Ласковые псы ада
Шарлин  Харрис

Налини  Сингх

Илона  Эндрюс

Мелджин  Брук


Вампирские тайны






Хорошие телохранители обязаны идти за своим нанимателем хоть в ад — гласит пословица. А что, если она имеет БУКВАЛЬНЫЙ смысл? Кловаш и Батания, известные нам по романам Шарлин Харрис, — телохранители, которым действительно предстоит заглянуть в преисподнюю, — но это последняя из их забот… Приключения в мире Тьмы — смешные и страшные!






Ласковые псы ада





Шарлин Харрис

Бритлингенцы в аду


В одном из двориков Коллектива Бритлинген, стоящего на вершине холма над древним городом Спаулингом, сидели Батанья и Кловач и чистили доспехи. День был ясный и солнечный, и девушки поставили скамейку так, чтобы немножко позагорать.

— А то я бледнее хобгоблинского брюха, — сказала Кловач.

— Не совсем, — уточнила Батанья, с серьезным видом поглядев на подругу.

Она была старше на четыре года в свои двадцать восемь. Тоже бледная, потому что почти все время проводила в той или иной броне, но ее эта бледность не беспокоила.

— Спасибо и на этом. Не совсе-ем! — передразнила она хриплый голос Батаньи, и передразнила очень неудачно. Батанья улыбнулась. Они с Кловач уже пять лет работали вместе, и мало что друг о друге не знали. И выросли они в стенах Коллектива.

— Так ты же слегка похожа на хобгоблина. У тебя волосы того же цвета, что у него шерсть на спине, и ты любишь ночную жизнь больше дневного света. Но вряд ли ты будешь такой вкусной, если тебя хорошо зажарить.

Кловач протянула ногу — слегка пнуть Батанью.

— Есть потом пойдем? — спросила она. — В «Дом хобгоблина»?

Батанья кивнула.

— Но только без Тровиса. Если он там будет, я ухожу.

В дружелюбном молчании они работали еще несколько минут, начищая доспехи, прозванные «жидкой броней» — наиболее популярное защитное приспособление в обширном арсенале Бритлингена. На самом деле жидкой эта броня не была — больше всего она напоминала мокрую одежду, но натянуть ее было куда легче. На груди имелась клавиатура размером с кредитную карточку, позволявшая установить связь с любым другим носителем такой же брони, и набрать личный пароль, разрешающий надевать броню только одному носителю. Тогда человек становился почти неуязвимым, а без пароля броня не действовала. Такой протокол добавили во избежание похищения доспеха, потому что до того нескольких бритлингенцев убили ради брони. Доспех использовался в прохладную погоду, а летнее снаряжение девушки уже вычистили.

Батанья вывернула костюм наизнанку и оттирала внутреннюю поверхность приятно пахнущим растворителем из большого зеленого кувшина. Кловач универсальным очистителем обрабатывала твердые накладки, надеваемые поверх брони.

Бросив на расстеленное полотенце очередной предмет, она взяла следующий.

— Муштра сегодня суровая, — заметила она.

— Тровис не в духе, — отозвалась Батанья.

— С чего бы это? — спросила Кловач, изображая невинные интонации.

Батанья слегка покраснела, и выступил пересекающий правую щеку шрам. Кловач слыхала, что были люди, которые дразнили Батанью этим шрамом, но никто из них не делал это более одного раза.

— Набросился на меня вчера вечером в душевой, получил локтем под дых. Дурака из себя строит.

— Раз он пытается тебе показать, кто тут главный, то и правда дурак, — согласилась Кловач. — Если будет так и дальше, пойду к Флешетт и поставлю вопрос, чтобы Тровиса отстранили от командования.

— Тровиса это взбесит, что приятно, — сказала Батанья. — Но с нашей стороны это будет проявлением слабости.

Кловач удивилась на минуту, но потом кивнула.

— Понимаю. И потому нам приходится глотать все, что Тровис нам устраивает. — Она попробовала ремень на прочность. — Если некуда будет податься, боюсь, будет у нас несчастный случай.

— Придержи язык! — непритворно возмутилась Батанья. — Знаешь сама…

— Знаю, знаю. Бритлингенцы не убивают бритлингенцев, — произнесла Кловач заученную фразу. — Этим занимается остальной мир.

Это был первый урок, который новичок получает в крепости.

— Однако бывают исключения, — упрямо заявила Кловач, собирая снаряжение. — И его одержимость тобой как раз таковое представляет.

— Не тебе решать. — Батанья встала, закинув на плечо узел со снаряжением. — Значит, через два часа встречаемся у ворот?

— Ага, — ответила младшая.

В тот же день позже обе они неспешно шагали к «Дому хобгоблина». Батанья бурчала насчет узких улиц и древних мостовых, из-за которых бессмысленно держать в замке глайдер. Она любила быструю езду, и отсутствие глайдера ее огорчало.

В «Доме хобгоблина» в честь ласковой погоды открыли летнюю веранду. Здесь было полно знакомых лиц из Коллектива. Хотя бритлингенцы фактически владели городом, держались они поближе к замку на холме. Естественно, что лавки, теснившиеся на старых извилистых улицах у подножия, в основном обслуживали обитателей древнего замка — телохранителей и наемных убийц. Куча ремонтных мастерских для доспехов и для оружия, лавчонки магов с таинственными зельями и предметами, которые могут понадобиться колдунам Коллектива. Лавки с темными окнами, заставленными машинами и механизмами, интересующими механиков замка. И не менее двадцати ресторанов и забегаловок, из которых Кловач решительно предпочитала «Дом хобгоблина».

За удовлетворительно чистым столом их уже поджидал общий друг по имени Гейт — широкоплечий и добродушный, достаточно сильный и быстрый, чтобы снести голову одним взмахом меча. Он был наемный убийца, но для Кловач и Батаньи, пусть и принадлежащих к отряду телохранителей, это не было препятствием к дружбе. Хотя у многих их коллег — было бы.

Гейт уже заказал корзинки жареного хобгоблина и рыбы, и все трое только успели чокнуться кружками эля, как увидели поспешающего из замка отрока в красной куртке посыльного. Быстро шагая, мальчик успевал все же на ходу играть колдовским шаром, пусть и дешевым, судя по виду, но все же заряженным магией настолько, что держался в воздухе несколько секунд на каждом подбрасывании. Прервав игру, отрок вгляделся в сидящих за столами, высмотрел нужное лицо и подбежал рысцой.

— Прошу прощения у дамы-воина, — обратился отрок с поклоном, — не вы ли госпожа Батанья, наставница?

— Именно я, молодой нахал, — добродушно проворчала Батанья, допивая кружку до дна. — Кому там чего?

— Командир Тровис велел… то есть просил, чтобы вы и ваша ученица немедленно прибыли в крепость в Зал Контрактов.

Гейт присвистнул:

— Но вы же только что вернулись с задания. Зачем бы Тровис снова стал вас посылать?

— Я тоже надеялась отдохнуть подольше. Рассказывала я тебе, как мы из гостиницы пробивались с боем, неся клиента, который на солнце сгорел бы свечкой? Ладно, пора нам, Гейт. Выпей тут за нас.

Быстро прикончив корзинки с рыбой (бритлингенец никогда не упустит шанса поесть), она оплатила счет и отвернулась, когда Кловач быстро чмокнула Гейта в щеку. Потом обе подруги вслед за отроком вернулись по извилистым улицам к воротам Коллектива. Часовой на входе их узнал и кивнул, разрешая войти без обычного обыска.

Зал Контрактов был расположен близко к крылу колдунов и механиков, что удобно, поскольку колдовство (в сочетании с наукой) обеспечивало транспортом не менее половины всех заданий. Батанья даже не могла вспомнить, когда ей пришлось в последний раз идти на задание обычным способом.

Сам по себе зал особо не впечатлял — обыкновенное просторное помещение, на одной стене — ничем не примечательные картины. Это была так называемая Стена Позора: здесь висели портреты сотрудников Коллектива, допустивших запоминающиеся провалы. (Система подготовки в Бритлингене интенсивно использовала метод обучения на ошибках предшественников). Кроме портретов и нескольких скамеек, в зале имелись только стол, стулья, большой светильник и письменные принадлежности.

Тровис сидел на деревянном стуле, закинув ноги на стол — недопустимая вольность в Зале Контрактов, поскольку контракты — сок жизни Коллектива и его подписание — важнейший момент. Каждый контракт может принести не только деньги Коллективу, но и гибель своим исполнителям.

— Повышение ударило ему в голову, — буркнула про себя Кловач. — Полгода назад он бы не посмел так себя вести.

Отрок, получив свои чаевые, брызнул прочь, а Батанья с Кловач подошли к столу. В боковую дверь вошла Флешетт, одна из старших командиров. Поскольку в руке она держала жезл, то аккуратно смела ноги Тровиса со стола, сбив их владельца со стула на пол.

— Уважение к залу! — резко бросила она, пока Тровис поднимался на ноги. Телохранительницы сохранили бесстрастные лица, хотя им это стоило серьезных усилий. Флешетт, не обратив никакого внимания на растерянность и злость младшего по рангу, плюхнулась на ближайший стул. Вопреки своему нескрываемому возрасту — было ей не меньше шестидесяти, до чего доживал редкий бритлингенец, — двигалась она куда как ловко. — Ты пригласил нас, — продолжала Флешетт. — В чем дело, сержант?

Тровис взял себя в руки. Будь он при оружии, быть может, он бы и обнажил его против старшей по званию, но он пришел в зал безоружным — необычно для бритлингенца, даже такого неудачного, как Тровис.

— Этот клиент обратился лично, — сообщил он, выталкивая слова сквозь стиснутые зубы, и показал на человека в глубине зала. Тот стоял и, очевидно, рассматривал один из портретов. Йохансона Недоумка, отметила про себя Батанья. Она старалась не встречаться взглядами с Тровисом.

— Что случилось с этим господином? — спросил высокий голос, и незнакомец повернулся, глядя на собравшихся вопросительно.

Он был на пару дюймов выше Батаньи — среднего женского роста. Сложение хрупкое, светловолосый. Судя по одежде — житель вольного города Пардуи, в двух часах езды от Спаулинга. Батанья там бывала несколько раз по делам. В Пардуе корректировали плохое зрение очками яркой расцветки и с инкрустацией. У незнакомца тоже была такая пара: кричаще-синяя с аляповатыми искусственными лиловыми камнями. Очки придавали ему невероятно глупый вид.

Так как все промолчали, ответ взяла на себя Батанья:

— Йохансон Недоумок завел клиента в западню. Когда все кончилось, в нем и в его клиенте было дротиков как иголок в подушечке.

— Я не очень понял, о какой подушечке речь, но смысл до меня дошел, — ответил чужой и еще раз взглянул на зловещий портрет. — Прибыл я сюда, чтобы нанять двух бритлингенских телохранителей. И мне не хотелось бы погибнуть так, как клиент Йохансона.

Он подчеркнуто вздрогнул.

— Очень хорошо, — ответила Флешетт. — Видите ли, клиенты не слишком часто показываются здесь, в Коллективе. Обычно контракт заключается по колдосети.

— Вот как? Простите, что не соблюл обычную процедуру. — Блондинистый щеголь просеменил к столу. — Я случайно оказался в Спаулинге и решил припасть прямо к источнику. Иными словами, взглянуть на то, что получаю.

— Вы получаете Кловач и ее наставницу Батанью, — широко улыбнулся Тровис. — Услышав от клиента описание работы, я сразу понял, командир Флешетт, что они подойдут идеально.

— Почему? — спросила Флешетт.

Тровиса она ни в грош не ставила и никогда не давала себе труда это скрывать. После того, как Батанья и Тровис одновременно оказались не в строю в результате своей стычки, Флешетт за ним следила как ястреб.

— Они сумели защитить своего клиента при обстоятельствах, которых никто не предусмотрел, — шелковым голосом сообщил Тровис. — Кого бы оставила равнодушным такая работа? Уж наверняка они справятся и теперь.

Флешетт еще раз смерила его взглядом, потом повернулась к клиенту.

— Что за цель у вас, незнакомец? И, кстати, как ваше имя?

— Ох, простите! Меня зовут Крик. Мне нужно вернуть нечто, принадлежащее мне и утраченное в весьма опасном месте.

Телохранители (особенно такого класса, как Батанья и Кловач) в узкие места попадают постоянно, так что не слово «опасное» насторожило Батанью, а детектор вранья, заверещавший у нее в мозгу. Она глянула на Кловач — та мрачно кивнула. Крик явно не говорил всей правды, и не был он таким уж глупым женоподобным пардуанцем, какого из себя строил. Невнимательный Тровис мог не заметить мускулистую тренированность худощавого тела — телохранительницы не могли ее пропустить. Но клиенты, как известно, всегда врут. Батанья пожала плечами: а что тут поделаешь? Кловач в ответ кивнула — и правда поделать нечего.

Тровис и Флешетт начали обсуждать с клиентом основы контракта. В него включалась цена транспортировки по колдосети к месту назначения, названному клиентом. Указывалась цель работы — доставить обратно Крика и его имущество в целости и сохранности. Содержался в контракте стандартный пункт о страховке, по которому лечение полученных телохранителями травм оплачивается клиентом.

Батанья и Кловач слушали, потому что это входит в работу. Все телохранители должны понимать, что они обязываются сделать и чего не обязываются. Хотя эти двое уже десятки раз стояли в Зале Контрактов и слушали одни и те же обсуждения, относились они к этому не менее внимательно, чем к подготовке оружия. В работе мелочей не бывает.

Наконец продолжительное обсуждение контракта было закончено. Так как Крик обращался в Коллектив Бритлинген впервые, оно получилось длиннее обычного. Батанья отметила, что Крик задал несколько очень острых вопросов.

— Соблаговолите подписать? — официально спросила Флешетт, когда Крик объявил, что удовлетворен условиями.

Крик взял перо и подписал контракт.

— Клиент согласился. Соблаговолишь ли подписать, наставница? — обратилась Флешетт к Батанье. Та вздохнула, но взяла перо и подписала свое имя.

— Ты, ученица?

Кловач последовала примеру старшей.

— Что теперь? — радостно спросил Крик.

— Мы удаляемся, ты сообщаешь своим телохранителям место назначения, и они подбирают нужное снаряжение. Потом вы встречаетесь здесь и идете вон через ту дверь в колдовское крыло. Колдуны и механики осуществляют транспортировку.

Тровис откровенно скучал, не давая себе труда этого скрывать. Он не нашел повода спровоцировать кого-нибудь на ссору, клиент оказался с деньгами и заплатил запрошенную цену, Тровис избавился от двух самых неприятных своих подчиненных хотя бы на несколько дней, а может — и насовсем. Больше из этой ситуации ничего не выжмешь. Поэтому он воспользовался первой же возможностью выскользнуть из зала — если вообще здоровенный шестифутовый мужик способен «выскальзывать».

— И куда его черти несут? — буркнула про себя Кловач.

— В какое-нибудь тихое место, где он будет придумывать, чем еще меня достать — ответила Батанья и пожалела, что заговорила. Хорошо бы Флешетт не слышала. Жаловаться наверх через голову своего начальника не считалось в Коллективе достохвальным.

Но Флешетт была занята традиционными формальностями, обязательными для командира: пожелала клиенту счастливого путешествия, Кловач хлопнула по плечу, Батанье пожала руку и всем посоветовала как следует перед дорогой поесть. Обычное ее прощание. Потом она поднялась, отдала честь по-бритлингенски и спросила:

— Что есть закон?

— Слово клиента, — тут же отозвалась Батанья, и Кловач отстала от нее на малую долю секунды.

Крик смотрел — очень внимательно из-под дурацких своих очков. Когда Флешетт вышла, телохранительницы подвинулись к нему ближе:

— На какую температуру нам снаряжаться? — спросила Кловач. — И на какой род битвы?

Крик не мог не слышать этого при обсуждении контракта, но все же спросил:

— Вы ведь не имеете права никому сообщать то, что я скажу?

Батанья кивнула, Кловач просто стояла с покорным видом.

— В Ад. Мы направляемся в Ад, — сказал Крик.

После долгого молчания Кловач ответила:

— Значит, нужны летние доспехи.




— Дело обстоит вот как, — заговорил Крик, вдруг становясь многословным. Он сел к столу, Кловач и Батанья последовали его примеру. — Я получил от адского царя некоторый предмет и, уходя, спрятал его в неудачном месте. Мне решительно не нравилось пребывание у царя, но боюсь, что мое неожиданное отбытие могло его рассердить. Таким образом, можете заключить сами, что мне надлежит избегать Люцифера. Весьма и весьма. Я должен проникнуть в Ад и уйти оттуда как можно незаметнее. Поскольку смотреть сразу во все стороны я не могу, вам придется помогать мне в наблюдении.

— Значит, ты вор.

Батанья вводила в наручный коммуникатор список нужных вещей, и сейчас подняла голову — удостовериться, что Крик услышал.

— Ну, да. Но ради правого дела, — жизнерадостно добавил Крик.

— Без разницы. Кто бы ты ни был, каковы бы ни были твои причины и мотивы, мы сделаем то, ради чего нас наняли.

Она посмотрела ему прямо в глаза.

— Тогда все у нас в порядке, — сказал Крик, подчеркивая манеры пардуанского дурачка.

Одна из замковых кошек вспрыгнула ему на колени — он стал гладить длинную рыжую шерсть. Батанья смотрела безразличным взглядом. Домашнее зверье она никогда не жаловала, но лучше уж кошки, чем собаки.

Что угодно лучше, чем собаки.

— Сколько времени ты рассчитываешь затратить на эту работу? — спросила Кловач.

— Если мы не вернемся за две недели, то не вернемся, — ответил Крик с любезной улыбкой. — По моим расчетам — так.

Батанья вспомнила, что у Кловач билеты на концерт через неделю.

— Можешь сдать билеты? — спросила она, запуская пальцы в короткие чернильного цвета волосы.

— Возврату не подлежат, — мрачно ответила Кловач. — Ну да ладно. — Она встала. — Наставница, — обратилась она официально, — я прошу дозволения уйти, чтобы подготовиться.

— Иди, — сказала Батанья. — Я приду через пару минут.

Она смотрела на клиента прищуренными глазами.

Как только Кловач скрылась, она обратилась к заказчику:

— Я знаю, что ты не все нам говоришь. Ни один клиент никогда не рассказывает все, и все вы привираете. Но если какое-то твое слово могло бы нам помочь подготовиться к твоей защите, самое время его произнести.

Крик долго смотрел на стол. Кошка спрыгнула у него с колен и исчезла в окне.

— Ничего, — сказал он. — Ничего не могу вам сказать такого, что могло бы пригодиться.

— Тогда все, — сказала Батанья без улыбки. — Тебя будут защищать два бритлингенца из лучших, Крик. Надеюсь, ты это оценишь.

— Я за это хорошо плачу, — ответил он холодно.

Батанья могла ему сказать, что никакие деньги не искупят утрату жизни, но это было бы неправдой. Бритлингенский Коллектив на это тоже установил цену, и Крик ее уплатил.

— Я скоро вернусь, — пообещала она и поднялась. — Колдуны и механики тоже уже будут готовы.

С мрачным удовлетворением она заметила, что при упоминания колдунов по телу Крика прошла дрожь. Колдуны на всех так действуют.

Остановившись посреди своей комнатки, Батанья вытащила из ящика рюкзак. Проверила наручный коммуникатор — он показал составленный ею список, не в словах, но в символах. Некоторые виды оружия, которые она обычно носит при себе, в Аду будут бесполезны. Любая схватка почти наверняка будет проходить в ближнем бою и внезапно, и потому нет смысла брать с собой дальнобойное оружие. Как и работающее на солнечной энергии. Ад находится под землей, в обширной переплетенной сети подземных ходов.

— Батанья! — окликнула ее Кловач из своей комнаты на той стороне коридора. — Арбалеты берем?

Наручные арбалеты били невероятно сильно и были весьма популярным в Коллективе оружием.

— Демонов они убивают? — спросила Батанья в ответ. — Не думаю. Наверное, надо взять… — А что же действительно убивает демонов? Пожалуй, заговоренные метательные звезды. — Метательные звезды берем.

А какие, кстати? Стальные? Серебряные? И что еще может пригодиться?

Мысленно перебирая список возможного вооружения, она тем временем натягивала летнюю броню — легчайшую пористую ткань, сплетенную паукоподобными существами с Морея. Летний вариант заменял кольчугу, хотя на ощупь был похож на ткань, и стоил еще дороже, чем жидкая броня. В магазине бритлингенской компании такой доспех продавался, как утверждали, по себестоимости, но все равно Батанье пришлось два года откладывать на него деньги. В первый год, как Кловач стала у нее ученицей, Батанья одолжила ей деньги на летнюю броню.

— Проклятый Коллектив, — бурчала она, укладывая дополнительное снаряжение в водонепроницаемый рюкзак, с которым отправляется в путешествие любой бритлингенец. В нем всегда есть микротонкое чистое белье, пищевые брикеты, которые можно есть на ходу, пара таблеток, дающих колоссальный всплеск энергии и сил и потому употребляемых с осторожностью. Бинты, антибиотики, фляга с водой. Чтобы избежать чрезвычайных ситуаций иного рода, все бритлингенцы, независимо от пола, ежемесячно получали укол контрацептива. Имена пропустивших укол записывали крупными буквами красным мелом на доске в вестибюле.

— Список у тебя готов? — спросила Батанья из дверей Кловач. — А карман проверила?

Батанья уже потрогала языком искусственный карман в правой щеке и кивнула, когда правая рука Кловач поднялась к левой подмышке. Ученица тоже кивнула в знак подтверждения и зарылась в глубину своего шкафа.

— Ага. Мне только нужно написать записку Гейту, — донесся ее приглушенный голос. Наверное, она искала бумагу и перо — предметы, нужные ей не слишком часто.

— Вы с Гейтом вместе броню трясете?

— Трясем. Он очень старательный.

Батанья улыбнулась и покачала головой, хотя Кловач ее не видела.

— Гейта лучше было бы иметь в друзьях, — сказала она. — Хотя, боюсь, уже поздно для таких советов.

Ученица вынырнула из шкафа:

— Не вопрос. Я со всеми любовниками остаюсь в дружбе. Такой у меня дар.

Светло-каштановые волосы Кловач торчали во все стороны. Капюшон от брони она пока еще не надела — этот элемент защиты ей меньше всего нравился. Батанья тоже не была от него в восторге, хотя при ее короткой стрижке она могла бы уже быть в нем.

Совместно проверив и перепроверив снаряжение, телохранительницы дошли до конца списка. Необходимость путешествовать налегке усиливала важность подготовки. Наставница заметила, что Кловач сунула в карман рюкзака наручный арбалет, но промолчала. Если ученица так чувствует себя увереннее, то небольшое увеличение веса того стоит.

Наконец они решили, что готовы, вышли из спален, и ни Батанья, ни Кловач не позаботились запереть за собой дверь. Воровство в замке случалось редко и каралось смертью. Конечно, незапертая дверь облегчала организацию изощренных розыгрышей. Батанья тронула шрам на щеке.

Наниматель ждал в Зале Контрактов, как его и попросили. Батанья коротко кивнула пардуанцу, показывая, что готова к выходу. Крик встал, разгладил складки на куртке и спросил:

— Я так полагаю, что сейчас нам к механикам и колдунам?

— Да, — ответила Кловач. — Их не обойти.

Он на миг удивился:

— Значит, заметно?

Батанья фыркнула.

— Я правильно понял, что это значит «да»? Ладно. Куда идти?

— Вот сюда.

Дверь из тяжелого морейского дерева с металлической окантовкой украшали руны и символы других магических систем. Не поместившись на самой двери, они вылезли на ее каменную раму. Батанья каждый раз думала при виде этой двери, что, если Коллектив Бритлинген вдруг погибнет в катастрофе, Зал Колдунов и все его содержимое останется невредимым.

Она постучала в дверь, как положено телохранителю — четыре удара через равные промежутки времени. Через минуту двери распахнулись, и все трое вошли внутрь порядком, который будет действовать все время путешествия: первой Батанья, осматриваясь по сторонам, за ней Крик и замыкает шествие Кловач. Ее задача — смотреть, что впереди, и слушать, что позади. Штука непростая, но это — традиционная работа ученицы.

Дверь за ними захлопнулась, и они предстали перед мужчиной в белых одеждах и с закрытым лицом. Сверкающие седые волосы спадали почти до пола.

Сучъи колдуны, подумала Батанья. Позеры чертовы.

— Мы пришли, чтобы вы перенесли нас, — сказала она.

Колдун не мог этого не знать, но следует придерживаться ритуала. Попытки отступления от него выводили колдунов и механиков из себя.

— Мы готовы, — ответил колдун. Кажется, он улыбался под вуалью. — Очень немногие просят послать их в Ад. Нам приятно было готовиться.

Неожиданная откровенность. Кловач уже готова была изменить мнение о колдуне к лучшему, когда он добавил:

— Разумеется, обратно нам не приходилось доставлять никого.

— В какую комнату? — спросила Батанья. Голос у нее не дрогнул.

Он кивнул головой на дверь позади себя, повернулся и не пошел — поплыл в том направлении с какой-то нездешней плавностью. Батанья и Кловач когда-то между собой обсуждали, не отрабатывают ли колдуны эти движения, и однажды в «Доме хобгоблина» позабавили весь бар, изображая занятие семинара по плывущей походке для первокурсников. Батанья обернулась, обменявшись с Кловач беглой улыбкой. Отличный тогда получился вечер.

Посреди комнаты стояла на постаменте неглубокая круглая ванна, и в ней горел дымный огонь. Небрежным кругом встали вокруг постамента семеро колдунов, и все они приготовили флаконы травяных настоев или химикатов, а также разных предметов для сосредоточения. Принятые в Коллектив дети тоже участвовали в этих обрядах: рядом с каждым колдуном стоял мальчик или девочка в возрасте от пяти до четырнадцати. И каждый из детей держал туманный шар.

В углу зала сидел на табурете перед сложной большой машиной одинокий механик. Батанья увидела, что плечи у клиента слегка дрогнули, он весь подобрался — слава богу, не бросился. Что делать, если вдруг он вытащит оружие и попытается поубивать колдунов? Дилемма. Желание клиента — закон. Но колдуны под защитой Коллектива, они — существенная его часть. Интересно будет обсудить этот казус за кружкой, когда вернемся… если вернемся.

Повернувшись к клиенту, Батанья показала на ведущие к ванне ступени.

— Сюда, — велела она, и пошла вперед. Все втроем они сгрудились на тесном постаменте, и телохранительницы обняли Крика за плечи, отчего он снова вздрогнул.

— Сэндвич с Криком, — пошутил он по-дурацки, а Кловач из-за его плеча закатила глаза, глядя на Батанью. Та вздохнула.

Потом колдуны заговорили нараспев, рисуя в воздухе руны, бросая в огонь травы, и дым пошел вверх, вверх, и механик в углу начал вызванивать на кнопках сложную мелодию, а потом…

Потом они оказались в Аду.




Конечно, в туннеле было горячо, и очень неприятен был запах. Ад получил свое название по земным легендам, и не только атмосфера наводила на мысль о сравнении. Жизнь на поверхности над Адом была практически невозможна из-за ядовитых газов от испещривших ландшафт гейзеров. Немногие существа, все-таки там живущие, были дикие и абсолютно чуждые людям. Почти вся жизнь Ада проходила внизу, где правило существо по имени Люцифер. Извитые туннели славились смертельными опасностями и трудностью прохождения.

У Крика в кармане куртки оказалась карта, сделанная из очень гибкого материала, и он широко развернул ее, обратив к закругленному своду. Именно там располагался в туннеле источник света, хотя Кловач не могла понять, что за устройство излучает свет или от какой энергии эти устройства работают.

По всей видимости, колдуны доставили их в главный коридор: выходящие в него устья боковых туннелей были куда меньше и темнее. В данный момент клиент и телохранители были здесь одни, но с запада доносился звук шагов. В мгновение ока Батанья втащила Крика спиной вперед в темный боковой туннель, чуть не хлопнувшись на спину на необъяснимо скользком полу. Кловач прыгнула следом и чуть не въехала в стену. Крик, все еще держа развернутую карту, пискнул, но сквозь зажавшие ему рот пальцы Батаньи.

Обе бритлингенки прижали клиента к каменной стене туннеля, прикрыв его от входа своими телами. Крик затих, осознав ситуацию, и Батанья решила отпустить руку. Вытащив метательную звезду, она изготовилась.

Мимо дыры прошли два демона. Они были футов пять ростом, красного цвета, шишковатые, и хотя у них были две руки и две ноги, на этом сходство с человеком кончалось. Раздвоенные копыта, хвосты, остроконечные уши, но абсолютно безволосые тела с бритыми гениталиями у мужчин и у женщин. Батанья увидела, что Крик не сводит глаз с этой критической области, и вздрогнула вместе с ним. Сколько раз ни увидишь, как демоны демонстрируют свое богатство, страшно себе представить это «богатство» в действии.

Демоны миновали туннель, не обнаружив присутствия посторонних.

Все трое вздохнули с облегчением, и Батанья убрала звезду.

— Постоим здесь секунду, — прошептала она очень спокойно. — Расскажи нам, какой у тебя план.

Когда Батанья говорила с такими интонациями, пусть даже ей приходилось шептать, ее слушали. У Крика тоже ума хватило это понять.

— Сейчас, — ответил он столь же спокойно. Вытащив что-то из кармана — кажется, карманов этих была у него сотня, — он нажал кнопку. Оказалось, это миниатюрный источник света — на батарейках скорее всего. Крик повернул его так, чтобы прикрыть своим телом от входа в туннель, и протянул Батанье карту. Кловач присела рядом с ним, улучшив затемнение, и они стали всматриваться в карту.

Она была подробной, показывала туннель за туннелем, зал за залом.

— Как ты ее раздобыл? — спросила Кловач тихо и уважительно. Предмет был очень ценным.

— Лучше тебе не знать, — ответил Крик жизнерадостным тенором. — Честное слово, лучше.

Длинный тонкий палец на секунду задержался на пометках карты, и потом Крик объявил:

— Мы вот здесь.

Там, куда он показывал, пульсировала звезда.

— Жаль, что она показывает только нас, а прочих тварей не видно, — сказала Батанья почти про себя. — Зато хотя бы знаем, откуда плясать.

— Я не мог себе позволить такую, на которой отражаются все формы жизни, — виноватым тоном откликнулся Крик.

— Ты что, и правда за нее платил? — скептически приподняла брови Кловач. Она была уверена, что карта краденая.

— Да нет, но я не мог себе позволить тюремный срок. Карты получше и заперты понадежнее, а я спешил, — сообщил он без малейшего стыда.

— Что это за предмет, который ты «оставил», когда был здесь последний раз? — спросила Батанья.

— Колдовской шар.

— Но они же в любой лавчонке продаются!

— Не такие. Этот — настоящий.

Бритлингенки уставились на клиента. Колдовские шары, набитые тонкой машинерией и заклинаниями, способные выполнять невинные магические штучки вроде зажигания свеч и вытирания тарелок, были неплохим детским подарком. Даже дешевые модели могут занять ребенка на несколько часов, пока магия не выдохнется, а более дорогие вполне способны конкурировать с подаренным щенком или котенком. Срок работы у них до трех лет, и умеют они очень много всяких фокусов. Но известно, что постоянным источником магии шар быть не может: рано или поздно, а сила его кончится.

— Ты хочешь сказать, что этот колдовской шар вечен? — очень скептически скривилась Кловач.

— Да.

В голосе Крика слышалась явная гордость.

— Это ты его сделал?

— Нет, конечно. Я его украл по поручению.

— В смысле? Украл у Адского Властелина, получив заказ на кражу?

Крик кивнул, довольный ее проницательностью.

— Кто? — спросила Батанья, ощутив, как по рукам ползут мурашки. Ситуация становилась все хуже и хуже. — Кто поручил тебе эту кражу?

— Белсхаззар.

— И ты вернулся в Пардую без шара? Взяв у него деньги?

— Не только взяв, но и потратив, — ответил Крик с удрученным видом.

— В какой же мы глубокой заднице, — подвела итог Кловач.

Тяжелая истина ситуации повисла минутой молчания. Белсхаззар, полководец Пардуи, на самом деле был известнейшим бандитом (возможно, все полководцы таковы). Он был безжалостен, решителен и печально известен вычурностью своих наказаний. Если его обокрасть, он с удовольствием отрежет вору руку, но с еще большим удовольствием похитит его мать и заставит вора смотреть, как руку отрежут ей. А потом уже ему.

— Не дрейфь, — сказала Батанья, беря себя в руки. — Мы — бритлингенцы. И не только в том дело, что мы из более крепкого теста. А в том, что за действия клиента мы не отвечаем. Мы наемные работники, а не акционеры.

— Верно, — согласилась Кловач. — Если бы Белсхаззар нас поймал, Коллектив вмешался бы. Тровис выкуп за нас платить не стал бы, а Флешетт могла бы. Но я вообще не так уж дорожу своей левой рукой. А еще мы могли бы выиграть время, убедив Белсхаззара сперва убить присутствующего здесь Крика.

— Благодарю, о телохранители, поклявшиеся меня защищать, — несколько холодно ответил Крик, — но я бы предложил отложить на время дискуссию о моей кончине. Сейчас нам нужно добыть обратно этот колдовской шар.

— Ты его спрятал или его отобрали? — спросила Батанья.

— Спрятал, — ответил Крик. — Улучил минутку.

— Где?

Он всмотрелся в карту.

— Вот здесь. — Крик показал на туннель к северу от того, где они сейчас прятались. Идти было прилично.

— Если бы ты дал колдунам эту карту, они бы могли высадить нас прямо туда, — буркнула Кловач недовольно.

— Да, но мы бы оказались в казармах. Я решил, что это неудачный вариант.

— Ты спрятал шар в казармах солдат адского царя?

Он пожал плечами:

— Там я был в этот момент.

— Как… ладно, не будем отвлекаться. Если у тебя нет лучшего предложения, подберемся поближе и посмотрим, какие будут возможности. — Было очевидно, что Батанья считает эти возможности практически нулевыми. — И твое счастье, что у меня детей нет, Крик, а то бы я тебя прокляла во имя их.

— О небо, не могу поверить! — воскликнул Крик с невинным видом. — То есть не могу поверить, что у тебя нет детей. О чем только думают мужчины Спаулинга?

— О том, как перерезать тебе глотку, — ответила она. — Мне это точно приходит на ум.

— Что есть закон? — спросил Крик, совершенно не встревоженный.

— Слово клиента, — заученно произнесла Кловач, но Батанья знала: эти слова дались ей нелегко.

— Пошли, хватит клювом щелкать, — сухо сказала Батанья. Ей не понравились эмоции Кловач. Работа есть работа.

— У меня тут мурашки по коже, — несколько виноватым тоном отозвалась Кловач. — Тяжелое выходит задание.

Через несколько секунд мрачные предчувствия Кловач подтвердились. Подавшись вперед, чтобы выглянуть из устья туннеля, они услышали, что позади что-то зашевелилось.

Что-то тяжелое ползло по туннелю.

— Это слизень, — тревожно сказал Крик. — Надо двигаться, а то намертво приклеит к стенам. Или переварит.

Они обе понятия не имели, о чем толкует Крик, но он здесь бывал, а они нет. К тому же предшествующий звуку запах был так силен, что даже у закаленных телохранительниц вызывал рвотные спазмы. Батанья проверила, что проход чист, и все трое бросились в главный туннель, свернув налево. Батанья решила, что там север. Звук волочащегося тела и мерзкий запах остались позади, из чего следовало, что эти слизни передвигаются неспешно. Но через секунду послышалась быстрая дробь шагов. По жесту Батаньи все трое метнулись в очень узкий боковой туннель, куда более тесный, чем тот, где скрылись в первый раз.

В туннеле обнаружились трое солдат, делающих гнусное — и в данном случае это был не эвфемизм: поскольку они принадлежали к разным биологическим видам, предприятие было сложное и выглядело противно. Крик не успел издать невольный звук омерзения, как Кловач сообразила, как именно они все соединены, а Батанья навеки их успокоила коротким мечом.

В тусклом свете, едва отличавшемся от полной темноты, трудно было сказать точно, но Батанье, вытиравшей клинок о штаны убитого солдата, показалось, что Крик даже слегка позеленел.

— Спасибо, — сказал он через секунду.

— Не за что.

Они притаились во мраке рядом с трупами, и Кловач время от времени бросала на тела любопытные взгляды.

— Ты такое видала когда-нибудь? — спросила она наставницу, указывая на соединение между зеленовато-коричневым змееголовым гуманоидом и волкоженщиной. Батанья покачала головой:

— На нашей работе век живи, век учись.

Через несколько минут стало ясно, что приглушенных стонов и бульканья умирающих никто не слышал, а если и слышал какой-то случайный прохожий, то отнес эти звуки к тому процессу, которым были заняты солдаты. Как бы там ни было, а проверять никто не пришел.

Но Батанья знала, что их в конце концов остановят — это только вопрос времени. Судя по движению в туннеле, они подходили все ближе к центру деятельности Ада. Несколько раз мимо их укрытия пробегали разные существа, и каждый раз все трое задерживали дыхание, пока не стихнут шаги (это когда у тварей были ноги). Прополз мимо слизняк, и Кловач с Батаньей лично увидели, как передвигается волнообразная туша по туннелям, смазывая дно и стены прохода твердеющей за секунды слизью. Понятно было теперь, почему дно туннеля такое ровное и гладкое: проползающие слизняки, из которых самый большой был футов десять в длину и в толщину как средняя бочка, все время добавляли и добавляли этого вещества. Стены тоже были покрыты его слоем, но далеко не столь толстым и стеклянистым, как пол.

— Знали бы — шипастые подковки с собой взяли бы, — сказала практичная Батанья. — Может, стоило кому-то нас предупредить?

Крику хватило ума промолчать, он только улыбнулся Батанье улыбкой дурачка.

— Ночью здесь будет движение поменьше, — прошептал он. — Подождем.

Прошли часы, и движение в туннелях затихло. Трое путешественников все это время старались не обращать внимание на вонь выпотрошенных тел в темном конце туннеля, ярдах в пяти. Очевидным образом этот тупик в недавнем прошлом использовался как отхожее место. Удобно, конечно, но находиться поблизости весьма неприятно даже короткое время. А им пришлось там пробыть долго, очень долго. Бритлингенки подремали, съели по одному подкрепляющему батончику, еще один скормили Крику, выпили по глотку воды. Наверное, где-то есть подземные источники, потому что жидкость нужна почти всем живым существам. Но пока что они ни одного не видели, и карта показывала только туннели.

— Зато мы хотя бы животных не видели, — сказала Кловач жизнерадостным шепотом. — Интересно, как тут мясо добывают?

— Есть хлева, где держат коров и прочую съедобную живность, подальше от прочих зданий дворца Люцифера, — ответил Крик. — А почему ты рада, что мы не видели животных?

— Гавкнуть могут, — быстро ответила она.

В тусклом свете, слегка менявшемся от туннеля к туннелю, у нее был такой вид, будто она жалеет, что заговорила.

Крик посмотрел на нее с любопытством — очевидно, никогда его не покидавшим.

— А особенно тебе хочется избегать собак? — спросил он. — Отчего?

Наступил момент тяжелого молчания.

— Потому что этот здоровенный шрам у меня на лице оставлен псом, — ответила наконец Батанья без всякой охоты. — Мы охраняли однажды человека, который разводил сторожевых собак. Его псарня славилась породами и способами дрессировки. Один соперник в порядке розыгрыша подкупил псаря, чтобы собак накормили раздражителем для нервной системы.

— И как обернулось дело?

Батанья пожала плечами и отвернулась.

— Не слишком хорошо, — ответила Кловач. — Я тогда еще не закончила подготовку, а стажером у Батаньи был парень по имени Дамон. Этот «розыгрыш» стоил ему жизни.

— Клиент выжил? — спросил Крик непосредственно у Батаньи.

Она посмотрела ему в глаза:

— Да. Выжил, хотя потерял кисть руки и ногу. Дамон прожил еще четыре часа. У меня остался этот шрам.

Разговор затих надолго.

Постепенно Батанья убедилась, что наступила ночь. Трудно было сказать точно, потому что освещение не менялось, но по ее ощущениям это была ночь. Она сделала Кловач сигнал рукой, и телохранительницы, быстро проверив снаряжение, приготовились к движению. Согласно легенде на анимированной карте Крика, до цели была миля — как ворона летит — если среди ворон найдется такая идиотка, чтобы летать по туннелям Ада.

Кловач сердито глядела на карту, которая была в чем-то божьим даром, а в чем-то — бесполезной бумажкой. Идти на ощупь было бы самоубийством, но насколько было бы больше толку от карты, если бы она показывала помещения, которые должны где-то быть. Очевидно, в этой подземной империи должен быть тронный зал для монарха, какие-то спальни, тюрьма, зал аудиенций и так далее. А так — было известно, куда надо идти за оставленным сокровищем Крика, но совершенно непонятно, что может встретиться на пути.

— Ну, нельзя сказать, будто раньше мы всегда знали, чего нам ожидать, — сказала Кловач Батанье, и та кивнула. Они достаточно давно вместе работали и понимали друг друга с полуслова.

Как будто ее слова были самовыполняющимся пророчеством, за поворотом стояли двое вооруженных охранников, перекрывая путь.

— Мы вас еще за милю услышали, — сказал менее гуманоидный из двоих. Он был из не-демонов, и Батанья понятия не имела, каково его происхождение. Четвероногий, серый, одетый в какую-то паутину, он держал в руке устройство, похожее на теннисную ракетку без струн. Ловким движением он махнул им — и с обода сорвалась крупноячеистая сеть, накрывшая Батанью и стоявшего рядом с ней Крика.

Кловач отскочила, резонно рассудив, что кто-то должен остаться свободным. Под улюлюканье и хохот стражников Батанья выхватила короткий меч и стала размахивать им из стороны в сторону. К ее огромной досаде, нити прилипали к мечу и тянулись за ним — сеть оказалась настолько эластичной, что разрезать ее было невозможно.

— Блин! — выругалась она.

Уголком глаза заметила, что Крик оценил ситуацию и работает кинжалом. У него результаты оказались получше, и тогда она тоже вытащила нож и стала действовать им. Второй стражник, человекообразный и похожий на Тровиса, вынул нечто вроде пистолета — рискованное решение в каменных туннелях. Так как рикошеты могли ранить ее или ее клиента, а не только тех, кто этого заслуживал, Батанья метнула кинжал в проделанную в сети прореху. Человек, похожий на Тровиса, свалился, забулькав пробитым горлом, и затих. Очень мило с его стороны.

Метатель сети не ожидал такого поворота событий, и не успевал достаточно быстро залатать сеть, чтобы удержать Батанью и Крика. Тот работал очень быстро, и это было хорошо, потому что Батанье пришлось снова орудовать мечом. Чем рубить, действеннее оказалось протыкать сеть короткими ударами острия.

Вдруг мимо Батаньи скользнуло по полу что-то длинное и темное. Она не сразу поняла, что это Кловач, а ученица тем временем успела вскочить и ткнуть метателя сети неотазером в массивное туловище. Добрый разряд электричества прервал все мыслительные процессы твари и привел в движение серую тушу. Все четыре ноги задергались, заскользили по гладкому полу туннеля в причудливом танце, но Кловач выдала еще один разряд, и стало ясно, что не танец это, а предсмертные корчи. Тварь свалилась паучьей тушей, дернулась пару раз и затихла.

— Блестяще, — оценила Батанья.

— Я разбежалась, бросилась наземь и поехала. Как на льду. — Кловач была видимо польщена похвалой. — Особенно удобно по краям, где никто не ходит.

Крик смотрел на них большими глазами, пока Батанья срезала с них обоих обрывки сети.

— Живой? — спросила она Крика, хлопнув по плечу, чтобы взбодрить.

— Да, — ответил он, снимая свои идиотские очки. Из-под них остро глянули голубые глаза. Без этого аляповатого украшения лицо Крика оказалось худощавым, более приятным и разумным на вид. — Я хочу заявить прямо сейчас: вы стоите тех денег, что я заплатил. До последнего гроша.

— Скажешь, когда живым вернешься — посоветовала Батанья, а Кловач засунула неотазер в отведенный под него карман. После скольжения по слизневому следу ее летняя броня несколько измазалась, но нисколько не повредилась. В драке капюшон у нее слетел, и Кловач натянула его на спутанные волосы. («Если у тебя хоть капля бабьего тщеславия, эта работа не для тебя», — сказал ей сержант-вербовщик в родной деревне. Кловач, как прочие молодые рекрутки, нагло соврала).

— Надо быстро мотать отсюда, — сказала Батанья.

Не говоря ни слова, они перешагнули через трупы и поспешили по туннелю дальше. Глянув на карту, Крик указала на темное отверстие сбоку, опять же слева, и они туда нырнули — как раз вовремя. По тому месту, где они только что были, пронеслось, завывая, такое же четвероногое.

Батанья подумала, нет ли у этих серых тварей телепатической связи. Может быть, погибший в момент ранения передал какой-то сигнал?

После нескольких долгих секунд донеслось жуткое завывание — наверное, второй солдат нашел труп своего приятеля. Теперь сюда будет привлечено много ненужного внимания, и чем быстрее удастся сменить дислокацию, тем лучше.

Батанья ткнула кулаком в воздух, что означало «вперед», и все трое побежали прочь от источника воя. На этот раз группа направилась на запад, повинуясь жестам Крика. В новом туннеле оказалось особенно скользко, и приходилось внимательно выбирать путь, чтобы не хлопнуться на задницу. Непотревоженная стеклянистость застывшей слизи показывала, что по этим туннелям миньоны Люцифера не ходят, и это было хорошо. Та же гладкость указывала, что слизни эти туннели активно используют, и это уже было плохо. Батанья на миг представила себе, как попадает под такого слизня, медленно и уверенно подгребающего ее под себя в пульсирующем движении. Слизь забивает ноздри, рот, не дает дышать. После проползшего слизня она оказалась бы вмурована в пол.

Батанья энергично встряхнулась. Давать волю воображению — непростительная трата энергии для воина. Она оглянулась через плечо на Крика, который тоже вздрогнул. Наверное, представил себе то же самое.

— Быстрее! — прошипела у него за спиной Кловач.

Еще десять лихорадочных минут им везло, а потом послышался шорох ползущего навстречу слизня, а удобного укрытия не было. Куда ни посмотри — нигде не открывался боковой туннель. Если за следующим поворотом он и был, нельзя было рассчитывать его достигнуть до встречи с приближающимся слизнем.

— Назад, — велела Батанья, и они так же быстро побежали обратно, как рвались только что вперед. В первом замеченном туннеле также оказался слизень, и так близко к главному туннелю, что даже антеннами качнул в их сторону. Они двинулись дальше, прислушиваясь к неостановимому продвижению твари за спиной, пока наконец не увидели в стене отверстие — куда поменьше.

Это был туннель-младенец, но в данный момент он означал спасение, и они нырнули туда как можно скорее. Там пришлось двигаться на коленях, зато хоть хватило места на всех троих.

— Не похоже, что эти слизни разумны, — сказала Батанья, понизив голос. — В смысле, что вряд ли они работают на Адского Царя. Но я думаю, что эти туннели создали они.

— Идею скрыться в туннелях Люцифер заимствовал у слизней, — подтвердил Крик. — Когда жизнь на поверхности планеты начала становиться невозможной, он стал исследовать подземелья — или посылать сюда своих тварей и наемников. Из них многие погибли, просто недооценив мощь этих слизней. Думать они не особо думают, но у них сильны инстинкты, и когда эти твари разозлятся, то нападают с неожиданной быстротой.

Просто поток информации.

— А что их злит? — спросила Кловач.

— Все, что встает у них на дороге, — ответил Крик.

— А что они едят?

— Все, что встает у них на дороге. — Крик посмотрел с виноватым видом. — Вообще-то они питательные вещества получают из почвы. Но если на кого-то навалятся, то постоят сверху, пока не высосут все, что могут.

Это было куда хуже, чем представляла себе Батанья, и ее чуть не замутило сейчас.

— Значит, не надо под них попадать, — сказала она как можно тверже. — А почему воины Люцифера не вычистят их из туннелей? Ведь им же опаснее всего приходится.

— Эти слизни слишком нужны Люциферу, — объяснил Крик. — Почти всю проходку выполняют они. Конечно, он не может впрямую направлять прокладку туннелей, но они бесплатно наращивают его дворец. И еще они своими выделениями укрепляют туннели, ему остается только кое-где закреплять кровлю. Существующие проходы они тоже хорошо патрулируют. Так что ему не жалко время от времени потерять бойца.

— Я смотрю, ты много про это знаешь.

В тусклом свете трудно было понять выражение лица клиента, но Батанье показалось, что он вздрогнул.

— Да. Я довольно долго был здесь пленником, а Люцифер любит разговаривать.

— Вот эту информацию нам не грех было бы знать заранее, — сказала Батанья. — Не о твоей жизни в плену, хотя и это, конечно, представляет интерес. — Она умела быть вежливой, когда считала нужным. — А вот насчет слизней… это мы должны были знать наперед.

— Может быть, ты расскажешь нам еще что-нибудь, что может понадобиться? — предложила Кловач. — В интересах охраны твоей жизни.

Где-то неподалеку прополз другой слизень, донесся тошнотворный запах. Пришлось пережидать еще несколько минут.

— Белсхаззар слышал от некоего информатора, что колдовской шар находится в личном кабинете Адского Царя. Это была кража на заказ. Меня Белсхаззар нанял по двум причинам: во-первых, я мастер своего дела, а во-вторых, я ему и без того уже много задолжал. Но мне удалось добыть шар, хотя лежал он в самом темном углу самого темного чулана в темном дворце Люцифера…

— Меньше красот и больше фактов, — вернула его на землю Батанья.

Крик несколько растерялся, выбитый из привычной колеи рассказа, но послушно кивнул.

— Предмет находился в специальной комнате рядом с царской спальней. В его, так сказать, игровой комнате. Белсхаззар был уверен: мне предстоит увидеть это помещение, когда Люцифер узнает, что я — последний из Харвеллов.

У Батаньи сделались большие глаза. Кловач смотрела недоуменно.

— Это что значит? — спросила она.

— Это значит, что у нашего клиента некоторые особые физические приманки.

Кловач посмотрела на Крика, ничего особенного не увидела. Ей вообще нравились мужчины большие и мощные.

— Это какие же? — Крик только пожал плечами, и Кловач посмотрела на свою начальницу. — Какие?

— У Крика два пениса, — ответила Батанья.

— Хорош заливать! — не поверила Кловач. Она повернулась к Крику: — Правда?

В голосе звучали восхищение и интерес.

Крик кивнул, стараясь придать себе скромный вид.

— Нас осталось мало. Мы не всегда были образцовыми гражданами в тех обществах, где жили, поэтому за последние десять лет клан сильно поредел.

— Да есть вообще на свете кто-то, кто не хотел бы за тобой гоняться с дубиной? — спросила Кловач.

— Конечно, есть. Вы двое.

— Вот не уверена, — буркнула Батанья. Опустив капюшон, она запустила пальцы в короткие волосы. — Ладно. Так как этот колдовской шар оказался в казармах?

— Никто не знал, что он у меня, — сказал Крик. — Когда я решил, что пора мне покинуть общество царя — меня утомили его запросы, — я сбежал, прихватив с собой шар. Когда стало понятно, что меня поймают, я его спрятал.

— Где? — напрямик спросила Кловач.

— Ну, в единственно доступном месте.

— И тебя не обыскали как следует? — Профессионализм Батаньи был оскорблен. — С нами бы этот номер не прошел.

— Не сомневаюсь, — слегка поклонился ей Крик. — Однако меня подозревали в краже какой-то крупной драгоценности или монет, и не стали проверять, не припрятал ли я что-нибудь другое, не менее ценное. А я, хм… был не в силах дальше скрывать, и потому, улучив минуту, когда никого в помещении не было, спрятал шар. Меня заперли в казарме в какой-то комнате, потому что мои конвоиры понадобились сержанту для избиения кого-то другого, и я получил в свое распоряжение десять минут — в комнате без окон. Этой возможностью я воспользовался.

— Значит, ты хочешь, чтобы мы тебя отвели в казармы, помогли найти комнату, где тебя держали, изъять колдовской шар и выбраться живым. Вернуться в Спаулинг. Где ты будешь искать убежища, поскольку Белсхаззар желает тебя убить. Или отправишь шар Белсхаззару в надежде, что он соблюдет ваш исходный контракт. А царь Люцифер хочет заполучить тебя обратно в свою игровую комнату.

— Весьма точное описание положения дел.

Впервые у Крика не получилось ответить с жизнерадостной интонацией.

— Белсхаззар на тебя злится за опоздание и за потерю шара, а Люцифер — за то, что ты сбежал, не дав ему с тобой доиграть до конца.

— Справедливый вывод, — согласился Крик.

— Как ты нашел деньги на гонорар колдунам и Коллективу? — спросила Кловач. — Не мое дело, я просто интересуюсь. Я же знаю, что они не дают кредита.

При упоминании кредита у Батаньи плечи затряслись от смеха.

— Ну, я позаимствовал пару-другую мелочей в домах знатных жителей Спаулинга.

— Пару-другую? Тут телега нужна была бы, чтобы набрать на нас денег.

— Вам интересно будет узнать, что цену скостили, как только я указал, каких именно телохранителей хочу нанять.

Смех обеих женщин отрезало как ножом.

— Тровис, — сказала Батанья. Прошипела это имя, как змея.

— У него действительно к тебе большая неприязнь, — продолжал Крик. — Когда он услышал, куда я направляюсь, стал трясти расписание дежурств, пока не выскочили ваши имена.

Кловач и Батанья переглянулись.

— Когда вернемся, — сказала Батанья, — разберемся с этим вопросом. Слишком это уже долго тянется.

— Откуда у него на вас такой зуб? — спросил Крик. Они обернулись, посмотрели на него в упор. — Дамы, ну бросьте! Мы же сейчас в этом деле вместе. Если я вернусь один, то убью его вместо вас.

— Подойдет, — ответила Кловач. — Дело в том, что моя уважаемая наставница была вынуждена отказать ему так энергично, что сломала ему руку.

Крик беззвучно присвистнул.

— Насколько я понимаю, словесный отказ оказался недостаточным?

— Он считал, что «нет» — это не ответ, — пояснила Батанья. — Как-то вечером он пробрался в мою комнату и подстерег меня, когда я пришла. Я пыталась быть тактичной, что для меня не просто. Пыталась быть твердой. Пыталась быть грубой. Он продолжал настаивать. Пришло время применить силу.

— Он ей сломал нос, — сообщила Кловач Крику. — И ключицу. Но она ему сломала плечевую кость, так что победила она.

— Он плакал. — У Батаньи губы слегка искривились в улыбке. — Но хватит упиваться воспоминаниями. Мы слишком долго здесь торчим, пора двигаться.

На этот раз Крику пришлось собраться с духом, чтобы выйти в большой туннель. Батанья поняла, что заставило его при первом посещении царя бежать раньше, чем он был готов. Может быть, утратил присутствие духа. Может быть, потерял способность управляться с физическими запросами Люцифера. Но скорее всего — она была готова поставить свое жалованье — больше не мог выносить подземелья.

Нельзя было отрицать, что ей слегка передалось это чувство. В Аду действительно ужасно. Она дышала застойным вонючим воздухом, и ощущение запертости подавляло все сильнее и сильнее. Непрямой свет был недостаточно ярок, чтобы по-настоящему осветить путь. Лучше, чем ничего, конечно, но этот полумрак еще добавлял гнетущего настроения. Группа снова двигалась, но слишком медленным темпом. Будто, чувствовала Батанья, эти туннели высасывают из них энергию.

Она поняла, что задание надо выполнить с максимально возможной быстротой. Необходимо выбраться из туннелей и вернуться прежде, чем расшатаются нервы или дух упадет так, что уже не справиться. В таких обстоятельствах она еще не была никогда.

— Помнишь последнее задание? — вдруг спросила она у Кловач.

Ученица заметно удивилась:

— Конечно.

— Там очень круто пришлось. Взрыв дома, клиент совершенно беззащитен и не способен передвигаться. И все равно я не отчаивалась, не допускала и мысли, что мы не выберемся.

— Наставница, у тебя жар?

— Эти туннели действуют на меня и на Крика. Тебя они, похоже, не достают. Может быть, вести группу придется тебе.

— Мне они пофиг, эти туннели. Только прикажи, наставница.

— Спасибо, ученица. Я тебе дам знать.

Батанья повернулась и снова возглавила шествие. Карта осталась у Крика, и он направлял ведущую шепотом или жестами. Они старались передвигаться по небольшим туннелям, чтобы меньше было шансов встретиться с обитателями Ада. Неприятная сторона такой тактики состояла в том, что если встреча все же происходила, боковых туннелей не было, чтобы уклониться от атаки — а она происходила тут же. За время неимоверно долгого пути, занявшего часов шесть по ощущениям, но не больше двух на самом деле, бритлингенки убили не меньше десяти жутких тварей Ада. Пару раз едва-едва уклонились от медленного, но неуклонного движения слизней. Пальцы Батаньи стали дрожать, и она знала, что приближается момент, когда придется передать командование ученице.

Но еще до того их схватили.




Все произошло очень быстро. Их поймали в самом невыгодном положении, в длинном туннеле без боковых ходов, куда можно было бы скрыться. Еще туннель слегка изгибался, поэтому врага они увидели лишь тогда, когда бежать было поздно. И никакие звуки не сообщали о его приближении. Трое солдат, похожих на пыльные шары, медленно катились по скользкому полу. Сперва Батанья чуть не засмеялась, но по выражению лица Крика поняла, что они попали в беду.

— Бежим! — сказал он хрипло. — Бежим!

Они резко повернулись, но оказавшуюся в арьергарде Батанью шары нагнали сразу.

Как будто в пылесос засосало, успела она подумать, задыхаясь и отплевываясь пылью, клочьями волос и мусором, составлявшими плоть этой твари. Каким-то образом пыльный шар сумел спутать ей руки какими-то прядями и поднять над полом, лишив опоры. Она стала брыкаться, метаться из стороны в сторону, но на нее навалились обрывки веревок и пыль, скрутили, лишили возможности двигаться.

— Кловач! — крикнула она. — Что у тебя?

— Держат крепко, — донесся ответ как через подушку. — Крик?

Крик смог ответить лишь полузадушенным кашлем.

Шар покатился по туннелю, неся в себе Батанью. У нее почти сразу закружилась голова, и главной целью стало не вырваться из плена, а чтобы не стошнило.

Охвативший ее ком пыли катился по переходам, и становилось все жарче и жарче. Наконец ощущение сдавливания ослабело. Преодолевая тошноту, Батанья почувствовала, что находится где-то в большом просторном помещении. Движение, слава богу, прекратилось, и все нити и куски мусора, скрутившие ее, попросту расплелись.

— Блин! — успела она сказать, рухнув на каменный пол, где никогда не проползал слизняк.

От удара на секунду отшибло дыхание, но как только удалось вдохнуть, Батанья уже была на ногах с мечом в руке. Пыльный шар, привезший ее, укатился прочь, и впервые перед ней предстал большой зал Люцифера. Высокий сводчатый потолок, беспорядочно расставленные каменные колонны. Вырезанный из камня трон, оставленный, когда вынимали породу из этого зала, расположился темным великолепием в середине обширного помещения. На верхней ступени его стоял красивый джентльмен в костюме-тройке, в шейном платке, заколотом рубиновой булавкой. Был он светловолос, и он улыбался.

— Я всегда думала, что у Люцифера волосы черные, — прошептала Кловач, поднимаясь на одно колено.

Она стояла в ярде от Батаньи, и позыв к рвоте не удержала. Крик? Батанья огляделась, ища клиента, и увидела его позади себя на полу. Закрыв его собой, она изготовилась к бою.

— Храбро, но глупо, — заметил блондин. — Посмотри.

Он указал ей за спину, и Батанья очень осторожно обернулась. На краях светового облака, зависшего над головой Люцифера, виднелось целое войско демонов. В основном четвероногие, волколюди, змее-люди, пыльные шары и просто люди. Их было не менее двухсот, и все они были вооружены.

— Вот блин! — снова выругалась Батанья и слегка ткнула Крика ногой. — Мне как, погибнуть, защищая тебя?

Крик застонал, перевернулся набок, откатившись от нее, и сблевал, стараясь не попасть ей на сапоги. Кловач поднялась, шатаясь, и почти непослушными от дрожи пальцами пристегнула к левой руке наручный арбалет, заряженный и взведенный. Батанья не могла не ощутить гордости за ученицу.

— Естественно, он этого не хочет, — ответил Люцифер. — Вы обе просто великолепны. И великий вор Крик не захочет обрекать на ненужную смерть столь храбрых воинов. Правда ведь?

— Да, — простонал Крик. — Правда, не надо этого делать.

— Молодец, Крик! — ангельски улыбнулся Люцифер. — Теперь они смогут позабавить моих солдат.

— Коллективу это не понравится, — предупредила Батанья.

Улыбка Люцифера чуть приувяла. Он подошел ближе к потрясенной группке пришельцев. Нос он не сморщил, и Батанья решила, что обоняние у него повреждено долгим пребыванием в зловонном воздухе Ада.

— Коллективу Бритлинген, — уточнил он почти без вопросительной интонации. Женщины в унисон кивнули.

Люцифер состроил гримасу. Разочарованная физиономия, решила Батанья.

— Драться с Коллективом мне бы не хотелось, — проговорил Люцифер. И тут же лицо его прояснилось: — Хотя кто узнает?

— Если мы не вернемся, узнают все, — ответила Батанья. — Наши души принадлежат Коллективу. О смертном пункте слышал?

Всякий, кто слышал о Бритлингене, слышал и об этом пункте. Когда бритлингенец умирает, его душа появляется в зале регистрации, разыгрывая обстоятельства этой смерти. Представление записывается для потомства. Эти записи в обязательном порядке просматриваются при инструктажах.

— Может, мои ребята вас смогут удержать на самом краешке, — предположил Люцифер. — У них в этом талант.

— Они из чистого упрямства сдохнут, — возразил Крик хриплым голосом. — Какого черта, Лу?

Люцифер был так близко, что Батанья могла рассмотреть его в подробностях. Телосложение мужское, очень красивый. Короткие светлые волосы еще гуще и золотистее, чем у Крика, но дурачком не прикидывается. Даже сквозь тошноту она заметила, какими жадными глазами смотрит он на последнего из Харвеллов.

Кловач стояла с другой стороны от Крика, спиной к Батанье. Долгий напряженный момент они ждали слов Люцифера.

— Ну, тогда ладно, — сказал владыка Ада. Голос его звучал и радостно, и слегка мрачно, будто он получил, что хочет, но могло бы быть и лучше.

— Что ладно? — спросила Батанья, ни на волосок не расслабившись.

Стоящий в трех ярдах волкочеловек рычал на нее, и она не сводила с него глаз. В нем столько было собачьего, что у нее мурашки бежали по коже, и при возможности она была готова снести ему голову мечом. Чувствовалось, как дрожит Кловач у нее за спиной — ученица еще не отошла от прокатки по туннелям.

— Заключим сделку, — ответил Люцифер, придвигаясь на шаг. — Отступите — и ваш клиент всего лишь проведет со мной недельку. Сопротивляйтесь — и он останется здесь на всю жизнь.

— А зачем тебе такая сделка? — спросила Батанья, быстро обдумав предложение. — Убей нас обеих, и он твой навсегда.

— Так и было бы, но ты права: мне не хочется, чтобы Коллектив заимел на меня зуб. Я вас продержу недельку, наслаждаясь обществом Крика… а потом все вернетесь к Коллективу, более или менее нетронутые. Кстати, я тут наводил порядок несколько дней назад и заметил, что из моей прекрасной коллекции кое-что пропало. Так что я хотел бы задать на эту тему Крику пару вопросов, когда мы с ним будем развлекаться. Но клянусь оставить его в живых, особенно если он ответит быстро.

Батанья бедром почувствовала, как Кловач задрожала чуть сильнее.

Она, конечно, не поверила Люциферу, но никакое разумное контрпредложение не приходило ей на ум. Волкочеловек подался к ней на пару дюймов, оскалив клыки. Слева пододвинулась четвероногая тварь с сетью.

— Что есть закон? — спросила Батанья негромко.

— Слово клиента, — шепотом ответила Кловач, и они на миг замолчали.

— Я принимаю твое предложение, — сказал Люциферу Крик без каких-либо интонаций.

— Ну, вот и славно! — просиял Люцифер. — Дамы, вы можете сложить оружие. Вас ждет моя прекрасная тюрьма, и вы сможете ею насладиться безраздельно. Общества я вам не предоставлю. А для тебя, Крик, у меня нечто совершенно иное.

Круг столпившихся тварей разразился улюлюканьем и смехом — или звуком, который можно было принять за смех.

Батанья обернулась, чтобы помочь Крику встать, и они встретились взглядами.

— Он не сдержит слова, — сказал Крик почти ей на ухо.

— Что нам делать? — спросила она. — Можем биться до смерти. Хочешь — могу убить тебя сейчас, если ты предпочитаешь это его играм.

Она мотнула головой в сторону приближающегося Люцифера.

— Нет, — ответил Крик. — Это неприятно, но не фатально. Я выживу, а от чего-то даже удовольствие получу. Но отпустить он меня не отпустит — что-то случится со мной или с вами. А нам надо выбраться с колдовским шаром: если я его не заполучу, могу с тем же успехом здесь умирать. Он в казарме номер три, в верхнем ящике первого шкафа справа.

— Понятно, — сказала Батанья, хотя совершенно было непонятно, как использовать эти сведения. — Через пару дней я попрошу разговора с тобой.

Крик потрепал ее по плечу, кивнул Кловач, у которой по лицу текли струйки пота, и поклонился Люциферу.

— Марл, отведи их в камеры, — велел Люцифер волкочеловеку, обнял Крика за плечи и повел прочь. Батанья еще услышала его слова: — Любимый, за это время у меня появилось несколько новых игрушек.

Волкочеловек зарычал, Батанья повернулась к нему. Он мотнул мохнатой головой, показывая на север. Бритлингенки отдали оружие двум четвероногим метателям сети и направились следом за волкочеловеком. Их окружила толпа приспешников Люцифера, но если не считать случайных тычков или сочных плевков, вреда им не причиняли. Батанье это не нравилось, но с другой стороны, от плевков никто еще не умирал — если не считать плевков ядовитых ящериц, с которыми пришлось столкнуться на прошлом задании. Напряженно вглядевшись, Батанья сейчас их не заметила.

— Ладно, — сказала она Кловач. — Бывало и похуже.

— Бывало, — согласилась Кловач с некоторым усилием. Видно было, что желудок у нее еще не успокоился. — По сравнению с некоторыми местами тут еще как вечеринка в «Доме хобгоблина».

Батанья даже слегка улыбнулась, поразив собравшуюся толпу.




Тюрьма в Аду была именно такая, как следовало ожидать. Их провели мимо караульной, где висело на стенах оружие, которого даже Батанья никогда не видела, но много было и такого, как у нее — от навороченного огнестрельного и до элементарных мечей, копий и дубин. Охранники — обыкновенные злобные и презрительные олухи. Какой-то змеечеловек раздвоенным языком коснулся щеки Батаньи, когда она проходила мимо, и разразился шипящим смехом, увидев ее гримасу отвращения.

— Придержи язык, Ша! — рявкнул волкочеловек, и Ша вытянулся по стойке «смирно» — насколько позволяла ему выгнутая спина.

Кловач и Батанье пришлось раздеться на глазах у всех, потому что броню им оставить на себе не разрешили. Этого следовало ожидать, конечно, но все равно приятно не было. Пришлось надеть подвязанные веревкой штаны и бесформенную гимнастерку, на ноги — пару толстых носков с подшитыми подошвами. Потом Марл, оказавшийся начальником караула, открыл тяжелую дверь с глазком и пропустил в нее пленниц.

