Кое-что о любви
Элизабет Бойл


Семья Дэнверс #5






Ну и ну! Как такое могло случиться? Барон Седжуик, живущий в своём поместье, вдруг начинает получать из Лондона огромные счета, подписанные Эммелин Седжуик, его… женой. Но этого не может быть. Он придумал себе жену, чтобы избавиться от бесконечных преследований мамаш с дочерьми на выданье, никакой Эммелин не существует! Надо срочно ехать в Лондон и там разобраться в этой странной истории. Кто же всё-таки она, эта Эммелин? И что сулит встреча с ней?






Элизабет Бойл

Кое-что о любви





Пролог


Англия, 1801 год




– Моя последняя трапеза, – вздохнул лорд Джон Тремон, вонзая нож и вилку в толстый кусок мяса на своей тарелке. – Но она по крайней мере великолепна.

– Полагаю, Джек, этому способствует то, что за все плачу я, – сухо заметил его лучший друг Александр Денфорд, барон Седжуик.

– Ты мне кое-чем обязан, – ответил Джек, прежде чем отправить в рот следующий кусок.

– Я обязан тебе? – рассмеялся Алекс. – Ладно, я не из тех, кто предъявляет счёт своим друзьям, но я действительно не представляю, чем обязан тебе. – Он снова наполнил свой бокал из бутылки, которую принёс им хозяин трактира. Вино было французское, очень дорогое, и Алекс знал, что лучше выпить несколько бокалов, прежде чем его друг решит наброситься на изысканный напиток с тем же рвением, что и на ростбиф. – Я подписал довольно много твоих счётов от Уайта за прошлый месяц.

– Карманные расходы, – отозвался Джек, помахав рукой.

– А браслет, который я купил для леди сомнительной репутации, потому что ты боялся, как бы она не ушла к старому Амберкромби?

– Это был вопрос чести. – Джек принялся за следующий кусок мяса. – Кроме того, разве можно себе представить, что я так старомодно потеряю любовь Камиллы? – Он пожал плечами и взглянул на бутылку бордо.

– А что скажешь о той паре лошадок, которых ты намеревался купить, но у тебя не хватило нахальства? – Алекс лёгким движением отодвинул бутылку подальше от друга.

– Сила обстоятельств, дружище, – усмехнулся Джек. – Во всяком случае, это не больше того, что я сделал бы для тебя.

– Разница только в том, что у меня есть деньги на все эти обстоятельства, а у тебя нет.

Рука Джека, в которой он держал вилку, замерла в воздухе между его ртом и тарелкой.

– Седжуик, что, чёрт возьми, происходит? Сегодня вечером ты говоришь, как мой брат-паралитик. Что привело тебя в такое отвратительное настроение?

– Ничего. Но я всё же не понимаю, чем обязан тебе.

– Ты забыл о своей дорогой жене, об Эммелин? – Усмехнувшись, Джек подался вперёд. – Без меня ты никогда не заслужил бы её нежного обхождения. Думаю, за это ты мне многое должен.

На этот раз рассмеялся Алекс:

– Ты считаешь, что я обязан тебя благодарить за свою жену? Немного нагло, однако. – Он наполнил бокал друга вином. Джек Тремон был пьяницей, транжирой и греховодником, но, несмотря на это, более верного друга у Алекса никогда не было.

– Я думаю, твоя женитьба гениальна и поэтому стоит постоянного вознаграждения, – сказал Джек, шутливо салютуя поднятым бокалом, главным образом самому себе.

«Кое-чего стоит», – подумал Алекс и сказал:

– Мой брак удачен, потому что у меня хватает ума и средств его поддерживать. Как тебе должно быть известно, успех его обеспечен благодаря моей расчётливости и предвидению. Ты помог ускорить его появление на свет.

– Седжуик, – фыркнул его друг, – ты самый нудный человек на земле. «Расчётливость и предвидение», как же! Эммелин – самое лучшее, что когда-либо тебе доставалось. Ока не даёт тебе превратиться в полного зануду.

– Я не зануда, – возразил Алекс, расправив плечи. – И знай, что некоторые считают меня чересчур легкомысленным.

– Кто? – поинтересовался Джек. – Столетняя матушка Амберкромби?

Снова отодвинув вино подальше от Джека, Алекс взглянул на друга, и они оба искренне рассмеялись.

– Вероятно, меня воспринимают не как самого легкомысленного человека, – согласился Алекс, – но я должен считаться со своим положением и ответственностью перед семьёй.

Он не имел ни братьев, ни сестёр, но у него была куча кузенов, кузин, тётушек и дядюшек, которые зависели от его помощи. Он предоставлял им жильё и кормил не только их, но ещё и своих арендаторов и слуг. Это была ноша, которую Седжуик принял на себя со всей ответственностью и гордостью, хотя частенько завидовал положению своего друга – третьего сына и скорее всего не наследника. Наследством Джека в основном будет жизнь, полная скандальных воспоминаний и неисполненных обещаний.

– Боже! – Джек содрогнулся. – «Положение и ответственность» – не выношу этих слов. – Он допил бордо и подвинул вперёд пустой бокал. – Предлагаю сменить тему, потому что ты все больше и больше напоминаешь Паркертона. Весьма скверно, что он вызвал меня домой для ежегодного отчёта. Смею сказать, что никто не проверяет счета с более мучительной въедливостью, чем мой брат. – Джек взял ещё кусок ростбифа. – Кстати, как поживает дорогая Эммелин? Ты даже не знаешь, сколько раз я ругал себя за то, что сам не женился на этой девчонке.

– К счастью, существует только одна Эммелин, – заметил в ответ Алекс.

– Сейчас она в Лондоне или в Уэстморленде?

– Ты сам знаешь ответ. – Алекс посмотрел на дверь: та была лишь прикрыта, но, по-видимому, за ней никто не стоял.

– Нет, правда не знаю. – Джек откинулся на спинку стула. – Я хочу сказать, когда ты в Лондоне, предполагается, что милая девочка с нетерпением дожидается твоего возвращения в Уэстморленд. А когда ты дома, в имении, твоя семья уверена, что она в Лондоне. – Джек ухмыльнулся. – Вот я и пытаюсь отгадать загадку: где находится девочка, когда ты в другом месте?

– Именно поэтому ты никогда не смог бы устроить такой брак, – засмеялся Алекс. – Скажу ещё раз: расчётливость и предвидение. – Он постучал пальцем по виску. – Существуют причины, по которым я женился на Эммелин, а не ты.

– Чёрт бы побрал столь самодовольную уверенность! Ты сохраняешь собственную шкуру потому, что твоя бабушка остаётся жить на севере. Представляешь, если она когда-нибудь приедет в Лондон и обнаружит, что Эммелин – не больше чем плод твоего воображения?

Алекс не сомневался, что этого никогда не произойдёт, и не беспокоился, что почтенная леди узнает правду.

Эммелин Денфорд, леди Седжуик, получила жизнь однажды ночью пять лет назад после многочасового застолья Алекса с Джеком. Нельзя сказать, что Алекс часто напивался, но в тот раз он был в дурном настроении, а друг предложил ему на один вечер избавиться от мучивших его проблем – тем более когда Алекс объявил, что на следующее утро уезжает из города. Джек горячо возражал против этого, потому что кто же будет оплачивать его выпивку и долги, если лучший друг покинет Лондон?

Но Алекс устал от назойливого внимания матерей, озабоченных замужеством своих дочерей, и от хитрых девушек. Казалось, все женское население Лондона соответствующего возраста завлекало его, надеясь в этом сезоне увидеть женатым. Не имел никакого значения всем хорошо известный факт, что бароны Седжуики довольно непредсказуемы, когда дело доходило до женитьбы, и если вообще женились, то поздно. Порой причиной этому была страсть к путешествиям, как у его деда, который провёл большую часть жизни в армии и, уже сделав карьеру, получил в наследство титул от кузена, никогда не бывшего женатым.

Возможно, Алексу просто следовало взять за правило вообще избегать Лондона во время сезона, как делал его отец.

Алекс прекрасно понимал, что всех привлекает его старинный и почётный титул, огромные владения на севере и состояние, достаточное для содержания чрезмерно расточительной жены и её родни, и что все это слишком большой соблазн для матерей, имеющих незамужних дочерей.

– С этим придётся что-то делать, дружище, – сказал Джек. – Тебе нужно жениться. Таким образом ты сбросишь кошек со своей спины.

– Жениться? – ужаснулся Алекс. Он не был уверен, что смог бы пойти на такое. Безусловно, речь шла о моральном долге, но что-то удерживало его от решительного шага. Кроме того, он был убеждён, что жена обязательно примется переделывать его великолепно устроенную жизнь. – Я скорее соглашусь с тем, что наследником станет Хьюберт, – объявил он.

– Никогда! – Джек с жадностью осушил бокал дорогого шампанского. – По-твоему, Хьюберт захочет оплачивать мои счета? Думаю, нет! – Он замолчал и запустил руку в волосы. – Что ж, ты против женитьбы, но почему бы не обзавестись женой? Придумать, так сказать. Держу пари, если ты поместишь объявление в «Пост» и сообщишь миру, что женился, все оставят тебя в покое.

Вот так просто. Алекс всегда считал себя здравомыслящим человеком, но он был доведён до отчаяния, и в мгновение ока возникла Эммелин. С помощью старого экземпляра книги Дебретта[1 - Ежегодный справочник английского дворянства. – Здесь и далее примеч. пер.] они нашли подходящую хорошую родословную, быстро набросали объявление о бракосочетании и отправили посыльного немедленно доставить его в газету.

И к величайшему удивлению Алекса, его выдуманная жена выполнила свою задачу. Вечером, после публикации объявления, он был оставлен в благословенном одиночестве, и лишь несколько презрительных упрёков было брошено в его адрес самыми настойчивыми, теперь бывшими, преследовательницами. Тем из любопытных, кто осмелился спросить его о неожиданной женитьбе и супруге, он ответил, что у Эммелин слабое здоровье и она живёт в уединении в поместье. Его репутация необщительного человека имела свои преимущества, и суровый, недоброжелательный взгляд пресекал любые дальнейшие расспросы.

Кроме того, появление в его жизни Эммелин обеспечило ему дополнительное удовольствие избавиться от ворчанья бабушки. Она написала, что безмерно счастлива тому, что он наконец женился.

Вернувшись в то лето в поместье, Алекс объяснил отсутствие жены тем, что её хрупкое здоровье не позволяет ей путешествовать так далеко. Когда он вернулся в город на следующий сезон, на любые вопросы о леди Седжуик давалось то же самое объяснение – здоровье Эммелин не позволяет ей приехать в Лондон.

Вот таким образом в его жизнь вошла идеальная жена.

Тем не менее не все были убеждены в разумности его решения. Поверенный Седжуика снова и снова предупреждал его, что выдуманная им жена – это повод для неприятностей. Проклиная дотошность юристов, Алекс сказал ему, что будет ужасный скандал, если бабушка узнает правду. Однако отвращение его бабушки к Лондону обеспечивало спокойную жизнь несуществующей Эммелин.

– Как же твоя бабушка не разгадала этот секрет? – спросил Джек, глядя на ростбиф и вино и решая, за что приняться в первую очередь. – Я хочу сказать, если кто-нибудь и может почувствовать какой-то подвох, так это она.

– Ты прав, но повторяю, – Алекс дотронулся до своего виска, – мой успех обеспечен тщательным расчётом. К тому же жена моего поверенного каждые шесть недель пишет бабушке изысканно составленные письма от имени Эммелин.

– Полагаю, занудство имеет свои преимущества, – признал Джек. – Что ж, ты все продумал. – Он встал, наклонился над столом и ловко схватил бутылку с вином. Наполнив свой бокал, он долил вина Алексу, а потом предложил тост: – За Эммелин Денфорд, баронессу Седжуик, самую идеальную жену всех времён!

– За Эммелин! – согласился Алекс.

От приоткрытой двери отдельного кабинета в темноте отошла женщина. Она не собиралась подслушивать, но разговор внутри долетел до её ушей, и она была ошеломлена услышанными откровениями.

«Жены Седжуика не существует? Невероятно», – думала она, выходя из трактира и направляясь к ожидавшему её экипажу. О, эта новость была слишком ценной, слишком скандальной, чтобы не найти ей немедленного применения.

И женщина совершенно точно знала, куда следует отправиться.




Глава 1


Первый месяц пребывания в Седжуик-Эбби Алекс находился в блаженном уединении.

Вместо того чтобы встретить его дома, бабушка решила остаться в имении своей родственницы ещё на месяц, видимо, не имея сил уехать, не обсудив в подробностях всех семейных сплетен. Таким образом, лето Алекса началось не с докучливых разговоров о наследниках и не с бесконечных сетований на затянувшееся плохое самочувствие Эммелин. Просто продолжилась его великолепно организованная жизнь, которую Джек имел смелость назвать скучной.

Но в конце концов его бабушка решила, что больше нельзя оставлять Алекса в полном одиночестве, и вернулась, подобно вихрю, домой в сопровождении своры мопсов на поводках.

Женевьева Денфорд, леди Седжуик, родилась во Франции, и шестьдесят лет, прожитые ею в Англии, ничуть не изменили её галльский характер.

Дед Алекса, ещё один не желавший жениться Денфорд, отправился в путешествие в Париж, когда ему было далеко за шестьдесят, и привёз домой (к ужасу своего очевидного наследника) французскую жену.

Учитывая joie de vivre[2 - Живой характер (фр.).] своей бабушки, Алекс сомневался, что у его деда был хоть какой-то шанс спастись.

Через много лет Алекс решил, что это урок всем неженатым английским джентльменам. Никогда не следует отправляться в путешествие через Ла-Манш.

Когда Алекс вышел к завтраку, бабушка радостно поздоровалась с ним и с тех пор болтала без умолку.

– И представь изумление Имоджин, когда я сказала ей… – говорила она со своего конца стола, где сидела, окружённая собаками.

«Без бабушки было спокойно», – подумал Алекс, пока она, закрывая рот лишь изредка, чтобы прожевать еду, потчевала его рассказами о внуках и – о ужас! – нескольких правнуках его двоюродной бабушки. В семействе Имоджин было бесчисленное количество наследников, и Алекс знал, что в ближайшие месяцы не будет конца намёкам на то, что им с Эммелин следовало бы сделать то же самое – произвести на свет очередного барона Седжуика.

Алекс решил написать своему поверенному, чтобы его жена в следующем письме от Эммелин подробно перечислила множество женских болезней – чем больше, тем лучше, – которые, к сожалению, не позволяют свершиться такому событию. Он надеялся, что это успешно отвлечёт бабушку от навязчивой мысли.

Дверь в столовую открылась, и, держа огромный серебряный поднос, вошёл Бёрджесс, их дворецкий, а за ним последовал слуга с ещё большим подносом, только нагруженным газетами и письмами.

– Милорд, сегодня утром получена почта из конторы мистера Эллиота, – сказал Бёрджесс, ставя свою ношу на обеденный стол возле Алекса. – Чтобы быть точным, она лежала в трех пакетах. – Его лохматые брови приподнялись. – В огромных пакетах.

– Что ещё за чертовщина? – Алекс застыл в изумлении, когда увидел внушительную стопку корреспонденции.

– Ежедневные газеты и журналы для её милости, а остальное, очевидно, по большей части счета, милорд, – ответил дворецкий.

– Счета? – Алекс снова посмотрел на стопку. Он дал распоряжение своему лондонскому поверенному заботиться обо всех неоплаченных счетах. Судя по стопке, это были счета Джека, а не его. – Такая нерасторопность несвойственна Эллиоту, – проворчал Алекс, просматривая письма и счета. – А, вот и ответ. Жена мистера Эллиота унаследовала собственность в Шотландии, и они отправились осмотреть владения. В отсутствие мистера Эллиота все дела ведёт его клерк. Когда Эллиот вернётся, придётся сказать ему, что парень, очевидно, спутал мои счета со счетами какого-то другого и к тому же расточительного клиента.

– Что там, дорогой? – спросила бабушка со своего конца стола, бросая лакомые кусочки своим любимым собакам.

– Просто лондонские газеты и тому подобное. – Алекс указал на кипу счётов.

– Газеты?! Что же ты сразу не сказал? – Бабушка поднялась, и пока она торопливо шла вдоль длинного стола, её кружевной чепец покачивался.

Алекс не успел остановить её, и она отодвинула в сторону аккуратно сложенные стопки, чтобы поскорее добраться до своей самой любимой в мире вещи – колонки сплетен в «Мор-нинг пост». Она мгновенно схватила газету и, разделяя страницы с искусством фермерской жены, ощипывающей курицу, опустилась на стул рядом с Алексом, чтобы начать чтение.

«Очень надеюсь, не вслух», – подумал Алекс, продолжая просматривать счета.

Ему было подарено около минуты тишины, но дольше бабушка не смогла сдерживаться.

– У леди Вассар родился ребёнок. Здесь сказано, сын. – Она вздохнула и бросила на внука выразительный взгляд. – Ты согласен, Алекс, с тем, что очень важно иметь наследника?

– Да, конечно, – кивнул он, задержав внимание на одном из счётов. Четыреста фунтов за ковры. Ещё один счёт на сто пятьдесят фунтов за мебель. Счета от торговцев мануфактурой, от плотников, от маляров… Да, вероятно, тот бедолага, которому адресованы все эти счета, не только обставляет новый дом, но ещё и содержит жену и дюжину любовниц, судя по безграничной коллекции счётов от модисток, перчаточниц и кружевниц.

– И наконец, упоминается наша дорогая девочка, – сообщила бабушка. – Послушай вот это: «Леди С. видели увлечённо делающей покупки в сопровождении леди Р., которая взяла под крылышко свою новую подругу. Леди С, столь долго отсутствовавшая в городе, очаровательна и, несомненно, будет украшением следующего сезона». – Она поджала губы. – Давно пора было написать о ней. Но нужно сказать, изложено весьма странно. Почему они пишут, что её долго не было в городе, когда она прожила там всю жизнь? – Она отложила в сторону газету, при этом снова разрушив аккуратно сложенные Алексом пачки уже просмотренных счётов.

– Мадам! – Алекс вскочил со стула и прикрыл руками счета, защищая их от её небрежности. – Что с вами случилось?

– Просто я хочу посмотреть ещё несколько светских колонок. – Она вскинула голову и снова посмотрела на корреспонденцию. Прежде чем Алекс успел её остановить, она обнаружила желаемое. Вытащив нужную газету, она села на свой стул с проворностью, не соответствующей её восьмидесяти с небольшим годам.

– По-моему, вы сошли с ума, – буркнул Алекс, сомневаясь, что бабушка его слышит, потому что она уткнулась носом в свежий номер «Пост». – Вам было мало этого словоблудия, пока вы гостили у тёти Имоджин?

– Имоджин не получает «Пост», – последовал холодный ответ.

По мнению Алекса, этот факт должен стать восьмым чудом света после фаросского маяка. Он не знал большей любительницы сплетен, чем его двоюродная бабушка Имоджин – конечно, за исключением родной бабушки.

Алекс снова занялся лежавшими перед ним счетами, откладывая в сторону те, которые определённо не имели к нему отношения, и оставив несколько, требовавших его внимания.

– Я так и знала! – Найдя свою любимую колонку, бабушка встряхнула газетные листы.

– Что знали? – Алекс понимал, что она не даст ему покоя, пока он не отзовётся.

– Знала, что её снова упомянут. Не уверена, следует ли читать это тебе. Ты будешь переживать по крайней мере неделю.

– Читайте, – сказал Алекс, отказавшись от всякой надежды приятно провести время за утренним завтраком. – Иначе вы будете вздыхать и пыхтеть, пока я не сдамся.

– Я никогда не пыхтела! – возмутилась она. – Вот если ты настаиваешь: «Хорошо, что в городе мало народу, так как леди С. создаёт волнение везде, где появляется. Интересно, о чём думал барон, отправляя в город подлинное произведение искусства без бдительного присмотра?»

– А почему я должен переживать по этому поводу? – Пожав плечами, барон протянул руку, и бабушка передала ему газету, словно ответ был так же ясен, как напечатанные там слова.

– Не понимаешь? Здесь же говорится об Эммелин. О твоей жене. О нашей дорогой девочке.

– Эммелин? Абсурд, – усмехнулся Алекс. – Существует не меньше дюжины «леди С», в любой день болтающихся по городу. Уверяю вас, это не наша Эммелин.

– Почему же нет?

– Потому что Эммелин никогда не станет вести себя так, чтобы ею заинтересовалась колонка сплетен. Это совершенно невозможно. – Никогда прежде Алекс не делал заявлений с большей убеждённостью.

Однако его убеждённость могла поколебаться, и барон Седжуик был готов докопаться до самых корней своего прославленного, но всё же выдуманного фамильного древа.

– Тогда почему они продолжают писать следующее: «Из-за того количества поставщиков, которых видят на Ганновер-сквер, экипажам стало невозможно передвигаться». – Она взглянула на внука. – Гм-м. Сколько «леди С.» проживает в эти дни на Ганновер-сквер, Алекс? Я могу назвать только одну. – Она опять встряхнула газету и вернулась к чтению.

Алекс хотел возразить ей, но не смог выдавить ни слова, поскольку его горло внезапно пересохло.

Поставщики на Ганновер-стрит? Возле его дома? Их столько, что они мешают движению?

Он бросил взгляд на стопку отложенных счётов и схватил первый попавшийся под руку. Если в горле у него просто пересохло, то сердце чуть не остановилось, когда он посмотрел на верхнюю строчку счета, с предательской очевидностью подтверждавшую нелепую теорию его бабушки: «Ганновер-сквер, 17».

Как он раньше не обратил на это внимания! Что происходит? Выдуманные жены не делают покупок, способных разорить даже восточного принца.

Алекс пересмотрел лежавшие перед ним счета и, к своему ужасу, на всех увидел один и тот же пункт доставки – свой лондонский адрес. И все счета, как и покупки, были адресованы «искренне уважаемой леди Седжуик» – не торжествующей пожилой даме, наблюдающей поверх своей газеты за тем, как он приходил к выводу, который напыщенно назвал ей невозможным, а нынешней леди Седжуик – Эммелин.

– Это не может быть правдой! – Он выхватил газету из рук бабушки и стал читать заметку.

– О, Алекс, сядь. Леди имеет право время от времени кое-что у себя менять. Этот дом на Ганновер-сквер всегда казался мне настоящим мавзолеем, и если бы твой дед не был таким скупым, я бы… – Но она не закончила фразу, потому что, подняв голову, обнаружила, что обращается к пустому стулу. Алекса не было. – Будем надеяться, – решила она, – что он отправится в Лондон, вернётся к своей жене. Именно туда, где ему надлежит быть, – сказала она ближайшему мопсу, милостиво его почесав.

Эта поездка в город во многом была похожа на установление рекорда, но Алекс не задумывался о таких вещах. Воображение было захвачено картиной полной и окончательной катастрофы, ожидавшей его в Лондоне.

«Эммелин? Невозможно, – повторял он себе. – Но ведь о ней писали и „Пост“, и „Тайме“!..»

Кому-то стал известен его секрет. Это не могли быть ни Эллиот, ни его жена, ни Симмонс, его лондонский дворецкий, потому что все трое обязаны Алексу средствами к существованию. Значит, оставался только один подозреваемый.

Неужели это Джек? Его проказливый друг посчитал хорошей шуткой вдохнуть жизнь в образ придуманной Эммелин.

Однако ещё много вопросов оставалось без ответа. Например, как незнакомка проникла в дом? Симмонс, служивший семье больше сорока лет, никогда не допустил бы, чтобы такое безобразие запятнало имя Седжуиков.

И потом, нужно выяснить, кто ещё видел эту самозванку. Алекса бросило в дрожь при мысли, что кто-нибудь из его большого семейства пришёл с визитом после появления заметок в прессе или, ещё хуже, приехал в Лондон и, как обычно, остановился в городском доме Седжуика. По окончании сезона Алекс всегда щедро распахивал двери своего дома для родни и знал, что его кузины, кузены, тёти и дяди часто пользовались этим постоянным приглашением.

И вот теперь какая-то женщина живёт в его доме, спит в его постели и выдаёт себя за его жену, а возможно, даже посмеивается над всей семьёй.

Алекс спрятал лицо в ладонях. Господи, он мог прекрасно представить себе, какого типа девку нанял Джек, чтобы та изображала Эммелин.

Издеваться над его родственниками непозволительно никому!

Когда во втором часу ночи экипаж свернул на Ганновер-сквер, Алекс с облегчением увидел, что дома его надменных соседей выглядят точно такими же, какими он оставил их около месяца назад – величественными и достойными уважения. И номер семнадцать казался таким, каким и должен быть дом респектабельного члена высшего общества. Алексу было трудно поверить, что внутри его ожидает катастрофа.

Экипаж остановился. Седжуик вышел и, поднимаясь по парадной лестнице, припомнил составленный им список. Прежде всего он намеревался вышвырнуть на улицу наглую самозванку. Покончив с этим, он должен разыскать Джека и устроить ему основательную взбучку. А затем он собирался как следует напиться и заставить своего бывшего друга заплатить за каждую бутылку. Иначе Джеку не миновать взбучки.

Когда Алекс подошёл к двери, она не открылась немедленно, как обычно во время его пребывания в городе в период сезона. Поскольку летом он держал в Лондоне ограниченный штат прислуги, дверь была заперта – даже для него. Он потянул шнур звонка, а потом забарабанил в дверь тростью, как будто дорога была каждая секунда. В этом он не сомневался.

За дверью послышалось недовольное ворчание дворецкого.

– Кто там? – спросил Симмонс, не открывая.

– Откройте, это Седжуик.

– Конечно, Седжуик, – отозвался Симмонс. – Его милость в имении. Убирайтесь и разыгрывайте свои шуточки где-нибудь в другом месте.

И затем, к досаде Алекса, силуэт со свечой, освещавшей холл, начал удаляться обратно в глубь дома. Он снова заколотил в дверь.

– Симмонс! Немедленно отоприте дверь, или я расскажу вашей жене о ваших ночных карточных играх по четвергам.

– Милорд?

Удалявшийся свет резко остановился.

– Да, Симмонс, это я. А теперь откройте дверь. Послышалось шарканье, стук задвижки, а затем дверь широко распахнулась, и Алекс бросился внутрь.

– Милорд, что вы здесь делаете?

– Зачем, по-вашему, я приехал? Где она? – Алекс понимал, что шумит, но, чёрт побери, не каждый день встречаешься со своей «женой» – и имеешь редкое удовольствие избавиться от неё.

– Тс-с, милорд, – взглянув на верх лестницы, дворецкий приложил палец к губам, – вы можете разбудить её милость. У неё был утомительный день, и она рано ушла отдыхать.

Алекс замер, поставив ногу на ступеньку. Не может быть, чтобы он ослышался, он готов был поклясться, что в голосе дворецкого прозвучала забота.

Забота? Об этой самозванке? Алекс взял себя в руки и понизил голос:

– Симмонс, вы так же хорошо, как и я, знаете, что, кто бы ни был там наверху, это не моя жена.

– Да, милорд, – кивнул Симмонс, – но больше никто не знает.

«Это хорошее известие, – отметил Алекс, – но всё же не даёт ответа на более важный вопрос».

– О чём вы думали, впуская её в дом?

Дворецкий тяжело вздохнул и попытался объяснить случившееся:

– Она прибыла ночью в четверг.

Алекс застонал: разумеется, она появилась в ту ночь, когда Симмонс обычно уходит.

– Томас, второй лакей, оставался здесь один, – сказал Симмонс. – Он не знал, что делать, поэтому пошёл и привёл миссис Симмонс. К тому времени, когда я вернулся домой, её милость уложили в кровать и послали за двумя горничными, чтобы вернуть их на службу. – Он наклонился к Алексу: – Не мог же я вытащить её, когда все так суетились над ней. Пошли бы разговоры.

– Итак, сколько человек её видели? – Алекс снова бросил взгляд на верх лестницы.

– Достаточно, – уклонился от прямого ответа Симмонс.

– Что вы подразумеваете под словом «достаточно»? Или, вернее, кого вы имеете в виду?

– Если это вас немного утешит, милорд, – снова смутился дворецкий, – то ваша жена, видимо, весьма известна. Настолько, что…

Алекс не желал больше слышать об этом ни единого слова и отправился вверх по лестнице. «Эта особа находится в моём доме чуть больше месяца и уже стала известной!» Ему хотелось завыть.

Существовало одно-единственное решение: хитрой, наглой девице придётся сделать его исключительно довольным вдовцом.

Этот день в доме на Ганновер-сквер был очень суматошным, и леди Седжуик, рано уйдя спать, в тихом спокойствии своего дома погрузилась в тяжёлый, без сновидений сон, который продолжался до тех пор, пока дверь её спальни не распахнулась и, заскрипев на петлях, с громким стуком не ударилась о стену.

Эммелин резко села и уставилась на незнакомца в накидке, ворвавшегося в её убежище так, словно он имел на это полное право, а потом сделала то, что сделала бы любая великосветская леди, если бы под угрозой оказалась её честь. Она вытащила из-под подушки маленький пистолет и постаралась прицелиться в незваного гостя. Возможно, настоящая хозяйка особняка поступила бы иначе, но она сделает именно это.

– Эй вы, стойте, где стоите, или это будет ваш последний шаг.

Не обращая никакого внимания на её предупреждение, Седжуик подошёл ближе, держа поднятой свечу, которая бросала круг света на них обоих. Сначала он остановил взгляд на лице Эммелин, а потом, как любой восторженный ночной визитёр, опустил его ниже, к вырезу её кружевной ночной сорочки, и она инстинктивно стянула горловину свободной рукой, не позволяя ему заглянуть глубже. Столкнувшись с таким препятствием, Алекс перевёл взгляд на пистолет в руке девушки, и одна его бровь величественно приподнялась.

– Уберите это!

– Нет! – Эммелин не собиралась никого убивать, но, почувствовав, как у неё начала дрожать рука, она испугалась, что может случайно застрелить негодяя. Хуже того, теперь, когда неизвестный высоко поднял свечу, она увидела, что он дьявольски красив и изысканно одет – настоящий головорез с Севен-Дайлз!

Судя по надменно изогнутым губам, твёрдой линии подбородка и прямой, крепкой как сталь фигуре, он, похоже, был знатного происхождения. Ну-ну, вероятно, какой-то напившийся повеса решил сделать себе имя, соблазнив жену Сед-жуика. Это выставляло его намерения в совершенно ином свете. Он не был того типа мужчиной, которому может легко отказать женщина – и она в том числе. Эммелин всегда питала слабость к невероятно красивым мужчинам, особенно тёмно-волосым; против них так же невозможно было устоять, как против шелеста новой колоды карт при перетасовке.

«О чём я думаю? – остановила себя Эммелин. – Я должна поддерживать свою репутацию, ведь теперь я леди – пусть и на некоторое время. И как леди обязана защищать собственную добродетель. Да, это именно то, что мне следует сделать», – решила Эммелин, бросив последний взгляд сожаления на стоявшего перед ней красавца мужчину, и закричала:

– Симмонс! Симмонс! Помогите!

– Он не придёт, – заявил негодяй.

«Тем хуже», – хотела бы она сказать, но всё же не могла позволить этому высокомерному наглецу взять над ней верх – во всяком случае, без видимости сопротивления.

– Моему мужу не понравится это вторжение. – Она снова направила на него пистолет.

– Не думаю, что он будет возражать. – Мужчина рассмеялся и окинул её оценивающим взглядом.

«Что ж, если Седжуик не будет возражать…» Эммелин прогнала от себя неуместную мысль.

– Уверяю, он убьёт вас за это.

– Сомневаюсь.

«Самодовольный мерзавец!» – подумала она, выпрямилась и указала на дверь;

– Убирайтесь.

Естественно, когда она указывала на дверь, ей пришлось выпустить сорочку, и та снова распахнулась, предоставив мужчине полный обзор её груди.

Приказ Эммелин был проигнорирован, мужчина подошёл ближе и остановился в ногах кровати, а Эммелин отодвинулась на постели, натягивая простыни до подбородка.

– Когда мой муж вернётся из… из… – О проклятие, где же у этого Седжуика родовое имение?

– Уэстморленда, – подсказал злодей.

– Да, благодарю вас, – ответила она. – Когда мой муж вернётся из Уэстморленда, гарантирую, он вас убьёт.

– Вам не приходило в голову, леди Седжуик, что, возможно, это уже состоялось?

– Что состоялось? – спросила она, и пистолет снова задрожал у неё в руке.

– Возвращение.

В этот момент Эммелин поняла, что была готова застрелить барона. Одна только мысль об этом так напугала её, что она выронила пистолет, а затем эта чёртова штуковина выстрелила.




Глава 2


Зажмурившись, Алекс ждал своей последней секунды. К счастью для него, она со свистом пронеслась мимо – пуля, а не его земная жизнь. От удара свинцового шарика в стену позади Алекса вниз ливнем посыпалась штукатурка.

– О Боже! Какой ужас! – воскликнула Эммелин и, вскочив с кровати, бросилась к Алексу.

Он решил, что должен сказать Джеку одну вещь: тот совершенно неверно описывал Эммелин.

Она была восхитительна.

Алексу удалось лишь мельком взглянуть на её грудь, но остальное он успел рассмотреть достаточно хорошо. Светлые волосы, спускавшиеся до самой талии красивыми локонами, гибкое тело, длинные ноги, захватившие его воображение, округлые бёдра, благородная форма большого рта взволновали ему кровь.

Нет, пусть остаётся на совести Джека то, что он неправильно описал Эммелин.

Та девушка, которую рисовал в своём воображении Алекс, была хрупкой, скромной, с хорошими манерами. В этой женщине было что-то необузданное и приводящее в замешательство – никакой томности или уравновешенности. Сейчас она направлялась прямо к нему, очевидно, чтобы броситься в объятия и попросить прощения.

И действительно, что плохого в том, чтобы разок её обнять? Позволить ей засыпать его поцелуями и утешениями, прежде чем вышвырнуть на улицу? Она же, так сказать, его жена.

Но если Алекс думал, что Эммелин беспокоится о нём, то его ожидало разочарование. Не обращая на него никакого внимания, Эммелин пролетела мимо, как пуля из её пистолета.

– Видите, что вы наделали? – Она укоризненно указала пальцем на зияющую дыру в стене. – Посмотрите! Вы имеете хоть малейшее представление о том, сколько стоят эти обои? – Она горестно вздохнула и с сожалением покачала головой. – Вся моя работа пропала. Непоправимо испорчена. Атмосфера этой комнаты полностью утрачена. – Оглядевшись по сторонам, она разразилась потоком слез.

Пропала её работа? Она чуть не снесла ему голову и беспокоится о дурацких обоях?

Подняв свечу выше, Алекс смотрел на самозванку, размышляя, не в сумасшедшем ли доме её нашёл Джек. Нет, она явно пребывала в здравом уме, хотя и была рассержена – как любая жена, которая обнаружила, что испорчена её только что заново декорированная спальня. Седжуик поёжился и напомнил себе, что она ему не жена и что это не её комната.

Затем он снова взглянул на обои. Они были совершенно новыми, как и голубые шторы, и шкаф в углу. Список можно было продолжить, включив в него обстановку, картины и безделушки, изящно украшавшие комнату. Ни одну из этих вещей Алекс никогда раньше не видел. Над камином, где прежде висел строгий портрет одиннадцатого барона, сейчас красовалась прелестная акварель с изображением Седжуик-Эбби – его дивного, любимого дома.

– Что вы сделали с моей спальней? – прогремел он, нарочно подчеркнув слово «моей» отчасти для того, чтобы быть уверенным, что она поняла: это не её комната.

– Разве она не прелестна? – Эммелин похлопала Алекса по груди, и даже сквозь одежду её рука показалась ему тёплой и нежной. – Я знала, вам понравится.

Она отодвинулась от него, вернулась к кровати и набросила поверх ночной сорочки лёгкую кружевную накидку, которая почти не прикрывала тела, а лишь добавляла ему мягкой, женственной игривости.

– Вы ведь не возражаете? Это было такое тоскливое место. Не могу понять, как удавалось прежде хорошо отдыхать здесь по ночам. Вообще-то оно было похоже на мавзолей.

По правде говоря, оттого, что убрали портрет одиннадцатого барона, в комнате стало гораздо светлее. Алекс не мог понять, как его родня исполняла супружеские обязанности в спальне, когда эта суровая личность не спускала с них всевидящего ока. Неудивительно, что на протяжении многих поколений бароны Седжуик женились так неохотно. Но он не знал, нравится ли ему незнакомка, отправившая портрет одного из его предков в чулан.

– Мадам, я хочу, чтобы вас здесь не было, – вернулся Алекс к насущным делам.

– Слишком официально, Седжуик, – сказала она, обходя его, как насторожённая кошка. – Это же я, Эммелин, ваша дорогая жена.

– Мы оба знаем, что это не ваше имя.

– Ах, теперь оно моё. – Она улыбнулась Алексу, скользнув руками по бёдрам. – Позволю предположить, оно великолепно подходит мне, не так ли?

– Вы слишком много себе позволяете.

Резко вытянув руку, он схватил Эммелин за запястье, прежде чем она успела отпрянуть, и потащил к двери, твёрдо намереваясь отправить её собирать вещи – изгнать из дома, из своей жизни.

У Эммелин были другие планы, и она упёрлась пятками в ковёр.

«Новый ковёр», – отметил Алекс.

– Седжуик, что подумают соседи, если вы среди ночи силой выгоните меня на улицу? – Она кивком указала на его руку. – Я не буду молчать.

– Будете, если я заткну вам в рот кляп.

– Вы не посмеете! – прошипела она. – Я ваша жена.

– Считайте это концом нашего брака. – Приподняв бровь, он взглянул на Эммелин.

Она не собиралась так просто уходить и, ухватившись за ручку двери, повисла на ней с цепкостью дикой кошки.

– Чёрт возьми, Седжуик, это не шутка.

– Полностью с вами согласен, – признал он, отпуская Эммелин.

– А теперь, – она выпрямилась и расправила свою накидку, – если вы просто выслушаете меня, я уверена, мы сможем…

Он не желал слышать ничего из того, что она собиралась сказать. Она разрушила его идеальный образ жизни, возможно, растоптала и опозорила его доброе имя и, очень похоже, пробила брешь в семейном состоянии, для устранения которой потребуется несколько поколений – не говоря уже о том, что она сделала с изображением одиннадцатого барона.

Поэтому вместо того, чтобы поддаться её страстной мольбе, он обхватил Эммелин за талию и одним быстрым движением взвалил себе на плечо. Её очаровательный круглый зад оказался у самого лица Алекса, а всё остальное повисло у него за спиной. Её груди прижались к нему, он ощутил крепкий необычный аромат, и его тело непроизвольно прореагировало, требуя не выбрасывать этот щедрый подарок женских прелестей за дверь, а отнести на кровать и добиться исполнения супружеских обязанностей.

К счастью для себя, Алекс не руководствовался чувствами, интересы семьи и долг перед ней всегда шли первыми. Но на этот раз он вынужден был признать, что ясность цели и долг не казались такими очевидными и благородными, как обычно.

– У-уф, грубиян! Отпустите меня! – Эммелин принялась колотить Алекса кулаками по спине.

Она считает его грубым? До этого его никогда не называли грубияном или кем-либо в этом роде. Наслаждаясь своей новой ролью, Седжуик решил продемонстрировать, каким неучтивым может быть, и хорошенько шлёпнул её по заду.

– О-ох! Больно!

– Да, я почувствовал то же, когда увидел счета и всё, что вы сотворили с моей жизнью.

– Это не даёт вам права жестоко обращаться со мной, – недовольно заметила она.

– Мадам, я просто вынесу вас из дома.

– Вы не посмеете…

Его ответом стал ещё один шлепок. Теперь, когда он избрал путь грубости и жестокости, Алекс находил его исключительно целесообразным. Он начал спускаться по лестнице, не отводя взгляда от входной двери, и решил, что бросит её в экипаж и велит Генри ехать в самую дальнюю часть Севен-Дайлз и оставить её там среди подобных ей. Вероятно, найдётся целый квартал очаровательных напудренных мегер, готовых ей посочувствовать.

– Так нельзя. Я ваша жена.

– Сомневаюсь, что суд признает это, – отозвался Алекс. Ему предстояло пройти ещё три ступеньки, потом пересечь холл, дойти до экипажа – и её больше не будет.

А после этого он найдёт Джека и убьёт его.

– Итак, самое время объяснить все самому себе, правда? – посоветовала она. – Вы не можете доказать, что я – не Эммелин Денфорд.

В одном он не мог отказать ей – она обладала мужеством. И она была права: он не мог бы обратиться к властям. Но это не означало, что он собирался безучастно наблюдать, как она продолжает заваливать его счетами и выставляет себя напоказ обществу. Нет, единственный способ положить конец этому представлению – избавиться от Эммелин. А последствиями он займётся потом.

Несмотря на то что этот план казался самым лучшим при данных обстоятельствах, когда сапог Алекса коснулся мраморного пола холла, все надежды на быстрый успех исчезли без следа. Входная дверь отворилась, и вместо Генри, который должен был прийти и осведомиться о его дальнейших пожеланиях, Алекс, к своему ужасу, увидел кузена Хьюберта Денфорда и его жену, леди Лилит, стоявших при виде непристойной картины с разинутыми ртами.

«Только не Хьюберт!» – чуть не застонал Алекс. Почему из всех его родственников именно Хьюберт и леди Лилит должны были прибыть как раз в такой момент?! От его остальных жадных кузенов и расточительных родственников можно было легко откупиться, но только не от Хьюберта.

– Я пытался доложить вам, милорд, – произнёс Симмонс со своего поста у двери.

Леди Лилит что-то неодобрительно пробормотала при открывшемся перед ней возмутительном зрелище. Хьюберт постарался изобразить такое же осуждение, как и его жена, хотя был не против получше разглядеть ноги и согнутую спину Эммелин. В глазах Хьюберта светилась та же алчность, которая проявлялась со всей откровенностью, когда дело касалось баронетства Седжуика. Хьюберт был следующим претендентом на титул и любил довольно часто напоминать об этом всем. Его наглость была одной из главных причин, по которым Алекс выдумал жену, чтобы только не позволить своему родственнику чувствовать себя чересчур уверенно в положении бесспорного наследника.

Но когда взгляд Хьюберта стал блуждать по телу Эммелин, Алекс снова разозлился. Разумеется, она не была его женой, но Хьюберт-то этого не знал. Опустив Эммелин, Алекс быстро загородил её своим телом, надеясь спрятать от посторонних взглядов.

– Кузен, – сказал Хьюберт, – мы не знали… то есть мы никогда бы не вторглись…

– О, кузен Хьюберт, – пропищала Эммелин, выглядывая из-за спины Алекса, – я же говорила вам, что дорогой Седжуик не будет возражать, чтобы вы и леди Лилит оставались со мной. Семья прежде! Не так ли, любовь моя?

Она положила руку Алексу на плечо жестом супружеской интимности, который сейчас был ему совершенно ни к чему – особенно когда её гибкое тело прижималось к нему. Но если она полагала, что обаяние и роскошные формы тела спасут её, то она заблуждалась – глубоко заблуждалась. Тем не менее он чуть отодвинулся от неё.

– Как вам понравилась опера, кузен? – спросила Эммелин. – Не знаю, что на меня нашло, когда я отказалась от вашего радушного приглашения.

«Кузен? – Не поверив своим ушам, Алекс взглянул на неё. – Сколько же времени Денфорды находятся в моём доме?»

– Вы могли бы сделать её более сносной, – ответил ей Хьюберт. – Всегда приятно пригласить кого-то с собой, верно, Лилит? Так как я не понимаю большей части этого кошачьего мяуканья и…

– Седжуик, – леди Лилит не была столь дипломатичной и перешла прямо к сути, – предполагалось, что вас здесь не будет.

– Да, совершенно верно. Однако новые дела неожиданно привели меня в Лондон.

– Новые дела? – В глазах Хьюберта вспыхнул интерес. – Может, поделишься со мной, а, Седжуик? Всегда ищу подходящую возможность разбогатеть.

«Скорее ищешь возможность сесть мне на шею и занять положение в обществе, которое тебе вовсе не предназначено», – был ответ, который Алекс проглотил, а вместо него сказал:

– Ерунда, которая, боюсь, не принесёт прибыли. – За это он получил в спину не по-женски сильный толчок и непроизвольно шагнул вперёд, а Эммелин, глядя на кузенов, пожала плечами, как будто была совершенно ни при чём.

Хьюберт с подозрением многозначительно свёл вместе густые брови, и Алекс понял, что кузен теперь будет ещё настойчивее стараться проложить себе путь в эти «новые дела». Он очень надеялся придумать что-нибудь, позволяющее отвлечь кузена, и удерживать его как можно дальше от Эммелин.

После нескольких мгновений неловкого молчания обстановку разрядила леди Лилит:

– Боюсь, мы явились не вовремя, так что оставим вас вдвоём с… с…

– С нашим полуночным ужином, – завершила фразу Эммелин. – Седжуик приехал совершенно изголодавшимся.

Последнее слово она произнесла протяжным, мурлыкающим тоном, словно намекала, что пища, которую искал её муж, будет найдена не в кухне.

– Тогда оставим вас с вашей… с вашей пищей, – сказал Хьюберт и взял жену под руку.

Леди Лилит бросила ещё один уничтожающий взгляд на молодую пару и, проходя мимо, старалась держаться подальше. Дочь обнищавшего графа, леди Лилит обладала запасом надменности, достойным герцогини, и талантом к сплетням, свойственным базарной торговке.

Алекс закрыл глаза. Теперь вся семья будет не только считать эту женщину его женой, его Эммелин, но и слушать россказни об их распутстве.

«Прямо в холле, представляете? – уже слышал он возмущённый голос леди Лилит. – На глазах у слуг!»

– Мы увидим вас за завтраком? – весело окликнула их Эммелин.

– Думаю, более уместен вопрос: будете ли там вы и мой кузен? – неучтиво усмехнулся Хьюберт.

Фыркнув, леди Лилит потянула мужа на последнюю ступеньку лестницы, и они скрылись из виду.

Когда Алекс сердито взглянул на Эммелин, она невинно выгнула дугой брови, как будто не имела ни малейшего представления о том, что привело его в такое отвратительное настроение.

– Прошу прощения, сэр, – сказал Симмонс. Алекс совсем забыл, что тот всё это время продолжал стоять в углу холла. – Если вам больше ничего не требуется, милорд…

– Нет, нет. Идите спать, я сам со всем разберусь.

Дворецкий поторопился побыстрее уйти из холла. Оставшись наедине с Эммелин, Алекс повернулся к ней все ещё с твёрдым намерением вышвырнуть её за дверь. Она предусмотрительно отступила к лестнице и крепко ухватилась рукой за перила.

– Хотите лёгкую закуску, Седжуик? – Она немного приподняла ночную сорочку, открыв на мгновение обнажённую ногу, и взглянула на Алекса из-под густых ресниц. – Или желаете чего-нибудь другого?

– Ты видел её? – пробормотала Лилит, когда они с мужем подошли к гостевой комнате в задней части дома.

– Да, я её видел, – ответил Хьюберт излишне восторженно.

За это он был вознаграждён ударом веера и, чтобы избежать ещё одного, больше не стал ничего говорить, а поскорее открыл дверь в комнату и пропустил вперёд жену.

– Разгуливать полуобнажённой! Господи, что думал Седжуик, когда тащил её словно дикарь на виду у всех? – Лилит сняла шерстяную накидку и бросила её на стул.

– Совершенно возмутительно, – быстро согласился Хьюберт, и Лилит посмотрела на него, словно прикидывая, не нужно ли его стукнуть веером ещё разок.

– Ни на мгновение не поверю, что они просто устраивали поздний ужин.

– Я подумал то же самое. – Если бы у Хьюберта была такая же эффектная и такая же, несомненно, покладистая жена, как Эммелин, еда была бы самым последним из его желаний.

– Господи, нас ждёт катастрофа, – сделала вывод Лилит. – Эта женщина может произвести наследника, и тогда всё пропало.

Чёрт побери, Лилит была права. Хьюберт пока не подумал об этом, поскольку старался прийти в себя после того, как увидел Эммелин неглиже.

Сначала женитьба его кузена на болезненной Эммелин казалась благом, особенно потому, что Седжуик не проявлял ни малейшего беспокойства о своей нездоровой жене. Теперь же, когда её здоровье, по-видимому, пошло на поправку, Седжуик заинтересовался ею.

Наклонившись над письменным столом, Лилит принялась рыться в ящиках и после нескольких минут поисков достала пачку бумаги, перо и чернила.

– Сейчас же напиши своей бабушке. Она сможет все расставить по местам.

Прекрасно поняв, что имела в виду жена, Хьюберт кивнул в знак согласия. Никто лучше бабушки не мог посеять раздор в семье. Она должна немедленно заставить Седжуика и очаровательную Эммелин жить порознь.

Эммелин хотелось проглотить двусмысленные слова, слетевшие с её губ.

«Или желаете чего-нибудь другого?»

Она сошла с ума? Эммелин знала мужчин и понимала, что означает появление такого выражения у них в глазах. И как раз сейчас горячий свет, пылавший в пристальном взгляде барона, абсолютно ясно говорил о том, что Седжуик собирается заявить о своих супружеских правах – оценивающий взор, которым он окинул её фигуру, теперь с жадностью блуждал по её груди.

Нельзя сказать, что раньше мужчины никогда не смотрели на Эммелин с восхищением, но большинство из них посылали просительные взгляды, которые, очевидно, были и в распоряжении Хьюберта. Однако стало ясно, что Седжуик ничего не просит. Это человек, который знает, чего хочет, и обычно требует желаемое – чаще просто берет немедленно.

Проклятие! Где тот уравновешенный, апатичный человек, о котором она столько слышала? Этот Седжуик совершенно не соответствовал своей репутации. То, как он смотрел на Эммелин, говорило, что если она окажется послушной, впечатления будут незабываемыми.

Одна волшебная ночь. Эммелин вскинула голову и ещё раз бросила взгляд на Алекса. Провести эту ночь и день с мужчиной, полным жизненных сил.

«Успокойся, Эммелин, – сказала она себе. – Не забывай, теперь ты благородная леди. Тебе нужно всего две недели. Две недели, и ты выиграешь главную игру своей жизни».

Однако её взгляд снова остановился на точёных чертах его лица и упругих губах, сжатых в строгую линию, – губах, которые обещали захватывающие дух, головокружительные поцелуи. Итак, это был способ провести время. Нетрудно представить себе, каковы будут две недели, проведённые в постели с этим мужчиной…

Тишина в холле становилась всё более невыносимой, но Алекс наконец нарушил её.

– Нужно решить это прямо сейчас. – Седжуик вновь схватил Эммелин за руку и потащил на этот раз вверх по лестнице.

Эммелин сжала губы – накрепко сжала. Она могла только предполагать, какое непредсказуемое предложение – вызванное его уверенным прикосновением, лишающим присутствия духа, – сорвётся у неё с языка в следующий раз.

Итак он тащил её наверх – неплохой знак. Во всяком случае это лучше, чем если бы он выбросил её на улицу, как обещал сначала.

Она понимала, что должна изображать здесь Эммелин Ден-форд, но это вовсе не означало, что ей следует распространять свою власть как хозяйки дома на самого владельца дома. Это будет крайне запутанное, чрезвычайно запутанное дело. И пока барон вёл её вверх по лестнице, Эммелин продолжала убеждать себя в этом. Нельзя сказать, что она шла против воли, но она изо всех сил старалась не показать, как страстно этого желает.

– Что ж, всё превращается в настоящую неразбериху, – проворчал Седжуик, когда они вошли в спальню и он закрыл дверь за Эммелин. – Сами себя приглашаете к завтраку!

– Я здесь живу, – возразила она, останавливаясь перед кроватью. Честно говоря, она не преднамеренно выбрала это место – ну не совсем преднамеренно.

Что с ней случилось? Он был всего лишь мужчиной, и притом знатным и высокомерным. Она ненавидела таких типов, ужасно ненавидела. Но почему его глаза оказались такими зелёными, его плечи – такими широкими и надёжными? Его красота и стать чуть не лишили её дыхания. «Довольно, Эммелин, – приказала она себе. – У тебя есть задача, которую нужно выполнить».

– Вы не думаете, что если я утром не спущусь, вашим родственникам это покажется странным? – спросила она, вскинув голову.

– Дело в том, что вас не должно быть здесь! – Алекс перевёл взгляд с Эммелин на кровать позади, а потом обратно на неё. На щеках у него заходили желваки, и он, схватив самозванку за руку, поволок её через спальню в смежную с ней маленькую гостиную.

– Меня не должно быть за завтраком? Но я ваша жена.

– Нет, – прошипел он сквозь стиснутые зубы.

– Я не приглашена? – игриво спросила она, опускаясь на диван. Она пока не знала, как изменить положение и избежать выдворения из дома, но понимала, что залогом успеха любого жульничества служит полное доверие к вашей внешности. И она не собиралась сдавать свои позиции – тем более что они предоставляли ей шанс навсегда оставить жизнь обмана и притворства. – Кто-то должен выступать в роли хозяйки, и кто сделает это лучше, чем ваша собственная дорогая жена?

– Вы мне не жена.

– Ах, – Эммелин откинулась на спинку и постучала пальцем по подбородку, – значит, проблема в этом? Если я не леди Седжуик, тогда где она?

Он свирепо взглянул на Эммелин, и это проявление гнева, как ни странно, придало ему ещё больше красоты.

– Моя жена – это не ваше дело, – процедил он и, заложив руки за спину, зашагал по комнате.

– Думаю, моё.

– Прекрасно, завтракайте, – разрешил он, – а потом уходите.

– Завтра? – Она покачала головой. – К сожалению, это невозможно. Придёт драпировщик с тканями для бального зала.

– Мадам, – Седжуик зажмурился, больше не будет ни драпировщиков, ни счётов, ни этих пустых разговоров. Ваше время быть Эммелин Денфорд истекло.

– По-моему, вам вряд ли стоит отказываться от услуг драпировщика. Он повсюду растрезвонил, что нашёл самую лучшую китайскую парчу, подходящую к новым коврам.

– Сколько? – Сложив руки на груди, Алекс сверлил её острым взглядом зелёных глаз.

– За ковры или? – Эммелин оторвалась от созерцания собственных ногтей. На этот раз она заметила, что вены у него на висках готовы вот-вот лопнуть.

– Нет, сколько вам заплатили за то, чтобы вы разрушили мою жизнь? – с трудом выдавил из себя Седжуик, теряя терпение.

– Думаю, несколько изменений в обстановке и новых безделушек не разрушат вашу жизнь.

– Сколько вам заплатили? – повторил он.

Что ж, в одном следовало отдать ему должное – он был упрямым. Но как бы сильно он ни хотел, чтобы Эммелин ушла, у неё были причины остаться.

– Нисколько. Жена делает всё это исключительно для того, чтобы создать уютный дом для своего дорогого муженька.

– Но вы не моя жена.

– Ну вот, вы опять делаете плохую ситуацию ещё хуже. – Она встала с дивана и направилась к Алексу. – Право, Седжуик, если бы я знала, что вы такой упрямец, я никогда не вышла бы за вас замуж.

– Дело в том, что вы и не выходили.

– Докажите, – улыбнулась Эммелин.

На этот раз она переиграла. Так долго ведя рискованные игры, она должна была хорошо знать, когда нужно сдаться или отступить. Она этого не сделала, и через мгновение Седжуик обнял её и привлёк к себе.

– Вы действительно этого хотите? Чтобы я доказал? Оказавшись у его груди, Эммелин почувствовала, как на неё нахлынули воспоминания о том, что может сделать с женщиной мужчина, обладающий обаянием и искусством обольщения.

Но разве такое возможно? Где угрюмый, скучный барон, о котором ей говорили? Ведь этот мужчина не только проявлял неординарные способности, но и был готов на ходу решить задачу.

Как бы соблазнительно ни было доказать свою правоту, Эммелин дала зарок не поддаваться таким искушениям, понимая, что это может привести к провалу, которого она старалась не допустить.

Конечно, время от времени она давала себе зарок отказаться от игры на деньги, от выпивки и от разного рода других пороков…

Не нужно. – Она толкнула Алекса в твёрдую грудь, пытаясь освободиться из его крепких рук. – Если вы полагаете, что можете просто заявить свои…

– Права супруга, – закончил он, глядя на неё сверху вниз так, словно их имел.

– Да, именно, – согласилась Эммелин, слегка сопротивляясь. – Это едва ли поможет вам доказать, что я не ваша жена.

– Да, но это могло бы удовлетворить моё любопытство.

– Мне не платили…

Он насмешливо изогнул бровь.

– Я просто хочу сказать, что я не из тех женщин.

– Не из тех женщин, кто выдаёт себя за чужую жену, тратит непомерные деньги на наряды и прочие причуды, а затем отказывается доказать свой статус жены?

– Вы говорите так, как будто я не леди. – К большей досаде Эммелин, Алекс отпустил её.

– А вы?..

– Тогда поддержите меня. – Она расправила ночную сорочку и аккуратно завязала пояс халата. Если бы только она могла не обращать внимания на то, как её тело трепетало и кричало, требуя возвращения в подлинный рай мускулистых объятий.

– Поддержать? – рассмеялся Алекс. – Как? Отправиться в ту же палату сумасшедшего дома, из которой вы пришли?

– Я не больная. – Эммелин вздёрнула подбородок.

– В том-то все и дело. А у Эммелин плохое здоровье. Она слабая и, что ещё более важно, больная.

– Ах, – вздохнула Эммелин и улыбнулась Алексу, – я вылечилась. Считайте это чудом.

– В моей жизни нет места ни для чудес, ни для жены. – Он помахал перед ней пальцем.

– Позволю себе не согласиться. – Она упёрлась руками в бока.

– Пусть так, – проворчал он, – но дело в том, что я хочу, чтобы вы ушли, и именно это вы сделаете…

– Не вижу, что вы могли бы предложить мне такое, из-за чего я согласилась бы уйти. – Подбоченясь, она в упор посмотрела на Алекса.

– Возможность избежать выдворения, – сказал он с жестоким блеском в глазах.

Было несколько вещей, которые Эммелин хорошо выучила за свою жизнь, и одна из них заключалась в понимании того, что жертва готова на сделку. Седжуик, без сомнения, находился в положении жертвы, несмотря на внешнюю самоуверенность.

Он не мог просто вышвырнуть её вон, во всяком случае, прямо сейчас, это понимали оба – и он, и она.

Вот здесь пригодилось её умение играть в карты. Садясь за стол с хорошим игроком, Эммелин знала, что для неё шанс выиграть – это играть дерзко и лишить своего противника присутствия духа до того, как он получит возможность сделать ставку.

– Я не могу уйти, пока Денфорды остаются в доме. У них возникнут подозрения насчёт того, почему я так неожиданно уехала.

Седжуик нахмурился, как будто тоже это понимал.

– Поэтому давайте заключим соглашение, – предложила она. – Я могу остаться, пока они здесь.

– Только до тех пор? – Подняв голову, он взглянул на Эммелин, и она кивнула. Он был явно озадачен её ответом, но быстро пришёл в себя. – Я выпровожу их после завтрака и затем ожидаю, что вы отправитесь следом за ними.

Напустив на себя всю возможную притворную скромность, Эммелин опустила ресницы с видом благодарности.

– Если вы считаете, что это лучше всего…

– Да, считаю. И я не желаю, чтобы вы спускались к завтраку. Пришлите свои извинения и скажите слугам, что неважно себя чувствуете.

– Сомневаюсь, чтобы Денфорды поверили, что я плохо себя чувствую.

– Родственники – это моя забота. Просто оставайтесь в этой комнате, пока они не уедут. – Он бросил на Эммелин последний взгляд, как будто взвешивал свой выбор, и покачал головой. – А теперь мне нужно заняться другим делом, – сказал он и вышел из комнаты, оставив девушку одну.

Эммелин усмехнулась в пустое пространство. Значит, Седжуик решил, что так и будет? Если он действительно верил, что Хьюберта и леди Лилит можно так легко выпроводить, он глубоко заблуждался. Эта пара приехала ещё днём, и им понадобилось не больше пяти минут, чтобы начать волноваться из-за дорогих преобразований в доме и забрасывать Эммелин кучей указаний и чрезмерно дотошных вопросов. Нет, эта пара способна на многое, и Седжуик ещё останется с карами на руках, выпроваживая их с Ганновер-сквер.

И кроме того, Эммелин могла заключить пари, что его ожидает ещё больший сюрприз, если он думает, что она уедет раньше чем через две недели.




Глава 3


Алексу понадобилось почти четыре часа, чтобы разыскать Джека. Он начал с дома Камиллы, вытащив из постели сладко спавших хозяйку и джентльмена. Только джентльменом оказался не Джек, а старый Амберкромби. Очевидно, браслета, купленного на деньги Алекса, было недостаточно, чтобы сохранить благосклонность леди.

Амберкромби разозлился, что ему помешали, и угрожал утром прислать своих секундантов, пока Алекс не объяснил, что ожидал найти Джека в обществе леди. Только тогда Амберкромби смягчился, взяв с Алекса обещание сообщить своему другу, что Камилла выглядела полностью удовлетворённой.

Алекс с облегчением дал обещание, поклявшись угостить Джека этой историей… прежде чем убьёт его.

До того как он покинул дом, Камилла по секрету сообщила, что, по её данным, Джек послал цветы миссис Гэннет на Торнтон-стрит.

– О, милорд? – окликнула она Алекса, когда он бегом спускался по парадной лестнице.

– Да?

– Благодарю вас за браслет. – Леди подняла руку и поправила несколько выбившихся прядей рыжеватых волос. У неё на запястье искрилось украшение, которое, как утверждал Джек, было необходимо, чтобы удержать её любовь.

Значит, она приняла подарок и отдала своё сердце другому. «Ловкая женщина», – признал Алекс, сворачивая за угол на Торнтон-стрит.




Как выяснилось, Камилла не ошиблась в отношении Джека: он находился в тепле и уюте гостеприимной постели миссис Гэннет.

Алекс не рискнул бы сказать, зачем очаровательной кокетке понадобился Джек. Быть может, ей попался на глаза браслет Камиллы? Это казалось самой правдоподобной причиной, судя по тому, каким оценивающим взглядом она одарила Алекса, когда он неожиданно появился и был торопливо представлен. Алекс решил, что непременно – сразу после того как он устроит взбучку её любовнику – скажет этой ветренице, что больше не будет браслетов за его счёт.

Джек не выразил особого удовольствия при виде друга, мучаясь отвратительными последствиями ночного кутежа и отсутствия сна в оставшееся время ночных развлечений.

– Седжуик, какого чёрта ты сюда явился? – успел пьяно пробормотать Джек, прежде чем Алекс схватил его за шиворот рубашки и выволок из комнаты дамы. – Какого чёрта! – заворчал он, стараясь вывернуться из цепкой хватки Алекса. – Ты что, сошёл с ума?

– То же самое могу спросить у тебя.

Алекс стащил вниз по лестнице и вытолкал за парадную дверь протестующего друга.

– Ладно, дружище. Просто отпусти меня и попроси миссис Гэннет принести нам кофе. Мы сможем все обсудить на ясную голову. Боюсь, я всё ещё немного пьян после прошедшей ночи. – Джек снова попытался сбросить руку Алекса, но безуспешно. – Это из-за того пари, которое я заключил с Клифтоном? Я пообещал ему, что ты останешься доволен.

«Так, прекрасно. Ещё одно пари, заключённое от моего имени», – возмущённо подумал Алекс, осматривая улицу, пока не обнаружил великолепного средства для излечения Джека от поспешных обещаний.

Горькому пьянице такое не могло привидеться даже в его одурманенном состоянии, но когда Алекс бросил его в корыто – поилку для лошадей, – утончённый повеса пришёл в себя и разозлился.

– Будь ты проклят, парень! – рявкнул он. – Что с тобой случилось?

Схватив Джека за воротник, Алекс ещё раз толкнул его вниз.

– Отпусти меня, мерзавец. – Джек сел, извергая фонтаном грязную воду и проклятия, и беспомощно замахал кулаками, когда Алекс ещё раз окунул его.

На этот раз Джек начал погружаться на дно корыта, и Алекс, тяжело вздохнув, вопреки своим лучшим намерениям решил его вытащить. Но когда он уже схватил Джека, тот пришёл в ярость, поймал руку Алекса и потащил его за собой в воду.

Они барахтались, ругаясь и размахивая кулаками, пока в конце концов не выбрались из корыта на мостовую, крича друг на друга, как пара юнцов.

В домах стали зажигать свет, люди открывали окна и двери, чтобы взглянуть, что происходит. Драки джентльменов из-за дам не были редкостью в этой части Лондона, но сегодняшняя, во всяком случае, была такой яростной, что молва о ней будет ходить несколько месяцев, а значит, каждый хотел составить о ней собственное мнение.

Джек нанёс Алексу косой удар в челюсть, и тот растянулся на мостовой. Миссис Гэннет захлопала в ладоши с парадной лестницы, но её восторг был несколько преждевременным. Чтобы остановить барона, требовалось нечто гораздо большее. Он встал и затем с удивительной проворностью нанёс удар в лицо не ожидавшему этого Джеку. Теперь пришла его очередь приземлиться на булыжники.

– Седжуик, – взмолился Джек, тяжело вздыхая, – что, чёрт побери, привело тебя в такое состояние?

Алекс схватил Джека за рубашку и поставил на ноги, потому что нельзя же прикончить лежащего человека.

– Моя жена, – произнёс он, нанося другу следующий удар.

– Эммелин? – пошатнувшись от удара, спросил Джек. – Но какое отношение это имеет ко мне? – Ещё от одного удара ему удалось уклониться, и он вытер бегущую из носа кровь.

– Не изображай передо мной неведение, негодяй! – Алекс подошёл ближе и понизил голос: – Я отлично понимаю, что именно ты нанял эту девку, чтобы она изображала мою жену. – Он занёс кулак, чтобы ударить ещё раз, но явное изумление на лице друга его остановило.

– Я? Нанял её? – Джек снова вытер разбитый в кровь нос. – Где бы я нашёл на такое деньги?

Кулак Алекса, отведённый назад и готовый к действию, застыл в воздухе. «Это веский довод», – решил Седжуик.

– А кроме того, – продолжил свои возражения Джек, – я думал, что ты нанял девицу, чтобы досадить Хьюберту. С тех пор как она приехала, я навещал её и притворялся хорошим другом, чтобы никто ничего не заподозрил.

– Ты не нанимал её? – Алекс смотрел на Джека одним глазом, который другу не удалось подбить.

– Нет, – ответил Джек с искренней честностью, на которую иногда способен обманщик.

Опустив кулак, Алекс огляделся по сторонам и понял, что сделал из себя настоящее посмешище: барон Седжуик дерётся на Торнтон-стрит – разве это не захватывающее зрелище?

К счастью, Джек никогда не держал долго зла. Одёрнув полы рубашки, чтобы придать себе мало-мальски приличный вид, он спросил:

– Ты говоришь, все это из-за того, что ты подумал, будто я нанял эту девушку?

Алекс кивнул.

– Полагаю, ты охотился за мной по всему городу? – расхохотался Джек.

Закрыв глаза, Алекс снова кивнул.

– Я поднял Амберкромби с постели Камиллы, приняв его за тебя.

– Надеюсь, – фыркнул Джек, – у этого старого развратника начался сердечный приступ. Хотя, если ночи в постели Камиллы недостаточно, чтобы раньше времени свести этого парня в могилу, он, клянусь, будет жить до ста лет – и посмеиваться, переманивая моих любовниц.

Теперь засмеялся Алекс.

Джек шутливо замахнулся, а затем обнял Алекса за плечи и повёл к тротуару. Они поднялись по лестнице в дом миссис Гэннет, и добросердечная женщина принесла им кувшин тёплой воды, таз для умывания, чистые полотенца и остальную одежду Джека. А потом леди, не лишённая здравого смысла, оставила джентльменов одних выяснять правду за бутылкой бренди.

После того как они сделали всё, что могли, чтобы залечить свои раны, Джек сел в кресло и спросил друга:

– Ты хочешь сказать, что не нанимал эту Эммелин?

– Конечно! Вспомни, ведь именно я не хотел, чтобы какая-то надоедливая женщина вторгалась в мою жизнь.

– Есть вещи гораздо хуже, чем присутствие женщины в жизни, – заметил Джек, движением бровей указывая вверх на потолок, где над ними находился уютный будуар миссис Гэннет. – А кроме того, твоя Эммелин – хорошенькая штучка. Просыпаясь по утрам, она будет совсем неплохо выглядеть. – Он усмехнулся. – Почему бы тебе не оставить её в доме ненадолго?

Естественно, Джек – человек, который никогда не заботился о последствиях, – мог предложить именно такое.

Оставить Эммелин? Невозможно. Разве недостаточно, что картина того, как она поднимается с его постели, подобно Венере, будет вечно гореть в памяти Алекса? Вряд ли он теперь когда-нибудь сможет снова войти в собственную спальню без того, чтобы не вспомнить облик этой девушки. Лучше выбросить Эммелин из своей жизни, пока ей не удалось оставить неизгладимые следы в его душе.

– Правда, Алекс, какой от неё вред? Её видели в городе? Но кто видел? Сейчас лето, ничего страшного не будет.

– Например, Хьюберт и леди Лилит.

– Что ты сказал?! – Джек намочил в тазу платок и приложил его к кровоточащему носу. – Конечно, это придаёт делу немного иной оборот, но, быть может, все не так уж плохо. Они не могут пробыть в городе слишком долго, чтобы открыть правду.

– Сколько бы времени эта девушка ни провела в обществе Хьюберта, это просто непоправимая катастрофа.

– Ну что ж, – Джек убрал платок, – это пресечёт его привычку совать повсюду нос. Теперь, когда он увидел её своими глазами, это, возможно, положит конец его непомерному любопытству и всем расспросам по поводу твоей жены. «В этом есть какой-то смысл», – подумал барон.

– Твой глаз выглядит как у самого сатаны. – Взяв другой платок, Джек намочил его в тазу и протянул Алексу: – Прости за это.

– Нет, это ты извини меня за то, что я плохо подумал о тебе, – возразил Алекс и вздрогнул, приложив платок к быстро распухающему глазу.

– Должен признаться, – усмехнулся Джек, – я, кажется, хоть на что-то способен.

– Да, с тобой нужно быть начеку.

– Итак, – кивнув, Джек снова вытер нос, – если ты её не нанимал и я, безусловно, не нанимал, то кто это сделал?

– Не знаю. Но я намерен все узнать. Как только выброшу её из своей жизни.

– Что ж, одно несомненно, – объявил Джек. – Пока она присутствует в твоей жизни, никто больше не назовёт тебя занудой.

К тому времени когда Седжуик вернулся в свой лондонский дом, солнце уже взошло, и день ярко сиял. Настроение Алекса нельзя было назвать весёлым. Он вымок, его побили, и четверо суток он не отдыхал как следует по ночам, но ему нужно было заняться неотложными делами – прежде всего выпроводить Денфордов, а затем Эммелин. И, поднимаясь по лестнице в дом, он расправил плечи перед предстоящим сражением.

Алекс оказался в сложной ситуации. Нельзя было просто выгнать Эммелин, не вызвав этим вопросов – особенно пока Хьюберт и леди Лилит остаются в городе. Нет, единственный выход – это отправить родственников в длительное путешествие, а затем разобраться с неприятностями, причинёнными неуместным появлением Эммелин.

И ещё важнее – выяснить, кто её нанял.

Войдя в дом, Алекс отправился в столовую. Там Эммелин, леди Лилит и Хьюберт утоляли голод за обильно накрытым столом, и запах ветчины и копчёной рыбы напомнил Седжуику, что несколько суток у него не было не только хорошего сна, но и приличной еды.

При виде взъерошенного хозяина Симмонс сначала замер, потом отошёл от него на безопасное расстояние, молча взял тарелку и принялся накладывать на неё любимые кушанья барона.

Во всяком случае, отметил Алекс, кое-что в его жизни все ещё шло заведённым порядком. Пока он стоял на пороге столовой, созерцая эту жуткую сцену семейного счастья, с дальнего конца стола раздался возглас:

– Седжуик! Дорогой мой! Что с вами приключилось?

В мгновение ока оказавшись рядом с ним, Эммелин в ужасе посмотрела на его лицо, а потом так же быстро отступила назад, сморщив нос. Очевидно, она уловила исходивший от него запах – вонь шла до самых небес.

– Сделать вам холодный компресс? Вызвать хирурга? Приготовить горячую ванну?

– Ничего не нужно, – ответил Алекс.

– Вы уверены?

– Да, я в полном порядке, – ответил ей Алекс, проходя мимо неё к столу.

Эммелин нюхала фиалки и выглядела чистой и свежей, как летнее утро. Её светлые локоны были собраны сзади на затылке, а платье, простое и скромное, вновь напомнило ему о соблазнительных изгибах и стройных ножках, которые оно успешно скрывало. Алекс снова взглянул на неё и поморщился. «Проклятие! Нужно сосредоточиться, – сказал он себе. – Сначала Денфорды, потом Эммелин».

– Как это могло произойти? – спросила Эммелин, глядя на его лицо.

– На меня… напали, – сухо ответил он. Лучше ещё одна маленькая ложь, чем правда. Меньше всего Алексу хотелось, чтобы всему городу стало известно, что он подрался с Джеком на Торнтон-стрит.

