Trust. Опека
Чарльз Эппинг


Короткая строка кода на экране компьютера, который случайно обнаруживает Алекс Пейтон, оказывается номером банковского счета еврейской семьи, открытым в начале Второй мировой войны. Эта находка круто меняет жизнь Алекс. Загадочный счет является опекунским, поэтому нацисты не смогли узнать фамилию настоящего владельца денег. Находясь более полувека в швейцарском банке, счет вырос до огромной суммы.

В поисках ключей к разгадке судьбы еврейской семьи Алекс окунается в пучину коррупции и предательства. С каждым шагом расследования она, сама того не ведая, подвергает себя и наследников опасности — опасности раскрыть тайну, которая может стоить жизни.


Чарльз Эппинг


Trust: опека


Посвящается Элемеру — и Розвите


* * *


		Tout m est suspect: le crains que je ne sois séduit.


		Je crains Néron; je crains le Malheur qui me suit


		D'un noir pressentiment, malgré moi prévenue.[1 - Я боюсь, что всех, включая меня, можно развратить.Я боюсь, что Нерон и черная звезда преследуют меня.Помимо воли меня одолевает дурное предчувствие.]


Жан Расин. Британик


Пролог


Вокзал Келети Пальяудвар, Будапешт

21 мая 1938 года


— Дорогая, ничего они мне не сделают. В конце концов, я гражданин Венгрии и могу проехать через Австрию, даже если она оккупирована фашистами.

— Figyelem![2 - Слово Figyelem, не переведенное в тексте оригинала, по смыслу должно означать «внимание». — Здесь и далее прим. переводчика.] На девятом пути производится посадка на Восточный экспресс «Вена — Цюрих — Базель — Париж».

Аладар Коган пытался хоть что-то разглядеть в густом сигарном дыму, который наполнял обшитую деревянными панелями телефонную кабинку. Зал ожидания первого класса быстро опустел.

— Дорогая, мне пора. Дали уже третий свисток… Да. Я позвоню, когда приеду.

Он быстро подхватил газету.

— Не беспокойся. Я надежно спрячу твои деньги — наши деньги.

— Внимание, внимание! Восточный экспресс отправляется с девятого пути.

— Мне и в самом деле пора бежать. Поцелуй за меня Иштвана и Магду. Пока. Csykolom. Нет, милая, костюм не помялся. Мы же расстались всего два часа назад.

Аладар потушил сигару, схватил газеты и с кожаным чемоданом в руке поспешил на главную платформу.

Он остановился, чтобы снять с вешалки шляпу, бросил взгляд в большое, украшенное позолотой зеркало слева от зала ожидания и улыбнулся. Костюм в тонкую полоску, элегантная мягкая шляпа, темный галстук — он был похож на банкира, можно даже сказать, на швейцарского банкира.

— Внимание, внимание! Отправляется Восточный экспресс.

Мужчина зашагал к выходу, не заметив, что, после того как он наскоро перекусил в вокзальном ресторане, на рубашке и галстуке остались пятна от супа и мелкие крошки.

— Внимание, внимание! Последний свисток.

Торопясь к переполненному перрону, он выронил несколько листков газеты. Они упали на землю, но он не остановился, чтобы их поднять. Да это было и неважно — новости везде одинаковые, от местных «Пешти напло» на венгерском и «Пештер Ллойд» на немецком до «Нойе Цюрхер цайтунг» и «Манчестер гардиан». Становилось ясно: гитлеровский аншлюс — насильственное включение Австрии в состав фашистской Германии — это лишь начало.

Мужчина подбежал к спальному вагону, когда проводник уже убирал невысокие деревянные ступеньки.

— Kérem a jegyét! — Проводник протянул руку за билетом. Аладар стал лихорадочно рыться в карманах.

— Где-то здесь…

Он раскрыл свой кожаный бумажник — оттуда выпали несколько купюр и какие-то бумажки. Присев, чтобы их собрать, он почувствовал, как его обдало паром, который выпустил синий спальный вагон («сделано во Франции»). В дальнем конце станции раздался резкий свисток. Аладар робко поднял глаза.

— Понятия не имею, куда он подевался. Еще час назад билет у меня был.

Когда Аладар выпрямился, кондуктор пальцем указал ему на билет, торчащий из левого кармашка жилета. Он быстро помог пассажиру подняться в вагон, а затем дал свисток. Через секунду поезд тронулся.

В купе Аладар положил свой чемодан на полку и достал из него несессер, который два года назад, перед смертью, подарил ему тесть.

Аладар погладил мягкую коричневую кожу — лучшее из того, что производила фабрика Блауэра. Ему до сих пор слышались слова тестя о швейцарцах:

— Akârmi is lesz — что бы ни случилось, в денежных вопросах всегда можешь на них положиться. Они честны и знают, как хранить тайны. А прежде всего, как не ввязываться в войну.

Господин Блауэр нередко говаривал, что решение хранить деньги семьи в Швейцарии во время Первой мировой позволило ему — и его кожевенной фабрике — пережить в послевоенные годы неразбериху и инфляцию. Теперь настал черед Аладара обеспечить сохранность состояния Блауэров во времена грядущих потрясений.

В коридоре раздались шаги. Мимо прошла красивая брюнетка. Он улыбнулся ей. Женщина на миг остановилась, а затем пошла дальше. Аладар выглянул из купе и увидел, как она скрылась в соседнем вагоне второго класса. По проходу тянулся шлейф «Шанель № 3», его любимых духов.

Аладар сел и стал смотреть в окно — мимо проплывали бескрайние поля пшеницы и ячменя. Он рассеянно полез в карман брюк и нащупал три маленьких ключика. Вспомнил о звонке из Вены на прошлой неделе — от семейного банкира Блауэров.

— Всего месяц назад наша страна стала частью Третьего рейха, — прошептал в трубку обычно спокойный банкир, — а они уже начали арестовывать счета, владельцы которых имеют еврейские фамилии. Слава Богу, что вы перевели все в Швейцарию еще до аншлюса. Как вы догадались?

— Честно говоря, это была идея Каталины…

Поезд заскрипел тормозами на полустанке. Аладар выглянул из окна и увидел большой флаг, развевающийся на границе. От черной свастики в центре красного с белым полотнища у Аладара по спине пробежал холодок. Он вернулся на место и стал ждать.

Раскрыв паспорт, он уставился на фамилию на первой странице: Коган. Фамилия, которой так гордился его отец. Настолько гордился, что в начале века, когда большинство еврейских семей в Будапеште меняли свои фамилии, не поменял ее.[3 - Древнейшая еврейская фамилия (Коган, Каган, Кан, Кун), встречающаяся еще в письменных источниках I–II вв. н. э. Ведет происхождение от сословия священнослужителей (коганим).]

Возможно, именно поэтому его отец так и остался скромным учителем, в то время как другие евреи, со звучными фамилиями на немецкий манер (такими, как Блауэр, например), поднялись на самый верх социально-экономической лестницы.

Откуда-то со стороны перрона послышались выстрелы. Он выглянул и увидел, как три пограничника в зеленой форме выводят из вагона женщину. Подкладка пальто волочилась за ней по земле. Это была та самая женщина, которая прошла мимо него в коридоре. Ее втолкнули в станционную будку, на двери которой было написано «Хедьешхалом».[4 - Пограничная железнодорожная станция.] Очевидно, венгерские власти держали ухо востро, арестовывая всех, кто пытался вывезти из страны ценности.

Пограничники бросили лишь беглый взгляд на багаж Аладара, очевидно, по собственному опыту знали, что пассажиры, путешествующие первым классом, не зашивают драгоценности в подкладку пальто, чтобы вывезти их из страны, они проявляют большую изобретательность.

Спустя несколько минут нагрянули пограничники нацисты.

— Хайль Гитлер! — Они резко выбросили правую руку вперед и велели Аладару открыть чемодан.

Один из пограничников, молодой блондин, говоривший с сильным австрийским акцентом, попросил предъявить паспорт. Аладар молча подал ему документ. Его сердце гулко забилось. Он видел, как офицер внимательно изучает его фамилию, затем передает паспорт какому-то человеку в черной форме и с нацистской нарукавной повязкой, стоявшему в коридоре. Тот аккуратно переписал фамилию и адрес Аладара в маленькую кожаную книжечку, потом вернул документ и двинулся дальше по проходу.

Как только они ушли, Аладар запер двери купе и не открывал их до тех пор, пока поезд не пересек территорию Австрии (теперь страна называлась Остмарк — Восточная область). Бывшая Восточная империя стала частью фашистского рейха. Как скоро такая же участь постигнет Венгрию? Аладар лег на диван и закрыл глаза, пытаясь заснуть, но все закончилось тем, что он начал считать часы приближения к Альпам — и к швейцарской границе.

«Надо было объехать южнее, — говорил он себе, забыв о том, что тогда дорога протянулась бы через Загреб, Триест, Милан, потом через Альпы, через горный перевал Сен-Готард и лишь затем привела бы в Цюрих. — И что бы изменилось? Неужели итальянские фашисты представляют меньшую опасность для человека с фамилией Коган?»

На рассвете, отдернув занавески, Аладар увидел на фоне темно-синего утреннего неба Альпы, нежно озаренные солнцем. Его всегда впечатлял вид этих величественных гор. Покрытые первозданным снегом вершины как будто поднимали его до своего уровня, уносили прочь от земных забот, прочь от всего.

В Бухсе нацистские пограничники устроили гораздо более тщательный досмотр, чем при въезде в Австрию. Они обыскали все, включая набор для бритья, и, не найдя ничего интересного, пошли дальше.

Швейцарские пограничники по другую сторону границы были безмерно учтивы. В Швейцарии никогда не запрещалось ни ввозить, ни вывозить деньги или золото. Они лишь спросили Аладара о цели его приезда.

— Мне необходимо встретиться в Цюрихе со своим банкиром, — ответил он им по-английски.

— Добро пожаловать в Швейцарию.

Без дальнейших расспросов ему вернули паспорт.


— Гостиница «Сен-Готард», будьте любезны. — Аладар сел в сияющее черное такси, припаркованное у вокзала Цюрих-Энге. — И… не могли бы мы поехать берегом озера? Прекрасное утро, не правда ли?

Хотя Аладар бегло говорил по-немецки, в Швейцарии он всегда разговаривал либо по-английски, либо по-французски из боязни, что «благодаря» верхненемецкому акценту его примут за «дойча» — немца. А этого он хотел избежать любой ценой.

Он опустил стекло блестящего «бьюика-седана» и вдохнул полной грудью воздух. К запаху свежескошенной травы примешивался едва уловимый запах коровьего навоза. Он высунул голову в окно. Берег озера был окружен зелеными полями и роскошными виллами. Вода в озере казалась такой чистой и прохладной, а дома и лодки смотрелись так к месту, что все напоминало аккуратно сконструированный макет искусно сделанной игрушечной железной дороги.

— Вы знаете, что это за гора? — Аладар кивнул на заснеженный пик, поднимающийся из тумана, за озером. — Вон там. Видите? — Он взволнованно указывал на него пальцем. — Та что высится за тем пароходиком. Это Титлис? Как вы думаете, какой она высоты?

— Думаю, километра три, — лаконично ответил водитель. Он говорил по-английски с еще большим акцентом, чем Аладар.

— Нет, намного выше. — Аладар ближе наклонился к водителю. — Высота Клариденштока — 3 270 метров, а эта гора значительно выше…

— Если вы и сами знаете, зачем спрашиваете? — Водитель не сводил глаз с дороги.

— Ну, честно говоря, я не уверен. — Аладар откинулся на сиденье. — Хотя мой отец знал, — пробормотал он себе под нос. — Пусть земля ему будет пухом. — Они повернули на Банхофштрассе, и Аладар стал разглядывать людей, спешащих по главной улице Цюриха. В отличие от ярких цветов, которые он привык видеть на улицах Будапешта и Вены, тут все, казалось, предпочитали черный.

Коган удивлялся: почему они выглядят такими несчастными, такими замученными? Неужели им невдомек, как им повезло, что они живут здесь?

— А что вы думаете по поводу аншлюса? — спросил он водителя.

— К чему вы спрашиваете?

— Я хотел узнать, каково это — иметь восточными соседям и фашистов?

Водитель пожал плечами.

— А какая разница? Они много лет были нашими северными соседями.

— Да, но… неужели вас не беспокоит происходящее? — Аладару вспомнился пограничник, записавший его фамилию в маленькую кожаную книжечку. — Фашисты начинают захватывать…

— Австрийцы что хотели, то и получили. Вы видели, как они с распростертыми объятиями встречали Гитлера в Вене? С цветами и музыкой. Нацистским приветствием. Видели? На референдуме сто процентов голосов…

— На самом деле девяносто девять и семь десятых процента. — Аладар просунул голову в окошко в перегородке, отделявшей пассажира от водителя. — Но референдум состоялся, когда фашистские войска уже вошли в страну… Навряд ли это было честное голосование.

Шофер снова пожал плечами.

— Фашисты повсюду захватывают власть. Что от нас зависит? — Он припарковал машину под низким навесом, рядом с гостиницей «Сен-Готард». Подбежал посыльный, чтобы открыть дверцу.

— Теперь, когда они захватили Австрию, кто следующий? — задал риторический вопрос Аладар.

Шофер потянул ручной тормоз и указал на счетчик.

— С вас девять франков.

Регистрируясь в гостинице, Аладар заметил, что его номер стоит гораздо дешевле, чем прошлой зимой, когда они останавливались здесь с Каталиной: они приезжали вступить во владение счетами семьи Блауэров после смерти матери Каталины. За номер в «Сен-Готарде» — одной из лучших гостиниц Цюриха — он сейчас заплатил двенадцать швейцарских франков, или двадцать пенге,[5 - С 1928 по 1946 г. венгерская денежная единица называлась пенге (от слова pengo — «звонкая монета»); с лета 1946 г. ее заменил форинт.] меньше трех американских долларов.

Обед вообще обошелся в копейки. За восемь франков ему подали обед из трех блюд: консоме, телятину в сливочном соусе с жареным картофелем по-швейцарски, а на десерт — сладкий крем сабайон.

После обеда Аладар устроился в холле гостиницы почитать местные газеты. Он узнал, что неподалеку, у Альбы, на том берегу реки Лиммат, показывают новый фильм Дженет Макдональд «Тарантелла — шпионка из Мадрида».

С банкиром он встречается завтра в десять. Так почему бы не пойти в кино? Возможно, фильм успокоит его.

Не успокоил. Перед фильмом показали хронику: встреча Гитлера и Муссолини в Риме. Аладар с ужасом смотрел, как тысячи сторонников фашистов собрались на площади Венеции, выкрикивая: «Дуче! Фюрер!»

Зрелище этой толпы и марширующих по Риму солдат заставило Аладара унестись мыслями куда-то далеко от фильма, от тихого цюрихского вечера. Он думал о том, что станет, если в Европе разразится война. Он задавал себе вопрос, что будет с Каталиной, с его детьми, с ним самим?

После окончания фильма люди чинно, по одному, потянулись к выходу. В Цюрихе внешне царил образцовый порядок, в то время как остальной мир, похоже, вышел из-под контроля.

Океанский лайнер стоял в порту Венеции. Он старался вырваться в море, однако не мог и двинуться. Корабль был крепко пришвартован к пристани длинными крепкими канатами. Люди на борту в панике бегали туда-сюда, натягивали на себя спасательные жилеты, искали илоты.

Аладар крепко держал дочь за руку. Молодой моряк, похожий на фашистского пограничника, тащил его жену и сына.

— Каталина! Иштван! — звал Аладар. Он бросился за ними, но Магда тянула его к себе.

— Папочка! Папочка! — кричала она. — Не бросай меня. К нему с криком подбежала беременная женщина:

— Спасите моего ребенка! Умоляю! Спасите моего ребенка! — Это была та самая женщина с поезда.

Он проснулся в холодном поту. На улице было еще темно. Бросил взгляд на телефон, стоящий возле кровати.

— Не паникуй, — прошептал он. — Это всего лишь сон. Утро вечера мудренее. Все не настолько плохо.

Настолько. Он шел по Банхофштрассе, выискивая свой банк среди десятков других по обеим сторонам роскошного бульвара. «Что я здесь делаю? — спрашивал он себя. — Неужели вот шому я должен доверить все наши деньги?»

Проходя мимо, он читал названия: «Банк Ле», «Швейцарская банковская корпорация», «Креди Сюисс», «Юнион бэнк оф Суицерленд», «Юлиус Бэр».

«В этих банках полно денег. Должна же быть причина, почему люди приходят сюда, — говорил себе Аладар. — Швейцария — островок спокойствия и процветания в море этого хаоса».

Среди зелени лип он увидел свой банк. На массивной гранитной стене золотыми буквами на английском, французском и немецком было выложено: цюрихский банк «Гельвеция».

Аладар поискал глазами господина Тоблера, своего финансового поверенного. Тоблер сказал, что будет ждать Аладара на Банхофштрассе, перед входом в банк.

Рудольф Тоблер вместе с отцом управляли всеми швейцарскими банковскими счетами семьи Блауэров еще до Первой мировой. А теперь, когда старик Тоблер умер, именно Рудольф встал у руля.

Наконец Аладар заметил Тоблера у колонны, справа от центрального входа. На Рудольфе был костюм в тонкую полоску, начищенные до блеска черные туфли и шляпа — такая же, как у Аладара.

Увидев клиента, Тоблер спокойно вытащил изо рта сигарету и вошел внутрь здания, не сказав ни слова. Аладар напомнил себе, что Тоблер просто уважает основное правило швейцарских банков: никогда на людях не показывай, кто твой клиент. С 1935 года согласно пункту 47-б швейцарского федерального закона, регламентирующего банковскую деятельность, разглашение имени клиента швейцарского банка считается преступлением. Разглашение кому бы то ни было.

Входя, Аладар обратил внимание на двух обнаженных херувимов, высеченных в камне над центральной дверью. Они с улыбкой наблюдали за клиентами одного из ведущих частных банков Цюриха, обещая им свое покровительство.

Тоблер ожидал у лифта в дальнем конце длинного, отделанного мрамором коридора. Справа от него стояла большая очередь людей, выстроившаяся к окошку с вывеской «Золото». «Интересно, — подумал Аладар, — они продают или покупают?» Скорее, покупают. Золото — единственное, что не обесценилось в настоящее время. Какие там облигации, какие товары и уж наверняка какие акции!

Аладар последовал за Тоблером в деревянную кабинку лифта. Тоблер все еще не сказал ни слова. Молча он нажал на кнопку третьего этажа с надписью «Privatkunden» — «Частные клиенты». Лишь когда закрылись двери лифта, Тоблер протянул руку.

— Рад снова видеть вас, господин Коган. — Его рукопожатие было крепким и сердечным. — Благополучно добрались?

— Я впервые ехал по территории, оккупированной нацистами. Мучительное испытание для человека с моей фамилией.

— Почему? У вас возникли проблемы?

— Нет, не у меня… к счастью. — Аладар вспомнил женщину, которую высадили пограничники на станции Хедьешхалом. — Слава Богу, Каталина предвидела подобное и выслала наши ценности раньше. Все доставили?

Тоблер кивнул.

— Три чемодана. Верно?

Теперь утвердительно кивнул Аладар.

— Они сейчас внизу, во временном хранилище, в подвале. Ждут, чтобы вы решили, куда их поместить.

— Чудесно.

— Однако там они не могут оставаться долго. Нам необходимо арендовать для вас сейф, как только мы закончим дела здесь.

— Прекрасно. — Аладар начал рыскать по карманам. — Где-то тут у меня были ключи…

— Не беспокойтесь. — Тоблер положил руку Аладару на плечо. — Этим займемся позже, мы же договаривались сперва открыть новые счета. Так что давайте по порядку.

Лифт тряхнуло, и он остановился. Они оказались в большой, обшитой деревянными панелями комнате. Консьерж проводил их к кожаным креслам в дальнем углу помещения. Свет вливался сюда через длинный ряд окон, смотрящих во внутренний дворик. Аладар про себя отметил, что на фасаде здания, выходящем на улицу, окон вообще не было. Осмотрительность обязывает.

После того как они устроились в креслах, Тоблер достал две сигары и предложил одну Аладару.

— Как поживает госпожа Коган? — спросил он.

— Не очень хорошо. После аншлюса венгерские фашисты сделали жизнь людей с еврейскими фамилиями весьма непростой. Особенно они стали лютовать, когда наци подошли близко.

— Не забывайте, они уже у нас на пороге. — Тоблер дал Аладару прикурить.

— Да, но вас защищает политика нейтралитета.

— По-видимому. — Тоблер закурил сигару и откинулся назад. — А как дети? Если не ошибаюсь, Магда и Иштван?

— Не ошибаетесь. — Аладар сделал несколько коротких затяжек. — Сейчас Иштван уже почти с меня ростом. Он собирается поступать в университет, если его примут.

Он откинулся назад и посмотрел в окно.

— А Магда свежа и беспечна, какими могут быть лишь десятилетние дети. Она так наивна! У нее и мысли нет о том, что нас ждет.

Из боковой двери появился официант с серебряным подносом, на котором стояли два стакана воды и две чашечки кофе. Он молча поставил их перед Аладаром и Тоблером, потом вышел и плотно закрыл за собой дверь.

