Похожая на сказку жизнь
Шэрон Кендрик


Спокойное течение жизни Анны Треверс, матери девочек-тройняшек, внезапно было нарушено предложением мужа переехать в деревню. Разве налаженная жизнь в Лондоне плоха? Почему Тод жаждет перемен? Не кризис ли это возраста?..

Так и не найдя ответа на мучившие се вопросы, Анна решает ему уступить…


Шэрон Кендрик

Похожая на сказку жизнь


Глава первая


Тод Треверс достал из-за чайника балетную туфельку и пробормотал что-то нелестное по этому поводу. Он собрался было швырнуть ее на другой конец светлой, просторной кухни, но сдержался. Если дать волю чувствам, туфелька наверняка безвозвратно пропадет в его шумном безалаберном доме, и нетрудно представить, какой возникнет переполох, когда пропажа обнаружится.

— Эти девчонки хоть когда-нибудь кладут свои вещи на место? — поинтересовался он таким глубоким сексуальным голосом, что большинство людей при первой встрече были уверены, что имеют дело с шекспировским актером, а не с одним из наиболее значительных бизнесменов Лондона.

Анна подняла голову и посмотрела на мужа. Она сидела на полу и чистила три пары туфель, отчего заболела шея. Сегодня Тод нарушил незыблемое правило и пришел домой неожиданно рано. И до сих пор не объяснил причину!

Ее мечтательно глядевшие синие глаза немедленно и с удовольствием сфокусировались на правильных чертах лица мужа. Сердце участило удары. Анна вздохнула.

Тод — один из тех мужчин, кого нередко называют чересчур красивыми. Высокий, хорошо сложенный, с мускулистыми бедрами и сухим, жестким телом, он обладал грацией прирожденного спортсмена. Густые темные волосы чуть вились, а когда лицо освещалось улыбкой, казалось, будто в комнату заглянуло весеннее солнце.

По правде говоря, если бы кто-нибудь попросил Анну перечислить слабые стороны Тода, она оказалась бы в полнейшем замешательстве, но надо заметить, что во всем, что касалось Тода, она была просто невменяема. Ей до сих пор приходилось время от времени щипать себя, проверяя, не сон ли их супружеская жизнь.

Десять лет совместной жизни и трое детей ничуть не ослабили чувство восторга, которое она до сих пор иногда испытывала, вспомнив, что вышла за такого роскошного мужчину, как Тод Треверс!

— Ммм? — рассеянно переспросила Анна, аккуратно кладя маленькую черную сапожную щетку на газетный лист. — Что ты сказал, милый?

— Девчонки, — раздраженно повторил он. — По-моему, они никогда ничего не кладут на место. Или я ошибаюсь?

Глаза Анны обратились к большой фотографии смеющихся десятилетних девочек-тройняшек с пшеничными локонами и синими глазами матери.

Этот изумительный снимок был сделан ведущим лондонским фотографом, восхищавшимся профессионализмом девчушек, которому вряд ли стоило удивляться, поскольку Наталья, Наташа и Валентина Треверс уже два года успешно снимались в телевизионной рекламе.

Девочки были «открыты» руководителем рекламной группы, чей сын посещал их школу в Кенсингтоне, ту самую школу, куда ребенком ходила и Анна. Тройняшки безумно рвались принять участие в рекламной кампании супермаркета, но понадобилось немало сил, чтобы убедить Анну и Тода, что от этого не пострадает учеба их дочерей.

С тех пор три девочки работали на «Премиум сторз» — обширную сеть супермаркетов с филиалами по всей Британии. Они регулярно появлялись в рекламных роликах, а кроме того, их улыбающиеся мордашки уже успели примелькаться на расставленных по всей стране рекламных щитах. Стоит ли удивляться, что школьные подружки отчаянно завидовали девочкам, потому что, как весело заявила однажды Валентина: «Мы зарабатываем на свое шоколадное печенье!»

Стреляные воробышки, все трое, думала Анна, и на губах ее появилась мягкая улыбка.

— Я знаю, что они бывают слегка неаккуратны, — неохотно согласилась она, потому что, если бы у трех ее дочерей вдруг выросли крылышки и засветились нимбы вокруг головок, это ничуть не удивило бы без памяти любящую мать.

Брови мужа сошлись в грозную линию над серыми глазами, выглядевшими сегодня сурово, как декабрьское небо.

— Ты балуешь и опекаешь их и видишь в этом единственную цель своей жизни! — обвиняюще прорычал он.

— Тод, я не…

— Анна, ты — да, — перебил ее муж. — И сама это прекрасно знаешь. Ты все за них делаешь! Как сейчас, например, — уличил он, бросив недовольный взгляд на недочищенные туфли. — Почему ты не даешь им сделать хоть что-нибудь?

— Потому что я их мать, — спокойно ответила она.

— У других матерей есть прислуга, — заметил он.

— Другие матери работают. Я не могу перепоручить заботу о своих детях чужим людям, когда сама сижу дома, Тод!

— Мне не нравится, что ты чистишь их туфли, — упрямо проговорил он. — Вот и все.

Она аккуратно закрыла баночку с обувным кремом.

— Ты не в духе, Тод?

Их глаза встретились.

— Ты все равно не захочешь слушать…

— Очень даже захочу, — мягко возразила Анна. В синих глазах засветилось любопытство, и она рассеянно убрала касающуюся щеки прядь волос и заправила ее за ухо.

От этого движения чуть колыхнулась ее грудь, и Тод почувствовал, как начинает медленно разгораться желание, хотя жена вроде бы никак не старалась воспламенить его. Скорее наоборот.

Анна всегда одевалась очень практично — привычка, приобретенная в пору, когда ей пришлось заботиться о трех младенцах, от которой она до сих пор не могла вполне избавиться. Сейчас на ней были леггинсы, уже начинавшие пузыриться на коленях, и просторный, соблазнительно бесформенный красный хлопчатобумажный свитер. Пшеничные волосы стянуты в хвост и перевязаны бархатной лентой. На лице — никакой косметики.

И все же…

— Почему ты не хочешь сказать мне, Тод? — Она встала, вопросительно взглянув на мужа. — Или, может быть, принести тебе выпить сначала?

Он покачал головой, потом посмотрел на ее доверчивое лицо и чуть не передумал, понимая, какую взрывоопасную новость собирается сообщить.

— Нет, не стоит. Давай пойдем в комнату и сядем, хорошо?

Анна кивнула и пошла за Тодом в гостиную, где он расположился на большом болотно-зеленом диване и вздохнул.

Анна, пристроившись на противоположном конце, ободряюще улыбнулась, пытаясь угадать, что же могло привести в такое раздраженное настроение ее обычно уравновешенного мужа. Правда, он был странно рассеян уже несколько недель. И лишь молча кивал головой, когда она спрашивала, все ли в порядке.

Она начинала терять терпение. У нее слишком много забот, чтобы разгадывать подобные шарады. Если что-то случилось, он может сказать об этом прямо!

— Так что же тебя беспокоит, Тод?

Он колебался, тщательно подбирая слова, поскольку все еще подозревал, что жена будет против того, что он хотел сейчас сказать. Очень против.

— Солнышко…

— Ради Бога, Тод, давай без предисловий!

Он улыбнулся. Анна — единственная на свете женщина, которой он позволяет так разговаривать с собой!

— Кажется, нам пора подумать о переезде…

Вот уж этого Анна никак не ожидала услышать. Заяви Тод, что собирается всей семьей отправиться с рюкзаками через Аризонскую пустыню, она удивилась бы меньше.

— О переезде?

Она выпрямилась, глядя на мужа в полнейшем смятении.

В этой просторной квартире началась их супружеская жизнь, здесь выросли непоседливые тройняшки, здесь семья пережила все житейские трудности и зловещие предсказания тех немногих знакомых, которые помнили самое начало их брака.

Тод кивнул.

— Вот именно. Ведь это не такое уж безумное предложение, правда, солнышко? Многие постоянно переезжают! Рассуди.

Но Анна давно уже поняла, что мыслить здраво — совет, который проще дать, чем выполнить, особенно когда ты стала матерью. Потому что десять лет назад, когда она родила тройню, в голове образовалась полнейшая каша. Школьница, складывавшая в уме многозначные числа, превратилась в женщину, которая иногда считала на пальцах, сколько бутербродов с джемом нужно приготовить для тройняшек и их гостей.

Материнство требовало думать о двадцати вещах сразу, и ей стало труднее логически размышлять о возникающих проблемах. Теперь, если ее что-то пугало, она стреляла навскидку.

Эта квартира была ее убежищем и раем. Она жила в ней с незапамятных времен — еще задолго до того, как вышла за Тода. И они были счастливы здесь. Меньше всего на свете ей хотелось бы выдергивать уже пущенные корни.

— Но я никуда не хочу переезжать, Тод, — твердо сказала она мужу.

Уголки его рта нервно задергались.

— Понимаю. Но ты не можешь вот так просто взять и отмахнуться от моих слов, Анна!

Он прав. Тод Треверс — один из тех невероятно спокойных и рассудительных мужчин, у которых на все всегда есть готовый ответ. И если Анна расплачется, а именно это ей и хотелось сейчас сделать, и закричит, что не вынесет переезда отсюда, Тод просто уничтожит все ее аргументы своей железной логикой.

Анна глубоко вздохнула.

— Но, Тод, зачем нам переезжать? — терпеливо переспросила она. — Ведь мы же здесь счастливы. Разве не так?

Ответа не последовало, и комнату, как удушливый дым, наполнила неловкая тишина.

— Тод? — Анна посмотрела ему прямо в глаза, побледнев как полотно. — Ты хочешь сказать, что мы здесь не счастливы?

Он покачал темноволосой головой.

— Солнышко, все не так просто.

Анна замерла, услышав грустную нотку в его голосе: в ее голове родилась ужасная догадка, что на самом деле хотел сказать муж.

— Ты что, х-хочешь сказать, что у тебя есть кто-то еще? — сказала она срывающимся голосом, чувствуя обессиливающую пустоту в груди.

Тод расхохотался:

— Ох, Анна…

— Я уже двадцать восемь лет Анна! — яростно огрызнулась она, ощутив облегчение, и швырнула в мужа подушкой. Тод молниеносным движением перехватил мягкий снаряд. — Если в твоей жизни появилась другая женщина, Тод Треверс, то я, черт возьми, хочу знать об этом!

Тод положил подушку и встал. Анна ужаснулась, осознав, что с вожделением глазеет на его бедра. Возможно ли так злиться на мужчину, удивлялась она про себя, и в то же время знать, что, стоит этому самому мужчине подойти к ней, чтобы заняться любовью, она не воспротивится. Только он, разумеется, не станет этого делать. Не сейчас, не на диване, не посреди дня. Тод умел контролировать свои сексуальные аппетиты… дав жизнь тройне.

— Нет никакой другой женщины, — мягко сказал он. — Ты это прекрасно знаешь. Меня просто не интересуют другие женщины…

— Будто бы, — перебила она, лишь немного смягчившись и не желая прекращать разговор.

— Даже если бы у меня были время и силы… ух! — Вторая подушка попала в цель. — У вас прекрасный бросок, миссис Треверс! — отметил он, потирая подбородок, в который угодила вышитая диванная подушка. — Не заняться ли вам гольфом?

— Не пытайся переменить тему, Тод! — мягко предупредила она. — И если другой женщины не существует, лучше тебе прямо сказать, почему ты несчастлив здесь!

— Только не надо сочинять, — спокойно укорил он. — Я ничего подобного не говорил, правда?

Он подошел к ней вплотную. Свободный покрой итальянских брюк не вполне скрывал мощные линии его бедер, и Анна едва справлялась с нахлынувшим желанием.

— Можно я сяду? — спросил он, указывая на место рядом с ней.

— С каких пор ты стал спрашивать разрешения? — плохо владея голосом, поинтересовалась она.

— С тех пор, как ты швыряешь в меня подушками и смотришь так, словно перед тобой стоит самый гнусный разбойник за всю историю человечества, — любезно пояснил он. — Так можно мне сесть?

— Как тебе будет угодно, — пожала плечами она, понимая, что ведет себя как девчонка. Судя по мрачному выражению лица, Тод собирался сказать что-то такое, чего ей вовсе не хочется слышать.

Она отметила, что муж уселся на некотором расстоянии, и была благодарна ему за это. Потому что слишком уж сосредоточилась на его мускулистом теле, даже руки дрожали.

— Ты спросила, счастливы ли мы здесь, — начал он, продолжая хмуриться.

— И ты дал очень уклончивый ответ.

— Ну так выслушай, что я думаю на самом деле. — Он провел рукой по темным взъерошенным волосам и посмотрел ей в глаза. — Конечно, я был здесь очень счастлив.

Она обратила внимание на прошедшее время.

— А что же теперь?

— И сейчас счастлив, — спокойно поправился он. — Просто мы можем быть еще счастливее.

— Но что же это должно означать?

Тод вздохнул, жалея, что отказался от выпивки. Он слишком долго не решался начать разговор, но больше тянуть нельзя.

— Нам очень, очень повезло — я понимаю это, Анна. Мы живем в большой и очень удобной квартире…

— Которая находится в самом что ни на есть центре столицы! — не замедлила уточнить она.

— Именно так.

— При всем желании мы не могли бы перебраться ближе к центру, Тод! Разве не так?

— Конечно. Но, между прочим, у нас растут три дочери, — сухо напомнил он, — которые скоро уже не смогут жить в одной комнате, как бы велика она ни была, — добавил он, заметив, что жена открывает рот, и правильно угадав ее возражение.

— Тройняшки ни за что не согласятся разъехаться! — нашла другой довод Анна, вспомнив многочисленные стычки с дочерьми. Даже выезжая куда-нибудь, они отчаянно настаивали на том, чтобы их размещали в одной комнате. — Сколько раз они об этом говорили!

— А когда ты спрашивала их последний раз?

Что-то в его голосе подсказало Анне, что велись разговоры, в которых она не участвовала.

— Давно, — твердо ответила она. — Но, судя по твоему тону, у тебя есть более свежие сведения.

— Да, я говорил с девочками о их жизни вообще, — неохотно признался он, не понимая, откуда взялось чувство вины.

— Но меня, разумеется, ты посчитал для такого разговора лишней? — саркастически заметила она. — И часто вы говорили об этом?

Тод побарабанил длинными пальцами по бархатному подлокотнику дивана. Будто лошадь проскакала галопом.

— Совершенно незачем говорить со мной таким тоном, будто я совершил страшный грех, Анна, — мягко заметил он. — Ты гораздо больше меня общаешься с девочками.

Анна подавила искушение сказать, что беседы о том, покупать ли новую одежду, или уговоры сесть за уроки, не идут ни в какое сравнение с разговорами о переезде в другой дом.

Она заглянула в пасмурные серые глаза, сейчас сузившиеся так, что виден был только серебристый блеск сквозь густые темные ресницы.

— Так что же именно вы обсуждали? — спросила она. — И каким образом зашел разговор на эту тему?

Наконец он решился поговорить начистоту.

— Это было в твой день рождения, когда я остался с девочками. Помнишь?

Еще бы она не помнила! На двадцативосьмилетие Тод подарил ей билет в один из самых роскошных лондонских дамских клубов.

Про себя Анна подумала, что такой подарок скорее подошел бы женщине, более интересующейся собственной внешностью, чем она. Весь день ее мяли и колотили, она потела в сауне, а потом должна была плюхаться в ледяную ванну. Ее кожу массировали, умащивая жирными кремами, ногти чистили и полировали, потом, после ленча, состоящего исключительно из какой-то несъедобной формы растительного мира, она вернулась домой посвежевшая и помолодевшая, но с волчьим аппетитом.

— И вы совершенно случайно заговорили на эту тему? — подозрительно поинтересовалась Анна. — Именно так оно и было? Девочки вдруг говорят тебе: «Папочка, мы хотим переехать!»

Он не отвечал. Просто сидел и серьезно, терпеливо изучал ее возмущенное лицо.

— Ну, — саркастически произнесла Анна, безумно разозленная его рассудительным видом. Как он смеет быть рассудительным в такую минуту? — Так все было?

— Ты дашь мне возможность рассказать? — спокойно спросил он. — Или будешь и дальше разыгрывать мелодраму?

— Пожалуй, мне надо выпить, — сказала вдруг Анна и не могла не заметить, как удивила Тода. Выпивала она только по праздникам или по каким-нибудь исключительным случаям; да и тогда какой-нибудь малости — стакана вина, не больше — бывало достаточно, чтобы она по-настоящему захмелела!

— Я принесу, — сразу же сказал Тод и ушел на кухню, где занялся откупориванием бутылки вина, поиском стаканов, решая тем временем, как продолжить этот разговор, который обязательно нужно довести до конца.

Анна заметила, что он выбрал очень дорогую бутылку, и удивленно подняла брови, когда Тод с подносом вошел в комнату.

— Похоже, новости действительно плохие, — невесело пошутила она, беря из рук мужа стакан с вином.

Тод ничего не ответил. Он снова сел рядом с женой, пригубил вина, решительно поставил стакан на стол и повернулся к ней.

— Все дело в том, что я провожу с девочками гораздо меньше времени, чем хотел бы. Вот в твой день рождения я и разрешил им делать все, что они захотят, — в разумных пределах, разумеется. Это был подарок для них в твой праздник.

— Очень мило с твоей стороны, — машинально произнесла она, пригубив вино.

— Вот тогда Талли и сказала, невообразимо мрачным тоном, что она никак не может делать то, что по-настоящему хочет, потому что ей это просто запрещено.

— Имелись в виду, наверно, лошади? — медленно произнесла Анна, думая о Наталье, родившейся первой из тройняшек, окончательно и бесповоротно помешавшейся на лошадях. Все свои карманные деньги она тратила на специальные журналы, а если ей нравилась какая-то книга, то можно было не сомневаться, что там немалое внимание уделяется верховой езде.

— Да, — довольно угрюмо согласился Тод. — Она печально спросила меня, почему не может завести себе лошадь.

— Потому что она не хуже меня знает, что верховая езда — это слишком большой риск, — вздохнула Анна. — Всем троим известно, что им запрещено заниматься всеми опасными видами спорта. Ведь это даже записано в их контракте! Еще когда их выбирали, девочкам было сказано, что сломанная рука или нога будет катастрофой для всей компании.

— Что равносильно концу света, не так ли? — поинтересовался Тод.

Издевка в его голосе заставила Анну поднять голову, и что-то трудноопределимое в глазах мужа вынудило ее немедленно поставить едва отпитый стакан кларета на стол.

— Ты на что-то намекаешь? — спросила она тихо.

Тод смотрел на нее совершенно неподвижным взглядом.

— Нет, Анна. Просто мне интересно, так ли уж страшно, если девочки прекратят работать на «Премиум сторз»…

— Конечно, это будет ужасно! — уверенно ответила Анна. — Ты знаешь, как они счастливы, что подписали контракт. Другие дети, гораздо более опытные, чем наши, вцепились бы в такой шанс зубами!

— Ты говоришь, как настоящий шоумен, — критически заметил Тод, и Анна похолодела, потому что он не имел обыкновения разговаривать с ней столь осуждающим тоном.

— Это несправедливо, — возмутилась Анна. — Я никогда не искала славы для девочек — она сама нашла их! Разве ты не помнишь, как долго и досконально мы обсуждали с ними все, что связано с контрактом, прежде чем разрешили сниматься в рекламе? Ты не можешь не помнить! И мы вместе решили, что они могут заниматься этим при условии, что съемки не будут мешать учебе в школе. И съемки действительно не мешают учебе. Ты со мной согласен?

— До сих пор не мешали, — осторожно ответил Тод, — но…

— Ладно, — признала она, пожав плечами. — Они работают, потому что им это несказанно нравится.

— Ты хочешь сказать «нравилось», — поправил он. — Мне кажется, что сейчас они получают гораздо меньше удовольствия, чем вначале.

— В самом деле? Вот и еще одна деталь, которую они сообщили тебе, а меня решили не информировать. — Анна понимала, что ее устами говорят раздражение и обида, но ничего не могла с собой сделать.

Ей было больно. Очень больно.

Она дала жизнь тройняшкам, когда ей исполнилось всего семнадцать — сама едва ли не ребенок, — и всегда полагала, что ближе отношений, чем у нее с девочками, и представить невозможно.

Тод смотрел на бледное, сердитое лицо жены и раздумывал, почему же разговор развивается столь бездарно. Менее всего он хотел восстанавливать против себя Анну. Он знал, как ровно и спокойно обсуждаются самые болезненные вопросы на работе, и не понимал, почему дома любая тема вызывала избыток эмоций и недостаток логики.

Тод сделал еще глоток вина, раздумывая, как выразить недовольство дочерей образом жизни, вызывавшим столько зависти у большинства их ровесников.

— Им действительно нравилось работать на «Премиум сторз», — сказал он Анне с умиротворяющей улыбкой, от которой у той прошел мороз по коже. — Как они выразились, много ли детей шагнули из безвестности в звезды рекламной кампании, которая обеспечит их до конца жизни?

— Именно так! — торжествующе подхватила Анна. — Да плюс к тому они встречаются со знаменитостями и занимаются такими вещами, о которых большинство детей могут только мечтать… — Голос ее печально упал при воспоминании о том незабвенном случае, когда Талли, Таша и Тина подносили знаменитой рок-звезде колу на сцене, запуская рекламную кампанию новой линии диетических напитков «Премиум сторз». Волнения в школе не утихали несколько недель.

— Никто не отрицает, что эта работа дала им возможности, которых, при других условиях, просто не могло быть, — миролюбиво согласился Тод. — Но они работают уже два года.

— И в «Премиум» хотят, чтобы они продолжали эту работу, — упорствовала Анна. — До бесконечности.

Тод решил, что довольно уже ходить на цыпочках вокруг да около. Если жена отказывается понимать, он заставит ее!

— Да, я знаю, что компания хочет и дальше пользоваться их услугами, Анна. Но есть момент, на который ты совершенно закрываешь глаза. Это блестящий контракт, и очень прибыльный, но в нем очень много запретов.

— Ты забываешь — эксклюзивный контракт, — защищалась Анна. — Отсюда и запреты.

Тод покачал головой.

— Я говорю не о запрете для девочек работать на кого-либо еще, пока остается в силе контракт с «Премиум», — возразил он. — Запреты простираются на гораздо более широкую область. Таша очень хорошо учится в школе…

— Она молодчина! — просияла от гордости Анна. — Ее хотят готовить к получению филологического образования!

— Но, чтобы поступить в филологический колледж, ей придется много заниматься, не правда ли? — сказал Тод. — А где она найдет для этого время при всех требованиях «Премиум»?

— Для начала попробует меньше смотреть телевизор, — сказала Анна, повторяя слова, произносимые всеми матерями во всем мире, но Тод яростно замотал головой.

— Зачем ты так? Она очень мало смотрит телевизор. Или нет? Тем временем Талли запрещено ездить верхом во избежание травм, — непреклонно продолжал он. — А она, между прочим, уже накопила достаточно денег, чтобы купить себе собственную лошадь. Каково ей даже не иметь возможности прокатиться в парке?

— Но мы живем в Найтсбридже! — раздраженно возразила Анна. — Скажи, пожалуйста, где она будет держать свою лошадь? Где ты предлагаешь построить конюшню? У «Хэрродза»?[1 - «Хэрродз» — обширная сеть универмагов в Великобритании.]

— В том-то и дело! — выдохнул Тод, и Анна совершенно отчетливо поняла, что попала в тщательно устроенную западню. — Найтсбридж не то место, где люди могут держать животных! У нас нет места не то что для лошади, но даже для собаки, — продолжал он. Слова лились так гладко, что создавалось впечатление, будто он давно уже обдумывал это.

А может быть, так оно и есть? — промелькнуло в голове Анны. А если так, то какого же черта он не поговорил с ней раньше?

— И яблонь у нас тоже нет. Яблонь, которые весной покрываются душистыми цветами, а осенью склоняются от щедрых плодов, — продолжал он, и в голосе звучало столько чувства, сколько она уже не слышала многие годы. Серые глаза потемнели и затуманились. — Нет ручьев, по которым девочки могли бы бегать босиком, пока не стали слишком взрослыми и знаменитыми, чтобы заниматься такими глупостями. Нет полевых цветов, которые они могли бы собирать и плести венки. Они никогда не видели, как кролик скачет, резвясь, по полям, не слышали, как кричит ночью сова.

— Ты начитался книг о сельской жизни! — пошутила Анна с нервной улыбкой коренной горожанки, однако ответная улыбка не тронула чеканных губ мужа. — Ты забыл упомянуть грязь и мошкару, отрезанность от внешнего мира, чуть испортится погода!

— Это ты забываешь, что я вырос в деревне, Анна, — мягко возразил он. — Может быть, мои воспоминания немного окрашены в розовый цвет, но все же могу тебя уверить, что очень хорошо сознаю все неудобства, связанные с жизнью в захолустье.

Анна вспомнила, как начинался их разговор, и неловко пошевелилась. Начало показалось ей очень плохим, но продолжение выходит гораздо хуже. Похоже, Тод собрался абсолютно изменить их образ жизни. Однако есть такая вещь, как партнерство. Он не может заставить ее и девочек переехать в деревню, если они этого не хотят.

Но как убедить Тода?

Анна готова была удариться в панику. Она провела большую часть жизни в этой квартире. Ее отец продал Тоду право собственности очень дешево в качестве свадебного подарка, потому что Тод не мог принять такую квартиру, не уплатив ничего. Она представить себе не могла жизни где-нибудь еще. И не хотела верить, что ее семья может жить в каком-либо другом месте.

Может быть, она уделяет мужу недостаточно внимания? Ведь именно от этого постоянно предостерегают женские журналы, когда публикуют бесконечные истории о женах, которые считают, что муж — данность, которой у них не отнять. Не потому ли он выглядит последнее время таким грустным и рассеянным?

И все же в ее арсенале есть одно очень эффективное оружие, которое быстро заставило бы Тода изменить взгляд на вещи… Если бы только ей хватило смелости его применить…

— Ффу! — с чувством вздохнула она и вытерла рукой абсолютно сухой лоб. И безумный план обрел черты видимой реальности, потому что его поза, слегка изменившаяся в ответ на ее движение, что-то во взгляде, совершенно неуловимое, пробудили в Анне неистовое желание… Она откашлялась, но голос не желал подниматься выше сладострастного шепота. — Здесь становится уж-жасно жарко. Тебе не кажется, милый?

По внезапно дрогнувшему голосу жены Тод понял, чего она хочет, и почувствовал немедленный отзыв в собственном теле. Он сам хотел ее, но обычно они не делали это так.

Днем он работал, а если и не работал, то как бы они умудрились заняться сексом в квартире, по которой снуют три непоседливые и любопытные девчонки? Анна же всегда так мило смущалась. Значит, она действительно очень хочет остаться в Лондоне, если готова соблазнить мужа среди бела дня!

Он постарался выбросить из головы сомнения в том, достаточно ли будет немедленно заняться любовью, чтобы заделать все трещины, которые только что открылись в их отношениях. Сейчас его не интересовало ничто на свете. Анна умышленно подожгла запал — пусть и не пеняет за последствия.

— Тебе жарко, да? — принял он ее игру.

— Угу. Я сейчас расплавлюсь и растекусь. — Неторопливо, отчасти потому, что дрожали пальцы, Анна стянула мешковатый свитер и осталась в футболке, которая была не особенно новой и нельзя сказать чтобы обтягивала тело, однако достаточно ясно обрисовывала тяжелые выпуклости груди, и Анна хорошо видела, как наблюдает за каждым ее движением Тод. — Вот, — глуховато произнесла она и поразилась тому, насколько порочно звучит голос.

Мускул на его щеке теперь бился непрерывно, и Тод понимал, что попался в шелковые тенета желания.

— Так почему бы тебе не снять что-нибудь еще? — игриво поинтересовался он и мысленно удивился. Произнеси он такое, скажем, в офисе… Это звучало бы отвратительно. А сейчас — вполне уместно.

— А-а ты? Т-ты не хочешь? — дрожащим голосом, с натянувшимися как струны нервами спросила она.

Ему не потребовалось повторного приглашения. Тод подался вперед, глаза его затуманились, а рот изогнулся от жадного предвкушения, и он впился губами в ее приоткрытые губы страстным поцелуем. Потом его рука скользнула под футболку и властно обхватила полную грудь.

Анна прикрыла глаза, издав протяжный стон наслаждения. Неожиданный порыв соблазнить мужа и страстная готовность его ответа разожгли в ней отчаянное желание.

— Где тройняшки? — поинтересовался он.

— В-внеклассная работа, — выдохнула Анна, с трудом связывая воедино путающиеся звуки. — Саския привезет их домой.

— Когда они вернутся? — настаивал он, лаская и дразня под белоснежным кружевом бюстгальтера ее сосок, отчего тот твердел и увеличивался.

— У н-нас около часа, — задыхаясь и заикаясь, выговорила Анна, пытаясь вспомнить, когда они в последний раз занимались любовью так. Много лет назад. Очень давно.

Анна дергала шелковую рубашку мужа, неумело пытаясь расстегнуть ремень. Тод обнаружил, что его собственные руки дрожат, как у школьника. Он так хотел ее, что почти терял рассудок. Такой силы чувства он не испытывал уже долгое, долгое время…

Неужели это размолвка подлила масла в огонь страсти? — спрашивал он себя. Неужели теперь им нужно обменяться несколькими резкими словами, чтобы страсть вспыхнула с умопомрачающей силой?

— О, Тод! — шепнула на вдохе Анна, вся охваченная огнем желания. Ее пальцы ласковыми ящерицами бегали по мускулистому торсу мужа. — Тод, пожалуйста!

Но от застарелых привычек трудно избавиться, и Тод замотал головой, хотя для этого потребовалось немалое самообладание.

Все десять лет их совместной жизни дети постоянно были где-то рядом, и Тод с Анной никогда не занимались любовью при девочках, даже когда те были еще совсем несмышлеными крохами. Им обоим казалось неправильным отдаваться сексуальным наслаждениям, когда по комнате ползает кто-то из малышей. Как нередко говорил Тод, дети не лучшим образом действуют на любовные порывы. И Анна не раз задумывалась, не потому ли это, что дети часто оказываются неожиданным последствием таких порывов?

