Вовлеченные в грех
Шерон Пейдж


Юная прекрасная куртизанка Энн Беддингтон идеально подходит на роль любовницы богатого вельможи и готова скрасить одиночество аристократа-затворника Девона Одли, герцога Марча. Однако под маской содержанки скрывается отчаявшаяся девушка, которой необходимо укрыться, ведь ее несправедливо обвиняют в преступлении. Энн готова поступиться честью ради собственной безопасности и покровительства герцога, — но тот отнюдь не намерен пользоваться ее беззащитностью. Девон предлагает Энн необычную сделку: она разделит с ним постель, лишь когда сможет искренне ответить на его страсть не только телом, но и душой…


Шерон Пейдж

Вовлеченные в грех


Глава 1


Август 1815 г.

Энн Беддингтон в первый раз попыталась продать свое тело у стен королевского театра «Друри-Лейн». Она подошла к симпатичному черноволосому джентльмену, ничего не зная о нем даже понаслышке.

Он был благороден и добр. И молод, скорей всего лишь на несколько лет старше, чем она. Ей было семнадцать, а ему, как предположила Энн, примерно двадцать один. Даже отказавшись от ее услуг, он терпеливо улыбался. Каким-то образом он сразу понял, что она невинна и никогда прежде проституцией не занималась. Мужчина сунул в ее дрожащие руки пару монеток и приподнял подбородок Энн, чтобы взглянуть на нее.

Она никогда не смотрела мужчине прямо в глаза. Очи этого джентльмена в обрамлении пушистых черных ресниц напоминали фиолетовые ирисы. Цвет глаз казался настолько таинственным, что сам он походил на волшебника. Один взгляд, и Энн была околдована.

— Ангел мой, это занятие не для тебя, — решительно заявил незнакомец. — Ты невинна и мила, несмотря на весь этот маскарад. Возьми деньги и потрать их на дорогу домой.

Он решил, что она оставила свою семью в сельской местности и сбежала в Лондон или что приехала в город в поисках работы, как делали многие девушки. Но в случае с Энн все эти предположения были слишком далеки от истины.

Она зажала в ладони два соверена, смущенно принимая его милостыню, хотя была вполне готова отработать эти деньги. Однако, проглотив собственную гордость, Энн подхватила подол поношенных юбок и стремглав помчалась к постели матери.

Денег хватило ненадолго. Чтобы снять боль, матери требовалось слишком много настойки опия. В конце концов Энн все-таки пришлось заняться тем, от чего тот джентльмен пытался ее уберечь.

Теперь, спустя пять лет, Энн была готова сделать то, что ей не удалось в ту первую ночь у стен театра. Она собиралась убедить герцога Марча лечь с ней в постель.

На этот раз она находилась не в Лондоне. И на этот раз герцог был ее пленником, жертвой. Энн стояла в кабинете его охотничьего домика — особняка в графстве Лестершир, — держась за ручку двери. Прямо перед ней на ковре неуклюже растянулось обнаженное мускулистое и загорелое тело мужчины ростом более шести футов. Длинные ноги раскинуты в разные стороны, обнаженные ягодицы расслаблены, черные волосы беспорядочными волнами рассыпались по плечам. Под вытянутой рукой мужчины лежал пустой графин.

Казалось, он крепко спит.

У Энн дрогнуло сердце. Он потерял сознание? Она даже не могла сказать, дышит ли он, поскольку мужчина лежал на животе, повернув голову в противоположную от нее сторону.

Если он прикончил целый графин бренди, может, он умер? Этого Энн не знала. За время жизни в трущобах она достаточно повидала пьющих мужчин, но мог ли человеческий желудок вынести такое количество спиртного?

Энн оглянулась на дверь кабинета, которую прикрыла за собой, чтобы никто ее не увидел. Может, позвать странного, вселявшего ужас дворецкого, который встретил ее у дверей?

Это был горбун, у которого из ушей торчали пучки седых волос, а вместо передних зубов зияла огромная дыра. Он пытался прогнать ее. Энн проявила твердость, несмотря на мерзкий гогот, которым разразился этот человек, когда услышал, что она — подарок от графа Эштона и должна увидеть герцога немедленно.

Ей совсем не хотелось встречаться с дворецким еще раз.

Приподняв юбки, Энн поспешила к герцогу и склонилась над ним. Его лицо оказалось в тени, но Энн разглядела шрамы на его щеке, где пробивалась плотная черная щетина.

У него были мягкие полные губы, казавшиеся абсолютно неподвижными.

У Энн пересохло в горле. Она наклонилась ближе и почувствовала на своей щеке его дыхание. Потом он издал низкий храп, и Энн с облегчением хихикнула.

Может, разбудить его? Она давно работала проституткой, и ей ничего не стоило прикоснуться к мужскому телу. Только она не знала, что ей делать с герцогом, пребывавшим в бессознательном состоянии и не подозревавшим о ее вторжении в его дом.

Не вышвырнут ли ее пинком под зад после крика о помощи? А если дворецкий заподозрит, будто это она ударила герцога по голове? Энн вздрогнула. Хотя стоял конец августа, в комнате было сыро и прохладно. Энн стянула перчатки и кончиками пальцев коснулась загорелого плеча. Кожа была холодной на ощупь. На кресле валялось шелковое одеяло.

Энн осторожно положила одеяло на его крепкую спину и потянула вниз, чтобы прикрыть узкую талию, бедра, ягодицы и длинные ноги. Его ягодицы были крепче и круглее тех, что ей доводилось видеть раньше, а на длинных ногах проступали рельефные мышцы.

Любая женщина затрепетала бы от волнения, столкнувшись с такой мужественной красотой, но Энн дрожала больше от страха. Такой сильный мужчина мог легко причинить ей боль. Однажды, очень давно, он был добр к ней, однако теперь она намеревалась с помощью обмана проложить себе дорогу в его постель.

Сначала надо его разбудить. Энн осторожно коснулась пальцами его лба, чтобы убрать волосы. Густой локон упал на глаза…

Совершенно неожиданно его рука быстро взметнулась вперед и схватила ее за талию. В комнате раздался пронзительный визг. Ее визг.

Герцог двигался так быстро, что Энн даже представить себе не могла, что такое возможно. Он толкнул ее на пол, его крупные руки пригвоздили плечи Энн, и он мгновенно оседлал ее, прижав коленями ее юбки. Энн пристально посмотрела в его глаза. Они по-прежнему имели необыкновенный фиалковый цвет и казались такими же удивительными, как и пять лет назад.

— Ваша светлость, — с трудом прохрипела Энн. — Ваша светлость, я… я не собиралась причинить вам зло. Я — та женщина, которую прислал граф Эштон, — солгала Энн, молясь, чтобы он ей поверил. Лорд Эштон и не подозревал, что она подслушала, как он уговаривал поехать к герцогу ее подругу Кэт, у которой уже имелся покровитель.

Сердце герцога стучало рядом с ее грудью. Его взгляд по-прежнему был устремлен куда-то поверх ее головы. И глаза его совсем не выглядели поврежденными. И только из-за того, что он не смотрел на нее, можно было догадаться, что он слепой. Всем в Англии было известно: герой войны герцог Марч чудесным образом уцелел после штыкового ранения в голову, потеряв зрение, хотя должен был умереть. Где-то в его волосах скрывался глубокий шрам.

— Черт, — пробормотал герцог, опустив голову, и скатился с нее, тяжело приземлившись на полу. — Тебя прислал Эштон? Ты — та проститутка, которая, как он считает, исцелит меня, доставив удовольствие?

Энн вздрогнула. Ее все еще передергивало, когда она слышала слово «проститутка», хотя уже очень долгое время занималась этим. Герцог говорил таким пренебрежительным тоном, что у нее все всколыхнулось в желудке.

— Да, — стараясь говорить уверенно, ответила Энн. Так же дерзко, как и должна говорить любовница, которой заплатили.

— Разве Тредуэлл не напугал тебя?

— Он отлично постарался, но я проявила настойчивость. В конце концов, у меня было указание лорда Эштона повидать вас. Я не понимаю, почему вы назначили дворецким такое странное существо. Вы хотите распугать всех гостей?

— Да, мой ангел, хочу.

Энн попыталась сесть, и под грудью в тело вонзился корсет. Она охнула от боли.

Герцог протянул руку, она приняла ее, и он помог ей сесть.

— Прости, что набросился на тебя. Но какого черта ты подкралась ко мне, не объявив о своем появлении?

— Ваш дворецкий указал мне дорогу к вашему кабинету, а потом предоставил меня самой себе. Я вошла сюда и обнаружила вас спящим.

— Ты хотела сказать, мертвецки пьяным. — Герцог, опустив ресницы, потер щетину на щеке, которая больше напоминала бороду, чем просто щетину. Должно быть, он не брился много дней. — Никогда больше так не делай. Я мог бы убить тебя.

— Убить? — взвизгнула Энн.

— Да, мой ангел, — фыркнул герцог. — Я мог обхватить руками твою прелестную шейку и сломать ее раньше, чем пришел бы в себя. Такой вот подарок на память о войне: когда ко мне неожиданно кто-то прикасается, мне иногда кажется, будто этот человек пытается меня убить.

— Да, но я не собираюсь вас убивать. — Энн почувствовала ползущую по позвоночнику дрожь. Во что она ввязалась? Неужели герцог действительно мог ее убить, а уже потом обнаружить, что она не представляла для него никакой опасности? Может, бежать от него, пока он ничего с ней не сделал?

Энн едва не рассмеялась собственной глупой трусости. Куда ей бежать? Назад в Лондон, где ее ждет петля? Рядом с ним ей точно нечего бояться, если она поведет себя осторожно.

— Ангел мой, а что это ты за проститутка такая? — Герцог вскинул голову, явно внимательно прислушиваясь к ее словам. — Говоришь как воспитанная леди, совсем как мои сестры. Я не слышал такого безукоризненно правильного произношения даже от самых образованных куртизанок Лондона.

Ну конечно, она говорила как воспитанная леди. Она воспитывалась как леди, пока они с матерью не сбежали из дома. Именно ее речь выделяла Энн среди других обитателей борделя Мадам Син. Ее называли «маленькой герцогиней».

Герцог прищурил глаза; на лице застыло холодное выражение, а в голосе появились подозрительные нотки.

— Надеюсь, это не попытка заковать меня в узы брака, а?

— Конечно, нет, — выдохнула Энн. — Уверяю вас, я самая что ни на есть куртизанка. — Если у нее и есть скрытый мотив, то уж точно не брак. — Если вы захотите, чтобы я была леди, ваша светлость, я сыграю эту роль. Если вы предпочтете видеть во мне самую бесстыдную и дерзкую соблазнительницу из тех, с кем вам доводилось встречаться, я и это сделаю. — У Энн горели щеки, хотя роли, о которых она говорила, исполнялись ею уже много лет. Слава Богу, он не видит ее покрасневших щек, но что, черт возьми, с ней происходит?

Энн увидела, как от резкого глубокого вздоха поднялась его обнаженная грудь. Наверное, она сказала что-то такое, что ему понравилось. Но в выдохе герцога, кроме свиста, послышался стон:

— Эштон не имел права заказывать твои услуги, моя дорогая.

— П-простите, ваша светлость, — замерла Энн.

— Эштон считает, что единственное, что мне нужно, так это хороший секс. Но он ошибается.

Ошибается? Ее охватила дикая паника. Потом Энн вспомнила, как граф Эштон умолял ее подругу Кэт поехать и оказать услугу герцогу.

— Лорд Эштон волнуется, потому что вы… скрываетесь здесь, ваша светлость. Вот как он выразился. Он подумал, что вам надо доставить удовольствие. Что это вынудит вас… почувствовать себя лучше, — сбиваясь, сказала Энн.

— Ангел мой, я даже не вижу тебя. Возможно, ты самая чувственная красавица в Англии, и то, что я тебя не вижу, только расстраивает меня.

К сожалению, она не была самой чувственной женщиной в стране. Энн охватил леденящий душу страх. Она понимала, что лорд Эштон собирался нанять другую куртизанку, но представила, что герцог по крайней мере хотел этого. Она не ожидала, что сейчас он не захочет этого точно так же, как не захотел когда-то у стен театра. Энн не знала, как быть. У Мадам Син никогда не приходилось уговаривать мужчин лечь в постель. Мадам берегла Энн исключительно для ценных клиентов и запрашивала за нее большие деньги. Мужчины охотно платили непомерную цену, поскольку хотели Энн.

— Он очень за вас беспокоится, ваша светлость, — промурлыкала Энн, не зная, как ей удалось это, потому что натянутые нервы звенели как колокольчики. — Он лишь хотел сделать вам приятное. Я очень хорошая. — Она провела пальцами вдоль руки герцога, касаясь крепкой выпуклости мышц. Он прав: если захочет, без труда причинит ей боль. И снова страх сковал ее, но Энн заставила себя говорить. — Мы можем заняться этим в темноте. Тогда не будет иметь значение, что вы меня не видите.

— Это всегда будет иметь значение, ангел мой.

Герцог взял ее руку, на этот раз мягко, и отвел от своей руки. Он не хотел даже, чтобы она прикасалась к нему. Он со стоном откинулся назад и прислонился плечами к креслу. На лице застыло выражение абсолютной пустоты.

— Ты напрасно потратила время, приехав сюда.

— Пожалуйста… — Она должна стать возлюбленной этого человека. Этого не случится, если она не окажется в его постели. Энн стремительно подползла к нему, пока ее грудь не прижалась к мускулистой руке герцога, а слова не проникли в ухо, почти скрытое под длинными всклокоченными черными волосами. — Позвольте мне доставить вам удовольствие.

— О Боже… — хрипло выдохнул герцог. — У тебя и правда очаровательный голос, ангел мой. Признаю это.

Ее голос соблазняет его. Он не видит ее, но слышит. Значит, ее единственное оружие — голос и прикосновения.

— Спасибо, — прошептала Энн.

— Но этого недостаточно, — снова отпрянул от нее герцог. Почему он не поддается? Мужчине не нужно зрение, чтобы заниматься любовью. Многие джентльмены предпочитают темноту.

— В моем экипаже ты можешь доехать до постоялого двора в Уэлби, моя дорогая. Мой человек купит тебе билет до Лондона и посадит в вагон.

Энн не сдержала хриплого смеха, сорвавшегося с губ. Безопасное место и Лондон — понятия для нее несовместимые. Ей нельзя ехать. Наоборот, она должна действовать решительно, чтобы остаться. Пусть даже ей придется запрыгнуть на него или обхватить губами его плоть и свести его с ума от желания, чтобы он не смог устоять перед ней. И как только они соединятся, он точно забудет о своей слепоте и будет думать только об удовольствии…

Он вдруг резко схватился за ручку кресла и одним стремительным движением поднял свое длинное мощное тело и изящно встал на ноги.

Теперь он возвышался над Энн, а она, подняв глаза, почувствовала, как приоткрывается ее рот. Несмотря на то, что последние пять лет она сначала была возлюбленной виконта, потом скромной проституткой, Энн не так много видела абсолютно голых мужчин. А обладавших такой широкой грудью и великолепной мускулатурой рук и бедер, как у красавца-герцога, не видела никогда.

Где-то глубоко внутри всколыхнулось странное, давно забытое ощущение острой тоски.

Дура. Это работа, которую лучше всего выполнять без эмоций.

Герцог сделал шаг и слегка покачнулся.

— Проклятая голова, — хлопнул он себя руками по вискам, звучно выругавшись. — Следовало отрубить ее топором, хоть она и нужна мне сейчас.

Энн подумала, что он говорил о головной боли от чрезмерно большого количества выпитого бренди, но в его голосе звучало так много горечи. Герцог Марч был встревожен и сердит. Энн понимала, почему граф Эштон умолял Кэт помочь его другу. Здравый смысл вынуждал ее согласиться с герцогом: как секс может компенсировать ранение в бою и потерю зрения? Но она должна верить в это сама и убедить герцога, иначе ей придется ни с чем вернуться в Лондон и, возможно, закончить жизнь на виселице.

Необходимо изменить тактику.

Энн неловко поднялась на ноги, хорошо хоть герцог этого не видел, и нерешительно коснулась его локтя. Возможно, потому, что она сделала это очень осторожно, ее прикосновение не растревожило герцога. Он не отстранился.

— Я проделала весь этот путь, чтобы подарить вам любовь, и я намерена это сделать, ваша светлость. Граф сказал, что у вас давно не было женщины. Зачем отказывать себе в том, что помогает снять напряжение? Вам это просто необходимо.

На ней было одно из старых платьев Кэт, но Энн оно все равно казалось слишком модным, сама она дотянуться до застежек не могла. Немного усилий, и ей удалось спустить вниз лиф платья. Собрав все свое мужество, она взяла руку герцога и положила ее себе на левую грудь.

От этого прикосновения у нее перехватило дыхание и болезненно налилась грудь. Должно быть, всему виной будораживший ее страх. Никогда раньше ничего подобного она не ощущала. На нее обрушилась волна чувственных ощущений, когда рука герцога скользнула под лиф платья и под сорочку и мозолистая ладонь коснулась обнаженного соска.

— Это просто секс, — прошептала она. — Вы наверняка должны хотеть этого.

Однако вместо того, чтобы обхватить рукой ее грудь, герцог отдернул руку, потом взъерошил ею свои волосы. У него был такой вид, как будто он нечаянно сунул пальцы в огонь. Надо проявить настойчивость.

У герцога приоткрылись губы, и Энн поняла, что он готов дать ей команду уйти. Она бросилась к нему и сделала то, чего не делала много-много лет. Приподнявшись на цыпочках, она поцеловала герцога.

Затем обняла его за шею и почувствовала под ладонями крепкие натянутые мышцы. От него сильно пахло бренди. Его губы, горячие и твердые, так и не раскрылись ей навстречу. Энн попробовала просунуть язык внутрь, но он не сдался под ее напором. Вместо этого герцог отвернул лицо, разрывая их поцелуй.

Энн отказывалась сдаваться. Извиваясь, она льнула к нему всем телом, и скоро между ними совсем не осталось пространства. И тут она почувствовала, как затвердела его плоть, упершись ей в живот. Энн охватило ликование. Она сделала это. Заставила его захотеть ее.

Энн, затаив дыхание, скользнула рукой от плеча герцога по завиткам волос на груди. Пробежалась пальцами по мягкой дорожке волос к пупку и спустилась ниже, чтобы начать ласкать его плоть.

— Стоп, — простонал герцог.

Энн замерла, но не убрала пальцы с его теплой кожи внизу живота. Герцог не тронул ее руку. Это означало, что его решимость отослать ее в Лондон слабела с каждой минутой.

Внезапно Энн охватило дурацкое чувство вины. Это преднамеренное обольщение, которое она собиралась совершить, казалось ей неправильным. Обычно ее любовные встречи происходили честно и открыто. В борделе Мадам существовали свои правила. Любой джентльмен, который покупал ее, точно знал, на что она готова и что ему дозволено делать. Если он желал что-то другое, то должен был идти к другой девушке.

Энн никогда не приходилось выступать в роли соблазнительницы и заставлять мужчину делать то, что он не хочет.

Пять лет назад герцог тоже не захотел ее. Но теперь она должна выиграть: от этого зависела ее жизнь.

— Я хочу доставить вам удовольствие. — Дразнящим движением Энн провела рукой по обнаженному бедру герцога. — Ничего более.

— И вознаграждение, — сухо подчеркнул герцог.

— Я должна зарабатывать себе на жизнь, — согласилась Энн. — Но ведь вам нужен секс после столь долгого воздержания.

— Я напал на тебя, глупая девчонка. Разве это не напугало тебя? Или у тебя не хватает ума, чтобы понять, кто я такой?

— Вы раненый…

— Вот черт! — Герцог схватил ее за руки, оттолкнул и быстро отступил на шаг назад. Ударившись бедром о кресло, он даже глазом не моргнул. — Тебе известно, что делают раненые животные, или прежде ты не встречала такого зверя, как я? Мы кусаемся. Мы можем убить.

— Тем не менее вы не причинили мне боли. — Нет, она знала, что такое быть по-настоящему избитой и раненой. Если она сжимала зубы, разбитую челюсть все еще пронзала боль. От пощечин Мадам до сих пор болело лицо. На груди и спине остались фиолетово-желтые синяки от ударов, нанесенных мерзавцами из личной охраны Мадам Син. Единственным спасением для Энн было то, что герцог не видел всего этого.

Всякий раз, ощущая боль от побоев, Энн помнила, что смотрит в лицо смерти. Какая разница, от чего умирать: от рук этого человека, от правосудия или от голодной смерти? На самом деле герцог — ее последняя надежда на выживание.

— Как вы предпочитаете заняться любовью, ваша светлость? — спросила Энн, заставив себя на октаву понизить голос. — Может быть, резко и быстро, с взрывной кульминацией в конце? Или медленно и чувственно? Можно пару часов неспешно проникать в мое тело упругой плотью.

— Черт… Черт… Черт! — Дыхание герцога стало прерывистым. Когда взгляд Энн скользнул по его телу ниже пояса, стало понятно, что с ним делали ее предложения и собственное воображение.

— Ладно, — отрезал герцог.

— Вы хотите заняться любовью? — Энн не верила своим ушам.

— Да. Я подозреваю, что это единственный способ избавиться от вас.

На мгновение губы герцога растянулись в усмешке, но потом снова сомкнулись мрачной линией.

Энн решилась на следующий шаг. Она облизнула пересохшие губы и спустила платье еще ниже, чтобы выставить возвышавшуюся над корсетом грудь. Она потянула вниз тонкую сорочку и полностью открыла ее.

— Как вы предпочитаете делать это, ваша светлость? — с притворной самоуверенностью спросила Энн. — Можете делать все, что хотите.


Глава 2


— Любовь моя, — герцог провел рукой по спутанным волосам, — я понятия не имею, чего хочу. Эштон ведь сказал тебе, что все это было очень давно.

Энн плавно приблизилась к нему, опустила ресницы, стараясь выглядеть соблазнительной, но потом вспомнила, что с герцогом такие трюки не пройдут. Тут надо использовать голос и прикосновения. В полуобнаженном виде она чувствовала, себя немного неловко, хотя сам герцог был совершенно голым и нисколько не смущался по этому поводу. Энн прильнула к нему, прижимаясь грудью к его груди, а он положил ей руки на талию. И не успела Энн издать умелый стон, как его руки пришли в движение. Он обхватил ее правую грудь, осторожно сжал сосок, перекатывая его между большим и указательным пальцами.

Энн затаила дыхание. Обычно, когда играли с ее сосками, она ощущала боль, поэтому отключала чувства, как только там оказывались руки мужчины. Но сейчас она не могла позволить себе отключиться и быть мыслями где-то далеко. Ей необходимо сосредоточить внимание на герцоге, отслеживать каждое его движение и угадывать каждое его желание. Она должна вести себя с ним безупречно, чтобы он захотел оставить ее.

— Может… Может, вы хотите пройти в свою спальню? — предложила она, чувствуя, как взволнованно звучит се голос. Надо успокоиться. В конце концов, ей известно, что его не интересуют неопытные женщины.

Он перестал сжимать ее сосок и перешел к нежным поглаживаниям. Это было… приятно.

— Мы сделаем это здесь, ангел мой. Мы ведь находимся в моем кабинете, да?

— Да, — нахмурилась Энн, услышав странный вопрос. Ведь, даже ничего не видя, он должен был это знать.

— Хорошо. Я на секунду встревожился, что лишился чувств в коридоре и ласкал твою грудь на виду у прислуги.

— Вы действительно не знали, где мы находимся? — вздрогнула Энн.

— Я просто хотел убедиться. Ведь в коридоре не было бы кресла, ведь так? Если только я не выбросил его туда.

Выброшенное в коридор кресло?

— Дело в том, ангел мой, что мир для меня — сизая пустота. — С этими словами он вдруг ущипнул ее сосок.

Энн ойкнула.

— Тебе не нравится это? Прости, — хрипло сказал герцог. — Может, тебе не хочется заниматься любовью со слепым?

Герцог был сердит, озлоблен и уязвим, поэтому нападал без причины. Такие мужчины пугали Энн. Но герцога, с его ранами и слепотой, она понимала. Его состояние не беспокоило и не пугало ее, как некоторых других. Когда-то ее родной дедушка тоже ослеп.

— Ваша светлость, — твердо сказала Энн, — вы потеряли зрение в сражении, и я никогда не стану относиться к вашей слепоте как к физическому недостатку.

— Не станешь? — Герцог наклонился и коснулся губами ее груди. — И все же я не могу отыскать твой сосок, не совершив множество неуклюжих движений. — Язык герцога лизнул грудь Энн, и она задрожала от покалывающих ощущений внизу живота. Обычно ничего такого она не испытывала.

— Ваш поиск доставляет мне удовольствие, — прошептала Энн.

Его язык коснулся набухшего от горячих и влажных прикосновений соска, и он обхватил его губами. Сосок стал твердым и почти пульсировал от чувственных ласк. У Энн подогнулись колени, и, чтобы устоять на ногах, она уцепилась за бедра герцога.

Никогда прежде она не была… в таком разладе с самой собой, такой странной и безрассудной, когда мужчины ласкали ее тело перед тем, как овладеть ею. В борделе она всегда контролировала себя с мужчинами и всегда в совершенстве исполняла свою роль. Это уберегало ее от наказаний Мадам. Сейчас она должна руководствоваться разумом.

Чтобы доказать, что она управляет ситуацией, не собираясь терять самообладание или поддаваясь необычному головокружительному чувству, Энн издала страстный стон. Один из самых лучших в ее арсенале.

Герцог нежно гладил ее ягодицы и кончиком языка ласкал сосок. Внизу живота Энн почувствовала необычное… жаркое, болезненное ощущение. С внезапным приступом грусти она заметила, как герцог закрыл глаза. Неужели это потому, что ему не хочется помнить о своей слепоте, когда он прикасается к ней?

С ее губ сорвался тихий стон. Тот, который она не планировала. Настоящий. Он был слишком писклявым, и в нем совершенно отсутствовала страсть.

— Если я займусь любовью с тобой, — герцог оторвался от груди Энн, чтобы сделать вдох, — мне бы хотелось знать твое имя, ангел мой.

Энн. Звучит так скучно. В любом случае ее имя сообщили сыщикам с Боу-стрит, которых вызвали после смерти Мадам. Она должна назвать герцогу фальшивое имя. Новое имя для новой жизни.

— Сэриз[1 - Cerise — светло-вишневый (англ.).], — пробормотала Энн. Это был цвет, который выбрала для нее Мадам. Скандальный ярко-красный. Теперь она должна вести себя подобно бесстыдной шлюхе, которая охотно носит красное шелковое платье и грудью упирается в мужчину, чтобы привлечь его внимание.

— Восхитительно, — шепнул в ответ герцог и обхватил губами сосок ее левой груди. Энн так и не поняла, к чему это относится: к ее имени или к соску.

Он с невероятной настойчивостью посасывал ее грудь, закрыв глаза с длинными черными ресницами, и это вызвало в ней невероятно сильные ощущения. Энн хотела быть бесстыдной, но вместо этого оцепенела и напряглась. Это уже не доставляло удовольствия, но она прикрыла глаза и терпела. Останавливать его нельзя, нельзя разрушать очарование. Ей нельзя сердить и раздражать его.

Он отпустил ее грудь, и Энн облегченно покачнулась, пока он не переместился к правой груди. Большая рука герцога обхватила ее снизу и стала нежно ласкать. Энн знала, что он хочет услышать доказательство того, что делает ей приятное. Она издала еще один запланированный стон, отлично подходивший к данной ситуации. Хриплый, с нотками удивления, как будто благодаря ему она испытала восторг, которого не знала прежде. И, по правде говоря, эта ласка была… приятной.

— Нравится? — Его светлость наградил Энн хриплым смешком.

— О да. — Ей хотелось, чтобы он думал, будто все, что он делает, превосходно. На розовых ореолах ее сосков блестела влага. Отделанный кружевом лиф платья был зажат между их телами, в тело Энн впивался корсет. — Вы хотите раздеть меня?

— В этом нет необходимости. — Герцог вздернул подбородок. — Шторы опущены? В комнате темно?

— Да. — Впервые за все это время Энн по-настоящему осмотрела его кабинет. Когда она приехала сюда, наняв экипаж на постоялом дворе в деревне, дом герцога удивил ее. Огромный особняк, симметричный и прочный, окруженный лужайками и лесами. Он очень напоминал дом, в котором она жила в детстве, дом, о котором она старалась теперь не думать.

Этот дом казался слишком скромным и простым для герцога, тем не менее в кабинете было полно симпатичных вещиц. У зашторенных окон на подставке, декорированной золотом, стоял глобус. Стены украшали огромные картины с изображенными на них лошадьми, здесь же стояли мягкие кожаные кресла с низкими спинками, уютные и располагающие к отдыху. Книги были повсюду: на полках, лежали стопками на столах, даже в креслах.

Это была любимая комната джентльмена. И было ужасно печально, что ее заполняли вещи, которые герцог больше не мог видеть.

— Я хочу овладеть тобой сзади, — резко произнес герцог. — На своем столе.

Что бы он ни пожелал, она должна соглашаться. Энн совсем не так представляла себе их первый раз, но противоречить не осмелилась.

— Хорошо. — Энн взяла его за руки, поднесла одну руку ко рту и, обхватив губами и призывно посасывая указательный палец герцога, стала отступать назад к большому блестящему столу у стены. Таким способом можно было вести его, пощадив его гордость. Когда ее ягодицы уперлись в гладкое полированное дерево, Энн остановилась. Герцог, обхватив ее руками, дотронулся до края стола.

— Повернись, — сказал он с той грубостью, которую придает голосу мужчины страсть. Многие девушки в борделе считали грубость возбуждающей. Им нравились мужчины, которые руководствовались чувствами. У Энн прежде таких не было, но сейчас она почувствовала облегчение. Его хриплый голос подтверждал, что она достигла поставленной цели. Герцог Марч сейчас должен овладеть ею.

— Конечно, ваша светлость, — промурлыкала она и оперлась руками о край стола. Герцог поднял юбки, и шелк заскользил по ногам Энн. Она собрала юбки перед собой и почувствовала, как рука герцога прошлась по ее обнаженным бедрам. Энн закрыла глаза и застонала, поскольку знала, что в тот момент, когда его пальцы коснулись ее плоти, она должна была застонать.

— О Боже, какая ты горячая, — пробормотал герцог. — И мягкая, как шелк.

Энн ждала, что он поспешит овладеть ею и напряглась, ожидая стремительного вторжения. Но он ласкал ее рукой и тыкался носом в шею, целуя ее. По позвоночнику Энн пробежал легкий трепет удовольствия. Это не совсем правильно. Почему он не хочет овладеть ею? Неужели он еще недостаточно готов? У Мадам Син мужчины редко прикасались к ней; в конце концов, они щедро платили, чтобы она хотела и была готова принять их без всякой прелюдии с их стороны.

Энн выгнула спину и потерлась о выступавшую напряженную плоть герцога. Это движение вызвало у него хриплый стон. Энн оглянулась и заметила, что дыхание у него участилось, вокруг рта залегли глубокие морщины. Он был явно возбужден, но ему требовалось больше.

Энн качнула бедрами, прижимаясь к нему ягодицами, но он обхватил ее бедра и остановил Энн.

— Нет, любовь моя. Пока нет. — Он снова сунул руку между бедер Энн и стал нежно ласкать ее плоть. Ни один мужчина не ласкал ее так медленно, не обращался с ней так бережно.

Энн тихо вздохнула. Ей действительно нравились эти прикосновения…

Но потом его палец нашел чувствительный бугорок и стал его ласкать…

Все тело Энн напряглось. Он ласкал ее все настойчивее, предполагая, что ей понравится. Ощущения, которые она сейчас испытывала, были гораздо сильнее тех, что она переживала, когда он ласкал ее соски. Надо было терпеть. Хорошо хоть герцог не видел, как Энн сморщилась и закрыла глаза, как она держалась, чтобы не запротестовать. Она играла свою роль, изображая грудные стоны, с каждым разом издавая их все громче.

Потом он проник внутрь. Глубоко-глубоко внутрь.

Энн на короткое мгновение посетила мысль, которая всегда мелькала у нее в такой момент, мысль о том, как это странно, что такое интимное мгновение можно воспринимать так… отстраненно. Потом она вспомнила, что она должна быть куртизанкой, а не просто сосудом для его разрядки. Она должна дарить ему наслаждение. Соблазнять его.

Герцог, находясь сзади, прижимался к ее ягодицам.

— О да. Да… — тихо шептала Энн, хотя ощущала себя не очень комфортно.

Герцог стал совершать медленные и глубокие проникающие движения. Энн выгнулась назад, наполняя комнату стонами.

Он ласкал ее плоть и поглаживал грудь. Это удивило Энн, сбив ее с собственного ритма. Потом герцог сделал то, чего она ждала: он обхватил ее бедра и, крепко удерживая Энн, погрузил свою плоть в ее тело. Хорошо. Теперь Энн точно знала, что делать.

Ее стоны переросли в крики.

— О Боже! — кричала она. — О Боже мой! — Она с силой двигалась ему навстречу, вскрикивая так, как будто испытывала невероятный экстаз. — Все, больше не могу! — взвыла она, услышав, как участилось дыхание герцога, который явно был близок к кульминации. Энн знала, как изобразить экстаз, но может ли ее извивающееся от страсти тело произвести впечатление на герцога, который ничего не видит? Он лишь чувствовал, как двигаются ее ягодицы, ударяясь о его тело.

Он стал двигаться жестче. Быстрее.

Потом послышался его хриплый низкий стон. Его бедра двигались вперед, сталкиваясь с ее обнаженным задом.

— О Боже, — выдохнула Энн.

— Это было превосходно. — Герцог в изнеможении обмяк рядом с Энн, удерживаясь на руках.

Хвала Господу, ему понравилось.

Выпрямившись, герцог вышел из нее. Энн почувствовала, как внутренняя поверхность бедер стала липкой. Она забыла, что в доме герцога у нее нет возможности привести себя в порядок и помыться. Но ей по крайней-мере не стоило волноваться за последствия, поскольку внутри находилась пропитанная уксусом губка. Этому трюку она научилась у Мадам.

— Я скажу, чтобы принесли воды, дорогая. — Герцог нежно погладил ее по бедру.

— Вы очень внимательны, ваша светлость. — Энн вдруг поняла, насколько не готова к этому. Она хотела стать его любовницей, но понятия не имела, что надо делать. Кэт, самая желанная куртизанка Лондона, говорила ей, что любовница должна угождать каждой прихоти своего покровителя и давать ему возможность чувствовать себя королем как в постели, так и за ее пределами. Но Энн не уточнила, как это делается практически. Ее взгляд остановился на мятом халате из синего шелка, валявшемся на кресле, возле которого она обнаружила его в бессознательном состоянии. — Хотите, я принесу вам халат?

— Спасибо, любовь моя, — грустно улыбнулся герцог.

Энн не только принесла халат, но и помогла ему облачиться в него. Лицо герцога сделалось мрачным. Он завязал пояс халата и задумался.

— Для проститутки у тебя слишком грамотная речь, Сэриз. Почему? Скажи мне, откуда ты приехала?

— Я самая популярная в Лондоне куртизанка, сохраняющая свое инкогнито, если хотите знать, — важно заявила Энн. — Неужели вы думаете, что для вашего удовольствия граф пригласил бы кого-то другого?

— По правде говоря, любовь моя, самую лучшую и самую желанную куртизанку Эштон приберег бы для себя, а мне прислал бы кого-нибудь еще.

— Значит, это стало его ошибкой.

— Ты немного развлекла меня, любовь моя, и за это я тебе благодарен, — рассмеялся герцог, потом поднес к губам ее руку и поцеловал пальцы. Он сделал это нежно, и Энн почувствовала, как у нее подпрыгнуло сердце.

— Я могу развлечь вас еще, ваша светлость.

— Ты и так достаточно сделала, Сэриз. Уверен, Эштон тебе хорошо заплатит.

Он опять ее прогоняет. Энн охватила паника.

— Но я могла бы сделать для вас еще очень много…

— Я хочу остаться один. Все было замечательно, однако наше совместное время подошло к концу, — вздохнул герцог. — Я даже не знаю, какое сейчас время дня. Полагаю, сейчас ночь. Ты приехала вечером?

— Д-да, в половине восьмого. — До Энн вдруг дошло, что в такой ранний час он уже прикончил графин бренди.

— Сегодня вечером ты остановишься на постоялом дворе в Уэлби. И поешь там. Мой человек проследит, чтобы тебя хорошо обслужили. Одно только упоминание моего имени, и все уладится.

Очень любезно с его стороны. Энн, раздумывая, закусила губу. Должно же быть что-то, что убедит его позволить ей остаться. Нельзя так легко сдаваться.

— Позвони в колокольчик, дорогая, — скомандовал герцог.

Энн не сдвинулась с места.

— Не серди меня. — Голос герцога звучал глубоко и ровно, но в нем все же проскальзывали ледяные нотки. Если она разозлит его, то упустит шанс остаться здесь. Если она сделает так, как он просит, то через несколько минут окажется в его экипаже.

— Тебе придется уехать, Сэриз.

Это был окончательный приказ, отданный джентльменом, посылавшим в атаку солдат. Однако страх заставил Энн воспротивиться.

— Я не могу, ваша светлость. Я не могу вернуться в Лондон.

— Почему нет? — вздернул голову герцог, вероятно, расслышав в ее голосе нечто особенное.

Боже мой, что она делает? Как последняя дура рассказывает ему правду. Но она не осмелится рассказать ему все до мельчайших подробностей, иначе он вызовет прислугу, чтобы та отволокла ее в ближайший магистрат. Там ей никто не поверит. Никто не станет слушать проститутку. Ту, которой пришлось ударить Мадам кочергой, чтобы спасти жизнь невинной девушки, и которая теперь обвинялась в убийстве. Энн не собиралась делать ничего такого. Только хотела помешать взбешенной Мадам застрелить четырнадцатилетнюю девочку. Но она убила Мадам, теперь ее будут судить и повесят за это убийство.

— Я… я солгала вам, ваша светлость, — дрожащим голосом произнесла Энн. — Я работала в борделе и сбежала. Если вернусь в Лондон, то ничуть не сомневаюсь, что хозяйка борделя меня найдет. Или велит какому-нибудь бандиту убить меня в назидание другим девушкам. — Господи, как легко, оказывается, врать. Когда от этого зависит жизнь.

— Ангел мой, вряд ли она тебя убьет. Сомневаюсь, что она станет так беспокоиться…

— Она станет. — Только Мадам уже больше ничего не может сделать. Зловещий рассказ о ее смерти уже появился в газетных новостях. Возможно, герцог еще не получил лондонских газет или ему еще не прочитали их. Но очень скоро он обо всем узнает. Ну разве не сумасшествие рассказать ему о побеге из борделя? Разве он не догадается, что она — та самая проститутка, которую подозревают в убийстве?

Энн тяжело сглотнула. Если он еще не знает, возможно, у нее есть шанс помешать ему это сделать. Пока он не услышал эту историю, здесь она находится в безопасности.

— Ваша светлость, пожалуйста, позвольте мне остаться и доставить вам удовольствие, как того хотел граф Эштон. Вы не видите это, но я… От побоев Мадам на моем теле все еще остались синяки. — Наверное, это крайняя степень отчаяния, если она стала рассказывать ему о побоях. Энн взяла руку герцога и коснулась своей талии, спины и плеч. — Здесь. И здесь. Повсюду синяки.

Энн затаила дыхание.

— Иди сюда, Сэриз, — протянул руку герцог, и Энн почувствовала невероятную легкость, в которой буквально растворилось ее сердце.

Если бы он считал ее убийцей, то наверняка не был бы так добр. Но все равно, подходя к герцогу Энн дрожала всем телом.

С уверенностью джентльмена герцог поднес ее руку к своим губам. Ему ничего не известно об убийстве Мадам. Иначе как он мог так нежно целовать ей пальцы?

— Можешь остаться на ночь, — проворчал герцог. — Завтра я решу, что с тобой делать.


Глава 3


Прямо перед ним что-то взорвалось, и Девон Одни, герцог Марч, сделал то, что сделал бы любой здравомыслящий солдат: он бросился на землю.

Руки и подбородок ударились о мягкое ковровое покрытие. Мгновенное осознание происходящего ударило еще больнее. Он — не на поле боя, и услышанный звук — не пушечная стрельба. Герцог ничего не видел, кроме сизой пустоты, и все же понимал, что просто упал на пол в коридоре перед слугой, который, должно быть, уронил что-то.

Девон постарался успокоить дыхание, попытался справиться с колотившимся сердцем.

— Ваша светлость! Тысяча извинений. Я неловкий болван, уронил на пол поднос с бокалом. Ничего страшного, правда, бокал был пустой.

Извинения были принесены голосом Тредуэлла с резким акцентом. Вслед за этим послышалось поспешное шарканье. Девон узнал прихрамывающую походку своего дворецкого. У Тредуэлла была изуродована правая нога, и он приволакивал ее по полу. Когда-то Девону казалось, что ходьба — сплошное мучение для этого человека, но дворецкий переносил свои страдания с удивительно хорошим настроением.

Черт, сейчас Тредуэлл будет пытаться помочь ему, но ему трудно сделать это, не в той он форме. Девон ухватился за трость и поднялся на ноги, постаравшись подпрыгнуть как можно изящнее. Он, без сомнения, проделывал подобное довольно часто, и дворецкий привык к такому безумному поведению, но от этого его положение не становилось менее унизительным. К этому времени Тредуэлл уже наверняка уверовал, что герцог не в своем уме.

— Э-э… я шел, чтобы сказать вам, что ужин готов, ваша светлость, — дружелюбно начал Тредуэлл. — Я взял на себя смелость сервировать его в столовой. Э-э… ваша… ваша гостья присоединится к вам за трапезой, ваша светлость?

Его гостья. Девон на ощупь добрался до стены и провел по ней рукой. Ему надо было хоть к чему-нибудь прикоснуться, чтобы сориентироваться, хотя он понятия не имел, в какой части коридора находится. Проклятый Эштон и его дурацкая идея о том, что секс — ответ на все мужские проблемы. Возможно, для Эштона все так и есть, учитывая тот факт, что Тристан де Грей, пятый граф Эштон, был более известным и частым посетителем лондонских борделей, чем Девон.

На человека, потерявшего зрение, секс не произвел того эффекта, на который надеялся Трис. Девон не смог забыть, что он слепой. Он почувствовал приятный запах розовых духов своей гостьи, обхватил ее круглые ягодицы и упругую грудь, но не смог увидеть этих прелестей. И все же, надо признаться, она его заинтриговала. Она была так решительно настроена оказаться в его постели. Где Трис ее отыскал?

Она сказала, что сбежала из борделя, в таком случае, где Трис встретил ее? Она изъясняется совсем не так, как те легкомысленные девицы, которых он встречал в борделях. В ней было что-то удивительно очаровательное и невинное, а кроме того — отчаянный энтузиазм соблазнить его. Даже ее попытки вести себя дерзко были… милыми. Неужели она действительно думает, будто Мадам кинется на ее поиски? По своему опыту герцог знал, что хозяйки борделей — прижимистые и коварные женщины. Убила бы такая девушку ради того, чтобы держать других на коротком поводке? Однако Сэриз была искренне напугана, он слышал это по ее голосу. Похоже, в ее истории есть что-то еще, о чем она ему не рассказала…

Черт. Надо отправить ее подальше и забыть думать о ней. Он говорил Трису, что не стоит присылать женщину. Девон мог бы с такой же легкостью, с какой предупредил ее о такой возможности, убить бедную глупую девчонку. Он уже как-то схватил за запястья своего камердинера, когда тот просто снял с него сюртук, и ничего более. После этого Уотсон, камердинер, немедленно уволился и сбежал из дома.

Он сходит с ума. «Боевое безумие», как называл это один из военных хирургов, когда герцог лечился в полевом госпитале. В то время он смеялся над этой мыслью: он — слепой, но не безумный. Как можно не получать наслаждение от мира, когда война закончилась? Теперь он это знает. И не может забыть войну. Она не оставит его в покое. И незачем заставлять эту девушку страдать из-за этого.

— Ваша светлость?

Девон повернул голову в ту сторону, откуда донесся голос Тредуэлла.

— Нет, она не будет ужинать со мной. Приготовь для нее поднос с ужином и отнеси в спальню, в которой она заночует. Туда же отправь бутылку хорошего хереса. Да, и дай ей какой-нибудь из моих халатов.

— А вы уверены, ваша светлость, что он ей понадобится? Разве она не будет… занята с вами?

— Тредуэлл, черт тебя побери! — Сначала его друг, теперь вот прислуга.

— Прошу прощения, ваша светлость, но лорд Эштон рассказывал мне, как он волнуется за вас, глядя на то, как вы сидите дома взаперти. Должен сказать, я с ним согласен. Для такого молодого джентльмена, как вы, это опасно.

— Спасибо, я услышал твое мнение, — проворчал Девон. — Не знал, что в списке твоих обязанностей значится распространение ненужных советов.

Герцог никогда не принадлежал к разряду тех, кто бросает на свою прислугу грозные взгляды. И сделать это сейчас будет невозможно. Трудно вызвать страх сверкающим взглядом герцога, когда даже посмотреть в нужном направлении возможности нет.

— Я не должен высказываться, это не входит в мои обязанности, ваша светлость. Ваш дед, если бы я с ним так разговаривал, отхлестал бы меня плетью. Но вы не такой, как старый герцог, ваша светлость. Он был настоящим тираном и не потерпел бы чьих-то разговоров.

Вот уж точно, он вовсе не походил на деда, и этот факт сильно раздражал Девона. И таким, как отец, он тоже не был. Девон находился где-то между распущенным деспотом, каким слыл его дед, и прилежным проповедником долга и чести, каковым являлся его отец.

— И я, и все остальные знаем, что вы отличный хозяин, и мы все за вас беспокоимся. А сейчас, если вы хотите отправить меня на конюшни, можете отправлять, но я свое слово сказал.

Тредуэлл шестьдесят лет жизни посвятил служению семье Девона, начав с чистильщика обуви у его деда. Человек, которому пришлось все свое детство чистить башмаки старого герцога, в преклонные годы заслужил какие-то привилегии. Возможность вести разговоры и высказывать свое мнение доставляла старому слуге наибольшее удовольствие.

— Тредуэлл, тебя никто не собирается сечь.

— Ну что ж, ваша светлость, тогда я должен проводить вас к ужину.

— Мне ничего не надо. Не стоит провожать меня в столовую, как собаку на поводке.

— Хорошо, ваша светлость. Но позвольте сказать кое-что еще, прежде чем я уйду. Эта девушка очень красивая, правда.

И очень милая.

Ему не надо это знать. Начать с того, что он ее не видит. Так какое значение имеет то, что она красавица? Но любопытство не давало ему покоя. Неослабевающее любопытство.

— Ладно. Как именно она выглядит?

— У нее очаровательные шелковистые волосы моего любимого оттенка, ваша светлость. Кажется, он называется золотисто-каштановым. И зеленые глаза. Не светло-зеленые, как изумруд, а темные, как листья плюща. Такой прелестнице вряд ли понравится проводить ночи одной.

Девона потрясло описание девушки, данное Тредуэллом, но разум взял верх.

— Меня не волнует, что ей нравится, — грубо сказал он. — Это для ее же собственного блага.

Энн мерила шагами спальню герцога. Он обеспечил ей всяческий комфорт. В камине потрескивал огонь, изгоняя прохладу дождливой августовской ночи. Повсюду горели свечи, отбрасывая свет на изысканную золоченую мебель. Герцог прислал лакея с одним из своих халатов из мягкого темно-зеленого бархата. Он волочился по полу, при том, что Энн почти дважды обернула его вокруг своего тела.

Тот же самый лакей принес бутылку хереса и изящный хрустальный бокал. Другой лакей принес ужин. Сердце Энн оборвалось, когда слуга с абсолютно невозмутимым лицом поставил на столик у камина большое блюдо и снял серебряную крышку. Под ней оказалась тарелка с серебристой каймой, наполненная поджаренным куском говядины, жареным картофелем и овощами.

Энн надеялась, ждала, что герцог пригласит ее поужинать.

Потом она узнала новость, которая поистине выбила у нее почву из-под ног. Лакей сообщил, что, вернувшись в этот дом две недели назад, герцог всегда спал в своем кабинете. И совсем не пользовался своей спальней.

Потом слуга передал и другое, еще более сокрушительное послание герцога. Ночью ее никто не потревожит, и ей не стоит утруждать себя походом к нему. «Его светлость предпочитает оставаться один, — произнес без всякого выражения нараспев слуга, — до утра».

Энн снова прошлась по спальне, халат волочился по полу следом за ней. В воздухе витали аппетитные запахи еды, но есть она не могла. Желудок сковала паника. Утром герцог решит, что с ней делать. Сегодня вечером у нее последний шанс убедить его оставить ее здесь.

Добиться этого можно, только забравшись к нему в постель. Она должна проделать с ним нечто такое, чему он будет не в силах противостоять. Нечто такое, без чего, испытав однажды, уже не сможет жить.

Но с герцогом Марчем она занималась любовью с воодушевлением и страстностью, а на него, кажется, это не произвело никакого впечатления. Он не умолял ее остаться.

Как ей получить еще один шанс соблазнить его? Ведь он не хочет видеть ее рядом с собой.

Энн погрызла ноготь на большом пальце. Впервые, с тех пор как решила соблазнить герцога, написала короткую записку с пояснениями для Кэт и потратила все оставшиеся деньги на то, чтобы нанять экипаж, Энн засомневалась в собственном плане.

Герцог Марч — чрезвычайно опытный человек. А она самая обыкновенная женщина, а не какая-то там сногсшибательная красотка. Привлекательность в борделе Мадам ей обеспечивали ее скромность, красивые волосы, правильное поведение и речь. В свои двадцать два года Энн по-прежнему выглядела как молодая женщина, имеющая обыкновение танцевать в клубе «Олмак», но при этом за деньги доступная практически любому джентльмену. Сейчас она похудела, поскольку несколько дней ей было совсем не до еды, а хна придала ее восхитительным золотистым волосам медно-рыжий оттенок.

Глубокий внутренний голос нашептывал ей, что она просто оказалась неубедительна. Неужели она была не слишком соблазнительна? А может, герцог понял, что она ничего не чувствовала, хотя и стонала и весьма успешно изображала экстаз? Кэт говорила, что между любовницей и проституткой разница небольшая, но теперь Энн уже сомневалась в этом.

Энн энергично тряхнула головой. Ей нельзя поддаваться сомнениям, иначе свою жизнь она закончит на виселице. Она должна быть убедительной, и в следующий раз, когда они займутся любовью, она изо всех сил постарается соблазнить, изумить, очаровать его…

Придется ей проигнорировать приказ герцога. У нее остался в запасе последний ход. Герцог может вышвырнуть ее за непослушание, но она должна попытаться.

Энн подошла к двери и открыла ее. Перешагнув порог, она уже приготовилась идти к кабинету герцога, как вдруг услышала громкий звук, похожий на крик от боли.

Показалось? Неужели кто-то действительно кричал? Энн подождала. Никаких звуков. Никаких торопливых шагов. Никаких голосов. Если кому-то требовалась помощь, то никто не спешил ее оказать.

Низкий хриплый крик повторился. Он явно доносился с первого этажа дома. И голос точно принадлежал мужчине. Должно быть, герцогу. Но почему прислуга не поспешила к нему на помощь? Что происходит?

Энн потребовалось несколько секунд, чтобы оценить ситуацию. Это ее шанс. Герцог это или нет, она скажет, что решила, будто это он, поэтому вынуждена была побежать к нему и убедиться, все ли в порядке.

Господи, а если ему на самом деле плохо? Он вполне мог еще выпить бренди и потерять способность соображать. Энн слышала о пьяных, которые падали в камин и сгорали. Герцогу может грозить опасность.

Энн подобрала многочисленные складки халата и помчалась к лестнице.

Теплые руки схватили его за плечи. Глаза Девона внезапно распахнулись, но он смотрел в темноту. Несколько секунд назад его окружала пушечная канонада, а сейчас установилась зловещая тишина. Но он безошибочно чувствовал тяжесть, которая давила на его бицепсы. Кто-то его зажимал.

Против солдата, который удерживал его, он применил всю свою силу. В ответ услышал отчаянный булькающий звук. В течение нескольких секунд преимущество было на его стороне, но потом оказалось, что его удерживает еще одна штука — штык. Одним стремительным броском герцог схватил нападавшего за руки и резко оторвал от себя.

В голове пронеслась мысль о том, что руки врага слишком тонкие, а тело удивительно легкое. «Мальчишка», — крикнул ему голос разума, и герцога накрыло чувство вины.

— Остановитесь! — раздался чей-то голос.

В этом голосе, принадлежавшем женщине, звучала паника.

— Остановитесь, ваша светлость! Пожалуйста, перестаньте. Вы делаете мне больно. — Ее ужас пробивался сквозь пустоту, проникал через оглушительный стук его сердца.

Боже мой. Это был прелестный голосок Сэриз. Он развеял туман в его голове, прояснил ситуацию. Девон, оказывается, не на поле боя, а лежит на диванчике в своем кабинете.

И руки, прикасавшиеся к нему, были ее руками, а не тех, кто хотел его убить.

С отчаянным стоном Девон отпустил Энн и откинулся на подушки.

— Что случилось, ваша светлость?

Девон несколько раз глубоко вздохнул, стараясь успокоить колотившееся сердце.

— Просто дурной сон, — выдавил он наконец. Все его тело покрылось потом, и сейчас, когда он перестал метаться во сне, его охватила дрожь.

— Мне кое-что известно о ночных кошмарах, — тихо пробормотала Энн и погладила его по щеке, нежно касаясь кожи кончиками пальцев.

Герцог убрал ее руку со своего лица. Неловко пошарив руками, он нащупал и взялся за спинку стула, чтобы подняться, но вдруг что-то коснулось его груди. От удивления герцог замер на месте и почувствовал, как ему на бедра опустилось теплое тело. Он догадался, что Энн оседлала его, и напрягся.

— Вы уверены, что не хотите спать в собственной постели? — прошептала она. — Мне бы не хотелось доставить вам неудобство, ваша светлость.

— Причина, по которой я не сплю в той кровати, не имеет к тебе никакого отношения, любовь моя, поэтому ты можешь спокойно вернуться туда. У меня нет настроения опять заниматься любовью сегодня.

— Я могу создать вам это настроение.

— Нет. — Она не заслуживает, чтобы он сломал ей шею из-за того, что не в себе.

Тело Сэриз начало двигаться, легко скользя вниз по бедрам герцога. Он чувствовал, что ее зад едва касается его ног.

— Иди спать, любовь моя, — проворчал Девон. — Я привык к ночным кошмарам. Они навещают меня почти каждую ночь.

— Каждую ночь? О Боже!

Он надеялся, что потряс ее до такой степени, что она сдастся.

— Я могла бы довести вас до изнеможения, чтобы вы спокойно спали всю ночь, — соблазнительно прошептала Энн.

Халат герцога распахнулся, открывая бедра, и он почувствовал, как волна прохладного ночного воздуха окутала разгоряченный пах.

Надо остановить ее, но вот что-то теплое и влажное коснулось его спящей плоти, и на Девона обрушился целый каскад чувственных ощущений. Он не видел, не был уверен, но решил, что она касается языком его плоти. Запрокинув голову назад, он переживал невероятное удовольствие. Ее теплый язык, кружа в страстном танце, ласкал плоть. И вдруг его плоть откликнулась на эти ласки, опровергая слова герцога. Его тело хотело этого. Стремилось к этому.

— Мм… — одобрительно простонала Сэриз, и его плоть погрузилась во влажное тепло. К ней в рот.

Девон закрыл глаза. Он сделал это, чтобы забыть, что ничего, кроме серо-голубой пелены, не видит. Но перед ним тотчас возникли безумные черные глаза напуганного мальчишки-солдата и винтовка, нацеленная в голову…

Энн посасывала его плоть, и движения ее жарких губ вернули герцога к реальности. Он снова был в своем кабинете, лежал, неуклюже растянувшись на кушетке, и язык Сэриз ласкал его затвердевшую плоть. Она замечательная. Бедра герцога по собственной воле стали приподниматься, стараясь поглубже продвинуть плоть в желанное влажное тепло ее рта и навстречу движениям ее языка.

— Боже, ангел мой, — простонал Девон. — Хорошо…

— Мм… спасибо, — послышался приглушенный голос Сэриз, и с его губ слетел резкий смешок. Она медленно распаляла его, приближая к огненному вихрю страсти.

Девон неуверенно протянул руку и нащупал шелковистую мягкую массу. Ее волосы. Они рассыпались по его животу, но от ощущения необыкновенного удовольствия, источник которого находился на несколько дюймов ниже, он даже не заметил этого легкого прикосновения.

Герцог протянул руку еще дальше и, почувствовав шелковистую округлость, догадался, что это щека Сэриз. Он мягко потянул ее к себе, и ощущение скользящих вдоль твердой плоти бархатистых губ едва не привело к взрыву.

— Оседлай меня, — прорычал Девон. — Скачи во весь опор до тех пор, пока не выбьешь из моей головы все.

Энн хихикнула. Девон напряженно вслушивался, отметив в ее легком, очаровательном смехе сдержанные нотки. Ее смех был скорее застенчивым, чем дерзким. Какая все-таки необычная проститутка: приятный голос, правильная речь и неуверенность.

Энн обхватила рукой его плоть, и Девон уже ни о чем не мог думать. Он чувствовал, как она двигается, ощутил первое прикосновение к ее шелковистой плоти.

Он приподнял бедра ей навстречу, желая проникнуть глубже, и когда Энн опустилась на него, Девон соединился с ней настолько тесно, насколько это было возможно.

Это был рай. Рай для человека, который своими делами заслужил место в аду.

Девон рассмеялся, когда ее зад прыгал вверх-вниз по его разведенным ногам, а Сэриз задыхалась, стонала и кричала от восторга. Она оказалась очень шумной любовницей. Ее пронзительный крик разносился по всему дому.

Девону нравилось слушать это. Он забывал артиллерийские взрывы и ружейные выстрелы, когда она визжала, извивалась и вскрикивала: «О Боже мой!»

Оседлав его, она двигалась энергично и жестко, упираясь руками ему в грудь, как будто без слов знала, что именно ему нужно.

Но герцогу хотелось видеть, как колышется ее грудь и двигаются бедра, когда он мощными толчками плоти пронзал ее тело. Он жаждал увидеть ее искаженное страстью лицо и глаза в тот момент, когда она тоже испытывала удовольствие.

Ему ужасно хотелось ее увидеть. Но как, черт возьми, это возможно?

В нем закипало разочарование. Девон закрыл глаза, и движения его стали еще мощнее. Ему следовало быть нежнее, двигаться медленнее. Но Сэриз вцепилась в его плечи и энергично гарцевала на нем.

— Да, ваша светлость! — выкрикнула она. — Мне нравится именно так.

Потом ее руки скользнули вниз по бедрам Девона и обхватили его ягодицы. Плоть Девона набухла и затвердела еще сильнее и была готова взорваться. Он запрокинул голову и застонал. Ему хотелось всю оставшуюся жизнь заниматься с ней любовью. Чтобы никогда больше не приходилось думать и вспоминать прошлое.

Ему хотелось доставить ей удовольствие. Он должен подождать, чтобы заставить ее вскрикнуть от величайшего наслаждения.

— Сэриз, любовь моя, чего ты хочешь? — выдохнул герцог. — Я не выдержу!

— Этого! — выкрикнула Энн. — О, ваша светлость… — Подпрыгивая на нем, она издала безумный протяжный стон, от которого Девон мгновенно потерял контроль над собой.

Он напрягся, чувствуя, как оргазм пронзает каждый нерв в его теле, забирая у него все силы. Его мышцы, казалось, превратились в жидкость. Все мысли покинули его, не осталось ничего, кроме удовольствия и пульсации собственного тела.

Под тяжестью ее тела Девон откинулся назад на диванчик, и из его груди вырвался хриплый смех. В груди словно молоток стучало сердце.

Сэриз, задыхаясь, в изнеможении опустилась на него. Ее груди, теплые и влажные, прижались к груди Девона. Его окружил земной запах этой женщины, словно заключая их обоих в мир удовольствия. Девон обнял ее, прижимая к себе крепче, чем прижимал раньше других женщин.

— Вам хочется спать, ваша светлость? — пробормотала охрипшим от криков голосом Энн. — Или вам хочется повторения?

— Хорошо, любовь моя, повторим. — Девон осторожно вошел в ее тело. Ему потребуется время, чтобы восстановиться. Он закрыл глаза и гладил Энн, давая возможность своим пальцам увидеть ее вместо глаз. Так гораздо лучше. Герцог проявлял осторожность, лаская ее, потому что помнил о ее синяках и ссадинах. Девон обхватил руками ее бедра, они были восхитительны, легко пробежался пальцами по круглым ягодицам, наслаждаясь ощущением разгоряченной шелковистой кожи, и Сэриз рассмеялась в ответ приятным, располагающим смехом.

Ее густые волосы шелковистым покрывалом падали на грудь и плечи герцога. Девон собрал эти локоны в руку и поднес к своему лицу, вдыхая их запах. Его плоть снова затвердела, он был готов войти в ее тело и заставить вскрикнуть от наслаждения…

Видение накрыло его так быстро и так резко ударило в голову, что Девон удивился, как не слетел с диванчика. Он снова был на задымленном поле боя, где гремели оглушительные взрывы. Чудовищная тяжесть придавила ему ноги — бок его умиравшей лошади. В просвете между черным пеплом и дерущимися телами он увидел мальчишку. Француз. Разорванная форма. Мальчишка поднял винтовку, и его худое тело дрожало от напряжения, пока он целился в одного из людей Девона. Девон и глазом моргнуть не успел, как в его руках появился пистолет.

За долю секунды следовало принять решение. Застрелить солдата, почти мальчишку, или дать умереть хорошему человеку — мужчине, который ушел на войну, оставив жену и ребенка.

Девон должен был сделать выбор. Этот ужасный, навязчивый, бесчеловечный выбор…

Сэриз пошевелилась.

Он не может это сделать. Не может заняться любовью. Только не сейчас. Он схватил Энн за руки и оторвал ее от себя. Она удивленно и испуганно вскрикнула, когда он резко опустил ее к себе на бедра. Энн попыталась карабкаться вперед, но герцог железной хваткой держал ее за запястья, поэтому она не могла сдвинуться с места.

— Вы… вы делаете мне больно.

— Это не поможет. Ничто не изгонит демонов. Тебе надо встать и идти наверх, в постель.

— Демонов? — хрипло прошептала Энн. — Каких демонов, ваша светлость?

— Уходи, мой ангел.

— Ночные кошмары? Вы это имеете в виду? Расскажите мне о них. Я хочу вам помочь, — соблазнительно мурлыкала Энн. Глупышка хотела, чтобы он раскрыл душу. Перед ней.

— Нет.

— Ваша светлость, пожалуйста. Я здесь, чтобы помочь вам любым возможным способом. — Пальцы Энн пробежались по груди герцога, спустились к животу и коснулись плоти. — Я буду ласкать вас, пока вы мне не расскажете.

Сэриз думала, что, дразня, вернет ему здравый ум. Она решила, совсем как Эштон, будто для этого потребуется немного поговорить и заняться любовью.

— Ты не понимаешь, любовь моя. Я видел людей, разорванных на куски пушечными ядрами и пулями.

Энн замерла, и Девон знал, что это от ужаса. Но неужели она не остановится, пока он не спугнет ее?

— Даже этого достаточно, чтобы наполнить твой мозг вызывающими ужас картинками. Тебе не надо больше слушать меня. Однажды увидев подобное, избавиться от него уже невозможно. На собственных ладонях я вижу человеческую кровь. — Ему надо выпить. Надо побыть одному. Он не хочет никого удерживать здесь. Девон приподнял Энн со своих бедер, намереваясь поставить ее на пол.

— Тебе надо уходить отсюда, — гаркнул герцог, злясь на самого себя. — Поднимайся в свою комнату.

— Я должна остаться. Если вам приснится другой кошмар…

— Ты попытаешься меня разбудить? Подставишь мне свою прелестную шейку? А если я задушу тебя? Или, будучи в безумном состоянии, убью?

— В-вы не станете.

Но уверенности в ее голосе не осталось. Он и сам не был уверен.

— Я причинял людям боль, Сэриз. Разве ты не помнишь, как я схватил тебя и бросил на пол, когда ты впервые пришла сюда? И все это только потому, что ты прикоснулась ко мне. А что это было за прикосновение?

— Что вы имеете в виду?

— Ну, что ты сделала такое, что заставило меня вскочить и повалить тебя на пол?

— Я… Я убрала волосы с ваших глаз.

— Вот именно. Незначительное прикосновение, но оно взорвало меня, подобно пламени, подбирающемуся к пороховой бочке. Я сумасшедший. Война, сражения, слепота, убийства и скорбь… Я оказался недостаточно силен, чтобы все это, не зацепив, прошло мимо меня. Я не герой войны, потому что меня все время переполняла боль, ярость, скорбь и сомнения. Герой — это уверенный в себе человек, который действует и не тратит время на угрызения совести. Он не скрывается в окаянной темноте. Он владеет собой. А я не могу. Я потерял разум и с каждым днем все больше схожу с ума. Я не становлюсь лучше, а только хуже. Вот почему я держу здесь Тредуэлла — чтобы отпугивать людей.

— Вы очень много пьете, — твердо сказала Энн. — Возможно, поэтому вам становится хуже. Если бы вы перестали пить…

— Мне нравится пить, — фыркнул герцог. Да что такое с этой девочкой? Неужели она не поняла, что ей надо уходить отсюда и не спорить с ним?

— Но это не помогает…

— Мне помогает. И прямо сейчас я собираюсь выпить. Поэтому тебе надо покинуть эту комнату и оставить меня одного. Остаток ночи ты проведешь в спальне и не выйдешь оттуда, пока я не позову тебя.

Девон ожидал услышать ее шаги. Для любой женщины это был очевидный знак того, что пора поскорее уходить. Но нет, упрямая девчонка не сдвинулась с места.

— Уходи, — прорычал он. — Уходи немедленно.

Он должен был почувствовать удовлетворение, когда ее ноги застучали по доскам пола, а потом захлопнулась дверь. Но вместо этого он чувствовал себя последним мерзавцем.


Глава 4


Проснувшись, Энн изумленно подумала, что она опять дома. В Лонгсуорде.

По оконным стеклам, словно стук взволнованного сердца, барабанил дождь. Окно было оставлено немного приоткрытым, и комната полнилась знакомыми ей деревенскими запахами: бодрящим прохладным запахом раннего утра, насыщенным ароматом свежего сена, щекочущим ноздри благоуханием лугов.

Энн изумленно протерла глаза. Над ее головой возвышался оливкового цвета балдахин. Он был так похож на тот, что висел над кроватью ее отца. Однажды, когда она была очень маленькой и играла в прятки с няней, Энн спряталась под кроватью отца. Укрытие оказалось слишком хорошим. Ее поиски заняли много времени, и Энн успела уснуть там, подняв своим исчезновением на ноги весь дом…

Энн резко встала, откинув тяжелое покрывало и шелковые простыни, и встряхнула головой, отгоняя воспоминания, от которых болезненно перехватило горло.

Она не будет думать о прошлом. Та часть ее жизни закончилась. Маленькая девочка, которая жила в том доме, потерялась, а могла и умереть. В зависимости от решения герцога она и правда может умереть, осужденная за преступление, которое ей пришлось совершить, спасая жизнь ребенка.

Нет. Она этого не допустит. Чтобы выжить, она так много грешила. Теперь она не сдастся.

Под босыми ногами Энн чувствовала теплый и уютный ковер, но ее тонкую рубашку пронизывал прохладный и влажный утренний воздух, щипавший голую кожу. Вздрогнув, Энн пошла за платьем, которое оставила на обитом зеленым бархатом стуле из полированного дуба. Корсет лежал там же. Энн оставила его на месте и натянула платье.

Проклятые платья. Это, из пурпурного шелка с низким вырезом, Кэт подарила ей, когда она и три спасенные ею девочки нашли прибежище в ее доме. Подруга не моргнув глазом отдала его Энн, заявив, будто еще в прошлом сезоне оно вышло из моды и она его больше не носит. Энн не поверила этому. Кэт — добрая и щедрая, она спрятала Энн в своем доме и попросила друзей помочь девочкам. Энн понимала, что не может у нее оставаться, Кэт могли арестовать за ее укрывательство. Потом появился граф Эштон. Энн спряталась за дверью в гостиную, пока светловолосый граф умолял Кэт помочь герцогу — другу Кэт. Эштон просил Кэт заняться с Марчем любовью, чтобы помочь тому исцелиться, как он говорил. Кэт отказалась, а Энн подумала, что у нее появилось прекрасное решение проблемы. Она поедет к герцогу — убережет от неприятностей Кэт, поможет ее другу, спасется сама.

Платье широко распахнулось у Энн на груди. То, что она надела его без корсета, было довольно модно. Она не могла сама ни зашнуровать корсет, ни затянуть платье сзади. И дом Кэт Энн покидала в такой спешке, что другой одежды, кроме плаща, шляпки и перчаток, у нее не оказалось.

Кто-то тихонько постучал в дверь, и в комнату проникли восхитительные запахи. Энн, не справившись с платьем, сбросила его и натянула позаимствованный у герцога халат. Она молилась, чтобы это оказалась горничная, которая поможет ей одеться.

— Войдите.

Но когда дверь распахнулась, в комнату вошел тот же наивный паренек, который вчера вечером передавал ей слова герцога. Он держал поднос, нагруженный тарелками, от которых поднимался пар.

— Его светлость приказал доставить это наверх, мисс. И он, — молодой человек покраснел под напудренным париком, — просил передать, чтобы вы плотно поели.

Это перед тем, как он отправит ее назад в Лондон, подумала Энн.

На еду ей хотелось смотреть меньше всего.

— Я не могу это принять, — махнула рукой в сторону подноса Энн. — Я довольно долго злоупотребляла его добротой.

— Его светлость рассердится, — с пораженным видом сказал лакей, — если я не выполню все так, как велено. Я не хочу, чтобы он был мною недоволен.

У парня был абсолютно напуганный вид. Почему? Вчера вечером герцог боролся с ней, но это случилось во сне. Остальное время он держал себя под контролем, спокойно и благородно. Правда, он обмолвился, что бросал стулья…

Энн вдруг поняла одну вещь: герцог, наверное, встал, если организовал завтрак для нее.

— А где герцог? В кабинете? Или завтракает в столовой?

— Я полагаю, его светлость в библиотеке, мисс.

Библиотека? Странно… ведь читать он не мог. Наверное, комната приятная.

— Мне нужна горничная, которая помогла бы одеться.

Слуга решительно затряс головой. На щеках у него снова загорелись красные пятна.

— Раньше его светлость устраивал здесь вечеринки. Развратные вечеринки. Поэтому полностью отказался от женской прислуги. Раз в неделю сюда приходят мои мать с сестрой, чтобы убрать и вытереть пыль. Его светлость хочет увидеть вас после завтрака. Когда закончите, мисс, позвоните мне, и я провожу вас к нему. Он просил передать, что хочет задать вам несколько вопросов.

Слуга поклонился, и Энн махнула ему рукой. От досады ей хотелось хлопнуть двумя серебряными крышками. Она не знала, как одеться.

Что за вопросы хочет задать ей герцог? Энн чувствовала, как желудок сжимается от страха. Значит, он не поверил ее рассказу? Но это и неудивительно, ее легенда была полна всяких нестыковок. Вчера вечером герцог явно что-то заподозрил. В конце концов, он прав. Вряд ли хозяйка лондонского борделя вспомнит о такой проститутке, как она. Найдется еще десяток невинных крошек, которых можно выдернуть с улицы ей на замену. Хотя герцог наверняка не знает об убийстве Мадам Син. Он бы не позволил Энн остаться, если бы заподозрил, что ее разыскивают сыщики с Боу-стрит.

Энн рассчитывала на то, что, если Марч скрывается здесь, в деревне, ей удастся сохранить свое имя в тайне и стать его любовницей. Правда, молодые симпатичные герцоги, наверное, не задерживают любовниц дольше чем на несколько месяцев. К тому времени Марч надарит ей подарков, обеспечит содержанием, и у нее окажется достаточно денег, чтобы сбежать.

А может, единственное, что ей остается, это честность? Возможно, как только герцог услышит правду, всю правду, он поверит ей. Поверит, что она не заслуживает смерти за спасение жизни девушки. Он…

Энн едва не рассмеялась вслух собственной глупости. Скорее всего герцог решит, что ее надо повесить независимо от обстоятельств.

— Проклятие, ну зачем это делать? Зачем изводить себя, прикасаясь к книгам, которые ты никогда не прочтешь снова?

Девон застонал. У него не было ответа на эти вопросы. И разве разговор вслух с самим собой не является еще одним доказательством его сумасшествия?

Его пальцы сжали корешок книги, и он вытащил ее с полки. Девон чувствовал кожаный переплет, гладкую позолоту названия. Но определить посредством прикосновения буквы он не мог. Все, что у него осталось, — это осязание, обоняние и слух. До настоящего времени утверждение о том, что с потерей зрения другие чувства обостряются, он считал заблуждением. Девон полагал, что они не улучшились. Просто это все, чем он мог пользоваться.

Он вдыхал различные запахи: запах плесени от старых книг, резкий запах кожаных переплетов на новых книгах, щекочущий в носу запах пыли, скопившейся на полках. Друзья думали, будто он использует дом только с единственной целью — для проведения диких оргий, а на самом деле ему нравилось проводить здесь большую часть вечеров за чтением.

Он заполнил полки тысячами книг. Его отец никогда бы не подумал, что они у него есть. Старый герцог считал, что все свое время сын проводил в играх, пьянках и ухаживаниях за женщинами. И Девон на самом деле посвятил этим занятиям большую часть жизни. А потом, к всеобщему изумлению, он влюбился. В леди Розалинду Марчант. Он так стремительно ринулся в это чувство, что казалось, земля разверзлась у него под ногами.

Розалинда умерла раньше, чем он ушел на войну. Его отец умер, пока он сражался. У него никогда больше не будет возможности снова поговорить с ним, попросить прощения за спор, который у них случился, когда Девон сообщил о покупке офицерского чина. Отец тогда сказал, что для наследника титула это чертовски глупо и эгоистично.

Девон швырнул книгу в сторону длинного стола, стоявшего в центре огромной библиотеки. Раздался звон стекла. И Девон понял, что натворил. Потеряв ориентацию в пространстве и неправильно оценив расстояние, он выбросил книгу в окно.

— Ваша светлость, я… Я принес вам письмо, — послышался испуганный мальчишеский голос, и Девон услышал торопливые шаги в свою сторону.

— От кого? — задал вопрос Девон, хотя ответ ему был известен и без запинавшегося слуги. Кто же еще ему напишет?

— От ее светлости… Э-э… От герцогини Марч.

Ну зачем мать продолжает слать ему письма, прекрасно зная, что он не сможет их прочесть?

Разумеется, он знал почему. Как еще ей общаться с ним, когда он не приезжает домой? Но Девон не мог поехать домой, как бы сильно ему ни хотелось этого. Не сейчас, когда мог взорваться без предупреждения и причинить боль тем, кого любит. Он чертовски опасен.

Письма вызывали в нем чувство вины, но одновременно давали ему знать, что с матерью и сестрами все в порядке.

— Тебе придется прочитать его, парень. Что там пишут?

— Я… я не умею читать, ваша светлость, — растерянно ответил молодой слуга, верно, решив, будто герцог сошел с ума.

Другие письма Девону читал камердинер. Однако с тех пор, как Уотсон сбежал, в доме не осталось никого, кто умел бы читать.

— Может быть, настало время тебе научиться, — пробормотал герцог. Протянув руку, он сделал шаг вперед. Он понятия не имел, зачем сделал это. Это инстинкт — подойти к письму, где бы оно ни находилось, но вдруг его голень ударилась обо что-то острое и твердое.

— Проклятие! — взревел герцог. Боль пронзила ногу. Сначала книга, теперь это. Он не в состоянии перемещаться по собственному дому. Девон протянул руку, и она наткнулась на гладкую деревянную поверхность. Он схватился за нее. Это оказался небольшой восьмиугольный столик. Бесполезная декоративная вещица. Одним быстрым движением Девон приподнял столик вверх.

Еще через секунду столик развалился, со страшным грохотом ударившись о пол и проскрежетав по деревянным половицам. Звук разбившегося вдребезги дерева эхом разнесся под сводчатым потолком комнаты. Слуга взвизгнул.

— Порубить в щепки для растопки, — гаркнул герцог. — Немедленно.

— Д-да, ваша светлость.

Послышались торопливые шаги. Парнишка пыхтел, дерево скрипело. Девон ощупью пробрался к каминной полке и правой рукой схватился за край. Теперь он сориентировался в пространстве и будет стоять здесь, чтобы не выглядеть беспомощным идиотом снова…

— Хотите еще что-нибудь сломать?

Женский голос заставил его вздрогнуть. Это была так называемая куртизанка. Женщина, которая прошедшей ночью вытащила его из ночного кошмара и которую он едва не ударил в ответ. Она находилась в его доме всего несколько часов, но он уже знал все оттенки ее голоса. Страстные и урчащие, когда она пыталась соблазнить его, мелодичные и легкие, когда она смеялась. А иногда, как сейчас, хрустящие, как незрелое яблоко, и удивительно властные. Интересно, кем она была до того, как оказалась в борделе?

— Может, помочь? — продолжала Энн. — Мне всегда было интересно, как это бросить что-то просто ради того, чтобы разбить или сломать.

— Ломай что хочешь, — пробормотал герцог. — Я все равно никогда не увижу разницу.

У Энн дрогнуло сердце.

Она пожалела о своих резких словах. Ей надо быть милой и обходительной, а она язвит. Но она отреагировала инстинктивно, поскольку ненавидела взрывное и бессмысленное насилие, которое позволяли себе мужчины. Ее кузен Себастьян использовал его, заставляя сжиматься от страха Энн с матерью, когда унаследовал их дом. Жестокие люди применяли его в лондонских борделях, запугивая женщин и добиваясь от них послушания. Охранник Мадам Син, Мик Тейлор, бывший боксер, пользовался им, чтобы управляться с проститутками Мадам.

Но сейчас, увидев мрачного и огорченного герцога, Энн испытывала боль от сострадания. Марч был в брюках и небрежно наброшенной на плечи рубашке, мятые края которой свисали над упругими ягодицами. Темные волосы доходили до плеч. Густая щетина, покрывавшая подбородок вчера, за ночь, казалось, выросла еще больше. Сегодня утром она больше походила на всклокоченную бороду.

Энн вспомнила красивого джентльмена с глазами поразительного фиалкового цвета, давшего ей два соверена, чтобы освободить ее от необходимости продавать свое тело. Человек, который стоял перед ней сейчас, выглядел совсем по-другому. Беззаботная улыбка исчезла с его лица. Сейчас у него был такой… опустошенный вид.

Энн помнила, что почувствовала, когда потеряла мать. Как ей было страшно в тот момент, когда она поняла, что потеряла всех, кого любила. Тогда ее охватила ярость. Ужас. Отчаяние. Боль потери оказалась настолько глубока, что она два дня просидела на полу их грязной комнаты без движения. Неужели герцога охватила такая же скорбь, когда, открыв глаза на поле боя, он понял, что ослеп?

Ей хотелось подойти к нему, обнять за талию, прижаться губами к мятой рубашке и покрыть поцелуями широкую грудь. Если и был на свете мужчина, который всем своим видом показывал, как нуждается в теплых объятиях женщины, то это герцог Марч.

Энн пересекла комнату, миновав длинный стол и ряды стульев с прямой спинкой. Но, зайдя с другого конца каминной полки, вдруг остановилась примерно в шести футах от герцога. Это какое-то наваждение. Вчера она прикасалась к его обнаженному телу в самых интимных местах, а сегодня, чувствуя неловкость, стояла, сжав кулаки. Ей очень хотелось прикоснуться к нему, но поймет ли он?

— Я не верю, что вас на самом деле мало волнует ваш дом и окружающая обстановка, — тихо сказала Энн.

— Прости, любовь моя. — Герцог даже не повернулся в ее сторону, прикрыв глаза пушистыми ресницами.

— Я видела, что вы наткнулись на стол, больно ударились, расстроились и накинулись на него. — Энн казалось, что она говорит так, как, бывало, говорила ее мать, когда они жили в Лонгсуорде. Твердо, здраво, основываясь только на фактах. — Уверяю вас, я могу быстро уйти с вашей дороги, если это необходимо.

Темные брови герцога поползли вверх, и на этот раз он повернул голову в ее сторону:

— Ты видела меня в самом безобразном состоянии, когда я набросился на тебя, а теперь стала свидетелем того, как я швыряю мебель по всей комнате. Вот почему тебе нельзя оставаться здесь, любовь моя. Это невозможно. Я говорил, что решу, как с тобой поступить, и вот решил. Я не стану нести ответственность за причинение тебе вреда.

— Не понимаю, почему вы так уверены в том, что навредите мне.

— Ангел мой, я знаю, на что способен. Тебе нельзя оставаться. Мой экипаж доставит тебя, куда пожелаешь. Если хочешь, я заплачу за твои услуги, и ты сможешь воспользоваться этими деньгами, чтобы поехать, куда захочешь.

Сколько же он заплатит ей? Энн на мгновение задумалась… но потом отбросила эту мысль. Этих денег не хватит.

В конце концов, у нее будет шанс сбежать, только если она убедит герцога дать ей такое денежное содержание и подарки, которые получает любовница.

— Мне хочется… — Ей очень хотелось найти какой-то способ помочь ему. Прекратить эти ночные кошмары. Помочь ему ужиться со своей слепотой. Когда ее дед потерял зрение, это происходило постепенно, в течение многих лет. И он радовался, когда Энн гуляла с ним, описывала ему сады и участки… своего дома. А еще дед обожал, когда она ему читала.

Конечно, его не изводили ночные кошмары, не мучили вспышки ярости. Дед был пожилым джентльменом, обожавшим сельскую жизнь, а не молодым герцогом в расцвете лет, известным повесой в Лондоне.

Энн погрызла палец. Ей не хотелось думать о прошлом, она считала, что сейчас это не имеет никакого отношения к ней. А может, имеет. Понравятся ли герцогу такие же простые вещи, каким так радовался ее дед? Помогут ли они ему исцелиться? Может, стоит попробовать?

— А что, если я готова помочь вам другими способами? — прошептала Энн. В правой руке герцога она заметила смятый белый прямоугольник. — Я могу начать с чтения письма для вас, ваша светлость.

Герцог не успел и рта раскрыть, как письмо вытащили из его пальцев.

Он протянул руку, чтобы вернуть, но безуспешно.

— Ты умеешь читать?

— Конечно, — послышался оживленный голос Сэриз, скорее напоминавший голос гувернантки, чем дерзкой куртизанки. — Письмо от… герцогини Марч. — Послышался тихий шелест бумаги. — У вас есть жена, ваша светлость? — с запинкой спросила она.

— Нет, мой ангел. — Девон повернулся к камину, уцепившись руками за твердый край каминной полки. — У меня есть мать.

— Слава Богу.

— Для тебя облегчение узнать, что у меня есть мать? — Девон считал себя счастливчиком в том, что касалось его матери. Она была любящей, нежной и вышла из себя только однажды, когда Девон вляпался в скандал с чужой невестой.

— Просто я хотела сказать, что ужасно чувствовала бы себя, если бы являлась вашей любовницей при наличии жены.

Искреннее облегчение в ее голосе и то, как мягко она говорила, подсказали Девону, что она извелась бы от чувства вины. Это ощущение было ему знакомо. Тем не менее он удивился.

— Ангел мой, объясни, как тебе удалось сохранить доброту и отзывчивость после работы в борделе?

— Я… У меня было мало клиентов. Я считалась на особом положении, — на этот раз торопливо и нервно выпалила Энн. — Я всегда полагала, что они приходили ко мне, поскольку еще не были женаты.

Ее наивность поразила Девона. Как ей удалось сохранить душевную чистоту?

— Я, конечно, никогда не расспрашивала своих… клиентов о личной жизни, — прошептала Энн. — У них явно не было желания вести подобные разговоры.

Губы Девона скривились в усмешке.

Энн вздрогнула, услышав низкий смех герцога. Вряд ли она раскрыла ему что-то опасное для себя, но надо быть осторожнее. Нельзя, чтобы он узнал, кто она такая на самом деле. Самое лучшее — отвлечь его.

— Подождите, ваша светлость, я должна вскрыть письмо.

На крошечном секретере, который стоял перед одним из огромных, во всю стену, окон, Энн увидела нож для писем. Взяв его, она не удержалась и выглянула в окно. За окном расположилась полукруглая терраса из гладких каменных плит, окруженная каменной балюстрадой. Другие террасы тянулись вдоль стен дома. Дождливый день подчеркивал зелень аккуратно подстриженной травы и пышного, ухоженного парка. Несмотря на приближение осени, повсюду цвели золотистые и алые цветы.

Красиво. Почти как в Лонгсуорде.

Держа нож дрожащими пальцами, Энн вскрыла печать. Нож оказался тяжелым. Он был сделан из серебра и украшен двумя красивыми и явно дорогими сапфирами. Такой легко продать за целое состояние.

Нет, это невозможно. Для ее матери на первом месте всегда стояли гордость и соблюдение правил приличия, даже когда она все ниже и ниже опускалась по социальной лестнице, сначала работая швеей, потом однажды, только однажды, позволив мужчине купить себя на ночь. Но украсть — означало упасть с этой самой лестницы прямиком в ад.

Энн решительно развернула письмо. Там оказалось два листка, а написано письмо было два дня назад.

— «Дорогой мой сын», — откашлявшись, начала читать Энн. Господи, даже от этих слов в горле Энн встал комок. Она с трудом сглотнула и продолжила: — «Девон, мне кажется, уже не осталось тех чувств, которых я не переживала с тобой. Три года я жила в беспокойстве и страхе, молясь, чтобы ты выжил на войне. Потом пришел черед разочарования, когда ты прислал письмо, где сообщал, что пока не приедешь домой и не планируешь нас навестить. Я всегда думаю о тебе с любовью, надеждой и радостью, с улыбкой вспоминая упрямого, умного мальчишку, которого я обожала.

Но сейчас, мой дорогой мальчик, ты преподнес мне грандиозный урок отчаяния. Неужели ты думаешь, что мы станем меньше думать о тебе или меньше тревожиться о твоих ранах? Мы сделаем все, что только возможно, чтобы позаботиться о тебе. И очень хотим, чтобы ты снова был рядом. Три года я сходила с ума от желания обнять тебя и, боюсь, больше этого не вынесу.

Ты должен приехать домой. Это же так просто!»

Энн остановилась, чтобы перевести дыхание. Чтобы дать словам проникнуть в сознание. Письмо носило личный характер. Продолжать ли ей читать дальше? Но если она не прочтет, кто это сделает для герцога? Она закусила губу, потом продолжила:

— «Все твои сестры находятся здесь, включая Шарлотту и ее двойняшек, которым теперь по два с половиной года. Племянник и племянница с нетерпением ждут встречи с дядей, о котором они так много слышали. Шарлотта снова беременна. Каролина, которая приехала без мужа, ждет первенца и быстро приближается к своему сроку. Они волнуются за тебя точно так же, как Уин и Лиззи. А я переживаю за них.

Лорд Эшли написал нам, что с тобой все в порядке, хотя ты упрямо прячешься в охотничьем домике. Дорогой мой мальчик, это тебе не поможет. Тебе будет гораздо лучше с семьей. Твоя семья, которая, с тех пор как ты покинул Англию, значительно выросла, очень хочет увидеть тебя.

Тебе нужна любовь твоей семьи, Девон. И я искренне надеюсь, что скоро ты найдешь и свою любовь. Жизнь, наполненная любовью, облегчит твои страдания. Я в этом уверена.

Приезжай домой, и мы поможем тебе найти хорошую жену. Ты должен найти любовь, Девон, дорогой мой мальчик. Ибо она исцеляет. И дает надежду.

Вот что тебе нужно, дорогой мой сын. Жена, которая нежно любит тебя…»

— Хватит, — рявкнул герцог.

