Поспешная женитьба
Элизабет Роллз








«Поспешная женитьба». Запутанная и увлекательная история о человеке, который боялся влюбиться, о подмене невесты и браке по расчету. Переплетение судеб, страсть и страх перед новым чувством, роковая любовь наполняют произведение нетривиальным содержанием и делают чтение незабываемым.




В свои тридцать два вдовствующий граф Питер Дарлстон, богатый, красивый и обходительный, был брачным призом первой величины. Однако первая неудачная женитьба роковой печатью легла на его судьбе. Но долг заставил графа подумать о наследнике. Мисс Фолиот показалась ему привлекательной и умной молодой леди, но несколько их мимолетных встреч ни к чему бы не привели, не случись скандала: родственник девушки, шулер и пьяница, много проиграл Дарлстону и оскорбил его. Скандал произошел при свидетелях, и простить граф не может. Зная, что долг безрассудного повесы разорит семью, Питер сделал мисс Фолиот предложение. А после свадьбы открылись такие обстоятельства, что молодые супруги всерьез задумались, не поторопились ли они с браком…






Элизабет Роллз

Поспешная женитьба





Глава 1


Беспристрастного наблюдателя можно было бы и простить за утверждение, что в тот прекрасный весенний вечер в залах клуба «Олмак» собралось исключительно светское общество, единое в желании повеселиться от души. Юные леди, одетые с притворной застенчивостью в шелковые платья пастельных тонов, фланировали в окружении денди, облаченных в пышные одеяния. Озабоченные мамаши шептались, собравшись группками, каждая уверенная в том, что ее чадо затмевает всех остальных красотой и элегантностью. В общем, сцена представляла собой некоторый интерес для всякого, кто изучает человеческую натуру.

Молодой светловолосый джентльмен, однако, стоял в стороне. Хотя одет он был подобающим образом и с большим вкусом, казалось, что чувствовал он себя в этом окружении несколько стесненным. Он вежливо отвечал на приветствия многих знакомых, на лицах которых читалось удивление, что они видят его в таком месте.

Так или иначе, но почтенный Джордж Кастер пребывал в глубочайшей задумчивости, а в его голубых глазах плескалось беспокойство. С угасающей надеждой и ожиданием смотрел он на входную дверь зала. Было без десяти одиннадцать.

«Если Питер в ближайшие минуты не прибудет, то его сюда уже не пустят, — думал Джордж. — Эти надменные дамы не смягчили своих правил даже для героя Англии, его светлости герцога Веллингтонского, и конечно же не сделают исключения для Питера Огастеса Фробишера, седьмого графа Дарлстонского. Нет, не пустят, несмотря на его красоту и бесспорное обаяние. — Но тут же в голову ему пришло нечто более оптимистичное. — Если он не приедет, то и мне здесь делать нечего, и надо будет поискать развлечений где-нибудь в другом месте и в более дружеской компании. Патронессы вольны деспотично придерживаться правила, что никто не может войти сюда после одиннадцати часов, но у них нет такого правила, чтобы удерживать джентльмена, когда бы он ни захотел уйти».

Мистер Кастер искренне надеялся, что ни одной из шести возвышенных дам, опекающих «Олмак», такая мысль в голову не пришла. Иначе, и Джордж в этом почти не сомневался, они заставили бы светское общество подчиниться такому правилу и только потом отбросили бы его как неуместное.

Слегка удивленный мелодичный голос отвлек его от этих гнетущих раздумий.

— И ты здесь, Джордж! Почему?! Только не говори, что Дарлстон принес нас в жертву этому вечеру!

Кастер обернулся, — мрачное выражение лица уступило место более привычной для него веселой улыбке.

— Боже мой! Каррингтон! Питер и тебя пригласил? Какого черта?! Что он задумал?!

— Похоже, разыграл нас, — ответил виконт Каррингтон. — Не беда. Минут через десять мы сможем пойти и подождать его на улице. Еще пять минут, и не спеша отправимся отсюда на пастбище, более привлекательное.

— Как раз об этом я и думал, — ухмыльнулся Кастер, поправляя светлые локоны. — Ты не знаешь, зачем он нас позвал сюда?

— Не имею ни малейшего понятия… А ты знаешь?

Кастер задумчиво почесал нос.

— Подозреваю кое-что. Видишь ли, я был с ним, когда он услышал о смерти Николаса Фробишера прошлой зимой. Несчастный случай на охоте.

Каррингтон выглядел более чем недоумевающим.

— Ну, знаю. Питер очень страдал тогда. Он любил этого пария. В конце концов, он был его наследником. Но тут не из-за чего сходить с ума… — И тут же произнес вежливым тоном: — Добрый вечер, леди Сефтон. Как приятно видеть вас здесь.

Миловидная дама спокойно улыбнулась ему в ответ и сказала без тени сарказма:

— Вас же, лорд Каррингтон и мистер Кастер, видеть здесь непривычно. А между тем вам следует приходить к нам. Юные леди не должны скучать у входных дверей в надежде обрести партнера по танцам. Я окажу вам услугу и познакомлю с самыми хорошенькими из них. — Ни один мускул на ее лице не дрогнул, выдавая внутреннее веселье, которое, как понимал Джордж, она испытывала, глядя на выражение ужаса на лице виконта. Свой заключительный выпад она сделала с абсолютно бесстрастным лицом: — И конечно же, милорд, я надеюсь, что вы составите мне компанию на ужине. — Она удалилась, смешавшись с толпой, не ожидая ответа на то, что было равносильно королевскому приказу.

— Как я боялся, что хоть одна из них, да додумается! — простонал Кастер.

— До чего додумается? — поинтересовался Каррингтон.

— А, не обращай внимания. Из нас сделали коровьих ухажеров. Давай, поделись своей теорией, а потом мы бросим монету, кому выпадет честь вызвать Питера на дуэль.

Кастер собрался с мыслями и продолжил:

— Итак, Николас умер. Полагаю, ты не знаешь, кто теперь наследник Питера?

— Естественно, не знаю. Я не слежу за дальними родственниками моих друзей. — И, немного помедлив, тоном человека, потрясенного самой такой возможностью, воскликнул: — Боже! Не может быть! Неужели Джек Фробишер?

Джордж кивнул. Каррингтон немного подумал.

— Питер такого не перенесет… Он непременно должен опять жениться. Как бы затруднительно это ни было ему после неудачи с Мелиссой, теперь он должен сделать правильный выбор.

— Будем надеяться, — хмыкнул Джордж. — Думаю, потому мы и здесь. Помочь ему подобрать жену! Или, по крайней мере, оказать моральную поддержку, когда он сам будет выбирать. И моли Господа, если Он наблюдает за нами, чтобы Питер не надумал жениться на Каролине Давентри!

В этот момент шум удивления прошелестел над толпой, и они увидели, что почти все уставились на входную дверь. Вошел высокий статный джентльмен. Вьющиеся черные волосы были зачесаны по моде, а темно-карие глаза, казалось, обыскивали зал. Через минуту его прямой взгляд остановился на лорде Каррингтоне и мистере Кастере. Улыбка осветила лицо джентльмена, когда он пошел к ним. Это был Питер Огастес Фробишер, граф Дарлстонский, ветеран Пиренейской войны и герой Ватерлоо собственной персоной. Он подошел к друзьям и незаметно подмигнул:

— Как великодушно с вашей стороны, что вы не сбежали! Наверняка и не надеялись, что я объявлюсь?!

— Если бы ты не появился, то у тебя было бы на двоих друзей меньше, — колко ответил Каррингтон.

— Какая крайность! — развеселился граф. — Вы же могли уйти. В самом деле, когда я всовывал свою неустрашимость в карету, мне пришло в голову, что надо просто подождать и вы оба вскоре появитесь. Нет же такого правила, чтобы задержать вас.

Пока его возмущенные друзья пытались набраться храбрости, чтобы спросить, что именно он имел в виду, к ним подошла привлекательная дама лет пятидесяти и похлопала Дарлстона по руке:

— Питер, негодник! Ты-то что делаешь здесь, на ярмарке невест? — В голосе ее слышались глубокая привязанность и любовь, и граф повернулся к ней с радостной улыбкой:

— Тетя Луиза! — Он наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку. — Приехал ради удовольствия видеть вас разодетой, как рождественская елка. Не верите?!

— Охотно верю. Как я рада видеть тебя. Вас тоже, Джордж, Майкл. Как же давно это было — вы мальчишками носились по усадьбе, и спасения не было от вашего шума и грязной обуви. — Она улыбнулась своим воспоминаниям.

— Только вчера, леди Иденхоуп, если судить по тому, как хорошо вы помните все наши грехи, — со смехом ответил Кастер.

Леди Иденхоуп не доводилась родственницей Дарлстону, а была лучшей подругой его матери, но любила его и заботилась о нем. И конечно же имела совершенно ясные представления, почему он появился здесь после многих лет.

В свои тридцать два вдовствующий граф был брачным призом первой величины. Чрезвычайно богатый, древнего благородного рода, он к тому же был красив и очарователен, что и легло роковой печатью на его судьбе. Сознавая это, он несколько последних лет избегал респектабельных развлечений, доступных в столицах, и предпочитал проводить время в делах, которые не могли завести его в круг ищущих замужества юных девиц и их мамаш.

— Что ж, приятно видеть вас здесь, — сказала леди Иденхоуп. — Мне надо идти. Я здесь — дуэнья дочери одной подруги и не должна отвлекаться от своих обязанностей. Милая девочка. Она тут нарасхват.

Она растворилась в толпе, а три джентльмена задумчиво смотрели друг на друга. Молчание нарушил Дарлстон, беспечно заявив:

— Что ж, еще раз головой в омут, дорогие друзья! Никаких сомнений — нас здесь без внимания не оставят.

Раз за разом их представляли юным леди, и все как одна казались льстиво угодливыми в стремлении произвести на них впечатление. Большая часть знакомств пришлась на долю Джорджа Кастера и лорда Каррингтона, и им это нравилось. Что касается лорда Дарлстона — все складывалось иначе. Несмотря на то что его представили самой очаровательной мисс Фолиот, он оставался рассеянным. Здесь, в «Олмаке», двенадцать лет назад, он встретил свою первую жену и влюбился до безумия в ее красивое лицо и очаровательные манеры. Теперь он с горечью корил себя за то, что был тогда слишком наивным и не понимал, насколько привлекательны титул, обладателем которого вскоре он должен был стать, и богатство. С усилием он вернулся мыслями из прошлого к своей партнерше по танцу:

— Прошу прощения, мисс Фолиот, я задумался. Так что вы сказали?

— Ничего значимого, — приятно улыбнувшись, ответила ему мисс Фолиот. — Просто вежливые банальности. Не присесть ли нам?

— Конечно. — И он повел ее к креслам.

В самом деле, мисс Фолиот была прелестной девочкой — он это видел. Недоброжелательные матроны сказали бы, что у нее рыжие волосы, хотя они были насыщенно-каштановыми. Тонкие черты лица прекрасно гармонировали с волосами. Широко поставленные серые глаза смотрели на него с наивным удовольствием, а улыбка была восхитительной. Ее фигура была такой, какие ему нравились: стройная, но при этом женственная.

Пока они танцевали, Дарлстон пытался вызвать ее на откровенность, но она мало что сказала о себе, лишь учтиво поддакивала его комментариям. Когда он спросил, нравится ли ей посещать «Олмак», она ответила с энтузиазмом:

— О да, милорд! Очень нравится. Так приятно видеть много новых лиц… И можно танцевать всю ночь!

Из этих слов лорд Дарлстон поспешно заключил, что эта юная леди — не совсем то, что ему надо. Хотя он не хотел жениться на болтушке, но предпочел бы найти леди, которая может добавить в разговор немного больше. Вовсе не желая быть недобрым, он счел, что мисс Фолиот глуповата. Очаровательна, мила, но не в его вкусе!

Закончив танец, он вернул мисс Фолиот ее матери, к которой к этому времени присоединился ее супруг — добродушный джентльмен среднего роста, как и следующий партнер мисс Фолиот. Его Дарлстону представили как мистера Ричарда Уинтона, в котором он сразу распознал консерватора. Мужчины перекинулись парой фраз, потом мистер Уинтон извинился и пошел танцевать с мисс Фолиот.

Дарлстон заметил, что с этим партнером мисс Фолиот болтала весело и без малейшего намека на застенчивость. Наблюдая за парой, ее отец пояснил:

— Мистер Уинтон наш сосед по поместью. Всегда легче общаться со старыми знакомыми.

В ответ Дарлстон улыбнулся, попрощался и пошел искать Кастера и Каррингтона. Джорджа найти оказалось легко — он танцевал там же, где и мистер Уинтон с мисс Фолиот. А через несколько минут Дарлстон нашел и Каррингтона, вежливо слушавшего леди Джерси, еще одну патронессу.

— Дарлстон, драгоценный мой! Поверить не могла, когда Мария Сефтон сказала мне, что ты здесь. Это ты там стоял с мисс Фолиот? Очаровательное дитя. Чуть застенчива! Родители — душки, а вот братец!.. О! Драгоценный мой! Он только наполовину брат. Первая миссис Фолиот умерла совсем молодой, как я полагаю, а через несколько лет Джон Фолиот снова женился. Такое бывает, как ты знаешь, Дарлстон, Ну, я должна бежать. Заглядывайте к нам.

И она запорхала дальше, чтобы скорее информировать все и вся о том, о чем только догадывалась. Дарлстон снова собирается жениться! И очень вовремя! В конце концов, должен же он продолжить свой род. Иначе когда-нибудь придется за графа Дарлстонского принимать отвратительного Джека Фробишера! Кроме того, прошло достаточно времени, чтобы пережить страшную боль из-за того, как с ним обошлась эта нахалка Мелисса. Сбежать с Бартоном! Таким вульгарным образом! Таким же вульгарным, как тот несчастный случай, при котором она сломала себе шею. Хоть избавила его от скандального развода!

Каррингтон и Дарлстон смотрели ей вслед, отчетливо понимая, что она сейчас всем наговорит.

Дарлстон скривился:

— У меня отчетливое впечатление, что леди Джерси знает обо мне все. Вплоть до того, что сегодня привело меня сюда.

— Кого тут обманешь, дорогой мой, — изумился Каррингтон. — Каждый, кто тебя знает, сразу решил эту задачку. Особенно когда увидел тебя с той рыжей чаровницей.

— Какая скукотища! — посетовал Дарлстон. — Это только на словах все так почтенно.

— Но ты этого хочешь или нет? — прямо спросил Каррингтон.

Дарлстон снова вздохнул:

— Только Господь знает, за что я тебя терплю, Майкл. У тебя отвратительная привычка все время быть омерзительно правым. Ладно, вон идет Джордж. Ну как, получил удовольствие?

— Еще какое! — рассмеялся Джордж. — Моя партнерша, мисс Блэкберн, — очаровательная штучка. Если дальше так пойдет, к утру у меня голова закружится от танцев с ней или я останусь с пустыми карманами.

— Ты и с пустыми карманами окажешься, и мертвецки пьяным, если позволишь впечатлительности сбить тебя с пути истинного и завести в пасторскую мышеловку, — съязвил Дарлстон.

Кастер ошарашенно на него посмотрел:

— Меня? В пасторскую мышеловку? Кому я нужен? Я — младший сын, как ты знаешь! Это твой удел, Питер! Мы скоро увидим, как ты влюбишься и шагнешь к алтарю.

— Влюбишься! — взвился Дарлстон. — Ты это серьезно?! Я же говорил вам, что покончил с такой чепухой! Этот брак будет для дела. Если девочка правильно воспитана, чтобы знать свои обязанности, и если нет выраженного противоядия… — Он замолчал не договорив.

Кастер с лордом Каррингтоном озабоченно переглянулись. Дело, оказывается, обстояло худо: какие надежды мог лелеять этот несчастный на счастливый брак, если так ожесточен? И что тут говорить о бедной девушке, которая примет его предложение!

— Тогда тебе вначале надо бы удостовериться, что избранница безразлична к тебе, — после минутного молчания задумчиво произнес Кастер. — В конце концов, не хочешь же ты обходиться с бедным ребенком так грязно, как когда-то обошлись с тобой. О боже! Леди Сефтон идет сюда. Могу поспорить, она и Питера собирается взнуздать.

Приближение леди Сефтон оборвало их разговор, но замечание Кастера достигло цели. Мысль, что он может ранить невинного человека точно так же, как когда-то ранили его, заставила Питера крепко задуматься. До сих пор его будущая невеста была некоей гипотетической, нереальной фигурой. Теперь вдруг она стала личностью, с мыслями, чувствами и, возможно, сердцем, которое можно разбить, хотя лицо и фигура все еще представлялись смутными контурами. Да, Джордж прав: лучше сначала убедиться, что избранница равнодушна к тебе, кем бы она ни была.

* * *


Двумя днями позже леди Каролина Давентри сидела в своей розовой гостиной, уставившись на дверь, которая только что закрылась за пятым утренним посетителем. Обычно томные голубые глаза ее сверкали бешенством, а каждый изгиб женственной фигуры был напряжен от негодования. Ее без снисхождения поставили в положение, когда она была вынуждена сдерживать дикую ярость, пока другая дама, мило улыбаясь, с полной уверенностью говорила ей, что «дорогой Питер» опять намерен жениться.

Ничто не было упущено в рассказе о его появлении в «Олмаке» и танце с мисс Фолиот, а тот факт, что он задержался на несколько минут, беседуя с ее родителями, породил необузданный полет фантазии. И уже пошли слухи, что мистеру Ричарду Уинтону, до сих пор наиболее вероятному кандидату на руку мисс Фолиот, дают от ворот поворот.

Каролина Давентри была неглупа! Она хорошо понимала, что надо делать скидку на фантастические преувеличения, но даже то, что оставалось, ее встревожило. В обществе знали, что последние годы она была любовницей Дарлстона. Ей и в голову не приходило, что он может надумать снова жениться. Казалось, он был вполне удовлетворен ее благосклонностью, и она довольствовалась своим положением. Но если он женится, то, понятно, ситуация изменится.

Пока — все нормально! Во всяком случае, не мог он сразу влюбиться в маленькую жеманную дебютантку. Такое обстоятельство делало задачу Каролины проще. Но действовать надо быстро. Если Дарлстон снова решил жениться, то она не упустит возможности стать новой графиней!




В то же самое утро лорд Дарлстон решил прокатиться на кобыле, которую купил на прошлой неделе. Каждый раз, когда он собирался на ней прокатиться, что-нибудь отвлекало его. В это утро он устроил все так, чтобы ничто не смогло помешать ему. И в восемь часов утра (неприлично раннее время) уже покачивался в седле ретивой гнедой кобылы.

Подъезжая к парку, Дарлстон с облегчением отметил, что аллеи практически пусты. Никаких экипажей, никаких других признаков, что тут кто-то может узнать его. Ничего удивительного: в такое время большинство аристократов еще нежились в постели после развлечений минувшего вечера.

Кобыла Гризельда нетерпеливо вытанцовывала, желая побегать. В целях воспитания Дарлстон сотню ярдов провел ее спокойным шагом, а потом пустил легким галопом. Он уверенно сидел в седле, отпустив повод, и, как он оценивал, ход ее был впечатляющим: ровным, легким. Единственным недостатком кобылы, если это можно назвать недостатком, была игривость.

«О да! Все мы когда-то были молодыми», — снисходительно подумал он и тут заметил, что к ним стремительно приближается фаэтон, рядом с которым бежит огромная серая собака.

— Господи! — воскликнул он. — Кого это несет в такой-то час?!

Дарлстон пустил кобылу шагом, чтобы не напугать пару, впряженную в фаэтон. Когда экипаж приблизился, он понял, что знает его седоков. Джентльмен, управлявший фаэтоном, вежливо кивнул и проехал бы мимо, если бы Дарлстон не осадил лошадь и не сказал:

— Как поживаете, мистер Фолиот? И вы, мисс Фолиот. Хотя нет нужды спрашивать, выглядите вы прелестно.

— Лорд Дарлстон! Очень приятно! Я не знал, что вы знакомы с… — Мистер Фолиот резко прервал фразу.

— Конечно, я знаком с мисс Фолиот! — ответил слегка недоумевающий Дарлстон. — Она оказала честь танцевать со мной в «Олмаке» два дня назад.

— О! Как же! Конечно, конечно. — Мистер Фолиот окончательно смутился. — Прошу прощения, лорд Дарлстон!

— Не беспокойтесь об этом, сэр. Миссис Фолиот предупредила меня, что у вас дырявая память, — засмеялся Дарлстон. Ему понравился этот простой господин с добрыми глазами. Он повернулся к его дочери: — Надеюсь, в вашей памяти наш танец занял более прочное место. Или у вас столько партнеров по танцам, что ни вы, ни ваши родители всех запомнить не можете?

Она рассмеялась:

— О нет! Лорд Дарлстон, этот танец остался в моей памяти.

Дарлстон заговорил не сразу. Этим утром она была совсем другой. Было что-то в ее глазах… Хотя девушка мило улыбалась ему, создавалось впечатление, что эти большие серые глаза смотрят сквозь него. Стараясь собраться с мыслями, он спросил:

— Смею ли я поинтересоваться, что заставило вас выйти из дому в такой ранний час? Это, должно быть, стоило вам больших усилий после званого вечера, который вы удостоили своим присутствием.

Она засмеялась:

— Но в парке намного приятнее, когда нет посетителей! И еще более приятно, чем в переполненном бальном зале. Кроме того, — она показала пальцем на собаку, которая сидела рядом с фаэтоном, — бедняжке Гелерту нужно больше физических упражнений, чем она сможет получить позже, когда надо будет часто останавливаться из вежливости.

— Понимаю, мисс Фолиот. Я в такой час вывел эту безрассудную кобылу по этой же причине.

— Она красавица! Молоденькая еще, — заметил мистер Фолиот. — Как ее кличка?

— Да, она еще молодая. Трехлетка. Купил на прошлой неделе. А кличка — Гризельда. Немного раздражительна.

— Значит, ее неправильно назвали, — улыбнулась мисс Фолиот. — Разве Гризельде не положено быть терпеливой?

— Вы имеете в виду то слезливое создание — из Чосера? — удивленно спросил Дарлстон. Многие молодые леди зачитывались Байроном, но тут он столкнулся с девушкой, которая была знакома со средневековой литературой.

— То есть женщину. Она появляется и в «Декамероне», как вы знаете, — ответила мисс Фолиот. — Приятно встретить единомышленника, который тоже считает ее глупой за то, что она терпела такого отвратительного мужа. Ей следовало прямо сказать ему, что он идиот!

— Пожалуй, мисс Фолиот, — согласился Дарлстон. — Легко могу себе представить, что вы так и сделали бы.

— Я, возможно, натравила бы на него Гелерта, — ответила она.

— Это, пожалуй, быстрее привело бы его в чувство, — усмехнулся Дарлстон. — Ирландский волкодав, да? Никогда не видел такой великолепной особи этой породы.

— Все правильно, — снова мило улыбнулась мисс Фолиот. — А многие люди расспрашивают о его родословной в высокомерной манере, — меня это очень злит.

— Могу себе представить…

Но тут же подумал, что, несомненно, мисс Фолиот сильно отличалась от других девиц. Но не она ли говорила той ночью, что ей нравится танцевать и встречать новых людей?

Он потихоньку надавил на нее:

— Я думаю, той ночью вы покривили душой, мисс Фолиот. Я отчетливо помню, как вы мне говорили, что вам нравится танцевать и встречать новых людей.

И снова он услышал взрыв смеха.

— Боже мой! Неужели вы ожидали, что девушка скажет джентльмену, которого ей только что представили, до чего не любит новых знакомств? Кроме того, как я уже сказала, тот танец был очень приятным.

— Всего лишь вежливая формальность, мисс Фолиот.

— Ничуть, милорд. Вы правда хорошо танцуете, — добавила она тоном великодушной щедрости.

Теперь расхохотался он:

— Это равносильно лести, мисс Фолиот, — и добавил, поскольку Гризельда все время двигалась бочком в сторону: — Мне не следует больше сдерживать нетерпеливую Гризельду. Сэр! Ваш покорный слуга. Мисс Фолиот! Ваш самый смиренный слуга.

Они пожелали ему всего хорошего. Дарлстон приподнял шляпу, прощаясь с мисс Фолиот, и пустил лошадь шагом, продолжив свой путь. Но его не покидали мысли, что ему доставило бы удовольствие снова встретиться с мисс Фолиот. Она была в высшей степени привлекательной молодой леди.




Глава 2


Дарлстон был излишне оптимистичен, полагая, что ранним утром в парке не будет светских завсегдатаев. По меньшей мере двое видели не только его верховую прогулку, но и разговор с Фолиотами. Пересуды, распространяясь, точно круги по воде, достигли ушей леди Каролины. Она обеспокоилась всерьез, и на очередном балу наговорила мисс Фолиот гнусностей. Мисс Фолиот выглядела крайне недоумевающей. Ко всему прочему леди Каролина заметила возросшую отчужденность своего любовника. И раньше не открывавший своих чувств, Дарлстон теперь показался ей холоднее и неприступнее. Даже когда он занимался с ней любовью с обычной своей сноровкой и мастерством, мысли его блуждали где-то далеко. Леди Каролина прокрутила в голове множество планов и наконец выбрала способ действий, который предусматривал для начала, что Дарлстон не сможет увидеться с ней наедине длительное время, больше недели.

Первым шагом в ее кампании было составленное в осторожных выражениях приглашение его светлости на ужин однажды вечером. Она понимала, что действовать надо очень осторожно. Дарлстон был не из тех, кем можно управлять. Если он заподозрит, что она интригует, то все будет кончено. Приятный романтический вечер вдвоем, с любимым вином и угощением, по ее мнению, должен был помочь в ее замыслах. Потом, когда он расслабится, она перейдет к следующей задаче: попробует отвлечь его от мыслей о скором браке с молодой прелестницей. Затем останется убедить его, что она была бы ему самой подходящей женой.

Лорд Дарлстон явился в условленный вечер на поздний ужин в приятном предвкушении. У леди Каролины был искусный повар, и она знала утонченный вкус Дарлстона в винах. Сама же она выглядела необычайно соблазнительной.

Дарлстон вошел в гостиную леди Каролины и застал ее в обществе приживалки, мисс Джеймсон, унылого существа лет шестидесяти. Она доводилась кузиной покойному сэру Невилю Давентри и жила в доме лишь для того, чтобы придавать ауру респектабельности хозяйке. В действительности леди Каролина делала что хотела, освобождаясь от опеки мисс Джеймсон, когда ей было надо.

Дарлстон учтиво приветствовал обеих дам, и с особым участием — старую леди:

— Мисс Джеймсон! Как приятно видеть вас. Надеюсь, вы в порядке?

— Я в полном порядке, лорд Дарлстон. А вы? Мы так давно не видели вас.

Ее прервала леди Каролина:

— Да, я уверена, что лорд Дарлстон в порядке, кузина Люси, иначе бы он не пришел. А сейчас мы не станем вас задерживать, вам пора в постель. Спокойной ночи.

Лорд Дарлстон едва заметно нахмурился. Не то чтобы он хотел остаться в обществе мисс Джеймсон, но манера, в какой ее изгнали, покоробила его. Леди Каролина его хмурости не заметила. Как большинство эгоцентриков, она не понимала, как можно мириться с неприятной компанией только ради того, чтобы выставить себя в выгодном свете.

Дарлстон подошел к двери и открыл ее, говоря:

— Доброй ночи, мисс Джеймсон. Очень грустно, что вы лишаете нас вашей компании. Возможно, в другой раз мне повезет больше.

Она взглянула на него и криво усмехнулась, выходя из комнаты, и ее тихую реплику слышал только он:

— Не повезет, милорд. Спокойной ночи, и храни вас Господь!

Закрыв за ней дверь, Дарлстон повернулся к хозяйке, которая выглядела немного обиженной.

— Право, Питер, дорогой, не понимаю, почему ты так беспокоишься о ней. Я ее держу, только чтобы предотвратить сплетни.

Дарлстон помолчал, потом сказал с притворной веселостью:

— Доброта ничего не стоит, Каролина, а ее положение приживалки не может быть счастливым.

Каролина не поняла, к чему он клонит, но была достаточно сообразительной, чтобы понять, что в чем-то промахнулась. Она подплыла к нему и обняла за шею:

— О, Питер! Я не хотела быть недоброй к бедняжке Люси! Но последнее время я так мало видела тебя, что хотела, чтобы мы поскорее остались одни.

Голубые глаза Каролины наполнились страстью, когда она почувствовала его руки на своей талии. Ее отклик был немедленный и требовательный.

Дарлстон испытал физическое желание не меньшее, чем она, но, как всегда, какая-то часть его сознания оставалась безразличной.

Через несколько мгновений он осторожно выпустил Каролину из объятий и сказал:

— Может, сначала поужинаем, Каролина? А то, боюсь, насладившись твоим совершенством, я не смогу оценить талант твоего повара.

— Как хочешь, мой дорогой.

Когда они сели за стол, сервированный на двоих, леди Каролина вяло произнесла:

— Знаешь, Питер, если не считать твоего присутствия, Лондон стал ужасно скучным. Так надоело видеть одни и те же лица, слышать одни и те же сплетни! Это переходит все границы!

Дарлстон про себя позабавился.

— Моя дорогая, не думаешь ли ты перебраться в поместье? Боюсь, там тебе покажется еще скучнее.

От такого предположения ее передернуло.

— В поместье?! В такой сезон! Что за нелепая идея! Конечно нет! Я думаю о Париже. У меня там друзья, как ты знаешь. И я уже давно не ездила во Францию. Париж всегда так прекрасен! Тебе положить утенка? — Она решила, что для одного раза сказала достаточно.

Согласившись на утенка и немного спаржи, Дарлстон сам вернулся к этому разговору:

— А что такого можно найти в Париже, моя радость? Новые платья, новые обожатели? Новые сплетни?

Она звонко рассмеялась:

— Конечно, мой дорогой! Все вместе! Но что мы все обо мне? Расскажи, чем ты был так занят, что сторонился меня все эти дни?

Дарлстон насторожился. Последнее, чего он хотел бы, — это довериться Каролине.

— Так, встретился со старыми друзьями, Делал кое-что, — уклончиво ответил он. — Сейчас в городе Кастер и Каррингтон. Много времени проводил с ними.

— Я слышала, что вы все вместе были в «Олмаке»? — дерзко спросила она. — Уверена, это самое невероятное место, где можно увидеть любого из вас. И уж тем более всех троих вместе! Вы, должно быть, посеяли такие надежды в сердцах молодых леди и их мамаш! — Она звонко рассмеялась и, пригубив вина, осторожно наблюдала за его реакцией.

Дарлстон нахмурился, и Каролина тут же сменила тему:

— Как поживают мистер Кастер и лорд Каррингтон?

— Неплохо. Каррингтон уехал в Бат на несколько дней. Там учится в школе его младшая сестра. Она приболела немного.

— Бедное дитя, — притворно вздохнула леди Каролина, радуясь тому, как хорошо, что одного из закадычных дружков Дарлстона нет в городе. Вдвоем Кастер и Каррингтон могли бы помешать ее планам.

До конца ужина она поддерживала разговор на нейтральные темы. А когда Дарлстон потянулся за графинчиком с бренди, встала и сказала с улыбкой:

— Извини меня, я ненадолго.

— Постарайся возвратиться быстрее, — произнес он, тоже вставая. — Уверен, ты не заставишь меня ждать!

Проводив Каролину до двери, он вернулся к столу и налил себе бокал прекрасного старого бренди, который припас еще покойный сэр Невиль. Благоговейно поцеживая янтарную жидкость, он обдумывал предложение Каролины посетить Париж. Дарлстон подозревал, что главная причина, по которой ей скучно в Лондоне, в том, что ее незаметно, но бесповоротно изгнали из большого числа влиятельных общественных заведений. Каролина была неосмотрительна с парой своих любовников, и даже поговаривали, что она ублажала джентльменов в своем шотландском доме еще во время траура по мужу. Патронессы «Олмака» дали ясно понять, что ей обращаться к ним за поручительством бесполезно. Естественно, открыто ничего сказано не было, но леди Каролина и не рискнула бы обратиться к ним. Не хватало еще быть изгнанной публично! Хотя она заверяла, что такие развлечения не в ее вкусе, Дарлстон не сомневался, что она хотела бы получить право входа пусть для того, чтобы с презрением отвергнуть его. Очевидно, что в Париже, где ее не так хорошо знают, у нее будет иная репутация.

Превосходный бренди возбуждал другие мысли и в значительной мере умерял пыл графского нетерпения в затянувшееся отсутствие леди Каролины. Ему в голову не приходило, что она умышленно распаляла его до крайности, давала время обдумать ее планы. Зато посетила мысль, что, если Каролина скроется в Париже, ему будет чертовски неудобно и лень тратить усилия, чтобы обзавестись новой любовницей. Ему даже думать, было противно о какой-то другой кандидатке, которая могла бы занять место Каролины в случае ее отъезда. Он не питал иллюзий относительно чувств Каролины к нему. В Париж она может поехать одна, но вряд ли одна вернется.

Дарлстон уже стал забавляться идеей поехать за ней, но тут Каролина вошла в комнату. Свое элегантное платье из темно-голубого атласа она сменила на воздушное одеяние из розовой вуали. Не было сомнений, что под вуалью на ней ничего нет.

Леди Каролина подплыла к дивану и села, призывно улыбаясь. Вуаль распахнулась, обнажая красивую белую ногу; Каролина не потрудилась прикрыть ее. Не сводя глаз с ее лица, Дарлстон подошел к дивану, но леди Каролина видела напряжение в каждой линии его атлетического тела. Он встал рядом, с нарастающим вожделением глядя на сладострастные изгибы ее тела.

— Как тебе нравится мое новое платье? — проворковала она.

— Очень нравится, моя радость! — ответил он. — Но я оценю его вполне, если сниму с тебя.




Дарлстон возвратился домой в четыре утра и спал до полудня. Только в полдень звонок хозяина вызвал из комнаты прислуги камердинера, мистера Фордхэма. Камердинер застал его светлость полностью одетым и терпеливо ожидал, пока хозяин расправлял галстук, не мешая такой деликатной и ответственной операции. Дарлстон взглянул на него через зеркало.

— А, ты уже здесь, Фордхэм. Доброе утро или, точнее, добрый день.

— Добрый день, милорд. Надеюсь, вы, ваша светлость, приятно провели вечер, — вежливо ответил Фордхэм.

Длинные сильные пальцы замерли на изгибе галстука, а карие глаза снова посмотрели через зеркало.

— Очень приятно! — серьезно ответил граф.

— Рад слышать, милорд. Могу ли я напомнить вашей светлости, что на это утро был запланирован визит к леди Иденхоуп?

— Хорошо, Фордхэм. Ты, случайно, не послал леди Иденхоуп записку?

— Конечно, милорд. И вот что она прислала в ответ. — Он протянул запечатанный конверт.

Дарлстон сломал печать и прочел вложенное послание.






«Мой дорогой Дарлстон!

Я воздержусь и не стану расспрашивать Вас, как Вы развлеклись этой ночью, при условии, что Вы проявите доброту и согласитесь сопровождать меня этим вечером. Моя маленькая протеже нездорова, а милорд уехал в поместье, так что у меня нет компаньона, чтобы посетить концерт на Ганновер-сквер. Я знаю, что Вы любите музыку, а программа на этот вечер замечательная — только Моцарт. Если Вы чувствуете, что в состоянии вынести мою компанию, то я буду рада видеть Вас этим вечером.

    

С любовью, Луиза Иденхоуп».







Дарлстон ухмыльнулся. От леди Иденхоуп он не стал бы скрывать, где провел прошлую ночь.

— Отправь посыльного сообщить леди Иденхоуп, что я с удовольствием буду сопровождать ее этим вечером, — сказал он камердинеру.

— Очень хорошо, милорд.




Дарлстон получил удовольствие от вечернего концерта. Общество леди Иденхоуп было ему приятно, он с удовольствием откинулся на спинку кресла и слушал музыку.

Во время антракта он оставался с леди Иденхоуп, и они делились впечатлениями.

— Виолончелист иногда выбивается, Питер, — заметила она и поняла, что он ее не слушает.

Дарлстон смотрел на даму, которую леди Иденхоуп уже заметила из-за странной одежды. Вся в черном, даже лицо скрыто под черной вуалью, дама эта сидела на два ряда впереди и немного правее. Ее сопровождала молодая служанка, и во время антракта эта дама ни с кем не разговаривала. Присмотревшись, леди Иденхоуп пришла к заключению, что женщина молода и черный цвет только подчеркивал стройность ее фигуры.

Дарлстон смотрел на нее неотрывно, пока спутница не подтолкнула его легонько локтем и не спросила:

— Ты знаешь эту девочку?

— Что? О, извините, тетя Луиза! Я отвлекся.

— Я заметила, — проворчала она. — Ты знаком с этой юной леди?

— Не уверен, но думаю, я знаю, кто это, хотя в жизни не догадался бы, почему она так одета.

— Да, очень странно, — согласилась леди Иденхоуп. — Ну вот и оркестр. Хватит болтать.

Они сели удобнее, чтобы насладиться двумя последовавшими симфониями. Вторая симфония была последним сочинением Моцарта в этом жанре. Дарлстон раньше ее не слышал и был ошеломлен мощью музыки, особенно в заключительной части. Когда оркестр смолк, Дарлстон почувствовал, что хочет вскочить и кричать, как мальчишка, но ограничился энергичными аплодисментами.

Стройная леди в черном, казалось, переживала те же чувства. Она подалась вперед, горячо аплодируя, и Дарлстон все больше убеждался, что знает ее.

Когда публика двинулась к дверям, Дарлстон, повернувшись к леди Иденхоуп, сказал:

— Извините меня, тетя Луиза. Я на минутку. Мне надо переговорить с той леди.

— Конечно, Питер. Я подожду тебя здесь.

Дарлстон пробился сквозь толпу, раскланиваясь со знакомыми. Дама в черном сидела на своем месте, ожидая, когда рассеется толчея. Многие мужчины бросали на нее любопытные взгляды, но никто не решался заговорить. Она не замечала Дарлстона, пока он не сел в соседнее кресло и не сказал:

— Добрый вечер, мисс Фолиот. Понравился вам концерт?

Несколько голов резко повернулись, когда услышали, как он назвал имя загадочной леди. Она испуганно охнула. Все, что он мог видеть под черной вуалью, — это испуг и оцепенение. Он изрядно удивился:

— Простите. Я не хотел вас напугать.

Она секунду поколебалась и спросила:

— Вы лорд Дарлстон, не так ли?

— Да, так. Хотя я удивлен, что вы видите хоть что-то через эту вуаль.

— Но я… — Она помолчала, видимо собираясь с духом, потом ответила с притворной веселостью: — Ах, милорд, из-за вас я проиграла пари.

— Мисс Фолиот, я самым смиренным образом прошу простить меня. Но какое пари? — удивленно спросил он.

— Такое, что меня никто не сможет здесь узнать! Я думала, что это невозможно. И все-таки сомневаюсь, что кто-то еще меня узнал, — наконец рассмеялась она.

— Уверен, никто не узнал. — Дарлстон смущенно кашлянул. — Моя спутница, леди Иденхоуп, точно не узнала. Но боюсь, я разрушил всю вашу игру, окликнув вас так громко.

Она пожала плечами и сказала:

— А теперь это уже не имеет значения. Вам понравился концерт?

— Да, очень понравился. Особенно последняя симфония. Я не слышал ее раньше.

— Вот как? Я однажды слышала. Думаю, это мое самое любимое сочинение Моцарта. Заключительная часть — так и слушала бы без конца.

— Да, заключение действительно великолепное, — согласился он. — А что, в частности, вам в нем понравилось?

Она задумалась.

— Пожалуй, мелодии. Как он согласовал их все, особенно в конце коды, где они как бы кувыркаются одна через другую. Прямо самой хочется бегать и прыгать. Это позволяет мне забыть… — Она замолчала на полуслове.

— Забыть? — с любопытством спросил он. — Что может юная девушка хотеть забыть?

— О, ничего особенного, милорд, — поспешно ответила она. — Я должна идти. — И повернулась к служанке: — Анна?..

— Все уже разошлись, мисс. Только его светлость и леди, которая его ожидает.

Дарлстон растерялся. Желая продолжить эту случайную встречу, он спросил:

— Позвольте леди Иденхоуп и мне проводить вас до дому. Уверяю, мы не доставим вам неприятностей.

Она решительно покачала головой:

— Спасибо, милорд, но меня ждет экипаж.

Чувствуя, что она хочет остаться одна, Дарлстон не стал настаивать.

— Тогда мне остается вернуться к леди Иденхоуп. Доброй ночи, мисс Фолиот. Очень приятно было встретить вас так неожиданно. Пожалуйста, передайте мои наилучшие пожелания вашим родителям и, естественно, вашей собаке.

— О! Гелерт! Даже я не рискнула бы взять его на концерт! Доброй ночи, милорд! Раз уж мне суждено было проиграть пари, я рада, что это из-за вас.

— Вы очень любезны, мисс Фолиот. Доброй ночи!

Дарлстон вернулся к леди Иденхоуп, которая наблюдала за происходящим с явным удивлением.

— Ну вот, теперь пойдут сплетни. Это и в самом деле мисс Фолиот? — спросила она, когда они вышли на Ганновер-сквер.

Дарлстон не успел ответить, потому что из экипажа, стоящего неподалеку, раздался мужской голос:

— Привет, Дарлстон! Так это мисс Фолиот? Очаровательная девушка! Как раз для тебя!

Дарлстон поморгал в ответ на дружеское замечание лорда Варбоу, который понимающе подмигнул ему и крикнул своему кучеру:

— Гони, а то я замерз до смерти!

Экипаж загромыхал по мостовой, а Дарлстон смотрел ему вслед.

Еще несколько знакомых Дарлстона продолжили дело, начатое лордом Варбоу, отпустив несколько незлобивых, но бестактных шуток.

К тому времени как Дарлстон доставил леди Иденхоуп к ее дому, он уже знал способ положить конец сплетням и догадкам хотя бы на время.

Пять дней спустя леди Каролина Давентри уехала в Париж. А еще через три дня появились достоверные сообщения, что лорд Дарлстон находится на пути в Дувр, чтобы сесть на следующий пакетбот. Светское общество принялось обсуждать эту новость, забыв домыслы о том, что Дарлстон волочится за очаровательной мисс Фолиот. А для собственного увеселения запустило и другие сплетни.




Лорд Каррингтон вернулся в город, покачал головой и сказал Кастеру:

— На следующий сезон будет то же самое! Если только этот безмозглый болван не вобьет себе в голову, что должен жениться на Каролине Давентри!

Потрясенный, Джордж оторвал взгляд от «Ведомостей»:

— Не думаешь ли ты, что она так сильно его прихватила?!

Каррингтон цинично взглянул на него:

— Могу спорить, что именно этого она и хочет. Что касается Питера, он, кажется, думает, что все женщины одинаковы. С таким отношением он бог знает что может натворить.

— Боже милостивый! — воскликнул Кастер, глядя в газету.

— Что там?

— Мистер Фолиот погиб в дорожном происшествии.

— Боже! Беда какая! Молодой Джеффри — совсем еще слабак. Он вмиг спустит все наследство. Вот горе-то для мисс Фолиот. Я уверен, что она любила отца.

— Грустно все это, — кивнул Джордж. — Надо подождать, пока вернется Питер. Тогда посмотрим, что будет. Ехать за ним смысла нет. Он только взбесится.

— Я бы не стал винить его за это. Ему тридцать два, и он сам должен уметь позаботиться о себе. Даже притом, что временами он ведет себя как осел.




Глава 3


Дарлстон провел все лето и большую часть осени во Франции, усугубляя тем самым озабоченность друзей. После продолжительной остановки в Париже, откуда приходили сообщения о том, что лорд совершенно запутался в сетях леди Каролины, он посетил серию домашних вечеринок в разных загородных замках, которые также были отмечены присутствием английской красавицы леди Каролины Давентри.

Наконец в последних числах октября Джордж получил короткую записку из поместья Дарлстона, в которой говорилось, что благородный хозяин вернулся и был бы искренне рад принять у себя адресата, как только тому будет удобно. В конце было просто приписано:






«Каррингтона я тоже пригласил, и надеюсь, что вы оба погостите у меня. До Рождества, если хотите. Извини, что был таким негодным корреспондентом.