— Я напуган. — Аладар сделал глоток воды. — Я боюсь, что скоро Венгрия окажется во власти Третьего рейха. Это случится, так или иначе. Поэтому я и приехал сюда. Мы намерены удостовериться, что наши деньги и ценности в безопасности. Мы хотели бы все деньги перевести на новый счет, на такой, о котором никто бы не знал. Ни секретари, ни бухгалтеры в Будапеште — никто. — Коган подался вперед. — Только я и Каталина. И вы, разумеется.

— И банк, — добавил Тоблер.

— Да, конечно, — кивнул Аладар. — Я хочу, чтобы это был секретный счет. Чтобы никто не знал, куда переведены деньги.

— Дельная мысль. — Тоблер сделал паузу. — Но банку все равно необходимо знать ваше имя и адрес.

— Не вижу проблемы. Швейцарские банкиры обязаны по закону держать всю информацию о счетах в тайне, не так ли?

— Так. — Тоблер внимательно огляделся. — Обязаны, но по швейцарским законам.

— А какие здесь еще могут действовать законы?

— Просто… — Тоблер начал просматривать бумаги. — Я хочу сказать, если Швейцарию когда-либо оккупируют…

— Но как такое возможно? Швейцария сохраняет нейтралитет, она столетиями придерживалась нейтралитета. — Аладар изумленно смотрел на Тоблера. — После Первой мировой Швейцария осталась цела и невредима. Почему теперь будет по-другому?

Тоблер оторвал взгляд от бумаг.

— Кто знает, на что способны Гитлер и его сторонники?

— Но швейцарцы никогда не позволят Германии оккупировать свою страну. В конце концов, Швейцария — это не Австрия.

Тоблер кивнул в знак согласия.

— Мы уже заминировали все горные перевалы. И договорились о сотрудничестве с обеими сторонами, которые могут принять участие в войне. Это и значит сохранять нейтралитет. Но все-таки, — он взглянул Аладару в глаза, — никогда не знаешь, чего ждать от нацистов. Они же мечтают о тысячелетнем рейхе, не забывайте. Немецком рейхе. — Тоблер помолчал. — А сейчас они уже в Австрии. Кто будет следующим? Западная Чехия? А потом? Сколько еще осталось немецкоязычных стран?

— Возможно, вы правы. — Аладар выпрямился в кресле. Вспомнился ночной сон о немецком солдате, о том, как он потерял семью на корабле. — Но куда еще я мог бы вложить семейные ценности и деньги? Я не могу везти их назад в Будапешт или Вену. Амстердам же или Лондон еще больше уязвимы для нападения нацистов, согласны?

Тоблер положил руку Аладару на плечо.

— Мне неловко, что я напугал вас. Уверен, все будет в порядке. — Тоблер собрался встать. — Пойду посмотрю, отчего задерживается банкир, который должен с нами встретиться.

— Нет, постойте! — Аладар усадил собеседника на место. — Неужели нет способа застраховаться от того, чтобы наши деньги никогда не попали в руки Гитлера?

Тоблер глубоко вздохнул.

— Некоторые мои клиенты предпочли альтернативу — клиенты с еврейскими фамилиями, я имею в виду.

— Какую же?

— Многие из них открыли опекунские счета, или счета на доверенное лицо. Это такие же счета в швейцарском банке, но разница вот в чем… — Тоблер понизил голос. — Счет открывается на другое имя — нееврейское. В этом случае, если Гитлер решит захватить Швейцарию…

Аладар ждал, когда Тоблер закончит фразу. Но тот молчал.

— Но если фашисты таки захватят Швейцарию, что помешает им заставить банки раскрыть все счета евреев, как, например, они сделали это в Австрии?

— А банки не будут знать. — Тоблер наклонился ближе к Аладару. — Идея опекунского счета состоит в том, что банки не знают, кому на самом деле принадлежат счета. Они даже не знают, что эти счета на доверенных лиц.

— Но… — Аладар бросил взгляд на консьержа в другом конце комнаты. Тот тихо сидел за своим столом и читал газету. — Но если я открою опекунский счет и никто в банке не будет об этом знать… если никому не сказать, что это я настоящий владелец счета… как я смогу в случае необходимости получить свои деньги назад?

Тоблер глубоко затянулся сигарой.

— Именно поэтому вам следует выбрать кого-то, кому вы доверяете. Кого-то с нееврейской фамилией, конечно.

— Но фамилия отца Каталины мало похожа на еврейскую. Почему бы не открыть счет на имя Блауэра?

— Вы думаете, немцы не знают, что Блауэр — еврей? Блауэры ведут и вели дела в Германии еще до Первой мировой. Не может быть, чтобы нацистам не было известно, арийская это фамилия или нет.

Тоблер еще раз затянулся сигарой, потом аккуратно положил ее на серебряную пепельницу.

— И кстати, совсем не обязательно доверенным лицом выбирать меня. Можете назначить любого: адвоката, банкира, кого хотите. Если у вас есть кто-то, на кого вы можете положиться больше, чем на меня…

— Правду сказать, в Швейцарии я никому не доверяю больше, чем вам. Вы знаете, что я пообещал господину Блауэру и впредь пользоваться вашими услугами и услугами вашего отца в том, что касается управления денежными делами здесь в Швейцарии. Дело в том… — Аладар отбросил с глаз длинную прядь волос. — Я просто не знаю.

— Ладно. — Тоблер встал. — Тогда давайте откроем обычный счет, как вы и просили. — Было похоже, что он разозлился. — Но помните: хотя я и управляю вашими швейцарскими счетами, в банке за них кто-то номинально должен отвечать, а это значит, он будет знать имя и адрес владельца счета.

— Но если мы откроем опекунский счет, будут знать о вас. Тоблер кивнул в знак согласия.

— Предполагается, что из вежливости необходимо ставить банк в известность каждый раз, когда открывается опекунский счет. Но никто этого не требует. В законе об этом не сказано. Вы должны принять решение, господин Коган, но только до того, как мы встретимся с банкиром.

Тоблер бросил быстрый взгляд на массивную деревянную дверь в дальнем конце комнаты.

— Вы не можете передумать, после того как мы назовем банкиру имя настоящего владельца счета. Просто скажите мне, как вы хотите поступить.

Аладар медленно повертел головой.

— Не знаю. Непросто принять подобное решение.

— Если хотите, мы можем сперва положить ваши вещи в сейф внизу. У вас будет время подумать.

— Видите ли… как я могу отдать все свои деньги, деньги семьи моей жены, в чужие руки? — Аладар уставился на замысловатый узор восточного ковра у себя под ногами. — Не знаю, что и делать.

— Тогда я пойду и выясню, нельзя ли отложить нашу встречу с банкиром.

Тоблер ушел, Аладар же продолжал рассматривать узор ковра.

«Я не имею права допустить ошибку, — говорил он себе. — Только не сейчас, накануне войны, которая вот-вот разразится в Европе».

Его взгляд притягивал маленький рисунок на краю ковра. Казалось, что крошечные свастики переплелись в замысловатые узоры. «Это обычный индийский символ», — напомнил он себе. Но от этого ему не стало легче: видеть этот ненавистный знак нацистской власти здесь, в самом сердце Швейцарии!

Неожиданно рядом с узором появились лакированные туфли Тоблера.

— Вы приняли решение? — тихо произнес он.

Аладар поднял на него глаза. Медленно покачал головой.


— В таком случае давайте спустимся вниз и начнем укладывать ваши вещи в сейф. — Он помог Аладару подняться и повел его к столику консьержа. — Однако не забудьте, вам необходимо до ухода из банка решить, какой счет вы хотите открыть. Каждый сейф должен так или иначе соответствовать какому-то счету.

Тоблер отвернулся и начал говорить что-то консьержу на швейцарском диалекте немецкого.

«Он выглядит таким спокойным, таким уверенным, таким невозмутимым, — подумал Аладар. — Для него все так просто. Конечно, почему бы и нет? Он гражданин Швейцарии, с подходящей арийской фамилией».


В сводчатых подвалах цюрихского банка «Гельвеция» было душно и жарко. У Аладара начинался приступ клаустрофобии, не помогло и оформление подвала: тысячи листов папируса и распустившихся цветков лотоса, нарисованных на стенах и над дверями. Все выглядело так, словно банк нанял посредственного голливудского оформителя, чтобы тот расписал стены замысловатыми египетскими узорами, вызывающими ощущение вечности. Вышло наоборот: эти росписи создавали еще более гнетущее настроение.

Тоблер повел Аладара к полуоткрытой стальной двери. Над ней золотом по-немецки было выгравировано: «Сейф-накопитель». Аладар заглянул в комнату. Там было полно сундуков, картин и чемоданов разных размеров.

— Откуда все эти вещи? — прошептал Аладар.

— Боюсь, это знак непростого времени, в которое мы сейчас живем. — Тоблер завел Аладара внутрь, затем провел дальше по проходу между деревянными ящиками, чемоданами и картинами, которыми были завалены деревянные полки. — Со времен аншлюса здесь всегда полным-полно вещей.

— Это Пикассо? — Аладар в возбуждении указал на картину, прислоненную к полке справа от него. — А вон там Кандинский! — У стен стояло еще много других картин, аккуратно завернутых в бумагу и перевязанных бечевкой. На многих были написаны фамилии. Аладар заметил, что почти все фамилии еврейские.

Он попытался отодвинуть кожаный чемодан, преграждавший ему проход, но не смог сдвинуть его и на сантиметр. Попробовал поднять, чтобы убрать с дороги, но тот оказался слишком тяжелым. «Лишь одна вещь может быть такой тяжелой, — сказал себе Аладар. — Золото».

— Nein! Hände weg![6 - Нет! Руки прочь! (нем.)] — крикнул охранник. — Не трогайте!

— Извините, — пробормотал Аладар. — Я не знал…

Тоблер коснулся его плеча.

— Ваши вещи вон там.

Он повел Аладара через комнату к забитой вещами полке.

Как и множество других коробок и сундуков, три чемодана Аладара были помечены маленькой свинцовой пломбой, которая скрепляла темно-коричневую бечевку, привязанную к ручкам. Охранник погрузил чемоданы на маленькую деревянную тележку и повез их из этой пахнущей плесенью комнаты. Аладар и Тоблер молча последовали за ним в большую, хорошо освещенную комнату с табличкой «Сейф».

На стенах были сотни металлических дверок с темными деревянными молдингами. Одни были маленькими, величиной с коробку для обуви, другие — размером с гроб. Тоблер подвел Аладара к большой дверке в дальнем конце комнаты.

Охранник передал Тоблеру маленький серебряный ключик. Точно такой же он вставил в одну из двух замочных скважин и подождал, пока Тоблер вставит свой. Одновременно они повернули оба ключа. Затем охранник открыл дверцу и вытянул похожий на нишу тайник со светло-коричневыми деревянными полочками. Он вынул свой ключ и, прежде чем уйти, что-то пробурчал на непонятном швейцарском диалекте немецкого.

— Что он сказал? — поинтересовался Аладар.

— Сказал, чтобы позвали его, как только будем готовы. Чтобы закрыть сейф, необходимы оба ключа. Таким образом, никто не может без ведома банка открыть сейф.

Тоблер присел у первого чемодана, лежащего на тележке.

— У вас есть ключи, чтоб их открыть? — спросил он.

Аладару пришлось дважды обшарить карманы, прежде чем он нашел ключи, которые Каталина дала ему в Будапеште.

Вставив ключ в замок, Тоблер быстро открыл вытертый кожаный чемодан, сломав маленькое венгерское клеймо, поставленное на верхней крышке. Он бережно поднял крышку.

— Вам повезло, что у вас есть связи в посольстве. Дипломатические курьеры — единственные, кто может перевезти сегодня вещи через границу. — Тоблер вытянул несколько аккуратно упакованных свертков. Все они были пронумерованы и перевязаны бечевкой.

— Это все служащие фабрики. Они воспользовались старыми связями Блауэров в посольстве, чтобы переправить ценности сюда. Я к этому не прикладывал руку. — Аладар сел на холодный каменный пол и наблюдал, как Тоблер открывает первый сверток.

Аладар отдавал себе отчет в том, что содержимое этих чемоданов уже побывало в чужих руках, но, похоже, все доехало целым и невредимым.

— Взгляните на это. — Тоблер передал Аладару маленькую деревянную шкатулку, инкрустированную слоновой костью и перламутром. — Она такая тяжелая.

— Посмотрим, что внутри. — Аладар расстегнул золотую защелку. — Кати наверняка спросит, все ли доставили в целости и сохранности.

Когда он открыл крышечку, на пол выпало несколько золотых слитков.

— Господи!

— Не беспокойтесь. — Тоблер наклонился, чтобы их поднять. — Они не бьются. — Он поднял на Аладара глаза и улыбнулся. — А если бы и разбились, это не имело бы значения. Золото продают на вес в любом виде.

Он положил слитки на верхнюю сосновую полку и начал разворачивать второй сверток.

Немного погодя Аладар открыл выдвижной ящик внизу коробки и обнаружил несколько антикварных часов. Двое были с эмалью, третьи имели серебряный гравированный корпус, четвертые — золотой. Он взял золотые часы и внимательно их осмотрел. Они имели прозрачную заднюю крышку, сквозь которую был виден часовой механизм.

— Никогда не знал, что у Блауэров столько ценностей. Наверняка все хранилось на фабрике. Ничего подобного я дома не видел.

— Взгляните! — Тоблер держал голубой войлочный мешочек и сделал знак Аладару, чтобы тот заглянул внутрь. — Наполеондоры.[7 - Французская золотая монета достоинством в двадцать франков.]

Аладар вынул горсть золотых монет.

— Вам доводилось видеть такие деньги? — Тоблер взял у Аладара одну монетку и поднес ее к свету. — Видите? Это Марианна.[8 - Шутливое название Франции.]Symbole de la France, — произнес он на великолепном французском. — Тут, наверное, их несколько сотен.

— Интересно, сколько они стоят? — Аладар опустил руку в мешочек и перебрал пальцами монеты.

— Думаю, не меньше нескольких сот тысяч франков. Швейцарских франков, естественно. — Тоблер раскрыл следующий сверток. — Принимая во внимание сегодняшние бросовые цены на недвижимость, одного этого мешочка достаточно, чтобы приобрести виллу у озера.

Он достал маленький бархатный футляр и передал его Аладару.

— Тут что-то ценное.

Аладар открыл коробочку и обнаружил изысканное бриллиантовое колье. Даже при тусклом свете хранилища блеск камней впечатлял.

— Это я видел.

Коган вынул его из футляра и поднял вверх, чтобы получше рассмотреть. С каждого конца ожерелья свисали три подвески — три больших бриллианта грушевидной формы.

— Каталина надевала его в оперу в 1922-м. — Аладар провел пальцами по холодным камням. — Высший свет Будапешта пытался превзойти в элегантности венцев. В тот вечер, думаю, это ему удалось.

Он поднес колье к свету.

— Блауэры позволили мне сопровождать в тот вечер их дочь. В виде исключения. По крайней мере, они так считали. Уверен, они и предположить не могли, что их маленькая принцесса влюбится в сына бедного школьного учителя.

Аладар не сводил взгляда с колье, вспоминая, как сверкали эти бриллианты в тот вечер на шее у Каталины. Как она была счастлива. Как счастливы были они оба. Все казалось таким естественным, не имеющим конца. С тех пор не прошло и шестнадцати лет, а господин и госпожа Блауэр умерли, а их сокровища прячутся в душном тайнике в подвалах Цюриха. И сейчас от Аладара зависит сохранность богатства, которое должно перейти к его детям и к детям его детей.

Он наблюдал, как Тоблер открыл второй чемодан. Тот был полон акций и облигаций, которые были аккуратно упакованы и перевязаны темно-красными лентами. Тоблер осторожно положил их на пол возле тележки.

Аладар присел и прочитал наименование первого сертификата. Надпись по-английски гласила: «Облигация государственного займа Венгерского королевства, 1924». Ниже печати Св. Штефана стояло: «Выпущена в Соединенных Штатах Америки в счет погашения золотых облигаций 7,5 %-го займа. Номинальная стоимость: $ 1000».

— Сколько их тут? — спросил Аладар.

— Думаю, несколько сотен. — Тоблер провел пальцем по краешку пачки облигаций. — Это значит, что только в этой пачке ценных бумаг на несколько сотен тысяч долларов… если их когда-нибудь можно будет погасить.

Тоблер выложил еще несколько пачек акций и облигаций.

— Поразительно. — Аладар наклонился и прочитал некоторые из названий вслух. — Уральское металлургическое товарищество «Волга», Железные дороги королевства Румыния, Правительство Чехословакии. Почему вы не кладете их в сейф? — поинтересовался Аладар.

— Потому что их следует продать. — Тоблер начал укладывать в сейф драгоценности и золотые слитки из третьего чемодана. — И думаю, следует это сделать безотлагательно. Если мы вернем их номинальную стоимость, будем считать, что нам повезло.

— Но эти бумаги доставили сюда не для продажи, а на хранение. — Аладар просмотрел оставшиеся сертификаты. — Тут бумаг приблизительно на миллион долларов, это основная часть состояния Блауэров.

— Поэтому их и следует продать. — Тоблер выпрямился и отряхнул руки. — Вы должны понимать: если придет война, бумаги ничего не будут стоить.

— Как так? — Аладар пальцем указал на венгерскую государственную печать на первой пачке облигаций. — Тут сказано, что они обеспечены золотом. Правда, в Соединенных Штатах.

— Именно. В случае войны Венгрия почти наверняка будет на стороне немцев, а это значит, что, если Соединенные Штаты решат-таки выступить против нацистов, золото, обеспечивающее эти облигации, экспроприируют как вражескую собственность. — Он направил палец на Аладара. — А вы, венгерский гражданин, — враг американского государства. Ваше имущество в Соединенных Штатах будет конфисковано целиком.

— Но я же еврей!

— Это не имеет значения. Вы все-таки гражданин Венгрии. Аладар, сбитый с толку, огляделся вокруг.

— По-вашему, я буду персоной нон фата для обеих сторон?

— Боюсь, что так. — Тоблер вытер руки носовым платком. — Но если бы имущество было записано на мое имя, проблем не возникло бы, поскольку Швейцария сохраняет нейтралитет. — Он сложил пустые чемоданы на тележку и подтолкнул ее к двери. — Однако все зависит от вас.

— Понимаю. — Аладар взял из сейфа один золотой слиток. Прочитал, что на нем было написано: «Государственный золотой запас. Один килограмм чистого золота пробы 999,9», подпись пробирщика. Внизу восьмизначный серийный номер. Последние четыре цифры, как он заметил, были 2499 — точная высота пика Ризи, одной из его любимых гор в Татрах.

Он осторожно положил слиток на полку и повернулся к Тоблеру.

— А если я открою один из этих опекунских счетов, что с ним произойдет, если… если что-то случится со мной?

— Вы имеете в виду, если вы умрете? — Тоблер вытер платком лоб. — С некоторыми клиентами мы составили документ относительно опекунского счета. В нем мы предусмотрели все возможные случаи. Главное состоит в том, что мои наследники должны будут посредством опеки сохранить это имущество для вас или вашей семьи, равно как и я сам, если буду жив. — Он положил носовой платок обратно в карман. — Потом этот документ будет храниться в моем личном тайнике вместе с завещанием и другими личными документами.

— И остальные ваши клиенты удовлетворены этим?

Тоблер утвердительно кивнул.

— Они понимают, что суть всего этого «ритуала» — сохранить документы, касающиеся опекунских счетов, упрятав их подальше от банка. Честно говоря, как можно дальше. Таким образом, если нацисты когда-либо и захватят Швейцарию, единственное, что они найдут в банке, — счет на мое имя. Больше ничего.

— А если что-то случится и со мной, и с Каталиной? — спросил Аладар.

— Счет всегда будет принадлежать вам и вашим наследникам, несмотря ни на что. Согласно швейцарскому закону — думаю, и венгерскому тоже — имущество тогда будет разделено между вашими детьми.

— Значит ли это, что мне необходимо рассказать им о счете?

— А это как вы сами решите, господин Коган.

— Конечно, Иштван должен знать, — пробормотал Аладар. — Но Магде говорить нельзя. Пока нельзя. Она еще маленькая. Если ее допросят нацисты…

— Вы должны решить, как лучше поступить.

Тоблер потянулся к сейфу и стал укладывать золотые слитки аккуратными рядами.

— Если вы надумаете открыть опекунский счет, мне придется подняться наверх и заполнить учетную карточку открытия счета. И все. Поскольку счет будет оформлен на мое имя, все, что мне следует сделать, — подписать карточку, и мне присвоят номер счета. И никаких вопросов.

Он повернулся к Аладару.

— Потом вы можете перевести все свои деньги на этот новый счет. Советую вам воспользоваться при этом анонимным посредническим счетом в другом банке, чтобы непосредственно на опекунский счет не переводить ни гроша. В таком случае никто не сможет проследить, куда подевались деньги с ваших старых счетов.

— Типично швейцарская деловая хватка.

Тоблер вновь повернулся к сейфу и продолжил складывать слитки.