Пол в камерах был неровный, вырубленный в скале, а не выглаженный слизнями, и сами камеры оказались довольно просторные, потому что были предназначены для существ побольше людей. Свою Батанья сразу оценила беглым взглядом. В одном углу — отхожее место довольно странной конструкции — потому что не все виды испражняются одинаково, — койка вдвое шире кровати Батаньи в Спаулинге, тоже для тварей разного вида. Справа оказалась камера Кловач, решетки от пола до потолка, с расстоянием между прутьями чуть меньше ладони. Точно такая же решетка заменяла переднюю стену камеры — заключенные все время находились на глазах друг у друга и любого, кто заходит в тюремный блок. Камер было всего шесть, и первая с каждой стороны была пустой. Последняя слева теперь стала камерой Батаньи, а рядом с ней оказалась камера Кловач.

Две камеры точно напротив были тоже заняты людьми. Напротив Батаньи сидел на койке молодой мужчина. Когда тюремщики заперли Батанью, он радостно привскочил. Одет он был в ту же робу заключенного, но на нем она смотрелась.

Юноша был худощав, неземной красоты и страшно обрадованный, что у него появилось общество.

— Люди, которые будут со мной говорить! — сказал он мелодичным голосом. — Правда же, я красив? Правда, я достоин восхищения?

Батанья была занята надеванием гимнастерки и завязыванием веревки штанов, а потому не ответила сразу. Когда она привела себя в порядок, а тюремщики занялись Кловач, она обернулась посмотреть.

— Ты красив, как картинка, — вежливо согласилась она. — Почему ты здесь, а не в постели Люцифера?

Если у Люцифера пристрастие к мужчинам, то невозможно себе представить, чтобы он отказался от такого лакомого кусочка. Густые каштановые волосы, большие зеленые глаза, загорелая кожа, гладкая, как шелк… слюнки потекут, если у тебя есть настроение для игр и забав.

У Батаньи его не было.

— Я там был, — ответил он, и даже голос у него был приятен: достаточно глубокий, чтобы ощущаться как мужской, исходящий из улыбающихся губ. — Ему неимоверно повезло меня заполучить! Я сиял в его постели как звезда в ночном небе! Хотя я уже много веков звезд не видел. Но помню, — добавил он задумчиво. — Одним движением стащив рубаху через голову, он вторым столь же изящным снял с себя штаны. — Заметила, какая у меня задница? А он — правда, совершенство? А ноги — видишь, какие прямые!

Выходящие охранники даже не глянули в его сторону — наверное, привыкли уже к представлению. Батанья обрадовалась, увидев, что Кловач рассматривает молодого человека с интересом. Он медленно поворачивался, чтобы новенькие могли полностью оценить его красоту.

— Да, очень симпатично, — подтвердила Батанья, хотя это было явным преуменьшением.

— Ведь ты же никогда ничего подобного не видела, — завлекающим тоном обратился он к Кловач.

— Что да, то да, — согласилась она, приподняв бровь.

— Неповторим, — гордо сказал он. Кажется, по-иному он не мог о себе говорить. — Совершенно непонятно, как Люцифер может хоть кого-то мне предпочесть. Хотя кое-что из того, что он любит, делает мне больно и оставляет синяки на нежной коже, — чуть погрустнел он. — Зато, — он снова просиял, — синеватый оттенок выглядит на моем бледном тоне очень заманчиво.

Бритлингенки старались друг на друга не смотреть.

— Можешь одеться, — разрешила Батанья. — Ты очень соблазнителен, но сейчас у нас есть более срочные дела. Как тебя зовут, красавчик?

— Нарцисс, — ответил он. — Правда, красиво?

— Да, — признала Кловач с самым искренним видом. — Мы о тебе слышали.

Она повернулась к Батанье и подмигнула. Старшей было приятно, что ученица реагирует на молодого человека. Значит, ей лучше.

— Вот как? Моя слава докатилась даже до… откуда это вы?

Ему очень понравилась эта мысль. Взяв зеркальце, он стал внимательно рассматривать лицо.

— Наверное, стражники дали ему зеркало, чтобы он заткнулся, — буркнула про себя Батанья.

Нарцисс, поглощенный собой, уже не замечал новых товарищей по заключению.

— Прошу прощения, — окликнула их женщина из камеры напротив Кловач.

Бритлингенки подошли к передней решетке своих камер.

— Чем могу быть полезной? — спросила Кловач.

Вопрос, конечно, дурацкий, но годится, чтобы завязать разговор.

— Не можете ли вы мне сказать, какой сейчас год? — спросила женщина.

— Зависит от того, в каком измерении ты живешь, — ответила Батанья. — И на какой планете.

Женщина вздохнула. С виду ей было где-то за сорок. Короткие каштановые волосы, прямые белые зубы с заметной щербинкой спереди, приятное лицо.

— Я такое слышу все время, и не знаю, как это понимать.

Она была одета в сшитые по мерке брюки и блузку с забавными точками спереди. Присмотревшись, Батанья поняла, что эти круглые штуки не дают блузке раскрываться. Пуговицами их зовут.

На женщине была плотная куртка с большими лацканами, шапка и очки висели на крючке, вбитом в стену — единственное место в камере, куда можно вешать вещи.

— На тебе не тюремная одежда, — отметила Кловач. — Почему?

— Мне неизвестно. Я приземлилась на какой-то остров в Тихом океане после самого долгого полета в моей жизни. — На красивом лице отразилось мимолетное смущение. — Я не знаю, где мы точно были, когда аэроплан стал заваливаться. Мой штурман погиб при посадке. — Она замолчала на долгую секунду. — Выбравшись из аэроплана, я пошла осматриваться, прошла между двумя пальмами — и как-то оказалась здесь. Меня поймали огромные пауки, принесли меня сюда и представили красивому джентльмену. Его действительно зовут Люцифер? Я попала в Ад?

— Ты приземлилась на поверхности Ада. Сейчас, конечно, мы в его недрах. Из какой ты страны?

Что-то было в этой женщине неуместное.

— Я из Соединенных Штатов Америки, — сказала она. — Я — авиатрисса.

Кловач посмотрела на Батанью — та пожала плечами.

— Я не знаю, что это.

— Я пилотирую аэропланы, — пояснила женщина с привычной гордостью.

— Боюсь, что ты сейчас уже не на Земле, — сказала Батанья. — По крайней мере не в том же измерении, что Земля. Мы там были пару недель назад.

— Я поняла, что я не могла оказаться на родине. И уж точно я не в Тихом океане. — Женщина села на койку, будто у нее ноги подкосились. — И не знаю, сколько прошло… какой сейчас год? Я вылетела в тысяча девятьсот тридцать седьмом.

— Здесь год не тот, что был в твоем измерении, когда ты его оставила, — сказала Кловач. — Мы — бритлингенцы.

Лицо женщины не изменилось — это ей ничего не говорило.

Батанья пояснила ей:

— Кажется, тебя захватил какой-то поток событий или какая-то магия, нам неизвестные.

Женщина вздохнула — глубоко, прерывисто.

— Какой был год, когда вы последний раз были на Земле?

По голосу было слышно, что она боится услышать ответ.

— Ну… куда позже твоего времени, — ответила Кловач. Через камеру Нарцисса она перевела взгляд на Батанью. — В любом случае — позже двухтысячного, хотя даже не заметила, какой там был год. — Она пожала плечами. — Мы знали, что надолго там не задержимся.

— Да, какой-то из двухтысячных, — согласилась Батанья.

— Не могу понять, — тихо сказала женщина. — Наверное, я сошла с ума.

— Как тебя зовут? — спросила Батанья.

Может, смена темы выведет женщину из мрачного настроения.

— Амелия Эрхарт.

Она посмотрела на Батанью, на Кловач, будто они, вопреки всему, должны были знать ее имя. Это, значит, общая черта у нее с Нарциссом.

Увидев, что бритлингенки о ней не слышали, она пожала плечами, но тут же вся напряглась, когда раздались звуки, приближающиеся к большой двери между блоком камер и остальным подземельем — стражники бросили ее открытой. Звуки были — клацанье когтей и тяжелое дыхание.

— Собаки, — произнесла Амелия. — Значит, уже почти время обеда.

— Собаки? — хрипло переспросила Батанья, и Кловач почти одновременно с ней: — Что за собаки?

— Большие, — ответил Нарцисс, оторвавшись от рассматривания своего отражения и протирая зеркало подолом рубахи.

— Большие! — передразнила его Амелия и рассмеялась. Первый нормальный звук в этом помещении. — Они гигантские!

В дверь вошли два здоровенных черных пса и пошли обнюхивать коридор. У них был короткий блестящий мех, остроконечные уши, длинные тонкие хвосты. Из открытой пасти вывешивался длинный розовый язык — резкий цветовой контраст с острыми белыми зубами и красным огнем глаз.

Батанья прижалась к дальней стене, будто пытаясь выскрести себе нишу в камне.

— Этих псов пускают в камеры? — сумела выговорить она.

Псы! Обязательно псы! Почему нельзя, чтобы тюрьму сторожили гидры или горгульи? Нет, обязательно собаки.

— Нет, — ответил Нарцисс.

Собаки обернулись к нему, осторожно шагнули к прутьям его камеры. Будто не замечая длинных острых зубов и горящих глаз, Нарцисс подошел к решетке и просунул руку между прутьями. Страшные зверюги шумно принюхались и — та, которая была ближе, подставила Нарциссу голову почесать.

Три женщины уставились, глазам своим не веря, а Нарцисс обернулся.

— Даже собаки тянутся ко мне, — сказал он радостно. — Впрочем, я их тоже люблю.

Батанья передернулась, вспомнив что-то из виденного в странствиях. Ради Нарцисса она надеялась, что прутья крепкие. «Тянутся» — это могло значить многое.

Через минуту гончие утратили видимый интерес к Нарциссу и пошли дальше патрулировать коридор. Красные глаза останавливались на каждом узнике по очереди, а когда они подошли к камере Батаньи, из глоток стало рваться рычание. На лице Батаньи была написана решимость не проявить своих чувств, но она побледнела, на лбу выступил пот.

— Ты только не подходи к решеткам, и они тебя не достанут, — посоветовала Кловач, усилием воли заставив себя говорить спокойно. — Они реагируют на твой…

Она не смогла произнести такое слово про наставницу.

Но Батанья ее поняла и сама сказала его.

— Да, они чуют мой страх.

Ей было мерзко это говорить, еще мерзее — чувствовать свою слабость. Ты воин, напомнила она себе. Это было много лет назад, пора перестать реагировать.

Собаки прижались головами к прутьям и залаяли. Она такого звука в жизни не слышала — вся сила воли понадобилась, чтобы не дать подогнуться коленям. Двое охранников-людей бросились из конца коридора проверять, что взволновало псов, а те так возбудились, что завертелись колесом и бросились в сторону охранников, для которых это было как гром с ясного неба. Они были вооружены чем-то вроде пистолетов, но коренастый, который был слева, даже не успел достать оружие, как ближайший пес на него прыгнул и здоровенной пастью перекусил шею. Голова с недоуменным выражением свалилась с плеч, покатилась по полу, остановившись возле камеры Амелии Эрхарт. Второй оказался быстрее и хладнокровнее и прыгнувшего пса встретил выстрелом. Пуля оборвала полет собаки коротким визгом, и ее товарищ, откусивший только что человеку голову, повернулся на звук и зарычал.

Но высокий смуглый стражник отступать не собирался.

— Застрелю! — крикнул он, и собаки, похоже, передумали нападать на человека столь же агрессивного, как они.

Та, которую застрелили, уже исцелялась, и только сгусток черной крови на камне напоминал о ране.

— Они бессмертны, — сказала Батанья.

На глазах у всех черная кровь зашипела, заклубилась черным дымом и исчезла, оставив на камне небольшую воронку.

— Боже всемогущий! — прошептала Амелия Эрхарт.

— Этот плохой дядя хотел тебя застрелить? — проворковал Нарцисс собаке, и застреленный пес обнюхал просунутую через решетку руку. Даже охранник уставился на это недоверчиво.

Пес лизнул руку Нарцисса.

У Кловач отвалилась челюсть. Все ждали, что будет, но Нарцисс не закричал, не свалился от боли. Он смотрел на страшного зверя с эгоцентрическим благоволением, а огромный язык, длинный, тонкий и в чем-то непристойный, смачивал ему ладонь собачьей слюной. Очевидно, только кровь была едкой.

— Хм.

Батанья теперь успокоилась, стыдясь своего страха, и стала думать. Псы ушли туда, откуда появились — стражник проводил их настороженным взглядом, не убирая оружие. Только когда они вышли, он присел и взялся за лодыжки покойного товарища. Потянул. Оставляя неприятный мокрый след, труп поехал за ним и скрылся с глаз. Через пару секунд стражник вернулся за головой. С заключенными он не говорил, и они тоже не сказали ни слова.

Когда он вышел, Кловач сказала:

— Похоже, что охранников набирают из неприятных и неумных.

Нарцисс улыбнулся:

— Да, они долго не держатся. Одно время у меня были особые условия: я объяснил стражникам, что псы меня любят и меньше будут нападать на тех, кто мне делает приятное. Какое-то время это действовало: я получил зеркало, дополнительное питание, даже расческу. Но потом большая собака разозлилась на одну стражницу — из тех, что похожи на насекомых, — и откусила ей голень. С тех пор мне ничего не дают сверх положенного.

— А как же она двигалась без голени? — спросила Кловач.

— Плохо. Я даже не мог не засмеяться.

Батанья посмотрела на него. Он бессердечен, вся его жалость и сочувствие направлены на него самого. Но не бесполезен.

— Как часто приходят сюда псы? — спросила она.

— Дважды в день. По крайней мере вчера так было, — быстро ответила Амелия. — Я думаю, сейчас утро, и это их первое посещение. Не знаете, который час?

Батанья пожала плечами:

— Потеряла счет времени.

— Я думаю, их спускают для регулярных обходов. Или как-то по-иному контролируют. Проводника я при них не видела. Как видите сами, они делают что хотят.

Батанья села на койку и стала думать. Хорошо хотя бы, что они с Кловач рядом. Рассчитывать на какую бы то ни было помощь от Нарцисса смысла нет — он в любую минуту может отвлечься на зеркало, и думает он только о себе. В любой момент он может решить, что для его комфорта и удовольствия лучше бездействовать, нежели действовать. А вот Амелия вроде наш человек.

Вероятно, Нарцисса, персонажа мифического и известного даже в литературе Спаулинга, можно считать вневременным, даже бессмертным. Но Амелия Эрхарт, согласно собственному ее свидетельству, вполне нормальная женщина, привязанная к конкретному моменту земной истории. Каким-то образом она успешно переместилась во времени — факт, который был бы крайне интересен механикам и магам Коллектива Бритлинген. Не то чтобы они как-то баловались со временем: сама мысль об этом Батанью отпугивала. Но если вернуться с Амелией, это может послужить компенсацией провала: они дали захватить Крика, своего клиента. Кроме того, Амелия кажется женщиной разумной, и у нее нет ни малейшего понятия, как вернуться на свое место и время в мире, каков бы этот мир ни был.

— Амелия, Кловач, слушайте, что я скажу.

Ей не нравилось, что Нарцисс тоже все слышит, но поделать нечего. Писать нечем и не на чем, телепатией она не владеет и азбукой глухонемых — тоже. Когда вернусь, подумала она, попрошу, чтобы азбуку глухонемых включили в программу. Она улыбнулась: крайне маловероятно, что ей удастся до этого момента дожить, но инстинкт выживания требовал строить планы на такой случай.

Амелия и Кловач подошли к решеткам своих камер.

— Сколько у нас времени до раздачи еды? — спросила Батанья у Амелии. Та задумалась.

— Полагаю, что очень немного. Кормят не так чтобы по расписанию, но три раза в день еду приносят. Примерно одно и то же, независимо от времени дня. Не то чтобы завтрак, обед и ужин.

— Надо отсюда выбраться, — сказала Батанья. — Рано или поздно Крик Люциферу надоест, или он забудет, что не хотел раздражать Коллектив — потом объясним, Амелия, — и нас всех убьют, или произойдет «несчастный случай». Сами видите — он очень небрежно обращается с солдатами.

— Понимаю, — согласилась Амелия. — А что с этим лапочкой делать будем?

Она кивнула в сторону камеры Нарцисса. Батанья глянула — красавец сосредоточенно расчесывал каштановую шевелюру.

— Ему самого себя достаточно. Лучшее, на что мы можем надеяться — что не будет путаться под ногами.

Нарцисс, все еще без одежды, стал рассматривать собственное тело, пору за порой. Приподнял гениталии, разглядел их как следует, уронил весь пакет небрежно, как букет увядших цветов.

— Какой у тебя план? — спросил Кловач.

— А вот какой.

Изложение много времени не заняло.

Через некоторое время зашли два стражника (тот, что отбился от псов, и змеечеловек Шa) и вкатили телегу с четырьмя большими мисками. Кормушки для мисок находились в дверях, внизу, и миски пихали в них, не особенно волнуясь, расплещется или нет ее содержимое. Вслед за миской просовывали ведро с водой — и для умывания, и для питья, поскольку на борту каждого ведра висел черпак. Змеечеловеку Ша все так же нравилась Кловач, и он своего восхищения не скрывал.

— Покажи-ка мне, что у тебя есть, малышка, — прошипел он, и Кловач несколько встревожилась. У него было копье и кинжал, висящий на поясе. Люцифер запретил своим стражникам входить в камеры, но Ша мог и ослушаться.

— Он не может тебя выпустить, а сам не может войти, — сказала Амелия. — Видишь, у него нет на поясе ключа.

Батанья увидела, как Кловач с облегчением опустила плечи, но лицо у нее осталось каменным. А Ша все рассказывал, что бы он хотел с ней сделать.

— А у кого ключ? — спросила Батанья у Амелии. Она не хотела, чтобы Кловач думала, будто она в тревоге. — У второго стражника тоже его нет.

— Я думаю, он всегда у начальника караула — насколько я могу судить по тому, что видела. Начальник караула — волчья морда по имени Марл.

Кловач надоело слушать предложения Ша, и она послала его по точному адресу. Батанья засмеялась, но увидела, что Амелия просто шокирована.

— Извини нас, — сказала она. — Мы с ней грубые солдаты, и язык у нас так же груб.

Лицо Амелии прояснилось, и она сумела улыбнуться в ответ.

— Вы заметили, как этот охранник не мог оторвать от меня глаз? — спросил Нарцисс.

Три женщины вздохнули в унисон.

Батанья наклонилась посмотреть, что там у нее в миске. План «А» у нее был весьма в зачаточном состоянии, и она пыталась его продумать, пока ела.

План «Б» отсутствовал полностью.

Как положено добрым бритлингенцам, Батанья и Кловач съели все, что лежало в миске. Что это была за еда, Батанья не поняла — вроде лапши с мясом, хотя чье это было мясо, поди знай, — но испорченной еда не была. Батанья тщательно принюхалась, нет ли отравы, спросила у Амелии, как она обычно тут чувствует себя после еды.

— Хорошо, — ответила та, несколько удивившись.

Наконец Кловач попробовала первый глоток, проверяя, не подмешали ли в еду какого-нибудь зелья. Такая проверка входит в обязанности ученицы. Несколько минут бритлингенки выждали.

— Все в порядке, — сообщила Кловач, и обе женщины без дальнейших слов взялись за еду. В каждой миске лежал вполне приличный на вкус кусок хлеба. Овощей не было — наверное, их трудно выращивать под землей. Здоровой едой это не назовешь, но силы вполне поддержит.

— Кусок мяса оставь, — сказала Батанья.

После еды и отдыха бритлингенки занялись зарядкой. Нарцисс и Амелия присоединились: Амелия — потому что она нормальная активная женщина, и ей скучно; Нарцисс — подумал, не могут ли физические упражнения сделать его тело еще прекраснее. Амелия показала им прыжки «ноги в стороны — ноги вместе», что Батанья нашла забавным. Потом был бег на месте, наклоны, приседания, удары по воздуху (Амелия назвала это «бой с тенью»), и под конец — сотня отжиманий от пола (во всяком случае, столько сделали Батанья и Кловач). Потом они легли подремать — за неимением лучшего занятия. Охранники не появлялись еще часа четыре, а когда открыли дверцу в конце коридора, то ввезли тележку с обедом… если это не был ужин. Или завтрак?

Батанье было стыдно, что она не запомнила, сколько времени они шли по туннелям, пока не попали в плен. Из Спаулинга они отбыли в середине дня, хотя это не значит, что в Ад они прибыли в тот же момент. И вообще, какая разница? Какие-то из адских обитателей должны не спать круглые сутки.

Услышав стук собачьих когтей по камню, Батанья изготовилась, хотя руки дрожали и пот бежал струйкой по спине.

— Гадские собаки, — шепнула она, но Кловач услышала.

— В карман лазила? — спросила она.

— В вашей одежде нет карманов, — напомнила Амелия.

— У нас свои, — ответила ей Батанья.

После одного очень успешного задания клиент выдал Кловач и Батанье приличный бонус. Кловач хотела съездить в Пардую и посмотреть танцы в знаменитом мужском борделе, но Батанья уговорила ее вместо этого сходить к одному медицинскому технику. И теперь у них имелась скрытая полость в одной щеке, созданная сложной и дорогой хирургической операцией. В этом потайном кармане у Батаньи сейчас лежало тонкое лезвие. Достаточно острое, чтобы отворить жилы — свои или чужие, но только в по-настоящему чрезвычайной ситуации.

Настало время пустить его в ход.

У Кловач был такой же потайной карман под мышкой, под правой рукой. Очень тщательный обыск мог бы обнаружить этот карман, и, быть может, даже карман Батаньи, но их обыскивали не слишком тщательно — еще одно подтверждение, что тюремную службу несут не лучшие солдаты Ада. Кловач шагнула к решетке одновременно с Батаньей.

— Нарцисс! — позвала Кловач. Юноша оторвался от рассматривания ногтей и посмотрел на нее. — Не расстраивайся, — сказала она уверенно. — Я тебе обещаю, они выздоровеют.

— Удачи, — очень тихо сказала Амелия, когда собаки вошли в коридор. Массивные черные головы мотались из стороны в сторону, будто псы решали, кто тут вкуснее. Глаза горели углями.

Бритлингенки протянули сэкономленные куски мяса, стоя как можно ближе к стене, соединяющей камеры. Псы, подергивая носами, осторожно приблизились. Рука Кловач была внутри решетки, и пес просунулся поближе. Голова, конечно, между прутьями не прошла, но нос оказался в камере. Левая рука Кловач кормила пса, а правая в это время просунулась в решетку, схватилась за шипастый ошейник, и лезвие полоснуло шкуру на шее. Выплеск крови был сигналом, что место выбрано удачно, и эта кровь плеснула на прутья, когда пес с воем и визгом подался назад.

И на руки Кловач тоже плеснула эта кровь.

Пес Батаньи слегка обернулся, прыгнул на решетку на стыке камер, пытаясь добраться до Кловач, встал на дыбы, подставив грудь и брюхо. Мелькнула рука Батаньи с лезвием, полоснула собачью шкуру. У бритлингенки хватило хладнокровия содрать с себя рубашку и прижать к собаке, что было удачно, поскольку артериальный фонтан не брызнул ей на кожу. Втащив обратно окровавленную рубаху, женщина прижала ее к металлу прутьев, внизу, чтобы подействовала впитавшаяся кровь. Батанья осталась полуголой, но сорвала с койки одеяло и набросила на плечи — надеясь, что отсутствие рубашки не заметят.

Вбежала группа стражников — посмотреть, из-за чего бесятся псы, и бритлингенкам колоссального труда стоило изобразить испуг и ошеломление. Нарцисс, хотя и вздрогнул, когда ранили псов, пока что промолчал. Амелия отлично отвлекала стражников, вопя во все горло, и пока стражники глядели на нее и на собак, Батанья и Кловач улучили минутку и успели спрятать лезвия туда, где их могли бы и не найти. Батанья сунула его в толстую подошву, Кло¬вач нашла тонкую щель в каменном полу.

— Руки в воду! — крикнула наставница хриплым голосом, и Кловач погрузила руки в ведро с водой. Батанья надеялась, что вовремя, и кожа не слезет.

— Они напали друг на друга! — сообщила стражникам Амелия. Американка не была великой актрисой, но видно было, как она взволнована, и они поверили.

— Никогда не видел, чтобы они друг на друга нападали, — прошипел Ша, но больше вопросов задавать не стал. В конце концов, заключенные сидят по камерам, и оружия у них нет.

Псы еще скулили, но раны уже закрывались. Нарцисс подозвал их к себе и стал гладить по головам. Сам он молчал так долго, что Батанья понадеялась, что он не проболтается. Он смотрел на все это с выражением, странным на его лице.

— О чем-то думает, кроме себя, — тихо сказала Кловач Батанье. Та придвинулась как можно ближе — хотела взглянуть на руки ученицы. — Вряд ли это к добру.

У нее по лицу бежали слезы. Очевидно, погружение рук в воду не полностью помогло.

— Спокойно, — сказала она, и Нарцисс отодвинулся в угол своей камеры посмотреть на решетку Батаньи. Она проследила за его взглядом: прутья за-дымились, слегка. В полумраке тюрьмы это можно было бы и не заметить, но все-таки…

Она встретилась взглядом с Нарциссом.

Давай, красавчик, подумала она. Не выдай меня. Я буду любоваться тобой, пока хобгоблины по норам не попрячутся, если ты меня прикроешь.

Она попыталась победительно улыбнуться, но это требовало слишком много усилий. Тогда она стала смотреть не моргая — это она умела куда лучше.

— Ты что делаешь, сука? — заорал Ша.

Кловач развернулась лицом к нему, с пальцев полетели капли воды. Кожа на руках пузырилась волдырями, и Кловач, глянув вниз, быстро сцепила их за спиной.

— Руки мою, а то ваши собаки мне их совсем замусолили, — огрызнулась она. — Вы их что, бритвами кормите? Чего они друг на друга налетели?

Ша на нее посмотрел, выразив на чешуйчатой морде подозрительность, а третий стражник — из пыльных шаров — каким-то невероятным образом подкатился поближе.

Поднимавшийся от прутьев пар становился все плотнее и плотнее, в любой момент стражники могли его заметить. Если бы их можно было сдвинуть с места чистой силой воли, они бы просто вылетели из дверей наружу. Псы, бросая злобные взгляды на Батанью и Кловач, вышли в караульную. Охранники, отпустив несколько угроз и вагон ругательств, последовали за ними. Двери захлопнулись как раз вовремя, потому что дым от прутьев пошел всерьез.

— Покажи руки, — сказала Батанья, и Кловач протянула ей ладони, покрытые ярко-красными пузырями. Вид у них был такой болезненный, что даже Нарцисс сочувственно вздрогнул. (Но ему стало лучше, как только он взглянул на собственные руки, белые, чистые.)

Кловач пожала плечами:

— Оно того стоило, если выберемся. Вернутся они, если мы тут поднимем шум? — спросила она у Нарцисса.

— Нет, — ответил красавец, минуту подумав. — Другие здесь все время кричали и вопили, а они вошли только потому, что завыли собаки, которые у Люцифера любимцы. Две недели назад тут один огр бился головами о прутья целый час, пока они заглянули.

Он вопросительно посмотрел на бритлингенок.

— Ты так разумно промолчал, когда здесь были собаки, — поспешно заговорила Батанья, — я так тобой горжусь! Просто не знаю, как бы мы обошлись без твоей помощи.

Временно удовлетворенный. Нарцисс очаровательно улыбнулся и достал расческу.

Дым клубился, густея, воздух стал еще противнее, чем был. Минут через пять дым начал рассеиваться, но еще трудно было разглядеть в тумане, что произошло с решетками. Батанья выбрала позицию, замахнулась тяжелым ведром с водой и обрушила его на место, казавшееся ей самым слабым. Потом наклонилась рассмотреть повреждения. На взгляд ничего заметно не было, но удар окованного железом ведра в прутья не ощутился так твердо, как был бы должен. Воодушевившись, Батанья снова размахнулась ведром, вложив в удар всю силу торса. Прутья выгнулись наружу, с металла посыпались хлопья ржавчины. Снова она ударила наотмашь, и еще дальше погнулись прутья. Кловач обожженными руками схватила собственное ведро и начала колотить по прутьям своей клетки. Они поддались не так быстро, потому что размазывание крови по большей поверхности дало лучший результат, чем интенсивный полив в несколько точек. Батанья, зарычав от усилий, нанесла десятый удар, и кусок решетки просто вывалился, образовав отдушину, куда Батанья могла пролезть. Амелия радостно завопила, Нарцисс разинул рот, а Кловач в изнеможенном облегчении прислонилась к собственной койке, но тут же бросилась с новой силой колотить ведром. Батанья побежала прятаться за дверью, а Кловач начала сопровождать все удары криком.

Со слов Нарцисса они уже знали, что стражники не спешат реагировать на поднятый заключенными шум, и прошла не одна минута, пока сочетание пронзительных криков Кловач и ударов ведра заставило их подняться и пойти посмотреть. Первым в дверь засунулся змеечеловек Ша, и Батанья вмиг оказалась у него на спине, чтобы полоснуть лезвием по шее. Кровь у него была не красная, а темно-фиолетовая, и не брызнула, а медленно выступила из пореза. Но он свалился на пол, чешуйчатыми руками хватаясь за шею, будто желая удержать кровь в теле. Батанья перепрыгнула через него, нападая на пыльный шар. У него не было видно никаких смертельных точек, куда бить, по крайней мере видимых человеку, но Батанья взмахнула рукой, будто в ней был меч, а не полуторадюймовое лезвие, и ошарашенный пыльный шар откатился в коридор, оказавшись поблизости от камеры Амелии. Она просунула руки сквозь прутья и свела их вместе, будто схватила нападавшего за горло. Батанья подумала было, что руки Амелии пройдут насквозь, но авиатрисса продолжала их сжимать. Пыльный шар возбужденно зашевелился, будто всерьез испугался именно этой хватки. Придавить — вот ключ к победе над ним.

Наполовину вырвавшаяся из камеры Кловач залезла обратно и схватила с койки одеяло.

— Не подходи! — крикнула она Батанье, и та послушалась.

Кловач набросила одеяло на эту тварь, и они с Батаньей навалились сверху. Пыльный шар стал сду-ваться, прижатый к прутьям камеры Амелии, и когда обе бритлингенки уперлись ногами и надавили сильнее, из него со стонущим звуком начал выходить воздух. Запах был еще противнее, чем запах камер, и Амелия позеленела, будто ее сейчас стошнит.

После безмолвной борьбы, длившейся, казалось, целую вечность, пыльный шар затих. Когда бритлингенки осторожно ослабили давление, на каменный пол упал большой ком пыли, волос и мусора. Кловач набросила сверху одеяло — на случай, если эта штука может снова себя надуть, — и затащила на него призрачное тело змеечеловека, с которого Батанья успела снять кинжал.

— Что там? — окликнул из караульной Марл.

Дверь за Ша и пыльным шаром захлопнулась, а подходить к глазку волкочеловек не стал — из осторожности, быть может.

— Спасите! Спасите! Он меня убивает! — завизжала Кловач.

Разозлившись на Ша, который решил позабавиться с ценной узницей, Марл распахнул дверь и влетел в тюремное крыло с обнаженным мечом. Батанья подставила ему ножку и проткнула шею кинжалом Ша. Через секунду у нее в руке были ключи, и она открывала камеру Амелии. Высокая женщина не тратила времени зря, и через минуту четверо бывших пленников столпились в коридоре.

— Амелия и Нарцисс, не знаю, чего хотите вы, но мы с Кловач должны выручить нашего клиента, — сказала Батанья. — Кто-нибудь из вас знает, где находятся покои Люцифера?

— Я знаю, — ответил Нарцисс. — Я там проводил целые часы, чаруя и забавляя его.

Он сделал жалкую попытку выглядеть скромно.

— Ты нас туда отведешь? — спросила Батанья. Времени для тонкостей не было — посреди враждебной территории.

— Мы хотели бы, чтобы ты был с нами как можно дольше, — более дипломатично выразилась Кловач, — и если ты не сможешь нам помочь, мы должны действовать сами.

— Спасибо за столь вежливую просьбу, — ответил Нарцисс, холодно поглядев в сторону Батаньи. — Я вас туда отведу.

Куда собирается идти Амелия, никто не спрашивал. Она побледнела от тревоги и задыхалась от тюремных миазмов.

Четверо бывших узников подкрались к открытой двери. Воздух в караульном помещении был вонюч отменно, и все же куда лучше тюремного.

Некоторое время они просто дышали.

Самое прекрасное было то, что в караульном помещении по стенам висело оружие. Держа в одной руке пистолет, в другой меч, Батанья почувствовала себя куда более привычно. Кловач увидела броню свою и наставницы и завопила от восторга. Хотела было натянуть доспех, но Батанья ее остановила.

— У брони слишком бритлингенский вид, а мы должны выглядеть стражниками.

Они обе надели зеленые штаны и рубахи, которые носили стражники. Кловач неохотно уложила обе брони в ранец. Было бы куда приятнее надеть доспех на себя, но Батанья знала, что ученица согласна с ее решением. В утешение Кловач вооружилась до зубов двумя пистолетами, коротким копьем и кинжалом.

— Мы сделаем вид, что ведем вас двоих под конвоем, — объяснила Батанья Амелии и Нарциссу, который уже оделся. — Если мы будем сопровождать вас сзади, то Нарцисс приведет нас к нашему клиенту, не показав, что мы не знаем дороги.

Амелия кивнула. Она так рвалась прочь из тюрьмы, что не могла найти слов.

Бритлингенки с деловым видом взялись за свое новое оружие. Посмотрев на свой пистолет, Батанья обнаружила, что понятия не имеет, какой будет эффект, если из него выстрелить, или даже как его направлять. Нарцисс встал впереди и двинулся в путь, оглядываясь через плечо и проверяя, что все отметили красоту его зада. Они ему улыбнулись в ответ, подтверждая, и кивнули в знак восхищения. Он вывел их в большой стволовой коридор, по которому они сюда и прибыли.

Проходя мимо группы солдат Люцифера, Батанья так стиснула пистолет, что боялась, как бы он не прогнулся, но никто их не окликнул. Одна женщина присвистнула вслед Нарциссу, что было ему неизмеримо приятно, хотя так же ему было приятно, когда какой-то змеечеловек ущипнул его за ягодицу.

— Когда с ним закончите, отдайте мне, — прошипел он.

Батанья пожала плечами:

— Он понадобился Люциферу.

Благодаря надетой форме их долго никто не останавливал. Без капюшонов летней брони бритлингенки были не очень на себя похожи, а по суровости вида вполне могли сойти за охранников. По мере продвижения по туннелям плотность движения нарастала, и сами туннели становились шире, наряднее, на стенах появились картины и лампы. Эти зернышки цивилизации росли в размерах и числе, и наконец вся группа пришла в тот зал аудиенций, где женщины впервые увидели Люцифера. Нарцисс повел их через этот зал, хотя темп движения замедлился из-за массы солдат и слуг, все время попадавшихся на дороге. Ад явно был густо населен.

Но в самом зале, к облегчению Батаньи, Люцифера не было. Она хотела освободить Крика так, чтобы вокруг не вертелись десятки придворных Адского Владыки.

Когда они освободят клиента, останется лишь пробиться с боем к поверхности, или хотя бы найти тихое место, где бритлингенки приведут в действие маяк, который подаст сигнал, и экспедиция вернется в Спаулинг.

Только и всего.

Батанья подавила рвущееся из груди отчаяние. Бритлингенцы не сдаются. Есть клиент, которого надо спасти, и это ее работа.

Она представила себе свой портрет на Стене Позора — и скривилась в отвращении.

И в этот момент они остановились перед четырьмя стражниками, загородившими величественную двустворчатую дверь. Судя по тому, как намертво встал Нарцисс, дверь вела в личные покои Люцифера.

Попытаться уговорить или сразу начать убивать? Не проходи в этот момент по коридору по какому-то делу другая группа солдат, Батанья могла бы проверить, насколько хорош ее новый меч. Но солдат противника было не менее двенадцати, среди них двое четвероногих сетеметателей. А у Батаньи выработалось сильное нежелание с ними взаимодействовать, если этого можно избежать. Кловач посмотрела на свою наставницу вопросительно, и Батанья кивнула.

— Люцифер велел привести эту парочку, — сказала она, кивком показав на Амелию и Нарцисса.

— Нам он ничего не говорил, — ответила стражница в щегольском мундире. Это была крупная женщина с золотой кожей и золотыми глазами. Нарцисс затрепетал ресницами, глядя на нее, и она поперхнулась, проглотив удивленный смех. — Я Джинивер, начальник дневного караула.

— Я Кловач, тюремный страж. Наверное, хозяин дал приказание Марлу, а тот велел нам их привести.

Джинивер удивилась, будто маловероятно было, чтобы Люцифер говорил прямо с Марлом. Наверное, и правда, учитывая, что Марл — мелкая сошка, тюремщик.

— Давай я спрошу, — сказала она. — Он только что получил назад свою блестящую игрушку, и вряд ли ему понравится, если ему помешают играть.

Батанье неожиданно стало жаль Крика. Клан Харвелл был почти истреблен из-за необычайной анатомии его представителей — дар имеет свою цену. Батанья решила на досуге поинтересоваться историей клана.

— Вот этого хотели включить в игру, — сказала Кловач, показывая на Нарцисса. — Сама видишь, за что.

— Это да, — улыбнулась золотистая. — Вижу, вижу, он тут часто бывал. Но все равно я должна проверить.

Она постучала в левую дверь — три быстрых удара ладонью. Приложив к двери ухо, стала ждать. Наверное, что-то услышала, потому что отодвинулась открыть дверь. Батанья испустила безмолвный вздох облегчения.

— Внутрь, заключенные! Быстро! — скомандовала она резко, как настоящий тюремщик. Джинивер не дура, и наверняка у нее тут не только умелые бойцы, но полно оружия. Чем быстрее они уберутся с ее глаз, тем лучше.

Кловач двинулась вперед за ней Нарцисс и Амелия Эрхарт, замыкала шествие Батанья с обнаженным мечом.

Люцифер стоял возле колонны, держа в руке бич. К колонне был привязан Крик, спина обнажена и вся в кровавых полосах. Батанья булькнула горлом, подавив тошноту. Люцифер уставился на них, стараясь понять, что это за явление, и за долю секунды до того, как он расшифровал их намерения, Батанья прыгнула на него с мечом в руке.

Она всадила клинок ему в живот, но он успел махнуть бичом, вспоров Батанье спину. Не так, чтобы на одежде выступила кровь, но достаточно, чтобы она всадила меч изо всей силы.

Красивое лицо Люцифера перекосилось от злобы.

— Я тебя убью за это, если выживу.

— Выживешь, конечно, — заверила его Кловач.

Нарцисс смотрел на Люцифера голодными глазами, будто зрелище такого же прекрасного тела, как у него, пробудило в нем либидо. Амелия блевала в стоящий на полу горшок. Крик смотрел на них так, будто они были красивее Нарцисса, но сказал он только:

— Заберите меня отсюда.

— Ключ? — спросила Батанья. Люцифер в ответ ощерился. Она вытащила из-за пояса кинжал. — Два таких красивых глазика тебе много будет. Какой из них ты больше любишь?

— На столе у кровати, — буркнул Люцифер.

Кловач побежала за ключом, а Батанья рискнула оглянуться на Нарцисса и Амелию. Вдруг Люцифер заревел во всю мощь легких, и тут же в дверь застучали.

— Хозяин! Хозяин! — позвала Джинивер.

— Убейте их! — заорал Люцифер, и дверь стала прогибаться внутрь.

— Ищи выход — велела Батанья Амелии, которая уже оправилась от приступа тошноты. — Должен быть обязательно.

Амелия кивнула, взяла себя в руки и стала оглядывать стены обширного помещения. Будуар поражал обстановкой: огромная кровать, множество драпировок, пыточные приспособления и безделушки, рычащий огонь в камине — примерно то, что можно ожидать увидеть в покоях Адского Царя.

— Здесь! — крикнула Амелия. Она отодвинула гобелен, где было изображено… ну, что-то столь же сложное, как у трех солдат, которых они видели в туннеле. За гобеленом была дверь.

— Она не ведет на поверхность, — сказал Люцифер. — Вы все умрете. Но сперва я с вами со всеми позабавлюсь. Надеюсь.

— Со мной ты уже забавлялся, — горестно сказал Нарцисс. — Ведь ты же меня помнишь?

— Убила бы ты его прямо сейчас, — посоветовал Люцифер Батанье, и она на миг испытала искушение. Но были и другие дела, к тому же у нее было непонятное чувство, что это было бы как разбить старинную фарфоровую вазу. Он был не очень полезен, но невероятно красив.

Рана Люцифера закрывалась, как и ожидала Батанья, и долго он на полу не проваляется. Стук в дверь усиливался, и едва хватило времени, чтобы обмотать одну из цепей Крика вокруг уже не кровоточащего властелина и приковать туда, где раньше был прикован сам Крик. Кловач подняла Крика, натянула ему через голову одну из рубах Люцифера. Сам Крик, превозмогая явную боль, нагнулся, надел какую-то обувь, и все четверо вышли в найденную Амелией дверь.

Батанья не знала, пойдет ли за ними Нарцисс — он был нацелен выдавить комплимент из своего бывшего любовника — или мучителя, — но красавец направился за ними, хотя совсем не так озабоченно или поспешно, как ей бы хотелось.

Дверь за собой надо было заблокировать. В пыльном коридоре ничего подходящего для этой цели не было, и замка на этой стороне тоже не было.

Кловач высказалась по этому поводу достаточно энергично, а Крик сказал:

— Отойдите.

Голос у него дрожал, но звучал ясно, и Батанья обрадовалась, что он достаточно в хорошей форме, чтобы владеть этой опасной ситуацией.

Он пробормотал себе под нос какие-то слова и странным жестом прижал ладонь к двери.

— Это их задержит на несколько минут, — пояснил он, спеша прочь со всей группой. — Больше магии при мне сейчас нет, так что это все, на что я способен, — добавил он, произнося слова с видимым усилием.

Ход имел каменный пол, как и все ходы этого дворца, но сделан был исключительно руками человека. Кровля укреплена, и не было следа от слизней на полу и на стенах.

— Ты знаешь, куда ведет этот ход? — спросила Батанья у Нарцисса.

— Я даже не знал, что он здесь есть. Никогда раньше и пытаться не думал сбежать от Люцифера.

Ну разумеется.

Чудесно было бы иметь при себе карту Крика, но кто знает, куда она делась, когда его раздели. Хотя выбор был невелик: ход пока ни разу не ветвился.

— Мы идем на северо-запад, — объявил Крик, когда группа остановилась перевести дыхание. Рубаха Люцифера на плечах Крика стала полосатой от крови. Лицо у него еще сильнее осунулось, но Батанья восхищалась его силой. — Это направление на казармы стражи.

— Ты все еще намерен добыть колдовской шар, — безнадежно сказала она.

— Чем вернуться без шара, проще было бы сейчас пойти к Люциферу и попросить его меня убить. Я держался и не говорил ему, где шар. Но сам его забрать не могу.

— Блин!

Батанье хотелось хлопнуть его по плечу — или придушить. Трудно было сказать толком, что именно.

— Что есть закон? — угрюмо спросила Кловач.

— Слово клиента, — ответила Батанья неохотно.

Они снова двинулись в путь, стараясь идти быстрее. Амелия не жаловалась, но тяжело дышала и время от времени спотыкалась. Нарцисс был в лучшей форме, но совсем не рвался прочь из Ада, как остальные четверо. Крик храбро держал темп, но не возразил, когда Батанья закинула его руку себе на плечо, чтобы поддержать.

Наконец ход разветвился. Это дало немного: пыль на полу точно покажет, куда они пошли. Но тут уж ничего не поделаешь.

Они пошли прямо, поскольку, как утверждал Крик, это был лучший путь к казармам. Батанья заметила, что ход уводит слегка вверх и впереди виден свет, идущий из решетки в полу.

Они остановились, и Кловач шепнула в ухо Нарциссу:

— Будь добр, помолчи.

Они пробрались мимо решетки как можно тише, и Батанья ощутила, как дрожит рука у Амелии, отчаянно пытающейся успокоить тяжелое дыхание.

Подойдя к решетке вплотную, Батанья прислонила Крика к стене и молча встала на решетку сама.

Она смотрела в какую-то солдатскую столовую. Там где-то около двадцати разного вида созданий сидели вокруг стола, поедая хлеб и мясо, и пили — у которых были рты — из мисок. Все они разговаривали — или рычали, или ухали, — и когда громко завопил сигнал тревоги, они сперва его не заметили. Вдруг в столовую ворвался здоровенный змеечеловек, и заорал (насколько горло ему позволяло):

— К оружию! Нападение на Люцифера!

Из преданности, страха или профессиональной гордости всех солдат как ветром выдуло из столовой.

— Блин! — выдохнула Батанья, и Крик попытался улыбнуться:

— Согласен, — сказал он. — В то же время здесь они станут искать в последнюю очередь, и пока их нет, это наш последний шанс добыть шар.

— Куда идти? — спросила Батанья, которой нечего было на это возразить.

— Вперед, — ответил он, стараясь, чтобы голос звучал энергично.

И они поспешили вперед. Миновали еще две решетки. Крик осторожно в каждую заглядывал, и на третьей сказал:

— Здесь.

Батанья чуть не выдохнула с облегчением, но продолжала держаться собранно, в готовности к действию. Было у нее жутковатое чувство, что сзади слышится погоня. Где-то далеко, но преследователи догонят быстро, потому что они здоровы и сильны.

Не думая, что будет после, она присела убрать решетку — та была не закреплена, потому что зачем бы?

И не успела она ничего сказать, как Крик схватился за края и опустился вниз, на кровать, стоявшую почти прямо под решеткой. Ахнув от неожиданной боли, он тяжело рухнул, и кровать сломалась. Он упал на пол, свернувшись в клубок. В мгновенье ока Батанья спрыгнула вниз, куда более удачно.

— Идиот, — сказала она, помогая Крику подняться. — Где эта штука?

Он показал на ряд ящиков вдоль стены, явно предназначенных для солдатского имущества.

— Наверху, — уточнил он. — Наверху первого ящика справа.

Это оказался узкий ящик с тремя выцарапанными спереди полосками. Батанья открыла его, наступила на самую низкую полку и поднялась выше. Естественно, возле стены, где его не было видно, лежал колдовской шар, который Крик сюда в прошлый раз в спешке засунул. Завернут он был в тряпку, которой его протирали. Батанья обрадовалась этой тряпке, вспомнив, где Крик его прятал. Схватив шар, она спрыгнула вниз, почти одновременно протягивая его Крику. Он принял шар и бросил его Кловач, а Батанья сгребла его самого поперек туловища и подняла. Кловач и Амелия высунулись в дыру, взяли Крика за поднятые руки и совместными усилиями подняли обратно в проход. Когда он освободил дорогу, Батанья добрым прыжком ухватилась за края люка и с помощью двух других женщин поднялась наверх — как раз когда с грохотом распахнулась дверь комнаты внизу.

— Давай, — велела ученице наставница. — Давай!

Кловач нажала бугорок за ухом, где был имплантирован маяк. Снова нажала. Батанья у себя за ухом нажала такой же бугорок три раза. Транспортировка пяти лиц.

И ничего не случилось.

— Блин! — выругалась Батанья. — Этот шар нас может отсюда вытащить?

— Я не знаю, как сказать ему об этом… — начал Крик, но тут звуки погони раздались совсем рядом.

Батанья развернулась лицом к набегающей орде, Кловач запустила короткое копье в передового, которым был кто-то из змеелюдей. Он свалился, остальные замешкались, оббегая его, но считанные секунды — и беглецов сомнут. Крик выпустил колдовской шар, и Амелия его машинально подхватила.

— Я хочу обратно! — сказала она, чуть не плача.

Хлоп!

Ошеломительный вихрь цветов и звуков, ощущение вольного ветра — и все они оказались под ярким солнцем на каком-то островке. Вокруг плескалось море, и никакой иной суши нигде не было видно. Росли несколько пальм, слышались птичьи крики. На берегу лежал разбитый самолет, рядом с ним — мертвец. Амелия была потрясена, и Батанья не сомневалась, что у нее самой на лице написано то же чувство. Кловач, быстро сообразив, выхватила у Амелии колдовской шар и велела ему:

— К маяку.

Хлоп!

Снова цвета и звуки, головокружительный вихрь, и все пятеро оказались на платформе в зале магов и механиков.

Здесь столпился народ, и Батанья не сразу сообразила, что никто не ждет от нее убийства всех этих людей. Кловач даже взмахнула коротким мечом, отчего ее наставница отскочила назад.

— Отставить! — рявкнула Флешетт. — Отставить, дура!

Сообразив через мгновенье, что ей больше не надо стоять, закрывая собой Крика, Батанья шагнула в сторону. Крик стоял, согнувшись, тяжело дыша от боли. Амелия оглядывалась в таком недоумении, что трудно было разобрать пробегавшие по ее лицу эмоции. Мгновенно оценив обстановку, Нарцисс сбежал по ступеням к самой красивой личности, которую здесь заметил — молодой женщине-механику. Он был грязен, одет в тюремную рубаху, но женщина посмотрела на него так, будто увидела языческого бога (что не так уж далеко от истины, подумала Батанья). Нарцисс протянул руку, и механичке пришлось лихорадочно соображать, пожать ее или облобызать, преклонив колено. Остановилась она на том, чтобы держать ее двумя руками и растворяться в излучаемой Нарциссом улыбке.

— Ты любишь собак? — спросил он.

Батанья и Кловач помогли Крику спуститься на пол.

— Мы было уже сомневались, успеете ли вы нас вытащить, — сказал он, пытаясь говорить небрежно. У Батаньи тоже были такие мысли, но она не хотела произносить их вслух, тем более в присутствии своей ученицы.

— Вот этот мудак чуть нам не помешал тебя извлечь, — сказала Флешетт, и Батанья впервые заметила, что она вцепилась в руку Тровиса и держит. — Он пытался убедить магов и механиков, что ты послала ложный сигнал и сейчас на наш маяк будут наводиться адские приспешники.

— Я ему не поверила, — сказала юная механичка с застенчивой улыбкой. — И позвала Флешетт, чтобы отменила его приказ.

— Давайте я его казню? — предложила Кловач. — Он нас подставлял столько раз, что я уже считать устала, и все потому, что Батанья ему не дала и сломала ему руку, чтобы отстал.

— А! — сказала Флешетт. — Быть может, убивать его и не стоит… но наказать его надо.

Кловач продолжала держать колдовской шар. И когда Тровис попытался высвободить руку из хватки Флешетт, ученица ухватила его за шею локтевым сгибом, посмотрела на шар и сказала:

— Обратно!

Хлоп!

Кловач, Флешетт и Тровис оказались на берегу зеленого моря, под редкими пальмами, рядом с разбитым самолетом и мертвецом, лежащим на песке.

— Отпусти Тровиса, — велела она Флешетт, и та отпустила — наверное, от удивления, что ей отдает приказы ученица. Кловач отступила от разинувшего рот Тровиса, взяла Флешетт за плечо, сосредоточила взгляд на шаре и сказала:

— В зал!

Хлоп!

Снова в зале магов, те же, без Тровиса.

— Блестяще! — похвалила ее Батанья.

Флешетт, придя в себя, вынесла решение:

— Справедливо. Приговор не оспаривается.

Суды в Коллективе Бритлинген никогда не пользовались популярностью.

— Кого вы привели с собой обратно? И что принесли? — спросил высокий маг под вуалью, который отправлял их в Ад.

Все присутствовавшие маги и механики, даже новая обожательница Нарцисса, были поражены зрелищем, которое устроила им Кловач.

— Это Амелия Эрхарт, — сообщила Батанья, стараясь не исказить имени. — Она была авиа… управляла летающей машиной и покинула свою страну — это Америка, на Земле, — в июле тысяча девятьсот тридцать седьмого года.

— Путешественница во времени! — воскликнул маг. Глаза над повязкой почти загорелись интересом. — А это не иначе как колдовской шар Люцифера!

— Остров. Один маленький островок, — сказала Батанья. — Это и есть ключ. Амелия приземлилась туда случайно, и когда обследовала остров, оказалась в Аду. Этот остров — какого-то рода портал. Пройдя через него, Амелия обрела способность возвращаться обратно, но с помощью колдовского шара. Она и провела туда Кловач и нас всех. Потом наконец сработали возвращающие нас чары, и мы вернулись через тот же портал сюда. То есть колдовской шар может проводить через этот портал, если с тобой есть кто-то, кто уже его проходил.

Батанья не могла понять, полная чушь эта ее теория или все же в ней есть смысл. Пусть копаются в ней маги и механики, потом расскажут, что нашли.

А она тем временем будет радостно представлять себе Тровиса в тысяча девятьсот тридцать седьмом году на необитаемом острове, затерянном посреди Тихого океана.

— Если это окажется верным, то вы испытали на себе потрясающую магию, — сказал Амелии маг с повязкой. Амелия была сердечно обрадована таким приветствием.

— Я от всей души благодарю вас, сэр, и постараюсь быть полезной, — ответила она. — Могу ли я думать, что вы отправите меня обратно? Не на остров. — Она вздрогнула. — Но в Америку? В мое родное время?

— Сейчас — нет, — ответил другой маг, — но, быть может, чего-нибудь добьемся с вашей помощью.

— Я готова помочь, — сказала она.

— Крик, — обратилась к клиенту Флешетт, — мы сейчас отведем тебя к врачам. — Выполнено ли твое задание?

Через неделю Батанья и Кловач снова вернулись в любимый дворик. Сперва они поработали с оружием, потом боролись. Усталые, довольные собой, хотя Батанья отметила несколько ошибок у ученицы, они растянулись на траве на солнышке.

— Как там Гейт? — спросила Батанья.

— Был рад меня видеть и очень энергично дал мне это понять, — улыбнулась воспоминанию Кловач. — А мне показалось или я правда слышала, как кто-то стучал ночью в твою дверь?

— Как ни странно, правда.

Батанья улыбнулась, отчего шрам стал намного заметнее. Но какая разница?

— Расскажешь?

— Наш клиент.

— Вот это да! И ты на собственном опыте…

— Ага, — ответила Батанья невероятно довольным голосом.

— Я не очень хорошо рассмотрела в покоях Люцифера, — сказала Кловач, — потому что бой, опасность, и так далее. Как он это… ими действует?

— Весьма удовлетворительно, — ответил Крик, опускаясь на траву рядом с Батаньей.

— Как чувствуешь ты себя сегодня, Харвелл?

— Прекрасно, Бритлинген, — улыбнулся он ей. — Но мне нужно ехать в Пардую отдать Белсхаззару этот колдовской шар, поскольку я уже достаточно оправился, чтобы выдержать дорогу.

— И долго ли ты там пробудешь?

— Зависит от того, насколько Белсхаззар мне поверит.

— Тебе нужны будут свидетельства под присягой? — спросила Кловач. — Мы там были, мы видели колдовской шар, видели, как ты его взял. Кстати, мы едва-едва не расстались с жизнью при этом. Хотя он, оказывается, очень полезен, если умеешь сосредоточиться. Мне ничего больше не надо было — только сосредоточиться на том, куда я хочу попасть.

— Да, но привез ли я Белсхаззару тот самый колдовской шар, который мы добыли? — ответил Крик. — Вот этот вопрос его будет очень интересовать.

Кловач уставилась на него, разинув рот:

— А почему нет? — спросила она, не понимая. — А! Да, он очень ценный. Но ты же подрядился его украсть!

— А кто я есть?

— Вор, — лениво произнесла Батанья, не открывая глаз. — Ты вор, любезный мой Крик.

Ее мозолистая рука легла в его костлявую ладонь.

Разговор затих. Все трое наслаждались видом синего неба с плывущими облаками, ощущением легкого ветерка, шевелящего волосы. Быть может, думали о том, как вспыхнули глаза у магов и механиков при виде колдовского шара, как они засыпали Крика вопросами, на которые он не знал и не мог знать ответов: о свойствах шара, о его истории, о том, как он действует, как они с этим шаром исчезли на несколько дней, прихватив с собой Амелию — «проверить, что он еще работает».

— Поосторожнее в пути, и возвращайся, когда сможешь, — сказала Кловач, вставая и собирая снаряжение, чтобы вернуться в замок.

— Это обязательно, — ответил Крик, лежа в зеленой траве на спине и ласково улыбаясь Батанье. — Подумываю снять себе квартирку внизу у холма, в Спаулинге.

— Правда? — спросила Батанья. — Интересно. — Она встала. — На новоселье позовешь?

— Ты будешь единственной гостьей.




Налини Сингх

Суд ангелов





Гильдия охотников

Совет десяти


Совет десяти — архангелы, правящие миром во всех тех смыслах, что действительно важны, — собрались в древней твердыни в горах Шотландии. Никто — ни человек, ни вампир не решился бы проникнуть на ангелическую территорию, но пусть даже кто-то поддался бы на такое самоубийственное искушение, предприятие было бы неосуществимо. Твердыню строили ангелы, и без крыльев туда не попасть.

Техника могла бы компенсировать их отсутствие, но бессмертные переживали эпохи не для того, чтобы от них отстать. Воздух над твердыней и вокруг тщательно патрулировался — и сложной системой наблюдения, и патрулями хорошо обученных ангелов. Система защиты превратила небо в каскад крыльев — не часто собираются вместе десять самых могущественных существ этого мира.

— Где Урам? — спросил Рафаил, оглядывая неполный полукруг кресел.

Ему ответила Микаэлла.

— У него на территории ситуация, требующая немедленного внимания.

Губы у нее скривились, когда она это сказала, и была она красива — никогда, наверное, не было на свете другой такой красавицы… если не заглядывать глубже поверхности.

— Она из Урама сделала марионетку.

Голос прозвучал настолько тихо, что Рафаил понял: это сказано для него одного. Посмотрев на Лижуань, он покачал головой:

— Он слишком могуществен для этого. Она владеет его членом, но и только.

Лижуань улыбнулась, и ничего человеческого не было в этой улыбке. Старейшая из архангелов давно миновала тот возраст, в котором могла еще хотя бы притворяться смертной. Теперь Рафаил, глядя на нее, видел лишь причудливую темноту, шепот миров за пределами смертности и бессмертия.

— А с нами можно не считаться? — остро прозвучал вопрос Нехи, правительницы Индии и ее окрестностей.

— Оставь, Неха, — в своей спокойной манере бросил Илия. — Все мы знаем его надменность. Если он не хочет здесь быть, то лишает себя права оспаривать наши решения.

Королеву Ядов это удовлетворило, Астаад и Тит тоже не стали возражать, но Хариземнон та легко не остывал.

— Он плюет на Совет! — Аристократическое лицо архангела исказилось гневом. — С тем же успехом мог бы выйти из состава.

— Хари, не говори глупостей. — По лицу Микаэллы было ясно, что этот архангел тоже побывал у нее в постели. — Архангелов не приглашают в состав Совета. Они туда входят, когда становятся архангелами.

— Она права, — впервые послышался голос Фаваши. Тишайшая из архангелов держала власть над Персией, и так хорошо умела быть незаметной, что даже враги о ней забывали. Поэтому он правила, а они лежали в могилах.

— Хватит, — распорядился Рафаил. — Мы здесь собрались по делу. Займемся же им, чтобы каждый мог вернуться на свою территорию.

— Где смертный? — Спросила Неха.

— Ждет снаружи. Иллий принес его с равнин. — Рафаил не попросил Иллия ввести гостя. — Мы здесь собрались, поскольку Саймон, смертный, стареет. Американскому капитулу Гильдии в будущем году понадобится новый директор.

— Ну так пусть себе его выберут. — Астаад пожала плечами. — Какая нам разница, пока они делают свою работу?

Работа эта была важнейшей. Ангелы умеют Создавать вампиров, но гарантию, что вампиры будут соблюдать свой столетний контракт, дают охотники Гильдии. Подписывают контракт относительно легко — людей тянет к бессмертию. А вот выполнять его — дело другое, и очень многие вновь Созданные передумывают после первых жалких лет службы.

Ангелы же, вопреки мифам, созданным вокруг их бессмертной красоты, не агенты какой-то небесной сущности. Они — правители и бизнесмены, практичные и безжалостные. Терять вложения они не любят. Поэтому — Гильдия и ее охотники.

— Разница есть, — отрезала Микаэлла, — потому что американский и европейский капитулы Гильдии — самые мощные. Если следующий директор не справится с работой, нас ждет бунт.

Рафаила заинтересовал такой подбор слов. В нем слышался подтекст, что находящиеся под ее нежным попечением вампиры готовы в любой момент удрать.

— Мне это надоело. — Мускулистая туша Тита шевельнулась, блеснула иссиня-черная кожа. — Приведите этого человека, и давайте его послушаем.

Рафаил согласился и мысленно обратился к Иллию:

Впусти Саймона.

Тут же открылись двери и вошел высокий мужчина, мускулистый и жилистый, как уличный боец или солдат-пехотинец. Волосы у него побелели, лицо покрылось морщинами, но живо и ясно смотрели с него ярко-голубые глаза. Иллий закрыл за ним двери, и снова комната оказалась отрезана от мира.

Уходящий в отставку директор Гильдии встретился глазами с Рафаилом и наклонил голову.

— Для меня честь предстать перед Советом. Я никогда не ожидал такого.

Осталось несказанным, что почти никто из представших перед Советом живым не выходил.

— Присядь.

Фаваши показала на стул, поставленный у открытого конца полукруга.

Старый воин сел без малейшей неловкости, но Рафаил видывал Саймона в расцвете его сил и знал, что директор Гильдии уже испытал дуновение возраста. И все же стариком он не был и не будет никогда. Это человек, заслуживающий уважения. Когда-то Рафаил мог бы назвать такого человека своим другом, но то время прошло тысячу лет назад. Он знал теперь слишком хорошо, что жизни смертных мигают и гаснут, как светляки.

— Ты желаешь оставить свою должность? — спросила Неха с царственным изяществом.

Она одна из немногих сохранила при себе двор. Королеве Ядов убить человека — как муху прихлопнуть, но ее утонченной грацией нельзя будет не восхищаться, даже корчась в судорогах.

Саймон под ее взглядом не утратил хладнокровной собранности. Пробыв директором Гильдии более сорока лет, он приобрел уверенность, которой недоставало юноше, на глазах Рафаила взявшего бразды.

— Я должен, — ответил он. — Мои охотники были бы рады, если бы я остался, но хороший директор должен в первую очередь думать о здоровье Гильдии как целого. Это здоровье исходит сверху — руководитель должен быть в высшей степени способен сам выйти на охоту, если будет необходимо. — Горькая улыбка. — Я силен и искусен, но я уже далеко не так быстр, и нет желания танцевать со смертью.

— Честные слова, — одобрительно кивнул Тит. Ему легче всего бывало среди воинов и их породы — правил он грубой силой и был так же прямолинеен, как его резко очерченная челюсть. — Силен тот генерал, что способен отдать власть.

Саймон принял комплимент с легким кивком.

— Я всегда буду охотником, и, как требует обычай, буду в распоряжении нового директора до самой моей смерти. И при этом я безгранично верю в ее способность руководить Гильдией.

— Ее? — фыркнул Хариземнон. — Это женщина?

Микаэлла приподняла бровь:

— Мое уважение к Гильдии вдруг выросло стократно.

Саймон не позволил втянуть себя в этот диалог.

— Сара Хазиз — лучший кандидат на мое место. По многим причинам.

Астаад поправил крылья:

— Расскажи.

— Со всем уважением, — ответил Саймон, — это не входит в компетенцию Совета.

Первым отреагировал Тит:

— Ты хочешь бросить нам вызов?

— Гильдия всегда сохраняла нейтралитет, и тому есть причина. — Саймон не согнул спины. — Наша работа — ловить вампиров, нарушающих контракт. За много веков не раз складывались ситуации, когда вокруг нас бушевали войны ангелов, и выжили мы только потому, что нас считают нейтральными. Если Совет слишком нами заинтересуется, мы утратим эту защиту.

— Красивые слова, — бросила Неха.

Саймон не отвел глаз:

— От этого они не менее правдивы.

— Она способна справиться с делом? — спросил Илия. — Вот только это нам и надо знать. Если американская Гильдия падет, она вызовет лавину.

Вампиры освободятся полностью, подумал Рафаил. Некоторые тихо войдут в обычную жизнь, это да, но другие — другие начнут убивать направо и налево, потому что в сердце своем они хищники. В конечном счете, не так уж они отличаются от ангелов.

— Сара более чем способна, — ответил Саймон. — На ее стороне — преданность ее товарищей-охотников. Многие из них в этом году приходили ко мне и называли ее имя как преемника.

— Эта Сара — ваш лучший охотник? — спросил Астаад.

Саймон покачал головой:

— Но из лучшей никогда бы не получился хороший директор. Она рождена охотницей.

Рафаил мысленно поставил птичку: узнать ее имя. В отличие от прочих членов Гильдии, рожденные охотниками выходят из чрева матери со способностью чуять вампиров. Они лучшие в мире ищейки, они самые безжалостные, они — гончие, настроенные на один-единственный запах.

— А Сара? — спросил Рафаил. — Она согласится?

Саймон задумался всего на миг.

— У меня нет ни малейшего сомнения, что Сара примет верное решение.




Глава первая


Сара не привыкла жалеть вампиров. В конце концов, ее работа этих вампиров находить, ловить и доставлять к хозяевам, ангелам. Сама она не фанат договорного рабства, конечно, но ведь ангелы и не скрывают цену бессмертия. Всякий, кто хочет быть Создан, должен отслужить ангелам сто лет. Без вариантов.

Не хочешь сто лет пресмыкаться и кланяться — не подписывай контракт. Все просто. Подписал, получил от ангелов бессмертие и сбежал? Ты дезертир. А дезертиров никто не любит.

Но как бы там ни было, а у этого вот проблемы посерьезнее, чем вернуться к разозленному ангелу.

— Говорить можешь?

Вампир, держась за почти перерезанную шею, посмотрел на нее как на сумасшедшую.

— Да, прости.

Интересно, как это он, черт побери, вообще еще жив. Вампиры не становятся истинно бессмертными — их может убить и человек, и представитель их породы. Наиболее надежный метод — обезглавливание, но им мало кто пользуется — вряд ли вампир будет стоять смирно в этом процессе. Прострелить сердце вполне достаточно — если потом отрезать голову, пока вампир лежит на земле. Или сжечь. И то, и другое эффективно.

Но Сара — искатель. Ее работа — найти, а не убить.

— Тебе нужна кровь?

Он посмотрел на нее с надеждой.

— Перебьешься. Ты не помер, значит, силы у тебя есть. Дотерпишь, пока я тебя домой доставлю.

— Дддееет…

Не обращая внимания на протестующее бульканье, она нагнулась, обняла вампира за плечи, чтобы поднять на ноги. У нее был рост всего-то пять футов три дюйма, а он куда выше. Но у нее не текла кровь из разрубленной шеи, и тренировалась она семь дней в неделю. Слегка ухнув, она подняла его и повела к машине. Он упирался.

— Помочь? — спросил глубокий спокойный голос. Старое виски и дымящиеся угли.

Голос был незнакомый. И тело, вышедшее из тени, тоже. Шесть футов здорового мускулистого мужика. Широкий в плечах, узкий в бедрах, но с текучей грацией опытного бойца — такого, которого ей не хотелось бы иметь противником. А ей приходилось валить вампиров вдвое больше ее самой.

— Ага, — ответила она. — Помоги мне его затолкать в машину, вон у тротуара стоит.

Незнакомец просто поднял вампира — тот замычал что-то неразборчивое — и закинул на заднее сиденье.

— Контрольный чип? — спросил он.

Она вытащила из-за спины арбалет и направила на вампа. Бедняжка забрался на сиденье, подобрав ноги в машину. Сара, закатив глаза, закинула арбалет за спину, опустила руку на ошейник, висевший на поясе черных джинсов. Остановилась:

— Только без фокусов, а то застрелю ко всем чертям.

