Эсфирь Шолом Алейхем Рассказы для детей Не о хедере, не о ребе и не о его жене хочу я вам рассказать. Об этом я уже вам немало рассказывал. Не разрешите ли вы мне на сей раз рассказать вам об Эсфири, дочери ребе? Шолом-Алейхем Эсфирь Не о хедере, не о ребе и не о его жене хочу я вам рассказать. Об этом я уже вам немало рассказывал. Не разрешите ли вы мне на сей раз рассказать вам об Эсфири, дочери ребе? 1 Если библейская Эсфирь была так хороша, как та Эсфирь, о которой я здесь рассказываю, то нет ничего удивительного в том, что она очень понравилась царю Артаксерксу. Та Эсфирь, о которой я здесь рассказываю, нравилась всем. Все ее любили. Все, решительно все. Даже я, даже мой старший брат Мотл, хотя ему давно уже исполнилось тринадцать лет, и ему давно уже сватают невест, и он давно уже носит серебряные часы с цепочкой (если память мне не изменяет, у него уже и бородка тогда пробивалась). И любил ли ее мой старший брат Мотл, об этом спросите у меня. Уж я вам точно скажу. Мотл думает, что я не понимаю, зачем это он каждую субботу ходит в хедер повторять священное писание. Конечно, Мотл не очень прилежен. А бывает так: в субботу после обычной трапезы ребе погружается в сон и храпит вовсю. Жена его судачит с соседками на завалинке; мы, ученики, с увлечением играем в разные игры. А Мотл и Эсфирь глаз друг с друга не сводят. Она смотрит на него, он – на нее. Иногда мы играем в «куцибабу». Знаете, что такое «куцибаба»? Вот я вам объясню. Вам завязывают глаза платком, выводят на середину комнаты, а все бегают вокруг и поют: «Га-га-га, лови меня!» Мотл и Эсфирь тоже играют с нами. «Куцибаба», говорят они, им нравится. Знаю я, почему им нравится. Играя с нами в «куцибабу», они гоняются друг за дружкой, ловят друг дружку. Он ее, она – его. О многом хочется рассказать, но я не такой… Однажды я их застал на месте преступления – они держались за руки. И случилось это не в субботу, а в обыкновенный будний день. Это было в сумерки. Мотл собрался в синагогу к вечерней молитве. По дороге завернул к нам в хедер. «Где ребе?» – «Ребе нет». Тогда он подходит к Эсфири и берет ее за руку, а я стою и наблюдаю. Она вырывает руку. Ну, он мне и сует копейку – знай, мол, да помалкивай. «Две», – говорю я. Он дает две. «Три», – говорю. Он дает три. Попроси я четыре копейки, он дал бы и четыре. А пять? А шесть? Но я не такой… Однажды произошло… Но довольно присказок, перейдем к самой сказке. 2 Мой брат Мотл, как вам известно, уже взрослый. В хедер учиться не ходит. Дома учиться не хочет. Поэтому отец ругает его «болваном». Матери это не нравится. «Что за манера взрослого парня ругать болваном? Ведь он в женихи норовит…» А отец на это: «Что ж поделаешь, раз он болван?» И начинается ссора. Не знаю, как другие родители. Мои только знают, что ссориться. Рассказать бы вам, какие у нас ссоры да раздоры, вы со смеху покатитесь. Но я не такой… Словом, мой брат Мотл больше не учится в хедере. Однако он не забывает каждый год посылать ребе подарок к празднику пурим. Как-никак – бывший ученик. Он посылает в подарок стихотворение на древнееврейском языке с нарисованным щитом Давида, с двумя бумажными рублями в конверте. С кем послать ребе такой подарок? Конечно, со мной. И брат мой Мотл обращается ко мне: «Возьми вот, отнеси ребе подарок, а когда вернешься – получишь пятачок». Пять копеек большие деньги, что и говорить. «Ну, что же?» – «Хочу, говорю, получить деньги вперед». Но брат сердится на меня: «Дерзкий мальчишка!» – «Возможно, говорю, что я и дерзкий мальчишка, не стану спорить, но денежки гони вперед». Как, по-вашему, чья взяла? Уплатив вперед обещанные пять копеек, он вручает мне подарок для ребе – запечатанное письмо, и, когда я уже совсем было