало с ног на голову. В доме же Миро царила атмосфера тепла и уюта, к которым она привыкла у себя.

Как только слуга вышел, Эмили тут же спросила:

— Еще кофе?

— Да, огромное спасибо.

Взяв новую чашку кофе, Анжелика рискнула спросить:

— Эмили, мне показалось вчера вечером, что мсье Делакруа обращался к вам, называя невесткой. Вы состоите в родственных отношениях?

— Конечно, дорогая, — ответила с хитроватым выражением глаз Эмили. — Видишь ли, двадцать лет тому назад я вышла замуж за старшего брата Ролана, Жюстэна. Мне было тогда только восемнадцать лет, а ему стукнуло двадцать один. После свадьбы мы поселились на плантации Делакруа. Как и Ролан, Жюстэн был отчаянным парнем они оба играли в азартные игры, пили и, как один раз мне сказали, собирались драться на дуэли. Я влюбилась в Жюстэна и стала его женой… А Ролан — он был на три года моложе моего мужа — взялся за хозяйство, чтобы помочь стареющим родителям, — Эмили вздохнула. — Но Жюстэн никак не мог распроститься со своими былыми привычками… даже после рождения Филиппа, нашего сына. Так или иначе, он стал еще больше пить и играть. Его постоянные отлучки в Новый Орлеан участились. Во время одной такой поездки он выскочил из заведения вблизи порта. Думаю, что он был очень пьян и не соображал, куда идет. В конечном счете все кончилось печально — его сбил фаэтон.

Рассказывая об этом, Эмили начала говорить тише и, закончив, прикусила губу. И хотя она пыталась скрыть, Анжелика увидела на ее глазах слезы.

— Эмили, — вырвалось у нее, — прости, что я вызвала у тебя столько грустных воспоминаний!

— Ничего, я все равно бы сама рассказала тебе о Жюстэне. — Эмили смахнула слезу и улыбнулась. — Видишь ли, прошло уже восемь лет и многое ушло из памяти.

— Ну нет, — возразила Анжелика, — когда любимый уходит, то память о нем не покидает.

— Не знаю. По-моему, ты просто очень романтична и впечатлительна. Я думала, что никогда не примирюсь с утратой, даже несмотря на то, что сейчас у меня есть Морис, который для меня — все. И все-таки каждый раз, когда я смотрю на обожаемого Делакруа… — Эмили сделала паузу и стиснула руку Анжелики. — Единственное, что тебе необходимо знать, — это то, что мужская половина семейства Делакруа вызывает страсть в женщинах.

Анжелика смутилась. Она была признательна служанке, принесшей поднос с завтраком. Обе сразу замолчали, когда перед ними появились тарелки с блинчиками и сосисками. Эмили поблагодарила слугу и вновь обратилась к собеседнице:

— Давай спланируем сегодняшний день. Для начала мы вытащим из постели Филиппа, заставим одеться и отправим его в школу. У нас сразу же появится время побеседовать еще. Мы оденем тебя по-королевски, во все то, что Новый Орлеан может предложить в этом сезоне, — от предвкушения удовольствия она захлопала в ладоши. — Это будет так интересно!

Анжелика запротестовала:

— Мадам, но я не могу допустить, чтобы вы…

— Мы с Морисом считаем, что на свадьбе ты должна быть одета должным образом, — отмахнулась Эмили. — Помимо всего прочего, Морис будет посаженым отцом. Это тот минимум, что мы можем сделать. Ролан — наш лучший друг и крестный отец Филиппа. После смерти Жюстэна я и года не протянула бы без Ролана. Мне очень хочется ему тоже помочь.

— Но, мадам, я…

— Ни слова больше, упрямая девчонка, или мне придется пожаловаться Ролану, что ты мне портишь настроение. А как ты уже знаешь, у него характер довольно крутой, вспыльчивый!

Зная, что слова хозяйки не больше чем пустая угроза, Анжелика улыбнулась.

— Сдаюсь, мадам.

— Эмили, — в очередной раз поправила ее хозяйка дома.

— Эмили, — повторила Анжелика.

Однако она чувствовала себя смущенной, несмотря на всю приветливость хозяйки. По всей видимости, у Ролана и Эмили были свои взаимоотношения, и у девушки появилось даже чувство, похожее на ревность. Ревность к людям, которых она едва знала! Анжелика понимала, что перед ней нелегкая задача — симпатичный Ролан наверняка постарается на ней жениться, а благоустроенная Эмили незамедлительно навяжет ей себя в подруги и возьмет над ней попечительство. Что ж, с момента встречи с Роланом она самой себе не принадлежала!

Утро, как и обещала Эмили, было необычным. Анжелику представили молодому Филиппу — симпатичному, вежливому мальчику, чья внешность напоминала Ролана. Оставив его на попечение гувернантки, Эмили привела Анжелику к своей портнихе, где, несмотря на протесты с ее стороны, были сняты мерки для нового гардероба. Затем, чтобы покончить с приданым Анжелики, Эмили купила ей белье, чулки, шляпки, обувь, платье.

Перекусив в кафе «Домик Наполеона», они вернулись домой, и Анжелика отправилась на второй этаж отдохнуть. Однако она была слишком возбуждена, и сон не шел. К тому же покупки, разложенные на постели, не давали ей покоя. У нее разбежались глаза, эти вещи настолько захватили ее, что она даже ни разу не вспомнила о Ролане. Ведь раньше она никогда не могла и подумать о таких роскошных вещах, как белье из тонкого шелка, бархатная шапочка, лайковые и атласные туфельки. К тому же, во многих коробках были разложены дополнительные подарки от фирм, где они побывали. Анжелике трудно было устоять. Она решила примерить муслиновое платье с оборками, расшитое фиалками, плотно облегающее ее фигуру. Затем она долго расчесывала перед зеркалом свои роскошные волосы, пока они не стали совсем гладкими, и стянула их жесткой тесьмой.

Оглядев себя в зеркале, она осталась довольна своим видом. В это время в дверь постучали.

— Входите, — только и успела она сказать, как в комнате появилась Эмили.

— Дорогая, ты просто великолепна, а у меня для тебя хорошие новости.

— Не может быть.

— Приехал Ролан.

Лицо Анжелики вытянулось.

— В чем дело? — встревожилась Эмили.

— Я не хочу быть неблагодарной. Но ведь мы едва знакомы.

— Ничего страшного. Все в порядке. Просто Ролан обещал Филиппу спустить на воду лодку, которую ему подарил. И он хочет, чтобы мы при этом присутствовали.

— Хорошо, Эмили, но может быть, я посплю…

— Нет, я и слышать об этом не хочу. Анжелика, я понимаю, что это неожиданно, но Ролану будет приятно. Он прекрасный человек. И я уверена, что он будет прекрасным мужем. А теперь пойдем в парк.

— Хорошо, — согласилась Анжелика.

* * *


Парк, в который направились Эмили с Анжеликой, был красив. В небольшом пруду, вокруг которого росли дубы, плавали лебеди.

У Филиппа от восторга блестели глаза: лодка наконец-то будет спущена на воду!

Эмили с Анжеликой стояли под цветными зонтиками, скрываясь от солнца, и наблюдали за происходящим. Глядя на Ролана и Филиппа, Анжелика видела, как они похожи. И ей вспомнилось, как Ролан пристально смотрел на нее, а потом, полуобняв, поцеловал в щеку.

— Ты прекрасно выглядишь, — сказал он.

Простой и доброжелательный тон его слов подкупил Анжелику. Однако она не была готова к тому чтобы на нее так смотрели. От этих мыслей Анжелику отвлек Филипп, который хлопал в ладоши, глядя на лодку.

Эмили подмигнула Ролану и сказала:

— Может, вы пройдетесь в дубраву? — она посмотрела на Анжелику. — А я останусь с Филиппом.

Анжелика закусила губу. Что касается Ролана, он улыбнулся:

— Прекрасная мысль, как раз хочется размяться! — С этими словами он подал невесте руку.

В течение нескольких минут они молча шли, глядя на поросшие мхом деревья. Рядом с Роланом Анжелика чувствовала себя спокойной, уверенной. Рослый, отлично одетый — в коричневом фраке и белоснежной рубашке с черным галстуком, — он выглядел настоящим аристократом, властным и требовательным. Он широко шагал, так что Анжелике трудно было не отстать от него, пока они огибали пруд. Анжелика шла рядом с мужчиной, за которого предстояло выйти замуж — за незнакомца, с которым она будет делить супружеское ложе.

— Анжелика, — обратился он к ней, — ты как, привыкла к мысли о нашем супружестве?

В ответ она покраснела, потом, помолчав, проговорила:

— Я вам уже сказала, что исполню волю своих родителей.

— Может быть, ты не хочешь этого?

Анжелика ничего не ответила.

Ролан вздохнул и попросил ее:

— Расскажи мне о своей прежней жизни, до встречи со мной.

— До встречи?

— Когда ты жила с родителями, если это тебе не тяжело.

Анжелика попыталась собраться с мыслями, но говорить было трудно, и она произнесла со вздохом:

— Я была счастлива дома. У нас было все просто. У родителей — небольшая ферма. Работы хватало. По воскресеньям мы посещали церковь.

— Бьюсь об заклад, что для тебя это было нетрудно.

Такое замечание не понравилось Анжелике, она возразила:

— Мои родители меня очень любили и давали мне все необходимое!

— Не сомневаюсь. Но, поверь мне, я не буду копаться в твоем прошлом. Мне просто хочется, чтобы ты лучше себе представляла, как меняется твоя жизнь и что она тебе принесет.

— Принесет? — с горечью произнесла девушка. — Но у меня нет выбора. Расскажите, мсье… — она старалась подыскивать слова, — о причинах вашей… э-э… э — благотворительности.

— Анжелика, в нашем браке нет ничего унижающего. Смотри на него более оптимистично.

— Но я смотрю правде в глаза. Что я знаю о вас? О вашем прошлом? Вы что, рады этому браку? Ведь выбор супруги сделан не вами.

При ее словах он стиснул зубы, потом произнес с оскорбленным видом:

— Я думаю, наш брак должен тебя устроить.

При этих словах у Анжелики застучала кровь в висках, но она ответила с достоинством:

— Прекрасно, мсье.

И в эту минуту она споткнулась. Руки Ролана подхватили ее, не дав упасть. При этом Анжелика увидела близко перед собой его лицо. Услышала запах его одеколона и почувствовала слабость. Она попыталась вырваться из его рук, но не смогла.

— Отпустите, — взмолилась она.

Ролан только усмехнулся. Он ничего не хотел слышать.

— Нет. Ведь ты — моя… невеста!

Он попытался поцеловать ее, а Анжелика начала сопротивляться. Зонтик выпал из ее рук. Но ей удалось вырваться. Она никогда прежде не ощущала вкуса настоящего поцелуя!

Ласка Ролана была чувственной, он дрожал от желания. Она ощутила его губы, язык… Но ее чувства как бы раздвоились. К своему удивлению, она обнаружила, что его напор не отталкивает ее, а, напротив, порождает какое-то приятное томление. В конце концов она прекратила сопротивляться. В тот миг, когда она оставила борьбу, сила его поцелуя ослабла, хотя чувствовалось, что он ему доставляет удовольствие.

Поцелуй, внезапно начавшийся, так же внезапно и завершился. Ролан отпустил Анжелику, и она чуть не потеряла равновесие. Она бросила на него взгляд, полный негодования, а в ответ получила циничную ухмылку. Ею овладело желание дать ему пощечину, но он остановил ее:

— Не следует этого делать, дорогая. Теперь я — твой жених, и имею на это полное право. Помимо всего прочего, мне сдается, что мой поцелуй уж не настолько был тебе противен.

При этом высказывании щеки Анжелики зарделись, а желание дать пощечину еще больше возросло. Однако все, на что она была способна, — это опустить руки и посмотреть на Ролана с негодованием. В сущности, он сказал правду. У него было право целовать ее, и, когда он это сделал, она, к своему стыду, ощутила только слабость. Этот проступок был совершен с бесцеремонностью, у нее просто закружилась голова, и она поняла, что в дальнейшем он будет еще более агрессивен, предъявляя на нее свои жениховские права. «Что же, он прав, — подумала она, — никуда не денешься! Впрочем, судя по всему, ему ничего не надо было, кроме сожительницы, и я должна стать ею — женой в глазах закона, а в действительности — любовницей».

Неожиданно послышался голос Филиппа:

— Мадемуазель Анжелика! Дядя! Идите сюда.

С подчеркнутой вежливостью Ролан подал руку Анжелике и вернул зонтик:

— Может быть, мы присоединимся к компании?

Отвергнув предложенную руку, Анжелика выпрямилась и попыталась гордо пройти мимо, забыв, от злости на Ролана, что перед этим она подвернула ногу. А сейчас почувствовала, что каждый шаг ей дается с трудом. И хотя она скрывала это, сохраняя гордый вид, Ролан ухватил ее за рукав, и она снова оказалась в его объятиях.

— Отпустите меня, мсье! — взмолилась она.

— Вряд ли это возможно, — ответил он. — Ты подвернула ногу, когда оступилась. И я не могу допустить, чтобы ты хромала, идя под венец.

— А вас смутила бы хромающая невеста?

— Ты не понимаешь меня. Я скорее отложу свадьбу, чем причиню тебе такое неприятное ощущение. Хотя, к твоему неудовольствию, откладывать свадьбу я не собираюсь, что бы там ни было.

— Вы это уже подтвердили, и довольно недвусмысленно.

К досаде Анжелики, Ролан рассмеялся.


10


В этот вечер Ролан ужинал с Жан-Пьером в ресторане «Ви Карр». Они удобно разместились за уютным столиком и ели отварную красную рыбу под пикантным креольским соусом.

— Ты виделся с Анжеликой еще раз, кузен? — спросил Жан-Пьер, смакуя вино.

Нахмурившись, Ролан нехотя ответил:

— Да, видел.

— И что, не все еще идет так, как тебе бы этого хотелось?

Ролан вздохнул, отложив вилку:

— Она явно не стремится к замужеству, если тебя это интересует, — потом в раздражении добавил: — Но она согласилась пойти за меня, ибо так хотели ее родители.

— Смотри-ка, она не бросилась тебе на шею, как это обычно делают все женщины в округе.

— Что ты хочешь этим сказать? — ухмыльнулся Ролан.

— Только то, что ты всегда мог рассчитывать на хорошую партию. Семья Делакруа известна как одна из самых зажиточных, и вся округа считает, что сыновья Делакруа — это хорошая партия.

— Да, эта девушка не знает сама, чего хочет.

— Не может быть!

— Это так. Хотя стопроцентной уверенности у меня нет.

— Выходит, она, будучи твоей невестой, остается для тебя загадкой? Не так ли?

Ролан отмолчался, а Жан-Пьер продолжал:

— Ты рассказал ей о Луизе?

— Нет, у меня нет желания говорить с ней на эту тему, тем более что она и так относится ко всему происходящему настороженно.

— Но ведь после женитьбы рано или поздно она узнает об этом? — удивился Жан-Пьер.

Ролан вздохнул. Он совсем забыл о том, что в его доме живет сводная сестра, старая дева, которая знает всю эту историю.

Отвечая своим мыслям, он сказал:

— Думаю, что она не раскроет рта.

— Но если Бланш не скажет, то это сделает кто-нибудь другой, — настаивал Жан-Пьер.

— К тому времени мы с Анжеликой уже поженимся, хотя я все-таки хотел бы, чтобы она знала подробности.

— Согласен, кузен.

Взволнованный вопросами Жан-Пьера, Ролан продолжал медленно потягивать вино. Он вспоминал разговор с Анжеликой, после которого его не покидало чувство, что она не расположена к нему. И в то же время она будет его женой, как бы ни была далека от этого желания! Конечно, временами он чувствовал, что она поддается его расположению и становится мягче, приветливей к нему, хотя и не осознает этого. Он не мог не отметить и того, что и сам не всегда вел себя достойным образом! Девушка задела его своим равнодушием, нежеланием ответить его чувствам. Отвергнув его, она возбудила в нем страсть завоевателя. Он решил поцеловать ее, чтобы вызвать у нее ответное чувство. Как бы то ни было, но он должен добиться взаимности! Сама мысль об этой возможности ласкала его душу, и здесь он был готов использовать любые средства. А женившись, он уже не выпустит ее из своих рук! Сейчас он был совершенно уверен в одном: соблазнив ее до женитьбы, он вызовет только ненависть. Он припомнил ее взгляд, исполненный холодного презрения. А этого нельзя допускать! Лучше пойти другим путем! А может быть ему лучше не расставаться с Каролиной и оставить в покое это невинное дитя? Время благотворно повлияет на Анжелику, и она поймет, что лучше быть женой такого человека, как он, и хорошей женой. И лучше всего, если она поймет, что он сдерживает себя, не предъявляя на нее супружеские права! Да, над этим всем стоит подумать…

* * *


Следующие несколько дней прошли незаметно для Эмили и ее протеже в постоянных заботах и разъездах. Ролана они видели только несколько раз, и то мельком. Он появился, чтобы поговорить с Эмили о предстоящей свадьбе. Каждый раз в тот день он обращался к Анжелике с преувеличенной любезностью и каждый раз наталкивался на вежливое холодное презрение. Она явно давала ему понять, что не может забыть того, что случилось в парке.

Эта первая встреча наедине глубоко запала девушке в душу. Она с содроганием вспоминала взгляд Ролана, когда он, схватив ее сильными руками, притягивал к себе. Однако она должна была признать, что возникшая близость вызывала в ней чувства, которых она раньше не знала и которые, она ощущала это подсознательно, не настолько уж неприятны.

Воспоминания об этом дне были неизменно связаны с чувством страха от напряженного взгляда Ролана, направленного на нее. Ролан был груб в своей откровенности, в желании дать ей понять, зачем она ему нужна.

Анжелика хорошо понимала, что ее присутствие обострило чувства Ролана и что ее строптивость лишь еще больше распаляет его желание. Но ведь она не хотела быть его невестой! Он раздражал ее! Как он только мог подумать, что может понравиться ей? Ведь они едва знакомы и в течение этого времени виделись только мельком. К сожалению, хотела она того или нет, ей надо выполнить последнюю волю родителей, выйти замуж за Ролана, и причем очень скоро.

По дороге из парка он сказал ей, что свадьба состоится до конца месяца, и та решительность, с которой он произнес это, показывали — с ним бесполезно спорить, все решено. Между тем, среди знакомых уже поползли слухи о подробностях этой свадьбы, хотя Эмили прилагала все усилия к тому, чтобы все выглядело благопристойно и Анжелика воспринимала бы свадьбу как радостное событие.

Посещения портных и визиты отнимали массу времени, но Эмили сказала девушке, что совершенно необходимо быть представленной ее знакомым, ибо, когда они в будущем приедут с Роланом в Новый Орлеан, у них должно быть много приглашений.

Время летело настолько быстро, что Анжелика не успела оглянуться, как подошел день свадьбы. Накануне девушка не сомкнула глаз, а на рассвете к ней в комнату вошла Эмили, чтобы начать подготовку к торжеству.

Анжелика приняла ванну, затем с помощью щипцов ей сделали подобающую для данного случая прическу. С головы до ног ее облачили во все белое: шелковые панталоны, чулки, сорочку, тугой корсет, нарядный лифчик и юбки. После этого торжественно одели белое платье с кружевами.

— О, Анжелика, ты просто восхитительна! — воскликнула Эмили, прикалывая просвечивающую вуаль на кудряшки невесты.

Анжелика натянуто улыбнулась, разглядывая себя в зеркале. Подвенечное платье из белого сатина с длинными рукавами и высоким воротником, запястья и лиф украшены крохотными жемчужинами, тонкая талия, подчеркивающая стройность девушки. Длинная юбка и шлейф на несколько метров. Дополняли этот наряд прекрасные туфельки и вязаные перчатки.

Анжелика обернулась к Эмили и, улыбнувшись, сказала:

— Ты сама прекрасно выглядишь в этом бледно-лиловом платье. Я так рада, что ты будешь моей посаженой матерью.

— Дорогая, для меня это большое удовольствие.

С помощью Эмили, поддерживающей шлейф свадебного платья, Анжелика прошла во двор, где их поджидали Морис Миро и Филипп; оба, отец и сын, были одеты в элегантные черные костюмы и кружевные льняные рубашки.

Морис восторженно воскликнул:

— Анжелика, ты — потрясающе красива!

Девушка в ответ только улыбнулась. А Морис повернулся к Эмили, чтобы вновь произнести восторженно:

— Эмили, дорогая, глядя на тебя, у меня даже дух захватывает.

Филипп тоже подтвердил:

— Да, мама, ты сегодня необычайно красива. И Анжелика, — он взял со стола свадебный букет и гордо преподнес его девушке.

— Теперь все в полном порядке.

Смеясь, все четверо направились к ожидающей их у железных ворот карете. Морис и Филипп галантно помогли дамам занять в ней места. На пути в Собор Святого Луи Эмили и Морис не переставали оживленно говорить о предстоящей церемонии. Филипп, который должен был преподнести невесте кольцо, гордо восседал с сатиновой подушечкой на коленях. Анжелика задумчиво смотрела через окно: два трубочиста с длинными соломенными щетками направлялись на рынок; три монашки приценивались к апельсинам на выносном лотке.

На коленях у нее был букет из фиалок и ландышей, изящно переплетенный кружевами и лентами. Она горько усмехнулась, вспомнив слова Филиппа. Анжелика чувствовала, как ее затягивает водоворот. Через несколько минут она станет женой Ролана Делакруа, и ее жизнь безвозвратно изменится. Она понимала также, что все это — дело рук Ролана. Всем управлял он, и теперь ее судьба зависела только от него. У нее не было другого пути, кроме замужества, особенно учитывая то, что ее дядя уехал по Миссисипи, Бог знает куда. Уже в какой раз она спрашивала себя, почему дядя ведет себя так странно и почему его нет рядом с ней в такой серьезный момент.

Довольно быстро пролетка проехала по узким улицам, переулку и выехала на площадь Оружия, которая была недалеко от реки. Когда-то эта площадь была местом проведения парадов и митингов, а в настоящее время она перестраивалась. Эмили сказала, что это делается по инициативе баронессы Понтальба, которой Анжелику недавно представили на одном из званых вечеров. На площади должны быть проложены новые тротуары, вокруг посажены деревья, а в центре будет возвышаться собор, часовня и новые пристройки — такова была идея мадам Понтальба.

Когда кучер остановил карету, Эмили с неприятным ощущением посмотрела на запыленные куски дерева, небрежно разбросанные тут и там. Утро обещало быть жарким и влажным, благодаря ветру с моря.

— Анжелика, будь осторожна, не ступай в грязь, — вырвалось у нее.

— Хорошо, Эмили, не беспокойся за меня.

Анжелика приподняла свои роскошные юбки и постаралась аккуратно ступить на каменные плиты, ведущие к собору. Филипп высоко поднял ее шлейф.

В соборе Анжелику отвели в боковую комнату, где Эмили завершила последние приготовления.

— Дорогая моя, ты — очаровательна, ты — самая красивая невеста, которую я когда-либо видела. И ты будешь очень счастлива, — заключила она, обнимая девушку.

— Спасибо, Эмили. Мне трудно высказать, насколько я тебе благодарна за все то, что ты для меня сделала.

Они вместе вышли из маленькой комнатушки, и процессия начала свое шествие по собору — впереди всех Эмили, посаженая мать, затем Филипп, несший кольца, и, наконец, Анжелика под руку с Морисом. Их путь был усеян гардениями, а конец каждого ряда заканчивался благоухающей гирляндой из цветов. Когда Анжелика проходила через алтарь, она обратила внимание на то, что на венчание собралось много народа. Ей показалось, что на скамейках сидят по меньшей мере около ста хорошо одетых креолов. Все внимание присутствующих было приковано к ней. Анжелика почувствовала, как румянец заливает ее щеки, однако вуаль помогла скрыть волнение.

Процессия приблизилась к улыбающемуся священнику. Ролан стоял рядом с епископом. У Анжелики забилось сердце, когда она вновь увидела своего будущего мужа. Ролан выглядел очень эффектно в черном бархатном фраке, черном жилете и льняной рубашке с кружевным жабо. Он был прекрасно причесан и выглядел зрелым мужчиной. Она почувствовала, что для всех он образец и по внешним данным, и по характеру. И этот мужчина должен стать ее мужем! Приближаясь к нему, она увидела, как он разглядывает ее подвенечный наряд. Его глаза сверкали от желания, взгляд был жаден настолько, что внутри у нее все задрожало.

Во время церемонии ею овладело чувство, что все происходящее не имеет к ней никакого отношения. После того как Морис передал руку Анжелики Ролану, она стала автоматически повторять слова молитвы, не вдумываясь в их смысл, и только наполовину слышала слова епископа. Холодное золотое кольцо было одето ей на палец, и она, как в тумане, почувствовала, что Ролан приподнял вуаль и поцеловал ее в губы. Все было кончено. Вместе с Роланом они вышли на залитую солнцем площадь, и толпа креолов сразу же направилась к ним с поздравлениями.


Члены семьи Миро не мешкая потянули их в свою карету, торопясь в отель «Сент-Луис», где должен был состояться свадебный завтрак. Под руку с Роланом Анжелика вошла в зал.

Поскольку ожидалось большое количество гостей, завтрак должен был состояться в ротонде, где под куполообразным сводом уже были расставлены приборы. Столы и стулья перенесены в большую залу, где, как правило, устраивались балы креольского общества. Анжелика вновь растрогалась, когда увидела — сколько вокруг нее цветов.

Приглашенные встали по одну сторону, а Анжелика с мужем по другую, вместе они приветствовали гостей; большинство имен и лиц сливались для нее в одно пятно, однако она оживилась, когда к ним подошел Жан-Пьер. Он пожал руку Ролану и поцеловал Анжелику в щеку.

Как только гости были представлены друг другу, всех рассадили за стол, места во главе которого заняли Ролан, Анжелика и семья Миро.

Официанты с подносами, полными аппетитной пищи, быстро скользили мимо гостей. Блюда быстро сменялись, однако Анжелика успела выпить немного шампанского и попробовала предложенную ей закуску. Она все время ощущала присутствие Ролана, его взгляд. Широкое золотое кольцо на руке напоминало, что скоро она останется с ним наедине. Слава Богу, прием быстро закончился, и Ролан с Анжеликой и семьей Миро отправились в городской дом Миро, где Ролан переоделся в гостиной, а Эмили отвела Анжелику в спальню, чтобы помочь ей собраться для путешествия по реке на плантацию Делакруа — Бель Элиз.

Анжелика прекрасно знала, что свадебного путешествия не будет, поскольку Ролан определенно сказал, что его ждут неотложные дела в Бель Элизе. Таким образом, им предстояло провести свою первую брачную ночь именно там.

Эмили помогала упаковывать последние вещи, когда раздался стук в дверь, на который она коротко бросила:

— Войдите!

Появилась Коко — с потупленным взором, взволнованная, теребящая в руках платок. Она обратилась к Эмили:

— Мсье послал меня узнать, все ли готово к отъезду?

В свою очередь Эмили обратилась к Анжелике:

— Ты готова, дорогая?

Анжелика закусила губу и окинула взглядом большую, всю залитую солнцем комнату, которая была ее домом последние две недели. Пора было идти навстречу судьбе, уготованной ей.

— Эмили, я проверю еще туалетный столик.

Эмили прекрасно знала, что он пуст, но интуитивно чувствовала, что должна пойти навстречу Анжелике, поэтому быстро ответила:

— Конечно, дорогая. Я пока спущусь и скажу нетерпеливому новобрачному, что ты скоро присоединишься к нам. И пришлю Бенджамена забрать твой сундук.

Эмили вышла. В то время как Коко приводила в порядок оставшиеся вещи, Анжелика посмотрела на себя в зеркало. Поскольку сегодня было влажно, она надела легкое платье из тонкого бледно-голубого муслина, соломенный капор и батистовые перчатки. Она была готова к тому, чтобы выдержать солнце, которое будет нещадно палить на палубе почтового парохода. Сколько еще можно протянуть? Мысли Анжелики были неожиданно прерваны Коко, которая перекладывала туалетные принадлежности, а потом в отчаянии вскрикнула, когда хрустальная ваза, полная цветов, упала со столика.

Анжелика резко повернулась и увидела, как по деревянному полированному полу разливается вода, покрывая осколки хрусталя и цветы. Коко сразу же ударилась в истерику:

— О, мадам! Простите меня! Я — такая неповоротливая!

— Чепуха! — успокоила ее Анжелика. — Это просто случайность.

Она взяла полотенце и, несмотря на протесты Коко, помогла ей убрать осколки и поникшие цветы. Но даже после того как был восстановлен порядок, Коко продолжала хныкать.

— В чем дело, Коко? Что еще случилось? — стала настойчиво расспрашивать девочку Анжелика.

— О, мадам, вы не могли бы взять меня с собой? На плантацию к мсье?

Удивленная такой просьбой, Анжелика ответила ей:

— Я — не против. Но ведь ты принадлежишь моему дяде, — она нахмурилась, пытаясь понять, отчего девочка так настойчиво просит ее взять с собой.

— Скажи мне правду! О тебе некому побеспокоиться, пока дядя не приедет? Но ведь мадам Миро сказала, что ты будешь здесь.

— Нет, нет, не в этом дело, мадам, — прервала ее слова со всхлипыванием Коко.

— Но тогда в чем же дело? — настаивала Анжелика. — Коко, мне не хотелось бы, чтобы я казалась жестокой, но мсье Делакруа и я должны уехать через четверть часа, или мы опоздаем на пароход. Будь искренней или я не смогу ничем тебе помочь.

Девочка грустно кивнула головой, уставившись в пол, потом сдавленным голосом сказала:

— Я — enciente, мадам.

— «Enciente»? — переспросила Анжелика. — Ты хочешь сказать, что ты беременна? — И, когда девочка кивнула головой, Анжелика требовательно спросила:

— И кто это сделал?

— Я не смею сказать, мадам, — в отчаянии прошептала Коко.

С яростью Анжелика стала строить догадки. Кто мог одарить бедную девочку ребенком? Она была единственная служанка Жиля Фремо и всегда панически боялась хозяина. Трудно было предположить, что при этом она пошла бы против своего инстинктивного страха. И потом она не может говорить плохо про своего хозяина. Белого человека. Анжелика распалялась, думая о том, что мог сделать дядюшка с этой мулаткой, которая практически была ребенком.

— Коко, скажи, кто отец ребенка? Хозяин Жиль? — спросила снова она.

Девочка задрожала всем телом, Анжелика взяла ее за плечи и твердо сказала:

— Ты должна довериться мне. Клянусь смертью своих родителей, я не выдам тебя.

— Вы не скажете хозяину Жилю ничего?

— Никогда, — пообещала Анжелика.

— Хозяин Жиль — отец ребенка, — призналась девочка.

Узнав о таком низком поведении своего дяди, Анжелика почувствовала, что ее переполняют чувства отвращения и ненависти, что ее подмывает послать в его адрес проклятье. Снова перед ней стояла проблема — как помочь Коко? Видимо, придется сразу же обратиться за помощью к Ролану, поэтому она попросила девочку сходить к мсье Делакруа и передать ему ее просьбу о том, что она хочет поговорить с ним. Самой же девочке она посоветовала как можно быстрее упаковаться.

— Я еду с вами, мадам? — не веря, переспросила Коко.

— Если ответ требуется только от меня, то да, — ответила ей Анжелика. — И поспеши!

Когда Коко вышла из комнаты, Анжелика подумала о том, что можно было бы рассказать Миро о беде девочки. А затем подумала, что неловко приглашать Ролана к себе в комнату, впрочем, вовремя вспомнила, что теперь они женаты, что его присутствие в ее спальне вполне объяснимо.

Раздался стук в дверь, и появился Ролан. Для дороги он переоделся в коричневый сюртук и брюки в полоску. Как всегда, его появление вызвало у нее чувство смущения, но она постаралась скрыть это.

— Добрый день, мадам Делакруа, — приветствовал ее Ролан, проходя в комнату. — Несмотря на то, что мне приятно провести с вами время наедине, могу ли я напомнить вам, что мы опаздываем?

Зардевшись, она спокойно ответила:

— Ролан, у меня возникла небольшая проблема.

— В самом деле?

— Это касается Коко, — скрестив пальцы, она выпалила: — Коко беременна от дяди Жиля.

Нахмурившись, Ролан долго сидел молча, потом вздохнул и сказал:

— Анжелика, это не такое уж необычное дело для рабовладельца, — как наносить визиты к негритянкам, которые для них — собственность.

— Ты говоришь исходя из собственного опыта?

Взгляд его стал жестким, и он бросил:

— Дорогая, это нечестно.

Она кивнула головой в знак того, что согласна с ним.

— Я прошу тебя, Ролан, прими мои извинения. Ты — прав. И я не виню тебя за то положение, в котором оказалась Коко. Я просто потрясена. Коко — ребенок, ей всего четырнадцать, и дядя Жиль поступил ужасно.

Ролан кивнул:

— Да, он достоин порицания, я согласен. Но что делать, дорогая?

Анжелика сделала шаг к нему:

— Я хочу ее взять собой, она будет моей служанкой.

На секунду он задумался, потом кивнул в знак согласия.

— А дядя Жиль? Ты думаешь, что он пойдет нам навстречу?

К удивлению Анжелики, Ролан рассмеялся.

— Я думаю, что «да». И скажу тебе больше, я подпишу чек и отдам его Морису, попросив нанести Жилю визит, как только тот вернется из поездки. Все уладится, а бумаги Коко Морис вышлет на плантацию.

— О, Ролан! Это прекрасно! — не задумываясь, Анжелика подошла к Ролану и нежно его обняла. Он улыбнулся, и она тотчас же отстранилась.

— Анжелика, скажи мне правду, а к тебе дядя Жиль не приставал?

Анжелика почувствовала, что лицо заливает краской:

— Что ты имеешь в виду?

Ролан серьезно произнес:

— Анжелика, ты должна быть откровенна со мной. Я хотел бы знать…

— Что?

— Я твой муж и у меня есть право знать, как обращался с тобой твой дядя, — он глубоко вздохнул.

Анжелика не была уверена, что точно понимает, о чем хочет знать Ролан, но встряхнула в ответ головой и решительно ответила:

— Дядя Жиль никогда не причинял мне неприятностей.

Ей хотелось добавить, что в присутствии Ролана на нее всегда нападало смущение, что ей становилось неловко при виде его выхоленной и мужественной внешности и обходительных манер, но промолчала.

Было видно, что Ролана не устроил ее ответ, однако он не мог больше говорить на эту тему, так как их разговор был прерван стуком в дверь. Он открыл ее. Вошел Бенджамен за сундуком Анжелики. Но Анжелике было не до него, поскольку она увидела в коридоре Коко, стоявшую со своими жалкими пожитками, завернутыми в потертую матерчатую сумку. Ей захотелось подойти к девочке и сказать, что проблема решена, успокоить ее, поведав о хороших новостях.


11


Полуденный зной был невыносим, когда Анжелика, Ролан и Коко ехали в пролетке Миро на причал. Воздух был напоен запахами отбросов, забивших открытые коллекторы, и пищевых продуктов — мяса и мясных изделий, животных, кофе, рома, табака, которые везли мимо проезжающие уличные торговцы.

Наконец они подъехали к причалу, высадились и увидели длинную вереницу судов, стоявших по обе его стороны. Новый Орлеан расположен ниже уровня реки, и от этого казался как бы погруженным в воду. К северу вдоль набережной были пришвартованы большие океанские суда с парусами и гигантскими мачтами, к югу — мелкие плоскодонки и килевые шлюпки, а непосредственно перед ними красовались паровые суда.

В середине лета деловая активность в доках Нового Орлеана была не настолько высока, как в период сбора урожая. Слабый ветерок проносился над покачивающимися судами, и в доках грузчики не спешили с погрузкой бочек и мешков, набросанных в беспорядке по набережной.

— На каком пароходе мы поплывем? — спросила Анжелика Ролана, глядя, как кучер разгружает их багаж.

— «Принцесса Баю», — ответил Ролан, вынимая билеты из кармана сюртука и показывая на средних размеров судно, на которое уже началась посадка.

Они поднялись по трапу «Принцессы» с кучером, следовавшим за ними. Ролан купил дополнительно еще один билет — для Коко и сдал общий багаж.

Когда судно отчалило, Коко присоединилась к другим рабам, находящимся в носовом отсеке, а Ролан и Анжелика отправились выпить холодного лимонада в центральную каюту. Потом они последовали примеру других и поднялись на верхнюю палубу. Было приятно от того, что большой шумный город остался позади, навстречу им дул теплый влажный ветерок и судно плыло по необычно широкому фарватеру. Внимательно разглядывая берега, Анжелика заметила, что их покрывает густой смешанный лес, среди которого выделялись дубы и стройные кипарисы. У кромки воды виднелись заросли тростника. Поперек узкой протоки простиралась отмель, на краю которой вышагивали громадные голубые цапли и немного поменьше — белые, которые деловито выискивали раков. Над ними в лазурном небе медленно описывал круги ястреб. Воздух был пропитан запахом реки и острым ароматом густой зелени.

— Сколько плыть до твоей плантации? — спросила Анжелика Ролана.

— Около трех часов, так что мы прибудем задолго до наступления ночи.

Анжелика ничего больше не сказала, уйдя в свои мысли, но беспокойство, прозвучавшее в ее вопросе, не ускользнуло от Ролана.

— Анжелика, — после небольшой паузы обратился он к ней, — меня интересует…

— Да?

Он глубоко вздохнул и повернулся к ней:

— Я хорошо знаю, что для тебя замужество было неожиданным. И я подумал, что в твои семнадцать лет, возможно, не совсем понятны обязанности жены, поэтому, может быть, лучше будет, если ты поедешь в Париж на год-два. Там есть прекрасные школы для молодых девушек и, возможно, они лучше подготовят тебя к роли жены, чем я.

Анжелика вся сжалась, но все-таки робко произнесла:

— Мсье, это — исключено.

— Но почему? — Ролан не мог скрыть удивления.

— Да, — твердо сказала она. — Я прекрасно знаю, что значит быть женой.

— Действительно? — брови его поднялись.

— Да, и я не могу понять, почему вам пришла в голову мысль отослать меня в Париж, будто бы вы не знаете ничего о нашей договоренности.

— Договоренности? — переспросил Ролан.

— Да. Ведь наш брак заключен согласно договоренности между нашими родителями, и я обязана выполнять их желание. Исполнять свой христианский долг, став вашей женой, поэтому я не могу покинуть вас, уехав в Париж или куда-либо еще.

К ее удивлению, Ролан нахмурился, потом пробормотал:

— Хорошо. Но, может быть, ты не хочешь расставаться, потому что тебе будет недоставать меня? Или расставание со мной не вызывает у тебя ни малейшего сожаления, раз ты занята только выполнением долга перед родителями? Тогда я не буду навязывать тебе свое общество и оставлю тебя вместе с твоими мыслями о твоем христианском долге.

Ошеломленная таким поворотом, Анжелика попыталась протестовать, но Ролан, не слушая ее, ушел.


К полудню солнце припекало еще сильнее, на небе не было ни облачка, а воздух стал настолько влажным и душным, что казалось, его можно резать, как вафли. Анжелика пряталась от солнечных лучей под тентом на верхней палубе и, задумавшись, обмахивалась шелковым веером, подаренным накануне Эмилией.

Медленное путешествие по реке открывало ее взору великолепные картины: величавые колесные пароходы, загруженные бочками, мешками, скотом, проплывали мимо них в направлении Нового Орлеана; плоскодонки, килевые шлюпки, баржи. Иногда до Анжелики доносились звуки гармоники или восклицания палубных матросов, когда они играли в кости или карты. От реки ответвлялись поросшие мхом, заболоченные рукава, в них нежились под солнечными лучами в своих грязевых ваннах крокодилы, проплывали мимо громадные черепахи, над которыми вились диковинные стрекозы. Иногда в лагунах Анжелика могла разглядеть покосившиеся коттеджи. Временами она видела, как ей казалось, мужа с женой или отца с сыном, которые ловили рыбу с лодки, напоминая ей о прошлом, когда она с отцом выбиралась на рыбалку.

О, если бы только она могла сейчас поехать домой! Она знала, что деревня Сент-Джеймс находилась на расстоянии лишь двух церковных переходов вверх по реке. Там, конечно, мадам Сантони позаботилась бы о ней. С грустью глядя на свое золотое кольцо, она прощалась с прошлым. Она уже никогда не вернется в Сент-Джеймс, в свое детство. Сейчас она уже замужняя женщина, и у нее был странный муж, который не нуждался в ее присутствии и хотел от нее избавиться. Он даже разозлился на нее, когда она стала настаивать на выполнении воли родителей. А зачем Ролан женился на ней, если договор ее родителей так мало значил для него? Если он предложил уехать молодой жене всего через несколько часов после свадьбы? Желание Ролана отправить ее во Францию лишало уверенности в себе. А ее новый дом между тем приближался.

Громкий мужской смех прервал мысли Анжелики. Она посмотрела на Ролана и его компаньона, который показывал на величественный дом, стоявший на восточном берегу Миссисипи, к которому вела дубовая аллея. Анжелика уже видела дома плантаторов, когда ехала с дядей Жилем по реке двумя неделями раньше, но этот производил гораздо большее впечатление. Собеседник Ролана, между тем, ушел на нижнюю палубу. Ролан подошел к Анжелике поближе, встал рядом с ней, облокотился на поручни. Она искоса посмотрела на него, но не смогла понять выражения его глаз, наполовину скрытых под широкой панамой.

— Скоро мы будем в Бель Элизе, — заметил он.

И у Анжелики отлегло от сердца, потому что из его голоса ушли злые нотки, хотя чувствовалось, что в мыслях он далеко.

— Бель Элиз — красивое название для плантации, — сказала Анжелика.

Ролан кивнул.

— Мой дед, Арно Делакруа, дал ей такое красивое название в честь бабушки, Элизы, когда они эмигрировали в Луизиану из Санто-Доминго в середине прошлого века.

— Вы живете совсем один? — рискнула спросить она.

— Нет, — ответил он, поколебавшись. — Там живет еще моя сводная сестра.

— Да?

— Бланш — дочь второй жены моего отца. Ее звали Маргарет. Она поселилась в Бель Элизе лет пятнадцать тому назад, когда мой отец женился на ее матери. Позже Маргарет и отец умерли от холеры, и в доме осталась Бланш.

— Понятно, — пробормотала Анжелика. Таким образом, выходило, что отец и мачеха Ролана умерли всего лишь год спустя после того, как они договорились о браке между ней и Роланом. Эта мысль как-то не укладывалась в голове.

— Я сожалею о смерти ваших родителей, — сказала Анжелика.

Он пожал плечами, а потом проронил:

— Твоя потеря по сравнению с моей совсем недавняя, и я уверен, что ты больше переживаешь.

Она закусила губу, а затем спросила:

— Твоя сестра знает о нас?

Роланд тряхнул головой:

— Вся эта спешка, в которой прошла наша свадьба, не позволила ее уведомить…

— А почему ты не пригласил ее в Новый Орлеан на свадьбу?

Он нахмурился.

— Она — очень нерешительна и не смогла бы быстро приехать.

— Сколько же ей лет?

— Двадцать восемь.

— Она когда-нибудь была замужем?

Роланд вздохнул, потом начал объяснять:

— Понимаешь, у Бланш есть недостаток — довольно большое родимое пятно, которое портит ее лицо. Никто из мужчин не обращает на нее внимания, и она вся ушла в себя.

— Печально.

Ролан сжал губы, потом заметил:

— Иногда люди жестоки к ней, сами того не замечая, особенно дети. Когда мы были подростками, мы дразнили ее, и ей было очень обидно. Подобное не проходит бесследно!

Анжелика с интересом наблюдала за Роланом, слушала его и одновременно пыталась представить себе его сестру, их взаимоотношения, ее характер.

— У Бланш нет большого музыкального таланта, но она с удовольствием играет на фортепьяно. Вы с ней прекрасно споетесь и составите дуэт. У тебя ведь прекрасный голос.

— Откуда вы знаете, что я пою?

— Эмили упомянула как-то раз, что слышала, как ты поешь.

— О! — вздохнула Анжелика, еще больше смущаясь. — Надеюсь, что я ее не очень обеспокоила.

— Чепуха! — заключил Ролан. — Эмили сказала, что у тебя просто очаровательный голос.

Приободренная этими словами, Анжелика улыбнулась. Однако ответной реакции не почувствовала, так как Ролан целиком отдался созерцанию берега. Она опять вздохнула. Очевидно, что он все еще сердит на нее. Итак, теперь известно, что в Бель Элизе вместе с Роланом живет другая женщина, о которой ее муж говорит с уважением… Как отнесется эта загадочная Бланш к новой хозяйке?

Эти мысли были прерваны словами Ролана:

— Дорогая, а вот и Бель Элиз.

Анжелика улыбнулась в ответ, тем более что было приятно услышать, как он ее назвал «дорогая». Она посмотрела на восточный берег и увидела плантацию — ее окружала насыпь из грунта, густо заросшая дикими фиалками. Выдавался причал, где были привязаны пирога и килевая шлюпка. По набережной проезжала пролетка. После того как их пароход повернул, Анжелике открылась длинная дубовая аллея, подобная виденной ранее. В конце аллеи стоял такой красивый дом, что у Анжелики захватило дух. Усадьба была огромной, в ее постройке господствовал классический стиль. Анжелике показалось, что это самый красивый дом из тех, какие она видела. Двухэтажный, из кирпича, выкрашенного в белый цвет, восемь изящных, величественных колонн, вокруг галереи, а высокие окна закрыты темно-зелеными ставнями. В центре каждого этажа вырисовывались двери; над высокой крышей возвышались три трубы, под которыми размещались слуховые окна.

— Какой красивый дом, — прошептала Анжелика.

Ролан улыбнулся в ответ:

— Первый дом стоял ближе к реке и был сильно поврежден во время половодья около двадцати лет тому назад. Вот тогда мой отец и выстроил этот, подальше от воды.

Пароходный гудок возвестил, что путешествие их подходит к концу. В течение нескольких минут судно пришвартовалось, спустили трал, и стало видно, как из дубовой аллеи выкатила открытая четырехместная коляска, запряженная парой красивых гнедых. На козлах восседал негр в ливрее.

— Отлично, — сказал Ролан. — Похоже, Рубен услышал пароходный гудок и приехал, чтобы сразу же отвезти нас домой.

Рубен действительно спешил, поскольку сразу же, как только спустили трап, забрал их багаж. Приятной наружности молодой раб приветствовал «хозяина Делакруа» почтительной улыбкой, и его карие глаза только на секунду выдали его удивление, когда Ролан ему сказал, что вместе с ним Анжелика — новая «мадам Делакруа». Рубен поклонился Анжелике и задержал взгляд на Коко. Все происходящее забавляло Анжелику, ей понравился и путь от причала к усадьбе, и дубы, под которыми было прохладно, и заросли цветущих магнолий.

Когда экипаж остановился перед домом, Ролан спрыгнул и подал руку Анжелике, не забыв бросить Рубену:

— А ты займись багажом! — и добавил, обращаясь к мулатке:

— Пошли, Коко!

Анжелика и Ролан поднялись по ступенькам, Коко не отставала. Пожилой негр, одетый как дворецкий, открыл дверь и приветствовал их:

— Добро пожаловать!

— Здравствуй, Генри!

Длинная, широкая прихожая, вся выложенная восточными коврами, была красива. Из нее наверх поднималась винтовая лестница. Анжелика оглянулась. Ее поразили элегантность и богатство обстановки, полированные мраморные столики, стулья из розового дерева и обширный холл. Вдруг она услышала негромкую фортепьянную музыку. То, что исполнялось, было родным и знакомым — необычная трактовка вагнеровской «Вечерней звезды». Пианист так хорошо играл, что ей сразу же захотелось запеть. Вспомнив, что до этого говорил ей Ролан, она подумала, что это наверняка играет его сводная сестра Бланш.

— Генри, это миссис Делакруа, — объявил Ролан дворецкому. — Мы поженились в Новом Орлеане.

— Хорошо, — ответил Генри и, отвесив Анжелике поклон, добавил: — Добро пожаловать, мадам.

Анжелика отметила про себя, как вышколены слуги в этом доме.

— Генри, проводи, пожалуйста, мою жену в гостиную и позаботься о ее служанке, а я тем временем поговорю с мадемуазель Бланш, — продолжал Ролан давать указания дворецкому. Потом он обратился к Анжелике:

— Надеюсь, ты извинишь меня за недолгое отсутствие, дорогая?

— Конечно, Ролан.

С этими словами Ролан вышел, а Генри показал Анжелике на дверь справа от нее. Она вошла в комнату, также обставленную мебелью из розового дерева, с красивой обивкой из узорчатой шелковой ткани. Окна были прикрыты тяжелыми шелковыми портьерами золотистого оттенка. Спадающие до пола, они колыхались при малейшем дуновении ветерка. В центре висела хрустальная люстра, потолок над которой был украшен поразившей воображение Анжелики арабеской, выполненной из камня и обтянутой конским волосом. На стенах висели мастерски выполненные картины, на которых были изображены окрестные пейзажи с голубыми цаплями над лагуной, с девушками, занятыми хозяйственными работами.

Пройдя немного вперед, Анжелика увидела столовую, которая была отделена от гостиной широкой изящной аркой. Она также была очень просторная — с полированным деревянным полом, на котором лежал восточный ковер голубого и золотистых цветов, а такого громадного стола, украшавшего комнату, Анжелике еще не доводилось видеть.

Ошеломленная такой роскошью, Анжелика стояла, боясь пошевелиться, и была очень благодарна Генри, когда он спросил у нее:

— Принести вам что-нибудь освежающее, мадам? Может быть, стакан сладкой воды?

— Да, Генри, это было бы неплохо.

Когда он вышел из комнаты, мелодия, доносившаяся из гостиной, оборвалась. Она подумала, что это вызвано тем, что ее муж начал беседовать с Бланш, к которой он направился в библиотеку.


Он шел тихо, стараясь не шуметь, пока Бланш сама не закончит играть. Пианино стояло около окна, и яркий полуденный свет легко пробивался сквозь занавески, подчеркивая профиль Бланш. Рыжие волосы, собранные в пучок, аристократические черты лица и, как всегда, черное платье. Сегодня это платье украшал высокий воротник с камнем. Ролан уже подумал о том, что Бланш выглядит очень эффектно, тем более что обезображенная часть лица повернута к окну… В то время как ее длинные изящные пальцы скользили по клавишам, у нее на лице было задумчивое выражение, впрочем, так было всегда: при игре на фортепьяно лицо Бланш становилось задумчивым и мягким. Когда Бланш замерла, Ролан кашлянул, чтобы привлечь ее внимание к себе. Девушка повернулась и тотчас же вскочила, воскликнув:

— Ролан!

— Здравствуй, Бланш! — ответил тот, улыбаясь. — Я не хотел прерывать твою игру, тем более что звучала прекрасная мелодия, но…

— Спасибо, — прервала его Бланш, подходя к нему и стараясь в соответствии с давно укоренившейся привычкой наклонить голову так, чтобы не было видно темно-красного родимого пятна.

Ролан поцеловал ее в щеку.

— Ну, как ты провел время в Новом Орлеане, братец?

— Отлично. И думаю, что в скором времени тебе придется также съездить туда, прервав свое заточение. Эмили неоднократно мне говорила, что была бы очень довольна, если бы ты приехала к ней погостить. К тому же, следует обновить гардероб, сходить к портному… Знаю, ты очень любила свою мать, но пять лет слишком большой период для траура.

Бланш слушала его внимательно, не говоря ни слова. Ролан и не ждал ответа, тем более что прекрасно знал — его сводная сестра носит черное одеяние не просто в знак траура, а чтобы не привлекать к себе внимания из-за так называемого «уродства». Сцепив пальцы и избегая взгляда Ролана, Бланш сказала:

— Но мне очень нравится здесь. И в чем бы я ни нуждалась, я всегда могу заказать себе все из Нового Орлеана, Нью-Йорка и даже Парижа. Поверь, у меня все есть.

Ролан вздохнул. Уже не раз на протяжении многих лет он пытался убедить свою сводную сестру отбросить ложный стыд, но пока все было бесполезным. Хотя теперь он мог рассчитывать на помощь Анжелики. Последняя мысль напомнила ему, что пора перейти к делу. Он понимал, что сам оттягивает момент, когда скажет Бланш о жене, но боязнь ошеломить ее останавливала. Наконец он решился:

— Дорогая, у меня для тебя есть новость. Необычная. Давай присядем на минуту!

— Конечно же, Ролан, — лицо ее стало серьезным в ожидании его рассказа. — Ну, говори же!

— Боюсь прямо сказать, а окольного пути нет. Я — женился.

— Женился? — побледнев, переспросила Бланш, не веря его словам.

— Да, женился, — уже твердо сказал он, — во время своего пребывания в Новом Орлеане. И моя новая жена, Анжелика, ждет нас с тобой в гостиной. Я просто полагал, что должен сказать сначала тебе об этой новости.

— Ты так думаешь?

Ролан наклонил голову и внимательно посмотрел на сестру.

— Бланш, она тебе понравится, я в этом уверен. Она из Сент-Джеймса, жила на ферме вместе с родителями. Они умерли от желтой лихорадки несколько недель тому назад, и ее дядя, Жиль Фремо, был назначен опекуном. Он привез ее в Новый Орлеан, где, собственно, я ее и встретил.

— И что?

— Анжелика воспитывалась в религиозном духе, как и ты, и, помимо всего прочего, у нее очень хороший голос. Мне кажется, что между вами много общего.

— Ты так думаешь? — Бланш резко встала и подошла к окну.

Ролан тоже встал, вздохнул и последовал за ней.

— Пойми, — продолжал он, — Анжелике всего семнадцать лет и она еще совсем ребенок. Ей необходимо твое покровительство и дружба, и ты в этом, надеюсь, не откажешь ей.

Бланш долго молчала, пока собиралась с мыслями, потом повернулась к Ролану. Лицо ее было очень серьезно, потом она жестко сказала:

— Конечно, ты — прав, единственное, что тебе было необходимо, так это жениться.

Он постарался смягчить сказанное ей и еще раз предложил:

— Давай посидим…

Они сели. Нахмурившись, Бланш серьезно спросила Ролана:

— Все-таки скажи мне, как случилось, что ты на ней так быстро женился?

— Я рад, что ты облегчаешь мне задачу, но мне хотелось самому подробно рассказать тебе об этом. Я женился на ней в некотором роде обманным путем, конечно, для ее же блага. И я прошу тебя, не выдавай меня, не рассказывай никому то, о чем я тебе поверил.

— Объясни…

— Хорошо. Через Жан-Пьера мне стало известно, что с Жилем Фремо живет девушка и, учитывая его характер, она находится не в безопасном положении. Кроме того, Жан-Пьер был свидетелем того, как Жиль пытался продать ее для греха…

— Как все это ужасно!

Ролан в ответ печально кивнул, понимая, что правильно делает, рассказывая обо всем Бланш, девушке глубоко религиозной.

— Так или иначе, — продолжал он, — мы с Жан-Пьером поняли, что единственный путь, которым можно было бы спасти девушку от бесчестья — это найти ей подходящего мужа. Жан-Пьер, разумеется не подходил для этой роли, и тогда… — он улыбнулся, — я взял на себя эту миссию. Кроме всего прочего, девушка мне очень понравилась.

— Я так и поняла, — ответила Бланш, — и таким образом ты женился? А она? Она могла сказать свое слово, или ее никто ни о чем не спрашивал?

— Вот здесь и вышло, что пришлось пойти на обман. Понимаешь, мы должны были действовать как можно скорее для ее же безопасности и знали, что она не готова к тому, чтобы принимать такое решение. Поэтому мы сказали ей, что наш брак был давно оговорен с ее родителями несколько лет тому назад.

Бланш рассмеялась.

— И она этому поверила?

— Но у нее не было выбора. Мы только поторопили ее дядю, чтобы с девушкой ничего плохого не случилось, и он подтвердил наши слова. Убедил девушку в том, что нам было необходимо. Ее родители умерли, не оставив ей ничего, имущество сожгли. Мы сказали, что контракт исчез.

— Кажется, она слишком тебе понравилась, если ты сразу же решил жениться!

Ролан взял сестру за руки.

— Могу ли я положиться на тебя? Ты не расскажешь ей об этом обмане?

— Не знаю. Хороший брак не должен быть основан на лжи…

Он сжал ее руки и спросил:

— А что, было бы лучше, если бы она попала в одно из заведений в Новом Орлеане, откуда вызывают девушек по первому требованию?

— Я согласна с тобой и не расскажу твоей жене правды.

— Спасибо, Бланш, — с благодарностью сказал Ролан и отпустил ее руки.

— А как же быть с Луизой? — продолжила Бланш. — Не показалось ли твоей жене довольно странным, что родители дважды подумали о твоем браке.

Ролан заерзал, избегая взгляда Бланш:

— Я не говорил об этом с Анжеликой.

— Но Ролан!?

— А ты посмотри на все это с моей точки зрения. Я ничего не мог сделать, чтобы уговорить Анжелику сразу же приехать сюда. Она так чиста и невинна…

— И все-таки, что ты скажешь о Луизе? И Анжелика рано или поздно узнает о ней. Это только вопрос времени.

— Возможно, через несколько недель я или ты попробуем упомянуть о Луизе, как бы между прочим. Но, пожалуйста, дай возможность Анжелике привыкнуть к новой обстановке и принять наш брак как настоящий.

— Для тебя это важно?

— Да, — ответил неожиданно сорвавшимся голосом Ролан.

— Ну, что же, тогда пойдем, поприветствуем твою жену в Бель Элизе!

И Бланш вышла из комнаты. Вздохнув, Ролан последовал за ней.


12


Анжелика допивала сладкую воду, когда в комнату вошли Ролан с рыжеволосой женщиной. Она поставила недопитый стакан на столик и встала.

— Вот это и есть Анжелика, — сказал Ролан сестре, приближаясь к ней. И Анжелике сразу же бросилось в глаза большое бордовое пятно на лице незнакомки. «Бланш!» — промелькнуло в ее мозгу. Стараясь не смотреть на это пятно, она подошла к ним.

— Моя жена. А это моя сводная сестра — Бланш Сержант.

Бланш протянула руку Анжелике, и та с удовольствием ее пожала.

Волнуясь, Анжелика произнесла:

— Добрый день, мадемуазель Сержант!

На что Бланш сразу же запротестовала:

— Не надо так… Пожалуйста, зови меня просто «Бланш». Добро пожаловать в Бель Элиз.

— Благодарю…

Ролан хлопнул в ладоши:

— Ну, вот и прекрасно. Бланш, будь так любезна и покажи Анжелике ее комнату! Я уверен, что с дороги она хочет хоть немножко отдохнуть. Сегодня жарко, и это тоже неприятно.

— Конечно, брат, — ответила Бланш. — В какую комнату ее поместить?

— Думаю, в комнату рядом с моей спальней, — ответил он уверенно.

— Хорошо, — согласилась Бланш.

— В таком случае я пока буду свободен и пойду займусь делами. Надо узнать, что было в мое отсутствие.

С этими словами Ролан вышел.


Анжелика растерялась. Она никак не ожидала, что ее муж сразу же покинет ее, но внешне постаралась ничем себя не выдать. Бланш направилась к выходу, и Анжелика последовала за ней. Пока они поднимались по лестнице, Бланш не произнесла ни одного слова, и Анжелика вновь растерялась, не зная, что и думать. Бланш была вежлива и сдержанна, выражение ее лица не давало возможности понять, о чем она думает, а черное платье только усиливало чувство страха и неловкости.

Они вошли в коридор, такой широкий, что Анжелика не утерпела и сказала:

— Скажите, это вы играли на фортепиано, когда мы приехали? Мне очень понравилась мелодия…

Бланш приостановилась от неожиданности и твердо произнесла:

— Да, это была я.

— «Вечерняя звезда», — добавила Анжелика. — Но я люблю «Тангейзера», хотя многие не понимают творчество Вагнера.

Бланш подняла брови:

— Вы знакомы с оперой?

— Немного, — поколебавшись, ответила Анжелика.

— Ничего, мы еще успеем обсудить и это.

Бланш ввела Анжелику в большую просторную комнату с бледно-розовыми занавесками, большой кроватью, покрытой кружевным покрывалом под балдахином. У Анжелики перехватило дыхание, и она громко воскликнула:

— До чего же уютная и прекрасная комната!

Бланш кивнула:

— Тогда я оставляю тебя здесь. Я тоже думаю, что тебе необходим отдых. Прислать служанку?

— Не обязательно. Впрочем, со мной приехала одна. Ее зовут Коко, но я не знаю, где она сейчас.

— Без сомнения, Генри отправил ее на кухню подкрепиться. Я позабочусь о том, чтобы ее прислали к тебе. Багаж тоже принесут. — С этими словами Бланш вышла, но неожиданно вернулась, чтобы напомнить: — Обед ровно в шесть.

Наблюдая за выходящей, Анжелика подумала о том, что, хотя сестра Ролана вежлива с ней, особенного восторга ее появление в доме у нее не вызвало. Скорее, она была в раздумье. Кроме того, судя по всему, Бланш привыкла править здесь и, естественно, появление новой хозяйки могло нарушить ее планы. А Анжелике хотелось, чтобы ее приняли хорошо, чтобы она утвердилась в качестве хозяйки поместья. Возможно, Бланш встанет на ее сторону, но необходимо быть осторожной. Анжелика сняла шляпу, аккуратно положила ее рядом с ридикюлем на резной столик. Вот теперь можно было рассмотреть комнату и более внимательно! Бледно-розовые обои, бархатные занавески, шкаф из красного дерева, стол и туалетный столик — все было подобрано в тон. Было очевидно, что ее муж — состоятельный человек, раз он может позволить себе иметь дом с такой роскошной обстановкой. Однако в душе она все-таки всей роскоши предпочла бы скромную обстановку в Сент-Джеймсе. Но об этом уже нельзя было думать. Слишком далеко все зашло. Хотела она того или нет, но теперь она — хозяйка Бель Элиз. Это ее дом, и ей надо с этим смириться.


Анжелика подошла к южной стене, откуда двойные двери вели на красивую веранду. Длинная и узкая, с высокими окнами она была уставлена плетеной мебелью. Выглянув в окно, она увидела дубовую аллею, которая поворачивала за дом. Анжелике очень понравилась веранда, открывающийся с нее вид, и ей было приятно, что здесь она сможет проводить свободное время. Как приятно, что Ролан выделил ей именно эту комнату!

Вернувшись, она направилась в прихожую, потом в гардеробную, где у узкого окна стояла кровать. Она решила, что это будет идеальное место для Коко. Дверь в противоположной стене вела в гардеробную мужа. Комната была забита костюмами, шляпами и обувью. Анжелика знала, что все это принадлежит Ролану. Ей почудился знакомый запах — мыло для бритья, ром, кожа и табак. Через открытую дверь в дальнем конце прихожей виделась другая большая спальня с темно-коричневым ковром на полу и мебелью из вишни. Вероятно, это комната Ролана. Чувствуя себя незваной гостьей, она вернулась в свою комнату и присела на кровать. Она подумала: довольно странно, что Ролан не поместил ее в своей спальне. Ее мать и отец всегда размещались в одной комнате и спали в одной кровати. Коттедж у них был маленький, и временами ночью через тонкую перегородку Анжелика слышала их смех, а иногда — томные сладострастные стоны. Как ребенку, ей было интересно узнать, что означают эти звуки; когда ей стукнуло тринадцать, старшая подруга объяснила ей, как делают детей. Вспомнив ряд специфических моментов, Анжелика почувствовала, что краснеет, особенно когда ее воображение перенесло все это на Ролана и ее саму. О черт! — одного воображения было достаточно, чтобы загорелись щеки и стало дико колотиться сердце. Так или иначе, ей было трудно представить себе и Ролана, выполняющего супружеский долг каждый в своей спальне. Конечно, в высшем свете Луизианы эти вещи могут делать слегка в иной манере. Бланш, бесспорно, принимала как нечто собой разумеющееся, что Ролан хотел бы, чтобы у жены была отдельная спальня… Но все-таки она какая-то странная — эта Бланш Сержант.

Стук в дверь нарушил ход ее мыслей. Она произнесла:

— Входите! — с ее багажом вошел Генри, за ним семенила Коко.

Анжелика почувствовала себя довольно усталой и прилегла на величественную кровать, вдыхая аромат жимолости, доносившийся с веранды. Тем временем служанка распаковывала вещи.

Перед обедом Коко занялась прической Анжелики. Собранные пучком волосы делали ее старше, но Анжелика не стала возражать. Затем Коко помогла надеть платье из тонкого муслина цвета слоновой кости; оно не имело выреза, было плотно затянуто в талии и отделано красной лентой.

