Сорвавшееся дело Эдвард Л. Пэрри Они засекли фраера, едва выйдя из киношки, — потный толстяк облизнулся на их девчонку. С такого стрясти бабки — как два пальца обо… Эдвард Л. Пэрри Сорвавшееся дело Идея возникла у Тони. Мы только что вышли из кино. Я, он и моя маленькая подружка Джейн. На дрянной фильм истратили последние гроши. Поздно, около полуночи. Нужно что-то придумать, чтобы раздобыть деньжат. И срочно. Тут-то и замечаем этого парня. Он стоит у выхода и пялится на девчонок. Толстый тип, со складками жира на боках, но он потрясающе прикинут. Шикарная спортивная куртка и чертовски роскошные пуговицы на манжетах. Из настоящего золота! Но различаем не только эти штуки. Отмечаем его лицо. Круглая белая лепешка, с маленькими свиными глазками, которые вас раздевают. На верхней губе капли пота, и он не перестает вытирать лицо носовым платком. Когда одна из девчонок проходит мимо, он изображает улыбку и наклоняется к ней, как собака, обнюхивающая кость. Затем он засекает Джейн и снова принимается утираться. Словно у него паровой котел в брюхе. Меня он злит. А Джейн и вправду сегодня классно выглядит. На ней юбка из белой тонкой ткани, которая так облегает бедра, что все видно. И красная блузка с глубоким вырезом. Она молоденькая и симпатичненькая. Доходим до конца улицы и останавливаемся. Тони достает сигарету и прикуривает. Он кивает на толстяка: — Клеим. Мне его идея не по душе, и я говорю об этом. — Что с тобой, приятель? — спрашивает он. — У этого толстяка куча денег. Видал его шмотки? — Мне не нравится его лицо. По-моему, он повернутый. — Ты хочешь сказать, что он повернут на сексе? Старина, ты сам больной. Он лишь старается не щелкать клювом, вот и все. — В любом случае, мне это не по душе. — Это клиент, настоящий клиент. Я знаю, что уступлю Тони. Я всегда ему уступаю. Смотрю на Джейн. — Что ты об этом думаешь? — Не знаю, — отвечает. — Мне не нравится, как он на меня глядел. Даже дрожь берет. Тони медленно выпускает дым и бросает окурок в люк. — Послушай, старик, — говорит. — Улицы быстро пустеют… А этот парень, по всему видно, фраер. — Не знаю, Тони. Только… — Дружище, я бы не стал рисковать, если б не знал, что получится. Что скажешь, а? — Ладно, — отвечаю, продолжая глядеть на Джейн. Она знает, что я уступлю Тони, и она боится. Здорово боится. Лицо совсем бледное, переминается с ноги на ногу. В рэкете она новичок, но готова сделать все, о чем я попрошу. Я вижу, что она беззащитна, и у меня возникает желание послать Тони к черту. Но я не осмеливаюсь. Он может подумать, что я тряпка и трус. — Ты уверен, что получится, Тони? — На все сто, старик, на все сто. Я не решаюсь глянуть на Джейн, но слышу, как она с трудом сглатывает слюну. Она берет меня за руку. — Ты как, Джейн? — спрашиваю. Она колеблется, затем медленно соглашается. Но голос ее дрожит. — Я сделаю все, что ты хочешь, Джек. Тони потирает руки. — Замечательно. Тогда начинаем? — Да, — отвечаю, — конечно. — Значит, делаем так. Ты, Джейн, возвращаешься к кинотеатру и даешь толстяку пристать к тебе. Потом ведешь его на какую-нибудь улочку потемнее. Как только доводишь, подскакиваем мы, обрабатываем твоего ухажера и сматываемся вместе с добычей. Уловила? Все очень просто. Я достаю окурок и прикуриваю. Я дрожу, как лист, но стараюсь скрыть страх за шуточками. Я говорю себе, что со времени знакомства с Джейн стал мокрой курицей. Мы уже занимались подобными делами раньше. И всегда проходило нормально. — Ладно, — говорит Джейн тихим голосом, — но обещайте не отставать. Я боюсь его. — Мы пойдем прямо за вами, малышка. Раз я сказал, значит, так и будет. Джейн привстает на цыпочки и целует меня прямо перед Тони. Действительно, классная девчонка. Я опираюсь о фонарный столб и смотрю, как она уходит к кинотеатру. Опять я чувствую себя нехорошо. Что-то в этом толстяке меня пугает. Улицы уже пустынны. Не видать никого, кроме Джейн и Толстяка. Он замечает ее и начинает вытирать лицо. Да, парень пускает пар отовсюду. Он не видит ни Тони, ни меня. Наблюдаем встречу. Она молода. Шестнадцать лет. Но свое дело знает. Некоторое время они стоят, разговаривая. Потом я вижу, как Толстяк запускает палец в вырез ее блузки. Я слышу его