Нельзя сказать, что пташки из этого менее чем достойного уважения квартала не будут порхать повсюду, с восторженным хихиканьем рассказывая о спектакле, который наблюдали ранним утром, но пройдёт около недели, прежде чем их сплетни достигнут вершин великосветского общества. А к тому времени Алекс благополучно будет находиться в пути на север, и все это недоразумение станет не более чем далёким воспоминанием.

– Преступники! – ужаснулась Эммелин и платком в руке закрыла рот и нос. – Вы уверены, что не пострадали? Но вы же не убили их?

При этом вопросе леди Лилит приподняла изящную бровь.

– Нет, все не столь ужасно, – ответил Алекс, отметив, что ни один из его настоящих родственников не проявил чрезмерного удивления, узнав, что на Алекса было совершено нападение. – Достаточно сказать, что их прогнали, а я не пострадал.

Её забота была бы трогательна, если бы Эммелин была его женой, но при нынешних обстоятельствах её сочувственные реплики только добавились к представлению, которое он не собирался разыгрывать перед обитателями дома.

– Как страшно, – сказала Эммелин. – Просто ужасно для вас.

– Да, невероятно страшно, – эхом подхватила леди Лилит, хотя её ужас, похоже, был вызван тем, что Алекс вынес это суровое испытание.

Вероятно, он должен погубить себя и позволить Денфордам вести дело с этой невозможной Эммелин.

«Именно то, что нужно этой паре», – заняв своё место во главе стола, подумал Алекс. Ему хотелось бы прожить достаточно долгую жизнь, чтобы увидеть лицо Хьюберта, когда тот будет переживать крах всех надежд при виде счётов Эммелин.

Тем временем, налив ему чашку чая, самозваная жена обсуждала с Симмонсом какие-то дела.

– Никогда не беспокойтесь за Седжуика, – сказала она, подойдя и встав позади его стула. – Он чрезвычайно ловок, когда дело доходит до стычки. Знаете, в день нашей встречи он спас меня от трех страшных разбойников. Помните, Седжуик?

Разбойники? День нашей встречи? Предчувствие несчастья мурашками пробежало у Алекса по спине, и ему не помогло даже то, что сейчас Эммелин полностью завладела восхищённым вниманием Хьюберта и леди Лилит.

«Нет, чёрт побери, – хотел сказать ей Алекс, – немедленно прекратите это». Но скоро он понял, что невинная ложь, предоставленная в её распоряжение, искусными заботами Эммелин расцветёт в историю Бэнбери, по сравнению с которой пьеса в «Ковент-Гарден» выглядела бы просто примитивной.

– Он спас вас? – Леди Лилит, отложив нож и вилку, приготовилась слушать. – Как удивительно.

– О да, это был самый ужасный день, – отозвалась Эммелин, дотрагиваясь до лба.

– Ужасный, вы сказали? – переспросил Хьюберт, наконец оторвавшись от своей газеты. – Такой же страшный, как все это?

– О да. Я и дня не пробыла в Англии, как на мою коляску напали грабители. Кучера и лакея схватили, а моя дражайшая спутница моментально упала в обморок. – Эммелин вздохнула и покачала головой, теребя в руках носовой платок, как будто опасность поджидала её прямо у порога.

Алексу очень хотелось, чтобы на неё напали и, таким образом, спасли его от бесконечного потока белиберды.

– Как это ужасно для вас, – сказала леди Лилит, хотя по её тону можно было предположить, что она не верит ни единому слову драматического повествования Эммелин.

– Действительно ужасно, – вступил в разговор Хьюберт и опять с гораздо большим воодушевлением, чем его жена, за которое получил от неё строгий взгляд.

– Да, но как бы ни был ужасен тот день, именно он привёл меня к моему дорогому Седжуику, – сказала Эммелин, и её руки нежно легли на плечи Алексу. – Последнее, что я помню, – это то, как он с пистолетом в руке, в огромном чёрном плаще, развевающемся на ветру, скакал вверх по гребню холма, чтобы спасти меня.

– Седжуик с пистолетом? – удивилась леди Лилит. – Это что-то новое для всех нас. – Она обратила недоверчивый взгляд на Алекса. – Я не знала, что вы столь искусны.

– Всё, что я помню, – это Седжуик, скачущий ко мне на помощь, – продолжила Эммелин, не желая уступать трибуну прямо сейчас, – потому что сразу вслед за этим в меня попала шальная пуля, и я лишилась сознания. К сожалению, я не могу больше ничего рассказать о том, что происходило до того, как я пришла в себя. И первое, что я увидела, было красивое лицо Седжуика, полное тревоги.

Хьюберт хмыкнул, давая понять, что никогда не слышал такой чуши.

Алекс, разумеется, тоже не слышал ничего подобного, но ему не понравился грубый намёк Хьюберта на то, что его жена лжёт, – и не важно, что она не была ему женой.

Но Эммелин не собиралась давать пощаду таким, как Хьюберт Денфорд. Величественно выпрямившись, она повернулась к нему и, медленно подняв руку ко лбу, отвела назад искусно уложенные локоны, обрамлявшие её лицо, обнажив шрам, одновременно отвратительный и возбуждающий.

Седжуик зажмурился и снова открыл глаза. «Господи, в неё стреляли!»

Кем было это элегантное, хрупкое создание, которое хранило такие секреты, вело такую жизнь?

– О-о, милостивый Боже, – запинаясь, пролепетал Хьюберт с таким видом, словно его вот-вот стошнит.

На лице леди Лилит появилось такое же выражение, как у её мужа, а затем она, как достойная дама, которой, собственно, и была, отвела взгляд – но не раньше, чем её глаза прищурились и провели оценку.

Эммелин вернула на место локоны и уже открыла свои милые губки, собираясь продолжить спектакль, но Алекс остановил её, пока она не выдала чего-нибудь ещё.

– Знаете, пожалуй, мне нужен холодный компресс, – объявил он.

– Раз вы так считаете, значит, он вам нужен, – отозвалась Эммелин, явно раздосадованная его вмешательством.

– Да, – твёрдо сказал Алекс и, взяв её под руку, повёл из комнаты.

– О, если хотите, – вздохнула она.

– Хочу.

Выведя Эммелин из столовой, Алекс потащил её на первую лестничную площадку, совершенно позабыв о своём плане выселить Денфордов.

– Я полагал, мы договорились, что сегодня вы останетесь в постели – притворитесь больной. – Несмотря на умение вести себя, он снова поднял взгляд к линии волос у неё надо лбом.

Ранена? В неё стреляли? Алекс не знал ни одного человека, в которого стреляли и кто остался в живых. Глядя на Эммелин, он думал о том, какие неприятности уготовили ей такую судьбу.

Внезапно прежние планы выкинуть её на улицу показались ему не так уж хорошо продуманными, потому что в Эммелин было то, что тронуло его – и не просто её живой характер. В том, как она дерзко дала Денфордам мельком заглянуть в своё прошлое, которого никто из них не мог себе представить, было что-то неожиданное и беззащитное.

– Боюсь, оставаться в постели было просто невозможно, – заявила Эммелин, освободившись от его хватки, и непроизвольно снова подняла руку к волосам.

– Невозможно? Как так? – Что ей стоило придумать мигрень или какое-то женское недомогание? Её выступление несколько минут назад доказало, что она великолепная актриса.

– Седжуик, дорогой, это нелепый вопрос. Как я могу изображать больную? Взгляните на меня – я выгляжу нездоровой?

Она отступила на шаг, чтобы он смог сделать именно это – посмотреть на неё. И Алекс почувствовал, что впитывает её в себя, как целебное средство. Никогда прежде он не видел, чтобы что-то или кто-то так наполнял радостью его дом на Ганновер-сквер, как это делала Эммелин. Когда она улыбалась, её глаза искрились, а щеки розовели; её жизнерадостность была заразительна, это была лихорадка человека, который не может жить прикованным к постели, – а он требовал, чтобы она изображала именно это. Эммелин никак не могла выглядеть хотя бы чуточку нездоровой, что только усугубляло его проблемы.

– Считается, что у моей жены не такое крепкое здоровье, – наклонившись и понизив голос, сказал Алекс.

– Но разве вы не понимаете, – она кокетливо опустила ресницы, – что ваша любовь и восхищение помогли мне полностью излечиться от моих болезней?

– Едва ли это соответствует нашему соглашению о том, что вы немедленно покинете мой дом, – чуть ли не простонал он.

– А вам не кажется, что столь неожиданное исчезновение жены вызовет вопросы, на которые вам не захочется отвечать?

«Хитрая, наглая девица», – подумал Алекс, крепко стиснув зубы, а Эммелин, придвинувшись ближе, шепнула:

– Оставьте меня, Седжуик. На время.

Оставить? Его тело попалось на приманку, которую она предлагала. Эммелин была похожа на весёлый ветерок, влетевший в его пыльную жизнь, и Алексу вдруг захотелось распахнуть все окна и впустить его внутрь.

Как сказал Джек? «Пока она присутствует в твоей жизни, никто больше не назовёт тебя занудой».

– Обещаю, я больше не буду создавать неудобства, – добавила она, увеличивая соблазн.

Неудобства? О, это не то слово. Проведи она ещё двадцать четыре часа в доме, и он запутается, как рыба в сетях. Она заставит его поверить, что действительно бывают очаровательные и возбуждающие жены, как та, что перед ним. А потом он увидел самого себя: он просыпается рядом с ней, поправляет ей волосы, целует розовые губы, чувствует, как его тело оживает и возбуждается, и понимает, что она…

– Нет, – бросил он.

Господи, оставить её? Что с ним случилось, если он даже допустил мысль о такой возможности? Алекс до конца не осознал, что вернуло ему здравый рассудок – то ли до сих пор мокрая одежда, то ли, быть может, тяжёлый запах лошадиной кормушки, который прочистил его одурманенный мозг, но кое-что он понял ясно.

– Как было сказано сегодня ночью, я хочу, чтобы, как только я отправлю леди Лилит и Хьюберта, вы отсюда исчезли.

– Хорошо, Седжуик, – согласилась она, словно кроткая, послушная Эммелин, созданная его воображением, вот только искорки в глазах выдавали её истинные мысли. «Желаю удачи!»

– Я всё ещё хозяин в этом доме. – Алекс расправил плечи. – И если я скажу Денфордам, чтобы они уехали, они уедут.

– Честно говоря, – снова кивнув, она придвинулась к нему, – я понимаю, почему вы хотите, чтобы они уехали. Они смертельно надоедливы. – Она замолчала, прикусив нижнюю губу. – Некрасиво плохо отзываться о ваших родственниках, и думаю, если бы у меня были какие-то родственники, мне не понравилось бы, чтобы кто-либо плохо говорил о них. Но по правде, если бы у меня были кузены, похожие на мистера и миссис Денфорд, я не знаю, признавала бы их или нет. – И маленькая дерзкая кокетка подмигнула ему.

Несмотря на все усилия сдержаться, Алекс улыбнулся. Жизнерадостность Эммелин снова заманивала его в её сети. Он делал все, чтобы отвлечься, старался думать об интересах семьи, но это у него не получалось.

– Я собираюсь принять ванну, а потом отправлюсь в постель, – в конце концов выпалил он. Казалось, Эммелин собралась предложить свою помощь, но он в такого рода помощи не нуждался и остановил её. – Вы сможете обойтись без недоразумений, пока я не встану и не продумаю план выдворения своих кузенов? «А потом – и вас вслед за ними».

– Конечно, Седжуик, – кивнула она. – У меня более чем достаточно дел, которыми нужно заняться, пока вы будете отдыхать.

– И больше никаких выдумок, – предупредил он, чувствуя, что ему не очень понравилось, как прозвучали её слова.

– Я никогда…

– Да, да, я знаю…

– Это превосходная история, – убеждённо сказала она. – Гораздо лучше, чем унылый рассказ о том, что это был долг чести или другая подобная скучная чепуха. – Она повернулась, намереваясь спуститься в столовую, но остановилась. – Кстати, а как мы познакомились?

– Я заботился о вас после смерти вашего отца, – вздрогнув, ответил Алекс. – Для меня это было дело чести.

– О, Седжуик, – покачала головой Эммелин, – вы просто невозможны в таких вещах. Как вам удалось так долго и надёжно скрывать меня?

– Это не составляло труда до тех пор, пока вы не решили войти в мою жизнь, – сказал он. История была вполне подходящей для него и для остального светского общества. – И гораздо лучше рассказанной вами выдумки о том, что на вас напали и ранили.

– Но, Седжуик, в меня стреляли. – Она опустила взгляд к нижней ступеньке лестницы, и в её глазах снова вспыхнул тот странный, расчётливый, манящий свет.

У Алекса внутри тревожно звенел предупреждающий колокольчик, поэтому он едва расслышал, как она пробормотала:

– О чёрт, что ей нужно?

Эммелин как молния бросилась обратно, обвила руками его шею и громко сказала:

– Мой дорогой Седжуик, вы всегда были моим верным рыцарем.

Прежде чем он смог её остановить, она одарила его прикосновением своих губ – и полностью и бесповоротно изменила его взгляд на супружеские отношения.




Глава 4


Ухватив Седжуика за лацканы сюртука, Эммелин притянула его ближе.

– Леди Лилит смотрит, – торопливо шепнула она и, поднявшись на цыпочки, прижалась губами к его губам.

Она считала этот поцелуй просто отвлекающим занимательным представлением для не в меру любопытных родственников Седжуика. И не важно, что всю ночь она ворочалась и металась под простынями, взволнованная и измученная мечтами об этом загадочном мужчине. Его считали холодным и довольно скучным, а он вопреки всему разжёг в ней страсть, как спичка пламя.

«Нет, – сказала себе Эммелин, – этот поцелуй не более чем розыгрыш ради леди Лилит и не имеет никакого отношения к моим неуправляемым желаниям. Однако кто бы мог подумать, что столь бесстрастный человек воспримет свою роль так близко к сердцу – и с таким восторгом?»

Его губы, упругие и тёплые, коснувшись её губ, подарили Эммелин блаженство, и Седжуик стал полностью управлять ситуацией. Нет, в данном случае Эммелин вовсе не возражала против его властного характера. Боже, у неё голова шла кругом от роли жены и баронессы – но, нужно отдать ей должное, она знала кое-что о мужчинах.

И если Седжуик и не имел таланта ко всякого рода уловкам, то, когда дело доходило до поцелуев, его искусство сжигало дотла. Господи, если бы она была его баронессой, она оставалась бы в постели и изображала всё, что он ни пожелал бы, – пока не сгорела бы под его поцелуями.

Его язык незамедлительно начал дразнящую игру, которая обещала намного больше, чем лёгкое времяпрепровождение, и колени у Эммелин подкосились, а рот открылся то ли от удивления, то ли по собственной воле – почему именно, Эммелин и сама не знала.

Затем барон по-настоящему стал хозяином положения: обняв Эммелин одной рукой за талию, а другой за плечи, он привлёк её к себе. Нельзя сказать, чтобы от него исходил приятный аромат, было больше похоже, что он искупался в корыте, из которого поят лошадей, но все это уже не имело значения, когда Эммелин оказалась прижатой к его крепкой груди, а он всем телом приник к ней.

Интересно, когда у аристократов тела начали походить на высеченные из мрамора греческие статуи? Большинство баронов, которых знала Эммелин, были отвратительными коротышками с круглыми животами, но в этом человеке не было ничего маленького или круглого, одна только требовательность и настойчивость – как его губы и его поцелуй.

Эммелин показалось, что она слышит удаляющиеся раздражённые шаги леди Лилит, но Седжуик, очевидно, не понял, что они лишились своего зрителя, а Эммелин не собиралась его просвещать. И кроме того, если мужчина увлечён поцелуем, то кто она такая, чтобы его отвлекать? Особенно когда он стонет и все крепче прижимает её к себе. Теперь руки Алекса не просто держали Эммелин – они двигались с энтузиазмом исследователя: прошлись по равнинам её спины, по долинам талии, даже поднялись на высокие холмы груди.

Когда пальцы Алекса обрисовали круги вокруг затвердевших вершин, чувства Эммелин взорвались, и её охватила паника. Неожиданно возможность удовлетворить любопытство оказалась слишком реальна, а риск чересчур большим. Её дыхание стало коротким и прерывистым, а сердце бешено заколотилось. В висках у неё тоже стучало, словно колокольчик, предупреждавший об опасности, напоминал, какова может быть цена страсти. Эммелин вырвалась и попятилась от Седжуика.

– Думаю, мы достигли своей цели, – сказала она. – Миссис Денфорд ушла.

– Но она может вернуться, – возразил Алекс, делая шаг к Эммелин.

– Исключено. К тому же от вас пахнет, как… от поилки для лошадей!

– Несколько секунд назад это вам не мешало. – В его зелёных глазах горело плотское желание.

«О, и никогда не будет мешать», – подумала Эммелин. Он был проницательным и мог целоваться как сам дьявол.

– Я, как любая жена, старалась быть покорной, – ответила она, прекрасно понимая, что ею управляли совершенно иные мотивы, а отнюдь не чувство супружеской преданности.

– Если бы вы на самом деле были моей женой, – он подошёл ближе, – вы сейчас не стояли бы на этой лестнице.

Эммелин поняла, что если он подойдёт к ней ещё ближе и осмелится снова поцеловать, все её планы потерпят крах. Следует быть честной с самой собой – она питает слабость к мужчинам, особенно к таким, которые могли до бесчувствия целовать, овладевая и её подвязками, и её добродетелью.

И всё же Эммелин всегда гордилась тем, что знала, когда необходимо бросить все и убежать, но не соблазняться тем, что предлагал красивый мужчина. Тщательная подготовка и исполнение хорошо спланированного жульничества не оставляли места для страсти.

Но в Седжуике была какая-то сила, толкавшая Эммелин на желание начать партию, в которой её любившая пикет бабушка бросила бы карты в камин.

Будь проклято обещание беречь имя Седжуика от скандала и вести себя осмотрительно! Это, несомненно, не относилось к мужчине, который, как считалось, был её мужем.

– Дело в том, мадам, – Алекс взял её за подбородок и заглянул в глаза, – что вы мне не жена, и вы не проведёте меня своим притворством.

Он резко повернулся и зашагал по лестнице, оставив Эммелин у её подножия.

Притворство? Он считал её притворщицей? Что ж, из всех…

– Эммелин, – бросил он, поднявшись на верхнюю площадку, – пожалуйста, будьте благоразумны, пока я отдыхаю, и помните наше соглашение: сначала Денфорды, а затем – вы.

– Да, Седжуик, – ответила она вслед его удаляющейся фигуре.

Он вошёл в спальню и закрыл за собой дверь с несколько большей силой, чем, вероятно, было необходимо.

О, будь проклят этот барон! Он всё ещё хотел, чтобы она уехала – даже после того поцелуя. Эммелин сжала кулаки и опустила безвольно руки. Она полагала, что он всегда вот так целовал женщин, весь день работавших на него. Целовал до бесчувствия, а потом шёл отдыхать. Этот мужчина приводил её в бешенство. Оглянувшись на пустой холл, Эммелин тяжело вздохнула и разжала пальцы. Он хотел, чтобы она ушла, и непременно сегодня днём, но Эммелин не могла этого допустить. Ведь если Седжуик выгонит её сейчас, она не получит ни фартинга.

Если бы только он возвратился в город не так быстро – хотя за это Эммелин, вероятно, следовало винить только саму себя. Очевидно, она слишком рьяно взялась исполнять роль леди Седуик – в результате появились заметки в «Пост», солидная пачка счётов от декоратора, возмутившая его кузена, плюс коллекция счётов, собранная за две недели посещений портних, перчатниц и шляпных магазинов, с которыми она познакомилась, то ж, умеренность никогда не была свойственна Эммелин. Только чудо могло спасти ситуацию, но, поскольку запас чудес невелик, ей придётся действовать самой и импровизировать.

Она бросила взгляд в сторону столовой, понимая, что нечего ждать помощи от Денфордов. От слуг тоже нельзя было ожидать какой-либо поддержки. В больших великосветских домах слуги обязаны всем – содержанием и самой крышей над их головами – хозяину дома. Нет, Седжуик хорошо к ним относится, и ни один из них не пойдёт против его воли. Если бы Эммелин удалось ввести их в заблуждение, это было бы, конечно, проявлением чуда или доказательством её сверхспособностей к хитростям.

Однако вскоре Эммелин обнаружила, что поторопилась в своей оценке прислуги Седжуика. С первого этажа до неё донёсся мужской голос, принадлежавший, как ей показалось, одному из лакеев – Томасу.

– Говорю вам, Симмонс, этого нового парня герцогини невозможно обыграть. – Лакей подрезал фитили и менял свечи в канделябрах, а Симмонс шёл следом за ним и собирал огарки свечей. Никто из них не замечал стоявшей на верху лестницы Эммелин. – Он выиграл у Франклина пять гиней, а потом наказал на четверть заработка графского бедолагу. Я говорю, в его игре что-то не так.

Эммелин подалась вперёд. Слуги Седжуика играют в карты? И по-крупному, если только названная Томасом сумма верна.

– Четверть заработка! – тихо присвистнул Симмонс. – Если бы я потерял даже половину такой суммы, миссис Симмонс сняла бы с меня голову, хотя она не похвалит меня за те гроши, что я проиграл этому парню.

– Вот и я говорю то же самое. Нельзя встречаться с ними в четверг ночью, иначе они обчистят нас до нитки, и до следующего сезона нам придётся жить за счёт продажи свечных огарков.

– Мы просто пойдём и извинимся за то, что не сможем играть, – кивнул Симмонс.

– Во что играть? – спросила Эммелин, перегнувшись через перила.

Слуги вздрогнули, испуганные тем, что их болтовню услышала хозяйка дома.

– Ни во что, миледи, – ответил Симмонс. – Прошу прощения, если помешали вам.

– О, Симмонс, пожалуйста, не волнуйтесь за меня.

Не дойдя до низа лестницы двух ступенек, Эммелин остановилась, упёрла руки в бока и взглянула на провинившуюся пару.

– А кроме того, вы не ответили на мой вопрос. Во что вы играете?

Покраснев, Томас потупил взгляд, а Симмонса чуть не хватил удар, судя по тому, как покраснело его лицо.

– Я могла бы предложить вам некоторую помощь. Симмонс пристально, оценивающе посмотрел на неё.

И тут до Эммелин дошло: он знал, что она не жена Седжуика. Она с самого начала это подозревала, хотя думала, что её беспокойство не имеет причины. Вряд ли он позволил бы ей остаться, если бы знал правду. Однако он знал правду и держал язык за зубами – по какой-то причине.

– В пикет, – окинув взглядом холл и понизив голос, ответил Симмонс. – Некоторые из нас играют в пикет ночью по четвергам.

В пикет? О, ей повезло, а может быть, им.

«Эммелин, не делай этого, – настойчиво сказал ей внутренний голос. – Ты просто сошла с ума. Не лезь в дела, которые совершенно тебя не касаются. Ни к чему хорошему это не приведёт».

Не важно, что совсем недавно она поклялась себе ни во что не вмешиваться – будь то карты, мужчины или…

– У герцогини, в особняке на противоположной стороне площади, появился новый слуга, – сказал Томас, очевидно, подбодрённый признанием Симмонса, – настоящий плут. Простите, мадам, что я так говорю.

– Возмутительно! – серьёзно кивнула она.

Симмонс бросил на Томаса выразительный взгляд, призывающий к молчанию, и продолжил рассказ в более благородных выражениях:

– Мы уверены, что, пока хозяева в отъезде, дворецкий герцогини нанял этого парня только для того, чтобы вернуть себе проигранное в прошлую зиму.

– Вы хотите сказать, что слуги герцогини не такие уж хорошие игроки? – спросила Эммелин, стараясь не обращать внимания на участившийся стук сердца.

Она прекрасно понимала, что правильнее было бы не вмешиваться в проблемы, стоявшие перед слугами. Но хотелось сделать исключение из собственных правил, а возможно, это был способ сорвать банк, если её затея с Седжуиком провалится.

– Штат герцога просто ужасен, – сообщил ей Томас. – Всегда позволял взять несколько лишних партий. Так было до появления этого нового лакея. Теперь мы будем вынуждены отказаться от наших обычных ночных игр.

– Не спешите сразу отказываться, – улыбнулась Эммелин и сошла вниз по ступенькам. – Не сомневаюсь, вы могли бы сами придумать какую-нибудь хитрость.

Эммелин была уверена, что Седжуик остался безразличен к её поцелую, но она плохо знала этого человека.

Он ушёл от неё потрясённый, полностью осознавая силу её чар. «Она мне не жена, она мне не жена», – повторял себе Алекс с каждым шагом вверх по лестнице, потому что стук крови грозил порвать последнюю туго натянутую нить самоконтроля, которую ему ещё удалось сохранить.

Когда Эммелин остановила его, притянула к себе и предложила ему свои губы, похожие на бутон розы, здравый смысл кричал, чтобы он держался подальше от самозванки, но Седжуика захватила одна мысль – целовать её. Целовать крепко, горячо и безрассудно – потому что у него, возможно, не будет такого шанса, после того как разум возобладает и прикажет выбросить Эммелин на улицу, где ей и место.

Нет, Эммелин просто глупая. «По-настоящему глупая», – решил Алекс, вспоминая её поцелуй. Он не мог припомнить, когда последний раз целовал женщину, и почувствовал себя полностью уничтоженным. Хотелось забыть, что она не была его женой, но Седжуик сомневался в том, что, если бы в эту минуту Эммелин вошла в комнаты, он не заключил бы её в объятия и не добился того, что настойчиво требовало его разгорячённое тело, а оно требовало страсти и блаженства, которое обещал её поцелуй.

Услышав неожиданный стук в дверь, Алекс перестал метаться по комнате как безумный и, повернувшись к двери, попытался что-то произнести, но обнаружил, что в горле у него пересохло.

Но это же его дом, чёрт побери, и он в нём хозяин! Он не собирался подчиняться никому и ничему, кроме здравого смысла, а это означало, что он сможет устоять перед этой женщиной и её многообещающими губками.

– Войдите, – прохрипел Седжуик и был несказанно удивлён – хотя и не пожелал бы в этом признаться, – увидев Симмонса и нескольких слуг, несущих ведра с горячей водой, от которой поднимался пар.

– Её милость подумала, что перед отдыхом вам, возможно, захочется принять ванну, – пояснил дворецкий.

Слуги прошли в расположенную в глубине спальни ванную комнату. Затем появилась служанка, неся поднос с завтраком для хозяина.

Сначала поцелуй, теперь эта забота. Но через несколько минут, сидя в горячей ванне и наслаждаясь чашкой ароматного чая и тостами с маслом, он понял, что Эммелин была ещё большей чертовкой, чем он подумал сначала.

К тому времени, когда Алекс проснулся, день уже был в самом разгаре. Несмотря на череду прерывистых сновидений, рисовавших соблазнительную молодую блондинку, он почувствовал себя самим собой, здравомыслящим и готовым справиться со стоящей перед ним задачей – избавиться от Хьюберта и леди Лилит, а затем от Эммелин.

Алекс открыл шкаф в поисках чистого жилета, и внезапно его окутал аромат фиалок – её аромат. Посмотрев внимательнее, он увидел спрятанный в самой глубине шкафа потёртый коричневый саквояж – её саквояж.

Вещи Эммелин, её секреты, возможно, даже документы наверняка хранились в этом ничем не примечательном на вид саквояже.

«Нет, вряд ли это будет честно, – сказал себе Алекс и закрыл дверцу гардероба. – Не подобает рыться в личных вещах женщины».

Но как он сможет разгадать тайну её прошлого, если не проведёт небольшого исследования? Разве он не имеет права знать, кто разгуливает по городу, прикрываясь именем баронессы Седжуик? Его рука потянулась к дверце шкафа и открыла его.

«Нет. – Он опять закрыл шкаф. – Куда девалась моя воспитанность? Моя честь?»

Но затем, на время позабыв об этих качествах, Алекс снова распахнул дверцу и, опустившись на колени, открыл старый саквояж. Однако если он ожидал найти там что-то, что позволило бы понять ему, кто такая Эммелин, то он сильно ошибся. Все её имущество состояло из простого муслинового платья, мрачной серой накидки, неописуемых белых хлопчатобумажных панталон, пары изношенных туфель, неаккуратно связанных чулок, очков, потрёпанных и замусоленных экземпляров справочника Дебретта и справочника Беллингсуортса по истории дворянства в Англии.

Так же быстро, как он открыл саквояж, Алекс добрался до дна и не нашёл там ни надписей на книгах, ни даже инициалов на саквояже, которые дали бы намёк на имя его владельца, – ничего.

– Проклятие, – пробормотал он и оттолкнул саквояж в сторону, раздосадованный тем, что ничего не нашёл. К тому же его ужаснул собственный бесчестный поступок.

– Кхе, – раздался с порога кашель. Алекс вздрогнул и оглянулся через плечо.

– Вы что-то потеряли, милорд? – Нахмурившись и сжав губы, Симмонс смотрел на него.

– Гм, скорее нашёл. – Алекс поднялся, держа выбранный наугад галстук. – Что-то требует моего внимания, Симмонс?

– Простите, я надеялся, что вы уже проснулись. Мне хотелось бы поговорить с вами о леди Седжуик.

– Что она теперь натворила? – Алексу не понравилось, как прозвучали слова Симмонса.

– Ничего, – ответил дворецкий. – Пожалуй, вы могли бы сделать что-нибудь для неё.

– Для неё? Симмонс, вам не кажется, что эта леди уже и так чрезмерно пользуется моей щедростью?

– Она сделала только то, что сделала бы на её месте любая другая леди, – возразил Симмонс.

Алекс с трудом подавил желание застонать и решил, что подумает, не отправить ли Симмонса на пенсию – этот человек всё время вставал на защиту леди, которая, по всей вероятности, вовсе не была леди.

Дворецкий раздвинул шторы и впустил в комнату ясный дневной свет, ярко высветивший следы дурного поступка Алекса. Пару раз хмыкнув, Симмонс подошёл к вещам Эммелин, торчавшим из-под поспешно закрытой дверцы шкафа. Он наклонился, взял их, аккуратно расправил и сложил в саквояж. Затем вернул его точно туда, куда он был поставлен хозяйкой. Затем он достал из гардероба жилет и сюртук для барона и положил их на кровать, словно ничего не случилось.

– С вашего разрешения, милорд, осмелюсь дать вам совет, – произнёс Симмонс, глядя прямо в глаза Алексу. – Если вы хотите лучше узнать леди, то, вероятно, вместо того, чтобы интересоваться подробностями её прошлого или пытаться докопаться до них, – сказал он, выразительно глядя на шкаф, – завоюйте её доверие. Тогда она будет больше расположена поделиться своими секретами.

Алекс решил, что слова слуги имеют смысл. С какой стати Эммелин будет доверять ему, не сделавшему ничего, чтобы расположить её к себе? Он только воспользовался её поцелуем, а потом сбежал как самодовольный болван.

– Как это сделать? – спросил он, сомневаясь, что действительно хочет услышать ответ своего дворецкого.

Симмонс нахмурил брови, молча давая понять, что такие советы не входят в его компетенцию, но в конце концов сказал:

– Вероятно, это лучше всего оставить на ваше усмотрение.

«Моё усмотрение и Эммелин – два несовместимых понятия», – хотел было пояснить Алекс, но не стал этого делать. Он закончил одеваться и, вслед за дворецким выйдя из спальни, спустился по лестнице.

Куда бы он ни взглянул, Алекс везде видел изменения, устроенные Эммелин в его жилище, сейчас мало чем напоминавшем дом, оставленный им всего несколько месяцев назад. Не было ни единого уголка, к которому Эммелин не приложила бы свою руку. Во всяком случае, Седжуик предполагал, что это так, если вспомнить о счетах, подтверждавших эти изменения.

Новые драпировки (зелёная шёлковая парча, «Ли и сыновья. Драпировки», семьдесят два фунта стерлингов), подходящие к ним модные изящные столики в греческом стиле под окнами на лестничной площадке второго этажа («Братья Брэдли. Изготовление мебели», сорок семь фунтов за каждый столик) и серия акварелей, счета за которые ему не попались.

Алекс остановился перед одной из картин и увидел, что на ней изображён южный луг около замка Седжуик – тот, где семья любила летом устраивать пикники. «Когда семья ещё была достаточно большой, чтобы устраивать такие развлечения», – подумал Алекс.

Его мать всегда любила подобные встречи и часто приглашала родственников и друзей на летние месяцы погостить. Но после того как умерли его отец от сердечного приступа, а мать от лихорадки вскоре вслед за ним, в имении стало тихо. За все годы, когда его родителей уже не было в живых, Алекс почти позабыл о тех безоблачных днях. Сколько лет прошло с тех пор? Почти пятнадцать.

Однако, глядя на зеленеющие поля, небольшой пруд и вековой дуб на заднем плане акварели, он почувствовал, как в нём постепенно пробуждается ностальгия, ему показалось, что он видит сидящую у воды мать и рыбачащего неподалёку отца.

– Симмонс, – окликнул он дворецкого, – откуда взялись эти картины? – Он никогда ни одной из них не видел, и, конечно, Эммелин не могла заказать их за такое короткое время.

– Классика, – улыбнулся дворецкий, глядя на картины. – Уверен, их рисовала ваша бабушка.

Его бабушка? Алекс ещё раз взглянул на композиции. Он не знал, что она умела рисовать, тем более была способна передать такие волшебные мгновения.

Его размышлениям неожиданно положил конец резкий звон колокольчика наверху.

– Должно быть, это леди Лилит. Опять она, – проворчал Симмонс. – Милорд, как долго будут оставаться Денфорды на этот раз?

– Полагаю, недолго, – промолвил барон и вместе с Симмонсом пошёл дальше по ковру (насколько он помнил, очень дорогому), мимо окон с новыми драпировками (объясняющими дополнительные приписки на счёте мистера Ли за жёлтую парчу и белую отделку) и пары кресел (несомненно, искусной работы братьев Брэдли).

Алекс покачал головой. Эта женщина пронеслась по его дому как ураган – и превратила прежде мрачные и безликие комнаты, хотя ему и неприятно было это признавать, в уютный дом.

У дверей в бальный зал собрался, казалось, весь штат слуг, и все с увлечением наблюдали за тем, что происходило внутри.

Симмонс кашлянул.

Мгновенно к подошедшим обратились испуганные взгляды, а затем слуги, словно лани, заслышавшие рог охотника, бросились в глубь дома, на ходу кланяясь и извиняясь.

Алекс подошёл ближе, чтобы увидеть, что так увлекло их, и с любопытством заглянул в бальный зал. Сначала он подумал, что попал в чужой дом, потому что огромная комната перед ним определённо не имела ничего общего с прежней, которая существовала в его доме на Ганновер-сквер, с тех пор как существует сама площадь.

Исчезли тёмно-красные портьеры, позолоченные украшения, бесконечные ряды неудобных кресел. Фламандские гобелены, картины в тёмных рамах, витые канделябры – ничего этого не осталось.

– Не сердитесь на слуг, милорд. – Симмонс сиял, как гордый отец семейства. – Наблюдать за её работой – это честь и удовольствие.

После этого дворецкий возвратился к выполнению своих обязанностей, а Алекс снова посмотрел на открывшийся его взгляду хаос.

Пол зала был застелен парусиной, и рабочие на стремянках заново расписывали потолок. Алекс прошёл на середину и увидел над головой изумительное, сказочное небо, менявшее оттенок от розового рассветного до волшебного цвета звёздной ночи. Оно выглядело настолько реальным, что, казалось, можно протянуть руку и сделать невозможное – дотронуться до самих небес.

И словно ощутив шаловливый, шелестящий ветерок, Алекс взглянул в противоположный конец зала и увидел, что Эммелин наблюдает за ним. Она стояла и, казалось, затаив дыхание, ожидала его упрёков в самоуправстве, в том, что взялась приводить в порядок его дом, и вот теперь все непоправимо испорчено. Однако то, что она сделала, заворожило Алекса – точно так же, как и сама леди.

Алекс ни в коей мере не хотел признаваться в этом Эммелин, но не смог скрыть улыбку. Его изумление от того, что она сотворила, означало, что он сдался, и Эммелин улыбнулась ему в ответ, а затем повернулась к поставщику, который стоял рядом с ней, держа в руках большой кусок обоев.

– Мистер Старлинг, – сказала она, – я заказывала китайские, которые у каждого создавали бы впечатление, что он вошёл в летнюю беседку. А на этих, – она указала на образец у него в руках, – птицы выглядят так, будто готовы любому выклевать глаза.

– Это самые лучшие обои из всех, что можно найти в Лондоне, – возразил мужчина. – Мои клиенты высоко ценят мой товар.

– Конечно, – согласилась Эммелин, – но это Ганновер-сквер. – У неё это прозвучало так, словно земля под ними находилась между самым высоким шпилем собора Святого Павла и обителью ангелов. Она отрицательно покачала головой, рассматривая следующие три образца, и под конец сказала: – Мне хотелось бы видеть птиц, которые способны убаюкать человека своими сладкими песнями, цветы, которые вызвали бы у него желание вдохнуть их аромат, и вьющиеся растения, которые могли бы спрятать пару влюблённых.

– У меня есть то, что понравится вам, миледи. – Тяжело вздохнув, мужчина принялся рыться в своих папках. – На вкус других моих клиентов, эти обои слишком провинциальны, но они, пожалуй, будут соответствовать вашему пасторальному стилю.

Алексу не понравился тон мужчины, потому что и сам он не видел ни одного образца, в оценке которого был бы не согласен с Эммелин. У женщины был великолепный вкус, и она, очевидно, отличала хороший товар от плохого.

– Вот, – сказал мужчина, доставая образец.

В тот момент, когда увидел обои – с малиновками и крапивниками, со сплетением роз и тонкими изогнутыми веточками плюща, – Алекс понял, каким задумала Эммелин сделать бальный зал: она хотела, чтобы гости чувствовали себя так, словно оказались посреди изысканного сада. Пусть вокруг будет холодный февральский вечер и Лондон с кирпичными и каменными домами, каждый, кто войдёт в эту комнату, не сможет думать ни о чём другом, кроме лета и романтики.

Алекс уже был готов велеть поставщику измерить стены и примерить обои, но Эммелин снова покачала головой.

– А эти чем вам не нравятся? – Рассерженный мужчина развернул перед ней большой кусок обоев.

– Честно скажу, ценой, – ответила Эммелин. – Я не могу столько заплатить. Понимаете, они вдвое дороже тех из китайского шелка, которые вы мне показывали раньше, изготовленных, по вашим словам, на Востоке, хотя оба образца имеют маркировки восточного Чипсайда.

– Миледи, – торговец покраснел, – я бы никогда…

– Конечно, конечно, мистер Старлинг, – пригладила она его распушившиеся пёрышки, – однако я не думаю, что этот оттенок зелёного будет хорошо сочетаться с драпировками, которые я уже заказала. – Склонив набок голову, Эммелин снова посмотрела на обои. – Нет, совсем не то. Простите, но мне придётся поискать где-нибудь в другом месте, тем более что нужно оклеить такое большое помещение. – Она жестом руки обвела стены, и взгляд торговца последовал за её движением. По пристальному вниманию мистера Старлинга Алекс понял, что тот подсчитывает квадратные футы, которые предстоит оклеить, и деньги, которые можно заработать на эксцентричном вкусе стоявшей перед ним леди.

– Леди Седжуик, может быть, посмотрите ещё раз? Вот здесь, при свете. Вы уверены, что этот оттенок зелёного не подходит? – спросил торговец, направляясь к окну и поднимая повыше образчик, чтобы можно было извлечь выгоду из послеполуденного солнечного освещения.

Снова посмотрев на образчик, Эммелин вздохнула:

– Когда в следующем сезоне мы устроим большой праздник, на котором настаивает его милость, как бы мне хотелось сказать двумстам своим самым близким друзьям, что обои куплены у вас. Особенно принцу-регенту – он, я знаю, будет настойчивее всех просить меня назвать всех моих поставщиков. И хотя у меня есть правило никогда не разглашать имена выбранных мной торговцев, так как я ненавижу подражательство, я поступила бы крайне невежливо, если бы не отдала вам должное за украшение нашего бального зала великолепными обоями.

Алекс наблюдал, как торговец мысленно оценивал такую перспективу. Оказаться известным наследнику престола лучше, чем попасть на первую страницу «Морнинг пост». Что ж, так можно стать и королевским поставщиком! С такой рекламой в дополнение к количеству стен, которые нужно оклеить, у него в кармане окажется приличная сумма. Даже если сбавить цену вдвое.

– Я сказал – четырнадцать фунтов? – Мистер Старлинг поправил очки. – Я хотел сказать – семь. Но только для вас, миледи. И только в строжайшей тайне, потому что я не могу делать такие скидки всем своим клиентам.

– Если только я не увижу эти обои где-нибудь ещё в Лондоне, – просияв, предупредила Эммелин.

– Абсолютно исключено, мадам, – кивнул торговец, млея от её улыбки, и дал знак своим помощникам, чтобы те начали измерять стены.

«Хитрая девица», – отметил Алекс. Она дала этому человеку разрешение копировать её комнату во всех городских домах Англии, и это произойдёт, как только помешанный на моде свет увидит её новшество. Алекс был полностью захвачен переговорами Эммелин – похоже, вместе со всеми его слугами – и не замечал, что он больше не один, пока его кузен не заговорил.

– Она отправит тебя в долговую тюрьму, если ты не топнешь ногой, – сказал Хьюберт, по обыкновению неслышно подойдя к Алексу.

Барону пришлось проглотить готовый слететь с языка ответ: «Это не твоё дело, кузен». Однако Хьюберта нельзя было оскорблять, иначе этот надоедливый тип не отстанет, стараясь вновь завоевать расположение к себе. Вместо этого Алекс сказал:

– По тому, что я вижу, могу заявить, что она просто преобразила дом и превратила его в бриллиант Мейфэра.

Хьюберт наморщил нос, как будто был абсолютно не согласен, но оказался не столь глупым, чтобы повторяться.

– О, Седжуик, дорогой, вы здесь! – воскликнула Эммелин. – Я уже не надеялась, что вы успеете спуститься и высказать своё мнение о товаре мистера Старлинга.

Взяв Алекса под руку, она провела его между стремянок с рабочими и, найдя нужный образец обоев, подала его барону.

– Что вы думаете? Меня беспокоит, что зелёный цвет слишком тёмный, а цена слишком высокая. – Склонившись к Алексу, она пояснила громким шёпотом: – Пять фунтов за панель. Я знаю, что недавно очень расстроила вас, выйдя за пределы дозволенного, но мне очень хотелось бы приобрести эти обои, так как они единственные из всех, имеющихся у мистера Старлинга, сделают эту комнату неповторимой. – Затем она одарила сияющей улыбкой сначала Алекса, а потом несчастного мистера Старлинга.

Алекс был поражён той наглостью, с которой она снизила цену на два фунта. Однако если бы мистер Старлинг поправил её, он рисковал бы вызвать неудовольствие барона и провалить сделку. И это сработало! Торговец кивнул в знак согласия – с её доводами и новой ценой.

«Господи, если позволить ей остаться ещё на один день, Эммелин убедит меня, что она на самом деле моя законная жена», – подумал Алекс.

– Обои выглядят великолепно.

Алекс слегка поклонился сначала Эммелин, а затем торговцу. Хьюберт следовал по пятам за ним, а вскоре Алекс обнаружил неподалёку и леди Лилит. Ему никогда не доставляло удовольствия, что эта пара сваливалась на его шею, и чтобы избавиться от них, наступил подходящий момент. «О да, и oт Эммелин», – напомнил он себе.

– Хьюберт, я искал тебя. У меня есть дело, для которого требуется твой опыт.

– Всё, что пожелаешь, кузен. Я всегда готов тебе помочь. Только скажи – и я в твоём распоряжении. Только скажи…

– Да, я знаю. Я хотел бы, чтобы вы с леди Лилит не откладывая съездили в… в… Корнуолл и осмотрели недвижимость, которую я приобрёл в этот последний сезон. Дело весьма важное, поэтому я буду очень обязан вам, если вы отправитесь прямо сейчас.

– Боюсь, мы не сможем, – оглянувшись на жену, а потом снова посмотрев на кузена, ответил Хьюберт.

– Вы – что? – Алекс нахмурился, сомневаясь, что верно расслышал его слова.

– Не сможем уехать из города, – пояснил Хьюберт. – Во всяком случае, в течение двух недель.

– И почему же? – Алекс попытался вспомнить, было ли когда-нибудь такое, чтобы Хьюберт отказывался сделать то, о чём он его просил.

– Мой брат женится, – сказала леди Лилит, подходя и становясь рядом с мужем. – Очень сожалею, Седжуик, но мы не можем уехать из города до его свадьбы. Мама очень взволнована всеми приготовлениями.

– Именно из-за этого мы приехали в город, – кивнул Хьюберт.

– Свадьба, – мечтательно промолвила Эммелин. – Обожаю свадьбы.

По лёгкому наклону её головы и лукавой улыбке на губах Алекс понял – она знала, что его усилия выдворить Денфордов окончатся ничем.

Что ж, из всех беспринципных, хитроумных…

Тем временем леди Лилит пробралась, ступая по парусине между стремянками, чтобы взглянуть на последние приобретения Эммелин – а скорее, желая оценить затраты, – и, увидев обои, фыркнула.

– Разумеется, вы будете приглашены на свадебный завтрак – конечно, если ваши дела задержат вас в городе, – сказала леди Лилит. – Вы сами сможете сказать о своих планах маме сегодня у неё на вечере.

– Сегодня? – удивился Алекс. – Что за вечер?

– Мама устраивает небольшой приём для мисс Мебберли, невесты моего брата, чтобы представить её избранному обществу, – объяснила леди Лилит. – Не сомневаюсь, она послала вам приглашение сегодня утром, когда узнала, что вы в городе. И я, конечно, уверила её, что вы обязательно будете, так как я знаю: вы ни за что не захотите проявить неуважение к моей маме.

– Не думаю, что мы сможем… – Алекс почувствовал, как теряет самоконтроль. – Я хочу сказать, здоровье Эммелин не позволяет ей…

– О, вы – вы оба – не можете вечно избегать общества. – Хьюберт чрезвычайно фамильярно подтолкнул Алекса локтем. – Никто не станет хуже думать о вас, кузен, когда обнаружит, что вы с вашей молодой женой безумно влюблены друг в друга.

Он влюблён? Ничего подобного! Алексу было совершенно ни к чему, чтобы хоть малая часть этой чепухи передавалась из уст в уста. И сколько бы народу ни оставалось в городе, всегда найдётся одна пожилая сплетница, или одна старая дева, склонная к болтовне, или один повеса, ищущий пикантных новостей, – и все будут в курсе дела.

А тем временем Эммелин забрасывала леди Лилит вопросами, и те слова, которые услышал Седжуик, вызвали у него ужас: «званый вечер», «свадьба», «две недели»…

Неужели никто из них не слышал, что он сказал?

– Мы не придём, – заявил Алекс.

Болтовня прекратилась, и в него впились три пары глаз.

– Я уже приняла за вас приглашение, и мама будет ждать, – сообщила леди Лилит тоном таким же надменным, как и её манеры. – Если, будучи в городе, вы не соизволите явиться, это вызовет осуждение.

Алекс не привык, чтобы им командовали под его собственной крышей, тем более родственники, которые живут за его счёт. Кроме того, он всем своим существом почувствовал в её словах вызов. Леди Лилит провоцировала его представить Эммелин обществу.

Уже приготовившись сказать последнее слово, Алекс бросил быстрый взгляд на леди Лилит, и что-то в её чопорной улыбке его остановило. В это мгновение он понял, что наблюдательная супруга кузена заподозрила некий подвох. Алекс даже думать не хотел о том, как дорого ему придётся заплатить, если Хьюберт и леди Лилит узнают правду.

– Да, разумеется, если мы не придём, начнутся нежелательные разговоры. – Такого Алекс не мог допустить. – Благодарю вас, леди Лилит, что указали мне на это.

– Дорогая, – улыбнулся жене Хьюберт, – ты всегда заботишься об имени Денфордов.

Возможно, даже несколько больше, чем Алекс считал необходимым.

– Сегодняшний вечер окажется интересным, – пришёл в восторг Хьюберт. – Он будет знаменательным для леди Оксли, потому что на нём впервые предстанут вместе барон и баронесса Седжуик.

Алекс чуть не застонал и, резко повернувшись, пулей вылетел из комнаты, чтобы не слышать о свадебном вечере или торжественном завтраке.

– Седжуик, куда вы? – крикнула ему вслед Эммелин.

– В свой клуб.

– Нас ждут в восемь, – добавила леди Лилит с кривой ухмылкой.

Поскольку приём начнётся в восемь, им нужно отправиться ровно в половине восьмого, чтобы в жизни Алекса не возникло дополнительных неприятностей.




Глава 5


Как только Седжуик выбежал из бального зала, Эммелин с шумом выдохнула воздух, поняв, что получила отсрочку, за которую должна благодарить лорда Хьюберта и леди Лилит. Она была почти готова обнять высокомерную женщину, когда та объявила, что они не могут уехать, – но только почти. Надменный вид леди Лилит, вероятно, удерживал на расстоянии даже самых шаловливых маленьких детей и непослушных собак.

Однако каждый день, проведённый здесь, ещё на шаг приближал Эммелин к завершению её плана – одурачить высшее общество. Через две недели она вытрясет содержимое толстых кошельков на ежегодном турнире по пикету у маркиза Уэстли, а затем уедет в какое-нибудь тихое и живописное местечко. Эммелин уже почти явственно слышала приятный звон золотых монет в своём кармане.

– Чему это вы улыбаетесь, словно кошка при виде сливок? – раздался от двери приятный нежный голос. Хьюберта и леди Лилит уже не было в зале, а вместо них ей с порога улыбалась Мальвина Уитерспун, виконтесса Роулинз. – У вас такой вид, словно вы только что удрали с половиной бриллиантов, хранящихся на «Ранделл и Бридж»!

Эммелин очень хотелось услышать, что сказала бы Мальвина, если бы узнала, как она близка к истине. Однако сомневалась, что виконтессу хоть чуть-чуть обеспокоило бы, если бы Эммелин ограбила хорошо охраняемый ювелирный магазин, – она просто сочла бы это развлечением.

Взять, например, неожиданное появление Эммелин на Ганновер-сквер. Виконтесса нагрянула в номер семнадцать на следующее же утро после прибытия леди Седжуик и с тех пор постоянно присутствовала в повседневной жизни Эммелин.

– Я безмерно рада, что вы здесь, – заявила Мальвина так, будто они знали друг друга тысячу лет. – Надеюсь, вы не возражаете против моей бесцеремонности, но я просто должна была заглянуть к вам. Сейчас у меня в городе нет подруги, а мне до смерти необходимо какое-то общество. – А затем, не давая Эммелин возразить, Мальвина объявила, что платье новой подруги отвратительно и нужно привести Эммелин в нормальный вид. Она сразу же вызвала свой экипаж, который должен был отвезти их обеих на Бонд-стрит за покупками.

– Кошки разорвут вас в клочья, дорогая, если увидят в этом ужасном платье. Вы выглядите как… ну, как чья-то отвергнутая компаньонка.

Эммелин не посмела признаться, как права была Мальвина.

Помогая и поддерживая Эммелин, которая поначалу довольно осторожно пользовалась кредитом Седжуика, Мальвина сделала ещё и то, чего Эммелин никогда не смогла бы достичь в столь короткий срок. Благодаря напористости виконтессы Роулинз новоявленная баронесса мгновенно приобрела настоящее положение в обществе. Таким образом родился их странный союз. Тем не менее Эммелин обнаружила, что с каждым днём ей все труднее мириться с чувством вины, возникавшим у неё всякий раз, когда Мальвина представляла её как свою самую близкую подругу.

Войдя в бальный зал, виконтесса оглядела сначала потолок, а потом обои, оставленные мистером Старлингом на рабочем столе.

– Эммелин, у вас призывающий взгляд. Как вам это удаётся? Если бы вы не были столь любезны, я бы сказала, что вы страшно сердиты на кого-то.

– Я не сделала ничего такого, чего не могли оы сделать вы.

– О, бросьте. Все, на что я, по-видимому, способна в ближайшее время, – это пугать маленьких детей своими необъятными размерами. – Она сложила руки на огромном животе – ребёнок со дня на день должен был появиться на свет. Беременность Мальвины помешала ей и её мужу, виконту Роулинзу, уехать на лето в поместье. Скучая в отсутствие великосветского общества, Мальвина заявила, что прибывшая на Ганновер-сквер Эммелин послана самим Богом.

– Как вы сегодня себя чувствуете? – Эммелин бросила тревожный взгляд на раздавшуюся талию леди.

– Отвратительно. Просто отвратительно. Этот ребёнок меня извёл. Я не могу спать. Могу поклясться, что кто-то прошлой ночью украл мои лодыжки и заменил их парой бочонков. – Приподняв на минуту юбки, виконтесса продемонстрировала когда-то изящные, а теперь раздувшиеся лодыжки. Она вздохнула. – Но спасибо, что спросили.

Эммелин засмеялась, а Мальвина, двигаясь грациозно, несмотря на своё состояние, подошла к ней и взяла её под руку.

– Пригласите меня на чай с кексами, которые печёт миссис Симмонс, и расскажите, что сказал…

– Кто? – поддразнила её Эммелин.

– Седжуик, глупышка. – Мальвина шлёпнула её веером. – Расскажите, что произошло прошлой ночью, когда он вернулся домой. Я хочу услышать все подробности. Три месяца назад Роулинз стал спать на кушетке в кабинете, и я не знаю, вернётся ли он когда-нибудь ко мне в постель. Поэтому простите бедную одинокую женщину – что произошло?

– Если вам известно, что он приехал в Лондон, то вы, вероятно, знаете всё, что я могла бы вам рассказать.

– До чего же вы любите подразнить, – отозвалась Мальвина, уводя Эммелин из бального зала. – А теперь вы должны рассказать все. По словам моей горничной, ваши слуги сегодня утром ходят с плотно сжатыми губами. Я весь день ждала, когда Седжуик отправится в свой клуб, чтобы можно было прийти и дружески побеседовать с вами.

– Откуда вы знаете, что Седжуик уехал в клуб? – Эммелин взглянула на Мальвину.

– Эммелин, – снова усмехнулась та, – моя дорогая Эммелин, вам ещё так много нужно узнать о замужней жизни.

Оставив бальный зал, они расположились в зимнем саду в задней части дома. Двери и окна были распахнуты, и буйно цветущие во дворе розы наполняли своим ароматом комнату. Позвонив в колокольчик, Эммелин вызвала горничную и велела подать чай и кексы, а затем села в кресло напротив Мальвины.

– Итак? Что он сказал относительно дома? – спросила виконтесса. – А главное, что он сказал по поводу вас? Очевидно, он не выгнал вас на улицу за то, что вы разорили его своими преобразованиями. – Мальвина рассмеялась собственной шутке, и Эммелин присоединилась к ней, хотя совершенно по иной причине – главным образом потому, что была не в Нью-гейте и не на пути в Ботани-Бей.

– Нет, мне повезло, – отозвалась Эммелин, – хотя, думаю, я была на волосок от этого.

– Мужчины! – покачала головой Мальвина. – Они и понятия не имеют о том, сколько сил мы затрачиваем, чтобы сделать их жизнь беспредельно счастливой.

Горничная принесла чай и кексы и поставила поднос на столик; Эммелин налила гостье чашку чая и подвинула ей тарелку с кексами.

Мальвина с удовольствием принялась за кексы, сообщив, что ест их ради ребёнка. Пока она без умолку болтала о дерзости своих слуг, Эммелин вспоминала, как Седжуик вошёл в бальный зал…

Она заметила его краем глаза и так занервничала, что не нашла ничего лучшего, как украдкой посмотреть в его сторону. Эммелин надеялась, что с противоположного конца зала не видно её густо покрасневших щёк. Что, чёрт побери, было в бароне такого, что заставило её заалеть, словно роза в саду? О, она знала – это воспоминание о его поцелуе, о его обжигающем, опустошающем, страстном поцелуе. От одной мысли об этом у Эммелин перехватило дыхание.

Однако Седжуик казался совершенно равнодушным, безразличным. А затем их взгляды встретились, и Эммелин могла поклясться, что увидела, как в его зелёных глазах вспыхнуло обжигающее пламя. Воспоминание о том поцелуе теперь связывало их до тех пор, пока они не найдут способ погасить это пламя. А потом она отвернулась, не в силах больше смотреть на Седжуика, боясь, что у неё подкосятся колени. Но любопытство подтолкнуло её снова бросить быстрый взгляд на барона, однако теперь Алекс смотрел на потолок. Затаив дыхание, она старалась угадать его мысли – пока не увидела в его глазах восхищение, а затем и признательность за росписи. Седжуик осматривал зал, и она сразу почувствовала, что он понял её замыслы и одобрил то, что она делала.

И когда Хьюберт как воришка подкрался к Седжуику со своими тупыми замечаниями, Эммелин – она могла поклясться! – услышала, как Седжуик защищает её работу.

Седжуик защищал её? О, как это он сказал? «По тому, что я вижу, могу заявить, что она просто преобразила дом».

Эммелин оставалось только гадать, что побудило его сказать такое, а тем более согласиться взять её на вечер к леди Оксли, хотя она и подозревала, что хитрые замечания леди Лилит имели какое-то отношение к изменению его намерений.

Званый вечер в Лондоне. Эммелин глубоко вздохнула. Удастся ли ей справиться с задачей?

Это не означало, что Эммелин не знала законов общества; чтобы утвердиться, она, ей-богу, выучила их, живя среди людей благородного происхождения и подчиняясь их правилам и требованиям. Но провинциальные дворяне и лондонские аристократы – это два совершенно разных пруда. Приехать в Лондон было всё равно что плыть по океану в маленькой лодке – и без компаса.

– …и потом я узнала, – продолжала свой рассказ Мальви-на, – что леди Тисбери вчера родила мальчиков-близнецов, к полному восторгу графа.

– Просто замечательно, – вставила Эммелин, размышляя, что надеть и выдержит ли она официальный обед. И что ей, чёрт побери, делать, если она встретит там кого-нибудь, с кем знакома? Или, что ещё хуже, если кто-нибудь узнает её?

– Эммелин Денфорд, – Мальвина подалась вперёд и щёлкнула пальцами, – вы слушаете меня?

– Да, – выпрямившись, кивнула Эммелин, – вы говорили… гм, уверена, вы говорили…

– Что вас беспокоит? – покачала головой Мальвина. – Пока я рассказывала исключительно забавную историю о маркизе Темплтоне, вы даже глазом не моргнули. Вы так же витаете в облаках, как моя двоюродная бабушка Мери, и я хочу знать, что вас отвлекает. Это Седжуик? Я могу чем-нибудь помочь?

– Нет, это не он. Просто сегодня вечером… – Эммелин чувствовала себя немного виноватой за свои не слишком честные отношения с Мальвиной и просить у неё помощи не могла. – Ничего. У меня все в порядке.

– Бросьте, здесь что-то не так, – заявила Мальвина. – Я хочу немедленно знать, что случилось, и не уйду, пока не узнаю! – Она поудобнее устроилась на диване и сложила руки на животе.

– Ничего не случилось, правда, – заверила её Эммелин.

– И я персидская королева, – последовало замечание. – Мне неприятно думать, на что станет похож этот новый диван, если мне придётся рожать ребёнка здесь, и не хочу говорить, как огорчатся лорд и леди Тоттли, что их первый внук родился не в священных владениях Тоттли. Разумеется, я во всём обвиню вас. – Мальвина лукаво улыбнулась.

– Что ж, – ответила ей улыбкой Эммелин, – если вы так хотите знать, то сегодня вечером мы обедаем у леди Оксли.

Этот ответ положил конец веселью Мальвины, и с дивана раздался тяжкий стон.

– И вы не отказались?

– Как я могла? Она же мать миссис Денфорд.

– Родственники! Признаюсь, мне они надоедают. – Мальвина хмуро посмотрела на Эммелин. – Если бы только можно было выйти замуж и не собирать большую семью.

К этому времени Эммелин были хорошо известны отношения Мальвины с родителями её мужа, графом и графиней Тоттли. Леди Тоттли задавала тон в обществе, и Мальвину выводило из себя то, что она должна жить под постоянным надзором свекрови, если не в её тени.

«После того как Роулинз получит наследство, – частенько говорила Мальвина, – я, клянусь, никогда не буду такой старой метлой, которая мечется по всему городу, диктуя, кто самый главный и кто на ком должен жениться. Я придам имени Тоттли утончённость и достоинство».

– Ничего не поделаешь, – сказала Эммелин, – сегодня вечером я вынуждена пойти, но я…

– Ни слова больше. Бедняжка, я сошла бы с ума, если бы мне пришлось пережить ещё один из приёмов леди Оксли. Леди Тоттли обожает её – а это, по моему мнению, не лучшая рекомендация.

Эммелин поёжилась и подумала, что, возможно, Ньюгейт не самое плохое место. Там, несомненно, есть камеры с окнами или такие, которые, возможно, заново покрашены.

Мальвина, однако, не сдавалась.

– Мы получили приглашение исключительно потому, что леди Оксли и леди Тоттли давние подруги, но я отговорилась. Роулинз настаивает, чтобы я оставалась поближе к дому. Но по правде, я думаю, он был рад найти повод отказаться.

– Кто там будет? – спросила Эммелин, отлично зная, что у Мальвины есть полный список, потому что её знания светской жизни города были ни с чем не сравнимы, и не ошиблась.

– Мебберли, потому что Оксли женится на мисс Мебберли. Леди Джарвис – совершенно ужасная женщина. Леди Пепперуэлл. Бедный свет, но её нельзя не приглашать – она непревзойдённая сплетница. Темплтон. Граф Лэмден с дочерью. Очень вероятно, маркиз Уэстли.

– Кто? – как можно простодушнее переспросила Эммелин, взглянув на подругу.

– Маркиз Уэстли. Роулинз упоминал, что на днях видел его. Полагаю, он в городе ради игры в пикет. Мне очень хотелось бы, чтобы кто-нибудь обыграл его и положил всему этому конец. Он целый год хвастается тем, что никто не может его обыграть, и это абсолютно неприлично.

Эммелин подавила улыбку, подумав: «Мальвина, вы ближе к исполнению своего желания, чем думаете».

Теперь у Эммелин появились более основательные причины преуспеть на этом обеде. Она должна познакомиться с Уэстли и быть ему представленной, чтобы, когда она прибудет по его приглашению, ей было бы гарантировано право участия в игре.

– Мальвина, могу я кое-что рассказать вам?

– Ну конечно, – улыбнулась виконтесса, – вы же моя ближайшая подруга.

– По секрету?

– В отличие от своей свекрови я не сплетница. – Мальвина сделала большие глаза, а затем снова приняла серьёзный вид.

Это было не совсем правдой, но Эммелин больше ни к кому не могла обратиться.

– Я никогда не присутствовала на официальном обеде.

– Никогда? – Мальвина быстро прикрыла рукой разинутый рот, а Эммелин кивнула. – Что ж, понимаю. Всему виной ваша странная необщительность. Не думаю, что в Африке было много приглашений на официальные обеды. И потом, с вашим плохим здоровьем…

Одно Эммелин хорошо усвоила: в светском обществе знали всё обо всех. «Странная необщительность» жены Седжуика, как большинство любило это называть, сделала Эммелин предметом любопытства и послужила хорошим объяснением её не слишком изысканных манер и незнания лондонского общества.

Эммелин должна была отдать должное барону: выдумывая свою жену, он поступил мудро. Подлинные лорд Хейли и его жена покинули Англию двадцать пять лет назад, чтобы исследовать дикую Африку. Леди Хейли погибла на негостеприимной земле, а от лорда Хейли не было никаких известий уже около пятнадцати лет. Эммелин, их дочь, была выдумкой самого Алекса, и всё вышло великолепно. Да и кто стал бы подвергать это сомнению, ведь лорд Хейли был последним в роду.

– Боже милостивый, Эммелин, почему вы раньше ничего не сказали? – Мальвина тяжело поднялась с дивана. – К леди Оксли нельзя идти без подготовки. Она и миссис Денфорд устроят засаду, как пара львиц. У христиан в Риме положение было лучше. И разумеется, вам нужно стараться не поставить Седжуика в неудобное положение. – Мальвина сделала паузу. – Думаю, вам известно, что леди Оксли собиралась женить Седжуика на Лилит.

Эммелин покачала головой.

– Это было очень давно, но всё равно не предвещает вам ничего хорошего. Леди Оксли обязательно захочет показать вашему супругу, какой плохой выбор он сделал. Но не важно! Любой человек, имеющий здравый смысл и пару глаз, увидит, как великолепно вы подходите ему в жёны. – Мальвина взяла Эммелин за руку и поднялась из кресла. Беременность не была виконтессе помехой, когда назревала социальная битва. – Я непременно должна проследить, чтобы вы одержали победу и вызвали у всех зависть, – возвестила она, подняв указательный палец. – Нужно выбрать фасон платья, которое наглядно продемонстрирует, что все размолвки между вами и Седжуи-ком в конце концов успешно преодолены. Этот вечер он запомнит навсегда, – подмигнула ей Мальвина.

Навсегда? Нет, этого никогда не будет. И пожалуй, не стоит говорить Мальвине, что всё, что нужно Эммелин, – это две недели.

– Седжуик! – воскликнул Джек от бильярдного стола, когда Алекс появился в «Уайте». – Не ожидал увидеть тебя так скоро. Ищешь следующего раунда кулачного боя?

Алекс окинул взглядом большую комнату. В ней никого не было, кроме нескольких человек, увлечённо игравших за карточным столом в дальнем углу. По окончании сезона клуб «Уайте» больше походил на тихий оазис, чем на светский центр.

– Так быстро убрать Денфордов из дома – это рекорд даже для тебя, – сказал Джек, посмотрев на карманные часы. – И могу я предположить, что ты изгнал и другого незваного гостя? – усмехнулся он.

– Нет. Ни то ни другое.

– Что ты хочешь сказать этим «нет»? – Джек приподнял бровь, и его рука, которой он собирался подозвать одного из официантов, замерла в воздухе.

– Именно то, что сказал, – нет. Я пришёл к тебе, потому что мне нужна помощь. Хьюберт отказывается уехать из города – оказывается, брат Лилит собирается жениться.

– Да, я слышал. Оксли решил жениться на этой крошке Мебберли, проклятой наследнице. Мой брат злится, что я не попытал там счастья. – Джек тяжело вздохнул. – Я слышал, что леди Оксли категорически против помолвки.

– Да, возможно, и так, но это не поможет выпроводить Денфордов из моего дома.

– И раз они отложили отъезд, то и Эммелин тоже, – предположил Джек.

– Совершенно верно. Вот почему мне и нужна твоя помощь.

Джек заказал вина подошедшему официанту и, снова сев на стул, скрестил на груди руки.

– Чем я могу быть полезен?

– Мне кажется, – усмехнулся Алекс, – у тебя есть некоторый опыт избавления от нежелательных постояльцев.

– Ты же знаешь, что у меня нет дома, – прищурился Джек.

– Я же не называю тебя хозяином дома. – Алекс приподнял бровь.

– Это неуместное замечание. – Джек в негодовании встал. – Меня никогда не называли нежелательным гостем – во всяком случае, в лицо.

Алекс ничего не сказал, а просто бросил на друга испепеляющий взгляд.

– Возможно, я злоупотреблял гостеприимством… раз или два.

Алекс обратил взгляд к потолку.

– Тебе нужна моя помощь или нет?

– Просто необходима.

– Ты платишь? – спросил Джек, когда официант принёс вино, и Алекс кивнул.

Поставив бутылку на стол, официант ушёл, и когда он уже не мог его слышать, Алекс, наклонившись вперёд, заговорил:

– Итак, первое, что мне нужно сделать, это узнать, кто выдал мой секрет.

– Кто мог так пошутить? – снова тяжело вздохнул Джек. Вместо того чтобы резко ответить, Алекс вежливо поинтересовался:

– Быть может, ты рассказал что-то своим пташкам?

– Я? – Джек прижал руку к сердцу. – Обижаешь. Я был сама сдержанность.

Алекс пристально посмотрел на него, и Джек клятвенно поднял руку:

– С любовницами я занимаюсь гораздо более приятными вещами, а не обмениваюсь сплетнями о твоих скучных делах.

Алекс не был в этом уверен, но его друга никак нельзя было назвать неблагоразумным.

– Ладно, – не стал обижаться Джек, наливая себе изрядную порцию вина, – ответь для начала, сколько человек знают правду об Эммелин?

– Ты…

– По-моему, мы уже договорились, что у меня нет мотивов для такого поступка, – перебил Джек, потирая распухший нос.

– Ты, – повторил Алекс, – Симмонс, мистер Эллиот, мой поверенный, и жена мистера Эллиота.

– Есть хоть какая-то вероятность того, что кто-то ещё узнал правду? – допытывался Джек. – Случайная обмолвка любовнице? Пьяная болтовня с бабушкой?

Алекс отрицательно покачал головой. Он думал обо всём этом, но, признаться, у него уже довольно долго не было любовницы, а если он и напивался пару раз, то только с Джеком, это он хорошо помнил.

– А что насчёт Хьюберта? Мог он разузнать правду? Он ведь хитрый парень.

– Нет. А кроме того, он ничего не выиграет, если расскажет всем правду. – Алекс немного помолчал. – Хотя если бы он знал, то непременно извлёк бы из этого выгоду.

– Да, – согласился Джек, – он заставил бы тебя дорого заплатить.

– Безусловно. Однако Хьюберт не стал бы терять деньги, затягивая свою игру, и не допустил бы, чтобы тем временем мои финансы утекали в чужие карманы.

– Она все потратила? Тогда мне следует извлечь урок из твоего примера: вымышленная жена – не для моего тощего кошелька.

– Да, – засмеялся Алекс, – она настоящий ураган. Ты должен посмотреть, что она сотворила с моим домом.

– Полагаю, Хьюберта чуть не хватил удар. Жаль, меня там не было, – хмыкнул Джек и налил себе ещё вина. – И всё же я поставил бы на твоего кузена, несмотря на то что ты говоришь. Нельзя доверять человеку, который не может купить пару бо-калов выпивки.

– Нет, не могу понять, зачем это ему надо, – возразил Алекс. – Кроме того, отсутствие в моей жизни супруги всегда было ему на руку, так как у меня не было возможности произвести на свет наследника.

– Теперь все по-другому, – отозвался Джек, салютуя ему юкалом.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Не забывай, я видел твою Эммелин, она лакомый кусочек, так что теперь такая возможность существует. – Он на мгновение замолчал. – Как жаль, что настоящие жены не такие. Брак был бы не столь мрачен, если бы можно было жениться на такой очаровательной красавице.

Здесь Джек был прав. «Лакомый кусочек» – самое подходящее определение для Эммелин. Теперь, когда Алекс узнал вкус её губ, он знал, что воспоминание о поцелуе ещё долго будет его преследовать. Одно лишь омрачало это воспоминание – то, что Эммелин оставалась под его крышей и спала в его постели: простыни благоухали её ароматом, постель хранила очертания её изящной фигуры. Алекс рисовал в воображении Эммелин в шёлковых кружевах, с ниспадающими распущенными волосами…

– Алекс, ты меня слушаешь? – Вопрос Джека вернул его к насущным проблемам. – Ну и ну, я не видел такого выражения у тебя на лице с тех пор, как ты был влюблён в ту оперную танцовщицу в наш первый год в городе.

– Я не был влюблён. – Избегая взгляда Джека, Алекс налил себе вина.

– Был влюблён до безумия. И у тебя отсутствующее выражение после того, как ты… – Джек перебил сам себя и, вытаращив глаза, посмотрел на друга. – Ты был с этой Эммелин?

– Нет. Ничего подобного. Когда у меня было время…

– Вероятно, нет. – Джек с хитрой улыбкой откинулся на спинку стула. – Признаюсь, это слишком быстро – даже для меня.

– Да ничего не было. – Алекс скрестил руки на груди.

– Отлично, пусть будет по-твоему. – Глаза Джека весело заблестели. – Значит, ты считаешь, что её никто не нанимал, что она все разузнала сама?

– Такая мысль приходила мне в голову, но я не понимаю, как это могло произойти.

– Тогда следует остановиться на предположении, что кто-то узнал правду и нанял девицу. – Джек, очевидно, вообразил себя сыщиком. – Думаю, ты не можешь просто выколотить из неё правду?

– Как сборщик налогов? Нет, – покачал головой Алекс, – должен сказать, это было бы неблагородно. – А кроме того, для этого нужно было бы снова прикоснуться, а это представляло для него слишком большой соблазн, в котором он не хотел себе признаться. Один взгляд её нежных голубых глаз – и он обо всём позабудет. – По-моему, самое лучшее – избавиться от неё. Но как мне это сделать?

– Ну, сначала она была больна, так почему бы ей снова не заболеть?

Алекс представил себе Эммелин, цветущую, румяную, абсолютно здоровую – мягкую и податливую в его объятиях. В ней не было ничего необычного, но она воспламеняла его кровь.

– Не думаю…

– Женщины могут мгновенно подхватить болезнь. Никто даже не обратит на это внимание.

Вполне разумное соображение. Когда бабушке Алекса нужно было отделаться от нежелательного визитёра, она укладывалась в постель. И его двоюродная бабушка Имоджин неделями отсиживалась в своей комнате с лихорадкой или другой болезнью – мнимой, как любила говорить его бабушка.