собрался в путь, он сует мне в руку еще одно письмецо и говорит торопливым шепотом: «А вот это отдашь Эсфири…» – «Эсфири?» – «Эсфири…» Другой на моем месте потребовал бы за такое поручение двойную плату, но я не такой… 3 «Господи, боже мой! – думаю я по дороге. – Как бы узнать, о чем пишет мой брат дочери ребе? Надо посмотреть. Только посмотреть. Ничего ведь с ним не станется». Распечатываю письмецо к Эсфири и читаю целое послание, ни дать ни взять – из библейской книги «Сказание об Эсфири». Вот послушайте. Передаю слово в слово! «От Мардохея к Эсфири! Некий иудеянин – некий парень, жил в Сузах – граде престольном – жил в нашем местечке, имя его Мардохей – звали его Мотл. И был он воспитателем – полюбил он, Гадасы – красавицу, она же Эсфирь – это Эсфирь. Девица эта была красива – хороша собой, стройна станом – и понравилась девушка – и девушка ему понравилась. Но не сказывала Эсфирь о народе своем – Эсфирь не рассказывала никому, потому что Мардохей – то есть Мотл, ей приказал – наказал ей, чтобы она никому не сказывала – никому об этом не говорила. И всякий день Мардохей прохаживался – Мотл проходил мимо ее дома, мимо дворца царицы, чтобы посмотреть на Эсфирь. И когда пробил заветный час для Эсфири – и когда наступит пора для Эсфири, дочери Абихаила – пора сочетаться браком, и взята была Эсфирь к царю Артаксерксу – он возьмет Эсфирь в жены, и он возложит царский венец на голову ее – и он с ней повенчается». Каково? Здорово мой братец истолковал книгу Эсфири? Что сказал бы ребе о таком толковании? Ага! Придумал, честное слово, придумал! Перепутаю адреса: стихи, посвященные ребе, отдам Эсфири, а послание Эсфири отдам ребе – пусть наслаждается. Что? Столпотворение?! Кутерьма! Но что же я такого сделал? Ведь каждый человек может ошибиться! И почтальон иной раз не вручит письма. Правда, со мной этого никогда не случится. Я ведь не такой… 4 – С праздником, ребе! – врываюсь я в школу с таким шумом, что ребе вздрагивает. – Мой брат посылает вам подарок к празднику и желает вам счастливой жизни. И я отдаю ребе послание. Мой ребе распечатывает конверт, глядит, размышляет, вертит послание во все стороны. Повидимому, он ищет чего-то. «Ищи, ищи, – думаю я про себя, – много найдешь…» Ребе надевает свои серебряные очки, прочитывает послание, и хоть бы что, даже глазом не моргнул. Только глубоко вздохнул. Затем он обращается ко мне: «Подожди, я напишу несколько слов». А я тем временем слоняюсь по комнате, получаю у жены ребе пряник и кусок пирога, и между прочим, улучив момент, сую Эсфири в руку стихи, посвященные ребе, вместе с подарком. Она покраснела, спряталась в уголок. Смотрю – лицо ее запылало, как свеча, а глаза горят – смотреть страшно! «Повидимому, недовольна подарком», – думаю про себя и подхожу к ребе. Он вручает мне свои «несколько слов». – Прощайте, ребе, – до будущего года! – И отправляюсь домой. Когда я очутился уже за дверью, меня нагнала Эсфирь с заплаканными глазами. «Вот, – сердито сказала она, – вот это отдашь брату!» По дороге я вскрываю сперва письмо ребе – он старше, ему и почет. Там написано следующее: «Дорогой и любимый ученик мой, Мардохей! Благодарю тебя очень, очень за твой подарок, присланный мне. В прошлом и позапрошлом ты присылал мне другие подарки, настоящие. В этом году ты прислал мне новый комментарий к книге «Сказание об Эсфири». Благодарю тебя за него. Но должен тебе сказать, Мотл, что твое толкование мне нисколько не понравилось. Во-первых, написано: «В Сузах – граде престольном», это значит в столице, а не «в нашем местечке». Во-вторых, интересно знать, где это ты вычитал, что Мардохей был простым парнем? И почему ты решил, что выражение «он был воспитателем» означает – «полюбил ее»? А твое