— Вам следует оставить по крайней мере один небольшой открытый счет на свое собственное имя. Положите на него немного наличности и ценных бумаг — чтобы он оставался активным. Таким образом, если кто и станет искать ваши деньги, что-то он все-таки найдет. Выглядело бы странным, если бы у вашей семьи не оказалось счета в швейцарском банке.

— Вы все просчитали наперед, обо всем позаботились, не правда ли?

— Кстати, ничто не должно связывать этот небольшой счет с опекунским. Вы можете выдать на него доверенность членам своей семьи, чтобы они могли в любое время иметь доступ к мнимому счету (как практикуется с обычными счетами в швейцарских банках).

— А если моя семья захочет получить доступ к опекунскому счету?

Тоблер обнял Аладара за плечи.

— Единственное, что им нужно сделать, — обратиться ко мне. — Он пошел к выходу. — Я позову охранника. К тому времени, когда я вернусь, вам следует решить, какой именно счет вы хотите открыть. Нам необходим номер счета, чтобы арендовать сейф. Каждый сейф для депозитов должен соответствовать определенному счету.

— А если война все-таки начнется? — уточнил Аладар. — И мы не сможем покинуть Венгрию?

— В таком случае… — Тоблер вернулся к Аладару. — Вам ничего не надо предпринимать. Я буду здесь. Я буду отвечать за счет. И позабочусь обо всем.

— Но если мы не сможем покинуть Венгрию, кто вам заплатит?

Тоблер улыбнулся.

— Не беспокойтесь. С вашего разрешения, я буду вычитать свои обычные ежегодные полпроцента от суммы счета. — Он посмотрел Аладару прямо в глаза. — Но большинство моих клиентов, открывших опекунские счета, предпочли более простой выход: они решили выплатить мне гонорар единоразово — пять процентов от находящейся на счету суммы, — но лишь когда деньги вновь окажутся в их руках. После того как все это закончится.

— А если война продлится больше десяти лет?

— Тогда я перестану получать гонорар. — Тоблер выдавил улыбку. — Но сомневаюсь, чтобы любая война продлилась дольше. Уверен, Англия, Франция и Россия все-таки дадут отпор Гитлеру. А если к ним присоединится и Америка… — Он крепко пожал руку Аладару. — Не беспокойтесь. Пока я жив — более того, даже когда я умру, — ваш счет всегда будет тут. Будет ждать вас.

Тоблер покинул тайник. За ним и Аладар перешагнул через чемоданы. Он чувствовал себя уставшим, сбитым с толку и одиноким. Как можно передать все свое состояние — все состояние своего тестя — чужому человеку? Как можно доверять тому, кого едва знаешь? Но если он не может доверять Тоблеру, тогда кому?

Аладар снял пиджак, вынул из кармана носовой платок и вытер лоб. В комнате запахло сырой шерстью. Он присел на тележку, рядом с чемоданами. «Наверное, нужно позвонить Каталине, — говорил он себе. — Но что она скажет? Поступай, как считаешь нужным, дорогой».

Однако в глубине души он знал: если что-то случится, она никогда не простит ему.

Коган опустил глаза и заметил, что в левой руке до сих пор сжимает бриллиантовое колье. Он подошел к сейфу, положил колье поверх золотых слитков, бережно прикрыв огромным центральным бриллиантом идентификационный номер слитка, который заканчивался цифрами 2499 — точной высотой пика Ризи.

Если кто-то и тронет здесь что-нибудь без его ведома, он об этом узнает.


Глава 1


Цюрих

27 сентября, четверг, 16:30


В темных глазах Алекс Пейтон зеленовато-синим мерцанием отсвечивала строка программного кода. На первый взгляд в ней не было ничего тревожного. Но что-то было не так. Девушка просто не могла понять, что именно.

Код казался — как бы это сказать? — слишком безупречным. Как будто его ввели сюда специально, чтобы он выглядел как можно более безобидным.

Совсем как то утро, когда Алекс пригласили проститься с матерью. Тело ее матери в гробу казалось таким мирным: голова покоилась прямо на матрасе, рот полуоткрыт. Она выглядела умиротворенной — как будто все еще спала, как будто ничего и не произошло.

— Что с тобой? Ты что, привидение увидела? — Эрик Андерсен выглянул из-за перегородки, разделявшей их рабочие места. Обнял Алекс за плечи. — В чем дело?

Алекс подняла палец с наманикюренным ноготком к святящемуся коду в верхней части монитора.

— Это старая программная ошибка.[9 - Ошибка в ПО, связанная с тем, что для экономии памяти в программах при указании года использовались только две его последние цифры. В связи с этим 1 января 2000 года возникли ошибки в функционировании программ. Однако серьезность проблемы была значительно преувеличена и использовалась компьютерными фирмами в маркетинговых целях.] Не понимаю, откуда она здесь.

— А ну-ка, дай я. — Опираясь рукой о плечо Алекс, Эрик наклонился вперед рассмотреть повнимательнее. Девушка чувствовала тепло его тела. Это было приятно. В их кабинетах на первом этаже главного здания Цюрихского банка «Гельвеция» всегда было прохладно — якобы для того, чтобы компьютеры не перегрелись.

Всем женщинам, работающим в информационных отделах банка Томпсона, надлежало постоянно носить деловые брючные костюмы или жакеты с юбками. «Представьте себе, что войдет клиент, — наставляли Алекс три месяца назад, когда нанимали на работу. — Необходимо всегда быть готовой».

Можно подумать, Жан-Жак Крисье когда-нибудь появлялся без предупреждения. Этот швейцарец — информационный консультант, которого банк нанял для общего руководства проектом, вряд ли когда-нибудь спускался к ним посмотреть, как идут дела. Но Алекс каждый день приходилось выряжаться — на всякий случай. К счастью, дирекция банка распорядилась выдать своим только что нанятым, «зеленым» консультантам аванс на покупку новой одежды, и неважно, чего это стоило выглядеть состоятельными профессионалами, особенно если учесть, что на десять лет пришлось влезть в долги, чтобы выплатить ссуду, полученную на обучение.

— Вот почему его пометили. — Эрик указал на цифру 87 в коде, помеченную как ДАТА. — Хотя на самом деле это уже ничего не значит. Если код не высветился в 1987-м, то проблема 2000 года его не…

— Фактически его можно было бы активировать — в 2087 году, например. — Алекс указала пальчиком на цифры, следовавшие за именем РУДОЛЬФ ТОБЛЕР. — Но только в положенный день, 19 октября.

— Какая разница? — Эрик выпрямился и потянулся. — Просто удали его и все.

— Но я не могу понять, почему эти цифры расположены здесь, на первом месте. — Она подвела курсор к середине строки, к словам РУДОЛЬФ ТОБЛЕР. — Если все, что они хотели, — сменить имена на банковских счетах этого парня, зачем все усложнять и менять код? Особенно в прошлых счетах за восьмидесятые, когда было модно использовать «пробел».

— Помнишь, что нам говорили, когда мы начинали здесь работать? — Эрик присел на краешек стола возле монитора Алекс. — Нельзя говорить просто «восьмидесятые». Мы живем уже в двадцать первом веке, поэтому нужно говорить «восьмидесятые годы двадцатого…»

— Как бы там ни было, — подвела Алекс курсор к концу кода, — все равно бессмыслица — и в 1980-х, и в любое другое время.

— Тогда давай удалим его. — Эрик потянулся к мышке. — Уже почти конец рабочего дня. Давай собираться.

— Подожди еще минутку, — вцепилась девушка в мышку, — хочу кое-что проверить. — Она подвела курсор в конец кода и дважды щелкнула мышкой на слова ТОБЛЕР amp;СИ. — Похоже, кто-то хотел, чтобы это имя появилось на платежках, но только в этот день, 19 октября. Почему?

— Да какая разница? Возможно, и на всех других платежных счетах та же фамилия. Может, это название компании. — Эрик указал пальцем на буквы СИ. — В то время в названиях компаний использовались такие аббревиатуры. Даже теперь их иногда можно увидеть на фасадах старых зданий. — Эрик снова навалился на стол.

— Но если парень один и тот же, зачем менять имя? — Алекс откинулась на стуле, сплетя пальцы на затылке. — И зачем для этого использовать код, было бы намного проще…

— Ну и что с того? Сам счет остался тем же, изменилось только имя на банковских счетах.

— Подожди-ка! — Алекс схватила мышку и выделила всю строку кода. — Ну-ка посмотрим!

Девушка скопировала текст в окошко текстового редактора и разбила строку на пять отдельных элементов.


1014102 ЕСЛИ Т31-НОМЕР-СЧЕТА-ДЛЯ-СДЕЛКИ=249588

ЕСЛИ Т31-ИМЯ-ДЕРЖАТЕЛЯ-СЧЕТА=«РУДОЛЬФ ТОБЛЕР»

ЕСЛИТ31-ДАТА-ВЫПОЛНЕНИЯ-СДЕЛКИ=871019

ЕСЛИ Т31-КОД-СДЕЛКИ=«КУПЛЯ»

ПЕРЕВЕСТИ «ТОБЛЕР amp;СИ» НА Р22-И-ВПЕЧАТАТБ-ПОДТВЕРЖДЕННОЕ-ИМЯ


— Посмотри на номер счета. — Эрик указал на конец первой строки. — В нем лишь шесть цифр. Сомневаюсь, что это; счет в нашем банке. Неужели номер счета, который тебе открыли здесь, когда ты начала работать, такой короткий? К тому же там есть буквы? У меня именно такой.

— Мой состоит из двенадцати цифр. Но, возможно, количество цифр в номерах счетов увеличилось после 1987 года.

— Как телефонные номера? Помню, наш телефонный номер в Копенгагене, когда я был маленьким, начинался с букв, а затем шло пять цифр. Потом заменили буквы цифрами и стали добавлять новые по мере необходимости — но в основе лежит первоначальный номер.

— Не удивлюсь, если кто-то пытался надуть этого парня.

— С чего ты взяла? Каким образом?

— Не знаю. Возможно, следует спросить его самого. — Алекс нажала кнопку связи на телефоне, услышала длинный гудок и стала набирать номер.

— Черт побери, что ты делаешь? — Эрик подался вперед и схватил ее за руку. — Тебе известно, что сделает банк, если узнает, что ты связалась с одним из клиентов?

— Расслабься, — улыбнулась Алекс. — Я просто звоню Крисье. Помнишь, мы обязаны сообщать ему обо всех двузначных ссылках на даты, прежде чем удалять их? Или ты уже забыл? — Девушка откинулась на спинку стула в ожидании, когда Эрик отдаст трубку. — Хорошо, что мы работаем не за комиссионные.

— Очень смешно. — Опершись о стену-перегородку, Эрик скрестил руки на груди. — Тебе никогда не приходило в голову, как Крисье удается справляться со своими обязанностями, не имея даже собственного кабинета в банке? Я имею в виду: зачем вообще его наняли? Он не делает ничего такого, с чем мы не смогли бы справиться сами.

— Уверена, существует какое-то правило насчет «швейцарского недреманного ока», наблюдающего за иностранцами, которые имеют доступ к информации о клиентах. Ты же знаешь, как они фанатичны в этом отношении… — У Крисье включился автоответчик. Алекс жестом велела Эрику помолчать.

— Привет, это Жан-Жак Крисье…

Алекс оставила ему сообщение о коде и попросила спуститься в компьютерный зал при первой возможности. Пока она наговаривала сообщение, Эрик достал пачку сигарет.

— Неужели ты забыл, — спросила девушка, повесив трубку, — что нам говорили, принимая на работу?

— Не припомню, чтобы Крисье когда бы то ни было упоминал о курении. — Эрик непринужденно прикурил. — Помню только, что он предупреждал не обращать внимания на любую информацию о клиентах. — Он улыбнулся. — И, разумеется, незамедлительно сообщать обо всех двузначных ссылках на даты.

Он зажал сигарету между большим и указательным пальцем и заговорил, имитируя немецкий акцент шефа:

— Ви дольшен мне, что ви находиль, показайт. Перфая очеред — референц на код в 1980-х год, йа? И не забивайт внимание на имя, какой ви видет, не обращайт!

Затем вновь перешел на свою обычную речь:

— Как будто мы компьютеры, как будто, если нажать на кнопку «Удалить», мы забудем то, что видели.


Глава 2


Цюрих

Четверг, вечер


— Куда все запропастились? — Эрик перевернул пустую бутылку из-под шампанского и сунул ее в ведерко со льдом. Оглядел полупустой ресторан. — Ты замечала, что швейцарских официантов никогда нет, когда они нужны?

Алекс допила шампанское и поставила свой бокал рядом с ведерком.

— Ты уверен, что хочешь заказать еще одну бутылку?

— Естественно, если увижу кого-либо, кто выйдет в зал и примет заказ. — Он вновь огляделся. — Это все пустые разговоры насчет образцового швейцарского сервиса: когда доходит до дела, их больше заботит чистота кухни. Кажется, их интересует процесс, а не люди.

— Как в банке?

— Что ты имеешь в виду?

— Слова Крисье, когда мы показали ему манипуляции с кодом. — Алекс подняла пальцы вверх и загнула три по очереди. — Просто удалите его.

Девушка откинулась на спинку стула.

— Нам пришлось ждать его больше часа, и это все, что он мог сказать?

— Это дела давно минувших дней. Нет смысла докапываться. Код использовали, чтобы внести изменения в выписку о состоянии счета. — Алекс посмотрела Эрику в глаза. — А ты думал — по всему банку зазвенит сигнализация?

— Может, она и звенит, — усмехнулся Эрик, — только мы не слышим.

Он вновь поискал глазами официанта.

— Ты заметил, что Крисье даже не скопировал счет, прежде чем мы его удалили? — спросила Алекс.

— Ну и что? — Эрик осушил свой бокал. — Наше дело маленькое, нам рассуждать не положено.

— Вот значит как? И будем делать вид, что ничего не произошло?

— А что нам еще остается?

— Считаю, что кто-то должен разобраться в том, что случилось.

— Зачем? Этот парень уже, наверное, умер.

— Как там его звали?

— Тоблер. Хорошая швейцарская фамилия, как я погляжу. — Эрик улыбнулся. — Я думал, у тебя фотографическая память.

— Только на цифры, не на имена. — Алекс пожала плечами. — Номер счета, если тебе интересно, 495880. Был. Как ты сказал, с 1987-го он мог несколько увеличиться.

— Что именно? Размер счета или количество цифр в нем? Девушка улыбнулась.

— Возможно, и то и другое. Эрик встал из-за стола.

— Пойду поищу официанта.

— Скорее всего, ты найдешь одного из них вон там. — Алекс показала на нишу с надписью «Туалет. Телефон». — Вместо того чтобы обслужить нас, он что-то там моет.

— Эй! — Глаза Эрика загорелись. — Бьюсь об заклад, у них есть телефонная книга. Хочешь, пойду посмотрю, нет ли в ней Рудольфа Тоблера? Имея счет в главном представительстве швейцарского банка в Цюрихе, он вполне мог жить здесь, а может, и до сих пор живет.

— С чего ты решил, что он до сих пор живет здесь?

— А ты воспользуйся этим. — Эрик протянул Алекс свой мобильный. — В справочной тебе дадут сведения обо всех жителях страны. Кстати, номер справочной 35. Хочешь, наберу?

— Очень смешно. — Алекс забрала у него телефон. — Если я не пользуюсь мобильным в Европе, это совсем не значит, что я не умею с ним обращаться.

— Я никогда не понимал, как ты можешь обходиться без мобильного телефона.

— Кому они сейчас нужны? С помощью компьютера я звоню всюду, куда мне нужно. А используя IP-телефонию,[10 - Построенная на базе протокола IP технология передачи речи по сетям с пакетной коммутацией. Используется для экономии средств при междугородных и международных звонках.] я не плачу за роуминг.

— Вот в чем дело! Ты экономишь деньги.

— Возможно. — Девушка стала набирать номер.

— Удивительно, как все вы, магистры делового администрирования, вынуждены экономить на всем, чтобы выплатить ссуду на обучение. Вы тратите целое состояние на учебу в лучшем вузе, а потом десять лет отдаете долг из своей зарплаты!

Алекс подняла на него взгляд.

— Что ж, так оно и есть. У нас нет бесплатного высшего образования, как у вас в Европе. — Девушка улыбнулась. — Эй! Держу пари, что я найду его раньше тебя.

Эрик ухмыльнулся.

— Если найдешь, я куплю нам еще бутылочку шампанского. Когда придем в отель. — Он повернулся, чтобы пойти за официантом. — Что скажешь?

— Звучит заманчиво. — Алекс нажала на зеленую кнопку вызова. — Лучше поторопись, я вот-вот дозвонюсь.

Она видела, как Эрик рысью понесся в сторону телефона. Он прекрасно выглядел. Худощавый, сексуальный.

«Откуда у этих европейцев такая фигура? — Алекс ждала, пока на том конце провода ей ответит справочная. — Они никогда не занимаются спортом, они курят, пьют, однако им удается шикарно выглядеть».

В конце концов ей ответил оператор: «Auskunft».[11 - Справочная (нем.).]

— Э… Ich möchte…[12 - Мне хотелось бы… (нем.)] — Алекс тут же перешла на английский. — Будьте любезны, я бы хотела узнать номер телефона Рудольфа Тоблера. — Она внятно произнесла имя по буквам.

— Für welche Stadt?[13 - Какой город? (нем.)]

— Я не знаю. Не могли бы вы посмотреть по всей Швейцарии?

— Конечно, не кладите трубку.

Несколько секунд спустя вновь раздался голос оператора.

— С таким именем найден лишь один человек. Не кладите трубку, сейчас вам продиктуют номер. — Раздался металлический голос автомата, сообщивший Алекс телефонный номер с кодом Цюриха.

— Ура! — Алекс увидела, как к ней из кабинки возвращается Эрик. Она нажала на маленькую кнопочку на крышке телефона, чтобы закончить связь, и удовлетворенно улыбнулась.

— Нашла что-нибудь? — спросил Эрик. — Нет там никакого телефонного справочника. Впрочем, официантов тоже.

— Ты должен мне бутылку шампанского. — Алекс гордо усмехнулась. — Я только что выяснила: Рудольф Тоблер жив и в настоящее время проживает в Цюрихе. — Девушка положила телефон на стол перед Эриком.

— Почему ты уверена, что именно ему принадлежал этот банковский счет в 1987-м?

— Не уверена, но пари заключалось ведь не в этом, не так ли?

— Ты права. — Эрик вытащил бумажник. — Сейчас оплатим счет и пойдем отсюда. Вернемся в отель и устроим пирушку.

— Звучит заманчиво. — Сердце Алекс учащенно забилось. — У тебя в номере или у меня?

Эрик выглядел потрясенным.

— Что ты хочешь сказать?

— Мне показалось, ты хотел вернуться в гостиницу.

— Я имел в виду выпить бутылочку шампанского в баре.

— Извини. Я…

— Послушай, Алекс. — Эрик положил ладонь ей на плечо. — Ты красивая женщина. По правде говоря, одна из самых красивых, с какими мне довелось работать. — Он смотрел ей прямо в глаза. — Но между нами ничего не может быть.

Алекс пожала плечами.

— Я знаю, правилами запрещено вступать в неформальные отношения с командированными. Я подумала… — Она старалась не выдать голосом обиду. — Я просто шутила. Давай выпьем шампанского в баре гостиницы.

— Вот и чудно. Сейчас вернусь.

Девушка заметила смущение на его лице, когда он повернулся, чтобы отойти на минутку.

«Идиотка, — подумала Алекс. — О чем ты думала? — Девушка подняла глаза на декорированные своды кафе, облицованные тевтонскими гербами. — Заигрывать со своим руководителем — после девяти недель работы? Какая дура!»

Она услышала, как из телефона Эрика раздался голос.

— Алло! — Голос был мужским. Сердитым.

— Кто говорит? — спросила Алекс.

— А это кто? — зло произнес мужчина.

— У меня уже есть номер. Спасибо.

— Какой номер?

— Номер Рудольфа Тоблера. Спасибо, у меня уже…

— Но с вами говорит Рудольф Тоблер.

Алекс поискала кнопку, чтобы разъединиться. На крышке телефона их было несколько. Девушка нажала одну из них.

Голос не умолкал.

— Але! Вы меня слышите?

Сбоку Алекс нашла кнопочку, на которой был нарисован красный кружок, нажала на нее. Голос смолк.

Она оглядела кафе. У двери, ведущей в кухню, Эрик разговаривал с официанткой. В конце концов, ничего же не произошло.

Зазвонил телефон. Она мельком взглянула на десятизначный номер, который высветился на экране. Тот самый, который ей только что продиктовали, — номер Рудольфа Тоблера. Алекс уже потянулась к красной кнопочке, чтобы сбросить вызов, но остановилась.

«Если ты не ответишь на этот звонок, — сказала она себе, — Эрик, вернувшись, увидит сообщение об одном пропущенном звонке. Более того, он узнает, что этот звонок от Тоблера, и тот расскажет ему, что я звонила с этого телефона и нарушила главное правило швейцарского банка».

Когда она начала работать там, ее даже заставили подписать документ о том, что разглашение имен клиентов банка — уголовное преступление. Что будет, если узнают, что она звонила одному из них?