На глаза Энн навернулись слезы, и буквы стали расплывчатыми. Она подняла голову. Похоже, герцога раздражало это письмо.

— Ваша мать очень хочет увидеть вас, — с серьезным выражением заявила Энн. — Она скучает. Ради всего святого, почему бы вам не поехать и не повидаться с семьей?

— Я не могу увидеть свою семью.

— Вы не поедете, потому что слепой? Но вряд ли их это беспокоит. — Энн подумала о своей матери, которая стыдилась своей болезни, стыдилась собственного падения и того, что не смогла позаботиться о дочери. Единственное, что хотелось Энн, чтобы мать была жива. Все остальное казалось не важным. — Они просто хотят, чтобы вы были рядом.

— Я думал, Эштон заплатил тебе за мое обслуживание, — фыркнул герцог, — а не за чтение лекций.

Его слова прозвучали для Энн как пощечина, но герцог прав. Она немного забылась.

— Простите. Отныне я буду использовать свой язык, только чтобы доставить вам удовольствие, ваша светлость.

— Проклятие, — простонал Девон. — Даже когда ты ведешь себя покорно, я чувствую себя последним подлецом.

Энн следовало остановиться, но она просто не могла.

— Должна сказать вам еще кое-что. Ваша мать права. Вы не должны здесь оставаться. Вы действительно заслуживаете того, чтобы найти свое счастье.

— Ну, это уже больше, чем кое-что. И я ни на ком не женюсь, покуда не вижу.

— Но ведь существуют гораздо более важные вещи, чем женская внешность…

— Я не женюсь, пока меня приходится водить по собственному дому, как собаку на поводке, — сердито заметил герцог. — Я не стану превращать жену в дрожащий комок нервов, в какой превратилось большинство слуг в этом доме, потому что они меня боятся. Ты думаешь, я хочу влюбиться в женщину, а потом приговорить ее к жизни с лунатиком, который не в состоянии контролировать приступы ярости, который порой ползает на животе, представляя, будто в него стреляют пушки? Которому может присниться ночной кошмар, и он задушит молодую жену в супружеской постели.

— Я не верю, что вас невозможно исцелить.

— Ангел мой, признай свое поражение. Я ценю твой приятный голос и роскошное тело, но решение принято: ты должна вернуться домой, где будешь в безопасности.

— У меня не осталось денег, ваша светлость.

Энн не собиралась раскрывать ему так много, но ее охватило отчаяние.

— А как насчет оплаты, которую обещал Эштон?

Энн совсем забыла об этом, поскольку этой оплаты, конечно, не существовало. Лорд Эштон понятия не имел, что она здесь.

— Лорд Эштон мне не заплатит. Ведь вы меня оттолкнули.

— Я тебя не отталкиваю. У меня нет другого выбора, кроме как отправить тебя домой.

— Мне хочется сделать то, о чем меня просил лорд Эштон. Но на самом деле, ваша светлость, мне хочется доказать вам, что я буду хорошей любовницей.

У Энн вдруг заурчало в животе.

— Ты хоть что-нибудь съела из того, что я послал тебе на завтрак? — нахмурился герцог.

— Нет, ваша светлость. Я хотела поговорить с вами и нервничала так, что кусок в горло не лез.

— Ну что ж, мой ангел, — вздохнул герцог, — ты должна позавтракать.


Ну вот, она сделала это.

После того как Энн дернула колокольчик и герцог дал указания своему робкому лакею, завтрак прибыл почти мгновенно. С этого момента Девон тщательно избегал разговора о ее смелой просьбе. Однако по крайней мере он не отказал прямо.

В борделе Энн узнала об ожидании все. Ожидание нового клиента. Ожидание побега. Она никогда не отличалась терпением, когда была маленькой. Всякий раз, когда приходилось ждать, выражала недовольство и вела себя совсем не как леди: топала ногами, ходила кругами, заламывала руки.

Точно так же она чувствовала себя, когда три лакея принесли огромные подносы, кофейник, тарелки с золочеными ободками и серебряные приборы.

— Что вам положить, ваша светлость? — подскочила Энн, чтобы налить герцогу кофе.

Девон отмахнулся от идеи поесть. Очевидно, ветчина, сосиски, хлеб и копченая селедка предназначались ей.

— Ешь, любовь моя, — хрипло сказал герцог, когда она подала ему в руки чашку кофе. — Твой бедный желудок урчит от голода.

Это была правда, но Энн чувствовала себя неловко. Она нерешительно начала есть. Герцог притих, и Энн поняла, что он прислушивается. Чтобы убедиться, что она действительно ест, заподозрила Энн.

Наконец она положила вилку и нож, взяла чашку кофе и неожиданно для себя сделала шумный глоток. Красивые губы герцога тронула улыбка.

— Хорошо, Сэриз, я могу тебе как-то помочь? Если ты уверена, что Эштон не заплатит, я хочу сделать тебе подарок. Что-нибудь этакое, чтобы помочь, пока ты не найдешь другого любовника в городе. Деньги защитили бы тебя от хозяйки борделя…

— Нет! — слишком резко воскликнула Энн, и у герцога удивленно поползли вверх брови.

Энн с трудом сглотнула. Дело было не только в том, что она не могла вернуться в Лондон. По правде говоря, ей не хотелось искать другого любовника. Ей понравился герцог. Он был гораздо нежнее и добрее тех мужчин, которых она знала раньше, если не брать в расчет отца и деда.

— Я не хочу принимать подаяния, ваша светлость. Я предлагаю честное соглашение.

— Я не могу завести любовницу, дорогая моя. Да еще такую восхитительную, как ты. Это невозможно.

— Но мне понравилось… доставлять вам удовольствие. — Даже произнеся эти слова, Энн знала, что это не сработает.

— Ангел мой, я не хочу отправлять тебя в Лондон навстречу опасности. Но я хочу услышать от тебя правду. Мне кажется, лучше всего начать именно с этого. Расскажи мне все.

— Что все? — увильнула от прямого ответа Энн.

— В каком борделе ты работала? — с тихим стоном поинтересовался Девон. — Как зовут твою хозяйку? И что конкретно ты сделала, что она решительно настроена убить тебя? Это ведь не из-за того, что ты сбежала, любовь моя. Ты обокрала ее?

— Нет! — Господи, разве не была бы ее жизнь намного легче, если бы она начала воровать?

— Тогда в чем твое преступление, любовь моя?

Убийство. Но Энн не могла рассказать ему об этом.

— Я ничего у нее не украла. Просто сбежала.

— Она должна что-то хотеть от тебя, чтобы тебя преследовать. Или это желание мести.

Герцог был лишен возможности видеть, но сохранил проницательность и ум, и Энн задыхалась от паники, пытаясь придумать правдоподобную историю, а не выкладывать ему правду о том, как она обнаружила, что Мадам Син выкрала трех молодых девчушек и собиралась продать с аукциона их невинность.

Ничего этого она не могла рассказать герцогу. Энн понятия не имела, какие подробности просочились в прессу. Но она должна указать ему причину своего побега, в которую он поверит.

— Моя Мадам содержала нас как пленников.

— Как пленников? Ты хочешь сказать, вам не позволяли выходить на улицу?

— Нет, никогда. — В голосе герцога Энн уловила скептические нотки. — Мадам боялась, что мы сбежим. Она держала нас взаперти, пока мы не поняли, что у нас нет реального пути к спасению.

— Однажды меня держал под стражей француз, — поскреб подбородок герцог. — Необычайно неприятный опыт. Я сочувствую тебе. Но это ведь не все, да?

Энн захлестнули противоречивые чувства. С одной стороны, его мягкий голос вызвал прилив тепла и надежды, а с другой — еще более глубокий и холодный страх.

— Это все. К-когда я сбежала, я доказала, что это возможно. Очевидно, другие девушки последовали за мной. Наша Мадам лишилась контроля. Своей власти.

О, как Мадам наслаждалась своей властью над ними. Вспоминалась триумфальная усмешка Мадам, когда охранник Мик Тейлор втащил в ее кабинет Энн и девочек. Мадам угрожала отдать Энн клиентам, которые получали удовольствие, избивая женщин и причиняя им боль. Младшую из девочек она ударила по щеке, потом пригрозила старшей, Вайолет, предупредив, что, как и Энн, отдаст ее самым жестоким клиентам. Энн прижала к себе перепуганных девочек, решив не отпускать их от себя. Мадам хладнокровно достала пистолет и нацелила его в голову Вайолет. «Отпусти их, Энн, глупышка, — сказала она, — или я выстрелю этой между глаз».

В следующее мгновение в руках у Энн оказалась кочерга, и она с криком ярости ударила ею по пистолету. Мадам отшатнулась в сторону и оступилась, а кочерга обрушилась на ее голову…

— Сэриз? — Герцог осторожно поставил кофейную чашку.

— Я знаю, — глубоко вздохнула Энн. — Мадам ничего не стоит заплатить человеку, который отыщет меня и убьет.

— Откуда ты, мой ангел, с таким очаровательным голосом и правильной речью, присущей леди? Как ты оказалась в борделе?

О, это были коварные вопросы. В прессе ее называли «маленькой герцогиней». Надо быть осторожной. Лучше избежать рассказов о собственном прошлом.

— Я жила в лондонском борделе, но родилась в деревне. Мать овдовела и стала… работать экономкой. Потом она потеряла место и привезла меня в город, чтобы найти работу. Я была очень маленькой, но научилась говорить правильно.

Все это было сплошной выдумкой.

— Она оказалась в борделе, ангел мой, и взяла тебя с собой?

— Нет, она работала швеей. Потом она умерла, а я оказалась в борделе. Мне больше некуда было пойти.

Вот это было правдой.

Пять лет назад, спустя несколько дней после того, как у театра она встретила герцога, у нее закончились деньги, и ей пришлось опять возвращаться к театру. Там она подошла к другому мужчине, и это был виконт Ратли. Он оказался не таким благородным, как герцог, и захотел, чтобы она стала его любовницей. Энн поверила ему. Он предоставил ей денежное содержание. Этих денег оказалось достаточно, чтобы заплатить за настойку опия для матери. Но спустя всего несколько недель Энн надоела виконту Ратли. Однако вместо того, чтобы дать ей расчет, он передал ее Мадам в счет собственных неоплаченных счетов.

— Прости.

Энн вздернула подбородок. Ей не требовалась его жалость. Господи, есть хоть какой-то способ покончить с этими вопросами и убедить его оставить ее здесь?

— Позвольте мне помочь вам, — выпалила Энн. — Я видела, как вы отчаялись, когда в библиотеке наткнулись на тот столик. Мой дедушка ослеп, и я помню, что он делал, чтобы справиться с этим. Возможно, вам это тоже помогло бы…

— Ангел мой, мне не нужна помощь. Единственный способ «исцелить» меня — это вернуть мне зрение. И какой бы очаровательной и интригующей ты ни была, с этим ты не справишься.

— Однажды дедушка сказал мне, что уверен: его слепота на самом деле подарок.

— Тогда твой дед был сумасшедшим. — Герцог потянулся за чашкой, и Энн увидела, что он сейчас опрокинет ее. Она подскочила и подхватила чашку, пока он не сделал этого. Если сейчас произойдет нечто подобное, она никогда его не уговорит. А должна. Мысль о смерти Мадам не давала ей покоя. Она должна стараться, чтобы уцелеть.

— Может, я могла бы показать вам, ваша светлость, почему дедушка ощущал свою слепоту именно так. Я понимаю, что не способна вернуть вам зрение, хотя очень этого хотела бы, зато уверена, что сумею сделать вас счастливым. Мне известно, что раньше вы любили играть и заключать пари. Почему бы вам не заключить пари со мной? Я уверена, что помогу вам стать тем человеком, каким вы были до того, как ослепли. У меня есть такие средства, о которых вы даже не подозреваете.

— Пари? — Герцог откинулся на спинку стула, приподняв брови. По крайней мере ей удалось заинтересовать его. И отвлечь от предыдущих вопросов.

Энн понимала, что бросила вызов и должна выиграть. Но с чего начать?

Герцог почесал подбородок, продираясь пальцами сквозь отросшую бороду.

Ну конечно! Пока Энн не исполнилось пятнадцать, пока не умер отец, она находилась на попечении чопорных и умелых нянек и серьезных гувернанток. Что делали няньки, когда она являлась домой с грязным лицом и взлохмаченными волосами? Крепкие руки подталкивали ее к ванне, погружали в воду, где потом тщательно оттирали от грязи. Проживая затем в трущобах, Энн знала, как трудно избежать несчастья, если не можешь избавиться от грязи и взъерошенных волос.

Вот с чего она начнет. Она приведет его в порядок.


Глава 5


— Ты просишь разрешения подойти ко мне с бритвой?

— Я хочу побрить вас. — Энн подтолкнула герцога к стулу, стоявшему перед туалетным столиком из красного дерева. Нервозность заставила ее взять инициативу в свои руки и действовать без промедления. Его бритвенный прибор лежал на полотенце, очевидно, его оставил камердинер. Она дала указание лакею принести таз с водой. — Вам нужно хорошенько побриться. Пожалуйста, садитесь, ваша светлость.

— Ангел мой, это не очень удачная идея.

— Наоборот. Вы опять скребете щетину. Когда ее не станет, вы почувствуете себя гораздо лучше.

— Это еще неизвестно, — осторожно заметил герцог. — Мне не нравится мысль о том, что ты будешь касаться лезвием моей шеи.

— Чепуха, я сделаю это очень осторожно, — пообещала Энн. Она надеялась, что, вступив с ним в спор, не забивает гвозди в крышку собственного гроба. Как он заметил, ей платят за то, что она выполняет его указания, а не за откровенные высказывания.

Кэт, побывавшая любовницей многих пэров, четко объяснила, что должна делать любовница. И первым пунктом в списке стояло как раз уклонение от споров. Оказалось, что умелая любовница обладает сноровкой и за пределами спальни. Она знает, как расхваливать своего покровителя, как дать ему почувствовать себя богом среди людей. Провожать его в туалетную комнату в роли заботливой нянюшки — не лучший способ польстить.

Черт. Но ей придется это сделать. Номер с сексом не прошел, поэтому надо показаться ему такой полезной и необходимой, что он даже забудет думать о том, чтобы отправить ее назад.

— Я, конечно, не стану умышленно делать вам больно, — сказала Энн. — И я проделывала это раньше много раз, — с удивительной легкостью сорвалась с ее губ ложь. — Мне кажется, это будет очень… эротично.

— Да уж, — усмехнулся Девон, но уже в следующее мгновение его губы вытянулись в одну линию, выражение лица стало тревожным. — Я беспокоюсь за свою реакцию, когда бритва коснется шеи.

О Боже, об этом она не подумала.

— Все, что вам нужно делать, так это помнить, что я вас брею, что опасности в этом никакой нет, что вы не на поле боя, а в собственной туалетной комнате. Просто помнить: вы — в абсолютной безопасности.

— Ладно, мой ангел, согласен попробовать. Только жаль, что лезвие острое.

Энн молилась, чтобы у нее все получилось. Она никогда в жизни не брила мужчину и всего несколько раз мельком видела, как камердинер ее отца проделывал это. Ей придется проявить осторожность и очень постараться, чтобы не поранить шею герцога.

Пока Энн заканчивала завтрак, герцог подошел к одному из огромных окон в библиотеке. Он проделал этот путь, постукивая прогулочной тростью, потом прижал обе ладони к окну и прислонился лбом к холодному влажному стеклу.

В его позе было столько тоски и боли! И Энн вдруг все поняла. Вдали от имения и от семьи герцога удерживал страх. Марч просто боялся причинить кому-то боль.

Собрав все свое мужество, Энн повернулась к туалетному столику. Лакей принес две чаши, одну — для мытья бритвы, вторую — для ополаскивания лица. От обеих чаш поднимался пар.

— Теперь я собираюсь покрыть ваше лицо пеной, — сказала она, мягко коснувшись щеки герцога.

С доверием, которого она не заслуживала, Девон откинул голову назад, прижав кулаки к бедрам.

Энн тяжело сглотнула, взяла мыло для бритья и провела им по шее Девона. От ее прикосновения у него напряглись мышцы. Он прикрыл глаза и медленно дышал. Было понятно, что он изо всех сил старается не потерять самообладание.

— Сейчас я прикоснусь к вам бритвой, — сказала Энн, заходя сзади.

Внезапно герцог поднял руку, и Энн замерла от ужаса. Она, протягивая руку с лезвием вперед, едва не порезала ему предплечье.

— Нет, не могу я пойти на это, любовь моя, — решительно заявил герцог.

— Доверьтесь мне, — нервно сказала Энн. Он позволил ей остаться, потому что она поспорила, что сумеет помочь ему исцелиться. Они пока еще не определили ставку пари, однако если он не даст ей побрить его, разве это не станет доказательством того, что она должна уехать?

— Ангел мой, я никому не доверяю. Такова печальная правда. — Герцог протянул руку. — Я могу побриться сам, поскольку в военных лагерях достаточно часто проделывал это без зеркала. И эта способность должна была сохраниться.

Энн постояла в нерешительности, потом уступила. С величайшей осторожностью она вложила ему в ладонь ручку бритвы. Длинные пальцы герцога обхватили ее, и Энн заметила многочисленные шрамы, пересекавшие тыльную сторону ладони.

Она помнила шершавое прикосновение его ладоней к груди и ощущение покалывания, которое вызывали эти прикосновения.

Удерживая бритву в руке, Девон откинул голову назад и осторожно, но решительно провел бритвой по горлу. На лезвии собралась пена. Герцог протянул руку, нащупал одну из чаш и окунул туда бритву, промывая ее. Еще одно движение, и на лезвии вновь собралась пена, оставляя после себя еще одну гладкую полосу кожи рядом с первой.

Энн, затаив дыхание, наблюдала за происходящим. Наблюдать за тем, как он бреется, представлялось ей достаточно интимным процессом. По ощущениям, даже более интимным, чем занятие любовью с ним.

Герцог сбрил щетину с горла и переключил свое внимание на щеки и подбородок. Энн изумилась легкости, с которой он преодолел ямочку на подбородке, линию губ и высокие скулы. Ну конечно, он проделывал это лет десять своей жизни. Из рассказов о его героических поступках, ходивших по Лондону, Энн знала, что ему двадцать шесть лет.

Девон поплескал бритву в чашке и положил ее на столик. Потом нащупал вторую чашку, ополоснул лицо и промокнул его полотенцем.

— Здесь где-нибудь стоит настойка виргинского ореха?

Энн вложила в его руку пузырек. Он капнул немного на ладони, растер и похлопал по лицу и шее. Послышался легкий запах вяжущего средства. Герцог поморщился, и Энн заметила капельки крови у него на коже как раз в тот момент, когда он прижал руки к лицу.

— Кажется, получилось не слишком умело, — грустно пробормотал Девон. — Наверное, следовало позволить сделать это тебе.

Энн мысленно перекрестилась. Пусть это означает, что он согласен оставить ее здесь.

— Теперь ваша кожа такая гладкая, как бархат. — Энн нежно коснулась его щеки.

— Ну, не такая нежная, как твоя, — засмеялся Девон, но потом его улыбка погасла. — Забавно, но ведь по-настоящему я так и не прикоснулся к тебе, а?

— Прикоснулись. — Энн вспомнила места, где побывали его руки, и покраснела.

— Только не для того, чтобы действительно изучить тебя. Первый раз я ощупал собственное лицо неделю назад. Просто долго не хотел знать, насколько сильно оно пострадало.

У Энн дрогнуло сердце, когда она представила, как он ощупывал собственное лицо, чтобы понять, есть ли на нем рубцы.

— У вас все в порядке с лицом, — заверила она герцога. — Вы поразительно красивый мужчина, ваша светлость.

— Подойди. Позволь мне дотронуться до твоего лица. Хочу знать, как ты выглядишь.

Раньше дед часто просил об этом Энн. Дотронуться и исследовать ее лицо. Она взяла руку герцога и коснулась своей щеки.

Кончиками пальцев он нежно пробежался по овалу ее лица. Это пробудило в ней воспоминания, как дед, обхватив ладонями ее лицо, пальцами ощупывал его. Он говорил о том, какой хорошенькой она станет. И хотя все вокруг отчаялись увидеть ее когда-нибудь истинной леди, дед всегда верил в нее. Он, бывало, нашептывал ей, что именно из девчонок-сорванцов и вырастают самые настоящие леди. Ирония судьбы состояла в том, что у нее так и не появилось шанса стать настоящей леди.

Энн отогнала эту мысль, задвинув ее глубоко внутрь своего сознания.

— У тебя великолепная кожа, — пробормотал герцог. Его пальцы спустились к подбородку Энн, отыскали губы и легко коснулись их, вызвав в ней бурю эмоций.

К ней никогда так не прикасались. Так медленно. С таким вниманием. Его прикосновения были такими чувственными, что у Энн задрожали колени.

— Я вовсе не красавица. — Насчет этого Энн решила быть честной. — И пышными формами тоже не обладаю. Хотя, думаю, насчет этого вы уже догадались. Не хочу, чтобы вы разочаровались.

Наверное, ей не следовало поощрять его к такому внимательному изучению собственной внешности. Эштон хотел, чтобы любовницей герцога стала Кэт — экзотическая красавица с черными как смоль кудрями, обладательница пухлых губ, миндалевидных глаз и высоких скул. Разумеется, Энн не могла с нею конкурировать.

Она была довольно милой. Однако нос у нее был слишком длинным, ресницы — слишком светлыми, подбородок — слишком острым. В борделе она нравилась мужчинам, поскольку выглядела хрупкой и беззащитной.

Кончиками пальцев герцог провел по ее бровям, осторожно коснулся век — Боже мой, они оказались такими чувствительными — и обхватил руками ее лицо.

— Твоя кожа такая же гладкая, как свежий персик, — тихо сказал он. — У тебя соблазнительно пухлые губы, и я почувствовал на твоем носу интригующую горбинку. Я ничуть не разочарован. На ощупь ты просто красотка.

— С-спасибо.

Девон прикоснулся к одному из выбившихся завитков волос, слегка намотав его на палец, потом отпустил.

— Какого цвета у тебя волосы?

— Бе… — Энн замолчала. После окраски ее волосы больше не были белокурыми. — Рыжие.

— Мой дворецкий описал их как золотисто-каштановые. И сказал, что глаза у тебя темно-зеленого цвета, как листья плюща.

От этих слов Энн вздрогнула. Она никогда не сравнивала цвет своих глаз с цветом листьев плюща, но это описание оказалось очень точным.

— Никогда бы не подумала, что ваш дворецкий настолько…

— Поэтичный? — закончил за нее герцог.

— Да. Мне кажется, что вы наняли его, не только чтобы отпугивать людей. Я думаю, он искренне переживает за вас.

— Это точно. Даже слишком. Позволяет себе совать свой нос в мои дела. — Он коснулся шеи Энн. Кончики пальцев гладили кожу только в одном месте, но, казалось, все ее тело отзывалось на его прикосновения. Его пальцы задержались у основания шеи, где пульсировала жилка. Он нашел бархатные отвороты у нее на платье и двумя руками раздвинул их.

— Сними его, — велел он.

Энн выполнила его указание, стянув платье с плеч и позволив ему упасть на пол.

— Почему ты это делаешь? — спросил вдруг Девон, когда она осталась стоять перед ним в рубашке. — Читаешь мне письма. Пытаешься привести меня в порядок. Почему просто не взять деньги, которые я предлагаю, и не найти себе более выгодного покровителя? Почему ты с такой решительностью стараешься убедить меня, чтобы я позволил тебе остаться? Вряд ли только ради того, чтобы скрыться от твоей бывшей хозяйки.

— Я действительно боюсь Мадам, а еще я боюсь бедности. Мне хочется стать любовницей герцога, — вырвалось у Энн. Она так боялась рассказать ему правду, так боялась проговориться, что начала лепетать без умолку. Энн не представляла, что тайна будет так отчаянно рваться наружу. — Другого способа обрести независимость и свободу для такой женщины, как я, мне неизвестно. Я хочу иметь свой дом, одежду, еду и знать, что в один прекрасный день стану хозяйкой самой себе. И я… Вы мне нравитесь, ваша светлость.

— Я тебе нравлюсь? — Девон откинул голову назад, прикрыв глаза. — Я слепой, полусумасшедший и, по твоему мнению, имею ужасный растрепанный вид. У тебя весьма сомнительный вкус.

— Я не говорила, что у вас ужасный вид! Я говорила только про бороду.

Герцог рассмеялся, и ее колотившееся сердце немного успокоилось.

— Теперь, когда неряшливая борода в прошлом и у меня гладко выбритое лицо, ангел мой, мне хочется доставить тебе удовольствие.

Должно быть, это хороший знак, что он опять думает о сексе, но Энн не могла представить, что же такое ему хочется сделать, что для этого требуется гладкое лицо. Она поделилась своими сомнениями с герцогом.

— Ты не знаешь? — как раскатистый гром, прогремел его голос. — Ангел мой, ты должна это знать.

— Нет, даже не представляю.

— Это тебе очень понравится. Всем женщинам нравится, — скривил в усмешке губы герцог. — Мне кажется, где-то здесь есть стул. Принеси его сюда, сядь и раздвинь ноги.

Энн послушалась. Она понятия не имела, что он хочет сделать.

И это незнание заставляло ее нервничать.

— Ну вот, — с досадой сказала Энн, выполнив его указание. Она сидела на краю стула, а шелковая сорочка задралась и сбилась в складки на талии.

Девон, ориентируясь на звук ее слов, опустился перед ней на колени.

— Ну, теперь-то ты должна понять, любовь моя, — наклонив голову набок, не успокаивался он.

— Не понимаю.

Девон потянулся вперед, нащупал ее колени и обхватил их руками.

— С этим я справлюсь и без зрения, тут я преуспел. — Фиалковые глаза загорелись решительным блеском. Босоногий, в расстегнутой у горла рубахе, через которую виднелись темные волосы на груди, он напоминал пирата. — Я хочу доставить тебе удовольствие, — добавил он, и тут Энн засомневалась.

Неужели герцог догадался, что ее крики и неистовые телодвижения не что иное, как спектакль? Поскольку Энн никогда не испытывала пика удовольствия, она не знала, что на самом деле переживает в этот момент женщина. Свои любовные спектакли она разыгрывала, основываясь на рассказах других женщин в борделе Мадам Син.

Герцог раздвинул ее ноги еще шире, и Энн почувствовала напряжение мышц по внутренней стороне бедер. Выпрямившись, она сидела на маленьком стуле, двумя руками уцепившись за его края. Она была уверена в том, что он не сделает ничего плохого, но никак не могла избавиться от зарождавшихся внутри опасений.

Герцог наклонился и поцеловал внутреннюю поверхность ее бедра.

Энн почувствовала щекотку. К такому ощущению она оказалась не готова. Гладкая щека герцога касалась кожи, безумно дразня Энн. Она задохнулась, когда он осторожно куснул внутреннюю поверхность бедра. Потом, покусывая и облизывая кожу, он переместился к белокурым завиткам у нее между ног, и Энн пронзительно вскрикнула от удивления.

Что же он делает? Знает ли, в каком месте целует ее? В конце концов, он ведь ничего не видит. Может, он хотел оставить поцелуй где-то в другом месте? Возможно, у нее на груди. Стоит ли подсказать ему?

— Э-э… ваша светлость… ваши… ваши губы… Они почти касаются укромного местечка у меня между ног, — запинаясь, выдавила Энн и тут же поняла, что совершила ужасную ошибку. Ну конечно, он знал, что делает. Она чувствовала собственный интимный запах, а ведь он губами касался курчавых завитков, прикрывавших ее естество. Своими предупреждениями она лишь напомнила герцогу о его слепоте. Марч замер и уткнулся подбородком ей в бедро.

Энн облизнула внезапно пересохшие губы.

Но Девон не казался рассерженным. Он как-то обаятельно вскинул голову, волосы упали на лоб, прикрыв брови, а глаза блестели так, что по цвету напоминали яркие аметисты.

— Ты действительно не понимаешь, что я делаю? Ни один джентльмен никогда не делал этого с тобой?

— Никогда, ваша светлость, — решительно покачала головой Энн.

— Все-таки мужчины — жалкие существа, правда, дорогая моя?

Энн нахмурилась. Она не знала, что он имеет в виду, и ответа у нее не было. Вопрос звучал очень коварно, похоже, любой ответ мог бы стать причиной спора.

Девон опять коснулся курчавых завитков, заставив Энн нервно хихикнуть.

— Я… — Энн сбилась с дыхания. — Я понятия не имела, что так делают.

— Вчера вечером ты сделала для меня то же самое, ангел мой.

— Я должна делать то, что вам нравится.

— И ничего не ждать взамен, — с серьезным лицом сказал герцог, и Энн забеспокоилась, но даже слова не успела сказать, чтобы переубедить его, что вполне счастлива. — Скажи, если тебе это нравится, — прошептал он, наклонился и быстрым движением языка коснулся ее плоти и маленького напряженного бутона, затрепетавшего от этого прикосновения.

Энн едва не спрыгнула со стула. Никто никогда не касался этого места, это уже слишком. Теперь она застыла, как скала, и терпела, пока его язык ласкал самую интимную часть ее тела. Боже мой, ощущения были такими мощными, что Энн почувствовала головокружение. Вскрикнув, она запросила пощады. Девон нежно обхватил губами напряженный бутон, и Энн немного расслабилась. Но тут он стал осторожно его посасывать, и она снова вскрикнула.

Герцог сделал паузу, отпустив ее, мягко выдохнул, и даже ощущение его горячего дыхания заставило Энн отстраниться.

— Расслабься, любовь моя. Все будет хорошо.

Расслабься. Она старалась, правда, старалась. Но как только его язык снова коснулся разгоряченной плоти, она напряглась и вцепилась пальцами в жесткое деревянное сиденье.

Он думал, что это доставит ей удовольствие. Никакого удовольствия не было и не будет, только знать об этом ему нельзя. Он будет ждать страстных стонов, а в должное время, возможно, даже кульминации.

Пока же его язык творил с ней нечто невообразимое, Энн не могла думать. У нее не было сил изобразить звуки, передающие возбуждение и одновременно похожие на шипение гусыни.

Ощущения были необыкновенно острыми. Энн хотелось его остановить. Ей хотелось взять его голову и отодвинуть подальше. Она поджала ноги, кисти рук сжались в тугие кулаки. Ее охватила волна необыкновенно сильных ощущений, и каждая мышца тела натянулась до предела. Энн не хотела этого. Но она не осмелилась сказать ему об этом.

Герцог остановился, и Энн едва сдержала стон облегчения.

— Что-то не так, ангел мой? Я чувствую, как ты напряжена. Ты хочешь, чтобы я действовал немного мягче?

— К-как пожелаете, ваша светлость.

— Сэриз, скажи мне, что больше всего доставляет тебе удовольствие.

— Ваша светлость, это я должна доставлять вам удовольствие. Я сделаю все, что вы хотите.

— О Боже, — пробормотал Девон. — Сэриз, я хочу, чтобы ты тоже получала удовольствие. Хочешь, чтобы я был немного мягче?

— Вы все делали правильно, ваша светлость, — нервно выдохнула Энн.

— Отвечай, чего тебе хочется? — грозно прорычал Девон, осторожно прикусив кожу на внутренней стороне бедра.

— Я… я не знаю, — призналась потрясенная Энн. И это была правда. Ей хотелось независимости, свободы и защищенности. Она хотела надеяться на будущее, где у нее появится дом, еда и безопасное существование. Но в том, что происходило сейчас, ничего этого не было.

— Значит, немного мягче, — выдохнул Девон, согрев своим горячим дыханием напряженный бутон плоти Энн. Он стал ласкать его только губами, и это были самые легкие, самые нежные, самые дразнящие касания.

Энн задрожала. Это оказалось… не так пугающе, не так настойчиво. Она откинулась назад, прислонившись спиной к туалетному столику. Почти хорошо. В самом деле почти хорошо.

Напряжение в ногах исчезло, и она развела их шире. Движения языка были легкими, дразнящими, и Энн охватило такое ощущение, что она выпила три стакана хереса подряд и голова ее наполнена опилками, а не мозгами.

Надо собраться с мыслями, она ведь всегда контролировала ситуацию. Возможно, от того, как она сыграет самый грандиозный в своей жизни спектакль, зависит и ее будущее. Но пока у нее получалось только издавать нечленораздельные звуки.

Его светлость спустился ниже и коснулся языком невероятно чувствительного места немного дальше влажной разгоряченной плоти. Энн едва не опрокинулась вместе со стулом, который опасно накренился. Девон, хоть и не видел этого, успел подхватить Энн.

— Прикоснись к себе ради меня, любовь моя, — простонал герцог. — Покажи мне, как тебе нравится.

Энн покраснела, но провела рукой по бедру. Прикоснуться… к себе? Она никогда не делала этого, когда была с мужчиной. Нервным движением она провела рукой по шелковистым завиткам, прикрывавшим ее женское естество. Они были влажными и липкими от его губ и истекавшей из нее влаги. Кончиком пальца Энн осторожно потерла пульсирующий от напряжения, скользкий и влажный бутон плоти. Девон прикоснулся пальцами к ее запястью, скользнул по руке и там задержался.

Он ощупью пытался прочувствовать, как она изучает себя. Энн смущенно хихикнула и остановилась.

— Ты говорила, что сделаешь все, что я попрошу, чтобы доставить мне удовольствие, — дразнил ее Девон. — Мне приятно изучать тебя вместе с тобой. — Своей рукой, которая все еще прикрывала ее руку, он заставил пальцы Энн двигаться быстрее. Ей пришлось прикрыть глаза, и вдруг в бархатной темноте она увидела яркие вспышки света под сомкнутыми веками.

— Тебе ведь нравится, когда быстро, да?

Энн кивнула. Она испытывала полнейшее смятение, чувствовала себя неуклюжей, неопытной, несведущей. Но герцог твердо решил, что ей это понравится. Под ней закачался стул, когда она начала двигаться в такт движению рук. Наверное, он хочет, чтобы таким способом она достигла оргазма. И чем скорее это произойдет, тем скорее все это закончится. Сейчас было самое подходящее время для этого. Герцог тяжело дышал, предвкушая этот момент, и закрыл глаза. Длинные пушистые ресницы касались щек. Иногда мужчины делают так, когда очень возбуждены и близки к долгожданному моменту разрядки.

— О! О Господи! — раздался громкий крик Энн. — Больше не могу! Сейчас!

Герцог мгновенно опустил голову и коснулся губами ее плоти. Его язык погрузился во влажное лоно, а Энн продолжала ласкать себя пальцами.

В этот спектакль она вложила все свои силы. Сначала она металась на стуле, приподнимая бедра. Потом обхватила голову герцога, запустив пальцы в его шелковистые волосы. Она должна была продемонстрировать, что обезумела от восторга. Энн поднимала бедра, прижимая их к его губам, и все время стонала и вскрикивала. Как она ни скакала на стуле, герцог не отрывал от нее губ и продолжал дразнить ее своим языком.

Но Энн больше не хотела этого. Она должна доставить ему удовольствие.

Она убрала его руки и торопливо скользнула на пол. Затем освободила твердую плоть герцога. Она так нервничала, что проделала это довольно резко. Но вряд ли она причинила ему боль, он просто застонал от вожделения, когда Энн сама направила его возбужденную плоть в свое тело. Слава Богу, теперь она знала, что делать.

— Да, мой ангел, — тихо простонал герцог, когда она начала двигаться вверх-вниз.

Когда он соединился с ней, мгновенно и яростно, как накануне вечером, и стал ритмично двигаться внутри ее тела, Энн ухватилась за его плечи. Достигнув пика блаженства, Девон закрыл глаза, откинул голову на ковер и выгнулся ей навстречу, приподняв бедра, чтобы еще глубже проникнуть в ее тело.

От облегчения у Энн закружилась голова. Это ему точно понравилось.

Ей это явно понравилось.

Девон, глубоко дыша, подвинулся, чтобы выскользнуть из нее, и медленно опустился рядом с разгоряченным, влажным от пота телом Сэриз. Он слышал, как гулко рядом с его собственным бьется ее сердце. Его тело обмякло, ослабев от полученного удовольствия. И от облегчения.

Ей было хорошо с ним. Он смог доставить ей удовольствие, ничего не видя, но, очевидно, с большим мастерством. Когда он в первый раз занимался любовью с ней, ему очень хотелось вернуть собственное зрение. Очень хотелось увидеть ее восторг. И это расстраивало его, добавляя к удовольствию капельку раздражения. И это раздражение он пытался удержать внутри себя.

На этот раз он думал только о ее удовольствии. Сэриз заполонила собой весь его мир. Он думал о том, какая она земная и зрелая, вспоминал прикосновения к ее шелковистой на ощупь плоти и завиткам, прикрывавшим ее естество, ее восхитительно неистовые стоны. Он не думал ни о войне, ни о потерях. Он думал только о Сэриз.

Сначала он почувствовал ее напряжение. Похоже, она перепугалась, когда он опустился у нее между ног и стал ласкать. Что же с ней произошло? Девон хотел знать, но не хотел напоминать ей о тех ужасных событиях, через которые она прошла. Ему просто хотелось успокоить ее. Потом она стала отвечать на его ласки. Судя по ее крикам, она получила максимум удовольствия.

— Спасибо тебе, мой ангел, — тихо сказал герцог и поцеловал грудь Энн. — За бритье. — Но что, черт возьми, ему дальше делать? Прошлую ночь он почти не спал, заставляя себя бодрствовать, чтобы не донимали кошмары. Необходимо заставить ее уехать, но прямо сейчас ему хотелось обнять ее и заснуть.

Это невозможно. Он не мог рисковать. Ведь если ему вновь приснится кошмар, он может причинить ей боль. Девон был уверен, что как только погрузится в глубокий сон, ощущение ее тела рядом с собой собьет его с толку, как это уже случилось вчера, когда прикосновение Энн он принял за прикосновение солдата, вознамерившегося убить его.

— Я не совсем еще закончила, — пробормотала снизу Энн. — Ваши роскошные волосы требуют стрижки.

Он должен отталкивать от себя людей. Ради их же блага. Именно такое указание было дано им Тредуэллу и той горстке слуг, которую он здесь держал.

И все же сейчас Девон сидел на стуле спиной к туалетному столику, пока Сэриз мыла ему голову. Она заставила его сесть, потом наклонила его голову над тазом и, набирая в пригоршни воду, намочила волосы.

Сейчас она намыливала их. Он стонал, закрыв глаза и наслаждаясь решительными круговыми движениями ее пальцев.

Девон сражался против батальонов французских солдат при Ватерлоо, где его солдаты столкнулись с армией численностью более семидесяти тысяч человек, но эта худенькая стройная женщина управляла им в этой комнате лучше, чем вице-генерал на поле боя.

Поразительно, как приятно было чувствовать женские руки на своей голове. Какое приятное ощущение вызвали ее руки! Сэриз не пыталась придать этому действу оттенок чувственности. Для этого она слишком сильно терла ему голову и массировала каждую точку: виски, за ушами, затылок.

Девон слышал, как барабанит за окнами дождь, стуча по стеклам.

— Ваша светлость, наклоните, пожалуйста, голову еще немного. — Энн ополоснула волосы, прикрыв его лицо своей рукой, чтобы на него не попала мыльная вода. Девон инстинктивно дернулся, когда по голове полилась теплая вода, и струйки побежали ему в глаза.

— Пожалуйста, сидите спокойно, — убеждала Энн. — Иначе я плесну вам в лицо.

— Да, дорогая, — послушно пробормотал герцог.

Она собрала его волосы в пучок сзади, отжала воду, и, когда отпустила, они влажной массой упали герцогу на шею. Энн стала энергично растирать ему голову полотенцем.

Девон едва не рассмеялся. Сейчас у Сэриз явно не было намерения искусно соблазнить его. Он чувствовал, как она тянет его за волосы, тщательно вытирая их.

Сэриз положила полотенце ему на плечи, и в следующую секунду Девон вдруг ощутил, как она рванула волосы, словно пыталась снять скальп. Он попытался вывернуться.

— Простите, но я должна воспользоваться расческой. — В ее голосе прозвучало подозрение, но никак не извинение. — Когда вы в последний раз расчесывали волосы?

— Перед тем, как ушел Уотсон. Примерно неделю назад.

— Нельзя позволять себе опускаться до такого, — зацокала языком Сэриз.

Она разговаривала с ним, как гувернантка с непокорным подопечным. Девону захотелось восполнить детали туманной истории, которую она ему рассказала. Сэриз вела себя не так, как девушка, которая большую часть своей жизни провела в лондонских трущобах.

— Почему твой дед не помог тебе после смерти отца? Почему он не взял тебя к себе?

— Он умер к тому времени, а больше у нас никого не осталось. Нам с матерью действительно некуда было идти. — У Энн задрожал голос, и стало понятно, что она не хочет об этом говорить.

В следующий момент шеи Девона коснулось что-то холодное.

— Что это такое? — опять дернулся он.

— Ножницы, ваша светлость. — Энн наклонила его голову, и он почувствовал, как двигается расческа, выпрямляя волосы, и услышал первый решительный звук лезвий ножниц. Энн стригла его, подробно рассказывая все, что собирается делать, и поворачивала его голову то так, то эдак.

— Ангел мой, а в Лондоне к тебе много раз обращались с просьбами побрить клиентов и постричь их?

Энн замерла, и Девон слышал, как падали клочки волос, касаясь щеки.

— Нет, — медленно ответила она наконец. — Разве джентльмены о таком просят? — с нотками невинного удивления в голосе уточнила Энн.

— Тогда почему ты решила заняться этим, любовь моя?

— Я подумала, что это поможет вам почувствовать себя лучше. Я знаю, что любовница должна, например, согревать бренди и… доставлять удовольствие мужчине ртом. Но мне показалось, что сейчас гигиенические процедуры — именно то, что вам нужно. — Она провела расческой по волосам Девона. — Вы почувствовали себя снова самим собой?

Сэриз была права. Без зудящей бороды и грязных неухоженных волос он действительно теперь чувствовал себя в своей тарелке. Глухой звук подсказал Девону, что она положила ножницы. Он был уверен, что услышал в ее голосе смущение, когда она говорила о том, чтобы доставить мужчине удовольствие ртом. Поразительно, что она осталась такой наивной.

— Хотите пойти со мной на прогулку? — спросила Энн.

— На прогулку? — Этого Девон никак не ожидал. — Но на улице льет дождь, дорогая моя. Даже я понимаю это. Я слышу.

— Я знаю. Я прошу вас пойти на улицу, потому что там идет дождь. Мне кажется, вам это поможет. Пойдемте со мной и узнаем.


Глава 6


Герцог не хотел отпускать ее на улицу, пока Энн не заверила его, что оделась именно так, как подобает для прохладного дождливого дня. Не желая возиться с собственным платьем, Энн позаимствовала одну из рубашек герцога и его бриджи. Потом пожилой слуга помог ей надеть плащ с капюшоном. На герцоге была многослойная шинель нараспашку, чтобы спастись от дождя, и высокие, безупречно начищенные сапоги. С тех пор как Энн приехала сюда вчера, она видела его только босым. Тем не менее его сапоги содержались в полной боевой готовности, как будто он собирался посетить светский бал.

Полностью одетый герцог выглядел сногсшибательно и устрашающе. Бобровая шапка добавила лишний фут к его и без того впечатлявшему росту. Энн привыкла к его наготе, привыкла видеть его в рубашке, выпущенной из брюк. У нее просто в горле пересохло, когда она увидела, как безукоризненно, по-герцогски, он мог выглядеть.

— Подождите минутку, — дрогнувшим голосом попросила Энн. Она шагнула из библиотеки на террасу. Воздух был свежим и бодрящим. — Восхитительно!

— Ангел мой, — появился на пороге герцог, — судя по всему, дождь разошелся не на шутку.

— Да. И именно поэтому так хорошо.

Энн приблизилась к каменной балюстраде, окружавшей вымощенную плитами террасу, и наклонилась вперед, чтобы балкон над головой не защищал ее от дождя. Закрыв глаза, Энн подняла лицо, и дождь забарабанил по ее щекам. Она высунула язык и попробовала на вкус несколько холодных капель.

Энн вдыхала насыщенный земной запах грязи и мокрой травы. Из леса доносился запах мокрой листвы и гниющей древесины. Кто-то, возможно, сморщил бы нос, а Энн обожала этот запах. Как мощная морская волна нахлынули воспоминания о Лонгсуорде. Энн не могла их остановить.

— Ангел мой, — тихо сказал герцог, — может, ты такая же сумасшедшая, как и я?

Энн повернулась к нему. Возможно, он прав. Наверное, она действительно сумасшедшая. Невозможно представить кого-то еще, кто потащит сопротивляющегося герцога гулять под проливным дождем. Если эта затея не сработает, он точно посчитает ее безумной. И немедленно избавится от нее.

Энн, закусив губу, поспешила к герцогу, взяла под руку и повела к краю террасы. Девон нахмурился, когда порыв ветра бросил ему в лицо капли дождя и едва не сорвал с головы бобровую шапку. Он успел подхватить ее и водрузить на место, а потом слизнул с пухлых губ капельки дождя.

— Сэриз, ты уверена, дорогая? Мы промокнем до нитки.

— Да, уверена. — Хотя такой уверенности у нее на самом деле не было.

В доме светились несколько окон, и этот свет разгонял послеполуденную мглу. Энн, поддерживая герцога под руку, нашла ступеньки, ведущие с террасы. На дорожку, усыпанную гравием, они ступили одновременно.

— Остановитесь и послушайте, ваша светлость, — сказала Энн, когда они отошли от дома на несколько ярдов.

Герцог нахмурился, запрокинул голову и, совсем как несколько минут назад делала сама Энн, стал ловить языком капли дождя. Потом снял шапку, и капли дождя падали на его черные волосы. Прошло совсем немного времени, и они заблестели от влаги, как черный янтарь.

Энн затаила дыхание. Ее собственные волосы прилипли к лицу, мокрый плащ обвис, и она подозревала, что всем своим видом напоминает мокрую мышь.

Промокший герцог Марч выглядел изумительно.

Сейчас Энн увидела в нем не только герцога, обладавшего богатством и властью, но и шикарного мужчину. Она видела его глаза необыкновенного фиалкового цвета, пухлые губы, капельки дождя, которые задерживались у него на щеках и на аристократическом носу, словно не хотели покидать эти места. У Энн загорелось лицо, и она почувствовала, как под льняной рубашкой, которую она позаимствовала у герцога и которая хранила запах сандалового дерева, напряглась и набухла ее грудь.

Ни с одним своим клиентом она никогда ничего подобного не чувствовала. Никогда ее не посещало желание долго смотреть на человека просто ради удовольствия.

Герцог взял ее за руку, переплетая свои и ее пальцы. Его рука была сильная и теплая, пальцы — крупные, но красивые.

— Расскажите мне, что вы слышите?

— Слышу, как дождь стучит по земле.

«Надо объяснить ему более подробно», — подумала Энн.

— Прислушайтесь к звуку дождя на листьях рядом с нами. Это розы. Вы слышите, как дождь стучит по траве? Этот звук мягче, чем когда он стучит по дорожке из гравия.

— А этот стук? — нахмурил брови герцог. — Это дождь стучит по стеклу?

Энн закрыла глаза, чтобы услышать то, что слышал герцог, и постаралась определить, откуда идет звук.

— Да, вы правы, — подтвердила она, открыв глаза и увидев, что стоит лицом к дому.

— А барабанящий звук? Как будто стучат по какой-то твердой поверхности? Это что?

— Возможно, это стук дождя по дорожке. Или по каменному фонтану. Мы находимся всего лишь в нескольких шагах от него.

— Ладно, думаю, что могу различить шум дождя на воде в чаше бассейна.

Энн тщательно описывала все, что их окружало, рассказывала, насколько далеко они стояли от того или иного предмета. Но потом его светлость стал водить по ее влажной ладони большим пальцем, и Энн запнулась. Это простое прикосновение так взволновало ее. Ее руку никогда не ласкали так раньше.

— Прекрасно, — хриплым голосом сказал герцог. — Как будто на все, что было для меня невидимым, сейчас накинули волшебную простыню. Когда у меня было зрение, я за секунду мог оценить мир вокруг себя. А теперь, когда я ослеп, ни за что не узнал бы, есть ли дерево у меня над головой или надо мной ничего, кроме неба, нет. Дождь меняет эту ситуацию.

Энн надеялась, что он откроет для себя мир звуков, но от его слов у нее перехватило горло.

— А как ты об этом узнала?

— Когда-то мой дедушка любил гулять под дождем. Он обожал звуки дождя, шуршащего по листве, ему нравилось, как капли барабанят по крыше и стучат по окнам. Дождь возрождал его к жизни. Вы говорили о пустоте, которую ваш мозг заполняет воспоминаниями о сражениях, и я подумала, что это поможет и вам.

Девон стоял тихо, и Энн отметила, что он уже больше не напрягался, слушая дождь.

— Мой дедушка, бывало, просил меня погулять с ним во время дождя. Все считали его сумасшедшим. Как гулять во время проливного дождя? Отец беспокоился за мое здоровье, когда я выходила на улицу в дождь, но я не возражала. Мокрую одежду и волосы можно высушить. Дедушка так радовался, когда я его сопровождала, и самой мне тоже это нравилось. Я обожала запах лужаек и парков.

Герцог вздернул подбородок. Его длинные ресницы прикрывали глаза, а капли дождя висели на них подобно мелким бриллиантам.

— Я сражался под дождем, но никогда не думал, что моя слепота заставит меня гулять во время ливня, чтобы узнать, где находится мой дом или что у меня над головой.

О нет. В его словах так много иронии… Может, это была дурацкая затея?..

Своими крепкими руками герцог вдруг взял Энн за подбородок и прижался губами к ее губам. На мгновение ее заворожил блеск его фиалковых глаз. Потом он прикрыл их ресницами, и Энн задохнулась от ласкового поцелуя, который он ей подарил. У нее так колотилось сердце, что она испугалась, не выскочит ли оно из груди. Она даже не мечтала, что Девон поцелует ее с такой нежностью. Он так неистово занимался любовью, а этот поцелуй… Энн никогда не знала ничего более нежного.

— Спасибо тебе, — выдохнул он и снова прильнул к губам Энн.

Рука герцога скользнула вниз и, несмотря на длинный плащ, обхватила ее ягодицы. Он прижал ее к себе еще ближе, а Энн инстинктивно подняла ногу и обняла ею бедро герцога. Теперь она абсолютно потеряла равновесие, и если герцог пошевелится или отпустит ее, она упадет. Но ей было все равно.

Ей хотелось целовать его вечно. Здесь. На улице. Под проливным дождем. Ей хотелось целовать его до тех пор, пока серый день не сменится ночью. Пока не закончится дождь и снова не выглянет солнце.

Девон прикрыл глаза и зарылся лицом в мокрые густые волосы Сэриз. От нее пахло свежестью, как после летней грозы. Она подарила ему что-то такое, чего он никогда не надеялся обрести вновь: ощущение окружающего мира. Он слышал стук капель дождя по лепесткам роз. На плитах, которыми была вымощена терраса, этот звук казался резче. Дождь стучал по стеклу, звенел по крыше и барабанил по дому.

Сэриз была редкой, замечательной женщиной. Какая еще куртизанка позаботилась бы о нем? Все его любовницы в принципе любили его, однако его богатство все равно любили больше. Кто из его знакомых женщин будет стоять под проливным дождем, чтобы он мог его послушать? Просто сказать спасибо — мало. Поэтому он поцеловал ее.

Сэриз целовала его так, как никогда не целовала ни одна женщина. Она целовала его точно так, как занималась любовью: с безграничным энтузиазмом, словно полностью окуналась в эту несказанную радость, и ничуть не сдерживала своих чувств. Несмотря на то, что она оказалась в борделе, она явно получала удовольствие от секса. Девон никогда не встречал более открытой женщины. Такой простодушной. Такой удивительно милой.

И когда он поцеловал ее, все вокруг словно исчезло. Звуки дождя, ощущение дождя. Он слышал только ее слабые стоны на своих губах. Ее тихие всхлипы, охи и писк. Чувствовал только ее теплое тело в своих объятиях, ее сердце, стучавшее рядом. Его мир, который неожиданно стал значительно шире, внезапно сузился до одной только Сэриз.

И хотя она, так же как и он, промокла насквозь, она целовала его так, как будто не было дождя, как будто у них не было проблем и страхов и как будто не существовало ничего, кроме этого единственного момента.

Герцог обхватил ладонями лицо Энн. Он пытался сложить ее образ из того, что чувствовал. Овальное лицо, мокрые кудряшки, прилипшие к мягким щекам. Острый подбородок. Девон представил себе поток золотисто-каштановых волн, окружавших утонченное лицо, вообразил ее необыкновенные темно-зеленые глаза — большие и красивые. Но когда дело дошло до выражения лица, тут Девон растерялся. Иногда она вела себя по-хулигански соблазнительно, и он рисовал себе ее лицо, светящееся грешным желанием. А иногда она казалась ему упорной и действенной, и тогда перед ним вставало ее серьезное лицо. Девону никак не удавалось представить себе ее правильный образ, и это расстраивало его.

— Вряд ли ты была совсем маленькой, когда уехала из деревни в Лондон, — щелкнуло вдруг что-то в его голове. — У меня возникло такое ощущение, что это произошло, когда ты была подростком. И говоришь ты так, как будто это имение в деревне было твоим.

— О да. Я была не слишком мала, — тихо согласилась Энн. — Потому что рассказывала, как гуляла с дедушкой. Я не собиралась вас запутывать. Конечно, дом был не мой, но я его очень любила. Мой дедушка тоже работал в этом доме. Он… он был главным садовником. Он и матери помог найти там работу.

Сэриз так отчаянно старалась ему угодить, что сердце Девона дрогнуло. Эта женщина восхищала его. Возможно ли сделать ее своей любовницей? Она видела его в самом плохом состоянии, и это не испугало ее и не заставило бежать. Она обещала просто поостеречься его, если придется. Неужели он рискнет оставить ее?

— Ты промокла, — пробормотал наконец Девон. — Этот плащ не спасает от дождя, да? Он стал ужасно тяжелым, потому что впитывает воду.

С языка Энн едва не сорвались уверения в обратном. Она почти не чувствовала дождь. Но плащ вдруг соскользнул с ее плеч и упал на землю, и герцог набросил ей на плечи свою шинель. Прогремел гром, и прежде чем Энн успела произнести «Боже мой, гроза», вспыхнула молния. Зубцы света словно вспороли небо, и вся вода вылилась сразу. Дождь полил как из ведра, и сквозь его пелену Энн ничего не видела.

Однако вместо того, чтобы бежать в укрытие, они оба отреагировали абсолютно одинаково. Они удивленно замерли на месте. Всего через несколько мгновений проливной дождь промочил белую рубашку герцога.

— О нет-нет, — потянула его за руку Энн, отступая назад, — вы промокли насквозь.

Белый лен прилип к широкой груди герцога и к рукам. Там, где ткань касалась кожи, она стала почти невидимой, открывая крепкие мышцы, загорелую дочерна кожу. О Боже, он найдет здесь на улице свою смерть, и это будет на ее совести. Энн услышала, как заскрипела дверь.

— Ваша светлость, вы здесь? — послышался голос Тредуэлла.

— Здесь!

— А вы… С вами все в порядке?

— Лучше не бывает, — откликнулся герцог, и Энн, пытаясь сдержать смешок, прикрыла рукой рот.

— Но, ваша светлость… Там же дождь.

— А ты испугался, поняв, что мое место теперь в сумасшедшем доме. Знай, что это не так.

Вздрогнув, Энн поняла, что натворила. Герцог боялся, что постепенно сходит с ума. Из-за ее странной идеи прогуляться под дождем все выглядело именно так.

— Это была моя идея, — крикнула она. — Я захотела прогуляться по свежему воздуху, а его светлость галантно составил мне компанию. Сейчас я приведу его домой.

— Э… конечно, мисс. — Дверь со скрипом закрылась.

— Теперь он знает, к кому применительно слово «сумасшедший», — сказала Энн. — Ко мне.

— Ангел мой, ты не сумасшедшая. — Герцог прижался лбом к ее лбу. — Спасибо тебе за это. Спасибо, что так терпелива со мной. Я был глупцом, да?

— Нет, — растерялась Энн. — Конечно, нет.

— Я понимаю, что ты пытаешься сделать. Ты пытаешься доказать мне, что я веду себя глупо, прячась от собственной слепоты. Я и сам уже это понял, только вот не знаю, как мне научиться справляться с этим, как с этим жить. Ты нужна мне, Сэриз. Ты могла бы мне помочь. Пожалуйста, любовь моя, останься со мной.

Она добилась своего. Он хочет, чтобы она осталась.

— Я буду рядом столько, сколько вы захотите, ваша светлость.


Глава 7


Ну где же Энн? Проклятие, как он устал от этого.

Себастьян Беддинггон, виконт Норбрук, не обращая внимания на присутствие привратника, отличавшегося крепким телосложением, прошел мимо него в холл, где стоял удушливый запах тяжелого парфюма. Он был оклеен обоями ядовито-красного цвета и заполнен жалкой имитацией китайских украшений. Кричащие тона вызвали у Себастьяна приступ тошноты, и его охватило чувство досады. Он не собирался приходить в этот отвратительный бордель еще раз, но выбора у него не было. Почти неделю нанятые им частные сыщики прочесывали бордели Уайтчепела[2 - Бедный район Лондона.], разыскивая его кузину Энн. На этих людей он потратил кучу денег, но они так и не добились никаких результатов.

Себастьян решил, что она должна была прятаться где-то рядом с этим борделем, из которого сбежала пять дней назад. Куда она могла убежать без денег и друзей, не имея пристанища? Он настолько был уверен в положительном результате, что сам присоединился к этим поискам.

Как глупо. Себастьян обследовал грязные переулки, вонявшие конским навозом, обыскивал жалкие таверны, пропахшие мочой и потом. В этих крайне сомнительных местах он был вынужден общаться с пьяными беззубыми проститутками и задавать им вопросы. И каждая из них, мгновенно оценив его хорошо сшитую одежду, изысканные манеры, начинала лебезить перед ним, дыша ему в лицо зловонным перегаром, оставляя свой отвратительный запах на его одежде. И все они обманули его. Он заплатил им за информацию, которая на деле оказалась ложью.

В своем нынешнем состоянии, ослепленный яростью, Себастьян знал, что очередную проститутку, которая пообещает ему хотя бы намекнуть, где находится Энн, и снова обманет, он просто убьет.

— Я могу вам помочь, господин?

Себастьян повернулся к слуге, который проследовал за ним до входа в гостиную. Лакей, сложив мускулистые руки на бочкообразной груди, старался выглядеть грозно. Быстрый бросок лезвия, спрятанного в прогулочной трости Себастьяна, собьет спесь с этого идиота.

— Полагаю, что вместо убитой Мадам Син здесь теперь новая хозяйка. Скажите ей, что лорд Норбрук ожидает приема. Немедленно.

Лакей удивленно приподнял бровь, явно готовясь к отговоркам. Себастьян отреагировал мгновенно. Схватив его за горло, он воспользовался преимуществом внезапности и оттолкнул более тяжелого противника к стене. Рядом с ошеломленным лицом слуги на стене задребезжала картина с изображением обнаженной фигуры.

— Немедленно! Ты понял? — с довольным лицом гаркнул Себастьян, заметив растерянность лакея.

Грозный лакей смог издать только сдавленный звук, его лицо побагровело. Себастьян ослабил хватку, и слуга, поправив одежду, как заяц помчался вверх по лестнице.

Свидетелями случившегося стали несколько джентльменов, находившихся в салоне, и пристававшие к ним пышногрудые проститутки, которые теперь с глупым видом глазели на происходящее. Себастьян повернулся к ним спиной и направился к лестнице.

Себастьяна воротило от подобного заведения. Тем не менее после всего, что он вытерпел, Энн он так и не нашел. Его пронзила совершенно досадная мысль, которая приходила ему на ум каждый день. К настоящему времени его кузина могла быть мертва, и он никогда не узнает этого.

Он должен вернуть ее.

Ему потребовалось много лет, чтобы проследить ее путь и отыскать в этом борделе. Потом его хозяйка, чертова ведьма, долго скрывала от него Энн и вытянула огромную сумму денег, прежде чем вручить девчонку. И когда он подумал, что все мучения закончились, оказалось, что Эн здесь вообще нет.

Теперь эта женщина сама мертва и совершенно для него бесполезна.

У Себастьяна ушло много времени, чтобы найти Энн в первый раз, поскольку он никогда не думал, что от отчаяния она займется проституцией. Он предполагал, что ее мать нашла вполне пристойную работу. Миллисент все еще оставалась привлекательной женщиной, когда сбежала из его дома, и могла бы добиться гораздо большего.

У нее не было права бежать, забрав с собой Энн. Себастьян предложил им защиту, поддержку и крышу над головой. И даже решил снизойти до того, чтобы жениться на Энн.

Вместо этого Миллисент увезла свою дочь. Как будто это он был недостаточно хорош. Безмозглая сучка. Теперь Энн стала проституткой. Падшей женщиной. Себастьян скривил губы, почувствовав приступ тошноты. От этого омерзительного борделя к горлу подступала желчь. Где же так ловко спряталась Энн, что он вместе с полудюжиной нанятых сыщиков не смог ее найти?

Заскрипели ступеньки. Ожидая увидеть новую хозяйку заведения, шлюху с выкрашенными хной волосами, пышной грудью и кричащими украшениями, Себастьян поднял глаза. Вместо этого он увидел лысого мускулистого мужчину в наряде джентльмена: накрахмаленный воротничок, царапавший ему щеки, омерзительный жилет в ярко-красную полоску и плохо сшитый темно-синий сюртук. Не такой громадный, как лакей, с которым Себастьян быстро справился, но явно боксер-профессионал с суровым прошлым. Скучно убивать этого быка. Но если надо, он сделает это. Пойдет на все, чтобы отыскать Энн.

Зверь в наряде джентльмена спустился на последнюю ступеньку и согнулся в поклоне. Когда он выпрямился, на его губах играла самодовольная улыбка.

— Лорд Норбрук? Мадам Син говорила мне, будто вы ищете Энн Беддингтон.

— Кто вы такой? — холодно поинтересовался Себастьян.

— Мое имя Мик Тейлор. Я работал телохранителем Мадам, когда она была жива.

— Ты явно плохо выполнял свои обязанности. Не трать попусту мое время.

Тейлор вспыхнул от гнева, но сохранил на грубом лице дружескую улыбку.

— Я искал Энн Беддингтон и трех проституток, которых она увела с собой. Если вы все еще ищете ее, могу помочь вам в этом деле.


Герцог согласился, чтобы она осталась, но ужинать вместе не захотел. Эту новость принес Энн молодой слуга, пришедший проводить ее в столовую.

Энн наклонилась к зеркалу на туалетном столике, пытаясь подобающим образом подколоть волосы. Дождь превратил их в неуправляемую волнистую массу.

— Почему я должна идти в столовую, если его светлость не составит мне компанию?

По отражению в зеркале Энн заметила, как покраснело лицо мальчишки.

— Его светлость посчитал, что вам будет приятнее есть в столовой, мисс. И на еду он тоже не поскупился, мисс. Я сам в этом убедился.

Энн медлила. Днем, когда они вернулись после прогулки под проливным дождем, она приняла горячую ванну и переоделась. Один из слуг герцога по его приказанию привел свою сестру, чтобы та поработала горничной у Энн. Потом Энн вместе с герцогом обошла дом. По ее просьбе их сопровождали двое слуг.

Она помнила, какие перемены произвела в Лонгсуорде мать, чтобы дедушке было удобно, и приказала переставить мебель герцога так, чтобы облегчить ему проход через комнаты. Ей было больно думать о прошлом, вспоминать дедушкину доброту, суровую привязанность отца и тихую всеобъемлющую любовь матери.

Отказ Марча поужинать с ней встревожил Энн. Герцог хотел научиться справляться со своей слепотой. Даже если слепота затрудняла процесс еды, как он мог подумать, что она осудит его? Почему он не разрешает ей помочь ему?

Мужчины гордые. Даже у отца, самого лучшего человека на свете, были свои моменты упрямой гордости. Кузен Себастьян, после смерти отца унаследовавший титул и дом, был нервным и холодным, жестоким и высокомерным. Он представлял собой тот тип мужчины, который запугает молодую девушку до смерти, чтобы получить желаемое. Который таит обиды и набрасывается на любого, кто ему противоречит. Все ее клиенты были гордецами, которые относились к ней как к предмету, который можно купить, использовать и, в конце концов, выкинуть.

Энн отбросила эту тягостную мысль. Это — прошлое. Более того, она стала любовницей доброго, замечательного человека, который заслуживал счастья.

— Как тебя зовут? — спросила Энн.

— Беккет, мисс.

— Хорошо, Беккет. Я сделаю так, как просит его светлость.

Огромную столовую освещали два камина. Стол был сервирован только дня нее. В свете трех канделябров сверкало серебро и горел хрусталь. Строем вошел целый батальон слуг, которые принесли столько еды, что можно было накормить армию, однако Энн с трудом могла съесть ровно столько, сколько помещалось на одной тарелке.

Пока она медленно жевала и заставляла себя глотать пищу, Беккет подходил и наполнял вином ее бокал. Энн выпила больше, чем следовало. Чтобы успокоить нервы. Сегодня вечером ей предстоит заниматься любовью с герцогом на правах его любовницы.

Должна ли она теперь делать что-нибудь по-другому? Дозволено ли ей теперь чувствовать себя посвободнее в отношениях с ним? Или наоборот? Энн знала, что должна подумать о каких-то изумительных плотских утехах, чтобы удивить его. Именно это должна делать хорошая любовница. Но когда у стены стоит целый отряд слуг во главе с Беккетом, трудно думать о таких вещах.

Энн знала, что хочет. Она хотела опять целовать герцога. Целовать его, как делала это под дождем, и продолжать делать это много часов подряд. Но даже если она коснется губами его губ, станет играть с его языком, это не будет длиться всю ночь. Она понимала, что он захочет большего.

Что герцог Марч ожидает от любовницы? О чем может ее попросить? Энн надеялась, что это не слишком ее напугает.

Она поставила бокал на стол. Беккет оторвался от стены и поспешил к ней.

— Теперь, когда вы закончили, мисс, — поклонился он Энн, — его светлость желает, чтобы вы пришли в кабинет.

— Сегодня вечером, — Энн отодвинулась от стола, — в том кабинете не должно быть виски, Беккет. Ты понимаешь?

— Его светлость будет недоволен, — побледнел юноша.

— Со своим раздражением его светлость может прийти ко мне.

Рыжеватые брови Беккета поползли вверх. Он пробормотал что-то, и когда Энн твердо попросила его повторить свои слова, снова покраснел.

— Раньше здесь у его светлости бывало много женщин, и у них имелось много требований. Горячий шоколад в чашках с золотым ободком. Тарелки с пирожными. Ванна с лепестками роз. Мы должны были относиться к ним как к герцогиням. Но ни одна из них никогда не давала приказа, который шел против воли его светлости.

Много женщин. Энн не понимала, почему мысль о том, что герцог принимал здесь других женщин, так задевала ее. Особенно когда она стала его любовницей и понимала, что до нее сюда приезжали многие куртизанки. Неужели этих других он целовал точно так, как ее?

— Я отличаюсь от тех женщин, что бывали здесь раньше, — решительно парировала она. «Наверное, я больше доведена до отчаяния, — подумала Энн. — И может быть, по иронии судьбы мне, больше чем другим, есть что терять, если я его разозлю». Но она не позволит ему сидеть по ночам в кресле в своем кабинете и глушить ночные кошмары алкоголем. В борделе она видела женщин, которые ради джина были готовы на все. В конечном счете это их погубило. — Я намерена делать то, что пойдет на пользу герцогу, — отрезала Энн.


Горячий кофе обжег палец. Девон вздрогнул, сжал зубы, но продолжил наливать напиток. Ему пришлось ткнуть палец в эту треклятую чашку, чтобы не перелить кофе через край.

— Боже мой, ваша светлость, позвольте мне сделать это.

Сэриз. Зашелестели юбки. Она уверенным шагом направилась к нему, как гувернантка, заставшая его за маранием стен. Или как мать, когда искала его, чтобы сделать замечание за чрезмерное увлечение игрой в карты или за то, что он до позднего обеда валялся в постели, страдая от ужасного похмелья.

— Спасибо, мой ангел, но помощь мне не нужна. Я учусь справляться сам. Учусь делать то, что когда-то воспринимал как нечто, само собой разумеющееся. — Черт, почему она должна видеть, как он это делает?

Сегодня днем под проливным дождем они провели вместе много чудесных минут, но прошло несколько часов, и Девон понял, что хочет намного больше, чем просто приспособиться к жизни вслепую. Ему по-прежнему хотелось снова видеть. Он знал, что должен выбросить это из головы, но, черт возьми, сделать это никак не удавалось.

— Учитесь, проливая на руки горячий кофе? — уточнила Энн. — Не хочу, чтобы вы бессмысленно страдали, когда я могла бы просто помочь вам.

— Допускаю, что это на самом деле больно. Зато найдутся женщины, которые расскажут тебе, что, получая удовольствие, я не возражаю против легкой боли.

— О!

Девон уловил удивление в ее голосе, хотя она и пыталась его скрыть. Он поразил ее и напугал. И не понимал, почему сделал это.

— Ангел мой, — вздохнул Девон, — я сделал тебе предложение стать моей любовницей. Надо заключить соглашение.

— Соглашение? — потрясенно повторила Энн.

Разговаривать с ней, не видя ее при этом, было чрезвычайно затруднительно.

— Да, любовь моя. Мы должны оговорить вознаграждение за тот тяжелый труд, который тебе предстоит. Когда я сниму для тебя дом в аренду, ты будешь иметь право пользоваться им на протяжении всего срока аренды. Если я решу расторгнуть нашу договоренность, ты получишь расчет. Вот такие дела.

Мертвая тишина. Девон опять сунул палец в чашку только лишь для того, чтобы определить, где она находится, взял ее и сделал глоток горького напитка.

— Это чтобы защитить тебя, ангел мой, — добавил он в ответ на ее молчание.

— Я понимаю и знаю, что умной любовнице следует заключить такой договор. Но я понятия не имею, о чем просить. Мы будем торговаться, ваша светлость? Вы постараетесь сократить мои требования, тогда как я попытаюсь увеличить количество ваших предложений?

Голос Сэриз звучал безжизненно и холодно. Деловой подход к сексу сразу превращает его в дурацкий спорт. Большинство куртизанок привыкли к такому и вести переговоры по своим договорным обязательствам поручали целой армии солиситоров. Но Сэриз в этом деле, похоже, была так же наивна, как и в поцелуях. Это обстоятельство тронуло сердце герцога. Пробудило в нем желание обнять ее. Утешить. Приласкать, пока не исчезнет ее нервозность. Девон, сидя на стуле, повернулся на ее голос, расставил ноги и похлопал себя по бедрам:

— Подойди, сядь на колени, любовь моя.

— В момент обсуждения условий соглашения?

— Я согласен рискнуть, чтобы ты поставила меня в невыгодное положение.

— Как… О! Вы хотите сказать, что я могу вертеться у вас на коленях и манипулировать вашим желанием, пока мы обсуждаем деликатные подробности.

Черт, чем-то она расстроена, и голос несчастный.

— Ты будешь максимально защищена, Сэриз. Я хочу тебя и готов проявить щедрость, чтобы тебя удержать.

Энн не удержалась и тихонько хихикнула.

— Простите. Но вы уже невероятно щедры.

— Пока не так, как мне хотелось бы. — Теперь Девон слышал, что голос ее зазвучал немного мягче, как будто она больше не испытывала боли, не мерзла и не нервничала. — Если бы мы находились сейчас в Лондоне, любые портнихи были бы к твоим услугам. Я бы скрепил наше соглашение подарком в виде какого-нибудь дорогого у крашения. Завтра ты бы украшала свой новый дом и восхищалась новым экипажем. — Герцог откинулся на спинку стула. — Должен признаться, я еще никогда не обсуждал условия подобного соглашения с дамой, параллельно занимаясь с ней любовью, — задумчиво сказал он. — Хочешь узнать, каким щедрым я буду? Я заинтригован. Мне очень интересно, что ты попросишь, когда решишь, что я полностью в твоей власти.

Почему ее снедает такое беспокойство? Почему так сжалось сердце? Энн не могла понять, что не так. Герцог проявил благородство. Он всерьез намеревался позаботиться о ней.

Энн поразило, насколько уязвимым он казался. Он участвовал в боях и выжил, а сейчас выглядел таким неуверенным. Если она не обуздает свои глупые эмоции и хорошенько не подумает, то все испортит.

Подняв юбки, Энн уселась к герцогу на колени. Он прикрыл глаза, издал одобрительный возглас и потянулся к застежкам на своих брюках, хотя Энн понятия не имела, как он их снимет, когда она сидит у него на коленях.

— Может, не стоит? — со страстью в голосе промурлыкала Энн. — Правда, мне бы не хотелось использовать вас в своих целях, ваша светлость.

Герцог рассмеялся. Слава Богу.

— Вот что я предлагаю, любовь моя. — Оставив в покое застежки, он обнял ее за талию.

Марч продолжил говорить ей о соглашении, распространявшемся на следующий год. Слова с легкостью соскальзывали с его губ, как будто он проделывал это тысячу раз, но Энн отказывалась думать об этом.

Герцог обещал приобрести ей дом. Или в деревне, или, если они вернутся в Лондон, городской особняк. В течение года, если они не примут решения расстаться раньше, она будет в безопасности, у нее появится крыша над головой и изрядная сумма денег, чтобы чувствовать себя независимой.

— Достаточно, любовь моя? — поинтересовался он в конце. — Драгоценности тоже будут.

— Да, — тихо прошептала в ответ Энн. Он только что выложил перед ней рай на серебряном блюдечке. Она может жить той жизнью, о которой раньше, когда работала в борделе, только мечтала. Если бы только ее обстоятельства были другими, если бы только ее не подозревали в убийстве. Она не может рисковать, оставаясь с его светлостью целый год. Как только она скопит достаточное количество денег, чтобы купить билет на пароход и начать новую жизнь, ей придется бежать из Англии.

— Это… превосходит все мои надежды.

— Ангел мой. — Лицо герцога стало серьезным. — Никогда не занижай свою самооценку. Ты — восхитительная любовница и очаровательная компаньонка.

Энн с трудом сглотнула и покраснела от стыда. Ей придется бежать задолго до истечения срока их договоренности. Герцог понятия не имеет, что она согласилась на условия, которые не может выполнить.

Пока не расскажет ему правду и пока он не поверит ей. Она будет в безопасности, если он ей поверит и если сыщики с Боу-стрит признают ее невиновность. Сидя у него на коленях, Энн повернулась. Герцог проявил щедрость и наверняка ждет, что в ответ она поведет себя как обожающая его любовница.

Руки герцога скользнули вверх, и он осторожно сжал грудь Энн. Конечно, теперь ее грудь принадлежала ему, и он мог делать с ней все, что ему нравится. Он только что щедро заплатил за это.

Глупая мысль. Она сама хотела этого.

За время жизни в борделе она научилась совсем ничего не чувствовать. Она и сейчас не должна позволить эмоциям взять верх над собой.

— Спасибо, — прошептала Энн, но у нее дрогнул голос и в глазах закипели слезы. Все свои силы она вложила в роль самоуверенной куртизанки, удерживавшей ее от совершения каких-нибудь глупостей. Разразиться слезами, например, или выложить ему всю правду.

Энн обхватила руками лицо герцога. Его губы растянулись в улыбке, от которой в уголках губ образовались глубокие морщинки, очерчивающие рот. Господи, он был прекрасен, но хоть и улыбался Энн, не смотрел на нее. У нее сжалось сердце. Одна слезинка ослушалась и, пролившись, покатилась по ее щеке.

Да что с ней такое? Она уже очень давно не давала волю эмоциям. И сейчас никак не могла сдержать их.

Энн, бережно удерживая в ладонях его лицо, крепко поцеловала герцога. Она старалась повторить каждый подаренный ей под дождем изумительный поцелуй. Раздвинув губы, ее язык проник в глубину его рта, и Энн ощутила влажное тепло и горький привкус кофе. Она дразнила герцога, заигрывала с его языком и дерзко пыталась любить его одним только ртом.

Этот поцелуй обжег ее от губ до кончиков пальцев на ногах. Однако Энн знала, что герцог ждет более эротичной благодарности, чем эта. Она соскользнула вниз и опустилась перед ним на колени.

— Ангел мой, что ты делаешь? — смущенно спросил герцог, и Энн без слов ответила на его вопрос, расстегнув застежку у него на брюках.

Герцог резко вздохнул. Под брюками ничего больше не было. Он оказался очень возбужден.

Энн наклонилась и поцеловала восставшую плоть. Герцог вздрогнул. Энн закрыла глаза и стала ласкать его.

Она старалась изо всех сил, но так и не смогла подвести его к пику страсти. Энн меняла позу, разнообразила свои движения, но герцог, хоть и стонал и изгибался ей навстречу, так и не достиг кульминации. Господи, но почему? Что она сделала не так?

— Отлично, ангел мой. — Герцог откинул голову на высокую спинку стула и глубоко дышал. — Но я придумал кое-что еще. Ты когда-нибудь занималась любовью на качелях?


Глава 8


— Это не похоже на обычные качели, — заметила Энн и сильно покраснела, услышав громкий смех герцога. Наверное, она действительно говорила слишком… чопорно для куртизанки. Но это была правда. Качели шокировали ее, поскольку предназначались для занятий любовью и постоянно висели в хозяйской спальне его дома.

Нет, конечно, это не являлось его домом. Это был охотничий домик, предназначенный для бурных вечеринок. И ей следовало вести себя как безрассудно смелой любовнице.

Герцог взобрался на кровать, отодвинул створку балдахина, и вниз упала целая связка белых шелковых веревок. Они каким-то таинственным образом крепились к деревянной конструкции вверху. Когда герцог распутал их, Энн увидела сплетенное из веревок сиденье. Герцог толкнул качели, и они стали медленно раскачиваться над кроватью,

— Вы уверены, что эта штука не опасна?

В полумраке раздался тихий смех герцога. На туалетном столике горела свеча, отбрасывая на него золотистые блики.

— Да, любовь моя. Абсолютно безопасна. Во всяком случае я так слышал. Эту штуку повесили здесь давно, задолго до того, как я попал на войну. — Герцог задумчиво толкнул качели, и улыбка исчезла с его лица. — Я никогда ею не пользовался.

— Почему? — У герцога был встревоженный вид, и Энн хотелось знать почему.

— Я выбрал себе невесту, а это означало: больше никаких любовниц. В охотничьем домике никаких оргий, никаких куртизанок.

— Вы планировали жениться?

— Когда мужчина любит кого-то, ему не нужна другая женщина в постели, — ответил Девон.

Наверное, это было наивно с ее стороны, но Энн ему поверила. И все же что произошло? Почему он не женился, если влюбился? Кэт советовала ей никогда не задавать покровителю неудобных вопросов — естественно, никаких вопросов о любви — и никогда не совать нос в чужие дела. Джентльмену нужна любовница, которая всегда соглашается с ним, которая рассеивает его тревоги, а не провоцирует их.

Герцог, стоя на коленях на кровати, остановил качели, он был голым, и в этой наготе невероятно красивым.

Будучи девчонкой-сорванцом, Энн лазила по деревьям, гуляла вдоль скользких перил мостов, смело ездила верхом без седла. Годы, проведенные в борделе, истощили ее силы и сделали послушной. Сможет ли она залезть на эту сомнительную конструкцию и заняться любовью, не причинив вреда ни себе, ни герцогу?

— Я помогу тебе забраться, — предложил герцог. Всем своим видом он выражал такую оптимистичную надежду, что Энн поняла, она должна попробовать. Герцог галантно протянул ей руку, но и тогда размещение на качелях сопровождалось многочисленными визгами, замиранием сердца из-за страха падения и его тихим, хриплым от желания смехом.

Наверняка своим поведением она все портила самым чудовищным образом. Для него это должно быть фантазией. Энн знала, как важны для мужчин эротические фантазии. Если она продолжит визжать от страха, едва не падая с этих качелей, то все только испортит…

— Забирайся, — хрипло велел герцог, и голый зад Энн устроился на веревочном сиденье. Оно опустилось под тяжестью ее тела, и веревки приняли форму ее мягкого места. Они оказались удивительно нежными, а их прикосновение — неожиданно возбуждающим.

Ноги Энн коснулись кровати, и она осторожно оттолкнулась от нее. Герцог растянулся под ней, и Энн забыла дышать. Качели опустились так низко, что ее плоть коснулась живота герцога. Самое интимное место самым постыдным образом оказалось открытым для обозрения через дырки в сиденье.

Герцог поймал ее за бедра. От кипевшего в нем желания черты его лица обрели жесткость.

— Прими меня, ангел мой, покачайся на мне. Будь смелой, не сдерживай себя, делай так, как тебе хочется.

— Хорошо. — Раскачиваясь, Энн согнулась и потянулась вниз, едва не свалившись. — Ой! — испуганно воскликнула она.

— Сэриз?

— Все в порядке. — Энн, поерзав, вернулась на место. Она больше ощущала себя селедкой, попавшей в сеть, чем смелой дамой. — Вам придется… э-э… подержать себя. Я не могу дотянуться.

— А, намекаешь, что природа не слишком щедро одарила меня, да?

— Да нет же! — воскликнула Энн, испугавшись, что совершила ошибку. — Как раз наоборот, но моя рука не может дотянуться, пока не… — Тут Энн заметила, что герцог подмигнул ей. Правой рукой он обхватил свою плоть и поднял вверх всю ее поразительную длину. Он проник в ее тело, полностью заполнив собой. Боже мой, вот уж действительно захватывающее ощущение, когда он внутри, когда ты покачиваешься на нем, почти не касаясь, за исключением того места, где его плоть глубоко проникает в твое тело.

Герцог мягко толкнул ее, заставляя качаться на нем, и его восхитительно красивое лицо исказила гримаса страдания.

— Жаль, что я не вижу тебя. Мне хочется видеть, как ты покачиваешься, видеть свою плоть внутри тебя. Черт, я хочу видеть твое лицо, когда доставляю тебе удовольствие.

Энн не хотела, чтобы это напоминало герцогу о его слепоте.

— Как мне хочется видеть вас, но у меня закрыты глаза, — подыграла она и, услышав молчание в ответ, затаила дыхание.

Но герцог тихо засмеялся и толкнул качели, вращая ее и раскачивая из стороны в сторону. Внутри Энн взорвались ощущения такой силы, что она почти отпустила веревки. Потом она открыла глаза и увидела себя в большом зеркале.

Дикарка, парящая на качелях из белых шелковых веревок, с растрепанными волосами. С набухшей грудью и с раскрасневшимися щеками. Между ячейками сиденья протиснулась кожа ее ягодиц.

— О Боже, какой у меня позорный вид! — забывшись, задохнулась Энн. — Я хотела сказать, — поспешно добавила она, — что выгляжу ужасно, ну и немножко глупо на этих качелях. Вы не очень много теряете.

— Не говори так. — Герцог остановил качели. Ей очень хотелось получить наслаждение, покачиваясь на нем, но он не даст ей. — Я не вижу тебя, но знаю, что ты прекрасна. Во всех отношениях.

Это было так приятно, что у Энн перехватило горло. Она должна быть дерзкой, а не плаксивой.

— Давайте качаться, ваша светлость, — стараясь придать своему голосу уверенности, сказала Энн, — и взлетать к пику страсти.

Он раскачивал ее вперед-назад, ноги Энн и ее зад соприкасались с телом герцога. Внутри росло приятное напряжение. Желание нарастало. Желание чего-то большего… более интенсивного движения.

Энн повертелась на сиденье, потому что это помогало ей раскачиваться с необходимой для нее частотой, и наиболее чувствительная точка ее тела касалась напряженной плоти герцога. Потом на нее обрушилась волна неожиданного удовольствия. Пока она скользила вдоль его тела, герцог ласкал пальцами ее разгоряченную плоть. Энн снова прикрыла глаза и с силой вцепилась в веревки.

На этот раз она не хотела просто терпеть его прикосновения, ей ужасно хотелось насладиться ими. Как это сделать? Энн старалась не думать ни о чем другом, кроме того, какие ощущения испытывает герцог, находясь внутри ее. Она закрыла глаза и стала раскачиваться на нем. Отчаянно. Решительно. Но чем больше она старалась, тем больше ощущала, как ускользает ощущение наслаждения. Энн широко распахнула глаза, наслаждаясь красотой герцога, эротичностью и пикантностью происходящего…

Было слишком поздно. Она не смогла получить наслаждение. Придется притворяться, как она делала всегда. Ее охватило такое разочарование, что Энн готова была расплакаться. Но как бы там ни было, обманывать его надежды она не имела права.

— Ваша светлость! — выкрикнула Энн. Она заставила себя дрожать всем телом и, работая внутренними мышцами, плотно обхватила его плоть. Она стонала и причитала, как будто находилась на вершине блаженства. Герцог обхватил бедра Энн, чтобы глубже погрузиться в ее тело, издал хриплый стон, выгнулся ей навстречу и, закрыв глаза, выкрикнул ее имя.

Опустившись на кровать, Девон тяжело дышал. Плоть потеряла твердость и выскользнула из тела Энн вместе с потоком горячей жидкости.

— Иди ко мне, — протянул руки герцог. — Я не вижу тебя, чтобы помочь.

— Не важно. — Энн крепко сжала его руки. — Это все, что мне нужно. — Герцог поддержал ее, когда она голыми ногами встала на кровать и спустилась с качелей. Потеряв равновесие, Энн рухнула на него, но он только рассмеялся.

— Моя отважная Сэриз, — прошептал герцог.

От этих слов у Энн встрепенулось сердце, отгоняя прочь ее недовольство собой. Герцог повернул ее так, что теперь они лежали на боку, лицом друг к другу, и нежно, с любовью поцеловал Энн.

— Спасибо, — глубоко вздохнув, пробормотал он. — Эго было… невероятно. Ангел мой, расскажи мне, как это выглядело.

Наверное, хихиканье было не самым лучшим вариантом ответа. Энн размышляла, как она выглядела на качелях, как неловко чувствовала себя, но как чувственно и захватывающе это было. А еще ей очень понравилось слушать его смех. Она вдруг поняла, что никогда не слышала мужского смеха во время занятий любовью.

— Ну, вы выглядели, как всегда, дьявольски красиво, как ожившая греческая статуя, за исключением выдающейся вперед величественной плоти. У меня был такой вид, как будто меня посадили в гнездо…

Раскатистый смех герцога остановил Энн.

— Дразнишь меня, да? — Его пальцы проскользнули к ней под мышки. — Я тоже так могу.

— Ваша светлость… — Он щекотал ее! Энн не смогла сдержать смех. Потом не могла остановиться, потому что он не переставал ее щекотать. У нее горело лицо, оно наверняка покраснело от безудержного смеха. Вряд ли так выглядит опытная, таинственная куртизанка, но Энн было все равно. Ее это не беспокоило. Она испытывала прилив сил от удовольствия и тот удивительный восторг, какого не испытывала очень давно. Когда она в последний раз так смеялась? Энн не могла вспомнить. Уже много лет у нее не было повода. А сейчас у нее голова кружилась от веселья. Как она ни старалась замолчать, у нее ничего не получалось.

Наконец герцог перестал щекотать ее, и Энн попыталась отдышаться.

— Никогда не думал, что ты такая хохотушка, ангел мой, — прошептал герцог, приподнимаясь на одной руке. — Я даже не помню, когда еще так смеялся.

Было бы здорово, если бы смех не прекращался. А чтобы сохранить это ощущение радости, надо было снова заняться любовью. Герцог начал вставать с кровати, но Энн обняла его за плечи, удерживая рядом.

— Когда вы снова будете готовы, можно ли заняться любовью, чтобы на качелях оказались вы, ваша светлость?

На этот раз брови герцога поползли вверх, почти скрывшись под волосами.

— С моей точки зрения, это звучит опасно, любовь моя. Почему бы нам не попытаться сделать это вместе? Разумеется, ты — сверху.