Как их дети…

— Не здесь, — прохрипел он, с трудом справляясь и со своим гулко колотящимся в груди сердцем, и со страстной мольбой в ее больших голубых глазах. — Что, если девочки вернутся раньше?

— Значит…

— Шшш, — остановил он, вставая и наклоняясь, чтобы поднять жену с дивана. Легко, как пушинку, понес ее в спальню. Нести было нетрудно — трудно было найти дорогу в спальню, потому что разжигаемая ею страсть окончательно спутала мысли.

И все же это помутнение рассудка было временным. Тод решил продолжить прерванный разговор с женой, когда страсть будет удовлетворена.

Анна же, которую почти лихорадило от предстоящих любовных игр среди бела дня, цепляясь за мужа, опустившего ее на кровать и начавшего сдирать с нее леггинсы, тешила себя бесплодной надеждой, что вопрос о переезде теперь закрыт…


Глава вторая


В мягком свете предвечернего солнца сердцебиение Анны стало успокаиваться, и она улыбалась самой себе, рассеянно проводя пальцем по влажному от пота бедру Тода.

Скрипнув зубами от внутреннего усилия, Тод отодвинул руку жены.

— У-у-у, — надулась Анна.

— Не сейчас, солнышко, — сказал он, хотя все его тело жаждало волшебного наслаждения, которое источали легчайшие прикосновения ее рук. — Сколько у нас еще есть времени?

Анна бросила взгляд на стоящие на тумбочке у кровати часы.

— Ровно полчаса, — зевнула она. В глазах ее появилось сожаление, когда она мысленно представила жадные и лихорадочные ласки. — Все было так быстро. Мы спешили, правда?

— Угу. — Он улыбнулся воспоминанию. — Но тебе все-таки понравилось?

Анна вспыхнула — привычка, от которой она никак не могла избавиться, к немалой своей досаде и к немалому удовольствию мужа.

— Ты же знаешь, — тихо, чуть ли не спокойно ответила она, хотя в мыслях было полнейшее смятение. Да, это было чудесно, но они занимались любовью совсем не так, как она привыкла. Безумие началось еще до того, как Тод принес ее в спальню и стал срывать с нее одежду, почти не владея собой, без следа обычного нежного поддразнивания.

Анна села на измятой постели, волосы двумя светлыми потоками заструились на ее обнаженную грудь.

— Я лучше оденусь…

Он положил ладонь на ее руку.

— Подожди.

Она обернулась, улыбаясь радостно, но и немного озадаченно.

— Но, милый, ты же сам сказал, что у нас нет времени…

Тод покачал головой.

— Нет времени еще раз заняться любовью, Анна, — серьезно сказал он. — Я имею в виду не это. Я хочу поговорить.

— Поговорить? — Анна почувствовала в горле едкий ком страха и спрыгнула с кровати, чтобы спрятаться от непоколебимой решимости, мерцавшей в глазах мужа. — Поговорить о чем, Тод? — спросила она, шаря в поисках трусиков.

— О том, о чем не договорили, когда ты начала дуться и дразнить меня этим сладким телом. О переезде, — непреклонно ответил он, наблюдая, как она натягивает целомудренные синие трусики на бедра, и мимоходом спрашивая себя, почему Анна не носит пикантное белье, которое он привозит ей из каждой поездки за границу.

— Но мне казалось, мы высказали все, что думали по этому поводу, — возразила она, застегивая бюстгальтер.

Тод покачал головой.

— Э, нет, солнышко, — с нажимом сказал он. — Это ты сказала все, что думаешь об этом. А именно — что не хочешь переезжать.

— Ах так! — Она кусала дрожащие губы, видя, что Тод не обращает никакого внимания на ее возражения. — Просто мое мнение ничего не значит?

Тод вздохнул.

— Конечно, оно много значит! Если бы я не знал, как сильно ты хочешь жить именно здесь, то завел бы разговор о переезде в деревню много лет назад!

— И услышал бы от меня те же возражения, что сейчас! — тут же заявила она.

Откинувшись на подушки и заложив руки за голову, Тод медленно улыбнулся жене: говорить нужно по-другому.

— И что же такое ты делаешь в городе, чем не могла бы заниматься в деревне?

— Хожу в театр, — немедленно ответила она. — И на концерты. А есть еще художественные галереи и парки… и специализированные магазины!

— А что, если бы мы жили не очень далеко от другого города? Что тогда?

— Но зачем нам вообще переезжать? Мы обосновались здесь, Тод! — уклонилась она от ответа. — Неужели ты не понимаешь?

— Да, — согласился он. — Но мы легко можем обосноваться в любом другом месте. — Заметив упрямое выражение на лице жены, он понял, что разумнее будет несколько отступить. — Я вовсе не наивен, солнышко. И знаю, что не так просто упаковать вещи и…

— Тогда зачем все это затевать? — возмутилась Анна, злясь на нелепую идею, чтобы не сказать прихоть, ради которой Тод собирается перевернуть вверх дном их жизнь.

— Мы уже обсуждали причины: больше места вокруг дома, более подходящая жизнь для девочек…

— Но неподходящая для меня.

— Более подходящая для всех нас, — мягко поправился он. — В глубине души ты это понимаешь, солнышко.

Анна, готовая разразиться слезами, торопливо натянула смятую футболку, и светлые волосы легли как золотой шлем. Она встряхнула головой.

— И что же случилось, что у тебя вдруг возникла такая идея? — спросила она. — Просто Талли пожаловалась, что не может завести лошадь?

— Вовсе нет. Это совпадение.

— Что же тогда?

Он пожал широкими плечами.

— Мне пришлось заняться долгосрочным планированием своего бизнеса, и тут я понял, что больше нет никакой нужды постоянно находиться в Лондоне. При современных системах связи я могу работать, живя практически где угодно. К тому же ты знаешь, как долго я добираюсь до работы.

Анна кивнула. Тут он прав. Движение по утрам такое, что Тоду приходится выезжать с рассветом, а домой возвращаться зачастую, когда она уже укладывает тройняшек в постели. Иногда и позже. Неудивительно, что он так устает.

И не выйдет ничего хорошего, если предложить Тоду сократить рабочий день, хоть он уже и заработал столько, что им всем хватило бы на несколько жизней. Потому что деловая этика так глубоко вошла в натуру Тода, что стала его образом жизни. Он много работает, потому что ему нужно так работать.

— Но мы же, наверное, можем найти компромисс? — предложила она и несколько раздраженно добавила: — И ради Бога, не мог бы ты встать и одеться, Тод? Девочки будут здесь с минуты на минуту.

Он ухмыльнулся, встал с кровати и натянул джинсы. Анна поймала себя на том, что не может отвести глаз от мужа. Он — как роскошный праздник, которого всегда недостаточно. Вот и сейчас пальцы сами тянутся погладить темный от загара атлас его обнаженной кожи.

Он поднял глаза от пуговиц рубашки и нежно улыбнулся.

— Вам хочется снова забраться со мной в эту постель, не правда ли, Анна Треверс?

Анна покраснела.

— Вовсе нет.

Он подошел к ней вплотную и приподнял ее подбородок.

— Не смущайся, солнышко. Несколько минут назад ты ведь совсем не смущалась!

— Тод! — Анна прикусила губу, вспомнив, как он безжалостно срывал с нее одежду, торопясь точно на пожар.

— Нет ничего плохого в том, что мы по-прежнему хотим друг друга, и не стесняйся признать это. — Потом он мягко добавил: — Надеюсь, наше взаимное желание будет даже расти с годами. Вот еще одна причина, по которой нам стоит переехать. Квартира у нас просторная, но комнат не хватает. А собственная комната необходима каждому.

— Разве у нас с тобой нет комнаты?

— Черта с два, Анна. — Он говорил как человек, давно продумавший все аргументы. — Комната девочек находится за этой стеной. Пройдет еще несколько лет, и они поймут, почему мамочка так стонет по ночам. Как тебе это понравится?

— Тод! — она залилась густой краской.

— Не говоря уже о том, что придется проделывать все молча, — нахмурился он, — я думаю, что наши шансы заняться любовью, просто когда захочется, по-прежнему будут крайне низкими — если только мы не предпримем серьезных мер.

Анна окончательно управилась с леггинсами и повернулась к мужу.

— И что же такое вселилось вдруг в вас, Тод Треверс? — требовательно спросила она. — Вы думаете, найдется еще мужчина, готовый изменить все только для того, чтобы получить возможность больше заниматься сексом?

До сих пор Тод проявлял столько терпимости и понимания, сколько мог, но после этого оскорбительного выпада он побледнел от злости.

— Значит, ты считаешь, что я затеял это по одной-единственной причине? — поинтересовался он угрожающе. — Ради того, чтобы спокойно заниматься сексом?

— Я не знаю, — устало ответила Анна. — Ты должен мне объяснить. Что еще? Кризис среднего возраста? Тогда не слишком ли ты молод для этого в свои тридцать три?

— Вот именно, черт возьми! — яростно согласился Тод. — Но может быть, ты отчасти права. Может быть, действительно некий кризис, просто у тебя не было времени или желания заметить это раньше…

— Тод… — перебила она, пораженная как злым выражением его лица, так и тем, что они, кажется, собираются затеять настоящий скандал. — Я тебя не понимаю. Что ты хочешь сказать?

— Не понимаешь? — Она никогда еще не слышала у него такого злого голоса. — Как же ты можешь понять? Ты же никогда не слышишь ничего, чего не хочешь слышать. Но сейчас наступило время, когда вам придется выслушать меня, Анна Треверс!

— Говори, — ответила она низким взволнованным голосом.

Он набрал побольше воздуха в легкие.

— Тебе никогда не приходило в голову, что наша жизнь превратилась в рутину?

— Рутину? — не веря своим ушам, повторила она.

— Конечно.

Увидев, как она потрясена, Тод смягчился и протянул руку, чтобы прикоснуться к ней, но Анна отстранилась.

— Мне показалось, ты хочешь поговорить, — холодно заметила она.

Тод кивнул. Она права. Секс уже один раз отвлек их от темы.

— Анна, ты выросла в этой квартире, — вздохнул он. — Мы провели здесь всю свою супружескую жизнь. Тут выросли наши девочки, и теперь нам становится тесно. Мне кажется, мы задыхаемся в ней.

В его словах была ледяная завершенность, будто заканчивался какой-то этап их жизни, и холод дурных предчувствий зябкой дрожью прошел по спине Анны. Она сглотнула страх, куском застрявший в горле.

— Я слушаю тебя, Тод, — тихо произнесла она.

— Это уже хорошо, — был его осторожный ответ.

Слезы грозили пролиться из ее глаз.

— И теперь ты впервые хочешь произнести вслух то, что мы оба всегда знали: что я женила тебя на себе, забеременев! Если бы ты не встретился со мной, ты никогда не оказался бы в этой ужасной ситуации и смог бы жениться, как и собирался, на своей любимой Элизабете!

Его сузившиеся серые глаза превратились в осколки гранита.

— Я очень тебя прошу, Анна. Даже в запале не надо говорить слова, о которых ты потом пожалеешь!

Но она отметила, что возражать он не стал.

— В таком случае я лучше вообще ничего не буду говорить, — заявила она.

Он открыл рот, чтобы ответить, но громкий звонок в дверь возвестил о прибытии тройняшек, и Тод решил промолчать. Пока.

Когда Анна направилась за мужем к двери, он попытался примиряюще обнять ее, но жена уклонилась от объятий, не в силах еще простить сказанное.

— Просто подумай обо всем, что я сказал, Анна, — попросил он, не обращая внимания на частые звонки. — Все, о чем я прошу. Поразмысли. Ты можешь сделать это для меня?

Что она могла возразить на такую просьбу?

Выходя за Тодом из спальни, Анна боязливо заглянула в зеркало. Волосы спутаны, щеки предательски горят, но хуже всего то, что синие трусики надеты, кажется, задом наперед. Хорошо, что хоть этого девочки никак не могут заметить! Она собрала волосы в привычный хвост и перетянула резинкой.

Тод открыл входную дверь, и в квартиру вихрем зеленых школьных форм и белокурых локонов ворвались три девочки, тут же принявшиеся возбужденно и одновременно тараторить, как делали это с тех пор, как научились говорить.

— Мамочка, Ханна Фипс, та, что пишет книги о лошадях, приезжает к нам в школу, и я буду дарить ей букет цветов!

— Мамочка, мне дали роль ведьмы в весеннем спектакле, и я должна была принести тебе список того, что нужно для костюма, но я его потеряла.

— Мамочка, я написала дополнительную работу по латыни — просто так, а там оказалось все правильно, и миссис Макфаден по-настоящему мной довольна!

— Правда?

— Угу, миссис Макфаден говорит, что я могу получить директорскую премию!

Губы Анны растянулись в широкую улыбку гордости, а глаза с удовольствием рассматривали дочерей-тройняшек, совершенно неразличимых на вид, но с такими разными характерами. Все они унаследовали ее светлую веснушчатую кожу; кобальтовые глаза и золотистые волосы достались им тоже от матери, но если ее волосы были прямыми, то на маленьких головках вились непокорными локонами. Высокие для своего возраста, с доставшимися от Тода стройными, спортивными фигурками.

— Привет, мои хорошие! — говорила Анна, обнимая всех по очереди. — Какие вы у меня умницы!

Наталья, Наташа и Валентина были известны дома под ласковыми именами: Талли, Таша и Тина. Талли и Таша родились тринадцатого февраля, третья же сестра присоединилась к ним только через две минуты после полуночи, в День святого Валентина.

— Папочка, почему ты дома так рано? — спросила Таша, переводя с матери на отца любопытные глазенки.

— Я… вроде как… устроил себе выходной на полдня, — запинаясь, пояснил Тод, и Анна с большим трудом подавила улыбку, забыв о своем раздражении. Не часто приходилось ей видеть, чтобы муж не мог найти нужных слов!

— А-а, понятно. А почему у тебя рубашка надета наизнанку? — невинно добавила Таша.

— Гм… а не хотят ли три усталые труженицы выпить сока с печеньем? — поторопился предложить Тод.

— Ура! Очень хотим, папочка! — хором закричали все трое.

— А тебе, милая? — Тод посмотрел на Анну.

Глаза их встретились поверх светлых головок, и ясно читавшаяся решимость во взгляде мужа заставила Анну вздрогнуть от предчувствия продолжения неприятного разговора.

— Чаю, пожалуйста, — попросила она, благодарная хотя бы за передышку.

Пока Тод гремел посудой на кухне, а Анна причесывала взлохмаченных тройняшек, наступило временное затишье.

Обсуждая с девочками последние новости из художественной студии, она не могла не думать о сказанном мужу. Собственные слова преследовали ее и не давали покоя. Во время ссоры она впервые осмелилась высказать Тоду правду.

Но факты говорили сами за себя. Она действительно женила на себе Тода Треверса, который вовсе не собирался этого делать.


Глава третья


Анна познакомилась с Тодом в ночном клубе. Ей было тогда всего семнадцать лет, и она никогда прежде не бывала в таких местах. Клубы не казались Анне каким-то особенно привлекательным местом, но это был день рождения одноклассницы по престижной Кенсингтонской школе, и та настояла, чтобы повести пятерых подруг в один из самых оживленных лондонских клубов.

Что оживленный — это точно! Но там было тесно, шумно, а от вспышек света, превращавших ее подруг в серебристо-белых дергающихся марионеток, у Анны дико разболелась голова. Не прошло и двадцати минут, как она поняла, что хочет только одного: поскорее уйти домой.

Тод тоже попал в клуб не по своему желанию. Его шофер, работавший с ним еще с тех пор, когда Тод только начинал делать свой первый миллион, женился в ближайшие выходные и этим вечером пригласил Тода на мальчишник. В свои двадцать три года Тод не увлекался ни мальчишниками, ни выпивкой, но он чувствовал себя обязанным принять приглашение и надеялся только, что его лицо не слишком явно выражает скуку.

Около полуночи, чувствуя, что музыка уже барабанит изнутри, он незаметно сбежал и обнаружил уютный, освещенный неярким светом бар на втором этаже здания.

Анна отправилась на поиски туалета, но, найдя, тут же пожалела об этом, потому что оказалась перед большим зеркалом и немедленно убедилась, что изысканное платье и макияж придали ей вид очень взрослой и умудренной опытом девицы.

Платье, разумеется, было не ее, поскольку гардероб Анны не предусматривал ничего подходящего для подобных случаев. Хоть Анна и училась в дорогой, престижной школе, отец не имел ни малейшего представления о запросах девочек.

Этот замкнутый государственный служащий проводил большую часть времени в своем пыльном и захламленном кабинете в Уайтхолле. Когда-то он был совсем другим человеком, веселым папой Анниного детства. Мать Анны сбил пьяный водитель, когда девочке исполнилось четырнадцать, и с тех пор будто свет погас в жизни отца. Он вообще стал редко бывать дома. Не в состоянии разделить свое горе с дочерью, он заглушал его работой.

Довольно сухой интеллектуал, он не интересовался высокой модой, а то немногое, что все-таки знал о ней, только убедило отца, что мода — не что иное, как умышленное надувательство, единственной целью которого является разлучить юных и впечатлительных девочек с их деньгами. Поэтому, получая хорошие карманные деньги, Анна, тем не менее, не могла позволить себе туалеты, которые носило большинство девочек ее круга.

Платье, взятое взаймы, преобразило ее, потому что никогда прежде Анна не замечала, чтобы мужчины так вожделенно глазели на нее. Это было короткое атласное платье на бретельках-шнурках, обнажавшее молочно-белую кожу плеч. Шелковистая серебристо-серая ткань облегала ее гибкие формы, и глаза большинства мужчин следовали за ней неотступно.

Тод потягивал тоник и краем глаза наблюдал за женщиной в мерцающем платье. «Отличные ножки», — мелькнуло в его голове, но потом что-то заставило приглядеться внимательнее, и он нахмурился.

При всей красоте в девушке ощущалась какая-то неловкость. Было заметно, что она не слишком уютно чувствовала себя здесь. Тогда зачем пришла? Ведь с минуты на минуту какой-нибудь из накачавшихся спиртным подонков подойдет к ней и, дыша перегаром, затеет двусмысленный разговор. В лучшем случае.

Тод встал, не обращая внимания на то, что все присутствовавшие женщины бесстыдно раздевали его глазами.

Кроме одной.

Разумеется, Анна заметила его. Но только чересчур тщеславной или самоуверенной женщине могло прийти в голову, что такой мужчина задержит на ней взгляд. А она не страдала ни одним из этих недостатков.

И вдруг она удивленно захлопала глазами, увидев, что незнакомец идет через бар, явно направляясь именно к ней.

Анна даже оглянулась через плечо, проверяя, не стоит ли там, сзади, какая-нибудь роскошная дива, дарящая соблазнительной улыбкой высокого сероглазого красавца. Но никого не было. Только она сама. Анна прикусила губу.

Тод видел ее невинное смущение, и тепло странного удовлетворения согрело его грудь, когда он приблизился к девушке.

— Здравствуйте, — сказал он глубоким, хорошо поставленным голосом. — У вас такой вид, будто вы потерялись.

— Я бы очень хотела, — откровенно призналась Анна. — Здесь хуже, чем на фабрике фейерверков.

— Правда? Почему же? — Он был заинтересован, и не скрывал этого. Последнее время нечасто удавалось встретить женщину, способную произнести что-нибудь оригинальное. Большинство из них только соглашалось с каждым его словом.

— Ну, все эти мигающие огни, от которых можно просто сойти с ума, а музыка гремит так, что лопаются барабанные перепонки! — Анна осмотрелась с явным неодобрением. — К тому же здесь ужасно дорого.

— Вы говорите так, словно попали сюда случайно, — отметил он.

Анна пожала плечами.

— Пришла с подругами, — ответила она, умышленно не добавив «школьными».

— А они?.. — он оглянулся по сторонам.

— Танцуют. Внизу.

— А вы не хотите танцевать? — поинтересовался он, представив себе, каким небесным блаженством было бы держать в руках это покачивающееся в такт музыке тело.

Анна на мгновение задумалась. Она была бы не против потанцевать с ним. Совсем не против. Но решится ли она пойти с ним вниз, на танцевальную площадку? Он красивее всех, кого она видела здесь этим вечером. Не накинутся ли на него другие девочки, как голодные собаки на сахарную кость?

— Нет, не очень, — пожала она плечами. — Там слишком много народу.

— Тогда, может быть, хотите выпить? Или лучше чашечку кофе?

— Я бы с удовольствием выпила кофе, — с жаром согласилась Анна. — А здесь разве есть?

Он передернул плечами.

— Уверен, что здесь выдают за кофе какую-нибудь коричневую бурду, но я знаю небольшой экспресс-бар прямо за углом, где готовят лучший кофе во всем Лондоне. Вы не против?

Анна колебалась. Она хорошо помнила, чему учили на уроках личной безопасности, но какой-то внутренний инстинкт подсказывал ей, что этому человеку можно довериться.

— Можете пригласить с собой подружку, если так вам будет спокойнее, — мягко предложил он, правильно истолковав ее сомнения.

Вот уж ни за что! Анна мотнула головой, и золотистые волосы тускло блеснули в приглушенном свете бара.

— В этом нет необходимости — у меня, знаете ли, черный пояс по карате, на случай, если понадобится защитить себя.

— Правда? — поразился он.

— Нет! — рассмеялась Анна. — Но я вас огорошила. Скажете, нет?

Он тоже рассмеялся.

— Тод Треверс, — негромко представился он и протянул руку.

— Анна Маршалл, — ответила она, пожимая ее.

Они провели невинный и захватывающий час за чашкой кофе, хотя потом Анна с трудом могла вспомнить, о чем же был разговор. Она только радовалась, что хорошо училась в школе, а отец заставлял ее внимательно прочитывать газеты, благодаря чему она могла свободно поддерживать беседу с разносторонне образованным Тодом Треверсом.

Потом они вместе вышли на освещенную неоновыми огнями улицу, и Тод на такси проводил ее до Найтсбриджа. Анна чувствовала, как заливается румянцем, когда шофер затормозил у ее дома. Она отчаянно надеялась, что Тод предложит встретиться снова.

Во время поездки Тод боролся с собственной совестью. Эта девушка совсем не походила на женщин, с которыми он до сих пор встречался. Были в ней какие-то чистота и невинность, вызывавшие в нем потребность защитить ее, чувство, которое он испытывал лишь дважды в жизни: к младшей сестре и школьной подруге Элизабете. Но он никогда не был влюблен в Элизабету…

Такси остановилось, и Тод, прислушиваясь к голосу совести, заставил себя спросить:

— Сколько вам лет, Анна?

Настал момент истины, но Анна предпочла ложь.

— Двадцать, — сказала она беспечно, видя, как он с облегчением улыбнулся.

Жребий был брошен.

В течение последующих недель Анне удавалось встречаться с Тодом каждый день наедине, удачно скрывая это от отца, что оказалось вовсе не сложно, так как Тод не изъявлял ни малейшего желания делить ее с кем-то другим.

На его вопросы о себе Анна отвечала очень уклончиво, говоря, что сейчас у нее пасхальные каникулы, и, когда Тод высказал предположение, что она занимается в университете, Анна не стала переубеждать его, утешая себя тем, что и вправду будет скоро учиться в колледже. Она, человек поразительной честности, вскоре открыла, что обманывать ужасно легко, особенно когда чего-нибудь безумно хочешь.

А ее желание было велико…

Ей было безразлично, обманывает она или нет. Она полюбила его, но знала, что все рухнет, если он узнает, сколько ей лет на самом деле. А любовь есть любовь. Анна потеряла мать, и это заставило ее быстро повзрослеть. Лучше, чем большинство людей, она знала, что счастье недолговечно, и твердо верила в то, что нужно хвататься за него обеими руками, поскольку не известно, когда оно исчезнет. И Анна решила сделать все необходимое, чтобы удержать Тода Треверса…

Тод увлекся куда сильнее, чем ему хотелось бы. Он влюбился впервые, и это чувство перевернуло его жизнь. Впервые он осознал, что на свете существует нечто гораздо более сильное и волнующее, чем разум.

Его жизнь была так же изломана, как и жизнь Анны. В свой восемнадцатый день рождения он унаследовал разорившуюся фабрику, что в значительной степени повлияло на его решение отказаться от Оксфордской стипендии. Его отец, азартный игрок, спустил все небольшие сбережения, которые имелись в семье, и бежал в Австралию. Там он и умер спустя год от чрезмерного употребления алкоголя, без гроша в кармане.

На плечи Тода легла забота о матери и младшей сестре, и всю свою злость на предательство отца он направил на преобразование фабрики в динамичное и удачливое предприятие по производству различных сортов мороженого из лучших натуральных ингредиентов. Это была очень своевременная стратегия. Потребитель как раз бунтовал против безликого массового производства и был готов платить большие деньги за качество. В ту пору Тод еще не осознавал, что основывает новое направление в торговле, но потом всегда старался быть впереди своего времени.

За первой фабрикой последовали другие. Руководители предприятий, которым грозило банкротство, видя его успех, приходили за советом, и Тод превращал их компании в прибыльные.

Другие уже давно бы промотали состояние, заработанное в столь раннем возрасте, но Тод консультировался у лучших финансистов. Вскоре он стал владельцем впечатляющего портфеля акций и ценных бумаг, что обеспечивало ему вполне комфортное существование.

Да, Тод работал много в течение последних пяти лет и сейчас хотел поиграть…

Заниматься любовью с Анной превратилось из простого желания в необходимость. Страсть, испытываемая к ней, переполняла его. Он никогда бы не поверил, что может чувствовать такое к женщине. Его страсть была всепоглощающей. Он должен был владеть ею. Жажда обладания стала больше, чем просто желание. Он ощущал примитивную потребность дать всем знать, что она принадлежит ему. И если бы не его двадцать три года и не циничное отношение к браку — следствие поведения отца, — он бы женился на ней немедленно, несмотря ни на что…

Интимные отношения между ними были лишь вопросом времени, и только вопросом времени было то, сколько еще Анна могла оттягивать пугающий момент признания, что ей всего семнадцать и что она беременна…


— Дорогая?

Анна растерянно подняла глаза, пытаясь вернуть себя в реальность, и увидела Тода, стоящего над ней с чашкой дымящегося чая в руке.

— Такое впечатление, что ты где-то далеко отсюда, — заметил он, передавая ей чашку и устраиваясь на подоконнике, вытянув длинные ноги в вылинявших, ставших почти белыми, джинсах. За незашторенным окном было уже совсем темно. Фонари сверкали, как топазы, сквозь голые ветки деревьев, выстроившихся вдоль Кингсбриджской площади.

Анна попыталась представить себе другой вид из окна, отличный от того, к которому она привыкла и который обожала, и едва сдержала дрожь, пробежавшую по спине.

— Где девочки? — спросила она.

— Смотрят детский канал, поглощая сок и пирожные. Я сказал, что нам с тобой нужно поговорить.

— Ясно. — Ее голос был удивительно спокойным, без обычного бурлящего энтузиазма.

Тод наблюдал за ней из-под опущенных ресниц.

— Пей чай, — сказал он вкрадчиво.

Анна попыталась улыбнуться, но ее губы, казалось, застыли в гримасе.

— Нет никакой нужды обращаться со мной, как с инвалидом.

Его глаза сузились.

— Да? А разве кто-то не прячется в свою раковину, как улитка, убегая от малейших намеков, которые могут его расстроить?

Анна отставила в сторону чашку, опасаясь, что та выпрыгнет из трясущихся рук.

— И поэтому ты ни с того ни с сего обрушиваешь все это на меня?

Разве? Но ведь в течение последних недель он и правда делал какие-то намеки, которых Анна не замечала или просто предпочитала не замечать. Но это уже не важно… Важно то, что происходит сейчас. Чем он может оправдать очевидную внезапность своего предложения? Как может заставить ее посмотреть на все его глазами, принять все с энтузиазмом, хотя на самом деле предлагает ей поездку на Марс без обратного билета?

— Чего я хочу — продать дом и переехать в новый. Американцы говорят — «сбросить скорость», — произнес Тод задумчиво. — Снизить скорость жизни на пару оборотов, чтобы улучшить ее. Это означает прекратить постоянное преследование собственного хвоста. Представь, Анна!

Анне показалось, что ее окатили ледяной водой. Так вот какой он видел их жизнь! Постоянная гонка? Даже больше — ловушка? И они как белки, непрестанно вертящие колесо в клетке? Или они бежали по параллельным прямым? Она, Анна, довольная, счастливая, жила в безопасности в своем маленьком мирке, не осознавая, что Тод отчаянно несчастен в своем?

— Я не уверена, что могу представить тебя живущим такой жизнью, — ответила она медленно.

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что ты всегда упивался темпом городской жизни, зарабатыванием денег, восхождением к вершине. Влиятельный бизнесмен в итальянском костюме и шелковой рубашке.

— Может, я действительно привык смотреть так на это, — заметил он сухо. — Но все меняется, Анна. Теперь я хочу проводить больше времени с тобой и девочками.

Анна широко раскрыла глаза от удивления:

— Правда?

— Да. Ведь если мы не меняемся и не развиваемся — значит, не растем.

— Я предполагаю, ты говоришь о своем личном развитии? — взвилась она, подумав, что они сейчас похожи на людей, собирающихся написать новую книгу по психологии из серии «Помоги себе сам»!

Тод послал ей уничтожающий взгляд, и Анна вдруг заметила, насколько изможденным он выглядит, заметила и тени усталости, залегшие под глазами. Она ощутила новый прилив желания, стремление поправить эту темную волнистую прядь волос, упавшую на лоб, облегчить напряжение в широких плечах кончиками своих пальцев.

— Думаю, да, — пробормотал он.

— А если не изменять ничего? Что тогда?

Тишина, последовавшая за ее осторожным вопросом, казалось, натянулась между ними, как струна.