Алекс нажала зеленую кнопочку и плотно прижала телефон к уху.

— Господин Тоблер, извините за звонок, но вы должны понять. Это ошибка. Телефонная компания…

— Что вы там говорили?

— Прошу прощения, я не знала, что телефонистка соединила нас автоматически…

— Вы сказали: «Рудольф Тоблер жив и проживает…» К чему это было сказано?

— Мои слова не имеют никакого значения. Просто глупое пари. — Она поискала глазами Эрика. Тот как раз получал у официантки счет. — Я прекращаю разговор. Пожалуйста, не перезванивайте. Это не мой телефон.

— Еще я слышал что-то о банковском счете 1987 года.

— Это ничего не значит. Просто глупое пари, — повторила Алекс, сердце ее колотилось как сумасшедшее. — Мне нужно идти. До свидания.

— Если вы уйдете, я позвоню еще раз и буду звонить до тех пор, пока не получу ответ.

— Извините. — Девушка подняла глаза. Эрик уже направлялся к столику. — Мне нужно идти.

— Рудольф Тоблер был моим отцом. Его убили в Тунисе в октябре 1987-го.


Глава 3


Цюрих

Пятница, раннее утро


Алекс взглянула на часы: 06:00. Еще не рассвело. На табло будильника загорелись цифры 06:01, потом 06:02. Алекс с головой зарылась в подушку. Голова раскалывалась. За всю ночь она почти не сомкнула глаз. Несколько раз бегала в ванную комнату, чтобы попить воды или принять таблетку адвила.

В голове опять всплыл номер Рудольфа Тоблера и его слова: «Если мы не можем поговорить сейчас, я настаиваю на том, чтобы вы позвонили мне утром. В противном случае я сам позвоню и поговорю с вашим приятелем».

Алекс укуталась в стеганое одеяло. Шесть минут седьмого. Чем сейчас занят Эрик? Скорее всего, спит и не подозревает о том, что случилось вчера вечером. Пока не подозревает.

Один звонок Тоблера — и ее карьера закончится, еще не начавшись. Как только Эрик узнает о ее проступке, он будет вынужден сообщить об этом Томпсону и администрации банка.

Алекс отбросила одеяло. Все тело ломило.

Неужели ее на самом деле посадят в тюрьму? Может, и нет, но работу она потеряет наверняка. А если ее, молодого специалиста, по прошествии двух месяцев уволят с первого же места работы, ей больше никогда не устроиться в солидной фирме.

— Какая же я дура! — бормотала она себе под нос. — Больше никогда не буду столько пить.

С улицы раздался звон колоколов. Пятнадцать минут седьмого.

Она вылезла из постели и направилась в душ. Простояв несколько минут под струями горячей воды, Алекс приняла решение уговорить Тоблера забыть обо всем и не звонить Эрику. Необходимо убедить его никому ничего не рассказывать.

Одеваясь, она без конца повторяла про себя телефон Рудольфа Тоблера: 044-252-4726.

Она присела на стул, чтобы обуться, и бросила взгляд на телефонный аппарат, который стоял на столе рядом. «Тебе необходимо позвонить до того, как проснется Эрик. До того, как он включит свой телефон».

Алекс протянула руку и подняла трубку. Она убедит его, что это все ошибка, что ее слова ничего не значат. Она набрала цифру «ноль», чтобы выйти в город, затем сам номер. Прошло несколько гудков.

Алекс взглянула на часы: 06:47. Неужели еще слишком рано? Тоблер просил с утра сразу же позвонить ему. И ей пришлось позвонить.

— Тоблер, — ответил он, назвав лишь свою фамилию. Точно так же делал и Крисье.

— Доброе утро, господин Тоблер. Вас беспокоит та женщина, которая…

— Я знаю, кто вы. Я ждал вашего звонка. — Голос его звучал устало и зло. — Вы можете мне объяснить, что все это значит?

— Я уже вам говорила. Это… ничего не значит. Я поспорила с приятелем, что мне удастся узнать телефонные номера различных людей и…

— А что вы имели в виду, когда сказали, что Рудольф Тоблер до сих пор жив? — Он разговаривал так, словно читал по бумажке, как будто всю ночь репетировал роль. — Если мне не скажете вы, я позвоню вашему приятелю, честное слово.

— Я ведь говорила вам, господин Тоблер, это не имеет ко мне никакого отношения, к нам с приятелем не имеет.

— Но я должен знать все, что касается смерти моего отца.

— Но я действительно ничего не знаю. Поверьте.

— Тогда зачем сейчас вы мне позвонили?

— Потому что вы грозились сообщить моему приятелю. Вы сказали, что будете звонить ему до тех пор…

— Думаю, вы что-то скрываете.

— Мне нечего скрывать.

— Тогда давайте встретимся, и вы мне все расскажете.

— Мы не можем встретиться. Мы с вами даже не знакомы.

— Да нет, знакомы. Мою фамилию вы уже знаете. А теперь можете заглянуть в телефонную книгу и узнать мой адрес — а заодно и то, чем я занимаюсь.

Алекс заглянула в телефонный справочник Цюриха. Книга лежала на полочке у кровати.

— Господин Тоблер, уверена, что вы глубоко уважаемый человек, но я на самом деле не могу с вами встретиться. — Она открыла справочник и пролистала страницы до буквы «Т». Там значился лишь один Тоблер: «Рудольф. Продюсер. Нэгелиш-трассе, 8». «В стране, которая гордится своим умением хранить секреты, — удивилась Алекс, — зачем-то указывают в телефонном справочнике профессию и место работы человека». Рядом стоял второй адрес: киностудия, набережная Лиммат, 31. Она знала эту улицу: выше по реке от ее дома.

— Все, о чем я прошу, — встретиться со мной за чашечкой кофе. Это займет лишь несколько минут. Послушайте, в центре старого города есть кафе под названием «Стог сена». — Он произнес название по буквам. — Его все знают. Давайте встретимся там в восемь, договорились?

— А если я откажусь?

— Тогда я буду вынужден позвонить вашему приятелю и встретиться с ним.


Глава 4


Цюрих

Пятница, утро


Алекс поплотнее запахнула пальто и, взяв ноутбук, направилась вверх по берегу Лиммат. Она купила собственный компьютер на случай, если все сложится не слишком гладко и ей придется переписать личные файлы с офисного компьютера.

Она чувствовала холод, поднимающийся от реки. Это был специфический альпийский холод — насыщенный, свежий высокогорный холод. Алекс посмотрела вниз на течение реки и заметила, как там стала образовываться небольшая воронка. Водоворот — скорее всего так назвал бы это Эрик. Она представила, как ее затягивает в эту воронку, несет вниз по реке — как тогда в Каскадных горах возле Сиэтла, когда они с отцом рыбачили и Алекс упала в стремительный горный ручей.

Единственное, что она запомнила — тысячи пузырьков, которые поднимались вверх, когда она ухватилась за какую-то подводную корягу, чтобы не унесло течением. Алекс так и держалась за нее, пока отец не вытянул ее на берег. Ей тогда было не больше семи — это случилось задолго до развода родителей, задолго до того, как отец исчез из ее жизни.

Пока она пробиралась вдоль торговых палаток к ярко-оранжевому навесу кафе-кондитерской «Стог сена», в ее голове мелькнули воспоминания о тех быстро поднимающихся пузырьках и о том, как ей пришлось бороться с течением, крепко держась за подводную корягу.

Алекс толкнула тяжелую стеклянную дверь и вошла внутрь. В узком, обитом деревянными панелями фойе стоял аромат шоколада и жареного кофе. Десятки разновидностей шоколада были выставлены на подносах по всей комнате, и все кафе было похоже на одну большую коробку шоколадных конфет.

Алекс прошла в «чайную комнату» в задней части кафе. Там было пусто.

Девушка присела за столик на двоих и стала ждать. Странно, но она чувствовала себя полной сил и энергии. Казалось, похмелье как рукой сняло. Она взглянула на часы. Без пяти восемь.

Справа на стене она заметила черно-белый снимок в рамочке. Снимок этого самого кафе в конце девятнадцатого века: женщины в темных платьях и белых фартуках чопорно стоят у главного входа в кафе. Эта фотография напомнила ей о том времени, когда она работала официанткой «У Талли» в Сиэтле, — до того как поступила в школу бизнеса и начала свою карьеру в одной из престижнейших фирм системного администрирования. Здесь, у Томпсона, — ее первая настоящая работа.

«Не потеряй ее, — говорила она себе. — Сделай все, о чем тебя просят. Расскажи Тоблеру то, что он хочет услышать. Потом возвращайся на работу и веди себя так, будто ничего не произошло».

Распахнулась дверь, и к Алекс подошел худой смуглый мужчина. Он протянул руку. Ему было лет пятьдесят; шикарная шевелюра и резкие черты лица.

— Здравствуйте, я Руди Тоблер. — Похоже, он нервничал. — Рад познакомиться.

Его рукопожатие было крепким, однако рука — холодной.

Он выглядел обеспокоенным, даже напуганным. Совсем не похожим на того забияку по телефону.

— Давно ждете? — спросил он.

Алекс отрицательно покачала головой.

— Ну и хорошо.

Тоблер сел и придвинулся поближе к столу.

— Вы уже что-то заказали? Кофе тут восхитительный. Они сами мелют зерна. А горячий шоколад, говорят, лучший в мире.

— Я буду просто кофе, спасибо.

Тоблер с места сделал заказ:

— Два эспрессо с булочками.

Он снова повернулся к Алекс.

— Спасибо, что пришли. Я весь внимание. Жду, что вы расскажете, чтобы пролить свет на смерть моего отца.

— Но мне нечего рассказывать, господин Тоблер. Я уже говорила вам по телефону, что не имею ни малейшего понятия…

— Называй меня Руди. Это сокращенно от Рудольфа. Так звали и моего отца, — перешел он на «ты». Он снял свой твидовый пиджак и повесил на спинку стула. — Предпочитаешь разговаривать по-английски или по-немецки? По акценту вижу, что ты американка.

— По-английски. Я изучала немецкий в колледже, но сейчас запустила. Когда люди начинают общаться на швейцарском немецком, я и слова…

— Не проблема. Тогда будем разговаривать по-английски. Я много времени провел в Штатах, больше всего в Лос-Анджелесе. Как ты уже знаешь, я занят в киноиндустрии. — Он сложил руки на столе. — Ну-с, с чего начнем?

— Что вы имеете в виду? Я сказала, мне не о чем вам рассказывать. И нечего добавить.

Он несколько секунд не мигая многозначительно смотрел на нее своими большими голубыми глазами.

— В октябре 1987-го в Тунисе убили моего отца. Никто не знает, что он там делал, но… — Тоблер прикусил губу, потом продолжил: — Я хочу сказать, что наша семья иногда ездила в Тунис отдыхать, когда я был маленьким. Но мы давно уже там не были.

Подошла официантка и принесла кофе. Она поставила на стол маленькую корзиночку с круассанами и, слегка поклонившись, скрылась за дверью кухни.

— Однажды утром нам позвонили из тунисской полиции, — продолжал Тоблер, — и сказали, что тело моего отца нашли на главной площади в Сусе, под стенами крепости. Причины его смерти так и не были geklärt… не были прояснены.

Руди сделал глоток кофе. Его руки дрожали.

— Поэтому я прошу тебя рассказать мне все, что ты знаешь.

— Но я уже говорила вам, мне ничего не известно о вашем отце.

— Тогда откуда ты взяла его имя?

Алекс тихо сказала:

— Просто… имя Рудольф Тоблер было в некоем коде, с которым я работала. Вот и все.

— А что там насчет банковского вклада в 1987-м?

— В коде была указана дата — 19 октября 1987-го.

— Это за четыре дня до смерти моего отца. — Тоблер посмотрел Алекс прямо в глаза. — Еще что-нибудь было?

— Ничего. — Алекс сделала глоток кофе. Он был обжигающе горячим.

— Можешь написать мне код? — попросил Руди.

— Зачем? — Алекс пожала плечами. — Он вам не поможет.

— Пожалуйста.

Он пододвинул ей салфетку.

— Просто напиши его. Я хочу получить хоть что-то.

— Зачем? Это бессмысленно.

— Сделай это для меня. Пожалуйста.

Он достал из кармана пиджака позолоченную ручку.

— Это единственное, о чем я прошу. Потом можешь идти.

— И вы больше не будете мне докучать?

— Обещаю. Я не могу узнать от тебя больше того, что ты знаешь, правда? — Он протянул ей ручку. — Пожалуйста. Прошу тебя.

— И вы даете слово никогда не звонить моему приятелю? — Алекс взяла ручку. — Никому не рассказывать о нашей встрече?

— Обещаю. — Руди уронил колпачок ручки и наклонился, чтобы поднять его.

Алекс стала писать.

— По правде говоря… — Руди снова сел и отхлебнул кофе. — Ты не возражаешь, если я задам вопрос?

Алекс подняла глаза.

— Какой?

— Почему ты так волновалась, чтобы никто не узнал о твоем звонке мне?

— Просто хочу удостовериться. — Она набрала в грудь побольше воздуха. — Это касается моей работы. Нам не разрешается контактировать с клиентами.

Алекс посмотрела Руди прямо в глаза. Они были голубыми и бездонными, как у Эрика.

— Если вдруг станет известно, что я с вами встречалась, меня уволят.

— Не беспокойся, — спокойно ответил Руди. — Обещаю, что никому не расскажу ни о звонке, ни об этой встрече.

— Спасибо. — Алекс вернула ручку вместе с салфеткой, где была написана длинная строка кода. — Держите. Не знаю, чем это вам поможет. Уверена, что это не имеет смысла.

Она отодвинула стул, чтобы встать и уйти.

— Минуточку. А что это за цифры после слова «дата»? — Тоблер указал на цифры 871019.

— Это та дата, о которой я вам говорила, — объяснила Алекс. — 1987 год, 19 октября. Именно так она была написана, тогда указывались лишь две последние цифры года. Поэтому они и стоят в начале.

— Но… — Руди взволнованно указал пальцем на конец строки. — Это название старой компании моего отца. — Его палец застыл над словами «Тоблер amp;СИ». — Однако дело в том, что она была продана еще до смерти отца. Он сам продал ее своему компаньону Георгу Охснеру. Ты понимаешь, что это значит?

— Нет, не понимаю. — Алекс подхватила свой ноутбук и протянула руку, чтобы попрощаться. — Извините, мне пора.

— Подожди. — Руди схватил ее за руку. — Этот вопрос следует выяснить до того, как ты уйдешь. Пожалуйста, останься еще на минутку.

Он отпустил ее руку и стал набирать номер, жестом попросив Алекс пока присесть.

Алекс хотела уйти. Она выполнила свою часть договора, и он обещал ее отпустить.

— Это не займет много времени. — Тоблер указал на свой телефон, тот самый, с которого он, если захочет, может позвонить Эрику, поняла Алекс. — Задержись на минутку, пока я позвоню, — добавил он.

Тоблер несколько минут разговаривал по телефону на гортанном швейцарском немецком. Алекс не поняла ни слова из его разговора. Она взглянула на часы, которые висели рядом с фотографией официанток. Эрик уже на работе? Удивляется, куда она запропастилась?

Во время разговора в глазах Тоблера вспыхивал огонек. Кажется, с каждой минутой он все больше волновался.

За столик в дальнем углу кафе присела семья: мама и двое близнецов — мальчик и девочка. Дети о чем-то возбужденно говорили по-французски. Мать выглядела такой довольной, такой счастливой!

Внезапно Тоблер швырнул телефон на стол.

— Ты солгала мне.

— О чем вы? — Алекс отшатнулась. — Я написала вам именно тот код, который высветился…

— Но ты не сказала мне, что счет открыт в цюрихском банке «Гельвеция».

Алекс молчала.

— Ты же знала название банка, ведь так?!

Алекс пожала плечами.

— Вы не спрашивали меня об этом. — Она начала подниматься, чтобы уйти. — Извините, но мне пора.

— Прошу, сядь. — Тоблер накрыл ладонью ее руку. — Я лишь хочу выяснить, что это значит. Еще несколько минут.

Алекс обвела взглядом ресторанчик. Кажется, никому не было до них дела.

— Пожалуйста, — мягко попросил Руди.

Алекс села на место.

— Я не понимаю, — продолжал Тоблер, — почему ты не рассказала мне всего, как обещала?

— Я уже сказала вам, что могу потерять работу. Только за то, что позвонила вам.

— Но я пообещал, что никому не скажу. — Руди выглядел обиженным, разочарованным ее недоверием. — Тот факт, что счет открыт в цюрихском банке «Гельвеция», много значит. Возможно, он сможет объяснить, почему убили моего отца. Неужели ты не понимаешь?

— Очень жаль, но мне ничего не известно о смерти вашего отца. — Алекс вновь посмотрела вверх на часы. — Мне правда пора на работу.

— Одну минуточку. — Руди взял свой телефон и нажал кнопку повторного набора номера. — Я хочу, чтобы ты объяснила Георгу Охснеру, старому компаньону моего отца, что означает этот код. Именно он сказал мне, где открыт счет.

Алекс покачала головой.

— Я никоим образом…

— Пожалуйста. — Руди ждал, когда ответят. — Мне хочется, чтобы ты своими словами объяснила ему, что это за код.

— Но я говорила вам, что не имею ни малейшего понятия.

— Тогда так ему и скажи. За обедом. Сегодня. Это займет не больше часа. — Руди все еще прижимал телефон к уху.

Алекс наклонилась к нему и прошептала:

— Неужели вы не понимаете? Нам запрещено вмешиваться в дела клиентов банка.

— Но это я — клиент, — понизив голос, ответил Руди. — И это мой счет. Точнее, счет моего отца, что, впрочем, одно и то же, поскольку я — его единственный наследник. Все, о чем я прошу, — встретиться со старым компаньоном моего отца. Просто пообедай с нами — и ты свободна.

Алекс медленно покачала головой.

— Извините. Не могу.

Тоблер указал на свой телефон.

— Тогда, возможно, нам следует позвонить твоему коллеге. Уверен, он будет сговорчивее. — Тоблер смотрел ей прямо в глаза. — Думаю, он тоже работает в цюрихском банке «Гельвеция»?


Глава 5


Цюрих

Пятница, день


— Wo ist das Restaurant, bitte?[14 - Скажите, пожалуйста, где здесь ресторан? (нем.)]

Швейцар гостиницы «У аистов» куцым толстым пальцем указал на лифт.

— Вверх, — пробормотал он по-английски и стал снова читать какую-то газету на итальянском.

Алекс присела за столик на террасе, откуда открывался вид на реку. Над крышами старой части Цюриха в тумане высились Альпы. Алекс заказала минеральной воды и стала ждать.

Слева, рядом с широким пешеходным бетонным мостом располагалось высокое здание в стиле неоклассицизма. На его фронтоне была скульптура падшего ангела. Над дверью Алекс разглядела слова «Уголовная полиция».

«Может, мне обратиться в полицию? — спросила она себя. — Сказать, что Рудольф Тоблер преследует меня. Но чем это поможет? Впутают сюда банк, и что тогда?» Она не только потеряет работу, но и полиции станет известно, что она нарушила закон о тайне банковских вкладов.

«Сделай то, что просит Тоблер, — говорила она себе. — Потом возвращайся на работу и веди себя так, словно ничего не произошло». Утром на работе она ни словом не обмолвилась Эрику о вчерашнем вечере, и он тоже промолчал.

Может, забыл. Или сделал вид, что забыл.

Алекс перебирала пакетики с сахаром, которые лежали перед ней на столе. На каждом пакетике был нарисован знак Зодиака, и она отыскала свой. Jungfrau — Дева. Она прочитала описание: «Девы — решительные, организованные люди, ведущие себя разумно во всех ситуациях».

— Да, все правильно, — пробормотала себе под нос Алекс. Очень умно было набраться смелости и позвонить. Умно было попасться на лжи. И весьма решительным поступком было позволить Тоблеру уговорить ее прийти сегодня сюда.

Она подняла глаза и увидела Руди в компании элегантно одетого пожилого мужчины. Они как раз проходили мимо столика, за которым сидели какие-то японские бизнесмены. Мужчины неспешно направлялись на террасу.

Ее сердце начало бешено колотиться. «Успокойся, — сказала она себе. — Через два часа все будет позади».

— Рад снова тебя видеть. — Руди встретил ее так, будто они были старыми друзьями. — Разреши представить тебе Георга Охснера.

Алекс отметила, как искусно Тоблер избегает называть ее по имени.

Охснер пожал ей руку и улыбнулся.

— Рад знакомству, дорогая фройляйн.

На нем была спортивная куртка, как и на Руди, но в остальном он был одет намного более официально: голубая рубашка с монограммой, галстук «Гермес», темные широкие брюки. Из левого нагрудного кармана торчал красный шелковый платочек. Охснер сел за стол напротив Алекс, а Руди рядом с ней, ближе к двери.

— Спасибо, что согласилась с нами встретиться, — улыбнулся он. — И за то, что согласилась объяснить, что ты обнаружила в компьютере.

— Я не могу… — Алекс повернулась к Охснеру. — Я не знаю больше того, что уже сообщила господину Тоблеру сегодня утром.