– Учись у моего брата, – посоветовал Джек. – Когда он и моя достопочтенная невестка полагают, что я слишком долго пользуюсь их гостеприимством, брат открывает бумажник и отсылает меня куда-нибудь – с чеком на круглую сумму в кармане, – взяв обещание, что я не вернусь в ближайшие полгода. Заплати Эммелин и отделайся от неё.

– Мне не нравится идея дать этой женщине хотя бы фартинг, – нахмурился Алекс.

– Тогда оставь её, – предложил Джек.

– Нет – она отправит меня в долговую тюрьму. Уж лучше оставить тебя как друга.

– Я нечувствителен к твоим уколам, – не без гордости усмехнулся Джек.

– Да, я знаю. – Алекс снова наполнил бокал, но отставил его в сторону:

– Можно пустить в ход… отсутствие у тебя обаяния. – Не желая сдаваться, Джек подался вперёд. – Несколько часов в твоём обществе – и она добровольно покинет город.

Алекс рассмеялся. Джек никогда на это не реагировал, и, как подозревал Алекс, Эммелин тоже не отреагирует. К тому же он совсем не был уверен, что хочет, чтобы она уехала, – и это на самом деле было признаком того, что она перевернула всю его жизнь.

Алекс вернулся на Ганновер-сквер с решением, что он откроет бумажник и выпроводит Эммелин с хорошей взяткой, а затем, когда всё-таки выяснит, кто её нанял, потребует деньги с негодяя.

На пороге собственного дома Алекс столкнулся с леди Роулинз. Он всегда считал Мальвину Уитерспун немного нахальной, а Роулинза глупым за то, что на ней женился, но, увидев её вот такую, круглую, неуклюжую и почти беспомощную, он почувствовал боль, которой не чувствовал никогда прежде, – что-то похожее на зависть.

«Нет, ничего подобного, – немедленно сказал себе Алекс. – Это обычная неловкость, которая возникает при виде женщины в таком положении». В женщине с животом, торчащим вперёд, как нос корабля, было что-то, приводящее в замешательство, а леди Роулинз сейчас была пугающе схожа с одним из могучих военных кораблей Нельсона.

– Миледи. – Алекс склонился к её руке.

– Седжуик. – Бойкая леди имела наглость подмигнуть ему. – Приятно наконец-то видеть вас в городе. Эммелин ждёт. Денфорды уехали одни. Будь я на месте Эммелин, я бы шкуру с вас спустила за опоздание, но у вашей жены добрая душа – и много других хороших качеств.

Проклятие! Обед у леди Оксли – Алекс совсем забыл о нём.

– Надеюсь, у вас хватит ума по достоинству оценить мои усилия. – Леди Роулинз протиснулась мимо него и поплыла вниз по ступенькам. – Последние два часа я провозилась с её волосами. Но не переусердствуйте в похвалах, чтобы не испортить причёску до того, как прибудете к леди Оксли.

Она снова подмигнула и направилась к дому Тоттли, расположенному на другой стороне площади.

– Милорд, наконец-то! – встретил его у дверей Симмонс, который, по-видимому, был также возмущён его опозданием, как и леди Роулинз. – Я приготовил одежду во второй спальне. И вам лучше поторопиться, иначе ваше позднее прибытие вызовет осуждение. – Это язвительное замечание он сопроводил не слишком вежливым кивком в сторону лестницы.

Алекс с удивлением посмотрел на Симмонса. Он не мог припомнить, когда в последний раз старый слуга семьи делал ему выговор – вероятно, ещё до отъезда Алекса в Итон. Но прежде чем он успел напомнить дворецкому, что женщина наверху ему не жена, Симмонс велел Генри подавать экипаж.

Козни леди Роулинз и откровенное недовольство Симмонса заставили Алекса задуматься, помнит ли кто-нибудь, что это его дом.

Поднявшись по лестнице, он прошёл мимо второй спальни и направился прямо в свою спальню. Войдя без стука, он никого не обнаружил внутри.

– Эммелин? – Я здесь, – откликнулась она.

Он пересёк комнату и, войдя в смежную гостиную, увидел установленную в углу ширму, створки которой украшал китайский рисунок.

– Я здесь, – повторила из-за ширмы Эммелин.

Алекс остановился посреди комнаты, не рискнув подойти ближе, так как в памяти ещё было слишком свежо воспоминание о поцелуе Эммелин. И хотя он не согласился с Джеком, что был увлечён, он не мог не признаться, что эта женщина была чрезвычайно привлекательна. Но ему совершенно ни к чему было усугублять свои проблемы, заглядывая за великолепную ширму, счёт за которую сейчас он был более чем счастлив оплатить.

– Я думаю, нам нужно разработать план для вечера, – сказал он. – Мы приезжаем, показываемся всем, а потом – я так хочу – перед самым обедом вы говорите, что плохо себя чувствуете. Я приношу извинения, и затем мы уезжаем до того, как могут возникнуть какие-либо неприятности.

– Из этого ничего не выйдет, – промолвила Эммелин с затаённым вздохом.

– Почему нет? – Неужели в этом доме никто уже не прислушивается к его словам?

– Если я притворюсь, что мне внезапно стало плохо, это всех наведёт на мысль, что я в интересном положении.

Она ждёт ребёнка? Алекс с трудом перевёл дух и решил, что его жизнь не могла бы быть более запутанной.

– Но это же не так?

– Безусловно, нет! – ответила она с таким негодованием, что он подумал, не стоит ли ему нагнуться на случай, если за её вспышкой гнева последует летящая щётка для волос или другой предмет.

– Я не хотел вас оскорбить.

Оскорбление, видимо, имело место, но Алекс не мог понять, почему должен чувствовать себя причиной гнева Эммелин – ведь она сама затронула эту тему.

– Тогда что же, по-вашему, нам делать? – спросил он вопреки своим лучшим намерениям.

– Остаться на весь вечер.

Алекс замотал головой ещё до того, как она закончила свою мысль.

– Не знаю, известно ли вам, что леди Оксли слывёт самой проницательной в обществе. Одна оплошность – и она разоблачит вас как обманщицу.

– Это было бы прискорбно для нас обоих, – заметила Эммелин. – А вам не кажется, что для вашей выдумки было бы лучше, если бы я выдержала экзамен у леди Оксли? Тогда больше не было бы никаких предположений, никаких въедливых расспросов Хьюберта.

Значит, она и об этом знала.

– Слишком рискованная игра, – ответил Алекс, хотя понимал, что её план имеет свои преимущества.

– Поверьте мне, – сказала Эммелин, выходя из-за ширмы, – я кое-что понимаю в игре.

Когда Алекс взглянул на открывшуюся перед ним картину, он понял, что сегодня вечером на кону будет гораздо больше, чем признание на приёме у леди Оксли. У него перехватило дыхание, и он почувствовал, что погиб – и не только он. Все мужчины в салоне леди Оксли будут также взяты в плен и покорены этой очаровательной женщиной, которой, как предполагалось, не существовало.




Глава 6


Сначала по выражению лица Седжуика Эммелин заподозрила, что он уже видел счёт синьора Донати за роспись потолка, потому все оно, от выгнутых дугой бровей до необычно плотно сжатых губ, выражало смятение и испуг.

Хорошо, но сколько же, по его мнению, должна стоить такая необычная отделка?

Но затем Эммелин увидела, что барон смотрит на неё – с тем же неестественным напряжением, что и днём после их поцелуя, как смотрел на неё в бальном зале. И когда его взгляд поднялся от подола платья и встретился с её взглядом, Эммелин поняла то, что пронзило её до самых атласных туфель.

Он хотел её. Находил безмерно соблазнительной.

Эммелин попятилась и наткнулась на туалетный столик.

О, не следовало позволять Мальвине и горничной одевать её для вечера, они зашли слишком далеко.

«Но ты им позволила», – шепнул тихий рассудительный голос, тот, который обычно подсказывал ей, когда бросить карты и встать из-за стола. Однако озорная, греховная частица Эммелин хотела вызвать именно такую реакцию, проверить, блефовал ли Седжуик, скрываясь под своей невозмутимой знешностью.

– Возьмите меня, – сказала Эммелин, не подумав.

– Прошу прощения?

И опять эта выгнутая дугой бровь, этот насмешливый взгляд заставили Эммелин пожалеть, что она разрешила Мальвине опустить вырез платья немного ниже.

На самом деле, прежде чем браться за такую работу, Эммелин следовало разыскать источники информации получше, чем старый справочник Дебретга, хранившийся у её матери, и «Морнинг пост». Правда, у «Пост» не было особых поводов обсуждать барона Седжуика – во всяком случае, до настоящего времени.

– Я… я хочу сказать, – запинаясь забормотала Эммелин, – подумайте, что вы приобретёте, если возьмёте меня. Вас перестанут донимать всеми этими докучливыми расспросами о вашей неизвестной жене.

Наклонив голову набок, Седжуик некоторое время внимательно рассматривал Эммелин, а потом закрыл глаза и сделал глубокий вдох, как будто обдумывал её предложение, но следующие его слова удивили Эммелин.

– Кто вы? – спросил он.

– Эммелин Денфорд, леди Седжуик, – мягко ответила она.

– Нет, кто вы на самом деле?

– А это имеет значение?

– И вы ещё спрашиваете? Вы хотите, чтобы я представил даму сомнительного происхождения одной из самых проницательных великосветских леди Англии, так что я имею полное право знать, кто вы.

– Я смогу все сделать как нужно, Седжуик, – пообещала Эммелин. – Никто не догадается, что я не леди Седжуик, если вас это беспокоит.

– Нет. Прежде чем этот розыгрыш не зашёл слишком далеко, я хочу знать, кто вы и кто вас нанял.

«О чёрт, только не это!»

– Я говорю вам, я Эммелин…

– Мадам, – резко качнув головой, Алекс не дал ей договорить, – мне нужны ответы, и я хочу получить их прямо сейчас.

Он подошёл ближе, и само его физическое присутствие, когда он возвышался над ней, могло бы вызвать у Эммелин страх, если бы она не знала правды.

«Спокойно, Эммелин, он блефует», – сказала она себе и в этот момент осознала истину: она нужна ему, и если он этого ещё не понял, то скоро поймёт.

Кроме того, Седжуик был кем угодно, только не бездушным человеком. Вот его кузен – это совершенно другое дело. Если бы у барона не было ни капельки сострадания, он сразу вышвырнул бы её, так что, возможно, им пора прийти к взаимопониманию. Эммелин решила не сдаваться.

– Вы не выколотите из меня ответов, если таково ваше намерение, и не докопаетесь до того, что ищете.

– Нет? – Алекс бросил на неё ещё один взгляд, который означал, что он знает другие способы заставить её ответить на эти вопросы, задержался на её губах, как будто вспоминая жгучий поцелуй, которым они обменялись.

Вероятно, Эммелин изучила его не так хорошо, как думала. Она попыталась было отступить дальше, но её остановил туалетный столик – и внезапно ставшее устрашающим присутствие Седжуика.

– Сколько? – спросил он.

– Что – сколько?

– Сколько вы хотите получить за свой отъезд?

– Вы хотите откупиться? – Эммелин с облегчением вздохнула. О, он был в ещё худшем положении, чем она полагала.

– Да. Сколько? – повторил он.

– Пятнадцать, – ответила Эммелин.

– Пятнадцать фунтов? – Алекс пристально посмотрел на неё.

Эммелин покачала головой и подняла большой палец.

– Безумие! – возмутился он. – Я не стану платить вам пятнадцать сотен фунтов.

– Кто сказал о пятнадцати сотнях фунтов? – Эммелин зевнула, прикрыв рукой рот.

– Думаю, никто, – ответил Седжуик.

– Я имела в виду пятнадцать тысяч.

– Вы сошли с ума! – Глаза у него полезли на лоб.

– Пятнадцать тысяч фунтов, и я уйду за дверь. – Эммелин пожала плечами, как будто такая ошеломляющая сумма была не больше той, что он обычно носил в кармане.

– Вы маленькая вороватая…

– Довольно, Седжуик, – она помахала указательным пальцем и улыбнулась, – не дело так разговаривать со своей женой. Не забывайте, вы без ума влюблены в меня. Так сказал Хьюберт. Я полагаю, человек вашего положения в обществе и, так сказать, в вашей ситуации должен быть весьма великодушным.

– Мой кузен просто придурок, а вы, мадам, мошенница. Не рассчитывайте выманить у меня пятнадцать тысяч фунтов. Что ж, вынужден…

– Но вы же понимаете, что не можете меня выгнать, – заявила она. – Однако у меня есть способ получить вознаграждение, и это не будет стоить вам ни фартинга.

Алекс, ничего не говоря, пристально смотрел на неё.

«Умный парень», – отметила Эммелин. Он был лучшим игроком, чем сам себя считал, и ей повезло, что он никогда не вёл разгульную жизнь, иначе был бы серьёзным противником за карточным столом.

– Что вы скажете о небольшом пари? – предложила она и, когда Алекс опять ничего не сказал, не смущаясь, продолжила: – Если сегодня вечером я выдержу испытание как леди Седжуик и сумею убедить всех, что я ваша обожаемая жена, вы разрешите мне ещё в течение двух недель играть эту роль.

– Нет, – покачал он головой. – Категорически нет. Это кончится катастрофой. Это…

Пожав плечами, Эммелин прошествовала мимо него к шкафу и, открыв его, стала рыться внутри, пока не нашла то, что искала. Она вытащила саквояж, поставила его у стула, а потом вернулась к туалетному столу и принялась собирать свои вещи.

– Что вы делаете?

– А как, по-вашему? Укладываю вещи.

– Укладываете?

– Да. Прежде чем уехать, люди обычно упаковывают своё имущество.

– Что ж, тем лучше. – Седжуик самодовольно сложил руки на груди.

– Да, и сегодня вечером передайте мои наилучшие пожелания леди Оксли.

Алекс только хмыкнул.

– И мой поклон мистеру и миссис Денфорд. Бесспорно, их заинтересует, почему я так внезапно уехала. Не сомневаюсь, вы сможете придумать извинение, которое даст ответ на все их вопросы.

Алекс едва заметно вздрогнул, но по крайней мере это была хоть какая-то реакция, и Эммелин продолжила, запихивая в саквояж щётку для волос и гребень:

– И не забудьте про леди Роулинз. Она будет огорчена моим отъездом. Разумеется, она очень удивится, что я не сказала ни слова и даже не послала ей записку, но потом решит, что я рассердилась на вас за опоздание, и может прийти к собственным выводам относительно моего странного исчезновения.

Седжуик побледнел, и Эммелин, чтобы скрыть улыбку, отвернулась и окинула взглядом комнату, проверяя, не забыла ли она что-нибудь, хотя все её пожитки лежали в саквояже – у неё было твёрдое правило никогда не распаковывать свои вещи. При её образе жизни бывали случаи, когда требовался срочный отъезд, и драгоценные мгновения, потраченные на укладывание вещей, являлись удовольствием, которого она не могла себе позволить.

– Это шантаж, – прошипел он.

– Тогда дайте мне один вечер, чтобы я могла доказать, что вполне гожусь вам в жёны. И если мне это удастся, то я смогу в течение двух недель оставаться леди Седжуик, а по прошествии этого времени уеду.

– Без единого фартинга? – Алекс прищурился, однако Эммелин успела заметить, как в тёмных глубинах его глаз вспыхнул интерес.

– Вы ничего не будете мне должны, – пообещала она.

– Вы сумасшедшая. – Он с недоверием выдохнул.

– Это не у меня мнимая жена.

– И не у меня, если вы закончите упаковывать свои вещи и уйдёте, – парировал он.

– Что вы теряете? – спросила Эммелин, боясь, что он заставит её уйти. – Если сегодня вечером меня ожидает провал, вы сможете объявить, что ко мне вернулись мои прежние болезни и вам пришлось увезти меня из города. Вам будут сочувствовать и в то же время начнут уважать вас за то, что вы остаётесь с такой неуравновешенной женой. Следовательно, если я никогда не вернусь – а, как я понимаю, вы хотите именно этого, – никто не будет злорадствовать. Вы ничего не теряете и ничего не приобретаете.

Возможно, это была не самая разумная сделка из всех, которые когда-либо заключала Эммелин, но ей было необходимо добиться своего – получить доступ к карточной игре у Уэстли, – и если она не сумеет уговорить Седжуика взять её сегодня с собой, она, вероятно, никогда не сможет попасть к Уэстли.

У Алекса на щеках перекатывались желваки, его взгляд блуждал по Эммелин, словно определяя, насколько она близка к победе. А затем Седжуик произнёс слова, которые она мечтала услышать:

– Только один вечер. Убедите леди Оксли, что вы моя любимая жена, – и получите свои две недели.

– О, Седжуик, благодарю вас! – От радости Эммелин бросилась ему на шею. – Вы об этом не пожалеете.

А затем она внезапно осознала, как запуталась, стараясь стать леди. Ей определённо нельзя было позволять себе мысли, подобной той, которая пришла ей на ум, когда она оказалась в объятиях барона.

Седжуик пронзил Эммелин острым взглядом зелёных глаз, и трепет предчувствия пробежал у неё по спине – тёплые руки барона лежали у неё на плечах, она крепко прижалась к его груди.

– Не пожалею об этом? Мадам, я уже жалею. – Седжуик осторожно освободился от объятия. – А теперь послушайте меня внимательно: больше никаких ваших историй, никаких россказней о разбойниках или другого подобного вздора. Я не шучу, Эммелин. Или я выгоню вас и расскажу всем до одного, что вы зашли слишком далеко.

– Хорошо, Седжуик, больше никаких историй, – пообещала Эммелин. – В конце концов, это ведь всего на один вечер. Разве так уж трудно?

Алекс снова посмотрел на неё и вздохнул – он слишком доверился ей, – а затем направился к двери, но Эммелин окликнула его:

– Седжуик?

Он остановился и обернулся:

– Вы никогда не говорили, как я выгляжу. Я похожа на вашу Эммелин? Похожа на леди?

– Нет, ни чуточки. – Он отрицательно покачал головой и вышел.

Похожа ли она на Эммелин? Смешной вопрос. В его воображении Эммелин всегда была робкой, как мышка, девушкой, скромной английской фиалкой, уравновешенной и вызывающей уважение. Он никогда не представлял свою, жену такой… в общем, такой цветущей и яркой, как пион, благоухающей и полной жизни, рассчитывающей на внимание и требующей разгадки. Алекс оглянулся на дверь в свою спальню и снова покачал головой. Он никогда не представлял себе Эммелин такой, чтобы у него перехватывало дыхание.

Вернувшись в уединение второй спальни, Алекс начал одеваться, а через несколько секунд туда вошёл Симмонс и молча взял на себя обязанности камердинера.

– Симмонс, – спросил Алекс, – я сошёл с ума?

– Вы, милорд? Нисколько, – промолвил дйорецкий.

– Я только что согласился на сделку с этой девушкой, расположившейся в другом конце коридора: если она сумеет убе-дить леди Оксли в том, что является моей женой, то останется здесь ещё на две недели.

Седжуик мог бы поклясться, что Симмонс пробормотал: «Слава Богу», но, возможно, он ошибся, потому что дворецкий посмотрел на него и спросил:

– Разумно ли это, милорд? Ведь в доме остаются мистер и миссис Денфорд.

– Ну да, именно поэтому мне кажется, что я сошёл с ума. Симмонс подал хозяину накрахмаленный шёлковый шейный платок, и Алекс начал обматывать его вокруг шеи. Примерно на третьем обороте платок помялся. Он сорвал его с себя, а Симмонс мгновенно подал следующий, который держал наготове.

– Я, должно быть, свихнулся. – Алекс запустил руку в волосы. – На званый вечер к леди Оксли я беру с собой женщину, вероятнее всего, лёгкого поведения.

Симмонс ничего не сказал, но барон не сомневался, что дворецкий нахмурился. Что ж, во всяком случае, Симмонс понимал всю серьёзность положения.

– Вы её видели? – спросил Алекс. – Она вся разоделась, – Алекс похлопал себя по груди, – вся выставлена напоказ и выпадает. Да, именно выпадает.

Симмонс снова пробормотал что-то, похожее на «Пора бы покончить с этим».

– С чем покончить? – Алекс предположил, что почтенный слуга говорит о том, чтобы избавиться от неё.

– Только смотреть на её прелести, милорд, – ответил Симмонс с тем же серьёзным выражением, с каким объявлял о приходе визитёра.

– Вы полагаете, я должен… – Алекс закашлялся, – мне следует…

– Она ваша супруга, милорд.

Несколько мгновений Седжуик смотрел на своего самого преданного слугу, а потом, понизив голос, спросил:

– Неужели вы забыли, что она не Эммелин?

– Думаю, чрезвычайно красивая леди в другом конце коридора доказывает обратное. – Широкой уверенной ладонью Симмонс разгладил морщинки на сюртуке Алекса.

На чьей же стороне его дворецкий?

– Леди в другом конце коридора шантажировала меня, чтобы остаться здесь ещё на две недели, – напомнил барон. – Когда эта дама появится у леди Оксли, на мужчин она произведёт большее впечатление, чем новая танцовщица в опере, – Седжуик расправил плечи и выразительно посмотрел на Симмонса. – В эту леди в другом конце коридора – в ту, которую вы так готовы защищать, – стреляли. Сколько вы знаете леди из высшего общества, в которых стреляли бы?

– До сегодняшнего дня не знал ни одной, милорд. Алекс стиснул зубы и пообещал себе, что когда закончится безумие с Эммелин, он назначит Симмонсу хорошую пенсию и отправит его жить в какой-нибудь уютный тихий коттедж, где к нему вернётся хоть немного его прежней рассудительности.

– Из всех возможных мест мы идём именно к леди Оксли, – проворчал Седжуик, понимая, что не найдёт поддержки у Симмонса. – Я, должно быть, тронулся умом. Моя единственная надежда в том, что она не сможет справиться с задачей. И когда она не выдержит смотр у леди Оксли, я буду иметь все основания избавиться от неё. Я объявлю ей, что она провалилась, и выпровожу из города. Так будет разумнее всего. А до начала следующего сезона о ней позабудут.

– Если вы так считаете, милорд, – сказал Симмонс, и Седжуик снова взглянул на своего дворецкого.

О ней позабудут. Он выбросит Эммелин из своих мыслей в тот момент, когда она покинет Лондон. Он забудет её волнистые волосы, роскошные формы, сияющую заразительную улыбку и то, как соблазнительно она выглядела сейчас.

Как он вывезет её в свет сегодня вечером? Любому мужчине, увидевшему Эммелин, будет не так легко её забыть. «Проклятие!» – мысленно выругался Седжуик и тяжело вздохнул.

– Милорд?

– Симмонс, как вести себя, вывозя жену в приличное общество?

– Держитесь естественно, милорд.

Естественно? Он не осмелился сказать Симмонсу, какие естественные мысли были у него о леди в другом конце коридора. Они были совсем не о том, как отвезти её через весь город в роскошный дом на приём, а о том, как бы распустить слуг на всю ночь и до самого рассвета заниматься с ней любовью.

– Не беспокойтесь, милорд, – проговорил Симмонс, – леди Роулинз провела всю вторую половину дня, готовя леди Седжуик. Эммелин не опорочит ваше имя.

– Только не говорите, что эта мастерица-сплетница знает правду об Эммелин! – Алекс с трудом глотнул воздуха.

– Конечно, нет, – помрачнев, покачал головой Симмонс. – Леди Роулинз уверена, что причиной недостаточно изысканных манер леди Седжуик являются недостатки её воспитания.

– Воспитания?

– Да, в Африке её воспитывал отец, лорд Хейли.

– Ну конечно! – Алекс закрыл глаза. Так вот почему Эммелин была абсолютно уверена, что сумеет убедить всех в том, что она леди Седжуик – её оплошности и ошибки вызовут только больше доверия к её прошлому.

Ложь и выдуманные истории, которыми Алекс тешился годами… Ей-богу, эта девица прекрасно пользовалась тем же – она перехитрила его, пользуясь его же собственными приёмами.

– Она дурачит меня, – негромко проворчал он.

– Сегодня вечером это ждёт и всех остальных. – Заглянув ему в глаза, Симмонс улыбнулся. Пожалуй, Алекс в первый раз видел улыбку на губах этого невозмутимого человека. – Не волнуйтесь, милорд, она не посрамит ваше имя. Но Алекс боялся именно этого.

Лорд и леди Седжуик выехали с Ганновер-сквер чрезвычайно поздно, но выглядели как самые крупные бриллианты эщества. На званом обеде не будет более красивой пары – в ом не сомневался никто из слуг Седжуика.

– Думаешь, он обратил на неё внимание? – спросила миссис Симмонс, когда её муж закрыл дверь.

– Обратил, – заверил тот жену.

– Отлично. Здесь нужен наследник. – Тяжело вздохнув, миссис Симмонс пошла за списком поручений, который оставила ей леди Лилит.

Если слуги не сомневались в предстоящем успехе их лорда и леди, то Эммелин не разделяла их уверенности.

Седжуик не считал, что она похожа на настоящую леди, и это означало, что, по его мнению, она выглядит как…

Сжав губы, Эммелин смотрела в окошко. Сколько загородных домов служило ей пристанищем в последние шесть лет? Сколько людей, с которыми она встречалась на своём пути, думали о ней как о знатной леди?

Конечно, призналась она себе, вероятно, были люди, которые могли заподозрить, что она совсем не та, кем кажется, – несколько проницательных остолопов и провинциальных ловеласов. Для всех других она прекрасно изображала леди, хотя и весьма ограниченными средствами.

«Конечно, я не леди», – думала Эммелин, глядя на каменное выражение на лице Седжуика и мечтая ему кое-что сказать: первое и самое главное – почему она выглядела как леди. Её платье куплено на Бонд-стрит, а шаль, накинутая на плечи, приобретена в магазине редких и чрезвычайно дорогих французских кружев – и то и другое отвечало последней моде. Причёску ей сделала горничная-француженка, которую Мальвина переманила у маркизы Мэдли, а та в своё время привезла девушку из Франции до того, как там разразилась революция. Эммелин не могла бы быть больше похожа на великосветскую даму, даже если бы родилась дочерью графа и числилась бы в книге Дебретта. Но в том-то и дело, что она не была дочерью графа. В её родословной не нашлось бы даже малейшего намёка на благородное происхождение. Независимо от одежды, независимо от манер, которые она выработала упорным старанием, Эммелин знала скрывавшуюся под всем этим правду – она была дочерью грабителя и душевнобольной. Таково было её печальное прошлое, и её интересовало, что сказал бы Седжуик по этому поводу, хотя Эммелин совершенно точно знала, что он сказал бы. Он отказался бы от их сделки, вышвырнул её из экипажа, даже не оглянувшись, и полностью вычеркнул бы из своей жизни эту постыдную главу. И Седжуик абсолютно прав: она, безусловно, не леди. Леди не разъезжают по провинции, мошенничая и обманывая богатых людей.

Эммелин снова украдкой посмотрела на Седжуика. И он ещё беспокоился, как она будет выглядеть! Что ж, невнимательный человек мог бы его принять за скандалиста из порта со следами драки на красивом лице. Нет, все это ерунда, никто не примет его ни за кого другого, кроме как за джентльмена. Он мог отказаться от идеально завязанного шейного платка и модно сшитого костюма – его манера вести себя, сама его осанка говорили всем до одного, что в его жилах течёт благородная кровь многих поколений. Двадцати одного, если быть точной.

Эммелин вздохнула, а когда Алекс взглянул на неё, откинула локоны и снова отвернулась к окну.

И почему у неё внезапно возникли эти смехотворные фантазии о том, что он пренебрежёт вековыми благородными традициями и объявит её своей настоящей баронессой, что можно рассказать ему все о себе, зная, что это не будет иметь для него никакого значения?

О, для него все это важно, и поэтому Александр Денфорд, барон Седжуик, никогда не будет видеть в ней никого, кроме… Как, чёрт побери, он сказал о ней? «Маленькая вороватая…»

Эммелин закрыла глаза и прислонилась головой к стенке экипажа. О, если бы только он не был так близок к правде!

– С вами все в порядке? – спросил Алекс.

– Да, со мной все хорошо.

Ему не следовало произносить это так, что было понятно – он надеется на её недомогание.

– Потому что, если вы хотите…

– Нет, – отрезала Эммелин, твёрдо решив доказать этому надутому красавчику, что она такая же леди до мозга костей, какой могла быть его вымышленная, несуществующая Эммелин. Итак, она…

Эммелин не успела до конца додумать свою мысль, потому что экипаж внезапно остановился, её бросило вперёд, и она полетела к Седжуику. Он подхватил её сильными руками как раз в тот момент, когда она ударилась о стену его груди.

Они оказались очень близко друг к другу, их губы были на расстоянии миллиметра, и Эммелин поблагодарила всех своих простонародных предков за то, что она не леди, потому что не могла не верить, что у леди никогда не возникало таких постыдных мыслей, которые нахлынули на неё в этот момент.

Седжуик, очевидно, собрался что-то сказать, и, как подозревала Эммелин, не самое приятное. Он снова назовёт её мошенницей, откажется от неё, несмотря на то что тепло его прикосновения обжигало её руки, вызывая опасные воспоминания во всём её теле – воспоминания о том, как горели эти пальцы, когда недавно ласкали её.

Эммелин не могла ни дышать, ни думать, охваченная недостойными леди желаниями заставить его что-нибудь сделать, а не просто смотреть на неё.

А затем она поняла, что не одинока в такой страсти, потому что оказалась крепко прижатой к нему – очень крепко.

Даже сквозь одежду Эммелин чувствовала его напряжение, мужскую силу, которая твёрдо и уверенно обещала наслаждение.

– О-о-о, – счастливо простонала она, не отдавая себе отчёта в том, что придвигается ближе, что её бедра прижимаются к Седжуику, словно желают самостоятельно оценить то, что находится под всеми этими ужасно мешающими шелками и шерстью.

А затем Эммелин так же внезапно осознала, что делает. Господи, она ведёт себя как самая низкопробная шлюха. Что в этом мужчине было такого, от чего её пронизывало острое желание?

– Я… я хочу сказать… я сожалею, что… – залепетала она.

– А я – нет. – Алекс наклонял голову, пока его губы не коснулись её губ, и украл поцелуй, который она поклялась никогда ему не дарить.

Да, конечно, завтра эта клятва покажется ей бессмысленной, потому что Эммелин не могла отказать ему, когда её губы настиг его поцелуй, зубы прикусили её нижнюю губу. Алекс привлёк её к себе с той же жадностью, с какой её бедра прижимались к нему несколько мгновений назад. И решив, что сейчас совсем не время быть леди, Эммелин предоставила себя ему для головокружительного изучения.




Глава 7


Ему следовало придумать что-нибудь другое, а не целовать Эммелин. Как это произошло? Она выглядела совершенно подавленной, а в следующее мгновение уже была в его объятиях и смотрела на него невинными голубыми глазами.

Невинными, как же! Её тело прижималось к нему, так что невозможно было оторвать – как кошку, потягивающуюся, мурлыкающую и с нетерпением ожидающую, чтобы её почесали.

В этой девице не было ничего невинного – от запаха духов и до пышной груди, тесно прижавшейся к нему, и бёдер, дерзко упёршихся в его бедра. Он испытал настоящее чувственное опьянение. И вместе с накатывающимся приливом страсти у Алекса в ушах зазвучал голос: «Возьми её… она твоя… смущённая… все происходит естественно…»

Все дурные советы, которые он получил в течение дня, внезапно обрели смысл. Во всяком случае, так сказал себе Алекс, когда приник в поцелуе к её губам и почувствовал их сладость. И в этот момент он понял, что погиб.

Проклятие, у жены не должно быть такого опьяняющего вкуса… как вкус дорогого бренди на языке. И женщина не должна так действовать на мужчину и так вторгаться в его планы.

Но Эммелин была такой, именно такой.

Продолжая её целовать, Алекс притягивал Эммелин все ближе. Одну руку он положил ей на талию, а другой накрыл грудь, пышную и округлую, приподнятую корсетом, и большим пальцем погладил сосок, который затвердел от этого прикосновения, напомнив ему о собственном безумном возбуждении.

– Седжуик, – прошептала Эммелин. Выгнув спину, она откидывалась назад, пока не стало казаться, что её грудь вот-вот высвободится из платья и, как спелый фрукт, окажется прямо у него в руках, а когда Алекс снова погладил сосок, у неё вырвался вздох: – О, Седжуик!

Его имя, слетевшее с губ Эммелин, вызвало у Алекса желание услышать, как она снова и снова будет произносить его до тех пор, пока он, погрузившись глубоко в неё, не принесёт ей облегчения.

Господи, ему следовало вышвырнуть её из своего дома в тот момент, когда он прибыл в Лондон!

Но в Эммелин было что-то такое, что удержало его от подобного поступка, заставило драться на улице, побудило целовать женщину, которую он едва знал, и вызвало желание остановить время и вечно не выпускать её из своих рук.

– Кхе, милорд, – сдержанно кашлянул Генри и постучал в дверцу экипажа. – Мы прибыли.

– Гм, благодарю вас, – выдавил Алекс и отодвинулся от Эммелин.

Он совершенно забыл, где находится, забыл, что он в экипаже, остановившемся перед городским домом лорда Оксли. Взглянув на Эммелин, Алекс увидел, что губы у неё распухли от его поцелуев, а глаза широко раскрыты и полны страсти. Она прерывисто дышала, её грудь высоко поднималась и опускалась, а ещё недавно тщательно уложенные локоны рассыпались по плечам, словно у охмелевшей нимфы. Проклятие, и это все сотворил он? И что это на него нашло?

– Я… я… – пробормотал он. Что, чёрт возьми, может сказать мужчина женщине, которая, как считается, доводится ему женой? Ведь он не должен её целовать.

– Я понимаю, Седжуик, я все понимаю, – сказала Эммелин. Потянувшись к нему, она дотронулась до его щеки затянутой в перчатку изящной рукой и улыбнулась печальной, усталой улыбкой. Затем с элегантностью, достойной леди, она вышла из экипажа и прошествовала в дом лорда Оксли, заставив его удивляться, почему он вообще позволил ей приехать сюда.

Потому что у него не оставалось иного выбора.

Как вскоре обнаружила Эммелин, обеды с провинциальной знатью, баронами и даже с вновь избранными пэрами нисколько не подготовили её к лондонскому званому вечеру.

Городской дом Оксли был образцом благородной утончённости: итальянские мраморные статуи, портьеры из бархата и дамасского шелка, дорогие, с позолотой, украшения. Дом блистал во всём своём великолепии, ослепляя взор и внушая гостям, что он верх совершенства.

«Сейчас я баронесса, принадлежу к этому изысканному обществу. – Эммелин вздохнула. Если она хотела и дальше оставаться леди Седжуик, ей необходимо было вести себя соответствующим образом. – Подними голову, расправь плечи, слегка растяни губы в улыбке», – сказала она себе, отдавая шаль одному из многочисленных слуг, выстроившихся в шеренгу и готовых помочь прибывающим гостям.

Теперь ей оставалось только в течение всего вечера сохранить этот надменный, присущий леди вид, и она одержит победу в сделке с Седжуиком. Да, это было бы очень просто, если бы губы не распухли от егопоцелуев, а тело не горело от его обжигающих прикосновений.

Как она вообще собиралась сохранять какие-либо внешние приличия, если была вынуждена жить под одной крышей с этим великолепным мужчиной ещё две недели! О, сейчас она оказалась в худшем положении, чем тогда, когда её ранили и бросили умирать!

Разумеется, она нисколько в этом не виновата, рассудила Эммелин. Её уверили, что барон – абсолютно предсказуемый человек, исключительно порядочный и весьма скучный. И здесь её обманули. Или, быть может, это сам Седжуик все эти годы водил за нос великосветское общество, морочил семью и слуг, скрывая свою истинную натуру за ширмой долга и чести.

Но разве нельзя было заметить, что его глаза горят необыкновенным лукавым огнём, что у него горячий характер греческого бога и что за всеми его чопорными манерами спрятано страстное сердце любовника, ждущее, чтобы его нашли? Если бы только она не видела его насквозь и не желала так отчаянно.

И словно по мановению волшебной палочки рядом с ней оказался Седжуик, образец благородства, в котором не было и намёка на того страстного мужчину, который чуть не овладел ею в экипаже. Он подал ей руку, тёплую и сильную, и Эммелин оперлась на неё, стараясь не обращать внимания на то, как затрепетало её тело.

Эммелин взглянула снизу вверх на него как раз в тот момент, когда он посмотрел на неё, их взгляды встретились, и она почувствовала, что он верит в неё, поняла, что выиграла, хотя вечер ещё даже не начался.

Ей нужно было только улыбаться и держать при себе собственное мнение – никаких конфликтов, никаких нелепых историй.

Разве это так уж трудно, когда на кон поставлено столь многое?

Всё шло великолепно, пока леди не оставили джентльменов с их портвейном и сигарами и не перешли в гостиную.

Эммелин не разжимала губ и держала данное себе обещание не говорить ничего, что нарушало бы приличия. Однако очень быстро со всем этим случилось то же самое, что с её зароком никогда больше не играть в пикет. Хотя её решимость была неподдельной, Эммелин с треском провалилась.

– Вы не поверите тому, что я услышала о леди Беннет, – сказала хозяйка дома, леди Оксли. – Она бросила мужа и уехала.

– Не может быть! – воскликнули с ужасом леди, хотя на их лицах был написан такой же интерес, как у компании бездомных кошек, сидящих перед лавкой торговца рыбой.

Эммелин прикусила язык. Когда-то она провела неделю у лорда и леди Беннет и доподлинно знала, что лорд Беннет чудовище. Он порол своих слуг за малейшую провинность, а когда больше некого было воспитывать, выплёскивал остатки злобы на свою беззащитную жену.

– Здесь нет ничего удивительного, – возразила леди Оксли. – Её мать из Торпов, а это семейство отличается безнравственностью. – Говоря это, она выразительно смотрела на миссис Мебберли и её дочь, сидевших на краешке дивана, как пара каменных изваяний.

Когда леди Оксли произнесла слово «безнравственность», Эммелин заметила, как вздрогнула миссис Мебберли. Уже не в первый раз за этот вечер леди Оксли отвлекалась на то, чтобы бросить острую колючку в свою будущую невестку. Мисс Мебберли ещё не вышла замуж за графа, а леди Оксли уже не упускала возможности дать понять, что не считает его выбор правильным.

Тем временем дамы уже обсуждали Торпов и их склонность к ветреному поведению.

– Это проистекает из неравных браков, – изрекла леди Оксли.

– Не всем нам везёт избежать такой судьбы, – сдержанно заметила леди Дайана Фордем, и Эммелин показалось, что женщина сочувствует мисс Мебберли.

– Во всяком случае, вам, дорогая, правда об этом ужасном капитане Денверсе стала известна ещё до того, как вы с ним обручились, – высказалась леди Джарвис. – Он оказался предателем, – негромко пояснила она Эммелин.

– И всё же очень прискорбно видеть, во что превращаются необдуманные браки, – продолжала леди Оксли.

Эммелин взглянула на мисс Мебберли, и ей стало не по себе, словно на месте этой девушки была она сама. Ей так и хотелось сказать графине, что хотя отец мисс Мебберли и был простолюдином, её мать происходила из дворянского рода, уходящего корнями во времена Эдуарда III, и её знатность намного превосходила унаследованную самой леди Оксли.

– Происхождение всегда скажется, не так ли? – Леди Джарвис послала фальшивую улыбку будущей леди Оксли.

– Полностью согласна, – поддержала её леди Оксли, а мисс Мебберли, густо покраснев, уставилась на свои туфли.

«О, этой девочке, должно быть, не больше шестнадцати, – прикинула Эммелин, – и у неё нет опыта и умения защищаться, так что кто-то должен за неё вступиться. Оставь все как есть, – тут же остановила она себя. – Это тебя не касается».

Неужели она раз за разом не училась тому, что вмешательство в чужие дела – вернейший способ сбиться с дороги и лишиться крыши над головой?

Но Эммелин не могла сдержаться – девушка была готова расплакаться, а этого не следовало допускать, потому что тогда леди Оксли превратила бы жизнь своей невестки в сущий ад.

Эммелин оглянулась на двустворчатые двери в столовую – они оставались крепко закрытыми. Укрывшиеся за ними мужчины, вероятно, увлечены сигарами, портвейном или чем-то ещё, когда дамы предоставляли их самим себе, а значит, Седжуик никогда ничего не узнает.

– Леди Оксли, я поражена, что вы говорите такие вещи, – высоким голосом объявила Эммелин, удивив дам своим неожиданным участием в разговоре – и прежде всего саму себя. «Раз уж начала говорить, придётся продолжать», – подумала она, укрепляясь в своём решении.

– Возможно, леди Седжуик, при вашем воспитании в уединении и слабом здоровье вам не представилась возможность быть свидетелем улучшений в обществе, которые приносит тщательный отбор. – Слова леди Оксли могли бы поставить на место большинство леди, но Эммелин не пала перед таким натиском.

Господи, как чудесно не быть леди! Она расправила плечи и улыбнулась хозяйке:

– Я просто подумала, что вряд ли предкам Торпов стоит бросать камни в другого родственника, хотя и далёкого.

– Вы намекаете, что я состою в родстве с леди Беннет? – прищурилась леди Оксли.

– Не намекаю, – улыбнулась Эммелин, – просто констатирую факт. Ваша мать была Харрис, не правда ли?

Плотно сжав губы, леди Оксли кивнула, ожидая продолжения.

– А её отцом был граф Уайтхед? Хозяйка снова кивнула.

– Бабушка графа Уайтхеда была Хастингс.

– Какое отношение это имеет к Торпам? – Надменная леди сосредоточенно свела вместе брови.

– Её отец, барон Хастингс, унаследовал титул от своего кузена, Реджинальда Хастингса, а эта линия Хастингсов ведёт начало от сэра Реджинальда Торпа. Вы и леди Торп, так сказать, кузины. – Расправив несуществующие морщинки на платье, Эммелин подняла голову и улыбнулась. – Боюсь, такого рода родственные отношения приводят меня в полное замешательство. Но кровные связи есть кровные связи, разве не так?

– Это невозможно. – Леди Оксли побелела, как её кружевная накидка. – Думаю, мне известна моя собственная родословная.

– Ничего невозможного нет, – ответила Эммелин. – Справочник Дебретта может подтвердить мои слова. – Она удобнее устроилась на диване и вздохнула. – Родословная, леди Оксли, – это только одна сторона человека.

– Я сейчас же принесу мамин экземпляр, – леди Лилит, покраснев, поднялась на ноги, – и вы увидите…

– Сядь, Лилит, – приказала ей мать. – Я уверена, что леди Седжуик просто что-то перепутала в родственных связях.

«Ничего подобного», – хотелось сказать Эммелин. Ей не нужно было беспокоиться о правильности своего утверждения. Она могла поставить последний фартинг на то, что все леди в комнате были готовы отправиться прямо домой и провести остаток ночи, изучая собственные экземпляры книги Дебретта, дабы найти подгнившую ветвь на фамильном древе леди Оксли. И они её, безусловно, найдут – но не раньше, чем станут свидетелями того, как леди Оксли поточит свои когти о леди. Седжуик. Эммелин просто ощущала, как женская злоба наполняет комнату, но теперь язвительность по крайней мере не была направлена на беззащитную девочку.

– Очень занятно, леди Седжуик, но скажите мне, откуда вы так хорошо знаете справочник Дебретта? Никогда не думала, что такие вещи имеют значение в глубине джунглей.

– Я училась читать по экземпляру, который оставила мне моя любимая покойная мать. – Эммелин изо всех сил постаралась изобразить скорбь по потере своих праведных родителей. К тому же её слова во многом были правдой. Единственным имуществом её матери была потрёпанная книга со списком аристократии, которую Эммелин хранила до сих пор. Конечно, здравомыслящая леди вряд ли учила бы свою дочь читать по нему, но здесь проявился талант Эммелин к запоминанию. К шести годам она на память перечисляла аристократов, как большинство детей повторяли стихи няни. И её предприимчивый отец, поняв, что этот талант может сослужить хорошую службу в более материальном аспекте, научил свою дочь играть в карты. Но это искусство пригодилось в другое время. – Моя дорогая мама столь многим пожертвовала, чтобы оставаться рядом с моим отцом. – Достав платок, Эммелин приложила его к глазам.

Несколько дам в комнате понимающе закивали. «Вот так, – сказала себе Эммелин, – пусть теперь леди Оксли бросит камень в добродетельную и преданную леди Хейли».

– Как трогательно, – без капли сочувствия произнесла графиня. – Но теперь вы здесь с нами и совершенно поправились. – Леди Оксли прищурилась, и Эммелин ни на минуту не усомнилась, что эта женщина готовится к её гражданскому убийству. – Как это произошло, дорогая? Как могло быть, что вы так долго стояли на пороге смерти, а сейчас любой, глядя на вас, с трудом представит, что вы хотя бы один день в своей жизни были больны?

При этом выпаде все головы повернулись к ним в ожидании ответа, который даст дама, только что появившаяся в свете.

– Как вы правы, леди Оксли. – Эммелин приняла вызов. – Трудно поверить, что перед вами та самая женщина. Могу сказать с полной откровенностью, что сегодня меня здесь не было бы, если бы мой дорогой, мой обожаемый Седжуик не пошёл на все ради того, чтобы я осталась в живых.

– Седжуик? – переспросила леди Оксли и бросила заговорщический взгляд на свою закадычную подругу, которая тоже недоверчиво усмехнулась.

– Да, мой муж, – подтвердила Эммелин так, словно было недопустимо сомневаться в её заявлении.

– Вы говорите, что лорд Седжуик способствовал вашему чудесному исцелению? – снова усмехнулась леди Оксли и улыбнулась своим союзникам, собирая войска.

– Именно так. – И опять правда была крепким фундаментом. Если бы Седжуик не придумал Эммелин, её сейчас перед ними не было бы. Он был полностью ответствен за её появление в обществе.

– Осмелюсь предположить, – леди Оксли дотронулась веером до своих тонких губ, – это его искренняя преданность совершила такое чудо.

На этот раз хихиканье и усмешки были более сдержанными.

– Совершенно верно. – У Эммелин постепенно складывалось начало истории. Она снова взглянула на двери, но никаких признаков появления джентльменов не обнаружила. К тому же это будет лишь маленькая выдумка, совсем крошечная ложь, о которой даже не стоит вспоминать – во всяком случае, при Седжуике.

– Гм, конечно, Седжуик, – пробормотала леди Оксли.

– Видите ли, леди Оксли, – сказала Эммелин, не обращая внимания на недоверие этой женщины, – ещё три месяца назад я была так слаба и измучена внезапной болезнью, что не могла даже подняться с постели. Прошлой зимой доктор написал Седжуику, прося его немедленно приехать, так как боялся, что мой конец очень близок.

Леди Пепперуэлл сочувственно вздохнула.

– Да, – Эммелин, опустив голову, слегка кивнула, – я была очень близка к смерти. – Быть может, не к её порогу, но в тот период у неё определённо была тёмная полоса. То, что она стала леди Седжуик, спасло ей жизнь – без всякого преувеличения.

– Что произошло? – решилась спросить леди Пепперуэлл.

Несмотря на уверения Мальвины, что эта леди дурно воспитана, Эммелин показалось, что она всё же добрая женщина с отзывчивым сердцем. «Она из тех, кто время от времени приносит мне выгоду», – подумала Эммелин. Прежде это почему-то никогда не беспокоило её, а теперь…

– Да что же такого сделал Седжуик? – Своим вопросом леди Дайана вывела Эммелин из задумчивости.

– С-седжуик? – запнувшись, повторила Эммелин. – Ах да, Седжуик. Чтобы быть рядом со мной, он сразу же приехал, не обращая внимания на снежные заносы, в которых мог погибнуть. Когда он приехал, замёрзший, почти окоченевший, его страхи были так ясно написаны у него на лице, что меня охватило чувство вины за то, что моё состояние столь сильно его беспокоит. – Краем глаза она заметила, что одна из молодых леди достала платок и вытирает глаза. Эммелин продолжила, увлёкшись своей историей и забыв о том, что с самого начала ей не следовало вступать в разговор. – В ту ночь я услышала, как дорогой Седжуик признался доктору, что не знает, что ему делать, если я умру.

– Быть может, жениться во второй раз? – предложила леди Оксли.

– Нет, боюсь, нет, – ответила Эммелин. – Вы должны знать, как сверхосторожны бароны Седжуики, когда дело касается женитьбы, так что жениться во второй раз?.. – Эммелин покачала головой. – Нет, я знала, что он больше никогда не женится. И больше всего меня пугало то, что Седжуик будет нести свою любовь ко мне до самой могилы, что он умрёт без наследника…

– О, вам же отлично, известно, что у него есть наследник, – вставила леди Лилит.

– Конечно, Хьюберт будет наследовать, – ответила ей Эммелин, – но я знаю, что Седжуик мечтает о собственном сыне. О нескольких сыновьях. Как бы он ни уважал Хьюберта и ни доверял ему, он хочет продолжить свой собственный род. – «А не ветвь какого-то нищего родственника», – добавила она про себя и, не обращая внимания на недовольную гримасу леди Лилит, сообщила: – Вот тогда-то я и приняла решение жить. Я сказала об этом Седжуику, и он был так тронут моей решимостью, что не смыкая глаз ухаживал за мной.

От леди Оксли последовало ещё одно «гм», но прежде восхищённые ею слушатели на этот раз почти не удостоили её внимания.

– Каждое утро он брал меня на руки из постели, настаивая, чтобы я дышала свежим воздухом, иногда сажал меня в кресло под окном. Он заказывал мне к чаю деликатесы из Лондона. – Эммелин смущённо взглянула на своих восторженных слушателей. – Он даже приносил к моей кровати маленькие букетики цветов в те дни, когда моё самочувствие не позволяло мне встать. Жёлтых цветов, так как он знает, что они мои самые любимые. – Теперь Эммелин была полностью захвачена своей выдумкой и без стеснения продолжала, натягивая нить столь туго, что было трудно поверить, что она не оборвётся под грузом её лжи. – Вот так. Его преданность, его вера были бальзамом для моей души. «Эммелин, – часто говорил он, – моя дорогая Эммелин, живи, чтобы я мог провести остаток своих дней рядом с тобой». – Ей удалось выдавить пару слезинок, великолепно украсивших её ошеломляющий рассказ. – А по вечерам он держал меня за руку и читал мне письма моего отца, умоляя запомнить великую любовь, которая заставила мою мать последовать за мужем в Африку, чтобы её пример верности и настойчивости указывал мне дорогу. – Она с благоговением склонила голову, молясь, чтобы её рассказ растрогал всех. И уже казалось, что так и есть, некоторые леди вытирали слезы, больше не боясь вызвать гнев леди Оксли.

– С трудом могу в это поверить, – сказала одна из гостей. – Седжуик? Он всегда был таким… таким… Я хочу сказать, леди Седжуик, неужели ваш муж, который всегда был немного…

– Эгоистичным, – вставила леди Оксли. – Леди Седжуик, не могу поверить, но неужели вы собираетесь всех нас убедить в том, что барон Седжуик, которого мы знаем, – заботливый и сострадательный человек?

– Леди Оксли, – Эммелин выпрямилась, – любовь способна раскрыть в человеке главное. И если барон не всегда был самым внимательным из мужей, могу уверить вас, что позже он понял, как важно быть заботливым и преданным супругом.

Позади Эммелин раздался гром аплодисментов, она поспешно обернулась и увидела, что двери в гостиную открыты и оттуда уже вышла группа джентльменов. Один из них – как ей показалось, маркиз Темплтон – задавал тон, хлопая восторженнее всех. Эммелин не было необходимости гадать, как долго джентльмены стояли там и слушали её рассказ, – один взгляд на искажённое негодованием лицо Седжуика поведал ей, что это продолжалось достаточно долго и что она в ближайшее время неминуемо распрощается со своим нынешним положением, с хорошим здоровьем и со счастливой судьбой.




Глава 8


Алекса передёрнуло, когда сначала маркиз Темплтон, а затем и почти все леди в комнате разразились аплодисментами.

«Больше никаких историй, – совсем недавно потребовал Алекс от Эммелин. – Абсолютно никаких». И что она сделала? Сплела ещё одну липкую паутину, из которой ему теперь придётся выпутываться.

– Леди Седжуик, что касается меня, то я рад вашему хорошему здоровью и приветствую ваше вступление в наше общество, – заявил Темплтон, вытирая глаза, словно они были полны такими же слезами, как у многих присутствующих леди.

Однако леди Оксли, видимо, была не в восторге – совсем не в восторге, потому что у неё был исключительно кровожадный вид.

Итак, кроме нелепой истории о своём чудесном исцелении, что ещё выдала Эммелин за тот час, что оставалась с дамами без присмотра?

Алекс зажмурился. Всего час! Его не удивило бы, если бы он, войдя в комнату, обнаружил, что она в своей обычной манере нарушила все правила поведения в обществе.

– Меня удивляло, почему Седжуику так не терпится вернуться к дамам, – заговорил лорд Оксли. – И вот теперь мы узнали причину – он влюблён в свою жену. – Лорд засмеялся, и его поддержали ещё несколько джентльменов.

– Безумно влюблён, – имел наглость вставить Хьюберт. – Не далее как прошлой ночью он…

– Мистер Денфорд! – воскликнула леди Лилит, удивив Алекса тем, что встала на его защиту. Правда, удивление длилось лишь мгновение, пока она не продолжила: – Не думаю, что это… Гм, здесь же присутствуют юные леди. – Своё предостережение она завершила, выразительно выгнув бровь, и этим было сказано больше, чем если бы она позволила мужу закончить его непристойный рассказ.

– Седжуик, – леди Оксли, очевидно, поняла намёк дочери и решила подбросить ещё дров в погребальный костёр, – не могу поверить тому, что рассказала нам ваша жена. Такие захватывающие истории о преданности и нежном внимании. Знаете, это кажется невероятным!

Алекс бросил взгляд на Эммелин, которая спокойно сидела и разглядывала носки своих туфель – просто воплощение женской скромности. Но он-то знал, что это не так.

– Лорд Седжуик, – к досаде Алекса, громко заговорила леди Пепперуэлл, – я чуть не расплакалась, услышав о том, как ваше проявление необычайной любви спасло эту несчастную девушку. А я, признаюсь, всегда считала вас таким сухим, скучным человеком. – Она с сочувствием похлопала Эммелин по руке, и её светло-голубые глаза снова стали наполняться слезами. – Я с восхищением буду рассказывать всем о вашей преданности. – Это замечание было послано в адрес леди Оксли.

Все в комнате согласно закивали, а леди Дайана поддержала её:

– Безусловно, милорд, такая привязанность и постоянство вызывают восхищение. Вашей жене можно позавидовать.

«Нет, нет, нет!» – хотелось закричать Алексу. Меньше всего ему был нужен триумфальный парад Эммелин. Уже одно то, что леди Роулинз взяла её под своё крылышко, а Симмонс благоволил к ней, было весьма скверно, так теперь она завоевала расположение нескольких самых влиятельных в обществе женщин. Если они станут на сторону Эммелин, ему никогда не удастся от неё избавиться – если только не нанять команду драматургов из «Ковент-Гардена», чтобы придумать убедительный сценарий её исчезновения.

– Нет необходимости ни о чём рассказывать, – отозвался Седжуик, изо всех сил стараясь, чтобы слова прозвучали как можно мягче.

– Нет необходимости? Конечно, есть, – возразила леди Пепперуэлл. – Ведь вы прошлой зимой смогли преодолеть снежные заносы, чтобы быть рядом с нашей дорогой Эммелин в самые чёрные часы её жизни! Сэр, я использую все своё влияние ради вас и ради неё.

– Снежные заносы? – фыркнул лорд Оксли. – Меня не заманить в сугроб ради жены.

– Если только кто-нибудь не уронил в него фартинг, – пробормотал себе под нос маркиз Темплтон, проходя мимо Алекса к буфету. Там он налил два стакана портвейна и протянул один Алексу. – Подкрепитесь, мой друг. Судя по вашему виду, вам это весьма необходимо, – вполголоса сказал маркиз.

Тем временем подошёл сын графини Оксли и встал позади своей невесты, мисс Мебберли.

– Брак – это вовсе не романтическая чепуха, Седжуик. Необходимо сделать правильный выбор. – Оксли опустил мясистую лапу на плечо девушки и встряхнул бедняжку, как встряхивают любимую охотничью собаку. Девушка до того испугалась, что, казалось, была готова вскочить со стула и броситься к двери.

– Милорд, вы сами убедитесь, что Миранда выше всех этих глупостей, – сказал мистер Мебберли. – У нашей девочки на плечах разумная голова.

– О да, – добавила её мать, – Миранда прекрасно осознает, какую честь вы оказываете ей и всем нам своим выбором, лорд Оксли.

– Надеюсь, что так. – Граф приосанился и с гордостью посмотрел на будущую жену. – Она вступит в высшие круги общества, а этого, я бы сказал, достаточно, чтобы большинство жён чувствовали себя счастливыми на протяжении многих лет.

– Бедное дитя, – тихо, промолвил Темплтон.

Алекс искоса взглянул на него. Он не был близко знаком с Темплтоном, но то, что Алекс знал о нём, характеризовало этого человека не лучшим образом: хвастун, повеса, всегда разодетый по последней моде, если не её законодатель. Его компания гарантировала развлечения и бесконечные проделки и розыгрыши.

Однако сегодня вечером в этом человеке не было ничего весёлого и легкомысленного. Ещё более странным Алексу показалось то, что взгляд Темплтона был устремлён через комнату на невзрачную леди Дайану Фордем.

Благопристойная леди Дайана и бесшабашный Темплтон?

Мгновение длилось недолго, маркиз перевёл взгляд, словно почувствовал, что его поймали за каким-то тайным, глубоко личным обрядом, но Алекс успел увидеть в глазах мужчины его душу – настоящий ящик Пандоры с сожалениями, печалью и завистью.

– Тогда, лорд Оксли, – сказал Темплтон, – я, вероятно, могу дать вам совет относительно брака – той области, где у меня обширные познания и прискорбное отсутствие опыта, которым можно воспользоваться. В комнате вежливо засмеялись.

– Я бы посоветовал последовать примеру лорда Седжуика, потому что преданность одному-единственному человеку никогда не выходит из моды.

– Правильно, правильно! – поддержали гости и заапло-дировали.

– Далеко не все считают жену достойной такой преданности. – Темплтон обернулся к Алексу, пока остальные были заняты беседой. – Но только очень немногие оказываются достаточно умны, чтобы удержать жену.

Грустные нотки в словах Темплтона привели Алекса в замешательство. И всё же он понял: маркиз советовал относиться ко всему серьёзно, чтобы не пережить некую потерю, подобную пережитой им.

Все гости в комнате обращались к Алексу с добрыми пожеланиями. Он был смущён, потому что совсем не заслуживал их похвал, ни завистливых и алчных взглядов леди, заполнивших комнату, – ведь Алекс знал правду: он не был тем мужчиной, которого Эммелин описывала в таких красочных выражениях.

Когда она, сидя там, рисовала этот образец супружеской треданности, он обнаружил, что ему в голову пришла странная мысль: можно ли любить женщину так самозабвенно и преданно? Более того, способен ли он на это? Могли он быть человеком, которого Эммелин описывала словами, исходящими из самой глубины её души?

Покачав головой, Алекс отбросил в сторону эти мысли: её выдумка – не более чем дурацкая шутка, нелепый плод женского воображения, точно так же, как сама Эммелин всегда была плодом его фантазии. Но он не мог отделаться от ощущения, что ни в чём не похож на мужчину, которого описывала Эммелин.

Ему не хотелось в этом признаваться, однако он, вероятно, больше похож на Оксли, как и большинство мужчин в этой сомнате, видевших в браке не более чем союз между двумя достойными семьями. За исключением маркиза Темплтона, который, очевидно, обладал редким даром понимать то, о чём говорила Эммелин. И неожиданно Алекс с удивлением понял, что завидует этому человеку – завидует боли у него в глазах, разрывающему сердце стремлению к женщине, которая не могла принадлежать ему. Быть может, это и есть любовь? Надежда, желание того, чего невозможно достичь? И только люди, обладающие достаточной храбростью, чтобы пересечь пропасть, всегда находят блаженство, восхваляемое поэтами, блаженство, которое спасает заблудшие души.

Алекс хотел сказать всем, что он обычный человек, не способный совершить и малой доли того, что приписывала ему Эммелин.

Однако Эммелин существовала, настоящая, полная жизни и вполне материальная в его объятиях. И колдовство, которым она обладала сегодня вечером, этот поцелуй и её далеко зашедшие истории заставили Седжуика сделать гигантский прыжок в неизвестность и стать безрассудным, бесстрашным человеком.

К счастью для Алекса, объявили о прибытии запоздавших гостей – сэра Фрэнсиса и леди Нили, родственников леди Оксли, которым, по-видимому, было прощено их запоздалое появление ради возможности привлечь внимание гостей к другой теме.

Они начали здороваться со всеми, и в поднявшейся суматохе Алекс посмотрел на Эммелин и заметил, что её взгляд прикован к прибывшему баронету и его разодетой в кружева жене, а от яркого румянца на щеках, появившегося во время перепалки с леди Оксли, не осталось и следа. Затем, снова взглянув на вновь прибывших, он понял, что Эммелин их знает – а они, в свою очередь, должны знать её.

Судя по её смертельной бледности, Эммелин совсем не стремилась возобновить это знакомство. Поднявшись с дивана, она медленно прошла в глубину комнаты, стараясь, чтобы её и чету Нили разделяло как можно большее расстояние.

Не хватало только прыжка из окна, который она, по всей вероятности, готова была сейчас сделать.

О чём он только думал, согласившись привезти сюда Эммелин?! Её предыдущие заверения насмешкой вернулись к нему.

«Никто не догадается, что я не леди Седжуик».

Как же, никто! Очевидно, это не так. И теперь, к его ужасу, загадочное прошлое Эммелин готово было открыться – в присутствии леди Лилит и Хьюберта, в присутствии леди Оксли, в присутствии самых неугомонных великосветских сплетниц.

Однако вместо паники, которая должна была бы возникнуть при угрозе его общественной репутации, у Алекса, как ни странно, появилось чувство, что должен существовать какой-то выход, который он может найти, чтобы спасти Эммелин. Спасти не себя, не своё положение в обществе – а Эммелин.

В три шага он пересёк комнату, взял руку Эммелин, продел её себе под локоть, словно это было для него вполне привычным делом.

Леди Оксли и вновь прибывшие гости подошли к ним последними.

– Кузены, с лордом Седжуиком вы знакомы, а это его жена, леди Седжуик, так долго отсутствовавшая в городе. Но теперь мы имеем удовольствие видеть её среди нас. – В словах леди Оксли не прозвучало ни малейшей радости по поводу появления Эммелин. – Леди Седжуик, разрешите представить вам моих родственников, сэра Фрэнсиса Нили и его дорогую жену, леди Нили.

Эммелин сделала вежливый реверанс, с притворной скромностью опустив голову и глядя в пол.

– О, до чего симпатичная малышка, – сказал сэр Фрэнсис, подходя ближе. – Нетрудно догадаться, почему ваш муж держал вас в провинции со всем этим вздором о нездоровье. Хотел быть уверен, что ни один из беспутных городских молодцов не попадётся ей на глаза и не наставит вам рога, а, Седжуик? – Пожилой мужчина хрипло рассмеялся, но только граф и всего несколько гостей присоединились к нему.

Те гости, отметил Алекс, кто провёл большую часть вечера, рассматривая Эммелин именно с такими грязными намерениями.

– А теперь позвольте мне получше рассмотреть вас, леди Седжуик, – сказал баронет. – Вы кажетесь мне знакомой. Мы встречались? Вы недавно были в Ноттингемшире, не так ли?

– Нет, милорд. – Эммелин любезно улыбнулась, но Алекс ясно увидел смятение, исказившее её черты. – Мне не приходилось бывать в северных графствах.

– Я никогда не ошибаюсь в таких вещах, – покачал головой сэр Фрэнсис. – Мы уже встречались. Играли в карты, так? Я никогда не забываю того, у кого выиграл несколько фунтов, и тем более того, кому проиграл. – Он снова рассмеялся. – Возможно, это была домашняя вечеринка в Шаклфорд-Демсли прошлой зимой. Там был полон дом, так что немудрёно не заметить кого-то в толпе.

– Нет, это была не я. – Эммелин потупила взор, пытаясь уклониться от пристального взгляда сэра Фрэнсиса. – К сожалению, у меня нет таланта к карточным играм и тяги к путешествиям.

– Нет таланта к карточным играм, да? – присоединился к разговору лорд Уэстли. – Тогда, мадам, вы самый желанный участник моего ежегодного поединка по пикету – если ваш преданный супруг готов сделать за вас ставку.

Все рассмеялись его шутке, включая Эммелин, но Алекс понял, что в этот момент на кону стояла большая ставка.

Возможно, доводы Эммелин были убедительными для большинства гостей, но только не для сэра Фрэнсиса. Не зря он был родственником леди Оксли – упрямым и дотошным.

– Летти. – Он жестом подозвал жену. – На кого она похожа?

– Понятия не имею, – покачала головой леди Нили, окинув Эммелин пристальным взглядом, и, обращаясь к сидевшей рядом леди Джарвис, пояснила: – Мой муж думает, что каждый на кого-то похож.

Все вокруг засмеялись, даже Эммелин, хотя Алексу показалось, что это далось ей с трудом.

– Я так не думаю, – возразил сэр Фрэнсис. – Обычно я прав, когда говорю, что встречался с кем-то, и могу поклясться, что встречался с леди Седжуик.

– О, Фрэнсис, прекрати, – пристыдила мужа леди Нили. – Ты утомишь здесь всех, если мы не выясним истину. Можно? – Взглянув на подругу, она протянула руку, и леди Джарвис дала ей свой лорнет. Раскрыв лорнет, леди Нили поднесла его к глазам и обвела Эммелин долгим изучающим взглядом, а затем сжала губы, наморщила лоб и, словно придя к какому-то заключению, решительным щелчком сложила лорнет. – Я бы сказала – и прошу вас, леди Седжуик, не обижайтесь, – она чрезвычайно похожа на ту бесстыдницу, которая была компаньонкой у герцогини Шевертон. На ту, которую прошлой зимой подобрал Шаклфорд-Демсли, когда девушку ограбили на обратном пути к её светлости. Ты помнишь, Фрэнсис, она обыграла всех в пармиель,[3 - Такой карточной игры не существует. Пармиель – плод творческой фантазии автора.] а потом внезапно исчезла.

– Да, конечно. – Сэр Фрэнсис хлопнул себя по коленям. – Настоящая проходимка эта мисс Доил.

– О, эта ужасная мисс Дойл! – воскликнула леди Джарвис. – Три года назад моя сестра помогла этой девушке. Реджина отнеслась к ней с заботой и уважением, а негодница отплатила тем, что уговорила мою племянницу сбежать со вторым сыном соседа, хотя всем известно, что она предназначалась наследнику. – Леди помолчала, высоко подняв брови, и огорчённо вздохнула. – И, словно в этом не было ничего плохого, она исчезла, даже не соизволив извиниться. Наглая, бессовестная! Своим вмешательством она совершенно испортила жизнь моей племяннице.

– Мне очень жаль, что её светлость держит у себя такую девушку, – сказала леди Нили. – Я сообщила герцогине о скандальном поведении её компаньонки, а она написала мне в ответ, чтобы я занималась своими собственными делами. Собственными делами! – с негодованием воскликнула она. – Вы когда-нибудь слышали такое? Герцогине повезло, что эта аферистка не обобрала её дочиста.

Одни тут же подобострастно закивали, другие добавили то, что слышали о бесчестной компаньонке герцогини, но Алекса больше не интересовала их возмущённая болтовня.

Что ж, теперь у него был ответ на вопрос, кто такая Эммелин.

Она была этой мисс Дойл, игроком в пармиель, нахальной, во все вмешивающейся компаньонкой герцогини Шевертон. Вероятно, герцогиня в конце концов устала от её безобразий и рассчитала. И вот теперь эта печально известная девица изображает его жену.

Стиснув зубы, Алекс обдумывал, как бы поскорее вышвырнуть её на улицу, и проклинал леди Лилит с Хьюбертом и грядущие сплетни. Его одурачили, но он не собирался становиться объектом светских пересудов, когда откроется истинное лицо Эммелин.

Но даже кипя от злости и проклиная судьбу, которая привела её извилистой дорогой к его дверям, он всё же посмотрел на Эммелин. Ему не следовало этого делать, потому что Эммелин тотчас взглянула на него, и выражение её глаз, спрятанные в них страх и отчаяние полностью лишили Алекса самообладания; погасили его гнев.

Господи, она была напугана!

«Так и должно быть», – постарался убедить себя Алекс, призвав на помощь все своё праведное негодование. Но это чувство трудно было удержать, когда он увидел, как напыщенно, высокомерно и самодовольно ведут себя собравшиеся вокруг неё судьи.

– Знаете, я редко проигрываю в пармиель, – сказал сэр Фрэнсис. – А та девица наказала меня на двадцать фунтов. Беспощадный игрок, без капли совести.

Алекс полагал, что сэр Фрэнсис, вероятно, каждую ночь проигрывал в карты по двадцать фунтов. Тогда почему он так возмущён? Потому, что его обыграл кто-то, кого он считал ниже себя?

– Знаете, если бы я когда-нибудь встретилась с этой мисс Дойл, я ни за что не проявила бы к ней милосердия, – объявила леди Оксли. – Я взяла себе за правило никогда не оказывать помощь незнакомым и тем, кто её не заслуживает. – Она бросила выразительный взгляд на миссис Мебберли и её дочь.

– Да, совершенно верно, – вступил в разговор лорд Темпл-тон, который стоял рядом с этими леди, – милосердия заслуживают те, чьи сердца способны ставить потребности других выше своих собственных. Внимание миссис Мебберли и её дочери к бедным вдовам и сиротам нашего города делает их очаровательно чудными.

– По-настоящему чудными, – уточнила леди Оксли. – Если хотите знать, по-моему, они просто бросают деньги на ветер.

– Не беспокойтесь, мама, – вставил своё слово её сын, – со всей этой филантропией мисс Мебберли будет покончено, когда мы поженимся. – Мать и дочь Мебберли обменялись быстрыми взглядами – очевидно, для них такое заявление стало новостью, а Оксли в подкрепление своих слов ещё раз встряхнул свою наречённую. – Не бойтесь, даже самая малая часть наших доходов не уйдёт в эти дурацкие корзины для вдов и сирот. Больше не будет никаких благотворительных обедов для поддержки образования. Нельзя допускать женщин к образованию, их нужно держать в строгости.

Несомненно, Оксли не возражал против женитьбы, поскольку его будущая жена приносила приличное приданое.

– Но я… – начала мисс Мебберли, однако её остановил резкий голос отца.

– Полностью с вами согласен, – обратился мистер Мебберли к графу. – Мне самому никогда не нравилось это Женское благотворительное общество. – Он так сурово посмотрел на жену и дочь, что Алексу показалось: этот взгляд мог бы остановить французскую чернь, штурмовавшую Бастилию.

Во всяком случае, Алекс проникся сочувствием к мисс Мебберли. Однако почему его должно волновать, что молодой девушке придётся отказаться от собственных интересов ради интересов мужа? Ведь именно так и должно быть.

Так ли?

Ещё один взгляд на молоденькую девушку, на лице которой было написано неподдельное страдание, пробудил в Алексе чувства, никогда раньше у него не возникавшие.

– Я постараюсь быть хорошей женой, – сказала мисс Мебберли, словно повторила с трудом выученный урок.

– Да, да, конечно, будете стараться, – согласилась с ней леди Оксли. – Я не делаю секрета из того, что недовольна этим… не знаю, как долго смогу это вытерпеть. Лорд Оксли… он… он ужасный.

– Должна согласиться с вами в этом, – поддержала её Эммелин.

– Он совсем не похож на лорда Седжуика, – несколько раз высморкавшись, пролепетала мисс Мебберли.

Угрызения совести снова охватили Алекса. Ему хотелось сказать девушке, что он совсем не образец любящего супруга, что он во многом похож на её жениха.

– О, леди Седжуик, – из глаз мисс Мебберли снова хлынули слёзы, и Эммелин обняла её за плечи, – как я смогу это вынести – жить с таким ужасным человеком?

Эммелин закусила губу – она, конечно, не могла возразить девушке, но в то же время не могла и согласиться с ней. «Хорошо, – решила Эммелин, – я не вмешиваюсь».

Алекс неожиданно для себя обнаружил, что размышляет над тем, действительно ли всё было бы так ужасно, если бы Эммелин отговорила мисс Мебберли от этого замужества.

– Я не хочу выходить за него замуж и никогда не хотела, – сообщила девушка.

– Тогда почему вы это делаете?

– Отец сказал, что я должна согласиться, а иначе он запретит маме продолжать заниматься благотворительностью.

– Это ужасно.

Алекс был того же мнения. Кто-то должен поговорить с мистером Мебберли, заставить старого мерзавца понять, какую несчастную жизнь он уготовил своему единственному ребёнку. Вызвать Мебберли на дуэль? Да что же с ним происходит? Какое ему дело до того, что мисс Мебберли заставляют выйти замуж за Оксли? Чужая проблема не имела бы для него ровно никакого значения всего несколько дней назад – до того, как в его жизни появилась Эммелин. Нет, хватит. Ему не нужны дальнейшие доказательства того, что пора от неё избавиться, – пока она не внесла в его жизнь ещё больше смятения. Иначе через несколько дней и он станет таким же назойливым, как его бабушка или, и того хуже, как Эммелин.