Съежившийся вампир, не сопротивляясь, дал ей застегнуть металлическое кольцо вокруг быстро заживающей шеи. Научные основы воздействия этого устройства на биологию вампира были сложны, но результат прост: вампир сейчас не мог сделать ничего без прямого приказа Сары. Назвать это устройство полезным было бы сильным преуменьшением: даже этот раненый вампир мог бы оторвать Саре голову за полсекунды.

А Саре это не нужно, спасибо.

Выбравшись наружу, она захлопнула дверцу и посмотрела на второго охотника — в его призвании у нее сомнений не было.

— Сара, — представилась она и протянула руку.

Он взял ее руку, но долго молчал. Надо было это прекратить, но она не могла сообразить, как: что-то было такое в этих темно-зеленых глазах, что ее сдерживало. Сила, решила она. В нем ощущается неимоверная сила. Потом он заговорил, и ощущение изысканного старого виски от его голоса заглушило смысл его слов.

— Я Дикон. Ты куда меньше, чем заставляла предположить твоя репутация.

Она высвободила руку:

— Благодарю. И в следующий раз не предлагай мне помощь.

Почти любой мужчина ушел бы прочь с уязвленным самолюбием, но Дикон остался на месте, глядя на нее внимательными глазами.

— Мое замечание не содержало критики.

Какого черта он тут торчит?

— Я должна доставить Родни к его хозяину.

— У тебя есть репутация. У тебя — и твоего арбалета.

Это веселая искорка проскочила в этих серьезных-серьезных глазах?

— Не надо его хаять, не испытав. У меня болты обладают теми же свойствами, что ошейники — берегут меня от вреда, пока цель не будет чипирована. А цели восстанавливаются, и это им не вредно.

— Но ошейник ты с собой носишь.

Она сняла арбалет с плеча:

— Отойди.

На таком расстоянии все, что ей было видно — грудь Дикона, в милю шириной. Может, она поддается впечатлению, но она же, блин, живой человек! А он сексуален дьявольски.

Но это ничего не меняет. Она — охотник. Может, он и член Гильдии, все равно она его не знает.

— Моя лучшая подруга их любит. — Почему — она не знала, но с другой стороны, Элли не понимает толк в арбалетах, так что они квиты. Но Сара обещала испытать ошейник на охоте, раз Элли в прошлый раз испытывала арбалет. — Я просила тебя отойти.

Он наконец сдал на пару дюймов назад — достаточно, чтобы можно было открыть пассажирскую дверь и положить арбалет в машину. Родни уже почти исцелился, но залил кровью салон взятой напрокат машины. Черт бы его побрал. Гильдия покроет издержки, но противно ехать в грязной машине.

— Мне нужно доставить груз.

— Дай мне сперва с ним поговорить.

Она закрыла дверцу:

— Это с чего вдруг?

— Тебе не интересно, кто его порезал?

До смешного длинные ресницы у этого парня. Черные, шелковые. Ну никак на мужчине не смотрятся.

— Группа расистов какая-нибудь. — Она помрачнела. — Дебилы. Ну не понять им, что бьют чьего-то мужа, брата или отца.

Он продолжал на нее смотреть.

— Чего тебе?

Она потерла лицо, радуясь, что на темной коже не видно, как она по-идиотски горячо реагирует на этого типа. Ну, ладно. За погляд денег не берут.

— Мне говорили, что у тебя темная кожа, карие глаза и черные волосы.

Вроде бы все правильно.

— Кто говорил?

— Скажу, когда мы поговорим с вампиром.

— Кнут и пряник? — Она прищурилась. — Я тебе не лошадь.

Он улыбнулся углами губ:

— Во имя товарищества.

Запустив руку под потертую кожаную куртку, он вытащил удостоверение Гильдии.

Любопытство пересилило злость, и она кивнула в сторону машины.

— Я сяду за руль, сниму с него ошейник. — К несчастью — или к счастью, в зависимости от точки зрения, — вампир с чипом говорить не может. — Ты сядешь назад и проследишь, чтобы он…

— Я в машину не влезу.

Она оглядела его. С трудом не попросила его раздеться — хотелось облизать его целиком, как конфетку.

— Ладно, — ответила она, загоняя расшалившиеся гормоны обратно на склад. — По-другому. Он сейчас опустит окно, а ты его будешь держать локтем за шею, пока будем говорить.

Так они и сделали. Родни был невероятно рад поболтать, когда Сара представилась.

— Ты стреляешь, стреляешь! — заговорил он так, будто она — маньяк-убийца. — Стрелами из лука!

— Отстал от жизни. Я еще в прошлом году перешла на арбалет. — Он скорострельнее, но ей слегка недоставало привычного лука, сделанного на заказ. — И это даже не больно.

— Сама бы попробовала!

Она моргнула:

— Тебе сколько лет?

— Только что исполнилось три.

Вампиры отсчитывают возраст от даты Создания.

Сара покачала головой:

— И ты попытался удрать? Как тебе в голову взбрела такая глупость?

Его создатель, мистер Лакарр, просто в бешенстве.

— Не знаю. — Он пожал плечами. — Я подумал, что это будет хорошо.

Да, кажется, это не самый острый ум среди вампиров.

— Ну, о'кей. — Она посмотрела в глаза Дикону. Даже легкого движения не было заметно в темно-зеленых глубинах, но она могла бы поклясться, что он сдерживает смех. Сама прикусив губу, чтобы не улыбнуться, она снова повернулась к Родни: — У меня вопрос простой.

— Это хорошо, — осклабился вампир, показав оба клыка — чего старые никогда не делают. — Я трудных вопросов не люблю.

— Кто тебя резал. Род?

Он сглотнул слюну, заморгал быстро-быстро.

— Никто.

— Это ты сам себе хотел отрезать голову?

— Ага.

Он кивнул, и это значило, что Дикон очень слабо его держит. Хотя это и не важно: Сара держала арбалет наготове.

— Родни! — произнесла она как можно более зловеще. — Не ври мне!

Он снова заморгал и — о Господи! — готов был заплакать. Сара себя почувствовала хулиганом, который обижает маленьких.

— Род, ну, говори же! Чего ты боишься?

— Того.

— Того. — Она подумала, чего могут бояться вампиры. — Это был ангел?

Если это был его хозяин, то Caра ничего не сможет сделать, разве что доложить про мерзавца в Комитет Защиты Вампиров. Но нападение мог организовать кто-то из противников Лакарра, и тогда ангел будет сам разбираться.

— С чего бы? — Родни был настолько потрясен, что говорил правду. — Нет, конечно. Ангелы нас Создают, они нас не убивают.

М-да. В мечтах живет мальчик.

— Так кто другой мог тебя так напугать? — Она снова перехватила взгляд Дикона — и увидела ответ в глубине этих уже не смеющихся глаз. — Охотник!

Или кто-то, кого Родни принял за охотника по ошибке. Потому что настоящие охотники вампиров не убивают.

Родни захлюпал носом:

— Только не убивайте меня! Я ничего никому плохого не сделал!

— Ну-ну. — Сара протянула руку и потрепала Родни по плечу. Он вздрогнул, но она сделала вид, что не заметила. — Мне платят за доставку. Если я доставлю тебя мертвым, заплатят половину, так что нет мне смысла тебя убивать.

Блестящие глаза Родни посмотрели на нее с надеждой:

— Правда?

— Точно.

— А вот…

Он покосился на руку, держащую его за шею.

Дикон впервые в этом разговоре подал голос:

— Я ее бойфренд. Что она говорит, то я и делаю.

Она уставилась на охотника, но Родни это заявление успокоило.

— Ага, ты у вас главная, — сказал он Саре. — Понимаю. Моя Минди, она тоже любит быть главной. Сказала мне, что я должен сбежать, и у нас будет вроде как круиз.

Сара положила палец ему на губы:

— Родни, не отвлекайся. Расскажи про охотника, который тебя ранил.

— Он сказал, что охотники ненавидят вампиров. — Голос у Родни стал тихий от испуга. — Я не знал. Я знал, что ваша работа — нас ловить, но не знал, что вы нас ненавидите.

— Это не так. — Саре хотелось погладить его по голове. О Господи. — Просто он злой.

— Ты так думаешь?

— Я точно знаю. Что он еще говорил?

— Что вампиры — сор земли, что мы оскверняем ангелов своим существованием. — Он скривился. — Я не понял, как это может быть, раз ангелы нас Создают.

Сару так поразило это проявление здравого смысла, что даже не сразу до нее дошло.

— Да, это так. Значит, он врал. Что он еще говорил?

— Больше ничего. Просто вынул меч…

Меч?

— …и хотел отрезать мне голову.

Родни затих.

— Как он выглядел? — спросил Дикон.

Родни вздрогнул, будто забыл об опасности за спиной, и вот она о себе напомнила.

— Я не видел. Он был в черной маске и весь черный. Но высокий. И сильный.

Под такое описание половина охотников Гильдии подойдет.

Сара попыталась вытащить из Родни еще что-нибудь, но это была попытка с негодными средствами. Снова надев на него ошейник, она повезла вампира к Лакарру, все время помня, что Дикон за ней едет на звере-мотоцикле. Когда она въехала в ворота, чтобы доставить Родни, он остался снаружи.

Хозяин Родни ожидал беглеца в гостиной своего дома-дворца.

— Убирайся, — велел он.

Сара сняла ошейник и положила его на стол, чтобы Лакарр вернул его Гильдии, а Родни поплелся прочь, как нашкодивший школьник. Раздраженно захлопнув белые крылья, ангел взял со стола конверт.

— Подтверждение платы. Я послал ее сразу, как только услышал от вас, что вы взяли Родни.

Быстро проверив чек, она сунула его в карман.

— Спасибо.

— Миз Хазиз, — начал он, хмуро скривившись. — Я буду с вами откровенен. Я никогда не ожидал от Родни попытки к бегству, и не знаю, как его наказать.

Саре никогда не приходилось говорить с ангелами дольше, чем нужно для получения задания. В большинстве случаев она даже с ними не виделась: они слишком важные особы, чтобы общаться с простыми смертными. Для этого у них есть вампиры.

— Вы знаете некую Минди?

Лакарр застыл:

— Да. Одна из моих старейших вампиров.

— Ревнива?

— Гм. Да, понимаю. — Он кивнул. — Я много времени проводил с Родни: он еще дитя, и если я его не научу кое-чему, его просто съедят.

Сара даже не собиралась спрашивать, как Родни прошел через процесс отбора кандидатов. Конкурс на Создание был колоссальный.

— Да, он не гений, — ответила она. — Если вы его накажете слишком сурово, он сломается.

Лакарр кивнул.

— Понимаю. Очень вам благодарен, охотник.

Это означало «вы свободны».

Оставить Родни с хозяином, все еще раздраженным, пусть даже уже не яростным, казалось немножко неправильным. Но вампир сам сделал свой выбор, когда попросил о Создании. И теперь ближайшие девяносто семь лет должен быть чьим-то рабом.

Выходя, Сара столкнулась с худой рыжей женщиной. Она была одета в вызывающее алое платье, облегающее тело второй кожей. Со значением.

Она прошла бы дальше, но рыжая остановила ее.

— Вы привезли Родни.

Минди.

— Это моя работа.

Вампирша — явно куда старше Родни, судя по тому, как она легко подделывалась под человека, — разве что зубами не скрипнула.

— Я не думала, что он до этого доживет. Он едва умеет себе шнурки завязывать.

— Как он добился Создания? — не смогла сдержать любопытства Сара.

Минди махнула рукой:

— Он был отличным… — кажется, она запоздало сообразила, кто перед ней. — Всего хорошего, охотник.

— Пока.

Интересно, подумала Сара. Все знают — и даже если это знание не подтверждено официально, — что некоторый процент кандидатов после преображения теряет рассудок. Впервые сейчас она увидела пример кандидата, который вместо этого впал в слабоумие.

Дикона не было, когда она садилась в машину, но возле гостиницы он нарисовался снова. Сара припарковалась в подземном гараже, а когда вышла, увидела, что он ставит возле нее свой слоновый мотоцикл.

— Как ты проехал мимо охраны?

Он снял шлем, расстегнул куртку и соскочил с мотоцикла. Великолепная мужественная мускулатура. Просто рука тянется потрогать. Что-то у нее в животе, и без того туго затянутое, стиснулось еще сильнее. Господи, это не человек, это ходячий секс.




Глава вторая


Сняв прилив телесного голода глубоким вдохом, она направилась к лифтам, держа в руке сумку с оружием. (Опыт подсказывал, что персонал слегка нервничает, когда она входит с арбалетом).

— Так как же?

— Охрана хреновая.

Совпадает с ее оценкой.

— Самое удобное было место для этой охоты.

Ехать с этим мужиком в одном лифте оказалось тренировкой по самообламыванию. Запах мыла и кожи, пробужденный идущим изнутри теплом — такого она никогда не встречала раньше: чисто мужской, с каким-то еще стальным оттенком, — обволакивал как афродизиак. Не дышать она не могла, а потому к моменту выхода на третьем этаже схватила передоз.

— Подожди здесь, — велела она, подняв руку. — Я должна проверить твои данные.

Он прислонился к стене напротив ее двери:

— Привет от меня Саймону.

Присматривая за ним краем глаза, она провела ключ-картой по считывателю и вошла в номер. Обстановка вполне спартанская — кровать рядом с небольшим комодом, стол, где поместится разве что ноутбук рядом с гостиничным телефоном, пара стульев. Практически все, что ей во время охоты нужно.

Звонок на сотовый Саймона с ее сотового прошел без проблем.

— Дикон, — сказала она, как только Саймон взял трубку. — Кто такой и зачем он здесь?

— Опиши его.

Она дала описание.

— Да, это Дикон. Он там на задании, и я хотел бы тебя к нему подключить. Ты ведь закончила поиск для Лакарра?

— Ага. — В основном ее заинтриговало то, чего он не сказал. Упершись рукой в бедро, она спросила: — Что за работа? И связана ли она с тем, что тут вампирам отрезают головы?

— Дикон объяснит. И надо разобраться побыстрее.

— Сделаем. — Она замолчала. — Да, Саймон, по другому вопросу…

— Нормально, Сара. Решение нужно не сегодня. И даже не завтра.

Но что решение будет нужно, Сара не сомневалась.

— После этого задания. Когда закончим, я дам тебе ответ.

— Вот и хорошо. — Теперь замолчал он. — Сара, Дикон крайне опасен. Будь осторожна.

— Да я и сама опасна.

Еще несколько слов — и она повесила трубку, а потом подошла и открыла дверь — герой обсуждения стоял на пороге. Она посмотрела вниз — и увидела дорожную сумку, материализовавшуюся у его ног.

— Нечего, нечего. Ты здесь жить не будешь.

— Я должен очень много тебе рассказать. Спать буду на полу.

Любопытство ее когда-нибудь погубит.

— На полу, значит. — Она жестом пригласила его войти и заперла дверь. — Так, насколько я понимаю, нам предстоит найти и обезвредить психопата, который прикидывается охотником.

За последние дней десять случилось пять убийств, о которых она знала. Все жертвы — вампиры, у всех отрублена голова.

Дикон поставил свою сумку на пол рядом с ее, сбросил куртку — под ней оказалась темно-синяя рубашка, еще ярче оттенившая цвет его глаз.

— Не так я уверен, что он прикидывается. Иду по его следу сразу после второго убийства, и все указывает на охотника.

— Не могу поверить.

Она осталась стоять у двери, скрестив руки.

Повесив куртку на спинку стула, он сел и стал развязывать ботинки.

— Что не мешает этому быть правдой.

— Охотники не бродят в ночи, убивая мирных жителей. Это не их работа. Быть охотником — честь. Наоборот, мы следим, чтобы вампиров поменьше убивали.

Существовала легенда, что до создания Гильдии вампиров, пойманных при попытке к бегству, просто казнили.

Сняв ботинки и носки, Дикон вытянул ноги, наклонился назад вместе со стулом, коснувшись спинкой стола.

— Билл Джеймс.

Это был удар под дых, нож в сердце.

— Откуда ты узнал?

Знали только трое охотников, которые его выследили — ну, и Саймон, конечно. Для остальных он погиб как герой и был похоронен по всем правилам Гильдии.

Дикон смотрел на нее с ровным абсолютным вниманием, с таким спокойствием, что непонятно было, может ли вообще этот человек взволноваться.

— Мое имя — Дикон. Но знают меня как Истребителя.

Сара вытаращила глаза. Нет, он не шутит. Ни хрена себе.

Отодвинувшись от двери, она тихо дошла до кровати и села на край.

— Я думала, тебя придумали. Как бабая.

— Гильдия набирает и обучает самых опасных людей в этом мире. Без бабая нам не обойтись.

Она покачала головой:

— Элли ни за что мне не поверит, что я видела Истребителя. — Это имя воспринималось как шутка, как имя телевизионного персонажа. — У Гильдии есть охотник, который преследует своих?

— Только при необходимости. — Он замолчал, пока она не подняла голову. — А необходимость бывает, и ты это знаешь.

— Билл — это была аберрация. У него что-то в мозгах закоротило.

Тот охотник убивал детей. С такой бесчеловечностью, что у нее при одном воспоминании желчь поднималась к горлу.

— Охотится на своих приходится редко, — согласился Дикон. — Но это случается. Вот почему в Гильдии всегда есть Истребитель.

— Почему ты не выследил Билла?

Убивать старшего охотника пришлось им с Еленой. Сара была полна решимости выполнить эту работу сама, хоть ее и выворачивало от такой мысли, но ей Билл был всего лишь другом, а Элли — наставником. Однако вышло так, что Билл напал на нее с монтировкой из засады, и она свалилась на землю уже без сознания. Лучшей подруге пришлось самой зарезать наставника.

«Он на меня так смотрел, будто я его предала, — говорила потом Элли, и на лице ее были пятна крови Билла. — Я знаю, что он должен был умереть, но не могу не думать, что он был прав. И кровь у него была горячая».

— Чистое невезение. — Слова Дикона вернули ее к настоящему. — Ситуация обострилась так резко, что я не успел бы вернуться вовремя. Был за тридевять земель.

Он не шевелился — хищник на отдыхе.

— Охота?

— Бизнес, — ответил он неожиданно. — Истребителя редко призывают к делу. А по призванию я — фабрикант оружия.

— «Дикон»? Погоди-ка. — Она подтащила к себе сумку, расстегнула, вынула арбалет. С упора приклада смотрела на нее знакомая стилизованная буква «Д». — Твоя работа?

Он едва заметно кивнул:

— Делаю для охотников.

— Ты же лучший из всех, кто этим занимается. — Арбалет ей стоил кучу денег. Как и лук, который она обожала. — А истребительством занимаешься в свободное от работы время? Мило. — Она покачала головой, укладывая арбалет обратно в сумку. — И как получилось, что я ничего о тебе не слышала?

— Не слишком разумно было бы заводить друзей среди тех, кто может стать объектом твоей охоты.

— Одинокая жизнь.

Она не хотела быть бестактной, но не смогла даже вообразить себе такое существование. Она тоже не вращается в обществе — по крайней мере пока, — но есть у нее несколько друзей, и это удерживает ее в равновесии и в здравом рассудке.

— Истребителей выбирают среди одиночек. — Подняв руки, он стал расстегивать рубашку. — Хочешь в душ первой?

Она хотела губы облизать, вот чего она хотела. Золотистая кожа поверх бугристых мышц, и темные завитки в раскрытом треугольнике рубашки… у нее тело сжалось в ждущей готовности.

В холодный душ.

— Спасибо, — ответила она, вставая. — Я быстро.

Дикон только кивнул, когда она сгребла свое барахло и потащилась в душ. Истребитель соблазнителен, но сейчас она не ищет себе любовника: ей надо принять самое важное в жизни решение. Решение, которое может сделать ее более одинокой, чем Дикон.

Охотники-мужчины, как правило, идиоты-мачо — в лучшем смысле этого понятия. Им играть вторые роли ох как нелегко. А есть ли другая такая вторая роль, как любовник директрисы Гильдии?

* * *


Дикон разжал кулак, сжатый еще с той минуты, как он сел на стул. Сара Хазиз — совсем не та женщина, которую по описаниям он ожидал увидеть. Саймону придется дать кое-какие объяснения.

— Смуглая кожа, карие глаза, черные волосы! — буркнул он себе под нос.

Эта женщина — ожившая эротическая греза. Маленькая, округлая, совершенная. Кожа цвета кофе со сливками, волосы до талии (если расплести эту ту¬гую косу), и огромные карие глазищи, видящие его насквозь.

Не та женщина, которую Саймон охарактеризовал безликими словами «разумный кандидат на должность». Даже предположить невозможно было ощущение исходящей от нее энергии, силы, стойкости. Он ее увидел всего пару часов назад, но уже понимал, что лучшим из лучших она не уступит.

Идеальный был бы директор Гильдии.

А это значит, что руки (и мысли) надо будет держать при себе. Не пялиться на эту соблазнительную шею. Как и на прочие части тела. Директриса Гильдии по сути своей должности всегда на виду. С теми, кто на виду, Дикон не спит.

Но она же еще не директор.

Он постукивал пальцами по штанине джинсов, не сводя глаза с кровати.

Он хотел Сару. И сильно. Но соблазнять эту женщину — в программу не входило.

— Твоя задача — ее охрана. На телохранителя она не согласится, но ты можешь добиться того же, взяв ее с собой на охоту.

— Я работаю в одиночку.

Лицо Саймона стало каменным:

— Она из лучших моих охотников. Обузой тебе она не будет.

— Если она из лучших, зачем ей нянька?

— Совет знает, что я выбрал ее преемницей. И теперь некоторые из архангелов захотят ее «испытать».

Дикон приподнял бровь:

— И вас испытывали?

— Чуть не убили. — Без обиняков, да. — Трудно победить в одиночку пятерых старых вампиров. Я остался жив только потому, что со мной была жена. А у двух разозленных охотников против пятерых вампиров шансов куда больше.

Вот он и сидел, слушая журчание воды в ванной и воображая, как медленно процеловывает дорожку на этом теле.

От таких мыслей восстание плоти слабее никак не стало. А если она войдет и увидит такое зрелище, то можно спорить на что угодно: ночевать он будет в коридоре.

Этим он рисковать не может: он не должен спускать с нее глаз, — Саймон это высказал совершенно ясно. Если архангелы собираются ее испытывать, то сделают это, когда сочтут ее уязвимой — и тогда его задача, чтобы такого не случилось.

Запустив пальцы в волосы, он встал и осмотрел номер. Вполне прилично защищен. Нет внешних окон. Несколько клаустрофобно, зато безопасно. Входов и выходов тоже нет, кроме двери, а ее он заклинил инструментом собственного изготовления. Вентиляционных отверстий, через которые можно залезть, тоже нет.

Когда Сара вышла из душа в пушистом гостиничном халате, вытирая волосы полотенцем, тоже гостиничным, он достаточно убедился в отсутствии угроз, чтобы самому пойти в душ. В ледяной.

— О Господи!

Он скрипнул зубами под напором воды. Порадовать собственный хрен менее важно, чем обеспечить само существование Гильдии.

Он спросил у Саймона: отчего архангелы ставят палки в колеса организации, которая так облегчает им жизнь?

— Такая игра, — ответил Саймон. — Мы им нужны, но они никогда не дадут нам забыть, что сильнее — они. Нападения на меня и на Сару — не для того, чтобы не дать работать Гильдии. А чтобы мы помнили: Совет следит за нами.




Сара услышала шум воды и быстро досушила волосы перед тем, как взяться за мобильник. В каком сейчас часовом поясе находится Элли, она не имела понятия, но подруга ответила после первого звонка.

— Сара! — заговорила она, торопясь. — Ты знаешь, какое это искусство: заворачивать трехфутовые фарфоровые вазы так, чтобы они при транспортировке не разбились? И я смогла! Эти красавицы без малейшей царапинки остались! Гениальность, имя тебе — Елена!

— Мне спрашивать?

— Это был подарок. — Ее голос звучал довольно. — Отлично смотрятся у меня в гостиной. Я еще не решила, может, одну поставлю в ванную.

Страсть подруги к декору затронула в Саре знакомую струну. Охотники вьют гнезда — это реакция на то, что большой кусок жизни приходится проводить то на дороге, то в канаве. Сара была в этом ревностнее других: она любила своих родителей, но они были завзятыми хиппи. К семи годам она уже сменила десять школ. И солидный, стабильный дом — ей это было необходимо, как дыхание.

— Мне уже не терпится их увидеть.

— У тебя голос какой-то непривычный.

— Я видела Истребителя.

Пауза.

— Без дураков? — Она присвистнула — долго, протяжно. — Ни фига себе. Он страшный?

— Еще как. Сложен как танк. — Если Дикон когда-нибудь против нее пойдет, ни за что нельзя подпускать его на дистанцию удара. Попадет таким кулачищем — и шея ломается на раз. — Элли, тут вокруг болтается охотник, убивающий вампиров.

— Ни хрена себе!.. Ты сейчас за ним охотишься?

— Ага.

— Я в Нью-Йорке, приземлилась несколько часов назад. Могу быть следующим рейсом.

Сара уже качала головой:

— Я пока не знаю, что тут происходит.

— Нельзя тебе охотиться за ним в одиночку.

— Я не одна. Со мной Дикон.

— Истребитель? — Облегчение в ее голосе было почти ощутимо. — Отлично. Знаешь, Сара, тут до меня доходят слухи.

— Какие?

— Все мы знаем, что ты в любой момент можешь занять место Саймона. Но у меня в самолете по дороге домой был разговор с одним высокопоставленным вампиром. И он знал твое имя.

Саймон ее об этом предупредил.

— Совету небезразлично, кто будет директором Гильдии.

Елена промолчала дольше обычного.

— Я знаю, что убежать и спрятаться ты не можешь, поэтому я просто скажу — будь чертовски осторожна. Архангелы и близко на людей не похожи. Я бы к ним на три метра не стала подходить.

— Не думаю, что они дали бы себе труд лично меня проверять. Максимум — послали бы посмотреть кого-нибудь из своих вампиров.

А с вампирами она обращаться умеет.

— Удачно, что с тобой Истребитель. Серьезная живая сила как раз тогда, когда она нужна. — На том конце линии раздался едва слышный звонок. — Извини, пришли. Похоже, принесли пиццу.

Повесив трубку, Сара уставилась на телефон. Именно что удачно. Дикон появился из ниоткуда, хотя всегда держится в тени. И как удобно получилось, что ее послали на охоту в тот самый город, где происходили серийные убийства.

Она ждала, прищурившись.




Глава третья


Через пару минут из ванной вышел Дикон — из одежды на нем была только пара джинсов. Гормоны заплясали — что-то чертовски похожее на фокстрот. Но она отказалась участвовать в этом танце.

— Тебя послал Саймон.

Надо отдать ему должное, он не стал отрицать.

— Двух зайцев одним выстрелом. — Вытащив из сумки чистую футболку, он натянул ее через голову. — Сама понимаешь, что это правильное решение.

От хладнокровной логичности его голоса ей захотелось пристрелить его из арбалета — просто в порядке возражения.

— Недопустимо, чтобы директора Гильдии считали слабачкой.

— В равной степени недопустимо, чтобы ее считали дурой.

В глазах цвета полуночного леса читалась несгибаемая воля.

Выпустив из пальцев до полусмерти задушенный телефон, она добыла из сумки щетку и стала причесывать волосы.

— Расскажи мне про этого киллера. Есть ли шансы, что это все-таки самозванец?

Несколько секунд он помолчал, будто не доверяя ее внезапной капитуляции.

— Есть. Но сейчас у меня три варианта — и все охотники. Навестим их по очереди.

— Сегодня ночью?

Он слегка кивнул:

— Я бы выждал четыре часа — достаточно времени, чтобы у него спала настороженность.

— Почему ты не выследил его после покушения на Родни?

— Не было видимого следа.

Она фыркнула:

— А еще у тебя работа — быть нянькой при мне.

— Быть у тебя нянькой — не то, чего мне хотелось бы. — Он говорил тихим, вкрадчивым голосом, который гладил ей кожу как бархат. — Но раз укладывание тебя в койку недопустимо, придется ограничиться этим.

Ее обдало изнутри жаром — горячим, красным.

— А с чего ты решил, что я тебя подпустила бы хоть на фут?

В голосе слышался резкий оттенок желания. Но с тем же успехом это мог бы быть гнев.

— С чего ты решила, что я стал бы спрашивать?

— Попробуй только. И я тебе с радостью выпущу кишки твоим же ножом.

Дикон улыбнулся — и из соблазнительного стал роковым.

— Это было бы интересно.




Но через четыре часа беспокойного сна никакого настроения играть у нее уже не было. Одеваясь, чтобы выйти к ждущему в коридоре Дикону, она поправила арбалет поудобнее и решительно стиснула зубы.

— Не нравится мне, что мы охотимся на своего.

Ответа не было.

Она поглядывала на Дикона, шагая рядом с ним к гаражу, и ничего не видела. Ни выражения, ни эмоции, ни милосердия. Перед ней был Истребитель.

— Скольких тебе пришлось убить?

— Пятерых.

Она выдохнула, услышав это единственное, но такое ценное слово, и открыла дверь на лестницу. Нет смысла полошить охрану гостиницы, светясь перед лифтовыми камерами с оружием в руках.

— Почему ты?

— Кто-то ж должен.

Это ей было понятно.

— Я никогда не хотела быть директором Гильдии.

— Потому тебя и выбрали. Ты будешь делать то, что и положено делать директору.

— А как иначе?

Он вышел первый, и она знала, что это он ее защищает. Раздражает, но в очень малой степени.

— Ты знаешь про Париж. Несколько лет назад у них был директор, добившийся этого места интригами. Пока он занимался позерством, всех его охотников чуть не перебили.

Сара кивнула и направилась к мотоциклу — сегодня они выбрали этот транспорт.

— Я никогда не могла понять, как это могло случиться.

Охотники — народ крутой и прямолинейный. Уклончивость им подозрительна.

— Говорили, что он с какой-то кабалой вампиров заключил условие, и они повлияли на принятие решения.

Ходят слухи, что очень старые вампиры обладают гипнотическим умением, и у Сары было одно из очень важных для директора качеств: природный иммунитет ко всем вампирским возможностям. Как Элли, как другие, рожденные охотниками, она изначально принадлежала Гильдии.

— Меня удивляет, что он до сих пор жив.

— Непонятно. После отставки его никто не видел.

Протянув ей запасной шлем, он подождал, пока она его наденет, потом надел свой.

— Тебе меня слышно?

Она кивнула, поняв, что в шлемах есть микрофоны.

— Куда мы сперва?

— К Тимоти Ли. Он пониже, чем описывает Родни, но Родни был ранен, доверять его воспоминаниям нельзя.

Она готова была ответить, но вдруг отчетливо осознала, что они уже в гараже не одни. Уже усевшись позади Дикона, она оглянулась на дверь, в которую они вошли, — и увидела вампира. Спрашивать, заметил ли его Дикон, надобности не было — Истребитель в ту же минуту застыл неподвижно.

Встретившись с вампиром глазами, Сара ощутила, как шевелятся у нее волосы на загривке. Вампир был стар, и сила его так велика, что воздух загустел и трудно стало дышать. Вампир ничего не сказал — Сара решила тоже промолчать. Дикон завел мотоцикл и сдал назад.

— Смотри за ним, — сказал он.

Пока он разворачивался, она вертела головой, чтобы не упустить вампира из виду.

Высокий темноволосый вампир даже не моргнул, когда они выехали из гаража.

— В игры играют, — буркнула Сара. — Дают мне понять, что я под наблюдением.

— Испытывают твою силу.

— Знаешь, я их понимаю. Что сталось бы с миром, если бы в одном из главных капитулов директор оказался слаб?

— Париж, — снова сказал Дикон.

Она кивнула, хотя он этого не видел.

— Как его звали — Джарвис?

— Жервуа.

— Да, правильно. Слабость Жервуа привела к дезорганизации европейской Гильдии. Вампиры тут же этим воспользовались. По большей части они просто удирали, стараясь затеряться в мире. Но некоторые… Несколько вампов поддались жажде крови. И в новостях говорили, что ручьи крови текли по улицам.

— Не так далеко от истины. Париж за месяц потерял десять процентов населения.

Ужас от таких цифр холодил душу.

— А почему не вмешались ангелы?

В ее родном Нью-Йорке командовал парадом Рафаил, и, насколько Саре было известно, ни один вампир с жаждой крови в город ни ногой. Так как это было статистически невозможно, значит, Рафаил решал любые проблемы настолько безупречно, что даже отдаленных слухов о подобном не было.

— Говорят, — вдруг похолодел голос Дикона, — будто Микаэлла решила, что людям нужен урок смирения.

Микаэлла — одна из наиболее приметных архангелов, ослепительная красавица, настолько любящая внимание, что даже выступает перед людскими журналистами.

— Эта вот, — ответила Сара, — была бы рада отбросить нас настолько в прошлое, что могла бы смотреть на нас сверху, как богиня.

— И сейчас еще многие считают ангелов посланцами Божьими.

— А ты?

— Другой вид, — ответил он. — Быть может, мы тоже такими станем через пару миллионов лет.

Интересная гипотеза, Сара даже не знала, что по этому поводу думать. Ангелы были рядом с людьми еще со времен наскальных рисунков. Объяснений их существования известно не меньше, чем звезд на небе. А сами ангелы, если и знают правду, то не говорят ее.

— Ладно, а почему Тимоти Ли?

— Он был в городе во время одного убийства, и он способен выполнить такую работу…

— Способны мы все.

— Да, так что это не очень существенно. Но Тимоти — очень завзятый охотник. Это у него не столько работа, сколько миссия.

— Он рожден охотником?

Будучи лучшей подругой Элли в течение многих лет, Сара знала, что для людей, рожденных со способностью выслеживать вампиров по запаху, вступление в Гильдию было не выбором, а неодолимым порывом.

— Нет, но обожествляет рожденных.

— Не слишком здорово, но и не психоз.

Дикон кивнул:

— Поэтому он и один из трех. У остальных тоже свои маленькие идиосинкразии, но охотники все со странностями.

— Ты знаком с Ашвини?

Она услышала, как он поперхнулся:

— «Знаком» — не слишком точное слово. При первой встрече она в меня стреляла.

— Похоже на нее. — Сара усмехнулась, но улыбка тут же пропала. — Если он один из этих трех, ты его ликвидируешь?

— Да.

— Без полиции?

— Я уполномочен. Закон привлекать не будем. — Он задумался. — Полиция вполне довольна, что мы сами справляемся. Сбившиеся с пути охотники могут сильно повысить счет трупов.

— Как и вампиры.

Он ничего не сказал, но в напряженной неподвижности его тела она прочла согласие.

Жутковатая тишина ночи не тянула к дальнейшим разговорам, и они ехали молча, пока Дикон не остановился у тротуара тихой и темной улицы.

— Отсюда пешком.

Пристроив свой шлем рядом с его, она пошла за Диконом по улице к сетчатой ограде. Нахмурилась:

— Выглядит как свалка.

— Она и есть.

А вот это уже по-настоящему странно. Охотники в трущобах почти никогда не живут. Им достаточно платят за риск при поисках вампиров, чтобы не рисковать здоровьем на свалках.

— Каждому свое.

— У него есть хеллхаунд.

Она подумала, что ослышалась.

— Ты сказал «хеллхаунд»? Адский пес?

В голове затанцевали красные глаза, мигающие в серных парах. Потом завертелись вилы.

— Здоровенная черная тварь, которая может откусить тебе руку, если не так на нее посмотришь. Тимоти ее зовет «Люциферочка». — Он вытащил из кармана какой-то предмет. — Дротик с транквилизатором.

И он исчез. Если бы Сара не видела своими глазами, то не поверила бы, что можно так быстро двигаться.

Она догнала его. Они перелезли через забор, приземлились на той стороне бесшумно, по-охотничьи. Не было ни лая, ни рычания — ничего, что предупредило бы их о том, что они стали дичью: Люциферочка вылетела из темноты вихрем ярости. Сара инстинктивно пригнулась, тело собаки пронеслось над ней — навстречу молниеносно действующему транквилизатору в руке Дикона. Он не дал собаке упасть — подхватил мускулистое тело и бережно положил на землю.

— Что за нежность к этой собаке? — недоверчиво спросила Сара.

— А чем она тебе не нравится? — Дикон погладил дышащие бока собаки. — Она предана и сильна. Если мне придется ликвидировать Тимоти, она будет тосковать по хозяину.

— И ты возьмешь ее к себе? — Сара покачала головой. — И панихида по всем твоим шансам снова завести когда-нибудь девушку.

Он поднял голову, посмотрел своим внимательным взглядом:

— Ты не фанат собак?

— У нее клыки девятидюймовые. — Если и преувеличение, то небольшое. — Женщина должна чрезвычайно тебя любить, чтобы смириться с таким соперничеством. — Она кивнула в сторону дома, стоящего по ту сторону горы металлолома и бог еще знает чего.

— Пойдем. Транквилизатор недолго продержит Люси.

Люси?

Какое-то время занял поиск дороги через мусор, с проверкой на ловушки. И когда они добрались до развалины, которую Тимоти звал домом, не явилось открытием, что она пуста. Чуть повозившись, они взломали дверь и вошли, но ничего не увидели даже похожего на дымящийся ствол. То, что Тимоти не было дома, ничего не значило: охотники, как правило, обычного ритма суток не придерживаются.

Дикон вытащил что-то из кармана и налепил на подошвы всей обуви, которую нашел в доме.

— Передатчики, — сказал он ей. — Батарейки выдерживают около двух дней. Так что если за этот период произойдет убийство, а на нем будет обувь с жучками, можно будет проследить за его перемещениями.

— Кто в списке следующий?

Он ответил, когда они перелезли через забор — погладив по дороге Люси и подождав для проверки, что она оправилась от инъекции.

— Следующий — Шах Майур. Одиночка. Работу свою делает, но никаких контактов с другими охотниками не поддерживает.

— Кого-то мне это напоминает.

Дикон сделал вид, что не услышал, они сели на мотоцикл и поехали.

Сара, улыбаясь во весь рот, прижалась к жару его спины.

— А как он попал на твой радар?

— На него поступило пять жалоб в КЗВ.

Комитет Защиты Вампиров был создан для борьбы с жестокостью и предрассудками по отношению к вампирам. Дел в суде ему выигрывать не случалось — очень уж трудно представить вампира жертвой, когда перед тобой фотографии его окровавленной добычи, — но вонь комитет мог поднять серьезную.

— За что?

— Излишнее насилие по отношению к доставляемым вампирам.

— Хм… — Она задумалась. — Что-то это мало тебя взволновало.

— Потому что все жалобы — от одного и того же вампира.

Распускающийся было ее интерес сдулся.

— Наверное, какой-то у этого вампира свой интерес.

— Да, но проверить мы все равно должны.

Шах Майур жил в куда более ординарном доме — в смысле его привлекательности для охотников.

Квартира занимала целиком третий этаж в отдельно стоящем таун-хаузе.

Сара нахмурилась:

— Туда попасть может быть непросто. — Дикон уже ей сообщил, что изнутри дороги нет, и поэтому нет смысла проникать в нижние этажи. Приставная лестница, по которой Шах залезал и слезал, была поднята — но это не значило, что он дома. Дикон сказал, что она управляется дистанционно. Шах не из доверчивых. Но сейчас он должен был быть на самолете в Вашингтон, улетевшем час назад. — Идеи есть?

Дикон разглядывал заднюю стенку.

— По этой штуке сможешь забраться?

Она проследила за его взглядом и увидела что-то вроде водосточной трубы, достаточно с виду прочной.

— Могу. — Вопрос ее удивил. — Я думала, ты как нянька — будешь держать меня подальше от опасности.

— Вероятнее всего, мы под наблюдением, — ответил он ей буднично. — Совсем младенца из тебя нельзя делать.

— Ты подразумеваешь, что мог бы? — Она послала ему милую улыбочку, переходящую в оскал. — Нам надо еще одну вещь учесть: если за нами следят, то ангелы и вампиры высокого ранга знают, что мы задумали. Я не собираюсь сдавать им охотника.

Ангельская месть может раздавить душу начисто.

Дикон посмотрел ей в лицо немигающим взглядом.

— Потому-то мы и должны найти его первыми. Мы убьем милосердно.

Кивнув, она взяла передатчики, которые он ей протянул, и побежала к трубе. Она была достаточно легка — и, что важнее, достаточно сильна, — чтобы залезть без труда. Подоконник оказался широким и удобным. Подмывало сразу поднять окно и войти, но она сдержалась и тщательно проверила.

Не зря, как оказалось.

Шах насторожил поперек окна гарроту, на такой высоте, чтобы разрезать любого вошедшего. Судя по тусклому блеску, она была покрыта битым стеклом. Жестоко, но охранное приспособление в доме — не криминал. Еще раз проверив, что нет проводов, подключенных к сигналу тревоги, она глянула вниз на Дикона и показала, что собирается войти.

Он кивнул, показал жестом: две минуты.

Подняв окно, она осторожно шагнула внутрь, нагнувшись пониже, чтобы уйти от смертельного удара гарроты.

Сара оказалась в комнате — очевидно, гостиной. Там было темно, но не настолько, чтобы не видеть человека, молча сидящего в кресле.




Глава четвертая


— Я ждал Дикона, — сказал этот человек шелково-тихим голосом.

— Шах Майур, я полагаю?

— Сара Хазиз? — с легчайшим оттенком удивления. — С каких пор вы стали Истребителем?

— Подхалтуриваю. — Она заметила у него на коленях пистолет. — Вы приготовились, я вижу?

— Не хотел, чтобы мне срубили голову, не дав шанса объяснить, что я — не серийный убийца.

На этот раз тон стал сухим.

Этот человек ей нравился. Что не означает, что он не убийца.

— Значит, если я уйду…

— Я не буду в вас стрелять. Скажите Дикону, что выйду к вам. — Он запнулся. — Да, Сара… не подобает будущему директору Гильдии вламываться в чужие дома с отмычкой.

— С чего это все взяли, будто дело уже решенное? — буркнула она и вылезла спиной вперед, не сводя все это время глаз с его рук. При необходимости можно спрыгнуть. Сломаешь пару костей, но не убьешься. А пуля бьет насмерть.

Что ответил Шах и ответил ли, она не слышала. Спуск по трубе оказался куда легче подъема.

— Он идет к нам разговаривать.

Лицо Дикона стало очень спокойным. И опасным.

— Его не должно было здесь быть.

— Он ждал твоего прихода. И он знает твое имя.

Он стал еще более неподвижным — Сара невольно залюбовалась им. Дикон когда-нибудь снимает самоконтроль? Или всегда так сдержанно-ровен, даже в самых интимных ситуациях? Подмывало его поцеловать и выяснить, но при той тяге, что у нее к нему есть, прервать поцелуй не удастся.

К счастью, ее отвлек шорох спускаемой лестницы. Она подождала, пока охотник спустился, но оружия при нем видно не было. Но это всего лишь означало, что прятать оружие он тоже умеет. Елене бы это понравилось, подумала Сара. Подруга носила в волосах острые шпильки и приматывала ножи к бедрам. И это только для разминки.

— Здравствуй, Дикон!

Шах оказался высоким, смуглым, очень красивым, блестящие черные волосы разметались по плечам.

— Я потрясен.

Дикон слегка изогнулся, прикрывая собой Сару.

Она воздержалась от закатывания глаз и воспользовалась возможностью вытащить собственный пистолет, спрятанный на пояснице. Потом выдвинулась из тени Дикона, чтобы видеть, что происходит.

— Профессиональное. Работаю в разведке Гильдии.

У Гильдии есть своя разведка?

Сара подумала, сколько ей еще предстоит узнать, став директором Гильдии. Для женщины, настолько любопытной, это искушение серьезное. Но хочет ли она оставить всю свою прежнюю жизнь, распрощаться с возможностью иметь семью и детей? Да, много есть мужчин, которые были бы более чем счастливы спать с директором Гильдии. Но они из той породы мужчин, до которых бы она кочергой не дотронулась.

Нет, ее тип — Дикон. Хладнокровие, самообладание, сила. И не более склонный спать со своей начальницей — если она примет должность, — чем разразиться каскадом шуточек.

Одернув разбредающиеся мысли, она посмотрела на Шаха, прямо ему в глаза.

— И мы должны просто тебе поверить?

Шах пожал плечами, улыбнувшись понимающей улыбкой.

— Могу тебе рассказать все про тот раз, когда вы с Еленой в заведении «У Макси» решили испытать себя у шеста для стриптиза.

Блин, как он узнал? Она нахмурилась:

— Если ты работаешь в разведке, почему Саймон не вывел тебя из-под подозрения?

— Дикон работает независимо. — Он пожал плечами. — Я мог бы сделать так, чтобы не попадаться вам в руки, но вы двое сумеете сохранить тайну. Истребитель и будущий директор — кому вы расскажете?

Вдруг Дикон схватил Шаха за горло, приставил ему нож к животу.

— Снимай рубашку!

Шах заморгал, пряча удивление за обаятельнейшей улыбкой.

— Не знал, что у тебя такие наклонности.

Дикон слегка надавил на нож.

— Ладно, ладно.

Шах расстегнул рубашку, сбросил ее движением плеч.

— Сара, посмотри, нет ли следов борьбы. Один из вампиров отбивался как черт.

Сара осмотрела Шаха, но увидела лишь гладкую неповрежденную кожу.

— Чисто.

Дикон отпустил руку, Шах потер горло.

— Можно было спросить по-хорошему.

— И ты бы его ткнул ножом в сердце, — фыркнула Сара. — Брось прикидываться, ты безобиден, как пиранья.

— Попробовать-то я мог? — Он улыбнулся, показав ямочки, которые наверняка использовал как средство обаяния. — Если вам интересно мое мнение, я бы поставил на Тима. Видели вы эту его собаку? Будто он заключил сделку с дьяволом и получил этого зверя в залог. И теперь этот зверь им владеет.

Сара покачала головой, увидев в его глазах шальные искорки.

— Вряд ли тебе стоит его критиковать — у тебя у самого плюшевый мишка на диване.

Надо же! Уверенный в себе, утонченный разведчик может, оказывается, при своей коричного цвета коже, покраснеть как светофор.

— Это моего племянника. А теперь, если вы уже удовлетворили желание меня полапать, я пойду, с вашего разрешения, спать.

С этими словами он повернулся и ушел.

— Он на тебя не запал.

Это была спокойная констатация факта.

Сара поджала губы:

— И тебе обязательно было мне это тыкать? Зачем?

— У Шаха близких друзей нет совсем, но он пользуется успехом у дам. Западает на все, на чем сиськи растут, но особенно его заводят миниатюрные брюнетки.

— Спасибо, что сбил мне самооценку ниже плинтуса.

Подавив желание двинуть его ногой, она взяла шлем и натянула себе на голову. Дикон сел на свое сиденье и запустил мотор. В десяти минутах езды от Сариного мотеля, проезжая через пустую стоянку, Дикон вдруг остановил мотоцикл.

— Драться или смываться?

Она увидела притаившихся в темноте вампиров. Сколько их? Пять… нет. Семь. Семеро против двоих.

— Смываемся.

Глупость — не то качество, которое способствует выживанию.

И только когда Дикон выехал с парковки, она поняла, что он предоставил выбирать ей. Неожиданный поступок.




Третьей остановкой в эту ночь был гей-бар. Сара, отвесив челюсть, уставилась на его название.

— «Инферно»!

Она повернулась к своему молчаливому спутнику:

— Тебе не кажется, что это тенденция?

По губам пробежала усмешка — куда сексуальнее, чем была бы у любого другого мужчины улыбка в тридцать два зуба.

— Довожу тебя до греха.

Она не могла не засмеяться.

— Я так понимаю, что подозреваемый номер три — гей?

— Марко Гьярдес. — Дикон указал кивком куда-то наверх. — Над баром живет.

— Это как?

— Владелец заведения. Купил его, получив наследство.

Сара пожала плечами:

— Мне без разницы. А тебе? — Он вдруг слегка покраснел и приоткрыл рот. — В чем дело?

— Сама увидишь.

— Мы войдем?

— Да. Он про меня не знает — разве что он тоже шпион. Так что мы просто два охотника, которые слышали про это заведение и решили заглянуть.

Про охотников знали, что они на такие вещи способны за компанию, так что вполне приемлемая легенда. А бар гудел, вопреки заявлению вывески, что до четырех утра он закрыт.

— А оружие?

— Охотники всегда с оружием, вопросов ни у кого не будет.

— Пошли тогда.

Показав гильдейские удостоверения, они миновали крепко сбитого вышибалу… который тщательно оглядел Дикона с головы до ног. Сара прикусила губу, чтобы не рассмеяться, когда здоровенный, крутой Истребитель нервно поежился у нее за спиной.

Как только они вошли в зал, разговор смолк — и поднялся шелест шепотов. Ее приветствовали улыбками — в зале было несколько женщин, — но в центре внимания определенно оказался Дикон. Поэтому, когда он положил руку ей на бедро и притянул к себе, она не стала сопротивляться.

— Бедный мальчик, — сказала она ему воркующим голосом. — Ты им и правда нравишься.

— Ничего смешного!

Она впервые слышала, как человек заливается краской.

Мимо прошел красавец с изящной фигурой гимнаста.

— Как жаль! — протянул он, заметив их язык жестов. — Надеюсь, вы ему обеспечите хороший сервис.

Сара погладила руку Дикона, лежащую у нее на бедре:

— Самый лучший.

— Вы позволите ему танцевать с нами?

Дикон просто намертво застыл от ужаса — она почувствовала это. Очень подмывало его поддразнить, но…

— Он не любит танцевать.

Издав еще один горестный вздох, блондин пошел прочь. Не в силах больше сдерживаться, Сара повернулась, уткнулась Дикону лицом в грудь и затряслась от смеха. Он обнял ее, наклонился и шепнул прямо в ухо:

— На следующее наше свидание пойдем в бар для девушек.

От этого она только сильнее захохотала, так что даже слезы на глазах выступили. И когда она сумела справиться с собой, запах Дикона уже буквально был у нее в легких. Восхитительный запах. Чуть-чуть жара, чуть-чуть пота, а остальное — ощущение опасности. Идеальный букет.

Положив ладони на эту великолепную грудь, она подняла голову.

— Кажется, они умеют оценить истинную мужественность.

В глазах, прикрытых длинными, пушистыми ресницами, мелькнул огонек.

— А ты?

Ее намерение ответить было прервано осторожным кашлем. Обернувшись, она увидела мужчину, который мог быть только охотником. Осанка свободная — такая бывает у человека, умеющего двигаться в драке. Глаза внимательные… и сейчас даже веселые.

— Милости просим. У меня впечатление, что мы не знакомы?

— Сара. — Она протянула руку. — А это Дикон.

— Сара Хазиз? — Улыбка охотника стала ослепительной. — Невероятно рад познакомиться. Слыхал, конечно, слыхал. Заходите, заходите, прошу вас. Пьер! — Он оглянулся через плечо. — Приготовьте стол. — Снова обернулся к гостям и коротко им кивнул: — А я — Марко. Состоял в Гильдии, но уже давно не там.

— Вот как?

Он снова улыбнулся, показав безупречный строй белых зубов:

— Решил, что моя истинная любовь — вот этот бар.

Охотники редко выходили в отставку, но все же такое случалось.

— А не скучаете по азарту охоты?

— Это игра для молодых. Мне уже под сорок — только не говорите никому.

Дикон наконец нарушил молчание:

— У вас отличный бар. По охотничьему радио о нем рассказывают.

— Среди моих клиентов есть охотники, — с явным удовольствием ответил Марко. — Они приводят с собой девушек, подруг — да-да, именно так. Я очень рад, что вхожу в это братство. Прошу за мной, сегодня угощаю я.

Все сели и заказали чего-нибудь выпить. Сара заметила, что Дикон едва прикоснулся к своему стакану — виски, конечно, — и Марко тоже. Она попробовала свой коктейль — и застонала от неподдельного удовольствия.

— Непозволительно вкусно!

— Да, коктейли нашего бара завоевывают себе репутацию.

Она улыбнулась. Несколько минут шла оживленная болтовня, потом она спросила:

— А дамская комната в вашем заведении есть.

— Конечно! — улыбнулся Марко. — Давайте я вас провожу.

— Не надо, скажите словами. — Она наклонилась поближе и сказала: — Вы лучше останьтесь защищать Дикона.

У него в глазах мелькнули искорки:

— Здоровенные хотели бы броситься ему на шею, а красавчики — затащить его к себе домой и дать ему в руки плеть.

На лице Дикона не отразилось ничего, но в глазах отчетливо читалось предупреждение. Сара, смеясь и продолжая ту же игру, погладила его по щеке. Пальцы, нащупавшие щетину, не хотели отрываться, но Сара неспешно двинулась в сторону туалетов, за что была вознаграждена одобрительными взглядами публики.

Не ее вина, что она отвлеклась на разговор с каким-то охотником и оказалась у двери, что вела не в туалеты. К сожалению, дверь была закрыта на кодовый замок. Скрывая разочарование, Сара у кого-то спросила, где тут туалеты, и зашла туда перед возвращением к столу.

— Заблудилась? — спросил Дикон, опередив Марко.

— Ага. — Она рассмеялась. — Кто-то меня оттащил в сторонку спросить, такой ли ты твердый, как кажешься с виду.

Дикон покраснел:

— Хорош травить!

Она поняла, что это предупреждение. Но разыгранная миниатюра развеяла все подозрения Марко — если они у него были. Он засмеялся, еще немного поговорил и пошел заниматься своими делами.

Дикон был не особенно доволен, но заговорил уже только на мотоцикле, по дороге в гостиницу.

— Тебе не удалось проникнуть в его квартиру.

— И не надо. — Она усмехнулась. — Он очень по-мужски кладет ногу на ногу. — Молчание. Она сжалилась: — Лодыжку одной ноги — на колено другой, вторгаясь в чужое личное пространство.

— Ты ему передатчик налепила на подошву?

— Еще когда спрашивала, где туалет. — Она очень была собой довольна. — А главное вот что: на нем были крепкие ботинки охотника.

Больше шансов, что на следующее убийство он пойдет в тех же ботинках.

— Я думаю, сегодня ночью убийца на охоту не выйдет. После случая с Родни.

— Разве он не будет злиться от неудачи?

— Может быть, но этот тип — не глупец. Он извлекает уроки, и бьет только тогда, когда знает, что его дичь будет беззащитна.

— Будь у тебя больше людей, ты мог бы приставить наблюдателя и к Тиму, и к Марко. А если необходимо, то и к Шаху.

— Ты пыталась когда-нибудь следить за охотником, который этого не хочет?

— Поняла. — Она подумала о тех троих, которых они навестили. — Ты просил Саймона, чтобы проверил их?

— Наверное, уже и ответ пришел.

Он был прав. Когда возле гостиницы он остановился и включил наладонник, крутой вид которого вполне соответствовал навороченным возможностям, в почте его уже ждали все три досье.

— Все стандартно, — сказала Сара, лежа на кровати навзничь и держа перед собой наладонник. — У Тимоти была неудачная охота, с тех пор на публике не появляется, но известно, что он жив. Шах действительно разведчик, хотя это не значит, что он не убийца.

— Нутром чуешь?

— Если бы Шах кого-то хотел убить, он бы сделал так, что к нему ни одна ниточка не вела бы. — Она глянула на последнюю страницу. — Марко — серьезный охотник со стабильной личной жизнью. У него счастливый союз с одним вампиром, так что он к ним явно отвращения не испытывает.

— А у тебя бывало искушение?

Кровать слегка прогнулась, когда Дикон наступил на нее коленом, глядя на Сару сверху вниз.




Глава пятая


— Искушение?

Сара почувствовала, что у нее пересохло во рту.

— Закрутить интрижку с вампиром?

Вот он про что.

— Естественно. Они прекрасны. — Но они не настоящие. Не такие, как Дикон. — И не говори мне, что с этим не согласен.

— Вот это кровососание сильно отвращает.

— Да, мне оно тоже мешает. Не хочется мне, чтобы мой партнер смотрел на меня как на полночный бутербродик. — Она отключила наладонник, аккуратно положила его на тумбочку возле кровати. — Тебе случалось когда-нибудь кормить вампа?

Он качнул головой, не сводя взгляда с ее губ.

— А тебе?

— В порядке экстренной помощи, — ответила она, и вдруг ей стало жарко в футболке и джинсах, хотя только что было нормально. — Он был совсем плох, надо было что-то делать.

— Больно было?

Темно-зеленый взгляд с возвышения ее груди опустился к яме живота. Она задышала тяжело и увидела, что он тоже вздохнул в такт движению ее груди.

— Не так больно, как я боялась. У них в слюне что-то есть, смягчающее остроту. — Вытянув ноги, она закинула руки за голову, потянулась. — И ты знаешь, они могут даже вызывать у тебя приятное ощущение, если хотят.

Он не ответил — не сводил глаз с ее тела, расслабившегося после потягивания. Потом он наклонился над ней, упираясь руками в кровать:

— Да?

Простой вопрос, который заставил остановиться и задуматься. Охотники — не ханжи, однако Сара никогда не заводила связей на одну ночь — просто не тянуло. Но Дикона она хотела с той минуты, как его увидела. Судя по восстанию плоти, которое он даже не пытался скрыть, он испытывал к ней то же.

Но они — не просто два случайно встретившихся охотника.

— А ты потом начнешь фордыбачить?

— Что имеется в виду под этим словом?

Он чуть сильнее прижался к ней.

Она сдержала стон. Этот мужик был горяч, тверд и более чем готов.

— Если я стану директором, мне будет нужно, чтобы ты подчинялся приказам. Ты не будешь ожидать особого отношения?

— Я не с будущим директором в одной постели. А с Сарой.

— Мне этого достаточно.

Очень тянуло поспешить, но она запустила руки ему в волосы, притянула к себе. Поцелуй был как удар по нервам. Постанывая от чистейшего удовольствия, она обняла его руками за шею, охватила ногами за пояс. Этот человек был всюду большим и твердым. Стена кожи, костей и мышц, собранных железной волей. Хотелось тереться об него, тереться и мурлыкать.

Он прикусил ей нижнюю губу — она ахнула, и снова это случилось: резкий наплыв ощущений, почти невыносимое наслаждение, неодолимая потребность впиться в него, и когда на этот раз поцелуй прервался, она ткнулась лицом ему в шею, целуя ниже, ниже, скользя губами по натянутым сухожилиям шеи. Как же хорошо от него пахло!

Он притянул ее к себе в новом поцелуе, и где-то в разгаре она почувствовала, что его ладонь лежит у нее на голой спине, под футболкой. А хотелось большего. Прервав поцелуй, она отпустила Дикона, схватилась за футболку, и он чуть приподнялся, давая Саре стянуть ее через голову.

Он провел ласкающим пальцем по гребенчатым кружевам.

— Зеленый?

Дикон расцепил крючки лифчика, а она стала расстегивать пуговицы на его рубашке.

— Мой любимый цвет.

— Повезло мне, — сказал он и застонал, ощутив ее ладони на своей груди. — Чертовски повезло!

— Сними! — велела она.

Он, хмыкнув от напряжения, приподнялся на колени, снял с нее лифчик — и тут же сбросил с себя рубашку, но не опустился обратно сразу же, а протянул к ее груди свою широкую ладонь, и Сара вскрикнула от неожиданно дерзкого прикосновения, посмотрела в его глаза — такие же темно-зеленые, но уже не спокойные, совсем не бесстрастные.

При виде этих глаз у нее рухнули последние запреты, и когда он склонился к ее груди, она схватилась за его волосы и пригнула сильнее. Истребитель знал, что делает: не было ни нерешительных поглаживаний, ни просьб о разрешении. Он спросил уже, и она ответила, а теперь он делал все, что хотел. Честно сказать, это было за пределами эротики — оказаться в постели с мужчиной, до такой степени в себе уверенным. Таким уверенным… и таким увлеченным. Это и был ответ на ее вопрос: когда Дикон терял самообладание — он его терял по-настоящему.

Господи, да можно ли быть еще сексуальнее?

Обхватив Дикона ногами за талию, она впилась в его губы долгим, глубоким, влажным поцелуем.

— По-моему, тебе пора снять штаны.

Тыкаясь носом ей в шею, пробираясь губами к пульсу, он опустил руки и взялся за ее застежку, но не расстегнул, а запустил руку ей за пояс и с наглой фамильярностью охватил ладонью спереди. Она выгнулась ему навстречу, жаждая большего.

— Не дразни!

Легкий укус в мягкую кожу груди. Она задрожала, взялась пальцами за его волосы, потянула.

— Ты в постели не разговариваешь?

Ответом был поцелуй, все ниже, ниже по грудине.

Дикон сел, с явной неохотой убрав руку, расстегнул на ней джинсы и стянул их вместе с трусами. Тихую, темно-чувственную секунду он просто смотрел на нее, а она выгнулась всем телом в молчаливом призыве. И в ответ Дикон наклонился, ниже, ниже, коснулся губами уха — и заговорил, зашептал такие порочные посулы, такие изысканные просьбы, что ей показалось, будто она сейчас растает изнутри.

— Перестань. — Слишком много чувственности, слишком много наслаждения. — Сейчас же.

Он улыбнулся, он сел, не отрывая взгляда от ее лица ни на миг. Ощущение близости ослепляло. Широкая ладонь легла ей на бедро, и большой палец ласкал безумно чувствительную внутреннюю поверхность. Она крикнула, глубоко, гортанно… и вывернулась из-под его руки, села на колени.

Чуть мелькнуло удивление, за ним улыбка, медленная и уверенная.

— Быстрая, ловкая и красивая.

Он наклонился, губы пошли вниз по шее, а она тем временем стащила с него ремень и бросила на пол, потом начала расстегивать пуговицы.

— М-м-м!

Чисто мужской стон предвосхищения.

Приспустив на Диконе штаны, она взяла его в руки, и Дикон вздрогнул всем своим крупным телом.

— Сара…

И одним движением он уложил ее на спину, отвел ее руки и мощным толчком вошел.

Все ее тело изогнулось дугой ему навстречу. Вау, успела она подумать до того, как рассудок разлетелся вдребезги, да он действительно сложен пропорционально.




Еще ощущая покалывание газированных пузырьков лучшего в жизни оргазма, Сара смотрела в гостиничный потолок.

— Я знала, что у нас есть сродство, но это было просто сверхъестественно.

Рука, обнимающая ее за талию, слегка прижала ее к себе.

— Всегда к вашим услугам.

Сексуальный, расторможенный донельзя, когда отпускает себе вожжи, да еще и с чувством юмора.

— Я так понимаю, что ты не ищешь долгих отношений?

Она ожидала потрясенного молчания, но ответил он сразу:

— Вряд ли я был бы хорошим любовником для директора Гильдии.

— Понимаю, не любишь быть на виду. — Это не был вопрос, потому что ответ был ей понятен, хотя отчасти хотелось бы, чтобы не был. Потому что Дикон ей нравился, и больше даже, чем нравился. Каждый раз, как в его личности открывалась какая-то новая грань, она была Саре созвучна на самом глубоком уровне. В этом было обещание, и касалось оно не только секса. — Тебе бывает когда-нибудь одиноко?

— Для меня быть одиноким — не проблема. — Его пальцы оглаживали изгиб ее бедра. — Ты думаешь согласиться?

— Да. — Она знала, что этим кончится. — Гильдия — это самое важное. Ей нужен руководитель небезразличный, чтобы она была сильна, чтобы могла защитить охотников и от вампиров, и от ангелов.

— А как же охота?

Она погладила его по руке.

— Мне будет ее не хватать. Но… не так сильно, как некоторым. Моя подруга Элли сошла бы с ума через неделю.

— Елена Деверо? Рожденная охотником?

— Ты ее знаешь?

Она обернулась к Дикону. Расслабленное в наслаждении лицо, спутанные волосы — он растянулся рядом с ней огромным котом. Хищным и опасным.

— Слышал о ней. Ее считают лучшей.

— Так и есть. — Она гордилась успехами Элли, скорее даже сестры ей, чем подруги. — Я за нее беспокоюсь.

— Ты за всех охотников беспокоишься.

И это было правдой.

— Я полагаю, это и значит быть директором. — Чувство ответственности было ее второй натурой. Она не больше могла уйти прочь и отдать Гильдию в менее умелые руки, чем заставить Дикона сменить стиль жизни, подстроиться под нее. — А как ты стал Истребителем?

— Гильдия берет на заметку тех, кто может им быть. Ко мне обратился предыдущий Истребитель и предложил свою должность. — И он принял, и Сару не удивило, когда он назвал причину: — Кто-то же должен.

То же, что у нее. Но это еще было и призвание своего рода. Она знала, что ей понравится быть директором, что это интересная и трудная работа, которая захватит ее так, как никакая охота не могла бы и надеяться.

— И с тем же успехом этот «кто-то» может быть лучшим из всех.

Она улыбнулась, повернулась к нему лицом, подложила руку себе под голову. Его рука лежала у нее на бедре.

— Ты видел когда-нибудь архангела?

От одной этой мысли у нее поднялись волоски на руках.

— Нет. Но тебе, наверное, придется.

Она поежилась, не скрываясь.

— Надеюсь, что очень, очень нескоро.

С ангелами она еще может иметь дело, но архангелы — это совсем другая история. Они никак не похожи на людей — по облику, по мыслям.

Дикон изогнул губы в улыбке:

— Когда придется, тогда и будешь думать, что с ними делать.

Он протянул руку, отвел волосы с ее лица.

Ласковость этого жеста просто ее зажгла, снова она почувствовала это обещание, тягу, что тут может получиться и большее.

— А пока что, — сказал он, — я придумал, что делать с тобой.

Мысль оказалась захватывающей.




Через час, при всем накопившемся недосыпе, она все еще не могла отключиться, слишком заведенная наслаждением. Дикон умеет потрясающие штуки языком выделывать, подумала она, ощущая, как гудит от счастья каждая клеточка. Может быть, эндорфины подхлестнули нужные клетки мозга, потому что вдруг она резко села в кровати и потянулась за палмтопом.

— Что такое? — спросил Дикон. Она чувствовала талией тяжесть его обнимающей руки.

Сара включила наладонник и посмотрела.

— Тьфу ты, нету этого здесь!

Вернув машинку на место, она снова залезла под одеяло.

— Что ты искала?

— Фотографию бойфренда Марко. — Она недовольно хмыкнула. — Послушай, мы тут ищем преступление на почве расовой ненависти. А если это нормальный псих, который пытается сбить нас со следа?

Дикон отбросил с лица волосы, приподнялся на локте:

— Что такое «нормальный псих»?

— Бойфренд, который бросил Марко. И Марко озверел, и теперь режет всех вампиров, похожих на неверного возлюбленного.

Дикон нахмурился:

— Жертвы не подходят под какой-то тип. Блондин, брюнет, чернокожий, белый.

Она медленно выдохнула.

— Мне эта мысль показалась удачной. Жаль.

— Она и может оказаться удачной. — Рука, поглаживающая ее кожу, застыла. — Физического сходства нет, но все жертвы известны были своей дружбой с людьми. Более сильной, чем обычная дружба.

— Похоже на след, — сказала она с таким чувством, будто вот-вот все поймет. — Родни я нашла через его друзей среди людей.

— У двух жертв возлюбленные были людьми.

— Мало что дает, — возразила она. — Пара «человек — вампир» — явление распространенное. Особенно у молодых вампиров.

— Да, но тут прослеживается определенная система — если сопоставить со всем прочим.

Отбросив простыню, он встал с постели.

Господи, помилуй меня!

Она бесстыдно уставилась на голого Дикона, а он подошел к висящей куртке и вытащил какую-то черную штучку.

— Вот эта штука отслеживает передатчики через Джи-Пи-Эс. Я установил сигнал, если кто-то из них переместится, но на всякий случай… нет, никто не двинулся. Передатчики исключаем.

— Тревожусь я за Тима, — сказала она тихо, а в мыслях было лишь одно: не возразит ли Дикон, если она прикусит зубами это твердое, мускулистое тело. — Его уже несколько дней никто не видел. Если убийца не он…

— Да, но кто-то кормит Люси — иначе она была бы слабее.