    

Дарлстон».







Джордж с облегчением вздохнул. Казалось, его светлость не имел безотлагательных планов насчет Каролины. Он ни за что не оставил бы в это время года Дарлстона одного. Еще мальчишкой он раза два проводил Рождество в семье Дарлстон и знал, что Питер в это время чувствует себя особенно одиноким.

Таким образом, он и Каррингтон направились в поместье Дарлстонов, строя тайные замыслы, как удержать Питера подальше от беды. Все прошло хорошо, и, когда шесть недель спустя Каррингтон уехал к сестре и к матери в Бат, Джордж увез Питера к лорду и леди Фэфорд, чтобы провести каникулы в их молодой семье.

Джорджу показалось, что, когда Питер в конце января вернулся в свое поместье, с него схлынула желчность и он был в большей мере самим собой, чем предыдущей весной. В начале апреля дом Дарлстона на Гроувенор-сквер превратился в копошащийся муравейник, готовившийся к приезду хозяина.

Лорд Дарлстон стал веселиться, не выказывая и намека, что ему это может быть в тягость. Он удостаивал своим присутствием ярмарку невест и прилежно танцевал со всеми миленькими дебютантками, но никто не заметил и признака, что какая-либо из них привлекла его больше, чем другие. Но много ли надо, чтобы подтолкнуть мужчину к опрометчивым поступкам!

Так, однажды под вечер в конце мая он сидел в своем кабинете и лениво почитывал отчет из поместья, когда его прервал дворецкий.

— А, Медоуз! Что случилось?

Дворецкий покашлял, как бы извиняясь:

— Прошу прощения, что побеспокоил, но некий господин хочет видеть вашу светлость. Очень настырный. Говорит, что останется в холле, пока не увидит вас. Он ужасно взволнован из-за чего-то, что касается вашей светлости, и не доверяет никому, чтобы передать сообщение. Даже имени своего не называет!

— О боже! Как мелодраматично! Хоть приличный с виду этот господин?

— Очень приличный.

— Хорошо, Медоуз, впусти эту таинственную персону, — распорядился Дарлстон.

Он откинулся в кресле, ожидая визитера и сгорая от любопытства. Вскоре перед ним стоял прилично одетый джентльмен лет сорока.

— Добрый день, мистер… э…

— Если это не обидит вашу светлость, я бы не хотел связывать это со своим именем, — медленно сказал джентльмен. — Только скажу, что я работаю редактором в «Ведомостях». Часа два назад это принес мне один из моих парней. — Он показал конверт со сломанной сургучной печатью.

— Продолжайте, — подбодрил его Дарлстон. — Внимательно вас слушаю.

— Да, милорд. Парень этот очень наблюдательный, и он сказал, что леди, которая принесла его, выглядела весьма взволнованной и задавала странные вопросы о том, как мы проверяем достоверность объявлений и всего такого. Она будто бы хотела о чем-то предупредить парня. Он взял деньги и выписал квитанцию, как положено, но потом испугался, пришел ко мне и все рассказал. Когда я прочел объявление, решил, что должен непременно свериться с вами. Прочтите сами, милорд. — Он протянул конверт.

Дарлстон развернул объявление и сразу уловил знакомый аромат, которым пропиталась бумага. Он читал, и брови его хмурились. Визитер даже побледнел, когда Дарлстон поднял глаза и спросил ледяным тоном:

— Парень описал, как выглядела та леди?

— Да, милорд. Он сказал, что она в возрасте — лет пятидесяти или шестидесяти. Одета просто. Дала ему шиллинг, и он даже брать не хотел, поскольку решил, судя по платью, что она стеснена в средствах, хотя, несомненно, леди.

Дарлстон помолчал:

— Я благодарен вам и тому парню. Это объявление исходит не от меня, но я буду еще более вам признателен, если никто не узнает, что оно попадало к вам. — Говоря, он залез в ящик стола и вытащил пачку бумажных денег, отсчитал несколько купюр и протянул их визитеру.

Тот поблагодарил и быстро ушел, оставив за спиной самого разгневанного господина во всем Лондоне.

Дарлстон подошел к камину, бросил объявление в огонь, посмотрел, как оно сгорело, и вернулся к столу. Он написал коротенькую записку и позвонил в колокольчик. Когда вошел Медоуз, он передал ему записку и коротко приказал:

— Будь добр, доставь это леди Каролине Давентри немедленно!

Ни слова не говоря, Медоуз взял записку и вышел.




Сразу после десяти часов вечера Дарлстон вышел из своего особняка, одетый в атласные бриджи и фрак, что говорило о том, что он направляется на бал!

Лакей в ливрее, поспешивший открыть дверь господской кареты, подивился, что могло вогнать хозяина в такое дурное расположение духа.

— Брук-стрит! Захватим мистера Кастера, — последовал короткий приказ, и карета покатила, громыхая по булыжникам мостовой.

Седок откинулся на подушки, терзаясь горьким разочарованием в «прекрасном поле». Его бросало в дрожь от мысли о предстоящем бале, который он обещал посетить. Орды молодых нескладных девиц, стремящихся поймать мужа….

— К черту их всех! — зло бросил он. — Засяду за карточным столом, буду пить бренди.

Карета незаметно для него остановилась, и послышался веселый голос Джорджа:

— Проснись, Питер, спускайся с облаков.

Дарлстон удивленно посмотрел на открывшуюся дверь.

— Извини, Джордж, задумался.

— Плохая привычка, — пошутил Джордж, влезая в карету. Рассмотрев лицо друга, он обеспокоенно спросил: — Что случилось, Питер? От твоего вида молоко скиснет.

Питер помолчал немного и потом взбешенно выкрикнул:

— Каролина!

— Что, заболела? — уточнил озадаченный Джордж.

— Как же, заболела! Послала в «Ведомости» объявление о нашей помолвке!

От ужаса Джордж потерял дар речи. Наконец ему удалось выговорить:

— Это… значит… мне следует поздравить тебя?

— Поздравляй! К счастью, у редактора хватило ума посоветоваться со мной, прежде чем печатать. Слава богу, удалось предотвратить публикацию.

— Еще кто-нибудь знает об этом?

— Надеюсь, что нет. За исключением старой леди Джеймсон, которая и принесла объявление. Из того, что редактор сказал, следует, что она умышленно заставила их насторожиться.

Джордж задумался.

— Мне кажется, если леди Каролина уже раструбила, что будет такое объявление, а его не последует, то она выставит себя полной дурой.

— Вот и хорошо.

— Ей это не понравится, Питер.

— И не надо, чтобы нравилось. Я предусмотрительно послал записку, в которой сообщил, что после исключительно интересного разговора с редактором «Ведомостей» завтра возвращаюсь в поместье и видеть ее больше не желаю!

— О-о-о! — Джордж переварил новость, что Питер безвозвратно порвал с любовницей, и осторожно сказал: — Может, оно и к лучшему.

— А я в этом уверен! Сегодня праздную. Карты, кости, бренди — вот планы на вечер. И будь они прокляты, все женщины! Только вот незадача: мне надо жениться! Каролина это знает. Но если она думает, что ребенок от нее может унаследовать больше, чем мой отвратительный кузен Джек!..

С этим заявлением Джордж был полностью согласен. Выходит, Каррингтон был прав! Нет сомнений, что она ловко завлекла Питера, чтобы вместе провести эти месяцы во Франции. Но возвращение Дарлстона в поместье, потом поездка к Фэфордам на всю зиму, должно быть, довели ее до отчаяния. И Каролина решила рискнуть.

Проблема, по мнению Джорджа, заключалась в том, что Питер был крайне низкого мнения о женщинах и при этом имел редкий талант выбирать самых недостойных из их числа, Сначала Мелисса, потом Каролина.

Надеясь сменить тему разговора, Джордж осторожно сказал:

— Утром получил письмо от сестры. Опять ждут прибавления. Надеются, что будет девочка. Говорит, три мальчика подряд — это чересчур. Она и Фэфорд приглашают меня к себе. Я бы не против, если бы ты поехал со мной. Не возражаешь на какое-то время отлучиться из Лондона?

Питер помедлил, прежде чем ответить.

— Спасибо, Джордж. Я присоединюсь к тебе позже. Вначале мне надо побыть в имении одному. Подумать. Вредная привычка, как ты говоришь, но сейчас надо. Я же должен жениться, но не хочу налететь еще на одну Мелиссу!

— Естественно, нет. Тебе что, ни одна из дебютанток не приглянулась?

Питер цинично рассмеялся:

— Нет. Все они обожают мое богатство и титул.

Джордж немного подумал.

— Ладно, тогда мой тебе совет: женись на первой же подходящей девочке, с которой у тебя сложится умный разговор.

Питер хохотнул:

— Я встречал одну такую и только что подумал о ней. В прошлом году. Сестра молодого Фолиота. Как звать, не могу вспомнить. Не видно ее в этом году.

— Так у них отец внезапно умер в прошлом году. Несчастный случай. Я и Каррингтон в «Ведомостях» читали. Они в трауре, наверное, еще, — задумчиво протянул Джордж.

— Слышал, молодой Фолиот ведет себя как обычно. Не соблюдает никакого траура.

— Фолиот, может, и нет, — с отвращением сказал Джордж. — Бездельник. Если не угомонится, то скоро промотает все наследство.

Разговор их прервался, когда они подъехали к дому леди Биллингем, вылезли из кареты и влились в толпу гостей, поднимавшихся по лестнице.

Для Дарлстона вечер оказался удачным. Начал он его с пикета, играя с Джорджем по символической ставке.

Потом Джордж ушел, а Дарлстон направился к залу в поисках развлечений. Кто-то хлопнул его по плечу.

— Привет, Мандерс, — сказал он, узнав приятеля по Пиренейской кампании, — сыграем в пикет?

Его приятель отказался не задумываясь:

— Не с тобой, Дарлстон. Даже когда пьян, ты играешь в более высокой лиге, чем я. Тебе со мной неинтересно. Но я не возражаю бросить кости.

— Как хочешь, старина.

Мандерс улыбнулся:

— Еще бы пару человечков, чтобы оживить нашу игру, как думаешь? Здесь твой кузен Фробишер с приятелем. Может, пригласим?

Последним человеком на свете, с кем Дарлстон стал бы играть в кости, был его кузен Джек Фробишер, но он ответил вежливо:

— Как пожелаешь, старина!

Он кивнул Фробишеру и сказал:

— Добрый вечер, кузен. Мы с Мандерсом собираемся сыграть в кости. Не составишь ли нам компанию со своим другом?

Он внимательно посмотрел на приятеля Фробишера. Молодой человек кого-то смутно напоминал: прилизанные соломенные волосы, подбородок, который доброжелатель мог бы назвать слабым. Дарлстон покопался в памяти. Ну конечно, молодой Фолиот! Не обнаружив ни малейшего намека на то, что молодой человек в трауре, он осторожно спросил:

— Слышал, что вы недавно потеряли отца, но полагаю, это только слухи?

— Нет, милорд, правда. Но я не вижу смысла во всех формальностях траура, если всему свету известно, что мы не горюем.

Дарлстон прокрутил свою память назад. Он был лишь поверхностно знаком с Джоном Фолиотом, но тот помнился ему добрым человеком с хорошим чувством юмора. Он вспомнил, что последний раз видел старого Фолиота, когда тот катался с дочерью в Гайд-парке.

Все верно! Теперь он вспомнил все! Он танцевал с бойкой девочкой в «Олмаке», а потом разговаривал с ней в парке… И еще встретил ее на концерте. Рыжие волосы, серые мечтательные глаза. Тогда ему показалось, что недостатка в теплых чувствах между отцом и дочерью не было.

Тоном, который был лишь немного слабее, чем прямой укор, он сказал:

— Тогда, быть может, вы будете так добры передать мои соболезнования вашей сестре, мистер Фолиот? Уверен, она относилась к отцу с уважением и любовью. Теперь давайте играть. У меня с собой мой набор.

Фолиот покраснел от злости, но толчок локтем Фробишера привел его в чувство, и он сел за стол с тремя другими игроками. Дарлстон положил на стол кости, и игра началась.

Сначала везло Фробишеру. Кучка гиней медленно росла перед ним, к досаде его друга Фолиота, который все время ворчал. Наконец уставший от его непрекращающегося нытья Дарлстон лениво заметил:

— Кузен, своим успехом ты обижаешь своего друга, мистера Фолиота. Так настоящие друзья не поступают!

— Может, и не поступают, — последовал беспечный ответ. — Но игра потеряла для меня всякий интерес. Может быть, вы извините меня? — Фробишер встал, грациозно поклонился и ушел вместе с выигрышем.

За столом осталось три игрока, и госпожа Фортуна решила повернуться лицом к мистеру Фолиоту. Подбодренный такой благосклонностью и количеством принятого шампанского, он стал опрометчиво взвинчивать ставки.

— Ставки удваиваются, джентльмены! — заявил он в очередной раз.

Дарлстон невозмутимо кивнул, но Мандерс отрезал напрямик:

— Это слишком высоко, Фолиот. Не валяй дурака, всю ночь не может везти. Особенно если это тебе не по карману. Я выхожу. — Он встал. — Извини меня, Дарлстон. Позднее увидимся.

— Спасибо за игру, Мандерс, — улыбнувшись, дружелюбно ответил Дарлстон и, обратившись к мистеру Фолиоту, улыбнулся: — Значит, по пятьдесят за бросок?

Игра продолжилась, но госпожа Фортуна, по-видимому, была оскорблена поведением Фолиота и стала благоволить Дарлстону.

— Идем дальше, мистер Фолиот? — вежливо спросил он.

— Да! Черт побери! Удваиваю ставку! — пренебрежительно воскликнул самонадеянный юнец.

Но удача не сменила направления, и Фолиот вызывающе посмотрел на соперника. Дарлстон ответил спокойным взглядом. Не в его натуре было уклоняться от вызова, но и не по нраву было выигрывать деньги у пьяного молокососа, который определенно не мог позволить себе такого убытка. Неохотно, но он признался себе, что сам спровоцировал Фолиота. Кодекс чести подсказывал, что пора остановиться. Слова уже готовы были сорваться с его языка, когда Фолиот вдруг громко сказал:

— Мне не нравятся ваши кости, Дарлстон!

Гробовая тишина повисла в комнате. Все повернулись к ним. Обвинить Дарлстона в мошенничестве! Это было немыслимо. Его отвага, честь, гордость были общеизвестны. Джордж Кастер, который только что вошел в комнату с Каррингтоном, замер на месте, ожидая, что Дарлстон немедленно вызовет Фолиота на дуэль.

Но Дарлстон сумел сдержаться, только глаза сверкнули, когда он откинулся в кресле и тихо произнес:

— Вот как, мистер Фолиот? И что же вы намерены предпринять? Мы, конечно, можем разломить кости, но тогда вы будете должны мне новый набор. — И, как бы додумав напоследок, добавил: — И… сатисфакцию тоже. Выбор ваш, мистер Фолиот. Или, возможно, у вас есть свой набор костей, которые мы можем использовать, а потом тоже разломить.

Фолиот опустил глаза.

— Нет у меня своего набора. Я… Должно быть, я ошибся, — запинаясь, проговорил он.

— Тогда продолжим, — любезно ответил Дарлстон.

Присутствующие в комнате утратили к ним интерес, а Джордж Кастер, вместе с Каррингтоном внимательно наблюдавший за происходящим, вздохнул.

— Черт побери, Джордж, — прошептал Каррингтон. — Ты не можешь это как-нибудь прекратить? Фолиот не может себе позволить такого проигрыша. Я согласен, он наглец, но у его сестры и мачехи и так много проблем, не хватает только, чтобы Питер обчистил его и вызвал на дуэль!

Джордж покачал головой:

— Если Питер в таком настроении, никто ничего с ним сделать не сможет!

Игра продолжалась, и проигрыш Фолиота постоянно увеличивался. Лицо его болезненно бледнело. Руки Фолиота дрожали, и бросок получился неловким — кости упали на пол. Он нагнулся, чтобы поднять, немного повертел их и поднялся, покраснев.

— Прошу простить, лорд Дарлстон.

Дарлстон кивнул, разрешая повторить бросок. Фолиот выбросил двенадцать и ликующе взглянул на графа. Кастер и Каррингтон обменялись испуганными взглядами.

— Ты заметил? — начал Джордж.

— Подождем. Надо убедиться, — прошептал Каррингтон, держа друга за руку.

Они продолжали внимательно следить за игрой. Теперь игра пошла в пользу Фолиота. Кастер и Каррингтон медленно приблизились к столу. Вдруг Каррингтон взял Фолиота за руку:

— Мистер Фолиот, не ослышался ли я: вы сказали лорду Дарлстону, что у вас нет своих костей, когда он предложил вам поменять набор?

— Все правильно! — Фолиот выдернул руку. — В чем дело, Каррингтон? Теперь мне кости нравятся. Просто было недоразумение, верно, Дарлстон?

Дарлстон раздраженно взглянул на Джорджа и Каррингтона, но то, что он увидел на их лицах, заставило его попридержать язык. Снова все в зале повернулись к маленькому столу.

— Ничуть не сомневаюсь, что этими костями вы довольны, поскольку они из вашего кармана! — продолжил Каррингтон. — Не кажется ли вам весьма странным, что удача вернулась к вам сразу после того, как вы уронили кости на пол. Кастер и я видели, как вы их подменили! Позволите нам расколоть их для вас?

Фолиот схватил кости:

— Да как… Да как вы посмели?! Я не потерплю вашего тона, Кастер! У Дарлстона нет возражений!

Полная тишина установилась во всей комнате. Все с презрением смотрели на Фолиота и с большим интересом на Дарлстона в ожидании его реакции. Его сверкающие глаза, казалось, сверлили дырки в лице Фолиота, но голос был вежливым, как всегда:

— Думаю, на этом наша игра закончена, мистер Фолиот. Завтра я извещу вас об условиях выплаты вашего долга.

Вперед вышел хозяин, лорд Биллингем, и сказал:

— Боюсь, я должен буду просить вас удалиться, мистер Фолиот, если вы не готовы разломить ваши кости.

Он немного подождал, но Фолиот ничего не ответил. Все так же зажимая в руке кости, он нетвердой походкой пошел к двери. Мужчины с отвращением отвернулись от него.

— Проследи, чтобы он ушел, — приказал Биллингем лакею.

Дарлстон поднялся.

— Какая неприятность, а, Биллингем? — спокойно заметил он. — Прошу меня извинить за это маленькое непредвиденное осложнение. Пожалуй, я тоже поеду. Пожалуйста, прими мои извинения.

— Вздор, Дарлстон! Зачем тебе уезжать? — сказал Биллингем. — Уверен, Кастер и Каррингтон составят нам сейчас компанию в карты! Не стоит обращать внимание на этого маленького жулика.

— Да, конечно, Биллингем, — ответил Дарлстон, снова усаживаясь в кресло.




Когда Дарлстон добрался до своего дома, было уже четыре часа утра. Он вошел в дом, на маленьком столе стояла зажженная свеча, он взял ее и пошел вверх по лестнице в свою спальню и стал раздеваться. События вечера не могли порадовать, а замечание Каррингтона, сделанное по дороге домой, что тот сомневается в способности Фолиота выплатить долг по проигрышу, просто взбесило его. Если бы не огруженные кости, Дарлстон спокойно простил бы долг. К несчастью, бесчестье Фолиота стало достоянием публики, и простить долг теперь было невозможно. А предположение Фолиота, что Дарлстон жульничает, злило еще больше. Что ж, если Фолиот не в состоянии выплатить долг обычным способом, он выплатит его иначе.

В этом месте в его затуманенном алкоголем мозгу всплыла проблема с Каролиной.

— К черту Каролину! — выругался он. — Единственный способ избавиться от нее — жениться на ком-то еще. Но на ком? Чего там Кастер говорил? А… жениться на первой подходящей девочке, с которой сложится умный разговор! Хорошо. Значит, на сестре Фолиота. Черт! Как же ее зовут? Кажется, Феба!

Но точно он не помнил. Тут ему пришло в голову, что события ночи обернутся для нее большими неприятностями. Это его обеспокоило — она каким-то странным образом привлекала его. Обычно молодые девицы казались ему скучными, но эта обладала чувством юмора, которое нравилось ему. Не в тот раз, когда он танцевал с ней в «Олмаке», но в парке и на концерте, когда она была совершенно другой. И еще, у нее такая необычная собака!

Он было лег в постель, но тут ему в голову пришла еще одна мысль, Для его замутненной алкоголем логики она казалась совершенно благоразумной, хотя тоненький докучливый трезвый голосок все же предупреждал, что торопиться не следует. Он загнал этот голосок подальше и сосредоточился на пришедшей в голову мысли. Потом надел халат, сел за письменный стол, написал коротенькое письмо, кивнул и запечатал.

— Вот это будет трюк! — торжествующе воскликнул он. — Отправить немедленно!

Нетвердо стоя на ногах, он спустился по лестнице и положил письмо на столик для почты.

Почувствовав удовлетворение, он вернулся в постель, уверенный, что решил все проблемы, и самым благоразумным образом. Идея казалась такой ясной, логичной, что, хоть убей, он не видел в ней никакого недостатка, — обстоятельство, которое надо отнести на счет огромного количества выпитого бренди.

Никогда, даже в трезвом состоянии, лорд Дарлстон не мучился из-за принятых решений и потому спокойно погрузился в сон, подумав лишь о том, чем ему поправить голову, когда проснется.




Глава 4


Мисс Феба Фолиот и ее сестра Пенелопа в платьях из скромного серого муслина сошли с террасы и направились к розарию. Их сопровождал огромный ирландский волкодав. Корзина, висевшая на руке Фебы, говорила, что они намереваются нарезать цветов. Воздух раннего утра был напоен ароматом роз, а безоблачное небо обещало хороший день.

— Это самое лучшее время дня! — глубоко вздохнув, сказала Феба. — Ни души вокруг, только мы и солнце.

— С мистером Уинтоном утро было бы еще лучше, — весело отозвалась Пенни. — Уверена, ты и солнца не заметила бы, не говоря уж о нас с Гелертом!

— Ой, Пенни! Он такой замечательный! — вспыхнула Феба, отбросив все попытки выглядеть по-светски гордой. — Интересно, зачем он сегодня придет к маме? Может, сделать предложение, как думаешь?

— Не могу сказать, я не его доверенное лицо, — улыбнулась Пенелопа. — Но похоже, что да! Даже мама так думает. — И она страстно обняла свою сестру-двойняшку.

Воспоминание о смерти отца на несколько минут оборвало их разговор, и они молча срезали розы. Молчание нарушила Пенелопа:

— Я уверена, он давно бы уже поговорил, но думает, что это было бы дурным тоном. Придется тебе подождать до окончания траура. Немножко осталось — месяц всего.

— Джеффри из-за этого не отказывается от удовольствий жизни, — с негодованием заметила Феба.

— Потому что он считает, что есть намного больше доводов для скверных поступков и азартной игры в каждом зале города, чем для пристойного поведения, — вздохнула Пенелопа. — Мама очень беспокоится. Она не может повлиять на Джеффри. Даже папа мало что мог, а теперь его совсем ничто не сдерживает.

— Лучше бы он приходил домой, — сказала Феба. — То есть ничего хорошего, потому что он отвратителен, но тогда мы, по крайней мере, знали бы, что он вытворяет.

Пенелопа ответила не сразу. В корзине добавилось несколько роз, прежде чем она неохотно произнесла:

— Он дома. Утром часа в четыре пришел.

Феба удивленно посмотрела на нее:

— Ты уверена? А мама знает?

— Абсолютно уверена, — проворчала Пенелопа. — Он так грохотал, когда ложился спать, что я проснулась и слышала, как били часы. Он был сильно пьян. Удивляюсь, как ты не проснулась. А что касается мамы… Тинсон знает, что Джеффри дома, и, я думаю, сейчас рассказывает маме о восхитительных угощениях, припасенных для нее.

— О боже! Бедная мамочка! — вздохнула Феба. — Как думаешь, это очень плохо, что мы так невнимательны к единокровному брату?

— Нет! — решительно ответила Пенелопа. — Джеффри — мерзкая скотина. Если учесть, как он мучает нашу маму, было бы удивительно, если бы мы его любили.

Феба грустно посмотрела на Пенелопу. Невозможно было поверить, что эта девочка, так уверенно двигавшаяся рядом с ней, только легонько касаясь ошейника собаки, практически слепая.

После тяжелого происшествия, случившегося четыре года назад, Пенелопа едва отличала свет от темноты да ощущала движение теней. В знакомой обстановке она двигалась вполне уверенно, но наотрез отказывалась посещать увеселения сезона, объясняя тем, что предпочитает услышать обо всем от Фебы, чем перенапрягаться, общаясь с незнакомцами в различных местах. Она ездила в Лондон с родителями и Фебой, но все время оставалась дома, и почти никто не знал, что у Фебы есть сестра-близнец. Время от времени она посещала концерты, но всегда под вуалью, чтобы никто не узнал.

К тому времени, когда они набрали цветов, подошло время завтрака, и юные леди направились к дому. У боковой двери они встретили Тинсона, пожилого дворецкого.

— Помочь, мисс Пенни?

— Да, пожалуйста, Тинсон, мы займемся ими после завтрака. Мама спустилась? — спросила Пенелопа.

— Миссис Фолиот в буфетной с мисс Сарой. Она интересовалась, где вы. Я сказал, что вы в розарии и скоро вернетесь.

— Спасибо, Тинсон. Мы сразу идем к ним. Полагаю, мистер Джеффри еще в постели?

— Мистер Джеффри не подавал признаков жизни с тех пор, как лег в постель, — бесстрастным голосом ответил дворецкий, — и не выражал желания, чтобы его разбудили к завтраку.

— Вот и хорошо! — в унисон произнесли близнецы и рассмеялись над своей бестактностью.

Феба взяла Пенелопу под руку, и они пошли в буфетную.

Миссис Фолиот взглянула на старших дочерей и улыбнулась. Она очень огорчалась, что Пенелопа наотрез отказалась дебютировать в сезоне. Дебют же Фебы был очень успешным, и миссис Фолиот понимала, что глубокие личностные качества Пенелопы были бы более чем достаточными, чтобы преодолеть препятствия, вызванные недостатком зрения. Девочки были очень похожи. До того несчастного случая она сама путала их. Но теперь, несмотря на обычную веселость, на лице Пенелопы временами появлялась отрешенность, — и, будто этого было недостаточно, чтобы различать их, она всегда ходила в сопровождении огромной собаки, которая стала верным проводником молодой хозяйки.

— Доброе утро, мама! Доброе утро, Сара! — хором воскликнули близнецы.

— Доброе утро, дорогие мои. Много роз распустилось? Мы должны хорошенько украсить гостиную для нашего гостя. Как думаешь, Феба? — сказала миссис Фолиот с улыбкой.

Феба покраснела, а Пенелопа хихикнула.

— Как не стыдно, мама, ты всегда заставляешь Фебу краснеть, и теперь тоже, — сказала она.

— Откуда ты все знаешь, Пенелопа? — рассмеялась Феба.

— Я же говорила тебе: чувствую. Температура в комнате сразу выросла на несколько градусов, — ответила Пенелопа, пока Гелерт вел ее к пустому креслу рядом с тринадцатилетней Сарой.

Завтрак прошел весело, без упоминаний о Джеффри и других неприятностях. Близнецы поняли, что миссис Фолиот не хочет ничего обсуждать в присутствии Сары, и ждали, сидя за чаем, когда Сара начнет упражняться в игре на фортепьяно.

Когда она ушла, миссис Фолиот вздохнула и сказала:

— Ваш брат сейчас дома. Тинсон мне сказал. Это чревато неприятностями. Но может быть, он долго не задержится. Нехорошо будет, если он придет прямо сейчас. Хотя, скорее всего, проспит за полдень. Во всяком случае, Уинтон хорошо знает нас и не обратит на это внимания. Феба, дорогая, сегодня утром пришла записка, в которой сказано, зачем он приезжает сегодня к нам. Он делает тебе предложение и просит у меня позволения обратиться с ним к тебе. Он очень добр и приглашает к себе Сару, Пенни и меня, если, как он написал, наша ситуация станет невыносимой. Но ты сама должна обдумать свой ответ, моя дорогая.

Феба смотрела на мать так, будто не могла поверить в то, что слышит. Пенелопа с удовольствием обдумывала будущее сестры. Ричард Уинтон был близким другом семьи, родовитым аристократом и владельцем процветающего поместья в десяти милях от них. Внешне неброский, он был добр и, насколько Пенелопа понимала, уже два года влюблен в Фебу. И еще, к удивлению, один из очень немногих, кто без труда различал близнецов. Только за это Пенелопа благосклонно отнеслась бы к его предложению. Как-то в минуту откровенности она призналась матери: «Невыносима сама идея выйти замуж за мужчину, который может подумать, что ты — это твоя сестра».

Она рассеянно гладила Гелерта по голове, потом встала и обняла сестру:

— О, Феба! Ты будешь счастлива с ним. И останешься совсем близко, так что мы будем часто видеться. А сейчас иди и расставь цветы, пока он не приехал.

Феба ушла, что-то мурлыча себе под нос, а Пенелопа осталась.

— Ма, а ты не знаешь, почему Джеффри явился домой? — спросила она.

— Нет, моя дорогая. А почему ты спрашиваешь?

Пенелопа немного помолчала.

— Я проснулась и вышла в коридор, когда услышала, как хлопнула дверь. Мама, что-то нехорошее случилось. Он так бушевал из-за лорда Дарлстона, из-за какого-то долга. «Он же все заберет — глазом не моргнет!» — кричал он. Мама, как думаешь, Джеффри много денег потерял?

Миссис Фолиот побледнела, но старалась говорить спокойно:

— Можно предположить, что сколько-то денег он потерял. Может, даже много. Ты Фебе ничего не говорила?

Пенелопа покачала головой.

— Хорошо. Не будем портить ей сегодняшний день. Через час-другой приедет Ричард, так что давай выбросим это пока из головы.

— Да, мама. А что ты знаешь о лорде Дарлстоне? Я его встретила однажды, когда мы с папой катались. Он мне не показался тем, кто ведет разгульную жизнь, как Джеффри.

— Когда же ты встретила лорда Дарлстона? — спросила мать. — Отец не говорил мне об этом.

— О! Лорд Дарлстон думал, что я Феба, а папа не поправил его, потому что я толкнула его ногой под дорожным пледом. Я поняла, что он познакомился с Фебой в «Олмаке». Так и было. Я потом спросила Фебу, и она сказала, что он — самый симпатичный джентльмен из тех, кого она там видела. Ну, это было до того, как она влюбилась в Ричарда, конечно.

Последние слова были добавлены абсолютно искренне.

— Пенни! — воскликнула мать, безуспешно пытаясь удержаться от смеха.

— Во всяком случае, тогда его светлость показался мне приятным. Да, и он восхищался Гелертом! Папа ничего тебе не сказал, потому что знал, ты рассердишься, что мы ввели в заблуждение графа. А Фебу я предупредила, вот и все. И еще, я встретила его на концерте.

Миссис Фолиот невольно улыбнулась. Восхититься Гелертом — верный способ понравиться Пенелопе.

— Да, его светлость — приятный джентльмен, и я, конечно, рассердилась бы на вас, что вы его обманули, — заметила миссис Фолиот. — Я мало что знаю о нем, кроме того, о чем сплетничают в свете. Он — герой Ватерлоо, его первая жена сбежала с другим мужчиной, и он с тех пор избегает женщин, достигших брачного возраста. Да, я помню, он постоял с Фебой, но это на него совсем не похоже. Потом кто-то говорил мне, что он вновь собирается жениться, ради наследника. Никого такое решение не удивило, если принять во внимание, что иначе наследником может стать отвратительный Джек Фробишер.

Пенелопа рассмеялась:

— Боже! Мама! Ты же кладезь информации. Мне надо идти, посоветоваться с Сарой, что нам подарить невесте. Пойдем, Гелерт.

И они ушли, оставив миссис Фолиот горевать из-за физического недостатка дочери и очень правдоподобного проигрыша пасынка. Ее интересовало только, как много надо будет платить. Они не были богаты. Сезон Фебы был оплачен из денег, оставленных близнецам крестной матерью специально для этих целей. Пенелопа настаивала, чтобы ее доля осталась для Сары. Миссис Фолиот с мужем согласились, потому что, несмотря на язвительность и показной смех, Пенелопу пугала мысль о том, чтобы бросить вызов угрожающему миру, который она не могла видеть. Миссис Фолиот вздохнула, сомневаясь, правильно ли сделали, позволив Пенелопе стать затворницей. Из слов дочери следовало, что одного совершенно незнакомого мужчину она встретила и он ей понравился.

Сдержанный стук в дверь прервал ее размышления.

— Войдите! — крикнула она.

Вошел Тинсон.

— Извините, мадам, но прибыл мистер Уинтон и хочет видеть вас. Он в гостиной.

— Хочет видеть меня? Тинсон, ты уверен?

— Мистер Уинтон думает, что ему следует вначале повидать вас, прежде чем он увидит мисс Фебу, — пояснил Тинсон.

Миссис Фолиот рассмеялась:

— О, Тинсон! Что бы мы делали без тебя? Я сейчас приду. Скажи мисс Фебе, если она в розарии, что я сейчас пришлю туда мистера Уинтона! И пожалуйста, попроси мисс Пенелопу занять Сару.

Ричард Уинтон встал, когда миссис Фолиот вошла в гостиную.

— Дорогой Ричард, я получила ваше письмо. Надо ли говорить, какой счастливой оно меня сделало?

— Миссис Фолиот, могу только сказать, что надеюсь быть достойным вашего доброго мнения и что отец Фебы тоже одобрил бы… И что, может быть, более важным… мисс Пенелопа одобрит?

— Конечно одобрит, — ответила миссис Фолиот. — Кроме Тинсона и их отца, вы единственный мужчина, для которого не составляет и малейшего труда различить девочек.

Ричард довольно хохотнул:

— Упаси господи того мужчину, который возьмет ее в жены. У него же и минуты покоя не будет!

Заметив внезапную тень на лице хозяйки, он сказал:

— Прошу простить меня за бестактность. Пенелопа все еще предпочитает жизнь затворницы? Мне Феба однажды сказала. Может быть, когда мы с Фебой поженимся, она поживет у нас и будет встречаться с новыми людьми? Вероятно, это поможет ей приобрести уверенность в себе.

Несмотря на то что миссис Фолиот сама обдумывала такой вариант, слова мистера Уинтона застали ее врасплох.

— Ричард, вы добрейший человек. Феба в розарии. Вам лучше пойти к ней. Ждем вас обоих к обеду.

Остаток дня прошел счастливо. Ричард оставался почти до вечера и уехал с большой неохотой, чтобы встретить сестру, которая приезжала погостить. Он и Феба должны были пожениться, как только закончится траур по ее отцу.

— Я бы хотел, чтобы мы поженились быстрее, любимая, — сказал он, целуя ее на прощание, — но общество неодобрительно относится к таким вещам, хотя отец наверняка рассердился бы на нас из-за чрезмерной добропорядочности!

Феба вплыла в гостиную, чтобы тут же опуститься с небес на землю, встретив единокровного брата. И в лучшие времена не отличавшийся привлекательной внешностью, Джеффри теперь страдал от излишеств минувшей ночи и выглядел особенно отвратительно. Небритый, с прилизанными соломенными волосами, с налитыми кровью глазами… Пенелопа как-то с отвращением сказала, что брат напоминает ей хорька, тощего и скользкого.

Казалось, высказанное ею мнение очень хорошо подходило к текущему моменту, если судить по тому, что Джеффри говорил.

— Полагаю, я могу выпить в своем доме без того, чтобы меня порицали сестры! К черту все это! Со мной все кончено. Во всяком случае, нечего читать мне проповедь в гостиной вашей матери. Она, кстати, не долго останется ее. Все это теперь принадлежит Дарлстону, чтоб он подавился!

Повисло ошеломленное молчание.

— Сара, марш наверх! — потребовала миссис Фолиот.

— Ах, мама, она же все равно скоро узнает, — вздохнула Пенелопа. — Потрудись объясниться, братец!

— Не твое дело, детка!

— Мое! Сколько ты проиграл на этот раз? — зло спросила она, и Гелерт угрожающе зарычал, подстраиваясь под ее настроение, и Пенелопа крепко ухватила пса за ошейник.

— Убери его! — в панике закричал Джеффри. — Я видел, что он сделал с рукой Фробишера.

— Сколько? Джеффри! Или я его отпускаю!

— Пенни! — взмолилась мать.

— Тридцать тысяч. И он хочет их немедленно! — крикнул Джеффри, выскакивая из комнаты.

От ужаса миссис Фолиот и ее дочери не могли вздохнуть.

Молчание наконец нарушила Сара:

— Похоже, очень много денег за один вечер.

Добавить к этому было нечего.




Пенелопа встала рано после бессонной ночи. Феба пыталась уснуть, а Сара была еще маленькой, чтобы осознать все последствия случившегося. Пенелопа знала, что таких долговых обязательств Джеффри не мог осилить, и горела от стыда перед Дарлстоном.

Она вспомнила их короткие встречи. В первый раз он точно ошибся, приняв ее за Фебу. Он благодарил за танец, спрашивал, нравится ли сезон. А при второй встрече они говорили только о симфонии Моцарта, которую прослушали. Насмешливые нотки в его низком, хрипловатом голосе понравились ей сразу. Описание Фебы, что он высокий, темноволосый, очень симпатичный, не могло сказать ей столько, сколько говорил привлекательный голос. Тот факт, что он оказался единственным, кто узнал ее под вуалью, произвел на нее глубокое впечатление. Человек, который мог узнать практически незнакомца, должен быть очень наблюдательным и проницательным.

Пенелопа решительно выбросила эти мысли из головы, заставив себя сконцентрироваться на том, что случилось. Как выплатить Дарлстону долг?! У них нет такой суммы. Все придется продать! Даже при этом денег, возможно, не хватит. Ее бесплодные размышления продолжались, пока не проснулась Феба, но ни одна из них не смогла придумать никакого честного способа выпутаться из ситуации.

Три девочки спустились к завтраку в подавленном настроении. Даже Сара поняла, что ситуация гибельная. Они застали мать бледной и изнуренной.

— Доброе утро, дорогие, — усталым голосом сказала миссис Фолиот, безуспешно стараясь выглядеть спокойной.

Пенелопа нахмурилась:

— К черту Джеффри! Ты спала эту ночь, мама?

— Тшш, Пенни. Не надо так говорить, — ласково усмирила ее мать.

— Так ты спала? — настаивала Пенелопа, не обращая внимания на полученный выговор.

— Немного, — призналась мать.

— Похоже, Джеффри к завтраку не будет, — сказала Сара, усаживаясь. — Во всяком случае, было бы очень странно, если бы он спустился так рано.

— Что же нам делать, мама? — испуганно спросила Феба.

— Тебе не о чем волноваться, — улыбнувшись, сказала ее мать. — Ричард позаботится о тебе.

— Мама, как ты могла подумать, что я не стану заботиться о вас? — От негодования Феба разгорячилась, что было на нее не похоже. — Более того, если вас выбросят на улицу, я откажусь от предложения Ричарда! Я буду с вами!

Взрыв смеха сестры встретил такое решительное заявление.

— Ради бога! Феба! Я не так часто мечтала, чтобы вернулось зрение, но это я действительно хотела бы видеть — какое будет лицо у Ричарда, когда ты скажешь ему. Дурочка ты! Он отнесет тебя к алтарю, ты и пикнуть не успеешь. Но главное, мы будем ему помогать!

— Я уверена, до этого дело не дойдет, — прервала их мать. — Предлагаю оставить наш неприятный разговор и позавтракать.

Девочки сразу замолчали, не желая еще больше огорчать мать. Разговор о погоде, музыке, о том, разрешать ли Саре читать «Тайну Удольфо», не был очень-то веселым, но отвлекал от Джеффри и его бесчестья.

После завтрака Сару отослали в гостиную, заниматься своими обычными утренними упражнениями, а миссис Фолиот и близнецы навели порядок в столовой. Попутно они обсудили ситуацию и пришли к выводу, что им, может быть, удастся снять себе небольшой домик. Вдовья часть наследства миссис Фолиот была небольшой, но ее могло хватить на это.

Но все их планы рассыпались в прах, когда приехал Ричард Уинтон, и приехал он в неистовом гневе. Он без всяких обиняков сказал, что знает все. Его сестра приехала из Лондона, где только об этом и говорят.

— Элизабет слышала кое-что об этом деле и рассказала мне сразу, как приехала этой ночью. Каррингтон и Джордж Кастер заметили, как Джеффри мошенничал с костями, когда играл с Дарлстоном. И они разоблачили его публично. К несчастью, это было на балу у леди Биллингем. Естественно, разразился скандал. Джеффри должен был извиниться перед Дарлстоном, так как обвинил его в мошенничестве.

— Боже милостивый! — едва выговорила миссис Фолиот. — Проигрыш придется платить, если Дарлстон будет настаивать.

— Я готов поговорить с Дарлстоном, — предложил Ричард. — Он может снять свое требование, если узнает, в какое бедственное положение вы попадаете. Я мало его знаю, но он порядочный человек.

— Ни в коем случае! Долг надо выплачивать, хотя бы по частям, — отрезала миссис Фолиот.

Феба и Пенелопа кивнули, соглашаясь с ней.

— Кроме того, — добавила Пенелопа, — если мы отведем от него угрозу сейчас, как вы думаете, сколько времени пройдет, пока это повторится вновь? И вероятно, что проиграет он кому-нибудь такому, кто щепетильничать с ним не станет.

— Что верно, то верно! — неохотно согласился Ричард. — Только кто теперь станет с ним играть?

— Надеюсь, никто, — ответила Пенелопа. — А как насчет того, чтобы занять у ростовщиков? Поместье не может дать столько, сколько Джеффри тратит. Это всего лишь дело времени, раз он встал на такую дорожку.

Все выглядели потрясенными, но никто не возражал.

Стук в дверь предварил появление Тинсона.

— Почта пришла, мадам, — сказал он.

Ричард поднялся. Все притихли.

— Миссис Фолиот, — заговорил Ричард. — Вы с девочками переезжаете жить к нам с Фебой. Будь я проклят, если позволю матери и сестрам моей жены опуститься до нищеты!

— Конечно! — восторженно подхватила Феба. — Как ты добр, Ричард! — Она смотрела на него с благодарностью и обожанием.

— Ричард! Ну как вы можете посадить себе на шею всех нас? — вздохнула миссис Фолиот. — Моя вдовья часть наследства невелика, но достаточна, чтобы мы могли прожить в небольшом домике. Нам придется экономить, но мы справимся.

Ричард готов был возразить, но тут вошел виновник всех бед и сказал как ни в чем не бывало:

— Все улажено! Не понимаю, что вы все так разволновались! — Тут он увидел Ричарда Уинтона и испугался.

Мистер Уинтон посмотрел на него, как бы предчувствуя беду, и спросил поддельно вежливым тоном:

— Что вы этим хотите сказать, Фолиот?

— Вас не касается, Уинтон. Это семейное дело, и я был бы благодарен, если бы вы оставили нас, чтобы мы могли обсудить решение.

— Чье решение, Джеффри? — спросила Пенелопа.

— Мое, мисс. Я глава семьи!

— Тогда я определенно остаюсь, — сказал Ричард, — поскольку скоро буду членом вашей семьи.

Джеффри стрельнул в него испуганным взглядом.

— У нас не было возможности сказать тебе вчера вечером, Джеффри, но Феба приняла предложение Ричарда. У него есть все права присутствовать.

Это известие Джеффри принял с безумным смешком:

— Предложение руки? Ха! Можно забыть об этом, если Уинтон не готов выложить за нее тридцать тысяч фунтов! Она выйдет замуж за Дарлстона! Вот письмо от него. Отказывается от всего долга в обмен на ее согласие на брак. Я же говорю, все улажено. — Он помахал перед ними письмом.

Гробовую тишину разорвал бессвязный вопль протеста, изданный Фебой, и Ричард, зло взглянув на Джеффри, прорычал:

— Только через мой труп!

— Джеффри, ты должен понять, что это не обсуждается, — сказала миссис Фолиот. — И я не дам согласия на этот брак.