— Я только знаю, что не могу продолжать жить по-прежнему, Анна, — сказал он наконец. — Замкнутым в исступленной крысиной гонке большого города.

— А девочки?

— Думаю, они тоже готовы к переменам. Почему бы тебе не спросить их самих?

— О, я спрошу, Тод. Не беспокойся. Обязательно спрошу.

Анна подождала с разговором до вечернего купания, и к тому времени к ней вернулось некоторое самообладание.

Тройняшкам было уже по десять лет, но во время купания они обычно возвращались в шестилетний возраст. Одна из ванных в доме была угловой, и иногда, как сегодня, Анна разрешала всем троим прыгать в нее одновременно.

— Но чур не толкаться! — предупредила она их, зная, что приказ будет забыт сразу после его произнесения.

Анна позволила девочкам резвиться, хихикать и брызгаться — выпустить пар.

— Папа говорит, ты безумно мечтаешь о лошади, Талли? — обронила она, направляя струю воды из душа на волосы старшей из тройняшек.

И увидела, как осторожно переглянулись три пары глубоких сапфировых глаз, так похожих на ее собственные. Это еще больше убедило Анну в их почти телепатической близости.

Быть матерью тройняшек — действительно странное ощущение. Иногда ей казалось, что они могут жить как одно маленькое целое, без всякого вмешательства со стороны ее и Тода. Анна всегда была уверена, что сможет покончить с положением аутсайдера в жизни дочерей, и стремилась быть вовлеченной в их жизнь. Вот только Тод теперь намекал, что она слишком вовлечена.

— О, мама. Я так хочу лошадь! Но вовсе не прошу тебя или папу купить ее. Я собрала достаточно денег, чтобы купить ее самой! — сказала Талли с видом человека, долго пытавшегося высказаться.

— Я знаю, у тебя есть деньги, — спокойно согласилась Анна, брызнув из игрушки-пищалки в Тину, младшую из дочерей, которая подмигивала и хихикала.

— В меня, мама! — попросила Таша, обычно самая серьезная из троих. — В меня!

— А еще папа сказал мне, что вам надоело работать в «Премиум», — она вопросительно посмотрела на них.

И снова знакомый заговорщический взгляд пробежал между девочками, и Анна почувствовала, что она — единственный член семьи, кто ничего не знает.

— Мне — да, — сказала Талли очень осторожно, — мне не разрешают кататься на лошади потому, что это опасно!

— И мне, — промолвила Таша. — Я бы хотела иметь больше свободного времени, чтобы изучать греческий.

— Греческий?

— Учительница думает, что у меня большие способности, — гордо сказала Таша, не обращая внимания на гримасы сестер.

— А ты что думаешь, Тина? — мягко спросила Анна.

Тина пожала плечами, и этот жест был так похож на отцовский, что у Анны перевернулось сердце.

— Мне надоело сниматься на телевидении, — ответила она просто.

— Надоело? — потрясенно повторила Анна.

Тина кивнула:

— Приходится так долго стоять перед камерой, ждать, и потом еще каждый кадр снимают снова и снова. А в школе все завидуют и отпускают обидные шуточки.

— Ясно, — медленно проговорила Анна, гадая, сколько еще нового ей придется сегодня узнать. — И как давно тебе это все надоело, Тина?

— Не помню, — уклонилась от ответа девочка.

— Скажи мне, — настойчиво попросила Анна.

— Я думаю, с тех пор, как умер дедушка, — прошептала девочка.

Анна кивнула, мгновенно поняв все.

Ее отец сразу после продажи этого дома ей и Тоду переехал в небольшую квартирку неподалеку. Рождение внучек вновь вернуло его к жизни, он опять стал тем энергичным, веселым мужчиной, каким Анна помнила его с детства. Он оставил свою изнурительную работу в Уайтхолле и посвятил всего себя девочкам.

Отец проводил много долгих часов, играя и шутя с ними, с гордостью и тенью печали наблюдая, как они растут, так как Талли напоминала ему умершую жену. Позже он испытывал огромное удовольствие, видя их симпатичные мордашки на экране телевизора и на плакатах, расклеенных по всей стране.

Он умер внезапно, во сне, около года назад, и Анна поняла, что для нее и девочек какой-то этап жизни подошел к концу. Может, Тод почувствовал то же? Может, смерть ее отца заставила его оглянуться и на собственную жизнь?

— Дедушка любил смотреть вашу рекламу, — мягко сказала Анна. — Он так гордился вами.

Таша очень серьезно кивнула и произнесла:

— Я знаю, мама. Но еще он говорил, что мы должны заниматься рекламой, только пока нам это нравится.

— А вам больше не нравится?

— Нет! — в унисон прокричали тройняшки.

Анна улыбнулась. Как можно сердиться на такой откровенный ответ!

— А папа упоминал, что ему хотелось бы уехать из Лондона? Переехать жить куда-нибудь, где будет больше места, где Талли смогла бы держать лошадь?

Кулачки Талли сжались на груди в просящем жесте, и неописуемая мольба читалась на ее маленьком, в форме сердечка, личике.

— А можно, мама? — спросила она. — О, можно?

Анна перевела взгляд на Тину и Ташу.

— И вы обе хотите того же?

Она заметила нерешительность на их мордашках, вызванную боязнью огорчить ее.

— Только честно, — заметила она. — Я ведь и не узнаю, если вы не скажете мне. Хотите ли вы уехать из Лондона?

— Да, да, мамочка. Да! Конечно, хотим!

Она уложила всех в кроватки и почитала им вслух. Некоторые из школьных подруг смеялись над подобным ритуалом, считая, что они уже слишком взрослые для этого, но тройняшки стойко выдерживали все насмешки: мама читала так хорошо, забавно озвучивая каждого героя книжки, и те представали как живые.

Было уже начало десятого, когда Анна убралась в ванной комнате и положила разбросанные по дому носочки в корзину для белья.

После она направилась в комнату и нашла Тода, вытянувшегося на диване под умиротворяющие звуки Шопена. Его ресницы образовали две мягкие угольно-черные арки, а точеные высокие скулы отбрасывали соблазнительные тени на красивое лицо.

Легкая вечерняя щетина придавала лицу очень мужественный вид. «Он выглядит как самый настоящий разбойник с большой дороги», — подумала Анна, чувствуя, как учащаются удары сердца. Будто он только спрыгнул с лошади, сбросив темный развевающийся плащ, и прилег вздремнуть прямо здесь, на диване…

Тод открыл глаза и вопросительно посмотрел на нее.

— Все в порядке? — поинтересовался он.

Анна уже решила, что будет вести себя, как подобает взрослому человеку, даже если ей очень захочется упасть на пол посреди большой комнаты, колотить ногами по ковру и кричать не своим голосом!

Она набрала побольше воздуха.

— Я полагаю, ты прав, Тод, — произнесла она спокойно. — Ты все очень хорошо продумал, переезд пойдет всем нам на пользу.

Тод от удивления сел. Он ожидал услышать все возможные и невозможные аргументы против, но никак не предвидел такую быструю капитуляцию.

— Ты действительно так думаешь?

Анна закусила губу. Если Тод будет продолжать изображать ее миссис Неразумностью, то все добрые намерения вести себя по-взрослому исчезнут как дым.

— А ты чего ожидал? — последовал ядовитый ответ. — Сложу возмущенно руки и наотрез откажусь ехать?

— Некоторые женщины так бы и сделали, — сухо заметил он.

Вероятно, подумала Анна. Но ведь она уже один раз бесповоротно изменила жизнь Тода, забеременев. Возможно ли диктовать ему условия относительно их дальнейшей жизни?

— И ты, конечно, подумал, что я из их числа. Что, не так? — начала она прощупывать почву. — Ты действительно мало знаешь обо мне как о личности, Тод.

Повисла минутная пауза.

— Я знал тебя еще школьницей, — вымолвил в конце концов Тод уступчивым тоном, который почему-то заставил Анну почувствовать себя неловко. — Затем — когда ты носила наших детей, такая кругленькая и спелая. — Он улыбнулся, но улыбка получилась грустной. — Может, ты и права. Мое знание тебя как личности было ограничено только потребностями нашей семьи. Я действительно не знал тебя по-настоящему без того груза материнства, который приходит с рождением детей, тем более — к девочке, едва снявшей школьный фартучек.

— Пожалуйста, к чему такой трагизм, Тод! Это банально.

— Но это правда! Не так ли? — запальчиво перебил он. — Я не прав?

— И ты хочешь заставить меня почувствовать себя виноватой в том, что прыгнула к тебе в постель? Виноватой, что заманила тебя в сети супружеской жизни, когда мы оба были еще слишком молоды? Ты этого добиваешься?

— О, Анна, — прошептал он усталым голосом. — Если кто-то в чем-то и виноват, то только я. Мне, как старшему и более опытному, нужно было понимать, что происходит. Черт, я все понимал, но полностью игнорировал, совершенно ослепнув от…

— Похоти? — закончила она за него резко.

Тод уж было собрался сказать «любви», но циничное словечко, брошенное Анной, пресекло эту мысль в корне. Он посмотрел на жену ледяным взглядом. Ответ был краток:

— Ты сама сказала.

Руки Анны дрожали, когда она пыталась развязать бархатную ленту, стягивавшую ее роскошные пшеничные волосы на затылке. Спина болела от переутомления. Да, день выдался трудным.

Его глаза пробежали по изгибам ее тела. Большинство женщин уже бы переоделись, а она носит все те же старые леггинсы, что и днем, бесформенная футболка, которую она так поспешно натянула тогда, покрыта мыльными пятнами. Щеки стали розовыми и сияющими от легкого массажа водяной струи. На лице никакой косметики, и выглядела она куда моложе своих двадцати восьми лет. Анна была совсем не похожа на тех невозмутимых, умудренных опытом женщин, которых он привык видеть каждый день на работе.

И он все так же стремился обладать ею.

— Почему ты не идешь ко мне? — мягко прошептал он, чувствуя, как все сказанные обидные слова забылись в тот момент, когда желание начало накатывать своими горячими настойчивыми волнами. — И не снимешь эту хламиду, как тогда, днем?

Но Анне вовсе не хотелось повторно выступать в роли сирены. Ее терзали сомнения при взгляде на невыносимо сексуальное лицо мужа. Неужели эти внезапные проблески недовольства жизнью — начало конца? Может, десять лет с одной женщиной — слишком много? Тем более с женщиной, на которой ты сначала и не собирался жениться…

— Не сейчас, Тод.

Она произнесла это более холодно, чем хотела бы.

— Я не думаю, что все наши проблемы могут каждый раз решаться тем, что ты затащишь меня в постель. Или не так? Или подарить наслаждение — твой способ закрыть мне рот?

Его губы принимали совершенно незнакомое чужое выражение по мере того, как она говорила с той прямолинейностью, которую он очень не любил. Она намеренно искажала все его слова, приписывая смысл, который он никогда в них не вкладывал.

— Именно так ты видишь секс, Анна? — холодно осведомился Тод. — Как оружие? Способ добиться желаемого результата?

— Ты имеешь в виду то, как я добилась тебя?

Челюсти Тода сжались от злости.

— Ты прекрасно знаешь, это совсем не то, что я хотел сказать!

— Знаю? О нет, я только что поняла, как мало на самом деле знаю. И еще меньше я знаю тебя, Тод, — отрезала она ледяным тоном. — Например, я и понятия не имела о том, как плохо тебе здесь…

— Анна…

— Я дала тебе высказаться, так что сделай одолжение и позволь мне закончить свою мысль! — сказала она, стиснув зубы. — Потому что кто знает, сколько еще твоих тайных желаний выплывет наружу перед тем, как все закончится.

Наступила зловещая тишина.

Выражение серых глаз Тода заставило Анну похолодеть от страха.

— Ты закончила? — осторожно спросил он.

Произнося последние слова, Анна подразумевала переезд, но теперь ей стало ясно, что Тод понял ее совсем по-другому. Он подумал, что она говорила об их супружеской жизни! Боже!

— Тод, я совсем не имела в виду наши отношения!

Но Тод был очень зол, огорчен и разочарован.

— Давай оставим этот разговор, Анна, — устало предложил он. — Пока кто-то из нас не сказал ничего такого, о чем мы действительно очень пожалеем.

Он откинулся на подушки и закрыл глаза в знак прекращения разговора.


Глава четвертая


В ту ночь, впервые за их супружескую жизнь, Анна и Тод не спали вместе.

О, они проводили ночи раздельно — когда Анна лежала в больнице с девочками и в те редкие времена, когда Тод уезжал по делам. Но никогда прежде они не были под одной крышей на разных кроватях.

Анна приняла душ и направилась в их комнату, лежа до полуночи с открытыми глазами, ожидая, когда же Тод к ней присоединится.

Наконец, решив, что он уснул в комнате, слушая музыку, после того, как она оставила его, Анна отправилась туда. Но все, что она нашла в темноте, был пустой диван с грудой подушек, и ее сердце тревожно забилось.

«Где он, черт побери?» — удивилась Анна.

Вскоре она это выяснила, приоткрыв дверь спальни для гостей и увидев очертания его тела на кровати. Паника сменилась горечью гнева.

Она позволила себе еще раз посмотреть в сторону кровати. Он спал абсолютно обнаженным, это было очевидно. Тод никогда не мерз ночью, даже в середине зимы, и сейчас простыня сползла вниз по обнаженным плечам. Тод спал спиной к ней, рука покоилась на взъерошенной голове; Анна могла видеть изгибы его мускулистых ягодиц, как если бы они совсем не были прикрыты простыней…

Ярость и желание пульсировали в ней, как комбинация сильнейших наркотиков, и Анна долго стояла в дверях, не зная, что предпринять.

Чувственная сторона ее натуры желала отбросить простыню, примоститься рядом с ним, прижаться грудью к его спине, чтобы он издал тихий беспомощный стон наслаждения и начал любить ее так же неистово, как сегодня днем.

Ведь в действительности, если подумать, сегодняшнее занятие любовью было самым… самым потрясающим за всю их жизнь. «Неужели такое с нами творят разногласия? — подумала она с вожделением и одновременно с отвращением. — Неужели они так распаляют нас, что мы совершенно теряем способность здраво мыслить?»

Намеренно соблазняя его, искушая, Анна надеялась, что он немедленно забудет о переезде и согласится с ее мнением.

Что только доказало, как плохо она оценила ситуацию.

Лечь с ним в постель? Скорее она разделит ее с коброй!

Круто повернувшись, Анна покинула комнату для гостей, и Тод медленно, протяжно вздохнул, выпуская воздух, который он сдерживал, проснувшись от ее присутствия в комнате.

Ни один из них так и не уснул больше этой ночью.


Завтрак оказался не простым делом. Анна обнаружила, что не в состоянии ничего приготовить. Ей, которая обычно шутя справлялась с приготовлением завтрака из десятка яиц и нескольких пачек хлопьев, задача накормить всех сегодня казалась непосильной, и положение еще более усугубилось с приходом на кухню Тода.

На нем был темный костюм, который еще больше подчеркивал тени под глазами, и Анна почувствовала удовлетворение, когда заметила явное подтверждение того, что он провел еще худшую ночь, чем она.

Анна смотрела в серые глаза мужа совершенно бесстрастно, пока тройняшки щебетали свои приветствия.

— Привет, папочка! — сказала Талли, даря ему ослепительную улыбку и рисуя в воздухе лошадь пальчиком.

— Доброе утро, папочка! — Таша ненадолго оторвала глаза от книги с греческими легендами, в которую была полностью погружена.

И только Тина, невнимательная, безалаберная Тина спросила то, что Анна меньше всего ожидала услышать:

— А почему ты спал этой ночью в комнате для гостей, папа?

Взгляд Анны столкнулся со взглядом Тода, но она проигнорировала молчаливый вопрос в его глазах. Он начал все это, сказала она себе зло, так пусть сам и выпутывается!

— Я слегка простудился, — объяснил Тод, — и не хотел будить маму своим храпом.

Таша, хоть и была погружена в книгу, не могла не заметить грубое отсутствие логики в его словах:

— А как же когда у папы был жуткий грипп и мы даже вызывали доктора? Он ведь все равно спал с тобой, мам. Помнишь?

Это как раз и была ситуация, которую может решить взрослый, а не ребенок. Но Анна не справилась с поставленным заданием и позволила себе вовлечь детей в их распри. Но ведь никогда раньше они и не ссорились так сильно.

— Конечно, помню, Таша, — ответила она девочке.

— Так почему, папа?

— Да, почему, Тод?

Тод уничтожающе посмотрел на Анну, его глаза горели злостью. Он отошел налить себе кофе и совладать с мыслями, чтобы не сказать что-нибудь оскорбительное в присутствии девочек.

Он обернулся и наткнулся на четыре пары синих глаз, вопросительно глядящих на него.

— Мне нужно было о многом поразмыслить, — честно ответил он. — И поэтому… — он пододвинул к себе стул, сел и подмигнул дочерям, — я подумал, что для мамы будет лучше, если ей не мешать. Теперь отложи книгу, Таша, и принимайся за хлопья.

— Хорошо, — прощебетала та и начала орудовать ложкой, уже забыв обо всем.

Если бы и Анна могла с такой легкостью забыть обо всем! Необъяснимый страх обволакивал ее.

— Скорее, девочки, — Анна попыталась говорить весело и беззаботно, но вместо этого в ее голосе сквозили неуверенность и пустота. — Сложите вместе свои рюкзачки. Ваша одежда в холле. И поторопитесь! Тина, милая, пожалуйста, быстрее — нам нужно выйти через пятнадцать минут!

Тройняшки покинули кухню, оживленно болтая, и повисшая сразу после их ухода тишина казалась оглушающей.

Тод налил себе вторую чашку кофе и наблюдал за Анной, попивая его.

— Какие у тебя на сегодня планы? — мягко спросил он, доставая из тостера кусочек хлеба и намазывая его маслом.

Так он даже и не собирается поговорить о разных комнатах! — подумала Анна с негодованием. Он даже не считает данную тему достаточно важной для обсуждения — или это просто очередная стадия их супружеской жизни? Все их ссоры вылились в существование в отдельных комнатах и ничего теперь не изменить? Анна нашла спасение в мытье посуды. Все, что угодно, было лучше, чем смотреть в мрачные серые глаза мужа.

— Как обычно, — ответила она. — Уберу в доме, поменяю белье на кроватях.

Что включает теперь и кровать в комнате для гостей. Если, конечно, он решил создать свою временную резиденцию именно там. Что ж, тогда она не будет переживать. Хотя Анна никак не могла отважиться спросить его об этом. Не в данный момент.

— У девочек после школы съемка для новой рекламной кампании «Премиум», так что я повезу их прямо туда.

— Можем ли мы пообедать вместе? — спросил Тод.

Рука Анны замерла над посудомоечной машиной.

— Пообедать? — эхом отозвалась она, с удивлением глядя на мужа.

Это только игра ее воображения или он действительно выглядит побежденным?

— Неужели настолько странное приглашение? — вкрадчиво поинтересовался Тод.

Анна поежилась:

— Немного. Ты никогда не приглашаешь меня пообедать.

С другой стороны, когда это он спал в комнате для гостей? Или говорил, что они рушат семью? Или занимался с ней любовью так, что она дрожала не только от физического удовольствия, но и от ярости в его серых глазах?

— Я считал, женщинам нравится, когда мужья приглашают их пообедать, — задумчиво произнес он.

— О, конечно, ты ведь эксперт по части женской психологии, Тод, — с иронией ответила Анна. — Так что, я полагаю, ты прав. Где? В котором часу?

Тод поборол желание стереть это высокомерное выражение с ее лица самым примитивным способом. Почувствовать ее под собой, уязвимую, мягкую и податливую. Уничтожить все горькие, обидные слова и отрицательные эмоции тяжестью своего мускулистого тела…

Зазвонил телефон, и его желание растаяло, как под ледяными струями освежающего душа. Он ухватился за звонок, словно за спасительную соломинку.

— Тод Треверс, — проскрежетал он в трубку, но его поведение менялось по мере того, как он слушал голос на другом конце провода. — О, привет, Люси!.. Нет, нет, нет — конечно, я не подал в отставку! Уже выхожу… Что он? Нет, нет, все в порядке. Скажи ему, я встречусь с ним в одиннадцать. — Тод посмотрел на руку, где его дорогие часы мерцали, как серебряная чешуя рыбы. — Ты очень рано пришла, — заметил он и, наклонив голову, рассмеялся в ответ на ее шутку. — Нет, конечно, не жалуюсь! Я просто проспал сегодня утром.

Тод опустил трубку на рычаг и посмотрел на жену настороженно, будто почувствовав ее немую ярость.

— Кто такая Люси? — потребовала ответа Анна.

Он встретил ее обвиняющий взгляд.

— Люси — моя временная секретарша, — спокойно ответил он. — Она прекрасно справляется с работой, и я хочу постараться уговорить ее остаться.

— О, с этим у тебя не будет проблем. Так ведь, Тод? Мы оба знаем, что ты обладаешь особенным даром убеждения.

Его лицо ничего не выражало.

— Ты имеешь в виду секс, Анна?

Она не ответила. Не посмела.

— Ты действительно думаешь, что я затащу свою секретаршу в постель, чтобы уговорить ее остаться работать у меня?

Анна так и не ответила. Просто не нашла слов.

— Как примитивно! — протянул он язвительно. — Но не по адресу. Ведь именно ты внезапно начала играть роль роковой женщины вчера днем. Я не прав, Анна? Чего ты ожидала? Что после самозабвенного занятия любовью я соглашусь со всем, чего ты хочешь? — Он поднялся на ноги — высокий и сразу такой устрашающий. — Ты заблуждалась, солнышко. Кажется, разговор о нашем будущем необходим, и ресторан — вполне нейтральная территория. Я закажу столик на час дня. Если ты не сможешь или не захочешь прийти, дай мне знать.

Анна прижала пачку хлопьев к груди, как талисман:

— Зачем? Что ты в таком случае сделаешь? Пригласишь Люси вместо меня?

Тод замер, взявшись за ручку двери. Даже едва заметная улыбка не смогла скрыть пренебрежение в его глазах.

— Именно сейчас, — ответил он честно, — я бы предпочел это.

И удалился, хлопнув входной дверью, не слыша звона бьющейся посуды. Анна била свои любимые чашки об стену, как символ ломающейся жизни.

Отвезя девочек в школу, Анна провела утро в кипучей деятельности: срывала белье с кроватей, словно оно было жутко грязным, и еще перегладила кучу белья, точно это была ее попытка выжить.

Дважды она подходила к телефону, чтобы позвонить Тоду, и дважды отдергивала руку.

Кем он себя, черт возьми, возомнил? — спрашивала она, яростно оттирая сосновый кухонный стол. Выказывать больше уважения секретарше, чем собственной жене! Хорошо, пусть ведет в ресторан свою любимую Люси, пусть безумно флиртует с ней за обедом, а потом, потом…

Анна сняла трубку и набрала номер прямой линии Тода. Ответили сразу после второго гудка.

— …просто откажитесь, — говорил он, — я не хочу тратить на это время. Алло?

Анна нервничала, как на своем первом с ним свидании, когда он пригласил ее в кино и в течение всего сеанса они держались за руки.

— Т-Тод?

— Анна, — ответил он осторожно.

— С кем ты разговаривал?

Ей только показался его вздох нетерпеливым?

— Конечно, с Люси. Моей секретаршей. Помнишь, я говорил тебе?

— Да, помню.

Анне было очень интересно узнать возраст Люси. Имя не очень соответствовало имиджу простой надежной женщины средних лет, какой была его прежняя секретарша. Имя Люси звучало томно, даже, можно сказать, сладострастно.

— Анна? Ты еще здесь?

— Да.

— Так ты сможешь прийти на обед?

— Если ты хочешь.

— Договорились. Я закажу столик у Орсино.

Лестный выбор, подумала Анна. «Орсино» был признан лучшим рестораном месяца — самый стильный и наиболее посещаемый ресторан столицы.

— Ты уверен, что сможешь зарезервировать столик за такой короткий срок?

— Да, солнышко. Жди меня в час. Договорились?

— Хорошо, Тод. Не опаздывай.

Анна должна была объяснить, что у нее не хватит нервов сидеть одной в шумном ресторане. Но она этого не сделала, а потому просьба не опаздывать прозвучала ядовитым замечанием ревнивой гарпии.

— Довольно, Анна, — устало сказал он, — я не опоздаю.

Она положила трубку и направилась в ванную принять освежающе-ободряющий душ. Неразрешимый вопрос мучил ее: почему так ровно протекавшая жизнь вдруг оказалась разбитой на мелкие кусочки?

Анна уложила волосы феном, в очередной раз проклиная себя, что слишком быстро со всем справилась. Она вполне могла бы отложить смену белья на завтра, никто бы не возражал, никто бы даже не заметил, если быть предельно честной. Это горькое наблюдение она сделала еще в первые дни супружеской жизни: не важно, как много и тяжело ты работаешь по дому, ни от кого не дождешься аплодисментов или даже простой благодарности!

Она надела свежий бюстгальтер и трусики, затем заменила их на другую, кружевную пару, чтобы чувствовать себя сексуальной.

Черт!.. Она посмотрела через плечо, пытаясь разглядеть себя сзади в зеркале, и сразу же об этом пожалела. Черное кружево трусиков врезалось в бедра, а застежка бюстгальтера на спине выглядела так, словно готова была лопнуть в любой момент! Она знала, что ей давно пора взвеситься, но предпочитала этого не делать, боясь увидеть результат.

Когда она последний раз обращала на себя внимание?

Как могли незаметно набраться все эти лишние килограммы?

Может, оттого, что у нее скоро должна начаться менструация? Да, должно быть, в этом дело. И что также объясняет ее ужасный вид. И то, почему она вела себя так зло и агрессивно с Тодом.

Но Анна знала, что пытается обмануть саму себя. Сначала она набрала пару лишних килограммов после рождения тройняшек, а потом никогда уже не пыталась их сбросить. А на последнее Рождество Тод повез ее с девочками погостить у своей сестры в Америке, и там она пристрастилась к кленовому сиропу и блинчикам и, конечно, еще больше прибавила в весе.

Так что, черт возьми, ей теперь надеть?

Она рыскала по шкафу с пылом человека, готового провести всю ночь в очередях на январских распродажах с целью найти что-либо подходящее, но ничего так и не выпрыгнуло из него с криком: «Надень меня!» О, наконец что-то подходящее — прекрасно сшитое платье из аквамаринового шелка, — но Анна не смогла натянуть его даже до середины бедер и в отчаянии швырнула на кровать.

Если бы у нее было больше времени, она смогла бы пробежаться по магазинам и купить что-нибудь новенькое. Но в действительности Анна не испытывала ни малейшего желания делать это даже при наличии времени.

Она остановилась на короткой черной юбке в складку и пожалела, что у нее нет времени переставить пуговицы, чтобы та не врезалась в талию. Но зато юбка открывала ноги, а ноги были — и по сей день остаются — лучшей частью ее тела. Подумав, Анна надела кашемировый свитер нежно-желтого цвета, скрывавший множество недостатков ее располневшей фигуры.

Придется смириться с этим, решила она, недовольно глядя в зеркало. Ты — заурядная толстая домохозяйка и выглядишь в точности как те непривлекательные женщины, которых тебе хотелось бы видеть секретаршами Тода.

За окном моросил дождь. Серый туман опускался на город как сырой и густой занавес. Анна боролась с зонтом, но ей так и не удалось открыть его прежде, чем дождь оросил ее пшеничные волосы миниатюрными капельками, и Анна тихонько выругалась. Она оставила волосы распущенными, потому что Тод любил именно такую прическу, но сейчас они совсем развились от сырости, и Анна подумала, что в конце концов будет выглядеть жалко.


Из-за дождя такси невозможно было поймать, дороги в обеденное время забиты спешащим транспортом, и к тому времени, как она увидела спасительный огонек свободного автомобиля, Анна опаздывала в ресторан на двадцать пять минут.

Следуя за метрдотелем в безумно дорогой обеденный зал, Анна увидела Тода.

Женщина за соседним столиком, выглядевшая так, будто опустошила все мировые запасы силикона, чтобы обеспечить себя парой столь неимоверного размера грудей, сидела, чуть наклонясь вперед, и оживленно беседовала с ее мужем.

В то время как Тод слушал ее с добродушной улыбкой на лице.

Рядом с ней сидела еще одна женщина с тонкими блестящими волосами цвета апельсинового мармелада и золотисто-коричневыми глазами, разглядывающими Тода с неприкрытым вожделением.

Анна машинально расправила плечи и зашагала, думая о том, как больно пояс юбки врезается в талию.

Заметив ее, Тод незамедлительно поднялся с приглашающей улыбкой, в которой сквозило некоторое отчуждение.

Он бесстрастно изучал Анну, глядя, как она приближается. Да, Анна только расцвела с материнством, и последние десять лет нисколько ее не изменили, подумал Тод. Бледно-лимонный свитер изумительно подходил к цвету лица и распущенным, струящимся по плечам и спине волосам. С едва заметными штрихами косметики на молочно-белой, нежной коже, она ничем не отличалась от той девочки, которую он впервые встретил в ночном клубе много лет назад.

— Привет, солнышко, — он улыбнулся и расцеловал ее в обе щеки.

Женщины за соседним столиком наблюдали, разинув рты, что придало им нелепый вид выброшенных волной на берег рыб. Анна не без злорадства заметила это.

— Разве ты не собираешься представить меня своим знакомым, Тод? — сказала она довольно резко — и тут же пожалела, увидев ответные ухмылки женщин.

Ее невинная просьба прозвучала, черт возьми, так, будто она ревнует! К ним!

Если быть предельно честной, Анна не верила, что Тод собирался изменить ей. И, уж конечно, такие вульгарные особы не в его вкусе!

Затем она взглянула на свое отражение в зеркале, и сердце ее упало.

Почему бы ему и не увлечься этими женщинами, видя перед собой альтернативу ей. Да, она, его жена, определенно не была больше воплощением красоты и не вызывала желания. Увы, именно так.

— Дорогой? — Анна выжидающе смотрела на мужа.