– У вашего отца должны быть веские причины настаивать на этой свадьбе, – сказала Эммелин. – Безусловно, он хочет только одного – обеспечить ваше будущее.

– О, – покачала головой мисс Мебберли, – это не имеет никакого отношения к обеспечению моего будущего.

– Тогда почему он хочет, чтобы вы вышли замуж за лорда Оксли?

«Ответ прост, – подумал Алекс. – Какой негодяй не хочет, чтобы его дочь вышла замуж за представителя высшего света?»

– В палате лордов обсуждается отмена пошлин, и отцу нужно, чтобы её поддержали, – вздохнула мисс Мебберли. – Лорд Оксли согласился поддержать его, но за вознаграждение. – Она всхлипнула и вытерла слезы. – Отец на это не пошёл бы – отдать золото тому, кому он не доверяет. Вместо этого он решил, что я буду хорошей гарантией. Если Оксли сделает меня своей женой, его поддержка будет обеспечена, так как содержимое отцовских сундуков пойдёт на пользу графу, потомучто я единственный ребёнок и наследница.

Алексу показалось, что он услышал, как Эммелин пробормотала: «Странное отношение к своему ребёнку», – но она быстро поправила себя, сказав:

– Возможно, все сложится хорошо.

– Не вижу, как это может быть, – с горечью возразила девушка.

Алекс мысленно согласился с мисс Мебберли. Он тоже не представлял, как этот брак мог принести девушке что-нибудь хорошее – особенно с леди Оксли в качестве свекрови и с её грубияном-сыном в роли мужа.

– Быть может, вы сумеете немного переделать графа, – предположила Эммелин. – Мне известно много случаев, когда жёнам удавалось мягко добиться от мужей понимания.

«Или преждевременно свести их в могилу», – хотелось добавить Алексу.

– Ох, не знаю.

– Единственный человек, кто может изменить вашего жениха, это вы, – настаивала Эммелин. – А кроме того, он уже проявляет некоторое беспокойство о вас…

– О моём приданом, вы хотите сказать.

– Возможно, и так, но вы способны пробудить в нём более глубокие чувства. Если лорд Оксли влюбится в вас, вы увидите, что он будет счастлив носить корзины для вдов и сирот.

Мисс Мебберли рассмеялась, однако Алекс не понял, была ли тому причиной неправдоподобная идея вызвать в Оксли чувства, похожие на любовь к кому-либо, кроме самого себя, или невероятное предположение о том, что он может посещать бедняков. Одно было неоспоримо: Эммелин успокаивала нынешние страхи девушки.

– Ну да, носить корзины бедным, – иронически усмехнулась мисс Мебберли. – Гм, возможно, на такое способен лорд Седжуик – но только не лорд Оксли. Граф никогда не окажет мне такой любезности. – Девушка коснулась рукой локтя Эммелин. – Вы счастливая женщина, леди Седжуик, потому что вам было позволено выйти замуж по любви.

Эммелин поморщилась, и Алексу стало ясно, что ей так же не по себе от их фальшивого любовного союза, как и ему.

– Не существует браков без проблем, – сказала она. – Никому не рассказывайте, но до начала этого вечера у нас с Седжуиком была ужасная ссора из-за какого-то совершеннейшего пустяка.

«Из-за того, что вы притворяетесь моей женой!» Ему очень хотелось бы указать ей, что едва ли можно назвать пустяком подобную ситуацию, но сейчас для этого было не время и не место.

– Вы обманываете меня, леди Седжуик, – отозвалась мисс Мебберли. – Не могу представить себе, чтобы барон когда-нибудь повысил на вас голос. Он производит впечатление такого…

– Зануды? – подсказала Эммелин, и обе дамы, к досаде Алекса, рассмеялись.

Зануда? Эммелин считает его занудой? Он мог бы напомнить, что недавно его общество доставляло ей истинное удовольствие.

– Вот видите, это яркий пример того, о чём я только что говорила: лорд Седжуик не всегда был таким преданным и страстным, как о нём можно подумать, – и только моё влияние, моё руководство помогли ему стать таким человеком, какой он сейчас. Если бы не моя помощь, боюсь, он оставался бы скучным.

Алекс просто рассвирепел. Её влияние, как же! Он докажет ей, что в определённых кругах его считают весьма интересным и весёлым – иногда, когда ситуация требует такого поведения.

«Да, чёрт побери, я зануда, – вдруг понял Алекс, – и постоянно навожу тоску. И так было всегда».

На самом деле Эммелин была его единственной выдумкой – Алекс сознательно не обращал внимания на то, что первоначально это была идея Джека. И ещё, он никак не хотел признавать, что с момента появления Эммелин на Ганновер-сквер – её настоящего и осязаемого появления – его жизнь перестала быть заурядной. И к собственному ужасу, Алекс бьш вынужден признать, что все изменения возникли благодаря этой девушке, энергичной, любящей командовать, неугомонной.

Его размышления прервал смех мисс Мебберли.

– Не может быть, чтобы… – говорила она. Проклятие, он прозевал то, что сказала Эммелин.

– О да, – теперь Эммелин тоже смеялась, – просто я помню ещё один день, когда лорд Седжуик был просто невыносим, и я подумала, что он…

Алекс уже услышал достаточно и решил объявить о своём присутствии.

– Эммелин, вы здесь? – окликнул он её.

– Здесь, Седжуик, – отозвалась она и, обращаясь к мисс Мебберли, громко сказала: – Этот человек совершенно теряется, когда меня нет рядом.

Хихикнув, её собеседница отвернулась, чтобы вытереть глаза и щёки и придать лицу подобающее выражение, а потом снова обернулась к барону и присела в реверансе:

– Лорд Седжуик, добрый вечер. Простите, что отняла у вас вашу супругу.

– Не стоит извиняться, – успокоил её Алекс. – Разлука делает сердца нежнее.

– Да, это верно, – согласилась Эммелин. – Знаете, я только что рассказывала мисс Мебберли, как не просто жить с вами.

Надеюсь, вы не рассердитесь, что я лишила блеска ваш совершенный образ.

Подойдя к Алексу, она взяла его под руку, и он подумал, как приятно чувствовать её прикосновение, когда Эммелин словно черпает в нём силы.

Она черпает в нём силы – это просто насмешка. Эммелин сама обладает магической энергией, заставляя его бледнеть в её сиянии.

– Леди Седжуик, – мисс Мебберли, очевидно, тоже попала под воздействие этой энергии, – простите мне мою дерзость, возможно, я покажусь слишком навязчивой… Если вы не будете возражать и у вас будет время…

– Да? – Эммелин ободряюще ей улыбнулась.

– Не будет ли чересчур невежливо с моей стороны, – мисс Мебберли смущённо покраснела, – если я попрошу вас присутствовать на моей свадьбе? Она состоится через две недели, и если вы и лорд Седжуик останетесь в городе, мне очень хотелось бы, чтобы вы пришли.

Заметив мечтательный блеск в глазах мисс Мебберли, Алекс понял, что в жизни девушки было не много радостей и ещё меньше их ожидает её впереди. Уже приготовившись твёрдо заявить об отказе и сказать, что его жены не будет в городе (если ему повезёт, она окажется настолько далеко от Лондона, насколько можно уехать за две недели), он снова взглянул на мисс Мебберли, а потом на Эммелин.

– Седжуик? – Эммелин смотрела на него, ожидая согласия – или отказа.

Алекс изо всех сил старался ожесточить своё сердце, но не смог найти привычных слов, которые ещё неделю назад подобрал бы для ответа. Кто он такой, чтобы сказать «нет» и выставить себя самым чёрствым человеком на свете?

– Не смотрите на меня так, леди, я же, в конце концов, не монстр. Конечно, леди Седжуик будет у вас, мисс Мебберли, если таково ваше заветное желание.

– О, благодарю вас, лорд Седжуик, – воскликнула девушка и порывисто его обняла.

Алекс не знал, что делать. Ему никогда не приходилось принимать настолько непосредственно выраженной благодарности. Ни одна из его любовниц, даже получая по-настоящему ценный подарок, не благодарила его так.

– Ну-ну. – Он похлопал девушку по плечам и посмотрел на Эммелин, прося у неё помощи, но она только улыбалась, глядя на его явное замешательство. Поняв, что на помощь рассчитывать нечего, он высвободился и отстранил от себя мисс Мебберли. – А теперь хватит. Что, если войдёт Оксли и увидит вас в моих объятиях? Он вызовет меня на дуэль, и я отправлюсь в лучший мир.

– О, Седжуик, вы шутите. Все знают, что вы великолепный стрелок и, вероятно, убьёте Оксли. – Эммелин вздохнула и подмигнула мисс Мебберли. – Подумайте, какой будет скандал, ведь он сделает вас вдовой ещё до того, как вы успеете выйти замуж.

– Это не было бы преступлением, – заметила мисс Мебберли, и все трое рассмеялись.

– Миранда! Вот ты где. – Вошедшая в этот момент миссис Мебберли выглядела так, словно её вот-вот хватит удар. – Возвращайся немедленно. Лорд Оксли сделал замечание по поводу твоего недопустимо долгого отсутствия, и твой отец недоволен.

Схватив дочь за руку, леди слегка кивнула Алексу и Эммелин и поспешила обратно в гостиную, уводя за собой Миранду.

– Вы очень много сделали для мисс Мебберли, – обратился Алекс к Эммелин.

– На самом деле – нет. – Горечь её ответа удивила Алекса.

– Вы успокоили её страхи. – Окинув взглядом Эммелин, он обнаружил, что её приветливая улыбка исчезла.

– Я убеждала эту девушку продать душу и вступить в брак, которого она не желает. Не думаю, что он принесёт ей что-либо приятное. – Эммелин сложила руки на груди. – Мне следовало бы…

– Нет, нет, – перебил её Алекс. – Больше никакого вмешательства.

– Вы хотите сказать, что считаете разумным, если мисс Мебберли выйдет замуж за… за… – Эммелин прикрыла рот руками.

– За хозяина этого дома? – предложил он, прекрасно представляя себе, какое красочное и выразительное определение могла бы она подобрать.

– Да, за хозяина, – согласилась Эммелин.

– Для мисс Мебберли он хорошая партия, – сказал Седжуик, возвращаясь под защиту благородных намерений. – Она молода и ещё не понимает, что займёт подобающее положение в обществе.

– И это говорит мужчина, который придумал себе жену, чтобы избежать брака.

– Мой случай совершенно другой, – встал на собственную защиту Алекс. – Это был вопрос самосохранения. И на то была причина.

– Ха! – с издёвкой усмехнулась Эммелин. – Это было просто себялюбие, чистое и очевидное.

– Я на это так не смотрю. Вы, по-видимому, не понимаете разницы между моей ситуацией и положением мисс Мебберли. При заключении договора следует помнить о сущности брачного союза.

– Вы только послушайте! Можно подумать, что вы нанимаете работника в конюшню. – Эммелин покачала головой, и морщинки прорезали её безупречный лоб. – Мне кажется, я понимаю вашу ситуацию гораздо лучше, чем вам того хотелось бы. У вас есть средства и власть, чтобы избежать нежелательной женитьбы. Однако у мисс Мебберли их нет. Оттого что эту милую девочку заставляют выйти замуж за лорда Оксли, становится не по себе. Вы бы тоже действовали так… так грубо ради финансовой и политической выгоды? Даже не задумались бы о счастье или чувствах вашей будущей жены?

Алекс не мог смотреть на Эммелин. Он всегда считал брак социальным союзом с надеждой на процветание – с любовью, если повезёт, – заключаемым и открыто признаваемым недалёкими людьми. До сегодняшнего дня он, наверное, был слеп. Очевидно, Оксли также слеп к чувствам своей невесты, даже не представляя, насколько он ей отвратителен, и, похоже, это ничуть его не заботило.

И внезапно Алекс понял, что такой брак, лишённый теплоты, для него неприемлем. Вероятно, в этом крылась настоящая причина того, что он ввёл выдуманную Эммелин в свою жизнь и позволил ей стать как бы плотиной на пути разрушительных потоков, которые он видел во многих браках по расчёту, в браках, заключённых как финансовые и политические союзы. До нынешнего момента Алекс ни за что не признался бы даже самому себе, что, возможно, всегда имел крохотную надежду добавить свою собственную романтическую историю в семейные анналы и прожить жизнь, подобную той, что изображена на солнечных картинах, запечатлевших Седжуик-Эбби.

Будучи разумным человеком, Алекс понимал, что такую мечту крайне трудно осуществить в фальшивом мире высшего света. Все эти годы он наблюдал череду блистательных парадов юных, подходящих в жёны девушек, появлявшихся каждый сезон, но, глядя на этих леди, ни разу не почувствовал того смятения, того восторга, которые обещает любовь.

Любовь – это прежде всего чудо. Его родители встретились в придорожной гостинице: мать, юная-наивная девушка, ехала на свой первый сезон, а отец возвращался в поместье из Лондона. Они влюбились друг в друга, и мать так и не доехала до Лондона.

И разве его дедушка не встретил бабушку в Париже в кафе? Бабушка в ту пору только что окончила монастырскую школу и не успела познакомиться с мирскими соблазнами. Ещё одна случайная встреча, изменившая семейную историю.

Однако жизнь Алекса всегда казалась совершенно обыденной, лишённой всякого волшебства, и он не мог даже вообразить себе, что такое чудо когда-нибудь пересечёт его прямую дорогу.

Эммелин стояла, поджав губы, и искоса поглядывала на Алекса.

Как получилось, что эта женщина, которая была знакома с ним меньше суток, разглядела его мечту без всякой помощи с его стороны? Как будто она всегда знала правду и решила, что ему тоже пришло время её узнать?

И всё-таки кто же она такая?

«Не моя жена», – мгновенно пришёл Алексу на ум привычный ответ.

Что ж, это хорошо, не так ли? Какой муж хотел бы, чтобы его жена могла заглянуть в его мечты, в его грехи – в его душу?

Но чёрт побери, если она могла заглядывать так глубоко, то, вероятно, уже знала, что в этот вечер у него зародилось предположение, что счастье отца и редкое везение деда могут сами свалиться ему в руки.




Глава 9


Спустя несколько часов леди Лилит и её мать, стоя в эркере, наблюдали за разъездом гостей.

– Не знаю, что с тобой будет, дорогая, – сокрушённо сказала графиня. – Эта женщина станет погибелью для Седжуика, а затем и для твоего мужа.

– Мама, вы должны позволить мне поставить её на место. Как она смеет намекать, что мы имеем отношение к Торпам!

– Это не важно, – махнула рукой леди Оксли, наблюдая, как Седжуик подал руку жене, помогая ей сесть в экипаж, а затем последовал за ней. – Доброй ночи и скатертью дорога, – процедила она сквозь зубы.

– Мама? – переспросила Лилит.

– Ты должна проследить, чтобы лорд Седжуик и его жена вернулись каждый в свою спальню – порознь. – Леди Оксли похлопала дочь по руке и снова перевела взгляд на отъезжающий экипаж. – Ребёнок от этого союза крайне нежелателен.

– Не представляю, как нам удастся добиться того, чтобы он её оставил, – недовольно проговорила Лилит. – Вы бы видели их прошлой ночью. – Она прищёлкнула языком. – Это была безобразная сцена.

«Не сомневаюсь», – подумала леди Оксли.

– Бесстыжая пара, – продолжала Лилит. – Я сказала Хьюберту, чтобы он написал бабушке и посоветовал ей поскорее приехать в Лондон.

– Противная старуха. Она француженка, а они не заслуживают никакого доверия. При её легкомысленном характере она может заявить, что эта леди как нельзя лучше подходит Седжуику в жёны, и использовать свои французские уловки, чтобы помочь его супруге.

Лилит широко раскрыла глаза, очевидно, удивившись, что не подумала о такой возможности.

В это время сзади к ним подошёл Хьюберт, держа в руках свои пальто и головной убор и накидку Лилит.

Леди Оксли никогда не думала о своём зяте иначе как о будущем наследнике титула барона Седжуика, но Хьюберт удивил её больше, чем она могла предположить.

– С женой Седжуика что-то не так, – покачал он головой, глядя в окно на карету кузена.

– Мама как раз говорила то же самое, – подтвердила леди Лилит. – Она считает, что мы должны что-то предпринять, а не просто вызвать твою бабушку.

– Не волнуйтесь, леди, я уже кое-что предпринял, – сообщил Хьюберт, многозначительно кивнув.

Денфорды и леди Оксли были не единственными, кто провожал взглядом отъезжающий экипаж Седжуика.

Маркиз Темплтон пересекал улицу, направляясь к ландо, которое в этот день он, не спрашивая разрешения, взял из конюшни своей бабушки. Его мысли были заполнены событиями вечера, проведённого так близко к Дайане и так… Он остановился перед заимствованным на время экипажем, кучер которого должен был бы спрыгнуть на землю, чтобы открыть дверцу, или хотя бы обратить внимание на появление маркиза.

– Послушайте… – начал было Темплтон.

– Кто это там? – Вместо того чтобы постараться вести себя как нормальный слуга, Элтон невозмутимо сидел на козлах и смотрел на улицу. – В том экипаже?

– В том? – Оглянувшись через плечо, Темплтон указал на сворачивавшую за угол карету.

Элтон кивнул, не сводя с экипажа взгляда.

– Барон Седжуик.

– А женщина?

– Таращите глаза на замужних женщин? – усмехнулся маркиз. – В вашем-то возрасте? Элтон, я поражён, а вы отлично знаете, что требуется что-то невероятное, чтобы меня удивить.

– Кто эта женщина с Седжуиком? – настойчиво повторил Элтон.

– Старина, – Темплтон отступил назад и внимательно посмотрел на слугу, – за все годы, что вы служите мне, я в первый вижу, как вы дважды взглянули на одну и ту же женщину. А кроме того, слуге не подобает заглядываться на благородных замужних женщин.

– Вы платите мне не постоянно и не можете считать меня своим слугой. Прошу вас, милорд, скажите, кто та женщина?

– Дама – его жена, леди Седжуик. – Темплтон почувствовал, что у него по спине пробежал холодок. Он никогда не видел такой свирепости в Элтоне, но был не настолько глуп, чтобы препираться с человеком, имевшим тёмное прошлое.

– Его жена? – переспросил Элтон, словно не поверил ни единому слову.

– Не натворите глупостей, – посоветовал Темплтон и, потеряв всякую надежду дождаться, что Элтон распахнёт перед ним дверцу экипажа, сделал это сам. – Седжуик – нудный тип, – сказал он, расположившись на сиденье и откинувшись на спинку, – но я подозреваю, если дело коснётся его жены или тем более чести, он не станет терпеливо ждать, когда станет рогоносцем.

– Эта женщина ему не жена, – объявил Элтон и, сплюнув в сторону, взял в руки вожжи.

– Не жена? Вы сошли с ума. – Темплтон взглянул на своего кучера, не понимая, где тот умудрился напиться, потому что, ей-богу, не мог придумать никакого объяснения.

Элтон обернулся и бросил на него холодный взгляд – взгляд, по мнению Темплтона, принадлежавший разбойнику.

– Если она не его жена, то кто же она? – Не испугавшись, Темплтон сложил руки на груди.

– Моя дочь.




В экипаже Седжуика Эммелин сидела совершенно неподвижно и молча. Она прекрасно понимала, что самое лучшее для неё – не говорить ни слова.

Она испортила весь вечер. Сначала навлекла на себя гнев леди Оксли тем, что обнажила несколько неприглядных ветвей на её фамильном древе, потом нарушила обещание не рассказывать нелепых историй и, наконец, пришла на помощь мисс Мебберли, когда никто другой, очевидно, не собирался вступиться за неё.

Из всех грехов последний был самым тяжёлым. Она не сделала для Миранды ничего хорошего. Ей следовало посоветовать мисс Мебберли поискать другого жениха.

Но всё же у Эммелин было ещё две недели…

«Хотя скорее всего их не будет, – решила Эммелин. Поднятые брови Седжуика и холодное, вернее, ледяное выражение его лица заставили её забеспокоиться, разрешит ли он ей войти в дом номер семнадцать, чтобы забрать свои пожитки. – Нет, лучше промолчать. О чёрт, из этого ничего не получится».

– Седжуик, – начала Эммелин, – могу я просто…

– Это правда? – перебил он. – Что?

– То, что сказала леди Нили. Вы та самая мисс Дойл? Эммелин вздрогнула. Она никогда не думала, что ему так быстро станет известно её имя.

– Вы та самая мисс Дойл? Компаньонка герцогини Ше-вертон?

Теперь Эммелин оказалась на зыбкой почве.

– Правду, мадам, или я отвезу вас к герцогине!

– Правду? – Ей удалось усмехнуться. – Седжуик, это такая неопределённая вещь. – Эммелин взглянула на него и поняла, возможно, впервые за свою жизнь, что единственным ответом может быть только правда. – Ладно, это я. – Подвинувшись на сиденье, она положила рядом с собой сумочку и веер. – Однако я не советовала бы везти меня к герцогине.

– Почему? – поинтересовался он тем суровым, сердитым тоном, который она по-настоящему ненавидела.

– На самом деле я никогда не встречалась с герцогиней, – призналась Эммелин.

– Но сэр Фрэнсис сказал… – Алекс не сводил с неё взгляда.

– Ну, – она расправила складки на платье, – быть может, он слегка заблуждается по этому поводу.

– Как же может быть, что вы мисс Дойл, компаньонка герцогини Шевертон, но в действительности никогда не встречались со своей хозяйкой?

– Возможно, имелось в виду, что я имею отношение к герцогине, но, к сожалению, это было неправильное предположение, а я забыла его исправить.

Алекс со стоном закрыл лицо руками и замотал головой.

– Все не так уж плохо, – промолвила она.

– Не так уж плохо? Я узнал сегодня вечером, что вы обобрали Шаклфорд-Демсли, сэра Фрэнсиса и сестру леди Джарвис. Вы мошенница?

– Вы говорите так, будто я совершила что-то скверное. Знайте, – Эммелин расправила плечи, – я никогда… – Один взгляд в предвещающие бурю глаза барона – и она запнулась. – Никогда намеренно…

Седжуик снова поднял тёмную бровь.

– Хорошо, да. Последние шесть лет выдавала себя за компаньонку герцогини Шевертон. Но я не воровка.

– Шесть лет! – воскликнул Алекс. – Не верю. Как могло быть, что вас не поймали?

– Потому что я профессионал своего дела, – с возмущением ответила Эммелин.

Судя по тому, как легко она вошла в роль Эммелин, с этим нельзя было не согласиться, но всё же…

– Вы утверждаете, что вы не воровка?

– Я никогда ни у кого не брала ничего, что не было бы предложено мне добровольно.

В это он тоже мог поверить. Эммелин обладала способностью очаровать любого закоренелого сквалыгу.

«Ну почти закоренелого», – рассудил Алекс, имея в виду леди Оксли. Он всё же усомнился, что ангелы небесные могли бы тронуть сердце этой старой воительницы.

– Почему вы выдавали себя за компаньонку герцогини Шевертон?

– Потому что другая роль была менее привлекательна. – Тяжело вздохнув, Эммелин отвернулась к окошку. – Не стану рассказывать вам, какой выбор есть у женщины, оставшейся одной на свете, без защиты имени и семьи.

Как любой другой дворянин, Алекс старательно не замечал таких пороков в обществе. Да, у женщин почти не было выбора, но разве он нёс ответственность за то, что они выбирали неправильный путь? А кроме того, спор о добре и зле вечен.

– Пусть выбор у вас был довольно ограничен, – сдался он, – но неужели вы не понимали, что поступали бесчестно, если не сказать преступно?

– Это почему? – вызывающе спросила она, становясь на свою защиту. – Я ничего ни у кого не отбирала. Я только принимала то, что мне предлагали: дом, где можно остановиться, еду и – чаще да, чем нет – поездку в соседнюю почтовую гостиницу. – Она сложила руки на коленях. – Неужели вы никогда не предлагали приют путникам?

Здесь она его поймала. Его бабушка всегда приводила домой приезжающих и предлагала им отдохнуть в Седжуик-Эбби, прежде чем они продолжат свой путь, и Алекс никогда не возражал. Во всяком случае, новые люди в доме отвлекали бабушку от её другого любимого занятия – ворчать на него.

– Просто это кажется… я хочу сказать, из того, что говорила леди Нили…

– Седжуик, поверьте мне, я никогда не брала ничего из тех домов.

– И как много было этих домов? – Алекс, прищурившись, смотрел на Эммелин, пока она, прикусив губу, размышляла. – Больше пяти?

– А это имеет значение?

– Да! – Перед ним была выдающаяся, талантливая актриса, еейчас изображавшая его жену, и ему хотелось бы знать, сколько ещё людей она провела.

Эммелин, по-видимому, обдумывала ответ, глядя в потолок кареты и считая по пальцам, и наконец сказала:

– Двадцать восемь, но без пера и бумаги точно не подсчитать. Это приблизительная цифра.

Двадцать восемь? У Алекса возникло такое чувство, что эта женщина никогда не ошибается в подсчётах. Эммелин могла бы назвать имя, дату и место каждого своего перевоплощения. Он видел, как она спорила с торговцем, и двадцать восемь домов провинциальных дворян должны были показаться детской игрой.

И когда экипаж остановился у дома на Ганновер-сквер, Алекс знал, что существовала единственная вещь, которую он сейчас должен сделать.

– Милорд, миледи. – Симмонс встретил их на верхней ступени лестницы у дверей дома. – Слава Богу, вы вернулись – и вовремя.

– Что ещё случилось? – спросил Седжуик.

– Леди Роулинз.

– Мальвина? – Эммелин прижала ладонь к губам и бросила взгляд через площадь в сторону дома Тоттли.

– Да, миледи, и боюсь, новости нехорошие. – Симмонс крепко сжал губы и, качая головой, отвернулся. – Она присылала за вами.

«За мной?» – Эммелин не знала, что сказать; неожиданные горячие слезы обожгли ей глаза, и, не отдавая себе отчёта в том, что делает, она коснулась локтя Седжуика.

– Прошу вас, – тихо попросила она, – разрешите мне пойти к ней.

Алекс посмотрел на Симмонса, и дворецкий снова покачал головой.

– Доктора пригласили?

– Он уехал около часа назад, – кивнул Симмонс. – Он не видел необходимости оставаться, когда акушерка могла справиться сама. Сэр, лорд Роулинз приходил дважды. Очевидно, её милость хотела найти поддержку в обществе леди Седжуик, прежде чем… прежде чем…

– О нет! – Эммелин едва не задохнулась от волнения. Неужели с её ближайшей, с её единственной подругой может что-нибудь случиться? – Пожалуйста, Седжуик, я нужна Мальвине.

– Да, конечно, – ответил он и, повернувшись, стал спускаться вместе с ней по ступеням.

К досаде Эммелин, внизу им встретились только что прибывшие леди Лилит и Хьюберт.

– Мне нужно с вами поговорить, кузина Эммелин, – сказала леди Лилит, задрав нос кверху и преградив ей дорогу. – Я понимаю, вы не знакомы с лондонскими обычаями, и всё же ваше поведение сегодня вечером было просто возмутительным. Вы обвинили мою мать…

– Не сейчас, – остановил её Седжуик.

– Я не согласна! – возмутилась леди Лилит. – Я не собираюсь просто молчать. Седжуик, вас там не было, вы не слышали, что…

– Довольно, миссис Денфорд! – прикрикнул на неё Алекс. – Нас ждут в другом месте.

Хьюберт предусмотрительно потянул жену в сторону, позволяя им пройти, и Седжуик с Эммелин ступили на тротуар.

Взглянув на небо, Эммелин подумала, что вечер, бывший вначале таким сияющим и волшебным, теперь стал холодным и пустым.

Потерять Мальвину? Эммелин не могла представить свою замечательную подругу иначе, чем полной жизни, кипучей энергии, и слезы снова обожгли ей глаза.

Из-за того, что её отец исчез, а мать умерла, она не позволяла себе привязаться к кому-либо. Само её ремесло обрекало Эммелин на одиночество. А потом в её жизнь вошла Мальвина. Подобно урагану, она ворвалась в мир Эммелин и стала… другом. И вот теперь Мальвина в ней нуждается.

– Вы знаете что-нибудь о том, как принимают роды? – спросил Седжуик, шагая рядом с Эммелин.

– Г-господи, нет. – Эммелин охватило замешательство, и, резко остановившись, она в ужасе посмотрела на освещённый особняк впереди. Все, связанное с этим процессом, было окутано тайной, вмешиваться в которую у неё не было желания – даже ради лучшей подруги.

Но было уже поздно отступать. Дверь распахнулась, когда они ещё даже не дошли до ступеней, ведущих в дом, и небритый, обезумевший Роулинз бросился к ним навстречу.

– Леди Седжуик, как вы вовремя! Я думал… я боялся… А теперь вы здесь, с моей Мальвиной, благослови вас Господь. – Лорд Роулинз сжал ей руки и, прежде чем Эммелин смогла что-либо возразить, повёл её вверх по лестнице.

В холле собрались все слуги, и Эммелин подумала, что никогда ещё не видела одновременно столько мрачных лиц.

Наверху раздался жуткий крик, полный муки и боли, который чуть не разорвал ей сердце. Она прежде уже слышала подобный крик – так кричала её мать – и знала, что они предвещают только один исход.

Паника охватила Эммелин, Скрутила в узел внутренности. Она не сможет смотреть, как умирает единственная подруга, которая когда-либо у неё была. Но, повернувшись, Эммелин наткнулась на Седжуика, и его руки сомкнулись вокруг неё, словно стены крепости.

– Я не могу этого сделать, – запинаясь пробормотала Эммелин. – Что, если она…

С верхнего этажа донёсся ещё один крик, высокий и пронзительный, который мог бы рассечь даже окаменевшее сердце. Одна из служанок не выдержала и разрыдалась.

– Нужно быть храброй. – Взяв Эммелин за плечи, Седжуик слегка встряхнул её. – Эммелин, вы самая смелая женщина из всех, кого я знаю. – Он увлёк её в нишу и шепнул на ухо: – Ей-богу, вы же были ранены.

– Да, но я плохо помню, что тогда происходило.

– Возможно, но подумайте: сегодня вы скрестили мечи с леди Оксли и одержали победу. Что такое рождение ребёнка по сравнению с подобной храбростью?

– Это слова человека, который никогда не сталкивался с таким испытанием.

– С каким – с леди Оксли или с рождением ребёнка?

– Ни с тем, ни с другим, – напомнила Эммелин.

– Возможно, но это не означает, что я не могу восхищаться женщиной, которая, как мне известно, не побоится бросить вызов дракону или дьяволу. – Наклонившись, Алекс поцеловал её в лоб. – Эммелин, помочь можете только вы. Я это знаю, и леди Роулинз, очевидно, тоже, поэтому идите и помогите своей подруге. Она нуждается в вас больше, чем другие люди, которым вы помогали щедро и добровольно.

Почему, чёрт побери, он настаивает, напоминая ей, что такое долг и честь? Она многим обязана Мальвине, и, если хочет чем-то гордиться в своей растраченной попусту жизни, она обязана помочь своей подруге.

И, постаравшись собрать всю храбрость, которой, по мнению Седжуика, у неё было в избытке, Эммелин пошла вверх по лестнице.

– Хотите выпить? – предложил Седжуик, когда они с Роулинзом удалились в библиотеку виконта дожидаться исхода событий.

Роулинз кивнул.

Они вращались в разных кругах. Роулинз, как наследник графства Тоттли, был надменным и чопорным. Он считал, что занимает в свете более высокое положение, чем Седжуик, простой барон. Однако взъерошенный мужчина, сидевший напротив Седжуика, сейчас мало походил на блистательного, элегантного виконта.

В тот момент, когда Алекс подал ему бокал, ещё один крик сверху прорезал ночь, и мужчина, вздрогнув, одним глотком проглотил бренди.

– Чем я виноват? Я не знал, что все может так кончиться. – Роулинз, во многом к досаде Алекса, принял его молчание за разрешение продолжать. – В Мальвине вся моя жизнь. Она самая замечательная женщина в Англии. Господи, я не хочу, чтобы она умерла. Знаете, я люблю её.

Алекс постарался скрыть, что изумлён этим взрывом чувств. Безусловно, виконт Роулинз и его жена подходили друг другу и были заметной парой, но Алекс и не подозревал, что это был брак по любви. Он, как и все в городе, полагал, что Роулинз женился на искренней, импульсивной Мальвине Хенли из-за её десяти тысяч годового дохода. Но чтобы по любви?!

– Да, по вашему лицу я вижу, что вы мне не верите. Никто не верит. Мальвина – лучшая из всех женщин, которых я когда-либо встречал. О, не поймите меня неправильно, она не из тех женщин, с которыми легко жить, но в ней есть что-то, что невозможно описать словами, что сводит меня с ума и пробуждает во мне стремление стать лучше. – Замолчав, он отвернулся, и Алекс внезапно заметил, что мужчина опустил голову, чтобы скрыть слезы, а его плечи вздрагивают. – Я так люблю её, – удалось произнести Роулинзу спустя несколько минут. – Но вам это, должно быть, известно – ведь вы женились по той же причине.

– П-по той же? – заикаясь, спросил Алекс.

– По любви, – как само собой разумеющееся, ответил Роулинз, словно причисляя Алекса к некоему тайному обществу избранных. – Этого не нужно стыдиться. Судьба подарила нам редкий подарок – жену, которую любишь всем сердцем. По-настоящему печально, что многие считают преступлением, когда кто-то любит свою жену. Очень жаль их, не правда ли?

Алекс только кивнул, не зная, что ответить. Рассказать Роулинзу правду – что Эммелин ему не жена и что он не влюблён?

Налив себе ещё бокал, виконт передал графин Алексу. Седжуик хотел сказать, что, по его мнению, продолжать пить – это не лучшая идея, потому что спиртное подрывает устои хороших манер, что недопустимо обсуждать такие темы. Но в то же время в Алексе проснулось любопытство: Роулинз любит Мальвину? Этот вечер, начавшийся с разоблачения, привёл его к поразительному открытию.

Наверху раздался ещё один отчаянный крик, перешедший вдолгий, полный боли вой, который, казалось, разорвал ночь. Алекс не завидовал Эммелин, находившейся рядом с Мальвиной, и то, что она согласилась на это, многое сказало о её характере. Он сомневался, что смог бы в такой ситуации набраться мужества, но, возможно, оно было присуще лишь женщинам, а мужчинам оставалось только восхищаться ими и завидовать. Именно на долю женщин выпало одно из самых главных событий в жизни – производить на свет детей.

Осушив бокал, виконт снова налил бренди Алексу, а потом и себе.

Алекс смотрел на бокал с янтарной жидкостью, кружащейся в стекле, как туман вечности, полный тайн и обещаний. Крики следовали один за другим все чаще, и Алекс решил, что ещё один бокал совсем не помешает – чтобы притупить сознание.

– Как можно такое пережить? – пробормотал Роулинз.

– Я как раз подумал то же самое. – Алекс понял, что, вероятно, выразился не совсем удачно, когда виконт с тревогой взглянул на него широко открытыми глазами. – Я хочу сказать, ваша жена обладает огромной волей к жизни, так что надеюсь, что она справится.

– Наступит время, и вы меня поймёте, – сказал Роулинз, ухватившись за поддержку Алекса, как за спасательный круг. – Тоже будете метаться, ожидая появления ребёнка.

Алекс покачал головой.

– Не думаю, что это произойдёт…

– Простите, я забыл, что здоровье леди Седжуик не… Ради Бога, простите.

– Не переживайте.

– Но вы с этим сталкивались, не правда ли?

– С чем? – Алекс обратил взгляд к потолку, где в комнате над ними проходили роды.

– С возможностью потерять жену. Мальвина сказала, что прошедшей зимой леди Седжуик тяжело болела, что она чуть… – Он зажмурился и покачал головой. – Наверное, я слишком фамильярен. Я знаю, мы не близкие друзья, но мне кажется, между нами есть что-то общее.

– Общее? – промолвил Алекс.

– Наши жены – их близость к смерти, наша любовь к ним.

Алекс почувствовал себя неловко, ведь между ними на самом деле не было ничего общего – абсолютно ничего, кроме того, что и Мальвина, и Эммелин имели пристрастие во все вмешиваться.

– Было трудно, – дипломатично заметил Алекс. – Гораздо труднее, чем мог представить себе Роулинз.

– Я знал, что вы меня поймёте. – Опустившись в ближайшее кресло, виконт жестом указал Седжуику на кресло напротив. – Встреча с Мальвиной полностью и безвозвратно изменила мою жизнь, просто вывернула её наизнанку.

При этих словах Алекс поднял бокал – возможно, между ними действительно было больше общего, чем он предполагал.

Что это пришло ему в голову?

Взглянув на свой бокал, Алекс подумал, что бренди у Тоттли, вероятно, самое изысканное и самое поддельное из французских напитков. Оно пробирало до костей и делало Алекса таким же беспокойным, как Роулинза.

– Я понял, что эта женщина предназначена для меня, в тот момент, когда увидел её на балу. Она шла через зал как Венера.

Венера? Алекс вскинул взгляд. Разве не то же самое подумал он, когда впервые увидел Эммелин?

– И она устроила мне весёлую охоту. Своим кокетством она вскружила мне голову, нет, просто свела с ума, как сводила с ума всех, кто её знал.

Алекс мог бы оспорить утверждение, что Мальвина Хенли когда-нибудь очаровывала кого-либо своими грубоватыми манерами. Вот Эммелин… В общем, это совсем другое дело. Она, несомненно, обладала обаянием, которого хватило бы на дюжину жён.

– Разве вы не почувствовали то же, когда встретили леди Седжуик? Не почувствовали сердцем, что в ней есть то, что изменит вашу заурядную жизнь, даст вам повод каждую минуту думать о том, что она сейчас делает? – Роулинз вздохнул. – Всё это я понял в первые же двадцать четыре часа знакомства с Мальвиной. Я понял, что в моей жизни никогда не будет никакой другой женщины, кроме этой, что я отдам все на свете, чтобы она была со мной.

«Влюбиться с первого взгляда? Это невозможно», – хотел было сказать Алекс хозяину дома, однако в этот момент часы пробили один раз, и он понял, что прошли его собственные двадцать четыре часа с Эммелин.

Как можно было отрицать, что его жизнь окажется такой же? И вдруг Седжуик ясно понял, о чём говорил виконт. Но Боже, как он пожалел об этом.

Эммелин сидела рядом с Мальвиной, и виконтесса до боли сжимала ей руку, пока акушерка занималась своим делом.

– Он идёт неправильно, – заявила пожилая женщина. – Его нужно повернуть. Другого способа нет.

Мальвина снова закричала, когда подошла ещё одна болезненная схватка.

– Она не должна тужиться, – пояснила акушерка, обращаясь к Эммелин. – Природа велит ей тужиться, но вы не должны ей этого позволять.

– Не тужиться, – повторила Эммелин. Но как, чёрт побери, выполнить распоряжение акушерки? С трудом высвободив руку, она взяла салфетку, лежавшую возле миски, намочила её в холодной воде и протёрла влажный лоб подруги. – Мальвина, вы не должны тужиться.

Не слушая её, виконтесса продолжала стонать и кричать.

– Отвлеките её, миледи, – приказала рассерженная акушерка. – Заставьте её думать о чем-нибудь другом. О чем-нибудь таком, что по-настоящему разозлит её.

Мальвина снова застонала, не обращая внимания на окружавших её людей и на слова акушерки, и тогда Эммелин, глубоко вздохнув, забралась в огромную постель и, устроившись рядом со своей подругой, взяла в ладони её лицо.

– Мальвина, Мальвина! – требовательно заговорила она. – Послушайте меня.

– Я умираю, Эммелин. Я этого не вынесу. Скажите Роулинзу, что я его любила. Я была счастлива стать его графиней.

Эммелин поняла, чем отвлечь Мальвину, и усмехнулась.

– Мальвина, вы не можете себе позволить умереть. Вы оставите ребёнка на воспитание своей свекрови? Леди Тоттли?

Упоминание о матери Роулинза привлекло внимание Мальвины быстрее, чем демонстрация новых шляп на Бонд-стрит, и, как и просила акушерка, разозлило её, как не могло бы разозлить ничто другое.

– Леди Тоттли? – удалось ей выдавить.

– Кому же ещё нанимать няню и воспитателей, как не леди Тоттли?

– Нет, – прищурившись, прохрипела Мальвина, – никогда.

– То-то же. Не забывайте о наследнике. А если у вас будет девочка? Вы хотите, чтобы эта старая карга воспитывала вашу дочь? Выбирала для неё пансион? Представляла её королеве?

– Ни за что! – Упёршись локтями в матрац, Мальвина приподнялась на кровати.

Но Эммелин не собиралась останавливаться на этом.

– И вы понимаете, что графиня не успокоится, пока Роулинз снова не женится – на этот раз по её воле.

Это было уже слишком. Мальвина прищурилась, наморщила лоб и, взглянув на акушерку, спросила:

– Что я должна делать?

Молчание лишало Алекса присутствия духа больше, чем крики, а оно продолжалось уже несколько часов. Виконт и барон бодрствовали, но каждый погрузился в свои думы, и лишь редкие приглушённые крики и звуки движения наверху выводили их из этого состояния.

Когда первые рассветные лучи коснулись крыш Ганновер-сквер, дверь в библиотеку наконец отворилась, и в комнату вошёл дворецкий Тоттли:

– Милорд, вас хотят видеть наверху.

Роулинз бросился к двери, а потом так же резко остановился.

– Седжуик… мне кажется, я не смогу… Может быть, вы не сочтёте за труд пойти со мной?

Алекс был готов покачать головой и отказаться от жуткого зрелища, которое вполне могло ожидать их. Но там оставалась Эммелин, и ему хотелось знать, как она… в общем, ему хотелось её увидеть. Возможно, она даже нуждалась в нём – как ни странно, обнаружил Алекс, он очень надеялся на то, что Эммелин, сильная и решительная Эммелин, могла нуждаться в его поддержке.

И, выпрямившись, он кивнул Роулинзу и последовал за ним в утреннем полумраке.

Ещё тёмный дом, казалось, затаил дыхание точно так же, как это делает земля, когда первые проблески света постепенно охватывают горизонт, прогоняя ночь и возвещая торжество солнца.

В это замершее словно в ожидании время они поднимались по лестнице, чтобы увидеть, что приготовила им за ночь судьба.

Они не успели дойти до двери нескольких шагов, когда их ушей коснулся незнакомый звук. Но это был не крик женщины, мучающейся от боли, а плач ребёнка. Громкий и настойчивый, он оповестил всех и каждого, что бесконечные ночные страдания не были бесплодными.

– Ребёнок, – с безмерным удивлением произнёс Роулинз.

– Ваш ребёнок, – сказал ему Алекс, почувствовав радость за виконта и… зависть к нему.

У двери стояла экономка, и у неё по лицу текли слезы.

– Чудесный малыш, милорд. – Она открыла дверь, и перед мужчинами предстала сцена, от которой у них обоих по щекам тоже побежали слёзы.

В комнате на большой кровати по-королевски возлежала леди Роулинз, держа на руках пищащий свёрток.

– Входите, Роулинз, и посмотрите на свою дочь.

– Моя дочь? – прошептал он, медленно и с опаской входя в собственную спальню, словно прежде никогда не бывал в этой комнате.

– Простите, что это не сын, – усмехнулась Мальвина и похлопала по кровати рядом с собой.

– У неё ваш характер, – взглянув на ребёнка, пошутил Роулинз, радостно улыбаясь. – Что ещё мог бы я пожелать? – Он нежно поцеловал жену в лоб и глубоко вздохнул, как будто всю ночь сдерживал дыхание.

Алекс отвернулся, чтобы не мешать им, и его взгляд немедленно остановился насидевшей в кресле Эммелин. Её глаза были остекленевшими и безжизненными, она была бледной и зыглядела так, словно стала свидетелем того, что было недоступно её пониманию.

– Эммелин, – склонившись к ней, Алекс похлопал её по эуке, – Эммелин, вы в порядке?

– О, Седжуик, вы бы видели её. Было очень трудно, но ей удалось это сделать. С ребёнком все хорошо, и с ней тоже. Спасибо, что разрешили мне прийти сюда.

– Её милость должна благодарить вас, мадам, – вмешалась акушерка, не давая Алексу ничего сказать. – Думаю, если бы вас здесь не было, она с этим не справилась бы. Я приняла не одну дюжину родов, милорд, – обратилась она к Алексу, – и утверждаю, что счастливым финалом, который вы здесь видите, мы обязаны вашей жене. Благодаря ей у роженицы появилось желание жить и силы преодолеть трудности, – заключила акушерка, вытирая руки.

– Я ничего не сделала, – возразила Эммелин, – у меня нет опыта в таких делах.

– Не скромничайте, – сказала акушерка, – вы дали ей силу и желание жить, когда она уже почти сдалась. Я разбираюсь в таких вещах, и если женщина сдаётся, она, как правило, погибает.

– Мальвина все сделала сама, – покачала головой Эммелин.

– Можете настаивать на своём, но я знаю правду. – Акушерка снова посмотрела на Алекса. – Когда настанет очередь вашей супруги, пошлите за мной. Для меня это будет честь. – Женщина закончила собирать инструменты, аккуратно сложила их в кожаную сумку и, прежде чем уйти, обратилась к Эммелин: – Позвольте спросить вас, миледи, что такого сказали вы леди Роулинз, что помогло ей выжить? Это профессиональный интерес.

Эммелин покраснела, а с кровати послышался смех Мальвины, которая, должно быть, услышала вопрос акушерки.

– Не смейте повторять ни слова, Эммелин Денфорд, ни единого слова!

– Никогда, Мальвина, – усмехнулась Эммелин, – обещаю.

– Во всяком случае, полагаю, это были хорошие слова. – Роулинз взглянул на Алекса.

– Безусловно. – Алекс понимал, о чём говорил виконт: то, что было сказано этой ночью, решило её исход.

Все четверо весело рассмеялись.

– Как мы её назовём? – спросил жену виконт Роулинз, приподняв уголок одеяла, чтобы взглянуть на дочь.

– Лусинда. – К Мальвине снова вернулась её прежняя привычка командовать. – Лусинда Эммелин Уитерспун.




Глава 10


Домой Алекс и Эммелин возвращались под руку. Когда они вошли в особняк, там было так же тихо и пусто, как и на всей Ганновер-сквер. Весь дом ещё спал, и только Симмонс, верный и всегда терпеливый, ожидал в холле их возвращения.

– Милорд, миледи, как дела у леди Роулинз?

– Прекрасно, – ответил Алекс. – Сегодня утром она родила чудесную дочку, леди Лусинду Эммелин Уитерспун.

Это обрадовало Симмонса, он приветливо кивнул Эммелин, полностью осознавая честь, выпавшую ей и в определённой степени этому новейшему пополнению высшего света.

– А как себя чувствует леди Роулинз?

– Неплохо. Когда мы уходили, она составляла заявление от имени леди Лусинды о приёме в пансион благородных девиц, который принадлежит мисс Эмери. – Седжуик засмеялся. – По-видимому, выбор хорошего пансиона нельзя откладывать или пускать на самотёк.

– Очень рад это слышать, – усмехнулся Симмонс.

Алекс обернулся, чтобы узнать мнение Эммелин, но её рядом не было. Окинув взглядом холл, он увидел, что она медленно, устало поднимается по лестнице, всем своим видом напоминая осуждённого, идущего на казнь.

– Миледи, могу я чем-либо помочь вам? – опередил Алекса Симмонс.

– Нет, – тихо ответила она с площадки лестницы. – Я не задержусь надолго, только уложу свои вещи.

Симмонс бросил на Алекса взгляд, полный тревоги, в точности отразивший то, о чём подумал сам Алекс:

«Уложит свои вещи?»

– Милорд… – недовольно начал Симмонс.

Алекс не стал слушать того, что скажет дворецкий. Со всей мыслимой поспешностью он бросился вслед за Эммелин, перешагивая через две ступеньки. Алекс догнал её уже в спальне, когда она открывала шкаф, чтобы достать саквояж.

– Что вы делаете?

– Собираю свои вещи, – ответила она, даже не взглянув на Седжуика.

Значит, Эммелин решила, что провалилась, проиграла пари! Конечно, со своими далеко зашедшими историями она его проиграла, но во многих других отношениях она одержала победу. Алекс даже не знал, с чего начать перечисление, но сегодня вечером Эммелин была больше леди, чем любая из женщин в зале: она пришла на помощь мисс Мебберли, когда все остальные удовольствовались тем, что предоставили бедной девушке смириться со своей судьбой, а о том, как она помогла леди Роулинз, и говорить нечего.

Эммелин не проиграла их пари, она с блеском выиграла его.

Выиграла? Ну и ну, что за мысль? Теперь ему нужно искать какой-то выход, способ выпутаться из этой неразберихи. Он должен вернуть себе свою прежнюю жизнь, его существование должно быть упорядоченным, размеренным и стабильным, каким было всегда. Почему-то эта перспектива вдруг перестала казаться Алексу такой блистательной и золотой, как прежде. Но разве мог он быть уверен, что ему ещё представится такой случай?

Так, возможно, есть другой способ разобраться с этой путаницей… хотя бы на время. Конечно, если придётся разрешить Эммелин остаться, необходимо установить строгие правила, ведь он, в конце концов, хозяин этого дома.

– Не помню, чтобы давал вам разрешение упаковывать вещи, – промолвил он исключительно надменным тоном.

– Что такое? – Эммелин вскинула голову. – Мне не позволено забрать своё имущество? Если вы считаете меня воровкой, то знайте, что я никогда не брала ничего, что…

– Сядьте, – приказал Алекс, указывая на стул.

Эммелин хотела не подчиниться, но он не зря был двадцать вторым носителем титула Седжуик. Пронзив её пристальным взглядом, он снова указал ей на стул. Семейная легенда гласила, что первый барон Седжуик служил Ричарду Львиное Сердце и мог взглядом обращать неверных в бегство.

У Эммелин, очевидно, были более крепкие нервы, чем у сарацинов, потому что она несколько мгновений оскорблённо смотрела на Алекса, а потом всё-таки села. Иногда репутация «правильного», строгого человека давала Седжуику преимущества.

– Я хочу ещё раз задать вам тот же вопрос: кто вы?

– Это не важно. – Эммелин недовольно поджала губы.

– Согласен. – Он спокойно выдержал её удивлённый взгляд. Прошедшая ночь многое изменила. Роулинз, этот не имеющий себе равных сноб и гордец, полностью открыл ему свою душу, заставил Алекса пересмотреть все, во что он верил.

Неужели можно влюбиться в женщину всего за несколько часов?

Нельзя отрицать, в Эммелин было что-то, что коснулось сердца Алекса, но тем не менее то, что она выдавала себя за Эммелин и эту мисс Дойл, не оставляло ему выбора.

Если только не…

– Седжуик, вы были правы – я не леди.

– Эммелин, – покачал он головой, – я был не прав, сказав так. Сегодня вечером все доказало обратное: ваша доброта к мисс Мебберли, ни с чем не сравнимая услуга, которую вы оказали леди Роулинз.

– Седжуик, не нужно… – Отвернувшись, она помахала рукой, чтобы пресечь его похвалы, потом Эммелин приложила её ко рту, стараясь спрятать зевок. – На самом деле я не…

– Я хотел бы, чтобы вы остались.

– Вы хотите – что? – Теперь она с подозрением посмотрела на Алекса, не желая поверить тому, что поняла его правильно.

– Чтобы вы остались. – Он несколько раз прошёлся взад-вперёд, пока у него не сформировался некий сумасбродный план. – Я хотел бы, чтобы вы остались на две недели.

– Почему? – Она сложила руки на груди, всем своим видом выражая недоумение.

– Потому… гм, ну… – Он оглядел комнату, отмечая изменения, которые Эммелин внесла в неё. – Потому что мне хотелось бы, чтобы вы закончили здесь работу. Мне неприятно видеть, что отделка дома не завершена. И говоря между нами, если вы не проследите, чтобы эта задача была выполнена, вмешается леди Лилит. – Он поёжился и зажмурился, а затем слегка приоткрыл глаза, чтобы оценить реакцию Эммелин.

– Знаю, я рассказала ту историю, но об этом не жалею. – Она сонно улыбнулась Алексу. – Если бы вы слышали, что леди Оксли…

– Не нужно объяснять, Эммелин, – покачал он головой. – Вы выиграли пари.

– Вряд ли я понимаю, как это получилось. – Она потёрла лоб и в полном изнеможении закрыла глаза.

У неё была трудная ночь, и Алекс удивлялся, что она ещё не свалилась с ног.

– Наше пари состояло в том, что вы будете моей… моей… – ему, очевидно, было трудно произнести слова «моей женой», но в конце концов он решил эту проблему, – леди Седжуик, и вы это сделали. Не вижу причин придираться к вашим способам.

– Значит, вы действительно хотите, чтобы я осталась?

– У меня есть определённые условия. – Кивнув, барон снова принялся расхаживать. – Прежде всего…

Но, повернувшись, он понял, что его условия придётся изложить позже. Леди спала со счастливой улыбкой на лице. Алекс вздохнул и, склонившись над ней, убрал с её лица несколько выбившихся прядей светлых волос.

«Ну и что же мне теперь с вами делать, Эммелин? Пожалуй, до того, как будет найден ответ на этот вопрос, лучше всего дать вам выспаться», – решил он и, подняв Эммелин на руки, понёс её к кровати, а она, пошевелившись у него в руках, прижалась к нему.

– Спасибо, Седжуик, – прошептала Эммелин, когда он опустил её на постель и накрыл одеялом.

– Нет, это вам спасибо, – сказал он теперь уже спящей леди. У него было много поводов для благодарности, большинство из которых он не осмеливался даже чётко определить.

Эммелин проснулась через несколько часов. Солнечные лучи, проникавшие сквозь тонкие шторы, наполняли комнату тёплым светом. Находясь ещё где-то между сном и бодрствованием в уюте постели, Эммелин услышала, как у неё в затуманенном сознании громким эхом звучат слова Седжуика: «Я хотел бы, чтобы вы остались».

Он попросил её остаться, но она, все ещё не позволяя себе до конца в это поверить, задумалась, не была ли его просьба просто фантазией, навеянной феей снов. Нет, он не мог сказать этого на самом деле.

– Да, я попросил вас остаться. – На этот раз слова были не воображаемыми, а исходили от самого мужчины.

Эммелин села в постели и окинула взглядом комнату. Она увидела Седжуика, прислонившегося к косяку двери между спальней и гостиной.

– Как вы узнали, о чём я думала?

– У вас был такой вид, как будто вы снова собираетесь уехать.

Вероятно, Эммелин ещё не проснулась, так как готова была поклясться, что услышала в словах Седжуика нотки тревоги: Неужели он действительно хотел, чтобы она осталась? И это после всех неприятностей, которые она доставила ему вчера ночью?

– Вы заснули до того, как мы успели заключить соглашение. – Оставив своё место у двери, Алекс приблизился к кровати.

Одетый в тёмно-синие бриджи и белую рубашку, с синяком вокруг распухшего глаза, который был теперь всех цветов, от лилово-чёрного до тёмно-красного, Седжуик был больше похож на разбойника с большой дороги, чем на дворянина.

Ну да, разбойник! Эммелин следовало хорошенько подумать, прежде чем влюбляться. И она должна укротить своё сердце, потому что Алекс был так же опасен для её планов на будущее, как если бы он был разбойником и с пистолетом в руке и криком «Стой, сдавайся!» скакал верхом по Норт-роуд.

Разве тот случайный поцелуй, которым они обменялись в экипаже, не послужил ей достаточным предупреждением? При одной мысли о прикосновении его губ у Эммелин останавливалось дыхание, а тело трепетало от желания. Её соски наливались, когда она вспоминала ощущение, которое пробудили в ней его руки, ласкавшие их, а самое интимное место напрягалось от боли, требуя таких же прикосновений.

О, если бы он был рядом и делал все это с ней, она вряд ли была бы способна думать о своих планах. И не важно, какая ставка была на кону.

Взглянув на Седжуика, Эммелин по его глазам поняла, что он думает о том же, а посмотрев на себя, подумала, что он, возможно, вспоминает совсем о другом…

– Где моя одежда? – возмущённо спросила Эммелин, потому что на ней была лишь сорочка. Если честно, её больше рассердило не то, что она не помнила, как он её раздевал, а то, что он вообще это сделал.

– Я ничего не делал… я имею в виду… – Он нахмурился. – Я просто подумал, что вам будет удобнее без платья. Уверяю вас, в этой ситуации я остался джентльменом.

О, чёрт бы побрал этого Седжуика с его проклятым благородством! Он даже не попытался воспользоваться благоприятным случаем!

– Благодарю вас, – сказала Эммелин, скромно натягивая простыню до подбородка. В этот момент начали бить часы на камине, и она перевела взгляд на них. – Святые небеса! Уже четвёртый час! – Вскочив с кровати, она схватила халат и направилась к шкафу.

– Что вы собираетесь делать?

– Работать. Мне многое нужно сделать, – ответила Эммелин, доставая скромное платье, чистую сорочку и чулки, и оглянулась на Седжуика.

Он казался отдохнувшим и весьма довольным – слишком довольным. Эммелин снова задумалась, был ли он столь благородным, как утверждал. На самом деле он являлся ей в нескольких совершенно захватывающих снах.

– Где вы спали?

– Здесь, – ответил он, лукаво изогнув бровь.

– Здесь? – Она взглянула на постель, рассчитывая увидеть на ней углубление от ещё одного тела.

– Мадам, – Алекс скрестил руки на груди, – да будет вам известно, что Симмонс любезно принёс в гостиную старую переносную койку моей бабушки.

Выглянув из-за его плеча в гостиную, Эммелин увидела втиснутую туда длинную узкую кровать.

– Вы давно не спите? – поинтересовалась она, проходя мимо него в смежную комнату, и скрылась за ширмой, чтобы одеться.

– Достаточно давно, чтобы узнать, что вы разговариваете во сне, – ответил Седжуик, последовав за ней в гостиную.

– Я не разговариваю. – Эммелин выглянула из-за ширмы.

– Могу поклясться, – пожал плечами Алекс, – из той комнаты ко мне доносилось моё имя, и не один раз.

– Я вряд ли могла быть такой неосторожной. – Эммелин почувствовала, как краска заливает её щеки.

– Значит, вы признаете, что видели меня во сне?

– Разумеется, нет.

– Как скажете. Но мы оба знаем верный ответ, верно?

– И что вы здесь делали? – Эммелин подумала, что он просто невозможный человек и лучше проявить твёрдость и сменить тему.

– Ждал, когда вы проснётесь, Эммелин иронически хмыкнула и, посмотрев в зеркало, вздохнула из-за своей испорченной причёски.

– Седжуик, вы ужасный обманщик, но скажите мне правду.

– Что вы хотите знать?

– Зачем вы здесь? – Выйдя из-за ширмы, Эммелин остановилась прямо перед ним.

– Я жду. – Он произнёс эти слова с такой твёрдостью, что Эммелин попятилась от него. – Эммелин, я жду вашего ответа. Вы останетесь?

Остаться – и погибнуть. Остаться – и разбить себе сердце, О, ей нельзя этого делать, но ответ вырвался у Эммелин против её воли:

– Да, Седжуик, я останусь. – Она закусила губы и молча выругала себя, ведь теперь она наказана. – Но на определённых условиях.

– Согласен, потому что у меня тоже есть кое-какие условия. О, конечно, у него были собственные условия, ведь это же Седжуик. Эммелин отошла от него; несмотря на то что теперь была одета, она чувствовала себя неловко, оттого что стояла так близко к нему.

– Что вы требуете? – Она села на диванчик в другом конце комнаты и напряжённо положила руки на колени.

– Первое и самое главное, – сказал Седжуик со своего места у двери, – я хочу, чтобы вы закончили отделку дома.

– Полная свобода действий?

– Всё, что вашей душе угодно, – предложил барон. Эммелин не осмелилась высказать ему своё сокровенное желание, но она могла бы воплотить в жизнь хотя бы небольшую часть своих замыслов по превращению баронского особняка в тот настоящий дом, каким, по её представлению, он должен быть.

– Что ещё?

– Вы должны согласиться поехать к мисс Мебберли.

– На её свадьбу? – Эммелин не была уверена, что правильно его поняла.

– Да. Я думаю, ваше присутствие послужит ей поддержкой.

– О, Седжуик… – Эммелин почувствовала, как у неё сжалось горло. В свете его считают скучным и бессердечным? Смехотворно!

– О нет, не нужно. Не нужно так смотреть на меня. Просто я подумал, что вы были добры к ней, и если бедная девочка вынуждена выйти замуж за Оксли, пусть в этот день у неё будет хоть что-то приятное.

– Вы просите меня остаться ради мисс Мебберли?

– Да.

– И не ради чего-то другого?

– Нет – Он приблизился на несколько шагов. – Хотя, пожалуй, у меня есть и другая причина. Ваше недавнее утверждение, что нужно дать обществу возможность увидеть Эммелин и близко познакомиться с ней, не лишено смысла. Вы должны пресечь всякие сплетни о моей жене, если только…

– Если – что?

– Вы обязаны прекратить рассказывать нелепые истории обо мне.

– Я действительно сожалею о прошлом вечере. – Эммелин поёжилась. – Но вас там не было, а леди Оксли высказалась совершенно оскорбительно о вас, и я почувствовала, что мой долг как вашей жены…

Бровь Седжуика поползла вверх.

– …как настоящей Эммелин защитить вашу честь.

– Пожалуй, – покачал головой Алекс, – я предпочёл бы историю о разбойниках с большой дороги, которую вы рассказали Хьюберту и леди Лилит.

– Мои похвалы вашему характеру чрезвычайно полезны. – Эммелин задрала нос.

– Полезны? – возмутился Седжуик. – Вы всему городу рассказываете чепуху, будто я прошёл через снежные заносы, чтобы быть рядом с вами.

– Это поможет вам в будущем.

– Каким образом?

– Когда вы решите жениться – по-настоящему жениться, – у вас не будет проблем найти невесту. Все молодые леди в городе будут добиваться этой чести.

– Да, и их ожидания превысят мои возможности.

– Наверное, вы удивите самого себя. – Эммелин посмотрела на него.

– Я не хочу, чтобы вы поверили в собственные романтические выдумки. Позвольте заявить вам, я совсем не такой. Снежные заносы, как же!

– О, Седжуик, могу поспорить, что вы сделали бы гораздо больше ради той, которую полюбили бы. Я не сомневаюсь, что на самом деле вы придумали себе жену, поскольку не могли найти совершенную женщину.

– Такой не существует.

– Возможно, так кажется потому, что вы её не искали.

На этот раз он уставился на Эммелин, словно в этот момент рассчитывал найти такую женщину. Смутившись под его испытующим взглядом, Эммелин встала и отошла к зеркалу, чтобы привести в порядок причёску.

– Что ещё? – спросила она. – Вы сказали, у вас есть и другие условия. Что за условия?

– Прежде чем вы отсюда уедете, вы скажете мне, кто отправил вас сюда и кто ещё знает мой секрет.

– Вполне справедливо. – Она вздохнула, считая, что он заслуживает знать правду. – Вы узнаете об этом только в день моего отъезда, но не раньше. – Эммелин поправила наспех пришпиленный шиньон, заправила в пучок выбившиеся пряди. – Что-нибудь ещё?

– Да. Больше никакого пармиеля, Эммелин, никаких карточных игр.

Эммелин прикусила губу и кивнула, потому что к тому времени, когда она отправится к Уэстли на турнир по пикету, эти ограничения больше не будут на неё распространяться.

– У вас есть ещё какие-либо требования?

– Нет. Этого пока достаточно, – ответил Алекс. – А у вас? Зажмурившись, Эммелин вздохнула и с трудом выдавила из себя:

– Я настаиваю… в общем, полагаю, будет лучше всего, если мы больше не повторим ошибку вчерашнего вечера.

– Какую? Поездку к леди Оксли? – иронически усмехнулся Седжуик.

– Это само собой разумеется. – Эммелин искоса взглянула на него. – Но я имела в виду… я хочу сказать, в экипаже, когда мы… – Она скрестила руки на груди. – Да, я изображаю вашу жену, но это не означает, что я буду… в общем, я не такого сорта женщина.

Это было не совсем правдой, потому что его поцелуй мог у самой неиспорченной леди пробудить искушение познать греховные наслаждения. Греховные желания теперь преследовали Эммелин во сне, и даже мысли, возникавшие при взгляде на Седжуика, стоявшего перед ней в белой накрахмаленной рубашке и обтягивающих бриджах, были предосудительными.

– Эммелин, я не собираюсь усложнять ситуацию, заявляя о супружеских правах.

«Я боялась, что он скажет именно это», – призналась себе Эммелин.

– Простите? – Седжуик смутился. – У вас такой вид, словно вы должны что-то сказать.

– Рада слышать, что вы согласны. – Она снова повернулась к зеркалу и торопливо – без всякой необходимости – поправила волосы, чтобы только спрятаться от его взгляда.

– До тех пор, пока вы не броситесь на меня. Уверен, мы сумеем поддерживать…

– Я брошусь на вас? – Воткнув ещё одну шпильку в шиньон, Эммелин стремительно обернулась. – Я ничего подобного не делала.

– Насколько мне помнится, я сидел в экипаже и размышлял о собственных делах, когда вы внезапно оказались у меня на коленях.

– Я была не готова к резкой остановке. Я бы не побеспокоила вас, если бы вы не велели кучеру выполнить такой трюк. – После этой отповеди Эммелин снова посмотрела на Алекса.

Его здоровый глаз лукаво блестел, и она поняла, что попалась в ловушку.

– Эммелин, мне даже в голову не могла прийти такая хитрость, но, безусловно, я поговорю с Генри. – Он повернулся, собираясь выйти из комнаты, но Эммелин схватила его за рукав.

– Не нужно.

– Вы уверены?

Эммелин сглотнула. Она сама поговорила бы с Генри, если бы думала, что от этого в отношениях между ней и Седжуиком что-то изменится.

Дело в том, что Седжуик был аристократом, и, следовательно, его судьба, его будущие потомки не могли быть запятнаны таким немыслимым союзом. Конечно, бывали случаи, когда сбившийся с пути аристократ нарушал правила приличия и женился на женщине более низкого происхождения, однако Эммелин не могла представить себе, чтобы Седжуик сделал такой неразумный шаг. Не потому, что он был не способен на отчаянные поступки – против этого свидетельствовало само предложение продолжать играть роль его жены, – а потому, что существовали другие причины, которые не могли быть оправданы никакими обстоятельствами. Она была самозванкой и, как Алекс весьма красноречиво намекнул ранее, просто воровкой.

Нет, лучше в дальнейшем не попадать к нему в руки и помнить, что, леди она или не леди, у неё есть сердце, которое может разбиться так же легко, как и любое другое.

– Да, Седжуик, я уверена.

– Согласен. – Пришла его очередь вздохнуть. – Вы правы, так будет лучше.

– Да, лучше. – Эммелин посмотрела на свои пальцы, все ещё лежавшие на его рукаве, быстро убрала руку и отошла от Седжуика.

«Конечно, избежать таких прикосновений будет нетрудно, – убеждала себя Эммелин. – Слишком много поставлено на кон, чтобы быть такой беспечной». Но всё же ставки так или иначе меняются; после поцелуя в экипаже пришла долгая ночь, и все между ней и Седжуиком изменилось. С её стороны было бы глупо продолжать говорить себе, что ей будет легко избегать его, легко не обращать внимания на протест своего сердца.

– Вы так и не сказали, что делали здесь. – Эммелин поспешила сменить тему, разорвать связи, которые, казалось, соединяли их друг с другом вопреки всем стараниям не признавать этого.

– Я просматривал счета. – Алекс кивком указал на открытые книги на столе. – Но, честно говоря, – он улыбнулся, – я велел Симмонсу объявить, что я бодрствовал у вашей постели в знак признания вашей храбрости и стойкости перед лицом суровых испытаний прошлой ночи.

Его искусство увиливать от прямого ответа все больше совершенствовалось.

– Когда вы давали такое объяснение, вы имели в виду роды леди Роулинз или приём у леди Оксли? – в свою очередь, улыбнулась Эммелин.

Они рассмеялись и в мгновение снова оказались на том опасном, зыбком месте, которое обладало силой подталкивать их друг к другу, невзирая на их клятвы. Но к счастью, раздался тихий стук в дверь.

– Да, – откликнулся Седжуик и, по мнению Эммелин, слишком быстро повернулся к двери.

– Милорд? – обратился к нему с порога Симмонс. – В бальном зале недоразумение, которое требует немедленного внимания леди Седжуик.

– О Боже! – Эммелин снова взглянула на часы. – Уже должен прийти декоратор. Боюсь, он и синьор Донати не могут сойтись во мнениях.

Глядя ей вслед, Алекс глубоко вздохнул.

– Могу я предположить, что леди Седжуик пробудет здесь ещё какое-то время? – осторожно спросил Симмонс.

– Да, две недели.

– Рад слышать это, милорд.

– У вас есть ещё что-то? – Алекс подозревал, что настоящая причина появления дворецкого, вероятно, в том, чтобы выступить в защиту Эммелин.

– Увы, да. Мистер Денфорд настойчиво требует встречи с вами. У него ерть какое-то дело, которое он хотел бы обсудить, и ещё он хочет передать жалобы миссис Денфорд.

– Проклятая пара, мне следует выгнать вон их обоих, – пробормотал Алекс.

– Не сомневаюсь, миссис Симмонс и горничные будут более чем счастливы помочь им уложить вещи, – промолвил дворецкий.

Алекс мог представить себе, что соберутся все слуги, чтобы помочь выставить на улицу Хьюберта и леди Лилит.

– К сожалению, мы не можем этого сделать. Не пойму, почему они не останавливаются у Оксли. Он им тоже родственник и, я бы сказал, более близкий.

– Я думаю, здесь лучше кормят, – предположил Симмонс. Против этого Алекс ничего не мог возразить, так как лишь накануне вечером обедал у Оксли. Возможно, женитьба на наследнице улучшит меню в доме Оксли.

– Милорд, могу я предложить, как вам провести остаток дня, чтобы не встречаться с миссис Денфорд?

– Конечно же, да, мой друг. Выручите меня.

– Думаю, если у вас уже есть какая-то договорённость, вы могли бы отделаться от мистера Денфорда.

– Какая же, например? – Алекс не сомневался, что у его хитроумного дворецкого есть на уме план.

– Возможно, это пикник, милорд. С её милостью. Мне кажется, она любит бывать на природе. Пикник помог бы вам обоим уйти из дома, и её милость не попала бы под руку миссис Денфорд.

Пикник? Он со времён юности не был на пикнике, но воспоминания об этом отдыхе до сих пор согревали сердце Алекса.

– Превосходное предложение, Симмонс. – Сказав это, Алекс понял, что не следовало проявлять такой энтузиазм, поскольку это лишь воодушевит Симмонса продолжать сводничество, и поспешил добавить: – Если только для того, чтобы удержать леди Седжуик и леди Лилит от рукопашной.

– О, безусловно, милорд, – согласился Симмонс.

– Много времени потребуется, чтобы собрать всё необходимое? – Алекс готов был поспорить, что дворецкий уже распорядился приготовить экипаж, что корзина уже наполнена богатыми угощениями для пикника и оставшееся от его деда военное снаряжение привязано к запяткам фаэтона.

– Совсем немного, милорд, – успокоил его Симмонс. – По правде говоря, главный повар Тоттли сегодня утром принёс огромное количество провизии в благодарность за помощь, оказанную леди Седжуик. – После секундной паузы он спросил: – Правда, что её милость спасла жизнь леди Роулинз?

– Да, по мнению акушерки, – кивнул Алекс.

– Я так и подумал, – просиял Симмонс. – Особенно когда узнал имя ребёнка. Должен сказать вам, что все слуги страшно горды.

– Не забывайте, Симмонс, она остаётся с нами на две недели. – Несмотря на своё отношение к событиям, Алекс постарался умерить восторженное отношение дворецкого к Эммелин.

Симмонс сжал губы и промолчал.

– Так нужно, – сказал Алекс.

– Не понимаю почему…

– Симмонс, – покачал головой Алекс, – к сожалению, это необходимо.

Чуть больше двух недель, и тогда Седжуик вряд ли сумеет вычеркнуть её из своей жизни – и из своего сердца.

– Как скажете, милорд. – Поклонившись, Симмонс пошёл к двери. – Я немедленно займусь вашим поручением. А леди Седжуик? – спросил он, остановившись на пороге. – Должен я доложить ей о ваших желаниях?

– Нет. Я сам скажу ей.

– Да, милорд, – кивнул дворецкий.

– Симмонс, откуда вы знаете, что Эммелин любит природу?

– Нужно чуть-чуть внимательнее присмотреться к дому, чтобы понять это, – улыбнулся Симмонс.

Пока Алекс спускался по лестнице вслед за дворецким и шёл к бальному залу, он снова обратил внимание на перемены в доме и увидел то, что Симмонс считал очевидным: цвета, которые выбрала Эммелин, – густой голубой, как июньское небо; светло-жёлтый нежных примул; зелёный всех оттенков – от первой весенней листвы до яркого сочного цвета буйного лета. Она отказалась от блеска позолоты, от тёмно-красных тонов, от ненатуральности города, желая превратить дом на Ганновер-сквер в пасторальный оазис.