В качестве последнего штриха Коко слегка натерла щеки Анжелики румянами, чуть-чуть подкрасила ей губы и осторожно припудрила лицо рисовой пудрой. Всего лишь несколько недель тому назад Анжелика воспротивилась бы применению любых искусственных средств для прихорашивания, однако Эмили уже успела обучить ее искусству макияжа, как это делают многие креольские женщины.

Через минуту Анжелика спускалась вниз по винтовой лестнице, поднимая полы юбок над сатиновыми туфельками. Ролан и Бланш уже были в гостиной. Когда она вошла в комнату, Ролан встал и улыбнулся, оглядывая ее с головы до пят.

— Ты хорошо выглядишь, Анжелика.

— Спасибо, Ролан, — ответила она. Она заметила, что он тоже принарядился к обеду. Он выглядел неотразимо в шоколадно-коричневых брюках и белой кружевной рубашке. Когда его светло-голубые глаза опять впились в нее, у нее затрепетало сердце.

В столовой Ролан рассадил обеих дам — Анжелику в самом дальнем конце стола, Бланш — посередине. Сам он занял место хозяина напротив жены. Усаживаясь за стол, Анжелика перекрестилась. В дальнем углу комнаты в полумраке смиренно стояла темнокожая девочка, одетая в голубое хлопчатобумажное платье. Она потянула шнур, прикрепленный к гигантскому полированному вентилятору, который, раскачиваясь, разгонял застоявшийся воздух.

Долгий обед состоял из многих блюд, которые сопровождались различными винами. За сочным черепаховым супом последовали дымящиеся раки, затем креветки под острым чесночным соусом. Желудок Анжелики уже начал ожесточенно протестовать, когда подали основное блюдо — фаршированную красную рыбу и суфле из баклажан. Она не смогла поверить своим глазам, когда подали последнюю перемену — цыпленка под нежным белым соусом.

Конечно, ни одно из этих блюд не было съедено даже наполовину, и это беспокоило Анжелику. Она подумала, что изменит многое, когда станет полноправной хозяйкой; она слишком долго прожила в бедности, чтобы допускать такое бессмысленное расточительство. И еще ей пришло в голову — а не слишком ли старается Бланш, чтобы угодить Ролану?

В основном обед прошел в молчании, и только Ролан высказал несколько замечаний о делах плантации. Иногда Анжелика ловила на себе его испытующий взгляд, от которого ей становилось немного не по себе. Она облегченно вздохнула, когда подали десерт — рисовый пудинг с фруктами и вином. Когда Генри принес кофе с бренди и специями, Бланш предложила спуститься в гостиную и выпить его там. Анжелика чувствовала себя довольно неловко, когда она села у окна с таким крепким напитком — Ролан устроился напротив, Бланш села на кушетку. Анжелика чувствовала, что обед для нее прошел нормально — хотя ей хотелось бы, чтобы все это было попроще, так, как в родительском доме.

После минутного молчания Ролан сказал:

— Бланш, будь любезна, проведи Анжелику по дому завтра утром.

Бланш восприняла это указание спокойно. Каждому в комнате было ясно, что невысказанным остался подтекст — Бланш должна передать бразды правления Анжелике.

— Конечно, брат, — невнятно пробормотала Бланш.

— Прекрасно, — сказал Ролан и, повернувшись к Анжелике, добавил:

— Если хочешь, завтра после обеда я покажу тебе поместье.

— Да, Ролан, с большим удовольствием.

Ничего существенного больше не было сказано и после того, как все допили кофе. Ролан предложил жене проводить ее наверх. Сердце Анжелики бешено заколотилось, когда они вдвоем поднимались по лестнице. Она подумала, что, очевидно, скоро наступит тот самый «момент». Она чувствовала, что то место, где Ролан взял ее за руку, горит, как после ожога, и была не в силах смотреть ему в глаза.

Однако около двери он просто улыбнулся, целомудренно поцеловал ее в лоб и сказал:

— Спокойной ночи, Анжелика.

Затем он повернулся и ушел.

Войдя в комнату, она нахмурилась. Присоединится ли к ней Ролан позже? Его отстраненность и официальный тон с момента свадьбы начинали действовать на нервы.


Коко бросилась к ней навстречу.

— Как прошел обед, мадам?

— Прекрасно, Коко. Но из-за выпитого вина мне захотелось спать. Думаю, мне лучше лечь.

Анжелика была признательна девочке за помощь. После того как она умылась, надела хлопковую ночную рубашку и забралась в громадную постель, Коко натянула сетку от москитов и, выйдя в прихожую, закрыла дверь.

Лежа в темноте, Анжелика улыбнулась. Очевидно, Коко ожидала, что сегодня вечером к ее хозяйке присоединится хозяин. Однако с течением времени Анжелика поняла, что этой ночью муж к ней не придет.

Кровать с пуховой периной была необычайно мягкой, и звук колышущихся занавесок на ветру очень успокаивал. При мысли о Ролане она поняла, что в голове у нее все перемешалось. Собирается ли он вообще предъявлять права мужа? С момента свадьбы он стал еще более загадочным, чем был до нее. Хотел ли он сказать, избегая ее постели, что также возмущен этим устроенным браком?

На самом деле Анжелика прекрасно понимала, что ей куда лучше быть замужем за Роланом, чем остаться с Жилем Фремо. И, понимая, что этот брак был предназначен ей судьбой, она хотела, чтобы все шло, как и положено.

Однако, видимо, Ролан придерживался другой точки зрения, их союз не сулил выполнения ее девических грез. Анжелика представляла, что когда-нибудь она влюбится, выйдет замуж и народит много детей. Она так любила, когда вокруг нее крутятся малыши. Однако, судя по развитию событий, у нее не будет детей от равнодушного, загадочного мужа.

Анжелика также знала, что это не было настоящей причиной, и по ее щеке покатилась слеза.


Много позже после того, как все в доме угомонились, Ролан сидел за рабочим столом в кабинете и просматривал бухгалтерскую книгу, потягивая абсент. Наконец он закрыл гроссбух. Он знал, что у него были все основания пойти наверх и забраться в постель жены — нет, привести ее к себе в комнату и там довести дело до конца. С этой очаровательной прической сегодня вечером Анжелика была просто обворожительна. Щеки у нее раскраснелись, алые губы заслуживали поцелуя. Платье цвета слоновой кости, которое она сегодня надела, прекрасно подчеркивало ее стройную фигуру — отделочная красная лента дразнила и намекала на страсть, низкий воротник призывал заглянуть внутрь и обласкать взглядом молодую, упругую грудь.

Рука его сильнее сжала стакан. Надо сказать, что Эмили хорошо потрудилась над гардеробом девушки — одежда делала из нее нечто среднее между ангелом и искусительницей, и любого мужчину это свело бы с ума. Почему же он не сорвал розу, не взял то, что принадлежит ему по праву? Он чертыхнулся про себя, прекрасно зная, что именно ее замечание относительно обязанностей жены и заставляет его сидеть здесь и размышлять, вместо того чтобы предъявить права мужа, что на его месте сделал бы любой дурак. Несмотря на то, что он сгорал от нетерпения слиться с Анжеликой, он просто не мог примириться с мыслью об обладании холодным, бесстрастным телом женщины, не знающей ничего о любви, но спокойно отдающейся в постели. О нет! С него хватило такой жизни по обязанности с его первой женой — Луизой. К тому же Ролан знал, что, к чести Анжелики, последняя обладает сильным духом, откровенным характером и чувством долга… И это не могло не заставить его не только желать, но и уважать ее. Временами, когда она смотрела на него блестящими карими глазами, ему стоило больших усилий не схватить ее и не целовать до тех пор, пока она не ответит на его поцелуй.

Однако ни разу ни словом, ни жестом она не выдала себя, не сказала, что действительно хотела бы этого брака или что не чувствует себя жертвой. Будь все проклято, но он отказался овладеть ее девственным телом во имя памяти ее родителей и христианского долга! И он знал, что не прикоснется к этому ребенку, пока не будет уверен, что она не против его прикосновений, что она ждет удовлетворения.

А обязанности мужа — да провались они пропадом!


13


На следующее утро Анжелика встала намного позже обычного, чувствуя себя лучше. Она помолилась, как всегда, испрашивая особо благословения для душ своих родителей. Позавтракав, спустилась, чтобы вместе с Бланш осмотреть дом.

— Доброе утро, дорогая, надеюсь, ты хорошо выспалась? — приветствовала ее Бланш.

— Отлично, — ответила Анжелика и тут же спросила: — А где Ролан? — Затем, осознав, что допустила ошибку, интересуясь, где ее муж, добавила: — Похоже, Ролан — ранняя пташка. Я его еще не видела.

— Ролан осматривает поля сахарного тростника с нашим управляющим, Юргеном, — пояснила, помедлив, Бланш. — Думаю, он вернется к ланчу, ну а мы пока, пожалуй, осмотрим плантацию.

— С большим удовольствием.

— Ну, тогда начнем с осмотра дома.

— Хорошо.

И Бланш повела Анжелику по первому этажу, где по одну сторону широкого коридора находилась гостиная и столовая, а по другую — библиотека, кабинет Ролана, жилище дворецкого и комната управляющего. Стены всех помещений были увешаны картинами, и Анжелика решила спросить о том, что ее так вчера заинтересовало:

— Слушай, Бланш, я обратила внимание на то, что по всему дому развешаны картины. Кто их писал?

Бланш задержалась около полотна, мимо которого они как раз проходили, и принялась задумчиво рассматривать колоритный пейзаж: залитую светом лагуну с греющимся у кромки воды аллигатором.

— Автор — моя мама, — пояснила она. — Она умерла пять лет назад.

— Мама?.. — переспросила Анжелика. Ее охватило чувство жалости к этой несчастной девушке. — …На мой взгляд, она была прекрасной художницей. Похоже, артистические способности достались тебе по наследству. Только не в живописи, а в музыке…

— Спасибо, дорогая. — Бланш улыбнулась Анжелике.

Ее благодарность показалась Анжелике не совсем натуральной, и она обрадовалась, что эта тема не получила развития. «Да, похоже, нам будет непросто поладить», — подумала Анжелика. А осмотр дома между тем продолжался. Анжелике очень понравилась библиотека — уютный зал, стены которого до потолка уставлены полками, забитыми книгами. Ею овладело желание подержать в руках хоть некоторые из них. Она впервые видела такое количество книг. Дома у нее было только несколько томов Шекспира и Диккенса, которыми она очень дорожила, и несколько трактатов по теологии, которыми зачитывался ее покойный отец.


Из библиотеки они перешли в небольшую музыкальную гостиную, о назначении которой говорило фортепьяно. Инструмент был из великолепного красного дерева с резной подставкой для нот, сверкающими клавишами из слоновой кости и резными ножками. На его полированной поверхности лежали ноты «Вечерней звезды». Здесь уже Анжелике не удалось удержаться от соблазна. Она подошла к фортепьяно, легко прошлась пальцами по клавишам. Инструмент ответил ей тихим вздохом.

— Ты играешь? — сразу же спросила Бланш.

— Совсем немного, — Анжелика кивнула и, зардевшись, продолжила: — Дома со мной немного занимался учитель музыки. Помог освоить гаммы, научил брать аккорды, чтобы я могла петь под музыку. Но инструмента у нас не было, и священник разрешил мне играть в церкви.

Бланш бросила любопытный взгляд на Анжелику, но, сдержавшись, вновь ничего не сказала.

— Может быть, пойдем и осмотрим второй этаж? — спросила она после паузы.

— Бланш, я вот о чем подумала…

— Да?

— Почему бы не перенести фортепьяно в гостиную? Тогда все бы слышали, как ты играешь.

— Мне нравится играть в одиночестве… — Бланш подобралась. — Ролан никогда не возражал против этого.

Анжелика закусила губу, решив переменить тему. Про себя она решила, что фортепьяно здесь не место. Прятать его — просто святотатство! Однако надо быть очень осторожной — не стоит спешить с перестановками.

После осмотра основного здания Бланш провела Анжелику на кухню, соединенную с домом крытым переходом. Выложенная большими плитами, с огромным деревянным столом, она кишела трудолюбивыми слугами. Несколько чернокожих женщин резали кабачки, лущили кукурузу и горошек, замешивали тесто для хлеба. В громадных каменных печах, заполняя воздух душистым ароматом, выпекался хлеб. Анжелика с удивлением подумала: «Как они могут работать в таком чаду!» Однако, казалось, на это никто не обращает внимания. Рядом с кухней несколько женщин прочесывали основу, сучили пряжу, юная негритянка копошилась у очага. Рабы только искоса поглядывали на Анжелику и Бланш, работа кипела и, что удивительно, везде было очень чисто, впрочем, как и во всем доме.

— Просто поразительно, Бланш, в Бель Элиз такой идеальный порядок! Везде так чисто, — Анжелика постаралась вложить в свои слова как можно больше теплоты и восхищения.

— Спасибо, — ответила Бланш и впервые искренне улыбнулась.

На полдороге к дому Бланш остановилась и, вынув из кармана связку ключей, протянула их Анжелике.

— Думаю, сейчас самое время вручить их тебе. Вот эти — от дома, эти — от шкафов и ящиков с кофе, чаем и сахаром на кухне.

Анжелика спокойно смотрела на Бланш, понимая, что наступил очень важный момент, хотя Бланш старалась говорить как бы между прочим. Лицо ее не выражало волнения, хотя было ясно, что передача ключей означает вступление Анжеликой в права хозяйки плантации.

Она спокойно приняла ключи, тут же отправив их в карман.

— Бланш, — сказала она золовке. — Я очень рассчитываю на твою помощь… боюсь, сразу привыкнуть к роли хозяйки Бель Элиз мне будет очень трудно.

— Думаешь?

— Огромный дом, множество слуг, обо всех нужно заботиться, всех нужно знать, — кивнула Анжелика. — Твоя помощь просто необходима… буду рада, если ты мне не откажешь.

Бланш слегка улыбнулась, подумав про себя, что и Ролан, безусловно, рассчитывает на ее участие.

После этого они расстались. Бланш поднялась к себе наверх, а Анжелика осталась внизу, стараясь предугадать последующие поступки Бланш. Нет, она не предсказуема. А Анжелике так хотелось, чтобы в доме царили мир и порядок.

Бланш же тотчас уединилась в своей комнате. Дрожа всем телом, она остановилась у двери. Приехавшая всего несколько часов назад девушка заняла ее место. И ей следует относиться к этому без волнения. Даже если ей это не по нраву! Возрази она, ну и что бы из этого вышло? Было очевидно, что Ролан влюблен — и по уши притом.

И, помимо всего прочего, Бланш не собиралась показывать свое отношение к происходящему. Пока нет.

Она подошла к туалетному столику, присела у зеркала и стала изучать свое отражение. С содроганием дотронулась до ненавистного багрового пятна на левой щеке и с отвращением отдернула руку.

Перед ее мысленным взором вновь пронеслись невеселые события последних суток. Появление брата с этой девочкой — женой ошарашило Бланш. Всего несколько недель тому назад он уехал в Новый Орлеан исключительно по делам… И вот вернулся женатым… И не посчитал даже нужным сообщить об этом…

Анжелика грациозна, очаровательна, юна — она обладала всем, чего лишена Бланш. К тому же она не глупа… Дала понять Бланш, что та еще понадобится… Но она явилась сюда, чтобы лишить Бланш всего, что ей так дорого.

Была ли Анжелика правдива? Или солгала, как это всегда делала Луиза? Воспоминание заставило Бланш презрительно сжать губы.

Прошло семь лет с тех пор, как первая жена Ролана умерла, но душевные раны Бланш до сих пор кровоточили. Луиза была хитрой и лживой — внешне приветливая, она доносила Ролану о каждом промахе Бланш. Может быть, хоть в этом Анжелика от нее отличается? На первый взгляд, она добра и бесхитростна.

Так или иначе, но Бланш прекрасно знала, что внешность может быть обманчива. Она знала также, что ей надо быть предельно осторожной во всем, что касается Анжелики. Но ей будет дорого стоить попытка выжить Бланш Сержант из родового гнезда!

* * *


Как и предполагала Бланш, Ролан вернулся, чтобы разделить с дамами полуденную трапезу. После еды он галантно попросил Анжелику уделить ему десять минут для беседы, сказав, что будет ждать на веранде. Она поспешила наверх, — привела в порядок прическу, захватила зонтик и перчатки. Она присоединилась к Ролану как раз в тот момент, когда кучер Рубен подал к крыльцу уже знакомую карету. Он помог хозяевам занять места и резво тронул. Заднее сиденье было нешироким, и Анжелике пришлось прижаться к мужу. Его близость одновременно настораживала и возбуждала. Она вдыхала исходящий от него мужской аромат и украдкой разглядывала его статную фигуру — длинные мускулистые ноги, туго обтянутые бриджами, широкие плечи, обтянутые сюртуком. Под широкими полями шляпы угадывалось красивое знакомое лицо. Поглядывая в его сторону, Анжелика снова задумалась — почему же он не пришел к ней в постель вчера? Ведь теперь она ему — жена, и он может предъявить свои права. Однако интуиция подсказывала ей, что еще не наступило время обсуждать этот вопрос. В конечном счете, они находились в Бель Элиз только один день — возможно, Ролан решил дать ей возможность отдохнуть и попривыкнуть перед тем, как утвердить себя в супружеских правах…

…А между тем они ехали по поросшей травой аллее, окружавшей дом. Анжелика улыбнулась, глядя на птиц, порхающих над раскидистыми кронами дубов. На удивление, полдень выдался нежарким. Легкий ветерок с реки нес свежесть. Сквозь деревья тут и там выглядывали небольшие живописные коттеджи с пристройками.

До нее вдруг донесся голос мужа:

— Ну как, Анжелика, устраиваешься?

— Да, спасибо, — она повернулась к нему и бодро улыбнулась. Ей хотелось разглядеть выражение его лица, закрытого широкими полями шляпы.

— Комната показалась удобной? — вежливо поинтересовался он.

— Да, абсолютно.

— Тебе чего-нибудь недостает?

«Ну прямо шут, в истинном смысле этого слова», — пронеслось в голове Анжелики.

От этой не слишком пристойной мысли ее щеки стали пунцовыми. Ролан заметил это и, резко повернувшись в ее сторону, пристально посмотрел на жену. «О, черт! — подумала она, — я, наверное, развратница! Такой невинный вопрос сразу выдал, о чем я думаю!»

— Нет, мне всего хватает, — отведя взгляд в сторону, нерешительно прошептала она.

Пожав плечами, Ролан отвернулся, а Анжелика продолжала обозревать окрестности. Они выехали из аллеи и теперь проезжали по пересекавшей ее «улице», состоявшей из кирпичных строений, в которых размещались рабы. Чистенькие, уютные домики в основном были безлюдны, и Анжелика подумала, что их обитатели трудятся где-то в другом месте. Из одного из коттеджей до нее доносились смех и плач грудных детей, громкие голоса. Увидев ее заинтересованность, Ролан объяснил, что это здание используют как ясли.

По задворкам тянулся бесконечный ряд аккуратных садиков, принадлежащих, видимо, обитателям коттеджей. А за ними раскинулась сама плантация — поля, засеянные кукурузой, пшеницей, сорго, бахчи, огороды… Около полудюжины рабов пололи, разрыхляли землю или собирали урожай. Воздух был напоен ароматами напоенной влагой земли и зрелых овощей.

Возделанные поля окружали три большие теплицы. Ролан объяснил, что в двух из них были фруктовые деревья, а в третьей росли цветы и специи. Анжелика видела, что все три теплицы увиты зеленью вплоть до потолка.

— Когда мой дед заложил плантацию в Бель Элиз, — пояснил Ролан, — он решил, что здесь будут выращивать все, что можно. Даже вот саженцы выписал, а одно поле хлопком засеял. Вообще-то, хлопок, который мы здесь собираем, идет на одежду рабов. Основная статья дохода — сахарный тростник.

Они проехали вдоль узкого поля, засаженного хлопком, — на фоне темно-зеленого моря уже начали распускаться белоснежные коробочки. Примитивная хлопкоочистительная машина отделяла хлопковое поле от остальной части плантации — моря сахарного тростника. Он был высотой в шесть футов, стебли уже приобрели пунцовый оттенок зрелости, а головки весело раскачивались на ветру.

— Сегодня здесь работает немного рабов — на данном этапе сахарным тростником не занимаются, — объяснил Ролан, — он сам о себе заботится. Пусть дозревает и стоит так как можно дольше. А вот подойдет время рубки — тогда здесь будет шумно, как на ярмарке.

Дорога тянулась через огромное поле тростника, затем поворачивала мимо каменной мельницы, где, как объяснил Ролан, из нарезанного тростника будет выдавлен сок, который затем вскипятят в громадных сосудах. Он указал на ряд громадных чугунных котлов, выставленных вдоль стены мельницы. Не оставил без внимания и громадные бочки, которые как раз в этот момент сколачивали рабы у фасада мельницы. Именно в них и поступит сахар на продажу.

За мельницей Ролан показал Анжелике густой заболоченный лес, отделявший плантацию от озера Понгартрен. Здесь дорога делала круг, и они поехали обратно к дому вдоль южной границы поместья.

Вскоре они приблизились к уютному коттеджу, охранявшемуся собакой. Из трубы вился дымок, и на крыльце в кресле-качалке сидел светловолосый мужчина в черном костюме. Когда они проезжали, он махнул рукой в знак приветствия.

Раскланявшись, Ролан приказал Рубену остановиться. Мужчина отложил трубку и поспешил вниз по ступенькам.

— Дорогая, это наш управляющий господин Юрген, — сказал Ролан Анжелике, когда тучный мужчина подошел к ним. — Господин Юрген, позвольте познакомить вас с моей женой госпожой Делакруа.

— Рада с вами познакомиться, мсье, — вежливо произнесла Анжелика, протягивая руку.

Мужчина широко улыбнулся и крепко пожал ее руку.

— Для меня честь познакомиться с вами, фрау Делакруа, — сказал он с сильным акцентом. — Как я сказал вашему мужу вчера, для нас это счастливый день, когда наконец Бель Элиз обрел молодую хозяйку.

— Спасибо, мсье, — ответила Анжелика.

У него было румяное, открытое лицо и ясные голубые глаза. Анжелике Юрген сразу понравился.

— Надеюсь, вы во мне не нуждаетесь, сэр, — продолжал Юрген, обращаясь к хозяину. — Я как раз наслаждался трубкой после небольшого обеда с семьей.

— Ни в коей мере, — уверил его Ролан. — Хотя у меня есть кое-какие бумаги, которые нам следует просмотреть позже.

— Непременно, сэр.

Во время этой беседы Анжелика бросила взгляд на задний двор. Там стройная блондинка развешивала на веревке белье, у ее ног два светловолосых карапуза играли ярко-красным мячом, смеясь и размахивая пухлыми, маленькими ручонками. Эта трогательная сцена задела Анжелику за живое, вызвав у нее страстное желание иметь собственного ребенка, и в то же время эта простая обстановка навеяла грустные воспоминания об отчем доме.

— Как Бригитта и двойняшки? — услышала она вопрос мужа, обращенный к хозяину дома.

— Прекрасно, — ответил он, хлопнув в ладоши. — Маленькие Эрнст и Эльза прибавляют в весе каждый день и заставляют муттер крутиться, чтобы их одеть и накормить.

— Вижу, вижу, — хохотнув, прокомментировал Ролан, — что ты собираешься просить прибавки жалованья.

— Конечно, сэр, — улыбнувшись, ответил Юрген.

Они распрощались, и коляска укатила.


— Их дети просто очаровательны, — оглядываясь назад, пробормотала Анжелика.

— На самом деле?

Она повернулась к мужу и пристально посмотрела на него. Он сдвинул шляпу на затылок и ответил ей взглядом, от которого по коже пробежали мурашки. «О, святые, как он мил!» — пронеслось в голове Анжелики.

— Конечно, ты заметил… — заикаясь, произнесла она и почувствовала, что сердце забилось быстрее.

— Знаешь, когда близнецы родились, я основал небольшой попечительский фонд для каждого из них. Эти деньги потихоньку набирают проценты в Новом Орлеане, — он вернул шляпу на место.

— Ты сделал это для детей господина Юргена? — в голосе Анжелики ясно слышалось удивление, заставившее Ролана нахмуриться.

— Юрген — отличный управляющий, вся округа знает об этом, и мне бы не хотелось, чтобы он искал себе работу где-нибудь в другом месте.

— О, — невнятно и с раздражением произнесла она. — Тогда вы сделали это, чтобы удержать работящего управляющего, а вовсе не ради детей?

— Кто сказал, что я не забочусь о детях? — ответил он резко.

Анжелика отвернулась, раздраженная его реакцией. Он играл с ней в слова, и был упрям как осел. Почему он не хочет признать, что в его сердце есть уголок для чужих детей?

И зачем вообще он взял ее на эту прогулку, если старался сделать свой внутренний мир недоступным? В негодовании она скрипнула зубами и поклялась, что не произнесет больше ни слова. Однако, когда они повернули к дому, любопытство взяло верх. Глядя на виднеющийся вдали лес, она произнесла:

— А что там, за этими деревьями?

— По обе стороны от Бель Элиз за деревьями тянутся болота. — Он вздохнул и строго добавил: — Ты никогда не должна ходить туда одна.

— Да?

— В лагунах есть своя прелесть, — продолжал он. — Я ловил там рыбу, когда был мальчишкой, но надо быть осторожным и избегать змей и аллигаторов… Не заходить в воду, поскольку, как правило, она стоячая и гнилая. Не дай Бог, какую заразу подхватишь. Если захочешь, мы осмотрим эти места ближе к осени — тогда там не будет москитов.

— Да, мне хотелось бы, Ролан, — ответила она невыразительно.

Хотя предложение — взять ее на болота — едва ли было исполнено энтузиазма, но все-таки звучало искренне. Напряженность, возникшая между супругами, слегка спала.

Когда они почти подъехали к дому, Анжелика увидела невдалеке кладбище, аккуратно обнесенное чугунной изгородью.

— А что, там похоронены твой отец и мачеха?

— Да, там похоронена и моя мать, — он долго колебался, перед тем как ответить.

— О, да? — спросила Анжелика. — А как она умерла? Извини, если мой вопрос бестактен…

— Она умерла при родах, мне было тогда около двенадцати лет, — грустно ответил он, — ребенок тоже умер.

— Как ужасно… — пробормотала Анжелика.

Ролан продолжал смотреть в сторону кладбища. Минутой спустя он повернулся к Анжелике и с горечью сказал.

— Моя мачеха, бывало, все сидела на болотах и писала маслом — вопреки воле отца. И умерла от холеры, а за ней последовал и он.

— О, Ролан! Я так сожалею, — она подумала о приятных картинах, которые видела развешанными по всему дому, и поняла какую ужасную цену за них заплатили его отец и мачеха. Неудивительно, что он предостерег ее от прогулок по болотам, при данных обстоятельствах его озабоченность была обоснованна. Инстинктивно она дотронулась до его руки. Он мельком посмотрел на нее, но руки не отдернул.

Со вздохом Анжелика отпустила его руку и отвернулась. Было очевидно, что в смерти отца Ролан винил его вторую жену — мать Бланш. А вот привязанность к сводной сестре понять было трудно.


14


Всю следующую неделю Анжелика виделась с Роланом в основном за обеденным столом. На ложе он ее так и не навещал. Единственное, что заставило думать о том, что она небезразлична ему — это то самое предупреждение: не ходить на болота…

Весь день он проводил на плантации, а вечерами часто исчезал из дома без всяких объяснений. Бланш как-то обмолвилась, что Ролан играет в карты или разглагольствует о политике с друзьями-плантаторами.

Анжелику раздражало, что муж ее игнорирует. Было похоже, что он «умыл руки» и, казалось, говорил ей: «Вот плантация. Вот твои обязанности. Теперь ты — самостоятельная».

Тяга к Ролану не уходила и только усиливала расстройство ее чувств как в отношении себя, так и его. Каждый раз, когда она проходила мимо него в холле или видела его за обеденным столом, сердце начинало биться. Его обаяние, притягательная сила продолжали пугать и одновременно очаровывать. Даже несмотря на то, что он старался держать дистанцию. Она понимала, что истосковалась по его вниманию и хотела бы наконец познать эту неясную, сладкую тайну, известную под названием «супружеское счастье». Желала продвинуться дальше периодических целомудренных поцелуев в щечку и лоб.

Довольно часто, лежа ночью в одинокой постели, она вспоминала тот день, когда они вместе пошли в парк в Новом Орлеане. Тот единственный день, когда он жадно и страстно поцеловал ее. Анжелика понимала, что этот случай пробудил в ней что-то чувственное, возможно, простую потребность, которая отказывалась быть подавленной. Даже несмотря на то, что страсть Ролана тогда была почти грубой, ее тело предательски требовало повторения этой атаки — все, что угодно, но не это холодное, убивающее безразличие.


Когда пришло воскресенье, Ролан проводил Анжелику и Бланш к обедне в маленькую католическую церковь, построенную дедом. Анжелике обедня понравилась. Она также получила удовольствие от встречи со священником и знакомства с несколькими семьями с соседней плантации, а когда они вернулись в Бель Элиз, Ролан укатил. На сей раз Анжелика действительно вскипела. Когда она жила с родителями, то воскресные часы после обедни все проводили собравшись вместе. То, что Ролан наспех поел и умчался, показалось ей верхом оскорбления.

Вот так и проходили ее дни — в одиночестве, в расстроенных чувствах. Она понемногу включалась в работу вместе с Бланш и знакомилась с ведением хозяйства. От нечего делать Анжелика вызвалась составить меню и была приятно удивлена, когда Бланш вежливо согласилась. Золовка постоянно помогала ей, хотя и продолжала при этом носить маску безразличия.

Но одним августовским днем все изменилось. От скуки Анжелика забрела в маленькую гостиную и села за фортепьяно. Как пианистка она не очень преуспела, но аккомпанировать себе могла. Она решила сыграть свои любимые вещи. Ее пальцы пробежались по клавишам, и она запела «Панис Ангеликус», которую часто исполняла в Сент-Джеймсе. Сегодня утром она играла священную мелодию с большим эмоциональным подъемом. Голос у нее был впечатляющий и чистый. Ей казалось, что пение приближает к Богу и к дорогим усопшим родителям.

Анжелика приближалась к кульминации, когда внезапно в комнату ворвалась ошеломленная золовка. Анжелика сразу же прекратила петь, а Бланш, отдышавшись, произнесла:

— Мой Бог, это ты пела?

Анжелика застенчиво посмотрела на нее. Лицо Бланш было настолько напряжено, что ей показалось — она разозлила ее своим пением.

— Извините, Бланш, я не хотела вас потревожить…

— Потревожить? — повторила Бланш, изумленно смеясь, и этим еще больше смутила Анжелику. — Потревожила меня? О, моя дорогая! — С блеском в глазах она рывком направилась к Анжелике: — Тебе не надо было останавливаться. Извини, что прервала тебя! — Она нежно взяла Анжелику за руку и слегка подтолкнула, чтобы та встала. — Давай я буду играть, а ты только петь. Да, ты должна петь!

К удивлению Анжелики, Бланш села за пианино и взяла первые аккорды. Решив не задавать вопросов, Анжелика запела. Аккомпанемент Бланш был безупречен, и она ни разу не сбилась. Когда Анжелика кончила петь, она была потрясена, увидев, что в глазах Бланш стоят слезы.

— О, дорогая, — прошептала Бланш, промакивая глаза платком. — Извини меня, пожалуйста.

И, не говоря ни слова, Бланш выскочила из комнаты. Анжелика покачала головой, не зная, доставила ли она своим пением удовольствие или ужасно расстроила Бланш.

К счастью, после полудня в гостиной Бланш отвела Анжелику в сторону. Когда они присели на кушетку, Бланш, вся сияя, сказала.

— Анжелика, я должна тебе сказать, что, когда ты пела сегодня утром… Я никогда в своей жизни не слышала ничего более чудесного. Твой голос — это изумительный дар, как небесный огонь — в действительности, как ангельское пламя. Но как тебе удалось развить свой талант до такой степени? Кто тебя научил так блестяще петь?

— Мадам Сантони Пивельди, у нас дома в Сент-Джеймсе, — при разговоре на эту тему Анжелика сразу оттаяла.

— Не может быть, чтобы это была Белла Сантони — итальянская примадонна?! — от удивления Бланш раскрыла рот. — Это она научила тебя петь?

— Да, но откуда вы узнали, что?..

— О, моя дорогая, — отмахнулась Бланш. — Я всегда интересовалась оперой и, конечно, следила за судьбами великих певцов Европейской сцены. — Дженни Линд, Джузеппина Степони, мадам Сантони, — Бланш захлопала в ладоши. — О, это так волнующе! Я знала, что она загадочно исчезла с итальянской сцены двенадцать лет тому назад, но я и понятия не имела, что она живет в нашей стране. Почему я о ней раньше ничего не слышала?

— Потому что мадам отказалась показываться на людях с тех пор, как уехала из Италии и поселилась в Луизиане, — поколебавшись с секунду, Анжелика медленно продолжила: — Я отчетливо помню, что, когда я еще была маленькой, кто-то из хозяев Ново-орлеанской оперы приезжал к нам, чтобы пригласить ее петь. Но она отказалась.

— Но почему? Я понимаю, что кое-кто в высшем свете смотрит свысока на женщину, выбравшую своим уделом сцену, но мадам утвердила себя в Италии. Почему же она не вернулась в оперу?

— Мадам говорила мне о своих соображениях, — Анжелика закусила губу, — но я не уверена, что могу рассказывать о них.

— О, пожалуйста, Анжелика, расскажи мне. Даю слово, я никому не скажу. — Бланш нагнулась, прижалась к Анжелике. Лицо ее светилось обаянием.

Анжелика разрывалась между преданностью к своей учительнице и желанием подружиться с Бланш. Она знала то, что на самом деле мадам Сантони никогда не просила ее держать историю ее прошлого в секрете.

— Личная жизнь на Родине у мадам сложилась весьма трагически, — наконец сказала она. — Видите ли, когда она была еще совсем малышкой, ее родители обещали выдать ее замуж за наследника одной видной семьи. Когда мадам исполнилось восемнадцать и ее дарование стало очевидным, ее семья и родные жениха были против того, чтобы она пошла на сцену. Так или иначе, талант мадам отрицать было нельзя, и она жаждала поступить в оперу. В конце концов, она и ее жених пришли к компромиссу — мадам может петь в опере на протяжении четырех лет, но затем уходит со сцены и выходит замуж.

— О, расскажи мне до конца! — Бланш слушала с увлечением.

— Все шло в соответствии с намеченным планом на протяжении нескольких лет, и мадам стала любимицей Рима. Затем, когда наступил последний ее сезон на сцене, случилось несчастье. Молодой человек из зрителей влюбился в нее с первого взгляда, и несмотря на то, что дата свадьбы мадам уже была назначена, он принялся за ней ухаживать. Мадам пыталась бороться с чарами Антонио, но тем не менее ответила ему взаимностью. Жених мадам узнал об этом и вызвал Антонио на дуэль. Ну, а после… Антонио победил, но я боюсь, что жених мадам умер в агонии медленной смертью, — Анжелика вздохнула и покачала головой.

— Как ужасно! А что случилось с мадам и ее возлюбленным?

— Они сбежали, поженились и приехали в эту страну. Это было двенадцать лет тому назад. С тех пор мадам не находит себе места. Она очень любит Антонио, но думает, что смерть ее жениха там, в Италии — это наказание Божье за ее упорство, за то, что она настояла на том, что будет петь в опере. Она всегда винила себя в его смерти и много раз говорила мне, что если бы она не настояла на карьере певицы, то бедняга остался бы жив. Она сказала мне, что вскоре после смерти молодого человека она поклялась Богу, что никогда больше не будет петь на публике — за исключением церкви. О, Боже, такая волнующая история и одновременно очень трагичная! Вскоре после того, как они с Антонио осели в Сент-Джеймсе, она услышала, как я пела в церкви. С тех пор я посещала ее дом три раза в неделю. Никогда не забуду все гаммы, которые она заставляла меня выучить, и все рулады и каденции, что мне пришлось исполнять. В основном она обучала меня духовой музыке, но иногда давала попробовать исполнить арии из ее репертуара. Думаю, что так мадам старалась задержаться в мире музыки… Так или иначе мои родители были горды, что она мной занялась, и она никогда не принимала никакого вознаграждения за мое обучение.

— Потрясающий случай, Анжелика! И конечно, я понимаю, почему она тобой занималась. Ты естественна, моя дорогая. Я уверена, что с твоим талантом ты могла бы стать оперной певицей.

— О нет, — с блеском в глазах произнесла Анжелика. — Я полностью согласна с мадам в отношении того, почему я пою. Я не хочу использовать мой голос для материального обогащения. Я пою в церкви во славу Бога — равно как и мадам. Это то, чего хотели мои родители, и это то, чего я хочу сама.

— Я вижу, тебя воспитали в преданности, — прокомментировала Бланш. В ее глазах светился восторг. Неожиданно она хлопнула в ладоши. — Ну, тогда тебе надо петь в нашей церкви. Твои таланты не должны быть зарыты в землю, — она наклонилась вперед. — Анжелика, мы должны упражняться в послеобеденное время. Для меня будет очень много значить твое пение, да и ты сможешь продвигаться вперед в своем мастерстве. Видишь ли, я не езжу в Новый Орлеан в оперу…

— А почему бы и нет, если вы так ею интересуетесь? — спросила Анжелика. Она хотела ущипнуть себя, когда Бланш потупила взор и склонила голову так, чтобы родимое пятно не было освещено. Анжелика нахмурила брови. С тех пор как она познакомилась с Бланш, она практически не задумывалась над ее несчастьем, которое доставляло той невыносимые страдания. Анжелике пришла в голову мысль, что, если бы Бланш вела себя так, как будто родимого пятна не существовало, то и окружающие меньше обращали бы на него внимание.

— Спасибо, Бланш, — чтобы скрыть неловкость, она похлопала золовку по руке, — для меня будет большой честью заниматься с тобой.

Лицо Бланш просияло, и впервые с момента ее приезда в Бель Элиз Анжелика испытала прилив счастья.


С этого дня в послеобеденное время дом в Бель Элиз был заполнен звуками музыки. Бланш откопала ворох нот и хотела, чтобы Анжелика все их пропела, начиная от духовной музыки Франка до Стефана Фостера, Моцарта и Россини.

— Но мы не должны перенапрягать голос, — всякий раз предупреждала Бланш, — одного часа вполне достаточно.

Когда Бланш начинала так беспокоиться, Анжелика всегда про себя улыбалась. У нее был сильный голос, и если бы она хотела, то могла бы петь целый день без особого напряжения связок. Но Бланш оберегала ее от этого, Анжелика знала, что восполняет то, чего не хватало в жизни этой старой девы — предоставляя ей возможность слушать те мелодии, которые ей хотелось услышать, но до этого не доводилось из-за склонности к затворничеству. Сердце Анжелики согревала мысль, что она делает что-то приносящее радость этой одинокой затворнице. Вне музыкального салона Бланш все еще держалась на расстоянии, но когда вдвоем они начинали музицировать, она становилась совсем другой — оживленной, воодушевленной и подчас даже насмешливой. Через какое-то время Анжелика привыкла к этим занятиям и стала с нетерпением ожидать их.

Спустя несколько дней, после того как они начали музицировать, Анжелика, заканчивая арию из оперы «Люсия», услышала за спиной аплодисменты. Повернувшись, она увидела Ролана, стоящего в дверях. Он выглядел ошеломленным, так же как и Бланш, когда она впервые услышала пение Анжелики. Он смотрел на жену так, будто видел ее в первый раз. Сам он при этом был дьявольски хорош — его мускулистое тело четко вырисовывалось в солнечном свете, струящемся из холла. Под его пристальным взором сердце Анжелики защемило, щеки зарделись.

— Дорогая, я и не догадывался, что у тебя такой талант, — произнес он минуту спустя.

До того как Анжелика успела ответить, Бланш вскочила и поспешила к брату.

— Да, Ролан. Разве она не превосходна? Ты должен прийти и послушать ее!

Когда Бланш втянула его в комнату, он смеялся. Она усадила его в кресло, и он прослушал несколько вещей. После того как Анжелика закончила, он опять пристально посмотрел на нее, заставив покраснеть еще больше.

— Сестра, нам надо переставить пианино в гостиную, — обратился он к Бланш, — по вечерам я мог бы наслаждаться, слушая ваше музицирование.

Анжелика с напряжением посмотрела на Бланш, зная, что его предложение может звучать как угроза. Но, к удивлению, Бланш захлопала в ладоши и улыбнулась.

— О, брат, давай передвинем пианино в гостиную.

Анжелика в удивлении покачала головой, слушая, как Ролан и Бланш оговаривали детали. Таким образом музицирование, которым Бланш Сержант занималась на протяжении долгих лет в изгнании, было вынесено на свет Божий, в светлую гостиную Бель Элиз для всеобщего удовольствия. С этого времени на протяжении нескольких вечеров Ролан оставался в гостиной и наслаждался пением жены. Иногда он уходил после того, как женщины кончали музицировать, но все-таки пару раз проводил весь вечер дома и всегда во время пения Анжелика ощущала на себе его пристальный взгляд.


Как-то раз вечером Анжелика спела «Последнюю летнюю розу» из оперы «Марфа». Они разучивали эту вещь несколько дней подряд. В тот вечер Анжелика надела красное льняное платье с глубоким вырезом; черные волосы ниспадали по лицу и плечам, и за одним ухом она даже вплела нитку из миниатюрных розочек. Ролан непрерывно смотрел на нее на протяжении всего обеда, сильно нервируя ее. Но ко времени, когда они должны были удалиться в гостиную для музицирования, страхи Анжелики рассеялись. Как всегда при этом, ее голос был совершенен, силен и чист. Каждая нота звучала безупречно. Мелодия была утонченно-печальной и чувственной, что заставляло ее избегать взгляда горящих глаз мужа. Только закончив, она рискнула посмотреть на него, и от того, что она увидела, у нее кровь забурлила в венах.

Скрестив ноги, он сидел на кушетке и держал в руках бокал абсента. Он встретился с ней глазами. Его глаза блестели от возбуждения. Он подошел к ней и хриплым голосом сказал:

— Спой эту вещь еще раз, пожалуйста, — прошептал на ухо, — на этот раз посмотри на меня.

Сердце Анжелики бешено забилось, когда он повернулся и пошел в направлении кушетки. «На этот раз посмотри на меня», — сказал он, и его слова прозвучали интимно, как слова любовника, охваченного страстью. Она повторила арию, на сей раз смело смотря прямо в голубые глаза мужа. Взор его был настолько проникновенным, что все время, пока она пела, возбуждение ее росло. Она поняла, что этот мужчина, все время отдалявшийся от нее со дня свадьбы, сейчас соблазнил ее своим взглядом. И с каждой нотой она все больше раскрывалась перед ним.

Когда она закончила петь, в комнате надолго воцарилась тишина, и сам воздух был словно наэлектризован. Затем Ролан подошел к ней, все еще глядя на нее этим пугающим и одновременно пленяющим взором.

— Думаю, сейчас как раз самое время проводить тебя наверх, дорогая.

Анжелика почувствовала, как краснеет от внезапного ожидания с примесью страха, когда ее муж, обращаясь к Бланш, сказал:

— Доброй ночи, сестра.

— Доброй ночи, брат, — сдержанно ответила Бланш.

Анжелика держалась за руку Ролана, когда они поднимались по лестнице. У ее двери он задержался, его глаза буквально пожирали ее, останавливаясь на ее твердой груди.

— Анжелика, когда ты поешь… — улыбаясь, пробормотал он.

— То, что? — прошептала она с придыханием, и ее сердце гулко стучало при его близости. Голос его был, как самая нежная ласка.

— Ты не догадываешься, что это со мной делает? — она не успела ответить, как он взъерошил ей волосы в том месте, где были вплетены цветы, и прошептал: — Последняя летняя роза. Интересно, распустилась ли она полностью, чтобы ее можно было сорвать?

Анжелика тонула в его разгоряченном взоре, когда он обвил ее шею, притянул к себе и жарко поцеловал. Голова у нее пошла кругом. Она была как бы опалена его прикосновением и мечтала, чтобы этот поцелуй продолжался вечно. Она знала, что хотела этого все последнее время — и теперь, наконец, он был ее.

Сначала его губы, нежные и теплые, как бы изучали ее. Затем поцелуй стал более глубоким, грубым и требовательным, но это еще больше распаляло ее. С бессвязным приглушенным стоном она еще теснее прижалась к мужу. Он прорычал что-то и еще сильней сжал ее в объятиях. По ее телу пробежали мурашки, она вся напряглась. Ей хотелось умолять: «Пожалуйста… пожалуйста…» Но не могла, ибо их губы были слиты в поцелуе. Однако, когда руки Ролана начали путешествовать по ее бедрам, она инстинктивно сжалась.

Страх и желание затруднили ей дыхание. Но Ролан внезапно разжал объятия. Она подняла на него глаза, трепеща от ожидания, и увидела, что он нахмурился.

— Возможно, пока не время… — пробормотал он задумчиво.

Он уже собрался было уйти, когда она, немного придя в себя, тронула его за рукав.

— Ролан?

— Да? — он повернулся к ней.

Анжелика закусила губу. Родители воспитывали в ней искренность, и она не могла допустить, чтобы между ней и супругом сохранялись такие непонятные отношения. Вопрос следовало прояснить. Сегодня Ролан наконец сделал маленький шажок в ее направлении и приблизил к разгадке той тайны супружеской жизни, которую она давно стремилась познать. Музыка, пробудившая ее чувственность, сблизила их. Это слегка испугало ее, но одновременно его прикосновения возбудили в ней надежду, что все образуется.

— Ролан, я должна знать, — спросила она, вздернув подбородок. — Вы ожидаете, что я буду исполнять свои супружеские обязанности?

К ее глубокому разочарованию, Ролан шепотом чертыхнулся и сардонически рассмеялся.

— Анжелика, мне не нужны твои ''обязанности», — прошептал он с горьким сарказмом. — Но скажи мне, дорогая, тебе что-нибудь от меня нужно?

Вглядываясь в циничное выражение его лица, уязвленная его словами, Анжелика гордо и решительно ответила:

— Нет, мсье.


Спустя десять минут Ролан метался по кабинету, пил рюмку за рюмкой абсент и горько размышлял. Что, он совсем сошел с ума? Всего лишь несколько минут тому назад его прекрасная молодая жена предлагала ему себя, а он, как идиот, отказался воспользоваться своим законным правом?

Его ботинки все еще продолжали дробь на ковре, когда он разразился чередой проклятий. На протяжении нескольких недель Анжелика господствовала в его воображении, пожирала его, словно лихорадка. Однако он знал, что она не любит его и только верность клятве, данной у алтаря, и память о родителях удерживают ее здесь. Он пытался избегать ее, играя с друзьями в карты почти каждый вечер. Всякий раз он здорово проигрывал, потому что, — да будь прокляты ее глаза! — единственное, о чем он мог думать, так это о своей жене-ребенке. Он даже навестил свою давнюю любовницу Каролину, чтобы удовлетворить свой сексуальный аппетит. Видит Бог, как он в этом нуждался! Однако после первого же поцелуя его охватило незнакомое чувство скованности. Это была не Анжелика! Он вынужден был оставить поле битвы, в высшей степени униженный и расстроенный.

Все это время, весь день и особенно ночью он мучался от болей в паху. Один взгляд на нее, на его маленькую соблазнительную жену, заставлял его трепетать, представляя, как он срывает с нее одежды, прижимает в своей постели и зарывается в нее… Но если бы он поступил так, то всю оставшуюся жизнь испытывал бы чувство вины — она была так молода, а он так яростно домогался любовных утех…

Невинное дитя, пламенная искусительница! Она стала для него навязчивой идеей.

Это безумие охватило его еще до того, как она начала петь. А теперь он просто не находил себе места. Боже, как она пела! У нее был голос ангела, он был очарован и загипнотизирован каждой нотой. Его тянуло к ней теперь так сильно, что в последние несколько ночей ему пришлось совершать верховые прогулки, чтобы остыть. И потом сон не приходил, если только он не напивался до бесчувствия.

И ему приходилось с этим мириться. С тем, что она сводила его с ума. Перед его взором все время стояло то обещание страсти, которое читалось в ее глазах во время пения.

А Луиза… Луиза тоже обещала страсть, но только безжалостно дразнила его. Ее соблазнительное кокетство скрывало лишь холодность.

Так почему же сегодня он не взял то, что по праву принадлежало ему? Всего лишь навсего потому, что он не смог. Когда он поцеловал ее вечером, она так сжалась. Да, она отдалась чувству, но только до определенной степени. А это ее замечание об «обязанностях» окончательно выбило его из колеи. Он просто не мог быть в ней уверен. Была ли эта отдаленность результатом девичьей нервности или она просто поддразнивала его? Что же в действительности скрывалось под этим — огонь или лед?

Сейчас он оказался действительно в затруднительном положении. Нет, жить без Анжелики, без ее любви он определенно не мог.

В ярости Ролан отшвырнул пустой стакан, который попал в камин и разлетелся на сотни мелких осколков. И вновь он принялся вышагивать по комнате, в сотый раз проклиная и себя, как последнего дурака, и эту проклятую «обязанность».


А наверху, вслушиваясь в завывания ветра, Анжелика боролась со слезами в своей одинокой постели. Она не понимала этого странного человека. За последние несколько дней они с Роланом в определенной степени сблизились. Она знала, что между ними нарастает взаимное тяготение. Ролан страстно поцеловал ее и возбудил в ней водоворот желаний… И затем в последний момент пошел на попятный и отстранился от нее. И теперь она лежала в одиночестве, сгорая от неисполненного желания. Она так хотела, чтобы его сильные руки крепко обхватили ее, ей не терпелось услышать, как он скажет: «Да, я хочу тебя, я хочу, чтобы ты была со мной».

Сегодня она поборола свою гордость и спросила, ожидает ли он, что она присоединится к нему в постели. Однако его реакция была довольно холодной, жесткой и циничной. Возможно, она выбила его из колеи своими словами об «обязанности». Для нее же «обязанности» в браке ассоциировались со счастливым благословением, ниспосланным Богом. Возможно, он видел это в ином свете.

Она вздохнула и дрожащими руками ухватилась за край одеяла, глядя на мечущиеся на потолке тени. Может быть, он нашел себе другую женщину? Возможно, пришло время, чтобы она признала, что их брак просто несерьезен. В конечном счете, в том, что происходит, виноваты двое. Она пыталась пойти на компромисс, но он презрел ее усилия. Возможно, ей следует отказаться?.. Но совсем отказаться она не могла.

Но одно было ясно, больше она просить его не будет.


15


После того вечера, когда Ролан поцеловал Анжелику у двери и оставил ее, по вечерам в доме он больше не оставался. Временами он верхом уезжал из Бель Элиз ближе к вечеру и даже к ужину не появлялся. Анжелика пыталась не показать, насколько она чувствовала себя опустошенной в результате того, что он ее отверг, но это было крайне тяжело. Ей очень не хотелось признавать, что Ролан тем вечером разбудил ее ожидания, а ей не удалось вызвать в нем ответное желание.


Однажды ближе к вечеру она вышла на балкон чтобы посмотреть, как он скачет на лошади по дубовой аллее прочь от дома. Черт бы его побрал за такое к ней отношение! Как его жена она заслуживала большего уважения!

— Снова Ролан уехал на весь вечер — услышала она женский голос за спиной.

Анжелика резко обернулась и увидела стоявшую рядом, как обычно одетую во все черное Бланш.

— Бланш, что терзает твоего сводного брата? — спросила она резко — Почему он так ведет себя?

— Думаю, нам пора поговорить, дорогая, — дружелюбно улыбнувшись, ответила Бланш.

Дамы разместились вблизи друг от друга в легких креслах-качалках. Бланш долго молчала, а затем произнесла:

— Думаю, причины поведения Ролана следует искать в его первом браке.

— Ролан прежде был женат? — Анжелика была ошеломлена.

— Да. Но это было так давно. Луиза умерла семь лет назад.

Озадаченная, Анжелика лишь пожала плечами.

— А я и знать не знала, что до женитьбы на мне Ролан был вдовцом.

— Я не удивлена, — ответила Бланш. — Действительно, Ролан и меня просил ничего не говорить тебе о Луизе. Видишь ли, в его первом браке вовсе нечем было гордиться. И он, и Луиза были так молоды, когда их обручили. Во всей этой женитьбе было больше обязанности, чем желания…

— Подожди-ка! — прервала ее Анжелика. Кожу ее покрыли мурашки. — Ты хочешь сказать, что в первый раз он тоже женился по сговору? Как же тогда его родители могли устроить и нашу свадьбу?

Бланш стало неловко, и она постаралась избежать взгляда собеседницы.

— Знаешь, дорогая, прошло семь лет, как с нами нет Луизы. Уверена, что ваша с Роланом помолвка состоялась много позже…

Анжелика была слишком взволнована, чтобы отвечать.

— …В любом случае, Ролан и Луиза не были счастливы вместе. Случилось несколько довольно шумных сцен, и мой брат после них предпочитал проводить время вне дома… — голос Бланш задрожал от тягостных воспоминаний.

— Так же, как поступает и сейчас? — спросила Анжелика.

Бланш только успокоительно дотронулась до руки золовки.

— Мне жаль, дорогая. Знаешь, ты совсем не похожа на Луизу. Она была вспыльчивой и завистливой… Но «о Мертвых — или хорошо, или — ничего»… И все же я должна признать, она могла поступать жестоко. Думаю, Ролан скоро поймет, что в тебе больше доброты и чести, чем в ней.

— Но, возможно, он чувствует, что вновь принужден к женитьбе, которой не желал… Не так ли? — этим вопросом, заданным скорее самой себе, Анжелика приоткрыла завесу над странными выходками мужа.

Бланш ничего не ответила.

Спустя минуту Анжелика спросила:

— А от чего умерла Луиза?

— Это был несчастный случай, — после паузы медленно произнесла Бланш.

— Какой несчастный случай? — голос Анжелики дрогнул.

Помолчав несколько минут, Бланш наконец решилась.

— А почему бы тебе не спросить Ролана? Он был тогда с ней, — не говоря больше ни слова, Бланш поднялась и скрылась в доме, оставив Анжелику в тягостных раздумьях.

* * *


Бланш поднялась к себе в комнату совсем расстроенная. Она удивлялась — отчего это вдруг нарушила запрет брата и рассказала его жене о Луизе, отзываясь при этом о ней так резко и неодобрительно. Да, жизнь ее здорово изменилась с тех пор, как Анжелика появилась на плантации! Общество жены брата было вполне приятным, а совместное музицирование весьма сблизило их.

Но в глубине души Бланш все еще кровоточили раны, нанесенные в далеком прошлом. Подозрительная по натуре, она не могла до сих пор поверить, что эта очаровательная юная леди согласится выбрать себе в подруги уродку. Ибо именно так она всегда думала о себе — «чудовище, выродок»! И в некотором роде Бланш подозревала, что Анжелика лишь заигрывает с ней, чтобы побольше разузнать о Ролане.

И все же, несмотря на все терзания, Бланш оставалась ревностной католичкой и боялась согрешить, сделав Анжелике больно своими словами. Однако какой-то демон внутри нее пробуждался изредка, чтобы задеть чувствительную юную душу жены брата. Но несмотря на то, что Ролан по каким-то неизвестным причинам пренебрегал женой, видит Бог, она не имела причины ее сторониться.


— Мы должны поговорить-таки с вами, мсье, наконец!

Эти слова были произнесены утром следующего дня Анжеликой, ворвавшейся в кабинет мужа. Но здесь она заметила господина Юргена и осеклась. Управляющий стоял перед столом, склонившись над какими-то бумагами. Стук открывшейся двери заставил Ролана поднять голову и посмотреть на жену.

— Доброе утро, дорогая, — произнес он скорее равнодушно. Затем сделал вид, что вернулся к работе, но, видимо, передумал.

— Господин Юрген, не будете ли вы столь любезны оставить нас наедине с супругой на минуту?..

— Безусловно, сэр, — заспешил управляющий и откланялся, забрав все бумаги.

Ролан проводил его тяжелым взглядом и плотно прикрыл за ним дверь. Затем раздраженно уставился на жену.

— Дорогая, неужели вас не учили, что невежливо отрывать мужа от дел подобным образом? Ваши манеры оставляют желать лучшего!

— Манеры! — взвизгнула Анжелика. — Как вы смеете говорить о манерах!

— Что случилось, Анжелика? — удивленно спросил Ролан.

— Почему вы скрыли, что были женаты прежде?

Мгновение в комнате стояла гробовая тишина, и Анжелика с удовлетворением заметила, что Ролан слегка побледнел.

«Отлично, — грозно подумала она, — похоже, и ты можешь чувствовать неловкость!»

Прошлую ночь она почти не спала, все перебирая в памяти то немногое, что поведала ей Бланш, и размышляла — отчего мог Ролан скрывать свой брак от нее. И сегодня вид цветущего супруга, привычно занимавшегося делами, только больше разжег ее ярость.

— Я повторяю, отчего вы скрыли, что были женаты прежде? — настойчиво продолжала Анжелика.

Ролан задумчиво взъерошил волосы и отошел к окну. Его гордый профиль отчетливо вырисовывался на темных деревянных панелях. «О, да это какой-то дьявол! — подумала Анжелика, — как сверкают его глаза, как блестят волосы!» Даже сейчас, несмотря на терзавшую ее ярость, он казался ей неотразимым. Как это было горько — желать его, особенно сейчас, — и быть для него ничем, пустым местом.

— Итак?

— Кто сказал тебе?

— Бланш. И я в третий раз спрашиваю, отчего ты скрыл, что был прежде женат?

— Мне это не казалось важным, — ответил Ролан после паузы.

— Не важным? — Анжелика даже засмеялась от подобной наглости. — Сообщить мне, что ты — вдовец?

— Анжелика, мой первый брак не был счастливым, — тщательно подбирая слова, произнес Ролан.

— Так же, как и второй! — отрезала Анжелика, яростно вздернув подбородок.

Было заметно, что это замечание больно задело Ролана. Однако, как только Анжелика повернулась было, чтобы уйти, он одним прыжком пересек комнату, оказался рядом с ней и больно схватил за руку.

— Анжелика…

— Позвольте мне уйти! — закричала Анжелика, отшатнувшись от его прикосновения. — Вы не желаете быть женатым! Вы даже не желаете моего присутствия здесь!

— Да ты понимаешь, что говоришь? — с трудом сдерживая душившую его ярость, прохрипел Ролан.

— Да, совершенно! Все это дело достаточно темное. Два брака по сговору, и вы не хотите жить ни с одной из жен. Зачем же вы женились на мне, Ролан? Что заставило вас пойти на это?

Ролан ничего не ответил, но глаза его зажглись недобрым огнем.

— Чтобы ты была здесь, — ответил он с расстановкой.

Щеки Анжелики зарделись, она промолчала, не зная — что ответить. А Ролан приблизился и обнял ее за талию своей твердой рукой. Но Анжелика была слишком разозлена, чтобы позволить ему такую вольность. Оттолкнув мужа, она решила продолжить допрос.

— И как же умерла Луиза? Бланш сказала, что это случилось на твоих глазах…

— Я не намерен обсуждать это…

— …С посторонними, вроде собственной жены, — ехидно улыбаясь, закончила фразу Анжелика.

— Анжелика, возможно, когда мы узнаем друг друга получше… — миролюбиво начал Ролан.

Но разгневанная Анжелика прервала его:

— Судя по тому, как идут дела, в этом столетье такого не случится! — она уже не могла сдерживаться. — Что-то загадочное происходит с вашей супругой, а мне не полагается знать. Может быть, и меня ожидает нечто похожее?

Он снова крепко обнял ее, и если бы Анжелика не была так разъярена, то заметила бы огонь желания, бушевавший в его глазах.

— Еще одно слово, глупышка, и я тебя отшлепаю.

— Как бы не так! — заносчиво возразила она. — Только попробуй дотронуться до меня. Да, похоже, ты не очень-то и стремишься, — задорно закончила она.

Оттолкнув мужа, довольная одержанной победой, Анжелика выпорхнула из комнаты.

А Ролан устало откинулся в кресле и долго сидел неподвижно, уставившись в пустоту с задумчивым выражением на лице.


Задолго до полудня он уехал из дома и вновь отсутствовал на ужине. Сославшись на головную боль, Анжелика попросила Бланш принести еду ей в спальню.

Расстроенная всем происшедшим, Анжелика удалилась на балкон, где рассматривала, как заходящее солнце окрашивает в багровые тона плавно катящиеся воды Миссисипи. Легкий вечерний ветерок пушил ее волосы, но и он не приносил ей облегчения. Вся красота природы не могла сейчас исцелить ее боль, развеять печаль. Поведение мужа повергло ее в негодование. Она, несмотря на все происходящее, старалась вести себя как образцовая жена, а он вовсе не замечал этого.

Анжелика всегда была натурой страстной и вспыльчивой. А все эти сводящие с ума вещи, которые вытворял с ней Ролан Делакруа… Все это всколыхнуло то темное, что было в ней. На ум ей почему-то пришло одно из первых воспоминаний ее детских лет… Ей так хотелось попробовать пирог, только что извлеченный матерью из печи, что она пребольно обожгла об него свой язычок. В детской ярости Анжелика опрокинула тарелку на пол, чтобы отомстить пирогу за то, что он так поступил с ней… Отец не наказал ее за это. Только со вздохом подобрал разрушенное, затем обнял дочь и произнес: «Дочка, у тебя нрав, как у мамы, — затем вздохнул и добавил: — Хорошо иметь характер, но его следует уравновешивать достойным воспитанием…»


Ролану Делакруа удалось заставить Анжелику позабыть все уроки хороших манер. Конечно, этот несносный мужчина просто провоцировал ее все это время своим отношением, но это не извиняло ее поведения сегодня днем. Все же крайне жестоко было выпытывать подробности несчастного случая, унесшего его первую жену, когда, возможно, эта боль до сих пор разрывала сердце! Вот, наверное, в чем причина молчания обо всем происшедшем. Вот почему он отказался говорить об этом и сегодня!

Искренность и доброта Анжелики заставляли ее взять на себя вину за причиненное зло. Несмотря на то, что это было ударом по ее самолюбию, она знала, что извинится перед мужем.

Но вряд ли все это имеет для него какое-то значение. Было ясно, что он не хочет ее, не желал своей первой жены, даже оставаясь рядом с ней — об этом, помнится, говорила Бланш. Но возможно — и горько было думать так, — он жил воспоминаниями именно о первой своей жене.

Когда Анжелика отправилась в постель, Ролан еще не возвращался. Она никак не могла заснуть, все ее возбужденное существо чутко прислушивалось к тихим ночным шорохам — хлопанье крыльев совы за окном, писку цикад, комариному звону. Уже после полуночи снизу до нее донеслись звуки, возвестившие о возвращении мужа. С минуту она колебалась, решая, не стоит ли сейчас спуститься и объясниться с Роланом.

Наконец она выпорхнула из постели и облачилась в пеньюар. Ей никак не удавалось успокоиться. Но если даже Ролан и не был задет ее выходкой, она имела собственное представление о нравственности и спешила облегчить душу. Да, она спустится вниз, коротко и холодно извинится и быстро вернется в постель.

Глаза ее привыкли к темноте, и Анжелика решила не разжигать лампу. Внизу царил кромешный мрак, и она совсем уж было решила вернуться, но увидела открытую дверь в кабинет, и какое-то смутное чувство заставило ее зайти в комнату. Она увидела мужа, раскинувшегося на кушетке без сюртука, в одной сорочке. Его лицо казалось мертвенно бледным в серебристом лунном свете, лившемся из окна. Из-под расстегнутой рубашки виднелась мощная грудь, покрытая жесткими черными волосами. Закатанные выше колен брюки обнажали крепкие икры. Он спал. Похоже, легкий бриз, струившийся из окна, задул лампу.

Анжелика приблизилась к мужу и прислушалась к его глубокому и ровному дыханию. Затем наклонилась и тихонько позвала по имени. Он не ответил, и она решилась окликнуть мужа погромче. Он открыл глаза и непонимающе уставился на жену.

— Ролан, мне крайне жаль, — мужественно прошептала Анжелика. И так как он ничего не ответил, она быстро добавила:

— Я о том, что наговорила тебе сегодня. Это было жестоко, а я не хочу быть жестокой.