— Конечно, — спокойно произнес Тод. — Делла Пардо и Мегги Менсон, рад представить вам мою жену — Анна Треверс.

Анне вовсе не нужно было быть самым чувствительным в мире человеком, чтобы заметить секундный шок на лицах обеих женщин, когда те пожимали ей руку. Должно быть, по их мнению, у такого влиятельного, богатого и сексуального мужчины, как Тод Треверс, жена должна быть словно только что сошедшей с роскошных страниц модного журнала.

— Привет, Анна, — сказала Делла, та самая, с огромной грудью. — Рада знакомству.

— Очень приятно, — протянула Мегги.

Анна откашлялась.

— Привет, — она очень старалась придать своему голосу хоть каплю энтузиазма.

— Делла и Мегги работают в «Викен-Эдветайзинг», — быстро сказал Тод. — Я ходил в школу вместе с их боссом, Оливером Викеном, — помнишь, ты встречала его прошлым летом во Франции? Мы еще тогда пустились в давние воспоминания.

— Нет никакой необходимости изображать нас всех такими старыми, Тод! — фамильярно промурлыкала Мегги, подмигнув Анне и доставая пачку сигарет из кожаной сумочки. — Он всегда такой?

— Какой? — резко спросила Анна.

— О, не имеет значения! — поспешно произнесла Мегги и предупредительно посмотрела на Деллу, прежде чем выудить из пачки длинную сигарету и прикурить.

— Присаживайся, солнышко, — мягко сказал Тод с улыбкой, показавшейся Анне вымученной.

Анна скользнула на стул напротив Тода, стараясь не выглядеть слишком удрученной. Всегда ли он ходит в рестораны в обеденное время и такого рода женщины вьются вокруг него? Подобная мысль заставила ее подумать, как мало она знает эту часть жизни мужа.

К счастью, Делла и Мегги уже допивают свой кофе и вскоре покинут ресторан, подумала Анна с облегчением. Их присутствие явно мешало, если не сказать больше.

— Может, сначала выпьешь что-нибудь? — спросил Тод, завидев приближающегося официанта.

Любая другая на ее месте, стремящаяся влезть хоть в одну из своих прежних одежд, благоразумно заказала бы диетической содовой, но Анна не желала сейчас быть благоразумной.

— Белого вина, пожалуйста.

Вино было доставлено незамедлительно — холодное и очень вкусное. Анна почувствовала, что мечтает выпить весь бокал залпом, но она никогда не искала выхода из трудных ситуаций на дне бутылки, поэтому лишь деликатно пригубила вино, испытующе глядя на мужа.

— Давай выберем, что будем есть, — сказал Тод, чувствуя, что ему совсем не хочется начинать разговор.

Анна пожала плечами в ответ, почувствовав его нежелание разговаривать, которое как нельзя кстати совпадало с ее собственным.

— Почему бы и нет?

Женщины за соседним столиком поднялись. Анна взглянула поверх меню и одарила их холодной прощальной улыбкой.

Она не знала, что выбрать — утку или рыбу, когда почувствовала острый режущий спазм внизу живота. На ее лице отразилась гримаса боли.

— О-ох.

— Что случилось? — обеспокоенно спросил Тод.

Анна покачала головой:

— Ничего страшного. Просто боль в животе.

— Уверена? Просто менструальная боль?

— Я… я не уверена, — призналась она. Недели и месяцы летели так быстро в последнее время, что она совсем перестала следить за своим циклом.

Тод наклонил голову, с тревогой глядя на нее, и Анна вспомнила, как заботливо он с ней обращался, суетился вокруг нее во время месячных. Поил чаем, приносил старомодные грелки с горячей водой, делал массаж, пока она не начинала урчать, как довольная кошка.

— Извини, мне нужно удалиться на минуточку, — прошептала она. — Сделай заказ за меня, Тод, ты знаешь, что я люблю.

— Хорошо, — кивнул он и, встав, проводил взглядом жену, спешащую к выходу из зала.

Анна зашла в туалет — затемненную комнату с приятным мягким освещением и огромными зеркалами, в которых отражались вазы с благоухающими цветами. Она выбежала из дома в такой спешке, что совершенно забыла о духах — а Тоду очень нравилось, когда от нее исходил изысканный аромат.

Достав из сумочки флакончик духов с легким цитрусовым запахом, Анна смазала пульсирующие жилки на руках и шее. Потом убрала флакончик в сумочку и как раз собиралась открыть дверь в другую комнату, когда знакомый голос Деллы заставил ее застыть на месте.

— Я просто не могу поверить! Ты видела ее размеры?

Анна стояла как вкопанная, боясь услышать продолжение.

— Подумать только! Тод — и подобное чучело!

— Еще напялила желтый джемпер! Она выглядит, как огромное дрожащее желе. На ее месте я бы предпочла что-нибудь черное! Кто-нибудь должен сказать ей.

— Неудивительно, что у Тода такой ищущий взгляд! — воскликнула Делла, и мурашки пробежали по спине Анны.

— У кого? Уж никак не у Тода.

— Мм. Определенно! Он бы оказался у меня в постели за долю секунды, если бы я намекнула!

— Так почему ты до сих пор этого не сделала? — поинтересовалась Мегги.

— Что? Встречаться с женатым мужчиной? Ты, должно быть, шутишь! У таких интрижек никакого будущего. Они должны быть на грани развода, чтобы меня это заинтересовало.

— Но теперь, после того как ты ее увидела, твое мнение изменилось?

Последовало приглушенное замечание, которого Анна не расслышала, и прозвучал короткий смешок.

Капельки пота выступили на лбу Анны, когда она осознала ситуацию. Сейчас нельзя даже войти туда, так как они сразу же поймут, что она слышала весь разговор.

Анна неслышно выскользнула из дамской комнаты, затем вошла снова, громко хлопнув дверью.

Делла и Мегги уже вышли и посмотрели на Анну, смущенно переглянувшись. Мегги даже слегка покраснела, заметила Анна с удовлетворением и высокомерно улыбнулась.

— Привет еще раз! — неискренне пробормотала Делла.

— О, привет, — с выражением явной скуки на лице произнесла Анна, и обе женщины ретировались со скоростью звука.

Анна подождала, когда к ней вернется хоть капля самообладания. Реальность больно ударила ее. Несколько недель назад она поняла, что между нею и Тодом не все ладно, но теперь стало ясно, что дело обстоит куда хуже, чем можно было предположить.

Действительно ли у Тода ищущий взгляд? Она готова была поспорить на свое обручальное кольцо, что это не так. Но могла ли она действительно знать, что он делает на протяжении рабочего дня? Или с кем он его проводит? Она, которая никогда в жизни не работала вне дома, а только растила дочек, в то время как Тод жил в совершенно другом мире…

Одно Анна знала точно: она не хочет глубоко задумываться над некоторыми вещами, сказанными Деллой. Не сейчас. Не в тот момент, когда ей нужно возвращаться в переполненный ресторан и мужественно беседовать с Тодом, а не расклеиваться прямо у него на глазах.

Анне казалось, что она возвращается к столику ужасно медленно, словно плывет, в ушах у нее звенело, заглушая все звуки ресторана. Единственное, что она способна была сейчас заметить, — очевидное выражение беспокойства в серых глазах Тода.

Когда она подошла к столику, Тод был уже на ногах.

— О Боже, солнышко, — нахмурился он, — ты уверена, что с тобой все в порядке? Ты выглядишь ужасно бледной.

Должна ли она рассказать ему, что только что услышала? Выгрузить на него все это прямо посреди переполненного зала? Не обвинит ли он ее в подслушивании грязных сплетен?

Даже мимолетное упоминание об услышанном вызовет у нее потоки слез, а она хотела, нет, ей нужно было оставаться спокойной. Она разберется с этим позже, когда не будет такой взвинченной и чувствительной, и они с Тодом, может, даже вместе посмеются над всем.

— Со мной уже все в порядке, — произнесла она и выдавила улыбку, опускаясь на стул. — Ты уже заказал?

— Мм. Салат из помидоров, авокадо и крылышки. Надеюсь, ты одобряешь?

— Замечательно, — вежливо ответила Анна, подумав, что они похожи на незнакомцев на первом свидании. Но может, это так и было. Ведь они редко обедали вместе, тем более в таком ресторане. Обычно она занята тройняшками. Всегда было слишком много работы и катастрофически мало часов в сутках, чтобы справиться с ней. Отвозить дочек не только на съемки, но и в многочисленные балетные и драматические студии, музыкальные классы, которые рекомендовал им агент…

Анна поражалась, почему сегодняшний неожиданный обед больше напоминал тест на выживание, чем удовольствие.

Серые глаза сузились, вопросительно глядя на нее.

— Анна, что-то не так? Ты выглядишь безумно уставшей.

— Может, потому, что я действительно устала? — не сдержалась она, хотя и не хотела портить трапезу ссорой. Ей казалось, что она не выдержит еще одной ночи в одиночестве. — Я перегладила гору белья размером с Эверест сегодня утром, и девочки оставили квартиру в ужасном состоянии.

— Как я и сказал вчера вечером, ты слишком их опекаешь, — сухо заметил он. — Как они научатся делать все самостоятельно?

— Я не позволю им взвалить на себя еще и работу по дому, когда их жизнь и так перегружена! — яростно защищалась Анна, сознавая, что сама дает Тоду почву для дальнейших аргументов. — Может, скажешь им, что у них будет больше времени на уборку комнат, если они оставят рекламу? Тогда посмотрим, будут ли они так же стремиться перестать сниматься! И пожалуйста, Тод, не нужно на меня так смотреть.

— Как это так! — спросил Тод, и его глаза потемнели.

— Как будто ты хочешь… хочешь…

— Хочу что?

— Уложить меня в постель! — прошептала Анна, ошеломленная собственными словами.

— Я бы не прочь. Меня возбуждает, когда ты сердишься на меня и начинаешь закипать, размахивая руками. От этого твоя грудь колышется так соблазнительно, что мне хочется стащить с тебя свитер и дать волю глазам и рукам. Прямо сейчас.

Глаза Анны округлились от неожиданности и удовольствия, и соски затвердели в ответ на его неприкрытое восхищение. Инцидент в дамской комнате был забыт, вытесненный наплывом желания, сделавшим ее слабой и беззащитной.

Анна приложила ладони к разгоряченным щекам. Что это нашло на Тода в последнее время? — изумленно подумала она. Он всегда был так сдержан — король благоразумия, десять раз подумает, прежде чем что-то предпринять.

— Прекрати! Не здесь же! Мы находимся в самом центре людного зала.

Он поерзал на стуле и сухо улыбнулся в ответ.

— Черт! Совершенно верно! Анна, смени, пожалуйста, тему!

Вид его обнаженного тела промелькнул перед ее глазами, и Анна почувствовала еще большую слабость.

— Я уже не помню, о чем мы г-говорили, — запинаясь, пробормотала она.

— О твоей изнурительной домашней работе сегодняшним утром.

Тод пренебрежительно повел плечами, но тут же пожалел о своем жесте, увидев выражение ее глаз.

— Звучит издевательски, — огрызнулась Анна. — Это действительно то, чем я занималась сегодня.

Тод изучал ее, подперев рукой подбородок.

— Не вижу необходимости так себя загружать. Я не понимаю, почему ты не разрешаешь мне нанять кого-нибудь для работы по дому, — механически произнес он с видом человека, которому приходится делать одно и то же в сотый раз.

Больше всего Анну обидела скука в его голосе. Он ударил по самому больному месту. Именно это Анна ненавидела — образ скучной, погрязшей в заботах о доме клуши.

— Знаешь, почему я упорствую? Потому что не хожу на службу.

— При чем здесь служба?

— А при том, что, выполняя всю домашнюю работу и воспитывая тройняшек, я чувствую, что делаю хоть какой-то вклад в нашу семейную жизнь.

— Поэтому ты так не хочешь, чтобы девочки оставили съемки в рекламе? — медленно спросил Тод. — Это оправдывает твое существование?

Анна подумала, что он мог бы выразиться и помягче.

— Может быть, — признала она.

Тод откинулся на спинку стула, наблюдая за ней.

— В любом случае, — терпеливо продолжала Анна, попав в привычную для себя среду, — зачем нанимать кого-то для работы, с которой я и сама прекрасно справляюсь? И чем ты предлагаешь заниматься мне, в то время как в доме будет кипеть уборка? Восседать, как принцесса, и наблюдать за уборщицей, приводя в порядок ногти?

Тод пригубил вино, в то время как официант поставил перед ними аккуратно нарезанные дольки помидора и авокадо. Тоду хотелось хоть как-то смягчить Анну.

Серые глаза смотрели прямо на нее.

— Ты можешь подумать о своей карьере.

— Например?

Анна выглядела такой рассерженной, что Тод решил испробовать другую тактику.

— Или ты могла бы попробовать заняться тем же, чем другие жены, — осторожно предложил он.

— То есть присутствовать на обедах? Заседать в благотворительных комитетах? Или ходить по магазинам до потери пульса? — Анна в негодовании помотала светлой головой. — Только если… — она положила вилку и посмотрела на него ясными синими глазами, — только если ты не имеешь в виду, что я должна заниматься тем же, чем занимаются все богатые и скучающие на самом деле.

— Чем же? — последовал незамедлительный вопрос.

— Заводят интрижку на стороне, — промолвила она и увидела, как побелело лицо Тода, а ведь он должен был знать, что это всего лишь предположение. Но знал ли он? — О, не беспокойся, Тод, я бы никогда и не подумала сделать такое. Не хочу разочаровывать тебя, но я совсем не из тех женщин.

— А к какому типу женщин ты принадлежишь? — поддразнил он, пытаясь поднять Анне настроение, вывести ее из теперешнего состояния. Ему не терпелось увидеть на ее губах тень легкой заразительной улыбки, которая определенно не была сегодня частой гостьей на лице жены.

Но Анна не собиралась поддерживать игру.

— Честно, не знаю, — серьезно ответила она. — Я слишком глубоко погрузилась в пучину домашних дел и, кажется, совсем забыла, что из себя представляет настоящая Анна Треверс.

— Думаю, я знаю, — пробормотал Тод.

Она прекратила лениво гонять по тарелке масленый листик базилика и уставилась на мужа.

— Ты знаешь?

— Конечно. Она — мать. Лучшая мать во всей проклятой вселенной! И просто удивительная жена, конечно же…

— Неправда! И никаких «конечно же» по этому поводу! — Анна отрицательно покачала головой и яростно отбросила золотую прядь, упавшую на лицо. Удивительные жены обладают стройной, совершенной фигурой и сексуально раскрепощены в постели. Она не обладала ни одним из этих качеств. И что она сделала вчера, чтобы соблазнить его? Всего лишь сняла мешкообразный старенький свитер! А Тод уже стащил все остальное. — С первым еще можно согласиться, но уж никак не со вторым!

— Наверное, мне видней, Анна? — с усмешкой спросил Тод. — И это натолкнуло меня на гениальную мысль. Кажется, я теперь знаю, что тебе делать со своей жизнью. Если только… — уточнил он, — девочки действительно оставят работу в «Премиум».

— Да? — в ней проснулось любопытство.

— Ммм. Ты можешь бродить по дому в нескромном нижнем белье, ожидая, вдруг муж вернется с работы раньше обычного и займется с тобой безумной, страстной любовью, — предложил Тод.

— Ты имеешь в виду — как вчера?

— О, я думаю, все может быть куда лучше, — заметил Тод обещающим тоном.

— Правда?

Анна нервно теребила льняную салфетку, лежащую на коленях, пытаясь представить, как будет выглядеть ее располневшее тело, рвущееся из тех нежных полосок кружева, что Тод имел в виду.

— И кто это согласится заниматься любовью с кем-то, выглядящим к-как огромное дрожащее ж-желе? — тихо спросила она голосом, близким к истерике.

Тод снова откинулся на спинку стула и посмотрел на нее взглядом, полным крайнего недоумения:

— С кем?

— Ты прекрасно меня слышал!

— Что за чушь ты несешь, Анна?

Ее голос еще больше задрожал:

— Может, дать тебе свободу делать то, что ты на самом деле хочешь?

Его скептицизм усилился. Наверное, она на пороге своих критических дней, столько эмоций…

— И чего же я хочу, солнышко? — Его голос звучал теперь снисходительно.

— 3-заняться любовью с Деллой, или как-там-ее-еще-зовут!

Наступил момент напряженной тишины, пока его серые глаза зло смотрели прямо на нее.

— Ты имеешь в виду Деллу Пардо? — процедил Тод.

— Конечно! Сколько Делл ты, черт возьми, знаешь?

— Я думаю, тебе лучше объяснить свою мысль, — последовал холодный ответ. — Никак не могу взять в толк, о чем ты говоришь.

— Я говорю о ней, конечно же! О Делле Пардо! И о тебе! Ты хочешь заняться дикой, страстной любовью с ней! Я слышала, как она говорила об этом Мегги всего несколько минут назад!

— Ты слышала это?

— Да!

— И ты, конечно же, поверила? — поинтересовался Тод ледяным тоном. — Ну а как же!

Но она не поверила. В том-то и дело. Может, потому что не хотела верить. Однако что-то не позволило ей произнести это вслух.

Сейчас Анна чувствовала себя толстой и бесформенной и не могла представить себе мужчину, который мог бы ее желать, — не принимая во внимание Тода. Ее самолюбие было настолько уязвлено, что она вся бунтовала.

Анна перевела взгляд на свои колени, не желая, чтобы Тод заметил слезы в ее глазах.

— Как я могу знать, чему верить? — прошептала она. — Зачем Делле врать, тем более что она даже не знала, что я ее слышу?

Тод поджал губы и издал тихий пренебрежительный звук. Звук, которого Анна никогда прежде не слышала. Он только усилил болезненное чувство отчужденности, испытываемое ею. И одиночества.

— Я привел тебя сегодня сюда не для того, чтобы обсуждать фантазии малознакомых женщин, — отстраненно произнес Тод.

— Нет? Тогда что же мы должны были обсуждать? На повестке дня очень много вопросов, правда, Тод? Например, почему ты не вернулся ко мне вчера ночью и спал в комнате для гостей?

На его щеках заходили желваки.

— Мне казалось, причины очевидны. Я почувствовал, сколько обидных слов мы могли сказать друг другу, если бы позволили этой беседе состояться.

— Только сейчас наш разговор ведется в ничуть не лучшем тоне — очевидно, твоя стратегия не сработала, — дерзко парировала Анна.

— Нет. Но стоило попробовать.

Тод наполнил ее стакан вином, удивляясь скорости, с которой она все выпила. Но и он тоже позволил себе гораздо больше обычного.

Анна почувствовала, что ей нехорошо. Все эти бокалы незнакомого вина на пустой желудок!.. Она заставила себя проглотить несколько долек авокадо и посмотрела на Тода, в его сверкающие серые глаза, выглядевшие сейчас такими неодобрительными и далекими.

— Итак, Тод, — она набрала в легкие воздуха, — что у нас на повестке дня? Ты хотел снова поговорить о переезде? Именно поэтому ты привел меня сюда?

Он отрицательно покачал головой:

— У меня и в мыслях не было снова приводить все доводы, чтобы склонить тебя к своей точке зрения. Анна, я попросил тебя просто трезво подумать о переезде и надеюсь, ты обдумала все как здравомыслящий человек.

— Я полагаю, твои предположения тебя не разочаровывают.

— Но это вовсе не та причина, по которой я пригласил тебя сюда, — медленно произнес он.

— Нет? — удивилась Анна.

— Мне нужно уехать, — внезапно сказал Тод.

— Уехать?

Было что-то настораживающее в том, как он это преподнес, и Анна уставилась на него широко открытыми глазами, ставшими внезапно темно-синими, такими же темно-синими, как самый глубокий океан.

— Господи, куда?

— В Румынию… — слова давались ему с трудом, — боюсь, Элизабета попала в беду.


Глава пятая


Невозможно было предположить, что Тод преподнесет ей ужасное известие столь трусливым способом. Но когда Анна услышала слово «уехать», сказанное таким тоном, она все-таки перестала сомневаться, что он хочет ее бросить. Когда же за этим последовало сообщение, что Элизабета в беде, Анна испытала несказанное облегчение.

Которое длилось только до тех пор, пока она полностью не переварила сказанное.

Ее глаза сузились.

— Что случилось с Элизабетой?

Тод подбирал слова с тщательностью дипломата. Он делал все возможное, чтобы между женой и подругой его детства не возникало конфликтов, но все же их отношения были далеки от идеала.

Сам он знал эту темноглазую румынскую девушку с той поры, когда обоим было всего по тринадцать. Они ходили в одну школу и очень подружились. Тод подозревал, что это произошло именно благодаря тому, что он был единственным парнем их возраста, не влюбившимся в нее по уши. Элизабета тогда была одинока и напугана, смущена чужими обычаями, языком, в то время как Тод, имевший обожающую его младшую сестру, казался надежным и сильным. И, что важнее всего, достаточно уверенным в себе, чтобы не стесняться дружбы с девчонкой.

Тод помогал Элизабете осваивать английский и математику, а она обожала его как супергероя и заставляла смеяться над своими веселыми шутками. И оба эти ее качества нравились растущему неимоверными темпами подростку, который в свои пятнадцать был уже на голову выше многих учителей.

Позднее, в семнадцать, они попробовали поцеловаться на танцевальном вечере, посвященном окончанию учебного года, но за этим ничего более не последовало, так как никто не хотел продолжения. Каждый из них имел на то свои особые причины: Тод просто не мог представить Элизабету в роли любовницы, а та, в свою очередь, не желала быть еще одной жертвой в бесконечной веренице женщин Тода Треверса.

Но поскольку их часто видели такими счастливыми в компании друг друга, все школьные друзья решили, что Элизабета и Тод обязательно поженятся в один прекрасный день — они так подходили друг другу. И нужно отметить, что длинными серыми вечерами, когда ему было ужасно скучно с какой-нибудь пустоголовой блондиночкой, Тод даже иногда допускал мысль о женитьбе на Элизабете.

До того, как он встретил Анну и влюбился без памяти…

— Что случилось с Элизабетой? — настойчиво повторила свой вопрос Анна, истолковывая слова мужа по-своему. — Ты намекаешь мне, что она беременна?

Тод выглядел обескуражено.

— Беременна? — повторил он. — Элизабета? Но она даже еще не замужем!

Неплохо, подумала Анна, и это говорит мистер Женился-как-из-пушки! Но Тод всегда наделял Элизабету определенной святостью, которая никак не ассоциировалась с его собственной женой! Анна попробовала сосчитать до десяти, но дошла только до шести.

— Однако и мы не были женаты! — последовал ее насмешливый ответ. — Свидетельство о браке вовсе не обязательно, когда ты хочешь заняться сексом, Тод, а секс часто приводит к беременности — мы оба это отлично знаем!

Пара за соседним столиком обменялась удивленными взглядами, услышав последние слова Анны, в то время как Тод выглядел еще более шокированным. Несомненно, он не ожидал такой реакции, приглашая свою обычно спокойную жену на обед. И Анна могла бы посмеяться над выражением его лица, если бы причина ссоры не волновала ее так сильно.

Тод нахмурился, его густые брови сошлись на переносице.

— Анна, дорогая, это на тебя так не похоже — быть такой… такой…

— Грубой? — подсказала она, понимая, что действительно не в меру сегодня раскованна. — А как, ты полагаешь, я должна реагировать на твое внезапное заявление об отъезде в Румынию, чтобы помочь человеку, который все эти годы был так безумно и страстно в тебя влюблен?

— Вздор! — ответил Тод. — Между нами не было никогда и намека на что-то большее, чем просто дружба, и ты прекрасно это знаешь.

О, да, Анна знала! И все же сама невинность их отношений представляла собой огромную опасность. Как могла она соперничать с женщиной такой же чистой, как только что выпавший снег?!

Не то чтобы Анне не нравилась Элизабета, это не так, хотя Элизабета, в отличие от нее, определенно была другом Тода. Более того, Элизабета была крестной матерью Таши и тройняшки обожали ее.

Просто Тод и Элизабета подходили друг другу, как яйцо и бекон, и Анна ужасно нервничала по поводу этой их совместимости. Особенно если он собирается оставаться с ней наедине и особенно если последнее время у него не очень ладится с женой…

Но не сгущает ли она краски? Кто упоминал соперничество? Ей нужно задать себе несколько серьезных вопросов.

Например, любит она своего мужа или нет?

Да. Больше, чем могла себе представить. Она не сможет полюбить кого-то другого.

А разве любовь не включает полное доверие? Включает.

Анна интригующе улыбнулась.

— Итак, зачем этот визит? — спросила она. — И к чему такая срочность?

— О, обычная причина — деньги. Точнее — потребность в них. Ее банк теряет терпение.

— Да? Я всегда думала, что семья Элизабеты богата. Разве они не выходцы из румынского королевского рода или что-то в этом смысле?

— Ммм. Ты права. Но это не обязательно гарантирует богатство — они, скорее, были бедны. Они истратили ту малость, что имели, и сейчас находятся в постоянных поисках средств к существованию.

— Вероятно, не делая того, что в такой ситуации делают все люди, то есть не работая?

Его серые глаза сверкнули.

— Ты несправедлива, Анна.

— Неужели?

— Элизабета ухаживала за матерью в течение последних пяти лет — ты прекрасно знаешь, как та больна. Так что в действительности Элизабета вовсе не ленилась.

— Думаю, нет, — неохотно согласилась Анна, считая, что в глазах Тода Элизабета всегда права.

— У ее семьи также имеется прекрасный виноградник с большим потенциалом, ему просто необходим толчок в нужном направлении.

— И помочь в этом можешь только ты, да? — Она не смогла перебороть явный сарказм, сквозивший в голосе.

— Я сказал, что им нужно обратиться к специалисту в области сельского хозяйства, занимающемуся виноделием, — проинформировал Тод.

— Такое впечатление, что ты в курсе всех Элизабетиных проблем, — язвительно заметила она.

Тод растерянно посмотрел на нее.

— Но, солнышко, ты ведь знаешь, что мы время от времени разговариваем по телефону.

Не из дома, мрачно подумала Анна.

Тод не был настолько глуп, чтобы принять ее молчание за заинтересованность, и почувствовал острую необходимость заполнить чем-то гнетущую паузу.

— И еще в их районе нет необходимого для производства бутылок стекла, а я знаю подходящее предприятие в Харлсдене, которое обеспечит их…

— О, будь добр, избавь меня от деталей! Если бы я хотела пройти краткий курс по производству вина, я бы пошла в библиотеку, — напустилась на него Анна, видя, как сжимаются от гнева его губы. Но ей все уже было безразлично.

— Ты против того, чтобы я ехал в Румынию. Это очевидно, — последовал сухой ответ.

— Нет, Тод! — Анне захотелось выпить еще вина, но бокал выпал из ее дрожащей руки, и его содержимое пролилось на скатерть. — Я должна признаться, что совсем не против твоего отъезда в Румынию, я против того, что на меня так внезапно обрушиваются все эти новости…

— Анна…

— Пожалуйста, не перебивай меня! — Она повысила голос и с удовлетворением заметила, как Тод от удивления закрыл рот. Конечно, он не привык слышать такой тон от жены, да они ведь никогда и не ссорились.

До вчерашнего дня.

Анна возобновила атаку, ее глаза метали синие искры.

— Поставь себя на мое место, — бросила она вызов. — В течение всего лишь двух дней ты сначала говоришь мне, что хочешь полностью изменить ход нашей жизни, а потом радостно заявляешь, что улетаешь в Восточную Европу к святоше Элизабете.

— Анна, ты не вполне справедлива…

— А может, мне совсем не хочется быть справедливой!

— Элизабете бы не понравилось слово «святоша», — задумчиво произнес он, и Анна порадовалась, что задела его.

— Только скажи мне, сколько ты собираешься пробыть в отъезде, — холодно поинтересовалась она.

— Всего лишь месяц. — Тод напряженно смотрел на жену, и его густые ресницы почти совсем скрыли серое мерцание глаз. Анна прекрасно знала этот взгляд и не умела ему сопротивляться. Он полностью обезоруживал ее, подчинял своей воле. Когда Тод хотел настоять на своем, Анна всегда подчинялась. — В крайнем случае, пять недель.

Пять недель!

Но Анна решила больше не реагировать ни на что чрезмерно эмоционально, она и так слишком дала волю чувствам. В ней заговорила гордость. Зачем показывать мужу, насколько безумно ревнует она его к Элизабете, как бы Анна ни доверяла ему, и как бы ни старался Тод убедить ее в невинности их с Элизабетой отношений.

Ее эмоциональность не принесет никакой пользы. Только создаст тяжелую атмосферу напряженности и недоверия. Тем более если он уже собрался ехать — а он определенно будет стоять на своем.

— Думаю, мне остается только надеяться, что твой отъезд не продлится дольше месяца, — вздохнула Анна и отодвинула тарелку, так ничего и не съев. Она отпила большой глоток вина и едва не подавилась, увидев свое отражение в зеркале, висевшем за спиной Тода.

Сочетание жуткой жары в зале ресторана и выпитого вина придало ее щекам ярко-красный румянец, который совсем не шел ей и резко контрастировал с желтым свитером. Она выглядела как пестрая канарейка! Когда Анна поставила стакан на стол, губы ее дрожали.

Серые глаза сузились, глядя на нее.

— Что случилось, Анна? — прошептал Тод.

— Только то, что те женщины были совершенно правы! — обреченно произнесла она.

— Какие женщины?

— Те, в дамской комнате, которые сплетничали обо мне. Они были совершенно правы. Я действительно выгляжу как дрожащее желе!

Губы Тода вновь сжались, когда он внезапно сообразил, как именно ему разубедить жену. Он посмотрел на салат, к которому она едва притронулась, и на жалкие капли вина, оставшиеся в бутылке. Если они будут продолжать в том же духе — пить за обедом с такой скоростью, к которой ни один из них не привык, тем более на пустой желудок, — их обоих просто придется выносить из ресторана!

— Ты не голодна? — осведомился он. Анна отрицательно покачала головой:

— Нет.