— Тоже верно. — Она накрыла голову простыней. — Оденься, я не могу думать, когда ты голый!

Смех прозвучал так сочно, неожиданно и так, черт побери, красиво, что она чуть снова на Дикона не прыгнула.

— Немедленно. Это приказ будущего директора Гильдии.

— Чьи торчащие из-под простыни ножки мне хочется сейчас откусить.

Она подобрала ноги, улыбаясь до ушей.

— Быстрее давай!

Все еще посмеиваясь, он вроде бы послушался, судя по звукам.

— А не пойти ли нам в душ? Оба ведь вспотели.

— Там не повернуться.

Но она спустила ноги с кровати.

Выражение его лица ее подначивало.

Как же она купилась, подумала она, вставая и выходя в ванную.

Но последнее слово она оставила за собой… чуть не сведя его с ума, пока он был заперт в наполненной паром стеклянной кабинке.




Глава шестая


В семь часов утра они снова вышли — недоспавшие, но подстегнутые «гормонами счастья», как хотела бы назвать их Сара, и вооруженные до зубов. Очевидно было, что поджидавшие в темноте вампиры что-то задумали, и не было смысла представлять собой легкую мишень.

На улицах, по которым они ехали, было еще по-зимнему темно, туман клубился над домами шепчущей лаской. Даже свалка будто заснула и как-то помягчела в приглушенном свете.

— Давай сегодня подъедем к парадной двери, — предложила Сара. — Я ему скажу, что проведываю его по приказу Саймона.

Дикон кивнул и остановил мотоцикл у ворот, запертых висячим замком.

— Люси сейчас появится.

Но любимого Диконом собачьего чудища не было видно нигде, и нехорошее чувство стало закрадываться Саре в душу.

— Погоди-ка.

Сойдя с мотоцикла, она вскрыла замок отмычкой и жестом подозвала Дикона. Хотелось оставить ворота открытыми, обеспечив себе легкий отход, но нельзя было выпускать Люси, чтобы она терроризировала всю округу — и стала сама жертвой, если не найдет дорогу домой.

Заперев ворота, она снова села на мотоцикл, который с ревом устремился к лачуге Тима — насколько позволял к ней подъехать мусор. Внутри горел свет.

— Он дома.

Сняв шлем, она повесила его на рукоять руля, а Дикон повесил свой на другую.

— Не нравится мне это. — Тон Истребителя был спокоен, но внимательные глаза смотрели в просвет между кучами мусора на сравнительно чистое пространство перед домом Тима. — Что-то тут не так.

Ее инстинкты с ним согласились.

— Давай объедем дом, посмотрим, что…

И тут она их увидела — вампиров. Они залегли на разбитых машинах, припали между кучами металла, прижались к стене Тимовой лачуги. Сара знала, что на этот раз бегства не будет.

— Надо пробиться в дом.

Это была бы единственная обороноспособная позиция. Арбалет уже был у Сары в руке. Они стояли спиной к спине, чтобы иметь круговой обзор.

— Они к этому готовы.

— Если только Тим не забаррикадировался внутри.

Дикон ничего не сказал, но она знала, что он сейчас делает: слушает. Если Тим жив и в доме, он даст им знать. Но услышали они Люси — резкий лай, потом тишина. Ближайший к Саре вампир выругался так, что звук донесся.

— Чертова проклятая псина, полноги мне отжевала!

Совершенно ординарные слова, но Сара знала, что сам вампир никак не ординарен. Не только столетия опыта читались у него в глазах, еще и двигался он так, чтобы любые особенности местности были ему на пользу. Но в руках у него не было оружия. Каковы бы ни были архангелы, но правила честной игры соблюдают. Правда, схватка двух охотников — трех, быть может, — с пятнадцатью вампирами в рамки этой честной игры укладывалась.

— Кто-то поднял ставки, — тихо сказала она.

— Никого не узнаю, даже старого. Значит, они принадлежат не Рафаилу.

У нее была та же мысль.

— Приятно знать, что это не мой архангел хочет меня убить. — Она направила арбалет на лидера группы. — Кажется, время потренироваться в стрельбе.

Вампир улыбнулся, лощеный и уверенный.

— Мне только глоточек, миледи. — В голосе смешались жестокость с галантностью. — Говорят, что директор Гильдии — это изумительно на вкус.

Сильно сомневаясь, что Саймон позволил бы кому-нибудь себя жевать, она отнеслась к этому утверждению со здоровым скептицизмом.

— У тебя так стоит на кровь?

Она сделала шаг к дому, Дикон вместе с ней.

Вампиры держали дистанцию. Пока что.

— Ты делаешь мне больно, petite guerriere.

Маленькая воительница? Сара чуть не застрелила его из принципа.

— Хочешь, чтобы тебя чипировали?

— Милая ложь во спасение. — Он погрозил пальцем. — Оружие с чипами тебе разрешено использовать лишь на охоте. Если применишь ко мне незаконный чип, не сможешь быть директором Гильдии.

Черт побери. Она не особенно рассчитывала на этот блеф, но его ответ показал, что он умен. Плюс к тому еще и старый. Старый умный вампир — сильный противник.

— Чуть ко мне подвинешься — буду стрелять. Если всажу тебе в сердце болт, ты будешь беспомощен.

Вампир развел руками:

— Увы, я подчиняюсь приказу. Мой хозяин не видит, как человеческая женщина может управлять гильдией воинов.

— Среди архангелов тоже есть женщины.

Она ощутила, как напряглось тело Дикона, готовясь к битве.

— Да, но ты не архангел.

И тут он бросился.

Сара с Диконом отреагировали немедленно, будто годами это делали. Бросившись в сторону и выстрелив на лету, она ранила передового вампира в плечо — черт возьми, она же целилась в голову! — и сверхбыстро перезарядила оружие, используя патентованную технологию Дикона. Не зря охотники любят оружие его производства: она успела выстрелить пять болтов до того, как на них снова навалились. Но это было уже в трех секундах от дома.

Дикон все это время стоял с ней спина к спине, приспособившись к ее небольшим шагам с легкостью, показывающей, насколько же он хорош в бою. Судя по доносившимся до нее звукам, он работал с каким-то пулевым пистолетом. Вампиры были слишком близко, чтобы она рискнула проверять, но она не думала, чтобы Дикон был ранен.

— Хватит баловаться? — спросила она у вампира, который, похоже, был рупором всей группы.

Красивый вампир уже вытащил из себя болт и бросил его к ее ногам.

— Невоспитанный поступок. Настоящие дамы так не поступают.

— Ну, ты тоже вел себя не совсем по-джентльменски.

Вдали уже чувствовалась близость рассвета. Жаль только, что вампиры не рассыплются в пыль от первого прикосновения лучей — так только в кино бывает. У некоторых вампиров есть гиперчувствительность к свету, но она была готова поставить последний грош, что из этих любой мог бы пройтись под полуденным солнцем.

— Да, правда, — согласился вампир. — Но с тобой рыцарь, который тебя защищает.

— Мне не нужен рыцарь, — ответила она, отлично сознавая, что речь идет не только о физической силе. — Я не королева, которая прячется за спины солдат. Я генерал.

Лицо вампира стало странно спокойным.

— Тогда, — сказал он, — я могу перестать быть джентльменом.

На этот раз она не успела перезарядиться. Бросив арбалет, она стала драться ножами, ударив этого в горло, отбив другого вампира пинком ноги в живот. У нее за спиной Дикон перехватывал вампиров слева, справа, по центру. Но численное превосходство противника никак не позволяло назвать эту драку честной.

Кто бы ни устроил эту засаду, он хотел, чтобы Сара живой не вышла. Зачем?

Она полоснула по шее ближайшего вампира, хлынула кровь, горячая, свежая, тошнотворная. Вампир отшатнулся, хватаясь рукой за горло, она продолжала драться, разбивая ногами коленные чашечки. Что-то обожгло плечо, она ткнула ножом в ухо вампира, решившего превратить ее в буфет.

Тот взвыл и отвалился, а Дикон зарычал, и никогда она не слыхала столь леденящего звука. Он свалил трех очередных бросившихся на нее вампиров, еще двоих отогнал, давая ей возможность выхватить висевший на пояснице пистолет.

— Готова! — крикнула она и стала поливать противника огнем, прикрывая Дикона, чтобы он мог перезарядиться.

Они были еще ближе к дому — и все же недостаточно близко. Если Тим в доме, то он либо ранен, либо убит, либо ему на все плевать — иначе бы он тоже стрелял. А значит, пришло время решительных мер. Саймон дал недвусмысленные инструкции.

Мы ходим по узкой жердочке. Ангелам мы нужны, но если мы окажемся слишком сильны, они с радостью нас сотрут. Калечь вампиров, которых они против тебя вышлют, но не старайся их убить, потому что тогда ты станешь угрозой, а не ценностью.

Проблема была в том, что у вампиров несмертельные раны заживали, и раненые вставали в строй, продолжая свою неустанную — и явно смертельную — атаку.

— Дикон?

— Да.

Он был согласен.

В момент, когда рука Сары потянулась за мини-огнеметом, примотанным к бедру, оказавшегося перед нею вампира поразил нож, перерезавший сонную артерию. Вампир поперхнулся собственной кровью и вывалился из строя атакующих, и другой нож ударил в глаз того вампира, в которого она стреляла первого.

Оба ножа были не ее.

И тут началась стрельба. Ножи слева, стрельба справа.

И очищенный путь к дому. Это с самого начала был наилучший выбор, место, где можно было держать оборону. Но сейчас баланс сил изменился.

— Ты думаешь то же, что и я?

— Бьемся.

Она улыбнулась, сжала в руке второй пистолет из наплечной кобуры и стала стрелять с двух рук.

Через пять минут они стояли спиной к дому, а вампиры, переломанные и окровавленные, оказались зажаты между огнем пистолетов и ножами неизвестного противника. Что-то еще летело на них из-за ограды.

Главный вампир поднял руки ладонями наружу:

— Я сдаюсь!

С общим стоном остальные вампиры — все живые — свалились на землю. Сара не могла поверить.

— Ты думаешь, я тебе так это спущу?

Вампир улыбнулся:

— Политика — очень недобрая госпожа.

— Мне ожидать от вас новых визитов?

— Нет, испытание выдержано. — Он заморгал. Раненый глаз заживал с феноменальной быстротой. — А внутренние процессы Гильдии архангелов мало интересуют.

— Так что это было? Зачем ты пытался меня убить?

— Так было надо. — Пожав плечами, он обернулся к своему войску. — Уходим.

Через пять минут в холодном зимнем рассвете не было видно ни одного вампира. Сара опустила пистолеты и посмотрела на Дикона. Он был окровавлен, куртка в нескольких местах порвана, но потряс ее его взгляд. Он был взбешен.

— Черт побери, Сара, мне не нравится, когда на тебя нападают!

И он ее поцеловал.

Горячий был поцелуй, дикий и манящий… но тут завыла Люси. И кто-то кашлянул.

Сара резко повернулась, вскинув оружие, — и увидела высокую блондинку с длинными волосами, убранными в хвост. В глазах женщины светилось откровенное любопытство, а на теле всюду висели ножи.

— Итак, — сказала Элли, не пытаясь спрятать улыбку, — ты и Истребитель? Класс. — Она смерила Дикона взглядом с головы до ног и присвистнула. — «Сертификат Одобрения От Лучшей Подруги» получен. С печатью и золотой каймой.

Сара, улыбнувшись в ответ, двинулась обнять подругу. Елена покачала головой:

— Сара, я тебя люблю, но ты вся в вампирской крови!

— Ага. — Сара оглядела свою промокшую одежду. — Кажется, я тебя просила не лезть?

— И ты бы на моем месте не полезла? Как же, как же.

Сара подняла руки, сдаваясь.

— Надо посмотреть, что с Тимом — это охотник, который там, внутри. — Она обернулась к Дикону. — Пошлем туда Элли? Чтобы не заляпать кровью весь пол.

У Дикона блеснули глаза:

— Трезвая мысль.

Елена посмотрела на каждого из них по очереди.

— У меня что, на лбу написано «лох»? Не помню такого. Я знаю про его адскую подружку.

Дикон, вопреки собственным словам, уже стоял у двери.

— Тим?

— У меня все путем, — донесся стонущий ответ сквозь бешеный лай Люси. — Люси, детка, тихо.

Еще слегка порычав, собака успокоилась.

— Прикрой меня, — попросил Дикон и открыл дверь.

Сара была готова стрелять в Люси — вывести из строя, но не убить, — однако «проклятая чертоглазая псина» сидела возле растянувшегося на полу хозяина и радостно улыбалась, будто и не она только что хотела откусить им головы. У Тима в руке был пистолет, на пол-лица здоровенный синяк… а пахло от него как от винзавода.

— Господи боже мой, Тим! — скривилась Элли, разгоняя воздух перед собственным чувствительным носом охотника. — Ты в пиве купался?

— Тсс! — поморщился Тим.

— Ты нажрался? — гневно выдохнула Сара. — Мы думали, ты покойник.

Или серийный убийца.

— Ну ладно, — промычал он. — Я же пришел в себя, чтобы их пощелкать? И вообще имею право. Я видел этого вампира, которого расисты на части разорвали. Даже пальцы ему отрезали. Все. Имею право нажраться.

Сара тоже такое когда-то видела. После этого загудела на пять дней подряд, к восторгу соседей.

— А кто кормил Люси?

— Я и кормил. — Он посмотрел с возмущением. — А то я мою девочку без еды оставлю. — Он поцеловал лохматую черную башку. — Где у нее корм, она знает. А воду я расставил по всему дому.

— Тим, — сказала Сара, — важный вопрос. Где ты был последние дни, и кто может это подтвердить?

Он посмотрел неожиданно трезвым взглядом:

— Залег в берлогу в баре у Сола «Всенощная», у меня спички на столе лежат, оттуда.

Дикон позвонил по номеру на спичечной коробке, и рассказ Тима подтвердился. Обрадовавшись новости, но понимая ее последствия, Сара потерла лоб.

— Элли, можешь заняться вытрезвлением Тима? И вот этим синяком у него на морде? У нас с Диконом тут еще работа есть.

— Я в норме! — возмутился Тим и попытался встать, но свалился на задницу. — Не, не в норме.

Элли кивнула.

— Не вопрос. Помощь нужна?

Ответил Дикон:

— Не уходи далеко. Если надо будет, мы позвоним.

— Идет.

Дикон стал набирать другой номер, а Элли демонстративно и беззвучно причмокнула губами у него за спиной и закатила глаза, изображая высшую степень одобрения.

Сара не смогла не улыбнуться, но когда она подошла к Дикону и его мотоциклу, улыбки у нее на лице уже не было.

— Получается, что это должен быть Марко. А если нет — то мы в глубокой… яме.

То есть что имеется неизвестный псих.

— Я только что проверил через Саймона. Шах два часа назад уехал из города, так что если будет очередное убийство… — Он мотнул головой. — Ждать этого мы не можем. Пришла пора играть с Марко жестко.

— Ты думаешь, что сможешь его сломать?

Лицо Дикона стало мрачной маской:

— Думаю.

Это могло быть страшным: Сара тоже знала, что такое жесткая игра.

— Тогда поехали. — Сев в седло, она взяла шлем, который протянул ей Дикон. — Когда закончим эту работу, я хочу принять душ в по-настоящему большой ванной.

— Сниму для нас пентхауз.

— С чего ты решил, что будешь в этом душе со мной?

— Живу надеждой.

А ведь действительно хотелось бы его при себе сохранить, думала она, когда они, заперев за собой ворота, выехали на дорогу. Может, есть какой-нибудь способ?

Но она знала, что нет. Дикона невозможно было представить себе во фраке на каком-нибудь «мероприятии», а директор должен играть в политические игры. Присутствие в городе такой мощной организации, как Гильдия, не нравится никому, но тонкими маневрами можно настороженность превратить в уважение и даже доброжелательность.

В давние времена Гильдия решила укрыться за завесой секретности. В результате разразилась эпидемия поджогов, уничтоживших большую часть зданий капитула, и множество охотников погибло в этих пожарах. Повторять такое не хотелось никому.

Вдруг заметив, что Дикон резко сбросил скорость, она вытянула шею и выглянула поверх его широкого плеча.

— Нет, блин, больше не выйдет. — Стащив с себя шлем, она встала с седла, опираясь на плечо Дикона. — Ты сдался, — сказала она вампиру, стоящему посреди дороги. — На этот раз мы будем бить насмерть.




Глава седьмая


— Миледи, вы меня не поняли. — Лицо его было серьезно. — Мне необходимы услуги Гильдии.

Саре ну никак не хотелось помогать тому, кто совсем недавно хотел отделить ее голову от туловища, но охотники существуют не просто так.

— Кто-то убежал от Контракта?

— Нет. Один из ваших охотников взял одного из нас в плен. Если вы организуете спасательную операцию, мы будем весьма благодарны.

Она сжала плечо Дикона. Совпадением это быть не может.

Когда она села в седло, Дикон подвел мотоцикл к обочине.

— Говори, — приказали они оба одновременно.

— У Сайласа, — сказал вампир, становясь на тротуар рядом с ними, — были отношения с этим охотником. Без чьего бы то ни было ведома, они две недели назад пошли каждый своим путем.

Примерно в это время начались убийства.

— Имя этого охотника — Марко Гьярдес. — Вампир развел руками. — Я понятия не имею, что случилось между ними. Но несколько минут назад я получил от Сайласа сообщение, что Марко держит его в плену в подвале своего дома.

Сара подумала, не угадал ли все же Марко, что привело к нему ее и Дикона. Отчего-то же сработала эта пружина?

— Он сказал, сколько времени он там находится?

— Сайлас вошел в бар этого охотника час назад со своим новым обожателем. — Вампир фыркнул. — Он молод и думает, что раз он вампир, так он непобедим. — Вампир многозначительно потер плечо, которое она ранила.

— Этот глупец хотел ткнуть Марко носом в свой новый роман. — Сара почти сочувствовала Марко. Почти, потому что если этот вампир говорит правду, то Марко сошел с ума и убил пятерых вампиров, которые ничего плохого ему не сделали. Не говоря уже о том, как он терроризировал Родни. — Есть еще что-нибудь?

— Нового любовника Сайласа больше нет. — Вампир пожал плечами. — Сайлас успел это передать до того, как Марко понял, что у него есть второй сотовый. С тех пор больше сообщений не было, так что, очевидно, охотник исправил свое упущение.

Дикон уставился на вампира.

— Если вы знаете, где он, отчего сами не организуете спасение? У вас достаточно большая группа.

Долгая пауза. Вампир посмотрел вверх, потом вниз, потом заговорил, понизив голос:

— Рафаил отнюдь не был доволен, когда узнал о нашем нападении на Сару. Мы не его вампиры. И он нам запретил делать на его территории что бы то ни было, не связанное с нашим отъездом. Даже питаться. — Долгий, прерывистый вздох. — Мы должны улететь первым же самолетом.

— Сайлас — турист? — спросила Сара, быстро перебирая варианты действий.

— Марко встретил его на охоте. Сайлас вернулся, чтобы быть с ним. — Снова взгляд вверх. — Мы бы воззвали о помощи к нашему архангелу, но он не особенно жалует Сайласа.

Сара вампиру не доверяла ни на грош, но у нее было чувство, что про Марко и Сайласа он говорит правду. В его голосе звучала озабоченность, свидетельствующая, что к молодому вампиру он явно неравнодушен. Ничего в этом нет необычного: все-таки когда-то вампиры были людьми, и нужно много времени, чтобы отголоски человеческой природы окончательно смолкли.

— Ладно. — Она снова надела шлем. — Кажется, пора Гильдии идти на выручку.

Без дальнейших слов Дикон завел мотор, и они уехали, оставив вампира стоять на тротуаре.

— Мне кажется, он говорил искренне. А тебе? — спросила она.

— Укладывается в картину. — Его голос интимно и низко звучал прямо у нее в ухе. — Похоже, что Рафаилу ты нравишься.

— Я его никогда не видела. Даже по телефону мы не разговаривали. — Она перевела дыхание. — Скорее всего это со мной не связано.

— Ты думаешь?

— Уверена. — Она знала, на каком месте находятся люди в иерархии, выстроенной архангелами. Где-то чуть ниже муравьев. — Тут дело в том, что какой-то другой архангел лезет на его территории. Он в ярости. — А когда архангел в ярости, лучше не смотреть, что будет. Помнишь, что сделали с тем вампиром на Таймс-сквер?

Дикон медленно кивнул.

— Переломали ему все кости и там оставили как предупреждение. И все это время, бедняга, он был живой.

— Тогда ты понимаешь, почему я не хочу, чтобы Рафаил вообще интересовался моими обстоятельствами.

Дикон ничего не сказал, но оба они знали, что директор Гильдии куда более вероятно привлечет внимание Рафаила, нежели рядовой охотник. Но даже и так: сколько раз архангелы выходили на человека напрямую? Сара о таком не слышала: они предпочитали править миром из своих башен.

Башня Архангела на Манхэттене возносилась над всем штатом, превосходя высотой любое здание. Бывая у Элли, в слегка излишне дорогой квартире, Сара часто смотрела, как влетают и вылетают в эту башню ангелы. Вероятно, думала она иногда, их ноги вообще не знают земли.

— Знаешь, я думаю, у Элли больше шансов на встречу с архангелом, чем у меня.

— Почему так?

— Такое у меня чувство. — Чувство покалывания на шее позади, поцелуй «третьего глаза» — прабабушка говорила, что у нее такой есть. — Как ты думаешь, звать нам ее на помощь?

— Если Марко там один, мы его возьмем. Только сперва проверим, как там и что — не хочу его пугать. — Пауза. — Хотя судя по этому рассказу, Сайлас — не подарок.

— Да. Но Марко чуть не убил Родни, который по безобидности слегка превосходит кролика.

Она надеялась, что хозяин не слишком сильно его наказал. А этой суке Минди оторвал голову.

— Приехали. — Он остановился, поставил мотоцикл. — Бар должен быть закрыт.

Повесив шлемы, они направились к бару и резко остановились: проходившая мимо пожилая дама на них посмотрела… и быстро, очень быстро попятилась. Сара посмотрела на Дикона — как впервые. Здоровенный, соблазнительный, вооруженный до зубов… и весь в крови.

— Ой! Ты посмотри, как мы одеты!

Он улыбнулся — медленно, и в глазах у него мелькнула искорка, говорящая, что ему хотелось бы сейчас раздеться догола. Вместе с ней.

— Давай это как-то приведем в божеский вид, пока не приехала полиция и не устроила бедлам.

Кивнув, она отвлеклась от мыслей насчет намылить это восхитительное тело и прибавила шагу.

— Как будем попадать в подвал?

Дикон приподнял бровь:

— Попросим, чтобы нас впустили.

— С чего… а, поняла. Должно выйти. Двум охотникам нужно укрыться и вымыться. У нас получится.

Дверь в бар была намертво закрыта, и все неоновые огни отключены. Дикон подошел постучать, но Сара поймала его за руку и показала на интерком, скрытый сбоку от дверной рамы. Нажав кнопку, стала ждать. — Да?

Голос Марко прозвучал устало, но никак не агрессивно.

— Марко, это Сара и Дикон. Нам надо помыться и переодеться.

— Это заметно. — Щелкнул дверной замок. — Заходите.

Они вошли. Сара подождала, пока дверь за ними закрылась, и прошептала.

— Это мне кажется, или действительно он разговаривает слишком нормальным тоном?

Дикон тоже хмурился.

— Либо он чертовски хороший актер, либо все не так как мы думаем.

Из двери, ведущей в квартиру Марко, высунулась его голова. Увидев эту парочку, он присвистнул.

— Не слабая была драчка. В ванной могут поместиться двое.

Напряженная улыбка, которой он хотел скрыть опустошенность, не получилась.

Но опять же ничего в этом странного, раз у него не было возможности поспать.

А потом Сара заметила, какой в баре разгром. Разбитые бутылки, кровь на полу, в стенах дырки — похоже, пробоины от пуль. Через секунду Марко вышел из-за двери, и стало очевидно, что под глазом у него наливается серьезный и свежий синяк.

— Позволено будет спросить? — приподняла бровь Сара.

Марко запустил руку себе в шевелюру.

— Поднимайтесь, поговорим.

— Лучше сейчас, — возразил Дикон, не двинувшись с места.

Владелец бара посмотрел на него, на нее, и тихо выругался:

— Вот блин! — Прозвучало это так, будто сердце у него разбилось на миллион кусков. — Подставил он меня. Подставил меня этот паразит.

Сара почувствовала, что у нее начинает болеть голова. Она сюда явилась, ожидая, что придется спасать раненого вампира от спятившего охотника, а перед ней был отчаявшийся любовник.

— Может, начнем с начала? — предложила она, не подходя ближе — на случай, если Марко действительно такой хороший актер. — Где Сайлас?

— Заперт в подвале. — Марко посмотрел на них пустыми глазами. — Мне нужно было время собраться, чтобы позвонить в Гильдию.

— А тот, кто с ним пришел?

Марко кивнул в сторону бара:

— Сайлас встал у него за спиной, и… — Марко уставился на собственные руки. — Не могу сам поверить. Столько крови, боже мой, столько крови…

Оставив его под присмотром Дикона, она подошла к полированной стойке и заглянула за нее. На нее уставились ярко-синие глаза вампира, Сара судорожно вдохнула, не разжимая зубов. Если бы не было видно, что голова отделена от туловища, она бы решила, что он жив.

— Убит, — подтвердила она Дикону. — Вопрос в том, как до этого дошло?

— Сайлас, — безжизненным голосом отозвался Марко. — Он сюда вошел павлином этаким. Мне бы не надо было его пускать, но… — Он тяжело проглотил слюну. Кулаки у него судорожно сжались, на шее выступили жилы. — Я думал, он пришел извиниться. А мальчика этого только потом увидел.

— Извиниться?

У Сары возникло тягостное чувство, что они все тонут в какой-то безобразной любовной разборке.

— Что меня обманывал. — Наконец-то Марко посмотрел ей прямо в лицо. — Я как последний фраер взял в Гильдии отставку, открыл этот бар, и все потому что он говорил, как ему тяжело знать, что я на каждой охоте рискую жизнью. Я даже просил Саймона поговорить с кем-нибудь из старших ангелов, нельзя ли Контракт Сайласа перевести на какого-нибудь ангела в Штатах, чтобы не мотаться ему туда-сюда.

— Эй! — Сара взяла выщербленную, но не разбитую бутылку воды и бросила ему. — Остынь чуть.

— Не могу. — Он засосал всю бутылку, отбросил в сторону. — Он просто меня использовал. Хотел уйти от Контракта — его ангел к нему плохо относился. Я это сумел проглотить. Хрен с ним, с самолюбием, сумел проглотить. Я любил его. Но все время, пока мы были вместе, он был с… хрен его знает, с кем еще. Не с одним.

— Марко, не складывается. — Сара скрестила руки на груди. — Зачем ему подставлять тебя, если изменял он?

— Потому что я его бросил. — И Сара увидела того охотника, которым был когда-то Марко. Смертоносного, крутого, отлично знающего свое дело. — Велел ему выметаться и больше не приходить.

— А это значило, что он лишился всех возможностей на перевод своего Контракта. — Дикон все так же стоял у двери. — Звучит хорошо, но все указывает на охотника.

— Он взял мое барахло. Мою одежду, оружие, церемониальный меч из коллекции. — Марко скрипнул зубами. — Каким же я был дураком. Я знал, что он будет взбешен разрывом, но представить себе не мог, что он начнет убивать своих, лишь бы меня подставить.

Сара посмотрела на Дикона — он слегка покачал головой, и она согласилась. Марко говорил очень, очень правдоподобно, но это всего лишь его слово против слова Сайласа. Если они с Диконом поддержат Марко, вампиры отнесутся к этому очень неприязненно — разве что будут предъявлены доказательства. Тогда Сайлас исчезнет и предстанет перед судом ангелов. Охотники способны убивать, но лишь в вынуждающих к тому обстоятельствах либо с ордером на ликвидацию. Поэтому наказание обеспечат ангелы — они быстротой, силой и жестокостью куда как превосходят Созданных ими вампиров.

— Камеры наблюдения записали драку? — спросила Сара у Марко.

— Нет. — Отвращение к себе исказило приятные черты его лица. — Я их отключил, когда понял, что это он — не хотел, чтобы кто-нибудь видел, какого шута я из себя строил. Хорошо хоть у меня хватило ума пистолет оставить при себе. Выстрел ему раздробил голову и отключил на время.

Это объясняло, как Марко смог затащить вампира в подвал.

— Мы должны говорить с Сайласом.

Сара шагнула вперед, ожидая возражений.

Марко встал.

— Я вас отведу. Посмотрим, что этот гад вам запоет.

Пропустив его вперед, они двинулись следом с оружием наготове. Сайлас уже колотил в дверь.

— Помогите! — И снова стук. — Помогите! Я слышу, что вы здесь!

— Тихо!

И голос Дикона обрезал стук как ножом. Сара взялась за дело:

— Как ты оказался заперт в подвале?

Он выдал почти то же самое, что Марко — только со сменой ролей. К концу рассказа у Сары голова раскалывалась, будто от пушечных ударов изнутри. Как, черт побери, разрулить это все? Один неверный шаг — и кровь хлынет потоком.

Она посмотрела на Дикона:

— Наручники есть?

Он протянул ей тонкую пластиковую пару:

— Выдержат.

Марко без вопросов протянул руки, когда она повернулась. Защелкнув наручники, Сара отвела его наверх, поставила на лестницу, ведущую в его квартиру… только сперва завязала глаза и связала ноги, а потом перестегнула наручники к перилам. Охотники становятся весьма изобретательны, когда речь идет о выживании.

— Я не сбегу, — сказал ей Марко.

Такая боль слышалась в его голосе, что у Сары самой защемило сердце.

— Хотя в этом для тебя толку мало, — сказала она, — но я тебе верю. — Если она будет директором Гильдии, ей нужно научиться разбираться в своих людях. — Но нужно доказательство.

— Он умный. Что тоже часть его обаяния.

Сайлас ей лично не показался особо обаятельным, но ведь она в него и не влюблена. Похлопав Марко по плечу, она вышла, закрыв за собой дверь.

— Родни, — сказала она Дикону.

— Вот и я подумал.

— Но даже если он сумеет отличить их по голосу, — спросила она, — кто-нибудь примет его всерьез?

Она вытащила телефон, остановилась.

— Это уже будет началом, — ответил он. Ожидая, пока снимут трубку, Сара посмотрела Дикону в глаза:

— Директор все время разбирается вот в таких историях?

Он кивнул:

— И ты достаточно неравнодушна, чтобы докапываться до правды. — Сократив дистанцию, он погладил ее по щеке. — Нам повезло, что у нас есть ты.

— Да? — ответил голос на том конце телефона. Сара, услышав этот голос, уронила голову на грудь Дикону.

— Минди, у меня есть разговор к твоему хозяину.

— В прошлый раз из-за твоей болтовни меня наказали.




Глава восьмая


Вступать в перебранку у Сары не было времени.

— Надо было поаккуратнее.

— Что да, то да, — ответила Минди. — Мне четыреста лет — а я не смогла избавиться от щенка. Твоей вины здесь нет. Оставайся на линии.

Удивившись и обрадовавшись, что хоть что-то получается без трудностей, она перевела дух, услышав в линии интеллигентный голос Лакарра:

— Здравствуйте, охотник.

В двух словах и вопрос, зачем она звонит, и разрешение говорить.

Она объяснила.

— И если бы мы могли одолжить у вас Родни на несколько минут, это помогло бы в расследовании.

— Поскольку среди жертв было двое моих, я весьма заинтересован в установлении личности виновника. Мы вскоре будем.

Закрыв телефон, Сара обняла Дикона:

— Как ты думаешь, кто-нибудь заметит, если я сейчас все пошлю к той самой матери и сбегу в горы?

Теплые и сильные руки погладили ей спину.

— За тобой могут послать Истребителя.

— Перестань, не заводи меня. Сейчас не надо.

— Тогда потом. — Он продолжал ее массировать. — Я думаю, это будет самый необычный случай за все годы моей работы.

— Моей тоже. Не понимаю, с чего меня так удивляет, когда вампиры чудят так же, как прочие граждане. Похоже, что они с годами после трансформации мудрости не набирают.

У нее под щекой сильно и ровно билось его сердце. Надежное, внушающее спокойствие. К такому якорю женщина и привыкнуть может.

Они долго стояли молча, и сердце Сары забилось в такт с сердцем Дикона.

— Ты никогда не думал о другой работе? — спросила она тихим, интимным шепотом, вдруг подумав, что ничего не знает о его прошлом. И не важно. Ее чаровал и завораживал тот человек, которым он был сегодня. — Вне Гильдии?

— Нет.

В одном слове была слышна богатая история. Сара не стала докапываться.

— И я тоже. Первого своего охотника я встретила, когда жила на попечении хиповой коммуны — лучше не спрашивай. Было мне десять лет тогда. Это была женщина, такая умная, волевая, практичная. И любовь с первого взгляда.

Он засмеялся, но как-то невесело.

— А я своего первого видел, когда спятивший от жажды вампир опустошил всю нашу округу. Охотник увидел, как я стою над этим вампиром и отрубаю ему голову мясницким ножом.

Она крепко прижала его к себе.

— И сколько тебе было тогда лет?

— Восемь.

— Чудо, что ты сам не стал маньяком, убийцей вампиров.

Оказалось, что именно это надо было сказать. Он тихо засмеялся и чуть не обвился вокруг нее, поцеловал в висок с такой нежностью, что оставшаяся защита разлетелась вдребезги.

— Я решил быть в числе хороших парней. Мне не нравится выслеживать и убивать товарищей-охотников. Каждое такое убийство меня гнетет.

И вот поэтому, вдруг поняла Сара, предыдущий Истребитель выбрал Дикона преемником. Истребитель должен любить Гильдию всем сердцем и от всей души. Каждое решение должно приниматься под мучительным гнетом этой любви — и Дикон никогда не казнит ни одного охотника без абсолютных, неопровержимых улик. Иначе бы Марко уже на свете не было.

Подняв голову, она поцеловала его в горло.

— И как ты себя чувствуешь, состоя в тайной связи с директором Гильдии?

Она не могла его отпустить. Без борьбы — не могла.

— Я бы предпочел, чтобы весь мир знал достоверно: эта женщина — моя. Тайны зачастую оборачиваются против их хранителей.

Есть такая возможность. И не успела она придумать иную, как входная дверь задрожала от повелительного стука — это прибыл Лакарр.

— Пора. — Оторвавшись от Дикона, она подошла к двери и впустила Лакарра со всей его свитой: Минди, Родни и, как ни странно, тот самый вампир, который просил о помощи. — Входите, прошу вас.

Она вопросительно подняла бровь, глядя на того, которого не ожидала.

— Слонялся тут рядом, — пояснила Минди, махнув рукой на этого вампира. Было видно, что ей совершенно на него плевать. — Мы решили, что он может пригодиться.

Вампир-иностранец не особенно был рад, что его втащили внутрь, но ангелам не говорят «нет».

— Где эти двое? — спросил Лакарр, держа крылья в нескольких сантиметрах от пола, чтобы не измазать перья в липком месиве стекла, крови и алкоголя.

— Один вон там. — Она показала глазами на дверь, ведущую в квартиру Марко. — Другой в подвале.

Минди провела рукой по бицепсу Дикона.

— И они оба похожи на вот этого? — спросила она похотливым голосом.

Дикон ничего не сказал, но глаза у него стали такими ледяными, что даже Сара поежилась. Он умел, хорошо умел быть страшным.

Минди отдернула руку как ошпаренная и тут же оказалась рядом с Лакарром. Родни уже спрятался за его крыльями.

— Из вас бы вышел хороший вампир, — обратился ангел к Дикону. — Я бы мог вам доверить целый город, не боясь, что он развалится.

— Предпочитаю охоту.

Ангел кивнул:

— Жаль. Родни, ты знаешь, что тебе делать?

Родни так резко высунул голову, будто она была на пружинках.

— Да, хозяин.

В нем была детская готовность слушаться.

— Давай тогда. — Сара, стараясь говорить ласково, протянула руку. — Я ведь тебе не делала больно?

Родни задумался на секунду, потом подошел и охватил ее ладонью за палец.

— Они же до меня не дотянутся?

— Нет, Родни. — Она погладила его свободной рукой по руке. — Мне от тебя нужно немного: послушай их голоса и скажи, кто из них похож на того, который тебя обидел.

Сперва они подошли к двери Марко, Лакарр и Минди следом. У Сары волосы зашевелились на затылке от мысли, что у нее за спиной стоят мощный ангел и кровожадный вампир. Выдержала она лишь потому, что сзади ее прикрывал Дикон, перед которым стоял приятель Сайласа.

— Марко! — Она стукнула в дверь. — А ну, пригрози Родни, что ты ему голову отрежешь!

Родни посмотрел вытаращенными глазами. Она прошептала:

— Это только понарошку.

В ту же секунду Марко зарычал и стал грозиться. Родни с огромными глазами отшатнулся от двери, а Сара почувствовала, как живот проваливается вниз.

— Это он? — спросила она, когда Марко затих.

Родни, весь дрожа, ответил:

— Нет, не он. Но очень страшно.

Идея спускаться в подвал Лакарру понравилась не очень, но он пошел вместе с остальными. Когда Сайлас отказался делать, что сказано, ангел спросил шепотом:

— Ты предпочитаешь, чтобы я к тебе зашел для разговора с глазу на глаз?

Ласково-шелковая, темно-шоколадная речь. И острая, как стилет между ребер.

Если бы у Сары и был соблазн стать вампиром, он бы испарился прямо на месте. Никогда не хотела бы она быть во власти того, кто может в одну фразу вложить столько силы, жестокости и боли.

Приведенный к повиновению Сайлас стал грозиться деревянным голосом, не более страшным, чем плюшевый медвежонок. Сара хотела приказать ему вложить больше чувства, но тут Родни повернулся и попытался убежать по лестнице вверх. Дикон его поймал:

— Тише, тише.

К удивлению Сары, вампир в него вцепился, как младенец в папочку.

— Это он! Тот плохой дядя, это он!

Лакарр посмотрел Родни в затылок, потом перевел взгляд на Сару.

— Приведите этого Сайласа наверх. Я выслушаю рассказ охотника о том, что случилось.

Сара держала арбалет наготове, но это оказалось излишним. Высокий, смуглый, стильный Сайлас, в драной окровавленной одежде, пошел за ними кротко, как агнец. Поставив его перед Лакарром и Минди — иностранный вампир притаился где-то на заднем плане, — Сара выпустила Марко и привела его.

Сайлас глядел на бывшего любовника исподлобья:

— Ты убиваешь и говоришь, что это я.

Марко не ответил, глядя прямо перед собой, и повторил то, что Сара считала правдой. Рассказ дошел до момента, когда он выгнал Сайласа, и тут чужой вампир ахнул:

— А я тебе поверил!

— Молчи! — выкрикнул Сайлас.

Лакарр приподнял бровь:

— Нет, говори.

— Он уже такое делал, — сказал иностранный вампир. — Тридцать лет назад. Человек, с которым у него был роман, ушел от него к другому вампиру. Тогда он убил четырех наших сородичей.

Сара посмотрела ему в глаза:

— И все это были мужчины, имеющие интенсивные контакты с людьми?

— Да, — ответил вампир дрожащим голосом. — Он мне сказал, что его обуяла жажда крови. Он был молод… и я его защитил. — Потрясенный вампир взял себя в руки и повернулся к бывшему другу спиной. — Теперь не стану.

Сайлас вскрикнул и бросился, будто хотел напасть, но Дикон свалил его одним режущим ударом по горлу — вампир рухнул, как дерево. Марко вздрогнул, но и тут не повернулся.

— Могу только повторить, — вполголоса произнес Лакарр, — что меня очень огорчает ваш отказ от Создания. Если когда-нибудь передумаете, дайте мне знать.

Дикон улыбнулся едва заметно:

— Виноват, но я предпочитаю быть сам себе хозяином.

— Я бы попытался соблазнить вас красотками вроде Минди, но мне кажется, вы уже сделали свой выбор. — Он подошел к лежащему без сознания Сайласу. — Гильдия имеет право требовать возмещения и предлагать кару. Какова будет ваша воля?

Он обращался только к Саре, будто она уже директор.

Сара посмотрела на Марко, увидела на его лице страдание и борьбу, и поняла, что ответ может быть только один.

— Милосердия, — сказала она. — Милосердной казни. — Все знали, что жить Сайласа не оставят. — Без боли и мучений.

Лакарр покачал головой:

— Как человечно!

Сара знала, что это не комплимент.

— Человечность — тот недостаток, с которым я готова в себе мириться.

Никогда она не хотела бы стать такой, как Лакарр, такой холодной. Даже сейчас, когда он глядел с очевидным интересом.

— Да будет так. — Подойдя к Сайласу, ангел нагнулся, поднял его без видимого усилия на руки. — Его казнят так, как вы просили.

Он пошел прочь, Минди и остальные пристроились в кильватере его широко заметающих белых крыльев. Сара увидела, что Дикон положил руку Марко на плечо, сжал и отпустил. Что-то прошептал очень тихо — она не расслышала, но когда Дикон вернулся к ней, у Марко уже не было такого вида, будто он умирает медленно и мучительно. Нет, он продолжал страдать, но уже мелькнул в глазах отблеск упрямой воли — той, что превращает человека в охотника.

Он повернулся к Саре:

— Я отзываю из Гильдии свое прошение об отставке. Я думал… я надеялся, но здесь я больше оставаться не могу.

— Я доведу до сведения Саймона, — ответила она.

— В этом нет необходимости, Сара, — сказал он спокойно. — Поскольку об этом знаешь ты.




Шесть часов спустя Сара прощалась с Диконом возле гостиницы. Ее имущество было при ней, его при нем. Элли ждала ее в чистой арендованной машине, готовая ехать в Нью-Йорк. Последняя поездка перед тем, как засесть в трясине мириадов обязанностей, связанных с управлением одним из самых сильных и влиятельных капитулов Гильдии.

— Следующий год ожидается суровым, — сказала она Дикону, когда он сел боком на свой мотоцикл, вытянув перед собой ноги и скрестив руки на груди. — Как ты точно сказал, я вряд ли могла бы завести тайный роман. Даже если бы попыталась.

Здесь надо было бы засмеяться, но ни капли смеха из себя она не могла выдавить.

А он без всякой слащавости (ну не было ее в Диконе) положил ей ладонь сзади на шею, привлек к себе и поцеловал так, что дыхание перехватило. И еще раз поцеловал.

— Мне кое-что надо сделать. А тебя ждет работа директора.

— Да, — кивнула она. Во рту еще ощущался его вкус, вкус виски и полночи.

— Пора тебе. Элли ждет.

Еще раз крепко обняв его, она повернулась и пошла прочь. Он правильно сделал, что попрощался вот так. Что бы ни было там у них, какое бы еще ни осталось реять на горизонте светлое обещание, стоило оставить его целым, а не давить в лепешку тяжестью обманутых ожиданий.

— Поехали, — сказала она Элли, закрыв за собой дверь.

Элли бросила на нее только один взгляд и не сказала ни слова. Обе они молчали, пока не переехали границу штата. И тогда Элли обернулась и сказала:

— А мне он понравился.

И от этой бесхитростной ремарки рухнули у Сары все барьеры.

Уронив голову на руки, она зарыдала в голос. Элли остановилась на обочине дороги, открытой в обе стороны, и обняла плачущую подругу, но не стала оскорблять ни себя, ни ее произнесением банальностей. Сказала она вот что:

— Ты знаешь, Дикон не произвел на меня впечатления человека, который способен выпустить из рук то, что считает важным.

Сара улыбнулась, подумав, что лицо у нее — распухшее безобразие.

— Ты видишь его в смокинге? — спросила она, и у нее живот свело от такой мысли.

— Дай-ка попробую себе представить. Ага, есть. — Елена вздохнула. — Знаешь, я готова была бы его вылизать с ног до головы, засунув голову под смокинг.

— Не трожь, мое! — зарычала Сара.

Элли осклабилась от уха до уха:

— Ну, заводит он меня. Горячий такой…

— Ты дура. — Но эта дура заставила ее улыбнуться, пусть хоть на миг. — Представить себе, как он вертится в гильдейской политике, рассыпая улыбки и рукопожатия? Не получается.

— И что? — пожала плечами Элли. — Это все должен делать директор Гильдии. А кто сказал, что его любовник должен быть кем-то еще, кроме как здоровенным, страшным, немногословным сукиным сыном?

Очень тянуло согласиться, ухватиться за надежду, но Сара покачала головой.

— Я не могу тешить себя иллюзиями. Этот человек — законченный одиночка. Потому он и стал Истребителем. — Неровно, прерывисто вздохнув, она выпрямилась и добавила: — Поехали уже в Нью-Йорк. Пора работать.

Мужественные слова. Но пальцы влезли в карман, нашли зазубренный нож-пилку. Это была вещь Дикона. У него были какие-то весьма экзотические предметы оружия: например, пистолет, выпаливавший вращающиеся капсулы вместо пуль. Именно его Дикон применил на свалке у Тима. Интересно, кстати, как там Люси.

Едва заметная улыбка мелькнула у нее на губах. Кто бы мог подумать, что самым любимым воспоминанием о Диконе станет сцена, как он несет на руках злобного, здоровенного адского пса?




Глава девятая


Два месяца спустя Сара стояла перед зеркалом, откуда на нее смотрела собранная и невероятно элегантная женщина в черном облегающем платье. Волосы у нее были убраны в затейливый пучок на затылке, новая челка зачесана вбок с изяществом, которого в поле ей никогда не удалось бы добиться, а подчеркнутые искусством гримера скулы оттеняли большие глаза, казавшиеся еще больше.

— Чувствую себя самозванкой.

Саймон тихо засмеялся, подошел и встал рядом, чуть позади.

— Но ты выглядишь именно такой, какая ты есть — сильная и красивая женщина. — Он посмотрел вниз, на ее кулон. — Хороший выбор.

Это было блестящее зазубренное лезвие — пилка Дикона, которую Сара нанизала на серебряную цепочку.

— Спасибо.

— Из тех, с кем ты сегодня увидишься, некоторые будут смотреть на тебя свысока. Есть такие, которые видят в охотниках лишь наемников-выскочек.

— Вроде миссис Абернети? — спросила она, и голос прозвучал сухо, когда она назвала эту даму из общества, на чей прием сегодня собиралась. — Она меня спросила, не надо ли мне помочь «с правильным подбором костюма».

— Вот именно. — Саймон стиснул ее плечи. — Дам тебе один совет: всякий раз, когда эти «аристократы» пытаются тебя унасекомить, вспоминай, что ты каждый день работаешь с ангелами. Эти от одной мысли о таком в штаны намочили бы.

— Саймон!

— Это правда. — Он пожал плечами. — А когда-нибудь, быть может, придется тебе работать и с членами Совета. Большинство людей, как бы высоко они себя ни ставили, к архангелу на милю не подойдут.

— Тут бы и я штаны намочила, — буркнула Сара себе под нос.

— Ты — нет. — Слова прозвучали неожиданно серьезно. — А что до лучших из лучших вампиров, так вспомни: мы охотимся на них. А не они на нас.

Она кивнула, отпустила задержанное дыхание.

— Вот хотелось бы мне не заниматься этой уборкой дерьма.

— Пусть мы боимся ангелов, но почти все прочие боятся охотников — в том числе и многие вампиры. Переубеди их, покажи, что мы — цивилизованные.

— Ну и вранье! — улыбнулась она.

Саймон ответил улыбкой, но не его лицо хотелось ей сейчас видеть рядом с собой в зеркале.

— О'кей, я готова. — Это был первый ее сольный выход в качестве директора-стажера. Передача полномочий должна будет завершиться к концу года. — Пошли порвем их на части.




На приеме она не бесилась от тоски, и это был последний знак — если бы таковой ей был нужен, — что работа ей подходит. Элли на ее месте уже застрелила бы человек пять. Улыбнувшись, Сара ответила на очередной вопрос кого-то любопытствующего, продолжая впитывать неумолчный поток сплетен. Сбор информации: охотникам много что нужно знать. Например, к кому может прибежать тот или иной вампир, или кто настолько симпатизирует ангелам, что готов войти в состав чего-то вроде комитета бдительности.

Конечно, с виду она выглядела безобидно — просто хорошо одетая женщина среди множества прочих. Миссис Абернети просияла, когда ее увидела.

— Наверное, обрадовалась, что не явилась в окровавленных кожаных штанах, — буркнула она в бокал шампанского, когда выдалась минутка отдыха на балконе.

— Меня бы устроило.

Улыбка, вспыхнувшая у нее на лице, наверняка была идиотской, но Сара не обернулась.

— Ты про кожаные штаны или про их содержимое?

— Про все вместе. — Теплое дыхание на шее, руки у нее на бедрах. — Но к этому платью мог бы привыкнуть.

— Тогда смотри повыше. — Она поставила бокал на перила балкона. — Нечего в вырез пялиться.

— Не в силах оторвать глаз.

Он нежно повернул ее к себе.

И у нее перехватило дыхание.

— Бог ты мой!

Она отклонилась назад, обвела в воздухе пальцем его контуры.

Но Дикон не собирался устраивать показ мод, он вместо этого погладил ее зачесанную набок челку.

— А мне нравится.

— Рэнсом говорит, что у меня от нее вид как у перенакрашенной девицы.

— У него у самого волосы как у девчонки.

— Вот это я ему и сказала, — ответила она, осклабясь. Закинув руки ему за шею, она поцеловала его со всей страстью разлуки, и было это потрясающе, и тогда она повторила еще раз. — Дебютантки тебя трусами закидают. — Он изобразил на лице ужас. — Но ты не бойся, я их буду отпугивать.




Дикон вызвал такое оживление в зале, что вот-вот могла навалиться обезумевшая толпа с ароматом «Шанели № 5». Еще она испугалась, что он просто повернется и убежит. Что он станет… нет, черт побери, такая мысль просто у нее сердце из груди вынимала. Но она не ожидала, что он будет внимательно стоять рядом с ней, будто и не замечая всеобщего интереса.

Некоторые мужчины под предлогом его присутствия пытались ее игнорировать — шовинисты свинские, — но Дикон все вопросы отклонял к ней так непринужденно, что эти нападающие не понимали, откуда приходит к ним удар. Сексуальный, опасный, умный — он умел ставить болванов на место, не устраивая сцен. Она его охраняла и пронзала ножом в сердце любую дебютантку, роковую бабу или охотницу на мужчин, подходившую к нему ближе вытянутой руки.

— За то, что я так хорошо себя веду, — прошептал он ей в один из редких мигов уединения, — я рассчитываю на получение большого объема секс-услуг.

Она слегка дернула губами в улыбке:

— Договорились.

И договор она намеревалась честно выполнить.

Когда они добрались до ее квартиры, она уже вся горела. В первый раз они не успели дойти до кровати, а прелестное, на заказ сшитое платье превратилось в обрывки на полу, когда Дикон прижал ее к двери и впился губами. Она взорвалась в приливе страсти, отчаянными руками вцепившись в спину его белой рубашки.

Второй раз был медленнее, нежнее.

А потом они лежали рядом, лицом к лицу. Это было невероятно интимно, и она даже боялась заговорить, нарушить очарование момента.

— Вот тебе и тайна твоей личности. Завтра же ты будешь предметом сплетен в светских колонках отсюда и до Тимбукту.

Он чуть прикусил ей губу:

— Я купил смокинг.

Она заморгала:

— Ты купил смокинг? — Пузырьки счастья, сочные, золотые, заполняли все тело. — Экономнее, чем брать напрокат, если собираешься им как следует пользоваться.

— Именно так мне сказал продавец в магазине. — Придвинувшись ближе, он погладил ее по спине чуть-чуть шероховатой ладонью, как раз какой надо. — Но…

— Никаких «но». — Она поцеловала его. — Сейчас я слишком счастлива.

Она почувствовала губами его улыбку:

— С этим «но» придется разбираться вам, госпожа директор Гильдии.

Слова легкомысленные, тон серьезный. Она посмотрела ему в глаза:

— О чем идет речь?

— Я должен оставить пост Истребителя.

— А. Да, конечно. — Сегодня он стал слишком известен и, что важнее: оставаясь с ней, он будет знать слишком много охотников… заведет слишком много друзей. — Мы найдем заме…

— Этим я как раз и занимаюсь. И есть у меня кандидат.

Сара кивнула, погладила пальцами его щеку.

— Я не могу быть твоей начальницей. — Это было грустное осознание. — Мне нужно быть твоей возлюбленной.

Дикон очертил круг там, где висел ее кулон до того, как он его снял.

— Я думаю, что в своем оружейном бизнесе могу быть совершенно независимым.

— Это получится. — Ком в груди рассосался. — Но похоже на односторонние уступки. Ты теряешь все.

— Я получаю тебя.

Простые слова, которые значили больше, чем удалось бы сказать ей целой книгой. Она сглотнула слюну, справляясь к наплывом эмоций.

— Я тут говорила с Тимом неделю назад.

— С Тимом? — нахмурился Дикон.

— Люси щенная.

Нахмуренное лицо медленно расплылось в улыбке.

— Правда?

— Правда. — Она забросила на него ногу, придвинулась поближе, устроилась. — Одного щенка он для меня оставит. Я хотела назвать его Дикон.

Он расхохотался так заразительно, что удержаться нельзя было. Ткнувшись лицом ему в шею, она тоже засмеялась.




Щенок был черен, как смола, с большими карими глазами и толстенными лапами, обещавшими, что он вырастет чудовищем похлеще мамочки. Чтобы не было путаницы от двух Диконов в доме, его решили назвать Истребителем.




Илона Эндрюс

Магия скорбит


Я сидела в маленьком обветшалом офисе, каких много в атлантском капитуле Ордена Рыцарей Милосердной Помощи, и притворялась, что я — Кейт Дэниэлс. Телефон Кейт звонил не слишком часто, и мне не сильно приходилось напрягаться.

К несчастью, когда он звонил, как вот сейчас, абонента на том конце совершенно не устраивала копия. Ему был нужен оригинал.

— Ордена Рыцарей Милосердной Помощи, у телефона Андреа Нэш.

— Вы не Кейт.

— Нет, я не Кейт, она в отпуске по болезни. Но я ее замещаю.

— Я лучше подожду, пока она выйдет.

Я вежливо попрощалась с заглохшей трубкой, повесила ее и погладила собственный «ЗИГ-Зауэр Р226», лежащий у Кейт на столе. Ну и пожалуйста. Вот мое оружие как любило меня, так и любит.

Настоящая Кейт Дэниэлс, моя лучшая подруга по опасным приключениям, была в отпуске по болезни, и я очень постараюсь, чтобы она там осталась подольше — хотя бы пока раны не закроются.

Волна магии спала. Таинственные оранжевые и желтые иероглифы на полу офиса вылиняли, заряженный воздух в извитом стекле трубок волшебного фонаря на стене потемнел, а уродливые бородавки электрических ламп в коридоре загорелись неярким светом. Живущая внутри меня тайная суть потянулась, зевнула и свернулась в клубочек поспать, втянув когти.

Мы живем в неверном мире: магия накатывает на нас волнами, перепутывает все на свете и пропадает. Никто не знает, когда она появится и когда уйдет, поэтому готовым быть надо всегда. Но иногда, как бы ни был ты готов, магия оставляет что-то такое, с чем тебе не сладить, и ты вызываешь полицию. А когда полиция не может помочь, ты звонишь в Орден. Орден же посылает к тебе рыцаря — меня, например, — и рыцарь помогает тебе разобраться с магической проблемой. По крайней мере так это все задумано.

Очень мало есть людей, которые разбираются и в технике, и в магии. Кейт выбрала магию, я выбрала технику. Вы как хотите, а я огнестрельное оружие с серебряными пулями всегда предпочту мечу и чернокнижию.

Снова телефон.

— Орден Рыцарей Милосердной Помощи, говорит Андреа…

— Можно попросить к телефону Кейт? — спросили пожилым мужским голосом с деревенским акцентом.

— Я ее замещаю. Что вы хотели бы?

— Можете принять для нее сообщение? Скажете, что звонил Тедди Джо со свалки Джошуа. Она меня знает. Вы ей скажите, что ехал я по Баззардзу и видел одного из тех ребят, с которыми она тусуется, — из оборотней. Он чесал сломя голову через всю Скрёбку. Как раз подо мной. А за ним гнался большой пес.

— Насколько большой?

Тедди Джо помолчал, прикидывая.

— Я бы сказал, большой, как дом. Одноэтажный. Может, чуть больше. Ну, не колониальный дом, а такой, обычный.

— То есть этот оборотень попал в беду?

— Еще бы. Задницу ему так прижгли, что аж хвост задымился.

— То есть он бежал так, будто у него хвост дымился?

— Да нет, у него на самом деле горел хвост. Как здоровенная мохнатая свеча из задницы.

Бинго. Тревога «зеленый-пять», оборотень в серьезной беде.

— Все записала.

— Ну, и передайте там Кейт привет и все такое. Не чужие, чай.

И он повесил трубку.

Я схватила портупею и послала сосредоточенную мысль в направлении Максин, секретарши Ордена. Телепатических способностей у меня ноль, но у нее достаточно сил, чтобы поймать мысль, если только я сосредоточусь.

Максин, у меня тут сообщение «зеленый-пять». Реагирую.

Развлекись, лапонька. Надеюсь, убьешь кого-нибудь, зазвучал в голове голос Максин. Кстати, припоминаешь того красавца, у которого ты не принимаешь вызовы?

Рафаэль. Не тот тип мужчин, которого женщина может забыть.

А что с ним такое?

Обычно он тебе звонит два раза в день, в десять и в два. А сегодня не звонил вообще.

Я подавила легкое разочарование:

Может, дошло до него.

Могло случиться. Но я решила, что стоит тебя известить.

Спасибо.

Рафаэль — это геморрой. Которого мне вот так и без него хватает.

Я выбрала пару любимых «Р266» и нырнула в оружейную, где храню свой набор стволов. Здоровенное помещение, да? Я взяла из стойки привычный автомат «Уэзерби Марк-V», погладила фиберглассово-кевларовое ложе ручной работы. Классика. Когда нужно сделать работу как следует, выбери для нее самый лучший инструмент. Только одно оружие во всем арсенале обладало большей убойной силой, чем вот это. Рыцари-мужчины называли его Большим Стволом, а я — Бабахалкой. Оно стоит отдельно за стеклом, под патроны «Серебряный ястреб»: пятидесятый калибр, пули бронебойные, зажигательные, разрывные и серебряные. Чтобы достать Бабахалку из ящика, мне пришлось бы выложить чертовски убедительные причины. А мне и так нормально, «Уэзерби» вполне годится для этой работы.

Взяв патроны «Ремингтон Магнум» калибра четыреста шестнадцать, я вышла из двери, пока меня никто не вздумал тормознуть.




В наше время можно иметь бензиновый автомобиль, работающий лишь в периоды техники, или машину на заряженной воде, которая ездит лишь в периоды магии. Мой «джип» был сделан на заказ с двумя двигателями: электрическим и магическим, поэтому работает и в техе, и в магии. Жаль только, что плохо работает.

Машина завелась с четвертой попытки. Я запрыгнула и выехала с парковки, встроившись в ровный поток верховых и телег, идущих на запад. Моя машина была единственным безногим транспортом на улице — все остальное двигалось мулами, лошадьми, ослами и быками.

Город лежал в развалинах. Груды пыльной щебенки и холмы битого стекла отмечали места, где стояли изящные офисные здания, перетертые в пыль безжалостными челюстями магии. Вокруг них выросла Атланта. Новые жилые дома, построенные руками, не машинами, вырастали над трупами прежних. Каменные и деревянные мосты перекрывали зияющие провалы разрушенных переходов. «Волмарты» и «Крогеры» сменились маленькими лавчонками и открытыми рынками. Пусть старая Атланта свалилась как ствол гигантского дерева под ударом молнии, но корни ее были сильны и не давали ей умереть.

Я люблю этот город. Я не родилась здесь, не приехала по собственному выбору, но сейчас этот город стал моей территорией. Я обошла его улицы, распробовала его запахи, слушала его дыхание. Атланта не очень понимает, как ко мне относиться. Она то и дело пытается меня убить, но я уверена, что мы придем с ней в конце концов к взаимопониманию.

Через сорок минут я свернула с главной дороги на Джеймс-Джексон-Парквей и по нему выехала до Баззардз-Хайвей. Когда магия активна, эту часть города она просто затапливает. Вдоль дороги стояли высокие деревья, большие сосны и кусты кизила, все еще зеленые, несмотря на надвигающийся октябрь. Мелькнул погнутый металлический знак, где надпись белыми буквами «САУТ-КОББ-ДРАЙВ» почти перекрывалась черной краской букв «БАЗЗАРД». С сучьев свисали ветровые колокольчики, сделанные из насаженных на струну черепов грифов-индеек. Жизнерадостное этакое приветствие. Я не совсем поняла, что мне этим хотят сказать. Господи, уж не предупреждение ли это?

Мой джип соскользнул на мост через реку Чаттахучи. По старым картам судя, если ехать на север, то попадешь в Смирну, а если свернуть на юго-запад, то в Мейблтон. Только ни того, ни другого города больше нет.

Я переехала через мост и остановилась у обочины. Передо мной раскинулась широкая сеть ложбин. Узкие, извилистые, некоторые глубиной до ста ярдов, они сходились и расходились, как ходы гигантских термитов. Там и сям торчали остатки старых домов, где-нибудь посередине склонов, заросшие густым кустарником. Через сеть лощин шло шоссе, держась у края обрывов и пестря деревянными заплатками мостов. Наверху в восходящих потоках парили чернокрылые грифы.

Жители называли это место Скребкой, потому что при взгляде сверху казалось, будто здоровенный стервятник скреб здесь землю. Скребка появилась после первой вспышки, когда магия затопила мир трехдневной волной катастроф и смертей. Каждая новая волна чуть-чуть углубляла лощины.

К югу Скребка сходилась своими лощинами в ущелье, переходящее в Сотовый провал — одно из мест жуткой концентрации магии. Само шоссе служило для трудных подростков излюбленным местом парных гонок. И где-то здесь, в этом месиве почвы и воздуха, находился мой «зеленый-пять», попавший в беду оборотень. Я только надеялась, что он еще жив и нянчит сейчас свой обожженный хвост.

Община оборотней в Атланте одна из самых больших в стране. В Стае, как ее называют, почти полторы тысячи членов, разбитых на семь кланов по виду животных. Каждым кланом правит пара альфа-особей. Эти четырнадцать особей образуют Совет Стаи, во главе которого стоит Курран — Властитель Зверей Атланты. Власть и авторитет Куррана неимоверны; он — альфа всех альф.

Чтобы понять, что такое Стая, надо понимать, что такое оборотень. Взятый в клещи природой человека и зверя, он может поддаться той или этой. Те, кто сдались природе зверя, скатываются по наклонной плоскости в горячку безумия. Такой оборотень предается извращениям и жестокости, терзает человеческое мясо, убивает и насилует, пока кто-нибудь из нас, рыцарей Ордена, не пристрелит его как бешеную собаку. Их называют люпусами и ликвидируют сразу при обнаружении.

Чтобы остаться человеком, оборотень должен организовать свою жизнь согласно строжайшим ментальным нормам, регламентированным в Кодексе — книга правил, внедряющих дисциплину, лояльность, законопослушность и сдержанность. Нет у оборотня высшего приоритета, нежели служение Стае, и Курран с его Советом подняли понятие служения еще на одну ступень. Все оборотни проходят обучение боевым искусствам, индивидуально и группами. Всех учат каналировать агрессию, справляться с ранами от серебряных пуль, обращаться с холодным и огнестрельным оружием. Численность Стаи, строгая дисциплина, продуманная организация превращают ее в мощную силу. Жить в одном городе со Стаей значит иметь под боком полторы тысячи высококлассных профессиональных убийц с обостренными чувствами, сверхъестественной быстротой и способностью к регенерации.

Орден весьма беспокоит наличие в городе Стаи. Оборотни Ордену не доверяют, и не напрасно: рыцари в каждом оборотне видят монстра, который рано или поздно сорвется с цепи. Пока что Кейт — единственный агент Ордена, завоевавший их доверие, и потому они предпочитают иметь дело исключительно с ней. Помочь попавшему в переплет оборотню — это весьма сильно поднимет мои акции в обеих организациях. На бумаге, по крайней мере.

Поставив машину на ручник, я пошла по серпантину вверх. Обоняние не помогало — его забивали жгущие ноздри серные дымы. Наверное, Тедди Джо преувеличил размеры собаки — как свойственно очевидцам, — но даже если бы она была «размером с обыкновенный дом», найти ее в лабиринте лощин было бы хитрой задачей. Шоссе не идет прямо, оно виляет, разветвляется на мелкие дорожки, половина из которых не ведет никуда, а другая половина соединяется снова в магистраль.

Я пригнулась у края лощины и стала слушать, что мне расскажут воздушные потоки. Чуть-чуть сладковатой вони разлагающейся падали, легкая примесь маслянистой едкости от пожирающих ее стервятников. Удвоенный мускус диких котов, радостно перекрывающих метки друг друга. Резкая горечь далекого скунса. Аромат сгоревшей спички…

Я остановилась. Двуокись серы. Чуть слышный, но единственный запах, не вписывающийся в картину обычной животной жизни. Я вернулась к джипу и пошла за запахом спичек на север. Бывают случаи, когда моя тайная личность оказывается полезной.

Вонь горелой серы становилась сильнее. Ниже по лощине прокатилось низкое рычание, сменившееся влажным тяжелым дыханием, а потом разочарованным повизгиванием, будто несколько собак скулили в унисон.

Я повела джип по краю лощины, всматриваясь вниз. Ничего. Никаких тебе огромных псов, только неглубокая двадцатипятифутовая лощина, и на дне редкие кусты да мусор. Ржавый корпус холодильника. Остатки кровати. Разноцветное тряпье, присыпанное землей. Дом, заброшенный на склон и застывший нынче на осыпающемся краю лощины, на резком ее повороте влево.

По Скребке прокатился возбужденный рык — низкий первобытный звук огромной твари, идущей по следу. У меня волосы зашевелились на загривке, я ударила по тормозам, схватила с сиденья «Уэзерби» и выпрыгнула, занимая позицию для стрельбы на краю лощины.

Из-за поворота лощины выскочило что-то мохнатое, шафранового цвета с темными брызгами на выгнутой спине, тварь летела над отложениями, и мышцы тяжело ходили под шкурой передних лап. Буда. Этого мне только не хватало.

Гиена-оборотень меня увидела. Из ее пасти вырвался холодящий сердце испуганный хохот.

Только бы не Рафаэль. Только бы не Рафаэль. Только бы…

Буда метнулась ко мне, превращаясь прямо в прыжке. Тело хрустнуло, перекрутилось тряпичной куклой, кости выпирали из-под шкуры, становящейся кожей, мышцы переползали, образуя новые мощные конечности, появилась широкая грудь, человеческий торс. Вдруг бросились вперед челюсти, увеличившись непропорционально, а передние лапы превратились в такие ручищи, что вся моя голова в них вместилась бы. Буда в облике воина, чудовище — на полпути от гиены к человеку. Для оборотня принять такую форму — это победа, сделать ее пропорциональной — результат, а разговаривать в таком виде — искусство.

Гиена раскрыла пасть, показав трехдюймовые клыки.

— Уезжай, Андреа! Уезжай! Быстрее!

Рафаэль. Черт побери.

— Не паникуй. — Я посмотрела в оптический прицел за поворот. — Все под контролем.

Тварь, которая смогла обратить в бегство буду в образе воина, особенно такую психованную и опасную, как Рафаэль, заслуживает уважительного отношения. К счастью, «Уэзерби» отлично умеет проявлять уважение, спрятанное в магнумовском патроне. Такой патрон остановит носорога на галопе, и уж как-нибудь с собакой-переростком справится.