Он почувствовал напряжение Сэриз, когда она скакала на нем, сидя на качелях. Девон ощутил это опять, когда уселся на веревочное сиденье, а Сэриз оседлала его. Он перехватил ее руки, державшиеся за веревку, и крепко сжал их. Черт, у нее, наверное, побелели косточки пальцев.

Неужели ее так напугали качели?

Она опустилась на него, и ее разгоряченное лоно прижалось к его твердой плоти. Девона охватила волна удовольствия. Но он по-прежнему чувствовал в ней какую-то напряженность. Такую же зажатость он отметил в ней, когда первый раз ласкал ее ртом.

Он решил, что доставил Сэриз немало приятных минут, которых было достаточно, чтобы расслабиться, потому что она громко кричала, когда достигла вершины блаженства. На качелях она смеялась. Должно быть, ей понравилось.

Тогда почему она так напряжена? Чего боится?

Девон вспомнил, как Сэриз взяла его руку и провела ею по шрамам у себя на спине. Конечно, она боится, ведь хозяйка била ее. Неужели она боится, что он поднимет на нее руку? От этой мысли Девону стало больно. Он предупреждал ее, что может причинить боль, говорил, что может нанести еще более ужасные повреждения, чем ее хозяйка. Конечно, она боится его. Наверняка боялась каждый раз, когда они занимались любовью.

— Не бойся, ангел мой, — пробормотал Девон и судорожно вздохнул, когда пальцы Энн сжали его напряженную, как камень, плоть. — Я не причиню тебе боли.

— Я знаю. — Обхватив рукой пульсирующую плоть, Энн стала дразнить герцога, касаясь ею своего влажного разгоряченного лона. — Я знаю, что вы не сделаете этого. — С этими словами она направила его твердый ствол внутрь своего тела, и герцогу пришлось бороться за возможность думать на фоне стремительного натиска желания, наполнившего его.

«Двигайся, доставь ей удовольствие», — настаивало его тело. Но ему не хотелось получать удовольствие самому, пока она так напряжена. Герцог старался контролировать себя.

— Чего ты боишься, любовь моя? Ты была напряженной на качелях. И хрупкой как лед, когда я ласкал губами твою очаровательную плоть.

— Я… Нет, я не напряжена.

— Ангел мой, ты напряжена. Я чувствую. Поскольку видеть тебя я не могу, мне приходится сосредотачиваться на всем остальном. — Герцог провел руками по плечам Энн. — Они сжаты от напряжения. — Потом коснулся ее затылка. — Твои мышцы натянуты как струны.

— Просто я боюсь потерять равновесие на качелях, вот и все.

Девону хотелось верить, что все дело только в этом, хотелось развеять страхи Сэриз, подвести к кульминации. Он обожал слушать ее нарастающий крик, когда она взлетала к вершине экстаза. Он решил вернуть ей каждое мгновение жаркой страсти, которое она подарила ему.

— Держись за меня, — хрипло сказал он, — давай покачаемся.

Девон мягко оттолкнулся, и они скользнули назад. Энн вскрикнула. Качели двинулись вперед, и плоть Девона глубоко проникла в ее тело. Черт, его мозг охватил несказанный блаженный восторг. Но она по-прежнему была натянута как струна.

— Расслабься, Сэриз. Давай, ангел мой. Получай удовольствие. — До него вдруг стало смутно доходить, что свои мольбы к ней он произносил вслух.

Энн застонала. Стон был темным, как шоколад, глубоким, как его проникающие движения, хриплым, как его собственный голос в моменты страсти.

— О-о! Ах! — вскрикивала она при каждом взлете качелей.

Но теперь Девон услышал это. В ее голосе звучали искусственные нотки. Она застонала, и ее голос понизился до страстного урчания, которое гарантировало, что мужчина сойдет с ума.

— Больше не могу! — выдохнула Энн. — О-о, ваша светлость!

Но, даже издавая эти страстные звуки, она по-прежнему лежала на нем доской. Она визжала от удовольствия, но чувствовала ли это удовольствие на самом деле? Девон понял, что его возбуждение пошло на спад. Он сосредоточился на Сэриз, на каждом хриплом звуке, который она издавала, на каждом прерывистом вздохе. Он протиснул руку между их телами и коснулся ее плоти. Там даже не скопилось влаги. А ведь это должно было произойти, если она испытывала экстаз. Неужели весь этот шум она изображала даже в том случае, если ей не нравилось? Неужели устраивала ему спектакль?

— Ангел мой, тебе понравилось? — поинтересовался Девон, хотя даже не знал, хочет ли получить ответ на свой вопрос.

Но потом понял, не важно, что она скажет. Занятие любовью не должно сводиться только к его удовольствию. Ему хотелось, чтобы она тоже получала его. Ему претила мысль, что она просто механически участвовала в процессе, испытывая неудобство и страх.

— Все хорошо, Сэриз? Я был на высоте? — Черт, неужели она так сильно боится его?

— Ваша светлость, вы превосходны. Конечно, все хорошо. Вы доставили мне наслаждение много раз.

В ее голосе Девон услышал страх.

— Нет, мой ангел, не доставил. — Неужели это потому, что он слепой? Или потерял свое мастерство? Ведь прошло уже много времени с тех пор, как он занимался любовью. Он не делал этого с тех пор, как потерял Розалинду и ушел на войну.

— Нет, все было хорошо, — настаивала Энн, при этом в ее голосе звучало почти отчаяние. — Позвольте мне доказать это, ваша светлость.

— Тебе ничего не надо доказывать, Сэриз. Я просто хочу доставить тебе удовольствие.

Как он узнал? Что она сделала не так? Где допустила ошибку?

Энн замерла у него на коленях. Женщины в борделе утверждали, что каждый мужчина обожает хороший спектакль. Мужчины, по их словам, всегда хотят думать, будто они — превосходные любовники, поэтому охотно верят женским стонам и крикам. Но герцог догадался, что ее крики и стоны были искусственными. Он почувствовал ее напряжение. Господи, он настолько проницателен, что все понял?

Господи, какая ирония. Ей действительно понравилось. Она не боялась его. Она была так близка к кульминации, но оргазма не получилось. Теперь герцог опасался, что ей совсем ничего не понравилось.

— Вы действительно доставили мне удовольствие, — продолжала настаивать Энн. Как ей убедить его? Голос у него какой-то… обиженный. Ее главная задача как любовницы — сделать так, чтобы он был доволен в постели.

— Это потому что я слепой, да?

Вопрос герцога смутил Энн.

— Это… — пробормотала она и умолкла. — Вы необыкновенно хороши. Все, что вы делаете для меня, прекрасно. Идеально. — Если ее спектакля оказалось недостаточно, что теперь она может сделать? И почему это важно, испытала она оргазм или нет? — Вы самый превосходный любовник, ваша светлость. И единственное, что мне хочется сделать, так это доставить вам удовольствие.

В полной тишине Энн слышала, как стучит ее сердце. Она сказала ему правду. Он оказался прекрасным любовником, и она действительно хотела доставить ему удовольствие.

— Ну хорошо, дорогая. Давай тогда испытаем это удовольствие вместе. Может быть, в этот раз на кровати?

Энн сонно сопела на груди герцога.

Боже мой, неужели они два полных дня провели в постели, занимаясь любовью? В ту ночь, когда он интересовался ее оргазмом, это происходило еще три раза. Теперь, похоже, герцог поверил в то, что она побывала на вершине страсти. Разочаровывало лишь одно: она просто не могла достичь оргазма. Может быть, все дело в ней. А может, свою роль сыграло ее прошлое. Ей нравилось заниматься любовью с герцогом, но она не могла достичь наивысшего блаженства от этого процесса. И должна держать это в строгом секрете.

В процессе занятий любовью они прерывались только на еду, которую им подавали в спальню. Энн быстро поняла, почему герцог не хотел присутствия посторонних во время трапезы. Он все еще учился есть, ничего не видя.

Энн, воспользовавшись опытом дедушки, показала герцогу, как для удобства разложить еду на тарелке по принципу циферблата: мясо туда, где на циферблате было бы три часа, картофель — в районе девяти, овощи — на двенадцати. Она тихо попросила Тредуэлла научить лакея при каждом прием пищи сервировать еду для герцога именно в таком порядке и осторожно подсказывать расположение каждого блюда.

— Ангел мой, пожалуй, нам пора выбраться из постели. — Усмехнувшись, герцог провел рукой по растрепанным волосам Энн.

— Мм… нам пора?

— Настало время поменять постельное белье, любовь моя, — рассмеялся герцог. — Наградой за это станут чистые хрустящие простыни.

— Было бы замечательно. Возможно, вы разделите их со мной на всю ночь? — осмелев, спросила Энн.

Девон не спал с ней вместе. Ждал, пока она, как он думал, засыпала, уходил в соседнюю спальню и закрывал за собой дверь, вероятно, чтобы она не слышала его криков или не знала, что большую часть времени он ходил по комнате.

Но Энн все это слышала, и всякий раз, когда он кричал во сне, она торопилась к нему. Не важно, насколько сильно он метался во сне, она садилась на край кровати и успокаивала его. Должно быть, он настолько сильно уставал от занятий любовью, что даже не просыпался, когда она прикасалась к нему. Всякий раз ей удавалось вернуть его к нормальному сну.

Энн знала, что Беккет ее не послушал: он все-таки приносил в ту комнату бренди. Два дня подряд, когда герцог спал, она потихоньку разбавляла напиток. Совсем понемногу, чтобы никто не заметил.

— Так вы попробуете спать со мной, ваша светлость? — не услышав ответа, повторила свой вопрос Энн.

— Ангел мой, — вздохнул Девон, — почему тебе так хочется рисковать? У нас нет необходимости спать вместе. Мы можем позаниматься любовью, потом я оставлю тебя отдыхать. — Герцог намотал на свой палец один из ее спутанных локонов. — Это превосходно работает. Даже мои родители, нежно любившие друг друга, не ночевали в одной постели. Отец всегда утверждал, что для него это было частью волнительного действа: подойти к комнате матери, постучать в дверь и надеяться, что она ответит взаимностью.

Энн захихикала в ответ. Это правда: женатые пары не делили постель. Почему она так решительно настроена заставить его спать вместе с ней? Это докажет ему, что он исцеляется, а Энн была уверена, что все так и есть. Но вместе с этим она боялась, если ему приснится ночной кошмар и он ударит ее, то воспримет это как доказательство собственного сумасшествия.

Но он не сумасшедший. После пары дней, которые она провела вместе с ним, Энн была абсолютно уверена в этом.

Герцог пошлепал ее по мягкому месту и оторвал от себя, нежно помогая ей растянуться на сбитых простынях рядом с собой.

— Я приказал заложить экипаж, чтобы отвезти тебя в деревню. Там есть портниха и шляпница. Выбери себе одежды столько, сколько пожелаешь. Швея должна немедленно все подогнать по размеру. Напиши записку с этими указаниями, я ее подпишу.

— Вы хотите, чтобы я купила одежду?

— Мне показалось, что у тебя, кроме моей рубашки и платья, в котором ты появилась здесь, ничего больше нет. Я не могу держать тебя здесь и заставлять день за днем ходить в одном и том же платье.

— Два дня вы держали меня вообще без платья.

— Не забывай наш договор. Я не справляюсь с обязанностями покровителя, — беспечно сказал герцог и тут же мрачно поджал губы. — Если бы мы были в Лондоне, утром, после того как я сделал свое предложение, ты бы первым делом помчалась к самой модной модистке в городе.

Помчалась бы? По правде сказать, она бы так не сделала. Так быстро она бы не додумалась до этого. В течение многих лет она не могла даже мечтать о покупке платья. Но, являясь любовницей герцога, она опозорит его, если не будет следовать моде. По иронии судьбы она поставит его в неудобное положение, если не будет легко тратить его деньги. Тем не менее Энн почувствовала облегчение, ведь герцог, похоже, забыл о ее напряженности.

— Составите мне компанию в моем путешествии, ваша светлость? — спросила Энн. — Тредуэлл говорил мне, что наша вчерашняя прогулка под дождем — первая для вас за две недели.

— По-видимому, однажды ночью я выбежал из дома в лес, когда мне приснилось, будто я участвую в сражении. Закончилось все тем, что я оказался в реке и едва не утонул. Поскольку в тот раз все обошлось, следующую попытку я решил отложить.

Господи, неудивительно, что он не покидает дом.

— Поехали со мной. Будет замечательно, если мы прогуляемся вместе.

— Нет, мой ангел. Поезжай сама и возьми кого-нибудь из прислуги. Купи все, что пожелаешь. Я не смогу увидеть это, но хочу знать, что ты довольна.


Экипаж герцога с грохотом катился по главной улице деревни Уэлби, которая находилась в четырех милях от его дома. Энн высунулась из окна. Сквозь серые облака проглядывали лучи солнца, освещая ряд небольших магазинчиков. Деревенские дети бежали за экипажем. На пороги магазинов выходили лавочники. Дамы поспешно приводили в порядок наряды своих дочерей.

Зеленые просторы общинных земель напомнили ей о деревенских праздниках, и о Майском дереве, и о том, как она носилась по траве, несмотря на то, что обычно носила белоснежное муслиновое платье. Потом от внезапного сердечного приступа умер отец, и Энн, потеряв его, даже не успела оправиться от ужаса, как появился Себастьян. Он был виконтом. И хотел жениться на ней.

С того времени как Энн исполнилось восемь лет, Себастьян, всякий раз, приезжая в Лонгсуорд, демонстрировал свой пристальный интерес к ней. Он стал целовать ее, но не легкими поцелуями кузена, а прижимался к ее губам своими ужасно мокрыми губами. Всякий раз, когда он заставал Энн одну, он прикасался к ее груди или к мягкому месту или засовывал руку под юбку и гладил ее ноги. Даже теперь, вспоминая об этом, Энн бросало в дрожь. Она чувствовала себя неловко, ей казалось, будто она в чем-то виновата, изнутри поднималась волна тошноты.

Они с матерью оказались во власти Себастьяна. Мать согласилась, что Энн не следовало выходить за него замуж.

Ей исполнилось только пятнадцать. Но однажды ночью Себастьян пришел к ней в спальню. Он заявил, что если лишит ее невинности, то ей придется выйти за него замуж. Поначалу, когда он забрался на нее, Энн замерла. Потом ее настолько ужаснула мысль о браке с этим человеком, что, пока Себастьян пытался справиться со своей одеждой, она умудрилась выскользнуть из-под него. В отчаянии она схватилась за край ночного горшка. Когда Себастьян прыгнул на нее, чтобы повалить на кровать, она швырнула в него горшок.

В спальню прибежала мать вместе с прислугой: экономкой, служанками, лакеями. Все собрались на ее пронзительный крик, который был наполнен больше яростью, чем ужасом. Потом Энн увидела лицо кузена и действительно похолодела от страха. Красный, с выпученными глазами, он выглядел так, словно хотел убить ее. В ту же самую ночь мать собрала их нехитрые пожитки, преданные слуги приготовили экипаж, и они сбежали. Ехать им было некуда. Семья матери отдалилась от них, потому что ее дедушка, отец матери, женился не на той женщине, которая подходила бы ему. Бабушка Энн в прошлом была оперной певицей и танцевала на сцене. Мать сказала Энн, что ни к кому из ее семьи они поехать не могут, никто из родственников матери их не поддержит. Поэтому они двинулись в Лондон. Несмотря на то, что жили они в крайней нищете, несмотря на то, что мать много и тяжело работала, она старалась, чтобы Энн чувствовала атмосферу любви, как это было, когда она росла в Лонгсуорде…

Энн подъехала к маленькому магазинчику, в витрине которого были выставлены ткани.

Лакей помог ей выйти из экипажа. Энн толкнула дверь и услышала мелодичный звон колокольчика.

К ней навстречу поспешила модистка, на шее у нее красовалась ленточка. У женщины были каштановые, с проседью, волосы, собранные в шиньон, великолепно сшитое дневное платье, свидетельствовавшее об отличном вкусе своей хозяйки. Энн, собираясь, расчесала и заколола свои волосы, а поверх платья накинула плащ. Но для середины дня фасон ее платья никак не подходил, и находилось оно в плохом состоянии. В магазине присутствовали еще две женщины. У Энн упало сердце. Разумеется, это были респектабельные дамы, принадлежавшие к местному дворянству.

Энн объяснила цель своего визита и сообщила, что все ее покупки оплатит герцог Марч.

— Понятно. — Брови модистки взлетели резко вверх. — Я благодарна герцогу Марчу за снисходительность, но… — неуверенно продолжала она, оглянувшись на двух женщин, худощавую темноволосую и полную с белокурыми волосами. — Это респектабельное заведение, мисс, — понизив голос, пробормотала она. — Я не смею оскорблять чувства благородных дам этой деревни.

Женщины холодными взглядами окинули Энн. Худая, прикрыв рот рукой в перчатке, что-то прошептала на ухо своей приятельнице. Рот блондинки округлился. Наверняка худая произнесла слово, которое возмущало всех приличных дам. Проститутка. Если бы Энн заболела чумой, ее сторонились бы меньше.

Она понимала, что может вздернуть нос и от имени герцога потребовать, чтобы ее обслужили. Но мужество покинуло ее. Она повернулась и выбежала из магазина. У нее за спиной звякнул колокольчик и захлопнулась дверь, а невозмутимый лакей быстро распахнул перед ней дверцу экипажа, как будто поспешно выбегать из магазина было обычным делом для любовницы герцога.

Экипаж покатился по дороге, и Энн, оцепенев, закрыла руками лицо. Какое все это имеет значение, если она не принадлежит к респектабельному слою общества? Какое это имеет значение, если сыщики с Боу-стрит хотят ее повесить? Разве она плохая? Нет. Она спасла из борделя трех невинных девочек. И хорошо бы ей просто выжить. Выживание — вот что важно для нее сейчас.

Энн показалось, будто на обратную дорогу до дома герцога времени ушло гораздо меньше, чем на поездку в деревню. От крыльца конюх уводил чью-то лошадь. У Энн упало сердце. Неужели это сыщик с Боу-стрит? Нет, она должна прекратить паниковать. Возможно, это просто друг герцога…

Это мог быть лорд Эштон! После того как Кэт отказалась от его предложения поехать к герцогу, он вполне мог продолжить поиски другой женщины для этих целей. А что, если он приехал сообщить, что кого-то нашел? Тогда герцог узнает, что вся ее история — ложь.

Энн заставила себя подойти к входной двери. Тредуэлл встретил ее и принял плащ. Теперь Энн уже привыкла к его странной внешности и даже заметила, что обычно в его глазах искрится веселый блеск. Но в этот момент у него был очень серьезный вид.

— У герцога посетитель? — обычным голосом спросила Энн. Удивительно, как ей это удалось, при том, что сердце готово было выпрыгнуть из груди.

— Да, мисс. Сыщик из Лондона. Его зовут мистер Уинтер. Я слышал, что когда-то он работал сыщиком на Боу-стрит.


Лорда Норбрука преследовали видения.

Себастьян в собственной спальне затуманенным взором смотрел на свое отражение в зеркале. Его платье, как обычно, выглядело безупречно — исключительная элегантность в стиле «красавчика Браммела». И все же внутри его не отпускало чувство разочарования, а голова раскалывалась от большого количества выпитого портвейна. Прошлой ночью ему снилось, будто Энн в его постели. Она снилась ему такой, какой была когда-то в Лонгсуорде. Он так сильно хотел ее. И ненавидел. Ненавидел, ненавидел, ненавидел.

Как она посмела отказать ему? Себастьян покачал головой и болезненно поморщился. Энн больше не тот очаровательный маленький ангел, каким была когда-то. Теперь она стала грязной. Маленькой она была такой замечательной, такой чистой.

Ему так сильно хотелось дотронуться до нее. Он не мог забыть, в какую прекрасную девушку она превратилась, когда впервые ее волосы уложили в высокую прическу. Его преследовали воспоминания о золотистых завитках волос, колечками лежавших на ее шее, и о прелестной округлости молодой груди, видневшейся в лифе платья. Но как теперь он сможет ласкать эту восхитительную грудь, зная, что Энн перестала быть недотрогой?

Стоя перед зеркалом, Себастьян изменил выражение лица, словно надел маску. Теперь он выглядел так, как должен выглядеть виконт, а не как человек, страдающий от страсти к неблагодарной девчонке, которая не заслужила его желания обладать ею.

Каждый его шаг отдавался болью в голове. И это Энн виновата в том, что он так много выпил накануне. Несмотря на ужасное состояние, Себастьян спустился в гостиную, чтоб поприветствовать гостью. Дама почтенного возраста, прабабушка Энн по материнской линии, при его появлении встала. У нее были совершенно седые волосы, на шее сверкали рубины, а шелк подчеркивал стройную фигуру.

— Ты нашел ее? — с тревогой на лице спросила она.

— Нет еще, дорогая моя леди Джулия. — Изображая приличествующую джентльмену заботу о взволнованной старушке, Себастьян поспешил подойти к ней. — Но это не займет много времени. Я не пожалел никаких денег на поиски.

На него пристально смотрели грустные темно-зеленые глаза, но печаль этой женщины только рассердила Себастьяна. Ей ничего не известно о настоящих мучениях. Она думала, что он найдет Энн, она помирится со своей правнучкой и все будут счастливы. Она понятия не имела, что теперь Энн испорчена. И даже не представляла, как сильно он страдал, желая Энн и одновременно ненавидя ее.

— Боюсь, она мертва, Норбрук, — прошептала леди Джулия. — Мне хотелось загладить свою вину перед ней, но, боюсь, я слишком опоздала.

— Нет, вы должны верить. — Себастьян сжал руку старушки и проводил ее к небольшому диванчику. — Я уверен, Энн жива. — Да, в этом он был убежден. В том, что Мик Тейлор найдет ее, как обещал, Себастьян не был так уверен.

— У меня нет другой семьи, Норбрук, — уцепилась за его руку леди Джулия. — Мой сын, дедушка Энн, умер. Две мои дочери ушли в мир иной, и детей у них не было. У меня есть два зятя-бездельника. Они ждут, что свое состояние я оставлю им. А я этого не сделаю. Я их презираю. Своей единственной наследницей я сделала Энн.

Эту историю он слышал много раз, и единственное, что его интересовало, так это заверение леди Джулии, что своей наследницей она сделала Энн. Она отреклась от деда Энн, своего сына, после его женитьбы на оперной танцовщице.

Отказалась признать его семью: дочь Миллисент и правнучку Энн. Но теперь, заканчивая свою жизнь в полном одиночестве, старая ведьма приехала в Лонгсуорд, чтобы найти Энн, единственную, кто у нее остался.

— Да, моя дорогая, скоро Энн будет дома. — На этот раз Себастьян заставит Энн выйти за него замуж. Энн будет готова на все, поскольку ее подозревают в убийстве хозяйки борделя, а ему придется жениться на ней. Ибо он отчаянно нуждается в деньгах.

Эти игорные дома надули его. Он же умный джентльмен, как он мог так проиграться в простую игру в кости? Однако Себастьян не посмел даже намекнуть, что его обманули. Эти звери, стоящие во главе подобных заведений, к подобным вызовам относятся недоброжелательно. Сейчас они хотят получить свои деньги. А у него их нет.

Себастьян заложил имение, но долги значительно превышали его доходы. Когда он женится на Энн, сможет надеяться на получение денежных средств от имения леди Джулии.

Это означает женитьбу на опороченной, испорченной женщине. Это означает, что ему придется касаться Энн теперь, когда он чувствует к ней отвращение.

— Если бы только моя внучка не покидала дом, — проник в его мысли дрожащий голос леди Джулии, — она осталась бы жива и Энн находилась бы в безопасности. Я до сих пор не понимаю, почему она увезла Энн в Лондон, Норбрук.

У него в висках с новой силой начала пульсировать боль. Но почему эта старуха продолжает так надоедливо об этом твердить?

— У матери Энн был роман с женатым человеком, — спокойно соврал Себастьян. — Она поехала за ним в Лондон, но он разорвал эту отвратительную связь. Миллисент оказалась без денег и закончила свои дни в трущобах. Но это не важно. — Неужели этот божий одуванчик никогда не перестанет говорить об этом? — Я найду Энн. Обещаю.

Энн следовало сделать так, как ей сказали. Она должна была выйти за него замуж. Теперь единственным утешением для него в этом браке оставалось вот что: как только она вновь окажется в его власти, он накажет ее за непослушание. И получит большое удовольствие.


Глава 9


Ему необходимо чем-то заняться. Он должен что-то делать, но способен только медленно ходить, считая ступени и размахивая прогулочной тростью, чтобы не наткнуться на мебель.

Проклятая слепота.

В кабинете Девон нащупал стакан бренди. Нанятый им в Лондоне сыщик Максимилиан Уинтер привез отчет о добытых в лондонских трущобах сведениях. Бывший сыщик с Боу-стрит дал ему адрес, но тот, кого он разыскивал, жена и ребенок капитана Таннера, убитого в сражении под Ватерлоо, исчезли.

Девон осушил уже два стакана бренди. Напиток опять оказался разбавленным, и он ревел на лакея до тех пор, пока его запас не пополнили настоящим крепким бренди. Молодой лакей Беккет в конце концов признался, что они разбавляли напиток по приказу мисс Сэриз, как они называли ее в своем кругу.

В тот момент Девон осознал две вещи. Первое: он не знает фамилии своей любовницы и не может прочесть их договор, чтобы узнать, как она подписалась. Теперь, когда договоренность уже достигнута, спрашивать об этом чертовски неловко.

И второе: с каких это пор его подружка раздает команды насчет выпивки? И какого черта прислуга уделяет больше внимания его любовнице, чем ему самому?

— Если мисс Сэриз вернулась из деревни, приведите ее ко мне, — рявкнул герцог, предполагая, что слуга находится где-то поблизости. — Немедленно.

Девон встал и побрел по кабинету по тому же самому маршруту, который беспокойно прокладывал каждую ночь. От начала до конца точно пятьдесят шагов. Он начал свое движение от дивана и, досчитав до пятидесяти, вынужден был повернуть, чтобы избежать столкновения с углом стола.

— Ваша светлость.

Сэриз произнесла это хриплым шепотом, и звук ее голоса мгновенно пробудил в нем желание. Но Девон уловил в нем дрожащие нотки. Кажется, она напугана. Боится его, посчитав, будто у нее возникнут неприятности из-за бренди? Девон почувствовал вину.

— Никаких проблем, любовь моя, — пробормотал Девон, надеясь успокоить ее.

— О! Вы… Что вы хотите этим сказать? Я… — Мелодичное дрожание в ее голосе пропало. — У вас был посетитель, кажется, сыщик из Лондона?

Девона мгновенно охватила паника. Неужели она слышала что-то из его беседы с Уинтером?

— Да, он из Лондона. — Сказав это, Девон умолк, ожидая ее реакции. Черт, ему хотелось видеть ее. Посмотреть в глаза. Оценить выражение лица.

Энн стояла молча, и Девон понял: это все равно что находиться в полевом госпитале с раздробленной ногой. Лучше согласиться на боль от пилы, чем надеяться сохранить ногу и умереть от распространения инфекции. Если она знает, какое у него дело к Уинтеру, он намерен выяснить это у нее прямо сейчас.

— Ты случайно подслушала наш с ним разговор, Сэриз?

— Нет! Конечно, нет! Но у вас мрачный вид. Вы бледны.

— Разве я не выгляжу таким всегда: мрачным и бледным? Тредуэлл говорит, что всегда, Сэриз.

— Нет, неправда! За последние два дня вы стали выглядеть счастливее. И цвет лица… улучшился.

— Полагаю, лицо мое раскраснелось от напряжения во время занятий любовью, дорогая моя.

— Так, значит, плохих новостей не было… Ничего такого, что встревожило вас?

Девон молчал, оставив ее вопрос висеть в воздухе между ними, и теперь анализировал каждый ее вдох и выдох.

— Что ты ожидаешь? — спросил он наконец. — Подтверждение каких-то собственных подозрений?

— Господи, нет. Что… Что вы хотите этим сказать?

Он имел в виду подтверждение того, что она могла бы разгадать, если подслушала его разговор с Уинтером. Сейчас она говорила так, как будто смутилась по-настоящему. Они оба ходят вокруг чего-то, вот только вокруг чего?

— Ладно, ты хочешь знать, что мы обсуждали с моим сыщиком Уинтером? Ничего особенного. Одно дело в Лондоне.

— О! — вырвался вздох облегчения у Энн. Хотя Девон никогда бы его не услышал, если бы не прислушивался так внимательно. — Я подумала, не задавали ли вы ему вопросы обо мне.

— Ангел мой, он привез мне сведения, которые я просил. Как я мог задать ему вопросы о тебе? Мне пришлось бы прибегнуть к почтовым услугам, а единственный человек, кто может написать письмо, это ты.

— С вопросами вы могли бы отправить лакея.

Ее ответ выскочил так быстро, что Девон сразу понял, она прорабатывала в своей голове разные возможности.

— Чего ты боишься, опасаешься, что я могу что-то узнать? Чего ты боишься в Лондоне? На этот раз говори правду.

— Я рассказала вам правду. Я боялась, что если вы послали этого человека навести справки обо мне, он вполне мог поговорить с хозяйкой борделя и теперь она узнает, где я нахожусь.

Если бы у него было зрение, он мог бы увидеть, покраснела она или побледнела. Может, отвела взгляд, закусила губу. Он знал бы с гораздо большей долей вероятности, когда она лжет.

— Я не просил Уинтера наводить о тебе справки, Сэриз. Поскольку не видел причин не доверять тебе. Что я должен знать о тебе, что ты не рассказала?

— Больше нет ничего такого, что вам нужно знать обо мне. — Страстное мурлыканье. — Я соскучилась, ваша светлость, даже за такое короткое время, пока была в деревне. — Раздался шорох ее платья, послышался хриплый вздох. — Так гораздо лучше. Лиф слишком плотно сжимал меня.

Что это значит? Неужели она расстегнула пуговицы на платье?

— Вы хотели, чтобы я пришла сюда заняться любовью? — Последние два слова она намеренно растянула. Заняться любовью. Как будто она обладает искусством магии. Так возбудить его плоть двумя колдовскими словами. Послышался тихий шелест.

— Ну вот, с платьем я справилась, только корсет сама развязать не могу. Вы поможете мне, ваша светлость? Я думаю, будет так… эротично доставлять вам удовольствие, когда я полностью раздета, а вы полностью и так красиво одеты.

Для встречи с Уинтером Девон заставил Тредуэлла сыграть роль камердинера и помочь ему облачиться в шелковый жилет, фрак и начищенные сапоги. Теперь она играла роль любовницы. Девон слышал это в каждом ее едва уловимом изысканном смешке и стоне. Он чувствовал притворство, когда слышал его.

И это работало. Он не мог противостоять. В его голове созрела дюжина эротических сценариев. Он может овладеть ею сзади, если она наклонится к стене. Или спереди, если обхватит его ногами и прижмется спиной к стене. Можно лечь на ковер и дать ей скакать на нем до беспамятства.

Девон мог совершенно ясно, до мельчайших подробностей, представить каждую сцену. Все, что от него требуется, — дать команду, и она обслужит его любым способом, каким он только захочет. Как ему надо. Он может использовать ее, чтобы заглушить чувство вины, кислотой разъедавшее его внутренности. Но у него нет права так поступать.

— Нет, Сэриз, — проворчал он, — не сейчас.

Нет.

Сэриз почти до основания сгрызла ноготь на пальце. Если бы герцог знал о смерти Мадам, знал, что в убийстве подозревают ее, к этому времени он бы предъявил ей все претензии. Он не знает. Но сердится. Неужели из-за того, что догадался, что она имитирует оргазм? Но как ему это удалось? Сегодня утром он смеялся вместе с ней в постели; сейчас не хочет к ней прикасаться.

Какая она все-таки дура. Его дела в Лондоне не имеют никакого отношения к ней, однако ее неудачный вопрос заронил подозрение. Она надеялась с помощью секса отвлечь его, а теперь не знала, что делать. А если он задаст другие вопросы и приблизится к раскрытию ее тайны? А если она нечаянно дала ему ключ к разгадке? Нет, она должна его соблазнить.

— Я могу придумать множество способов заняться любовью прямо здесь, — промурлыкала Энн.

— Я тоже, мой ангел.

Означает ли это, что ей все-таки удалось пробудить в нем интерес?

— У вас такой… несчастный вид. Хотя последние несколько дней, когда мы все время занимались любовью, вы выглядели довольным. Мне хочется, чтобы вы улыбались.

— Возможно добиться этого будет трудно, любовь моя.

— Правда?! — воскликнула Энн, изображая испуг, но внутри ее терзал настоящий страх. — Тогда я очень-очень постараюсь, ваша светлость, — фальшиво зазвенел в комнате ее дерзкий голос.

— Нет, — отрезал герцог.

Что же делать? Энн уставилась на стены комнаты, где было много картин с изображением лошадей. Около дюжины великолепных работ висели одна над другой, начиная от деревянной панели, которой были облицованы стены, до самого потолка. Впервые за все это время Энн заметила, что среди картин с лошадьми в самом центре висел небольшой групповой портрет. Одна молодая женщина грациозно сидела на стуле в стиле королевы Анны. У нее были такие же, как у герцога, черные волосы и такого же интригующего цвета лаванды большие глаза, а на лице играла озорная улыбка. На ней было платье из струящегося атласа цвета слоновой кости, украшенное белым кружевом. Женщину окружали три молодые девушки, каждая из троих — красавица. У одной были темные волосы, две другие являлись обладательницами золотистых локонов и больших зеленых глаз.

— Это все ваши лошади? — Вопрос звучал глупо, но молчание давило на Энн, как свинцовая глыба.

— В тот или иной момент. Отец выражал недовольство, как много денег я трачу на лошадей.

— А эти леди? Одна из них, должно быть, ваша сестра.

— Они все — мои сестры. Когда я проводил здесь сумасшедшие вечеринки, то закрывал их портреты.

— Это очень благородно с вашей стороны.

— Ты смеешься надо мной, Сэриз? — Брови герцога высокомерно поползли вверх.

— Конечно, нет. — С колотившимся сердцем Энн подошла к нему. Она храбро прижалась к его груди, взяла его за руку и положила ее себе на грудь.

Рука герцога обхватила грудь Энн, а сам он наклонился и прижался губами к ее шее. Его поцелуи пробудили в ней бурю эмоций: надежду, неуверенность и страх, что могла наболтать лишнего. Энн молчала, позволяя ему целовать себя и ласкать.

В какой-то степени она сломила его сопротивление, но только не совсем поняла, как ей это удалось.

Марч покрывал поцелуями шею Энн, потом его губы коснулись ямочки у основания шеи. Он лизнул ее языком, и Энн почувствовала тяжесть внизу живота и пульсирующую боль между ног.

— Тебе нравится это? У тебя колотится сердце, Сэриз.

— Так происходит всегда, — поспешила с ответом Энн, — когда я с вами. Мне нравится это. Очень.

— Мне необходимо избавиться от небольшого разочарования, любовь моя. Только я не могу решить как: заняться любовью или отправиться на прогулку верхом.

— На прогулку верхом? — эхом повторила Энн. — Вы хотите сказать, на лошади?

— Полагаешь, я не в состоянии сделать это? — Герцог оторвался от нее и убрал руку с ее груди.

Нет, все-таки ей следовало бы прикусить язык. Ее цель — помогать ему, а не напоминать о том, что он не в состоянии делать. Он уже находится в воинственном настроении.

— Да нет же. Просто мне говорили, что вы давно не выходили на улицу, если не считать нашу совместную прогулку.

— Я с самого Ватерлоо не садился на лошадь. А ты ездишь верхом?

— Да, — выпалила Энн, удивившись его вопросу; и тут же засомневалась, стоило ли говорить правду. Понятно, что такое признание вряд ли разоблачит ее тайны, но она заметила, как удивленно поползли вверх брови герцога.

— Правда? Тогда покатайся со мной.

Поскольку у Энн не было костюма для верховой езды, рубашку, камзол и штаны она позаимствовала у герцога. Они отправились в конюшню. Энн не пришлось направлять его, он шел по запаху лошадей и свежего сена, по запаху навоза.

Энн не ездила верхом с тех пор, как покинула Лонгсуорд. Казалось, будто каждое мгновение с герцогом все глубже окунает ее в воспоминания о доме, который она потеряла. Когда-то у нее был арабский скакун. Свою кобылу Энн назвала Полночь, потому что шерсть белой лошади блестела так же, как мириады звезд, сверкавших над крышей ее дома в полночь.

Энн посмотрела на герцога. Его лицо словно было вырезано из камня, челюсти крепко сжаты. Наверняка вспоминал сейчас, как ездил верхом, когда еще не страдал отсутствием зрения.

Грум подвел герцогу жеребца.

— Какой у тебя опыт езды в седле? — поинтересовался повернувшись к Энн, герцог.

Энн вспыхнула, осознав двойной смысл вопроса. Но герцог оставался серьезным, и она знала, что он имел в виду, задавая этот вопрос.

— Много-много лет назад я ездила верхом каждый день.

— Это, кажется, Авденаго, — шагнул к заржавшей лошади, которую держал грум, герцог. — Дай мне поводья, Бенсон, и выведи для мисс Сэриз Анжелику.

Потекли минуты, грум, должно быть, седлал Анжелику. Цокот копыт по каменному полу конюшни заставил Энн затаить дыхание в ожидании. Мысль о том, что она снова сядет в седло, доставляла ей необыкновенное удовольствие. Вскоре появилось прекрасное животное, изящно шагавшее следом за молодым Бенсоном. Чистокровный, тщательно ухоженный, арабский скакун вороной масти.

Бенсон придержал лошадь за уздечку. Энн села в седло, перекинув ногу через спину лошади. Наверное, для леди возмутительно ездить таким способом, но она больше не была леди, и потом, сидя верхом, можно ехать гораздо быстрее. Энн захотелось предоставить Анжелике полную свободу действий и стрелой полететь через поля и сельскую местность. Но это невозможно, поскольку герцог не мог последовать за ней, и ей пришлось усмирить свое возбуждение. Анжелика капризно пританцовывала под ней. Похоже, они оказались родственными душами, обе страстно хотели делать то, что им нравится.

Энн затаила дыхание, наблюдая, как Бенсон помогает герцогу сесть верхом. Она увидела, как затянутой в перчатку рукой герцог нежно потрепал холку животного. Он пробормотал что-то, и, словно послушав старого приятеля, жеребец успокоился. Несмотря на слепоту, герцог плавно сел в седло.

Энн слегка пришпорила Анжелику, чтобы ехать рядом с герцогом. Ей не хотелось в присутствии слуги просить поводья. Она приблизилась к нему настолько, что их бедра касались друг друга. Герцог повернулся к ней, и улыбка на его губах была шире и ослепительней, чем Энн видела за все время своего присутствия здесь.

Герцог указал на лужайки, простиравшиеся перед ними до самого дома с левой стороны, и на край леса — справа.

— Объясняй, куда мы едем, предупреждай о препятствиях на пути, а я буду следовать твоим рекомендациям. Мне бы хотелось отправиться на южные поля. Туда ведет хорошая дорожка.

Он хочет, чтобы она проговаривала с ним дорогу, а не вела его как проводник? Сможет ли она хорошо сделать это, чтобы не обидеть его и не задеть? Придется попробовать.

— Значит, туда и поедем, ваша светлость.

Прошло очень много времени с тех пор, как Энн ездила верхом, и поначалу седло беспощадно хлопало по ее заду. Анжелика недовольно фыркала. Энн понимала, что должна все описывать герцогу, но никак не могла перестать внимательно наблюдать за ним. Потом и вовсе уставилась на него во все глаза. Она рассматривала морщинки, окружавшие его чувственный рот, длинные загнутые ресницы, любовалась его скулами и ямочкой на подбородке.

— Ты помнишь, я попросил тебя давать мне указания, чтобы я мог слышать твой очаровательный голосок? — напомнил герцог.

Сердце Энн глупо подпрыгнуло в груди. Герцог был настолько красив, что в его лицо было очень легко влюбиться. Умная любовница не ведет себя так, поэтому Энн направила все свои мысли на то, чтобы описывать герцогу дорогу.

— Стоп, любовь моя! — воскликнул вдруг герцог. Энн натянула поводья, и он слегка наклонил к ней голову. — Господи, как это здорово. Палящее солнце, ты рядом со мной, я слушаю твой разговор.

Его слова — «ты рядом со мной» — согрели Энн лучше солнечных лучей. Она никогда не каталась верхом в компании с джентльменом. Она даже никогда не выгуливала лошадь бок о бок с мужчиной, болтая с ним под лучами летнего солнышка. Это удовольствие, которое она впитает и сохранит в самом глубоком тайнике своей души.

— Я рад, что ты проявила такое упрямство, любовь моя. Если бы я отправил тебя назад в Лондон, то никогда бы не узнал подобного удовольствия. Но теперь мне хочется еще больше.

— Еще? — вздернула голову Энн. — Чего же именно?

— Я хочу пустить лошадь галопом.

— Нет, — вырвалось у Энн. Она нечаянно дернула поводья Анжелики, и лошадь тихо заржала от возмущения.

— Ангел мой, — герцог уже не улыбался, — мне надо пустить лошадь галопом.

— Я не могу этого допустить. Как на такой скорости я буду давать вам указания и направлять вас? А если вы упадете? Если сломаете шею?

— Наверное, я просто не боюсь этого.

— Что, скажите на милость, все это значит?

— Я пережил Ватерлоо не потому, что проявил недюжинное упрямство, чтобы не умереть. Или оказался слишком труслив. Я выжил, потому что выживание во время сражения зависит от чистого везения, в тот день удача была на моей стороне. Для тысяч других — нет. Может, я хочу испытать свою удачу.

— Испытать удачу? Нет! Ради всего святого, вы выжили! Вы хоть представляете, насколько ценно то, что человек выжил? Почему же вы пытаетесь убить себя теперь?

— Посередине этого луга все еще стоит старый дуб? — с улыбкой на губах привстал в седле герцог. — Есть что-нибудь между мной и этим деревом?

— Только я…

— Тогда давай наперегонки, ангел мой. Тот, кто первым домчится до дерева, победил. Ты можешь взять себе фору.

— Я не собираюсь состязаться с вами, ваша светлость. Я…

Энн не успела закончить возмущенную фразу, как герцог пришпорил свою лошадь. Жеребец рванул вперед, обогнул Энн и галопом помчался прямо к дереву. Энн не стала для него преградой. Должно быть, герцог воспользовался звуком ее голоса, чтобы определить ее местоположение и объехать.

Теперь он стремительно несся к дубу. Герцог действительно хотел загубить собственную жизнь ради гордости.

Энн повернула Анжелику и пустила ее галопом в погоню за герцогом.

— Вы можете упасть! Прекратите это!

Слышит ли он ее? Наверняка в ушах у него свистит ветер. Похоже, он был настолько полон решимости достичь этого чертова дерева первым, что не обращал внимания ни на что другое. Ее он точно не слушался.

Его бобровая шапка свалилась с головы и упала на землю. Он наклонился вперед, прижимаясь к вытянутой шее лошади, сзади развевались его угольно-черные волосы. Он приподнял в седле упругие ягодицы, а напряженные мышцы бедер бугрились под тканью брюк.

Что там за тропинка? На ней могло быть все, что угодно: камни, ямы, норы животных. Герцог мог попасть в беду, убиться.

Щелкнув поводьями, Энн поторопила свою лошадь. Но вместо того чтобы догонять, все больше отставала.

— Давай, давай, Анжелика. Мы должны остановить твоего хозяина, чтобы он не разбился!

Несмотря на то, что кобыла скакала на максимальной скорости и Энн вытянулась вдоль ее шеи, она понимала, что у Анжелики слишком короткий шаг. Внезапно Энн осенило. Ведь она может крикнуть, что он уже домчался до этого проклятого дерева. Надо заставить его думать, будто он победил, и он остановится.

Энн набрала в легкие побольше воздуха.

— Ваша светлость, вы проехали дуб! Вы победили! Гонка закончена! Остановитесь! Впереди высокая изгородь! — солгала Энн, чтобы заставить его действовать поскорее.

Герцог мгновенно натянул поводья, как только слова Энн сорвались с ее губ. Ее крик и громкий стук копыт лошади, должно быть, вспугнули куропатку. Птица взлетела из травы, шумно хлопая крыльями, прямо перед жеребцом герцога. Лошадь встала на дыбы.

Герцог резко выпрямился в седле, натянув поводья и пытаясь взять ситуацию под контроль. Энн видела, как он старался удержаться в седле, помогая себе крепкими мышцами бедер, напрягая широкие мышцы спины.

Лошадь опустилась, ударив копытами о землю так, что под Энн вздрогнуло поле. Потом черный мерин вдруг наклонил голову, как будто испытывал угрызения совести по поводу собственной паники, и поводья выскользнули из рук герцога. Он стал судорожно хвататься за воздух, очевидно, ожидая, что перед ним должна быть шея лошади, и полетел вниз головой через плечо лошади.

Его тело глухо ударилось о землю и затихло.

— О Господи! — только и смогла промолвить Энн. Задыхаясь, она вновь пришпорила Анжелику и, не доехав примерно ярда, так поспешно спрыгнула с лошади, что упала на колени, но тут же вскочила и помчалась к герцогу. — Ваша светлость!

Он по-прежнему лежал без движения с закрытыми глазами. Длинные ноги раскинулись в стороны, руки безвольно лежали по бокам. Он был явно без сознания. Энн опустилась рядом с ним на колени. Она знала, как проверить пульс. Затаив дыхание, она сняла перчатки и прижала кончики пальцев к шее герцога. Ей пришлось немного подвигать пальцы, прежде чем она услышала мягкие удары сердца. Она испытала такое облегчение, что едва не упала на герцога.

— Очнитесь, — потрясла она его за плечи. — Очнитесь, пожалуйста.

Энн боялась причинить ему боль, но при этом ей хотелось, чтобы он пришел в себя. Как можно быть таким безразличным к собственной жизни?..

— Боже… — Герцог открыл глаза. — Ах да, я ж не вижу. Сэриз, это ты? Где я?

— Вы на поле, — учащенно дыша, ответила Энн. — Там, где вы упали с лошади. Я думала… Я думала, вы разбились.

— Нет, ангел мой, — усмехнулся герцог, — я все еще живой. Немного расшибся, а в остальном — хоть бы что. Должен признать, что полет в воздухе в черноту оказался интересным.

Интересным. Энн пришлось схватить себя за правое запястье, чтобы не толкнуть герцога в грудь.

— Я рада, что вы развлеклись, — буркнула она. — Я испугалась, что вы мертвы. Возможно, для вас это было интересно, а для меня — ужасающе.

Энн попыталась подняться, но не успела встать на ноги, как герцог уцепился за ее бедро.

— Мне жаль, не уходи.

Ему жаль. Она так испугалась, что он сильно разбился, что она… потеряла его. Она была готова расплакаться, у нее до сих пор в глазах стояли слезы…

Герцог наклонил голову набок, принимая свой самый обаятельный вид.

— Мне бы хотелось заняться любовью с тобой прямо здесь, купаясь в солнечном свете, — тихо сказал он. — Мне кажется, когда ты такая сердитая, это добавит остроты. Ты все еще хочешь этого, Сэриз?

Хочет ли она? Ей хотелось как следует отшлепать его. Или заплакать. Или обнять и никогда не отпускать, никогда не разрешать ему снова садиться на лошадь.

Энн отчаянно пыталась цепляться за собственное раздражение, но оно таяло, как лед в жаркий день. И ее тело таяло и дрожало как в лихорадке, пока герцог поднес ее руку к губам и посасывал каждый палец по очереди.

— Перестаньте, — выдавила Энн. — Я сержусь на вас.

Герцог не обращал внимания на ее слова. Он потянул ее за руку, и Энн упала на него. Девон повернулся, и они оказались на траве лицом друг к другу. Их освещали золотые лучи солнца, а вокруг качались полевые цветы.

— Позволь мне сделать это для тебя. Позволь мне доставить тебе удовольствие. — Герцог целовал ее медленно, чувственно. Но даже горячие поцелуи, дразнившие ее рот, и лучи солнца, согревавшие их, не могли растопить ледяной страх, сковавший сердце Энн. Она понимала, что не должна уступать, ведь он не послушался ее, заставил пройти через муки ада.

Однако ей хотелось обнять его, хотелось самой крепко прижаться к нему и наслаждаться тем, что он жив.

— Хорошо, — прошептала она, — я хочу этого.


Глава 10


Сдернув с себя камзол и бросив его на землю, Девон почувствовал резкую боль в спине. Он повернул Сэриз на спину и уложил ее на камзол. При этом каждое его движение сопровождалось мучительной болью в мышцах, но это и неудивительно, он ведь едва не сломал себе шею. Девон снял жилет, сдернул шейный платок, снял через голову рубашку. Поскольку стащить сапоги было делом затруднительным, пришлось спустить штаны до колен.

Ему нужна Сэриз. Это слово пульсировало в нем с каждым ударом сердца, с каждым толчком крови, наполнявшей его плоть. Нужна. Нужна. Девон поклялся, что не будет использовать ее, чтобы избавляться от гнева или разочарования, но сейчас все было по-другому. Адреналин будоражил его кровь, потому что он остался живым.

Девон нащупал ее ноги и провел рукой до застежки на штанах, которые она у него позаимствовала.

— Расстегни их, любовь моя. Сними. — В его голосе не было нежности, не было обольщения. — Ты нужна мне сейчас.

Девон лизнул гладкую кожу ее живота. Потом просунул руки ей под ягодицы, приподнял ее и стал ласкать языком самое потаенное местечко ее тела. За последние несколько дней у него в спальне она разыграла перед ним эффектные спектакли, но Девон знал, что ее бурные оргазмы были фальшивыми.

Возможно, он больше не сможет ездить верхом на лошади и испытывать безудержную радость от сумасшедшей гонки по полям, но он может добиться победы и заставить Сэриз искренне кричать от восторга.

Он ласкал ее все настойчивее, интимнее, дразнил языком и ждал ее стонов. Но она не издавала ни единого звука. Ни возгласов о пощаде, ни криков безумного возбуждения — настоящих или притворных. Девон был полон решимости доставить ей удовольствие. Поэтому не прекращал своих ласк.

Что-то странное творилось с Энн.

Как только губы герцога коснулись ее плоти, она напряглась, как это происходило обычно. Она была готова порадовать его, симулируя наслаждение, стараясь вести себя очень убедительно. Но на этот раз дразнящие движения его языка, умелые ласки были… не слишком настойчивыми. Ей было… хорошо.

Энн совершенно расслабилась, погрузившись в божественный запах его камзола. Все ее тело было гибким, легким, томным, у нее было такое ощущение, что она плывет над полем, лежа на солнечных лучах.

«Ты нужна мне сейчас». Энн не могла говорить. Не могла издавать хоть какие-то звуки. Она могла думать только о его словах. Казалось, что внутри у нее что-то туго накручивается, как часовой механизм, заведенный до упора. Она выгнула бедра и двигалась навстречу движениям его языка. В поисках… чего-то.

Руки Энн судорожно царапали землю, вырывая пучки травы, она поджала пальцы ног и, закрыв глаза, чувствовала, как все тело обретает жесткость. Где-то глубоко что-то… взорвалось внутри ее. Она рассыпалась на части. Ее захлестнула волна безудержного, яркого восторга, и Энн испугалась, что у нее остановится сердце…

Перед закрытыми глазами засверкали звезды. На нее обрушилась волна эмоций, каких она прежде не знала. Это было как удар молнии, как откровение. Тело Энн дрожало от наслаждения, граничившего с болью, она распахнула глаза. Ее охватила такая буря желания, что все на свете потеряло смысл. Мозг просто отказывался думать. Она взлетала все выше и выше, куда-то в неведомое, ей казалось, будто она парит и кружится на волнах летнего бриза. У нее бешено колотилось сердце, от удивления пропал голос. Энн не могла произнести ни единого звука.

С изумлением Энн вспомнила, как когда-то другие женщины в борделе шептались об этом. Об ускользающем удовольствии, которое женщины иногда испытывают. Они говорили, что это происходит редко, а потому является очень ценным. Как сокровище, которое изумляет сильнее бриллианта.

Энн могла понять почему. Как во сне сквозь полузакрытые глаза она увидела, что герцог опустился на нее. Его возбужденная плоть уперлась в тело Энн, и ему не пришлось помогать себе руками. Напряженно выступающая мужская плоть легко проникла в истекающее влагой тело Энн. Внутренние мышцы ее тела плотно обхватили плоть герцога, стараясь вобрать ее еще глубже.

Герцог прижался к ее губам, и Энн познала на его губах вкус собственного тела. Соленый, земной, зрелый. Она прильнула к нему, крепко прижалась всем телом и обняла, рыдая от наслаждения, потрясения и изумления. Откуда ей было, знать, что пульсация внутри ее тела будет длиться так долго? И оставит ее совершенно обессиленной? Что она сделает ее настолько чувствительной, что после нескольких медленных движений плоти герцога она вновь испытает восторг?

Один отчаянный вздох — это все, что удалось произнести Энн. Ее руки соскользнули с шеи герцога, и она откинулась назад.

Внезапно герцог пробурчал что-то низким и хриплым голосом и, закрыв глаза, стал двигаться, стараясь погрузиться в ее тело как можно глубже. Он неистово отдавался ритму любви и вдруг с сотрясающим все тело глубоким вздохом бессильно повалился поверх нее.

Энн удерживала его, пока он переживал свой экстаз, который, похоже, оставил его совершенно без сил и лишил способности двигаться.

— О Боже, ангел мой, — простонал герцог и лег рядом с ней. Его тело было таким же опустошенным и безвольным, как и ее собственное. Она была слишком слаба, чтобы придвинуться к нему, поэтому просто лежала на спине, разгоряченная и удовлетворенная, раскрепощенная и податливая, как сонный котенок, свернувшийся на солнышке.

Энн уже с трудом помнила, что сердилась на герцога, и была уверена, что он усвоил урок. Он больше никогда не станет подвергать себя такому риску.

Герцог приподнялся на локте, повиснув над Энн:

— Тебе не понравилось это, да, любовь моя? Ты была такой тихой.

О Боже, да она никогда прежде не знала такого удовольствия. Раньше она никогда не испытывала оргазма. Он подарил ей самый первый.

— Это было самое замечательное… — Энн резко замолчала. Конечно, Марч решил, что ей не понравилось. Обычно она громко кричала, притворяясь, будто испытывает оргазм. Когда она испытала его на самом деле, то не смогла произнести ни звука. Если она попытается объяснить, то он узнает, что она все время разыгрывала перед ним спектакль и кричала ради него. Энн отчаянно соображала, что сказать. — Я боялась, что нас кто-нибудь услышит, — придумала она объяснение, которое не рассердит его и не сделает больно.

— В отличие от того, когда мы находились в доме, наполненном прислугой? Ты, наверное, устала, сопровождая меня весь день и потакая моим желаниям. Как только мы вернемся домой, твои обязанности на сегодня выполнены, ангел мой. — Герцог проворно вскочил на ноги и начал одеваться.

Энн была уверена, что он передумает, но герцог сдержал слово и на остаток вечера оставил ее одну. Он сидел в своем кабинете за запертой дверью. В полночь Энн постучала и позвала его, но он просто отправил ее спать.

Ее разбудил крик.

Энн подскочила в кровати. Наверное, это герцог, очередной ночной кошмар. Придерживая халат, она поспешила вниз. Когда Энн прибежала к кабинету, Тредуэлл вместе с Беккетом, державшим свечу, пытался открыть дверь.

— А если он снова выберется на улицу? — прошептал Беккет. — Убежит в лес? Прошлый раз он сбежал, упал в реку и едва не утонул.

— Он не сбежит, — фыркнул. Тредуэлл. — Но если мы не попадем в кабинет, он может пораниться.

Словно нарочно, в кабинете что-то разбилось. Из-за двери доносились крики. Энн ничего не могла разобрать, но они звучали властно, как приказы во время катастрофы.

— Если мы войдем туда сейчас, когда его светлость в таком состоянии, — Беккет выдвинул свечу вперед, едва не подпалив волосы Тредуэллу, — он может поранить одного из нас. Последний раз он бросился на вас с ножом.

— Его светлость принял меня за француза. Я подошел к нему сзади без предупреждения.

— Он сошел с ума, — пробормотал Беккет. — Как он может думать, что находится на поле боя, если только не потерял разум?

Дрожащие пальцы Тредуэлла выпустили ключ.

— Позвольте мне, — взялась за ключ Энн.

— Нет, мисс… — начал Тредуэлл, но Энн повернула ключ и распахнула дверь. Она выхватила свечу у Беккета и вбежала в кабинет.

— Ваша светлость, — позвала она решительным голосом, хотя сама такой решительности не чувствовала. Да где же он? Пламени свечи оказалось недостаточно, чтобы осветить совершенно темную комнату. Горящая свеча скорее ослепляла Энн, чем помогала. Энн вытянула руку со свечой вперед.

Свет свечи упал на пол, и от увиденного у Энн сжалось сердце. На ковре был герцог. Он полз в сторону окон, выкрикивал приказы и распоряжения людям, которые здесь отсутствовали. «Эти люди, — с тошнотворным ужасом поняла Энн, — теперь, похоже, мертвы».

Удерживая свечу в руке, Энн бросилась к герцогу, склонилась над ним и сжала его плечо. Марч вздрогнул. Неужели он ударит ее?

— Ваша светлость, — потрясла его за плечо Энн, — очнитесь. Вам снится сон. Вы находитесь в своем кабинете, в Англии. Вы в абсолютной безопасности! Никто в вас не стреляет.

— Пригнись, — прорычал герцог. — Иначе не сносить тебе головы.

— Это Энн, ваша светлость.

— Боже мой, он же еще мальчишка. И собирается выстрелить… — Герцог схватил Энн за запястье и потянул вниз.

В свете свечи Энн успела заметить, что глаза герцога наполнены дикой яростью. Подобный взгляд она видела у людей в трущобах, это был взгляд человека, который на своем пути убьет любого. Герцог толкнул ее на ковер и завис над ней, словно закрывая от опасности. Энн поставила подсвечник на пол и отодвинула его подальше.

— Ваша светлость, — твердо сказала она, чувствуя, что он прижал ее к полу, — все в порядке. Это всего лишь сон. Это я, Энн…

О Господи. Она назвала свое настоящее имя. И сделала это дважды. Энн мысленно помолилась, чтобы в этом состоянии герцог не заметил этой оговорки.

— Ваша светлость, очнитесь. Это я, Сэриз. Вам снится кошмар. Пожалуйста, ваша светлость, — еще сильнее потрясла его Энн.

Но это не возымело никакого результата. У него по-прежнему был потерянный вид. Может, обнять его, если встряска за плечи не помогает? Или поцеловать?

Энн отчаянно прижалась губами к его губам. Он может ударить ее или напасть, но ей надо до него достучаться. Она должна испробовать все. Энн целовала его медленно, чувственно лаская его рот.

Герцог издал низкий гортанный стон. Губы его раскрылись, стали мягче, и, к собственному облегчению, Энн почувствовала, что он отвечает на ее поцелуй. Похоже, власть сна отступила, поскольку герцог вдруг оттолкнул Энн и отодвинулся от нее подальше.

— Что за… Где я? Ангел мой, что ты здесь делаешь?

— Вы спали, — тихо пояснила Энн.

— Ползая на коленях в поисках укрытия? — сухо уточнил герцог и сел, опираясь локтями на колени. Он был голым.

— Оставьте нас, пожалуйста, — глянула в сторону лакеев Энн. Мужчины топтались в нерешительности, пока герцог не повторил с досадой ту же просьбу. Как только они остались одни, Энн придвинулась к герцогу, обняла его и прижалась щекой к его плечу. — Во сне вы говорили о каком-то мальчишке, который собирался выстрелить…

— Мой разум совершает со мной какие-то безумные фокусы. Мне кажется, я сумасшедший.

— Нет, это не так, — заспорила Энн. — Мне много недель снились кошмары, когда я впервые попала в бордель.

Герцог обнял ее, прижимая к груди:

— Думаю, тебе пришлось пройти через сущий ад, и это намного страшнее того, что пережил я, Сэриз. А мы представляем собой отличную пару, правда? Нас преследуют видения ада, мучают ночные кошмары, мы вынуждены оставаться в этом домике, потому что нам обоим больше некуда идти.

— Как ни странно, но я действительно считаю, что мы отличная пара, — твердо заявила Энн и поцеловала герцога. — Вы помогли мне. А я хочу помочь вам.

— Не таким способом. И не сегодня. — Герцог выпустил Энн из своих объятий. — Ангел мой, тебе лучше уйти.

— Я никуда не пойду. Я не оставлю вас, чтобы вы страдали в одиночестве.

— Тогда позволь мне обнять тебя, Сэриз. — Герцог снова обнял ее, и Энн почувствовала, как дрожат его тело и руки.

— Вы говорили с кем-нибудь о воспоминаниях, которые преследуют вас?

— Нет. Я отказываюсь подвергать мучениям кого-то еще, описывая эти кошмары только для того, чтобы дать себе хоть какое-то облегчение. Все эти разговоры не избавят меня от них. Здесь ничего нельзя сделать. Давай просто не будем говорить об этом.

Но Энн не хотела, чтобы мрачные воспоминания бередили его душу и вызывали дрожь во всем теле. Ей очень хотелось, чтобы из его глаз ушла пустота, а взгляд перестал быть тревожным. Он не хочет заниматься любовью. Что еще она может сделать для него, чтобы отвлечь от кошмарных видений? В прошлом, чтобы помочь дедушке, она гуляла с ним, читала ему…

— Подождите здесь, — выскользнула Энн из объятий герцога. Она поспешила к книжным полкам. Несмотря на то, что библиотека герцога была полна книг, в его кабинете их оказалось еще больше. Здесь стояли книги о разведении лошадей, о животноводстве и справочники по управлению охотничьими угодьями. Зато на одной из полок в самом конце нашлась книга «Разум и чувства»[3 - Роман Джейн Остен.].

Странно, что джентльмен держит в своем кабинете такую книгу, но Энн взяла ее с полки. Она повернулась и тут увидела валявшийся на полу графин.

Энн подняла его. На дне осталось несколько капель бренди, которых было достаточно, чтобы наполнить наперсток. Она почувствовала сильный запах алкоголя и, нахмурившись, попробовала оставшееся. Бренди оказался неразбавленным.

Хорошо, чуть позже она поговорит с прислугой. Пока же ей хотелось хоть немного успокоить герцога.

Она взяла его за руку, подвела к диванчику и усадила на него.

— Положите голову мне на колени, — предложила она и, как могла, прикрыла его полами собственного халата.

На губах герцога заиграла улыбка, и у Энн заныло сердце. Она открыла книгу, откашлялась и начала читать.


Глава 11


Резкий стук в дверь ванной комнаты не удивил Энн, но вывел из дремотного состояния. Она поморгала глазами и выпрямилась, расплескивая воду. Незадолго до этого погрузившись в ванну и положив голову на край, Энн незаметно для себя задремала.

Снова раздался стук в дверь, вернее, это был даже не стук, а твердый сердитый удар.

— Мой бренди, любовь моя. Что ты сделала с ним, черт возьми?

Значит, герцог явился сам. Энн так резко встала на колени в ванне, что вода выплеснулась на пол. Она наверняка все потеряет из-за этого, но Энн знала, сердцем чувствовала, что поступает правильно.

— Я дала указание прислуге не давать вам больше бренди.

— Они выполняют твои распоряжения, Сэриз? — прогремел из-за закрытой двери голос герцога. — Я знаю, ты разбавляла напиток водой, но я каждую ночь выливал это пойло и просил принести мне то, что надо. В этот раз, когда я приказал принести бутылку, прислуга отказалась выполнить мое указание.

— Ваша светлость, это я попросила их. Это не их вина…

— Очевидно, — гаркнул герцог, — тебя они боятся больше, чем меня. Никогда не думал, что прислуга, которая не пасовала перед моей матерью, не то что перед… — Герцог резко замолчал.

Не то что перед проституткой. Он этого не сказал. У него не было нужды говорить это. Он это подразумевал. Энн выбралась из ванны, завернулась в толстое белое полотенце и на цыпочках приблизилась к двери, оставляя на деревянном полу мокрые следы. Она понимала, что герцог разъярен, но, вздохнув и дрожа всем телом, открыла ключом дверь.

Герцог, босой, в белой рубашке с закатанными рукавами, которую он не заправил в брюки, стоял, прислонившись к дверному косяку, богато украшенному лепниной.

— Это не меня они боятся, — тихо сказала Энн. — Я объяснила Тредуэллу, что если бесконечно снабжать вас спиртным, это может сильно навредить вам. Вот почему они разбавляют выпивку. Кроме того, вряд ли она вам помогает.

— А я считаю, что помогает, — резко стукнул рукой по косяку герцог. Он не был похож на мужчину, готового ударить женщину. Скорее, он походил на человека, находящегося в крайне тяжелом положении.

— Вам это не нужно, — настаивала Энн. — Мне кажется, от спиртного ваши ночные кошмары усугубляются. Вчера ночью, когда я читала вам, вы казались таким счастливым. А потом, когда вы заснули и я ушла, кошмары вас больше не посещали, правильно? Вам не нужно пить. Я могла бы каждый вечер читать вам.

— Ты читала несколько часов подряд, почти до самого рассвета. Я не могу просить тебя делать это каждый день.

— Почему нет? Я — ваша любовница. Я с удовольствием делаю это.

— Ты — моя любовница. Но не рабыня. И я не стану использовать тебя подобным образом.

С этими словами герцог, оттолкнувшись от дверного косяка, повернулся и пошел прочь.

Энн изумленно смотрела ему вслед, пока он удалялся по коридору, постукивая впереди себя прогулочной тростью. Теперь он двигался с гораздо большей уверенностью. Всего за несколько дней он по-настоящему изменился.

Вчера ночью Девон успокоился и уснул у нее на коленях, хотя перед этим попросил ее отложить «Разум и чувства» и вместо этого предложил почитать справочник по разведению лошадей, который усыпит кого угодно.

Она стала его любовницей и должна быть доступной для него в любое время. И все же он заявил, что не собирается использовать ее. Что ей делать: радоваться или беспокоиться?

Неужели она права?

Девон подождал, пока лакей помог ему надеть пальто. Он почувствовал его тяжесть на своих плечах, потом протянул руку за бобровой шапкой и безжалостно нахлобучил ее на голову. Когда-то его заботила собственная внешность. Больше у него нет такого права, особенно теперь, когда сделанный им выбор стоил жизни хорошему солдату. И теперь его жена и ребенок живут в печали и бедности. А теперь они еще и исчезли где-то в лондонских трущобах.

Он думал, выпивка притупит боль, печаль и ярость. Когда он не затуманивал свой мозг спиртным, его ночные кошмары пропитывались кровью и наполнялись криками. Бренди превращал их в смутные и бесформенные видения, которые Девон не осознавал, но они все равно приносили ему страдания. Правда, он должен был признать, что бренди ни разу не обеспечил ему полноценный ночной сон.

Возможно, Сэриз права.

Если он не может спастись спиртным, значит, вынужден делать это другим способом. Это секс, но у Девона не было настроения заниматься тем, что требовало от него поведения человека, а не ворчащего, страдающего от осознания собственной вины мерзавца. В любом случае он чувствовал, что между ним и Сэриз выросла стена, возникшая из-за его решимости топить в выпивке свой гнев и вину и ее настойчивого желания прекратить это. Звучало интригующе, но единственный способ разрушить эту стену — кому-то из них двоих победить.

Вместо этого Девон собрался проехаться верхом. На этот раз он будет более осторожен. Он не может покончить с жизнью, сломав себе шею.

Желудок скрутило от чувства вины. Тысячи людей погибли на войне. Вероятнее всего все они мгновенно поменялись бы с ним местами. Кроме того, мать ждет от него рождения наследника, прежде чем он случайно лишит себя жизни…

— Ваша светлость. — Запыхавшийся голос принадлежал Тредуэллу. — Прибыло еще одно письмо от ее светлости, от вашей матери. Отдать его вам или мисс Сэриз?

— Мне, черт возьми. — Казалось, Тредуэлл прочел его мысли. Девон сунул письмо в карман. Наверняка еще одна мольба о том, чтобы он влюбился и женился. Вот черт.


Он знал, где находится. Ему казалось, что знал.

Девон коснулся рукой грубой коры дерева, чувствуя, как пританцовывает под ним Авденаго. Успокоив лошадь, он вдыхал насыщенный запахами воздух, чувствовал его сладость в тепле солнечных бликов, скользивших по лицу. Даже ничего не видя, он знал, что лес вокруг него окрасился золотыми лучами заходящего солнца. Вероятно, он никогда этого больше не увидит.

Хотя шанс все-таки был. Девон ездил к специалистам в Лондон, и ни один врач так и не указал ему точную причину слепоты. Они объясняли, что из глазного яблока прямо в мозг проходит нерв. Поскольку голова Девона пострадала от удара, врачи считали, что на зрительный нерв что-то давит. Возможно, сгусток крови или осколок кости, сломавшейся от удара штыком по голове, который нанес ему тот молодой солдат. Врачи говорили, что зрение может к нему вернуться, если то, что давит на зрительный нерв, куда-нибудь сместится. Вот только, перемещаясь, осколок может повредить мозг, — и это убьет Девона.

— Ваша светлость!

Девон, сидя в седле, повернулся на тревожный оклик. Он услышал запыхавшееся дыхание, шорох юбок и треск веток под ногами.

— Ты шла за мной пешком, Сэриз?

— Да, — шумно выдохнула Энн. — Между прочим, в корсете. Поэтому едва дышу. Почему вы отправились сюда в одиночестве?

— Я вовсе не хотел, чтобы ты бежала за мной. — Удерживая поводья, герцог спешился.

— Я просто хотела убедиться… — Энн запнулась и затихла.

— Догадываюсь, о чем ты думаешь, любовь моя. Ты сомневаешься, знаю ли я, где нахожусь, но не хочешь оскорбить вопросом мое самолюбие.

— Ваша светлость, я думала, что уже доказала вам, что ваше самолюбие меня не слишком волнует, — сухо заявила Энн, и у герцога появилась улыбка на губах. — Так вы знаете, где находитесь? — после небольшой паузы уточнила она.

— Да. Я чувствую запах яблок, а у меня за спиной тихо журчит река. Отсюда можно сделать вывод, что я нахожусь в роще в южной части яблоневого сада, рядом с тропинкой, которая ведет в деревню. Там, где река имеет самую большую глубину.

Молчание Энн было для него как удар по голове. Для ее молчания существовала только одна причина.

— Хорошо, и где же я нахожусь?

— В северной части сада, я полагаю.

— Проклятие, — пробормотал Девон. Он полностью ошибся.

— Вы отлично справились, — с сочувствием сказала Энн.

— Я не нуждаюсь в фальшивой похвале только лишь ради собственного спокойствия, — суровым голосом заявил герцог. — Мне, бестолковому, хотелось составить план владений, и желательно прямо…

— Вы потеряли зрение. Но это вовсе не означает, что вы бестолковый. Давайте вместе поработаем над этим. Во время прогулки я опишу вам все самым подробным образом. Откуда вы хотите начать?

Решительные нотки в голосе Энн пробудили в нем чувство вины, он почувствовал, как болезненно сжалось сердце. Девон не ожидал, что она с такой самоотверженностью бросится защищать его. Но она сделала именно это, разве нет? Она настаивала, что он не сумасшедший, сколько бы доказательств обратного он ей ни представлял. Она подвергала себя риску, помогая ему, рисковала навлечь на себя его гнев, когда просила убрать бренди из его комнаты. Прошлую ночь она провела без сна, читая ему, чтобы не дать ему погрузиться в очередной ночной кошмар.

Сэриз не походила ни на одну из куртизанок, с которыми он встречался. Большая их часть с визгом сбежала бы из его дома. Ни одна из них не старалась бы так помочь ему. Она заслуживает лучшего, чем его скверный характер.

— Ангел мой, — глубоко вздохнул герцог, — прости мне мою глупость. Прости за то, что нагрубил тебе. Я тебя не заслуживаю, но ты нужна мне.

На этот раз Девон не знал, что делать с ее молчанием.

Он убедил ее сесть на жеребца, и сам сел у нее за спиной. Чтобы уместиться в седле, Девон приподнял Энн и посадил к себе на колени. Так, сидя верхом на Авденаго, они отправились исследовать дикий сад.

То, как Энн описывала окрестности, поразило Девона. Она объясняла, как извивается среди деревьев тропинка, подробно указывая ему на каждый изгиб и поворот. Она говорила, где стоят самые старые деревья, кора которых полностью поросла лишайником. Они опять доехали до реки, и Энн замерла от восхищения.

— Она такая… таинственная, — прошептала она. Боже мой, как она его завела. Его возбуждало, как она ерзала у него на коленях, волновал каждый наивный соблазнитель звук, который срывался с ее губ.

— Что значит таинственная? — уточнил Девон, но главным образом ради того, чтобы она не замолкала.

— Она заставляет меня думать о сказочном гроте, где живут волшебные существа. — Энн описала ему, как склоняются до самой воды ветви старых ив, как колышется вдоль реки высокая трава, а в лесу под деревьями растет серебристый папоротник. Она рассказала о камнях в реке, которые со временем стали гладкими от воды и создавали естественный, хотя и скользкий мостик. Каждое произнесенное ею слово вызывало у него сердцебиение.

— Раньше я прыгала через такие камушки. И однажды упала и оказалась в ужасной ситуации, потому что это случилось перед церковью и я была в своем лучшем платье… — Энн замолчала и напряглась.

Почему? Чего она испугалась? О чем не хочет говорить? Девон переместил руку выше и услышал, как колотится ее сердце.

— Ты говорила, что росла в деревенском доме, была дочерью экономки, потом жила в лондонских трущобах. Но твои манеры, произношение, то, как ты ведешь себя со мной, твое умение управлять — все это подсказывает мне, что твой рассказ звучит неправдоподобно. Ты ведешь себя как леди, а не как прислуга.

— Я… До отъезда в Лондон я работала гувернанткой в семье. Думаю, тогда и научилась управлять. Но ведь это не важно, правда? Все это было так давно.

Как она волнуется.

— А разве после смерти матери ты не могла снова стать гувернанткой, Сэриз?

— Я… Нет, не могла. Когда мы жили в трущобах, моя мать заболела. Я понимала, что должна зарабатывать деньги, но мой выбор был невелик: воровство или проституция. Мать заставила меня поклясться, что я не стану заниматься ни тем ни другим. Однако из-за сильных болей ей требовалась настойка опия. В очень больших количествах. Поэтому я… мне пришлось нарушить ту клятву, чтобы заработать денег.

Это было похоже на правду. Она напоминала ему его самого после сражения: бесстрастная, почти холодная.

— Это тогда ты отправилась работать в бордель?

— Нет. Это произошло после смерти матери, как я уже говорила. Я надеялась стать любовницей джентльмена. Я решила, что это лучший способ выжить, однако вместо этого оказалась в борделе. А вот теперь я стала той, кем намеревалась стать. Мы добрались до лужаек, ваша светлость. Я вижу дом. Вперед, нам пора домой.

Сэриз больше не хотела говорить об этом. Тут не требовалось большого ума, чтобы понять это по ее резкому тону. Девон понимал, почему ей не хочется думать о прошлом, но ему хотелось знать о ней больше. Где была ее семья? Почему она не помогла ей? Но ему не хотелось давить на нее.

— Я… я надеюсь, что хорошо справилась со своей задачей, описывая вам ваши угодья, — тихо сказала Энн.

— О да, мой ангел, — пробормотал Девон и обнял ее за талию. У него заныло сердце, когда он представил все, что ей пришлось вынести. Он наклонялся вперед до тех пор, пока не почувствовал, как щекочут лицо выбившиеся пряди ее волос, и поцеловал ее шею. — Твой рассказ был таким замечательным, таким живым, что я как будто все увидел своими глазами.

— Правда? — У нее был густой, неотразимый голос. — Я рада.

Осталось еще кое-что, что она должна была сделать для него. Герцог полез в карман и вытащил письмо.

— Еще одно послание от матери. Прочти, пожалуйста.

Энн ненавидела себя за то, что вынуждена была лгать ему.

Она взяла письмо и посмотрела в лицо герцогу. Улыбка исчезла с его лица, уголки роскошных губ опустились. Он наверняка сопротивлялся мольбам матери, однако Энн видела, как больно ему было делать это.

— «Мой дорогой Девон, — начала читать Энн. Ее взгляд скользнул по странице вниз. Все письмо герцогини было пронизано тревогой за сына. Боль сочилась из каждого слова. — Я не понимаю, почему ты не отвечаешь на мои письма, почему не приезжаешь домой. Или почему ты, по крайней мере, не выходишь в свет, чтобы твои друзья могли написать мне и заверить, что ты здоров и у тебя все хорошо. Я хочу, я очень хочу, чтобы ты нашел себе невесту. Если бы была жива леди Розалинда, она стала бы тебе замечательной женой. Она бы помогла тебе исцелиться. Но невозможно закрыться от любви только потому, что ты пережил потерю. Это было три года…»

— Довольно, ангел мой, — взял ее за запястье герцог.

Энн остановилась, как он попросил, но ей было больно думать о женщине, беспокоившейся за своего сына. Три года, пока герцог был на войне, герцогиня наверняка беспрестанно нервничала и боялась. Энн точно нервничала бы. Она вспомнила, что чувствовала, когда медленно угасала ее мать. В конце концов она забыла, что такое есть, принимать ванну, менять одежду и заботиться о себе.

— Я могу написать ответ, ваша светлость. Вы скажите мне, что написать, и я напишу и отправлю письмо.

— Я не знаю, что написать ей. Ты обрадуешься, если получишь ответ, где сказано, что я ничего не собираюсь делать из того, о чем она меня просит? Ты думаешь, ей от этого станет легче и спокойнее?

— Думаю, что нет, — признала Энн. — Но возможно, ваша мать права. Я имею в виду ее мысли о женитьбе.

— Ангел мой, мне не нужна любовница, которая твердит одно и то же… — К ее удивлению, герцог замолчал, потом улыбнулся. Нет, это было лишь жалкое подобие улыбки. — Хорошо, любовь моя, ты хотела, чтобы я доверился тебе. Я так и сделаю. Ты помнишь книгу, которую читала мне прошлой ночью?

— «Трактат о разведении лошадей»? — нахмурилась Энн.

— Нет, другую книгу.

— Вы имеете в виду «Разум и чувства»?

— Совершенно верно, мой ангел. Видишь ли, это не моя книга. Она принадлежала леди Розалинде Марчант.

— Это женщина, о которой упоминает в своем письме ваша мать. Вы… были с ней помолвлены?

— Не совсем. Я влюбился в Розалинду, увел ее у лучшего друга и намеревался жениться на ней. Но она умерла от лихорадки раньше, чем я успел сделать ей предложение. Я предал хорошего человека, чтобы быть с ней, потому что не мог без нее жить, и потерял ее.

— Мне жаль.

— Роман «Разум и чувства» был ее любимой книгой. Я видел, как она читала ее, когда мы бывали на пикниках. Когда она заболела и не могла встать с постели, я купил ей этот экземпляр. И ее мать передала его Розалинде, поскольку мне не разрешалось видеть ее, пока она болела. Они не позволили мне войти в ее комнату, даже когда она умирала. Я ворвался туда после ее смерти. Я держал Розалинду за нежную руку и говорил, говорил все, что чувствую, в отчаянной надежде, что она каким-то образом услышит меня. Наверное, верил, что смогу воскресить ее, если она узнает, как сильно я ее люблю. Но я чертовски опоздал. Все это время ее мать пронзительно кричала о неуместности моих слов. Потом ее отец позвал слуг, чтобы они вывели меня из спальни Розалинды.

— Он сделал это? Несмотря на то, что вы…

— Сын герцога?

— …так сильно любили ее?

— Я с пониманием отнесся к этому. Их души раздирала скорбь. Они винили меня… Я стал причиной невероятного скандала, убедив Розалинду разорвать помолвку с моим другом. Она никогда не отличалась крепким здоровьем, и ее родители уверились, что скандал спровоцировал болезнь. Возможно, они были правы. Раньше я безудержно повесничал, но как только увидел Розалинду, другие женщины перестали для меня существовать. Я думал только о своих желаниях. Даже когда она умерла, поступил как обычно, взял то, что я хотел, — тяжело вздохнул Девон. — У нее в руке была книга, и я забрал ее, перед тем как меня выставили из спальни. Я хотел, чтобы последняя вещь, которой она касалась, осталась у меня.

У Энн замерло сердце, когда она увидела, как герцог опустил ресницы, а на его губах появилась печальная улыбка.

— Розалинда была настолько поглощена этой книгой, — пробормотал он, — что ничего не замечала вокруг себя.

— Мне очень жаль. Наверное, когда я начала читать вам эту книгу, на вас с новой силой нахлынули воспоминания. О Боже! И вы попросили меня почитать о разведении лошадей только лишь для того, чтобы лишний раз не бередить себе душу, да? — Энн поняла, что в тот момент сделала то, что она хотела. — Как глупо было с моей стороны не поинтересоваться, что вам хочется. — Она разбудила в нем тоску по женщине, которую он любил, и лишила его бренди, поэтому он не мог найти никакого утешения. — Наверное, вы злитесь на меня.

— Нет, не злюсь. Поначалу, когда ты начала читать, было больно. Я отправился на войну сразу после смерти Розалинды. И сделал это, чтобы спастись от боли. Я надеялся, что боевые действия и риск не оставят в душе места для печали. Но это оказалось глупой ошибкой. Когда я попросил тебя перестать читать «Разум и чувства», понял, что совершил еще одну ошибку. Я не хочу больше прятаться, я хочу помнить Розалинду.

Энн повернулась и обхватила руками его лицо. Лошадь переступала с ноги на ногу, но рука герцога крепко обнимала ее за талию.

— Возможно, мне не следует этого делать, — прошептала Энн. — Оттолкните меня, если хотите. Но мне хочется поцеловать вас, ваша светлость.

Герцог прижал ее к себе, теперь их губы почти соприкасались, и они делили одно дыхание на двоих.

— Я очень сильно любил Розалинду, но ни одна женщина никогда не относилась ко мне так, как ты, мой ангел, — прижался он к ее губам.

Губы герцога касались ее губ так нежно, так мягко, что Энн пришлось закрыть глаза и уцепиться за его плечи, чтобы не превратиться в пудинг и не соскользнуть с лошади. Ее никогда не целовали так прежде. Она не знала, что от нежной ласки мужских губ хочется плакать. Теперь знает. Ее тело охватила медленная, сладкая истома, и Энн хотелось зарыдать.

— Почитаешь мне сегодня вечером опять, любовь моя? — оторвался от ее губ Девон. — Обещаешь?

— Конечно, — едва слышно прошептала в ответ Энн.


Неудивительно, что герцог захотел спрятаться здесь. Неудивительно, что он страдает от ночных кошмаров и пьет слишком много бренди. Энн расхаживала по своей спальне взад и вперед. Эта комната должна быть его спальней. Ей ужасно хотелось ему помочь, но она не знала, как это сделать.

Как это должно быть ужасно для него. Он отправился на войну, чтобы спастись от горя, а попал в окружение боли, жестокости и смерти. Он не дал себе времени погоревать о женщине, которую любил. Наверняка теперь это не дает ему покоя. В его сердце живет печаль по леди Розалинде, а также грустные воспоминания о войне, где он потерял зрение.

Как помочь ему преодолеть это? Энн не знала, как успокоить боль. Она и сама все еще с болью думала о своих родителях, о потерянном доме и отказывалась даже думать о Лонгсуорде.

Энн не могла не думать о его матери. Она мысленно представляла себе седовласую женщину, которая, склонившись над секретером, пишет письмо сыну, утирая слезы, которые изредка капают на бумагу. Неужели его мать, точно также как Энн когда-то, отказывается от еды и забыла про сон?

Энн не знала, как помочь герцогу преодолеть боль от потери леди Розалинды, но она точно знала, что может сделать для его матери. Герцог не должен узнать об этом.

Спустя два дня, когда Энн заканчивала в столовой свой завтрак, появился Тредуэлл. Он почтительно ждал, скрестив руки перед собой. Теперь Энн понимала, что дворецкий очень заботится о своем хозяине. Его смущенный взгляд мгновенно встревожил Энн.

— Что-то случилось с его светлостью? — вскочила она со стула, готовая бежать.

— Нет, мисс. Все… С ним все в порядке. Я пришел сообщить вам, что его светлость последние две ночи не просил принести ему бренди. Ни перед тем, как ложился спать. Ни после сна. Я даже… Ну, я даже забеспокоился и подумал, что небольшая рюмашка не причинит ему вреда. Я предложил ему принести немного выпить, втайне, чтобы вы, мисс, не узнали. Однако он отказался.

Энн удивленно приподняла брови, услышав признание дворецкого.

— Он отказался? — не удержавшись, переспросила она.

— Именно так. Он сказал, что вы не одобрите.

Энн заморгала ресницами. Она не верила, что сможет убедить герцога отказаться от спиртного. Девон был слишком упрямым. И все же как-то она на него повлияла, заставив образумиться.

— Еще его светлость желает, чтобы вы присоединились к нему сегодня утром. Он планирует поехать в деревню и просил вас составить ему компанию.

— Он хочет поехать в деревню? — Энн со стуком поставила чашку на блюдце.

— Да. — Тредуэлл ухмыльнулся во весь рот, показав просвет от недостающего зуба, и подмигнул Энн. — Его светлость не выезжал в деревню с тех самых пор, как сюда приехал. Это грандиозное событие, мисс. Мы все очень рады.

— Отлично. — Энн встала из-за стола и пошла за дворецким в холл, где обнаружила герцога, натягивавшего черные перчатки. Он был во фраке, который сидел на нем безукоризненно, на голове красовалась бобровая шапка, а уголки белоснежного воротничка обрамляли красивое лицо.

— Куда вы хотели поехать, ваша светлость? — спросила Энн.

— Скоро увидишь, мой ангел, — мило улыбнулся в ответ герцог, и от этой улыбки у Энн едва не остановилось сердце.

Экипаж герцога остановился на узкой улочке перед магазинчиком портнихи. Энн замерла. Она не рассказывала герцогу о своем неудачном визите.

— Зачем мы сюда приехали?

— Тредуэлл сообщил мне, что никаких платьев для тебя не привозили и счетов на оплату белья и шляпок тоже не поступало. Я предполагаю, ты сюда не приезжала?

— Приезжала, но не задержалась, — покраснела от смущения Энн. — В салоне были респектабельные дамы, и они сразу догадались, что я твоя любовница. Портниха ужасно разволновалась и дала мне понять, что я ставлю ее клиенток в неудобное положение. Поэтому я сразу уехала.

— Ну и ну. Ну что ж, я, как благородный покровитель, должен сам покупать тебе платья, моя дорогая. И я так и сделаю.

Энн догадывалась, что произойдет дальше, но сомневалась, хватит ли ей мужества смотреть на это.

— Ваша светлость, мы шокируем эту женщину, если вы зайдете и станете покупать для меня одежду.

Девон промолчал. Лакей открыл дверцу экипажа, герцог спрыгнул с подножки, потом помог спуститься Энн и, открыв дверь в магазин, ждал. Энн смиренно вошла первой. В ту же секунду к ним навстречу поспешила портниха, следом за ней шла круглолицая швея. Обе женщины присели. Еще две молодые дамы, находившиеся в салоне, выронили ленты из рук, испуганно вытаращив глаза на герцога.

— Добрый день, миссис Уимпл, — холодно сказал герцог, глядя поверх голов обеих женщин.

Когда миссис Уимпл выпрямилась, ее лицо было таким же белым, как рулоны муслина. Она пролепетала почтительнейшее приветствие.

— Эта прелестная леди — близкий друг моей семьи, — вскинул брови герцог, на этот раз демонстрируя аристократическое высокомерие.

У портнихи задрожали плечи перед сдержанным, но тем не менее грозным голосом герцога. Тихий голос звучал довольно устрашающе, словно предвещая бурю.

— Но когда я прислал ее к вам, — недовольным голосом продолжал герцог, — к ней не отнеслись с должным уважением и любезностью, каких я ожидал.

— Ваша светлость, я… — задрожала портниха.

Энн видела, что женщина не знает, как ответить.