— Хорошо! — Он поднялся и решительно протянул ей руку. — Пошли!

— Куда мы идем?

— Увидишь, — коротко ответил Тод, беря ее за руку.

Анна заметила, как он что-то тихо сказал на ухо метрдотелю, а затем они внезапно очутились на улице, под отрезвляющим серым дождем. Тод поймал такси и втолкнул ее в машину.

— В Сохо, пожалуйста, — крикнул он.

— Сохо? Тод, о чем ты говоришь?..

— Молчи! — Он яростно поцеловал ее.


Вот так он не целовал меня тысячу лет, озадаченно думала Анна. Даже вчера на диване. Не с таким пылом, граничащим с отчаянием. Как будто он никак не мог ею насытиться. И сознание того, что они находятся на заднем сиденье такси и водитель наверняка наблюдает за ними в зеркальце заднего вида, придавало ситуации такую пикантность, что дрожь пробежала по ее телу.

— Тод! — задыхаясь, прошептала она, почувствовав, как его рука дотронулась до ее напрягшейся груди, натянувшей мягкий бледно-желтый свитер. — Нас могут увидеть!

— Не могут, — прошептал он заговорщически, — я закрываю тебя, хотя и не полностью. Потому что, если бы нас совсем не было видно, я бы начал прокладывать путь к твоему бедру прямо сейчас, стащил бы трусики и…

— Тод! — Ее кровь, казалось, стала густой, как мед, и бешено пульсировала.

Его слова были едва слышны:

— Потому что я никогда не занимался с тобой любовью на заднем сиденье такси. Не правда ли, миссис Треверс?

— Н-нет. — Голос не слушался ее. И это то, чем занимаются большинство женатых пар? Если так, то их сексуальная жизнь очень традиционна и скучна! Перед ее взглядом предстала яркая картинка: она и Тод целуются в такси и трое непослушных шумных детей карабкаются на них. — Но у нас никогда не было такой возможности.

— А ты бы хотела этого? — прошептал Тод, нежно целуя ее в шею, и Анна почти взмыла в воздух, возбужденная его словами и прикосновениями…

Ее голова была запрокинута назад, глаза беспомощно закрыты, и Тод взглянул на нее с пониманием. О Боже! — подумал он, наполненный почти невыносимой страстью. Она, похоже, уже на грани…

Он отодвинулся от Анны, и из ее груди вырвался слабый возглас протеста.

— Открой глаза, солнышко. Мы почти приехали.

Анна смутно осознала, что они у его офиса в Сохо и что Тод выносит ее из такси. Свежий воздух и дождь сразу охладили пыл и отрезвили ее, вызвав яркий румянец на пылающих щеках.

— Ты можешь взять себя в руки на минутку? — поинтересовался Тод. — Пока мы не поднимемся в мой офис?

Она кивнула, зная, что нет никакой необходимости спрашивать, зачем они туда направляются. Это было отчетливо написано в его глазах.

Он желал ее.

И она тоже сгорала от нетерпения.

Каким-то образом Анне удалось пройти мимо секретарши Люси, которая, кстати, была очень мила. Лицо Анны пылало, будто она совершала что-то криминальное.

— Меня ни для кого нет! — приказал Тод через плечо, вталкивая жену в кабинет и запирая дверь на ключ.

Их глаза на миг встретились: Анны, полные неизвестного предчувствия, и Тода, сверкающие, как угли, от затуманившего их желания.

— Подойди ко мне, — попросил Тод, к облегчению Анны, и сгреб ее в объятия, покрывая всю дождем сладких, нежных поцелуев.

Тод на минутку оторвался от нее, чтобы снять желтый свитер и бросить небрежно к ногам.

— Давай избавимся от этого? — предложил он прерывающимся голосом и вновь припал к ней, продвигаясь, все ниже и ниже к ложбинке между грудями, столь соблазнительно выдававшейся из бюстгальтера, прокладывая влажную дорожку, обещавшую путь к небесам и обратно. — Ммм, — выдохнул Тод, мягко укладывая ее на огромных размеров письменный стол.

Его рот дразнил ее сосок, так провокационно торчащий из-под тончайшего кружева, в то время как руки стягивали юбку с округлых бедер.

— Я думаю, что не в состоянии больше ждать, Анна. А ты?

Ждать? Лучше умереть, чем ждать!

Ее всегда вполне удовлетворяла их сексуальная жизнь, но сейчас она казалась себе жертвой нарастающего голода, который, видимо, совершенно выходит из-под контроля. Тод никогда не вел себя так. Будто она была одной из женщин, которых он мог подобрать в баре, а не матерью его детей.

— О, Тод! — возбужденно выдохнула она. — Сделай это снова!

— Что? Это?

— Да! Да! Это! О да, пожалуйста! — Анна схватилась ладонями за край стола.

Она услышала звук расстегивающейся молнии — Тод боролся со своими брюками. И тут она осознала, что он собирался сделать! Здесь! На столе в его офисе! Ее глаза стали круглыми от изумления. Тод заметил смущение жены и поспешил успокоить ее.

— Да, — проговорил он, хотя дыхание давалось ему с трудом. — Я знаю, чего ты хочешь, Анна. Ты хочешь, чтобы я взял тебя прямо сейчас и прямо здесь. Ведь так, солнышко? Ты хочешь этого прямо здесь, на моем письменном столе, среди бумаг. Я прав?

Его пальцы решительно скользнули в ее трусики.

— Д-да-а-а… — Анна вздрогнула, когда он стащил их и отбросил в сторону.

Тод почувствовал себя настоящим властелином, укладывая ее на стол и входя в нее с какой-то неимоверной страстью, никогда еще им не испытанной, такой могущественный и в то же время нежный, что Анна закричала от наслаждения.

Тод закрыл глаза, находясь между отчаянием и экстазом, после пережитых эмоций он первый раз в жизни был больше не в состоянии ждать…

Анна хотела продлить момент, насладиться запрещенным действием, быть изнасилованной на письменном столе в кабинете мужа! Но не удалось, и Анна казалась себе почти обманутой, чувствуя, что ее тело начинает конвульсивно извиваться под ним. За долю секунды до ни с чем не сравнимого удовольствия, заполнившего все ее существо, она увидела его глаза и услышала недоверчивый стон, чувствуя одну волну наслаждения за другой, прежде чем он тоже блаженно замер.

Голова Тода покоилась на ее груди, и его горячее и прерывистое дыхание обжигало влажную кожу. В комнате нависла глубокая тишина.

— Почему ты сделал это, Тод?

— Тебе не понравилось? — поддразнил он ее, касаясь ртом кружевного бюстгальтера.

— Ты знаешь, что понравилось, — слабо выдохнула Анна и нежно провела рукой по его волосам.

Тод вышел из нее с тихим возгласом сожаления.

— Я мог бы оставаться так целый день, — вздохнул он, наклонившись за ее трусиками и поцеловав жену прежде, чем вложить их ей в руку.

— Так почему, Тод? — вновь повторила Анна вопрос, гадая, какую картину собой представляет, наклонившись, чтобы натянуть трусики, и поднимая брошенный на пол возле окна свитер.

Тод, улыбаясь, наблюдал за ней.

— Удовольствие — вот обычная причина, — прошептал он, но Анна покачала головой.

— Не пытайся выкрутиться! Это не то, о чем я спрашивала.

Его лицо внезапно посерьезнело.

— Ты имеешь в виду, почему я привел тебя сюда, в офис, чтобы заняться любовью?

— Д-да. — Анна сглотнула, ее сердце громко забилось. Она надела свитер и потрясла светлой головой, как делает собака, попавшая под дождь.

— Ты бы предпочла, чтобы я снял номер? Что ты имела в виду? — поинтересовался он. — Мне бы и это понравилось, солнышко!

— Пожалуйста, не меняй тему, Тод, — сказала она тихим голосом. — Мне любопытно.

— И мне. И уже давно.

Наступила длинная пауза.

— Очень любопытно.

Анна выжидающе смотрела на него, и что-то в его голосе заставило ее задать свой вопрос очень робко:

— Что любопытно?

Его серые глаза затуманились.

— Любопытно, заниматься с тобой любовью здесь или в отеле. На пустынной дорожке в глухой деревне или на заднем сиденье такси…

— Тод! — Анну начал наполнять страх. — Внезапное помрачение?

— Ничего не внезапное, — с улыбкой ответил он ей, — я чувствую это уже давно.

— Ты напоминаешь расстроенного, сексуально не удовлетворенного…

— Нет, нет, нет! — Тод отрицательно покачал головой. — С какой стати тебе взбрело такое в голову, Анна?

— А что еще я могу предположить, узнав, что тебя постоянно посещают связанные со мной эротические фантазии? По-моему, все совершенно очевидно! Ты хочешь сказать, что наша сексуальная жизнь тебя не удовлетворяет?

Тод вздохнул:

— Ты прекрасно знаешь, что это не так. Солнышко, почему бы тебе не подойти ко мне и не присесть рядом?

Но она осталась неподвижной, страх потерять его вылился в непреодолимое упрямство.

— Я не хочу садиться! Мне нужно знать, в чем причина таких внезапных изменений.

Он присел на край стола в той же позе, в которой незадолго до этого там сидела Анна, и ужасное предчувствие обволокло ее, как облако.

— Анна, дорогая, — нежным голосом сказал он, — ты замечательная любовница.

— То же я могу сказать и о тебе! — ответила она. — Только вот в отличие от тебя у меня нет необходимого опыта, чтобы делать сравнения!

— Ненавижу сравнения, — проскрежетал он. — И, кстати, ты не можешь обвинять меня в том, что у меня было много любовниц до тебя!

Он был прав. Но это не остановило ее ревность по отношению ко всем тем женщинам, что были у него до нее.

— Все потому, что у нас не было времени а полноценное ухаживание, — мягко напомнил Тод. — Подумай, Анна.

Она немного помолчала, обдумывая его слова. Когда они впервые встретились, то оба были так безумно влюблены друг в друга, что вопрос, стоит ли ложиться с ним в постель, никогда не вставал. Это просто произошло — одним прекрасным февральским днем, вскоре после их знакомства — и казалось таким же естественным, как ежеутренний восход солнца.

Когда они наконец набрались смелости прийти к ее отцу и сообщить важную новость о беременности, Анна совершенно не знала, чего ожидать.

Но реакция отца в корне отличалась от той, которой оба ожидали. Ни ярости, ни шока. Отца Анны мало что могло удивить в этом мире.

Он лишь кивнул и сказал, что в некоторых странах девочки выходят замуж в двенадцать лет! Потом спросил обоих, любят ли они друг друга, и, получив утвердительный ответ, заметил, что дети всегда доставляют очень много хлопот. И семнадцать лет — не лучшее время их рожать. Он также настоятельно посоветовал им пожениться, легализовав тем самым свои отношения, чтобы будущий ребенок чувствовал себя защищенным.

— Но лишь в том случае, если вы сами хотите пожениться, — быстро добавил он, не желая принуждать дочь поступать против собственной воли.

— Да, конечно, — твердо сказал Тод, — мы очень хотим!

Многие двадцатитрехлетние парни были бы захвачены врасплох таким развитием событий. Но Тод ни разу не засомневался в том, что ему предпринять.

— Мы хотим пожениться. Правда, дорогая?

— О да! — счастливо выдохнула Анна, зная, что согласилась бы на любые условия своего любимого. Как молода она тогда была!

— Это все упрощает, — добавил отец своим ровным, хорошо поставленным голосом. — С точки зрения закона.

И странным образом Анна и Тод почувствовали себя слегка уязвленными такой спокойной и полной рассудительности реакцией отца на их сообщение.

Даже мать Тода отнеслась к их признанию бесстрастно, но к тому времени она и сестра Тода жили в Америке и были далеко от места событий.

В какой-то мере все прошло даже слишком гладко — немного родительского сопротивления поддержало бы мятежный дух молодых.

Церемония бракосочетания была очень краткой. Простая регистрация в Челси, на которой присутствовали лишь отец Анны да мать и сестра Тода, прилетевшие по этому случаю из Америки.

О, и Элизабета, мрачно вспомнила Анна. Да, Элизабета там также присутствовала.

Она оделась во все черное, как новоиспеченная вдова, и Анна, как сегодня, видела разочарованное выражение ее огромных карих глаз.

На Анне в тот день было белое шелковое платье простого строгого покроя. Волосы рассыпаны по плечам светлым плащом, и единственным украшением служила благоухающая веточка камелии над ухом.

— Ты выглядишь пастушкой из пасторали! — довольно засмеялся Тод, надевая сверкающее обручальное кольцо на ее пальчик и наклоняясь поцеловать жену.

— Но я оставила свое платье из травы дома! — улыбнулась Анна, закрывая глаза, отчасти оттого, чтобы не видеть искаженного гримасой белого лица Элизабеты.

«Прием», если можно так выразиться, проходил в ресторане в Найтсбридже рядом с квартирой, которую Тод купил у отца Анны. Однако атмосфера обеда была достаточно напряженной из-за неожиданного известия, что Анна носит не одного ребенка и даже не двух, а сразу трех…


Мысли Анны вновь вернулись в настоящее время, когда она заметила пристальный взгляд Тода.

Он смотрел ей прямо в глаза.

— Анна, ты не согласна со мной, что наши отношения имели не совсем традиционное начало?

— Ты имеешь в виду, что нас не представили друг другу в теннисном клубе, и мы не встречались два года перед тем, как объявить о нашей помолвке?

Тод содрогнулся и покачал темной головой:

— Господи, ничего хуже не могу себе представить.

— Так что тогда?

Анне безумно хотелось знать, что он на самом деле думает. В самом начале супружеской жизни они делились всем, включая мысли. Как же могли они вдруг так отдалиться друг от друга? Они словно безуспешно пытаются вести разговор на разных языках.

Тод набрал воздуха, подбирая слова. Для взаимопонимания нужно общение. Он просто не хотел ничем задеть ее.

— Я пытаюсь сказать, что ты была девственницей, когда я встретил тебя. Фактически единственной девственницей в моей жизни, чем я непомерно гордился и почему всегда чувствовал свою ответственность по отношению к тебе.

— Не нужно делать из меня несчастную! — Анна вспыхнула от гнева. — Просто-таки сиротка, которую ты подобрал на улице!

Тод никак не отреагировал на ее выпад.

— Это совсем не то, что я имел в виду, — спокойно объяснил он. — Мне приходится нести груз не только того, что я лишил тебя девственности, но и того, что ты еще и забеременела от меня!

Анна больше не могла выносить этот разговор. Она помахала рукой у него перед глазами в преувеличенной попытке завладеть его вниманием.

— Извини меня, Тод, у тебя, наверное, совсем вылетело из головы, что я тоже при этом присутствовала! Помнишь? Может, я и женщина…

— Анна, это несправедливо!

— …может, и была младше и менее опытна, чем ты, но я прекрасно могла принимать свои собственные решения! И мне хотелось заняться с тобой любовью не меньше, чем тебе!

Тод предпринял последнюю попытку переубедить ее. Он сознавал тогда свое физическое превосходство и воспользовался им, хотя внутренний голос предупреждал его о ее невинности и чистоте. Тод догадывался, что она лжет о своем возрасте, но не придал этому значения. Он так ее хотел, что совершенно не желал задумываться о последствиях.

— Да, тебе повезло.

Анна уставилась на него в изумлении, пока до нее не дошло, что именно он хотел сказать. Она сердито взглянула на него:

— Повезло, что именно ты лишил меня девственности? Повезло, что ты такой крутой любовник? Из всех высокомерных заявлений, которые я слышала в своей жизни, это самое худшее!

— Повезло потому, что ты любила меня! — зло проговорил Тод. — И в том, что я отвечал тебе взаимностью! А если бы я оказался тривиальным любителем юбок, не упускавшим ни одного шанса? Что тогда?

— Тогда бы я просто не влюбилась в тебя, — мягко объяснила она мужу. — Признай, что я тоже могу о чем-то судить, Тод!

Тод выглядел смущенным, и твердая складка его губ на минуту смягчилась.

— Да.

— Звучит неубедительно!

— Хорошо, я признаю. Но у нас не было достаточно времени узнать друг друга до того, как ты забеременела. И как!

Анна кивнула, вспоминая, каким чудом была для медиков. Тройняшки — довольно редкий случай, один из шести тысяч четырехсот по статистике! И тот факт, что ей всего семнадцать, делал ее беременность настоящей сенсацией в местной больнице. Студенты-медики группами толпились у ее кровати, будто стали свидетелями второго пришествия, и Анна чувствовала себя уродом!

— Да, это определенно так, — медленно согласилась она. — Кажется, все свободное время я проводила в больнице! Помнишь? И каждый врач в Южном Гэмпшире хотел осмотреть мой живот и прощупать, как они в нем шевелятся!

— А помнишь, когда наконец они родились!..

Его переполняли эмоции. Как они оба гордились девочками! Малышки появились на свет довольно легко, но потом для родителей наступили трудные времена. Особенно доставалось Анне в первый год жизни тройняшек.

— Помню ли я? — переспросила Анна. — Я помню, что ходила, как зомби, с темными кругами под глазами. И с огромным отвисшим животом! И у меня никогда не хватало времени заняться своей фигурой, как у других мамочек в Найтсбридже.

— Потому, что ты наотрез отказывалась взять няню, — мягко напомнил Тод.

Но девочки ведь были их детьми, ее и Тода, и Анна не верила, что кто-то сможет любить их, как они. И если почти весь груз домашних забот падал на ее плечи — ведь Тод работал, — так что из этого? Зачем доверять драгоценных крошек няне? У нее было несколько подруг, подрабатывавших нянями, — молодые девчонки, которых куда более заботят посещения различных магазинов, чем орущие в своих колясочках дети. Разве кто-либо из них может ухаживать за тройняшками лучше, чем она сама?

— О, Тод! — вздохнула Анна. — Ну и способ начать супружескую жизнь!

Воспоминание о ее внешнем виде до сих пор заставляло Анну содрогаться, как и фотографии, сделанные в тот период. Но Тод по-прежнему желал ее. Обижался ли он, что ему приходилось умерять свой сексуальный аппетит из-за постоянного присутствия непоседливых детей?

Какими самостоятельными стали сейчас ее девочки, все три, по сравнению с первыми днями, как далеко они шагнули. Глаза Анны наполнились слезами.

— Теперь все изменилось, — прошептала она.

Тод внезапно поднялся и взял обе ее руки в свои. Его серые глаза пытливо смотрели на нее.

— Но так и должно быть, Анна, — сказал он тихо и погладил ее ладонь большим пальцем. — Перемены всегда неизбежны. Ты просто подумай о возможных вариантах нашей совместной жизни в будущем.

— Но твое ближайшее будущее уже заполнено Элизабетой, не правда ли? — язвительно напомнила Анна.

Его рот сжался, и муж снова показался ей чужим.

— Я попробую приехать на выходные, — пообещал Тод, но голос был сухим, и серые глаза опасно заблестели, наблюдая за ее реакцией.

Анна чувствовала себя такой опустошенной, что единственное, чем она могла ему ответить, была просьба не беспокоиться.


Глава шестая


— Тод сказал это?

Анна впилась зубами в один из пирожков, принесенных ею в роскошный дом Саскии, и немного джема упало на тарелку.

Она поглядела на подругу, растянувшуюся на алом диване. Ее муж первым обнаружил талант тройняшек и подтолкнул их карьеру в «Премиум».

Анна встретила Саскию и Рассела Голдсмит в школе — их сын Чарли учился в одном классе с тройняшками, — и обе пары стали друзьями, время от времени вместе посещали театры, выставки и концерты, на которые Рассел всегда умудрялся доставать билеты.

— Да. Именно это он и сказал! — эхом отозвалась Анна. — Он подразумевал, что мы погрязли в рутине!

Саския скривила губы. При росте почти в шесть футов, с волосами цвета спелой пшеницы, она выглядела как экс-модель, каковой, впрочем, и являлась. После рождения Чарли она решила стать по другую сторону камеры, обнаружив в себе талант создавать яркие сюжетные снимки. Сейчас она была одной из ведущих фотожурналисток города, работала как свободный художник, делая снимки для самых престижных журналов.

— А ты как считаешь, Тод прав или нет? А, Анна? — с любопытством в голосе спросила Саския. — Ты не находишь, что вы погрязли в рутине?

Анна очень долго обдумывала этот вопрос. Особенно после отъезда Тода в Румынию, в воскресенье вечером. Она тогда провела бессонную ночь, тихонько плача в своей комнате, пряча лицо в подушку, чтобы тройняшки не услышали ее жалобных всхлипываний.

— Нет! — без колебаний ответила Анна и, уловив блеск в глазах Саскии, пожала плечами. — Может, совсем чуть-чуть, — неохотно заметила она. — Если в буквальном смысле, то да. Мне кажется, мы попали в наезженную колею: живем в одном и том же доме, дети ходят в одну и ту же школу…

— Но это и есть жизнь! — драматически воскликнула Саския. — Так живут все люди! Чего хочет Тод взамен?

— Поменять город на какую-то деревенскую мечту. — Анна посмотрела на свои липкие пальцы и уронила остатки пирожка на тарелку, будто обжегшись. Зачем она ест жареное тесто, да еще с таким количеством джема, когда уже едва застегивает юбку на талии? Помнится, у тех двух ведьм в ресторане началась истерика при виде ее бедер и одежды. — Где грязь чавкает под ногами, — грустно добавила она.

— У него определенно кризис среднего возраста! — заявила Саския, поднявшись с дивана и разливая кофе по чашкам.

— Именно это я ему и сказала! — еще более мрачно отозвалась Анна.

— И как он отреагировал?

— Сказал, что еще слишком молод для кризиса.

— Да, ему действительно только тридцать три, — задумчиво произнесла Саския. — Имей в виду, Расселу было тридцать три, когда я его встретила, — очень опасный для мужчины возраст, — хмуро добавила она, не потрудившись объяснить свое загадочное замечание.

— Хмм, думаю, так. Беда в том, что девочки полностью на его стороне. — Анна отпила кофе, думая, как сказать о том, что девочки не собираются обновлять контракт с «Премиум». Тем более Саскии. Нет, не сейчас. — Талли мечтает о собственной лошади, конечно, мы не можем держать ее здесь! И квартира нам уже тесна. Я предлагала переехать в большую квартиру, но Тод устал от жизни в Лондоне.

Саския улыбнулась. Как и многие, знавшие Тода Треверса, она обожала его.

— И где же этот великий человек сейчас?

— В Румынии. Насылает магические заклинания, помогая нашей очаровательной Элизабете стать винным магнатом!

Саския подняла глаза:

— Ты ведь не ревнуешь его к Элизабете?

Анна была сыта всем по горло, а особенно ей надоело быть благоразумной.

— О! Какая странная идея, я знаю! С чего бы мне ревновать, когда мой муж проводит целый месяц с умнейшей темноглазой красоткой, которая думает, что он лучший мужчина в мире?

— Но между ними никогда ничего не было, или я чего-то не знаю? Только честно?

Нет, не было, подтвердила Анна кивком головы. Но этот новый Тод, заявивший, что хочет перемен и много классного секса, — кто может знать, чего он теперь пожелает?

— И ты не поговорила с ним об этом? — поинтересовалась Саския, проводя пальчиками с зеленым маникюром по коротко стриженным волосам.

— О нет, не хотела портить мирные дружеские отношения, — медленно произнесла Анна. Дружеские отношения. Какие ужасные слова! Звучат как часть названия новой строительной компании. Но она ведь не сказала Саскии всей правды. Потому что в действительности до отъезда Тода в Румынию все было вовсе не так гладко.

По прошествии нескольких дней после перемирия, последовавшего за тем памятным обедом в ресторане, Тод накануне отъезда, лениво потянувшись к ней, заставил ее сердце учащенно забиться. Он наклонил темноволосую голову к ее уху и прошептал:

— Хочешь меня?

Его глубокий голос гипнотизировал Анну.

— Ты же знаешь, что да!

Она хотела его и, однако, была в отчаянии от своей слабости во всем, что касалось Тода, удивляясь, почему она становилась такой податливой в его руках. Он только начал целовать ее с той неторопливостью, которая сводила с ума, когда в спальне появилась Таша. Лицо девочки отдавало болезненной зеленоватой бледностью. Анна и Тод отскочили друг от друга, как пойманные на месте преступления воришки. Девочка пробралась к ним в кровать, жалуясь на недомогание, и ее сразу стошнило на пуховое одеяло.

Анна сменила все постельное белье, а Тод отнес Ташу в гостиную. Когда Анна вернулась из прачечной, она нашла их мирно спящими на диване с бледными от усталости лицами. У нее не было ни сил, ни желания будить мужа. Анна просто накрыла обоих одеялом, оставив спать в гостиной, а сама отправилась к себе, проведя остаток ночи, мрачно глядя в потолок.

Какое романтичное прощание!

Тод молча пожал плечами за завтраком, пробормотав лишь тихое «Извини!», но Анна смогла выдавить только слабое подобие улыбки. Она знала, что их неудача прошлой ночью не была чьей-либо виной, и Тод определенно был ни при чем. Но в конце этой ужасной недели Анна чувствовала себя очень несчастной при мысли, что он уезжает к Элизабете в то время, когда между ними остается так много нерешенных проблем.

— Я пообещала ему, что подумаю о переезде, — внезапно добавила она, — во время его отсутствия.

Саския подняла брови:

— А чем еще ты собираешься заняться, пока Тод в отъезде?

Анна поднялась и задумчиво посмотрела в окно на цветущие вишни. Затем повернулась и внезапно поймала свое отражение в огромном зеркале, висящем над камином. И содрогнулась.

Ее светлые волосы спадали по спине — прическа, которую она носила последние десять лет. В ту ночь, когда она встретила Тода, они выглядели точно так же, только были в куда лучшем состоянии! Утром она надела свободную синюю джинсовую рубашку, очень подходившую к цвету глаз. В сочетании с белыми хлопчатобумажными брюками, скрывавшими множество недостатков фигуры, одежда сидела на ней вполне прилично, но… Внезапно Анна поняла, что даже очень эффективная маскировка не сможет обмануть ее. Господи, ей только двадцать восемь, а она одевается как беременная женщина! Так хочется носить вызывающие модные вещи, пока еще молода!

— Все, сажусь на диету! — незамедлительно заявила она и по отсутствию протеста со стороны Саскии поняла, что ей следовало бы сделать это давным-давно. — А еще сделаю новую стрижку! — беспощадно добавила Анна. — Сколько можно носить одну и ту же прическу!

— Что? А как же Тод?

— Мне вовсе не обязательно просить письменное согласие мужа каждый раз, когда я хочу изменить что-нибудь в моей жизни! — гордо ответила Анна. Для него это не было правилом, значит, и для нее тоже. И он уехал к Элизабете, не спросив, возражает она или нет! — Именно Тод заставил меня критически посмотреть на себя и понять, что, может быть, как раз я и погрязла в рутине, — продолжила Анна. — Так что он не сможет жаловаться, если я решу что-либо предпринять по этому поводу. А я собираюсь полностью изменить свой имидж!

— Сейчас? — Саския спрыгнула с дивана с грацией, совершенно неожиданной для ее высокого роста, и оглядела Анну с ног до головы. — У тебя есть трико? — задумчиво спросила она.

Анна удивленно посмотрела на нее.

— Трико? Да, думаю, есть. Где-то, — добавила она, вспомнив короткую вспышку энтузиазма, когда она хотела вернуть форму после рождения тройняшек, которая очень быстро испарилась после первой изнурительной тренировки. — Но я вполне могу купить новое, если нужно. А зачем?

— Ты не возражаешь, если я сфотографирую тебя?

Анна подозрительно посмотрела на подругу:

— Меня? Зачем? Для рекламы различных способов похудения в раздел «До»?

— Как подтверждение твоего будущего успеха. Кто знает? Мы же должны что-то с этим делать.

— Например?

— Не торопись, Анна, — улыбнулась с иронией Саския. — Приходи завтра в трико, и я сделаю несколько снимков. У меня есть идея, которая вполне может сработать, но дай мне обсудить все с Расселом.

— Ну что ж, договорились, — пожала плечами Анна, думая о том, что дома первым делом выкинет все шоколадное мороженое из холодильника. Интересно, как отреагируют на это тройняшки, вернувшись из школы?

Нет, с сожалением подумала она. Просто ликвидировать искушение — не способ начать контролировать свою жизнь. Тем более что искушение поджидает на каждом шагу! Нет, если она действительно хочет сбросить вес, то должна придерживаться строгой диеты в сочетании с ежедневными тренировками и все время помнить об этих ужасных словах: сила воли!


Тина широко раскрыла голубые глаза:

— Почему ты ничего не ешь, мамочка?

Помня о плохом аппетите школьниц и о том, что она должна учить девочек здоровому питанию, Анна яростно закачала головой:

— Я ем, дорогая. Даже очень много ем — ты видела, сколько я слопала за обедом!

У Таши вытянулось личико.

— Много морковки.

— Да, а морковь очень полезна для вас, — улыбнулась Анна.

— И сельдерея! — вставила Талли, которая украшала свою школьную сумку наклейками с изображением лошадей. — Ты постоянно ешь сельдерей!

— Сельдерей очень питателен, — терпеливо объяснила Анна.

— Я б лучше съела шоколадное пирожное! — с мечтательным видом вздохнула Тина.

— Если быть предельно честной, дорогая, то я тоже, — с улыбкой заметила Анна. — Но я не занимаюсь спортом так много, как вы, девочки, так что я не сжигаю пирожные!

— Не сжигаешь? — Тина растерянно взглянула на мать и немедленно понюхала воздух. — Что значит «сжигать»?

Анна расхохоталась.

— Имеется в виду количество тепла для снабжения нас энергией — я думаю, вы скоро будете учить это на уроках физики.

— Не могу дождаться! — скорчила гримасу Тина. — Как много ты теперь знаешь — поэтому начала ходить в спортзал?

— Да, — согласилась Анна, думая о том, сколько потребовалось мужества, чтобы стать членом клуба, полного мужчин и женщин с безупречными фигурами. — У них есть группа для людей, которые хотят сбросить вес и подтянуть фигуру. Именно туда я и хожу.