Он продолжал хранить молчание, уставившись на Анжелику своими прекрасными глазами. Ролан выглядел грустным, сильно уставшим и постаревшим. Через миг Анжелика, по какой-то необъяснимой для себя причине, наклонилась и прикоснулась губами к его губам…

И уже через секунду осознала, что стиснута в его стальных объятиях. Его руки, словно морские канаты, обвивали ее стан, а губы жадно ласкали чуть прикрытую пеньюаром грудь. Его рот был горяч, требователен и источал аромат абсента. Анжелику обволакивал острый мужской запах. Через минуту его язык проник ей между губ, ощупывая и исследуя их… Анжелика почувствовала возбуждение, испуг и трепет. Сейчас ее вовсе не занимало то, что она полуодета. Она полностью отдалась новому для себя чувству всепоглощающей покорности. Время будто остановилось… Анжелика неожиданно для себя обнаружила, что уже лежит на кушетке, а сверкающие глаза мужа испепеляют ее душу. Вдруг из груди его вырвались похожие на стон слова:

— Как ты думаешь, отчего я избегаю тебя? Знаешь ли, как больно ты ранила мое сердце? О, я хочу тебя… Я так хочу тебя…

Тон его слов пугал, а диковатый блеск в глазах заставлял бешено биться сердце Анжелики. Пока он говорил, она ощутила сквозь тончайшую ткань его напрягшееся естество…

— Богом клянусь, это произойдет сегодня! — прорычал Ролан и снова впился ей в губы.

Его руки продолжали свою возбуждающую работу и уже через минуту приподняли ее ночную рубашку… И здесь Анжелика поняла, что все происходит не так. Ролан был нетрезв, не в себе, и уж точно не так следовало расставаться со своим сокровищем — за пару грубых животных движений здесь, на этой кушетке. Оттолкнув мужа, она произнесла шепотом, захлебываясь от негодования:

— Нет, Ролан, нет!

Он, казалось, мгновенно протрезвел, вскочил и ринулся прочь из комнаты.


На следующее утро, когда Анжелика спустилась к завтраку, Ролан уже сидел за столом. Обычно он уходил раньше, и Анжелика поняла, что причиной сегодняшней их встречи было происшедшее ночью. Рано или поздно — разговора не избежать…

— Доброе утро, — приветствовал ее муж.

Он поднялся, обогнул стол и с обезоруживающей доброжелательной улыбкой, как будто ночью между ними ничего не произошло, придвинул ей кресло. Да и вид его — как всегда свежевыбритого, в опрятной сорочке, с блестящими, словно сапфиры, глазами, говорил о собственной самодовольной невиновности.

Усаживая Анжелику, он накрыл ее шлейфом аромата своего одеколона, и этот возбуждающий запах заставил ее содрогнуться от нахлынувших воспоминаний. Но Анжелике удалось удержать себя в руках. Так они и сидели некоторое время друг напротив друга, разделенные столом, уставленным яствами и объединенные воспоминаниями о случившемся несколько часов назад.

— Этой ночью дитя явилось в мой кабинет и поцеловало меня, — сказал он наконец, отставив чашку с кофе спустя несколько минут наэлектризованного молчания.

— Я не дитя! — гордо вскинув голову ответила Анжелика, стараясь побороть удивление.

— Анжелика, ночью ты спустилась в кабинет, чтобы принести извинения за какую-то воображаемую провинность… Я принял их. И сейчас, в некотором роде, я тоже стараюсь извиниться. Мне не удалось стать для тебя достойным мужем, — произнес Ролан, протягивая ей руку.

— Это соответствует истине, — со вздохом ответила Анжелика.

— Кажется, некоторые аспекты нашего брака, столь много значащие для тебя…

— Я не согласна, — отрезала Анжелика.

— Так ли? — Ролан пристально и недоумевающе смотрел на жену.

— Это не брак, — сказала она с горечью в голосе. — Брак означает доверие, разделение радостей и невзгод.

— А «обязанность»? — цинично усмехнулся он.

— Да, и «обязанность».

— Я приветствую твою преданность супружеским обязанностям. Но позволь мне отметить, что не я остановил ход событий вчера.

— Ты напугал меня, — она потупила взор.

— Я все вижу в ином свете. Я мужчина, дорогая, а ты не готова к мужской страсти, — сказал он после долгого молчания.

— Это… — она хотела сказать, что это неправда, но слова застряли в горле. Все на что она была способна, это уставиться в тарелку.

— Оставь…

— Прошу прощения? — она посмотрела ему прямо в глаза.

— Не надо лезть вон из кожи, — сказал он. — Я не заставляю тебя делать то, что ты не хочешь.

— Это вы не хотите этого брака! — она начала с упрека, но опять поняла, что выдавить слова из себя не может. Да провались он пропадом — с ним одни осложнения. Неужели он ожидал, что здесь, за обеденным столом, она открыто признается, что жаждет его прикосновения? Учитывая то, что ее присутствие было для него безразлично.

К своему ужасу, она почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы, она отложила салфетку и встала не притронувшись к еде.

Когда она пошла к выходу, Ролан тоже встал. Однако в дверях она не сдержалась и с вызовом произнесла:

— А вы довольно быстро сдаетесь, Ролан, не так ли? До нашей женитьбы, я бы поклялась, что отбиться от вас просто невозможно. Но стоит захотеть, и отвадить вас можно, верно?

Ее слова возымели на него действие, и надменное выражение сменилось сердитым взглядом. С агрессивным видом он сделал шаг в ее направлении, но остановился, поскольку в этот момент в комнату вошла Бланш.

— Доброе утро, братец, Анжелика, — с милой улыбкой поприветствовала она их, как бы не замечая наэлектризованной атмосферы в комнате. — Я полагаю, вы хорошо выспались?


Всю оставшуюся часть дня Анжелика размышляла о споре с Роланом за завтраком и о происшедшем вчерашней ночью. Она понимала, что вчера, когда он грубо схватил ее, она служила ему лишь для удовлетворения похоти. Несмотря на то, что он настаивал в пьяном виде, что она преследует его в мыслях, его грубое поведение на протяжении последних недель говорило о другом — ему было безразлично — живет она в Бель Элиз, или нет.

Затем, когда сегодня утром Ролан цинично заявил, что она не готова к мужской страсти, истинное значение сказанного четко проглядывалось — он не хотел ее, даже несмотря на вчерашнее. И казалось, ему безразлично то, что он действительно испугал ее своими пьяными домогательствами. Вполне очевидно, что его остудила ее невинность, а ему нужна была опытная женщина.

Она была расстроена и чувствовала себя уязвленной. При воспоминании о духовном богатстве, теплоте и любви брака родителей ее собственный брак казался злой шуткой.

Она не знала, сколько она еще сможет вынести.


Ролан тоже размышлял, проезжая верхом через поля. Уже с самого утра воздух был спертым. Он проигрывал в уме вчерашний визит Анжелики в его кабинет и ту атмосферу, которую она создала, поцеловав его в губы. Очевидно, что какая-то вводящая в заблуждение христианская этика заставила его жену спуститься в его кабинет и извиниться за все то, что она наговорила о его первом браке. Он глубоко вздохнул. Теперь она знала о Луизе, и карточный домик, в котором они жили, мог развалиться в любой момент. Конечно, он хотел, чтобы рано или поздно Бланш рассказала Анжелике о его первой жене — однако было очевидно, что дела пошли весьма скверно. Он помнил, какие чувства обуревали его всего лишь несколько недель тому назад, заставив его жениться на Анжелике и постараться сделать действительно своей женой. Затем он привез ее сюда и с тех пор практически игнорировал ее присутствие. Ее преданность «супружеским обязанностям» стояла между ними непреодолимым барьером. Он просто отказывался принять ее девственность в качестве жертвоприношения на алтарь их брака. Прошлой ночью, когда он притянул ее к себе, ошалев от желания, было очевидно, что ответной реакции не будет.

Так же как и с Луизой! Он надеялся, что между ними возникнет нечто большее, ведь в ее глазах он увидел обещание страсти.

Он вздохнул. Придется поговорить с ней еще раз и убедить отправиться в школу в Париж. Им нельзя продолжать причинять боль друг другу иначе надежд на будущее просто не будет. К тому времени, когда Анжелика закончит школу, возможно, взгляды ее изменятся. В том случае, если этого не произойдет, ситуация еще более осложнится.

Но в одном он был четко уверен. Ей нельзя дольше оставаться в доме вместе с ним, иначе в самом скором времени он возьмет у нее то, что она никогда не отдала бы ему по собственной воле. И даже, если бы она, холодно смиренная, легла с ним, как это делала Луиза, то в его понимании это бы не отличалось от изнасилования. Куда лучше отослать ее подальше, чем навсегда развенчать себя в ее глазах.

Он резво скакал, пытаясь разогнать давление в груди и резь в глазах.


После обеда Ролан просматривал корреспонденцию в кабинете, когда в дверь постучал Генри.

— Хозяин, приехала мадемуазель Каролина Бентли и хотела бы видеть вас.

Ролан тяжело вздохнул. Вот как раз то, чего ему сегодня не хватало — визит любовницы. Но вежливость требовала, чтобы, по крайней мере, он с ней поговорил.

— Спасибо, Генри. Пожалуйста, предложи мадемуазель что-нибудь выпить и скажи, что я вскоре присоединюсь к ней.

Минуту спустя Ролан вошел в гостиную. Каролина сидела на стуле из розового дерева и играла полураскрытым зонтиком. Сегодня она выглядела восхитительно.

— Добрый день, Каролина.

— Добрый день, Ролан, — когда она повернулась к нему, ее хорошенькое личико озарила улыбка.

— Что привело тебя в Бель Элиз сегодня? — не одарив ее ответной улыбкой, он сел напротив.

— Конечно, любопытство, дорогой, — Каролина пристально посмотрела на Ролана.

— Любопытство?

— Да — относительно той очаровательной милашки, на которой ты женился!

— Каролина, я пытался объяснить тебе на прошлой неделе, что когда я женился на Анжелике, у меня не было выбора… — Ролан вздохнул.

— О, дорогой, всегда есть выбор, — хоть это и было сказано ровным голосом, но за этим скрывалось что-то потаенное, — за восемь лет, которые ты меня знаешь, тебе и в голову не приходило повести меня к алтарю.

— Я даже не знаю, что сказать, Каро.

— Я думаю, что твое поведение говорит само за себя, мой дорогой, — последовала долгая пауза. Затем она подалась вперед и серьезно предложила. — Дорогой, все в порядке. Я тебя прощаю. Я дура, знаю. У меня никогда не хватало самообладания, когда дело касалось тебя. Но я возьму любую твою частицу, которую ты захочешь отдать. Я никогда на тебя действительно не претендовала.

Ролан нахмурился, чувствуя себя в высшей степени неуютно. У него с Каролиной Бентли было «взаимопонимание» на протяжении нескольких лет — женившись на Анжелике, он грубо и неожиданно разрушил его. Он был уверен, что Каролина не поверила в неубедительное объяснение относительно того, что он женился в силу семейного обязательства. Несмотря на это, Каро была само терпение и понимание, поскольку он вернулся в Бель Элиз с женой — и от этого он чувствовал себя еще большим негодяем. Учитывая тупиковую ситуацию в брачном союзе, Ролан вряд ли бы отказался от того, что пришла предложить Каро.

Конечно, если бы он отослал Анжелику на год или больше, он мог бы возобновить близкие отношения со своей любовницей. В конце концов, он не монах. С учетом всего этого он осторожно произнес:

— Каролина, мой брак с Анжеликой — ну знаешь, здесь что-то не срабатывает. Этот брак — только одно название, — он улыбнулся ей одной из самых интимных улыбок. — Если ты наберешься терпения, то через несколько недель я все поставлю на свои места, и тогда ты и я…

— Сможем быть опять вместе, дорогой? — спросила Каролина с возрождающейся надеждой в голосе. — О, любовь моя, ты не представляешь, как мне хотелось услышать от тебя эти слова!

Ролан улыбнулся с чувством удовлетворения, и в этот момент в комнату внезапно вошла Анжелика. Много ли она услышала из их разговора?

Он понял, что вполне достаточно, поскольку глаза Анжелики сверкали гневом, и это заставило его вздрогнуть. Обвиняюще она сначала посмотрела на Каролину, затем на Ролана.

— Доброе утро, дорогая, — он неуклюже сделал шаг вперед. — Познакомься с нашей соседкой Каролиной Бентли, — и застенчиво добавил: — Каро, а это моя дитя-жена Анжелика.

Когда Каролина встала, чтобы приветствовать жену Ролана, Анжелика, взор которой источал месть, повернулась к нему и прошипела:

— Убери ее отсюда.

Анжелика повернулась и вышла из комнаты.

Наступил момент неловкого молчания, и Ролан посмотрел вслед гордо удаляющейся жене. Затем на сцену выступила Каролина.

— Ну, теперь я знаю то, что мне надо было выяснить.

— Прошу прощения? — он повернулся к ней в растерянности.

— Я знаю, почему ты не остался у меня в последний раз, — с иронией произнесла Каролина. — Твоя жена прелестна. Почему ты просто не сказал мне, что влюблен?

— Влюблен? — повторил он деревянным голосом.

— Видел бы ты, как ты на нее пялишься, — с горечью в голосе Каролина рассмеялась. Она покачала головой, глаза ее выражали сожаление. Насколько же счастлива эта малышка!

— Каро, не все так просто, — он нахмурился.

— Но дорогой, проще не бывает, — она подалась вперед и обняла его. В ее голосе прозвучали предательские нотки, когда она прошептала: — Не беспокойся, Ролан. Я не собираюсь нарушать твое семейное счастье. Я просто хотела удостовериться — какие между вами отношения. Теперь я знаю, что это безнадежно, — она попыталась пожать плечами с независимым видом, но от этого жеста повеяло только печалью, — какой смысл во всем этом, мой милый?

— Каролина, то, что происходит между Анжеликой и мной…

— Дорогой, не лги во имя моих чувств, — она дотронулась пальцами до его губ, и в глазах у нее стояли слезы. — Иди и извинись перед своей хорошенькой и очень ревнивой женой.

— Ревнивой? — с надеждой произнес он.

Каролина опять засмеялась.

— Ролан, ты что, слепой?

Очевидно, так оно и есть.


После того как проводил Каролину до пролетки, он засел в кабинете, уставившись в пространство и чувствуя себя ошеломленным.

Это было довольно странно, но его охватило состояние эйфории. Анжелика ревновала! Да, Каролина была абсолютна права на этот счет. Никакие другие эмоции не вызвали бы ярость, которую он увидел в ее глазах после того, как она застала его с любовницей. Никогда доселе Ролан не видел свою жену более очаровательной, чем в тот момент, когда она, гордо вскинув голову, вышла из комнаты.

Она ревновала — почему он не разглядел этого в ее гневе на протяжении последних дней? Он что, был слишком ослеплен страхом, что она никогда не будет хотеть его по-настоящему?

Слишком влюблен, чтобы признать правду? Очевидно, да, он любил ее и, возможно с того момента, когда впервые увидел на рынке в городе. Ему нравились сила ее характера и красота. И понадобился кто-то со стороны, чтобы он разглядел этот бесспорный факт.

Ее любовь: потребность в ней сводила его с ума. Однако, судя по всему, он был ей далеко не безразличен. Он улыбнулся, вспомнив шипение Анжелики: «Убери ее отсюда!»

Вне всяких сомнений, Каролина исчезла из этого дома навсегда. А что касается его молодой жены… давно пора покончить с этой бессмыслицей, уложить к себе в постель и понаблюдать, как гнев перерастает в страсть. То, что раньше она отшатывалась от него, можно расценить как девичью скромность. Со временем эта загадка разрешится сама собой, как только преграды будут устранены.

Он решился. До завтрашнего дня он овладеет ею. Одна только эта мысль заставила бешено колотиться его сердце.

Ролан нахмурился и вынул карманные часы. У него было назначено свидание с приятелем-плантатором Луисом Жюпо. Поехать ли ему на встречу, или остаться дома?

Самое лучшее, если он поедет и тем самым предоставит возможность вспыльчивой супруге слегка остыть. Сегодня он принесет ей розы из парника, это будет искренним извинением и признанием его преданности…


Наверху объект вновь обретенной привязанности Ролана проклинал его на быстром французском и упаковывал чемоданы. То, что Ролан привел в их дом свою любовницу, стало последней каплей для Анжелики.

Она спустилась вниз как раз в тот момент, когда Ролан похотливо улыбался Каролине. Она слышала, как он ей сказал, что в их браке что-то не срабатывает и через некоторое время он все поставит на свои места. Да как мог этот негодяй строить планы по избавлению от нее, сидя с этой шлюхой в гостиной их дома! Она избавит Ролана от забот и уедет сегодня же. Строить глазки любовнице в их гостиной! Распутник! Ни одна жена не допустила бы подобной грязи в доме!

Анжелика была благодарна Эмили за то, что перед отъездом с Роланом из Нового Орлеана дала ей немного денег. Ее слова: «Запомни, когда бы ты ни находилась в Новом Орлеане, это твой дом» — подсказывали выход. Вне сомнения, Эмили не ожидала, что она так скоро вернется, но все-таки у нее будет гостья еще до наступления ночи.

Анжелика знала, что речные суда регулярно проходят вниз по реке мимо Бель Элиз. Ей надо будет просто спуститься на причал и привлечь к себе внимание на пароходе одним взмахом руки. Как только она приедет в Новый Орлеан, напишет мадам. Она была уверена, что мадам и Антонио сразу же приедут в Новый Орлеан, чтобы проводить ее в Сент-Джеймс, а там она как-нибудь заживет по-новому.


Анжелика почти закончила упаковываться, когда в дверь раздался стук. О, ради всех святых, это не Ролан!

— Кто там? — спросила она раздраженно.

— Бланш, — последовал ответ.

— Входите, — Анжелика тяжело вздохнула.

— Анжелика, ты не? — Бланш вошла в комнату и остановилась от удивления, увидев на кровати открытый чемодан.

— Я уезжаю.

— О нет, — Бланш подалась вперед. — Анжелика, я как раз выходила из теплицы, где подрезала цветы, и увидела, как Ролан провожал Каролину до пролетки. Что случилось?

Не отвечая на вопрос Бланш, Анжелика захлопнула уложенный чемодан и повернулась в ее направлении.

— Каролина — любовница Ролана, не так ли?

— В общем да, но… — Бланш на мгновение заколебалась.

— Муж позаботился о нашем браке — или, я бы сказала, недостаточно позаботился, и для меня это ясно, как Божий день. Я возвращаюсь в Новый Орлеан и остановлюсь у Эмили Миро.

Бланш посмотрела на нее с большой тревогой.

— Анжелика, а ты не думаешь, что это уже слишком?

— А вы как думаете?

Молчание Бланш говорило само за себя. Анжелика подняла чемодан и направилась к двери.

— Скажите Ролану, что я надеюсь, они будут счастливы вместе, — бросила она через плечо.

Ей удалось не расплакаться, пока она не вышла из холла.


16


Анжелике предстояло долго ждать.

Она чопорно сидела на грубой скамье в конце причала, чемодан стоял около ее ног. Льняное платье плотно облегало ее тело. Нежная кожа в тех местах, где жесткое нижнее белье натерло, зудело. Зонтик мало защищал от палящего солнца, и даже шелковые розы на шляпке, казалось, завяли.

Над серебристо-серой рекой висело марево. Анжелика вытирала пот платком и отмахивалась от жирных комаров, которые вились над ней несмотря на то, что сейчас был разгар дня.

Часто после обеда она стояла на балконе и наблюдала за нескончаемым потоком судов, плывущих вниз по реке. Почему же сейчас, когда она должна уехать, нет ни одного парохода?

Прошел целый час, и наконец, к радости Анжелики, появился громадный трехпалубный колесный пароход, из двух труб которого в ясное небо вырывались клубы черного дыма. На борту было написано название: «Натшез». Изысканная старинная вязь опоясывала рубку рулевого. Элегантно одетые дамы и господа прогуливались по палубе.

Когда пароход приблизился, Анжелика стала размахивать зонтиком. К счастью, матрос заметил ее и что-то сказал рулевому. «Освобождение! — подумала она. — Спасибо Божьей помощи!»


Ролан возвращался с плантации Жюпо, когда увидел то, что его необычайно встревожило. Теплоход «Натшез» был пришвартован у причала Бель Элиз, и его жена с высоко поднятой головой поднималась по трапу. За ней следовал матрос с чемоданом.

О Боже! Она уезжала от него!

Ролан хлестнул кнутовищем лошадь, и она во всю прыть поскакала к причалу. Быстро спешившись, поспешил вверх по трапу. Он ступил на борт парохода как раз в тот момент, когда Анжелика отдавала капитану деньги. Он подлетел к ней и ухватил за руку.

— Анжелика, что все это значит?

Она повернулась и зло прошипела.

— Я возвращаюсь в Новый Орлеан!

— Ни черта подобного, — он заскрипел зубами и потянул ее за руку.

— Отпустите меня! — Вырываясь воскликнула она.

Небольшая толпа важно одетых пассажиров сгрудилась вокруг них на палубе, в их рядах раздался шепот при виде шокирующей сцены. Плотного телосложения, с окладистой бородой капитан подошел к Ролану.

— Сэр, могу ли я вам помочь?

Когда Ролан повернулся к нему и метнул сердитый взгляд, капитан робко улыбнулся.

— О, мсье Делакруа. Рад опять видеть вас.

— Капитан Летерс, если я не ошибаюсь, — в ответ Ролан не одарил его улыбкой.

— Я… я… — Летерс неуклюже откашлялся, могу ли я помочь вам и вашей даме?

— Сэр, эта дама моя жена.

— О, понятно, — капитан ретировался.

Анжелика все еще пыталась освободиться из тисков, сжимающих ее руку.

— Жена? — прошипела она, взбешенная его появлением. — У вас и понятия нет, что надо делать с женой, мсье. Вы негодяй! Развратник!

При этих словах в толпе заахали, и Анжелика услышала, как одна женщина запричитала: — О, Виргилий, я упаду в обморок.

Лицо Ролана побагровело, он сжал ее руку.

— Моя дорогая, если ты перестала испытывать мое терпение, то тогда, может быть, пойдем?

— Мсье, этот человек привел любовницу в наш дом. — Анжелика повернулась к капитану.

Толпа в ужасе вскрикнула, а причитающая женщина закричала: «О, Виргилий», — и хлопнулась в обещанный обморок.

Матрос побежал за нюхательной солью, в то время как пассажиры смотрели на происходящее и шушукались. Капитан Летерс искоса посмотрел на разыгравшуюся сцену, повернулся к Анжелике и неуклюже вложил деньги в ее руку.

— Я прошу прощения, мадам, но поскольку вы жена мсье Делакруа…

— Ловко сделано, капитан, — с сарказмом произнес Ролан. Он выхватил деньги из руки жены, открыл ридикюль и бросил в него банкноты. Коротко кивнув капитану, он произнес:

— Ну, а теперь, если вы извините нас?..

Однако Анжелика продолжала сопротивляться. Он недвусмысленно выругался, и следующее, что она осознала, — он перекинул ее через плечо, как мешок зерна. Шляпа слетела с ее головы, и кровь прилила к лицу. Оборки нижних юбок неприлично развевались в такт раскачивающимся ногам. Униженная, она била его по спине зонтиком и изрыгала гневные слова. Но он, казалось, не обращал никакого внимания, спускаясь по трапу вместе со своей добычей, свисавшей через плечо. Она заметила, что за ними следует матрос, держа в одной руке ее шляпу, а в другой — чемодан. Мужчины на палубе подбадривали Ролана, в то время как женщины продолжали обсуждать случившееся.

Всю дорогу Анжелика продолжала бороться. Подойдя к лошади, он поставил ее на ноги и прижал к седлу. Схватил опостылевший зонтик и далеко забросил. Затем мягко, но с немалой долей угрозы сказал:

— Прекрати это, Анжелика, или я клянусь, что положу тебя вон на ту скамью и положу конец твоему упрямству. Клянусь перед самим Богом.

Посмотрев в глаза мужа, Анжелика почла за благо прекратить дальнейшее сопротивление. Он отпустил ее, забрался в седло и протянул руку. Когда она неохотно приняла его помощь, он подхватил ее и усадил за своей спиной. Матрос отдал чемодан Ролану, а Анжелике — шляпу. Она криво нацепила ее на растрепанную прическу, пытаясь сохранить при этом величавую осанку. Они поскакали под унизительные возгласы мужчин, стоящих на палубе парохода. Анжелика не осмелилась оглянуться; она была вынуждена обхватить Ролана за талию, грудь упиралась в его мускулистую спину.

Как только они прибыли в Бель Элиз, в тот же миг, как только они вошли внутрь здания, Анжелика в гневе повернулась к нему.

— Я ненавижу вас, — прошипела она.

Но он только улыбнулся, глядя, как она побежала вверх по лестнице.


Анжелика, распластавшись поперек кровати, безутешно рыдала. Она даже не заметила, как открылась дверь. Но услышала голос мужа.

— Любимая, не плачь, — прошептал он.

— Уходите отсюда! — она молниеносно села и повернулась к нему лицом.

Однако он продолжал приближаться, завораживая блеском голубых глаз.

— Успокойся, все не так уж и плохо.

— Уходите! — что есть мочи закричала она. — Можете нанести визит Каролине!

— Анжелика, я не приглашал Каролину в дом.

— Нет, вы только мысленно раздели ее — как раз в моем присутствии, — она вскочила на ноги, размахивая перед ним кулачком.

— Тогда прости эту минутную слабость отчаявшегося мужчины. Видишь ли, с тех пор как мы поженились я… я имею в виду, это была только ты, которую я действительно хотел, моя любовь…

— Как бы не так! — хрустальная ваза полетела с ночного столика Анжелики и разбилась о дверь, почти не задев Ролана. Он только покачал головой и криво усмехнулся.

— Малышка, я люблю, когда ты ревнуешь.

Эти слова заставили ее щеки загореться алым пламенем.

— Сожалею, что ты плакала… — мягко сказал он.

— Убирайтесь! — к ее ужасу, ее снова начали сотрясать рыдания.

— Но ты ошиблась, когда мы были на причале…

— О, да? — заинтригованная, помимо своей воли она икнула, размазывая слезы рукавом.

— А теперь я должен внести поправку, — он стоял прямо перед ней, пожирая ее глазами. — Видишь ли, дорогая, я знаю, что делать с женой. Я думаю, пришло время это продемонстрировать.

Ролан грубо схватил ее и начал целовать, так, что у нее перехватило дыхание. Сначала она пыталась сопротивляться, но это оказалось бесполезно. Его губы были везде — на ее губах, щеках, шее. Его руки ухватили ее груди через платье, грубо массируя, и сколько бы она ни ненавидела его, ощущение было потрясающим! Анжелика всхлипывала, стонала: «Нет, нет, нет…» — все теснее прижимаясь к нему.

— Тебе не приходило в голову, дорогая, что мне стоило больших усилий не прикасаться к тебе? — резко спросил он. Он обхватил ее за талию и приподнял. Их взгляды встретились.

— Ты чувствуешь, как я хочу тебя?

Полностью подавленная и одновременно сгорающая от желания, Анжелика могла только ответить поцелуем, чтобы скрыть стыд. Она обвилась вокруг него, как виноградная лоза, испытывая головокружение и сильное влечение. Он схватил ее в охапку и понес через гардеробную в свою спальню. Но тут она вспомнила его предательство.

— Нет, я этого не хочу! Я не хочу вас. Вы бессердечный и жестокий и — и я сердита на вас.

Он нежно улыбнулся этой вспышке эмоций, однако держал ее все же крепко по мере того, как приближался к своей кровати.

— Не воюй со мной, дорогая, — посоветовал он ей, ставя на ноги, — ты проиграешь.

Анжелика посмотрела на него широко открытыми глазами и поняла, что он решительно намерен уложить ее в постель — и это было его право. Несмотря на всю ярость и обиду, она знала, что отказать ему она не посмеет.

— Сейчас? В послеобеденное время? — пробормотала она.

— Мы достаточно долго ждали, не так ли, моя любовь? — прошептал он, поглаживая ее волосы.

У нее перехватило дыхание, когда он потянул заколки. Ее волосы рассыпались, и он, целуя их, бормотал: «О, какая прелесть!»

Сильные руки ухватили ее стройную талию и легко уложили в постель. Сняв пиджак, Ролан присоединился к ней. Он задрал ей юбки и, приподняв колени, расположился между разведенными бедрами. Она стала задыхаться, поскольку даже через остатки их одеяний его желание было очевидным и обжигающим. Жажда, которую выдавали его глаза, накаляла атмосферу. И вдруг сразу его сильное, упругое, гладкое и возбужденное тело подмяло ее. Он страстно целовал ее, пытаясь сдернуть белье, и бранился, когда она все еще пыталась ухватиться за остатки скромности. Когда он увидел лиф, то потерял всякий контроль над собой.

— Какие груди, — прошептал Ролан, ласково поглаживая их. Буря удовольствия и страха обожгла ее тело, когда его губы атаковали ее груди. Покусывая ей соски, он довел их до состояния крайней упругости.

— О, Бог, ты должна быть моей, дорогая.

При этих словах и жадном поцелуе спина ее выгнулась. В исступлении она запустила пальцы в его густые волосы, еще теснее прижимая голову к груди. Она тонула, томилась от страсти и одновременно все еще боялась неутолимого желания обхватить его большое, сильное тело. Ролан рывком распахнул рубашку и прижался к ней мускулистой волосатой грудью. Она застонала и часто задышала. Он продолжал снимать рубашку.

— Нет, — слабо сказала она, но он опять заглушил ее слова поцелуем. Его пальцы становились все более настойчивыми, принося одновременно боль и удовольствие.

— Бедная крошка, — пробормотал он. — Ты требовала того, что причитается женщине, теперь тебе придется пролить женские слезы.

И она их пролила, когда ощутила в себе предмет его мужской гордости. Он нежно поцеловал ее в губы с виноватым видом за то, что должно было случиться минутой позже. Посмотрел в ее прекрасные глаза, расширенные от страха и страсти. Его медленное вторжение только усиливало болевые ощущения, а не ослабило их. Из ее глаз брызнули слезы, когда она ощутила, что уже не девственница. Брыкнулась, дернула головой и до крови закусила губу. Он пытался успокоить ее, одновременно не давая ей вырваться из своих объятий. Она всхлипывала, чувствуя себя раздавленной.

— Расслабься, дорогая, — прошептал он, — ты напряжена, как тетива.

Она слегка обмякла, и он вознаградил ее страстным поцелуем. Боль уменьшилась, поскольку он старался не быть резким, однако контроль вскоре был утерян. Одним движением все было кончено, и он в очередной раз наградил ее страстным поцелуем, заглушая ее стон.

Спустя некоторое время он улегся рядом. Она села, сморщившись от боли и, избегая встречи с его глазами, быстро собрала одежду.

— Дорогая? — спросил он, нахмурившись.

Но она уже направлялась к двери. У выхода она повернулась и с неистовством произнесла:

— Эта женщина никогда больше не переступит порог этого дома.

Невольно Ролан улыбнулся. Она вышла, оставив его лицезреть доказательства былой девственности.


За обедом Анжелика не могла себя заставить встретиться взглядом с Роланом. Она все еще испытывала болезненные ощущения и чувствовала себя униженной при воспоминании о том, как полностью отдалась мужу. Под пристальным взором Ролана воспоминания о происшедшем вновь накатывались на нее.

По всей видимости, от Бланш не ускользнула напряженная атмосфера, царившая между супругами. Она никак не комментировала события сегодняшнего утра и старалась поднять настроение беспредметной болтовней. Ролан отвечал сестре в основном односложными фразами, а Анжелика не знала, о чем ей можно было с ними говорить.

Она проигрывала в уме странные события сегодняшнего дня — визит Каролины, ее побег на причал, странное появление Ролана, поездку в Бель Элиз, быстрый и насильственный финал.

Физическая близость была совсем не такой, как ожидала ее Анжелика. Сперва она почувствовала большое возбуждение, а затем пришла боль. Впечатление было такое, что она полезла в улей полакомиться медом, а вместо этого была жестоко покусана пчелами. В примитивном понимании она теперь принадлежала Ролану. Она больше не принадлежала себе полностью, а это страшно выбивало из колеи. Особенно после того, как она узнала, что у ее мужа есть любовница, которую, вполне вероятно, он мог посещать после их свадьбы, несмотря на утверждения об обратном. Она вздохнула. Если она хотела, чтобы этот брак был настоящим, то со вкусом сладкого необходимо было познать вкус горького. Если она хотела иметь детей от мужа — а она хотела — ей надо было пройти через постель, где боль соседствовала с удовольствием. И в то время, как она едва ли винила себя за появление Каролины в их доме, все-таки, в определенном смысле, она могла понять чувства Ролана, принимая во внимание тупиковую ситуацию в их браке. Она должна была сама следить за тем, чтобы соблазна у Ролана больше не возникало.

Единственное на что она надеялась, — сегодня вечером он не потащит ее в постель. Она все еще была потрясена, как физически, так и морально, и ей требовалось время, чтобы прийти в себя.

Ролан также размышлял, глядя на жену Ему самому было крайне неприятно, что он лишил ее девственности. Она отвечала страстью до тех пор, пока не наступила кульминация. Она была такая маленькая, такая уязвимая — но какое же блаженство он испытал. Ее невинность приводила его в восторг: ее слезы тронули его до глубины души. Если бы она хоть на йоту знала, какое наслаждение она ему доставила. Он также понимал и то, что его нетерпение, заставившее уложить Анжелику в постель, проблемы не решало. После того, как ей почти удалось сбежать, он хотел взять ее, и отнюдь не путем уговоров и ухаживаний. После сцены на причале он чувствовал, что ему необходимо немедленно утвердить себя в роли мужа в физическом смысле этого слова. И в соответствии с этим он и поступил. Он ее не насиловал и не был с ней груб. Его действия скорее всего были похожи на поведение ошалевшего, страстного любовника, нежели на поведение терпеливого мужа, соблазняющего жену.

Увы, дело было сделано, теперь он был ее, и за этим могли последовать ухаживания и бездонное море физической близости. У него стало легче на душе, когда он обнаружил, что в его постель жена пришла девственницей. О, Боже, если бы он обнаружил, что до этого Жиль Фремо был с ней близок!.. Ну, а теперь, мог ли он дать понять Анжелике, что за этим последует настоящее наслаждение?

После обеда Ролан проводил жену наверх. Они оба молчали. Когда она проходила мимо его двери, он поймал ее за руку, притянул к себе и поцеловал. Его поцелуй недвусмысленно говорил о его желании, и его руки обхватили ее, как стальные тиски. Животная мужская страсть испугала ее. Почти сразу же он почувствовал, как она сжалась. Он отпустил ее, бормоча проклятия.

Анжелика задрожала, когда посмотрела на красивое и злое лицо мужа. Она знала: то, что она произнесет около этих дверей, будет критическим. Ей надо было дать знать Ролану, что в будущем она ему не откажет. Она была решительно за то, чтобы брак стал настоящим. Дотронувшись до его руки, она осторожно сказала:

— Ролан, после того, что произошло сегодня, мне надо прийти в себя.

При этих застенчивых словах жены Ролан обмяк, проклиная себя как бесчувственного идиота. Конечно, девочке понадобится какое-то время, чтобы отойти после случившегося, и он заслуживал быть высеченным за свою грубость.

— С тобой все в порядке, дорогая?

— Да, я прекрасно себя чувствую, но только мне… — она опустила глаза.

— Понимаю, — он нежно обнял ее, поцеловал в щеку и нежно спросил: — Когда?

Она покраснела и в этот момент выглядела красивой, как никогда прежде. Ему очень хотелось поцеловать ее еще раз, но он воздержался для ее же блага.

— Через несколько дней, — сказала она тихо.

— Ну, тогда через несколько дней, — улыбаясь, он провел указательным пальцем по ее губам и хриплым голосом продолжал: — Я хочу чтобы все твои пожитки переехали в мою комнату, и я хочу, чтобы ты переместилась в мою постель. Хорошо?

— Да, Ролан.

Он прижался губами к ее волосам.

— Доброй ночи, мой ангел.


17


Несколько следующих дней Анжелика уклонялась от интимной близости с мужем — надзирала за хозяйством.

Оказалось, их ссора с Роланом, тогда на причале, не прошла не замеченной соседями, прихожанами местной церкви Святого Чарльза.

Когда Анжелика, Ролан и Бланш явились в воскресенье к обедне, их встретили перешептываниями и любопытными взглядами. А уже на следующий день местные дамы зачастили на плантацию под предлогом знакомства с новой хозяйкой Бель Элиз. Конечно, напрямую при этом скандальная сцена не упоминалась, но Анжелика чувствовала себя неуютно под прицелом «общественного мнения». Необычный наплыв посетителей вызвал недоумение Бланш, и в конце концов Анжелика почувствовала себя просто обязанной объяснить ей насколько возможно тактичней, что же произошло на причале. Конечно, она ни словом не обмолвилась о том, что случилось потом — в супружеской спальне.

Как обычно, Бланш восприняла все происшедшее весьма невозмутимо.

— Спасибо, что ты сказала мне о том, что случилось. А я-то все гадала — что произошло в тот день, когда ты ринулась в Новый Орлеан и затем вернулась домой. Мне следует извиниться за несколько необычное поведение моего брата на причале — но у Ролана всегда был необузданный темперамент…

— Я так и заметила.

— Ну, а вы с Роланом… э… разрешили вопрос, касающийся Каролины?

Анжелика нахмурилась, потому что Каролина все еще была для нее предметом головной боли. Она понимала, что Бланш могла бы пролить свет на отношения ее мужа с возлюбленной, но Анжелике не хотелось давать золовке понять, что она осталась на плантации, не решив полностью проблемы с Каролиной. Помимо всего прочего, это была проблема, которую должны были урегулировать муж и жена — и здесь места для Бланш не было.

— Полагаю, мы с Роланом разрешили эту проблему, — заверила она после минутной заминки золовку.


С того самого взбалмошного дня, когда Ролан утащил свою жену с парохода «Натшез», а затем уложил в постель, он по вечерам оставался дома, наблюдая, как Анжелика и Бланш отдаются занятиям музыкой. Анжелика великодушно не протестовала, но сразу же после музыкального часа жаловалась на чрезмерную усталость или головную боль и устремлялась наверх, в надежде упредить повторение того, что случилось с ней в спальне мужа. Ролан оставался в гостиной, лишь взглядом провожая ускользающую в который раз добычу.

Она прекрасно понимала, что не имеет оснований отказывать мужу (вообще-то она решила, что в будущем делать этого не собирается). Проходили дни, а она удерживала его на расстоянии. Это была не просто боязнь повторения боли, которую она испытала, она знала, что со временем это уйдет.

В тот день, когда Ролан занялся с ней любовью — наедине с собой она часто вспоминала, как лежала обнаженная под лучами солнца, струящимися из окон, — что-то безвозвратно изменилось. Ни один дюйм ее тела не остался без внимания, и все же ее не покидало беспокойство из-за того, что она отдалась ему целиком и полностью. Потеряла контроль над собой. Да, правда, он привлекал ее, однако случившееся привязывало ее к Ролану, делало уязвимой по отношению к мужчине, который все еще во многих отношениях был для нее чужим, которому по-настоящему она не могла доверять. В конечном счете, разве это не его любовница сидела здесь, в гостиной? Разве не его подловила она, раздевавшего Каролину взглядом? Она сгорала от желания узнать: пользовался ли Ролан этой женщиной в первые недели их брака? Собирается ли он снова искать встречи с ней?

Ну, а что следует думать о его первой жене, этой загадочной Луизе? Что это за несчастный случай, который привел к смерти, — трагедия, которую Ролан отказывался обсуждать?

Несмотря на все страхи и опасения, Анжелика все больше осознавала, что Ролан имеет над ней определенную власть. Неожиданно она обнаружила, что он постоянно занимает ее мысли, что ей очень хотелось бы повторения их первой близости. Он был так непохож на себя в эти сладостные мгновения. Анжелика видела, что вынужденное воздержание начинает раздражать мужа. Но ей хотелось, чтобы их интимная близость служила прежде всего укреплению брака, фундаментом новых взаимоотношений и доверия. Однако сомнения, непонятные отношения с Каролиной и эта история с первым браком все еще тревожили ее и отделяли от мужа.


Неделей позже, в солнечный августовский полдень, когда Анжелика и Бланш музицировали в гостиной, Генри оповестил их о прибытии двух гостей. Они отвлеклись и приказали слуге впустить визитеров. Анжелика любезно встретила Аннет Жюпо и ее дочь, с которыми уже встречалась на обедне. Она знала, что их плантация граничит на севере с Бель Элиз, но у нее просто не было удобного случая познакомиться с соседями поближе.

— Скажите, пожалуйста, кто исполнял эту чудесную песню, когда мы вошли? — сразу же спросила мадам Жюпо, едва успев присесть на кушетку.

Аннет было сорок с небольшим, но ее каштановые волосы уже поседели. Ее дочери было около шестнадцати — точная копия матушки в юности. Обе женщины были стройны, милы и обладали прекрасной кремовой кожей и большими карими глазами. Одеты они были в расшитые цветами зеленые платья, к которым удачно подобраны шляпки.

— А, это Анжелика, — ответила Бланш, усаживаясь в кресло розового дерева. — Ну разве она не очаровательная певица?

— Да, несомненно. Моя дорогая, вы непременно должны спеть для нас на обедне, — сказала гостья, обращаясь к Анжелике.

— Она собиралась. Мы как раз сейчас репетируем, — Бланш отвечала за жену брата, не давая Анжелике вставить слово.

«Похоже, несчастная чувствует себя свободно с соседями, привыкшими к ее уродству, — подумала Анжелика, — однако как приятно, что соседи начали замечать меня…» Ее размышления были прерваны новой порцией вопросов мадам Жюпо.

— Скажите, дорогая, как обустраиваетесь? Мы бы с Кларой давно навестили вас, но не хотели беспокоить с самого начала.

— Спасибо, все хорошо, — Анжелика подняла глаза, увидела, что вошел Генри с серебряным подносом в руках. Поставив чашки и чайник на столик возле нее, он удалился, а Анжелика принялась угощать гостей. Разливая дымящуюся заварку, она поймала на себе изучающий взгляд Клары. Подав чай Бланш и Аннет, Анжелика повернулась к девушке и улыбнулась.

— Клара, ты хочешь чаю и рисовых лепешек? Ты выглядишь обворожительно. Надеюсь, ты не будешь возражать, если я буду называть тебя «Кларой», а ты меня — «Анжеликой»?

— Нет, спасибо, мадам Делакруа, — после минутного молчания грубо ответила гостья.

Последовала минута неловкого молчания, затем мадам Жюпо похлопала дочь по руке.

— Успокойся, Клара, — она с виноватым видом посмотрела на Бланш и Анжелику. — Боюсь, моя дочь сегодня не в духе. У нас сегодня была стычка по поводу ее успехов в учебе. Но на следующей неделе, как послушная дочь, она собирается вернуться в Новый Орлеан для завершения учебы в монастыре урсулинок, как этого желает ее отец. Я ведь правильно говорю, Клара?

— А что, разве у меня есть выбор?

Мадам Жюпо пожала плечами и улыбнулась.

— Дорогая, ну а теперь, — обратилась она к Анжелике, — расскажите нам немного о себе.

— Ну, не так уж и много есть чего рассказывать, — неуверенно произнесла Анжелика, зная, что ее происхождение покажется простецким этим аристократическим посетителям.

Она поведала мадам Жюпо о своей жизни в Сент-Джеймсе, о смерти родителей и так завершила рассказ:

— Ну а потом мой дядя, Жиль Фремо, взял меня к себе в дом, и там я вышла замуж за Ролана — как это и было заранее оговорено между нашими семьями.

Мадам Жюпо нахмурилась, хотела было что-то сказать, но тут вдруг низкий мужской голос произнес:

— Добрый день, уважаемые дамы.

Дружно охнув, все четверо повернулись и увидели, что в дверях стоит хозяин Бель Элиз. При виде высокого, красивого мужа сердце Анжелики затрепетало. Было очевидно, что Ролан только что вернулся с верховой прогулки — темные волосы взъерошены, в руках хлыст. Ей вдруг захотелось подойти к нему и причесать — мысль эта наполнила ее сердце нежностью.

— О, добрый день, Ролан, — весело отозвалась мадам Жюпо.

— Ты так хорошо выглядишь, Аннет, — он вошел в комнату, галантно поцеловал протянутую руку Аннет, затем повторил ритуал с Кларой. — И ты тоже, Клара. Ты превращаешься в молодую цветущую даму.

— Спасибо, мсье, — выдохнула Клара, глядя на него с вожделением.

— Как поживает Луис? — спросил Ролан у Аннет.

— Прекрасно. Он сказал, что вскоре вы все должны прийти к нам на обед, чтобы должным образом принять вашу жену в наш круг.

— А, с большим удовольствием, не так ли, дорогая? — улыбаясь, Ролан посмотрел на Анжелику.

— Да, Ролан, — ответила она, застенчиво улыбнувшись.

— Вы выпьете с нами чаю?

— О нет, спасибо. У меня есть дела, которыми следует заняться. Надеюсь, вы меня извините?

Ролан вышел из комнаты, и Аннет, улыбнувшись, посмотрела на Анжелику.

— Какой же молодец вам достался, дорогая! Все красавицы округи умирают от зависти!

— Спасибо, — пробормотала Анжелика. Заметив реакцию Клары на появление мужа, она узнала по крайней мере об одной красавице, которая очень завидовала ей.

От лица девушки еще не отлила кровь, она, как загипнотизированная, смотрела на руку, поцелованную Роланом. Анжелика была уверена, что эту руку не будут мыть много дней. Сколько же молодых и не очень дам и девиц в приходе Святого Чарльза были тайно влюблены в ее мужа? Анжелика начинала ревновать его ко всем им, зная пока лишь одну.

— А теперь, дорогие мои, вы просто должны усладить наш слух прекрасной песней, которую мы прервали, — желая разрушить неловкую тишину, захлопала в ладоши Аннет. — Разве это не был «Старый Робин Грей»? Пожалуйста, или, клянусь, я просижу здесь до конца лета.

Смеясь, Анжелика и Бланш направились к пианино.


Сидя в своем кабинете, Ролан слушал очаровательное пение жены. Для него это было самым лучшим возбуждающим средством.

Последняя неделя превратилась для него в чистую агонию — ведь Анжелика постоянно избегала его. Каждый раз, когда он видел свою гордую очаровательную жену, страсть доводила его до исступления и он боялся неизбежного взрыва. Сегодня она выглядела просто очаровательной в этом летнем наряде и ниспадающими на плечи локонами. Его жена. Его возлюбленная — королева его дома, его любовь.

Он должен опять овладеть ею. Он больше не мог находиться вдалеке от нее. Любить ее — все равно что очутиться на небесах. Быть лишенным ее — все равно что оказаться в аду.

«Неужели я отпугнул ее своей агрессивностью? Разве нельзя исправить ситуацию? Способна ли она испытывать такую же страсть, как и я? Или она так же холодна, как и покойная Луиза?» Эти мысли заставили его застонать. Во имя всех святых, он не откажется от нее без борьбы! И первое, что ему предстоит сделать — это уложить ее в постель и продержать там как можно дольше.

Он знал, что на сей раз ему придется убеждать, а не требовать. На прошлой неделе он сгорал от желания, но в этот раз должен контролировать себя.

Ролан слышал, как ее голос возвысился до потрясающего крещендо. На этом ария закончилась. Услышал, как Аннет зааплодировала, нахваливая исполнение. Нахмурился, вспомнив услышанные слова относительно того, что брак его состоялся по договоренности. Когда Анжелика упомянула об этом, Аннет явно смутилась. Однако это не удивило Ролана, поскольку подробности подобных браков, как правило, ни для кого не составляли секрета, в особенности в приходе Святого Чарльза. Однако специфические детали этого конкретного брака — поскольку договоренности как таковой не было — не были никому известны. И то, что Анжелика говорила окружающим, естественно, породит подозрения.

Возможно, ему следует вернуться в гостиную и увести супругу, пока она не услышала что-нибудь такое, что могло бы привнести дополнительные сомнения? Придется, пожалуй, ее кое-чем занять…


— Моя дорогая, Вы очаровательны! — сказала Анжелике мадам Жюпо с милой улыбкой. — Я никогда не слышала такого потрясающего голоса! Бланш, а ваша игра как всегда несравненна! А теперь я хотела бы послушать другую вещь. Скажите, вы знаете «Дом, мой любимый дом»?

Анжелика собиралась уже ответить, когда Ролан опять появился в гостиной. — Милые дамы, — спросил он посетительниц, — вы не станете возражать, если я похищу у вас жену на пару минут?

Он повернулся к Анжелике:

— Дорогая, очень не хотелось бы тебя прерывать, но боюсь, что возникло одно дело, которым мы должны неотложно заняться.

Анжелика почувствовала, что краснеет под пристальным взглядом мужа.

— Конечно, мы понимаем, Ролан, — из-за ее спины произнесла мадам Жюпо, — так или иначе, нам с Кларой пора идти…

— Мои наилучшие пожелания Луису, — он протянул руку Анжелике. — Пойдем, дорогая?

Ей осталось только извиниться перед дамами и покинуть их. Она вышла из гостиной, держась за руку Ролана, — в ногах она ощущала противную дрожь.

— Мы пойдем в ваш кабинет? — спросила его Анжелика, выйдя из гостиной.

— Нет, наверх.


После того, как Ролан и Анжелика удалились, Бланш вместе с дамами Жюпо направились к парадной двери. Все трое увидели, как Ролан и Анжелика поднимаются по лестнице. Юная Клара наблюдала за этим восхождением, дрожа от возмущения, в то время как ее маменька чувствовала себя крайне неловко и бессознательно теребила завязку ридикуля.

— Бланш, было так приятно, и вскоре, я думаю, мы появимся здесь снова.

— Конечно, — пробормотала Бланш.

Проводив визитерок, она задержалась в холле и посмотрела на опустевшую лестницу, ощутив при этом, что на нее накатывается волна зависти. Она знала — Ролан и Анжелика поднялись наверх заниматься любовью. «Похоже, они занимаются этим с того дня, как брат притащил жену с причала!»

Она не ревновала к Ролану — хотя одно время, много лет назад, она представляла, что влюблена в него. О нет! Бланш давно поняла, что по-настоящему любит другого. Однако доступ в его мир был заказан ей навсегда. Большую часть времени она умудрилась просуществовать, реально ощущая потерю, и могла загнать страдания в дальние уголки сознания, однако сегодня трагедия ее положения вновь обострилась со всей жестокой откровенностью.

Бланш охватывало чувство ревности потому, что Ролана и Анжелику объединяло что-то особенное, то, чего у нее никогда не будет. «То, как Анжелика, дрожа всем телом, глядела на брата, вся — горящий призыв во взоре, «то», как он смотрел на нее. Каждый взгляд, преисполненный любви, которым они обменивались, буквально кричал, что они находятся где-то далеко: в своем маленьком мирке, полностью поглощенные друг другом.

Кончиками пальцев Бланш провела по родимому пятну, затем отдернула руку. Самое тяжелое, то, что было трудно простить, — это их счастье.


А наверху Анжелика дрожала всем телом, пока Ролан вел ее по холлу. Когда она направилась было в свою комнату, он задержал ее и сказал:

— Нет, в мою спальню.

«О, ради всех святых!» — подумала она. Ее сердце учащенно забилось, когда он привел ее в свою комнату и закрыл дверь. Она отстранилась и посмотрела с опаской, в то время как он оглядывал ее с головы до ног так, будто она была его собственностью.

— Не бойся.

— Ролан, что, это было так необходимо: тащить меня наверх на глазах у гостей? Теперь они подумают… — она закусила губу, раздражаясь все больше и больше.

— Пусть думают, что хотят! — огрызнулся он, но через мгновение с полуулыбкой добавил: — В конце концов, это будет правдой.

За замечанием Ролана последовала пауза, и Анжелика ощутила биение сердца. А как же он на нее смотрел: о Боже, она опять потеряет над собой контроль, и он добьется своего! Он выглядел сильным и статным, в его голубых глазах сквозил животный голод. Внезапно она почувствовала себя очень маленькой.

— Дорогая, я бы хотел знать, почему ты меня избегаешь, — произнес он несколько мгновений спустя.

— Избегаю вас?

Он приблизился и заключил ее в объятья. Его запах — запах мужчины, аромат кожи и табака — действовал на нее, как сильное возбуждающее. Когда он прикоснулся к ее губам, она поняла, что вот-вот умрет. Поцелуй был продолжительный, нежный и соблазнительный. Несмотря на все страхи, она застонала и плотнее прижалась к нему. Он посмотрел на ее раскрасневшееся лицо и ласково провел пальцем по ее губам.

— Почему ты избегаешь… этого?

Анжелика высвободилась из его объятий и подошла к окну.

— Анжелика, тебе следует знать, что я не допущу, чтобы ты скрывала от меня правду. Скажи, мои прикосновения отталкивают тебя? — услышала она его требовательный голос.

— Нет, — прошептала она.

— На прошлой неделе я просто не знала, чего ожидать, — она повернулась к нему. — Что это будет — ну, так, как оно и было.

— Анжелика, каждой женщине первый раз всегда бывает больно. Но я обещаю… за этим последует удовольствие, — приблизившись к ней, Ролан положил руку на ее плечи. — Прости меня, если я вел себя как нетерпеливый молодожен. Я так хотел тебя, дорогая. После того, как ты убежала на причал и почти покинула меня…

— Вы никогда не спрашивали меня, согласна ли я была остаться с вами после… — Анжелика гордо вздернула подбородок, пытаясь бороться с расслабляющим эффектом, который вызывали его слова.

— На самом деле это то, о чем я тебя никогда не спрошу, — прервал он ее с мрачным видом.

Она потупила взор и стиснула зубы.

— Ради всех святых, что это значит? — нетерпеливо спросил он, разводя руки в стороны. — На прошлой неделе ты сказала, что понадобится несколько дней, чтобы прийти в себя, а затем ты переберешься ко мне. А сейчас…

— Но есть Каролина… — она рискнула посмотреть на него.

— Анжелика на прошлой неделе ты сказала, чтобы нога этой женщины не ступала в этом доме, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы так и было, — он бросил на нее сердитый взгляд. — Да, раньше мы были близки, но сейчас ты — моя жена, и все зависит от тебя.

— Прошу прощения? — сердце Анжелики на секунду замерло.

Он притянул ее еще ближе к себе, и она почувствовала, что будто тонет, когда он прошептал:

— Дорогая, на прошлой неделе мы кое-что начали, и просто так ты хлопнуть дверью не можешь! С тех пор я мечтаю о тебе каждую минуту. Тебе не приходит в голову, что я истосковался по тебе? Я хочу быть с тобой каждый день!

Он вновь пытался поцеловать ее, и на сей раз по телу Анжелики пробежала дрожь. Она ответила мужу со всей страстью. Спустя мгновение он принялся целовать ее в шею. Она высвободилась и спросила:

— Сейчас?

— Ты только усложняешь ситуацию этими проволочками, — сказал он, и от его горячих губ по спине у нее побежали мурашки. — Давай же займемся любовью, — продолжал он уговаривать ее. — Дозволь мне доказать тебе, что ты можешь получить истинное наслаждение в моих объятиях.

Его жаркие губы и шепот заставили Анжелику испытывать странное головокружение.

— Могу я раздеть тебя, — спросил он хриплым голосом, — моя любовь?

Она кивнула, не в силах произнести ни слова. Он повернул ее и принялся расстегивать крючки на платье. Сняв его, нижние юбки и туфельки, он присел на кровать.

— Иди сюда, мой ангел, — сказал он, широко раскинув руки и пожирая ее глазами.

Нетвердой походкой она приблизилась к нему, сама удивляясь, как ноги держат. С силой притянув ее к себе, Ролан усадил Анжелику между коленей. Раздвинул губами края рубашки и прильнул к ее груди.

Очарованная, она замерла, а он нежно прошептал:

— Тебе приятно, дорогая?

— О, да, да! — воскликнула она и, отбросив всякую ложную стыдливость, взъерошив волосы, вплотную прильнула к нему.

— Расстегни рубашку, — попросил Ролан. Она подчинилась, и через мгновение ее взору предстала мощная грудь, покрытая растительностью.

Он притянул ее к себе. Ее нежные груди тесно прижались к его торсу. Долгое время он не отрывал от нее глаз, наблюдая, как ее зрачки расширяются от страсти.

— Поцелуй меня, — прошептал он.

Их губы слились в долгом поцелуе. Анжелика и не заметила, как он уложил ее на спину. Покрывая всю ее поцелуями, он осторожно снимал с нее нижнее белье.

Застыв на минуту в восхищении от вида ее обнаженного тела, Ролан принялся ласкать ее… Тело Анжелики содрогалось от наслаждения. В тот миг, когда он оставил ее, чтобы раздеться, она ощутила уже почти невыносимое возбуждение. Когда Ролан вернулся, она стала бесстыдно разглядывать его. Однако то, что она увидела — мощный монолитный клубок мускулов — встревожило ее.

— Не ранее, чем ты будешь готова, — нежно поцеловал ее и пообещал он, сразу уловив тревогу в ее глазах.

Ролан продолжал соблазнять ее ласками и взглядами. Анжелика чувствовала себя беззащитной и страстно желала, чтобы ее тело принадлежало мужу. Прикосновения его губ к ее грудям были утонченной пыткой, и, когда они начали путешествие к животу, она почти покинула реальный мир. Но Анжелика запротестовала, когда они приблизились к заветному месту. Муж не стал принуждать ее и поцеловал в губы. Но когда через минуту его пальцы нащупали тот самый эпицентр желания, в ней проснулась необузданная страсть.

— Пожалуйста… — всхлипывая, умоляла она, — пожалуйста.

И только после этого он приступил к делу. Когда Ролан начал входить в нее, она слегка вздрогнула, но такой ужасной боли, как прежде, не было. Она ощущала, что сопротивление ее тела постепенно пропадает по мере того, как он наращивал темп, как бы стараясь раствориться в ее плоти. А когда он достиг вершины блаженства, все ее страхи окончательно рассеялись. Ощущение было непередаваемым.

— Дорогая, — простонал он, — ты очаровательна. — Он смотрел на нее глазами, полными страсти. — Я не делаю тебе больно?

— Нет, нет, — вскричала она. Даже если бы он и причинил ей боль, то, отвлекаемая поцелуями и ласками, Анжелика не обратила бы на это внимания.

Своими утонченными ласками и опытом в любовных утехах он довел ее до экстаза. Она не могла удержать себя и вонзила пальцы рук в его широкую спину. Дыхание стало прерывистым, и Анжелика почувствовала, как приближается к той грани, когда она станет частью его, а он — частью ее.

Болевые ощущения были лишь незначительным барьером на пути к пику наслаждения. Но переживания были столь остры, что она не выдержала и расплакалась.

— Дорогая, в чем дело? — сразу же встревожился Ролан. — Да провались я пропадом, если я опять сделал тебе больно…

— Нет, совсем нет.

— Тогда в чем же все-таки дело?

Будучи не в состоянии ответить на прямо поставленный вопрос, она отвернулась. Он прижал ее спину к своей груди, откинул волосы, чтобы поцеловать ее в шею, и, нежно лаская спину и ягодицы, спросил:

— Так что же, дорогая?

Анжелика не могла передать словами свои чувства. Все это было для нее так ново! Она не могла сказать ему, что теперь она не принадлежит самой себе, а принадлежит ему… И он стал повелителем, приказа которого она не в силах ослушаться.

Губы Ролана оказались у ее уха, а руки начали новую прогулку по телу. Она не повернулась и осторожно стала гладить его бедро.

Неожиданно он перевернул ее, и она обнаружила, что сидит на нем. В глазах читалась все та же страсть. Не прошло и мгновения, как любовные утехи возобновились.

— Анжелика, ты хотела этого? — настаивал он.

— О да! — вскрикнула она, покрывая его губы поцелуями.


18


Вскоре всем прихожанам храма Святого Чарльза стало известно, как хозяин Бель Элиз проводит время после обеда.

Медленной чередой проходили и тянулись дни. Дни сентября. Дни необузданной страсти. Ночи непередаваемого экстаза.

Анжелика расцветала. На щеках появился очаровательный румянец, и каждый раз, когда она видела Ролана, дыхание у нее учащалось. Она по-настоящему влюбилась. Каждую минуту ее мысли были заняты мужем. За завтраком она пристально смотрела на Ролана, ее мысли неизбежно возвращались к любовным утехам часовой давности — его сильным рукам, ласкающим каждый дюйм ее тела, к страсти в его глазах и невероятному счастью от разделенного наслаждения. Мысли ее были непристойными, плотскими и по ответной улыбке она знала, что его мысли были абсолютно такими же.

И им было на всех наплевать.

Она начала познавать его все больше и больше. Он был внимательным любовником и заботливым мужем — он расчесывал ей волосы, читал любимые рассказы и поэмы, приносил по утрам кофе с молоком. Так как в этой местности нередки были вспышки заболевания желтой лихорадкой, он все больше заботился о ее здоровье. Запрещал ей вставать с ним по утрам, когда перед рассветом уезжал с управляющим на поля. Анжелика обычно высыпалась и присоединялась к мужу за завтраком — в те дни, когда он не возвращался в их спальню, чтобы удивить ее подносом с кофе и новыми поцелуями.

И все-таки где-то она все еще не понимала его. Но она любила мужа. Однако эти сомнения удерживали от того, чтобы рассказать о своих чувствах. В конце концов, их сосватали, хорошо. Ролан пытался делать все от него зависящее, и она удовлетворяла его в постели. Конечно, все это делало ее полноправной женой. И Ролан хотел этого.

Но желал ли он видеть в ней единственную возлюбленную… и полноправного партнера в браке — товарища по духу? Любовницу, которую он превозносил бы выше всех остальных? В действительности, он никогда не говорил ей, что она доставляет ему немногим больше, чем просто удовольствие… Он никогда не говорил, что любит ее. И сомнения относительно тех, кто был до нее — Луиза и Каролина… — продолжали терзать ее. И даже тогда, когда она с Роланом достигала недостижимых высот страсти, когда Анжелику так и подмывало рассказать ему о своих чувствах, она старалась сдерживать себя.


То, что золовка охладела к ней после того, как она перебралась в спальню мужа, также не беспокоило Анжелику. Они продолжали, как и прежде, музицировать, однако отдаленность Бланш стала более очевидной. Зачастую несчастная впадала в задумчивость, отвечала односложно и прерывала занятия, когда репетиция была в самом разгаре.

Однажды после обеда, когда они обе пили чай перед музыкальным часом, Анжелика решила выяснить, что так заботит Бланш.

— Бланш, — начала она осторожно, — я должна знать: я сделала что-то такое, что вас обидело?

— Дорогая — с какой стати тебе обижать меня? — Бланш выглядела сильно удивленной и одновременно расстроенной.

Поставив чашку на стол, Анжелика сказала:

— Просто в последнее время вы как-то ушли в себя.

— О? — произнесла Бланш, — я и сама не осознавала, что веду себя подобным образом.

— Бланш, мне все это далеко не безразлично, — искренне сказала Анжелика.

— Да, полагаю, я тут задумывалась кое над чем…

— О, тогда, пожалуйста, расскажите мне.

— Я заметила, что вы с Роланом выглядите все более счастливыми, и, конечно, мне это приятно. Однако — я боюсь, что есть кое-что, касающееся моего брата, что меня беспокоит — те дела, о которых ты можешь и не знать.

— На самом деле?

— Например, ты в курсе дела, что Ролан отказался от приглашения на обед в доме Жюпо?

— Нет, я даже не была в курсе, что нас пригласили, — Анжелика нахмурилась.

— Я бы об этом тоже ничего не знала, если бы не была поблизости, когда Ролан получил приглашение, — Бланш откинула прядь рыжих волос с бровей.

— Но почему он не принял его? — спросила Анжелика. — Что, обычно он отклоняет приглашения подобного рода?

— Не всегда. И, конечно, есть ежегодный Бал Урожая Делакруа, на который вот уже более пятидесяти лет съезжается вся округа. Уверена, что этот бал состоится в Бель Элиз вскоре после рубки тростника, как это бывает каждый год.

— Вот значит как Ролан выполняет светские обязанности, — Анжелика еще более насупилась. Тогда отказ от приглашения семьи Жюпо теряет смысл — конечно, если только ему не нравится их компания.

— Не в этом дело. Роман и Луис — давние друзья.

— А как же вы расцениваете поведение моего мужа? — Анжелика медленно покачала головой.

— Дорогая, не сочти это за неуважение, но причины кроются в тебе самой, — закусив губу, сказала Бланш.

— Во мне?

— Видишь ли, у Ролана есть одна отрицательная черта характера, которую он показал в первом браке. И боюсь, он просто не хочет, чтобы ты сближалась с соседями, ибо он побаивается, что ты можешь кое-что услышать, например, о Луизе.

Анжелика почувствовала, как по спине побежали мурашки.

— А что — о Луизе?

— Ты хочешь сказать, что мой брат все еще не рассказал тебе о ней?