— Моя дорогая мисс… Мисс Сэриз, — повернулся к Энн герцог, зная, где она находится, поскольку Энн положила руку на его крепкое плечо, — принесите мне, пожалуйста, стул. Я знаю, что выбор женского платья — дело долгое, и мне бы хотелось присесть.

Энн покраснела, услышав заминку, которую сделал герцог перед тем, как произнести ее имя. Ей следовало назвать ему свою фамилию. Его ложь мгновенно всплыла на поверхность: он бы не задумался над ее именем, если бы она действительно являлась близким другом семьи. Однако герцога, похоже, ничуть не волновал совершенный промах.

— Нет! — тяжело дыша, воскликнула портниха. — Нет, Черриуэлл принесет стул. — Она неистово помахала рукой полной швее. — Быстро принеси стул его светлости. Если вы пройдете за мной в примерочные, мисс Сэриз… — Взгляд женщины скользнул по платью Энн, которое она позаимствовала у подруги. — Осмелюсь предположить, что вы захотите что-то смелое, подобно этому платью, — понизив голос сказала она.

Фальшивая улыбка женщины заставила Энн вздрогнуть. Ей хотелось уйти, но она не могла. Нет никакого смысла доказывать обратное. Она, падшая женщина, смирилась с этим и прекрасно понимала, какого отношения к себе ждать. О Боже, в Банбери, что недалеко от Лонгсуорда, почтенные дамы, увидев шагавшую навстречу падшую женщину, перешли бы на другую сторону улицы.

На лице герцога отразилась такая решительность, что у Энн не было желания ослушаться. Он уселся на стул, довольно близко к Энн.

— В этом нет необходимости, — прошептала Энн ему на ухо. — Не надо так сердиться.

— Нет, я сержусь. Ты заслуживаешь гораздо лучшего отношения, чем это.

Его слова ошеломили Энн. Она повернулась к миссис Уимпл. Если она должна это сделать, то у нее больше нет желания одеваться в ослепительно яркие и вызывающие наряды, которые она носила по указанию хозяйки борделя.

— Мне бы хотелось подобрать платья простого, но элегантного силуэта… — Энн на мгновение замолчала. Вот и появился способ разрядить напряженную обстановку. — Я полагаю, у вас превосходное чувство стиля, — мило улыбнулась она миссис Уимпл. — Иначе почему его светлость настоял именно на ваших услугах?

Слова Энн произвели мгновенный эффект. Женщина пусть немного, но смягчилась.

— Действуйте, пожалуйста, по собственному усмотрению, 


продолжала Энн. — Я уверена, ваши модели прекрасны. Причем не сомневаюсь, что ваши платья станут предметом для разговоров в Лондоне, когда я туда вернусь. — Какая откровенная ложь! Энн не собиралась показываться в Лондоне.

— Да. — Портниха, женщина средних лет, задумчиво потерла подбородок. — Я уверена, что мне удастся подобрать то, что лучше всего представит вас в выгодном свете.

Энн не знала, правду ли говорит эта женщина, но сейчас у портнихи на смену обидам пришло оживление. Мисс Уимпл обрадовалась возможности произвести впечатление на герцога Марча. Перед тем как исчезнуть за шторкой примерочной комнаты, Энн оглянулась на Девона. Он терпеливо ждал, прихлебывая чай, который ему принесла Черриуэлл, пока молодые швеи пялились на него из-за двери мастерской. Эта картина заставила Энн улыбнуться. На сердце, как ни странно, стало… легче.

— Спасибо, — прошептала она. Конечно, герцог ее не услышал. Это была благодарность не за одежду, а за настойчивость во имя того, чтобы к ней отнеслись не как к падшей женщине.

После того как они побывали у портнихи, они направились в магазин шляпок. Было понятно, что герцог проделывал это и раньше со своими любовницами, хотя, возможно, и не в этой деревне. Но когда Энн начала примерять шляпки, в его глазах на миг вспыхнула досада, и она заметила это. Он резко встал, велел ей купить все не раздумывая и вывел ее из магазина.

Теперь, когда они ехали домой, он неуклюже сидел в экипаже напротив нее в полном молчании.

Он не накинулся на нее с бранью, но Энн было больно видеть его напряженный и мрачный вид. Неужели это из-за слепоты? Или его лицо омрачили мысли о женщине, которую он любил и потерял?

— Ваша светлость…

— Ангел мой…

Их слова прозвучали одновременно, поэтому они оба нервно рассмеялись.

— Садитесь рядом со мной, — попросила Энн.

— Садись ко мне на колени, — в ту же секунду попросил герцог.

— На колени? Зачем? — на мгновение растерялась Энн. Но когда герцог приподнял бедра, его намерения стали очевидными.

— В экипаже? — изумленно уточнила Энн, потому что экипаж трясся и слегка покачивался.

— Сэриз, ты очаровательна. Да, в экипаже.

— Это возможно?

— Только очень осторожно, — поддразнил ее герцог.

Энн перебралась к нему, села на колени и обнаружила, что он уже расстегнул брюки. Герцог наклонился к ней, касаясь губами ее волос.

— Люби меня, — хрипло сказал он. — Я понял, насколько сильно мне это нужно. Ангел мой, мне кажется, я без тебя не смогу.

Господи. Его слова разбили ей сердце и одновременно заставили его взлететь ввысь. Энн приподняла юбки, снова села к нему на колени и обняла за шею. Она еще никогда так не хотела его.

Экипаж с грохотом стал медленно взбираться в гору, и Сэриз еще крепче обняла герцога за шею. Одного чувственного движения ее бедер оказалось достаточно, чтобы плоть герцога проникла в ее тело. Он закрыл глаза, застонав от ощущения приятной тяжести ее тела, на своих бедрах. Он становился зависимым от нее. Он нуждался в Сэриз больше, чем когда-то нуждался в бренди.

На этот раз он заставит ее испытать оргазм. На траве в поле он вообразил, что был близок к этому. Энн казалась тогда такой расслабленной, такой горячей, такой готовой принять его. Но при этом вела себя тихо, и Девон испугался, что причинил ей боль, а она сдерживала звуки недовольства. На этот раз он будет нежным и сделает все, чтобы доставить ей удовольствие.

Стараясь удерживать равновесие в движущемся экипаже, герцог удерживал ее за тонкую талию и двигался внутри ее тела. Он скрипел зубами, чтобы не потерять контроль над собой, и двигал бедрами с умышленной медлительностью, в спокойном, дразнящем ритме, пока она не прошептала хрипло:

— Жестче. Пожалуйста. Я хочу, чтобы это было… жестко.

И быстро.

Сосредоточив все свое внимание на ней, герцог услышал ее даже сквозь грохот колес. Ее желание являлось для него приказом. Ритм его движений стал настолько мощным, что он вместе с ней оторвался от скамейки, а экипаж подпрыгнул на рессорах.

Энн отыскала его губы и нетерпеливо поцеловала герцога.

С жадностью. Означает ли это, что ей понравилось, или она опять играет роль любовницы? Герцог не знал ответа на этот вопрос, но ответил на ее поцелуй с такой же жадностью и нетерпением. Он не видел ее грудь, но чувствовал ее, когда Энн двигалась ему навстречу. Она дышала тяжело, но не издала ни звука. В экипаже становилось жарко, как на костре. Девону хотелось довести ее до оргазма, он просто жаждал, чтобы она испытала этот головокружительный момент, который заставит ее вскрикнуть от удовольствия.

Его рука проскользнула между их напряженными телами, действуя на ощупь, и большой палец прижался к влажному бутону ее плоти. Энн изумленно замерла и издала тихий стон.

— Да. — Каждый мощный удар своей плоти герцог сопровождал прерывистым дыханием. — Я хочу подвести тебя к самой вершине блаженства. Скажи мне, что для этого надо сделать, любовь моя. Я — в твоем распоряжении и жду команд.

— Я… я не знаю, — простонала Энн. — Это… Мне так хорошо. Ты так хорош. Ты подвел меня к пику страсти, когда я даже не думала, что могу…

Ее слова подействовали сильнее всяких ласк. Герцог стремительно вошел в нее, стараясь сделать именно так, как ей, очевидно, нравилось. Она уцепилась за его плечи, словно просила сделать то, о чем он говорил. Энн извивалась в поисках ритма, который ее устраивал. Скрип экипажа перекликался с ее стонами. Очаровательные женские вздохи «О-о-о!» звенели в ушах герцога, потом она резко дернулась и оглушительно вскрикнула.

Это завело герцога так, как будто в пушке зажгли фитиль. Он напрягся, поскольку они съезжали с горы и выгнулся ей навстречу, чтобы погрузить свою плоть как можно глубже. Он достиг вершины блаженства, и упругая сила покинула его мышцы, они стали мягкими, как расплавленный воск.

— О-о! — тяжело дыша, упала на него Энн.

Она казалась довольной, в самом деле довольной, и герцогу хотелось убедиться, что прелестные звуки, которые она издавала, были настоящими, не фальшивыми.

— Тебе было хорошо? — как неуверенный в себе парень, поинтересовался герцог.

— Да.

— Впервые?

— Не совсем так. Я… Мне очень жаль, но ты был прав. Раньше я не испытывала такого. Но на этот раз все случилось. А еще это случилось тогда в поле, когда я вела себя тихо, а ты рассердился. Тогда я в самый первый раз оказалась на вершине блаженства. А в том, что было раньше, твоей вины нет. Правда. Я думала, мне никогда не удастся испытать это.

— Ты не льстишь мне?

— Нет! Это — правда. Я никогда не думала, что в это мгновение все задрожит внутри. Или что мое сердце будет колотиться в груди с такой силой. Ты веришь мне?

Экипаж остановился, послышались знакомые голоса конюхов, которые что-то кричали кучеру. Девон остался сидеть на месте, обнимая Энн.

— Я верю тебе и рад, что доставил тебе удовольствие.

— Я… я тоже.

Да, черт возьми, он полностью привязан к ней.

Снаружи в экипаж проникала какофония звуков. Крики людей, громкий топот и грохот, похожий на громыхание быстрых колес по гравию. Девон дернулся с места, сдвинув на коленях Энн, повернулся к окошку, потом опомнился.

— Ангел мой, тебе придется посмотреть. Судя по звуку копыт и скрипу колес, могу догадаться, что это экипаж, который едет по дороге к моему дому. Тебе придется сказать мне, кто это.

Сердце Энн колотилось где-то в горле, когда она соскользнула с колен герцога и прижалась лицом к окошку. Они действительно находились на подъездной дорожке перед домом герцога. А по дорожке громыхал запряженный четверкой несущихся галопом лошадей серой масти изысканный белый экипаж. Он остановился рядом с ними. На дверце Энн разглядела отделанный золотом герб, слегка покрытый дорожной пылью.

Энн тяжело сглотнула. Экипаж принадлежал знатному вельможе, никак не сыщику с Боу-стрит.

Дверца распахнулась, и из нее вышла женщина. На ней была длинная мантилья синего цвета и шляпка с широкими полями, скрывавшая лицо. Дама медленно повернулась к их экипажу. Энн увидела красивое, но очень бледное лицо. Она отметила, что женщина нерешительно кусает губы.

— Кто это? — спросил герцог.

Энн вздрогнула. Испугавшись, она совершенно забыла, что герцог ничего не видит и надеется только на нее.

— Это дама с темными кудрявыми волосами и очень красивым лицом. Думаю, это ваша сестра.


Глава 12


Из окошка экипажа Энн наблюдала, как герцог спрыгнул с подножки, повернулся к своей сестре, и темноволосая красотка взвизгнула от восторга. Лицо герцога смягчилось, и он протянул руки в сторону этого счастливого возгласа. У Энн дрогнуло сердце. Она никогда не видела его таким удивленным или настолько глубоко тронутым. В это мгновение он казался еще красивее, чем прежде.

Полная катастрофа! Энн — падшая женщина и не должна находиться рядом с сестрой герцога. Энн охватило чувство стыда и смущения. Она отчаянно старалась расправить юбки и разгладить смятый лиф. Герцогу она сказала, что останется в экипаже. Ее появление окажется крайне неуместным, даже если она станет держаться в тени и не будет представлена сестре. Она посидит в экипаже, пока тот не объедет дом, тогда она проскользнет в заднюю дверь.

Она соберет свои вещи. И ей придется уйти.

— Девон, слава Богу! Слава Богу, ты жив и находишься дома в безопасности!

Женский возглас заставил Энн вновь повернуть голову к окошку. Сестра герцога со всех ног бросилась к нему, и Энн увидела колышущийся темно-синий шелк мантильи. Она оказалась ростом чуть ниже брата, поэтому уткнулась ему в грудь. Герцог обнял ее и крепко прижал к себе. Сестра в ответ тоже крепко его обняла, потом пискнула и отступила назад, положив себе на живот руку, затянутую в перчатку.

Энн почувствовала, как округляются у нее глаза. Рука женщины обхватила заметный живот, который до этого удачно скрывали объемные складки мантильи. Она была беременна.

Даже со своего места Энн видела, как блестели слезы на раскрасневшихся щеках женщины. Потом она подняла изящную руку в белой шелковой перчатке и шутливо ткнула брата в грудь.

— Почему ты не приезжал, глупый братец? А ты ничуть не изменился, — заметила она, — и такой же крепкий и бодрый, как и обещал нам твой таинственный друг.

Таинственный друг? У Энн сжался желудок. Неужели это ее письмо заставило сестру герцога приехать сюда? Нет, это невозможно. Она написала свое письмо, чтобы успокоить семью герцога.

— Таинственный друг? — медленно переспросил герцог. — О ком это ты говоришь?

— Об авторе письма, разумеется, — улыбнулась сестра и вытерла слезы. — Боже мой, ты даже не спросил, как у меня дела, Девон!

— Подожди… Эштон. Должно быть, это Эштон. — Герцог поцеловал верхушку шляпки сестры, украшенную розами, потом запрокинул голову, и на его лице отразилась боль и сожаление. — Ну конечно, я хочу знать, как у тебя дела. Но, по правде говоря… Я просто хотел тебя удивить. Мне хотелось точно угадать, какая из сестер передо мной. Я был уверен, что смогу сделать это по звуку твоего голоса и мне не понадобится зрение, чтобы узнать тебя. Но оказалось, что это не так.

— Какой ты глупый, надо было спросить! Ну конечно, перед тобой — Каролина. Мой огромный живот должен был подсказать. — Улыбаясь, сестра взяла руку герцога и положила ее себе на живот. У Энн навернулись слезы на глаза, когда она увидела, как меняется выражение лица герцога. Сначала на нем появилось изумление, потом явная гордость и восторг.

— Ты необъятная, Каро. Тебе нельзя было ехать сюда ко мне.

— Ой, я устала валяться в постели. Я уже достаточно времени провела на кушетке, ожидая ребенка, который, похоже, решил никогда не появляться на свет.

— Ты, наверное, устала. Тебе надо присесть.

— Я сидела несколько часов. Хотя экипаж трясло всю дорогу, и мне приходилось останавливаться на каждом постоялом дворе, чтобы воспользоваться туалетом. Ты не представляешь, что делает с тобой ребенок…

— Думаю, что мне вряд ли захочется узнать это, Каро.

— У тебя такой испуганный вид. Ты прошел войну, неужели тебя так испугала моя беременность?

— Я не испугался, — изумленно поднял брови герцог. — Давай ты присядешь куда-нибудь. Ты голодна?

Энн не смогла сдержать улыбки, когда услышала, как герцог засыпал сестру вопросами. Хочет ли она чаю? Или печенья? А может, фазана с картошкой и пирог? Он так тревожился за сестру, что Энн думала, у нее разорвется сердце, глядя на них двоих.

— Я никогда не видела, чтобы у тебя был такой… помятый вид, — нахмурилась Каролина, дотронувшись до сбившегося шейного платка Девона.

Энн вспыхнула.

— Я больше не вижу, как выгляжу, поэтому мне безразлично, — тихо ответил Девон.

— Тебе нужна женская забота, — заявила Каролина.

— Ты права. Ничто не наставит мужчину на путь истинный так, как женская забота. — В этот момент герцога окликнул кучер, желая получить указания насчет экипажа. — Отвези его на конюшню, — крикнул герцог.

Энн поняла, что это значит. Для нее настало время уезжать.

Экипаж двинулся с места, и она позволила себе в последний раз взглянуть на герцога. Он вскинул голову, услышав стук копыт и слабое позвякивание колец постромков, повернулся в сторону этих звуков и встретился взглядом с Энн, когда она выглянула в окошко. Он не видел ее, но не отвернулся.

Энн отшатнулась назад, чтобы его сестра ее не заметила. Но еле слышный, заглушаемый грохотом колес, приятный, сочный голос его сестры проникал через открытое окошко.

— Знаешь, а ведь то письмо, о котором я тебе говорила, писал не граф Эштон.

О нет. Экипаж замедлился. Лошади заворачивали, чтобы огромный черный экипаж герцога мог проехать мимо изысканного белого экипажа его сестры. Колеса стучали тише, и Энн слышала каждое слово. Ей пришлось это услышать.

— Это письмо матери явно написала твоя приятельница. Оно было без подписи, но мы уверены, что почерк женский. Так или иначе, письма Эштона всегда отличались неразборчивым почерком. Мне стало ужасно интересно, кто эта леди. Девон, ты влюбился?

Энн выглянула из окошка как раз в тот момент, когда герцог прижал руку к виску, как будто почувствовал резкий приступ боли. У нее тоже пульсировало в висках, она ждала, что сейчас случится катастрофа.

— О! — Сестра герцога прикрыла рот рукой, распахнув фиалковые глаза так широко, что темные ресницы касались бровей. — Она твоя любовница, да? Это совершенно потрясающе. Но если бы она не написала, мы бы понятия не имели, что с тобой происходит. Мы бы не узнали, как ты страдаешь от воспоминаний о войне и как умело ты справляешься со своими страданиями.

— Она написала письмо матери, — подняв голову, с бесконечной осторожностью в голосе сказал герцог, словно убеждая сестру опровергнуть свои слова. Но ей, конечно, нечего было возразить, поскольку Энн именно так и сделала.

— Да, Девон. Но кто она?

— Каро, ты проделала весь этот путь из-за этого письма? Когда ты… Сколько дней осталось до рождения ребенка?

— Около двух недель, — беззаботно взмахнула левой рукой Каролина, потому что правой держала брата под руку. Конечно, я приехала сразу, как только узнала, что ты не приезжаешь только лишь из-за собственного упрямства… — Внезапно голос Каролины задрожал, и она умолкла. Затем повернулась к Девону и прижалась головой к его груди. Ее узкие плечи дрожали.

— Что такое, Каро? — обнял ее герцог, побледнев. — Что случилось?

В это мгновение лошади перешли на быструю рысь. Наверное, кучер подстегнул их поводьями. Все другие звуки сразу потонули в грохоте колес. Энн видела, как герцог обнимал сестру за плечи. Каролина что-то оживленно говорила ему, и герцог внимал каждому ее слову, и от каждого эмоционального взмаха рук сестры его лицо все больше становилось каменным. Потом экипаж завернул за угол дома, и они исчезли из поля зрения Энн.


— Куда ты собираешься ехать? — Низкий голос герцога напугал Энн, и она выронила из рук серебряную расческу. Она со стуком упала на стеклянную поверхность туалетного столика. Энн торопилась привести в порядок волосы, которые растрепались во время занятий любовью в экипаже, и воткнуть назад булавки. Оторвав взгляд от зеркала, она повернулась к герцогу. Он стоял в дверях, но сразу шагнул в комнату, закрыл за собой дверь и оперся на набалдашник трости.

— Не знаю. — Энн думала, что больше уже не увидит его перед отъездом. — Я… Куда ты хочешь, чтобы я поехала? — Он — ее покровитель, и Энн внезапно поняла, что если хочет продолжения, она должна делать так, как он прикажет. Сцепив руки, она ждала. «Только не Лондон. Если мне придется бежать, не имея при себе ничего, кроме одежды, я сделаю это раньше, чем меня отправят в Лондон». — Или теперь, когда сюда приехала твоя сестра, ты хочешь разорвать нашу договоренность? — пришла ей в голову другая мысль.

Наверное, этого она должна хотеть: он даст ей расчет, как они договаривались, и она сможет убежать. Это было бы идеально, но сердце Энн сковал ледяной холод. Она больше никогда его не увидит.

«Глупая. Когда-то это должно случиться. Об этом говорила Кэт. Умная любовница всегда помнит, что однажды все закончится, и готовится к этому».

— Нет, этого я не хочу — Постукивая тростью по полу, герцог приближался к Энн. — Моя сестра проделала весь этот путь сюда, чтобы познакомиться с тобой — с автором неподписанного письма к моей матери. — Чем ближе он подходил, тем больше его широкоплечая фигура нависала над ней.

— Твоя сестра приехала сюда не для того, чтобы увидеться со мной, — быстро встала Энн. — Я видела, как она бросилась в твои объятия и заплакала… — Закусив губу, Энн замолчала. — Прости, я не собиралась подслушивать. Еще я сожалею, что отправила письмо, ничего не сказав тебе. Но ты должен поверить, что у меня были самые добрые намерения. Меня беспокоило, что твоя мать переживает за тебя. Я потеряла людей, которых любила, и знаю, что значит бояться до смерти. В письме я только написала ей, что ты здоров и силен. И что я… друг одного из твоих друзей.

Энн со страхом ожидала его гнева. Она была уверена, что он весь кипит от злости.

— Я где-то рядом с кроватью? — наконец подал голос герцог.

— Д-да, — заморгала ресницами Энн. — Позволь мне проводить тебя к ней.

— Ну конечно, мой ангел.

Энн, удерживая его за локоть, подвела к кровати, и Девон тяжело опустился на край. Это была его кровать, но он никогда не спал в ней.

— Сестре придется остаться. — Герцог поднял голову, словно точно знал, где стоит Энн. — По крайней мере на ночь.

— Конечно. Она ведь твоя сестра.

— И любая сестра не настолько глупа, чтобы стеснять брата в его холостяцком жилище. — Герцог застонал. — У тебя были добрые намерения, Сэриз, когда ты писала это письмо. Но тебе следовало сказать мне об этом.

— Я знаю и очень сожалею. У меня больше не будет никаких секретов от тебя… — Энн снова закусила губу, чтобы перестать говорить глупости. Тревога за герцога заставляла ее вести себя слишком импульсивно. Она давала обещание, которое никогда не смогла бы выполнить.

— Каролина понятия не имеет, какой я, — с болью в голосе признался Девон. — У меня не хватило духу рассказать ей о ночных кошмарах, о тех воспоминаниях, что не дают мне покоя, о приступах ярости, которые у меня случаются. У нее полно своих проблем. Но я должен ей рассказать. Ее надо предупредить, чтобы она не подходила ко мне. Она беременна. Что будет, если я повалю ее на пол? Жаль, что ты не можешь остаться, Сэриз, чтобы присмотреть за мной, сделать так, чтобы я не причинил зла сестре. Но очевидно, это невозможно.

Энн понимала, что это правда, но у нее сжалось сердце.

— Я знаю, что не могу остаться. Я — твоя любовница, и для твоей сестры мое присутствие здесь станет чудовищным оскорблением. Но ты не причинишь ей зла. Я уверена, этого не случится.

— Откуда у тебя такая уверенность, ведь я сам ни в чем не уверен? — опустил плечи герцог.

— Я верю, ты не сумасшедший. Подумай, как сильно ты изменился. Ты больше не пьешь бренди, стирая свои ужасные воспоминания. И когда я читаю тебе…

— Ты не сможешь этого делать, если тебя здесь не будет. Сэриз, я не знаю, как переживу визит своей сестры, если тебя не будет в моем доме, чтобы улучшать мое самочувствие.

Сердце Энн подпрыгнуло в груди. И все же остаться она не могла. Как сказал герцог, это невозможно.

— Расскажи своей сестре правду. Скрывать ее нет никаких причин. В своем письме я объяснила, что тебе не дают покоя воспоминания о сражении, воспоминания, которые заставляют тебя кричать по ночам и не дают спать.

— Значит, ты была предельно откровенна?

— Да. Я хотела, чтобы твоя семья поняла, почему ты держишься от них вдалеке.

— И как ты считаешь, почему?

— Наверное, чтобы защитить их от самого себя. Разве ты не говорил мне об этом? Ты хотел отправить меня отсюда ради моей же безопасности. Я хотела, чтобы твоя семья знала, что это не их вина. И по отношению к ним ты поступал как самый благородный и любящий человек.

— Я поступал как разумный человек, — возразил герцог, сжав челюсти.

— Ты не сделаешь больно своей сестре. Нужно только объяснить ей, какой может быть твоя реакция, и она поймет, как себя вести.

— Она не обязана быть осторожной, черт возьми. Она примчалась ко мне за помощью, а я представляю для нее опасность. — Герцог сжал кулак и с поразительной точностью стукнул им по деревянному столбику кровати. От удара содрогнулся балдахин. Энн тоже вздрогнула.

— Почему она приехала просить у тебя помощи? — Энн взобралась на кровать, на коленях проползла за спину герцога и стала мягко массировать его плечи. Они оказались твердыми и напряженными, как железо, и не поддавались легким движениям ее рук.

— Черт, Сэриз, она просила меня пообещать никому не рассказывать об этом.

— Ты изменился, — попыталась его успокоить Энн. — Ты теперь так уверенно передвигаешься по дому. А когда ты последний раз бросал стол через комнату?

— Вряд ли я теперь вспомню, — рассмеялся герцог, но смех его звучал неприветливо и тихо. — Но без тебя, мой ангел, я могу снова начать бросаться вещами.

— Если хочешь, я… я могла бы остановиться где-нибудь поблизости. — Энн понятия не имела, что делать. О любовницах ей было известно только то, что те, кому из них повезло, жили в прекрасных городских домах. Но так происходило с куртизанками в Лондоне. Насчет того, как это случается здесь, в деревне, она пребывала в полной растерянности.

— В деревне есть гостиница, — сказал герцог. — «Черный лебедь». Сними там комнату, Сэриз. Я хочу, чтобы ты была рядом и я мог навещать тебя. Когда сестра уедет, ты можешь вернуться в дом.

— Это приличная гостиница?

— Конечно. — В зеркале Энн увидела отражение обиженного лица герцога.

— Тогда захочет ли хозяин сдать мне комнату и закрывать глаза на твои визиты? — В глубине души Энн понимала, что затронула эту неприятную тему в качестве отговорки. «Черный лебедь» — людная гостиница на одном из самых важных путей следования из Лондона. Она знала, что историю об убийстве хозяйки борделя и о ее, Энн, исчезновении напечатали в газетах; высока вероятность, что люди, путешествующие из Лондона, прочитали ее. Но узнают ли ее с окрашенными волосами? Придет ли кому-нибудь в голову объединить подружку герцога в гостинице с лондонской проституткой, которую разыскивают за убийство?

— Захочет, — уверенно заявил герцог, как человек, который всегда получает желаемое. — Мы сочиним тебе историю. Ты можешь быть знакомой нашей семьи, почтенной вдовой, вознамерившейся навестить семью. Упоминание моего имени гарантирует, что тебя не побеспокоят и проявят уважение.

Энн подумала о своем первом визите в салон миссис Уимпл, но не стала спорить с герцогом. Понятно, что там будет намного безопаснее, чем если она вернется в Лондон, не имея денег для побега.

— Что-то не так, мой ангел?

Энн энергично массировала его плечи. Девон стонал от удовольствия, когда она вдавливала пальцы в напряженные мышцы.

— Все в порядке. Я просто думала о вашей сестре. У нее был такой счастливый вид, когда вы встретились.

Герцог зарычал и опустил голову. И Энн тут же поняла, что он этого не узнает.

— Когда я обнял Каро, больше всего на свете мне хотелось заглянуть в ее глаза, — сказал герцог. — Поначалу я даже не понял, какая из сестер передо мной. Потом, когда узнал, мне захотелось увидеть, как она выглядит. Я попытался представить, что она совсем не изменилась с тех пор, как я видел ее последний раз, три года назад. Но я понимал, что это не так, поскольку она ждет ребенка.

— Хочешь, — Энн обняла его за шею, — я сейчас опишу тебе ее. Возможно, вместе мы сможем определить, как она изменилась, чтобы ты знал. Все самое важное уже не изменится. Она явно очень сильно любит тебя, и могу сказать, что ты тоже ее обожаешь. Вот и все, что имеет значение, так?

— Да, думаю, что так. — Герцог поднял правую руку Энн и медленно, с любовью поцеловал каждый пальчик. — Ангел мой, как мне пережить ночь, зная, что тебя не будет рядом, чтобы почитать мне, когда я проснусь с душераздирающим криком?

— Я думала, что только раздражаю тебя, — поддразнила его Энн, боясь, что сейчас расплачется.

На губах герцога появилась широкая ухмылка, он повернулся, обнял Энн за талию и перетащил к себе на колени. Но в его глазах не было блеска страсти. Там светилось что-то другое, чего Энн не смогла прочесть.

— А ты совершенно необычная любовница, Сэриз, но я начинаю думать, что жить без тебя будет невозможно.

«Невозможно жить без тебя».

Эти слова не давали покоя Энн два дня, которые она провела в гостинице, и она начала бояться, что испытывает к герцогу то же самое. А вот это действительно невозможно.

Дрожащими пальцами она взяла чашку. Никто не показывал на нее пальцем и не кричал «Убийца!», но она жила как на иголках, ожидая, что это вот-вот случится. Лишнее доказательство того, что она не может оставаться в Англии. Как можно провести всю оставшуюся жизнь в страхе? В страхе, что кто-то узнает ее и доставит в магистрат, в страхе, что ее арестуют за убийство, которое она не думала совершать? Она все равно была виновата, хотя и спасала ребенка. Наказание за такое преступление — виселица.

Энн поставила чашку. Ей очень хотелось остаться в Англии, и причина у нее для этого была самая глупая: она не хотела бросать герцога. Два дня Девон не появлялся у нее. Разумеется, он не хотел оставлять сестру. Он искал способ жить без Энн. Но она ужасно без него скучала. Она волновалась за него.

В коридоре послышались быстрые шаги, и Энн напряглась, когда они внезапно смолкли у ее двери. Она боялась всего, и это начинало походить на какое-то безумие. Ведь это могла быть прислуга. В дверь тихонько постучали.

— Мисс? — позвал женский голос.

— Войдите, — услышав голос служанки и успокоившись, крикнула Энн.

Дверь открылась, и на пороге появилась молодая девушка с горящим взором, присевшая в почтительном поклоне.

— Прошу прощения, мэм, но вас хочет видеть герцог Марч. Он будет ждать в гостиной.

— Спасибо, — улыбнулась Энн. — Передайте ему, что я спущусь через минуту.

— О, он сейчас в баре, мэм. Все местные мужчины пьют за его победы в сражении. Его светлость — настоящий герой войны.

— Да, так и есть, — согласилась Энн. Но как только девушка ушла, она, повернувшись к зеркалу на туалетном столике, задумалась о том, сколько он заплатил за свой героизм, сколько боли он ему принес и как изменил его. Энн быстро осмотрела свое платье, одно из новых дневных платьев, которое герцог прислал ей в гостиницу, и осталась довольна своим видом. Герцог не зашел к ней в комнату; интересно, почему. Неужели он хотел создать хотя бы видимость респектабельности?

Направляясь в гостиную, Энн, проходя мимо бара, заглянула туда.

Там на скамейке сидел герцог. Увидев его лицо и улыбку, Энн почувствовала, как у нее задрожали колени. Она положила руку на дверную раму и просто смотрела на него. Волосы падали ему на брови, и это напомнило ей, как осторожно она старалась его постричь, медленно работая ножницами, чтобы не уколоть. Его широкая улыбка была похожа на ту, с которой он встал после падения с лошади, едва не разбившись насмерть.

Глядя на него, Энн чувствовала тепло внутри, словно горячий пирожок, который, если его разломить, выпускает струйку пара. Герцог поставил свою кружку и повернулся. Он не видел Энн, но, должно быть, почувствовал, что она смотрит на него. Энн развернулась и поспешила в гостиную. Служанка передаст ему ее слова и приведет его к ней. Всего через несколько мгновений они будут вместе. Наедине.

О Господи, Энн дрожала от предвкушения. Сердце готово было вырваться из груди. Что именно ей надо сказать? Она не нервничала так даже в первый раз, когда пыталась его соблазнить.

Мысль о том, что это могло означать, напугала Энн. Только самая глупая любовница влюбляется в своего покровителя. Она уже потеряла свой дом, своих родителей, так почему же она опять добровольно подвергает риску свое сердце?


— Я приехал поговорить о своей сестре.

Этого Энн ожидала меньше всего. Герцог откинулся на спинку дивана у камина в гостиной и потер виски, как будто у него болела голова.

— Каро просила меня никому не рассказывать, но я понял, что сойду с ума, — криво усмехнулся герцог. — В конце концов, после всего, что сделала ты, чтобы убедить меня, что я не сумасшедший, именно моя сестра сводит меня с ума. — Девон повернул голову на шорох юбок Энн, вид у него был совершенно беспомощный и очень притягательный. — Мне нужна твоя помощь, ангел мой. Я просто не знаю, к кому еще обратиться.

— Что же случилось?

— Каро приехала сюда не из-за твоего письма. Она приехала, потому что сбежала из дома. Она на девятом месяце беременности и сбежала из дома.

Служанка оставила поднос с чаем. Несмотря на удивление, Энн налила чашку чая и подала герцогу прямо в руки.

— Почему она так сделала?

— Только ты можешь отнестись к этому спокойно и налить мне чашку чая, — сказал герцог, намереваясь поставить чашку на столик.

— Глоток чая поможет, — остановила его Энн и упрямо поднесла чашку к его губам, почувствовав при этом острую боль в сердце. Когда-то эти слова говорила ее мать, когда они оказались в трущобах, как будто простая чашка чаю могла спасти от страха и бедности.

— Каро рассказала мне, что приехала, — герцог сделал глоток чая, — поскольку ее брак развалился, сердце ее разбито, и она собирается родить ребенка от человека, который ее больше не любит.

— Муж больше ее не любит? — заморгала ресницами Энн. — Он должен быть… идиотом. Как он может не любить твою сестру, которая просто сияет красотой и скоро родит его ребенка?

— Не знаю, — вздохнул герцог. — Добиться от нее вразумительного объяснения я не могу. Она сказала, что больше ни минуты не могла оставаться в своем доме в Лондоне. Кстати, ее муж — граф Кавендиш. Их брак, как и все браки моих ближайших родственников, был заключен по любви.

— Она не говорила тебе, почему пришла к такому выводу, что он ее больше не любит?

— Каролина решила, что это произошло из-за того, что сейчас она размером с дом.

— Вздор, — заявила Энн. — Что это за муж, который может быть таким ограниченным и пустым?

— Ты веришь мужчинам больше, чем мы того заслуживаем, — сидя к ней вполоборота, мрачно усмехнулся Девон. — Я знал джентльменов, которые проводили ночь в борделе, пока их жены дома рожали в муках ребенка.

Энн молчала. Возможно, некоторые джентльмены, которые приходили в бордель Мадам, так и поступали.

— Каро бросила свой дом и отправилась в Марч-Хаус. Это герцогский дом в Лондоне, где живет моя мать и две незамужние сестры, Лиззи и Уин. Каро провела там только два дня. Этого времени оказалось достаточно, чтобы ей дали почитать твое письмо. Явно все женщины в моей семье гадали о том, кто этот анонимный автор.

— Я сожалею об этом, но все-таки это лучше, чем их бесконечная тревога за тебя.

— Каро решила не рассказывать матери о своих проблемах. Она приехала ко мне, потому что не знала, куда еще поехать. Поскольку я мужчина, она подумала, что я пойму ход мыслей ее мужа. Она хочет, чтобы я объяснил ей, почему муж больше ее не любит, и подсказал, как вернуть его любовь. Поскольку я отвоевал любовь Розалинды, она считает, что я должен знать, как это сделать. Но есть проблема… — Черты лица герцога посуровели, взгляд приобрел решительность. — Так как я довольно долго не могу убедить Каро успокоиться и рассказать мне, что именно сделал Кавендиш, я предполагаю, что он изменил ей. Он разбил сердце сестры. Мне хочется убить его прямо сейчас. Вызвать его в поле, окутанное туманом, и отсчитать сорок шагов.

— О Боже, нет! — Энн охватила паника, и она сжала плечо герцога. — Ты не можешь этого сделать! Тебя могут убить. А если не тебя, то ты убьешь его. Что в этом хорошего для твоей сестры?

— Согласен, ничего хорошего. Просто я мог бы сделать ему небольшое внушение.

Энн подумала о своих родителях. Они всегда решали все проблемы, разговаривая друг с другом.

— Твоя сестра разговаривала с мужем? Она должна была поговорить с ним об этом с глазу на глаз.

— Не знаю. Когда она пытается объяснить что-то, она либо начинает плакать, либо смущается. Я и сам смущаюсь всякий раз, когда мы об этом говорим, поэтому я не могу понять, что она пытается мне сказать, — застонал герцог и уронил голову на руки. — Она вышла замуж по любви, ей разбили сердце, и я меньше всего знаю, как от этого излечиться. Сам я решил отправиться на войну, и ты знаешь, чем все закончилось. — Герцог поднял голову, на его губах блуждала печальная, разрывающая сердце улыбка. — Одно могу сказать точно. Ей хочется отвоевать любовь подлеца, а я хочу его убить. У меня безвыходное положение. Она спрашивает мое мнение, а потом не слушает ни одного моего слова. Она злится на меня, когда я говорю, что это вина Кавендиша, и я, так или иначе, превращаюсь в ее глазах в негодяя.

Энн, чувствуя его раздражение, сдержала улыбку.

— Когда мы спорили насчет бренди, я именно так вел себя с тобой, да? Почему ты проявила такое упорство и решительность в своем желании помочь мне, когда на самом деле я заслуживал хорошего пинка?

— Потому что ты заслужил, чтобы тебе помогли.

— Я рад, что ты была такой упрямой, Сэриз, — покачал головой герцог. — Моей сестре нужна женщина, которой можно довериться, но такой нет.

Энн покачала головой. Нет, она, конечно, не может говорить с его сестрой. Она падшая женщина. И потом, она ничего не знает о любящих мужьях, и, хотя ей известны подробности счастливого брака родителей, она понятия не имеет, как спасать несчастливый брак.

— Мне кажется, ты должен дать сестре успокоиться, выслушать ее по-настоящему, а потом постараться поговорить с ней.

— Придется мне преодолевать это самому, вот только не знаю, смогу ли. Участвовать в сражении намного проще.

— Тебе не надо бороться в одиночку. В любое время ты можешь прийти и поговорить со мной.

— Ты нужна мне сейчас. — Герцог поднял голову, и его глаза загорелись огнем желания. — Эти два дня я скучал без тебя, ангел мой. Иди и закрой дверь в гостиную. Я больше не могу ждать.

— Здесь? В гостиной? — Энн тоже хотела любить его, но боялась вызвать скандал.

— Это намного благоразумнее, чем вести меня в свою спальню, — ухмыльнулся герцог. — На этот раз тебе придется вести себя тихо.

— Конечно, ваша светлость.

— Я хочу, чтобы ты звала меня Девон, ангел мой. Сделай это ради меня.

Энн затаила дыхание. Называть его по имени. Она не ожидала такой близости. Она вдруг поняла, что никогда не состояла в таких близких отношениях с мужчиной. Ни один мужчина ни разу не приоткрыл перед ней свое сердце.

— Да, ваша… Девон, — прошептала Энн, когда он обнял ее сильными руками и потянул на диван.

— Отлично. А теперь оседлай меня, ангел мой. Сотвори свое волшебство.


Глава 13


Энн шагала по узкой тропинке, подводившей к гостинице со двора. Она брела по ней по просторным полям, потом через лес, пока голодный желудок не потребовал, чтобы она вернулась. Сегодня утром она прошла много миль, но ни прекрасные пейзажи, ни физическая нагрузка не могли отвлечь ее от мыслей о Девоне.

Раньше все ее мысли были только о свободе и независимости. Теперь она думала только о нем. За последние три дня Девон полдюжины раз признался, что скучает без нее. И всякий раз его слова и согревали сердце Энн, и одновременно заставляли его болезненно сжиматься. Она должна помнить, что это ничего не значит. Она больше не наивная молодая леди, которая могла бы принять эти слова герцога всерьез и думать о совместном многообещающем будущем, браке и детях. Все покровители поначалу очарованы своими любовницами, но потом интерес ослабевает. Если она будет руководствоваться разумом и контролировать свое сердце, она может спастись.

Постучав ногами по плитняку, чтобы сбить грязь с ботинок, Энн вошла в гостиницу и сняла перчатки.

— О, вот вы где, мадам! — бросилась к ней одна из служанок и торопливо присела в поклоне. — К вам посетитель. Ждет в гостиной.

Это, наверное, Девон. У Энн заколотилось сердце, отказываясь подчиняться контролю, но когда она открыла дверь в гостиную, то увидела украшенную розами шляпку и черные кудряшки. Ноги Энн словно приросли к полу.

Сестра герцога, сидя на стуле, повернулась к ней, и Энн увидела ее пылающие щеки и фиалкового цвета глаза.

— О, я так рада, что вы пришли. Я уж испугалась, что вы не захотите встретиться со мной.

— Не могу поверить, что вы приехали повидаться со мной, — заморгала ресницами Энн. Ее охватила паника, но даже в этом состоянии она помнила, что эта леди — графиня Кавендиш. Все-таки полученное воспитание помогло ей преодолеть шок, и Энн вдруг поняла, что поднимается после глубокого реверанса. Господи, разве это возможно, чтобы сестра герцога не знала, что Энн — его любовница?

У нее участился пульс. Это может обидеть сестру Девона. Слухи, смешки. Если Девон узнает… Ведь он согласился, что она не должна находиться поблизости с его сестрой.

— Есть кое-что, что вам необходимо знать, — тихо прикрыла дверь Энн. — Мне очень жаль, но как только вы узнаете, кто я, вам захочется уйти отсюда…

— Вы любовница Девона. Я это знаю. Тредуэлл рассказал мне, что у Девона в доме «гостья». Мой брат, конечно, пробормотал какую-то бессмысленную ерунду, но румянец на щеках выдал его.

— Ваша светлость, вы должны уйти. У меня нет желания запятнать ваше доброе имя.

— Я поняла, — махнула рукой леди Кавендиш, — что существуют вещи гораздо более важные, чем правильное поведение. Поведение, достойное леди, помогает женщине выйти замуж. Однако я узнала, что мужу умение женщины вести себя не доставляет большого удовольствия, — поразительно цинично рассмеялась леди Кавендиш, и этот смех болью отозвался в сердце Энн. Такая красивая леди не должна страдать.

— Мне кажется, — графиня вздернула подбородок, демонстрируя твердость и упрямство характера, которые Энн наблюдала и у Девона, — вы — единственный человек, который сумеет мне помочь. Вы должны знать все о том, как соблазнить мужчину. И я хочу, чтобы вы меня этому научили.

— Прошу прощения, ваша светлость…

— Мне очень нужно знать, как соблазнить своего мужа.

Должно быть, Энн не удалось скрыть своего потрясения, и оно отразилось у нее на лице, потому что леди Кавендиш как-то сразу сникла и помрачнела.

— Вы считаете меня глупой, да? — Она закрыла лицо руками и зарыдала.

Забыв о нормах поведения и морали, Энн бросилась к женщине и обняла ее, пытаясь успокоить.

— Это поможет вам успокоиться. — Энн решительно подала графине чашку с блюдцем, как уже проделывала это с Девоном. Графиня с благодарной улыбкой приняла чашку и стала мелкими глотками пить чай. Энн понимала, что не смеет даже находиться в одной комнате с графиней, но женщине требовалась помощь. — Ваш брат знает, что вы здесь?

— Конечно, нет. Но я в отчаянии. Это же очевидно, что мой брат по уши в вас влюблен. Я надеялась, что вы обучите меня вашему мастерству и искусству обольщения.

— Научить вас, — медленно повторила Энн, — своему… своему мастерству и искусству обольщения?

По уши влюблен?

— Я потеряла любовь мужа и больше не могу это выносить.

Девон не знает, что его сестра здесь. Рассердится ли он, что она разговаривает с графиней сейчас?

— Что вы сказали герцогу?

— Ничего. Он заперся в своем кабинете. Тредуэлл сообщил мне по секрету, что брат не спит по ночам и его мучают ночные кошмары. По всей видимости, после вашего отъезда ситуация ухудшилась.

От этих слов у Энн упало сердце. Она не читала ему перед сном и не отвлекала занятиями любовью, поэтому дела расстроились. Девон не признался ей в этом, когда приезжал ее навестить.

— Конечно, Тредуэллу я сообщила, что поехала в деревню за покупками. — У графини дрожали руки, поэтому чашка звонко стучала по блюдцу. — Наверное, я глупая. Переживаю за любовь мужа, в то время как Девон…

— Вы не глупая, ваша светлость. — Теперь Энн увидела морщинки на лбу графини и темные тени под глазами. — У вашего брата ночные кошмары, и я… я пыталась помочь ему избавиться от них. Или по крайней мере хотела помочь ему с ними справиться. — У Энн горели щеки: ведь сейчас она признавалась, что проводила с Девоном ночи. Это она ведет себя глупо, потому что сестра Девона замужем и знает, кто такая Энн. Но с того самого дня, как Энн с матерью оказались в трущобах, она ни разу не общалась с приличной дамой.

Ей вдруг пришло на ум, что, как дочь виконта, она бы ничем не отличалась от сестры герцога сейчас, если бы Себастьян не вынудил их с матерью покинуть дом. Она была бы замужем. Возможно, ожидала бы ребенка.

Графиня так резко поставила чашку, что чай пролился сначала на блюдце, а потом и на стол.

— Спасибо вам, что вы помогаете брату, — схватила она за руки Энн. — Тредуэлл рассказал мне, что вы для него сделали. Как вы помогаете ему ужиться со слепотой и как он стал понемногу мириться с этим, — с восхищением в глазах продолжала графиня.

— Не знаю, моя ли это заслуга, — смутилась Энн. — Думаю, что здесь сказывается влияние времени…

— Тредуэлл так не думает. Кроме того, он признал, что это вы написали письмо моей матери.

Энн стала извиняться, но леди Кавендиш крепко сжала ее руки:

— Это письмо принесло матери необыкновенное облегчение и покой. Она так волновалась за Девона. Она боялась, что его раны намного серьезнее, чем она слышала от других, что шрамов у него гораздо больше, чем нам говорили, или что он очень болен или даже потерял рассудок.

Как раз этого герцог и боялся. Боялся, что сходит с ума.

— Когда Девон отправился на войну, мать почти перестала есть и спать. Она совсем исхудала. Ваше письмо так подбодрило ее, что сестрам удалось заставить ее поесть и она перестала сидеть взаперти у себя в комнате. Она много часов проводила в одиночестве, писала Девону письмо за письмом. Большую их часть она просто комкала или рвала на мелкие кусочки и сжигала. То, что вы сделали, просто здорово.

— С-спасибо. — Энн слышала стук собственного сердца. Внезапно она поняла, что ей придется заставить Девона поехать домой. Он должен навестить свою семью…

Но если он поедет, разрешит ли ей остаться здесь? Отпустит ли ее? Это не важно. Самое важное — воссоединить его с семьей, облегчить его боль и боль его матери.

— Что такое? — внимательно посмотрела на Энн леди Кавендиш. — У вас такой вид, словно вы спорите сами с собой.

— Нет-нет, ничего.

Энн поразила искренность и доброта сестры Девона. Светская леди должна либо быть в ужасе от нее, либо вести себя крайне высокомерно. Леди Кавендиш напомнила Энн о матери, которая всегда была вежливой, щедрой и доброй.

— Вы поможете мне в ситуации с моим мужем? Или я уже ничего не могу сделать, поскольку сама сейчас размером с экипаж и ничего миловидного во мне не осталось…

— Чепуха! — не сдержалась Энн и увидела, как вздрогнула графиня. — Вы… Вы поразительно красивы. Что же это за джентльмен, который не замечает необыкновенного очарования в женщине, носящей ребенка?

— Вы должны знать, что представляют собой мужчины, — криво усмехнулась графиня. — Наверное, мой муж рад, что у него родится ребенок, и, конечно, надеется, что это будет сын. Но у него есть желания, и он понимает, что больше не может приходить в мою постель, поэтому… Я думаю, он ходил к кому-то еще, — покраснев, выдавила леди Кавендиш. — Я не могу ни с кем говорить об этом. Девон — единственный, с кем я поделилась. Он пришел в такую ярость, что захотел подраться с моим мужем! Я хочу вернуть мужа обратно, забрать его из лап той ужасной вдовы, которая завлекла его.

— Вдовы? — Энн старалась следить за возбужденной речью графини.

Сестра Девона молча кивнула в ответ, и ее кудряшки подпрыгнули в такт. Потом она вдруг напряглась и положила руку на живот, на лице появилась гримаса боли.

— Что-то случилось? — вскочила Энн. — С вами все в порядке?

— Это… случается, — выдохнула леди Кавендиш. — Спазмы в животе. Он становится таким… твердым. — Она смотрела прямо перед собой, вид у нее был ошеломленный и немного испуганный.

— Когда я была моложе, — погладила ее по руке Энн, стараясь контролировать себя, чтобы случайно не сказать «в трущобах», — то несколько раз видела, как рожают. — Ее мать даже помогала нескольким роженицам, когда им пришлось ютиться в меблированных комнатах. — И я точно помню, что живот у женщины твердеет, когда приближается время родов. Одна из повитух называла это «тренировкой». Постарайтесь расслабиться и дышать.

— Расслабиться! — воскликнула леди Кавендиш с унылой улыбкой.

Энн понятия не имела, как говорить о процессе родов, не вызывая тревоги и не сообщая графине ничего непристойного. От тех, кто готовился к родам, она знала, что «тренировка» намного легче, чем сами роды.

— Думаю, вам очень скоро предстоит рожать, — осторожно заметила Энн. Она помнила, как некоторые женщины говорили, что «тренировочные» боли случаются совсем незадолго до родов. — Одно я знаю точно: никто не может угадать, когда родится ребенок. Это может случиться гораздо быстрее, чем предполагается…

— Но я не могу ехать домой! — Тяжело дыша, леди Кавендиш встала. — Там я только и думаю, где мой муж и не с той ли он женщиной…

— Пожалуйста, не надо расстраиваться. — Энн положила руку ей на плечо. — Итак, вы хотите соблазнить его, — начала она, чувствуя, что щеки уже стали пунцовыми. Она очень надеялась, что этот разговор отвлечет леди Кавендиш.

— Да. Но конечно, после того, как рожу ребенка. Я хочу знать все приемы, которые известны куртизанке. Я должна знать, что мне надо сделать, чтобы доставить ему удовольствие. Чтобы удержать его от встреч с другими женщинами.

Энн все время хотелось напомнить графине, что она — леди. Благовоспитанные леди вовсе не должны быть знакомы с приемами куртизанок. Пожалуй, именно по этой причине приличные леди должны избегать куртизанок и падших женщин. На тот случай, если у них появится соблазн задать вопросы и узнать о приемах соблазнения. Энн помнила некоторые сомнительные способы, которым ее научили проститутки в борделе Мадам. «Возьми плоть мужчины в рот, и он — твой. Или позволь ему овладеть тобой сзади и доставь ему бесконечное удовольствие. От воспитанных леди они этого не получают».

Она перепробовала все, о чем смогла вспомнить, чтобы Девон оставил ее в своем доме, но как объяснить это леди? Хотя почему леди не должны знать о сексе? Почему женщина должна соблюдать приличия и оставаться одинокой, пока мужчины ходят по борделям в поисках плотских утех, которые они нигде больше не могут получить?

Леди Кавендиш тяжело дышала и выглядела испуганной.

— Хорошо, — прошептала Энн. Должно быть, она сошла с ума, но леди Кавендиш мгновенно перестала растирать живот и сосредоточилась. — Начнем с приема, который вашему мужу понравится больше всего. Вы должны… — Мужество почти покинуло Энн, когда она увидела напряженный, пытливый взгляд. — Вы должны взять его в рот.

— Поцеловать? Раньше мы страстно целовались. После заключения брака он, похоже, потерял интерес к таким легкомысленным поступкам.

— Это… для мужчин не редкость. Я… Мне кажется, поцелуй для них — часть соблазнения. Как только леди готова спать с ними без поцелуев и другой предварительной игры, мужчины обходятся без этого, — сообщила Энн, хотя помнила их необыкновенный поцелуй с Девоном под дождем и другие его поцелуи, после которых он не ждал продолжения.

— О, все это звучит ужасно удручающе, — нетерпеливо вздохнула графиня. Тогда как же мне убедить его сделать это?

«Надо говорить прямо, — подумала Энн, — больше делать нечего».

— Я хотела сказать, что мужчинам нравится, когда женщины целуют их интимные части тела.

— Ту часть? — Графиня изумлённо посмотрела на Энн, потом нахмурилась. — Вы пытаетесь отпугнуть меня.

— Нет, ваша светлость, я не отпугиваю. Вы хотели знать, что делают куртизанки, и это на самом деле один из способов. Мужчинам это очень нравится, но они никогда не попросят об этом свою благовоспитанную жену.

— Вы хотите сказать, — бледные щеки графини окрасил румянец, — я просто открываю рот и позволяю его плоти проникнуть внутрь?

О Боже.

— Ну… э-э… да. Джентльменам нравится, когда дама… посасывает его плоть. Трение и давление доставляют им удовольствие. Им нравится, когда губы женщины… перемещаются вверх и вниз. — Она не сможет это сделать, подумала Энн.

Внезапно раздался стук в дверь. Слава Богу, их прервали. Энн представляла немало проституток из борделя Мадам, которые с удовольствием объяснили бы наивной леди некоторые штучки, с гордостью продемонстрировали бы свой богатый опыт. Но она не из их числа.

— Войдите, — поспешно сказала Энн.

В комнате появилась молодая служанка Хэтти.

— Его светлость… — начала объявлять она, присев в реверансе, но герцог уже обошел ее, слегка коснувшись тростью.

— В этом нет необходимости, дорогая моя, — холодно и сдержанно заявил он, хотя внутри бушевала буря. — Обе эти леди знают, кто я такой.


Его сестра приехала к Сэриз, чтобы получить советы по соблазнению мужчин.

Девон не мог до конца поверить в это. Хорошо, что у него была трость, на которую он мог опереться, иначе поразительное, неохотное признание Каро повергло бы его на землю. Девон повернулся к сестре, точно зная, где она находится, поскольку ее сопрано звучало весьма громко и протестующе.

— О чем ты думала? — настойчиво спрашивал Девон. — Тебе нельзя приезжать сюда и разговаривать с Сэриз. Это недопустимо. Это запрещено. Ты понимаешь, что в коридоре находилась целая толпа прислуги, которая старалась уловить каждое ваше слово?

Его любовница не произнесла ни слова. «Мудро», — подумал Девон, хотя и пребывал в крайнем раздражении. Но ему следовало догадаться, что сестра не испугается.

— У меня не было другого выбора! — воскликнула Каро, и Девон представил ее себе такой, какой она была до свадьбы. Сумасбродная девчонка-сорванец, любившая ездить верхом, ловить рыбу и охотиться вместе с мужчинами. Ему следовало знать, что воображаемое превращение в скромную и счастливую невесту было не настоящим. Воспоминание о том, как она выглядела раньше, ее сверкающих глазах и дрожащих кудряшках, когда она о чем-то спорила с ним, болью отозвалось в сердце Девона.

Сэриз помогла ему справляться со слепотой, но ничто не поможет ему с легкостью свыкнуться с этим. Особенно теперь, когда он знает, что, возможно, никогда больше не увидит сестру или маленького племянника или племянницу. Пока он не влюбился в Розалинду, Девон надеялся обойтись без детей. Теперь же понимание того, что он никогда не увидит улыбки собственного ребенка, убивало его.

— Ты слушаешь, Девон? — обратилась к нему Каро. — Я сказала, что во всем этом виноват только Филипп! Если бы мой муж не влюбился в кого-то еще, я бы не приехала сюда и не старалась научиться тому, как его вернуть. Если бы он не отличался повышенным интересом к женщинам…

— Ты любила его, — подчеркнул Девон.

— И все еще люблю. Но односторонней любви недостаточно. Это даже хуже.

— Вам надо успокоиться, леди Кавендиш, — проник в серо-голубую пустоту Девона сочный, красивый голос Сэриз, в котором сквозили нотки мягкой настойчивости. — Это действительно вина вашего мужа, но было бы лучше, если бы вы отправились с братом домой.

— Я никуда не поеду со своим надоедливым братом! Даже если поеду, то вернусь…

— Не вернешься! — рявкнул герцог. — Ты представляешь, какой это шок обнаружить, что ты уехала из дома и никто не знает точно куда? В твоем положении? Мне удалось разыскать тебя здесь, но это нелегкая задача для слепого. Потом я узнаю, что ты учишься у моей любовницы тому, чего не имеешь права знать, и вся гостиница обсуждает это.

— Тогда перестань кричать, — фыркнула Каролина. — Тебя наверняка слышат все гостиницы Англии. Я считаю, что не сделала ничего такого шокирующего. Я замужняя женщина. От меня ждали, что я буду ездить по балам и смотреть, как эта женщина-ищейка, леди Помрой, бросается на моего мужа. Самое ужасное, что позволяло мне общество, так это прекратить с ней знакомство, когда она — самая мерзкая маленькая сучка…

— Каролина! — В висках герцога пульсировала боль.

— Ваша светлость. — Спокойный голос принадлежал Сэриз. Странно, но она говорила сдержанно и равнодушно. И довольно снисходительно, хотя именно они с Каролиной были виноваты. Черт, из-за соблюдения правил приличия его Сэриз пришлось покинуть дом, обрекая его на бессонные ночи, наполненные кошмарами. И именно из-за правил приличия он ужасно скучал без нее, очень хотел услышать ее голос, страстно желал ее прикосновений и любви.

— Мне кажется, что это не очень мудро кричать на леди Кавендиш, — продолжала Сэриз, заставляя Девона почувствовать себя непослушным школьником. — Это я виновата во всем.

Герцог повернулся к ней. Или по крайней мере туда, где, он думал, она находится. В ее голосе не было раскаяния. Там звучали нотки… ярости.

— Это не так, — прорычал Девон. — Но ты должна была немедленно отправить ее домой.

— Возможно. Но неужели это действительно так ужасно — предложить помощь и совет? Хотя по деревне могут ходить слухи, будто я ваша любовница, в этой гостинице все должны были поверить, что я вдова и друг вашей семьи. К сожалению, ваши визиты и ваша реакция сегодня породят множество сплетен.

— Так, значит, это я виноват? — Девон не мог поверить в происходящее. Как сестре и любовнице удалось заставить его почувствовать себя главным виновником? — Это ты настаивала на том, чтобы покинуть мой дом, чтобы избежать сплетен и защитить сестру. Ты должна была подумать об этом сегодня. — Он действительно вел себя как идиот. Сэриз права: его визиты, его желание быть с ней все испортили. Теперь ему лучше закрыть рот и просто отвезти сестру домой.

— Она отправляла меня! — крикнула Каро. — Какой же ты дурачина, конечно, она отправляла меня домой. Это я настояла, чтобы остаться. Я…

Девон услышал, что сестра замолчала.

— О Боже, — послышался слабый, девический голос.

Кто это, черт возьми? Неужели вошла одна из служанок?

Этот робкий писк не принадлежал ни одной из женщин, с которыми он сейчас спорил.

— Что случилось, ваша светлость? — раздался приятный голос Сэриз, наполненный тревогой.

За спиной Девона послышались торопливые шаги, потом раздался тихий женский стон. Да что случилось? Проклятая слепота. Девон попытался разобрать отчаянные женские голоса.

— Я вся… мокрая. Что… что это значит? Неужели это… кровь?

— Я уверена, что нет, — откликнулась Сэриз, но Девона оглушило это слово. Кровь.

— Я не чувствовала никакой боли перед этим, а сейчас у меня все юбки промокли… — Ужас в голосе Каро вонзился в сердце герцога. — Я сделала что-то не так? Я потеряю ребенка?

— Ш-ш-ш, — успокаивала ее Сэриз, хотя у самой сердце стучало в груди с силой артиллерийского взрыва. — Давайте поднимайтесь со мной вместе. Это должно прекратиться… Ну как?

— Что такое? — спросил в пустоту Девон. — Что случилось?

— Вы правы, — с облегчением в голосе сообщила Каро. — Это действительно прекратилось.

— Что прекратилось? — Сердце Девона настолько сковал страх, что удивительно, как оно еще качало кровь.

— Я думаю, ваша светлость, — сказала Сэриз, обращаясь к его сестре и полностью игнорируя Девона, — у вас отошли воды.

Господи, неудивительно, что Сэриз не обращала на него внимания. Девон почти ничего не знал о процессе родов, но он был на войне, и там в военных лагерях у офицерских жен и проституток, переезжавших за войсками, рождались дети. Отхождение вод означало скорое рождение ребенка. Что именно теперь надо делать? Везти Каро домой? Найти повивальную бабку? У Девона было такое ощущение, что его голова сейчас лопнет.

— О Господи! О-о! — раздался мученический крик Каро, который пригвоздил его к полу.

— Что? Что там? — запаниковал Девон. Он хотел помочь сестре, но чувствовал себя… чертовски беспомощным.

— Все в порядке, ваша светлость. Это всего лишь родовые схватки.

Ответ Сэриз вогнал Девона в краску, его ослепила ярость. Странная вещь для слепого человека. Как она может оставаться такой спокойной? Но потом он преодолел отчаянное чувство растерянности и собственной бесполезности. Слава Богу, что Сэриз оставалась невозмутимой. Очнувшись от собственных мыслей, он услышал, как Сэриз дает Каро четкие инструкции. Она велела ей наклониться, взяться за ручки кресла и выгнуть спину, как кошка.

— Сейчас родится ребенок? — спросил Девон.

— О Боже, — простонала Каро.

— Обычно первый ребенок не рождается быстро, — сообщила Сэриз. — Дышите ритмично, — посоветовала она Каро.

Девон почувствовал, что тоже старается дышать ритмично.

— Когда я нажимаю на спину, вам легче? — услышал он голос Сэриз.

— О да, — прошептала Каро, и по ее голосу можно было понять, как она благодарна.

— Временами бывает, что и первый ребенок рождается быстро, — уточнила Сэриз, и ритмичное дыхание Девона сбилось, грудная клетка как будто сжимала его сердце. — Я видела такое раньше. Там, где все рассчитывали, что роды займут несколько часов, ребенок рождался через несколько минут. Как только схватки леди Кавендиш начнут происходить чаще, это будет означать, что роды приближаются. А теперь, ваша светлость, всякий раз, когда начинается схватка, выгибайтесь навстречу моим рукам, а я буду нажимать. Не забывайте дышать медленно.

— Могу я забрать ее домой?

— Наверное, — ответила Сэриз.

— Нет! — задыхаясь, крикнула Каро. — Я не хочу двигаться!

— Думаю, нам нужна повивальная бабка или врач, ваша светлость.

Где тут эта местная бабка? Герцог повернулся, не зная, где находится дверь, взбешенный, что в критической ситуации вынужден неуклюже нащупывать ее. Но, выйдя в коридор, он тут же закричал, и к нему сразу бросилась одна из служанок.

— Леди Кавендиш рожает. Немедленно приведите повивальную бабку.

У себя за спиной он слышал стоны Каро в перерывах между схватками.

— Если я не выживу после родов, — сказала она Сэриз, — я написала письмо, чтобы мой ребенок знал, какой я была и как сильно я любила его или ее.

У Девона все внутри перевернулось. Почему она думает о смерти? Что она знает?

— У вас все будет хорошо, — спокойным, твердым голосом сказала Сэриз. — Скоро у вас родится очаровательный малыш, и тогда свое письмо вы прочтете ему сами. Работа предстоит трудная, я не хочу лгать вам, ваша светлость. Но вы сильная и решительная, и все пройдет хорошо.

Поразительно: она не могла знать этого, но ей достаточно было только сказать, и Девон поверил ей. Сэриз — удивительная женщина. Она умела отгонять страх, бороться с ночными кошмарами, могла закаленного в сражениях мужчину заставить слушать тихие звуки дождя, а паниковавшую роженицу — успокоиться и даже захихикать.

«Откуда ей так много известно о родах», — подумал вдруг герцог.

— Попросите принести простыни и горячую воду, ваша светлость, — обратилась к нему Сэриз. — И еще сладкого чая для ее светлости, пожалуйста.

— Немедленно, — ответил герцог и кричал до тех пор, пока не появилась другая служанка, чтобы выполнить его приказы.

Его отправили в пивной бар, а сестра рожала восемь часов.

Но даже когда прибыла повивальная бабка, Каро настояла, чтобы Сэриз осталась с ней рядом. Девон понимал почему. Он сам всего после нескольких дней знакомства привык полагаться на Сэриз.

Он уже много раз заказывал пиво для всех посетителей пивной, все уже едва шевелили языками. У Девона был велик соблазн присоединиться к ним, утопить свои тревоги в многочисленных кружках пива, но вспомнилось предупреждение Сэриз насчет выпивки, которое остановило его. Поэтому он был трезв как стеклышко и понятия не имел, что происходит. Он, герцог, оказался абсолютно бесполезен там, где проходят роды.

Там от него действительно никакой пользы. Если бы там не было Сэриз, взявшей ответственность на себя, он бы скорей всего причинил больше вреда, чем пользы. На поле боя он запихивал назад человеческие внутренности. В палатках, где размещались временные госпитали, помогал врачам, когда солдатам отрезали ноги или руки. Но радовался, что его не было сейчас в гостиной и он не стал свидетелем страданий сестры.

Девон слышал приглушенные мученические крики, возню повивальной бабки, увещевания Сэриз. Почему все это происходит так долго? Сэриз говорила, что роды могут длиться несколько дней. Если он думает, что не сможет пережить эти дни и ночи, то как все это вынесет Каро?

— Ваша светлость, — послышался мягкий голос Сэриз, который заворожил Девона, как солнечный луч после длинной холодной ночи. Он был слишком занят своими тревожными мыслями, чтобы услышать ее приближение. Весь бар затих, как будто каждый здесь ждал новости.

— Леди Кавендиш родила ребенка. Отличный, совершенно здоровый и удивительно сильный маленький…

Девон застонал, когда Энн сделала паузу, удерживая его в напряженном ожидании.

— Мальчик! — воскликнула Энн, и ее голос был пронизан счастьем и радостью.

Весь бар наполнился голосами. Мужчины выкрикивали поздравления. Хотя Девона и покачивало от переживаний, он встал и поднял нетронутую кружку с пивом:

— За здоровье моей сестры, леди Кавендиш, и ее новорожденного сына!

Когда крики веселья возобновились с новой силой, он еще раз заказал всем по кружке пива и позволил Энн вывести его из бара.

— С моей сестрой все в порядке? Что я могу сделать для нее? Все это длилось так долго.

— Совсем недолго, ваша сестра и ваш племянник чувствуют себя хорошо.

Девон почувствовал, как от удивления у него поползли вверх брови. Недолго?

— Спасибо, Сэриз, — пробормотал он, чувствуя спазм в горле, — если бы тебя там не было…

— Роды прошли очень хорошо. И леди Кавендиш так радуется рождению сына, что уже почти забыла о боли, уверяю вас, — засмеялась Энн, и ее смех очаровал Девона. — И все это вполне естественно. Процесс очень болезненный, но когда ребенок издает первый крик, мать смеется и плачет от счастья.

Энн подошла, чтобы взять его за руку и отвести к сестре, но Девон прижал ее к себе. Он прижал ее так сильно, что слышал ее учащенное дыхание и чувствовал запах пота.

— К черту правила, ангел мой. Возвращайся домой вместе со мной и Каро. Ты нужна мне. Там твое место.


Записка, присланная с нарочным, могла означать только одно: этот головорез Тейлор наконец нашел Энн. Себастьян вскочил с кресла в библиотеке и выхватил из руки лакея письмо.

— Л-леди Джулия де Морней ожидает вас в гостиной, — запинаясь, объявил слуга.

— Скажи ей, я скоро спущусь, — фыркнул Себастьян, быстро раскрыл письмо и стал читать:


«Я нашел ее, милорд. Несколько дней Энн скрывалась у своей старой подруги, куртизанки по имени Кэт Тейт. Пришлось немного замарать руки, но от этой сучки я получил кое-какую информацию. Энн уехала в охотничий домик герцога Марча, чтобы сыграть роль его личной подружки. Я еду за ней. Через несколько дней мы должны вернуться вместе. Готовьте мои денежки, милорд. Скоро она будет в ваших руках. Мик Тейлор».

У Себастьяна дрожали руки. Они дрожали так сильно, что он смял письмо. Проклятие, герцог обладает могуществом. Неужели этот человек не отдаст ему Энн?

Нет, Себастьян ее получит. Тейлору было приказано привезти Энн к нему. По специальному разрешению он немедленно женится на ней, а потом начнет наказывать. Он уже придумал множество способов, чтобы научить ее послушанию. Кое-какое наказание, причиняющее боль, пройдет в их спальне. Он очень скоро сломит ее бунтарский дух и заставит покориться.

Но ему не хотелось заниматься с ней любовью. У него больше не было такого желания. Себастьян думал, что сможет терпеть ее в своей постели за деньги. Но теперь его переполняла такая ненависть, что хотелось взять ее за горло и задушить. Тем не менее, сделать это он не может, поскольку нуждается в деньгах, которые в один прекрасный день Энн унаследует от леди Джулии.

Он сложил письмо, сунул его в карман камзола и поспешил в гостиную. Леди Джулия, топтавшаяся перед окном, тут же остановилась и с мучительной болью в глазах посмотрела на Себастьяна.

— Есть какие-нибудь новости?

Себастьян не хотел, чтобы эта женщина знала, чем занимается Энн. Что, если леди Джулия передумает и откажется отдавать свои деньги проститутке?

— Есть кое-что, — заставил себя мило улыбнуться Себастьян. — Похоже, Энн уехала из Лондона и нашла утешение с другом в деревне. Мой человек уже отправился туда, чтобы вернуть ее.

— Вы так добры, Норбрук, — улыбнулась леди Джулия, чувствуя облегчение, — полностью посвятили себя поиску Энн.

— Я полон решимости отыскать ее, — совершенно серьезно заявил Себастьян, поскольку это являлось правдой. — Скоро она будет дома.

— Спасибо, — прошептала леди Джулия. — Вы мне ближе, чем любой из моих зятьев. Вы — добропорядочный и благородный джентльмен. Если бы Энн умерла, я бы сделала своим наследником вас, Норбрук, ибо вы стали для меня родственником.

Себастьян взял леди Джулию за обе руки, потом поднес одну к губам и поцеловал.

— Вы тоже стали мне родным человеком, дороже всех остальных.

Его охватило волнение. Надо как можно больше льстить ей и убедить старуху, чтобы она сделала своим наследником его. Если ему это удастся, то даже не придется жениться на Энн.

Если он станет наследником, он отомстит Энн любым способом, каким пожелает, и при этом получит деньги. Он сможет сомкнуть руки на ее прекрасной шейке и получить удовольствие, выжимая из нее жизнь. Или придумать другой способ убить ее, мучительный и болезненный. Такой способ, который позволит наказать ее по заслугам, но при этом остаться непойманым.


Глава 14


Найти детскую комнату оказалось легко — Девон просто пошел на заливистый звук детского плача. Прошло три дня с тех пор, как Каро родила малыша, и за это время Сэриз изменила его холостяцкий дом. Она наняла нянек и следила за подготовкой детской комнаты для крошечного жильца. Это, должно быть, потому, что когда-то она была гувернанткой. Ведь любовниц больше интересуют платья и развлечения, а не то, как успокоить плачущего ребенка.

Девон слышал, как она баюкала племянника, пока Каро спала в комнате внизу. По общему мнению, роды первого ребенка прошли поразительно быстро, всего лишь за восемь часов. Но восемь часов напряжения, волнения, стонов и криков от боли вовсе не казались такими быстрыми.

Девон услышал самый прекрасный звук, остановился и прислушался. Таким же сочным мягким голосом, каким читала ему книгу, Энн пела мальчику колыбельную.

— О, ваша светлость! — Энн перестала петь, как только он подошел к двери. — Что ж, позвольте мне передать вам вашего племянника.

С тех пор как в доме появилась его сестра, Энн снова обращалась к нему «ваша светлость» или пользовалась титулом.

— Я не думал просить тебя замолчать, — вздохнул Девон. — Ненавижу отнимать маленькие удовольствия. — И действительно, ребенок снова начал громко плакать.

— От кормления у него проблемы с животиком сейчас. Думаю, он не успокоится, пока не избавится от скопления газов внутри.

Девон знал, что его сестра не стала прибегать к услугам кормилицы и сама кормила ребенка.

— Откуда ты так много знаешь об этом, Сэриз? У тебя есть дети?

— О нет. Своих нет, но в меблированных комнатах я жила в окружении женщин, и моя мать помогала несколько раз во время родов. Этот процесс и восхищал, и пугал меня, поэтому я смотрела и училась. Я всегда боялась причинить боль новорожденному, и меня поражало, как уверенно ведут себя женщины с крошечными детьми, когда у них уже есть несколько. Они даже держат ребенка у груди, пока готовят еду или занимаются домашними делами.

В ее голосе Девон услышал благоговейный трепет и сожаление.

— Ты представляешь, что в один прекрасный день у тебя появятся свои дети, Сэриз?

— Я… Не знаю. Раньше я не хотела, чтобы это случилось, и применяла меры предосторожности. Но я…

Девону пришло на ум, что он тоже об этом не задумывался, хотя в их договоре, когда он давал ей указания, что писать, по поводу ребенка он указал стандартные условия, те, которые использовал в договорах с предыдущими любовницами. Пользуется ли она этими мерами предосторожности? Ее неуверенность заставила Девона подозревать, что нет.

— Если ты забеременеешь, я позабочусь о тебе, Сэриз. Как и обещал.

— А у вас есть дети? — не сдержала любопытства Энн.

— Нет. Я всегда был осторожен. — Его дед, распутный герцог, учил его, что беременность любовницы подтверждает мастерство мужчины. Пока джентльмен гарантирует заботу о своих внебрачных детях, говорил ему дед, не имеет значения, скольких он породил на свет, это только подтверждает его зрелость. А отец Девона считал, что мужчина должен быть ответственным и не заводить детей ни с кем, кроме жены. И Девон принимал меры, чтобы его любовницы не беременели.

Но с Сэриз он этого не делал. Слепота и ночные кошмары заставили его забыть обо всем. Когда она подошла к нему и предупредила, что передаст ребенка ему на руки, Девон осознал, что она уже могла забеременеть.

Мягкие руки Энн коснулись ладоней Девона, когда она положила ему на руку попку младенца в пеленке и подложила другую руку Девона ребенку под голову. Он уловил сохранившийся запах свернувшегося молока. Но как бы ужасно ни пахло от малыша, женщины, похоже, не обращают на это внимания.

До этого Девон держал своего племянника на руках только дважды. У него возникало такое чувство, будто он держит бесценную вазу, но он знал, что имела в виду Сэриз, когда говорила о проблемах с животиком. Осторожно поддерживая голову ребенка, он прижал его теплое тельце к своему плечу.

— Передвиньте его на секунду, я положу вам пеленку на рубашку.

Девон приподнял ребенка и почувствовал, что Сэриз положила что-то ему на плечо. На этот раз он положил племянника так, чтобы прижаться щекой к его маленькой, странной формы, головке.

— Жаль, что я не могу его увидеть. — Девон поморщился, услышав свой голос, в котором прозвучало неприкрытое желание. Но это чудо у него на руках было таким незнакомым и удивительным, что прикосновений и запаха было недостаточно.

— Форма его головы изменится, — сказала Энн.

— Не останется конусом, да? — Девон чувствовал все еще мягкий родничок на голове ребенка, прикрытый тонкой кожицей.

— Нет. Ребенок очень маленький, но не самый крошечный из тех, что я повидала. Он крепкий и здоровый и любит поесть.

Девон рассмеялся. Трудно говорить, когда так сжимается сердце. Он ерошил тонкие шелковистые волосики, венчиком окружавшие головку ребенка. Сэриз тоже осторожно гладила мальчика по голове, мягко касаясь пальцев Девона. Ему это нравилось. В том, чтобы изучать пускавшего пузыри племянника с любовницей рядом, было что-то необычное, необъяснимо естественное.

— Трудно, касаясь его лица, сказать, как он выглядит, — обронил Девон. — Могу сказать, что у него крошечный вздернутый носик пуговкой и губки бантиком. — Он провел пальцем по верхней губе малыша, нащупал припухлость и нахмурился.

— Волдырь от сосания, — пояснила Энн. — Обычное дело.

Потом рядом с ухом Девона раздался крик. Рука Сэриз прикрыла его руку, которой он поддерживал спинку младенца, и она показала ему, как растирать его и поглаживать.

— Думаю, сейчас он срыгнет, — предупредила Энн. Так и случилось, и Девон почувствовал, как необычно тепло стало его спине.

— Срыгнул весь обед, — беспечно сказала Энн. — К счастью, все попало на пеленку. Теперь он может успокоиться и уснуть. Ему нравится, как вы его гладите. Он закрывает глазки… У него очаровательные длинные ресницы, совсем как у вас.

Девон чувствовал ровное дыхание малыша, которого прижимал к своему телу. Это действовало так успокаивающе, что его тоже стало клонить ко сну.

— Может, вам присесть, ваша… Девон. — Сэриз подвела его к стулу. И как только он сел, прислушиваясь к спящему ребенку, он вдруг понял, что ему хочется сделать. Положить ребенка в кроватку и заняться любовью с Сэриз. Этого не происходило уже много дней, поскольку в доме находилась его сестра.

Вот только не нарушит ли он сон теплого комочка у себя на груди, если встанет.

— Не уходи, — попросил он, услышав удаляющиеся шаги. — Ты нужна мне.

— Я отпустила прислугу попить чая, поэтому собиралась сменить белье в детской кроватке.

Он никогда не представлял себя сидящим в детской комнате с ребенком на руках. И вот сейчас, когда ему так сильно хотелось любить Сэриз, он знал, что должен подождать, пока она перестелет кроватку для ребенка. Это было настолько по-домашнему для него, что Девон засмеялся.

— По правде говоря, не знаю, что бы я делал без тебя, любовь моя. Я понял это, когда ты переехала в гостиницу «Черный лебедь». Ты нужна мне. Иди сюда.

Девон ощутил ее рядом.

— Наклонись, ангел мой. — Он поцеловал ее пухлые губы. — Ты не похожа ни на одну из моих прежних любовниц.

— О Боже, — прошептала Энн, — я знаю, что веду себя не так, как подобает настоящей любовнице. Я не должна менять белье…

— То, как ты заботишься обо всем, мне представляется сплошным удовольствием. — Тревожные нотки в ее голосе тронули сердце Девона. — Ты заботишься о моем маленьком племяннике точно так, как заботилась обо мне. Ты для меня — особенная, не такая, как все остальные любовницы.

Энн молчала. Внезапно тишину нарушили звуки хрустящего гравия и стучащих копыт за окном.

— Экипаж, — торопливо сказала Энн.

Девон не мог ошибиться. За резкими нотками в ее голосе скрывался страх. Прижав племянника к плечу, он встал и медленными шагами попытался пересечь комнату, но Сэриз остановила его.

— Я посмотрю.

— Я посмотрю.

Через мгновение она уже описала экипаж внизу, четырех лошадей вороной масти и высокого джентльмена с золотистыми волосами, который спрыгнул с подножки экипажа.

— Это, должно быть, Кавендиш, — заявил герцог. — Муж моей сестры.

— Но ты ведь не собираешься драться с ним? — схватила его за плечо Энн. — Теперь, когда твоя сестра только что родила малыша, ты не посмеешь вызвать его на дуэль.

— Это, ангел мой, не тебе решать. — Но что, черт возьми, ему делать? Кавендиш разбил сердце сестры. Как же он забыл это?

Его голос, резкий, твердый, громкий, нарушил сон ребенка. Малыш съежился под свежим одеяльцем, которым его прикрыла Сэриз, и заплакал у него на плече. Жалобный звук действовал на Девона как вбитый в нервную систему гвоздь. Он должен контролировать свое напряженное состояние, силу рук и желание драться. Ведь он держит ребенка на руках.

— Ты не должен драться, — заявила Сэриз. Она могла командовать прислугой и делать перестановки в его доме, но она не имела права диктовать, как ему защищать свою сестру. Потом она забрала у него ребенка, дав понять, что боится его гнева. — Что ты собираешься сделать?

Девон пытался справиться с острым приступом негодования. Сэриз права: Каро не станет счастливой, если он застрелит ее мужа или даже если просто побьет эту сволочь как следует. И в будущем это не привяжет к нему его племянника.

Но ему очень хотелось принять хоть какие-то меры, заставить Кавендиша заплатить за содеянное. Научить его, как следует вести себя с Каро.

— Не знаю, — признался Девон.

— Какого черта? Где моя жена?

Из полумрака холла, через открытые двери дома, Энн увидела, как граф Кавендиш метнулся к Девону, который с тростью в руках и в сопровождении лакея уверенным шагом вышел встретить зятя.

Высокий, крепкого телосложения, с густыми, золотистого цвета, волосами, граф излучал ярость и выглядел точно как ангел-мститель. Энн прижала малыша, успокаивая его, и удивилась, с каким хладнокровным видом шагнул ему навстречу Девон.

— Ты не увидишь ее, пока не успокоишься, — предупредил он Кавендиша. — Каро недавно родила, она отдыхает…

— Ребенок! Она родила моего ребенка, а я не знал!

Энн видела, как потрясен граф, как он страдает. Девон наверняка понял это по его голосу. Он подошел к графу, положил руку на плечо. Энн поразил его жест, в котором было прощение, она облегченно вздохнула и немного расслабилась.

— Марч, почему ты не отправил ее домой сразу, как только она здесь появилась? — Кавендиш оттолкнул руку герцога.

— А почему ты сразу не помчался за ней следом?

— Проклятие, — Кавендиш сдернул с головы бобровую шапку и провел рукой по волосам, — я пытался. Я предположил, что она направилась в Марч-Хаус, но, оказалось, она уехала, никому не сказав куда. Мы решили, что она поехала к подруге. Никто даже не подумал, что она отправится к тебе. Я бы и не знал, если бы не получил письмо. Я сходил с ума от тревоги за нее. И, тратя время на ее поиски, пропустил рождение своего ребенка.

— Весь процесс родов ты бы провел со мной в пивном баре, запивая тревоги и опасения…

— Опасения? — побелел граф. — Что-то пошло не так? Поэтому она в постели?

— Нет, все в порядке. Мне сказали, что роды были быстрыми и относительно легкими. Каро вела себя превосходно, она сильная. Кавендиш, иди, посмотри на своего сына.

Энн отошла от двери и с сыном графа на руках поспешила наверх. Там она обнаружила только что проснувшуюся леди Кавендиш, которая пыталась сесть. Увидев сына, она улыбнулась ослепительной улыбкой.

— Вот он, — сказала Энн. — Пока спит, но, я думаю, скоро проснется и захочет есть. — Она положила ребенка на руки матери, пока служанка подкладывала под спину графини подушки. Даже поспав совсем немного, она замечательно выглядела. Темные волосы падали на одно плечо, фиалкового цвета глаза излучали радость, когда она тихо поглаживала малыша.

— Ваша светлость… — опустилась перед ней на одно колено Энн.

— После всего, что мы прошли вместе, Сэриз, думаю, ты должна называть меня Каро. Во время родов ты видела и как я кричала, и как тужилась.

Этот жест признания тронул Энн.

— Приехал ваш муж. Девон ведет его сюда.

— О нет, — побледнела графиня, испуганно округлив глаза. — Ох! О Боже! Что я должна делать? Я не хочу видеть его! Он будет в ярости.

— Я так не думаю. Мне кажется, он обрадуется встрече с вами.

— Я ужасно выгляжу. — Дрожащей рукой графиня неумело пыталась убрать капризный локон.

— Вы выглядите прекрасно, — твердо сказала Энн и посмотрела новой подруге в лицо. — Вы должны увидеться с ним и поговорить. У вас родился сын, который заслуживает иметь счастливую семью. Он будет чувствовать себя намного безопаснее, если узнает, что его родители любят друг друга. Девон говорил мне, что вы женились по любви. Вам обязательно надо поговорить друг с другом и во всем разобраться.

Энн понимала, что только что превысила дозволенные границы новой дружбы. Но к ее удивлению, Каро, бережно приложив ребенка к груди, кивнула:

— Хорошо, я поговорю с ним. Пусть войдет и увидит своего сына.

Энн собиралась, передав Девону слова Каро, уйти. В конце концов, это семейные дела. Но Девон настоял, чтобы она пошла вместе с ним и Кавендишем в комнату сестры. Как только они оказались там, граф и графиня безучастно уставились друг на друга.

— Это наш сын?

— Да, — только и произнесла графиня.

Они чувствовали себя неловко, как молодые любовники, притворяющиеся, что ничуть не нервничают перед первым поцелуем.

Малыш, наверное, почувствовал напряжение, потому что оторвался от груди, которую Каро во время кормления застенчиво прикрывала кружевной накидкой. Ребенок заплакал, и графиня не могла уговорить его взять грудь.

В конце концов Энн решила рискнуть. Пусть она вызовет гнев Девона, потеряет дружбу с графиней, пусть ее выгонят.

— Лорд Кавендиш, Каро приехала сюда, поскольку она несчастна. Она считает, что вы ее разлюбили. Я не знаю как, но вы дали ей повод думать, будто сбились с пути истинного. Вы должны поговорить друг с другом! Вы — новоиспеченные родители и сами видите, ваш сын чувствует возникшие неприятности. — Она надеялась, что достала козырную карту, но когда Кавендиш потрясенно посмотрел на ребенка, а Каро прикрыла рукой рот, Энн пожалела о своих словах.

— Это правда? — медленно спросил граф. — Ты несчастна? Ты… бросила меня?

— Ты больше не хотел меня, — покраснев от смущения, ответила Каро.

— Как ты могла такое подумать?

— А почему я должна была думать по-другому? Харриет очень ясно дала понять, как близко вы с ней знакомы. Она рассказывала леди Фенвик о твоих постельных играх с ней, догадываясь, что я все слышу.

— Я никогда не прикасался к ней, Каро, — недоумевая, моргал Кавендиш. — Что бы она ни утверждала, это ложь.

Они торопливо говорили, перебивая друг друга. Кавендиш все опровергал, а Каро все больше выглядела расстроенной и растерянной.

— Почему ты не поговорила со мной, Каро? — Кавендиш опустился перед ней на колени. — Да, Харриет преследовала меня. Я просил ее прекратить это, но она не слушала. Она сводила меня с ума. Чем больше она добивалась меня, тем сильнее я раздражался.

— Прости меня, — заплакала Каро. — Наверное, я сошла с ума. Я подумала, что потеряла твою любовь…

— Никогда. Должен признаться, что боялся прикасаться к тебе из-за страха навредить ребенку. Признаю, меня пугала идея отцовства, Мой собственный отец был жестоким человеком, и я знаю, что отдалился от тебя, тревожась о том, каким стану отцом.

Малыш наконец решил поесть.

— Вам понадобится простынка, милорд, — быстро подала графу простынку Энн.

— Положи себе на плечо, — ухмыльнулся Девон, — пригодится, когда твой сын закончит есть.

После этих слов Энн с Девоном вышли из комнаты и тихо прикрыли за собой дверь.

— Думаешь, моя сестра научилась не делать скоропалительных выводов? — спросил Девон.

— Надеюсь, — прошептала Энн. — Ведь понятно, что они очень сильно любят друг друга. — Энн не понимала, как Каро не заметила очевидного: как сильно муж любит ее.

— Ты простил меня? — приглушенно звучал из-за двери взволнованный голос Каро. — Если бы я не убежала, ты бы присутствовал при рождении…

— Девон говорит, что мужчин в любом случае не пускают в комнату, где рожают. Они сидят где-нибудь поблизости с бутылкой бренди и пьют. Ну конечно, я простил тебя. Но отныне, моя прелестная жена, я не собираюсь выпускать тебя из виду. Ты дала имя нашему сыну, дорогая?

— Я еще не дала ему имя! Мы с Сэриз говорили об этом, и она убедила меня подождать, пока ты не приедешь. Она настаивала, что ты за мной приедешь.