«Интересно, что она сотворила бы с Эбби?» – подумал он и решил, что скорее всего растратила бы все состояние Седжуиков, переделывая его родовой дом.

Он вошёл в бальный зал, размышляя о том, что с удовольствием разрешил бы ей это сделать только для того, чтобы увидеть, как Хьюберта хватит удар от потери возможного наследства.

Большая комната снова напоминала гудящий улей: наклейщики обоев отвоёвывали пространство у художника и его помощников, которые накладывали на потолок последние мазки.

Посреди зала мистер Старлинг и синьор Донати о чём-то спорили, а Эммелин стояла между ними, упёршись руками в бока и устремив в потолок раздражённый взгляд.

– Кхе, – кашлянул Алекс.

Мастера мгновенно прекратили ссору и наперегонки бросились к нему, пытаясь завоевать его расположение.

– И mio signore…[4 - Уважаемый синьор… (ит.)] – сказал синьор Донати.

– Лорд Седжуик, примите мои извинения за то, что мы устроили здесь такой беспорядок, но мой глубокоуважаемый коллега не…

Не обращая внимания на их заискивания, Алекс прошёл мимо, не сводя глаз с Эммелин. Подойдя ближе, он заметил у неё на носу пятнышко голубой краски, но не стал её отвлекать, решив не откладывая разобраться в сути дела – женщина была настоящим ураганом.

– Очень хорошо, что вы пришли, – без всякого предисловия начала Эммелин. – Я, кажется, так и не смогу добиться, чтобы эти два человека работали вместе! Мистер Старлинг заявляет, что не намерен рисковать своими обоями, когда синьор Донати и его помощники повсюду разбрызгивают краску. Но я не имею ни малейшего понятия о том, что говорит синьор Донати. Я не знаю ни слова по-итальянски, а из того немногого, что он может объяснить по-французски и что я смогла понять, я сделала вывод – его помощника, который обычно выступал в роли переводчика, наняла какая-то дама, желавшая, чтобы её будуар был расписан видами Неаполя. А ещё он продолжает твердить нечто совершенно несусветное о том, что Везувий избавит мир от самодовольных английских мастеров.

– Предоставьте это мне, – засмеялся Алекс и, вмешавшись в выяснение отношений, сразу заговорил с синьором Донати на его родном языке.

Перевод Эммелин оказался довольно точным, но, как оказалось, помощник ещё и унёс папку синьора с рисунками, и теперь мастер остался без эскизов и не мог закончить фрески.

– Вы говорите по-итальянски? – Стоя рядом, Эммелин слушала их разговор.

– Si[5 - Да (ит.).] – ответил Алекс и описал ей всю ситуацию в целом, назвав имя-преступника.

– Леди Джарвис! – Эммелин скрестила руки на груди. – В тот вечер у Мальвины она дотошно интересовалась всеми подробностями работы синьора. Но, по словам Мальвины, она чересчур скупа, чтобы оплатить услуги настоящего специалиста.

– Значит, она нашла другой способ обзавестись фресками.

– Простите, милорд, – заговорил мистер Старлинг, – но вы действительно понимаете нытьё этого человека? Потому что я был бы признателен, если бы вы сказали ему…

– Мистер Старлинг, думаю, вы почувствуете сострадание к своему коллеге, когда узнаете причину его нытья, – прервал Алекс его жалобы и рассказал о закулисных интригах леди Джарвис.

– Не может быть! – воскликнул мистер Старлинг. – Это просто безобразие. Теперь я понимаю, что привело коллегу в такое состояние. Прошу вас, передайте ему мои извинения и спросите, чем я могу ему помочь. Нехорошо, если он будет думать, что мы все такие бесчестные. Переманить ученика!

– Тогда, мистер Старлинг, возможно, вы смогли бы сегодня быть любезнее с синьором. Поработайте на противоположной стене зала, а я попрошу синьора убрать с вашей дороги его стремянки.

– Отличная идея, милорд. Да, конечно, милорд, – раскланялся мистер Старлинг. – Вы, там! – крикнул он одному из собственных учеников. – Уберите лестницы и освободите немного места этим иностранцам.

Тем временем Эммелин сняла, с себя фартук и направилась к двери, но Алекс остановил её за локоть.

– Куда вы собрались?

– К леди Джарвис, чтобы забрать рисунки. Я не позволю, чтобы мой бальный зал копировала такая женщина.

– Нет, вы этого не сделаете, – рассмеялся Алекс при виде грозного выражения на лице у Эммелин. – Меньше всего мне нужно, чтобы в свете появилась ещё одна тема для обсуждения. Мы и без того дали достаточно пищи для сплетен, так что не нужно добавлять ещё. – Он посмотрел в сторону двери, где ждал распоряжений один из лакеев. – Томас! Подойдите сюда!

Слуга тут же подбежал к нему.

– Да, милорд?

– Отправляйтесь в дом леди Джарвис и найдите там итальянца по имени… – Обернувшись к синьору Донати, Алекс по-итальянски спросил, как зовут его помощника, и, получив ответ, продолжил наставлять слугу: – Найдите этого Луиджи – разумеется, осторожно – и предложите ему вдвое больше того, что платит леди Джарвис, чтобы он вернулся сюда. А для подкрепления обещания возьмите у Симмонса кошелёк.

– Не забудьте напомнить синьору, чтобы он захватил свою папку, – заметила Эммелин.

– Да, папку, – кивнул Алекс.

– И все рисунки и копии, – добавила Эммелин.

– Думаю, Томас понял задачу, – сказал Алекс, с ухмылкой глядя на неё. Ему весьма понравилась её напористость.

– Я найду этого парня, – весело подмигнув, пообещал Томас и быстро ушёл.

Когда Алекс поведал о своём плане синьору Донати, тот едва не разрыдался от счастья, обнял его и расцеловал в щеки.

– Grazi! Grazi![6 - Спасибо! Спасибо! (и/и.)] – восклицал он.

– Иностранцы, – проворчал мистер Старлинг, наблюдая эту сцену. Затем вернулся к работе и отправил своих людей освобождать часть помещения для художника.

– Итак, – Алекс, улыбаясь Эммелин, потёр руки, – поскольку эта проблема успешно решена, я хочу спросить, не желаете ли…

– А, кузен, вот ты где! – раздался с порога голос Хьюберта. – Не хочу показаться навязчивым, но у меня есть несколько чрезвычайно важных дел, которые нужно обсудить с тобой, если ты не…

– В другой раз, Хьюберт, – перебил его Алекс.

– Не думаю, что эти дела можно отложить, – возразил Хьюберт. – Нам нужно разобраться в высказываниях, прозвучавших вчера вечером. Лилит до сих пор глубоко возмущена всем произошедшим, и я считаю…

– В другой раз, – повторил Алекс. – Я обещал Эммелин, что сегодня днём мы с ней отправимся на пикник. Не правда ли, дорогая?

«Больше никаких выдумок, да?» – казалось, упрекнула его Эммелин, её губы крепко сжались, а одна из бровей поползла вверх.

«Прошу вас, Эммелин, – мысленно попросил Алекс, – проведите этот день со мной».

А затем её глаза весело блеснули, и она разыграла свою роль, как талантливая актриса.

– Как я могла забыть! – воскликнула Эммелин. – Наш пикник! Боюсь, из-за этого происшествия с синьором Донати у меня совершенно отшибло память. Вы меня простите, Седжуик?

– Ну конечно. Извини, дружище, – обратился он к Хьюберту, – но долг перед женой зовёт меня, так что поговорим в другой раз.

Хьюберт посмотрел сначала на него, потом на Эммелин, с шумом выдохнул и вышел из комнаты.

Убедившись, что его кузен благополучно удалился, Алекс полез в карман и достал платок.

– Вы испачкались в краске, – сказал он Эммелин, показывая на собственный нос.

– Неужели? – Она взяла платок и потёрла нос. Покачав головой, Алекс забрал платок и, приблизившись, стёр следы краски у неё на лице. В течение нескольких мгновений они стояли рядом так близко, что он мог думать лишь о предыдущем вечере, когда в экипаже держал Эммелин в объятиях.

Его недавнее хвастливое заявление о том, что он не собирается предъявлять на неё прав супруга, прозвучало красиво, но сейчас… в общем, сейчас совсем другое дело.

В Эммелин было нечто загадочное, что покорило его, пробудило в нём желания, однако он на самом деле не мог дотронуться до неё пальцем.

– Спасибо, Седжуик. – Щеки у Эммелин слегка порозовели, и она отодвинулась от него. – Вы действительно хотите отправиться на пикник?

– Полагаю, теперь у нас нет другого выбора?

– Не знаю… – Прикусив губу, она взглянула через плечо, оценивая работу, которую предстояло выполнить.

– Но вы же не хотите оставить меня на весь остаток дня с Хьюбертом?

– Нет, – усмехнулась она, – пожалуй, такой судьбы я никому не пожелала бы.

– Ни о чём не беспокойтесь, – поспешно сказал Алекс. – Томас в два счёта вернёт этого парня. К тому же вы заслужили награду.

– Милорд, – как по мановению волшебной палочки явился Симмонс, – экипаж готов, и миссис Симмонс собрала корзину для вас и её милости.

– Незапланированное приглашение? – Эммелин искоса взглянула на Алекса. – Вы давно это задумали, так ведь?

– Поверьте, во всём виноват Симмонс. – Подняв руки, Алекс замотал головой.

– Очень жаль. На минуту мне показалось, что вы хотите произвести на меня впечатление.




Глава 11


Эммелин побежала наверх, чтобы накинуть на платье скромную шаль и взять соломенную шляпку, но миссис Симмонс, пришедшая ей помочь, решительно воспротивилась этому выбору.

– Миледи, если леди Роулинз увидит, что вы выходите из дома в такой одежде, она целый час будет трезвонить во все колокола у меня над головой, независимо от того, заслуживаю я этого или нет. А кроме того, – старая служанка украдкой посмотрела на Эммелин, – разве вам не хочется, чтобы хозяин увидел вас в новых нарядах? – С этими словами она достала элегантное жёлтое дорожное платье, украшенную цветами шляпу и тонкую кружевную шаль.

Помогая Эммелин одеться, миссис Симмонс оставалась глуха к её протестам, что платье слишком нарядно для простой поездки в парк.

– Совсем другое дело, миледи, – одобрила экономка и, словно заботливая наседка, подтолкнула её к двери. – Теперь вы хороши, как картинка. Вы просто не можете не вскружить голову его милости.

Неужели и миссис Симмонс? Эммелин взглянула на экономку.

И всё же, несмотря на уверения миссис Симмонс, она ощущала лёгкую дрожь, когда, выйдя на парадное крыльцо, ожидала вердикта Седжуика.

Широко улыбаясь, он шагнул к ней и поднёс к губам её руку. Для мужчины, который, как предполагалось, не собирался никого очаровывать, он великолепно играл свою роль, когда вёл её вниз по лестнице со всей заботливостью и уважением, которое джентльмен оказывает своей любимой.

– Ради Симмонса, – пояснил Алекс, когда Эммелин с удивлением взглянула на него, и привлёк её к себе. – Мне было бы неприятно, если бы он разочаровался в нас после всех своих хлопот.

– И миссис Симмонс тоже, – улыбнулась ему Эммелин. Корзина для пикника, как убедилась Эммелин, не была наспех собранной из остатков вчерашних закусок и несвежих деликатесов, а содержала угощения, которыми можно было бы насытить большую компанию.

Корзина, собранная миссис Симмонс, была огромной и вместе с длинным узким ящиком – Эммелин даже не могла себе представить, что в нём находится, – занимала целиком сиденье. Вдобавок ко всему этому была ещё гора шерстяных одеял и подушек, а также складная мебель армейского стиля – несомненно, оставшаяся после военных кампаний двадцатого барона, – сложенная и аккуратно привязанная к запяткам экипажа.

– А для нас найдётся место? – спросила Эммелин, обозревая перегруженную коляску. Господи, как долго может длиться пикник? Похоже, Седжуик приготовился к путешествию в самые дикие места Шотландии.

– Конечно. Нас ждёт пикник.

Алекс подвёл Эммелин к высокой коляске – дорогому фаэтону, которым способен управлять только умелый мастер.

Эммелин с подозрением рассматривала экипаж. Она никогда не ездила в таком, и когда лошади затанцевали в упряжи и начали нетерпеливо фыркать, а коляска опасно закачалась, Эммелин усомнилась, хочется ли ей занять там место.

– А вы знаете, как управлять этими… этими чудовищами? – спросила она, не рискуя подняться выше первой ступеньки.

– Леди Седжуик, никогда не спрашивайте мужчину о его умении обращаться с животными.

– Поскольку речь идёт о моей шее, думаю, я имею полное право задать вопрос.

– Вы в полной безопасности, – успокоил её Алекс. – Не забывайте, я влюблённый до безумия мужчина и не допущу, чтобы с вами что-нибудь случилось. – Он подмигнул Эммелин, и его зелёные глаза весело блеснули.

«Проклятое заигрывание», – выругалась про себя Эммелин.

– Прошу вас. – Седжуик подал ей руку.

Ещё раз окинув взглядом коляску и лошадей, она собрала все мужество и позволила Алексу помочь ей занять место на сиденье.

Его рука задержалась у неё на локте, и Эммелин ощутила волнение от этого прикосновения. Она попыталась убедить себя, что все ещё не отдохнула после утомительной ночи, но это была не вся правда. Ей нравилось чувствовать его мускулистую руку, нравилась сила, которой он с такой готовностью делился с ней; но она сказала себе, что не имеет права показывать ему свои чувства.

Когда же Алекс занял своё место и взял вожжи, она обнаружила, что на узком сиденье двоим слишком тесно. Они оказались совсем рядом, её бедро прижалось к его бедру, и Эммелин, стиснув зубы, пообещала себе не забывать о своей клятве.

Не повторять поцелуев… не позволять Седжуику обнимать её. А теперь следовало ещё добавить: больше никаких поездок в этом проклятом фаэтоне, потому что даже короткая прогулка в парк будет мучением.

– Готовы? – спросил Алекс, и Эммелин кивнула. Симмонс с женой вышли проводить их, а Хьфберт и Лилит наблюдали за ними сверху из окна. Но Эммелин было не до того, чтобы обращать внимание на постные лица гостей, потому что как раз в это время Седжуик, дёрнув поводья, пустил лошадей вперёд, и высокий экипаж закачался на рессорах.

– О Боже! – воскликнула Эммелин. Она попыталась за что-нибудь ухватиться, и такой опорой оказалась рука Седжуика.

– Первый раз в фаэтоне? – спросил он, позволяя лошадям ускорить бег.

– По-моему, мы договорились не задавать друг другу вопросов, – ответила она сквозь стиснутые зубы.

– Вам не кажется, что день в таком случае станет весьма скучным? – Алекс взглянул на Эммелин.

Она не нашла что ответить, так как всё ещё была убеждена, что этот страшный экипаж станет её погибелью.

– Почему бы не поиграть в вопросы и ответы, чтобы провести время? – рискнул предложить он.

Эммелин посмотрела на него с подозрением. Сколько вопросов можно задать на пути от Ганновер-сквер до Гайд-парка?

– После каждого вашего вопроса я буду задавать свой собственный, – ответила она. – И ничего, касающегося моей личности. – Немного позже она обнаружила, что барон не собирается ехать в Гайд-парк.

– Согласен. Начинает леди.

– О нет, милорд. – Экипаж больше не трясло, и Эммелин снова обрела равновесие. Она с притворной скромностью положила руки на колени, сожалея, что не нашла предлога не отпускать руку Алекса. – Это ваша игра, так что можете сделать первый ход.

– Превосходно! – воскликнул Алекс. – Где вы научились искусству декора?

Эммелин рассмеялась.

– Я побывала в нескольких самых изысканных домах Англии…

– В двадцати восьми, если говорить точно, – вставил он.

– Да, в двадцати восьми, – подтвердила она. – И полагаю, в этих домах я научилась разбираться, что мне нравится и что не нравится.

– Понятно. Как мне повезло, что этот приобретённый вкус оказался столь дорогим, – пошутил он.

– Я предпочитаю слово «утончённый», – высокомерно заявила Эммелин.

– А как вы относитесь к словам «разорённый, неимущий и неплатёжеспособный»?

Она решила пропустить мимо ушей этот вопрос и быстро перешла к собственному, потому что теперь Седжуик был у неё в долгу.

– Как так вышло, что вы не женаты? – Самое лучшее сразу же заставить его перейти в оборону, прежде чем он получит ещё один шанс сунуть нос в её дела.

– Но я женат! – тотчас парировал Алекс.

– Седжуик! – Эммелин толкнула его локтем под рёбра в совсем не подобающей леди манере. – Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, и я ожидаю от вас только правды.

– Честно? – Да.

– Я не знаю.

– Если вы не хотите серьёзно играть в эту игру… – Она подняла взор к небу.

– Нет, это правда, – со всей серьёзностью ответил он. – Я не знаю. Уверяю вас, если бы я знал, то давно женился хотя бы для того, чтобы избавиться от бесконечных упрёков и советов моей бабушки и остальной семьи.

– У вас определённо очень заботливая семья. – Эммелин постаралась не улыбнуться.

– Это преуменьшение действительности.

– Они все похожи на Хьюберта? – задала она следующий вопрос.

– Нет, – засмеялся Седжуик. – Но не радуйтесь раньше времени. Клан Денфордов, скажем, редкое собрание характеров.

– Значит, именно поэтому бароны всегда женились так поздно? Боялись продолжения рода? – в свою очередь, улыбнулась Эммелин.

– Что-то в этом роде. Мой дед не женился почти до шестидесяти лет. А у вас есть семья? – Он посмотрел на Эммелин, а она бросила на него обжигающий взгляд.

– Кажется, мы договорились, что такого типа вопросы…

– Эммелин, я дал вам слово и просто хочу знать, есть ли у вас родственники, а не кто они.

– Нет. – Она отвернулась. Вопрос был законным, но дать на него ответ было тяжело.

– Никого?

Эммелин покачала головой. Это было не совсем правдой, так как она думала, что её отец ещё мог оставаться в живых… если закон и судьба не расправились со старым пройдохой.

– Очень жаль.

– Расскажите мне о Седжуик-Эбби, – пожав плечами, попросила она.

– Не стройте никаких планов, – покосившись на Эммелин, предупредил Алекс. – Вы не вонзите свои коготки, любящие парчу, новую мебель и итальянские росписи, в мой родовой дом.

– О, пусть это вас не волнует. Просто опишите мне его.

Подчинившись её просьбе, он с любовью в голосе подробно описал ей старинное родовое имение, и его рассказ настолько захватил Эммелин, что до тех пор, пока они не оставили далеко позади парк и не выехали из Лондона, она даже не поняла, что впервые за долгое время её провели.

– О, вы даже не собирались прокатиться в парк, – возмутилась она, оглядываясь на городские ворота.

Самодовольный мужчина рядом с ней только ухмыльнулся.

– Неужели вы хотите таким способом избавиться от меня, а? Вывезти из города и бросить одну на дороге?

– Нет, – он покачал головой, – такие дела я доверяю Генри.

– Что ж, слава Богу, теперь я это знаю. Если Генри вздумает пригласить меня на пикник, я, безусловно, откажусь!

Они рассмеялись, и Седжуик направил экипаж на главную дорогу. Когда перед ними открылся прямой путь, он предоставил свободу резвой паре лошадей, и карета немедленно набрала головокружительную скорость.

После того как Эммелин наконец удалось перевести дыхание, она взглянула на барона из-под полей шляпы, и у неё снова захватило дух от невероятной мужественности его лица: высоких скул, точёных губ и глубокой складки на подбородке. Оказавшись так близко к нему, Эммелин не могла понять, о чём думала, принимая его приглашение, и тем более как могла выйти замуж за такого мужчину.

Затем ей пришлось напомнить себе, что они на самом деле не женаты и через две недели ей придётся оставить титул, шкаф, полный нарядов, заново отделанный дом на Ганновер-сквер и, что хуже всего, она будет вынуждена распрощаться с этим человеком, который заставил её почувствовать неудовлетворённость всем, что прежде ей было дорого.

Например, собственной независимостью. Сколько раз Эммелин покидала загородные дома, радуясь, что никогда не попадалась в ловушку брака без любви с каким-нибудь властолюбивым мужчиной, который обожает командовать и по малейшему поводу топает ногой.

«Как Седжуик», – чуть улыбнулась Эммелин. Но она была вынуждена признать, что если их первые стычки были изрядно наполнены требованиями и угрозами, то потом он неожиданно стал очень милым. Взять хотя бы этот пикник – ведь Седжуик фактически умолял её поехать с ним.

«Чтобы не проводить день с Хьюбертом», – подсказал ответ её рассудок. По-видимому, пикник с ней был меньшим из двух зол, но сейчас Седжуика вряд ли можно было назвать хотя бы немного разочарованным, он выглядел абсолютно довольным. Довольным? О нет, это невозможно! В их соглашении не было места таким вещам – так же как Эммелин не имела права позволить его слугам, занимающимся сводничеством, создать у неё ошибочное впечатление, будто барон Седжуик может влюбиться в неё. Неужели они не понимают, как это невыносимо?

Кроме того, хорошее настроение Седжуика никогда не было частью их безрассудной сделки. Живая, жизнерадостная Эммелин скорее всего вызывала у него досаду и раздражение.

– О Господи, – пробормотала она себе под нос, – из этого ничего не выйдет.

– Что теперь? Вспомнили ещё одного мастера, работающего в доме, которого можно заговорить, чтобы уменьшить его доход на несколько фунтов?

– Хочу, чтобы вы знали, – Эммелин вздёрнула подбородок, – я старалась сохранить вам каждый пенни.

– И тем временем чуть не довели меня до богадельни, – Снова усмехнулся Алекс. – Вы неисправимая плутовка, когда дело касается этих мастеров. Да, вы запятнаете имя Седжуиков на много грядущих поколений.

– Мне приятно знать, что, придя в ваш дом, мастера не станут брать втридорога за второсортный товар.

– У вас есть готовый ответ на всё, что я говорю? – улыбнулся Алекс, сдвинув назад шляпу.

– Конечно.

– Тогда кто вы?

– И вы называете меня неисправимой? – Сжав губы, она покачала головой. – Я думала, мы договорились, что это не та тема, которую мы будем обсуждать.

– Да, я знаю, но нельзя винить человека за попытку. Помимо всего прочего, вы считаетесь моей женой, и что я должен сказать множеству ваших друзей, когда они спросят меня о вас? Если я не смогу им даже намекнуть на ваши симпатии и антипатии, они начнут сомневаться, что наш союз основан на любви.

– Пожалуй, – Эммелин постучала себя веером по подбородку, – здесь вы в чём-то правы.

– Итак, – сказал он, слегка натянув вожжи, – какой ваш любимый цвет?

– Зелёный.

– Вот так сразу? Зелёный?

– Нуда. Думаю, я знаю, что мне нравится.

– Этот цвет любите вы или Эммелин? – Его глаза лукаво блеснули.

– Забавно, но у нас с ней совершенно одинаковые вкусы. – Оказывается, Алекс ужасный насмешник, Эммелин и не ожидала от него такого.

– Как хорошо, – обрадовался Седжуик. – Значит, ваш любимый цвет зелёный, а это упростит покупку букетов.

– Как это?

– Я могу сказать цветочнице, чтобы она присылала вам просто зелень вместо букетов.

– Ничего себе, влюблённый муж. – Эммелин ткнула его локтем под рёбра. – Я ни за что не приму такой букет.

– Почему?

– Потому что если бы вы были влюблённым в меня мужем, то знали бы, что я также люблю жёлтые цветы.

– Полагаю, жёлтые розы?

– Откуда вы знаете? – Седжуик снова удивил её: сначала своими шутками, а теперь ещё и догадливостью.

– Один из этих красивых цветов у вас на шляпе, – указал он.

– Удачная подсказка. – Подняв руку, она коснулась пальцами шёлкового цветка, приколотого к полям шляпы.

– Ничего подобного. У меня есть ещё доказательство – у платья, которое было на вас вчера вечером, подол расшит жёлтыми розами.

«Он обратил внимание на моё платье?» – удивилась Эммелин.

– Не думала, что вы из тех, кто замечает такие вещи. Равнодушный, невнимательный человек не обратил бы ни малейшего внимания на то, что надето на женщине.

– Я замечаю красивое платье на красивой женщине.

Значит, он считает её красивой. Эммелин украдкой вздохнула. Сколько лет она пряталась за образом старой девы – компаньонки богатых скучающих матрон, – носила строгие шиньоны, очки и мрачные бесформенные платья! Изредка какому-нибудь проницательному повесе удавалось заглянуть под её маску, но она никогда не верила ни одному слащавому комплименту по поводу её красоты.

И несмотря на твёрдые намерения Эммелин не прислушиваться к такой болтовне, её сердце забилось, и она погрузилась в губительные греховные мысли: о поцелуе Седжуика, о его прикосновении, о том, что он считает красивыми её лицо и платье, о сочном зелёном луге, усыпанном маленькими маргаритками, и о шерстяном одеяле, расстеленном на зелёной лужайке, и о Седжуике, прижимающем её к себе, называющем красавицей и молящем о…

Экипаж свернул на просёлочную дорогу, и её сны наяву мгновенно прервались. Эммелин бросило в сторону Алекса, и она вскинула руки, пытаясь за что-нибудь ухватиться – за его куртку, или рукав, или бедро – мускулистое и твёрдое, как у античных мраморных статуй.

– Вы что, чёрт побери, сошли с ума? – закричала Эммелин, вцепившись одной рукой в Седжуика, а другой – в свою шляпу.

– Я просто хотел проверить, не спите ли вы. – Он выразительно поднял бровь, услышав столь не достойное леди выражение. – У вас был такой вид, словно вы витаете в облаках и вас нужно спустить на землю.

– Было бы достаточно просто кашлянуть. – Она постаралась снова сесть прямо и перевела разговор на другую тему: – Где мы?

– Клифтон-Хаус. – Седжуик кивнул на показавшееся впереди здание.

«Значит, это не один из его домов», – с некоторым разочарованием подумала Эммелин, хотя причин для разочарования у неё не было. Она знала из «Дебретт», что Клифтон-Хаус был фамильной резиденцией графа Клифтона. Красивый старинный загородный дом, казалось, веками бывший частью ландшафта, стоял на невысоком холме, как вросший в землю часовой. От дома вниз до самой Темзы простиралась широкая лужайка. На реке лодочник, упираясь шестом, направлял свою лодку вниз по течению в сторону города.

Не могло быть более живописной картины – она была такой же дивной, как те акварельные пейзажи Седжуик-Эбби, которые Эммелин нашла на чердаке.

– Как красиво, – не удержалась она.

– Я надеялся, что вам понравится.

– Вы знакомы с графом? О, простите, вы ведь родственники, не так ли? Правда, дальние, – добавила Эммелин, на секунду замолчав, чтобы вспомнить соответствующий отрывок из книги Дебретта.

– Есть что-нибудь такое, чего вы не знаете о высшем свете? – Алекс бросил на неё изумлённый взгляд.

Эммелин лишь пожала плечами. Знание семейных связей вовсе не позволяло заглянуть в душу человека, оно не давало живых подробностей семейных обычаев и индивидуальных особенностей.

– Значит, мы встретимся с графом? – У неё отнюдь не было настроения наносить светский визит – Эммелин полагала, что они проведут день вдвоём.

Только вдвоём.

«Прекрати, – приказала она себе. – Перестань всё время строить подобные планы… потому что они никуда не приведут».

– К сожалению, Клифтона сейчас здесь нет, – сказал Алекс, по-видимому, заметив её откровенное разочарование. – Боюсь, мы будем одни.

В виде исключения Эммелин решила промолчать, но радостно задрожавшие губы, вероятно, выдали её чувства.

Проехав по дорожке, они остановились перед домом. Сед-жуик выпрыгнул из коляски и уже протянул Эммелин руку, чтобы помочь спуститься на землю, когда парадная дверь отворилась и из дома торопливо вышла старая полная леди в фартуке и кружевном чепце.

– Лорд Седжуик?

– Миссис Келлиуик, вы ещё здесь? – отозвался он.

– И не собираюсь уезжать, даже если его милость выгонит меня. А он всё время грозит это сделать.

– Если этот дьявол когда-нибудь осмелится на такое, вам всегда найдётся место в моём доме. – Седжуик по-королевски склонил голову.

– Именно так я всегда говорю ему, – усмехнулась старая дама, – и это вправляет ему мозги.

Они вдвоём смеялись, а Эммелин так и оставалась стоять позади, пока миссис Келлиуик не заметила её.

– Ну-ка, а это кто? – Не задумавшись ни на секунду, она хорошим толчком локтя отодвинула Седжуика с дороги. – Ваша жена? Самое время привезти её сюда познакомиться со мной.

– Эммелин, леди Денфорд, имею удовольствие представить вам миссис Перегрин Келлиуик, экономку лорда Клифтона.

– Очень приятно познакомиться с вами, мадам.

– Вы сама учтивость, – прищурилась миссис Келлиуик. – Ваша жена слишком воспитанная для такого, как вы, Седжуик. И слишком симпатичная к тому же. Всегда думала, что вы женитесь на одной из этих кислых барышень из Лондона, которая, не пройдёт и года, окажется раздавленной вашим каблуком.

– Я готовлю кандалы, мадам, – Эммелин улыбнулась откровенности женщины, – но, боюсь, его будет трудно заставить их носить.

После её слов экономка долго и громко хихикала.

– А у неё хорошее чувство юмора. Нет ли у вас сестры, миледи? Симпатичной, острой на язык девушки для моего хозяина?

– Нет, миссис Келлиуик, довольно сводничества. Вы же знаете, что Клифтон не оценит ваших стараний, – остановил её Алекс.

Нахмурившись, она погрозила Седжуику рукой.

– Что ж, быть может, ваш пример изменит настроение моего хозяина, а заодно и этого вашего беспутного друга…

– Лорда Джона?

– Вот-вот, лорда Джона. Этот парень плохо кончит, если не найдёт себе невесту. Запомните мои слова: распутный образ жизни когда-нибудь погубит его. Но всё же вы проделали путь из города не для того, чтобы представить меня своей очаровательной жене, поэтому скажите, что я могу сделать для вас, лорд Седжуик?

– Я хотел бы узнать, нельзя ли нам устроить пикник у реки. На лице миссис Келлиуик появилось лукавое выражение, а затем она широко улыбнулась Седжуику.

– Вы действительно без ума влюблены, как мне и говорили. Конечно, можете устроить небольшой приятный пикник. Вы окажете мне великую честь, Седжуик. Вот так. – Она смахнула несколько случайных слезинок, скатившихся из её живых карих глаз. – Разумеется, вы можете пользоваться владениями его милости. Собрать вам провизию? У меня есть немного выпечки, но я могу…

– Не беспокойтесь, я уверен, миссис Симмонс превзошла саму себя.

– Конечно, Бетти постаралась, – заявила миссис Келлиуик. – Она же моя дочь, да. Я научила её, как вести хозяйство в доме и заботиться о семье.

– И я каждый день благодарю вас за ваши уроки, – сказал ей Седжуик.

Миссис Келлиуик снова просияла и, положив руки на пышные бедра, повернулась в сторону конюшен. На её зов оттуда мгновенно выбежали два мальчика.

– Внуки, – тихо сказал Седжуик.

– Вы что, паршивцы, не слышали, как подъехал экипаж? – отругала она их. – Я и то услышала, хотя была в задней части дома.

Теперь Эммелин поняла, откуда у миссис Симмонс сверхъестественная способность знать, когда в доме что-то случается, и подумала, что миссис Келлиуик узнала об их приближении, как только они свернули с главной дороги. Чтобы дать знать миссис Келлиуик или её дочери о чьём-либо прибытии, не нужно дёргать шнур звонка.

Старая леди не мешкая отправила мальчиков разгружать экипаж и носить все корзины и прочие вещи вниз на берег реки, а потом, не давая Эммелин сказать ни слова, хлопотливо, как наседка, повела её в дом, чтобы немного освежиться и дружески поболтать.

Только через полчаса Эммелин вышла на лужайку. Всё это время миссис Келлиуик посвятила тому, что давала ей советы по поводу семейной жизни – оказалось, леди пережила трех мужей.

– Пусть он немного побудет один, миледи, – сказала миссис Келлиуик. – Пусть дожидается вас внизу в беседке. Это разогреет ему кровь.

Эммелин не стала говорить женщине правду. Как она могла сказать, что ей меньше всего нужно, чтобы у Седжуика закипела кровь?

Её саму словно охватила лихорадка, и Эммелин с трудом сдерживала себя, освободившись от общества миссис Келлиуик. Ей хотелось беззаботно босиком побежать к воде и броситься в объятия Седжуика, как могла бы сделать без ума влюблённая молодая жена. Вместо этого, изо всех сил борясь с собой, Эммелин лёгкой походкой спускалась на берег, как подобает истинной леди. Однако в этой борьбе она потерпела полное поражение. После нескольких шагов по сочной лужайке Эммелин не смогла устоять перед искушением и, сбросив туфли, помчалась вниз. День был тёплым, поэтому она не надела чулки, и теперь её босые ступни ласкала бархатистая трава.

Через лужайку к ней донёсся громкий смех, и, подняв голову, она увидела Седжуика. Сняв с себя куртку и жилет, он в одной рубашке и бриджах стоял в беседке, о которой говорила миссис Келлиуик, – значит, не только Эммелин одолел соблазн отказаться от правил приличия.

Эммелин подхватила его смех и вприпрыжку побежала по лужайке, наслаждаясь каждой минутой. Оказавшись у беседки, она поняла, что миссис Келлиуик не рассказала о её очаровании.

Построенная в классическом стиле, с изящными мраморными колоннами и куполообразной крышей, беседка располагалась у самой реки и была окружена изгородью из цветов, полностью отделявшей её от окружающего мира.

Поклонившись Эммелин, Седжуик помахал ей рукой, приглашая присоединиться к нему. Поднявшись по ступенькам, она увидела внутри стол и стулья. На столе, накрытом белой накрахмаленной скатертью, стояли тарелки и чашки, поднос с нарезанным хлебом, сыром, мясом и фруктами и блюдо с бисквитами и сладкими деликатесами. В одной из чашек Эммелин увидела букетик только что сорванных лютиков, солнечно-жёлтых, сияющих.

Седжуик собрал для неё цветы? Сердце Эммелин странно забилось.

– По вашему вкусу, леди Седжуик? – спросил он, когда Эммелин украдкой взглянула на него. Он стоял рядом в безупречно белой рубашке, ярко контрастировавшей с его тёмными волосами и суровой внешностью.

– Абсолютно. Но я всё же не понимаю, кто все это подготовил, ведь вы меня пригласили так внезапно.

Алекс хотел покачать головой в знак протеста, но потом сдался.

– Не сомневаюсь, Симмонс и его жена приложили руку, надеясь нас сблизить.

– Бесстыжая пара. – Эммелин отошла за стол при приближении Седжуика. Долетевший с реки лёгкий ветерок шаловливо играл лентами её шляпы. – Но было бы совершенно бесстыдно, если бы мы позволили их стараниям пропасть впустую. – Сообразив, как двусмысленно прозвучали её слова, Эммелин сразу же пояснила: – Я говорю о еде. Было бы ужасным преступлением дать испортиться такой вкусной еде.

– Согласен. – Однако лукавая улыбка у него на губах и насмешливый изгиб бровей намекали на то, что ему больше нравится предложение, высказанное первым.

Итак, теперь Седжуик флиртовал с ней. Какой ещё сюрприз преподнесёт этот день?

Эммелин доставляли удовольствие его ухаживания, но она напомнила себе, что флирт вряд ли что-то означает в высшем обществе – особенно когда речь идёт о флирте с такими дамами, как она. И кроме всего прочего, это сущая нелепость – она и Седжуик! Безусловно, он просто разыгрывал роль без ума влюблённого мужа. Эммелин не забывала об этом, но какой вред от того, что в такой чудесный солнечный день она насладится его ухаживаниями и изысканным угощением?

Седжуик отодвинул для неё стул, и, когда она села, её сердце застучало, оттого что он был сзади так близко и его руки касались её, когда она усаживалась на место.

Затем Алекс сел напротив неё, и Эммелин наполнила тарелку сначала ему, а потом себе. Они болтали о природе, которая их окружала, Седжуик развлекал её рассказами о графстве Клифтон и его пёстром прошлом – историями, которые никогда не попадали в позолоченные анналы «Дебретт». Семьи Седжуиков и Клифтонов были друзьями и союзниками на протяжении веков и время от времени заключали между собой браки, так что, как сказала Эммелин, они состояли в дальнем, сложном своеобразном родстве.

Эммелин и Седжуик смеялись, разговаривали и ели. Наконец он вздохнул, откинувшись на стуле.

– Полагаю, с меня довольно.

– Я подумала об этом после вашей четвёртой тарелки. – Эммелин положила салфетку на стол.

– Что я могу поделать, если свежий воздух и приятное общество пробудили во мне здоровый аппетит?

От его улыбки, похожей на волчий оскал, Эммелин охватила дрожь.

«Итак, если пирогов недостаточно, чтобы утолить его голод, то что ещё ему нужно? – подумала Эммелин. – О, мне надо оставить эти смехотворные желания и умерить полёты фантазии».

Седжуик слишком высокомерный и «правильный», чтобы испортить своё генеалогическое древо, ведь даже его вымышленная жена обладала незапятнанной родословной. А у Эммелин родственники… Да, её родственники и знакомые весьма разнообразны и потрёпаны, как изношенный шотландский плед.

Однако, взглянув в глаза Седжуику, она увидела горящий там тёмный чувственный огонь и поняла, что не одну её в этот день охватило безрассудное желание.

– Теперь пришла пора для настоящего развлечения. – Подмигнув Эммелин, Алекс встал.

– Я не знаю… то есть если вы полагаете… – залепетала Эммелин, поднимаясь со стула. Что она бормочет? Она не собиралась делать ничего предосудительного, но Седжуик был чересчур красив, чересчур обаятелен. А когда он вот так улыбался ей, Эммелин приходила в смятение и была готова позабыть даже о строгом контроле над собой. Разве не это её удерживало – строгий самоконтроль? Теперь у неё была возможность попасть к маркизу на крупную игру и выиграть состояние, но существовал Седжуик, этот губительно красивый и невероятно соблазнительный мужчина.

– Вы готовы? – Седжуик протянул ей руку.

Не задумавшись даже на мгновение, Эммелин вложила пальцы в его тёплую ладонь и последовала за ним из беседки – к легкомысленным занятиям совсем другого рода.




Глава 12


– Да, после еды на свежем воздухе нет ничего лучше этого, – сказал Алекс, направляясь к шерстяному одеялу, расстеленному под большим дубом.

Взгляд Эммелин был настолько прикован к месту, которое очень скоро должно было стать свидетелем её счастливой гибели, что она даже не заметила, что Седжуик берет длинный ящик, на который она обратила внимание раньше в экипаже.

– Да, это будет настоящее развлечение.

– Что? – Внезапно она заподозрила, что он вовсе не собирается её соблазнять.

– Полагаю, вы скажете, что никогда этим не занимались? Не беда. Правда, моя мать всегда терпеть этого не могла, но бабушка до сих пор находит восхитительным.

Его мать и бабушка? Эммелин искоса взглянула на Седжу-ика. Чёрт возьми, было бы лучше, если бы она поняла его неправильно.

– Простите?

– Рыбалка, – пояснил он. – Чем ещё можно заниматься в такой чудесный день?

Рыбалка! Он привёз её сюда, в это уединённое имение, в это исключительно романтическое место, ради рыбалки?

Эммелин не знала, то ли ей расплакаться, то ли столкнуть его в воду. Прежде чем она смогла доставить себе удовольствие углубиться в мечты о том, как он поднимется из воды в бриджах и рубашке, прилипших к его мускулистой фигуре, Седжуик успел собрать одно из удилищ и уже доставал второе.

– Да, думаю, не занималась, – ответила она совершенно серьёзно.

– Вы не разочаруетесь.

Честно говоря, у неё было достаточно разочарований для одного дня, чтобы добавлять к своим неприятностям ещё какую-то дурацкую рыбалку.

Седжуик, слишком увлечённый предстоящими радостями рыбалки и выбором правильной наживки, очевидно, даже не заметил её досады.

– Пойдёмте, Эммелин, попробуйте. – Он снова протянул ей руку.

На этот раз её ноги приросли к земле, и она не сделала ни шагу. Чтобы охладить чей-то пыл, нельзя придумать ничего лучшего, чем завести разговор о выкапывании червей.

– Нет, благодарю вас. Пожалуй, я останусь здесь и просто буду смотреть. – «И кипеть от злости».

– Что ж, смотрите внимательно, – бросил на ходу Седжуик, спускаясь по пологому склону к самой воде. – И если почувствуете, что хотите присоединиться, дайте мне знать.

Эммелин заставила себя улыбнуться Седжуику и, растянувшись на одеяле, наблюдала, как солнечный свет играет и пляшет на спокойной воде. Однако её взгляд всё время возвращался к мужчине, к его туго натянувшейся на плечах рубашке, к тому, как он сосредоточенно морщил лоб, забрасывая удочку.

Из того, что могла видеть Эммелин, она сделала вывод, что рыбалка, по-видимому, требовала огромного труда (и сквернословия), но всё было впустую. Седжуику, очевидно, не хватало профессиональных навыков, потому что ему постоянно не везло.

– Вы уверены, что делаете все правильно? – крикнула Эммелин.

– Почему бы вам не научить меня? Или вы боитесь, что рыба отнесётся к вам с таким же пренебрежением, как и ко мне?

«А почему бы и нет? – рассудила Эммелин. – Быть может, ко мне относятся с пренебрежением и люди, и звери. Конечно, если рыб можно назвать зверями. А если нет, то Сед-жуик выступает в роли и тех, и других».

И она спустилась к нему.

– Теперь встаньте здесь. – Седжуик поставил её перед собой, а потом притянул ближе.

Когда спина Эммелин прижалась к его груди, а её тело к его телу, рыбалка неожиданно стала намного интереснее. Если летний день и не был ещё достаточно тёплым, то жар, вспыхнувший между их телами, превратил его в пекло.

Память не сыграла с Эммелин шутку: тело Седжуика оказалось таким же мускулистым и длинным, каким она его помнила. И, откинув голову, чтобы взглянуть на барона, она смогла увидеть только его губы и вспомнить, с каким искусством они целовали её.

Седжуик встретился с ней взглядом, и Эммелин могла бы поклясться, что увидела в его глазах те же чувства, которые, должно быть, горели у неё в глазах.

Почему они оказывали друг на друга такое воздействие?

Её мать всегда говорила, что когда Эммелин влюбится, то мгновенно поймёт это. Мать рассказывала, что так было у них с отцом. Нельзя сказать, что Эммелин когда-нибудь прислушивалась к советам матери – особенно если учесть, что представление её матушки об идеальном супруге воплотилось в грабителе с большой дороги, которого она ошибочно приняла за дворянина.

Эммелин снова взглянула на барона, и у неё по спине пробежал холодок – проклятие, это нехороший признак!

«Нет, только не Седжуик», – зажмурившись, взмолилась Эммелин – она не хотела влюбляться в него.

Однако она точно знала, что никогда не встретит другого мужчину, который заставит её почувствовать такое волнение и головокружение, словно она падала и скользила…

А было именно так – Эммелин действительно скользила, потому что, желая быть ближе к нему и получить шанс ещё на один поцелуй, она поставила ногу на гладкий камень, который внезапно сдвинулся с места. Но она не оказалась в объятиях Александра Денфорда, а получила в награду холод Темзы.

– О Боже, нет! – вскрикнула она, когда, выскользнув из рук Седжуика, с громким всплеском шлёпнулась в реку.

Во всяком случае, Эммелин повезло, что место было не очень глубокое и она приземлилась задом на илистое дно. Холодная вода, сделав своё дело, мгновенно остудила её пыл – особенно когда Эммелин обнаружила, что Седжуик стоит на берегу, не выпуская из рук своей проклятой удочки.

– Господи, Эммелин, вы чуть не лишили меня моей самой лучшей рыболовной снасти, – заявил он, и его губы дрогнули в улыбке.

– Чёрт бы побрал эту удочку! – огрызнулась она, мокрая и покрытая грязью. – Вы знаете, сколько стоит это платье? Оно теперь испорчено!

– Мне оно не кажется совсем уж испорченным. – Он склонил набок голову, словно размышляя над её словами. От того, что он увидел, на его губах заиграла отвратительная ухмылка, а в глазах опять вспыхнул незабываемый чувственный огонь.

Взглянув на себя, Эммелин обнаружила, что тонкий муслин, прилипший к ней, как вторая кожа, подчёркивал все изгибы её тела, которые Седжуик разглядывал с видом бывалого повесы.

– Леди Седжуик, – заявил он, – как возмутительно, что вы так долго скрывали от своего мужа столь восхитительные формы.

– Чёрт возьми, Седжуик, хватит с таким удовольствием пялиться! Вытащите меня отсюда! – Ноги Эммелин увязли в грязи, и как она ни старалась, ей не удавалось вытащить их.

– Зачем мне это делать?

К её досаде, он только раскатисто рассмеялся, как будто никогда не видел ничего столь смешного.

– Возможно, мне больше не представится случай лицезреть вас в подобном виде.

– Я не оказалась бы в таком положении, если бы вы поддержали меня и не дали упасть, – проворчала она как можно язвительнее. Эммелин постаралась рассердиться, но его чувство юмора было заразительно. Куда на самом деле девались его хорошие манеры?

– Да, но, спасая вас, я мог бы потерять свою самую лучшую удочку.

Ах, так вот что стояло у него на первом месте! Стиснув зубы, Эммелин собрала все силы, чтобы освободить одну ногу. При этом она немного приблизилась к берегу, так что смогла схватиться за удочку и потянуть её вместе с драгоценным владельцем в воду.

Седжуик приземлился возле Эммелин, подняв фонтан брызг, и стал откашливаться и отплёвываться, а она с усмешкой смотрела на него.

– Теперь рыбалка будет удачнее?

Седжуик оглядел себя и, прежде чем Эммелин сообразила, что он собирается сделать, поймал её за лодыжку и опрокинул – прямо на спину в воду рядом с собой.

Она встала, смеясь и шлёпая по воде, потому что больше ей ничего не оставалось делать. Позабыв обо всех и обо всём, они смеялись и без стеснения брызгали водой друг на друга.

– Должен сказать, мадам, – подражая лондонским манерам, Седжуик сделал вид, что рассматривает её в лорнет, – сегодня вы выглядите поистине великолепно. Просто потрясающе. Это новый фасон платья?

– О да, – так же высокомерно ответила Эммелин, разглаживая свою мокрую шляпу и ленты, – и я уверена, в следующем сезоне он будет очень популярен.

Они снова рассмеялись, и открытая весёлость Алекса покорила сердце Эммелин быстрее, чем его красота и изысканные манеры.

Разве кому-нибудь могло прийти в голову, что педантичному и чопорному барону Седжуику доставит удовольствие барахтаться в воде?

И это было не единственное неожиданное открытие, которое сделала сейчас Эммелин. Взглянув на Седжуика, она увидела, как искрятся его зелёные глаза, и у неё оборвалось сердце. Как говорила ей мать, это было всё равно что увидеть падающую звезду – волшебное случайное мгновение, мгновение, которое нельзя упускать. Эммелин всегда интересовало, как можно удержать такую неосязаемую вещь, как падающая звезда. Скоро она узнала как.

Седжуик потянулся и схватил её. Сначала она сопротивлялась, так как подумала, что снова окажется в грязи, но когда ещё раз испуганно посмотрела на него, его взгляд уже больше не отпустил её.

И если поцелуй прошлой ночью изменил правила отношений между ними, то в этот жгучий момент они были полностью переписаны.

Эммелин не могла поверить в происходящее и с удивлением смотрела на Седжуика, но отрицать очевидное было невозможно. Насмешка исчезла с его лица, улыбка застыла, и создалось впечатление, что он тоже впервые видит Эммелин. Несколько мгновений Эммелин могла думать только о том, что она, должно быть, выглядит как мокрая бродячая кошка, но Седжуик, очевидно, видел совсем не это…

Он притянул её к себе и усадил на колени. Вся его насмешливость, его весёлое настроение исчезли и сменились выражением жгучего, невысказанного желания.

Медленно, бережно он снял с головы Эммелин испорченную шляпу и пустил плыть посередине реки туда, откуда она уже не сможет вернуться.

Эммелин не смогла даже вздохнуть, не то что возразить.

Убирая назад её влажные локоны, Алекс коснулся тёплыми руками её мокрой кожи, и Эммелин показалось, что весь мир вокруг замер, что даже вечно текущая Темза остановилась в это волшебное, неправдоподобное мгновение.

«Это невозможно», – хотела сказать Эммелин. Он не мог – нет, он не должен – смотреть на неё так, будто считает её несказанно красивой, как будто высокого мнения о ней; этот взгляд проникал до самого громко стучащего сердца и касался расцветающих там чувств.

Седжуик, казалось, старался подробно рассмотреть все её черты: нос, щеки, подбородок, губы, а затем, не говоря ни слова, наклонился и приник в поцелуе к её губам. Пока длился этот поцелуй, Эммелин теснее прижималась к нему, а потом он отстранился и посмотрел на неё, заглянул в глаза, словно ожидая найти там какой-то ответ.

Эммелин не знала и не хотела знать, как могло случиться такое. До самого этого мгновения её жизнь была чередой лжи и обмана, и истинная правда, вдруг открывшаяся ей, ошеломила. Теперь она поняла, что значит следовать велению своего сердца.

Эммелин медленно наклонила голову и так же медленно кивнула, побуждая Алекса поцеловать её. Но ему вряд ли требовалось побуждение. Его губы растянулись во властной улыбке, и в тот же миг он с нескрываемой жадностью поцеловал её. Тот жар, тот огонь, немного охлаждённый рекой, нельзя было погасить надолго, и он снова ожил. Как подозревала Эммелин, он разжёг внутри её желание, вызванное поцелуем. Седжуик целовал её страстно, буквально пожирая своим ртом, как будто никак не мог насытиться ею, как будто ему было мало этого опьянения, этого удивительного слияния.

Но одних поцелуев было недостаточно, они оба ясно понимали это. Пальцы Седжуика играли локонами Эммелин, гладили её стройную шею, его рука, тёплая и сильная, обнимала её за плечи и притягивала все ближе.

Вокруг в воде искрилось солнце, в густых зарослях кустов и деревьев у самой кромки воды пели птицы, а Седжуик продолжал целовать Эммелин – целовать страстно и самозабвенно, и в ответ ему тело Эммелин трепетало, ни в чём не препятствуя ему.

Вдруг так же внезапно, как он начал поцелуй, Седжуик прервал его и в течение долгого, томительного мгновения пристально смотрел на Эммелин, и она испугалась, что он оттолкнёт её, как тогда в экипаже.

Затем он встал из воды, сильными руками поднял её и понёс из реки на берег. – Седжуик, я…

Он заставил её замолчать ещё одним поцелуем, более настойчивым, чем предыдущий. Его губы накрыли рот Эммелин, послав в её вены совсем иной поток – бурлящий поток страсти и желания. На секунду Седжуик замер и снова взглянул на Эммелин, словно давая ей возможность воспротивиться, произнести хотя бы одно слово. А когда она этого не сделала – честно говоря, просто не посмела, – он понёс её вверх по склону в уединённую беседку, где в густой траве были расстелены одеяла и подушки.

И когда он, бережно опустив Эммелин, опять посмотрел на неё, она безошибочно поняла, что теперь Седжуик меньше всего думал о рыбалке.

Его охватило безумие – ибо то, что собирался сделать Седжуик, нельзя было назвать иначе.

Он никогда не желал женщину сильнее, чем в этот момент желал Эммелин. Он забыл, что она не его жена, что она мошенница, готовая обманывать всех и каждого, он забыл все причины, почему этого не следует делать, забыл, что любовная связь с ней – необдуманный поступок, противоречащий принятому им благоразумному и предусмотрительному решению держать существование Эммелин в строгом секрете. Тем не менее сейчас ему хотелось продолжить это безрассудство, удовлетворить своё желание, узнать, что есть в Эммелин такого, что заставляет его забыть о здравом смысле.

Потому что здравый смысл никогда не поможет ему завоевать её заблудшую душу.

Алекс решил, что за такой поворот мыслей ему следует винить Роулинза и его проклятое французское бренди… хотя и понимал, что это несправедливо. Слова виконта просто объяснили, что пробудилось к жизни в сердце Алекса в то самое мгновение, когда он впервые увидел Эммелин.

Он снова нашёл губы Эммелин и, целуя её, удивился, что она с готовностью отдавалась ему, её тело было тёплым и податливым. Благодаря своему необузданному темпераменту Эммелин под его прикосновениями была подобна огню, она тянулась к рукам Седжуика, знакомившимся с её грудью, и глухо стонала, подгоняя его. Под ладонью Алекса соски Эммелин налились, затвердели и жаждали прикосновений его рук, его губ. Молодые люди были одни в уединённой беседке за живой изгородью, им никто не мог помешать, и Алекс начал раздевать Эммелин.

– Седжуик, – удалось тихо прошептать ей в знак протеста.

– Поблизости никого нет…

– Нет, дело не в этом, – она насмешливо подмигнула ему, – просто платье сначала нужно расстегнуть сзади. – Повернувшись в объятиях Седжуика, она горящими глазами оглянулась на него через плечо. – Если вас это не затруднит.

– Нисколько. – Он тянул намокшую шнуровку, пока в конце концов не развязал её, и через голову снял с неё платье, а затем и бельё.

Во взгляде опытной женщины, когда она первая раздевается перед мужчиной, бывает особое выражение. Алекс уже видел его у своих любовниц и у нескольких других покорённых им женщин. Но в глазах Эммелин не было такого выражения, она не была женщиной, привыкшей раздеваться перед мужчинами. В ней была только стыдливость и неуверенность, словно она боялась, что он останется разочарованным тем, что увидел.

– Эммелин, – шепнул он, потершись носом о её шею и прикусив зубами ей ухо, – не знаю, с чего начать, потому что вы самая прекрасная женщина из всех, кого я когда-либо видел.

Эммелин покачала головой, как будто не поверила, и он предоставил своему телу, своим прикосновениям подтвердить его слова.

Склонившись к её груди, он взял в губы розовый сосок и, втянув его в рот, поглаживал языком шершавый пик, пока Эммелин не задохнулась.

– Великолепная грудь, – пробормотал он и, перейдя ко второй, устроил ей такую же восхитительную проверку.

– О, Седжуик, – прошептала Эммелин, изгибаясь под ним, и вцепилась пальцами ему в плечи, чтобы остановить его.

Алекс продолжал знакомиться с Эммелин, тереться об неё носом, целовать и ласкать. Он положил ладонь на её бедра. Её кожа, гладкая и мягкая, уже сама по себе была ему наградой. Его пальцы, едва касаясь, скользнули по мягким завиткам внизу живота, и в ответ Эммелин затаила дыхание. А когда он повторил это движение, дразня её и прокладывая дорогу к более ценной награде, она застонала, громко и призывно. Как он догадался, Эммелин была не из тех женщин, которые получают удовольствие отчего-либо иного, чем полное наслаждение. Поэтому он продолжил свои исследования и, мягко раздвинув складки тела нежными поглаживаниями, пробрался к горячему и влажному центру её желания. Алекс пальцем погладил его один раз, потом второй, и её бедра ответили на его прикосновения. Когда Эммелин уловила его ритм, он замер, а затем скользнул пальцем внутрь её.

– О, Седжуик, – простонала она, раскинув для него ноги, и подняла бедра, чтобы принять его.

Он закрыл рот Эммелин требовательным, жадным поцелуем, их языки начали игру, а его пальцы не переставали её ласкать. Тело Алекса напряглось от желания, он не мог думать ни о чём другом, кроме того, как наполнить её, прижаться возбуждённой плотью к бёдрам и войти в пылающую глубь.

Оторвавшись от её губ, Алекс перевёл дыхание. В этот момент запах Эммелин опьянил его и привлёк ближе, и он оставил её рот, чтобы найти другой способ доставить ей удовольствие. Скользнув вниз по её плечам, он запечатлел горячие, жадные поцелуи у неё на груди и двинулся вниз по плоскому животу, пока не добрался до укромного места. Алекс посмотрел на Эммелин, и она встретилась с ним взглядом. Её глаза горели желанием, из приоткрытых губ вырывалось неровное дыхание.

– Что вы делаете? – прошептала она.

– Вот это, – ответил он, проведя языком по лепесткам её горячего бутона.

– О нет, – с трудом выдавила из себя Эммелин, – это… это…

– Восхитительно? – подсказал он, на этот раз втянув в себя её тело и лизнув его.

Её бедра содрогнулись, и Седжуик, удерживая их, прижал Эммелин к себе, продолжая приближать её к незабываемому, неминуемому освобождению.

Эммелин удивлялась собственной дерзости. Она лежала нагая на заросшем травой холме с мужчиной, с которым они были едва знакомы. Хотя теперь в это с трудом верилось, потому что он, по-видимому, знал все тайны её тела, и даже такие, о которых она сама не догадывалась.

Его губы страстно терзали её рот, сладостно мучили ей грудь, но то, что он делал с ней… там… было просто порочно.

Он словно пробрался в самый центр её желаний и намеревался вытягивать их из неё, пока не наступит освобождение.

О, Эммелин знала, что мужчина может сделать с женщиной: он может заставить её поверить его поцелуям, обещаниям неземных наслаждений. Но в том, что делал с ней Седжуик, не было никаких обещаний, а было только его властное желание.

Когда Седжуик снова проложил языком дорожку на её теле, Эммелин почувствовала, что напряглась от желания, дыхание застряло у неё в горле. Она боялась, что, сделав ещё одно движение, чтобы набрать воздуха, помешает волшебству, которое он творил. Седжуик вновь поцеловал её в сокровенное место, бедра Эммелин поднялись и повернулись, и на этот раз поцелуй вызвал во всём её теле трепет, предвещавший то, что должно было последовать.

Зажав в кулаках его рубашку, Эммелин прижалась к Алексу и отдалась его поцелуям, пока напряжение в теле не достигло такой степени, что ему необходимо было прорваться наружу, увлекая её в мир наслаждения.

– Ах, ох, о-о… – только и смогла она простонать, пока её бедра покачивались в безграничном океане восторга. – Седжуик, – прошептала она, когда нахлынувшие волны стали превращаться в лёгкую зыбь.

– Ты не думаешь, что пора бы называть меня просто по имени? – Алекс рассмеялся и запечатлел цепочку поцелуев обратно от её бёдер к губам.

– Александр, – удовлетворённо вздохнула она.

– Ты всё ещё считаешь меня скучным?

– Ничего подобного. – Засмеявшись, Эммелин поцеловала его. – Что это было?

– Только начало, – пообещал Седжуик.

Эммелин должна была признать, что Седжуик не зря имел репутацию человека чести. Пообещав, что её удовольствие только начинается, он сдержал своё слово.

Они занимались любовью в беседке, и Седжуик снова довёл её до пика наслаждения, прежде чем медленно и нежно войти в неё; он успокаивал горевшее в ней пламя до температуры кипящей смолы, пока её бедра не двинулись стремительно навстречу его толчкам. Её освобождение, неожиданное для самой Эммелин, бурное и мощное, наступило одновременно с его собственным, после которого Седжуик, задыхающийся и обессиленный, остался лежать на ней. Они не размыкали объятий, сплетясь в единое целое, пока последние судороги продолжали сотрясать их тела, оставляя обоих в буре страсти. Если Эммелин думала, что на этом все закончится, то с удивлением обнаружила, что Седжуик далёк от изнеможения.

– Эммелин? – Заключив её в объятия, он перебирал выбившиеся завитки влажных волос.

– Да? – сонно отозвалась она, заворожённо глядя на тёмный треугольник волос у него на груди и запуская в него пальцы.

– У тебя… ты?..

Она посмотрела на Алекса, совершенно точно зная, о чём он спрашивает, хотя это был не тот вопрос, который мужчина может задать такой женщине, как, например, мисс Мебберли или Дайана Фордем. Это был вопрос, который задают такой, как она, живущей вне приличного общества, женщине, которая не была девственницей, когда бросилась в его объятия.

– Нет, Седжуик. – Эммелин не почувствовала себя оскорблённой, просто была поражена его смущением и желанием это узнать. – Я… я не занималась любовью… в общем, очень давно.

Кивнув, он снова принялся перебирать её волосы.

Однако Эммелин понимала, что она не откровенна, а Седжуик слишком благороден, чтобы допытываться до истины. Дело не в том, что её ответ имел какое-то значение, – было важно рассказать все Алексу, чтобы он не думал о ней совсем плохо.

– Когда-то был один человек. Я любила его и надеялась, что он тоже любит меня. – Эммелин не любила оглядываться и взяла себе за правило не грустить о прошлом. – Но потом, до сегодняшнего дня, у меня никого не было. – И она не могла себе представить, что будет кто-то ещё, потому что разве была бы она в состоянии разрушить такое чудесное воспоминание? – Я всегда считала, что нужно доверять мужчине, чтобы привести его к себе в постель… или на одеяло для пикника. Алекс долго ничего не говорил, а потом негромко спросил:

– А мне ты доверяешь?

Вопрос был более весомым, чем хотелось бы думать Эммелин. Проклятие, каким образом все зашло так далеко?

– Да, – ответила Эммелин, поразившись собственному признанию. Таить такое в своём сердце – это одно дело, но высказаться вслух… Взглянув на Седжуика, в его зелёные глаза, она почувствовала, что все её страхи исчезли. – Думаю, доверяю.

Кивнув, барон снова притянул её в свои объятия, и она опять доверилась ему.

Прошло несколько часов, и очень скоро наступила пора уезжать. Седжуик и Эммелин оделись и рука об руку заспешили к дому.

Миссис Келлиуик встречала их у дверей и, увидев их мокрую одежду, сначала в ужасе широко раскрыла глаза, а потом разразилась хриплым смехом.

– Милорд, вы можете заявлять, что вы Седжуик, но знаете, в вас изрядное количество крови Клифтонов.

Она торопливо проводила их в дом, где в одной из спален для них была приготовлена горячая ванна и одежда.

– Думаешь, она?.. – спросила Эммелин, усомнившись, так ли на самом деле хорошо была укрыта от глаз их беседка, как уверял Седжуик.

– Нет, она не могла, – ответил Алекс, снимая мокрую одежду и забираясь в ванну. – Но, учитывая, что она служит уже у трех поколений Клифтонов, я представляю, что она считает сегодняшнее дневное развлечение вполне обычным.

Они рассмеялись, и Алекс, поймав Эммелин за руку, потянул её к себе в ванну. Они целовались, ласкали и мыли друг друга, а прежде чем одеться, воспользовались гостеприимством Клифтона, ещё раз насладившись любовью.

К тому времени, когда они в фаэтоне отправились в обратный путь, на дороге уже лежали длинные тени. Взяв Седжуика под руку, Эммелин уютно устроилась возле него. У неё не было желания возвращаться в Лондон, ей хотелось, чтобы этот день длился бесконечно, чтобы реальность не вторгалась в её счастливые мгновения.

Однако она вторглась, и совершенно не так, как можно было ожидать.

На перекрёстке женщина с кучей детишек, держащихся за её юбки, как старая курица, поторапливала их переходить дорогу, а они остановились и ждали, чтобы проехал экипаж. Ребятишки были чистые и опрятные, но по их залатанной одежде и грустным лицам было видно, что у большой семьи жизнь не такая уж лёгкая.

– Проходите! – прикрикнула на детей женщина и помахала им рукой. – У благородного джентльмена и его леди есть лучшее занятие, чем пропускать таких, как вы, бездельников.

И в этот момент Эммелин заметила, что женщина сжимала в руках шляпу – ту самую, которую Седжуик швырнул в реку. Эммелин кивком указала Седжуику на шляпу, он испуганно раскрыл глаза, а потом рассмеялся.

В то же самое время самый младший из детей, мальчик лет четырех, выпустил материнскую юбку и побежал назад, чтобы посмотреть на лошадей.

– Уильям, ты не даёшь джентльмену и его леди продолжить путешествие! – крикнула женщина. – И задерживаешь своих братьев и сестёр, которые спешат домой к ужину. – Сделав строгое лицо, женщина потянула малыша с дороги.

Эммелин отвернулась, понимая, как голодны могут быть дети. Ей это было особенно неприятно после того, как она провела день, окружённая всем, что могло обеспечить богатство. Она прожила, страдая от неравенства в английском обществе. Иногда её карманы были туго набиты деньгами, а иногда она не знала, как расплатиться даже за чашку чая.

– Мадам, – окликнул Седжуик женщину, – подождите, пожалуйста.

Встав с сиденья, он передал вожжи Эммелин и, прежде чем она поняла, что он задумал, спрыгнул на землю, достал с заднего сиденья почти полную корзину провизии. – Не поможете ли мне облегчить нашу дорогу? Лошади устали, а нам ехать ещё много миль. – Он протянул женщине щедрый подарок.

Женщина от удивления открыла рот, но быстро пришла в себя и приняла предложенные деликатесы, а когда ощутила вес корзины, её глаза наполнились слезами.

– Боже мой, милорд, мы растолстеем, как короли. Я очень благодарна вам. И дети, разумеется, тоже.

Седжуик кивнул и вернулся на своё место.

У Эммелин глаза защипало от слёз. Седжуик сделал своё предложение вежливо и тактично, не смущая бедную женщину напоминанием о её тяжкой судьбе. Когда он взял вожжи, вся семья замахала ему, а женщина прокричала вслед коляске:

– Сегодня у меня счастливый день! Я нашла красивую шляпку, которая плыла по реке, а теперь получила угощение для всей семьи. Да, это мой счастливый день.

– Мой тоже, мадам, мой тоже! – отозвался Седжуик, глядящие на неё, а на женщину рядом с собой.




Глава 13


Даже по прошествии двух дней, выполняя кое-какие поручения Мальвины, Эммелин чувствовала теплоту и смущение от странного заявления Седжуика. Он сказал, что для него это был счастливый день.

Она не знала, воспринимать его слова как расхожий комплимент или как признание от всего сердца. Но что бы это ни было, Седжуик тысячью способов продолжал оказывать ей внимание.

Вернувшись домой в тот вечер после пикника, они не обращали внимания ни на любопытные взгляды, которые бросали окружающие на их необычную одежду, ни на возмущение Хьюберта их поздним прибытием. Они не отвечали ни на какие вопросы – просто не сводили глаз друг с друга. Поднявшись наверх, они опустились на огромную кровать и, сплетя руки и ноги, отдались безумному желанию. Они дважды или трижды доходили до вершин наслаждения, но точное количество Эммелин не могла назвать, потому что страсть, которую Седжуик пробуждал в ней, ослепляющее возбуждение, которое он вызывал каждым своим прикосновением, каждым поцелуем, лишали Эммелин чувств.

Следующий день ничем не отличался от предыдущего. Оборачиваясь, Эммелин обнаруживала, что Алекс наблюдает, как она проверяет работу или разговаривает с мастерами, а затем движением губ, горящим страстью взглядом он заманивал её наверх, и они снова бросались в объятия друг к другу, пренебрегая тем, какие разговоры вызывает среди слуг их безрассудное поведение. А когда Эммелин проснулась в это утро, её спальня была полна букетов жёлтых роз. И позже, упиваясь их опьяняющим ароматом, Эммелин без стеснения отблагодарила Седжуика…

Они никогда не говорили о будущем, о том, к чему в конце концов должно привести их соглашение, но у Эммелин не было абсолютно никакого желания задумываться о том дне – тем более что оставалось ещё десять восхитительных дней и ночей до того момента, когда ей придётся уехать.

Занятая своими мыслями, Эммелин сошла с тротуара на Бонд-стрит и чуть не попала под колёса экипажа, резко остановившегося перед ней, так что её глаза оказались на одном уровне с гербом, украшавшим его дверцу.

Эммелин не требовалось вспоминать «Дебретт», она тотчас же узнала оказавшийся перед ней фамильный герб – герб герцога Сетчфилда. С наследником герцога, маркизом Темплтоном, она познакомилась на приёме у леди Оксли.

Из простого любопытства Эммелин взглянула на открытый экипаж, предполагая увидеть герцога, пользовавшегося в обществе огромным уважением, но обнаружила, что экипаж пуст, а переведя взгляд выше, к сиденью кучера, в изумлении открыла рот.

– Вы?! – Её рот захлопнулся, и она прижала к себе свои свёртки. Как это может быть? Ведь считалось, что он мёртв. Но так как он не мёртв, то какого чёрта напоказ всем разъезжает в экипаже герцога Сетчфилда?

– Я тоже рад тебя видеть, Кнопка.

– Не называйте меня так. – Эммелин нахмурилась и, оглянувшись по сторонам, постаралась определить, куда лучше всего бежать. Но когда она шагнула в сторону, мужчина дёрнул поводья и последовал за ней.

– Сядь сюда, Кнопка, мне нужно поговорить с тобой.

– А мне – нет, – бросила она и, резко повернувшись, заспешила в противоположном направлении.

Оглянувшись на ходу, Эммелин увидела, что мужчина не собирается отказываться от своей затеи. Но ещё хуже было то, что он умело обращался с лошадьми и, несмотря на плотное движение на оживлённой улице, быстро развернул неуклюжий экипаж и подъехал к ней, когда она остановилась на углу, чтобы перейти улицу.

– Сядь, Кнопка, или я расскажу хозяину – Темплтону, кто ты такая на самом деле.

Хозяину? Эммелин никогда не слышала, чтобы Элтон какого-нибудь человека называл своим хозяином. И конечно, он не прочь пощипать маркиза Темплтона – что ж, угроза раскрыть этому ветреному любителю поболтать, кто она такая, отдавала шантажом. Да это и был шантаж.

Ладно, во всяком случае, Эммелин с определённым удовольствием обнаружила, что некоторые вещи никогда не меняются.

– Я отвезу тебя, – сказал Элтон.

Поджав губы, Эммелин кивнула. К её удивлению, он собрался спуститься, чтобы помочь ей, как положено настоящему кучеру, но она остановила его, помахав рукой:

– Не беспокойтесь. Я прекрасно справлялась до сих пор без вашей помощи и, полагаю, обойдусь без неё и впредь. – Эммелин распахнула дверцу, бросила свои пакеты на сиденье позади Элтона и, подняв юбки, забралась в коляску.

– Ганновер-сквер, миледи? – Элтон оглянулся на неё, когда она уселась.

Ему известно, где она живёт? О, все ещё хуже, чем Эммелин себе представляла. Затем она поняла, что от неё ждут подтверждения, и кивнула, потому что не было смысла отрицать правду.

– Значит, Ганновер-сквер, – повторил он, приподняв шляпу, а Эммелин, скрестив руки на груди, отвернулась.

Элтон натянул вожжи, и экипаж быстро влился в поток движения. Эммелин мысленно отругала себя за то, что ей пришлось в этот день воспользоваться наёмным экипажем. Но Седжуик взял фаэтон, а Хьюберт – карету, поэтому ей не оставалось ничего другого, как нанять коляску, чтобы сделать покупки для Мальвины. По крайней мере она не взяла с собой ни служанок, ни Томаса – она могла представить себе, к какому выводу пришли бы слуги Седжуика, узнав, что она знакома с кучером маркиза Темплтона.

Некоторое время она и Элтон ехали молча, пока он снова не заговорил:

– Как ты жила?

– Достаточно хорошо.

Хотел ли он на самом деле знать правду? В неё стреляли, не одну ночь ей пришлось спать на холоде. Эммелин выжила главным образом благодаря своей смекалке и искусству играть в карты, а он вёл разговор так, словно последний месяц она провела на отдыхе в Брайтоне.

– Я пытался разыскать тебя, – мягко произнёс Элтон. «Лжёт», – вздрогнув, решила Эммелин.

– Что ж, теперь, похоже, вы меня нашли, хотя, могу заметить, шесть лет – это слишком долго.

– Да, – признался он неохотно.

– Я не дам вам денег, – заявила Эммелин.

– Не помню, чтобы когда-либо просил хоть сколько-нибудь.

«Пока не просил», – подумала она.

– Что вы здесь делаете?

– Могу то же самое спросить у тебя – изображаешь жену какого-то франта? Называешь себя леди Седжуик?

Осуждение в его голосе снова задело Эммелин. Значит, он знал и об этом. Ей не нужно было спрашивать откуда – должно быть, видел, как она уезжала от леди Оксли. Если бы она не была так растеряна в тот вечер, она бы тоже увидела его.

Во всём виноват Седжуик, это он отвлёк её внимание, и таким способом, какого она себе и вообразить не могла. Ей необходимо было порвать эту недопустимую связь, оставить его и сосредоточиться на том, что стояло на кону.

– Что ты задумала, Кнопка? – вторгся в её размышления Элтон.

– Как вам должно быть известно, я здесь для того, чтобы сорвать банк. Так что не нужно чересчур беспокоиться, я добьюсь успеха и достаточно скоро уеду.

– Сорвёшь банк? Хм, твои мать и бабушка не одобрили бы того, как ты это делаешь.

– При том что именно Старшая Мама научила меня тонкостям игры в пикет, думаю, она одобрила бы, и с восторгом.

– Пикет? – пробормотал он. – Не хочешь же ты сказать, что собираешься на игру к Уэстли, а?

Отвернувшись, Эммелин смотрела на магазины и дома, мимо которых они проезжали, намеренно не отвечая на его вопрос.