Земля затряслась, как под ударами великанского молота. Мусор на дне лощины запрыгал на месте.

Из-за поворота показалось нечто огромное, почти достававшее до края лощины. Кроваво-красное, массивное, оно врезалось в мусор и в стену лощины на повороте. Склон содрогнулся, остатки дома рассыпались и покатились вниз дождем кирпича, отека» кивая от трех собачьих голов твари.

Двадцатифутовый трехголовый пес. Ни фига себе. Никогда ничего подобного мне в оптический прицел видеть не случалось.

Пес встряхнулся, вытряхивая из меха мусор. Здоровенный, широкогрудый, сложенный как итальянский мастифф, он уперся в землю четырьмя мощными лапами и бросился вслед за Рафаэлем. Позади пса извивался длинный хвост, похожий на бич, и на конце его красовался шип в форме змеиной головы. Три пасти распахнулись настежь, показывая блестящие клыки длиннее моего предплечья. Три раздвоенных змеиных языка вывесились вперед, и пес летел на нас, роняя пену со страшных зубов, и каждая капля размером с ведро вспыхивала, не долетев до земли.

Крепко сбит, пуля может и не взять.

Однако мне не надо было его убивать. Достаточно только притормозить, чтобы этот дубиноголовый до меня добежал.

Я навела дуло на среднюю голову. От выстрела в нос будет всего больнее.

— Беги, черт тебя побери! — проревел Рафаэль, карабкаясь ко мне по склону.

— А вот кричать не надо. — Меня переполняло возбуждение боя, азарт охотника, увидевшего добычу. Черный нос бестии танцевал в моем прицеле.

Спокойно. Целься. Глубокий вдох. Время есть.

Из трех гигантских пастей донеслось тройное рычание.

Медленно, мягко я пустила курок.

«Уэзерби» плюнула громом. Отдача ударила в плечо.

У пса дернулась средняя голова.

В винтовке осталось два патрона в магазине и один в патроннике. Я прицелилась и выстрелила снова. Средняя голова упала в пыль, тварь завыла и завертелась от боли. Ура, снова победа за «Уэзерби».

Отчаянным прыжком Рафаэль подскочил к краю лощины, я поймала его за руку и втащила вверх. Мы бросились к джипу. Я вскочила на водительское место, Рафаэль плюхнулся рядом, и я вдавила газ в пол.

Вой раздосадованной твари потряс шоссе. В зеркале заднего вида я увидела, что пес взмыл над лощиной, будто на крыльях, и приземлился позади нас на дорогу.

— Быстрей! — зарычал Рафаэль.

Я мчалась, выжимая из старого мотора все, что только могла, и мы летели, виляя, по шоссе, грозя сломать себе шею. Пес гнался за нами, торжествующе подвывая, и от этого воя земля тряслась под колесами машины. Он тремя огромными прыжками нагнал нас и наклонился над машиной, распахнув пасти до ушей. Меня обдало мерзким едким дыханием, Рафаэль вскочил и зарычал в ответ, вздыбив шерсть. Огненная пена упала на заднее сиденье, прожигая обивку, завонявшую плавленой синтетикой.

Я вильнула, резко свернув на деревянный мост и чуть не уронив машину через край в расселину. Огромные зубы клацнули в футе от заднего сиденья.

Пес зарычал, и я увидела в зеркале, как он подбирается для прыжка, бугря мускулы. Передо мной, узкий и прямой, лежал Баззардз-Хайвей, с расселинами по обе стороны. Деваться некуда.

Ну, вот и все.

Во мне из глубины стал рваться зверь, пытаясь выплеснуться из кожи. Я сжала зубы и осталась человеком.

Пес прыгнул. Огромная туша полетела к нам — и отдернулась обратно, будто натянулась невидимая цепь, выбранная на всю длину. Гигантская собака рухнула, неуклюже махнув лапами в воздухе. В зеркале заднего вида я увидела, как пес встал, и его лай отдался громом по всей Скребке. Гавкнув последний раз, он скрылся в расселине.

Я сбросила скорость до такой, чтобы можно было повернуть, не улетев в огненную пропасть.

— Ах ты… а ну, рассказывай!

Сидящий рядом со мной Рафаэль затрясся, мех на нем растаял, превратившись в гладкую человеческую кожу, обтягивающую такой красоты тело, что дыхание перехватывало. Угольно-черные волосы упали до плеч. Рафаэль посмотрел на меня огненно-синими глазами, улыбнулся и потерял сознание.

— Рафаэль!

Вырубился наглухо. При низком уровне магии перемена формы требует колоссальных усилий, и после них да еще после этого бегства вирус оборотня, «Лик-5», принудительно отключил мозг для отдыха.

Я зарычала про себя. Конечно, он остался бы в сознании, не вздумай он превратиться в человека. Но он знал, что если превратится, то потеряет сознание на сиденье рядом со мной, голым и мне придется на него пялиться, пока он проспится. Это он нарочно сделал. Казанова-гиена-оборотень снова в бою. Мне уже всерьез надоело это смехотворное преследование.

Через десять минут я заехала на заброшенную заправку «Шелл» и припарковалась под бетонной крышей над колонками.

Обнимая винтовку, я стала слушать. Никто не рычит. Не скулит, не воет. Оторвались.

Сердце стучало молотом. Я сидела, крепко зажмурившись. Во рту таяла горечь, но ничего страшного. Просто отложенная реакция на стресс.

А внутри моя тайная сущность подпрыгивала и вопила от досады. Но я посадила ее на цепь. Самоконтроль. В конце концов, все это — вопрос самоконтроля. Подчинять тело своей воле я научилась еще в детстве — иначе была бы смерть. А годы воспитания в Академии Ордена укрепили во мне это умение.

Вдох. Еще вдох.

Спокойно.

И постепенно, постепенно бестиальная составляющая меня улеглась, успокоилась. Вот так. Спокойно. Вот, молодец.

Все оборотни борются с внутренним зверем. Но я, к сожалению, не обычный оборотень. Мои проблемы куда сложнее, а присутствие Рафаэля лишь подчеркнуло их.

Рафаэль растянулся рядом со мной, слегка посапывая. Пока он не проснется, бесполезно гадать, зачем гнался за ним трехглавый гигантский пес, капающий огненной слюной.

Посмотри на него. Дрыхнет в абсолютном пренебрежении к окружающему миру, уверенный, что я за ним присмотрю. И я смотрела — на него. Встречала я в жизни красивых мужчин, — таких, что родились с идеальным лицом и таким телом, что Микельанджеловский Давид позавидует. Рафаэль не из них, но все они с ним даже в сравнение не идут.

У него свои хорошие качества: бронзовая кожа, мужественный подбородок, большой и чувственный рот. Но у него слишком длинный нос, слишком узкое лицо. Однако стоит ему взглянуть на женщину этими темно-голубыми глазами, она теряет всякое соображение и бросается ему на шею. У него лицо очень интересное и очень… плотское, другого слова не подберу. Рафаэль — взнузданная вирильная чувственность, пышущий изнутри жар под смуглой кожей.

А от его тела дыхание захватывало. Худощавый, без капли жира, пропорциональный, совершенный, широкая грудь, узкие бедра, длинные ноги и руки. Взгляд соскользнул к середине тела, между ногами. Как у коня.

Он был ко мне добр, куда добрее, чем я, вероятно, заслуживала. В первый раз, когда тело меня предало, он и его мать, тетя Би, спасли мне жизнь, поруководив обратным превращением. Второй раз, когда мне спину проткнули серебряными шипами, он меня обнимал и отвлекал разговорами, пока их вытаскивали. Вспоминая эти моменты, я ощущаю в нем нежность и очень, очень хочу верить, что она была неподдельная.

К сожалению, он еще и буда. А о них ходит поговорка: от четырнадцати до восьмидесяти, слепых, параличных, сумасшедших. Буда согласен трахать все, что шевелится, я свои глазами такое видела. Моногамия — такого слова у них в словаре нет.

Рафаэль увидел меня в истинном обличье — и оказалось, что никогда раньше этого не встречал. А это для него НШ-КЯЕН. «Новая Штука, Которую Я Еще Не».

И чем больше я об этом думаю, тем больше меня это бесит. Он отлично умеет разговаривать в облике воина. Если бы он не отключился, я бы уже получила от него полное объяснение. И еще: напади на нас сейчас кто-нибудь, мне пришлось бы защищать спящего мертвым сном мужика на восемьдесят фунтов меня тяжелее. И что мне сейчас с ним делать? Тяжело вздыхать, глядя на его нагую красоту? Или он надеется, что я воспользуюсь его беспомощностью?

Я полезла в бардачок и достала несмываемый маркер. В конце концов, можно и воспользоваться.




Через час Рафаэль потянулся и открыл глаза. Губы растянулись в легкой улыбке.

— Привет! Как же радостно открывать глаза навстречу такому зрелищу.

Я держала в руке направленный на него «Зауэр».

— Рассказывай, отчего за тобой гнался этот плюшевый щенок.

Он наморщил нос, тронул рот.

— У меня на губах есть что-нибудь?

Есть, а как же.

— Рафаэль, не отвлекайся, Я знаю, что тебе это трудно, но сосредоточься. Объясни, что за собака.

Он облизал губы — и мои мысли рухнули вниз. Андреа, не отвлекайся! Сосредоточься.

Рафаэль вспомнил, что надо выглядеть круто, и откинулся назад, демонстрируя широкую грудную клетку.

— Это сложно объяснить.

— Попробуй, а я попробую понять. И прежде всего: что ты тут делаешь? Разве сейчас ты не должен камни таскать?

Месяца полтора назад мы большой компанией ввалились на «Полночные игры» — нелегальный турнир смертных боев. Это мы сделали, чтобы предотвратить войну со стаей. И Орден, и Курран, Властитель Зверей, на эти игры смотрели мрачно. В результате Кейт оказалась на больничном, а Властитель Зверей, фактически принявший с нами участие в рейде, приговорил себя и всех замешанных к неделям тяжелого труда по пристройке новых зданий к Цитадели Стаи.

— Курран меня отпустил по семейным обстоятельствам.

Плохо.

— Что случилось?

— Умер друг моей матери.

У меня сердце упало. Тетя Би… она добрая. Однажды она меня спасла и сохранила мою тайну. Я ей всем обязана, а если бы даже и не было такого, все равно я ее уважаю беспредельно. У буд, как и у гиен в природе, правят самки. Они более агрессивны, более жестоки и более властолюбивы. Все это относится и к тете Би, но она еще честна, умна и глупостей не выносит. А если ты альфа у клана буд, то с глупостями тебе приходится иметь дело каждый день.

Росла бы я под надзором тети Би, а не тех сук, что командовали моим детством, может, не была бы я так закомплексована.

— Мои соболезнования.

— Спасибо, — ответил Рафаэль и отвернулся.

— Как она?

— Не слишком хорошо. Он был отличный мужик, я его любил.

— Что случилось?

— Сердечный приступ. Моментально.

Оборотни практически никогда не умирают от болезней сердца.

— Он был человеком?

Рафаэль кивнул.

— Они почти семь лет были вместе. Познакомились вскоре после смерти моего отца. Похороны назначили на пятницу, но кто-то украл тело из морга. — При этих словах он слегка зарычал. — Мать не сможет с ним попрощаться. Не сможет его похоронить.

Бог ты мой! Я стиснула зубы.

— Кто взял тело?

Лицо Рафаэля стало мрачным:

— Не знаю. Но я узнаю.

— Я участвую. Я у твоей матери в долгу.

Тетя Би имеет право похоронить своего мужчину. Или ту тварь, которая похитила его тело. Меня оба варианта устроят.

Он скривился:

— Слышишь запах горелых спичек?

— Ага. Это от пса.

— Да. Я взял этот след возле траурного зала и пришел по нему сюда. Что-то слышится и другое, но пес так воняет, что заглушает все прочее.

Рафаэль посмотрел на меня твердым взглядом.

— Выкладывай, — сказала я ему.

— Мне показалось, что я чую вампира.

Гигантский трехглавый пес — неприятная новость. Но вампир — куда худшая. Immortuus — инфекция, вызывающая вампиризм, — своих жертв убивает. У вампиров нет собственного «я», нет сознания, ничего нет, кроме инстинктов. По мыслительным способностям они слегка уступают тараканам. Ведомые неутолимой жаждой крови, они убивают все, из чего можно ее пить. Предоставленные самим себе, они бы истребили жизнь на земле и пожрали потом друг друга. Но опустевший ум — прекрасный экипаж для воли того, кто захочет его повести: для некроманта, который пилотирует вампира, как марионетку, смотрит его глазами и слышит его ушами. Некроманты бывают нескольких видов, среди которых самые умелые зовутся Повелители Мертвецов. Вампир, пилотируемый повелителем мертвецов, может за несколько секунд перебить элитный взвод обученных солдат.

Из Повелителей Мертвецов девяносто девять процентов входят в Народ, и это уже куда, куда хуже. Корпорация «Народ» отлично организована, богата и сведуща во всем, что касается некромантии. Силу ее трудно переоценить.

— Ты думаешь, что тело украл Народ?

— Не знаю. — Рафаэль пожал плечами. — Но хотел тебя предупредить заранее, пока ты не влезла обеими ногами.

— В гробу я их всех видала. А ты?

— Да и я.

Глаза у Рафаэля блеснули, придавая ему вид слегка помешанного.

— Вот и договорились.

Мы обменялись кивками.

— Значит, запах серы ты проследил досюда. А потом что?

— А потом налетел на бобика, и он загнал меня в расщелину. Я там просидел где-то час, потом он уплелся прочь, и я побежал в другую сторону. Оказалось, он не слишком далеко уплелся. А что за тварь этот бобик, кстати?

— Понятия не имею.

Все мое обучение крутилось вокруг современного применения магии. Ночью разбуди — я отвечу биологический цикл вампира, я умею диагностировать люпизм на его ранних стадиях, по картине пожарища умею идентифицировать вид примененной пиромагии, а вот непонятных тварей распознавать — это не ко мне.

— А кто имеет? — спросил Рафаэль.

Мы переглянулись и сказали в один голос:

— Кейт.

У Кейт мозг — как стальной капкан. Она между делом, не напрягаясь, изучила целый курс жуть до чего темной мифологии. Если она не знает сама, то знает, у кого спросить.

Я вытащила из бардачка сотовый телефон. Функционирует только одна сеть. И принадлежит она военным. Я как рыцарь Ордена и официальное лицо в охране порядка имею к ней доступ.

— Забыла номер? — спросил Рафаэль, увидев, как я смотрю на телефон.

— Нет, думаю, как сформулировать. Скажу чуть не так — и она через минуту будет мчаться к лей-линии.

Не видела еще никого, кого Кейт не попыталась бы защищать — предпочтительно путем превращения враждебных сил в салат, нарубленный мечом. Но Кейт — человек, и ей нужен отдых.

Рафаэль подарил мне ослепительную улыбку, и у меня екнуло сердце:

— Может, это ты просто тянешь время, чтобы побыть со мной наедине?

Я щелкнула предохранителем пистолета.

Он поднял руки ладонями ко мне, продолжая так же по-идиотски улыбаться.

Щелкнув предохранителем обратно, я набрала номер.

— Кейт Дэниэлс.

— Привет, это я. Как у тебя живот?

— Уже не болит. Что стряслось?

— Мне нужно идентифицировать трехглавого пса шести футов в холке. Шерсть кроваво-красная, слюна горючая.

Ничего особенного, просто рабочий момент. Такие трехголовые собачки мне все время попадаются.

Короткая минута молчания.

— У тебя все в порядке?

— Все путем, — заверила я, улыбаясь в телефон на тридцать два зуба, будто меня там можно было увидеть. — Просто нужна идентификация.

— У него хвост похож на змею?

Я вспомнила длинный кнутообразный хвост с утолщением на конце.

— Типа того.

— Ты у себя на работе?

— Нет, в нашем джипе, на выезде.

— Под пассажирским сиденьем черная пластиковая коробка, а в ней книга.

Рафаэль выскочил, порылся под сиденьем и вытащил «Альманах загадочных существ» с кучей загнутых страниц.

— Нашла.

— Страница семьдесят седьмая.

Рафаэль раскрыл книгу и показал мне. Литография на левой странице изображала трехголового пса со змеей вместо хвоста. Под ней была надпись: «ЦЕРБЕР».

— Твоя собака? — спросила Кейт.

— Похоже. Каким чертом ты знала, на какой странице?

— Феноменальная память.

Я фыркнула. В телефоне послышался вздох:

— Я на эту страницу пролила кофе, и пришлось сушить. С тех пор книга всегда открывается на этой странице.

Я рассмотрела пса:

— Определенно похож. Только наш был побольше.

— Наш? Кто там с тобой?

— Рафаэль.

— Буду в Атланте через три часа. — Голос у Кейт стал резким и деловым. — Где ты?

— Я же сказала, что ничего серьезного.

— Врешь. С Рафаэлем ты стала бы работать, только если бы планете грозил апокалипсис, и это был бы единственный способ его предотвратить.

Рафаэль весь затрясся, закрыв лицо руками и издавая звуки, подозрительно напоминавшие смех.

— Выручалочка, — буркнула я, устало скривившись. — Отлично мы тут справляемся, спасибо, не беспокойтесь. Хочешь помочь — расскажи мне побольше про этого Цербера.

— Принадлежит Аиду, греческому богу подземного царства, где пребывают души после смерти. Основное назначение — охранять вход. Как утверждают мифы, иногда Аид посылает его с поручениями. Считается, что он не выносит солнечного света.

— У этого никаких проблем с солнцем не было. Можешь предложить гипотезу, зачем бы ему появляться?

— Ну, скажем, осквернение святилища Аида могло бы его вызвать, но у Аида на самом-то деле святилищ не было. Древние греки его боялись до смерти и даже отворачивались, принося ему жертвы. Имя его никогда не произносилось. Так что я не знаю.

— Все равно спасибо.

— Ты уверена, что я тебе не нужна там?

— Определенно.

— Звони, если что.

Я повесила трубку и посмотрела на Рафаэля.

— Мужа твоей матери как звали?

— Алекс Дулос.

— Он был язычник-грек?

Рафаэль скривился:

— Понятия не имею. Как-то не всплывала эта тема. Мы отношения выстраивали аккуратно: он не пытался быть мне папой, я не старался стать его сыном. Встречались за праздничными обедами и говорили все больше на спортивные темы — как наиболее безопасные. А что ты подумала?

Я покачала головой:

— Изо всех сил стараюсь ничего не думать. Пока что собираю данные. Ты видел, как бобик хлопнулся?

— Как будто сидел на цепи и выбрал ее до конца, — ответил Рафаэль, пальцами барабаня на приборной доске какой-то быстрый ритм.

— Это, вероятно, означает, что он как-то привязан к местности. Наверное, надо пойти и посмотреть.

— Пойдем. — Рафаэль поежился. — Вряд ли у тебя есть запасные шмотки?

— О шмотках надо было думать до того, как решил перекинуться человеком.

Снова та же грешная усмешка.

— Я так всегда мечтал оказаться при тебе голым, что не мог упустить шанса.

Я запустила мотор.

— Как ты всегда полон сам собой!

— Меня как раз интересует сделать так, чтобы мной была полна ты.

Я себе это представила, и у меня мозги закоротило, вышибая рациональные мысли.

— Кстати о том же: у тебя что-то на губах. Посмотри-ка в боковое зеркальце, что это там?

Он глянул — и у него отвисла челюсть. Губы оказались сплошь черные. Густая черная линия маркера подчеркивала глубоко посаженные глаза, и черная слезинка слетала с левой скулы. Он дотронулся до щеки, оттянул слегка, превращая лицо в плоскую маску, чтобы рассмотреть слезинку, посмотрел на меня — и взорвался смехом.




Я стояла на капоте джипа и медленно обводила биноклем сетку лощин. Джип я поставила на краю неглубокой расселины, слегка не доезжая до места, где Цербер чуть не выгрыз у нас кусок заднего сиденья. Рафаэль, все так же сияя нагой красотой, сидел на пассажирском сиденье и выдергивал из книги случайные фактики про Аида.

— Забавный мужик, Аид этот. Свою жену он просто умыкнул.

— В Древней Греции жизнь была куда проще, если ты бог. Наверняка у него был еще целый гарем любовниц.

Ветер доносил вихри ароматов от Рафаэля: легкий мускус пота, восхитительные испарения кожи… мне что-то трудно стало сосредоточиться.

— Вот это нет, — возразил Рафаэль, перевернув страницу. — На самом деле он не трахался направо и налево. Его женой была дочь Деметры, богини молодости, плодородия и урожая. Аид украл Персефону, Деметра тогда запретила растениям расти, обрекая всех на голод и в конце концов достигли компромисса: Персефона полгода с ним под землей, и полгода с матерью. Он ее имеет всего шесть месяцев из двенадцати и при этом ей верен. Наверное, секс там классный должен быть.

Я опустила бинокль, чтобы закатить глаза к небу:

— Ты о чем-нибудь вообще думаешь когда-нибудь, кроме секса?

— Конечно, думаю. Иногда думаю, как бы хорошо проснуться рядом с тобой. А иногда — как тебя рассмешить.

Я начинала уже жалеть, что спросила.

— Да, еще я иногда есть хочу. А иногда мне бывает холодно, — добавил он.

Мое внимание привлекло белое пятнышко, и я подкрутила бинокль. Дом. Двухэтажный особняк, с виду неповрежденный, на дне лощины. Мне была видна только крыша и небольшой кусок верхнего этажа.

Интересно.

— Кейт была права: греки боялись этого типа до судорог. Чтобы не называть его по имени, они придумали ему названия: Тот, Кто Богат, или Печально Известный, или Правитель Большинства, — ну, и так далее. Надежный путь разозлить Аида — это украсть у него одну из теней — душ то есть — из его царства, или же отвертеться от смерти. Вот один хмырь по имени Сизиф пару раз сумел обхитрить смерть, и за это Аид его приставил волочить на гору здоровенный валун. Каждый раз, как Сизиф уже почти доползает до вершины, камень скатывается, и приходится начинать сначала. Отсюда и пошел термин «Сизифов труд». Надо же, а я и не знал.

Он мне показал страницу. Там сидели на простых тронах мужчина и женщина, и сбоку от этой пары лежал Цербер. С другой стороны от тронов стоял ангел с черными крыльями и огненным мечом.

— Это кто?

— Танат. Ангел смерти.

— Не знала, что у греков были ангелы.

Я снова стала рассматривать дом — и как раз вовремя. Из лощины слева от дома вышел Цербер, мне еле была видна его спина. Он прошел мимо здания и стал описывать вокруг него круги.

— Вижу какой-то дом, — сказала я.

Рафаэль с нечеловеческим проворством оказался рядом со мной. Я передала ему бинокль, он выпрямился — почти на фут был меня выше. Стоять рядом с ним было тяжелым испытанием: его ароматы звенели во мне, тепло его тела проходило через одежду, а кожа его почти светилась. Все в нем говорило мне: «твой мужчина». Это не было рациональным, это слышала животная я, а мне положено быть больше, чем животным.

— Черт меня побери, — сказал он тихо. — Вот он, бобик. Кружит и кружит. Интересно, что там в доме-то?

— А мне интересно, почему он просто не зайдет и не возьмет, что ему нужно.

— Вот это, я думаю, мы и должны узнать. Андреа?

— Да?

Хоть бы он еще меня по имени не называл.

— Отчего ты закрываешь глаза?

Оттого что ты стоишь рядом.

— Мне так легче думать.

Почувствовав, как меня обдало теплом, я поняла, что это он ко мне наклонился. В голосе его звучала этакая тихая мужская хрипотца, невероятно интимная.

— А мне показалось, что ты стараешься не думать.

Я открыла глаза. Прямо передо мной горели эти две темно-голубые радужки.

Подняв руку, я надавила указательным пальцем ему на грудь. Рафаэль соскользнул по капоту, выгнутому изнутри ради размещения двигателя на заряженной воде, и пришлось ему с капота спрыгнуть, приземлившись с грацией гимнаста.

— Личное пространство, — пояснила я. — Свое личное пространство я защищаю.

Он только улыбнулся.

— Как мы попадем в дом, если пес кружит вокруг акулой? — спросила я.

— Бобик не слишком хорошо видит, — ответил Рафаэль. — Он далеко не сразу нашел трещину, где я прятался, и пришлось еще меня вынюхивать. Нос его мы обдурим, замаскировав свой запах, и тогда сможем подобраться поближе.

— А как ты предлагаешь это сделать?

— Старым добрым способом.

Я тяжело вздохнула:

— И этот способ состоит — в чем?

Он покачал головой:

— Ты и правда не знаешь?

— И правда не знаю.

Он подбежал к краю и нырнул в расщелину. Я пару минут подождала, и он вынырнул, неся два темных предмета, один из которых бросил мне. Я его рефлекторно поймала, хотя вонь уже ударила по ноздрям. Полуразложившаяся дохлая кошка.

— Ты спятил?

— Некоторые в таком валяются. — Он перехватил собачий труп и разорвал его пополам. Посыпались черви, он их вытряхнул. — Я предпочитаю разодрать на части и привязать к телу. Но если тебе больше хочется протереть себе этой штукой всю кожу, такое тоже пойдет.

Все мои фантазии о прикосновении к нему с легким хлопком растаяли в воздухе.

— «Охота сто один», — сказал он. — Твоя стая в Техасе никогда ее не проводила?

— Нет, — ответила я. — В стае такого типа я не была.

И сумела с боем вырваться из сообщества оборотней, пока еще не было поздно. Очевидно, у меня что-то отразилось на лице, потому что он остановился.

— Вот так было сурово?

— Не хочу на эту тему.

Рафаэль полез на заднее сиденье и достал моток шнура, который у нас с Кейт там лежит. Отмотав футовый кусочек, он разорвал пеньковую веревку легко, как волосок.

— Тебе не надо этого делать, — сказал он. — Я все забываю, что ты не…

Не что? Не нормальная? Не такая, как он?

— …обучена. Я скоро вернусь.

Ну уж нет. С чем он может справиться, от того и я шарахаться не стану.

Я подобрала моток шпагата. Будь я просто будой, как моя мать, я бы наслаждалась всеми улучшениями, которые приносит вирус «Лик-5», но пусть я слабее настоящего оборотня, с этой чертовой веревкой справлюсь. Я оторвала кусок веревки, вздохнула и разодрала кошку на части.




— Все-таки хорошо, что я наполовину гиена, — бурчала я про себя, продвигаясь по дну расщелины. С меня свисали клочья кошачьего трупа, распределенные по конечностям и подвешенные на шнуре на шее. Для человеческого носа все запахи разложения похожи друг на друга, но на самом деле каждый труп имеет свой неповторимый запах — как имел его при жизни. Вот этот конкретный труп вонял чем-то тошнотворно кислым. — Была бы я кошкой, просто сдохла бы от вони и возмущения.

— Знаешь, кто бы совсем не мог это выдержать? — Рафаэль карабкался на склон с быстротой ящерицы. — Дулитл.

— Врач Стаи?

Даже таща винтовку, я вылезла первой. Где я уступаю в силе, там беру быстротой и ловкостью.

— Ага. Барсуки очень чистоплотны. В природе лисы иногда захватывают норы барсуков, проникая туда и обгаживая все сверху донизу. Барсук такой чистоплюй, что предпочтет рыть новую нору, чем чистить старую. Дулитл может оперировать на открытом сердце, но покажи ему кусок гнилого трупа, и он с визгом удерет в горы.

Нас обдало эхом рычания, и Рафаэль замолчал. Здесь пес мог нас услышать.

Через несколько минут мы вышли на край лощины. Здесь сходилось их несколько, образуя провал, где могло бы разместиться футбольное поле. Дом стоял в его центре. Два этажа, ряд белых колонн, поддерживающих треугольную крышу, и смотрел дом на нас двумя рядами окон, закрытых темными ставнями. Черная дверь заднего входа была закрыта, как и двери в подвал слева от дома. И огорожен он был десятифутовой оградой с витками колючей проволоки поверху.

Пока мы смотрели, из расщелины рысцой выбежал Цербер. Он слегка подвывал, между зубами текла и капала огненная слюна, и он подбирался к ограде. Левая голова вытянулась на мохнатой шее и понюхала сетку. От металла к носу проскочила синяя искра. Цербер взвыл, взбил когтями землю в бессильной злости и убежал прочь.

Электрическая изгородь. Забавно. Проводов к дому не было видно, значит, энергия поступает изнутри. Напрягая уши, я различила далекое гудение генератора.

Двери, ведущие в погреб, медленно поднялись. Что-то между ними извивалось, что-то бледное. Правая створка открылась, и тварь выпрыгнула наружу. Иссохшее, похожее на гуманоидное тело давно лишилось последнего волоска и последней капли жира. Под кожистой шкурой отчетливо проступали ребра, под ними проваливался булыжный живот. Пальцы рук, длинные пальцы ног заканчивались огромными желтыми когтями.

Вампир. И если здесь есть вампир, то должен быть и его навигатор. Я поднесла к глазам бинокль.

На лицо вампира страшно было смотреть: маска смерти, вылепленная в виде человеческого лица, лишенная эмоций, интеллекта, сознания. Тварь остановилась, застыла на пороге погреба. Разинула пасть, показав два серпа желтых клыков, прыгнула вверх и прицепилась к стене как муха. Взбежав по стене, вампир промчался по темной крыше к белому обрубку трубы и прыгнул внутрь кошмарным Санта-Клаусом.

С электроизгородью мы бы могли разобраться, а с вампиром — проблематичнее. Никак не определить, сколько их в доме. Если два — то авантюра. Три — самоубийство. Особенно если нахлынет магия.

— Андреа? — теплым и пушистым облаком прозвучал в ухе голос Рафаэля.

Я обернулась к нему. Чего тебе?

— Тебе понравилась та вещь, которую я тебе оставил?

Вещь? А, вещь! У оборотней странный способ ухаживания. Как правило, надо показать предполагаемой подруге, какой ты ловкий и скрытный, а для этого — проникнуть на ее территорию и уйти. Поскольку вся земля принадлежит Стае, «территорией» становится дом предполагаемой подруги. Обычно оборотень проникает в этот дом и оставляет подарок, но у буд свое чувство юмора. Они проникают в дома намеченных подруг и устраивают шалости.

Отец Рафаэля приклеил мебель тети Би к потолку. Дядя Рафаэля проник в дом его тетки, снял двери с петель и перевесил их наоборот, так что все ручки оказались внутри. Следуя этой милой традиции буд, Рафаэль как-то скрылся во время Полуночных игр, проник в мою квартиру и оставил мне эту вещь.

— Ты сейчас хочешь это знать? — яростно прошипела я.

— Ты можешь ответить да или нет?

— Ты и правда лучшего времени не нашел?

Глаза его сверкнули красным:

— Другого может уже не быть.

Я обернулась: Цербер присел в расщелине у нас за спиной, наведя на нас все три пары ушей и застыв в безмолвной ярости.

Очень медленно я повернулась снова к Рафаэлю.

— Тебе понравилось? — спросил он, совершенно закусив удила и не обращая ни на что внимания.

— Да, забавная штука.

Он улыбнулся — и лицо его стало невыносимо красивым.

С оглушительным ревом Цербер прыгнул вперед. Огромные челюсти Рафаэля покрылись мехом, я опрокинулась на спину.

Средняя голова Цербера спикировала на меня, разинув черную пасть, собираясь проглотить меня целиком.

Я выстрелила.

Первая пуля ударила псу изнутри в гортань. Он взвизгнул, и я всадила туда же еще две. Брызнуло во все стороны мясо, и стало видно небо там, где была глотка. Голова резко опустилась, а я успела откатиться в сторону, когда огромная лапа взрыла землю там, где я только что лежала. Самый маленький коготь зацепил мне ногу и бок, разрывая одежду и оставляя горячий ожог боли.

Я вскочила на ноги. Левая голова нырнула ко мне и промахнулась, потому что Рафаэль взметнулся в воздух и полоснул когтями нос Цербера. Пес дернулся назад, и Рафаэль вцепился когтями в морду. Цербер замотал головой, но Рафаэль держался мертво, выдирая и бросая на землю куски шкуры с мясом.

Я попятилась, перезаряжаясь. Рафаэль в ярости драл морду Цербера, разбрасывая клочья, и темными ручьями текла кровь.

Правая голова метнулась к нему, щелкая огромными зубами, как медвежий капкан. Рафаэль, держась когтями за собачий нос, взметнулся в сторону, как гимнаст на снаряде, и всадил когти ног в правую голову Цербера.

Я взметнула винтовку, предвкушая, как сейчас отпрянет пес.

Огромная голова отошла назад в замахе, будто в замедленной съемке. Ясно и ярко горел красный глаз.

Ровно. Целься.

Древняя связь протянулась между мной и Цербером, вибрируя, как натянутый провод. Связь охотника и добычи.

Голова заносилась все выше и выше.

Мне торопиться некуда.

Я спустила курок.

Из правого затылка Цербера вылетело кровавое облако. Голова дернулась прямо вверх, нос задрался к небу. Из разбитой орбиты глаза потек жидкий огонь, пламя взмыло, охватив голову. Она рухнула вниз, ударилась оземь, подпрыгнула, и Рафаэль спрыгнул на землю. У него за спиной затряслась и рухнула последняя голова, занялась тем же пламенем, а Рафаэль встал прямо, подобный демону, выделяясь силуэтом на фоне оранжевого пламени, и глаза его стали двумя точками огня.

Не пройди я профессиональное обучение, я бы просто сомлела от такой демонстрации жесткой крутизны.

Я подняла ствол точно вверх, поставив приклад на бедро, и надела Орденское лицо.

Пошли, нечего тут смотреть. У нас каждый день так.

Я еще думала было сдуть воображаемый дым из дула, но ствол у «Уэзерби» длинный, а рост у меня — пять футов четыре дюйма, так что вид был бы слишком глупый.

Решительным шагом подошел ко мне Рафаэль. Голос его звучал отрывистым рыком, искаженным клыками.

— Живая?

Я кивнула.

— Слегка поцарапана, ничего серьезного.

Мы пошли прочь, медленно, как приличествует крутым ребятам. Веющий ветерок доносил вонь горелого мяса.

— Потрясающе эффектный был выстрел, — сказал Рафаэль.

— Спасибо. Демонстрация рукопашной тоже завораживала.

Мы, черт нас побери, убили Цербера. Кейт от зависти позеленеет.

И тут нас накрыло волной магии, и мы оба остановились, чувствуя, как она просачивается в тело и пробуждает внутреннего зверя.

Из почвы полыхнуло ярко-синим светом. Он вспыхнул и пропал. Это был страж, сильный магический барьер, и он перешел в активное состояние. Подойти к дому в магический период было бы проблематично. Сквозь эту ограду надо как-то проламываться.

В стене перед нами, чуть справа, зажегся призрачный белый свет. Он с трудом высвободился и резкими рывками направился к нам. Расплывчатое свечение остановилось почти у самой границы стража и соткалось в прозрачного пожилого мужчину с чуткими глазами и светлыми волосами.

Я отпрыгнула и рефлекторно схватилась за оружие — которое при высоком уровне магии практически бесполезно.

Лицо призрака исказилось гримасой, будто он тащил огромную тяжесть.

— Рафаэль! — выдохнул он. — Опасно…

Из дома щелкнула искра магии, схватила призрака и дернула его обратно в стену. Рафаэль бросился на стража. Защитное заклинание вспыхнуло синим, Рафаэль зарычал от боли. Я схватила его и оттащила прочь.

— Это Дулос? Друг твоей матери?

Он кивнул. В глазах у него клубилась ярость.

— Мы должны его вытащить!

У нас за спиной зародился и стал шириться странный сосущий звук. Я обернулась через плечо. В шаре, пылающем языками пламени, поднимался с земли скелет Цербера. Пламя полыхнуло еще раз и вдруг погасло, будто задули свечу. Закручиваясь спиралью, нарастало мясо на костях.

Черт побери.

— Бежим! — крикнул Рафаэль, и мы помчались по лощине.

И уже пробежали полдороги до стены, когда первые раскаты рычания сообщили, что за нами гонится адский пес.




— Ты уверен, что Дулос умер?

Я как бешеная мчалась по встревоженным улицам Атланты. Рядом со мной сидел Рафаэль, зализывая ожог на руке.

— Он был забальзамирован. Уверен на сто процентов.

— Тогда вот это — что было такое?

— Не знаю. Тень? Душа на дороге к Аиду?

— А это вообще возможно?

— Нас с тобой чуть не съел здоровенный трехглавый пес. После этого не так уж много есть такого, что я счел бы невозможным. Осторожно, телега!

Я бросила машину вправо и едва избежала столкновения с возницей, показавшим мне вслед неприличную фигуру.

— Нам нужен ствол помощнее.

— Душ нам нужен, — ответил Рафаэль.

— Сперва ствол, потом душ.

Через десять минут я входила в помещение Ордена. Стоявшая в коридоре группа рыцарей повернулась когда я вошла. Мауро, здоровенный самоанец, Тобиас, вертлявый и быстрый коротышка, и Джин, закаленный детектив из Джорджианского Бюро Расследований. Они посмотрели на меня, и разговор смолк.

Я вошла в рваной окровавленной одежде, измазанная копотью, неся на волосах корку слипшейся грязи и засохшей крови. Мерзким облаком окружала меня вонь дохлой кошки.

Я прошла мимо них в оружейную, открыла застекленный шкаф, вытащила оттуда Бабахалку, прихватили коробку патронов «Серебряный ястреб» и вышла.

Никто ничего не сказал.




Рафаэль ждал меня в джипе — измазанное пятнами крови и грязи чудище. Надоедливая муха влюбилась в какое-то место на его круглом ухе, и он все время им подергивал. Положив Бабахалку на заднее сиденье, я прыгнула на свое место. Рафаэль зевнул, показав розовый рот с толстыми коническими клыками.

— Большой ствол.

— Куда тебя отвезти?

Человек-гиена облизал губы:

— К тебе.

— Ха. Ха. Ха. Смешно. Серьезно, куда?

— Когда мы дрались с псом и позже, в разговоре с Алексом, лицо у тебя было открыто. Кровосос тебя видел — то есть навигатор видел тебя его глазами. Вероятно, навигатор знает, кто ты. Так же вероятно, он делает в этой расщелине нечто такое, что ему делать не полагается. В последний раз, как я справлялся, похищение трупов считалось противозаконным.

Похищение трупов — чертовски противозаконно. Учитывая, что магия позволяет делать много нового и интересного, законодатели к похищению мертвых тел относятся очень серьезно. В Техасе за похищение трупов дают такой же срок трудовых лагерей, как за вооруженное ограбление.

Учитывая отдаленность от цивилизации и электрическую изгородь, очень вероятно, что окопавшееся там лицо или группа лиц не заняты ничем хорошим. Если бы это была легитимная операция Народа, к нам бы вышел часовой — человек или вампир. Мы имеем статус правоохранителей, и поэтому все навигаторы знают рыцарей Ордена в лицо и знают, что мы до невозможности назойливы. Функционеры Народа вышли бы со мной на контакт, чтобы убедить в полной законности своих операций, и спокойно бы меня отпустили.

Этого не произошло, и причин тому может быть две. Либо то, что происходит в доме, слишком грязно, чтобы Народ принял на себя ответственность, либо Народ тут вообще ни при чем. Второй вариант намного опаснее. Адепты из Народа, при всех своих отвратительных качествах, подчиняются строгим правилам и в целом законопослушны. По крайней мере сейчас. Они бы не позволили себе напасть на рыцаря Ордена, зная, что последствия будут публичны и болезненны. А вот навигатор-одиночка, вооруженный вампиром, такими соображениями не связан.

Мысли Рафаэля шли в ту же сторону.

— Этому навигатору нужно заставить тебя замолчать, пока ты не оставила бумажного следа, уничтожить который ему будет не под силу. Так что сегодня, быть может, к тебе заявится толпа кровососущих гостей на угощение. И мы поэтому едем к тебе, берем все, что тебе нужно, и оттуда ко мне. Меня он видел только в облике буды.

— Полностью исключено.

Рафаэль дернул носом:

— Ты так боишься оставаться у меня, что пусть тебя лучше пара вампиров разорвет в клочья?

— Я тебя не боюсь.

Губы у него растянулись, показав в леденящей улыбке такие зубы, которые коровью бедренную кость перекусывают как зубочистку:

— Я обязуюсь не распускать руки, язык и прочие части тела. Оставаясь дома, ты рискуешь жизнью. Сейчас поздно, и мы с тобой оба слишком вымотаны, чтобы сегодня лезть в логово Народа. Чем ты рискуешь, поехав ко мне?

— Невыносимой мигренью от твоего общества.

Как я ни пыталась, а дефекта в его рассуждениях найти не могла. Очень логично и разумно. И мне хотелось посмотреть, как он живет. Просто чесалось от любопытства.

— Поделюсь с тобой аспирином, — пообещал он.

— И больше ничем. Я серьезно, Рафаэль. Тронь любую часть моего тела любой частью своего без разрешения — и я всажу в тебя пулю.

— Понял.

Почти десять минут заклинаний ушло у меня на запуск джипа. На нем, кроме бензинового двигателя, есть еще один, работающий на заряженной воде, и джип в периоды магии развивает до сорока миль в час, что само по себе для магических приборов — достижение выдающееся. К сожалению, он страдает болезнью, поражающей все работающие на магии экипажи: создает шум. Это не обычный механический звук работающего двигателя. Нет, он ворчит, кашляет, ревет и громоподобно рыгает в попытке достичь звукового превосходства, и потому любой разговор приходится вести на уровне крика. Я молчала, Рафаэль дремал. Когда усталому оборотню хочется отдохнуть — можете рядом из пушек стрелять. Флаг вам в руки.

Через несколько минут мы подъехали к моему дому. Рафаэль поднялся за мной по лестнице, освещенной бледно-голубым сиянием волшебных фонарей, и небрежной походкой вошел в мою гостиную. Я открыла боковую дверь в одну из двух спален, которую я использую как кладовую, и услышала, как Рафаэль втянул ноздрями воздух.

Посмотрел вверх, я увидела вещь. Он ее оставил в гостиной, но я натыкалась на нее то и дело и потому наконец переместила ее сюда, в угол у зарешеченного окна. Шестифутовая металлическая штука, похожая на люстру, сделанная из тонкой медной проволоки, вещь висела от пола до потолка, медленно вращаясь. Из нее торчали проволочные ветки, на которых поблескивали небольшие стеклянные коробочки, подвешенные на золотых цепочках. В коробочках лежали трусики из кожаных ремешков.

— Ты ее сохранила, — сказал он тихо.

Я пожала плечами. Просто не учла, как это может на него подействовать. Просчет с моей стороны.

— Это удобнее, чем искать трусы в ящике.

У него глаза полезли на лоб:

— И на тебе сейчас такие?

— Мои трусы — не твое дело! — отрезала я. — Еще один подобный вопрос, и я остаюсь дома.

Он промолчал.

Я достала синюю дорожную сумку и стала обходить спальню, собирая вещи. Дорожный набор: зубная щетка, зубная паста, расческа, дезодорант. Арбалетные болты в связках, наконечники для безопасности увязаны в мягкую шерсть и уложены в коробки. «Снайпер-4», отличный легкий арбалет. Открыв комод, я достала несколько коробок патронов, с серебряной головкой.

— Ты единственная женщина, которая в комоде хранит патроны.

— У меня эта комната служит кладовой.

— В другом комоде у тебя тоже есть патроны.

Это было неизбежно. Он мужчина, он буда, и он был в моей квартире. Для него было невозможно не проверить содержимое моего комода. Ну, зато он хотя бы не написал большими красными буквами «ЗДЕСЬ БЫЛ РАФИК».

— Люблю быть готовой. Не хочется мне проснуться, разрядить пистолет в какого-то психа-оборотня, забравшегося ко мне в дом, а потом бегать и искать, где еще патроны, если с первой обоймы его уложить не удалось.

Рафаэль поежился.

Знал бы он, что про вещь я соврала, он бы не ежился, а улыбался от уха до уха. Не знаю, почему я ее сохранила. Разве что потому, что у него на сборку ее ушли часы, и потому что надо было быть почти богом ниндзя, чтобы ускользнуть от жесткой охраны Полуночных игр и ее поставить. Все это он сделал ради меня, и выбросить вещь я после этого не могла.

Наполнив сумку оружием разрушения, я вышла к себе в спальню и захлопнула дверь у него перед носом, когда он хотел войти следом. Нечего ему смотреть, как я сменное белье буду паковать.

Уложив смену одежды, я остановилась. Потому что грязная я была неимоверно. И душ надо принимать либо здесь, где у меня свой шампунь и свое мыло, либо у Рафаэля. Взяв смену одежды и пистолет, я вышла из спальни.

— Я сейчас пойду в душ. Близко к ванной не подходи.

— Окей.

Я вошла в ванную, задвинула задвижку и услышала, как Рафаэль прислонился к стенке.

— А я ведь видел тебя голой, — сказал он. — Дважды.

— При смерти, это не считается, — возразила я, раздеваясь и пытаясь не вспоминать, как Рафаэль меня крепко обнимал и нашептывал что-то ободряющее, пока Дулитл вырезал из меня серебро. Некоторые воспоминания бывают слишком опасны.

Выйдя из ванной чистая, одетая и пахнущая кокосом (с едва заметной примесью дохлой кошки), я увидела, что Рафаэль рассматривает фотографию у меня на полке. Я еще совсем маленькая и низенькая стою рядом с мамой — миниатюрной блондинкой.

— Тебе здесь восемь? — спросил он.

— Одиннадцать. Я всегда была маленькой для своего возраста. И слабее всех. — Я осторожно тронула фотографию. — В природе щенки гиены рождаются зрячие и с зубами, и сразу начинают бой. Самая сильная самка пытается убить своих сестер. Иногда девочки послабее до того запуганы, что боятся сосать и умирают от голода. Взрослые пытаются этому помешать, но щенки выкапывают норы, куда взрослым не пролезть, и там дерутся до смерти.

— Буды нор не роют, — тихо сказал он.

— Ты прав. И прятать свои битвы от взрослых им тоже не нужно.

Они просто бьют тебя смертным боем на глазах у всех. На глазах у твоей матери, которая не может тебя защитить.

Я взяла рамку и вытащила из-под нее сзади маленькую фотографию. Изображенный на ней мужчина странно горбился, голый, все еще покрытый выцветающими очертаниями пятен гиены. Руки слишком мускулистые, челюсти слишком тяжелые, кожа темнеет к носу. Круглые глаза сплошь черные.

«Лик-5» — вирус, создающий оборотней, — поражает в равной степени людей и животных. Бывают редкие случаи, когда он порождает оборотня-зверя: существо, начавшее жизнь как животное, но обретшее способность перекидываться человеком. По большей части такие животные не переживают первого превращения. Из тех немногих, кто остается жить, большинство страдает сильным отставанием. Немые и умственно недоразвитые, они становятся предметом всеобщего поношения. Оборотни-люди убивают таких на месте. Но иногда, в редчайших случаях, оборотень-зверь оказывается разумным, обучается членораздельной речи и умению выражать мысли. А в самых редчайших случаях он может производить потомство.

Я — плод скрещивания самки-буды и гиено-оборотня. Мой отец был животным. Среди оборотней таких, как я, называют «звереныши». И нас убивают. Без суда и следствия — смерть на месте. Вот почему я так глубоко прячу свою тайну и никогда, ни с кем ею не делюсь.

Когтистая и шерстистая лапа Рафаэля нежно легла мне на плечо.

Я хотела, чтобы он меня обнял. Совершенно идиотское, смехотворное желание. Я — взрослая особь, более многих способная себя защитить, но вот он стоит рядом со мной, и я у меня сердце замирает от желания, чтобы меня обняли, как ребенка, поддержали крепкой рукой.

Но я дернула плечом, сбросив эту самую руку, засунула фотографию за рамку и направилась к двери.




— Дом, милый дом, — сказал Рафаэль с порыкивающей интонацией, показывая на красивый двухэтажный кирпичный таунхаус.

— Это твой?

Он кивнул. Ничего себе был домишко, и снаружи выглядел вполне достойно. Учитывая его донжуанские наклонности, я бы не удивилась, если бы внутри оказались вибрирующие кровати в форме сердца и зеркальные шары с дискотек.

— Чем это ты таким занимаешься, Рафаэль?

— Всякой всячиной.

Когда он впервые ко мне пришел, я стала проверять его биографию, но ничего не выяснила, кроме имени и статуса единственного ребенка тети Би, альфы клана гиен. Он входил в высшее руководство Стаи, и материалы по нему были под грифом. Чтобы в них копаться, нужен был ордер.

Но я кое-что выяснила у двух буд женского пола. Полное имя — Рафаэль Медрано. Стая владеет несколькими предприятиями, одним из них он управляет: «Экстракторы Медрано». Когда магия разрушает здание, бетон превращается в бесполезную пыль, но металл каркаса остается. «Экстракторы» его извлекают и продают с аукциона или покупают сами. Работа опасная и весьма, но половина мира лежит в руинах, и безработица Рафаэлю в ближайшее время не грозит.

Он взял у меня сумку, открыл дверь и придержал ее, пропуская меня с Бабахалкой внутрь. Я оказалась в просторной гостиной со сводчатым потолком. Пол был деревянный, покрытый однотонным бежевым ковром, под цвет большого дивана, бдительно охраняемого коренастым кофейным столиком из темного дерева. На стене висел плоский экран, обращенный к сидящему на этом диване. Противоположную стену украшали массивные кубы полок с книгами и дисками.

Светло-коричневая с серым раскраска стен напоминала камень. Вместо картин их украшало оружие: мечи, сабли, шпаги, кинжалы всех возможных размеров и форм. Здесь было чисто, аккуратно и не захламлено, не засыпано безделушками и подушечками. Очень мужское жилище. Будто вошла в берлогу средневекового феодала со склонностью к частой уборке.

Рафаэль запер дверь.

— Будь как дома. Мой холодильник — твой холодильник. А я в душ.

Я поставила Бабахалку под окном — на случай, если вдруг понадобится, — и села на диван. Сверху донесся уютный шум воды в душе, сообщающий, что Рафаэль отмывается. По дороге от Ордена он подремал, так что, быть может, переживет трансформацию без отключения.

Мысль о голом Рафаэле в человеческом облике под душем сильно отвлекала.

Вдруг навалилась невероятная усталость.

Я сползла с дивана и заставила себя выйти в кухню. Есть еду Рафаэля — такой вариант не рассматривался. У оборотней еде придается особое значение: обхаживающий желательную подругу оборотень прежде всего пытается ее накормить. Так однажды погорела Кейт: Властитель Зверей Атланты, главный альфа Стаи и ее верховный повелитель, накормил ее однажды куриным супом. Она съела, понятия не имея, что это значит, и Властитель Зверей, по ее словам, очень по этому поводу веселился. У Куррана странное чувство юмора. Ну, кошки вообще создания необычные.

Я достала телефон — гудка не было. Магия еще действует.

Вернувшись на диван, я прикрыла глаза — всего на миг.

Ноздри защекотал восхитительный запах мяса — веки у меня сами распахнулись. Рафаэль, мытый и ослепительно прекрасный, стоял в кухне, разделывая стейк.

У меня рот наполнился слюной, только я не понимала, на что именно — на мужчину или на стейк. Наверное, на обоих сразу. Очень я проголодалась, и очень хотела Рафаэля. Не надо было мне сюда ехать.

Рафаэль посмотрел на меня — глаза пылали синим огнем. У меня сердце екнуло.

— Я готовлю ужин тебе, — сказал он. — Невероятно.

— Ты знаешь, что я не могу у тебя его взять.

— Почему?

Я замотала головой.

Он небрежно перебросил нож в пальцах — невероятно ловко обращается с ножом. И в глазах у него мелькнуло раздражение. Рафаэль стал подбирать слова:

— Послушай, я знаю, что ты умираешь от голода. Если не позволяешь мне для тебя готовить, можешь по крайней мере сама себе пожарить?

Впервые я увидела, как он раздражается.

Я встала с дивана:

— Это конечно.

Он открыл холодильник. На задней стенке блеснула сложная паутина, собирающаяся в узел в углу. Ледовый паук, стоит бешеных тысяч. Я, как большинство народу, вынуждена покупать заколдованный лед у городского водопровода — когда техника перестает работать, потому что магия лишает ее электричества.

Рафаэль вытащил еще один стейк и шлепнул на разделочную доску:

— Бери.

— Спасибо.

— Не за что.

Мы обменялись секундным взглядом, потом я взяла солонку и стала посыпать стейк.

В тесной кухне, зажатые между островком, столом и ящиками, мы двигались, как два танцора, не касаясь друг друга, и наконец сошлись у двухконфорочной плиты, жаря каждый свой стейк.

— Я просто хотел бы знать, есть ли у меня шанс, — выдал Рафаэль. — Я пока что терпелив.

— И я тебе за это что-то должна?

Он посмотрел на меня сердито:

— Я всего лишь хотел бы получить ответ. Послушай, уже полгода прошло. Я тебе каждый день звоню — ты звонки не принимаешь. Я пытаюсь тебя увидеть — ты меня отшиваешь. Но при этом ты на меня смотришь так, будто меня хочешь. Ты можешь мне просто сказать: да или нет?

— Нет.

— «Нет» — это твой ответ, или ты не можешь сказать?

— Это мой ответ. Я с тобой спать не буду. Я никогда тебя не завлекала, Рафаэль. Я тебе с самого начала говорила, что этого не будет.

У него потемнели глаза.

— Что ж, это честно. А почему?

— Почему?

— Да, почему? Я знаю, что ты меня хочешь. Вижу это в твоих глазах, чую в запахах твоего тела, слышу в голосе. Потому-то и таскаюсь за тобой, как идиот полоумный. Ты хотя бы можешь мне сказать, почему так.

Я разжала стиснутые зубы. Что ж, я уже полгода знала, что от этого разговора не уйти.

— Твоя мать — хорошая женщина, Рафаэль. И клан ваш — хороший клан. Но так не всюду. Моя мать была самой слабой из шести самок в маленьком клане буд. И остальные ее били каждый день. Самцов было только два, и моей матери спаривание не светило. Стоило одному из них на нее глянуть, и остальные самки тут же начинали ее избивать: в других местах буды не так строго соблюдают Кодекс. Нет у них Властителя Зверей, и наказаний тоже нет. Они правят сами собой, и каков альфа, таков и клан. Знаешь, какое у меня первое воспоминание? Я сижу в грязи и вижу, как Кларисса, наша сучья альфа, бьет мою мать кирпичом в лицо!

Он отпрянул.

— Моя мать не хотела спариваться с моим отцом. Ее заставили, потому что такое извращение приводило их в восторг. А он вообще ничего не думал. Что такое изнасилование — не понимал. Он только знал, что вот есть самка, и ему ее можно. Три года мою мать насиловал мужчина, начавший жизнь гиеной. По умственному развитию он был пятилетним. А когда родилась я, меня стали бить, как только я научилась ходить. Я звереныш, ко мне правила не относятся. И по вашему милому Кодексу я — мерзость. К десяти годам у меня не осталось ни одной несломанной кости. Как только я поправлялась, меня снова начинали бить. И моя мать не могла этому помешать, она ничего не могла сделать. Меня бы убили, Рафаэль. Я была слабее и меньше всех, и меня бы били, били, били, пока ничего бы не осталось, но моя мать собрала те жалкие обрывки смелости, что еще жили в ней. Только потому я жива, что она сгребла меня в охапку и побежала через всю страну.

У него не осталось в лице ни кровинки, но я уже не могла остановиться.

— Когда Кейт везла меня к твоей матери, я все пыталась выпрыгнуть из телеги, уверенная, что тетя Би меня убьет. Вот что значит для меня слово «буда», Рафаэль. Ненависть, жестокость и отвращение.

Резким движением я сняла с огня сковородку, спасая наполовину обугленный бифштекс.

— Значит, ты не хочешь быть со мной из-за моей природы? — спросил он. — Не может быть, чтобы ты была так зашорена. Да, это страшно — то, что с тобой было. Но я не из таких. Я тебя никогда не обижу. Моя семья, мой клан — они никогда не обидят тебя. Мы защищаем своих.

— Твоя природа — это только часть ответа. Будь ты сам другим, я могла бы через это переступить. Но ты — типичный буда-самец. Я хочу любви, Рафаэль. Пусть я и недостойна ее — после многого такого, чего я делала, — но я все равно ее хочу. Я хочу надежности и доброты, хочу семьи. Хочу, чтобы была моногамия, чтобы с моими чувствами считались. Что ты можешь мне предложить? Ты спал со всеми самками, которые с тобой не в родстве. Каждая, каждая из них тебя получила, Рафаэль. Мне наперебой рвались рассказывать, каков ты в постели. Да ты, черт побери, будами не ограничился. Волчицы, крысы, шакалихи… я для тебя просто очередная диковинка, которую ты еще не отшпокал. Да ты помнишь, как ты застрял в шакалихе, когда оба вы были в образе зверя, и пришлось звать Дулитла, чтобы вас расцепить? Ты же на сто пятьдесят фунтов был ее тяжелее, и вообще вы из разных биологических видов!

— Мне было четырнадцать, — огрызнулся он. — И я был еще совсем без понятия. Она вертела передо мной задницей…

— Ты как прожорливый мальчишка в лавке с мороженым. Хватаешь все сразу, устраиваешь в вазочке жуткую радужную смесь и жрешь, жрешь, жрешь до потери соображения. У тебя ни привязи, ни дисциплины. Зачем мне заводить с тобой отношения? Чтобы, когда еще какая-нибудь перед тобой завертит задницей, ты сорвался как ракета? Спасибо, не надо.

Схватив вилку, я ткнула ею в стейк и гордо вышла из кухни, унося обугленный трофей. Вышла наружу, забралась в джип — и тут сообразила, что все оружие и ключи остались в доме. Ничего не оставалось, как мрачно жевать мясо. И очень хотелось плакать.

Полное крушение. Я так старалась быть человеком, а он меня сбил с пути, и я развалилась, как поломанная кукла. Побои, унижения, страх — я все это оставила в прошлом. Общалась с другими будами и ни разу никаких трудностей не испытала. Но вот появился он — и все вернулось удушающей болезненной волной.

Кто я такая, знают только Кейт, буды и Властитель Зверей. Если Стая узнает, что я — звереныш, от физического вреда меня защитит Властитель. Рассмотрев вопрос о зверенышах. Властитель решил, что геноцида против нас не потерпит. Но оборотни — по крайней мере многие из них, — будут меня презирать. Если узнает Орден, меня выгонят, потому что Орден не приветствует в своих рядах монстров. Кроме тех, которые полностью люди.

Годы потаенной жизни — сперва в отрочестве, потом в суровом обучении в Академии Ордена, годы предельного напряжения, мучений физических и душевных, выковали иную форму, новую меня. Потом — служба во имя Ордена. И все это время я строго соблюдала свою человеческую суть, не давая себе отклониться ни на волос — и на чем же я сломалась? На Рафаэле с его синими глазами, теплыми руками и голосом, от которого хочется прижаться и замурлыкать…

Как я могла втрескаться в самца буды?

Рухнув вперед, я уперлась головой в руль. Зачем я ему все это рассказала? Что на меня нашло? Надо было просто рассмеяться в ответ на его приглашение к ужину. Но все это не давало мне покоя уже месяцами, и я просто не совладала с собой. Сейчас в душе была полная пустота, от которой хотелось завопить: «Так нечестно!» А что нечестно и почему — я сама не могла понять.

Нечестно, что я хочу просыпаться рядом с Рафаэлем. Нечестно, что он буда. Нечестно, что буды одиннадцать лет мучили меня и мою мать.

Через полчаса Рафаэль вышел на крыльцо и придержал дверь. Оставаться в джипе было бы ребячеством. Я взяла вилку, выпрыгнула из машины и вошла в дом, стараясь сохранять достоинство.

Рафаэль закрыл за мной дверь. Странный свет играл у него в глазах. Взяв за плечи, Рафаэль привлек меня к себе.

У меня воздух вырвался из легких.

— Мы должны попытаться, и ты на это согласишься, — твердо сказал Рафаэль.

— Что такое?

— То, что было до того, как я встретил тебя, а ты встретила меня, — это не важно. Над своим прошлым ты не властна, но сейчас все в твоих руках, и ты добровольно отказываешься. Ты наказываешь нас обоих за то, что случилось полжизни тому назад. Это бессмысленно.

Я попыталась высвободиться, но он обнял меня крепче.

— С тех пор, как мы познакомились, у меня не было никого. Веду себя хорошо, и не думай, что это из-за дефицита виляющих задниц. Ты видела меня с другой женщиной после нашей встречи? Ты слышала, чтобы меня видели с другой женщиной? Те же бабы, что рвались тебя информировать, могут подтвердить, что я ни одной не коснулся с тех пор, как узнал тебя. Ты к ним ревнуешь? В этом дело?

У меня щеки загорелись, и я знала, что краснею. Я к ним ревновала. Да, к ним ко всем.

— Андреа, нельзя же ревновать к тем, кто был до тебя. Я же тогда вообще не знал, что ты есть на свете. Сейчас мне никто не нужен. У тебя кто-нибудь был?

Я покачала головой.

— Я очень много о тебе думаю. А ты обо мне, Андреа? Только говори правду.

— Да! — зарычала я, чувствуя, как горит лицо. — Да, все время! Не могу тебя из головы выкинуть, а так хочется!

Он так меня обнял, что у меня чуть не хрустнули кости.

— Ты изменила себя до основания — и я тоже. И мы, черт нас побери, заслужили право на попытку. Я хочу тебя, а ты меня, — почему мы не вместе? Я готов мириться с твоими тараканами, если ты примиришься с моими, но если ты так боишься что даже попытаться не хочешь, то не стоишь ты тогда того чтобы тебя ждать. У меня, черт меня побери, осталась какая-то гордость, и ждать вечно я не буду.

С этими словами он меня отпустил.

Мне оставалось либо действовать, либо повернуться и уйти. Я стиснула зубы. Это будет мое решение. Я его принимаю, я беру на себя всю ответственность за него, и никакие воспоминания не заставят меня струсить и убежать. В конце концов, я чего-то стою. И он тоже.

С первой минуты, как я его увидела, мне хотелось это сделать — и я сделала. Отшвырнув вилку, я обняла его и поцеловала.

До спальни мы не дошли.




Когда заснешь на полу между кофейным столиком и диваном, завернувшись в теплое одеяло, а потом утром зазвонит телефон и тебя разбудит, есть одна засада: забываешь о присутствии столика. Рафаэль вот как раз забыл, и потому раздался глухой стук, а за ним потянулась затейливая нить проклятий, пока он пробирался в кухню и брал трубку.

— Это тебя!

Я встала, завернувшись в одеяло, и взяла телефон.

— Ага! — сказал голос Кейт на том конце провода.

— Что «ага»?

Рафаэль, очевидно, пришел в себя после столкновения со столиком и решил потихоньку стащить с меня одеяло.

— Ничего. Ну совсем ничего, — ответил невиннейший голос Кейт.

Я шлепнула Рафаэля по руке:

— Откуда у тебя вообще этот телефон? — спросила я.

— Джим когда-то давно мне его дал. Я звонила тебе на сотовый, звонила в Орден, звонила тебе домой. Логика подсказала этот номер. Я же профессиональный сыщик.

— Ты собственные тапочки под кроватью не сыщешь, даже если они будут плакать и звать тебя по имени. — Рафаэль выиграл битву за одеяло и прижался ко мне всем телом, чуть-чуть покусывая за шейку. — Погоди секунду.

Я прикрыла микрофон рукой и обернулась к Рафаэлю:

— Кстати, о моих тараканах — это один из них. Я говорю по телефону — пожалуйста, не отвлекай меня от этого занятия.

Он вздохнул и пошел к холодильнику, собираясь готовить завтрак.

— Я слушаю, — сказала я, снова натянув на себя одеяло.

— Чем кончилась история с Цербером?

Я кратко изложила события:

— Даже после уничтожения он проявляется снова, как только наступает прилив магии. К этому дому он чем-то привязан. Насчет вампира сегодня поговорю с Народом. Но сомневаюсь, что мне что-нибудь расскажут.

— Насколько это важно?

Я рассказала ей про тетю Би.

— Я ей очень сочувствую.

— Я тоже.

— Гастек у меня в долгу за одну услугу, — сказала Кейт. — Долг документирован и засвидетельствован. Позвони ему.

— Спасибо.

— Это самое меньшее, что я могу сделать. Скажи, как ты вообще в это дело вляпалась?

— Позвонил некто, назвавшийся Тедди Джо, и это рассказал.

Кейт на секунду замолчала.

— Ты с ним поосторожнее, — сказала она тихо.

— А что?

— Ничего конкретного, но что-то в этом Тедди Джо меня настораживает. Если еще раз появится смотри внимательно.

Я повесила трубку. После Натараджи, главы Народа в Атланте, Гастек самый талантливый из Повелителей Мертвецов. И самый опасный.

— Ты уже закончила телефонный разговор? — вежливо осведомился Рафаэль.

— Да.

— Это радует.

Его улыбка стала чуть-чуть менее невинной.

Когда мы говорим «броситься», обычно представляется кошка. Ну, собака, может быть. Но они и близко не умеют броситься так, как может возбужденный самец оборотня-гиены.

* * *


Целых сорок пять минут у нас ушло, чтобы выйти из дома — отчасти потому, что Рафаэль на меня набросился, а отчасти потому, что я ленилась. Лежала в его объятиях, прижавшись к нему, и пыталась разобраться. Мозг разрывали на части противоречивые эмоции, а потаенное создание, живущее во мне, мурлыкало и тыкалось мордой в Рафаэля, предаваясь бездумному блаженному счастью.

Рафаэль оделся в тон: черные джинсы, черная футболка, черная куртка, ножей — хватит отбиться от взвода ниндзя. Он хотя бы не оделся в кожу, а то тянулся бы за ним след дорожных аварий.

Еще он успел позвонить матери. При жизни Алекс Дулос был греческим язычником и почитателем Аида. Подробностей тетя Би не знала. Рафаэль не стал ей рассказывать, что тень ее мужчины держит в плену за оградой какой-то некромант. Мы оба решили, что это ей знать не обязательно.

— Что тебя беспокоит? — спросил Рафаэль, когда джип влился в поток экипажей. Ночью магия снова схлынула, и можно было разговаривать, не перекрикивая водяной двигатель. — Утро не было хорошим?

Он тревожился. Знал бы он, как мне абсолютно снесло крышу, мог бы лопнуть от гордости. Я изо всех сил попыталась сдержать смех.

— Секс — потрясающий завтрак.

— Правда?

— Это было отлично. — Лучше, чем у меня в жизни бывало, но ему об этом знать не обязательно. — Разве ты сам не чувствуешь?

— Женщины — такие сложные натуры. — Он покачал головой. — Но если так, тогда в чем дело? У тебя лицо озабоченное.

— А разве мужчины умеют читать по лицам женщин?

Он вздохнул:

— Если по лицу женщины, которой одержим уже полгода, то да. Рассказывай.

Я промолчала. Он станет хуже обо мне думать если я расскажу.

— А это из моих тараканов, — сказал он. — Я не отстану, пока ты мне не скажешь, что не так.

Справедливо.

— Я — профессионал, — начала я. — Прошла обучение, посвящена в рыцари, все дела. Есть награды за доблестную службу. Но для обращения к Народу я рассчитываю на Кейт. И это меня грызет.

Он ждал продолжения.

— Как-то в Техасе мы с напарницей уничтожали группу вервольфов. Моя напарница подхватила «Лик-5» и стала волчицей, я ее убила. Орден взял у меня анализы, оказалось, что все чисто.

— Как это у тебя получилось? У тебя же вирус в крови.

— Под кожу руки возле плеча я вставила серебряное кольцо. Оно перекрыло мне кровоснабжение, а потом я ввела в вену жидкое серебро, убившее микроба. Перерезала вены на запястье, давая стечь крови с мертвым возбудителем, а кольцо не пропустило «Лик-5» из тела в руку.

Даже от воспоминания о той боли захотелось свернуться в клубок.