— Это была Сэриз? Должно быть, именно она послала мне письмо, сообщив, где ты находишься.


— Насколько я понимаю, ты автор письма, отправленного моему зятю?

Как только Кавендиш произнес свои слова о ней, Энн уже знала, что Девон устроит ей допрос. Она понимала, что рисковала собственным положением. К счастью, ее план сработал. Если бы Кавендиш не примчался к жене, разве случился бы у этой истории такой счастливый конец?

— Да, — просто ответила Энн.

Девон распахнул дверь в библиотеку. Его лицо не выражало никаких эмоций, и Энн не представляла, чего ждать. Неужели она будет наказана? Интуиция подсказывала, что надо ждать приступа гнева. Любовница не вмешивается в дела семьи своего покровителя. Энн была уверена в этом. Может, она наконец довела его до крайности, и он отпустит ее.

Нащупывая дорогу тростью, герцог подошел к длинному столу.

— Ты не говорила мне об этом. — Повернувшись на звук ее шагов, Девон прислонился к столу.

— Я понимаю, что перешагнула границы дозволенного. Ты собираешься наказать меня?

— Заманчивая идея, — ухмыльнулся герцог. — Вот только за что я должен наказать тебя, ангел мой? Твой план сработал. Очевидно, ничего другого, кроме ребенка, не существует, чтобы свести мужчину и женщину вместе и заставить их честно поговорить друг с другом. Я привел тебя сюда не ради наказания. Я надеялся, ты почитаешь мне, пока моя семья… занята, — с надеждой в голосе, как мальчишка, пробормотал герцог, и у Энн дрогнуло сердце. Она великолепно справится с этим.

— Ну конечно, почитаю!

— Мне на ум пришла одна особенная книга. Она называется «Мейфэрский особняк» и стоит на верхней полке в конце южной стены у окон.

Энн толкнула медную лестницу, и та покатилась по рельсу вдоль полок к последней колонне. Девон, ориентируясь на шум, приблизился к лестнице и взялся за ее основание, когда Энн полезла наверх. Перебирая пальцами корешки книг, она пыталась отыскать то, что нужно, как вдруг почувствовала, как сзади поднимаются юбки.

— Девон…

— Повернись ко мне лицом, ангел мой. — Он отпустил юбки, но держал Энн за бедра. — Только осторожно.

Она выполнила его просьбу, слыша стук собственного сердца. Герцог поднял голову, прядь темных волос небрежно падала на бровь, и он был невероятно красив.

— Мне кажется, я не поблагодарил тебя должным образом за заботу о моей сестре во время родов, — мягко сказал Девон. — Я должен поблагодарить тебя за то, что ты помогла помириться моей сестре с мужем, что исцелила ее сердце, что помогла им вновь обрести любовь.

— Тебе не нужно…

— Прибереги эту мысль. Когда я закончу благодарить тебя, ты скажешь мне, по-прежнему ли считаешь, что в этом не было необходимости.

Девон опять поднял ее юбки, собрав их у бедер. Энн онемела, увидев свои голые ноги и завитки волос между бедер. Но Девон запер дверь библиотеки, бояться нечего. За исключением возможности потерять равновесие и упасть, когда он обнял ее бедра и нежно поцеловал завитки волос, прикрывавших ее естество, которое сейчас, когда она стояла на лестнице, находилось как раз на уровне его рта.

— Ч-что ты делаешь? — прошептала Энн.

Девон коснулся языком ее плоти, и она задрожала всем телом. Потом он отступил назад, его взъерошенные волосы и горящие глаза делали его похожим на пирата, вознамерившегося изнасиловать ее.

— Угадай.

Его язык еще раз коснулся плоти Энн, потом он обхватил ее за бедра, чтобы прижать к своему лицу. Он ласкал ее, касаясь языком возбужденного и напряженного бутона. Энн, стоя на ступеньке лестницы, чувствовала, как дрожат у нее ноги и как покалывает ступни.

— Девон, от избытка чувств я могу упасть.

— Не упадешь, — вынужден был прерваться Девон. Она была восхитительной. Прежде ни с одной любовницей он не чувствовал такой близости. Сэриз была уникальной — податливой и уступчивой и, по правде говоря, ничего не просила взамен, кроме надежного прибежища. Она тронула его сердце, как не трогала ни одна женщина, за исключением Розалинды.

А он думал, что больше не пустит в свое сердце женщину.

Но мужчина, черт возьми, не влюбляется в свою любовницу. Щекотливая ситуация, и он должен это помнить. Только секс. Нельзя допустить, чтобы это переросло в нечто большее.

Девон страстно ласкал плоть Энн, упиваясь каждым ее стоном. Доставлять удовольствие — дело безопасное. Энн выгибалась ему навстречу, а он крепко держал ее, чтобы не дать упасть с лестницы, но при этом довести до безумного состояния экстаза. Девон вынужден был признать, что ему нравилось ласкать ее, нравилось доводить ее до оргазма.

Из горла Энн вырвался длинный хриплый стон, восторженные крики эхом отражались от книжных полок, а герцог крепко держал ее, чтобы спасти от падения. Он понял, что она достигла пика, когда услышал ее учащенное дыхание, и снял с лестницы.

— Теперь возьми книгу, любовь моя. Мне хочется заняться любовью с тобой, но сначала я очень хочу, чтобы ты мне почитала.

Когда Сэриз уселась рядом с ним на высоком стуле, Девон услышал шорох страниц, а потом — ее испуганный вздох.

— Я не могу читать эту книгу! Она полна эротических картинок!

— Ты так смущена, мой ангел, — мягко сказал Девон. — Я хочу, чтобы ты отыскала картинку, которая тебе нравится, и описала ее для меня.

— Не знаю… Думаю, что не смогу такое сделать, — стыдливо прошептала Энн.

Девон стал умолять ее уступить ему.

— Ну хорошо, Девон, — вздохнула наконец Энн. — Я найду ту, которая мне нравится, и опишу ее для тебя.

В голове у Девона мелькали десятки образов. Что она выберет? Она призналась, что никогда не переживала пика страсти, но должны же у нее быть какие-то фантазии. Их осуществление превратит их встречу в восхитительный урок секса для нее. Девону не терпелось узнать, что это за фантазии.

Может, оргия? Женщина, повелевающая двумя мужчинами, которые доставляют ей удовольствие? Занятие любовью в экзотическом месте, например на спине у лошади, в открытом экипаже в центре Гайд-парка или в ванне, наполненной горячей водой?

Любая из его любовниц выбрала бы то, что, по ее мнению, понравится ему. Но он подозревал, что Сэриз в точности выполнит его просьбу и назовет то, что она считает в высшей степени эротичным.

— Вот эта.

— Какая? — У Девона громко застучало сердце.

— Знаешь, я и понятия не имела, о чем на самом деле мечтают джентльмены. Очень познавательная книжка. Но именно эта картинка пока мне нравится больше всего.

Познавательная. Бог мой.

— Ангел, скажи какая, — хрипло простонал Девон.

— Я, конечно, веду себя нечестно…

— Ангел мой! — Ему было все равно, честно или нет. Наверняка это должно было прозвучать игриво. Но Девон никогда не думал, что будет сгорать от нетерпения, стремясь поскорее узнать, что она скажет.

— Я веду себя нечестно, потому что эта картинка на самом деле состоит из четырех сцен. Мне кажется, это серия приключений сына графа и рыжеволосой куртизанки, которая сотворила из него одну сплошную дрожащую страсть.

— Какой же мужчина не захочет превратиться в сплошную страсть? — улыбнулся Девон.

— А он, похоже, мстит ей, — беспечно продолжала Энн. Он перекидывает ее через колено и шлепает по голому заду.

От этих слов, произнесенных чувственным голосом Энн, у герцога затвердела плоть и застучало сердце.

— Напоминает нас. Может, мне сейчас наказать тебя, как ты предлагала раньше? Перекинуть тебя через колено?

— Не знаю. Разве это не больно… Когда тебя шлепают по голому заду?

— Нет, если делать это в шутку. Я обещаю, что между нами никогда не будет страха или боли. Теперь опиши мне картинки.

— Мм… на первой ее пылкий поклонник лежит перед ней на ковре… э-э… библиотеки. Он видит то, что у нее под юбкой. Платье ей слишком мало, грудь вываливается наружу. На следующей картинке…

Девон так и не услышал, что было изображено на следующей картинке. Он увлек Энн за собой на ковер, перевернул ее на спину. Что-то грохнулось на пол, должно быть, книга. Девон стал покрывать поцелуями ее горячие губы и мягкие округлости грудей. Он взял ее почти мгновенно, глубоко вонзив свою плоть в ее тело, потом повернулся вместе с ней и оказался внизу.

Теперь они двигались навстречу друг другу в яростном танце любви. Энн обняла его за шею, ее стоны смешивались с глухим звериным рычанием Девона, становясь все громче и громче. Наконец она крепко сжала его плечи, приподнялась над ним и исступленно выкрикнула:

— Я больше не могу! Возьми меня…

Эти два слова, которые она буквально выдохнула, жадно глотая ртом воздух, достигли цели. Девон не сдержал крика восторга, что мужчина делает только тогда, когда испытанное им физическое удовлетворение выходит за рамки контроля. Когда его тело наконец перестало дрожать, он в полном изнеможении растянулся на ковре.

— Господи, — пробормотала Энн, — это было даже лучше, чем на картинках.

Энн осторожно соскользнула на ковер и легла рядом с Девоном. Ей хотелось смеяться, танцевать, кружиться. Но у нее совершенно не было сил. И теперь она знала, почему Девон настоял, чтобы она оказалась сверху. Ковры были колючими, и он поступил как настоящий джентльмен.

— Надо идти, — тихо сказал Девон, — пока мы не уснули здесь.

— Я бы не возражала. Ведь это означало бы, что я бы спала рядом.

Девон торопливо поднялся. Энн поняла, что была слишком настойчива, и теперь пожалела об этом.

— Если захочешь, чтобы вечером я тебе почитала, Девон, я буду рада сделать это. Могу описать любую эротическую картинку, какую пожелаешь.

— Ангел мой, а ты действительно ангел, — хрипло засмеялся Девон. — Меня не покидает непреодолимое желание никогда не отпускать тебя.

У Энн дрогнуло сердце. А что, если… Нет, джентльменам рано или поздно надоедают их любовницы. Она с трудом сглотнула. Глупо, но от его ласковых слов глаза Энн наполнились слезами.

Когда Девон помог ей встать и она справилась с эмоциями, ее взгляд наткнулся на стопку бумаг. Размер листов показался ей знакомым… О Господи, она поняла, что это такое. Стопка свежих газет. Наверняка из Лондона.

Верхний экземпляр был всего лишь двухдневной давности, здесь в стопке наверняка лежали газеты за две недели. Она их никогда не замечала прежде, потому что эта часть комнаты обычно оставалась в темноте. Наверняка туда их положила прислуга, и поскольку Тредуэлл и лакеи не могли прочесть их Девону, о газетах благополучно забыли. На первой полосе газеты, что лежала сверху, Энн увидела крошечную заметку об убийстве хозяйки борделя и о поисках проститутки, которая это сделала.

У Энн замерло сердце. Она должна уничтожить эти газеты.


Глава 15


Поздно ночью Энн опустилась на колени перед камином в библиотеке и бросила шесть газет в огонь, размалывая кочергой пепел от каждой сгоревшей газеты. Ее движения пронизывала какая-то безысходная ярость. При каждом щелчке или шипении в камине у нее подпрыгивало сердце, как будто это чьи-то шаги раздавались у нее за спиной.

И когда последняя газета превратилась в пепел, Энн опустилась на пятки. Теперь все газеты, где были заметки об убийстве Мадам и о поисках пропавшей проститутки, то есть о ней, были уничтожены. Казалось, она должна была вздохнуть с облегчением. Но нет. Возможно, она понимала, что никогда не будет чувствовать себя в полной безопасности снова.

С мрачным видом Энн дождалась, когда огонь в камине погас, вышла из библиотеки, прикрыв дверь, и направилась к лестнице. Слава Богу, в доме царила тишина. Однако нервы были напряжены настолько, что даже успокаивающая тишина вызывала дрожь в плечах. Девон отдал единственную гостевую спальню Каро и ее мужу, а их сын спал в детской. Сам Девон ночевал в небольшой гардеробной, примыкавшей к хозяйской спальне. Таким образом у Энн имелась возможность спать в уютной кровати, но при этом находиться рядом, чтобы успокаивать его во время ночных кошмаров. Он все еще отказывался спать с ней в одной постели.

Энн прошмыгнула в комнату, сняла халат и скользнула под хрустящие простыни. Казалось, прошло несколько часов. Дважды через открытую дверь она слышала стоны Девона во сне. Она подходила к нему, гладила, и, что удивительно, ее прикосновения снова погружали его в спокойный сон.

А Энн никак не могла уснуть. Интуиция настойчиво уговаривала ее бежать. Однако в душе Энн знала, что она, как наивная дурочка, до последнего момента останется с герцогом. Возможно, все закончится тем, что ее арестуют.

Утром Энн встала раньше герцога и отправилась проведать малыша. Няня сообщила ей, что граф Кавендиш уже взял ребенка и отнес его вниз. А после завтрака они с женой попрощались со всеми.

— Они уезжают? — удивилась Энн.

— Они решили это вчера вечером, мисс. Довольно поспешно.

Страшное предчувствие закралось в душу Энн. Лорд Кавендиш приехал из Лондона; мог он понять, что она именно та женщина, за которой охотятся сыщики с Боу-стрит? Нет. Лорд и леди Кавендиш не знают. Если бы они знали правду, они бы немедленно все рассказали Девону. Энн расправила плечи и направилась в комнату Каро, чтобы попрощаться с женщиной, которая вопреки всем правилам светского общества стала ее подругой.

Спальню освещали солнечные лучи. На полу стояли открытыми три дорожных сундука, из которых виднелось отделанное кружевом тонкое нижнее белье. На кровати лежал ворох платьев. Энн тихонько покашляла. Каро одарила ее сияющей улыбкой.

Все в порядке. Не может Каро знать, что она убийца, и улыбаться при этом.

Энн помогла Каро и двум служанкам уложить сундуки. «Когда ты при деле, то это здорово помогает», — подумала Энн. Она была убеждена, что ведет себя вполне естественно. Но уже примерно через полчаса Каро выпрямилась и пристально посмотрела на Энн.

— Что случилось? Ты какая-то беспокойная и нервная. Когда служанка случайно уронила крышку сундука, ты едва не выпрыгнула из собственного платья. Что-то случилось с Девоном?

— Нет, ничего не случилось. Я… я плохо спала. И буду скучать по тебе, Каро. Очень сильно буду скучать.

Каро взмахом руки отправила прислугу из спальни и сжала руки Энн. У нее был такой серьезный вид, что у Энн упало сердце.

— И все-таки что-то случилось, Сэриз, хотя, возможно, я не должна говорить об этом.

«Речь не об убийстве, — судорожно соображала Энн, — но тогда о чем?»

— Пожалуйста, говори.

— Мы все надеемся, что Девон женится. Он не хочет брать себе жену, потому что слепой. Но вся семья молится, чтобы он изменил свое решение.

— Да, ему нужно жениться. Он заслуживает того, чтобы встретить замечательную девушку и снова влюбиться. — Энн покраснела. — Он рассказывал мне о своей невесте. О Розалинде.

— Он обожал ее! Ее смерть совершенно разбила его сердце. Наша мать убеждена, что счастливый брак и станет ключом к его исцелению. Он принесет ему счастье. Но Девон… — Каро сжала руки Энн. — Девон сказал, что никогда не будет содержать любовницу, после того как женится. Он поклялся, что даже на время ухаживания за невестой у него не будет ни одной любовницы.

— О! Ты хочешь сказать, он меня отпустит.

— Нет. Это же видно, что ты ему очень сильно нравишься. Сомневаюсь, что он захочет отпустить тебя.

— Если он собирается жениться, то, конечно, отпустит.

— Если он поймет, — Каро закусила губу, — что ему придется отказаться от тебя, Сэриз, то вполне возможно, что это станет для него еще одной причиной не жениться. Он не решается появляться в обществе и боится жениться, поскольку сомневается, что рядом с ним женщина будет в безопасности.

— Я знаю о его опасениях, но считаю, что он не прав, — ответила Энн.

— Возможно, моя просьба покажется тебе странной, особенно учитывая, что это будет означать для тебя. Но не могла бы ты помочь ему понять это? Пожалуйста, сделай это для нас — для его матери и сестер.

У Энн дрогнуло сердце. Как она может отказать его семье, которая желает ему счастья?

— Обещаю убедить его поехать домой, выйти в свет и начать ухаживать за кем-нибудь. Я постараюсь заставить его поверить в то, что это возможно.


В тот же вечер, когда они снова остались одни, она обсудила это с Девоном.

— Вот видишь, — решительно объявила Энн, — ничего дурного во время приезда твоей сестры не случилось. Ты можешь поехать домой.

— Нет, я еще не готов, — только и сказал Девон. Эти же слова он повторял и в последующие два дня.

В конце концов, когда спустя два дня они сидели вечером в его кабинете, Энн достала книгу «Мейфэрский особняк» и хриплым и страстным голосом, какой только смогла сымитировать, стала описывать очень чувственную сцену, в которой, участвовали джентльмен и две пышные куртизанки. Потом она решительно захлопнула книгу.

— Я не буду описывать для тебя другую картинку, пока ты не перестанешь упрямиться. Ты боялся, что твои ночные кошмары напугают твою сестру, но этого не произошло. Она была полна сочувствия, но не шокирована. Как и лорд Кавендиш.

— Ангел мой, ты так решительно настроена добиться своего. А ты подумала о том, что будет с тобой? Мне показалось, ты не хочешь показываться в Лондоне.

— Я и не хочу, — вздрогнула Энн, радуясь, что Девон не видит это. Для нее было бы лучше всего, если бы он навсегда остался в этом доме вместе с ней. Но он спас ее и заслуживает счастья. — Я… Просто я обещала твоей сестре, что постараюсь убедить тебя поехать к семье.

— Ты обещала это?

Энн ждала, что сейчас он спокойно заявит, будто у нее нет права давать обещания, но ошиблась.

— Если ты так решительно настроена вернуть меня в светское общество, то должна помочь мне вспомнить некоторые навыки.

— Навыки? Какие?

— Я думал об игре в кости, — изогнул одну бровь Девон.

— Кости! — воскликнула Энн. Она была готова выразить протест, но увидела, как подергивается его красивый рот. — Хорошо. Хочешь потренироваться делать ставки?

— Точно. Нашими ставками станут предметы одежды. Тот, кто проигрывает, должен снять одну вещь.

— Вот это да. А когда же мы остановим игру?

— Когда один из нас останется голым.

Девон подробно объяснил правила игры в кости, но Энн казалось, что в этой игре абсолютно все решает простая удача. Как можно джентльмену делать такие крупные ставки на то, что зависит исключительно от везения, а не от мастерства? Но на нее, как на новичка, вопреки всему свалилась удача. Девон уже остался в одних брюках, когда вдруг дверь в кабинет широко распахнулась и на пороге появился Тредуэлл.

— В чем дело? — повернулся на стук двери Девон. — Я занят, проигрываю все свои вещи.

Тредуэлл поклонился и бросил осторожный взгляд на Энн. От этого взгляда она, продолжая сидеть на стуле, съежилась. Почему он так пристально посмотрел на нее? О Господи, неужели судья на пороге?

— Я прошу прощения, ваша светлость, но прибыл лорд Эштон. Он привез женщину. Куртизанку, которую он, по его же словам, нанял для вас в Лондоне.

Девон услышал сдавленный крик Сэриз. Явный признак душевных страданий, но что именно послужило поводом для этого?

— О чем ты говоришь, Тредуэлл, черт возьми? — спокойно поинтересовался Девон. — Куртизанка, которую прислал Эштон, сидит здесь со мной.

— Лорд Эштон утверждает, что нет. И его, и даму я проводил в гостиную.

— Он привез мне еще одну женщину? Вторую, для коллекции? Как это похоже на Тристана. Одну и ту же любовницу он никогда не оставлял больше чем на пару недель. Тристан явно посчитал, что две проститутки — веселее, чем одна.

— Нет, ваша светлость. По словам его милости, он еще не посылал вам женщину. Ну, ту, которую он привез. Его милость объяснил, что сначала не удалось найти подходящую кандидатуру. И ему пришлось самому испытать всех предложенных куртизанок, дабы убедиться, что он выбрал ту, которая понравится вам.

Значит, Тристан не посылал Сэриз. Проклятие, как Девону хотелось сейчас прозреть и увидеть выражение лица Сэриз.

— Сэриз, может, ты объяснишь, что происходит? — Девон ощутил напряжение в теле, мускулы интуитивно сжались, как происходило всегда, когда он чувствовал опасность.

— Я… Хорошо, я признаю, что лгала тебе.

— Почему? — Ее голос прозвучал справа, но с гораздо более дальнего расстояния, чем должно было быть. Наверное, она встала со стула, который стоял рядом с ним. Она отступает? Готовится сбежать? — Вернись сюда, — прорычал Девон. — Подойди и сядь рядом со мной, чтобы я знал, что ты здесь.

Зашуршали юбки, Энн вернулась на место. Теперь Девон слышал ее учащенные, испуганные вздохи.

— По той самой причине, о которой я тебе говорила, Девон. Я хотела стать любовницей герцога. Чтобы убежать из Лондона, из трущоб и избавиться от той ужасной жизни, которую я вела в борделе.

— И все равно я не понимаю, зачем было лгать.

— Потому что только ложь помогла мне войти в эту дверь. Только после того, как я настояла, что это лорд Эштон прислал меня, Тредуэлл позволил мне войти. Я солгала, поскольку мне больше некуда было идти.

— Я допустил ошибку, ваша светлость, — начал Тредуэлл, но Девон поднял руку, заставляя его замолчать.

— У тебя не было причины не верить ее словам. Ты знал, что Эштон собирался прислать женщину. Прямо сейчас я хочу поговорить с Сэриз наедине. Попроси Эштона и его спутницу подождать немного.

— Слушаюсь, ваша светлость.

Как только закрылась дверь, Девон потер виски, где начинала пульсировать резкая боль.

— Эштон приходил к тебе? Ты была одной из тех, кого он лично испытывал?

— Нет! — воскликнула Энн. Когда она присела, диван скрипнул, но Девон даже не почувствовал, что сиденье прогнулось. Наверняка она опустилась на самый краешек, подальше от него.

— Тогда откуда ты узнала, что надо воспользоваться его именем, чтобы попасть сюда?

— Я никого не хотела обидеть этим, уверяю тебя, Девон. Лорд Эштон пришел к знакомой мне женщине и попросил ее стать твоей любовницей. Но у моей подруги имелся покровитель, поэтому она отвергла предложение лорда Эштона, а я слышала этот разговор и поняла, какой это отличный шанс для меня. Никто не знает, что я приехала сюда. Да, я воспользовалась именем лорда Эштона, чтобы Тредуэлл пропустил меня, но все, что я рассказывала тебе после, это правда.

А что, это вполне разумно. Энн была готова на все, чтобы уехать из города, она не хотела оставаться проституткой в борделе, ей хотелось добиться большего. И кем бы она ни была — дочерью джентльмена, гувернанткой или бедной девушкой, родившейся в трущобах, — она не перестанет хотеть этого. Но почему его интуиция подсказывала, что за всем этим скрывается что-то еще?

— Пошли. — Девон, ориентируясь по голосу, схватил Энн за то, что, он надеялся, было ее рукой. — Эштон проделал длинный путь и привез куртизанку. Почему бы мне не продемонстрировать ему, что я больше не нуждаюсь в его подарке.


Из-за двери впереди по коридору послышался взрыв мужского хохота, за ним послышался звонкий женский смех. Энн занервничала. Она понимала, что Эштон и куртизанка, которую он привез, просто шутили, но этот резкий звук почему-то напомнил ей смех и веселье вокруг виселицы.

— Ты боишься, — остановился Девон. — Я чувствую, ты вся напряжена.

Он почувствовал это через простое прикосновение к ее руке? У него поразительная чувствительность.

— Я солгала и воспользовалась именем этого человека. Я боюсь его гнева. И твоего.

Пальцы герцога нежно коснулись подбородка Энн. Он с легкостью нашел кончик подбородка и приподнял его, чтобы она смотрела ему прямо в фиалковые глаза.

— Я понимаю, почему ты лгала. Тебе нечего меня бояться, если сейчас ты говоришь правду.

О Боже, герцог не поверил ее рассказу. Знал, что однажды она солгала, и наверняка подозревал, что она и сейчас продолжает это делать. И был прав.

— После всего, что ты для меня сделала, — тихо сказал герцог, — я не стану отправлять тебя назад.

Когда они приблизились к двери, в нос Энн ударил цветочный запах.

— Духи, — поморщился Девон. — Эта женщина, подарок Эштона, явно переборщила с ними. Наверное, вообразила, будто это поможет мне найти ее.

Энн бросила на него взгляд и была поражена мрачной улыбкой на лице герцога. Через секунду она уже стояла в центре гостиной, и Девон пересказывал лорду Эштону историю, которую она ему поведала. Энн видела лорда Эштона у Кэт. Белокурый, с голубыми глазами, похожий на ангела. Куртизанка, мисс Лейси, оказалась чувственной дерзкой брюнеткой.

— Простите меня, что я так вероломно воспользовалась вашим именем, лорд Эштон, но я убежала…

— Мисс Лейси, — предупредительно поднял руку герцог, — наверняка вы слишком устали после дороги. Мой дворецкий, Тредуэлл, проводит вас в одну из спален, где вы сможете отдохнуть.

Мисс Лейси, услышав слово «спальня», оживилась. Взглянув на мужчин, она кокетливо хлопнула ресницами и вышла следом за Тредуэллом.

— Продолжай, Сэриз, — махнул рукой герцог.

Энн сделала глубокий вдох. Она не смогла обмануть Девона, имитируя фальшивую страсть. Сможет ли она быть убедительной сейчас?

— Я убежала из борделя. Понимаете, я ослушалась свою хозяйку. И… испугалась, что она выследит меня и изобьет или убьет за непослушание. Я отправилась к подруге, и она приютила меня. Но даже мое присутствие в ее доме подвергало ее серьезной опасности. Моя хозяйка наняла жестоких людей, чтобы держать девушек в строгости. Они не будут думать дважды, перед тем как убить невинную женщину только лишь потому, что она оказалась у них на пути или слишком много знает.

— А кто твоя подруга, дорогая моя? — спросил граф Эштон, отвлекая взгляд Энн от Девона.

Лгать Энн не могла, поскольку Эштон вполне мог помнить куртизанок, с которыми разговаривал о герцоге. В этом случае следовало говорить правду.

— Моя подруга — Кэтрин Тейт.

— Кэт? — удивленно повторил Эштон. — Кэт приютила тебя и защитила? Кэт — экзотическая красотка и очень опытна в постели, но я бы никогда не подумал, что она поможет женщине, попавшей в беду. Она подруга Марча, вот почему я и обратился к ней.

— Мы знаем друг друга… давно, — робко сказала Энн. — Кэт была очень добра ко мне. Она подробно объяснила мне, что значит быть любовницей, и очень много рассказывала о его светлости. О том, какая прекрасная у него репутация покровителя.

— Прекрасная? — рассмеялся герцог, и этот смех показался Энн опасным. — Когда однажды я сказал ей, что меня не интересует перспектива стать ее покровителем, она запустила в меня фарфоровой пастушкой, — вздохнул Девон. — Ангел мой, я хочу услышать от тебя всю правду. Что ты сделала своей хозяйке?

У Энн замерло сердце. Как сказать ему?

— Я… Я помогла… — О Господи, ничего, кроме правды, Энн придумать не могла. — Я помогла сбежать трем новеньким девушкам. Они были невинны, и… мм… моя хозяйка хотела подороже продать их невинность.

— Очень смело и благородно, — прокомментировал лорд Эштон.

Девон приподнял брови. Он очень внимательно слушал Энн, и ей показалось, будто он слышит все ее мысли.

— Да уж, — тихо сказал герцог. — Ничего удивительного. Но я сомневаюсь, что она убьет тебя за это. Она может тебя избить и заставить… — Девон замолчал и провел рукой по волосам. — Я хочу, чтобы ты отправилась спать, Сэриз. Я скоро приду к тебе.


Девон почувствовал дым сигары.

— Звучит интригующе, — заметил Тристан. — Она сообщила тебе, будто ее направил я, только чтобы получить шанс стать твоей любовницей.

Рассказ Сэриз казался абсолютно правдоподобным и вызывал сочувствие. Но почему у него сжалось все внутри, как когда-то во время сражения перед первым ударом боевой пушки? Черт, Девон практически чувствовал запах ее страха, а этот особенный аромат был ему знаком с войны.

— Кто она, Дев? Она говорила о жизни в борделе, но она не портовая проститутка. И изъясняется как леди.

— Она утверждает, будто ее мать была экономкой, они жили в имении в сельской местности, а потом оказались в лондонских трущобах. Я начинаю подозревать, что она лжет. Но я намерен все выяснить.

— Мне она показалась обворожительной, — заявил Тристан.

— Она моя, — отрезал Девон.

— Быстро ты, однако, — засмеялся лорд. — Не волнуйся. Я гость в твоем доме и никогда бы не полез в твою личную жизнь, — с блаженным вздохом откинулся на спинку кресла Эштон. — Скажи, есть какая-то разница в занятии любовью, если ты слепой? Хуже или лучше? — Без всякой осторожности лорд попытался вызвать друга на откровенный разговор. — Это отличается от секса в темноте?

— Конечно, это не одно и то же, — угрюмо обронил Девон. — Ведь всегда можно зажечь лампу.

— Бывают времена, когда этого не хочется делать.

— Может, ты и не такой разборчивый, но мне не все равно. А я даже не знаю точно, как она выглядит, и никогда не узнаю.

— Я бы с удовольствием описал се для тебя в мельчайших подробностях.

— Я даже не сомневаюсь, — проворчал Девон. — Вероятнее всего все закончится тем, что я разобью тебе нос.

— Какова бы она ни была, — сказал Тристан, — ей удалось заметно изменить тебя. Последний раз, когда я приезжал, ты был всклокоченным и заросшим бродягой, от которого несло бренди и который отказывался покидать свой мрачный кабинет. Теперь ты выглядишь прежним Девоном, каким я запомнил тебя еще в Лондоне до войны и до…

— До смерти Розалинды. Наверное, выгляжу я по-другому, но чувства мои остались прежними. А теперь моя любовница заняла сторону моей матери и пытается убедить меня вернуться в Лондон и приступить к поискам невесты.

Девон услышал стук стекла. Наверное, это Тристан, наполнив стакан, поставил графин с бренди на стол. Девон сжал кулаки, чтобы побороть желание протянуть руку к стакану. Ему очень хотелось сделать хоть один глоток. Но Девон боялся, что, начав с одного, не остановится до тех пор, пока не окажется в бессознательном состоянии на полу.

— Ты что-то задумался, — заметил Тристан.

— Не знаю, чему верить, — после некоторых колебаний поделился с другом Девон. — Если принять ее рассказ за чистую монету — что она очень хотела покинуть Лондон и увидела во мне прекрасный шанс сбежать оттуда, — тогда мне понятно, почему она выдумала эту историю. Но… — Девон попытался выразить свои сомнения словами. — Мне кажется, у Сэриз недостаточно серьезные мотивы, чтобы объяснить свое безумное бегство сюда. Под опекой Кэт она нашла бы себе любовника в городе. Как только она стала бы любовницей пэра, месть хозяйки борделя была бы ей не страшна.

— У тебя веские аргументы, Девон. Но единственный, кто знает правду, — это Сэриз.


Раздался легкий стук в дверь. Девон обернулся, уверенный, что в комнату войдет Сэриз. Он ожидал услышать твердую поступь, почувствовать легкий естественный запах и услышать сочный голос, которым она спросит, не надо ли почитать ему на ночь.

Вместо этого ему в нос ударил тяжелый запах духов, от которого он едва не задохнулся.

— Ваша светлость, милорд, как восхитительно, что вы оба здесь, — притворно промурлыкала мисс Лейси.

Девон застонал. Он помнил, как Сэриз играла роль дерзкой куртизанки, но в ее спектакле присутствовало очаровательное смущение. Она не производила впечатления пресытившейся и равнодушной женщины, как эта.

— Прости, любовь моя, но его светлость предан своей очаровательной любовнице, — сказал Тристан.

— Какая жалость, — фальшиво воскликнула мисс Лейси, зашуршав юбками и явно соблазнительной походкой пересекая комнату. — Но причина, по которой я искала вас, заключается не только в том, чтобы предложить какую-нибудь шаловливую забаву для нас троих. Немного отдохнув в спальне, я спустилась вниз и услышала последние слова вашей любовницы, ваша светлость. Прошу прощения, но я должна предупредить вас. Она утверждала, что помогла невинным девушкам убежать от хозяйки борделя. По всему Лондону ходят сплетни о Мадам, которую в собственном борделе убила одна из ее проституток. Эта девица помогла девушкам скрыться, а потом убила свою хозяйку каминной кочергой. Сама она сбежала. По всему Лондону ее разыскивают сыщики с Боу-стрит, но не могут найти.

— Когда это случилось? — спросил Девон, услышав торжество в страстном голосе мисс Лейси.

— Мадам убили около трех недель назад, ваша светлость.

Девон вдруг потерял дар речи. Боже мой.

— Девон, в твоем доме есть газеты?

— Черт, я не знаю. Может, их и привозили, но я ведь не могу читать. Тредуэлл! — По полу резко застучали башмаки, и Девон почти мгновенно услышал особую походку своего дворецкого. — Тредуэлл, у нас есть газеты за последние несколько недель?

— Да, милорд. Когда камердинер ушел, я сохранил их, сложил стопкой в библиотеке. Простите, я вам не сказал.


Энн отпрянула в мрак коридора, слыша, как колотится сердце в груди.

Хотя Девон отправил ее в спальню, Энн не могла там оставаться. Она не стала раздеваться, опять спустилась вниз, собираясь выяснить, не захочет ли Девон, чтобы позже она ему почитала.

Но, оказавшись у входа в коридор, ведущий к гостиной, Энн заметила несколько удалявшихся фигур. Она молча поспешила вперед и подкралась довольно близко, чтобы рассмотреть идущих впереди Девона и лорда Эштона и спешивших за ними следом Тредуэлла и чувственную мисс Лейси. Энн прошла за ними до библиотеки.

— В этих газетах о смерти Мадам или о пропавшей проститутке ничего нет, — услышала Энн слова лорда Эштона. — Однако здесь не хватает штук пять выпусков.

— О Боже, — пробормотал Девон. — Неудивительно, что она сбежала из Лондона. Она убила свою хозяйку.

— К тому же хладнокровно, — добавила мисс Лейси. — Вы должны отдать ее под суд.

Они узнали. Так или иначе, они… Боже мой, у мисс Лейси появилась самодовольная улыбка на лице. Наверняка куртизанка читала газеты или слышала сплетни в Лондоне, обо всем догадалась и немедленно рассказала Девону, чтобы уничтожить конкуренцию с ее стороны.

Господи, сколько же времени у нее осталось до прихода к ней Девона?

Скорее всего несколько минут. Этого недостаточно, чтобы вернуться в спальню и взять что-нибудь из вещей, даже шляпку.

Энн сделала шаг назад, повернулась и помчалась прочь. Когда она добежала до гостиной, то уже дышала с трудом. Она пересекла комнату и устремилась к стеклянным дверям, выходившим на улицу. Дрожащими руками Энн повернула ручку, молясь, чтобы Тредуэлл еще не запер дверь на ночь.

Ее молитвы были услышаны. Дверь широко распахнулась, и Энн, которая с силой толкала ее, потеряла равновесие и, споткнувшись, вылетела на вымощенную каменными плитами террасу. Она подобрала юбки и по серым камням поспешила в сторону темнеющей лужайки. Что ей делать? Куда бежать?


Глава 16


Согнувшись, насколько позволял это сделать ужасный корсет, Энн пересекла лужайку. Луна спряталась за облаками, и бархатная темнота отлично укрывала беглянку. Дважды она попадала ногой в пустоту и падала на колени. И каждый раз быстро поднималась и отчаянно спешила вперед.

Глубоко в душе Энн хотела верить, что, если она расскажет Девону правду, он простит ее. Ей хотелось представить, как герцог будет спасать ее, защищать и помогать. Но станет ли Девон сознательно укрывать убийцу? И пусть она сделала это, чтобы защитить невинных девушек, она все равно совершила преступление и боялась, что Девон именно так расценит этот поступок. У Энн сжалось сердце. Не важно, что они были близки. Не важно, что она помогла ему управляться со слепотой. Господи, он рисковал собственной жизнью и потерял зрение за короля и за страну. Он не станет помогать ей избежать законного наказания.

Энн обогнула заросли сирени и бросилась в лес, только на секунду оглянувшись назад. Многие комнаты на втором этаже дома теперь были освещены. Наверняка Девон ищет ее.

В любой момент он догадается…

На террасе появились мерцающие огни. Фонари в руках слуг. Девон уже догадался и отправил прислугу на ее поиски. Огни внезапно рассеялись, двигаясь в разных направлениях.

Заскулив от страха, чувствуя жжение в дрожащих ногах, Энн побежала вперед. Когда она была моложе, то бегала, как мальчишка, но годы, проведенные в борделе, подорвали силы.

Убегая из борделя Мадам, она стрелой неслась по извилистым улочкам Лондона, так крепко сжимала запястья Вайолет и Мэри, что они рыдали. Самую младшую, Лотти, Энн тащила на своей спине, а ребенок крепко держал ее обеими руками за шею.

Но спасение напуганных девочек придало ей больше сил, чем собственное спасение. Либо она откажется от своей затеи, либо у нее сгорят легкие. Добравшись наконец до леса, Энн зарыдала от облегчения. Какая-то движущая сила несла ее зигзагами среди деревьев, она спотыкалась на каждом корне, разбивала пальцы ног о камни и десятки раз подворачивала лодыжки. Под ногами громко хрустели ветки. Слуги, преследовавшие ее, должны были это слышать.

Энн была вынуждена остановиться. У нее так дрожали ноги, что казалось, они сломаются у колен.

Лес наполняли десятки звуков — шелест листвы, журчание реки, хруст веток, — но Энн была уверена, что где-то недалеко слышала мужские крики. Она заставила двигаться свои дрожащие ноги и побежала опять.

Плеск воды стал слышен громче. Она описывала этот лес Девону, но сейчас понятия не имела, где находится. Проскользнув сквозь рощицу тесно стоявших деревьев, Энн обнаружила, что добралась до реки. Впереди лежал разрушенный посередине каменный мостик. Единственный способ перебраться — пройти по оставшимся камням, перепрыгнув пустое место в середине. Энн уцепилась за оставшийся обломок деревянных перил и нетвердыми шагами пошла по камням, которые беспорядочной массой выступали из воды.

Остановившись на последнем прочном камне на своей стороне, Энн прыгнула. Ее ноги приземлились на камне на противоположной стороне, но тот оказался скользким, и правая нога сдвинулась. Энн упала, левая нога сорвалась в воду, однако ей удалось схватиться за перила и выбраться из воды.

Мокрые тяжелые юбки облепили тело Энн, левое колено болело. «Не останавливаться. На виселице будет еще больнее».

Энн упрямо пошла вперед, оставив позади каменный мост, но она хромала и передвигалась слишком медленно. Слуги Девона теперь уже, должно быть, добрались до леса, и кто-нибудь из них скорей всего слышал плеск воды…

У нее за спиной послышался шорох листвы и чьи-то шаги.

У Энн так быстро заколотилось сердце, что ей перестало хватать воздуха. По какой-то глупой интуитивной причине она замедлила шаги. А тот, кто шел за ней следом, наоборот, ускорился, и в нескольких ярдах от нее послышался низкий, грубый мужской смех. От злорадных ноток, звучавших в нем, у Энн похолодела кровь.

Этот смех был ей знаком. Этот звук она никогда не забудет. Но этого не может быть. Наверняка ей почудилось, он просто звучал в ее затуманенном страхом мозгу.

Ей нужно какое-то оружие. Хоть что-нибудь. Упавшая ветка. Камень. Но она не видела подходящего камня, который могла бы поднять. Тяжелые шаги за ее спиной приближались.

Энн сделала отчаянный рывок, но этого оказалось недостаточно. Перед глазами метнулась черная тень. Она попыталась увернуться, но ноги запутались в юбках, и она на полном ходу столкнулась с рукой в кожаной перчатке. Ее преследователь закрыл рукой рот Энн. Ее оторвали от земли и отбросили к дереву. Она задохнулась от боли, которая пронзила ее от головы до кончиков пальцев от удара о ствол.

Энн вскрикнула, однако рука в кожаной перчатке заглушила этот крик и превратила его в приглушенный вой.

— Привет, Энни, любовь моя, — сказал веселый голос, и над ней нависло громадное тело. — Ты доставила мне массу хлопот.

Энн подняла глаза и увидела знакомую злобную ухмылку, лысую голову, крючковатый нос, огромное тело. Это какой-то ночной бред. Дрожа всем телом, она встретилась взглядом с узкими черными глазами Мика Тейлора, телохранителя Мадам Син.


— Тебе не кажется, что теперь ты знаешь правду? — спросил Тристан. — Ее разыскивали за убийство, и она сбежала. Это означает, что она виновна.

Девон поскреб подбородок. Интуиция подсказывала ему, что Сэриз и есть убийца. Этим объяснялся ее страх, нежелание говорить о своем прошлом, ее ложь, ее ночной побег. А ее рассказ о спасенных невинных девушках соответствовал мотиву убийства хозяйки борделя.

— Я думаю, она действительно убила женщину, но подозреваю, что сделала это в целях самозащиты.

Девон не мог представить Сэриз, которая была так осторожна, когда стригла его волосы, так добра, когда читала ему, так нежна с его племянником, в роли хладнокровной убийцы.

— Ты без памяти влюблен в нее, да? — с изумлением в голосе спросил Тристан и передал Девону трость.

Без памяти влюблен. Нет, это не для него. Это подходит невинным юношам и эксцентричным старикашкам, но не сердитым герцогам и их сбежавшим любовницам. Девон попытался рассуждать логически.

— Если бы эта женщина являлась законченной преступницей, она могла бы обокрасть меня в первую же ночь, как только появилась здесь, и этих денег было бы достаточно, чтобы бежать из страны. — Девон махнул тростью и пошел. — Отведи меня на конюшню.

— На конюшню? — удивился Тристан.

— Я не собираюсь сидеть здесь и ждать, когда ее вернут. Я хочу сам услышать от нее правду.


Энн удивилась, что до сих пор не рассыпалась на тысячи кусочков, настолько она замерзла и ощущала себя хрупкой как лед. Мик убрал руку, освободив ей рот, но схватил ее за шею и держал довольно крепко, оставив возможность немного дышать.

— Мне потребовалось чертовски много времени, чтобы найти тебя, Энни, — весело заметил он. Энн пять лет жила в страхе перед этим человеком. Она видела, какие зверства он совершал. И когда Мик разговаривал таким веселым голосом, это означало, что он собирается причинить боль.

Он затащил Энн в глубь рощицы, и теперь их окружали толстые стволы деревьев. Здесь он мог сделать с ней все, что хотел. А затем бросить ее тело под кучей опавшей листвы, и никто никогда не узнал бы об этом.

— Как… Как ты нашел меня? — хрипло прошептала Энн. Лицо Мика перекосила злобная усмешка, и она мгновенно все поняла, и только его рука удержала ее от падения. — Кэт…

— Правильно, — презрительно улыбнулся Мик. — В конце концов я убедил твою подругу все рассказать мне.

— Что ты с ней сделал? — Слезы жгли глаза Энн, к горлу подступила тошнота.

— Ничего особенного. Твоя подруга быстро раскололась. Несколько пощечин по прелестному личику, и она все рассказала.

— Я не верю. Кэт не сделала бы этого. Ты наверняка сильно избил ее.

— Я собирался сделать это, «герцогиня», — насмешливо заявил Мик. — Но она, трусливая дурочка, испугалась, что пострадают ее лицо и сиськи, и заговорила после первого же удара.

Может, все так и происходило. Энн молилась, чтобы это оказалось правдой и Кэт быстро сдалась и не пострадала от жестоких побоев. И во всем виновата она, Энн. Она подвергла опасности подругу, которая с добротой отнеслась к ней.

— Мне кажется, она подумала, что я оставлю тебя в покое, как только узнаю от нее, что ты любовница герцога. Но я не испугался какого-то там щеголя.

Энн подумала о Девоне. Стальные мышцы и аура жестко контролируемой силы. Мик, конечно, крепок, но Энн не сомневалась, что Девон победил бы его в драке, если бы не был слепым.

— Герцог — герой войны, — процедила она сквозь зубы, — а не щеголь. — Абсурдность ситуации поразила Энн. Девон отгородился от общества, посчитав себя сумасшедшим. Он отказался ехать домой, побоявшись подвергнуть опасности семью. А здесь перед ней стоял действительно законченный безумец, который никогда не мучился подобными сомнениями.

— Его здесь нет, Энни. Здесь только ты и я. Я пару дней наблюдал за домом, выжидал момент, чтобы похитить тебя. Но это оказалось чертовски неудобно сделать. Я благодарен тебе, что ты сама прибежала ко мне в руки, но тебе придется сделать кое-что еще, чтобы успокоить мое раздражение.

Мик отпустил горло, поднял ее руки над головой и одной рукой прижал их к стволу. Второй рукой он облапил Энн за мягкое место.

Она сопротивлялась, но Мик был слишком силен. Он сжал ее грудь, жестоко ухмыляясь от удовольствия.

— Перестань! Пожалуйста. — Умолять Мика Тейлора было глупо. От этого он разозлится еще пуще. — Чего ты хочешь? — Спросив, Энн испугалась, что знает ответ на свой вопрос. Мести. Он хочет мести за смерть Мадам Син.

— Я мог бы отвезти тебя на Боу-стрит. — Мик отпустил ее грудь. — Посмотреть, как тебя запрут в Ньюгейтской тюрьме, где ты будешь гнить, пока они не решат тебя повесить. — Он навалился на нее всей тяжестью своего огромного тела, втиснул свое бедро между ее ног, зажав юбки. Энн заскулила. Где-то далеко в лесу она слышала легкий хруст веток, наверное, это люди Девона искали ее.

О Боже. Энн едва могла говорить под тяжестью навалившегося на нее тела.

— Мне пришлось ударить ее. У меня не было выбора, она собиралась застрелить Вайолет. — Без зазрения совести Мадам Син была готова застрелить четырнадцатилетнюю девчонку, лишь бы запугать других и заставить покориться. — Я ударила ее по руке, чтобы выбить пистолет, и не собиралась попасть в голову. Я сделала это, защищая невинную девушку. — Удар оказался гораздо сильнее, чем предполагала Энн. Но в тот момент ею руководило отчаяние. Звук удара кочерги по голове Мадам Син был тошнотворным. — Ты знаешь, что произошло. Ты находился там, в комнате.

— Да, — посмеиваясь, согласился Мик. — И это делает меня важным свидетелем. Я помню, как ты ударила эту сучку каминной кочергой сбоку по голове. А еще я знаю, что ты не убила ее, Энни. Она очнулась, после того как ты вылезла через окно.

— Я не… — Мысли беспорядочно толкались в голове Энн. — Но она умерла. В газетах писали, что она… Но если я не убила ее, тогда кто это сделал?

— Вот этого, дорогуша, я не знаю.

Она невиновна. О, слава Богу. Мадам Син была отвратительна, но Энн чувствовала огромную вину за смерть этой женщины. Значит… Это значит, что ее подозревают в преступлении, которого она не совершала.

— Мик, ты мог бы прекратить все это, рассказав правду…

— Какая ты бестолочь, Энни. Ты что, правда думаешь, что я пойду на Боу-стрит и расскажу им, что ты невиновна, и добавлю: «Я, между прочим, тоже находился в это время в комнате с орудием убийства»?

Энн так оцепенела от страха, что даже не сразу поняла, о чем он говорит.

— Ты… — Она едва не сказала «ты сделал это». — Ты боишься, что в магистрате подумают, что это сделал ты. — Она могла так сказать, не обвиняя его напрямую. Но насмешливый блеск его жестоких глаз заставил Энн усомниться в собственных подозрениях. Мадам Син за свою защиту платила Мику целое состояние. У него не было причины желать ее смерти.

— Я не делал этого, ты, глупая сучка. Но догадываюсь, кто это сделал, и вот как ты, маленькая шлюха, поможешь мне.

Энн вздрогнула, услышав, как он ее называет, почувствовала злобу, с которой он выплевывал эти слова ей в лицо. Потом он поднял кулак. Энн безнадежно попыталась увернуться, но мясистая рука ударила ее прямо в висок. В голове разлилась резкая боль, перед глазами вспыхнули искры. Она, наклонившись вперед, стала оседать, проваливаясь в туманную серую пустоту. Мик поднял ее, взвалил на плечо, и Энн едва не стошнило, когда она ударилась животом о твердое плечо.

— Проклятые слуги герцога подбираются все ближе. Моя лошадь привязана… — Мик замолчал и вместе с Энн стал, пробираться сквозь деревья. При каждом его шаге она подскакивала у него на плече. Энн пребывала в замешательстве, у нее кружилась голова, как будто она только что выпила целую бутылку бренди. Удар, который нанес ей Мик, едва не лишил ее чувств, и сейчас она пыталась прийти в себя.

Казалось, прошла уже целая вечность, и боль начала отступать, когда Мик остановился и опустил ее на ноги. Она слишком ослабла, чтобы удержаться на ногах, и тяжело упала на землю. Мик подхватил ее и подтолкнул к чему-то теплому и мягкому. Это была лошадь, которая шарахнулась и заржала в знак протеста. Мик уселся в седло и, подхватив Энн под руки, поднял ее на лошадь. Одной рукой он прижал ее к себе, а второй взял поводья.

Оцепеневший разум Энн наконец понял, что происходит. Она в ужасе стала сопротивляться. Но у Мика была железная хватка, и она не могла освободиться.

— Я выследил тебя не для того, чтобы доставить на Боу-стрит, — сердито проворчал он, когда лошадь пошла легким галопом. — В этом нет никакой выгоды для меня. Один титулованный франт заплатил мне, чтобы я тебя нашел. Я здесь для того, чтобы защитить тебя от закона, поскольку этот джентльмен хочет, чтобы ты осталась жива.

— Защитить меня! — изумилась Энн. — Но я невиновна!

— О, на Боу-стрит этому не поверят без моих показаний, Энни. И потом я обнаружил, что для этого человека ты очень много значишь. Ты станешь моим билетом в роскошную жизнь.

— О ком ты говоришь? — судорожно соображала Энн.

— Это лорд Норбрук. Он прочесал все трущобы в поисках тебя. Но изысканному джентльмену не нравилось рыться в грязи, поэтому он не смог тебя найти. И заплатил мне, чтобы я тебя выследил.

Себастьян? Ищет ее?

— А он… Он знает о борделе, о Мадам Син? — Ну конечно, должен знать, если отыскал Мика. Но зачем Себастьяну нанимать Мика для ее поисков? Он должен знать, что она стала проституткой и в чем ее обвиняют теперь.

Мик наклонился вперед и лизнул щеку Энн. Гнусная пародия на ласку вызвала у нее приступ тошноты.

— Очевидно, он все еще хочет тебя. Считает, что ты захочешь стать его шлюхой в обмен на жизнь.

И Энн поняла. Ей придется делать все, о чем попросит Себастьян, все, что он пожелает, иначе он передаст ее на Боу-стрит, чтобы она несла ответственность за убийство.

Мик пнул лошадь, заставляя ее быстрее шагать по тропинке, которую Энн едва различала в темноте.

— Думаешь о своем фантастическом лорде Норбруке, да? — хрипло рассмеялся он на ухо Энн. — Думаешь, что останешься в живых, ублажая его в постели? Теперь, Энни, ты живешь и умираешь по моему желанию, — прорычал Мик. — Делай, как я говорю, и я позволю тебе выжить. Я отпущу тебя к Норбруку. Наша совместная поездка продлится пару дней, и тебе придется доставлять мне удовольствие. Я хочу узнать, что делает проститутка, когда оказывается в постели с герцогом. Мадам никогда не позволяла мне к тебе приближаться. Она хотела сохранить тебя «в невинности», как она сама говорила, для своих самых богатых клиентов. Теперь и у меня появился шанс попробовать тебя.

Господи, она не сможет это сделать. Когда Мик прикасался к ней, ей казалось, будто это десятки пауков ползают по ее коже. Теперь она знала, что это значит — желать прикосновений мужчины. Прикосновений Девона. Она даже думать не могла о том, чтобы позволить Мику или кузену приблизиться к ней.

— Герцог подарил мне украшения, — солгала Энн.

— Вот и хорошо, Энни. — Мик снова пнул ногами в бока лошади, подгоняя ее идти быстрее. — Это поможет покрыть все мои расходы и неудобства по твоей доставке Норбруку.

— Ты не понял, — в отчаянии сказала Энн. — Из газет герцог узнал о смерти Мадам. Ему стало известно, что меня подозревают в убийстве, поэтому мне пришлось бежать. У меня не было времени прихватить что-нибудь с собой. Мик, эти украшения стоят целого состояния. Гораздо больше, чем тебе заплатит Норбрук. Если поможешь мне вернуться за ними, я тебе их отдам. Я проникну в дом, пока прислуга герцога занята моими поисками. Если отпустишь меня, все эти бриллианты и рубины — твои.

У Энн не было никакого плана. Она понимала только, что пусть лучше Девон отправит ее к судье, чем она станет шлюхой Мика и своего кузена Себастьяна. Она уже столько нагрешила для того, чтобы выжить. Больше так нельзя. Она уже не может делать такие вещи, от которых болит душа и которые потом она будет отчаянно пытаться забыть. На самом деле подобное невозможно забыть. Это будет терзать душу вечно. Точно так, как терзают Девона воспоминания о войне.

Энн молила, чтобы жадность Мика победила, чтобы он развернул лошадь и отвез ее к Девону. Она не знала, что будет делать потом. Отдаст себя на милость Девона? Несколько недель ее преследовал ужас содеянного, но теперь Энн знала, что невиновна. Вот только поверит ли ей герцог?

Мик медлил, очевидно, обдумывал ее слова, потом стал разворачивать лошадь…

В лесу послышался едва различимый, но устойчивый топот копыт. С каждой секундой этот звук становился все громче и отчетливее.

— Черт, — пробормотал Мик. Теперь уже среди деревьев Энн заметила какое-то движение. Она отчетливо слышала топот копыт и крики людей. — Бежать поздно. Смотри не раскрывай рта, — рявкнул Мик. — Запомни, герцог верит, что ты убийца, и захочет увидеть тебя на виселице. Не думай, что он станет спасать тебя, Энни. — Он развернул фыркающую лошадь в сторону приближавшихся всадников.

Вскоре фигуры всадников на лошадях стали отчетливо видны. Энн, нервничая, насчитала шестерых. Четверо работали грумами на конюшне герцога, а в середине группы на своем вороном жеребце восседал Девон. Он был без шапки. Казалось, поверх рубашки и брюк он успел накинуть только шинель. Рядом с ним, одетый гораздо более элегантно, выступал граф Эштон. По его приказу все всадники остановились в нескольких футах от нее с Миком. Два грума и граф подняли пистолеты. У Энн замерло сердце: три черных дула были направлены прямо на нее.

Она почувствовала, как что-то коснулось ее спины и остановилось у головы. Это был пистолет Мика, который он нацелил на графа Эштона. От страха у Энн заколотилось сердце. Девону не стоило приезжать. Он сидел на лошади и полностью полагался на свой слух и подсказки своих людей и Эштона. Неужели он так разозлился на нее за ложь, чувствовал такое отвращение к ее предполагаемому преступлению, что сам приехал убедиться в ее аресте? Энн хотелось немедленно рассказать ему правду.

— Ваша… — начала Энн.

— Назовитесь, сэр! — крикнул Мику граф Эштон и, ожидая ответа, наклонился к Девону. В сумраке Энн не видела, как шевелятся губы графа, но догадывалась, что он что-то говорил герцогу. В ответ лицо Девона стало жестким.

— О Боже! — рявкнул он, и от его басистого командного голоса все приросли к своим местам. — Эштон, опусти ты свой проклятый пистолет, — прорычал он. — И все остальные тоже.

Грумы медлили с выполнением приказа.

— Делайте, что вам говорят, черт возьми! — гаркнул Девон. — Я не позволю вам целиться в Сэриз. А теперь вы, на лошади, я не знаю, кто вы, но я герцог Марч. Вы отпустите женщину и направите ее сюда, ко мне.

Мик не опустил свой пистолет, только еще крепче обнял Энн, прижимая к себе.

— Мое имя — Мик Тейлор, ваша светлость. Эта женщина подозревается в убийстве. Меня послали забрать мисс Энн Беддингтон и вернуть в Лондон, чтобы она предстала перед судом.

Энн заметила, как вздрогнул герцог, когда Мик назвал ее настоящее имя. Жеребец в ответ на резкое движение Девона беспокойно переступил и ударил копытом по земле. У Энн душа ушла в пятки, когда она увидела, как Девон покачнулся, но все же сумел удержать равновесие.

— Вы говорите, женщину зовут Энн Беддингтон? Мне она известна под другим именем. — Подозрение придало лицу герцога неприязненное выражение, а сильно прищуренные глаза напоминали два мрачных колодца.

О Боже, вскрылась еще одна ее ложь, и герцог теперь никогда не поверит ее настоящей истории. Но Энн решила пойти на риск. Ей нечего было терять.

— Он лжет! — крикнула она Девону. — Мик Тейлор работал на мою хозяйку. Никакой он не сыщик с Боу-стрит и не собирается везти меня в суд. Ему заплатили… — Энн замолчала. Она ведь еще не сказала самого главного. — Я никого не убивала, ваша светлость. — Энн не осмелилась назвать его по имени. — Мик может доказать мою невиновность. Ему известно, что я не убила миссис Медоуз, известную под именем Мадам Син.

— Это будут решать судьи, мисс Беддинггон, — сказал у нее за спиной Мик. — Я не сыщик, но заинтересован в том, чтобы убийцу моей хозяйки вздернули на виселице.

— При условии, что она виновна, — холодно подчеркнул Девон.

Энн не знала, отчаиваться или хвататься за эту призрачную надежду. По крайней мере Девон говорил так, будто подвергал сомнению ее вину.

— Я невиновна, — крикнула Энн. — Я хотела вызволить из рук Мадам трех невинных молодых девушек, которых она собиралась продать. Одну из них она угрожала застрелить. Чтобы убежать, мне пришлось ударить ее. Я хотела ударить ее по руке, чтобы она не могла застрелить девушку, а попала по голове. Да, она упала, но Мик сказал мне, что она была жива. — Ее рассказ звучал сумбурно и путано, но ей так сильно хотелось поскорее выговориться. Как будто у нее было всего несколько секунд, чтобы убедить герцога. — Это правда. Я не убивала ее. Это сделал кто-то другой. — Но чем больше Энн оправдывалась, тем больше боялась, что создает впечатление виновной.

На мгновение повисла гробовая тишина. Потом заговорил Эштон, но Девон предупреждающе поднял руку. Словно по сигналу все его люди успокоили своих лошадей.

— Мне наплевать, кто вы такой, — невозмутимо сказал Девон, но каждое его слово вибрировало, как колющая рапира. — Сейчас вы передадите нам Сэриз — то есть мисс Беддингтон, или как там ее зовут.

— При всем уважении, ваша светлость, — запротестовал Мик, и Энн почувствовала, как он напрягся у нее за спиной, — мне кажется неправильным возвращать ее вам. Откуда мне знать, что вы передадите ее суду? Поскольку она ваша любовница…

— Я герцог Марч, Тейлор. И я не позволю ей остаться с тобой. Это ты понимаешь? И для тебя все пройдет гораздо легче, если ты отдашь ее сейчас.

— Учитывая, что я держу ее и пистолет, — разразился хриплым фальшивым смехом Мик, — не представляю, как вы собираетесь мне воспрепятствовать, ваша светлость.

Энн почувствовала, как дуло пистолета скользнуло по ее щеке. Она точно знала, что собирался сделать Мик, еще до того, как он разразился дьявольским хохотом.

— Надо сказать, у меня только одна пуля. Этого недостаточно, чтобы остановить ваших людей, но один выстрел — это все, что нужно, чтобы свершить правосудие над преступником, которого разыскивает полиция. Отойдите с вашими людьми назад, ваша светлость. Я не позволю ускользнуть этой сучке. Она — моя. Если за ее поимку назначено вознаграждение, я его получу.

— Ты полный идиот, Тейлор, — обрушился на Мика Эштон. — Отпусти ее.

Беспомощно глядя на Девона и на всех остальных, Энн стиснула зубы. Неужели Мик застрелит ее? Ведь если она умрет, какой в этом смысл для Себастьяна?

Это какое-то сумасшествие. Не может же она сидеть так просто, как мешок картошки, болтающийся на спине лошади, и выступать в роли живого щита для Мика. Девон потребовал, чтобы его люди опустили пистолеты, чтобы не подвергать ее риску. Что он собирался делать? Что он может сделать?

Девон непринужденно спешился. Энн никак не ожидала этого.

— Эй, Тейлор, твой последний шанс, — крикнул Девон, положив руку на лошадиный бок. — Отпусти ее.

Лошадь Мика переступала ногами, под копытами у нее чавкала грязь. Девон пошел на этот звук. У Энн замерло сердце. Она хотела крикнуть, чтобы он возвращался, но не могла выкрикивать ему приказы перед прислугой и перед Миком.

— Остановитесь, ваша светлость, — предупредил Мик, но в его голосе звучала неуверенность.

Боже мой, не сошел же он с ума, чтобы стрелять в герцога?

Он целился в Девона, который уже миновал строй прислуги. Но герцог не видел этого и не осознавал опасности.

— Ваша светлость, пожалуйста, не приближайтесь, — выкрикнула Энн. Она хорошо знала о жестокости Мика. Однажды он попытался овладеть одной из девушек борделя, и она, отбиваясь, поцарапала его. Мик выждал какое-то время, а когда ту девушку нашли за пределами борделя, она была избита так, что на ней не нашлось живого места. Мик настаивал, что это дело рук бродяг, но все в борделе догадывались, кто это сделал.

Девон сохранял спокойствие и уверенность, и это изумляло Энн. Хотя, с другой стороны, он ведь участвовал в военных сражениях, где ему ежеминутно грозила смерть.

Она должна освободиться от приводящего в оцепенение ужаса и что-то сделать. Хотя Мик прижимал ее к себе, руки Энн оставались свободными.

Энн ударила Мика правой рукой по запястью, пытаясь выбить пистолет. Широко размахнувшись левой рукой, она нанесла удар у себя за спиной, пожалев, что не может ткнуть пальцами в глаза Мику.

— Сука, — рявкнул он и ударил ее по руке.

По темной траве быстрыми, но не слишком уверенными шагами Девон шел к ней. Никогда еще он не выглядел тверже и беспощаднее.

— Тейлор! — крикнул он.

— Эта девка моя, ваша светлость, и я забираю ее в Лондон, — резко ответил Мик.

Внезапно Девон выбросил в их сторону руку, в которой был пистолет, и нацелил его в голову Мика. Должно быть сориентировался по голосу.

— Вы не посмеете выстрелить, — насмешливо заявил Мик. — Вы же слепой, подстрелите ее по ошибке.

Сквозь звон в ушах Энн услышала, как Девон отдал короткую команду, и почувствовала, как Мик в панике обернулся. Черные фигуры как будто сыпались с деревьев. Она видела, как замелькали кулаки, в основном кулаки людей Девона.

Кто-то из них схватил Энн, резко потянул за руку, но Мик крепко держал ее. Другой человек забежал с правой стороны и ударил Мика тростью. И тому пришлось отпустить Энн, чтобы защищаться. У него был пистолет, но Энн поняла, что он не хотел тратить выстрел.

— Проклятие, — огрызнулся Мик. — Ладно, ваша светлость, этот раунд вы выиграли.

Энн получила толчок в спину. Соскальзывая с лошади, она вскрикнула и упала на руки мужчины. Это оказался один из грумов Девона, который быстро оттащил ее подальше от лошади и от Мика.

— Где она? — гаркнул Девон.

— Она у меня, — отозвался грум. Через мгновение крепкие руки герцога вырвали ее у грума, и Девон прижал ее к себе. Боковым зрением Энн успела заметить, что лошадь Мика встала на дыбы. Длинные мощные передние ноги молотили в воздухе, и Энн оцепенела, не в силах произнести и звука.

— Берегитесь, ваша светлость, — крикнул кто-то.

Девон отпрыгнул вправо, потянув Энн за собой. Он приземлился на спину, она упала на него сверху и услышала его шумное дыхание.

Энн барахталась, пытаясь встать, пока рука Девона не сомкнулась вокруг ее запястья. Он дернул Энн за руку и быстро поставил ее на ноги.

— Проклятие! — выругался один из его людей. — Мне жаль, ваша светлость, но Тейлор сбежал. Как только лошадь встала на дыбы, мы не могли находиться рядом с ним. Должно быть, он развернул лошадь в воздухе.

— Вы, двое, отправляйтесь за этим человеком. Он угрожал мне, и я хочу знать правду о том, что здесь происходит.

— Я отправлюсь в погоню, — крикнул лорд Эштон. Он и еще несколько человек из прислуги пришпорили своих лошадей и, сорвавшись с места, помчались в погоню за Миком.

— Они поехали слишком быстро, — ахнула Энн. — Они разобьются. — Если только Мик не упал с лошади раньше. Энн надеялась, что он упал и сломал себе шею. Она никогда никому не желала смерти, но Мик был абсолютным злом.

— Не разобьются. Эштон — блестящий наездник, — спокойно сказал Девон. — Надеюсь, я не испугал тебя своим пистолетом. Тейлор был прав: я бы не выстрелил. Но мне требовалось отвлечь его, пока мои люди занимали выгодную для атаки позицию.

— Это сработало! — Голос Энн дрожал от благодарности, но лицо Девона оставалось каменным. — Спасибо, — запыхавшись, поблагодарила она, — ты спас меня.

— У тебя намокло платье, — сказал в ответ герцог.

Энн даже не осознавала, что платье, словно холодными тисками, сковало ее тело. Но дрожала она не из-за мокрой одежды, а от холода, которым веяло от Девона.

— Я упала, пытаясь перейти реку.

— Ты дрожишь как лист. Нам надо скорее попасть домой, чтобы ты обсохла и согрелась.

Эти слова застряли в голове Энн. Неужели он собирается обсушить и согреть ее, чтобы передать судье? Возможно, и так. Он спас ее, но все равно разговаривал сухо и сдержанно.

— А потом я хочу услышать правду, Сэриз. Э-э… то есть Энн Беддингтон. При условии, что это твое настоящее имя.

— Так и есть, — беспомощно откликнулась Энн. Она расскажет ему все до мельчайших подробностей. Вот только поверит ли он ей?


Глава 17


Обхватив руками стакан с бренди, Энн свернулась калачиком в теплой шинели Девона, вдыхая знакомый запах. Он отослал слуг, и в его кабинете они остались одни. Перед этим Девон осторожно наполнил стакан и, ни слова не говоря, протянул его Энн. Она взяла стакан, а он уселся напротив. Энн заметила, что себе герцог не налил ни капли. По крайней мере хоть что-то полезное она для него сделала.

Энн поднесла стакан к губам и сделала глоток.

Девон наверняка прислушивался к происходящему, потому что, как только Энн проглотила бренди, он поднял голову:

— Ты хорошо знаешь человека, который схватил тебя?

Его голос был таким же холодным и мрачным, как и выражение его лица.

— Да, — стараясь говорить спокойно, ответила Энн. Она уже знала, что лорд Эштон вернулся ни с чем. Мик скрылся. — Его действительно зовут Мик Тейлор. Для моей хозяйки он был кем-то вроде личного охранника, защищал ее от разгневанных клиентов, воров и других сомнительных личностей. За деньги Мадам была готова причинить зло любому. Она хотела застрелить четырнадцатилетнюю девочку. Поэтому мне пришлось ударить ее…

— Ш-ш-ш… Давай обо всем по порядку. — Девон с абсолютно безразличным видом откинулся на спинку кресла. Она снова и снова рассказывала ему о том, что она не убийца, от понимания этого у нее кружилась голова, и Энн никак не могла перестать говорить об этом. — Расскажи мне, что случилось, Сэ… э-э… мисс Беддингтон.

Наконец у него изменилось выражение лица. У него был… обиженный вид. От стыда Энн захотелось провалиться сквозь землю. Она презирала себя за ложь, но прежде у нее не было выбора.

— Я всегда мечтала сбежать из борделя, но для этого у меня не хватало смелости. Я действительно боялась, что сделают со мной Мадам или Мик, если схватят. Мадам держала нас взаперти. Как пленников. Как рабов.

Лицо Девона исказило страдание.

— Мне жаль, мой ангел, что тебе пришлось пройти через это, — мягко сказал герцог, и сердце Энн застучало с головокружительной скоростью. — Чтобы выжить, ты должна была быть очень сильной. Ты говорила, что спасла молодую девушку. Подозреваю, именно это и стало причиной нападения на хозяйку борделя.

— Да, — глубоко вздохнула Энн. — Я подслушала, как Мадам — ее настоящее имя миссис Медоуз, но она называла себя Мадам Син — давала указание Мику Тейлору найти трех невинных девушек. Она планировала устроить торги и продать их девственность. Я стала свидетельницей, как привезли одну девочку. Из своего окна я увидела, как на улице у двери в бордель остановился черный экипаж, из которого вышел Мик. Он нес мешок, который извивался у него в руках. По крайней мере, так было, пока он не ударил по мешку кулаком. — Энн до сих пор было больно вспоминать о той минуте. На лице Девона Энн увидела ужас.

— Я обыскала весь дом, пытаясь найти девушек. И обнаружила комнаты на чердаке, которые Мадам всегда держала запертыми, поэтому я и догадалась, что она прячет их там.

— И что произошло потом? Ты смело пошла к своей хозяйке? — Голос герцога звучал так нежно, что Энн немного успокоилась.

— Я и не собиралась, потому что знала, что это ни к чему не приведет. У Мадам совершенно не осталось совести. Я хотела помочь девчонкам бежать. Две ночи я с помощью шпилек пыталась открыть замок, и у меня это получилось.

— Браво, — тихо сказал Девон.

— Потом я проскользнула в комнату… — Как только она увидела три пары затравленных глаз, как только поняла, что они настолько напуганы, что даже не могли кричать, у Энн появились кровожадные мысли в отношении хозяйки борделя. Но она понимала, что лучшая месть — это побег.

— Расскажи мне все, любовь моя.

Его голос звучал нежно и соблазнительно. Это был голос человека, готового ей поверить.

— Я думала, что все, что мне нужно сделать, — это вывести девочек из дома. Но бедняжки были избиты до такой степени, что от страха буквально оцепенели. Я заставила их пойти со мной, но мы передвигались очень медленно и даже не успели выйти из дома, как Мик схватил нас. Он потащил нас в личный кабинет Мадам.

Девон вдруг попросил у нее стакан. Энн подала его и наблюдала, как герцог, прижав к краю стакана палец, чтобы не перелить, добавил ей бренди. У Энн было время, чтобы перевести дыхание. Неужели он понял, что ей нужны эти несколько драгоценных мгновений?

— Мадам была в ярости. Она хотела запугать девочек и наказать меня.

Девон протянул ей стакан бренди, Энн покорно взяла его и вздрогнула, когда соприкоснулись их пальцы. Он немного продлил прикосновение, и Энн наслаждалась этим жестом поддержки.

— Я настаивала, чтобы она позволила мне забрать девушек и уйти. Мадам рассмеялась, достала пистолет из ящика стола и нацелила его в одну из девушек. Она грозилась застрелить ее, чтобы показать другим, что с ними случится, если они ослушаются. Она положила палец на курок, и я… Я выхватила кочергу из камина.

— Ты ударила ее, чтобы она промахнулась.

— Да, я целилась в ее руку и вложила в удар всю свою силу. Но в последнюю секунду Мадам шагнула вперед, и мой удар пришелся ей по голове. Это был несчастный случай. Я не собиралась это делать…

— Любовь моя, ты сделала это, защищая девушек.

«Любовь моя».

— Я подумала, что Мадам мертва, решила, что убила ее, и почувствовала… дурноту. Однако мне надо было спасать девушек, теперь уже от Мика. Я схватила пистолет раньше, чем это успел сделать он, нацелила на него и заставила девушек выпрыгнуть в окно. Под окном была невысокая крыша, они прыгнули туда, а потом соскользнули на землю. Когда я вытолкнула последнюю из них, Мик набросился на меня, но я успела выскочить в окно.

— Ты ударилась?

— Я упала на крышу, разбила коленки и ободрала локти.

— А что потом? — подался вперед герцог. — Должен признать, что сейчас я полностью на твоей стороне.

Неужели правда? Что это значит? Что он поможет ей? Или что ему будет больно, когда он отдаст ее под суд?

— Я сунула пистолет за лиф платья, подхватила девчонок, и мы побежали. Мик вместе с другими слугами-мужчинами преследовал нас, но мы оторвались от них в районе трущоб. Но я не убила Мадам, — повысила голос Энн. — Мик сообщил мне об этом, когда схватил меня в лесу. Он сказал мне, что она была жива. А еще он сильно избил Кэт, чтобы узнать, где я нахожусь.

Герцог долго молчал, а у Энн так колотилось сердце, что его стук отдавался у нее в ушах.

— Ты спасла всех трех?

— Да, — моргнула ресницами Энн. — Самую младшую, Лотти, я в конце концов заставила забраться ко мне на спину, а двух других держала за запястья. Мы добрались до дома Кэт, а на следующий день я переправила девушек к ее друзьям. Они заверили, что девушек вернули в их дома в деревне. Чтобы оплатить их дорогу, я отдала почти все свои деньги.

— Сама осталась ни с чем и поэтому пришла ко мне.

— Да. Когда лорд Эштон попытался уговорить Кэт, как он выразился, «исцелить» тебя, я не смогла устоять. Это был шанс покинуть Лондон. Я знала, что меня подозревают в убийстве Мадам, и считала себя виновной. Приехать к тебе… означало получить крышу над головой и безопасность. Правда, я подвергла риску Кэт.

— Значит, Тейлор сказал тебе, что твой удар не стал смертельным для той женщины?

— Да, да. После стольких недель, когда я думала, что убила ее, на самом деле все оказалось не так.

Герцог нахмурился. Конечно, у нее нет доказательств.

Есть только слова Мика, а тот скрылся. То, что Девон сказал потом, испугало Энн. Неужели он подумал, что она лжет?

— Мисс Беддингтон, если вы не убивали ее, то как Мадам оказалась мертва?

— Должно быть, кто-то убил ее уже после того, как мы с девочками сбежали. Возможно, кто-то из женщин борделя. Или какой-нибудь клиент. Я подумала, что это Мик, но у него не было причин желать смерти Мадам.

— Есть другие мужчины, которых ты подозреваешь?

— Не знаю, — отчаянно соображала Энн. — В разговоре с Миком хозяйка обмолвилась, что уже сообщила о девушках определенным джентльменам. Может быть, один из них пришел в бешенство, лишившись возможности удовлетворить свою страсть.

— Сомневаюсь, — мягко возразил Девон. — Этот человек мог бы найти такую же девушку в другом борделе. Однако если твоя хозяйка уже взяла деньги за этих девушек, это могло разъярить клиентов настолько, что они могли и убить.

Герцог нахмурился, словно сомневался в правильности своих слов.

У Энн заурчало в желудке. Ее рассказ звучал неправдоподобно. Кто поверит, что она оставила Мадам живой, а потом случайно кто-то другой убил ее?

— Подойди сюда, ангел мой.

Энн, удивившись, встала. Почему он хочет, чтобы она подошла ближе? Хочет схватить ее, а потом передать судье? У нее замерло сердце. Если он это сделает, то наверняка они сначала посадят ее в тюрьму здесь, а потом перевезут в Лондон.

Энн подошла к герцогу, он обнял ее за талию и подвинул ближе, поставив ее у себя между ног.

— Кто ты, Энн Беддингтон?

— Что ты имеешь в виду? — едва не упала от неожиданности Энн.

— Я хочу спросить, откуда ты? Где родилась? Как оказалась в трущобах? В борделе? — Девон притянул ее еще ближе, и его подбородок уткнулся ей в живот. — Я не знаю, ангел мной, правда ли все то, что ты рассказывала мне прежде.

— Как тебе сказать. Не то чтобы я лгала, — ошеломленно призналась Энн. — Я старалась скрыть все, что могла. Ведь меня страшило то, что я убила Мадам. На самом деле я дочь джентльмена, но мой отец умер, и нам с матерью пришлось покинуть наш дом, — тяжело сглотнула она. — Что ты собираешься со мной делать? Ты веришь, что я невиновна?

— Поскольку Тейлор понимал, что ты невиновна, — не ответив на вопрос Энн, задумчиво сказал герцог, — у него не было повода тащить тебя в суд. Что же ему на самом деле от тебя понадобилось? — К удивлению Энн, он посадил ее к себе на правую ногу, и она почувствовала, какими крепкими и напряженными были у него мышцы. — Никаких секретов, любовь моя, если тебе нужна помощь.

Помощь. Господи, он собирался помочь ей. Но все же в его лице оставалось что-то резкое. Вдруг Энн все поняла.

— О Боже, не думаешь ли ты, что мы с Миком… Я презираю Мика Тейлора. Он приехал за мной не из мести. Он выслеживал меня, потому что мой кузен заплатил ему за это.

— Хорошо, — сжал ее запястье герцог. — А кто твой кузен?

— Его зовут Себастьян Беддингтон. Когда умер мой отец, он стал виконтом Норбруком.

— Дочь виконта? — Девон удивленно выгнул брови. — Это объясняет, почему ты говоришь и ведешь себя как леди. Твой кузен вынудил тебя покинуть дом? — нахмурился герцог. — Я не понимаю. Вероятно, у твоей матери имелось вдовье право на наследство.

Он говорил так сухо и логично. Означало ли это, что он ей не верил? Энн рассказала ему о внезапной смерти отца, когда ей исполнилось пятнадцать лет, и о прибытии его наследника, кузена Себастьяна.

— Себастьян обещал, что у нас всегда будет крыша над головой и моей матери не придется переезжать в дом, который ей, как вдове, перешел в пользование после смерти мужа. А через месяц он заявил: мы можем остаться только при условии, что ему будет позволено… жениться на мне. И когда мать отказалась, стал распространять гнусную ложь о ней. Он придумывал истории о любовных романах, интригах и скандальных оргиях. Себастьян производил впечатление самого обаятельного джентльмена, и ему удалось настроить семью моего отца против матери.

— А как же семья матери?

— Я никогда их не знала, — покачала головой Энн. — Отец моей матери женился против воли своих родителей. Они отреклись от него, и моя мать никогда не встречалась со своими бабушкой и дедушкой и со своими тетками.

— Твой кузен был готов жениться на тебе любой ценой?

— Да. Это похоже на какое-то сумасшествие, правда? Я уверена, что сейчас у него такого желания нет. Хотя Мик говорил, что он все еще… хочет меня, — вздрогнула Энн.

— Создается впечатление, что он просто мерзавец. — Уголки рта у герцога опустились вниз. — Но ты не могла этого знать, когда в первый раз ответила отказом на его предложение. А почему ты отказала?

Энн сделала большой глоток бренди, несмотря на то что совсем недавно сама предупреждала герцога о вреде алкоголя. Она обещала ему говорить правду, но ей не хотелось рассказывать об этом.

— Он мне не… нравился. Мать продолжала ему отказывать, и он в конце концов пришел в ярость и… попытался принудить меня выйти за него замуж. Физически.

Девон обнял Энн, и она заметила, как бьется у него жилка на виске.

— Он изнасиловал тебя?

— Нет. Я бросила в него ночным горшком и намочила его безупречную рубашку и брюки. На мой крик примчалась мать и сбежалась прислуга.

— Ты спаслась с помощью ночного горшка. — Девон попытался привлечь ее к себе, но, вспоминая прошлое, Энн оставалась в напряжении.

— В ту ночь мать решила уехать. Мы отправились в Лондон. Мать нашла работу швеи и работала, пока не заболела и не начала слабеть.

Невозможно было выразить словами ее боль и печаль. Как Энн описать свои страдания, когда она наблюдала, как мать массировала свои сведенные судорогой руки? Свой гнев, когда от шитья при тусклом свете свечи у нее упало зрение? Или вину, которую она чувствовала, когда мать ограждала ее от тяжелой работы, воровства и проституции.

— А бордель? Как ты там оказалась?

— Туда меня привел один джентльмен и передал меня Мадам в качестве оплаты своих просроченных счетов.

— Кто это? — прорычал герцог. — Как его имя?

— Не имеет значения. Я… я подумала, что он захочет стать моим покровителем, но я была наивна и глупа. Он заботился обо мне только несколько недель. С этими деньгами я очень хорошо помогла матери.

— Сколько тебе было лет?

— Достаточно, чтобы понимать, что не следовало доверять ему.

— Твой возраст, — потребовал Девон.

— Мне было семнадцать.

— У меня четыре сестры, и я знаю, как наивна и мила в этом возрасте девушка. Назови мне его имя, ангел мой. Еще никогда в жизни мне не хотелось так уничтожить человека.

— Это не имеет значения. Он умер. Умер год назад от болезни, — быстро сказала Энн, чтобы смягчить гнев герцога. — Между прочим, мы встречались с тобой пять лет назад.

— Когда? На балу? В обществе?

— Господи, нет. В самый первый вечер, когда решила стать проституткой. Ты был первым мужчиной, к которому я подошла.

— Ты говоришь, я был у тебя первым? — вздернул брови герцог. — Неужели я лишил тебя девственности, не подозревая об этом?

— Нет. Ты посоветовал мне не торговать своим телом. И дал два золотых соверена просто так, сказал, что я хорошенькая, и отправил прочь.

— Мне приятно узнать, — его сердце стучало рядом с ухом Энн, — что я не… причинил тебе боли, любовь моя.

— Ты… Ты стал для меня героем. Однако в конце концов мне пришлось вернуться к театру «Друри-Лейн».

— Это тогда ты встретила этого другого мужчину? Похоже, я оказался не слишком хорошим спасителем.

— Но в конечном счете… — Энн было трудно говорить. — Ты действительно спас меня. И я пойму, если сейчас ты не сможешь опять это сделать.

— Достаточно, Сэриз. Ты прошла через ад, и я понимаю, что это такое.

— Ты собираешься выдать меня?

— Сегодня вечером я никуда тебя не отправлю.


Девон расхаживал по комнате взад и вперед. Запах бренди казался чертовски соблазнительным. Но он держался.

Девон расположил Энн в своей спальне, а у двери оставил двух лакеев. Он не знал, попытается ли она сбежать снова. И что с ней делать? Спрятать ее здесь или доставить в магистрат, чтобы там решали вопрос о ее невиновности?

Невиновна ли Энн? Она призналась в том, что ударила женщину. Насколько правдоподобно то, что в ту же ночь пришел кто-то еще и убил хозяйку борделя? Она утверждала, что Мик Тейлор сказал ей, будто миссис Медоуз после ее удара осталась жива. Если это ложь, почему бы ей просто не умолчать о том, что она ее ударила?

Поверят ли ей на Боу-стрит без свидетельства Тейлора? А присяжные?

Девон не винил ее в том, что она ударила Мадам. Он прекрасно понял, почему ей пришлось это сделать. Ему было известно, как порой тяжело принимать жесткие решения. Совсем как ему в битве при Ватерлоо, когда в середине сражения он вдруг осознал, что его ружье нацелено на молодого французика. И если он не нажмет на курок, один из его людей погибнет…

Одна мысль не давала Девону покоя: он больше не мог оставить Энн в любовницах. В его жизни она оказалась случайно, ведь она родилась леди, а в бордель попала против собственной воли. По правде говоря, положение любовницы в данный момент было для нее лучше любой другой альтернативы. Однако Девон чувствовал себя слишком виноватым.

— Ваша светлость, — раздался голос Тредуэлла и стук в дверь. — Вас ждет человек по имени Тейлор.

Вот черт. Тейлору хватило наглости заявиться к нему в дом?

— Что ему нужно? — «Если Энн Беддингтон, то он ее не получит», — мысленно добавил Девон.

— Он сказал, что хочет поговорить с вами об убийстве.

Герцогу очень хотелось обрушиться на Тейлора с кулаками. Но ему необходимо заручиться свидетельством этого человека, чтобы помочь Энн.

И снова Девон был благодарен Энн, научившей его уверенно ходить по дому. Он смело шагнул в библиотеку, навстречу Тейлору. Тредуэлл описал ему внешность этого человека: лысый, с крючковатым носом, острым взглядом и коренастым мускулистым телом. Типичный здоровяк, одинаково жестоко обращавшийся с женщинами и мужчинами.

Девон услышал шорох где-то в области камина и направился к столу, мысленно считая шаги. В его трости был спрятан клинок. Если потребуется, он вступит в борьбу с Тейлором, ориентируясь по звукам. Но действовать придется осторожно.

— Если ты пришел за Энн Беддингтон, Тейлор, я не отдам ее. Насколько тебе известно, она невиновна.

— Ваша светлость, это — безумство. Эта девочка — убийца. Ее следует отвезти на Боу-стрит в кандалах. — В скрипучем голосе Тейлора слышались презрительные нотки.

— Этого не случится. Мисс Беддингтон поведала мне свою историю, включая тот факт, что ты признался: после удара твоя хозяйка была жива. Энн не убивала эту женщину.

— Мадам Син была мертва, — фыркнул Тейлор. — Я видел, как Энни со всего маху опустила ту кочергу ей на голову, и проверил у нее пульс, прежде чем отправиться в погоню за Энни. Пульса не было, Мадам скончалась. Я стал свидетелем и подтвержу это под присягой.

— А как же твой рассказ мисс Беддингтон о том, что ее удар был не смертельным для той женщины?

— Откровенная ложь. Я никогда ей этого не говорил. И на Боу-стрит я скажу, что Энни сделала это.

Девон все понял. Нет сомнения, что Тейлор сказал Энн правду, чтобы вынудить поехать с ним. Теперь он отрицал свои слова. Нет смысла захватывать его или угрожать, потому что в суде Тейлор представит все так, чтобы Энн угодила на виселицу.

Проклятие. Девону по-настоящему хотелось ударить Тейлора, но ему требовалась от этого мерзавца информация.

— Я думаю, ты пришел, чтобы вернуть Энн Беддингтон ее кузену — виконту Норбруку.

— Норбруку? Это она так сказала? Черт возьми, да нет же. — Отказ прозвучал громко и быстро. Слишком быстро.

— Я знаю, что Норбрук к этому причастен, — хладнокровно солгал Девон.

— JI-лорд Норбрук приезжал в бордель в поисках Энни. Она сбежала из дома. Когда он обнаружил, что она стала проституткой и убийцей, виконт, испытывая отвращение, уехал.

Напрашивался очевидный вывод: Девон — заблуждающийся дурак, укрывающий падшую женщину.

— Убирайся к черту, Тейлор. Прямо сейчас. Пока я не достал клинок из своей трости и не воткнул в тебя, чтобы ты больше не раскрывал свой поганый рот.

— Но…

Девон со свистом вынул клинок и положил его на стол.

— Я могу доставить тебя к судье, где ты будешь арестован за похищение мисс Беддингтон. Сомневаюсь, что там станут выяснять причины, по которым ты сюда прибыл. А если я опять поймаю тебя на своей территории, изобью до полусмерти и отволоку твою задницу в суд.

По стуку башмаков Девон понял, что Тейлор отступил назад.

— Не забывайте, ваша светлость, — зло выплюнул он, — если бы мне пришлось рассказать на Боу-стрит, что я видел, Энни повесили бы.

Девон громко приказал прислуге вышвырнуть Тейлора на улицу.

— Я уйду. Но вы, ваша светлость, сумасшедший, если держите в своем доме убийцу. Она и вас попытается убить, лишь бы спасти свою шкуру! Вам лучше отдать ее мне, ради вашей же безопасности.