Таша взглянула на мать с интересом:

— А папа знает?

Анна покачала головой:

— Нет, не знает. И я не хочу, чтобы кто-либо из вас ему проболтался! Пусть это будет сюрпризом.

Талли издала звук, напоминающий цокот лошадиных копыт.

— А когда папочка вернется?

Анна сделала глоток черного кофе, пытаясь, как учила ее Саския, насладиться его крепким вкусом вместо того, чтобы немедленно добавить сахар и сливки.

— Я точно не знаю. Собирался вернуться на выходные…

— Собирался? — разочарованно протянула Талли.

— Да, — кивнула Анна, ободряюще глядя на дочь. Из трех девочек она больше всех походила характером на отца и, когда тот уезжал, безумно скучала по нему. Но и Анна испытывала это же чувство. Ей было интересно, скучал ли он по ней с такой же силой… — Элизабета и ее семья оказались в нелегком положении, они на грани банкротства.

— Так почему бы папе просто не дать ей денег, мамочка? Тогда бы ему не пришлось уезжать. Правда? У него ведь куча денег. Да, мам?

— Это не выход, — спокойно ответила Анна. — Проблема слишком серьезная, и ее не так просто решить. Когда кто-то попадает в затруднительное материальное положение, нельзя время от времени давать ему деньги. Это поможет только ненадолго, нужно найти кардинальное решение.

Длинный пронзительный звонок разнесся по квартире, и сердце Анны возбужденно подпрыгнуло.

— Телефон! Быстрей! Может быть, папа, — воскликнула она, прислушиваясь к своему участившемуся сердцебиению, пока тройняшки наперегонки бежали к телефону. — И не забудьте, мамино снижение веса — секрет. Договорились?

Тина остановилась и взглянула на мать. Младшая и самая непоседливая из девочек, она была также и наиболее уязвимой.

— Я не люблю секретов, мама, — нахмурилась она.

— Тогда сюрприз, — исправилась Анна. — Для папочки будет приятной неожиданностью, когда он вернется и увидит, что я уже больше не похожа на…

— На что? — невинно полюбопытствовала Тина.

Анна пожала плечами. Одно она знала наверняка — что не хочет напоминать дрожащее желтое желе!

Пока девочки весело болтали с отцом, она украдкой посмотрела на себя в зеркало. Произошли ли какие-то изменения в ее облике всего за неделю? Анна обтянула широкий свитер по фигуре.

Живот определенно уменьшился. То ли благодаря пятидесяти приседаниям в день, то ли благодаря ужину, который теперь состоял из рыбы, приготовленной на пару, и овощей.

Анна полностью исключила из рациона пирожные, осознав, что временами пыталась пополнить сладостями запас растраченной энергии. Но в действительности, как убедительно объяснил Анне ее тренер, пирожные вовсе не восстанавливали энергию. Неудивительно, что она так часто чувствовала себя уставшей. О, ей уже становилось интересно, что подумает Тод о своей новой, энергичной жене!

Анне очень хотелось сделать стрижку, чтобы радикально изменить свой имидж, но Саския ее отговорила. Точнее, не Саския, а ее муж, Рассел.

Рассел был типичным руководителем — таким же худым и красивым, как Тод, только в джинсово-длинноволосой вариации. Сузив свои по-детски голубые глаза, он смерил Анну критическим взглядом, который, по правде говоря, был бы очень оскорбительным, если бы исходил от кого-то другого.

— Давай посмотрим, как изменится форма лица, когда ты похудеешь, прежде чем решать что-либо с прической, — серьезно сказал он и удивился, почему Анна шутливо замахнулась в направлении его солнечного сплетения.

— Мамочка! — закричала Таша, и Анна отпрыгнула от зеркала. — Папа хочет поговорить с тобой!

— Иду-иду, — отозвалась она.

Она надеялась, что Тод будет звонить каждый вечер, но телефонная связь в деревне работала плохо — обычная отговорка. Очень удобно, зло подумала она, но промолчала, закусив губу, не желая выглядеть ревнивой ведьмой. По крайней мере не сейчас, когда он так далеко от нее.

Анне не очень хотелось расспрашивать мужа, как он проводит время в прекрасном румынском поместье с женщиной, которая столь очаровательна, что весь мир, равно как и его жена, удивляется, почему она так и не вышла замуж.

Она осторожно взяла трубку:

— Тод?

— Здравствуй, солнышко, — долетел до нее такой знакомый глубокий голос. — Как ты там?

До чего же формально звучат телефонные разговоры, подумала Анна. Ты не можешь надеяться заполнить разговор мельчайшими подробностями повседневной жизни и поэтому произносишь такие незначительные стандартные фразы: «У меня все хорошо, спасибо, дорогой! А как ты?» Почему бы ей просто не сказать ему, что она очень его любит и скучает? Не потому ли, что ждет таких же признаний с его стороны?

— Ммм. Все неплохо — куда лучше, чем я предполагал! Я нашел поставщиков хорошего дешевого стекла из Германии и очень на них рассчитываю. Планирую отправиться туда завтра и детально узнать о возможностях использования их стекла для винных бутылок.

Вот уж чего ей не хотелось слышать. Тод казался более увлеченным, чем она видела его в последнее время. Но ведь он полностью реорганизовывал жизнь Элизабеты — несомненно, в награду за преданный, полный благодарности взгляд. Какому мужчине не понравилась бы роль могущественного покровителя такой женщины, как Элизабета?

— Звучит заманчиво, — холодно заметила она.

Последовала пауза, и что-то щелкнуло на линии.

— Я бы не назвал это заманчивым, солнышко. Просто очень короткая поездка на фабрику в самый центр промышленности Германии, во все не в те места, которые привлекают туристов!

Почему она не знает, что сказать? Почему не может придумать ничего подходящего? Не оттого ли, что не хочет надоедать ему рассказом о делах девочек и о том, что последние съемки в «Премиум» были отложены из-за плохой погоды? Боялась ли она его недовольства карьерой тройняшек и желания как можно скорее ее пресечь? Или просто оттого, что во время этих рассказов она была так же скучна и неинтересна, как пресная вода?

Последовал еще один щелчок.

— Ты еще здесь, Анна?

— Да. Да, я здесь.

— А ты бы не хотела встретиться со мной в Германии? — внезапно спросил он. — Из Лондона есть прямой рейс.

Если бы она сейчас не чувствовала себя незащищенной, а ее раздражение не достигло бы высшей точки, она не сказала бы таких глупостей:

— Да уж, Тод, не похоже на приглашение века, согласен? Ты рисуешь самую непривлекательную картину твоего путешествия в Германию, а затем приглашаешь меня. Просто замечательно! А что, интересно, мне делать с девочками?

Голос Тода звучал не менее раздраженно:

— По-моему, это не проблема! Всегда можно найти человека, который бы за ними присмотрел. Раньше таких сложностей не возникало. Кстати, ты даже можешь взять их с собой…

— Что? В Герма…

— О, забудь об этом, Анна, — устало произнес он. — Я подумал, что ты будешь рада переменам. И только.

На противоположном конце трубки послышался приглушенный зов, за которым последовал такой же неразборчивый ответ Тода. Его голос звучал виновато, когда он снова заговорил, и сердце Анны забилось с угрожающей быстротой.

— Послушай, солнышко, мне нужно идти, зовут ужинать.

— Ужин, конечно, готовит Элизабета?

— Элизабета дает больной матери лекарства, — холодно ответил Тод, и Анна отчетливо представила, как глубокая складка пролегла между его темными бровями. Господи, что с ними творится? — Я позвоню тебе через несколько дней — может, ты будешь в лучшем расположении духа.

— Не стоит беспокоиться! — огрызнулась Анна, окончательно разозлившись, и швырнула трубку. Раньше она никогда не делала этого, никогда — за все время, что знала его.

Анна помогла девочкам приготовить домашнее задание, уложила их спать, но, казалось, темное предчувствие обволакивало ее сердце.

Несмотря на все отчаянные попытки, она так и не смогла выкинуть из головы образ Тода, изливающего Элизабете душу, жалующегося на несправедливое отношение жены.

И еще ужасней была мысль о том, как именно могла утешать его Элизабета…


Глава седьмая


Следующие три недели Анна критически пересматривала свою жизнь. И даже очень хорошо, что у нее появилось новое занятие, которое заполнило долгие часы ожидания. С отъездом Тода в ее жизни образовалась огромная пустота.

Внезапно все ее существование утратило главный смысл.

И не только потому, что теперь ей нужно было готовить ужин лишь на девочек, — больше не раздавался и звук поворачивающегося в замке ключа, до сих пор заставляющий ее вздрагивать от радостного возбуждения. Даже по прошествии всех этих лет…

Телевизионные программы, интересовавшие ее раньше большей частью потому, что она смотрела, а затем обсуждала их с Тодом, казались теперь нестерпимо скучными. Книги, которые ей раньше приходилось откладывать из-за недостатка времени, тоже утратили прежнюю привлекательность. Она пыталась читать, но строчки расплывались перед глазами в непонятные, лишенные всякого смысла иероглифы. И как возможно сосредоточиться на содержании книги, если единственное, о чем ты способна думать, — как сильно ты скучаешь по мужу?

О, Тод и раньше уезжал по делам, но никогда еще не отсутствовал так долго. И никогда не было другой женщины, кисло напомнила себе Анна. Да еще этот неприятный спор по телефону, когда она бросила трубку. На другой день Анна перезвонила, чтобы извиниться, и Тод поспешил заверить ее, что все уже давно забыто, но весь последующий разговор прошел в напыщенном тоне. Если бы не новости девочек, Анна вообще не знала бы, о чем говорить. Приходилось задуматься, что будет, когда девочки вырастут, станут совсем независимыми и неизбежно уедут от них с Тодом…

И кем она станет тогда? Томящейся от скуки женой богатого человека?

Она должна что-то предпринять!

Опасения, спрятанные в глубине сознания, заставили ее вернуться к мыслям об изменениях в тех сферах жизни, которые перестали быть для нее счастливыми. Анна уже очень увлеклась идеей Саскии запечатлеть борьбу подруги с весом.

— Я думаю, из этого получится книга, — сказала как-то Саския, заглянув к Анне ранним утром, когда та усиленно качала пресс на полу в гостиной. Рядом на маленьком кофейном столике дымилась чашка горячего свежезаваренного чая из трав. — Знаешь, и Рассел так считает!

Анна подняла красное от напряжения лицо и, тяжело дыша, встала с ковра.

— Книга? О чем ты говоришь?

— О фотографиях. — Саския вытащила пачку блестящих черно-белых снимков и положила перед Анной. — Смотри.

Анна взглянула и побледнела от ужаса: неимоверных размеров ягодицы, обтянутые плотным трико, смахивали на огромную карту Луны.

— О Боже! — простонала она в отчаянии. — Это ужасно!

— Что?

— Мои ягодицы, что же еще!

— Твои ягодицы вовсе не ужасны, — терпеливо проговорила Саския. — Разве только немного более округлы, чем по общепринятой норме.

— Нет!

— Но средства массовой информации всегда подбирают идеал женской красоты, на который многим женщинам трудно быть похожими. И это вовсе не значит, что ты должна на себя наговаривать!

— Ради Бога, уничтожь их, Саския! — простонала Анна. — Пожалуйста!

— Но Рассел тоже находит их просто фантастическими! — защищала свое творение Саския.

— Значит, Рассел понятия не имеет, что действительно фантастично, — ответила Анна. — Хотя «фантастично» может также означать и «нелепо», так что, скорее всего, он был точен!

Саския собрала снимки и аккуратно сложила назад в конверт, прежде чем последовать за Анной на кухню. Там она села, глядя, как подруга наливает минеральную воду в два высоких бокала.

— Спасибо, — сказала Саския, беря из рук Анны наполненный бокал.

— На здоровье! — промурлыкала Анна с сардонической улыбкой.

Саския сделала глоток.

— Но если говорить серьезно, — сказала она, с видом победителя размахивая другим конвертом перед глазами Анны, — то я имела в виду, что именно у этих снимков огромный потенциал!

— Потенциал пугать людей?

— Не будь такой самокритичной!

— Черт побери, если бы твои ягодицы были такого размера, ты бы тоже была настроена критически! — Анна в задумчивости смотрела на лопающиеся в минеральной воде пузырьки, будто глядела в магический хрустальный шар.

Саския пожала плечами:

— Признаю, твои ягодицы выглядели слегка крупновато на тех первых снимках, что я для тебя сделала…

— Ты имеешь в виду, что они шириной с Большой каньон? — язвительно возразила Анна. — Куда хуже, чем «слегка крупновато»!

— Но взгляни теперь на эти! — Саския вытащила другие снимки из зажатого в руке конверта. — Погляди сюда! Обрати внимание на перемены, произошедшие всего за каких-то три недели!

У Анны пропал дар речи при взгляде на фотографии в руках у Саскии. Не то чтобы она внезапно превратилась в супермодель. Совсем не так. Для модели ей недоставало роста, у нее не настолько длинные ноги, да и кожу, честно говоря, нельзя назвать безупречной.

Но теперь не осталось никаких сомнений, что за эти три недели она ужасно изменилась. Похоже, «ужасно» стало ее любимым словом! Занятия в классе аэробики, сельдерей и плавание убрали противные складки жира на бедрах, а благодаря тому, что живот стал плоским, грудь, казалось, увеличилась.

— Теперь понимаешь, что я имею в виду?

— Я действительно выгляжу гораздо лучше, — признала Анна, с интересом рассматривая каждую фотографию, словно не веря своим глазам.

— Ты выглядишь просто потрясающе! — Саския улыбнулась. — Слышала бы ты восторги Рассела по этому поводу, а ведь он такой придирчивый! Теперь о книге…

Но Анна покачала головой:

— Саския, вернись с небес на землю! Несколько моих фотографий, на которых я выгляжу похудевшей, еще не делают книги. Я не права?

— А Рассел думает, что делают, — а ведь это его профессия. Посмотри на все здраво, Анна. Ты — шикарная женщина…

— Тройняшки — вот они шикарные, — рассудительно поправила подругу Анна. — Не я. Мои дети — символ «Премиум».

— А мы представили тебя как их мать! Женщину «Премиум»! Повседневно сталкивающуюся с теми же проблемами, что и тысячи других. Женщины смогут сравнивать себя с тобой. Ты красива, но не чрезмерно и соответственно не так пугающе.

Звучит как очень сомнительный комплимент!

— Продолжай, — с интересом попросила Анна.

— Женщинам уже надоели безупречные модели, которые не имеют с ними ничего общего! — продолжала Саския. — Плоскогрудые подростки, выглядящие так, будто им не хватает настоящей, полноценной еды, или второразрядные актриски, решившие подзаработать на фигуре. В то время как ты, мать троих детей…

— Которые родились одновременно, не забывай об этом! — вставила Анна, охваченная энтузиазмом Саскии.

— Именно! И если ты можешь заставить свой живот выглядеть плоским, как гладильная доска, то и остальные женщины вдохновятся твоим примером!

— Но ведь еще нужно получить согласие «Премиум», ведь так? — задумчиво нахмурилась Анна, вспомнив об этом немаловажном факте.

— Рассел уже обо всем договорился. И им безумно понравилась наша идея. Безумно! Особенно если нам удастся вставить еще и несколько рецептов с использованием их продукции.

— Рецептов? — изумленно пискнула Анна.

— Ну да, рецептов, по которым ты обычно так искусно готовишь! Я знаю, у тебя просто хобби прибедняться. Но, Анна, не отрицай — ты отличный кулинар! Как насчет того блюда из креветок и молодых кабачков, полезного и с низким содержанием калорий?

— П-пожалуй, д-да, — с сомнением в голосе ответила Анна. — Думаю, ты права. Их можно подавать с салатом и тушеными овощами вместо риса и хлеба. Это сделает блюдо еще менее калорийным.

— Превосходно! А у тебя в запасе есть какие-нибудь подобные рецепты?

Анна пожала плечами:

— Ну, жареный цыпленок быстрого приготовления с орехами и шпинатом…

— Великолепно! — Саския мечтательно округлила глаза. — Рассел обожает шпинат!

Анне казалось совершенно неуместным высказывание про то, что любит или не любит Рассел, но она промолчала.

— Конечно, придется уменьшить количество орехов, если хочешь снизить содержание калорий.

— Конечно! — горячо кивнула Саския, продолжая выжидательно смотреть на подругу.

— И еще, помнишь, мои знаменитые темные бобы с грибами…

— Приступай к записи всех этих рецептов на бумагу! — скомандовала Саския. Она взяла бокал с минеральной водой и подняла его, провозглашая тост: — За путь к победе!


Тод позвонил вечером, и Анна бросилась к телефону, сгорая от нетерпения услышать звуки родного голоса, а еще более от страстного желания услышать, что он возвращается домой, к ней. Его мрачный голос отмел все ее ожидания:

— Анна…

Ее сердце ухнуло вниз, как сорвавшийся лифт, и его захлестнула волна страха. Почему он произнес ее имя так серьезно, даже пугающе?

— Что случилось? — встревоженно спросила она.

— Мать Элизабеты… Она скончалась сегодня ночью.

К огромному стыду Анны, ее первой реакцией было облегчение. Тод не уходит от нее к другой женщине! Да, именно об этом она подумала в первую секунду. Затем она почувствовала нарастающий ужас, вспоминая невыносимую боль утраты родителей.

— О, Тод, — сочувственно произнесла она. — Мне так жаль. Бедняжка Элизабета. Как она?

— С ней все в порядке, — медленно произнес он. — Относительно в порядке, конечно. Ее мать была очень старой женщиной, которая давно и серьезно болела. Элизабета в какой-то мере ожидала этого, принимая как неизбежность, даже думая, что, может, так будет лучше. Но потеря всегда остается потерей — независимо от того, были к этому готовы или нет. — Его голос смягчился: — Уж ты-то знаешь, любимая…

В его голосе слышались жалость и сострадание к ним обеим: к ней и Элизабете. И хотя она очень ценила это его качество, теперь оно только усилило ее чувство уязвимости. Чувство, которое возрастало при мысли, что он собирается оставить ее.

— Полагаю, ты собираешься остаться?

— Да. Похороны состоятся на следующей неделе. Но я останусь только в том случае, если у тебя все в порядке.

Что она могла ему ответить? Тод отсутствовал уже почти четыре недели, намного больше, чем ей бы хотелось, особенно когда между ними возникло так много нерешенных вопросов. Ведь он был ее мужем, и она хотела, чтобы он находился рядом с ней и их детьми, а не с Элизабетой.

Но эгоистичные мысли уступили место состраданию к Элизабете. Она столь многим пожертвовала ради матери, и теперь, наверное, в ее жизни образовалась огромная болезненная пустота.

Голос Анны наполнился сочувствием.

— Все в порядке, Тод, — мягко прошептала она. — Оставайся столько, сколько потребуется.

— Я вернусь при первой же возможности, — пообещал он. — Поездка в Германию прошла очень удачно, а погода обещает такой урожай, которого здесь уже сто лет не видали. Фактически, если все пойдет по плану, за несколько лет виноградники принесут огромную прибыль, в первый раз за всю их историю.

Тод казался настолько вовлеченным в жизнь и бизнес Элизабеты, что Анне пришлось себе напомнить, что это просто его натура. Своим успехом в жизни Тод был обязан исключительно настойчивости и умению полностью отдаваться делу. Если он за что-то брался, то отдавался целиком. Именно благодаря этому качеству он делал деньги из всего, за что брался. Анна постаралась придать своему голосу побольше энтузиазма.

— О, прекрасно! — бодро произнесла она. — А когда пройдет шок от утраты, Элизабета, я думаю, тоже порадуется.

— Да, — согласился Тод. — Конечно. А как ты там, солнышко? Чем занимаешься?

Помня слова Тины о том, что она не любит секреты, Анна уж было открыла рот, чтобы все ему рассказать, но передумала. Сейчас совсем неподходящее время для разговоров о том, сколько лишнего веса она сбросила, как полюбила тренировки и что Рассел думает по поводу написания книги обо всем этом.

Не покажется ли ему неуместной ее болтовня, когда он находится в доме, где царит атмосфера скорби?

И к тому же она хочет удивить его. Даже обескуражить!

Годами Анна не придавала значения своему внешнему облику, разве только следила, чтобы выглядеть опрятной. Но инцидент в ресторане сильно пошатнул ее уверенность в себе. Нелестные комментарии дамочек, вьющихся вокруг Тода, заставили ее посмотреть на себя глазами окружающих. Обычная серенькая женщина, женившая на себе успешного бизнесмена и красавца. Это могло стать началом конца.

Время от времени Анна читала в газетах статьи о мужчинах, которые переросли своих жен и ушли к более молодым, сексуальным и привлекательным. Хотя Анна и не думала, что Тод может так поступить, она решила сделать все, чтобы у него не возникло подобного искушения!

Она навсегда распрощалась с образом толстой скучной женушки.

Пусть по возвращении он найдет ее похудевшей, к тому же, возможно, еще и с бестселлером в руках!

— Я? — невинно поинтересовалась она, заговорщически улыбнувшись своему отражению в зеркале, висящем над телефоном. — О, Тод, ты же меня знаешь. Ничем особенным.


Глава восьмая


Взвизгнули тормоза остановившегося такси. Тод вынул из бумажника три хрустящие купюры и протянул сияющему от удовольствия водителю.

— О! Так щедро! — воскликнул тот. — Спасибо, начальник!

— Не за что, — сухо улыбнулся Тод. Он захлопнул дверцу и шагнул в прохладу раннего вечера.

Сгущались сумерки. Тод с удовольствием втянул свежий весенний воздух. Он соскучился по Англии куда больше, чем мог предположить, но особенно по жене и детям.

Решив дать волю старой детской привычке, Тод прыгал через две ступеньки; словно пушинки, скакали за ним чемоданы и чемоданчики, будто они были совершенно пустыми, а не до отказа набитыми подарками, столь тщательно и любовно выбранными для Анны и девочек!

Он добежал до двери и собрался было позвонить, но остановился: очень хотелось удивить дочек и жену. Взглянув на часы, подумал: «Интересно, чем они сейчас занимаются?»

Семь часов.

Его сердце учащенно забилось, когда он еще раз подумал о том, как по ним соскучился.

Должно быть, девочки делают уроки, а Анна, как обычно, им помогает. Четыре светлые головки склонились над учебником математики, которую они все — кроме него и Таши — находят ужасно трудной.

А может быть, они еще только заканчивают ужинать, дружно устроившись в беспорядке уютной кухни. Анна, наверное, приготовила одно из своих знаменитых рагу…

У Тода потекли слюнки. Еда в самолете и выглядела, и пахла отвратительно, так что Тод решительно от нее отказался. Но даже если какое-то блюдо из тех, что он пробовал во время своей поездки, в течение последних четырех недель, и было достаточно вкусным, оно все равно ни в коей мере не могло сравниться с божественной стряпней Анны.

Тод тихонько прикрыл за собой дверь и бесшумно опустил на ковер чемоданы.

Вдруг его брови сами собой поползли вверх. Вместо обычной детской болтовни, смеха и перебранок, он услышал глубокие басовые звуки незнакомой джазовой музыки, приглушенно доносившиеся из гостиной. Затем он различил смех — такой знакомый и такой чужой одновременно, — заставивший сердце на секунду замереть.

Смех Анны.

Брови Тода сошлись у переносицы, выдавая отчаянную попытку понять, почему ее смех прозвучал так странно. Но тут он с изумлением услышал ответный смех, более глубокий и низкий…

Смех мужчины.

Кого это она там развлекает? Тод старался побороть раздражение, он так надеялся увидеться с семьей без посторонних. Кто забежал составить Анне компанию?

Заинтригованный и немного смущенный, Тод тихо шел по коридору к гостиной. Что он там обнаружит и почему испытывает тяжелые предчувствия? Ведь он и не думает ни в чем подозревать Анну. У него никогда не было повода не доверять жене, и он не мог предположить, что вдруг окажется в такой ситуации. Она просто не из тех женщин, которые могут вот так просто предать, обмануть доверие мужа. Его Анна — совсем из другой породы.

Но, подойдя к дверям гостиной, Тод почувствовал, что сердце вот-вот выскочит из груди от той картины, которая предстала перед его взором. И было от чего: Анна вальяжно, как ему показалось, растянулась на одном из зеленых диванов, а одетый во все джинсовое Рассел преданно сидел у ее ног.

Тоду понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что это действительно Анна. Он попросту не узнал ее. Не узнал свою собственную жену!

Анна протянула руку и дотронулась до щеки Рассела. Однако Тода настолько потрясли перемены в ее внешности, что даже этот интимный жест показался ему куда менее пугающим, чем произошедшие в ней изменения.

О Господи, подумал Тод с болью в сердце. Что она с собой сделала?

На первый взгляд Анна выглядела исхудавшей.

Не совсем изможденной, конечно, но куда более худенькой, чем она была до его отъезда, чем та Анна, которую он знал столько лет. Ее бедра, прежде дававшие понять, что она родила тройню, теперь выглядели безумно женственно и соблазнительно. На верхней части рук явственно обозначились мышцы, а живот стал гораздо более плоским. В то время как увеличившиеся в объеме груди смело приподнимали сидящую в обтяжку блузку из желтого шелка… которую он никогда прежде не видел… так удачно сочетающуюся с ее новыми белыми джинсами, тесно обтягивающими соблазнительные ягодицы.

Но окончательно потрясли Тода ее волосы: раньше ниспадавшие по спине, теперь они были коротко подстрижены, их концы доходили до подбородка, короткая челка привлекала внимание к тщательно подведенным и подкрашенным тушью глазам, что делало их еще более синими, чем прежде.

Анна неожиданно отдернула руку от щеки Рассела и выпрямилась, будто ужаленная.

— Привет, Анна, — вымолвил Тод.

Реакция Анны была медленней, чем обычно. И ничего удивительного, ведь она выпила три бокала шампанского на пустой желудок. Она сидела неподвижно, и краска сходила с ее разгоряченных вином щек.

— Т-Тод, — заикаясь, пробормотала Анна, как растерянный ребенок, застигнутый родителями за поеданием пирога. — Я н-не ждала тебя.

— Это более чем очевидно, — уничтожающим тоном согласился Тод, чувствуя, как нарастает в нем огромная темная ярость, которой он никогда прежде в жизни не испытывал.

Он перевел взгляд стальных серых глаз на Рассела, слишком поспешно вскочившего на ноги.

— Привет, Тод! — Рассел старался, чтобы его голос звучал непринужденно, но ему это плохо удавалось. — Как я рад тебя видеть!

Тод обвел взглядом комнату, пытаясь выиграть время, чтобы подобрать соответствующие случаю слова.

— Где Саския? — холодно поинтересовался он.

Рассел густо покраснел:

— Ее здесь нет.

— Да. Я вижу. А где она?

— Она… э-э… дома.

— О! — От голоса мужа у Анны по спине побежали мурашки, он смотрел на нее полным гнева взглядом, отчего ей стало еще страшнее. — Как удобно!

Его презрение вызвало в Анне ответное чувство негодования. Да, он застал ее в ситуации, выглядящей сейчас весьма двусмысленно. А что, если проявить хоть немного доверия? Сам наверняка выпил не одну бутылку вина с Элизабетой, так какое же право имеет стоять теперь с видом оскорбленного достоинства? Тем более что Рассел — один из его лучших друзей!

Анна встретила его обвиняющий взгляд с гордо поднятой головой:

— Тод, я не думаю, что…

— Где дети? — требовательно спросил он, перебивая ее на полуслове.

— На концерте в школе.

— А почему же тогда ты не с ними? — набросился на нее Тод.

— Потому что… — Анна беспомощно посмотрела на Рассела, и от их заговорщических взглядов Тоду стало не по себе.

— Я думаю, мне лучше уйти, — произнес Рассел, явно избегая смотреть на Тода.

Анна покачала головой.

— Останься, пожалуйста, — чуть ли не умоляюще попросила она.

Никогда еще Анна не видела, чтобы Тод так на нее смотрел. Эта пугающая ярость в глазах делала его опасным незнакомцем. И если Рассел останется, то, может быть, утихомирит Тода.

— Думаю, тебе действительно лучше уйти, Рассел, — проскрежетал Тод.

Самоуверенный директор прямо на глазах превратился в испуганного зверька. Он торопливо направился к двери, по пути неловко опрокинув на себя остатки шампанского.

— Конечно, конечно, — пробормотал Рассел и, чувствуя необходимость добавить еще что-нибудь, произнес: — Хорошо провел время в Румынии, Тод?

Тод почувствовал, что к нему возвращается самообладание, и заставил себя вспомнить, что Рассел и Саския — их давние друзья.

Но разве можно оправдать поведение Рассела по отношению к Анне? Он, Тод, определенно не оказался бы в такой щекотливой ситуации. Вряд ли и Саския стала бы принимать его в столь двусмысленной обстановке.

Тод посмотрел в виноватые глаза друга и вымученно улыбнулся.

— В Румынии все прошло прекрасно, — коротко ответил он. — Но я не виделся с семьей больше месяца, и мне бы, естественно, очень хотелось поговорить с Анной наедине. Надеюсь, ты не возражаешь? Думаю, скоро увидимся.

Тод, отправившийся проводить Рассела, вернулся не скоро, и только после того, как прекратились повторяющиеся звуки открывающихся и закрывающихся дверей, Анна поняла, что он заглядывает в каждую комнату с рвением опытного детектива.

Это уж чересчур, подумала она.

Когда Тод вошел в комнату, Анна уселась поудобнее, пытаясь игнорировать совсем новое неприятное чувство, душившее ее.

— Обыскиваешь дом? — поинтересовалась она. — Ты забыл обыскать меня.

Тод принял вызов в ее глазах ледяным взором:

— А если бы обыскал?

Сердце Анны гулко билось в груди. Голос казался более высоким, чем обычно, и предательски дрожал:

— А что ты надеялся найти?