— Да, но я действительно хотела бы знать, — Анжелика покачала головой.

— Ну, тогда прекрасно, — Бланш, казалось, собралась с мыслями. — Луиза Рилле родилась в богатой семье из Нового Орлеана. Она получила образование в монастыре… В обществе о ней были самого высокого мнения. Ролан женился на ней, девять лет назад и привез сюда. В то время ей было только восемнадцать. Боюсь, она не приспособилась к жизни в браке здесь, на плантации, и скучала по семье, оставшейся в городе. Она была болезненное создание и немного…

— Что?

— В некотором роде… Э… э… психически неустойчива. Так или иначе, он не мирился с ее выходками, или ребячеством. Да, по правде говоря, Ролан, в двадцать один год, сам еще не совсем сформировался. Их брак можно было назвать не слишком удачным… Было довольно много семейных сцен. Луиза флиртовала с другими мужчинами прямо в этом доме под носом у Ролана. Это бесило моего брата — и он платил жене той же монетой.

— Понимаю, — пробормотала Анжелика, пытаясь представить терзания, испытанные Роланом в первом браке.

— А как Луиза умерла?

— Здесь я должна вернуться немного назад. Ты, очевидно, в курсе, что у Ролана был брат Жюстэн, который погиб в результате несчастного случая?

— Да, в Новом Орлеане, я жила в доме Эмили Миро, вдовы Жюстэна.

— Конечно. Так или иначе, до своей смерти, Жюстэн и Эмили жили здесь, в Бель Элиз. Когда Жюстэн погиб восемь лет назад, Ролан сделал все от него зависящее, чтобы помочь Эмили и Филиппу перенести это горе. Думаю, то, что Ролан посвящает так много времени вдове брата, вывело Луизу из себя. Одним дождливым вечером, как раз после вечеринки здесь в Бель Элиз, в кабинете Ролана между ним и Луизой разгорелся скандал… Очевидно, в борьбе за пистолет Луиза была убита.

— О, Боже! — пробормотала Анжелика. — Тогда… — она выпрямилась в кресле и гордо посмотрела на Бланш. — Я абсолютно уверена, что Луиза погибла в результате несчастного случая.

— Конечно, но Луиза просто издевалась над моим братом!

— Что вы имеете в виду? — Анжелика подозрительно посмотрела на Бланш.

— О, ничего, дорогая, — осторожно произнесла Бланш. — Скажи мне, ты когда-нибудь спрашивала Ролана о Луизе?

— Да, конечно — но это было не то время, когда это можно было обсуждать. Бесспорно, я подниму этот вопрос заново в свете — э… того, что вы мне сказали. Уверена, что существует приемлемое объяснение тому, что случилось в ночь смерти Луизы.

Бланш продолжала хранить молчание и затем невнятно произнесла:

— Тебе следует немного повременить с этим вопросом.

— С какой стати?

— Ты же знаешь, какой у Ролана характер…

— На самом деле? Тогда зачем вы мне посоветовали навести справки о Луизе несколько недель тому назад?

— Ну, я просто проговорилась, — нимало не смутившись, ответила Бланш и поставила чашку на стол. — Однако, думая обо всем этом, я считала, что самое лучшее, если бы ты повременила с этими расспросами.

— Спасибо за совет, — холодно ответила Анжелика.


Всю оставшуюся часть дня Анжелика не находила себе места. От мысли, что Луиза была убита, ей становилось тошно. Это было ужасно. Неужто Бланш не солгала ей?

Она постоянно возвращалась к мысли о холодности Бланш с тех пор, как они начали жить с Роланом как муж и жена. Очевидно, что Бланш, лишенная в отношении замужества каких-либо перспектив, попросту завидовала гармонии, царившей между ее братом и Анжеликой.

Вне всякого сомнения, она ревновала к Ролану. Настолько Анжелике не хотелось признаваться себе самой, но мысль о том, что Бланш влюблена в ее мужа, не покидала ее. В конечном счете, она прекрасно понимала, что Бланш, будучи ему всего лишь сводной сестрой и не видя никакого другого мужчины, кроме Ролана, должна быть в него влюблена. Даже если это не было правдой, то россказни о Луизе просто служили для создания напряженности в ее отношениях с мужем.

С другой стороны, Анжелика знала, что, вполне вероятно, в словах Бланш заключена доля правды, ибо откровенная ложь не могла бы не выплыть наружу. А что касается подлинных обстоятельств гибели Луизы, то только Ролан мог воссоздать реальную картину. Она помнила предупреждение Бланш относительно вспыльчивости Ролана. Анжелика сама могла убедиться в этом по той сцене на причале, десять дней тому назад, когда он силой приволок ее домой.

Но мог ли он убить жену в припадке гнева, как на это намекала Бланш?

Этому она просто отказывалась верить!


В тот вечер после обеда и обычного музицирования в дом, чтобы повидаться с хозяином, зашел господин Юрген. Ролан извинился перед дамами и отправился в кабинет. Анжелика удалилась в спальню, которую она теперь делила с мужем. Она села на стул у окна и попробовала читать. Однако сконцентрировать внимание на написанном ей не удалось. И она решила расставить точки на «i» относительно Луизы. Ей очень хотелось, чтобы беседа мужа с управляющим не затянулась, ибо с каждой минутой ей становилось все более тяжело. Когда дверь наконец отворилась, она чуть было не упала в обморок.

Ролан вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Как же очаровательно смотрится его жена! Слава Богу, что она стала его супругой.

На ней было надето платье нежно-розового цвета: линия воротника удачно подчеркивала абрис молодой груди. В густые волосы вплетены нежные красные камелии. Однако еще более алым был цвет ее нежных щек. Но сегодня Анжелика показалось ему какой-то отстраненной. Боже, как он жаждал обнять ее и целовать до тех пор, пока она не ответит ему такой же вспышкой страсти!

— Надеюсь, что не я расстроил тебя, моя дорогая?

— Что-то ты задержался с господином Юргеном. Надеюсь, все в порядке? — она все еще хмурилась, когда ответила ему.

— На самом деле произошло довольно неприятное событие. Один из слуг попытался изнасиловать мулатку, — Ролан вздохнул и подошел к ней.

— Какой кошмар!

— Думаю, она сама это спровоцировала, однако, похоже, что нам надо его продать. На ряде плантаций в округе требуются работники, и бесспорно от него следует избавиться.

— Да, конечно, это не повредит делу.

Ролан внимательно посмотрел на Анжелику. Она все еще хмурилась. Неужели она охладела к нему? Он сел на край кровати и скинул сюртук. Развязав галстук, он задал ей осторожный вопрос:

— Ну, а как роман?

— Прекрасен.

— Дорогая, ты счастлива в этом доме? — произнес он после минуты молчания.

— Да, конечно, — при этих словах она потупила взор, избегая его взгляда.

— Я что, допустил какую-то ошибку и доставил тебе неприятность?

— Нет.

— А почему бы тебе не посмотреть мне в глаза?

Она посмотрела на него, и он заметил, что Анжелика дрожит всем телом, а в глазах у нее неподдельный ужас. Она была похожа на готовую взлететь трепещущую пташку. В последнее время между ними что-то происходило — и сейчас он чувствовал ее отдаление. При одной только мысли об этом его охватил ужас.

— Ролан, почему вы отказались от приглашения на обед к семье Жюпо?

— Так вот в чем дело? Я полагаю, Бланш тебе сказала? — он вздохнул с облегчением.

— Да.

— Неужто это преступление, что я хочу видеть только тебя, что мне не до общения со всеми соседями? — он мило улыбнулся.

— Нет, это не преступление, — помолчав, она застенчиво продолжала: — Вы говорите, что вы меня постоянно хотите, но во многих отношениях я вас до сих пор не узнала.

— В каком смысле? — удивленно спросил Ролан.

— Ну… вопрос с Луизой так и остается неясным.

— Анжелика, я просто хочу, чтобы у нас с тобой все было хорошо, чтобы у нас в браке все ладилось, — он тяжело вздохнул. — Прошлое должно остаться там, где ему место, — в могиле.

— Да, но не в том случае, когда оно затрагивает настоящее.

— Но с какой стати Луиза имеет отношение к настоящему?

— Потому что Бланш сказала, что Вы ее убили! — почти что выпалила она.

Ролан приблизился к ней, взял с колен книгу и положил на стол. Помогая ей встать, он прошептал:

— Иди ко мне, дорогая.

Когда он ее обнял и притянул к себе, она почувствовала, что теряет голову. Его прикосновение было настолько успокаивающим и ободряющим, что она невольно почувствовала себя уютно, несмотря на все мучавшие сомнения.

— Конечно же, ты не можешь думать, что я до сих пор ее люблю? — Он поцеловал ее в голову. Нежно дотронувшись до каждой из камелий, он добавил: — И ты, должно быть, знаешь, что я никогда ее и не любил.

«А ты любишь меня?» — настойчиво спрашивало ее сердце. Слишком поздно. Он уже целовал ее, и Анжелика растворилась в его объятиях. Спустя некоторое время он распустил ее волосы и вынул заколки. С камелиями в руке он страстно целовал ее, пытаясь, кажется, довести до исступления. Тело ее содрогнулось от прилива вожделения, глаза затуманились страстью.

Со стоном Ролан прижал жену к себе. В этот момент он был готов отдать жизнь за обладание Анжеликой!

Когда-нибудь настанет время, когда она узнает правду — правду и об их браке, и обо всем. И несмотря на все недомолвки, он чувствовал себя неразрывно связанным с нею. Отпрянув на шаг, Ролан посмотрел на нее как бы со стороны. Она была просто очаровательна. Ему нестерпимо захотелось тут же овладеть ею.

— Иди ко мне, моя пташка, — с нетерпением в голосе произнес он. Она не заставила себя ждать и ринулась в его объятия.

…А потом Ролан наслаждался нежными чертами ее лица, которые сон только украсил — зардевшиеся щеки, чувственный нос, длинные лучистые ресницы…

Интересно, сколько еще пройдет времени, до того как она все узнает о его прошлом — и о той лжи, которую он нагородил? Сколько же пройдет времени до того, как она от него отвернется и перестанет ему верить?


19


Скучные дни сентября перекатились в октябрь.

Ноябрь принес первые осенние ветры и вместе с ними облегчение от одуряющей жары. Как только стало прохладней и москиты перестали жалить на каждом шагу, Ролан, как и обещал, свозил Анжелику на болота. Красота лагун, открывшихся с борта их лодки, очаровала ее. Анжелике надолго запомнился этот прекрасный день. В Бель Элиз наступили горячие денечки — время рубки тростника. Урожай выдался отменный. В конце ноября все на плантации работали не покладая рук. Если не удастся убрать тростник до наступления первых заморозков, то вся предшествующая работа пойдет насмарку.

Ролан тоже трудился все дни напролет, помогая управляющему вести контроль за уборкой урожая. Анжелика была лишена общества мужа большую часть времени, но она прекрасно знала причину этого. Ролан провез ее по полям, чтобы она могла увидеть все собственными глазами. Негры работали от зари до зари — одни рубили тростник ножами наподобие мачете, в то время как другие загружали стебли на повозки. Собранные растения свозили на отжимный пресс, где получали сок. Возле помещения для отжимного пресса негритянки с трудом управлялись с громадными чанами — сок вываривался до кристаллизации сиропа и воздух был напоен сладкими ароматами.

Дома Анжелика часто слышала, как под окнами громыхали на пути к причалу для отправки в Новый Орлеан повозки, тяжело груженные громадными бочками с коричневым сахаром.

Однажды вечером Ролан принес пиалу незагустевшего сиропа и показал, как, окуная в него орехи пеканы, можно приготовить настоящий деликатес. Они сидели рядышком и за обе щеки уплетали лакомство. Анжелике очень понравился густой свежий сироп и особенно обмакнутые в него орехи. Ролан засмеялся и посоветовал не очень увлекаться, так как иначе можно было быстро набрать вес. Анжелика улыбнулась в ответ, он притянул ее к себе и слизнул нектар с ее нежных губ.

В его руках ей стало еще слаще.

Они ладили друг с другом, даже несмотря на то, что виделись не часто. Днем Анжелика скучала, по ночам они становились самыми страстными любовниками. Похоже, между ними стало завязываться нечто похожее на нежную дружбу…

Однако в глубине души у нее еще оставались сомнения относительно Луизы и Каролины. Ее до сих пор занимали вопросы: как умерла Луиза, продолжал ли муж встречаться с любовницей после свадьбы? Однако Анжелика не заводила разговор с Роланом ни об одной из них, зная, что когда-нибудь он сам захочет открыть ей свое прошлое.

Большую часть дня Бланш и Анжелика были заняты подготовкой к традиционному Балу Урожая Делакруа. Заказав в Новом Орлеане напитки и различные деликатесы, они приводили в порядок дом. Приближение этого знаменательного дня заставляло чаще биться сердце новой хозяйки Бель Элиз. Ведь фактически это был ее первый большой выход в свет. А еще ей очень хотелось встретиться вновь с Жан-Пьером, которого ждали на плантации в этот день.


Однажды, когда Анжелика и Бланш обсуждали планы проведения бала, стряслось нечто весьма неприятное… Тогда они расположились в библиотеке и составляли окончательный список приглашенных.

— Я так рада, что вы занялись составлением списка, — сказала Анжелика золовке, не вставая с кресла. — Полагаю, что большинство из гостей каждый раз бывают на празднестве?

— О да, — сказала Бланш, откладывая ручку в сторону. Улыбнувшись, она добавила: — На самом деле, этот бал рассчитан в первую очередь на прихожан церкви Святого Чарльза.

— Я так рада, что вы с нетерпением ждете этого бала, — Анжелика задумчиво посмотрела на Бланш. — И знаете, Бланш, думаю, вам следует чаще выходить в свет.

— Чаще выходить в свет? — выражение лица старой девы стало настороженным.

— Я имею в виду попутешествовать, возможно, съездить в Новый Орлеан. Я знаю Эмили Миро, она будет просто в восторге, если вы у нее остановитесь. Вы могли бы походить по магазинам и что-то купить из одежды… И подумать только… вы могли бы пойти в оперу!

— Спасибо за доброе пожелание, — Бланш потупила взор. — Но у меня нет ни малейшего желания ехать в Новый Орлеан.

С этими словами Бланш отвернулась и продолжала прерванное занятие. Анжелика вздохнула. Она полагала, что золовка очень много теряла, сидя в уединении в Бель Элиз, и решила не отступать.

— Ну вот — с этим вроде покончено, — сказала Бланш. Она подула на незасохшие чернила и передала Анжелике список.

— Полагаю, вы сами напишете приглашения?

— Да, конечно, спасибо, — пробормотала Анжелика.

Однако бросив взгляд на список, она внезапно нахмурилась.

— Минуточку. Каролина Бентли тоже включена в список!

— А это что, проблема?

— В моем понимании, безусловно. Вы прекрасно осведомлены о связи Ролана с Каролиной до нашей свадьбы.

— Да, но… — Бланш закусила губу и отвела глаза.

— В чем дело, Бланш?

— Боюсь, что это Ролан заставил вписать имя Каролины в список, — она вздохнула.

— Во имя всех святых — это не может быть правдой! — вскипела Анжелика. — Муж прекрасно знает о моих чувствах! — Она стиснула зубы. — Я спрошу Ролана об этом немедленно. Уверена, что это какое-то недоразумение.

— Конечно, дорогая, ты можешь это сделать, — нахмурилась Бланш. — Но, учитывая характер моего брата…

— Так или иначе — эта женщина не будет в списке, и это решено! — продолжала Анжелика с неистовством.

— Ты думаешь, это разумно, Анжелика?

— Я думаю, это в высшей степени разумно!

— Видишь ли, дорогая, — спокойно продолжала Бланш, — проблема в том, что Каролину любят в округе. Таким образом, если мы вычеркнем ее из списка, то нам придется вычеркнуть ее брата, Джорджа, и многих других, — с проницательной улыбкой добавила она. — И помимо всего прочего — зачем оповещать весь свет, что эта женщина представляет для тебя угрозу?

Анжелика задумалась. Спустя минуту она вернула список Бланш.

— Прекрасно, вам решать. Если вам необходимо это сделать, посылайте приглашение этой… Ну, а что касается меня, то я никогда не позову эту… эту женщину в свой дом!

Зашелестев юбками, Анжелика встала и с гордым видом вышла из комнаты.


Испытывая чувство вины перед Каролиной Бентли, Бланш сама добавила ее к списку без какой-либо подсказки от Ролана. Зачем она так настойчиво хотела встать между братом и его женой?

Бланш глубоко вздохнула. Она прекрасно знала причину. Обыкновенная паника. Когда Анжелика предложила ей уехать на время из Бель Элиз, ее охватил страх. Все один к одному так, как начиналось с коварной Луизой.

«…Почему бы тебе не уехать, Бланш? Прокатись в Новый Орлеан. Посмотри на мир…»

Предложения не сразу переросли в угрозу, но в конечном счете все кончилось именно так, как кончилось…

И теперь мысль о том, что ей вновь предстоит быть изгнанной из собственного дома, оказаться в этом громадном мире, где все могут лицезреть ее уродство, выводила из себя.

Дрожа от возбуждения и вытирая слезы, Бланш вернулась к столу и написала приглашения на имя Каролины Бентли и ее брата Джорджа. Ей что-то следовало делать. Это был вопрос самосохранения. Ей надо выбить Анжелику из колеи, заставить больше думать о ее браке, чтобы у нее не было ни времени, ни желания угрожать одинокой, запуганной женщине, которой ничего в этой жизни не надо — только находиться здесь, в Бель Элиз, в уединении и безопасности.

Дрожащими руками Бланш запечатала конверт, пытаясь не расплакаться. На исповедь на этой неделе она не пойдет.


До конца дня Анжелика не видела Ролана. Она чувствовала себя уязвленной и взбешенной при мысли, что он попросил Бланш включить в список Каролину. Но она не собиралась давать Ролану знать о своих чувствах — в конечном счете, разве он не продемонстрировал, что они мало его волнуют?

Ролан пришел в спальню очень поздно, свет уже был погашен. Как правило, ей было безразлично время его прихода: когда он шептал ей на ухо ее имя, она проворно перекатывалась поближе к мужу, обвивала руками его шею, целовала…

Однако когда он произнес ее имя сегодня, она не ответила на его зов, даже несмотря на то, что долго не могла заснуть — глаза воспалились от слез, в горле стоял ком.

Вскоре до ее слуха донеслось глубокое, ровное дыхание. Анжелика почувствовала себя так, будто у нее украли нечто ценное…


20


— Ну кузен, должен сказать, что женитьба пошла тебе на пользу, — сказал Жан-Пьер Ролану.

В ожидании гостей Бала Урожая Делакруа кузены засели с бокалами бренди в библиотеке. Жан-Пьер приехал из Нового Орлеана, чтобы принять участие в празднествах. Оба выглядели сегодня весьма торжественно: черные фраки, манишки, жилеты и галстуки — из тканей высочайшего качества.

— Да, могу признаться, что в ее компании жизнь стала значительно приятней, — ответил Ролан. — Она хорошая жена, и ее присутствие здесь продемонстрировало мне, — он сделал паузу и задумчиво улыбнулся, — насколько прежняя моя жизнь была пустой.

Жан-Пьер посмотрел на Ролана со смесью восторга и изумления. Слова о честности и смирении, да еще из уст Ролана Делакруа! Это просто маленькое чудо! С момента, когда Жан-Пьер появился в доме, для него стало очевидным, что с появлением молодой жены характер Ролана изменился в лучшую сторону.

— Таким образом, кузен, я полагаю, что у Анжелики не возникало дальнейших подозрений относительно обстоятельств твоей свадьбы?

— Нет, — ответил Ролан, но при этом нахмурился. — Все-таки, я должен сказать, что последнее время ее что-то беспокоит.

— Неужели?

— Конечно, она заботлива и преданна. Но на определенном этапе… — он помолчал и добавил: — она, кажется, ушла в себя.

Жан-Пьер тоже нахмурился, раздумывая над словами Ролана. Затем он щелкнул пальцами и сказал:

— А, кузен, ты слишком много внимания уделил урожаю, не так ли? — Он подошел ближе и пихнул Ролана в бок. — Молодой жене, такой, как твоя Анжелика, требуется стопроцентное внимание мужа.

— Может быть, ты и прав, — Ролан улыбнулся.

— Или, возможно, хороший Бог уже выбрал вас для благословения маленьким узелком с небес? В таких ситуациях женщины начинают вести себя несколько необычно — или что-то в этом роде, как мне в свое время говаривали.

— Анжелика еще слишком молода, чтобы иметь детей, — Ролан опять нахмурился.

— Я не хочу быть бестактным, кузен… но, видя, что твоя жена — в сущности девушка и учитывая твой страстный характер… — Жан-Пьер застенчиво кашлянул.

Ролан встал и смерил кузена задумчивым взглядом.

— Ты прав, кузен. Ты просто бестактен.

— Тогда покорно прошу принять извинения, — бесстрастно ответил Жан-Пьер.

Еще какой-то миг Ролан продолжал строго смотреть на Жан-Пьера, затем допил остатки бренди и поставил рюмку на камин.

— Поскольку гости прибудут с минуты на минуту, я пойду наверх и спущусь вместе с женой. Может быть, тебе удобней подождать нас в гостиной?

— Хорошо, кузен.

Выйдя из библиотеки, Ролан и Жан-Пьер встретили Бланш. Ролан посмотрел на сестру и улыбнулся про себя. Удивительно, но впервые за многие годы она сменила свой традиционный черный наряд. Сегодня на ней было шелковое лиловое платье. Он был уверен, что за Бланш последует Анжелика, и от этого у него стало теплей на душе.

— Добрый вечер, сестра. До чего же мило ты выглядишь сегодня, — произнес Жан-Пьер.

Комплимент вызвал застенчивую улыбку Бланш.

— Ну, я думаю, уже все готово.

— Вы с Анжелой прекрасно подготовили дом, — сказал Жан-Пьер, глядя на букеты цветов в хрустальных вазах и поручни лестницы, увитые гирляндами.

— Спасибо, Жан-Пьер, — поблагодарила она с довольной улыбкой.

— Знаешь ли, Бланш, все время хотел сказать тебе кое-что… Мой отец может возвратиться в Новый Орлеан из Копенгагена в любой день. Я надеялся, что он примет участие в этом празднике, но, увы, нам не повезло. Но я хотел, чтобы ты знала, как тепло он отзывается о тебе в письмах. Он несколько раз писал, что с нетерпением ждет встречи с тобой.

— О, как это мило со стороны Жака, — неловко пробормотала Бланш, потупив взор. Пока Жан-Пьер говорил, она все больше ощущала смутное беспокойство.

— Господа, извините, мне кое-что нужно сделать напоследок…

Голос Бланш затих в глубине коридора. Ролан покачал головой.

— Она здорово побледнела, когда ты упомянул о Жаке.

— Мне тоже так показалось, — кивнул Жан-Пьер. — Ты думаешь, есть хотя бы малейшая надежда для моего отца и Бланш? Папа был так одинок все последние годы, с тех пор как умерла мама.

Ролан посмотрел в направлении гостиной, где Бланш вела беседу с дирижером небольшого оркестра, выписанного из Нового Орлеана. Затем решительно повернулся к Пьеру.

— Так же как и ты, я хотел бы, чтобы твой отец и Бланш сошлись. Каждый раз, когда к нам приезжает Жак, бросается в глаза, что они неравнодушны друг к другу. Но, увы, они настолько различны — Жак путешествует по свету большую часть года, а Бланш настоящая отшельница, сидит в Бель Элиз. Полагаю, что больших надежд на этот план возлагать не стоит, — он хлопнул кузена по плечу и благожелательно произнес: — Но скажи дяде Жаку, чтобы он навестил нас сразу же после возвращения в Новый Орлеан. Бланш ведь туда не поедет…

— Безусловно, передам твое приглашение.

— Хорошо. Извини, но я должен пойти и проверить, все ли в порядке у Анжелики.


Ролан медленно поднимался по лестнице. Его мысли вернулись к любимой жене. При воспоминании о предположении кузена он вновь нахмурился. Его Анжелика была еще настолько молода, — всего лишь семнадцать. А ведь так много женщин умирает при родах! Конечно, идея иметь ребенка от Анжелики выглядела привлекательно… Да, ему нужны наследники плантации. Но ведь еще так рано! Так быстро! А как хотелось пожить для себя…

Он вздохнул. Возможностей забеременеть у Анжелики было предостаточно — Ролан не мог с ней не спать. Возможно, было бы лучше, если он делал бы это время от времени. Но ему было легче умереть, чем лишиться этого. Она стала истинной владычицей его дум. Он не мог дождаться встречи с ней, услышать ее звонкий смех, заглянуть в бездонные глаза.

Ролан с нетерпением ждал окончания сбора урожая, — это даст ему возможность уделять ей больше внимания. При одной этой мысли он ускорил шаг. Затем открыл дверь в спальню, увидел ее — и от счастья почти потерял голову. Он стоял и смотрел, сердце его бешено билось, взгляд полон испепеляющей любви.

Его очаровательная жена стояла у окна, а Коко наводила окончательный лоск на ее прическу. Роскошные локоны волшебными волнами спускались по гордой шее… Ее вечернее платье было великолепно, темно-красный бархат плотно обтягивал талию, придавал роскошной фигуре божественные очертания… Декольте, отороченное белой кружевной лентой, с вплетенной красной тесьмой подчеркивало упругость молодой груди. Рукава, собранные на плече, ниспадали до локтей. В этом торжественном наряде она предстала изумительной комбинацией ангела и сирены. Он не мог оторвать от нее глаз.

— Ты просто очаровательна, — пробормотал он задыхаясь.

Анжелика повернулась и увидела мужа, стоящего в дверном проеме. Она даже не слышала, как он вошел. Сегодня он был неотразим в своем бальном наряде. Его глаза со страстью пожирали ее, когда он осматривал ее с головы до пят. Глядя на его красивое точеное лицо, она почувствовала внутреннее возбуждение. Она улыбнулась ему:

— Добрый вечер, Ролан. Мы закончили, — сказала она, повернувшись к Коко.

— Да, мадам.

— Ты сделала потрясающую прическу мадам, — добродушно сказал Ролан девушке.

— Спасибо, хозяин, — ответила девочка Ролану и, потупив глаза, пошла к выходу. Ее движения были довольно нескладными, поскольку все отчетливей проступала беременность.

Анжелика заметила, как нахмурился Ролан, глядя вслед удалявшейся девочке.

— Коко должна родить ранней весной, — пробормотала она.

Ролан повернулся к ней, в глазах его зажглись недобрые огоньки:

— Спасибо твоему дяде Жилю. О Боже, как я рад, что ты больше не живешь у этого человека.

Он приблизился к Анжелике, заключил в объятия и опалил долгим, страстным поцелуем.

— Ты потрясающе красива, мадам Делакруа. Я тебя никогда от себя не отпущу. У меня такое ощущение, что я буду биться с каждым мужчиной в округе, чтобы завоевать твое внимание.

Романтическое настроение Анжелики внезапно улетучилось — слова Ролана напомнили ей, что он не единственный, кто будет ревновать сегодня вечером. Она была абсолютно уверена, что Каролина Бентли придет сегодня на бал — под предлогом приглашения от ее мужа. Не глядя на Ролана, она спросила:

— Ну, а что вы скажете о себе, мой муж? Разве сегодня здесь не будет женщин, на которых вы могли бы заглядеться?

— Ни за что на свете, — ответил он, почти испугав ее неистовостью отрицания, за чем последовал очередной жаркий поцелуй.

Спустя миг Ролан отпустил ее и подошел к комоду. Он выдвинул ящик и достал небольшую инкрустированную шкатулку. Подойдя к Анжелике, он положил шкатулку на столик, стоявший у окна.

— Я хотел тебе сказать, что теперь это все — твое, — сказал он, небрежно открывая коробочку.

Анжелика охнула, когда увидела изумрудные и рубиновые ожерелья, серебряные и золотые браслеты, усыпанные крошечными сапфирами, бриллиантовые тиары и цепочки.

— Ролан, но я не могу все это принять.

— Чепуха. Эти ювелирные изделия принадлежали семье Делакруа на протяжении нескольких поколений, и последней их владелицей была моя мать. Теперь они твои.

— Они когда-нибудь принадлежали Луизе? — Анжелика закусила губу.

— У Луизы были собственные украшения, — по его лицу пробежала тень. — После ее смерти я вернул их ее семье.

Он сделал шаг к Анжелике, что-то достал из шкатулки.

— Думаю, сегодня тебе подойдут жемчуг и соответствующие серьги.

— Если это доставит тебе удовольствие, Ролан.

— Да, и не малое. А теперь — повернись.

Анжелика повиновалась, и Ролан надел ей на шею тяжелую двойную нить жемчуга. Прикосновение его теплых рук произвело впечатление электрического разряда. Она услышала его неразборчивый шепот, затем рука начала гладить обнаженную шею, проникла за лиф. По телу ее пробежала дрожь, когда его пальцы нащупали плотный сосок. Колени Анжелики ослабели, она слегка пошатнулась, а его неугомонная рука уже ласкала ее стройную талию.

— Скажи-ка мне кое-что, мой ангел, — прошептал он, страстно ее целуя.

— Да? — прошептала она в ответ.

— Есть такая вероятность, что могла забеременеть?

Она сжалась, он повернул ее к себе лицом, рука с груди пропутешествовала к залитой румянцем щеке.

— Не стесняйся, дорогая.

— Пока нет, Ролан. — Анжелика закусила губу. — Ты ужасно разочарован?

Он сипло засмеялся и привлек ее к себе.

— Ни в коей мере.

— Не разочарован?.. — затаив дыхание, она спросила: — Ты не хочешь детей?

— Конечно, хочу. Но я совсем не возражаю, если это произойдет не завтра, — в задумчивости он продолжал: — Знаешь, дорогая, мы все-таки должны поехать в свадебное путешествие. Как ты смотришь на то, чтобы съездить на несколько недель в Новый Орлеан теперь, когда со сбором урожая покончено?

— О, с большим удовольствием, Ролан! Будет так приятно опять встретиться с Эмили…

— Не рассчитывай, что ты очень часто будешь видеться с Эмили. Я повезу тебя в Новый Орлеан, потому что хочу, чтобы мы были только вдвоем. Такова обязанность молодого мужа. Я хочу тебя испортить и избаловать. Но в основном я хочу наслаждаться твоим обществом. Черт побери, если бы гости пришли немного позже!

— Нам надо спускаться вниз, Ролан, — прошептала Анжелика.

— Тогда после бала, — ее муж улыбнулся и предложил ей руку.

* * *


Гость, прибывший бы в Бель Элиз часом позже, обнаружил бы дом ярко освещенным и заполненным звуками музыки и смеха. Во всех окнах горел свет, между столбами висели разноцветные фонари. Высокие колонны на фронтоне украшены зелеными растениями и цветущими камелиями. Ноябрьская ночь была ясной и звездной и обещала приближение прохлады.

Настроение общего веселья захватывало вновь прибывающих — модно одетых плантаторов, их жен и детей, которым помогали выйти из пролеток одетые в ливреи слуги. Все направлялись к порталу Бель Элиз — Бал Урожая Делакруа действительно был важным событием в жизни округи, и никому и в голову не приходило пропустить его. Еще бы — угощение было потрясающим, вина — превосходными…

В проеме парадной двери гостей встречали, направляя их в большую гостиную, где прибывшие раньше уже вовсю кружились под звуки вальсов Штрауса. Из столовой манили запахи многочисленных креольских блюд — раки на льду, тушеная утка, овощи в винегрете и невообразимый набор десертов на любой вкус. А в гостиной их ожидал под руку с женой хозяин плантации. Многие уже общались с мадам Делакруа в церкви.

Жена господина Делакруа сегодня выглядела в красном бархатном платье с двойной ниткой жемчуга, ее серьги удачно контрастировали с прической. И хозяин Бель Элиз никогда не выглядел таким гордым и красивым, как сейчас, когда стоял рядом с супругой и с улыбкой приветствовал гостей.


Анжелике передалось приподнятое настроение мужа. Прибывавшие гости были весьма любезны, и вечер, похоже, удался.

Немногим ранее Анжелика пыталась уговорить Бланш встречать гостей, но та уклонилась. Посмотрев в противоположный угол комнаты, отметила, что Бланш мирно беседует с Аннет Жюпо. Буйные расцветки юбок Бланш удачно контрастировали с тривиальным нарядом Аннет.

В начале вечера Анжелика имела удовольствие познакомиться с очень интересным брюнетом — мужем Аннет. А вот Клара Жюпо сегодня опять выказала холодность в отношении Анжелики.

— Каролина, вот так сюрприз! — услышала она голос мужа.

Анжелика повернулась, и в ее глазах вспыхнула подозрительность. К ним приближались Каролина и светловолосый мужчина, оба весьма элегантно одетые — Каролина — в светло-голубое платье из тафты, украшенное метрами белых кружев, ее кавалер — в черный фрак. Раньше Анжелике приходилось видеть этого мужчину в церкви. От Бланш ей было известно, что это брат соперницы.

— Добрый вечер, Ролан, — произнес он, протягивая руку для пожатия. — Мы бы никогда не пропустили ежегодный Бал Делакруа даже за весь тростник в округе. Правильно я говорю, Каро?

— Конечно, — пробормотала Каролина, когда Ролан с почтением пожал руку ее брату. Она повернулась к Анжелике. — Дорогая, вы сегодня просто очаровательны. Не удивительно, что ваш муж не отходит от вас.

Анжелика почувствовала, как у нее зарделись щеки при таком неожиданном, смелом комплименте.

— Спасибо, мадемуазель Бентли, — ответила она натянуто. — Надеюсь, вы хорошо проведете вечер в Бель Элиз.

— О, я надеюсь. — Она кивнула в сторону брата: — Вы не знакомы с Джорджем, дорогая?

Когда Анжелика отрицательно покачала головой, она добавила:

— Мадам Делакруа, познакомьтесь с моим братом, господином Бентли.

Джордж Бентли сделал шаг вперед и пожал руку Анжелики. Она отметила, что это был интересный мужчина, хотя почти по-женски стройный и бледный. Волосы светлые, будто выцветшие, черты лица тонкие, но приятные, глаза светло-голубые. Он часто заморгал, когда пожимал ей руку, и сказал:

— Мадам Делакруа, как приятно наконец встретиться с вами. Мне так понравилось ваше пение в церкви.

— Спасибо, мсье, мне тоже очень приятно с вами познакомиться.

Анжелика смутилась, когда Джордж нагнулся, чтобы поцеловать ее руку. Краешком глаза она заметила негодующий взгляд Ролана. В конечном счете, он во всем и виноват — ведь это он опять привел свою бывшую любовницу в их дом.

— Вы убедитесь, что Джордж — настоящий меломан, — продолжала верещать Каролина. — Джордж, не пойти ли нам отведать так соблазняюще пахнущие блюда?

— Пожалуйста, чувствуйте себя как дома, — натянуто сказал Ролан.

Когда Каролина взяла брата под руку и подтолкнула в сторону столовой, Джордж через ее плечо посмотрел на Анжелику.

— Мадам Делакруа, мы поговорим позже.


Молодожены стояли в напряженном молчании, когда Бентли удалились. Ролан хотел что-то сказать, но к ним подошел слегка возбужденный Жан-Пьер. Анжелике было интересно — сколько он успел выпить.

— Хватит заниматься встречей гостей, — он улыбнулся ей. — Пора присоединиться к развлекающимся. Пойдем потанцуем, если твой муж не возражает.

— Ты мой гость, — произнес Ролан, растягивая слова. Анжелика едва успела посмотреть на мужа, как Жан-Пьер подхватил ее за руку и утянул в группу танцующих.

— Ты сегодня обворожительна, — прошептал он.

Анжелика посмотрела на красивое лицо Жан-Пьера, его тонкие усики, темные креольские глаза. Во многих отношениях он напоминал ей Ролана — однако это все же было далеко не то.

— Вы со мной флиртуете, Жан-Пьер?

— Несомненно, — ответил он смело.

— Вы осознаете, что я теперь замужняя женщина?

— Вне всякого сомнения, замужем… Я бы сказал, что мой дотоле разгульный кузен безнадежно в тебя влюблен.

В одно мгновение все, казалось, замерло.

— Вы в этом уверены? — спросила Анжелика, пристально посмотрев на своего кавалера.

— Без сомнения, дорогая. Но никогда не повредит, ну… как бы сказать… небольшая подстраховка — для того, чтобы внимание мужа не слишком отвлекалось.

Он умышленно притянул жену брата к себе. Анжелика хихикнула.

— Жан-Пьер, но это же нехорошо.

— Так поступают все креолы.

Стоя напротив них, Ролан действительно сгорал от ревности, глядя, как они кружились в вихре вальса. Рассуждая трезво, он знал, что у него нет причины отказывать Жан-Пьеру. Однако минуту назад он заметил, с каким обожанием Анжелика смотрит на того — по его дурацкому представлению, такой взгляд может принадлежать только ему. Затем Жан-Пьер до неприличия близко прижал ее к себе. Она засмеялась. Со всей очевидностью, она флиртовала с ним…

«С меня хватит», — решил он. Он разгонит все эти танцульки и покажет девчонке — кто ее настоящий хозяин. Ролан собрался было нырнуть в массу танцующих, когда почувствовал, что кто-то тянет его за рукав. В раздражении он повернулся и увидел Клару Жюпо.

— Добрый вечер, мсье Делакруа, — сказала она прерывающимся голосом, не отрывая от него восторженных глаз.

— Добрый вечер, Клара, — ответил он, пытаясь скрыть нетерпение. Музыка прекратилась, и невозможно было сказать, чем там Анжелика занимается с Жан-Пьером.

— Мама и папа разрешили мне приехать домой из школы, специально чтобы прийти к вам на бал. Я надеялась, что позже, возможно, вы и я, я имею в виду мы…

Ролан едва слушал ее.

— Очень приятно, что ты пришла, дорогая, — пробормотал он, разыскивая глазами свою жену в толпе. — В столовой тебя ожидает роскошная еда… — и Ролан удалился, оставив Клару в дрожи от унижения его отказом.

Оркестр заиграл другую мелодию, и к тому моменту, когда он разыскал Анжелику, она кружилась с другим мужчиной — на этот раз это был Джордж Бентли. Он оглянулся с сердитым видом. Было выше его понимания — почему Каролина с Джорджем оказались сегодня здесь? Он, конечно же, не ожидал, что Анжелика пригласит их.

Но тогда многое в поведении Анжелики становилось объяснимым и настораживающим. Очевидно, ей нравилось играть роль кокетки — каждый из присутствующих мужчин во все глаза наблюдал ее легкий танец с Джорджем. Стиснув зубы, он направился в их сторону.

Однако на сей раз за руку его потянула Бланш. С раздражением Ролан повернулся к сестре.

— Бал удается на славу, не правда ли, Ролан? — сказала она весело.

— Да, конечно, — ответил он, стараясь не выйти из себя. — Ну, а как ты веселишься, сестра?

— Прекрасно, — она обратила свой взор в сторону танцующих. — Кажется, Анжелика тоже времени не теряет…

— На то похоже, — сухо сказал он. — Бланш, если ты меня извинишь…

— О, Ролан, — продолжала Бланш. — Тебя ищет господин Жюпо. Думаю, это по важному делу.

Ролан вздохнул и посмотрел на веселящуюся жену. Через несколько танцев придет его черед пригласить ее.

— Хорошо, Бланш, я разыщу Луиса.

Ролан нашел Луиса в столовой, и они удалились в кабинет. Они долго беседовали относительно новых приспособлений, установленных на плантации Луиса, предназначенных для переработки урожая будущего года. Однако разговор неожиданно оборвался, когда Ролан услышал пение — прелестные звуки «Качания в люльке» донеслись до него из гостиной сквозь плотно прикрытые двери.

— Это поет моя жена, — сказал он другу, затушив сигару.


Они вернулись в гостиную и увидели Анжелику в кругу обожателей: она пела, стоя у пианино, Джордж Бентли аккомпанировал. Ролан был далеко не в восторге от того, что его жена выбрала такое место и такую аудиторию. Он окинул сцену сердитым взглядом, когда Каролина пробилась к нему и прошептала:

— Несколько минут тому назад твоя сестра буквально заставила Анжелику петь под аккомпанемент Джорджа. Интересно, когда-нибудь прекратятся твориться чудеса?

Кивнув в сторону Анжелики, она добавила:

— Должна признаться, она очаровательна, Ролан, такого голоса я никогда прежде не слышала — даже в опере.

Когда Анжелика закончила петь, раздался гром аплодисментов. Гости принялись выкрикивать названия арий, которые они хотели бы услышать. С сердитым видом Ролан отстранился от Каролины. Ему было приятно, что его бывшая любовница держится от него в стороне. В конце концов, он должен считаться с чувствами Анжелики.

Однако как же с чувствами мужа считалась Анжелика? В настоящий момент — никак. Когда его жена запела старую песню речников «Шенандо», стало очевидно, что все мужчины просто очарованы. Руки Джорджа Бентли порхали по клавиатуре, но глазами он откровенно пожирал Анжелику. Кровь Ролана вскипела. Она была просто как…

«Луиза», — подумал он. Старые, горькие воспоминания затмили гневом глаза. Первая жена была бесстыдной кокеткой и многократно подвергала его унижениям. Как и Анжелика сейчас. И все-таки он мог поклясться, что разница была. Вполне очевидно, что в действительности она никогда не хотела этого замужества. Ее бесстыдное поведение сегодня говорило о том, что она далеко не удовлетворена только его знаками внимания. Ну тогда и плевать на то, что она чувствовала. Она была его женой, а он не допустит такого предательства.

Анжелика закончила исполнение, и спустя минуту публика потребовала еще, — и еще. Даже музыканты, которые взяли перерыв, присоединились к гостям и слушали пение Анжелики. Когда наконец пение прекратилось и музыканты возобновили игру, Анжелику сразу же пригласил на танец старший сын семьи Буфорт.

Но на этот раз даже сам дьявол не смог бы остановить Ролана, когда он устремился к своей жене. Похлопав партнера Анжелики по плечу, он произнес:

— А теперь настал мой черед, мсье.

Тон Ролана был настолько откровенно угрожающ, что молодой человек тут же откланялся. Ролан практически схватил Анжелику.

— Ролан, я уж начала было думать, что ты решил игнорировать меня весь вечер, — сказала она ему таким голосом, что он бы мог любить ее до конца дней, если бы сначала не убил.

Услышав невнятный ответ, она спросила:

— Ролан, почему ты выглядишь сердитым?

— Потому, что моя жена разыгрывала спектакль и флиртовала с половиной округи.

— Ролан, но это просто грубость. И, помимо того, я ни с кем не флиртовала, — от удивления она открыла рот.

— Ты флиртовала с любым, на ком были надеты брюки!

— Я этого не делала, — настаивала она, оглядываясь по сторонам. — И это нетактично говорить так в присутствии гостей.

Он притянул ее ближе к себе. О Боже, как же он ее любил! Она его просто околдовала — как и, по всей видимости, любого из присутствующих мужчин — своими глазками и обольстительным телом.

— Мы обсудим это позже, — многозначительно прошептал он ей на ухо.

Закончился второй танец. Анжелику отвела в сторону пожилая дама, которая больше всех хвалила ее за пение, и пригласила на следующее заседание женского общества. Анжелика приняла приглашение, но когда она начала разыскивать Ролана, его уже увел один из друзей-плантаторов.

Она задумалась. Почему мужу не понравилось ее пение при гостях? Это обескуражило ее. Разве целью всей вечеринки не было развлечение гостей? Ведь это Бланш настояла, чтобы она спела. И это ведь ее пригласили на танец несколько из присутствующих мужчин. Конечно, она предпочла бы танцевать с Роланом, но у каждого из них были свои обязанности хозяина и хозяйки. Что он на самом деле хотел, — чтобы она грубо отказала гостям?

Так или иначе, это ему, видимо, пришлось напустить туману, после того как он пригласил Каролину. Конечно, она должна была согласиться с тем, что Ролан держался от Каролины на отдалении на протяжении всего вечера. Возможно, как намекнула Бланш, Ролан просто хотел, чтобы ее видели на вечере, ибо ее отсутствие привлекло бы внимание к тому факту, что она и Ролан в свое время были близки.

Анжелика вышла из центральной гостиной, чтобы подышать свежим воздухом, а заодно избежать повторных приглашений на танец от гостей, однако ее внимание привлек приглушенный звук рыданий, доносившихся из библиотеки. Она приоткрыла дверь и увидела Клару Жюпо. Хрупкие плечи девушки сотрясались от плача.

— Клара? С тобой все в порядке?

Девочка повернулась к Анжелике — лицо ее выражало скорбь, а глаза сверкали гневом.

— Вы! Почему вы вышли за него замуж!?

Анжелика нахмурилась — поведение девочки было явным подтверждением того, что она безнадежно влюблена в Ролана. Клара была только на год моложе Анжелики, но уже давно превратилась в соблазнительную девушку.

— Клара, ты потеряла рассудок, — бесстрастно сказала Анжелика. — Тебе не следует говорить того, о чем ты позже пожалеешь. Пойдем наверх.

— Я ненавижу вас! — она сжала кулаки, дыхание тяжело вырывалось из груди. — Я любила его всю мою жизнь, а вы у меня его украли. Он уезжает всего-навсего на неделю, и затем возвращается с вами. Что вам пришлось сделать, чтобы заарканить его? Это должно быть что-то необычное, ибо любой знает, что в ином случае ни один из Делакруа не женился бы на такой…

— Клара, я думаю, тебе лучше остановиться, — сдерживаясь, сказала Анжелика.

— Не хочу и не буду! — закричала она и топнула ногой. — Я не хочу верить, что родители Ролана устроили ваш брак. О таком свадебном контракте никто никогда не слышал во всей округе! Много лет назад уже было известно, что рано или поздно Ролан захочет слияния Бель Элиз с плантацией моего отца. Он и папа были закадычными друзьями с тех пор, как помнят себя.

— Клара, — твердо сказала Анжелика. — Мой муж тебе обещал что-нибудь?

— Нет, потому что вы его украли до того, как он мог это сделать! — с этими словами Клара выбежала из комнаты.


Анжелика вздохнула. Она знала, что эту истерику воспринимать слишком уж серьезно не следует. К несчастью, девочка была по уши влюблена в Ролана, но правда и то, что ее муж не сделал ничего такого, чтобы поощрить чувство Клары. Для Анжелики было неприятно узнать, что никто в округе никогда не слышал о свадебном контракте между ней и Роланом. Но, так или иначе, подобные личные бумаги не всегда становятся достоянием общественности. Анжелика мало что знала о креольских традициях в таких делах.

Она глубоко вздохнула. Пора отправляться на поиски ревнивца. В некотором смысле чувство собственника, терзавшее Ролана, ей нравилось. Но мог ли он быть влюблен в нее, как утверждал Жан-Пьер?

В портале, ведущем в гостиную, Анжелика задержалась, надеясь найти там Ролана. Его нигде не было видно, но зато возник Жан-Пьер.

— Еще станцуем, дорогая?

Окинув взглядом гостиную, Анжелика заметила юную Клару, устремившую взор в пол.

— Нет, спасибо, Жан-Пьер. Но я буду очень признательна, если вы станцуете с Кларой Жюпо.

Жан-Пьер оглянулся и нахмурился.

— Вон та? Так у нее комплекция японской хурмы и соответствующий ей характер.

— Жан-Пьер, или вы станцуете с ней, или, я клянусь, не заговорю с вами весь оставшийся вечер, — Анжелика сверкнула глазами.

— Дорогая, — он притворился изумленным, — тебе не надо прибегать к угрозам, — проворчал он, направляясь к Кларе.

Минуту спустя Анжелика смотрела на них, кружащихся в танце. Клара застенчиво смотрела на Жан-Пьера, а он вовсю старался казаться очаровательным…

— Станцуем, мадам Делакруа?

Анжелика повернулась как раз в тот момент, когда Ролан взял ее за руку и вывел на середину зала.

— Я думала, вы больше меня не пригласите, — прошептала она с улыбкой.

— Ты моя до конца вечера, — прошептал он, — или, клянусь, я закачу публичный скандал.


Было два часа ночи. К этой поре гости или разъехались, или разошлись по отведенным им комнатам. Как только парадное платье оказалось в шкафу, Анжелика отпустила Коко. Ролан сел на кровать не раздеваясь и смотрел, как жена надевает ночную рубашку и расчесывает волосы у туалетного столика.

Спустя минуту он снял ботинки и фрак, повесил его в шкаф. Вернувшись к кровати, он сел в изголовье и наблюдал, как Анжелика управляется с косами.

— Как много заколок, — проворчал он. — Почему уходит так много времени, чтобы их вынуть?

— Это последняя, — мягко сказала она.

Она потянулась за гребнем, когда рассыпалась последняя коса. Подошла к кровати и положила гребень рядом с мужем. Он подхватил ее, увлек в постель, затем вздохнул:

— Ну, а теперь — садись, — и Ролан принялся расчесывать ее длинные волосы, пока они не заблестели, как шелковые.

— А теперь давай-ка поговорим. Зачем ты флиртовала со всеми мужчинами? — с горечью произнес он.

— В последний раз говорю, Ролан, я не флиртовала, — она развернулась в его руках. — Это не моя вина, что все твои гости хотели потанцевать со мной. Ты что, ожидал, что я предложу им пойти и прыгнуть с причала?

Его рот растянулся в кривой улыбке.

— Думаю, у них это неплохо бы получилось.

— Я никогда не смогла бы быть настолько грубой! И более того, я прекрасно знаю о своих обязанностях в качестве твоей жены и хозяйки дома для твоих гостей.

— О да, ты всегда исполняла свои обязанности, не так ли, дорогая? — Взгляд его стал сердитым. Повернув ее за подбородок так, чтобы их глаза встретились, он добавил: — Ну, тогда скажи мне, моя маленькая кокетка, ты бы вышла за меня, если бы мои родители не устроили этот брак?

Позже Анжелике пришло в голову, что, не назови он ее кокеткой и не рассердись она на это, она вряд ли ответила бы ему с вызовом: «Нет».

Она едва успела услышать звук, похожий на рычание, как он тотчас перевернул ее и подмял под себя. И тут же его рука начала блуждать по ее телу.

— Ролан, что ты делаешь?!

Однако последующее послужило красноречивым ответом. Он пригвоздил ее руки к матрацу и со злым выражением лица стал настаивать:

— Ну, а теперь я, наконец, полностью завладел тобой?

— О да, — выдохнула она.

Ролан овладел ею с небывалым неистовством. В какой-то миг она начала вскрикивать и хотела было закрыть лицо подушкой, но он не дал ей этого сделать.

Испытав неземные ощущения, они лежали бок о бок, и он нашептывал ей ласковые слова.


21


Когда Анжелика проснулась, комната уже была залита солнечным светом. Она потянулась, вдыхая сладкий запах жимолости.

Конечно, Ролана уже не было. Она вспомнила, как перед рассветом он притянул ее к себе, и они опять занялись любовью. Ее грудь слегка пощипывало от прикосновения его щетины, а все тело как бы парило в пустоте. При этом воспоминании она улыбнулась.

После вечеринки она была разозлена, не принимая обвинения Ролана в том, что она флиртовала с гостями. Однако сегодня утром задним числом она могла лучше понять его чувства. То, как они занимались любовью, служило для нее лучшим доказательством. Даже во сне он крепко прижимал ее к себе. И хотя она никогда не стремилась вызвать в нем прилив такой страсти, результат, надо признаться, явно ошеломлял. Немножко страшновато, но все-таки прекрасно!

Она поняла, что действительно любит его. Этот поразительный человек, динамичный и очаровательный, даже в какой-то степени загадочный, был и чувствителен, иначе бы он не обратил никакого внимания на ее предполагаемые «грехи».

Он уязвил ее гордость вчерашним обвинением, но теперь она понимала, что она наверняка тоже уязвила его, когда с горячностью сказала, что никогда не вышла бы за него замуж, не будь брачного сговора. Теперь-то она понимала, какой смысл он вкладывал в этот вопрос, но вместо того чтобы сойтись на компромиссе, она утопила все его надежды.

Ей не нравилась мысль, что она могла уязвить его, — на самом деле она этого очень не хотела.

И она солгала — то, что этому могли быть действительно весомые причины, не меняло результата. Теперь она понимала, что, хотя обстоятельства, при которых они встретились, сломали ее мироощущение, ее тем не менее тянуло к Ролану с первого свидания. Несмотря на душевные муки, она отмечала в себе внутренний надрыв: тогда ее переполняли горе, смятение и одиночество. Время, проведенное вместе, особенно с тех пор как они начали жить как муж и жена, было как целительный бальзам. Оглядываясь назад, она могла отметить решительную перемену в Ролане, равно как и удивительные изменения в самой себе.

Конечно, у нее остались сомнения насчет Луизы и Каролины. Как недавно заметил Ролан, на разгадку этой проблемы потребуется время. Вчера вечером, когда Ролан задал свой вопрос, ему хотелось увериться, что она действительно хотела быть его женой, и она из гордости солгала. Это было неверно, и сейчас настало время быть с ним честной и сказать ему, насколько она счастлива, став его женой. Если она расскажет ему о своих чувствах, для них это может послужить началом нового этапа отношений, приоткроет двери в мир полного взаимопонимания.

Анжелика выпрыгнула из кровати и послала за Коко, чтобы та принесла ей поднос с завтраком.

Пока Анжелика завтракала и одевалась, Ролан и Жан-Пьер пили кофе в гостиной.

— Ты уверен, что должен так скоро возвращаться в Новый Орлеан, кузен?

— Да, я думаю отправиться в путь сегодня утром, — Жан-Пьер улыбнулся. — Как я упомянул вчера, отец может вернуться из Европы в любой момент. И, помимо всего прочего, здесь, в округе Святого Чарльза, для такого распутника, как я, слишком много соблазнов. На самом деле, я побаиваюсь, что если пробуду здесь слишком долго, то не смогу уехать со спокойной душой.

— Неплохая мысль, — сухо рассмеялся Ролан. Без намека на юмор он добавил: — И, возможно, это самое лучше, если ты вернешься в Новый Орлеан. Кажется, вчера вечером тебе довольно трудно было оторвать глаза от Анжелики.

— Это утверждение касается любого из присутствовавших мужчин.

— Все верно. Но ты был единственным мужчиной, который в свое время купил девушку в качестве своей любовницы.

Жан-Пьер огляделся, чувствуя себя неловко. Наконец он вздохнул и смущенно сказал:

— Кузен, есть что-то такое, о чем я хотел рассказать…

— На самом деле?

Кивнув, Жан-Пьер поставил чашку.

— Ты должен знать, что в мои планы никогда не входило сделать Анжелику своей любовницей.

Вид Ролана выражал крайнюю степень скептицизма.

— Неужели?

— В тот вечер, когда я играл в карты в доме Жиля Фремо, было очевидно, что негодяй был намерен продать невинную племянницу тому, кто больше заплатит. — Жан-Пьер покачал головой. — Я не мог допустить, чтобы Анжелика стала беспомощной пешкой таких потаскунов, как Леви или Этьен Бруссар. Но также я не хотел, чтобы она оказалась на попечении, — он горько улыбнулся, — заблудших душ вроде меня. Понимая, что девушке нужен настоящий муж, я на тебя и поставил. И я намеревался сделать так, чтобы она стала твоей женой.

— Зачем же ты мне тогда солгал, сказав, что купил ее в качестве любовницы? — Ролан выглядел ошеломленным.

— Кузен, я должен был дать мотив, чтобы ты принял на себя покровительство, — глаза Жан-Пьера сверкнули, — и, помимо всего прочего, время было решающим фактором.

— И, вне всякого сомнения, ты решил, что не можешь положиться на мои более благородные инстинкты, — вставил Ролан с определенной долей цинизма.

— Что я могу сказать тут, мой друг, — Жан-Пьер пожал плечами. — Тогда ты был совсем другим человеком и сидел как улитка в своем домике. Я сразу понял, что она как раз для тебя, но в то время я не мог рассчитывать на твою немедленную реакцию… Но время показало, что я правильно рассчитал.

В то время как Ролан сидел в задумчивом молчании, Жан-Пьер встал, пересек комнату и подошел к нему. Из нагрудного кармана он вынул банковский документ и протянул Ролану.

— Вот, пожалуйста. Я хочу, чтобы ты это забрал.

Ролан посмотрел на лист бумаги.

— Что это?

— Это вексель, по которому я мог получить деньги, уплаченные Жилю Фремо за Анжелику. Я не сделал этого и принял вексель только потому, что мне уж очень сильно стали докучать твои оскорбления.

— Держи у себя, — отмахнулся Ролан.

Однако Жан-Пьер решительно покачал головой.

— В мои планы никогда не входило получать деньги за свою роль в этой драме. При тех обстоятельствах ни один настоящий джентльмен не сделал бы меньше для Анжелики. И на сей раз, в качестве исключения, я хотел бы себя считать джентльменом.

Ролана тронула его искренность. Понимая, что деньги — дело чести для молодого человека, он кивнул.

— Прекрасно, тогда я принимаю вексель — с моей покорнейшей благодарностью за твою помощь в этом деле, — взяв бумагу, он сунул ее в нагрудный карман фрака. — На самом деле — в то время как я тебя еще не совсем простил за ухаживания за моей женой — я начинаю понимать, что многим тебе обязан.

— Естественно, да, — Жан-Пьер, улыбаясь, вернулся к своему креслу. — Между прочим, кузен, ты собираешься когда-нибудь сказать ей, что твой брак с ней никогда не являлся результатом брачного сговора между вашими семьями?

— Не уверен, — Ролан поскреб подбородок. — Анжелика очень доверчива и идеалистична, и я не хотел бы уронить свою репутацию в ее глазах. Она также очень предана памяти своих родителей, и я бы не хотел видеть ее реакцию, если ей когда-нибудь станет известно, что они не благословили ее замужество.

— Тогда очень хорошо, что девушка никогда не искала подтверждения правдивости наших фантазий.

— А, да, это очень хорошо, — Ролан кивнул.


Они продолжали беседовать, не зная, что Анжелика стояла невдалеке в холле и, слыша все это, дрожала от гнева. Она уже была готова войти в гостиную, когда услышала слова Жан-Пьера: «Ты должен знать, что в мои планы никогда не входило сделать Анжелику своей любовницей…»

При этих словах она замерла на месте. Она стояла и слушала в беспомощной ярости и ужасе; все ее мечты и иллюзии мгновенно обратились в прах. Она узнала, что в тот вечер, когда Жан-Пьер пришел в дом ее дяди играть в карты, тот выставил ее на аукцион — чтобы продать за самую большую ставку — и самую большую ставку сделал Жан-Пьер. Далее Жан-Пьер запродал ее Ролану. И самым большим предательством было то, что ее брак с Роланом никогда не был согласован и никогда не благословлен ее родителями!

Все было ложью! Сплошной обман! Она поспешила наверх, в свою спальню. Она закрыла дверь и облокотилась о нее, слезы покатились градом, в горле стоял ком. Ее использовали, ей солгали, ее обменяли, как какую-нибудь уличную тварь! Весь брак с Роланом был замешан на обмане! Его фальшивка лишила ее какого бы то ни было выбора, заставила выйти за него замуж и оскорбила память о дорогих родителях! Она попыталась простить и забыть других женщин в его жизни — но эту ужасную ложь она никогда не простит!

Она была на грани, чтобы выплеснуть ему свою душу, — бессердечный обманщик!

Какой же она была идиоткой, настолько наивной и доверчивой, чтобы поверить, что родители Ролана устроили для него два брака! С самого начала предательские приметы обмана давали о себе знать, но она их игнорировала. Теперь уже было поздно, но ее голову занимали очевидные вопросы: почему состоятельный, влиятельный плантатор женился на нищей девушке с небольшой фермы? Почему предполагаемый брачный контракт был таким тщательно оберегаемым секретом в округе Святого Чарльза? Почему Ролан так долго не давал ей встречаться с другими семьями?

По щекам ее текли слезы — слезы гнева, боли от предательства. Она доверяла этому человеку всем сердцем, а он разбил его своим вероломством. Брак, в основе которого лежит ложь, вовсе не брак… В чем же еще мог солгать Ролан?

Для нее этот вопрос был настоящей пыткой. Не задумываясь дальше, Анжелика бросилась к шкафу, схватила сумку и начала собирать вещи.

Часом позже Анжелика стояла в небольшой роще около болота и наблюдала, как Жан-Пьер садится в изящную карету. Она была в дорожном одеянии, в простом муслиновом платье, тонкой шали и только в одной юбке; сумка, которую она держала в руке, содержала наспех упакованные вещи.

Она почувствовала облегчение от того, что Ролан не провожал Жан-Пьера. Получасом раньше, выглянув из окна, Анжелика увидела удаляющегося мужа. Несмотря на горечь в душе она обрадовалась, что никогда больше не увидит его — и в то же самое время от реальности происходящего она, вопреки логике, обмякла и, как подкошенная, в слезах свалилась на пол.

Теперь, когда Жан-Пьер сидел в пролетке и кучер занял свое место, Анжелика знала, что ее час настал. На цыпочках она подкралась к карете. К счастью, та имела отделение для багажа — там стоял единственный небольшой сундучок Жан-Пьера, и для нее с ее небольшой сумкой оказалось как раз достаточно места. Она закинула сумку внутрь и живо забралась сама. Карета тут же тронулась.


В этот момент Бланш вышла на порог и, к своему изумлению, заметила капор Анжелики, высовывающийся из багажного отделения. Сначала она подумала, что это обман зрения — но нет, это была она, втиснутая в багажное отделение кареты Жан-Пьера.

Почему Анжелика пряталась там? Почему она убегала? Бланш хотела было окликнуть ее, но сообразила, что та все равно ее не услышит под грохот колес.

О Боже, сказать ли об этом Ролану? Нет, она не сможет. Он уехал на встречу с Луисом Жюпо и вернется домой через несколько часов.

Ей придется ждать, пока он появится. Какая жалость!


Часом позже Анжелика уже с трудом мосла переносить эту ужасную тряску.

Ей казалось, что у нее отлетит голова, бока ужасно натерлись о стенки багажного отделения.

— Остановитесь! — наконец закричала она. — Пожалуйста, остановитесь.

Сначала ее протесты не возымели эффекта, но в конце концов, после того как она начала барабанить в заднюю стенку, повозка остановилась.

Секундами позже она оказалась лицом к лицу с ошарашенным Жан-Пьером.

— О Боже! Что ты здесь делаешь, дорогая?

— Не называйте меня «дорогая», — огрызнулась она. — И вызволите меня из этой камеры пыток.

— Конечно, — Жан-Пьер подхватил девушку под руки и опустил на землю рядом с каретой.

Ноги Анжелики были ватными, когда она ощутила, что под ней земля, однако неважное самочувствие не стало помехой ее беседы с Жан-Пьером.

— Я хочу, чтобы вы отвезли меня в Новый Орлеан, в дом Эмили Миро.

Жан-Пьер продолжал смотреть на нее, не веря своим глазам.

— Да, но зачем?

— Потому что я ухожу от Ролана.

— Ради всех святых! — вскричал Жан-Пьер с обезумевшим видом. — Ты не хочешь мне сказать, чем вызвано столь скоропалительное решение?

— Конечно! Ролан лгун и вор! Он разрушил мою веру, и… — внезапно, к своему ужасу, она расплакалась.

— Успокойся, успокойся, дорогая, — сказал Жан-Пьер, заключая ее в объятья и неуклюже пытаясь успокоить.

— Не дотрагивайтесь до меня, вы — вы свинья! Вы даже еще хуже, чем он! И не смейте меня называть «дорогая», — она оттолкнула его.

Жан-Пьер смотрел на девушку в изумлении, затем к нему пришло прозрение.

— О Боже! Ты, должно быть, подслушала наш разговор с Роланом.

— Да, подслушала! А теперь я хочу, чтобы вы меня отвезли…

— Анжелика, позволь мне объяснить.

— Я ничего не хочу от вас слышать! — закричала она, находясь на грани истерики. — Вы достаточно сказали сегодня утром — вы и мой лгун-муж. А теперь отвезите меня к Эмили Миро. Если вы этого не сделаете — я клянусь, я пойду пешком!

— Хорошо, дорогая, — Жан-Пьер вздохнул. — Я отвезу тебя в дом Миро. Да, но с твоим мужем это просто так не пройдет.

— А мне плевать, как это пройдет.

— Ты не думаешь, что, по крайней мере, нам следовало уведомить Ролана о твоем местонахождении из уважения к его чувствам?

— Так же, как он уважал мои, когда заставил меня выйти замуж.

Жан-Пьер не ответил и помог Анжелике сесть в карету.