– Уэстли жульничает…

– Это не имеет никакого значения, – оборвала она. – Я тоже так делаю, и вы всегда говорили, что в этом мне нет равных. Я полагала, что вам, как никому другому, пришлось бы по вкусу облегчить карманы богача.

– Ты лишишься своей последней рубахи и где потом окажешься? – Он сплюнул на землю.

– Как получилось, что вы остались в живых? – Вместо того чтобы продолжить обсуждение, Эммелин сменила тему. – Я слышала, вас повесили. – «И очень жаль, что они не довели дело до конца», – хотелось ей добавить.

– Надеюсь, вы оплакивали меня, мисс, – фыркнул он. – Должным образом, полагаю?

Эммелин сжала губы: нет, не оплакивала, к своему стыду.

– Если тебя интересует, у меня появилась возможность лучше устроить свою жизнь. Мой хозяин позаботился обо мне, и я получил королевское помилование, вот так.

«Ему королевское помилование? Совершенно невероятно!» – Эммелин покачала головой.

– Ладно, не смотри так. Это правда. Он сам – то есть мой хозяин – обратился за помилованием. Он спас меня от виселицы и сделал свободным.

Эммелин видела – Элтон был не свободен, он был безумен.

– Вы хотите, чтобы я поверила, что маркиз Темплтон, этот шутовской колпак, стащил вас с виселицы и добился вашего помилования? Королевского помилования? – Эммелин рассмеялась. – Боюсь, вы потеряли рассудок, отец.

– Значит, теперь я твой отец. Пора вспомнить об этом. – Его не очень-то обрадовало недоверие Эммелин. – Думаю, тебе доставит удовольствие узнать, что я провёл старого мистера Грима.

– Да, пожалуй, приятно знать, что мама и я не единственные, кого вы обманули.

Элтон отвернулся, и дальше они ехали молча. Только миновав несколько кварталов, он заговорил снова, но на этот раз не оборачиваясь:

– Кнопка, знакомство с виселицей обладает способностью изменять человека.

– Да, а меня зовут Эммелин Денфорд.

– Это совсем другое. Я помогаю маркизу. Он мне доверяет.

– Что доверяет? Делать для него покупки? Я познакомилась с этим человеком. Его не интересует ничего, кроме фасона собственного сюртука и следующей проделки.

– В этом человеке гораздо больше того, о чём…

– И это говорит тот, кто выпотрошил больше кошельков, чем Дик Терпин.

– Я уже этим не занимаюсь. – Элтон крепко натянул вожжи.

– Кошки не меняют своих полосок, – напомнила ему Эммелин.

– Присказки твоей бабушки здесь ни к чему. Теперь я совершенно другой человек. И я намерен вытащить тебя из этого проклятого дела, в которое ты встряла. Изображать из себя леди! Ты окажешься на конце верёвки, если не будешь осмотрительна.

– Не лезьте в мои дела.

– Нравится тебе это или нет, но я твой отец и намерен за тобой присматривать. Что сказала бы твоя мать, если бы увидела тебя сейчас? Она питала большие надежды и говорила, что в один прекрасный день ты станешь настоящей достойной леди.

Настоящей леди, как же! Дочь грабителя с большой дороги и…

– Мама… – Эммелин запнулась, замолчала и отвернулась, так чтобы он не увидел слез, готовых потечь по её щекам. Её отец-разбойник постоянно отсутствовал, а мать, находясь с ней рядом, в мыслях блуждала среди блеска аристократического общества, словно провела там всю жизнь. А когда приходила в себя и видела действительность, её безумие сменялось печалью. – Её больше нет, и я не хочу говорить о ней плохо.

– Я вернулся, – после долгого молчания снова промолвил Элтон. – Я узнал, что она больна, и приехал сразу же, как только смог.

– Как скажете.

– Ты поставила ей хороший памятник.

При этих словах Эммелин снова взглянула на него.

Элтон вернулся, хотя не очень скоро и, очевидно, не сразу после смерти матери, потому что много лет камня не было, пока в одну зиму Эммелин не выиграла достаточно для того, чтобы отметить её могилу достойным надгробием.

– Как бабушка? – спросила Эммелин, боясь, что он может неправильно понять её интерес.

– Жива, – усмехнулся он. – Спрашивает о тебе, постоянно спрашивает. Знаешь, правильнее сказать, мучает расспросами. – Он оглянулся через плечо на Эммелин. – Она винит меня за то, что ты стала такой.

Эммелин засмеялась, ощутив почти сочувствие к Элтону. Его мать, в определённых кругах известная как Старшая Мама, была настоящей старой ведьмой, и именно она учила Эммелин играть в пикет и пармиель – и учила так, чтобы быть уверенной, что Эммелин обыграет любого, пользуясь приёмами не менее искусно, чем она сама.

Они продолжали поездку в молчании. Наконец Эммелин решила разгадать причину неожиданного семейного воссоединения.

– Что вам нужно на самом деле, отец?

– Благополучно вытащить тебя отсюда. Я могу поговорить с его милостью. Попросить, чтобы он нашёл для тебя достойное место.

– Клянусь, – привстав, Эммелин взялась за задвижку на дверце, – я сейчас же выпрыгну из этой коляски, если вы посмеете…

– Сядь, Кнопка. – Элтон стегнул лошадей кнутом, и они ускорили бег. – Я всегда был вспыльчивым. Раз ты так хочешь, я ничего не скажу Темплтону. Но я буду следить за тобой, чтобы знать, что тебе не причинили вреда.

– Мне никто не сделает ничего плохого. – Во всяком случае, Седжуик, хотя это было не совсем правдой. Сердце Эммелин попало в большую беду, но с этим никто ничего не мог поделать.

– О, твой барон порядочный парень, но этим Денфордам я не доверяю.

– Денфордам?

– Хьюберт и леди Лилит не более чем приживалы, – покачала головой Эммелин.

– Я не уверен в этом.

– Что вам известно о Денфордах? – Что-то в словах Элтона заставило её задуматься.

– Я наблюдал за ними, и мне не понравилось увиденное.

– У них нет денег, если это вас интересует. Их существование зависит от Седжуика.

– Ты будешь меня слушать, Кнопка? Меня не интересуют деньги, я беспокоюсь о тебе.

Сложив на груди руки, Эммелин недоверчиво хмыкнула. Она не помнила дня, когда отец не искал бы очередную добычу. Она пошла по его стопам, ещё в раннем возрасте получив от него жизненные уроки.

– Ты такая же упрямая, какой была твоя мать, но у тебя на плечах светлая голова, поэтому послушай меня. Этот Хьюберт Денфорд замышляет нехорошее. Последние несколько дней он болтается по причалам и сейчас опять там. Он что-то выискивает и страшно жаждет прибрать это к рукам.

– Какое отношение это всё имеет ко мне? – удивилась Эммелин, несмотря на свою сообразительность, и бросила взгляд на отца.

– Не знаю, но этот человек прячется. Он опасен, Кнопка, помни мои слова. У него на уме предательство, вот так.

«Это уж слишком», – подумала Эммелин. Хьюберт Денфорд опасен? Конечно, он хитрый тип, но коварство и предательство – совсем не те слова, которые у неё когда-либо ассоциировались с тупым кузеном Седжуика.

Однако Элтон не ограничился своими нелепыми намёками.

– Мой хозяин заметил, что ты разозлила леди Оксли и её дочь готова была выцарапать тебе глаза. – Он слегка усмехнулся, как будто не ожидал от Эммелин ничего другого. – Маркиз считает, что ты была хороша. Прямо так он и выразился. «Элтон, – сказал он, – это был самый замечательный вечер из всех, что я когда-либо проводил у леди Оксли. Эта задиристая леди Седжуик поставила на место старую курицу». – Элтон улыбнулся Эммелин. – Он назвал тебя задиристой, а в устах моего хозяина это самая высокая похвала.

Эммелин не понимала, как что-то, произнесённое фатоватым маркизом, могло так высоко цениться, но с вниманием отнеслась к продолжению отцовского рассказа.

– Ты нажила себе врага в лице леди Оксли, значит, и её дочери, а затем и мистера Денфорда. Нет ничего хуже, когда голодная и обязанная тебе лиса живёт под твоей крышей.

Эммелин закатила глаза. Господи, ещё один совет из богатого деревенского запаса её бабушки, и не важно, что она сама часто цитировала неисправимую старую женщину.

Но хотя пословица и была деревенской, в словах Элтона относительно леди Лилит и Хьюберта содержался здравый смысл. Эммелин и сама прекрасно понимала, что Денфорды встретили её появление с откровенным беспокойством, особенно когда они решили, что у Седжуика и его жены безумно счастливый второй медовый месяц, способный подарить наследника, который разрушит надежды Хьюберта. Это вполне могло сделать опасным даже такого размазню, как Хьюберт.

– Я вижу эту морщину у тебя на лбу, Кнопка, но не нужно ни о чём волноваться. Я не спущу с них глаз. А взамен я хочу, чтобы ты пообещала мне держаться подальше от Уэстли.

– Я не стану… – с возмущением начала Эммелин.

– Здесь в Лондоне для тебя это небезопасно, если вспомнить, скольких щёголей ты облапошила за последние годы.

– Что вы знаете о моих… путешествиях?

– Я пытался следовать за тобой, как ты должна понимать. Хотел найти тебя и убедиться, что ты в безопасности. – Элтон вытер лоб и снова стегнул лошадей. – Но у меня появились другие обязанности, поэтому я не мог сделать для тебя то, что мне хотелось. Однако это не означает, что я не слышал о твоих проделках. – Он снова сплюнул за борт коляски. – Герцогиня Шевертон! У этой женщины есть основания требовать, чтобы тебя повесили. О чём ты думала, Кнопка?

В этом последнем замечании прозвучало больше беспокойства, чем Эммелин надеялась когда-нибудь услышать от отца. Оно проникло к ней в сердце и, притаившись, пустило корни в том месте, которое, по её представлению, давно оставалось незанятым. Это была та её часть, которая верила обещаниям отца.

На протяжении многих лет Эммелин слышала, как мать горько жаловалась на бродячий образ жизни своего мужа, на его невнимание, на ремесло джентльмена с большой дороги. Мать никогда не верила, что семья была ему дороже, чем соблазн разбоя в безлунную ночь.

Но сейчас он был заботливым и встревоженным, по его словам, он разыскивал Эммелин и следил за Хьюбертом. А ей очень хотелось верить в то, что он сожалеет об упущенном времени в их отношениях, но Эммелин не смела надеяться, что подобная глупая мечта может оказаться правдой.

Так и Седжуик никогда не поверит, что она леди, заслуживающая…

Эммелин прогнала эту мысль.

– Мне достаточно везло… и я вела себя очень осторожно. Теперь настала очередь Элтона хмыкнуть, и он сделал это с удовольствием.

– Если бы ты была осторожна, тебя не ранили бы в Суррее. – Он пристально посмотрел на Эммелин. – Ты думала, я об этом не знаю, да?

Эммелин кивнула.

– Я потратил три месяца, стараясь выяснить, что с тобой случилось. У меня сердце разрывалось, пока я разыскивал твоего… твоего… В общем, не важно, кого я разыскивал.

Эммелин не понравилось, что её глаза повлажнели, когда она узнала, что Элтон её разыскивал, и ей не хотелось слышать мучительную боль в его признании – он страдал, когда думал, что она умерла.

– Я с гордостью узнал, что ты не сдалась без борьбы. Хотя не могу сказать, что твой прицел был таким уж точным. Я учил тебя целиться выше, а не в пах парню.

– В комнате было темно, – пожала плечами Эммелин.

– Ты похожа на свою бабушку, – усмехнулся Элтон. – При первой же возможности любишь поставить человека на место. Ох, Кнопка, ты не представляешь себе, как я обрадовался, когда услышал о молодой девушке, которая успешно играет в пармиель по всей провинции. Я сразу же понял, что ты не умерла. Никто не играет в пармиель лучше тебя. Но я подумал, что раз ты чуть не нашла свою смерть, ты, быть может, станешь осторожнее, попытаешься начать новую жизнь.

– Я так и сделала и теперь близка к цели. Мне осталась только одна последняя игра. Затем я брошу это дело, оставлю далеко позади.

– То же самое я говорил твоей матери столько раз, что мне стыдно признаться, – кашлянув, сказал Элтон. – Всякий раз, когда давал ей обещание, я намеревался сдержать слово, но дорога и игра всегда зовут меня. «Одна последняя игра» – эти слова когда-нибудь погубят тебя, Кнопка.

О Боже правый, сколько раз Эммелин слышала, как Элтон говорил её матери то же самое, давал такие же обещания, ни одному из которых нельзя было верить!

Но у Эммелин совершенно иная ситуация. Эта игра должна быть – и будет – для неё последней. И если не из-за денег, которые она заработает на игре в пикет у Уэстли, то из-за Седжуика. Он заставил её поверить в нечто гораздо более важное: что любовь, доверие и честность могут изменить человека. «Подобно тому, как, возможно, близкое знакомство с петлёй изменило отца», – подумала Эммелин, глядя вверх на Элтона. Прежде чем она успела что-либо сказать, Элтон, свернув на Ганновер-сквер, остановился перед домом номер семнадцать.

– Вот ты и приехала, Кнопка, как я обещал. И теперь все, о чём я прошу тебя, это послать за мной, если попадёшь в неприятность.

Эммелин кивнула, хотя и не собиралась воспользоваться его предложением. Что, если она попросит у отца помощи, а изменения в его жизни и его намерения, о которых он рассказывал, вдруг окажутся болтовнёй и лицемерием, его неотъемлемой частью, как родимое пятно у него над глазом?

Симмонс держал открытой парадную дверь, а один из лакеев спускался по ступенькам, чтобы взять у Эммелин покупки и помочь ей выйти из экипажа.

– Благодарю вас, – сказала она Элтону и, даже не оглянувшись, пошла к дому.

«От возврата в прошлое ужин на столе не появится», – всегда говорила её бабушка.

И тем не менее, оказавшись наверху лестницы, Эммелин рискнула взглянуть на отца, но увидела лишь заднюю сторону богатого экипажа, выезжавшего с площади. У неё болезненно сжалось сердце, и она уже готова была броситься вслед отцу, но её остановил донёсшийся из дома голос.

– Да, восхитительная картина, – объявила леди Лилит, выходя в холл. – Ну и ну. Добродетельная леди Седжуик разъезжает в экипаже маркиза Темплтона. Интересно, кто теперь снизойдёт до вас? Сегодня вы вконец испортили свою прекрасную репутацию! Посмотрим, как это воспримет ваш муж.

Эммелин застыла. Седжуик! Как она сможет объяснить это ему? Вероятно, ей следовало послушаться собственного инстинкта, побежать за Элтоном и разом покончить со своей безумной затеей – пока её сердце, а не только репутация, не оказалось разбитым вдребезги.

Однако неожиданно произошло нечто совершенно удивительное.

– Миссис Денфорд, – сказал Симмонс тем снисходительным, высокомерным тоном, который доведён до совершенства только у лондонских дворецких, – в том, как приехала леди Седжуик, нет ничего предосудительного. Чтобы выполнить поручения леди Роулинз, она была вынуждена нанять экипаж, потому что мистер Денфорд уже взял карету, а лорду Седжуику понадобилось воспользоваться фаэтоном. – Симмонс просто выходил из себя, как будто это он сам попал в затруднительное положение. – Вместо того чтобы смотреть, как её милости придётся возвращаться в неизвестно каком сомнительном наёмном экипаже, я послал записку дворецкому герцога Сетчфилда, в которой спрашивал, нельзя ли устроить так, чтобы миледи вернулась в карете его светлости.

Леди Лилит свела брови вместе, бросила жгучий взгляд сначала на Симмонса, затем на Эммелин, а потом повернулась и удалилась, довольно громко ворча:

– Что ж, мы об этом узнаем.

– Мне неприятно это говорить, – заворчал, в свою очередь, Симмонс, когда леди Лилит уже не могла его слышать, – но миссис Денфорд права. О чём вы думали, разъезжая в экипаже Сетчфилда? Все знают, что им пользуется Темплтон, а поездка с этим мужчиной выглядит совершенно непристойно.

– Его слуга просто предложил отвезти меня домой, потому что у меня было много свёртков, – объяснила Эммелин и в подтверждение своих слов подала ему покупки, а вслед за ними накидку и шляпу. – Кроме того, я не думаю, что именно маркиз Темплтон – самый большой распутник в городе. И вряд ли он из тех, кто может скомпрометировать чужую жену.

– Мадам, возможно, это и так, но вам не следует забывать, что достойные леди не ездят в каретах других мужчин. Люди станут думать… – Он многозначительно посмотрел наверх. – Безусловно, люди предположат худшее и используют это ради собственной выгоды. Мне не хотелось бы видеть, как леди Лилит рассказывает историю лорду Седжуику.

– Я не подумала, – вздрогнув, призналась Эммелин.

– Теперь вы знаете. Хотите, чтобы Томас отнёс покупки леди Роулинз? – Симмонс кивнул на гору свёртков.

– Нет, незачем доставлять ему лишние хлопоты. Кроме того, я, вероятно, позже навещу её, чтобы узнать, как она чувствует себя сегодня днём. – Эммелин пошла к лестнице.

– Очень хорошо, миледи. – Симмонс поклонился и собрался отнести накидку и шляпу Эммелин.

– Симмонс? – Эммелин остановилась и обернулась.

– Да, миледи?

– Почему вы мне помогаете?

– Думаю, это очевидно, – смущённо ответил дворецкий.

– Не совсем. – Сложив руки на груди, Эммелин покачала головой.

– Вы хозяйка этого дома, – глубоко вздохнув, ответил он, – а для меня честь и почёт служить этой семье.

– Симмонс, – она поманила его к себе, – почему вы мне помогаете? И без всякой болтовни о чести быть дворецким в этом доме и тому подобного. Почему вы помогаете именно мне? Это из-за того, что я предложила, ну, определённое содействие в решении вашей проблемы с пикетом?

– Мадам, вы меня оскорбляете. Ваша помощь в этих затруднениях – всего лишь один штрих вашего неповторимого обаяния. Но если хотите знать, я помогаю вам потому, что…

Сверху раздался крик леди Лилит, которая требовала к себе горничную, причём немедленно. Когда её пронзительные вопли проникли во все закоулки дома, из заднего коридора в холл вышел Хьюберт, что-то бормоча себе под нос.

По недовольному выражению, мгновенно появившемуся на лице Симмонса, Эммелин поняла, что Хьюберт опять вошёл в дом через конюшни и кухню, в очередной раз устраивая неожиданную проверку, чтобы убедиться, что слуги не обирают его ничего не замечающего кузена, и дать советы по устранению обнаруженных нарушений.

– Симмонс, вот вы где! – воскликнул Хьюберт. – Этот ваш Томас опять заменил остатки свечей. Не понимаю, зачем их нужно так часто менять? Кто-то втихомолку получает от этого приличную выгоду.

Эммелин от удивления открыла рот. Одной из привилегий дворецкого являлось право получать все свечные огарки, которые можно было продать для переплавки. Это считалось вполне обычной практикой, поэтому то, что говорил Хьюберт, было для давнего семейного слуги неприкрытым обвинением в воровстве.

Конечно же, Симмонс собирает огарки! Но одно доброе дело заслуживало ответного, и не было сомнения, что Эммелин в огромном долгу перед Симмонсом.

– Кузен, это я попросила Томаса заменить свечи, – сказала Эммелин. – Лорду Седжуику не нравится, когда они начинают шипеть в середине вечера.

Поджав губы, Хьюберт устремился к библиотеке.

– Могу предположить, он снова отправился пересчитывать книги, – проворчал Симмонс.

– По-моему, вы говорили, что служите этой семье. – Эммелин с трудом подавила улыбку.

– Именно так, – твёрдо сказал он.

Эммелин это прекрасно понимала, ведь её отец теперь был тому великолепным примером. Но ей необходимо было выяснить, почему дворецкий столь многим рисковал, чтобы помочь ей.

– Но, Симмонс, почему именно мне? Тем более что вы знаете… в общем, вам известно, что я не…

– Из-за вашего обаяния, миледи, – ответил он, слегка склонив голову.

Наверху миссис Денфорд снова во всю силу своих лёгких призвала горничную к себе – сейчас же! – и Симмонс вздрогнул и зажмурился. Когда он открыл глаза, взгляд остановился на Эммелин, и улыбка коснулась его обычно строго сжатых губ.

– Этому дому нужна хозяйка и, что ещё важнее, наследник.

Эммелин покачала головой, сомневаясь, правильно ли она его поняла.

Наследник? Симмонс сошёл с ума?

«О нет!» – Эммелин внезапно озарило, и боль от осознания истины оказалась сильнее, чем если бы Эммелин выбросили из почтовой кареты. Симмонсу было совершенно безразлично, кто она, скорее всего он очень обрадовался просто появлению дамы в доме. Он рисковал всем ради того, чтобы увидеть, что Седжуик по-настоящему женат. Женат и безумно влюблён, женат и производит наследника, так что надежды Денфордов на наследование не будут такими… такими реальными. Молодая жена могла явиться из Ньюгейта, или из сумасшедшего дома, или прямо с ближайшего корабля с каторжниками – Симмонса это абсолютно не заботило, если он мог раз и навсегда отделаться от Денфордов.

– Но я не… Я не могу… – Эммелин покачала головой весьма решительно, но не настолько, чтобы испортить пышную причёску из локонов, которую горничная Мальвины соорудила для неё этим днём, и, склонившись ближе к слуге, прошептала: – Симмонс, я не собираюсь оставаться здесь настолько долго, чтобы решить эту проблему.

– Это мы ещё посмотрим.

– Седжуику не нужна жена, вот поэтому он её и выдумал, – снова покачала головой Эммелин. – И ему, безусловно, не нужна я.

– Не нужны? – Симмонс улыбнулся. – Мадам, вы себя недооцениваете. И хотя я до самой своей смерти буду отрицать, что когда-нибудь соглашался с чем-либо, что говорил мистер Денфорд, я уверен, что лорд Седжуик без ума влюблён в вас.




Глава 14


– Влюблён без ума. – Джек, сидевший вместе с Алексом в «Уайтсе» за столиком в углу, откинулся на стуле. – Все только и говорят о том, что ты по уши влюблён в свою жену. Это правда?

Алекс напрягся. Ему совершенно не хотелось снова выслушивать эти слова. Он пришёл в клуб, чтобы немного отдохнуть от художников, декораторов, Денфордов… и от своей страсти к Эммелин.

О чём он думал, занявшись с ней любовью? Прикосновение её губ, шёлк её кожи были теперь как лихорадка, от которой он не мог излечиться, которой он не мог сопротивляться, поэтому он покинул дом, чтобы не провести ещё один день в волшебном обществе Эммелин, в её объятиях…

Но, к своей огромной досаде, Алекс не нашёл в клубе покоя. Каждый посетитель считал своим долгом подойти и поздравить его со значительным улучшением здоровья супруги. По-видимому, леди Пепперуэлл исполнила своё обещание рассказать всем о чудесном выздоровлении Эммелин. Каждый бездельник, посмеиваясь и претендуя на остроумие, хлопал Алекса по спине и отпускал какую-нибудь шутку по поводу его влюблённости в молодую жену – включая Джека, который не только пожелал ему счастья, но и заказал бутылку мадеры – за счёт Алекса, – чтобы отпраздновать счастливое событие в жизни Седжуика.

– Не выставляй напоказ выражение влюблённости, – посоветовал Джек, наполняя бокалы дорогим вином.

– Я не влюблён, – ответил Алекс. – Пойми, это же совершенно нелепо.

– Тогда объясни мне, – фыркнул Джек, – почему ты повёз её в Клифтон… как бы это выразиться? В поисках супружеского уединения? И не пытайся этого отрицать, – засмеялся он, – потому что я видел, как ты возвращался домой в бутылочно-зелёной куртке Клифтона, а твоя Эммелин сидела рядом с тобой, очаровательная и растрёпанная. Итак, если это не доказательство, то я не знаю, что же. Тем не менее я хотел бы узнать…

– Джек… – попытался остановить его Алекс.

– Знаешь, – негодник имел наглость ухмыльнуться, – не лезь на рожон, я собирался только спросить, есть ли у них в запасе ещё одна такая бутылка. Кроме того, было бы не по-джентльменски проявлять любопытство. – Оглянувшись в поисках официанта, Джек жестом попросил принести очередную бутылку, и Алекс с удовольствием заплатил за неё, надеясь, что вино отвлечёт Джека. Однако его ожидания были обмануты. – Но так как мы оба знаем, что я не джентльмен, то я требую полного отчёта. – И затем Джек задал длинный ряд вопросов: – Кто этот образец совершенства? Ты выяснил, кто её нанял? И если не возражаешь против моего вопроса, какого чёрта ты затащил её в постель? Нет спору, она симпатичная крошка. Но я беспокоюсь о тебе, если ты не нашёл способа уложить её в свою постель.

– Во всём этом я должен винить тебя, – ответил Алекс.

– Не начинай заново. – Джек быстро потянулся к только что принесённой бутылке, чтобы она не оказалась за пределами его досягаемости.

– Я голову сломал, пытаясь разобраться в этом деле с Эммелин, – признался Алекс.

– От этого ты не стал выглядеть хуже, – констатировал Джек, пристально вглядываясь в него. – И если позволишь мне сказать, не только у леди Седжуик в тот день был довольный вид.

На некоторое время установилась тишина: Алекс подыскивал ответ на это замечание, а у Джека хватило здравого смысла хранить молчание и потягивать мадеру.

Вот что вышло из этого самодовольного хвастовства – вот куда завели Алекса расчётливость и предвидение! Связаться с женщиной, которой, как предполагалось, не должно существовать!

– Проклятие, Джек, что же мне теперь делать? – всплеснул руками Алекс. – Дай мне совет.

– О да, – снова рассмеялся Джек. – Думаю, учитывая деликатные моменты поведения, тебе не следует уходить, не взвесив все последствия. Что эта девица сделала с тобой?

– Она заставила меня смеяться, – рассмотрев все возможные ответы, честно признался Алекс.

– Никогда не думал, что ты это скажешь, – прищурившись, покачал головой его друг. – Господи, ты совсем увяз.

– Ты не знаешь и половины, – сказал Алекс и открыл то, что узнал о прошлом Эммелин: она была искусной мошенницей, которая зарабатывала себе на жизнь тем, что обманывала старых дам, жульничая в игре в пармиель.

– Карточный шулер? – присвистнул Джек. – Ты дошёл до того, что женился на плутовке?

– Я на ней не женат, – возразил Алекс.

– Пока нет, – пробормотал Джек, наполняя сначала бокал Алекса, а потом свой.

– Неужели ты не понимаешь, что в этом всё дело? Я никак не могу на ней жениться.

Почему он не выгнал Эммелин в ту первую ночь, почему не нашёл какого-то разумного объяснения тому, что это необходимо? Почему не отказался от своей затеи?

А теперь Алекс не мог так поступить – теперь, после того как он занимался с ней любовью, после того как, обнажённые и удовлетворённые, они обсуждали её планы преобразования дома, лёжа перед камином с тёплыми тлеющими углями, после того как он проводил ночи, сжимая её в своих объятиях, а также после того, как учил её въезжать в парк, делал тысячу вещей, которые у женатых людей сами собой разумеются. За эти так быстро пролетевшие дни она стала больше, чем просто Эммелин. Она стала…

– Седжуик? – Джек пощёлкал перед его лицом пальцами. – Ты витаешь в облаках. Я буду вынужден разделить мнение остального Лондона и назвать тебя влюблённым, если ты не уберёшь со своей физиономии это выражение.

– Нет ничего необычного в выражении моего лица, – обиделся Алекс.

Обладая определённой осмотрительностью, Джек не стал возражать, а вместо этого сделал большой глоток вина и только потом сказал:

– Не вижу для тебя иного выхода, как только смириться с её присутствием.

– Смириться с её присутствием? Ты сошёл с ума? – возмутился Алекс тем, что его друг посчитал такое возможным.

«Как будто можно осмелиться на такое!»

Алекс прогнал от себя эту мысль, посчитав её невозможной.

– Ты можешь представить себе, что сказали бы мои предки, тем более моя семья, если бы стало известно, что я женился на женщине сомнительного происхождения, к тому же явно непорядочной, когда дело касается карточной игры?

– Чёрт побери, Седжуик, не будь таким занудно правильным. Половина великосветского общества жульничает за картами. И я никак не могу понять, почему, выбирая жену, необходимо считаться с мнением своих предков – скучных, надутых ребят, которые давным-давно отошли в мир иной? Не похоже, чтобы кто-то из них собирался вернуться и выразить своё недовольство. А если они вернутся, то первое, что им придётся сделать, это смириться с твоей дурацкой улыбкой, которая появляется у тебя на лице каждый раз, когда речь заходит об этой девице. Знаешь, я заказал две бутылки мадеры, а ты этого даже не заметил, не говоря уже о том, чтобы пожурить меня.

– Я заметил, – возразил Алекс. – И я признаю, что Эммелин – необычная леди, но не могу позволить своему сердцу принять такое решение. Женитьба – это долг и обязательства, а не личные чувства.

– Если ты действительно в это веришь, то почему не женился на какой-нибудь наследнице с постной рожей и не положил конец всему этому делу ещё много лет назад? Можешь бесконечно продолжать говорить о необходимости сделать хорошую партию, но и ты и я знаем, что такое хорошая партия. Твой кузен Хьюберт женат на леди Лилит. Эта мисс Мебберли – кандалы для Оксли. Но тебе этого совсем не хочется. И смею сказать, никогда не хотелось.

– У меня есть титул и наследство, о которых нужно думать. Я не могу выбрать себе такую жену, какую захочу.

– А почему нет, чёрт возьми? – возразил Джек. – Я бы считал, что твой титул и состояние дают тебе право на проявление время от времени некоторой оригинальности. Женись на той, кого любишь, и проведи остаток жизни, посмеиваясь над всеми, кто тебя осуждает.

Глубоко вздохнув, Алекс покачал головой. Разве он мог позволить себе это?

– Делай, как знаешь, – пожал плечами Джек. – Если хочешь знать моё мнение – выброси на ветер титул и состояние. Но мне-то какое дело? Никакого до тех пор, пока ты продолжаешь платить за мою выпивку.

Алекс отправился на Ганновер-сквер, не в силах выбросить из головы бесстыдный совет Джека. Смириться с присутствием Эммелин. Как же! Это просто оскорбительное предложение!

Тем не менее неприятное чувство не заставило Седжуика замедлить шаги, когда он поднимался по парадной лестнице через две ступеньки. Алекс только и думал о том, что ещё произошло с Эммелин, пока он отсутствовал, и будь он проклят, если ему не было любопытно узнать о её деяниях – о скрупулёзных указаниях мастерам, о сплетнях, собранных ею у Мальвины, о последних жалобах леди Лилит. Алекс не мог сдержать улыбки. Что ж, даже жалобы леди Лилит, пересказанные ему Эммелин, становились забавными.

Остановившись на секунду у двери, он оглянулся на дом Тоттли и снова понял, что слова, сказанные Роулинзом в ту ночь, продолжают его преследовать.

«Не почувствовали сердцем, что в ней есть то, что изменит вашу заурядную жизнь, даст вам повод каждую минуту думать о том, что она сейчас делает?»

И что же он будет делать, когда Эммелин уедет? Решив не задумываться над этим вопросом, Седжуик распахнул дверь.

– Эммелин? – позвал Алекс, войдя в пустой холл. – Эммелин, вы здесь?

Мрачная тишина, встретившая его, была такой же безжизненной, как шотландские торфяные болота. Холодное напоминание в тёплый июньский день о том, какой скучной станет его жизнь, когда Эммелин в конце концов уедет.

– Эммелин? – снова крикнул Алекс. – Симмонс? Никто не откликнулся на его призыв, но во время короткой паузы из дальней части дома до него долетел смех – её смех.

«Чем это она теперь занимается?» – заворчало в нём чувство собственника, но Алекс заставил себя заглушить такие мысли. Разве для него не счастье знать, что его тоскливые дни остались позади, что Эммелин всегда будет рядом?

Пересекая холл, он услышал шелест карт, и вновь раздался голос Эммелин.

– Нет, нет, Томас, так нельзя, – говорила она. Нельзя? Что же этот наглый лакей делает с его женой? «Нет, не с женой. Она мне не жена», – напомнил себе Седжуик, но всё же прибавил шагу и вошёл в кухню.

Там за большим столом сидела Эммелин, а Томас и Симмонс расположились напротив неё. В просторной комнате, кроме них, никого не было.

– Седжуик! – воскликнула она, вскочив с места. – Что вы здесь делаете?

Во всей этой картине было нечто странное, и Седжуик не мог понять, чем занималась Эммелин.

– Это все ещё мой дом, – ответил он, глядя на Томаса и Симмонса, у которых был такой вид, словно они заложили все столовое серебро. – То же самое я могу спросить у всех вас.

Взглянув на своих компаньонов, Эммелин нахмурилась.

– Вот чем, – быстро ответила она, бросая на стол колоду. – Я узнала, что Симмонс и Томас играют в карты. – Она погрозила пальцем смущённой паре. – Я всегда говорю, карты – это самый верный способ заработать вечное проклятие. Удивляюсь вам обоим. Нужно ли упоминать о том, что скажет миссис Симмонс?! Седжуик, – она со вздохом положила колоду в карман, – можете поступить с ними по своему усмотрению. К сожалению, от такого безнравственного поведения у меня разболелась голова.

Эммелин поспешно ушла, весело потряхивая локонами, что никак не вязалось с её нахмуренными бровями.

– Что всё это означает? – потребовал Алекс объяснений от виновато стоявшей перед ним пары.

– Её милость питает отвращение к карточным играм, – ответил Симмонс.

– Я так и предполагал. – Седжуик посмотрел в том направлении, где скрылась Эммелин, и покачал головой. Вероятно, он неправильно истолковал её смех несколько минут назад, потому что она, несомненно, строго следовала своей клятве отказаться от игры в пармиель. Ей совершенно ни к чему снова становиться на путь соблазна. – Только постарайтесь, чтобы она не узнала о вашей ночной игре по четвергам.

– Разумеется, милорд, – заверил его дворецкий.

– Да, милорд, – присоединился к нему Томас, Седжуик направился к выходу из кухни, но потом остановился и оглянулся. В этой сцене, свидетелем которой он только что стал, было что-то странное, но Алекс сомневался, что ему удастся узнать правду от этих двоих. И он понимал, что для Эммелин будет сущим адом сказать хотя бы слово признания, поэтому ему пришлось поверить, что она не собирается нарушать обещание.

Выйдя из кухни, Седжуик последовал за Эммелин, но, оказавшись в коридоре, услышал, как леди Лилит и Хьюберт говорят, перебивая друг друга.

– Вы должны поехать, мадам, – проговорил Хьюберт. – Вы вконец испортите наш вечер, если откажетесь.

– Да, мама ужасно расстроится, если в её ложе останется незанятое место, – добавила леди Лилит. – А кроме того, Седжуик сегодня утром уже согласился сопровождать нас в оперу, не правда ли, дорогой?

– Да, так и есть, – отозвался Хьюберт.

Опера? С леди Лилит и Хьюбертом? И с леди Оксли? Алекс прирос к полу. Не об этом ли говорил Хьюберт за завтраком? Алекс смутно вспомнил, как согласился с тем, что говорил его кузен, просто чтобы тот замолчал. Проклятие, значит, он согласился сегодня вечером составить им компанию. Алекс стиснул зубы, потому что вряд ли мог бы объяснить кузену свои истинные планы на этот вечер. Оставалось не так много ночей до того, как Эммелин… в общем, до того, как ему придётся отказаться от неё, и просто никуда не годилось, что сегодня ночью он будет вынужден делить её с другими.

«Итак, может быть, не расставаться с ней?» Алекс покачал головой, решив, что ему следует прекратить пить с Джеком: это затуманивало разум и делало его восприимчивым ко всякого рода абсурдным советам, а затем, к своему огромному облегчению, он услышал ответ Эммелин.

– Думаю, я не смогу поехать. – Голос Эммелин был слабым и дрожащим. – По-видимому, моя поездка за покупками оказалась более утомительной, чем я предполагала. Мне кажется, ко мне снова возвращается лихорадка… Я ощущаю жар, и у меня кружится голова.

Выглянув из-за угла в холл, Алекс увидел, что Эммелин стоит, приложив руку ко лбу, и покачивается так, словно вот-вот упадёт. Хотя она стояла рядом с Хьюбертом и леди Лилит, ни один из них явно не был готов быстро подхватить её.

И, зная Эммелин, Алекс подумал, что она на самом деле упадёт. Эта девушка могла рухнуть на мраморный пол, чтобы только избежать вечера с мистером и миссис Денфорд, и тем более с леди Оксли. И Седжуик, конечно же, не мог упрекать её в этом. Сейчас он с превеликим удовольствием заработал бы синяк поддругим глазом, если бы это могло послужить подходящим извинением. Возможно, если бы Эммелин захотела…

На самом деле ему не нужно было искать особых оправданий только ради того, чтобы остаться дома. Недомогания Эммелин было вполне достаточно, чтобы спастись от когтей леди Оксли.

– Эммелин, вам нехорошо? – Он шагнул вперёд и подхватил её, прежде чем она действительно упала. Заключив Эммелин в объятия, он ощутил тепло её кожи, почувствовал запах фиалок, исходивший от её волос.

– Седжуик, дорогой, это вы? – Взмахнув ресницами, она положила голову ему на грудь, и розовые, требующие поцелуя губы слегка приоткрылись.

Как ему хотелось забыть, что это всего лишь игра, и снова поцеловать их, увидеть, как она переходит от этой притворной болезни к лихорадке совершенно другого происхождения! И он так и сделает, как только отнесёт её наверх.

– Да, моя любовь, это я. – Он бросил короткий извиняющийся взгляд леди Лилит и Хьюберту, которые – он был абсолютно уверен – никогда не проявляли нежности друг к другу за всю свою супружескую жизнь. – В чём дело? Вам нездоровится?

– Да. – Вздохнув, она теснее прижалась к нему. – К сожалению, это так неприятно, но, думаю, сегодня вечером я не смогу поехать в оперу. – Она взглянула снизу вверх на него так жалобно, что, если бы не лёгкое подрагивание её губ, Алекс подумал бы, что Эммелин и впрямь нездорова.

– Эммелин слишком больна, чтобы выезжать сегодня вечером, – покачал головой Седжуик, обращаясь к своим родственникам.

– Нет, не говори такого, – возразил Хьюберт. – Леди Оксли специально позаботилась приобрести для неё место.

– Да, – объявила леди Л илит, – с пустым местом ложа будет выглядеть просто безобразно. Мама ужасно расстроится.

Это означало, что скаредная леди Оксли почувствует досаду от того, что место, за которое она заплатила, останется незанятым. Во всяком случае, вдовствующая графиня не любила платить зря.

– Боюсь, ей будет неприятно вдвойне, потому что я не могу оставить жену в таком состоянии, – сообщил им Алекс.

При этих словах Эммелин, на мгновение широко открыв глаза, посмотрела на него, но так же быстро снова взяла себя в руки и, вернувшись к полуобморочному состоянию, тихо застонала, жалуясь на свою несчастную судьбу.

У Алекса опять возникло подозрение, что Эммелин задумала сделать что-то большее, чем просто избавиться от Денфордов, но что это было, он не мог себе представить. И не сможет этого выяснить, пока не останется с ней наедине.

– Нет, кузен, ты обязан пойти, – сказал Хьюберт. – Недопустимо, чтобы ты тоже отсутствовал.

– Два пустых места – это непростительно, – возмутилась леди Лилит.

– Седжуик, дорогой, вы должны непременно посетить этот вечер. – К его величайшему изумлению, Эммелин, почувствовав себя немного лучше, высказалась в поддержку Денфордов. – Мне не хотелось бы быть причиной такого глубокого огорчения леди Оксли. Прощу вас, поезжайте без меня и принесите ей мои искренние извинения. Тогда она, быть может, не станет расстраиваться.

– Но я… – запротестовал Алекс.

– Вот так, кузен, – сказал Хьюберт, указывая на Эммелин. – Вы слышали свою самоотверженную жену, так что теперь должны поехать.

Леди Лилит закивала, и Эммелин – чёрт побери! – тоже.

Седжуик чуть не выпустил Эммелин из рук прямо там, где стоял, чтобы её болезнь имела вполне обоснованную причину.

– Вы могли бы пригласить вместо меня лорда Джона, – предложила Эммелин. – Он сегодня заходил и спрашивал вас.

В этот момент из глубины дома появилась миссис Симмонс и, увидев Эммелин на руках у Алекса, испуганно воскликнула, что её милость «опять умирает». Она настояла, чтобы барон вместе с Эммелин отправился наверх.

Однако экономка не позволила ему войти в спальню и вытолкала из дверей, как наседка, защищающая своего цыплёнка. И прежде чем Алекс успел высказать Эммелин своё мнение по поводу того, что она его послала на вечернее мероприятие, дверь перед самым носом захлопнулась.

«Впустите меня! Я в этом доме хозяин! – хотелось закричать Седжуику, но он сомневался, что кто-либо его послушается. – Это именно то, что приносит с собой женитьба», – решил он.

Что ж, когда Эммелин уедет, всё опять пойдёт своим чередом, он снова станет хозяином в доме, и его жизнь будет… В общем, существовало только одно подходящее слово, которое он мог подобрать… – неполной.

Вечер в опере оказался ещё хуже, чем мог предположить Алекс, особенно из-за того, что Эммелин нежилась дома, пока он молча страдал.

К его досаде, миссис Симмонс стояла на страже у двери, как гвардеец лондонского Тауэра. «Её милость слишком плохо себя чувствует для вашего внимания», – объявила она, так что Седжуику не оставалось иного выбора, как сопровождать леди Лилит и Хьюберта, потому что он дал слово и не обладал артистическим талантом Эммелин.

Кроме Денфордов, в шатре были мистер и миссис Мебберли с выглядевшей совершенно потерянной мисс Меббер ли и, конечно же, как всегда напыщенная леди Оксли, севшая рядом с бедной девушкой, очевидно, чтобы та чувствовала себя ещё более несчастной, и её сын граф Оксли.

Леди Оксли также пригласила недавно приехавшую в город герцогиню Шевертон, потому что ей хотелось, чтобы Эммелин была «должным образом представлена», как она сказала Алексу.

«Должным образом раскритикована», – подумал Алекс, зная, что герцогиня Шевертон обладала самым острым языком в свете, и лишь немногие осмеливались возражать ей или становиться у неё на пути.

Эммелин явно неудачно выбрала себе «хозяйку». С прибытием её светлости подозрения Алекса насчёт козней Денфордов и леди Оксли ещё больше усилились, особенно когда он задумался над тем, что стояло за появлением Эммелин в его жизни. Быть может, они надеялись, что публичное место послужит хорошей сценой для того, чтобы опозорить Эммелин, а заодно и его самого?

Ведь леди Оксли благословила свою дочь на брак с Хьюбертом, потому что была уверена (как и почти все в обществе), что Седжуик, по-видимому, никогда не женится и титул барона будет наследовать Хьюберт или его потомок. Даже женитьба Седжуика на Эммелин не охладила надежд графини, потому что у молодой жены Алекса было слабое здоровье и она никогда нигде не появлялась.

Однако жизнерадостная, полная сил леди Седжуик – особенно такая, как Эммелин, – обошлась бы им слишком дорого для того, чтобы просто продемонстрировать несостоятельность его женитьбы. И одно Алекс знал совершенно точно: ни скупая леди Оксли, ни его скаредный кузен Хьюберт не наняли бы такую расточительную, такую непредсказуемую девицу.

И в довершение всего Джеку, согласившемуся поехать в оперу вместе с ним – ни по какой другой причине, а только для того, чтобы ещё раз взглянуть на новую танцовщицу, которую он заприметил раньше, – взбрело в голову выйти. В результате Алекс остался один лицом к лицу с яростью герцогини из-за того, что она не сможет познакомиться с Эммелин, и с раздражением леди Оксли на то, что в её ложе останется свободное место.

Взглянув на пустое кресло, Алекс подумал о той, которая должна была сидеть там, – об Эммелин. Что ещё она задумала? Он просто не мог отделаться от мысли, что она что-то затевает.

Он поправил платок на шее и снова обвёл взглядом заполненный публикой театр. За выдуманной болезнью Эммелин скрывалось что-то большее, а не просто желание избавиться от Денфордов – об этом он мог бы поспорить с Джеком на последний подписанный для него счёт.

– Я уже наслышана о вашей жене, лорд Седжуик, – громким шёпотом сказала герцогиня, указывая веером в его сторону, – а я в городе всего один день.

– Ничего удивительного, – тяжело вздохнула леди Оксли, – эта девушка необычная.

– Она, должно быть, совершенно необыкновенная, если так быстро привлекла внимание общества, не говоря уже о том, что завоевала вашу благосклонность, – заявила герцогиня, – хотя, как я слышала, вы не совсем на её стороне. По-моему, она необыкновенная.

– Да, она такая, – стараясь оставаться вежливым, согласился с ней Алекс.

– Он влюблён без ума, – вставил Хьюберт, наклонившись в кресле.

Алекса передёрнуло, он все больше убеждался, что в последнее время эти слова его кузен произносил слишком часто.

– Должна сказать, – герцогиня погрозила Хьюберту веером, – я по опыту знаю, что когда бароны Седжуики начинают искать себе невесту, они обычно женятся, потому что влюбляются. Их нисколько не волнуют приличия – могут жениться по любви и плевать на все последствия. – Это не было невероятно, но герцогиня Шевертон улыбалась. – Я бы сказала, придерживаются собственных интересов. И я желаю вам счастья, Седжуик. Не сомневаюсь, жене удалось зажечь огонь у вас в глазах, такой же, какой горел в глазах вашего деда, когда он вернулся из Парижа, обвенчанный с вашей бабушкой. Я никогда не считала необходимым сторониться её из-за того, что она была танцовщицей в опере, но…

– К-кем? – в один голос воскликнули Алекс и Хьюберт.

– Танцовщицей в опере, – повторила герцогиня так, словно скандальное прошлое их бабушки было всем известно.

– Ваша светлость, – поспешно сказала леди Оксли, – вы, вероятно, ошибаетесь. Эта старая дама ведёт свою линию от французской аристократии. Она даже доводится родственницей старому королю.

– Женевьева Денфорд, быть может, имеет право говорить о королевской крови, – фыркнула герцогиня, – но только полученной от связи, состоявшейся не на той постели. На постели оперной танцовщицы, я сказала бы.

Леди Оксли несколько раз безмолвно открыла и закрыла рот, словно слова не могли преодолеть этой немыслимой новости.

– Ваш дедушка страстно любил вашу бабушку, – обратилась герцогиня к Алексу, не обращая внимания на замешательство леди Оксли. – В Лондоне не было ни одной женщины, которая не завидовала бы его вниманию к ней. Проявите к своей жене такую же горячую любовь, и вы почувствуете себя счастливым человеком, как до вас ваш дед и, смею сказать, отец.

В ответ на этот мудрый совет Алекс мог только молча кивнуть, к тому же внимание герцогини снова обратилось к сцене, и она совершенно позабыла об ошарашенных людях вокруг себя.

Бабушка была танцовщицей в опере?

Теперь многое становилось понятным: её нежелание приезжать в город объяснялось главным образом не скорбью по мужу, а страхом того, что откроется её прошлое, что семья осудит её.

Слова герцогини, вызвавшие на лице Хьюберта выражение отвращения, оказали на Алекса совершенно противоположное воздействие, и ему захотелось громко рассмеяться.

Он прекрасно понимал то, что сделал его дедушка, и, что гораздо важнее, понимал, почему он это сделал. Он женился на женщине, которая похитила его сердце, на той, без которой не смог бы жить.

Не смог бы без неё жить… Но ведь именно об этом говорил и Роулинз.

Тем временем леди Оксли, леди Лилит и Хьюберт старались объяснить герцогине, как она ошибается относительно вдовствующей женщины, и пытались собрать жалкие остатки фамильной чести, которая, очевидно, ничего не значила для их деда.

И внезапно Алекс понял, что должен сделать выбор: вести такую жизнь, как Хьюберт с леди Лилит, как леди Оксли, стараясь любой ценой добиться высокого мнения в обществе, или жить, как убеждал его Джек, считаясь только с велениями своего сердца и не прислушиваясь к мнению света.

Он должен жениться на Эммелин. Он женился бы сегодня же вечером, если бы это было возможно – и к чёрту общество, к чёрту правила пристойности. Он нашёл женщину, в которую влюбился до потери сознания, и ему нет абсолютно никакого дела до того, что скажут в свете.

В антракте он принесёт извинения и объяснит, что не может наслаждаться вечером, когда его жена так серьёзно больна. Он использует репутацию влюблённого в своих интересах и в два счёта будет дома.

Как только закончилось действие и опустился занавес, Седжуик встал.

– Примите мои извинения, ваша светлость, леди Оксли, – поклонился он двум пожилым дамам, – но беспокойство о жене, к сожалению, не позволяет мне остаться.

– Хм, – усмехнулась леди Оксли, скептически приподняв бровь, – подозреваю, что с вашей женой все в порядке. Лилит говорит, что сегодня днём на Бонд-стрит ваша жена была вполне здорова, чтобы отправить вас в долговую тюрьму и разъезжать в карете Темплтона. Знаете, по-моему…

Алекс дальше не слушал. Эммелин ездила в экипаже Темплтона?

Его прежнее старомодное чувство семейного долга снова выступило на первый план.

«Ты даже не знаешь эту девушку и хочешь жениться на ней? Сумасшествие! Каприз!» – возмутился его внутренний голос. —

Алекс подавил свои сомнения и ухватился за принятое решение. Теперь он новый Седжуик и больше не будет занудой, он энергичный и дерзкий человек.

И все благодаря ей… Насколько он знал Эммелин, у неё было разумное объяснение, а если нет, она преподнесёт какую-нибудь выдумку, которая будет столь же восхитительна.

– Седжуик, – герцогиня направила на него лорнет, – буду рада послезавтра видеть у себя вас вместе с женой. С удовольствием познакомлюсь с женщиной, которая, совершенно очевидно, похитила ваше сердце.

– Боюсь, это невозможно, – заявил он, снова поклонившись. – Её здоровье…

– Послезавтра, Седжуик, – выпрямившись в кресле, повторила леди, и это прозвучало как приказ, а не как приглашение.

Повернувшись, чтобы принести извинения остальному обществу, Алекс обнаружил, что не он один стремится поскорее покинуть ложу леди Оксли. Мисс Мебберли уходила в сопровождении своей матери, и по тому, как шевелились губы леди, было ясно, что она отчитывает дочь за недостаточное внимание к графу.

Он хотел указать миссис Мебберли, что сомневается, заметил ли вообще граф безразличие её дочери. По его мнению, этому мужчине всё равно, даже если невеста считает его отвратительным – со своим приданым она приносит в казну Оксли небольшое состояние, а для такого, как Оксли, невежды отношение Миранды Мебберли к их браку не имеет никакого значения.

Не обращая внимания на протесты Хьюберта и леди Лилит и их уверения, что миссис Симмонс позаботится об Эммелин, Седжуик попрощался со всеми и ушёл.

Торопливо пробираясь по заполненным публикой коридорам, Алекс на ходу приветственно кивал друзьям и знакомым, пока буквально не наткнулся на Джека.

– Я же говорю, будьте осторожны… – тяжело покачнувшись, невнятно пробормотал Джек, и его слова окутало облако бренди. Моргая покрасневшими глазами, он, очевидно, старался сфокусировать взгляд. – Алекс! – в конце концов воскликнул он. – Ты только посмотри вокруг. Да это же настоящий ужас. Я просто убит. Полностью уничтожен.

Проходящие мимо бросали на них изумлённые взгляды, вероятно, полагая, что они оба навеселе. Не желая портить свою и без того не блестящую репутацию в обществе, Алекс схватил друга за руку и потянул в укромную нишу.

– Что ещё стряслось с тобой? – Он основательно встряхнул Джека, чтобы привести в чувство.

– Я уничтожен. Полностью уничтожен, – пожаловался Джек.

– Будешь уничтожен, если твой брат узнает о твоём поведении. Тебе же известно, как благочестивый Паркертон относится к публичному пьянству.

– Да, но теперь это не имеет никакого значения, – горестно отозвался Джек.

– Почему? Что произошло?

– Это все ты виноват, – грустно ответил Джек. – Это полностью твоя вина. Взял и нашёл себе жену.

– Если помнишь, ты её придумал, – напомнил ему Алекс, понизив голос.

– Да, я, – согласился Джек. – Но я никогда не думал, что из-за этой крошки окажусь в таком неприятном положении.

– А какое отношение к этому имеет Эммелин?

– Этот толстосум, мой высоконравственный братец, решил, что если мой лучший друг лорд Седжуик нашёл в браке счастье, то и я должен сделать то же самое.

«О, только этого мне не хватало», – подумал Алекс, оглядываясь, чтобы убедиться, что никто не подслушивает их разговор.

– Тогда придумай себе жену.

– Я бы так и сделал, – сказал Джек, – но брат опередил меня и уже подыскал мне невесту. Какую-то достойную и благонравную дочь викария. – Он застонал, словно его волокли на колесо с гвоздями. – Ты меня слышал? Дочь викария!

– Тогда не женись.

– Если я не женюсь на ней, – покачал головой Джек, – Паркертон перекроет мне воздух. Я больше не получу ни фартинга.

– Джек, мой тебе совет: поезжай домой, проспись, а утром… – Сделав паузу, Алекс посмотрел на друга. – Нет, днём, когда ты встанешь, мы займёмся этим делом. Я пойду с тобой к твоему брату и помогу решить твою проблему.

– Ничего хорошего из этого не получится, – возразил Джек. – Он велел мне объявить о помолвке немедленно… или мне придётся оставить лондонский дом. Он приказал Бедуэллу начать упаковывать мои вещи, если я до завтрашнего дня не встречусь с архиепископом.

Алекс сомневался, что Бедуэлл, верный дворецкий Паркертонов, будет с удовольствием наблюдать, как Джека вышвыривают из семейного гнезда. Этот человек всегда сочувствовал непутёвому брату графа. – Пойдём, я провожу тебя домой, – предложил Алекс.

– Не желаю, – отказался Джек. – Если меня хотят насильно обвенчать, то я немного развлекусь до того, как отправиться на муки. Одну последнюю ночь порезвлюсь с восхитительной красоткой…

– О нет, ты этого не сделаешь. – Алекс схватил Джека за рукав, но тот сбросил его руку.

– Пойду за кулисы, посмотрю, освободилась ли моя Жизель. Моя хорошенькая, маленькая, рыжеволосая Жизель, мечта моего сердца. Обожаю рыжеволосых, – объявил Джек. – Я буду околдовывать её своими поцелуями, своими чарами, пока на меня не надели кандалы и не сослали подальше в Нортгемптоншир.

Алекс не успел остановить его, и Джек, бросившись в гущу толпы, скрылся из виду. Покачав головой, Алекс хотел было пойти вслед за другом, но желание жениться на Эммелин повлекло его в ночь на Ганновер-сквер.

Покачиваясь и щуря глаза, Джек шёл, стараясь сосредоточиться на своём плане атаки: найти того маленького танцующего ангела и…

В этот момент в конце коридора возле двери, ведущей за кулисы, он увидел хрупкую фигуру.

«Хитрая кокетка, – решил он. – Прогуливается в антракте в надежде… – Оглянувшись назад в главное фойе, он обнаружил, что поблизости никого нет, поскольку зрители уже снова отправились занимать свои места. Бросив на девушку ещё один взгляд, Джек покачал головой. – Странный наряд, однако, – подумал он, разглядывая её строгое муслиновое платье. – Но быть может, во втором акте предлагается художественное чтение и она будет участвовать в представлении?»

– Жизель, моя обожаемая богиня, я весьма рад тебя видеть, – произнёс Джек и, взяв девушку за талию, повернул её так, что она оказалась у него на груди. Не мешкая ни секунды, он закрыл глаза и прижался к её губам алчным поцелуем.

Вырываясь из объятий, она крепкими кулаками молотила его по плечам и сопротивлялась, словно не желала его ухаживаний.

Ах, Жизель, ей нравилось превращать их встречи в борьбу.

Джек притянул её ближе, а потом прижал к стене, удерживая на месте своими бёдрами и прижимаясь к ней напрягшимся телом. И всё это время он продолжал целовать её, играя языком с её языком и покусывая зубами её нижнюю губу, а затем его поцелуй стал ещё более требовательным, и Джек услышал, как девушка тихо застонала.

«С Жизелью не следует тянуть время», – решил он, и его рука, скользнув вверх по её бедру, добралась до талии и стала двигаться выше, пока не накрыла грудь. Его пальцы сдавили ей сосок, и девушка задохнулась, словно девственница, которую никто никогда так не трогал.

Джек должен был отдать ей должное – она была великолепная актриса, потому что снова начала сопротивляться его ласкам. И он решил положить конец её недовольству, как сделал это накануне ночью… Джек пальцами стянул вниз лиф платья, пока не освободил грудь и не получил возможность исследовать её всю.

Он погладил рукой нежную шелковистую кожу, восхищаясь тем, как сосок поднялся и затвердел. Теперь, когда его восставший подстрекатель так дразнил и разжигал, было самое время для борьбы за кулисами, которую она ему сулила.

– Итак, моя любовь, покажи, где мы могли бы на несколько минут остаться наедине, – шепнул Джек ей на ухо, – и я выполню своё обещание посмотреть, как ты испытаешь наслаждение ещё до того, как поднимется занавес.

– Отпустите меня! – в ярости выкрикнула она и снова забарабанила кулаками по его груди.

Виновато бренди или голос девушки действительно был ему незнаком? Открыв глаза, Джек моргнул, стараясь сосредоточиться, и, к собственному ужасу, обнаружил, что женщина, с которой он собрался заняться любовью, вовсе не Жизель.

А затем раздался крик.

Алекс быстро добрался до Ганновер-сквер, хотя по дороге сделал две важные остановки – у «Ранделл и Бридж», разбудив среди ночи бедных владельцев магазина, чтобы купить великолепное кольцо, и у конторы архиепископа, чтобы получить Специальное разрешение.

Он объяснил, что во время его бракосочетания с Эммелин были допущены некоторые ошибки, а он хочет быть уверенным, что его будущий наследник получит все законные права. Архиепископ, благосклонно отнёсшийся к моральным последствиям такого заявления и к репутации Седжуика как благородного человека, подписал документ и посоветовал Алексу привезти к нему леди Седжуик, чтобы быстро и без огласки совершить церемонию.

Алекс поспешил в особняк, намереваясь поскорее завершить дело, но, подъезжая к дому, обнаружил царящую в нём неимоверную суету. У тротуара стояла дорожная карета, и в доме были зажжены, казалось, все свечи. Ещё раз взглянув на экипаж, Алекс узнал в нём старинную дорожную карету своей бабушки.

Бабушка? Нет, этого не может быть. Она никогда не приезжала в город – никогда.

Но здесь был её экипаж, и это могло означать только одно…

– Дорогой мой мальчик, вот и ты! – воскликнула старушка с парадной лестницы, и свора мопсов радостным лаем приветствовала его появление.

Алекс закрыл глаза и застонал.

– Бабушка! – С трудом заставив себя улыбнуться, он расцеловал её в щеки. – Какая неожиданность! – Лучшего приветствия он не смог придумать.

Алекс видел бабушку по-новому и любил ещё сильнее. Бабушка – бывшая оперная танцовщица? Это многое объясняло.

– Не понимаю, почему ты так удивлён, – заявила она и, взяв на руки одну из избалованных собачонок, почесала её за ушами. – Я решила приехать и познакомиться с твоей женой, так как больше не могу оставаться в стороне. Я горевала по твоему дедушке, и печаль не позволяла мне стать наставницей твоей любимой Эммелин. После того как ты уехал, я подумала, что бедняжка остаётся в городе только с женой Хьюберта и с его тёщей, и больше некому представить её обществу. – Она огляделась вокруг и потянула Алекса в дом. – Ты знаешь, я ненавижу плохо отзываться о семье, но леди Лилит и её мать скорее будут потчевать твою наивную Эммелин сплетнями, а не опекать её. И тогда я поняла, что мне необходимо найти в себе силы, чтобы встретиться лицом к лицу с воспоминаниями и вернуться в этот дом. – Она смахнула со щеки одинокую слезу и оглянулась на экипаж Алекса. – Но где же Эммелин? Разве она не с тобой?

– Нет, – не подумав, ответил он. – Она… – Алекс резко оборвал себя и взглянул наверх. Эммелин нет дома? Конечно, её нет. Она что-то задумала и специально отправила его в оперу. Вопреки его благим намерениям сплетни леди Оксли кольнули Алекса в самое сердце – Эммелин «…разъезжает в экипаже Темплтона». «Нет, – подумал Алекс, – я не позволю злому умыслу этой леди одержать верх над моими лучшими побуждениями. Если Эммелин уехала, то у неё на это есть веские причины. Во всяком случае, лучше, чтобы это было так». – Я хочу сказать, где Симмонс?

– Сегодня четверг, – промолвила бабушка таким тоном, как будто разговаривала с ребёнком. – Вероятно, он отправился на карточную игру, о которой, как ему хочется думать, никто не знает. – Ей удавалось узнать все тайны дома, в который её нога не ступала уже больше пятнадцати лет. Снисходительно улыбнувшись внуку, она повторила свой вопрос: – Итак, где же твоя жена?

– Бабушка, вы, наверное, устали с дороги, – сказал Алекс. – Позвольте мне проводить вас в вашу комнату, а утром вы познакомитесь с Эммелин.

– Что за ерунда. Я проделала весь этот путь не для того, чтобы ждать ещё двенадцать часов. Отвечай мне честно, Александр, где твоя жена? – Как и ранее приглашение герцогини Шевертон, слова бабушки не прозвучали просто вежливым вопросом, а больше напоминали генеральский приказ. Но, к счастью для Алекса, когда она вошла в дом, изменения, осуществлённые Эммелин, отвлекли её. – О Господи, где ты разыскал эти картины? – спросила она, направившись к лестнице.

– Милорд, можно сказать вам несколько слов? – шёпотом обратилась к Седжуику подошедшая миссис Симмонс. – По секрету.

Алекс кивнул, и пока его бабушка рассматривала недавно развешанные акварели, наклонил голову к миссис Симмонс.

– Леди Седжуик нет дома.

– Нет дома? А где же она?

– Что-то случилось, Александр? – Бабушка взглянула на него, и по выражению её лица он понял, что разговор с экономкой не остался тайной для старой леди.

– Я приду к вам чуть позже, – сказал он, не ответив на вопрос, – а сейчас миссис Симмонс нуждается в моей помощи.

Снисходительно оглядев их обоих, бабушка вернулась к обследованию нового убранства, мопсы, как фарфоровые статуэтки, уселись возле неё на ступеньках лестницы, а Алекс последовал за экономкой в кухню.

Там на пустом столе лежала колода карт, и он мгновенно вспомнил, как застал в кухне Эммелин с Томасом и Симмонсом – Эммелин в тот момент держала в руках карты.

Карточная игра!

Взглянув на миссис Симмонс, Алекс увидел, что она плачет.

– Я умоляла их не брать её с собой, но её милость обещала, что ничего плохого не случится. Мне никогда не нравилось пристрастие Симмонса к картам, но у мужчины должна быть пара пороков, иначе он не будет счастлив. А что касается денег, которые они проиграли, то её милость наша единственная надежда.

Если то, что говорила миссис Симмонс, правда… «Нет, чёрт побери, – покачал головой Алекс, – пусть уж лучше бы она ездила в карете Темплтона». Тогда он по крайней мере мог бы застрелить маркиза и с честью выпутаться из скандала.

– Во всём виновата эта герцогиня Шевертон, – говорила между тем миссис Симмонс. – Она позволила дворецкому нанять этого мошенника, а тот взял и украл все наши деньги.

– Мошенник?

– Да, новый лакей Шевертонов потребовал высоких ставок и выиграл у слуг из всех домов в Мейфэре их жалованье. А её милость сказала…

Алекс знал, что сказала Эммелин, знал, что она возмутилась и решила помочь обманутым слугам. Но это же нечестно – не то, что она нарушила свою клятву не играть, а то, что она солгала – обманула его доверие. Значит, она не настолько доверяет ему, чтобы говорить правду. Хотя надо признать, если бы она пришла к Алексу и сказала, что собирается жульничать, играя в карты ради всех слуг Мейфэра, он запер бы её в погребе.

– Где сегодня играют? – требовательно спросил Алекс.

– В «Королевском уголке», – ответила миссис Симмонс, разразившись новым потоком слез. – Это рядом с площадью, недалеко от общественных конюшен.

Седжуик направился к двери и, обернувшись на ходу, сказал:

– Займите чем-нибудь бабушку до моего возвращения.

– Милорд? – воскликнула миссис Симмонс. – Если это может послужить каким-либо оправданием… Леди Седжуик собирается вернуть на нашу улицу правила честной игры.

Алекс понял, что единственный способ спасти доброе имя семьи – это не мешкая привезти Эммелин домой.




Глава 15


«Королевский уголок» хотя и находился в Мейфэре, был не самым благопристойным заведением. Из-за близости с общественными конюшнями его клиентами были кучера и каретные лакеи, уборщики улиц и трубочисты. А ночью по четвергам здесь собирались слуги из богатых домов со всего Мейфэра, дворецкие и лакеи, мальчики-посыльные, камердинеры и даже несколько экономок и горничных, которые симпатизировали молодым людям из других домов. Все они приходили играть в пикет и коммерс, в вист и двадцать одно. Хотя ставки не шли ни в какое сравнение с теми, что с таким же азартом разыгрывали их хозяева и хозяйки, риск был ничуть не меньше.

Итак, Симмонс, Томас и Эммелин прибыли к трактиру, как только пробило десять. Пока они шли пешком до «Королевского уголка», Эммелин не переставала объяснять, что ей от них нужно.

– Томас, прекратите ухмыляться, – велела она. – Сейчас не время для веселья. Будем радоваться, когда уйдём оттуда со всем их кварточным жалованьем.

Лакей свёл брови и постарался придать себе серьёзный вид, но искорки у него в глазах, безусловно, могли подвести их всех, поэтому Эммелин наступила каблуком ему на ногу.

– Какого… – Захромав, мужчина взвыл от боли.

– Извольте запомнить, как это неприятно, – сказала ему Эммелин, – потому что я сделаю ещё больнее, если замечу, что вы похожи на кота моей бабушки, слизывающего сливки.

Томас кивнул, и на этот раз его лицо выражало смесь боли и напряжённого внимания.

– К картам нельзя относиться несерьёзно, джентльмены, – убеждала их Эммелин, когда они остановились на углу напротив места назначения. – И сегодня вечером госпожа Удача, возможно, улыбнётся нам.

После этого они пересекли улицу и вошли в трактир. Симмонс и Томас, очевидно, были здесь хорошо известными и частыми посетителями, так как отовсюду стали раздаваться приветствия.

– Эй, Симмонс, что это за новая девушка? – крикнул пожилой мужчина, пока они пробирались через битком набитую людьми комнату.

– Это мисс Троттер, горничная её милости, – ответил Симмонс.

Эммелин застенчиво кивнула и из-под скромного чепца начала внимательно изучать своих возможных соперников. Высокий худой мужчина держал карты, прижимая их к груди; дрожащей рукой он взял карты, которые ему раздали, а когда добавил их к остальным, дрожь в его руках прекратилась.

«Должно быть, получил карты, которые хотел», – решила Эммелин. Она одного за другим оценивала игроков, запоминая их манеру и разделяя в соответствии с играми, которые они предпочитали.

Симмонс, не останавливаясь, шёл через комнату, пока они не оказались у стола, занятого слугами герцогини Шевертон.

– Это он, – шепнул Томас, – вон тот жулик в синем жилете.

Эммелин окинула взглядом пройдоху, ставшего проклятием для всех слуг Мейфэра. Она не верила, что настоящий шулер стал бы играть на грошовые ставки со слугами, но, взглянув на стопки монет, лежавшие на других столах, увидела, что там было много шиллингов и даже несколько крон. Что ж, хороший игрок мог сорвать куш и в таком месте. Судя же по виду слуг, они вполне созрели для того, чтобы их обобрали, и удивительно, что никто не явился и не обчистил их всех ещё несколько лет назад.

За столом, перед которым они остановились, их противник перетасовывал карты, и для несведущего человека казалось, что он полностью поглощён своим делом. О, он изо всех сил старался выглядеть честным в глазах второсортных картёжников, но опытный игрок безошибочно узнал бы в мужчине шулера. Он великолепно играл роль и, чтобы скрыть своё искусство, неумело тасовал карты и чрезмерно улыбался проходившим мимо, но Эммелин не поверила ни одной его уловке. Ока всегда играла с противниками своего уровня и не могла не заметить одного из собственных приёмов, так что ей придётся быть начеку, чтобы не выдать себя.

– Гейтхилл, – поприветствовал Симмонс мужчину примерно одного с ним роста и возраста.

– Симмонс, – отозвался подошедший с такой же присущей лондонцу интонацией.

Эммелин предварительно расспросила Томаса и Симмонса о том, кто будет здесь, и знала, что мистер Гейтхилл – дворецкий герцогини Шевертон.

– Привели кого-то, чтобы отыграть потерянное на прошлой неделе, да? – тихо хихикнул Гейтхилл, кивком указав на Эммелин.

– Я не позволю ей играть против вашей компании, – расправил плечи дворецкий Седжуика. – У неё нет ни умения, ни денег, которые можно проиграть.

– Но это не так, мистер Симмонс, – вмешалась Эммелин. – Её милость дала мне кое-что на счастье. – При этих словах она вытянула руку и разжала ладонь, так что все могли увидеть золотую гинею, которая просто просилась, чтобы её забрали с этой честной руки.

– Мисс Троттер, – прогнав от их стола молодого прыщавого парня, Гейтхилл вытер для неё стул своим носовым платком, – во всём Мейфэре вы не найдёте более галантных мужчин, с которыми приятно провести вечер. Кладите сюда эту монету, и, уверен, вы не только осуществите своё заветное желание, но и завоюете наши сердца.

«Хитрый мерзавец», – подумала Эммелин и, улыбнувшись как можно простодушнее, села на предложенный стул.

– Мисс Троттер, я настоятельно советовал бы вам попробовать свои силы в коммерсе с другими горничными. – Великолепно разыгрывая свою роль, Симмонс указал на один из столов в другом конце комнаты.

– Хочу попробовать свои силы в новой игре, – возразила она, положив перед собой монету. – Бабушка когда-то учила меня играть в пармиель, но это было много лет назад. Вы играете в пармиель, джентльмены?

– Знаете, мисс Троттер, – отозвался шулер, – уверен, вы привели к нашему столу госпожу Удачу, потому что я просто без ума от пармиеля, этой увлекательной старинной игры.

Пригласили ещё двух слуг герцогини Шевертон, которые умели играть, и перетасовали карты.

«Скоро вы поймёте, – хотела сказать Эммелин, когда выиграла первую партию, – что госпожа Удача упорхнула в мою сторону».

Подняв воротник и надвинув пониже цилиндр, Алекс тщательно прятал лицо от проезжавших мимо него экипажей.

Проклятие, неужели она не понимала, чем рискует? Не только тем, что её могут узнать, но и собственной безопасностью.

«Королевский уголок» был местом, совершенно не подходящим для леди – тем более для его жены.

Алекс сделал глубокий вдох. «Она мне не жена», – постарался убедить он себя, но это было не совсем правдой – теперь уже нет.

Он ещё не сделал предложения, но Эммелин станет его законной женой, и больше не будет возмутительных карточных игр, неприятных сюрпризов. О чём это он мечтает? Ведь он женится на ней именно из-за её характера, чтобы его будущее не было скучным и однообразным.

«Чёрт возьми, Эммелин, – выругался про себя Алекс, – пусть с тобой не случится ничего плохого. Ведь впереди нас ждёт совместная жизнь».

В трактире было полным-полно народа, но никто не обратил на него внимания. Седжуик был уверен, что с высоко поднятым воротником и в низко надвинутой шляпе он останется неузнанным, даже если кто-то взглянет на него дважды.

Из того, что ему было видно, он понял, что главные события происходят у большого стола в дальнем конце комнаты. Проталкиваясь сквозь толпу, он в конце концов получил возможность узнать, к чему приковано всеобщее внимание – на середине стола лежала огромная куча монет, которых, вероятно, хватило бы, чтобы выплатить месячное жалованье всем находившимся в комнате. Алекс покачал головой. Неудивительно, что никто не обратил на него внимания, ведь все взгляды были устремлены на двух игроков, готовившихся к финальной партии.

Алекс едва удостоил мужчину взглядом, но, увидев женщину, сидевшую напротив, остолбенел – это была Эммелин и в то же время не Эммелин.

Его модная, эффектная жена была спрятана за парой очков, под простым чепцом и платьем, которое придавало ей такой вид, словно она за несколько часов прибавила в весе два-три стоуна,[7 - 1 стоун = 6, 34 кг.] её кожа потеряла розовый оттенок и стала бледной и серой. Эммелин проделала огромную работу, чтобы обезобразить себя, и ей удавалось так долго выдавать себя за чью-то компаньонку – она, безусловно, соответствовала этому образу.

Затем Седжуик увидел Симмонса, как страж стоявшего за спиной Эммелин, а неподалёку от него Томаса и ещё двух своих слуг, мальчика-посыльного и нескольких горничных – и все они с восторженным благоговением широко раскрытыми глазами смотрели на Эммелин.