— Дай письмо! — Ричард шагнул к Джеффри.

Тот попытался протестовать:

— Нечего тебе тут… — Он замолчал и покорно передал письмо, испугавшись выражения лица Ричарда.

— «Дорогой сэр! — начал громко читать Ричард. — Из нашего знакомства я понял, что ваше поместье не в состоянии обеспечить сумму, которую вы мне задолжали. Из случайных встреч с вашей сестрой, мисс Фолиот, у меня сложилось приятное впечатление о ней. Я готов отказаться от всего долга в обмен на ее согласие на брак. Если это приемлемо для вас, пожалуйста, подготовьтесь к венчанию четырнадцатого июля, когда, насколько я знаю, закончится траур. А также дайте мне знать, чтобы я мог обеспечить специальное разрешение на венчание без предварительного оглашения имен. Естественно, я объявлю об отказе от долга в день обручения с вашей сестрой. Остаюсь вашим слугой и так далее… Дарлстон».

Ричард скомкал письмо и отшвырнул его.

— Возмутительно! Но для вас это ничего не меняет, Фолиот, — сказал он ровным голосом. — Позволю себе сказать, что ваша попытка избавиться от долга, вынуждая сестру выйти замуж, недостойна ни звания мужчины, ни брата. И это мое мнение вне зависимости от того, какие чувства я к ней испытываю.

— Ой, как страшно, — расхохотался Фолиот. — Если мы откажемся, то будем разорены не только с финансовой точки зрения…

— Разве он не написал «мисс Фолиот»? — вдруг спросила Пенелопа.

— Написал. И что? Какое это имеет значение? — раздраженно ответил Ричард.

— Большое значение. Я старше Фебы на двадцать минут. Поэтому мисс Фолиот — это я! Более того, лорд Дарлстон встречался со мной два раза, знает он об этом или нет! — торжествующе произнесла Пенелопа. — Я выйду за него, и это избавит Джеффри от долгов раз и навсегда.

— Как ты можешь, Пенни?! — потрясенно воскликнула Феба. — Я не позволю делать это из-за меня!

— Чепуха! — заявила Пенелопа. — Мне он понравился, когда я его встретила. В конце концов, что он теперь может сделать? Сам ведь написал «мисс Фолиот». Если бы он написал «мисс Феба», было бы другое дело. Нам надо было бы объясняться с ним. Но он сам все устроил — и ничего не узнает, пока не будет поздно. И поделом ему! Внимательнее надо быть, когда покупаешь молодую кобылу!

— Как же это, Пенни? Ты не можешь выйти замуж за почти незнакомого мужчину, — слабо возразила мать.

— Мама, это же единственный выход. Если от него откажемся, мы разорены! Ради бога! Подумай о Саре! — взмолилась Пенелопа.

— Дорогая, но я же не могу тебе такое позволить.

— Мама, со мной все будет хорошо. Дарлстон — джентльмен. Так ведь, Ричард?

— Я всегда так думал, но сейчас начинаю сомневаться, — ответил Ричард. — Нет, миссис Фолиот, вы не должны ей разрешить! Я поговорю с Дарлстоном, объясню ситуацию. Он не станет никого принуждать.

— Нет! — воскликнула миссис Фолиот. — Я этого не вынесу.

— Кроме того, я сделаю это только при одном условии, — снова заговорила Пенелопа.

Все с удивлением повернулись к ней, и она продолжила, обращаясь к брату, который со страхом вслушивался в нотки непререкаемой решимости в ее голосе:

— Ты обратишься к юристу и составишь документ, по которому получишь доступ только к доходу от поместья, если от него что-то останется. Ты не будешь иметь права прикасаться к капиталу или что-то продавать без согласия мамы, Ричарда и Фебы, Сары и меня, когда мы достигнем совершеннолетия. Более того, если ты вдруг умрешь без завещания, поместье должно перейти к Саре.

— Почему ко мне?! — Сара от удивления открыла рот.

— Ричарду и Фебе оно не нужно. Мне тоже не будет нужно. Дарлстон такой богатый, что купит всю страну, не говоря о поместье, — напрямик сказала Пенелопа. — Таковы мои условия, Джеффри. Если они тебе не нравятся, поищи другой способ выйти из затруднительного положения. Только не вздумай впутывать Фебу!

Джеффри недоверчиво смотрел на нее. Он был в капкане и понимал это. Ультиматум Пенелопы был единственной щелочкой для бегства из него.

— Пошла к черту! Какой у меня остается выбор? — взвился он от ярости.

— Никакого, — спокойно ответила она. — Так ты согласен?

— Согласен! — Он выскочил из комнаты, в бешенстве хлопнув дверью.

— Миссис Фолиот, вы не можете ей этого позволить, — снова запротестовал Ричард. — Сама мысль невыносима. Она же совсем не знает его!

— Какое это имеет значение. Множество браков так устраивается, — возразила Пенелопа. — Меня он тоже не знает! Вы бы лучше его пожалели.

— Ну да, это так, — ворчливо согласился Ричард. — Все же не может быть, чтобы это было единственным решением.

— Возможно, но это решение — самое четкое. — Она повернулась к матери: — Так что, мама?

— Пенни, ты уверена? Четырнадцатое июля не за горами.

— Да, мама. Совершенно уверена!




Глава 5


Джеффри Фолиот наклонил бутылку над стаканом — виски потек тоненькой струйкой, которая вскоре иссякла. Он тупо посмотрел на бутылку, отшвырнул ее и выругался, пока затуманенный мозг постигал факт, что виски он прикончил. Джеффри удрученно шмыгнул носом. Никому нет дела, что он пьет один в собственной спальне! Никто, кажется, не думает, что он заслуживает хотя бы малейшего сочувствия. Что до этой маленькой сучки, Пенелопы, так она использовала всю ситуацию, чтобы заставить его подписать тот треклятый акт, передающий попечителям контроль над его собственностью!

Пропади она пропадом!

Он застонал, вспомнив, что завтра — день ее свадьбы. Может, разоблачить ее? Господи, как же он устал! Или, наконец, от нее избавиться? Очень неплохо бы, а! Может, Дарлстон преподаст ей пару уроков, как надо уважительно относиться к мужчине! Джеффри злорадно посмаковал эту мысль. Господи, где же бутылка?! Закончилась, вот где! Позвонить надо, чтобы еще принесли. Нет, старый Тинсон ничего не принесет. Самому надо сходить. Взять две. Их много в подвале. Да, надо идти.

Джеффри с трудом встал, покачался и шаткой походкой пошел из спальни. Он шел, натыкаясь на стулья и переворачивая их, но благополучно спустился по черной лестнице на кухню.

Где же дверь в подвал? Пошатываясь, он стоял, стараясь привыкнуть к темноте. Наконец он решил, что нашел дверь, и, шатаясь, шагнул к ней, — вытянутая рука наткнулась на засов.

Ага! Вот она! Он распахнул дверь — перед ним была непроглядная тьма. Запоздало он вспомнил о свече, но тут же подумал и о Пенелопе. Не надо свечи! Если эта глупая девка может обходиться без света, он тоже сможет!

Он сделал шаг в разверзшуюся темноту. Нет, нет! Свеча нужна! Он резко повернулся. Слишком резко, чтобы удержать равновесие. Долю секунды он покачался на верхней ступеньке, размахивая руками, чтобы ухватиться за что-нибудь, и с диким воплем рухнул спиной вперед в поджидающую его темноту.




Пенелопа проснулась от птичьего гомона за окном ее спальни. Села на кровати, потянулась. Последние недели она рано поднималась. Дни были такими загруженными, что только ранним утром можно было подумать без помех. Все в их жизни перевернулось, словно в отместку за долгие безмятежные годы. В эту ночь только Сара будет спать в этой спальне, в которой они всегда спали втроем. Неделю назад вышла замуж Феба. А этим утром она сама выходит замуж за графа Дарлстона.

Церемония будет отличаться от свадьбы Фебы — события радостного, хотя и суматошного. Лорд Дарлстон отмел предложение встретиться с будущей женой до церемонии, хотя миссис Фолиот настаивала, что ему надо дать такую возможность. Если бы он согласился, миссис Фолиот все бы ему рассказала, рассчитывая на его великодушие и надеясь, что он примет Пенелопу, зная все, а не как кота в мешке. Поэтому Феба сегодня должна скрываться, чтобы избежать подозрений. С этим, однако, не должно быть сложностей, поскольку граф Дарлстон просил невесту быть готовой к отъезду сразу после церемонии, потому что до его поместья ехать долго. Пенелопа была деревенской девочкой, однако прекрасно знала о последствиях, которые влечет замужество. А если верить панегирику Фебы, то это просто замечательно. Но из разговоров следовало, что будет много поцелуев. Пенелопе это казалось странным. Единственный раз, когда мужчина попытался поцеловать ее, был ей очень неприятен, если не считать сомнительного удовольствия от пощечины, которую она отвесила Фробишеру, и от его воя, когда в него вцепился Гелерт. Мама объяснила ей, что она должна уступать мужу в брачной постели и что, очень может быть, ей это понравится. Миссис Фолиот основывалась на собственном опыте, а также на предположении, что Дарлстон достаточно опытен, чтобы знать, что делает.

Как самый близкий родственник по мужской линии, вывести невесту должен был Джеффри. Вот это Пенелопе было неприятнее всего. Она в большей мере чувствовала себя сестрой Ричарда Уинтона, чем своего единокровного брата.

Ричард был полной противоположностью Джеффри. Он еще не оправился от потрясения, что миссис Фолиот дала ход этой свадьбе. Возможно, сходство Пенелопы с его невестой было причиной такой чувствительности.

— Ничего у нее с ним не получится. Я бы предпочел, чтобы вы передумали! Он может просто взбеситься.

— А Пенни говорила, что он обаятельный, — все, что на это тогда сказала миссис Фолиот.

Пенелопа, естественно, ничего не знала об этих разговорах, но догадывалась, что поначалу его светлость, конечно, разозлится, когда ему скажут о подмене. Ричард хотел это сделать, но Пенелопа твердо заявила, что раз это будет ее свадьба и ее муж, то она сама ему обо всем и расскажет. Лежа в постели, она размышляла, как ей это лучше сделать. Очевидно, что имя для Дарлстона не имеет значения. Возможно, он и не знает настоящего имени «мисс Фолиот». Значит, ей придется рассказывать ему всю эту постыдную историю. Больше всего ее беспокоило, как она ему скажет, что почти слепая. Пенелопа терпеть не могла, когда ее жалели. Возмущала сама мысль, что он тоже может относиться к ней с жалостью. Она должна дать ясно понять, что с Гелертом она будет полностью независимой и не станет нуждаться в его помощи, однажды лишь пройдясь по поместью, которое, как она знала, огромно.




Этим утром Тинсон спустился вниз особенно рано, как и неделю назад, в день свадьбы Фебы. Все Фолиоты были любы его сердцу, но мисс Пенелопа больше всех. Он был настроен очень решительно: никто и ничто не должно омрачить день ее свадьбы. Он знал, что мистер Джеффри пил допоздна, и ему пришло в голову, что парню следовало бы воздержаться от возлияний до церкви. Тинсон пошел на кухню, чтобы сварить очень крепкий кофе, и застал там экономку миссис Дженкинс и горничную миссис Фолиот Сьюзен.

— А вот и мистер Тинсон. Уж он-то помнит, — сказала Сьюзен, как только он вошел.

— Помнит — что? — спросил Тинсон.

— Дверь в погреб, — вставила миссис Дженкинс. — Я уверена, что она была закрыта, когда мы поднимались наверх. А сейчас она открыта. Или вы уже были там этим утром?

— Нет, миссис Дженкинс. Не был. И дверь была закрыта. Я сам ее закрыл.

— Вот видишь! — кивнула Сьюзен. — Именно это я сейчас сказала миссис Дженкинс.

Тинсон пожал плечами:

— Несомненно, позднее приходил хозяин, чтобы взять бутылку виски. Надо бы посмотреть, какой он там устроил беспорядок. Посветите мне, пожалуйста, миссис Дженкинс.

Та вышла в помещение для мытья посуды и вернулась с зажженной масляной лампой. Со словами благодарности Тинсон взял лампу и смело шагнул через порог. Он одолел несколько ступенек, и желтый свет лампы осветил тело Фолиота, распластанное у подножия лестницы.

На его крик ужаса в дверь втиснулись миссис Дженкинс и Сьюзен.

— О боже!

— Он жив?

Тинсон рявкнул:

— Стойте там!

Сам метнулся вниз по лестнице со скоростью, на какую был способен. Склонился над хозяином и пощупал пульс на шее, потом медленно выпрямился и, глядя на женщин, покачал головой.

Женщины неотрывно смотрели на него, пока он поднимался. Потом втроем вернулись на кухню.

— Что скажет хозяйка? — спросила потрясенная Сьюзен. — В день свадьбы мисс Пенни! О-ой-ой. Она же не может сегодня выйти замуж при таких-то поганых делах!

Миссис Дженкинс и Тинсон обменялись долгими взглядами.

— Закройте дверь, мистер Тинсон, — спокойно сказала миссис Дженкинс.

Он кивнул, закрыл дверь и повернулся к Сьюзен, чем подтвердил ее подозрения.

— Ничто не омрачит день свадьбы мисс Пенни! Ничего не говори ни хозяйке, ни кому другому! Мы закроем дверь в погреб, а я расскажу хозяйке и мистеру Уинтону, когда мисс Пенни и ее лорд едут. Скажу, что знал только я один.

Сьюзен пристально посмотрела на него и сказала:

— Хорошенькая идея. За исключением самой малости, что всю похвалу вы получите один. Постыдились бы, мистер Тинсон! Миссис Дженкинс и я тоже не боимся откровенно признаться. Правда?

— Конечно нет! Старая ты дура! — последовал непреклонный ответ.




Лорд Дарлстон ехал в своем легком экипаже на мягких рессорах к церкви из гостиницы, в которой остановился прошлой ночью, и размышлял, в своем ли он уме. Джордж Кастер, его шафер, на сей счет и не сомневался. Он страстно протестовал, когда Дарлстон ему первому рассказал о своем намерении. Это было в тот день, когда пришло вежливое письмо от миссис Фолиот, извещающее, что его предложение принято.

— Ради бога, Питер, девочка, может быть, влюблена в кого-то, а вынуждена выходить за тебя. Что, если ты еще одну берешь без любви к тебе. Она может оказаться смертельно скучной, или ты для нее будешь смертельно скучным.

— Она не смертельно скучная! — с негодованием отвечал его светлость. — Согласен, при первой встрече она мне показалась простоватой, но должен сказать, в танце ее легко было вести. А при двух других встречах она была оживленной и очень разумной. Ты же сам советовал мне жениться на первой девочке, с которой я смогу не морщась разговаривать. Кроме того, мне собака ее понравилась…

— Надо же! Какое замечательное основание для того, чтобы делать девице предложение! Если это можно назвать предложением! Я просто пошутил, а тебе собака понравилась? Приходится надеяться, что ты тоже собаке понравишься, если она таких размеров, как ты рассказывал. Должно быть, та самая, которая потрепала твоего кузена Фробишера, когда он заезжал к Фолиотам.

Питер молчал. Даже Джорджу он не мог признаться, что был пьян, когда писал Джеффри Фолиоту, и пережил потрясение, когда получил ответ, что его предложение приняли.

— Ладно, Питер, хватит с меня предрекать тебе погибель. Надеюсь, все обойдется. Я говорил тебе все это, потому что забочусь о тебе. Все-таки я хотел бы знать, почему ты женишься?

Дарлстон минутку помолчал, потом невозмутимо ответил:

— Ты уже знаешь почему. По любви я однажды женился, и видишь, что получилось? Но будь я проклят, если хочу, чтобы Джек влез в мои сапоги. И мне не нужно, чтобы остаток моей жизни мной крутила такая женщина, как Каролина! А так — неплохой способ получить благоразумную жену, которая не ждет, что ты будешь ходить перед ней на задних лапках. Мне не надо любить жену. Тогда я разведусь с легким сердцем, если она наставит мне рога.

У Джорджа хватило ума, чтобы не комментировать такие объяснения. Остаток пути они проехали молча и уже собирались вылезать у церкви, как Питер повернулся к Джорджу и сказал:

— Спасибо, что ты терпишь меня. Я не собираюсь мучить девочку, делать из нее козла отпущения за грехи Мелиссы, поверь мне. Я только не хочу эмоциональных привязанностей. Если ты считаешь, что так будет лучше, я скажу мисс Фолиот до церемонии, что не принуждаю ее силой, чтобы она полностью понимала ситуацию.

Джордж пожал ему руку и с пылом сказал:

— Лучше поздно, чем никогда!

Их встретил пастор прихода, доктор Пирсон, который был слегка удивлен, когда жених попросил, чтобы ему позволили поговорить с невестой до церемонии.

— Милорд, при всем к вам уважении, это в высшей степени безнравственно. Однако, если вы подождете в ризнице, я скажу мисс Фолиот, когда она приедет, что вы хотите видеть ее.

— Спасибо, сэр, — ответил Питер и последовал за пономарем в ризницу, где уселся на очень неудобный стул.

Ждать пришлось недолго. Невеста в атласе цвета слоновой кости и под вуалью вошла в сопровождении доктора Пирсона, который тут же удалился.

Дарлстон покашлял, прочищая горло и свирепо глядя на Джорджа, который тут же вышел следом за пастором. Питер еще нервно покашлял и взглянул на невесту. Он уже забыл, какая она стройная, почти хрупкая, и от нее исходил запах цветов. Она молча ждала, что он скажет.

— Мисс Фолиот, я понимаю, немного поздно, но мой шафер объяснил мне, что вы можете чувствовать себя принужденной к церемонии. Я хотел бы прояснить, что это не претит вашим прежним чувствам и что вы действительно хотите выйти за меня замуж, — чопорно произнес граф.

Пенелопа спокойно выслушала и решила, что такая откровенность — лучший способ наладить контакт.

— Милорд, если бы вы не понравились мне в те случайные встречи, я бы написала вам письмо с рекомендацией пойти к черту. Мне известно, что поведение моего брата могло привести к разорению моей семьи, и я еще более охотно выхожу за вас, поскольку это избавит их от беды. У меня сложилось о вас приятное впечатление. Поэтому я согласна быть вашей женой.

Питер поморгал, удивившись такому прямому изложению ситуации, но твердо сказал себе, что это вполне разумно, а потому — неплохо.

— Спасибо, мисс Фолиот. Джордж почувствует облегчение, что он не содействует трагедии! — сказал он и готов был лягнуть себя за это.

Но невеста ничего не ответила, направившись к двери, хотя он мог бы поклясться, что последним звуком, который он расслышал, был сдавленный смех.

Минут пять спустя Питер Огастес Фробишер, граф Дарлстонский, ждал на ступеньках алтаря невесту, мисс Пенелопу Фолиот, ждал в предчувствии, что его ожидает сюрприз, связанный с его невестой.

Его шафер, стоявший по другую руку, заметив в церкви сестру-близнеца невесты, вдруг вспомнил интересный разговор о дочерях покойного мистера Фолиота. Он поразмышлял, не стоит ли предупредить жениха, и решил этого не делать. Вот так-то покупать кота в мешке, подумал он с какой-то извращенной веселостью.

Пенелопа направилась по проходу, крайне озабоченная, как ей пережить церемонию, не опозорив себя.

Она почти ничего не видела в смутном мерцании свечей. Одно помогало, что она хорошо знала место и продумывала всю церемонию много раз. И спасибо Господу, вел ее Ричард, а не Джеффри, хотя куда Джеффри вдруг девался, оставалось для нее загадкой. Добавляло спокойствия и то, что сзади шла Сара.

Она выглядела так серьезно, что жених немного смутился, наморщив лоб и удивляясь, неужели его невеста такая чопорная. Но, вспомнив сдавленный смешок в ризнице, успокоился.

Свадебная служба была короткой, и жених с невестой внятно произнесли свои клятвы. Пенелопа вслушивалась в голос графа; он был таким же привлекательным, как она его помнила. И короткий разговор в ризнице подтвердил это. Немного нервничал, так показалось Пенелопе, но она была уверена, что заметили это немногие. Ее собственная нервозность была намного заметней. Вначале граф подумал, что невеста вообще лишена нервного трепета, пока не взял ее руку в свою. Тогда он почувствовал, как она дрожит. Он чувствовал, что девушка смотрит на него, и успокаивающе пожал ей руку. Во всяком случае, он думал, что успокаивающе.

Пенелопа же от этого пожатия сразу почувствовала тепло, исходящее от графа.

Она старалась не дрожать, но не могла справиться с собой. Потом, пытаясь рассмотреть его сквозь темноту, она ощутила это пожатие. Дрожь сразу прекратилась, и она решила поблагодарить графа за это, как только они выйдут из церкви.

Когда невеста перестала дрожать, Дарлстон почувствовал себя менее виноватым. Он старательно следовал за пастором, надел Пенелопе на палец кольцо и слушал, как их объявляют мужем и женой.

«Боже мой! — думал он. — Все кончено, назад пути нет». И тут его охватило смутное чувство, точно ожидание чего-то неведомого, но приятного.

— Тебе поцеловать ее надо! — услышал он отчаянный шепот Джорджа.

Пастор смотрел, будто старался сдержать смех.

Очень осторожно Питер поднял вуаль с лица жены и взглянул ей в глаза. Странными они ему показались — смотрели сквозь него, будто его и нет вовсе. Он нежно приподнял ее голову за подбородок, склонился и поцеловал в губы. Губы теплые, мягкие. Граф решил, что целовать ее ему будет приятно.

Пенелопа к этому была не готова. Хотя она знала, что так должно быть, но странное чувство острого желания от прикосновения его губ показалось удивительным.

Она почувствовала, как граф положил ее руку на свое предплечье, чтобы повести из церкви, и поняла, что впереди самое трудное. Теперь ей надо было сказать ему, как его одурачили, и она испытала муки совести. Невеста двинулась к дому пастора, где Феба, Сара и миссис Фолиот отвели Пенелопу наверх, чтобы сменить свадебное платье, в котором неделю назад венчалась Феба.

— Милая Феба, спасибо, что ты дала мне его надеть. Оно поддерживало меня, как и ты сама, — сказала Пенелопа, обнимая сестру. — О, Сара, а без тебя я вообще не справилась бы, — обратилась она к младшей сестре. — Ты была замечательна!

Сара вспыхнула и громко фыркнула носом.

— Пенни, ты уверена, что не хочешь, чтобы Ричард все рассказал лорду Дарлстону? — спросила миссис Фолиот.

— Вполне уверена, мама. Видишь ли, если я не скажу сама, то это будет означать, что я боюсь. Хотя это слегка необычно, но я не хочу начинать с недоверия, так что все расскажу ему сама.

Не теряя времени, ее посадили в экипаж. Жених удивился, когда понял, что их будет сопровождать Гелерт. И Джордж ничем не помог, восторженно сказав новой графине Дарлстонской:

— Вот это собака! Питер говорил мне, как она ему понравилась!

Питер посмотрел на него и согласился, подумав, что раз уж собака должна поселиться в его поместье, то почему не сейчас. Он тоже залез в экипаж к жене и ее собаке. Ричард Уинтон захлопнул за ним дверь и сказал со странным ударением:

— Береги себя, Пенни, — и добавил: — Присматривайте за ней, лорд Дарлстон.

Его светлость принял эту прямую команду с похвальной кротостью.

— Надеюсь, в ближайшее время я буду иметь счастливую возможность принимать вас и миссис Уинтон при моем дворе, так что вы сами сможете убедиться, что именно это я и делаю. До свидания, Уинтон, и спасибо вам.

Он заметил, что Уинтон, когда отошел от дилижанса, похлопал по плечу очень взволнованного с виду старого мужчину, который сидел за церковью со старшими слугами Фолиотов. Питер подумал, что это, скорее всего, дворецкий. Но он тут же отвлекся, потому что заговорила жена.

— Боюсь, Уинтон стал излишне заботливым с тех пор, как обручился с моей сестрой, — извиняющимся тоном сказала Пенелопа, когда дилижанс тронулся с места.

— Да, это заметно, — согласился Питер. — Вы устали, леди Дарлстон? Должен сказать, подняться вам пришлось рано. Может, хотите отдохнуть? До моего имения шестьдесят миль.

Скрывая свое удивление от такого формального обращения к ней, Пенелопа согласилась, что действительно встала рано и сейчас было бы неплохо вздремнуть.

Но сон не шел, и она устроилась в углу дилижанса, размышляя, как бы ей начать объяснение с мужем.

«Хм! С мужем, — подумала она. — Если бы я его могла видеть! Даже не знаю, как он выглядит, только по описанию Фебы».

Она выпрямилась, готовая начать объяснение, но легкое посапывание сказало ей, что его светлость спит.

Пенелопе показалось, что прошло часа два, прежде чем муж проснулся, когда они въехали на постоялый двор, чтобы сменить лошадей. Лорд Дарлстон раздобыл корзину с продуктами, и они продолжили путь.

«Пора!» — решила Пенелопа. Но заговорить она не успела, потому что заговорил Дарлстон:

— Миледи, я думаю, мне следует четко изложить свою позицию с самого начала. Как вам известно, это мой второй брак. Моя первая жена обесчестила меня, и я не женился бы снова, если бы не внезапная смерть моего кузена и наследника. Его смерть означает, что после меня титул может перейти к человеку, которого я считаю совершенно недостойным его. Чтобы быть вполне честным перед вами, я женился только ради наследника. Прошу прощения, если вы шокированы моей прямотой, но я не терплю лжи, и вам лучше знать, что я намерен довести наш союз до логического конца как можно быстрее.

Пенелопа как язык проглотила. Она положила дрожащую руку на голову Гелерта и глубоко вздохнула.

— Теперь мой черед быть честной, милорд. Я не тот человек, за которого вы меня принимаете.

Дарлстон растерялся.

— Что вы такое говорите? Вы мисс Пенелопа Фолиот, так ведь?

— Да, но в «Олмаке» была не я, а моя сестра-близнец Феба, — отчаянно выпалила Пенелопа.

Абсолютно ошеломленный, граф с недоверием смотрел на нее. Потом, вспомнив странное различие между девушкой, с которой он танцевал в «Олмаке», и той, с которой встречался в парке и на концерте, он понял, в чем его ошибка.

— Феба! Кажется, таким было имя! Ради всего святого, во что вы играете? Это же вы были с вашим отцом в парке и на концерте! Я готов поклясться.

— Да, эти оба раза была я. — Она была поражена его уверенностью.

— Вы что же, по очереди появлялись из экономии? — Это он произнес зловеще спокойно.

— Нет, я не хотела появляться. Просто я поехала с Фебой в Лондон. Обо мне почти никто не знал. Когда вы меня встретили, то подумали, что я — Феба, а я позволила вам так думать! — вздохнула Пенелопа. — А потом Джеффри проиграл деньги. Он не в первый раз проигрывал, и мы не могли выплатить долг. Поэтому он пытался заставить Фебу выйти за вас, хотя она была помолвлена.

— Он ее заставлял!

Потрясение и ужас в голосе графа были очевидными. Пенелопа охнула от испуга, когда он грубо схватил ее за плечи. Этого хватило, чтобы Гелерт поднялся и угрожающе зарычал.

— Нет! Гелерт! — крикнула Пенелопа.

Дарлстон отпустил ее и сказал мягче:

— Прошу прощения. Пожалуйста, извините. Я не хотел вас напугать. Вы говорите, брат принуждал вашу сестру выйти за меня?

— Да. Мы знали, что вы имеете в виду Фебу, но она уже была помолвлена с Ричардом, и я сказала, что выйду за вас. Это правда, что я вам сказала в ризнице, милорд. Я бы не вышла за вас замуж, если бы вы мне не понравились тогда. Во всяком случае, вы не очень-то интересовались, на ком женитесь, иначе мама сказала бы и вы бы не получили кота в мешке! — закончила она, неосознанно повторяя мысль Джорджа Кастера.

— Какого черта вы не сказали мне все это в ризнице? — потребовал ответа взбешенный граф. — Боже милостивый! Я теперь буду посмешищем на весь город, если это обнаружится. Ладно, это не меняет моих намерений. Вы с сестрой так похожи друг на друга, что нет никакой разницы, кто из вас ляжет сегодня со мной в постель. Есть еще что-нибудь, что я должен знать, моя девочка? Если есть, то Бог вам в помощь!

Пенелопу затрясло. Все было намного хуже, чем она себе представляла, и она кусала губы, чтобы не расплакаться. Ей еще надо было сказать, что она слепая, но она молчала, боясь, что разревется, если заговорит. Слишком поздно она осознала, что недооценила силу удара по его гордости. Ей пришло в голову, что он, должно быть, всю семью ее считает мошенниками. Наконец она спросила со слезами в голосе:

— Вы бы женились на мне, если бы знали, что нас две?

Дарлстон уже чувствовал себя виноватым, что утратил над собой контроль, хотя ни за что не признался бы в этом, потому отвечал сердито:

— Нет, это не повлияло бы на мои намерения. — Он не стал добавлять, что чувствовал бы разницу, если бы женился на Фебе.

Миссис Фолиот справедливо полагала, что именно сильные личностные качества Пенелопы привлекли его внимание.

Побуждаемый влечением, он добавил:

— И мои намерения относительно нашего брака неизменны, поэтому советую привыкнуть к этой идее. — С этими словами он обхватил ее руками и впился губами в ее губы.

Захваченная врасплох, Пенни попыталась высвободиться. А граф забыл о Гелерте, который с нарастающим возбуждением смотрел, как незнакомец кричит на его хозяйку. Помедлив какое-то мгновение, пес, угрожающе гавкнув, прыгнул на Дарлстона, вынудив его отпустить Пенелопу. Находясь в полуобморочном состоянии, Пенелопа не успела своевременно выкрикнуть команду, а только беспомощно ухватилась за ошейник, оттаскивая его назад. Дрожа, она сползла на пол, обхватила собаку за шею и, уткнувшись носом в ее жесткую шерсть, разрыдалась. Гелерт поскуливал и неистово лизал ей лицо, прерываясь лишь для того, чтобы рыкнуть на Дарлстона.

Опешив от атаки пса, Дарлстон забился в угол и не понимал, что ему делать. Его невеста, растрепанная, сидит и рыдает на полу дилижанса, а ее собака вот-вот снова прыгнет на него, если он попытается приблизиться к ней. Он попытался извиниться:

— Миледи… то есть Пенелопа, сожалею, что погорячился и напугал вас. Надеюсь, вы простите меня. — И потом, поскольку она продолжала рыдать, более обыденным тоном добавил: — Платок дать?

— Спасибо, — ответил прерывающийся голосок, и протянулась маленькая рука.

Питер сунул в руку платок и обхватил голову руками. Он чувствовал себя виноватым, но и злился на Пенелопу. Нет, сегодня с невестой точно спать не придется — он же не хотел быть насильником.

Остаток пути они молчали. Граф не знал, что сказать, чтобы снять напряжение, а Пенелопа оцепенела от мысли о предстоящей ночи. Она пришла в ужас, когда Дарлстон схватил ее. В таких объятиях не было и намека на ласку. Из таких ручищ не вырвешься, а его рот полностью закрыл ее рот. Ее затошнило от одной мысли, что ей придется остаться с ним один на один.

К тому времени, когда они в опускавшихся сумерках добрались до поместья, Пенелопа была так напугана, что не могла унять дрожь. Экипаж остановился перед домом, лакей открыл дверцу и опустил ступеньки.

Его светлость спрыгнул и протянул руку, чтобы помочь ей сойти. Неосознанно она попыталась обойтись без посторонней помощи и шагнула мимо ступеньки. Вскрикнув от страха, она упала и опять оказалась в руках мужа.

— Осторожно. Смотреть надо, а то разобьетесь, — сказал он.

В его голосе послышалась искренняя забота, и она совсем раскисла. Предвидя, что его молодая жена сейчас опять разрыдается, он подхватил ее на руки и понес в дом мимо строя ожидавших слуг, сказав им только:

— Через пятнадцать минут обед. Я должен кое-что показать ее светлости в кабинете.

Он зашагал к двери кабинета, Гелерт последовал за ним. Слуга поспешно открыл дверь, пропустил его и столь же поспешно закрыл, а Дарлстон аккуратно уложил Пенелопу на диван.

Она повернулась к нему и, заикаясь, произнесла:

— Не могли бы вы попросить одного из ваших людей, чтобы он на ночь отвел Гелерта на конюшню и покормил.

Дарлстон поморгал и спокойно спросил:

— А вы не будете чувствовать себя в безопасности, если собака останется?

— Я бы предпочла поговорить, не беспокоясь о его поведении, — заносчиво ответила Пенелопа, предвидя, что ее муж разозлится сильнее, чем раньше, от того, что она ему сейчас скажет. Если Гелерт нападет на него еще раз, то он может настоять на том, чтобы собаку выгнали. Кроме того, она стыдилась своего страха. Всю жизнь отец учил ее прямо смотреть в лицо опасностям и преодолевать их. Не могла она себе позволить прятаться под защитой Гелерта.

— Как пожелаете, — ответил Дарлстон и дернул за шнурок звонка рядом со столом.

Вошел дворецкий, и Дарлстон выдал ему указание:

— Медоуз, пожалуйста, возьми собаку ее светлости, отведи на конюшню и накорми.

— Да, милорд, — кивнул Медоуз.

Пенелопа поняла, что его переполняют мрачные предчувствия, и произнесла:

— Он будет послушным, я обещаю. Идите возьмите у меня его ошейник.

Медоуз бочком прошел через комнату и взял ошейник Гелерта.

— Иди с ним, Гелерт, — скомандовала она.

Собака послушалась неохотно, проходя мимо Дарлстона, рыкнула на него в последний раз.

— Спасибо, Медоуз. Ее светлость позвонит, чтобы собаку привели, когда она захочет.

Пенелопа повернулась на голос мужа и нервно сказала:

— Есть еще одно важное обстоятельство, о чем я должна сказать вам, милорд.

— Да? Сомневаюсь, что вы сможете шокировать меня чем-то еще. Но попробуйте.

Собрав волю в кулак в ожидании вспышки его гнева, она просто сообщила:

— Я слепая.

После долгого молчания граф горько отозвался:

— Как оказалось, я связался с семьей мошенников. Вы вообразили, что я хочу слепого наследника?! Обед через десять минут. Позвоните Медоузу, когда будете готовы присоединиться ко мне.

Пенелопа слышала, как он пересек комнату, потом хлопнула дверь. С запозданием до нее дошло, что случилось, и она откинулась на подушку, понимая, что будет сидеть здесь, пока до него не дойдет, что она не сможет найти веревочку звонка.




Дарлстон прождал жену лишних двадцать минут. Он выходил из себя, а прислуга сгорала от любопытства — последняя выходка капризной девчонки переходила все границы. Его светлость съел несколько блюд, не почувствовав вкуса, и выпил бутылку бургундского, не получив от него никакого удовольствия и оставшись абсолютно трезвым.

Сможет ли он расторгнуть брак по одностороннему заявлению? Без грандиозного скандала, в котором будет выглядеть полным идиотом, — нет.

К тому же, как он подозревал, закон все равно окажется на стороне Фолиотов.

Проклятая девка! Выйдет она к обеду, чтобы слугам хотя бы показать супружеское счастье? Совесть настойчиво подсказывала ему, что он дал ей мало оснований для того, чтобы она заботилась о его пожеланиях, и, что еще вероятнее, она от него в ужасе!

Наконец, когда слуга поставил на стол бренди, он взглянул на ситуацию с позиции Пенелопы. Почему она так поступила? Да, она очень заботилась о своих сестрах и матери. Потом, на волне стыда, ему пришло в голову, что он своим поведением мог бы испугать и зрячую. То, что Пенелопа должна была чувствовать, потрясло его. Он понял, что для нее это было похоже на ночной кошмар, и неожиданно для себя поблагодарил судьбу, что там была собака. Для него стало очевидным мужество, с которым она отослала собаку перед своим последним признанием. И он послал слугу найти Медоуза.

Дворецкий вошел и доложил:

— Собака накормлена и устроена на ночь, милорд.

— Спасибо, Медоуз. Скажи мне, когда ты отвел ее светлость наверх?

— Прошу простить меня, милорд, но ее светлость все еще в кабинете, она не звонила, чтобы я проводил ее наверх.

В этот момент истинная причина, почему Пенелопа не появилась, осветила его, как молния. Он вскочил в ужасе от своей тупости!

— Боже! Медоуз, будь добр, принеси через двадцать минут горячего супа и рулет в комнату ее светлости. Она славный ребенок. Я потом объясню, и ты сможешь оттаскать меня за волосы!

Он помчался из столовой через холл к двери кабинета, собрался с духом и тихонько постучал. Ответа не было. Дарлстон открыл дверь и вошел. Все слова извинений замерли на его губах, когда он увидел свою жену крепко спящей на диване со следами слез на щеках. Он молча выругал себя. Весь его гнев был несправедливым. Такая ситуация сложилась из-за его самонадеянности. Ему надо было постараться сделать ее счастливой. Он подошел к дивану, опустился на колени, взял ее руку.

— Пенелопа, проснитесь, — ласково произнес он.

Сначала она не шевельнулась, но в следующее мгновение в ужасе вскочила, пытаясь отодвинуться от него.

— Пенелопа, все хорошо. Я пришел попросить у вас прощения и проводить в вашу комнату. Медоуз принесет вам поесть, и вы ляжете спать. Не могу высказать, как мне стыдно за свое поведение перед вами. Непростительное во всем. Сказать правду, встречи с вами, не с вашей сестрой, подтолкнули меня к уверенности, что мисс Фолиот будет мне подходящей невестой. Так что мне нечего жаловаться, что я получил не того близнеца. Что касается вашей слепоты, я могу только сказать, что моя реакция была достойна презрения, и смиренно прошу прощения.

Пенелопа ушам своим не верила, как изменился его голос. Сама же она едва могла говорить.

— Это мне надо просить у вас прощения, лорд Дарлстон. Мы с вами поступили нечестно, особенно в отношении моей слепоты. Если вы захотите разорвать наш брак, я не стану вас винить.

Она высморкалась, вытерла глаза и ждала его ответа. Ответ ее удивил. Питер положил ей на плечи руки и, легонько притянув к себе, прижался щекой к ее рыжим локонам.

— Было бы слишком, чтобы я получил нужную мне жену, не совершив никаких ошибок. Пока вы не отказались иметь со мной дело, предлагаю лучше узнать друг друга и исправить плохое начало нашей совместной жизни.

Пенелопа слушала его, чувствуя, как по щекам текут слезы.

— Спасибо, милорд.




Глава 6


Наутро Пенелопа проснулась от легкого стука в дверь.

— Войдите! — крикнула она.

Дверь отворилась, и она услышала, как гавкнул Гелерт, вбегая в комнату. Радуясь, что нашел свою хозяйку, он прыгал возле кровати и лизал ей лицо. Розовощекая служанка, которая привела его, робко сказала:

— Его светлость послал меня к вам, миледи. Я принесла вам чаю и его наилучшие пожелания. Этим утром он будет в вашем распоряжении и покажет вам дом.

— Спасибо, — ответила Пенелопа, чувствуя себя неловко оттого, что ее назвали миледи. Она обняла Гелерта: — Ну, хватит целоваться!

Собака отошла и легла рядом с кроватью, стуча хвостом по полу.

Пенелопа слышала, как служанка подошла к постели, и протянула руку за чаем. Чашку осторожно вложили ей в руку.

— Вы справитесь, миледи? — встревоженно спросила служанка. — Нам сказали, что вы не видите, и его светлость приказал нам всем помогать вам во всем.

— Все будет хорошо, спасибо, — ответила Пенелопа, отпив чаю. Она улыбнулась в сторону приятного энергичного голоса. — Как ваше имя?

— Эллен, миледи.

— Вы сможете поводить меня по дому, чтобы я запомнила, что где расположено? Когда я узнаю, как пройти в комнаты, смогу обходиться только Гелертом.

— О, миледи! С удовольствием, только отдерну занавески.

Пенелопа кивнула и слушала, как девушка пошла к окну. Посветлело, она сразу почувствовала разницу — по-видимому, окно выходило на восток. В задумчивости она допила чай, слушая, как Эллен убиралась в комнате. Похоже было, что граф подумал, как обустроить ее быт. Когда вечером отвел ее наверх, он проследил, чтобы она съела суп и рулет, и что у нее есть все, что ей надо, и она может с постели дотянуться до шнурка звоночка. Остальное Пенелопа помнила смутно, потому что ей очень хотелось спать. И тут она поняла, что на ней ночная рубашка… Нахмурившись, она напряглась, пытаясь вспомнить, как ее надевала, память подсказала лишь, что был кто-то с нежными руками и ласковым голосом. И тут ее озарило, что, должно быть, муж укладывал ее в постель. Ее бросило в жар от мысли, что он раздел ее.

— Не могли бы вы подняться, миледи?

Голос Эллен вывел ее из раздумий.

— Да, я встаю. Который час?

— Чуть больше десяти. Его светлость не позволил нам будить вас раньше. Сказал, чтобы мы привели собаку к десяти часам, не раньше, если вы сами не позвоните.

— Спасибо, Эллен. Гелерт вел себя хорошо?

— О да, миледи. Только конюха одного напугал до полусмерти. Он не знал, что в стойле собака, да такая огромная. Джонсон, старший конюх, сказал Медоузу, что он упросил Фреда никому об этом не говорить.

Пенелопа рассмеялась:

— А вы, кажется, собаку не боитесь. Думаю, кто-то очень удачно подобрал мне служанку.

— Хозяин приказал Медоузу выстроить всех служанок и спросить, кто любит собак, не объясняя зачем. А потом приказал привести вашу собаку и посмотреть, кому все еще собаки нравятся. Осталась я одна!

Спустя полчаса Эллен, проводила Пенелопу вниз, в кабинет, где ее ждал лорд Дарлстон. Она немного нервничала, опасаясь своей реакции, но, пожалуй, больше возможной реакции Гелерта на ее мужа. Эллен была хорошим гидом, понятно рассказывала обо всех проходах, дверях, поэтому Пенелопа смогла бы найти дорогу в свою спальню.

— Спасибо, Эллен, — поблагодарила Пенелопа служанку, когда они подошли к двери кабинета.

Она постучала и, услышав возглас мужа «войдите!», переступила порог.

Питер сидел за столом, просматривая бумаги по делам поместья.

— Доброе утро, Пенелопа.

— Доброе утро, милорд.

— Питер.

— Простите, не поняла.

— Питер. Это мое имя. Питер Огастес, если полностью, но это так же формально, как милорд. Пожалуйста, зовите меня Питер, пока не сочтете, что это для вас невозможно.

Пенелопа внимательно вслушивалась в голос и различала только дружескую теплоту. Вчерашний, гнев куда-то исчез. Она заметно расслабилась. Питер, внимательно наблюдавший за ней, увидел, как схлынуло напряжение с ее изящной фигуры, и почувствовал безмерное облегчение.

Сам он плохо спал в эту ночь. Когда сон наваливался на него, начинались угрызения совести, и сон уходил. Ему не давало покоя его собственное поведение. Он с трудом верил, что натворил такое, и решил сделать все, чтобы успокоить Пенелопу. Кроме того, утром он получил тревожное письмо от Ричарда Уинтона, которое привез посыльный, скакавший всю ночь. Теперь он не знал, как довести до сведения жены содержание письма. Другой девице он просто дал бы его прочитать, но в данном случае это было невозможно. Он решил подойти к делу исподволь.

— Скажите мне, Пенелопа, вы очень огорчились, когда ваш брат не появился, чтобы проводить вас?

Пенелопа вспыхнула, но задумалась. Врать она не могла. Но ей казалось неуместным рассказывать Дарлстону… — конечно же дорогому Питеру! — до какой степени они с братом не выносили друг друга. И она спокойно ответила:

— Боюсь, Питер, я совсем не была огорчена. Мы с единокровным братом испытывали взаимную неприязнь. Мне было намного приятнее, что меня проводил мой зять.

Питер не удивился. Он представить себе не мог, что между молодым Фолиотом и его такой интеллигентной сестрой могли быть теплые отношения. То, что она интеллигентна, было видно по достоинству, с каким она себя вела. Ему пришло в голову, что она должна была горько страдать оттого, что ее брат — мошенник.