— Правильно, — кивнул Охснер. — Уверен, что ваша интуиция очень поможет нам. Не знаю, говорил ли вам Руди, но я душеприказчик его отца.

— Я говорил ей. — Руди достал фирменную салфетку того кафе, где они встречались утром, с написанным на ней кодом и положил ее на середину стола. — Мне необходимо понять, что все это значит.

— Не волнуйтесь, барышня, — мягко сказал Охснер, — все, что вы скажете сегодня здесь, останется строго между нами. Я — швейцарский банкир, правильнее сказать, когда-то был банкиром, но все-таки был.

Официантка в платье с узким лифом и широкой юбкой подошла принять заказ.

— Рыба тут изумительная, — авторитетно заявил Охснер.

Алекс заглянула в меню. Цены были астрономическими.

— Рекомендую всем попробовать морского окуня. — Акцент Охснера выдавал в нем скорее англичанина из высшего общества, чем швейцарца.

— Может, заказать вина? — поинтересовался он. — Бутылочку «Сент-Сафорин»?

И не дожидаясь, пока все согласятся или откажутся, сделал заказ.

Как только официантка ушла, Охснер повернулся к Алекс и продолжил беседу.

— Как я уже говорил, мы просто хотим знать больше о коде. Что он означает?

Алекс кончиком пальца коснулась салфетки.

— Мне известно только то, что в нем упоминаются номер счета и некоторые имена. Это все.

— Не были бы вы так любезны рассказать нам, для чего все это? — Охснер пробежал глазами написанное на салфетке и пододвинул ее к Алекс.

— Код дает команду компьютеру изменить имя на всех выписках о состоянии счета в конкретный день 1987 года — 19 октября. — Алекс отодвинула салфетку на середину стола. — Хотя не знаю, для чего. Это не имеет никакого смысла.

— Вы обратили внимание на дату? — взволнованно спросил Руди Охснера. — Ровно за четыре дня до смерти отца. Это имеет какое-то отношение к его…

Охснер жестом попросил Руди помолчать, пока официантка разливала вино.

Когда она ушла, Охснер вновь повернулся к Алекс.

— А вы как думаете, что это значит?

Он неспешно вытащил из кармана куртки золотой портсигар. Молча открыл его.

— Наверняка вы строили догадки, зачем кому-то менять имена на информации о состоянии счета?

— Не имею ни малейшего понятия. Я компьютерный аналитик, а не банкир.

— Понятно. — Он сделал большой глоток вина.

Алекс тоже отпила из своего бокала. Вино было прохладным, фруктовым, сладким. Это все, что им нужно? Уже все? Все так просто?

— А вы как думаете, что это значит? — спросил Руди Охснера.

— По правде говоря, не знаю. — Он достал тонкую сигарету с золотистым фильтром. Не спеша прикурил. — Я банкир, а не компьютерный эксперт.

— Но вам было известно о существовании этого счета, — гнул свое Руди. — По телефону вы сказали мне, что…

— Конечно, мне было известно об этом счете. Он принадлежал твоему отцу. А я как его душеприказчик ведал счетами, как и всем остальным его имуществом.

— Но почему мне вы ничего не сообщили? — настаивал Руди. — После смерти мамы я остался единственным наследником. Разве душеприказчик не обязан известить меня обо всем имуществе?

Охснер медленно выпустил дым.

— Единственное, что я обязан тебе сказать, — такой счет действительно открыт в цюрихском банке «Гельвеция».

— Но это счет на мое имя, на имя моего отца, поэтому он должен принадлежать мне, не так ли?

Охснер сделал несколько коротких затяжек, затушил сигарету и сказал:

— Ja-ein.

— Что это значит? — не поняла Алекс.

— Это значит «и да, и нет». — Сплетя пальцы и положив локти на стол, Охснер наклонился к ней. — Этот счет на имя Руди. Но он ему не принадлежит.

— Однако он единственный наследник своего отца. — Алекс сделала еще глоток вина. — Все, что принадлежало его отцу, должно принадлежать ему.

— Вам известно, что такое Treuhand, юная леди?

— Нет. — Алекс покачала головой. — Неизвестно.

Охснер вытянул руки ладонями вверх.

— Это от немецкого Treue — «верность» и Hand — «рука». У вас в английском, думаю, есть похожее слово.

— Вы имеете в виду слово trustee — «попечитель»? — уточнила Алекс. — Или иначе «опекун»?

— Именно. — Охснер сухо улыбнулся. Зубы у него оказались желтыми. — До недавних пор в Швейцарии на абсолютно законных основаниях гражданам других стран можно было иметь сколько угодно опекунских счетов. Цель этих анонимных счетов — защитить имущество клиентов от нежелательного внимания. — Его глаза превратились в щелочки. — Возможно, вы не знаете, но во многих странах считается преступлением, если ты хранишь деньги в иностранных банках, даже честно заработанные деньги.

— И что? — спросила Алекс.

Охснер пристально посмотрел на девушку.

— Судя по вашему акценту, вы американка.

Алекс пожала плечами:

— И что?

— Наверное, вам трудно понять, — он прикурил новую сигарету, — но многие поколения людей в разных странах привыкли доверять швейцарским банкам и хранить в них семейный капитал. Известно немало случаев — даже сегодня, — когда государство строго ограничивает суммы денег, разрешенных к вывозу за рубеж. Особенно это касается стран Латинской Америки, Африки и Азии, но подобное положение существует даже в Европе. Например, так было во Франции в правление Франсуа Миттерана. И конечно, в Германии перед Второй мировой.

Алекс заметила, что Охснер держит сигарету точно так же, как Эрик, когда пародирует Крисье.

— Возможно, вам невдомек, но именно потому, что фашисты в тридцатых годах прошлого века стали накладывать арест на банковские счета евреев, Швейцария приняла закон о тайне вкладов.

— Но это было лишь предлогом, так? — перебил его Руди. — Швейцарские банкиры уже давно пытались продвинуть этот законопроект — ради собственной выгоды. И нечего кивать на фашистов. Они тут ни при чем.

— Конечно, швейцарские банкиры были за принятие этого закона, — зло парировал Охснер. — Банковское дело — такой же бизнес, как и любой другой.

— Но зачем наживаться на несчастье других? — возмутился Руди.

— Они не наживались, — ответил Охснер. — Они предлагали выгодную сделку.

— Не понимаю я этого. — Руди с отвращением покрутил головой.

Алекс молча следила за перепалкой мужчин.

— Не забывай, — гнул свое Охснер, — твой отец был попечителем. Как и многие другие швейцарские банкиры-опекуны, он помогал своим клиентам сохранить деньги, которые в противном случае были бы конфискованы на их родине.

— И что?

Подошли официанты, поставили на соседний столик рыбу и начали аккуратно разделывать ее, освобождая от костей.

Как только они ушли, Руди повернулся к Охснеру:

— И все-таки я хочу знать, почему мне никогда не говорили о существовании этого счета?

— Я уже ответил. Потому что это не твой счет, — раздраженно бросил Охснер. — Это опекунский счет. Он лишь открыт на твое имя, он лишь формально твой.

— А чей он на самом деле? — подала голос Алекс.

Охснер поднял глаза. Они метали молнии.

— Вас это не касается.

Он принялся за еду.

— Однако это касается меня, — возразил Руди. — И я хочу знать, кто на самом деле владелец этого счета.

— Мне очень жаль. Но я не могу сказать. — Он положил кусок рыбы в рот и устремил взгляд на реку. В это время причалила прогулочная лодка со стеклянным куполом, взяла на борт группу японских бизнесменов, куривших ранее в ресторане. — Это не твое дело.

— Но если счет открыт на мое имя — неужели я не имею права знать?

— Формально имеешь, но…

— Тогда скажите мне. — Он бросил взгляд на Алекс. — Скажите нам. Кому принадлежит этот счет?

Охснер отложил нож с вилкой, вытер губы салфеткой.

— Дело в том, что счет был открыт твоим отцом в 1938 году для гражданина другой страны. Мне, как душеприказчику, было дано распоряжение никому не сообщать о его существовании. Тебе рассказали бы об этом счете только после моей смерти.

— А если бы я умер раньше вас? — настаивал Руди.

— В таком случае я оставил бы распоряжение передать счет твоим наследникам.

— Но у меня нет детей, — возразил Руди. — Кому бы тогда он достался?

— Тому, кого бы ты назвал своим наследником. Но и он — как и твой отец — мог быть лишь попечителем. В ожидании настоящих владельцев.

— Вам известно, кто настоящие владельцы? — спросила Алекс у Охснера.

— Я… я действительно не могу сказать.

— Не можете? — переспросил Руди. — Или не хотите?

Охснер несколько секунд не сводил с Руди глаз.

— Дело в том, что твой отец заключил с настоящим владельцем счета — мы их называем владельцами-бенефициарами — договор о неразглашении имени, даже опекунам-наследникам. Этот договор лежит запечатанный у меня дома, в сейфе.

— Он находится там со дня смерти моего отца? — уточнил Руди.

Охснер утвердительно кивнул.

— Вы и словом не обмолвились мне об этом!

— Практика банковского дела в Швейцарии учит ничего не предпринимать, пока не объявится подлинный владелец.

— А вам никогда не хотелось распечатать письмо? — полюбопытствовала Алекс. — Чтобы узнать, кому принадлежит счет? Чтобы попробовать связаться с владельцами?

Охснер пожал плечами.

— У меня нет такого права.

— А помните скандал с депозитными счетами в девяностые? Почему тогда вы ничего никому не сказали об этом счете?

— Не мог.

— Почему? — не отставала Алекс.

— Потому что это не депозитный счет. Это опекунский счет.

— И какая разница?

— Скандал с депозитными счетами, на который вы ссылаетесь, касался тех счетов, операции по которым не проводились со времен Второй мировой войны. На них оказалось лишь несколько тысяч долларов — деньги не были положены под проценты. Если я не ошибаюсь, на некоторых лежало вообще по сотне долларов. — Он повернулся к Руди. — Знаешь почему?

Руди отрицательно покачал головой.

— Нет.

— Потому что это были депозитные счета. Банк не проводит по ним никаких операций, лишь взимает свой процент. К тому времени, когда американцы заставили швейцарские банки обнародовать счета, после вычета всех комиссионных и банковских процентов на них почти ничего не осталось. — Охснер вновь принялся за еду. — Явно недостаточно, чтобы служить оправданием всемирному скандалу.

— А почему банки не обнародовали опекунские счета? — спросила Алекс.

— Не могли.

— Почему? — удивился Руди.

— Потому что банки никогда о них не знали. В том-то все дело. Только попечителю известно, кому на самом деле принадлежит счет.

— Тогда почему попечители не рассказали об этих счетах властям? — продолжала Алекс.

— А их никто не спрашивал. — Охснер откинулся на спинку стула. — А пока не спрашивают, те не имеют права обнародовать их. — Банкир отодвинул тарелку. — Тайна швейцарских банковских вкладов. Уверен, вы понимаете, что это означает.

— Это просто смешно, — возмутился Руди. — Если до сих пор никто не заявил права на опекунские счета, никто и не заявит.

— Кто знает. — Охснер прикурил еще одну сигарету. — И пока меня не заставят поступить по-другому, мой долг — как поверенного в делах твоего отца — следить за тем, чтобы выгодно и с умом вкладывать лежащие на счету деньги. — Он глубоко затянулся. — И ждать, когда заявят на него права.

— А тем временем вы вкладываете деньги? — уточнила Алекс.

— Да. Я лично занимался этим, пока не отошел от дел в начале девяностых. Потом я дал поручение одному служащему цюрихской компании по управлению фондами. Ее название Финакорп.[15 - FINACORP — сокращение от «Финансовая корпорация».] — Он повернулся к Руди. — Но до сих пор я лично слежу за балансом. Проверяю его каждый квартал. И, должен признаться, дела идут неплохо.

— Почему же никто из Финакорпа никогда не связывался со мной? — удивился Руди. — Счет ведь на мое имя, кто-то должен был…

— Что касается финансового менеджера, ему известно, что этот счет является частью имущества твоего отца, — покачал головой Охснер. — А я, поверенный твоего отца, — единственный человек, перед кем они обязаны отчитываться.

— До каких пор? — поинтересовался Руди.

— Пока я жив. Ты же знаешь, я передал тебе право собственности на все остальное имущество твоего отца уже много лет назад. И хотя счет также является частью этого имущества, именно я, будучи единственным поверенным в его делах, несу ответственность за счет, а не ты.

— Отец Руди погиб в 1987-м, а вопрос о наследстве все еще открыт? — спросила Алекс. Она помнила, что адвокату ее матери понадобилось всего три недели, чтобы закрыть вопрос о наследстве и распродать имущество.

— Скорее всего, вам неизвестно, но в Швейцарии вопрос о наследстве остается открытым до тех пор, пока поверенный в делах считает это необходимым, — сухо ответил Охснер. — Может быть, несколько лет. Может быть, если нужно, несколько десятилетий. — Он вызывающе посмотрел на девушку. — Такие здесь порядки.

— Значит, это вы управляли счетом в 1987 году? — поинтересовалась Алекс.

В глазах Охснера сверкнули молнии.

— Я возмущен вашими намеками, барышня. — Он со злостью затушил сигарету. — Да, я купил «Тоблер amp; СИ», когда отец Руди в начале восьмидесятых отошел отдел, но он настаивал на том, что лично будет заниматься ведением этого счета. Потом он умер — через четыре дня после введения кода в банковский компьютер.

— Смахивает на совпадение, не так ли? — заметил Руди. — Отец был убит спустя четыре дня после компьютерной манипуляции со счетом, который он вел.

— Убит? — Охснер выглядел озадаченным. — Тебе прекрасно известно, что твой отец покончил жизнь самоубийством.

Щеки Руди вспыхнули.

— Но… это так и не доказали.

— О чем ты, Руди? — нахмурился Охснер. — Нашли же предсмертную записку.

Руди бросил взгляд на Алекс.

— Ладно, записка и правда была, но в ней говорилось: «Руди, надеюсь, ты позаботишься о маме». Полиция нашла ее в номере отеля — в Сусе.

Охснер потянулся через стол и положил руку на плечо Руди.

— Руди, все поверили в то, что твой отец покончил жизнь самоубийством. Я. Полиция. Даже твоя мама. Почему же ты не можешь принять этот факт?

— Но отчего свою предсмертную записку он адресовал мне, а не маме?

— Вероятно, он знал, что больше всего его смерть заденет тебя. Придется кое-что сообщить тебе, Руди. Когда твой отец рассказывал мне об этом счете в 1987 году, за день до своего отъезда в Тунис, он говорил так, как человек, который не собирался возвращаться назад.

— Тогда почему вы не остановили его? — произнес Руди внезапно охрипшим голосом. — Если было так очевидно его намерение?

— А что я мог сделать? — Охснер выглядел обиженным. — Как бы там ни было, никто не мог бы дать руку на отсечение, что именно он собирается сделать.

— В таком случае почему вы так уверены, что он покончил с собой?

Охснер покачал головой.

— Руди, мне очень жаль. — Он положил руки на стол. — Когда оглядываешься на прошлое, становится очевидным: он уже решился.

Руди впился в Охснера взглядом.

— Если бы вы сделали хоть что-нибудь, сказали хоть что-нибудь. Мне или маме.

— Я ничем не мог помочь. — Охснер опять покачал головой. — Это меня не касалось.

— Правда? — Алекс отодвинула тарелку. — Как не касается и этот счет?

— Говорю вам, я ничем не мог помочь, — с вызовом ответил Охснер.

— Еще как могли. Вы же поверенный в делах. У вас все права, если не сказать обязанность, помогать.

Охснер глубоко вздохнул.

— Знаю, вам, американцам, трудно это понять. — Он взглянул ей в глаза. — Но в обязанности швейцарского банкира не входит во все вмешиваться и совать нос в личные дела клиентов. Наша обязанность — дисциплинированно хранить их имущество, пока не объявится владелец или наследник владельца. Вот в чем суть тайны банковского вклада в Швейцарии. — Судя по всему, он произносит эту тираду уже не впервые. — Тайна банковского вклада в Америке, простите меня за такие слова, — это оксюморон. Вы, американцы, хотите, чтобы все про всех знали. Вы хотите, чтобы люди все о себе рассказывали. Это одна из причин, почему клиенты кладут свои деньги в швейцарские банки. Они знают — я не буду кричать об этом на каждом углу.

— Но посмотрите, что произошло, — настаивала Алекс. — Этот счет открыли во время Второй мировой войны, а никто ничего не знает. Возможно, даже сами владельцы счета не ведают о нем. Или их наследники. И все из-за вашей пресловутой «тайны банковского вклада».

Охснер достал носовой платок и вытер лоб.

— Мне довелось узнать, что после войны отец Руди несколько раз пытался отыскать всех владельцев опекунских счетов, открытых на его имя. Но в большинстве случаев не удалось найти и следа. — Он повернулся к Руди и продолжал: — И не думай, что у твоего отца не было стимула. Если я правильно понял, согласно договору по этому счету (как и по многим другим), твоему отцу причитались пять процентов за управление деньгами — но лишь когда они перейдут в руки настоящего владельца.

— Пять процентов от чего? — уточнила Алекс.

Охснер вздохнул.

— Пять процентов от общей суммы на счету.

— И сколько же это? — настаивала Алекс.

— Не могу знать. Но скажу так: все акции, купленные на эти деньги в прошлом веке, неплохо поднялись. — Охснер достал свою кредитную карточку и передал ее официантке, потом снова повернулся к Алекс. — Вам известно, что одна тысяча долларов, вложенная в акции компании «Стандард энд пуэрз 500» в конце войны, сейчас выросла до миллиона? Вы знаете, что означает термин «экспоненциальный рост»?

— Конечно, знаю, — ответила Алекс.

— Тогда вам должно быть известно, что, вкладывая дивиденды и проценты по долгосрочным инвестициям в акции, можно так приумножить капитал, что людям и не снилось.

— Так о какой сумме мы сейчас ведем речь? — поинтересовалась Алекс.

Он не ответил.

— Миллион долларов?

Охснер молчал.

— Больше? Сколько? — Алекс не сводила с Охснера глаз.

Он несколько раз моргнул.

— Ну, это вас не касается!

— Именно об этом я вам все время и говорю, — сквозь зубы ответила Алекс.


Глава 6


Цюрих

Пятница, день


— Что за красавец, а? — Руди стоял рядом с Алекс, пока она наблюдала, как черный «даймлер» Охснера, взревев, покатился по узкой булыжной мостовой прочь от ресторана «Аисты».

— Думала, если он еще раз скажет «тайна банковского вклада», я закричу. — Алекс повернулась к Руди. — Он всегда такой?

— Раньше, когда я был мальчишкой, он хорошо ко мне относился. Помню, когда я приходил к отцу на работу, Георг всегда сажал меня к себе на колени, рассказывал разные истории. Но после смерти отца он стал другим. — Тоблер посмотрел Алекс в глаза. — Я всегда удивлялся, почему его, а не меня отец назначил своим душеприказчиком. Ведь будь иначе, я бы знал об этом счете еще с 1987 года.

— Знаете, моя мать тоже назначила своим поверенным не меня. А к ее имуществу тайна банковских вкладов не имела никакого отношения. — Алекс глубоко вздохнула. — Иногда просто следует жить, не особенно задумываясь. — Она посмотрела на часы. — Мне пора на работу. Уже почти два.

— А мне что делать? — спросил Руди.

— А вам не нужно на работу?

— Я хочу узнать, что произошло с моим отцом.

— Разве не ясно, что…

— Никогда не поверю, что отец наложил на себя руки, — не поверю, пока не узнаю наверняка, что произошло. — Стоявший перед входом в гостиницу Руди был похож на обиженного маленького мальчика. — Постой! У меня есть идея! — Он схватил Алекс за руку. — Пойдем в банк. Я могу зайти и сам проверить счет.

— Без меня. Я…

— Ладно, я пойду один. Этот счет формально принадлежит мне. Охснер сам так сказал, верно? Они мне все расскажут.

— Что бы вы ни предприняли, не впутывайте в это меня. — Алекс посмотрела Руди прямо в глаза. — Понятно? Я могу потерять работу, если…

— Не волнуйся. Обещаю не впутывать тебя, если ты мне поможешь. — Он обнял Алекс за талию. — А ты ведь мне поможешь? Спасибо.

Он двинулся вперед.

— Если в банке спросят, каким образом я узнал о счете, скажу, что мне рассказал Охснер. А он попросту не сможет выдать твое имя. — Руди повернулся к ней и улыбнулся. — Вот тебе и пример того, как тайна банковского вклада в Швейцарии может сыграть нам на руку.

Он повел ее по узкой дорожке, которая пролегала за рестораном и выходила на Банхофштрассе.

— Интересно, сколько же сейчас денег на этом счету? Хотя, должен признаться, я помню те длинные списки депозитных счетов, опубликованные в прессе. Еще в девяностых годах. К сожалению, Охснер прав. На большинстве лежало лишь по паре тысяч долларов. Сто тысяч максимум. — Он легонько сжал ей руку. — Но думаю, что, если этими денежками распоряжались с умом, сейчас их должно быть гораздо больше. Может быть, даже целый миллион!