— Опаснейший идиотизм. Ты же могла без руки остаться.

— Чуть не осталась. Но анализ крови получился чистый, а амулет у меня в черепе — который ты потом вытащил во время той вспышки — скрыл магию при м-сканировании. Мне дали чистый сертификат, но все равно перевели в Атланту. Тед Монехен, рыцарь-протектор, перевел меня на запасной путь. Я до приезда сюда готовилась стать Мастером-по-Оружию. По огнестрельному.

Рафаэль кивнул:

— Я так понимаю, это важная шишка?

— И очень. Я прошла все инструктажи по безопасности, все тесты. Осталась только официальная номинация рыцарем-протектором моего капитула. Но Тед никогда ее не произнесет.

— А почему?

— Чует, что во мне не так что-то. Не может точно понять, что, а пока что я — единственный рыцарь, не ведущий ни одного дела. У меня даже кабинета своего нет.

Рафаэль упрямо выставил челюсть. Я такое уже у него видела и знала, что это значит.

— Этот взгляд мне знаком.

Он обернулся ко мне, ослепительно улыбаясь.

— Какой взгляд?

— Обещай мне, что ты никогда, ни прямо, ни косвенно не причинишь Теду никакого вреда, действуя в моих интересах. Рафаэль, я серьезно. Вполне серьезно. Обещай.

— То, что он с тобой делает…

— Это то, что делала бы я на его месте. Вступая в Орден, я знала, чем рискую. Орден ничего не сделал такого, что не укладывалось бы в условия нашего контракта. Все отступления — с моей стороны. Я пошла на обман, и если он обнаружится, я заплачу полагающуюся за это цену. На это я шла.

— Что за цена?

Резкий всплеск тревоги на миг помешал мне говорить.

— Меня вышвырнут пинком под зад.

— И это все? Ты уверена, что никого не пошлют тебе вслед — сделать так, чтобы ты с гарантией не перешла к противнику?

— Уверена. Там мозги промывают отлично. Чтобы переступить через преданность Ордену, мне пришлось бы сильно себя ломать, даже если бы меня вышвырнули на улицу. Пообещай.

— Хорошо, обещаю.

Несколько минут мы ехали молча. У Рафаэля потемнели глаза:

— Наверное, нам следует быть поосторожнее с публичной демонстрацией нежности.

Я посмотрела на него — даже не на, а сквозь него, как невероятно усталый солдат после битвы.

— Ой, нет. Ты не понял природу наших отношений. Ты принадлежишь мне. Если в пределах видимости появляется смазливая бабенка, ты немедленно начинаешь публично демонстрировать нежность ко мне. В противном случае я буду отгонять их выстрелами, а подстрелить гражданскую вертихвостку наверняка будет сочтено «неподобающим для рыцаря поведением».

Рафаэль едва заметно улыбнулся, показав кончики зубов.

— А что подумает Тед на тему о том, что ты завела шашни с будой?

— Ради бога. Пусть покажет мне раздел устава, где это запрещается. Устав я знаю не слабо, могу цитировать целыми абзацами и ручаюсь, что знаю правила лучше Теда.

Мозгу понадобилась секунда, чтобы обработать только что произнесенные мною слова, и я удивилась, сколь многое я воспринимаю как само собой разумеющееся. И я тихо добавила:

— По крайней мере я надеюсь, что ты будешь публично проявлять свое ко мне неравнодушие.

Рафаэль тихо засмеялся — как смущенный волк.

— Вот этим ты такой классный рык альфы испортила!

Я видала Рафаэля в бою — он разрушителен, смертоносен. Как он распорол голову Цербера — тут нужны были та сила, та ярость берсеркера, из-за которых так опасаются буд в любом бою. Физически он куда мощнее меня. У меня рост едва-едва пять футов четыре, у него — шесть с мелочью. Он меня тяжелее на восемьдесят фунтов мышц, тренированных постоянным упражнением. Он признан лучшим бойцом клана буд. Но он самец, а самцы буд не любят быть альфами. На роли альфы оказалась я, даже не успев сама сообразить.

— Я не хотела сказать…

— Я доверяю тебе быть лидером почти всегда, — перебил он. — Только с некоторым условием: когда я буду настаивать всерьез, ты будешь слушать.

— Договорились, — выдохнула я.




«Казино», главная база Народа в Атланте, занимает ту огромную территорию, где когда-то размещался Купол Джорджии. Архитекторы Народа взяли за образец Тадж-Махал и увеличили этот образец вдвое. Чисто-белое в свете дня, «Казино» будто плывет над асфальтом, поддерживаемое на плаву сверкающими струями бесчисленных фонтанов вдоль стен. Стройные башни тянутся на головокружительную высоту, обступив затейливо украшенный центральный купол. Их соединяют элегантные переходы, эфирное плетение паутины или резьба по слоновой кости, сделанная искусным художником. Резные центральные ворота всегда открыты, а в сторожевых будках и у военных машин на толстых стенах всегда выставлен полный караул.

Я припарковалась на боковой стоянке и толкнула Рафаэля, чтобы отложил книгу Кейт.

За сто ярдов от ворот мы оба, не сговариваясь, остановились. По парковке тошнотворными миазмами расходилась вонь нежити. Ее никакими словами не опишешь, но если хоть раз услышишь этот запах, не забудешь. Резкий кожистый, сухой запах, определенно запах смерти, но не разложения — запах сухожилий и мускулов, обернутых мерзкой, отвратительной магией.

Меня чуть не настиг рвотный спазм. Рафаэль остановился, я последовала его примеру.

Когда-то я проходила акклиматизационный тренинг для привыкания к запаху и присутствию вампиров. Но одно дело — смотреть на одиночного вампа, которого крепко держат на цепи за двадцать ярдов от тебя, совсем другое — идти в логово, где их больше трех сотен.

Мы прошли через двери, где стояли двое близнецов-часовых, одетых в черное и вооруженных зловеще изогнутыми ятаганами, и оказались среди моря игровых автоматов. Воздух звенел какофонией гудочков и колокольчиков, вспыхивали огни. В маниакальной радости кричали посетители, кто-то смеялся, кто-то изрыгал проклятия. Почти половину автоматов переделали так, что электричество им не было нужно. Так что даже в период вспышки однорукие бандиты будут все так же быстро и беспощадно высасывать деньги из чужих карманов в сундуки Народа. Исследования некромантов стоят недешево.

Мы остановились перед столом клерка в деловом костюме. Я представилась, показала удостоверение Ордена, объяснила, что мне нужно видеть Гастека Молодой человек, представившийся как Томас, быстро нацепил на лицо улыбку.

— Мне очень жаль, мэм, но он невероятно занят.

— Скажите ему, что я пришла от Кейт Дэниэлс.

У Томаса глаза стали большие-пребольшие. Он постучал по интеркому, что-то туда прошептал, кивнул нам.

— К сожалению, он в конюшнях и прямо сейчас выйти не может. Но он с нетерпением ждет встречи с вами, и очень скоро вас к нему проведут.

Мы подошли к зоне ожидания у стены. Нас ждал ряд стульев, но мне как-то не хотелось садиться. Такое было чувство, что мне на груди нарисовали мишень, и десяток невидимых снайперов держит меня под прицелом.

Губы Рафаэля изогнулись в странной улыбочке. Не зная его, можно было подумать, что это рассеянная улыбка человека, погруженного в свои мысли. На самом деле она означала, что у Рафаэля сейчас не было других желаний, кроме как выхватить ножи и все тут вокруг изрубить в котлету. Он ничего такого не сделает, если его не спровоцировать, но если уж спровоцировать, остановить будет невозможно. Стая и Народ представляют две стороны одной и той же монеты власти: из всех гражданских объединений в Атланте эти мощнее других. Они поделили между собой город и на территории друг друга не лезут, понимая, что в случае конфликта битва будет долгой и кровавой и обойдется недешево. Победитель будет ослаблен так, что тоже долго не проживет.

Но в той же мере, в которой они стараются друг друга не провоцировать, обе стороны считают благоразумным на всякий случай показывать оппоненту зубы — и Рафаэль этого этикета придерживался.

В дверях показался вампир — женщина. При жизни, наверное, она была чернокожей, а сейчас несколько полиловела. Иссохшая, лишенная волос, будто связанная из веревок и дощечек, она уставилась на нас голодными глазами. С механической точностью открылся рот, и раздался голос ее навигатора:

— Здравствуйте. Меня зовут Джессика. Добро пожаловать в «Казино». Мастер Гастек просит передать свои глубочайшие извинения. Он занят делом, которое невозможно отложить, но дал мне инструкции отвести вас к нему. При всем искреннем сожалении о причиняемом дискомфорте, я вынуждена попросить вас оставить здесь все огнестрельное оружие.

Этого еще не хватало.

— Это почему?

— Во внутренних помещениях находится очень много тонкой и зачастую невосстановимой аппаратуры. У наших гостей иногда бывает резкое обострение чувства опасности и дискомфорта от присутствия вампиров, особенно же при посещении конюшен.

— Я спросил почему, — напомнил Рафаэль.

— Бывали инциденты, когда наши гости случайно разряжали оружие. Мы не просим вас сдать холодное оружие — только огнестрельное. Боюсь, что это правило обойти невозможно. Еще раз — мои глубочайшие извинения.

— Хорошо, я сдам, — сказала я, кладя на стол пистолеты.

Без них я сама себе казалась раздетой.

— Благодарю вас. Будьте любезны, за мной.

Вслед за этим созданием мы прошли по богатому коридору на лестницу, по ней, вниз, вниз, вниз, подальше от дневного света, к искусственному электрическому освещению. Вампирша пригибалась все ниже, шла уже на четвереньках и так тихо, что это казалось нереальным. Наш путь вился по лабиринту полутемных туннелей, иногда прерываемых случайной электрической лампочкой или темными футовой ширины щелями в потолке.

— А минотавр в этом лабиринте будет? — буркнул почти про себя Рафаэль.

— Лабиринт построен как средство безопасности, необходимое для правильного содержания, — ответил голос навигатора изо рта вампира. — Вампиры, лишенные навигатора, подчиняются инстинкту. Когнитивных возможностей для передвижения по туннелю им не хватает. В случае массового побега туннели сыграют роль буферной зоны. В потолках установлены прочные металлические решетки, выпадающие по тревоге. Они разделяют вампиров на группы, которыми уже куда легче управлять, и минимизируют ущерб от междоусобиц, вызванных жаждой крови.

— И как часто случаются у вас такие побеги? — спросила я. Вонь нежити стала почти невыносимой.

— Никогда. Сюда, пожалуйста. — Вампирша подползла к ярко освещенной двери. — Осторожнее, смотрите под ноги.

Мы вошли в просторное помещение и спустились на десяток ступенек к полу. С потолка бил резкий свет, озаряющий каждый дюйм пространства. К середине подземного грота вел узкий коридор, стены которого образовывали тюремные камеры. В каждой камере шесть на шесть футов сидел вампир, прикованный за шею к стене. Цепи были толще моей ляжки. Глаза вампиров горели неутолимой жаждой крови. Они не подавали голоса, не издавали ни звука, они только смотрели на нас, натягивая цепь при нашем проходе. У меня на загривке все волоски встали дыбом. Моя тайная личность где-то в глубине собралась в тугой ком, глядя на них в ответ и готовая прыгнуть при малейшей возможности.

Коридор оборвался круглой платформой, от которой отходили другие коридоры, как спицы от ступицы. На платформе стоял Гастек. Это был мужчина среднего роста, худощавого сложения. Светло-каштановые волосы отступили назад, оставив залысины, и внимание прежде всего привлекали его глаза: темные, со взглядом таким острым, что, кажется, может до крови порезать. Одет он был во все черное — от сшитых по мерке брюк и до рубашки с длинными рукавами — с расстегнутым воротом и рукавами, аккуратно закатанными до локтей. Но если у Рафаэля черный был цветом агрессивным, вызывающим, то у Гастека — сдержанным, неофициально-деловым, просто отсутствием цвета, а не выражением позиции.

Он посмотрел на нас, коротко кивнул и вернулся к трем молодым личностям, стоящим сбоку рядом с консолью. Они были в одинаковых черных брюках, серых рубашках и темно-фиолетовых жилетах. Подмастерья. Повелители Мертвецов на обучении. Один из троих, высокий рыжий юноша, был очень напряжен и стоял, сжав руки в кулаки. Он смотрел прямо перед собой, в клетку, где сидел на конце своей цепи одинокий вампир.

— Ты готов, Дантон? — спросил Гастек.

— Да, мастер, — ответил рыжий, стиснув зубы.

— Отлично. Действуй.

Вампир дернулся, будто его хлестнули голым проводом.

— Легче, — подсказал Гастек. — Помни: без страха.

Кровосос сделал два медленных шага назад. Голод в рубиновых глазах слегка потускнел. Провисшая цепь лязгнула об пол.

— Хорошо, — сказал Гастек. — Мария, можешь разблокировать клетку.

Женщина-подмастерье с длинными черными волосами набрала на консоли команду, дверь клетки поползла вверх. Вампир стоял неподвижно.

— Сними ошейник, — скомандовал Гастек.

Вампир расстегнул ошейник.

— Подай его вперед.

Вампир осторожно шагнул вперед. Еще шаг…

Глаза твари полыхнули жаждой крови, как два раздутых угля. Дантон вскрикнул, кровосос бросился на нас, разевая челюсти, глаза его горели. Когти рванули платформу.

Нет пистолета!

Я бросилась вперед, выхватывая нож, но Рафаэль опередил меня — занес нож, описав точную дугу. И остановился, не нанеся удара.

Вампир застыл. Просто застыл, окаменев, одной когтистой ступней касаясь пола, остальное все в воздухе. Нож Рафаэля завис примерно в дюйме от горла нежити.

— Великолепная реакция, — одобрил Гастек. — Оборотень?

Рафаэль молча кивнул.

— Приношу свои самые искренние извинения, — сказал Гастек. — Сейчас его пилотирую я, так что он больше нам не доставит хлопот.

Вампир отпрыгнул, приземлился у ног Гастека и обнял пол, прижимаясь лбом к камню. Лицо Гастека было совершенно спокойно. Просто безмятежно.

Рафаэль шагнул назад, нож исчез в ножнах на поясе.

Дантон на платформе рухнул кучей, тихо постанывая, пуская ртом клочья белой пены. Из бокового коридора показалась бригада медиков с носилками, тут же положили Дантона на носилки и пристегнули.

Двое подмастерьев смотрели на него, пораженные ужасом.

— Вы можете идти, — сказал им Гастек.

Они исчезли.

— Опозорились, — тихо сказал Гастек.

— Что с ним случилось? — спросила я.

— Страх. Контакт с разумом нежити, хотя для некоторых отвратителен, но при правильном выполнении совершенно безвреден. — Вампир развернулся, встал и выпрямился. При жизни он был высоким, но теперь передвигался на четвереньках. И все же он стоял прямо, как стрела, вероятно, страдая от боли, но глядя прямо в глаза Гастека. Повелитель Мертвецов внимательно смотрел в две точки красной ярости. — Однако страх контакта может привести к страшным последствиям — как вы только что видели.

Вампир рухнул на четвереньки.

— Наверное, нам лучше будет продолжить этот разговор у меня в офисе, — сухо улыбнулся Гастек. — Прошу вас.

Я пошла рядом с ним, Рафаэль справа от меня, вампирша — слева от Гастека.

— Пилотирование вампира подобно катанию на большой волне: надо оставаться наверху, или она завернется гребнем и утащит тебя в глубину. К сожалению, Дантон позволил себе утонуть. Если ему посчастливится, он сохранит достаточно когнитивных способностей, чтобы самостоятельно есть и совершать гигиенические процедуры. Если не повезет, проведет остаток жизни как растение. Могу я предложить вам кофе?

Вампирша убежала вперед.

— Нет, спасибо. Когда я вижу, как у человека идет пена изо рта, это закорачивает у меня в мозгу цепи жажды и голода.

Меня потрясло то, что случилось с Дантоном, но я знала, каковы контракты у Народа. Все произошедшее закону не противоречило. Ученик, приходящий в Народ, подписывает отказ от собственной жизни.

— Еще раз прошу прощения. Я мог бы отложить испытание, но Дантон уже дважды от него уклонялся, посмев перед этим бахвалиться, как он отлично справится. Демонстрации необоснованного самовосхищения я терпеть не намерен, и испытание должно было пройти, как запланировано. Это редкий случай — обычно ученик проваливается без такой мелодрамы.

Мы поднялись по лестнице и пошли путаницей коридоров, пока Гастек не открыл дверь какой-то комнаты. Просторное помещение напоминало скорее гостиную, нежели офис: полукруг секционированного дивана теплого красного цвета, простой письменный стол в углу, книги на полках. Слева находилась дверь в кухоньку, и какой-то вампир там уже смешивал коктейли. Справа из окна от пола до потолка открывался вид на конюшни.

— Садитесь, прошу вас.

Я выбрала себе место на диване, Рафаэль сел рядом, Гастек напротив. Вампир втерся в комнату и протянул Гастеку «эспрессо». Повелитель Мертвецов рассеянно улыбнулся и с явным удовольствием сделал первый глоток. Кровосос плюхнулся на пол у его ног. Движения его были так естественны, а Гастек держался так свободно, что приходилось все время себе напоминать: даже самые мелкими движениями вампира управляет Повелитель Мертвецов.

— По-моему, мы встречались, — сказал Гастек. — В кабинете у Кейт. Вы держали под прицелом моего вампира.

— Вы выразили сомнения насчет моей реакции.

— И она произвела на меня неизгладимое впечатление. Вот почему я просил вас разоружиться.

— Вы ожидали, что ваш ученик провалится?

— Совершенно точно. Этот вот вампир оценен в тридцать четыре тысячи пятьсот долларов. Неэкономично было бы создавать положение, при котором он получил бы в череп дюжину пуль.

До чего же он хладнокровен. Холоден.

Гастек отпил кофе.

— Насколько я понимаю, вы пришли просить об услуге, которую я задолжал Кейт.

— Да.

— Кстати, как она?

Что-то в этом совершенно обыкновенном голосе, которым был задан вопрос, заставило меня чуть оскалить зубы.

— Она поправляется, — ответил Рафаэль. — В качестве Друга Стаи она пользуется Защитой Стаи.

Он пока что держался очень тихо, и я знала почему. Все, что им будет сказано, может быть и будет использовано Народом против Стаи. Поэтому он высказался максимально кратко, но так, чтобы не осталось неясностей.

Гастек тихо засмеялся:

— Могу вас заверить, она вполне может сама себя защитить. На любую агрессию она отвечает ногой в лицо. Кстати, правда, что она во время Полуночных игр сломала красный меч, насадив себя на него?

У меня в голове зазвенел сигнал тревоги.

— Я не помню, чтобы это было именно так, — соврала я. — Насколько мне помнится, участник команды противника хотел ударить этим мечом. Кейт перехватила удар, и когда он попытался высвободить клинок, сам об него поранился. Меч разбила кровь из его руки.

— Понимаю. — Гастек допил кофе и протянул чашку вампиру. — Так что я могу для вас сделать?

— Я бы просила вас ответить на ряд вопросов. — А формулировать их надо было очень тщательно. — Наша беседа конфиденциальна. Я прошу вас ни с кем ее не обсуждать, кроме как в тех случаях, когда этого потребует закон.

— Я с радостью это сделаю, если только ваши вопросы будут в рамках условий исходного соглашения.

Соглашение указывало, что он не будет делать ничего, что могло бы нанести вред ему лично, его подвластным или же Народу в целом.

— Знакома ли вам местность, именуемая Скребка и находящаяся к западу от Ред-Маркет?

— Да.

— Верно ли, что Народ регулярно патрулирует большую территорию города, прилегающую к «Казино»?

— Да.

— Проходят ли какие-либо маршруты патрулирования через Скребку?

— Нет.

Значит, вампир не был наблюдателем Народа.

— Проводит ли, насколько вам известно. Народ какие-либо операции на Скребке?

— Нет.

— Знакомы ли вы с греческим язычеством?

Я смотрела внимательно, но он совершенно не показал, что вопрос был для него неожиданным.

— Мои знания довольно ограничены — рамками, обычными для большинства образованных людей. Назвать себя экспертом не мог бы никоим образом.

— С учетом предыдущего вопроса, как бы вы определили понятие «тень»?

— Нематериальное явление, представляющее собой суть недавно умершего индивидуума, лишенная тела «душа», если хотите. Чисто философское понятие.

— Если бы вы встретились с тенью, как бы вы объяснили ее существование?

Гастек отклонился назад, переплетя длинные пальцы.

— Призраков не существует. Все «духи», «погибшие души» и так далее — суеверия. Чтобы существовать в нашей реальности, индивиду нужна материальная форма. Поэтому, встретившись с тенью, я бы решил, что это либо фальшивка, либо посмертная проекция. Бывает, что к индивидам с магическими способностями смерть приходит медленно, поскольку даже когда тело перестает функционировать и наступает клиническая смерть, магия поддерживает существование разума в течение продолжительного периода, хотя его носитель фактически уже мертв. И вот некоторые могут в таком состоянии проецировать собственный образ, особенно если им ассистирует опытный некромант или медиум.

— Фольклор, — продолжал он, — полон примерами подобного феномена. Например, в одной из сказок «Арабских ночей» описывается мудрец, которому отрубили голову и положили на блюдо. Эта голова узнавала людей, которых мудрец знал при жизни, и была способна говорить. Но я увлекся.

Он наклонил голову, приглашая задать следующий вопрос.

— Известны ли вам некроманты, не связанные с Народом, которые способны на навигацию и которые сейчас активно действуют в нашем городе?

Отвращение выразилось на лице Гастека, будто вдруг ему в ноздри ударил неприятный запах. Было видно, что отвечать на этот вопрос ему не хочется.

— Да.

— Укажите, пожалуйста, конкретные личности.

— Линн Моррисс.

Ничего себе! Паучиха Линн — одна из семи Первых Повелителей Мертвецов в Атланте. Все Повелители Мертвецов из Народа ставят на вампиров свое тавро. У Линн оно имеет вид стилизованного паука.

— Когда она покинула ваш Народ?

— Она прекратила членство в Народе три дня назад.

По словам Рафаэля, это и был день смерти Алекса Дулоса. Возможно, что совпадение, но я сильно в этом сомневаюсь.

— Еще она выкупила нескольких вампиров из своей конюшни, — по своей охоте добавил Гастек.

— Сколько она может пилотировать одновременно? — спросил Рафаэль.

— Трех, — ответил Гастек. — До четырех, когда в ударе. Больше — внимание распыляется, нет того контроля.

— Почему она вышла из Народа? — поинтересовалась я.

— Разочаровалась. Все мы стремимся каждый к своей цели. У некоторых хватает воли ждать, другие же, подобно Линн, теряют терпение.

— Как бы вы ее описали?

Гастек вздохнул:

— Точная, беспощадная, целеустремленная. Не была никем особо любима или же нелюбима. Делала свою работу, почти не требуя внимания.

— Что, по вашему мнению, заставило ее уйти из Народа?

— Я не знаю. Но это что-то очень серьезное, глубоко ее задевающее. Никто не уйдет без причины, бросив результаты пятнадцати лет тяжелой работы.

Я встала:

— От всей души благодарю вас за потраченное на нас время.

Гастек кивнул:

— Это я вас благодарю. Заключая соглашение с Кейт, я даже мечтать не мог, чтобы расплата оказалась такой легкой. Позвольте я вас провожу. — Вампир у двери отодвинулся. — И предостережение: если Линн Моррисс решила поставить свой новый дом на Скребке, я бы советовал вам не приближаться к нему. Она — блестящий оппонент.

— Планирует ли Народ какие-либо действия против нее?

— Нет, — ответил Гастек, улыбнувшись едва заметно. — В этом нет необходимости.




Выйдя на улицу, я сразу прыгнула в нашу машину. Скверна вампирской магии липла ко мне жирным дымом.

— Ощущение, будто вся перемазалась.

— Это как входишь в комнату после целого дня работы, залезаешь в кровать, и тут оказывается, что простыни вымазаны лубрикантом.

Я уставилась на него.

— Жуть до чего вонючим, — добавил он.

Привитая выучкой Ордена сдержанность мне изменила.

— Фу!

Рафаэль улыбнулся во весь рот.

— Я даже не буду спрашивать, было ли это с тобой. — Я завела машину. — Так это было с тобой?

— Да.

Фу!

— Где?

— В доме клана буд.

Фу!

— Я устал как черт, а ты же видела этот дом: сексом пахнет всюду…

— Даже слушать не хочу.

Я вырулила со стоянки.

— Так куда мы едем?

— К дому Паучихи Линн. Покопаемся у нее в мусоре, а если это ничего не даст, придется взламывать замок и проникать в дом.

Рафаэль нахмурился:

— Ты знаешь, где она живет?

— Да. Я знаю на память адреса всех Повелителей Мертвецов в этом городе. Мне кучу времени куда-то надо было девать.

Он прищурился, став невероятно похожим на джентльмена-пирата, героя моих любимых дамских романов.

— Что у тебя там еще в голове хранится?

— Разные мелочи. Помню первое, что ты вообще мне сказал. Вот когда перенес меня из телеги в ванну, где твоя мать должна была взяться за мое лечение.

— Наверное, что-то было очень романтичное, — сказал он. — Что-то вроде «Наконец-то ты со мной» или «Я не дам тебе умереть».

— Я лежала в ванне, истекая кровью, пытаясь сопоставить поломанные кости, и у меня гиеновые железы от боли опорожнились. И ты мне сказал: «Ты не волнуйся, у нас тут система фильтрации отличная».

За такое выражение лица никаких денег не жалко было бы.

— Не могло это быть первой фразой.

— Было.

Какое-то время мы ехали молча.

— Так насчет лубриканта, — сказал Рафаэль.

— Не хочу слышать!

— Однажды я его смывал с волос…

— Рафаэль, ты зачем так делаешь?

— Хочу, чтобы ты снова сказала «фу!».

— Да за каким чертом тебе это нужно?

— Чисто мужской импульс, неудержимый. Нужно — и все тут. Так вот, когда его смыл…

— Рафаэль!

— Да нет, погоди, дальше тебе понравится.

Когда мы подъехали к дому Паучихи Линн, мое терпение было на грани срыва.

Она жила в небольшом домике стиля ранчо, стоящем в стороне от дороги и скрытом за шестифутовым деревянным забором. Я открыла мусорный бак — в нос ударило облако едкой вони. Грязно, но пусто.

Рафаэль осмотрел забор, разбежался и перелетел, перевернувшись в воздухе как гимнаст. Я поступила более старомодно: разбежалась, прыгнула, схватилась за край, подтянулась и перелезла. Рафаэль достал пару отмычек и вставил их в замок. Дверь щелкнула, мы вошли в темный пустой гараж. Я проморгалась, приспосабливаясь к полумраку, и у меня включилось ночное зрение. У многих гараж похож на дворовую распродажу, попавшую под бомбежку. А у Паучихи в гараже царил порядок, все на своем месте, по стенам аккуратно развешаны инструменты и уборочный инвентарь. Пол чисто выметен. Вот если бы у меня был гараж, он бы точно такой был.

Дверь, ведущая из гаража в дом, была, как и следовало ожидать, заперта, и Рафаэлю пришлось десять секунд с ней повозиться. За ней оказалась отличная кухня загородного дома с утварью нержавеющей стали и новенькой фирменной мебелью. Идеально чистая раковина. Никакого запаха от выброшенного мусора.

И все запаховые метки старые. Ее не было дома уже два дня, не меньше.

— Интересно, — произнес Рафаэль.

Я подошла и встала рядом с ним.

На стене гостиной, как раз под картиной с изображением каких-то геометрических фигур, красовалась большая вмятина. Вокруг нее расходилось пятно. Ниже среди увядающих зеленых стеблей блестели осколки разбитого стекла, тускло подхватывающие свет из окон. Кто-то запустил в стену вазой.

— Какого она роста? — спросил Рафаэль.

— На два дюйма выше меня.

— Наверное, это она. Я бы попал куда выше.

Мы разглядывали пятно.

— Разозлилась, наверное, — сказала я.

— И еще как.

— Не любовное послание.

Рафаэль кивнул:

— Цветы белые.

Я втянула воздух, сортируя запахи пыльцы: едва заметный след белых лилий, легкий аромат гвоздики, сладкий запах львиного зева, сухость перекати-поля…

— Выражение сочувствия, — сказали мы одновременно.

Я присела над кучкой стеблей и стала перебирать ее. Пальцы наткнулись на влажный прямоугольник. Это оказался конвертик с логотипом: змея, оплетающая чашу. Надпись:

Клиника «Яркий свет», Колледж Чудотворцев Атланты.

Я открыла конверт и прочла вложенную открытку:

«Мои глубочайшие соболезнования. Бен Родни, ДМ, ДММ».

Доктор медицины, дипломированный медицинский маг.

Рафаэль нагнулся, постучал по открытке пальцем:

— Алекс был там пациентом, я знаю, что это такое. Когда они ничего не могут для тебя сделать, посылают тебе такой вот букет «Приведите свои дела в порядок».

— Она оказалась безнадежно больной?

— Похоже на то.

— Ну, хотя бы мы установили связь между ней и Алексом, — сказала я, глядя на открытку.

Мы осмотрели весь дом и в кабинете нашли ящик, набитый медицинскими записями. У Паучихи нашли болезнь Ниманна-Пика, тип «С». Прогрессирующее неизлечимое заболевание, поражающее селезенку, печень и мозг. Для нее стали трудными такие простые действия, как ходить или глотать. Начали слабеть зрение и слух, опустить или поднять глаза становилось невозможно. Вскоре ей предстояло оказаться узницей в собственном теле, а затем — смерть.

— Посмотри сюда, — позвал Рафаэль.

Я пошла за ним в библиотеку. Пол устилали открытые книги. Рафаэль поднял одну из них и прочел:

— …и Аид схватил Персефону и увез в своей колеснице в темное царство мертвых. Напрасно мать ее, щедрая Деметра, искала дочь повсюду. Одинокая, бродила по миру богиня урожая, одетая в рубище как простолюдинка, и в скорби своей забыла лелеять почву и взращивать всходы. Лишенные ее бесценных даров, увядали на стеблях цветы, деревья сбрасывали в трауре листву, и все, что было зеленым и живым, желтело и умирало. Пришла в мир зима, и возопили люди от голода. Даже золотые яблоки в саду Геры упали с обнажившихся ветвей священного дерева.

— Жизнеутверждающе. — Я посмотрела еще пару книг. — То же самое.

— А вот эта по-гречески. — Рафаэль поднял большой и пыльный том, показывая на страницу. Там было нарисовано яблоко.

— Значит, она одержима Аидом и яблоками. Что мы знаем про эти яблоки?

— Вот тут про одно из них, — ответил Рафаэль. — «Эриду, богиню раздора, единственную среди богинь не пригласили на свадьбу. Затаив злобу, снедаемая жаждой мести, она взяла золотое яблоко, написала на нем «каллистри», что означает «прекраснейшей» и подбросила пирующим богам. Вот так и началась Троянская война…»

— Ага, ловкий был ход. Но нам это не по теме. — Я поискала у себя в книге. — А вот одиннадцатый подвиг Геракла. Добыть золотые яблоки бессмертия из сада Геры…

Я запнулась и посмотрела на Рафаэля.

— Яблоки бессмертия, — повторил он. — Есть о чем подумать.

Я постучала по книге пальцами:

— Итак, что нам известно? Паучиха Линн смертельно больна. Она одержима мыслью о яблоках бессмертия, считая, что они ее исцелят. Она для неизвестных целей держит в заложниках тень Алекса Дулоса. Алекс был жрецом Аида.

— Аид похитил Персефону, дочь Деметры, богини урожая, правящей временами года. Это сказалось на яблоках бессмертия из сада Геры. Похоже «на гипотезу шести шагов» — от любого факта до любого другого. — Рафаэль полистал свою книжку. — Вот тут говорится, что эти яблоки — пища богов. Они вместе с амброзией дают богам вечную юность и бессмертие. Как ты думаешь, что будет, если эта зараза их съест?

— Ничего хорошего.

Нам обоим в период вспышки случалось иметь дело с теми, кто хотел уподобиться богам. Мне до сих пор кошмары снятся. По лицу Рафаэля я видела, что ему тоже не хочется повторять этот опыт.

— Нам придется проникать в тот дом. — Да — Рафаэль был мрачен.

Дом, охраняемый гигантским псом ада, окруженный электрической изгородью и защищенный сильным охранным заклинанием, а в нем нас ждут три вампира, и пилотирует их женщина, одержимая яростью и страхом смерти.

Хорошо, что я Бабахалку взяла.




Мы стояли, прислонившись к джипу, на самом краю территории Цербера, ожидая, чтобы магия схлынула из мира. Стоящий рядом со мной Рафаэль все еще был погружен в книгу греческих мифов и читал, поигрывая ножиком, рассеянно подхватывая пальцами конец, указывающий вниз. Острие, рукоять, острие, рукоять. Садилось солнце, заливая оранжевой кровью бледное небо. Я втягивала вечерний воздух, поглаживая свое великанское оружие.

Быть профессионалом — значит лелеять свой страх. С ужасом ты борешься, пока не укротишь его и не заставишь себе служить. Он обостряет чувства и реакции и помогает остаться в живых. Но страх, каким бы ни был уже укрощенным, душу тебе грызет все равно. Я не хотела входить в дом, набитый вампирами. Я не хотела, чтобы мог пострадать Рафаэль.

Я страшно боролась с собой, чтобы не влюбиться в Рафаэля, но это все равно произошло, и теперь, когда я с ним, когда я проснулась возле него, я понимала, что у нас есть что-то, очень маленькое и хрупкое что-то, чтобы сохранить которое я готова была прорваться сквозь сотню вампиров.

— Ты моя Артемида, — сказал Рафаэль.

Я заморгала.

— Яростная, суровая и прекрасная охотница, вечно чистая и непорочная.

Суровая? Скорее, стервозная.

— С непорочностью как-то не очень.

Он наклонился ко мне, погладил меня сзади по шее, и я почувствовала прикосновение к коже его зубов. У меня все нервы заплясали, напряглись соски, медленный и голодный огонь загорелся внизу живота.

Сладко-соблазнительно зазвучал в ухе шепот Рафаэля:

— Никто нас не видит. На мили вокруг — ни души. А ты краснеешь. Вот тебе и непорочность.

Улыбка его была — оживший грех. Я придвинулась поближе, прильнула к его груди, положила ему голову на плечо. Он застыл, удивленный, а я устроилась еще поближе, спиной ощущая тепло его тела. Он поднял руку, обнял меня за плечи. Сосредоточившись, я услышала ровное биение его сердца, сильное и чуть учащенное. Он тоже был неравнодушен.

— Если выберемся из этой передряги целыми и невредимыми, ты хотела бы переночевать у меня или лучше я у тебя?

— Что так, что этак, — ответила я тихо.

Полугодовой штурм моего замка оставил на броне Рафаэля заметную зазубрину. Мне долго еще придется его убеждать, что ему не нужно быть очаровательным, остроумным и сексуальным двадцать четыре часа в сутки. Отчасти я надеялась, что теперь, после секса, все как-то образуется само собой. Но пока что он все так же не уверен в себе, а я все так же сломана. Секс — это просто, а вот быть друг с другом — это посложнее.

Мы стояли, любуясь закатом.

Магия рухнула.

— Пора отобрать у этой стервы тень Дулоса.

— Ты понимаешь, что если мы правы и Церберу нужен его труп, то он пойдет за Дулосом, куда бы мы ни повезли его?

— Да. Но моя мать заслужила право на прощание.

Он разделся, застыл на миг, овеваемый легким ветерком, потом открыл рот. Оттуда донесся стон, сразу перешедший в рычание, от которого волосы дыбом, тело растянулось и стало мощнее, обросло твердыми мышцами. Кожа покрылась мехом. Рафаэль обернулся ко мне — глаза у него были дикими.

Я подняла Бабахалку, Рафаэль взял шестифутовую арматурину, которую вывернул из склона по дороге. И мы через расселины пошли к дому.

— Патроны размером с долларовую бумажку, — заметил Рафаэль.

— «Серебряные ястребы». Бронебойные, зажигательные, разрывные, серебром заряженные. Пробивают броню, поджигают, взрываются внутри цели, рассыпая серебряные дробинки. Бабахалка их двести штук в минуту выпускает.

Впереди раздался возбужденный рев и земля задрожала в ритме мощных лап.

— Пса они остановят? — спросил он.

— Заодно и узнаем. — Я подняла оружие. — Ну, Бобик! Бобик, ко мне!

Цербер вылетел из-за поворота и устремился к нам.

Я спустила курок. Визг очереди разорвал воздух, Бабахалка в руках прыгнула, ударив отдачей. Пули пробили Церберу грудь, рвясь к сердцу, брызнула кровь. Огромный пес ада сделал еще три шага, не зная, что смертоносный рой уже разорвал его жизнь в клочья, оступился, упал, покатился кувырком, остановился передо мной в пяти шагах дымящейся грудой.

— Хорошая пушка, — сказал Рафаэль.

Через пять минут мы оказались около изгороди под током. Рафаэль переплел пальцы и подставил мне ладони ступенькой. Я встала, оттолкнулась изо всех сил, и одновременно он меня подбросил вверх. Я перелетела изгородь, перевернувшись в воздухе, приземлилась. Бабахалка прилетела следом. Подхватив, я осторожно положила ее на землю. В тесных помещениях дома она слишком будет стеснять движения. Вытащила пистолеты — привычный двойной вес двести двадцать шестых в руках придавал уверенности. Рафаэль разбежался с палкой в руке и перелетел изгородь, ловко приземлившись рядом со мной. Бывают случаи, когда «Лик-5» оказывается кстати.

Мы подбежали к дому, и я прижалась к стене. Рафаэль ударил ногой в дверь, сорвав ее с петель — она с грохотом улетела во тьму. За ней открылась тесная прихожая. Справа находилась лестница на второй этаж, прямо — коридор, а за ним, через дверь, — гостиная, погруженная в сумерки. Спинами спящих зверей — громоздкая мебель.

В ноздри ударил тошнотворный запах нежити. Он пропитал ковры на полу, въелся в стены, и если бы у запаха был цвет, этот бы сочился маслянистыми черными каплями. И невозможно было понять, откуда он исходит.

И тут же к нему примешался совсем иной запах: резкая, больничная вонь бальзамирующей жидкости. Где-то в этом доме ждало нас человеческое тело.

Глаза привыкли к полутьме. Стараясь не шуметь, мы через прихожую прокрались в коридор.

И так медленно и верно, комнату за комнатой. В конце маршрута нас ждал вампир, и было у меня чувство, что он нас найдет раньше, чем мы его.

Пройдя две тесные пыльные комнатки, мы вышли в главную спальню. Старую мебель свалили кое-как возле стен. В середине на грязном вытертом ковре лежало тело Алекса Дулоса. Лодыжку трупа охватывала здоровенная цепь, закрепленная на загнанном в пол штыре.

Из сваленной в углу мебели на нас полыхнули два кровавых глаза.

Я выстрелила. Первая пара пуль пробила кровососу голову.

Он прыгнул.

Пистолеты, извергая пули и гром, следили путь вампира в воздухе.

Рафаэль бросился слева, и я успела поднять стволы на долю дюйма, когда он обрушился на вампира сзади. Кровосос обмяк в его руках — пули размолотили ему череп в кашу. Рафаэль схватил вампира за подбородок, обнажил ему шею. Мелькнул нож — и голова полетела в угол.

Я перезарядила оружие. Вампир был без пилота: слишком сумасшедшие были у него глаза, слишком прямолинейно он бросился, не учитывая, что нас двое. Паучиха отбыла, оставив нам вампира в презент.

Еще десять минут ушло на обследование дома. Он оказался пуст, как мы и думали. Я не ожидала, что она пожертвует еще одним вампиром.

Мы нашли генератор, и я отключила его, сняв напряжение с ограды.

Потом мы вернулись к телу. Алекс лежал на боку, брошенный на пол как грязная тряпка. Смерть лишила его тепла, но в лице еще оставались следы былого выражения: смеховые морщинки вокруг глаз, волевой подбородок, широкий и высокий лоб. Волосы абсолютно белые, длиной до плеч. Рядом с телом лежал какой-то небольшой зеленый предмет. Я подняла и посмотрела: игрушечная машинка. Странно.

Я сунула машинку в карман.

Надо было увезти его из этого ужаса. Рафаэль потрогал цепь, держащую тело за лодыжку, и отдернул руку. Сплав серебра и стали.

Цепь держала туго, и никто из нас не мог бы ее снять, не сжигая себе руки до костей. Сорвав обивку с ближайшего дивана, я обернула ею штырь и потянула.

Штырь даже не шевельнулся.

— Дай я.

Рафаэль схватился за стержень, жилы выступили на лице. Секунда — и стержень вылетел из пола. Рафаэль взвалил тело себе на плечо, цепь зазвенела следом — ей ничего другого не оставалось.




Поездка через город заняла у нас три часа. Мы ехали через развалины промышленных зон, оставив позади Атланту. Потом развалины сменились лесами, дорога стала ухабистой. Оба мы молчали. Труп, завернутый в одеяло и лежащий на заднем сиденье, не располагал меня к разговорам, а Рафаэль весь ушел в свои мысли.

Нас обвевал холодный ветерок. Большая, широкая ночь шевелилась запахами. Высоко в небе сияла звездная россыпь, безразличная к нам и нашим мелким заботам.

Через полчаса мы свернули на боковую дорогу, уходящую в густой лес. Грунтовое полотно вильнуло, и за поворотом открылся большой сельский дом. Дом буд. Обычно здесь кипит жизнь: лес патрулируют дозорные, ветер доносит безумный смех, и к нему примешиваются стоны и рычание сексуальной разрядки. Но сейчас все было тихо. Рафаэль объяснил, что все уехали, давая тете Би горевать в уединении, но до меня не дошло, пока я сама не увидела.

На крыльце нас ждала женщина — стояла, сложив руки под грудью. Полная, средних лет, волосы завязаны в пучок на макушке. Обычно довольное лицо изборождено морщинами заботы. Она была похожа на очень молодую бабушку, только что сообразившую, что школьный автобус внука опаздывает на десять минут.

Мы припарковались. Рафаэль выпрыгнул и бережно поднял тело Алекса. Белые волосы отчима рассыпались по мохнатой руке. Тетя Би молча смотрела, как монстр, который был ее сыном и моим возлюбленным, несет к ней тело ее любовника. Из чудовищной пасти выкатилось одно слово:

— Мама…

У тети Би задрожали губы, она прислонилась к столбу крыльца. Плечи затряслись, она закрыла рот рукой, на глазах выступили слезы. Но она даже не всхлипнула — стояла и плакала молча, со скорбью и страданием на лице.

А мне что делать?

Она — альфа буд. Альфы не… не проявляют слабости. Альфы не плачут.

А она просто женщина.

Я взошла на крыльцо, обняла ее.

— Давайте занесем его внутрь.

Секунду мне казалось, что она сейчас перекусит мне шею, но потом она молча кивнула, и я открыла дверь. Мы внесли его и уложили в задней комнате на стол, она опустилась в кресло рядом с ним. Рафаэль сел у ее ног, и она погладила его по голове.

Я вышла в кухню, заварила травяной чай и отнесла ей. Рафаэль уже вышел, и тетя Би оставалась одна. Лицо ее было мокрым от слез, глаза глядели на меня — и те же прежние были в них резкость и острота.

Она взяла чашку:

— Спасибо.

Я кивнула, не очень понимая, куда себя девать.

— Ты и мой сын сейчас вместе?

У меня внутри все сжалось, напомнив, что я — звереныш, а она — альфа буд.

— Да.

— Это хорошо, — тихо сказала она. — Ты мне всегда была симпатична. — Она глянула на Алекса. — И живите хорошо. Как мы жили.

Затопляя нас, нахлынула магия. Контуры тела заколебались в воздухе, из трупа вырвалось бледное сияние и соткалось в образ Алекса Дулоса. Он увидел тетю Би, и его голос был как шелест сухих листьев под ногами.

— Беатрис?

— Да, — тихо ответила она.

Я вышла на цыпочках.




Рафаэля я нашла снаружи, на крыльце. Слишком громоздкий в форме воина, чтобы уместиться в кресле, он сидел на полу. Узловатыми канатами пролегли по спине твердые мышцы. Длинные руки он сложил на коленях, когти на пальцах правой поблескивали при луне.

С виду — чудовище. Как и та, кто живет внутри меня.

Я села рядом.

— Если я умру, будешь меня оплакивать? — спросил он.

— Да. Но прежде я буду драться за твое спасение.

— Почему?

Я положила руку ему на мохнатое предплечье:

— Потому что мне хорошо, когда ты рядом. Не в одном сексе дело, не в одиночестве, тут что-то большее. Это даже как-то пугает. Может быть, поэтому я так долго упиралась.

Казалось, что лежащий перед нами газон уходит к горизонту, и каждая былинка блестела, отражая лунный свет. Вскоре прибежит Цербер, оставляя огромные дыры следов на идеальной траве.

— Как ты думаешь, будет у нас когда-нибудь такое, как было у них? — спросил он.

— Не знаю. Я думаю, они это вырастили за много лет. Нам еще работать и работать, но очень хочется попытаться. Когда я сказала, что ты мой, я говорила серьезно, Рафаэль. Хорошо это или плохо, но я ничего не делаю наполовину.

Раздались легкие шаги, открылась дверь.

— Он вас зовет, — сказала тетя Би.

У Алекса Дулоса оказался тихий и добрый голос.

— Мое время кончается, — сказал он. — Вы знаете миф об Аиде и Персефоне?

— Да, — ответил Рафаэль.

— Хорошо, это упрощает объяснения. Я — жрец Аида. Моя семья служит ему из поколения в поколение. Одна из наших обязанностей — поддерживать тайные святилища Аида. Они рассеяны по всему миру и скрыты. В период вспышек одно из святилищ беспорядочно выращивает яблоню, на которой растут плоды.

— Яблоки Геры, — сказала я.

Алекс повел рукой:

— Викинги называли их яблоками Идуна, русские — молодильными яблоками, а мы — яблоками Персефоны. Название не важно. Считается, что эти яблоки дают богам молодость и долгую жизнь. Когда их съест обычный человек, не имеющий дара Персефоны или иммунитета к нему, последствия бывают ужасны. Вот почему мы охраняем яблоню до тех пор, пока яблоки не созреют и не будут принесены в жертву Аиду. Ничего от них не должно остаться в нашем мире, и мой долг — проследить, чтобы все они были уничтожены. И вот этого я сделать не смог.

Мое тело похитила женщина, называющая себя Паучихой Линн. Она умирает и хочет получить яблоки. Она не должна их съесть. И это очень, очень важно: она не должна их съесть.

— Где Линн сейчас? — спросила я.

— Я думаю, она в храме. Том, что в лесу, за моим летним домом. Рафаэль, ты помнишь, мы там прошлым летом пикник устраивали.

Я посмотрела на Рафаэля.

— Это за лесом, граничит с нашей территорией. Не слишком далеко, — пояснил он. — А как она выяснила, где находится храм?

Тень Алекса вздрогнула:

— Я ей сказал. Она поняла, что не может заставить меня его выдать, и похитила моего племянника. Его родители в отъезде, и мальчик был на моем попечении. Я не мог допустить, чтобы ребенок достался вампирам.

Я вытащила из кармана зеленую машинку.

— Мальчик?

— Да, — подтвердил Алекс. — Это его игрушка. Рафаэль, я знаю: ты мне не сын, ты ничего мне не должен. Но я умоляю, прошу: не дай ей есть эти яблоки. Спаси мальчика. И что бы ты ни делал, не ешь их сам.

— Я это сделаю, — просто ответил Рафаэль.

— Святилище сторожит змей, но против вампиров Паучихи Линн он долго не продержится. Сними с моей руки браслет. Он настроен на охранное заклинание, которым огражден храм. У Линн хватит магии пробиться через него, но она после этого ослабеет, и ей будет нужно время, чтобы прийти в себя. А тебе — нет.

Дом потряс оглушительный рев. Цербер нашел нас.

— Он за мной, — улыбнулся Алекс. — Пора мне. Возьми браслет: он отопрет защиту и позволит тебе взять яблоки.

Рафаэль снял простое металлическое кольцо с руки трупа и надел на себя. Браслет едва охватил его запястье на две трети.

— Ты и правда идешь к Аиду?

— Не знаю, — ответил Алекс. — Но последние мои силы тают. Тело мое мертво, Рафаэль, я больше не могу за него держаться. Земля — место для живых, но не мертвых. И не оплакивайте меня: я жил полной жизнью и прожил ее хорошо. Я был удачлив, многие даже сказали бы — благословен. Жаль только, что я не прожил еще несколько дней, чтобы уничтожить яблоки самому, а не возлагать это бремя на тебя. Только об этом я жалею, а еще — о слезах твоей матери.

Тетя Би встала, взяла труп на руки и направилась к двери, мы следом за ней. Держа на руках Алекса, она вышла на газон. Что-то они с Алексом сказали друг другу, но мы не расслышали. Потом она опустила его на траву и отошла в сторону.

Зашелестели деревья. Играя мышцами, вышел из них гигантский пес, пошел по лугу, опустив к земле все три головы. Средняя понюхала тело Алекса и подняла его в воздух, сжав огромными клыками.

— Береги маму, Рафаэль, — донесся призрачный голос.

Тело вспыхнуло пламенем, огромный пес завыл и исчез.

Глаза Рафаэля блеснули при луне:

— Ты со мной?

— А кто ж еще прикроет твою мохнатую задницу?

— Я с вами, — сказала тетя Би.

Рафаэль покачал головой:

— Это наша работа.

Глаза ее вспыхнули красным — прелюдия к тяжелому взгляду альфы.

— Он не хотел, чтобы ты участвовала, — сказал ей Рафаэль. — Он просил меня, а не тебя. Ты нужна клану.

— Это наша работа, — поддержала его я.

Мы повернулись к ней спиной и пошли к джипу.

— Послушай, мы только что открыто ослушались твоей матери, которая еще и твоя альфа? — тихо спросила я.

— Выходит, так.

Я обернулась. Тетя Би стояла на крыльце с озадаченным лицом.

— Пошли быстрее, пока до нее не дошло.

Магия стояла высоко, Бабахалка была бы бесполезна. Взяв из джипа арбалет с болтами, я пошла за Рафаэлем в лес. Он перешел на бег — в форме воина он бежал невероятно быстро, и мне приходилось нажимать изо всех сил, чтобы не отстать.




Через полмили Рафаэль остановился.

— Магия высоко стоит, — сказал он тихо.

— Я знаю.

— Ты в этом виде медленнее. — Я бежала изо всех сил. Когда мы оба в образе человека, я быстрее. Но в образе воина он меня догонял. — Не успеваешь.

Я поняла, к чему он.

— Нет.

— Андреа…

— Нет!

— У нас мало времени. Там мальчик и с ним — не меньше двух вампиров. Мы даже не знаем, жив ли он еще.

У меня сердце билось громче молота:

— Ты не понимаешь. Я теряю над собой контроль, когда становлюсь ею.

— Прошу тебя, Андреа, — сказал он. — Мы теряем время.

Я закрыла глаза. Он был прав, мальчика надо спасать. Надо отобрать у Линн яблоки. Я должна…

Сорвав с себя одежду, я потянулась к той твари, что живет во мне. Она улыбнулась и выпрыгнула, потекла по рукам, по ногам, по спине, придавая мне силы. Кости вытянулись, мышцы раздулись, и я предстала свету, обнаженная.

У оборотней три варианта: человек, форма воина или животное. У меня только два: человек и тайная я.

Глаза Рафаэля вспыхнули красным, и он побежал.

Я подхватила арбалет — и бросила. Слишком длинные оказались когти, я с ним не управлюсь. Придется зубами и когтями.

Схватив игрушку, я зажала ее в кулаке.

Рафаэль виднелся вдали неясной тенью, и я бросилась в бег. И был он как полет, легкий и простой. Мышцы радовались работе, я летела прыжками, догоняя Рафаэля. И вместе мы мчались через лес, два гуманоидных кошмара, быстрые и ловкие, и едва слышен был наш шепот на ветру.

— Я тебя не вижу.

— А я не хочу, чтобы ты меня видел.

Нарочно выбирала такой путь, чтобы он видел лишь, как я мелькаю в листве.

— Не прячься, — попросил он.

Я не ответила.

Вдруг он вырвался из кустов, и прятаться мне было поздно. Он увидел меня всю: конечности, лицо — не зверя, не человека, груди…

— Ты прекрасна, — прошептал он, вихрем проносясь мимо.

— Ты извращенец.

— Идеальное сочетание человека и животного: пропорциональность, изящество, сила. Твой облик — это то, к чему мы стремимся. Что же тут извращенного?

— Я — человек!

— Я тоже. Тебе не нужно прятаться от меня, Андреа. Я считаю тебя красивой.

Никто: ни человек, ни оборотень, ни даже родная мать никогда мне не говорили, что животная форма может быть красивой. Внутри меня я-человек заплакала, закрыв лицо руками.

Мили так и мелькали, размытой тенью пролетел какой-то дом. Расступились деревья, прошелестели кусты — и мы вырвались на открытое место. Вспыхнула магическая защита, прозрачной стеной заграждая нам путь.

За ней сжался в комочек на земле темноволосый малыш, обняв коленки. Рядом с ним лежал мертвый вампир с раздробленным черепом. Слева умирала на траве неестественно огромная змея, обвив своими кольцами второго вампира. Шея вампира была сломана, позвонки раздавлены, и кровь заливала кольца змеи — чем сильнее она сжималась, тем больше крови хлестало на чешую.

А за ними кольцевая колоннада чистого белого камня окружала чахлый яблоневый саженец, и четыре желтых плода висели на ветвях. Пятый, с откушенным бочком, валялся на земле, рядом с рукой темноволосой женщины. Она лежала кучей на траве, и страшно растянутый живот вываливался из модных брюк.

Только не это!

Но она уже вкусила плод. Мы опоздали.

— Вот посмотри, что ты наделала. — К нам шел какой-то мужчина, не сводя глаз с Паучихи. — Я ведь говорил тебе, чтобы не смела прикасаться к яблокам.

Рафаэль зарычал, вздыбив шерсть на загривке.

Стоявший перед нами был высок и широкоплеч. Сила ощущалась в его фигуре, на лице выступила темная щетина. Он был одет в белую футболку, пару старых джинсов и желтые рабочие сапоги. На широких плечах болталась свободная фланелевая рубашка. Этакий старина Джо, которому не хватало только веранды с креслом-качалкой и стакана холодного чаю. Повернувшись к нам, он бросил:

— Привет!

Это казалось нереальным.

— Ты кто такой? — спросила я.

— Я Тедди Джо.

— Тот человек, который мне позвонил, что Рафаэль бежит от Цербера?

— Я звонил Кейт, — уточнил он. — А подошла ты. Браслет у тебя есть?

— Какой еще браслет?

— Браслет Дулоса. Он у тебя? — Тут он заметил браслет на руке Рафаэля. — А, это хорошо. Займемся делом.

Линн извивалась на траве, плача от боли:

— Что со мной происходит?

Тедди Джо посмотрел на нее:

— Ты сама это на себя навлекла.

Рафаэль прыгнул на него, сомкнув когтистые пальцы на горле. Браслет сверкнул сталью на предплечье.

— Ты что тут делаешь?

— Ну-ну, ты сперва вот на это посмотри и подумай. — Тедди Джо поднял руку. Рукав упал назад, открыв точно такой же браслет, но из золота. — Как видишь, мы с тобой на одной стороне.

Магия ударила по всем чувствам. Глаза Тедди Джо полностью почернели, фланелевая рубашка на спине лопнула — и в ночь прянули два исполинских черных крыла. Из браслета потекло пламя, соткалось в руке в пылающий меч.

— Танат! — пискнула Линн.

Ангел смерти схватил Рафаэля за запястье и сдавил. Рафаэль оскалил зубы и ударил Таната в горло.

У Линн задергался живот, и она взвыла, будто ее режут. Племянник Алекса вздрогнул.

— Стоп! — гаркнула я на дерущихся. — Тут за оградой ребенок в шоке, сцепленный с той дрянью, что готова выползти у Линн из живота! Рафаэль, ломай заклинание к чертям. Тедди Джо, клянусь тебе: если не отпустишь его немедленно, я тебе крылья пообрываю!

Они уставились на меня.

— Я кому сказала?!

Тедди Джо отпустил Рафаэля. Тот ткнул рукой в защиту, и золотая стена стекла вниз, открыв храм.

Я прыгнула внутрь, сгребла мальчишку в охапку.

— Слушай меня!

Он уставился на меня пустыми глазами — для него я была чудовищем.

Тогда я разжала кулак и показала ему машинку. Он осторожно ее тронул — я протянула игрушку ему.

— Я тебе ничего плохого не сделаю. Ты знаешь, где дом дяди Алекса?

Он кивнул.

— Так вот, беги прямо туда и не оглядывайся. Ладно?

Он сжал машинку в кулаке. Я поставила его на землю, и он пустился бежать.

— Какого черта ты тут делаешь? — спросил Рафаэль рычащим голосом у Тедди Джо.

Тедди Джо пожал плечами, качнув массивными крыльями.

— Пришел сделать все так, как надо. Я служу Аиду, как служил Дулос, только он — жрец, а у меня работа другая.

— И где же ты был до сих пор?

— Послушай, друг, я подчиняюсь правилам. Сам хотел бы появиться раньше и начать сносить головы, но мне пришлось сидеть на заднице ровно и ждать, пока кто-нибудь откусит от этого дурацкого яблока. Я тут вроде аварийного тормоза — вот почему выходит, что я на стороне добра.

Линн завопила.

— И вот оно, — объявил Тедди Джо.

Живот Линн разорвался, вывалилась скользкая зеленая масса, вскипела — и всосала в себя Паучиху. Такое впечатление, будто ее тело вывернулось наизнанку. Масса стала расти, все больше и больше, больше дома, больше Цербера. На ее поверхности выступила чешуя. Внутри клубилась магия, хлестала мне органы чувств, переводя их в режим форсажа.

Зеленая масса изогнулась, развернулась. На поляне оказалось огромное тело рептилии. Злобно клацали зубами три головы дракона, подергиваясь на длинных шеях.

Дракон понюхал ночной воздух и взревел.

Тедди Джо взлетел свечкой вверх и повис в воздухе — меч пылал маяком в ночи.

— Средняя голова — мне. Вы делайте что хотите.

Дракониха Линн резко обернулась, и я увидела ее глаза: холодная зелень, лишенная любых чувств, лишенная человечности. Что-то щелкнуло у меня внутри, мир затопила ярость, смывая способность рассуждать. Я была зла невероятно: она украла чужое тело, лишив подругу возможности его оплакать. Она пытала его призрак. Она похитила и терроризировала ребенка. Она заслужила смерти.

Тедди Джо размахнулся. Огненный меч прорезал шею как масло, и голова рухнула, оставив запах обугленного мяса. Обрубок задрожал, раскололся вдоль — и вместо старой головы появились две новых. Они бросились на Тедди Джо, клацая зубами.

— Гидра, будь она проклята!

Тедди Джо увернулся от зубов.

Я чуяла запах ее тела, ожидающего меня прямо под чешуей. Пальцы сжались в кулаки, язык облизал кончики клыков. Изнутри меня грела ярость, горячая и острая, такая желанная. Андреа, рыцарь Ордена, сегодня пусть поспит. Я сегодня — звереныш, дочь гиены.

Плоть дракона манила, упругая и гладкая, она змеилась передо мной, манила отведать.

Мир стал красным — и я бросилась.




Кровь. Рвать, когтями, кровь, еще, глубже, в мясо, в мясо.

Передо мной пульсировал огромный разбухающий мешок, я полоснула его, смеясь от обдавшей меня крови, и продолжала рвать. Вокруг меня тряслась влажная горячая краснота.

— Хватит!

Какая-то сила подхватила меня и отшвырнула в сторону. Пролетев по воздуху, я приземлилась на четыре лапы и бросилась на этого нового противника. Он сделал мне подсечку и с размаху уронил наземь. Из легких вышибло воздух, голова пошла кругом.

Медленно, не спеша, возвращалась реальность. Я лежала навзничь на траве, скользкая от драконовой крови. Пелена ярости постепенно рассеялась, и я увидала Рафаэля.

— Ты не ранен? — спросила я.

— Ничего смертельного.

Труп драконихи лежал на боку, и дюжина полусформированных голов раскинулись стеблями какого-то омерзительного цветка. В брюхе твари зияла дыра — как будто кто-то через нее прокладывал туннель. Рядом с ней стоял Тедди Джо и тяжело дышал, согнувшись.

— Это я сделала?

Рафаэль кивнул:

— Ты разодрала на части ее сердце. Это и было последней причиной смерти.

— Яблоки! — Я попыталась подняться — ноги не слушались.

Рафаэль помог мне встать.

— Что с тобой?

— Перестаралась.

На меня навалилась сонливость, мышцы стали ватными. Своей уродливой головой я ткнулась Рафаэлю в шею. Вся грязная и несчастная, и живот свело судорогой.

Если бы он меня не оттащил, я бы продолжала ее полосовать и рвать, пока не потеряла бы сознание.

Медленно, очень медленно до меня дошло: мы победили.

— Яблоками займусь я, — сказал Тедди Джо. — А ты отведи домой свою даму.

Рафаэль поднял на него глаза:

— Хороший был бой.

— Ага, — ответил Тедди Джо. — Неплохо поработали. Я тут живу неподалеку, в Уоррене, загляни как-нибудь. Пивка попьем.

Рафаэль понес меня прочь.

— Мальчика не забудь, — прошептала я.

— Не забуду. Мы заберем мальчика, забросим его к моей матери, и я отвезу тебя к себе. У меня есть садовая ванна. Отмоемся чисто-начисто, залезем в мою кровать и будем спать до полудня. Как тебе план?

— Идеальный, — ответила я, лизнув его в шею. — Рафаэль…

— Да?

— Я их убила. Тех буд, что мучили меня и маму. Я вернулась после Академии, вызвала их и поубивала по одному.

Он лизнул меня в щеку.

— Поедем домой. Со мной, — сказал он просто.

Я прижалась к нему:

— Тебе меня не выгнать.




Какая бы работа у тебя ни была, рано или поздно в ней найдется что-нибудь, чего лучше бы не было. Я вот свою работу люблю. И меч люблю, и крылья, люблю сносить головы злодеям, но летать в Саванну просто терпеть не могу. Каждый раз, сворачивая в эту сторону, до нитки промокаю под влажным ветром, дующим над низинами Южной Каролины. Он пробирает до костей, и становишься похожим на парашютиста в его идиотском костюме.

Я не сразу сумел найти нужный дом в предрассветном мраке — сарай сараем с дощатыми доской стенами и зеленой крышей. Ничего особенного, если не считать охранного заклятия промышленной мощности. Облетев по кругу, я почувствовал, что магическая защита снята: Кейт меня увидела. Оставалось только приземлиться, что я и сделал на дорожке перед крыльцом.

Кейт сидела на крыльце с книгой на коленях. Она довольно хорошенькая, смуглая, темноглазая и темноволосая. Даже несколько экзотическая. Выглядит так, будто родом не отсюда, но кто сейчас отсюда? Меч лежал рядом с ней, светло-серебряный. Я внимательно смотрел на ее глаза и на ее меч. Она иногда слишком быстро за него хватается.

— Я всегда знала, что не так с тобой все просто, Тедди Джо, — кивнула она на мои крылья.

— Взаимно.

Я чуял, как вокруг нее клубится магия. Слишком много тут скопилось силы. Куда как слишком. Впрочем, она ее отлично прячет.

— Как прошло?

Я пожал плечами.

— Виновного змея убили. Все остались живы, твои друзья невредимы. Думаю, они отпразднуют это дело в постели, когда отоспятся.

Она приподняла бровь:

— Они теперь вместе? Совсем-совсем?

— Мне так показалось.

У нее углы губ приподнялись. Смотри ты, какая у нее красивая улыбка! Кто бы мог подумать?

— У меня тут кое-что для тебя есть, — сказал я и показал ей сумку с яблоками.

Она закрыла книгу, отложила в сторону. Мелькнуло название: «Лев, царь кошек. Изучение прайда». Я протянул ей сумку, она усмехнулась:

— Не мог найти никого другого иммунного к бессмертию Персефоны?

— Так вы же на деревьях не растете. Эти чертовы штуки я пытался сжечь, но огонь их не берет.

— Потому что они предназначены для еды или для жертвоприношения. — Она взяла меч, отрезала кусочек и положила в рот. — Кислятина. Как ты думаешь, неделю продержатся? У меня гости намечаются в пятницу, я бы пирог из них сделала.

— Эти гости могут спокойно есть яблоки Персефоны?

— Этот гость может.

Я отметил про себя «этого гостя». Не знал, что здесь есть еще кто-то, иммунный к Дару Персефоны. Если бы мне надо было делать ставку, я бы решил, что это Властитель Зверей. Магия — забавная штука. Чем она старше, тем сильнее. Да, огневая мощь Аида — древнего сорта, но та магия, что раскинута вокруг Кейт, настолько старше, что я даже дернулся в первый раз, как ее ощутил. А Властителя Зверей я однажды видал. Он прошел мимо — и я чуть не задохнулся. Магия, исходящая от него волнами, была еще старше, чем у Кейт. Примитивная, первобытная — куда там простому оборотню. Такая, что можно комплекс заработать, завидуя. Вслух я сказал:

— За неделю, думаю, ничего им не сделается. Они же практически неуничтожимы.

Она взяла сумку:

— Спасибо тебе.

— Это тебе спасибо.

Я оттолкнулся от травы и ушел в небо. Вставало солнце, его лучи согревали мне крылья на обратном пути в Атланту. Ночь выдалась хлопотливая, и пора уже домой, попить кофейку и покормить собачек. Щенята у Цербера умилительные, но жрут в три горла, как не в себя.




Мелджин Брук

Слепое пятно



Из цикла «Стражи»




Глава первая


В то утро, через два часа после получения е-мейла с адресом и несколькими словами текста, Мэгги Рен садилась на самолет из Сан-Франциско в Нью-Йорк. В сопровождении адского пса, которого Мэгги взяла с собой по требованию работодателя, она во второй половине дня прибыла в аэропорт «Кеннеди». Адрес привел в старый кирпичный дом в Бруклине. Не обращая внимания ни на поток машин и людей, ни на яркое солнце, освещавшее каждое движение, Мэгги отмычкой вскрыла замок и отключила сигнализацию.

Безмолвным жестом она велела собаке проверить первый этаж. На втором первые две спальни оказались открыты и пусты, только во второй валялись на полу штаны и рубашка. Третья дверь оказалась заперта, и Мэгги вышибла ее ногой.

Объект — Джеффри Блейк — сидел голый на деревянном полу, пристегнутый наручниками к батарее. Колени он подтянул к груди, спиной опирался на стену под тюлевыми шторами окна. Удар в дверь мог бы разбудить мертвого, но глаза Блейка остались закрытыми.

Мэгги осмотрела комнату, обводя ее стволом пистолета, потом сунула оружие в кобуру под блейзером.

Подойдя к Блейку, она из внутреннего кармана жакета достала связку отмычек. Блейк был не совсем голым — нагнувшись к наручникам, она увидела на нем черные шорты с улыбающимися желтыми мордочками у пояса.

— Хоть кто-то здесь рад меня видеть, — сказала Мэгги.

А может, просто эти мордочки были рады обнимать такой мускулистый живот. Черти самодовольные.

— Я был бы рад, — ответил Блейк низким и сухим голосом, — если бы мог видеть.

Он поднял голову и открыл глаза со светло-голубыми радужками — и без зрачков. Сплошной цвет от края до края.

У Мэгги дрогнули пальцы, отмычка выскочила из скважины, царапнув ему руку. Мэгги пробормотала извинения, лихорадочно думая.

Слепой. Но нигде в досье Блейка этого нет. Как он добился, что эта инвалидность не отражена в личном деле? И зачем ее скрывать?