— Кто знает… — ответил он, неопределенно пожав плечами, чувствуя, как их перепалка постепенно превращается в ссору. Но у него уже не было ни желания, ни сил предотвратить ее. — Чего я точно не ожидал, так это найти тебя наедине с Расселом.

Только подергивающийся мускул на лице показывал, что Анна пытается побороть свои эмоции. Она заметила, как он хорошо загорел. Странно, но загар изменил его, сделал немного чужим.

Ей казалось, что перед ней незнакомец, а не тот самый мужчина, за которым она уже десять лет замужем.

— Тебе не следовало вот так обращаться с Расселом…

— А что мне следовало делать? — холодно поинтересовался он. — Безмолвно наблюдать, позволяя тебе увиваться вокруг него, подобно второсортной… — Глаза выражали что угодно, но не восхищение. В его реакции сквозило только осуждение: — Что ты с собой сделала, Анна?

У Анны упало сердце. Так этот короткий неодобрительный вопрос и есть оценка результатов ее упорного труда в течение нескольких недель? Она съела столько сельдерея и моркови, что заставила бы любого кролика в Южном Гэмпшире позеленеть от зависти. Она плавала, прыгала и пыхтела на занятиях по аэробике. И что же в награду? Ее муж стоит и смотрит на нее холодным, осуждающим взглядом?

Она подавила разочарование:

— Тебе не нравится моя внешность, Тод?

— Я не понимаю, что могло вдохновить тебя на такие радикальные изменения, — медленно произнес он. — Надеюсь, не Рассел?

Анна уставилась на него в неподдельном изумлении:

— Рассел? При чем тут Рассел?

— Уверен, что началось все с него. Подумай об этом. Разве женщина, пустившаяся в любовную интрижку, не теряет интерес ко всему, кроме предмета своего вожделения? Включая и еду.

— Ты думаешь, я голодаю потому, что влюбилась в Рассела? — Она чуть было не засмеялась над абсурдностью предположения, но что-то в его лице остановило ее. — Ты ведь говоришь не серьезно?

— Нет?

Тод развернулся, и Анна подумала, что он собрался уйти из дома, но потом поняла, что он просто хотел подойти к бару и налить себе виски — муж всегда так делал, получая плохие новости.

Когда он повернулся, его лицо было темнее ночи, а взгляд — совсем чужим. За все те годы, что они женаты, Анна ни разу не видела Тода в таком состоянии.

Он отхлебнул виски и не спеша поставил свой стакан на камин.

— Не строй из себя оскорбленную невинность, Анна, — не мигая произнес он. — Что же, по-твоему, я должен думать? Я неожиданно возвращаюсь и нахожу тебя пьяной…

— Я не пьяна, — произнесла она с достоинством и вдруг икнула. — Хорошо, я выпила несколько бокалов шампанского…

— Несколько? Ты растянулась на диване, поглаживая щеку Рассела! — обвинительно проговорил Тод.

— Я не п-поглаживала его щеку! — запинаясь, ответила она. — Я просто вытерла грязь!

— Просто вытерла грязь? — Его брови взметнулись в насмешливом презрении. — Тогда хорошо еще, что он не запачкал никакую другую часть тела, не правда ли? Или это было только начало?

— Не будь таким грубым!

— Почему нет? — насмешливо сказал Тод. — А я думал, это именно то, что тебе нравится! Ты определенно не высказывала недовольства моей грубостью в ряде случаев перед моим отъездом в Румынию. Что, разве не так?

Анна залилась краской, сообразив, что он намекает на их безумное занятие любовью на столе в его офисе. Но упоминание о Румынии вмиг отрезвило ее. Он оставил ее одну на целый месяц. Так разве теперь она должна просто стоять и молча выслушивать необоснованные обвинения?

Не дождется!

— Что дало тебе право врываться сюда, выстраивать целую кучу беспочвенных и нелепых выводов, заставляя меня оправдываться в том, чего я не совершала? — яростно налетела на мужа Анна. — Кстати, я не так наивна, чтобы думать, будто ты ни разу не распил бутылочку вина с Элизабетой за эти долгие четыре недели.

— Но это совсем другое, — заупрямился Тод.

— И в чем же отличие? — с вызовом спросила Анна.

— Я знаю Элизабету уже…

— Если ты сейчас затянешь свою старую песню о том, что Элизабета тебе как сестра и вас связывает общее детство, думаю, я закричу! — Анна едва сдерживала гнев. — Все сводится к доверию, не так ли? Либо ты думаешь, что у меня с Расселом интрижка, либо нет! А намекать, что мое раскованное поведение с тобой перед отъездом превратило меня в ненасытную нимфоманку, по меньшей мере оскорбительно, Тод Треверс!

Тод сделал еще один глоток виски и поморщился. Разумная и рассудительная его часть признавала, что доля правды в словах жены, безусловно, есть. Так почему же тогда другая его часть упрямо продолжает отказываться выслушать ее доводы?

— Ты очень сильно похудела, — медленно и будто с упреком произнес он.

Анна была на грани истерики.

В действительности потеря веса не так уж много для нее значила. Она сделала это, скорее чтобы доказать, что способна сбросить вес. Доказать обществу, для которого полнота чуть ли не порок, что она может избавиться от подобного недостатка. Да, она похудела, но не так уж и сильно — просто избавилась от лишних килограммов, накопившихся после рождения дочек. И даже не это главное: она теперь неизмеримо комфортнее и увереннее себя чувствует. А еще — здоровее.

— О! Так ты все же заметил! — саркастически произнесла Анна.

— Конечно, заметил! — ответил Тод, растягивая слова и выдержав многозначительную паузу. — А еще ты подстригла волосы.

— Да. — Анна встретила его взгляд, и слова вырвались сами собой, хоть она и презирала себя за то, что нуждается в его одобрении: — А… тебе нравится?

— Мне и раньше нравилось.

Анна угрожающе нахмурилась:

— Это значит «да», Тод? Или «нет»?

Он хотел сказать, что ему нравились ее длинные волосы, когда он мог ловить руками шелковые пшеничные пряди, но с его губ сорвался вопрос:

— Почему ты решила изменить прическу?

Анна широко раскрыла глаза.

— Но я думала, что тебе хочется перемен! — сказала она с видом победителя. — И, когда я робко пробовала возразить, ты разбил в пух и прах все мои доводы!

— Это совсем другое дело!

— Чем другое? — простонала Анна. — Именно ты сказал, что мы погрязли в рутине. Тод, твои слова, не мои! Ты заварил всю кашу, а я просто задумалась. Посмотрела на себя со стороны после твоего отъезда, и мне не понравилось то, что я увидела. Нисколько не понравилось! Я жила вне времени!

— Что ты имеешь в виду?

— То, что я оставалась той же девочкой, которую ты встретил в ночном клубе десять лет назад! Та же Анна с той же прической и макияжем! Единственное отличие в том, что я прибавила шесть килограммов к своим бедрам и ягодицам!

— Но для меня это не важно, — нежно ответил Тод.

— И для меня никогда не было, — последовал искренний ответ. — Пока ты не пригласил меня на обед…

— О Господи! — воскликнул Тод, понимая, что она собирается сказать. — Как может такая умная женщина позволить болтовне двух неудовлетворенных ревнивых дешевок так повлиять на себя?

— То, о чем мы говорим, не имеет ничего общего с умом, Тод. Все это чепуха! Они были совершенно правы! Да они просто оказали мне услугу! Я выглядела ужасно — совсем не та женщина, на которой, по всеобщему мнению, может быть женат такой мужчина, как ты!

— Анна…

— Нет! — Анна затрясла головой, растрепав новую прическу. — Пожалуйста, дай мне сказать! Я была просто милой Анной. Послушной Анной. Маленькая заботливая домашняя женушка. Вечно торчащая у плиты мамочка. Ведь правда! Ты говорил о том, что будет, когда девочки вырастут и станут более независимыми, и я задала себе тот же вопрос. И я испугалась, Тод!

Новая, похудевшая Анна казалась ему незнакомкой, даже этот страх в ее голосе никак не ассоциировался с прежней женой. Она родила девочек, когда сама была практически еще подростком. Это выбило бы из колеи многих даже более опытных женщин, но не Анну. Она перенесла все муки родов терпеливо и стойко.

Тод недоверчиво сузил глаза:

— Ты? Испугалась?

— Да, испугалась! У тебя есть работа, у тебя всегда останется твоя работа…

— Не обязательно.

— О, Тод, — вздохнула она. — Не забывай, что ты говоришь со мной. А я прекрасно тебя знаю! Я знаю, как ты устроен! У тебя постоянная потребность в успехе, не имеющая ничего общего с зарабатыванием денег. Ты уже давно заработал достаточно, чтобы мы прекрасно прожили до конца своих дней. Я права? Но тебя это не устраивает. И так будет всегда. Что бы ни случилось, Тод, работа — главное в твоей жизни, уж такой ты есть. Успех приносит тебе радость, как ничто другое. И я подумала — что станется со мной? — Анна перевела дыхание. — Когда девочки поступят в университет, или будут убирать навоз в конюшнях, или возглавлять компанию, или какой там еще жизненный путь они выберут, что должна делать Анна? Особенно если она заперта в какой-то Богом забытой, грязной деревенской дыре. Чем, ты думаешь, ей заниматься?

Голос Тода смягчился:

— Нам совсем не обязательно переезжать в деревню, ты же знаешь, тем более, если ты решительно против.

Но Анна покачала головой:

— О, нет! Я не могу противиться тому, что лучше для всех, включая и меня. Правда, я не люблю перемен. С радостью попытаюсь, но, пожалуйста, не возражай, если я пожелаю вносить изменения и в свою жизнь.

Тод улыбнулся:

— Так вот к чему потеря веса? Просто изменения в имидже?

То, с каким облегчением он это сказал, наполнило Анну злостью. Она была так рассержена, что с трудом подбирала слова:

— Как… как ты смеешь говорить таким снисходительным тоном! Это не просто пустые слова, Тод!

Тод скрестил руки на груди, наклонив голову, изучая ее, а потом кивнул, будто к нему пришло неожиданное решение:

— Понял. Думаю, мы неправильно разыграли сцену моего возвращения домой, да, солнышко? Наверное, нам следует начать с самого начала…

— Как если бы ты не застал меня в «интимной» и «компрометирующей» обстановке с Расселом? — с издевкой произнесла она.

Его губы сжались. Зачем опять говорить об этом?

— Давай не будем, Анна, — попросил он. — Я допускаю, что твои намерения могли быть вполне невинными. — Тод вспомнил ее растерянный вид, но решительно отбросил неприятные мысли. — Однако смею предположить, мотивы Рассела были совершенно иными.

— Почему?

Тод взглянул на нее темными глазами собственника:

— Для начала потому, что он мужчина.

— С мозгами, находящимися где-то в районе брюк, так надо понимать?

— Анна! — запротестовал Тод, и она могла бы посмеяться над обескураженным выражением его лица, если бы тема разговора не казалась ей столь опасной. — Где ты нахваталась таких выражений?

— В реальном мире, — мрачно произнесла Анна. — В том самом мире, который был скрыт от меня на протяжении всей моей взрослой жизни!

Взгляд Тода внезапно стал проницательным, все мысли о Расселе испарились при догадке о том, что лежало в основе страдания Анны.

— А чему еще ты там научилась? — тихо спросил он.

Настало ее время, момент настоящей независимости, и она собиралась использовать каждую секунду. Анна безмятежно улыбнулась, и голос ее смягчился:

— О, думаю, ты очень удивишься, когда я скажу, чем занималась в твое отсутствие, как много узнала за последние недели, Тод.

В серых глазах мужа мелькнула подозрительность.

— И чем именно?

Она усмехнулась, по-своему поняв осторожность его вопроса, и голова закружилась от предчувствия того впечатления, которое произведут ее слова.

— Совсем не тем, о чем ты подумал, если опять вложил столько сомнения в свой голос! — проворчала Анна. — Саския запечатлевала на пленке все изменения в моей фигуре и выполняемую мной программу упражнений за последние недели, а я связалась с отделом питания «Премиум»…

— Это какая-то разновидность загадки? — нахмурился Тод.

— И результат нашей тяжелой работы появится на полках через несколько недель! — закончила она, игнорируя его вопрос.

— Не могли бы вы объяснить поподробнее, миссис Треверс?

Анна улыбнулась, ее глаза засияли от нервного возбуждения.

— Конечно, дорогой! Я говорю о книге. О книге новой диеты, которая скоро станет бестселлером. Вот о чем я говорю!

— Книга о диете? — медленно повторил Тод.

— Да! Она называется «Советы «Премиум» — волшебный способ сбросить вес с Анной Треверс». — Видя, что он до сих пор крайне растерян, она решила продолжить: — Именно ты высказал предположение, что мне нужно делать карьеру. Теперь она состоялась! Разве ты не понимаешь, о чем я говорю? Я написала книгу, Тод! И скоро стану знаменитой!


Глава девятая


Наступила оглушающая тишина, прежде чем Тод вымолвил странно грубым голосом:

— Думаю, тебе следует объясниться, Анна!

Это была единственная негативная реакция, которую она услышала в адрес своего проекта, и Анну охватило недоброе предчувствие.

— Идея принадлежала Саскии, — нервно пробормотала Анна. — Она подумала, что женщина, решившая сбросить вес, может ассоциироваться со мной — обычной матерью. Вот и все, — быстро добавила она, видя недоверчивое выражение, омрачившее его лицо.

— Такая же обычная, как ты, имеющая мужа-миллионера!

Анна нервно откашлялась.

— В любом случае «Премиум» был в восторге от идеи. Саския сделала фотографии, а я написала несколько своих рецептов, но снизила содержание калорий вполовину, заменив сметану на йогурт и так далее, ты понимаешь? И фотографии выглядят просто фантастически, Тод. Подожди, пока сам не увидишь их!

Анна искала в его лице хоть каплю понимания, но увидела лишь черствую маску — совсем не то, на что она надеялась.

И так как он все еще молчал, Анна продолжила:

— Поэтому Рассел был здесь сегодня вечером: мы пили шампанское, празднуя победу. Наши ожидания оправдались, понимаешь?

— Да, думаю, так, — медленно произнес Тод, но на его лице по-прежнему ничего, кроме недовольства, не отражалось. — А девочки? Чем занимались девочки, пока ты худела и фотографировалась?

Злоба, которая уже почти улеглась, когда Тод перестал забрасывать ее нелепыми обвинениями, закипела с новой силой.

— А как ты думаешь, чем они занимались? — с вызовом сказала она.

— Не знаю. Именно поэтому и спрашиваю.

— Либо они были в школе, либо я просила миссис Гоббс присмотреть за ними. Но не об этом сейчас речь, Тод.

— Я так не думаю.

— Ты высокомерен, позволь мне попробовать переубедить тебя! Я провела последние десять лет, заботясь о детях, как только могла. Я всегда была рядом, когда они во мне нуждались, и, мне кажется, могу судить, когда и в каких случаях им нужна! Если бы одна из них заболела или расстроилась из-за чего-то, я бы отложила работу, но с ними было все в порядке. Они радовались за меня! А ты не имеешь права вести себя таким образом, Тод! Сначала ты пытаешься уговорить меня не посвящать все свое время тройняшкам, а когда я соглашаюсь, то осуждаешь меня!

— Тогда к чему вся эта проклятая секретность? — взорвался Тод. — Почему ты не сказала мне, что пишешь книгу?

— Книга — всего лишь сюрприз! Я хотела, чтобы ты вернулся к совершенно новой жене, хотела доставить тебе радость! И не смотри на меня так жестоко только потому, что я тебе ничего не сказала, — ты ведь тоже не предоставил мне полный отчет о каждой минуте, проведенной в компании Элизабеты!

Они стояли, испытующе глядя друг на друга. Несколько футов, разделяющих их, казались Анне непреодолимой бездной. Она мечтала о Тоде все эти недели, а сейчас огромная пропасть пролегла между ними.

Тод ни разу не прикоснулся к ней с тех пор, как вошел в комнату. Даже не поцеловал. Анна смотрела на его губы, и ее рот дрожал от обиды и желания.

Тод заметил движение ее губ, его пульс учащенно забился, разжигая ответное желание; через секунду оно уже стало обжигающе невыносимым.

Даже на расстоянии Анна увидела, как потемнели его глаза, и этот блеск незамедлительно получил отклик ее тела; волнующий трепет нарастал в груди, несмотря на то, что она сознательно не хотела заниматься с ним любовью. Не сейчас, когда между ними так много не сказано.

— Анна… — начал он хрипло.

Звонок в дверь словно окатил их ведром ледяной воды.

Анна сглотнула, пытаясь отвлечься от причиненной им почти физической боли.

— Это девочки, — произнесла она сухими, непослушными губами.

— Я открою, — сказал Тод, поколебавшись секунду. Их взгляды встретились, и Анна поймала себя на том, что ждет еще чего-то. Но короткий отрицательный кивок убедил ее, что он не собирается ничего добавлять. Распрямив плечи, Тод пошел встретить девочек.

Анна молча смотрела, как он уходит, не понимая, почему рушится весь ее мир.

Та восторженная радость, с которой тройняшки приветствовали отца, напомнила, что напряженность между Тодом и Анной не должна быть заметна, и оба попытались вести себя как можно более непринужденно — что далось им с неимоверным трудом, особенно после стольких недель разлуки.

Анна пила кофе и готовила яичницу с беконом, пока девочки возбужденно разворачивали подарки, привезенные отцом.

Из всех троих только Таша, казалось, почувствовала неестественность поведения папы и мамы. Она сморщила веснушчатый носик, как всегда делала, когда была обеспокоена.

— Что-то случилось, мамочка? — спросила она, и ее голубые глаза подозрительно посмотрели в сторону матери, колдующей над плитой.

Анна растерялась. Честность — вот обязательное правило со времен, когда девочки были еще совсем маленькими. Как она должна отреагировать на этот вопрос? Она ведь только напугает их, если скажет правду — да, далеко не все было в порядке между мамой и папой. А как признаться в этом?..

— Почему ты спрашиваешь? — осторожно спросила Анна, кладя яичницу в Ташину тарелку.

Таша пожала плечами и мгновенно проткнула желток, так что он желтой лужицей растекся по всей тарелке.

— Потому, что ты ничего не ешь, мамочка. А еще ты ужасно бледная.

— Я не очень хорошо себя чувствую, — ответила Анна, радуясь, что хоть в этом она не обманывает.

— Мама выпила немного больше, чем нужно, шампанского с дядей Расселом, — с издевкой добавил Тод. — Правда, дорогая?

— Дядя Рассел очень много времени проводил у нас! — вставила Тина.

— Правда? — вкрадчиво поинтересовался Тод.

— Мы советовались по поводу книги! — Анна сознавала, что ее голос звучит неестественно, будто она защищается, но как мог Тод вовлечь девочек в разговор, так нелепо ревнуя?

— Мамина книга выйдет через месяц, — возбужденно прощебетала Талли.

— Да, она мне уже сказала.

— А ты не рад, папочка? — с удивлением спросила Таша. — Не рад, что мама станет богатой и знаменитой?

— Конечно, рад, — осторожно ответил Тод.

— И она сказала, что я смогу надеть бриджи для верховой езды, когда мы будем кататься на лодке, — проболталась Талли. — Она пообещала их купить!

Тод встретил взгляд Анны поверх трех белокурых головок:

— О? Только на лодке?

Анна хотела, чтобы и бриджи были сюрпризом, но, поняв, что сегодня все ее сюрпризы обречены на провал, решила рассказать сейчас:

— Нет, не только. Наверное, лучше иметь несколько пар, прежде чем мы купим ей лошадь!

— Мамочка согласна переехать в деревню! — заявила Талли таким торжествующим тоном, будто согласие матери было лучшим в мире подарком. — Она сказала об этом, пока ты был с тетей Элизабетой.

— Замечательно, — спокойно произнес Тод и нежно посмотрел на жену.

Сердце Анны затрепетало, но она не подала виду. Ни один мускул на лице не должен ее выдать: она все еще злилась на Тода. Сперва засыпал ее отвратительными обвинениями по поводу ее поведения с Расселом, а теперь надеется, что она обо всем забудет?

Когда девочки улеглись в свои кроватки, Анна и Тод, оставшись наконец одни, осторожно переглянулись.

— Пойдем спать, — внезапно сказал Тод голосом, охрипшим от потребности почувствовать ее рядом с собой.

Анне хотелось задеть его так же больно, как его обвинения задели ее, но желание оказалось гораздо сильнее способности найти необходимые слова. Хорошее настроение постепенно возвращалось к ней.

Раздеваясь, Анна почувствовала некую странную стесненность — Тод рассматривал ее совсем по-новому. И она поймала себя на мысли, что мечтает вернуть свое прежнее тело — более полненькое, то самое, от которого так старалась отделаться. Та, прежняя Анна всегда знала, чего ожидать от их с Тодом отношений.

Сейчас все для них было как в первый раз, только без той дикой нетерпеливости, присущей пылкой юношеской любви. И Тод напряженно смотрел на нее с трепетным ожиданием.

— Не стесняйся, — прошептал он, увидев, как дрожат ее пальцы, теребящие застежку бюстгальтера.

— Я не думаю, что создана для стриптиза, — пошутила она.

— Ошибаешься, — хрипло произнес Тод. — Ты просто рождена для него!

Тод жадно наблюдал за каждой снимаемой деталью одежды, едва сдерживая желание помочь ей. Совершенно новая Анна стояла перед ним, снимая тончайшее белье, привезенное им из многочисленных заграничных командировок. В прошлом он часто интересовался, почему она его не надевает, и только теперь понял, что эти крохотные кусочки ткани не могла носить женщина с пышными формами.

— Ты удивительно выглядишь, — честно признался Тод.

— Просто красивое белье. — Анна явно кривила душой.

Он покачал головой:

— Это не то, что я имел в виду, Анна. Тебе вовсе не нужно украшать свое тело шелком и кружевами, чтобы великолепно выглядеть.

Его руки дрожали, когда он привлек ее к себе и поцеловал впервые после четырех с половиной недель разлуки. Будто сладкий дождь пролился на иссохшую землю. Тод пил из ее уст и никак не мог насытиться.

Анна ошеломленно посмотрела на мужа, когда тот наконец оторвался от нее; глаза ее излучали ослепительный синий свет.

— О, Тод, — прерывисто прошептала она, чувствуя, что вот-вот расплачется. Ей захотелось вернуться назад, в то время, когда все в их мире казалось таким уютным и предсказуемым.

— Тсс, — успокоительно сказал Тод, покрывая ее щеки и брови нежными поцелуями. Кончик его языка прокладывал влажную возбуждающую дорожку вдоль длинной шеи туда, где вершины ее бледно-молочных грудей жаждали его прикосновений. — Все прекрасно, Анна, любимая. — Его рука скользнула меж ее бедер, и Анна издала стон наслаждения. — Все будет прекрасно.

Она извивалась в его руках, позволяя отнести себя на огромную кровать. Когда-то он соблазнил ее именно на этой кровати — здесь она спала, вынашивая тройняшек, здесь кормила их после рождения.

Тод накрыл ее пуховым одеялом и, не говоря ни слова, заключил в объятия, награждая очередным поцелуем. Прикосновения к этой новой Анне невероятно возбуждали его. Кончики пальцев с любопытством изучали незнакомые выступы и впадинки на мускулистом гладком животе. Она и на ощупь стала совершенно иной. Это была и Анна и не Анна. Тод испытывал неимоверные ощущения, но усилием воли сдерживал свое желание, пока Анна не стала постанывать от наслаждения под тяжестью его тела.

После он взглянул на нее. Анна лежала улыбаясь, и ее ресницы, два темных полумесяца, отбрасывали тень на раскрасневшиеся щеки.

— Хочешь спать? — прошептал он.

Анна мгновенно открыла глаза, но мечтательная довольная улыбка так и не сошла с лица.

— Нет.

Тод привычно поймал локон шелковых волос и намотал на палец, словно приноравливаясь к их новой длине.

— Тебе нравится? — спросила Анна. — Правда?

— Ты намекаешь на мою первоначальную отрицательную реакцию? — казалось, он осуждает сам себя. — Анна, ты выглядишь великолепно. Современная, стройная, молодая и красивая — совсем не похожа на мать десятилетних тройняшек!

Тод нахмурился, закончив тираду. Он почувствовал, как мурашки желания вновь пробегают по его обнаженной коже. Анна превратилась в женщину, способную в каждом мужчине пробудить хищника. Тод ощутил незнакомый укол ревности, резанувший его словно ножом.

— Спасибо, — промурлыкала Анна, но от нее не ускользнуло изменение в голосе мужа.

Тод заставил себя проявить интерес к ее книге.

— Так когда же презентация? — поинтересовался он.

— Через две недели.

— Очень скоро, — заметил он и улыбнулся, — насколько я могу судить при своих скудных знаниях об издательском деле!

— Очень скоро, — согласилась Анна. — В основном потому, что всем занимается «Премиум», и девочки играют в этом немаловажную роль. Кроме того, на обеде тройняшки объявят, что прекращают свою работу, и начнется поиск замены для них. Поэтому в «Премиум» не хотели тянуть.

— Ясно, — медленно произнес Тод.

— Еще они планируют послать экземпляры книги во все свои филиалы, во все книжные магазины, так что она будет великолепно продаваться. — Анна сонно моргнула.

— Ух ты! — выдохнул Тод и восхищенно посмотрел на жену. — Молодцы девчонки! Вот как решили сыграть. Ослепительный финал вместо постепенного, тихого ухода.

— Да, — твердо ответила Анна. — И если они захотели уйти, то к чему с этим тянуть?

— Ни к чему, полагаю.

— Можно подыскивать новый дом — в деревне. Поищи что-нибудь, и мы начнем выбирать! — закончила она с улыбкой, давшейся ей с большим усилием.

Сердце Тода готово было разорваться, когда он осознал всю щедрость ее жеста. Влюбленная улыбка смягчила ее черты, и, несмотря на потерю веса и перемену в имидже, она выглядела той же девушкой, какой впервые предстала перед ним в ночном клубе.

Тода терзали угрызения совести:

— Ты знаешь, мы вовсе не должны…

Но Анна покачала головой — волосы в шелковом беспорядке рассыпались по подушке.

— Нет, мы должны. Я хочу попробовать, — твердо сказала она. — Нужно попробовать. Ради девочек, ради всех нас.

Теперь Тод был у нее в долгу. Превозмогая нежелание признавать свою ошибку, он тихо сказал:

— Я не имел никакого права выдвигать обвинения по поводу тебя и Рассела, солнышко.

Анна уютно пристроилась возле него, засыпая, довольная великолепным сексом и разговором о переезде.

— Все в порядке, — с легкостью произнесла она. — Думаю, ты просто попал в ситуацию, которую можно неправильно истолковать.

— Но я не должен был так говорить, — возразил он. — Тем более что наши отношения всегда строились на доверии, а подозрение убивает его.

Тод нежно поцеловал жену в лоб.

— Я ошибался, подозревая Рассела, — неохотно добавил Тод, почти физически ощущая горечь этих слов. Но он обязан был их произнести. Тод слишком многое повидал в жизни, чтобы понять огромную разрушительную силу неоправданной ревности. И определенно, он не должен ревновать к мужчине, который вот уже столько лет является их другом. — Простишь меня? — прошептал он.

— Мм. Ты же знаешь, что да. Глупый прекрасный мужчина, — вздохнула Анна, устраиваясь поудобнее на изгибе его руки. Она уже почти уснула, когда вдруг поняла, что совсем забыла задать ему один важный вопрос: — Как Элизабета?

— Элизабета? — повторил он.

— Мм. Ты ничего не рассказал.

Она отчетливо различила улыбку в его голосе, скрытую усталостью после часов, проведенных в воздухе, и испытанной страсти.

— О, с Элизабетой все в порядке.

Это не сказало ей ровным счетом ничего, но Тод знал, что подозрение убивает доверие.

Прежде чем уснуть, Анна дала себе клятву, что она тоже навсегда перестанет подозревать его…


Глава десятая


В течение двух недель презентация книги Анны оставалась самым главным событием в доме Треверсов. А тот факт, что презентация совпадала с уходом девочек из «Премиум», только подстегивал и без того немалый к ней интерес.

Телефон в доме начинал звонить с самого раннего утра и трезвонил целый день до позднего вечера. Тод даже решил снимать трубку с рычага, чтобы никто больше не мог прервать спокойный семейный обед.

— Мамина книга о диете — вот о чем только и говорят в последние дни, — пожаловалась как-то за завтраком Таша. — Я больше не могу об этом даже слышать!

Анна оторвалась от мармелада, половину которого тщательно соскребать со своего тоста вошло у нее в привычку. Она обнаружила, что набрать вес вовсе не сложно, наоборот, требовалось достаточно силы воли, чтобы снова не располнеть! Она уж было подумала опубликовать продолжение своей книги «Сохранять форму — очень нелегкое дело!».

— Это не совсем справедливо, дорогая, — мягко заметила Анна. — Ты прекрасно знаешь: прессу никак не меньше интересует, что вы прекращаете свою работу в «Премиум»!

— Согласись, что их куда больше интересует, кто нас заменит, — да, мама? — весьма драматически заметила Талли.

Анне хотелось напомнить, что дочкам не стоило бы ворчать — ведь именно они так хотели оставить работу ради более интересующих их занятий, но она сдержалась.

Анна разбирала почту, просматривая горы брошюр с рекламой домов и мебели, когда Тод вошел в кухню, ловкими привычными движениями завязывая шелковый галстук цвета топаза. Он выглядит утомленным, подумала она. С предательски залегшими темными кругами под серыми глазами, затененными густыми ресницами.

Впрочем, неудивительно, что он устал. В течение этих двух недель после его возвращения они словно заново открывали друг друга, особенно в физиологическом отношении. Секс, казалось, стал главным делом на повестке дня, так не было уже многие годы. Вечером они с трудом могли дождаться того момента, когда тройняшки наконец улягутся и им удастся проскользнуть в спальню.