— Что ж, вам осталось только пойти в банк и спросить о деньгах. — Алекс указала пальцем на главный вход в цюрихский банк «Гельвеция», через дорогу. — Это здесь.

Два каменных купидона, голеньких младенца из потемневшего от времени гранита, охраняли вход.

— К сожалению, мой вход, служебный, с той стороны здания. — Алекс протянула Руди руку на прощание.

— Можешь себе представить: все деньги там, внутри? — Глаза Руди округлились. — Только и ждут, когда я приду и заявлю на них права.

— Но это ведь на самом деле не ваши деньги, не так ли?

— Ну, по крайней мере, процент за управление мой. Разве не так объяснил Охснер? Пять процентов от суммы принадлежали отцу, а значит, сейчас они мои. — Руди кивнул. — А пять процентов от миллиона — это…

— Пятьдесят тысяч долларов.

— Ого! — Руди схватил протянутую руку Алекс. — А что ты скажешь, если мы их разделим? Я дам тебе половину?

— С чего бы это?

— За помощь.

— Но я ничего не сделала. Вы заставили меня рассказать, что мне известно, а известно мне не очень много.

— Я имел в виду твою помощь в расследовании того, что на самом деле случилось в 1987-м. — Он не отпускал ее руки. — Уверен, с твоей помощью я смог бы влезть в банковский компьютер и выяснить точно, что тогда произошло.

— Двадцать пять тысяч долларов за риск потерять работу? Нет уж, спасибо. — Алекс отняла руку. — Как ни странно, мне нужна моя зарплата — чтобы вернуть ссуду, полученную на обучение. И могу вас заверить, это намного больше двадцати пяти тысяч.

— Тебе не придется терять работу. Ты могла бы заняться этим в свободное от работы время. Тайком.

— Мне очень жаль, но я скажу «нет».

— Я буду платить тебе фиксированный гонорар за каждый час занятия этим нашим делом. Все, что нужно, — это войти в компьютерную систему банка и посмотреть, что случилось со счетом в 1987 году.

Алекс отрицательно покачала головой.

— Вы не отступите, так ведь?

— Я просто хочу узнать, что произошло. А без твоей помощи, боюсь, я никогда этого не узнаю.

— Послушайте, — мягко начала Алекс, — я и правда не могу вам помочь. Даже если бы я и согласилась провести расследование, меня не допустят к банковским документам. Единственное, к чему я имею доступ, — это код.

— Но все, что происходит, наверняка записывается где-то в банковском компьютере, не так ли?

— Руди, компьютерные файлы — это одно, а код — другое. Я работаю лишь с той частью программы, которая указывает компьютеру, что ему делать. Это не имеет никакого отношения ни к самому банку, ни к счетам.

— Но из кода ты узнала о счете моего отца, а также о его компании в 1987-м.

— Простая случайность. Я не имею ни малейшего понятия, почему там был написан код. Это была разовая сделка. Нетипичная. Аномалия.

— Но ведь могут быть и другие аномалии, — не отступал Руди. — Не могла бы ты просто посмотреть? Хотя бы для моего успокоения?

— Извините. Если меня поймают за этим, я буду уволена. И больше мне не видать работы консультанта.

— Да ладно! — Руди не сводил с нее глаз. — Неужели трудно попробовать?

Она покачала головой.

— Я согласилась встретиться, пообедать с вами и Охснером по одной-единственной причине — убедиться, что больше не участвую в этом деле. Я не желаю терять свое место.

— Но, получив свою долю, ты сможешь уволиться.

— Говорю же вам, с двадцатью пятью тысячами долларов нельзя выплатить даже первый взнос.

— А что, если на счету больше миллиона долларов? — Руди вопросительно поднял брови.

— Руди, даже если два миллиона — этого недостаточно. Вы уж извините.

— Вот что. Давай я пойду и посмотрю, сколько там на счету. Потом ты примешь решение.

Алекс молчала.

— Я и прошу всего-то подождать меня тут пять минут. Я пойду в банк, узнаю и сразу же вернусь. Ты ничем не рискуешь. Договорились?

— Уже поздно. — Алекс показала на витрину часового магазина Бюхерера на той стороне улицы. — Мне давно пора уже быть на работе.

— Перестань, — улыбнулся Руди. — Еще немного. Сейчас только без десяти два. Уверен, что обед заканчивается у вас в два. Ну же! Сегодня прекрасный день. Пятница. Наверняка можно на несколько минут опоздать.

Он был прав. Даже если Эрик вернется после обеда ровно в два, он не заметит, что она на несколько минут задержалась.

— Ладно. Я подожду вас вон там. — Она указала на магазин Бюхерера. — Но только десять минут.

— Спасибо! — Руди достал салфетку, на которой Алекс написала код. — Это номер счета, верно?

Он указал на первую строчку и прочел ее вслух.

— 249588?

— Таким был номер счета в 1987-м. Но, как я уже говорила, возможно, к основным за прошедшие годы добавили еще какие-то цифры и буквы.

— Неважно. Если я покажу свое удостоверение личности, в банке будут обязаны известить меня обо всех счетах, открытых на мое имя. У меня тут уже есть собственный счет, счет моего отца. Если существуют еще какие-либо и я интересуюсь ими, мне обязаны дать информацию. Закон так говорит?

— Вы всегда добиваетесь того, что хотите?

— Почти всегда, — улыбнулся Руди. Он направился ко входу в банк, потом обернулся и слегка поклонился Алекс. — Да, кстати. Спасибо за помощь.

— Не стоит благодарности.

Он поднял вверх указательный палец.

— Подумай над моими словами: твое присутствие не дает мне схитрить.

— Что вы имеете в виду?

— Поскольку счет открыт на мое имя, я мог бы забрать все деньги, не так ли? — Он повернулся и побежал через улицу, едва не попав под проходящий трамвай.

В ожидании Алекс рассматривала проходящих мимо молодых швейцарских банкиров. Многие мужчины сняли пиджаки. Она недовольно хмурилась, когда видела, что у некоторых брюки не подходят к пиджаку, что многие носят белые носки, рубашки с короткими рукавами и галстуки со странными узорами. Ни один банковский служащий Нью-Йорка или Лондона не надел бы такого и под дулом пистолета. Однако тут в Цюрихе им казалось, что на самом деле они стильно выглядят.

Алекс взглянула на витрину туристического бюро и среди прочих прочитала рекламу романтического уикенда на двоих в Париже, Амстердаме или Праге. Она дочитала рекламу почти до середины, когда в витрине мелькнуло отражение Руди.

— Можешь подождать еще несколько минут? — Он положил руку ей на спину. — Они взяли мои документы и сказали, что необходимо сверить по компьютеру, есть ли еще счета на мое имя.

— Тогда это не заняло бы и десяти секунд.

— Меня уверили, что на это уйдет несколько минут. Когда я показал номер счета, мне сказали, что необходимо проверить в отделе частных вкладов. А это, очевидно, в другом конце здания. — Он обнял ее за плечи. — Куда ты смотришь? Нашла что-то интересное?

Алекс кивком головы указала на предложение полететь в Амстердам.

— Там сейчас живет моя лучшая университетская подруга. У ее сожительницы недавно родился ребенок, а я еще не была у них…

— Эй! Взгляни! — Руди придвинулся к ближайшей витрине часового магазина. — Точно такие часы, как у моего отца. — Он показал на антикварный золотой «ролекс» в черном футляре. — Сейчас они хранятся в банковском сейфе. Я никогда не мог заставить себя надеть их.

Алекс взглянула на цену. Сумма в долларах равнялась почти половине ее зарплаты за год.

— Знаешь что? — Руди взял ее за руку. — Я подарю тебе эти часы. В знак благодарности.

— За что?

— Я никогда не узнал бы о счете, если бы не ты.

— Руди, я не могу принять часы вашего отца.

— Тогда я куплю тебе другие. Как только получу проценты по счету, я куплю тебе часы, какие скажешь. — Он ткнул пальцем в витрину магазина. — В знак моей признательности.

— Разве вы забыли? Вы получите гонорар своего отца только в случае возвращения денег их настоящему владельцу. И чтобы узнать, кто он, надо дождаться смерти Охснера — иного способа нет.

— Что ж, мечтать не вредно, правда? — Руди вернулся назад к витрине туристического агентства. — Никогда ведь не знаешь, что уготовано тебе судьбой, не так ли?

— Как бы там ни было, никто не знает, сколько на счету. — Алекс не сводила глаз с изумительных часов в витрине. — На пять процентов от пятидесяти тысяч не купишь даже таких часов. — Она указала на серебряный «ролекс» в центре витрины. — Скорее всего, дело закончится тем, что вы подарите мне что-то вроде этих голубых пластмассовых часиков в первом ряду.

— Брось! — Руди повернулся к Алекс. — Ты слышала, что сказал Охснер. На счету должно быть много денег. Сама подумай. Зачем еврейской семье создавать себе неприятности и открывать счет на чужое имя, если им не нужно спрятать много денег?

— С чего вы так уверены, что это еврейская семья?

— Да ладно. — Руди подошел к Алекс. — Иначе какой смысл открывать счет на чужое имя незадолго до начала Второй мировой войны?

— Умно придумано. — Алекс вновь обратила взгляд на часы. — А я удивлялась: отчего это европейские евреи решили положить так много денег в швейцарские банки, прямо под носом у фашистов? Казалось бы, они должны были стремиться спрятать их от Гитлера подальше.

— А что им оставалось?

— Не знаю. Уехать в Америку, в Канаду, куда угодно, но не в Европу, где к власти пришли фашисты.

— Скорее всего, ты не знаешь, но в то время далеко не каждая страна желала принять у себя евреев. Даже Америка — несмотря на все уверения.

— Не знаю…

— Так и было. — Руди пожал плечами. — Уверен, в школе вам об этом не рассказывают, но правда в том, что американцы — такие же антисемиты, как и все остальные. Конечно, кое-кого из евреев они впустили в страну. Известных евреев, например писателей и ученых. Но в большинстве стран существовала квота на число евреев, которых они могут принять. Даже в США. Правда состоит в том, что большинству евреев некуда было бежать из Европы.

Он подошел ближе.

— Ты когда-нибудь слышала о корабле, полном беженцев евреев, который плыл во Флориду? Люди на борту уже видели огни Майами. Но американские власти не разрешили ему причалить. Корабль отправили назад в Европу.

— Это правда?

— Конечно, правда.

— А почему они не поехали в Израиль?

— Ты что, не знаешь? Государство Израиль образовалось лишь в 1948 году.

Алекс покачала головой.

— Я действительно не знала.

— До войны Палестина находилась под протекторатом англичан, и им совсем не улыбалось, чтобы туда приезжали все новые евреи. Разве ты не видела фильм «Исход»?[16 - Кинофильм американского режиссера Отто Премингера (1960) об истории образования государства Израиль.]

— Нет.

— Тогда ты, конечно же, смотрела «Касабланку»?[17 - Кинофильм американского режиссера Майкла Кэртиса (1942) о влюбленных, которых разделила Вторая мировая война.] Помнишь, как все хотели получить визу в Португалию?[18 - В годы Второй мировой войны Португалия была нейтральным государством.] Хотя это вовсе не гарантировало, что оттуда они попадут в Америку или в любую безопасную страну. — Он помолчал минуту. — У большинства евреев не было возможности уехать из Европы.

— К счастью, им удалось спрятать деньги в Швейцарии.

— Что ж, Швейцария взяла их деньги, но не дала пристанища. Впрочем, как ни удивительно, Швейцария — если считать на душу населения — предоставила убежище большему числу евреев, чем многие другие страны, включая Соединенные Штаты. Проблема в том, что, будучи окружена оккупированными Гитлером странами, Швейцария имела свой предел. Мы не могли открыто противостоять Гитлеру. Он бы нас уничтожил. — Руди вздохнул. — И что тогда случилось бы со всем еврейским имуществом, хранившимся в швейцарских банках? Оно бы пропало, за исключением, конечно, денег на опекунских счетах.

— Кстати о счетах. — Алекс махнула головой в сторону банка. — Неужели еще не готово?

— Ты права. — Тоблер повернулся, поспешил через улицу и вошел в банк.

Алекс глянула на часы в витрине магазина. Было уже начало третьего. Еще пара минут, и она вернется на работу.

Руди появился спустя несколько минут. Он развел руками.

— Что случилось? — спросила Алекс.

— В отделе частных банковских вкладов хотят видеть меня лично, прежде чем разрешить доступ к счету.

— Так отправляйтесь к ним.

— Они назначили время и сказали, что я должен показать свидетельство о смерти отца, копию его завещания и мое свидетельство о рождении в качестве доказательства того, что именно я наследник его имущества. Назначили на понедельник, на девять. — Он положил руку ей на плечо. — Хочешь пойти?

— Зачем?

— Чтобы я не схитрил? Чтобы не снял все до копейки со счета?

— По правде говоря, это не мое дело.

— Слова Охснера? — Руди слегка задрал голову. — Слушай! Я только что придумал. Не двигайся. Договорились? Я сейчас вернусь.

Он скрылся за дверью туристического агентства.

Спустя несколько минут он вышел оттуда с ваучером в руке.

— Небольшой подарочек для тебя. — Руди передал ваучер Алекс. Она раскрыла его и пробежала глазами. Ваучер был на поездку в Амстердам — туда и обратно, бизнес-классом.

— За что? — удивилась Алекс.

— Это моя благодарность за сегодняшнюю помощь.

— Но я не могу ее принять. Я ведь ничего не сделала!

— Брось. Ты должна его взять. Его нельзя вернуть. Он действителен лишь в этом месяце. Так что хочешь — пользуйся, хочешь — выброси. — Руди улыбнулся. — Еще одно полезное выражение, которое я подхватил в Лос-Анджелесе.

Алекс увидела свою фамилию, впечатанную вверху слева: Пейтон/Алекс.

— Откуда вы знаете мою фамилию?

— Она написана на бирке на футляре твоего ноутбука. Сегодня утром в кафе я нагнулся, чтобы поднять колпачок, и не мог не заметить этого. — Тоблер невинно улыбался.

— Значит, вы уже тогда знали мою фамилию?

Он кивнул.

— Да ты не беспокойся. Я ведь не сказал Охснеру. Я же говорил тебе, что ты можешь на меня положиться, помнишь? Я не выдам. А теперь иди.


Глава 7


Цюрих

Пятница, вечер


Самолет «Авро», сделав круг над Цюрихом, полетел на юг к Альпам, а затем совершил вираж на северо-запад, на Амстердам. Алекс откинулась на спинку кресла. Она чувствовала, что где-то внутри в ней закипает энергия. После двух бокалов шампанского, выпитых во время ожидания взлета, Алекс пребывала в эйфории.

После взлета стюард предложил еще шампанского.

— Конечно, почему бы и нет? — Алекс сделала большой глоток, устроилась удобнее в синем кожаном кресле и наблюдала, как солнце садится за горы.

Перед ней, как вспышки, возникали события последних суток: неожиданное появление кода, досадная ошибка с телефоном Эрика, встреча с Руди в кафе «Стог сена», обед с Охснером, предложение Руди купить «ролекс», билет в Амстердам. Жизнь в один миг стала куда интереснее.

Она закрыла глаза и задремала.

— Смотрите! Теплицы! Тысячи теплиц.

Вздрогнув, Алекс проснулась.

— Видите? Они светятся! — Сидящий рядом мужчина перегнулся через колени Алекс, пытаясь заглянуть в иллюминатор. — Вон внизу. — Он него резко пахло чесноком. — Мы все выращиваем в теплицах. Круглый год. Помидоры, спаржу, цикорий. Даже тюльпаны — хотите верьте, хотите нет.

— Извините, — обратилась к нему Алекс вежливо, — но вы вдавливаете меня в иллюминатор.

— Ой, простите. Просто я так обрадовался, что после долгой дороги вернулся домой. — На мужчине был костюм с галстуком, но его длинные седые волосы делали его похожим на стареющего хиппи. — Я ездил с концертным турне по Дальнему Востоку. Видите? Мы даже выращиваем гвоздики, — продолжал он. — И розы — миллионы роз. Вы знали об этом? Посмотрите, как светятся теплицы в лучах солнца! — Он опять перегнулся через Алекс, заглядывая в иллюминатор. — Красота, разве нет?

Она посмотрела в небольшое окно.

— Да, красиво.

Пейзаж был потрясающий, везде бесконечные теплицы — длинные стройные ряды света, связанные свинцово-серыми, похожими на ленты каналами.

— Выглядят как гигантские солнечные батареи, не правда ли? — Мужчина тронул Алекс за руку. — Только вместо того, чтобы аккумулировать энергию, они отдают ее.

— Мне они больше напоминают печатную плату.

— Вы работаете с компьютерами?

Алекс подтвердила.

— А где вы работаете? — спросил попутчик.

— Как ни удивительно, в банке.

— В швейцарском банке? Я недоволен ими. Со времени тех скандалов.

— Мы приземляемся в аэропорту Схипхол. Температура за бортом 20 градусов по Цельсию, или 68 по Фаренгейту. Местное время — семь часов сорок две минуты. Пожалуйста, убедитесь, что ваши ремни надежно пристегнуты, а столики зафиксированы в верхнем положении…

— Вы впервые в Голландии? — поинтересовался мужчина.

Алекс утвердительно кивнула.

— Вам она понравится. Здесь так красиво. А еда! Пальчики оближешь! Вы должны попробовать индонезийскую кухню. Знаете, когда-то Индонезия была голландской колонией. В индонезийских ресторанчиках готовят блюдо под названием «рейстафел».[19 - Индонезийское национальное блюдо из риса со специями.] Это что-то неземное.

Мягкий удар — и вот самолет уже на посадочной полосе. Алекс тотчас же отстегнула ремень безопасности и вытянула из-под сиденья сумку.

— Пообещайте мне, что будете осторожной, — сказал попутчик. — В Голландии преступления не редкость.

Люди стали продвигаться к выходу. Мужчина продолжал сидеть, мешая Алекс выйти.

— Тут есть что посмотреть. Особенно музеи, например музей Ван Гога. И конечно же, дом-музей Анны Франк. Уверен, вы слышали о нем. Вам стоит там побывать.

— Постараюсь. — Проход опустел. Алекс встала. — Теперь мы можем идти?

Нэн встречала Алекс за таможней. Она прекрасно выглядела: высокая, белокурая, пышущая здоровьем.

— Добро пожаловать в Амстердам, дорогая! — Она крепко обняла Алекс. — Так рада видеть тебя. Но ты выглядишь уставшей. Плохо спала?

— По правде говоря, вчера ночью я едва…

— Ты ела в самолете? Мы могли бы дома что-нибудь приготовить. Или, если хочешь, пойдем в кафе.

— Я в самолете выпила шампанского, но обеда нам не предлагали.

— Ладно. Со Сьюзан мы увидимся позже. Сейчас она кормит Яника, но могла бы присоединиться к нам за бокальчиком вина в баре на Лейдзеплейн, если найдет няню. Согласна? Бар называется «Палладиум». — Она подхватила сумку Алекс. — Давай поедем в город электричкой. Остановка прямо под терминалом.

Нэн повела Алекс через переполненный зал прилета.

— Не могу поверить, что ты решилась приехать вот так, экспромтом. Это на тебя не похоже. Тебе здесь все понравится. Особенно Яник. Он такая прелесть. Хотя сейчас немного напоминает кошмар. Он подхватил какой-то вирус. Мы не обидимся, если ты захочешь остановиться в гостинице, но…

— Сейчас мне гостиница не по карману, даже если бы я и хотела. Я и билет сюда получила чисто случайно.

— Что ты сделала? Выиграла в лотерею?

— Вроде того.

— Повезло! — Нэн бросила несколько монеток в желто-черный автомат и поспешила к стоявшему поезду, на котором значилось «Центральный вокзал».

— Думаю, ты не против спать в гостиной. Как бы там ни было, там спокойнее. Она находится дальше всего от комнаты Яника.

— Не против.

— Не могу дождаться, чтобы показать тебе малыша, однако это будет только завтра. Когда мы вечером вернемся домой, он уже будет спать. Я так его люблю, будто он мой собственный сын.

Она подтолкнула Алекс в вагон второго класса. «Все такая же бережливая сельская девушка из Небраски, — отметила Алекс, — несмотря на фантастическую работу, отсутствие долгов и закадычную подружку, чей отец владеет половиной деловой части Филадельфии».

Нэн села и похлопала ладонью по сиденью рядом, приглашая Алекс.

— Знаешь, мы уже оформили усыновление. С этим в Голландии просто. Теперь у нашего маленького джентльмена официально две мамочки. Интересно посмотреть, что будет, когда я рожу собственного ребенка.

— Ты тоже беременна? — удивилась Алекс.

— В следующем году. — Нэн широко улыбнулась. — Мы намереваемся воспользоваться услугами того же парня, который был донором спермы для Яника. Таким образом, дети будут родными по крови. Круто, правда?

Когда они прибыли на Центральный вокзал Амстердама, Алекс почувствовала запах моря. Рядом с платформой находилась гавань во всей своей красе: бесчисленное множество паромов, буксиров и грузовых судов. Это напомнило ей Сиэтл.

Вокруг судов в ожидании толпились люди. Они выглядели счастливыми. Голландцы, по наблюдениям Алекс, обладали такой свежестью, энергией и жизнерадостностью, каких не встретишь у жителей Цюриха.