— Боже мой! Мик Тейлор вернулся? Что ему нужно?

Неподдельный ужас в голосе мисс Беддингтон тронул сердце Девона, хотя он понимал, что такой же страх она бы испытывала, если бы то, что утверждал Тейлор, являлось правдой.

— Да, моя дорогая.

— Ч-что он сказал?

Девон прошел через комнату, ориентируясь на ее встревоженный голос. С помощью трости он нащупал кровать и присел на краешек.

— Он сказал, что видел, как ты ударила Мадам, и что, перед тем как бежать за тобой, проверил у нее пульс. Пульса не было.

— Это неправда. Он сказал мне, что она осталась жива!

— Я не отдам тебя ему. — Война обострила его чувства, ему пришлось научиться распознавать блеф. Интуиция подсказывала ему, что мисс Беддингтон говорила правду. Да и как он мог не доверять Энн, помогавшей ему, помогавшей его сестре, только из-за одного слова такого мерзавца, как Тейлор.

— Как мне доказать, что я невиновна? У меня нет доказательств. Нет свидетеля, кроме Мика, который будет лгать.

Герцог обнял ее, но Энн не упала в его объятия. Она напряглась, как бывало прежде. Девон опустил руки. В конце концов, теперь он знал, что она никогда не была настоящей проституткой.

Ее арестуют и обвинят в убийстве. Как герцог, он обладает властью и влиянием. Но достаточно ли этого, чтобы спасти ее?

— У тебя есть свидетели. Девушки, которых ты спасла.

— Но они не знают, была ли Мадам жива в тот момент. Они в это время находились уже за окном.

— По крайней мере они могли бы доказать, что ты ударила хозяйку с целью защитить одну из них.

— Я не могу привезти их назад в Лондон, чтобы они обо всем рассказали. Это погубит их репутацию.

— Тебя могут повесить. Чтобы защитить их, ты станешь рисковать собственной жизнью?

— Да, — немного помолчав, прошептала Энн.

В эту минуту Девон откровенно восхищался ею, такого восхищения не вызывала у него ни одна из женщин.

— Единственный способ доказать твою невиновность — найти настоящего убийцу. Сэриз…, — Девон замолчал. — Какое имя ты предпочитаешь? Сэриз или Энн?

— Не знаю. Имя Сэриз я придумала. Энн меня звали всегда. — Какой глупой она была, когда надеялась отделаться от старого имени.

— Тогда я стану звать тебя Энн. Мне придется привыкать к этому имени.

Энн очень хотелось, чтобы он снова обнял ее. Несколькими минутами раньше она почувствовала напряжение, но только лишь потому, что думала о Мике и… о Себастьяне. А сейчас желание почувствовать его объятия стало непреодолимым.

Девон коснулся ладонями ее щек, и Энн увидела, что его губы совсем близко. На секунду Девон замер, они обменялись тяжелыми вздохами, и он отпрянул назад.

— Теперь, когда мне известна твоя история, я знаю, что ты приехала ко мне от отчаяния. Я никогда не заставлял силой и не принуждал женщину.

— Это не было принуждением. Ты никогда не заставлял меня. Я всегда хотела тебя. — В самом начале это было не совсем так. Она не хотела ни одного мужчину. Девона она рассматривала просто как благодетеля, но не как желанного мужчину. Энн охватила паника. Если он не захочет больше заниматься любовью с ней, он перестанет быть ее покровителем и у него не будет причины помогать ей.

Энн подвинулась к герцогу и положила руки ему на грудь.

— Я всегда хотела тебя. С самого первого мгновения, как только увидела, — прошептала она и нежно поцеловала грудь Девона. На нем были только льняная рубашка с распахнутым воротом и брюки. Губы Энн коснулись теплой кожи, и она стала покрывать ее поцелуями.

— Любовь моя, — Девон отодвинулся от нее, — мне невыносимо думать о том, что ты была в таком отчаянии, что продавала свое тело. Я даже думать не хочу о том, каково это. Ты должна ненавидеть мужчин, подобных мне.

— Это не так, — отчаянно прошептала Энн. — С тех самых пор, когда я в первый раз подошла к театру и ты сказал, что я заслуживаю лучшего, я… Ты мне понравился. Я не знала, кто ты, но твои слова остались в моем сердце, вместе с родительской любовью, и это помогало мне выживать.

Энн села на колени к герцогу, широко расставив ноги и оседлав его, и почувствовала под собой его твердую плоть. Слава Богу, он все еще хотел ее, так же как и она хотела его.

До этого момента герцог сдерживался, едва реагируя на ее действия. Теперь он запустил руку в ее волосы, приблизил к себе ее лицо и прижался к губам. Его поцелуй привел Энн в восторг. Его язык нетерпеливо раздвинул ее губы, проник внутрь, и Девон застонал от возбуждения. Нет, это не имело ни малейшего отношения к его обычным нежным и чувствительным поцелуям, это было совершенно иным! Поцелуй был головокружительным, оглушающим и изумительным. В нем крылось огненное желание, и Энн, сидя у него на коленях, почувствовала, как закружилась голова.

Правой рукой герцог безжалостно рванул лиф платья и со стоном припал губами к ее груди, которую теперь прикрывала только рубашка. Если его потрясающие, жадные поцелуи вызвали у Энн головокружение, то губы, сомкнувшиеся вокруг соска, заставили ее воспарить ввысь. Он ласкал их, облизывая и посасывая, до тех пор, пока Энн не превратилась в безвольную массу стонов и всхлипов, вырывавшихся из груди.

Герцог подхватил ее за талию, поднял с удивительной легкостью, положил на кровать и сам опустился на нее сверху.

Энн едва не взорвалась от желания. Они оба были полностью одеты, и она пыталась расстегнуть его брюки. Девон боролся с юбками, стараясь поднять их вверх, но ткань прочно застряла между их телами. Наконец Энн удалось, справившись с застежками, обхватить чуть вздрагивающими пальцами горячую твердую плоть. Она застонала, сгорая от желания, и герцог от наслаждения застонал в ответ.

Освободив юбки, он задрал их до талии Энн. Теперь властные сильные пальцы ласкали ее бедра, потом его рука проникла между бедер Энн и стала исследовать жаркое лоно, пока ее пальцы порхали вверх и вниз по его плоти, которая с каждым ее движением увеличивалась в размерах, и скоро Энн едва могла сомкнуть пальцы вокруг нее.

— Боже мой, — прошептала она, — какой ты большой.

Дрожащими руками они вместе направили восставшую плоть Девона в тело Энн. Он с глухим звериным рычанием соединился с ней, а она крепко обхватила его руками и ногами. Это было полное единение тел. Самый первый толчок его плоти заставил Энн вскрикнуть, потому что его плоть коснулась самой чувствительной точки ее лона. Девон хрипло рассмеялся, и они стали двигаться навстречу друг другу. Думать о том, чтобы доставить ему удовольствие, Энн не могла. Все, на что она была способна сейчас, так это смаковать каждое его восхитительное движение внутри собственного тела. Они двигались в едином ритме, то нараставшем, то вдруг замедлявшемся. Энн хотелось, чтобы в момент наивысшего наслаждения он вскрикнул в экстазе.

— Я хочу, чтобы тебе было хорошо, — тяжело дыша, пробормотал герцог. — Я хочу, чтобы в самый восхитительный момент ты растаяла от наслаждения.

Энн едва не рассмеялась. Она еще крепче обняла его. Они оба хотели одного и того же — доставить друг другу удовольствие. Потом герцог приподнял бедра, быстрым движением плоти коснулся ее напряженного бутона и вошел в нее властно, почти грубо. Чистый непередаваемый восторг. Энн вскрикнула и услышала, как от такого же пронзительного наслаждения громко и хрипло крикнул Девон. Он выкрикнул ее имя: «Энн. Ангел мой».

Когда его обмякшее тело перестало дрожать от страсти, он лег рядом с Энн и крепко прижал ее к груди. Она лежала и чувствовала, как закипают слезы у нее в глазах.

Она любит герцога. Это любовь разбивала ее сердце, разрывала душу.

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе, — успокоил ее Девон. — К сожалению, даже будучи герцогом, я не могу обойти закон, но я верю, что ты невиновна, и собираюсь это доказать. Для начала нам необходимо поехать в Лондон. Я спрячу тебя. Только не в нашем доме. Там живет мать и две сестры. Но так или иначе, ангел мой, мы тебя спасем.


Она не может позволить ему спасти ее.

Энн осторожно выдвинула один из ящиков комода герцога, стараясь не шуметь. Девон, как всегда, отправился спать в соседнюю комнату. Даже после всего, что произошло между ними, он боялся, что проснется от ночного кошмара и ударит ее.

Когда он говорил о своей семье, Энн осознала, что не может просить его о помощи. Это обернется скандалом и больно ударит по его семье. Как она может причинить боль Каро, ставшей ей подругой? У Девона четыре сестры. Две из них, проживавшие с матерью, не замужем. Если их брат будет укрывать подозреваемую в убийстве, это лишит их шанса на хороший брак. Это разобьет сердце его матери. Его семья не поймет такого риска, на который Девон пойдет ради… проститутки. Он защитил ее от Мика. А теперь она должна защитить его. Ей надо уйти.

Энн подкралась к двери и, встав на пороге, смотрела на спящего герцога. Она не осмелилась прикоснуться к нему. Он спал слишком чутко и мог проснуться. Взяв его одежду, Энн чувствовала себя воровкой, хотя когда-то поклялась никогда до этого не опускаться. А вот все же пришлось.

— Я люблю тебя, — прошептала она. Герцог спал и ничего не слышал, поэтому говорить эти слова было безопасно. Энн ринулась назад, к двери хозяйской спальни. Та, конечно, оказалась заперта. В коридоре герцог поставил охрану, и Энн почти забыла об этом.

Для начала она накинула его темно-синий фрак, он скроет белую рубашку. Потом заколола волосы и надела мужскую шляпу. Сжимая ее в руке, Энн бросилась к окну, неловко распахнула его и, взобравшись на подоконник, тяжело сглотнула. За окном шла мелкая изморось, поднимался туман.

Чувствуя, что скоро потеряет остатки самообладания, Энн прыгнула.


Глава 18


Энн снова бежала, у нее опять горели легкие и не хватало воздуха в груди. В одежде Девона двигаться было намного легче, только каждый вздох, который она делала, наполнял ее нос знакомым запахом. Это было истинным мучением. Энн поклялась, что вернет ему все вещи.

Неумолимо приближался рассвет. Небо посветлело, но из-за дождя повис плотный утренний туман. Он поднимался над лугами и вился среди деревьев. Энн бежала вслепую, совсем как в темноте.

Она надеялась, что на этот раз все сложится удачнее. Она решила бежать через лес. Так она доберется до дороги, ведущей в деревню, идти по которой будет гораздо быстрее, чем по лесным тропинкам. В темной мужской одежде она не привлечет внимания.

Вдруг в серой мгле у нее за спиной хрустнули ветки. У Энн заколотилось сердце.

А если это снова Мик?

Хруст веток преследовал ее, и Энн рискнула оглянуться. Она ничего не увидела, кроме тумана и деревьев, окружавших ее со всех сторон. Она вертела головой во все стороны, и казалось, будто черные стволы деревьев сомкнулись вокруг нее, словно исполняя какой-то сумасшедший танец.

Правая нога, не коснувшись земли, сорвалась, и Энн настолько испугалась, что не успела даже вскрикнуть. Она поскользнулась, стукнулась задом и полетела по жидкой грязи в туман, не сдержав вопля ужаса, который эхом разнесся по округе.

Плеск! Ноги ударили по воде. Холодная вода через шнурки мгновенно проникла в ботинки. Казалось, что по спине ударили молотком, а руки были поцарапаны и порезаны мелкими камешками. Энн быстро выдернула ноги из воды, но движение вызвало боль. Она едва не упала в эту ужасную речку.

— Энн? Где ты?

Это был Девон. Не Мик. От облегчения закружилась голова, но Энн молчала. Она должна уйти.

— Энн? — Его шаги, приглушенные туманом, звучали все ближе. Пауза. — Тейлор? Если ты схватил Энн, немедленно отдай ее мне. Клянусь, я тебя застрелю.

В голосе Девона не слышалось ярости, он был пронизан тревогой.

Господи, теперь он бежал. Сквозь туман слышались его тяжелые шаги. Казалось, будто он движется у нее над головой, но это невозможно… Нет, он мчался по той тропинке, по которой мчалась она. Но ведь он ничего не видел. Тропинка приведет его к краю оврага…

— Нет! Остановись! — закричала Энн. — Ты упадешь!

Но она предупредила слишком поздно. Раздался испуганный мужской крик, глухой звук падения и ужасный грохот, как будто Девон, упав с крутого склона, продолжал кувыркаться, падая вниз. Потом она услышала громкий всплеск воды в нескольких ярдах от нее.

Паника, охватившая ее, заставила двигаться болевшее тело. Энн повернулась и быстро, как только могла, захромала к Девону. Туман заполнил овраг плотной пеленой, и она ничего не могла разобрать. Она не замечала деревьев, пока ветки не ударяли по ее голове, камней, пока не натыкалась на них. Господи, вот и для Девона все точно так же не видно. Неудивительно, что он ненавидит свое состояние. Какой он сильный, коль скоро научился справляться с этим.

Сквозь дымку серого тумана Энн разглядела белые очертания. Она вновь обрела способность думать и поняла, что это такое. Это белела рубашка Девона, колыхавшаяся на воде. Он не соскользнул вниз, как это произошло с ней. А он рухнул всем телом и сейчас лежал в воде лицом вниз.

Энн ступила в речку, с трудом передвигая ноги в бегущей воде. Прошла целая вечность, пока она боролась с течением и потихоньку пробиралась к Девону. Течение затягивало герцога, но он не двигался. Теперь Энн видела, что у него распростерты руки и ноги, вода ударяется о его тело и течет вокруг него.

Наконец она оказалась рядом. Он упал в воду головой вперед и ушибся о большой плоский камень. Он так и лежал щекой на его скользкой поверхности, а вода плескалась возле губ.

Но лицо не было погружено в воду, и это давало Энн надежду, хотя в его бессознательном состоянии кожа приобрела мертвенно-бледный оттенок и казалась восковой.

Энн коснулась щеки Девона. Хотя кожа у него была белой, как простыня, она оказалась не такой холодной, как ожидала Энн. Ей надо вытащить его из воды. Она ухватилась за отяжелевшую правую руку герцога и попыталась его поднять. Но попытка оказалась безуспешной, Энн потеряла равновесие и упала на камень.

Вымокнув и больно ударившись, она неуклюже встала на ноги. Казалось, герцог весит целую тонну. Энн предприняла еще одну отчаянную попытку, поскольку вода плескала ему в рот.

Тело герцога сдвинулось с места. Щека скользнула по гладкой поверхности камня, голова лишилась опоры, но Энн по-прежнему не могла его поднять. Проклятие, голова герцога стала тонуть…

У него невыносимо болела голова, на зубах скрипела грязь, острые камни вонзались в бок. Почему он весь промок?

Девон, не открывая глаз, коснулся руками головы. У него было такое ощущение, что его череп пронзила шпага. Или штык. Где он? На поле боя? Он в Англии? Или нет?

В голове промелькнули видения. Штык, рассекающий воздух, наполненный пеплом и криками, летит прямо ему в глаза…

— Девон! — долетел до него дрожащий, наполненный слезами женский голос. Исступленный голос Энн Беддингтон вернул его с поля боя, видение которого промелькнуло у него в голове, к реальным событиям. Нежная как перышко рука погладила его по плечу. Он услышал ее сдержанные всхлипы, потом почувствовал теплое дыхание на своей щеке.

— Слава Богу, — прошептала она.

И герцог готов был с ней согласиться. Слава Богу, что он поймал ее. Но вместо слов он закашлялся и, лежа на боку, выплюнул воду.

— Что случилось? — не открывая глаз, спросил он.

— Ты бежал за мной в тумане, и с тобой произошло то же самое, что и со мной. Ты соскользнул с края оврага и упал в реку. Мне удалось тебя вытащить.

Все сразу встало на свои места. Он вспомнил запах прохладного ночного воздуха, который проникал через открытое окно спальни. Чувствуя досаду и панику, Девон даже не побеспокоился, чтобы поднять прислугу, и один отправился в лес. Там он сразу услышал Энн. Она двигалась тихо, но он привык прислушиваться к каждому звуку. Потом донесся ее крик.

— Спасибо тебе. С тобой все в порядке, Сэр… Энн? — Девону не было смысла открывать глаза, он не видел ее, чтобы узнать это.

— Да, все хорошо, я съехала вниз на мягком месте.

— Значит, сначала ты стараешься исцелить меня, теперь пытаешься убить. Ангел мой, почему ты опять сбежала? Неужели ты не веришь, что я помогу тебе?

— Я боюсь, что ты действительно мне поможешь. И не могу просить тебя об этом. Из-за меня пострадала Кэт. И я не хочу причинять зло тебе.

В ответ на ее сбивчивые доводы Девон инстинктивно открыл глаза и увидел перед собой яркий серый свет. Настолько яркий, что голову пронзила резкая боль. У него было такое ощущение, что его… ослепили. Ошеломленный, Девон опять закрыл глаза.

У него взволнованно заколотилось сердце. Может, он в состоянии шока? Или все-таки действительно утонул и чистилище, куда он попал, состоит из нестерпимого серого света и голоса Энн, который будет преследовать его вечно.

— Что случилось? Что-то болит?

Болит. В голове.

— Куда я упал? — хрипло спросил Девон, не открывая глаз.

— На камень.

Врачи, те, что обследовали его в Лондонской больнице, сказали, что зрение может вернуться к нему, если осколок кости или сгусток крови у него в голове сдвинется с места.

— Я ударился головой? — уточнил Девон. Почему не открыть глаза опять? Он как будто боялся. Боялся обнаружить, что ударился головой и все равно ничего не видит.

— Думаю, да. Я нашла тебя в воде, а голова лежала на камне. Когда ты упал, должен был удариться. — Энн коснулась левого виска Девона, и он застонал от боли. — Крови нет, — мгновенно отдернула руку Энн, — зато есть шишка.

Девон схватил ее за запястье, чтобы не убежала, потянул на себя и, когда она оказалась сверху, крепко обнял. Отругав себя за трусость, здесь, перед Энн, он открыл глаза.

Над ним неясно вырисовывался купол из темно-зеленых листьев, среди стволов деревьев клубился мягкий туман. Девон увидел опавшие коричневые, черные листья и яркие пятна пожелтевшей листвы. Краем глаза он заметил пенящиеся брызги воды там, где река ударялась о камни. Рассеивая ночной туман, вставало солнце. Он видел, как дрожала и сверкала листва, когда на нее падал солнечный луч. Девон был оглушен подробностями, красками и формами, которые его окружали. Он насквозь промок, у него раскалывалась от боли голова, но он никогда не видел ничего настолько… чудесного.

Самое замечательное чудо ожидало Девона в его объятиях. Это — Энн. Немного резче, чем хотел, Девон приподнял ее, и ее лицо оказалось прямо над ним. Он увидел ее в первый раз и почувствовал, как широко раскрылись его глаза, словно он пытался впитать каждую деталь.

Огромные глаза Энн вглядывались сверху в его лицо. Глаза необыкновенного зеленого цвета, темные и блестящие, как листья плюща. Глаза, наполненные тревогой. Тревогой за него. Он увидел ее мокрые растрепанные волосы. Половина волос держалась на шпильках, половина — струилась по спине шелковистой волной пшеничного цвета. У нее было овальное лицо с упрямым твердым подбородком и пухлые губы, настолько чувственные, что Девону хотелось прижать ее к себе и поцеловать…

Нет, сначала посмотреть на нее.

Энн выглядела… совсем не так, как он себе представлял. Он никогда не думал, что она будет выглядеть такой молодой и невинной. У нее были прямой, чуть вздернутый нос, усеянный веснушками, длинные пушистые ресницы цвета янтаря, безупречная кожа жемчужного цвета. Она выглядела как леди. Неудивительно, что в борделе ее так высоко ценили. Черт.

Герцог потянулся к щеке Энн. Возможность направлять руку, прикасаться к тому, что он видит, казалась ему чудом. То, что любой ребенок воспринимает как само собой разумеющееся, наполняло его благоговейным трепетом. Девон почувствовал, как расплываются в улыбке его губы.

— Почему ты смотришь на меня, как… — Глаза у Энн стали круглыми как блюдца, она прикрыла руками рот. Какие у нее красивые руки с длинными изящными пальцами. У Девона разыгралось воображение. Например, он представлял, как выглядят эти пальцы, когда гладят его грудь или ласкают его плоть.

— Ты прекрасна, — произнес Девон, хотя у него дико разболелась голова от натиска вновь обретенной возможности видеть. На него много, слишком много всего навалилось, но он сопротивлялся инстинкту закрыть глаза.

— К тебе вернулось зрение, — прошептала Энн.

Девон увидел, что испуг в ее глазах пропал, и лицо засветилось от счастья.

— Да, я вижу. — Девон позволил себе окинуть ее взглядом. Он, как пьяница, выливающий в себя последние капли, хотел вобрать все до мельчайших деталей. Это женщина, с которой он занимался любовью, женщина, которая его исцелила. — На тебе моя одежда, — заметил он. — Рубашка промокла насквозь.

Энн опустила глаза и смутилась, понимая, что мог увидеть Девон. От воды ткань стала прозрачной. Между половинками фрака было заметно, как она облепила грудь и затвердевшие соски. Это оказалось равносильно тому, что она могла бы вообще ничего не надевать.

— Прости, я взяла твои вещи. В юбках я не могла бежать. Я собиралась вернуть тебе их. Как-нибудь… Как твоя голова? — поспешила спросить Энн, видя, что Девон поморщился и потер рукой висок.

— Врач предупреждал меня, что такое может случиться… Удар по голове может вернуть зрение.

— Ты все видишь? И достаточно хорошо?

— Кажется, да. Это потрясающе. — Застонав, Девон все же попытался подняться, продолжая держать Энн за руку. — Нам надо идти домой. Тебе необходимо сменить мокрую одежду. Опять.

— Прости, но я должна идти, — вырвала свою руку Энн.

Она сделала два безумных шага назад. Девон смотрел на нее. Он пытался встать, но, очевидно, во время падения с обрыва все-таки ушибся, и ему было больно шевелиться. И потом, дневной свет, пробивавшийся сквозь туман, слепил ему глаза. Ей бы помочь ему, но тогда он не позволит ей уйти.

— Спасибо, что ты поверил мне, Девон, но я не могу просить тебя спрятать меня и разыскивать настоящего убийцу. Будет скандал. Или даже хуже. Тебя могут арестовать. За мое укрывательство. Прости, — поспешно пробормотала Энн и, боясь потерять самообладание, побежала.

Он не сильно ударился… Он видит теперь… С ним все будет хорошо. Он сможет найти себе жену и обрести любовь. У него будет все, что он заслужил.

Энн слышала у себя за спиной гневный рев. Потом послышался шум. О Боже, он наверняка побежал за ней. Энн почувствовала и облегчение, и страх одновременно. Если он может бежать, то, наверное, не сильно разбился.

Она мчалась по лесу как сумасшедшая. Как раз когда у нее стали подгибаться ноги и она была готова рухнуть от усталости, Энн услышала кукареканье, лай, крики — звуки пробуждающейся на рассвете деревни.

Впереди виднелся небольшой фермерский домик, и на тропинке рядом с ним стояла повозка, нагруженная корзинами с яблоками. Поблизости никого не было. Энн подбежала к повозке и втиснулась между корзинами.

Спустя несколько минут на козлы запрыгнул мужчина и дернул поводья. Повозка дрогнула и покатилась.

Спустя два дня Девон прошел по ступенькам крыльца к ожидавшей его лошади. Грум передал ему поводья самого быстрого жеребца.

— Ты уверен, что после серьезного удара по голове тебе так скоро можно ездить верхом?

Герцог оглянулся и увидел спускавшегося по ступенькам Тристана. Его куртизанка шла за ним следом, и перья ее экстравагантной шляпки раскачивались на ветру.

— Дев, почему бы тебе не поехать вместе с нами?

— На лошади быстрее, чем в экипаже. И потом, я себя прекрасно чувствую. — «Только терпение на исходе», — мысленно добавил Девон.

Два дня поисков, а он так и не напал на след Энн.

— Но не растворилась же она в воздухе, в конце концов? Тредуэлл сказал мне, что у тебя есть повод думать, будто она направилась в Лондон. Я считал, что она всеми силами станет избегать Лондона.

— Это длинная история.

— Так изложи ее вкратце, — ухмыльнулся Тристан. — Мне хочется услышать, как она перехитрила тебя.

Девон нахмурился. Он нашел мальчишку, который заметил «джентльмена», выскользнувшего из повозки, нагруженной яблоками. А потом этот «джентльмен» исчез. Тем не менее Девону удалось обнаружить свои вещи, аккуратно связанные в узел и оставленные за конюшнями постоялого двора «Черный лебедь». Как и Тристан, Девон был уверен, что в Лондон она не поедет.

Но он ошибся.

— Я случайно услышал слова служанки с постоялого двора, — коротко пояснил он другу, — из которых я понял, что сделала Энн. У одной из служанок из шкафа пропало платье вместе со старой соломенной шляпкой. Я расспросил хозяина постоялого двора и выяснил: действительно, два дня назад женщина в простом платье служанки покупала билет в Лондон. — Кроме этого, Девон послал людей на поиски Мика Тейлора, который тоже исчез.

— Купила билет? А где она взяла деньги?

Этот вопрос не давал Девону покоя.

— Так ты собираешься пуститься вдогонку?

— Разумеется.

Тристан сложил руки на груди и усмехнулся. По его лицу можно было предположить, что ему известно что-то такое, о чем Девон и понятия не имеет.

— А почему ты так усердно разыскиваешь ее, Девон?

— Очевидно, я… — Девон умолк. Ему казалось это вполне… естественным. — Она может быть в опасности. Я не могу ее бросить.

Девон оседлал лошадь и взял поводья. Едва ли замечая пристальные взгляды слуг, Тристана и мисс Лейси, он пустил лошадь рысью. Энн уехала в Лондон. Зачем? Неужели она сделала это, догадавшись, что Лондон — последнее место, где он или кто-то другой станут ее искать? Или это из-за Кэт? Она боялась, что Мик Тейлор жестоко избил ее подругу.

Вот в этом была вся его Энн. Она будет рисковать собственной шеей, лишь бы убедиться, что Кэт в безопасности.

Герцог выехал на дорогу и пустил лошадь галопом. Он отставал от Энн на два дня и теперь не надеялся ее догнать. А интуиция подсказывала ему, что надо торопиться.

Сегодня утром он понял, что, прозрев, до сих пор так и не взглянул на себя в зеркало. Он подошел к зеркалу в спальне и обнаружил, что совсем не похож на того человека, каким отправлялся на войну. Тогда он горевал по Розалинде, и у него был мрачный и опустошенный вид.

Теперь на его лице лежала печать скорби, утраты и борьбы. Висок украшал шрам от штыка. При падении с кавалерийской лошади был сломан нос, он больше не казался идеально прямым. На подбородке и на лбу остались многочисленные белесые шрамы от клинков. Он много дней не брился, поэтому лицо покрывала темная щетина. Вид у него был ужасный, словно он вернулся из ада.

Энн Беддингтон прошла через свой собственный ад. Она лишилась дома. Потеряла отца и мать. Оказалась в борделе, который должен был искалечить ее душу.

Но она не выглядела испуганной. Она по-прежнему казалась целомудренной и красивой, леди до кончиков пальцев. И не важно, что она видела в жизни и чем была вынуждена заниматься. Совершить побег после всего, что она перенесла… Сильная женщина. Но ведь не зря он на войне командовал целым полком.

Энн пробралась к конюшне за домом Кэт и, воспользовавшись деревом, перелезла через стену. Она прокралась к кухне позади дома и медленно открыла дверь. Пухлая кухарка Кэт миссис Браун, стоя у плиты, быстро повернулась.

— Мисс Беддингтон? Давайте я провожу вас наверх к хозяйке. Она очень переживала за вас!

Сердце Энн было готово выпрыгнуть из груди, пока она шла за кухаркой в гостиную Кэт. Она очень боялась того, что ей предстоит увидеть.

— Это мисс Беддингтон, — крикнула миссис Браун. — Она вернулась целая и невредимая.

Кэт медленно встала с кресла и повернулась.

— О Боже, Кэт! — В сердце Энн вспыхнула ярость к Мику Тейлору. Щеки и подбородок Кэт покрывали синяки, на разбитой губе засохла кровь. Однако, несмотря на это, Кэт радушно протянула руки к подруге. — Он сильно тебя избил? — обняла ее Энн.

— Раньше бывало и хуже. Но ты прости меня, Энн, что я не продержалась до конца и призналась Тейлору, что ты отправилась к герцогу Марчу, в его охотничий домик. Я послала тебе письмо с предупреждением, но боялась, что оно прибудет слишком поздно. Он нашел тебя?

— Да.

— Ты можешь рассказать мне все, что случилось, пока будешь есть, — попросила Кэт, услышав, как заурчало у Энн в желудке.

Уплетая за обе щеки вкусный пирог с мясом и почками, Энн все ей рассказала. Кэт слушала, и ее большие карие глаза распахивались еще шире при каждом новом повороте событий в рассказе подруги, включая ее признание, что она не убивала Мадам Син.

— Герцог Марч спас тебя от Мика?

— Он хотел помочь мне, — кивнула Энн. — Он решил спрятать меня на время поисков настоящего убийцы, но я не могла позволить ему так рисковать ради меня.

— Наверное, ты ему сильно понравилась, если он предложил тебе такое.

— Я помогала ему, пока к нему не вернулось зрение. Мне кажется, он считает своим долгом помочь мне.

— Если бы ты пошла на Боу-стрит, ты смогла бы убедить их, что невиновна? — спросила Кэт.

— Не знаю. Как я это сделаю без показаний Мика? Меня арестуют. А Мик Тейлор может скрыть правду и дать показания против меня. Тогда меня точно повесят.

— Энн, ты дочь виконта! — нахмурилась Кэт, поставив свой бокал с вином на стол. — Даже не думай, что твой кузен допустит, чтобы тебя повесили. Он обязательно тебе поможет. Он перенес много неприятностей, чтобы найти тебя, и, наверное, очень хочет тебя вернуть.

— Вот это и пугает меня, Кэт. Он всегда был отвратителен. — Энн почувствовала, как задрожали губы, и постаралась собраться с силами. — Я должна покинуть Англию. Надо как-то раздобыть денег, чтобы купить билет на пароход.

— У меня есть деньги, Энн. — Кэт вскочила, подбежала к подруге и обняла ее.

— Кэт, я не могу…

— Можешь. Какой прок от денег, если ты не можешь воспользоваться ими, чтобы помочь близкой подруге? Это не компенсирует тот долг, который остался у меня перед твоей матерью.

Когда-то Кэт жила в трущобах рядом с ними в такой же маленькой грязной комнатке, как и Энн с матерью. Совершенно отчаявшись от долгих поисков работы, Кэт наконец нашла ее на сцене театра «Друри-Лейн». Однажды вечером она возвращалась домой после спектакля, и на нее напали. Мать Энн услышала крики, выбежала и спасла Кэт от нападавшего, ударив его сковородкой.

— Компенсирует, Кэт. Потому что ты спасешь мою жизнь.


Глава 19


— Сколько за это? — Энн достала из кармана плаща небольшой бархатный мешочек.

Окна тесного магазинчика, расположившегося на узкой улочке Петгикоут-лейн, покрывал слой глубоко въевшейся грязи. Здесь давали деньги за любой товар. И не важно как, законно или нет, он оказался у владельца. Энн достала два ожерелья: одно скромное с мелкими рубинами, а другое — с крупным сапфиром в форме груши. Эти украшения отдала ей Кэт, стараясь таким способом хоть как-то отплатить подруге за доброту ее матери.

Энн тревожно оглядывалась на дверь, как будто по волшебству здесь могли появиться сыщики с Боу-стрит и схватить ее.

С абсолютно бесстрастным лицом стройный мужчина за прилавком взял в руки ожерелье с рубинами и принялся изучать его, что-то бурча себе под нос. Спустя несколько мгновений он назвал свою цену.

— Но это стоит намного дороже, — возмутилась Энн.

— Это все, что я могу дать за него, дорогая моя.

— А что насчет другого?

Мистер Тимбл назвал другую сумму, которая тоже была весьма занижена, но этих денег было достаточно для покупки билета и начала новой, скромной жизни в другой стране.

— Хорошо. — Энн подтолкнула украшения, которые лежали на прилавке, в сторону мистера Тимбла.

Он тут же положил перед ней небольшую стопку пятифунтовых банкнот, больших и ярких, которых Энн не видела уже много времени. Она положила деньги в сумку и выскользнула из магазина. Здесь же, в переулке, она наняла экипаж и велела кучеру гнать лошадей в сторону доков.


— Ваша светлость, — соблазнительная фигурка Кэтрин Тейт изящно полулежала на кушетке в греческом стиле, — как мне приятно вас видеть и как неожиданно все это. К сожалению, у меня не было времени одеться, и на мне, кроме шелкового халата, ничего нет.

Девон округлил глаза. Он точно знал, что за игру затеяла Кэт. Эту девушку он знал с тех самых пор, когда содержал любовниц, до того, как встретил Розалинду. Он знал, что спектакль Кэт нацелен на то, чтобы оттянуть время и отвлечь его. Кэт смотрела на него с любопытством. Он ехал в Лондон, останавливаясь на постоялых дворах вдоль Королевской дороги, только чтобы сменить лошадей, и заявился прямо к Кэт, не заехав даже в свой лондонский дом. Девон отлично понимал, что одежда его в беспорядке и покрыта дорожной пылью.

— Я прекрасно вижу тебя, Кэт. Мисс Беддингтон помогла мне вернуть зрение.

Кэт удивленно распахнула подведенные глаза, но Девон сомневался в искренности ее чувств.

— Как замечательно! — восторженно рассмеялась она. — Пылкая Энн все-таки исцелила вас. Но где она? Мне показалось, она надеялась превратить ваш роман в более длительные отношения.

— Я не знаю, Кэт. — Девон с уверенностью мог сказать, что она продолжала спектакль. — И пришел сюда, чтобы ты сказала мне, где она.

— Понятия не имею, ваша светлость. Я не видела ее с тех пор, как она сбежала в ваш охотничий домик, полная решимости соблазнить вас.

— Ты лжешь, дорогая моя.

— Совсем нет, — с обольстительной лаской в голосе возразила Кэт. — Она покинула Лондон, и я потеряла ее из виду. — Изящные пальчики пробежались по краю халата из красного шелка, от бледной шеи к затененной ложбинке между пышными грудями. Ее попытка отвлечь внимание оказалась бесполезной. Девон мог думать только об Энн. Никогда еще он не был так помешан на женщине.

Такие куртизанки, как Кэт, стали его прошлым. Он хотел, чтобы только Энн присутствовала в его будущем. И хотя к нему вернулось зрение, Девон по-прежнему хотел, чтобы она читала ему, как и прежде, хотел гулять с ней под дождем, кататься вместе верхом, просто быть с ней. И это не имело отношения к ее спасению. Речь шла о том, чтобы заботиться о ней, обладать ею. И это пугало Девона. Ему хотелось владеть Энн с таким же неистовым желанием, которое заставило его украсть Розалинду у Джеральда, своего бывшего лучшего друга.

— Что-то не так, ваша светлость?

— Ты хорошо загримировалась, — Девон взял свои мысли под контроль, — но я вижу следы от нападения Мика Тейлора. Много времени ему потребовалось, чтобы заставить тебя предать Энн?

— Я не хотела предавать ее. — В изящно подведенных карих глазах Кэт плескалась боль. — Я старалась терпеть, но этот человек просто монстр.

— Зачем прятать ее, Кэт? Рисковать ради другой женщины, соперницы… на тебя это не похоже.

— Однажды ее мать спасла мне жизнь, — махнула она изящной рукой.

— Кэт, — Девон встретился с ней взглядом, заметив нервную дрожь подбородка, — если бы ты не знала наверняка, что Энн в безопасности, ты была бы расстроена, учитывая, что Тейлор охотится за ней. Ты бы не вела себя так спокойно.

— Мне кажется, — Кэт напряглась, — что от Тейлора для Энн не исходило никакой опасности, он работал на ее кузена. А уж кузен не захотел бы причинить ей боль.

— В таком случае, почему ты не рассказала Тейлору, где она. Зачем вынудила его выбивать из тебя эти сведения?

Кэт распахнула глаза, ее взгляд беспокойно заметался по комнате, словно в поисках спасения. Девон протянул руку и сжал ее запястье, чтобы напомнить, что спасения нет.

— Ну хорошо, — вздохнула Кэт. — Я знала, что Мик Тейлор и ее безумный кузен опасны для Энн.

— Почему ты называешь ее кузена сумасшедшим? — Девон сильнее сжал запястье Кэт, ненавидя себя за грубость.

— А как еще можно назвать человека, который сажал свою маленькую кузину на колени и всячески трогал ее? Поглаживать ее он начал, когда Энн минуло всего восемь, а ему исполнилось двадцать. Он — развратный псих, одержимый ею. Но я, ваша светлость, говорю вам правду. Энн сюда не возвращалась.

— Возвращалась. Кэт, я надеюсь, ты скажешь мне правду, ведь мы давно знаем друг друга. Ты знаешь, я не обижу Энн. Ей нечего меня бояться. — После того что он узнал о кузене Энн, у Девона все клокотало внутри.

— Разумеется, я это знаю! Но она не хочет, чтобы вы ей помогали. Единственное ее желание — бежать. Она влюбилась в вас.

— Это неправда, — нахмурился Девон.

— Послушайте, — помахала пальцем Кэт. — Энн не хочет причинить зло вам или вашей семье, втянув вас в этот скандал. Она уезжает, чтобы обезопасить вас, и будет лучше, если вы позволите ей уехать.

Нет. Он не позволит ей бежать без денег и защиты. После всего, что она сделала для него, он слишком много ей должен.

— Как Энн собирается бежать?

— Она бы не хотела, чтобы я вам рассказывала. Почему вы так решительно настроены поймать ее, ваша светлость?

Девону не хотелось угрожать Кэт, особенно после того, что ей пришлось пережить в руках Мика Тейлора.

— Мне необходимо найти ее, потому что она обвиняется в убийстве…

— Но вы ведь разыскиваете ее не для того, чтобы передать на Боу-стрит?! — воскликнула Кэт. — Она не заслуживает виселицы! Ее Мадам была мерзкой злой ведьмой, и если Энн убила ее каминной кочергой, то, уверяю вас, туда ей и дорога.

— Энн утверждает, что невиновна. — Девон внимательно наблюдал за глазами Кэт. Интересно, она верит в это?

— Конечно, невиновна. — Голос Кэт звучал неубедительно.

— В любом случае я могу ей помочь, — подчеркнул Девон. — Но пока не узнаю, где она, я ничего не могу для нее сделать. Я помчался за ней следом в Лондон прямо из охотничьего домика. Я голодный, усталый, злой, у меня раскалывается голова. Ты скажешь мне правду, Кэт. Я не уйду, пока ты не скажешь.

— Но она всего лишь ваша любовница. Почему не отпустить ее?

— Кэт, если ты беспокоишься за Энн, ты позволишь мне помочь ей. Доверь мне жизнь своей подруги.

Кэт упрямо закусила губу.

— Если, конечно, ты не хочешь, чтобы Тейлор или сыщики с Боу-стрит нашли ее первыми.

— Она собирается покинуть Англию на корабле, — призналась Кэт. — Я отдала ей два ожерелья, чтобы она купила себе билет. Как я могла не помочь ей? Она вернулась в Лондон, рискуя быть схваченной, только чтобы убедиться, что со мной все в порядке.

— Куда она собирается отправиться?

— Я не знаю. Мне кажется, она сама пока еще не знает. Все ее мысли только о побеге. Помните, сердце ее разбито, а в таком состоянии ни одна женщина не способна мыслить ясно.


Неужели он приехал слишком поздно? Неужели она уже уехала?

В доках воняло дохлой рыбой, навозом, гнилой древесиной и потными матросами. Девон понимал, что скорее всего пахнет ничуть не лучше. От быстрой езды верхом пот покрыл его спину под рубашкой и намочил волосы под бобровой шапкой.

Он привязал коня у пивной на Уоппинг-Хай-стрит. Навстречу ему поспешил парень с кружкой эля. Девон опрокинул ее, чтобы утолить жажду, бросил парню несколько монеток и шагнул в шумную атмосферу порта.

Где она? На воде качались десятки кораблей, сотни матросов наводнили доки. Женщины здесь тоже были. Жены моряков в тусклых платьях, шлюхи в ярких нарядах. Интересно, Энн все еще одета в платье и шляпку служанки? Или она переоделась и стала походить на одну из этих женщин?

Узнает ли он ее?

Узнает. Он видел ее лицо всего несколько минут, но большие глаза, сочные губы и тонкий овал лица отпечатались у него в мозгу. На каждом постоялом дворе по дороге сюда он давал ее приметы. В двух милях от Лондона ему наконец удалось найти мужчину, который видел ее. Грум стал свидетелем ее борьбы с пьяным джентльменом, пытавшимся за ней приударить. У Девона заледенело сердце, но грум сказал ему, что она пнула мужчину коленом в пах. Тот упал, а Энн скрылась.

Девон нашел одну из транспортных контор, обрисовал внешность Энн и спросил, покупала ли такая женщина билет у них. Однако молодой клерк только покачал головой в ответ.

Этот же вопрос он задал еще в нескольких местах, но все безрезультатно. Девон стоял на одной из погрузочных платформ, наблюдая, как матросы вверх по трапу носят бочки в трюм. Может, Энн купила билет частным образом? В конце концов, какой капитан откажет ей?

Куда она хочет отправиться? Куда хочет сбежать, чтобы прожить остаток жизни? Вот в этом была загвоздка. Девон очень мало знал о куртизанке Сэриз, которая была его любовницей, и совсем ничего не знал об Энн Беддингтон. Насколько все, что делала Сэриз, было игрой? Он верил, что ее сила, решительность и то, что она рассказывала о своем прошлом — о прогулках с дедушкой под дождем и о чтении ему книг, — все это относилось к настоящей Энн.

Тем не менее он не знал о ней ничего такого, что помогло бы ему определиться, куда она решит бежать. Что ее привлекает? Диковинная Индия? Америка?

Девон с решительностью приступил к поискам в тавернах. В одной из таких таверн с низкими потолками под названием «Якорь» он обнаружил капитана корабля, который на следующий день с приливом должен был отправиться в путь. Капитан оказался седеющим блондином с тяжелым взглядом запойного пьяницы.

— Пассажир женщина? — задумался он. — Кажется, я брал деньги у похожей девчонки в обмен за поездку до Бомбея. Но что-то разум мой затуманился, мне надо выпить, чтобы он прояснился.

Черт, Девон мог себе представить, почему этот человек взял бы Энн на корабль. Одного ее взгляда оказалось бы достаточно, чтобы у капитана потекли слюни.

— Да, это тебе поможет, Роджерс, — с сарказмом улыбнулась пышнотелая барменша.

Девон купил мужчине кружку эля, но не дал ему выпить, схватив за запястье:

— Ответь на мой вопрос и можешь спокойно выпить. Женщина, которую я ищу, — стройная, рыжеволосая, с зелеными глазами. Примерно двадцать два года.

— Моя девчонка подходит под это описание, — хмуро взглянув на руку, которую держал Девон, сказал капитан. — Только волосы у нее темные. Она была в плаще с капюшоном, но я успел заметить волосы. Очень хочу увидеть все остальное…

Кулак Девона врезался в подбородок капитана. Тот дернулся назад, потом резко упал на бок и сполз со скамейки на липкий пол таверны. Спасенную кружку с пивом Девон поставил на стол.

У Энн рыжие волосы. Но женщина может изменить цвет волос. Это легко сделать с помощью парика или краски.

Похоже, это Энн. Как хорошо, что сначала он узнал, когда отходит корабль, а уже потом стал задавать Роджерсу вопросы об Энн. Ибо теперь капитану потребовалось бы некоторое время, чтобы прийти в себя.

Сперва придется заехать домой. А потом он либо выследит Энн сегодня вечером, либо перехватит завтра, до того как она сядет на корабль.


— Мама, иди сюда! Девон приехал!

Женские крики вернули Девона в те дни, когда он возвращался домой и споры четырех его сестер были слышны задолго до остановки экипажа.

У него дрогнуло сердце, он остановил лошадь на дорожке перед Марч-Хаусом, усыпанной гравием, и спешился. Его тут же радостно обступили лакеи. Он не был здесь с тех пор, как уехал на войну, поэтому все поздравляли его со званием героя войны. Девон считал, что не заслужил этого титула.

— Девон! Девон! Слава Богу, ты дома! Почему ты не сообщил нам, что едешь?

С криками и визгами две сестры Девона бросились к нему со ступенек. Это были незамужние Лиззи и Уин. Лиззи, с темными кудряшками, которые подпрыгивали в такт ее шагам, наскочила на него совсем как Каро несколько дней назад. Лиззи была, еще больше чем Каро, девчонкой-сорванцом. Она бы никогда не надела элегантное платье с низким вырезом.

Уин пританцовывала вокруг него с блестящими от слез глазами. Когда он видел ее последний раз, ее волосы были заплетены в косички, а не завиты в блестящие золотистые локоны, подобранные шпильками.

— Ты… ты совсем такой, как прежде, Девон! — воскликнула Лиззи.

— Мы боялись. — Уин вытерла слезы. — Мы так боялись, что ты никогда не приедешь домой, — прошептала она.

— Мне жаль, что для этого потребовалось так много времени. — Девон должен был признать, что у него тоже кипели слезы в глазах. Лиззи отступила назад, а Уин повисла у него на шее. От нее пахло фиалками. Она росла слабым, болезненным ребенком и всегда казалась хрупкой.

— Уин, зачем же ты бросаешься под копыта сломя голову, — заботливо попенял ей Девон. — О, Лиззи… ты так выросла!

— Ты видишь! — пронзительно взвизгнула Лиззи. — Ты видишь, да?

— Ты права, Лиззи. Зрение вернулось ко мне.

— Слава Богу, — выдохнула Уин, крепко обнимая брата. — Это означает, что мама примется убеждать тебя поскорее жениться, Девон. Она не желает больше ждать, когда ты подаришь ей внуков.

— Возвращение зрения явилось настоящим чудом, — беспечно сообщил Девон. — Но боюсь, мгновенно произвести на свет ребенка для нее я не смогу.

— Она уверена, что моментально найдет для тебя жену, — с озорным блеском в ярких, как сирень, глазах, заявила Лиззи. — Весь свет сейчас собрался здесь до окончания работы парламента. Тебя тут же потащат на балы, музыкальные вечера и модные прогулки по Гайд-парку. Сватовство начинается.

— Ее светлость в детской. — Молодая служанка торопливо присела в реверансе. — Приехали лорд и леди Кавендиш и привезли маленького лорда Перегрина.

Девон кивнул служанке и стал подниматься по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Прошло три года, настало время увидеть мать и ответить за то, что он не возвращался домой. Если мать презирает его, он того заслуживает. Конечно, Энн была права, ему следовало навестить близких.

Поднявшись наверх, Девон уловил запах духов матери, смешивавшийся с крепкими запахами детской. Будучи маленьким мальчиком, Девон испытывал благоговейный трепет перед матерью. Для него она была как солнце: такая же ослепительная, теплая и яркая. С красивым голосом, сдержанная, обладавшая блестящим умом, она во всех отношениях была настоящей герцогиней. С отцом Девона они поженились по любви.

Девон остановился на пороге детской. Мать держала на руках сверток в белом одеяльце. Она сидела у окна, и вокруг нее, словно озеро, струились юбки из светло-голубого шелка. Солнечный свет касался белокурых волос, обнаруживая значительное количество седины. Девон впитывал все краски, которые ее окружали, и в груди все сжималось от боли и раскаяния. Она казалась такой довольной, такой спокойной, что Девон испытывал непреодолимое искушение повернуться и уйти, оставив ее одну.

— Девон, я знаю, что ты здесь, — тихо, но твердо сказала герцогиня, — поэтому ты не можешь улизнуть.

С горящими щеками Девон шагнул в комнату, уверенный, что вид у него глуповатый.

Лоб матери пересекали глубокие морщины, такие же морщины залегли в уголках губ. Прошло три года, но они состарили ее лет на десять. На руках у матери спал ангелок, его племянник Перегрин.

Энн говорила ему, что на последнем письме матери заметила следы слез. Учитывая, что на войну он отправился против воли семьи, Девон не был уверен, что его с радостью примут назад. Слепота дала ему хороший предлог оставаться в неведении. Он подошел к матери, опустился на одно колено и нежно погладил через одеяльце крошечные ручки своего племянника. В голубых глазах матери вспыхнул восторг, когда она с улыбкой посмотрела на внука.

— Это правда, Девон? К тебе вернулось зрение?

Девон сосредоточил свое внимание на ее голосе: на его мелодичном ритме, на нотках легкого сомнения и грусти. За ее словами скрывалось то, чего прежде не было, — огромный страх и боль. И теперь Девон знал это.

— Прости…

— За что?

— За многое, — признался Девон. — Прости, что не приехал домой. За то, что заставил тебя волноваться. За то, что подвергал себя опасности в сражении. Прости, что заставил вас с отцом пережить страх и боль. Прости, что преследовал Розалинду и вызвал скандал, хотя отец просил отпустить ее.

— Ты жалеешь, что поехал на войну?

В ответ Девону пришлось отрицательно покачать головой.

— Сражаться за свою страну было моим долгом. Во мне так много скорби и сожалений о войне, что я даже не пытаюсь распутать этот клубок. Но я должен был поехать туда.

Герцогиня встала, прижимая к плечу головку ребенка. Ее глаза заметно покраснели.

— Я так рада, что ты вернулся целым и невредимым.

Из ее глаз упали две слезинки и покатились по щекам. Девон никогда не видел мать плачущей. Раньше она говорила, что, если герцогиня позволит себе заплакать, вся семья может разрушиться.

Девон осторожно обнял мать, стараясь не потревожить спящего племянника. Впервые в жизни Девона мать прижалась лбом к его груди и заплакала. Он неуклюже погладил ее по спине, успокоил и обещал впредь не подвергать себя опасности.

Только это была ложь. Для того чтобы спасти Энн, ему придется отыскать убийцу с риском вызвать еще один скандал.

— А теперь я прошу прощения, — подняла голову герцогиня, и на ее губах появилась улыбка. — Ты приехал домой, и тебя должны встречать с улыбками, а не со слезами. Тебе так много пришлось пережить.

— Тебе тоже. Сначала уехал я, потом ты потеряла отца. — Девон не был уверен, стоило ли говорить об этом сейчас, но прошло уже больше года. — Если тебе не слишком трудно говорить об этом, — тихо сказал он, — я бы хотел узнать, как он умер.

— Я действительно не знаю, Девон. Уильям был найден в своем кабинете одним из лакеев. Сначала бедняга подумал, что герцог спит в своем кресле. Потом он наконец набрался мужества потрясти его, но твой отец не проснулся. Похоже, у него отказало сердце. Мне хочется думать, что он просто закрыл глаза, чтобы немного вздремнуть, и не проснулся.

Герцогиня печально улыбнулась.

— Как ты справилась с этим? Ведь ты так его любила. Когда Розалинда умерла, я думал, что сойду с ума. Я не понимал, как перестану когда-нибудь горевать. — Девон окинул взглядом детскую комнату. Пять маленьких кроваток были аккуратно расставлены вдоль стен. Он помнил, как играл здесь с отцом. Отец казался ему таким огромным, но сидел на детском стульчике и помогал ему строить замки из кубиков. Невозможно представить, что человек, который воспитал его — своей добротой, наставлениями и убеждениями в ответ на крики и топанье ногами со стороны Девона, — теперь умер.

— Это больно. Я подозреваю, что больно будет всегда, Девон. Вот почему так важно искать любовь, прославлять счастье, искать радость, — улыбнулась, глядя на младенца, герцогиня.

— Какой он счастливый, — тихо заметил Девон. — Плачет, только когда голоден. — Малыш зашевелил губками, как будто сейчас ему снилось молоко.

— Рождение ребенка Каролины стало необыкновенно счастливым событием. Оно наполнило радостью жизнь каждого из нас и отодвинуло на второй план печаль и тревогу.

Печаль и тревога, причиной которых стал он, Девон.

— Я хочу, чтобы в нашей семье было больше счастья, — продолжала герцогиня. Теперь ее голос исполнился решительных ноток. — У нас впереди много счастливых событий. Перед Рождеством родит Шарлотта, возможно, у нее и на этот раз появится двойня. В следующем сезоне я решительно настроена выдать замуж Уин и Элизабет. А что касается тебя… Ты заслуживаешь счастья в браке, — сказала графиня, хотя Девон предостерегающе поднял руки, — и радости от хорошей семьи. Это и станет моей задачей: найти тебе хорошую невесту, увидеть, как ты влюбишься. Я хочу видеть тебя счастливым.

Девон уже давно не знал счастья, пока в его жизни не появилась Энн. Разве был бы он так счастлив увидеть Каролину, а затем и своего новорожденного племянника, если бы Энн не старалась так упорно помочь ему справиться, если бы от ее присутствия у него не стало легче на сердце? Он многим ей обязан. И единственный способ отплатить за добро — обеспечить ей безопасную жизнь.

— …очень достойные леди, — вклинился в мысли Девона голос матери. — После того как в июне мы отпраздновали установление мира, как только стало известно, что ты возвращаешься домой, появилось несколько молодых леди, которые отказались от других предложений о браке.

— Несмотря на то, что я ослеп? — криво усмехнулся Девон.

— Сначала об этом не знали. А теперь этой проблемы не существует.

— Я изменился, мама, — покачал головой Девон. — Не знаю, смогу ли я жениться на изысканной молодой леди. Меня преследуют ночные кошмары, я кричу и дерусь во сне. У меня не такая скверная репутация, как прежде, но я напугаю благородную девушку. И потом, я всегда думал, ты хочешь, чтобы мы все женились и вышли замуж по любви, а не из чувства долга.

— Ну конечно. Я искренне верю в любовь! Я уверена, что у тебя не возникнет трудностей с этим, и точно знаю место, с которого надо начать поиски. Герцогиня Ричмонд устраивает бал…

Бал. Три года назад на балу он бросил взгляд через переполненный зал и увидел Розалинду, после этого весь свет померк и огромный зал растворился в темноте. Все звуки превратились в монотонный гул, а он через весь танцевальный зал направился к ней, не замечая тех, кто сталкивался с ним и кто торопливо уступал дорогу.

— Я не собираюсь опять моментально влюбиться, — пробормотал Девон. — Отец говорил, что любовь возникает за один миг. Ты стоишь, занятый своими мыслями, и вдруг она — женщина, которая станет самым важным человеком в твоей жизни, — улыбается тебе и навсегда меняет твой мир. Такое не повторяется, — постарался объяснить он, видя удивленно поднятые брови матери.

— Конечно, нет. Я верю в любовь, но не в любовь с первого взгляда.

— А как же отец? — раскачиваясь на пятках, спросил Девон.

— А я не влюбилась в твоего отца, когда увидела его в первый раз. На самом деле он не произвел на меня никакого впечатления. Однако он оказался настойчивым, и очень скоро я поняла, насколько он отличался от других джентльменов. Он очаровал меня, и постепенно я влюбилась.

— Но если это не являлось всепоглощающей страстью, как же ты поняла, что это любовь?

Герцогиня улыбнулась, как будто воспоминания о любви с его отцом мгновенно наполнили ее счастьем.

— Это проявляется во многих отношениях и настигает тебя незаметно. Просто в один прекрасный день ты вдруг понимаешь, что улыбаешься всякий раз, когда видишь своего возлюбленного, ты не можешь себе представить пробуждение без него, потом ты не можешь представить жизнь без него.

— Не знаю, готов ли я снова влюбиться. Первый раз мне было ужасно больно, как в аду. — Девон понимал, что глупо говорить такое матери. Она потеряла любовь всей жизни, однако все же сумела справиться с болью и тоской. Что же такое есть в женщинах, что делает их такими сильными?

— Но это совсем не значит, что во второй раз произойдет то же самое.

— Возможно. Но я не собираюсь на бал. Теперь, когда я в Лондоне, у меня есть целый список людей, которых мне надо отыскать. Тем более что я снова вижу.

— Отыскать людей? — словно эхо повторила герцогиня. — Что ты хочешь этим сказать?

И Девон рассказал ей. О пропавшей жене и ребенке капитана Таннера, человека, которого он не смог спасти.

— Я нанял сыщика, чтобы отыскать их, и не получал от него сведений уже две недели. Мне необходимо знать, что происходит. А еще мне надо найти свою любовницу.

— Любовницу? — Бросив осторожный взгляд на внука, герцогиня поднялась и направилась к детской кроватке. Она положила туда малыша и со всех сторон подоткнула одеяльце.

Она напоминала девчонку-подростка, оказавшуюся в неловком положении и теребившую отделанный кружевом вырез платья, чем несказанно удивила Девона.

— Каролина рассказывала мне о довольно необычных обстоятельствах рождения моего внука, — глубоко вздохнула она, словно собирая все свое мужество. — Она сказала, что твоя любовница помогала ей до и во время родов. Еще она призналась, что спрашивала у твоей куртизанки совета, как соблазнить собственного мужа, — вспыхнула герцогиня.

Девон шагнул назад. Каро рассказала об этом матери? О Господи, неужели она подробно пересказала все, что поведала ей Энн? Нет, он не хотел это знать. И не хотел обсуждать это.

У него закралось подозрение, что мать тоже не хотела этого. Она подошла к окну, выходившему на задний двор с садом.

— Каро очень тепло отзывалась о ней, Девон. Она назвала эту женщину своей подругой и сообщила, что это она написала мне письмо. Твоя любовница написала мне, потому что ты предпочитал отмалчиваться! Должна признаться, что я была возмущена.

Девон хотел извиниться, но с губ слетели совсем другие слова:

— Не надо возмущаться. Моя любовница когда-то была леди, дочкой виконта. Она самая замечательная, самая смелая женщина, которую я знаю. А сейчас мне надо идти и искать ее. Ее ошибочно обвинили в убийстве.


Снова иметь возможность читать — это восхитительно. В библиотеке Девон взял с полки огромный справочник «Дебретс» в кожаном переплете. Он пролистал его, чтобы найти отметку о семье Энн Беддингтон.

Девон водил пальцем по странице, пока не нашел то, что искал. Титул виконта Норбрука был присвоен в начале восемнадцатого века. Девон проследил весь список, пока не дошел до отца Энн. «Четвертый виконт Норбрук родился в одна тысяча семьсот шестьдесят восьмом году, умер в одна тысяча восемьсот восьмом, женился на Миллисент Марии де Морней в одна тысяча семьсот восемьдесят девятом году рождения. Дети: Энн Мари, родилась в одна тысяча семьсот девяносто третьем году».

На имени Энн рука Девона замерла, а сердце лихорадочно застучало в груди. Когда еще его сердце так сильно стучало в груди, если не было опасности или риска? Только при воспоминании о Розалинде. Сейчас он просто видел имя Энн, а сердце было готово выпрыгнуть из груди.

Девон снова посмотрел на статью. Де Морней — фамилия семьи маркиза Роутшира. Неужели мать Энн состояла в родстве с маркизом? Энн не должна была оказаться в трущобах. Адрес нынешнего виконта, мерзкого кузена Энн, был указан: Брук-стрит.

Но когда Девон приехал к дому виконта Норбрука в герцогском экипаже и послал лакея постучать в дверь, ему объяснили, что кузена Энн нет дома. Виконт брал частные уроки по фехтованию в школе Анджело.

Девон велел кучеру везти его в школу, членом которой он являлся. Здорово будет снова взять в руки шпагу.


Глава 20


Девону было достаточно одного взгляда на кузена Энн, чтобы понять, что перед ним — задира. И ему ужасно захотелось сломать ему нос.

Однако вместо этого он разделся, оставшись в рубашке и жилете, взял рапиру и подошел к виконту Норбруку, который, вспотев и хрюкая от напряжения, старался одолеть Уильяма Мактурка, преемника Генри Анджело и теперешнего хозяина школы. Джентльмены, находившиеся в огромном тренировочном зале, в изумлении глазели на происходящее и подталкивали друг друга локтями. Очевидно, уже весь Лондон знал, что к герцогу Марчу вернулось зрение. Даже Мактурк, скрестив рапиры с Норбруком, с удивлением оглянулся на Девона.

Виконт кольнул кончиком рапиры в куртку наставника.

— Первая кровь, — торжественно провозгласил он. У Себастьяна были тщательно взбитые светлые кудри и типичная для «белокурого мальчика» привлекательная внешность, за которой скрывалось черное сердце.

— Ученик одержал победу над мастером, — торжествующе выкрикнул Норбрук и нахмурился, сообразив, что его оппонент смотрит ему через плечо. Кузен Энн повернулся, явно рассерженный тем, что его победу проигнорировали, и мгновенно сделал шаг назад.

— Ваша светлость, — поклонился виконт. — Удивлен встретить вас здесь. Я слышал, будто вы ослепли…

— Вы правильно слышали. Но мне повезло, зрение вернулось.

— Ваша светлость. — Мактурк, сунув рапиру под мышку, направился с поздравлениями к Девону. — Рад видеть вас.

— Спасибо, Мактурк. Я подумал, а не сразиться ли мне с Норбруком. — Девон надменно посмотрел на Себастьяна. — У меня есть вопросы, сэр, которые мне необходимо с вами обсудить. Это касается одной из ваших родственниц.

— Конечно. — У Норбрука нервно задвигался кадык. — Я не против скрестить рапиры, пока мы будем обсуждать мою своенравную кузину. Я полагаю, — виконт понизил голос до хриплого шепота, чтобы только Девон мог его слышать, — речь идет о падшей женщине из нашей семьи, Энн Беддингтон? Я приехал в город спасти ее, но обнаружил, что она стала проституткой и вы, ваша светлость, наслаждались ее услугами в своем охотничьем домике. Похоже, моя кузина больше не заслуживает уважения. Она превратилась в мерзкую шлюху.

Рапира Девона взметнулась к горлу Норбрука. Виконт — подлец, но сейчас именно Девон чувствовал себя виноватым, и это его раздражало.

— Если вы продолжите разговор о леди в подобном тоне, мы с вами встретимся на рассвете.

Норбруку пришлось отступить, чтобы не наткнуться на острие рапиры. Его глаза горели яростью. А злила его, как подозревал Девон, собственная трусость.

— Я говорю правду, ваша светлость. Вам ведь, конечно, известно прошлое вашей любовницы. Она обслуживала бесчисленное множество мужчин в том грязном борделе на Уоппинг-стрит.

— Вина за это лежит на вас. Вы вынудили ее покинуть свой дом.

— Я не виноват. Ее мать не захотела, чтобы дочь вышла за меня замуж, и увезла ее. Поведение самой матери было возмутительным: любовные интрижки, оргии, непристойные вечеринки. Семья отвернулась от них, а я — нет. Я искал Энн, но, увы, нашел ее слишком поздно, — взмахнул клинком Норбрук и сделал выпад.

— Интересная история. — Девон отразил удар и нанес ответный. — Мне сказали, — тихо и беспощадно добавил он, — что ты извращенными способами прикасался к кузине и это напугало ее, поскольку ей тогда было только восемь лет.

Норбрук снова сделал выпад, нацелив рапиру в сердце Девона. Легкий укол, чтобы отразить нападение герцога. Девон резко отвел клинок нападавшего влево, выкручивая запястье Норбрука, и тот, морщась от боли, отступил.

— Это, ваша светлость, откровенная ложь. Где, черт возьми, вы это услышали?

Норбрук опять бросился вперед, как будто выражая свое возмущение клеветой. Девон без особого напряжения отразил взмах рапиры. На виконта, который был ниже ростом и плотнее, он посмотрел так, как будто заметил на своем пути кучку лошадиного навоза.

— Я услышал это от того, кто знает правду.

— И кто же это? Неужели моя кузина, женщина, которую вы взяли в качестве своей шлюхи? — Каждое слово виконта сочилось ядом.

— Нет. — Девон вздрогнул, охваченный чувством вины. — Я потребовал от нее рассказать правду, когда спас из лап жестокого зверя, которого ты послал на ее поиски. Тем не менее она скрыла от меня эту информацию. Уверяю, что не знал, кто такая Энн Беддингтон на самом деле. В отличие от тебя, который вынудил ее пойти на погибель. — Черт, что он делает? Почему объясняется перед этим куском дерьма? Он действительно не знал, что Энн — дочка виконта, но подозревал о ее благородном происхождении. И все же это не помешало ему уложить ее в постель, обращаться с ней как с куртизанкой.

Но Энн сама хотела этого. Только ему все равно нет оправдания.

— Вы — тот, кто поспособствовал ее падению. — С триумфальной улыбкой на лице Норбрук ткнул клинком в Девона.

— Ты приставал к ней. — Девону хотелось отбросить подальше эти чертовы рапиры и пустить в ход кулаки. Но на Норбрука ли он так злился? Или на себя? После борделя, побывав в роли его куртизанки, Энн никогда не сможет вернуться в тот мир, к которому принадлежит. — Мик Тейлор сказал ей, что ты все еще намерен уложить ее в постель, — прорычал Девон. — Сначала ты измывался над ней, а теперь решил поиграть в благородство перед своей беспомощной кузиной, да?

— Этот человек был лакеем хозяйки борделя. Его словам нет веры. Признаю, что нанял его для поисков Энн, но я хотел просто помочь ей. — Виконт настороженно смотрел на Девона и нервно облизывал губы.

— Ты напугал ее. — Скрестив шпаги, Девон отбросил противника назад. — Она чувствовала, что у тебя к ней дурной интерес. — Энн никогда не говорила этого, но Девон помнил, как она дрожала всем телом, когда упоминала кузена.

— Какое право вы имеете смотреть на меня свысока? — брызгал слюной Норбрук, распаляясь все больше. Как типичный задира он исходил яростью, но голоса не повышал. Он размахивал клинком как сумасшедший, и все же поединком командовал Девон. — Это вы, ваша светлость, опозорили ее. А я обеспечу ей дом и возможность жить тихо и достойно.

Девону не хотелось признавать, что колкое замечание виконта попало в цель. Он старался владеть собой, хотя его полностью захватило чувство вины. Если бы он не проявил осторожность, чувство вины могло бы заставить его серьезно ранить этого человека.

— В качестве твоей любовницы? — выдохнул герцог.

— Лучше моей, чем вашей, — задрожал всем телом виконт. — Неужели вы собираетесь оставить ее в своих любовницах, несмотря на то что она — убийца. Она убила свою хозяйку, ударив по голове каминной кочергой. Вы все еще хотите ее?

— Да! — выкрикнул герцог с такой яростью, что в зале повисла мертвая тишина. Перестали звенеть клинки, все головы повернулись в их сторону. — Я знаю, что она невиновна, — тихо добавил он и нанес противнику два молниеносных удара. Норбрук вскрикнул, поскольку лишился рапиры. Она упала на пол, оставив его безоружным перед противником.

— Я хочу ее увидеть, — выдохнул виконт. В его глазах плескалась смесь страха и глубокой ненависти. — Не важно, какие грехи она совершила, она — моя кузина. Возможно, существует способ помочь ей.

— У нее нет желания встречаться с тобой, — ледяным голосом объявил Девон. — А я сделаю все, чтобы раздавить тебя, как насекомое.

Щеки Норбрука пошли красными пятнами. Он дрожащими руками поднял свою рапиру.

— Я могу предложить ей достойную и спокойную жизнь, подальше от дурных слухов, подальше от джентльменов, которые примутся атаковать ее, зная, что она шлюха. Какая жизнь у нее будет с вами? Скорее всего все закончится тем, что ее повесят за преступление. Или вы планируете купить ей свободу, воспользовавшись собственной властью и положением? Что станет с ней в таком случае? В один прекрасный день вы выбросите ее за ненадобностью. Если глупышка останется с вами, она закончит свою жизнь на улице, как старая потрепанная кляча.

Все это виконт говорил достаточно громко, чтобы слышали остальные. Девон почувствовал сильное сердцебиение и грозно шагнул в сторону виконта, который торопливо отступил, хоть и постарался сделать это с высоко поднятой головой.

Боковым зрением Девон заметил направлявшегося к нему Уильяма Мактурка.

Мактурк поклонился Девону, и тот кивнул своему учителю в ответ.

— Прежде чем уйти, я должен поблагодарить вас, — сказал Девон. — Спасибо за те навыки, которым вы обучали меня многие годы. Они много раз спасали мне жизнь в бою.

Учитель поклонился еще раз, потом перевел взгляд туда, куда поспешно ретировался Норбрук.

— Вы всегда были моим лучшим учеником, ваша светлость, учеником, который действительно превзошел учителя. Однако должен напомнить вам правила. Здесь не место для личных баталий и выражения недовольства.

— Это больше не повторится. — Когда он в следующий раз будет выражать свое личное недовольство Норбруку, он сделает это где-нибудь в таком месте, где можно устроить этому задире хорошую трепку. Но что ему делать с виконтом? Перестанет ли он преследовать Энн?

Сначала ему необходимо найти Энн и убедиться, что ее не арестовали. И лучший способ сделать это — найти настоящего убийцу. А что он будет делать с ней после? Девон хотел обладать ею. Но теперь, когда он знал, кто она такая на самом деле, держать ее в качестве своей любовницы он больше не мог.

Боу-стрит, дом номер десять, магистратский суд. Девон прошел мимо входа в суд к двери, которая вела в кабинеты. Спустя несколько минут он сидел напротив сэра Джона Лоуренса, нынешнего судьи. Сэр Джон был старым другом его отца и, несмотря на свой возраст, сохранял живость ума и прозорливость.

Сэр Джон плеснул понемногу бренди в два стакана и передал один Девону. Девон взял стакан, повертел в руке, пристально глядя на содержимое. Он не прикасался к выпивке с тех самых пор, как Энн попросила прислугу не приносить ему спиртное. Как сильно она изменила его жизнь. Интересно, если бы не Энн, неужели он так бы и торчал в своем охотничьем домике, напиваясь до ступора, всю свою оставшуюся жизнь?

— За возвращение блудного сына, — поднял свой стакан сэр Джон. — Одного из героев сражения.

— За моего отца, — ответил, поднимая свой стакан Девон. Он сделал один глоток в память об отце и почувствовал, как печаль сжимает сердце. — Мне очень жаль, что мы с отцом поссорились в тот вечер, когда я последний раз его видел, — признался Девон.

— Марч, — старик откинулся на спинку стула, и тот скрипнул под тяжестью его тела, — могу сказать, что отец гордился тобой. Ты был ответственным, умным офицером, которого уважали подчиненные.

— Насчет чувств моего отца вы можете ошибаться. Он не одобрял мой выбор. Поскольку я являлся наследником, за решение отправиться на войну он обвинил меня в эгоизме и безответственности.

— Твой отец сильно любил тебя, — покачал головой судья, — и уважал.

Жаль, что поверить в это с такой же легкостью, с какой произносил эти слова сэр Джон, у Девона не получалось.

— Еще один тост, — судья повторно наполнил свой стакан, — за медицинское чудо, как мне думается. Это врачи помогли тебе вернуть зрение? Полагаю, ты посещал Лондонскую больницу?

— Посещал, но это не врачи мне помогли. — «Это сделала одна упрямая женщина», — добавил про себя Девон. — Я упал и ударился головой о камень. Врачи предупреждали, что зрение может вернуться после удара по голове. — Настал момент перейти к важному делу. — Сэр Джонс, я пришел сюда из-за женщины, которую ищу, и знаю, что Боу-стрит считает ее виновной в убийстве своей хозяйки.

— Каков ваш интерес в этом деле, ваша светлость? — Судья со стуком поставил стакан на стол.

— Девон, сэр Джонс. Девон. Я уверен, что эта женщина невиновна, — осторожно сказал Девон. — Какое свидетельство ее вины у вас есть?

— Несколько свидетелей дали показания, что она поссорилась с Мадам, абсолютно презренной женщиной по имени миссис Клара Медоуз.

— Мне известно, что миссис Медоуз называла себя Мадам Син[4 - Sin — грех (англ.).]. А были свидетели этой стычки? Кто-то, кто подтвердит, что Энн Беддингтон нанесла смертельный удар?

— Энн Беддингтон? — Брови судьи поползли вверх. — Мик Тейлор называл мне имя Аннализа Блэк. Похоже, ты много знаешь о случившемся, Девон.

Она не пользовалась своим настоящим именем в борделе. Неужели она делала это, чтобы спасти свою семью? Семью, которая не сделала ничего, чтобы защитить ее? Или она поступала так в надежде, что когда-нибудь сможет вернуться к прежней жизни и никто не узнает, чем ей приходилось заниматься?

— У вас есть свидетель или реальное доказательство того, что это мисс Беддингтон убила ту женщину? Я так понимаю, что от удара миссис Медоуз потеряла сознание, но осталась жива. Кто-то другой убил ее позже в ту ночь.

— Я не сразу признал эту женщину виновной. Мои сыщики поговорили со всеми проститутками борделя и с прислугой, но у всех у них было алиби.

— У всех? — уточнил Девон. — Ночью девушки могли быть с мужчинами. Одна довольно легко могла выскользнуть из спальни и убить Мадам. У прислуги тоже имелась такая возможность. Да это мог сделать любой клиент борделя.

— Нам пришлось действовать очень осторожно, — поморщился сэр Джонс. — Все клиенты — джентльмены, половина из которых принадлежали к сословию пэров. Девон, алиби клиентов обеспечили женщины, и мужчины, конечно, настаивали, что все время провели в присутствии по крайней мере одной из проституток.

— Какая проститутка не предоставит алиби за деньги? Кто-то из них лжет.

— Без сомнений. Проблема состоит в том, что надо попытаться доказать это. Девон, учитывая то количество информации, которая тебе известна, я должен у тебя спросить: ты знаешь, где Энн Беддингтон?

— Нет. В данный момент не знаю. — И это была правда.

— Девон, ты жертвовал жизнью ради короля и страны. Не бери правосудие в свои руки. Если эта девушка у тебя, приведи ее ко мне. Лучше мы найдем правду, чем ты будешь укрывать беглянку. Твой отец был для меня как брат. Однако я не могу допустить, чтобы мне помешали мои чувства к твоей семье, если мне придется преследовать Энн Беддингтон за убийство, а тебя — за соучастие в побеге преступницы.


— Кэт, что ты здесь делаешь? Как ты узнала, где меня искать? — Энн решительно закрыла на засов дверь своей крошечной мрачной комнатушки, когда в нее проскользнула подруга. Ей приятно было видеть Кэт, но… — Я же сказала, что мы никогда больше не увидимся, ради твоей же безопасности! Мик не приходил? Я так боюсь, что он подумает, будто ты знаешь, где я сейчас, и снова изобьет тебя.

— Энн, успокойся. Со мной все в порядке. Что касается твоего местонахождения… — Кэт присела на деревянный стул. — Я подумала, что ты вернешься именно сюда. В конце концов, это место нам обоим хорошо известно. — Кэт окинула взглядом комнатушку. — У тебя теперь есть деньги, Энн, тебе нет нужды останавливаться здесь.

— Это только до завтрашнего утра. — По сравнению с другими грязными меблированными комнатами, в которых им с матерью приходилось останавливаться, эта была почти роскошной.

— Ко мне сегодня приходил герцог Марч. Он поехал следом за тобой в город. Примчался верхом, прямо как дьявол. Энн, он рвется тебе на помощь. Наверное, он может это сделать. Почему ты не хочешь позволить ему хотя бы попытаться?

— Не могу… — Энн уже была готова перечислить целый список причин, почему она не станет подвергать Девона опасности, когда Кэт предупреждающе подняла руку.

— Энн, ты пытаешься бежать от обвинения в убийстве или от собственного сердца?

— От собственного сердца? Что ты имеешь в виду? — Но Энн и сама все понимала. Кэт догадалась, что она влюбилась в Девона. — Если бы это было только из-за того, что я глупо влюбилась, я бы не поплыла через половину земного шара, Кэт. Я бы просто лечила разбитое сердце.

— Ты вылечишься, только когда забудешь свою безнадежную любовь. Может, ты боишься, что не сможешь это сделать?

— Я должна это сделать, Кэт. — Энн взяла со стола листок. — Я написала письмо своему кузену и собираюсь отправить его завтра утром, когда отправлюсь в доки. Когда Себастьян получит его, я уже буду в полной безопасности в море, где он не сможет меня достать. В письме указано, что я уехала в Бостон. Я хочу, чтобы он знал о моем отъезде, и оставил тебя в покое.

— Герцог хочет найти настоящего убийцу твоей Мадам. Он хочет освободить тебя.

— Я никогда не буду свободна. До тех пор, пока мой кузен стремится обладать мною.

— Я немного рассказала герцогу о том, что твой кузен вытворял с тобой.

— Тебе не стоило это делать! — Глаза Энн наполнились ужасом. — Я не хочу, чтобы он знал…

— Почему? Зато теперь он знает, что за извращенный мерзавец Норбрук.

— Я… Мне стыдно. Я не должна была это допускать. Я…

— Это не твоя вина, — твердо заявила Кэт. — Ты была ребенком и делала то, что тебе говорили. Поверь мне, я понимаю, что ты вынесла.

— Он не делал ничего по-настоящему… плохого. До той самой ночи, когда пришел ко мне в комнату. Но тогда я была уже постарше. До этого он просто сажал меня на колени, прикасался ко мне, целовал. Он хотел жениться на мне…

— Перестань, Энн! Он не должен был прикасаться к тебе, когда ты этого не хотела. Это он был не прав, а не ты. И потом, я не верю, — улыбнулась Кэт, — что Марч разобьет твое сердце, думаю, он никогда тебя не отпустит. Тем более у меня есть подозрение, что это ты разбиваешь его сердце.


После посещения Боу-стрит Девон заглянул в контору своего сыщика Уинтера, где получил отчет о поиске пропавшей жены и ребенка капитана Таннера. Девон дал сыщику описание Энн и попросил утром послать на поиски людей в район доков. Потом отправился в бордель на Уоппинг-стрит, где Энн была пленницей в течение пяти лет.

Здесь пахло сексом и опиумом, стены были задрапированы красным. И как только Девон вышел из холла, перед ним предстала огромная картина, на которой была изображена обнаженная женщина. Выписанная в натуральную величину грудь находилась как раз на уровне его глаз.

По крайней мере он никогда не заглядывал сюда прежде. Ему была бы ненавистна мысль о том, что он приходил сюда, когда всего в нескольких шагах в плену этого борделя находилась Энн.

Но он захаживал в бордели, подобные этому. Он делал это ради удовольствия, а для Энн это было адом. Развратный дед внушил Девону мысль, что он должен посещать бордели чтобы доказать свою зрелость. Теперь Девон понимал, каким был идиотом. Отец однажды сказал ему, что удовлетворить свою страсть может любой идиот. Умному мужчине, говорил он, нужно влюбиться и наслаждаться тем, что жена является партнером и в постели, и за ее пределами.

Девон вошел в салон, стараясь вести себя как богатый лорд, у которого на уме, кроме поиска удовольствия, ничего нет. Странно, но он не знал, как играть эту роль теперь.

В большом салоне на диванах сидели, развалившись, мужчины. У большинства в руках были бокалы с ликером, их развлекали внимательные полуобнаженные женщины.

Энн… С тех пор как он потерял Розалинду, у него никогда так не болело сердце.

Кто-то прикоснулся к его талии, заставив Девона вздрогнуть. Он опустил глаза и увидел две руки, шарившие по его телу.

— Эй, красавчик, — окликнула его женщина, ее рука скользнула вниз между ног Девона. — Хочешь пойти со мной наверх?

Он отвел ее руку и повернулся. Она оказалась так близко, что он уткнулся в ее грудь. Девона охватило непреодолимое желание отправить ее прочь.

— Возможно, позже, — лениво протянул он. — Сегодня вечером меня интересует одна леди. Кажется, ее зовут Энн?

— Энни? — отшатнулась женщина. — О, сэр, видите ли… — Она замешкалась, а Девон наблюдал за ней. — Энни здесь больше нет.

— Я и не думал, что она будет. — Девон достал из кармана пятифунтовую банкноту. Для женщины, которая никогда не видела денег, которые зарабатывала для своей Мадам, это было целое состояние. — Поскольку ее разыскивают за убийство, которого она не совершала. Я бы хотел услышать что-нибудь об этом.

Женщина испуганно оглянулась вокруг.

— Как… откуда вы узнали? На Боу-стрит? Они знают?

— Пока нет. Но скоро узнают. Ты можешь точно рассказать мне, что случилось в ту ночь? Если расскажешь, я тебе обещаю, дорогая моя, дать столько денег, что сможешь покинуть это заведение. Мое предложение распространяется на любую другую женщину здесь. Любая, кто поможет мне найти настоящего убийцу миссис Медоуз, будет щедро награждена.

— Вы сыщик? — От глубокого вздоха грудь женщины едва не выскочила из низкого выреза платья.

— Нет, моя дорогая. Я герцог.

— В таком случае пройдите за мной в мою спальню, ваша светлость, — выдохнула она. — Есть девушка, которая знает, что случилось. Она видела это. Если вы отдадите нам это вознаграждение, я приведу ее, чтобы она рассказала правду.

— Ваша светлость, — пышногрудая проститутка втолкнула в спальню худенькую девушку, выглянула за дверь и плотно закрыла ее, — это моя дочь, Сью.

О Боже, девчонке, которая сейчас стояла перед ним, дрожа всем телом, едва исполнилось шестнадцать.

— Почему твоя дочь здесь?

— А что еще она должна делать? Она работает здесь с тринадцати лет.

Девон вздрогнул. Неудивительно, что Энн ринулась спасать молодых невинных девушек. Неудивительно, что она рисковала всем ради этого. Он склонял голову перед Энн Беддинггон.

— Твоя мать сказала мне, — Девон мягко улыбнулся девушке, — что ты видела убийцу Мадам Син.

— Давай, Сью, — поторопила мать. — Можешь рассказать все его светлости. Он о нас позаботится. Мы получим вознаграждение, которого хватит, чтобы уйти отсюда и делать все, что мы пожелаем.

Девон взял девушку за руку и подвел к кровати, чтобы она присела. Она пристроилась на самый краешек, из одежды на ней была только сорочка.

— Я услышала, как кто-то крикнул в кабинете Мадам Син, и заглянула туда. Я увидела, как Энни стукнула Мадам Син кочергой. Потом она вытолкнула трех молоденьких девчонок в окно и сама выпрыгнула за ними. После этого к двери подошел Мик, я испугалась и убежала. — Девушка помолчала. — Вы хотите, чтобы я просто разговаривала с вами? Вы не хотите, чтобы я развлекала вас?

— Нет. Господи, нет. — Девон сдернул с кровати покрывало и обернул его вокруг девушки. — Прикройся, ребенок, ты простудишься. Ты что-нибудь видела, Сью? — без особой надежды спросил он.

— Мик побежал за Энни, — энергично закивала головой девушка. — Я вернулась в кабинет Мадам посмотреть, не умерла ли она, но Мадам шевелилась на полу и стонала. Потом она открыла глаза и увидела меня.

— Что ты сделала? — тихо спросил Девон, чувствуя внутреннее облегчение.

— Я подумала, что, если помогу Мадам, она будет добра ко мне. Она награждала девушек, которые хорошо ее обслуживали.

Девон понял, что бедное создание не подозревало, что, кроме этой жизни, есть и другая. Ни она, ни ее мать не сбежали бы отсюда. Они не такие, как его смелая Энн.

— Я попыталась ей помочь, но она встала и ударила меня. Она была в ярости. Сначала она хотела, чтобы я помогла ей привести в порядок волосы и приложить лед к ране, потому что ждала клиента, но вместо этого выпихнула меня из комнаты. Я спустилась по лестнице и в коридоре встретила мужчину. Я не видела его лица. Хотела соблазнить его, но он направился в комнату Мадам.

— Ты знаешь, кто это был?

— Нет, ваша светлость, — решительно покачала головой девушка. — Только слышала, что Мадам назвала его «милорд». Он был сердит на нее. Потом я услышала, как Мадам назвала мое имя, и снова подкралась к двери.

— Ты видела его лицо?

— Он повернулся, — кивнула Сью. — И напугал меня! Я подумала, что это монстр, а потом рассмотрела: он был в белой маске, похожей на венецианскую.

— А почему мисс Медоуз упоминала твое имя, дорогая?

— Она хотела отправить меня к нему. Пыталась сказать ему, что я девственница. От этого он рассердился еще больше. Он сказал, что заплатил за Энн и ждал, что Мадам предоставит ему ее. Мадам вынуждена была признаться, что Энн сбежала. Он ей не поверил и, схватив кочергу, стал угрожать, что убьет ее, если она не отдаст ему Энн. Мадам начала кричать, и он ударил ее. Удар был такой сильный, что послышался ужасный треск. Она упала и на этот раз уже не двигалась.

— Спасибо тебе, Сью. — Девон мгновенно принял решение. — Ты не должна здесь больше оставаться. Это место не подходит такой юной девушке, как ты.

— Вы хотите сказать… — Сью, открыв рот, изумленно смотрела на герцога. — Вы хотите, чтобы я стала вашей любовницей?

Девон вспомнил Энн, которая решила воспользоваться точно таким же способом, считая, что стать его любовницей означает выжить и спастись.

— Нет, не любовницей. — Девон перевел взгляд на мать девушки. — Сью — свидетельница преступления, и я хочу обеспечить ей безопасность. Пойдемте со мной. Я найду место, где вы можете остановиться, наверное, небольшой домик в городе.

— Домик в городе, — поразилась мать девушки. — Да, конечно, ваша светлость.

Сью смущенно перевела взгляд с герцога на мать.

— Ты это имела в виду, мама, когда говорила, что однажды появится джентльмен, который захочет меня и заберет нас отсюда в роскошную жизнь?


Глава 21


Она была всего в нескольких шагах от свободы. Почему же ноги больше не хотели идти вперед?

Ее корабль под названием «Дерзкая девчонка» покачивался на волнах, закрепленный тросом у причала. Энн сделала глубокий вдох. Корабль пах так, как, по ее представлению, пахла Индия. Как будто ароматы экзотических специй проникли в древесину.

Вот оно спасение, к которому она так стремилась с тех самых пор, как они с матерью оказались в полной нищете. Вот корабль, который избавит ее от тюремного заключения и подарит свободу, о которой она мечтала столько лет. Но она почему-то не торопилась туда, хотя знала, что должна.

Почему так тяжело покидать Англию, покидать Девона? Энн повернулась, чтобы бросить последний взгляд на родную страну, на шумный мир, полный людей, в котором она не чувствовала себя дома. Трущобы. Бордель. Они не были для нее домом. Лонгсуорд остался так далеко в прошлом, что она вспоминала о нем как о забытом сне. Домом ей станет Индия. А может быть, у нее никогда больше не найдется такого места на земле, которое станет для нее домом со всеми необходимыми атрибутами. Любовь, безопасность, семья…

И тут она увидела его. Джентльмен в отличном синем камзоле, черных брюках и высокой бобровой шапке пробирался через толпу. Люди расступались, каждому сразу становилось понятно, что это герцог.

— Энн! — крикнул он и побежал по причалу, неумолимо сокращая расстояние между ними.

Энн подхватила сумку и, спотыкаясь, побежала в конец дока, откуда гребная шлюпка доставит ее на корабль. Нет. Девон схватит ее раньше, чем она добежит до лодочника капитана Роджерса. Развернувшись, Энн, как лиса, на которую открыли охоту, помчалась по неровным доскам. Она неслась, огибая бочки и мотки веревки, натыкаясь на моряков и женщин. Энн почти ничего не видела перед собой, потому что под ногами, пока она бежала, все раскачивалось вверх-вниз.

Надо увести его от корабля. Когда он заблудится в лабиринте лондонских доков, она вернется назад.

Энн молилась, чтобы к этому времени корабль не отчалил.

Он не собирался от нее отставать. Энн была в отчаянии, ей мешали бежать юбки и сумка, а Девон несся по переполненному доку так, как будто его жизнь зависела от того, поймает он ее или нет.