Теперь, в свою очередь, задумался Питер. Потом он просто сказал:

— Тогда, надеюсь, вы не будете очень огорчены, узнав, что один из ваших конюхов прискакал к нам с письмом от Ричарда Уинтона. В письме он просит сообщить вам, что ваш брат, должно быть, в позапрошлую ночь упал с лестницы в погреб. Дворецкий вашей матери нашел его вчера утром со сломанной шеей. Он решил сразу не говорить об этом вашей матери, чтобы не портить день вашей свадьбы. Я сожалею, Пенелопа.

Питер не смог придумать, что бы сказать еще, а она стояла, ошеломленная. Потом потрясла головой и недоверчиво спросила:

— Джеффри умер?! О боже! В день нашей свадьбы. Я вышла за вас, чтобы избежать скандала, а не вызвать его. Что теперь скажут люди?

Питер об этом уже подумал и имел ответ наготове:

— Мы скажем правду. Несчастные случаи бывают, как вы знаете, и мы можем не придавать особого значения истории о том, что старый добропорядочный слуга не захотел портить свадебный день своей молодой хозяйке.

Казалось, Пенелопу он не убедил.

— Вы имеете в виду — расскажем им сказочку? Ричард хоть упомянул, что Джеффри делал в погребе? Хотя я могу и не спрашивать. Без сомнения, нализался, как обычно.

Дарлстон смущенно кивнул. Потом до него дошло, что кивать бесполезно.

— Уинтон написал, что, кажется, Джеффри был слегка под мухой.

— Слегка! — отозвалось презрительное эхо. — Я удивляюсь, как он добрался до погреба. — Потом Пенелопа взяла себя в руки и пристыженно сказала: — Извините меня, Питер, но Джеффри был не просто мерзким. Когда пришло ваше письмо, он запугивал Фебу, заставляя выйти за вас, хотя она была уже обручена с Ричардом. Он даже не носил траура по папе. По самому доброму, самому любимому папочке. — Она говорила, а в ее глазах стояли слезы.

— Надеюсь, вас он не запугивал?

— Нет, конечно, — резко ответила она. — Я бы отправила его к черту, если бы речь шла просто о долге. Для мамы и сестры это было бы больше чем позор. Кроме того, я использовала ситуацию, чтобы вынудить Джеффри передать управление поместьем доверенным лицам, чтобы он не промотал его. По этой доверенности имение переходит теперь к сестре Саре, потому что Фебе и мне оно не нужно.

— Понимаю, — медленно произнес Дарлстон. — Тогда нам следует обсудить лишь практические вопросы.

Он задумчиво оглядел платье из серого муслина, в которое она была одета.

— Я пошлю в Лондон за новыми платьями для вас. Траур у вас закончился, по отцу естественно. А по единокровному брату, уверен, месяца нестрогого траура вполне достаточно. Поскольку мы проводим время в поместье, совсем не обязательно, чтобы он был строгим. Если только вы не помчитесь на природу в ярких цветах! Да, непременно, несколько новых платьев.

Он надеялся таким образом сменить тему разговора. И действительно, тема сменилась, но не в том направлении, на которое он рассчитывал.

Пенелопа вспыхнула еще больше. Что он о ней думает?! Что у нее даже нет платья, подходящего под новый статус?! Да, она сама знает, что простые платья, которые мама и Феба подбирали ей, здесь не к месту. Она подняла голову и заносчиво сказала:

— В этом нет ни малейшей нужды, милорд. У меня платьев достаточно. — До нее дошло, что говорит не очень-то любезно, и, заикаясь, она продолжила: — Я… я хотела сказать, что очень любезно с вашей стороны, но мне не нужны новые платья, и я не хочу, чтобы вы тратили на меня много денег.

Вот этого Питер не ожидал! Впервые в его жизни женщина отказывалась от предложения новых нарядов. Большинство из них, как он цинично полагал, мигом бы вручили ему детальный список. Чуть запоздало он вспомнил, что Фолиоты небогаты, да и у Пенелопы из-за траура не было времени обзавестись новыми платьями. И понял, что его предложение прозвучало как неодобрение ее нарядов.

— Конечно, не нужны. Просто я подумал, что у вас из-за траура не было времени купить новые платья. А мне доставило бы удовольствие сделать это для вас. Вы можете сказать мне, какой цвет предпочитаете. Что-то мне подсказывает, что розовый вы не любите. Поскольку вначале вы должны быть в полутрауре, возможно, темно-голубой или бледные цвета, лимонно-желтый к примеру.

Пенелопа умышленно провела рукой по каштановым локонам и призналась:

— Правда, розовый я не люблю. Мы с Фебой никогда не носили его. Мы предпочитаем голубой, зеленый. — Потом она напряженно улыбнулась мужу и добавила: — Прошу извинить меня, милорд. Если вы хотите купить мне несколько новых платьев, я была бы рада.

Он облегченно улыбнулся:

— Прекрасно. Попросите Эллен снять ваши размеры, а остальное сделаю я.

Она расслышала улыбку в его голосе.

— Еще одно маленькое дело, Пенелопа.

— Да, милорд?

— Я все же думаю, что вы обманщица.

— Обманщица?.. — Негодование в голосе было явным.

Питер улыбнулся в ответ на такую реакцию и продолжил:

— Да, обманщица. Я настоятельно просил, чтобы вы называли меня по имени. Но вы непослушны, а если я попытаюсь сделать с этим что-нибудь, то ваша собака опять попробует меня разорвать.

— О, прошу прощения, Питер. Собака обычно хорошо себя ведет, но…

— Вам не надо извиняться, — прервав ее, серьезно сказал он. — Я заслужил это. Я кричал на вас, потом попытался настаивать на своих ухаживаниях. Я рад, что он был там. Это привело меня к другому решению.

— Какому же, Питер?

Она слышала, как он покашлял, нервно, как ей показалось.

— Наши отношения… — осторожно начал он. Господи, как же ей сказать-то?.. Он пошелестел бумагами. — В настоящее время у меня нет намерений настаивать на моих… на моих правах супруга.

Что же на это должна ответить благовоспитанная жена? Пенелопа подумала об этом и, к собственному ужасу, услышала свои слова:

— А почему?!

Питер опять оказался захваченным врасплох. Такого ответа он ожидал в последнюю очередь.

— Мы еще плохо знаем друг друга. Я не хотел бы принуждать…

— Потому что я слепая! — Это был не вопрос, а утверждение. Она покраснела от замешательства. Все та же старая проблема. Никто не может принять ее без того, чтобы не пожалеть. А ему еще может быть противно.

Питер расслышал боль в ее голосе, заметил краску, залившую лицо, и растерялся. Что обидного он сказал?

— Я думаю, было бы нечестно с моей стороны настаивать, чтобы вы делили со мной постель, пока вы не узнали меня, не доверяете мне. Особенно после вчерашнего, — кротко сказал он.

Она расслышала в голосе искреннюю заботу. Да, он добрый, ее супруг, несмотря на то что вчера потерял над собой контроль. Не было ни снисходительности, ни жалости, а лишь поведение в соответствии с тем, что ему диктует честь.

— Спасибо, Питер. — Пенелопа не знала, что еще сказать, как попросить прощения за свою подозрительность.

— Я думал, что сегодня покажу вам дом и часть сада, — неуверенно произнес он. — Эллен ваша служанка, будет вам помогать. К сожалению, у нее нет опыта прислуги леди, но…

— Ей нравится Гелерт, — радостно закончила его предложение Пенелопа. — Спасибо вам, Питер. Эллен рассказала, как вы ее выбрали. Если бы у вас было время показать мне все сегодня, было бы замечательно. Когда я узнаю, где что находится, сопровождать меня сможет Гелерт.

— Гелерт? О чем вы говорите?

Пенелопа знала, что показать — всегда лучше, чем рассказывать.

— Вот вы сейчас сидите, так?

— Ну да!

Как она узнала?

— За столом. Стол стоит между нами.

— Да.

Она уверенно пошла к нему, держась за ошейник Гелерта, и остановилась перед столом.

— Стол в полутора шагах от меня, так?

— Боже, как вы это делаете? Даже знаете, что я сижу.

— По голосу, естественно. И я слышала, как вы перебирали бумаги. Поэтому подумала, что должен быть стол. А как узнала, где стол? Меня Гелерт остановил.

Небеса праведные! Он-то думал, что связался с девицей, которая будет требовать постоянного внимания и помощи. Он начал быстренько пересматривать все свои намерения. Не была она беспомощным ребенком, с которым надо нянчиться на каждом шагу. Более того, она, пожалуй, даст резкий отпор, если попытаться нянчиться.

— Тогда начнем нашу прогулку с зала для завтрака, Пенелопа? Вы голодны?

— Да, пожалуйста, Питер.

Он подошел к ней сбоку, опасливо глядя на собаку, но Гелерт, не чувствуя никакой тревоги своей хозяйки, только безразлично смотрел на него.

— Вы возьмете мою руку, Пенелопа?

Она молча протянула свою руку. Он поцеловал ее, положил на свое предплечье и повел Пенелопу. Она удивилась странному трепету, который прошел сквозь нее от прикосновения его губ.

После завтрака Питер повел ее по дому. Всех слуг он предупредил, чтобы они ничего не оставляли в проходах и ничего не двигали, не предупредив хозяйку. Об этом он сказал ей, когда они вошли в кабинет.

— Спасибо, Питер! Не надо так беспокоиться. Гелерт никогда не даст мне обо что-то споткнуться. Он служит мне глазами последние четыре года. Без него было много труднее.

Питер от удивления остановился.

— Так вы не всегда были слепой?

— О нет! Несчастный случай. Однажды Джеффри выстрелил возле уха моей лошади, и она понесла. Я упала, ударилась головой о корень дерева. Несколько дней была без сознания, а когда пришла в себя, ужасно болела голова и я ничего не видела. Я отличаю темноту от света и чувствую движение, но и все.

Питер ничего не сказал, но беспокойство ушло с души. О расторжении брака он не думал, но очень беспокоился, не передастся ли слепота жены ребенку. Несмотря на его осмотрительность, она почувствовала перемену в его настроении и сразу поняла причину.

— Питер, это очень плохо, что мы не сказали вам о Фебе и о том, что я слепая. Но я бы никогда не вышла замуж, если была бы хоть малейшая опасность, что моя слепота передастся ребенку. Пожалуйста, поверьте мне!

Изумленный, Питер остановился как вкопанный, глядя на жену.

— Как вы узнали, о чем я думал? — спросил он наконец.

— Не знаю. Ваш голос или еще что-то…

Питер с изумлением смотрел на свою юную жену. Очень уж хорошо он помнил о нежности ее губ там, в ризнице, и о том, как прошлой ночью укладывал ее в постель. Тогда он проявил благородство и сдержался, но сейчас молился, чтобы ситуация не повторилась. Изящные изгибы ее тела будут ему постоянным искушением при любых обстоятельствах. Но знание, что он имел право на нее, делало ожидание вдвойне трудным. Искренне надеясь, что сейчас она не сможет прочесть его мысли, он сосредоточился на описании кабинета.

Слушая мужа, Пенелопа ясно чувствовала, что он чем-то озабочен, но то был такой предмет, в котором она не могла понять его мысли. У нее не было опыта любовных отношений, и в голову не могло прийти, что она — предмет его желаний.

После кабинета последовал банкетный зал, потом обеденная комната, — они были на первом этаже. Потом они спустились на кухню, где Пенелопу познакомили с поваром-французом Франсуа и его меню. Франсуа превзошел себя в галльской галантности и заверил новую хозяйку, что ее присутствие вдохновит его на создание новых блюд к ее удовольствию.

Во второй половине дня Питер снова провел ее по той части дома, которую показывал утром, и поразился, что она находила дорогу практически без затруднений. Она засмеялась и сказала, что теперь легко запоминает такие вещи.

— Нет, это просто неправдоподобно, моя дорогая, — настаивал он. — Джордж, когда гостил у меня первый раз, заблудился между своей спальней и гостиной.

Они вышли в сад вместе с Гелертом. Питер был зачарован тем, как большая собака опекает свою хозяйку, охраняя ту от любой неудачи. Собака всегда останавливалась перед ступеньками, выводила ее прямо по центру дверей и обходила все препятствия.

— Вы специально дрессировали собаку?

— Нет. Мы некоторое время надеялись, что зрение вернется или улучшится, но этого не случилось. Гелерту тогда был год. Собаку еще щенком подарил нам папа, и мы с ним играли. Но после несчастного случая он больше времени проводил со мной и постепенно стал моим поводырем. Теперь я без него не справлюсь.

Питер повел жену в сад.

К его удивлению, Пенелопа смогла определить большинство цветов по запаху и на ощупь, и было видно, что сад ей доставляет большое удовольствие.

Питер начал осознавать, что у его жены сильно развились все другие органы чувств. Если он отходил от нее, она без труда определяла, где он, по голосу. Он начинал понимать, насколько она независима и как у нее развито чувство собственного достоинства.

— Вас расстраивает, что вы не видите, как я выгляжу? — неожиданно спросил он.

— Я же знаю! Феба описала вас очень подробно после вашей первой встречи. Высокий. Примерно шесть футов два дюйма. Черные волосы. Карие глаза. Оливковый цвет кожи. У вас статная фигура, и вы очень красивый. Она так сказала.

Когда они сели на скамью, Пенелопа робко спросила:

— Может быть, когда мы… когда мы лучше познакомимся, вы позволите мне потрогать ваше лицо. Видите ли, я только так могу узнать, как вы выглядите.

— Не могли бы вы сделать это прямо сейчас, пока мы одни? — предложил Питер.

Она поднесла руки к его лицу, пробежалась по сильной линии подбородка: прямой нос, высокие скулы, теплый твердый рот. В целом ей понравилось то, что она увидела руками. Питер сидел неподвижно, пока ее руки касались его лица. Это было похоже на ласку, и он сильно возбудился, хотя понимал, что она этого не добивалась. Питер больше не мог сдерживаться. Очень нежно он обнял ее одной рукой за талию и притянул к себе. Ее мягкие пальчики затрепетали, замерли…

Не отрывая взгляда от ее лица, он хрипловато сказал:

— Можно и мне, Пенни?

Такое домашнее обращение обезоружило ее, и она молча кивнула, не доверяя своему голосу.

Он поднял свободную руку и погладил ее по щеке, наслаждаясь гладкостью. Белая шея была такой же нежной. Он почувствовал, как она задрожала в его руках, но из объятий не вырывалась. Его пальцы прошлись по ее рту, и, склонившись, он приник губами к ее губам.

На этот раз Пенелопа не сопротивлялась, а прильнула к нему, возвращая поцелуй, как умела. Сердце забилось неравномерно, что-то случилось с дыханием, и она почувствовала, как по всему телу растеклась слабость.

Что до Питера, то он нашел ее невинный отклик обнадеживающим. Рот ее был невыразимо приятным. Ему стало стыдно, когда он вспомнил, как бесчеловечно набросился на нее накануне вечером. Сейчас его губы касались ее нежно, страстно, а рука крепче обнимала за талию. Другая рука скользнула по груди под платьем из муслина, и он почувствовал, как она затаила дыхание от удивления.

Неохотно Питер отпустил ее. Ему не терпелось отнести ее в постель, но он не хотел идти напролом.

— Благодарю, Пенелопа. Думаю, нам надо вернуться в дом, — сказал он, и голос выдал его смятение.

Он хотел ее, и какая это была мука — знать, что она в соседней спальне и нужно только открыть дверь и лечь к ней в постель. Он вспомнил, какой красивой она ему показалась вчера, когда он укладывал ее спать. Невозможно было устоять перед искушением, чтобы не погладить красивую белую грудь… А как нежно улыбалась Пенелопа во сне!

Пенелопа встала, слегка удивленная, что ноги еще слушаются ее. Она не знала, что сказать. Поцелуй Питера вызвал в ней дрожь и смятение чувств.

У Питера мысли также пребывали в беспорядке. Противный подозрительный внутренний голос предупреждал, чтобы он был осторожен, что он уже заинтересовался своей женой как личностью и даже как любовницей. Не лучше ли держать дистанцию? Вспомни Мелиссу! Нельзя делать одну и ту же ошибку дважды. Но она же не Мелисса, возражал он внутреннему голосу. Мелисса была девственницей, но не такой непорочной, как эта девочка.

Но сомнения оставались. Может быть, будет лучше, если сохранять некоторую эмоциональную дистанцию?

К тому времени, когда они подошли к дому, Пенелопа почувствовала смену в его настроении. Он был таким же дружелюбным, но не старался добиться ее доверия, только рассказывал о дороге, по которой они шли.

И ей стало немного грустно, она винила себя за то, что чем-то вызвала это отчуждение, однако твердо решила не привязываться слишком сильно к своему непредсказуемому супругу.




Глава 7


Месяцем позже Дарлстон сидел в освещенной солнцем столовой и поглощал яичницу с окороком, гадая, выйдет ли к завтраку жена и вообще увидит ли он ее сегодня. Со времени свадьбы в их отношениях почти ничего не изменилось. Питер признавал, это его вина. Почти неделю Пенелопа старалась сблизиться с ним, но он каждый раз вежливо уклонялся. Потом ей надоело, и она стала избегать его компании. Через неделю Питер предпринял осторожные шаги, чтобы залатать разрыв в отношениях. Но Пенелопа ясно дала понять, что у нее много дел и она не страдает от недостатка его общества.

— Доброе утро, Пенелопа, — сказал Питер, оторвавшись от письма, когда жена вошла в сопровождении Гелерта. — Хорошо ли спали?

— Спасибо, Питер, очень хорошо.

Питер встал, чтобы пододвинуть супруге стул, и потрепал Гелерта, который уже принял его за своего.

— Чаю?

— Да, пожалуйста.

Он налил ей чаю и, придвигая чашку, сказал:

— Вот, пожалуйста, моя дорогая. Вы сегодня очень заняты? Я думал, мы могли бы прокатиться вместе.

— Вы очень добры, Питер. Но я хотела бы разобраться с кладовой. Может, в другой раз.

— Конечно, как пожелаете.

Проследив, что у Пенелопы есть все, что надо, он продолжил чтение почты, чувствуя, что перестарался в эмоциональном отстранении от жены.

— Я получил письмо от Джорджа Кастера, — нарушил он молчание. — Вы не возражаете, если он приедет погостить к нам, Пенелопа?

— Ничуть, Питер. Я хотела бы познакомиться с вашими друзьями. Когда он приезжает?

— Я напишу, чтобы приезжал, когда захочет. Это означает, что он, скорее всего, приедет, как только получит мой ответ.

— Тогда я попрошу миссис Байтс подготовить для него комнату. Я рада, что у вас будет компания. — Пенелопа поднялась, закончив завтрак. — Простите, Питер, но я пойду и займусь своими делами.

— Минуточку, Пенелопа, если вы не возражаете.

Питер резко принял решение: он должен сломать барьер, возникший между ними.

— Я бы очень хотел, чтобы вы проехались со мной. Мы так мало видим друг друга, что я начинаю завидовать кладовке и миссис Байтс.

— Раз вы так считаете, Питер, конечно, я поеду с вами. Когда мы поедем?

— Я прочту письма, отвечу на некоторые… Через час, я думаю.

Отвечая, Питер лениво просматривал другие письма, и одно из них привлекло его внимание.

— О! Здесь есть письмо для вас, Пенелопа. От мамы.

— От мамы?! Пожалуйста, Питер, прочтите его мне.

— Прочесть для вас?! — Питеру в голову бы не пришло читать корреспонденцию жены.

Ошибочно истолковав его восклицание, Пенелопа покраснела.

— Прошу простить меня. Я попрошу Эллен, если вы очень заняты. — Она подошла к Питеру и протянула руку за письмом.

Сообразив, что неумышленно обидел ее, Питер не обратил внимания на ее руку, а обнял Пенелопу за талию.

— Давайте сядем, и я прочту письмо прямо сейчас.

Прежде чем она успела возразить, он посадил ее себе на колени.

— Вот так. Удобно? Не думаю, чтобы ваша мама написала что-нибудь слишком уж личное. Но что мне делать, если все же написала, моя дорогая?

Ошеломленная тем, что она сидит у мужа на коленях, а он обнимает ее за талию, Пенелопа отбросила всякую осторожность и ответила не думая:

— Ну, не читать, конечно!

Питер расхохотался.

— Что ж, попробую. Я тогда глаза закрою.

Он распечатал письмо и стал читать:

— «Дорогая Пенни. Спасибо тебе за записку, в которой сообщила, что у тебя все хорошо». Ты писала, Пенелопа? — удивился Питер.

— Да, коротенькую записку. Я могу написать, если не торопиться. Адрес Эллен написала. Я попросила его отослать, когда она ходила в деревню… Мне не следовало этого делать?

— Конечно не следовало! Почему вы не взяли у меня франк и не оставили письмо на столе? Ваша мама может подумать, что я запрещаю вам писать!

Пенелопа поморгала.

— Франк! Я забыла, что вы можете дать мне денег. Надеюсь, мама не подумала, что вы — Синяя Борода. Думаю, я напишу ей еще.

— Так, где я остановился? А, вот! «Неужели его светлость не мог дать тебе франк?» Вот видишь? «Или ты забыла попросить у него? Сара думает, что Дарлстон закрыл тебя в темницу, поэтому тебе пришлось посылать письмо тайно. Я ей объяснила, что если бы Дарлстон был так вероломен, то он, наоборот, заставил бы тебя писать длинные письма и сам бы отсылал…»

В этом месте Питер прервался.

— Боже мой! Какое воображение! Пенелопа, вы должны написать немедленно! Я готов предложить вам услуги секретаря, но боюсь, что это даст вашей сестре основания для множества новых подозрений. Прекратите смеяться! На карту поставлена моя репутация!

Пенелопа старалась сдержать свою веселость, но ничего не получалось. Питер был рад видеть, что ее покладистая холодность исчезла, и продолжил читать:

— «У Фебы с Ричардом все хорошо. Они долго гостили у нас и были счастливы. Но Феба напишет тебе сама, так что я не буду опережать ее. Сара шлет тебе свою любовь. Она тоже тебе пишет, только не знает, то ли в письме тебя поддерживать, то ли Дарлстону пригрозить. Она себя утешает мыслью, что Гелерт разберется в ситуации при первой же возможности. Я рада, что Дарлстон не вышел за рамки благоразумия во всем этом деле. Теперь ты должна показать себя столь же великодушной. Будь хорошей девочкой, Пенни, и доброй верной женой. Твоя любящая мама».

Закончив читать, Питер помолчал. Пенелопа доверчиво прильнула к нему, нежно улыбаясь собственным мыслям. Он рассматривал ее изящный профиль, наслаждаясь ее близостью. Потом провел ладонью по щеке. Выведенная из собственных мыслей, она повернулась к нему. Он сжал ее в объятиях и сказал:

— Может, мы вечером напишем твоей семье, чтобы развеять страхи твоей сестренки?

Не в состоянии сдержать искушения, чтобы не поддразнить его, Пенелопа сказала:

— Нет, нет. Она получит больше удовольствия, если мы подогреем ее подозрения. Неплохо было бы, если бы письмо написали вы, а я только подписала! Представляете, как это волнующе для нее — почувствовать себя героиней и замышлять, как вырвать меня из ваших когтей!

— Нет, спасибо. Мои когти не кажутся такими уж невыносимыми для вас, — сказал он, забавляясь.

Он встал и поставил Пенелопу на ноги.

— Идемте, Пенелопа. Если нам надо сегодня ехать, то я бы вначале закончил с этими письмами и написал бы Джорджу, наконец. А попозже мы пригласим Сару, чтобы успокоить ее подозрения.

Лицо Пенелопы засветилось радостью.

— Правда, Питер? Я уверена, она конечно же не верит, что вы злодей, но я очень хочу ее видеть.

Через час, готовая к прогулке, Пенелопа пошла искать Дарлстона. Перед этим она долго обсуждала с Эллен свою шляпку и огорчалась, что сама не может видеть, идет ли она ей.

Поездка получилась приятной. Они заехали на несколько ферм, и пока Питер обсуждал с фермерами посевы и урожай, Пенелопа знакомилась с их женами. Она обнаружила, что Питер ведет себя как хороший землевладелец и заботится о благоденствии арендаторов.

Последняя ферма, на которую они заехали, была особенно интересной.

— Здесь мы не сможем задержаться надолго, Пенелопа. Джевкинс в прошлом году женился, и его жена вот-вот родит первенца. Кстати, она — сестра Эллен.

— Питер, если бы вы сказали мне раньше, я могла бы захватить записочку от Эллен.

— Извините, дорогая, совсем забыл, — вздохнул Питер. — Но вы можете взять письмо для Эллен.

Джевкинс был дома, когда они подъехали, и очень радовался тому, что граф привез новую графиню познакомиться.

— Для меня — это честь, миледи. Марта дома, входите, познакомьтесь. Давайте руку, миледи. Эллен сказала, что вы не видите, но если однажды вам показали дорогу, то уже ее не забудете.

— Я подожду здесь, с лошадьми, Том, — сказал Питер. — Не хочу беспокоить Марту.

— Какое ж это беспокойство, милорд! — запротестовал Том, но Питер настоял на своем, полагая, что женщинам будет удобнее разговаривать без него.

Через минуту к нему присоединился Джевкинс:

— Вмиг поладили. Марта немного взбодрится. Не то чтобы она была очень вялой, но мы оба будем рады, когда это закончится.

— Надеешься на крепенького сынишку, а, Том? — спросил Питер.

— Я ведь фермер, привык хотеть телочку. Трудно ломать старые привычки. Но не в этом дело. Я в любом случае буду рад, лишь бы с Мартой все обошлось благополучно. И вам того желаю, когда черед наступит. Извините за дерзость.

Питер пожал ему руку и перевел разговор на посевы и урожай. Вскоре из кухонной двери вышла Пенелопа.

— Нам пора ехать домой, не будем отвлекать вас от дел, Том. Мы еще заедем, узнать, как дела у Марты. Дай знать, если что понадобится.

— Да, мистер Джевкинс, я сказала Марте, что пришлю к ней Эллен на несколько дней, когда она разрешится.

Фермер покраснел.

— Спасибо, миледи, Марте так будет спокойнее.

— Не за что, мистер Джевкинс, — улыбнулась Пенелопа. — До свидания.

Питер помог ей сесть в экипаж, сел рядом, и они поехали бодрой рысцой.

Дарлстон гнал лошадей, стремясь быстрее попасть домой. Молчание жены его не обижало, напротив, было что-то приятное, новое в том, чтобы ехать с женщиной, которая не считает себя обязанной болтать без умолку.

— Кажется, Гелерту понравилась прогулка, — сказал он, когда они вошли в дом. — Надо чаще его выводить. А вам понравилось, моя дорогая?

— Да. Спасибо, Питер. Гелерт привык к длительным прогулкам. Мы с папой всегда брали его с собой.

Легкая грусть в голосе сказала ему, как болезненна для нее смерть отца.

— Вы скучаете по нему? — спросил Питер.

— Очень скучаю. Мы были с ним близки. Он бы со стыда сгорел от того, что сделал Джеффри. — Пенелопа повернулась к нему лицом. — Я хотела извиниться перед вами за его поведение, но не знаю, как подступиться…

— В этом нет нужды, Пенелопа. Я тоже виноват, что не прервал ту проклятую игру, когда еще была возможность. Не думайте больше об этом, прошу вас.

Пенелопа почувствовала, что на душе у нее стало легче.

Остаток дня прошел спокойно. Пенелопа провела его в кладовой, помогая экономке сортировать и просушивать травы. Но мысли ее постоянно возвращались к утренней прогулке, и она снова удивлялась, почему Питер стал таким дружелюбным. Может, он подвержен внезапным сменам настроения? Когда она перебирала в памяти встречу с Мартой Джевкинс, ей в голову пришло, что Питеру нужен наследник и, возможно, его доброта — лишь хитрость, чтобы она охотнее пошла в его постель? От такой мысли Пенелопа покраснела, но чем больше она об этом думала, тем вероятнее ей это казалось.

Придя к такому заключению, она попыталась разобраться в своих чувствах и призналась себе, что муж ей нравится, несмотря на его холодность. А если быть честной, то она его любит. С ней он неизменно вежлив, и уважение к нему арендаторов говорило, что человек он хороший. Наконец Пенелопа дошла до своей физической реакции на него. Когда он поцеловал ее в саду, ей хотелось, чтобы поцелуй не кончался. А почему он закончился? Может, ей не надо было отвечать на поцелуй? Ему стало неприятно?

Этим вечером Пенелопа особенно тщательно занималась своим туалетом и попросила Эллен надеть на нее новое шелковое темно-зеленое платье, которое доставили из Лондона. Эллен обстоятельно и с удовольствием описала все красивые новые платья, которые были заказаны для госпожи. Все они подходили Пенелопе по цвету и выгодно оттеняли яркие локоны ее волос и очарование лица.

Выйдя к обеду, Пенелопа так нервничала, что возвела внутри себя все былые преграды. Питер сразу же заметил изменившееся настроение супруги и настроился вытаскивать ее из хандры. Он напомнил ей об ужасных подозрениях Сары и предлагал разные варианты ответа на письмо. И Пенелопа постепенно забыла свои тревоги и получала удовольствие от общения с мужем.

Питер не только наслаждался общением с женой. Его глаза оценивающе изучили ее стройную изящную фигуру, не упуская ни единой линии. Мягкий свет свечей подкрашивал ее темно-каштановые волосы, и они, казалось, сияли внутренним светом. Воспоминания о сладости ее губ постоянно вводили в искушение, но он контролировал себя до такой степени, что невозможно было быть более покладистым, более отзывчивым.

После обеда Пенелопа играла для него на фортепьяно. Играла она с чувством, и Питер, слушая, получал истинное удовольствие. Его жена не переставала изумлять его тем, на что была способна, несмотря на слепоту.

Она играла сонату Гайдна, когда Дарлстон принял решение. Он не может больше ждать, он ее хочет до боли. Да, после целого месяца она не будет возражать, убеждал он себя. В конце концов, он предупреждал, что хочет наследника.

Пенелопа закончила сонату и встала рядом с пианино. Он подошел, чтобы помочь ей. Трудно было стоять рядом с ней и сохранять над собой контроль. Он взял ее за руку и привлек к себе, нежно, но непреклонно. Пенелопа замерла, инстинктивно подняв к нему лицо. Питер чувствовал, как она напряглась. Сознание подсказывало, что надо отпустить ее, но чувства, вызванные ее близостью, свели на нет его джентльменские порывы, и он впился поцелуем в ее губы. Одна рука его скользнула ей за спину, а другой он гладил ее щеки и шею. Вначале Пенелопа подавила в себе ответный порыв, но, когда рука его нашла ее грудь, она непроизвольно издала стон удовольствия и прильнула к нему.

Питер почувствовал ее отклик и крепче сжал в своих руках. Ее губы, невероятно мягкие и нежные, немного раскрылись, не в состоянии сопротивляться искушению, и Питер просунул ей в рот свой язык. Он застонал, полностью ощутив ее свежесть. У него мелькнула дикая мысль взять ее сейчас прямо здесь, на полу. Его руки скользнули под платье, и Пенелопе показалось, что весь мир перевернулся. Она задрожала, чувствуя, что сейчас потеряет сознание. Его пальцы блуждали по ее телу, ласкали, дразнили голую кожу, а губы не отрывались от ее губ.

Он прервал поцелуй, чтобы прошептать:

— Пенни, я не могу больше ждать. Я хочу отнести тебя в мою постель. Ты поняла?

Почти не сознавая, что делает, Питер поднял ее на руки и, как пушинку, понес к дивану. Он сел, устроив ее на коленях. Его руки снова заскользили по бархатной коже, а губы медленно целовали шею, вызывая в ее теле дрожь удовольствия.

Пенелопа тонула в море ощущений; его руки и губы разжигали в ней пламя, которое готово было поглотить ее целиком. Неуверенная в себе, она тоже погладила его лицо и неумело поцеловала, отчего Питер почувствовал прилив нежных чувств. Она была такой милой, такой притягательной в своей невинности! Понимая, что полностью утрачивает над собой контроль, он вдруг отпустил ее и сказал с хрипотцой в голосе:

— Пенелопа, я думаю, тебе пора спать, иначе я за себя не ручаюсь.

Его руки дрожали, когда он снял ее с колен и поставил на пол.

Пенелопа не поверила своим ушам. Что она сделала не так? Сбитая с толку, она встала и пошла к колокольчику с веревочкой. Она слышала, как Питер быстро пересек комнату и вышел, хлопнув дверью. Ее тело еще дрожало от его ласки, и ей хотелось больше и больше. Почему же он ушел? Сам сказал, что хочет ее. Не в состоянии ответить на свой вопрос, она позвонила и ждала, когда войдет Медоуз.

— Медоуз, пожалуйста, пришлите в мою комнату Эллен. Я ложусь спать.

— Да, миледи.

Она медленно пошла вместе с Гелертом через весь дом в свою спальню, пытаясь угадать, куда ушел Питер. В кабинет, наверное. Это его убежище.

* * *


Эллен нашла хозяйку рассеянной и даже удрученной. Это было удивительно — леди Дарлстон имела легкий веселый нрав. Но в тот вечер она совсем не хотела говорить и, казалось, вот-вот расплачется. Эллен решила, что хозяйка поссорилась с хозяином.

— Спокойной ночи, миледи. Идем, Гелерт, — сказала Эллен и уже собралась выйти, как заметила, что дверь, смежная с комнатой хозяина, не заперта, и подумала, не запереть ли ее. Нет. Если хозяйка с хозяином поссорились, то лучше оставить дверь открытой, решила она. Через закрытую дверь не помиришься!

Пенелопа лежала на своей огромной кровати расстроенная и подавленная. Она была уверена, что опротивела Питеру своей охотной отзывчивостью на его ухаживание. Если он еще ее поцелует, ни за что не станет отвечать. Во всяком случае, если сможет удержаться. Она была вынуждена признаться самой себе, что очень трудно не ответить на страстные объятия мужа…

Часом позже, вернувшись в свою спальню, Питер стоял у открытой смежной двери и смотрел на спящую жену. Он тоже чувствовал себя расстроенным, а возникшая на лице Пенелопы гримаса боли, когда он резко оттолкнул ее, не уходила из его сознания. Дарлстон поражался себе, почему он не может положить начало физическим отношениям со своей женой без лишних эмоций и глубокой привязанности? Может, спокойнее вообще не укладывать ее к себе в постель, раз уж она вызывает у него такие чувства, о которых лучше забыть? Но как не укладывать, если ему нужен наследник! К черту все! Не надо ему привязываться к ней. Ему приятна ее компания. Ну и достаточно!




Глава 8


Утром Пенелопа вышла к завтраку с намерением восстановить с мужем дружеские отношения. Она тщательно подбирала платье и остановилась на темно-голубом, которое, как ее убеждали Эллен с экономкой, особенно ей шло. Усилия ее не были напрасными.

Питер взглянул на жену и застыл потрясенный. Темно-голубой цвет подчеркивал красоту ее лица. Волосы были схвачены на шее широким голубым бантом и небрежно спадали на одно плечо; локоны контрастно выделялись на темной материи. Нежная улыбка играла на изящно очерченных губах.

Он вспомнил, какими податливыми вчера были эти губы, нежные, трепещущие. С ума сойти! Не станет он об этом думать!

— Доброе утро, Питер.

— Здравствуйте, Пенелопа. — Он встал, придвинул ей стул. — Надеюсь, вы хорошо спали?

— Да! — любезно соврала она. На самом деле спала она плохо. Формальное приветствие мужа задело ее. Его тон был ледяным.

— Чай?

— Спасибо, милорд.

Он наполнил ее чашку и вернулся к своим газетам.

Пенелопа попыталась поддержать разговор:

— Мне очень понравилась вчерашняя прогулка. Если вы сегодня поедете, можно мне с вами?

— Сегодня я поеду верхом. Так быстрее. — Он взглянул Пенелопе в лицо. На какое-то мгновение ему показалось, что губы ее дрогнули, но тут же на лице застыло выражение холодного безразличия.

— Прошу простить меня, милорд.

Следующий час у Пенелопы было тревожно на душе, и она хотела как-то отвлечься. Попыталась поиграть на фортепьяно, но очарование Генделя не могло сравниться с перспективой прогулки. Прогулка верхом будет восхитительной, даже если ее лошадь поведут в поводу.

Воспоминание о страстном поцелуе Питера прошлым вечером лишило ее сна. Он был таким нежным, но и требовательным. Он даже сказал, что хочет ее! Пальцы замерли на клавишах, когда она задержалась на этом воспоминании. Что она сделала не так? Какие черти рвут душу этого человека? То он ведет себя так, будто любит ее, то так, будто она — докучливая помеха.

В ее сознание прокрались бунтарские мысли. Почему она не может прогуляться. Ее может сопровождать один из конюхов. Она приняла решение, закрыла пианино и пошла переодеваться. Как и ожидалось, Эллен пришла в ужас:

— Проехаться верхом?! Но, миледи, что скажет хозяин?

— Хозяин может идти к черту! — сквозь зубы ответила Пенелопа. — Пожалуйста, найди мой костюм для верховой езды.

Эллен сделала, что ее просили, полагая, что хозяйке не будет большого вреда, если ее лошадь поведут в поводу. Старший конюх Джонсон — человек надежный. Но что скажет хозяин, она даже подумать боялась.

А хозяин все утро провел в разъездах по арендаторам и в обсуждениях ожидаемого урожая в преддверии приближающейся зимы. Теперь он возвращался домой, и перед ним открылось такое зрелище, что от испуга он не мог проронить ни звука. Его жена, верхом на его любимом, но уже отправленном на заслуженный отдых охотничьем коне, со старшим конюхом и в сопровождении ее собаки шли легким галопом богу одному известно куда!

Боже милостивый! Соображает ли Джонсон, что затеял? Ругаясь про себя, Питер помчался, чтобы перехватить их.

Услышав стук копыт, Джонсон обернулся и тут же сказал:

— Нам лучше остановиться, ваша светлость. Хозяин сзади за нами скачет.

Пенелопа проглотила возражение, недостойное ее светлости, которое чуть не сорвалось с языка, а просто сказала:

— Очень хорошо. Возможно, он решил составить нам компанию.

Джонсон видел взгляд графа, и у него таких предположений возникнуть не могло. Конюх подавленно размышлял, как это он позволил своей хозяйке подбить его на такую глупость и станет ли хозяин слушать оправдания.

Пенелопа, напротив, оставалась совершенно спокойной. Она решила дать достойный отпор. В конце концов, он не говорил, что она не имеет права оседлать одну из его лошадей. Но тут ей пришло в голову, что Джонсону от этого не будет легче.

— Не волнуйся, Джонсон. Я скажу его светлости, что тебе эта идея не понравилась, — поспешила успокоить она.

— Спасибо, миледи.

Питер осадил свою кобылу возле жены и ее спутника и смотрел на них.

— Как вы думаете, что вы делаете?!

Старший конюх сразу сник от гнева в голосе хозяина, а Пенелопа повернулась к нему, вскинула голову и мило ответила:

— Катаемся, милорд. Не составите ли мне компанию?

— Я не думаю, что верховая езда безопасна для вас, миледи, — произнес Дарлстон зло. — Вы сделали бы мне одолжение, если бы вернулись в конюшню. И немедленно. Что же до тебя, Джонсон, ты, должно быть, потерял рассудок.

Пенелопа снисходительно фыркнула:

— Милорд, я езжу верхом с раннего детства. Если мои родители не сочли нужным запрещать мне езду, когда я потеряла зрение, то не вижу причин для вашего беспокойства о моей безопасности. Джонсон просто подчинился моему приказу, оседлал подходящую лошадь и сопровождал меня. Вы не говорили ему, что этого делать нельзя, поэтому вам не за что его винить.

Питер на мгновение растерялся, не в состоянии придумать простой ответ, который не шокировал бы его слугу, потом коротко сказал:

— Меняемся лошадьми, Джонсон. Гризельда излишне ретива, чтобы вести за собой другую лошадь. Я покатаюсь с вашей хозяйкой. — С этими словами он спешился.

Джонсон подчинился и передал поводья своей спокойной клячи графу, который легко вскочил в седло и взял уздечку ведомой лошади.

— Можешь возвращаться на конюшню, — кивнул он Джонсону.

Джонсон уехал, оставив графа и нераскаявшуюся графиню один на один. Питер глубоко вздохнул:

— Можем ехать, миледи?

— Конечно, милорд.

Питер повел свою клячу рысцой, наблюдая, как уверенно сидит его жена на старом охотнике.

— В другой раз, леди Дарлстон, я просил бы вас вначале посоветоваться со мной, прежде чем ссорить моих домочадцев.

Нетрудно было заметить старательно скрываемое бешенство в его спокойном голосе.

— В самом деле, милорд? Представить не могу, почему вы заботитесь, как я провожу время. Я же не вынуждаю вас тратить свое время попусту.

— Вы моя жена! Естественно, я беспокоюсь о вашей безопасности, — зло фыркнул он.

— О! Я не подумала, что вас это может хоть как-то интересовать.

Его уязвила ее спокойная отчужденность. Он решил, что спорить дальше нет никакого смысла. Ясно же, что Пенелопа способна управлять лошадью и он остается в дураках.

— Верите вы или нет, но я заинтересован, чтобы вы были здоровы.

— Как вы добры, милорд. Однако я бы просила, чтобы вы не утруждали себя со мной. Мне намного приятнее скакать с Джонсоном. У вас, должно быть, уйма дел по поместью, и они занимают все ваше время.

Голос ее был безразличным, но безразличной она себя не чувствовала. Сама мысль, что он воспринимает время, проведенное с ней, как неприятную обязанность, уязвляла ее гордость невыносимо.

Питер быстро понял, что обижает ее, и сразу изменил тему разговора:

— Как вам походка Нерона, Пенелопа?

— Отличная, милорд.

Он поморщился от формальности ее ответа, но удержался от комментариев. В конце концов, сам начал этот разговор.

— Джонсон говорил мне, что Нерон уже практически не у дел, но он самый надежный из всех лошадей в конюшне, — решила продолжить разговор Пенелопа.

— Да, пожалуй, — согласился Питер, с любовью глядя на своего старого друга. — Я скакал на нем у Ватерлоо. Если бы не он да Джордж Кастер, меня убили бы.

Он помолчал, заново переживая сражение, погрузившись в клубы дыма, рев орудий, крики умирающих людей и лошадей. Потом помотал головой, чтобы стряхнуть адское видение.

— Что с вами, Питер?

Ее кроткий голос вернул его к действительности. Что-то в его голосе сказало ей, что ужас, который он пережил в тот день, не оставит его никогда. Через минуту он продолжил:

— Мои солдаты стояли в каре, держа свой участок земли, а нас атаковала колонна французов. Вокруг гремели выстрелы, а Нерон стоял спокойно, будто в своей конюшне. Потом меня ударила мушкетная пуля. Все, что я помню, — боль в боку, я лежу в грязи и смотрю снизу на живот Нерона. Потом солдаты говорили, что ничего более поразительного они не видели. Любая другая лошадь встала бы на дыбы, а он так и стоял, закрывая меня, пока наши не отбили атаку. Иначе меня бы затоптали.

— А мистер Кастер? — мягко подтолкнула она его.

— Джордж все видел. Когда смог, он добрался до меня, уложил на спину Нерону и выделил солдата, чтобы тот отвез меня в тыл.

Пенелопа помолчала. Быть может, его гнев вызван тем, что он увидел ее на коне, к которому испытывает особые чувства?

— Простите меня, — наконец выговорила она. Я поскакала на Нероне без вашего разрешения, Питер. Но я могу понять, если вы предпочитаете, чтобы на нем никто другой не скакал.

— Не в этом дело, Пенелопа, — смутился Питер. — Ему тоже нужно поразмяться, а я редко сажусь на него с тех пор, как он состарился. Если вы погоняете его немного, я буду только рад. Иногда я сажусь на него в память о былых временах, но в другое время, пожалуйста, можете скакать на нем.

— Спасибо, Питер.

Некоторое время они ехали молча, а когда Питер заговорил снова, он вернулся к формальной безразличности. Пенелопа только вздохнула и оставила попытки вернуть утраченное доверие. Если его светлость хочет отношений безукоризненных и холодных, то он их получит.