Алекс сделала глубокий вдох.

— Как чудесно оказаться тут!

— Уверена, тебе понравится. — Нэн потянула Алекс через переполненную станцию. — Тут так много баров и дискотек, шикарных ресторанов, а музеи просто сказочные.

— Я слышала об этом.

— От кого?

— От очень разговорчивого парня в самолете. Еще он сказал, что мне следует посетить дом Анны Франк.

— Он прав. Следует. Мы ходили туда в наш первый уикенд. Думаю, на меня этот музей произвел еще большее впечатление, чем на Сьюзан, — а ее семья пострадала во время Холокоста. — Нэн повела Алекс к трамвайной остановке перед входом на станцию. — Я пошла бы с тобой, но боюсь, что не смогу пережить это во второй раз. К тому же мне нужно на работу. Может, Сьюзан составит тебе компанию, хотя она целый день занята Яником. На завтрашний вечер я пообещала повести ее куда-нибудь, при условии, что мы найдем няню. Только девчонки. Пойдешь?

— Конечно.

— Кстати, ты в Цюрихе с кем-нибудь встречаешься?

— Да как сказать. Есть один парень, с которым мы работаем, но…

— Правда? Каков он из себя?

— Короткие светлые волосы. Прекрасное тело. Смахивает на Шона Коннери.

— Шон Коннери со светлыми волосами? Звучит отвратительно. — Нэн улыбнулась. — Вы с этим парнем спите?

— Ну, я бы так не сказала…

— Ты отвечаешь прямо как Клинтон перед Конгрессом.

Алекс засмеялась.

— Видела бы ты меня вчера вечером. Я выставила себя полнейшей дурой: подумала, что он приглашает меня к себе в номер.

— И?

— Я выглядела такой идиоткой! Он всего-то хотел выпить в баре.

— Тогда это он полный идиот. Ты одна из самых красивых женщин, которых я знаю. И можешь мне поверить, я знаю женщин.

— Он руководит проектом, над которым я работаю. А согласно правилам Томпсона, нам запрещено иметь сексуальные отношения с…

— Шутишь? — Нэн громко рассмеялась. — Знаешь, Сьюзан когда-то работала в консалтинговой фирме. Слышала бы ты, что она мне рассказывала. В ее компании только и занимались сексом за закрытыми дверями. По правилам и без них.

Перед ними остановился расписанный в стиле граффити трамвай.

— Как бы там ни было, бьюсь об заклад, он просто с тобой играет. Иногда мужчины это любят. Чтобы еще больше подогреть интерес к себе.

— И откуда это такая осведомленность в гетеросексуальных отношениях?

Нэн засмеялась.

— Брось, я выросла с тремя братьями, помнишь?

Она завела Алекс в трамвай с надписью «Лейдзеплейн».

Алекс крепко ухватилась за поручень, когда трамвай тронулся. Она до сих пор видела Нэн и ее семью, позирующих для обязательных фотографий в выпускном альбоме Йельского университета: ее высоких, красивых, крепких братьев, сияющих родителей, гордо обнимающих Нэн и беременную Сьюзан. Они все уговорили Алекс провести ночь удовольствий в Нью-Йорке, а потом посадили ее в самолет до Сиэтла, чтобы она могла повидаться с матерью.

— Слушай, что я тебе говорю. — Нэн повысила голос, когда трамвай летел по булыжной мостовой, идущей вдоль узкого канала. — Ни один мужик в здравом уме не скажет тебе «нет». Ты прекрасно выглядишь, цветешь как роза. Согласна, сиськи маловаты, но тем не менее у тебя самая сексуальная фигурка в округе. — Она широко улыбнулась. — Тебе будет несложно найти здесь приятеля. Например, такого. — Нэн указала на красавчика блондина, который ехал на велосипеде по ходу движения трамвая, усиленно крутя педали старого ржавого велосипеда. Будто по команде, он поднял взгляд на Алекс и улыбнулся. — А что я тебе говорила!

Нэн громко рассмеялась.

Неожиданно трамвай, взвизгнув, остановился. Нэн подхватила сумку Алекс и вышла. Алекс не успела и слова сказать.

— Шевелись, посмотрим, найдем ли Сьюзан.

Они нырнули в толпу народа. Справа мужчина жонглировал горящими факелами. Дым от них плыл над площадью, смешиваясь с запахом пива и жареных вафель. На фронтоне одного из зданий было написано «Хирш и К


». Старомодная аббревиатура напомнила Алекс о коде.

— Эй, посмотри. — Нэн показала на бородатого мужчину, сидящего на мостовой скрестив ноги. Он дул в длинную деревянную трубу, издавая таинственные глухие звуки. — Это диджериду. Круто, правда?

Она повела Алекс к переполненной террасе, освещенной ярко-красной мигающей неоновой подсветкой — «Палладиум — Палладиум — Палладиум». В толпе, справа от себя, Алекс заметила человека, с которым летела в самолете, он разговаривал с какими-то мужчинами.

— Слушай, я его знаю. Это тот парень, о котором я тебе говорила. Из самолета.

— Смотри! Вон она! — Нэн указала на Сьюзан, которая сидела за одним из столиков в первом ряду. — Пошли.

Она повела Алекс вверх по ступенькам.

— Разве она не красавица?

— Ух ты! — Сьюзан всегда была хорошенькой, но сейчас она выглядела сногсшибательно: спокойная, довольная, умиротворенная. На ней было блестящее голубое платье, на губах — ярко-красная помада. Ее волосы, туго стянутые в пучок на затылке, еще более подчеркивали утонченность лица.

— Ну и? — спросила Нэн. — Мне повезло или как?

— Может, мне стать лесбиянкой и родить ребенка?

Нэн от души рассмеялась.

— Не думала, что ты зайдешь так далеко, милочка. — Она тянула Алекс сквозь толпу. — Но сегодня вечером мы можем напиться и обсудить это.

Алекс оглянулась, ища глазами своего попутчика, но он исчез в толпе.


Глава 8


Амстердам

Суббота, утро


Оглушительный крик эхом разнесся по квартире. Воздух наполнился запахом мокрых пеленок. Алекс накрыла подушкой раскалывающуюся от боли голову и постаралась снова заснуть.

Внезапно она ясно вспомнила свой сон. Она лежала с кем-то в кровати. С Эриком? Это был высокий мужчина с гладкой мускулистой спиной. Он лежал к ней спиной, и каждый раз, когда она пыталась к нему приблизиться, отдалялся. Ей хотелось прижаться к нему, снова ощутить его тело, но он все время отодвигался. В следующее мгновение он уже стоял в углу комнаты, спиной к Алекс, и с кем-то целовался. Руки другой девушки ласково гладили его по спине. Алекс не видела, кто это.

— Извини за весь этот шум. — В гостиную вошла Нэн и села на постель к Алекс. — Ну, ты как? В порядке?

— Да как сказать.

Нэн сняла подушку с головы Алекс.

— Наверное, у него болит животик. — В одной руке она держала бутылочку, в другой — мокрую пеленку. — Попытаемся еще раз его покормить, а потом уложить спать. Сегодня мне на работу, но к вечеру я вернусь.

Нэн встала.

— Эй, почему бы тебе не пойти со мной? Я работаю тут недалеко. В Гарлеме, пара остановок на метро.

— Спасибо, но именно на работу мне сейчас почему-то хочется меньше всего. — Алекс выглянула в окно. — Думаю, я пойду прогуляться.

— Конечно, иди. Если хочешь, зайди в музей Анны Франк, он тут недалеко, рядом с Вестеркерком,[20 - Вестеркерк (Западная церковь) — один из архитектурных памятников города; построена в 1631 г.] сразу за углом. Или ты хочешь попасть в музей Ван Гога? Он великолепен. — Нэн дала Алекс связку ключей. — Не опоздай на ужин, хорошо, дорогая?

— Договорились.

Выпив залпом кофе с булочкой в кафе напротив, Алекс отправилась на прогулку вдоль канала, пока не увидела очередь прямо перед фасадом Вестеркерка. Звон церковных колоколов оповестил, что прошла еще четверть часа. Алекс встала в очередь за группой шумных французских туристов.

За ней стала молодая пара. Они сразу же начали целоваться.

— Кто она такая? — задал вопрос мужчина с сильным шотландским акцентом.

— Девушка, которую подвергали гербициду,[21 - Туристы неправильно употребляют слово «persecuted» — преследуемый, поэтому в переводе обыгрывается слово «геноцид».] — с тем же акцентом ответила женщина.

— Правда? — Они снова стали целоваться.

Алекс подставила лицо сильному прохладному ветру, который дул с моря. Цюрих казался таким далеким, таким не похожим на этот город. Она чувствовала себя чужой в окружении всех этих празднично оживленных людей.

Те, кто выходил из музея, выглядели совершенно иначе — печальными, замкнутыми. Многие задерживались у современного, из стекла и стали, входа в книжный магазин при музее — словно не знали, куда им идти дальше.

Купив билет, Алекс поднялась по крутым ступенькам в семейную лавку Франков, где торговали специями. У входа в первую комнату висела табличка, где рассказывалось, как семья Франк бежала из Германии, когда там в 1933 году к власти пришли нацисты — Анне было тогда лишь пять.

На стене была цитата из дневника Анны Франк: «1940. После захвата Голландии фашистами евреям запретили пользоваться трамваями и обязали носить звезду». Далее вдоль стены шла запись: «1942. Каждую ночь людей без предупреждения куда-то забирают. Это ужасно. С ними обращаются как в былые времена с рабами. Я в ужасе, когда подумаю о близких друзьях, находящихся во власти самых безжалостных чудовищ, которые когда-либо ступали на землю».

Над текстом была помещена фотография, где были запечатлены нацистские офицеры, разъезжающие по Амстердаму в открытом автомобиле. За ними развевался флаг со свастикой. Алекс разглядела купол церкви на заднем плане, именно возле этой церкви Алекс стояла, ожидая своей очереди.

Люди перешли в следующую комнату, но Алекс отстала, ее заинтриговала увеличенная фотокопия документа, озаглавленного «Предписание». Его прислали в ночь на 12 декабря 1942 года. В нем сообщалось об отправке в трудовой лагерь в Германии. Документ был на голландском языке, но приказ был подписан каким-то немцем из «центрального бюро по еврейской эмиграции».

Читая документ, Алекс попыталась представить себе, что должна была чувствовать семья, сама Анна, когда они получили приказ, предписывающий им покинуть Амстердам. Внизу документа стоял перечень вещей, которые Франки могли взять с собой.

Алекс прочитала первую строчку: 1 koffer ofrugzak. Один чемодан или рюкзак. Алекс легко перевела весь список. Голландские слава зловеще похожи на немецкие. Она смогла понять почти каждое слово в списке:


2 paar sokken — две пары носков;

2 onderbroeken — два комплекта белья;

2 hemden — две рубашки.


Список выглядел таким обыденным, таким невинным, как будто люди получили приглашение отправиться на каникулы.

За спиной Алекс услышала приятный голос. Она чуть повернула голову и увидела молодого мужчину, который читал себе под нос этот перечень. Он выглядел неплохо. Похож на латиноамериканца — иссиня-черные волосы и бородка, но одет, как классический выпускник Йеля: широкие светло-коричневые брюки, голубая оксфордская рубашка с длинными рукавами, темные кожаные туфли типа мокасин. Рукава рубашки закатаны, так что были видны сильные предплечья, густо заросшие темными волосами.

На левом запястье поблескивал серебряный «ролекс», совсем как тот, на который Алекс обратила внимание в витрине часового магазина Бюхерера.

— Удивительно, не правда ли? — Он повернулся к Алекс. — Слова кажутся такими мирными. Но когда думаешь, что на самом деле они означают…

Алекс понимающе кивнула.

— Только что думала именно об этом.

— Вам помочь с переводом? — спросил мужчина. Он говорил по-английски с легким акцентом, но Алекс не могла понять, с каким.

— Думаю, смысл я уловила, — ответила Алекс. — Язык так похож на немецкий.

— Так вы немка?

— Нет. — Она повернулась к нему. — Я американка. Но живу в Швейцарии. А вы? Голландец?

— С такой внешностью? — Он широко улыбнулся. Белизна его зубов ярко контрастировала с темными волосами и смуглой кожей. — На самом деле я из Бразилии. Но жил в Гааге. Мой отец работал в Итамарати,[22 - Дворец XIX века в Рио-де-Жанейро; до начала 1970-х гг. там располагалось министерство иностранных дел Бразилии.] состоял на дипломатической службе Бразилии. А меня угораздило завести подружку из Голландии, однако любви хватило лишь на несколько месяцев. — Он протянул ей руку. — Кстати, меня зовут Марко.

— Привет. Меня — Алекс.

Его рукопожатие было крепким, но нежным. Его глаза — светло-голубые, скорее зеленые.

— Можете представить, какими они были циничными? — Он указал на увеличенный снимок, изображающий вступление фашистских войск в Амстердам. — Они разослали подобные письма всем евреям в Голландии, обставив все так, будто посылают людей в горы на летний отдых. — Он кивком указал на перечень вещей. — Им посоветовали взять с собой эти вещи. А ведь отправляли-то их на смерть.

Марко вслух прочитал остальной список, тут же переводя слова на английский:


1 werkpak — одну рабочую куртку;

2 wollen dekens — два шерстяных одеяла;

1 eetnap — миску;

1 drinkbeken — стакан;

1 lepel — ложку.


Возле них начал собираться народ.

— Пошли в заднюю часть дома.

— Зачем? — спросила Алекс.

— Именно там более двух лет пряталась семья. Анна назвала это место «потайным крылом».

Марко провел Алекс в дверь, замаскированную узким отъезжающим книжным шкафом с пыльными томами.

— Это в том конце.

— Значит, вы тут не впервые?

— Нет, я был здесь однажды, еще ребенком. Не смог забыть. — Он подошел к панели на дальней стене.

— Видите? — Марко указал на строчку посередине. — Тут объясняется секрет исчезновения этих людей — говорится, что они бежали в Швейцарию, якобы у них был счет в швейцарском банке и поэтому им позволялось въехать в страну. Отец продал свое дело — торговлю пряностями — партнеру-голландцу, который пообещал вернуть его часть после окончания войны.

Алекс вспомнила свой вчерашний разговор с Руди у входа в банк Цюриха. О том, как еврейские семьи отдали свои деньги в руки попечителей-швейцарцев, предполагая, что после войны получат их назад, и насколько на самом деле можно доверять швейцарцам.

Они вошли в заднюю комнату, там Алекс прочитала о том, как попечитель-голландец Франков не только рисковал своей жизнью, пряча целую семью, но и настоял на том, чтобы после войны вернуть все господину Франку, включая дневник Анны. Если бы не он, никто бы и не узнал, что произошло.

— Это была ее комната. — Марко провел Алекс в маленькую угловую комнатку в задней части здания. Одна стена оклеена вырезками из журналов с изображением известных киноактеров. Возле двери приколота выцветшая карта Европы. — Видите? Тут они следили за продвижением войск союзников. — Марко провел пальцем по отмеченному маленькими красными булавочками маршруту, ведущему из Франции в Голландию. — Армии союзников высадилась в Нормандии. Они уже добрались до Бельгии. Дошли почти до голландской границы, но тут семью Франк обнаружили нацисты. По-видимому, их выдали. Так и не удалось узнать, кто именно.

Алекс прочла выдержки из дневника Анны, висевшие возле карты: «Шестое июня 1944. День высадки.[23 - 6 июня 1944 — день открытия Второго фронта, когда войска союзников под командованием генерала Д. Эйзенхауэра высадились на побережье Нормандии, в Северной Франции.] Наступление началось! Неужели не за горами долгожданное освобождение?»

Раздался звонок, и комнату заполнила большая группа французских туристов. Они громко переговаривались, протискиваясь в маленькую комнатку и увлекая Алекс и Марко за собой.

В соседней комнате было множество компьютеров. Алекс остановилась возле маленького экрана, на котором демонстрировался документ, подтверждавший рассказанную Руди историю с кораблем. Это случилось у побережья Флориды. Тысячи беженцев-евреев, которым уже было отказано во въезде на Кубу, отчаянно пытались добиться разрешения от Соединенных Штатов, но местные власти запретили им въезд. Пару дней спустя корабль направился назад в Германию. Почти все люди, находившиеся на борту (как говорилось в хронике), погибли впоследствии в нацистских концлагерях.

Алекс заметила, что вокруг нее стали собираться люди. Она оглянулась в поисках Марко. Его нигде не было видно.

Она перешла к следующему экрану, там показывали интервью с женщиной, которая была с Анной Франк и ее сестрой в Бухенвальде. Женщина рассказывала, как фашисты обращались с детьми, — описывала побои, издевательства, непосильный труд и изуверские медицинские эксперименты. Она сказала, что Анне и ее сестре «повезло» — они умерли от тифа, прежде чем мучители добрались до них.

Интервью сопровождалось черно-белыми кадрами хроники, показывающей жизнь в концлагерях. В одном кадре фашистские солдаты собрали заключенных на грязной насыпи. Большинство заключенных были раздеты догола. Кожа да кости. Солдаты выстраивали изможденных мужчин и женщин рядами на краю глубокой ямы и методично расстреливали. Одна женщина была чрезвычайно похожа на мать Алекс — когда та умирала от рака.

Она смотрела, как заключенных расстреливают шеренга за шеренгой, их безжизненные тела сталкивают в яму и сгоняют на насыпь следующую группу людей. Странно, но никто не пытался бежать. Никто не реагировал на то, что происходило. Они просто делали шаг к краю насыпи и ожидали своей очереди, ожидали, когда их убьют.

В комнате от большой толпы людей стало жарко и душно, Алекс вспотела. Она попыталась поискать Марко. Не видя его, Алекс протиснулась сквозь толпу в направлении голубой таблички с надписью «Выход» в дальнем конце комнаты. Там его не было,

«Может, он на улице», — подумала она.

Она поспешила к выходу, вдоль стен коридора за стеклом были выставлены издания дневника Анны на разных языках: голландском, иврите, арабском, русском, испанском, итальянском, английском, французском — даже на немецком.

В конце коридора, прямо перед дверью, были написаны слова отца Анны Франк — те, что он сказал, вернувшись после войны в Голландию. Он выжил в концлагере, но потерял всю семью.

Несмотря на желание побыстрее выйти, Алекс буквально потянуло к написанному. Она внимательно прочитала: «Я потерял все, за исключением собственной жизни. Того, что случилось, изменить нельзя. Единственное, что можно сделать, — учиться у прошлого, осознавать, что означают дискриминация и преследование невинных людей. Я считаю, что долг каждого — помочь побороть предрассудки».

Алекс открыла тяжелую металлическую дверь и шагнула под лучи солнца.


Глава 9


Амстердам

Суббота, вечер


Что значит, ты его потеряла? — Нэн сделала большой глоток «Маргариты». — Ты с ума сошла?

«Бланкас Кантина» — мексиканский ресторанчик, перенесенный в Голландию вместе с фикусами, стенами из необожженного кирпича и сотнями бутылок текилы, рядами стоящих за барной стойкой, — был полон дыма, запаха спиртного и смеха гуляк.

— Так почему ты не вернулась назад и не поискала его?

Алекс пожала плечами.

— Если выйти, назад уже не пускают.

— Ты нормальная? Надо было заплатить еще за один билет, если такие дела. Ты ведешь себя совсем как в Йеле. Всегда такая непробивная. Пора становиться более настойчивой. Хватать все, что…

— Но была такая очередь, почти до канала. Чтобы попасть внутрь, нужно было отстоять пару часов. — Алекс потягивала свой напиток. — И потом, я прождала на улице достаточно долго. Судя по церковному колоколу, прошел час с четвертью, не меньше. Мне больше ничего не оставалось делать.

— Тогда давай выпьем и забудем. — Нэн заказала еще по одной «Маргарите». — Как насчет того, чтобы сегодня вечером куда-нибудь прогуляться, повеселиться, просто развлечься? При желании можем гулять ночь напролет. Яник в надежных руках няни.

— Не знаю. После всего, что сегодня произошло…

— Давай спросим у Сьюзан, когда она вернется домой, — посмотрим, что она на это скажет. — Глаза Нэн загорелись. — Слушай! Мы могли бы пойти на дискотеку! Тут есть одно местечко неподалеку. Огромный дансинг. Все туда ходят. Там всяких встретишь (как и в большинстве мест здесь) — и голубых, и натуралов. Уверена, мы найдем тебе там парня, чтобы закрутить роман.

— Не уверена, что я к этому готова. — Алекс мельком взглянула на свое отражение в зеркале за барной стойкой — вид совсем усталый. — Дом Анны Франк заставил меня сегодня о многом задуматься.

— О чем, например?

— О многом. О том, что случилось с ней. О том, что произошло у меня на работе на этой неделе. О том, что случилось с моей мамой.

— Ты все еще подозреваешь, что сиделка твоей матери причастна к ее смерти? — Нэн придвинула стул ближе. — Знаешь, однажды я прочитала, что по статистике тридцать пять процентов людей винят в смерти своих родителей кого-то постороннего. Даже если смерть наступила в больнице, они все равно думают, что дело нечисто.