И почему работодатель не сообщил ей этого перед тем, как она махнула через всю страну его выручать? Более того, о чем думал этот работодатель, отпуская его в Нью-Йорк одного? Он и вправду рассчитывал, что его племянник — незрячий, подумать только! — сможет выследить женщину, исчезнувшую два дня назад из номера нью-йоркской гостиницы?

То, что эта женщина — сестра Блейка, только лишний повод его не посылать. Неравнодушие — мать неосторожности. Из-за которой скорее всего Блейк и оказался прикован к батарее.

Но его слепота объясняла, почему работодатель настоял на приезде собаки.

— Вы не знали, — сказал Блейк.

Мэгги возилась с замком, вернув себя в рабочий режим и к почтительной вежливости, требуемой ее нынешним занятием: ведение дома и личная охрана.

Она зачастую сама себя мысленно называла «дворецкий с пистолетом».

Отперев первый браслет, она занялась вторым.

— Очевидно, мистер Эймс-Бомонт счел вашу слепоту обстоятельством, несущественным для моего задания, сэр.

— А оно существенно?

— Нет, сэр.

В любом случае она должна увести Блейка отсюда.

— Сэр? — Едва заметная улыбка не смягчила резкость черт лица. Пробивающаяся борода легла на подбородок тенью, а таким носом, подумала Мэгги, мог бы гордиться император-стоик. — Раз вы называете меня «сэр», значит, вы — новый и, как утверждает дядя Колин, уже незаменимый работник. Винтерс.

Поправлять она не стала. Ее еще и не такими словами обзывали. Почему Эймс-Бомонт назвал ее «Винтерс», она не знала, но при таком жалованье пусть называет так, как ему хочется.

Миллиардер, владелец «Рэмсделл фармасьютикалз» к своим работникам предъявлял высокие требования — и тем выше, чем ближе работник к его семье.

Ее он назвал незаменимой. Так ее не ценили еще никогда.

Но она не может себе позволить ни ощущения тепла от этой подслушанной похвалы, ни отчаяния от мысли, что это скоро переменится.

«Винтерс» — куда лучше, чем то, как он ее вскоре назовет.

— Вы правы, сэр. — Хотя горло стянуло спазмом, голос остался ровным. — Это я.

— Конечно, вы. А это я, раз мы наконец встретились. — Он показал на себя свободной рукой. — Вы знаете, почему вы нашли меня полуголым? Знаете, что это?

Наконец встретились? Он сказал это так, будто они уже общались. А Мэгги была уверена, что это не так. Три месяца тому назад, когда она начала работать на его дядю, Блейк был в Великобритании. До того он ездил в такие же частые и дорогие поездки, как она, но никогда они не были в одном и том же месте одновременно — за одним исключением, четыре года тому назад. Но тогда Мэгги его не видела, она бы запомнила. А он ее точно не видел.

Так что каков бы ни был смысл этого «наконец», к ней он мало относится. Скорее он касается разговора между Блейком и его дядей — вероятно, того, в котором ее назвали «незаменимой».

— Нет, сэр, не знаю. Что это?

— Это карма. Все отрицательное, что я в жизни сделал, вернулось вцепиться мне в зад.

Передавивший горло спазм отпустил, и Мэгги постаралась попасть в легкий тон его ответа:

— Очень жаль. В частности потому, что, согласно моему профессиональному мнению, последствия ваших действий серьезнее, чем вы себе представляете.

— Что вы имеете в виду, Винтерс?

— То, что вы голый куда больше чем «полу», сэр. И хотя я обладаю многими способностями, защита вас от мистических сил кармы среди них не числится.

Он наклонил голову набок, будто обдумывая эти слова:

— Тогда есть шанс, что я еще и шорты потеряю прежде, чем мы закончим работу?

В животе чуть екнуло, но она постаралась не обратить на это внимания. Он улыбнулся шире, полумесяцы складок по краям рта. Длинные волосы во влажном воздухе локонами спадали на лоб, на шею, на уши. Вместе с улыбкой очень манящее было зрелище.

Мэгги, ты на работе.

— Мы постараемся не допустить этого, сэр. — Хотя отпирание наручников требовало не зрения, а осязания, она не отрывала взгляда от пальцев. — Ваш дядя выражает сожаление, что не смог прибыть.

— Трудно ожидать от вампира, что он прилетит ранним утренним рейсом.

От обыкновенного вампира — да. Если даже он сможет подняться от дневного сна, прикосновение солнце его испепелит на месте. Но Колин Эймс-Бомонт — не обыкновенный вампир, и он мог бы приехать. Если бы не то, что его невеста днем ездить не может, а он никогда не оставит ее без своей защиты.

— Наиболее удобным вариантом оказалась я, — объяснила Мэгги.

— К моему счастью.

Счастье тут ни при чем. Прочтя письмо, она убедила Эймса-Бомонта послать ее, приводя те же причины, по которым он ее нанял: хладнокровие, опыт обращения с оружием и триумфальный послужной список.

Но Мэгги не упомянула фразу «Ты можешь остановить меня, Брунгильда», написанную в том письме под бруклинским адресом. Не сказала и того, что очень хорошо догадывается, кто так поступил с Блейком.

Снимая второй наручник, она провела пальцами по запястью Блейка, там, где пульс. Он в спертом воздухе комнаты вспотел слегка, и кожа у него была теплой. Теплой, но не горячей, то есть не принадлежащей демону-оборотню, маскирующемуся под объект.

Большая рука Блейка поймала ее руку. Когда он смотрел на нее так пристально, приходилось напоминать себе, что он ничего не видит.

— А еще приятно знать, что вы та, за кого себя выдаете.

Мэгги не стала напоминать, что назвалась Винтерс.

— У вас след укола на локтевом сгибе.

Блейк отпустил ее руку:

— Он брал кровь.

Это было… странно.

— Много взял? — Она не думала, чтобы слишком много: под загаром кожа была вполне приличного цвета. — Идти можете? Вводили вам что-нибудь?

— Да, какой-то седатив. — Блейк задрал голову, показывая на шее припухлость вроде пчелиного укуса. — Я находился на тротуаре возле своей гостиницы. Он втолкнул меня в такси, сказал водителю, что я пьян. После этого я ничего не помню.

И похитителю было все равно, что его увидят. Нехороший признак. Когда преступник не скрывает свою личность, тому есть три основных причины: он хочет, чтобы его поймали, он предполагает, что его все равно не накажут… или заранее знает, что не останется жив.

— «Он»? Вы уверены? И не демон и не вампир?

— Нет. Мужчина и человек.

Этого она и боялась. Демонам запрещено наносить людям физические повреждения, и они могут лишь искушать и заключать сделки. Вампиры такими правилами не связаны, но они в дневные часы беспомощны.

А вот человек бывает опасен в любое время суток — тем более тот человек, которого подозревала Мэгги.

Она взмолилась, чтобы это был не Джеймс. Если это не он, значит, она не ошиблась в решении три года назад, когда его отпустила. Но если тот е-мейл прислал Джеймс, если он похитил Кэтрин… на этот раз, быть может, придется убить его по-настоящему.

А потом драпать, спасая собственную жизнь. Когда Эймс-Бомонт обнаружит ее обман и ее связь с человеком, который угрожал его родным, он ее убьет.

Поскольку она отошлет ему племянника целым и невредимым, убьет быстро. А если она еще и Кэтрин найдет, Эймс-Бомонт может ее даже отпустить.

Или хотя бы дать фору.

— Ваша одежда в соседней комнате, — сказал она, вставая. — Одевайтесь и пойдемте.




— С вами кто-то прибыл? — спросил Блейк.

Мэгги обернулась через плечо. Блейк в спальне натягивал штаны на задницу, которая выглядела чертовски здорово, даже пожеванная кармой. Да и весь он, мускулистый и худощавый, высокий, выглядел чертовски здорово.

Но не безупречно. На левом плече выпуклый шрам. Спереди такого шрама нет, значит, пуля не прошла навылет. Удаление требовало бы хирургии, но в его медицинской карточке не отмечено ни огнестрельных ранений, ни пребывания в больнице.

Судя по должностной инструкции и куче докладных от его начальников, Блейк в «Рэмсделл фармасьютикалз» корпит за письменным да лабораторным столом, и только. Судя по его телу, у него там куда больше обязанностей.

Мэгги не удивилась безмолвному свидетельству его тела. Хотя она не предвидела, что он окажется слепым, но понимала, что Джеффри Блейк стоит куда больше, чем можно подумать из-за его частых переводов из филиала в филиал по всему миру. Даже если непотизм и семейственность как-то повлияли на послужной список Блейка, Эймс-Бомонт никогда бы поставил неумеху возглавлять поиски Кэтрин.

Джеффри Блейк не окажется в опасной ситуации обузой. И окажется в такой ситуации не впервые.

— Нет, — ответила наконец Мэгги. — Если не считать собаки, я приехала одна.

Блейк наклонил голову, потом мотнул ею. Мэгги показалось, что молчание вызвано не столько осторожностью, сколько недоумением.

Или он дезориентирован?

— Мы сделаем анализ вашей крови — удостовериться, что введенный препарат…

— Нет. — Блейк повернулся к ней, отбросил со лба волосы. — В нью-йоркских филиалах «Рэмсделл» лабораторий нет, а в другое место мы никуда мою кровь не отдадим. Все у меня нормально.

Его паранойю трудно было понять. Ведь у него уже взяли образец крови.

— Как скажете. Вы готовы?

Вместо ответа Блейк безошибочно направился прямо к ней. Наверное, на голос, решила Мэгги. Когда он остановился перед ней, ей пришлось поднять на него глаза. Такое случалось нечасто, хоть она была в ботинках, хоть босиком.

Взгляд Мэгги скользнул к его горлу. Один удар — и его преимущество в росте окажется бессмысленным.

Но его вырубать не надо, надо выручать.

— Вы обучены работать с собакой-поводырем?

У него сжались губы, но прочитать что-либо по выражению лица было невозможно.

— Да. Дядя Колин прислал с вами собаку-поводыря?

— В некотором смысле. — Мэгги шагнула назад и позвала:

— Сэр Щен!

Адский пес трусцой вышел из-за поворота и заклацал когтями вверх по лестнице, вывесив все три языка из огромных голов.

— Достань сбрую, — сказала Мэгги, когда он вышел на площадку. — Ты проводишь мистера Блейка вниз, к нашей машине.

Сэр Щен прошел в спальню, задев боком бедро Мэгги, и шкура поблескивала над перекатывающимися мышцами. Средняя голова осмотрела Блейка с головы до ног, правая обследовала комнату, а левая оглянулась через плечо на Мэгги.

И было понятно, что он не просто скалит острые как бритва зубы, а усмехается. У Мэгги сузились глаза:

— Ты его отведешь к машине и никуда больше. Ты будешь водить его в аэропорту. И нигде его не оставишь, — приказала она.

Пес улыбнулся шире. Черт побери. Ведь наверняка же она ему дала идею какой-нибудь проказы — кроме тех, что уже есть у него в головах.

Повернувшись обратно к Блейку, Мэгги нахмурилась. Кожа его побледнела до болезненно-серой. Он покачнулся, неуверенно шагнув, и Мэгги успела поймать его за локоть.

— Мистер Блейк?

Видно было, каких усилий стоило ему взять себя в руки. Грудь его поднялась в долгом вдохе, опустилась.

— Сэр Щен?

Мэгги кивнула было, поняла, что Блейк не видит.

— Да.

— Адский пес? Хеллхаунд? Тот, за которым иногда присматривает мой дядя?

Скорее, наоборот. Сэр Щен — спутник ближайшей подруги Эймс-Бомонта, и действительно, иногда пес остается в доме вампира. Но это трехглавый пес присматривает за Эймс-Бомонтом, и это Сэр Щен защищает дом в часы, когда вампир уступает сну.

Для спящего Эймс-Бомонта единственная реальная угроза — демоны, а они пистолета Мэгги не боятся. Но яд Сэра Щена может демона парализовать, а массивные челюсти запросто разорвут пополам.

Впрочем, Мэгги не была расположена вдаваться в подробности организации охраны Эймс-Бомонта, даже в разговоре с его племянником. Поэтому ограничилась коротким:

— Да.

— В облике демона?

К счастью, нет. Но если Блейк знает, что у Сэра Щена имеется форма демона, то можно понять, с чего он так побледнел. К трем головам Мэгги привыкла, но вряд ли когда-нибудь сможет привыкнуть к той огромной страшной твари, в которую умеет превращаться этот пес.

— Нет, сейчас он выглядит как трехголовый черный Лабрадор. — Очень большой черный Лабрадор. Когда Мэгги присела возле пса, глаза ее оказались на уровне его плеча. — Как только мы выйдем, он перекинется одноголовым. Сбрую, Сэр Щен?

У нее в руках появилась упряжь поводыря. Хаммерспейс — так называется магическая кладовая Сэра Щена, которая всегда с ним — позволяет спрятать почти любой предмет, но даже адский пес не может сделать так, чтобы упряжь размером на ретривера подошла к туловищу медвежьих габаритов.

— А еще прошу сократиться, — сказала Мэгги, закатывая глаза. Эта собачья зараза никогда не упустит возможности заставить себя просить.

На этот раз, наверное, — чтобы Блейк услышал и спросил себя, какого же размера был этот пес раньше. Сэр Щен дружелюбен настолько, что по адским стандартам он плохой пес, но очень любит нервировать окружающих. Просто у него чувства юмора больше, чем у собратьев по породе. И он с меньшей охотой рвет глотки и сжирает все остальное.

Во всяком случае, так Мэгги слышала. Сама она ни разу в Аду не была, и потому с другими хеллхаундами не знакома. И если ей повезет — и если весь сделанный ею при жизни негатив не приведет ее в Яму сразу после откидывания копыт, — то и не познакомится.

А если очень повезет, то и ни с каким демоном она больше не столкнется. Когда она обнаружила, что ее прежний работодатель — из этой породы, ей хватило на всю оставшуюся жизнь.

Приладив сбрую, она почесала Сэра Щена за ушами левой головы. Темные глаза слегка сверкнули алым и закатились под лоб в восторге. Ужасающе мощен и страшен этот пес ада, — но почесывание и пища делают его несколько более покладистым.

— Нигде его не оставляй, — тихо сказала Мэгги, — и я прослежу, чтобы Эймс-Бомонт купил тебе целую мясную лавку.

Очевидно, удовлетворенный посулом, Сэр Щен встал рядом с Блейком. Блейк сжал рукоять поводка.

— А что за проблема, если он оставит меня где-нибудь? Вы же там будете.

Блейк слышал? С ушами, значит, все у него в порядке.

— Меня не будет, — ответила Мэгги, выходя в холл и жестом веля Сэру Щену следовать за ней. — Я вас отвезу в аэропорт, а он будет сопровождать в самолете.

— Что за самолет?

Мэгги остановилась возле входной двери и выглянула в окно. Осмотрела машину за машиной, прохожего за прохожим. Не узнала никого и не увидела ничего, что вызывало бы срабатывание тревожных инстинктов, которым она за много лет научилась доверять.

Хотя пару раз инстинкты ее подвели, и потому она не снимала руки с пистолета.

— Сэр Щен, у тебя слишком много голов, — напомнила она хеллхаунду и только потом ответила Блейку: — Я зафрахтовала самолет, который отвезет вас обратно в Сан-Франциско. Мистер Эймс-Бомонт присмотрит за вами, пока я…

— Не выйдет, — перебил Блейк.

— …найду вашу сестру, — закончила Мэгги, не давая себя сбить.

— Где вы ее найдете? У вас есть информация, которой нет у меня, о том, куда он ее увез?

— Нет, — ответила она, открывая дверь.

В любом случае, пока нет.




Глава вторая


Выйдя на тротуар. Джефф впервые за четыре года взглянул на Мэгги Рен. Во всяком случае, впервые при личной встрече. Месяца три назад он видел ее фотографию в папке, которую дядя приложил к ее личному делу. Узнал он ее и ее светлые глаза немедленно. Эти глаза невозможно забыть, учитывая, что в последний раз он их видел поверх ствола ее пистолета за секунду до того, как она спустила курок. Она тогда была сотрудником ЦРУ, выполняющим задание в Дарфуре — где они оба были очень далеко от родного дома.

Хотя где на самом деле ее родной дом — непонятно. Брошенный родителями ребенок, она переходила из приюта в приют, пока в двенадцать лет не нашла себе пристань. Оттуда она пошла в армию и почти сразу ее завербовало ЦРУ. Долгие годы жила в округе Колумбия, но почти все время работала на выездах.

Возврат к гражданской жизни не был простым. Она поселилась у своего работодателя, конгрессмена и по совместительству демона. Узнав об этой последней его ипостаси, она от него ушла и стала работать у дяди Колина.

Джефф не знал ее имени, пока дядя не переслал ему ее дело.

И он не знал, считает ли она дом, приобретенный недавно в Сан-Франциско, недалеко от дядиного особняка, своим домашним очагом. И была эта покупка защитой от дяди или сигналом, что она с ним заодно. В конце концов, она пошла к дяде работать, зная, кто он такой.

И Джефф питал надежду, что эта работа для нее не проходная.

Если судить по внешним признакам, работа ей подходила. Даже Билсуорт — мажордом, господствующий над британским имением еще с тех пор, как Джефф бегал в коротких штанишках, — не мог придраться к идеальному завитку светлых волос на шее, накрахмаленной белой блузке или черному жилету и жакету. Бритвенно-острая стрелка на брюках выдержала перелет и нью-йоркскую влажность.

Что-то нечеловеческое было в этой неукоснительной аккуратности, но назвать это свойство демоническим Джефф не мог.

А вот слово «валькирия» ей бы подошло. Она оказалась выше, чем он думал. Глядя на ее рост и волосы, Джефф понимал, почему коллеги-оперативники называли ее «Брунгильдой-пулеглоткой».

Точнее, он понимал, почему Брунгильда. Очевидно, пули — это совсем другая история, где-то в секретной папке, которую он пока не видел.

Прохожий на тротуаре вскинул глаза на Мэгги. Джефф не мог понять выражения ее лица. С той минуты, как они вышли наружу, на нем ни разу ничего не отразилось.

Его слепота была для нее неожиданна, но сейчас она нашла тому объяснение. Вполне можно было представить себе ее мысли: Что тут может делать слепой?

На это были два ответа. Короткое объяснение звучало так: он не слеп. Просто своими глазами не видит.

Этот факт требовал уже более подробных разъяснений, в том числе рассказа о Люцифере и демонах, развязавших вторую войну против Неба, и о человеке, который положил конец битве, своим мечом убив дракона Хаоса. Этот человек стал Стражем, ангелом-защитником. Есть и другие Стражи, но именно тот меч создал семьи Эймс-Бомонтов и Рэмсделлов, и в конце концов — семью Блейк.

Этот меч, измененный драконовой кровью и пропитанный драконовой мощью, оказался в доме предков Джеффа. Два века назад дядя Колин и пра-пра… прадед Джеффа, Энтони Рэмсделл, совершили этим мечом обряд кровного братства, и меч отравил их кровь. Потом пра-пра… бабка Джеффа — сестра дяди Колина — тоже получила порез этим мечом. Его предки с каждой стороны слегка были изменены этим ядом в крови, и дети их тоже. Время от времени в семье рождался ребенок с чем-нибудь необъяснимым: способностями к телепатии, телеметрии или предвидению.

Родители Джеффа были дальними родственниками, и оба они могли проследить свою родословную до далеких пращуров. Поэтому порча комбинировалась, множилась, и Джефф с Кэтрин оказались необъяснимейшими из необъяснимых.

Джефф был рожден без зрачков и со способностью смотреть глазами любого стоящего рядом. А глазами Кэтрин он мог смотреть всегда, как бы далеко она ни была.

Но со вчерашнего вечера ее глаза не открывались. Скорее всего она спала.

А это скорее всего значило, что она накачана снотворным. Просто чтобы вела себя тихо, или похитителю было известно об этой зрительной связи, Джефф точно не знал. Но если учесть, что об этой связи знали только родители и дядя Колин, то, наверное, просто чтобы тихо было.

Кэтрин, когда очнется, найдет способ сообщить ему, где она. А тем временем опыт Мэгги Рен может оказаться полезным.

Если она непричастна к исчезновению Кэтрин.

Увидев портрет, он стал надеяться ее увидеть, просто увидеть. Он был ею просто заворожен. Едва удержался, чтобы не засыпать дядю вопросами о ней, как влюбленный школьник.

Хотя никого не удивило бы, если бы он заявил о своем интересе во весь голос. В его роду мужчины часто были одержимы женщинами.

Джефф был первый, кто стал одержимым заочно.

И он не представлял себе, что встреча будет такой. Но если она может предать семью, лучше будет узнать об этом сейчас.

Он смотрел на нее глазами пса, пока не был вынужден перейти к чьим-то чужим глазам. Теперь, когда у Сэра Щена была только одна голова, уже не казалось, что все вокруг вертится волчком, как было, когда Джефф только подключился к мозгу пса. Но зрение у собаки было такое четкое и ясное, что мозг у Джеффа слегка заболел.

А потом он стал смотреть глазами Мэгги.

К ним невозможно было приладиться. Он привык сразу одним взглядом воспринимать все детали, но здесь просто не успевал. Она то и дело переводила взгляд, глаза ее ни секунды не смотрели в одну и ту же точку. Внимательный взор не пропускал ни одного встречного, и она использовала любую отражающую поверхность, чтобы видеть, что происходит позади.

Ему были доступны ее глаза, но не ее мозг, а только этот мозг, наверное, и умел ими пользоваться. У Джеффа голова кружилась почти так же, как когда он смотрел глазами пса. Он умел передвигаться по людным тротуарам, определяя свое положение относительно владельца глаз, которыми смотрел, но с Мэгги это не получалось. Впервые он обрадовался, что в руке у него поводок, а рядом идет пес. Дядя Колин послал Сэра Щена для его защиты, но сейчас он пригодился, чтобы Джефф хотя бы не налетал на препятствия, торопясь за Мэгги.

Он переключился на глаза мужчины, идущего позади.

Этот хмырь таращился на ее задницу. Видит бог, его можно было понять. Мэгги Рен, от макушки до нескончаемых ног стоила того, чтобы на нее смотреть. Но есть же какие-то приличия! Посмотрел — отведи глаза. Нельзя же таращиться даже на самую лучшую задницу, как волкодав на свежее мясо!

Джефф остановился, обернулся. Взгляд прохожего остановился на его лице. Подождав, пока этот извращенец рассмотрит как следует сплошную синеву глаз, Джефф осклабился. Взгляд этого хмыря метнулся в строну, и он быстро зашагал прочь.

— Что-то случилось, мистер Блейк?

— Нет, ничего.

Он снова стал смотреть ее глазами. Поле зрения Мэгги слегка сузилось и сверху чуть затенилось, будто лоб стал ниже.

Она посмотрела в глаза Джеффу, потом на его рот. И снова устремилась вперед, бросая резкие быстрые взгляды через его плечо на идущих позади прохожих, пристально разглядывая лица. Она снова возвращалась взглядом к нему, потом надолго — для себя надолго — задержала взгляд на проходившем мимо мужчине.

Джефф узнал того извращенца. Мэгги рассмотрела его шею, колено.

Джефф перепрыгнул в чьи-то еще глаза, еще в чьи-то, пока не нашел того, кто смотрел ей в лицо. Увидел ее глаза, серые, холодные и опасные, а потом она надела пару темных очков без оправы, вынув их из внутреннего кармана. Суровая улыбка тронула губы, когда извращенец обернулся на нее, увидел ее глаза и быстро отвел взгляд.

Да, это она, Джефф узнал это выражение. Женщина, которая может в мужчину всадить нож или пулю, и Джефф видел в ее исполнении и то, и другое.

Они пошли дальше, и он снова вошел в ее глаза. Взгляд из-под очков окидывал каждого, кто попадался навстречу, и едва заметно задерживался на коленях, руках, животах и шеях.

Она не угрозы ищет, понял он. Она ищет слабые места. Каждый проходящий рассматривался как цель.

Но ведь она уже три года не в ЦРУ. Не пора ли уже отучиться от того, чему научилась за всю жизнь?

Может быть, от этого отучиться невозможно.

Арендованный ею вездеход оказался черным и угловатым, со снятыми задними сиденьями. Сбруя исчезла под рукой Джеффа, когда Мэгги открыла заднюю дверь. Сэр Щен прыгнул внутрь, лег и вырос до того размера, в котором был, когда Джефф увидел его на лестнице — глазами Мэгги. Хеллхаунд вытянулся, заняв почти все грузовое отделение.

Мэгги распахнула пассажирскую дверцу и взяла Джеффа за локоть. Он не мешал ей сажать себя в машину. Она умна, наблюдательна и знает, что на земле и в небе есть много такого, что средней человеческой философии и не снилось. Прояви Джефф слишком большую самостоятельность — она может заподозрить, что не так уж он слеп.

Он подождал, пока она села на место водителя.

— Нам нужно заехать ко мне в гостиницу…

— Она была нам по дороге из аэропорта, поэтому мы уже заезжали. Ваши вещи в хаммерспейсе у Сэра Щена. — Он увидел ее глазами собственное недоуменное лицо. — Это нечто вроде кладовки в ином измерении.

Джефф кивнул. Ему приходилось слышать, что у демонов и Стражей есть нечто общее.

— И мой компьютер тоже там? — Немедленно он ощутил на коленях знакомую тяжесть. Джефф поискал пальцами наушники, ощупывая края лэптопа. — Здесь был микрофон и… — да, спасибо, — сказал он, ощутив, как наушники с микрофоном положили ему на ладонь. Удобная это штука, хаммерспейс.

Мэгги уже не смотрела на него, выезжая на улицу, но ему для этой работы глаза не нужны. Сочетанием прикосновений и голосовых команд он поискал на компьютере нужные файлы… и был слегка удивлен, когда их нашел.

— В номере кто-нибудь побывал? Что-нибудь взяли?

— Если да, то очень аккуратно. — Машина сбавила скорость. Взгляд Мэгги показал ему желтый светофор, потом его собственный профиль. — Тот, кто вам делал укол, что-нибудь говорил о мисс Блейк? Почему ее похитили, или кто он такой?

— Нет. Но за несколько часов до того, как он меня схватил, мне об этом сообщила е-мейлом охрана гостиницы. Вот это сделано в тот день, когда исчезла из своего номера Кэтрин.

Он повернул лэптоп, показывая ей выведенную на экран фотографию.

Мэгги мельком глянула на экран, потом посмотрела еще раз и уже не отвела взгляда.

Ее глазами Джефф видел то же лицо, которое увидел водитель такси за секунду до того, как Джефф потерял сознание. То же лицо, которое увидел некто снаружи старого кирпичного дома, через пару секунд после того, как этот человек взял у Джеффа кровь и оставил прикованным к батарее.

Он видел то лицо, которое видела Мэгги, но понятия не имел, что видит она, глядя на фотографию. Друга, бывшего любовника, врага? Или просто мужчину, с которым когда-то пришлось работать?

— Это в гостиничном лифте. Он вышел на этаже, где номер Кэтрин.

Мэгги моргнула один раз, медленно. И сказала ровным голосом:

— Интересный след. Я по нему пойду.

— Это пока я буду улетать подальше от опасности? Подумайте еще раз. Когда я вчера вечером не вышел на связь, о чем попросил дядя Колин свою невесту первым делом? — Мэгги промолчала, и он ответил сам: — Ручаюсь, он попросил Сави вытащить все мои записанные телефонные разговоры и взломать все почтовые ящики. Она выяснила, какая мне почта приходила в последние часы, кто со мной контактировал, куда я мог уйти. И она не могла не найти эту фотографию.

Мэгги закрыла глаза, открыла их снова. Уставилась перед собой на зеленый свет.

— У Сави, при ее фотографической памяти, не заняло бы много времени сопоставить это лицо с вот этим.

Вторая фотография была сделана на политическом собрании в Вашингтоне, за несколько месяцев до того, как Мэгги ушла из ЦРУ. Исходный снимок увеличили, чтобы показать изображение Мэгги — слегка размытое, но узнаваемое, — стоящей на заднем плане в темном костюме и с хорошей военной выправкой. Рядом с ней стоял мужчина с первой фотографии.

Позади загудел клаксон. Мэгги оторвала взгляд от компьютера и проехала перекресток.

Джефф влез в разум собаки. Голову пронзило болью, но Джеффу повезло: пес смотрел на Мэгги, так что у Джеффа тоже появилась такая возможность. Он видел ее нерешительность, ускоренное биение пульса, напряженные тонкие складки возле рта.

Но она не стала отрицать свою связь с этим человеком. И, слава богу, не пыталась соврать Джеффри.

Он тихо спросил:

— Как вы узнали, где меня искать?

Она помедлила, потом ответила:

— Получила наводку.

— От…

Ее взгляд вернулся к фотографии.

Она забыла, что он не видит этого молчаливого признания? Напоминать он не станет.

— Вы думаете, что он снова выйдет с вами на контакт?

— Да.

— Тогда вы очень хотите, чтобы я был при вас, Винтерс. В данный момент только я стою между вами и моим дядей.

Губы ее сжались, как от досады, потом неохотно искривились в улыбке.

— Что ж, поехали искать вашу сестру, мистер Блейк.




Глава третья


Как сообщил провайдер, утреннее письмо было отправлено из южного Нью-Джерси. Мэгги понимала, что вряд ли Джеймс остался на том же месте, но у нее появилось направление поиска.

Направление, но не точное указание. К тому же поездка туда означала несколько часов в дороге. Уже несколько лет Мэгги не пыталась выехать из города в пятницу после обеда, но вряд ли это получится быстрее, чем ползком. Значит, первым делом нужно озаботиться вот чем: еда и одежда.

Она попросила у Сэра Щена джинсы и одну из рубашек, взятых в номере у Блейка. Аккуратно сложенные, эти предметы одежды легли к ней на колени.

Мэгги оглянулась на Блейка. Он вызвал Эймс-Бомонта, коротко с ним поговорил, и сейчас продолжал беседу в сети: Блейк печатал реплику, потом слушал ответ.

Тревога свернулась комом под ложечкой. Блейк сказал, что он стоит между нею и Эймс-Бомонтом, но это, естественно, не ради нее. Он хочет найти сестру, а Мэгги — единственная ниточка к Джеймсу. Блейк будет защищать ее ровно столько времени, сколько понадобится для поисков Кэтрин.

Но и до того момента его предложение очень мало значит. Эймс-Бомонт — его родственник и самый влиятельный вампир в мире, а перед Мэгги у Блейка никаких обязательств. Если его дядя станет преследовать Мэгги, идиотом должен быть Блейк, чтобы встать между ними.

Следовательно, ее цели не меняются, даже если Блейк сейчас едет с ней. Она обеспечит его безопасность и найдет Кэтрин. И если она сможет сделать и то, и другое, и если вампир не сочтет ее ответственной за действия Джеймса, как считает она сама — тогда, быть может, он ее отпустит.

Как мантра: тогда, быть может, он ее отпустит.

Пальцы сжали руль. Господи, не хотела она влипать в эту кашу! Ей нравилась ее работа. До того е-мейла все было хорошо. Новая жизнь была эксцентрична, полна вампиров и Стражей, и эксцентричен как минимум был ее работодатель, но впервые от самого рождения она была счастлива. Мир стал непривычным и новым, но она понимала окружающих, знала, что ими движет, и чувствовала наконец, что нашла где-то свое место. Чувствовала до мозга костей.

И вот одно давнее решение — и все развалилось.

Блейк со щелчком закрыл лэптоп и снял наушники с микрофоном. Когда компьютер исчез, Мэгги бросила одежду Блейку на колени.

Он провел ладонями по ткани, будто определяя что это. Приподнял брови:

— Это намек? Тогда лучше душ.

— У вас нет запаха, сэр, — ответила Мэгги.

Сэр Щен в грузовом отсеке скептически хмыкнул. Радуясь этому отвлечению от мрачных мыслей, Мэгги глянула в зеркало заднего вида. Пес прикрыл широкие ноздри массивной лапой.

Мэгги не старалась сохранить бесстрастное лицо. Все равно Блейк ее не видел, так что можно было не напрягаться. Речь ее была корректной, как требовали обстоятельства, а сама она могла себе позволить корректной не быть.

— Я этого запаха не чувствую, Сэр Щен, — сказала она и снова обратилась к Блейку. — Это предосторожность против жучков — отслеживающих или подслушивающих устройств — которые могли быть прицеплены к вашей одежде.

Блейк потрогал воротник рубашки:

— Вы думаете, он их поставил?

— Я бы поставила.

Это, очевидно, его убедило. Пока Мэгги заезжала на парковку фастфуда, Блейк сбросил джинсы и рубашку. Когда он потянулся к сложенным джинсам, Мэгги покачала головой:

— Шорты тоже, мистер Блейк. И быстро, чтобы девушка на раздаче не успела как следует рассмотреть.

Сэр Щен перевернулся на спину, тяжело и шумно задышал. Так смеются адские псы.

Блейк тоже развеселился и широко улыбнулся, запуская пальцы за пояс.

— А точно дело в жучках? Или это вы меня хотите как следует рассмотреть?

Ей не надо было. И так понятно, что не на паре сложенных носков так бугрились эти веселые трусы. Когда Блейк приподнялся с сиденья, она отвернулась.

— Мы идем по следу вашей похищенной сестры, мистер Блейк. Кем же я должна быть, чтобы уступить подобному желанию?

— Женщиной, которую я был бы не против как следует рассмотреть.

Мэгги поднесла пальцы к губам, сдерживая смех. Да, он опасен. Еще немного — и он ей может понравиться. Это ведет к неравнодушию, а неравнодушие — мать неосторожности. Которой она себе позволить не может.

А он уже много о ней знает. Больше, чем нужно.

Она скомкала его одежду и сунула в мусорный ящик под висящим на стенке меню для водителей. Улыбающиеся мордочки утратили часть своего самодовольства в соседстве с использованными одноразовыми чашками. Бедняжки.

В меню было полно жирного и вредного. Не проблема, если бы не то, что ближайшие несколько часов придется сидеть неподвижно. Мэгги не нравилось перегружаться весом, когда не было возможности сбросить его упражнением.

— Насколько вы голодны, мистер Блейк? Мы до ночи уже не остановимся, так что заказывайте сразу все, что вам понадобится.

Блейк остановился — уже в трусах и наполовину натянутых джинсах. Хотя он сейчас согнулся в поясе, на животе не было ни одного выступа, кроме мышц.

— Я вполне съел бы три гамбургера.

Еще бы. Мэгги утроила эту порцию для пса, а для себя взяла кофе и фруктовый йогурт.

Заплатила наличными. Джеймс может отслеживать их перемещения, и она не собиралась облегчать ему задачу. Хотя он, хочется надеяться, ей подобную задачу облегчил.

Ты можешь меня остановить.

Это не был вопрос, не была подначка, не была мольба. Просто утверждение.

Но как ей его остановить? И почему это должна делать она?

Мэгги забарабанила пальцами по рулю, раздумывая. Они с Джеймсом согласились больше не контактировать — и расстались по-доброму, вопреки обстоятельствам. Интуиция ей подсказывала, что это не жажда реванша.

А что тогда? Что их пути скрестились — совпадение?

В это Мэгги не могла поверить, даже не пыталась.

Может быть, Эймс-Бомонт? Действует Джеймс по своей инициативе, или кто-то его нанял? И если да, то сказал ли Джеймс нанимателю о своей связи с ней… и с Эймс-Бомонтом?

Но захватить в заложники его родственника — и не выдвигать никаких требований?

Она посмотрела на Блейка, хмурясь. Где он добыл фотографию ее и Джеймса? И кто сказал Блейку, что лицо на этих фотографиях одно и то же? Сави, невеста Эймс-Бомонта, не могла этого сделать. Если она взломала почту Блейка, она бы не увидела фотографию системы наблюдения гостиницы до тех пор, пока Блейка не взяли бы — и у них бы не было возможности сравнить.

Значит, Мэгги упускает какой-то этап, не видит где-то связи. А под взглядом пса она не может применить самый привычный метод допроса: под дулом пистолета. Значит, надо копать. Хитрить.

Тогда нужно несколько снизить официальность. Дворецкий не затевает бесед, но Мэгги нужно было это сделать.

— Вы не такой, как я представляла себе, мистер Блейк.

— Я понял.

— Я не о слепоте. Не только о ней, — призналась она. — Я смотрела ваше досье.

— Вот как?

Вежливый интерес, не более.

— Да. — Ей пришлось от него отвернуться, чтобы взять пакеты. Один она отдала ему, остальные положила на консоль между ними. — Там сплошь выговоры, жалобы, переводы. Вас перекидывают по всему «Рэмсделлу» уже пятнадцать лет.

— Я не слишком хороший работник.

Она узнала интонацию отработанного ответа — легенды.

— Одна только деталь: каждый раз, когда вас переводят в новый филиал, тихо-тихо снимается какая-нибудь проблема. В Лондоне — растрата, совершенная директором. В парижской лаборатории кто-то продавал конкурентам результаты исследования. Во Флориде — использовали склады фирмы для контрабанды кокаина. В Дарфуре «Врачи без границ» наконец-то получили груз от «Рэмсделла». — Это была лишь малая толика фактов, но можно было не продолжать. Если только она верно уловила, то на лице Блейка отразилось некоторое удивление — и облегчение. — Вы приезжаете, прикидываетесь кретином, раздолбаем, которого держат на работе только за родство. Ваш объект чувствует себя в безопасности и не считает нужным отводить глаза слепому. Тем временем вы находите все, что вам нужно для решения проблемы. Система говорит сама за себя. Достаточно сказать: когда мы услышали о похищении вашей сестры, и мистер Эймс-Бомонт сообщил, что вы летите ее искать, я сочла это разумным ходом.

— Но сейчас вы уже так не думаете?

— Сейчас я пытаюсь понять, как у вас это получается.

— Лучше этого не знать. Винтерс.

— «Если я скажу, мне придется вас убить»? — Она позволила себе некоторую усмешку в голосе, чтобы он понял, что она улыбается.

— Нечто вроде этого. — Он не улыбнулся в ответ. — Во всяком случае, мой дядя рассмотрит такую возможность всерьез.

У нее по спине пробежал холодок. Что бы он ни скрывал, это совсем не тот факт, что Эймс-Бомонт — вампир. Есть всего две причины, по которым Эймс-Бомонт убьет, не задумываясь: опасность грозит либо его невесте, либо его родным. Он может также убить и ради защиты сообщества вампиров, но сперва взвесив все «за» и «против». А вот при угрозе любимой или родным — не будет никаких вопросов и никаких нюансов.

Сави ничего не грозит в далеком Сан-Франциско, значит, то, что скрывает Блейк, может быть угрозой для родных.

Какое это невозможное чувство — ощущать себя членом такой семьи! И как страшно считаться ее врагом.

Она взяла себя в руки, выехала на улицу и стала пробираться к Манхэттенскому мосту. Как и ожидалось, поток машин почти полз.

Хитрить она не очень умела.

— Откуда взялась вторая фотография?

— Из материалов вашего прежнего работодателя.

Мэгги покачала головой:

— Управлению не было смысла…

— Не ЦРУ. Я про конгрессмена Стаффорда.

Ком ужаса соткался в груди. Стаффорд знал, что у нее есть опыт работы в разведке и в национальной безопасности. Но ее рекомендатели не дали бы ему эту фотографию. Значит, он получил ее от иного контакта в Вашингтоне… но от кого?

— А где он ее взял?

— Нам неизвестно.

А его уже не спросить. Стаффорд был ликвидирован Стражами три месяца назад.

Блейк развернул бургер и впился в него зубами. Сэр Щен заскулил в багажном отделении, и Мэгги вспомнила, что ему тоже надо дать. Она вывернула руку, просунула ее между сиденьями. Горячее дыхание обдало пальцы, булькнул глоток — и тут же заскулили еще два голоса справа и слева. Адский аппетит в стереозвучании.

Она разворачивала четвертый бургер, когда раздался голос Блейка:

— Расскажите мне о нем, Винтерс.

— О Стаффорде?

Там мало что было рассказывать. Томас Стаффорд был обаятельный политик и чудесный работодатель, пока не попытался повесить на нее убийство. Но могло быть хуже. Даже если бы ему удалось ее подставить, то жить в тюрьме куда лучше, чем если бы он сумел заманить ее в сделку, заставив себе служить. В сделку, которая в случае невыполнения обязательств привела бы ее душу в заледенелые пустыни между Адом и Хаосом.

Естественно, тюрьму всегда предпочтешь вечной муке. К счастью, от обоих этих вариантов ее избавили Стражи.

— Нет, не о Стаффорде. О человеке на фотографии.

Значит, Блейк тоже не собирается хитрить. Но Мэгги не хуже его умела уклоняться от ответа.

— Если я вам расскажу, мне придется…

— Его зовут Тревор Джеймс, — перебил Блейк. — Он служил с вами в ЦРУ с даты вашего туда прихода и до тех пор, пока три года назад вы не ликвидировали его согласно приказу. Это было ваше последнее задание, после него вы вышли в отставку.

Руки обмякли, мысли опустели. Она услышала свой голос:

— Как вы узнали?

— Ваше прошлое расследовали Стражи, конкретно — мой дядя. Информацию он передал мне. Как вы думаете, подпустил бы он вас хоть на выстрел к своему дому, если бы не был в вас уверен? Дал бы вам возможность общаться со своими родными?

Одна из голов Сэра Щена ткнула ее в плечо, выводя из ступора. Скормив ему очередной бургер, Мэгги заставила себя включить мозги.

Глубокая проверка не была неожиданностью — ее поразило, насколько глубоко они копнули, но сосредоточиться на этом она пока не могла. Она все еще пыталась сообразить, зачем Эймс-Бомонт послал ее материалы в базу Блейка. Она же не работает в «Рэмсделле».

Возможно, для Эймс-Бомонта и для Блейка разницы нет.

Сэр Щен снова заскулил, но Мэгги не обратила внимания, пытаясь что-нибудь прочитать по лицу Блейка, когда можно было оторвать взгляд от дороги. Там мало что было написано. Для человека, никогда не видевшего другого лица — или своего — он отлично чувствовал, как много выражение лица может выдать.

— В сообществах вампиров всегда есть охранитель, — сказала она, нащупывая путь словами. — Некто, защищающий сообщество от угроз извне и требующий соблюдения правил внутри. В Сан-Франциско такие функции выполняет мистер Эймс-Бомонт. И у вас та же функция — в «Рэмсделле». Вы защищаете «Рэмсделл фармасьютикалз».

Не успев еще договорить, Мэгги поняла, что попала в яблочко. Он защищает не бизнес как таковой, и вот почему Эймс-Бомонт послал ее файл Блейку. Он защищает семью во всех ее проявлениях, а «Рэмсделл фармасьютикалз» является основным источником финансов. Наверняка у Блейка есть досье на каждого работника всех семейных предприятий.

Он не стал ни подтверждать, ни опровергать. Вытерев рот бумажной салфеткой, он спросил:

— В каком направлении мы едем?

— На юг. В общем и целом, — добавила она после паузы.

Он кивнул.

— Я вчера вечером получил информацию. Кэтрин везут на юг. Она в большом караване.

— Это рекреационный автомобиль? — Его британский акцент, звучавший до сих пор еле слышно, усилился. Что это значит: он подавляет эмоции или дает им выход? — Дом на колесах нелегко будет найти в августе.

— Нелегко.

Сэр Щен заскулил, и она бросила на него суровый взгляд в зеркало. Все шесть глаз уставились на пакет, стоящий между сиденьями. Три целеустремленных разума, и в каждом только жадность. Хеллхаунду пища не нужна, он просто любит процесс еды.

— Погоди секунду, Сэр Щен. — Она не хотела давать себя отвлечь. — Откуда вы получили информацию?

— Если я скажу, что ваш друг вел разговор в моем присутствии, вы мне поверите?

Поверит ли? Да, Джеймс обратился к ней, чтобы нашла его и остановила. Но болтать при клиенте, как киношный злодей?

— Нет. Так как вы узнали, куда ее везут?

— Почему вы сделали вид, что его убили? Почему не выполнили задания?

Она стиснула зубы:

— У вас есть мое личное дело, мистер Блейк. Может быть, вы мне скажете?

— Я видел приказ на ликвидацию. Видел ваш рапорт, утверждающий, что задание выполнено. Видел отчет судебного медика, утверждающий, что обнаруженный обугленный ком мяса — а больше ничего не нашли во взорванном вами ко всем чертям доме — совпадает с Джеймсом по ДНК. Но ни один из этих документов не говорит мне о том, что произошло между этими событиями.

У нее отвалилась челюсть. Приказ на ликвидацию плюс рапорт и отчет? Все эти документы не хранились в электронном виде, Сави их не могла вытащить, взломав сервер. Кто-то физически проник в помещение ЦРУ и скопировал записи, к которым у нее — и даже у ее непосредственного начальства — допуска не было. Наверное, Страж. Телепортировался или проскользнул с тенью.

— У вас явно нет намерения мне ответить, — сказал Блейк, но досады в его голосе не было. А было облегчение.

И акцент его был таким же отчетливым.

— А у вас мне?

— Нет, — улыбнулся он, и слепые глаза смотрели прямо ей навстречу, как-то странновато прямо. — Но это для вашего же блага.

— Могу сказать вам то же самое. — Но более того, она не может — и не станет — выбалтывать засекреченную информацию. Как бы Блейк ни пытался нащупать и вытянуть из нее сведения, она не будет выдавать секретных подробностей работы ни сейчас, ни через пятьдесят лет. Она только добавила очевидное: — и это знание ничего не меняет. Мы все равно должны его остановить.

— Точно так же ничего не меняет, откуда я знаю, где была вчера вечером Кэтрин. Все равно нужно ее освободить.

Ладно, с этим она спорить не может. Но должен быть иной путь.

— Сэр Щен, ты мне позволишь его застрелить? Или пытать, пока не ответит?

Блейк издал глубокий, рокочущий смех. Пес просунул между спинками одну голову, на морде читалось любопытство.

Она подсластила предложение:

— За хороший стейк?

Блейка ей почти не было видно за головой пса, но его вопрос она услышала:

— Что дядя просил тебя сделать, если она будет мне угрожать?

Сэр Щен тут же вырос вчетверо, зубы выгнулись ножами. Из-под меха вылезла чешуя, вырвались колючие шипы, окрашенные кровью на кончиках.

Глаза полыхнули алым огнем ада и уставились на руку Мэгги, держащую руль. Огромные челюсти бережно сомкнулись на ее предплечье, и Мэгги прошибло холодным потом. Объяснение оказалось доходчивым.

Когда он ее отпустил, она все еще дрожала. Надеясь, что в голосе прозвучит меньше страха, чем она испытала, Мэгги произнесла:

— Спасибо, Сэр Щен. Такие вещи полезно знать.

Пес принял прежние размеры, обнюхал лежащий на консоли пакет с едой и убрал голову, снова открыв ей Блейка.

Тот весь посерел, трясущимися руками пригладил волосы.

— Боже мой. Мэгги! Я не ожидал, что он станет… я не должен был его спрашивать. Простите меня.

Она кивнула. Она тоже не ожидала. Но радовалась, что демонский облик Сэра Щена не напугал ее до потери сознания. Блейк тоже все-таки не…

Стоп.

Каким чертом Блейк знает, что произошло?

— Вы видели. Вы видели, как он превратился. — Сердце стучало изнутри по ребрам. Она смотрела, ничего не понимая, в сплошную синеву глаз — но не могла отрицать очевидного. — Вы видите.

— Я… — Он широко раскрыл глаза, потом закрыл рот, стиснул зубы. — Вы этого не знаете, — сказал он без интонаций.

— Я не знаю? Да я чем угодно ручаюсь…

— Нет, Мэгги. Вы не знаете. Если кто угодно вас спросит, вы не знаете. Пока мы не найдем Кэтрин и не уладим проблему с Джеймсом.

— Ладно.

Это она поняла. Факт, что она знает, не должен выйти за пределы этой машины. Даже к Эймс-Бомонту. Поскольку Эймс-Бомонт не снял еще с нее подозрения в пособничестве похищению Кэтрин, и если еще ему станет известно…

Мэгги мрачно улыбнулась. Не первый случай, когда излишние знания ведут к гибели.

Она украдкой глянула на Блейка. Глаза у него были закрыты, и он прижал сжатый кулак ко лбу. Если бы надо было угадать, что он делает, она бы подумала, что он от всей души дает себе выволочку.

Быть может, подумала она, — быть может, он всерьез предложил, что встанет между нею и Эймс-Бомонтом. Если до этого дойдет.

Не то чтобы она ему это позволит. Но чувство приятное.




Глава четвертая


— Она не спит, — тихо сказал Блейк.

Мэгги сморгнула, отрывая взгляд от хайвея, и обернулась к нему. Несколько минут назад он спал. Глаза его по-прежнему были закрыты, но он поднял спинку сиденья.

— Медленно движется, — сказал он. — В спальне, в заднем отсеке каравана. Она не связана, но дверь не открывается. Ей оставили корзину еды, бутылки с водой. Есть окна, затемненные какой-то пленкой. Она машет рукой, из других машин ее не видят. Слева — заходящее солнце.

— Едут на юг, — сказала Мэгги хриплым голосом. Не проходило ощущение бегущего по спине холодка.

Она поняла: он видит. Видит глазами своей сестры.

Блейк кивнул:

— На разделенном хайвее, две полосы в каждую сторону. На идущей сзади машине — номера Южной Каролины. На встречной — тоже.

А они с Блейком всего лишь на полпути через Нью-Джерси. До дома на колесах еще не меньше двенадцати-тринадцати часов.

Но не так много, как могло бы быть. Похититель Кэтрин мог бы уехать куда дальше, если бы не останавливался. Значит, либо он останавливался на отдых, либо кого-то ждал.

— Есть ватерклозет. Окно не открывается. В зеркале она выглядит нормально. Синяков нет. — Монотонное описание прервалось смехом. — Это правильно, Кейт, покажи мне палец! У нее точка от укола на шее, как у меня. Тоже брали кровь. Сейчас она смотрит на унитаз, и это мне намек на время отстать.

У Мэгги колотилось сердце. Ничего не приходило в голову, что сказать.

Блейк несколько секунд помолчал, потом сказал ей:

— Она моими не видит.

— Чьими вы смотрите сейчас?

— Вашими.

Мэгги уставилась в ветровое стекло. Непонятно почему, поднялась в животе тошнота. Подобные откровения были одной из причин, почему она пошла работать к вампиру. Невозможно было вернуться к обычной жизни, зная о драконах или Стражах. Они бы всюду ей мерещились.

Мэгги вела машину, ожидая, чтобы ощущение тошноты схлынуло. В конце концов так и вышло.

Ее реакция была не ответом на его способность, а следствием ее. Блейк обладает некоторым видом удаленного зрения. Какая страна не захочет это использовать для сбора разведданных — или не предпримет шаги, чтобы такая возможность не использовалась против нее?

Боже мой, не удивительно, что Эймс-Бомонт так одержим идеей защиты секрета своих родных. Если бы не это, все правительства мира гонялись бы за ними, чтобы использовать или уничтожить.

— И это причина, по которой похитили мисс Блейк, — догадалась Мэгги. — И вот почему не просят выкупа. Что она умеет делать?

Она не ожидала ответа и не предвидела легкости, с которой Блейк его дал.

— Находить разные вещи. Предметы, но не людей.

Она не сразу поняла, а потом нахмурилась:

— Тогда это может быть кто угодно, ищущий что угодно.

— Нет. Этот «кто угодно» должен иметь ресурсы, доступ к информации и организацию. Для начала он должен был знать, что она в отпуске в Америке.

Мэгги кивнула. Да, она бы использовала ту же возможность: объект один и не на родной почве.

— Но это не военные. Они не ехали бы по федеральной дороге в рекреационном автомобиле. Вряд ли вампир, потому что ему не нужен был бы Джеймс для похищения мисс Блейк, и он не мог бы ехать днем.

— И их как минимум двое. Кэтрин уже везли вчера вечером, когда Джеймс был в Нью-Йорке. — Длинные пальцы забарабанили по коленям, на лбу залегла морщина. — Может, машину ведет демон, если это Джеймс ей делал укол.

— Вы думаете, это был демон? Тогда надо сообщить Стражам.

Блейк повернулся к ней, глаза в глаза. Воспользовался ее зрением, определяя, куда смотреть.

— Нет, — сказал он.

— Мы же не можем выступить против…

— Демон должен подчиняться Правилам: не причинять вред человеку, не лишать его свободы воли, так что нам он ничего не сможет сделать. Если с ним есть вампир, то мы должны подгадать так, чтобы найти Кэтрин днем. Наша главная забота — Джеймс, а с ним Стражи ничего сделать не могут, потому что тоже подчиняются Правилам. — Блейк замолчал, потом добавил: — А у нас есть Сэр Щен.

Отсюда Мэгги сделала вывод, что хотя Эймс-Бомонт тесно сотрудничает со стражами, о своих родных он им не рассказывал… и не хочет рисковать, что они это выяснят.

— Кто-нибудь еще знает, на что вы способны? На что способны другие члены вашей семьи?

— Только Сави. Еще некоторые, связанные с нашей семьей браком. Дядя Колин поддерживает такой режим уже двести лет.

Успешно? Мэгги усомнилась. Человеческую натуру не переделаешь, и даже Эймс-Бомонт со всей его силой ее не подавит.

— И никто эти способности не применял? За деньги или же для правительства?

— Некоторые из нас применяли. Мы никому не говорили, что мы делаем. А для денег — нет. В нашей семье никто в них не нуждается. — Блейк закинул голову назад, закрыл глаза. — Остановились, темно. Ей мало что видно. Деревья. Несколько небольших костров.

— Кемпинг? — Он кивнул, и Мэгги предложила: — Можем догнать, пока они стоят. Или хотя бы поближе подобраться.

— Это… — Блейк прервал речь, выпрямился. — Дверь открыли, там Джеймс. С ним другой мужчина, у него за спиной. Высокий, волосы темные. Вид у хмыря — как с обложки журнала.

Блейк вздрогнул:

— Этот мерзавец Джеймс сделал ей укол. Она снова отключилась.




Около полуночи Мэгги стала попеременно то смотреть на дорогу, не отрывая глаз, то оглядывать внутренность машины и разглядывать обочины темного хайвея — все это быстро-быстро моргая. Она не пользовалась зрением так активно после того, как они выехали с Бруклин-стрит.

Не дает себе заснуть, догадался Джефф.

— Мы остановимся, — сказал он. — Вы измотаны.

Да и он тоже, хотя удалось слегка подремать.

— Я еще живу по времени Западного побережья, могу пока ехать.

— В котором часу вы получили е-мейл сегодня утром? — Молчание сказало ему, что это было очень рано. — Снимем номер в гостинице.

— Мистер Блейк, я уж боялась, вы так и не попросите.

Джефф улыбнулся, но черт его побери, если он не хотел бы иметь возможность видеть сейчас ее лицо. Она перегружена правилами, но сумела ответить с юмором. Она твердо сдержала его, когда напирал, вытягивая из нее секретные подробности приказа убить Джеймса. Ему отчаянно хотелось узнать эту женщину получше.

И можно заодно выложить карты на стол.

— Вы шутите только потому, что считаете, будто я о вас в этом смысле не думаю. Это ошибка, Мэгги.

Заявление было для нее неожиданным, потому что она не ответила, но он видел, куда она смотрела: на его руки. Из тех женщин, для которых руки решают все. Вспомнив, как она на него смотрела, когда он сидел, пристегнутый к батарее, и потом, когда он переодевался, Джефф мысленно поправил себя: и мышцы живота.

Она все еще молчала, глядя теперь в основном на дорогу. Глянула в зеркало заднего вида — Сэр Щен поднял одну голову и посмотрел в ответ. Пес кажется лениво расслабленным, подумал Джефф, но на самом деле он насторожен. Потом она стала смотреть на его руки, глянула на губы и задержала взгляд, когда Джефф улыбнулся. Снова ее внимание вернулось к дороге.

Похоже, он дал ей пищу для размышлений. И она — слава богу! — стала над ней размышлять.

К сожалению, надо было еще поднять вопрос, который, если она его неверно поймет, может наткнуться на неодолимое сопротивление.

— И сегодня мы должны ночевать в одной комнате.

Но нет — она поняла правильно.

— Вы мне не доверяете.

— Я опасаюсь, что вы попробуете сами решить проблему — в этом смысле я не доверяю вам. Если мы будем в разных номерах, наверняка вы ночью удерете и попытаетесь найти Кэтрин в одиночку.

— А если мы будем в одном номере, что мне помешает приковать вас к кровати и удрать?

Сэр Щен снова просунул одну голову между сиденьями, насторожив ушки. У Джеффа по спине поползли мурашки, пока он не услышал легкий звон металла.

Мэгги посмотрела вниз и коротко засмеялась, увидев лежащие у себя на коленях наручники.

— А он считает, что это забавно, — сказала она. — И вообще удачная идея.

Джефф лично полагал, что любая забава с участием Мэгги и наручников Сэра Щена включать не должна.

— Он вам позволит приковать меня и уехать?

— Не знаю. Он выполняет указания, но толкует их как хочет. Если мистер Эймс-Бомонт велел ему вас защищать, а Сэр Щен согласен, что вам безопаснее быть прикованным к кровати подальше от Джеймса — может, он и не откусит мне голову за такой фортель.

Джефф снова попытался взглянуть на Мэгги глазами пса, но бросил эту затею, когда голова пошла кругом от смешения трех взглядов сразу. Мэгги почесывала адскую тварь за ухом, и глаза собаки тускло посвечивали красным.

Стал ли бы хеллхаунд ее рвать клыками, или предыдущая демонстрация была только напоказ? Джефф не сомневался, что дядя дал псу приказ его защищать, но у адской твари явно есть свои соображения. Как и у Мэгги.

Вдруг эта адская псина стала ему нравиться куда больше.

— Глазами животных вы умеете смотреть, мистер Блейк?

— Нет.

Это не была ложь. Сэра Щена нельзя было считать обычным животным, а Джеффу никогда не приходилось смотреть глазами собаки, лошади или кошки.

— Только глазами двуногих?

— Да. И не надо называть меня «мистер Блейк», я не ваш начальник.

— Так точно, сэр. — Она улыбалась: он видел край ее отражения в зеркале. — Душ я собираюсь принимать, закрыв глаза, мистер Джеффри.

— Верно. — Джефф вздохнул. — И я буду вдвойне жалеть, что вы узнали правду.




Блейк первым пошел в душ, а Мэгги тем временем установила компьютер и вызвала Сан-Франциско по шифрованному каналу связи.

К ее радости, на звонок ответила Сави. Мэгги нравился Эймс-Бомонт, но к юной вампирше, на которой он собирался жениться, она испытывала еще более теплое чувство. Таких, как Сави, она не видела — таких искренних. При ее профессии такое качество попадается редко, и Мэгги оно восхищало.

Хотя признаться в этом было бы вопиющим непрофессионализмом.

После вежливых вопросов о состоянии Мэгги и Блейка Сави взялась за работу. Через несколько минут все файлы, которые просила Мэгги, были скачаны на ее компьютер. Она подключила спикер, чтобы освободить руки, и слышала фоном, как Сави невероятно быстро стучит по клавиатуре.

Через несколько секунд раздался ее голос:

— Вот ты где!

— Что нашла? — спросила Мэгги, заморгав.

— Заказы в кемпинг. Вся система штата в онлайне. Я вошла, сейчас буду проверять номера машин.

— Все?

— А что? — Легко можно было представить себе, как Сави пожимает плечами — она этот жест видала не раз и у юной вампирши, и у блестящих технарей не от мира сего из технических служб ЦРУ. — Может, что-то вылезет. Номер, не соответствующий машине или числящийся в угоне. — Сави фыркнула коротким смешком. — Угнать дом на колесах — это надо наглость иметь.

— Скорее мозги, — возразила Мэгги. — Если он стоит в гараже, то не одна неделя пройдет, пока сообщат об угоне.

— Тоже верно. — Клацанье по клавишам смолкло. — Слушай, Мэгги… Колина здесь нет, но я говорю за нас обоих.

В груди замерз ледяной ком.

— Да?

— Кэтрин жива. Вероятно, ей сохранят жизнь, потому что чего-то от нее хотят.

— Да, — согласилась Мэгги.

Язык во рту онемел. Если посмотреть в зеркало, оттуда глянет бледное лицо с бескровными губами.

— Так что мы пока не суетимся. И не то чтобы мы не доверяли… — Сави остановилась, начала снова: — Джефф отлично делает то, что делает он. А ты отлично делаешь то, что делаешь ты.

— Убиваю?

— Вытаскиваешь из неприятных ситуаций, — ответила Сави. — Разруливаешь.

Обычно стреляя в того, кто эту ситуацию создал. Но спорить Мэгги не хотелось.

— Понятно.

— Ты знаешь, что у нас есть те фотографии.

Мэгги закрыла глаза:

— Да.

— Мы не стали бы брать тебя на работу, если бы не доверяли тебе. И это хорошо, что Джеймс вывел тебя на Джеффа. — Глубокий вдох Сави был отлично слышен по спикеру. — Но если ты обманешь это доверие без серьезной причины, я не смогу — и не стану — защищать тебя от Колина.

А какая причина была бы серьезной?

Но она только сказала:

— Я знаю. Благодарю, мисс Меррей.

— Да боже мой, Мэгги, не надо благодарить, ты лучше вернись невредимой. — Не услышав ответа Мэгги, Сави вздохнула. — Ладно. Я тут закончу и подгоню тебе все, что найду. Сэра Щена от меня поцелуй и спокойной ночи.

Мэгги разорвала связь и посмотрела на пса, занявшего одну из двух двухспальных кроватей. Он поднял среднюю голову и облизал брыли щек.

Мэгги покачала головой:

— Даже не думай, песик.

Открылась дверь ванной, вышел Блейк, вытирая волосы полотенцем, одетый в пижамные штаны. С каждым энергичным движением ходили под кожей мышцы живота и груди.

Мэгги отвернулась. Черт побери, она даже не понимала, как часто на него смотрит, пока не стала пытаться этого не делать.

— А за что «спасибо»?

Она обернулась, посмотрела непонимающим взглядом:

— В смысле?

— Сави сказала, что не будет вас защищать. Вы ей ответили «спасибо». Вот я и не понял.

— Спасибо за то, что я теперь знаю, что и как.

Блейк кивнул и бросил полотенце на конторку.

— Только она врала.

— Она мне не доверяет?

— Она станет защищать. Отговорит его, если сможет. Если нет — поможет вам сбежать с новыми документами. — Пожатие плеч — и потрясающая игра мышц груди. — Естественно, сказать это вам она не может.

— А вы можете?

Когда он улыбался, у него от глаз расходились лучики.

— Уже сказал, — не сразу ответил он.

Она смотрела, как он сел на кровать, вытянув длинные ноги, скрестив их, оперся плечами на подушки. Переплел пальцы на животе.

Она заставила себя отвести глаза:

— Рубашка вам не нужна ли, мистер Блейк? Уверена, что у Сэра Щена в хаммерспейсе найдется…

— Мне и так хорошо, Винтерс, — усмехнулся он, и вдруг она поймала себя на том, что разглядывает его губы.

А, черт.

Она встала, сняла жакет и перевязь кобуры.

— А почему такая откровенность, мистер Блейк?

— Я четыре года назад был в Дарфуре.

Она стояла к нему спиной, но видела его в зеркале. Он уже не улыбался.

— Это я знаю. И что?

— Бывает, что я, глядя глазами других, вижу то, чего не хотел бы видеть.

Мэгги закрыла глаза. Вдруг ей подумалось, что ей не хочется слышать то, что она сейчас услышит.

— Да, я полагаю, что ваши родители поддерживали темноту в спальне.

— К сожалению, не всегда. — Она услышала в его голосе улыбку, но тут же он снова стал серьезным. — Четыре года назад я вошел в голову одного человека, который был с девочкой. Лет десяти-одиннадцати. Привязанной к кровати. Она была уже… он еще с ней не закончил.

Мэгги обернулась к нему:

— Поняла, продолжайте.

— Он был где-то поблизости, но я понятия не имел где и стал искать. Судя по обстановке, в каком-то правительственном доме, потому что все прочие жили в хижинах.

Точно так же, как ищет сейчас Кэтрин, предположила она. Опознает обстановку и сужает круг поиска.

— И что вы собирались сделать, когда его найдете?

— Вытащить ее оттуда. Убить его.

Вряд ли в таком порядке.

— Вы его нашли?

— Нет, это сделали без меня. Я не знаю, что эта женщина там делала, какой инцидент должна была урегулировать, но она открыла дверь, посмотрела на него. На девочку. А потом его застрелила — просто подняла пистолет и спустила курок.

От осознания того, что тогда было, даже дышать стало больно.

— Вы смотрели моими глазами?

— Нет, его.

О господи.

— Вы не пострадали оттого, что были у него в голове, когда… когда он умер?

— Нет, просто утратил контакт. И перешел к девочке, и оставался с ней после того, как вы ей помогли выйти. Она шла, качаясь, мимо меня по улице, и я проследил, чтобы она дошла, куда ей надо было. Я попытался потом найти вас, но… — Он покачал головой. — Не нашел.

— Моим объектом он не был, — созналась она.

Не был объектом. Она о нем не доложила, информация о нем не засекречена.

— А жаль.

Мэгги сняла ботинки, задвинула их ногами под стол.

— Если бы девочка вскрикнула, это могло бы сорвать мое задание.

— Но вы его выполнили.

— Да.

Ей об этом даже думать не пришлось.

— Раз вы так реагировали, то вы не ту себе профессию выбрали.

Да, я знаю. Но вслух она только спросила:

— Зачем вы это мне рассказываете?

— У меня не было возможности вас поблагодарить.

— Я это сделала не для вас.

— Какая разница? Вы сделали то, чего я не смог, и я вам очень за это благодарен. Точно так же нет разницы, помогаете вы мне искать Кэтрин, потому что ее надо найти или вы чувствуете свою ответственность за Джеймса, поскольку его отпустили живым. Так или иначе, а я буду благодарен вам за помощь, когда мы ее найдем.

Так кто же он? Он говорит серьезно?

Непослушными пальцами она расстегнула манжеты. Кем надо быть, чтобы вот так ей доверять? Принять как свою? Она же им не родня. Единственная связь — импульсивное действие, совершенное Мэгги в прошлой жизни. Она для него должна быть пустым местом.

И все же… его безоглядное доверие стало ей небезразличным. Явно стало, потому что горло перехватил спазм, и ей тоже хотелось сказать «спасибо» в ответ.

Но она, выходя в ванную, сказала только: — Вы совсем не такой, как я думала, мистер Блейк.




Глава пятая


С распушенными по плечам высушенными волосами она очень расслабленно выглядела и чувствовала себя тоже слишком расслабленно, и потому перед выходом из ванны Мэгги заплела их в косу. Одета была она только в майку и белье, но смотреть на себя она не собиралась.

Сэр Щен так и лежал, занимая всю кровать. Мэгги посмотрела на него внимательно, гадая, как же решить этот вопрос. Раньше поспать никогда не бывало проблемой.

— По-моему, все просто, Винтерс. Здесь не найдется места даже для ребенка.

Она прищурилась:

— Он вполне может встать. Он не нуждается во сне. В еде, кстати, тоже, так что у меня не будет необходимости утром покупать ему пакет колбасок.

Сэр Щен зевнул, показав здоровенные зубы, и перевернулся на спину.

Мэгги вздохнула и залезла на кровать рядом с Блейком.

— Отступаете? — спросил он.

Она потянулась к выключателю, потушила свет.

— А то он мне завтра есть не даст. Простой расчет.

— А это первый случай, когда женщина приходит ко мне в постель по расчету. Обычно они говорят, что это по ошибке.

— Я ошибок не делаю. — Она отвернулась от него. — Или делаю редко.

— Вы поверили Джеймсу.

— Да, — ответила она, глядя в темноту.

— Это не было ошибкой?