толкование слов «и он возложил царский венец на голову ее» как намерение «с ней повенчаться» просто ни с чем не вяжется. Во-первых, «венец возложил на голову ее» не Мардохей, а царь Артаксеркс. Во-вторых, нигде в книге «Сказание об Эсфири» не сказано, что Артаксеркс венчался с Эсфирью. Не велика премудрость взять текст священного писания и так исказить! Каждое толкование должно иметь смысл! В прошлом и позапрошлом годах ты присылал мне кое-что другое. В этом же году тебе пришло в голову послать своему ребе комментарий к книге «Сказание об Эсфири», да к тому еще комментарий искаженный. Ну, да ладно, стало быть, так надо. Посему я отсылаю тебе твое послание, и да пошлет тебе господь бог счастливый год, как желает тебе твой ребе…» Вот это головомойка! Так ему и надо, моему братцу! Больше он таких посланий писать не будет. С письмом ребе покончено. Но надо же взглянуть, что пишет она, дочь ребе? Вскрываю письмо – и что же? Оттуда вылетают два бумажных рубля. Что за напасть? Читаю, всего две строчки: «Мотл, благодарю тебя за твои два рубля, возьми их обратно. Не такого письма я ждала от тебя. Подарки твои мне не нужны, а милостыня – тем более…» Ха-ха, занятно, не правда ли? Милостыни она не желает! Замечательная история, честное слово! Что же делать дальше? Другой на моем месте порвал бы, конечно, оба письма, а деньги положил бы в карман. Шиш с маслом принес бы он домой, а не два рубля. Но я не такой… Послушайте-ка лучше, что я придумал. Плату за труды я ведь от брата получил, решил я, ну и ладно! И я отдал оба письма отцу. Услышим, что отец скажет? Он лучше, чем ребе, поймет послание брата, ведь отец – это все же отец, а ребе – только ребе… 5 Что произошло, когда отец прочитал оба письма и послание Мотла, – лучше и не спрашивайте. Я мог бы сказать, как мой брат Мотл, словами книги Эсфири: «И град Сузы в смятении». Но не в этом дело. Вам, вероятно, хочется знать конец: что было дальше с дочерью ребе Эсфирью и моим братом Мотлом? Что могло быть? Ничего. Эсфирь вышла замуж. Выдали ее за вдовца. Ах, как она плакала! Я был на ее свадьбе. Почему она так плакала, не знаю. Наверно, предчувствовала, что ей с мужем недолго жить. Так оно и вышло. Прожила она с ним полгода и умерла. От чего она умерла – не могу вам сказать. Не знаю, да и никто этого не знает. Ребе и его жена тоже не знают. Поговаривали, что она отравилась, сама себя отравила. Но это неправда. «Враги выдумали», – слышал я от самой жены ребе. А мой брат Мотл? Ого! Он еще раньше женился, еще до того, как Эсфирь стала, невестой, и уехал туда, к тестю. Но вскоре он вернулся. И вернулся один. В чем дело? Он желает развестись. Отец ругает его: «Болван». А матери не нравится, что ругают Мотла. Вот они и ссорятся. Весело! Так-таки ничего не смогли с ним поделать. Он развелся и женился на другой. У него уже и детки есть. Мальчик и девочка. Девочку зовут Эсфирью. Отец было сказал, чтобы ее назвали Гитл, по имени его матери, бабушки Гитл. А мать хотела, чтобы ее обязательно назвали Лией, в честь ее матери, бабушки Лии. Из-за этого между отцом и матерью разгорелась ссора. Весь день и всю ночь они спорили. И порешили назвать ее Лия-Гитл, в честь обеих бабушек. На этом помирились. Вдруг отец раздумал. Он не хочет имени Лия-Гитл. «Почему?» – «Так! Почему это имя твоей матери должно быть первым?» Тут приходит мой брат Мотл из синагоги и говорит, что девочку уже назвали: Эсфирь. Отец сердится: «Болван! Почему Эсфирь?» А Мотл ему отвечает– «Ты забыл, что скоро праздник пурим?…» Что тут отцу говорить Кончено. Отец больше не кричит и не ругает Мотла «болваном»… Отец и мать как-то странно переглядываются и молчат… А как понять этот взгляд и это молчание – не знаю Может быть, вы знаете? 1910