– Поменять карты, мисс Троттер? – спросил мужчина, сидевший напротив Эммелин.

– Не знаю. – Поджав губы, Эммелин смотрела на свои карты, а зрители, собравшиеся вокруг стола, все как один затаили дыхание, будто они тоже оказались в затруднительном положении, но ведь в её руках действительно была честь дома. – Пожалуй, эти карты вполне подойдут. – Она покачала головой и улыбнулась мужчине, державшему колоду. – Если только вы не захотите поменять свои.

Мужчина, глядя в свои карты и поправляя шейный платок, обдумывал, как поступить, а потом взглянул на Эммелин и с улыбкой сказал:

– Нет, мисс, так как я уверен, что вы проиграли.

– Доверяете своей интуиции? – Эммелин положила перед собой золотую монету.

– Не делайте этого, Таффри! – взмолился дворецкий герцогини Шевертон. – Вы оставите нас без единого пенни.

Не обращая внимания на его мольбу, мужчина придвинул свою последнюю монету к куче на столе.

Ещё несколько секунд Эммелин не раскрывала карты, нагнетая напряжённость в комнате, а потом выложила их.

– Уверена, что выиграла я.

– Merde![8 - Дерьмо! (фр.)] – злобно выругался по-французски лакей герцогини, обращаясь ко всем, кто мог его слышать.

Однако его недовольство очень быстро заглушили радостные крики людей Седжуика и слуг из других домов.

– Троекратное ура в честь мисс Троттер! – воскликнул Томас, и дружное «Ура! Ура! Ура!» прокатилось по комнате.

– Она отыграла все наше жалованье, – услышал Алекс, как один из его лакеев говорил другому парню. – Она положила конец мошенничеству этого парня.

Алекс посмотрел на лакея и снова перевёл взгляд на стол. Он не знал, рассердиться ли на Эммелин за то, что она воспользовалась случаем, или дать волю гордости, которая распирала ему грудь, и присоединиться к остальным, благодарившим её.

Эммелин встала со своего места, обняла Симмонса, и обычно сдержанный дворецкий тоже обнял её, а затем, опомнившись, отстранил её и стал подсчитывать монеты и распределять их между челядью Седжуика и слугами из других домов.

– Она жульничала! – завопил Гейтхилл. – Это единственный способ, который у неё был…

– …чтобы наказать этого мошенника, которого вы привели на наши игры? – Симмонс поднялся и с надменным видом повернулся лицом к дворецкому герцогини. – Эти игры были только для нас, только чтобы проводить вечера в дружеской компании, а вам понадобилось привести сюда этого плута и обманом выманить у таких же, как вы сами, слуг их трудом заработанные деньги.

Гейтхилл покраснел, но не стал отрицать вполне обоснованного обвинения.

– Это ещё не конец, Симмонс! – взревел мужчина. – Совсем не конец по большому счёту.

Позади него стояли слуги герцогини Шевертон со своими приспешниками, удручённые и к тому же окружённые обманутыми людьми. Присутствующие в комнате разделились на две части, и Алекс был начеку, не спуская пристального взгляда с Эммелин.

– Хм, – ответил Симмонс с величественным видом иностранной королевской особы. – Теперь уходите, все уходите. Вас больше сюда не приглашают.

Он указал на дверь, и под насмешки и язвительные замечания своих бывших сотоварищей лакеи герцогини были выставлены из «Королевского уголка».

Оставшиеся слуги Седжуика, окружив Эммелин, выражали ей благодарность и заверяли в своей преданности, ведь она вернула им потерянное. И здесь была не только челядь Седжуика, но и слуги и наёмные работники почти из всех домов Мейфэра, начиная с тех, кто служил в респектабельном доме Тоттли, и кончая слугами из домов незначительных титулованных лордов. И все до одного стремились выразить Эммелин своё почтение.

Видя преданный блеск у них в глазах, Алекс подумал, что ни один из этих слуг не говорил бы таких вещей, если бы подозревал, кто она такая.

Подойдя к бару, он кивком подозвал хозяина и, когда тот подошёл, бросил на стойку кошелёк.

– Пусть они пьют, пока хватит этих денег.

«Во всяком случае, – решил Алекс, – несколько кружек эля и бренди сделают их воспоминания о событиях этого вечера довольно туманными».

А что касается слуг герцогини, то они вряд ли станут кому-либо жаловаться. Алекс сомневался, что они захотят, чтобы слухи об их неблаговидном поведении распространились по всему городу.

Взвесив в руке кошелёк, хозяин трактира решил заглянуть в него, словно не совсем поверил себе, и то, что он там увидел, заставило его ухмыльнуться.

– Выпивка для всех! – крикнул он, забравшись на стул. Слуги, оживившись, бросились к стойке, а Алекс, воспользовавшись суматохой, вышел за дверь и там, глубоко вдохнув ночной воздух, задумался над тем, что только что видел.

Эммелин взялась за старое – окунулась с головой и невредимой поднялась на поверхность. Неужели она не могла справиться с собой?

У Седжуика перехватило дыхание, когда он понял, как мало знает об этой женщине.

Его Эммелин – картёжный шулер. Конечно, ему было известно, что она играла в пармиель со старыми леди, с их компаньонками и с чудаками вроде сэра Фрэнсиса, но ему и в голову не могло прийти, что она будет играть со ставками против типа, который, по-видимому, лучше знаком с притонами Саут-Энда, чем с чистым воздухом Мейфэра. Он просто не мог себе представить жизнь, которую вела Эммелин до того, как встретилась с ним.

Алексу оставалось лишь гадать, сможет ли он когда-нибудь убедить её остаться – остаться с таким скучным, неинтересным человеком, как он.

Эммелин улыбалась, наблюдая, как слуги Седжуика разбирали свои заработанные деньги. Чёрт побери, все чуть было не сорвалось, пока она наконец не смогла понять махинации своего противника и перехитрить его – подменяя карты и дважды снимая колоду для большей убедительности. Этим уловкам ещё в раннем детстве её научила бабушка, Старшая Мама. По умению жульничать в карточных играх никто не мог сравниться с этой бессовестной старой плутовкой, Старшей Мамой.

– Мисс Троттер, – шепнул Симмонс, – думаю, лучше всего, если мы проводим вас домой. Уже поздний час, и мне не хотелось бы, чтобы его милость, вернувшись, обнаружил, что вас нет дома.

– Да, это было бы ужасно, – согласилась Эммелин и набросила накидку на плечи. Ей было неприятно лгать Седжуику, но как ещё она могла бы помочь Симмонсу и остальным слугам вернуть их деньги?

Симмонс жестом велел Томасу присоединиться к ним, лакей немедленно подошёл, и они все вместе, выйдя из трактира, направились домой.

– Вы это сделали, миледи, – сказал Томас. – Мы были уверены, что всё пропало, когда он выложил даму. Но интересно, как у вас оказался король?

– Да, Эммелин, расскажите, – раздался позади них знакомый голос. – Как вы подложили эту карту?

Все трое замерли. – Седжуик!

– М-милорд! – заикаясь, произнёс Симмонс.

Оглянувшись через плечо, Эммелин увидела прямо позади себя Алекса. Сейчас она не должна была показывать испуга, хотя у неё задрожали ноги.

– Мне не нужно ничего подкладывать, я всегда выигрываю.

– Да, теперь я в этом убедился.

– Милорд… – начал Симмонс.

– С вами, Симмонс, я разберусь позже, – оборвал его барон. – Сейчас дело касается меня и её милости.

– Почему бы нам просто не вернуться домой? – предложила Эммелин.

– Вам нельзя туда идти, – сказал Седжуик.

– Это почему же? – Сжав руки в кулаки, Эммелин упёрлась ими в бедра. Она знала, что он запретит ей помогать слугам, и именно по этой причине не доверилась ему с самого начала. – Если это из-за того, что я помогла слугам вернуть украденные у них деньги, то, да будет вам известно, я только…

– Нет, мой маленький вулкан. – Алекс несказанно удивил Эммелин, рассмеявшись и притянув её в свои объятия, хотя она была уверена, что знает его. – Это не имеет никакого отношения к тому, что ты только что перехитрила, наверное, самого искусного шулера в Лондоне. – Он поцеловал Эммелин в лоб. – Тебе нельзя возвращаться домой, потому что моя бабушка ужасно расстроится, увидев, что леди Седжуик выглядит как посудомойка.

– В-ваша – кто?

– Моя бабушка.

– Старушка приехала в Лондон? – Симмонс, стоявший в сторонке, но так, чтобы все слышать, вмешался в их разговор. – Этого не может быть!

– Может, – оглянулся на него Седжуик. – Не более часа назад она подъехала к дверям нашего дома и не слишком обрадовалась, что не может познакомиться с моей женой.

Леди Седжуик? Эммелин с трудом перевела дух, поняв, что слишком далеко зашла в своём обмане, если уж эта леди решила приехать в Лондон. Алекс – это одно дело, но его бабушка?..

– Седжуик, близка катастрофа, – прошептала Эммелин.

– Да, – кивнул он в знак согласия, – но у меня есть идея, как вернуть тебя домой. Симмонс, необходимо, чтобы вы и Томас пошли домой и осторожно сделали следующее…

Алекс объяснял им свой план, а Эммелин в изумлении смотрела на него. Кто бы мог подумать, что под всей его чопорностью в Седжуике может скрываться такая изобретательность?

«Но, – напомнила она себе, – этот самый человек выдумал себе жену».

Когда Симмонс и Томас ушли, Седжуик взял Эммелин за руку и повёл в противоположном направлении.

Тепло его пальцев вселило в неё надежду, что она найдёт способ выпутаться из этой последней неприятности, и Эммелин сжала его руку с большей силой, чем совсем недавно сжимала припрятанного короля.

Только пройдя почти целый квартал, Седжуик наконец за-говорил:

– Смею ли я предположить, что ты преодолела своё отвращение к картам? – Он иронически взглянул на неё, и Эммелин вздрогнула. – Тебе есть от чего дрожать. Просто скажи мне, что ты выиграла целое состояние честно и справедливо.

Эммелин промолчала. А что она могла сказать? На самом деле это был больше вопрос моральной честности, а не правды или неправды.

– Чёрт побери, Эммелин, – рассердился Седжуик, – ты понимаешь, какая опасность тебе угрожала? Этот мужчина, против которого ты играла, не лакей и не какой-то малоопытный юнец. Он явно профессиональный карточный шулер. Ты очень многим рисковала. Ты подвергала риску нас.

Нас? Что он хотел этим сказать? Эммелин попыталась встретиться с ним взглядом, но Седжуик смотрел прямо перед собой, словно видел будущее, которым не имел права рисковать – их совместное будущее. Нет, ей просто показалось, что он старательно пытается найти способ, как им останься вместе. Но разве он не знал, разве он не понимал, что об этом не могло быть и речи? И не важно, что Эммелин хотела этого больше всего на свете.

– Тогда скажи, – продолжал он, – как тебе удалось обыграть его, если ты заявляла, что просто немного умеешь играть в пармиель?

Эммелин тяжело вздохнула. Быть может, пришло время рассказать правду – всю правду. О Господи, нет. Она не осмелится этого сделать, потому что если Алекс узнает правду, они распрощаются с какой-либо надеждой остаться вместе.

– У меня кое-какой талант к карточным играм, – ответила oira. Это было не совсем так – её картёжное искусство стало легендарным до такой степени, что она не могла играть в кругу обычных шулеров и картёжников, колесивших по дорогам Англии, переезжая из гостиницы в гостиницу.

– Разреши мне высказать предположение, – сказал Седжуик, остановившись на углу, чтобы пропустить экипаж. – Своим талантом ты стала зарабатывать себе на жизнь.

Почему она решила, что можно продолжать морочить ему голову? Эммелин набрала в лёгкие воздуха и кивнула.

– Это было до того, как тебя ранили, или после?

– И до, и после, – призналась она, и Седжуик застонал.

– Значит, именно это имела в виду леди Нили, когда писала герцогине о твоей недобросовестности… Ты и сэра Фрэнсиса обманывала за картами?

– Чтобы получить его деньги, мне не нужно было жульничать, – бросила Эммелин. – Сэра Фрэнсиса я обыграла честно. Он отвратительный игрок.

– И все игроки, с которыми ты сталкивалась, играли так же ужасно, как он?

Эммелин отвернулась.

– О Господи, Эммелин, не хочешь же ты сказать, что разъезжаешь по стране, не только выдавая себя за компаньонку герцогини Шевертон, но и обирая доверчивых провинциальных джентльменов?

– Знаете, когда так говорят, это звучит в высшей степени позорно. Но это не совсем так. Я никогда не играла против тех, кто не мог позволить себе проиграть… или не заслуживал, чтобы его обыграли.

Седжуик недоверчиво хмыкнул.

О, чёрт бы побрал этого человека с его напыщенным благородством. Эммелин любила его всем сердцем, но иногда…

– Вам легко, такому высокомерному и сильному, но не все обладают вашим положением в обществе и богатством. Позволю вам заметить, что вы не были бы таким надменным без своего толстого кошелька и расшаркивающихся слуг.

– Мои слуги не расшаркиваются. – Алекс в благородном негодовании расправил плечи.

– Как скажете. Но мир за пределами вашей защитной оболочки – совсем не такое чистое и спокойное место, каким вы его себе представляете. На самом деле он может быть крайне опасным, особенно для одинокой женщины. – Похоже, она сказала слишком много.

– В тебя стреляли за мошенничество. – Он пристально посмотрел на лоб Эммелин, и его слова прозвучали скорее обвинением, чем сочувствием, которое он высказывал ей раньше. – Из-за него тебя ранили.

– Нет, Седжуик, в меня стреляли не за это. Если хотите знать, в меня стреляли за то, что я неистово сопротивлялась насильнику. Сопротивлялась, чтобы не быть изнасилованной одним из ваших пэров, который считал своим правом и привилегией получить любую женщину, не принадлежащую к его классу.

– Тебя не?..

– Нет. – Тон Эммелин был твёрдым. Седжуик опять слишком глубоко заглянул в её тайны, и сейчас она отталкивала его.

– Расскажи мне, что произошло. – Он повёл её по тихой пустынной улице, не собираясь на этот раз отпускать, но она отрицательно покачала головой. – Эммелин, ты кому-нибудь рассказывала об этом?

– Никого никогда по-настоящему не заботило, знает ли он правду, – ответила Эммелин, словно предоставляя ему такую возможность – позаботиться о ней.

– Я хочу знать, знать все. – В словах Алекса звенела искренность, которой она не ожидала.

Как и признание Элтона, услышанное раньше в этот же день, просьба Седжуика проникла ей в сердце и пустила там корни – там, где не осталось места даже надежде.

Желание Седжуика знать о ней правду могло означать только то, что он больше не хотел никакой лжи между ними. Если она расскажет ему всю правду, восхищённый блеск, который она видела сейчас в его глазах, погаснет навсегда. В этом Эммелин не сомневалась. Но как можно было не рассказать, ведь она столь многим обязана барону?

– Так вот, – глядя на камни мостовой, Эммелин тяжело вздохнула, – тот вечер начался вполне хорошо. Мы были у Дрейка в Суррее. Хоторн выбирал цель, а я вела игру.

– Кто такой Хоторн? – перебил её Алекс на этом месте. Конечно, Седжуик хотел знать подробности, ведь на то он и Седжуик, и он имел право знать все.

– Мой муж.

– Твой – кто? – вырвалось у Алекса, и он резко остановился.

– Вы слышали меня. Мой муж. – Эммелин попыталась заставить его идти дальше, но он словно прирос к месту.

– Ты замужем?

– Да, – Эммелин воздела очи к небу, – но это совсем не то, что кажется…

– Не то, что кажется? Когда чья-то жена признается, что уже замужем за другим…

– Это не так, Седжуик. – Она положила руки на бёдра. – Мы с вами не женаты.

– Но если ты уже замужем, это означает, что мы не можем… Не можем – что? Взглянув на него, Эммелин поняла правду.

Она прочла его мысли. Все его чувства выразились в крайней растерянности, которую она увидела у него в глазах. Боже правый, он хотел, чтобы они поженились. Эммелин даже слышать об этом не хотела. Они не могли пожениться, это было очевидно. Существовала тысяча причин, кроме её собственного небольшого недостатка, и самая главная из них заключалась в том, что достойные бароны не женятся на карточных мошенницах. О, но если бы они поженились… Эммелин тряхнула головой.

– Вы хотите выслушать мой рассказ или нет?

– Да, но…

– Больше никаких вопросов. Я расскажу свою историю, но не задавайте вопросов. Таков наш уговор.

Седжуик недовольно проворчал, но Эммелин решила принять это за согласие.

Кроме того, Седжуик был терпеливым человеком как в спальне, так и вне её, поэтому Эммелин знала, что он выслушает её рассказ, но полной правды не придётся ждать слишком долго. Тем более что уже прибыла старая леди.

– Продолжай, – попросил он.

– Спасибо, – ответила Эммелин. – Итак, на чём я остановилась?




Глава 16


– Заведение Дрейка в Суррее, – подсказал ей Седжуик.

– Ах да. Хоторн решил…

– Твой муж, этот Хоторн, поощрял жульничество?

– Да, Седжуик, мой муж его поощрял. Он, чёрт возьми, был самым лучшим игроком в трех графствах. Я поэтому и вышла за него замуж. Если их нельзя обыграть… – начала объяснять Эммелин.

– Не уверен, что брак является частью этого правила.

– Иногда подобное бывает. Итак, вы всё-таки хотите узнать мою историю или нет?

Алекс стиснул зубы, стараясь сдержать возражение, и кивнул, чтобы она продолжала.

– Как я говорила, там были две превосходные цели: местные джентльмены, молодые и слегка подвыпившие. Однако они не стали бы играть против женщины, поэтому Хоторн подсел к ним за стол, несмотря на мой протест.

– Я полагал, что он ловкий мошенник.

– Он был ловким мошенником и великолепным игроком. Хочу, чтобы ты понял – не все шулеры используют ловкость рук или другие подобные приёмы. Многие работают с партнёром, который с противоположной стороны комнаты подсматривает карты или как-то отвлекает внимание.

– Девушка-подавальщица в трактире «Королевский уголок», там с… – Он запнулся, подбирая слова, чтобы описать её.

– С вываливающейся грудью? Да, она должна была отвлекать внимание Гейтхилла. Молодому посыльному из дома Тоттли платили, чтобы он отвлекал меня… – Взглянув на Седжуика, Эммелин увидела, что у него такой вид, как будто ему сейчас станет плохо, и подумала, что на самом деле его нужно было подготовить. – Мне продолжать? – снова вздохнула она.

– Да. – Алекс взял её руку в свою.

Тепло его пальцев успокоило Эммелин и наполнило чем-то, о чём она не осмеливалась даже подумать. Что ж, когда Седжуик выслушает все о её постыдном прошлом, он уже не будет таким любезным, но Эммелин обязана рассказать правду, особенно после того, как солгала ему этим вечером.

– Вначале он выигрывал, – продолжила она свой рассказ.

– Вначале?

– Хоторн всегда так делал. Я знала, что вечер, вероятнее всего, кончится тем, что нас выгонят, поэтому пошла наверх, чтобы собрать вещи и, если получится, поспать несколько часов. Кроме того, общий зал был пуст, и если бы я осталась, стало бы очевидно, что мы с Хоторном работаем одной командой. Мне нужно было скрестить пальцы, чтобы он продолжал свою удачную игру. – Эммелин на секунду замолчала.

– Но у него этого не получилось, – сказал Седжуик, подводя её к самой мрачной части повествования.

– Верно. – Эммелин закрыла глаза. Ей трудно было решиться на это, она никогда никому не рассказывала о том, что случилось в той комнате.

– Если не хочешь продолжать…

Седжуик, милый, чудесный Седжуик, должно быть, почувствовав неуверенность Эммелин, привлёк её ближе, и она ощутила его силу.

И тогда она поняла: нужно поверить, что можно пойти на риск, находясь в объятиях Седжуика, хотя ночной кошмар всё ещё будил её по ночам.

– Я проснулась, когда Хоторн вошёл в комнату, – прошептала Эммелин. – А потом, к своему ужасу, увидела, что вслед за ним входят те два простофили.

Седжуик сделал глубокий вдох, и она почувствовала, что его руки напряглись, как будто он был готов броситься на противника и предотвратить надвигающееся несчастье.

– Хоторн потерял больше, чем имел, больше, чем имели мы вместе, больше, чем то, что было у меня и о чём я ему не говорила.

– У тебя были тайны от собственного мужа? – усмехнулся Седжуик.

– Я, возможно, была молодой, когда вышла за него замуж, но не слепой к его недостаткам. Должна признаться, у меня было припрятано несколько монет в таком месте, где даже он не смог бы их найти.

– И что же произошло потом? – Алекс слегка взъерошил ей волосы.

– Хоторн предложил им мои услуги на ночь. – Эммелин тяжело вздохнула. – Им обоим. Когда я возмутилась, он швырнул меня на кровать и велел замолчать.

События той ночи она до сих пор не могла позабыть…

– Заткнись, маленькая хитрая сучка. Джентльмены, – обратился Хоторн к своим спутникам, – берите её и делайте с ней, что хотите. Она лакомый кусочек, если её немного объездить.

Эммелин лежала на кровати, стараясь восстановить дыхание; Хоторн так сильно толкнул её, что она чуть не задохнулась.

«Что ты делаешь?» – хотелось ей прошептать. Безусловно, он и прежде предавал людей, но Эммелин полагала, что она – это совсем другое. Но разве её отец не возмутился, когда она убежала из дому и вышла замуж за Хоторна?

«Кнопка, детка, он тебе не пара. Запомни мои слова, однажды в трудный час он бросит тебя», – сказал он.

Теперь начинало сбываться предсказание её отца, и похотливый блеск в глазах двух молодых людей был тому доказательством. Разве Эммелин не знала, что однажды Хоторн доведёт её до столь ужасного, что она не сможет найти способ спастись?

Взглянув на мужчину, которого любила, Эммелин увидела, что он торопливо засовывает в карман её щётку для волос. Значит, он знал о её сбережениях, о тайнике в ручке – знал и теперь забирал всё, что она хранила.

– Прощай, дорогая, – сказал ей с порога когда-то любимый муж.

Теперь он был не любимым мужем, а презренным подонком.

Эммелин чувствовала себя совершенно несчастной, ей хотелось броситься на него с проклятиями, но она вспомнила один из советов отца, который был более полезен, чем красочные присказки её бабушки.

«Держи все в тайне и всегда будь начеку», – любил повторять отец.

И к счастью, Эммелин всегда так и поступала. Она бросила быстрый взгляд на свой саквояж, стоявший под окном, – он был так близко и одновременно слишком далеко, чтобы можно было дотянуться до него.

– Давай, крошка, покажи нам, как ты будешь сражаться, – сказал один из мужчин, когда Хоторн ушёл, и, потянувшись, сорвал с неё платье.

Эммелин стала сопротивляться и закричала, но другой мужчина мясистой ручищей закрыл ей рот, придавив её к матрацу, а на другую руку намотал её волосы, так что Эммелин не могла даже пошевелиться.

– Не вздумай больше этого делать, – предупреждающе прошептал он ей в самое ухо. Его огромная ладонь не давала ей дышать. – У хозяина гостиницы в последнее время предостаточно проблем с акцизным чиновником и судьёй, стоящими у него над душой. Вряд ли ему понравится, если среди ночи его разбудит твой кошачий визг.

– Тем более что на прошлой неделе мы подняли страшный шум, развлекаясь с девицей, которую он привёз для нас из Лондона, – добавил второй мужчина, возясь со своими бриджами.

Хорошо себе представляя, какие неприятности доставила им та девушка, Эммелин не стала ждать, чтобы узнать подробности, а ударила второго мужчину в налившийся пах так, что он с рёвом опрокинулся навзничь, ругаясь последними словами.

Его приятель отпустил Эммелин только для того, чтобы ударить по голове. Он нанёс ей такой сильный удар, что она слетела с кровати на пол. У неё потемнело в глазах и закружилась голова, но Эммелин, собрав остатки сил, попыталась остановить кружащуюся комнату, и в это время удача перешла на её сторону. Оглядевшись, Эммелин обнаружила, что упала у окна недалеко от своего саквояжа. Просунув внутрь руку, она сумела нащупать пистолет. Теперь ей нужно было только сосредоточиться, чтобы найти цель, и сделать точный выстрел.

При свете луны, падавшем в окно, Эммелин показалось, что к ней направляется расплывчатая фигура; она совершенно чётко услышала грязные угрозы, которые изрыгал мужчина, и поняла, что ей остаётся только один выход.

Дрожащей рукой она подняла пистолет и взвела курок.

Пистолет разрядился, и мерзавца отбросило в сторону.

– Ты его убила? – спросил Седжуик, и в его вопросе прозвучала скорее надежда, чем осуждение.

– Нет, – покачала головой Эммелин. – Только ранила. Но этого было достаточно, чтобы на время свалить его с ног. – Она замолчала, стягивая вместе последние тонкие нити своего повествования, так и не сказав, куда именно ранила мерзавца. – Что было после этого, я почти не помню. Я бросилась бежать, но успела сделать лишь пару шагов, когда меня, ранили.

Эммелин услышала, как Седжуик заскрипел зубами, а затем последовал короткий, полный страдания вопрос:

– Как ты выжила?

– На моё счастье, на лестнице оказался хозяин гостиницы. Он был на подозрении у местных властей, и добропорядочные соседи только и ждали, как бы упрятать его под замок. Так что ему меньше всего было нужно, чтобы под его крышей застрелили сына сквайра или в одной из верхних комнат нашли умирающей женщину сомнительной репутации. В этом случае неизбежно потребовалось бы расследование. Поэтому он вытащил меня за пределы деревни и бросил на обочине дороги, полагая, что ещё до утра я умру. Но так как это произошло бы не в гостинице, хозяин остался бы вне подозрений.

– Откуда ты это знаешь?

– Я узнала обо всём позже. – Эммелин непроизвольно приложила руку ко лбу. Там все ещё временами ощущалась боль, напоминая об уроке предательства, который она никогда не забывала. – Затем я помню, что была в цыганской повозке, – продолжила рассказ Эммелин. – Вскоре после полуночи цыгане проезжали мимо, и один из детей заметил мою руку, торчавшую из кустов. Вожак цыган хотел меня там и оставить, мол, это их не касается, но его мать, весьма властная женщина, осудила такое решение и сказала, что семью ждёт плохая судьба, если они не помогут мне. Она заявила, что когда-нибудь я смогу отплатить их семье за доброту. – Эммелин улыбнулась. – Каковы бы ни были её побуждения, я ей благодарна, потому что она, помимо всего прочего, оказалась искусным врачевателем. Она вычистила мою рану, плотно зашила её и дала мне опия, чтобы я спала.

– И ты все это помнишь?

– Отдельные моменты, – кивнула Эммелин. – Я помню её лицо, запах трав и голоса, низкие и говорящие на цыганском языке. Всю историю я узнала потом, когда стала приходить в себя.

– И что произошло потом?

– Цыгане были в пути ещё около недели, пока не добрались до маленькой деревушки, расположенной высоко на холмах. И тогда старая женщина объявила, что здесь я должна от них уйти. Они оставили меня на попечение доброго викария и его жены, которые приняли меня даже глазом не моргнув. Старая цыганка намекнула, что я принадлежу к высшему классу и им следует мне помочь. Они ухаживали за мной, а я, следуя совету цыганки, позволила им считать меня состоятельной жертвой страшных обстоятельств. Я постепенно поправлялась, но неожиданно моё пребывание там пришло к концу.

– Как так?

– Выпал сильный снег и запер в деревне много народу – в том числе герцога и герцогиню Харрингуорт со свитой. В гостинице не нашлось места, чтобы разместить всех слуг, поэтому викарию и его жене пришлось предложить свои комнаты, как сделали бы любые порядочные люди. Я подслушала, как викарий, исключительно благочестивый человек, говорил жене, что не знает, как быть. Им нужна была моя комната, но совесть не позволяла им меня выселить.

– Тем не менее…

– Да, тем не менее он в конце концов не смог отказаться от возможности разместить у себя компаньонку герцогини. Ему нужна была новая крыша для приходской церкви, а если компаньонка герцогини осталась бы довольна оказанным приёмом, она, возможно, замолвила бы словечко её светлости. – Эммелин сделала паузу. – Понимаешь, я занимала лучшую комнату для гостей, а они вряд ли могли бы предложить ближайшей компаньонке герцогини чердак.

– Понимаю их дилемму, – кивнул Седжуик.

– Значит, вы можете догадаться, кого отправили проложить путь для гостьи из высшего света.

– Этот урок был тебе необходим, – вставил Алекс.

– Бесспорно, необходим, – согласилась Эммелин. – Но урок начался позже в тот же день, когда герцогине захотелось сыграть в пармиель, но не нашлось достаточного количества игроков.

– И позволь мне предположить…

– За один-единственный вечер я открыла для себя существование совершенно новой добычи – богатых скучающих матрон. – Эммелин усмехнулась.

– Думаю, – засмеялся Седжуик, – ты не преминула в полной мере воспользоваться ситуацией.

– Не сразу. Герцогиня была самой властолюбивой и высокомерной женщиной из всех, кого я встречала. А кроме того, меня ошеломило, что люди играли, совершенно не задумываясь о последствиях. – Эммелин взглянула на Седжуика. – Правда, моё изумление быстро прошло, когда я поняла, что там ставку делали для того, чтобы её взяли.

– И ты её взяла, – снова засмеялся Алекс.

– Да. Но было и кое-что получше. Я уже говорила, что училась читать по книге Дебретта, которая хранилась у матери, и поэтому обладала всеми сведениями об обществе.

– Теперь понятно, откуда тебе так много известно о Клифтоне и леди Оксли.

– Вы знаете о том, что произошло у леди Оксли? – Эммелин поёжилась.

– Разве можно было избежать этого? По дороге в театр Хьюберт со всеми подробностями пересказал жалобы леди Лилит.

– Я сожалею о своей несдержанности, – извинилась она.

– Честно говоря, я просто поражён. Такое впечатление, что ты помнишь абсолютно все.

– Так и есть.

– Докажи, – потребовал Седжуик.

– Спросите у меня что-нибудь, – бросила ему вызов Эммелин. – Что угодно.

– Отлично. Возьмём, например, леди Пепперуэлл. Кто её мать?

«По крайней мере мог бы придумать что-нибудь посложнее», – подумала Эммелин, обратив взор к ночному небу.

– Матерью леди Пепперуэлл была мисс Мэри Триппли, вторая дочь четвёртого барона Ноктона. Я уверена, что нынешний барон имеет резиденцию в Ноктон-Парке, который примыкает к Седжуик-Эбби. Разве не так?

Седжуик только открыл рот от удивления.

– Попробуйте ещё.

– Я бы сказал, что твои уроки нашли хорошее применение, – укоризненно покачав головой, сказал он. – Ты действительно можешь вспомнить всю книгу «Дебретт»?

– Всю, кроме страницы, которой у меня не было, – ответила Эммелин. – Как сказала бы моя бабушка, во всём есть определённый смысл. И способность цитировать те списки позволила мне совершенно свободно общаться с герцогиней и её компаньонкой. А герцогиня, между прочим, была кладезем информации об отношениях в светском обществе. Это те сведения, которых не найдёшь на почтенных страницах «Дебретта».

– Ах, вода и хлеб светского общества – это сплетни.

– Совершенно верно. И когда я покинула дом викария, у меня была новая цель…

– …и новый образ, – добавил Алекс.

– Да, – кивнула Эммелин. – Я видела, как викарий и его жена чуть ли не вылезали из кожи вон, стараясь угодить компаньонке герцогини. Так, посвятив некоторое время исследованию распространённых знакомств герцогини, я смогла выделить тех, кто мог стать лучшим работодателем…

– Или, вернее сказать, наиболее подходящим, – уточнил Седжуик.

– Именно так. Герцогиня Шевертон почти никогда не приезжала в город. А когда наведывалась, не стеснялась в язвительных и резких замечаниях.

– Этой женщины следует опасаться, – заметил он.

– Да, и её расположение хотел бы завоевать почти каждый. Если её презрение убийственно, то расположение расценивается как официальное общественное признание. Иногда она проявляет сострадание к какой-нибудь молодой девушке и следит за тем, чтобы та сделала сказочную партию. Поскольку я выдавала себя за компаньонку герцогини, все стремились прибегнуть к моей помощи…

– …чтобы, возможно, воспользоваться великодушием герцогини.

– Точно. – Оглядевшись по сторонам, Эммелин вздрогнула.

Взяв её за руку, Седжуик свернул за угол и остановился перед величественным зданием с колоннами и эркерами, в котором угадывалась богатая утончённость.

– Кто здесь живёт? – поинтересовалась Эммелин.

– Джек.

– Выглядит слишком шикарно для твоего друга, – заметила она, ещё раз окинув взглядом дом. – Разве у него не пусто в карманах?

– Вряд ли у Джека вообще есть собственные карманы, – с усмешкой ответил Седжуик. – Дом принадлежит его брату, герцогу Паркертону, но они заключили между собой соглашение о том, что Джек может жить здесь, пока не впутается в какой-либо скандал.

– И он до сих пор живёт здесь? – пошутила Эммелин.

– Терпя изрядную долю унижения, – ответил Седжуик и, поднявшись по лестнице, дёрнул шнур колокольчика.

– Лорд Седжуик? – удивился недовольного вида дворецкий, который подошёл к двери в сопровождении двух лакеев. – Я думал, вы знаете, что он опять явился домой пьяным. – Повернувшись к другим слугам, он кивком велел им вернуться на свои места. – Иногда лорду Джону требуется помощь, чтобы найти свою кровать.

– Вполне могу себе представить, – отозвался Седжуик.

– К сожалению, хозяина нет, и я не знаю, когда он вернётся. – Дворецкий собрался было закрыть дверь, но Седжуик сунул в проем ногу.

– Я здесь не для того, чтобы увидеться с лордом Джоном, – сообщил он дворецкому. – Мне примерно на час нужна ваша гостиная. – Он посторонился, чтобы дворецкий мог взглянуть на Эммелин.

Старый слуга посмотрел сначала на неё, а потом на барона.

– В этом доме не будет проституток, милорд, – покачал он головой. – Если его светлость узнает, что в его доме побывали такие гостьи, он шкуру с меня спустит. Не хочу даже говорить о том, что он сделает с молодым хозяином.

– Бедуэлл, вы замечательный человек, но это совсем не то, что вы думаете…

– Я должен напоминать вам, что забочусь о лорде Джоне? – помрачнел Бедуэлл. – Я точно знаю, на что это похоже.

Взяв Эммелин за руку, Седжуик потянул её за собой, несмотря на то что Бедуэлл попытался снова закрыть перед ними дверь.

– Дружище, я хочу, чтобы вы познакомились с моей женой, леди Седжуик.

– Милорд, если вы полагаете, что я поверю тому, что это ваша жена…

Теперь дворецкий был хорошо ей виден, и Эммелин пристально всмотрелась в него. Ей показался знакомым не только его голос, но и лицо.

– Достойная и уважаемая. Теперь она такая, насколько я знаю, – произнесла Эммелин с резким провинциальным акцентом, улыбаясь ему. – Но я сомневаюсь, что герцогу будет приятно узнать, что его верный и преданный слуга – это Дингби Майклз.

У Бедуэлла от испуга поползли вверх брови, и он ещё чуть-чуть приоткрыл дверь, чтобы узкий луч света упал девушке на лицо.

– Кнопка? Неужели это ты? Она снова улыбнулась и кивнула.

– А теперь впустите нас, старина, или я натравлю на вас всю Боу-стрит.

Бедуэлл, он же Дингби, покрутил головой, а затем широко распахнул двери.

– Входите, пока вас никто не видел. На этой улице слуги ещё болтливее своих хозяев.

Входя в дом вслед за Эммелин, Седжуик наклонился к ней и прошептал на ухо:

– Кнопка?

– Не думайте, что это подведёт вас ближе к тому, что вы хотите узнать, – отмахнулась она. – Это просто старое прозвище.

– Думаю, нам нужно хранить все в тайне, так? – сказал Бедуэлл, провожая их. – Пойдёмте по коридору в оранжерею. Там есть удобный выход на задний двор прямо к конюшням, если они вам понадобятся.

«Грабителя с большой дороги ничем не исправить», – кивнув, подумала Эммелин. У неё не было никаких сомнений, что бывший партнёр её отца знает в Лондоне все лазейки и даже те, в которые не способна пролезть и ласка. Элтон всегда говорил, что нет такой туго затянутой петли, из которой не смог бы выскользнуть Дингби Майклз.

– Вы знакомы друге другом? – поинтересовался Седжуик.

– Как много ему известно? – в свою очередь, спросил Бедуэлл у Эммелин.

– Не так много, как ему хотелось бы. – Оглянувшись через плечо, она улыбнулась Седжуику.

– Кнопка, – рассмеялся дворецкий, – ты всегда была плутовкой. Что ты делаешь здесь в… – Он вдруг остановился и, повернувшись, указал на неё костлявым пальцем. – Это ты была сегодня вечером в «Королевском уголке»! Мне следовало бы догадаться, когда я услышал, что какая-то девушка обчистила мошенника, который бесчестно играл там весь последний месяц. Ты сделала доброе дело. – Он погладил Эммелин по щеке.

– А, не стоит упоминания.

– Всё такая же скромная донельзя, – похвалил дворецкий. – Но это, смею сказать, у тебя от матери.

– Не хочу быть невежливым, – вмешался Седжуик в их увлекательную беседу, – но мы пришли сюда не просто так.

– Важная шишка, – тихо пробурчал дворецкий.

– Он не такой плохой, хотя и выглядит франтом, – доверительно сообщила Эммелин, а от самого франта последовало громкое «хм».

– Чем я могу тебе помочь, Кнопка? Ты же знаешь, я несчётное количество раз обязан жизнью твоему отцу. Господи, упокой его душу. – Дингби склонил голову.

Он, очевидно, не знал, что Элтон жив-здоров, а Эммелин не видела необходимости докладывать ему об этом. Так как раньше их связывала, без преувеличения, воровская дружба, она не думала, что кому-то из них захочется возобновить прошлые отношения.

– Дингби, – прошептала Эммелин, – мне нужно место, где можно сменить одежду и умыться.

– Как я и думал, ты в бегах, да? – Он понимающе кивнул. – Гостиная прекрасно подойдёт.

– Через несколько минут прибудет один из моих слуг с одеждой для леди Седжуик, – сказал Алекс. – Будьте любезны проследить, чтобы его немедленно проводили прямо сюда.

– Да, милорд. – Бедуэлл, снова вернувшись к своей роли дворецкого, повёл их по коридору в элегантно обставленную гостиную.

Он слегка прихрамывал, и возраст ссутулил его плечи. Несомненно, существовали вещи, которых не мог украсть даже Дингби Майклз, – давно утраченная молодость и энергия.

– Я принесу тебе кувшин воды, мыло и чистые полотенца. – Остановившись, он снова посмотрел на Эммелин. – Стань опять хорошенькой, – сказал он, и в его словах почувствовался намёк на йоркширское происхождение.

Поставив на буфет подсвечник, который он нёс в руке, Бедуэлл собрался уйти и уже начал закрывать дверь, но потом, бросив искоса взгляд на Седжуика, оставил дверь приоткрытой, как будто хотел быть уверенным, что с Эммелин не случится ничего плохого.

– Кнопка? – промолвил Седжуик.

– Прозвище, только и всего, – пояснила она, снимая чепец.

– Дингби Майклз, Дингби Майклз… Где я слышал это имя? – задумался Седжуик.

Эммелин лишь пожала плечами. Она и так уже слишком много сказала, но ей не пришлось выдать себя старому другу отца, чтобы получить помощь – необходимую главным образом для Седжуика, так как сама она всё ещё не была уверена, что ей не придётся удирать.

Старая леди Седжуик на Ганновер-сквер? Но она ведь никогда прежде не приезжала в город.

Эммелин взглянула на Седжуика, который, по-видимому, все Еремя старался понять, почему настоящее имя дворецкого показалось ему таким знакомым. А потом вдруг у него открылся рот, и Эммелин поняла, что он докопался до истины.

– Дингби Майклз? Этот человек – Дингби Майклз? – Растерянно покачав головой, барон указал на дверь. – Джентльмен из Йорка, Гроза Нориджа?

– Не забудьте Похитителя Добродетели, – напомнила она. – Он всегда считал это прозвище самым дерзким вызовом судьбе.

– Но он опасный, закоренелый преступник! – указывая пальцем на дверь, воскликнул Седжуик.

– Не думаю, что он ещё способен сесть в седло и тем более выстрелить. Во всяком случае, вряд ли попадёт в цель.

– Это не служит оправданием того, что он делал, – начал Седжуик, и его губы сжались в тонкую суровую линию. – В таких ситуациях закон предельно ясен.

Иногда представления Седжуика о том, что правильно или неправильно, выводили Эммелин из себя.

– Значит, – она сложила руки под грудью, – вы собираетесь сообщить властям, что старый дворецкий герцога Паркертона – в прошлом разбойник с большой дороги, известный повсюду от Лондона до Гретны? – Эммелин покачала головой. – Я уже не говорю о неминуемом скандале и позоре, которые вы навлечёте на герцога и его семью. Но я должна спросить: кто вам поверит? И ещё, когда власти поинтересуются, откуда у вас такая ценная информация, что вы собираетесь им ответить? Что Дингби Майклз – старый друг вашей жены?

– Эммелин, – Седжуик бросил цилиндр на ближайшее кресло, – в этой стране существуют разумные правила и порядки. Чёрт побери, я, как член суда, поклялся блюсти закон.

Эммелин заметила растерянность в его взгляде. Хотя она не могла с ним согласиться, но разве можно было не восхититься его моральной стойкостью? Мир Седжуика был предельно ясным и упорядоченным, чётко делившимся на дозволенное и недозволенное. А она всю жизнь ходила по грани между тем и другим, добровольно отклоняясь в сторону недозволенного, когда возникала необходимость и требовал пустой кошелёк.

И хотя Эммелин хотелось вернуть Седжуика с небес на землю, стряхнуть немного крахмала с его безупречно повязанного шейного платка, какая-то её часть мечтала получить возможность забраться в его башню из слоновой кости, никогда не выходить оттуда и задирать нос в благородном негодовании, что такое безобразие может существовать не далее чем в трех кварталах от Ганновер-сквер.

Однако из величественной башни, высившейся среди облаков, Эммелин не смогла бы увидеть для Дингби, с его хромотой и слезящимися глазами, ничего хорошего; она смотрела бы, как констебль тащит его в холодный подвал и дряхлое, израненное тело потом раскачивается на конце верёвки под улюлюканье толпы.

Несмотря на соблазн жизни с Седжуиком, несмотря на то, что Эммелин много лет завидовала тем, кто имел богатые дома и несчётное количество слуг, она не могла забыть, откуда она вышла и какую жизнь вела.

У неё были долги.

Она не могла забыть человека, который приносил ей мятные леденцы и ленты для волос и напоминал о её дне рождения, о котором отец забывал, а мать была так погружена в свой бред, что вообще ничего не замечала.

Тем временем Седжуик принялся расхаживать взад-вперёд по очень красивому турецкому ковру, и Эммелин, отвлекшись от своих размышлений, присела, чтобы лучше рассмотреть ковёр.

– Что ты делаешь? – удивился Седжуик.

– По-моему, он великолепно подошёл бы для библиотеки, – ответила она, отвернув угол, чтобы проверить качество. – Интересно, станет ли возражать герцог, если я приведу мистера Сандерса, чтобы показать ему, что я хочу иметь? Этот ковёр просто великолепен.

– Ты сошла с ума? – Седжуик остановился. – В этом доме опасный преступник, а ты только и думаешь, чтобы рассмотреть обстановку?

– Оставьте в покое несчастного Дингби. – Поднявшись с ковра, Эммелин теперь внимательно разглядывала буфет, украшенный изящной резьбой. – Сомневаюсь, что он кого-нибудь ограбил за последние пятнадцать лет. Между прочим, вы сами прекрасный предмет для обсуждения. Вы и ваша Эммелин. Вам когда-нибудь приходило в голову, мистер судья, что придумывать себе жену, возможно, незаконно?

Седжуик выставил подбородок, но ничего не сказал, а просто посмотрел на Эммелин, наморщив лоб и сжав губы. Она терпеть не могла, когда он так смотрел на неё – как будто не мог дождаться, чтобы выбросить её вместе с докучливым прошлым из своей жизни. Вот и верь после этого его заботе и вниманию.

– Прекрасно, я забуду о прошлом Бедуэлла, если ты перестанешь трогать имущество герцога.

– Перестаньте, Седжуик, я не собираюсь ничего воровать. Зачем мне это нужно, если в моём распоряжении ваши деньги?

От её шутки он ещё сильнее нахмурился, но Эммелин, решив не обращать внимания на отсутствие у него чувства юмора, вопреки его просьбе взяла в руки вазу и перевернула её, чтобы определить, чьей она работы. Придя в восторг от увиденного, поставила вазу на место, заявив:

– Подделка.

– Почему ты считаешь её подделкой? – Седжуик подошёл ближе и взял, по его понятию, произведение искусства. – Да будет тебе известно, герцог Паркертон – весьма разборчивый коллекционер. Он славится умением с первого взгляда определить ценность произведения.

– Значит, ему нужно проверить зрение. Это фальшивка, а совсем не Уэнли.

– Откуда ты знаешь? – Алекс перевернул вазу и посмотрел на клеймо мастера. Здесь на клейме написано «Уэнли».

– А вы видите лист плюща слева от имени? – Покачав головой, Эммелин указала на надпись.

– Да.

– На подлиннике он расположен справа вверху. Тот, кто делал эту вещь, был не только невнимателен, но и откровенно ленив.

Седжуик, в изумлении открыв рот, смотрел на Эммелин, а она очень осторожно забрала у него из рук вазу и поставила её на камин.

– Мне не хотелось бы, чтобы вы её уронили. Даже если это подделка, нам будет трудно что-либо доказать, если она разлетится вдребезги. – Плавно проскользнув мимо него, Эммелин принялась изучать канделябр.

– Откуда ты знаешь подобные вещи? – спросил он, наконец придя в себя. – Что это не подлинный Уэнли или что китайские обои сделаны мистером Старлингом с Чипсайда?

– Или что бриллианты леди Нили фальшивые?

– А они фальшивые?

– Вне всякого сомнения, – пожала плечами Эммелин. – Когда вы с помощью своего наставника изучали греческий и латынь, я постигала изящные искусства по объявлениям. – Замолчав, она почувствовала его вопросительный взгляд. – По объявлениям об украденных вещах, Седжуик.

Он сдавил пальцами виски, а потом потёр нахмуренный лоб, словно пытался избавиться от внезапной боли.

– Моя бабушка продавала краденое, а Дингби был одним из её лучших… поставщиков. – Дингби и её отец, но Эммелин не собиралась сообщать об этом Седжуику – по крайней мере сейчас. У него был такой вид, словно он того и гляди потеряет сознание, и Эммелин, подойдя к нему, подвела его к креслу. – Во всяком случае, моё довольно неординарное образование спасло вас от этих лондонских торговцев. Просто ужас, что они пытались выдать за качественный товар.

– Чёрт побери, Эммелин, – тихо сказал Седжуик, – каждый раз, когда я думаю, что раскрыл твою самую страшную тайну, ты снова поражаешь меня. Мне отказаться от своей затеи или рискнуть получить апоплексический удар и узнать все твои страшные секреты?

– Это зависит от состояния вашего здоровья, – лукаво улыбнулась ему Эммелин. – Будет очень прискорбно, если моё прошлое сведёт вас в могилу. Сомневаюсь, что Хьюберт окажется очень щедр к вашей вдове.

На этот раз они оба рассмеялись, а потом произошло что-то волшебное: протянув руку, Седжуик погладил Эммелин по щеке, и от его прикосновения по телу Эммелин пробежал трепет. Она подняла голову и встретилась взглядом с Седжуиком.

– Тебе не следовало так рисковать сегодня вечером.

У Эммелин громко застучало сердце. Неужели он и вправду беспокоится о её благополучии? Не о безопасности выдуманной Эммелин, а о её безопасности? А затем он сказал ей самое главное:

– Почему, Эммелин? Почему ты уже замужем?

– Теперь с этим ничего не поделаешь, – ответила она и отвела взгляд.

– Это мы ещё посмотрим. Я не собираюсь отказываться… – Замолчав, Алекс смотрел на Эммелин. – Я хотел сегодня вечером обвенчаться с тобой.

– О, Седжуик. – Она отвернулась, потому что слезы жгли ей глаза.

– Мне казалось, мы договорились, что ты будешь называть меня по имени.

– Я не имею права, – покачала она головой.

– Имеешь полное право, – настаивал он. – И скоро ты будешь меня называть по имени. Мы обязательно поженимся.

– Но каким образом?

– Быть может, этот Хоторн мёртв и ты уже свободна.

– Тогда мои молитвы услышаны, – сказала Эммелин, кладя голову Седжуику на плечо.

– А если нет, то, возможно, при заключении твоего брака были допущены какие-нибудь нарушения, которые можно использовать, чтобы его аннулировать. Эллиот, мой поверенный, мастер находить выход из любого тупика.

– Вы все это сделаете ради меня?

– Это и ещё больше, – кивнул он.

– Но моё прошлое всегда будет меня преследовать. Всегда найдутся люди, подобные чете Нили, которые помнят мисс Дойл, или такие, как Дингби… И тогда не избежать скандала. Алекс, позволь мне сейчас уехать. Так будет лучше. – Эти слова, сказанные так решительно, вырвались у неё словно из самого сердца. Эммелин не хотела оставлять Седжуика, но остаться – значило погубить его, а она слишком сильно любила и должна была исчезнуть.

– Эммелин, я не собираюсь отпускать тебя. Ко всему прочему, я никогда особенно не любил Лондон и думаю, в Седжуик-Эбби достаточно комнат, чтобы занять тебя по крайней мере на год. – Он покрутил её локон. – Поэтому давай больше не будем заводить разговор о твоём отъезде. Ты меня поняла?

Она кивнула, однако не во всём согласилась с ним.

Она должна уехать, должна расстаться с Седжуиком и позволить ему вернуться к своей жизни без неё. А если он всё же прав и у них есть возможность остаться вместе?

В этот момент вернулся Дингби, и Эммелин вскинула голову.

Бывший разбойник, взглянув сначала на неё, а потом на барона, все так же стоявшего рядом с Эммелин, нахмурился, как недовольный отец, и Эммелин, поняв, чем это может закончиться, отошла от Седжуика.

Ну и ну! Не хватало ещё, чтобы Дингби пришёл к неправильному заключению. Возможно, он не мог стрелять точно, но это вовсе не означало, что этот человек забыл, как спускать курок.

– Ваш посыльный только что принёс это, – сказал Дингби, становясь между Эммелин и Седжуиком. Протягивая ей свёрток с одеждой, старый хитрец бросил на барона выразительный взгляд. – Его милость и я оставим тебя, Кнопка, чтобы ты могла привести себя в порядок.

– Есть у вас здесь что-нибудь выпить, Дингби? – подмигнув Седжуику, спросила она старого друга. – У Седжуика был крайне насыщенный вечер. Думаю, ему необходимо чего-нибудь глотнуть.

– Сюда, милорд. У герцога в запасе есть изысканный портвейн, и хотя мне настрого запрещено говорить о нём лорду Джону, не думаю, что его светлость будет недоволен, если вы выпьете стаканчик.

– Ты останешься? – спросил Седжуик, переведя взгляд с Эммелин на Дингби, а потом снова посмотрев на неё.

Действительно ли в его голосе прозвучала надежда? Действительно ли он хотел, чтобы она осталась? Эммелин скорее могла предположить, что её намерение уехать будет встречено с радостью.

– Я останусь, – ответила она. И как бы ни хотелось ей упорхнуть в ночь, чтобы избежать встречи лицом к лицу с его бабушкой, она дала слово.

– Прошу вас, милорд, – произнёс Дингби тоном вышколенного дворецкого.

Сбросив свой маскарадный наряд, Эммелин отмыла лицо от смеси пепла и талька, которой воспользовалась, чтобы придать коже серый оттенок. Над камином висело зеркало, поэтому ей удалось с помощью нескольких шпилек соорудить из волос некое подобие причёски.

К счастью, платье, которое принёс Томас, оказалось одним из самых простых; он, по-видимому, обратился за помощью к кому-то из горничных. Надев платье, Эммелин поняла, что ей одной не справиться со шнуровкой на спине, и, подойдя к двери, чтобы позвать какую-нибудь служанку, она услышала хриплый голос Дингби:

– Какие у вас намерения в отношении её, милорд?

– Мои – что?

– Я сказал «ваши намерения». Кнопка очень дорога мне, и я не хочу видеть, как её… как она…

– Мистер Бедуэлл, могу заверить, что вы не совсем правильно понимаете ситуацию. Эммелин – это моя жизнь. Я намерен проследить, чтобы её оберегали и о ней заботились.

– Хм, – проворчал Бедуэлл. – Понятно. Я обязан жизнью её отцу. Это случилось в тот раз на Норт-роуд, когда он и я…

«Нет, только не это», – решила Эммелин, так как ей совсем не хотелось, чтобы Седжуик узнал что-либо ещё, и, широко распахнув дверь, изобразила на лице неподдельное удивление, словно не ожидала их увидеть.

– Знаете, мне, к сожалению, нужна помощь. – Вероятно, барона она и смогла бы обмануть, но не Дингби – дворецкий бросил на неё мрачный взгляд, тот самый, за который он приобрёл прозвище Гроза Нориджа, но Эммелин, не обращая внимания, весело улыбнулась Седжуику, наклонив голову к плечу. – Я не могу дотянуться до шнуровки на спине. Не могли бы вы мне помочь? – Повернувшись спиной к Седжуику, она, в свою очередь, бросила на Дингби обжигающий взгляд.

– Кнопка, – погрозил ей пальцем старик, – я ещё скажу своё слово.

– Оставьте, Дингби Майклз.

– Проклятие! – выругался он и обратился к Седжуику: – Никогда не следует учить девушку стрелять из пистолета.

– Значит, это вас я должен винить за дыру в моей стене, – отозвался Седжуик.

– Скажите спасибо, что дыра не проделана в ваших панталонах, милорд, – пробормотал Бедуэлл.




Глава 17


Алекс и Эммелин вошли в городской дом Седжуиков через дверь для прислуги, и Эммелин уже собиралась тихо подняться по чёрной лестнице, когда позади неё в коридоре прозвучал голос, который нельзя было не узнать.

– Наверху нет ни её, ни моего внука. Итак, я намерена обыскать весь дом снизу доверху…

Дверь в кухню распахнулась, и Женевьева, леди Седжуик, величественно войдя в помещение, неожиданно замерла, так что Симмонс едва не натолкнулся на неё, но успел всё же остановиться. Вслед за ними послушно следовали собаки, переводя взгляд с одной на другого, чтобы узнать, помнит ли кто-нибудь об их ночном кормлении.

– Бабушка, вот вы где, – произнёс Седжуик с таким выражением, словно искал её вне дома.

– А где ты был? – Она посмотрела на него в лорнет.

– Выручал меня, ваша милость, – заявила Эммелин, как всегда необдуманно.

Алекс застыл и стал молить Бога, чтобы в импровизированном объяснении Эммелин не появились бандиты с большой дороги – на этот вечер ему было вполне достаточно шулеров и джентльменов удачи.

– Простите, но в этом недоразумении виновата я. Сегодня днём леди Роулинз неважно себя чувствовала, и я охотно осталась посидеть с ней. – Эммелин подалась вперёд. – Она немного слаба после родов.

– Так и должно быть. Трудное это дело – родить ребёнка, – объявила бабушка. – Но вот и вы, наша Эммелин. – Она быстро окинула Эммелин взглядом с ног до головы, а потом привлекла к себе и нежно обняла. Что она шептала Эммелин, Алекс не мог слышать, но по улыбке на лице бабушки понял, что все прощены.

Взяв Эммелин за руку, старая дама повела её из кухни.

– Теперь мы можем перейти к приятной беседе. Мне нужно так много узнать о вас…

– Бабушка, по-моему, это может подождать до утра, – воспротивился Алекс.

– Глупости, – возразила она. – Я так долго ждала встречи с твоей дорогой Эммелин, что теперь не собираюсь больше откладывать наше знакомство.

Однако прежде чем ей удалось привести в исполнение своё обещание и увести Эммелин, дверь в кухню отворилась, впуская леди Лилит и Хьюберта.

– Вы… – сказала леди Лилит, с пылающим от гнева лицом обвиняюще указывая пальцем на Эммелин, и мопсы рычаньем и громким лаем откликнулись на голос миссис Денфорд.

– Тихо, несносные собаки! – строго посмотрев, цыкнула на них высокая худая женщина с длинным носом, и мопсы, поджав короткие хвосты, побежали прятаться за пышную юбку своей хозяйки.

Леди Лилит, на мгновение замолчав, снова выплеснула ярость на свою изначальную жертву: – Во всём виноваты вы, Эммелин Денфорд. – Она выпрямилась. – Она, видите ли, слишком больна, чтобы поехать в оперу с моей матерью! Совершеннейший вздор! Вы нагло пренебрегли радушным приглашением моей матери и отправили этого развратника, этого дебошира…

– Прошу прощения, – вмешался Алекс, – я не…

– О, помолчите, – перебила его леди Лилит, позабыв обо всём на свете. – Сейчас речь не о вашей невежливости, но очень скоро дойдёт черёд и до неё. – Алекс больше не успел сказать ни слова, потому что леди Лилит снова бросилась в наступление: – Вы виноваты в том безобразии, которое творилось сегодня вечером. – Её костлявый палец снова поднялся в воздух. – Я не сомневаюсь, что все это вы придумали заранее. Вы специально отправили вместо себя лорда Джона только для того, чтобы он лишил моего брата единственного шанса быть счастливым.

– Я только предложила… – начала было Эммелин.

– Разумеется, только предложили. Как невинно всё выглядело, когда сегодня днём вам без труда удалось прикинуться больной и отказаться от приглашения, а взамен прислать нам этого змеёныша.

– Что сделал Джек? – Алекс взглянул на леди Лилит, переполненный неприятными предчувствиями.

– Что он сделал? – почти истерически выкрикнула она. – Он погубил мисс Мебберли, вот что он сделал!

– Он – что? – в один голос воскликнули Алекс и Эммелин.

– Седжуик, – вступил в разговор Хьюберт, чтобы закончить историю, – сразу после того, как ты уехал, леди Оксли вышла, чтобы найти мисс Мебберли, и обнаружила её с лордом Джоном в компрометирующей позе. Его рука, очевидно…

– Хьюберт! Не повторяй этого! – остановила его леди Лилит. – Не заставляй меня ещё раз пережить ужасный момент.

– К сожалению, Лилит тоже это видела, – громким шёпотом уточнил Хьюберт.

– Да, я видела, – прошипела его жена. – Когда мама закричала, я немедленно бросилась к ней на помощь. Лорд Джон был в безобразном состоянии, совершенно пьяный, и его рука лежала у мисс Мебберли… у мисс Мебберли…

– …на груди, – закончил за неё Хьюберт.

– На теле, – поправила она мужа, бросив на него недовольный взгляд. – Мама видела, как они целовались. Что может быть хуже, и как мой бедный брат сможет на ней жениться – теперь, когда все увидели её истинную натуру?! Ужасная, подлая девица! – Леди Лилит снова набросилась на Эммелин: – Вы во всём виноваты, это ваше влияние! Вы подбили её на это, уговорили отделаться от моего брата…

– Довольно. – Алекс встал между Эммелин и леди Лилит. – Моя жена ничего подобного не делала. Я слышал всё, что она в тот вечер говорила мисс Мебберли. Эммелин никогда не советовала ей отделаться от вашего брата.

– Я всё же считаю, что ответственность лежит на вас, кузина Эммелин, – заявила леди Лилит. – Если бы вы поехали с нами сегодня вечером и исполнили свой долг как жена Седжуика, появившись с ним в опере, ничего этого не случилось бы. Оксли безутешно горюет о своей потере.

«Безутешно горюет о потере приданого мисс Мебберли», – уточнил про себя Алекс.

– Быть может, не все так ужасно, – сказал он. – Я мог бы поговорить с Джеком. Возможно, здесь какое-то недоразумение, которое можно уладить.

– Недоразумение?! Его рука лежала у неё на груди! – выкрикнула леди Лилит и, осознав, что произнесла вслух неподобающее слово, густо покраснела.

– Это действительно выглядит довольно неприятно, – согласился Алекс. «Чёрт бы побрал Джека с его пьянством. О чём он только думал, целуя мисс Мебберли?» Алекс рассердился, а потом вспомнил слова друга: «…хорошенькая, маленькая, рыжеволосая». Хорошенькая, маленькая, рыжеволосая? О, проклятие, Джек, должно быть, принял мисс Мебберли за свою любовницу. – Я займусь этим делом утром, – пообещал Алекс. – Пойду к Джеку и заставлю его извиниться перед мисс Мебберли. Уверен, он, несомненно, принял её за другую. Вполне оправданная ошибка. И конечно, когда ваш брат лорд Оксли услышит объяснение и Джек принесёт ему свои извинения, он поймёт, что ему ничто не мешает жениться на мисс Мебберли.

– Жениться на этой развратной девице? Никогда! Мама с самого начала раскусила её. Могу сказать, это к лучшему, что мы избавились от неё и от её жалкого приданого. – С этими словами леди Лилит обернулась к мужу: – Пойдёмте, мистер Денфорд, моему терпению пришёл конец.

Она вышла из кухни, но только после того, как бросила на Эммелин ещё один надменный взгляд, и Хьюберт, пожав плечами, последовал за женой в их апартаменты.

Когда они благополучно удалились, бабушка Алекса вернулась к своему решению, как будто не было никакого перерыва.

– Пойдёмте. – Взяв Эммелин под руку, она направилась вместе с ней к гостиной, и в этот момент раздался бой часов.

– Бабушка, – Алекс встал перед двумя дамами, – неужели вы не видите, что Эммелин совсем лишилась сил? Вы же не будете настолько жестокой, чтобы не дать ей отдохнуть в такой поздний час? Мне не хотелось бы, чтобы вы стали причиной ухудшения её самочувствия.

– На мой взгляд, она выглядит вполне хорошо, – прищурившись, возразила бабушка. – Я думаю…

– Нет, я не согласен, – перебил её Алекс. – Эммелин крайне утомлена. Не правда ли, моя дорогая?

Эммелин перевела взгляд с него на старую леди, и на мгновение Седжуик усомнился в том, что она поддержит его выдумку. Она казалась совершенно растерянной – но разве такое возможно? Безусловно, ей меньше всего хотелось вести этот разговор с его бабушкой. К тому же Алекс пока не показал ей письма, которые жена его поверенного писала на протяжении последних трех лет. Но затем, к его облегчению, Эм-мелин тяжело вздохнула и повисла на нём, а Алекс, разыгрывая свою роль заботливого мужа, подхватил её на руки.

– Вы совершенно правы, Седжуик. У меня ужасно кружится голова.

– Подыграй мне, и я буду благодарить тебя всю оставшуюся ночь, – шепнул он на ухо Эммелин и взглянул на бабушку. – Как видите, она не в состоянии вести беседу. Отложим до завтра.

А за это время он надёжно спрячет Эммелин подальше от бабушкиного любопытства.

– Доброй ночи, бабушка, – сказал Алекс, направившись вверх по лестнице с Эммелин на руках.

К его досаде, бабушка последовала за ним, чуть ли не наступая ему на пятки, подобно одному из своих мопсов, разыскивающему конфету.

– Александр, что ты задумал? Куда ты её несёшь? – возмутилась она, когда он свернул с лестничной площадки второго этажа.

– В нашу спальню, – ответил Он, не оборачиваясь.

– Ты этого не сделаешь! – воскликнула бабушка. Судя по её реакции, можно было подумать, что он собирается выбросить Эммелин из окна. – Это совершенно недопустимо!

Внезапно некое подозрение закралось ему в душу, и Алекс, остановившись, взглянул на Эммелин, но она быстро закрыла глаза, изображая обморок. Разумеется, он не ожидал, что Эммелин и её жульничество ушли в прошлое, поэтому он повернулся к бабушке, которая была близка к панике.

– И почему же, бабушка, недопустимо, чтобы моя жена провела ночь в моей постели? – Он старательно выделил слова «жена» и в «моей постели», и по какой-то причине бабушка вздрагивала, услышав их.

– Ну, потому… потому… – забормотала старушка. – Потому что она больна! – Она указала скрюченным пальцем на Эммелин. – Ей ни за что не удастся по-настоящему отдохнуть, если ты будешь там. Отнеси её в розовую комнату, которая ей вполне подойдёт.

– Но, бабушка, эта комната всегда была вашей, и нам с Эммелин было бы неприятно думать, что мы выселяем вас из любимой спальни. Правда, дорогая? – обратился он к Эммелин, хорошенько встряхнув её, чтобы привести в чувство.

– Ну-у да. – Она приоткрыла один глаз, чтобы оценить его намерения, но не посмела даже мельком взглянуть на вдову. – Мы не можем так поступить.

– Вот так, бабушка. – Алекс улыбнулся. – А теперь я и моя жена намерены лечь спать. Конечно, если вы не хотите больше ничего сказать.

– Я… я… – с негодованием начала бабушка, а потом, сжав губы, покачала головой.

Кивнув ей, Алекс вошёл в спальню и церемонно положил Эммелин на постель.

– Спокойной ночи, бабушка, и приятных сновидений, – сказал он после этого, бесстыже подмигнув шокированной родственнице. Затем плотно закрыл за ней двери, без промедления задвинув задвижку.

Если у его бабушки и были возражения, его это больше не заботило, потому что теперь он совершенно точно знал, кто стоит за появлением в его жизни Эммелин.

– Почему ты не рассказала мне, когда познакомилась с моей бабушкой и какие доводы она использовала, чтобы уговорить тебя приехать в Лондон и разыграть роль моей жены? – спросил Седжуик у Эммелин.

Пожилая леди осталась стоять в коридоре, глядя на захлопнувшуюся перед ней дверь.

– Бабушка? – окликнул её Хьюберт из дальнего конца коридора. – С вами все в порядке?

Он подошёл и, взглянув на неё, озабоченно нахмурился.

Он был туповатым и невнимательным, хотя и доводился ей внуком (правда, она была недовольна, когда его отец женился на младшей дочери барона Ноктона – эта девушка внесла излишнюю легкомысленность в фамильную родословную). Но Хьюберт – семья, а к кому, как не к члену семьи, обратиться в трудную минуту?

– Позвать миссис Симмонс, бабушка? Или одну из горничных, чтобы она проводила вас в постель?

– Ах, Хьюберт, оставь, я не настолько выжила из ума, чтобы не суметь самостоятельно сделать всё, что мне нужно. – Но она всё же, хотя и неохотно, позволила внуку проводить её в спальню. – Я немного расстроилась, когда увидела, что Алекс и Эммелин так…

– Влюблены друг в друга? – подсказал Хьюберт. – Да, просто неприлично, когда мужчина так обожает свою жену. Это неестественно, я бы сказал.

– Он её обожает?

– Влюблён до безумия.

Влюблён до безумия? Нет, этого не должно было случиться.

– К сожалению, в последнее время им, очевидно, не нужно ничего другого, кроме как оставаться там почти постоянно. – Хьюберт не мог не выложить своих соображений. – Седжуик практически превратил её в заложницу своих капризов. Вы бы слышали, какой шум стоял в этой комнате вчера ночью. И представьте, это продолжалось несколько часов! Отвратительно! – Он прищёлкнул языком.

– Несколько часов? – слабым голосом переспросила бабушка, оглянувшись на дверь.

– Несколько часов, – подтвердил Хьюберт. – Честно говоря, с этим что-то нужно делать, иначе Седжуик в конце концов убьёт свою жену.

– Каким образом? – с трудом произнесла она. Седжуик всегда казался таким апатичным и вряд ли был человеком, способным…

– Каким образом, вы спрашиваете? Я скажу вам. Правда, это теория Лилит, а не моя. Она говорит, что при таком плохом состоянии здоровья Эммелин ребёнок неминуемо убьёт её. Эта мысль очень расстроила мою жену.

– Ребёнок?

– Быть может, вы поговорите с Седжуиком, – кивнув, продолжал Хьюберт, – и убедите его снова отправить её в провинцию, пока не стало слишком поздно.

– Не волнуйся, – успокоила его Женевьева, леди Седжуик, снова обретя способность мыслить здраво, и взяла на руки любимую собачонку, – утром я займусь именно этим.

– Что-о? – Эммелин приподнялась, лёжа на постели.

– Я спросил, – Седжуик направлялся к ней, на ходу снимая сюртук, платок и жилет и бросая их на пол, – когда вы с моей бабушкой состряпали этот небольшой заговор? – Туда же полетели башмаки.

– Не понимаю, о чём ты говоришь, – покачала головой Эммелин. Зачем всё-таки леди Седжуик приехала в город? Своим приездом она могла только все испортить, уж Эммелин-то хорошо знала, как много неприятностей может вызвать необдуманное вмешательство.

Не говоря ни слова, Седжуик взял Эммелин за лодыжку, снял с неё туфлю и отшвырнул, так что она, ударившись о стену, упала за кресло.

– Откуда она узнала правду? – спросил он, а тем временем его пальцы бежали вверх по икре Эммелин, пока не добрались до подвязки. Ловким движением пальцев Алекс отстегнул чулок и скатал его вниз по ноге.

– Седжуик, ты все неправильно себе…

Выпустив её лодыжку, он принялся за другую ногу и проделал с ней то же самое.

– Бабушка держалась хорошо, – признал Седжуик, переворачивая Эммелин на живот, – пока я не упомянул о постели. – Он быстро развязал и распустил шнуровку на её платье.

– Я не заметила…

– Ты уверена? – шепнул ей на ухо Алекс после того, как, наклонившись, запечатлел у неё на плече горячий поцелуй. Взявшись за вырез, он опустил ей платье до самой талии.

Его пальцы, скользящие по голой коже, и губы, оставляющие следы от обжигающих поцелуев, разбудили в ней желание. У Эммелин перехватило дыхание. Как же ей теперь быть?

Она не могла Седжуику позволить ничего лишнего, когда в доме находилась его бабушка, но… этот мужчина точно знал, как заставить её тело сгорать от страсти.

Седжуик перевернул её так, что она снова оказалась к нему лицом.

– Думаю, нам не следует… – прошептала Эммелин.

– Почему нет?

Страстный блеск у него в глазах, сказочная выпуклость у него на панталонах приковали её к месту… потому что это все отвечало её собственным потребностям. Эммелин отлично осознавала, что должно последовать – это было именно то, чего она желала.

– Я… замужем, – нашла она объяснение.

– Докажи. – Нагнувшись, Алекс поцеловал ей живот, грудь, плечи, а потом замер и посмотрел в глаза. – Буду с тобой абсолютно честным. Завтра нам предстоит долгий разговор с бабушкой, и больше между нами не будет никаких секретов. – Он взял Эммелин за подбородок. – Начиная с этой ночи и впредь ты моя жена. Отныне и навсегда.

Он произнёс это с такой убеждённостью и с такой решимостью, что Эммелин могла только кивнуть в ответ, заворожённая страстью, прозвучавшей в его голосе.

Сняв с себя рубашку, Алекс отбросил её в сторону, и при виде его обнажённой груди Эммелин едва не задохнулась. Великолепно вылепленное сильное тело приглашало коснуться его, провести ладонями по стальным мускулам.

– О-о, – протянула Эммелин, поражаясь тому, как её тело всегда отвечало Седжуику. Её груди налились, и восхитительная боль, которую мог вызвать только он, разлилась по всему телу, как ртуть. – Седжуик, это нехорошо.

– Неужели? – усмехнулся он. – Однако было хорошо, когда вчера я делал вот так… – Он склонился к её губам и горячо поцеловал. – И когда я делал вот так…

Её платье полетело на пол, и руки Седжуика, оставив бедра Эммелин, поглаживали её груди, пока соски не превратились в упругие горошины – явное доказательство её желания.

– Очень нехорошо, – с трудом выдохнула Эммелин, приподняв бедра и в сладостном ожидании покачивая ими.

– Особенно когда я делаю вот так… – Он накрыл губами один сосок, доставив ей этим поцелуем ни с чем не сравнимое наслаждение.

Эммелин больше не могла сдерживаться, чтобы не коснуться Седжуика, не обнять и не погладить его. Дрожащими от желания пальцами она нащупала пуговицы на его поясе и расстегнула панталоны, а потом спустила их с Алекса, оставив его перед собой полностью обнажённым.

– Эммелин, – простонал Седжуик, когда она, взяв в руки его тупто плоть, начала её ласкать.

Эммелин с жадностью обследовала всю длину и шелковистую головку, теперь уже влажную и готовую к собственному напряжённому труду. Губы Седжуика, запечатлевая горячие поцелуи, двигались по её телу, по шее, пока не добрались до губ, голодные и ненасытные, словно он хотел украсть у неё саму возможность дышать. Эммелин чувствовала себя одновременно слабой и возбуждённой, отчаянно жаждущей чего-то большего. И Алекс, в мгновение ока раздвинув ей ноги, вошёл в неё.

Эммелин вздохнула и прогнулась, чтобы принять его. Как это получалось, что он всегда знал, когда она готова и уже ждёт его?