гогот, и мне хочется выпустить ему кишки. — Спокойней, спокойней, — шепчет Тони, и я сознаю, что грозил Толстяку вслух. Он обвивает рукой талию Джейн, и они поднимаются по улице, проходя мимо нас. По неловкой походке моей маленькой подружки я понимаю, что она ужасно боится парня. — Пошли, Тони, — говорю, рванувшись. — Рано, идиот. Что с тобой, а? Хочешь, чтобы все сорвалось? Я беру себя в руки. Я знаю, он прав. Если Толстяк нас увидит, сразу заподозрит неладное. Я затягиваюсь сигаретой, как сумасшедший, но это не помогает. Я чувствую себя совсем плохо. Джейн и Толстяк доходят до переулка в конце жилого квартала и скрываются в нем. — Догоняем, — говорит Тони, и мне не нужно повторять. Проходим улицу. Быстрей. Меня тянет побежать. Мне холодно. Я весь застыл. До переулка, по крайней мере, сто пятьдесят километров. Мы никогда не доберемся! — Иди нормально, — вмешивается Тони. — Иди нормально. И в этот момент у тротуара останавливается полицейская машина, и из нее вываливаются два копа. — Обоим стоять, — приказывает хриплый голос. — А что мы такого сделали? — спрашивает Тони. — Сейчас узнаешь, паренек. Туда, к стене. — Но послушайте… — я пытаюсь протестовать. — Ты меня не слышал? Вперед. Против такого тона не поспоришь. Двигаем к стене, руки подняты вверх. Коп охлопывает меня. Ничего не находит. — Где ты был? — спрашивает Хриплый Голос. — В кино. Мы только что вышли. — Вот как? — Конечно. Нет закона, который бы запрещал ходить в кино, верно? — А у другого? — спрашивает Хриплый Голос. — Ничего нет, — отвечает второй коп. — Думаешь забрать? Тут я чувствую, сейчас упаду в обморок. Колени так трясутся, что я вынужден навалиться на стену здания. Вообще-то, я крутой. Я не люблю копов. Никогда не любил и этого от них не скрываю. Но не в сегодняшнюю ночь. Я беспрерывно думаю о том, что происходит сейчас в темном переулке, и начинаю заискивать, потому что участок в полутора километрах, и если нас повезут туда… — Послушайте, мы в самом деле были в кино. Честное слово! Хриплый Голос, похоже, раздумывает. — Отведи вон того в кинотеатр, пусть подтвердят их алиби, — говорит он через минуту. Другой коп топает по улице в обратную сторону. Тони следует за ним. Мне хочется закричать. Хриплый Голос достает сигарету и прикуривает. Он-то не спешит. Прищуренным глазом осматривает меня с ног до головы: — У тебя очень нервный вид, паренек. Что-то не в порядке? Я заставляю себя улыбнуться: — Да нет, все нормально. Почему вы так решили? — Не знаю. Как раз об этом я себя и спрашиваю. Я смеюсь через силу. Нет, все нормально. При условии, что Толстяк не повернутый. При условии, что мы попадем в переулок вовремя. Я бросаю взгляд в том направлении. Никакого шума. Ничего. Обращаюсь к копу: — Кого ищите? — спрашиваю, хотя мне глубоко плевать на это. — Шпану, которая ограбила магазин в квартале. — Это не мы, — говорю. Коп внимательно рассматривает свой окурок. — Сейчас узнаем, паренек. Мой взгляд снова притягивается к переулку. Я чувствую, как по телу струится пот, и принимаюсь скрести кирпичную стену ногтями, так что они горят адским огнем. Из переулка выходит Толстяк. На несколько мгновений он замирает посреди дороги, глядя через плечо, словно что-то забыл. Я вижу какую-то штуку, которая падает на обочину. Он ничего не замечает. Потом видит нас и двигает в противоположном направлении. Быстрыми шагами. Язык мой немеет, становится вязким, как тесто. Я хочу открыть рот, чтобы сказать, но не могу произнести ни одного слова. Я слежу глазами за Толстяком, который исчезает. Я даже не вижу, как возвращается Тони с сопровождающим копом. — У них алиби, — говорит коп. — Девушка на кассе опознала этого. — Все в порядке, ребята. Можете возвращаться домой. Но я не слушаю. Ноги ведут меня к переулку. Тони вплотную следует за мной. Копы забираются в машину. Я иду все быстрее и вскоре уже бегу. Черт с ними! Подбегаем к началу переулка. Тони наклоняется и подбирает ту штуку, которую уронил Толстяк. Это нож. Лезвие в крови. Наши взгляды встречаются, и целое мгновение мы смотрим друг другу в глаза, затем бросаемся в переулок. Мне дурно, меня тошнит. Я чересчур хорошо знаю, что мы сейчас увидим.      Перевод с английского: Иван Логинов