Сбросив вес, Анна одновременно избавилась и от своей патологической застенчивости. Частенько теперь она решалась сделать первый шаг в их любовной игре, а явное удовольствие, доставляемое этим Тоду, только способствовало ее желанию экспериментировать, на что она никогда раньше не отваживалась. Несколько раз Анна ловила обращенный на нее удивленный взгляд мужа.

— Где ты этому научилась? — поражался он.

— Просто мое воображение, — следовал самодовольный ответ.

Но для Анны не оставался тайной и тот факт, что ему было сложно привыкнуть к ней нынешней, к новому в их интимных отношениях отсутствию прежней застенчивости с ее стороны, к желанию лидировать, в то время как прежде Тод всегда брал на себя инициативу в их любовных играх.

Несколько часов сна превратились для них в награду.

Тод поцеловал и взъерошил три светлые кудрявые головки, здороваясь с дочерьми.

— Идите соберите вещи в школу, — сказал он им. — И если успеете вовремя, то я вас подвезу.

С восторженным визгом тройняшки выбежали из кухни. Тод сел за стол, налил себе кофе, взял поджаренный тост и с хрустом надкусил его.

— Мой аппетит заметно увеличился за последнее время, — заметил он с иронией. — Понятия не имею почему!

Анна с надеждой посмотрела на мужа, пытаясь оценить его настроение.

— Ты занят в среду днем? — спросила она.

Он взглянул на Анну через стол, не без удовольствия вспоминая, какой распутницей она была всего час назад. Эти воспоминания пробудили в нем желание затащить ее куда-нибудь, где они останутся совершенно одни. Собственные мысли заставили его смутиться, и Тод поспешил от них избавиться, тряхнув головой. Все-таки впереди рабочий день…

— А что?

Анна вздохнула. Ему не понравится то, что она собирается сказать, но, в конце концов, он был не единственным, кого замучила пресса.

— «Дейли вью» хочет напечатать большое интервью со мной к материалу о презентации, — начала Анна. — А также с девочками. — Она с надеждой посмотрела на Тода.

— И?..

Боже, он все-таки не в духе, подумала Анна. Все, в последний раз она разбудила его в шесть утра, чтобы надоедать с поцелуями!

— Они хотели, чтобы и ты присутствовал!

Вся семья Треверс.

Тод с ужасом замотал головой:

— Извини, Анна, я не могу.

— Но Тод! — умоляла она его. — Подумай о рекламе!

— Уже подумал, — сквозь зубы сказал Тод, которого все еще не покидали эротические воспоминания. — Я почти ни о чем другом не думаю с момента возвращения домой. Похоже, ты будешь красоваться в различных ракурсах в половине журналов на газетных стендах. Не говоря уже об этой фотографии на нашей пачке хлопьев, где ты так соблазнительна.

— Тебе нравится? — поинтересовалась она, вертя в руках коробку и вглядываясь в свое изображение, где она была запечатлена в плотно облегающем тело бирюзовом трико с пачкой хлопьев в одной руке и своей книжкой в другой.

Тод пытался подавить нарастающее раздражение.

— Замечательная фотография, Анна, — осторожно сказал он. — И фотографии в книге замечательные.

— Я знаю, — гордость сквозила в ее голосе. — Саския и Рассел очень ими довольны!

— Прими мои поздравления! — саркастически произнес Тод.

Анна нахмурилась:

— Тебе что-то не по душе?

Тод отставил чашку.

— Если хочешь, назови меня старомодным, но я не могу сказать, что мне легко вкладывать столько же энтузиазма в этот проект…

Анна разочарованно поставила пачку хлопьев на стол. Сейчас он так все прокомментирует, что окончательно испортит ей настроение.

— Почему же? — пробурчала Анна с каменным лицом.

Секунду он задумчиво изучал ее, затем покачал головой:

— Не думаю, что ты действительно хочешь это услышать.

— Ошибаешься, Тод. Очень даже хочу!

Тод поджал губы.

— Прежде всего, я, знаешь ли, не очень приветствую идею твоего появления на журнальных обложках, одетой в коротенькую маечку и пару эластичных шорт!

Анна в негодовании вдохнула побольше воздуха:

— О, ради Бога! Миллионы женщин во всем мире одеваются точно так же для занятий шейпингом! Они показывают куда меньше, чем ты можешь увидеть на большинстве пляжей. Пожалуйста, не будь смешным, Тод!

— Я не утверждаю, что мои доводы логичны, просто в ответ на твой вопрос поделился своими чувствами. И кстати, я сыт по горло всеми этими журналистами, трезвонящими моей секретарше, чтобы узнать, каково быть женатым на новой королеве диеты! А кроме того, — беспощадно продолжил он, — не испытываю восторга оттого, что вижу наши свадебные фотографии на седьмой странице «Слиммерс уикли».

— Я не хотела давать им фотографии, — в отчаянии защищалась Анна. — Но они так настаивали и упрашивали, что мне пришлось сдаться.

Тод заскрежетал зубами:

— Рад, что ты нашла интерес в жизни…

— Не смей разговаривать со мной таким покровительственным тоном!

— Я не говорю покровительственным тоном. — В его голосе послышались ледяные нотки. — Только хочу заметить, что твоя новая карьера может превратиться в безобразное неконтролируемое чудовище, если ты позволишь. И только в твоих силах предотвратить это. Вот и все.

«Вот и все». Неужели? — подумала Анна, встав из-за стола и автоматически загружая грязные чашки и тарелки в посудомоечную машину.

Она почувствовала его руки на своих плечах, но не обернулась, даже когда он наклонился, чтобы примирительно сказать:

— В любом случае мы можем выбраться и посмотреть несколько предложенных домов в выходные.

Анну наполняли противоречивые чувства. Она страстно хотела прижаться к теплому, дарящему ощущение безопасности телу мужа, но только обиженно отстранилась, думая об ограниченности его мышления. Это ведь он мечтал, чтобы она сделала карьеру, а когда его желание осуществилось, остался крайне недоволен!

— Посмотрю, что можно сделать, — ответила она жестко. — Мне нельзя опоздать на примерку нового платья, которое я собираюсь надеть на презентацию. — Анна повернулась и пристально посмотрела на Тода. — Ты ведь будешь на презентации?

Тод чувствовал себя разбитым и совершенно не в настроении. Он смотрел на жену, гадая, что случилось с ее жизненными ценностями. Потом опустился на стул и постарался взять себя в руки. С тех пор как он приехал, Анна не проявляла желания посмотреть хоть один из предлагаемых домов. Тод пытался заверить себя, что после презентации все изменится, но чувствовал, как иссякает его терпение.

Он видел энтузиазм, с которым обычно циничный издательский мир встретил сотрудничество его жены с Саскией и Расселом Голдсмит. Тод был вовсе не глуп, он понимал, что у Анны с ее книгой есть будущее. Всякий, в ком живет проницательность бизнесмена, мог предсказать, что каждая книга, выпускаемая «Премиум сторз», потенциально прибыльна. Вопрос состоит только в том, сможет ли семья выдержать связанное с этим напряжение.

— Так ты будешь на презентации? — повторила свой вопрос Анна.

Тод сверкнул глазами:

— Не знаю. Я еще не решил.


Тод присутствовал на презентации, обернувшейся шумной вечеринкой в роскошном банкетном зале огромного отеля в Мэрилебоне. Тод хмурился всякий раз, когда фотографы намеревались нацелить свои объективы в его сторону, и уехал раньше других, прихватив с собой дочерей. Тройняшки были крайне разочарованы, увидев щекастую восьмилетнюю рыжую девчонку — их замену.

— Она еще слишком мала, — неодобрительно проворчали они в унисон.

— Я лучше заберу девочек домой. Увидимся позже, — прошептал Тод на ухо Анне по пути к выходу.

— Делай как хочешь! — сухо ответила она и тотчас же изобразила на лице улыбку, видя, как Рассел посылает ей через комнату радостный взгляд и приветственно поднимает бокал шампанского.

Но, несмотря на расточаемые улыбки, на самом деле Анна была очень зла.

Зла на Тода за то, что он сбежал так рано, да еще увез с собой дочерей. Зла на себя за то, что ей было скучно и ее все больше раздражало происходящее. Зла на тех умников, кто решил устроить «низкокалорийный» фуршетный стол. Совершенно отсутствовала нормальная еда, которая смогла бы противостоять хмельным парам шампанского, и большинство журналистов уже с явным трудом могли вытащить ручки и набросать хоть пару сколько-нибудь связных строк.

Для презентации Анна выбрала блестящее шелковое платье мини цвета старого серебра, чем-то напоминающее кольчугу. Оно специально было задумано и исполнено так, чтобы продемонстрировать ее новое, подтянутое тело. Спору нет, облегающее платье как нельзя лучше подчеркивало фигуру, а серебряные сережки придавали еще больше блеска ее внешности. И все же Анна чувствовала себя жалкой и беззащитной.

Для нее презентация книги еще недавно казалась пиком жизненного успеха, знаком будущей независимости, но все это ровным счетом ничего не стоило, если рядом не было мужа и детей, которые бы разделили с ней ее радость.

Почему Тод не мог подождать ее, вместо того чтобы скрыться со скоростью хомяка, у которого забыли запереть дверь клетки?

Проталкиваясь сквозь толпу фотографов, Анна направилась в дамскую комнату. Через минуту она объявит, что уезжает.

Скольких усилий стоило ей приехать сюда — нарядить тройняшек, пытаться «делать» веселое лицо, поддерживая хорошее настроение Тода… Хотя, призналась она себе, можно было и не пытаться. Судя по его мрачному виду, Тод определенно считал презентацию ее книги тяжким испытанием, если не пыткой.

Анна пристально вглядывалась в зеркало. Отражение казалось ей чужим, незнакомым. Она обратила внимание на профессионально наложенный макияж, и ей показалось, что придется усердно тереть лицо полотенцем, чтобы снять его. Но изменил ее не только труд визажистов — Анна отметила какую-то внутреннюю перемену.

Лицо было бледным, почти белым, с крохотными цветными блестками на щеках, что придавало ей диковатый, лихорадочный вид. Серебро сверкало на ресницах, обрамляя голубые глаза, подведенные темно-кобальтовым карандашом. В результате они казались огромными. И обеспокоенными, подумала Анна, жалея, что не поела дома перед выходом. Сначала она чувствовала легкое опьянение, ведь шампанское на пустой желудок очень скоро дает о себе знать, но быстро справилась с этим.

Анна подавила зевоту. Лицо болело после тысячи улыбок для камер. Все, чего она хотела сейчас, — не медля ни секунды, уехать домой и сбросить ужасные туфли на платформе. Но как «виновнице торжества» ей едва ли удастся скрыться незамеченной. Действительно ли ей все это нужно?

Она как раз говорила президенту Гордону Буке, издателю, что собирается вскоре уйти, когда почувствовала, как чья-то рука опустилась на ее плечо. Анна быстро обернулась и увидела Рассела со странной улыбкой на лице. Его брови вопросительно взметнулись.

— Ты ведь не уезжаешь, красавица?

Даже то, как он смотрел на нее, раздражало Анну.

— Уезжаю, — кивнула она. — Они получили все желаемые снимки.

Анна окинула зал пренебрежительным взглядом. Общеизвестный язык телодвижений красноречиво свидетельствовал об изрядном количестве выпитого шампанского.

— Кажется, они деградируют. Все пьяны.

Рассел быстро поставил пустой бокал на поднос проходящего мимо официанта.

— Вызвать такси? — небрежно предложил он.

— Думаю, оно уже подано.

— Тогда ты не будешь возражать, если я присоединюсь к тебе? Такси потом завезет и меня. — Он похлопал по заднему карману брюк и пожал плечами. — Я приехал на машине, но, думаю, сейчас мне не стоит садиться за руль.

Анна попыталась представить на его месте Тода, но не смогла. У ее мужа была железная воля. Если уж он был за рулем, то пил исключительно минеральную воду. Как мужчина умудряется оставаться таким надежным и в то же время таким возбуждающе интригующим? Тод был именно тем человеком, с которым она не отказалась бы попасть на необитаемый остров. Как ей повезло, подумала Анна, что она замужем за ним.

— Так ты меня подвезешь? — нахмурившись, повторил Рассел.

Анна улыбнулась:

— Конечно, подвезу.

Внезапно Анна почувствовала, что не может больше ждать. Она хочет домой — к трем прелестным девочкам и любимому мужу. А после… оказаться в объятиях Тода…

— Но я уезжаю прямо сейчас, если ты не возражаешь. — Она окинула взглядом комнату. — Саския уже готова?

Рассел помотал головой:

— Ее здесь нет. Она уехала раньше. Няня Чарли не могла сидеть с ним целый вечер, и Саскии пришлось поторопиться, чтобы сменить ее.

— О… — Анна попыталась избавиться от смутного ощущения неловкости. — Понятно.

— Машина должна стоять у входа в отель, — быстро произнес Рассел. — Пойдем, Анна.

Анну несколько ошеломил командный тон Рассела. Но она решила не подавать виду, что, как теперь стало совершенно очевидно, сегодняшний праздник так мало для нее значит.

Такси оказалось лимузином с широкоплечим шофером, чье лицо скрывал козырек форменной фуражки. Анна забралась на заднее сиденье, и первое, что она увидела, был небольшой бар.

— Ну, это уж слишком, — произнесла она возмущенно.

— Так, значит, ты не хочешь чего-нибудь выпить? — услужливо произнес Рассел.

Анна содрогнулась от одной мысли о спиртном. Одного бокала за вечер вполне достаточно.

— Нет, по крайней мере до тех пор, пока в барах не появится какао!

— Осторожно, — лукаво предостерег Рассел, а его помутневшие голубые глаза блуждали по ее облаченному в серебристое платье телу. — Слишком много какао — и к нам вернется старая толстая Анна вместо этой великолепной новой штучки!

Анна задохнулась от негодования. Оскорбительны были не только вульгарность выражений, но и фамильярность тона. С каких пор? Друзья не говорят подобные вещи. Неужели он вообразил, что пара фотографий дает ему право неприкрыто заигрывать с ней?

Рассел положил руку на спинку сиденья.

— Знаешь, ты принесешь мне кучу денег продажей своей книги, малышка, — пробормотал он заплетающимся языком. — Я чуял, чуял сладкий-пресладкий запах успеха сегодня вечером!

Анне стало не по себе, но… Рассел — ее друг, мысленно повторяла она, просто он немного выпил. И ничего больше. Однако Анна поймала себя на том, что старается незаметно отодвинуться от него подальше.

— Рада слышать, — коротко произнесла она.

— А может быть, мы заработаем еще больше? Напишешь что-нибудь новенькое. Что скажешь, Анна?

— Я думаю, пора кончать с книгами про диеты, а заодно и с рекламой, — честно ответила она. — Это отнимает слишком много драгоценного времени.

— Не могу не согласиться, — вздохнул Рассел, странно усмехаясь. — Времени, когда мы смогли бы заняться куда более интересными и приятными вещами. О, Ан-на, — простонал он вдруг.

Вот ведь напился!

Рассел откинулся на спинку сиденья, и вдруг Анна с омерзением почувствовала, что его руки с силой обхватили ее. В следующий момент она со все нарастающим отвращением увидела, как мокрые, липкие губы неотвратимо подбираются к ее рту.

Она вырвалась и принялась неистово колотить Рассела в грудь.

Потом действие стало разворачиваться слишком быстро.

Лимузин, взвизгнув тормозами, резко остановился, и шофер выскользнул из-за руля.

Подсознательно Анна отметила, что водитель оказался очень высоким и сильным. Ее благодарности не было предела, когда он, распахнув дверцу, нагнулся к заднему сиденью, легко взял Рассела за шиворот и грубо вышвырнул из машины.

— Ты, ублюдок! Вон отсюда! — произнес шофер голосом, который Анна сейчас мечтала услышать больше всего на свете.

— Т-тод, — всхлипнула Анна, предполагая, что у нее начались галлюцинации, и надеясь, что Тод не исчезнет так же внезапно, как и появился. — Это действительно ты?

— Да, я, солнышко, — произнес он голосом, в котором явно прибавилось металла.

Анна впервые в жизни упала в обморок.


Глава одиннадцатая


Она с трудом открыла глаза и обнаружила, что лежит на своем диване и три белокурые головки склонились над ней, точно ангелочки.

— Мамочка! Тебе лучше?

— Папа сказал, что ты потеряла сознание!

— Наверное, потому, что ты слишком мало ешь, — пожаловалась Таша, щечки ее побледнели от тревоги за мать.

— В кровать! Немедленно! — послышался непоколебимый приказ.

Тод подошел к ней с бокалом бренди в руке.

Как же они были напуганы, если беспрекословно подчинились и, чинно поцеловав ее, без единого возражения проследовали в свою комнату.

Тод поставил бренди и присел на край дивана, осторожно взяв ледяные руки жены в свои, теплые. Анна еще никогда не видела его таким обеспокоенным.

— Тебе лучше? — тихо спросил он.

Анна попыталась улыбнуться, но губы, плохо слушаясь ее, лишь искривились в жалком подобии улыбки.

— Думаю, да.

Анна с трудом вспомнила очертания машины и Тода, нежно подхватившего ее на руки, чтобы перенести в дом. Она крепко прижалась к нему, ощущая незнакомую грубую ткань пиджака под своими сжатыми, занемевшими пальцами.

— Ты действительно переоделся шофером? — спросила Анна.

— Да, действительно. Я завез девочек домой и попросил миссис Гоббс присмотреть за ними. Потом подкупил водителя, чтобы он одолжил мне свою униформу. — Тод расправил плечи и широко улыбнулся, будто вместе с униформой ему удалось наконец снять скопившееся за последние недели напряжение. — Она слишком тесна в плечах, должен тебе сказать!

— Но что побудило тебя сделать это?

Тод пристально посмотрел на нее:

— По-моему, я поступил правильно и очень своевременно, Анна Треверс! Потому что, несмотря на все мои попытки избавиться от подозрений, которые я испытывал по поводу Рассела, мне не удалось подавить в себе гнетущего чувства недоверия.

Анна отпила бренди и почувствовала, как приятное тепло разливается по телу.

— Не было бы проще рассказать мне о твоих подозрениях?

Он погладил ее ладонь большим пальцем и снова улыбнулся жене:

— Гораздо проще при условии, что ты поверила бы мне! Ты считала, что все мои мысли о Расселе — выдумки, предлог оправдать нежелание способствовать появлению книги. Правда?

— Может быть. Только твои опасения оказались ненапрасными, так? — произнесла Анна, тяжело вздохнув. — О, если бы тебе удалось переубедить меня, тогда ничего бы не произошло.

Он покачал темноволосой головой:

— Поверь, мне было трудно убедить даже себя, что у Рассела нечистые намерения. Ведь мы знали его и Саскию уже многие годы, и я думал, что их брак надежен.

— Я тоже, — медленно произнесла Анна. — Но ведь никто не знает, что на самом деле происходит между супругами.

Тод поймал ее взгляд.

— Я вернулся из Румынии и застал вас двоих, распивающих шампанское, — мрачно заметил он. — И ты показалась мне совсем незнакомой. Прекрасная дива с обложки журнала, а не та женщина, от которой я уезжал. И Рассел, видимо, думал так же.

— О Боже! — прошептала она упавшим голосом. — Возможно, он надеялся, что я предложу ему остаться на ночь! Но я же не хотела этого, Тод! Клянусь, не хотела!

— Знаю, солнышко. Потому что из всех женщин, которых я встречал, ты единственная, кто начисто лишен коварства.

— Он принес шампанское, и казалось естественным открыть его, отпраздновав выход в свет книги. А потом появилась еще одна бутылка. Господи, почему я не остановила его!

Тод нахмурился:

— А почему ты должна была останавливать его? Так естественно доверять мужчине, которого ты знаешь многие годы, Анна. А особенно мужчине, чья жена — одна из лучших твоих подруг. Я думал, что преувеличивал, когда мне казалось, будто он желает тебя.

— И тем не менее той ночью, когда он на конец ушел, ты просто обезумел от злости, — попрекнула мужа Анна.

— Потому что я сам не знал, строятся ли мои подозрения на фактах или на ревности.

— Ревности? — удивленно переспросила она.

— О-о. — Он нежно поцеловал ее руку. — За время моего отсутствия ты удивительным образом изменилась, и мне нужно было привыкнуть. Я растерялся и не понимал своих чувств, так как не хотел, чтобы мужчины на тебя глазели. Мне это не понравилось! — признался Тод. — Но я доверял тебе, Анна. Без всяких сомнений. Проблема была в Расселе. И мне до сих пор кажется, что я должен извиниться перед тобой.

— Мне не следовало садиться с ним в машину.

Тод крепко обнял ее:

— Я не думаю, что он бы тебя изнасиловал, солнышко.

— Где он сейчас?

— Там, где я его оставил. Валяется в грязи, в самой подходящей для него обстановке.

— Так его же никто после этого не посадит в такси!

Тод не смог сдержать улыбку. Доброта ее сердца была хорошо известна.

— Я говорю образно, солнышко.

— А как мне вести себя с Саскией? — вздохнула она.

— Это зависит от того, расскажет ли ей Рассел о сегодняшнем инциденте. А может, такое с ним не в первый раз. Так было бы даже лучше, потому что подобные случаи неотвратимо влияют на дружбу. Думаю, ее драгоценнейший муж, — неумолимо добавил он, — побоится даже намекнуть на происшедшее.

— О, Тод, — Анна внезапно вспомнила о собственной семье — самом ценном подарке, который получила она от судьбы, — давай завтра же поедем смотреть дом.

Тод изучающе взглянул на нее.

— Спасаешься бегством? — предположил он. — Прячешься от ситуации, которая может принести осложнения?

Анна отрицательно покачала головой.

— Нет. Просто настало время перемен, — горячо произнесла она. — Как ты и сказал. Эти годы были такими чудесными, но мы не в состоянии остановить время. Девочкам необходим свежий воздух, что добавит румянца на их щечки. И пусть они больше времени проводят с нами, — мягко подытожила она.

— А как же твоя карьера? Следующая книга, а потом и еще одна?

Анна отмахнулась:

— Я смогу написать их где угодно.

— Да, я знаю.

— Зато я не знаю, хочу ли этого, Тод. Они слишком мешают личной жизни. Мы не нуждаемся в деньгах, так что я думаю отправить всю выручку от книги в детские благотворительные фонды.

Его глаза зажглись гордостью.

— Уверена?

— Так же уверена, как и в том, что люблю тебя.

Он улыбнулся:

— О, если так…

ЭПИЛОГ

Яркое послеобеденное солнце нагрело серые камни деревенского дома, а усыпляющее жужжание пчел создавало сказочно мирную атмосферу.

Их жизнь и была все эти дни похожа на сказку, счастливо подумала Анна. Иногда ей хотелось ущипнуть себя, чтобы удостовериться, что они действительно живут здесь.

Она услышала позвякивание посуды, когда Тод нес из дома на террасу поднос с чаем. Как он умудряется быть таким мужественным и одновременно таким… желанным? — подумала Анна. Она едва сдержалась, чтобы не выхватить поднос и не затащить его в их прекрасную спальню с окнами, выходящими в яблоневый сад.

Через минуту-другую девочки, влекомые своим безошибочным чутьем на булочки и бисквиты, прибегут, чтобы истребить большую их часть.

Тод подошел ближе, и Анна могла теперь незаметно наблюдать за ним. Он был одет в вылинявшие голубые джинсы и белую футболку, его коричневые от загара ноги были босы. Он выглядел куда более небрежным и расслабленным, чем тот всемогущий промышленник, которого она знала, и ее любовь становилась сильнее с каждым днем.

А Тод обнаружил, что размеренная жизнь оказалась необычайно привлекательной. Он все еще проявлял интерес к компаниям, обращавшимся к нему, продолжал зарабатывать деньги, но уделял гораздо меньше времени работе и гораздо больше — семье.

Они не продали свою старую квартиру, чтобы сохранить возможность ездить в Лондон при первом же желании. И факт, что ездили они туда крайне редко, поначалу слегка шокировал Анну, но ей, как и всей семье, очень нравилась жизнь в деревне.

Они намеревались купить элегантный дом в георгианском стиле недалеко от центра Винчестера, где могли бы завести конюшню для Таши, но остановились на деревенской идиллии в самом захолустье. Как-то все семейство проходило мимо этого дома, когда Тина случайно заметила табличку «Продается».

И как сказал Тод, они не выбирали дом — дом выбрал их!

Поначалу Анна боялась жить в изоляции, просто не могла себе это представить. Но теперь она радовалась любой мелочи. Особенно радовало ее то, как похорошели дочки, как много времени теперь они проводят с отцом, вдалеке от суеты городской жизни.

Что касается карьеры эксперта по диетам, Анна совсем забыла о ней.

«Советы «Премиум»…» продержались во главе списка бестселлеров почти четырнадцать недель, и Анна утвердилась в своем желании пожертвовать все вырученные деньги на благотворительность. Издатели были крайне недовольны ее решением, но Анна только пожала плечами: «Я так хочу!» В конце концов, она живет не для того, чтобы задабривать издателей!

Другой радостной новостью было то, что Элизабета вышла замуж за американского банкира, вложившего тысячи долларов в то, чтобы сделать ее производство вина наиболее престижным в стране. Теперь она и Скотт Адамс, ее муж, стали гордыми родителями крохотной дочурки по имени Иоанна, в честь матери Элизабеты, и все трое собирались в скором времени навестить Треверсов.

Все эти события не явились для Тода сюрпризом, и Анна вспомнила его странную беспечность по отношению к Элизабете, после того как он вернулся из Румынии. Когда пришло сообщение о помолвке, Тод рассказал Анне, что встретил Скотта на похоронах и понял, что намерения американца очень серьезны. Тод поговорил с Элизабетой, но та попросила не говорить никому об этом в течение года — времени траура по ее матери. И Тод добросовестно хранил молчание, пока Элизабета сама не сочла нужным объявить о помолвке.

Еще одна причина уважать и любить этого мужчину, с обожанием подумала Анна, когда Тод шел по саду.

Он поставил поднос на белый столик из кованого железа и сдвинул соломенную шляпку Анны, чтобы видеть ее лицо. Тод смотрел на нее немигающим взглядом.

Анна наморщила пестревший веснушками носик:

— Что?

Он улыбнулся и покачал головой, усаживаясь за стол и разливая чай.

— Я просто подумал, какой счастливой и довольной ты выглядишь.

— Да, наверное, потому, что я на самом деле счастлива и довольна, — поддразнила она его и, подумав о чем-то другом, нахмурилась. — Тод…

— Ммм?

— Я тебе нравлюсь больше толстой или худой?

— Ты никогда не была толстой! — поправил он ее.

— Не увиливай!

Тод оценивающе посмотрел на жену:

— Ты мне всегда нравишься.

Его глаза говорили куда красноречивее слов, и Анна почувствовала, что в свои тридцать лет краснеет, как школьница, что она вновь молодеет.

— Хорошо, тогда скажи, — настаивала она, — ты любишь меня больше худышкой или полненькой?

— Опять! — улыбнулся Тод. — Я не думаю о тебе в этом смысле. Что меня всегда в тебе привлекает — твоя нежность, доброта, та забота, с которой ты относишься к девочкам.

— А как насчет?.. — ее голос дрогнул.

Тод заметил смущение в ее глазах и тут же понял, о чем она хотела спросить. Но общение — как иностранный язык: чем меньше используешь, тем меньше им владеешь.

— Как насчет… — повторил он, желая, чтобы она сама произнесла эти слова.

— Что лучше для секса, — прошептала она, — роскошное мягкое тело или стройное и мускулистое?

— Секс всегда великолепен, потому что с тобой, любимая, — просто ответил Тод и улыбнулся. — И если ты хочешь, мы отложим чаепитие и вспомним, насколько он великолепен!

Анна бы с превеликим удовольствием дала увлечь себя наверх, но ей еще нужно было сказать ему что-то очень важное…

— Звучит заманчиво, Тод, но перед тем, как подняться в спальню, я хочу кое-чем с тобой поделиться.

В глазах Тода появился выжидательный блеск.

— О?

— Ты помнишь наш разговор о моей карьере?

Она заметила, как напряглось его лицо.

— Да, — осторожно сказал он.

— Помнишь, что ты говорил? Что не будешь возражать, если я займусь чем-нибудь, что будет мне действительно по душе?

— Правильно, — кивнул он.

— Ты все еще так думаешь?

— Если это то, чего ты действительно хочешь, считай, что получила мое благословение, — ответил Тод после минутной паузы.

По его голосу Анна поняла, с каким трудом дались ему эти слова.

— Спасибо, Тод, — тихо произнесла она.

— Ты нашла какое-то дело? — полюбопытствовал Тод, стараясь вложить в свои слова как можно больше энтузиазма.

О, как она любит его!

— Да.

— Очередная книга о диете? — быстро проговорил он.

— Нет, не очередная книга о диете.

Тод с облегчением вздохнул:

— Осуществимое, надеюсь?

— Даже слишком осуществимое, — подтвердила Анна.

Их взгляды встретились, и глаза Анны сказали ему обо всем.

— Анна?

Она кивнула:

— Да, я беременна, Тод!

Он вскочил на ноги и заключил жену в объятия, смеясь, как и она. Когда смех смолк, он принялся неистово целовать ее, и единственное, что смогло прервать этот поток поцелуев, — звук трех голосов, произнесших в унисон:

— О-о!..

И три очаровательные двенадцатилетние девочки подошли к ним.

— Ну что, расскажем им? — прошептал Тод. — Или это будет слишком внезапно?

Анна покачала головой.

— Не вижу смысла хранить тайну. Все равно догадаются!

Тод взял руку жены.

— Но хоть на этот раз только один ребенок? — Он смотрел вопросительно. — Я полагаю, только один?

В глазах Анны вспыхнули любовь и гордость.

— Это следующее, что я хотела тебе сказать!

К ним подошла Талли, сняла кепку для верховой езды и спросила:

— Мамочка, а почему папа так побледнел?

Анна крепко сжала руку Тода, усадила девочек и приступила к сообщению новости.


Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.


notes


1


«Хэрродз» — обширная сеть универмагов в Великобритании.