Она так не считала. Но думала, еще тогда, не стала ли ее симпатия к Джеймсу просто как к человеку — а потом и к другу — причиной слепого пятна, закрывшего страшную правду. Но все же она приняла решение и солгала, что выполнила приказ о ликвидации.

Причины приказа сообщены ей не были — их редко сообщают, но сам приказ был бессмысленным. Оперативники не ликвидируют оперативников. Даже если Джеймс предал свою страну, если он продавал государственные тайны или добывал секретную информацию, оперативнику не положенную, первым шагом было бы его судить. Пусть бы широкая публика никогда об этом не узнала, пусть бы не узнало даже большинство работников управления, но был бы процесс. И если бы Джеймс сбежал из заключения и представлял бы риск для системы безопасности — а он им не был, — не Мэгги должна была бы его устранять. Это сделал бы кто-нибудь более высокий по рангу, и очень тихо.

Поэтому с той самой минуты, как начальник дал ей этот приказ, интуиция орала, что здесь что-то не так. Очень не так. Она готова была бы ручаться жизнью, что Джеймс не создал угрозы национальной безопасности, но был свидетелем, как это сделал кто-то другой. Кто-то из ЦРУ. Кто-то на верхних этажах иерархии, кто мог дистанцировать себя от убийства, спихнув его нижестоящим.

Когда она в ту последнюю ночь говорила с Джеймсом, он ее подозрений не подтвердил — умел хранить секреты не хуже, чем она свои. Но она слишком давно с ним работала и слишком хорошо его знала. Хотя она не собиралась оставаться в управлении и выяснять, кто его подставил — это значило бы расписаться на собственном смертном приговоре, — убивать Джеймса ради этого типа она тоже не собиралась. И велела ему бежать.

Блейк у нее за спиной тяжело перевернулся, и она услышала удар кулака по взбиваемой подушке. Она мысленно видела, как он лежит на животе, повернув голову в сторону. И хотя он смотрел в другую сторону, Мэгги знала, что если она повернется на другой бок, он окажется лицом к ней.

— Нет, — сказала она негромко. — Я не думаю, что это была ошибка.

Когда он ответил, она поняла, что инстинкт ее не обманул: Блейк лежал лицом к ней… и ближе, чем она думала. Не вторгаясь в личное пространство, но и не на той стороне кровати.

— Джеймс знал, как с вами связаться. Как вы думаете, где он был до того?

— Я не скрывалась, ему легко было меня найти. — Она помолчала, взвешивая «за» и «против», и решила, что говорить можно: — Я не хотела знать, где он. Мы договорились: никогда никаких контактов.

— Потому что управление вас держало под наблюдением.

— Да. — Может быть, не очень пристальным, но все же. — Но не настолько плотным, чтобы Эймс-Бомонт счел мою работу на него угрозой для его безопасности.

— Никакая угроза мимо Сави не прошла бы.

Мэгги кивнула, ощутив щекой прохладную мягкую наволочку. Потом вспомнила, что надо отвечать словами.

— Да. — Снова услышала, как он взбивает подушку. — Ваша сестра сейчас спит?

— Да.

— Расскажите мне о ней.

— Разве вы сами не знаете?

Мэгги вспомнила материалы, которые удалось посмотреть на пути в Нью-Йорк.

— Я знаю, что она — полицейский инспектор в Лондоне. С высоким индексом раскрываемости. — Необычайно высоким. — Продукты покупает по средам и субботам, берет на просмотр романтические комедии или фильмы ужасов…

— Между этими жанрами куда больше общего, чем вы думаете.

Она улыбнулась, подумала, не повернуться ли. Если начать ощупывать его руками, ртом, он будет упругий и теплый. Он ее поцелует, войдет глубоко, а она вокруг него обернется.

А вот спать много не придется. Оба они будут усталые, вероятно, станут неосторожными, когда завтра снова пустятся в погоню. Кэтрин они нужны в самой лучшей форме оба.

Мэгги молча сунула руку между бедрами, сжала, стараясь угасить огонь, разожженный воображением.

— Полезно послушать кого-то, кто ее хорошо знает. Выученные данные — это не совсем то.

— Да, — согласился он, — не то. Спрашивайте, Винтерс.

— Она восемь лет жила с одним человеком. Месяц назад они разъехались. Он знал о ее способностях? О вас?

— Нет.

— Вы уверены?

— Да.

У Кэтрин была такая долгая связь — и она скрывала от своего партнера? Более того, даже не показала, что ей есть что скрывать. Как это сказалось на отношениях? Это было труднее, чем просто сказать, что она чего-то не может ему открыть?

Зависит, наверное, от того, кто этот другой.

— Каково было ее эмоциональное состояние?

— Когда Гэвин ушел, это было потрясением. Но сейчас ей не до переживаний: к сложившейся ситуации она относится как к работе: сохраняет хладнокровие и ищет выход.

Мэгги закрыла глаза.

— Надеюсь, мы завтра ей его предоставим.




Коммуникатор Мэгги запиликал в четыре утра. Она нашарила его на ночном столике, прищурилась на тусклое белое свечение и прочла сообщение от Сави: «Посмотри почту и досыпать будешь в самолете».

В самолете? В каком самолете?

Она потерла лицо, включила в телефоне режим шифрования и вошла в сеть. Господи, уже много лет так каждое утро. Но никогда еще ей не приходилось смотреть почту из кровати, в тепле и уюте, завернувшись в одеяло и ощущая спину и плечи Блейка.

Ей пришлось подавить желание прижаться к нему теснее. Почему-то такая позиция была еще более близкой, чем лицами в одну сторону, и чем-то странно знакома — как входить в дверь спиной к спине с надежным товарищем.

Она прочла письмо, потом, покачиваясь, вышла в ванную под горячий двухминутный душ. Когда она вышла в трусах и в лифчике, Джефф что-то делал с ее телефоном, а Сэр Щен, всего с одной головой, заглядывал ему через плечо.

Пес обернулся к ней — телефон чуть не выскочил у Блейка из руки.

По дороге к кровати она взглянула на экран, потом присмотрелась получше.

Блейк открыл свою почту и читал такое же письмо, как Сави прислала ей… но так не должно быть. Любая функция, кроме разговора, требует личного пароля Мэгги.

Она подняла руки и стала закручивать волосы в пучок на затылке.

— Вам Сави дала пароль от всей моей аппаратуры?

— Вы мне его сами дали пару минут назад. — Он слегка хмурился, и голос у него еще звучал хрипло спросонья. — Вы, когда нажимаете клавиши, смотрите на пальцы.

Это объясняло, как он поймал растратчиков в «Рэмсделл фармасьютикалз». Просто смотрел, как они вводят свои жульнические цифры, а они не знали, что за ними наблюдают.

Но она-то знала, что он на это способен, и не приняла меры предосторожности. Если бы Блейк не заведовал безопасностью «Рэмсделла», вышло бы, что она поставила под угрозу безопасность Эймс-Бомонта.

Эта возможная ошибка разозлила ее тем более, что Мэгги даже не подумала ее предусмотреть. Рисковать, зная, на что идешь — допустимо. Действовать вслепую и по-идиотски — неприемлемо.

А почему она не подумала?

Потому что разнежилась в уюте.

Она всадила заколки в волосы, шагнула в брюки и натянула их.

— А почему вы мою почту не прочли одновременно со мной?

— Это было бы вторжением в частную жизнь. Винтерс. — Он насупил брови, помрачнел. — Всему есть границы. Например, когда вы там, — он кивнул в сторону ванной, — я ни за что не стану смотреть без разрешения. Но если вы выходите, одетая так, как вот сейчас, — я все глаза готов проглядеть.

— Но чьи…

Нет, даже спрашивать было не нужно. Сэр Щен запыхтел, отрастил еще две головы из плеч, вставшие рядом с первой.

Блейк дернулся на кровати, прижал руку ко лбу, с трудом проглотил слюну. Явно ему очень не по себе было смотреть сразу тремя головами.

— Если бы я себе позволила, то сказала бы, что поделом вам, мистер Блейк. — Мэгги натянула рубашку. — Вы сказали, что не можете видеть глазами животных.

— Так и не могу. И хватит, черт побери, звать меня «мистер Блейк»! — Он вдруг встал и резко подошел к ней. — Вот из-за этого вас называют «Брунгильда-пулеглотка»?

— Нет. — Она продолжала застегиваться, не глядя вниз, на шрамы на животе. — Называют, потому что я блондинка и высокая, а у мужчин мало изобретательности в придумывании женщинам прозвищ.

Конечно, ваш дядя — исключение. «Винтерс»[1 - Винтер — зима (англ. winter).], мне нравится больше, чем «Снежная Королева» или «Инеистая Великанша».

— «Винтерс» не имеет отношения к вашему цвету волос, Мэгги. — Его глаза направлены были прямо на нее. — Вы не обернетесь?

Вот уж этих слов она не ожидала.

— Зачем?

— Потому что за вами зеркало. А так как вы взяли этот проклятый тон дворецкого и прячетесь за ним, я не слышу, сердитесь вы или нет. Я хочу видеть ваше лицо, а не свое.

Вот это уже просто лишнее.

— Мы должны успеть на самолет, сэр. — Она надела перевязь с оружием и упорно смотрела только на голую грудь, на бугристый живот Блейка. — У вас пять минут, чтобы собраться. Я бы советовала начинать сейчас.

Он шагнул ближе. Мэгги втянула в себя воздух, ожидая следующих действий. Чтобы он что-то сказал, заспорил… притронулся к ней.

Господи, она опять смотрит на его руки!

Жакет висел позади нее на стуле. Она взяла его, сохраняя дистанцию между собой и Блейком. Он смотрел еще секунду туда, где она была, потом повернулся спиной и направился к собственной одежде. На смуглой коже белел пулевой шрам.

— Для сведения, Мэгги, — сказал он. — Я не собирался вас выводить из себя. Просто у меня нет привычки сперва спрашивать.

Да и не могло быть. Он не сохранил бы в тайне свою способность, если бы просил разрешения ею пользоваться.

Напряжение, сведшее мышцы, медленно ее отпустило.

— Для сведения, сэр, — ответила она. — В четыре часа утра меня очень легко вывести из себя.

Он стоял к ней спиной, и она не знала, улыбается он или нет. Да и все равно, ее он тоже не видит.




— Теперь, когда вы меня простили, я должен вам признаться — сказал Блейк, как только они сели в машину. — Я понятия не имею, зачем нам успевать на самолет. Успел прочесть только половину письма.

Отвлекся, когда она вышла из ванной в одном белье, догадалась Мэгги, и четверть пятого утра вдруг показалась ей не таким уж мрачным временем.

— Корпоративный самолет «Рэмсделла» ждет нас в аэропорту Ричмонда, чтобы отвезти в Чарльстон, — сообщила Мэгги.

— Значит, Сави нашла этот караван?

— Нет. Но так нас привезут в нужный штат быстрее, чем было бы на машине, и времени на сон терять не придется.

— Разумно, — сухо улыбнулся Блейк. — И очень тактично с ее стороны не упоминать, что, если бы я мог вести, нам не надо было бы останавливаться.

Верно. Она бы спала эту ночь, пока Блейк вел машину, и сейчас они уже были бы в Южной Каролине.

Мэгги нахмурилась, постукивая пальцами по рулю.

— Они тоже останавливались — Джеймс и этот второй. И не чтобы поменяться за рулем — это они могли бы сделать на любой парковке или на обочине дороги.

А в кемпинге, подумала она, они могли заплатить за место и оставить автодом. И еще много времени пройдет, пока его запишут в бесхозные. И так было бы легче перенести Кэтрин в другую машину.

Блейк, очевидно, думал о том же.

— Значит, они оставили караван и сменили транспорт.

— Направляясь куда-то поблизости, по всей вероятности. Если она под наркозом, даже наемный самолет был бы слишком рискованным решением — точно так же, как и возможность, что она проснется по пути в машине. Могла бы привлечь чье-то внимание.

— Поблизости, — повторил он мрачно. — Куда-то, где они могут начать допрос.

— Да. — Она обернулась на Блейка. — Мы через десять минут будем в аэропорту. Позвоните Сави, проинформируйте ее. Это должно быть какое-то уединенное место. Скорее всего дом, снятый не позже полугода назад. — Это была дата, когда Кэтрин купила билет на самолет в Нью-Йорк. — Пусть поищет в списке клиентов кемпинга того риэлтора, что продает бруклинский дом, где я вас нашла.

— Ничего она не найдет, — сказал он.

— Не найдет, — согласилась Мэгги. — Но это лучше, чем ничего не делать.

Он кивнул, и она стала слушать односторонний разговор, унесшись мыслями за сотни миль к югу. «Ты можешь меня остановить, Брунгильда». Но она не могла предвосхитить действия Джеймса, не зная, зачем он это делает.

Мэгги опустила окно, чтобы ощутить лицом дуновение воздуха и окончательно проснуться. Даже 1 такую рань августовский воздух был теплым. В грузовом отсеке заскулил Сэр Щен, и Мэгги опустила стекло задней дверцы. В ту же минуту одна из голов закрыла ей вид в боковом зеркале. Язык и уши пса болтались мокрыми флагами.

Еще у него глаза горели красным, но на дороге было мало машин, и никто не заметил.

— Демон, — негромко сказал Блейк. — Сави, я перезвоню.

Мэгги встрепенулась, посмотрела на него. Он насчет красных глаз тревожится? Но не похоже, чтобы он глядел на Сэра Щена.

— Она проснулась, находится в спальне, в углу сидит мужчина, который выглядит как Гэвин.

Бывший ее любовник. Но это не может быть он: Мэгги знала, что Эймс-Бомонт посадил своих людей Гэвину на хвост сразу после пропажи Кэтрин.

А демон способен принимать, чей угодно облик.

— Она всерьез разозлилась. Руки у нее жестикулируют, как только ей свойственно. Он пытается ее успокоить — флаг тебе в руки, кретин. — Секундная пауза. — Она встала, выходит в двери. Нет, он их запер. Кейт, ну дай же мне что-нибудь, с чем можно работать!

У Мэгги запиликал телефон. Увидев, что это Сави, она просто включила спикер.

— Вот она подходит к окну, — продолжал Блейк. — Она где-то наверху. За окном темно, но виден огонь… огонь маяка, по-моему. К северу от нее. Вода от нее справа.

Издали донесся стук Сави по клавишам. Она уже сужала зону поиска.

— Дом белый. Есть причал и лодочный ангар. У причала — приличных размеров яхта.

А это значит — деньги, подумала Мэгги. Но там, где в деле участвует демон, это не удивительно.

— Название на ней видно?

— Нет. Сейчас она осматривает комнату. Ящики все пустые. Телефона нет, телевизора нет, ни газет, ни журналов.

— Ничего, выдающего их местоположение. — Сави прекратила печатать. — Как вы думаете, они знают, что умеет делать Джефф?

— Если бы знали, завязали бы ей глаза. — Мэгги свернула на ответвление в аэропорт. — Наверное, они просто не хотят, чтобы ей было уютно, и тогда разрешение выйти будет наградой…

Блейк коротко засмеялся:

— Умница, Кейт! Она перевернула лампу на ночном столике, и на нижней стороне наклейка: «Лорас антик энд дизайн», Хилтон-Хед, Южная Каролина.

— А это… — минута яростного клацания. — Прямо на воде. Остров.

— И западня для туристов, — добавила Мэгги. — Наверное, недостаточно изолировано.

— Верно. Я поищу в пределах пятидесяти миль в обе стороны по побережью. Найду фотографии всех местных маяков, чтобы ты на них посмотрел, Джефф. Может быть, когда взойдет солнце, Кэтрин увидит достаточно, чтобы ты узнал маяк на снимке. А пилоту скажу, чтобы составил новый план полета, который вас подбросит к Хилтон-Хеду ближе Чарльстона. И еще, Мэгги: я слежу за твоей почтой, так что если Джеймс попытается выйти на контакт, я тебе при первой возможности сообщу, где он.

— Спасибо, мисс Меррей.

— О господи, хорошо бы ты перестала меня так называть. С тобой она так же обращается. Джефф?

Он широко улыбнулся, глядя на Мэгги.

— Да, тетя Сави.

— А вот это в миллион раз хуже. Ты же на шесть лет старше меня. — Вампирша вздохнула. — Ладно, больше откладывать некуда. Я иду сообщать Колину, что Кэтрин в руках демона. И этот демон, вероятно, знает, на что она способна.

— Иными словами, — ответил Блейк, — мы должны быть готовы, что сегодня к закату солнца вы с дядей Колином прибудете в Хилтон-Хед.

— Примерно так, — согласилась Сави. — А до тех пор живите спокойно.

Она отключилась, и в машине воцарилось молчание. Потом Мэгги сказала:

— Сколько бы вы поставили, что она зафрахтовала самолет в тот момент, когда вы только сказали слово «демон»?

Он согласно засмеялся, но этот смех быстро затих, и Блейк потер лицо руками.

— Больше ничего Кэтрин не нашла. Ни чем писать, ни на чем. Сидит и ждет.

Мэгги кивнула. Как ни обидно, им с Блейком придется поступить так же.




Глава шестая


— Так почему же он выбрал «Винтерс», мистер Блейк?

Мэгги сосредоточенно смотрела на экран лэптопа, где красовался маяк, но Джефф немедленно уловил смену ее настроения. У нее глаза работали в гиперактивном режиме с самого прилета в аэропорт, так что Джефф не только делал вид, будто пользуется упряжью Сэра Щена.

И она продолжала работать и когда вела машину в Хилтон-Хед, и когда они вошли на веранду кафе, где решили позавтракать и просмотреть фотографик маяков, присланные Сави.

Когда Джефф сообщил о затруднениях при использовании ее глаз, Мэгги заставила себя задерживать взгляд на каждой фотографии. Но все равно она успевала бегло оглядеть каждого нового посетителя, почти всех прохожих на тротуаре и основную массу проезжающих водителей.

Спрашивая о своем прозвище, Мэгги смотрела слишком пристально. Хотя Джефф услышал, как девушка-метрдотель усаживает еще новых гостей, числом не меньше двух, Мэгги не глянула еще на них, и ему стало ясно, что ответ важен для нее с точки зрения их безопасности.

А он не был выше использования знания для личной выгоды.

— Я вам скажу, но только никаких больше «мистер Блейк».

Она посмотрела на него. Черт побери, он не собирался делать такую напряженную и мрачную физиономию. «Мистер Блейк» его не злило, а… расстраивало как-то.

— Хорошо. Просто Блейк.

Без «мистера», то есть без того, что она говорит вышестоящему, работодателю. Он увидел, как у него исчезла складка между бровей, как он принял более свободную позу. Увидел ее глазами.

И Мэгги тоже поняла, насколько это было для него важно. Он запустил было пальцы в волосы, потом понял, что этот жест выражает слишком сильное облегчение: будто он только что выиграл суровую битву.

Шел процесс полного его разрушения этой женщиной. И видеть себя таким вот — это уверенности не прибавляло.

Он поискал кого-нибудь, кто смотрел бы на нее. Одного нашел, за два столика от себя — то ли бессмысленно смотрел прямо перед собой, то ли его заворожила платина волос Мэгги, сверкающая на ярком солнце. Сосредоточен взгляд был не на ее лице, но Джеффу достаточно хорошо был виден ее профиль, чтобы стало ясно: по этому профилю много не прочтешь.

И еще — что у нее изумительно красивый рот.

Она обеими руками поднесла к губам чашку. Если смотреть под любым другим углом, фарфоровый ободок скрыл бы ее губы, и он не услышал бы этого в ее голосе, когда она напомнила:

— Винтерс?

— Винтерс, — повторил Джефф, — так звали камердинера моего дяди. Его первого камердинера, второго, третьего и четвертого.

У нее сжались углы губ:

— Понимаю.

Нет, она не понимала. Пока что. Очевидно, сочла, что Колин, сын богатого английского графа, из лени называл всех своих камердинеров Винтерсами, чтобы не запоминать настоящие имена.

— Все они были из семьи Винтерс. Сыновья и внуки. Один племянник. Но первые два были на службе у дяди, когда он стал вампиром. Всякий раз, уезжая из Бомонт-Корта, он брал с собой Винтерса. И в тот раз, когда он был проклят, первый Винтерс был с ним.

Он не сомневался, что о проклятии Мэгги известно. Она не могла не заметить, как мало у дяди в особняке зеркал. Любой другой вампир видит свое отражение, но примесь драконовой крови стирает дядино. Для личности столь тщеславной, как Колин Эймс-Бомонт, невозможность лишний раз убедиться в своей красоте — поистине проклятие.

— А, — тихо сказала Мэгги. — Не просто слуга — джентльмен при джентльмене. Человек, которому он доверяет то, чего не может сам: следить за своей внешностью и защищать его во время дневного сна.

— А еще, по словам дяди Колина, этот человек в ранние годы проклятия был одним из немногих якорей, не давших ему сорваться в бездну безумия. — Вторым, разумеется, была семья. — После Второй Мировой Винтерса не было — не было, во всяком случае, в качестве слуги моего дяди. Его поддержка помогла семье Винтерс подняться в классе настолько, что когда моя бабка выходила за одного из Блейков, это не было встречено скептическим недоумением. Дядя Колин решил, что не подобает членам его семьи служить в камердинерах, и поэтому начал одеваться сам.

Она очень осторожно поставила чашку на блюдце:

— Ваша бабка была Винтерс?

— Да. И блондинкой она была не больше, чем я. — Он приподнял стакан сока в приветственном жесте. — И вот, Мэгги, история имени Винтерс. Можете из нее делать любые выводы.

Если она и сделала какие-либо выводы, то делиться ими не спешила. Вместо этого медленно стала жевать кусок тоста.

Джефф по ее молчанию решил, что история произвела впечатление. Хорошо, подумал он. Очень хорошо.

Даже если это значило, что он сволочь, раз ей рассказал. Он знал, чего она ищет, что сформировало ее психологический профиль. Эта цепь событий началась с того, что одна молодая женщина дала Мэгги свою фамилию и ничего больше, а дальше Мэгги двенадцать лет таскалась из одного приюта в другой. Стабильность Мэгги обрела у приемных родителей, которые не могли иметь детей и усыновляли сирот не из любви, а по чувству долга. Отец был военный до мозга костей и установил жесткий регламент во всем, что касалось жизни детей. Это была та четкость, в которой нуждалась Мэгги, но ощущение своей семьи, которого она так жаждала, она испытала уже только на службе.

ЦРУ об этом знало и воспользовалось этим, беря ее на работу. Управление полагалось на ее преданность — не только своей стране, но и товарищам по работе. Но всего того, что дало ей ЦРУ, оказалось мало, когда ей приказали ликвидировать Джеймса.

И Джефф тоже чувствовал себя сволочью, используя это знание, — но он был решительно настроен ради блага своей семьи сделать все, что понадобится.

В этот момент она ушла из его поля зрения. Черт побери! Тот, чьими глазами он смотрел, вышел из забытья и отвернулся.

Когда он снова вошел в зрение Мэгги, она разглядывала его лицо.

— Я удивлена, что Эймс-Бомонт при его стремлении опекать своих не пытался заставить вас бросить эту профессию.

— Пытался, можете не сомневаться. В первый раз, как меня ранили, он грозился каждый месяц ломать мне ноги, чтобы удержать в постели.

— В первый раз?

— Шрам, который вы видели, остался с последнего раза. Это было восемь месяцев назад, в Колумбии. А в первый раз я оказался слишком далеко от всех учреждений «Рэмсделла», и меня не залатали вампирской кровью.

Судя по движению головы, Мэгги кивнула.

— У Сэра Щена есть аварийный запас крови в хаммерспейсе. Мне пока не приходилось ее использовать, и я не знала, что она настолько хорошо лечит.

— Не совсем она чудотворна. От других случаев кое-какие шрамы остались. — Он подумал, действительно ли его свободная поза и намек на улыбку воспринимаются ею как непринужденные, как ему и хотелось бы. — И благодаря этой крови желание дяди Колина вскоре исполнится.

Ее поле зрения чуть потемнело на краях, будто она прищурилась:

— Это как?

— «Рэмсделл» строит новый филиал в Сан-Франциско. В центре исследований будет кровь, чего дядя Колин раньше никогда не допускал — и, соответственно, меняется круг моих занятий. Я возглавлю безопасность и оперативную работу, а сам буду браться за задания только в случае необходимости. И тогда применять более прямые подходы.

— То есть не прикидываться раздолбаем.

Он сумел не вздрогнуть. Даже зная, что «раздолбай» было правдой, да черт побери, он намеренно был раздолбаем, все равно слышать такое от нее было неприятно.

— Да.

— И жить будете в Сан-Франциско.

— Да.

— Почему такая перемена?

— Пора. Я так долго защищаю семью, что свою завести не было времени. — Какого бы вида ни была эта семья. — И я вернулся из Колумбии, а Трикси — нет.

Она снова посмотрела ему в лицо.

— Она была вашим… поводырем?

— Десять лет подряд. — В груди привычно сжалось сердце, он подавил эту боль. — Она меня избаловала. Ездить без нее — совсем не так заманчиво, как было. Поэтому, когда дядя Колин поделился со мной планами о Сан-францисском филиале, я сказал, что готов помочь.

Ее взгляд остановился на его губах, потом переместился на экран лэптопа с фотографией маяка.

— У моих шрамов нет интересной истории, — сказала она. — Хотела бы я уметь глотать пули: это значило бы, что я шла на рассчитанный риск. Но это была просто ошибка. Пошла налево, когда надо было направо. И не могу сказать, кто меня оттуда вынес.

Не могла, но это и так было ясно. Джеймс.

— Иными словами, — сказал Джефф, — вы хотите и его спасти от демона.

Наверное, она пожала плечами, но он слишком поздно нашел глядящего на нее человека, чтобы это знать точно.

— Не знаю, нуждается ли он в спасении. Но и не уверена, что смогла бы его убить по той единственной причине, что он слишком много знает.

Вот какой она предполагала свою роль? Думала, что они ожидают от нее хладнокровной ликвидации?

— Нам нужно лишь выручить Кейт, Мэгги.

— А потом?

— Потом в игру вступает дядя Колин. — Это, тут же подумал Джефф, не лучшая формулировка. Он покачал головой и начал снова: — Когда Кэтрин было восемь лет, мы гостили в одном имении, и хозяйка упомянула медальон, исчезнувший за двадцать или тридцать лет до того. И моя сестра ей сказала, где его искать. Медальон имел некоторую историческую ценность, и потому история попала в местную газету — короткой заметочкой. Но не прошло и двух недель, как в Бомонт-Корт явились два представителя правительства, чтобы побеседовать с девочкой. Уезжая, они сказали, что будут наезжать регулярно. Мама позвонила дяде Колину. С тех пор эти двое нас не беспокоили… нет-нет, они живы до сих пор.

Через все кафе он увидел край ее улыбки:

— Он их напугал!

Нагнал ужаса. Их смерть только подняла бы новые вопросы, а вот страх превратил их в своеобразных союзников. Они всегда будут говорить, что ничего необычного в Кэтрин они не нашли, и каких-либо причин для дальнейших исследований не видят.

— Таким образом, если Джеймса удастся убедить молчать, — сказал Джефф, — то проблемы нет. А вот демон…

— Его необходимо уничтожить.

— Да. Но этим тоже, вероятнее всего, нам не придется заниматься. — За спинкой стула кто-то запыхтел с энтузиазмом. Джефф отогнал воспоминание о гигантском демоне в облике собаки, сомкнувшем клыки на руке Мэгги. — Так что, как видите, убийств не требуется. Только спасательная операция.

Мэгги снова изучала его лицо. В особенности губы.

— Мэгги! — предупредил он. — Не надо на меня так смотреть.

Тут же взгляд опустился на его руки.

— И сюда тоже не надо.

Она посмотрела ему в глаза. Мало он знал людей, которые способны были бы выдержать его невидящий взгляд больше пары секунд.

— Я оглядываю все, — ответила она.

— Да. Но не таким долгим взглядом.

Она закрыла глаза — он увидел темноту. Услышал, как шаркнули по полу ножки ее стула. Ощутил прижавшиеся ко рту теплые губы. Почувствовал, как она запускает пальцы ему в волосы. От неожиданности он сделал резкий вдох — боже мой, как изумительно она пахла! Небесный вкус. Ему хотелось еще, хотелось видеть ее. Но мысль найти еще пару глаз едва начала формироваться в мозгу, как Мэгги отступила.

Она снова оказалась на своем стуле, и он видел собственное удивленное лицо.

Мэгги посмотрела на лежащий на столе тост, взяла еще один ломтик. Наверное, одновременно с ним заметила, что пальцы ее не совсем слушаются, резко отвернулась к улице, к тротуару, продолжая привычно сканировать лица.

— Я не должна была…

Он не выдержал:

— За это ты извиняться не будешь.

— Твоя сестра все еще в плену.

Это да. Черт бы побрал! Кэтрин не стала бы им выговаривать за этот поцелуй, но будь оно проклято — есть иные приоритеты.

Он кивнул, взъерошил волосы. Когда это делала Мэгги, ощущение было приятнее.

— Тогда продолжаем отсматривать маяки.




Маяк нашелся через полчаса. Снимок был сделан с точки более близкой, чем видела маяк Кэтрин, но они узнали направление: примерно тридцать миль к северу.

Они едва успели выехать, как демон снова зашел к Кэтрин. Блейк расправил плечи, чуть прищурился. Как будто, подумала Мэгги, пытался внушить Кэтрин мысль посмотреть на что-то повнимательней.

— Он словно картинка из глянцевого журнала. Он ей что-то говорит, но Кэтрин не… — Блейк наклонил голову набок, нахмурился. — Она на него не смотрит, и я понятия не имею, что он говорит.

Удивляться не следовало бы, но она удивилась.

— Ты читаешь по губам?

— Не идеально. Достаточно, чтобы разбирать отдельные слова и складывать их вместе. Ну, Кейт! Ты же знаешь, что мне нужно видеть его лицо.

О нет, подумала Мэгги. Глянула в зеркало заднего вида — Сэр Щен смотрел на нее, не отводя глаз. Псу не понять, а человек мог не сообразить, что это значит, но Мэгги понимала.

Кэтрин испытывает к этому демону влечение. Борется, наверное, с ним… но все равно испытывает.

К сожалению, демоны умеют быть обаятельными, и ложь их сочится медом. Облик же, который они принимают, обычно прекрасен, как грех.

— Он протягивает ей руку. Она не принимает, но идет за ним вниз по лестнице. На окнах шторы задернуты.

— Чтобы никто не заглянул внутрь, — прокомментировала Мэгги. — Или чтобы она сама никому не подала сигнал.

— Там Джеймс, стоит возле двери в столовую. Он одет в черное, на нем наплечная кобура. — Блейк нахмурился. — Еда, накрыт хороший стол. Глянцевый улыбается, пододвигает ей стул. Какого черта он делает?

— Играют в доброго и злого полицейского, — сказала Мэгги. — Через пару минут Джеймс разозлится, начнет орать, вытащит пистолет. Демон будет его урезонивать и встанет между оружием и Кэтрин.

А еще на столе еда, подумала она. Насколько сейчас голодна Кэтрин? Даже против воли она будет испытывать благодарность за возможность поесть. Такова человеческая натура.

Блейк снова нахмурился:

— То есть он создает экспресс-версию стокгольмского синдрома? Заставит ее себе верить, и она быстрее выдаст место, где лежит искомое?

— Я думаю, так. — Кэтрин знает Правила и знает, что может делать с ней демон. О нем она не тревожится, но будет искать способ обойти Джеймса. — Они хотят, чтобы она боялась Джеймса, но еще они дадут ей друга. — Красивого и сочувствующего. — И этот друг сможет ее убедить: как только она ему поможет, они ее отпустят.

Блейк замолчал на несколько минут. Потом сказал:

— Ты как в воду глядела, Мэгги.

— Ссора?

— Да. Демон ее ведет обратно наверх. — Он стукнул кулаком по колену. — А она все равно на него не смотрит, хотя он с ней говорит. Все еще не… а, она взяла с собой лепешку, положив на нее горку джема.

Джема?

Мэгги обернулась и увидела, что он широко улыбается.

— И что?

Он покачал головой:

— Нам теперь надо только подождать, и мы узнаем, чего он хочет.




Как только демон вышел, Кэтрин джемом написала на зеркале в ванной: «Кровь дракона».

Что, как подумала Мэгги, помогло им гораздо меньше, чем могло бы.

— Кровь дракона? — Блейк потер лицо ладонями. — Как она ее найдет? Был на земле один, да и того убили несколько тысяч лет назад.

Мечом, который отравил кровь его дяди. И…

У Мэгги засосало под ложечкой.

— Вот это с тобой и случилось? И с Кэтрин? Вас переменил меч?

— Не непосредственно.

Не переменившиеся. Рожденные иными.

— Кого-то другого. Ваши родители или деды были им отравлены.

— Нет. Но вернись еще на пару веков назад — и попадешь в точку. О чем ты думаешь, Мэгги?

— Твой дядя меня нанял потому, что несколько демонов обнаружили его отличие от других вампиров. Ему понадобилась дополнительная защита от них. И еще: если твоя семья двести лет отличается от других, то проявится какая-то система — как ни пытайся ее скрыть. Если демон сначала посмотрел на него, потом на его родных… — Возможно, для Блейка эту систему установить было непросто. Но для его сестры… — У Кэтрин невероятно высокий процент раскрываемости.

— И кровь они брали у нас обоих. — Суровый тон вполне соответствовал залегшим возле рта складкам. — Вот как они узнали. Но все равно это нам не подскажет, где ей сейчас найти драконову кровь.

Мэгги почувствовала, что желудок провалился вниз. Может быть, Кэтрин не должна искать кровь дракона. Может быть, демон считает, что у нее уже эта кровь есть.

— Ты слышал о григори?

— Нет.

Удивляться не приходилось. Она знала, что Эймс-Бомонт только недавно о них узнал.

— Демоны не могут иметь детей. Но до войны с ангелами — когда был убит на Земле дракон, — Люцифер заставил некоторых демонов пить драконову кровь. Она переменила их, и они спаривались с людьми. Отпрыски — это и есть григори.

Она смотрела ему в лицо, видела, как доходит до него жуткая мысль, что это его родные были изменены драконовой кровью. Когда он заговорил, голос прозвучал тихо и яростно:

— И он хочет провести с ней эксперимент? Проверить, может ли он ее оплодотворить?

— Если да, то в этом есть один светлый момент: на то должна быть ее свободная воля. Как и во всем прочем, Правила демонов должны быть соблюдены.

— И потому он изображает из себя лапушку, чтобы потом попытаться…

Он не договорил. Гнев и ужас смешались у него на лице в равных дозах.

— Да. — Она снова стала смотреть на дорогу. — Но мы можем и ошибаться. Возможно, он… Господи!

Мимо промчался идущий навстречу внедорожник, но Мэгги не ошиблась, разглядев водителя. Это был Джеймс. У нее забилось сердце, но она подавила импульс ударить по тормозам, развернуться в заносе и лететь обратно, за ним.

Нажатием кнопки она опустила заднее стекло с пассажирской стороны.

— Сэр Щен? Мимо нас только что проехал черный «лендровер». Локатор у тебя с собой?

— Это Джеймс?

В голосе Блейка слышалась ярость.

— Да. — На колени к ней легло следящее устройство. — Будь по-твоему. Сэр Щен. Только приведи нас к нему. Если сможешь сделать это там, где никто не увидит, задержи его. Но не превращайся.

Адский пес разочарованно заскулил.

Как только машина Джеймса скрылась из глаз, Мэгги остановилась у обочины. Сэр Щен выскочил из окна.

— Он удержится на скорости движения на шоссе?

— Да. — Она смотрела вслед темному пятну, метнувшемуся через дорогу. — Если бы он бежал от Фриско, а не летел со мной в самолете до Нью-Йорка, прибыл бы раньше меня.

— Он бы… да чушь!

Мэгги посмотрела на себя в зеркало заднего вида.

— По моему лицу похоже, что я шучу?

— Не знаю. Я с ним. И он бежит… очень быстро. — Блейк подался вперед оперся рукой о приборную доску. — Это парковый аттракцион сомнительных развлечений. Черт, да он же нарочно несется перед всеми машинами!

Наверное, нарочно. Мэгги выехала на дорогу и поехала следом за псом. Оставалось надеяться, что какой бы хаос ни оставил за собой Сэр Щен, надолго их это не затормозит.

И еще — что «задержать» не будет понято как «откусить ноги».

Хотя бы не сразу.




Глава седьмая


Везунчик этот Джеймс, подумала Мэгги. Он остановился в прибрежном парке — месте слишком людном, чтобы Сэр Щен решился на что-нибудь, кроме как лежать на песке за сотню ярдов поодаль и пристально смотреть.

Мэгги припарковала машину и обернулась к Блейку:

— Ты его видишь?

— Сидит за столиком. Судя по всему, говорит по телефону. — Поднял руки, пошевелил большими пальцами. — Нет, не говорит. Пишет сообщение.

Ей придется по дороге к нему пройти по открытому месту. Проверив пистолет, она сказала:

— Ты останешься с Сэром Щеном, пока я буду с ним говорить.

— Не выйдет.

Она знала, что он так ответит.

— При тебе он не станет говорить.

— А нам не надо, чтобы он говорил. Надо лишь, чтобы указал дом.

— Джефф, мне нужно, чтобы ты мне верил.

И не лез под пули Джеймса. Полагаться на Джеймса она не могла, не зная, какую роль играет он в этой истории.

Даже и тогда было бы трудно.

У Блейка чуть дернулись лицевые мышцы:

— Не в том дело, что я тебе не доверяю, Мэгги.

— Не в том. Ты злишься за сестру, и потому тебе хочется разбить костяшки об его рожу. — Она коснулась его руки — сжатой до побелевших суставов. — Вломиться в дом на ура мы не можем. Нельзя так рисковать.

Рука под ее пальцами слегка разжалась.

— Бить морды можешь начать после того, как мы оттуда выйдем.

Он тяжело выдохнул и кивнул:

— Ладно, ты права.

Облегчение, испытанное ею, было слишком сильным. Она это отметила, высмотрев за столом Джеймса. Явный признак неравнодушия.

Неосторожности она себе не позволит.

Она определила момент, когда Джеймс ее заметил. Выражение его ничем не примечательного лица не изменилось, но ботинки под столом чуть друг от друга отодвинулись. Он был готов к нырку в любую сторону.

Она не стала садиться на скамейку, подставляясь под легкий выстрел в живот из-под стола. Вместо этого она прислонилась бедром к столу, небрежно сложив руки под грудью, правая на рукоятке пистолета, скрытого под жакетом.

— Можно легким путем, можно трудным, — сказала она. — Тебе выбирать.

Он положил телефон и опустил обе руки ладонями на стол.

— Легким его сделал я. — Он мотнул подбородком в сторону телефона. — Послал тебе еще одно сообщение. Ты меня нашла быстрее, чем я думал.

Она ни за что не расскажет ему как.

— У моего работодателя есть весьма интересные друзья. — Пусть думает сам. Думает и тревожится. — А твой работодатель — демон.

— Когда-то он был и твоим, Мэгги, — Он чуть отклонился назад, глядя ей в лицо. — Этот демон — Ланган.

Их куратор — ее начальник — в ЦРУ. Тот, который дал ей приказ убить Джеймса.

Она не позволила себе проявить удивление. Подумала, не врет ли он — чтобы вывести ее из равновесия.

Но это было возможно. Если Ланган — демон, то убить Джеймса он не мог. Единственным способом устранить его, не нарушая Правил, было отдать такой приказ Мэгги. Каково сейчас положение Лангана, Мэгги не знает… но Сави запустит проверку, как только выйдет из дневного сна.

— Ланган, — повторила она ровным голосом. — И что у него на тебя есть?

— Сделка. Я ему найду, что ему нужно, а он не сообщит в управлении, что я жив… и что ты имитировала ликвидацию.

Демон или вампир мог бы услышать, как колотится у нее сердце, мог бы ощутить взметнувшийся страх. Человеку это не под силу. Она скупо улыбнулась:

— Я могу ее проделать по-настоящему. — Она секунду выждала. — Приказ на ликвидацию был фальшивым. Ты это знаешь, и если в управлении присмотрятся, тоже это поймут. Даже если нас потащат обратно, то ласково пожурят, а охоту начнут на Лангана. Что у него еще есть на тебя такого, что у тебя хватило глупости заключать с ним сделку?

Над губой Джеймса выступил пот.

— Я взялся за одну работу. Смена руководства.

Политическое убийство.

— И что?

— Не смог выполнить. Стрелять — стрелял, но задание выполнить не смог. Поэтому эвакуировался и доложил Лангану. Доложил обо всем.

Мэгги нахмурилась. Провал — не причина для…

Кровь заледенела в жилах.

— Не смог? Потому что он выздоровел тут же? Потому что пули его не могли убить?

— Мэгги…

— Вампир или демон?

Он моргнул. Готовится соврать. Но ведь она сама поняла?

Политическое убийство.

— Стаффорд! — ахнула она. Но Джеймс же не знал, что Стаффорд был демоном. Американский гражданин, на американской земле. О господи. Нет, она и впрямь допустила тогда ошибку. Надо было выполнить приказ. — Что ты с этого должен был иметь?

— Повышение в звании, перевод в штаб.

Она даже не попыталась скрыть своего отвращения.

Джейк выпрямился:

— Мэгги, будь оно проклято, я устал видеть, как мои — наши — друзья падают под пулями. Устал от этих смертей. А это же был демон.

Которого Мэгги убила бы сама, если бы ей представилась возможность. Но Джеймс не знал, что Стаффорд — демон, пока не попытался его убить.

Притом, что все это теперь не важно. Важна судьба Кэтрин.

Мэгги проглотила слюну, заставила себя успокоиться.

— Ладно, демон. О'кей. И теперь тебя другой демон затащил в сделку. — Если Джеймс ее не выполнит, попадет в Ад. Что, как подумала она мрачно, достаточный стимул для Джеймса сделать почти все. — Ты должен только помогать ему, да? Ты не должен реально дать ему то, что он ищет?

— Да, так. — Джеймс кивнул почти устало. — Но что такое «помощь», решает он.

— Тогда упростим задачу. Я приду за Кэтрин, когда тебя там не будет, и ты не должен будешь помогать ему мешать мне. Как вот сейчас.

У него дрогнули ресницы.

— Я должен вернуться через несколько минут. Если я промедлю, он заподозрит и будет готов к твоему появлению. Сегодня вечером я должен сделать вид, что с ним спорю, разозлившись, уйти из дому и несколько часов не появляться. Я тогда с тобой свяжусь и дам тебе адрес.

— Ладно. — Мэгги выпрямилась. — Сегодня вечером.




Она ждала за столом для пикников, пока не увидела выезжающий с парковки «лендровер». Шум океана казался громче, чем ему следовало быть, отдавался в голове. Песок был глубок и мягок. Ногам в ботинках было жарко. Когда она добралась до Джеффа, тело было покрыто тонкой пленкой пота.

Джефф был холоден, бледен от злости, голос у него был ледяным.

— И как это прикажешь понимать?

У него на коленях лежал маленький направленный микрофончик — явно из запасов тайной кладовой Сэра Щена.

Что ж, это упрощает задачу. Ей не придется повторять весь разговор, надо будет только его объяснить.

Джефф встал.

— Ты отпустила Джеймса. Могла с тем же успехом просить его предупредить демона о нашем приходе.

Нет, он не был холоден. Он стоял рядом, выходил из себя, и ощущался идущий от него жар, как от солнца. Струйки пота потекли у Мэгги по спине и между грудей.

Она глянула на Сэра Щена:

— Следуй за ним. Задержи его бережно. Но так, чтобы демон тебя не видел.

Губы у Джеффа так и оставались побелевшими, но на щеки вернулась краска. Налетевший ветерок шевельнул его волосы, обдал прохладой разгоряченную шею Мэгги.

— В чем дело, Мэгги?

— Он обязался помогать демону. Я лично не стану его вынуждать нарушить слово и попадать в Ад. — У нее было чувство, что Джеймс отлично сам туда пробьется. — Но если он возвращается, чтобы рассказать демону — помочь демону, — а Сэр Щен ему не даст добраться…

— Он ничего не нарушит.

— Именно.

Она повернулась к парковке, но Джефф поймал ее за руку:

— А остальное?

Ланган, Стаффорд. Приказ Лангана на ликвидацию, заведомо неисполнимый. И понимание, что она едва избежала того силка, в котором сейчас бьется Джеймс.

— Я… я не могу. Не могу сейчас об этом думать. Слишком много, не переварить все. Может быть, потом, когда освободим Кэтрин. — Она закрыла глаза. — А сейчас, на одну секунду, мне очень нужно… вот это.

Она наклонилась к нему, ткнулась лицом в шею. На секунду Джефф застыл как каменный, а потом его руки ее обняли.

— Я устала, — призналась она, позволив себе к нему прильнуть, припасть всем телом. Это была не физическая выжатость — эмоциональная. С момента получения е-мейла ее будто медленно скручивали, как тряпку. — С тех пор, как ушла из управления, ни разу так не уставала.

Успокаивающим рокотом отозвался в щеке его голос:

— Скоро закончим.

— Да. — Она шагнула назад, медленно, перебирая пальцами, провела ладонью вниз по его руке, переплела с ним пальцы. Потом отпустила, уронила руку. — Пора ехать.




Глава восьмая


Мэгги ехала, чуть превышая скорость, то и дело поглядывая на прибор, определявший местонахождение Сэра Щена. Они с Джеймсом были недалеко, но не так близко, чтобы Джеймс мог заметить ее машину.

Джефф кивнул, заглядывая вперед в попытке найти Сэра Щена, и был удивлен, когда она призналась:

— Это почти как гора с плеч — знать, что я насчет него была не права.

Она сказала, что не может пока на эту тему говорить, что это слишком важно. Наверное, подумал Джефф, слишком важно, чтобы не говорить. Хотя бы немного.

— Не права — в чем? Приказ на ликвидацию был ловушкой.

— Да. Я не об этом… не совсем об этом. — Она проверила местоположение Сэра Щена — все еще держат прямо на север. — Я боялась, что мне придется выбирать.

— Что выбирать?

— Я не знала. — Он услышал долгий, прерывистый звук вдоха. Увидел, как рука шевельнулась в воздухе, сжав пустую ладонь. — Что-то выбирать. Какой-то выбор, который так мне испортит карму, что она ужалит змеей. Что-то такое, что не позволит мне вернуться домой.

Домой. Она посмотрела на него, и он подумал, видит ли она его лицо. Знает ли, на что смотрит.

— Но теперь, — добавила она, — я чувствую, что сделала для него все, что могла. И остальное — не мой выбор и не моя ответственность.

Джефф не стал ей указывать, что никогда и не было ее выбором и ответственностью. Даже если так, она все равно ощущала тяжесть этого выбора.

— В общем, — сказала она, сделав еще один долгий вдох, но на этот раз глубокий и ровный, — я уже не так измотана. Спасибо тебе.

Снова он удивился ее словам:

— За что?

— За неравнодушие. — Она рассмотрела его лицо, и на этот раз он знал, что она увидела. — Только не становись неосторожным. И не делай глупостей. И я не буду.

У нее была минута эмоциональной слабости. Наверное, нечестно было бы сейчас на нее давить.

— Когда мы вытащим Кэтрин, я хотел бы провести с тобой неделю. Или две. Выделенное время, каждый вечер. Даже если мы ничего другого делать не будем, а просто сидеть у тебя в саду.

— Я все свои цветы погубила, пытаясь понять, есть ли у меня талант садовника.

— Я не буду на них смотреть, если ты не будешь.

В зеркале отразился уголок ее улыбки:

— Ладно.

Надо было просить месяц. Джефф высунулся вперед нашел какого-то водителя, потом следующего, прошел человек тридцать, пока наконец мир не взорвался резкими сверкающими подробностями. Каждый кусочек радужных крыльев шмеля, пролетевшего мимо Сэра Щена. Мелкие частички шерсти, вертящиеся в воздухе, выбоины мостовой, по которой летели ноги пса.

В голове забилась пульсирующая боль, но Джефф не хотел терять соединения. Он сосредоточился на «лендровере», и это помогло.

— Я с ним, — сказал он Мэгги, и больше ничего между ними сказано не было, пока через десять минут Сэр Щен не начал замедлять хода.

— Джеймс сворачивает направо. Кажется, это чья-то общая подъездная дорожка, отмеченная желтыми каменными блоками. Я…

Он схватился руками за голову, борясь с тошнотой. Перед глазами все плыло.

Мимо пролетел дом, потом еще один. Мелькнул лодочный ангар, который видела из окна Кэтрин, потом Сэр Щен остановился, глядя на дорожку из укрытия в зеленой листве кустарника.

Низко, подумал Джефф. Лег или припал к земле.

— Я думаю… — Он проглотил слюну. — Я думаю, он просто осматривался. Здесь три дома, но далеко друг от друга, разделены деревьями и какими-то посадками. — В садовых растениях он разбирался не лучше Мэгги. — Те же растения вдоль дороги. Здесь он ждет, на повороте. Миновал съезды к двум другим домам.

— Мы будем на этом повороте примерно через минуту.

Джефф кивнул — хороший расчет времени.

— А вот и Джеймс, — сказал он ей.

Машина ехала с приличной скоростью. Сэр Щен приподнялся — и рванулся вперед.

Шины задымились, поехали юзом. Стук металла, ударившего в плоть. Джефф не слышал, но увидел погнутый от удара бампер, капли крови, заляпавшие черный лак.

Мир перевернулся, еще раз, третий раз, и Сэр Щен остановился, перевернувшись, в двенадцати футах от машины. Остекленелые глаза смотрели под днище.

Притворяется мертвым, решил Джефф.

Он заметил, что сам весь напрягся, будто подобрался перед ударом. С трудом перевел дыхание, потом еще раз.

— Он быстро восстанавливается от ран?

— Сэр Щен? — Голос Мэгги прозвучал резко. — Что случилось?

— Он выскочил перед машиной.

— А! — Она засмеялась с облегчением. — Да.

Рядом с «лендровером» появились ботинки Джеймса, зашагали к Сэру Щену. Пес лежал неподвижно, пока Джеймс не нагнулся рядом.

Для Джеффа это выглядело так, будто Сэр Щен отмахнул Джеймса передней лапой. Человек тут же пропал из виду, пока пес не встал и не посмотрел на «лендровер». Джеймс сполз по капоту и замер на дороге обмякшей грудой.

У Джеффа сердце стучало, и стук отдавался во вдруг опустевшем пространстве между ушами.

— Ты говоришь, что когда дядя спит, ты остаешься с этой собакой одна?

— Я никогда такого не говорила. Джеймс жив?

Сэр Щен обнюхал ноги лежащего, потом руки. На горле Джеймса едва заметно пульсировала жилка.

— Да, — ответил Джефф и снова вошел в глаза Мэгги, услышав ее слова:

— Вот они.

* * *


Мэгги перевернула Джеймса лицом вниз, сняла с него все оружие. Нейлоновыми наручниками связала руки за спиной и ноги в щиколотках. С помощью Джеффа загрузила его в заднее отделение «лендровера».

Сняла жакет и бросила его на переднее сиденье.

— Умеешь стрелять из пистолета? — спросила она. Когда Джефф поднял брови, пояснила: — Если демон на тебя посмотрит, ты сможешь прицелиться и выстрелить. Пули его не убьют, но все-таки ранят.

А если повезет и они достаточно его отвлекут, Сэр Щен сможет сделать свою работу.

По кивку Джеффа она вставила ему в руку девятимиллиметровый пистолет из хаммерспейса Сэра Щена и навинтила глушитель. Изящная и действенная штучка.

— Мы поедем в «лендровере», — сказала она. — Сэр Щен — ты пойдешь в обход.

Дорожка пошла влево и слегка вниз. Мэгги изучала дом чуть дольше, чем могла бы, если бы Джефф тоже не смотрел ее глазами. Перед домом — веранда с колоннами. Сам дом в три этажа, с «вдовьей площадкой» — перильцами на крыше. Один выход спереди Мэгги заметила. Наверное, сзади тоже есть.

Хотя для демона любое окно может стать выходом.

— Я пойду впереди тебя, — сказал Джефф. Она не успела возразить, как он добавил: — Так мне будет видно, куда это меня черти несут.

А когда он видит, куда идет, отметила про себя Мэгги, он движется так же непринужденно и уверенно, как любой из полевых работников, с которыми ей приходилось бывать на задании. Поднявшись по ступеням, он отступил от двери в сторону и поднял руку прежде, чем Мэгги успела вышибить дверь ногой.

Джефф показал себе на глаза, потом на дверь. Мэгги не сразу, но поняла.

Демон их ждал — и смотрел на дверь с другой стороны.

На лестнице, одними губами сказал Джефф.

У нее зачастил пульс, и она не смогла сдержать широченной улыбки. Английское и американское правительства понятия не имеют, что они упустили.

Он опустил руку и придавил ручку двери вниз. Дверь легко открылась.

Мэгги бросилась внутрь в низкой стойке, прицелилась — и замерла. На лестничной площадке стояла Кэтрин. Высокая, темноволосая, совсем как Джефф. Глаза у нее широко распахнулись, и она бросилась вниз по лестнице.

Джефф встал рядом с Мэгги и поднял пистолет. Свой пистолет.

Боже мой!

— Нет! — крикнула Мэгги, бросаясь к нему — но поздно.

Он выстрелил. У Кэтрин лопнула щека, кровь брызнула на стену. Женщина покачнулась, шагнула неуверенно — и упала.

Вес Мэгги сбил Джеффа в сторону. Он удержал равновесие, поймал ее свободной рукой.

— Мэгги, какого дьявола… — Он осекся, нахмурил лоб. — Что ты видишь?

Она снова посмотрела на лестницу. Кэтрин смотрела на них глазами, уже затуманенными смертью. Алое пятно впитывалось в кремовый ковер на ступени, где лежала ее голова.

Джефф хладнокровно нацелился снова:

— У моей сестры не столь хорошее зрение, Мэгги.

А рана на щеке затягивалась.

Хитрая лживая сволочь! Мэгги стиснула зубы и открыла огонь.

Демон поднял голову — рваная рана открылась от этой улыбки. Но он не остался в облике Кэтрин, чтобы они начиняли его пулями.

Демон не мог причинить им вреда, но это никак не уменьшало ужас от зрелища его превращения.

Перемена была немедленной.

Если Джефф смотрел глазами демона, то не видел чешуи, покрывшей массивное тело, влажного блеска клыков, черных рогов, изогнувшихся над головой. И рук, превратившихся в когтистые лапы.

Но не потому Мэгги хотелось свалиться на пол, заскулить и свернуться клубком. Колени у демона гнулись не в ту сторону. Как задние ноги козы, но невозможно было на них смотреть и не представлять себе, что у нее самой колени выгнулись назад.

С треском распахнулись кожистые крылья, обдавая порывом ветра, и Мэгги невольно шагнула назад. Сердце забилось в горле, когда когтистые концы этих крыльев впились в стены лестничного колодца, создав барьер.

Смысл был ясен: демон бессилен им повредить, но и пропускать их не собирается.

Куда, к черту, девался Сэр Щен?

Пистолет Джеффа щелкнул — кончились патроны. И Мэгги чуть не вскрикнула, ощутив, как ногу задело что-то мохнатое.

Собачка. Золотистый ретривер. В упряжи поводыря.

Слава богу!

— Ваша, мистер Блейк? — Из широченной улыбки демона зловеще блестели клыки. В руках появился клинок. — Глупо. К животным Правила не отно…

Сэр Щен изменился на лету. Мэтти схватилась за руку Джеффа и бросилась на пол вместе с ним.

Она смотрела, но не успевала уследить. Демон проломился сквозь стену. Оттуда свалилась картина, едва не задев голову Джеффа, упала и накрыла их обоих. Дом затрясся. Сэр Щен тявкнул, а потом раздалось рычание, от которого кровь в жилах Мэгги превратилась в лед.

Джефф сжал ей руку. Мэгги оттолкнула тяжелую раму. Увидела лежащий совсем рядом окровавленный обрывок крыла.

— Если Сэр Щен пустит в ход зубы… — начала Мэгги и тут же сжалась, когда мимо пронеслось что-то огромное. Демон или адский пес — она не успела заметить. Пол под ними затрясся.

Джефф сильнее притиснул ее к стене, закрыв своим телом, и она договорила:

— Если Сэр Щен его укусит, яд с его клыков попадет в демона. Парализует его.

Слова «парализует его» прозвучали в мертвой и внезапной тишине. Мэгги села — и ее рука непроизвольно дернулась ко рту.

Красивый дом был разгромлен. Отлетели штукатурка и гипсокартон, зияли дыры между опорными столбами, как меж деревянными ребрами. Ковер изорвали в клочья. И кровь, кровь повсюду. На мебели, на полу, на стенах. Желудок свело судорогой.

— Ничего себе! — шепнул рядом с ней Джефф.

На стену столовой упала темная тень. С тремя головами тень, осознала Мэгги.

Левой головой Сэр Щен тащил по полу демона, расшвыривая по дороге стулья и оставляя кровавый след. Мэгги заметила, что он хромает. И у него кровь идет.

У демона была откушена правая рука по самое плечо и вырван здоровенный кусок туловища. И он был еще жив.

Мэгги проглотила подступившую желчь и заставила себя не дрожать.

— Придержи его здесь. Сэр Щен, — попросила она. — Мы пойдем за Кэтрин.

Джефф опередил ее на лестнице. Дверь была заперта. Он ударил плечом, дверь раскололась и провалилась внутрь, брызнув щепками.

На той стороне ждала Кэтрин, держа тяжелую антикварную вазу как бейсбольную биту. Не раненая, но напуганная чуть ли не до потери сознания.

Пока брат с сестрой наспех обнялись, Мэгги перезарядила пистолет.

Работа еще не кончена.




Джефф затащил Джеймса внутрь, а Мэгги тем временем пригнала к дому арендованную машину. Сэр Щен умеет убирать кровь, останется только хаос обломков.

Кэтрин нашла в кухне какую-то еду и принесла ее в гостиную — поесть в ожидании, пока Джеймс очнется. Сестра Джеффа, проходя мимо изувеченного парализованного демона, распростертого рядом с Джеймсом, не пнула его ногой. Мэгги подумала про себя, что не способна была бы на такое великодушие.

Джефф двадцать минут говорил по телефону с Эймс-Бомонтом.

— Дядя Колин отменил вылет свой и Сави. А мы вылетаем сегодня вечером.

Мэгги кивнула. Времени хватит — Джейк уже зашевелился.

— И он хочет знать, что они искали, — сказал Джефф.

— Я тебе говорила, — нахмурилась Кэтрин. — Драконову кровь. — Она посмотрела на Мэгги. — Они сказал и, что у твоего конгрессмена она была. Он хранил ее со времен войны небес на то время, когда сможет ее использовать. Сейчас, когда твой демон убит, ее хотел вот этот. — Она показала на демона. — Там особо говорить-то не о чем. Несколько капель в горном хрустале.

Мэгги заставила себя снова посмотреть на обрубок руки демона, на рану в боку. Какую же силу должны иметь эти несколько капель, чтобы демон пошел ради них на такое?

— Ты знаешь, где она, Кейт?

— Знаю. — Она перевернула заляпанную кровью диванную подушку и села. — И я тебе скажу, где ее найти, когда попадем в Сан-Франциско. Ты сможешь отдать ее дяде Колину, а он — стражам. Если я этого не сделаю, придется готовиться к повторению таких попыток.

— И кого-нибудь еще заставят служить демонам — мрачно сказал Джефф.

И это могу быть я, подумала Мэгги. Усевшись в разбитое кресло, она подобрала ноги к груди.

Давая Джеймсу задание убить Томаса Стаффорда, Лантан знал, что выполнить его невозможно. Быть может, это задумали оба демона совместно, чтобы у них всегда на случай нужды был человек, умеющий убивать и не обязанный следовать Правилам. Не впервые Стаффорд использовал людей, чтобы убивали тех, кого ему нужно.

Зная ее психологическим профиль, они наверняка предвидели, что его смерть она инсценирует. Но пусть ее отставка для Лангана была сюрпризом, нет сомнения, что дать ей работу у Стаффорда было его идеей. И это он скорее всего дал Стаффорду фотографию ее с Джеймсом.

Если бы Стражи не казнили Стаффорда, как могли бы пойти события? Она бы тоже была втянута в силки сделки, была бы вынуждена похищать и убивать, чтобы спасти душу?

Прижавшись щекой к коленям, Мэгги закрыла глаза. Но этого не случилось. Карма, везение, что-то иное, — она избежала этой судьбы и оказалась у Эймс-Бомонта.

И с Джеффом.

Подняв голову, она встретила взгляд его невидящих глаз. Они были слегка замутнены, совсем не так, как когда он смотрит ее глазами. Она посмотрела на Кэтрин — взгляд сестры был так пристален, как мог быть взгляд Джеффа.

Она услышала его тихие слова:

— Кейт, еще несколько секунд, пожалуйста.

Как чудесно быть членом семьи.

Особенно этой.




Глава девятая


Джеймсу весьма упростили задачу. Его посадили на диван и объяснили, что с ним будет, если он хоть слово скажет о семье Эймс-Бомонта или о том, что умеют делать Джефф и Кэтрин.

Потом подождали на веранде, пока Сэр Щен убивал демона на глазах Джеймса.

Когда пес закончил работу, Мэгги разрезала путы на Джеймсе и отпустила его.




Мэгги очнулась в знакомой кровати, не своей, под сердитым взглядом стоящего рядом самого властительного вампира земли.

Она села, прижимая к груди ярко-синюю простыню. Слава богу, на этой груди была майка, которую Мэгги надевала под мундир.

— Сэр! — начала она, пытаясь вспомнить, как она оказалась в его имении спящей.

Она в самолете не спала. Она помнила, как спускалась по трапу, как ее работодатель вместе с Сави встречал ее в аэропорту. Она сказала: «Здравствуйте, сэр!» Он ответил: «Боже мой, Винтерс, вы же окончательно измотались!»

И после этого она уже ничего не помнит. Это, вероятно, значит, что Эймс-Бомонт дал ей экстрасенсорный толчок и заставил заснуть.

Он сидел на краю кровати, избегая льющихся в восточные окна лучей солнца. Когда она его впервые увидела, то готова была поклясться, что солнце каждое утро встает только ради надежды осветить его лицо. Он был красив, и он был Колин Эймс-Бомонт. Он… он светился. Не физически, это она понимала, — ментально. Первые недели работы ее сердце робко трепетало, когда он входил в комнату. Потом она привыкла, ментальный эффект стал не так заметен, и наконец она смогла смотреть на работодателя, не задерживая дыхания.

— Я встревожен, Винтерс. — В его взгляде, направленном на нее, читался легкий укор. — Мне кажется, мой племянник хочет вас у меня украсть.

Она сильнее сжала пальцами простыню. Черт, ну почему те, кто ее укладывал, не оставили на ней мундира?

— У меня нет намерения покидать работу у вас, сэр.

Он наклонил голову набок, и солнце осветило беспорядок его волос, вспыхнув полированным золотом. От зеркал ему нет проку, и Мэгги знала, что у него ни единой расчески нет.

— Я слышу, как они там интригуют, внизу. Мои родные — интригуют. Она ему говорит, где находится драконова кровь, а он говорит, что убедит меня отпустить вас с ним, когда поедет за этой кровью.

Лицо Мэгги осталось абсолютно непроницаемым.

— Будет весьма предусмотрительно, сэр, чтобы его кто-то сопровождал. И защищал.

Он прищурился:

— Еще он собирается добрых две недели мотаться по всему миру, чтобы возможные преследователи потеряли его из виду.

— Это также кажется весьма разумным планом, сэр.

— И чертовски дорогим, если вам интересно мое мнение. А что прикажете делать мне, Винтерс? Вы не сможете мне служить, если будете моей родственницей.

— Я не служу вам, мистер Эймс-Бомонт. Я у вас работаю. И не вижу никаких причин, почему эти наши отношения должны измениться — какие бы отношения ни связали меня с мистером Блейком.

Он встал, сунул руки в карманы отлично сшитых брюк. На лице его появилось довольное выражение:

— Если вы и правда войдете в семью. Винтерс — я полагаю, я смогу платить вам меньше?

— Я думаю, сэр, что вам придется платить мне больше.

Вампир театрально вздохнул и повернулся к гостиной.

— Не разбейте ему сердце, Винтерс, иначе у нас с вами будет крупный разговор.

Мэгги снова начала дышать. Наверное, она в течение всего разговора тоже дышала, но только сейчас поняла, что может это делать.

— А если он разобьет мое, сэр?

Он обернулся с улыбкой, состоящей будто из одних только клыков:

— Придется из него тогда душу вытрясти. Племянников у меня много. Винтерс — одна.




Она так и сидела, прижимая к себе простыню, когда из дверей гостиной вошел Джефф.

И она не могла допустить этого снова. Джефф в ее спальне? Да. В доме ее работодателя? Да. В его кровати? Нет.

Слишком как-то неловко.

Джефф остановился на фут от кровати. Волосы у него еще были мокрые после душа, джинсы и футболку он сменил. Они встретились взглядами.

И он совсем не мог ее видеть.

Сердце у нее забилось тяжело и ровно.

— Дядя Колин сказал, что говорил с тобой.

— Говорил. — Она откинула одеяло и не сводила глаз с Джеффа, перемещаясь на коленях к краю матраса. — И, очевидно, следующие две недели мы проведем в обществе друг друга.

Он протянул руку, коснулся ее талии. Кожа Мэгги натянулась, пошла мурашками от этого восхитительного ощущения.

— Я был бы рад этим двум неделям в твоем саду, Мэгги.

Она коснулась его подбородка:

— А я нет.

— Вру, я тоже нет. — Пальцы почувствовали вибрацию от его смеха. — Ах, Мэгги, мне кажется, я слишком резво погнал лошадей.

— Неужели ты думаешь, что меня можно везти туда, куда мне не хочется?

— Нет, я так не думаю. — Он сделал глубокий вдох. — Послушай, я тебе должен сказать: я переступил черту, Мэгги. У меня была причина смотреть твои материалы, но я смотрел их снова и снова и подсел сильнее, чем должен был. Я отчаянно рвался с тобой познакомиться. Если бы Джеймс не похитил Кэтрин, если бы мы встретились позже, я бы тогда пришел к тебе. А если бы ты сказала «нет», я бы, наверное, стал бы ездить за тобой повсюду, ища кого-нибудь, кто будет смотреть на тебя. И я тоже буду тебя видеть.

Не думал ли он, что она после этих слов пойдет на попятный? Как же. Она не знала, что у них теперь и что будет потом, но за то, что есть, она готова была схватиться — и за него тоже — мертвой хваткой.

— Итак, слежка и наблюдение. — Она покачала головой, улыбаясь. — В моей профессии это предисловие к тому, чтобы кого-то убить… или переспать с ним. Я думаю, мы поладим.

Он еще смеялся, когда она нагнулась и коснулась губами губ. В прошлый раз это было для него неожиданно: не только прикосновение губ, но и ее пальцы в его волосах. Сейчас она целовала его без спешки, пробовала его вкус, искала ладонями, чего еще коснуться.

Его руки легли ей на бедра, притянули ближе, и он был теплый, горячий, готовый сжечь ее заживо.

Пульс забился сильнее, и она отстранилась.

— Не здесь, — выдохнула она. — Здесь я не могу.

Широкая ладонь нежно легла на щеку. Он снова поцеловал ее, потом кивнул. И она ощутила его разочарование.

Мэгги прошла мимо него в ванную, закрыла дверь. Стенная панель, отодвинутая в сторону, открыла ей единственное в доме зеркало. В нем он ее увидит. Она прислонится к двери, а он приподнимет ее и будет смотреть ей в лицо, когда она позовет его в себя.

И это будет в первый раз трудно и грубовато, потому что она так переполнена неравнодушием, что неплохо бы добавить неосторожности.

Но не в кровати ее работодателя.

Она приоткрыла дверь и тихо позвала:

— Мистер Блейк?


notes



Примечания





1


Винтер — зима (англ. winter).