22


Спустя два часа, будучи погруженным в свои мысли, Ролан возвращался домой после встречи с Луисом Жюпо. Его лицо обдувал освежающий ветер поздней осени; листва на деревьях приобрела красновато-коричневый цвет.

Его мысли вернулись к Анжелике. Вчерашний вечер показал, что его молодая жена является предметом зависти всех мужчин в округе. Для него было утонченной пыткой наблюдать, как она смеется с вальсирующими с ней мужчинами. Пыталась ли его жена вести себя, как хозяйка дома, или это был просто флирт? Было крайне тяжело понять, объяснялось ли ее поведение коварством или было просто злой выходкой.

Когда он спросил ее, вышла ли бы она за него замуж, если бы их родители не благословили их брак, она ответила отрицательно. Да, это был сокрушительный удар! Он страстно овладел ею, всю ночь обнимал, размышлял, привязывает ли ее к нему его любовь. Но она была настолько уклончива, просто как ртуть, гипнотизировала его и ускользала из объятий. Единственным верным решением в этой ситуации было куда-то ее увезти…

Он должен увезти ее в Новый Орлеан, хотя бы на месяц. Страдная пора прошла, а с остальным может справиться Юрген. Они остановятся в гостинице «Сент-Луис», и, если все пойдет, как он задумал, они не покинут номер хоть неделю. Он знал, что даже если они будут заниматься любовью каждую секунду, все равно он ею не насытится. Но, по крайней мере, это будет достойное начало. После уединения он пойдет с ней по магазинам, в оперу и, может быть, они поедут на целый день на озеро. Он будет ухаживать за ней, баловать ее, делать все возможное, чтобы узнать ее ближе. Возможно, это разрушит разделяющие их барьеры. Однако как заноза его тревожил самый важный вопрос: сможет ли он заставить Анжелику полюбить себя.


Прибыв в Бель Элиз, Ролан с решимостью на лице перепрыгивая через ступеньки устремился вверх по лестнице. Он предложит жене собираться, и они отбудут в Новый Орлеан сегодня же после обеда. Но перед входом в спальню, он замер, словно пораженный молнией.

Комната выглядела так, будто там пронесся ураган. Платяной шкаф и комод сдвинуты с места, одежда валяется на кровати, выглядывает из ящиков комода. Было похоже, что кто-то упаковывался в страшной спешке.

С безумными глазами Ролан выскочил из комнаты и устремился вниз. В гостиной он увидел Бланш, которая вязала платок.

— Сестра, где Анжелика?

Бланш отложила вязанье и посмотрела на него. Он схватил ее за плечи.

— Где она?

— Я боюсь, она уехала с Жан-Пьером, — Бланш закусила губу.

Ролан выругался по-французски, глаза его сверкнули безумным огнем.

— Она уехала? Но почему? Она что-нибудь тебе сказала?

— Нет.

— Она что, выглядела несчастной? Расстроенной?

— Нет. Ни то, ни другое… — Бланш потупила взор.

Правда неожиданно осенила его.

— Когда они уехали? — он слегка встряхнул Бланш. — Когда?

— Два часа назад, — она взглянула на него.

— И ты не могла меня известить?

— Я прошу прощения. Я просто не могла тебе сказать это в присутствии Жюпо.

Не произнеся ни слова, он ринулся из комнаты.


Двадцать минут спустя Ролан мчался галопом на свежей лошади, с седла свисала наспех упакованная сумка.

Как он и подозревал, она пыталась наставить ему рога! Она никогда не хотела этого брака, он ей был безразличен, и вот теперь она сбежала с первым подвернувшимся мужчиной. Какой же он был идиот, что позволил ей танцевать с Жан-Пьером! Какой же он был дурак, когда поверил, что последний никогда не хотел купить девушку, чтобы сделать из нее любовницу!

Да будет он проклят, если позволит ему сделать из него посмешище! Анжелика его жена, и давно пора преподнести ей урок — как подобает себя вести. Ну, а что касается Жан-Пьера — он глубоко вздохнул… Теперь это был вопрос чести. Ему было страшно подумать, что придется бросить вызов родственнику, но мерзавец не оставлял ему выбора.

Каким же болваном был он, думая, что его кузен соображает головой! Нет, определенно, его мыслительные способности гнездились между ног… Он заскрежетал зубами при мысли о встрече со своей женой. Для нее эта встреча будет означать расплату, и он постарается, чтобы она это надолго запомнила.


— Анжелика, пойми, тебе не надо ехать в дом к Эмили.

Карета Жан-Пьера приближалась к его дому на авеню Святого Чарльза. Состояние хозяина кареты в этот момент было прескверное. В дороге он неоднократно пытался объяснить Анжелике смысл происшедшего, но та оставалась глуха ко всем его доводам.

— Я хочу в дом Эмили сейчас, — упрямо повторяла она.

— Но, дорогая, — продолжал настаивать он, глядя на нее умоляющими глазами, в которых проглядывала паника. — Ты, скажем так, выглядишь изрядно помятой благодаря путешествию в багажном отделении… Тебе понадобится какой-то срок, чтобы привести себя в порядок. Если ты этого не сделаешь, то можешь взволновать семью Миро, когда попадешь к ним…

Анжелика сердито посмотрела на Жан-Пьера. Хотя она и не очень ему доверяла, в его словах был резон. Она посмотрела на его дом. Уютно скрывающийся за деревьями в осеннем наряде, он как бы манил к себе. На самом деле, ей нравилась идея расслабиться несколько минут, перед тем как поехать в дом к Эмили.

— Прекрасно, я сменю платье. Но вы должны дать мне слово, что сразу после этого мы поедем — и что вы не обмолвитесь Ролану о моем местонахождении.

— Хорошо, Анжелика. Слово джентльмена, — Жан-Пьер вздохнул.

— Тогда я верю вам.


Минуту спустя Жан-Пьер, уже сопровождавший довольно взъерошенную молодую даму в центральный холл своего дома, был приятно удивлен, услышав из гостиной знакомый мужской голос:

— Жан-Пьер! Как приятно тебя снова видеть, сын мой!

— Отец! — вскричал Жан-Пьер.

Он увидел, как Жак Делакруа поспешил в холл. Старший Делакруа прекрасно смотрелся в одеянии европейского покроя — черный фрак, белая рубашка, серебристый жилет с муаровой отделкой, бриджи темно-желтого цвета и блестящие черные ботинки.

Они обнялись.

— Отец, я не ожидал, что ты так скоро вернешься, — сказал Жан-Пьер, широко улыбаясь. — Как Копенгаген?

— Всегда прекрасен в это время года и в особенности каштаны, меняющие цвет листвы.

Когда мужчины разошлись, Жак с откровенным интересом посмотрел на Анжелику.

— А кто это составляет тебе компанию сегодня?

Жан-Пьер кивнул в сторону нежданной гостьи:

— Отец, это жена Ролана, Анжелика Делакруа. — Обращаясь к девушке, он добавил: — Дорогая, познакомься с моим отцом, Жаком Делакруа.

Анжелика поздоровалась с Жаком, а затем тот спросил у сына:

— А что ты делаешь здесь с женой Ролана? Я, собственно, даже и не представлял себе, что у моего племянника снова есть жена…

— В действительности, — Жан-Пьер кашлянул, — Ролан и его жена…

В этом месте в разговор вступила Анжелика и, глядя прямо в глаза отцу Жан-Пьера, сказала:

— На самом деле, мсье, у Ролана больше нет жены.

Жак поднял бровь, услышав столь откровенное высказывание.

— Неужели? Весьма плачевная ситуация для Ролана, я бы сказал, — он сделал шаг в сторону Анжелики, тепло улыбнулся и поклонился ей, — и тем не менее, очень рад с вами познакомиться.

— Спасибо, мсье, — Анжелика протянула руку Жаку, которую тот галантно поцеловал. Она отметила, что он очень красив, эдакий поздний вариант Жан-Пьера. Но глаза у него были темные, проницательные и более умные, чем у сына. Составив это впечатление о Жаке, она повернулась к Жан-Пьеру.

— Я не хочу быть невежливой, Жан-Пьер, но, если вы меня извините, мне надо переодеться, чтобы вы отвезли меня к Эмили. К тому же, — она улыбнулась Жаку, — вам, наверное, нужно время, чтобы побеседовать с отцом.

— Конечно, дорогая, — учтиво ответил Жан-Пьер.

Анжелика поднялась по лестнице в сопровождении служанки, а Жак и Жан-Пьер сели в гостиной выпить по стаканчику абсента.

— А теперь, Жан-Пьер, ты не мог бы быть любезен и объяснить, что ты делаешь с очаровательной женой Ролана? — Жак посмотрел в сторону Жан-Пьера. — Мне будет искренне жаль, когда он приедет за ней — а после того, как я увидел ее, я абсолютно уверен, что он объявится весьма скоро.

— На самом деле, отец, это очень длинная история…

Жан-Пьер кивнул, отпив маленький глоток.

— Тогда начинай рассказ, ибо у меня сложилось впечатление, что юная леди скоро к нам вернется.

Жан-Пьер рассказал отцу всю историю без прикрас — начиная с событий в доме Жиля Фремо и кончая сегодняшним побегом из Бель Элиз.

Когда Жан-Пьер закончил рассказ, Жак присвистнул и сказал:

— Кажется, вы с племянником заварили хорошую кашу. И мне просто интересно, кто из вас больше влюблен в нее.

— Я не влюблен в нее, — ответил Жан-Пьер со всей искренностью, — хотя с большим удовольствием был бы ее другом. В тот вечер, когда я вырвал ее из дядюшкиных лап, я сделал это, с одной стороны, потому что хотел сделать что-то… — он долго колебался, затем скорчил гримасу и сказал: — благородное.

— Мой дорогой сын, в конечном счете не все потеряно, — отец засмеялся.

— Вот уж верно, — сухо прокомментировал Жан-Пьер, опустошая рюмку. — Все верно, если раньше Ролан не сделает из меня отбивную. — Поставив рюмку на стол и скрестив пальцы, он нагнулся и задал вопрос: — Отец, что нам делать с девочкой?

— Сперва посмотрим, не сможем ли мы ее задержать на некоторое время, — Жак потеребил усы. — Следует соблазнить ее обедом во Французском квартале, подпоить и в какой-то мере успокоить. К тому времени, когда мы вернемся, Ролан уже будет здесь.

Жан-Пьер выглядел как пораженный молнией. Откинувшись на спинку стула, он спросил:

— Ты думаешь? Почему ты в этом уверен?

— Потому что пока она переодевается, ты должен отправить ему записку.

— Но отец! Я обещал ей, что я…

Жак поднял руку.

— Да, существуют обещания, но есть ситуации, когда надо поступить правильно. И что ты думаешь будет правильным в этой ситуации?

— Я немедля отправлю слугу в Бель Элиз, — кивнул Жан-Пьер.


— Моя дорогая, вы просто должны отобедать с нами у Антуана, — галантно обратился Жак к Анжелике.

Это было час спустя. Анжелика, Жан-Пьер и Жак спускались по ступенькам. Анжелика переоделась в шерстяное розовое платье и подобранный в тон капор. На улице их ждала карета Жан-Пьера, кучер в ливрее услужливо держал дверь открытой.

— Спасибо за ваше любезное приглашение, мсье, но я должна отказаться, — ответила ему Анжелика с твердостью в голосе, повернувшись к Жаку. — На самом деле я должна сразу ехать домой к Эмили Миро.

Жак и Жан-Пьер обменялись расстроенными взорами через голову Анжелики. Затем, с самым невозмутимым видом, Жак достал часы из жилета и открыл. Повернувшись к Анжелике, он сказал:

— Дорогая, время обеда. Конечно, я не сомневаюсь, что Эмили будет рада вас видеть, но может создаться неловкая ситуация, если она никого не ожидает в гости к обеду.

— О… — пробормотала Анжелика бледнея, — я не подумала.

— Не волнуйтесь, — продолжал Жак с отеческой заботой. Взяв за руку, он вывел ее во дворик.

— Мы быстро поедим и вам не надо будет беспокоиться, что вы приедете в дом Миро в неурочное время.

— Полагаю, это самое разумное решение, — согласилась Анжелика, закусив губу.


Жан-Пьер открыл перед Анжеликой ворота. Когда Жак провожал Анжелику к дверям кареты, она услышала стук копыт. Она быстро повернулась, сердце учащенно забилось. То, что она увидела, подтвердило ее наихудшие опасения. О Боже, это был Ролан. Его лошадь — вся в мыле! Либо он не надел шляпу, либо потерял в пути. Всклокоченные волосы и решительность черт придавали ему демонический вид.

О, все святые! Как он умудрился так быстро разузнать, куда Она поехала?

В порыве Анжелика повернулась к Жану-Пьеру.

— Жан-Пьер, пожалуйста! Вы должны мне помочь!

Когда Ролан приблизился к дому Жан-Пьера, то увиденная им сцена вызвала одновременно облегчение и ярость. Облегчение — потому что Анжелика была здесь. Ярость — потому что она была недостижима, отстранена и прекрасно одета, собираясь уехать не с одним, а сразу с двумя мужчинами! У нее было тело ангела и сердце шлюхи! Что, она собиралась изменять ему с каждым, на ком были брюки?

«Я убью ее!» — подумал он со злостью.

Нет, лучше он убьет себя, коль скоро уж потерял ее! Насколько предательство Анжелики ранило его, настолько же вид его очаровательной жены подсказал ему, что он должен сделать все, что угодно, чтобы вернуть ее назад.

Он не может потерять ее, просто не может!

Смотреть на объявившегося негодующего мужа было подобно кошмару, развивавшемуся в замедленном темпе — в тысячу раз хуже, чем в тот день, когда он прискакал за ней на причал в Бель Элиз. Когда он приближался, она вновь обратила внимание, какие у него длинные и красивые ноги. Но сейчас каждый дюйм его тела излучал смертельную угрозу. Ее сердце билось настолько сильно, что она едва могла расслышать, как, пронзив ее стальным взглядом, он угрюмо произнес.

— Добрый вечер, дорогая.

Анжелика не могла выдавить из себя ни слова, и, как загипнотизированная, уставилась на него во все глаза. К счастью, вперед выступил Жак, чтобы разрядить гнетущую атмосферу.

— Привет, Ролан. Мы с Жан-Пьером наслаждаемся неожиданным визитом твоей жены. Как раз собирались выбраться на обед, а затем прямо в дом Миро, чтобы обождать твоего приезда.

— Привет Жак, — коротко бросил Ролан, не сводя глаз с жены. — Ты сказал, что вы с Жаном-Пьером хотели отъехать?

— Да, но…

— Тогда, пожалуйста, можете отправляться, — повернувшись к Жан-Пьеру, он со злобой продолжил: — А с тобой, кузен, разберемся позже.

Отец с сыном встревоженно переглянулись, и Жак рассудительно произнес:

— Конечно, Ролан. Перенесем визит на следующий раз.

Когда отец с сыном садились в карету, Анжелика в отчаянии обратилась к Жан-Пьеру:

— Нет, вы не можете оставить меня с ним наедине.

Жан-Пьер решительно покачал головой.

— Извини, Анжелика, но он — твой муж.


В тягостном молчании Анжелика осталась наедине с Роланом. Она задрожала всем телом, когда наконец решилась посмотреть на его искаженное яростью лицо.

От его взгляда кровь у нее в жилах застыла. С криком страха Анжелика развернулась и стремглав побежала в дом, в комнату, в которой переодевалась, и заперла дверь. Отступила назад, все еще дрожа, в отчаянии надеясь, что он за ней не последует.

Однако он последовал. С треском вылетела дверь, и Ролан оказался внутри, размахивая перед ней кулаком.

— Никогда не смей от меня запираться!

— Убирайтесь! — закричала она, отступая к туалетному столику, и схватила фарфоровую вазу. — Убирайтесь или я ее в вас брошу!

Он цинично засмеялся и продолжал приближаться к ней.

— Брось, дорогая. Я не собираюсь уходить. Кажется, ты забыла, что ты моя жена.

— Я больше вам не жена! Я требую развода!

Теперь его голос стал насмешливым.

— Я боюсь, ты немного опоздала, мой невинный младенец. Если бы ты хотела развода, то никогда бы не отдалась мне. А что касается твоих отношений с кузеном и, возможно, с другими, — то этого никогда больше не будет, даже если для этого мне придется заковать тебя в цепи.

— Мои отношения с Жан-Пьером? — спросила она надменно. — Не вам говорить — вы, лживый негодяй! — после того, как вы привели вашу любовницу в наш дом — во второй раз! — Взбешенная, она бросила в него вазу. Он пригнулся, и ваза с треском разбилась об пол.

— Продолжай швырять, дорогая, — сказал он с угрожающей улыбкой.

— Подожди же…

— Но все равно, тебе от меня не уйти!

Она продолжала бросать — ручное зеркало, флакон для духов, все, что попадалось под руку, он продолжал увертываться и неустанно приближаться к ней. Хруст осколков под его каблуками действовал ей на нервы.

Но когда она взяла в руки посеребренный гребень и была готова запустить его, он поднял руку.

— Хватит, Анжелика. Предупреждаю, я не допущу такого бессмысленного уничтожения…

Она запустила гребень, и, когда он попал в лицо Ролана, раздался громкий треск. Анжелика охнула, увидев тонкий порез на щеке. Ролан долго стоял не двигаясь и просто смотрел на нее, даже не дотрагиваясь до лица. Она знала, что ему должно быть ужасно больно. Затем он поднял гребень и направился в ее сторону.

— Так что, по-твоему, надо прибегать к насилию? — спросил он. — Ну ладно, пусть будет так.

— Нет, — закричала она, но было уже поздно. Больше бросать было нечего, и в мгновение ока он схватил ее и бросил на стул. Затем поставил на колени, задрал юбки и отхлестал гребнем.

Когда наконец он ослабил хватку, она рыдая налетела на него с кулаками. Когда Ролан попытался уложить ее себе на колени, она опять закричала.

— Отпусти меня, ублюдок! Я ненавижу тебя!

— Почему? Ты должна сказать мне почему? — настаивал он.

Ей удалось соскочить с его коленей.

— Потому что ты солгал мне! Ты — ты и Жан-Пьер! Вы выторговывали меня, как последнюю шлюху!

— О Боже, — прошептал он побледнев, поднимаясь на ноги. — Ты все подслушала!

— Да, я слышала, лгун паршивый! А теперь убирайся! Я никогда не была твоей женой — это все была ложь! И я никогда тебя не захочу видеть!

В обезумевших глазах Ролана стояли слезы. Он сделал несколько шагов в ее направлении, потряхивая головой, как человек, находящийся в шоке.

— Дорогая, пожалуйста, не говори так.

— Уходи! Наш брак был ни чем иным, как одной большой ложью.

— Не говори так, умоляю тебя!

— Ты купил меня, негодяй!

— Я люблю тебя! — закричал он.

Он заключил ее в объятия и, тесно прижав, поцеловал.

В отчаянии она пыталась вырваться, смысл его слов не доходил до ее сознания.

— Нет! Нет! Я не позволю, чтобы ты прикасался ко мне.

Но он продолжал целовать ее — отчаянно, страстно, — игнорируя удары ее кулаков и сопротивление неконтролируемого тела. Спустя минуту она обмякла и начала рыдать.

— Нет, нет! Я не могу тебе позволить — просто не могу!

— Тогда, я боюсь, ты обречена, моя любовь, поскольку я не могу тебя отпустить.

И все-таки она прижалась к нему, когда он ее поднял и понес в постель. И сразу же он стал ее мучителем и одновременно спасителем. Они вместе приземлились на матрац, и Ролан поцеловал ее с такой страстью, что она обвила руки вокруг его шеи и ответила поцелуем, плача и вскрикивая от желания. Страсть охватила их обоих, и они принялись срывать друг с друга одежды. Они были еще едва наполовину раздеты, когда Ролан усадил ее на свои колени. Он грубо взъерошил ее волосы и посмотрел в глаза. Она поняла, что дальнейшее сопротивление уже не имеет смысла и пылко отдалась своим чувствам. Ничего подобного она до сих пор не испытывала.

После этого она поняла, что никогда не сможет покинуть его. Власть, которую он над ней имел, просто страшила.

— Дорогая, мы должны поговорить, ты же знаешь, — он нежно пощекотал ее.

Она кивнула, но не повернулась.

— Извини, я ударил тебя, — прошептал он, и она почувствовала боль в его голосе… — Я думал, что ты бежала с Жан-Пьером… Ты сказала мне, что ненавидишь и хочешь развода так, будто хотела щегольнуть всем, что сделала. Если бы я только знал, что ты слышала мой разговор с Жан-Пьером, я бы никогда не поднял на тебя руку. Мне стоило бы догадаться, но я был слишком ослеплен ревностью. Если бы я знал, я бы позволил тебе колотить меня, пока вся твоя ярость не вышла.

Она повернулась к нему со слезами на глазах и чуть не отшатнулась, увидев темный, безобразный синяк на его челюсти и длинный тонкий порез на щеке.

— Я тебя так ушибла, — она опять всхлипнула и нежно поцеловала синяк, — я так сожалею, Ролан.

Он прижал ее к себе, прерывисто дыша.

— Я всегда хотел рассказать тебе о действительных обстоятельствах нашего брака. Мне было противно скрывать от тебя правду, но в конце концов мы с Жан-Пьером решили, что для тебя будет лучше, если ты так и не узнаешь, что сделал твой дядя. Мы думали, что это на тебя подействовало бы еще хуже.

— Дядя Жиль действительно пытался продать меня?

— Да, дорогая. И я очень сожалею. Те двое, которые хотели купить тебя, отъявленные негодяи… Они бы использовали тебя, а затем выбросили…

Анжелика понимающе кивнула. Она была настолько зла, когда услышала, что Ролан солгал ей, что даже не призадумалась. Теперь, наконец начав успокаиваться, она могла осознать, что дядя Жиль во всем этом деле и был подлинным негодяем — не Ролан или Жан-Пьер. Взглянув на мужа, она с трепетом спросила:

— Тогда ты и Жан-Пьер — вы только хотели помочь мне?

— О да, моя дорогая. На тот период нам пришлось солгать тебе и сказать, что твои родители устроили этот брак. Мы хотели быть уверены, что ты согласишься. Видишь ли, время поджимало и мы опасались, что твой дядюшка может…

Дрожь Анжелики остановила его, и она уткнулась головой в его шею.

— Ты можешь этого не говорить. Учитывая, что случилось с Коко, полагаю, я знаю.

— Ты меня простишь? — спросил Ролан.

— Да, если ты простишь меня.

— Нечего прощать, дорогая, — он глубоко вздохнул, играя ее волосами. — И тебе следует знать еще кое-что. Это правда, что наш брак никогда не был устроен твоими родителями, и за этот абсолютно необходимый обман я особенно извиняюсь. Но с момента, когда я увидел тебя на городском рынке, я желал тебя, — его голос надломился, — но я никогда не знал, хотела ли ты меня.

Анжелика начала рыдать. От его последних слов сердце ее разрывалось на части.

— Я хочу тебя, Ролан, — сказала она, нежно целуя его. — Я так тебя хочу.


23


— Мне следует тебе кое в чем признаться, — сказал Ролан.

Это было час спустя, после их очередных любовных утех.

— Да? — пробормотала Анжелика, целуя его в подбородок.

— Когда мы поженились, я не изменял тебе с Каролиной. Мне никто не был нужен, кроме тебя.

Анжелика с обожанием посмотрела на мужа. Его честность согрела ее душу; чистый взгляд его глубоких глаз не оставил сомнений в его искренности.

— Спасибо, что ты мне это сказал, Ролан.

— Я думал, что, возможно, тебя это интересовало.

— Да, интересовало. Но куда ты постоянно уезжал по вечерам из Бель Элиз?

— Обычно я играл в карты с Луисом Жюпо до тех пор, пока Аннете не надоело, что муж лишает ее своей компании, — он засмеялся. — Затем я проводил время с Жюлем Буфортом и другими плантаторами, которых знаю.

— Но почему, Ролан? Неужели было так тягостно побыть со мной?

— Действительно ужасно, — он улыбнулся, — потому что, честно говоря, мой ангел, я не доверял себе в том, что не дотронусь до тебя.

— Если бы ты только знал… — Анжелика хихикнула, встряхнув головой.

— Знал что?

— Именно то, — она покраснела, — я безумно хотела, чтобы ты дотронулся до меня.

— На самом деле? — его губы скривились. — Тогда к чему все эти ханжеские разговоры о супружеских обязанностях?

— Потому, что я воспринимала эти обязанности вполне серьезно, — она нахмурилась. — И потом, молодая женщина просто не знает, как сказать мужу…

— Что она хочет, чтобы он занялся с ней любовью?

Она застенчиво кивнула.

— Тогда, кажется, мы все время хотели одного и того же, — он усмехнулся, покачав головой.

— Да, кажется.

— Но больше не кажется, мой ангел?

— Больше нет, — она прижалась к мужу.

— Итак, ты хотела, чтобы я занялся любовью с тобой, — он опять засмеялся.

— Да, — сказала она охрипшим голосом.

— Когда ты решилась на это?

Она почувствовала, как у нее загорелись щеки.

— На самом деле, Ролан, должна ли я…

— Да, ты должна мне сказать. Я не допущу больше никаких секретов между нами, мой ангел. Скажи, когда ты пришла к этому — наиболее интересному для меня заключению.

Она посмотрела ему в глаза и прошептала:

— Почти сразу же, как встретила тебя. Ты был настолько возбуждающе красив, и…

— Да?

Она вздохнула, ощутив, как напрягается его мужское достоинство.

— Загадочен — немного пугающий.

— А теперь ты страшишься меня? — он отпустил ее руку и принялся ласкать ее.

— Немного…

— А почему?

— Потому что ты пробудил во мне такое… Мне кажется, что я уже не принадлежу самой себе… — она содрогнулась от удовольствия.

— Все правильно, ты принадлежишь мне, дорогая, а я тебе. Это так, как и должно быть.

— Да, это как раз то, что надо.

— И что, все же еще немного страшно?

— Да.

— Тогда давай удалим твои последние страхи, — прошептал он, целуя…


Они проснулись от звука голосов в холле.

Ролан сел в напряжении, с угрюмым видом.

— В чем дело, Ролан?

— Очевидно, Жан-Пьер и Жак вернулись с обеда. Давно пора разобраться с моим знаменитым племянником.

— Разобраться? В чем? — она сразу же села.

— В том, что он взял тебя с собой. Конечно у тебя были причины для расстройства, но Жан-Пьеру не следовало вмешиваться в дела мужа и жены. Ему ни в коем случае не надо было помогать тебе в осуществлении побега.

— Но, Ролан! Он же не знал!

— Как он мог не знать?

— Потому что я спряталась в багажном отсеке его кареты, — она виновато улыбнулась.

— Ты этого не делала! Ты, дерзкая девчонка, мне следует тебя опять выпороть, — он засмеялся, Ролан был поражен, — Бланш мне об этом не сказала.

— Бланш сказала тебе, что я уехала с Жан-Пьером? — Анжелика удивленно подняла бровь.

— Она видела, как вы уехали вдвоем. Странно — она не упомянула, что ты сидела в багажном отсеке, — но, с другой стороны, я не дал ей времени выговориться. Все мои мысли бродили вокруг того, чтобы отправиться в погоню.

— Я так и заметила.

— Тогда, детка, нам здесь делать нечего. И это хорошо. Мне не очень-то нравится мысль вызывать на дуэль кузена.

— Вызывать Жан-Пьера? О, Ролан! Конечно, ты бы не…

— Тссс, — предостерег он ее. — Они могут услышать тебя. Помимо всего прочего, как я только что сказал, вопрос закрыт. Теперь я могу увезти тебя.

— Увезти меня? — Она хмыкнула.

— В отель «Сент-Луис», чтобы должным образом провести медовый месяц. Я не собираюсь выпускать тебя из виду — или из постели — несколько дней подряд.

— Ролан, мне сдается, что ты… — глаза у нее округлились.

— Да? — пытался подсказать он с дьявольской улыбкой.

— Ненасытен.

Он снова счастливо засмеялся и усадил ее к себе на колени. И вновь начались ласки, а немного спустя он утомленно спросил:

— Теперь ты знаешь истинное значение этого слова?


Будучи хозяином своего слова, Ролан привез Анжелику в роскошный отель «Сент-Луис», и они не покидали номер на протяжении трех дней. Номер был большой и выходил на площадь Вье Карр. Они провели не одно прекрасное осеннее утро на балконе, неспешно завтракая и наблюдая за кипучей уличной жизнью.

Анжелика упивалась этими днями с Роланом, занимаясь любовью или просто разговаривая лежа в постели. Часто она вспоминала день, когда сбежала от мужа, а он ее настиг. И каждый раз у нее стоял в ушах его крик «Я люблю тебя!». При этих воспоминаниях на глаза ее навертывались слезы.

Больше он не говорил, что любит ее, но и она еще не призналась ему в любви. Иногда ей приходило в голову усомниться: на самом ли деле он произнес те слова, или они вырвались в отчаянии. Она крайне сожалела, что не выразила своих чувств в тот день; теперь, когда возможность была упущена, не было подходящего момента, чтобы объясниться с Роланом.

Но о том, что она еще не могла выразить словами, красноречиво говорило ее тело. Ролан улыбался ей «особенной» хищной улыбкой, шептал — «Иди сюда, мой ангел», — и она бросалась в его объятья, покрывая его гордое лицо поцелуями. Иногда в моменты наивысшего наслаждения она про себя произносила молитву, чтобы близость принесла им ребенка. Она так его сейчас хотела — сына с густым басом и гордой осанкой Ролана или дочь с его заразительным смехом и голубыми глазами. Ребенок сделал бы их счастье еще более полным.


На третий день добровольного заточения они получили весточку от семьи Миро, приглашавших их отправиться на следующий день на пикник на озеро. Когда Ролан спросил Анжелику, не хотела ли бы она поехать, та охотно согласилась и они тут же пошли по магазинам, чтобы купить ей новое платье.

Их увеселительная поездка была прекрасна: стояла солнечная погода, воздух прохладен и освежающ. Ролан, Анжелика и семья Миро добрались до озера на «Курящей Марии» — местном поезде, отправлявшемся со станции «Сент Джон Вью» до местечка под названием Малнебург. Они гуляли по парку и садам, обедали в знаменитом ресторане, где подавали блюда из даров моря. Из павильона, где они ели, открывался удивительно прекрасный вид на озеро со спокойной голубой водной гладью, которой, казалось, нет конца.

После супа из икры с крабами и суфле из омаров мужчины вместе с Филиппом удалились. Они прогуливались под кипарисами у кромки воды, Морис и Ролан курили, в то время как Филипп бросал в озеро камешки. Эмили и Анжелика остались одни и устроились на веранде.

— Дорогая, ты просто сияешь, — сказала Эмили Анжелике, когда они заканчивали по второй чашечке кофе с молоком.

— О, Эмили, я так счастлива с Роланом.

— Должна признаться, я была сильно взволнована, когда на днях случайно встретилась на рынке с Жан-Пьером. Я не хотела бы быть бестактной, но бедняжка был расстроен. Он признался мне, что он и его отец очень обеспокоены вашей с Роланом ссорой, которая случилась у них в доме.

— О да, мы поссорились, — Анжелика кивнула и улыбнулась. Она наклонилась вперед и сказала: — Я обнаружила, что Ролан женился на мне, скажем, при менее чем честных обстоятельствах.

Увидев, что Эмили нахмурилась, она добавила:

— Вы знали, не так ли?

— Да, дорогая, я предполагала, что творилось что-то странное. — Эмили закусила губу. — Но в действительности я не знала деталей.

Вкратце Анжелика объяснила Эмили, как Ролан солгал ей при первой встрече и тем заставил ее выйти замуж.

Когда она закончила свой рассказ, Эмили находилась в состоянии возбуждения.

— Дорогая, это непередаваемая история. И, похоже, Ролан женился на тебе как раз вовремя. Надеюсь, ты на него уже не злишься?

— О, я была взбешена, когда узнала, что он солгал, — Анжелика покачала головой. — Но в конце концов он доказал мне, что обман был необходим для моего же блага. — Она слегка покраснела. — На самом деле, это довольно романтично, когда об этом задумаешься — на что ему пришлось пойти, чтобы жениться на мне.

— О, дорогая — это действительно романтично. — Эмили засмеялась, захлопав в ладоши. — Очевидно, ты понимаешь, что Ролан по уши влюблен в тебя?

— Надеюсь, я доставила ему удовольствие, — Анжелика еще больше покраснела.

— Доставила удовольствие? — повторила Эмили. — Моя дорогая, ты — просто ответ на все наши молитвы. У тебя есть хоть малейшее представление, что из себя раньше представлял Ролан?

Анжелика покачала головой.

— Он никогда не смеялся, никогда не улыбался. Он был как пороховая бочка. Сплошные нервы да грубость. Но с тех пор, как он встретил тебя… он, должно быть, полюбил тебя с первого взгляда.

— О, я надеюсь на это. Я знаю, что я… — Анжелика радостно улыбнулась.

— Тоже полюбила его с первого взгляда?

— Да.

— Ты сказала ему об этом? Он поклоняется земле, по которой ты ходишь, — Эмили нагнулась и взяла Анжелику за руку.

— Я просто жду подходящего момента.

Эмили отпустила руку Анжелики, и выражение лица у нее стало задумчивым, когда она посмотрела на приближающихся к ним Ролана, Мориса и Филиппа.

— Поспеши, дорогая. Подходящий момент может всегда ускользнуть, и тогда будет совсем поздно.

Анжелика тоже повернулась, чтобы посмотреть на приближающуюся троицу. Ролан и Филипп шли взявшись за руки и смеялись. Сердце у нее екнуло, когда она подумала о том, что дядя и племянник очень похожи друг на друга. И почему Эмили так смотрела на них обоих? Вспоминала ли она время, прожитое с Жюстэном — или ее что-то мучило?


Компания вернулась домой ближе к вечеру. Ролан вежливо отказался от приглашения Миро на ужин. Анжелика почувствовала облегчение от того, что они не остаются, поскольку экскурсия была продолжительной; однако она не могла сдержать проблеск ревности, когда Ролан поцеловал на прощанье Эмили и Филиппа. Она почувствовала вину за чувство собственницы, особенно потому, что ей очень нравились и Эмили и Филипп; однако ее смущал взор Эмили, которым она смотрела сегодня на Ролана и Филиппа.

Они поужинали у Антуана. Анжелика чувствовала себя более раскованной наедине с Роланом, он же на протяжении всего ужина не спускал с нее глаз. Ей показалось, что он читал ее мысли, когда он дотянулся до нее, взял ее руку в свою и сказал:

— Дорогая, несколько часов, проведенных с кем-то, — и я схожу с ума и хочу быть только с тобой.

Она посмотрела в его глаза, полные страсти, и у нее уже не осталось сомнений, как они проведут ночь. Покончив с трапезой, она с трудом могла удержать дрожь в руках.

Однако волшебство было внезапно разрушено, когда они покидали ресторан. Ролан вел жену к выходу и вдруг остановился как вкопанный, уставившись на пожилую пару в вечерних туалетах, которая ожидала, чтобы их обслужили.

Он чертыхнулся, и лицо приняло каменное выражение, когда он подвел ее к незнакомой паре. При приближении Ролана и Анжелики их лица тоже стали напряженными. Мужчина заговорил первым. Кивнув Ролану, он холодно сказал:

— Привет, Ролан. Вот это сюрприз.

— Привет, Бернар, — сдержанно ответил Ролан, не подавая ему руки. — Привет, Ленор.

Она окинула Анжелику холодным взором серых глаз. — А кто эта молодая дама?

— Ленор, Бернар, могу я представить вам мою юную жену, Анжелику Делакруа? — произнес Ролан с достоинством.

Пожилая пара обменялась недоуменными взорами, а Ролан сказал:

— Дорогая, познакомься, Бернар и Ленор Рилё.

Мадам устремила на Анжелику взгляд, полный ледяной враждебности.

— Ролан, это просто потрясение. Я бы подумала, что ты…

— Ленор, извините, но нас ждет карета. Мы не хотели бы отрывать вас с Бернаром от обеда — не говоря больше ни слова, Ролан потянул Анжелику к выходу.

На улице их ждала взятая напрокат карета. Когда кучер помогал им забраться внутрь, Анжелика слышала, как Ролан приказал ему прокатить их по набережной, перед тем как поворачивать к отелю.

Ролан хранил молчание. Спустя минуту он зажег тонкую сигару, и свет спички озарил его встревоженное лицо. Анжелика взяла его за руку.

— Ролан, что это были за люди, мимо которых мы проходили у Антуана? Почему они так тебя расстроили?

Он не ответил, но она почувствовала, как его пальцы сжались.

— Ролан, ну, скажи мне, пожалуйста, кто они?

— Это были родители Луизы.

Долгое время оба молчали. Затем Анжелика пробормотала:

— Ты не думаешь, что настало время рассказать мне о ней?

Ролан глубоко затянулся, и до нее донесся запах дорогого табака.

— Возможно, ты права, дорогая. Возможно, пришло время рассказать тебе о моей первой жене — и ее семье, — он собрался с мыслями. — Видишь ли, когда я был всего лишь ребенком, мои родители сосватали меня с Луизой Рилё. В то время их семья владела плантацией к югу от Бель Элиз. Позже мы поженились. Мне был двадцать один год, а ей — восемнадцать. И дело не пошло…

— Что ты имеешь в виду?

— Луиза терпеть не могла, — Анжелика услышала, как он скрипнул зубами, когда закончил фразу, — постельный аспект брака. Ей вообще было противно быть за мной замужем. Очевидно, другие ей давали то, чего не мог я, и она довольно часто это доказывала…

— О, Ролан, как это должно быть ужасно! — Анжелика ахнула и добавила: — Должно быть, с Луизой было что-то не то. Почему она была такой дурой и не хотела быть с тобой?

— Я тоже не был святым, — он пожал плечами. — Понимаешь, Луиза была не единственной, не желавшей этого брака, не хотевшей чувствовать себя загнанной в угол.

— Понимаю.

— Луиза, должно быть, была сделана из другого теста, у нее не было того, что есть в тебе. Она не была способной стать хозяйкой Бель Элиз или вообще чьей-либо женой, если уж на то пошло. И, надо признать, я в этом ей не помогал и не симпатизировал. Так или иначе, мы жили как кошка с собакой, и это просто чудо, что мы прожили вместе два года.

— А как Луиза умерла?

— Как я уже упоминал, Луиза изменяла мне с другими мужчинами, — он опять глубоко затянулся. — А ближе к концу она и вовсе повела себя неразумно. Бланш думает, что она всегда была с небольшим сдвигом. Каждый раз, когда я смотрел на другую женщину, она сходила с ума. Думаю, она даже воображала, что между мной и Бланш что-то было. Но все начало раскручиваться после того как погиб Жюстэн.

— Жюстэн? Эмили и Филипп ведь жили в Бель Элиз, когда его не стало, не так ли?

— Совершенно верно. Однажды вечером Жюстэн уехал в Новый Орлеан, напился, и его переехало повозкой. Вот так и случилось — никакого предупреждения — и Эмили вдова. Конечно, бедняжка потеряла голову, осталась одна-одинешенька с грудным сыном на руках. Я делал все, что было в моих силах, чтобы помочь ей, — но, боюсь, именно это и толкнуло Луизу на крайность.

— Как это произошло?

— Луизе пришла в голову сумасшедшая идея, что я сплю с Эмили. Она даже думала, будто я был с ней близок в то время, когда был жив Жюстэн, и более того, что Филипп — мой сын.

Страх Анжелики между тем нарастал.

— И ты понял, что она…

— Все открылось в день ее смерти. Понимаешь, в тот вечер мы устроили вечеринку в Бель Элиз, и я боюсь… — он откашлялся, — … Луиза флиртовала со всеми подряд, и я отплатил ей тем же. Она сказала мне, если я посмею танцевать с Эмили, то она меня убьет. Но, чтобы досадить ей, я на все оставшиеся танцы приглашал вдову Жюстэна. О Бог, мне следовало бы прислушаться к ней. Я просто не осознал, что она уже дошла!

— Что случилось потом? — прошептала Анжелика.

— Позже, этим же вечером, когда гости разъехались, Луиза ворвалась в кабинет с заряженным пистолетом. И обвинила меня в том, что я сплю с Эмили, и что Филипп — мой сын. Я пытался убедить ее, что ни то, ни другое неправда — и так оно и было на самом деле. Но она и слушать меня не хотела. Завязалась борьба, и в конечном счете Луиза нажала на спусковой крючок, хотя я и пытался этому воспрепятствовать. Следующее, что я увидел, это то, что она лежит на полу и смотрит на меня широко раскрытыми глазами, а вокруг все забрызгано кровью. Полиция назвала это несчастным случаем, но тем не менее с тех пор я испытываю чувство огромной вины.

— О, Ролан, — сердце Анжелики сжалось от боли за него, и она крепко сжала его руку.

А он повернулся к ней и иронически произнес:

— Ну, моя дорогая, как можно себя чувствовать, выйдя замуж за человека, который убил свою первую жену?


24


— Ролан, — воскликнула Анжелика, прижимая его к себе. — Ты на самом деле думаешь, что я виню тебя в смерти Луизы? Ты же» не мог знать…

— Мне следовало быть понастойчивей.

— Да, но непохоже на то, чтобы Луиза могла пойти на компромисс.

— Мы никогда не узнаем, — он вздохнул.

— О, Ролан, — она тесней прижалась к нему. В то время как она была рада, что он рассказал ей о своем прошлом, смущало то обстоятельство, что у его первой жены были такие же опасения относительно Ролана и Эмили.

— Ты согласна жить со мной, мой ангел, после того как узнала эти темные секреты моего первого брака?

Вопрос Ролана был настолько эмоционально окрашен, что она поспешила его уверить:

— Конечно, да. И я хочу, чтобы ты знал, что твой второй брак будет значительно счастливей.

— А он уже счастливый.


Ролан целовал ее, тесно прижимая к себе на всем пути в отель. Однако в номере, в постели он был более требователен, чем обычно, — не было той нежности, которая была раньше. И даже после окончания любовных утех она чувствовала, как он напряжен.

Анжелике было интересно, был ли разговор о Луизе причиной пробуждения демона в Ролане, которого до этого они вместе не могли вызвать.

На следующее утро, когда Ролан и Анжелика завтракали в номере, посыльный принес письмо.

— Что это, Ролан?

Он отложил в сторону письмо и посмотрел на нее.

— Жак и Жан-Пьер приглашают нас сегодня на обед.

— О, Ролан, давай пойдем!

— У меня на него все еще «зуб» после событий прошлой недели.

Ролан нахмурился.

— Но, Ролан, я уже объяснила, что это была не его вина. И мы с тобой устроили такую сцену в его доме, не говоря о том, что я там все побила. Исходя из того, что мне рассказала вчера Эмили, Жан-Пьер очень озадачен нашим спором. Ты не думаешь, что мы должны исправить свою ошибку? Я думаю, что тебе следует дать знать кузену, что между вами не пробегала черная кошка.

Ролан хмыкнул.

— Ну, пожалуйста, — Анжелика встала и обняла мужа.

Он усадил ее на колени и неожиданно улыбнулся.

— Как я могу отказать, когда ты так уговариваешь?


Большую часть дня они провели в путешествии по магазинам. Анжелика настояла, чтобы они заменили все разбитое ею во время их потасовки в доме Жан-Пьера. Улыбнувшись, Ролан согласился.

В этот вечер Анжелика уделила особое внимание своему туалету, надев бархатное платье цвета изумруда. Ролан был одет в черный фрак. Глядя на отражение ее обнаженной шеи в зеркале туалетного столика, он нахмурился.

— Жаль, что я не привез драгоценности из Бель Элиз. Но ты и так сверкаешь, дорогая. Ты слишком хорошо выглядишь сегодня, чтобы мне разделять твою компанию с двумя мужчинами.

Анжелика быстро поднялась и обняла мужа. Он был так красив.

— О, Ролан, разве ты до сих пор не знаешь, что я смотрю только на тебя?

— Может быть, мой ангел. А что ты скажешь по поводу Жан-Пьера и Жака? На кого они будут смотреть сегодня?

— Ролан, они слишком тебя уважают, чтобы попытаться украсть твою жену, — она сжалась.

В ответ послышалось неодобрительное ворчание.

На пути в дом Жан-Пьера оба молчали. Для Анжелики становилось очевидным, что провести вечер в компании с двумя другими мужчинами для Ролана было сродни испытанию. В то время как его чувство собственности еще вызвало у нее какие-то положительные эмоции, то частичное недоверие начало уже докучать.

В доме Жан-Пьера они вместе с Жаком посмеялись над привезенными подарками: фарфоровая ваза, кувшин, хрустальный флакон для духов и ручное зеркало.

— На самом деле это не было необходимо. Если вы захотите побросать друг в друга чем-нибудь, то милости прошу в любое время.

Поймав сердитый взгляд Ролана уголком глаза, Анжелика быстро сказала:

— Это я бросала, а не Ролан, — и, к ее удовольствию, все трое засмеялись.

Все четверо насладились прекрасным обедом, и оба, Жан-Пьер и его отец, казалось, с облегчением вздохнули, что между молодоженами исчезла напряженность. Жак произнес тост в их честь и сказал Ролану:

— Очень приятно видеть, что сегодня ты прекрасно ладишь со своей женой.

— Да, действительно, — ответил Ролан, посмотрев на дядю. — Просто интересно: как три дня, проведенные в изоляции с женой, могут творить чудеса в браке.

Жак улыбнулся смелому замечанию Ролана и подмигнул Анжелике. Жан-Пьер закрыл рот салфеткой, чтобы скрыть радость. Анжелика же чувствовала себя подавленно.

К счастью, в этот момент, Жак начал рассказывать о своей недавней поездке в Данию, и Анжелике представилась возможность собраться.

Позже, за кофе в гостиной, Жак спросил Ролана:

— Вы собираетесь пойти на концерт Дженни Линд?

Анжелика выжидательно посмотрела на мужа. Вчера по пути с озера Эмили упомянула о знаменитой шведской оперной певице, выступления которой ожидались в Новом Орлеане.

— Я читал о концерте в газете «Кресент», — кивнул Ролан Жаку, — а разве не все билеты проданы?

— Думаю, что так, — ответил Жак. — Однако мой друг Андре Бьенвиль забронировал мне, как обычно, ложу, и я прошу оказать честь, став моими гостями. И ты с женой, и семья Миро.

— Это очень мило с твоей стороны, дядя, — Ролан повернулся к Анжелике. — Ты хотела бы послушать, как поет мисс Линд?

— О да, Ролан!

— Тогда решено, — нашептывая что-то интимное, Ролан убрал локон со лба Анжелики. Его слова и прикосновение означало для нее то, что едва ли ускользнуло и от двух других. Как и прежде, при подобной демонстрации Анжелика зарделась.

— Я знал господина Барнума — покровителя мисс Линд на протяжении нескольких лет, — продолжал Жак.

— О да. Я помню, вы раньше упоминали его имя, — вежливо ответил Ролан.

— Я был их гостем несколько раз. В прошлом году он попросил меня оказать поддержку турне Дженни, а я был дураком — и отказался. Вскоре после этого я слышал, как Линд пела в Лондоне, и понял свою ошибку. Но к тому времени уже было поздно соглашаться на предложение Барнума.

— Вы слышали, как поет мисс Линд? — спросила Анжелика.

— Да, дорогая, — Жак улыбнулся Анжелике. — И у нее действительно талант. Я никогда не забуду посещения театра в Лондоне. Говорят, герцог Веллингтонский был просто очарован ею. Впереди меня, ближе к сцене, сидел сам Шопен. У старика было совсем плохо со здоровьем, и все-таки он пришел ее послушать. Мисс Линд пела арии на музыку Мендельсона первый раз после его смерти. Это было так трогательно. Говорят, она очень тяжело перенесла его смерть.

Анжелика заметила слезу в карих глазах Жака.

— Мне не терпится послушать, как поет мисс Линд, — сказала она со всей искренностью.

— Так же, как мне.

Как бы между прочим, обращаясь к Ролану, он добавил:

— И, конечно, мы должны привезти с плантации Бланш на это представление. Я полагаю, у нее все в порядке?

— Да, — ответил Ролан. — Конечно, мы попытаемся привезти ее в Новый Орлеан. Но ты ведь знаешь, как с ней…

— Ролан, она так любит оперу, — вставила Анжелика.

— Все правильно, дорогая, но, бьюсь об заклад, нам, тем не менее, не удастся уговорить ее.

— Может, мне самому следует съездить на плантацию и попытаться уговорить ее? — произнес Жак.

— Это может помочь, — согласился Ролан, — ты для нее большой авторитет.

— А она об этом знает? — пробормотал он улыбаясь.

Жан-Пьер, который молча пил вино практически на протяжении всего вечера, обратился к Анжелике заплетающимся языком:

— Дорогая, я рассказывал отцу, какой у тебя очаровательный голос. Ты не могла бы что-нибудь нам спеть?

— О да, Анжелика, ты должна, — вторил ему Жак.

Но не успела Анжелика ответить, как Ролан произнес:

— Прошу прощения, кузен, дядя, нам с Анжеликой пора. Ты же знаешь как с нами, молодоженами — всегда торопимся.


На пути в отель Анжелика хранила молчание, смущенная поведением Ролана за обедом.

В номере он помог ей снять пальто, снял свое. С хмурым выражением лица повернулся к ней:

— Прекрасно, Анжелика. Ты не собираешься сказать мне, почему ты не в своей тарелке?

— А ты не знаешь? — зло спросила она.

— Пожалуйста, просвети, — он пожал плечами.

— Ты привел меня в замешательство.

— На самом деле? И каким же образом?

— Ну… в первую очередь, рассказав Жан-Пьеру и дяде Жаку, что мы провели здесь три дня!

— А что, это была ложь? — притворяясь самой невинностью, он удивленно поднял бровь.

— Не в этом дело, Бог знает, что они могли представить.

— Прекрасно. И пусть, что угодно думают. Пусть они знают, что есть у нас и чего не имеют они.

Анжелика всплеснула руками.

— Ролан! Во имя всех святых! Ты же говоришь о своем дяде и кузене.

Его циничный смех остановил ее.

— Ты сама невинность. Разве ты не знаешь, что все мужчины сворачивают себе головы, куда бы мы ни пошли? Ты что, не знаешь, что это сводит меня с ума?

— Ролан, ты не понимаешь. Я не заинтересована в других мужчинах. Ты думаешь, я, как Луиза, не так ли? Что я ищу случая изменить тебе?

— Нет, — сказал он и быстро подошел к ней, ты — совсем другая. Но я думаю, ты — молодая и чистосердечная, и тебя можно легко втянуть.

— Втянуть? Ты что, думаешь, я настолько наивна. С какой стати?

— Ты не представляла, какую угрозу для женского сердца являет собой дядя. И, мой ангел, через несколько дней этот человек предал бы тебя или надругался и, что наиболее вероятно, и то, и другое.

Анжелика потупила взор. На это ей нечем было ответить.

— Давай больше не будем спорить. Иди сюда, я помогу тебе справиться с платьем.

— Нет, — она посмотрела на него с вызовом.

— Нет? — повторил он с угрозой в голосе. — Я не обязан принимать такие ответы.

— Или ты будешь воспринимать их, или я возненавижу тебя за это, — она гордо посмотрела на мужа.

— Поступай по-своему.

— Ты обращаешься со мной, как с ребенком, Ролан. Сегодня, когда Жан-Пьер попросил меня спеть, за меня ответил ты.

— А я только был милосерден, моя дорогая, — он цинично улыбнулся. — Если бы твое пение подействовало на них, как это действует на меня, то дозволить тебе петь было бы жестоко, не так ли?

Несмотря на багрянец на ее щеках от этих провокационных слов, она все-таки настаивала на своем.

— Не дать мне ответить за себя — вот это было жестоко.

— Хватит ссор, — он вздохнул. — Иди сюда и давай помиримся.

Анжелика пыталась удержать позицию. Стоя напротив нее, Ролан был по-настоящему красив и мужественен. Его мужское начало притягивало ее, как магнит. Ну и что это разрешило, если бы она сдалась? Она печально покачала головой.

— Нет, я сплю на кушетке.

— Как пожелаешь, мой ангел… Ты себя спросила, кого ты наказываешь?


В последующие бессонные часы Анжелика поняла, кого она наказывает.

Кушетка была жесткая и неуютная, и она дрожала от холода под тонким шерстяным одеялом. В конце концов она села и прошептала:

— Ролан?

— Да, дорогая.

— Ты не спишь?

— В настоящий момент — нет. На самом деле я размышлял…

— Да?

— Или ты идешь сюда, или я иду к тебе.

Анжелика соскочила с кушетки и подошла к мужу. Ее голос дрожал, когда она произнесла:

— Я сожалею, что мы поссорились.

Он затянул ее в постель, страстно поцеловал, и она растворилась в его близости, тепле и объятиях.

— Я тоже сожалею, дорогая, — прошептал он.

— Нет, ты не сожалеешь, — сказала она, слегка укусив его за плечо.

— Не сожалею? — повторил он со смехом.

— Ты опять начинаешь ссору с большим удовольствием.

— О, дорогая, ты же меня хорошо знаешь, — его рука поползла вверх по ее бедру.

— Ты абсолютно невозможный человек.

— Абсолютно.

Он снял с нее пеньюар и покрыл ее тело тысячей поцелуев. Слезы наполнили ее глаза от прилива любви, а на остальное Анжелике было наплевать!


25


Время летело стрелой.

Ролан всего себя отдавал Анжелике. Они посещали магазины, оперу, театры. Пару раз приняли приглашение на балы, устроенные местной креольской общиной. Навестили родственников.

Ролан держал себя весьма непринужденно, стараясь не вспоминать тот вечер, когда они обедали в доме Жан-Пьера. Анжелика решила, что Ролан понял, что от него требуется, ведь он согласился с тем, чтобы большую часть времени она проводила с ним. Их постоянно тянуло друг к другу, и бурно проведенные ночи не способствовали раннему пробуждению.

Рождество они встретили в городе, сходили вместе с родственниками к обедне. На Новый год, который креолы отмечали особенно торжественно, Миро пригласили их провести день в городской усадьбе. Жак и Жан-Пьер были также приглашены, и все члены семьи с удовольствием резвились у елки и обменивались подарками. Анжелика подарила Ролану роскошный халат и пришла в восторг, когда он преподнес ей дорогой гарнитур, состоящий из рубиновых подвесок и изумительных сережек.

В тот день Жак повторил приглашение посетить на следующей неделе концерт Дженни Линд. Когда молодожены уже собирались откланяться, Жак отвел Ролана в сторону.

— С твоего разрешения, я скоро собираюсь в Бель Элиз, попытаюсь уговорить Бланш быть моей гостьей на концерте, — сказал он, понизив голос. — Эмили сказала, что будет рада принять ее.

— Обязательно, дядя, постарайся использовать всю силу убеждения. Желаю удачи, — кивнул Ролан.

— Похоже, Жак весьма интересуется Бланш. Он давно ее знает? — заметила Анжелика Ролану по пути в отель.

Ролан согласно кивнул.

— Жак был частым гостем в Бель Элиз на протяжении многих лет, и они с Бланш стали близкими друзьями. Я часто видел их вместе на веранде — Жак делился с ней впечатлениями о своих путешествиях. Я подозреваю, он влюблен в нее, а она — в него.

— Тогда почему?..

— Они просто принадлежат разным мирам, дорогая. — Ролан сжал руку жены. — Ты знаешь, Бланш ведь отказывается куда-либо выезжать. А Жак никогда не откажется от своих разъездов и не изолирует себя от мира, запершись в Бель Элиз.

Она нахмурилась.

— Но возможно, если Жак убедит ее приехать на континент, их отношения станут ближе. И потом, ведь Бланш так любит оперу!

— А ты так добра, что заботишься о ней, — он обнял ее за плечи одной рукой и притянул к себе. — Ну, хватит о них. Я никак не могу дождаться, когда останусь с вами наедине, мадам Делакруа.

— Так уж и не можешь, — ответила Анжелика со смехом.


Проснувшись перед рассветом на следующее утро, Анжелика обнаружила, что не забеременела. Управившись, она вернулась в постель; слезы душили ее.

— Дорогая, в чем дело? — спросил Ролан, услышав ее всхлипы, и прижал к себе.

— Ну, просто я очень хочу ребенка, — всхлипнула она, — и боюсь, что у меня его никогда не будет…

— Ангел, ты не думаешь, что немного нетерпелива? — он мягко усмехнулся и погладил ее по голове. — Мы не так давно женаты, и ты еще так юна…

— Если я достаточно взрослая, чтобы быть твоей женой, то я достаточно взрослая, чтобы стать матерью.

— Вполне резонно, — согласился он с улыбкой.

— У моей мамы были проблемы с зачатием, — продолжала она, размазывая слезы. — Мама и папа пытались и пытались многие годы, но Бог благословил их только мною.

— Это было хорошее благословение.

— Очевидно, я никогда не забеременею.

— Успокойся, Анжелика. Не думай, что надежда потеряна. Возможно, ты просто опечалена в настоящее время в результате твоего — э… недомогания.

— Да, но я действительно хочу ребенка.

— Я знаю. И я тоже, — прошептал он, тесно прижимая ее к себе. — Возможно, нам придется еще больше потрудиться.

— Потрудиться? — спросила она с воодушевлением. — Как ты думаешь, у нас получится?

— Подожди и увидишь, — он усмехнулся и ласково поцеловал ее бровь. — А теперь отдыхай. Еще не рассвело, и, насколько я припоминаю, какое-то страстное создание вчера не дало мне уснуть далеко за полночь.

Анжелика уютно устроилась подле мужа и заснула. Глядя на нее, Ролан чувствовал, что сердце его переполняется любовью. Ее желание иметь ребенка было глубоко трогательным. И то, что он ей сказал, было правдой. Он желал от нее ребенка — настолько же, насколько она хотела иметь его от него. Это дитя стало бы кульминацией их страсти. И осознание силы их общего желания даже слегка напугало его. Это скоро случится — Ролан почему-то был уверен в этом, и ему было интересно знать — готова ли Анжелика к этому? Она была женщиной, да, но частью еще и ребенком. Готова ли она вынести боль родов и ответственность материнства?

Он убрал локон со лба жены и нежно поцеловал в губы. Он безумно любил ее и боялся потерять хоть часть ее, даже из-за появления новорожденного.


Двумя днями позже Жак Делакруа подъехал в Бель Элиз в карете сына. Холодный ветер дул в спину, когда он поднимался по ступенькам. Генри впустил его, а он в ожидании Бланш устроился в гостиной, потирая руки вблизи пылающего камина.

Когда она вошла в комнату, сердце Жака встрепенулось. Бланш была очаровательна. На ней было бледно-лиловое шерстяное платье и белая шаль — сегодня впервые за многие годы Жак увидел ее одетой не в черное. При виде гостя ее глаза заблестели.

— О, Жак! Какой неожиданный и приятный сюрприз! — она еще больше покраснела и застенчиво улыбнулась.

— Привет, дорогая. Ты хорошо выглядишь сегодня, — Жак приблизился к ней, и, когда она вежливо протянула руку, он предостерегающе посмотрел на нее: — Только не это.

Жак заключил ее в свои объятья. Она чувствовала себя скованной, но не сопротивлялась. Бланш посмотрела на него, все тело ее трепетало. «Боже! Как он хорош!» — пронеслось в ее голове. И действительно, дядя Ролана выглядел, как всегда, безупречно в своем черном шерстяном фраке, плиссированной рубашке и черных бриджах. Его карие глаза светились тем загадочным светом, который она так любила… Впрочем, как и каждую черту его утонченного лица.

Очутившись снова в его объятиях, пусть даже для минутного родственного приветствия, она испытывала блаженство и едва могла сдержать слезы радости.

— Может быть, вы присядете? Я послала Генри за чаем, — она неловко откашлялась.

Жак подвел Бланш к кушетке и устроился рядом с ней.

— У тебя все в порядке, дорогая?

— О да. А у вас?

— Лучше не бывает, спасибо.

— Как ваше путешествие в этот раз? — она робко улыбнулась.

— Копенгаген, как всегда, очарователен. Перед тем как отправиться домой, я сделал остановки в Париже и Лондоне, — улыбаясь, он залез в нагрудный карман и извлек из него маленькую черную коробочку. — Для тебя, моя дорогая. Напоминание о Новом годе.

Покраснев, Бланш взяла коробочку и открыла ее. Она ахнула, увидев великолепное кольцо с топазом. Камень сверкал и переливался в массивной оправе из литого золота.

— О, Жак! Я не смогу это принять, — она посмотрела на него взглядом, полным благодарности.

— Конечно, сможешь, — сказал он тоном, не терпящим возражения, и надел кольцо ей на палец. — Я увидел его в витрине ювелирного магазина в Лондоне на Бонд-стрит и — не мог устоять. Видишь — оно прекрасно сидит.

Бланш продолжала было протестовать, хотя знала, что он и слушать не станет. Она просто сияла от удовольствия, когда Жак с довольным видом рассматривал камень, прекрасно смотревшийся у нее на руке.

— Спасибо, Жак. Вы всегда так внимательны.

Генри подал чай. Разлив освежающий напиток себе и гостю, Бланш спросила:

— Значит, вы сейчас из Нового Орлеана?

— Да.

— Тогда вы, должно быть, видели Ролана и его новую жену.

— Да, конечно. Мой племянник — сущее олицетворение семейного счастья, а Анжелика просто прелестна. — Поставив чашку на стол, он добавил: — Дорогая, я приехал сюда, чтобы настоятельно пригласить тебя на концерт Дженни Линд. Он будет через два дня в театре Святого Чарльза.

— О, Жак! — Сначала глаза ее загорелись, затем по лицу пробежала тень, и она повернула голову так, чтобы на обезображенную часть лица не падал свет. — Я с удовольствием послушала бы мисс Линд… Я читала все о ее турне в газетах. Но, думаю, сейчас слишком поздно надеяться на то, что еще достанется билет.

— Моя ложа забронирована для меня и для тебя, но и для всех остальных вполне хватит места, — Жак поднял руку. — С нами будут Ролан, Анжелика и все Миро. Ты просто должна присутствовать…

— Ну, я…

— А я даже не успел сообщить тебе самые приятные новости, — продолжал он. — Антрепренер мисс Линд любезно ответил на мою последнюю телеграмму и сообщил, что он и его подопечная будут счастливы присутствовать на приеме, который я и Жан-Пьер устраиваем после концерта.

— О Боже! — щеки Бланш еще больше покраснели. — Все верно, ведь вы друг господина Барнума, не так ли?

— Да, это так. Дорогая, такая возможность представляется раз в жизни. Я знаю, как ты любишь оперу, и не понимаю — как ты можешь отказываться.

Бланш потупила взор и, отпивая глоток чая, старалась скрыть свое смущение.

— Жак, я знаю, что Ролан рассчитывает на меня, чтобы я присмотрела за плантацией, пока он и Анжелика в отъезде.

— Чепуха. Ролан сказал, что он сам бы привез тебя в Новый Орлеан, но он знал, что ты не согласишься. А потом, этот управляющий, э… э… э… Джексон…

— …Юрген, — поправила с улыбкой Бланш.

— Неважно. Он прекрасно может справиться со всем сам — особенно учитывая, что урожай тростника уже собран.

Бланш продолжала кусать губы.

— Я сожалею, Жак, но это просто невозможно.

С проклятьями он вскочил и заметался взад и вперед по комнате.

— Опять этот бред по поводу твоего лица, не так ли?

Чашка в ее руке задрожала.

— Жак, пожалуйста.

Он резко повернулся к ней и страстно заговорил:

— Никто об этом не думает, за исключением тебя.

— Я… это неправда.

— Нет, это правда. Когда ты прекратишь воображать из себя уродку и начнешь понимать, до чего ты красива на самом деле?

— Я вовсе не такая, — она безнадежно покачала головой.

Он приблизился к Бланш и ласково полуобнял.

— Нет, ты такая и даже больше того… И ты поедешь со мной в Новый Орлеан. А теперь иди наверх и собирайся.

— Я не могу, Жак.

— В этом случае я остаюсь здесь.

— Простите, не поняла.

Жак уселся на кушетку, закинул ногу за ногу, в глазах у него сверкнула хитринка.

— Я сказал, что остаюсь. Только подумай — мы вдвоем здесь, никого больше, не состоим в браке и никакого надзора…

— Но почему?

— Я останусь здесь с тобой до тех пор, пока в глазах всей округи твоя добродетель не потускнеет. Затем тебе придется выйти за меня замуж — и после этого повиноваться любому моему приказу.

Бланш была ошеломлена таким натиском.

— Жак… Конечно, вы… Конечно, нет.

— Эмили Миро ожидает тебя к обеду сегодня, — добавил он, поглаживая усы. — И будет большой скандал, если ты не появишься в ее доме к назначенному времени.