Он наполнил её всю, но боль и желание получить освобождение заставили Эммелин изогнуться под ним в поисках ритма, который захватил бы её. И как только уловила этот ритм, она, подняв взгляд, обнаружила, что Седжуик наблюдает за ней.

Обхватив Эммелин рукой за талию, он перевернулся вместе с ней, так что она оказалась наверху, а он под ней. Сначала Эммелин постаралась восстановить дыхание, устроиться удобнее, и пока ёрзала на месте, пробуя двигаться вверх-вниз и дразня Седжуика своими движениями, она открыла для себя, что новая поза – забавная, распутная и восхитительная – имеет свои преимущества.

– Так нельзя, – объявила Эммелин, тряхнув волосами настолько энергично, что шпильки разлетелись в стороны.

– Тогда сделай, как нужно.

И она сделала. Надёжно оседлав его, Эммелин совершенно позабыла о том, что этого не следует делать, и только стремилась получить облегчение, почувствовать, что Седжуик достигает той же вершины. За мгновение до этого Алекс снова перевернул её и, прижав к постели, энергично задвигался в ней, пока Эммелин едва не задохнулась от восторга, а потом он замер, и она открыла глаза.

– Ты моя сейчас и навсегда.

Затем он снова наполнил её, погрузившись ещё глубже, и она, испустив ликующий крик, содрогнулась в бурном освобождении. Седжуик быстро присоединился к ней, двигаясь мощными толчками и тяжело, прерывисто дыша.

Волны восторга захлестнули их обоих. Беспокойные желания, потребности, которые таились внутри, вырвались наружу, и Эммелин выкрикнула его имя:

– Алекс! О, Алекс!

Её тело сотрясалось и прижималось к его телу, стремясь насладиться восхитительным освобождением.

А когда эти бушующие волны начали постепенно спадать, Эммелин, оставаясь в объятиях Алекса, удивилась своему чувству удовлетворённости. Он всё ещё наполнял её, все ещё не отпускал, и она вздыхала и мечтала каждую ночь в своей жизни проводить с этим потрясающим мужчиной.

Долгое время никто из них ничего не говорил; изнурённые и умиротворённые, они предоставили тихому царству сна опуститься на них.

И когда Эммелин начала засыпать, Алекс нежно поцеловал её в лоб. Последнее, что она помнила, были слова, которые она мечтала услышать снова, которым мечтала поверить:

– Навсегда, Эммелин. Только так.




Глава 18


Алекс не спал, когда утро начало заглядывать сквозь шторы. По правде говоря, он почти не сомкнул глаз. Всю ночь он не отпускал Эммелин, предоставив ей нежиться в его объятиях, и дал тысячу клятв, что так будет всегда.

Но она уже замужем.

Нет, это не могло быть правдой. Однако, несмотря на все свои клятвы в прошедшую ночь, сейчас Седжуик уже не был так уверен, что сможет придумать, как им остаться вместе.

Ему повезёт, если окажется, что Хоторн мёртв, но на то, чтобы это выяснить, могут уйти месяцы, а может быть, даже годы. А что, если этот парень жив и узнает о новой жизни Эммелин? Она права: никаких денег не хватит, чтобы заставить его молчать.

Неужели придётся распрощаться с надеждой на то, что при заключении брака были допущены нарушения, которые сделали его потерявшим законную силу?

«Эллиот выбрал совершенно неподходящее время для своей поездки, – подумал Алекс, ибо его невероятно хитрый поверенный был способен найти огрехи в самом безупречно составленном соглашении. – Неподходящее? А быть может, как раз подходящее для того, кто хочет быть уверен, что у меня под рукой не будет первоклассного поверенного, который сможет разобраться в моих текущих запутанных делах?» – пришло ему в голову.

Он вспомнил письмо поверенного, и прежде невинные фразы приобрели иной смысл.

«Неожиданное наследство… никогда не знал своего дядю… прошу прощения, но мы должны лично отправиться в Шотландию…»

Кому-то было необходимо отослать Эллиота из города, и настолько необходимо, что этот «кто-то» помахал перед ним дорогой собственностью.

Запустив руку в волосы, Алекс застонал. Он легко догадался, кто это мог быть, когда вспомнил, что его бабушка владела домом и небольшим земельным наделом по ту сторону границы.

Неужели она пожертвовала владениями, чтобы оказать на него давление?

Зачем задавать такой вопрос? Ведь это была его бабушка, неугомонная и дотошная. Она перевернула его жизнь вверх тормашками, нисколько не задумываясь о последствиях – хотя он не мог быть в обиде на неё. Именно её тщательно скрываемое прошлое позволило Алексу так ясно увидеть своё собственное будущее. Он взглянул на ещё одно неугомонное создание, появившееся в его жизни, и улыбнулся. Ведь это благодаря грандиозному плану бабушки Эммелин вошла в его жизнь.

Алекс выбрался из постели и, подойдя кокну, потянулся и расправил плечи, чтобы размять мышцы. Ясный розовый рассвет обещал ещё один чудесный день.

«Великолепный день для пикника», – подумал он, оглянувшись на спящую Эммелин. И если бы они поженились прошедшей ночью, то в эту самую минуту он велел бы улыбающейся миссис Симмонс собрать корзину для пикника, и они провели бы день с Эммелин в Клифтоне, занимаясь любовью на траве.

Алекс улыбнулся, подумав, что от этого у его бабушки наверняка случился бы удар. Ну что ж, она хотела, чтобы он женился и произвёл наследника, пусть получит то, что хотела.

При мысли о наследнике Седжуик замер посреди комнаты. Чёрт побери, как можно было быть таким легкомысленным? Эммелин, возможно, уже беременна. Он снова посмотрел на неё, и разговор с Роулинзом внезапно приобрёл новый смысл и заморозил в нём кровь.

Что, если она действительно забеременела? Алексу была невыносима мысль, что его первенца объявят незаконнорождённым или что Эммелин станет предметом насмешек и презрения в светском обществе.

Нет, он должен немедленно решить дело с женитьбой, даже если для этого ему придётся отправить Томаса в дорожной карете в Шотландию, чтобы доставить Эллиота домой.

Внизу открылась и закрылась парадная дверь, и Алекс, взглянув на часы, которые показывали половину седьмого, удивился, кто мог выходить из дома в такой час. Даже для слуг было слишком рано, к тому же они никогда не пользовались парадным входом. Ещё немного приподняв штору, он увидел Хьюберта, торопливо идущего через площадь.

Какого чёрта его кузен поднялся ни свет ни заря?

Затем Алекс увидел, как появился наёмный экипаж и Хьюберт, кивнув кучеру, сел в него. Наклонив голову к дверце, кучер выслушал распоряжения Хьюберта и стегнул лошадей. Экипаж быстро уехал, а Алекс, с дурным предчувствием глядя ему вслед, задумался над увиденным.

Однако загадка стала совершенно неразрешимой, когда спустя несколько минут через площадь проехала ещё одна карета – тёмная, ничем не примечательная, она проследовала на некотором расстоянии за экипажем, в котором находился кузен Алекса. И если этого было недостаточно, то удивление Хьюберта перешло все границы, когда он узнал кучера второго экипажа – это был Элтон, слуга маркиза Темплтона.

Интересно, почему он преследует Хьюберта?

Внезапно Седжуик вспомнил, что сказала леди Оксли накануне вечером: Лилит видела, как Эммелин разъезжает в экипаже Темплтона.

Бросив ещё один взгляд на удаляющиеся экипажи, чтобы определить, куда они направляются, Алекс схватил бриджи, башмаки, рубашку и сюртук.

Снова посмотрев на Эммелин, он послал ей воздушный поцелуй и, уходя, прошептал:

– Если ты не желаешь рассказать мне всё, что я хочу знать, не сомневаюсь, что найду того, кто это сделает.

В лондонском порту корабли приходили и уходили в соответствии с приливами и отливами. Ничто не могло изменить время подъёма и спада воды, и потому Хьюберт пришёл на пристань в столь ранний утренний час, чтобы первым встретить корабль, сейчас швартовавшийся у причала.

Несколько недель он следил за его маршрутом, сначала по газетам, а потом лично, оказавшись в Лондоне, терпеливо дожидался дня, когда «Щедрая мисс» вернётся домой.

– Хорошо бы он был там, – бормотал себе под нос Хьюберт, – хорошо бы он был там.

А если нет, то он не представлял, что делать дальше. Ещё несколько месяцев её пребывания в доме, и ему придётся стоять и улыбаться, когда кузен объявит о предстоящем появлении наследника.

Ну почему жена Седжуика не могла и дальше оставаться больной?

Так нет же, его кузену непременно нужно было найти себе жену привлекательную, на которую хотелось смотреть не отрываясь, жену, чей сладкий голос был подобен целительному бальзаму в штормовой день. И все это досталось Седжуику, обладателю титула, земли и состояния, в то время как Хьюберту досталось лишь имя Денфордов.

Всю свою жизнь, как до него отец, Хьюберт лелеял надежду, что в один прекрасный день какое-нибудь несчастье обрушится на нынешнего носителя титула, и их ветвь Денфордов восстановит своё законное место на верхушке фамильного древа. Но Хьюберт не собирался ждать всю жизнь, как его отец. Нет, он хотел получить гарантии, что у Седжуика никогда не появится наследник. В истории с Эммелин что-то было не совсем так, и Хьюберт решил добраться до самой сути этой головоломки.

Матросы, суетившиеся на борту корабля, установили сходни, и пассажиры начали высаживаться на берег.

Получил ли он письмо Хьюберта? Был ли он вообще на борту?

Наконец на берег сошёл высокий сухощавый мужчина, и Хьюберт глубоко вздохнул.

Вот она, его самая крупная игра. Если это тот человек, Лилит больше никогда не посмотрит на него презрительно.

– Сэр? – обратился к мужчине Хьюберт.

– Мистер Денфорд? – ответил мужчина и достал письмо Хьюберта. – Очень рад познакомиться с вами.

– А я с вами, – сказал Хьюберт, восторженно пожимая ему руку.

Когда Эммелин проснулась, Алекса рядом не было. С разочарованием обнаружив это, она постаралась убедить себя, что, возможно, так будет лучше. Несмотря на то что ей очень хотелось верить обещаниям Седжуика найти способ не разлучаться, она понимала, что волшебные сказки не для подобных ей женщин. Бессмысленно отрицать то, кем она была и что собой представляла, и теперь пришло время вспомнить об этом.

Избавившись от иллюзий, Эммелин потянулась и выбралась из тёплой уютной постели Алекса – не из своей и не из их общей, а из его постели.

Остановившись перед шкафом, заполненным красивыми платьями, она вздохнула – они тоже были не её и никогда ей не принадлежали. Бросив последний полный сожаления взгляд на шелка и атлас, Эммелин достала своё простое муслиновое платье и надела его.

Стук в дверь заставил Эммелин замереть. Старая леди? Леди Лилит? Вокруг были враги, и ей пришлось собрать всё своё мужество, чтобы сказать:

– Войдите.

С большим свёртком в руках и с улыбкой на лице в комнату торопливо вошла миссис Симмонс и, увидев смятую постель, улыбнулась ещё шире. Эммелин же, в свою очередь, покраснела. Неужели всем слугам известно, что происходило в этой комнате? Очевидно, да.

– Подарок от его милости. Только что доставили. Думаю, вам захочется взглянуть на него.

Эммелин покачала головой. Меньше всего ей хотелось увидеть ещё одну вещь, которую придётся оставить здесь, ещё одно напоминание о щедрости Седжуика… и о собственной лживости.

– Миледи, вы должны открыть пакет.

Эммелин снова покачала головой, но миссис Симмонс, прищёлкнув языком, развязала бечёвку на пакете и развернула обёрточную бумагу.

– Вот это да! – воскликнула она.

Эммелин обернулась и от всей души пожалела об этом. Перед ней лежало точно такое платье, как то, в котором она была на пикнике и которое было испорчено после того, как она упала в воду.

– Здесь записка. – Миссис Симмонс достала листок и подала его Эммелин.

Прочитав записку, Эммелин почувствовала, как слезы обожгли ей глаза.

«Для нашей следующей поездки за город. Быть может, его постигнет та же участь.

Седжуик».

Но больше не будет ни пикников, ни дней, проведённых в праздности и страсти.

Миссис Симмонс, романтическая натура, уже расправила платье и держала его в руках.

– Вам непременно следует сейчас надеть его, – объявила экономка тем не терпящим возражений тоном, который, очевидно, унаследовала от матери.

– Я не могу, – попыталась возразить Эммелин.

– Можете и наденете. – Миссис Симмонс, повернув её, принялась распускать шнуровку муслинового платья. – Послушайте внимательно, миледи. Кое-кто на долгие годы позабудет, как донимать вас, и вы убедитесь, что поступили правильно, отблагодарив его милость тем, что надели его подарок.

Эммелин по собственному опыту знала, что спорить с миссис Симмонс бесполезно.

«Надень платье, – убеждал её внутренний голос, – пусть оно останется с тобой».

Эммелин потрогала ткань, провела пальцами по вышивке на подоле и не смогла сдержать улыбку при воспоминании, вызванном к жизни этой копией того платья – воспоминании о том, как она в фаэтоне прижималась к Алексу, как босиком бежала по траве, как руки Алекса сомкнулись вокруг неё… То был замечательный день.

Эммелин вздохнула.

Приняв мечтательное выражение на лице Эммелин за согласие, миссис Симмонс начала снимать с неё старое, изношенное платье, чтобы сменить его на новое.

– Он попросит собрать провизию для пикника, когда, вернувшись домой, увидит, что вы, такая хорошенькая, ожидаете его.

У Эммелин не хватило духа сказать экономке, что к тому времени её уже здесь не будет. Она не могла больше оставаться, и даже соблазн посетить карточный турнир у лорда Уэстли не мог её удержать. До неё уже доносились будущие сплетни. «Вы слышали о леди Седжуик? Она нечестно играла у Уэстли, а потом сбежала со всеми деньгами. Барон обесчещен. Полностью уничтожен».

Единственное, что могла сделать Эммелин, – это уехать, а потом исчезнуть, как она и планировала с самого начала. Тогда Алекс получит возможность по-настоящему жениться и обзавестись наследником. Правильнее всего было уехать немедленно. Она прежде жила не совсем честно, но хотела сейчас поступить честно. Но ей так хотелось увидеть, как растёт дочь Мальвины, как закончится отделка бального зала, научить Симмонса тончайшим нюансам игры в пармиель – и на веки вечные остаться для Седжуика его Эммелин.

Миссис Симмонс закончила шнуровать платье и отступила на шаг, чтобы оценить свою работу. Она похлопала себя пальцем по сжатым губам, явно не удовлетворённая результатами.

– Я пришлю Джейн заняться вашими волосами.

– Нет никакой необходимости… – начала было Эммелин, но, обернувшись, обнаружила, что вечно деятельная экономка уже отправилась разыскивать горничную.

Эммелин понимала, что нельзя тратить время попусту и самое лучшее сейчас – выскользнуть через чёрный ход и убежать.

Вытащив всегда стоявший наготове саквояж, она запихнула в него своё старое платье и, повернувшись к двери, чтобы выйти, наткнулась на стоявшую на пороге Женевьеву Денфорд.

– И куда это вы собрались? – строго спросила она, и у Эммелин перехватило дыхание. Теперь не имело смысла убегать, ибо, судя по кровожадному блеску в глазах старой вдовы, Эммелин осталось жить недолго. – Что у вас там? – потребовала ответа леди Седжуик, костлявым пальцем указывая на видавший виды саквояж.

– Только то, – сказала Эммелин, – что у меня уже было, когда я приехала сюда.

Пожилая леди посмотрела на распахнутый шкаф, а потом снова на изрядно потёртый саквояж, и в её карих глазах вспыхнул странный свет. «Искра понимания», – подумала Эммелин. Но что могла понимать эта леди? Разве ей были знакомы такие проблемы?

Однако прежде чем что-то смогло проясниться, неожиданно появилась леди Лилит. Сунув нос в комнату, она сразу же увидела Эммелин и, окинув внимательным взглядом её новое платье, возмущённо фыркнула, словно за него было заплачено из её кармана, но потом, видимо, вспомнив о правилах приличия, сухо поздоровалась.

– Доброе утро, кузина Эммелин. – Накануне вечером леди Лилит потеряла самообладание, но при свете дня следовало помнить, кто был хозяйкой дома, как бы это ни оскорбляло её чувства. Покончив с необходимой дозой любезности, она улыбнулась пожилой даме: – Миледи, вы замечательно выглядите! Вы ещё не завтракали? У нас есть возможность чудесно побеседовать, поскольку Хьюберт и Алекс, по-видимому, к нам не присоединятся.

– Седжуик уехал? – не подумав, спросила Эммелин.

– Да. – Леди Лилит бросила на неё очередной оценивающий взгляд. – Симмонс сказал, что он уехал очень рано. Думаю, вы могли бы хоть что-то знать о его планах, учитывая, как… как вы оба увлечены друг другом. – В каждом её слове звенело неодобрение таких отношений между женатыми людьми.

– По правде говоря, Лилит, мы с Эммелин собирались поехать на прогулку в парк, – объявила вдовствующая леди. – Хотите составить нам компанию?

– Поехать на прогулку? В парк? В такой час? – изумлённо спросила леди Лилит. – Но, миледи, это не…

– Не принято? Да, я знаю. Но утро замечательное, воздух ещё чистый, и я убеждена, что Эммелин поедет со мной. Не правда ли, Эммелин? – Женевьева Денфорд улыбнулась девушке.

Эммелин могла только кивнуть, надеясь, что у кучера леди Седжуик не было намерения отвезти её на окраину города и выбросить там.

– Пойдёмте, моя дорогая девочка. – Положив руку на плечо Эммелин, пожилая дама повела её мимо открывшей рот леди Лилит. – Нам с вами нужно о многом поговорить.

«Интересно, не так ли чувствовала себя несчастная французская королева в свой последний день, когда она ещё была королевой?» – подумалось Эммелин.

– Миледи, – сказала Эммелин, после того как они, усевшись в открытую коляску леди Седжуик, отъехали от особняка – по крайней мере для начала – в направлении Гайд-парка.

– Не произносите ни слова, обманщица, пока мы не будем достаточно далеко от дома.

– Если вы не…

Подняв палец, леди Седжуик пресекла дальнейшие возражения, и Эммелин вздохнула. Все получалось совсем не так, как она рассчитывала, когда вместе со старой леди придумывала этот план, и все её неприятности происходили из-за того, что она сыграла слишком много партий в пармиель в доме родственницы леди Седжуик Джослин-Парк, двумя месяцами раньше.

– Расскажите нам ещё о герцогине, – настоятельно попросила леди Джослин, обращаясь к молодой женщине, сидевшей за тем же столом напротив и перетасовывавшей карты для новой партии в пармиель.

– Да, расскажите, какая она? – подхватила леди Седжуик.

Имея таких ненасытных слушательниц, мисс Дойл изо всех сил старалась порадовать их длинными и короткими историями обо всех симпатиях и антипатиях герцогини Шевертон, одновременно выигрывая приличную сумму в пармиель. Ещё две недели с этими дамами, и она смогла бы летом отдыхать.

Если бы все владелицы домов, в которых она гостила, были такими приветливыми и доверчивыми, как эта. Две пожилые дамы, чьи мужья были братьями, оказались чудесной компанией и окружали её всяческими заботами, чтобы только побольше услышать о герцогине Шевертон.

Мисс Дойл, чтобы развлечь их, с увлечением принялась пересказывать сплетни о знаменитой аристократке: о секрете крема для лица из пахты, который использует её светлость; о её особом выборе модисток в Лондоне (не слишком современных, но исключительно квалифицированных); о её любимом меню воскресных обедов с викарием; о её интересе к религиозной литературе.

К ужасу мисс Дойл, трогательный рассказ о чтении духовных книг, который всегда производил на всех самое большое впечатление, вызвал у двух леди взрыв смеха.

– Вы говорите, что герцогиня Шевертон увлекается чтением духовных книг?

Мошенник всегда чувствует, когда пора удирать. В тот момент мисс Дойл безошибочно поняла, что ступила на зыбкую почву, и мгновенно перешла к запасному плану – быстро и без промедления покинуть Джослин-Парк. Если ей удастся добраться до гостиницы за деревней до одиннадцати вечера, она успеет на идущий на север почтовый дилижанс и к утру будет уже далеко.

– К несчастью, у меня снова разыгралась мигрень. Вы не будете возражать, если я… – Приложив руку ко лбу, она встала из-за стола, но дальше этого дело не пошло.

– Сядьте, – приказала леди Джослин, указывая на стул.

Мисс Дойл повиновалась. За те годы, что она обирала провинциальных дворян, она кое-чему научилась. Первое и главное правило успеха состояло в том, чтобы никогда не возражать высокомерным вдовам.

– Вы были абсолютно убедительны, пока не дошли до рассказа о набожности, – сообщила ей леди Седжуик. – Моя дорогая девочка, герцогиня Шевертон не читает ничего, кроме колонки сплетен и новостей мореплавания.

– Новости мореплавания? – заинтересовалась мисс Дойл, намереваясь приберечь эту необычную подробность для дальнейшего использования и стараясь не задумываться над тем, что её пребывание в этом доме, вероятно, близится к концу, но, взглянув на своих хозяек, увидела, что те давятся от смеха. И тогда до неё дошло: они не сию минуту разоблачили её обман, а уже давно знали о нём. – Когда вы?..

– Когда мы – что? – вытирая глаза, спросила леди Джослин.

– Когда вы догадались, что я не… в общем, вы понимаете.

– Не служите у герцогини Шевертон? – пришла ей на помощь леди Седжуик. – Когда я предложила вам поехать в Верхний Олтон.

– О-о, – протянула мисс Дойл. – Тогда почему вы позволили мне продолжать болтать последние две недели?

– Мы вас проверяли, – откровенно и вполне серьёзно ответила ей леди Джослин.

– Проверяли меня? – Мисс Дойл не была уверена, что ей понравилось, как это прозвучало.

– Мы хотели узнать, умеете ли вы обманывать людей.

– Для чего?

– Нам нужно, чтобы вы выдали себя за одну даму, – объяснила леди Седжуик. – Её зовут Эммелин Денфорд, она баронесса Седжуик, а вы как нельзя лучше подходите для выполнения нашего плана.

– Эммелин, – начала леди Седжуик, после того как коляска оказалась далеко от Ганновер-сквер, – когда до меня дошёл слух, что Седжуик хвастается придуманной женой, я поклялась, что сделаю все, чтобы наказать его за обман. Предполагалось, что вы окажетесь для него весьма неприятным сюрпризом, собьёте с него самодовольство и заставите поскорее исполнить свой долг перед семьёй. Выдумать жену! – покачала она головой. – Ну где это слыхано!

– Я делала все, как вы сказали, – покупала наряды, обустраивала дом, появлялась в обществе.

– О да, я знаю, – отмахнулась от неё леди Седжуик. – Но вы сделали немного больше того, о чём мы договаривались. Предполагалось, что вы не… Эммелин, вы заверили меня и мою невестку, что вы не безнравственная женщина.

– Но я действительно не такая! – возмутилась Эммелин. – Я… я… – Она не знала, что сказать, и залилась слезами.

– О Господи, – промолвила леди Седжуик и, достав из сумки платок, протянула его Эммелин. – Ma Cherie,[9 - Дорогая (фр.).] зачем эти слезы?

– Это вы виноваты, леди Седжуик! – Я?

– Да, вы и леди Джослин. – Эммелин высморкалась и вытерла платком ещё несколько непрошеных слезинок. – Вы никогда не говорили мне, что Седжуик такой… такой замечательный!

– Алекс? Мой внук? – не веря услышанному, спросила старушка.

Кивнув, Эммелин разразилась новым потоком слез. Она никогда не плакала, но сейчас… Чёрт бы побрал этого мужчину, чёрт бы побрал их всех!

– Дорогая, он на самом деле очень скучный человек.

– Да нет же! – воскликнула Эммелин. – Он очень добрый и щедрый, и он очень хорош в… – Она осеклась и покраснела.

– О Боже… – только и смогла пробормотать Женевьева Денфорд, тоже покраснев. – Надеюсь, это не очередной ваш розыгрыш? – Она долго и пристально всматривалась в Эммелин. – Я не желаю остаться в дураках. Мы заключили соглашение, и вы не получите ставки для вашей игры в пикет, если…

– Мне она не нужна, – перебила её Эммелин. – Я не собираюсь играть.

– Но вы сказали, что с деньгами, выигранными на турнире у Уэстли, вы сможете начать новую жизнь.

– Теперь не смогу. – Эммелин отвернулась.

– Почему?

– Потому что если я буду играть, а потом исчезну, то погублю Седжуика.

– Да-да, мы это обсуждали, но вы заболеете и потом умрёте.

– Я не могу, – покачала головой Эммелин.

– Не можете умереть? Безусловно, сможете и умрёте. Таково было наше соглашение.

Эммелин снова расплакалась.

– О Господи, – вздохнула леди Седжуик, – что случилось?

– Я люблю его.

– Вы – ч-что? – Откинувшись на спинку сиденья, вдова уставилась на Эммелин.

– Я люблю Седжуика, люблю всем сердцем. Я не хочу уезжать от него, но должна…

– Вы любите моего внука? – прошептала леди Седжуик. Громко всхлипнув, Эммелин кивнула.

– А что Седжуик чувствует к вам? Не отвечайте, – махнула рукой пожилая леди. – Прошлой ночью я видела его с вами. Хьюберт прав, Алекс без ума влюблён в вас.

– Он хочет на мне жениться, – всхлипнула Эммелин.

– Правда? – У старушки округлились глаза. Эммелин опять кивнула, а леди, наклонившись, взяла её за руки. Взглянув в карие глаза старой женщины, Эммелин увидела там удовлетворение и радость.

– Так выходите за него замуж, я вас благословляю.

– Вы хотите, чтобы я вышла замуж за Седжуика? – Эммелин не могла поверить ей.

– Да, – кивнула леди. – Я всегда желала для своего внука, чтобы он влюбился, нашёл себе ту, которая принесёт ему счастье. А вы, очевидно, это сделали. Выходите за него замуж, Эммелин. Оставайтесь с нами навсегда.

– Я не могу.

– Почему не можете?

– Мы относимся к разным слоям общества. Я не леди. Я его недостойна.

– Недостойны! Я видела вас – вы укладывали свои вещи и не взяли ничего, чего у вас не было прежде. Думаю, вы вполне достойны.

– Но мой отец, моя мать…

– О, так вас это беспокоит? – Вдовствующая баронесса наклонила голову. – А кто были мои родители?

– Граф и графиня Сент-Хейлер, – ответила Эммелин, а старая леди покачала головой:

– Моя мать была танцовщицей в опере, а отец перегонял грузовые фургоны.

– Но в «Дебретте»… – попыталась возразить Эммелин.

– Ложь. Выдумка, чтобы не возникало никаких разговоров после того, как мы поженились. Моего Александра нисколько не волновало моё скромное происхождение. Он увидел меня в театре, где я пела, и через три дня сделал предложение. Мы поженились, и в одну из ночей нашего медового месяца была придумана моя родословная. – Леди мечтательно вздохнула, вспоминая, по-видимому, одну из самых страстных ночей. – Понимаете, Эммелин, есть люди, для которых родословная важнее всего, а я всегда верила, что главное – это душа человека и его характер. И по-моему, у вас в избытке и того, и другого.

Эммелин снова заплакала, не зная, как сказать леди, что даже с её благословением брак все равно невозможен.

– Миледи, – обратился кучер к леди Седжуик, указывая на дорогу впереди.

– Вот досада, – проворчала та, глядя на приближающийся к ним экипаж.

– Кто это? – спросила Эммелин.

– Герцогиня Шевертон.

Эммелин вжалась в сиденье и мысленно горячо взмолилась, чтобы кучер Седжуиков отвёз их как можно дальше отсюда.

– Женевьева? – герцогиня приветствовала леди Седжуик. – Это вы, и в городе? Я ужасно сердита на Седжуика. О, вчера вечером мы виделись с ним, и он ни словом не обмолвился о вас. Вероятно, он догадался, что я сделала бы утром в первую очередь.

– Ваша светлость, как приятно снова видеть вас. – Баронесса изобразила самую восторженную улыбку. – Вы не должны сердиться на моего дорогого Алекса, потому что я прибыла вчера вечером без предупреждения.

– Вы приехали в город, чтобы познакомиться с его женой. – Герцогиня заглянула в коляску. – Это она?

Леди Седжуик толкнула свою спутницу локтем, чтобы та села прямо, и Эммелин повиновалась, хотя и неохотно.

После того как дамы были представлены друг другу, герцогиня дала Эммелин несколько советов относительно выбора мастеров для отделки дома. Очевидно, герцогиня знала все о переустройстве особняка Седжуиков и, как соседка, считала своим долгом, более того, обязанностью убедиться, что работа выполнена безукоризненно и соответствует требованиям, принятым в этой части Мейфэра.

Ни леди Седжуик, ни Эммелин не успели запротестовать, как её светлость пригласила их на чай в три часа, а затем велела кучеру ехать дальше.

– Однако молодая жена Седжуика совсем не такая, какой я её себе представляла, – шумно выдохнув, сказала герцогиня Шевертон, не обращаясь ни к кому конкретно.

Поскольку слуги привыкли к странным высказываниям своей хозяйки, никто не отреагировал на её слова, за исключением лакея на запятках. Он был новеньким и поэтому посчитал, что должен поддержать разговор.

– Разве она не слишком стара, чтобы выйти замуж за барона Седжуика?

– Вы что-то сказали? – Герцогиня недоуменно взглянула на парня.

Он совсем недолго служил у неё и не знал, что это ещё один из вопросов, который не требовал ответа.

– Я сказал, ваша светлость, что леди выглядит слишком старой, чтобы быть женой Седжуика. Я слышал, что он молодой франт.

– Пожилая леди – его бабушка, а его жена – та, другая, – ответила ему герцогиня, решив, что ей непременно следует поговорить с Гейтхиллом об этом лакее, которого наняли в её отсутствие.

– О нет, – у парня хватило наглости покачать головой, – это не его жена, а горничная его жены. Правда, при дневном свете она выглядит намного лучше, чем…

– Что за вздор вы несёте? – Повернувшись, герцогиня холодно посмотрела на него.

– Эта женщина не жена лорда Седжуика, а горничная его жены, – настаивал лакей.

– Откуда вам это известно?

– Прошлой ночью она была в «Королевском уголке». Я узнал её по кольцу на пальце. Она обобрала всех нас, жульничая при игре в пармиель, вот так.

– В пармиель? – переспросила герцогиня, бросив взгляд на карету Седжуика. – Она играет в пармиель?

– О, как профессиональный шулер, – ответил он, и в его голосе проскользнула досада.

Герцогиня Шевертон была просто ошеломлена, у неё открылся рот, и она, чтобы не упасть, схватилась рукой за бортик экипажа.

– Ваша светлость, с вами все в порядке? – Кучер осторожно оглянулся на неё через плечо.

– Роджер, разворачивайте экипаж и сейчас же отвезите меня на Ганновер-сквер к особняку барона Седжуика.

Почти все утро Седжуик простоял у холостяцкого жилища маркиза Темплтона, дожидаясь возвращения Элтона.

Он не смог догнать ни Элтона, ни Хьюберта и, не имея ни малейшего представления о том, куда они могли направиться, решил, что ему лучше всего пойти в то место, где кучер и одновременно камердинер маркиза непременно появится.

– Седжуик? – раздался с порога насмешливый голос. – Что вы здесь делаете? Не говорите мне, что ваша любимая жена выгнала вас и теперь вы вынуждены искать новое жилище. – Маркиз вышел на крыльцо. – Должен предупредить вас, мой особняк хорош, но от экономки почти постоянно несёт чесноком и уксусом. – Он помахал Седжуику, приглашая его подняться по ступенькам. – К тому же я уверен, вы пришли навестить Элтона, а не меня. Я ждал вашего появления после приёма у леди Оксли, поэтому могу предположить, что вы наконец узнали правду.

Седжуик совершенно не мог понять этого странного типа. Иногда Темплтон был любимым шутом великосветского общества, а иногда поражал своими глубокими наблюдениями, и невозможно было угадать, кто он на самом деле.

– Я был ошарашен – это самое подходящее слово, – говорил Темплтон. – Ваша жена… В общем, вы сами знаете, раз вы здесь.

– Моя жена? – прищурившись, промолвил Алекс.

– Значит, вы не знаете, и это просто, так сказать, разведка. – Темплтон пристально посмотрел на Седжуика. – Ваш инстинкт достоин похвалы, сэр. Пожалуй, мне следует представить вас своему другу. Его зовут Пимм, и он всегда выискивает остроумных и сообразительных людей.

В эту минуту послышалось цоканье копыт, и маркиз оглянулся.

– Отлично, вот и сам Элтон. Посмотрим, что он скажет о вашем приходе. Я поспорил с ним, что вы появитесь не раньше чем завтра. Итак, как видите, я проиграл этому человеку крону, но не напоминайте ему об этом, потому что в настоящий момент у меня за душой нет ни фартинга, и я опять ему задолжал.

Остановив экипаж у дома, Элтон спрыгнул вниз и, мимоходом поклонившись своему хозяину, со спокойной уверенностью встретился взглядом с Алексом.

– Вы пришли из-за Кнопки.

– Итак, вы её знаете, – утвердительно кивнув, сказал Алекс, – знаете, кто она.

– Разумеется, знаю. – Элтон сплюнул на мостовую. – Она моя дочь.

Из всего, что Алекс ожидал услышать, это было самое невероятное. И он оказался круглым дураком, полагая, что у Эммелин больше не осталось секретов. По всему его виду было ясно, что он захвачен врасплох.

– Проклятие, Элтон, – выругался Темплтон, – нельзя же вот так все выкладывать людям, словно палить из пушки. В тот вечер вы так же обошлись со мной, и я чуть не выпал из кареты. Пойдёмте в дом, Седжуик, и чего-нибудь выпьем. Похоже, вам это сейчас необходимо. А кроме того, не думаю, что вам хотелось бы, чтобы история вашей жены обсуждалась на улице, хотя и в таком тесном кругу.

Алекс кивнул и последовал за Темплтоном, а Элтон замкнул шествие.

Оказавшись внутри особняка маркиза, Алекс был поражён его спартанским, почти военным убранством. На одной стене висела карта Англии, а к противоположной кнопками была приколота карта Франции. Едва ли кто-нибудь мог предположить, что у будущего герцога Сетчфидда такое скромное жилище.

– Вы отец Эммелин? – спросил Алекс у Элтона, когда Темплтон налил всем троим вина.

– Да, – неприветливо ответил мужчина. – Вижу, вам это не нравится, но то, что она моя дочь – не самая крупная из ваших неприятностей.

– Не знаю, – рассмеялся Темплтон. – Если бы я узнал, что моя жена – дочь разбойника с большой дороги, я, наверное, немного расстроился бы.

– Ладно, мы оба понимаем, что такого не случится, – пробурчал Элтон.

У Алекса не было времени задуматься над тем, на что намекал этот мужчина и что за история скрывалась за его словами.

– Вы говорите, что Эммелин грозит какая-то опасность? Вместо ответа Элтон протянул Алексу сложенный лист бумаги и кивком предложил его развернуть.

Это был список пассажиров корабля «Щедрая мисс».

Абсолютно не понимая, какое отношение это имеет к Эммелин, Алекс взглянул на Элтона.

Огорчённо вздохнув, мужчина указал на середину листа. Аяекс посмотрел в бумагу, и Темплтон тоже заглянул туда через его плечо.

– Нет! – вырвалось у Алекса, когда он заметил имя одного из пассажиров.

– Это ещё не все, – сообщил Элтон. – Этого приятеля на пристани встречал ваш кузен.

– Хьюберт, – едва слышно пробормотал Седжуик и решительно направился к двери, потому что существовало одно-единственное место, куда его хитрый родственник мог привезти этого джентльмена, – Ганновер-сквер.

– Хьюберт? – переспросил Темплтон, следуя за Седжуиком и своим слугой к выходу. – Но мне показалось, в списке стояло имя Говард. Говард, лорд Хейли.




Глава 19


Всё время, пока Эммелин и леди Седжуик ехали на Ганновер-сквер, вдова уговаривала Эммелин остаться с Седжуиком. Даже после того, как узнала правду – что Эммелин уже замужем.

Старую вдову ничто не могло остановить, она была убеждена, что Эммелин не должна ни в чём сомневаться и что Алекс найдёт выход из, казалось бы, непреодолимых трудностей. И когда они выехали на площадь, она призналась:

– Я не отправила бы мистера Эллиота знакомиться с этим имением, но он шотландец и очень расчётливый человек, поэтому я знала, что он попадётся на приманку и уедет из Лондона, чтобы заполучить собственность.

У дверей их встретил Симмонс с вытянутым лицом.

– Мадам, миледи, – оглянувшись, нерешительно заговорил он.

– В чём дело, Симмонс? – спросила Эммелин.

– Неприятности, мадам. Мистер Хьюберт…

– Достаточно, Симмонс, – оборвал его Хьюберт с порога гостиной. – Теперь я сам всем займусь. Леди, прошу вас, пройдите сюда.

– Хьюберт Денфорд, – возмутилась леди Седжуик, – что ты себе позволяешь? Мной не командовали почти…

– Мадам, пройдите в комнату и сядьте, иначе нам придётся обсуждать происхождение вашей спутницы прямо здесь.

Эммелин с трудом перевела дыхание. О Господи, Хьюберт узнал правду.

В этот момент из дальней библиотеки нетвёрдой походкой вышел пожилой мужчина.

– Вы были правы, мистер Денфорд, у барона великолепная коллекция первого издания Беллингсуортса. Мне не терпится обсудить с ним мои научные находки, так как вы сказали, что он будет… – Заметив Эммелин и леди Седжуик, мужчина прервал себя на полуслове: – О, простите, куда подевались мои манеры. Говард, лорд Хейли, к вашим услугам. – Он отвесил низкий поклон, и это оказалось весьма кстати, потому что и Эммелин, и старая вдова совершенно неподобающе для леди вытаращились на мужчину.

Лорд Хейли? Отец Эммелин? Этого не может быть!

– К-как, вы сказали, ваше имя, сэр? – запинаясь, переспросила леди Седжуик.

– Говард, лорд Хейли, мадам. Неудивительно, что никто меня не помнит. Я провёл в Африке почти тридцать лет и слишком долго оставался без общества, и, что особенно досадно, без общества таких милых леди. – Он ещё раз поклонился, а выпрямившись, окинул взглядом Эммелин и, наморщив лоб, внимательно всмотрелся в её черты, а потом покачал головой и поднёс к губам руку леди Седжуик.

Эммелин взглянула на Хьюберта, осклабившегося, как жена. Этот подлый негодяй привёз лорда Хейли совсем не ради благородных научных идеалов, как тот полагал, а чтобы окончательно и бесповоротно погубить Седжуика.

– Лорд Хейли, – заговорил Хьюберт елейным голосом, – прошу у вас извинения, но мне нужно кое-что сказать своим родственницам. Уверен, после долгого путешествия вы восстановите силы, осматривая оранжерею, а моя жена будет просто счастлива угостить вас освежающими напитками.

– Чудесно, – улыбнулся мужчина, совершенно не догадываясь о своей роли в этом макиавеллиевском фарсе.

– Прошу сюда, лорд Хейли. – Леди Лилит с готовностью шагнула вперёд из коридора. – Я позвоню, чтобы подали чай. Когда вы в последний раз ели фруктовый пирог? У нас довольно хороший повар, но могу сказать, шеф-повар графа Тоттли как раз накануне прислал нечто исключительное.

Лорд Хейли последовал за миссис Денфорд, а Хьюберт указал на парадную гостиную.

– Прошу вас…

Леди Седжуик и Эммелин подчинились его требованию, но только потому, что у них не оставалось выбора. Когда все вошли в комнату, Хьюберт решительно закрыл дверь.

– Так, так, так, и с кем же я имею удовольствие разговаривать? – обратился он к Эммелин.

– Не валяй дурака, – одёрнула его леди Седжуик. – Это жена…

– Довольно. – Он бросил на бабушку испепеляющий взгляд. – Розыгрыш окончен. Мы все знаем, что эта девица не Эммелин Денфорд. Эммелин не существует. Эммелин Хейли нет и никогда не было, и у этого человека, – Хьюберт указал пальцем в глубину дома, – нет потомков.

– Хьюберт, остановитесь. – Шагнув вперёд, Эммелин коснулась его локтя. – Вы же не собираетесь так поступить с Седжуиком.

– Седжуик! – прошипел он. – Я должен быть Седжуиком.

– О нет, только не эта несусветная чушь, – пробормотала леди Седжуик, опускаясь в ближайшее кресло.

– Это совсем не чушь, – возразил Хьюберт, повысив голос. – Нет оснований не верить, что я законный наследник титула барона Седжуик.

Леди Седжуик уставилась в потолок.

– Почему бароном должны быть вы? – спросила Эммелин, переведя взгляд со старой дамы на Хьюберта.

– Спросите у неё, – ответил тот, указывая на свою бабушку.

– Это было пятьдесят лет назад. – Леди Седжуик с шумом выдохнула. – И я убеждена, что правильно определила наследника.

Правильно определила наследника? Что это может означать?

– Вы их перепутали! – Хьюберт принялся расхаживать по комнате. – Вы даже не знали, где кто, а потом просто наобум выбрали, кто должен стать наследником, а кто – влачить жалкое существование.

Поражённая этим откровением, Эммелин не сводила глаз с леди Седжуик.

– Отцы Алекса и Хьюберта были близнецами, – объяснила вдова, пожав плечами с истинно галльской беспечностью, как будто просто разливала чай. – Через несколько месяцев после их рождения я осталась с ними и, пока няня отлучилась, случайно перепутала малышей. Я не могла сказать, где какой ребёнок – кто из них родился наследником, а кто вторым.

– О Господи, нет! – Эммелин в изумлении смотрела на неё.

– Перепутали своих собственных детей, – иронически усмехнулся Хьюберт. – Не смогли различить их.

– Боже мой, они же были близнецами, похожими как две капли воды. Их няня тоже не смогла сказать, кто из них кто, поэтому позвали моего дорогого супруга. Он очень рассердился и приказал мне выбрать того, кто будет наследником и кто станет вторым.

– Она так и сделала, не имея никаких настоящих доказательств, – осуждающе сказал Хьюберт. – Нет никаких оснований утверждать, что не я законный наследник.

Эммелин могла представить себе тысячу причин, но такая меньше всего её беспокоила. Титул барона был гарантирован Седжуику, но его будущее представлялось далеко не радужным – не потому, что Хьюберт задумал уничтожить кузена.

– Чего ты хочешь, Хьюберт? – спросила бабушка.

– Я хочу, чтобы она уехала, – ответил он, указывая на Эммелин.

– Только и всего? – поинтересовалась Эммелин, не веря, что Хьюберту нужно всего лишь это.

– Да, чтобы вы оставили Седжуика и уехали, – подтвердил Хьюберт.

Теперь Эммелин поняла, за какой наградой кузен Алекса охотился на самом деле. Но разве он не понимал, что из этого у него никогда ничего не выйдет?

– Ты глупец, Хьюберт. – Бабушка тоже увидела трещину в его плане. – Ты можешь отправить Эммелин на край земли, но твой кузен её найдёт. Тебе не удастся их разлучить.

– Могу и сделаю это. – Заложив руки за спину, Хьюберт принялся горделиво вышагивать по комнате. – После того как его жена уедет, Седжуик не сможет больше жениться, не сможет обзавестись наследником, и, таким образом, титул барона непременно перейдёт ко мне, что по закону должно было быть с самого начала.

– Только в том случае, если ты его переживёшь, – тихо проворчала бабушка.

Седжуик, Элтон и Темплтон прибыли на Ганновер-сквер в тот самый момент, когда перед домом барона остановился экипаж герцогини Шевертон.

– Ваша светлость. – Седжуик поклонился, и Темплтон с Элтоном сделали то же самое.

– Седжуик, мне нужно с вами поговорить. Кое-что в вашей жене обратило на себя моё внимание… – Герцогиня окинула взглядом спутников Алекса. – Темплтон, – кивнула она маркизу, – это дело вас не касается. – Решив, что должным образом выпроводила его, она взяла Седжуика под руку и пошла вверх по лестнице. – Пожалуйста, не думайте, что мне доставляет удовольствие сообщать вам это, но вчера вечером ваша жена играла в карты в трактире, пользующемся самой дурной репутацией. – Замолчав, она взглянула на Алекса, словно проверяя его реакцию. – Она играла со слугами. И у меня есть основания подозревать, что она не та, кем вы её считаете.

Алексу хотелось биться головой об стену. Сначала двуличность Хьюберта, а теперь вот упрёки от герцогини Шевертон у дверей его дома. Он не думал, что осталось ещё что-то, что могло бы в этот день его удивить.

– Ваша светлость, я уверен, здесь какое-то недоразумение, – попытался он успокоить герцогиню. – К сожалению, сейчас неподходящее время для визита. – Алекс попытался направить герцогиню обратно к экипажу, но леди не смирилась с отказом.

– Седжуик, мы можем обсудить это в доме, как цивилизованные члены общества, или прямо здесь на улице, как базарные торговки, – провозгласила она громким, диктаторским голосом, который, по всей вероятности, был слышен не только в Гайд-парке, но и в Чипсайде.

– Она не успокоится, – заметил Темплтон за спиной Алекса.

– Темпл, уйдите, – герцогиня, обернувшись, наградила маркиза своим знаменитым ледяным взглядом, – или я скажу пару слов вашему дедушке о недостойном поведении его внука.

– Ваша светлость, вы найдёте в нём благодарного слушателя, – парировал маркиз, не обращая внимания на её колючий взгляд, – потому что каждый день он говорит мне в точности то же самое.

Издав раздражённое «хм», герцогиня поднялась по ступенькам особняка и вошла в него, словно это был её собственный дом, а Алексу, Темплтону и Элтону не осталось ничего иного, как последовать за ней.

Симмонса нигде не было, зато на ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж, стоял пожилой мужчина, который рассматривал акварели, повешенные там Эммелин.

– Замечательная работа. Полагаю, вы лорд Седжуик? – обратился он к Алексу, поправив очки. Алекс кивнул. – А я…

– Лорд Хейли? – воскликнула герцогиня. – Говард? Неужели это вы?

– Ваша светлость, – мужчина вежливо поклонился, – для меня честь, что вы ещё помните меня.

– Как я могу не помнить? После ваших лекций в Научном обществе о туземцах я добрых шесть месяцев ходила сама не своя.

– Вы мне льстите, – скромно заметил лорд Хейли. – Это было много лет назад.

– Что вы здесь делаете? – спросила герцогиня. – О, конечно же, я знаю, зачем вы здесь. Вы приехали навестить свою дочь.

– Кого навестить? – не понял он.

– Ах, подумать только! Вы такой же рассеянный, как всегда, – ответила герцогиня. – Жену Седжуика, Эммелин Хейли Денфорд.

– Ваша светлость, – нахмурился лорд Хейли, – вы, должно быть, спутали меня с кем-то, потому что у меня нет дочери.

В тот самый момент, когда пристальный взгляд герцогини Шевертон остановился на Алексе, дверь гостиной отворилась, и на пороге появился Хьюберт, а вслед за ним бабушка, которая колотила его зонтиком по спине.

– Гадкий мальчишка, – приговаривала она. Бац! Бац! – Твоим родителям следовало утопить тебя при рождении, поганый щенок. – Бац! Бац!

– Бабушка! Прошу вас, перестаньте! – умолял Хьюберт.

– Ещё, миледи! – с энтузиазмом поддерживала вдову шедшая вслед за ней Эммелин. – За Седжуика!

Когда они оказались в центре холла, со всех сторон посыпались беспорядочные восклицания:

– Дочь?

– Вот она – Эммелин!

– Мошенница!

– Титул барона мой!

Какофония не утихала, все кричали одновременно, и единственным человеком, как заметил Алекс, кто не принимал в этом участия, был Темплтон. С улыбкой до ушей он сидел в кресле, вытянув длинные ноги и сложив руки на груди.

– Отлично, Седжуик! – прокомментировал маркиз. – А я всегда считал вас скучным человеком. Не понимаю, как я мог так ошибаться.

– Я хочу напомнить всем вам, что являюсь хозяином этого дома, – Седжуик стоял посреди гостиной, скрестив на груди руки и расставив ноги, как полководец, – и распоряжаюсь здесь я. Запомните мои слова: я выставлю отсюда любого, кто не будет мне подчиняться.

Герцогиня хмыкнула, но Алекс угрожающе посмотрел на неё, и она поджала губы.

Эммелин догадалась: благородная леди не хотела, чтобы её выставили и она пропустила хотя бы одно мгновение предстоящего скандала.

– Седжуик, – сказал лорд Хейли, – я считаю непростительным, что вы использовали моё имя таким образом. Память о моей жене… – Мужчина запнулся, и его взгляд остановился на Эммелин. – Могу сказать, я воспринимаю это как оскорбление моей Элеоноры.

– Элеоноры? – одновременно выдохнули Эммелин и Элтон.

– Да, Элеоноры. – Лорд Хейли, выпрямившись в кресле, поправил очки и снова посмотрел на Эммелин. – Каким бы невероятным это ни показалось, но у неё были такие же белокурые волосы и голубые глаза, как у вас, мадам.

– Господи, Хейли, вы правы. – Герцогиня тоже не отводила глаз от Эммелин. – Девушка – вылитая Элеонора на портрете.

– Мою мать звали Элеонора. – Эммелин почувствовала, как у неё руки покрываются гусиной кожей.

– Расскажите мне о ней, – побледнев, лорд Хейли уже по-другому посмотрел на Эммелин.

– Не понимаю, что… – Эммелин всегда стеснялась рассказывать о своей матери.

Лорд Хейли сел рядом с ней, взял её за руку и повторил свою просьбу:

– Расскажите мне о ней.

Эммелин выполняла его просьбу, тщательно подбирая слова:

– У нас с ней и глаза, и волосы были похожими, но мне всегда казалось, что у неё цвет глаз и волос более насыщенный. Она любила цветы. Особенно розы.

Он кивнул и, чтобы она продолжала, спросил:

– Где вы жили?

– В коттедже возле Верхнего Олтона.

– Чей это был коттедж? – Хейли закрыл глаза и сжал вис-. ки руками.

– Думаю, моей бабушки. Правда, я её не знала, потому что она умерла ещё до моего рождения. Он находился сразу за деревней, в углу двора протекал чудесный ручей.

– Расскажите мне о характере вашей матери. – Глаза у лорда Хейли стали влажными, и он отвернулся.

– У неё был сильный характер, но она была нездорова. – Нескрываемый интерес лорда вызвал у Эммелин подозрения.

– Что вы имеете в виду? – продолжал лорд.

– Она была безумной, – сказал Элтон тихим низким голосом, который наполнил всю комнату. – Но вы и сами знаете это, не правда ли, милорд?

Лорд Хейли кивнул, и у него на глазах выступили слёзы.

– Её мать была сумасшедшей? – вмешалась леди Лилит. – Ну и сюрприз!

– Замолчите, леди Лилит! – прикрикнула на неё герцогиня Шевертон. – Ваша собственная мать тоже не бог весть что.

У леди Лилит от оскорбления открылся рот, но она больше ничего не сказала. А лорд Хейли тем временем широко раскрытыми глазами, не веря себе, всматривался в Эммелин.

– Вы ребёнок Элеоноры? Эммелин кивнула.

– Моя дочь?

– Нет, милорд. – Ей не хотелось быть тем человеком, который скажет ему правду, но она кивком указала на Элтона. – Мой отец он.

По комнате снова разнеслись вздохи, в основном леди Лилит, которая восприняла эту новость с победоносной улыбкой, казалось, возвещавшей о низвержении Эммелин.

Но такого не должно было случиться.

– О, Кнопка, – тяжело вздохнул Элтон, – я всем сердцем любил твою мать и тебя растил как свою дочь. Но Элеонора уже давно носила тебя, когда я встретил её в том коттедже. Твой настоящий отец он, – Элтон кивнул на лорда Хейли, – а не я.

В комнате воцарилась напряжённая тишина.

– Это неправда. – Эммелин отодвинулась от лорда Хейли и, прижав руки к сердцу, растерянно посмотрела на Элтона. – Я ваша дочь.

– О, я очень хотел бы, чтобы это было так, потому что никогда никем не гордился больше, чем тобой. – Старый разбойник опустился перед ней на колени. – Но я не твой отец, детка, и я всегда это знал.

– Как это может быть? – Эммелин перевела взгляд с Элтона на лорда Хейли.

– Думаю, дорогая, во всём следует винить меня, – ответил лорд Хейли. – Я не должен был жениться на вашей матери, зная, что она душевнобольная, но я её любил. Когда к ней возвращался рассудок, она была самой лучшей из всех женщин, любящей и восторженной, но потом впадала в бредовое состояние, и с ней ничего нельзя было поделать.

Эммелин кивнула. Так прошло её детство. Её мать была то самой заботливой из всех матерей на свете, то становилась замкнутой и безучастной и едва узнавала собственную дочь.

– Приступы бреда повторялись все чаще и чаще, и их становилось всё труднее скрывать от общества. Моя семья убеждала меня отправить её в сумасшедший дом, а всем сказать, что она умерла. – Он покачал головой. – Но я не мог отправить её туда. Я отвёз её в Верхний Олтон и нанял женщину, которая ухаживала за ней. Там она по крайней мере могла радоваться цветам, которые любила. Чтобы скрыть её болезнь, я объявил всем, что мы с ней отправляемся в Африку, и затем уехал без неё. Я оставил мою Элеонору, потому что не мог встретиться с неизбежным концом. – Он со стыдом опустил голову.

– Значит, вы бросили её? – уточнил Элтон. – Вот так просто бросили? Если вы любили Элеонору, то как могли так обойтись с ней?

– А вы, сэр, как обходились с ней? – взглянул на него лорд Хейли.

– Я её любил и оставлял только для того, чтобы заработать на хлеб. Тогда у меня была другая профессия. – Он обвёл взглядом комнату. – Временами, когда я нуждался в надёжном убежище, я оставался в том коттедже.

Никто не стал спрашивать его о причинах, потому что прошлое Элтона было хорошо известно, а лорд Хейли оказался достаточно сообразительным, чтобы догадаться о правде.

– Впервые явившись туда однажды ночью, я нашёл умирающую старую женщину и её подопечную, молодую красавицу. Я всегда был наблюдательным, – ухмыльнулся Элтон. – Она, Элеонора, была необыкновенной. Утром женщина умерла, и Элеонора помогла мне похоронить её. К вечеру я понял, почему Элеонора нашла приют в таком месте. За несколько часов она превратилась из ангела в безумную. – Элтон понурил голову. – Но к этому времени я уже не мог её оставить. Она носила ребёнка, ну и вре прочее. Я должен был остаться.

Эммелин почувствовала, как слезы обжигают ей глаза.

– Когда вы родились? – обратился к ней лорд Хейли. – В июне 1773 года.

– Боже мой, что я наделал?! – Лорд закрыл глаза. – Я бросил жену, бросил её с моим ребёнком. – Он застонал, и звук, полный вины и страдания, вонзился в сердца всех, кто его слышал – всех, кроме двоих.

– Я ничему этому не верю, – заявил Хьюберт. – Вы полагаете, что убедили нас в том, что эта самозванка на самом деле ваша дочь? – Он покачал головой. – Я никогда этому не поверю.

Леди Седжуик снова ударила Хьюберта зонтиком по голове.

– Бабушка! – возмутился он, потирая ушибленное место.

– Не будь таким тупым, Хьюберт. Мне, например, не нужны больше никакие доказательства.

– Вам достаточно слова этого… этого… – Хьюберт запнулся, указывая на Элтона, который со свирепым видом смотрел на него. Под его взглядом мистер Денфорд мгновенно закрыл рот и только через несколько секунд смог закончить начатую фразу: – …человека сомнительной репутации?

В ответ леди Седжуик ещё раз ударила его. Эммелин украдкой рассматривала лорда Хейли. Её отец? Она не знала, верит ли сама в это. Взглянув на Седжуика, она увидела, что он широко улыбается – Алекс верил, полностью верил, как, очевидно, и все остальные в комнате, за исключением Хьюберта и леди Лилит.

Но всё же у Эммелин оставались сомнения.

– Почему вы не вернулись раньше?

– Я хотел это сделать, но когда перестали приходить письма от женщины, которую я нанял, я решил, что Элеонора… что Элеонора обрела успокоение. И мне была невыносима мысль вернуться в Англию и не найти её в живых. – Он помолчал. – Но потом мне написал мистер Денфорд и сообщил, что его кузен готов финансировать мои научные исследования, если я приеду в Англию. Поэтому я решил побороть чувство вины и вернуться.

– Я имел на это полное право, – жалобно сказал Хьюберт, когда не один острый взгляд обратился в его сторону. – Я увидел имя лорда Хейли в списке, опубликованном в манчестерской газете в разделе научных сообщений, и написал ему. Я надеялся… – Его губы сжались в тонкую линию.

Все понимали, на что он надеялся.

– Мне было нелегко принять такое решение, – продолжал свой рассказ лорд Хейли. – Как я мог вернуться без Элеоноры, чтобы предъявить её свету, обществу? Ваша мать обожала Лондон и весь его блеск. Она могла цитировать «Дебретт», как другие женщины могут играть концерты.

– «Дебретт»? – не сдержалась Эммелин.

– Да, «Дебретт». У неё был старый экземпляр, который она называла своей библией. Когда я уезжал, она вырвала страницу с родословной Хейли и сказала, чтобы я сохранил её и привёз домой в целости и сохранности. – Он похлопал себя по карману сюртука. – Все эти годы я носил её с собой.

– Можно мне взглянуть? – попросила Эммелин. «Этого не может быть… этого просто не может быть», – повторяла она про себя.

Улыбнувшись, лорд полез в карман и достал оттуда старый, потрёпанный листок бумаги. Край листа, по которому его вырвали из книги, был неровным, уголки измятыми, но он всё ещё оставался целым.

У Эммелин сжалось горло.

– Подождите минутку, – удалось ей прошептать, а затем она извинилась и выбежала из комнаты в коридор.

Схватив саквояж, который лежал там, где она его оставила, Эммелин принесла его в гостиную. Вытащив свой экземпляр «Дебретта», наследство матери, она раскрыла его на букве «X» и представила лорду Хейли доказательство, от которого мужчина разразился слезами.

– Что это? – спросила леди Лилит, когда все подошли ближе, чтобы посмотреть.

Взяв свой листок, лорд Хейли вложил его в книгу, и оборванный край точно совпал с тем, что остался в книге Эммелин.

– Элеонора, – прошептал лорд Хейли, не обращаясь ни к кому конкретно, – я вернулся домой, дорогая.

Ещё некоторое время продолжались неразбериха, смех и объятия, и даже Седжуик не мог остаться в стороне. Все хотели выразить свой восторг таким чудесным воссоединением.

– Пусть даже все так и есть, – поднялся над радостным шумом скрипучий голос леди Лилит, – но это всё равно не объясняет, как эта женщина оказалась в Лондоне. Если до этого дня она не знала, что приходится дочерью лорду Хейли, я хотела бы получить объяснение, кем она была прежде.

Разговоры моментально смолкли, и все взгляды обратились к Эммелин.

– До чего же вы хитроумны, леди Лилит, – заметил Темплтон, но никто его не слушал.

– Леди Лилит, – последовала реплика герцогини Шевертон, – мне не нравится ваша грубость. Всем известно, что Эммелин находилась под моим покровительством. Она была моей самой любимой компаньонкой на протяжении – о да! – последних шести лет. Верно?

Эммелин сглотнула и, не смея не согласиться с леди, кивнула, но подумала, что герцогиня, вероятно, не в своём уме, если становится на её защиту.

– Мисс Дойл? – мгновенно отреагировала леди Лилит на такое заявление. – Эта женщина – ваша бесчестная компаньонка?

– Лучшая компаньонка из всех, которые когда-либо были у меня на службе. – Герцогиня выразительно подняла брови, а потом подмигнула Эммелин. – Она развлекала меня, как никто другой, и её жалованье было оговорено.

– Не верю! – объявила леди Лилит. – Это же разорительно! – Оглянувшись по сторонам и поняв, что все её надежды на то, что Хьюберт когда-нибудь возвысится, оказались обманутыми, она снова опустилась в кресло и зарыдала. – Все старания впустую. Теперь мы вечно будем прозябать в безвестности. – Она громко всхлипывала, не заботясь о том, что её слышат.

– Ну-ну, Лилит, – Хьюберт встал перед ней на колени, – не плачь, дорогая.

– Всё пропало, – продолжала она рыдать.

– Хьюберт, – строго окликнул его Седжуик.

– Да, кузен? – Хьюберт поднялся с пола и встретил свою судьбу с несвойственной ему стойкостью.

– У меня есть для тебя предложение. Следовало бы вышвырнуть тебя за то, что ты строил козни у меня за спиной, но твои старания привели к счастливому финалу, поэтому я чувствую себя обязанным тебя отблагодарить.

– Отблагодарить? – У Хьюберта широко открылись глаза, словно он совершенно этому не поверил.

– У меня есть плантация в Вест-Индии, и я хочу, чтобы вы с Лилит получили её. Но при одном условии: в течение некоторого времени вы не будете возвращаться в Англию и то, что было сказано в этой комнате, никогда – никогда! – не будет повторено.

– Никогда? – отозвался Хьюберт с глубоким разочарованием.

– О, Хьюберт, не будь таким размазнёй, – вмешалась леди Лилит. – Соглашайся и идём. Другой такой возможности у тебя не будет.

– Но нам придётся оставить твою мать, твою семью. – Хьюберт посмотрел на жену.

– Навсегда? – спросила она, шумно засопев. Он кивнул.

– Соглашайся на всё, что требует Седжуик, – мгновенно просияла леди Лилит. – Я велю собрать наши вещи. – Она поджала губы. – Должна признаться, мама излишне властолюбива, а при таком повороте событий можно не беспокоиться, что она приедет к нам жить, когда лорд Оксли женится – когда бы это ни случилось. Хотя я и надеялась в один прекрасный день стать баронессой, я благодарю вас, Седжуик, за вашу доброту. – Она выдавила из себя улыбку, и Алекс кивнул ей.

– Леди Лилит, – сказал Темплтон, – не отказывайтесь от идеи быстро возвыситься. Вы когда-нибудь задумывались о том, чтобы послужить своей стране? – Взяв её под руку, он стал что-то говорить о её остром уме и представлении мистеру Пимму. – Я уверен, ему нужны новые связи в Вест-Индии…

Сзади к ним подошёл Хьюберт, словно один из вездесущих мопсов леди Седжуик.

– Мисс Дойл? – Герцогиня Шевертон обернулась к Эммелин.

Понимая, что не имеет смысла что-либо отрицать, Эммелин кивнула.

– Я так и подумала! – воскликнула пожилая дама. – Когда мой новый лакей сообщил, что прошлой ночью вы выиграли целое состояние, играя в пармиель, я поняла, что это должны быть вы. – К полнейшему изумлению Эммелин, герцогиня, подойдя к ней, обняла её, словно давно потерянную дочь. – Вы и представить себе не можете, сколько приятных часов мне доставили!

– Как, – смутилась Эммелин, – вы не сердитесь?

– Сержусь? Разве я могу сердиться? – Леди вместе с Эммелин подошла к дивану и, усевшись, похлопала по месту рядом с собой. – Мой муж был последним Шевертоном, и когда я умру, титул и всё прочее вернутся обратно короне. На протяжении почти тридцати лет я вела одинокую жизнь. Титул Шевертонов не доставляет никакого удовольствия. Не то что было когда-то, – вздохнула пожилая леди. – Так было, пока в моей жизни не появилась мисс Дойл. – В глазах герцогини вспыхнули искорки. – О, эти письма о вас, которые я получала, приёмы, которые я устраивала! Как я любила слушать о ваших дерзких проделках и защищать вашу репутацию перед теми возмущёнными болванами, которых вы обманывали! Я была бы одинокой, страдающей от тоски женщиной, если бы не вы и ваша мисс Дойл. Спасибо вам, дорогая.

Эммелин совершенно растерялась, когда старая леди со слезами снова её обняла. Затем, когда самообладание вернулось к герцогине, она, оглядев комнату, как всегда, властно и высокомерно провозгласила:

– Все в порядке. С этого дня и впредь никогда больше не будет заходить речь о репутации леди Седжуик, иначе распространитель всяких слухов узнает, каким может быть моё недовольство.

После такого заявления не оставалось сомнений, что будущее Эммелин обеспечено, если только… Эммелин взглянула на Седжуика.

– Хоторн, – тихо сказал он.

– Этот негодяй, – обернулся Элтон, услышав это имя. – Но при чём здесь он?

Слезы обожгли Эммелин глаза. Она была дочерью лорда Хейли, она была Эммелин, но она не могла сделать последний шаг, который принесёт ей полное счастье.

– Элтон, пока я… – придвинувшись к нему, она совсем тихо договорила: – …замужем за Хоторном, я не могу обвенчаться с Седжуиком.

– Мерзкий подонок, – произнёс Элтон тоном, от которого у присутствующих застыла кровь. – Но не бойся, Кнопка, – его губы сложились в сатанинскую ухмылку, – могу успокоить твои тревоги на сей счёт.

– Старшая Мама заплатила, чтобы ему перерезали горло? При одной мысли об этом глаза Эммелин наполнились слезами. Мать Элтона была ещё более скупой, чем Хьюберт, и для неё такой поступок был… проявлением сердечности.

– О да, детка. Ведь ты всегда была её любимицей, – ласково сказал Элтон.

– И он?.. – Эммелин не хотелось, чтобы в её голосе прозвучала надежда на то, что Хоторна постигла такая ужасная судьба, но, честно говоря, этот человек был самим дьяволом.

– Мёртв, – успокоил её сомнения Элтон. – Мертвее не бывает, Кнопка.

Леди Седжуик в ужасе схватилась рукой за горло.

– Нет, мадам, – Элтон покачал головой, – всё было совсем не так. Блайти не успел его прикончить, мерзавца переехал грузовой фургон. Блайти был ужасно зол, что лишился заработка, а твоя бабушка, Кнопка, всегда заботившаяся о сохранности своих денег, так расщедрилась в тот вечер, что купила выпивку, чтобы проводить его душу в ад. – Он нежно взглянул на Эммелин. – И хочу, чтобы ты знала – мы все молились о том, чтобы ты когда-нибудь нашла дорогу домой.

– И я тоже, – прошептала Эммелин, переводя взгляд с Элтона, которого любила, на отца, которого ей ещё предстояло узнать. Внезапно до неё дошёл смысл всего сказанного. – Значит, я вдова?

– Настоящая вдова, – с гордостью подтвердил Элтон.

– Седжуик! – Эммелин бросилась в объятия Алекса. – Ты понимаешь, что это означает?

– Да, мне придётся изменить твоё имя в Специальном разрешении. Не знаю, как я объясню это архиепископу. Ты понимаешь, во что мне обошлась женитьба на тебе? – усмехнулся он и крепко, горячо поцеловал Эммелин.

После многочисленных поздравлений и добрых пожеланий Эммелин вернулась в нежные объятия Седжуика. Теперь её мечты обретали будущее.

– Подожди, пока я доберусь до Седжуик-Эбби, – пообещала она Алексу. – Бабушка говорит, что имение настоятельно требует обновления. Сорок две комнаты! Я просто не знаю, с чего начать.

– Зато я знаю, чем мы закончим, – долговой тюрьмой, – добродушно проворчал он.

– О, не уподобляйся Хьюберту, – остановила она Седжуика. – Ты хочешь на мне жениться или нет?

– О да, хочу! – Он стиснул её в объятиях и звучно поцеловал в дерзкие губки. Он готов жениться на ней сегодня, завтра и каждый день, потому что в Эммелин всегда будет что открыть, и это – Алекс не сомневался – наполнит счастьем все дни его жизни. «И так же важно, – подумал он, привлекая Эммелин ещё ближе, – её тело, прижимающееся сейчас к моему телу, – это дорога к открытию, которая займёт все ночи».




Эпилог


– Седжуик, позволь мне вернуться, – просила Эммелин мужа, который крепко держал её за руку, когда они вышли из дома маркиза Уэстли и стали спускаться по ступенькам крыльца. – Говорю тебе, он жульничал. Невозможно, чтобы этот человек обыграл меня в пикет.

– Тем не менее он это сделал, – возразил Алекс. – Но не стоит переживать. И я, и Элтон убеждали тебя не ходить туда.

– Нет, я этого так не оставлю.

Вывернувшись, Эммелин побежала обратно через две ступеньки, но Алекс успел схватить её прежде, чем она дёрнула колокольчик, и, хорошенько встряхнув, взвалил на плечо. Не заботясь о том, как это может выглядеть со стороны, барон Седжуик понёс свою сопротивляющуюся жену вниз по ступенькам к ожидавшему их экипажу.

Плевать на болтливые языки, решил он. Теперь, когда с ним рядом была Эммелин, Седжуик на веки вечные распростился со своей репутацией правильного человека.

К чести его жены, она не собиралась так легко сдаваться. С этой чертой её характера Алекс очень быстро познакомился за ту неделю, что они были женаты – женаты по-настоящему и безвозвратно.

– Тот человек жульничал, – громко возмущалась Эммелин. – Но я этого так не оставлю.

Седжуик кивнул Генри, который невозмутимо сидел на козлах, и кучер тронул экипаж с места в тот момент, когда хозяин вскочил внутрь, чтобы не позволить её милости выпрыгнуть.

– Эммелин Денфорд, я ещё не встречал никого, кто бы так расстраивался из-за проигрыша, – сказал он, усаживаясь напротив жены, которая сидела с рассерженным видом, сложив на груди руки и прикусив нижнюю губу.

– Это потому, что я незнакома с таким чувством. Я никогда не проигрываю.

– Сегодня проиграла. – Седжуик не удержался, чтобы не поддразнить её.

Эммелин что-то пробурчала, но что именно, Седжуик не расслышал, потому что, потянувшись через разделявшее их узкое пространство, обхватил её за талию и, усадив к себе на колени, закрыл ей рот горячим поцелуем. Эммелин сопротивлялась, но скоро негодование из-за проигрыша прошло и постепенно она поддалась искушению. Обвив руками шею Алекса, привлекла его ближе.

– Обещаю, Седжуик, с этого дня я больше никогда не сяду играть в пикет.

Он рассмеялся и ещё раз поцеловал жену. Теперь он знал кое-что об Эммелин: она страстно любила жизнь, и ему больше никогда не будет с ней скучно. Она не перестанет играть в пикет, и не исключено, что в эту самую секунду Эммелин придумывала, как вернуть свой проигрыш на следующем ежегодном турнире.

– Проклятый тип! – возмущалась она между поцелуями. – Хоть убей, не могу понять, как он это сделал.

– Ты всё ещё думаешь об Уэстли?

– Да, – призналась Эммелин. – Я собиралась потратить выигранные деньги, чтобы заново отделать Седжуик-Эбби. Я уже договорилась с синьором Донати о том, что он приедет. И ума не приложу, как мне расплатиться за мебель, которую я заказала.

– Тебе следовало подумать об этом до того, как тратить деньги, полученные от твоего отца.

Лорд Хейли дал Эммелин тысячу фунтов в качестве свадебного подарка, настояв, чтобы она потратила их на отделку детской. Очевидно, он собирался стать любящим дедом, потому что детство Эммелин прошло без него.

– Уверяю тебя, для твоих экстравагантных затей денег достаточно, – успокоил её Алекс и снова поцеловал, на этот раз позволив себе вольность, вполне допустимую для человека, безумно влюблённого в свою жену.

– Король! – воскликнула Эммелин. – Это был король. Он спрятал его в рукаве перед последним коном. Не понимаю только, как он это сделал, потому что я была уверена…

– Ты можешь забыть об Уэстли? – покачал головой Алекс.

– Нет, потому что я поклялась, что увижу его…

– Тебе не нравится то, что я делаю? – невнятно пробормотал Седжуик, и его рука, скользнув под платье Эммелин, стала ласкать её бедро.

Закрыв глаза, Эммелин застонала от его прикосновений, по-видимому, совершенно позабыв о своей потере.

– Так-то лучше. – Он снова её поцеловал, и некоторое время казалось, что дорога домой станет приятным завершением дня.

Но не тут-то было.

– Я придумала! – Выпрямившись, Эммелин улыбнулась мужу. – В следующем году я сумею спрятать короля в начале игры, чтобы вывести из себя этого обманщика Уэстли.

Алекс засмеялся. Он мог держать пари, что весь год она будет готовиться к отмщению и тем самым сводить его с ума. Очевидно, придётся постоянно отвлекать её… и поэтому следует приступить к решению этой задачи немедленно.

«О, такова обязанность безумно влюблённого мужа», – сказал он себе, накрывая Эммелин своим телом и делая всё возможное, чтобы помочь ей обо всём забыть.

Во всяком случае, на некоторое время…


notes



Примечания





1


Ежегодный справочник английского дворянства. – Здесь и далее примеч. пер.




2


Живой характер (фр.).




3


Такой карточной игры не существует. Пармиель – плод творческой фантазии автора.




4


Уважаемый синьор… (ит.)




5


Да (ит.).




6


Спасибо! Спасибо! (и/и.)




7


1 стоун = 6, 34 кг.




8


Дерьмо! (фр.)




9


Дорогая (фр.).