Утром Пенелопа проснулась и послала на конюшню спросить, когда Джонсону будет удобно поскакать с ней. Ответ пришел, когда она закончила умываться. Джонсон сообщил, что будет в ее распоряжении, когда она пожелает.

Неспешно вытираясь, Пенелопа все хорошенько продумала.

— Эллен, приготовь мой костюм для верховой езды, а когда я оденусь, попроси кого-нибудь сообщить Джонсону, что я спущусь сразу после завтрака.

— Да, миледи.

— И еще, Эллен. Я покатаюсь, а потом устрою длительную прогулку. Надо будет взять с собой что-нибудь поесть. Немного фруктов, хлеба и сыра. И возьми себе что хочешь, если пойдешь со мной.

Эллен удивленно поморгала.

— А вы не устанете, миледи? — Вспомнив свое место, Эллен поправилась: — Я имела в виду, что, конечно, пойду, но…

— Никаких но! — отрезала Пенелопа. — Приготовь мой верховой костюм и подумай, что бы ты хотела на ланч.

Эллен сделала, как ей было сказано, и вскоре одетая для верховой прогулки Пенелопа спустилась к завтраку.

Питер встал при ее появлении, отложив газеты.

— Доброе утро, Пенелопа. Чай будете?

— Спасибо, милорд, с удовольствием.

Дарлстон налил чаю, поставил перед Пенелопой чашку. Осмотрев ладную фигуру жены в прекрасно сидящем костюме для верховой езды, спросил:

— Вы запланировали на утро верховую прогулку?

— Да, милорд. Джонсон ждет меня после завтрака.

Питер сел и задумался. Он ясно сознавал, что вчера вел себя не лучшим образом, и готов был сопроводить жену на прогулке, но ее слова сказали ему, как мало она оценила бы его порыв.

— Поскакать с Джонсоном — одно удовольствие, — продолжала Пенелопа. — Кажется, он любит поговорить. А потом мы с Эллен возьмем Гелерта и совершим длительную прогулку.

— Боже! Девочка моя, вы же устанете! — вырвалось у него.

Пенелопа повеселела:

— Не беспокойтесь обо мне. Я в состоянии оценить свои силы. — И тут же, меняя тему: — А чем вы займетесь сегодня, милорд?

— Делами поместья. Надо встретиться с арендаторами. Если бы вы могли составить мне…

Договорить он не успел.

— Вы очень добры, милорд, но я уверена, что Джонсон будет хорошим провожатым. И конечно, мне не хотелось бы путаться у вас под ногами.

Холодное безразличие ее голоса ужалило Питера, но он только пожал плечами:

— Как пожелаете, Пенелопа.

Он извинился и отправился по делам. Как только дверь за ним закрылась, Пенелопа с облегчением вздохнула. Держаться с мужем формально оказалось намного труднее, чем она ожидала. Аппетит пропал, и Пенелопа поднялась из-за стола.

Джонсон встретил ее, как только она подошла к конюшне:

— Доброе утро, миледи. Нерон оседлан. Хозяин сказал, что вы можете его брать. Мы все этому рады. Он замечательный старикашка, но скучает, если ему не дают побегать.

— Вот и прекрасно, — улыбнулась Пенелопа.

Джонсон окликнул помощника:

— Фред, приведи Нерона для ее светлости, а мне Тумана.

— Да, сэр!

Пенелопа услышала цокот копыт по мощеному двору и спросила:

— Теперь мы можем ехать?

— Если ваша светлость готовы, — ответил Джонсон.

Они рысцой выехали со двора, и Гелерт прыгал вокруг них.

— Есть хорошая дорожка через парк к деревне. И галопом можно пройтись, если пожелаете. А вернемся, обогнув ферму, через лес. Прогулка часа на полтора.

— Замечательно, Джонсон! — ответила Пенелопа.

Прогулка очень ей понравилась. Джонсон был замечательным проводником, подробно описывал окрестности, по которым они ехали. День выдался ясным, и она чувствовала, как пригревает солнце. К ее удовольствию, сверху доносились трели жаворонков. Они остановили лошадей и несколько минут слушали их концерт.

Джонсон, который знал графа с младенчества, как и все старые слуги, был не слишком высокого мнения о предыдущей графине. Эта же, как он решил, намного лучше прежней. Настоящая леди. Не слишком высокомерна, умна и добросердечна. Когда они подъезжали к дому, Джонсон молчаливо поздравил хозяина с хорошим выбором новой жены.

Вопреки опасениям Эллен, Пенелопа чувствовала себя свежей после верховой прогулки и не передумала идти на пикник. Кроме естественного желания выйти за пределы дома и хорошо прогулять Гелерта, у нее было другое желание: не дать его светлости ни малейшего повода думать, что она хандрит в одиночестве и страдает от недостатка его общества.

Эллен сказала, что знает хорошее местечко в полутора милях от дома, где ручей каскадами спадает в глубокий пруд. Они добрались туда минут за сорок пять и расстелили коврик в тени раскидистого дуба рядом с прудом.

Мириады звуков достигали ушей Пенелопы: шум воды, падающей в пруд, непрерывный птичий гомон и редкие всплески форели. Она сидела на коврике и помогала Эллен раскладывать еду: остывшие пирожки, цыплят, бублики, сыр и фрукты.

За трапезой хозяйка и служанка вели неспешный разговор. Пенелопа многое узнала о семье Эллен, особенно о ее сестре Марте. Эллен беспокоилась за сестру, которой скоро предстояло рожать. Время от времени она замолкала и извинялась, что много болтает, но госпожа только смеялась. И в самом деле, в рассказах Эллен о своей семье Пенелопа находила отдохновение от тоски по своему дому, в чем она едва осмеливалась признаться самой себе. Впервые в жизни вдали от матери и сестер, не имея никого, кому можно было бы довериться, она почувствовала невыносимое одиночество. Если бы у Питера не было резких перепадов настроения, они могли бы стать друзьями. Многое в нем ей нравилось, и было видно, что слуги относятся к нему с любовью и уважением. С улыбкой вспомнила она сцену из романа Джейн Остин «Гордость и предубеждение», когда Элиза поняла, как она заблуждалась относительно Дарси, наслушавшись, как его расхваливала домохозяйка. То, что Элиза потом влюбилась в своего бывшего врага, Пенелопа решительно отмела в сторону. Любовь тут совсем ни при чем, думала она.




Глава 9


Несколько следующих дней Пенелопа скакала по утрам и гуляла с Эллен. Питера она видела мало, только за завтраком и обедом, когда их разговор ограничивался вежливыми вопросами о самочувствии и делах. Но даже этих встреч она старалась избегать и спускалась вниз, когда была уверена, что Питер уже ушел.

Однажды, когда весь день лил дождь, она помогала миссис Байтс в кладовой. Они вместе просушивали травы, варили настойки, а пожилая женщина незатейливо рассказывала о доме и его традициях. Пенелопа слушала о грандиозных балах, которые давали предыдущие графы и их жены, о том, как сокрушался старый граф, когда его жена умирала от изнуряющей болезни.

— Он потом прожил всего год, миледи, больше не смог вынести. Хозяин Питер был тогда на Пиренейской войне, и граф не сообщал ему. Наконец мистер Медоуз втайне от графа написал его светлости Питеру, как обстоят дела. Тот уволился и через месяц приехал домой, но было уже поздно. Его отец умер, а сам он через девять месяцев женился. Да, там все плохо получилось. — Она скорбно вздохнула, но потом продолжила весело: — Зато теперь, я бы сказала, все по-другому, миледи. Я сейчас сбегаю в пошивочную комнату, поищу муслиновый мешочек для лаванды. Много в этом году собрали.

Она вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь, а Пенелопа погрузилась в размышления над тем, что услышала. Хотела бы она знать родителей Питера. По рассказам слуг, они были прекрасными людьми. Ее мысли прервал скрип двери, и она повернулась. Шаги были не миссис Байтс. Потом она уловила аромат мыла для бритья и услышала, как с энтузиазмом бьет хвостом по полу Гелерт.

— Добрый день, милорд, — вежливо сказала она.

Питер давно перестал удивляться ее поразительной способности узнавать, кто вошел, поэтому ответил просто:

— Добрый день, Пенелопа, — удивляясь, что она здесь делает.

— Миссис Байтс сейчас вернется, если вы хотели поговорить с ней, — сказала Пенелопа.

— Вот как! Но я ищу вас, Пенелопа, — ответил Питер, пытаясь вспомнить, как давно видел свою жену одну. Дня четыре назад, и то случайно, когда она спустилась к завтраку, а он еще не ушел. Очень похоже на то, что она его избегает.

Пенелопа выглядела слегка озадаченной.

— Вы хотели поговорить со мной, милорд?

— Да, хотел. — Питер тяжело вздохнул. — Я подумал, что будет лучше, если я предупрежу вас, что неожиданно приехал мой кузен Джек. Он сказал, что заглянул к нам по пути к своему другу, пожелать нам счастливой жизни. Я вынужден был пригласить его погостить.

Он пристально посмотрел на жену. Пенелопа вдруг побледнела, и голос ее дрогнул, когда она сказала:

— Я… я думала, что вы не любите своего кузена.

— Да, не люблю. Но он мой наследник, и я не могу, сохраняя доброе имя, отказать ему в гостеприимстве. Вас что-то беспокоит, Пенелопа? Я думаю, вы знакомы с Джеком? Не он ли был другом вашего брата?

— Да, да, он. Он останавливался у нас однажды, — нахмурилась Пенелопа, прилагая неимоверные усилия, чтобы казаться спокойной.

Она чувствовала, что не сможет сказать Питеру правду о том, что боится и ненавидит его кузена. Ей придется быть осторожной, чтобы не остаться ненароком с ним наедине.

— Он надолго задержится? И скоро ли приедет мистер Кастер?

— Джек останется на две-три ночи. А от Джорджа я получил письмо. Он немного задержится у своей сестры, чтобы составить ей компанию, пока Фэфорд в отъезде. Приедет через недельку.

— Очень хорошо, милорд. Я увижу вас и мистера Фробишера за обедом, — учтиво улыбнулась Пенелопа.

Такая холодная отставка уязвила Питера. Черт побери! Как она может вот так прогонять его? Он взял ее за руку и притянул к себе. Она напряглась, попыталась вырваться, но он не обратил на это внимания и поцеловал ее, ожидая такого же теплого отклика, который однажды почувствовал. Но его не было.

Она смиренно и безучастно стояла в его объятиях. В действительности Пенелопе было чрезвычайно трудно справиться с инстинктивным желанием ответить на поцелуй Питера. Как всегда, сердце заколотилось и колени в какой-то момент чуть не подогнулись, но она цеплялась за свое решение и внешне оставалась сдержанной.

Когда муж отпустил ее, она неторопливо отошла и равнодушно спросила:

— Это все, милорд?

Питер растерянно смотрел на нее. Выражение лица Пенелопы говорило, что его внимание в высшей степени ей неприятно. Но через мгновение он собрался и спокойно ответил:

— Это все, что я хотел вам сказать. Прошу извинить меня, Пенелопа. Увидимся за обедом.

Он вышел из кладовой в полном смятении и вернулся в кабинет, где не сел за работу, как намеревался, но задумался, что делает не так. Ему не пришлось долго размышлять, чтобы все понять. Пенелопа избегала его и не принимала его намеков, что он хочет близких отношений. Что ж, может, так и лучше, сказал он себе. Единственная проблема, что ему самому не доставляло радости заниматься любовью со статуей. Что ж, придется смириться с этим и… Нет! Он не сможет. Он не сможет силой принуждать ее, если ей неприятны его ухаживания. Но неприятны ли? Вот над чем он задумался и вдруг все понял. Его жена защищается от обиды единственным доступным ей способом: прячется за барьером полного безразличия. Он обругал себя, осознав, что наделал. Лучшая возможность выйти из этого тупика — довериться ей, извиниться, объяснить свой странный характер, причину стремления избежать эмоциональной близости со своей женой.

Как и ожидалось, Питер не видел Пенелопу до обеда. Он слышал, как она в своей спальне, переодеваясь к обеду, разговаривает с Эллен. Он хотел постучать в дверь и проводить ее вниз, но отказался от этой идеи. В конце концов, он получил то, что хотел: жену, которая не претендует ни на его время, ни на его чувства.

Он завязывал галстук, когда его мысли вернулись к кузену. Что Джеку надо на этот раз? Денег!

Какие могут быть сомнения. Питер уже назначил своему преемнику щедрое денежное содержание, но казалось, тому не хватает денег, чтобы вести образ жизни, который ему нравился. Питер задумался, что Джек будет делать, когда родившийся ребенок нарушит сложившийся порядок наследования. Надо будет завещать ему какую-то сумму, хотя он этому не обрадуется. Однако у него еще достаточно времени серьезно все обдумать.

Он спустился в гостиную, где нашел кузена, развалившегося в кресле-качалке.

— Добрый вечер, Джек. Надеюсь, тебе здесь комфортно? — дружелюбно спросил Питер.

— Вполне, кузен. Я всегда чувствую себя здесь как дома. Но где же твоя супруга? Не терпится возобновить с ней знакомство.

— Скоро появится, — сказал Питер, удивляясь, почему ему так неприятна сама мысль о том, что кузен встретится с Пенелопой. Он начал расспрашивать Фробишера о его путешествии и о том, сколь долго тот будет доставлять им удовольствие своей компанией, когда вошла Пенелопа.

Но сначала за дверью послышался рык, от которого стыла кровь. Питер испуганно обернулся и увидел Пенелопу, которая держала за ошейник Гелерта. И кстати! Собака угрожающе зарычала. Лишь однажды он видел этого зверя в таком состоянии — в дилижансе в день свадьбы. Вдруг он понял, что все внимание пса сосредоточено на кузене. Питер повернулся к кузену и увидел, что тот побледнел.

— Прошу простить меня, милорд, — поспешно произнесла Пенелопа. — Быть может, вы позвоните Медоузу, и я попрошу его отвести Гелерта на кухню к Франсуа. Мы подождем в холле. — И Пенелопа увела все еще рычащую собаку из комнаты.

Питер не находил слов. Он знал только одну причину, почему собака могла среагировать так свирепо. И она объясняла, почему Пенелопа расстроилась, когда узнала о приезде Джека. У Питера в груди похолодело от подозрения, что Фробишер мог попытаться воспользоваться слепотой Пенелопы. Кое-как ему удалось скрыть свой гнев и отвлечь внимание от поведения собаки формальным извинением. Не мог же он обвинить кузена на основании свидетельских показаний собаки, как бы ему этого ни хотелось.

Пенелопа вернулась без собаки, и Питер сразу подошел к ней и взял за руку, чтобы она не чувствовала страха перед Джеком.

— Пенелопа, я уверен, что ты уже знакома с моим кузеном Джеком Фробишером.

Он неохотно подвел жену к нему, но Пенелопа полностью владела собой и отвечала, протянув руку:

— Да, мы знакомы. Как поживаете, мистер Фробишер? Прошу простить меня, что заставила вас ждать. Может, мы будем обедать, пока творение Франсуа не потеряло вкуса.

— Замечательная идея, прекрасная кузина, но вначале я хотел бы выразить вам соболезнования по поводу вашей недавней утраты! Я так страдал, когда услышал об этом!

Пенелопа чуть растерялась, но потом ответила:

— Да, конечно. Джеффри умер. Благодарю за соболезнование, мистер Фробишер.

— Прямо в день вашей свадьбы, как я понимаю, — продолжил Фробишер. — Не сомневаюсь, Питер старался утешить вас в вашей скорби. Говоря о более приятном, позвольте вас приветствовать с вступлением в нашу семью, а Дарлстона поздравить с такой очаровательной женой! — Фробишер низко склонился к ее руке, но не поцеловал — не посмел на глазах кузена, стоявшего рядом. Он только оценивающе оглядел Пенелопу. Аппетитная, как всегда, мерзко подумал он. Но все эти свежие прелести не для него… Дарлстон все захапал, лопни его глаза!

Во время обеда Фробишер пыжился произвести впечатление, а попутно понять, каковы между супругами отношения. Он ничего не пропустил и быстро заметил напряженность в отношениях пары. Вот и хорошо, подумал он. Ему на руку, если им вместе не по себе. Ему было приятно думать, что умение кузена обходиться с женщинами с Пенелопой ему не помогает. Он расспросил кузена о делах в имении, и ему даже удалось скрыть скуку, когда Питер отвечал.

Потом он обратился к Пенелопе:

— Похоже, мой кузен тратит все время на дела поместья. А чем же занимаетесь вы?

— О! Я гуляю со служанкой и собакой, — просто ответила Пенелопа, — или выезжаю с Джонсоном, нашим главным конюхом, вы знаете. И у меня много домашних дел.

— Вы скачете на лошади?! — изумился Джек. — Поражаюсь, как Дарлстон позволяет вам. Это же так опасно! Всего с одним конюхом!

— Пенелопа сама способна решить, что ей опасно, а что безопасно, без моего вмешательства, — отозвался Питер, раздраженный тем, что замечание Фробишера совпало с его первоначальным мнением. Он также чувствовал, что Пенелопа готова осадить кузена.

— Конечно, конечно, — поспешил вставить Фробишер. — И где же вы скачете, леди Дарлстон?

Пенелопа ответила вежливо, вмешательство Питера дало ей время, чтобы осознать неуместность строгой отповеди кузену мужа и гостю.

— О! Я позволяю выбирать Джонсону. Обычно мы едем через парк, потом в деревню, потом возвращаемся мимо усадебных ферм и через лес.

— Ну да, — спокойно сказал Фробишер. — И назад, через тот живописный мостик в парке. Очень приятно.

— Правильно, вы его должны знать, конечно.

— Естественно, знаю. Похоже, при такой занятости общество Питера вам совсем ни к чему, леди Дарлстон!




Следующие два дня Пенелопа без труда избегала общество Фробишера. Поведение Гелерта в первый вечер способствовало тому, чтобы тот тоже сторонился ее, когда собака была при ней. Тем не менее она почувствовала искреннее облегчение, когда через два дня Фробишер уехал.

Он отбыл сразу после завтрака, и Пенелопа впервые за три дня послала в конюшню предупредить Джонсона. Стоял прекрасный день, с облаками, время от времени закрывавшими солнце, и свежим ветерком, который вносил ощущение приближавшейся осени. Они двинулись по обычному своему маршруту и подъехали по лесной дорожке к мостику через ручей. Джонсон наклонился, чтобы взять уздечку Нерона. Мостик был узенький, они не могли ехать рядом, и он обычно пускал вперед Нерона, зная, что ему можно доверять.

Пенелопа пустила Нерона шагом, зная, что умный старый дружище сам направится через мостик. Она замерла от удивления, когда после нескольких шагов по настилу лошадь остановилась как вкопанная, потом, нервно фыркая, стала разворачиваться. Управляя им руками и каблуками, она успокоила его:

— Ну, дурачок старенький, в чем дело? Ты знаешь этот мост. Пошли.

Она твердо направила Нерона вперед, и старый конь подчинился неохотно, фыркая на каждом шагу.

Вдруг послышался зловещий треск. Нерон попятился, заржав от страха, но было поздно. С ужасным криком Джонсон бросился вперед, но он был бессилен что-либо сделать и только наблюдал, как мост развалился, конь нырнул вперед, сбрасывая седока через голову в каменистый ручей. В ужасе Джонсон выпрыгнул из седла и бросился в ручей, скользя на камнях под быстро бегущей водой, чтобы добраться до хозяйки, чье лицо скрылось под водой. Огромная собака обогнала его, схватила хозяйку за волосы и потянула, вытаскивая ее из воды.

— Молодец, парень! — выдохнул конюх, добравшись до них. — Помоги мне поднять ее. Так, так!

Хромая под тяжестью, он осторожно выбрался на противоположный берег и уложил Пенелопу на траву. Потом быстро развязал бант на шее, повернул ее на живот. Изо рта Пенелопы полилась вода, и через минуту она закашлялась, стараясь набрать в легкие воздуха.

— Слава богу! — прошептал Джонсон, помогая ей сесть.

Пенелопа была испугана, но, к счастью, серьезных травм не получила. Большее опасение вызывало то, что она промокла и под свежим ветром стала сильно дрожать. Ее надо было быстрее везти домой. Джонсон стащил с себя пиджак и закутал в него Пенелопу:

— Посидите здесь, миледи, я сейчас!

Он быстро перебрался через ручей, туда, где оставил свою лошадь. Старый Нерон поднялся на ноги и побрел дальше, но колени его были сильно сбиты, и он хромал. При взгляде на коня у Джонсона сжалось сердце, но помогать он должен был хозяйке. Чертыхаясь, он повел свою спокойную кобылу назад, к Пенелопе. Он осторожно поставил дрожащую девушку на ноги, приговаривая успокаивающие слова, и кое-как ухитрился посадить ее в седло. Но она опасно качалась, и Джонсон понял, что она не сможет усидеть в седле. Молясь, чтобы она не упала, он взобрался и сел позади нее. Убедившись, что так он удержит хозяйку, Джонсон медленно направился к дому. Мельком оглянувшись, он увидел, что Нерон хромает сзади. Собака убежала вперед. Они были на полпути мучительно медленного путешествия, когда справа послышался испуганный голос. Джонсон оглянулся и облегченно вздохнул. Это был хозяин, и он галопом мчался к ним на Гризельде. Он осадил ее рядом с ними и взбешенно спросил:

— Что случилось, Джонсон? Что с ней? Ты должен был присматривать за ней!

— Не надо мне это говорить, милорд. Думаю, будет все хорошо, если поскорее отвезти ее домой, в теплую постель. Мост провалился. И да, это мой промах, не сразу понял, что Нерон не станет артачиться без причины.

Питер помолчал, переваривая услышанное.

— Извини, Джонсон. Не вини себя. Я поскачу и приведу экипаж.

— Лучше вы с ней останьтесь, милорд. У меня уже руки онемели держать ее. Все время сползает. Простите уж меня.

Питер спрыгнул со своей кобылы, придержал Пенелопу, пока Джонсон осторожно слезал, а потом вспрыгнул на спокойного Тумана. Джонсон сел на Гризельду и быстро поскакал, пока Питер удобнее устраивал Пенелопу. Потом он пустил Тумана шагом и медленно продолжил путь к дому. Пенелопа прильнула к его плечу, и он чувствовал дрожь во всем ее теле.

— Скоро будем дома, любимая моя, — подбодрил он ее, не будучи уверенным, сознает ли она, что он занял место Джонсона.

Казалось, она почти без сознания. Но, разговаривая с ней, он заключил, что жена узнала его, но у нее нет сил, чтобы отвечать. Он тихонько повернул ей голову, чтобы она щекой легла на его грудь. В миле от дома их встретил экипаж, который гнал Джонсон.

— Неплохо, Джонсон, — с облегчением сказал Питер.

— Я послал за доктором, милорд, и сообщил по дому. Они будут ждать у главного входа. Туда легче подъехать. А Джим поведет Тумана и Нерона.

— Нерон! Я совсем забыл о нем. — Питер оглянулся.

Старый конь, хромая, ковылял позади, на каждом шагу качая головой от боли. Питер содрогнулся, поняв, как тяжело поранился верный друг.

Но не было времени думать об этом. Джонсон ждал, чтобы помочь ему с Пенелопой. Вместе они сняли ее с Тумана и перенесли в экипаж. Питер залез следом, уложил ее на сиденье, завернул в плед и встал на колени, удерживая, чтобы сильно не качало. Собака тоже прыгнула в экипаж, и Джонсон закрыл дверь. Джонсон повел экипаж к дому как можно быстрее. Он остановился у парадной двери, где в тревожном ожидании стояли Эллен, Медоуз и миссис Байтс. Граф донес жену до спальни, где ее подхватили Эллен и миссис Байтс. Питер вышел в холл, чтобы встретить доктора, который, к счастью, скоро пришел. Он проводил доктора наверх и оставил у двери спальни Пенелопы, сказав:

— Там ее служанка и миссис Байтс, а я вас здесь подожду.

— Да, милорд, — ответил доктор и скрылся за дверью.

Питер сел в коридоре и нетерпеливо ждал. Он был почти уверен, что серьезных травм Пенелопа не получила, но, как и Джонсона, его волновало, что она промокла, продрогла и набрала в легкие воды. Ему показалось, что прошло много времени с тех пор, как доктор вошел, хотя миновало всего полчаса.

— Простите, что заставил вас ждать, — сказал доктор, который знал, как надо обращаться с обезумевшими мужьями.

— Как она? — перебил его Питер.

— Все будет хорошо. Сильный организм, хотя выглядит она хрупкой.

Питер вздохнул с облегчением, а доктор продолжил:

— Небольшое сотрясение и несколько синяков. Главная проблема, что она промокла и наглоталась воды. Вам надо благодарить конюха, что он оказался проворным, а то бы у нее шансов не было. Надо ожидать, что недельку она похворает. А потом обеспечить еще недельку покоя. Прогулки — только в экипаже. Никаких пеших прогулок, никаких скачек, никаких сквозняков, и чтобы она всегда была хорошо укрыта. Я оставил необходимые лекарства, миссис Байтс и Эллен знают, что надо делать. Было бы хорошо, если бы кто-то подежурил у миледи пару ночей. У нее небольшая лихорадка. И конечно, никаких волнений.

— Спасибо, доктор.

— Не за что, милорд. Да, и поздравляю вас с женитьбой. Сожалею, что познакомился с ее светлостью при таких обстоятельствах. Завтра я зайду осмотрю ее. Не надо меня провожать. После стольких лет я знаю дорогу. Лучше идите к ней. И ради бога, успокойте ее, она так волнуется за лошадь. Можете соврать, но делайте это уверенно. До свидания, милорд.

Питер пожал ему руку и сказал:

— Большое спасибо, сэр. Завтра я вас увижу.

Постучав, Питер вошел и увидел Пенелопу, сидящую в постели среди подушек. Эллен поила ее с ложки куриным бульоном.

— О! Питер! Какой ужас! — подходя, воскликнула миссис Байтс.

— Не волнуйтесь так, — сердечно ответил Питер. — Доктор сказал, что она скоро поправится. И еще сказал, чтобы мы возле нее подежурили пару ночей. Если бы вы и Эллен могли побыть с ней до полуночи, потом я бы вас сменил.

— Мы все сделаем, как вы хотите. Ее светлость, кажется, сейчас уснет, но, если захочет видеть вас, мы позовем.

— Конечно. Я на весь день останусь дома, и Медоуз всегда будет знать, где меня найти. А сейчас я бы хотел поговорить с женой.

Он подошел к постели, склонился над засыпающей Пенелопой:

— Согрелась, малышка?

Она открыла глаза, улыбнулась ему:

— Согрелась, только очень устала.

— Поспи теперь. Я оставлю с тобой миссис Байтс и Эллен, а сам подежурю позже, — ласково сказал он.

— Нерон сильно разбился?.. — спросила она. — Он не хотел идти через мост, а я его заставила. — На глаза у нее навернулись слезы.

— Несколько синяков и ссадин, — соврал Питер. Он еще не знал, как сильно поранился конь. — К тому времени, когда ты выздоровеешь, он будет в полном порядке, не беспокойся. Все, укладывайся и спи. — Он наклонился, нежно поцеловал ее и ушел.

Питер вернулся после обеда и застал с Пенелопой Эллен. В камине полыхал огонь, смутно освещая всю комнату. Эллен приложила палец к губам, и он понимающе кивнул. Служанка подошла к нему на цыпочках и тихонько сказала:

— Ее светлость только что опять уснула. Я покормила ее бульоном и дала лекарство. Через четыре часа, когда проснется, надо еще раз его дать. Доктор сказал, что больше четырех часов подряд она не проспит. У огня полный котелок отвара стоит, чтобы ей давать тепленького, если закашляет. А в голубом кувшине на каминной плите миссис Байтс оставила валериану и ромашку. Миссис Байтс сказала, что от них она будет лучше спать. Их надо понемногу заваривать в горячей воде.

Питер кивнул:

— Спасибо, Эллен. Я пройду в свою комнату, переодеться на ночь, и вернусь. Я быстро.

Он тихонько вышел и вернулся минут через десять, одетый в рубашку и ночной халат. Сердечно поблагодарил Эллен и отпустил ее, а сам подошел к кровати. Пенелопа спала крепко, хотя дыхание было еще затруднено. Рядом с кроватью стоял столик, а на нем лекарство, кувшин с лимонадом и стакан, лохань с лавандовой водой. Убедившись, что у него есть все, что нужно, он подошел к кровати с другой стороны и лег. И чтобы чувствовать себя комфортнее, залез под стеганое одеяло. Так он лежал, прислушиваясь к дыханию Пенелопы, и обдумывал ситуацию с мостом. Его управляющий Стенвик ходил с Джонсоном, чтобы осмотреть мостик. Вернувшись, он сказал, что несколько опор расшатались, и грозил жестоко наказать человека, которого в начале лета посылал ремонтировать мост. Питера это удивило. Скорее всего, мост был отремонтирован добротно. Он не видел причин, почему добросовестный ранее человек схалтурил, особенно тогда, когда речь шла о жизни и смерти, не говоря уже о том, что самого его выгонят с работы.

Постепенно Питер задремал. Он проснулся перед полуночью и почувствовал, что рядом ворочается Пенелопа. Она тяжело кашляла и казалась смущенной.

— Это я, Пенелопа, — успокоил он ее. — Как ты себя чувствуешь?

Она смутилась еще больше. Она никак не могла сообразить, что муж делает в ее постели.

— Питер? Почему? Что вам нужно?

Голос ее был таким испуганным, что Питер сдержался и не стал объяснять, что ничего необычного нет в том, если муж провел ночь в постели жены.

— Э… Я ночная нянька, Пенелопа, — ответил он.

— Ночная нянька?!

Пенелопа задумалась. Зачем ей ночная нянька? Постепенно ее сознание очистилось от странных снов, и она все вспомнила.

— А-а… Я с Нерона упала и чуть не утонула. — Она перестала кашлять и попыталась сесть.

Питер помог ей, приговаривая:

— Подожди минуточку, я сейчас дам попить.

Он осторожно перегнулся через нее, налил стакан лимонада и дал ей в руку. Пенелопа благодарно кивнула, потому что снова закашлялась. Тут Питер вспомнил о котелке, быстро подбежал к камину, вытащил его. Он был горячим, и через минуту у него была заварена валериана с ромашкой.

— На, попробуй. Отвар… Миссис Байтс рекомендовала. А потом я дам тебе лекарство.

— Спасибо. — Она взяла у него чашку, понюхала. — Валериана с ромашкой. От этого я опять усну.

— Для полуночи это неплохо, — ответил Питер с оттенком удивления в голосе.

— П-п-полуночи? А почему вы в моей постели? — Она казалась абсолютно озадаченной.

— Ничего непристойного в этом нет, моя милая, — на этот раз проворчал Питер. — Осмелюсь напомнить, мы с вами женаты.

— Да, н-но…

Он оборвал ее, удивленный и раздраженный:

— Не трудитесь с вашими замечаниями, что я переполнен безнравственными желаниями по отношению к вашей персоне! Я просто забочусь о вашем здоровье и даю отдохнуть Эллен и миссий Байтс.

— Прошу простить меня, милорд, — чопорно проговорила Пенелопа, крайне сбитая с толку тем, что Питер в ее постели, да еще так грубит!

— Хорошо. Допивайте отвар, и вот ваше лекарство.

Она сделала, как было приказано, и поморщилась от отвращения:

— Фу, какая гадость!

— Зато не будет соблазна оставаться больной, — жестко произнес Питер, усаживаясь в кресло у камина.

Уловив, откуда идет голос, Пенелопа спросила:

— А почему вы в кресле?

— Вы меня выгнали из своей постели, — грубовато ответил он.

— Да, но… я не имела в виду… Я имела в виду… Я не хотела… — Она замолкла от усталости.

Он остро посмотрел на нее, услышав в голосе смущение. Нехорошо дразнить ее, когда она больна и нуждается в его доброте…

— Не огорчайся, Пенни. Если я тебе не мешаю, то могу вернуться в постель.

— Да, пожалуйста, — ответила она, полусонная, а когда Питер подошел к постели, уже крепко спала.

Он осторожно лег в постель и устроился поудобнее. Его дрема сопровождалась видениями. Одно из таких видений было настолько живым, что Питер проснулся и обнаружил, что Пенелопа во сне повернулась и прижалась к нему, доверчивая и теплая. Сердце его усиленно застучало, а кровь быстрее побежала по жилам. С этого момента он уже не спал, а лежал, скрипя зубами и напоминая себе, что его жена больна и, более того, он сам заверил ее, что у него нет безнравственных желаний относительно ее персоны.

Когда Пенелопа проснулась, рядом с ней уже была Эллен. Его светлость, как сказала служанка, вернется во второй половине дня, а она и миссис Байтс будут дежурить ночью. Пенелопа постаралась не обидеться. В конце концов, он занятой мужчина, а их брак — всего лишь формальность.




Глава 10


Десять дней спустя, сразу после чая, к дому подкатил двухколесный экипаж Джорджа Кастера, запряженный парой гнедых. Пенелопа, почти оправившаяся от болезни, играла в гостиной на фортепьяно, когда услышала суматоху в главном холле, откуда доносились радостные голоса.

— Привет, Медоуз, старый ты плут! Где его светлость? Шляется где-то, кроликов стреляет? Это правильно, будет пирог с крольчатиной.

Она вышла на галерею, нависающую над холлом, не зная, как приветствовать гостя. Знает ли он, что она слепая? И что Питер рассказал другу о своем браке?

Пока она раздумывала, окликнуть ли Кастера, он сам увидел ее:

— Добрый вечер, леди Дарлстон. Надеюсь, мой приезд не доставит вам неудобств.

— Мистер Кастер, миледи, — объяснил Медоуз. — Позвольте мне взять ваше пальто и шляпу, мистер Джордж, и вы можете подняться к ее светлости. Хозяин Питер — его светлость, я имею в виду, — не задержится долго.

— Поднимайтесь, мистер Кастер, — с дружеской улыбкой сказала Пенелопа, — если только вы не предпочтете отдохнуть в вашей комнате.

— Отдохнуть? Ни боже мой! — воскликнул Джордж.

Он поднялся по лестнице и увидел Гелерта:

— Ого! Ваша собака стала еще больше, чем я помню! Как поживаете, леди Дарлстон? Надеюсь, оправились после падения в воду.

— Мне намного лучше, мистер Кастер. Пройдемте в гостиную. Пожалуйста, чувствуйте себя как дома. Здесь, на столике, графин с бренди. Или, если хотите, я пошлю за чаем.

Пенелопа села на диван, а ее собака устроилась на полу, положив голову ей на ноги.

— Спасибо, но я подожду Дарлстона. Как он?

— Хорошо. Но очень занят по делам поместья.

В действительности последние дни Пенелопа очень мало бывала в обществе мужа, а с тех пор, как он воспользовался своей властью, чтобы ограничить ее передвижение домом, ей было очень скучно.

Джордж расслышал напряженность в ее голосе. Он вспомнил, как Питер говорил, что не хочет эмоционального сближения с женой, и справедливо заключил, что его друг своей цели достиг. Жестоко по отношению к девочке. Она чувствует себя очень неуютно.

Он вежливо спросил о ее семье, и когда Питер минут десять спустя вошел в гостиную, то застал их хохочущими над письмом, которое Пенелопа этим утром получила от Сары. Они его даже не сразу заметили, и он смотрел на них от двери. Давно он не видел свою жену в таком веселом настроении. Пенелопа почувствовала сквозняк от двери и повернулась к нему с вопросительным выражением лица. Ему показалось, что оживление на ее лице сменилось защитной маской. Джордж внимательно следил за ней.

— Привет, Питер! У твоей сводной сестрички, кажется, сложилось нелестное мнение о твоем нраве. Прочти-ка.

Питер подошел, взял предложенное письмо:

— Мне можно, Пенелопа?

— Конечно.

Он стал громко читать:

— «Дорогая Пенни! Надеюсь, тебе лучше. Почему лорд Дарлстон не заплатил за твое первое письмо? Мне кажется, он ужасный жмот. Мама говорит, что ты, скорее всего, сама забыла, а я думаю, что это неправда. Жаль, что он такой скряга, а на свадьбе казался милашкой. Это мне говорит о том, о чем ты сама никогда не скажешь. Я и не думала, что Дарлстон вправду запирал тебя в темнице, но где он был, когда ты упала с лошади? У Ричарда и Фебы все хорошо, и они оба спятили от любви. Надеюсь, что ты не спятила. Было бы хорошо хоть одну сестру иметь в здравом уме».

В этом месте Питер перестал смеяться и почувствовал себя неловко. Ничто не казалось более невероятным, чем то, что он ей нравится, не говоря уже о любви. Скорее наоборот, он мог бы сказать, что она чувствует к нему неприязнь.

Он вернул Пенелопе письмо и беспечно улыбнулся:

— Хорошо, моя дорогая. Полагаю, мне придется забыть о своей репутации и подыскать вам хорошую сырую темницу. А как ты поживаешь, Джордж?

— Спасибо, хорошо. Пенелопа замечательно развлекала меня. Знаешь, я ведь не поздравил тебя как следует с женитьбой, счастливый ты дуралей! — смеясь, сказал Джордж, хотя в душе стонал от очевидного разлада между хозяевами.

«Дурак ты, Питер, — думал он, — все-то перепутал и испортил».

Пенелопа покраснела от смущения и поднялась:

— Мне надо переодеться к обеду, если вы, джентльмены, извините меня.

Питер проводил ее до двери.

— Спасибо, Питер. Удалось подстрелить кролика?

— Трех!

— Замечательно! Джордж, у вас будет пирог с крольчатиной, — выходя, сказала она и засмеялась.

Питер вернулся к Джорджу:

— Кажется, вы с Пенелопой понравились друг другу.

— Восхитительная девочка. Жаль, что она слепа, но это не удерживает ее от многих дел. Как ты ладишь с ее собакой?

— Теперь хорошо.

— Только не говори мне, что он на тебя набрасывается.

— Бывает, когда я заслуживаю, — ответил Питер с такой интонацией, которая позволяла предположить, что он не хочет говорить об этом. — Бренди, Джордж?

Мимоходом они поговорили об общих знакомых, и потом Питер спросил:

— Так что тебя беспокоит, Джордж? В письме ты писал, что нам надо бы поговорить о чем-то, но ты не хочешь довериться бумаге. Выкладывай.

Джордж сразу озабоченно сник.

— Если бы не это дело, я бы ни за что не стал сейчас вмешиваться…

— Какого черта! Почему нет? — недоумевая, спросил Питер.

— Почему нет? Ради всего святого, Питер, будто ничего плохого не было в том, что в церкви тебе пришлось напоминать, что надо поцеловать невесту. Но шафер же не следует за молодоженами весь медовый месяц.

— Чепуха. Мы же не сгораем от любви, как ты знаешь. Давай свою историю, или что там у тебя.

Джордж глубоко вздохнул:

— Меня беспокоит твой кузен, Джек Фробишер. Такие отвратительные слухи пошли…

— Джордж, о нем всегда ходят отвратительные слухи. Не обращай на них внимания. Я так не обращаю, — беспечно отмахнулся Дарлстон.

— Кажется, он попал в безвыходное положение. По-видимому, ростовщики в него вцепились. Недели две назад он попытался бежать из Бата с Амелией, сестрой Каррингтона.

— Боже мой! — с отвращением воскликнул Дарлстон. — Только не говори, что это стало известно всем.

— Нет, все делалось тайком, — успокоил его Джордж. — Это — главная причина, почему Каррингтон не выгнал его. Такое происходит сплошь и рядом и, естественно, не принесет девицам ничего хорошего. Он мне сказал конфиденциально, потому что хотел тебя предупредить. Он думает, что Джек это сделал в отместку за твою женитьбу. Сам понимаешь, быть вычеркнутым из завещания и все такое!

— Но ты сказал, что о нем идут какие-то слухи, — напомнил Дарлстон.

— Слухи не о нем, а от него. Во всяком случае, я так подозреваю. — Джордж прокашлялся, сознавая, что выбрал рискованный путь. — Питер, Фробишер был там в ту ночь, когда у тебя произошла стычка с Фолиотом. Вероятно, он знал, что поместье Фолиота не покроет такого долга. И взбесился из-за твоей женитьбы, ты знаешь. Говорил, что ты поступил так, только чтобы досадить ему, и он сделает все, чтобы ты пожалел об этом. О Пенни он тоже запустил немало слухов. Говорил, что свадьба эта сфабрикована, чтобы избавить Фолиота от долга. И это правда, но ты же не хочешь, чтобы об этом знали все?

— Боже мой! — Дарлстон был потрясен. — И люди все это воспринимают всерьез?

— Ну, ты же согласишься, что истории делают хорошие рассказчики. А люди слушают, Питер.

— Еще что-нибудь есть? — спросил Дарлстон, игнорируя его укол.

— Да, есть еще одно дело, — неохотно протянул Джордж. — Каррингтон считает, что Фробишер сейчас в таком дерьме, что может попытаться избавиться от тебя. Ты знаешь, он не делает секрета из того, что никак не ожидал, что ты снова женишься.

— Джордж, ты серьезно полагаешь, что Джек надумает убить меня, чтобы получить наследство? Ты с ума сошел! У нас Англия и девятнадцатый век, а не средневековая Италия!

— Я знаю, что звучит это безумно. Но возможно, он в таком отчаянии, что может и попытаться. Разве попытка сбежать с Амелией не безумие?! Еще одно, если ты извинишь меня, что я лезу в твою личную жизнь. Коль скоро ему так требуется наследство, он может попытаться навредить Пенни.

Дарлстон изумленно смотрел на него.

— Пенелопе? Зачем?

— Она — твоя жена, как ты знаешь, и наследница всего, — сконфузился Джордж. Тема эта была деликатной даже для близких друзей.

— Еще кто-нибудь догадывается об этом?

— Нет. Только Каррингтон. Он просил, чтобы я предупредил тебя.

Дарлстон походил по комнате.

— Все, что ты говоришь, походит на полнейший вздор, но я присмотрю за Джеком. Не говори пока ничего Пенелопе, хорошо? Если Джек попытается что-то сделать, он будет стараться, чтобы все выглядело как случайность. Я уверен, что собака способна ее защитить. А со слухами надо что-то предпринять. Я не хочу, чтобы кто-то, сплетничал о моей жене.

— Ты сказал, должно быть похоже на случайность? — задумчиво протянул Джордж. — А как случилось, что Пенелопа упала? Не ты ли мне говорил, что Джек гостил у тебя накануне. Может, он повредил мост?!

— Ну что ты! Сомневаюсь, что он вообще знал об этих ее прогулках верхом, не говоря уже о том, где они ездят. Хотя постой-ка! А может, и знал. Помню, они говорили об этом во время обеда. Пенелопа тогда готова была голову ему разбить, если бы я не вмешался.

— Так он знал, где они скачут?

Питер попытался сосредоточиться, но вспомнить не мог.

— Кто его знает? Во всяком случае, звучит это фантастически! Случайность, что Пенелопа поехала через мост первой.

— Может, оно и хуже было бы, если бы не она поехала первой, — задумчиво покачал головой Джордж. — Ты писал, что Нерон отказывался идти. Значит, если бы первым поехал Джонсон, а Пенелопа сразу за ним, то мост рухнул бы под ними обоими.

— Да, знаешь, похоже… Ладно, идем, переоденемся к обеду. Франсуа всегда ворчит, когда мы опаздываем.

Обед прошел намного оживленнее, чем в предыдущие вечера.

Джордж с Пенелопой заговорили о последней войне с Францией. Было ясно, что Пенелопа следила за событиями, и Питер почувствовал прилив гордости за ее умные вопросы и комментарии.

Она вежливо оставила джентльменов наслаждаться портвейном и удалилась в гостиную. Когда они вошли в гостиную, Пенелопа играла на пианино. Она прервалась, но они попросили ее продолжить и уселись, чтобы слушать. Инструмент запел под ее пальцами, и было очевидно, что она полностью сливается с музыкой. Дарлстон отметил про себя, что она выглядит особенно привлекательно, когда полностью сосредоточится на чем-то.

Он смущенно приглаживал волосы, отчаянно стараясь сосредоточиться на чем-то ином, а не на соблазнительных контурах ее тела. Он перевел взгляд на ее лицо. Темно-каштановые волосы спадали мягкими локонами, лаская шею. Один непослушный локон выбился и щекотал ей щеку, и Питеру хотелось поправить его. От неудовлетворенности он чуть не застонал вслух и перевел взгляд на ее пальцы, которые порхали по клавишам, а сам перебирал в памяти те редкие случаи, когда она прикасалась к нему.