— Жак, это шантаж. — Бланш пожала плечами.

— Безусловно. А теперь выбирай: собираться — или быть скомпрометированной.

Бланш нахмурилась, потом вздохнула.

— Я буду собираться, — видя, как его лицо осветила удовлетворенная улыбка, она не смогла не улыбнуться в ответ. — Вы просто мошенник.

— Что я могу сказать? Я креол, моя дорогая.

Но когда она направилась к выходу из гостиной, он последовал за ней и взял за руку.

— Бланш, я хотел бы сделать тебе предложение, — внезапно ее глаза заполнились болью.

— Жак, мы через это уже проходили.

— И в скором времени ты сдашься, — он протянул руку и нежно дотронулся до родимого пятна.

— Нет, — закричала она, пытаясь вырваться.

— Не дергайся, Бланш, — произнес он со злостью в голосе.

Жак притянул ее к себе и опять поцеловал — на этот раз более страстно, и она сдалась, с рыданиями обвивая его шею руками. Когда он прижался губами к ее родимому пятну, то ощутил вкус слез. Он почувствовал, как по телу Бланш пробежала дрожь, на сей раз она не пыталась отстраниться.

— Иди, собирайся, дорогая, — сказал он более мягко. — Мы поговорим в Новом Орлеане, а у нас есть о чем поговорить.


Укладывая вещи у себя в комнате, Бланш ощущала одновременно и подъем и страх. Она была удивлена и рада неожиданному визиту Жака, но настойчивость его предложений застала ее врасплох. О, как бы она хотела, чтобы Ролан с женой были еще здесь, и Жак гостил в Бель Элиз! Ей так не хватало его все последнее время. Всех этих занимательных рассказов о дальних странствиях.

Теперь, когда Ролан и Анжелика уехала в Новый Орлеан, ей придется присоединиться к ним или оказаться ошельмованной за неприличное поведение в глазах округи. Она улыбнулась. Несмотря на все опасения, она восхищалась настойчивостью Жака и, конечно, ей очень хотелось послушать Дженни Линд.

Да, но появиться на людях с Жаком в Новом Орлеане! Окружающие привыкли к ней, но в Новом Орлеане Жак вскоре обнаружит, как плохо к ней все относятся.

Бланш знала, что любит Жака. Она мечтала о нем на протяжении многих лет. В глубине души жила только жадной мыслью о невозможной близости с ним. Когда он заговорил о браке, сердце ее радостно забилось. Однако она знала, что, несмотря на все уверения, он в действительности испытывал к ней не более чем жалость. Она в этом не сомневалась. Когда Жак увидит, какой жалкой она выглядит в глазах остального мира, у него возникнут противоречия в чувствах и он поймет, раз и навсегда, что они обречены…

И все-таки… быть с ним — это что-то божественное, несмотря на грядущий трагичный исход. Она всегда будет его любить, даже в том случае, если он перестанет смотреть на нее с таким обожанием.


26


Спустя два дня, холодным январским вечером Анжелика в приподнятом настроении подъезжала к театру, где должен состояться концерт Дженни Линд.

Она читала газетные заметки о «шведской малиновке», как называли Линд щелкоперы, и ее сенсационном турне по Соединенным Штатам. Ее гонорар за поездку в Америку поражал воображение — 187 500 долларов авансом. И она пользовалась сногсшибательным успехом с момента ее дебюта в Нью-Йорке.

Приезд Линд в Новый Орлеан всколыхнул местных театралов и любителей оперы. Похоже, галантерейщики сколотили состояние только на продаже манишек и галстуков. С момента, когда пароход с Линд на борту пришвартовался у причала, толпа поклонников следовала за ней повсюду. Даже когда она уединялась в апартаментах отеля, под дверью дежурили самые восторженные обожатели.

Ролан настоял на том, чтобы они не смешивались с толпой из-за боязни, что Анжелику могут толкнуть. Он напомнил жене, что они встретятся с Линд и Барнумом на приеме. Хотя вчера Анжелика дулась за то, что Ролан не дал ей возможности взглянуть на заморское чудо, сегодня, прочитав в газетах о том, что пару горячих голов задавили в момент истерически восторженной встречи, она поняла, что муж был прав.

Карета тем временем остановилась под газовым фонарем, кучер слез с козел и помог господам выбраться. Галантно предложив жене руку, Ролан повел ее по мраморным ступеням портала. Внутри роскошного фойе взгляду Анжелики предстало море блестяще разодетой, оживленной в ожидании зрелища изысканной публики.

— Мы договорились обождать Жака здесь, — напомнил Ролан жене.

Она кивнула.

К ним приблизился служитель, чтобы принять у вновь прибывших пальто. Ролан помог Анжелике, затем снял свое и вместе со шляпой передал негру. Анжелика нашла, что сегодня ее муж выглядит весьма импозантно в этом черном фраке, белой кружевной сорочке, отороченной кружевами, с белым же шелковым галстуком. Сама она блистала в золотистого цвета платье с выразительным декольте, начинающемся от плеч. Наряд дополнял рубиновый гарнитур, подаренный Роланом на Новый год. Прическа изящно оттеняла свежесть кожи. Украсив локоны вплетенными белыми камелиями, она не надела шляпы. Ролан, придирчиво осмотрев жену, одобрительно покачал головой.

— Полагаю, мы пришли раньше назначенного, — отметил он. — Хотя, наверное, Жак и Жан-Пьер отправились к Миро за дамами.

— Ну разве не прекрасно, что Жаку удалось уговорить Бланш приехать в Новый Орлеан?

— О да. Я знал об этом от него вчера, когда мы столкнулись на бирже. Интересно, как он добился такого успеха?

— Я просто поражена, как ему удалось вытащить твою сестру с плантации? — призналась Анжелика. — Я много раз пыталась убедить Бланш приехать сюда, но — безрезультатно.

— Мужская половина рода Делакруа умеет убеждать, — засмеялся Ролан.

— Да, это не вызывает сомнения, — начала было она, но, услышав знакомый голос, обернулась.

— Дорогая! Кого я вижу?

Глаза Анжелики засветились радостью. Она была удивлена, когда стройная, красивая женщина направилась в ее сторону. И вдруг она узнала черты этого прекрасного классического, любимого ею лица.

— Мадам Сантони!

Женщина средних лет в сером шелковом платье и темной шали в блестках тепло обняла ее.

— О, Анжелика! — воскликнула мадам, со слезами на глазах разглядывая свою бывшую ученицу и любимицу. — Какой чудесный сюрприз! Ты так хорошо выглядишь, моя дорогая. — Она тепло посмотрела на Ролана. — А это, должно быть, твой муж, ведь это о нем ты писала?

— Да, мадам, — ответила Анжелика с улыбкой, — мадам Белла Сантони Ривальди — это мой муж, Ролан Делакруа.

— Очарован, мадам, — сказал Ролан и галантно поцеловал протянутую ему руку в перчатке.

— Очень приятно с вами познакомиться, мсье Делакруа, — произнесла мадам.

— О, а где же Антонио?

Из глубины зала к ним приближался элегантный седеющий джентльмен в вечернем наряде.

— Антонио, посмотри, кого я встретила! Нашу дорогую Анжелику и ее мужа.

Высокий симпатичный итальянец подошел к ним и грациозно раскланялся. После того как все были представлены друг другу, Анжелика обратилась к своей наставнице:

— Мадам, это такой приятный сюрприз — встретить вас здесь, в Новом Орлеане.

— Этот концерт мы с Антонио не пропустили бы ни за что на свет. Купили билеты много недель тому назад — и вовремя; говорят, все места распродали почти молниеносно.

— Моя жена рассказывала мне о вашем таланте певицы и преподавательницы вокала, — вставил Ролан.

Мадам улыбнулась Анжелике.

— Твой супруг — великий обольститель. К тому же, он весьма красив.

Анжелика покраснела, улыбаясь Ролану.

— Да, он такой, — затем вернулась к интересовавшей ее теме: — А вам раньше доводилось слышать пение мисс Линд, мадам?

— Да, конечно. Много лет назад я видела Дженни Линд в роли Люси в королевском театре в Стокгольме. Но это было задолго до того, как она училась у Гарсия в Париже. Интересно посмотреть, чего она достигла. — Мадам повернулась к Ролану. — А у вашей жены, — добавила она, кивая в сторону Анжелики, — действительно голос певицы мирового класса.

Ролан с гордостью улыбнулся.

— Анжелика поет очень хорошо, — сказал он мадам. — Однако я никогда не буду настолько самоотверженным, чтобы разделить ее с миром.

— Вы, креолы, — страстный народ, да и собственники, — отмахнулась мадам от Ролана.

— А что, мы, итальянцы, не в этой категории? — это уже Антонио решил показать свои права собственника и обнял за талию жену.

Все засмеялись, но внутренне Анжелика почувствовала себя неуютно. Всю свою сознательную жизнь она знала, что Бог наделил ее талантом, однако она никогда не хотела использовать его в поисках материальных выгод. Мадам всегда поддерживала эту позицию, призывая ее петь только в церкви, как это и подобает девушкам благородного воспитания. Однако Анжелика также знала, что Ролан никогда не спрашивал ее, хотела ли она петь в концертах. Это лишний раз доказывало, что он рассматривает ее как свою безраздельную собственность.

Следовало признать, что она получала немалое удовольствие от чтения заметок о карьере Дженни Линд. Только подумать — выступать во всей Европе, бывать на приемах у принцесс и королей, быть любимой самим Гансом Андерсоном… дружить с такими великими композиторами, как Мендельсон и Шопен… Все это были соблазны, которые раньше и в голову не приходили Анжелике. А теперь — теперь стоило только осмотреться в фойе, заполненном любителями оперы, и подумать, что все они, затаив дыхание, жаждут услышать прекрасный голос…

А что, если бы это был ее голос?

Но эти мысли улетучились, когда громкий мужской голос объявил:

— А вот и они!!

Анжелика повернулась и увидела приближающихся Жака и Бланш — та выглядела неплохо в своем бархатном пурпурном платье, хотя черная шляпа с вуалью, на ее взгляд, была явно не к месту. Анжелика знала, что Бланш носила вуаль, чтобы скрыть родимое пятно, но ей хотелось, чтобы по крайней мере сегодня несчастная выглядела естественно. Она была уверена, что уж сегодня-то никто не стал бы на нее глазеть и ухмыляться. Анжелика вздохнула. Во всяком случае, Бланш приехала.

За Бланш и Жаком двигался Жан-Пьер, сопровождавший милую блондинку в золотистом платье; семейство Миро замыкало шествие. Ролан и Анжелика, обрадованные приездом золовки, обняли Бланш. Жан-Пьер представил свою даму: «Жоржетт Дюпре, подруга Эмили…» А затем настал черед Анжелики знакомить всех с мадам и ее мужем.

Жак был в восторге, когда Анжелика представила его мадам.

— Неужели Бог послал мне встречу с великой Беллой Сантони из Римской оперы?

— Да, мсье, — ответила мадам со скромной улыбкой.

— Я слышал, как вы пели донну Анну в Риме много лет назад. Вы очаровали меня. Я понятия не имел, что вы живете в этой стране.

— Мадам была моей учительницей пения в Сент-Джеймсе, — вставила Анжелика.

— О, я совсем не удивлен, — сказал Жак. Склонив голову в сторону Анжелики, добавил: — Я еще не слышал, как она поет, но Жан-Пьер сказал мне, что это потрясает!

— Да, это так, — с гордостью подтвердила мадам.

— Конечно, вы присоединитесь к нам в ложе и, надеюсь, удостоите честью посетить прием, который мы с сыном устраиваем в честь мисс Линд и господина Барнума сегодня после концерта? — больше утверждая, чем спрашивая, произнес Жак.

— В действительности у нас с Антонио уже есть билеты и мы не хотели бы утруждать… — мадам в растерянности посмотрела на мужа.

— Я настаиваю, — Жак даже отмахнулся.

Мадам умоляюще посмотрела на мужа, и Антонио кивнул Жаку.

— Мы сочли бы за честь, синьор.

Всей группой они двинулись наверх к роскошной личной ложе Жака, из которой открывался прекрасный вид на сцену. Анжелика была в восторге, заняв место слева от мадам и справа от Ролана.

— Все еще не могу поверить, что мы все вместе, здесь, — шепнула она своей учительнице.

Анжелика посмотрела по сторонам. Все вокруг было роскошно и вместе с тем элегантно, начиная с обитых бархатом кресел и кончая громадной хрустальной люстрой. Зал замыкали четыре яруса лож и вместительная галерка. В партере практически все места уже были заняты. В оркестровой яме под сценой музыканты настраивали инструменты.

— Никак не могу поверить, что судьба позволила еще раз увидеться с тобой, — ответила мадам. — Прошлым летом… О! Это был такой кошмар — твои родители так внезапно умерли… Затем приехал дядя и забрал тебя. Скажи, ты продолжаешь видеться с дядей Жилем?

Анжелика покачала головой.

— Со дня свадьбы — нет. Мой муж… — она запнулась, но видя, что Ролан беседует с Жаком, добавила: — Ролану не нравится мой дядя.

— То же самое можно сказать об Антонио и обо мне, — кивнула мадам с пониманием. — Мы бы очень хотели, чтобы ты жила у нас — но что мы могли сделать, когда Жиль отказал? Он твой родственник.

Анжелика кивнула.

— Да, мадам. Я прекрасно понимаю.

— А сейчас ты счастлива?

— О да.

Мадам улыбнулась, сжимая руку Анжелики.

— Это главное. Скажи мне, ты навестишь нас в Сент-Джеймсе?

— С большим удовольствием. Я попрошу Ролана, чтобы он привез меня — возможно, весной. Я очень хотела побывать на могиле родителей.

— Конечно, дорогая. И не волнуйся — в день Всех Святых я прибралась на могилах, принесла свечи и цветы так, как ты просила в письме. Я сделала бы это в любом случае — надеюсь, ты это знаешь.

Анжелика улыбнулась, смахнув слезы признательности.

— Да, конечно, мадам.

На сцену вышли хористы, чтобы занять свои места. Зрители замолкли в ожидании.

— Вскоре появится Линд, — прошептала мадам. Она посмотрела в сторону кулис, из-за которых в этот момент вышел на сцену худой лысеющий человечек, вооруженный дирижерской палочкой. Поклонившись аплодирующей публике, он спустился в оркестровую яму. — Это ее дирижер, Жюль Бенедикт.

Когда тот начал разбирать что-то с музыкантами, Анжелика спросила:

— А что, действительно, Линд поет настолько хорошо, насколько говорят?

— Говорят, она расцвела после уроков Гарсиа — знаменитого европейского учителя, который занимался с ней в Париже, — мадам нахмурилась. — Но ей следовало знать, что столь интенсивная концертная деятельность не идет на пользу. Вообще-то мадемуазель — из бедной семьи, и ей пришлось много петь, прежде чем она смогла позволить себе частные уроки. Говорят, что ко времени, когда она попала в Париж, ей было далеко за двадцать, и ходили слухи, что она постоянно вредит голосу, слишком много работая.

— И вы не слышали с тех пор, как она поет?

— Нет. Но у нее сегодня будет серьезное испытание. Уверена, ты прекрасно знаешь, что креолы — высокие ценители и знатоки вокала.

— Да, я знаю, — согласилась Анжелика. — Мы с Роланом слушали тут плохую оперу на прошлой неделе, так креолы буквально освистали баритона.

— Я думаю, к Линд у них будет несколько иное отношение, — засмеялась мадам.

— Я тоже на это надеюсь. Но, знаете ли, я была достаточно шокирована, когда прочитала, сколько пришлось господину Барнуму заплатить ей, чтобы она приехала сюда.

— Но газеты забывают напечатать цифры о благотворительных концертах, которые дает Дженни Линд. Мне говорили, что она религиозна и много жертвует бедным.

Анжелика согласно кивнула и повернулась к мужу. Он улыбнулся и взял ее за руку, когда оркестр заиграл драматичную, энергичную увертюру из «Женитьбы Фигаро». Анжелика была в восторге от звучания скрипок. После того как увертюра закончилась и аплодисменты затихли, публика издала общее «Ах», встретившее появившуюся на сцене высокую блондинку в длинном белом платье.

— Это Дженни Линд? — спросила Анжелика шепотом у мадам, когда новая волна аплодисментов прокатилась по театру.

— Да, она.

— Но она кажется настолько…

— Обычной?

— Да.

— Говорят, она так выглядит, пока не запоет.

Анжелика повернулась, чтобы внимательно посмотреть на шведскую знаменитость. У Дженни Линд было простое, но приятное лицо; ее заплетенные в косы русые волосы уложены кольцом вокруг головы. Она стояла неподвижно, как статуя, лицо ее было каменно спокойным. Она просто ждала, когда затихнут аплодисменты. Наконец кивнула дирижеру. Когда зазвучали первые звуки Каста Дивы из «Нормы», Анжелика повернулась к Ролану с горящими глазами. Он подмигнул в ответ. Уже первые звуки великой арии заворожили благодарную аудиторию. Анжелика думала, что никогда не слышала более совершенного голоса, — от его силы по спине бежали мурашки. У певицы был широкий диапазон, значительно шире трех актав, а мелодии сопрано были просто восхитительны. Как и предупреждала мадам, Линд полностью преображалась, когда пела. Она становилась прекрасной. Во время всей арии, даже когда подключался хор, зрители, казалось, затаили дыхание, загипнотизированные ее голосом, ее лучезарной улыбкой, плавными грациозными движениями. Когда исполнительница закончила номер, она была вознаграждена громом аплодисментов. На сцену полетели роскошные букеты.

Анжелика сквозь шум услышала шепот мадам.

— Подумать только, и это всего лишь первая ария! Кажется, Дженни Линд покорила Новый Орлеан!

Наблюдая за улыбающейся Линд, которая поклонилась и собрала букеты, Анжелика спросила:

— Что вы думаете о ее голосе сейчас?

— Должна сказать, он прекрасен, — ответила мадам. — Есть небольшие огрехи, которые не удалось удалить даже Гарсия. Но это последствия ее ранних непрофессиональных выступлений. А вот ее трели и каденции просто потрясающи…

— Согласна, — ответила Анжелика.

Мадам задумчиво посмотрела на свою бывшую ученицу и продолжала:

— Но ты вовсе не хуже, — нет, отнюдь не хуже, дорогая.

— О, мадам, я не могу согласиться…

— На самом деле, дорогая, я думаю, ты — просто лучше.

Анжелика собралась было ответить, но оркестр заиграл мелодию Мендельсона «На крыльях песни».

На протяжении всего концерта «шведская малиновка» держала зрителей в оцепенении.


27


Было уже около одиннадцати часов вечера, когда Анжелика и Ролан прибыли к Жан-Пьеру на прием в честь Дженни Линд.

Их встретила непринужденная обстановка радости и веселья. Приглашенных, поглощавших изысканные блюда и неимоверные количества шампанского, было столько, что, казалось, яблоку негде упасть.

Но и в этом кипящем креольском муравейнике выделялась высокая и тучная фигура Барнума. Это был приятной наружности джентльмен с грубоватыми чертами лица. Даже на расстоянии Анжелике удалось подметить озорную искорку в его глазах.

Ее кто-то окликнул, она повернулась и увидела приближающегося Жака.

— Пора познакомить вас с мисс Линд и господином Барнумом, — весело предложил он.

По мере того как они продирались через толпу, Анжелика спросила патриарха рода Делакруа:

— А где же Бланш?

— Наверху, отдыхает, — вздохнул он. — Боюсь, она просто выдумала эту «головную боль» после концерта. — Она получила от концерта громадное удовольствие, — Жак покачал головой. — По-моему, не следует ее заставлять.

Анжелика кивнула, соглашаясь.

— Фенис, — сказал он, когда они наконец прорвались через шпалеру поклонников, — ты должен кое с кем познакомиться.

И Анжелика очутилась лицом к лицу с Фенисом Барнумом, отдав должное элегантно сшитому черному костюму, серебряному парчовому жилету и черному галстуку. Когда Жак познакомил их, грубые черты антрепренера разгладились. Он улыбнулся и любезно пожал вновь прибывшим руки.

— Я очарован, мадам Делакруа, — сказал он с поклоном. — Жак должен быть счастлив, что вы вошли в его семью. Из всех местных дам, которые весьма красивы, вы оставляете самое приятное впечатление.

— Спасибо, мсье. Думаю, это прекрасно, что вы привезли мисс Линд в нашу страну.

— Приятно слышать, мадам.

Когда Барнум повернулся к Ролану, чтобы пожать руку, Анжелика направилась в сторону Дженни Линд. Та вся как бы светилась, серо-голубые глаза блестели. Но одновременно она выглядела усталой, ее состояние выдавали предательские морщинки у глаз. В присутствии знаменитой певицы Анжелика чувствовала себя приобщенной к пленительному миру музыки и очень волновалась, однако, собравшись с силами, она смогла прошептать:

— Мисс Линд, сегодня вы были просто потрясающи.

— Спасибо, дорогая, — ответила Дженни, равнодушно вежливо пожимая руку очередной поклоннице. Она говорила на плохом, с большим акцентом, английском, но тон ответа был мягок и искренен. — Мне очень понравился Новый Орлеан. Вы, креолы, так полны, как бы мы это сказали, э… э… жаждой жизни.

— Да, мисс. Но вы… — Анжелика не могла подобрать нужных слов и только добавила: — Сегодня вы были такой воодушевленной.

Линд еще раз поблагодарила Анжелику и повернулась к Ролану, который уже рассыпался в комплиментах по поводу концерта. Еще несколько вежливых фраз, и наших героев оттерла от виновников торжества следующая волна приглашенных. Жак тут же воспользовался этим и принялся знакомить их с другими присутствующими.

Оставленные наконец в покое Анжелика и Ролан пили шампанское и отдавали должное кухне вместе с членами семьи Миро, Жан-Пьером и его спутницей. Анжелике было приятно видеть, как в другом углу комнаты мадам Сантони оживленно беседовала с Линд. Она знала, что этим двум примадоннам есть о чем поговорить.


Прошел еще час, многие разъехались, и гостей осталось не больше двадцати человек: даже Миро отправились домой, чтобы уложить Филиппа спать. Жан-Пьер пригласил всех полуночников в гостиную на чашечку кофе.

Мадам Сантони села рядом с Роланом и Анжеликой на одной из кушеток, Барнум с дочерью, мисс Линд и Жаком — напротив них.

— Мисс Линд просто очаровательна, — прошептала мадам Анжелике. — Ты не поверишь, но она напомнила мне о моем успехе в Париже… Ах, тогда я пела Алину…

— Я совсем не удивлена, мадам, — ответила Анжелика. — Кто мог бы забыть ваше пение?

Центром веселья образовавшейся компании стал Барнум, который развлекал присутствующих рассказом о том, как он обманул во время приезда беснующуюся толпу в районе ново-орлеанских доков.

— Они требовали, чтобы Дженни хоть на минуту остановилась, а я набросил шаль на мою дочь и сошел с ней с трапа теплохода. Уловка сработала, и Дженни незаметно проскользнула в свои апартаменты в отеле «Понтиенбло».

Все нашли изобретательность Барнума любопытной. Когда смех стих, последовала неизбежная и настойчивая просьба к Дженни спеть. Наиболее настойчив был отчего-то Антонио. И именно ему и отвечала отказом виновница торжества. Затем она повернулась к мадам Сантони и очаровательно улыбнулась.

— Однако я заметила, что сегодня среди нас присутствует блестящая итальянская примадонна. Я бы хотела услышать какую-нибудь арию в исполнении мадам Сантони. И я также должна послушать ее молодую очаровательную протеже. Ту, о которой мадам так высоко отзывалась, — здесь Линда посмотрела в сторону Анжелики.

Анжелика почувствовала, что от ее неожиданной просьбы кровь прилила к лицу, и она смущенно перевела взгляд с Ролана, который сидел с угрюмым видом, на мадам. У той на лице не дрогнул ни один мускул.

— Мадам Линд, — ответила она, — мы крайне тронуты вашей просьбой. Однако мы с Анжеликой и мечтать не можем о пении, пока не услышим вас первой.

Теперь уже Линд требовательно посмотрела на своего антрепренера.

— Милые дамы, — дипломатично начал Барнум, — боюсь, что это просто исключено, и мисс Линд не станет петь сейчас. Она не рискнет перенапрягать голосовые связки перед предстоящим концертом. Это одно из наших правил — он мягко улыбнулся сначала мадам, потом Анжелике. — Однако я буду у вас в вечном долгу, если вы удовлетворите просьбу мисс Линд и осчастливите нас… э… э… своим вокалом.

Мадам вопросительно посмотрела на свою ученицу, а та, в свою очередь, на Ролана. Анжелика знала, что муж будет недоволен, но одновременно она понимала, что для мадам все происходящее — это редчайшая возможность. У нее отлегло от сердца, когда в знак одобрения Ролан кивнул. Она повернулась к мадам и улыбнулась.

— Ты помнишь дуэт из «Фигаро», дорогая? — спросила мадам.

— О да.

Жюль Бенедикт вызвался аккомпанировать, и мадам с Анжеликой принялись услаждать присутствующих. Сначала они исполнили арию по очереди, затем их голоса слились в крещендо, отличавшемся наичистейшей гармонией. Они закончили выступление под благодарные аплодисменты.

— Браво! — воскликнула Дженни Линд.

Мадам поблагодарила Жюля Бенедикта за аккомпанемент и, после того как дирижер вернулся на свое место, сама устроилась за роялем.

— Теперь, дорогая, — обратилась она к Анжелике, — спой нам арию из «Семирамиды».

У Анжелики не было возможности запротестовать, так как мадам уже взяла первые аккорды. Она повернулась лицом к гостям и запела один из шедевров Россини сильным и красивым голосом.

В то время как Анжелика продолжала очаровывать слушателей, Андре Бьенвиль подошел к своему другу Жаку Делакруа и слегка похлопал его по плечу. Оба удалились в глубину комнаты.

— Почему ты не рассказал мне о девушке? — прошептал Бьенвиль, кивая в сторону Анжелики. — Я знаю все о Сантони, и на протяжении нескольких лет пытался уговорить ее вернуться в оперу… но не было никакой возможности. — Бьенвиль замолк и, словно в экстазе, закрыл глаза, вслушиваясь в мощную каденцию Анжелики.

Жак, тоже выглядевший ошеломленным, кивнул:

— Андре, я и понятия не имел о ее таланте. Мой сын сказал мне, что она хорошо поет, но когда я недавно обедал с девушкой и племянником, он не разрешил ей петь.

Андре посмотрел на присутствующих.

— Ее муж — твой племянник, Ролан Делакруа?

— Да.

— Тогда это будет проблема, — Андре задумчиво почесал подбородок. — Ни один уважающий себя креол не разрешит жене появиться на сцене. Знаю по себе, что скорее посажу жену на цепь, нежели разрешу ей пойти на сцену. — Он снова замолчал, когда Анжелика выводила прекрасную трель своим кристально чистым голосом.

— И все-таки она чертовски хороша.

— Согласен, — ответил Жак. Он подтолкнул приятеля локтем. — Жаль, мы не сможем устроить ей турне, подобное тому, в которое Барнум взял Линд — а, мой друг?

Андре хихикнул.

— Это правда, что Барнум попросил тебя оказать содействие в этом турне, и ты отказался?

— Что, обязательно надо напоминать мне об этом? — проворчал Жак и нахмурил брови. Глядя на Анжелику, когда она под аплодисменты закончила арию, он размышлял. — Возможно, и мы сможем иметь свою собственную маленькую «малиновку», Андре…


Вернувшись в отель вместе с Роланом, Анжелика ощущала себя парящей в воздухе. Раз за разом она воспроизводила в памяти момент, когда она пела перед гостями в доме Жан-Пьера.

…Вот Барнум с неожиданно одухотворенным лицом устремляется к ней, крепко жмет руку, говорит, что она — божественна, и вручает ей свою визитную карточку.

…Вот к ней подходит сама Дженни Линд, обнимает и со слезами на глазах говорит:

— Дорогая, у тебя дар. Ты должна разделить его с другими.

Этих слов Анжелика никогда не забудет.

Сейчас же она устроилась за туалетным столиком, Ролан сел на кровать напротив нее. Он так хорошо смотрелся в парчовом халате. Однако выражение его лица рассеянное, как на протяжении почти всего вечера.

— Тебе понравилось пение мисс Линд? — спросила она.

— Да, но ее голос не сравнится с твоим, — удивительно, но он улыбнулся ей.

— И все-таки ты был недоволен, когда я пела сегодня? — Анжелика была тронута его словами, но в голосе мужа было нечто, что слегка испугало ее.

Какое-то время он молчал.

— Большинство из присутствующих были чужаки. Поэтому все походило на публичное выступление.

— Дженни Линд поет перед аудиторией, так же как это делала мадам Сантони, — заметила Анжелика, слегка вздернув подбородок.

— Их обычаи в значительной степени отличаются от наших, — он сердито посмотрел на жену. — Ты что, в самом деле хотела бы петь на сцене, как мисс Линд?

— Я никогда не думала об этом… До сегодняшнего дня, — честно призналась Анжелика. — Я полагаю, в этой идее есть что-то привлекательное.

— Тогда… Тогда я не смогу разделить с тобой эту идею, дорогая.

С горделивым видом Анжелика нахмурила брови: они с вызовом посмотрели друг на друга. И вдруг Ролан вскочил и, приблизившись к ней вплотную, сжал ее груди. Через тонкую ткань пеньюара она ощутила трепет его пальцев. Анжелика напряглась и вздрогнула, увидев на его лице демоническую улыбку.

— Сейчас, мой ангел — разве сейчас не время поработать во имя ребенка, которого ты так хочешь? — прошептал он.

Анжелика покраснела, но ничего не ответила, продолжая неотрывно смотреть мужу в глаза.

— Что, передумала? — нахмурился Ролан.

— Нет.

Он крепко прижал ее к себе и страстно поцеловал. Затем со стоном сорвал с нее халат и отбросил в сторону. Перегнувшись через туалетный столик, он приник губами к ее груди. Его руки ласкали ее обнаженные мраморные бедра. Он неистово терзал ее грудь, доводя Анжелику до исступления… Она вонзилась ногтями в его спину, не делая попытки при этом выскользнуть из его объятий… Вдруг выпрямившись, Ролан посмотрел ей в лицо и обнаружил, что в ее взоре что-то изменилось. Вспоминая вечер, обожающие взгляды тех, кто слушал ее, он ощутил приступ легкого беспокойства. В первый раз он задался вопросом, не сможет ли этот талант однажды лишить его любимой жены?

Эта мысль была столь же невыносимой и столь же болезненной, как и сопротивление, которое он сейчас почувствовал в ее теле. Ролан знал, что этот барьер должен быть разрушен: он не может допустить, чтобы им что-то мешало. Со всей решительностью он подхватил ее, уложил на постель и быстро скинул халат. Глаза его горели жарким огнем. Он поцеловал ее волосы, а затем его губы начали томное путешествие по самым сокровенным уголкам ее божественного тела. Анжелика отпрянула, ощутив язык мужа у себя на животе. Но он еще сильнее прижал ее, крепко обняв за бедра.

— Не борись со мной, — хрипло прошептал Ролан. — Я сделаю так, что ты навсегда запомнишь эту ночь.

Губы Ролана между тем уже исследовали самую интимную часть ее тела. По телу пробежала волна удовольствия, и она застонала. В беспамятстве Анжелика пыталась разорвать в клочья простыню. Он терзал и возбуждал ее до тех пор, пока она, не в силах вынести эту сладкую муку, не забилась в волнах штормового и болезненного экстаза. Их соитие было настолько неистовым, что она едва могла его выносить, но он крепко держал ее и нашептывал:

— Расслабься, дорогая… просто покорись, тебе будет так хорошо, вот увидишь.

Она смирилась, заплакала и, обхватив мужа руками, тесно прижалась к нему…

А он все шептал ей на ухо слова любви.

— Мой ангел… моя любовь… Каждый из присутствующих мужчин на приеме хотел бы сделать с тобой то же, что я делаю с тобой сейчас.

— Да, но только ты можешь, — томно прошептала в ответ она.

— Скажи это еще раз, — попросил Ролан. — Скажи это еще раз.


— Завтра я отвезу тебя домой, — сказал он значительно позже.

— Так скоро? — Анжелика посмотрела мужу в глаза.

— А ты разве не хочешь поехать со мной домой? — Он нежно убрал прядь волос с ее глаз.

— Конечно, но я думала, что еще раз увижусь с мадам, — она была тронута его нежной заботой.

— Тогда придем к компромиссу. Посмотрим, сможем ли мы пригласить ее на ланч завтра, а после обеда отправимся домой.

— Это очень мило с твоей стороны, Ролан.

— Рад сделать все, чтобы ты была счастлива, мой ангел.

— Тебе это удается… — улыбаясь мужу, Анжелика должна была признаться сама себе, что никогда не чувствовала себя более счастливой, чем в этот момент. Думая о завтрашнем дне, она добавила: — Интересно…

— Да?

— Ты думаешь, Бланш захочет поехать с нами?

— Полагаю, захочет, — он вздохнул. — Но я хотел бы, чтобы она осталась здесь на некоторое время и чтобы у нее и Жака дела пошли на лад. Но, думаю, надо все же узнать у нее утром, что она собирается делать.

— Возможно, мне удастся уговорить ее остаться.

— Думаю, ты — уговоришь, — ответил Ролан, нежно целуя жену в щеку. — А теперь, мой ангел…


А в то время, когда Ролан так страстно доказывал свою любовь Анжелике, Жак провожал Бланш домой в экипаже сына.

— Мне, право, не следовало посылать служанку так рано и будить тебя после приема, — ворчал он. — Я должен был заставить тебя переночевать в доме Жан-Пьера и, таким образом, ты была бы вынуждена выйти за меня замуж утром.

Она не ответила, он сжал ее холодную руку в перчатке и добавил:

— Дорогая, я так хотел, чтобы ты встретилась с Барнумом и мисс Линд…

— У меня ужасно разболелась голова, Жак.

— И поэтому ты вслушивалась в каждую ноту, которую выводила мисс Линд?

— Я не могу обманывать тебя, — Бланш вздохнула.

— Это уж точно, не можешь, — он обнял ее за плечи. — Но ты высидела весь концерт, моя дорогая, — для тебя это настоящий подвиг. Теперь ты должна погостить у Миро в Новом Орлеане. Мы будем вместе каждый день, и мы начнем с малого — сначала несколько визитов к друзьям, затем, возможно, бал или другой концерт. Ты увидишь, со временем…

— Нет, я не могу остаться. Я еду домой с Роланом и Анжеликой.

— И опять назад, в свое заточение, — он тоже вздохнул.

— Жак, это жизнь, которая мне предназначена…

— И это самый большой вздор, который я когда-либо слышал.

Бланш инстинктивно отпрянула от Жака, когда экипаж остановился перед домом Миро. В действительности, Бланш очень хотела остаться в Новом Орлеане, чтобы быть с Жаком, но она считала, что из этого ничего хорошего не выйдет. Она заметила жалостливые взоры, которые на нее бросали окружающие, даже несмотря на то, что она постаралась скрыть свой недостаток под густой вуалью.

Когда Жак вылез из кареты, в свете фонаря Бланш увидела, что он выглядит расстроенным и измученным. Она пожала ему руку и отвернулась, чтобы скрыть слезы.


28


Те недели, что Анжелика провела с мужем в городе, стали для нее пищей для размышлений в первое время после возвращения в Бель Элиз. Она обнаружила, насколько Ролан страстен. И насколько властолюбив. Она также открыла, что он не совсем доверяет ей, особенно в окружении других мужчин.

И еще она поняла причину этого недоверия — без сомнения, в этом виноват его неудачный брак с Луизой. Анжелика теперь знала о его способности впадать в неистовство. Именно этого и не учла Луиза и довела его до крайности. Да уж в этом смысле и их брак безоблачным назвать нельзя. Все же Ролан доверил ей свое ужасное прошлое, и это так приблизило мужа к Анжелике, что она понемногу стала понимать причины видевшегося в нем надлома. И он сказал, что любит ее — правда, только один раз, в тот самый бешеный день, когда он бросился в погоню. Но все же он сказал это!

А почему же она ему не ответила тем же? Она долго и упорно размышляла над этим. Да, она любила Ролана — в этом не было никакого сомнения. Даже если она сердилась на него, единственное, что ему следовало сделать, то это дотронуться до нее, и все ее негодование улетучивалось. Но она испытала к мужу легкое чувство неприязни в тот самый последний вечер в Новом Орлеане, после того как он был недоволен пением на вечере. Однако и тогда ее сопротивление было весьма легко сломлено, и сейчас она ощущала благоговейный страх и трогательную покорность при воспоминании о том их яростном соитии.

Похоже, причиной ее нежелания признаться мужу в любви была глупая гордыня. Гордыня и желание показать себя.

Ведь он все еще решал все за нее… все еще считал жену ребенком. Подумать только, он даже не доверял ей настолько, что был против ее выступления перед небольшой компанией.

Но в этой гордыне, Анжелике приходилось признавать это, была еще капля тщеславия. Тщеславия — потому что в Новом Орлеане она окунулась в чарующий мир музыки и блеска, который, при иных обстоятельствах, мог бы стать ее миром. Волшебный мир Дженни Линд и Барнума, поездок по Европе и триумфального турне по Соединенным Штатам.

Однако это был вовсе не тот мир, в котором она на самом деле хотела жить, это она честно признавала. И все же какой-то внутренний голос, то ли упрямый, то ли завистливый, нашептывал ей, что Ролан должен быть достаточно самоотверженным, чтобы предоставить ей право выбора. В действительности, со дня их первой встречи у нее никакого выбора-то и не было.

Она знала, что гордыня — наиболее разрушительный из всех грехов — это ей часто внушали родители. Но еще они развили у дочери и чувство справедливости.

А справедливость требовала, чтобы муж воспринимал ее как равноправного партнера. И вот сейчас гордость и ощущение несправедливости происходящего мешали Анжелике поведать мужу о своих чувствах.

Бланш после возвращения бродила по дому чернее тучи. В Новом Орлеане Ролан и Анжелика уговаривали ее погостить у Миро некоторое время, но она настояла на возвращении в Бель Элиз вместе с ними. Каждый день Анжелика пыталась изобрести что-нибудь, чтобы развеять тоску золовки, но безуспешно.


Субботним вечером, когда они обе расположились в гостиной и вязали, Анжелика, в очередной раз растрогавшись над трагическим видом Бланш, решила, что пришло наконец время откровенно поговорить о ее несчастье.

— Бланш, почему бы тебе не вернуться в Новый Орлеан? — решительно сказала она, отложив спицы.

— Что ты… — Бланш сразу же отложила вязание и посмотрела на Анжелику. Она выглядела смущенной и настороженной.

— Я говорю, почему бы тебе не вернуться в Новый Орлеан и не провести некоторое время с Жаком перед тем, как он опять отправится в странствия?

— Ты что, горишь нетерпением избавиться от меня? — съязвила Бланш.

— Конечно, нет. Но я не могла не заметить… — учитывая ранимость Бланш, Анжелика постаралась набраться терпения. — Ты же любишь Жака, не так ли?

— Я действительно не знаю, что ты имеешь в виду, — Бланш покраснела и нервно опустила глаза. Спицы ее вновь заработали.

— О, я думаю, ты знаешь, — сказала Анжелика. — И мне кажется, он тоже тебя любит.

— Чепуха, — отпарировала Бланш, но в ее голосе послышалась предательская дрожь.

— Почему бы Жаку не любить тебя? — продолжала Анжелика. — У вас так много общего.

— Нас ничто не объединяет, — с горечью ответила Бланш и довольно зло посмотрела на свояченицу. — Я никогда не впишусь в его мир.

Анжелика начала терять терпение, пытаясь что-то доказать Бланш. Она подалась вперед и страстно произнесла:

— Бланш, это ты сама все надумала. Если ты позволишь себе вылезти из панциря и попробуешь вкусить все прелести мира Жака…

— Это тебя как раз прекрасно бы устроило, не так ли?

Анжелика откинулась на спинку стула и в недоумении вздохнула в ответ на враждебный тон Бланш.

— Бланш, я это говорю, исходя только из твоих интересов.

— В смысле, что я не буду обременять вас своим присутствием?

Анжелика закусила губу. Бланш воздвигала такие барьеры против всего мира… она просто отказывалась верить, что кто-то может думать о ее интересах.

— Я только… Это будет так много значить для меня, если ты будешь уверена, что Ролан и я…

— А ты думаешь, что у тебя с моим братом что-то необычное? — язвительно продолжала Бланш.

— Что ты имеешь в виду? — брови Анжелики сошлись на переносице.

— А то, что, похоже, мой брат обречен, так же как и я, на трагический исход. — Бланш независимо выпрямилась в кресле.

Анжелика сразу поняла тонкий намек на Луизу.

— Бланш, Ролан рассказал мне все о своем браке с Луизой — и как она умерла.

— Тогда он сказал тебе, что убил ее…

— Случайно, — вставила Анжелика.

— Понимаю. Тогда я не думаю, что он рассказал тебе о слухах?

— Каких слухах?

— Что Филипп — сын Ролана и что смерть Луизы — не совсем несчастный случай, — не моргнув глазом продолжала Бланш.

Анжелика тут же вскочила на ноги, ее терпение лопнуло.

— Бланш, как ты смеешь говорить такие омерзительные вещи о своем сводном брате?

— Я просто не хотела, чтобы ты услышала это от кого-нибудь еще, — сказала она в свою защиту.

— Неужели? — возмущение Анжелики росло по мере того, как Бланш пыталась оправдаться. — В действительности, Бланш, ты единственная, кого я знаю, кто передавал бы такие грязные сплетни. Скажи мне, если ты так плохо думаешь о Ролане, зачем ты живешь рядом с ним?

Бланш не ответила и только холодно посмотрела на Анжелику.

Анжелика собралась было выйти из комнаты, но задержалась в дверях.

— Если ты сожалеешь о своем решении уехать из Нового Орлеана, я полагаю, ты знаешь, какой есть выход. И если ты завидуешь моему с Роланом счастью, то опять-таки я предложила бы тебе поискать ответ в себе самой.

С этими словами Анжелика вышла из комнаты. Бланш было последовала за ней, но остановилась. Сейчас Анжелика сказала самую что ни на есть правду — с того момента, как Бланш вернулась из Нового Орлеана, она обнаружила, что крайне завидует удачному браку Ролана и Анжелики. Близость этого счастья заставляла думать Бланш, что она вторгается в чужие владения… Но разве Анжелика дважды не намекнула, чтобы она убиралась? Как давно она начала давать ей советы уехать, так же как это делала и Луиза?


Вполне очевидно, что Анжелике не под силу было понять, что происходит с Бланш. Бланш была красива, но понятия не имела — как рискнуть и выйти в свет. Она приходила в ужас при мысли, что люди будут смотреть на нее с сожалением и презрением. Бланш любила Жака, но жила с нескончаемой мукой в сознании того, что никогда не найдет с ним счастья, и единственное, что способна принести ему, — это боль.

Таким образом, ее судьбой были боль и смятение. И так как Бланш чувствовала, что это несправедливо, иногда она не могла сдержать злобы на окружающих, не напуститься на Анжелику за то, что она имела то, чего ей не хватало.


На следующее утро, когда Ролан, Анжелика и Бланш заканчивали завтрак, Генри без доклада впустил в столовую Жака. Как всегда, Жак выглядел очень хорошо в черном шерстяном костюме, на его коричневой сатиновой жилетке поблескивала цепочка часов.

— Доброе утро, племянник, — сказал Жак, пожимая руку Ролану так, будто его внезапное появление было абсолютно ординарным. Он одарил своей очаровательной улыбкой сначала Бланш, потом Анжелику. — Я бы хотел присоединиться к вам и пойти вместе к обедне, если вы не возражаете.

— Ни в коей мере, дядя. Это самый приятный сюрприз, — ответил Ролан. — Обязательно пойдем вместе к обедне и вместе пообедаем.

Жак отказался от завтрака, предложенного Анжеликой, хотя согласился на чашечку кофе с молоком и сидел, попивая его, пока другие заканчивали трапезу. Он перебросился несколькими фразами с Роланом и Анжеликой, но в основном смотрел на Бланш, сидевшую напротив него. Анжелика обнаружила, что та возбуждена и будто светится изнутри в присутствии Жака. Анжелика скрестила пальцы под столом, молясь про себя, чтобы Бланш уехала вместе с Жаком. И исчезла из ее жизни навсегда!


Позже, в маленькой деревенской церквушке, Жак сидел рядом с Бланш, и Анжелике было приятно видеть, как они обмениваются робкими улыбками. После обедни, в то время как Ролан представлял Жака некоторым из своих друзей во дворе церкви, к Анжелике подошел Джордж Бентли, весьма импозантно выглядевший в черной шелковой шляпе и шерстяном пальто. Возбужденным голосом он сказал:

— О, дорогая мадам Делакруа! Вы, я слышал, побывали на концерте Линд в Новом Орлеане?

— Да, это было прекрасно. А разве вы с Каролиной не были? — улыбнулась Анжелика.

— К сожалению, нет. — Он покачал головой. — Концерт мисс Линд совпал по времени со свадьбой нашего кузена.

— О, я так сожалею, что вы не попали.

— Если я заскочу к вам на неделе, вы расскажете мне о Линд?

Анжелика взглянула на него. Он так просительно смотрел на нее, что она не могла ему отказать.

— Конечно, мистер Бентли. Заезжайте на чай на этой неделе.

— Прекрасно, — он улыбнулся, глядя на Бланш, которая болтала с Аннет Жюпо под деревом, и добавил: — Так или иначе, я планировал приехать в Бель Элиз. Знаете, много цветов и виноградных лоз померзло в наше отсутствие, и я подумал — не могли бы вы помочь нам пополнить запасы. В прошлом мы с Бланш не раз совершали такие обмены.

— Что ж, пожалуй. Уверена, вы сможете получить все, в чем нуждаетесь, из наших теплиц.

— Спасибо. — Он кивнул, улыбаясь. — Каро будет в восторге.

Анжелика оглядела церковный двор.

— Между прочим, где ваша сестра сегодня?

— Лежит в постели с обычной сезонной лихорадкой, — он вздохнул.

— Как это неприятно, — пробормотала Анжелика, чувствуя, что не сможет добавить пожелания о скором выздоровлении.

Джордж, между тем, чувствовал себя неуютно и переминался с ноги на ногу. Видя, что к ним приближается Ролан, он приподнял шляпу и откашлялся.

— Увидимся на неделе, дорогая.

Джордж быстро удалился к своей карете, а Ролан в это время оказался рядом с женой, сердито глядя на нее.

— Что было нужно этому Бентли?

Анжелика гордо посмотрела на Ролана. Ей не нравился его недоверчивый тон и вызов, читавшийся во взгляде.

— Спросил, может ли он нанести нам визит на этой неделе и узнать подробности о концерте Дженни Линд, ведь он не смог на него попасть.

— Ну и что ты ему ответила?

— Я сказала, что мы будем рады видеть его в Бель Элиз, — она вздернула подбородок.

— Не говорила ты этого, — рявкнул он.

— Вне всякого сомнения, сказала, — отрезала она.

— Тогда пойди и скажи ему обратное, — упрямо продолжал Ролан. Анжелика кивнула в сторону удаляющейся кареты Джорджа.

— Я не могу. Он уже уехал.

— В таком случае отправь ему письмо сегодня же. Я считаю, что это верх неприличия для него — заглядывать к нам на плантацию. Я, надеюсь, ясно выражаюсь?

Голос Ролана был холоден и жесток. Между супругами возникла напряженная атмосфера недоверия. Анжелика сжала зубы с такой силой, что они чуть слышно хрустнули. Она не успела ничего ответить, когда Ролан схватил ее за руку и потащил к повозке.


Наглое требование Ролана прекратить общение с одним из соседей вывело Анжелику из себя. Она никак не могла поверить, что он фактически запретил ей принять Джорджа Бентли в их доме. Не вторгалась же она в его отношения, очень непростые, с Эмили Миро — ведь в этом случае у нее значительно больше поводов для ревности. Она ничего такого не сделала, чтобы разбудить недоверие Ролана, и его несправедливое требование вызвало в ней только неприятие и сопротивление. Она видела, что будет практически невозможно избежать столкновения по такому пустяковому поводу. Чувство собственника стало проявлять себя еще больше с тех пор, как они вернулись из Нового Орлеана.

Во время ланча Жак, как всегда, уводил компанию от разговоров на серьезные темы и веселил их россказнями о том, как он встретил королеву Викторию и принца Консорта в Англии, слушал Франца Листа в Париже. Бланш, это было заметно, жадно впитывала каждое слово, которое он произносил. Рассказ Жака плавно перетек на визит Дженни Линд в Новый Орлеан. Он сообщил им, что Барнум и Линд поплывут вверх по течению и устроят концерты в Найгезе и Сент-Луисе.

— В Новом Орлеане будет тоскливо без мисс Линд, — он подмигнул Анжелике и как бы между прочим сказал Ролану: — Хотя мой друг Андре Бьенвиль, без сомнения, отдал бы свою правую руку, чтобы привезти Анжелику в Новый Орлеан и устроить ее концерт.

На этом месте Ролан со всей силой стукнул стаканом по столу. Глядя прямо в глаза Жаку, он прошипел:

— Тогда, по всей видимости, рука останется у твоего друга, поскольку моя жена никуда не собирается и никаких концертов давать не будет!

Взбешенная грубостью мужа, Анжелика бросила на него уничтожающий взгляд, который тот явно проигнорировал. Остальная часть обеда протекала в напряженном молчании, прерываемом редкими фразами. В конце трапезы Жак извинился и попросил Бланш сопровождать его на прогулке. Как только Анжелика и Ролан остались одни, она с вызовом посмотрела на него, обнаружив, что выражение его лица нисколько не изменилось. Он был исключительно хорош — и тиран до мозга костей!

— Ты ничего не забыла отправить, дорогая? — спросил он угрожающе мягким тоном.

Не желая сказать лишнего, Анжелика бросила на стол скомканную салфетку и выбежала вон из комнаты. В кабинете она написала записку Джорджу, быстро пробежала по ней глазами и затем, бормоча что-то явно не из лексикона леди, разорвала ее в клочья.


В бодрящей прохладе Жак и Бланш прогуливались вокруг дома.

— Это был такой приятный сюрприз — увидеть вас снова, — начала Бланш с робкой улыбкой.

Он остановился и положил руки ей на плечи. Внимательно посмотрел на нее; холодное солнечное сияние высвечивало его высокую фигуру.

— Дорогая, я приехал сюда, чтобы просить тебя смягчить свою позицию.

Когда она с опаской и выжидающе посмотрела на него, он добавил:

— Я уезжаю с друзьями, чтобы встретить весну в Нью-Йорке. Ты присоединишься ко мне?

Она покачала головой, глядя себе под ноги.

— Жак, мы опять останавливаемся на том же самом месте. Вы же знаете, я не могу поехать с вами.

— А ты знаешь, что я не могу ждать вечно.

— Жак, я когда-нибудь пыталась вас удержать?

— Хотела ты этого или нет, однако ты преуспела в этом, моя дорогая, — прошептал он. — Я должен тебе сказать, что позже в этом году собираюсь в длительную поездку по Европе. Меня не будет несколько лет. И я должен знать — прежде чем уехать — есть ли у нас надежда?

Она хотела было ответить, но он продолжил:

— Я так много хочу разделить с тобой — очарование Вены, прекрасные галереи Мюнхена и Дрездена, великолепие Рима.

Бланш вновь пыталась заговорить, но он покачал головой.

— Не отвечай сейчас. Скажешь мне, когда я вернусь из Нью-Йорка. Если ты не поедешь со мной в Европу в качестве моей жены, я тебя об этом больше никогда не спрошу.

Бланш уныло кивнула.

— Но вы ведь вернетесь — в этом году?

— Да, за твоим ответом.

Наступило молчание. Бланш уже знала, что, когда Жак вернется, ответ будет отрицательным. Но у нее не хватало смелости сказать ему — не возвращайся. Она наслаждалась минутным удовольствием, находясь с ним.

Он оглянулся.

— Ну тогда, дорогая, мне пора. Но сперва…

Жак притянул ее к себе и поцеловал. От этого поцелуя у нее перехватило дух. Она прильнула к нему, дрожа всем телом и сознавая, что все, чего она хотела в жизни, находилось здесь, у нее в руках, однако — хоть видит око, да зуб неймет. Она почувствовала ответную дрожь Жака.

Он осторожно отпустил ее и двинулся, опустив плечи, походкой, лишенной всякой бодрости. Проведя пальцем по губам, Бланш впервые задумалась, а не было ли чувство Жака к ней несколько большим, чем жалость.


После того как Жак ушел, она направилась к теплице, все еще пребывая в расстроенных чувствах. Она увидела свое отражение в стеклянной панели — жалкий уродец со слезами, стекающими по распухшему, обезображенному лицу.

Бланш устремилась в тень, с треском захлопнув за собой дверь. Тело ее содрогалось от рыданий. В отчаянии она схватила горшочек с цветком и с размаху бросила его на пол. Затем второй, третий, пока не осталось ни одного.


29


На следующий день, когда Ролан отправился на собрание Ассоциации плантаторов округа Святого Чарльза, явился Джордж Бентли. Анжелика была благодарна ему за то, что он пришел в отсутствие мужа. Она до сих пор считала, что имеет право принимать его, однако испытывала некоторую неловкость. Бланш отказалась выпить с ними чаю и, сославшись на головную боль, вышла.

Анжелика получала громадное удовольствие, рассказывая Джорджу о концерте Дженни Линд и приеме, устроенном Жаком Делакруа. Он внимательно слушал ее, а собравшись уходить, задумчиво произнес:

— Между прочим, мадам Делакруа, как же нам поступить с этими черенками и луковицами? Как я уже говорил вам, они все вымерзли, даже лозы, не говоря уж о гладиолусах и бегонии…

— Конечно, мне было бы очень приятно помочь вам, но я не уверена в своих познаниях относительно условий, в которых они растут. Бланш знает, но она нездорова.

— Без проблем, — улыбнулся в ответ Джордж. — Большинство из тех, что мне нужны, находятся в теплицах за домом, самая близкая из них около болота. Как я говорил вам вчера, Бланш раньше помогала мне в саду, и, если вы не против, я займусь этим сам.

— Я буду очень рада и провожу вас.

Она взяла пальто и капор… По пути из дома она сказала Бенжамену, чтобы он подогнал коляску к дому, и приказала садовнику Эдену встретить их у теплицы.

На улице их встретил бодрящий, свежий воздух солнечного январского утра. Когда Анжелика и Джордж направились к теплице, в окне гостиной колыхнулась занавеска. Анжелика подумала, что это Бланш решила спуститься вниз. Она нахмурилась.

Внутри теплицы они были поражены, увидев, что все кругом разорено. Везде валялись черепки, комья земли, корешки, увядающие растения. Во влажном воздухе теплицы витал запах раздавленных и иссеченных растений.

— О Боже! Кто это сделал? — спросил Джордж, не веря своим глазам.

— Понятия не имею, может быть, животное — лиса или пума? — Анжелика покачала головой.

— Которое любит цветы и закрывает за собой дверь?

Происшедшее не укладывалось ни в какие рамки.

— Так или иначе, я прошу вас извинить. Бедняжке Эдену придется разобраться, кто это сделал. Может быть, вы приедете завтра?

Джордж отрицательно покачал головой, потом нагнулся, чтобы поднять обрубок лаванды.

— Мне кажется, Эден придет в ужас от такого разгрома. Он хороший садовник, но уже стар и страдает от артрита… Ему будет трудно привести все в порядок. Если аккуратно не пересадить и не полить растения, они к завтрашнему дню погибнут, — добавил он, оглядевшись еще раз.

Затем снял шляпу, пальто, сюртук и, повесив все на гвоздь, закатал рукава.

— Я займусь этим сам.

Анжелика кивнула головой в знак согласия, потом спросила:

— А я могу вам помочь?

И, не дожидаясь ответа, тоже сняла пальто и капор. На большом столе они освободили место и аккуратно стали вынимать растения из-под черепков. Вскоре в теплицу вошел Эден. Глаза у него округлились от ужаса. Джордж принялся ему объяснять, что кто-то, видимо, был в теплице, но он и мадам Делакруа наведут порядок и как можно скорее, потому что время неумолимо.

Старик кивнул головой и, молча взяв метлу, начал заметать мусор.

Джордж взял стопку горшочков с полки, и они с Анжеликой начали пересаживать уцелевшие растения. Анжелике понравилось это занятие, запах, исходящий от растений — терпкий, резкий и в то же время сладкий. Она даже не заметила, что измазала платье, порвала юбку о гвоздь. Но им удалось спасти некоторые из пострадавших растений. Опасность, кажется, миновала, и Анжелике пришлось вспомнить о своих обязанностях хозяйки:

— Ну, теперь ты сможешь навести порядок? — обратилась она к садовнику.

— Да, мадам, — ответил он с уважением.

Одевшись, Джордж и Анжелика вышли из теплицы и направились к повозке… Джордж бросил узелок с черенками в сумку на сиденье и улыбнулся Анжелике.

— Вы — прелестная садовница. Взгляните только на себя: прическа сбилась, на щеке — грязное пятно. — Он потянулся, чтобы стереть с ее лица следы от земли.

— Хорошо же я выгляжу, — рассмеялась она в ответ.

Она не чувствовала себя неловко от того, что он притрагивается к ее лицу. Он казался ей просто братом. К несчастью, в то время, когда они беседовали, с другой стороны дома, в плохом настроении, появился Ролан. Он только что вернулся домой, и Бланш сразу же сказала ему, что Анжелика в теплице вместе с Джорджем. Выходило что ему уже дважды жена оказала неповиновение! Первый раз, не написав записку Джорджу, и вторично — приняв его. И самое большое предательство — это то, что она пошла с ним в теплицу. Что, интересно, они могли делать там вдвоем? Все подтверждало его наихудшие подозрения. Они стояли у повозки и смеялись: Анжелика, как бесстыжая кокетка, с растрепанными волосами и перемазанным лицом, а Джордж ласкал щеку его жены грязной рукой.


Никогда еще Ролан не был в таком гнусном настроении. Ему хотелось убить кого-нибудь, хотя сможет ли это сделать — он не был уверен.

Он злобно щелкнул кнутом и направился в сторону возмутительницы спокойствия. С горечью размышлял он, что до сих пор доверял своей жене. Каким же надо быть идиотом! Она дважды сбегала от него, неоднократно не повиновалась ему, возбуждая практически всех мужчин на этой грешной земле… Глазами, голосом, улыбкой… Очевидно, он слишком снисходителен к ней. Он вел себя как одурманенный, но на сей раз он найдет средство, которое навсегда согнет ее в бараний рог — заставит сидеть на подушках, по крайней мере неделю. Они не видели его приближения, а заметив, как ему показалось, уставились на него с чувством вины и страха. Ролан остановился и зло посмотрел на них. Он сам удивился, услышав свой голос, — так он изменился. Решительно он сказал Джорджу, чтобы тот убирался к черту из его владений. А затем добавил:

— И если у тебя появится когда-нибудь наглость появиться здесь, считай, что тебе будет брошен вызов.

Выражение неподдельного страха пробежало по лицу Джорджа, когда он услышал этот ультиматум. Такой безжалостный! По какой-то причине Делакруа, видимо, полагал, что он ухаживает за Анжеликой. А это было совсем не так. Но, очевидно, сейчас не время взывать к его разуму; один неверный шаг — и он попадет на мушку Ролану. Кивнув Анжелике, он забрался в повозку и уехал. Молчание, последовавшее за этой сценой, заставило Анжелику думать, что она стоит на пороге смерти. Весь вид мужа источал угрозу. На языке у нее вертелись слова упрека за его надменность, грубость и недоверие. Ей также хотелось сказать ему, что она не делала ничего недостойного, однако инстинкт самосохранения подсказал ей, что сейчас не время говорить об этом. В его глазах читалось неистовство.

— Ты! — крикнул он, — иди сюда! — и показал на кнутовище. При этих словах Анжеликой овладел ужас, страх перерос в панику.

— Нет! — закричала она и побежала через кустарник, виноградные лозы. Она оглянулась и увидела, что Ролан преследует ее, быстро нагоняя. Еще пара шагов, и она споткнулась…

…Следующее, что она осознала, это то, что с головой погрузилась в ледяную воду, что рот и легкие заполняются отвратительной грязью, юбка и пальто путаются в ногах и тянут куда-то вниз. За считанные секунды все изменилось. Тело стало чужим, она безуспешно пыталась вырваться на поверхность из этой ужасной грязи. И вдруг неожиданно сильные руки выхватили ее из этой мерзости и потащили на берег. Какое-то время она не могла даже вздохнуть. Но в то время, как она пыталась прийти в себя, с нее срывали пальто, капор. Ролан положил ее к себе на колени и начал барабанить по спине.

— Дыши, — сказал он. — Дыши!

Задыхаясь, Анжелика откашлялась, пытаясь выплюнуть воду и ловя воздух ртом. Ролан взял ее на руки и понес в дом. Руки его вздрагивали от ужаса. В глазах стояли слезы.


30


— Ты, маленькая идиотка! — рявкнул Ролан.

Это было спустя полчаса, они находились в комнате Анжелики. Она сидела обнаженная в ванной около камина. Ранее, когда Ролан ворвался в Бель Элиз с мокрой, конвульсивно дергающейся женой, он заорал на слуг и велел принести горячую воду и поленья, но одновременно запретил кому-либо прикасаться к Анжелике. Он содрал с ее дрожащего тела одежду, завернул в стеганое одеяло и ждал, пока не принесут горячую воду. Сидя в воде и перестав дрожать, она чувствовала себя уязвленной и униженной под взором Ролана, мотавшегося перед ней в яростном возбуждении.

— Почему ты от меня убежала? — взорвался он, когда она не ответила.

— Почему? — переспросила она. — Ты выглядел так, что готов убить меня.

— Избить до потери пульса, — с негодованием исправил он. — И не тешь себя надеждами, что ты избежала моего гнева.

— Я ничего не сделала плохого, приняв Джорджа! — возмущенно вскрикнула Анжелика.

— Нет, ты оказала открытое неповиновение своему мужу, не только приняв Бентли. Но ты еще и устроила с ним свидание в теплице.

— Это было не свидание! — вскричала она, почти задыхаясь от гнева. — Сад у них вымерз и ему были нужны черенки!

Ролан отвел взгляд.

— До чего бесхитростно со стороны Бентли. А вдруг я не желаю делить с ним плоды Бель Элиз — или мою жену?

— Вы разделили куда уж как больше с его сестрой!

Он дернулся от этой злобной шпильки и агрессивно шагнул в ее сторону.

— Анжелика, то, что случилось между Каролиной и мной перед тем, как мы поженились…

— На самом деле? И поэтому ты пялил на нее глаза тогда в гостиной?

— Я не пялил глаз. И более того, я ее сюда не приглашал.

— А я не приглашала Джорджа.

— Так же, как ты повиновалась мне, когда я попросил тебя, чтобы он не приезжал? Или же это еще одна супружеская клятва, на которую ты опираешься, типа — люби и чествуй!

— Ролан, я не сделала ничего плохого! — простонала она. — И я не думаю, что наш Господь милосердный когда-нибудь предписал мне повиноваться таким дурацким повелениям.

— Дурацким! Да я должен тебя выпороть за такие слова.

— Почему бы нет? Ты проверил каждый мой шаг — почему бы тебе не побить меня сейчас?

Они смотрели друг на друга в тягостном молчании. Тут Анжелика закашлялась, а Ролан наклонился и помассировал ей спину.

— Расслабься, дорогая, расслабься, — сказал он ей.

Ей стоило больших усилий выплюнуть остатки воды из легких. Как только спазмы утихли, он поставил ее на ноги и начал растирать тело мохнатым полотенцем.

— Ты проглотила полболота, и, Бог знает, что ты можешь подхватить, — сказал он, перенося ее в кровать и укрывая теплым одеялом.

Под его взглядом она чувствовала себя лилипуткой. Когда он заговорил, то спокойствие в его голосе было устрашающим.

— Анжелика, твоего упрямства я больше допускать не собираюсь. Теперь отдыхай, а завтра мы все обговорим. Я жду тебя в моем кабинете. Я жду, что ты признаешь свою неправоту. Жду, что ты обещаешь в будущем повиноваться мне во всем!.. Или…

— Или?.. — спросила она, повышая голос.

— …или тебе придется смириться с последствиями! — Опять его тон стал угрожающим.

— И не подумаю, — прошипела она.

— Дай мне знать, когда примешь решение. — Похоже, он вовсе не обратил внимания на ее слова.


Следующим утром ничего не изменилось.