Девон протиснулся через толпу куривших матросов, перемахнул через груду ящиков и обогнул цепочку мужчин, несших бочки. Он ускорил шаг, было слышно, как стучат по настилу его ботинки. Вдруг кучка крепких мужчин развернулась, выстроившись в линию, и перекрыла ему путь. Черт. Что же она сказала им, когда пробегала мимо, чтобы убедить помочь ей? Или матросы всегда приходят на помощь красивым беглянкам?

Она перехитрила его в лесу рядом с охотничьим домиком. Больше он этого не допустит.

Девон на полной скорости врезался в цепочку матросов. Привычный к драке на поле боя, он схватил за мускулистые плечи одного матроса, толкнул его, чтобы тот упал на колени, и перепрыгнул через него. Остальные матросы несколько секунд стояли не шелохнувшись как вкопанные, позволив Девону удалиться от них на несколько ярдов. Потом они рванули за ним следом. Да пусть хоть все матросы этого дока повиснут на нем, его ничто не остановит, он все равно поймает Энн.

Опережая его примерно на пятьдесят ярдов, Энн побежала к выстроившимся в ряд бочкам. Девон мчался за ней. Приближаясь, он заметил, что ее движения стали нескладными и беспорядочными, шляпка слетела с головы, а по плечам рассыпались рыжие локоны. Через несколько секунд она оказалась настолько близко, что Девон мог коснуться развевающихся волос. Он сделал рывок вперед и обхватил ее за талию.

— Нет! — крикнула Энн, пытаясь вывернуться из его рук.

Девон смотрел на нее, а не на причал, и в тот самый момент, когда Энн, дернувшись, попыталась вырваться от него, он споткнулся о неровную доску, по инерции полетел вперед и потащил ее за собой. Защищая сопротивлявшуюся Энн, он извернулся, когда они падали, и приземлился спиной на негнущиеся толстые доски причала. Энн упада ему на грудь, безжалостно стукнув его локтями, ее мягкое место угодило ему прямо в пах. Затылком она довольно сильно ударилась о подбородок Девона, он едва не потерял сознание.

Только он был слишком сердит, чтобы так легко сдаться. Девон стиснул зубы и обнаружил, что все еще обнимает ее.

— Отпусти меня! — извивалась Энн, приподнимая свой восхитительный зад. Это было похоже на какое-то сумасшествие, учитывая, что Девон ушибся и устал от погони, но он почувствовал прилив желания.

— Сдавайся, — прорычал он рядом с ее ухом. — На этот раз я тебя поймал. — Девон сел, не отпуская ее, потом развернул к себе и поцеловал.

Впервые во время поцелуя он видел ее лицо, широко распахнутые зеленые глаза, раскрывшиеся ему навстречу розовые губы. Девон целовал ее, наслаждаясь увиденным. От удара у него болела голова, его даже посетила мысль о возможности ослепнуть снова. Девон прервал поцелуй, обхватил руками бледное лицо Энн и стал пристально смотреть в него.

— Ч-что? — изумленно выдохнула она. — Почему ты так смотришь на меня?

— Потому что могу, — пробормотал Девон. Господи, она очаровательна. Безумная, но красивая.

Боковым зрением он заметил, что вокруг собирается толпа. Матросы, явно вознамерившиеся спасать Энн. Девон поднял голову и окинул их надменным взглядом герцога.

— Она моя любовница, — приглушенно, но грозно заявил он. — Поэтому вас это не касается. — Одной рукой удерживая Энн за талию, другой рукой он распахнул камзол, чтобы продемонстрировать пистолет, заткнутый за пояс.

Матросы отступили, растворяясь в толпе. Толпа больше не глазела на них. Теперь все медленно возвращались к своей работе, оставив их одних в центре переполненного причала.

— С таким же успехом ты мог крикнуть «моя собственность», — фыркнула Энн. — Отпусти меня.

— Я гнался за тобой всю дорогу до самого Лондона, с больной головой, не останавливался даже поесть. Я потратил целую ночь, разыскивая тебя в трущобах. И в заключение мне пришлось рухнуть на причал, чтобы все-таки поймать тебя. Теперь ничто не заставит меня выпустить тебя из рук.

— Я не просила тебя гоняться за мной! И не хотела, чтобы ты пострадал. После удара по голове тебе нельзя было ехать верхом, — сердито выдохнула Энн. — Разве вы не понимаете, милорд, что я делаю это, чтобы защитить вас? Что вы намерены теперь со мной делать? Доставить на Боу-стрит?

— Конечно, нет. И не называй меня милордом. После всего, что мне пришлось пережить из-за тебя, будешь делать то, что я попрошу. А я прошу называть меня Девоном.

Энн вздрогнула. От страха? Или от гнева?

— Но ты должен доставить меня к судье. Иначе у тебя будут неприятности. Боже милостивый, мысль о том, что меня могут повесить за что-то, чего я не совершала, приводит меня в ярость, внушает ужас и вызывает отвращение. Но я не переживу, если тебя обвинят в содействии убийце.

Она хотела принести себя в жертву ради него. Когда он участвовал в сражении, все знали его как Безумного Майора, потому что ради спасения других он сражался как безумный. Но желание признаться в преступлении, которого она не совершала, чтобы спасти Девона, вот это настоящее сумасшествие. Девон встал, подняв ее вместе с собой.

— Может быть, ты и подписал со мной соглашение, — жестко сказала Энн, — но это не значит, что ты купил мою душу.

— Действительно не купил, — резко ответил Девон, но от страха, увиденного в ее глазах, внутри у него все сжалось, и на ум пришли другие действующие на нервы мысли. — А что ты собиралась делать в Бомбее? — Девон старался говорить невозмутимо и спокойно, хотя ему хотелось кричать. — Стать куртизанкой какого-нибудь британского офицера? Или богатого набоба, набившего свои карманы в Ост-Индской компании? — Он потер рукой подбородок. — А что тебе пришлось сделать, чтобы заработать деньги на билет?

Вокруг стоял шум, крики, царила суета, работа в порту продолжалась. Но Девон чувствовал себя как будто в вакууме в ожидании ее ответа.

Почему его так злила мысль о том, что она была куртизанкой другого мужчины? Почему у него такие собственнические настроения по отношению к ней? Она хочет покинуть страну, он должен жениться, и Энн только что напомнила ему, что не является его собственностью. Он поклялся, что как только женится, перестанет содержать любовницу…

— Билет я получила, оказав помощь пожилой женщине. У нее не было служанки, и я выполнила для нее эту работу. А она за это оплатила мою дорогу в Лондон, — сказала наконец Энн. — Что касается Бомбея, то у меня достаточно денег, чтобы начать новую жизнь. Независимую жизнь. Именно этого я хочу. Об этом мечтаю.

Значит, он разбивает ее мечты. Проклятие, как у нее это получилось? Как она умудрилась заставить его почувствовать себя негодяем?

— Мой экипаж ждет. Сегодня ты не уплывешь от меня, Энн. У меня нет желания отпускать тебя.

Он злился на нее.

Энн это видела. Выражение его лица было холодным и твердым, он внимательно смотрел в окно, как будто один взгляд на нее мог заставить его прибегнуть к насилию. Его скромный черный экипаж громыхал по Уоппинг-Хай-стрит, медленно продвигаясь среди скопления повозок и упряжек, надолго заперев Энн в ловушке с сердитым мужчиной. Потом до нее дошло, что Девон тщательно проверяет дорогу позади экипажа.

— Ты боишься, что кто-то следит за нами?

— Вчера я ходил к судье на Боу-стрит, чтобы сказать ему, что я верю в твою невиновность, уточнить, какие у него есть свидетельства против тебя, и узнать, есть ли у него другие подозреваемые. Он был другом моего отца.

О Боже.

— Ради меня ты предаешь друга семьи?

— Я допускаю, — спокойно сказал Девон, — что он мог поручить сыщикам присмотреть за мной, и предпринял меры, чтобы за мной не следили. Я взял скромный экипаж, выехав перед рассветом, и окольными путями направился в доки. Но я знаю, нельзя быть слишком самонадеянным.

Она вынудила его предать друга семьи, судью к тому же. Бросила его, раненного, в лесу. Энн не хотела думать о том, сколько бед ему принесла. И ненавидела атмосферу ледяного холода в экипаже.

— Что ты собираешься сделать со мной?

— Помочь тебе, — пробормотал он в ответ. — Видимо, даже если это уничтожит меня.

Нет, она должна преодолеть эту упрямую решимость помочь ей. Она должна заставить его понять, что самое лучшее для всех в этой ситуации — это побег. И тут вот какой забавный парадокс. Она должна подтолкнуть его к тому, чтобы он отпустил ее. А для начала надо растопить эту ледяную атмосферу.

Дрожащими пальцами Энн пробежалась по бедру Девона, чувствуя его крепкие мышцы. Как он поведет себя? Вздрогнет? Отодвинется?

Девон не отодвинул ногу, но повернулся и посмотрел на нее из-под полуопущенных ресниц. У него были невероятно длинные ресницы, роскошно загнутые на концах. Теперь она намеренно погладила его ногу в облегающих брюках, провела рукой по внутренней поверхности бедра. У нее перехватило, горло, она едва могла дышать.

Рука Энн легко коснулась паха. Девон не останавливал ее, но и, похоже, не чувствовал возбуждения. Его лицо оставалось абсолютно безучастным.

Энн не собиралась соблазнять его простым прикосновением пальцев. Надо рискнуть. Еще недавно ей хотелось уплыть в Бомбей и оставить его навсегда. Но сейчас, здесь, она боялась, что сделает что-то не то и окончательно потеряет Девона.

Набравшись смелости, Энн погладила рукой левое бедро Девона, сунула руку между бархатным сиденьем и его упругими ягодицами и сжала их. Бесстрашно нащупав его плоть, через тонкую шерсть брюк Энн стала ласкать ее. Дыхание Девона стало неровным, он опустил ресницы и не оттолкнул Энн.

Она должна была почувствовать себя победительницей, но ее почему-то не оставляло ощущение пустоты.

Ей ужасно хотелось повернуть время вспять, когда они были в охотничьем домике Девона, когда занятия любовью с каждым разом становились все более возбуждающими, все более приятными и все более бурными.

Энн расстегнула его штаны. Восставшая плоть натянула шелковое белье. Герцог находился в возбужденном состоянии, но от него все еще веяло холодом. Надо что-то делать. Что-то такое, перед чем он не способен устоять. Энн облизнула губы и стала медленно наклоняться к его коленям.

— Стоп.

Девон встал, возвышаясь над ней, положил ей на плечи обе руки. Его восставшая плоть, выпиравшая из расстегнутых брюк, была нацелена прямо на нее.

— Ты хочешь этого? — хрипло спросил Девон. — Или делаешь это, чтобы манипулировать мной?

— Прости… — Энн не могла выносить выражения полного замешательства, появившегося у него на лице. — Мы хоть и в одном экипаже, но у меня такое чувство, будто между нами ледяная стена. Я — проститутка. И не знаю, как еще заставить тебя не сердиться на меня.

— Ангел мой, прежде ты никогда не боялась моего гнева. Ты много раз провоцировала этот гнев, когда сталкивалась с моим упрямым идиотизмом. — Девон поднял ее руку, наклонился и поцеловал указательный палец. — И ты — не проститутка, не называй себя так. Ты — женщина, которая старалась прекратить мои ночные кошмары. Ты — женщина, которая научила меня слушать дождь. — Девон пососал средний палец Энн. — Женщина, которая помогла моей сестре. — Он коснулся губами кончика безымянного пальца. — Женщина, которая старалась исцелить меня, хотя я вел себя чертовски глупо.

От прикосновений его губ по телу Энн пробежала дрожь. Мягкие нотки в его голосе давали ей надежду. Возможно, ее попытка соблазнить его удалась. Энн смело подалась вперед и коснулась губами его плоти. Обхватив ее губами, она закрыла глаза и сосредоточилась только на том, чтобы доставить ему удовольствие.

— Прошло всего пять дней, с тех пор как ты сбежала из моей постели, ангел мой, — со стоном, наполненным желанием, проговорил Девон, — а мне кажется, что прошла целая жизнь. Пока я мчался в Лондон, мне не давали покоя эротические мысли и невыносимое беспокойство. Ты хоть знаешь, как трудно скакать верхом в возбужденном состоянии?

Не выпуская изо рта его плоть, которая теперь стала еще тверже, Энн покачала головой.

— Энн, я так боялся, что с тобой что-то случилось. Что Мик Тейлор или твой кузен схватили тебя. Или что тебя бросили в тюрьму. Я чувствовал себя последним мерзавцем, ибо в тот момент, когда ты могла быть в опасности, я думал о том, как стану заниматься любовью с тобой самыми разными способами, когда ты будешь спасена. Я понял, что существует единственная возможность держать тебя под контролем. Мне нужно все время находиться рядом и заниматься с тобой любовью столько, сколько это возможно. — Девон сделал движение бедрами, заставляя Энн отпустить его плоть. — Мне не хочется, чтобы это стало работой для тебя, обязанностью. Я хочу любить тебя так, чтобы ты забыла обо всем, кроме меня. Пока ты не утомишься от наслаждения, не сойдешь с ума от страсти. Совсем как я чувствую себя сейчас. Ты заставляешь меня терять рассудок, Энн Беддингтон, и я хочу отплатить услугой за услугу. Но сначала я хочу отвезти тебя в твой дом.

— Мой дом? — эхом повторила Энн.

— Я снял домик для тебя. Тебе же нужно где-то остановиться. Он находится на краю Мейфэра, — улыбнулся Девон. — На расстоянии короткой прогулки в экипаже от моего дома.

Он снял домик. Вот та жизнь, которую она могла бы иметь в качестве его любовницы.

— Я не могу остановиться в доме рядом с Мейфэром. Газеты полны заметок обо мне.

— Этот дом снят на имя миссис Осборн. Вдовы. Я уверен, мы можем легко изменить твою внешность.

Энн едва не вскрикнула от восторга в тот момент, когда увидела городской дом, который Девон снял для нее. Вдоль улицы выстроились симметричные белые фасады, окна сверкали, как бриллианты. Каждое небольшое владение окружала аккуратная черная ограда, к блестящим дверям вели ступеньки.

Красивая улица, однако здесь все буквально кричало о респектабельности.

— А если мои соседи узнают, что я куртизанка. Они будут шокированы.

— Ты боишься шокировать соседей? — Герцог, словно не веря своим ушам, покачал головой. — После того как мы выяснили твое настоящее имя, этот дом — твой. Не важно, что ты выберешь: остаться со мной или нет.

Что она выберет… Что она станет делать, если опасность минует? Прежде она думала только о побеге.

Девон вышел из экипажа, потом помог ей преодолеть несколько шагов до тротуара. Чуть раньше он второпях купил кружево для вуали, и они намотали на шляпку Энн. Сквозь кружевную защиту она почти ничего не видела. Свою шляпу Девон низко натянул на лоб. У входной двери он пропустил ее вперед, чтобы его широкая спина скрыла ее от любопытных взглядов с улицы, и передал ей ключ.

Энн открыла дверь и поспешила войти. Его истинное великодушие поразило ее, и она как вкопанная остановилась в холле, безуспешно пытаясь рассмотреть все и сразу. Пол, покрытый блестящей мраморной плиткой. Массивная люстра, покачивающаяся на легком сквозняке. Изящные скамейки в стиле королевы Анны. Стук сердца отдавался в горле у Энн, когда она переходила из комнаты в комнату, понимая, что каждая новая комната богаче и прекраснее предыдущей. В гостиной она обнаружила огромное фортепьяно. Она подбежала к нему, ахая от восхищения.

— Это для меня?

— Тебе нравится дом?

— Я… я поражена. Меня переполняют чувства. Дом прекрасный. Жаль… — Как она хотела бы привести сюда мать. Как безнадежно ей хотелось, чтобы из Лонгсуорда они могли бы перебраться в домик, подобный этому. Мать была бы до сих пор жива, и она…

Но как она могла обзавестись таким домом, не став куртизанкой, имеющей покровителя? Жаль, что она так долго вела себя благопристойно и соблюдала приличия. Однако мать настаивала, чтобы Энн не превращалась в женщину легкого поведения, даже ради выживания. Эту клятву Энн сдержать не смогла.

— Ты достойна этого, Энн. Скоро, я надеюсь, ты будешь жить здесь без всякого страха. Вчера вечером я ходил в бордель миссис Медоуз…

— Ты ходил туда?

— Искал ключ к разгадке.

Значит, Девон видел ту жизнь, какой она когда-то жила. Энн покраснела от смущения, хотя и не понимала, почему это казалось ей таким ужасным. Девон бывал в борделях. Как только она рассказала ему, что однажды попала в один из них, он должен был догадаться, чем она там занималась.

— Какой ключ? — вспомнила она вдруг его слова.

— Приметы настоящего убийцы твоей Мадам.

Надежда вспыхнула, но тут же погасла.

— Ты ничего не нашел, иначе ты бы мне сказал.

— Просто был немного занят, бегая за тобой по лондонским докам. Я действительно нашел свидетеля, одну из девушек, которая видела, как прибыл мужчина, очевидно, клиент, желавший тебя. — Девон рассказал ей, что это был лорд, лицо которого скрывала венецианская маска. Этот человек убил Мадам из ярости, поскольку он заплатил за Энн, а Мадам ее упустила.

— Ты знаешь, кто это, Энн?

— Нет. Кто хотел меня так…

— Может, твой кузен?

— Нет! Я не верю, что он убил бы кого-то из-за меня… Неужели? Как он мог пойти на такое ужасное преступление, чтобы заполучить меня? — задрожала от страха Энн.

— Я не знаю, любовь моя. Может, это был не Норбрук. Но я поговорю на Боу-стрит, и мы найдем правду. Самый лучший способ спасти тебя — это узнать, кто этот мужчина.

— А что с девушкой, с которой ты говорил? Ей грозит опасность!

— Ее зовут Сью. Я забрал их с матерью из борделя. Они хорошо спрятаны и защищены.

Сью. Та милая, простая девушка. Слава Богу, она теперь в безопасности. Как это любезно со стороны Девона.

— Если не установить, кто это был, судья не поверит в мою невиновность, — печально сказала Энн. — Он подумает, что ты подкупил Сью, чтобы она солгала в мою пользу…

— Я справлюсь с этими проблемами, если они возникнут. А пока ты должна осмотреться в доме. И прежде чем уйти, я бы хотел увидеть спальню.

— Спальню? — эхом повторила Энн. — О да, конечно. — Меньше часа назад она собиралась соблазнить Девона и добиться, чтобы он оставил ее одну. Сейчас, думая о том, что, возможно, Себастьян хотел убить ее, она дрожала от ужаса и хотела обнять Девона и никогда не отпускать его.

На этот раз он увидит восторг и исступление на ее прекрасном лице. От этой мысли желание Девона стало еще острее. Все будет так, как в самый первый раз, все сначала. Нет, не так, как в первый раз. Когда она только появилась в его охотничьем домике, он злился на весь свет и ничего не хотел. На этот раз ничто его не остановит, он насладится каждым дюймом ее тела. Вот только одежда…

Девон быстро справился с платьем и корсетом Энн. Ему нравилось наблюдать, как покачивалась ее грудь, пока он расшнуровывал корсет. Он не должен был так делать. Энн — дочь виконта. Она родилась леди. Но Девон уже не мог остановиться.

— Я буду защищать тебя, Энн, — пробормотал он. — Я одену тебя в шелка, осыплю бриллиантами. Здесь… — Он приподнял густые волосы Энн и поцеловал влажную шею. — И здесь. — Девон коснулся языком ее запястий, и Энн застонала от наслаждения. — И особенно здесь. — Он поднял юбки и опустился перед Энн на колени, целуя внутреннюю сторону бедер. Золотистые завитки волос прикрывали заветные глубины, влажные лепестки плоти были настоящим соблазном.

— Туда бриллианты положить невозможно, — напомнила Энн.

— Я герцог. И могу украшать свою возлюбленную так, как пожелаю. — Девон нежно раздвинул ей бедра. Надо остановиться. «Она заслуживает большего, чем быть любовницей, а ты должен жениться на подходящей молодой леди», — подумал Девон и тут же отбросил эту мысль. Ему нужна Энн. Очень нужна. Он обхватил ее ягодицы и приблизил к своим губам сладкую плоть. Он исследовал языком ее жаркое лоно, умело и уверенно возбуждая ее, и видел, как она извивается, задыхаясь от наслаждения.

Вскоре Девон оторвался от Энн и показал рукой на кровать. Огромную, из темного дерева, с золотистой драпировкой. В соседней комнате, которая станет ее личной спальней, стояла замечательная белая, с позолотой, кровать.

— Испытаем? — спросил Девон.

— Конечно.

— Ты останешься, Энн? — Девон взял ее за подбородок и приподнял ей голову. — Можешь бегать и жить в страхе всю оставшуюся жизнь, а можешь довериться мне, и мы вместе найдем правду.

Если они отыщут убийцу, она сможет остаться в Англии. С Девоном. Нет, не сможет. Она обещала его сестре, что посоветует ему найти невесту, зная, что он не перестанет удерживать ее, как только женится.

— Останусь, — прошептала она.

Но ей придется уехать. Как она останется в Лондоне, узнав, что он женился на ком-то еще?

Девон подхватил ее на руки и возбужденно хихикавшую отнес на кровать.

Он оставил Энн дома и помчался к своему сыщику Уинтеру, а потом — на Боу-стрит. После встречи с сэром Джоном Девон поехал в «Уайтс». Он не был в клубе с тех самых пор, как поссорился с отцом и отправился на войну. Там он неожиданно встретился с Тристаном, который убедил его поехать на Керзон-стрит сыграть в карты. Девон составил ему компанию, но не испытал никакого интереса к серьезной игре.

В конце концов они с Тристаном оказались в таверне недалеко от лондонских доков, всего в нескольких ярдах от того места, где он поймал Энн.

— Что тебя беспокоит, Дев? Ты уже час вертишь в руках стакан виски и не выпил ни капли.

— Я думаю. — О том, как он едва не потерял Энн. Или о том, как сыщик Уинтер в трущобах нашел пропавшую жену капитана Таннера, но не нашел его сына. Ему необходимо поговорить по крайней мере хоть об одной проблеме, иначе он этого не вынесет и взорвется, как заклинившее ружье. Он решил поговорить об Энн и коротко рассказал Тристану о том, что ему удалось узнать в борделе.

— Человек, лицо которого закрывала венецианская маска, в бобровой шапке и в накидке с поднятым воротником. Свидетельница не сообщила мне ни одной детали, по которой я могу его узнать.

— Совсем ничего? — Тристан осушил свой стакан. — Ни хромающей походки, ни деревянной руки, а может, привычки приволакивать правую ногу во время ходьбы? Как насчет приметного камзола или трости? Это несправедливо, что негодяй не оставил нам ни одной зацепки.

— Я уверен, что убийца — кузен Энн, виконт Норбрук или расстроенный клиент, — с мрачным видом поделился своими мыслями Девон. — Если это был клиент…

— Твоя любовница — кузина виконта?

Девон коротко кивнул.

— Значит, когда-то она была леди. Интересно.

На языке у Девона вертелось, что Энн по-прежнему леди во всех отношениях.

— Я пытался понять мотив разочарованного клиента. Неужели гнева из-за отсутствия Энн достаточно, чтобы спровоцировать человека на убийство?

— И это говоришь ты, — криво усмехнулся Тристан, — который поскакал прямиком в Лондон как сумасшедший и бегал за ней по докам. Ты просто помешался на ней.

— Я не помешался, — фыркнул Девон. — Я защищал ее.

— Ты не хотел потерять ее, Дев. Почему бы не сделать так, как она хочет: снабдить Энн приличной суммой и посадить на корабль? Нам обоим известно, что глупо зацикливаться на женщине.

— Я не могу просто отдать ей пачку банкнот и отправить своей дорогой. Я не буду знать, в безопасности ли она. Если ее кузен убивает из-за нее…

— Но ты не знаешь, так ли это.

— А кто еще? — Норбрук явно хотел Энн, но неужели этого было достаточно, чтобы совершить из-за нее убийство? Что-то здесь не так и не давало покоя Девону. — Боу-стрит не арестует виконта без доказательств, — проворчал он. — Они отказались послать людей понаблюдать за ним, поэтому я нанял своего сыщика. Но мне нужно самому встретиться с ним.

— Ты не пойдешь к нему один.

— Он не признается, если я появлюсь вместе с тобой, Тристан, поэтому мне надо идти одному.


Была уже почти полночь, когда он вернулся к дому, который снял для Энн. Его впустила служанка, но Энн уже торопилась ему навстречу. Она отпустила молодую служанку и взяла у него камзол и шляпу.

— Девон, у тебя такой усталый вид. Уже поздно. Всего несколько дней назад ты сильно ударился головой. — Ее руки гладили Девона по плечам, слегка массируя их, и эти прикосновения были ему чрезвычайно приятны.

Ему пришлось улыбнуться. Он обожал ее такую, кудахчущую над ним как наседка. Крепко обняв его за талию, Энн проводила его в гостиную и усадила в кресло. Потом налила в стакан немного бренди и подержала его над пламенем свечи. Девон потрясенно наблюдал за ее действиями.

— Что ты делаешь?

— То, что должна делать любовница. Еще я собрала тебе ужин. Весь этот комфорт — не только для меня, в конце концов, он и тебя должен радовать. — Энн нахмурилась. — У тебя такой усталый вид, что даже кожа приобрела серый оттенок.

Девон действительно устал. Ему не давало покоя чувство вины.

— Я был сегодня на Боу-стрит. Они не станут предпринимать никаких действий в отношении твоего кузена, пока у меня не будет доказательств. Я отправился к Норбруку домой, чтобы встретиться с ним, но он вчера вечером уехал в деревню. Его прислуга не сказала, куда именно.

— О нет, — прошептала Энн.

— Не волнуйся, ангел мой. Я его найду.

— Ты сделал все, что мог. — Энн продолжала массировать его плечи, и Девон стонал от удовольствия.

— Нет, не все. — Девону вдруг захотелось с кем-нибудь поговорить, как это уже произошло сегодня во время встречи с Тристаном. — Я ходил сегодня к Уинтеру, бывшему сыщику, нанял его для слежки…

— Я знаю, ты рассказывал мне о нем.

— Я очень многого тебе не рассказал. Был такой человек, капитан Таннер. Его убили во время сражения, остались жена и сын. Их выбросили на улицу, потому что они больше не могли платить за жилье. Я нанял Уинтера, чтобы отыскать их и помочь. Он нашел жену капитана, а мальчик, Томас, пропал. Очевидно, его похитили. Уинтер уверен, что его отправили в бордель. Мальчишке только двенадцать лет.

— Господи! Твой сыщик проверял бордели? Он был на Блэкберд-лейн?

— Нет, он пока еще никуда не ходил, ангел мой. Я думал, на этой улице находятся только притоны курильщиков опия.

— Да, эта улица этим и прославилась, — сказала Энн, — но я слышала в борделе Мадам сплетни, будто именно там находится бордель, который специализируется на мальчиках. Их приковывают к кроватям цепями, чтобы они не могли сбежать. — В глазах Энн блеснули слезы. — Раньше я думала, что если сумею разбогатеть, как Кэт, то стану помогать таким детям. Буду бороться за закрытие таких заведений и остановлю торговлю детьми.

Она поразила Девона. Ей так много пришлось пережить, но она сохранила доброе сердце. Любая другая женщина стала бы жесткой и циничной, но только не Энн. Ее преследовали и сыщики с Боу-стрит, и сумасшедший кузен, а она переживала за детей, попавших в бордель. Она обладала такой силой и мужеством, что генералам было чему позавидовать.

— Ты не должен делать это один, Девон, — обняла его за шею Энн. — Я хорошо знаю трущобы. Мы можем поискать его вместе, я помогу тебе. По крайней мере хоть займусь чем-то и не буду сидеть и ждать, не постучат ли в мою дверь сыщики с Боу-стрит.


Глава 22


Девон помог Энн изменить внешность с помощью темного парика и плаща с капюшоном, и вот теперь они медленно колесили по извилистым лабиринтам узких, вымощенных булыжником переулков, удаленных от Уайтчепел-Хай-стрит. Энн прижалась лицом к стеклу, и чем больше они углублялись в трущобы, тем все больше сбивалось с ровного ритма ее дыхание.

— Что такое, любовь моя? — тихо спросил Девон.

Энн оторвалась от окна, губы у нее дрожали, руки сжимались в кулаки. Девон никогда не видел ее такой, даже в тот момент, когда гонялся за ней по докам. Она готова была разрыдаться. Девон приподнял ее и посадил к себе на колени.

— На улицах похищают сотни детей и принуждают их работать в борделях. Я бы собственными руками уничтожала такие места. Я бы убивала этих подлых негодяев, которые крадут детей… — Энн прикрыла рот руками. — Ой, я думаю, если бы я сказала это на скамье подсудимых, никто бы не поверил, что я невиновна.

— Ангел мой, чувствовать ярость по отношению к сутенерам и зазывалам вполне естественно.

— По правде говоря, — Энн закусила губу, — когда я ударила Мадам кочергой, я была в ярости и стремилась причинить ей боль. Я не собиралась ее убивать, но мне хотелось, чтобы она почувствовала боль. Мне просто повезло, что я не стала убийцей на самом деле.

— Ты чувствуешь себя виноватой, потому что у тебя были мысли об убийстве.

— Да, — с болью в глазах согласилась Энн. — И поэтому я ничуть не лучше, чем она.

Девон не смог сдержать сардонического смеха.

— От этой ведьмы ты отличаешься точно так же, как ангел отличается от дьявола. Что касается твоих мыслей в тот момент, когда ты замахнулась кочергой, Энн… — Девон вздохнул. Тут у него был богатый опыт. — Не думай об этом. Я сам научился этому на войне. Надо действовать без сомнения и сожаления и идти дальше.

— Ты не научился, как это делать. Тебя изводят ночные кошмары.

— Так поступает человек, обладающий свободным от эмоций разумом. Вот почему многие люди пережили войну, не превратившись в сумасшедших, преследуемых кошмарами развалин.

— Ты — никакой не развалина, тем более не сумасшедший, — вскинулась на него Энн и ахнула, догадавшись. — Хотя к тебе вернулось зрение, тебе все равно снятся ночные кошмары?

— Сомневаюсь, — пожал плечами Девон, — что они когда-нибудь исчезнут.

— Девон, я понимаю, тебе приходилось стрелять в людей, но тебя бы самого убили, если бы ты не воевал на поле боя. Из-за трусости.

— Энн, ангел мой, а какая смелость в том, чтобы стрелять в мальчишку, которому не больше пятнадцати лет?

Энн беспомощно смотрела на него, не зная, что ей делать. Что сказать. Что чувствовать.

— Что ты имеешь в виду? Тебе пришлось застрелить ребенка?

— Он был солдатом, Энн. Когда французы потеряли в сражении войско, они стали отчаянно пополнять свои ряды молодыми парнями. Наши солдаты не слишком отличались от их солдат: в военно-морской флот шли служить двадцатилетние юноши. Но от понимания этого не становится легче, когда целишься в лицо ребенка.

— Этот кошмар не дает тебе покоя? — Энн дотронулась до его руки чуть выше локтя. Она была напряжена и тверда как железо. — Что тебе пришлось застрелить мальчишку…

— Я не застрелил его. И пока я мешкал, он убил капитана Таннера. Хоть и слишком поздно, но я попытался схватить парня, не дать ему выстрелить. Но кто-то пальнул в меня, ранив в плечо. Завязался рукопашный бой. Мальчишка пытался воткнуть мне в голову свой штык. Я увернулся, но он ударил меня им по голове, и я потерял сознание. Вот от этого удара я и ослеп, но дело не в этом. Если бы я выстрелил, отец Томаса, возможно, остался бы жив.

Это ужасно. Он винил себя за то, что не убил молодого солдата, за то, что не спас отца Томаса Таннера. При этом он знал, что ненавидел бы себя всю жизнь, если бы застрелил мальчишку.

— Я должен спасти Томаса, — тихо сказал Девон.

Теперь Энн понимала, почему он здесь. Он искал себе прощение за то, что ему был дан дьявольский выбор, где после любого решения, какое бы он ни принял, он оставался виноват. Энн порывисто поцеловала его холодные, крепко сжатые губы. Этот поцелуй ничего не изменил, но ей хотелось, чтобы он знал: она ни в чем его не винит.

— Мы обязательно спасем Томаса. — Энн посмотрела в окно, как раз когда они в опасной близости к стеклу проезжали мимо кирпичной стены. Уличный фонарь осветил табличку на стене. Блэкберд-лейн. — Это здесь.

Со стороны бордель выглядел точно так же, как многие другие здания, тихим и спокойным. Окна были закрыты ставнями. Горела единственная лампа, но она располагалась в стороне от входной двери, поэтому любой, кто заходил сюда, оставался в тени. Никого не волновало, какой ужас приходилось выдерживать мальчишкам, зато проявлялась большая забота о том, чтобы не запятнать репутации «джентльменов».

Девон, похоже, предвидел желание Энн выскочить из экипажа и начать колотить в дверь, поэтому он положил ей на плечо руку:

— Мы должны тщательно все спланировать. Нельзя врываться туда и требовать ребенка. Мне нужно войти, не вызывая подозрений. А ты должна остаться здесь.

— Я пойду с тобой.

— Ангел мой, ко мне вернулось зрение, поэтому такой необходимости нет. И потом, леди не сопровождают джентльменов в бордели, подобные этому. — Он назвал ее леди, на этот раз даже не задумываясь.

— Пожалуйста, позволь мне помочь тебе.

Девон нахмурился.

— Мне кажется, — вздохнул он, — будет правильнее, если мы не пойдем через парадную дверь. Лучше проскользнуть через черный ход.

Из тени зловонного переулка Энн наблюдала, как Девон направился к задней двери, с легкостью пробираясь сквозь темноту. Прислонившись к стене, стоял какой-то мужчина. Должно быть, охранник, на тот случай если сюда нагрянут сыщики с Боу-стрит. Девон вплотную приблизился к мужчине, не издав ни звука, и Энн поняла теперь, что он был одет во все черное: черная рубашка, черные брюки, черный камзол и без шейного платка. Он почти растворился в темноте.

Затаив дыхание, она видела, как Девон нырнул в темноту около борделя, потом бросил что-то пролетевшее мимо головы охранника. В темноте раздался стук упавшего на землю предмета.

— Кто здесь? — крикнул мужчина, отвернувшись от того места, где прятался Девон, и сосредоточил все свое внимание в том направлении, откуда донесся звук.

Марч действовал молниеносно. Охранник без сознания неуклюже рухнул прямо ему на руки раньше, чем Энн смогла понять, что произошло. Девон с поразительной осторожностью положил обмякшее тело на землю, и Энн поспешила к нему на заднее крыльцо. Дверь здесь оказалась открытой.

— Чтобы джентльмены могли быстро исчезнуть в случае появления стражей закона, — тихо объяснил Девон, взял Энн за руку и повел по тускло освещенным коридорам.

— А как мы найдем Томаса? — спросила она, размышляя, что лучше было войти через парадную дверь, притворившись парочкой, ищущей сексуальных развлечений.

— Придется поискать. — Девон открыл дверь в стене в конце коридора, и они увидели полутемную узкую лестницу для прислуги. К счастью, там никого не оказалось, и они поднялись на второй этаж, где должны были располагаться спальни. Энн хотелось поскорее покинуть лестничный пролет, потому что в любой момент кто-то мог начать подниматься снизу, но Девон выждал время, чтобы осмотреть коридор.

Он потащил Энн через темный коридор к комнате с открытой дверью. Это была пустая спальня. Они подождали, пока открылась дверь в другую комнату, откуда выскользнул мужчина и заспешил по коридору.

— Подожди здесь, — прошептал Девон, — только возьми вот это. — Он вытащил из кармана пистолет.

— Он заряжен?

— Он бы не защитил тебя, если бы не был заряжен. — С этими словами он крадучись пересек коридор. Энн услышала слабый вскрик, потом воцарилась тишина, и дверь захлопнулась. Спустя мгновение Девон вернулся.

— Я спросил молодого парня из той комнаты. В доме есть мальчишка, который по описанию похож на Томаса. Он заперт наверху в спальне, самой дальней от лестницы.

У Энн упало сердце. Томас был пленником, как и она сама когда-то. Но ведь он такой маленький. Бедный ребенок.

С каждой ступенькой ярость Девона разгоралась все жарче. Энн шла за ним следом. Верхний этаж освещал только лунный свет, проникавший через полузакрытые окна, но в темноте Девон чувствовал себя свободно. Как раз в тот миг, когда у него в голове промелькнула эта мысль, он услышал испуганный мальчишеский плач и резкую брань человека постарше.

Слепая ярость и отчаянная нужда действовать толкнули Девона вперед. Он помчался по коридору, доставая на ходу второй пистолет, и ударом ноги распахнул дверь в комнату.

Крупный полуобнаженный мужчина отскочил от кровати. Девон узнал его: жирный граф Орстон. На измятой постели, привязанный по рукам и ногам, лежал худенький мальчик.

Это оказалась правильная спальня, и мальчишка в ней — должно быть, Томас. Девону казалось, что он снова ослеп, он видел только красный туман перед глазами. Ему пришлось увидеть смерть отца этого ребенка, потому что он не смог застрелить молоденького солдата. Орстон собирался применить насилие к мальчику ради минутного удовольствия.

Девону хотелось убить Орстона. Схватить его за плечи, бить головой о пол, пока тот не лишится чувств, а потом вырезать его сердце.

Девон бросился вперед. Орстон пронзительно, как девчонка, завизжал от страха, подскочил и побежал, как испуганный заяц, к двери в другой стене. Девон ринулся к привязанному мальчишке, но Энн была уже рядом с ним.

— Ты Томас Таннер? — прошептала она. Мальчик не ответил, но дернулся назад от удивления, услышав свое имя. Энн вынула из-за корсажа нож и начала резать веревки, сообщив Томасу, что он теперь спасен.

Девон перепрыгнул через кровать, схватил Орстона за плечи и швырнул его грудью о стену. Граф взвыл от боли, но это было ничто по сравнению с тем, что собирался сделать Девон.

Он развернул Орстона к себе лицом и ударил кулаком в обрюзгший живот. Потом нанес удар снизу в челюсть. Голова Орстона дернулась и ударилась о стену, образовав там вмятину. Граф стал сползать вниз, но Девон удержал его.

— Подонок, — прорычал он. — Ведь это ребенок. И он не хочет.

— Я не знал… что он не хочет.

— Ты не знал? Боже мой, а разве побелевшее лицо, слезы на щеках, веревки не подсказали тебе?

— Не твое дело, Марч.

Девон схватил его за горло и нажал большими пальцами на дыхательное горло. На войне ему приходилось убивать. Он сгорал от нетерпения сделать это сейчас. Все так легко… просто нажать чуть сильнее…

— Девон, нет! — крикнула Энн. — Не убивай его! — Она попыталась оттащить герцога.

— Отойди, — рявкнул он. — Дай мне сделать это.

Но Энн втиснулась между ним и Орстоном. В ее глазах плескался ужас.

— Ты должен остановиться! За это тебя могут повесить, хоть ты и герцог. Ты будешь ненавидеть себя. Встреться с ним на рассвете, тащи его на Боу-стрит. Все, что угодно, но только не это.

Тяжело дыша, герцог опустил голову и вынужден был ослабить хватку. Грузное тело скулившего и рыдавшего графа сползло по стене.

Девон сделал шаг назад. Энн бормотала какие-то утешительные слова, как будто перед ней было сумасшедшее раненое животное, которое она пыталась приручить.

Энн утихомирила разъяренного Девона, теперь следовало заняться Томасом. Руки и ноги бедняги были привязаны к столбикам кровати. До этого Энн уже успела перерезать веревки, которые удерживали его правую руку. Томас смотрел на нее, как загнанный зверек в поисках возможности сбежать. Когда Энн освободила его руку, она тихо сказала, что он будет спасен, что они заберут его отсюда. Но ее слова, похоже, ни капли не убавили его страха. И в то мгновение, когда рука Энн оказалась рядом с его ртом, он вонзил в нее свои зубы.

Сейчас Энн заторопилась к мальчику, чтобы закончить начатое дело. Ей хотелось сделать это поскорее, поэтому она не утруждала себя разговорами. Энн положила пистолет, вытащила нож, который принесла в корсаже платья, и приступила к работе. Томас был красивым мальчиком, маленьким для своих двенадцати лет, с золотистыми кудрями. Он шарахнулся от нее, когда Энн освободила его левую руку и приступила к разрезанию веревок на ногах. Пока она пыталась справиться с последней веревкой, Энн видела, как судорожно поднимается и опускается грудная клетка ребенка.

В противоположной стороне комнаты Орстон в надежде заключить сделку рассказывал Девону свою историю. Девон смотрел на Энн и Томаса. Он пытался как можно скорее узнать, кто украл Томаса. В его глазах до сих пор поблескивало желание убить мерзавца, и Энн нервничала из-за этого.

Боковым зрением Энн заметила какое-то движение и резко отшатнулась от лопнувшей веревки. Ей в лицо упала подушка, опрокинув ее. Она услышала, как крикнул Девон, но что-то уцепилось в ее запястье и с силой вывернуло его.

Томас. Она отбросила подушку. Парнишка склонился над ней, сжимая в руке нож. Он прижал его к горлу Энн, и она поморщилась, когда острая сталь уколола кожу.

— Томас, — прошептала она, — не надо. Мы… хотим… помочь.

У Девона бешено колотилось сердце. Мальчишка был так напуган, что кидался на любого. Девон видел такое в бою, когда люди от страха теряли разум и стреляли в любого, кто находился поблизости. Томас держал нож у горла Энн. Одно движение, и он мог убить ее.

Он должен остановить мальчишку, забрать у него нож. Девон попытался оценить каждое движение, каждый шаг, но в голове маячила только одна ужасная картинка: управляемая страхом рука Томаса двигает нож и Энн медленно падает на пол. Его охватила настоящая паника, и он никак не мог справиться с ней. Если он будет ждать, как сделал это в бою, Энн умрет. Девон стал потихоньку продвигаться к мальчишке.

— Не подходи, — крикнул Томас. — Не подходи ко мне.

— Томас. — Несмотря на то что у ее горла держали нож, голос Энн звучал мягко, мелодично и ласково. — Это герцог Марч. Ты можешь ему доверять.

— Энн, молчи, — предупредил Девон, но из небольшой раны на шее Энн уже появилась кровь.

— Томас, — не слушая Девона, продолжала Энн, — герцог вместе с твоим отцом участвовал в сражении при Ватерлоо.

Томас осторожно перевел взгляд с Энн на Девона и случайно сместил руку. К счастью, он не порезал Энн, но она широко распахнула глаза, и Девон видел, с каким трудом ей удается держаться спокойно.

— Томас, отпусти ее. Мы пришли, чтобы помочь тебе, — сделал еще один шаг навстречу Девон.

— Они тоже так говорили. Они собирались дать мне денег, чтобы помочь моей маме. Когда я отказался идти с ними, они сказали, что я должен это сделать или мама пострадает.

По полу загромыхали шаги, и Орстон с бледным лицом, задыхаясь, выбежал из комнаты. Внезапное движение напугало Томаса, рука, в которой был зажат нож, взметнулась перед горлом Энн. У Девона подогнулись колени. Энн закрыла глаза, но не закричала. Ей удалось дернуться в сторону, чтобы нож не порезал горло. Но Томас снова прижал лезвие к ее шее.

— Томас, — умолял Девон, — отпусти ее. Давай ты будешь держать нож у моего горла. Тебе нечего меня бояться, я ничего тебе не сделаю. — У него был второй пистолет, заткнутый за пояс на спине, но он не осмелился достать его и угрожать Томасу. Черт, неужели ему придется применить оружие к ребенку?

— Герцог был командиром твоего отца, — прошептала Энн. — Он видел, как смело сражался капитан Таннер. Он пришел помочь тебе, потому что очень сильно уважал его.

— Мой отец погиб в битве при Ватерлоо. — По щекам мальчика потекли слезы, рука его задрожала.

— Это так, Томас, — найдя в себе силы, спокойно сказала Энн. — Он храбро сражался и погиб, но спас много человеческих жизней.

А если мальчишка спросит, как именно это случилось? Что он сделает, если узнает, что Девон не спас его отца?

— Смерть отца разбила мамино сердце. Эти люди сказали, что я должен пойти с ними, иначе она пострадает.

— Твоя мама в безопасности, — сообщил Девон. — Сейчас за ней присматривают мои люди, чтобы в случае необходимости защитить ее. Опусти нож, и я отвезу тебя к ней.

— Я не могу поехать, — дрожащим голосом сказал мальчик.

— Ты не сделал ничего плохого, Томас, — твердо сказала Энн. Ее голос звучал настолько уверенно, что вряд ли кто-то мог усомниться в ее словах. — Если кто-то из этих людей прикасался к тебе, то это не твоя вина. Твоя мама не станет сердиться. И твой отец не стал бы сердиться тоже. Твои родители были бы только счастливы, что ты спасен. Они бы хотели, чтобы ты отпустил меня и позволил герцогу помочь тебе.

Словно загипнотизированный ее голосом, Томас на несколько дюймов отвел нож от ее горла. В одно мгновение Девон подхватил мальчика под руки, нож оказался на ковре, Энн была спасена.

— Тебе нечего бояться, Томас, — хрипло сказал Девон. — Мы отвезем тебя домой, к матери. Я помогу ей. Твой отец был доблестным солдатом, твоя мама не должна жить в бедности. Я позабочусь о вас обоих.

Томас смотрел на него со страхом и подозрительностью в детских глазах. Что же пережил этот мальчишка, что так боится всех и каждого, включая даже тех, кто пришел помочь ему? Девон посмотрел на Энн. Если бы она не сообразила, что мальчика требуется успокоить, Девону, возможно, снова пришлось бы делать выбор между спасением жизни и причинением боли ребенку.

— А что, черт возьми, здесь происходит?

Девон нацелил свой пистолет на хорошо одетого мужчину, переступившего порог комнаты. Этот худощавый, лет тридцати, с острыми, как у хорька, глазами человек высоко занес руку с тростью, как будто был готов пустить ее в борьбу. При виде пистолета он замер.

— Стоять, или я выстрелю в тебя, — прорычал Девон. — Опусти свое оружие и стань на колени.

— Это один из них, — крикнул Томас. — Один из тех людей, что похитили меня.

Мужчина бросил трость и мгновенно опустился на колени, не спуская глаз с дула пистолета.

— Не стреляйте! Это не я. Мне пришлось это сделать! Это все Сэмпл. Я всего лишь работаю на него. — Слова сыпались из мужчины с такой скоростью, что Девон едва успевал понять, что он говорит: его имя — Артур Бевис, а имя человека, который крал детей и содержал бордель, Сэмпл.

— Если ты хочешь избежать петли, Бевис, — фыркнул Девон, — сдай мне Сэмпла.

— Хорошо. — Бевис повел их через тайный проход к большому кабинету. Увидев пистолет, Сэмпл в ответ достал свой. Девон выстрелил и выбил у него пистолет из руки. Через несколько минут оба мерзавца были схвачены и связаны точно так, как они поступили с беднягой Томасом.

Энн укрыла одеялом дрожавшего Томаса.

— Я собираюсь оставить своих лакеев присматривать за этими двумя, — тихо сказал ей Девон. — Потом поеду на Боу-стрит и заставлю их прислать сюда сыщиков для проведения арестов и освобождения мальчишек. Томаса я возьму с собой, потом передам его матери. Тебя я отвезу домой и хочу, чтобы ты оставалась там, в укрытии.

— Я хочу присмотреть за ним. — Энн нервно переводила взгляд с Томаса на Девона и наоборот.

Неужели она опасается, что он способен причинить зло беззащитному мальчишке, поскольку его голова забита ужасными сценами сражений, а его самого не отпускает чувство вины?

— Я никогда не причиню ему зла, — с горечью в голосе сказал Девон. — Даже после того, что он собирался сделать с тобой.

— Я и не думала об этом! — вспыхнули зеленые глаза Энн. — Но я немного разбираюсь в том, через что прошел Томас. Я, как и он, тоже была в плену. Девон, с тобой все в порядке? — неожиданно прикоснулась к его дрожавшей руке Энн. — Я знаю, — тихо сказала она, — ты прошел через ад. Ты снова столкнулся с выбором, подобным тому, что встал перед тобой во время сражения.

— Я не знал, что делать. — Девон никак не мог унять чертову дрожь в руках. — Я только молился о том, чтобы спасти вас обоих. Если бы мне пришлось делать выбор… Я бы не дал тебе умереть. Даже если бы это преследовало меня потом всю жизнь, не позволил бы этому случиться.

— Девон, Томас спасен, со мной все в порядке. На этот раз все закончилось благополучно.

Ее слова запали Девону в душу, но он знал, что Энн по-прежнему в опасности.

— Девон, мне бы хотелось отправиться прямо к матери мальчика и сообщить ей, что Томас спасен и что ты привезешь его с Боу-стрит. Я могу нанять экипаж.

— Экипаж? — взорвался Девон. — Ты останешься без защиты.

— Девон, я столько лет жила здесь без защиты. Я знаю, как выживать.

Это стало суровым напоминанием о том, что ей пришлось пережить в жизни. Девон посмотрел на перепуганного Томаса и понял, какой сильной была Энн.

Как замечательно было иметь возможность представить Девона миссис Таннер, когда они приехали с Томасом. Сердце Энн переполняла радость, когда мать Томаса, сдавленно вскрикнув от счастья, бросилась к сыну и упала перед ним на колени. Энн посмотрела на Девона и улыбнулась. Ради этого стоило получить несколько крошечных порезов на шее, из-за которых Девон ужасно суетился вокруг нее.

Она заметила, как напряженно вел себя Томас в объятиях матери. Он не обнял ее за шею, не прижался к груди. Возможно, причиной тому был его возраст, и он считал, что в двенадцать лет должен вести себя по-взрослому. Однако Энн заволновалась.

Миссис Таннер подняла на Девона блестевшие от слез глаза. Обняв спасенного ребенка, она, казалось, помолодела на глазах.

— Ваша светлость… Я не знаю, как… Как я могу отблагодарить вас? — Миссис Таннер наклонилась, прижавшись щекой к кудряшкам сына. Бедняга Томас склонил голову, как будто не хотел смотреть на мать. — Я боялась, что потеряла своего мальчика, как потеряла мужа, — прошептала женщина.

— Миссис Таннер, — Девон провел пальцем по воротничку, как будто он душил его, — я должен сказать вам кое-что. Как только вы узнаете это, возможно, от чувства благодарности не останется и следа.

На лице женщины появилось смятение.

— Нет, — прошептала Энн, — в этом нет смысла.

— Я должен, — хрипло прошептал в ответ Девон. — Если меня осудят, я должен честно принять это осуждение.

Энн была готова запротестовать, но Девон уже наклонился к мальчишке и взъерошил ему волосы.

— Этому парню пора в постель. Когда уложите его, мадам, мы должны поговорить.

Энн отчаянно спорила с ним, пока миссис Таннер укладывала сына спать.

— Ты спас Томаса. Ты подарил ей счастье. Разве этим ты не облегчил свою вину? Не… — Энн вынуждена была замолчать, потому что на пороге, не зная, куда деть свои руки, появилась миссис Таннер.

— Ваша светлость, о чем вы хотели сообщить мне?

— Миссис Таннер, пожалуйста, присядьте. — Девон подождал, пока женщина неуверенно опустилась на стул, и рассказал ей все: о смелости и благородстве Таннера в бою, о том, каким замечательным солдатом он был, и, наконец, о том ужасном выборе, который ему, герцогу, пришлось сделать. Девон взволнованно шагал по комнате с перекошенным от душевных мук лицом. — Я медлил. Не могу вам это объяснить, но я медлил, не решаясь убить молодого парня. И в этот момент он выстрелил в Таннера.

— Ваша светлость, я не понимаю…

— Позвольте мне говорить прямо, мадам. Капитана Таннера застрелили, потому что я не решился убить молодого французика, хотя обязан был сделать это.

Миссис Таннер закрыла лицо руками и зарыдала.

Энн видела, как лицо Девона стало серым и превратилось в холодную маску вины. Казалось, что прямо у нее на глазах он превращался в камень.

— Вы должны простить его светлость, — сказала Энн. — Если бы мог, он бы спас вашего мужа. Перед ним стоял ужасный выбор. Смерть вашего мужа — вина француза, но не его светлости.

— Я понимаю, — миссис Таннер вытерла слезы, — что мой муж прошел через самые ужасные испытания. Я понимаю, почему вы не смогли выстрелить. У меня сын. Как может человек застрелить сына какой-то женщины? Я уверена… Я уверена, что сделала бы точно так же, если бы оказалась на вашем месте.

У Девона был такой ошеломленный вид, какой у него появился, когда он только пришел в сознание после падения в реку. Слава Богу, эта женщина обладала здравым смыслом и добрым сердцем.

— Вы очень милосердная женщина, миссис Таннер, — медленно начал Девон. — Позвольте мне помочь вам и вашей семье. Я в неоплатном долгу перед вашим мужем, и мой долг — поддержать вас.

— Мне не нужна милостыня, ваша светлость, — расправила плечи женщина. — От всего сердца благодарю вас за спасение Томаса, но теперь он дома, и все будет хорошо.

Девон пытался настаивать, но так и не сумел переубедить эту гордячку. Энн поняла, она должна действовать. Это нужно Девону. Взяв миссис Таннер за руку, она посмотрела ей прямо в лицо.

— Я тоже когда-то оказалась в таком положении, как и вы. Моей матери пришлось покинуть собственный дом, и мы с ней очутились в меблированных комнатах. Из гордости мать отказалась от помощи и до смерти извела себя работой. Ваше с Томасом благосостояние и безопасность гораздо важнее вашей гордости. Его светлость считает своим долгом компенсировать вам потерю вашего мужа. И это не милостыня, а компенсация за героическую смерть капитана Таннера.

— Мы всегда работали, чтобы получить то, что имеем, — настаивала миссис Таннер.

Ее было не переубедить. Энн вместе с Девоном покинула дом Таннера, обеспокоенная отстраненным поведением Томаса и будущим этой семьи. Она оглянулась на их скромный домишко и почувствовала, как Девон обнял ее за талию.

— Спасибо, — тихо произнес он, — что защищала меня, что помогла мне найти Томаса. Скажи, как мне отблагодарить тебя?

— Не знаю. Но я обязательно что-нибудь придумаю.

Потом Девон отвез ее домой, и Энн пригласила его зайти.

— Не хочешь… провести остаток ночи со мной? — стыдливо спросила она, стоя у входной двери. Почему, когда она вела себя как его любовница, ее язык всегда прилипал к небу? Энн распахнула дверь. — Может, глоток бренди в гостиной? Я согрею… А потом… Конечно, ты получишь все, что пожелаешь.

— Забудь о бренди, — громко рассмеялся Девон. — Сейчас я хочу любить тебя. Я все время думаю, что могло бы случиться с Томасом, если бы ты не догадалась, где его искать. Спасение мальчика, спасение семьи — все это должно было принести покой, но я его не чувствую. Теперь я чувствую еще больше сожаления и ощущаю еще больше пустоты. Мне нужны твои ласки, любовь моя. — Тут Девон нахмурился и осторожно коснулся шеи Энн. — Но ты ранена…

— Нет, мне не больно, правда. И я хочу, чтобы ты зашел.

Мимо проезжали экипажи, но Девон наклонился и поцеловал Энн. Любой, кто это видел, будет теперь знать, кто она такая. Но это не важно. Важно, что она помогла Девону. У нее болело за него сердце.

— Заходи. Проникни в мое тело, — прошептала она. — Я хочу, чтобы ты был в моей постели.

Энн проснулась. В постели она была одна, и в сердце закралось чувство вины. Она так крепко спала, что даже не услышала, как ушел Девон. Она надела халат, заглянула в соседнюю комнату, но Девона там не оказалось. Его не было нигде в доме. Опросив слуг, Энн выяснила, что он ушел на рассвете.

Энн вернулась в спальню и позвала служанок, чтобы одели ее. Она смотрела на разобранную постель, ей не давали покоя два вопроса. Провел ли Девон остаток ночи с ней вместе? И спокойно ли он спал, сразив своих ночных демонов, или воскрешение в памяти того ужасного выбора, с которым ему пришлось столкнуться в сражении, только увеличило количество ночных кошмаров? Она ничего не узнает, пока он не вернется. Чтобы хоть чем-то занять забитую тревожными мыслями голову, она отправится к Томасу и его матери.

Мальчик был так неразговорчив и сдержан с матерью, так растерян, напряжен и смущен, что Энн беспокоилась за него. Выходить из дома было рискованно, но она изменит внешность. Наденет дневное платье одной из своих служанок, свой черный плащ и темный парик. И возьмет с собой оружие. Ей не хотелось брать громоздкий пистолет, поэтому она воткнула нож в футляр и сунула его в корсет.

Но как только Энн оказалась в доме у Таннеров и осталась наедине с Томасом в гостиной, она поняла, что не знает, с чего начать разговор с мальчиком, который с безучастным видом смотрел прямо перед собой. На нем была поношенная рубашка и брюки. Энн понимала, почему мать мальчика отказалась от помощи, ее мать сделала то же самое. Но на карту было поставлено будущее этого ребенка.

— Ты все еще напуган тем, что с тобой случилось? — тихо спросила Энн.

— Я не боюсь, — последовал его угрюмый ответ.

— Но и стыдиться этого не следует. В этом нет твоей вины.

— Меня не насиловали, если вы это имеете в виду, мисс, — вздернув подбородок, ответил мальчик и с вызывающим видом посмотрел Энн прямо в глаза. Он явно хотел шокировать ее, вынудить оставить его одного. Но Энн невозможно было шокировать или напугать. По крайней мере тем, что происходило в трущобах.

— Хорошо. Но может быть, случилось что-то другое. То, что тебе не понравилось. — Энн надеялась, что ничего не испортит своим разговором. У мальчика участилось дыхание, но он слушал. — Возможно, люди, которые привезли тебя в бордель, прикасались к тебе, по твоим ощущениям, как-то не так. Но это их грех, не твой. В этой ситуации ты был жертвой, Томас.

— Эти люди сказали, что убьют мою маму, если я не поеду с ними, — покраснел мальчик, — поэтому я боялся убежать. Один из них ущипнул меня за попу, сказал, что я научусь любить это. Мне надо было драться с ним, надо было ударить и бежать…

Энн обняла худенькие плечи мальчика, хотя он пытался вывернуться из ее объятий.

— Тебе не в чем себя винить, — успокаивала его она. — Тебе не надо злиться на себя, что ты не смог сбежать. Со мной тоже такое случилось, — призналась она наконец. — На работу в бордель меня привели против моей воли. У меня только что умерла мама, и совсем не осталось денег. Там меня содержали как пленницу. Мне исполнилось семнадцать, гораздо больше, чем тебе, но я не смогла сбежать, не смогла бороться, чтобы спастись. Долгое время я злилась, что не могу порвать с этим, а потом поняла, что надо простить себя. Ты ведь только хотел защитить маму, а это благородный поступок. А с этого момента герцог Марч гарантирует, что никто не причинит зла твоей маме. Я тебе обещаю. — Энн погладила мальчика по голове. — Тебе не за что винить себя, и я тобой горжусь, что ты такой сильный.

— Гордитесь мной? — переспросил Томас.

— Конечно. И мама твоя гордится.

Во взгляде Томаса появилась надежда. Энн взяла его за руку и отвела в комнату, где его мать колдовала у крошечной плиты.

— Вы должны говорить, что гордитесь им, — тихо объяснила ей Энн страхи мальчика, пока тот за расшатанным столом грыз печенье. — Я думаю, тогда он перестанет думать об этом.

— Томас был очень груб со мной, — с бледным лицом кивнула миссис Таннер. — Я подумала, что он винит меня в случившемся.

— Он во всем винит себя. Ему нужны любовь и поддержка. Ради Томаса, — добавила Энн, — вы должны принять помощь от герцога Марча. Если вы не сделаете этого, какое будущее его ждет?

Женщина побледнела еще больше, и Энн почувствовала, как по ее спине пробежала дрожь. Такую дрожь она чувствовала и раньше, когда беспокоилась за здоровье матери. Почему женщины такие упрямые? Почему не принять небольшую помощь? Много лет назад она взяла монетки у герцога Марча, когда он дал ей их, чтобы она не продавала свое тело. Вряд ли это было неправильно.

— Вы хорошо шьете? — спросила вдруг Энн, подумав о матери.

Видя гордую улыбку миссис Таннер, она попросила ее показать свою работу. Женщина оказалась прекрасной швеей. Работа швеи — изнурительная и плохо оплачиваемая… Но разве так должно быть? Что, если такие женщины, как миссис Таннер, владели бы собственными мастерскими? Они могли бы владеть ими сообща и вместо того, чтобы получать за свою работу жалкие копейки, прилично зарабатывать на жизнь. Господи, она может продать экипаж, который подарил ей Девон, и помочь встать на ноги в своих собственных мастерских десятку женщин!

У Энн созрело собственное решение, как помочь миссис Таннер. Вместо того чтобы давать подачку, она даст ей возможность.

— Я вложу деньги в ваше дело, — объяснила она свою идею миссис Таннер, — и получу прибыль от этого. И это не будет подачкой.

Женщина закусила губу, убрала упавшие на лицо белокурые локоны и наконец улыбнулась.

— Я была бы вам очень благодарна, мисс.

С облегчением и надеждой в душе Энн вышла и заспешила вниз по лестнице.

На ступеньках у нее за спиной раздались тяжелые шаги.

Она обернулась и замерла на секунду. Она увидела то, во что отказывалась поверить. Лысый череп. Крючковатый нос. Триумфальный взгляд. Мик.

Энн повернулась и побежала вниз. Ноги скользили по ступенькам, поэтому ей пришлось уцепиться за перила, чтобы не упасть. Шаги Мика грохотали по лестнице следом за ней. Энн закричала, взывая о помощи.

Но это были трущобы, никто не вышел. Никто не придет на помощь пронзительно кричащей женщине, боясь за собственную жизнь.

Еще один лестничный пролет, и она окажется на улице, где стоит ее экипаж. Энн что было силы мчалась по скрипучим ступенькам. Как Мик нашел ее? Наверняка следил. Но если он обнаружил ее дом, почему не напал на нее там?

Идиотка. Она пришла сюда одна, чтобы не напугать Томаса. Мик наверняка ждал, когда она совершит подобную глупость…

Что-то ударилось ей в спину. Она поскользнулась, но ее подхватили за шиворот. Мик дернул ее так грубо, что она упала ему на грудь, и он сомкнул свои объятия.

Ее нож. Она могла его вытащить. Ей придется его вытащить. Это был единственный способ спастись. Но только угрожать Мику бесполезно, этим его не напугать. Ей придется ударить его ножом. Энн ухватилась за ворот своего плаща, молясь, чтобы Мик расценил этот жест как испуг. Она скользнула пальцами внутрь и нащупала рукоятку ножа.

О Боже, она не сможет это сделать. Она не сможет забрать жизнь человека. Даже такого, как Мик.

— Поторопись, Энни, — сердито проворчал Мик. — Виконт ждет.

Он потащил ее к открытой двери. У Энн упало сердце. Он собирался вывести ее другим путем, не через входную дверь. Ее прислуга даже не узнает, что ее здесь уже нет.

Надо хотя бы пригрозить ему.

Одно резкое движение, и она вытащила нож. Содрогаясь от ужаса задуманного, Энн нанесла удар в плечо Мика. Но ей не повезло, лезвие не проткнуло кожу, оно скользнуло по бицепсу.

— Хочешь создать проблемы, Энни? — прорычал Мик. — Глупая шлюха.

Его слова поразили Энн в самое сердце. Мик дернул ее за запястье. Она пыталась удержать рукоятку ножа, но пальцы безвольно разжались сами, и нож упал на пол. Мик набросил ей на лицо что-то белое. Влажная ткань оказалась у нее во рту, и от сладкого приторного запаха у нее скрутило желудок. Энн боролась с собственной слабостью, чувствуя, как немеют конечности. На нее обрушилась темнота. Откуда-то издалека до нее донесся триумфальный смех, потом пол стремительно ушел из-под ног, и Энн с головокружительной скоростью провалилась в темноту.


Глава 23


Энн очнулась от грубой встряски и почувствовала, как кружится и болит голова.

— Нет… — прохрипела она, отчаянно пытаясь остановить человека, причинявшего ей боль, но руки не двигались. Как она ни напрягалась, руки не шевелились. В спутанном сознании промелькнула мысль о том, что руки связаны у нее за спиной.

Она не видела Мика, но он, должно быть, поднес к ней свечу, потому что вокруг нее разливалось большое светлое пятно. Она лежала на полу, связанная по рукам и ногам, а сзади над ней зависла чья-то тень.

— Отпусти… меня. — Энн с трудом шевелила распухшими губами. — Мик…

— Это не Мик, моя дорогая.

Энн вздрогнула, услышав этот голос, но не смогла сдвинуться с места.

— Себ…астьян. — Она попыталась повернуться, чтобы увидеть его, в голове стучало от боли. Энн делала глотательные движения, борясь с подступившей к горлу тошнотой.

— Этот идиот Тейлор так сильно избил тебя. — Энн почувствовала прикосновение пальцев к своей щеке и вздрогнула. Кузен ткнул в болезненное место у нее на лице, и Энн едва не задохнулась. — Больно, да? Какой ад тебе пришлось пережить, потому что ты отказала мне, потому что твоя мать не отдала тебя мне в жены. — У него были такие же изящные пальцы, как у Девона, но их прикосновения казались ужасными. Ему как будто доставляло удовольствие прикасаться к синякам и ссадинам у нее на лице.

— Я… Мне было пятнадцать лет, когда мы уехали, — прохрипела Энн. — Ты… ты меня напугал. — Неизвестно, что там применил Мик, чтобы отключить ее сознание, но Энн до сих пор плавала в каком-то тумане. Она напоминала ту девочку, которая беспомощно плакала, когда кузен заставил ее сесть к нему на колени и трогал так, что у нее бегали по телу мурашки. Девочку, которая замерла от ужаса, бросив в него ночной горшок и понимая, что он будет мстить. Энн испытала сейчас старое ощущение западни.

Это ощущение лишило ее сил. Оно парализовало Энн. Она помнила его с той минуты, когда впервые оказалась в борделе Мадам, но раньше никогда не равняла его с реакцией на знаки внимания со стороны Себастьяна. Неужели именно поэтому ей не хватало мужества сбежать от Мадам? Потому что над ней властвовали старые эмоции, которые она испытывала с Себастьяном?

Воспоминания, которые она так старательно запихивала в самые отдаленные уголки своего сознания, вдруг обрушились на нее с мощностью прорвавшейся плотины. Угрозы. Когда она была совсем маленькой, Себастьян угрожал ей. Он сломал ее любимую куклу, чтобы она позволила ему поцеловать ее. Он угрожал сломать другую игрушку, если она расскажет об этом. Когда умер отец и Себастьян взял бразды правления в доме в свои руки, он угрожал, что ударит ее мать, отправит ее куда-нибудь подальше, если Энн не позволит ему дотронуться до своей груди. Энн уступила тогда, чтобы защитить мать. Это случилось только один раз, но после этого он пришел к ней в спальню, взобрался на нее, и Энн почувствовала… как будто это она, позволяя прикасаться к себе, поощрила его на этот поступок. А потом мать увезла ее из этого дома.

— Что ты хочешь? — Энн постаралась придать своему голосу смелые нотки. Мик говорил, что Себастьян хотел сделать ее своей любовницей. Но если он связал ее так, значит, смирился с тем, что она никогда не позволит ему оказаться в ее постели. — Ты… ты собираешься изнасиловать меня?

Как будто на прогулке в парке Себастьян медленно обошел вокруг Энн. Видя его ботинки, Энн поворачивала голову, стараясь хоть что-то разглядеть. К ней понемногу возвращалась ясность ума, а глаза привыкли к темноте. Где она? Точно не у него дома. Неструганые доски на полу, осыпающаяся штукатурка на стенах и запах плесени. Похоже на заброшенный товарный склад, но в одном углу она увидела побитый молью матрац.

— Изнасиловать тебя? — Голос звучал хрипло и насмешливо, и Энн застыла от одного только звука его голоса, но потом, чтобы не затекло тело, начала извиваться на полу и вдруг почувствовала, как что-то воткнулось в большой палец. Щепка. Острый укол боли заставил ее задуматься… и подарил лучик надежды. Себастьян не мог видеть, что она делает там за спиной. Энн начала медленно тереть веревку, которой были связаны ее запястья, о расщепившуюся половую доску.

Ботинки Себастьяна приблизились к ее лицу, и она вынуждена была остановиться. Энн посмотрела вверх и встретилась с холодным взглядом голубых глаз кузена. За семь лет она впервые видела Себастьяна. Когда-то он был интересным, мускулистым мужчиной с золотистыми волосами, ярко-голубыми глазами и очаровательной улыбкой. Но когда Энн открыла в нем монстра, кроме этого зверя она больше ничего в нем не замечала.

С годами монстр, похоже, стал выходить наружу. Мускулы превращались в жир, камзол туго натянулся на талии. Лоб был изрыт морщинами, глубокие складки залегли вокруг рта, подбородок оплыл.

Он нагнулся над ней с перекошенным от усмешки лицом.

— После того, сколько мужчин перебывало в твоей постели в борделе? Марч, может, и готов подбирать чьи-то объедки, но я — нет. Как тебе удается оставаться по-прежнему такой красивой, Энн, несмотря на то, что тебе пришлось пережить?

Он ненавидит ее. Он — тот самый человек, который загубил ей жизнь, и все же именно он ненавидит ее. Это… ненормально. Абсолютно ненормально.

Зачем он привез ее сюда и связал? Для какой цели, если она ему не нужна? Энн пыталась найти причину.

— Ты не хочешь меня, так отпусти. Ты больше никогда меня не увидишь.

— Прости, Энн, но я не могу этого сделать. — Себастьян развернулся и направился к выходу.

— Что ты делаешь? Отпусти меня!

Но он взял свечу, и его шаги удалялись по скрипучим половицам. Энн попыталась повернуться, чтобы увидеть его. Неужели он хочет обречь ее на медленную голодную смерть?

— Себастьян! Это сумасшествие. Я не сделала тебе ничего плохого.

— Ничего? Да ты заставила меня пройти сквозь ад, Энн Беддингтон. Или мне следует называть тебя Энни Блэк, как тебя звали в том мерзком борделе? Энни. — Кузен вздрогнул от отвращения. — Чтобы найти тебя, мне пришлось пройти через многое, прочесывая эти отвратительные трущобы. Из-за тебя мне пришлось вести переговоры с развратной Мадам. Из-за тебя, маленькая шлюха, я испоганил свои руки. Так зачем мне отпускать тебя сейчас, когда я так близок к тому, чтобы получить именно то, что я хочу?

Боже мой, он признался ей, что собирался выкупить ее у Мадам. Но если ради нее он убил Мадам, почему оставляет ее вот так сейчас? Неужели не существует никаких слов, с которыми можно обратиться к абсолютно сумасшедшему человеку?

— Ты можешь отпустить меня, потому что ты — человек.

От него не последовало никакого ответа, слышались только его удалявшиеся шаги. Заскрипела дверь, и свет от свечи стал едва заметен. Если ради нее он убил женщину, значит, он — не человек. Пусть уходит. Ей надо рассчитывать только на себя.

Дверь захлопнулась, и Энн погрузилась в темноту.

Ощупав пальцами пол, она снова нашла расколовшуюся доску и на этот раз принялась энергично пилить веревки о расщепленный край.

Сквозь учащенное дыхание она услышала слабый звук разбитого стекла. Энн стала напряженно вслушиваться, но шли секунды, и ей уже стало казаться, что это была игра воображения. Потом она все-таки услышала странный гул. До нее дошел едкий запах, который проник в ее легкие и заставил закашляться.

Энн жила в деревне. Она знала, что случается сухим летом, когда ударяет молния или когда выходит из-под контроля огонь для приготовления еды. Она узнала и запах, и звук. Здание было охвачено огнем.

Это не могло быть совпадением. Это сделал Себастьян. Он больше не хотел, чтобы она была его любовницей; хотел сжечь ее заживо. Неужели он так сильно ненавидит ее? За ночной горшок и отказ выйти за него замуж? За то, что она оказалась в борделе?

Энн разразилась истерическим смехом. Неужели ее кузен действительно собирался наказать ее? Убить за то, что она оказалась в таком месте, которое разрушило ее жизнь и ее будущее, которое практически лишило ее надежды и сил? Мысли путались в голове, она переживала целый клубок эмоций, но одна эмоция преобладала над всеми остальными: Энн была в ярости.

Кто Себастьян такой, чтобы судить ее? Она не собирается умирать в устроенной им ловушке. Она намерена выбраться из нее, потом отыскать кузена, донести на него в суд и посмотреть, как он будет расплачиваться за каждый злобный поступок, совершенный им.

Ярость придала ей сил, и Энн продолжила пилить веревку о расщепленную доску. Перчатки превратились в лохмотья, занозы впивались в кожу, плечи ныли от боли. Она с таким усилием пилила веревку, что порезала тыльную сторону ладони. Энн почувствовала острую боль, но веревка лопнула. Слава Богу… У нее так болели израненные запястья, настолько занемели руки, что ей потребовалось еще несколько драгоценных мгновений, чтобы размотать веревку.

Запах дыма усиливался. Послышался странный звук, как будто где-то лилась вода, но это, должно быть, пламя с таким звуком пожирало деревянное строение. Энн взялась развязывать узел на веревке, которой были связаны ее лодыжки.

Когда она наконец поднялась, у нее дрожали ноги, ступни онемели, поскольку долгое время оставались связанными. В помещении было так темно, что она не могла даже понять, где потолок, и едва не потеряла равновесие. Энн сделала вдох и закашлялась. Запах дыма стал таким сильным, треск — таким громким, что огонь наверняка был уже совсем близко.

Если Себастьян хотел ее убить, то устроил бы поджог где-то рядом. За дверью в коридоре наверняка бушует пламя, О Боже. Существует ли другой выход из этой комнаты? Окна? Что ей удалось увидеть здесь, пока горела свеча? На противоположной стене она видела доски; наверное, ими были заколочены окна.

Она бросилась вперед, врезалась в стену и ощупывала ее до тех пор, пока не наткнулась рукой на неровный край доски. Уцепившись пальцами, Энн попыталась оторвать ее, но доска была приколочена гвоздями. Она ощупала все доски, которыми были заколочены окна, но все они крепко держались на месте. Надежда пропала.

От двери ее отделяла темная пустота, но Энн вспомнила о том, как уверенно научился двигаться Девон. Она пересекла комнату, добравшись до другой стены, и стала шарить в темноте. Дверь. Себастьян по крайней мере не запер ее. Ручка оказалась не горячей, и это был хороший знак. Рывком Энн распахнула дверь и выбежала в длинный коридор, в конце которого виднелся тусклый свет. Значит, там есть незабитое окно. Энн побежала туда.

Внезапно в конце коридора послышался рев, и волна раскаленного воздуха откинула ее назад. Энн упала на пол, прижимаясь щекой к доскам, ее окутали клубы дыма. Через мгновение она медленно подняла голову. Господи!

Там, впереди по коридору, языки пламени жадно лизали доски потолка и пола, зловеще дрожали стены. Энн вскочила на ноги, подобрала юбки и помчалась в другую сторону, спасаясь от огня. Но, завернув за угол, остановилась. Еще более сильное пламя охватило стены впереди. Значит, Себастьян поджег постройку с двух сторон, и Энн оказалась в ловушке.

Но ему не победить! Должен же быть какой-то выход…

Сквозь пламя метнулась черная тень. Энн подумала, что сходит с ума или что дым затмил ее разум. Нет, это действительно был человек, который спешил к ней, а над головой он держал одеяло. Сзади его освещало пламя, но Энн не видела его лица. Себастьян? Нет, он не вернется. Мик?

Одеяло опустилось, и она увидела темные волосы, покрытое копотью красивое лицо, которое она любила. Может, она упала в обморок и ей кажется…

— Энни! — закашлявшись, хрипло крикнул Девон. Это на самом деле был он. Подбежав к ней, он набросил на нее одеяло. Мокрая шерсть облепила ее тело. Девон намочил одеяло, чтобы оградить их от огня. Он обхватил руками ее лицо и поцеловал, а потом схватил за запястье и потащил за собой. — Я проник сюда через окно. Надеюсь, пламя не перекрыло нам путь к выходу.

— Как ты нашел меня? — прошептала Энн, едва держась на ногах.

— Вчера я попросил своего сыщика отправиться на вечеринку в загородном доме, которую посещал Норбрук. Но сегодня утром твой кузен уехал…

— Он вернулся, чтобы убить меня, — прохрипела Энн. — Но как ты… — Она беспомощно закашлялась. Как Девон узнал, что ее надо искать именно здесь?

— Уинтер проследил за Норбруком до этого места, — Девон крепко держал Энн, — потом послал ко мне своего человека с запиской. А мне как раз стало известно, что ты не вернулась домой. Когда я приехал сюда, Норбрук уже скрылся в своем экипаже. Уинтер помчался за ним следом, мы подумали, что он прихватил тебя с собой. Но потом на углу улицы я заметил проститутку. Она сказала, что видела, как рыжеволосая женщина — ты — украдкой проскользнула на этот склад сегодня утром. Поэтому я и отправился сюда.

— Я… я не проскальзывала. Мик поймал меня, ударил так, что я потеряла сознание. А очнулась уже здесь…

— Ш-ш-ш… Я знаю. Норбрук заплатил той женщине, чтобы она солгала и сказала, что ты пришла одна. Сейчас нам надо выбраться отсюда, а потом я займусь твоим кузеном.

Дым заполнил весь коридор, и у Энн так жгло глаза, что она ничего не видела. Она покрепче уцепилась за Девона и позволила ему вести себя, полностью доверившись ему. В своей жизни она знала трех мужчин, которым могла верить: отца, дедушку и Девона.

Оглушительный грохот, раздавшийся у них за спиной, заставил Энн вскрикнуть.

— Наверное, обвалилась часть крыши, — проворчал Девон.

Вся постройка могла рухнуть в любую минуту. Они окажутся в ловушке и сгорят заживо.

— Ты умрешь из-за меня. Я такая…

— Нет, мой ангел, — мягко встряхнул ее Девон. — Я выведу нас отсюда живыми. — Он крепче взял Энн за запястье и потащил, заставляя ее перейти на бег. — Не для того я выжил на войне, чтобы позволить нам обоим погибнуть здесь.

Надо идти, в этом конце здания все трещало и дрожало от огня.

За спиной Девона с грохотом обрушился огромный кусок потолка. Повсюду гудело обжигающее пламя. Девон знал, что находится всего в нескольких ярдах от окна, и языки пламени освещали ему путь. В легких больше не осталось воздуха, но он рванул вперед. Вот. Окно. Надо вызволить Энн. Ее спасение — единственное, что имеет значение.

Девон осторожно посадил Энн на подоконник. Глаза у нее были открыты, она силилась что-то сказать, но только закашлялась. Потом ее глаза расширились от ужаса, и в это же мгновение Девон услышал стон у себя за спиной. Он повернулся. Пламя освещало человека в дверном проеме, который медленно полз по полу, зажимая живот. На его бритой голове виднелись отблески зловещего пламени.

Энн попыталась слезть с подоконника, и Девон знал, что она была готова рисковать собственной жизнью, чтобы помочь Мику Тейлору.

— Сначала ты, — выдохнул он у ее уха. — Я подберу его и выброшу в окно. Я хочу, чтобы ты убежала от этого здания, любовь моя. Я выпрыгну после тебя. Но на тот случай, если я не смогу выбраться, ты должна убежать раньше, чем рухнет постройка.

— Нет… — начала Энн, но он медленно опустил ее с подоконника на землю и подтолкнул прочь. Постройка издала долгий страшный скрип.

— Беги, Энн, — крикнул Девон, и она, неуклюже переставляя ноги, побежала. Девон поспешил к Тейлору, который сильно ослабел. По его руке текло что-то темное. Кровь. Она текла на пол из его живота. Тейлор был ранен. Скорее всего он увидел их и полз следом, надеясь на спасение.

Девон быстро перевернул его на спину и увидел глаза мужчины. Широко распахнутые и пустые. Тейлор умер, и тащить его наружу не имело смысла. Девон побежал к окну, схватился за раму, чтобы выпрыгнуть, и тут постройка издала звук, похожий на визг. На Девона обрушилось пламя и дождем посыпались куски дерева, между лопаток ударило что-то необыкновенно тяжелое, и он упал на пол.


Глава 24


Девон. Энн повернулась, увидела его в окне, потом раздался страшный рев, и стена здания рухнула у нее на глазах. Столб пыли и дыма ударил ей в лицо, закрывая собой все вокруг. Неужели Девон остался погребен под горящими завалами? Раздавленный? От нехватки воздуха и страха у нее кружилась голова, однако она, спотыкаясь, вернулась к груде пепла и огня. Она должна достать оттуда Девона. Ее окружила толпа людей, поскольку пожар в трущобах привлек внимание зевак. Она пробиралась сквозь толпу, чтобы подойти поближе к сгоревшему складу, но кто-то схватил ее за плечи и потащил прочь.

— Не ходите туда, мисс, — услышала она мужской голос.

— Нет. — Энн пыталась вырваться от него. — Девон… Я должна помочь ему…

— Смотрите! — раздался чей-то крик. — Из дыма выходит человек! Как ему удалось выжить в этом?

По лицу Энн потекли слезы. Ей было больно, кожа наверняка обгорела. Она освободилась от рук, которые удерживали ее, и побежала вперед. У нее дрожали и подгибались ноги, но там был Девон. Его крепкие руки прижали ее к груди, и она вдохнула запах пота и дыма.

— Я думала, ты погиб. Думала, что потеряла тебя.

— Никогда. — Девон взял ее на руки и понес подальше от бесновавшегося огня. Ударили колокола. Теперь, когда Энн знала, что Девон жив, она наконец увидела все происходящее вокруг. Бегали люди с ведрами, пытаясь потушить пламя. Из соседнего здания выскочил мужчина, толкавший впереди себя испуганную женщину с ребенком. Энн вздрогнула от ужаса. Вот что натворил ее кузен. Она всегда знала, что он способен на жестокость, но никогда не представляла, что он готов на убийство и поджог.

— Себастьян, — прохрипела Энн. — Я должна остановить его.

— Ш-ш-ш… успокойся. — Девон твердо решил уничтожить ее кузена. Но сначала ему хотелось удостовериться, что с Энн все в порядке. Он отнес ее в свой экипаж и положил на сиденье.

Он стал осторожно осматривать ее, чтобы убедиться, что у нее нет порезов, переломов, ран. Все запястья у нее были в ссадинах и царапинах.

— Здание рухнуло… — прохрипела Энн, — прямо на тебя… Как ты спасся?

— Мне удалось прыгнуть быстрее, чем рухнула стена, — только и сказал Девон. Он повернулся и что-то сказал одному из своих лакеев. — Гони к доктору Милтону, на Харли-стрит, — крикнул он кучеру. — И берегите ее. Не спускайте с нее глаз.

— Разве можно так просто уехать? — прошептала Энн. — Разве не надо подождать… рассказать кому-то… о Себастьяне?

— Я хочу, чтобы тебя осмотрел доктор. А сам я останусь и прослежу, чтобы из соседних домов все спаслись. — Девон прикоснулся к ее щеке, стирая сажу. — Отдохни, Энн, а я, как только смогу, приеду к тебе. С моими слугами ты будешь в безопасности.

Девон выпрыгнул из экипажа, и когда тот покатился по улице, направился к пожарищу. Краем глаза он заметил, что его лакей отыскал ту проститутку, которая все рассказала, когда он сюда приехал.

Ее рассказ с самого начала показался Девону подозрительным, и он уговорил женщину раскрыть ему правду. Белокурый мужчина, который по описанию очень походил на Норбрука, заплатил ей за то, чтобы она сказала, будто рыжеволосая женщина зашла на склад одна. Сначала Девон предположил, что кузен Энн таким образом хотел отвести от себя подозрения. Но он никак не мог понять, почему Норбрук специально заплатил женщине, чтобы она сказала, что видела Энн. После пожара рассказ этой женщины стал бы подтверждением того, что Энн погибла…

Черт. В огне тело обгорело бы до неузнаваемости. Рассказ проститутки подтвердил бы смерть Энн. Но зачем это понадобилось Норбруку? Может, он подумал, что на Боу-стрит прекратят расследование убийства Мадам, если Энн окажется мертва?

В нем вскипала ярость, заполняя сердце и душу, как бушующие языки пламени. Какое значение имеют сейчас мотивы? Ему хотелось разорвать Себастьяна на куски.

— Себастьян здесь? — Энн с ужасом смотрела на элегантный фасад клуба «Буддлз», расположенного на Сент-Джеймс-стрит. Внутри закипала слепая ярость. — Но как он мог? Он убил Мика Тейлора, оставил меня в горящем здании и теперь пришел в свой клуб разыгрывать из себя джентльмена?

— Очевидно, он абсолютно уверен, что никто не подозревает его в том поджоге, — обнял ее Девон, успокаивая. — Он — дьявол, любовь моя, но через несколько минут его ждет очень неприятный сюрприз.

Девон говорил спокойно, но в его голосе звучали опасные нотки. Он взглянул на сэра Джона Лоуренса, судью с Боу-стрит.

К доктору Милтону, где была Энн, Девон приехал обессилевший, весь покрытый копотью, но нашел в себе силы улыбнуться, когда Милтон заверил его, что Энн здорова. Пожар потушили, всех, кто жил поблизости, спасли. Энн испытала большое облегчение, когда узнала, что ее кузен не причинил зла невинным людям. Но потом Девон отвез ее на Боу-стрит…

Энн никогда не забудет, как она боялась, даже рядом с Девоном, встретиться лицом к лицу с седовласым и необыкновенно проницательным сэром Джоном у него в кабинете. Она никогда не забудет, как яростно Девон защищал ее, убеждая сэра Джона в ее невиновности и доказывая вину ее кузена.

Потом, прежде чем отправиться на поиски виконта, Девон хотел отвезти Энн домой. Он спорил с ней, доказывая, что ей необходимо отдохнуть. Но Энн настояла на поездке с Девоном. Теперь она не струсит перед Себастьяном.

Девон нежно погладил ее шею, пытаясь успокоить, когда лакей открыл дверцу экипажа. Он планировал встретиться с Себастьяном, который был по-настоящему сумасшедшим человеком, лицом к лицу и все же беспокоился за Энн.

— Тебе придется подождать здесь. — Девон поднес к губам ее руку и поцеловал.

— Нет! Я не боюсь его. Я хочу быть там с тобой, чтобы знать, что он не причинит тебе зла.

— Ангел мой, я обещаю, что тебе не о чем беспокоиться. Если меня не смогла убить французская армия, то уж твоему кузену-задире это точно не удастся сделать. Но причина того, что ты не можешь пойти со мной, состоит в другом: ты — леди. Леди непозволительно заходить в мужские клубы.

— Я не…

— Ты леди, — настойчиво заявил Девон. — Боюсь, что даже герцог не сможет получить разрешение перевести тебя через порог подобного заведения. — Девон взглянул на сэра Джона. — Я выманю Норбрука на улицу, поэтому пусть ваши люди спрячутся здесь и будут готовы. Я хочу уничтожить его за то, что он сделал с Энн.

— Марч, — предупредил его сэр Джон, когда Девон открыл дверь в клуб, — не бери правосудие в свои руки. Если ты убьешь Норбрука посередине Сент-Джеймс-стрит, мне придется арестовать тебя.

После десяти минут нервного ожидания Энн увидела, как распахнулась со стуком огромная дверь клуба и на пороге появился Девон, тащивший за шиворот Норбрука. Вокруг было множество изысканно одетых джентльменов: они прогуливались по тротуару, высаживались из экипажей. Но в одно мгновение все в изумлении замерли, увидев, как кулак Девона угодил в нос Норбрука. Норбрук вскрикнул от боли, из носа потекла кровь, обгоревший камзол Девона с громким треском разошелся по швам, а кузен упал на спину.