Подумать только! Он вел себя как томящийся от любви юнец!

Большим усилием воли он оторвал от нее взгляд и вернулся мыслями к тому, что сказал Джордж. Попытается ли Джек убить его? Нет, конечно! И все же просто отмахнуться от этого нельзя. Тут ему пришло в голову самое неотложное для него дело — укрепить свой брак. Из этих мыслей его выдернул голос Джорджа. Пенелопа закончила играть, и он предложил почитать для нее; в руках он держал «Ведомости», а Пенелопа, довольная, слушала. Питер почувствовал раздражение. Черт побери! Нельзя же быть такой дружелюбной. И почему Джордж столь усерден в своей заботливости? Называет ее Пенни, будто давно знает. Явным был контраст между учтивостью, припасенной ею для него, и тем, как она относится к Джорджу. И хотя он сам подтолкнул ее к такому отношению, в нем заговорила обида. К тому времени, когда Пенелопа извинилась и ушла, он твердо решил зайти в ее комнату и откровенно поговорить о ее поведении.

Джордж с Дарлстоном остались поболтать еще немного: гость — весело и неуемно, а хозяин — мрачновато. Наконец Джордж решил брать быка за рога.

Он быстро разглядел и понял, какие черти водят его друга. Напряженность в отношениях между супругами не прошла мимо него, и ему показалось, что он догадывается почему.

— Питер! Какой же ты счастливчик. Подобрал себе самую очаровательную, самую умную девочку, какую только можно вообразить. Ты не смог бы найти лучше, если бы знал ее многие годы. Не то что Мелисса, слава богу.

Питер даже испугался такого панегирика. Он помолчал, потом наконец сказал:

— Да, пожалуй, ты прав. Могло быть много хуже.

Джордж извинился и рано ушел, сказав, что путешествие утомило его и что утром он встретится с Питером.

— К сожалению, утром я буду занят с полицейским, — ответил Питер. — Нам надо кое-что расследовать. Так что развлекай себя сам. Не возражаешь?

— Конечно, я найду чем заняться. Может, приглашу Пенни на верховую прогулку. Она сказала, что ты уже разрешил ей брать Нерона и она полностью оправилась от того случая.

Непонятно почему, но мысль, что Пенелопа будет кататься с Джорджем, разозлила Питера. Еще бы! Когда он вчера предложил ей то же, она отказалась! В сердцах он отбросил тот факт, что его предложение было не вполне приглашением, и еще решительнее настроился предложить жене быть с Джорджем сдержанней. В таком настроении он переоделся ко сну и решительно постучал в соседнюю дверь.

Ответа на стук не последовало, и Питер удивился: неужели она уже спит? Потом испуганный голос пригласил его войти. Пенелопа сидела на постели, расчесывая волосы. Она нервно подняла к нему лицо, не понимая, что он хочет. Пульс застучал где-то у горла, и, к своей досаде, она почувствовала, что дрожит.

— Питер? — Голос не подвел ее и не дрогнул, но муж расслышал в нем интонации неуверенности.

— Можно мне поговорить с вами, Пенелопа?

— Конечно. — И это все, что ему надо, пропади он пропадом!

Дарлстон не выбирал слов:

— Я рад, что Джордж вам понравился, но нет никакой необходимости быть с ним такой мягкой и нежной и обращаться по имени к мужчине, с которым едва знакомы. Будь то с другим мужчиной, я бы очень рассердился. От своей супруги я требую благоразумия и сдержанности, свойственной леди.

Пенелопа окаменела.

— Вы требуете от меня, чтобы я со всеми была скучной только потому, что вы этого хотите? Не будьте глупым, Питер!

Питер не был готов к тому, что она возразит.

— Вот как вы на это смотрите, да?! — рявкнул он. — Я не хочу, чтобы мне опять наставили рога!

От изумления Пенелопа онемела. С минуту она не могла вымолвить ни слова от услышанного оскорбления и потом взорвалась. Она соскочила с постели, подбежала к нему, дрожа от гнева и обиды:

— Как вы смеете! Только потому, что мне приятно общаться с тем, кто относится ко мне как друг, а не как незваный гость, вы предположили, что я буду не верна вам? Так вы обо мне думаете?! Я не выношу вас, Питер Дарлстон! Оставьте меня!

До Питера не доходило, что у его нежной супруги есть характер, и он испугался, поняв это. К своему ужасу, он обнаружил, что прозрачная ночная рубашка, в которую Эллен облачила свою хозяйку, подчеркивала соблазнительные изгибы ее тела. Питер смотрел на нее, и в нем закипала кровь, он едва сдерживал страстное желание без всяких церемоний сорвать с нее этот тонкий шелк.

Негодуя, что Питер еще здесь, и совершенно не понимая, что она стоит перед ним почти обнаженная, Пенелопа повторила:

— Оставьте меня! Уходите! — И топнула, указав на дверь. Одна изящная грудь дернулась под практически несуществующей ночной рубашкой…

Питер забыл, что пришел повздорить со своей женой, он схватил ее за плечи, прижал к себе и начал неистово целовать. Звонкая пощечина, которая за этим последовала, объяснила ему, что он поторопился со своими страстными поцелуями. Он сразу отпустил ее, отступил на шаг и зло прошипел:

— Прошу извинить меня. Я избавлю вас от своего присутствия. Доброй ночи! — И он хлопнул дверью.

Пенелопа вернулась в свою постель, зарылась лицом в подушки и зарыдала, а Дарлстон по другую сторону двери слушал ее приглушенные всхлипывания. Но он был слишком унижен, чтобы вернуться и попросить прощения. Выражение обиды на ее лице продолжало хлестать его совесть. Ну и вредная девчонка!




Глава 11


Питер не удивился, когда утром Медоуз сообщил ему, что хозяйка завтракает в постели, потому что плохо спала. Он только кивнул и вернулся к чтению своих газет. Джордж поднял глаза от тарелки:

— Медоуз, пожалуйста, спроси ее светлость, не прогуляется ли она со мной верхом или в коляске, если предпочтет. В коляске даже лучше, как думаешь? — повернулся он к Питеру.

— Пожалуй, — равнодушно пробормотал Питер.

Джордж сделал вид, что сосредоточился на завтраке, а сам размышлял, когда Питер смягчится или, по крайней мере, поверит своей жене. Он понимал, что Питер раздражен той легкостью, с которой он, Джордж, сдружился с Пенелопой.

— Ну надо же! Какой дурак! — сказал он.

— Не понял? — отозвался Питер.

— А? Это я про себя! — Джордж быстро извинился, осознав, что говорил-то он вслух.

Питер кивнул и уточнять не стал, но сомнений у него не было, кто это — «такой дурак». Он начинал соглашаться с Джорджем.

Какого черта! Что с ним не так? Неужели нельзя быть неизменно добрым с этой своенравной девчонкой и не показывать своего дурного нрава?! Не во всем же она раздражает его. Она обаятельна, даже красива, она умная, но характер у нее еще тот! Он непроизвольно улыбнулся, вспомнив, как она выставила его ночью.

В физическом отношении он привлекает ее, здесь нет сомнений. Так что очень легко влюбиться в нее по уши. Но с этим и есть проблема, как он признавался себе, попивая кофе. Он сам не хотел душевной привязанности. Если он к ней не привяжется, то она и не сможет сделать ему больно. Да, но тогда ей может быть больно — так подсказывала ему его совесть. Почему надо наказывать Пенни за грехи Мелиссы? К концу завтрака настроение его улучшилось. Он еще не выбрался из тупика, но внутреннее чувство справедливости подталкивало к тому, чтобы серьезно изменить свое поведение.

Они только закончили завтрак, как вошел Медоуз:

— Ее светлость в вашем распоряжении, мистер Джордж, когда бы вы ни решили отправиться на прогулку. Она бы предпочла экипаж, если вы не возражаете.

— Спасибо, Медоуз. Пожалуйста, сообщи в конюшню, чтобы впрягли моих гнедых. Питер, ты уверен, что не можешь поехать с нами?

— Да, — ответил Питер, искренне сожалея о таком ответе. — Почему бы вам не попробовать моих новых серых? Им нужна нагрузка, а твоим гнедым лучше бы отдохнуть после путешествия.

Из этого Джордж совершенно справедливо заключил, что Питер пытается извиниться за свое дурное настроение. Джорджу с трудом удалось выдавить улыбку:

— С удовольствием, дружище! Я постараюсь их не загнать. Значит, серых, Медоуз!

— Хорошо, мистер Джордж. Но вы не утомляйте ее светлость. Она еще не вполне выздоровела, — заметил Медоуз и пошел выполнять поручение.

Питер недоуменно смотрел ему вслед.

— Боже мой! Следующее, что я услышу, так это как он называет ее мисс Пенни, будто знает с младенчества. Поразительно!

— Ничего поразительного, — возразил Джордж, удивляясь реакции Питера. — Пенни очень милая девочка. Сестру мне напоминает.

Часа через полтора Джордж с Пенелопой катились на великолепной паре ирландских серых, а Гелерт бежал рядом. Вначале Пенелопа сидела притихшей, и Джордж заметил у нее под глазами темные круги. Она немного взбодрилась, когда он сказал, что Питер сам предложил для их поездки своих серых.

Если он предложил свою любимую пару лошадей, то, наверное, не очень на нее сердится.

— Куда едем, Пенни? Ваш выбор!

— О! Мы можем заехать на ферму Джевкинса? У Марты скоро ребеночек будет, и я хотела бы ее навестить. Я захватила для нее записочку от Эллен и кое-что для маленького. Вы знаете, где их ферма?

— Найдем. Однажды я был там с Питером.

Им показали дорогу к ферме, и они поехали, а Джордж размышлял, стоит ли ему попытаться объяснить Пенни кое-что из неразберихи, в которой запутался Питер. Он понимал, что, если Питер узнает, он взбесится, но несчастный вид Пенелопы подтолкнул его на это.

— Пенни?

— Да, Джордж.

— Надеюсь, я не обижу вас, если кое-что расскажу о Питере?

— О Питере?! — эхом отозвалась Пенелопа.

— Ну да. Странный он человек. Сейчас, кажется, в очень дурном расположении духа. Может, вам будет легче с ним, если вы будете побольше о нем знать. Раньше он был самым веселым парнем, но, когда вернулся с войны, сильно изменился.

— Мелисса?

— Да. Понимаете, он женился по любви, а она вышла за него из-за денег. Об этом многие знали. Когда она сбежала с Бартоном, а потом разбилась, Питер сильно переживал. Конечно, он знал, какая она, еще до того, как вступил в армию. Она была не очень-то осмотрительной. Возможно, он пошел добровольцем в расчете, что там его убьют. В общем, факт состоит в том, что она вывозила его имя в грязи и он никак не может забыть об этом. Не знаю, есть ли такие, кто забыл бы.

— Питер мне немного рассказывал, — заметила Пенелопа. — Он почти все время такой замкнутый, хотя иногда бывает очень милым. Мне никак не удается понять его настроение, и мне кажется, что я ему не очень-то нравлюсь.

У Джорджа даже сердце защемило от грусти в ее голосе.

— Дело в том, что теперь Питер, кажется, вообще не может верить женщинам. Когда Питер сказал мне о решении снова жениться, я подумал, что он сошел с ума. Теперь я вижу, что лучшего выбора он сделать не мог. Я ему сказал это прошлым вечером. Даже ему должно быть ясно как божий день, что вы — не Мелисса. Может, со временем с ним легче будет. Но когда Питер в дурном настроении, он — черт с рогами.

Пенелопа обдумывала эти его слова, пока пара серых несла их под осенним солнцем. Будет ли Питер более предсказуемым? Джордж — его лучший друг, он должен понимать его. Она не хотела отдаляться от Питера. Конечно же они могут быть друзьями, раз уж с любовью не получается!

И тут она поняла, в чем ее проблема. Несмотря на все ее усилия оставаться равнодушной, доброта и обаяние Питера, когда он не становился невыносимым, пробивали ее оборону. Почти не осознавая, она уже влюбилась в своего мужа! В мужа, которому, как считала, она была нужна только ради наследника, а в других отношениях она для него и двух пенсов не стоила. Больше всего на свете она хотела ему доказать, что достойна его доверия и уважения, даже если он ее не полюбит.

Они подъехали к ферме, и мысли ее сменились, — она осознала, что последнюю милю совсем забыла о Джордже.

— Простите меня, Джордж. Я не хотела быть такой неучтивой. Просто я задумалась над тем, что вы мне сказали о Питере. Я попытаюсь. Я знаю, он может быть добрым.

Радостные возгласы в доме прервали их разговор. Джевкинс услышал их и вышел посмотреть, кто приехал. Он был перевозбужден, и трудно было понять, что он говорит.

— …М-минут десять назад Господь послал нам мальчика. Она так сказала, миледи. Мальчик, и так быстро выскочил, повивальная бабка едва успела. Эллен будет огорчена, но мы все были захвачены врасплох, можно сказать.

— Джевкинс, ребенок уже родился? — выдохнула Пенелопа. — Какой ужас, я же обещала прислать Эллен. Бедная Марта! Джордж, надо ехать домой, сказать Эллен. Один из конюхов привезет ее сейчас, Джевкинс. Я очень виновата.

Джевкинс расхохотался:

— Вы очень добры, что пришлете Эллен. Я скажу Марте, она пока спит. Устала, бедняга. Все так быстро произошло. Вы простите меня, но мне надо идти к ней.

— Конечно идите, — сердечно отозвалась Пенелопа. — Вот, здесь письмо от Эллен и белье для малыша. Мы едем назад и пришлем Эллен. До свидания, и поздравляем вас.

Джордж развернул коляску и выехал со двора:

— Значит, домой, Пенни?

— Да, пожалуйста. Надо прислать Эллен, и как можно быстрее. Она так переживала за Марту и так волновалась, что скоро будет тетей. Вы не возражаете, Джордж?

— Ничуть. Мы потом можем снова поехать, если хотите, — улыбнулся Джордж. — Не хочется сидеть дома в такой день, если в том нет нужды.

— А мы можем попросить привратника сходить в дом и все рассказать. Так мы не потеряем времени, и нас никто не задержит, — предложила Пенелопа.

— Прекрасная мысль. Есть отличная дорожка вокруг парка. Серые получат хорошую нагрузку, и мы не опоздаем ко второму ланчу.

Серые быстро домчались до домика привратника, и десятилетний сын сторожа был счастлив заработать пенни, доставив сообщение в дом.

Сделав это, Джордж снова погнал коней, которым не терпелось порезвиться.

Пенелопа наслаждалась постукиванием копыт и поскрипыванием коляски. До несчастного случая отец учил ее управлять экипажем. По всему было видно, что Джордж хороший кучер. Ей вдруг захотелось самой управлять коляской. Обычно она не тратила времени, чтобы погоревать над тем, чего не может быть, но в последнее время уже несколько раз ловила себя на том, что испытывает что-то очень похожее на жалость к себе. «Прекрати!» — мысленно встряхнула она себя. Потом поняла, что лучше бы разобраться в причинах такого своего настроения.

Именно так она смирилась с потерей зрения. Так боролась со своей ненавистью к Джеффри и поборола ее, правда с помощью отца. Он убедил ее в том, что уныние больше всего ранит самое себя. Он заставил ее быть независимой, насколько это возможно, отметая жалость к себе. Более того, он понял ее гордость, которая делала совершенно неприемлемой проявление жалости к ней.

Так почему же сейчас в ее душу закралась жалость к себе? Неудовлетворенность?

Питер. Она хотела бы видеть Питера. Как выглядит этот мужчина, за которого она вышла замуж, да еще по-глупому влюбилась в него. Она знала, что он обаятельный, — Феба его описала подробно. Вначале ей было безразлично, она даже не думала об этом. А теперь вдруг это стало важно. Она почувствовала непреодолимый барьер в том, что не может его видеть.

Стук копыт еще чьих-то лошадей прервал ее размышления. Судя по звуку, их догонял всадник. Она почувствовала, как Джордж обернулся:

— Ишь, как торопится!

Он немного съехал на обочину. В следующие несколько секунд происходила полная неразбериха. Послышался оглушительный хлопок, и сразу же прозвучал испуганный, крик Джорджа. Ее швырнуло с сиденья на пол коляски.

— Ложись, Пенни!

С криком Джорджа совпал еще один хлопок. Она слышала испуганное ржание лошадей, а Джордж напрягался, чтобы не потерять над ними контроль. Коляску швыряло из стороны в сторону, когда кони рвались из упряжи. Пенелопа сжалась на полу, вцепившись в ноги Джорджа. Гелерт яростно лаял, преследуя уходившего на полной скорости всадника. Его лай стих в отдалении.

Понемногу Джордж успокоил серых, и они остановились посреди дороги, потные и беспокойные. Джордж осмотрелся, но противник уже скрылся из вида. Собака вернулась, потому что верх взял инстинкт, по которому она должна оставаться с хозяйкой.

— Вы целы? — спросил Пенелопу Джордж. — Он ускакал. Можете подняться.

Он помог ей сесть, потом его взгляд упал на ее шляпку; слева поля ее превратились в лохмотья. От ужаса он грубо выругался. Пенелопа, все еще растерянная, не понимала, что случилось.

— Что случилось, Джордж? — спросила она дрожащим голосом.

— Кто-то стрелял в нас. Скорее, в вас.

— В меня?! Вы с ума сошли. Зачем?

— Нам лучше поехать домой и рассказать Питеру, — помедлив, ответил Джордж и пустил коней рысью.

— Джордж! Ну зачем кому-то стрелять в меня? Вы можете мне это объяснить? — Пенелопа готова была расплакаться от страха.

Подчинившись неизбежному, он взглянул на нее и сказал:

— Полагаю, да, но Питеру это не понравится.

— А Питер знает?

— Видите ли, никто не думал, что здесь, в поместье, может быть опасно, — уклонился от ответа Джордж. — Вам Питер рассказывал о своем наследнике, Джеке Фробишере?

— Немного. Питер говорил, что не любит его. Он женился на мне, чтобы Фробишер не унаследовал титул. — Пенелопа покраснела, говоря такое.

— Скорее всего, это объясняет, почему на нас напали. У Фробишера сейчас финансовые затруднения, и он рассчитывает на деньги Питера. Вы, как жена Питера, представляете угрозу его планам. Вчера я Питера предупредил, что вам обоим может грозить опасность. Но мы не думали, что это может случиться здесь или что нападение может быть таким открытым. Не волнуйтесь, Пенелопа, сейчас мы вернемся домой, и Питер со всем разберется.

— А он оказался плохим стрелком! — заявила Пенелопа, пытаясь красиво разрядить атмосферу.

Джордж усмехнулся:

— Если бы он был хорошим стрелком, Питер овдовел бы во второй раз. Пощупайте поля шляпки, Пенни!




Глава 12


— Притер, могу я с вами сейчас поговорить?!

Дарлстон поднял глаза от стола, удивленный как появлением жены, так и нотками страдания в голосе. Он внимательно посмотрел на нее. Тонкая рука чуть заметно дрожала, покоясь на ошейнике собаки. Он встал, подошел, взял ее за руку и отвел к дивану:

— Садитесь, Пенелопа. Вас что-то расстроило? Ничего плохого ведь не произошло, я уверен. Джордж перевернул коляску?

От нежности его голоса она чуть не заплакала. Почему он не всегда такой?!

— Нет, Джордж так же хорошо управляется, как и вы.

— Рад слышать, поскольку он управлял моей парой. Так что произошло? Обещаю, я не рассержусь.

— И на Джорджа?

Вопрос Питера напугал. Черт подери! Что она имеет в виду? Конечно же Джордж не заигрывал с ней. Тогда чем она так расстроена?

Он отпустил ее руку, резко поднялся, едва в состоянии сдержать свой голос.

— Ну-ка, рассказывайте!

— Джордж рассказал мне о вашем кузене, как он угрожал и сколько денег назанимал. Это правда, что он собирается убить вас, Питер?

Питер окаменел.

— Что-что? Он с ума сошел? Говорить с вами об этом? Пока что это только предположение.

— Ему ничего не оставалось делать, Питер. Кто-то стрелял в нас, когда мы ехали. Вот, посмотрите. — Она протянула ему простреленную шляпку. — Питер, простите, что я вмешиваюсь в ваши личные дела, но ко мне они тоже имеют отношение.

Ответил он не сразу — никак не мог собраться с духом — и только смотрел на шляпку, понимая, как близко был тот выстрел к тому, чтобы убить Пенелопу. Потом он выронил шляпку, схватил Пенелопу и крепко прижал к себе.

— Боже мой! — задыхаясь, прошептал он, не пытаясь разобраться в своих чувствах. Он знал только одно, что Пенелопа могла бы быть сейчас мертва из-за его глупости. Питера охватили ужас и стыд.

Пенелопа как-то странно вздохнула и прижалась щекой к его плечу. Она чувствовала его сильные руки и знала, что в них ей безопасно. Так они постояли молча, потом Питер выдохнул:

— Это моя ошибка, Пенни. Вчера мне надо было бы предупредить вас, а я только оскорбил. Да, плохой я муж, с какой стороны ни посмотри.

Ее ответ его удивил.

— Не будьте дураком, Питер. Джордж все знал, но он взял меня на прогулку. Он думал, что в поместье ничто не может нам угрожать. Если бы я знала, тоже так думала бы. Так что это никак не может быть вашей ошибкой.

От ее великодушия Питеру стало стыдно вдвойне.

— Если бы я заботился о вас как о жене, не только сказал бы, но и запретил вам выходить из дому, пока все не прояснится! А я вместо этого устроил скандал. Все из-за ревности!

От удивления Пенелопа поперхнулась и попыталась выбраться из его объятий.

— Ревности?! Как же вы можете ревновать, если совсем меня не любите? Вы сами сказали, в первый же день. Вы избегаете меня, когда я пытаюсь заговорить с вами, вы пренебрегаете мной. Но иногда становитесь очень нежным и добрым… Я не знаю, что думать, Питер.

Питер молчал. А что говорить?! Только себя надо винить, если у нее сложилось такое путаное представление относительно его чувств к ней.

— Я тоже не знаю, Пенни, — наконец выговорил он.

— Простите меня, Питер, но я не Мелисса! Из-за того, что вас предала одна женщина, вы думаете, что и я предам. Я не жду от вас любви, но не могли бы вы хотя бы верить мне. — Пенелопа расплакалась. — Вы меня поцеловали тогда, в первый день, а потом мы приехали домой, и вы стали совсем другим. Не разговаривали со мной, и я подумала, что сделала нечто такое, что вам не нравится.

Он сгорал от стыда.

— Вы никогда не были мне неприятны, уверяю вас, и мне очень понравилось, когда вы меня поцеловали. Мой грех, что я был подозрителен к вам, как вообще к любой женщине. И еще, я не хотел насильно вести вас в мою постель, несмотря на то что вначале сказал именно так.

— Но вы еще сказали, что хотите наследника… и меня хотите… — Она замерла от смущения, потом решительно продолжила: — Я не хочу только называться женой. Я хочу быть женой по-настоящему. Я думала, вы этого тоже хотели.

Питер обхватил руками ее лицо и нежно поцеловал в губы.

— Да, я этого хочу, Пенни, и не только потому, что мечтаю о наследнике, а потому, что хочу вас. Вот что меня пугало и делало мое поведение дурацким. Вы простите меня, Пенни?

Со слезами на глазах Пенелопа кивнула. Питер достал платок и вытер ее слезы.

— Идемте, Пенни. Ложитесь в постель. Завтра все обсудим, а пока поспите. Я сам принесу вам обед и посижу с вами вечером. Вы пережили ужасное потрясение, и вам надо отдохнуть. Джордж мне расскажет подробнее, что с вами произошло. Он, должно быть, уже успокоился. — И потом, будто такая возможность только что пришла ему в голову, спросил: — Боже мой! Он не ранен?

— Нет. Мне надо было бы сразу об этом сказать, — ругала себя Пенелопа. — Он мне жизнь спас. Он, наверное, видел этого человека, потому что крикнул, чтобы я упала на пол.

— Слава богу, — вздохнул Питер и снова обнял ее.




Поздно ночью Питер проснулся со странным чувством, что кто-то плачет. Он сел в лунном свете, прислушался. Может быть, это Пенелопа плачет во сне?

С минутку посомневавшись, он выбрался из своей постели, накинул халат, подошел к двери и заглянул в спальню жены. Луна освещала всю комнату. Было видно, что Пенелопа беспокойно мечется на сбитых простынях.

Питер вошел, и Пенелопа пробормотала его имя. Он подскочил к постели, положил ладонь ей на лоб, проверяя, не жар ли у нее. Лоб был холодным, никакой лихорадки. Просто ей что-то приснилось. Он стал поправлять на ней одеяло, и тут она вскрикнула:

— Питер, Питер, помоги мне! Я тебя потеряла, я не вижу, где ты.

От страдания в ее голосе у него защемило сердце. Он хотел ее успокоить, но так, чтобы не разбудить. Недолго думая лег под одеяло, обнял ее и зашептал:

— Тшш, Пенни, это только сон, тебе ничто не угрожает.

Просыпаясь, она повернулась в его руках:

— Питер?!

— Да, малышка моя. Все хорошо, спи, успокойся.

Со вздохом облегчения Пенелопа расслабилась, прильнув к нему. Он улыбнулся и прижался щекой к ее волосам, вдыхая запах лаванды. Не отрывая взгляда от ее красивого лица, окутанного лунным светом, он размышлял, не остаться ли ему. Питер мучительно сдерживал желание и понимал, что долго не выдержит. Неохотно он стал выбираться из-под одеяла. Пенелопа почувствовала и, собравшись с духом, обхватила его руками:

— Питер?

— Да?

— Тебе надо идти? Не мог бы ты остаться со мной?

Он замер в нерешительности:

— Пенелопа, ты красивая женщина, а я всего лишь мужчина, не святой. Если я останусь, то не сдержусь. Ты хочешь этого?

— Потому я и прошу, чтобы ты остался. Питер, я… я хочу быть твоей женой…

Ее лицо было повернуто к нему. Не в состоянии больше сдерживать себя, он нежно поцеловал жену. Его губы задержались на ее губах, потом спустились вниз, на шею, оставляя огненный след на атласной коже. Он услышал, как она затаила дыхание от наслаждения, и стал расстегивать пуговички на ее ночной рубашке. Потом спустил тонкую ткань с ее плеч, обнажая грудь. Лаская розовые соски ладонью, снова впился губами в ее губы. Пенелопа задрожала и ответила на поцелуй. От страсти у Питера закружилась голова, и он проник языком между ее губ, чтобы чувствовать медовую сладость ее рта. Его руки скользили по телу Пенелопы с нарастающей страстью, ее ночная рубашка сползла, и он вдруг понял, что сам-то одет. Питер отстранился от жены, чтобы избавиться от этого препятствия, но она сильнее прижалась к нему:

— Не уходи. Пожалуйста, не оставляй меня сейчас.

— Я бы не смог уйти, Пенни. — Голос его стал низким от желания. — Но не в халате же мне любить тебя. Помоги мне его снять.

Он направил ее руки к поясу, стягивающему халат. Неопытные дрожащие пальчики с трудом справились с узлом. Освободившись от халата, Питер снял с Пенелопы рубашку и уложил ее на подушки. Она лежала неподвижно, и у него сбилось дыхание от ее красоты. Он опустился рядом с ней, прижал к себе. Она дрожала, и ему пришло в голову, что она может испугаться его страсти. Он убрал с ее лица локоны.

— Не бойся, я буду осторожен. Поверь мне, Пенни.

Вместо ответа, она обвила его руками за шею и прижалась еще теснее, потянулась губами к его рту. Он откликнулся на безмолвное приглашение, потом стал целовать шею, руки ласкали и дразнили, гладя изящный изгиб талии, живот и стройные бедра. Вначале она просто прижималась к нему, дрожа от восторга, все еще не уверенная в себе. Потом верх взяло желание доставить ему такое же удовольствие, какое доставлял он ей. Инстинктивно копируя его движения, она стала осторожно изучать его тело. Руки ее чувствовали мощные мышцы на его плечах, груди, на плоском животе. Ее легкие касания вызвали в нем безумные ощущения. Питер осторожно взял ее руку и направлял ниже, пока она не коснулась его мужского естества. Разгоряченное свидетельство его желания напугало ее.

— Питер?!

Он услышал нервозность в ее голосе.

— Да, такой я, любимая. Не бойся, — поспешил он ее успокоить.

Пенелопа стала смелее в своих устремлениях доставить ему удовольствие. И его возбуждение от ее робких усилий было запредельным. Питер не мог ни о чем думать, только сдерживал себя, чтобы не взять ее немедленно. Он не хотел торопить ее. Инстинктивно чувствовал, что она еще не уверена в себе, и понимал, что легко может напугать ее, если утратит над собой контроль. Постанывая от наслаждения, он ласкал губами и языком ее соски, пока она не вскрикнула от возбуждения. Только тогда он скользнул рукой по нежным бедрам к самому центру ее чувственности. Он едва сдержался, чтобы не овладеть ею в тот же миг, когда коснулся нежного цветка ее девственности, увлажненного от желания.

«Не торопись! — мысленно приказал себе Питер. — Не напугай!» Он снова нежно ласкал Пенелопу, целовал, упиваясь сладостью ее губ и чувствуя, как она трепещет. Она застонала, когда он коснулся ее самого интимного места, ощущения обострились до предела. Пенелопа инстинктивно подняла бедра, и он понял, что она ждет его. Осторожно развел ее ноги, посмотрел в лицо, пылающее от страсти, и прохрипел:

— Я возьму тебя, моя девочка? Ты хочешь меня?

Ответом послужил стон от едва сдерживаемого желания. Он навис над ней, опираясь на локти, поглаживая ее лицо, и снова спросил:

— Ты хочешь меня?

Она кивнула, обхватывая его руками.

— Скажи, девочка моя, — настаивал он, глядя ей в лицо.

— Ты же знаешь, я хочу, — прошептала она и залилась слезами.

— Я хочу тебя, малышка, всю тебя хочу, — страстно прошептал он.

Ее бедра поднялись в естественном побуждении, и Питер взял ее. Он почувствовал сопротивление тонкого барьера и замер, прежде чем осторожно преодолеть ее непорочность. Почувствовал, как она сжалась, услышал слабый крик от боли, смешанный с удовольствием, и тоже замер, нашептывая ласковые слова ободрения, давая ей время привыкнуть к нему. Почувствовав, что она расслабилась, Питер стал двигаться внутри ее, ускорил ритм, и ей показалось, что темнота закружилась и взорвалась, а его все более глубокие проникновения довели ее до исступления. Чувствуя, что она на грани завершения, он вышел из нее и, когда она вскрикнула, протестуя, снова вошел. Для Пенелопы весь мир разлетелся вдребезги, когда он проник в нее до самой глубины.




Питер дремал в свете раннего утра, слушая пение дроздов, все так же обнимая Пенелопу, которая сразу же уснула. Он смотрел на ее умиротворенное лицо и заново переживал свою запоздалую брачную ночь. Она отдалась ему с подкупающей невинностью своей страсти. Его как обухом ударило, когда он понял, что никогда так не наслаждался, обладая женщиной. Более того, он никогда так не заботился, чтобы доставить женщине наслаждение.

Он гладил ей плечи, разметавшиеся каштановые локоны, которые спадали на его грудь, такие шелковые, такие душистые. Коснулся щеки, уголка рта, который был таким отзывчивым к его желанию, и снова захотел ее, но сказал себе, что это было бы эгоистично — будить ее сейчас. В этот момент дрозд, будто угадав желание хозяина, сел на оконную створку и неистово запел. Пестрая грудка раздулась от восторженного пения, точно как настроение Питера. Пенелопа открыла глаза и вздохнула. Потом она удивилась, почему лежит в таком странном, но очень удобном положении. Однако все вспомнила и поняла, что так уютно устроилась в объятиях мужа и он гладит ее щеку. Она вспомнила, почему Питер оказался в ее постели, и краска залила ее лицо. Не разочаровала ли она его? Или, еще хуже, не опротивела ли со своим восторгом?

— Питер? — чуть слышно прошептала она, но он расслышал волнение в ее голосе, всмотрелся в игру чувств на ее лице и понял все правильно.

Надо было успокоить ее. Ему стало не по себе оттого, что она может сомневаться, получил ли он удовольствие от их близости.

— Что, малышка? Как себя чувствуешь?

Она удивилась, услышав заботу в его голосе.

— Хорошо. А почему ты спрашиваешь?

Он сильнее прижал ее к себе и продолжил:

— Ты такая прекрасная, и я так хотел тебя, что подумал: не обидел ли чем?

Искренность голоса и то, что его рука покоилась на ее груди, отчего ей трудно было думать, не то что говорить, убеждали ее, что если он и был разочарован, то не слишком. Она не знала, как надо ответить, и предпочла сказать правду:

— Немного больно было, но только вначале, а потом… — Она стыдливо замолчала.

— Что потом? — поддразнил он, наслаждаясь ее смущением.

— А потом было чудесно! А тебе? Я имею в виду, ну… Я же не знала, как надо.

— Ты спрашиваешь, было ли мне приятно с тобой? Плохим я был бы любовником, если бы оставил тебе хоть малейшее сомнение, что ты прекрасна во всех проявлениях. А если ты думаешь, что с меня хватит, мадам жена, то ошибаешься. Я ждал почти два месяца и намерен наверстать упущенное!

Он продолжал неопровержимо доказывать, какое получил удовольствие, и Пенелопа отвечала в той же манере, убеждая мужа, что не жалеет о запоздалой свадебной ночи.




Выйдя к завтраку, Питер застал Джорджа добирающим остатки того, что было обильной едой.

— Доброе утро, Джордж.

— Доброе утро. Как себя чувствует Пенни?

«Что такого я спросил, что он покраснел?» — удивился Джордж. От изумления он заморгал, когда Питер скрылся за газетой.

— Очень хорошо, но я настоял, чтобы она позавтракала в постели. Джордж, я не успел поблагодарить тебя за то, что ты вчера сделал. У меня просто нет слов. Пенни сказала мне, что ты спас ей жизнь!

— Не будь идиотом, Питер. Ты бы сделал то же самое. Да и любой другой, — вспыхнув, ответил Джордж. — Я рад, что она жива и невредима. — Он с удовольствием отметил, что Питер назвал жену нежно по имени.

Потрясенный попыткой убить Пенелопу, он все же видел, что это помогло Питеру покончить с унынием. От большего замешательства Джорджа спасло появление Медоуза. Вчера у дворецкого был тяжелый день, и он еще не пришел в себя. Он налил Питеру чаю и подал его со словами:

— Я отправил Гелерта к мисс Пенни, мастер Питер. Вы уверены, что у нее все хорошо?

— Все прекрасно, Медоуз. Я поднимусь к ней после завтрака, и мы обсудим, что надо делать.

Отводя от Джорджа глаза, Питеру удалось сохранять серьезное лицо, пока дворецкий не вышел.

— Что я тебе говорил, — самодовольно усмехнулся Джордж. — «Мисс Пенни»! Думаешь, он заметил, что сказал?

— Вряд ли, — кивнул Питер.

Дальше их разговор шел вокруг того, как реагировать на вчерашнее нападение. Джордж считал, что Питеру с Пенелопой надо вернуться в город и пусть с этим делом разбирается полиция. Питер склонялся к тому, чтобы согласиться с ним.

— Если бы речь шла только обо мне, я бы остался тут, но Пенелопе безопаснее будет в городе. Здесь ей все время придется сидеть в доме. Теперь надо признать, что происшествие на мосту не было случайным. В городе для нас будет опаснее, если он попытается напасть.

Джордж согласно кивнул:

— Но ты не должен заниматься этим делом сам. Хотя бы ради Пенелопы надо подключить полицию.

Питер помолчал.

— Меньше всего я хотел бы огласки, но, думаю, ты прав. Я сообщу сестре Пенни и ее мужу. Может быть, они тоже приедут в город. Пенни не очень любит город. Но раз уж мы туда поедем, надо будет посещать всякие вечера, иначе пойдут слухи. С семьей ей будет проще.

— Ты доверишь такое письмо почте?

— Нет. Ты его отвезешь! Ричард Уинтон достойный человек. Кроме того, думаю, Каррингтон будет не против помочь, после того как Джек пытался сбежать с его сестрой.

Джордж покачал головой:

— Без сомнения, не против, но он с матерью уехал на несколько месяцев в Бат. Они забрали Амелию из школы, ввели там в общество, чтобы она отвлеклась и забыла обо всем. Каррингтон считает, что ему лучше находиться поближе к ним. Подбодрить упрямую девчонку, войти к ней в доверие, чтобы было проще ее направлять.

Питер подумал.

— Да, пожалуй, он прав. Я не смогу просить, чтобы он оставил свои проблемы и помогал решать мои. Хорошо. С тобой и Уинтоном мы сами управимся.

Он встал и зашагал по комнате:

— Проклятый Джек! Если я доберусь до него, он пожалеет, что родился на свет.

— Нет доказательств, старина. Он будет отрицать все, если даже мы его арестуем.

— Я и не думаю его арестовывать. Я придумал для него нечто более личное. Я хотел бы, чтобы Каррингтон вызвал его на дуэль! Он сделает в нем дырку и избавит нас от всех неприятностей.




Глава 13


Три дня спустя лорд и леди Дарлстон выехали из своего поместья и направились в Лондон. Пенелопа пришла в ужас от мысли о лондонском обществе, но, когда поняла ситуацию, ей пришлось признать, что разумнее будет уехать в Лондон. Помогла смириться с необходимостью и перспектива встретиться с Фебой.

Они приехали в город холодным дождливым вечером. Уже стемнело, и мощеные мостовые блестели в свете ламп.

— Вот и добрались, Пенни, Ты устала? — спросил Питер, всматриваясь в ее побледневшее лицо.

— Немного, — призналась она, думая, что усталость стоит того, чтобы услышать заботу в его голосе.

После той ночи Питер не спал в ее постели, но относился к ней исключительно заботливо и с любовью. Он настоял, чтобы она хорошенько отдохнула, прежде чем ехать в Лондон, а Пенелопа инстинктивно чувствовала, что ему надо привыкнуть к интимности в их отношениях. Но дверь между спальнями оставалась открытой, и, когда Пенелопу мучили плохие сны, он всегда был рядом с ней.

Она робко нащупала его руку и прижалась к его плечу. Эта поездка была совсем другой, не то что в дилижансе в день свадьбы. Тогда она была в полном смятении, что не видит и не знает своего мужа. Теперь она была уверена, что если он и не любил ее тогда, то всегда относился дружески. Экипаж подкатил к городскому дому Дарлстона на Гроувенор-сквер. Питер выглянул, увидел сквозь пелену моросящего дождя светящиеся огоньки. Медоуз и прислуга приехали на день раньше. Выбежал лакей, чтобы открыть дверцу кареты и спустить лесенку.

— Приехали, Пенни. Давай помогу.

Питер помог жене выйти. Собака прыгала вокруг них, радуясь, что вырвалась из заточения кареты.

— Добрый вечер, милорд, миледи, — приветствовал их у двери Медоуз. — В библиотеке накрыт стол, чтобы вы могли подкрепиться. Надеюсь, путешествие оказалось не очень утомительным.

— Спасибо, Медоуз. Что это вы сегодня держитесь так официально?

— Мистер и миссис Уинтон, мистер Кастер и мисс Сара ожидают вас в библиотеке, — с чувством собственного достоинства ответил Медоуз.

В холле послышались топот ног и совершенно непозволительный крик:

— Пенни!

Пенелопа повернулась, вытянула руки, чтобы поймать младшую сестру.

— Сара, что ты тут делаешь?

— Мама поехала в Бат навестить Лейси, потому что та заболела. Наш дом закрыт, а я живу у Фебы и Ричарда. Они не хотели брать меня в Лондон, но я сказала, что тогда сама приеду на почтовом дилижансе, — не переводя дыхания, выпалила Сара. — Как я рада видеть тебя!

— Добрый вечер, Дарлстон. Извините, что мы привезли этого сорванца без предупреждения.

Питер обернулся и увидел Ричарда Уинтона и Фебу, наблюдавших за встречей сестер.

— Ричард? — Пенелопа узнала его по голосу. — А где Феба?

— Я здесь, дорогая моя! — сказала сестра, подбегая к ней.

Шумная получилась встреча. Все три сестры говорили одновременно, а Гелерт выражал радость тем, что неистово лаял и носился между ними, чуть не переворачивая стулья.

— Спасибо, что приехали, Уинтон, — перекричал шум Питер, протягивая руку.

Уинтон дружески пожал ее и сказал:

— Благодарить не за что, Дарлстон. Пенни дорога мне как сестра. Кастер все объяснил.

— Хорошо. Отобедаете с нами? Где вы расположились?

— Мы же в доме моей сестры и с удовольствием останемся на обед. Тем более что Кастер уже сказал прислуге, что мы остаемся, — улыбнулся Ричард.

— Молодец! Кстати, где он? — спросил Питер.

— В библиотеке, уткнулся в шахматы. Сара ему там мат ставит.

— Вот как? — удивился Питер. — Кастер в шахматах весьма силен.

— Боюсь, не как Сара, — рассмеялся Ричард. — Джон Фолиот был мастером и научил дочерей. Я боюсь играть против Сары. Она разбирается в шахматах не хуже Пенни. Фебу я обыграл три раза из пяти. Но подозреваю, что одну партию она отдала, чтобы не уязвить мою гордость. Сара и Пенни в этом не такие деликатные, как вы еще сможете убедиться.

— Может, пойдем спасем его? Медоуз, когда будет готов обед?

— Через двадцать минут, милорд.

— Прекрасно. Спасибо, Медоуз.

— Вы же дадите нам доиграть? — возмущенно спросила Сара, расслышав последние слова. — Мы с мистером Кастером так славно проводим время. После обеда он обещал научить меня играть в пикет.

— Что ж, это может дать бедняге Джорджу шанс спасти свою честь после вашей шахматной партии, — рассмеялась Пенелопа. — Вы сможете доиграть позднее.




Под конец обеда леди вежливо удалились, оставив джентльменов наслаждаться портвейном и бренди. Присутствие за обедом слуг не позволило обсудить злободневные вопросы, потому мужчины не засиживались долго, а почти сразу присоединились к дамам в гостиной.

Горел камин, и несколько ламп заливали комнату теплым светом. Гостиная была большой, изысканно меблированной, но без показной роскоши. Пенелопа с Фебой устроились на диване, а Сара с Гелертом сидели на ковре перед камином. Все три смотрели на вошедших джентльменов, а Гелерт приветствовал их ударами хвоста по ковру. Питеру показалось, что после смерти матери здесь никогда не было так уютно, по-домашнему. Видимо, Пенни внесла такие перемены. Феба уступила ему место рядом с Пенелопой, а сама подсела к Ричарду. Питер смущенно уселся возле жены. Она сразу повернулась к нему:

— Питер, мы тут все, Феба, Сара и я, посоветовались и думаем, что будет лучше, если Сара останется с нами. Со мной всегда будет компаньонка, от которой не пойдут никакие слухи. Как ты думаешь?

Питер не ожидал такого вопроса.

— А как ты думаешь, что скажет ваша мама? Идея неплохая, но она может возразить, что я подставляю под угрозу двух ее дочерей. Кроме того, я собирался сам присмотреть за тобой.

— Если Пенни угрожает опасность, то я должна быть рядом! — заявила Сара.

Питер улыбнулся ей:

— Нам всем угрожает опасность из-за моего чудовищного кузена. Твоя мама может предпочесть другой вариант, когда тебе опасность угрожать не будет. И я не сомневаюсь, что Уинтон предпочтет, чтобы Феба была вне опасности.

— Естественно, — отозвался Ричард. — Но если их не спрашивать, то и не узнаешь, что они сами думают. По-моему, лучше, чтобы они были в курсе. Я написал миссис Фолиот и изложил ей положение дел. Сама она приехать не сможет, потому что больная подруга нуждается в ее помощи. Она написала, что если с Сарой будут проблемы, то нам следует отослать ее в Бат, хотя, как она думает, ее младшая дочь была бы полезнее в Лондоне. Так что если она пришлет за Сарой, то я удивлюсь.