Анжелика так и не пошла в кабинет Ролана. Она также не вернулась в их общую опочивальню, ибо считала, что не следует бередить рану. Ей казалось, что пойти к нему — означало бы капитулировать.

Ей бы и в голову не пришло, что он может заставить ее делать выбор подобным образом — но, однако, он вел себя именно так. Его слова и поведение говорили сами за себя: Делай Выбор.

Покорись. В противном случае тебе придется столкнуться с последствиями.

Она знала, что никогда не признается, что была неправа, ведь правда была на ее стороне. Если между ними не было доверия, то это уже не брак в полном смысле. Подумать только! Она даже не могла принять мужчину в доме! Анжелика знала, что сейчас ей надо стоять на своем.

Женитьба давала права уничтожать ее как личность! Она могла бороться за свое собственное «Я», за свое достоинство. И ничто не заставит ее пойти на попятный! Однако возникший тупик в их взаимоотношениях не давал ей покоя.


В то время как Анжелика не находила себе места от беспокойства, Ролан также переживал случившееся. Весь вечер он оставался в кабинете, пил абсент и размышлял. Он до сих пор был взбешен ее неповиновением, но ему было весьма тягостно вспоминать, как он загнал жену в болото. Он, безусловно, раскаивался в содеянном и опасался, что в результате может начаться серьезное заболевание. Когда он допросил садовника по поводу происшедшего в теплице, тот подтвердил, что между Анжеликой и Джорджем ничего не было. Но это только обострило чувство вины Ролана.

И однако, почему она пренебрегла его пожеланиями? Возможно, его диктат и не совсем справедлив, но, так или иначе, она обязана ему повиноваться. Его сердце буквально разрывалось на части при виде других мужчин, пялящих на нее глаза. На первый взгляд, поведение Джорджа казалось невинным, но Ролан был убежден, что его истинные намерения в отношении Анжелики весьма далеки от благородных. Он никак не мог понять, — приходит ли ей в голову, какое впечатление она производит на мужчин. Играла ли она в соблазнительницу или невинно флиртовала с бедой?

Так или иначе, все-таки она обязана ему повиноваться. Но даже осознание правоты не смягчало его душевных мук. А еще его терзало желание… Подчас столь сильное, что он переставал думать, кто из них прав, а кто — виноват.


На третью ночь после ультиматума Ролана Анжелика не могла найти себе места и не смыкала глаз. Она сбрасывала одеяло, чтобы через секунду опять закутаться. От плача у нее распухли глаза и саднило горло. Она думала, что без ласки Ролана больше не протянет. Она встала и начала бродить в темноте: ноги отказывались ей повиноваться.

На туалетном столике что-то блеснуло серебром, и, подойдя, она увидела, что это гребень. Она вспомнила, что таким же гребнем бросила в Ролана в Новом Орлеане и рассекла ему щеку.

«Пусть только он сделает мне больно! — с неистовством подумала Анжелика. — Я никогда не скажу, что была неправа, скорей уж приму его «последствия», чем позволю его гневу разрушить нашу любовь!»

В темноте она пробралась в его комнату. Здесь Ролана не было. Молясь, чтобы он не ушел из дома, она на цыпочках спустилась на первый этаж.

Он сидел в кабинете в полной темноте, положив ноги на кофейный столик. Перед ним стоял почти пустой графин абсента. Она охнула. Это так напомнило ей ту памятную ночь, когда она спустилась вниз и поцеловала его. Вспоминая, насколько бурной была его страсть в ту ночь, когда он тоже был пьян, она содрогнулась при мысли — насколько он может быть зол сегодня. Даже спящий, он источал неистовство.

Однако барьер следовало переступить. Конец этому должен быть положен.

Она подавила очередной приступ страха и приблизилась к нему. Рубашка Ролана была расстегнута, волосы — взъерошены, лицо покрывала многодневная щетина. Она увидела, что он также страдает. Наклонившись, Анжелика слегка потрясла его за плечо.

Ролан прищурился.

— Ангел?

Это нежное слово произвело должный эффект, и ей стоило больших трудов не броситься к нему в объятия. По всей видимости, в состоянии опьянения, он уже забыл свой гнев.

С колотящимся сердцем она сунула гребень Ролану.

— Теперь я готова принять твои «последствия»!

— Что ты сказала? — переспросил он едва слышно.

Анжелика гордо вскинула голову.

— Я не признаю, что была неправа, пригласив Джорджа в дом. Я считаю, что имела на это право. Я никогда не изменяла тебе, мне это даже не приходило в голову. Вопрос упирается в одну лишь простую вещь — ты мне просто никогда не доверял. Если ты хочешь побить меня, то давай, пожалуйста… По крайней мере, это будет менее болезненно, чем давить на меня молчанием и гневом!

— Давить на тебя? — спросил он сдавленным голосом.

— Давай с этим разберемся раз и навсегда.

В ошеломлении он покачал головой.

— Ты хочешь, чтобы я тебе причинил боль, в то время как ты ничего не сделала плохого?

Анжелика опять вспомнила, как она повредила ему скулу в Новом Орлеане. От той стычки на его лице до сих пор был тонкий бледный шрам.

— Я сделала тебе больно — ты при этом ничего плохого не сделал.

Долгое время он хранил молчание.

— Подойди ближе, ангел, — наконец прошептал он с нежностью в голосе.

С дрожью в теле она подошла к нему, и рука легла на ее бедро — его рука была горячей даже через халат. По позвоночнику побежали мурашки, когда он зашептал:

— Ангел, я думаю, что мы можем найти более подходящее применение твоему телу.

Она услышала, как покатился гребень, и очутилась у него на коленях. Заплакав от радости, Анжелика обвила шею мужа руками. Ответом ей был страстный поцелуй, воспламенивший ее, и она еще теснее прижалась к нему.

— О, дорогая Анжелика, — сказал он с надрывом. — Я был таким ослом. Просто голова пошла кругом от ревности, гнева и гордости.

Внезапно он замер, прильнув губами к ее щеке.

— О Боже, — вскричал он. — У тебя нестерпимый жар. — Он потрогал ее лоб и голые ноги. — Ты сидишь здесь среди ночи с оголенными ногами и, очевидно, тебе хочется слечь в постель с воспалением легких.

Мгновенно протрезвев, он вскочил на ноги, все еще держа Анжелику в объятиях.


Через полчаса Ролан развел огонь в комнате Анжелики и попросил Бланш посидеть с ней, пока он сходит за доктором.

К тому времени, когда Бланш пришла к Анжелике, та провалилась в лихорадочный сон.

— Что с ней? — спросила она брата, глядя на мечущуюся Анжелику.

— Она, очевидно, недомогает после того, как попала на днях в болото, — с мученическим видом он посмотрел на жену. — Если с ней что-то случится, я не проживу и дня.

— Нет, Ролан. Ты не должен так говорить.

Когда Бланш пыталась схватить его за рукав, он отвернулся и выбежал из комнаты.

Бланш присела на кровать Анжелики. Она действительно выглядела ужасающе — на щеках лихорадочные пятна, глаза запали… Она продолжала метаться в бреду. Бланш задернула постельное покрывало, закусив губу, вновь присела.

Бланш знала, что все происшедшее было ее виной. Когда три дня назад Ролан ворвался в гостиную и потребовал сказать, где Анжелика, она сказала ему, что видела золовку в теплице с Джорджем. Этим она подожгла фитиль от пороховой бочки, чтобы скрыть то, что натворила в теплице. Ей было слишком стыдно, она была перепугана, чтобы осознать тот эффект, который произведут ее слова на Ролана. И все-таки она произнесла их. Бланш не могла забыть выражение глаз Ролана, когда он вломился в дом с Анжеликой на руках. Все знали, что от болотной воды легко подцепить любую заразу.

Анжелика была молода и сильна, но ведь и более сильные умирали после подобной передряги. Но… Анжелика ничего не сделала дурного, чтобы заслужить такое предательство. Своим предательством Бланш причинила боль — и, возможно, непоправимую, как золовке, так и Ролану. Если Анжелика умрет, то это она заслуживает смерти, а вовсе не Ролан.

Если бы Ролан знал о ее вероломстве, он бы, вне всякого сомнения, выгнал ее из дома — и по праву. Со слезами на глазах Бланш молилась о выздоровлении Анжелики. Она клялась перед Богом, что если золовке удастся выкарабкаться, то она никогда ничего плохого ей не сделает.


Ролан привел с собой местного доктора, который лаконично заявил, что Анжелика подхватила желтую лихорадку. У него не было никаких предложений, за исключением кровопускания при помощи пиявок, на что Ролан ответил отказом. Доктор пожал плечами, защелкнул саквояж и, собираясь уходить, сказал:

— Промойте ей желудок и кишечник — через три дня это должно пройти — в ту или иную сторону.

Ролан запретил кому-либо заходить в комнату и безотлучно сидел у постели страдалицы. У него выросла борода, от бессонницы покраснели глаза. Анжелика то приходила в себя, то вновь теряла сознание. Все это время у нее держалась высокая температура. Время от времени она что-то бормотала, выкрикивала бессвязные фразы. Иногда к ней возвращалось сознание, и она видела, как переживает Ролан. В эти редкие моменты прояснения ему удавалось подкормить жену несколькими ложками бульона.

Она должна была умереть, так же, как его отец и мачеха, он это знал. Ужас и чувство вины не покидали его. Когда она умрет, он похоронит ее, затем придет к себе в кабинет, достанет пистолет и застрелится. Без Анжелики в этой жизни для него ничего не останется. Более самоотверженного и чистого человека он не встречал. И он же уничтожил ее.

Будь она проклята, эта ослиная гордость, когда он запретил ей принять Джорджа. Сейчас весь эпизод казался мелочным и глупым. Анжелика всегда была верной женой и не давала поводов к недовольству ее поведением. Однако этого ему было мало — он хотел завладеть не только ее сердцем, но и душой. Он не хотел, чтобы она смотрела на какого-либо мужчину, кроме него. Каким же он был дураком, думая, что заставит ее полюбить себя. И вот его поведение поставило на карту саму ее жизнь.

На третий день болезни жены Ролан обнаружил, что предсказания доктора сбываются. Наступил кризис. Анжелика то металась в жару, то стучала зубами от озноба. Под глазами были громадные черные круги, она сильно осунулась. Ролан знал, что к завтрашнему дню либо наступит облегчение, либо — конец.

Он протирал ее губкой, когда видел испарину, и укрывал горой одеял, когда ее знобило. Время от времени он сажал ее и слегка похлопывал по спине, чтобы она откашлялась. К вечеру, когда Анжелике стало особенно плохо, он испугался, что приближается ее последний час. Когда ее затрясло в припадке лихорадки и ему никак не удавалось ее согреть, Ролан сбросил с себя одежду, лег в кровать и тесно прижал к себе.

Сразу же на него навалились небывалые по остроте ощущения — держать ее в руках было неземным наслаждением. И еще вдруг понял, насколько вымотался за эти дни. Подумав, что уже никогда не сможет держать ее в руках, и все это по его вине, он, не скрываясь, зарыдал. И вдруг, посмотрев на жену, обнаружил, что она смотрит лихорадочным взглядом. Ах, более прекрасного взора он никогда не видел. Раскрасневшееся лицо светилось изнутри.

— Ролан, — прошептала она, — ты плачешь?..

— Да, дорогая, — он тесно прижал ее к себе и, не стыдясь, заплакал.

— Ролан, пожалуйста, не плачь. Я люблю тебя и хочу от тебя ребенка.

При этих словах сердце у него готово было разорваться на части. Они так ясно прозвучали, что он отказывался этому верить. Она сказала, что любит его… но это в ней говорила лихорадка.

И все-таки он вспомнил то утро в Новом Орлеане, когда она плакала у него на руках из-за того, что не будет иметь от него ребенка. Он зарылся лицом в ее волосы, чтобы похоронить в них свои рыдания.

Анжелика действительно бредила. Но в какие-то минуты она приходила в себя и ее сердце обливалось кровью, когда она видела, в каком состоянии находится муж. Где-то в глубине души она понимала, что их разделила пропасть и необходимо наводить мосты. Потусторонний мир звал ее, но ей туда не хотелось. У нее оставалось здесь еще немало неразрешенных проблем.

— Ролан, пожалуйста, не плачь, — прошептала она. — Дозволь мне любить тебя и быть любимой.

Она прижалась к нему, и он почувствовал, что ее опять затрясло. Он отпрянул и пристально посмотрел на нее.

— Ангел, мы же не можем. Ты больна.

Однако никакой реакции в ее глазах на его слова не было.

Со стоном отчаяния он встал с кровати, задул лампы и опять лег рядом с женой. Если бы она заснула, то и он смог последовать ее примеру. Он повернул ее на живот в опасении, что она опять начнет задыхаться, и прижал своим телом. Перебросил руки через ее плечи, а ее руку прижал к матрацу.

— А теперь выспись, мой ангел, — прошептал он, целуя ее в ухо. — Пожалуйста, ты должна выспаться.

Сначала казалось, что она пассивно лежит в постели, однако вскоре все тело ее пришло в движение, доводя его до умопомрачения. Она пыталась освободиться от его веса и со всхлипыванием умоляла:

— Приди ко мне, Ролан, пожалуйста, приди. Ты меня просто убиваешь этой удаленностью.

«Убиваю ее, — подумал он. — Да, я убивал ее. Я и только я виновник этой катастрофы и всего случившегося». И сейчас — о Боже — она жила свои последние дни.

Несмотря на все это она хочет меня и мучается от нашей удаленности!

Ролан чертыхнулся. Он не мог на это пойти, даже терзаемый нестерпимым желанием.

Про себя он произносил молитву. «Пожалуйста, не дай ей умереть. Пусть она отдохнет. Не дай ей, Господи, умереть!»

Воспоминания нахлынули на него с новой силой: Анжелика, очаровывающая его прекрасной песней, Анжелика, расхаживающая по саду, Анжелика, завораживающая его своим взглядом.

Анжелика, убегающая от него…

И все-таки она продолжала умолять.

— Приди ко мне. Пожалуйста, Ролан, приди, — ее слова бередили его душу. Он сопротивлялся до тех пор, пока не почувствовал, что ему может стать дурно. Однако она продолжала настаивать, и ему ничего не оставалось, как уступить. О Боже, он даже не представлял, что в ее состоянии такое было возможно. Она даже издавала стоны удовольствия. Одновременно он осознавал все безумие происходящего, хотел это прекратить, но услышал в ответ сдавленное «Нет!»

Ролан утерял контроль над собой. Он может потерять ее завтра, но он будет любить ее сегодня, безо всяких ограничений, несмотря на всю трагичность ситуации.


Открыв глаза на следующее утро, Анжелика ощутила тяжесть и тепло крепко прижавшегося к ней мужа.

О прошедших днях у нее сохранились довольно смутные воспоминания. Когда она попыталась пошевелиться, перед ее взором замелькали пленительные образы вчерашней ночи. Она ощутила ломоту во всем теле, и картина начала вырисовываться. Ее грудь побаливала от его прикосновений, бородой он натер ей щеку и шею. Ощущение было непередаваемым. Похоже, страсть мужа излечила ее. Но не только… Ей подумалось, что венцом такой ночи обязательно станет ребенок.

Она опять шевельнулась, и тут Ролан молниеносно откатился от нее, мимолетным движением дотронулся до ее лица — температура спала!

— О, мой ангел! — когда он прижал ее к себе, в глазах у нее стояли слезы.

Долгое время они молчали, держась за руки, затем Анжелика прошептала:

— Ролан?

— Да?

— Правда ли это, или мне все почудилось?

Он слегка отодвинулся и внимательно посмотрел на нее.

— Я всеми силами пытался тебе противиться вчера… Но, я боюсь, ты была… э… такой возбужденной. И я не мог по-другому успокоить тебя. Ты на этом настаивала, и не было способа отговорить тебя. — Пытаясь заглянуть ей в глаза, он добавил: — Ты не сожалеешь, ангел?

— Я бы сожалела, если бы между нами этого не было, — ответила Анжелика и уткнулась ему головой в грудь.

— Ангел, я люблю тебя, — сказал он прерывающимся голосом. Впервые с момента признания в Новом Орлеане.

— Ролан, я так благодарна тебе за все, — сказала она и снова расплакалась.


В то время как Ролан и Анжелика праздновали ее выздоровление, Бланш, мучимая угрызениями совести, сидела около кабинета брата.

Сейчас, вне всякого сомнения, Анжелика должна быть мертва, пусть земля ей будет пухом! Бланш видела отрешенное выражение в глазах Ролана, когда он накоротке побеседовал с ней и сказал, что состояние здоровья жены ухудшилось. У Бланш не хватило смелости вызвать священника для помазания. Она была уверена, что в любой момент Ролан может спуститься и объявить, что его любимая жена мертва.

И это все была ее вина! Она расстроила два брака своего любимого брата. Если в отношении Луизы у нее были веские основания, то при втором браке таковых не было. А если она с самого начала не доверяла Анжелике и неверно воспринимала любое проявление ее доброты? Анжелика была сама добродетель и никогда ничего не сделала, чтобы нанести вред Бланш. Ослепленная благородством Анжелики, Бланш осознала свою роковую ошибку — однако поздно.

Бланш подошла к столу Ролана, открыла ящик и посмотрела на пистолет. Это был пистолет, из которого убита Луиза, и было бы только справедливо использовать его сейчас, чтобы искупить свои смертные грехи. То, что Бог соединил, — она одним словом навсегда разъединила.

Когда она уже хотела взяться за рукоятку, дверь распахнулась настежь. Она резко подняла голову и автоматически закрыла ящик, когда в комнату ворвался Ролан с сияющим от счастья лицом.

— Она поправилась! О, сестра, Анжелика поправилась.

С радостным криком Бланш бросилась в объятия Ролана. Оба заплакали, не стыдясь слез.


31


На протяжении последующих недель Ролан смотрел на Анжелику взглядом фанатика. Несколько дней он не выпускал ее из спальни, а позднее только сносил на руках вниз и, накрытую одеялами, усаживал у камина. Бланш тоже суетилась вокруг золовки, принося ей специальные бульоны и читая для нее. Все это излишнее внимание раздражало Анжелику, она стала им тяготиться, что заставило Ролана и Бланш еще больше стараться угодить ей. Даже спустя две недели после кризиса, когда Анжелика хотела встать, они стремились выполнить ее малейшую прихоть.

— Вы обращаетесь со мной, как с фарфоровой куклой! — пожаловалась она однажды, когда Ролан вскочил, чтобы подать ей вязанье.

Но когда он улыбнулся, подавая наполовину связанный свитер, далее сопротивляться она уже не могла. В такие моменты он выглядел просто счастливым. И несмотря на это в последнее время на чело его нет-нет да и набегала тень, причину которой она никак не могла понять.

Он настаивал, чтобы она продолжала спать в старой комнате, это огорчало ее и приводило в смущение. Три недели спустя после кризиса вечером она вошла в его комнату. Он раздевался, стоя у кровати, и взглянул на нее, словно в ожидании чего-то неприятного. Он был очень красив в кружевной рубашке и облегающих брюках. Свет от лампы высвечивал точеные черты его лица. Сердце у нее забилось с перебоями, когда она встретилась с ним взглядом.

— Тебе не кажется, что пришло время, чтобы я перебралась к тебе?

На мгновение она заметила привычный блеск в его глазах. Затем он покачал головой.

— Нет, Анжелика. Ты все еще на пути к выздоровлению и мое присутствие может навредить тебе.

Он направился к ней с доброй улыбкой.

— Давай я тебя уложу, пока ты не простудилась.

И тут Анжелика сделала такое, что удивило даже ее самое.

Она резко повернулась и вышла из комнаты, захлопнув дверь перед его носом.

Придя в свою комнату, она бросилась на кровать и рыдала, пока не пришел сон. Последнее время она ощущала эмоциональный подъем. Очевидно, Ролан был прав, что она еще не поправилась. Но это не должно быть причиной, чтобы он держался на расстоянии. Ночами ей так недоставало его тепла и ласки.

Разве он не признался ей в любви после той страстной ночи?

Может быть, этот эпизод и был причиной его отстраненности? Она принялась восстанавливать в памяти события той ночи. Однако воспоминания были смутными. Единственное, что она отчетливо помнила, — как она требовала, чтобы он взял ее.

Возможно, ее страстность, которую она проявила, заставляет его проявлять осторожность. Возможно, он считал ее поведение недостойным порядочной женщины.

Если он так думает, то пусть убирается к черту!

У Анжелики не было сожалений по поводу той сказочной ночи. Они были мужем и женой. Они принадлежали друг другу, и что бы они ни делали — это не могло быть неправильным.


Утром Анжелика проснулась с ощущением тошноты и головокружения. Сначала она думала, что вернулась лихорадка. Но, несмотря на то, что ее вырвало, остаток дня она чувствовала себя здоровой.

Три последующих утра она также чувствовала приступы острой тошноты, и каждый раз в течение дня чувствовала себя прекрасно. На пятый день утром она проанализировала события последних недель, и ее осенило. Все в ней наполнилось невообразимой радостью.

Схватив халат и тапочки и даже не приведя в порядок растрепанные волосы, Анжелика устремилась вниз. Она ворвалась в кабинет Ролана. Он привстал в замешательстве, карандаш выпал у него из рук.

— Я беременна! — закричала она.

На мгновение в его глазах промелькнула неподдельная радость, сменившаяся крайней озабоченностью.

— Откуда ты знаешь?

— Я просто знаю, — несмотря на румянец, покрывший ее лицо, она досказала: — У меня никогда не бывает задержек.

— Возможно, из-за болезни…

Она покачала головой и приблизилась к нему.

— Нет, я беременна. Я просто знаю. Никакое другое объяснение здесь не пройдет. Пять дней подряд я просыпаюсь в отвратительном состоянии, и затем в течение дня чувствую себя прекрасно. О, Ролан, у нас определенно будет ребенок! Это случилось. — Она покраснела и лучезарно улыбнулась ему. — Это случилось в ту ночь.

Ролан тяжело вздохнул. Они оба прекрасно знали, какую ночь она имеет в виду.

— Анжелика, тебе следует лежать в постели.

Уязвленная его удаленностью и осторожностью, ее подмывало топнуть ногой.

— Ты не счастлив?

Ролан подошел к ней и нежно обнял. Исходящий от мужа аромат, его близость так и подмывали ее громко закричать и требовать, чтобы он овладел ею прямо сейчас. Но даже несмотря на то, что он держал ее в своих объятиях, Ролан казался каким-то отстраненным и недосягаемым.

— Конечно, я счастлив, — прошептал он, взъерошивая ее волосы.

Но в его голосе не было убежденности. У нее на глаза навернулись слезы.


После того как Анжелика ушла, Ролан свалился в кожаное кресло, обуреваемый противоречивыми чувствами.

Когда Анжелика сказала, что беременна, то первой реакцией на это было схватить ее и целовать до бесчувствия.

Но затем вернулся здравый смысл и напомнил ему, насколько она была больна, когда они зачали этого ребенка.

Он видел, что она поправляется очень медленно. Она очень похудела и под глазами все еще были черные круги. Его постоянно преследовало раскаяние за охватившую его в ту роковую ночь страсть. Чувство вины как раз и являлось той причиной, по которой он не посещал ее в спальне с тех пор. Опыт показал, что в своей страсти к ней он становится безоружным — эта страсть поглощала их обоих. Оглядываясь назад, он никак не мог поверить, что настолько потерял над собой контроль.

К тому же, он не был уверен, что беременность жены может протекать нормально. Ей все-таки только семнадцать, восемнадцать исполнится лишь поздней осенью. И вырастет ли ребенок, зачатый в состоянии болезни, здоровым?

Она была так счастлива, и это было ему приятно. Он знал, что она уже давно хочет ребенка. И было особенно приятно, что он удовлетворил ее желание. Теперь они связаны крошечной зарождающейся жизнью. Она хотела от него ребенка… Но на самом ли деле она хотела его? Она так злилась на него во время своего выздоровления, отвергала все его услуги. Счастлива ли она будучи его женой? Или же она скучала по более романтическим временам в Новом Орлеане? Ролан не мог забыть, что заставил ее выйти за него замуж и что Анжелика никогда не говорила, что хочет прожить с ним всю жизнь.

Во время кризиса она говорила, что любит его. Он просто молился, чтобы это было правдой! Имела ли она в виду то, что говорила, или слова эти были порождением бреда, ее лихорадочным желанием зародить новую жизнь, когда своя висела на волоске?

И вновь он подумал о зарождающейся жизни. Чувство вины и беспокойство не могли сдержать порыв радости, который охватил его и наполнил глаза слезами. Никогда он не любил ее больше, чем сейчас!

Одно было важным сегодня — лелеять Анжелику и не доставлять никаких неприятностей.


В то время как реакция Ролана озадачила и причинила боль Анжелике, Бланш была вне себя от восторга. Никогда прежде она не устремлялась к Анжелике, чтобы тепло обнять ее и поцеловать в щеку.

— О, Анжелика, моли всех святых! — радостно вскричала Бланш. Она задавала бесконечные вопросы, на которые Анжелика просто не могла ответить. Когда должно свершиться «святое»? Ты хочешь мальчика или девочку? Мы должны подготовить приданое новорожденному и не забыть оборудовать детскую! Как было бы прекрасно, если бы он — или она — обладал таким же замечательным голосом, как у тебя! А что сказал Ролан, когда ты сообщила ему? Думаю, что он вне себя от радости!..

Хотя упоминание о реакции Ролана кольнуло сердце Анжелики, она все-таки улыбнулась в ответ, понимая состояние Бланш.

— Я полагаю, ты рада? — спросила Анжелика.

— О, дорогая! Только подумать — я буду тетей! — Бланш захлопала в ладоши.

В своем возбуждении Бланш не заметила, как по лицу Анжелики пробежала тень при воспоминании о том, что Ролан не сказал, что он станет отцом.

После того как Анжелика ушла из гостиной, Бланш села за стол и начала составлять список всего необходимого для приданого и детской комнаты. Конечно, она просмотрит список вместе с Анжеликой, и та примет окончательное решение. Но дорогая жена Ролана будет нуждаться в отдыхе в ближайшие месяцы, и Бланш намеревалась помогать ей по мере сил и возможностей.

Ребенок! При этой мысли в душе у нее все пело. Жизнь, дремлющая на протяжении нескольких лет, наконец возвращалась в Бель Элиз. Будущий ребенок явится посланием Божьим, Бланш знала — это было знамение того, что она прощена. С прошлым покончено раз и навсегда, и надо смотреть в будущее. Жизнь несла с собой жизнь.

О, она должна пойти и поздравить Ролана! Он должен быть так счастлив!

На ум Бланш пришло то радостное утро, когда Ролан сказал ей, что Анжелика будет жить. Позже, в этот же день Бланш пошла в церковь, чтобы покаяться священнику в своих грехах и вмешательстве в семейную жизнь Ролана. Она страстно молилась, чтобы Господь все устроил Ролану и Анжелике. Теперь она станет наилучшей подругой и помощницей Анжелике, любящей тетей ее ребенка.

Конечно, брак с Жаком исключался. Думая о своем возлюбленном, Бланш не обратила внимания на ком, подступивший к горлу и навернувшиеся слезы. Она все размышляла, как будет выглядеть ее дорогая племянница или племянник…


На следующий вечер Анжелике стало поперек горла ее вынужденное воздержание. Закрытая дверь спальни мужа раздражала ее.

Она была в растерянности. Она не могла понять: была его отстраненность результатом заботы о ее здоровье или диктовалась чем-то более серьезным? Казалось, он не реагирует должным образом на будущего ребенка, и это доставляло нестерпимую боль. Это заставило ее вспомнить ужасные слухи, о которых упоминала Бланш… Неужели отцом Филиппа Миро может быть Ролан?

Что, он не хотел иметь ребенка, потому что у него уже был один? Или же сообщение о ее беременности разбудило чувство вины за проступки в прошлом? Что бы ни случилось в прошлой жизни Ролана, Анжелика сердцем знала, что он был верен ей со дня свадьбы… Проходило время, и Анжелика все более преисполнялась решимостью забыть о прошлом и смотреть в будущее.

Она вспомнила, как от случая к случаю он говорил, что делить ее ни с кем не желает. Мог ли он ревновать к ребенку? От этой мысли ее бросало в жар.

Чувство собственника у Ролана с одной стороны возбуждало, а с другой — вызывало чувство неопределенности.

Несмотря на существующие между ними разногласия, единственным правильным ответом было любить его беззаветно и пытаться подготовить к рождению ребенка. И какая бы проблема ни существовала, она не будет разрешена в разных спальнях.


Анжелика причесалась, надела очень тонкий, просвечивающий пеньюар — пепельно-голубого цвета с тесемками, перехваченными у плеч. Решительно пересекла гардеробную, соединившую ее комнату с комнатой Ролана, и без стука вошла в его комнату.

Он сидел в кресле у окна с книгой на коленях. Когда заскрипела дверь, он резко повернулся и дико посмотрел на ее просвечивающийся халат. Был ли он взбешен или хотел ее — или то и другое — она с уверенностью сказать не могла.

— Анжелика — немедленно ложись! — приказал он хриплым дрожащим голосом. — Ты простудишься.

— Я не желаю больше спать в одиночестве, — резко ответила она.

Ролан старался сдержать улыбку, когда поедал ее фигуру глазами.

— Иди в постель, маленькая сирена.

Однако она не двинулась с места и с вызовом вздернула подбородок.

— Если ты хочешь, чтобы я легла, Ролан, отнеси меня туда сам. И если ты хочешь, чтобы я там осталась, то побудь со мной в моей спальне — как это ты делал в свое время.

— Анжелика, о Боже, пожалуйста, не заставляй меня это делать! — произнес он дрожащим голосом и умоляюще посмотрел на нее. Он с такой силой сжимал книгу, что костяшки пальцев побелели.

— Нет! Я не желаю, чтобы меня прогоняли, как неполноценного ребенка. Ты говоришь, что я простужусь, но мне холодно без тебя каждую ночь!

И не обращая внимания на стон Ролана, она развязала пеньюар и сбросила его на пол.

Он опять уставился на нее.

— О Боже! — вскричал он, вновь пожирая глазами ее наготу.

Без всяких угрызений совести она продолжала:

— Мне сейчас холодно, дорогой, — и что ты думаешь об этом?

Молниеносно он бросил книгу на пол, в секунду оказался рядом с ней и заключил ее в свои объятия.

— О, Ролан, — радостно прошептала Анжелика. — Сейчас не время быть порознь. Наш час пришел!

Эту фразу муж заглушил поцелуем, его сильные руки подхватили ее и отнесли в постель. Глаза Ролана блестели дьявольским огнем.

Сердце Анжелики рвалось из груди от счастья, когда она наконец отдалась любимому.

Пришло время страсти.


32


Минуло почти девять месяцев, лето было на исходе.

Жак Делакруа вернулся в Новый Орлеан и собирался отметить это событие ланчем со своим другом Андре Бьенвилем. Через несколько дней он намеревался отправиться в Бель Элиз и добиться ответа на долго ожидаемый вопрос относительно женитьбы. Во время долгого пребывания в Нью-Йорке Жак очень скучал по Бланш и молил Бога, чтобы она приняла его предложение.

Когда он уже совсем было собрался, к нему подошел сын с письмом в руке.

— Отец, ты очень устал вчера вечером и поэтому я подумал, что лучше отдать тебе его сегодня.

— Спасибо, — ответил Жак, принимая депешу.

Жан-Пьер ушел, а Жак снял шляпу, положил трость и начал читать письмо. Оно было от Бланш, датировано прошлым месяцем.


«Мой дорогой Жак, я пишу тебе на имя Жан-Пьера, зная, что ты должен скоро вернуться в Новый Орлеан. У нас прекрасная новость. Ролан и Анжелика ожидают прибавления в семействе, и мы с Анжеликой заняты необходимыми приготовлениями. Я буду крестной. С появлением ребенка становится невозможным осуществить наш брак. Я здесь очень нужна. Но ты ведь знаешь, что я от тебя без ума, хотя в некотором роде мы очень разные. Прости меня за эти слова, но я, наверное, не та женщина, которая нужна тебе. Я молю Бога, чтобы ты рано или поздно встретил свою половину. Надеюсь также, что ты заедешь в Бель Элиз.

ИСКРЕННЕ ТВОЯ — БЛАНШ».


Прочитав письмо, Жак смял его. Бланш все еще сопротивляется, цепляясь за малейший повод, чтобы оттянуть неизбежное. Но он не сдастся. Он не может иначе.


За ланчем у Антуана он рассказал Андре о своем положении.

— Теперь Бланш говорит, что не может выйти за меня замуж, потому что ей надо помогать ухаживать за младенцем моего племянника. Но это ширма, которой она прикрывается, чтобы скрыть весь этот бред относительно своего уродства!

— С Бланш было все в порядке на концерте Дженни Линд прошлой зимой, — заметил Андре.

— Да, однако на следующий день она сбежала домой, чтобы скрыться в Бель Элиз. Как мне к ней подобраться? Я планировал навестить ее сегодня после обеда. И вот!..

Жак вздохнул и жалко улыбнулся…

— Впрочем, хватит с тебя моей личной трагедии. Скажи-ка лучше, как поживает твоя прекрасная Элен?

— Опять в положении.

— Старый мошенник. Это четвертый ребенок за годы женитьбы. Бьюсь об заклад, что она представляла себе более легкую жизнь с тобой.

Андре хихикнул.

— Когда имеешь молодую жену, надо заботиться, чтобы она была все время при деле.

— О Боже, как я тебе завидую. — Жак улыбнулся, покачав головой. — Как дела в опере?

— Мы собираемся, как обычно, открыть сезон «Гугенотами». Жаль, что очаровательная жена твоего племянника не может выступать в нашей труппе. После концерта Дженни публика с удовольствием приняла бы примадонну такого класса. Но увы! Ты говоришь, что она ожидает ребенка, также как и Элен?

— Практически, не сегодня-завтра. Похоже, в районе царит лихорадка деторождения.

Андре улыбнулся.

— Учитывая красоту молодой мадам Делакруа и зная взрывной характер ее мужа, я не могу сказать, что удивлен… — Он отвлекся и перешел к вещам более его интересовавшим. — Я слышал, что Барнум заработал чистоганом полмиллиона на Линд. Подумать только, сколько мы смогли бы заработать на певице мадам Делакруа с ее данными, конечно, после родов…

Жак решительно взмахнул рукой.

— Должен сказать, Андре, что, когда я посетил их прошлой зимой, я поднял вопрос о выступлении Анжелики в опере. Реакция Ролана была резко отрицательной.

— И все-таки, ты не думаешь, что следует сделать еще один заход? — Андре нахмурился. — А что если сказать, что мы хотим, чтобы Анжелика дала всего один концерт? Мы могли бы сделать грандиозное представление, с этой оперной манией в городе. И, конечно, с соответствующей рекламой. Думаю, что билеты будут стоить не меньше 15 долларов.

— О Боже, Андре, ты все продумал, — Жак присвистнул.

Андре пожал плечами, но блеск в его глазах не ускользнул от Жака. Подавшись вперед, он спросил:

— Скажи мне, ты действительно хотел бы, чтобы она дала концерт? Один?

— Конечно, нет. Только для начала. Почему бы нам не проехаться к ней и не поговорить?

— Тогда у меня будет повод увидеться с Бланш.

— Конечно. И, как говорят, прекрасный повод.

Жак кивнул. Он настолько был поглощен возможностью еще раз увидеть Бланш, что попросту не подумал о том, какие могут быть последствия для брака Анжелики, когда они сделают такое предложение.

— А ты разве не хотел бы восстановить свое реноме, утраченное после промашки с Дженни Линд?

— Андре, ты — безжалостный человек. Но когда же мы поедем в Бель Элиз? — улыбнулся Жак.

Беременность Анжелики протекала благоприятно. Ни весной, ни летом не было ссор с Роланом. Он окружил ее усиленным вниманием, заботился о ее здоровье.

Ролан не раз говорил ей, что с нетерпением ждет ребенка, который уже начал активно заявлять о себе. Перед сном Анжелика чувствовала резкие толчки, и от удивления глаза у нее становились огромными. Видя это, Ролан нежно обнимал ее и, положив руку на живот, тоже чувствовал, с какой силой их будущий ребенок колотит ножками.

— Наш младенец настоящий боец, — сказал он Анжелике.

Анжелика в ответ улыбнулась, но не поправила его. Так или иначе, она тоже была уверена, что их ребенок будет мальчиком.

Бланш стала отличной помощницей. Она старалась украсить детскую, готовила приданое. Иногда Анжелике казалось, что Бланш волнуется о ребенке больше, чем она. Старая дева суетилась также, как Ролан, постоянно следила за ее диетой и заставляла как можно больше отдыхать днем. Сначала Анжелика восставала против такого усиленного внимания, но, поскольку они не уступали ей, пришлось прекратить сопротивление.

Единственным печальным эпизодом за это время было то, что младенец Коко родился мертвым. Ребенка, который был почти белым, похоронили в укромном месте на плантации. А спустя всего лишь три недели Коко вышла замуж за одного из рабов — красивого молодого Рубена, и они вскоре вновь ожидали прибавления в семействе. Анжелике никак не удавалось отделаться от мысли, что так оно было к лучшему. Незаконному ребенку Жиля Фремо жилось бы нелегко. А все-таки, когда она вспоминала его похороны, сердце сжимаюсь от горя.

В один из дней августа Анжелика проснулась с резкой болью внизу живота. Схватки утихли, но через несколько минут возобновились. С радостью она подумала: «А может, это роды? И к вечеру я смогу держать в руках своего младенца?» Но пока это были только непродолжительные боли, и она подумала, что, очевидно, время еще не пришло.

Ближе к полудню, когда они с Бланш вязали туфельки и одеяльце для ребенка, раздался шум приближающейся кареты. Спустя минуту Бенжамен провел к ним Жака Делакруа и Андре Бьенвиля.

Анжелика вежливо улыбнулась вошедшим, а Бланш замерла в кресле при виде Жака.

— Мои дорогие, — произнес Жак, целуя их. — Не вставайте. Как приятно видеть вас обеих! Бланш, ты прекрасно выглядишь. А тебе, Анжелика, мои поздравления. — Кивнув в сторону Андре, он добавил: — Вы, конечно, помните моего друга Андре из оперы?

Анжелика и Бланш повернулись к Андре и поприветствовали гостя. Затем Анжелика взяла на себя роль хозяйки, предложила мужчинам сесть и заказала чай. Она отметила, что Бланш все еще стоит, замерев как статуя, и смотрит только на Жака. Анжелика была довольна, что Ролана нет дома — он уехал на поле с управляющим. Она чувствовала, что он вряд ли с одобрением отнесся бы к этому посещению.

За чаем Жак забавлял их рассказами об экскурсии, которую он совершил по Гудзону с друзьями из Нью-Йорка. Анжелика заметила, что Бланш начала оттаивать, слушая захватывающий рассказ.

А вот присутствие Андре вызывало у нее любопытство. Седовласый антрепренер ново-орлеанской оперы выглядел импозантно в черном костюме и белой хлопчатобумажной рубашке с запонками цвета слоновой кости.

— Мсье Бьенвиль, вы оказали честь, заехав к нам, — сказала она.

— Бьюсь об заклад, мадам Делакруа, что вы теряетесь в догадках, зачем я здесь и нарушил ваше спокойствие.

— Но вы его не нарушили, — возразила она.

— Вы слишком любезны, мадам, — галантно ответил Андре. — На самом деле, когда Жак сказал, что собирается посетить вас, я упросил его взять меня с собой с тем, чтобы уговорить вас спеть, продемонстрировать свой талант. Уверен, что после того как я преодолел такое расстояние, вы не разочаруете меня?!

Анжелика засмеялась.

— Вы проделали такой путь всего лишь для того, чтобы услышать, как я пою?

— Небеса куда как дальше, мадам, но я бы и до них добрался, чтобы услышать вас.

Анжелика рассмеялась снова, тряхнув головой.

— Как я могу отказать вам после ваших слов?

— Да, уж, пожалуйста! — улыбнулся Андре.

Бланш уговорили аккомпанировать Анжелике, которая спела несколько песен, потом арию Моцарта.

Андре и Жак молча обменялись взглядами. Потом антрепренер повернулся к Анжелике и сказал:

— Мадам, вы обладаете прекрасным голосом и вас должен услышать весь мир. Я умоляю, приезжайте в Новый Орлеан осенью в любое удобное для вас время и дайте концерт в театре. Если вы согласитесь, я оплачу все расходы, а щедрый гонорар будет приятным сюрпризом для вас.

Анжелика была ошеломлена предложением Бьенвиля и не знала, что сказать.

Увидев это, Жак заметил:

— Анжелика, пожалуйста, подумай над этим предложением. Любители оперы в Новом Орлеане получат удовольствие, которого не забудут никогда!

Анжелика покачала головой.

— Нет, мсье Бьенвиль, хотя меня очень тронули ваши слова о моем таланте. По личным соображениям я должна отказаться. Более того, я уверена, что мой муж не согласится на это никогда.

— Он не позволит двум негодяям утащить жену из дома из-под его носа, — закончил фразу мужской голос с угрожающей интонацией.

Все одновременно повернулись и ахнули. В дверях высилась фигура кипящего от гнева Ролана.

Минутой раньше, войдя в дом, Ролан услышал мужские голоса в гостиной и теперь понял, что Жак и Андре явились не просто так. Они приехали уговорить Анжелику петь в опере! То вероломство, с каким они пытались это сделать, привело его в ярость. Сейчас он думал только об одном, что его дядя, зная о его отношении к подобной затее, предал его. Он также понимал, что они хотят украсть у него жену, которую он безумно любил и берег.

Жак попытался разрядить обстановку.

— Племянничек! Как приятно видеть тебя!

— Самая наглая ложь, которую я когда-либо слышал! — взревел Ролан. С нескрываемой неприязнью он продолжил: — Очевидно, у тебя нет памяти, если ты забыл, что говорил в опере относительно пения Анжелики. Мой ответ один — «Нет». Таким он останется и сейчас. И больше в этот дом нет ходу ни тебе, ни твоему приятелю.

Женщины ужаснулись, услышав слова Ролана. Жак встал. Он был уязвлен и жестко произнес:

— Если это твоя форма приветствия, Ролан, то мы откланиваемся.

В комнате воцарилась тишина. Ролан повернулся к Бланш:

— Ты извинишь нас с Анжеликой, если мы останемся на минуту вдвоем?

— Конечно, — ответила Бланш и, бросив сочувственный взгляд на Анжелику, вышла.

Ролан уставился на жену. Ее лицо было настолько белым, что практически не выражало ничего. Он очень боялся, что вторжение этих двух мужчин ее слишком утомило и расстроило.

— У тебя все в порядке? — спросил он нежно.

К великому его удивлению, она вскочила и закричала:

— Как ты смеешь, Ролан?

— Как я смею, что? — переспросил он.

Ее глаза гневно сверкали, она потрясала кулаком.

— Как ты смеешь выгонять своего дядю и его друга из нашего дома? Как ты смеешь говорить, что они ведут себя оскорбительно? Они ничего плохого не сделали. Это ты себя вел безобразно!

— Неужели? — отпарировал Ролан, отказываясь верить своим ушам. — Как ты можешь так говорить, когда двое негодяев пытаются украсть мою жену?

— Они не пытались меня украсть! — взвилась она, стиснув зубы. — Они задали простой вопрос, на который я сама могла бы ответить. Так нет! Ты должен был отвечать за меня! И так во всем и всегда! Да провались все пропадом, даже если они и попытались бы меня украсть!

— Ты просто потеряла рассудок!

— Правильно. Я потеряла рассудок, и он не вернется ко мне, пока ты не пойдешь за ними и не извинишься за свое недостойное поведение!

— Что?! — переспросил он, рассмеявшись. — Недостойное поведение? В данном случае оскорбили меня.

— Неправда, — ответила Анжелика. — Меня обидел, и Жака, и Андре. Я настаиваю, чтобы ты перед ними извинился.

— Извинился? — повторил он. — С таким же успехом ты можешь пожелать, чтобы к закату солнца замерзла река.

— И все-таки ты извинишься! — ответила она ледяным голосом. — Или я сама пойду и сделаю это за тебя. Иначе, я клянусь, что буду петь в Новом Орлеане.

— Только через мой труп.

Анжелика быстро прошла мимо него к парадной двери, намереваясь застать гостей и попросить за мужа прощения.

Ролан стоял, как парализованный, не веря, что Анжелика так откровенно может не повиноваться ему. Затем закричал:

— Нет! — и побежал за ней.

Он сбежал по ступенькам и, видя, как его жена сломя голову бежит за удаляющейся каретой Жака, снова закричал:

— Черт побери, Анжелика, не беги! Будет плохо и тебе и ребенку!

К своему ужасу, он увидел, что Анжелика споткнулась и упала.


33


Ролан устремился к жене.

Никогда раньше он не испытывал такого страха. Это падение для его жены было в десять раз опасней того прыжка в болото. И то, что она лежит без движения, усиливало его страх. Подбежав к Анжелике, он осторожно перевернул ее и внимательно вгляделся в глаза.

— У меня отошли воды, — вяло сказала она.

— О Боже! — закричал Ролан, подхватил жену на руки и побежал в дом.

Карета, между тем, уже почти скрылась из виду.

В доме Ролан уложил Анжелику в постель и послал за доктором. Бланш и Коко занялись роженицей. Сестра запретила Ролану входить в комнату, и он вынужден был сидеть внизу, вслушиваясь в крики и стоны жены. Он проклинал глупую традицию, запрещающую мужу присутствовать при родах.

Когда приехал доктор, Ролан был готов растерзать его за задержку. Спустя полчаса после того, как доктор скрылся в спальне, Ролан вновь услышал раздирающий душу крик жены. Он побежал наверх и вихрем ворвался в комнату. Доктор, прикрыв Анжелику простыней, повернулся к нему и сказал:

— Успокойтесь, мы все время рядом с ней. У нее сухие роды. Это означает, что вашей жене больнее, чем обычно, но мы постараемся все же помочь ей. И, будьте любезны, покиньте комнату, а мы приступим к своим обязанностям.

Ролан был готов пристукнуть врача. Но он также понимал, что не в силах сам помочь Анжелике. Он вышел.

Последующие несколько часов были сплошным кошмаром.


Догоняя карету, Анжелика попала ногой в норку суслика и поняла, что упадет, и инстинктивно подставила руки. Животом она не ударилась, но воды все-таки отошли. Когда Ролан после падения повернул ее на спину, вид у него был ужасен, и от этого ей стало еще хуже.

Дома Ролан уложил ее в постель, и боли возобновились с новой силой. Угнетающе действовала жара, а холодные компрессы Бланш были только помехой. И ни Бланш, ни Коко не могли ей помочь.

Только доктор мог облегчить ее участь. Но он был прям и жесток, сказав, что ее таз слишком узок. Анжелика не знала, что делать, она старалась кричать меньше, но не могла. Боли становились все сильней, схватки учащались. Несчастная уговаривала себя не кричать, чтобы домашние меньше волновались, но не могла себя сдержать. И после одного из таких криков ворвался Ролан…

Сначала ее бесило поведение мужа, потом ярость сменил страх за жизнь ребенка. Она поняла, что он тоже страдает, ей захотелось закричать, чтобы остался Ролан, но она знала, доктор не разрешит.

Позже, вспоминая эту боль, она находила ее даже прекрасной…

…Она заплакала, когда в первый раз взяла на руки ребенка. Он был восхитителен — такой крошечный и беспомощный. Его кожа была чиста и нежна. Волосы черные, как у отца. Глядя на это маленькое чудо, Анжелика захотела, чтобы рядом находился Ролан, ибо инстинктивно осознавала, что все трое они — одно целое и никогда уже не расстанутся.


Через шесть часов после падения Анжелики все было кончено. Родился сын. Бланш спустилась в гостиную с крошечным узелком в руках.

— Брат мой, у тебя — сын! Посмотри!

— Все в порядке? — Ролан вскочил и подбежал к ней.

— Доктор сказал, что он немного недоношен, но крепок и в прекрасной форме, — кивнула она.

Бланш передала комочек Ролану, глаза которого застилали слезы.

— Как Анжелика? — спросил он.

— Доктор сказал, что с ней все будет в порядке.

Ролан устроился в кресле с младенцем на руках. Никогда ему не доводилось видеть такого маленького ребенка. Он внимательно рассматривал дорогое ему личико, тонкие волосики на головке. Это его сын. Его и Анжелики.

— Конечно, ты высосал все соки из матери, — сказал он младенцу, который открыл голубые глазки, зевнул и заснул.

Ролана распирала отцовская гордость. Слава Богу! — все кончено. И мать, и сын чувствуют себя превосходно…

Он это не заслужил! Вспоминая свое поведение, Ролан понимал, как был неправ в отношении Анжелики. Дважды он подвергал опасности ее жизнь, а в последний раз рисковал и жизнью сына.

Он был неправ по отношению к ней — только сейчас он понял это по-настоящему. Его любовь была ядом, который когда-нибудь погубит жену.


А наверху проснулась Анжелика. Рядом с ней устроилась сияющая Бланш.

— Где он? — спросила Анжелика.

— Успокойся, — сказала Бланш. — Я отнесла его показать Ролану. Он так страдал эти несколько часов. Но я хотела, чтобы он увидел сына и узнал, что все в порядке.

— Конечно. Он доволен?

— О да! Мы оба за тебя рады и хотим, чтобы ты отдохнула. Я только зашла узнать, не надо ли тебе чего.

— А скоро Ролан принесет ребенка?

— Да. Я позабочусь обо всем.

Когда Бланш вышла, Анжелика закрыла глаза. Она ощущала себя разбитой физически и морально, однако все еще не могла нарадоваться, что у нее теперь есть сын. При этом она не забывала о размолвках с мужем, однако искренне надеялась, что они вместе забудут все неурядицы. Во имя их ребенка и их любви.

Она заснула, когда вошел Ролан с ребенком, но, почувствовав его присутствие, открыла глаза.

— Как ты? — спросил он.

— Прекрасно, — ответила она. Глаза ее были прикованы к комочку в его руках. Она смотрела на него с нежностью. А Ролан — счастлив? Она не могла сказать этого с уверенностью.

— Положить его в люльку?

— Нет, дай мне его подержать.

Анжелика села и сморщилась от боли. Ролан передал ей младенца, подложил под спину подушку.

— Удобнее?

— Да, — солгала она. Вглядываясь в лицо Ролана, она чувствовала себя с ним так, будто в комнате появился кто-то чужой.

— Он — очарователен, — Ролан присел на кровать.

Анжелика улыбнулась, приободренная его словами, хотя была совершенно выбита из колеи.

— Я хочу назвать его Жюстэном в честь твоего брата и Полем в честь святого.

— Жюстэн Поль, — повторил Ролан. — Мне нравится.

— Конечно, мы должны его крестить.

— Да, — торжественно согласился Ролан, — и сразу же, как только ты почувствуешь себя лучше.

Он видел, что каждое движение доставляет ей муки и поэтому поспешил взять ребенка.

— Тебе надо прилечь, дорогая, — посоветовал он.

Анжелика кивнула. Несмотря на то, что ей хотелось подержать ребенка, она понимала, что Ролан прав.

А муж, уложив младенца, нежно поцеловал ее в лоб и прошептал:

— Спасибо, дорогая.

Когда он повернулся, чтобы выйти, она позвала его:

— Ролан!

— Мы поговорим позже, — он только улыбнулся в ответ.

Прошло шесть недель. Анжелика поправлялась, а Жюстэн жадно набрасывался на молоко, которого у нее было в избытке. Через три недели после рождения ребенка окрестили в местной церкви, и Бланш стала ему крестной.

Ролан посещал их по нескольку раз в день. И все же их встречи были немного скованными. Он старался держаться подальше, ночуя в комнате для гостей. Сначала Анжелике было это безразлично, поскольку она еще не оправилась от родов и была занята кормлением ребенка, но, когда тот стал спокойно спать на протяжении нескольких часов, ей захотелось увидеть мужа, захотелось его тепла, ласки. Ей хотелось быстрее найти с Роланом общий язык. Но, когда это произошло, все было не так, как она ждала.


Ролан все это время переживал прошедшие события. Он не мог заставить себя просить у нее прощения за случившееся в день рождения Жюстэна. Он продолжал проигрывать их спор накануне родов и не мог забыть, как она сказала, что покинет его, если он не извинится перед Жаком и Бьенвилем. Он понимал, что она была права. Она была все время заботливой женой, но в порыве откровенности высказала все. В конце концов, ведь никто не спрашивал ее согласия на брак. Он был навязан ей. Когда они жили в Новом Орлеане те несколько недель, он боялся, что ослепительный мир креольского общества и опера завлекут ее. Почему бы ей не воплотить в реальность свои мечты? Он только диктовал ей, не доверяя. И, в конечном счете, он подавил ее. А сейчас он не имел права ее удерживать. Она никогда по-настоящему не принадлежала ему. Он знал также, что единственный способ удержать ее — это дать ей свободу, независимо от того, насколько сильно он желал, чтобы рядом с ним были жена и сын. Он знал, что она горда и в любую минуту может уехать от него… В конце концов он решил, что сам предложит ей поехать в Новый Орлеан. Он молился, чтобы не встать у нее на пути… Если уж она уедет, то так тому и быть. Он не вправе ее винить, все происшедшее заслужено им самим.


В один из дождливых сентябрьских дней он вошел в спальню к Анжелике. Она сидела в кресле-качалке и выглядела очень красивой. Он кашлянул, и когда Анжелика повернулась, ее лицо осветила улыбка.

— Малыш в прекрасной форме, — сказал он.

— Да, и с каждым днем требует все больше. Каждый раз, когда я его кормлю, чувствую себя выжатой. У него отличный аппетит.

Ролан еле сдержался. Не только его сын жаден до Анжелики — его аппетит не хуже, чем у Жюстэна, но несколько иного характера. Прошло два месяца, как они не были вместе, и его жажда обладания почти заглушала благородные порывы. Он чувствовал, что ревнует жену к сыну. А еще целую неделю он занимался самообличением, и это унижало его в собственных глазах.

— Я полагаю, что ты не против поехать в Новый Орлеан и спеть для Жака и Бьенвиля?

Анжелика не поверила своим ушам.

— Прости, что ты сказал?

— Я сказал, что полагаю, когда ты почувствуешь себя лучше, ты сможешь петь в Новом Орлеане.

— Да, я собиралась это сделать.

— Ну… — он взял себя в руки и, глядя в пол, прошептал: — Я думаю, тебе это надо сделать.

— Да?

— Ты ведь сказала, что уедешь, если я не принесу извинений Жаку и Бьенвилю…

— Да, это так. А что делать с Жюстэном?

Ролан посмотрел на нее? Глаза ее блестели, но понять, что она чувствует сейчас, было невозможно.

— Возьмешь его с собой.

— Ты уже все решил?

— Конечно, я захочу его увидеть, но мы придумаем что-нибудь… — он вздохнул. — Я отправлю письмо Эмили и предупрежу, что ты приезжаешь, а также выпишу нужную сумму для твоих нужд. Жак будет в восторге. На его улице праздник, и его ангел будет петь.

Он направился к двери, но она остановила его:

— А что будет после концерта?

Он печально покачал головой и, не ответив, вышел.

После того как Ролан ушел, Анжелика расплакалась, прижимая малыша к себе. Ролану не нужны ни она, ни сын. Это ясно из того, что он сказал, он их отсылал. Когда он выходил из комнаты, казалось, он не хочет их больше видеть.

Вне всякого сомнения, в его глазах она совершила недостойный поступок.


34


Месяц спустя в один из октябрьских дней Анжелика сидела в кресле-качалке в своей комнате в городском доме Миро и кормила Жюстэна.

В свои два с половиной месяца мальчик продолжал бурно развиваться. Тело его было розовым и пухлым, волосы на голове слегка пушились. Лицом он весьма напоминал отца.

Анжелика улыбнулась сыну, который жадно припал к груди. Ножки его стучали от удовольствия по платью матери. Она до сих пор не могла поверить, что ее жизнь так круто переменилась всего за несколько недель.

…Прошло только два дня после ее короткого разговора с Роланом, и Анжелика отбыла в Новый Орлеан вместе с Бланш, Коко и Рубеном. Муж настоял, чтобы его сестра сопровождала Анжелику. В конечном счете, Бланш не могла допустить мысли оставить крестника, которого она боготворила. В последние недели она и Коко сменяли друг друга около Жюстэна, в то время как Анжелика упорно репетировала перед предстоящим концертом в театре Святого Чарльза.

Анжелике не верилось, что менее чем через неделю она будет выступать перед множеством любителей оперы. Она прекрасно знала, что креолы — истинные ценители хорошей музыки, и что ее аудитория в случае неудачного выступления просто никогда больше не придет на представление.

Мадам Сантони, нарушившая свое уединение ради такого случая, делала немало, чтобы у Анжелики появилась уверенность. Андре Бьенвиль пригласил мадам из Сент-Джеймса и предложил ей апартаменты в отеле «Сент-Луис». Он щедро платил мадам как педагогу будущей примадонны.

К удивлению Анжелики, мадам согласилась, а ее муж Антонио остался в Сент-Джеймсе вести дела фирмы. С учетом того, что время было решающим фактором, мадам с ходу занялась формированием репертуара.

Каждый день они с Анжеликой встречались в театре, где проводили по две репетиции. В дополнение к этому Анжелика работала с Бланш в доме Миро. Под руководством мадам Анжелика вошла в ритм, знакомый ей с детских лет — бесконечные гаммы, каденции и трели.

После того как начались репетиции с мадам, она поведала своей учительнице о своих опасениях относительно выступлений на публике за плату. Мадам согласилась и ответила ей:

— Знаю, ты была воспитана в таком духе, что благовоспитанной молодой даме просто неприлично выходить на сцену. Боюсь, что я в этом смысле тоже повлияла на тебя, призывая петь только в церкви, восхваляя Бога. И хоть я не была многословна в этом плане, но тоже внушила тебе, что петь на сцене грешно, — в глазах мадам заблестели слезы, и она продолжала: — Я сделала это исходя из собственного опыта. Я всегда чувствовала, что трагедия, которая обрушилась на меня и Антонио в Италии, была не чем иным, как наказанием Божьим за мое тщеславное стремление петь на сцене. Но когда я услышала пение Дженни Линд прошлой зимой, я изменила мнение. Видишь ли, мисс Линд тоже почитает свой голос за дар Божий, но это не останавливает ее перед пением за плату. — Мадам сжала руку Анжелики и страстно закончила: — Твой талант ярче ее, и держать это яркое ангельское пламя запрятанным навсегда было бы святотатством. Теперь я понимаю, что случившееся со мной и Антонио было просто трагическим стечением обстоятельств.

Анжелика улыбнулась, когда вспомнила, как эмоционально говорила это все мадам. После ее признаний Анжелика обняла учительницу и наконец успокоилась относительно принятого ею решения выступать на сцене.

Практические соображения также подталкивали Анжелику выступать с концертами. Андре Бьенвиль уже предложил ей постоянное, хорошо оплачиваемое место в опере. Анжелика серьезно рассматривала это предложение, хотя хотела подождать и посмотреть, как у нее пройдет дебют. В конечном счете, ей надо было содержать сына. Они с Роланом отошли друг от друга, и, несмотря на то, что он открыл ей солидный счет в банке Мориса, тратить его деньги ей не хотелось.

Глядя на Жюстэна, крепко спящего у нее на руках, Анжелика осознала, что ей ужасно недостает его отца. По ночам она лежала в одинокой постели и страстно желала объятий Ролана. Их интимная жизнь была очень интенсивной и, насколько ее сердце желало его общества и моральной поддержки, настолько же ее здоровое молодое тело жаждало физической разрядки, которая возможна была только с ним. Их разъезд заставил ее понять, как никогда раньше, что она нуждалась в нем во всех отношениях — эмоциональном, духовном и физическом.

Ах, если бы он так же нуждался в ней, как она в нем!

Бланш несколько раз предлагала Анжелике вернуться в Бель Элиз и помириться с мужем, но Анжелика напомнила ей, что именно он отослал ее в Новый Орлеан. Теперь именно Ролан обязан был сделать первый шаг. Но до сегодняшнего дня он не сделал никаких попыток, и это глубоко ранило.


Анжелика старалась не сосредоточиваться мыслью на распавшемся браке. Несмотря на глубокие внутренние переживания, она заставляла себя смотреть вперед, держать форму. Во имя ребенка.

В дверь Анжелики аккуратно постучали. Она накрылась и сказала:

— Войдите.

В комнате появилась Эмили Миро, одетая в золотистый шелковый халат. В руках она держала газету.

— Как себя чувствует наш маленький мальчик? — спросила она с улыбкой.

Анжелика улыбнулась хозяйке и подруге. Эмили была само гостеприимство на протяжении этих последних нескольких недель.

— Он крепко спит, наевшись до отвала.

Эмили раскрыла газеты и протянула Анжелике.

— Прочитай-ка это, пока я положу Жюстэна в кроватку.

Анжелика кивнула, аккуратно передала ребенка Эмили и взяла газету. Она увидела огромное рекламное объявление Андре Бьенвиля в новоорлеанской газете «Кресент».

«ИДИ СЮДА, МОЙ АНГЕЛ, ОСТАЛОСЬ СЧИТАННОЕ КОЛИЧЕСТВО НЕРАСПРОДАННЫХ БИЛЕТОВ».

Анжелика вздохнула и отложила газету в сторону. Эмили повернулась в ее сторону и сказала:

— Андре делает тебе прекрасную рекламу. Все в театральных кругах только и говорят о твоем дебюте.

— Я это заметила, — ответила Анжелика, припоминая, что недавно ее останавливали на улицах и спрашивали, не она ли тот самый Ангел, — теперь мне бы только оправдать надежды Андре.

— О, Анжелика! Любой, кто тебя слышал, не стал бы сомневаться в успехе, — отмахнулась Эмили.

— Бланш уехала с Жаком на обед по случаю помолвки? — помолчав, в раздумье спросила Анжелика.

— Еще нет, — Эмили покачала головой. — Она ждет его во дворе. — Глаза Эмили блеснули, когда она продолжила: — Анжелика, то, что ты научила Бланш накладывать сценический макияж на ее родимое пятно, просто гениально. Я заметила, что теперь каждый раз, когда Бланш выходит с Жаком, она надевает менее плотную вуаль.

Анжелика улыбнулась. Когда они приехали в Новый Орлеан, Бланш уединилась в доме Миро, отказываясь видеться с Жаком, и заявила, что ей надо присматривать за крестником. Затем, когда костюмерша в театре начала обучать Анжелику, как накладывать грим, ей пришла в голову мысль, что густые масляные румяна послужат прекрасной маскировкой для родимого пятна Бланш. Анжелика принесла домой набор румян и попросила помощи Эмили, чтобы заинтересовать золовку. Сначала Бланш отказывалась от этой идеи, ведь румяна пристали только актерам да падшим женщинам.

В конечном счете они убедили Бланш позволить Анжелике поэкспериментировать с различными оттенками. И она нашла выход — слегка припудривая румяна жженой магнезией, придать пятну телесный цвет. После обработки родимое пятно еще можно было различить, но оно уже было значительно бледнее.

Анжелике было очень приятно наблюдать за реакцией Бланш, когда она посмотрела на свое изменившееся отражение в зеркале. Первый раз на ее памяти Бланш действительно выглядела прекрасно, и не потому, что родимое пятно было загримировано, а потому, что она вся светилась изнутри.

Тем не менее Бланш ужасно нервничала, когда она в первый раз вышла из дома с румянами на лице в сопровождении Жака. Однако несколько часов спустя она вернулась домой сияющая и рассказала Эмили и Анжелике о своем успехе.

— Жак ни слова не сказал о моем лице. Казалось, он даже не заметил — никто не заметил.

— В этом и заключалась вся идея, не так ли? — заметила Эмили, и все трое засмеялись, радостно обнимая друг друга.

С тех пор Бланш виделась с Жаком несколько раз в неделю.

Как же Анжелике хотелось бы видеть Ролана настолько же часто!

Эта мысль сильно огорчила ее. Эмили, увидев выражение ее лица, спросила:

— Подумала о Ролане, дорогая?

Анжелика кивнула, выдавив из себя улыбку. Эмили стала прекрасной поверенной всех ее тайн за последние несколько недель.

— Он всегда в моих мыслях.

— Ты действительно думаешь, что это безнадежно? Когда вы были здесь вдвоем прошлой зимой, вы смотрелись такой милой парой.

Анжелика вздохнула, вспоминая те прекрасные дни.

— Ролан никогда не думал обо мне как о личности, как о равноправном партнере в браке. Он контролировал каждое мое движение… Но полагаю, я не способна быть покорной женой. В тот раз, когда я не повиновалась ему, думаю, я потеряла последний шанс на наше совместное будущее. Не было доверия, Эмили, а без доверия брак обречен…

— Если бы он только мог приехать на твой концерт, — сказала Эмили, — тогда, может, вы двое…

— Он не приедет, — вставила Анжелика, и впервые в ее голосе прозвучала глубокая грусть.