Энн выскочила из экипажа. Нельзя допустить, чтобы Девона арестовали из-за нее. Она подобрала юбки и поспешила к нему, смутно слыша хриплый мужской смех вокруг. Но ей было все равно.

— Дев… — начала и осеклась Энн, но тут же быстро поправилась: — Ваша светлость, нет! Не делайте этого!

Не обращая внимания на ее присутствие, Девон схватил виконта за плечо и поставил на ноги. Энн вскрикнула, видя, как Себастьян ударил герцога в подбородок. Девон пошатнулся, а в руке виконта блеснуло лезвие ножа, который он достал из рукава.

— Ты не посмеешь ударить его, монстр! — крикнула Энн, подбежав к кузену.

Себастьян повернулся и, побледнев, с изумлением посмотрел на нее.

— Энн… Это невозможно. Нет, не может быть. Ты ведь… — Он, казалось, старался восстановить контроль над своими мыслями. — Ты жива. Слава Богу. Я искал тебя, искал повсюду…

— Замолчи! — крикнула Энн, невзирая на нож в его руке. — Ты пытался убить меня. Ты убил миссис Медоуз и застрелил Мика Тейлора. Я все рассказала на Боу-стрит сэру Джону.

Себастьян бросился на нее, замахнувшись ножом, но Энн не успела даже с места сдвинуться, как Девон повалил его на тротуар. Он заломил назад руку Себастьяна, нож выпал, и Девон снова встряхнул его, поставив на ноги.

— Мы поедем на Боу-стрит, и ты сможешь ответить на вопросы судьи без свидетелей. Но если ты предпримешь хоть малейшую попытку сбежать, я убью тебя. Последние три года я был на войне и научился убивать людей разными способами, о которых ты даже понятия не имеешь.

— Эти обвинения — какое-то сумасшествие, — трясся в руках Девона человек, который лишь несколько часов назад самодовольно ухмылялся в лицо Энн. Увидев выходивших из засады сыщиков, пятерых мужчин в пурпурных жилетах с безжалостными лицами, он округлил глаза от отчаяния. — Как вы можете слушать это безумие, сэр Джон? — обратился Себастьян к шагнувшему вперед судье. — Эта женщина — проститутка…

Кулак Девона заставил Себастьяна сесть прямо в зловонную кучу грязи на улице. Грозно сложив руки на груди, Девон смотрел на него ледяным взглядом.

— Норбрук, ты допустил массу ошибок. Мне перечислить их? Ну что ж, сэр Джон слушает, поэтому, думаю, я их перечислю, а ты не будешь открывать рот.

Он насмехался над Себастьяном. Энн никогда не видела своего кузена таким пунцовым от ярости. Он пытался выбраться из грязи, пытался спасти чувство собственного достоинства. Но Девон толкал его в грудь мыском ботинка обратно в грязь.

— Первое. Своей кузине, перед тем как оставить ее гореть заживо на складе, ты признался, что был в борделе до убийства Мадам. После того как ты покинул Лондон, я разговаривал с твоим банкиром. Обычно этот человек — сама осмотрительность, но как только я предупредил его, что заберу свои деньги из его заведения, у бедняги не осталось другого выбора, как рассказать мне правду. Со своих счетов ты снял несколько крупных сумм денег.

— Карточные долги, — прошептал виконт. Их разговор был очень тихим, зеваки ничего не могли слышать, хотя и вытягивали шеи вперед. Сыщики удерживали их на расстоянии.

— Ты не играешь. Я проверил счета миссис Медоуз. Точно такие же суммы она положила в свой банк буквально через несколько дней после того, как эти деньги снял ты.

— Я признаюсь, что пользовался ее услугами, — метнул испуганный взгляд в сторону сэра Джона Себастьян.

— Думаю, когда суд задаст вопросы девочкам миссис Медоуз, выяснится, что ты никогда не был клиентом борделя. Ты искал свою кузину. Ты обнаружил, что миссис Медоуз удерживает ее у себя и без щедрого вознаграждения не отпустит. В тот вечер ты пришел в бордель со своим последним взносом, намереваясь забрать кузину с собой, а когда расплатился, выяснилось, что Мадам солгала, твоей кузины там больше не было. У вашей встречи с миссис Медоуз есть свидетель, девушка, которая видела, как ты ударил ее…

— Хватит. Достаточно. Я не хочу, чтобы все это слышали. Я хочу поехать на Боу-стрит.

— Скажи мне, — рявкнул на виконта Девон, — зачем ты собирался убить свою кузину? Ты потратил много сил и средств, чтобы найти ее. Так почему ты хотел, чтобы она умерла?

Энн ждала ответа и чувствовала, как все тело пробирает дрожь. Ей хотелось убежать сейчас, она не хотела слышать то, что скажет о ней Себастьян. Джентльмены, столпившиеся вокруг, оценивающе рассматривали ее. Поверх закопченной одежды на ней был надет плащ с капюшоном, прикрывавший ее лицо, но все эти люди знали, что она кузина Себастьяна. Некоторые могли видеть ее раньше в борделе.

Девон поставил Себастьяна на ноги. Виконта трясло от бессильной ярости.

— Я не хотел ей зла. И уж точно не устраивал этот поджог. Это была трагическая случайность.

— Черта с два. — Девон толкнул виконта вперед себя, и к ним тут же подошли два сыщика, очевидно, чтобы арестовать Себастьяна и доставить его на Боу-стрит.

«Как он мог докатиться до такого?» — думала Энн. Как мог натворить так много зла? Из-за нее? Себастьян проходил совсем рядом с ней, и Энн заметила, как он полез рукой в карман своего камзола. Блеснуло серебро.

— Девон, — крикнула Энн, — у него нож…

Это был не нож. А крошечный пистолет. Девон приказал ему опустить пистолет вниз и бросить, но Себастьян приставил его к виску и в мгновение ока нажал на спусковой крючок. Прозвучал негромкий выстрел, появилось облачко дыма, и Себастьян упал на землю, из раны в виске струилась кровь.

Энн пошатнулась, и Девон бросился к ней. Он поддержал ее, а сэр Джон и сыщики подбежали к ее кузену. Девон торопливо повел ее к экипажу, но по дороге она успела обернуться. Лицо Себастьяна было повернуто к ней, но его глаза стали уже незрячими. Он умер и отправился в ад.

Что будет теперь?

Энн свернулась калачиком рядом с Девоном под теплым одеялом в своем доме. Его длинное мускулистое тело лежало рядом с ней, а его рука по-хозяйски покоилась у нее поперек груди. Ее кузен мертв, сэр Джон признал его виновным в смерти Мадам. Доброе имя Энн было восстановлено. Девон защитил ее от опасности и теперь, находясь в его объятиях, Энн чувствовала покой. Она очень сильно любила его и не хотела думать о будущем, когда он покинет ее постель и никогда больше не вернется.

— Останешься? — прошептала она. — Сегодня, в моей постели?

— Нельзя, любовь моя, — поцеловал ее в лоб Девон. — Мне все еще снятся сны о сражении. Я все еще кричу по ночам и могу наброситься…

— Я не боюсь твоих ночных кошмаров, Девон, — тихо призналась Энн. — Я боюсь своих кошмаров.

Слова Энн глубоко тронули Девона. Почему он не подумал об этом? Он планировал оставить ее спать одну, как делал всегда. Но ее пальцы цепко держали его рядом. Она нуждалась в нем, и он не мог сбежать от нее. Если ему придется не спать всю ночь, чтобы беречь ее, чтобы быть рядом, когда она проснется от испуга, он сделает это.

— Я не оставлю тебя, Энн, — обнял ее Девон. — Не бойся этого. Я буду тебя оберегать. Всегда. — Он погладил ее по волосам. Принятая ванна смыла все, даже мельчайшие следы сажи.

— Спасибо, — сонно пробормотала она.

— Теперь тебе нечего бояться, Энн. Ты свободна. — Девон повернулся и поцеловал ее. Ему не хотелось думать о будущем. О том, что ему надо жениться. Ему не хотелось отпускать Энн. Он все время помнил, что она — леди во всех смыслах этого слова.

Его семья всегда настаивала, чтобы он женился по любви. Прямо сейчас, когда рядом с ним, свернувшись калачиком, лежала Энн, он не мог представить себе, как жениться ради чего-то другого.

Прижавшись щекой к ее волосам, Девон закрыл глаза…

Спустя несколько часов он с трудом разлепил их. Он помнил, что обнимал Энн, а больше не помнил ничего, кроме тепла и ощущения полной расслабленности. Значит, он уснул с ней рядом.

От этой мысли Девон подскочил. Энн что-то пробормотала во сне, но не проснулась.

Ему ничего не приснилось. Как такое возможно? Каждую ночь его изводили ночные кошмары, а сегодня — нет.

Вчера вечером, пока он помогал Энн принимать ванну и помогал ей переодеться на ночь, она рассказала ему о своем плане помощи миссис Таннер и ее сыну. Благодаря Энн он смог исполнить свой долг перед капитаном Таннером. Неужели по этой причине его перестали посещать ночные кошмары? Или это из-за того, что он спас Энн? Неужели он наконец обрел ночной покой, потому что знает теперь, что Энн в безопасности? Или потому что принял решение никогда не отпускать ее от себя?

В Розалинду он влюбился мгновенно. Любовь буквально сразила его, как неудержимый, вышедший из-под контроля экипаж. Да так сильно, что, образно говоря, сбила его с ног. С Энн все получилось по-другому. По правде говоря, каждые несколько секунд он думал о ней и хотел быть с ней. И мысль потерять ее наводила больший ужас, чем встреча лицом к лицу с пушками, мечами и ружьями.

Энн никогда «не сбивала» его с ног, но она сделала нечто более убедительное: она стала для него той единственной, которую, Девон был уверен, он должен сохранить. Она не разрушила его мир; она стала его миром. Он влюбился точно так, как описывала это его мать.

Энн проснулась, чувствуя, как что-то влажное и теплое касается ее грудей.

Вздрогнув, она открыла глаза. Девон нежно посасывал сосок ее левой груди. Под ленивыми движениями его языка она слышала громкие удары собственного сердца. Он провел с ней ночь в ее постели.

— Ты спал? — тихо спросила она, хотя, увидев его взъерошенные волосы и ясные глаза, подозревала, что спал.

Девон поднял голову и подарил ей ослепительную улыбку.

— Я спал, ангел мой. Думаю, благодаря тебе.

Сердце Энн взлетело ввысь. А ее желание взлетело еще выше, когда она почувствовала, как уперлась ей в живот плоть Девона. Теперь она точно знала, что он хочет сделать. Но Девон замер.

— Мне не следует делать это после всего, что тебе пришлось пережить…

— Ты должен, я хочу этого. — Энн прикрыла глаза и не думала уже ни о чем, кроме удовольствия, которое она испытывала от его прикосновений, его губ и крепкого тела рядом.

Она достигла вершины страсти, когда Девон ласкал ее руками, потом он добился этого еще раз при помощи рта, а потом, пока она еще дрожала от восторга, он одним движением вошел в нее, и она снова испытала экстаз. У нее кружилась голова, и ей казалось, что вся комната вращается вокруг них.

А потом Девон просто поцеловал ее за эти бесценные, восхитительные минуты.

— Я должен оставить тебя на время, — проворчал он. — Надо съездить на Боу-стрит и проверить, все ли в порядке у сэра Джона. Потом я должен повидаться с семьей. Не сомневаюсь, что до них уже дошли слухи о случившемся.

— Конечно, — виноватым голосом ответила Энн. — Они могут подумать, что ты пострадал! Они, должно быть…

— Я послал матери записку. Волноваться они не будут, зато с ума сойдут от любопытства. Какой чудесный день. — Девон склонил голову набок. — Ты можешь делать все, что пожелаешь. Можешь сколько угодно ездить в своем экипаже по магазинам, делать покупки.

— Я бы прогулялась в такой солнечный день. Я всегда мечтала погулять в Гайд-парке.

— А ты никогда этого не делала?

— Нет. — Энн умолкла, чтобы не испортить это мгновение. Ей не хотелось напоминать Девону, что она не могла гулять там, поскольку была пленницей в борделе, а еще раньше была слишком бедна, чтобы гулять среди модниц в парке.

Одеваясь, Девон весело болтал с Энн. Он строил планы: сводить ее в театр, где у него была частная ложа, в музей, поплавать по Темзе. Он словно организовывал поход, чтобы провести ее по всем развлекательным местам Лондона, точно так, как планировал бы сражение.

— От твоего списка у меня перехватило дыхание, — обнимая колени, засмеялась Энн.

— Мне будет приятно обращаться с тобой так, как я должен обращаться всегда, — улыбнулся Девон. — В конце концов, в нашем соглашении я обещал тебе много всего. Настало время исполнять обещания. — С этими словами Девон официально откланялся, чем немного расстроил Энн, и ушел.

Без широких плеч Девона и его длинных ног постель казалась абсолютно пустой. Энн опустила ноги, спрыгнула с кровати и дернула колокольчик.

Около часа служанка помогала ей одеваться. Поскольку одежды у нее по-прежнему было немного, все утро Энн провела в магазинах на Бонд-стрит. Выглядеть модно теперь являлось ее долгом. Ей не следовало подводить Девона. По правде говоря, ей и самой нравились красивые вещи. Она так долго мечтала о красивых платьях.

Поход по магазинам отвлекал ее от мыслей о Себастьяне, о том, как близко она была к смерти и к потере Девона. В кондитерской «У Гантера» Энн съела мороженое. Об этом она тоже фантазировала, когда они с матерью в трущобах едва сводили концы с концами. Удовольствие получилось с горчинкой. Жаль, что ее мать уже никогда не сможет это попробовать. В своем экипаже Энн отправилась в Гайд-парк. Ей хотелось побыть одной, чтобы служанка не ходила за ней по пятам. И хотя она прекрасно знала, что светское общество будет хмуро смотреть в ее сторону, если она будет гулять одна, Энн отправила прислугу домой и через ворота вошла в парк.

Солнце клонилось к западу, отбрасывая косые лучи на покрытое рябью водное зеркало Серпентайна. Все было точно так, как когда-то мечтала Энн. Красиво. Рядом находился дом Девона, Марч-Хаус, один из огромных особняков с видом на парк. Туда она, конечно, пойти не осмелилась. Особняк находился всего в нескольких футах, от того места, где она стояла, но их разделял целый мир.

Энн встряхнулась, избавляясь от тяжести на сердце. Она свободна. Почти четыре недели назад она приехала в охотничий домик Девона, решительно настроенная стать его любовницей. Твердо настроенная спастись. Построить независимую жизнь. Все это она осуществила.

Энн испытывала облегчение, счастье и радость. Впервые за все это время она с надеждой смотрела в будущее. Только избавиться от какой-то странной грусти никак не могла.

У себя за спиной Энн услышала мужской смех и глухой стук копыт по песку Роттен-роу — дороги, предназначенной для верховой езды представителей светского общества. Энн обернулась. Солнечный свет, слепивший ей глаза, освещал двух наездников. Джентльмены остановились, и один из них предложил другому посоревноваться в скорости. Потом взгляд этого человека остановился на Энн.

— Мортон, посмотри. Это же очаровательная Аннализа. Она работала когда-то у Мадам Син. Лакомый кусочек, правда? Читал сегодня в утренних газетах, что с нее сняли обвинения в убийстве Мадам. Голову женщине проломил, видимо, виконт Норбрук и покончил с собой прямо на Сент-Джеймс-стрит.

— Шокирующее происшествие, — откликнулся второй и картинно приподнял шляпу, приветствуя Энн. Она узнала этого человека и почувствовала, как загорелись щеки. Он когда-то заглядывал к ней в бордель Мадам Син, и делал это довольно регулярно по средам месяца два.

Должна ли она узнать его? Предполагает ли это элементарная вежливость? Размышления об этом заставили Энн остановиться. Что там диктуют правила вежливости светского общества насчет встречи с бывшим клиентом борделя?

Энн хотелось сделать вид, будто этого никогда не было. В желудке у нее все сжалось.

— Ходят слухи, будто теперь она любовница герцога Марча. — Отворачиваясь, Энн успела услышать слова одного из них.

У Энн вспыхнули щеки, и она отчаянно заторопилась к выходу. Прогулка в парке в солнечный день больше не казалась ей удовольствием.

Она всегда останется той, кем была в борделе Мадам. Ее всегда будут считать куртизанкой. Мужчины будут похотливо смотреть на ее грудь, с нескрываемым вожделением оценивать ее и прикидывать, сколько же они готовы заплатить за нее.

Больше этого не будет никогда. Как только Девон выберет свою будущую жену и прекратит их отношения, у Энн никогда не появится другого покровителя. Ей невыносима мысль о том, чтобы прикасаться к другому мужчине, быть с кем-то, кроме Девона.

Теперь Энн понимала, почему так болезненно сжималось ее сердце. Она вовсе не свободна. И возможно, никогда не будет. И дело не только в ее разбитом сердце. Она никогда не перестанет любить Девона. Безнадежно. Точно так, как говорила Кэт.


Глава 25


— Вид у тебя, несомненно, здоровый. — Мать окинула Девона с головы до пят проницательным взглядом. — И ты говоришь, что все услышанное мной — преувеличение и что тебе не грозила опасность погибнуть в огне, спасая свою любовницу? — Она говорила тихим голосом, потому что они находились в детской, где спал в своей кроватке маленький Перегрин, и была очень бледна.

— А разве слухи не бывают всегда преувеличенными? — беззаботно спросил Девон. Он рассказал матери почти обо всем, что случилось, когда они с Энн спасались от огня, умолчав о том, что, когда выпрыгивал из окна, здание обрушилось.

— Возможно. Но, зная тебя, я сомневаюсь… — Герцогиня пощекотала животик Перегрина через одеяльце, и губки малыша раздвинулись в легкой улыбке. Наверняка подобное поглаживание приносило малышу облегчение, если болел животик. Так говорил Девону Кавендиш. — Как бы там ни было, теперь, когда ты нашел своих пропавших людей, ты готов поухаживать за потенциальной невестой, как обещал.

Нет никакого смысла начинать говорить о главном издалека.

— Ты уверена, что я должен жениться по любви, мама, но что, если я влюбился в кого-то неподходящего, в кого-то, на ком, по мнению общества, я не должен жениться? Что, если я планирую просить ее руки?

Мать Девона заморгала. Слишком много обрушил на нее сын.

— И насколько она неподходящая? — с восхитительным спокойствием спросила герцогиня.

— Она — моя любовница. — Девон взял руку матери, поцеловал и отвел ее подальше от спавшего в кроватке малыша. Он рассказал ей все: о побеге Энн из собственного дома в трущобы, о том, как она подходила к нему на улице у театра «Друри-Лейн» и как он отправил ее домой в тот раз. О том, как она оказалась пленницей борделя, как появилась в его жизни снова и как уговаривала его излечиться от прошлого. — Я не хочу другую женщину в качестве своей жены. Я люблю Энн Беддингтон.

— Ты, несомненно, можешь найти другую, — побледнела герцогиня, — которая пленит тебя так же сильно…

— Нет, больше никогда никого не будет.

— Ты думал, что никто не заменит тебе Розалинду, и все же нашел эту девушку. Ты встретишь кого-нибудь еще, Девон.

Его мать всегда защищала любовь, но Девон подозревал, что опасение вызвать скандал в обществе окажется сильнее.

— Энн я люблю сильнее, чем любил Розалинду, — покачал он головой.

— Ты добивался леди Розалинды с искренней решительностью, — сказала герцогиня, возмущенно распахнув глаза, — и вызвал скандал, чтобы добиться ее. Я полагаю, ни одно мое слово не изменит твоего решения.

Внутри Девона всколыхнулись три года сожалений и боли, в памяти всплыла последняя ссора с отцом.

— Я не хочу делать так снова. Я не хочу причинять тебе боль.

— Я готова выдержать скандал. Когда ты увел Розалинду у своего друга, ходило много сплетен. Я приложила много сил, чтобы успокоить их, Девон, ради Розалинды. Беспощадные слова со всех сторон, тыкающие в нее пальцы — все это причиняло ей боль. Если ты женишься на своей любовнице… Не важно, что будет больно мне, Девон; я достаточно сильная, чтобы справиться с этим. Но я не могу позволить, чтобы ты сделал больно своим сестрам. Это значительно уменьшит шансы Уин и Элизабет подобрать себе хорошие пары.

В Девоне поднялась волна ярости и ледяной боли из-за глупости общества, которое накажет его сестер за выбор, который сделает он. Однако он понимал, что мать говорит правду. За три года его сестры пережили много боли и тревоги, он не мог снова поступить с ними так.

— Ты всегда ставила любовь очень высоко, а на самом деле любовь не может победить все.

Вокруг рта герцогини залегли глубокие складки. В это мгновение она выглядела постаревшей.

— Ты влюбишься снова, Девон, — прошептала она. — Я уверена в этом.

— Я сильно сомневаюсь, — покачала головой Девон. — Если я женюсь…

— Девон, ты должен. Жениться и родить наследника — твой долг. Ты слишком молод, чтобы провести остаток жизни в одиночестве, без собственной семьи.

Девон думал о том, как Энн стремительно обняла Томаса, чтобы он почувствовал себя в безопасности, как она разговаривала с ним как с мужчиной, чтобы успокоить его гордость и помочь избавиться от стыда. Хоть Девон и мужчина, но он не понял, что у двенадцатилетнего мальчишки имеется собственное понимание мужской гордости, задетое тем, что с ним случилось. Энн станет прекрасной матерью. Что же ему делать, черт возьми? Он не мог причинить боль своей семье, женившись на Энн. И не хотел жениться лишь из чувства долга.

— Если бы тебя убили в сражении… — Мать Девона замолчала и судорожно вздохнула. — Как ты думаешь, о чем бы ты сожалел в последнюю минуту?

— Думаю, пожалел бы о том, что последние слова отцу я сказал в ярости. Что причинил тебе боль…

— Я думаю, ты сожалел бы о потерянном будущем и о том, что у тебя не будет больше шанса в любви. Ты вернулся домой, Девон. Воспользуйся этим шансом. — Мать положила дрожавшую руку на запястье сына.

Он не хотел причинять ей боль. Но как можно жениться из чувства долга, когда он так глубоко и сильно любит Энн?

Гайд-парк. Светское время. Даже в сентябре представители светского общества ближе к вечеру приходили сюда на других посмотреть и себя показать. Гуляя бок о бок с Тристаном, Девон бросал усталые взгляды на леди и гримасничал. Все они казались ему одинаковыми. Все в одинаковых на вид платьях, с кружевными зонтиками от солнца в руках и у каждой — безмятежное выражение лица.

Перед тем как покинуть свой охотничий домик в поисках Энн, Девон нашел в своем шкафу в спальне ее пурпурное платье, в котором она приехала соблазнять его. В нем она бы выглядела как вкусное угощение. В платьях, в бриджах, просто голая, она была бесподобно красива. Энн интриговала его так, как не интриговала ни одна другая женщина.

— Черт, я только сейчас понял, почему ты хотел прийти сюда. — Удивленное восклицание Тристана заставило Девона повернуться к другу. — Ты ищешь жену.

— На прошлой неделе я обещал матери, что подумаю насчет ухаживаний. — Он оглянулся на мать, которая болтала с несколькими светскими матронами, а Уин и Лиззи пересмеивались с их дочками. Нетрудно было догадаться, что мать вряд ли выходила в свет, с тех пор как он уехал.

Мать никуда не выходила; Уин и Лиззи были не замужем. Такое впечатление, что они просто остановили свою жизнь на эти три года, пока он отсутствовал. Хорошо хоть Каро и Шарлотта поступили иначе; и рождение их детей было тому свидетельством. Как он возместит им эти три года, которые забрал из их жизней?

Девон повернулся и продолжил прогулку с Тристаном, чувствуя, как десяток мамаш пристально разглядывают его сквозь стекла лорнетов. Он был здесь только ради матери, пытался выполнить свой долг. Если не сделать это, сердце матери будет разбито. Но его собственное сердце было далеко отсюда.

— Дев? Не похоже, что ты обращаешь пристальное внимание на подходящих мисс.

Девон не сдержал стона. Оглядываясь назад, он видел всех этих очаровательных английских леди, но не смотрел на них. Они были частью пейзажа, неясным очертанием трепещущих платьев и кружевных зонтиков. Девон же видел только большие зеленые глаза Энн, ее твердую решительность и прекрасную улыбку.

Ему было неинтересно тратить бесконечное время на глупые, добродушные шутки с кем-то из этих хихикающих дебютанток, зная, что он никогда не сможет задать самые важные вопросы.

«Ворвалась бы ты в бордель, чтобы спасти мальчика? Заставила бы меня побриться и отказаться от бренди, когда я был слепым? Гуляла бы ты под дождем, чтобы научить меня слышать стук дождя по деревьям?»

Девон ушел подальше от гудящей толпы, направляясь к Серпентайну, Тристан следовал за ним. Девон был уже почти у озера, когда ему на плечо легла чья-то рука и глубокий насмешливый голос спросил:

— Ну и как эта убийца в постели? Не пыталась она ударить тебя кочергой, как сделала это с Мадам? Почему ты в качестве любовницы выбрал себе портовую шлюху?

Девон резко обернулся. Эти слова подействовали на него, как огонь на фитиль пушки. Внутри все кипело от возмущения. Это был граф Данкерн, с которым они были врагами еще в школе. Граф был другом Джеральда и ненавидел Девона за то, что тот увел у друга Розалинду и разбил его сердце.

— Заткнись, Данкерн, — сквозь зубы процедил Девон.

— Я просто хотел узнать, хороша ли она, Марч. Мадам Син немилосердно хлестала своих девочек, если они плохо работали.

— Я сказал, заткнись, — предупредил Девон.

— Или что? Ты вызовешь меня на дуэль? Из-за шлюхи?

— Да, — прорычал Девон, но в это мгновение кулак Данкерна врезался ему в нос. Девон отшатнулся, спасая нос от перелома, но кровь все-таки закапала. В нем проснулись боевые инстинкты, поэтому правый кулак он вонзил Данкерну под ложечку, а левый пришелся в челюсть. Война сделала его сильнее. И удары его стали более точными и мощными. Данкерн упал.

Женщины пронзительно завизжали, мужчины громко выражали свое недовольство. Девон увидел, как мать решительно покачала головой и удержала сестер, собравшихся бежать к нему. В конце концов, джентльмен не станет без причины бить другого человека во время прогулки.

— О чем ты думал, черт возьми? — Тристан ткнул в лицо Девону белоснежный носовой платок с монограммой, потом склонился над Данкерном, распихав всех его друзей. Хотел убедиться, что Девон не убил графа. К счастью, Данкерн дышал, а Девон сумел обуздать свою ярость и не сломал ему челюсть.

— Ты понимаешь, что дрался за честь своей любовницы, Дев? — фыркнул Тристан.

Девон снова промокнул нос платком. Ткань пропиталась ярко-алой кровью. На красных мундирах английских солдат кровь не видна, а на белых рубашках ее не скроешь. Сколько он видел белых рубашек, в считанные секунды насквозь промокших от крови?

Девон подумал об Энн, и воспоминания о сражении сразу отступили.

— Я прекрасно понимаю, что делал.

— Дев, это глупая затея влюбиться в свою любовницу. Из-за этого жизнь становится чертовски несчастной. Ты не можешь этого знать. Твои родители, и это хорошо известно, любили друг друга. А мой отец своими моральными устоями напоминал бездомного кота, и от этого жизнь моей матери сложилась несчастливо. Как следствие, она всегда была сердитой и уязвимой. Посмотри на Принни. Он влюбился в Марию Фитцхерберт. Это сделало его счастливым? По слухам, в ночь после свадьбы с другой он напился в доску, и его вывернуло наизнанку в камин. Дев, ты слушаешь?

Он слушал. Но главным образом, перебирал в голове слова Тристана. Он любил Энн и знал, что никогда не согласится на что-то меньшее, чем брак по любви. Должен же быть какой-то способ обрести женщину, которую он обожает, не причинив вреда своей семье.

Энн нервно теребила в руках носовой платок. Она мельком взглянула на Девона, который сидел с ней рядом в своем герцогском экипаже. Уже третье утро подряд ее вырвало после завтрака. Она хранила это в секрете от Девона, но понимала, что это значит. Она носит его ребенка.

Надо ли рассказать ему о малыше? Или подождать, пока он сам догадается? Понятно, что это произойдет очень скоро. Ее грудь уже стала мягче и полнее, и хотя живот пока оставался плоским, скоро и он начнет увеличиваться в размерах.

Она, как мужественная женщина, расскажет ему. Все равно, как только Марч найдет себе невесту, она его потеряет. У него есть право знать о своем ребенке. Согласно условиям их соглашения Девон должен о нем заботиться. Возможно, он решит отдать младенца в какую-нибудь семью. Джентльмены часто поступают так со своими внебрачными детьми. Любящие родители вырастят малыша как своего собственного, а джентльмен будет обеспечивать их деньгами. Она, возможно, никогда не увидит своего ребенка. Конечно, так даже лучше, потому что ребенку никогда не придется носить позорное клеймо ребенка проститутки.

— Мы приехали, — наклонился к окошку Девон.

В растерянности Энн тоже выглянула в окошко. Экипаж остановился перед таким громадным домом, что казалось, он занимает половину квартала. Многочисленные окна отражали солнечный свет. Плавные ступеньки вели к огромным дверям. Все это окружала блестящая ограда из кованого железа. Энн помнила этот дом с очень давних времен: они с матерью проходили мимо, когда она была маленькой.

— Зачем ты привез меня сюда? — повернулась она к Девону. — Это дом моей прабабушки. Я не могу войти туда! Она отреклась от моего дедушки и никогда не признавала мою мать!

Девон наклонился к ней и подарил один из тех медленных, вызывающих трепет поцелуев, которые призваны лишить женщину способности мыслить. За последние несколько дней Энн увидела Девона совершенно с другой стороны. По мере ослабления чувства вины ночные кошмары посещали его все реже и реже. Во сне он больше не воевал. А еще он стал удивительно игривым, ему нравилось дразнить Энн в постели и за ее пределами. Сейчас он нежно взял ее за подбородок, но держал достаточно твердо, чтобы у нее не было возможности избежать взгляда фиалковых глаз.

— Я приезжал сюда вчера и убедил твою прабабушку поговорить со мной. Она очень хотела знать, где ты.

Энн пока не знала почему, но ей не терпелось уехать отсюда. У нее возникло сильное желание поколотить Девона. Зачем он это сделал? Она этого не хочет.

Распахнулась дверца экипажа, но Девон объяснил лакею, что им нужна еще одна минутка перед тем, как выйти. Энн не собиралась идти в этот дом. Какой в этом смысл?

— Мы не смогли пойти к ней, когда Себастьян приставал ко мне. Моя мать сказала, что это невозможно: моя прабабушка скорее оставит нас умирать от голода на улице, чем поможет нам.

Энн крепко сцепила руки, стараясь контролировать свой гнев. И свой… страх. Она не хотела видеть эту женщину. Она не хотела быть отвергнутой. Девон обхватил ее запястья, и Энн попыталась освободить руки. Он силой навязал ей это и не собирался успокаивать ее. Энн было все равно, что она подписала соглашение, обещая угождать ему.

— Ты все ей рассказал? Ты объяснил ей, кем я стала?

Девон удивленно поднял бровь, оставаясь абсолютно невозмутимым, что немного раздражало Энн.

— Почему ты не сказала мне, что приходишься правнучкой леди Джулии де Морней? Она — последняя из потомков, наиболее древних и влиятельных фамилий в Англии и одна из самых состоятельных женщин в стране.

— И по этой причине она не хотела иметь ничего общего с моей матерью или со мной.

— Это неправда, любовь моя.

— Мать объяснила мне, почему мы не поехали к ее семье, когда нам пришлось покинуть собственный дом. Она знала, что они нам не помогут. Моя прабабушка отреклась от собственного сына, отца, моей матери, из-за его брака. Он влюбился в мою бабушку, когда она была танцовщицей в опере на сцене «Друри-Лейн». Чтобы пожениться, они сбежали. Я никогда не встречалась ни с кем из семьи своей матери, кроме деда.

— Это тот, который был слепым?

Энн кивнула. Она помнила, как страдала мать от неприятия семьей. Она сказала об этом только однажды, но Энн никогда не забудет глубокой боли и унижения своей матери. Даже когда дед потерял зрение, леди Джулия не разговаривала с ним. Она не проявила ни доброты, ни сострадания.

— Мать пребывала в отчаянии, когда нам пришлось покинуть Лонгсуорд. Но она знала, что ее семья не пустит нас к себе. Все потому, что эта женщина научила их ненавидеть моего деда, мою мать, ну и меня соответственно. И все потому, что моя бабушка не была леди.

— Твоя прабабушка сожалеет о содеянном, — мягко сказал Девон. — У нее было трое детей — сын и две дочери. От сына она отреклась, а дочери умерли бездетными. К тому времени, когда родилась ты — ее единственная правнучка, она была одинока. Она рассказала мне, что поняла, как глупо было все вот так оборвать просто потому, что одному человеку не понравился брак другого. Два года назад она приехала в Лонгсуорд в надежде повидать твою мать и тебя и все исправить, но обнаружила, что вы обе уехали. Твой кузен предложил разыскать тебя.

— Зачем? Там, на складе… То, как он разговаривал… Было понятно, что он ненавидит меня. Зачем ему искать меня ради прабабушки?

Девон отпустил одну руку Энн. Пристально глядя ей в глаза, он поцеловал ее, и этого оказалось достаточно, чтобы заставить ее забыть те ужасные вещи, что говорил Себастьян.

— Он хотел получить ее деньги. Как единственная живая родственница леди Джулии, ты ее наследница. Норбрук думал, что на этот раз ты согласишься выйти за него замуж и он получит контроль над состоянием леди Джулии.

— Тогда зачем он хотел убить меня? — потрясенно спросила Энн.

— Твоему кузену, пока он искал тебя, удалось втереться в доверие и заслужить милость леди Джулии. Норбрук так заботливо вел себя по отношению к ней, что она не переставала им восхищаться. Она очень боялась, что ты погибла в трущобах, и несколько недель назад пообещала сделать наследником его, если выяснится, что тебя нет в живых. — Девон нежно обхватил руками ее лицо. — Я рассказал леди Джулии, как ты помогла дедушке справляться с его слепотой. Это тронуло ее сердце, и теперь она хочет встретиться с тобой.

— Нет! Как я могу? Она не знает, кто я. Вряд ли она захотела бы принять меня, если бы узнала, чем мне пришлось заниматься.

— Энн, я рассказал ей о болезни твоей матери, как отчаянно ты нуждалась в деньгах и как ты против своей воли оказалась в борделе.

— Зачем ты рассказал ей? — Сердце Энн было готово выпрыгнуть из груди.

— Я хотел, чтобы она знала, через что тебе пришлось пройти в жизни. Я хотел, чтобы она поняла, какую боль причинили ее поступки тебе и твоей матери. Она знает все и хочет тебя увидеть.

Как такое может быть?

— Я не знаю. Боюсь…

— Ангел мой, — Девон поднес ее руку к губам, так рыцарь почтительно целует леди, которая выше его по положению, — ты самая бесстрашная личность, которую я когда-либо знал.

— Почему это важно для тебя, Девон?

— Моя семья много значит для меня. Мне не нравится мысль о том, что у тебя семьи нет.

Сейчас Девон словно напоминал ей, что он в ее жизни не навсегда.

— Мне не нужна семья. Я всегда планировала в конечном счете жить независимо. Это — именно то, что я намерена сделать, когда… действие нашего соглашения подойдет к концу.

— Сначала иди и встреться с ней, любовь моя, прежде чем принимать решение.

Лакей в ливрее впустил их в дом и исчез.

— Ее светлость примет вас в гостиной, — доложил он, вернувшись, и повел их, показывая дорогу.

Девон положил руку на спину Энн и подтолкнул ее вслед за лакеем. Почему он так хочет этого? Неужели покровители всегда принимают такое активное участие в делах своих любовниц?

Они вошли в абсолютно белую комнату. Поразительно белую. На полу — мраморная плитка, стены обиты белым шелком, и богатая лепнина, своими завитками и петлями напоминавшая кондитерскую глазурь, была белой. Все предметы обстановки были белого цвета и отделаны позолотой.

Энн взглянула на Девона. Она искала у него поддержки. Как будто они были намного больше, чем просто куртизанка и ее покровитель. Она смотрела на него, как когда-то ее мать смотрела на ее отца и как ее отец, что случалось гораздо чаще, смотрел на мать.

По мраморному полу застучали каблуки. Между двумя белыми ширмами заколыхался голубой шелк. Энн с трудом сглотнула. Перед ней появилась самая элегантная леди из всех, кого она видела в своей жизни. Леди Джулия опиралась на трость, но держалась величественно. Ее тщательно уложенные в высокую прическу блестящие волосы казались такими же белыми, как убранство комнаты. На фоне строгого сочетания белого с золотым ее платье выглядело просто потрясающе: стройную фигуру облегало сногсшибательное творение из шелка цвета сапфира. У прабабушки были точно такие глаза, как у Энн, — зеленые, как лист плюща.

Леди Джулия внезапно бросилась к ней и заключила в объятия.

— Моя дорогая, сколько тебе пришлось пережить. Какой дурой я была! Полной дурой!

Энн оказалась сидящей у небольшого круглого столика в эркере в конце гостиной. Леди Джулия дрожащей рукой разливала чай.

— Я очень сожалею, что отреклась от твоего дедушки. Мне очень жаль, что твоя мать уверилась, что не стоило обращаться ко мне за помощью. — На морщинистом лице застыла маска боли. — Я так много хотела сделать для своих детей, — грустно продолжала она. — Потом твой дедушка сбежал и женился на оперной танцовщице. Я решила, что эта ошибка не должна повториться, и вынудила своих дочерей на выгодные браки, но без любви. Одна вышла замуж за сына герцога, другая — за маркиза. Оба мужа оказались негодяями. Моя старшая дочь умерла из-за измен мужа, сердце ее было разбито. Другая болела и умерла, пока ее муж проводил все свое время за игрой в карты. Постепенно я поняла, что натворила. Я погубила жизни, которые контролировала. И поняла, что в конце концов останусь совершенно одна. Единственным оставшимся у меня родственником была твоя мать. Я хотела как-то исправить свою глупость, поэтому попыталась отыскать ее, но она умерла. Поэтому я постаралась найти тебя.

— Моя мать была уверена, что вы даже разговаривать с нами не станете, — сказала Энн. — Когда мы покинули Лонгсуорд и остались без денег, она не пошла к вам. Она считала этот поход бессмысленным.

Леди Джулия тяжело вздохнула и опустила голову.

— Твой дедушка приводил ко мне своего ребенка. Это была твоя мать, и ей тогда было лет двенадцать. Я все еще сердилась тогда на него — ведь он не подчинился моим желаниям, — выставила его вместе с твоей матерью из дома и велела больше никогда сюда не возвращаться. — Леди Джулия подняла голову, в ее темно-зеленых глазах блестели слезы. — Его светлость рассказал мне обо всем, что с тобой приключилось. Все, что на тебя обрушилось, — моя вина. Я не должна была отворачиваться от твоего дедушки и его жены. Я бы приняла вас с матерью, но твоя мать запомнила слова, которые я в ярости произнесла тогда, когда она была еще ребенком. Она считала, что я такая бессердечная, что прогоню вас и не пущу в дом. И я действительно была бессердечной.

Энн понимала, что могла согласиться, могла в отместку сделать больно старой женщине, но решила придержать собственную гордость и гнев.

— Вы осознали свою ошибку, а это главное, — пробормотала она.

— Марч рассказал мне все о Себастьяне. Как я могла не увидеть, какой он презренный тип на самом деле? — Леди Джулия прикрыла своей рукой руку Энн. Энн поначалу напряглась, потом расслабилась, настроившись двигаться только вперед, подальше от грустного прошлого. — Наконец я нашла тебя, — тихо сказала прабабушка. — Или, скорее, это Марч привел тебя ко мне. Я не могу просить тебя о прощении, Энн. Но пожалуйста, дай мне еще один шанс. Я хочу, чтобы стало известно, что ты — моя правнучка. Я уже много лет сторонилась светского общества, но мне придется туда вернуться. Нам предстоит много работы!

— Работы? — невидящими глазами смотрела Энн, а ее прабабушка в это время обменялась улыбкой с Девоном. Казалось, они оба знают нечто такое, что неизвестно ей. — Что за работа?

— Твое повторное представление в обществе, конечно.

— Это невозможно, — отдернула руку Энн. — Вы знаете, кем мне пришлось стать из-за бедности.

— Знаю, — подмигнула леди Джулия. — Я полна решимости изменить твою жизнь, Энн.

— Нет.

— Это вполне возможно, — наклонился к ней Девон.

— Невозможно. Я была шлюхой. Я не могу оставить это где-то в прошлом. — Энн вспомнила мужчин в Гайд-парке. Их бесстыдные взгляды и похотливые улыбки. — Уже слишком поздно. Я больше не леди. И никогда не смогу стать ею снова.

— Ты по-прежнему леди, — твердо заявил Девон. — Это остается неизменным, Энн.

— Все изменилось. Я хочу идти вперед, а не назад. Я хочу быть независимой. Я знаю, что это все, что я могу иметь, и этим я счастлива. — Энн дрожала так, как будто собиралась развалиться на части. Девон называл ее бесстрашной, но ей не хватало мужества поверить в невозможное. Она вскочила, опрокинув изящный стул, развернулась и побежала без оглядки.

Девон настиг ее в холле. В присутствии прислуги он схватил ее за талию и заключил в объятия.

— На этот раз, — проворчал он, — я не отпущу тебя.

Он резко развернул ее, так что у нее закружилась голова, а вместе с ней и мраморные полы, и куполообразный потолок, и, подхватив на руки, понес через большую дверь. Энн слышала потрясенные вздохи и смешки — очевидно, невозмутимую прислугу поразила демонстрация такого собственнического отношения со стороны мужчины.

— Что ты делаешь? — потребовала ответа Энн. — Поставь меня на ноги! Я сама принимаю решение.

К ее удивлению, Девон осторожно опустил ее на пол.

— Я не верю, что тебя погубили навеки. С влиятельными союзниками ты можешь вернуться в общество. Твоя прабабушка готова тебе помочь. Мою мать обожают в свете. Обе эти женщины обладают огромным влиянием. Если они принимают тебя, никто не посмеет тебя отвергнуть.

— Твоя мать? Как ты можешь просить свою мать сделать подобное?

— Я думаю, Каро тоже поможет. И я уверен, что могу заручиться поддержкой другой моей замужней сестры, Шарлотты. Ее муж, герцог Кру, — хороший друг принца-регента.

Почему он делает это для нее? Почему он заставляет ее захотеть надеяться?

— Это невозможно, — покачала головой Энн и обхватила себя руками, словно защищая свое сердце от твердой решимости, горевшей в его глазах. — Как я могу выйти в свет? Молодых леди предостерегают от общения с падшими женщинами. На тот случай, если падение нравов заразно.

— Ты достойна гораздо большего, чем это, — прищурил сверкавшие глаза Девон.

— Возможно, но люди будут вести себя именно так. — Энн рассказала ему о случайной встрече с двумя джентльменами в парке, хоть и не хотела этого делать. Энн призналась, что один из них был ее клиентом. Она ждала, что Девон сразу уйдет, как только узнает это. Но он вместо этого шагнул к ней навстречу.

— В Гайд-парке никто тебя не потревожит. Несколько дней назад я защитил там твою честь, и ни один джентльмен не рискнет рассердить меня еще раз, обещаю тебе.

— Что… что ты сделал?

— Пнул в зад графа Данкерна. К сожалению, ему тоже удалось нанести хороший удар, — коснулся своего носа Девон.

— Так вот откуда синяки и припухлость. Ты говорил, что это случайность.

— Все так и было. Я случайно позволил его кулаку впечататься в мой нос, — усмехнулся Девон, потом подмигнул ей. — Ты так много раз спасала меня, мой ангел. Теперь позволь мне спасти тебя.

— Ты можешь выйти победителем в стычке в парке, но ты никогда не сможешь добиться настоящей победы, а именно изменить мнение общества.

Девон оттопырил нижнюю губу и сразу приобрел вид надутого мальчишки.

— Значит, ты собираешься уехать в деревню, снять домик и… И что, любовь моя? Завести покровителя среди сельского дворянства?

Энн совершала сейчас ужасный поступок, скрывая от него беременность. Но она могла ошибаться насчет этого, могла потерять ребенка. Какой смысл говорить о том, чего может и не быть.

— У меня будет немного денег, Девон. Я бы хотела открыть школы, чтобы молодые девушки не становились проститутками. Это займет все мое время. — Энн увидела, как округлились глаза Девона, и расправила плечи. — Мне кажется, план очень хороший. Мне нравится деревня. Меня радуют простые удовольствия. Только немногим везет иметь то, о чем они всегда мечтали. Я буду счастлива тем, что независима.

— То есть ты хочешь сказать, что больше не хочешь быть моей любовницей.

— Я… — Беременность отрежет для нее путь в светское общество. Даже прабабушка и герцогиня не заставят свет принять беременную куртизанку. А она не сможет долго скрывать свою беременность. Ну, еще несколько недель. — Так будет лучше, — ответила Энн, понимая, что сердце ее будет разбито. И если у нее хватит мужества, надо сейчас все довести до конца. — Я знаю, что ты в любом случае должен положить конец нашему соглашению, как только будешь готов сделать предложение. Я имею в виду леди, которую ты выберешь себе в качестве невесты.

— Ты будешь вольна завести себе любовника, ангел мой.

— У меня никогда не будет другого покровителя. Я никогда больше никого не полюблю… — Энн замолчала. Что она сделала? Она только что сказала вслух, что любит его.

Он смущен? Что же ей делать? Как может женщина говорить мужчине, что любит его, и потом убеждать его, что их любовные встречи были обусловлены всего лишь деловым соглашением?

— Я собираюсь сделать предложение о браке, — тихо сказал Девон. — Оно положит конец отношениям соблазнительной любовницы и влюбленного покровителя.

— Влюбленного? Не может быть. Мне кажется, что я больше раздражала тебя. — Несмотря на боль, сжимавшую ее глупое сердце, Энн выдавила из себя слабую улыбку. — Я рада, что ты нашел невесту.

Он говорит ей, что полюбил кого-то. Наверное, он прощается с ней, все так, как и должно быть, и Девон по доброте своей старается сделать их расставание как можно менее болезненным.

— Ты помогла мне разобраться с чувством вины, которое не покидало меня из-за смерти капитана Таннера. Ты избавила меня от ночных кошмаров. Не знаю как, каким-то чудодейственным способом, которым владеешь только ты, ты помогла мне обрести покой. Мне будет не хватать тебя в качестве любовницы, Энн Беддингтон.

Энн тяжело сглотнула. Эго было настоящим испытанием на прочность. Она должна вежливо попрощаться. Никаких слез. Надо пожелать ему счастья. Она так любит его, что единственное, на что может надеяться, только на счастье для него.

— Моя семья всегда верила в брак по любви, — продолжал Девон. — Для матери и отца самым важным в жизни была любовь. Каро вышла замуж за графа, которого любила, а не за герцога, к которому не испытывала никаких чувств. Когда я понял, что влюбился в тебя, Энн, я подумал, что мне придется делать выбор между браком и любовью.

Девон прижался губами к ее губам, но Энн даже не сразу сообразила, что он целует ее. Весь мир сжался до нескольких слов, в которые было трудно поверить. «Понял, что влюбился в тебя».

— Я собирался устроить в своем доме грандиозное представление, любовь моя. Для нас должны были играть три скрипача, я намеревался проводить тебя к беседке, украшенной розами. Но мне придется сделать это сейчас. Здесь. — Девон порылся в кармане камзола. — Черт, не могу достать.

Энн даже хихикнугь не могла, потому что для этого потребовалось бы сделать вдох.

Резким движением Девон извлек из кармана бархатную коробочку, открыл ее, вынул что-то и отбросил коробочку в сторону. Когда он раскрыл руку, у него на ладони Энн увидела кольцо с темно-красным камнем. Это был огромный рубин в форме сердца.

— Мне хотелось, чтобы это было что-то необыкновенное и красное, потому что ты всегда будешь для меня Сэриз. Отважной, соблазнительной, смелой Сэриз. — Девон опустился перед ней на одно колено и, взяв ее левую руку, держал наготове кольцо. Темные волосы упали на глаза, и когда он поднял голову, вид у него был удивительно неуверенный. — Выходи за меня замуж, Энн.

В полной тишине Девон чувствовал себя потерянным. Молчание затягивалось, и по его телу прокатилась волна холода, медленно замораживая кровь в венах, как будто его окунули в ледяную воду.

— Энн?

Почему ей требуется так много времени, чтобы сказать «да»?

— Ты отыскал… — Ее чудесный голос дрожал. Девон так внимательно прислушивался к ноткам ее голоса, когда был слепым, что теперь знал, что она потрясена. — Ты отыскал мою прабабушку, ты разработал план моего возвращения в общество, потому что хочешь жениться на мне?

— Да, мой ангел.

Энн отступила назад, подальше от его руки и кольца в ней.

— Ты не можешь всерьез просить меня выйти за тебя замуж. Есть десяток достойных леди, за которыми ты можешь ухаживать…

— Меня не интересует ни одна из них. Я серьезно прошу тебя.

— Девон, нет. Я не могу выйти за тебя.

— Твой ответ не может быть «нет». Я люблю тебя. — Черт, он ведет себя как нетерпеливый мальчишка.

— Я… Не важно, что мы чувствуем. Это невозможно. Я не могу выйти за тебя замуж. Ты не будешь счастлив. И я, следовательно, тоже.

— Ну и ну. Ты знаешь, как я буду себя чувствовать?

— Да, знаю. Потому что от нашего брака пострадает твоя семья. Ты обожаешь свою семью, и я не хочу причинять ей боль. Со временем ты станешь обижаться на меня за это. Твоя сестра, леди Кавендиш, была так добра ко мне, назвала меня своей подругой. Если мы поженимся, разразится нешуточный скандал, и я буду переживать, что он затронет и ее. Твоя мать тоже не заслуживает новых переживаний. У тебя есть незамужние сестры. Моя испорченная репутация запятнает и их доброе имя.

Точно так рассуждала его мать.

— Мы попытаемся добиться своего, — упрямо твердил Девон. — Как только ты снова станешь частью общества…

— Я вынуждена ответить «нет». Всегда «нет». Что бы ты ни сказал, я не изменю своего решения.

— Ты говорила, что любишь меня.

— Ты замечательный человек, — Энн вздрогнула, — но я… я не влюблена. Мне кажется, я никогда ни в кого не смогу влюбиться. Я хочу быть независимой, Девон. Я на самом деле этого хочу.

— Энн, не бойся полюбить. Я полюбил. Ты помогла мне понять, что невозможно вечно прятаться за горем и страхом.

— О, ты не понимаешь!

Девон смотрел, как она побежала к двери, шурша юбками. Надо было бежать за ней, но он не мог заставить себя сдвинуться с места, ботинки словно приросли к полу. Когда он сделал предложение, он думал, что спустя пять минут будет обрученным человеком.

Но никак не человеком, сбитым с толку.


Глава 26


Май 1816 г.


Ожидание ребенка заставило Энн изменить планы на независимую жизнь.

Весна возродила жизнь на торфяниках, и Энн улыбалась, когда шла по тропинке к своему домику. Теперь она уже не могла возвращаться из близлежащей деревни Принстон быстрым шагом. Через каждые несколько ярдов ей приходилось останавливаться, чтобы отдышаться. Размерами она сейчас напоминала дом, с упругим округлившимся животом, опухшими лодыжками и постоянным чувством голода.

Тем не менее она добивалась всего, чего хотела. И всем была довольна, только в сердце жила большая боль.

На почте Энн забрала письмо от прабабушки, оно лежало в кармане. Леди Джулия согласилась, что Энн должна тихо жить в деревне, подальше от людских глаз, пока не родит ребенка, но они регулярно переписывались. Вот в этом Девон был прав. Энн была так счастлива обрести семью.

— Надеюсь, когда ты станешь достаточно взрослым, чтобы все понимать, — она погладила свой живот, — ты сможешь простить меня, малыш. Не знаю, смогла бы я простить, если бы оказалась на твоем месте. Я обещаю, ты никогда не будешь нуждаться в чем-то. — И это правда. Девон не понял ее отказа, но оказался очень щедрым. Хотя она просто… бросила его.

Когда она открыла школу в трущобах Уайтчепела, он прислал ей сумму, которую обещал выплатить исходя из соглашения. А еще он прислал щедрое пожертвование, с помощью которого она смогла нанять на работу учителей и отремонтировать большой городской дом, который служил и школой, и домом для девочек.

Она приехала сюда три месяца назад и сняла домик на торфяниках. Даже в платьях с высокой талией и пышными юбками Энн боялась, что ее беременность слишком заметна. Она не могла допустить скандала, который негативно отразится на ее школе и ученицах.

И к активной деятельности вернуться она не могла. Не раньше чем откажется от ребенка, а она не собиралась этого делать. Энн боялась, что однажды ребенок узнает, что герцог просил ее руки и хотел жениться и что он мог родиться в законном браке, иметь привилегии и достаток, если бы его мать не ответила отказом.

Но все было сделано к лучшему. Сестра Девона Элизабет теперь была помолвлена с красивым графом, а бульварные газетенки Лондона жужжали о самой свежей сплетне насчет герцога Марча. Через пять дней в Марч-Хаусе состоится бал. Говорят, что на балу герцог объявит о своей помолвке. Много недель ходили слухи о том, кто эта счастливая избранница, но ее имя до сих пор держалось в секрете. Тем не менее через пять дней Девон будет принадлежать кому-то другому.

Тропинка начала спускаться, медленно петляя между валунами и кустами утесника. Тропинку пересекли овцы в поисках сочной травы. Энн шла медленно, словно припечатывая каждое слово, которое она произносила вслух с глубоким выдохом:

— Это. Все. К. Лучшему.

Одна из овец подняла голову, с сомнением посмотрела на нее и заблеяла. На холмах, разбросанных по торфянику, не было деревьев. Энн прекрасно видела свой домик. Учитывая, что она беременна и не замужем, ей хотелось уединенности. Хотя зимой она очень страдала от этого одиночества. Длинными зимними вечерами она занималась шитьем, готовясь к рождению ребенка, и чтением. Хотя за чтением она с тоской думала о Девоне…

На дороге к ее дому, громыхая колесами, появился экипаж. Солнечный свет освещал герб на его дверце. Экипаж остановился поблизости, и дверца открылась. Энн забыла дышать, когда лакеи, сопровождавшие экипаж, помогли элегантной леди выйти на тропинку. Это была леди Кавендиш, за ней следом из экипажа выскользнули еще две молодые женщины. Прислуга опять бросилась вперед, когда из затемненного дверного проема экипажа грациозно показалась рука в белой перчатке. Из экипажа помогли выйти еще одной даме, ее лицо скрывала шляпка, украшенная розами. Неужели это еще одна сестра Девона? Что они здесь делают?

Леди Кавендиш сжала руки Энн, потом обняла ее, махнув рукой двум другим молодым леди.

— Это мои сестры — Элизабет и Уинфред. А это, — она повернулась к высокой даме, которая грациозно сделала шаг вперед, — это наша мама, герцогиня Марч.

Его мать? Энн заморгала ресницами, а герцогиня подошла к ней и взяла за руку. Мать Девона была настоящей красавицей с яркими голубыми глазами. Очаровательный рот тронула спокойная улыбка.

— Вы ждете ребенка от моего сына? — спросила она.

Говорить Энн не могла, она умудрилась только кивнуть, чувствуя, как горит лицо, потом попыталась сделать реверанс. Но герцогиня остановила ее.

— Вы не говорили ему?

Энн чувствовала себя виноватой за… за то, что беременна, за то, что не сказала Девону об этом.

— Я не хотела все усложнять. Он сделал мне предложение выйти за него замуж, но брак между нами невозможен, и я испугалась, что мой рассказ о ребенке… — Энн замолчала.

— Вы подумали, что мой сын будет настаивать на браке.

Энн с изумлением смотрела на герцогиню, которая взяла ее за руку и повела к домику.

— Давайте зайдем внутрь и обсудим это.

— О нет, ваша светлость. — Энн охватила паника. — Это всего лишь сельский домик. Там все просто.

— Я абсолютно уверена, что все будет в порядке, моя дорогая, — зазвенел в воздухе мелодичный смех герцогини.

— Мама захотела, чтобы мы привезли ее к тебе познакомиться, — приблизившись, прошептала Каро. — С тех пор как ты уехала, Девон, сгорбившись, сидит в кресле и смотрит в стену. Единственный раз, когда он выразил удовольствие, так это когда ездил в твою школу.

Он ездил в ее школу? Это растрогало Энн. Наверняка он — единственный герцог, который посетил школу для малообеспеченных девочек Уайтчепела.

Оказавшись в домике, Энн быстро разожгла плиту и поставила чайник. Она попыталась подвинуть один из стульев для герцогини.

— Это для вас, — взяла стул из ее рук герцогиня и улыбнулась, когда Энн медленно опустилась на него. — Вы должны знать, почему мы приехали, мисс Беддингтон. Мы приехали, чтобы попытаться убедить вас изменить свое решение и принять предложение Девона.

Неужели она спит? Энн ущипнула себя за руку и едва сдержалась, чтобы не охнуть от боли.

— Это невозможно, чтобы вы хотели видеть меня своей невесткой. Моя репутация безнадежно испорчена…

— Моя дорогая, покинув моего сына, вы вели себя с благоразумием, достойным подражания. Вы помогли бедным детям. Девон весь светится, когда произносит ваше имя. Это от гордости и восхищения — он любит вас. Я всегда убеждала его жениться по любви. Он потребовал от меня принять его любовь к вам, и мне очень жаль, что вначале я не смогла сделать это. Но теперь я вижу, как ему плохо без вас. Тредуэлл уверяет, что сейчас он точно в таком состоянии, как был, когда вернулся с войны. Он опечален и потерян. Однажды вы уже помогли ему. Вы могли бы сделать это еще раз, если любите его. Вы должны сказать мне правду. Вы отказали ему, потому что не любите его?

— Нет… Я… — Энн чувствовала, как от слов герцогини у нее кружится голова. — Я люблю его очень сильно и сказала «нет», чтобы защитить его и всех вас! Я не хочу, чтобы он был таким, как раньше. — Разве это могло случиться из-за нее? Как это возможно, когда он был готов объявить о помолвке? Энн встала. — Я немедленно хочу помочь ему.

— Я знаю, дорогая, вот почему я уверена, что вы должны выйти за него замуж, — сказала герцогиня.

— Защищать нас больше не имеет никакого смысла! — выступила вперед темноволосая Лиззи. — Каро и Шарлотта уже благополучно замужем, и я через месяц собираюсь выйти замуж. Мы бы предпочли видеть Девона счастливым, чем наблюдать его страдания в несчастливом браке без любви. Знаешь, мама отказалась разрешить какой-нибудь девушке из светского общества выйти за него замуж, когда он так сильно влюблен в тебя. Это был бы верный путь к катастрофе.

— Но разве Девон не собирается объявить о своей помолвке? — спросила Энн.

— Я боюсь, — кивнула графиня, — что он решил жениться на ком-то, кого не любит.

Уинфред, очевидно, самая младшая сестра Девона, поспешила к засвистевшему чайнику.

— Я намерена выйти замуж за графа Эштона, хотя сам граф пока еще не знает этого. А его нисколько не расстроит, если Девон женится на вас, мисс Беддингтон.

— Ты не выйдешь за графа Эштона, — поспешно заявила герцогиня. — Девон любит вас, мисс Беддингтон, — вздохнула она, — а вы любите его. Я лишь хочу, чтобы все получилось. Скажите мне, вы хотите выйти замуж за моего сына?


Девон закрыл глаза. Он находился в своем кабинете в Марч-Хаусе, а его сестры только что вернулись от Энн. От леди Джулии они разузнали, что она сняла сельский домик на торфяниках.

Он продолжал сидеть с закрытыми глазами. По иронии судьбы он пытался ничего не видеть. Но Каро не ушла. Она подошла к нему, и Девон услышал, как звонко рассмеялся Перегрин, потому что при каждом торопливом шаге матери подпрыгивал у нее на руках.

— Мы поехали, чтобы убедить ее вернуться и согласиться выйти за тебя замуж, — объявила Каро. — Но как только мы ее увидели, поняли, что это невозможно.

— Невозможно? — Девон распахнул глаза, подскочив на своем стуле. — Почему? Она нашла себе кого-то другого? — Он резко соскочил со стула и нервно зашагал по ковру в кабинете. — Каро, она отказалась выйти за меня, потому что все вы…

— Вот почему мы все поехали к ней: мама, Лиззи, Уин и я. Теперь, когда Лиззи обручена, а Уин остановила свой выбор на Эштоне, необходимости тревожиться за брачные перспективы нет.

— Уин не выйдет замуж за Эштона. И потом, надо подумать о твоем муже, Каро, и о муже Шарлотты.

— О, это ерунда, Девон. Ты уже однажды делал ей предложение. Тогда это тебя не волновало…

— Он трусит! — крикнула, стоя на пороге кабинета, Уин. — Он боится просить ее снова, вдруг она скажет «нет». Наш брат боится, что она откажет ему, потому что не любит.

— Она любит тебя, Девон, — мягко сказала Каро. — Вот почему она отказала тебе в первый раз.

— Это не имеет значения, — поморщившись, отвернулся Девон. — Она сказала, что не влюблена.

— Когда женщина любит мужчину, она не хочет причинять ему зло. Конечно, она сказала, что не любит тебя. Она считала, что должна уехать. Но она беременна, Девон.

Девон резко обернулся и наткнулся на жесткий взгляд Каро.

— Она ждет твоего ребенка. И похоже, она вот-вот родит. Перегрин родился раньше срока. У тебя осталось очень мало времени, чтобы успеть жениться на ней до рождения ребенка.

— Да! — сунула голову в кабинет Лиззи. — Другого выбора нет, Девон. Ты должен поехать к ней. И должен на ней жениться!

Каро махнула рукой, чтобы сестры исчезли за дверью. Она открыла рот, собираясь что-то сказать, но Девон остановил ее, покачав головой.

— Она сказала мне, что ей нужна независимость, Каро, а не брак.

— Девон, она собирается родить твоего ребенка!

— Я должен заставить ее выйти за меня замуж из чувства долга и ответственности, да?

— Если это приведет ее к алтарю, я бы воспользовалась этим. Я знаю, что она любит тебя. Перед отъездом я спросила у нее, уверена ли она, что поступает правильно, лишая тебя возможности стать отцом вашего ребенка.

Девон беспомощно моргал. Он никогда не думал, что Каро такая прямолинейная и резкая.

— И что она ответила?

— Что она могла ответить? В душе Энн понимает, что ничем невозможно оправдать ваш обоюдный отказ от шанса создать любящую семью. Девон, пожалуйста, поезжай к ней. Если ты не сделаешь это, Лиззи, Уин и я решили, что все вместе превратим твою жизнь в ночной кошмар.

С ума сойти. Десять месяцев назад он думал, что сходит с ума. Энн заставила его вынырнуть из темноты, в которую он сам себя погрузил. Теперь там скрывается она.

— Ты все еще любишь ее, Девон?

— Я всегда буду любить ее, Каро.

— Тогда поезжай! Женись на женщине, которую ты любишь, Девон. После всей той боли, которую ты вынес, я хочу, чтобы ты обрел счастье. Мы все этого хотим.


Девон нырнул под навес низкой крыши и постучал в дверь сельского домика. Прошло несколько мгновений, но за дверью не было слышно никакого движения. Девон изо всех сил заколотил в дверь. Его кулак обрушился на дверь с такой силой, что кожа перчаток в тех местах, где были косточки пальцев, лопнула.

— Энн! Ты здесь?

Никакого звука в ответ, только унылое завывание ветра. По камзолу Девона барабанил дождь, а ветер продувал шею. У Девона застыла кровь в жилах. Неужели он появился здесь слишком поздно? Где Энн?

Девон направился к каменной конюшне. Пони спокойно жевал сено, а когда Девон обогнул постройку, едва не столкнулся с мальчишкой, работавшим на конюшне.

— Где твоя хозяйка? — Девон молился, чтобы парнишка не сказал, что она отправилась рожать. Вдруг что-то пошло не так? — Я — герцог Марч, — грубовато добавил он. — Друг.

— Моя хозяйка отправилась погулять. — Мальчишка указал на узкую тропинку, которая вилась вдоль холмов. — К вершине холма.

Потом Девон увидел ее. Маленькая фигурка с трудом поднималась вверх по тропинке. Энн гуляла. Одна. Даже отсюда Девон видел, как сильно она округлилась. Каро говорила, что она может родить в любую минуту.

— Энн! Стой!

Она остановилась под хлеставшим дождем, медленно повернулась.

— Девон?

Он подбежал к ней и подхватил на руки. Но Энн вскрикнула, когда он прижал к себе ее живот, и Девон тут же поставил ее на ноги.

— Ангел мой, прости меня.

— Девон, почему ты приехал сюда? Через четыре дня у тебя помолвка.

— Это все беспочвенные слухи. Но я надеюсь обручиться сегодня. Здесь. Сейчас. Для меня больше никого не существует, кроме тебя, Энн.

Она побледнела и вдруг положила руку на живот. Девон подхватил ее на руки и понес вниз по тропинке к дому.

— Хорошо, Энн, не здесь. В твоем положении тебе нельзя гулять. Одной, по скалистой тропинке, да еще в непогоду.

— А тебе нельзя носить меня, Девон. Я боюсь, что мы оба упадем.

Он с такой нежностью посмотрел на нее. Энн тяжело сглотнула. Это был взгляд, который способен покорить сердце любой женщины. Она любит его. И прошедшие семь месяцев ничего не изменили. Она все еще любит его так, что захватывает дух. Бесконечно. Безнадежно.

— Я приехал в надежде вскружить тебе голову. А вместо этого мне приходится возвращать тебя на землю. — Девон поставил Энн на ноги, но заставил ее взять его под руку. — Много лет назад я считал, что должен завоевать женщину, которую хочу. Теперь я понял, что любить тебя — означает предоставить тебе выбор. Я хочу тебя, но не могу прийти и взять тебя силой. Все, что я могу, — это еще раз сделать тебе предложение и надеяться, что ты скажешь «да». Я люблю тебя, Энн. Вся моя семья благословила меня на поездку к тебе. Они не просто одобрили это, — усмехнулся Девон, — они потребовали, чтобы я поехал немедленно.

Энн хотелось этому верить. Когда-то она, получившая аристократическое воспитание молодая леди, мечтала о любви. Жизнь в трудных условиях сделала ее практичной. Она любит этого человека, слишком сильно любит, чтобы позволить ему сделать выбор, о котором он в конце концов пожалеет.

— Твои сестры сказали мне, что я никак не повлияю на их шансы выйти замуж. Но скандал из-за нашего брака все равно отразится на них. Я была шлюхой, — тусклым голосом сказала Энн. — Как же я могу выйти замуж за герцога и стать герцогиней? Меня никогда не примут в обществе. Я должна подумать о нашем ребенке. Моя запятнанная репутация навредит ему.

— Поверь мне, Энн, никто в обществе не посмеет и слова сказать против тебя…

— Девон, надеюсь, ты больше никого не избил в Гайд-парке?

— Нет. Все прекрасно знают, что меня лучше не провоцировать. Когда ты станешь моей женой, они отнесутся к тебе с уважением.

— Но без особого желания. За вежливостью будет скрываться злоба, которая примется искать выход.

Девон остановился и развернул ее к себе. Лицо у него было бледное, ветер трепал мокрые волосы.

— Энн, какая разница, кто и что думает? Меня не волнует твое прошлое, и мне наплевать, что об этом думает в обществе какая-нибудь лицемерная матрона. Я люблю тебя такой, какая ты есть. Семь месяцев я с благоговейным трепетом наблюдал, как ты открыла свою школу и работала, пытаясь хоть что-то изменить в этом мире. Ты — самая поразительная женщина из тех, что мне приходилось встречать. — Девон опустил голову. — Или ты продолжаешь говорить «нет», потому что считаешь, что я не слишком подхожу для тебя?

— Девон!

Он неуверенно протянул руку и положил ее на живот Энн.

— Я хочу, чтобы наш ребенок родился в законном браке. Мечтаю растить его вместе с тобой. Энн, позволь мне это сделать. Я обещаю, что буду хорошим мужем и отцом. Знаю, что ты хочешь независимости, но, может, ты доверишься мне и дашь шанс попытаться сделать счастливыми тебя и нашего ребенка?

У Энн разрывалось сердце.

— Мне хочется сказать «да», но я так боюсь…

У нее так скрутило живот, что она не могла говорить. Задыхаясь, она прижала руку к животу, чуть ниже руки Девона. Он поддерживал ее под локоть, стараясь приободрить. Вдруг между ног у нее потекла вода.

— Боже мой! Я гуляла, потому что… потому что повивальные бабки в трущобах всегда твердили, что если женщина ведет активный образ жизни, то ребенок может родиться быстро. Я с нетерпением ждала этого! Думаю, я очень хорошо постаралась, у меня только что отошли воды. Я рожаю!

Волны боли быстро накатывали одна за другой. Девон молился, чтобы священник не покидал гостиную.

Домик Энн оказался удивительно простым, с тонкими стенами. На плите закипела вода, и теперь он теплой водой обмывал ей лицо, убирая влажные от пота волосы. Как он мог позволить ей уехать от него?

— Я знаю, что представляет собой светское общество, — прошептала Энн. — Я ненавижу его за то, что оно обвиняет невинные жертвы. Я презираю его за осуждение девушек, которые потеряли честь только потому, что мужчина воспользовался своим преимуществом над ними. Я знаю, что никогда не буду угодна этому обществу. Ты — герцог. Тебе нужна талантливая, остроумная жена, которой восхищается свет…

Энн замолчала, на нее вновь нахлынула боль. Девон нажал ей на поясницу, как советовала повитуха.

— Мне нужна жена, которая изумляет меня каждую минуту. Своим блестящим умом, добрым сердцем, чувственностью и силой. Единственная женщина, которая изумляет меня, — это ты, Энн.

— Не знаю, хватит ли мне сил противостоять сплетням. — Энн вздрогнула от усилившейся боли и выгнулась под тяжестью его руки. — Боюсь, если я вернусь в общество, то обнаружу, что у меня нет никакого мужества.

— Ты самая мужественная женщина. Обещаю, что всегда буду рядом. Я не оставлю тебя ни сейчас, ни потом.

— Это правда… Сейчас ты рядом. — Очередной приступ боли, и Энн замолчала. Она глубоко и часто дышала, а Девон пытался уговаривать ее. Приступы боли участились, почти не давая ей отдохнуть. Повитуха предупреждала, что наступит период очень быстрых и интенсивных болей, и тогда надо будет выталкивать ребенка из чрева матери.

Большинство пэров в тот момент, когда их жена рожала, сидели в своем кабинете и пили. А Девон был с ней, успокаивал ее, придавал ей мужества. Как она могла лишить его возможности стать настоящим отцом ребенка только потому, что боялась?

Неужели ей на самом деле стыдно? А Девону — нет. Ему было много чего известно о ней самого плохого, но он любит ее. Он рисковал жизнью на войне. Так почему же она не может рискнуть гораздо меньшим, чтобы дать этому замечательному человеку семью, которую он так хочет? Как она может быть такой трусливой, чтобы не принять любовь этого достойного мужчины?

— О мой Бог! — воскликнула Энн. — Какой глупой я была…

Ее прихватил очередной приступ боли. Сквозь туман в голове она слышала настойчивые слова Девона:

— Ты не глупая, Энн. Я понимаю, почему ты боишься. Я ни за что не хотел ехать домой или выходить в свет, потому что не видел. Мне было комфортнее прятаться. Я прекрасно тебя понимаю. И никогда не позволю, чтобы тебе причинили боль.

— Да. Я хочу… выйти за тебя замуж. Да! — задыхаясь, выкрикнула Энн, но от страха у нее похолодело сердце. — Я согласилась слишком поздно! Сейчас слишком поздно!

— Конечно, нет, — заверил ее Девон и поцеловал ее в лоб, к которому прилипли намокшие от пота волосы. Потом он подошел к двери спальни, распахнул ее и пригласил кого-то войти. Энн вытаращила глаза. Это был преподобный Уайт из деревни. Прикрыв глаза, священник позволил Девону проводить его к изголовью кровати.

— Мы готовы произнести свои клятвы, — спокойно сказал Девон, как будто жениться в разгар процесса родов было совершенно обычным делом. — Но вы понимаете, сэр, нам надо сделать это быстро.

— Конечно. Да, ваша светлость. Очень быстро, — густо покраснев, пролепетал священник, взял в руку книгу и неловкими пальцами стал листать страницы. — Мы собрались здесь, — услышала Энн и, не сдержавшись, захихикала. Но смех тут же оборвался, потому что ее пронзил новый приступ боли. Когда немного отпустило, она увидела, что Девон и священник смущенно смотрят на нее.

— Ее полное имя — Энн Мари Беддингтон, — сказал Девон.

— Энн Мари Беддингтон, берете ли вы…

Остальные слова священника утонули в новом болезненном спазме мышц.

— Да! Беру! Да!

— Нельзя ли это ускорить? — попросил Девон.

Бедняга священник старался, хотя безнадежно спотыкался на длинном имени Девона: Девон Уильям Джордж Стивен Одни. Потом он наконец добрался до вопроса, и Девону пришлось давать ответ.

— Да, беру. Ничто ни на небе, ни на земле не помешает мне взять эту женщину в жены.

— Тогда я объявляю вас мужем и женой, — заключил преподобный. — А теперь я быстро, как только могу, заполню свидетельство о браке, и вы его подпишете.

Когда священник присел за крошечный письменный стол Энн, Девон позвал повитуху. Женщина торопливо приблизилась к Энн, подняла юбки и посмотрела.

— Головка начинает показываться.

— Какой сумасшедшей я была, что дотянула до этого момента, — поморщилась Энн.

— Все уже сделано. — Девон взял ее за руку и поцеловал. — Ты моя жена. И никогда от меня не сбежишь.

Священник подошел с брачным свидетельством. Девон подписал его, потом подержал бумагу, чтобы это смогла сделать Энн. Быстрым росчерком пера она стала женой Девона.

Энн думала, что если появилась головка малыша, роды пройдут быстро. Но очевидно, головка снова скрылась. Настоящая родовая деятельность только началась. Энн тужилась, дышала, кричала и напрягалась. От боли, усталости и тревоги у нее кружилась голова. Это точно не должно было длиться так долго, когда ребенок был так близко. Энн тужилась изо всех сил, но дело не продвигалось. В один жуткий момент повитуха велела ей сопротивляться желанию тужиться. Энн попыталась, ее тело протестовало. Но Девон держал ее за руку, разговаривал с ней, и ей удалось это сделать. Она поняла, почему мужчины шли в бой ради него. Он знал способ заставить ее поверить, что она сумеет это сделать.

— Хорошо, мисс…

— На самом деле, — поправил повитуху Девон, изящно растягивая слова, — мисс Беддингтон, я хотел сказать, миссис Одли, моя жена и герцогиня Марч.

— Герцогиня? — побледнела женщина. — Господи. Э… ваша светлость, вы должны как следует тужиться. — Повитуха сжала ногу Энн и, согнув в колене, прижала ее к бедру. Энн тужилась изо всех сил, но повитуха просила ее сделать это снова и снова.

— Энн, головка показалась, — раздались слова Девона.

Энн слишком устала, чтобы сказать что-то в ответ, но рассмеялась от радости.

— Давайте еще, тужьтесь, ваша светлость, — торопила ее повитуха.

Наконец Энн показалось, как что-то выскользнуло из нее, и комнату наполнил крик ребенка.

— Хороший и здоровенький, — триумфальным голосом объявила повитуха.

Энн ощущала радость, от которой у нее кружилась голова.

— Будьте так любезны, ваша светлость, одеяльце, — попросила повитуха и подала Энн завернутого младенца.

— Это мальчик или девочка? — смущаясь, спросила у Девона Энн.

— Я забыл посмотреть.

Энн засмеялась, вне себя от облегчения и счастья.

— Я думала, что герцоги очень хотят иметь сыновей.

— Я буду любить и дочь. Хотя, если она станет такой, как мать, то я очень скоро поседею. — Девон осторожно развернул одеяло, и они оба заглянули туда.

— В таком случае ты спасен, — хихикнула Энн. — Мальчик. — Слава Богу, ей хватило ума и мужества, чтобы выйти замуж за Девона, поэтому его сын может стать его наследником. И слава Богу, что Девон оказался таким терпеливым мужчиной, который все это время ждал ее и добивался.

Повитуха обрезала пуповину ребенка и завязала ее. Энн поняла, что работа еще не совсем закончена: ее долго и безжалостно массировали, пока не вышел послед. А еще она совсем забыла о кровотечении.

— Похоже, кровотечение уменьшается, — с довольным видом кивнула повитуха, — а это очень хороший знак. Я уверена, все прошло хорошо. — Седоволосая женщина помогла Энн приложить ребенка к груди.

— О Боже, — произнесла Энн, обращаясь к Девону, когда ей наконец удалось заставить маленький ротик захватить сосок. — Я думала, что все это произойдет само собой и с легкостью.

— Это приключение, через которое мы должны пройти вместе, дорогая моя жена.

Сын сосал грудь и смотрел на нее удивительно мудрыми глазами. Он напоминал старого джентльмена со сморщенной кожей, приплюснутой головой и огромными глазами фиалкового цвета. На затылке виднелось кольцо темных волос:

— Какое же путешествие тебе пришлось проделать, малыш, — тихо сказала Энн и посмотрела на Девона. — Хочешь подержать его?

— Мечты сбываются, — восхищенно улыбнулся Девон.


Четыре недели у бедняги Девона не было возможности провести брачную ночь. У Энн это вызывало тревогу, а он, похоже, относился к этому спокойно. Он настаивал, чтобы она отдохнула и восстановилась, а сам все время проводил с сыном, которого они назвали Уильямом. Так звали отца Энн и отца Девона.

Наконец наступила ночь, которую Энн была готова провести с Девоном. В золотистом пеньюаре, с распущенными волосами, она стояла перед высоким зеркалом в подвижной раме. Ее волосы обрели природную окраску и ниспадали до пояса. Да и сама Энн изменилась. У нее округлилась фигура после рождения Уильяма, располнела грудь. Казалось, что одного взгляда в зеркало достаточно, чтобы она стала наполняться молоком, и Энн недовольно поморщилась. «Только бы не намок пеньюар», — подумала она.

Энн повернулась и посмотрела на дверь в комнату Девона. Они жили в Эверсли, одном из четырех поместий Девона. Кто к кому должен прийти в брачную ночь: она к нему или он к ней? Энн не догадалась спросить. В начале их отношений она так настойчиво преследовала его. А потом уже Девон преследовал ее, отправившись за ней в погоню в Лондон, потом искал на торфяниках и убедил перестать прятаться и обрести счастье. А вот сейчас, кто кого должен преследовать?

Но был еще один вопрос, который тревожил Энн еще больше: что хочет Девон от своей жены? Она дерзко соблазняла его, чтобы стать его любовницей, но, может, теперь ей следует вести себя в постели скромно? Если она будет несдержанной в постели, не напомнит ли это герцогу о ее прошлом?

Набравшись смелости, она подошла к двери, толкнула ее и, сделав шаг, уткнулась прямо в крепкую грудь Девона, прикрытую халатом. Они встретились на полпути.

Засмеявшись, он поцеловал ее. Но Энн испытывала напряжение и неловкость, как было в самом начале их знакомства. Девон, должно быть, почувствовал это и сделал шаг назад.

— Я не знаю, что мне делать, — дрожа всем телом, призналась Энн. — Я не знаю, как мне, теперь уже в качестве жены, любить тебя.

Девон заключил ее в объятия и повел в спальню.

— Я хочу, чтобы ты была самой собой.

— Но жены должны вести себя… пристойно.

Девон засмеялся, а Энн нахмурилась. Она мучается неизвестностью, а он посмеивается.

— Я обожаю твою несдержанную чувственность, Энн, — заверил ее Девон. — В этом нет ничего плохого, и это вовсе не говорит о том, что ты грешна. Нет такого правила, которое утверждает, что ты обязана лежать подо мной не шелохнувшись, как доска, не получая удовольствия, потому что ты — моя жена.

Энн не выдержала и тоже засмеялась. После этих слов ее страхи казались… глупыми.

— Я люблю тебя, герцогиня Энн. Ты приворожила меня. И в постели, и за ее пределами должно быть партнерство.

И, словно желая доказать свои слова, Девон отнес ее и положил на свою огромную кровать, а сам грациозно развернулся так, что его губы оказались рядом с ее жарким лоном, а его напряженная плоть пульсировала у нее перед глазами. Энн выгнулась и обхватила ее губами. Она обожала этот пряный, земной вкус его кожи, ощущение набухающей и пульсирующей плоти. Девону пришлось остановить свои ласки, он издал глубокий стон. А потом они вместе, как настоящие партнеры, ласкали друг друга, терзали сладостной мукой прикосновений, неистово стремясь к вершинам страсти.

Энн вскрикнула, когда наступил долгожданный момент экстаза, откинулась на кровать, испытывая невероятное наслаждение. Ей казалось, что она парит в невесомости.

— Идеальная брачная ночь, — пробормотал Девон. Он перевернулся и прижался губами к ее губам. Энн почувствовала на его губах вкус влаги из заветных глубин своего тела и знала, что он тоже ощущает свой запах у нее на губах. Еще мгновение, и он вошел в нее.

— Моя, — выдохнул он ей прямо в губы. — Моя навсегда.

— А ты — мой, — прошептала она в ответ.

Теперь он был с ней таким же безудержным в своих любовных фантазиях, как и в то время, когда она была его любовницей. Джентльмены, кажется, всегда хотят, чтобы их удовольствия носили развратный характер. Энн снова и снова взлетала к новым, неизведанным вершинам экстаза, и вскоре, когда Девон снова вошел в нее, она, в который раз достигая высшей точки блаженства, могла только судорожно глотать воздух.

Наконец он бессильно рухнул на нее.

— Ты истощила меня, мой ангел, — сказал он, приподнявшись на локтях.

Энн обняла его, и они вместе упали на кровать.

— Может быть и так, что мы не будем заниматься любовью целый месяц, — прорычал Девон. — Может, мне так долго придется восстанавливать свои силы.

Энн забеспокоилась, а Девон рассмеялся. Он тихонько прикусил ей ухо, и она почувствовала его горячее дыхание и, сонная и довольная, уютно устроилась в его объятиях.

— Теперь, когда Уильяму уже исполнился месяц, любовь моя, — прошептал Девон, — я хочу отвезти тебя в Лондон. Пока светское общество не разъехалось на летний сезон, моя мать решила устроить для нас бал.

— Лондон? — Энн охватила паника. Она внезапно поняла, что все еще хочет спрятаться подальше от всех. Но как жена Девона, она не могла себе это позволить. Она не могла вечно сторониться Лондона.

— Мне не хочется разочаровывать твою мать. Конечно, мы поедем.

Девон поцеловал ее в лоб, потом коснулся губами носа, губ, обоих напряженных сосков.

— Мать всегда хотела, чтобы я женился по любви, и она была права. Я бы никогда не был счастлив ни с кем другим, кроме тебя, Энн.


Лондон означал столкновение лицом к лицу со скандалом.

Энн боялась скандала, ее ужасно пугала мысль, что пострадают Девон и его семья. Конечно, их брак вызвал шок, ужас и произвел немыслимый фурор. На каждом балу, рауте и музыкальном вечере матроны, обмахиваясь веерами, обменивались сплетнями. Девон решительно проходил мимо, поглядывая на всех с ледяным высокомерием герцога. Он угрожал мужчинам, которые позволяли себе бросать на Энн оценивающие взгляды. Он брал на прогулки в парк Уильяма в детской коляске, чего герцоги никогда не делали. В обществе его называли «сумасшедшим, потерявшим голову от любви герцогом». Наверное, ему было больно слышать, что его называют сумасшедшим, и во всем этом была виновата Энн.

Сегодня вечером должен состояться бал его матери, тот, который отложили, когда Девон уехал на торфяники. Вдовствующая герцогиня проводила грандиозный бал, чтобы представить обществу свою невестку. У Энн было такое ощущение, что ей предстоит встреча с пушками и вооруженной армией. Съездив вместе с матерью Девона и Каро к самой модной портнихе Лондона, она нарядилась в платье из блестящего темно-зеленого шелка, а в волосах поблескивали мелкие изумруды.

Когда Энн появилась на лестнице, у Девона, ожидавшего ее в холле, заблестели глаза.

— Ты прекрасна, — тихо сказал он. — Я сделал хороший выбор.

— Ты обо мне? — смутилась Энн.

— Да, и об этом тоже. — Из кармана Девон достал длинную тонкую коробочку, внутри которой оказалось ожерелье с крупными изумрудами. Камней было десять, и каждый размером с яйцо малиновки. Девон достал ожерелье и подошел к Энн сзади. Камни были прохладными, тяжелыми и красиво блестели на коже. Девон защелкнул застежку и поцеловал ее в шею. Энн сразу почувствовала обжигающий жар.

— А теперь, Энн, дай мне шанс показать миру, что ты значишь для меня.

Энн понятия не имела, что он имеет в виду, но вздернула подбородок и пошла с ним в танцевальный зал. Стоя рядом с ним, она поприветствовала две сотни гостей. А потом Девон, не отпуская ее руку, повел Энн танцевать. Вокруг них пары кружились в вальсе, который считался самым скандальным танцем. Но Девон остановился.

— К сожалению, с вальсом придется подождать.

— Подождать? — эхом повторила Энн. — Для чего?

Вместо того чтобы заключить ее в объятия, Девон встал перед ней на одно колено. Остальным парам пришлось кружиться вокруг них. Многие остановились. Среди толпы зрителей с самого края Энн увидела герцогиню, ее глаза светились счастьем.

— Энн, любовь моя, — поднял на нее глаза Девон, — окажи мне честь стать моей женой.

Смолкла музыка. Все вытянули головы в их сторону, потому что ее муж делал ей предложение. Опять. Энн беспомощно посмотрела на него, но улыбка Девона стала еще шире.

— Выходи за меня замуж снова, моя герцогиня. Я люблю тебя, Энн. Ты — самая прекрасная женщина в мире. У тебя самое доброе сердце, ты — самая благородная натура, но самое главное, ты — моя любовь. Я уже просил тебя выйти за меня замуж раньше, но ты отказала мне…

Услышав эти слова, толпа отчаянно зашепталась.

— Ты попросил меня снова, и я согласилась, — подчеркнула Энн.

— Тогда скажи мне «да» и в этот раз, любовь моя. Я хочу, чтобы весь мир знал, что я люблю тебя.

Все ждали, напряженно прислушиваясь к происходящему.

— Да, — сдавленным голосом прошептала Энн. — Я тоже люблю тебя, Девон.

Девон поднялся, подхватил ее на руки и поцеловал. Перед двумя сотнями изумленных гостей она только что обручилась — со своим мужем. Энн слышала шепот толпы у себя за спиной: «Герцог женится на куртизанке по любви? Какой скандал. Как отвратительно».

«Как превосходно», — подумала Энн. Публично сделав ей предложение, Девон стал еще более скандальным, чем она. Она любит его, и ей ужасно хотелось показать, насколько сильна ее любовь.

— Мы можем сбежать? — прошептала она. — Прямо сейчас?

— Горишь желанием провести еще одну брачную ночь?

— Мне бы хотелось отпраздновать нашу… э-э… помолвку, немного согрешив. Но мы не можем убежать от двухсот гостей. Мы должны соответствовать…

— Энн, ангел мой, никто из нас не соответствует. В душе мы оба необузданные. Поэтому давай такими и останемся. — Девон ухмыльнулся и поставил Энн на ноги. Не обращая внимания на изумленные вздохи гостей, держась за руки, они направились к выходу из танцевального зала. Навстречу будущему. «Восхитительному будущему», — подумала Энн. Будущему, которое началось в тот самый момент, когда они так увлеклись восхитительным грехом.


notes


Примечания


1


Cerise — светло-вишневый (англ.).


2


Бедный район Лондона.


3


Роман Джейн Остен.


4


Sin — грех (англ.).