— Хорошо. Сара остается здесь. Пенни даст ей все, что нужно, на сегодняшнюю ночь. А завтра мы пошлем за вещами, — сказал Питер, за что был награжден сияющей улыбкой невестки и объятием жены. — А что Джордж?

— Я могу поехать в свою нору, а могу остаться тут, как посчитаете нужным, — ответил тот.

— Давайте-ка обсудим, что и как нам делать, — задумчиво протянул Ричард. — У нас два возможных способа действий, как я понимаю. В первом случае мы ясно даем понять Фробишеру, что охраняем Пенни с Дарлстоном и все знаем о нем, голубчике. Сразу припугнем его. Во втором — можно вести себя хитрее, изображать, будто мы ни о чем не догадываемся.

— Замечательно! — вмешалась Сара. — Его надо выкурить!

— Если бы его целью была Сара, — продолжил Ричард, — то второй вариант был бы предпочтительней. Но мы хотим отвести угрозу от Пенни, потому первый вариант более приемлем, полагаю.

— Несомненно! — с чувством отозвался Питер. — Не хотелось бы пренебречь мнением Сары, но я не намерен давать своему кузену ни малейшего шанса напасть на Пенни. В третий раз ему может и повезти… Джордж, ты останешься здесь, если не возражаешь.

Джордж кивнул, охотно соглашаясь:

— Мне здесь много лучше, чем в моей норе.

— Не огорчайся, Сара, — успокоила сестренку Пенелопа. — И тут может быть совсем не скучно, пока мы будем пугать Фробишера.

— И ты сможешь играть с мистером Кастером в шахматы, — улыбнувшись, добавила Феба.

— Весьма благодарен, — без энтузиазма согласился Джордж.

— А что Каррингтон? Он же ваш друг. Где он сейчас? — спросил Ричард.

— К сожалению, в Бате. Увяз в семейных делах, — откликнулся Питер. — Я не могу сейчас просить его о помощи. В основном потому, что он обязательно согласится, а я думаю, ему сейчас не стоит решать еще и наши проблемы.

— Жаль, но с этим ничего не поделаешь, — задумчиво кивнул Ричард. — Кстати, как мы начнем нашу компанию запугивания?

Питер помолчал.

— Думаю, если Пенни согласится, мы могли бы начать в осенний бальный сезон. Там мы встретим Джека, и это даст нам возможность надавить на него. Джордж говорил мне, что Джек распространял отвратительные слухи о нашем с Пенни браке, так что мы сможем заодно эти слухи пресечь.

Сара недовольно поморщилась:

— Конечно, я не хочу, чтобы пострадала Пенни, но думаю, это не сработает. Как мы узнаем, что он вправду испугался? Он может только затаиться на время, а потом опять взяться за старое. Нельзя же всю оставшуюся жизнь гадать, нападет Джек или не нападет!

Все примолкли. Сара абсолютно точно показала слабость их замыслов.

— Что меня беспокоит, — наконец собрался с мыслями Питер, — так это угроза твоей сестре. Но если Джек поймет, что до нее добраться не сможет, он, пожалуй, нацелится на меня.

— Нет! — выкрикнула Пенелопа. — Ты не должен стать живой мишенью. Этого не будет!

Страх в ее голосе удивил всех. «Неужели она обо мне так заботится?» — изумился Питер. Он знал, что нравится ей, что приятен физически, но чтобы любить?.. Дарлстон почувствовал себя пристыженным, потому что он-то ее не любил, хотя иногда сомнения закрадывались в сердце.

— Пенни… — выдавил он из себя.

Пенелопа расслышала неестественность в его голосе и поняла, что выдала себя. Она попыталась отшутиться:

— Я еще слишком молода, чтобы остаться вдовой.

В ответ на ее слова раздался дружный смех.

— Хорошо, — снова заговорил Ричард. — Давайте вначале посмотрим, испугался ли он. Я думаю, мы сможем понять, если он притворяется.

— Так будет лучше, — кивнула Пенелопа. — Не хочу, чтобы в меня снова стреляли в упор.




Позднее, оставшись одна в своей спальне, Пенелопа мысленно высекла себя за то, что так глупо выдала свои чувства. Дурочка! Ему совсем не нужна твоя любовь! Вздыхая, она откинулась на подушки.

— В конце концов, он хоть как-то стал заботиться обо мне, — прошептала она. — Стал неизменно добрым, нежным.

Ее мысли вернулись к той ночи, которую он провел в ее постели. Она себе представить не могла, что все может быть так замечательно. Трепеща от воспоминания, она гадала, придет ли он к ней снова. Подумала, не пойти ли к нему самой, но не решилась от страха, что так выдаст себя еще больше.

Легкий стук в дверь сбил ее с мыслей.

— Войдите! — крикнула она, откидывая одеяло, чтобы сесть.

Вошел Питер со свечой в руке, — по стенам заплясали тени. Он смотрел на Пенелопу, почти скрытую за пологом постели.

— Питер, это ты? — робко спросила она, когда шаги приблизились к ней.

— Да. Я только хотел убедиться, что тебе удобно, — ответил он, глядя на нее сверху вниз.

Он гадал, знает ли она, что Эллен постоянно выбирает ей рубашку, которая почти ничего не скрывает. От взгляда на нее в нем загорелось желание, но он сдерживал себя, думая, что жена, должно быть, устала. Но и ждать еще одну ночь он не мог.

— Мне очень хорошо, — улыбнулась Пенелопа и протянула к нему руку. Каждая частичка ее тела жаждала, чтобы он остался, но она просто сказала: — Доброй ночи.

Он взял ее руку, поцеловал и всмотрелся в ее лицо. Сердце его запрыгало от того, что он там увидел: любовь, желание, доверие.

Не отпуская ее руки, он сел на кровать, поставил на столик свечу и обнял ее.

— Похоже, и впрямь ночь обещает быть доброй, малышка, — прошептал он, откинул одеяло и залез в постель.

Разомкнув на мгновение объятия, он сорвал с нее рубашку и прижал ее к себе. Она прильнула к его груди. Питер застонал от возбуждения, когда ее рот раскрылся под его губами, как цветок. Никогда в своей жизни ни одну женщину он не хотел так, как хотел сейчас ее.

Позже, лежа на его плече, Пенелопа, к своему огорчению, почувствовала, что беззвучно плачет. Она хотела скрыть слезы, но Питер почувствовал.

— Почему ты плачешь, Пенни? — ужаснулся он. — Дорогая, я тебя обидел?

Она покачала головой:

— Нет, ты ничем меня не обидел. Все было замечательно. Просто меня чуть знобит.

Как она могла объяснить ему, что плачет потому, что любит его и знает, что он ее не любит?

Он вдруг все понял сам. Нежно вытер ее слезы уголком простыни, понимая, что у него нет таких слов, чтобы успокоить ее, таких, которые она не приняла бы за жалость к себе. Все, что он мог, — это держать ее в объятиях, пока она не уснула.




Глава 14


Когда Питер вводил жену в сверкающий бальный зал леди Иденхоуп, ему показалось, что там собралось все светское общество. Две недели перед этим они покупали наряды для выхода Пенелопы в свет, ведь это было их первое там появление. Он обменялся взглядом с Ричардом Уинтоном и тихо сказал:

— Сейчас разразится буря изумления!

Рука Пенелопы задрожала в его руке. Гул голосов сказал ей, как много народу собралось. Она почувствовала себя одинокой и потерянной.

Питер посмотрел на нее, понимая ее напряжение:

— Не бойся, малышка. Я все время буду с тобой.

Успокоенная, Пенелопа улыбнулась ему.

— Я знаю. Не хочешь же ты, чтобы я споткнулась и подмочила твою репутацию, — поддразнила она.

— Ничего подобного! Моя репутация может вынести дюжину таких скандалов! — самодовольно ответил он. — Просто я хочу гордиться тем, что способен сделать что-то также хорошо, как Гелерт. Можешь себе представить мое унижение, если кто-то подумает, что Гелерт умнее и ловчее меня.

— Да, полагаю, этот факт ты предпочтешь оставить в семье, — рассмеялась Пенелопа.

Феба увидела, как на лице сестры страх сменила уверенность, и заметила:

— Интуиция мне подсказывает, что у этой пары все получается. Даже с папой она не вела себя так свободно.

Ей не надо было говорить, как Пенелопа заботится о Питере, как доверяет ему, — она это и так знала. Но сейчас вдруг она увидела, что Питер тоже заботится о ней. Иначе как бы он догадался, что надо ей сказать, чтобы отогнать от нее страх и снять с нее напряжение?

— Лорд и леди Дарлстон! — объявил церемониймейстер. — Мистер и миссис Уинтон!

Шум голосов мигом затих, когда все повернулись, чтобы рассмотреть девицу, которая отхватила самый богатый приз на ярмарке невест. Брак Фебы Фолиот и Ричарда Уинтона мало кого удивил. А вот брак Дарлстона и девицы, о существовании которой никто не подозревал, — это совсем другое дело!

Джек Фробишер намекал на какой-то скандал, и, несмотря на его дурную репутацию, слухи вызывали любопытство. Многие знали о стычке на балу у леди Биллингем и гадали, что может скрываться за скромным объявлением в «Ведомостях». Через секунду воцарившаяся тишина прервалась общим возгласом изумления, когда общество разглядело близнецов.

Уинтон и Дарлстон одеты были безупречно, как всегда, но между их женами наблюдалось ошеломляющее сходство, которое и стало предметом обсуждения.

Из озорства Феба и Пенелопа одинаково причесались и надели одинаковые платья из зеленого шелка, открывавшие плечи. До них долетали обрывки разговоров.

— Боже, как две горошинки из одного стручка.

— Как же узнать, с кем ты встретился?

— Надеюсь, Уинтон и Дарлстон их различают…

Питер с Ричардом переглянулись с усмешкой. Уж они-то различали своих обожаемых жен!

Подошла леди Иденхоуп, чтобы поприветствовать Дарлстона:

— Питер, большое спасибо, что твой первый выход с супругой в свет — ко мне! Уверена, этот мой бал долгое время будет предметом бурных разговоров в большинстве светских гостиных. Мистер Уинтон, примите и вы мои поздравления. Желаю вам счастья, миссис Уинтон. — Она повернулась к Пенелопе: — Моя дорогая, позвольте мне, как старому другу Питера, и вам пожелать счастья. Я знаю этого сорванца с колыбели. Мы с его мамой были очень дружны.

— Спасибо, — мило и застенчиво улыбнувшись, ответила Пенелопа. — Очень приятно познакомиться с вами. Питер очень тепло рассказывал о вас.

— Хорошо. Приглашаю вас пройтись со мной по залу. Уверена, они умирают от желания быть вам представленными. Вашу сестру они видели в прошлом году, но никто и не подозревал, что вас две, — от души веселилась леди Иденхоуп.

— Тетя Луиза, — подал голос Питер. — Я пойду с вами, если можно. Вы, наверное, не знаете, но Пенелопа почти ничего не видит после одного несчастного случая, и я привык ей помогать.

Он знал, что полдюжины окружавших их дам и кавалеров его слышали. Шок на их лицах отразился в глазах леди Иденхоуп, но она мгновенно взяла себя в руки:

— О! Бедная девочка. Могу представить: выйти замуж за такого красавца — и не быть в состоянии оценить его вполне.

Пенелопа кивнула:

— Да, это мое самое большое огорчение с тех пор, как сестра описала мне его.

— Не расстраивайся, моя дорогая, просто ему придется обходиться меньшим числом обожателей. И это ему на пользу. Идем со мной.

Питер понимал, что лучшая подруга его матери, опекая Пенелопу, сделает все, чтобы ее принял свет. Тем не менее, когда они шли по залу, за их спиной перешептывались. Всеобщей реакцией было изумление. Все знали историю первой леди Дарлстон, и было немало предположений, что Дарлстон умышленно выбрал женщину, которая будет целиком от него зависеть. Другие, более проницательные, едва ли соглашались, заметив, что молодые супруги влюблены друг в друга… Некоторые, кто, как леди Иденхоуп, хорошо знали Дарлстона до его роковой женитьбы на Мелиссе, были рады видеть его счастливым и умиротворенным.

Настроение леди Иденхоуп разделяла и леди Джерси, известная светская львица. Она тоже подошла поприветствовать Дарлстона:

— Дарлстон! Рада видеть тебя и твою супругу. Познакомь нас.

— Конечно. Пенелопа, это леди Джерси, наш старый друг. — Питер отступил на шаг, чтобы наблюдать, как Пенелопа управится с разговорчивой женой пэра.

Она весело тараторила, но ее непоследовательная речь лишь раздражала. Пенелопа отвечала робко, но с юмором и заслужила одобрение высшего судейства.

Леди Джерси грациозно поплыла разносить по свету, что леди Дарлстон вполне приятная особа. Только жаль, что она слепая. Хотя какое это имеет значение, если они с Дарлстоном счастливы. Во всяком случае, любой его брак лучше, чем брак с Каролиной Давентри.

Питер смотрел, как она уходит, и шептал Пенелопе:

— Все замечательно. Она даст тебе поручительство для «Олмака».

— Господи! Тогда мне надо учиться танцевать!

— Превосходная идея! — подхватил Питер. — Я с удовольствием помогу тебе. — И тут же добавил, заметив, что к ним пробивается Джордж Кастер: — Вот и Джордж. Почему так задержался? Мы не дождались и уехали без тебя.

— Галстук потерял. Дело чрезвычайной важности. Привет, Пенни. Наслаждаетесь этой чертовской давкой? Твой кузен здесь, Питер.

— Джек? Прелестно! — Он внимательно прошелся взглядом по залу и сразу нашел кузена у столов с напитками.

Джек Фробишер смотрел прямо на него — лицо было неподвижным, как маска. Он встретился глазами с ледяным взглядом Питера и отвернулся к своей спутнице. Ее Питер узнал сразу — леди Каролина Давентри!

— Не нравится мне его выбор спутницы, — задумчиво произнес Джордж.

— Мне тоже, — спокойно ответил Питер, напряженно обдумывая ситуацию.

Джек Фробишер — это одно. Его можно и припугнуть. А леди Каролина Давентри — совсем другое. Она достаточно умна, чтобы быть очень опасной. Она не пошла на открытый скандал, но ведь все знают, что она была любовницей Дарлстона. Решил ли Джек прибегнуть к ее помощи? Питер хорошо мог себе представить, как она разозлилась, когда провалился ее план поймать его в капкан. Да, ее ярость может выйти за все границы, подумал Дарлстон.

— Кто это? — полюбопытствовала Пенелопа.

Она сразу почувствовала, что Питер напрягся.

— Ты ее не знаешь, моя дорогая, — беспечно ответил Питер.

Пенелопа воздержалась от вопросов и только продолжила:

— Полагаю, мы могли бы начать нашу компанию по запугиванию проходимца.

Но он понял, что обмануть ее не удалось.

— Можем начать, — согласился Питер и пошутил: — Только, ради бога, не употребляй здесь таких словечек. Люди подумают, что мы с Джорджем тебя научили.

— Если бы они знали моего папу, то скорее бы бросили в него камень, — засмеялась Пенелопа.

В этот момент к ним подошли Ричард с Фебой.

— Уже видели, кто здесь? — спросил Ричард, кивнув в сторону ненавистной им парочки.

— Видели. Джордж только что сказал, что комбинация неприятная, — произнес Питер, невозмутимо глядя на Уинтона, который конечно же знал о бывшей связи Дарлстона с красоткой леди Каролиной. Знал он, конечно, и о ее мстительном характере, но решил, что сейчас не время обсуждать это с Питером.

Феба, которая всего не знала, невинно поинтересовалась:

— А я не знаю ту леди, которая стоит с ним. — Она посмотрела через просвет в водовороте толпы как раз в тот момент, когда Каролина снова повернулась к ним. — Как же не знаю! Это леди Каролина Давентри. Очень красивая, но мне не нравится. А после того как Питер потанцевал со мной в «Олмаке», она стала совсем отвратительной.

— Знаете, — засмеялся Питер, — я никогда не танцевал со своей женой, а оркестр играет вальс. Может, окажете честь, леди Дарлстон? Не вы ли говорили, что хотите попробовать?

— Я же не имела в виду практиковаться на глазах публики, — запротестовала Пенелопа. — Вы уверены, что хотите этого?

— Уверен. Мы здесь, с краю, потанцуем. Во всяком случае, слух, что вы слепая, уже дюжину раз обошел вокруг зала. Салли Джерси надо благодарить за это.

Он повел жену в танцевальный круг и закружил в вальсе. Вначале Пенелопа нервничала, но Питер вел ее аккуратно, чтобы избежать столкновений. Постепенно она расслабилась, и ей понравилось танцевать. Питер почувствовал эту перемену и добродушно пошутил:

— Подумать только! Я не такой уж плохой танцор. Может, тебе будет интересно знать, что большинство людей пялят на нас глаза. Будто никогда не видели, как я танцую с очаровательной леди.

— Уверена, что вы танцевали со многими, милорд, — нежно улыбнулась ему Пенелопа.

— Конечно. Так я расту в своих глазах, — тоже рассмеялся Питер.

Они болтали весь танец, и Питер смешил Пенелопу едкими замечаниями о дамах и кавалерах, мимо которых они проходили в танце.

— Вы знаете, я был против их брака, — тихонько сказал Ричард Кастеру. — Но похоже, ошибался. Я никогда не видел Пенни такой счастливой. А она счастлива, правда, Феба?

— Да. Она никогда не вела бы себя так, если бы не любила и не доверяла ему.

— И для Питера все обернулось к лучшему, — согласился Джордж. — Я тоже искренне пытался отговорить его, но это лучший выбор, который он мог сделать. О! Добрый вечер, леди Кастлериг. — Он поприветствовал одну из патронесс «Олмака».

— Добрый вечер, мистер Кастер, мистер Уинтон, миссис Уинтон, — ответила статная дама. — Мы только что обсуждали с леди Джерси, каким счастливым кажется лорд Дарлстон. Для всех его друзей, видимо, большая радость, что он стал похож на себя прежнего. Миссис Уинтон, позвольте мне пожелать вам счастья. Я не видела вас со дня вашей свадьбы.

Феба покраснела, улыбнулась. Леди Кастлериг всегда была к ней добра.

— Я уверена, что вы и леди Дарлстон — близнецы. Надеюсь, ваша мама и ваши мужья различают вас. Я бы не смогла.

— Это очень просто, леди Кастлериг, — улыбнулся Ричард. — Моя свояченица, как вы уже, наверное, слышали, почти не видит после одного несчастного случая. Она всегда ходит в сопровождении огромной собаки.

— И на балу тоже! — подмигнув, усмехнулась леди Кастлериг.

— Нет, конечно. Здесь она полагается на Дарлстона и свою семью, — серьезно отозвался Ричард.

— В самом деле! Вот и они! Дарлстон, поздравляю вас и леди Дарлстон, от души желаю вам счастья. Я только что сказала вашей сестре, что никогда бы не смогла вас различить. Но мистер Уинтон объяснил мне, что вас всегда сопровождает собака. Так что если я буду сомневаться, то стану смотреть, есть ли рядом огромный пес. Позвольте заверить вас, что он всегда станет желанным гостем у меня, если вы будете так добры заглянуть ко мне.

Пенелопа поблагодарила ее. Сама мысль, что придется делать утренние визиты без Гелерта, очень беспокоила ее. Но если леди Кастлериг примет его в своем доме, то все леди последуют за ней.

Пенелопа попыталась выразить, как она благодарна, на что леди Кастлериг улыбнулась:

— Дорогая моя, не о чем говорить. Могу представить, как досадно быть слепой, поэтому буду рада помочь. Салли Джерси сказала мне, что обещала вам поручительство для посещения «Олмака». Будем рады видеть вас там.

Она попрощалась и пошла к другим друзьям, чтобы рассказывать им, какую обворожительную жену выбрал себе Дарлстон.




С противоположной стороны зала две персоны злобно наблюдали за светским успехом новоиспеченной леди Дарлстон. Джек Фробишер чувствовал себя обворованным. Он считал титул кузена и его богатство почти своими. То, что брак Дарлстона с Пенелопой лишает его всего, было невыносимо.

— Будь он проклят! — не выдержал Фробишер.

— Держи себя в руках, — вполголоса приказала ему леди Каролина. — Ни один ты хочешь расстроить этот брак. Нам надо действовать вместе. Если все пройдет хорошо, мы получим и деньги и титул. Но не забудь, что цена за мое молчание — женитьба.

Фробишер пожал плечами, потом кивнул:

— Тяжелые условия, Каролина. Но если ты поможешь мне отомстить этой парочке, можно будет подумать.

— Ты ломаешься из-за титула или денег? — полюбопытствовала леди Каролина. — А может, есть что-то еще?

Фробишер похотливо ухмыльнулся:

— Я бы дорого заплатил за шанс пообщаться накоротке с леди Дарлстон, но без ее собаки.

Было очевидно, что он имел в виду. Теперь ухмыльнулась Каролина:

— Хорошо, она твоя! Загляни ко мне завтра с утра, и мы обсудим способы и средства. Не надо, чтобы нас видели вместе. Почему бы тебе не разнюхать, подозревает ли тебя кузен в причастности к той стрельбе? А сейчас я еду домой. Вечера у леди Иденхоуп очень пресные.

— Ты хотела сказать, что не можешь смотреть на тот приз, который у тебя из-под носа увела другая?

Леди Каролина побагровела от такой насмешки. Она уже сама догадывалась, что леди Иденхоуп для того ее и пригласила. Она круто повернулась и пошла к выходу.

Удовлетворенный продвижением в своих замыслах, Фробишер взял бокал шампанского у проходившего лакея и выпил под молчаливый тост во имя своей мести Пенелопе и Дарлстону. Сначала его кузен спутался с проституткой, но у него еще много наберется, о чем он не сможет рассказать своей жене. Коварная улыбка блуждала на его губах, когда он обдумывал будущее. Он пошел через толпу, кланяясь знакомым, которые обсуждали жену его кузена.

— Ах да, бедняжка Фолиот! — улыбаясь, говорил он, на что слушатели понимающе поддакивали.

Фробишер наблюдал за успехом своих усилий возбудить слухи. Он уже видел себя графом Дарлстонским. Погруженный в такие приятные мечты, он медленно прошел в карточный зал. Но случайно брошенный на лорда и леди Дарлстон взгляд вернул его мысли к предложению леди Каролины. Он в нерешительности остановился, не осмеливаясь поприветствовать своего кузена. Но от его решения это уже не зависело — Питер видел его.

— А вот и Джек! — объявил он своим собеседникам.

— Хорошо. Надо его пугнуть, показать, что мы все знаем, — предложил Ричард.

— Можно было бы, если бы мы имели дело только с Джеком. Но кое-что изменилось. Лучше пригласить его, понять его страхи, если они у него есть. Так мы быстрее сможем заманить его в капкан. Что думаешь, Пенни? Ты вынесешь встречу с ним после того, что случилось?

Самого его бросало в дрожь от одной только мысли, что Джек будет находиться вблизи Пенелопы. Она почувствовала, что складывающаяся ситуация ему совсем не в радость.

— Если это поможет тебе, Питер, — вздохнула она.

Питер почувствовал напряженность в голосе жены, ее пальцы, покоящиеся на его руке, немного дрожали.

— Иди сюда, — сказал Дарлстон, поманив кузена с дружеской улыбкой.

С тревогой в душе Джек приблизился. Конечно же Питер уже видел его. А может, он тогда смотрел на леди Каролину? Ничего настораживающего он на лице Питера не заметил.

— Добрый вечер, Джек! Ты уже знаком с моей супругой и ее сестрой миссис Уинтон, а вот мистера Уинтона я представлю. Уинтон, мой кузен мистер Джек Фробишер.

— Добрый вечер, мистер Фробишер, — учтиво отозвался Ричард. — Не уверен, что мы встречались, когда вы весной заезжали к Фолиотам.

— Э… добрый вечер, мистер Уинтон, — сказал Джек, почувствовав себя неуютно. Он повернулся к Пенелопе: — Я слышал, вы были нездоровы. Упали с лошади. Это правда? Надеюсь, мой кузен хорошо за вами присматривает.

— Да, милорд добр ко мне, — спокойно ответила Пенелопа, размышляя, откуда Джек мог узнать о случившемся.

— Должно быть, трудно отыскивать дорогу в этом чертовски огромном бараке на Гроувенор-сквер, — сердечно продолжил Джек. — Вы только скажите, если нужна помощь! — Которая, как думалось Джеку, может послужить входным пропуском в дом и не вызвать подозрений.

— Вы очень добры, мистер Фробишер, — ответила Пенелопа. — Лорд Дарлстон так добр, что сам все показал. Но если вы заглянете к нам, то я не забуду, что должна придерживать мою собаку.

Дарлстон даже растерялся, не зная, то ли смеяться над взбешенным выражением лица Джека, то ли дать ему пощечину от одного только подозрения, что тот мог хоть пальцем коснуться Пенелопы.

Фробишеру удалось взять себя в руки.

— О да! У вашей собаки такой непредсказуемый нрав, как у моего кузена.

— Ты находишь?! — спросил Питер с притворным удивлением. — Странно, а я нахожу поведение Гелерта предсказуемым и логичным.

— Естественно, вы же больше знакомы, — довольно искренне рассмеялся Фробишер.

Пенелопа спокойно слушала. Она слышала, что он нервничает, что ему не по себе, как бы ни поворачивался разговор. Вначале голос его был заискивающим, но потом стал более уверенным, поскольку Питер оставался учтивым. Ричард, напротив, говорил так, будто ему трудно себя сдерживать.

— Я знаю, вы живете недалеко от Фолиотов, Уинтон. Вам не составило труда выбрать себе супругу — достаточно только монетку подбросить, да?

— Я никогда не испытывал ни малейших затруднений, чтобы отличить мою жену от ее сестры, даже когда в детстве они пытались дурачить нас, — тоном полнейшей скуки ответил Ричард. — Прошу простить меня. Я увидел друга, с которым хотел бы поговорить. Идемте, миссис Уинтон.

Он бросил на Питера взгляд извинения и ушел.

— Высокомерный! Ладно, мне тоже надо идти, кузен. Я загляну посмотреть, как вы ладите. Доброго вечера, Кастер.

Он пошел к выходу, уверенный, что его жуткий кузен не догадывается о заговоре против него.

Питер облегченно вздохнул. Он терял контроль над собой, когда Фробишер вульгарно оценивал взглядом Пенелопу.

— Что думаешь, Джордж?!

— Нервничал. Во всяком случае, поначалу. А Пенни что думает?

— Пожалуй, я с вами согласна. А перед уходом был слишком добр и обходителен. И самонадеян…

— Хватит сегодня о делах, — заявил Дарлстон. — Предлагаю найти Ричарда с Фебой и подкрепиться в обеденном зале. А потом потанцуем.




Остаток вечера прошел превосходно, и лорд и леди Дарлстон возвратились домой в три утра. Питер удивился, когда на пороге их встретил Медоуз с Гелертом.

— Что ты тут делаешь, Медоуз? Я же просил тебя нас не ждать!

— Прошу прощения, милорд, но со всеми этими мерзкими происшествиями я хотел знать, что вы дома и в безопасности. Я ложился, но не уснул, — с чувством собственного достоинства ответил дворецкий.

Питер беспомощно посмотрел на него, потом сказал, обращаясь к Пенелопе:

— Видишь, даже Медоуз не может доверить мне, чтобы я присматривал за тобой. Поднимайся к себе, моя дорогая, пока я разберусь с этим непослушанием.

— Доброй ночи, Медоуз, — рассмеялась Пенелопа. — Спасибо вам. В следующий раз, когда мы будем поздно возвращаться, я принесу вам настоечку опия.

Она поднялась по лестнице и там нашла Эллен, которая тоже дожидалась их.

— Что, Эллен?! Все остальные тоже не спят?

— Камердинер его светлости, Фордхэм, не спит, — покаянно улыбнулась Эллен. — Не сердитесь, миледи. Я немного поспала днем. Посмотрите, как радуется Гелерт, что с вами все в порядке.

— Ну что ты, Эллен! Что может со мной случиться на балу? — отозвалась Пенелопа, лаская Гелерта, который крутился вокруг нее, как щенок.

— Я тоже думала, что в поместье Дарлстона ничего не может случиться, и как оказалась не права! Сару мы уложили. Спит, как дитя!

— Слава богу, хоть она спит, — улыбнулась Пенелопа, позволяя переодеть себя в воздушную ночную рубашку. Но когда Эллен усадила ее за туалетный столик и достала гребешки для волос, она воспротивилась и отослала ее спать, пригрозив, что отправит в поместье.

Вскоре после того, как ушла Эллен, через смежную дверь вошел Питер в ночном халате.

— Надо же, как преданны наши слуги! — расхохотался Питер. — Ты знаешь, и Фордхэм не спал. Я не позволяю ему ходить за мной по пятам на старости-то лет!

Пенелопа хихикнула, продолжая расчесывать волосы. Питер посмотрел на нее, подошел, взял у нее гребешок:

— Позволь мне, Пенни.

— Если хочешь, — застенчиво улыбнулась она.

Питер молча расчесывал ей волосы, наслаждаясь шелковыми завитками. Он уговаривал себя, что она, скорее всего, устала, что надо оставить ее одну, чтобы не осложнить их отношения…

Так он говорил себе каждый вечер, когда приходил к ней якобы пожелать доброй ночи, но каждый раз не находил в себе сил вернуться в свою постель. Пенелопа никогда не просила его остаться. Он понимал, что ей не позволяет гордость, но она всегда была страстно отзывчива.

Сейчас его глаза блуждали по изящным очертаниям тела жены, едва прикрытого ночной рубашкой. Не в силах сдерживаться, он наклонился и поцеловал ее в шею. Она почувствовала жар его губ, прижалась к нему, неровно дыша.

— Ты такая красивая, Пенни. Я хочу тебя. — Его голос дрожал.

Он осторожно спустил с ее плеч рубашку, и она с нежным шелестом сползла ниже, открывая взгляду Питера дивной формы грудь. Его губы нежно коснулись сосков, руки скользнули по трепещущему телу жены, наслаждаясь ее отзывчивостью. Пенелопа чувствовала твердость его мужского естества, когда он поднял ее на руки, не отрываясь губами от ее губ, и понес в постель.

— Пенни, маленькая милая Пенни, — шептал он, снова и снова целуя ее.




Глава 15


Спустя два дня после бала у леди Иденхоуп Пенелопа сидела в гостиной и гадала, сколько еще представителей высшего света нанесут им визит. Некоторые из них были друзьями Питера, но многие приходили из чистого любопытства. Леди Кастлериг и леди Джерси были среди первых. Они приехали вместе и привезли обещанное поручительство для «Олмака». Визит их был очень приятным, и Гелерт никого не беспокоил. Леди Джерси при этом сказала, что каждая влиятельная дама должна иметь кого-то, кто отбивал бы охоту появляться возле нее непрошеным гостям.

— Только подумайте, как это полезно. Леди Дарлстон, с вас начнется эта мода. Не могли бы вы одолжить мне вашу собаку?

— Глупости, Салли! В эти дни у леди Дарлстон будет столько непрошеных гостей, что ему хватит работы и тут. Что до вас, то, если ваш дворецкий до сих пор не знает, кого можно впустить, а кого нет, вы должны заменить его, — отчитала ее леди Кастлериг и доброжелательно продолжила: — Должна сказать, леди Дарлстон, вам придется принять множество гостей. Большинство из них появятся всего раз, из любопытства, чтобы посмотреть на супругу Дарлстона. Видите ли, мы все уже не надеялись, что он снова женится.

Проводив гостей, Пенелопа обдумывала это тактичное предупреждение, когда вошла Сара и сказала:

— Можно мне сходить в магазин купить книгу? Эллен пойдет со мной, если ты распорядишься.

Пенелопа встала, потянулась:

— Дай мне двадцать минут, чтобы переодеться в прогулочное платье, и я пойду с вами. Питер еще не скоро вернется, а я просидела дома весь день и устала от гостей. А потом мы погуляем в парке. Гелерту надо выйти.

Через полчаса они вышли в сопровождении слуги, чтобы нести покупки, потому что Сара посчитала, что нет смысла идти в магазин всего за одной книгой.

— Кроме того, Роджеру приятно будет пройтись, потому что ему очень нравится Эллен, — заявила она.

Сара была полна энергии, прыгала и смеялась над возражениями Эллен, которые были просто следствием ее смущения оттого, что Сара точно подметила, как Роджер к ней относится.

— Она шутит, Эллен! — изумлялась Пенелопа. — Мы еще не привыкли к городу, где приходится вести себя сдержанно. Не знаю даже, кому больше нужна эта прогулка, Гелерту или Саре?!

— Разве не понятно, кому надо вести себя лучше, — прямо сказала Эллен. — Перестаньте, мисс Сара. Вы никогда не выйдете замуж, если не будете вести себя как леди.

— Фу! Кому нужен муж? Я не выйду замуж, пока не найду такого, кто обыграет меня в шахматы. Феба говорит, что она иногда уступает партию Ричарду, чтобы он чувствовал свое превосходство. А я не буду! — негодовала Сара.

— Не сомневаюсь! — отозвалась Пенелопа. — А какую книгу ты хочешь купить?

— «Ноттингемское аббатство». Питер мне о ней сказал. Он думает, что мне понравится. А над чем ты смеешься, Пенни?

— Так, ни над чем, — неубедительно ответила Пенелопа. — Приятно видеть, что ты так уважаешь Питера и прислушиваешься к его советам.

— У-у! Он здорово в шахматы играет. Лучше Джорджа. И еще он обещал, что сам заплатит за книгу, если она мне не понравится.

Пенелопе не удалось сохранить серьезное выражение лица, удивляясь тактике Питера. Явно он намеревался рассеять подозрительность младшей сестры Пенелопы. А для необузданного воображения Сары появилась трудная преграда в виде доброты Питера. Что она скажет, когда начнет читать эту книгу, можно было только догадываться, но это непременно будет что-то выдающееся, сказанное с полной прямотой.

Они шли по улице, весело обсуждая книги и музыку. Разговор не ограничивался только Пенелопой и Сарой. Говорила о том, что думает, и Эллен, потому что часто читала вслух своей хозяйке и теперь гордилась тем, что ее мнение ценят. Даже Роджер — молодой человек, который понимал свое место, — был втянут в дискуссию о музыке.

— Не мое это дело… Не знаю, мисс!..

— Ты же слышишь, как мы играем, и должен знать, что тебе больше нравится, — настаивала Пенелопа.

Роджер перестал упрямиться и признался, что, хотя он очень любит Моцарта, Бетховен притягивает его больше. Больше возбуждает, если они понимают, что он имеет в виду.

— Хм! Как я понимаю, мы можем заварить революцию снизу, — сказала удивленная Пенелопа. — Сара, больше никакого Бетховена, когда рядом Роджер. Строгая диета из Гайдна и Моцарта, может, немного Генделя. Она поможет обуздать страсти Роджера!

Роджер покраснел и стал оправдываться, говоря, что никакой он не бунтарь и это могут подтвердить Эллен и Медоуз.

Так они развлекались всю дорогу до магазина. Шум движения на оживленной улице оглушающе бил по их привыкшим к сельской тишине ушам. Пенелопе было трудно выделять нужные звуки из этой какофонии и удерживать Гелерта за ошейник. С другой стороны к ней жалась Сара, чувствуя растерянность сестры. Возле магазина они остановились, пока Сара разглядывала в витрине выставку последних изданий.

— Очень хорошо, — воскликнула она, — что можно прийти сюда когда хочешь купить книгу, но, я думаю, в деревне лучше. Город ужасно шумный!

С этими словами она вошла в магазин. Пенелопа здесь была впервые, и продавец поспешил к ней, чтобы не пустить собаку. Однако его возмущение быстро перешло в подобострастие, когда он узнал, что перед ним графиня Дарлстонская, а ее собаку уже приняли в высших светских кругах. Он помог им подобрать книги, какие они хотели.

Когда они выходили из магазина, Роджер был нагружен большой кипой книг, потому что Пенелопе пришла в голову веселая мысль: послать подарок миссис Фолиот, а также купить «Жизнь Нельсона» для Питера. Но тут она поняла, что Роджеру будет не в удовольствие прогулка по парку с таким грузом.

— Роджер, можешь сразу нести книги домой, а не гулять с ними по парку, — сказала она.

Но Роджер не захотел, чтобы его отсылали домой. Наступило то время дня, которое стало модным для прогулок, и в парке собралось немало светских львов и львиц. Многие с удовольствием приветствовали Пенелопу, и среди них леди Иденхоуп и леди Уикхем, которые обещали прислать приглашение на бал, который состоится на следующей неделе.

— Какая радость, что Питер опять в хорошем настроении, леди Дарлстон! Мы все искренне рады. А это, должно быть, ваша младшая сестра? Очаровательно. Очень мило.

— Да, это моя сестренка Сара, — улыбнулась Пенелопа. — Она живет с нами, пока мама ухаживает за больной подругой. Надеюсь, вы зайдете к нам, леди Уикхем?

Леди Уикхем обещала наведаться на следующий день и принести приглашение на бал, после чего они разошлись.

Сильный запах духов сказал Пенелопе, что рядом с ней появилась еще одна особа, и в эту минуту воркующий голос произнес:

— Дорогая леди Дарлстон! Уж простите меня, что представляюсь вам на улице и не совсем по этикету. Я леди Каролина Давентри. Я видела вас недавно у леди Иденхоуп. Вы и дорогой Питер все время были в окружении знакомых, никак не подойти. Позвольте мне пожелать вам счастья. Вы одержали такую победу! Мы все думали, что Питер останется одиноким.

У Пенелопы быстро заработали мозги. Имя знакомое. Да, это та дама, которая на балу была с Джеком Фробишером. Питер сразу сменил тему разговора, как только упомянули ее имя. И Питер, и Джордж тогда показались Пенелопе чем-то смущенными.

Леди Каролина потихоньку втиснулась между Пенелопой и Сарой. Несколько дней она прогуливалась по парку в надежде на такую встречу. Она понимала, что у нее нет ни малейшего шанса попасть в дом Дарлстона, но все же надеялась, что Питер не станет предупреждать свою молодую жену и ограждать ее от встреч с ней.

Леди Каролина кипела от ярости, разглядывая стройную девушку, которая заняла то положение, которое рассчитывала занять она! И не могла понять, что Питер нашел в этой пигалице?! Рыжая, хотя доброхоты могли бы назвать ее волосы каштановыми. Тощая и слепая к тому же. И все же Каролина сгорала от досады, вспоминая, с какой гордостью Дарлстон смотрел на жену, представляя ее высшему свету. У-у, шлюха! Украла у нее Дарлстона!

— Вы очень добры, леди Каролина. Вы старый друг милорда? — учтиво осведомилась Пенелопа. Ее рука предусмотрительно сдавила ошейник Гелерта, услышав, как он глухо зарычал.

— Да, очень давнишний его друг, леди Дарлстон. Меня немного обидело, что он не пригласил меня на свадьбу. Но я понимаю… Ваш папа, потом брат. Как все грустно! Уверена, Дарлстону не терпелось поскорее увезти вас… Так романтично, не правда ли?!

Все это говорилось с интонациями доброго юмора, но Пенелопа расслышала самодовольство в голосе, когда леди называла себя очень старым другом Дарлстона. Расслышала она и враждебность, прикрытую приятными интонациями, и гадала, с чего бы это. По какой причине эта дама состоит в каком-то союзе с Джеком Фробишером? И почему Питер не захотел говорить о ней с Пенелопой? Потом она вспомнила замечание Фебы о поведении леди Каролины, и все стало на свои места. Осознание, что она публично разговаривает с любовницей мужа, — Пенелопа надеялась, что бывшей любовницей, — не произвело на нее того впечатления, какое можно было бы ждать от благопристойно воспитанной девушки. Она была достаточно здравомыслящей, чтобы понимать, что бывшие амурные дела ее мужа не имеют к ней никакого отношения, потому нашла эту ситуацию в высшей степени смешной, и ей едва удавалось сохранять серьезное выражение лица, когда она слушала леди Каролину. Поняла она также, что сложившаяся ситуация может вызвать большой общественный интерес, и если она сейчас даст ей категорический отпор, то это только обострит ситуацию. К тому же, возможно, она ошибается в своих подозрениях.

— Не составите ли вы мне компанию, леди Дарлстон, в прогулке по парку завтра, во второй половине дня? Мне доставило бы удовольствие представить вас моим друзьям.

— Вы очень добры, леди Каролина, но я уже приняла приглашение от мистера Кастера, — ответила Пенелопа, решив сразу обо всем рассказать Джорджу, как только вернется домой.

— Ничего, тогда в другой раз, — беззаботно отозвалась Каролина, понимая, что было бы слишком неправдоподобным, если бы Пенелопа сразу приняла ее приглашение. Во всяком случае, всем будет безопаснее, если эта девица исчезнет без видимых свидетельств участия в такой авантюре леди Каролины.

— Леди Каролина, позвольте я представлю вас моей сестре Саре. Она здесь, рядом.

— Боже! Еще одна сестра. Не сомневаюсь, мы еще посмотрим на ее дебют в выборе мужа!

Плохо прикрытая насмешка позволяла подумать, что было нечто странное в поспешном браке Фебы и Пенелопы.

Пенелопа только улыбнулась:

— Сейчас моя сестра видит единственную пользу от подходящего холостяка лишь в том, чтобы обыграть его в шахматы. Ей только четырнадцать.

— О да! Еще есть время, — расхохоталась леди Каролина, покровительственно взглянув на Сару. Ей пришлось слегка прикрыть глаза, когда она встретила твердый взгляд девочки.

Сара быстро пришла к заключению, что леди Каролина ей не нравится. Кроме того, она бесстыдно подслушала разговор Джорджа с Питером, из которого следовало, что существует какая-то связь между Джеком Фробишером и леди Каролиной. Было так же видно, что разговор сестры с леди Каролиной по непонятным причинам сопровождался шокированными взглядами многих посетителей парка. Было понятно также, что Пенелопа не сможет отделаться от нее, чтобы не попасть в неловкое положение.

Сара незаметно отстала от них и пошла к Эллен и Роджеру.

— Эллен! Это только мое воображение, или нам действительно надо что-то с этим делать?

— Нам надо что-то делать! — решительно согласилась Эллен. — Если ее светлость открыто осадит даму, пойдут сплетни.

Но у Сары уже был план.

— Роджер! Его светлость с мистером Кастером сейчас, наверное, в клубе «Уайтс». Беги туда и скажи, чтобы они нас встретили. А мы скажем, что ты понес домой книги. Вот тебе деньги на извозчика, и поезжай быстрей.

Леди Каролина, ничего не заподозрив, продолжала болтать, а Пенелопа отвечала дружелюбно, но с достоинством, сдерживая желание закрыть нос платочком от духов Каролины.

Прислушиваясь, она поняла, что леди Каролина очень напряжена — что-то заставляло ее нервничать.

Наконец она получила ответ:

— Полагаю, с Дарлстоном вы днем видитесь мало. В клубе пропадает? Там, наверное, он вас и встретит?

— Не думаю, — ответила Пенелопа, желая, чтобы появился Питер, и тут же ее ухо уловило, что к ним подъехал экипаж.

Гелерт свирепо зарычал, и Пенелопа почувствовала, как у него на загривке дыбом поднялась шерсть. Она знала только одного человека, на которого так реагировал Гелерт. На мгновение ее охватил страх, но она справилась с ним и спокойно сказала:

— Как поживаете, мистер Фробишер? Уверена, вы знакомы с леди Каролиной и моей сестрой.

Джек остолбенел. Как она узнала? По удивленному лицу леди Давентри он понял, что она не говорила, кто подъехал. Сара мысленно поаплодировала сестре. Реакция Гелерта от нее тоже не ускользнула, не ускользнуло и потрясение Фробишера оттого, что Пенелопа уверенно узнала его, прежде чем он произнес хоть слово. Не желая оставаться в тени, Сара встала рядом с сестрой и сказала:

— Добрый день, мистер Фробишер. Надеюсь, ваша рука уже совсем зажила?

Джек с ненавистью посмотрел на девочку, но ответил учтиво:

— Лучше, мисс Сара. Надеюсь, вам нравятся виды Лондона?