35


Во дворе, сидя за столиком, Бланш пила лимонад и с нетерпением ожидала Жака. Она смотрела на очаровательные цветы на клумбах, вдыхала пьянящий запах нектара и улыбалась доносившемуся с улицы женскому пению на местном наречии. До чего был прекрасен мир — ее мир.

Хотя Бланш приехала в Новый Орлеан в подавленном настроении из-за размолвки Ролана и Анжелики, во всех других отношениях эта поездка коренным образом изменила ее жизнь. С того дня, когда Анжелика принесла из театра набор румян и убедила ее использовать макияж, Бланш не боялась появляться на людях. Уже появилась возможность встречаться с Жаком по несколько раз в неделю и, несмотря на некоторую застенчивость, она получала от выходов в свет удовольствие, значительно большее, чем могла вообразить. Вместе со своим поклонником она посещала концерты и ездила в оперу, делала покупки. Однажды они были в музее и даже съездили на озеро. Хотя Бланш никогда не ощущала себя затворницей, теперь-то она понимала, что означает быть свободной.

Бланш все еще сомневалась, что их отношения с Жаком могут получить благоприятное развитие — она вовсе не была готова сопровождать его в странствиях по свету. И, к тому же, она ведь поклялась Богу посвятить себя укреплению брака Ролана и Анжелики, заботиться о молодом Жюстэне…


Услышав скрип ворот, Бланш встала и улыбнулась входившему в дом через арку Жаку. Сердце ее затрепетало, когда она увидела его, такого импозантного, в черном сюртуке, кружевной рубашке, с цилиндром на голове. Руки Жака крепко сжимали трость с золотым набалдашником. Она покраснела, ощутив на себе его одобрительный взгляд. Было ясно, что ее новое, только что забранное у портного длинное парчовое платье изумрудно-зеленого цвета с круглым воротником, понравилось ему, и что он находит бархатную шляпу с легкой вуалью очаровательной.

Бланш не сопротивлялась, когда Жак приблизился и нежно заключил ее в объятия.

— Дорогая, ты божественна! Однако ты готова?

— Конечно, — застенчиво улыбнувшись, ответила она. — Да ты и сам сегодня просто красавец.

Бланш приняла протянутую руку, и они пошли по сводчатому коридору к воротам, где их ожидала карета. Присутствие посторонних не сковывало, и влюбленные тесно прижались друг к другу.

— Как поживают Миро, Анжелика и ее малыш? — ласково поглаживая одетую в перчатки руку своей спутницы, начал Жак.

— У наших хозяев все отлично, юный Жюстэн набирается сил, — ответила Бланш с гордой улыбкой. Но вдруг по ее лицу пробежала тень. — А вот Анжелика чувствует себя именно так, как и следовало ожидать в сложившихся обстоятельствах.

— Мой упрямый племянник никак не желает сдаться?

— Я много раз пыталась уговорить Анжелику съездить в Бель Элиз, переговорить с Роланом, — Бланш печально покачала головой. — Но она отказывается сделать первый шаг. Настаивает, что раз Ролан услал ее, то она не вернется домой, пока он не приедет в Новый Орлеан и не попросит ее об этом. Я говорила Анжелике, что уверена в том, что мой брат не намеревался создать впечатление, будто порывает с ней, — но она остается непреклонной.

— Интересно, можно ли что-нибудь сделать, чтобы как-то примирить их, — Жак вздохнул, думая о своей вине во всей этой суматохе с племянником.

— После дебюта Анжелики я собираюсь съездить в Бель Элиз. Попробую упросить брата приехать в город и постараюсь убедить в том, что его святой долг — заново возжечь супружеский очаг.

— Ты снова собираешься уединиться на плантации? — В глазах Жака мелькнуло подозрение.

Бланш старательно избегала взгляда своего собеседника.

— Не знаю, Жак. Анжелика и Ролан так нуждаются в моей помощи…

Он лишь глубоко вздохнул. Да, Бланш здорово изменилась за последние дни. Похоже, всему причиной эти румяна. Жак сразу же заметил все, но комментировать не стал. С его точки зрения, родимое пятно — это вовсе не то, чего следует стесняться. Но если макияж помогал ей преодолеть страх перед посторонними, то тем лучше. И в конечном счете именно эти румяна их сблизили.


И вдруг снова возможность ежедневно видеться с ней оказалась под угрозой. Вскоре дебют, и уж тогда Бланш наверняка вернется в Бель Элиз. Она, похоже, не успокоится, пока не примирит Ролана и Анжелику. А затем снова войдет в роль помощницы на плантации и преданной воспитательницы младенца, — и прости-прощай все надежды на счастье!

Все эти мысли выводили Жака из равновесия. И он знал, что принял верное решение — расставить точки над «i» именно сегодня вечером. Он не мог допустить мысли, что она снова ускользнет от него!

Сегодня он повторит свое предложение, и если Бланш вновь откажет, то, будь все проклято, он сам примет за нее решение.

Он ее скомпрометирует. И пусть это намерение предосудительно, Жаком двигало отчаяние. Ведь Бланш любила его, а он обожал ее. И страсть заставила его принять это сумасшедшее решение. Он поклялся себе, что до наступления рассвета он заручится ее согласием, — так или иначе.

С мрачной решимостью он еще крепче сжал ее руку.

— Дорогая, помнишь вопрос, который я тебе задал прошлой зимой?

— Да, Жак, но я ведь написала, — Бланш снова избегала смотреть ему в глаза.

— Считаю, что письмо к делу не относится. Я хочу услышать ответ от тебя — сейчас!

С несчастным видом она уставилась на свои колени.

— Жак, я получила громадное удовольствие, проведя с вами несколько недель, но я говорила, — Ролан и Анжелика так нуждаются во мне, и…

— А тебе не приходило в голову, что будет лучше, если они сами во всем разберутся?

— Не забывай, я помимо всего прочего, еще и крестная мать младенца… Поэтому-то замужество для меня исключено, — Бланш напряглась.

— Понятно, — задумчиво произнес Жак.

В то время как ее ответ не мог принести ничего, кроме разочарования, что он в общем-то и предполагал, он уже принял решение заставить ее дать согласие.

— Перед тем как поехать на обед, нам надо будет остановиться в доме на улице Святого Чарльза, — проговорил он. — Я думаю, не помешает, если мы попросим моего сына присоединиться к нам.

— Безусловно, если вы этого так хотите, Жак, — встревоженно ответила Бланш, посмотрев на него.

«Моя прелесть, если бы ты знала, чего я хочу. И в чем мне сегодня уж точно не будет отказано», — подумал Жак.


В доме по улице Святого Чарльза Жак отпер дверь сам после того, как на их стук не последовало ответа. Не увидев никого на первом этаже, Бланш растерялась, а он про себя улыбнулся. Как и обещал Жан-Пьер, никого в поле зрения не было.

— Где же Жан-Пьер? — спросила Бланш.

— Учитывая непредсказуемый характер моего сына, довольно трудно сказать, — он невинно пожал плечами.

— Тогда почему бы нам не отправиться на обед? — начиная нервничать, забеспокоилась Бланш.

— Конечно, — с улыбкой согласился Жак. — Но, послушай, дорогая, я боюсь, от ветра твоя шляпка сбилась на бок. Может быть, ты поднимешься наверх и поправишь ее?

— О да, конечно, — Бланш, столь болезненно относившаяся к своей внешности, сразу же поспешила наверх. — Я быстро вернусь.

Жак ухмыльнулся. Похоже, пташка попала в силок!

Спустя минуту он последовал за ней, осторожно пробираясь по коридору, пока не наткнулся на открытую дверь спальни.

Не догадываясь о его присутствии, Бланш стояла у туалетного столика. Сняв шляпу и вуаль, она поправляла прическу.

Жак вошел в комнату и закрыл за собой дверь на ключ. Повернувшись, Бланш увидела его и охнула:

— Жак, что вы здесь делаете? Это…

— Неприлично? Скандально? — подсказал он с улыбкой.

— Жак, вы должны немедленно покинуть эту комнату. Иначе вы… — гребень выпал из рук Бланш.

— Скомпрометирую тебя? — добавил он с недобрым смешком. — Но, дорогая, именно это и входит в мои планы.

Ответом ему было лишь тягостное молчание. Жак направился к своей жертве с похотливым блеском в глазах. Сердце Бланш билось так сильно, ей казалось, что удары его оглашают громом комнату. Наконец она нашла в себе силы прошептать:

— Зачем ты это делаешь?

— Зачем? Конечно, чтобы привести тебя в чувство.

— В чувство?

— Да.

К ее ужасу, он снял сюртук, отбросил его в сторону и продолжал приближаться к ней.

— Как всегда, смотришь на мир чужими глазами? То ты смотрела на мир глазами Ролана, то слушала мои рассказы о путешествиях, а то теперь ребенок вот появился.

— Не понимаю, что вы имеете в виду?!

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, — он сделал паузу и почти печально посмотрел на нее. — Знаешь, иногда человек сам не может понять, что для него хорошо… Тогда и говорят, что «со стороны видней»…

Глаза у Бланш округлились, когда она увидела, как Жак развязал галстук и принялся расстегивать запонки.

— …поэтому сегодня тебе предстоит ощутить вкус жизни такой, как она есть, так как я этого хочу, — продолжал Жак напористо.

— Нет, — осевшим хриплым голосом произнесла она, отступая к туалетному столику.

Глаза Жака горели страстью, в них читалась решимость идти до конца.

— Нет? Ты мне откажешь, дорогая? Ты не думаешь, что тебе следует заплатить за все эти годы безответной любви?

С горестным видом она уставилась в пол, и ее слова заглушили слезы.

— Ты меня не любишь. Ты меня жалеешь.

Эти слова повергли Жака в ярость.

— Бланш, раз и навсегда, вбей себе в голову, мои чувства к тебе никогда не были жалостью! — вскричал он и крепко ухватил девушку за запястья.

— Но поскольку ты не веришь моим словам, пусть подействуют другие способы выражения моей любви.

Даже несмотря на то, что его жесткие пальцы впились ей в кожу и причиняли боль, Бланш охватило сладострастное влечение.

— Жак, ты ведешь нечестную игру. Когда ты так до меня дотрагиваешься, я не могу…

— А я именно на это и рассчитываю, моя дорогая, — ответил соблазнитель с неумолимой улыбкой.

— Жак, ты наглый и бесчестный, — слабеющим голосом прошептала Бланш.

— Не сомневайся, это так, — ответил он, привлек к себе и страстно поцеловал.

Бланш задрожала, изнывая от желания. Поцелуй был столь глубоким и пленительным, что она прильнула к Жаку. Но когда он захотел прикоснуться губами к ее родимому пятну, она вся сжалась. Жак тут же отпрянул и сердито посмотрел на нее.

— Оставь этот бред! — прорычал он и слегка шлепнул ее.

— О! — вскрикнула Бланш, скорее возбужденная, нежели разозленная болевым ощущением.

Однако ее дальнейшие попытки продолжать объяснение были прерваны новым поцелуем. И на сей раз, когда он захотел дотронуться до родимого пятна, она не сопротивлялась.

С этой минуты Бланш совсем потеряла голову. Жак был страстен и нетерпелив — на протяжении многих лет он был верен своей любви как духовно, так и физически, и хранил воздержание. Он так же знал, что должен овладеть ею быстро, чтобы не дать опомниться.

Но ему не следовало опасаться за успех дела, ибо у Бланш не было сил для сопротивления после стольких лет затаенной любви. Она хотела его. Она лишь заплакала от радости, когда он принялся в лихорадочном возбуждении срывать с нее драгоценности и растрепал прическу. Не переставая покрывать лицо поцелуями, он начал раздевать ее.

— Ты прекрасна, — прошептал он, положив обнаженную девушку на кровать.

Бланш посмотрела на него взглядом, исполненным обожания. В этот момент она впервые в жизни почувствовала, что по-настоящему любит.

Жак стремительно сбросил одежду. В глазах Бланш промелькнул испуг, когда она увидела его обнаженным. Но Жак не позволил ей прийти в себя, запаниковать. Этот искушенный соблазнитель предвидел такую реакцию. Он не стал терять времени. Да и у Бланш страстное желание пересилило страх. Даже болевые ощущения длились лишь мгновение и переросли в чувственное наслаждение единством с любимым.

Когда стремительно неслись к экстазу, он заглянул ей в глаза и прошептал:

— Я люблю тебя. И теперь хочу услышать те же самые слова из твоих уст.

— Я люблю тебя, — ответила она, и спустя несколько мгновений, вздыхая после каждого слова, они оба испытали неземное блаженство…


А потом долгое время они лежали не двигаясь, наслаждаясь покоем, но вдруг здравый смысл вернулся к Бланш и она оттолкнула Жака.

— Дорогая, в чем дело? — спросил он. — Разве тебе не понравилось?

— Нет, не в этом дело, — Бланш проглотила слезу, испытывая острое чувство стыда за содеянное. — Пожалуйста, отвези меня домой.

— Но, сдается, ты не совсем понимаешь, дорогая, — прошептал Жак. — Твой дом теперь — со мной. Конечно, мы сразу же поженимся…

— Жак, ты не можешь не подумать, что сейчас… — Бланш повернулась к нему, встревоженно глядя на любовника. — О Боже, ты все подстроил, не так ли?

— Все до мелочей, — ответил он гордо.

— Ну, тогда я не выйду за тебя замуж.

— Моя дорогая, ты такая наивная, — Жак довольно покачал головой и засмеялся. — Разве ты не понимаешь? Я соблазнил тебя. И у тебя нет иного выбора, как выйти за меня замуж. И если ты будешь так неблагоразумна и откажешь мне, я попросту продержу тебя здесь у себя, пока на рассвете не явится Жан-Пьер. Когда новость станет достоянием публики, мой племянник довольно скоро будет бегать с ружьем за всеми острословами, не так ли?

— Это подло! — с возмущением воскликнула Бланш.

— Подумай, дорогая, — вкрадчиво предложил Жак, — а что, если будет ребенок?

— О Боже, — вскричала несчастная. — У него может быть такое же родимое пятно!

При этих ее словах черты лица Жака исказились от ярости.

— Если у нашего ребенка будет родимое пятно, то я его буду еще больше любить, потому что он будет напоминать мне тебя. — Он еще крепче прижал Бланш к себе. — Послушай, дорогая, мы занимались любовью, не так ли? Ты действительно думаешь, что я мог бы этим заниматься с женщиной, которую я только жалею?

— О, я не знаю! Я просто в растерянности!

— К сожалению, дорогая, я больше не собираюсь выносить эту «растерянность» или терпеть отрицание нашей любви. Я готов жениться на тебе, хоть в день церковного оглашения… А потом отправимся вместе в продолжительное путешествие по Европе.

Бланш посмотрела на него со слабой надеждой, — то, что он только что сказал, было ее заветной, тайной мечтой. И все-таки… Она печально покачала головой.

— Ну, а теперь что?

— Жак, я недостойна быть твоей женой.

— Во имя всех святых! Что, мне следует тебя выпороть, чтобы покончить с этим идиотизмом?

— Нет, ты не понимаешь. Я не могу выйти за тебя потому, что дала клятву.

— Пожалуйста, продолжай.

— Я совершила много грешных дел и теперь всю свою жизнь должна прожить в искуплении, — начала исповедоваться Бланш. Когда ты услышишь, что я сделала, тебе не придет в голову жениться на мне.

— Дорогая, ты, очевидно, не знаешь, насколько я решительно настроен или насколько я верю в тебя, — Жак даже засмеялся. — Что бы ни было на твоей совести, я уверен, большого значения это не имеет. Но умоляю, расскажи мне об этом, — ибо с настоящего момента мы должны все разделять вместе.

Его искренность придала Бланш силу продолжить.

— Это касается Ролана и Анжелики.


36


В солнечный полдень двумя днями позже Бенжамен встречал Жака и Бланш в Бель Элиз. Жак сделал все возможное, чтобы поддержать Бланш и дать ей набраться смелости. Они сидели в гостиной и ожидали Ролана.

— О, Ролан никогда не простит, когда услышит, что я сделала, — в сотый раз произнесла Бланш.

— Дорогая, мы уже говорили об этом много раз, — сказал Жак, сжав ее руку, — то, что ты сделала, абсолютно понятно при сложившихся обстоятельствах, и я уверен, что мой племянник согласится с этим. Мы приехали сюда именно потому, что ты настаивала на этом. Ты же сама сказала, что выйдешь за меня замуж только очистив совесть. Если уж кому и следует извиниться перед моим племянником, то это мне. В тот день, когда я приехал сюда с Андре, мною владела идея фикс уговорить Анжелику выступать в опере. При этом я рассчитывал, что именно ты будешь сопровождать ее. Я не осознавал, что вобью клин между Роланом и его женой, но, как оказалось, я в этом с лихвой преуспел. Не удивительно, что он запретил мне входить в его дом.

— О, Жак, не думаю, что Ролан имел в виду именно то, что у него вырвалось…

Когда хозяин появился в гостиной, они замолчали. Ролан выглядел торжественно в своем лучшем костюме. Приветствие его не отличалось сердечностью, он выглядел скованно и настороженно.

Жак поднялся и направился в сторону Ролана, протягивая руку.

— Ролан, как приятно снова видеть тебя. Должен извиниться за свое довольно нахальное поведение во время нашей последней встречи.

Печально улыбнувшись, Ролан пожал дяде руку.

— По правде говоря, Жак, я и сам сожалею о том дне, — приблизившись к Бланш, он и виду не подал, что заметил макияж.

— Дорогая, ты просто прекрасно выглядишь, — он поцеловал сестру в щеку и повернулся к Жаку. — Давай присядем.

Усевшись, Ролан с доброй улыбкой обратился к Бланш.

— Ты получила удовольствие от Нового Орлеана? Я полагаю, должен благодарить Жака за то, что он проводил тебя домой?

Бланш украдкой взглянула на Жака. Тот откашлялся и повернулся к племяннику.

— На самом деле мы с Бланш приехали лишь на очень короткое время и вернемся в Новый Орлеан до наступления сумерек.

— Понимаю, — нахмурившись, сказал Ролан. — Если вы приехали с каким-то посланием от Анжелики, то можете ответить ей, что относительно будущего нашего брака я через посредников говорить не собираюсь.

— Я… э… — откашлялся Жак, — думаю, у нас нет послания от Анжелики.

Долгое время Ролан хранил молчание.

— Понятно. Полагаю, что она и ребенок здоровы?

— Да, конечно, — поспешил уверить племянника Жак.

— Тогда, пожалуйста, объясните, что привело вас сюда?

Бланш попыталась было заговорить, но Жак поднес палец к губам.

— Ролан, у Бланш есть кое-что, что она хотела бы обсудить с тобой. Но сначала… — он остановился и улыбнулся Бланш, — Ролан, поскольку ты единственный родственник-мужчина Бланш, я прошу твоего согласия на наш брак.

К их удивлению, Ролан широко улыбнулся.

— Ну что ж, дядя, — это прекрасная новость. Я догадывался, что вы любите друг друга… уже давно, и я просто рад, что наконец-то вы надумали решить этот вопрос.

— Тогда, я полагаю, у нас есть благословение? — спросил Жак.

— Да, конечно.

— Есть еще один момент, Ролан, — осторожно вставила Бланш.

— Да, дорогая?

Бланш нервно заломила пальцы.

— Как здесь упомянул Жак, я должна очистить совесть перед тем как выйти замуж.

— О, да? — нахмурился Ролан.

— Думаю, что будет лучше, если я вас оставлю вдвоем и рассужу результаты ваших переговоров позже, — с этими словами Жак покинул гостиную.

После того как он вышел, Бланш долго сидела, не поднимая глаз.

— Ролан, я приехала просить прощения, потому что я вмешалась в оба твоих брака.

— Неужели? Но как, дорогая? — он поднял бровь.

— Это долгий рассказ, — она смотрела на него сквозь слезы.

— Зачем беспокоиться? Я уверен, что бы ты ни придумала, все это преувеличено. Самое лучшее оставить все в прошлом…

— Нет, — энергично прервала Бланш. — Я должна сказать тебе, или я не смогу выйти за Жака.

Недоумевая, Ролан решил выслушать ее до конца.

— Хорошо, сестрица. Если это настолько серьезно, рассказывай.

Бланш кивнула и смело посмотрела ему в глаза.

— Насколько ты знаешь, пятнадцать лет назад твой отец женился на моей матери, и я переехала сюда. Некоторое время я… — голос Бланш перешел на шепот, — мне пришло в голову, что я в тебя влюблена. Но я знала, что ты никогда не полюбишь меня из-за моего родимого пятна на лице.

— Бланш!

— Пожалуйста, выслушай меня, — взмолилась она.

Ролан неохотно кивнул, и она продолжила:

— Когда ты женился на Луизе шесть лет спустя, я безумно ревновала. Я делала все от меня зависящее, чтобы принять ее. Но Луиза! Ты никогда не знал этого, но она постоянно унижала меня, называла уродкой. И с того дня как она вышла за тебя замуж, угрожала, что выживет меня из дома.

— О Боже! — вскричал Ролан. — Почему же ты мне ничего не говорила?

— Луиза пригрозила: если я тебе пожалуюсь на это, она скажет тебе, что я просто влюблена и пытаюсь разрушить твой брак, — голос Бланш предательски задрожал. — Она читала мои чувства несмотря на то, что я пыталась их скрыть. В то время я действительно тебя любила — но открываться не хотела.

— Бланш, тебе следовало открыть мне, что делала Луиза…

— Разве ты мне поверил бы? — спросила она слабым голосом.

— Я бы поверил.

— Так или иначе, чем больше проходило времени, тем больше она хотела избавиться от меня, — Бланш вздохнула. — Ты знаешь, она безумно ревновала тебя практически к любой женщине в округе — к любой, на которую ты когда-либо посмотрел. Она даже думала, что ты спал с женой Жюстэна и что Филипп — твой сын. — Но мы-то знали, что это — выдумки чистой воды!

— Я прекрасно это помню, — Ролан печально кивнул. — Луиза еще больше разошлась после смерти Жюстэна. Когда Эмили и Филипп жили здесь, они действительно нуждались в моей помощи.

— Скажи, ты помнишь, как уехал в Новый Орлеан, как раз перед смертью Луизы?

— Да, это, кажется, было в период сбора урожая, — он помрачнел.

— В то время, когда тебя не было, Луиза привела угрозу в исполнение и выгнала меня из дому.

— О Боже, Бланш! — Ролан выглядел ошеломленным. — У Луизы не было на это никакого права.

— Я уехала к Каролине Бентли, а через несколько дней объявилась Луиза и сказала, что я могу возвращаться домой, — Бланш передернуло. — Она предупредила меня, что если я когда-нибудь расскажу тебе об этом, то это будет моим последним днем в Бель Элиз.

Ролан заскрежетал зубами, едва сдерживаясь, чтобы не сказать что-то неприличное о покойнице.

— Без сомнения, Луиза попросила тебя вернуться, потому что знала, какой скандал устрою я, не обнаружив тебя дома.

— Возможно, и так. Так или иначе, в день Бала Урожая, несколькими неделями позже, — ты, возможно, припомнишь, что Каролина и Джордж Бентли приехали раньше. Каролина, Луиза и я сидели на веранде, в то время как ты, Джордж и Филипп развлекались метанием колец на лужайке. А затем случилось что-то ужасное.

— Продолжай! — Ролан весь подобрался.

— В присутствии твоей жены Каролина сказала: «Посмотрите на Филиппа с Роланом. Мальчик так похож на него, что скорее покажется сыном, а не племянником».

— О Боже! — вскричал Ролан и без сил откинулся в кресле.

— Думаю, что даже Каролина представила себе это. Полагаю, Каролине очень не нравилось, как ко мне относится Луиза. Но когда она произнесла эту фразу, то не могла знать, что Луиза вобьет себе в голову, что у тебя с Эмили роман.

— И она также не могла знать — насколько Луизе хотелось иметь своего собственного ребенка, — Ролан горько засмеялся.

— На самом деле? — Бланш в удивлении подняла брови.

— Да. Это стало ясно в один из вечеров, когда она слишком много выпила. Видишь ли, у Луизы была младшая сестра, которая утонула в то время, когда она за ней присматривала. Она была любимицей родителей. Думаю, свою вину Луиза хотела загладить рождением собственного ребенка. Ну, знаешь, как бы искупить вину перед родителями… Так или иначе, она рассказала мне о своем желании иметь ребенка и одновременно обвинила меня в том, что я не могу ей дать его. Вспоминая прошлое, я думаю, именно это и было причиной ее невоздержанного поведения. Она пыталась обрести ребенка, которого, по ее убеждению, я ей дать не мог.

— О Боже! — кровь отлила от лица Бланш. — Но тогда Луиза просто огрызнулась на замечание Каролины по поводу Филиппа.

— Тем не менее, я уверен, — сказанное привело ее к заключению, что это она была бесплодной, — Ролан кивнул. — Учитывая, что она была слегка подшофе, не удивительно, что она вышла из себя. — Он медленно покачал головой. — Знаешь, сестра, я рад, что ты рассказала мне об этом дне и словах Каролины. Теперь все встает на свои места. Видишь ли, позже в этот же день Луиза пришла в мой кабинет… Затем… — он откашлялся, — произошел несчастный случай.

— Да.

— Но все-таки я не совсем все понимаю, — продолжал Ролан, нахмурившись. — Почему ты испытываешь чувство вины в этой ситуации?

— Потому что я сама старалась отомстить Луизе — возможно, не в открытую. Я лгала ей по мелочи и хотела встать между вами, — призналась Бланш.

— Бланш, мы уже давно не ладили с Луизой, — резко сказал Ролан.

— Я не согласна. В тот день, когда Каролина сказала все это, я должна была понять — по крайней мере до определенной степени, — какой эффект ее слова произведут на Луизу. И все-таки я промолчала.

— Естественно! Как же иначе ты еще могла поступить, учитывая то, как с тобой обращалась Луиза?

— И все-таки я могла бы сделать лучше.

— Сестра, я больше не хочу слушать этот бред, — он поднял руку. — Теперь скажи мне — что еще у тебя на уме?

— После смерти Луизы я осознала, что по-настоящему я тебя никогда не любила, имею в виду как женщина, — Бланш глубоко вздохнула. — И когда Жак стал приезжать в Бель Элиз, я поняла, что на самом деле без ума от него. Но меня останавливали чувство вины… да это проклятое родимое пятно. А когда ты женился на Анжелике…

— Да?

— Я чувствовала сердцем, что девушка — сама доброта. Но когда она предлагала мне поехать в Новый Орлеан — действительно, чтобы помочь мне, — все старые страхи вернулись и снова я начала вести себя так, что мне было стыдно. — Речь Бланш становилась все более страстной. — Я боялась, что Анжелика, так же как и Луиза, хотела от меня избавиться. И я попыталась вбить между вами клин и теперь… теперь разрушила оба твоих брака, брат.


Выдавив из себя последние слова, Бланш расплакалась. Ролан подбежал к ней и взял ее руку в свою. Как только она немного успокоилась, он заговорил.

— Бланш, я должен тебе сказать, что я старался опекать тебя вовсе не из-за этого родимого пятна. И хоть мы и не связаны узами крови, я всегда думал о тебе как о сестре — дорогой сестре, которой всегда найдется место в моем доме.

— О, Ролан!

Она упала в его объятия и с этой минуты боль, накопившаяся за многие годы страданий, стала проходить.

После того как эмоции слегка утихли, Ролан откинулся на спинку кресла и с доброй улыбкой произнес:

— Что касается моего брака с Анжеликой, ты винишь себя за вещи, к которым ты никакого отношения не имеешь. Думаю, Анжелика и я оба знали с самого начала, что твое негативное отношение к ней вполне естественно. В конечном счете, ты была хозяйкой в Бель Элиз многие годы, а тут вдруг объявился я с новой женой, которой должны были перейти все твои полномочия. — Ролан похлопал Бланш по руке и продолжал: — Но ты должна знать — то, что происходит между Анжеликой и мной, никакого отношения к тебе не имеет. Она просто не хочет быть моей женой.

— О, Ролан! Это неправда!

— Тогда почему она мне об этом не сказала?

— Она думает, что ты ее услал.

— Не в этом дело. В действительности, в тот день, когда к нам приехал Жак, Анжелика сама сказала, что она хочет уехать.

На это Бланш ничего ответить не могла. Закусив губу, она сказала:

— Ролан, приезжай в Новый Орлеан на следующей неделе и послушай, как поет Анжелика. И пусть это станет началом нового этапа для вас обоих.

— Я поеду в Новый Орлеан прежде всего, чтобы увидеть сына, но я не пойду на концерт моей жены, — Ролан покачал головой. — И я думаю, что следующий шаг должна сделать она…

— О, Ролан! — в комнате воцарилась напряженная тишина и Бланш лихорадочно пыталась найти что-либо такое, что могло бы расшевелить брата. Наконец в отчаянии она выпалила: — Знаешь, на днях в театре я столкнулась с Джорджем Бентли. Они вместе с Каролиной решили остаться на концерт Анжелики. Джордж сказал, что ему не терпится услышать, как поет Анжелика.

Взглядом Ролана можно было бы гранить алмазы. Но через мгновение он взял себя в руки и произнес с натянутой улыбкой.

— Хорошо, сестра. Но не пойти ли нам поискать твоего жениха, пока он не разволновался? По-моему, пора открыть бутылку шампанского…

На пути назад, в Новый Орлеан Бланш долго хранила молчание.

— В чем дело, дорогая? — спросил наконец Жак.

— О, Жак. Я боюсь, что опять согрешила.

— На самом деле?

— После того, как я поклялась не вмешиваться в личные дела Ролана, я ему солгала, и… — она уныло кивнула.

— Что?.. — громогласно возопил Жак и несколько раз подряд выругался на быстром французском. — Нам что, следует развернуться и опять съездить в Бель Элиз, чтобы очистить совесть?

— Нет, я думаю, что от этого станет еще хуже. Я просто пойду и исповедуюсь, — она заломила руки.

— Скажи мне, что ты натворила на сей раз? — он строго посмотрел на нее.

— Я сказала Ролану, что встретила Джорджа Бентли в Новом Орлеане и что тому не терпится увидеть Анжелику. И я боюсь, что это была откровенная ложь.

— Это чудо, что мой племянник в настоящий момент не сидит между нами с саквояжем на коленях, — рассмеялся Жак.

— Ты думаешь, Ролан приедет на концерт Анжелики? — спросила Бланш со слабой надеждой.

— Я думаю, шансы весьма велики, — Жак усмехнулся. — Он должен. Только новая встреча сможет соединить их…

— Анжелику и Ролана снедает гордыня, — с тяжелым вздохом продолжала Бланш. — Она не вернется, потому что он ее не попросил, а он не попросит, потому что это она решила уехать. Это похоже на безысходный тупик.

— Если их не подтолкнуть, — заметил Жак, — то, что ты сейчас сказала, совершенно справедливо.


37


Погожим осенним вечером шесть дней спустя Анжелика сидела в гримерной театра Святого Чарльза, пристально разглядывая свое отражение в зеркале. Воздух был напоен ароматом алых роз, несколько часов назад доставленных от мадам Сантони и ее мужа. Сама же мадам уже появлялась у Анжелики и, облобызав, благословила на служение музам. Мадам хотела остаться с ней до звонка, но уступила желанию дебютантки побыть одной. Анжелике хотелось помолиться и собраться с мыслями… Но вот все дела были переделаны, и теперь Анжелика сидела перед зеркалом, не отрывая взгляда от своего отражения.

Лицо покрывает густой слой пудры и румян. Глаза выразительно оттенены. Роскошную высокую прическу дополняет золотая диадема со стразами, шею и уши украшает рубиновый гарнитур — подарок Ролана к новому году. Костюм ее был очарователен — темно-красное длинное парчовое платье с большим декольте и туго перетянутой талией. Подол украшал разрез, из-под которого кокетливо выглядывала кружевная юбка. По краям разрез расшит маленькими шелковыми цветами. В этом пышном наряде Анжелика выглядела изящно, как истинная королева.

Вчерашняя генеральная репетиция с хором и оркестром прошла очень удачно. По специальному приглашению Андре Бьенвиля на ней присутствовали именитые гости и представители городской власти, журналисты. Сегодня утром одна из газет написала о ней под заголовком «Новейшая звезда оперы». Анжелика надеялась оправдать своим выступлением такой заголовок. Сквозь плотно закрытые двери она уже могла различить звуки настраивающихся инструментов, которые напоминали о том, что до выхода осталось совсем мало времени. По спине у нее побежали мурашки. Она в сотый раз напомнила себе, что делает все это во имя сына. Ей было интересно знать, как бы прореагировали на все это ее родители — да благословит их Бог! — если бы они ее увидели. Узнали бы они свою дочь? Да, жизнь ее так изменилась!

Она горько вздохнула, вспомнив о муже. Даже несмотря на то, что он жестоко обидел ее, отослав в Новый Орлеан, она все еще любила его. И ужасно скучала. Был ли он счастлив? Думал ли о ней. Несмотря на разрыв, ей было обидно, что он не приехал послушать ее.


На протяжении последних дней Анжелика старалась держать себя в руках, что ей удавалось с большим трудом. И единственным источником мужества оставался маленький Жюстэн. Немного ободрило ее известие о намечавшейся через пару недель свадьбе Бланш. Конечно, это чудо, что два любящих сердца наконец обрели друг друга. Неужели им с Роланом не придется испытать такого?

Мысли Анжелики были прерваны стуком в дверь.

— Войдите, — пригласила она.

В дверях появился мсье Андре в черном фраке. Поцеловав ей руку, он галантно произнес:

— Дорогая Анжелика, вы самая очаровательная дебютантка, которая когда-либо выступала на этой сцене.

Чувствуя, что румянец заливает ее щеки, Анжелика улыбнулась:

— Ну, что вы! Если бы я не знала вашу красавицу-жену Элен, я бы поклялась, что вы просто флиртуете со мной.

— Конечно. Ну, вы готовы? — подмигнул Андре, предложив ей руку.

— Да.

— О, вы очаровательны, — произнес он страстно, не дав ей сказать что-либо в ответ. — Идемте!

— А зал? Полон?

— Ни одного свободного места, — довольно рассмеялся Андре.


За кулисами их приветствовал дирижер мсье Моро, который также галантно поцеловал руку и сделал Анжелике комплимент по поводу ее костюма. В противоположном углу Анжелика заметила хористов, державших папки с нотами. Они должны были выйти на сцену после первой ее арии. Мсье Моро пожелал ей успеха и спустился к оркестру.

— О Боже! — вдруг вырвалось у Анжелики. — Зал действительно полон!

Она подождала, пока оркестр исполнил одну из минорных композиций Шуберта, порождавшую атмосферу ожидания. Мастерство музыкантов вызвало шквал аплодисментов.

— Ну, дорогая, время — прошептал Андре, глядя на Анжелику с доброй улыбкой. — Знаете, вы для меня — как дочь. Позвольте вас в этом качестве поцеловать…

— Конечно.

Она обняла его, он поцеловал ее в лоб и прошептал:

— Удачи, дорогая.

— Спасибо.

Анжелика гордо распрямилась и двинулась на сцену. Зал встретил ее громом аплодисментов. Она вышла на середину сцены и поклонилась. — Да, зал был действительно полон. Андре прав — ни одного свободного места, а меломаны все аплодировали ей. Анжелика знала, что каждый из явившихся заплатил по крайней мере пятнадцать долларов. Что же будет, если она не оправдает их надежд? Да они выгонят ее из города! Наконец гром восторгов утих, зрители затаили дыхание. Дирижер с нетерпением уставился на нее. Но Анжелика все продолжала всматриваться в темноту зала. Она не могла поверить глазам: здесь был Ролан! Он сидел в середине пятого ряда, а на два ряда дальше — мадам Сантони и ее муж.


Сидя в зале, Ролан с нетерпением ждал появления Анжелики. Несколько недель он ломал голову — ехать или нет на этот концерт. За последнее время жизнь его стала адом, и только гордость мешала сделать первый шаг. В конце концов, когда Бланш сказала, что на концерте будет Джордж Бентли, он решил, что поедет. Приехав в город после обеда, он в первую очередь навестил сына. Свидание потрясло его. Как он тосковал по маленькому Жюстэну!

Но все его чувства померкли в сравнении с тем, что он испытал при виде жены. Анжелика была прекрасна — с какой грацией она двигалась по сцене, как раскланивалась. Истинно королевская осанка! Глядя на нее, Ролан чувствовал, что его переполняет гордость. Он так любил ее, так тосковал по ней! Но их разделяло нечто большее, чем расстояние.

Затем она увидела его, и их взгляды встретились. Боль Ролана уступила место радости! Он мог думать только о том, что любит ее и желает ей добра! Анжелика улыбнулась ему! И сердце его забилось от счастья! В конечном счете — он приехал!..


Неожиданно Анжелика успокоилась. Несмотря на все, она знала, что он здесь, с ней, а она вольна поступать по своему желанию! Будут они завтра вместе или нет — они едины! У них была любовь, они оба это знали, и этого не отнять.

Анжелика кивнула дирижеру. Оркестр заиграл. Для первого номера они с мадам выбрали вагнеровскую «Песню вечерней звезды». И мадам и ее ученица не были уверены в том, как креолы воспримут Вагнера. Одним он нравился, другие — ругали его, но сама Анжелика всегда была в восторге от его музыки. И они оказались правы. Публика слушала, загипнотизированная ее волшебным голосом, звучавшим сегодня поистине необыкновенно. Каждый ощущал в нем страсть, любовь.

Голос ее был чист и ровен. Несколько раз она смотрела на Ролана и всякий раз встречала его обожающий взгляд. Некоторые зрители плакали. Когда она закончила арию, несколько мгновений в зале стояла полная тишина. Анжелика даже испугалась. А потом раздался гром аплодисментов, выкрики «браво», топот, хлопки. Казалось, театр разваливается. На сцену полетели цветы. Она поклонилась.

Воистину, этот день стал ее триумфом! Учитывая опыт Линд, они с мадам выбрали для исполнения арии классического репертуара вперемежку с патриотическими и народными песнями. Несколько раз пение сопровождал хор, но зрители и так были заворожены. Концерт завершился полным восторгом публики, которая не хотела ее отпускать! Забрасывали сцену цветами, вновь и вновь громко требуя, чтобы она пела еще. Она пела еще. Такое в театре Святого Чарльза случилось впервые! В конце она исполнила «Последнюю летнюю розу». Ее великолепное крещендо заставило зрителей вновь прослезиться.

А она смотрела на Ролана, давая понять, что пела только для него, и он тоже неотрывно смотрел на нее. Наконец зрители отпустили примадонну, и она попала прямо в объятия Андре.

— Дорогая! Дорогая! Это — триумф.

Андре проводил ее до гримерной, потом, сославшись на головную боль, ушел. Она облокотилась на дверь, отдышалась и вновь посмотрела на свое отражение в зеркале. Глаза блестели, лицо горело.

Но она поняла, что все это не из-за триумфа, а из-за того, что в зале был Ролан! В эту минуту она поняла, насколько любит его! Как она скучала без него и до чего пуста ее жизнь! Она хотела сейчас только одного — уехать с ним к Жюстэну. Свои обязательства перед Новым Орлеаном она выполнила, и сейчас самое важное — это ее муж и сын!

Сейчас нет ничего важнее, чем вернуть сыну отца, и, похоже, есть надежда. Она вспомнила глаза Ролана во время концерта.


В дверь постучали, и знакомый голос произнес ее имя. Боже, это был он. Она метнулась к двери. В ее глазах светились радость и любовь! Но когда она увидела лицо Ролана, поняла, что все не так. Что-то случилось с ним — его взгляд был холоден. Никогда он не был таким симпатичным и одновременно таким недосягаемым. Он смотрел на нее. Он был рядом и был далеко! О, она забыла, какая у него фигура, какие плечи, точеные черты лица. Как он смотрелся! Как красивы его глаза! Как ей хотелось, чтобы он дотронулся до нее! Заключил в объятия, поцеловал. Но Ролан этого не сделал.

— Ролан, я не думала, что ты приедешь, — вот и все, что она смогла выдавить из себя.

— Я пропущу главное событие сезона в Новом Орлеане? — Его слова звучали цинично, но в голосе были и печальные нотки. — Ты прекрасно выступила.

Ей нравились его слова, но она не чувствовала нежности.

— Спасибо, — поблагодарила она и закрыла дверь.

Ролан откашлялся и продолжал:

— Когда ты спела «Последнюю розу…», в зале многие плакали.

Она разозлилась на то, что он так очевидно держит дистанцию, что он не обнял ее.

— Бьюсь об заклад, ты — не прослезился!

Он изогнул бровь и посмотрел на нее. Потом сказал:

— Очевидно, тебя устраивает такая жизнь.

Ей не понравилось замечание.

— Андре сказал мне, что я могу постоянно работать в театре, если захочу, — гордо заявила она.

— В самом деле? А наш сын? — До того как она ответила, он добавил: — Я заскочил к Миро и видел его.

— Спасибо, — пробормотала Анжелика, сдерживая волну возмущения. Как он смеет спрашивать о сыне, когда он их отослал?

— Что у тебя еще? — спросила она.

— Завтра я возвращаюсь в Бель Элиз. Поступай, как хочешь, но наш сын поедет со мной, — он говорил спокойно, но было видно, что это дается с трудом.

Взбешенная его заявлением, Анжелика собралась ему ответить, но в комнату ворвались Жак и Бланш.

— Ты потрясающа! — закричал Жак. Затем, увидев Ролана, который наблюдал за ними, повернулся в его сторону. — Привет, племянник. Все-таки приехал послушать свою жену?

— Да, не смог удержаться.

Бланш устремилась вперед, схватила Ролана за руку.

— О, Ролан, ты поедешь с нами на прием, который устраивает Андре. В карете Жака хватит места для всех.

— Конечно, конечно, пожалуйста, — засуетился Жак.

Ролан покачал головой.

— Не сегодня, спасибо, Жак, — он снова кивнул жене. — Анжелика, я загляну завтра, и мы обсудим проблему будущего моего сына.

Анжелика смотрела на удалявшегося Ролана со слезами на глазах, когда в уборную ввалились несколько театралов.


А Ролан, выйдя из театра, остановился под фонарем, закурил сигару и обругал себя. Сейчас должна выйти Анжелика. Он выбрал место, чтобы еще раз побыть с ней, — чистый идиотизм, ибо примадонну ожидала толпа любителей автографов.

Сегодня, наблюдая за выходом Анжелики на сцену, он страстно желал ее возвращения, он готов был встать перед ней на колени и просить прощения, если это будет необходимо. Однако это было до начала пения и до того, когда он увидел реакцию зрителей. Она околдовала всех, включая его самого. Лелея слабую надежду, он пошел за ней в уборную, но уже первый взгляд на ее лице подтвердил то, в чем он был уверен, то, что страшился высказать вслух.

Она не принадлежала ему больше. Впрочем, она и никогда не принадлежала ему. Она принадлежала миру Нового Орлеана и опере. Когда он это осознал, его душу заполнила печаль, и желание увезти Жюстэна было последней попыткой удержать ее.

Нужен какой-то компромисс. Это ясно. Он скучал о сыне и не хотел жить без него. Может быть, ребенок часть года будет жить с ним, а часть — в городе?

Бровь его дрогнула. Ролан знал, что, будучи мужем Анжелики, он вправе потребовать от нее следовать за собой. Конечно, это так. Но не слишком ли велика цена? Ролан знал, что любит жену столь сильно, что скорее даст ей свободу, чем сломает ее дух. И если именно такую жизнь она избрала для себя — да будет так…

…Когда Анжелика выпорхнула из освещенного театрального подъезда, такая очаровательная и нарядная, решимость Ролана почти иссякла. Схватить ее, увезти, обладать, даже если она и никогда не любила его. Вполне очевидно — она в нем вовсе не нуждается. Ролан с ревностью наблюдал, как его жена любезничает с поклонниками, раздавая автографы. Толпа жаждавших общения с примадонной была столь велика, что почитатели уже оттеснили своего нового кумира на мостовую.

Но, Бог мой, что же это! Ролан почти обезумел от страха, заметив несущийся с бешеной скоростью с другого конца улицы экипаж, — в стоявшем над толпой гвалте никто, кроме него, и не расслышал приближающегося грохота. Милостивый Боже! Обезумевшие лошади подобно пушечному ядру неслись прямо к тому месту где стояла его любимая жена!

Ролан мгновенно сбросил пальто и устремился к Анжелике так, будто от этого зависела его собственная жизнь. Да она и была для него смыслом жизни — теперь Ролан был совершенно уверен в этом… — он не мог позволить Анжелике погибнуть! Сейчас, на его глазах…

Боже, удастся ли ему успеть!? Карета стремительно приближалась…

— Жюстэн!!! — закричал он во всю мочь, вложив в это слово всю свою страсть к любимой.


38


Анжелика сначала не могла понять, что это вдруг ударило ее. В голове у нее все смешалось — вот она раздает автографы поклонникам, и тут же слышит голос мужа, выкрикивающего любимое имя сына…

Последнее, что она помнила, это как нечто огромное опрокинуло ее на тротуар и придавило к земле, лишив дыхания. Но уже через мгновение она ощутила, что это — мощное тело мужа. Как он посмел отважиться на такое! Унизить ее, втоптать в грязь на глазах у многочисленных поклонников! И тут же, заметив колеса промчавшегося вихрем экипажа, промелькнувшие в каком-то дюйме от ее туфель, Анжелика осознала, что Ролан спас ее от неминуемой гибели.

Просто счастье, что никто не пострадал.

По толпе пронесся гул. Поклонники отпрянули и взволнованно перешептывались друг с другом, пока Ролан поднимался с колен. Взгляд его был устремлен на еще лежавшую на мостовой Анжелику. Лицо его было белее мела после пережитого ужаса, когда он протянул ей руку.

— Ты в порядке?

Обессиленная испугом, она смогла лишь кивнуть в ответ. Он осторожно поднял жену, затем наклонился за отлетевшей в сторону шляпой.

— Ты едешь со мной! — наконец безапелляционно заявил Ролан.

Уводя жену под руку, он обернулся и бросил мимолетный взгляд на мостовую, где валялось изорванное в клочья конскими копытами пальто.


Несколько минут спустя супруги уже тряслись в наемном экипаже. Анжелика слышала, как муж велел кучеру ехать в отель «Сент-Луис». Дважды она пыталась нарушить молчание, но в ответ Ролан отделывался междометиями. «Да, похоже, сейчас он не настроен разговаривать, — подумала она, — да и выглядит он как-то злобно…».

А Ролан между тем сидел, мрачно уставившись в окно, и размышлял о случившемся. Единственное, что он мог бы сделать сейчас — это попытаться сдержать клокотавшую в нем ярость. Гнев на себя за то, что он отпустил жену в этот чертов город. За то, что она чуть было не угробила себя, а ведь это именно он разрешил ей уехать! Снова его любовь чуть не лишила Анжелику жизни! Да, сейчас он вроде бы спас ее, не так ли? Если бы он не оказался под рукой — будь все проклято — сейчас она была бы уже мертва. Да, очевидно, его любовь не приносит счастья… И зачем это он вел себя как диктатор, контролировал каждый ее вдох? И все же, — она была его женой перед Богом и людьми, и не успеет взойти солнце, как он снова вступит в супружеские права!

Наконец они добрались до «Сент-Луиса», Ролан галантно вывел жену из экипажа и повел в отель. Он старался игнорировать присутствие Анжелики и смотрел на нее только тогда, когда это было необходимо. Пока супруги пересекали роскошный холл и поднимались по лестнице, он молчал, все сильнее впиваясь пальцами в ее руку.

Оставшись в номере наедине с Анжеликой, Ролан резким движением захлопнул дверь, защелкнул замок, вынул ключ и только после этого обернулся к жене. Она за это время успела снять шляпку и накидку и бросила их в ногах кровати. Хоть это было и трудно, она постаралась достойно встретить горящий негодованием взгляд мужа. Было видно, что он крайне раздражен. Но Боже, как же мужественно и пугающе привлекательно выглядел Ролан сейчас!

— Вы! — прорычал он наконец, выставив в ее сторону палец. — Вы завтра же отправляетесь со мной домой!!

Анжелика была слишком измучена, чтобы отвечать.

— Я намерен покончить с твоим своеволием и независимостью! — голос Ролана постепенно повышался, похоже, звук собственных слов распалял его. — Дьявол! Дорогая, ты можешь петь блестяще!.. И без сомнения, ты наслаждаешься свободной жизнью здесь, в Новом Орлеане! Но, я боюсь, твой негодяй-муж намерен лишить тебя этого удовольствия!!! Да будь я проклят, жадный ублюдок, но ты принадлежишь мне! — Он стремительно пересек комнату, схватил Анжелику за плечи, и теперь его глаза сверкали прямо рядом с ней. — Ты — моя! Говорю тебе, я не намерен ждать, пока ты своими причудами угробишь себя! Ты — моя жена, и я слишком долго обходился без тебя, спасибо! А сейчас, давай-ка, снимай свою амуницию и забирайся в кровать! Твое замужество продолжается.

— Ах ты, грязное животное! — теперь Анжелика чувствовала себя свободнее. Она почти кричала мужу в лицо, стараясь заглушить его вопли. — Да как ты смеешь говорить о своих супружеских правах, когда ты лишился их! Как ты можешь требовать, чтобы я вернулась, когда сам выгнал меня!

— Именно ты сказала, что хочешь уехать! — выкрикнул Ролан.

— Нет, не я! Я только сказала, что лучше буду петь в опере, чем спущу тебе это безобразное отношение к Жаку и Андре Бьенвилю!

— Ха! — Ролан отбросил руки с ее плеч, и его голос спустился до свистящего шепота. — Твое требование было лишь желанием замаскировать истинную цель. Ты никогда не хотела быть моей женой!

— Это — ложь! — возмущенно закричала Анжелика. — Я действительно старалась быть тебе хорошей женой! Но ты — все решал за меня! Это ты отослал меня!

— Черт возьми, но я…

— Да, ты — сделал это! — Анжелика уже не сдерживала чувств, и слезы полились из ее глаз от творящейся несправедливости. — Ты разбил мое сердце! Когда я звала тебя, ты не пожелал сделать и шага навстречу. Это ты велел мне убираться!

Ролан часто-часто заморгал: правда наконец стала доходить до него.

— Но… но я думал, ты хочешь… Ты что, не знала, что сердце мое разрывалось, когда я позволил тебе уехать?!

— Но почему же — тогда?..

— Потому что… — не находя слов, он принялся ерошить себе волосы, — я думал, что слишком плох для тебя. Дважды моя ярость чуть не стоила тебе жизни…

— Но ведь это твое мужество спасло меня сегодня… — вставила Анжелика.

— Да, — безразлично согласился Ролан, стараясь возбудить в себе утихающую ярость. — Выходит, я не так уж и плох для тебя. Послушай, тебе нужна поддержка, надежный руководитель — и дисциплина. Поэтому я и увожу тебя.

— Ты увозишь! Да ты что, так ничего и не понял?! — возмутилась Анжелика. — Все, чем ты занимался с первого дня — это командовал мной, указывал, что следует делать… Ты никогда не позволял мне думать и решать за себя. Даже в самом маленьком деле. А уж когда дело дошло до этой оперы, ты и здесь вырвал решение из моих рук, велев отправляться сюда…

— Я… — начал было Ролан и осекся, будто вконец лишившись сил. — Чего же ты хотела, наконец?

С твердостью в голосе Анжелика произнесла:

— Все, чего я хотела, Ролан, это чтобы ты позволил мне выбирать.

— Выбирать? — грустно рассмеявшись, повторил Ролан. — Выбирать, быть моей женой или нет? Ты действительно думаешь, что я мог сделать это?

Анжелика согласно кивнула.

— Ну, и если бы я позволил тебе выбирать?

— Я бы выбрала тебя!

— О Боже! — Ролан в восхищении заключил жену в объятия и крепко прижал к сердцу. Ярость его испарилась, на смену ей пришло чувство радости и успокоения. Слезы застилали ему глаза, когда он прошептал:

— Дорогая, прости меня! Как и обычно, я оказался полным идиотом, позволив своей гордости и гневу решать все за нас. Но я хочу, чтобы ты знала — я люблю тебя, Анжелика…

— О, Ролан! — воскликнула она. — И я тебя люблю… Так сильно!

Их губы слились в страстном, бесконечном поцелуе. В этот миг барьеры, разделявшие их многие месяцы, рухнули. Супругов подхватила и понесла мощная волна неудержимой страсти. Не переставая целоваться, они в лихорадочной спешке срывали с себя одежды, словно узники, вырвавшиеся на долгожданную свободу.

— Скажи, что ты — моя! — выдохнул Ролан прямо в губы жене.

— Я — твоя! — прошептала Анжелика. — Твоя навеки!

Ролан подхватил жену на руки и увлек в постель. Осторожно уложив ее, он страстным взглядом пожирал ее наготу.

— Мой ангел, моя любовь, — прошептал он, приникая к ее трепещущим губам.

— Мой муж, моя любовь, — томно ответила она.

Она наслаждалась его теплом, ощупывая мощную мускулатуру спины, его упругие ягодицы, ощущая его каменеющее естество. Ролан застонал от наслаждения и впился губами в соблазнительную ложбинку между ее грудями. Анжелика затрепетала, ощутив, как его каменный подбородок надавил на ее твердеющий сосок. А руки ее в это время продолжали свое путешествие по его телу — все ниже и ниже. Наконец они достигли его естества и принялись любовно поглаживать его.

Реакция Ролана была мгновенной и пламенной. Помогая себе руками, он вошел в ее трепещущую, переполненную ожиданием плоть. О, как он был огромен, горяч и тверд, как скала!

И Анжелика унеслась в божественный мир наслаждения…

С яростным стоном он изо всех сил впился в нее губами. Она обвила его ногами и отдалась его ритму безраздельно. Ее тело благодарно принимало все, что он мог дать, и ее размеренные ответные движения в полной мере возвращали Ролану даримое им наслаждение. А Ролан входил в нее все глубже и глубже, пока наконец не наступил чудный миг пламенного освобождения.

Еще одно конвульсивное движение, поднявшее супругов над кроватью, и они, истомленные страстью, слились воедино…

* * *


— Ты жива? — спросил Ролан много позже.

— Почти… — прошептала Анжелика.

— Надеюсь, моя любовь оставила тебя удовлетворенной? — спросил Ролан, устало отодвигаясь от жены.

— Никогда, — с улыбкой заверила его Анжелика, довольная тем, что он задал этот вопрос. Она приподнялась и снова прижалась к мужу. — Но я должна быть кое в чем уверена, Ролан. Когда я вернусь с тобой домой, все и вправду изменится? Будешь ли ты мне доверять на этот раз?

Ролан лишь улыбнулся в ответ.

— Я никогда не могла понять, — задумчиво продолжала Анжелика, — отчего ты был так бескомпромиссен, так повелителен. Я ведь не пыталась обмануть тебя. Неужели ты боялся, что я поведу себя, как Луиза?

— Сердцем я чувствовал, что ничего такого никогда не случится, — ответил Ролан, уставившись в пустоту, — но после свадьбы призраки прошлого вновь стали терзать меня. Видишь ли, в моем первом браке не было любви, не было доверия — одна только злоба и предательство. И когда мы поженились, я вынужден был решать: кому доверять — себе или тебе. — Он принялся задумчиво теребить ее локон цвета воронова крыла. — И то, как я женился на тебе, мой ангел, не делало этот выбор легче… Да тут еще эта твоя ослепительная красота, заставлявшая желать тебя каждого мужчину… А когда ты начала петь, все стало еще хуже. Если честно, это было для меня страшное время. Я не знал, как побороть свою ревность.

— Я всегда была честна с тобой, Ролан.

— О да, — с усмешкой пробормотал он. — С самого начала ты ясно дала понять, сколь много значит для тебя долг, — приподняв подбородок Анжелики, он страстно прошептал: — Но дорогая, ты никогда не говорила, что хочешь быть моей женой. А ведь это я фактически принудил тебя к замужеству. И если я никогда не предлагал тебе выбирать, то лишь потому, что боялся, что ты выберешь свободу…

— Я бы не выбрала, — вздохнула Анжелика так, что Ролан понял — эти слова идут от сердца.

— Сейчас я знаю это… Но именно неуверенность и была причиной моего грубого поведения… Хотя это и не извиняет меня… — он долго молчал, затем взял руку жены и искательно заглянул Анжелике в глаза. — Но есть еще нечто, что, я считаю, ты должна знать. Нечто, о чем я больше не могу молчать и что долго не мот себя заставить рассказать тебе…

— Да?

— Помнишь, я рассказывал тебе, как умерла Луиза? — спросил Ролан, сплетая пальцы Анжелики со своими так, что она ощутила сотрясавшую его дрожь.

— Да…

— Боюсь, я не сказал тебе всей правды, — он сидел, уставившись в пространство. — Там был некто, кого я должен был защитить…

— О… о?

Он кивнул и повернулся к жене.

— Сначала я должен тебя кое о чем спросить — ты слышала эти сплетни, ну, обо мне и Эмили?

Анжелика смело встретила взгляд мужа.

— Да.

— И ты веришь им?

До сегодняшнего дня Анжелика не знала бы, что ответить, но события этого вечера заставили ее выдохнуть:

— Нет!

— Я рад, — благодарно ответил Ролан, продолжая крепко сжимать ей руку, — потому, что эти сплетни не имеют под собой оснований. Не могу сказать, что был безгрешен в первом браке, но мне никогда не пришло бы в голову спать с женой брата.

— Я знаю это, Ролан, — прошептала Анжелика.

— И тем не менее, Луиза была одержима мыслью, что я изменяю ей с Эмили, а Филипп — мой сын. Видишь ли, она очень хотела иметь ребенка, просто зациклилась на этой мысли, но наш брак оказался бездетным… Тогда, в день своей смерти, она услышала замечание о том, как мы с Филиппом похожи. И, к несчастью, вечером у меня в кабинете она застала Эмили и ее сына…

— Подожди! — вскричала Анжелика, в удивлении уставившись на мужа. — Я же слышала, что в тот вечер вы были с женой вдвоем!

— Нет! Именно я настаивал на этой версии, но в действительности все было так, как я тебе говорю.

— И значит, именно Эмили ты и защищал все это время?

— Да, — Ролан согласно кивнул. — Она зашла тогда посоветоваться со мной касательно обучения Филиппа, как часто делала в первое время после смерти мужа. Когда Луиза ворвалась к нам, пьяная, она подумала, что стала свидетельницей романтического свидания. А затем ее взгляд упал на Филиппа, и она совсем обезумела… Похоже, именно его она обвиняла во всех своих несчастьях. Боже, как она была неправа! — на мгновенье он замолк, чтобы проглотить стоявший в горле ком, а затем продолжил рассказ: — Как бы то ни было, пока я успел понять что-нибудь, Луиза схватила мой пистолет и направила его на ребенка, крича при этом, что сейчас разделается с моим ублюдком.

— О нет! Как она могла?! — Анжелика была сражена.

— Наверное, совсем свихнулась, подняв руку на невинное дитя. Конечно, я бросился к ней, чтобы отнять оружие, но Эмили оказалась проворнее… Она ударила по пистолету, когда Луиза спускала курок, раздался выстрел, и моя жена рухнула на ковер смертельно раненная. Остальное… остальное ты знаешь.

— Мой Бог! — прошептала Анжелика. — Тебе пришлось представить все так, что это ты убил жену, чтобы оградить от пересудов Эмили?

— Конечно. Представь, что бы стало с ее репутацией, если бы этот трагический случай стал достоянием молвы. А она и так настрадалась от пьянства моего брата и всей этой истории с его глупой внезапной смертью. Я был просто обязан позаботиться о ее будущем!

— О, Ролан, — обнимая мужа вскричала Анжелика. — Я так тебя люблю за то, что ты сделал это! Но как же перенесла все случившееся Эмили?

— Первое время крайне тяготилась происшедшим. И больше всего страдала от того, что я взял всю вину на себя. Но мне удалось убедить ее, что у нее нет выбора.

— Конечно, у нее не было выбора, — согласно кивнула Анжелика, — и я бы поступила так же, если бы кто-то посмел угрожать Жюстэну! — Она прижалась к мужу и добавила: — О дорогой, теперь мне все понятно. Вот почему тебя и Эмили связывают такие близкие отношения…

— Да. А ты думала?..

— Нет, конечно нет. Я доверяю и тебе, и ей, — через минуту Анжелика добавила: — Однако будешь ли ты доверять мне?

— Дорогая, клянусь, я сделаю все, чтобы побороть свою ревность, — для пущей убедительности Ролан поцеловал жену в щеку. — Но я навсегда останусь пылким креолом и буду требовать всего твоего внимания. Однако, если мне не удастся, — он улыбнулся и неожиданно взъерошил жене волосы, — можешь побить меня по голове своим ночным шлепанцем!

— Пожалуй, я так и поступлю, — рассмеялась Анжелика, сияя от счастья. — Но для этого я лучше использую свой стальной корсет. Надеюсь, голова у тебя достаточно крепкая, Ролан.

Засмеялся и Ролан, его глаза упивались божественной наготой Анжелики.

— Хорошо, котенок, ты полностью свободна сейчас, и мне кажется, я не имею права удерживать тебя. Кстати, тебе, наверное, пора на бал… Наверное, ты очень расстроена, что до сих пор не там… Может быть, нам следует отправиться туда?

— Нет, давай не поедем, — Анжелика поцеловала мужа. — В любом случае, мне ведь и так неплохо с тобой… Раздетой и изнасилованной!

— Изнасилованной!? — с невинным видом удивился Ролан.

— Изнасилованной по согласию! — смеясь отпарировала Анжелика.

Ролан усмехнулся и еще теснее прижал жену к себе.

— А ты уверена, что не станешь жалеть об упущенном шансе стать примадонной мирового класса? Овации… гастроли… ну, короче, все — как у Дженни Линд?

— Нет, не пожалею! Хотя я довольна, что мне посчастливилось испытать все это однажды. Все было так похоже на первую любовь. Но ведь ничто на свете не сравнится с твоей любовью, Ролан!

— О, дорогая, ты заставляешь меня терять рассудок! — воскликнул Ролан, усаживая жену себе на колени.

— Уж я позабочусь о тебе, дорогой… — проворковала Анжелика, приникая к его губам…

— А когда ты поняла, что любишь меня? — спросил Ролан, отрываясь от очередного поцелуя.

— Думаю, в тот день, когда увидела тебя с Каролиной… когда я хотела сбежать… — мечтательная улыбка вновь осветила прелестное лицо Анжелики, — я была так зла, что ты не хочешь меня!

— Желание обладать тобой сводило меня с ума! — Ролан зашелся смехом, покрывая тело жену поцелуями. — Думаю, я влюбился в тебя в тот же миг, как увидел на рынке…

— Неужели? О, Ролан! — затем с капризным выражением Анжелика добавила: — Ведь ты был так груб в тот день… Такой чужой и далекий…

— Конечно, но знаешь, я разрывался от желания… — и Ролан снова принялся осыпать жену поцелуями.

— Ты уверена, что однажды не захочешь снова выйти на сцену? — спросил он, чтобы лишний раз убедиться в своем счастье, отрываясь на миг от своего упоительного занятия.

— О… может быть, годы спустя, когда наши дети подрастут… — но в этот момент его губы добрались снова до ее соска и она томно закончила: — Но и тогда, наверное, — нет.

— И ты уверена, что не хочешь сейчас отправиться на прием, где тебя ждет триумф?

— Весь мой триумф сейчас — здесь, — прижимаясь еще теснее к мужу, прошептала Анжелика. — А сейчас, милый супруг, ответьте, чего вы желаете?

Бросив на жену взгляд, от которого у нее сильнее забилось сердце, Ролан произнес:

— Желаю, чтобы наш ребенок был рядом и разделил нашу радость. Наша семья слишком долго жила порознь…

— О, Ролан…

С дьявольским блеском в глазах он добавил:

— Однако прежде чем мы отправимся за ним…

Анжелика застонала от предвкушения удовольствия, и Ролан вновь и вновь убеждал ее делом в монолитной крепости своего чувства.

Часа два спустя им все же удалось вернуться в отель с Жюстэном, избавленным в эту ночь от забот семейства Миро. Они облачились в ночные сорочки и уложили ребенка в постель.

Ролан наблюдал, как Анжелика, обнажив грудь, кормит его сына, напевая Жюстэну колыбельную. Никогда прежде он не был так переполнен чувством, как сейчас.

А потом супруги сидели рядом и умилялись, глядя, как изучает их голубыми отцовскими глазками Жюстэн.

— Знаешь, у тебя действительно ангельский голос, — прошептал Ролан.