— О да! Так много странных вещей и людей, — мило улыбнулась Сара.

Джек прищурился:

— Ваша сестра совсем не изменилась, леди Дарлстон. А вы!.. Позвольте сказать вам, что я никогда не видел вас такой очаровательной. Похоже, вам на пользу новое положение?!

— Весьма желанное добавление в вашу семью, не так ли, мистер Фробишер? — ядовито заметила леди Каролина.

— Очень желанное! Не окажете ли мне честь, дорогая кузина, проехаться со мной кружочек по парку в моем экипаже? Уверен, леди Каролина с удовольствием составит компанию Саре на это время.

Пенелопа замерла. Здравый смысл говорил, что на виду у всех он не решится ее украсть, но как же прежние несчастные случаи? Да и сама мысль остаться наедине с Фробишером в любой обстановке ужасала ее. Как выкрутиться из ситуации без скандала? Она старалась понять, как много людей слышат их сейчас. И что будет, если она отпустит Гелерта?

— Вы очень добры, мистер Фробишер, но я вынуждена отказаться. Мне с сестрой пора возвращаться домой.

Она надеялась, что эта уловка сработает.

— Но, кузина, я был бы счастлив подвезти вас до Гроувенор-сквер.

— Я бы не хотела ехать, если Саре придется идти пешком, — твердо отказала Пенелопа, уверенная, что такой довод безупречен.

Но Фробишер настаивал:

— Мисс Сара не может быть такой неучтивой, чтобы лишить меня удовольствия от вашей компании.

— Конечно нет, — быстро ответила Сара, — особенно притом, что сюда идут Дарлстон и мистер Кастер, которые, несомненно, проводят меня домой.

Действительно, Питер и Джордж были уже в сотне ярдов от них.

Пенелопа, которая замерла при первых словах Сары, пришла в себя и невинно заметила:

— Да, сегодня нас проводит Дарлстон. Может быть, в другой раз, мистер Фробишер.

Фробишер крякнул от досады и чихнул. Не удалось и леди Каролине скрыть досаду.

— Восхитительно! — воскликнула она. — Я давно уже не видела Дарлстона. — Мысленно она выругалась: «Кобель проклятый! Вечно появляется там, где не нужен! Кто-то сообщил ему, или он со своей пресной женой преждевременно впал в старческий маразм!»

Питер быстро приближался к ним, уговаривая себя, чтобы не сорваться. Его душило возмущение оттого, что бывшая любовница набралась наглости приблизиться к его жене. Он отбросил подозрения о мотивах Каролины. Для него было невыносимо, что его жена может иметь что-то общее с бывшей любовницей. Обо всем ли догадалась Пенелопа? Он знал, как она чувствует настроение и мысли людей. Почувствовала ли она опасность? Даже с этого расстояния он видел, что она напугана: что-то не так в ее позе, в том, как она держит за ошейник Гелерта. И тут он увидел, кто сидит в экипаже, стоящем рядом с тремя дамами. Джордж увидел Фробишера секундой позже.

— Боже! Ты видишь, кто с ними? Слава богу, что там Сара.

— Не говори! Ситуация для Пенелопы ужасная. Она не может послать их подальше при людях, не вызвав скандала. Идем скорее, пока она не спустила собаку. У нее есть причины опасаться Джека.

Он видел, как люди поворачиваются к нему, и приветствовал их, помахивая рукой и надежно закрепив на лице вежливую улыбку.

— Милорд и мистер Кастер! Как мило! — воскликнула Пенелопа. — Думаю, вы знакомы с леди Каролиной. А ваш кузен был так добр, что предложил подвезти меня до дому, но вы здесь, так что ему не стоит утруждаться.

— Конечно знакомы. Леди Каролина, не ждал встретить вас. — Питер поклонился, говоря это. — Кузен, вижу, вы в добром здравии.

— Как никогда, Дарлстон. Поверьте, для меня подвезти новую родственницу — одно удовольствие!

Ему насмешливо вторила леди Каролина:

— Дарлстон! Уж не думал ли ты, что я не захочу оказать внимание твоей жене. — Она говорила приторно-сладким тоном, но в нем была скрыта злоба, которая сказала Питеру, что леди задумала дурное.

— Не думал, леди Каролина. Но уверен, если бы хоть немного подумал, то ожидал бы увидеть вас.

— Мой дорогой Дарлстон, я и не надеялась, что ты будешь часто меня вспоминать. А теперь я должна идти. Мистер Фробишер, проводите меня.

— С превеликим удовольствием, дорогая леди Каролина.

Они отъехали, и Питер повернулся к жене. Прежде чем он успел сказать слово, она спросила:

— Питер, леди Каролина всегда так сильно душится?

— Частенько. Но лучше, если мы это обсудим дома.

Пенелопа расслышала скрытое недовольство в его голосе и решила оставить этот разговор. Сара намеревалась попросить Джорджа объяснить, что здесь происходило, но взглянула на его лицо и решила, что будет лучше, если она позже расспросит мистера Кастера.

Джордж выглядел угрюмым, но не таким грозным, как Питер. Она посмотрела на него из-под зонтика и встретилась с ним взглядом. Его лицо непроизвольно посветлело, и он легонько щелкнул ее по носу.

— Молодчина ты, проказница! — тихонько сказал он.

Домой они шли молча. Пенелопа была подавлена, полагая, что рассердила Питера, не сумев придумать, как избежать неприятной ситуации. Ей также было любопытно, как Питер узнал, где они находились, хотя догадывалась, что без Сары здесь не обошлось.

— Зайди в кабинет, Пенелопа, — попросил Питер, когда они вошли в дом. — Мне надо поговорить с тобой. — Потом он повернулся к свояченице: — Спасибо тебе, Сара. Джордж, встретимся за обедом.

Они сразу вошли в библиотеку, и Пенелопа спросила:

— Как ты узнал, где мы? Я никогда не была так рада, как от слов Сары, что ты идешь к нам. Что она сделала?

— Прислала Роджера в клуб, — коротко ответил Питер.

Пенелопа терпеливо ждала, что он скажет дальше. Он помолчал в задумчивости.

— Я предпочитаю, чтобы ты избегала разговоров с леди Каролиной. Если она приблизится к тебе, делай вид, что не знаешь ее.

— Это не породит сплетен?

— Не больше, чем если ты будешь ее узнавать, — отрезал Питер.

Ему было не по себе от лицемерия. Но следующий вопрос Пенелопы застал его врасплох.

— Почему, Питер? Потому что она была твоей любовницей?

Оскорбленный тем, что она посмела прямо спросить его, он холодно сказал:

— Забываетесь, леди Дарлстон. Вас не касается, была она моей любовницей или нет!

Пенелопа и сама поняла, что зашла слишком далеко. Ее не возмущали ни его бывшие связи, ни его протест, а только предположение, что Питер и сейчас связан с леди Каролиной, — ей становилось физически больно от ревности.

Готовая заплакать, она боялась выдать себя голосом. Потом ей все же удалось сказать спокойно:

— Прошу простить меня, милорд. Я должна быть более внимательной к своим словам.

Она встала, чувствуя, что сейчас разревется, и в сопровождении Гелерта пошла в свою спальню. Но и там продолжала бороться со слезами.

— Глаза на мокром месте! Я не хочу плакать! Не хочу!

Но мысль, что Питер, может быть, занимается любовью с леди Каролиной так же, как с ней, была слишком тягостной для ее пошатнувшегося самообладания. Она упала на постель, уткнулась лицом в руки и отчаянно зарыдала. Когда минут десять спустя Питер вошел через смежную дверь, она еще плакала. Гелерт обнюхивал ее, трогал лапой ее платье и сочувственно поскуливал. Совесть уже мучила Питера, и он пришел извиниться, но вид горько плачущей Пенелопы потряс его. Он постоял у двери, раздумывая, не уйти ли. Потом вспомнил ту ужасную ночь накануне покушения на нее. Тогда он обидел ее и оставил плакать, пока она не уснула. Он не хотел еще раз совершить ту же ошибку.

— Пенни? — нежно окликнул он.

Она вскочила от испуга. Выражение боли на ее лице сказало ему, как сильно он может ее ранить.

— Уходите! — крикнула она.

Он не послушался. В три больших шага пересек комнату и крепко обнял жену.

— Не надо плакать, любимая. Не стою я твоих слез. Все, что умею, — это обижать тебя. Прости, Пенни. У тебя есть полное право спрашивать меня обо всем. Да, Каролина Давентри была моей любовницей. Но сейчас — нет. Клянусь!

Он чувствовал, как Пенелопа дрожит в его руках, и проклинал себя за жестокие слова. Он нежно гладил ее по волосам, пока рыдания постепенно не затихли.

— Тебе лучше знать все, — с трудом продолжил он. — Каролина возомнила себя кандидатом на роль графини Дарлстонской. Она даже пыталась дать в газете объявление о нашей помолвке. К счастью, у редактора хватило ума, чтобы вначале свериться со мной. Это вместе с возможностью, что Джек унаследует титул, толкнуло меня на женитьбу.

— Почему же ты не женился на леди Каролине? — прошептала она.

Ему пришлось подумать, прежде чем ответить.

— Потому что я хотел такую жену, как ты, хотя и не понимал этого. Не такую, как Мелисса. Каролина хотела выйти за меня из-за денег и титула. Меня она не любила, да и я не любил ее.

— Но ты же женился на мне без любви.

Что он мог ответить на это? Он знал, что она любит его, но никогда об этом не скажет. А в собственных чувствах он все еще не разобрался. Пенелопа нравилась ему, возбуждала, как ни одна другая женщина. Но любил ли он ее?

— Между нами не было никакого обмана, — наконец сказал он. — Много взаимного недопонимания, но не обмана. И мы полюбим друг друга. Не думаю, что ты когда-то кому-то солгала, и я никогда не смогу солгать тебе. Пенни, я рад, что женился на тебе. Ты снова наполнила меня жизнью.

Ему хотелось сказать больше, но он чувствовал, что жена не поверит признаниям в любви, если он станет врать.

— Теперь скажи мне вот что: у тебя было подозрение, что она хочет навредить тебе?

Пенелопа описала всю их встречу, а Питер внимательно слушал.

— Ты думаешь, что она в сговоре с твоим кузеном? — закончив рассказ, спросила Пенелопа.

— Не думаю, чтобы она осмелилась что-то предпринять, если все видели тебя в ее компании, но определенно многие сильно удивятся, если увидят тебя с ней снова. И она может быть в сговоре с Джеком. Конечно, я сам дал ей повод для озлобленности, и если они сошлись с Джеком, то, значит, он утратил над собой контроль. Это делает ситуацию еще опаснее. Каролина намного умнее, чем мой кузен. С Джеком справиться легче. Не думаю, что он готов сломать себе шею из-за денег.

— А Каролина?

— Я все же сомневаюсь, что они в сговоре, — ответил Питер. — Каролина склонна затаить злобу и, насколько я знаю ее, расплатиться сполна. А Джеку, скорее всего, надо от меня денег. Он не первый раз требует их. И крупных ссор между нами не было, если не считать, что мы не любим друг друга.

— А со мной была ссора, — призналась Пенелопа. — Я говорила, что Гелерт укусил его. Это из-за того, что он попытался однажды поцеловать меня, а я ударила его по лицу. Так ужасно было. Когда он не остановился, я крикнула, и Гелерт напал на него.

Питер мог понять ее душевное состояние — она дрожала от одного воспоминания.

— Если Фробишер тронет тебя еще раз, клянусь, я убью его! — воскликнул Питер.

Такая убийственная страсть в сердце была для него полной неожиданностью. Пенелопа нежно дотронулась до его лица, провела рукой по его подбородку. Он расслабился и поцеловал ее:

— Не волнуйся, Пенни. Мы с этим разберемся.

Она вдруг осмелела:

— Думаю, нам надо завести много детей. Тогда они подумают, что нас слишком много, чтобы разделаться со всеми.

Питер засмеялся:

— Я делаю все, что могу, Пенни. Но полагаю, на это понадобится много времени. Нет-нет! Я не отказываюсь!

Он вообразил себе Пенелопу, нянчащую детей, и умилился ею.

Не только сына, но и дочерей, желательно похожих на нее.




Каролина вернулась домой в опасном расположении духа. Встреча с женой Дарлстона взбесила ее.

— Проститутка тощая! — выкрикнула она.

Ее привлекала перспектива взвалить все дело на Фробишера. Но как этого достичь? Дарлстон появился случайно или кто-то его информировал? Она ни на минуту не заподозрила Сару. Чтобы ребенок мог так действовать — для нее это было непостижимо. Скорее кто-то заметил их в парке, а потом повстречал Дарлстона и сказал, что видел его жену.

Входя с Фробишером в дом, она позвала дворецкого и сказала ему, чтобы он принес угощение в гостиную, но только когда она позвонит. А до этого приказала не беспокоить ее.

— Меня ни для кого нет дома!

Фробишер устроился в кресле и спросил:

— Это была случайность?

— Откуда мне знать? Возможно, кто-то видел нас и сказал ему.

— Как думаешь, он нас подозревает или просто не хочет, чтобы его бывшая любовница встречалась с женой?

— Скорее последнее. Но появился он не случайно. Как он узнал? Так или иначе, нам надо все хорошенько обдумать, мой друг. Да, его светлость был чем-то напуган…

В интонации ее голоса прозвучал скрытый вопрос. Фробишер только загадочно ухмыльнулся, потом задумчиво сказал:

— Самое главное для нас — поймать девку. Дарлстон бросится за ней, и тогда будет легко заманить его в ловушку.

— Дурак! Последнее дело, чтобы Дарлстон гнался за нами по пятам. Он же убьет! Нет, мы пустим его по ложному следу, и у нас будет больше времени, чтобы подготовить ему встречу.

Фробишер обдумывал это, а леди Каролина продолжила:

— И у тебя будет больше времени, что бы ты ни задумал сделать с ней.

Фробишер прищурился:

— Правильно, Я не хотел бы остаться ни с чем после таких усилий. Но куда мы ее отвезем?

— Во Францию. У меня там есть старый друг, и он охотно поможет. Мы спрячем ее в его замке. Глухое место, ни души вокруг, никто и не увидит. Мой друг, маркиз, скажет, что ничего не знает. За взятку, конечно. Сам он предпочитает жить в Париже. Нам только надо поймать ее. Это самое трудное. А остальное — просто. У меня в Шотландии есть дом. В ту ночь я пошлю туда свой экипаж. Они будут искать нас, а мы сделаем вид, что поехали в Шотландию. Когда они догонят мой экипаж, будет поздно ловить нас.

— Я восхищен, Каролина. А потом я кое-что сообщу Дарлстону, да?

— Ты позволишь ей самой написать. Надо будет одурачить какого-нибудь местного жителя, чтобы он сообщил ему, где она находится. Дарлстон примчится, но у него не будет никаких доказательств. Более того, он испугается публичного скандала. Вот так и он, и эта девка исчезнут.

— Хм! Это может сработать. Это сработает! Но как ты сказала, Дарлстон может убить. Я не хотел бы попасть ему под руку.

— Я тебе этого и не советую, — сказала леди Каролина. — Через некоторое время ты вернешься, знать буду только я, но когда мы поженимся, ты окажешься в полной безопасности.

— Что ж, замечательно. Просто замечательно. Не понимаю, почему мы, мужчины, считаем вас слабым полом! А теперь… как мы ее выкрадем?

— Я что-нибудь придумаю.

— Хорошо, Каролина. Прими мои комплименты. Позвони, чтобы нам принесли что-нибудь отметить наши успехи!




Глава 16


Бал у леди Уикхем свет вспоминал как самое потрясающее общественное явление года. И причиной этого было не отличное угощение и подбор публики, а скандальное таинственное исчезновение графини Дарлстонской.

Вечер начался превосходно. Лорд и леди Дарлстон с достопочтимым Джорджем Кастером, сестрой и зятем ее светлости немного опоздали. Все они были в приподнятом настроении. Те из присутствующих, кто считал, что Дарлстон женился для удобства и ради наследника, вынуждены были сменить свое мнение. Дарлстон вальсировал с женой и смотрел на нее с таким обожанием, что было ясно: он влюблен в нее по уши. И, наблюдая за ними, никто не поверил бы, что ее принудили выйти замуж, чтобы избавить брата от долгов. Это предположение казалось просто смехотворным. Было очевидно, что она обожает мужа. Сам Питер в этом уже не сомневался. Осмысление произошедшего за последнюю неделю зарождало в нем ощущение, что и он любит ее.

И когда в тот вечер она вошла в гостиную, одетая в бальное платье из серебристой газовой материи, он окончательно признался себе, что любит ее. Но присутствие Сары и Джорджа исключало возможность признания. Сара, однако, заметила, с каким обожанием он смотрел на жену. То, что Пенелопа влюблена в мужа, она знала, а теперь неприкрытая любовь в глазах Питера дала ей надежду на полное счастье сестры. Когда Питер и Пенелопа уезжали на бал, Сара сделала такое, чего никогда не делала: она крепко обняла Пенелопу, потом импульсивно обняла Питера и отошла, покраснев.

Ничто не портило тот вечер, пока не приехала леди Каролина Давентри. Негромкий шепот прошелся по залу, когда Каролина пристально посмотрела на танцующих лорда и леди Дарлстон.

Склонные к снисходительности леди и джентльмены и те, кто видел происходящее издалека, потом говорили, что Каролина Давентри сделала это по неосторожности. Но те, кто стоял рядом, клялись, что она специально наступила леди Дарлстон на платье. Питер сразу увел Пенелопу, игнорируя попытки леди Каролины извиниться.

— Сильно порвалось, Питер? — спросила Пенелопа.

— Просто зашпилить не удастся, — ответил Питер.

Подошла взволнованная хозяйка дома:

— Идемте со мной, дорогая леди Дарлстон. Там, внизу, служанки все вам поправят. Какая досада! Мы скоро вернемся, Дарлстон.

Леди Уикхем увела Пенелопу в свой будуар и вызвала прислугу:

— Клара, пожалуйста, возьми иголку и зашей леди Дарлстон платье. Когда закончишь, проводишь ее светлость в бальный зал. Она слепая, так что делай все осторожно. Предупреждай, где какие ступеньки и все такое. Поняла?

— Да, миледи, — ответила Клара.

— Мне надо вернуться к гостям, леди Дарлстон, — сказала леди Уикхем. — Пожалуйста, умоляю вас, не обращайте внимания на пустяки. Но Каролина Давентри действительно зашла слишком далеко!

Джек Фробишер наблюдал за происходящим из-за занавешенной ниши и восхищался уловкой своей компаньонки. Он видел, как леди Уикхем отвела Пенелопу вниз, и дьявольски ухмыльнулся, когда она одна вернулась наверх.

«Хорошая работа, Каролина!» Он вытащил из кармана маленькую бутылочку, вылил содержимое в бокал с шампанским и пошел вниз.

Клара только начала свою работу, как голос из-за двери сказал:

— Ваша хозяйка требует вас к себе, Клара. Немедленно.

— Но она приказала мне зашить платье, — запротестовала Клара.

— Она ждет вас в библиотеке. Лучше поторопитесь!

— О господи! Извините меня, миледи. Я быстренько.

— Не беспокойтесь, — весело ответила Пенелопа.

Клара вышла, дверь захлопнулась, а Пенелопа почувствовала, что кто-то приближается к ней.

— Клара?

Ответа не было. Вдруг испугавшись, она хотела позвать на помощь, но было поздно. Ее крепко схватили, приставили ко рту стакан, и беспощадные капли потекли в горло. Она снова попыталась крикнуть, но крепкая рука зажала ей рот. Отчаянное сопротивление ослабело, когда уплыло сознание.

Фробишер опустил ее на диван, подбежал к двери, выглянул — никого. Он поспешно вернулся к своей бессознательной жертве, и тут его испугали быстрые шаги за дверью. Но это была Каролина Давентри.

— Быстро, Фробишер! Экипаж ждет. Нельзя пропустить прилив в Нью-Хейвене. И наркотик этот действует недолго. Быстро, но недолго. А мне пора ехать в Шотландию. Девка закрыта в библиотеке. Ну, удачи тебе! — И она тут же вышла.

Фробишер направился к черному ходу. Лакей поверил объяснению, что леди выпила слишком много шампанского и ее надо отвезти домой, чтобы не вышло скандала. Принял он и монеты, и указание держать язык за зубами.

Клара ждала в библиотеке минут десять, прежде чем обнаружила, что дверь заперта. После этого она кричала еще минут двадцать, чтобы привлечь внимание лакея, и, когда добралась до будуара леди Уикхем, пережила потрясение. Опрокинутый стул, разбитый стакан сказали ей, что ее одурачили. В ужасе она бросилась в бальный зал и расталкивала перепуганных гостей без уважения к их званиям, пока не добралась до хозяйки.

— Миледи! — выдохнула она в гулкую тишину. — Леди Дарлстон исчезла! Пришел мужчина и сказал, что вы ждете меня в библиотеке. Поэтому я оставила ее. А когда вернулась, она исчезла. Стул опрокинут, стакан разбит.

— Что?! — вскричала леди Уикхем. — Дура! Я никого не посылала.

Она тряхнула Клару, которая уже была в слезах.

Питер стоял рядом с Фебой, Ричардом и Джорджем, и его так качнуло, что ему показалось, будто остановилось его сердце. Что происходило в несколько следующих минут, он не помнил. Он схватил Клару за руку и побежал. Джордж потом уверял, что ругался он так, что ему позавидовал бы любой пехотинец, а несколько леди упали в обморок.

Он немного пришел в себя, когда увидел свидетельства, что Пенелопа сопротивлялась. Потом понюхал стакан, сморщился от отвратительного запаха. Ричард, Джордж и Феба вместе с лордом и леди Уикхем прибежали вслед за ним. Леди Уикхем рыдала и заламывала руки.

— Сейчас узнаю, какой дорогой они вышли, — сказал лорд Уикхем.

— Наркотик? — коротко спросил Джордж.

Питер кивнул. Феба вскрикнула от ужаса и повисла на Ричарде.

— Я его убью! — тихо произнес Питер. — Клянусь, я убью его!

Он повернулся, его взгляд упал на рыдающую Клару. Даже пребывая в крайнем возбуждении, он посочувствовал девушке:

— Не вините ее, леди Уикхем. Я должен был оставаться с Пенелопой. Это моя вина. Мы знали об опасности, но Каролина и мой кузен провели нас.

— Теперь один вопрос: куда они поехали? — подал голос Ричард. — Сейчас расспросим слуг. Далеко они не ушли.

— У Каролины дом в Шотландии, — сказал Питер. — Могли повезти ее туда, но это далеко. Они должны понимать, что я буду преследовать их.

— Только этого они и хотят, — вдруг сказала Феба. — Не понимаете? Они украли Пенни, чтобы заманить вас в капкан.

— Если мы догоним злодеев, то вся затея обернется против них. Каролина Давентри подлая, но она умна, чтобы догадаться об этом. На их месте я бы подготовил подходящий капкан.

Вернулся лорд Уикхем:

— Леди Каролина вышла через парадную дверь, а мужчина вынес женщину через черный ход. Лакей видел его, но он был в накидке с капюшоном, к тому же лестница слабо освещена, так что он его не узнал. Нет у нас доказательств, кто это сделал.

— Что-то случилось, мама? — раздался растерянный детский голосок от двери.

Все обернулись и увидели мисс Амабел Нартлей, шестилетнюю девочку, обнимающую куклу.

— Ничего не случилось, деточка. Иди в постель, — сказала леди Уикхем.

— А что, леди заболела?

Питер подошел к девочке, присел на корточки и ласково спросил:

— Какая леди, мой котеночек?

— Рыжеволосая. Ее мужчина нес. А еще была другая леди.

— Ты слышала, о чем они говорили?

— Да. Я хотела пойти посмотреть на танцы, но послышались голоса, и я спряталась за дверью.

— Так что же они говорили?

— Рыжеволосая леди ничего не говорила. Я думаю, она спала. А другая говорила что-то о легком экипаже.

— Еще что-нибудь?

— Да. Что-то о приливе в Нью-Хейвене и о поездке в Шотландию. О! Она его называла Фробишер.

Питер обнял ее:

— Молодец, девочка. Что ты хочешь больше всего на свете?

— Пони.

— Хорошо. У тебя будет пони.

Он повернулся к остальным:

— Все ясно. Очевидно, они сделали так, чтобы мы подумали о Шотландии. Если сейчас приехать к Каролине домой, то нам скажут, что она уехала в Шотландию. Поэтому Фробишер не ждет преследования. В этом наше преимущество. Сейчас едем ко мне домой, запрягаем лошадей и берем мой экипаж, чтобы везти ее обратно. Феба, ты поедешь в экипаже?

— Только попробуйте оставить меня! — последовал ответ.

Когда они вошли в дом, там начался переполох. Слуги любили свою хозяйку, и невыносимо было смотреть на страдальческое лицо Питера.

Сара, естественно, не спала. Она вытащила из шкафа теплую накидку и вместе с Гелертом появилась перед Джорджем и Фебой.

— Я тоже еду!

— Какого черта! Это очень опасно, — отрезал Джордж.

— Если вы оставите меня, я сама оседлаю лошадь и поеду за вами. Если едет Феба, я тоже еду! — категорично заявила Сара.

— Конечно же она едет! — поддержала Феба.

Вошел Ричард:

— Кони готовы. Что ты здесь делаешь, Сара?

— Я еду с вами. И не надо меня отговаривать!

— А где Питер? Что он на это скажет?

— Пошел за пистолетами, — ответил Джордж. — Черт побери, Сара! Тебе нельзя! Твоя мама нас не простит за то, что мы тебя взяли. Предупреждаю, сегодня там могут убить. Питер вне себя.

— Вот и хорошо! Может, теперь он не будет стыдиться, чтобы признаться себе, что он ее любит.

Питер в это время входил в комнату и слышал последние слова.

Сара дерзко посмотрела ему в глаза и сказала:

— Не набрасывайся на меня, Питер. Я еду с вами, и все!

Он оценивающе посмотрел на нее.

— Если мы тебя оставим, ты все равно увяжешься за нами.

— Естественно!

Он только кивнул и сказал:

— Я уже велел заложить экипаж. Надо взять Гелерта, он не сможет бежать всю дорогу. К счастью, по дороге на Нью-Хейвен у меня есть фермы. Мы сможем менять коней когда понадобится.

Вбежал Медоуз, протягивая Питеру пальто:

— Фляжка с бренди в кармане. Ради бога, верните госпожу!

Питер обнял старого слугу за плечи:

— Мы догоним их, поверь мне.

Цокот копыт оповестил их о том, что кони и экипаж прибыли.

— Кто едет в экипаже? — спросил Питер.

— Ваш кучер. Он настоял, — ответил Ричард. — Джордж и я скачем с вами. Если нам придется съехать с дороги, преследуя их, то один из нас останется, чтобы показать направление экипажу.

— Тогда едем! Они опережают нас на час. Прилив в Нью-Хейвене начнется в девять, но я хочу догнать их раньше.

Сара и Феба быстро уселись в экипаж.

— Нью-Хейвен, Джон, — сказал Питер. — Гони и меняй лошадей по необходимости. Главное — скорость. На каждом почтовом дворе мы будем оставлять сообщение.

Кучер кивнул и щелкнул кнутом. Неугомонная пара коней тронулась, звеня копытами по булыжникам.

— Поехали, джентльмены! Гелерт, ко мне! — Питер прыгнул в свой экипаж и зловеще улыбнулся компаньонам.

Не говоря ни слова, они пустились за экипажем и быстро обогнали его. Сара выглянула, провожая их взглядом, Джордж видел это и отсалютовал ей, подняв плетку. Они скрылись вдали.




К Пенелопе постепенно возвращалось сознание. Голова раскалывалась от боли. Она ничего не помнила, на нее накатывались волны тошноты, усиливаемые покачиванием экипажа. Действие наркотика ослабевало, и она поняла, что лежит на сиденье. Инстинкт подсказывал ей, что надо лежать тихо и слушать. Скоро стало ясно, что она не одна. Посапывание и небольшое движение сказало, что на противоположном сиденье еще кто-то есть. Но кто?

Экипаж замедлил ход, и ее неизвестный компаньон тут же выглянул в окно и крикнул:

— Гони дальше! Я не хочу пропустить прилив в Нью-Хейвене. Лошадей поменяешь на следующей станции.

Пенелопа сразу узнала голос Фробишера и с нарастающим ужасом соединила в целое картину происшедшего. Хитрым был замысел, чтобы разорвать ей платье и таким образом отделить ее от Питера. И они попались на эту уловку. Теперь ее везут в Нью-Хейвен, и у Питера нет возможности узнать об этом. Она задрожала, поняв скрытый смысл только что услышанного. «Успокойся», — приказала она себе, но всего ее самообладания не хватило, чтобы избавиться от страха. Она решила делать вид, что все еще без сознания, надеясь на следующей почтовой станции неожиданно для Фробишера позвать на помощь. Цепляясь за этот ничтожный шанс, она старалась казаться безвольной, даже когда его рука брала ее за подбородок и приподнимала голову.

— Без сознания еще, — послышался голос Фробишера, и его рука скользнула на ее шею. — Боже, сколько же я ждал этого!

Все, что Пенелопа могла делать, — это не шевелиться, не кричать от прикосновения и похотливой нотки в его голосе. Казалось, она лежала так вечность, убеждая себя, что Питер как-нибудь догонит их или она сама сможет сбежать при смене лошадей.

Замедление движения предупредило, что они подъехали к почтовой станции. Но шанс на побег исчез, когда ее снова схватили грубые руки. Отбросив притворство, Пенелопа стала отчаянно бороться. Но ее бросили на пол экипажа и зажали тряпкой рот и нос. Дышать стало нечем, и она снова провалилась в бессознательное состояние.

Придя в чувство, Пенелопа поняла, что руки ее связаны за спиной. Она попыталась приподняться, но ее тут же снова придавили к полу:

— Мы здесь одни, леди Дарлстон, и собака не помешает нам.

Она почувствовала, как Фробишер рвет корсет ее платья, чувствовала его горячее дыхание на своем лице. Она закричала от ужаса, когда его рот коснулся ее губ. Она дергала головой, но одна рука сдавила ей горло, а другая мяла открывшуюся грудь. В отчаянии она укусила его за губу и порадовалась злорадно, когда он отпрянул и взвыл. Пенелопа попыталась перевернуться, но он снова схватил ее:

— Ты пожалеешь об этом. Кричи сколько хочешь. Никто тебе не поможет.




Питер с товарищами мчался по дороге на Нью-Хейвен, оставляя под лунным светом шлейф пыли. Джордж начал сомневаться, успеют ли они догнать похитителя, когда на последней почтовой станции узнали, что другой экипаж уехал на пятнадцать минут раньше. Рот Питера искривился в жестоком оскале. Страх за Пенелопу нарастал с каждой милей, он чуть с ума не сходил от страха. Случайно услышанные слова конюха, что Фробишер был сильно растрепан, ужаснули его. Он молился, чтобы Фробишер не тронул ее хотя бы до гавани.

Наконец в полумиле впереди мигнули огни экипажа и скрылись за поворотом.

— Вот они! — крикнул Питер. — Давай помедленнее, надо согласовать действия.

— Что делать мне? — спросил Ричард.

— Ты зайдешь спереди. Здесь дорога очень извилистая. Пройдешь полем, за этим холмом, выйдешь перед ними и выстрелишь. Если повезет, их лошади испугаются. Ты и Джордж зайдете слева и займетесь кучером. Я буду держаться сзади, пока не увижу вас, тогда мы с Гелертом нападем с другой стороны и сдернем кучера. А потом займемся тем, кто внутри.

— Все ясно. Поспешим, — сказал Ричард.

— О! Как раз дыра в изгороди. — И Джордж направил туда коня.

Они промчались по полю, огибая подножие холма, и выскочили на дорогу впереди дилижанса, который сбавил скорость из-за извилистости дороги.

Джордж оглянулся и крикнул Ричарду:

— Если с Пенни что-то случилось, то у Фробишера нет шанса. Таким Питера я не видел.

Ричард покачал головой:

— Ему не только с Питером придется иметь дело, — и тут же крикнул: — Вот они!

Экипаж вывернул из-за поворота, и наряду с цоканьем копыт послышался неистовый женский крик, доносящийся изнутри. Сзади в своей коляске, как обезумевший берсерк, несся Питер. Он уже не помнил план захвата, в соответствии с которым надо было дождаться, чтобы Джордж и Ричард заняли свои позиции. Им овладело холодное бешенство, он стегнул коней, пуская их в галоп. Гелерт услышал голос хозяйки, вскочил на сиденье и громко залаял.

Питер, не глядя на него, скомандовал:

— Пенни! Ищи Пенни!

Гелерт залаял еще громче.

Кони дилижанса испугались скачущих навстречу Джорджа и Ричарда. Кучер сманеврировал, чтобы избежать столкновения, и левое колесо угодило в канаву — экипаж опасно накренился. Коренная лошадь упала, а другие сорвались и умчались прочь. К ним подлетели два всадника. Охранник, полагая, что имеет дело с разбойниками, выхватил пистолет, но Джордж ударил плетью его по руке, и пуля прошла мимо. В этот момент с ними поравнялась коляска Питера. Невезучий охранник обернулся, когда из коляски Питера на него прыгнул Гелерт и сбил на землю. В это время Ричард стащил на землю кучера. Гелерт припадал к земле и лаял на дверь экипажа. Питер резко остановил свою коляску, спрыгнул на землю. Джордж выхватил пистолет из седельной сумки и тоже спешился. Питер с пистолетом в руке подбежал к нему, и они вместе стали ломиться в экипаж.

— Назад, Дарлстон, если хочешь, чтобы она жила! — крикнул Фробишер.

Он сидел в углу экипажа, держа одной рукой бесчувственную Пенелопу, а другой приставляя к ней нож. Питер схватил за ошейник Гелерта.

— Пистолеты на землю, и отойдите назад, но так, чтобы я вас видел! И держи собаку!

Питер и Джордж подчинились и беспомощно наблюдали, как Фробишер вытаскивает Пенелопу из экипажа. Разорванное платье и связанные руки ужаснули их. Она безвольно обвисла в руках Фробишера, и на миг Питеру показалось, что она мертва. Но тихий стон успокоил его, и он держал рвущегося, дико рычащего Гелерта.

— Ты, Уинтон! Приведи коня!

— Сделай, Ричард, — сквозь зубы процедил Питер.

Ричард молча привел своего коня.

— Хорошо. Теперь встань рядом с Дарлстоном и Кастером.

Фробишер положил Пенелопу на загривок коня.

— Погонитесь за мной — пожалеете. Через несколько миль я оставлю ее на дороге. Без нее лошади будет легче. Но если я замечу погоню, она умрет. Мне терять нечего.

Он нагнулся, чтобы поднять пистолеты, и тут Питер отпустил Гелерта. С ужасным рыком собака бросилась на Фробишера, нацеливаясь в горло. Питер прыгнул к Пенелопе и успел поймать ее, падающую с встающего на дыбы коня.

— Назад, Гелерт! — крикнул Ричард, но собака сама увидела опасность и увернулась от копыт перепуганного животного. А крик Фробишера мгновенно прервался, когда кованое копыто опустилось ему на голову. Джордж и Ричард отвернулись.

Питер стоял на коленях, придерживая Пенелопу. В страхе, жива ли она, нащупал пульс, и на глаза навернулись слезы облегчения. Он развязал ей руки, погладил следы на запястьях. Приковылял Гелерт, обнюхал Пенелопу, лизнул Питера в лицо. Из длинной раны на плече собаки текла кровь.

— Заверни Пенелопу, — сказал Ричард, подавая свое пальто, — а то простудится, пока девочки подоспеют. Потом надо ехать в Нью-Хейвен, найти там доктора.

Осторожно они завернули ее, заодно прощупав, нет ли еще каких-нибудь травм. Но все, что они нашли, — большой синяк на левом виске. Пенелопа тихонько застонала, когда Питер пощупал синяк.

С кислым видом подошел Джордж:

— Фробишер мертв. Ему копытом размозжило голову.

— А что с почтовыми служащими? — спросил Питер.

— Один ногу сломал. Клянутся, что не знали, кого везут. Но я связал их на всякий случай. Что будем с ними делать? Не говоря уже о Каролине Давентри.

— Оставим здесь. Когда вернемся, я Медоуза пошлю на Боу-стрит, пусть полиция с ними разбирается. А вину Каролины мы доказать не сможем, раз уж Фробишер мертв. Но поверьте мне на слово: для общества ее больше не существует.

— Как Пенни? — встревоженно спросил Джордж.

— Не знаю, — неуверенно ответил Питер.

Джордж никогда не видел его таким опустошенным. Не зная, что сказать, он только сжал Питеру плечо, и они молча ждали, когда подъедет их второй экипаж.




Глава 17


Где-то далеко, на другом конце туннеля, который вращался вокруг нее, кто-то тихо стонал. Наконец Пенелопа поняла, что это стонет она, — страшно болела голова. Потом стала ощущать руки, обнимающие ее, и услышала очень знакомый голос, говоривший что-то ужасно важное:

— Пенни, милая! Дорогая моя! Все хорошо, ты в безопасности, малышка любимая моя!

От ожидания Питер сходил с ума. Хотя доктор заверил, что Пенелопа выздоровеет, для Питера это был самый длинный день в его жизни. Теперь, когда его жена зашевелилась, он не мог больше сдерживать слова любви, его прорвала. Он не знал, слышит она его или нет, но ему нужно было высказаться. Весь день он просидел рядом, не спуская глаз с ее бледного лица. Рядом с ним по очереди дежурили Феба и Сара, почти с такими же бледными лицами, как у Пенелопы. Ближе к полуночи он настоял, чтобы они шли спать, обещая позвать их, если что-то изменится.

С большим усилием Пенелопа открыла глаза. Вокруг совершенно незнакомая комната, тусклый свет исходит от камина около противоположной стены. Пораженная, Пенелопа сфокусировала взгляд на незнакомом мужчине, склонившемся над ней: страдание в темно-карих глазах, с лица стерты все краски, черные вьющиеся волосы растрепаны.

— Это я умерла, — произнесла Пенелопа в полном недоумении. — Кто же этот человек?

— Пенни, это я, Питер. Все хорошо, ты в безопасности.

Да, голос Питера, нежный, любящий. Вот, значит, как он выглядит.

— Я сплю? — чуть слышно спросила она.

Он нежно погладил ее по щеке.

— Нет, ты проснулась. Это правда я.

Ее странный взгляд испугал его.

— Пенни, дорогая, что с тобой?

— Не буди меня. Такой чудесный сон. В нем я тебя увидела, и ты мне говорил, что любишь меня. — Голос ее замер, глаза закрылись, и она погрузилась в сон.

Точно окаменев, Питер смотрел на жену. Она видела его! Может, от этого удара по голове к ней вернулось зрение? Поправив постель, чтобы ей было удобно, он пошел к двери, выглянул в коридор. Под дверью комнаты Фебы виднелась полоска света. Он подбежал и постучал.

— Войдите.

Обе сестры сидели рядом на постели, Феба обнимала за плечи плачущую Сару.

— Что случилось? Почему ты оставил ее? — воскликнула Феба, отбрасывая одеяло.

— Пенелопа пришла в себя, — сдавленным шепотом сообщил Питер. — И она меня видела. Она думала, что это сон, но это было на самом деле!

Сестры потрясенно смотрели на него, не веря услышанному.

— Этот синяк как раз на том месте, где был и в прошлый раз, когда она упала с лошади, — недоуменно произнесла Феба. — Тогда доктор не нашел повреждений в ее глазах. Он сказал, что пострадал мозг. Может, от нового удара все прошло? Как это чудесно, Питер! — Она соскочила с постели, схватила халат. — Идите к ней, Питер. Я разбужу Ричарда. — И она выскочила из комнаты.

— А я Джорджа разбужу, — сказала Сара. — Не могу поверить! А нам можно к ней?

— Когда Пенелопа немного окрепнет. Я думаю, у нее сильные головные боли. Сейчас она снова уснула. Мне надо вернуться к ней.

Он вдруг ощутил себя в восторженных объятиях Сары и ответил объятием:

— Беги, буди Джорджа.

Он вернулся к Пенелопе, которая крепко спала. Очень осторожно он присел на кровать. Путаница в его чувствах ушла: он любил ее больше жизни.

Все так просто, и ничего больше для него не имеет значения. Полностью расслабившись, Питер прислонился к спинке кровати и размечтался о будущем. Они будут вместе. Любить друг друга, детей растить. Как это замечательно! Перед рассветом он почувствовал, как рядом зашевелилась Пенелопа. Потом она открыла глаза.

— Тебе лучше, любимая? — тихонько спросил он.

Пенелопа недоверчиво посмотрела на него. Что случилось с ней? Вдруг она вспомнила: экипаж, грубая сила похитителя. Не кошмар ли это? Превозмогая головную боль, она попыталась сесть, но ее нежно придержали и опять уложили на подушки.

— Не надо, дорогая. Лежи и отдыхай. Я буду с тобой, обещаю.

— Питер? — Она сама поразилась, какой слабенький у нее голосок. — Это все сон? Или это правда ты?

— Конечно, это я. Ты спи, спи. А я буду здесь.

— У меня голова болит, но я вижу тебя!

— Я знаю, дорогая. Ты ударилась головой, когда экипаж перевернулся. Позже придет доктор. Он говорил, что у тебя будет болеть голова, когда ты придешь в себя. Но ничего страшного, раз ты опять можешь видеть.

— Экипаж? Так это был не ночной кошмар? О, Питер! Я так испугалась. — И она неудержимо разрыдалась. — Я не могла сдержать его… Руки у меня были связаны… Он разорвал платье. Ручищи ужасные… Он говорил: «Кричи сколько хочешь, никто не услышит». Он, наверное… О, Питер, я не могла его сдержать…

Рыдания сотрясали ее хрупкое тело. Питер обнял Пенелопу, и она свернулась калачиком у него на руках. Он понял, какой ужас испытывает жена, полагая, что ее изнасиловали.

— Прекрати, Пенни! — сказал он. — Мы тебя слышали. Мы уже были рядом и готовились остановить экипаж, когда он сам увяз в грязи. Фробишер мертв и никогда больше не обидит тебя.

— То есть он не обидел?.. Я думала, ты будешь презирать меня.

— Не думай об этом, Пенни. Мы услышали, как ты закричала, когда атаковали дилижанс. — Он прижался щекой к ее макушке. — Пенни, если бы даже Фробишер сделал что-то с тобой, это никак не отразилось бы на моих чувствах к тебе.

— Чувствах ко мне? — заикаясь, повторила она, едва осмеливаясь надеяться.

Он посмотрел в ее огромные серые глаза, яркие от слез.

— Я люблю тебя, Пенни. Я давно это понял, но боялся сказать. Я понял в тот день, когда Фробишер домогался тебя. Я тогда не почувствовал ревности, только желание защитить тебя, если даже придется убить его. Одна мысль, что ты можешь оказаться в его власти, сводила меня с ума. Мужчина, который позволяет себе такое со слепой девушкой!.. Хотя нет, я понял это намного раньше, в ту ночь, когда ты стала моей. Пенни, я уже тогда любил тебя, только был слишком туп, чтобы это понять.

Пенелопа смотрела на него, и ее лицо светилось радостью. Она не могла поверить в то, что слышала, что видела в его глазах.

— Ты любишь меня? — изумленная, спросила она.

Он крепче сжал ее в объятиях.

— Пенни, любимая, я даже выразить не могу, как сильно тебя люблю. Я тебя никогда не отпущу. Когда мы догнали экипаж, я слышал, как ты закричала. Я готов был убить его! Джордж и Ричард тоже!

Слезы счастья текли по ее щекам.

— Ты меня правда любишь? О, Питер! А как сильно я тебя люблю! Я пыталась не показывать этого, думала, ты не хочешь.

— Я чувствовал это, Пенни, — признался он. — Помнишь, я как-то сказал тебе, что ты не умеешь врать?

— Ты знал, что я тебя люблю? Как?

Он улыбнулся:

— Мне каждый раз говорило это твое тело.

— О-о! — Она покраснела, встретившись с ним взглядом.

— Позволь мне надеяться, дорогая моя, что ты и дальше будешь говорить мне, что любишь меня.

Она застенчиво кивнула, глаза ее сказали ему все, что ему нужно было знать.