— Неужели тебе не кажется странным, что она умерла именно в тот вечер, когда я возвращалась домой из Йеля? Мне даже не удалось попрощаться с ней.

— Может, она сама попросила Эвелин сделать это? Ты об этом не думала?

— Но почему именно в тот вечер, когда я возвращалась из университета?

— Ты разговаривала об этом с Эвелин?

Алекс утвердительно кивнула.

— Конечно, она все отрицает. Она сказала, что раковые метастазы распространились гораздо быстрее, чем предполагали. Что, скорее всего, мама просто держалась, ждала, пока я вернусь домой. И почему мне было не приехать домой раньше? Зачем я осталась в Йеле на выпускной?

— Возможно, мама не хотела портить тебе праздник. Не хотела быть обузой. И наверняка именно поэтому она не назначила тебя поверенным в своих делах.

— Знаешь, после похорон я проконсультировалась с адвокатом. Чтобы узнать, все ли законно.

— И что же?

— Все законно. Адвокат сказал, что назначать душеприказчиком кого-то из друзей — не такая уж редкость. А поскольку из имущества ничего не осталось, не имело смысла приглашать на эту роль адвоката или кого-то другого.

Нэн сделала большой глоток.

— Разве ты не рассказывала, что твоей матери после развода с отцом досталось много ценных бумаг?

— Они в основном были вложены в компьютерные компании. К сожалению, после обвала цен на Интернет-рынке они почти все обесценились.

— Ты спрашивала про деньги у отца?

— Понимаешь, мы мало с ним общались — так, поздравляли друг друга с днем рождения и с Рождеством. Во всяком случае я знаю, что бы он ответил: дескать, у моей матери деньги всегда утекали сквозь пальцы, как вода, и он не удивлен, что не осталось ни копейки. — Алекс взяла еще стаканчик. — Мне пришлось потратить почти все выданные Томпсоном подъемные на оплату счетов за мамино лечение.

— У нее не было страховки?

— Видимо, страховка покрывала не все расходы. — Алекс начала отрывать верхний слой картонной подставки под стакан. — Как бы я хотела, чтобы у меня была возможность поговорить с ней перед смертью!

— Чтобы сказать, как ты ее любишь?

— И это тоже.

— Послушай, дорогая. — Нэн обняла Алекс. — Твоя мама знала, как ты ее любишь. Я в этом просто уверена. Ты была для нее всем. Она много думала о тебе.

Нэн накрыла ладонью руку Алекс.

— И возможно, именно поэтому она сама захотела, чтобы все закончилось так, как оно закончилось. Она не желала, чтобы ты видела ее такой — какой она была перед смертью.

— Она была похожа на людей из фильма, который я посмотрела в музее Анны Франк. — Алекс глубоко вздохнула. — Господи, это просто ужасно.

— Не можешь забыть?

— Особенно после того, что случилось на этой неделе в Цюрихе.

— А что случилось?

— Не знаю, могу ли я…

Официантка в черной футболке в обтяжку, без лифчика, подошла к ним и сказала, что их столик будет готов через минуту. Нэн заказала еще по «Маргарите».

— Так что случилось-то? — Как только официантка ушла, Нэн повернулась к Алекс.

— Не знаю, могу ли тебе рассказать. Это что-то вроде тайны.

— Шутишь? — Нэн ближе придвинула свой стул. — Сьюзан всегда рассказывала мне о своих проектах, когда работала консультантом. Она просто не называла имен. И все в порядке.

Алекс набрала в легкие побольше воздуха.

— Кроме того, я чувствую себе несколько глупо в сложившейся ситуации.

Официантка принесла им заказанный коктейль.

— Так что все-таки произошло? — нетерпеливо подгоняла Нэн.

Алекс сделала большой глоток.

— Я по неосторожности контактировала с клиентом нашего банка.

— И что?

— А ты знаешь, в Швейцарии за это можно попасть за решетку?

— Да-да. Знаю я об этой швейцарской паранойе, касающейся сохранения тайны. — Нэн улыбнулась. — И что дальше?

— Мы с коллегой поспорили, жив ли еще один человек, имя которого мы обнаружили в компьютерном коде. Ну, я позвонила в справочную, а они соединили меня с тем человеком, автоматически. Я и не подозревала об этом.

— Здесь, в Голландии, поступают точно так же. — Нэн отхлебнула хорошую порцию «Маргариты». — Но я до сих пор не понимаю, в чем проблема.

— Ну, во-первых, я воспользовалась телефоном моего коллеги.

— Ой! — Нэн удивленно подняла брови. — И что он сказал, когда узнал?

— Он не узнал. — Алекс посмотрела Нэн прямо в глаза. — Я позаботилась об этом.

— Каким образом?

— Встретилась с тем парнем.

— Что-что ты сделала? — Нэн чуть ли не кричала на нее.

— А что мне оставалось делать? Он предупредил, что позвонит Эрику, если я откажусь. Он слышал, как Эрик назвал дату — 19 октября 1987 года. При этих словах он просто обезумел и сказал, что будет звонить на телефон Эрика до тех пор, пока не выяснит, в чем там дело.

— Ну и что? Если это твой коллега проболтался о коде, почему именно ты должна?…

— Потому что звонила-то я. Если об этом узнают, я потеряю работу. Может, и Эрик тоже. — Алекс сделала еще глоток. — Поэтому я с ним и встретилась. Чтобы предотвратить неприятности. Он не оставил мне выбора.

— Мужчины! Никогда не знаешь, чего от них ждать!

— На самом деле этот парень не такой уж и плохой. Но потом он настоял на том, чтобы я встретилась со старым партнером его отца. Счет, который я обнаружила, был, несомненно, открыт перед Второй мировой, кажется, какой-то еврейской семьей. Удивительно, что это был опекунский счет, — когда ты кладешь свое имущество на имя…

— Я знаю, что такое опекунский счет, дорогая. Родители Сьюзан открыли такой на нас двоих. Главным образом для того, чтобы избежать налогов на наследство.

— Но этот был тайный опекунский счет. Даже банку не известно, кому он принадлежит в действительности. По-видимому, перед войной в Швейцарии было открыто множество подобных счетов. И большинство из них так и не обнаружили.

— Смотри! Вот и она! — Нэн вскочила со стула и замахала рукой. — Дорогая, сюда.

Алекс увидела Сьюзан — та пыталась обойти крупную женщину, которая играла на пианино попурри из песен Кола Портера. Сьюзан поцеловала в губы и Нэн, и Алекс, потом Нэн усадила ее себе на колени.

— Разве она не самая красивая девушка, которую ты когда-либо встречала?

Сьюзан вспыхнула, а потом указала на их полупустые стаканы с коктейлями.

— По-моему, вы тут времени зря не теряли. Жаль, что не могу составить вам компанию. К сожалению, я пока кормлю, а потому придется довольствоваться апельсиновым соком.

— Алекс только что мне рассказала, как она обнаружила в швейцарском банке секретный банковский счет, принадлежавший одной еврейской…

— Замолчи! — Алекс схватила Нэн за руку. — Я же сказала тебе: если в банке узнают, я потеряю работу.

— Не беспокойся. — Нэн накрыла ее руку своей. — Мы не проболтаемся. Обещаю. — Она сделала еще глоток и кивнула Алекс, чтобы та продолжала.

— Ну и чем закончилась вся эта история?

— Вообще-то неплохо. Я заработала поездку в Амстердам.

— Оплаченную тем парнем, отец которого был владельцем счета? — догадалась Нэн. — И как он? Симпатичный?

— Ты неисправима. — Сьюзан поцеловала Нэн и повернулась к Алекс. — Прости ее, пожалуйста.

— Ты должна послушать всю историю. — Нэн через соломинку потянула коктейль и стала посвящать Сьюзан в подробности. Когда она дошла до кода, обнаруженного Алекс, Сьюзан ее перебила.

— Повтори еще раз дату, — попросила она.

— 19 октября 1987 года.

— Вот оно!

— Что? — удивилась Нэн.

— Сдается мне, кто-то пытался таким образом покрыть свои убытки после обвала 1987 года.

— Какого обвала? — не поняла Нэн.

Сьюзан улыбнулась.

— Постоянно забываю, какие вы еще, девчонки, молодые. — Она взяла Нэн за руку. — 19 октября 1987 года — «черный понедельник». В тот день было зафиксировано самое большое в истории падение индекса Доу-Джонса.[24 - Индекс текущей стоимости акций различных компаний, рассчитываемый фирмой «Доу-Джонс энд компани» по котировкам Нью-Йоркской фондовой биржи.] Еще большее, чем даже в 1929 году. Неужели не помните?

Нэн отрицательно покачала головой.

— Честно сказать, нет. Я тогда ходила в начальную школу.

— Ладно, неважно. Важно то, что падение стоимости акций было огромным. Помню, мы жили тогда с отцом в Филадельфии. Он был на волосок от того, чтобы потерять все. — Большим и указательным пальцем Сьюзан показала расстояние, пальцы почти соприкасались. — Когда принадлежавшие ему акции обесценились, банки «добили» его требованием поддержания маржи.[25 - Требование брокера к клиенту внести денежные средства или ценные бумаги в качестве дополнительного обеспечения, вызванное неблагоприятным изменением цен, в противном случае часть позиции клиента закрывается (продается), чтобы покрыть недостающую маржу.] Ему пришлось распрощаться с частью ценных бумаг, чтобы покрыть маржу. В противном случае он потерял бы все.

— Почему? — не поняла Нэн.

— Имея маржинальный счет,[26 - Счет клиента у брокера; по такому счету финансовые инструменты можно покупать в кредит (вносится только маржа); на счете необходимо иметь определенную сумму.] ты покупаешь акции в кредит. По сути, ты должен вложить лишь часть своих денег, остальное делает банк.

— А им это зачем? — удивилась Нэн.

— Чтобы они могли заработать проценты на займе, глупышка. Их желание — чтобы у тебя была возможность купить больше акций. Тогда они заработают больший процент.

— Понятно.

Сьюзан выпила апельсинового сока.

— Клиенты любят маржинальные счета, потому что за те же деньги получают больше. Когда котировки на рынке ценных бумаг идут вверх, они зарабатывают гораздо больше, чем обычно.

— А когда падают? — задала вопрос Нэн.

— Как говорится, тогда им не поздоровится. Если цены на рынке падают, клиент может потерять все в одно мгновение. Вот поэтому банки и требуют поддерживать маржу. Ты должен вложить больше денег, чтобы покрыть убытки, иначе банк продаст все твои позиции прямо у тебя из-под носа.

— Немного похоже на то, когда банк отбирает у тебя дом, если цены на недвижимость начинают падать.

Сьюзан кивнула.

— Точно. Помню, во время кризиса 1987 года моему отцу пришлось выставить на продажу несколько своих зданий в качестве обеспечения. Таким образом ему удалось оставить инвестиционный портфель[27 - Результат распределения капитала по нескольким альтернативным инвестиционным активам — например, вложения в различные ценные бумаги.] нетронутым. Когда через несколько дней рынок, выписывая зигзаги, вернулся на круги своя, отец остался при своих. Если бы его вынудили продать акции при нижней отметке, он бы все потерял.

— А если бы у вас не оказалось свободных зданий, чтобы внести дополнительное обеспечение? — спросила Нэн.

— Тогда пришлось бы искать другие пути, чтобы покрыть убытки.

— Например, неиспользуемый опекунский счет в цюрихском банке? — уточнила Алекс.

— Точно. — Сьюзан повернулась к ней. — Разве существует лучший способ поддержания маржи, чем выудить денежки с неиспользуемого банковского счета, которым ты распоряжаешься? Все, что тебе нужно, — чтобы компьютер выдал фальшивый отчет о сделке. — Сьюзан перевела взгляд на Нэн. — Когда я переживала трудные времена и работала в отделе инвестиций одного банка, мы иногда разрешали клиентам посылать нам по факсу банковские отчеты, в которых было указано, что они продают нам ценные бумаги высоких котировок — например американские долгосрочные казначейские облигации, — а выручку от продажи записывают нам в кредит. Таким образом, мы знали, что залог внесен.

— Вроде обычных расчетов по почте? — подвела итог Алекс.

Сьюзан кивнула.

— Ты все верно поняла. В этом случае необходим лишь какой-нибудь документ, подтверждающий, что деньги уже перечислены. Иными словами, что у тебя есть необходимые средства, чтобы преодолеть падение. Если имеешь доступ к компьютеру, это совсем не сложно. Нужно только напечатать отчет и показать в нем, что у тебя есть средства покрыть убытки.

— Минуточку! — Нэн покачала головой. — Зачем все это выдумывать и печатать фальшивый банковский отчет, когда можно просто переслать им деньги?

— Что ты имеешь в виду? — уточнила Сьюзан.

— А вот что: если у тебя есть доступ к секретному банковскому счету в Швейцарии, за которым никто не следит, почему не перевести нужную сумму денег и не ломать себе голову?

— Если ты говоришь об опекунском счете, как тот, который открыл мой отец, то управляющие счетами не имеют доступа к деньгам. — Сьюзан повернулась к Алекс. — Кто бы ни управлял счетом, у него, скорее всего, есть право лишь давать банку инструкции, какие бумаги купить, а какие продать.

— Вроде так, — согласилась Алекс. — Именно так и говорил об этом счете тот тип за обедом.

— Тогда все понятно. — Сьюзан вновь обратилась к Нэн. — Единственный способ воспользоваться деньгами — продать большое количество ценных бумаг, а потом изменить имя в отчете о продаже, чтобы это выглядело так, будто деньги перевел кто-то другой.

— Но неужели этого не заметили бы? — удивилась Нэн.

— Если не ошибаюсь, в дело моментально вмешивается Федеральный резервный банк. Он мигом предоставляет уйму наличности, и через несколько дней цены на акции поднимаются до прежнего уровня. А это значит, что больше нет необходимости в деньгах для поддержания маржи. Тот, кто сфабриковал отчет, может просто попросить банк аннулировать фальшивую сделку. — Сьюзан откинулась на спинку стула. — Никто бы не догадался.

— Пока не появилась Алекс. — Нэн подняла бокал, провозглашая тост. — Отличная работа!

Подошла официантка и сообщила, что их столик уже накрыт.

— На твоем месте я была бы поосторожнее, — вставая, предупредила Сьюзан. — Когда я работала консультантом, одно из главных правил гласило: «Никогда не переступай границ своих полномочий».

Алекс допила свою «Маргариту».

— Я сделала это не нарочно.


Глава 10


Амстердам

Суббота, вечер


Вереница желающих попасть на дискотеку тянулась вдоль канала. Как Нэн и предсказывала, лица обоего пола и различной сексуальной ориентации ждали своей очереди попасть внутрь. Мужчины, женщины, голубые и мачо — все чувствовали себя в своей тарелке, держались непринужденно и доброжелательно. Алекс услышала, что окружающие говорят, по крайней мере, на пяти различных языках.

Прошло около получаса, пока они добрались до входа. Девушки уже собирались войти, когда Алекс увидела знакомую фигуру, пробирающуюся к ним сквозь толпу.

— Так вот ты где! — Марко подошел к Алекс и поцеловал ее в обе щеки. — Я полдня тебя искал.

— Я тоже.

— Она говорит так из вежливости. — Марко одарил улыбкой Нэн и Сьюзан. — Я был уверен, она постаралась избавиться от меня в доме-музее Анны Франк.

— Я больше часа ждала тебя на улице.

— А я ждал тебя внутри почти два.

— Правда? Где?

— Внутри. — Марко кивнул. — Ты не представишь меня своим подругам?

Алекс познакомила его с Нэн и Сьюзан.

— Он великолепен, — прошептала Нэн на ухо Алекс. Марко поцеловал обеих: и Сьюзан, и Нэн, — в щеку.

Он смотрелся отлично: идеально уложенные волосы, загорелая кожа, в темной спортивной куртке и светло-голубой рубашке. Марко заметно выделялся в толпе поклонников диско.

— Я так рад, что нашел тебя. — Он ласково улыбнулся Алекс. — Я уж было подумал, что придется лететь в Цюрих разыскивать тебя.

— Не хочешь к нам присоединиться? — Нэн подвинулась, чтобы уступить Марко место в очереди рядом с ними. — Наша очередь уже почти подошла.

— Я не очень-то люблю дискотеки, — признался Марко. — Честно говоря, я собирался прогуляться вдоль каналов. Такой прекрасный вечер!

Он обернулся к Алекс и чуть кивнул.

— Не хочешь составить мне компанию?

После трех «Маргарит» Алекс не раздумывала.

Она повернулась к Нэн и Сьюзан.

— Вы не против? Встретимся позже, девчонки.

— Без проблем. — Сьюзан достала свои ключи. — Вот, возьми. На случай если не найдешь нас здесь на дискотеке.

Марко осторожно приобнял Алекс, и они пошли вдоль канала к цветочному рынку.

— Что вы праздновали? — спросил он. — Кажется, вы здорово повеселились.

— У нас девичник. — Алекс прижалась к нему, когда он обнял ее.

Группа пьяных голландских подростков, спотыкаясь, приближалась к ним. Они ели сосиски, пили пиво и громко смеялись. Марко — спокойно, без напряжения — стал между ними и Алекс, уводя ее в безопасное место. Его рука была крепкой, теплой и надежной.

— Спасибо, — улыбнулась ему Алекс. — Кажется, ты знаешь, что делаешь.

— К счастью, еще в колледже я был инструктором по карате. Но теперь с этим покончено. Я собираюсь начать работать в Итамарати, как отец. Это дипломатическое ведомство, как ваш государственный департамент. Эй! Посмотри туда! — Он указал на старый кинотеатр в стиле арт-деко. — Бьюсь об заклад, она именно сюда бегала смотреть кино.

— Кто?

— Анна Франк. Помнишь снимки кинозвезд, которые она приколола к стене? — Он подвел Алекс ближе к кинотеатру. — Удивительно, правда? Еще один кусочек ее жизни прямо здесь, в центре города.

Марко коснулся рукой даты, выгравированной на бетонном фундаменте у центрального входа: 1931.

— Спорим, она наверняка стояла на этих самых ступеньках?

Разноцветные огни кинотеатра мягкими пастельными бликами ложились на его лицо.

— Только представь, может быть, они с сестрой ходили сюда по субботам смотреть кино. Еще до войны, до того, как нацисты вторглись в Голландию и депортировали всех евреев.

«Что, если такое произошло и с людьми, которые открыли счет в Цюрихе? — задала себе вопрос Алекс. — Может, поэтому их не удалось разыскать после войны?»

Ей вспомнился пренебрежительный тон, каким говорил о них Охснер: «В обязанности швейцарского банкира не входит во все вмешиваться и совать нос в личные дела клиента. Наша обязанность — дисциплинированно хранить их имущество, пока не объявится владелец. Вот в чем суть тайны банковского вклада в Швейцарии».

— Слушай, давай я тебе что-то покажу. Тебе понравится. — Марко медленно повел Алекс через пустой цветочный рынок. Тысячи увядших тюльпанов кучами валялись возле закрытых палаток. Некоторые плавали в канале. Алекс глубоко вдохнула, вбирая аромат цветов и свежий соленый воздух.

Они добрались до конца рынка, подошли к ограде у широкого канала. Крошечные желтые огоньки вдоль арок мостов отражались в темной воде.

— Знаешь, ты выглядела сегодня там потрясающе.

— Где там? — спросила Алекс.

— В доме-музее Анны Франк. Я наблюдал за тобой. Ты была такой… растроганной.

— А как можно иначе?

— Не всех это трогает. — Марко положил руку ей на спину и нежно погладил. — Ты не такая, как они. Я только начал узнавать тебя, но мне нравится то, что я вижу.

— Спасибо. Мне тоже. — Алекс подняла глаза на Марко. Его ресницы отбрасывали на щеки длинные тени. Он казался таким спокойным и надежным. Она опустила глаза на их слившиеся в одно целое силуэты, которые отражались в воде вместе с сотнями крошечных огоньков.

— Ты когда-нибудь бывала в Австралии? — спросил Марко.

— Нет. А ты?

Марко утвердительно кивнул.

— Знаешь, австралийские аборигены верят, что землю создали мечты.

— Как это?

— Они верят, что мир состоит из мечты. Всякий раз, когда ты мечтаешь, ты создаешь частичку мира, в котором мы живем.

— Звучит мило.

— О чем ты мечтаешь?

Алекс не нужно было долго раздумывать.

— Сначала я бы расплатилась со своими долгами. А потом я бы…

— Ты можешь иметь все, что пожелаешь, и просишь денег?

— Ты прав, — улыбнулась Алекс. — Следует пожелать чего-то более важного. Но… по правда говоря… я больше не уверена в том, чего именно хочу.

— А что, если положить конец ненависти и предубеждениям? После того, что мы сегодня увидели…

— Отлично.

— А насчет вот этого?

— Чего?

— Чтобы стоять здесь, у каналов Амстердама, — с тобой.

Он наклонился и поцеловал ее.

— Вкусно. — Он поцеловал ее снова.

«Дай себе волю, — сказала себе Алекс. — Не сдерживай себя».

Марко взял ее за руку и не спеша повел к выходу, вниз по узкой, вымощенной булыжником улочке, вдоль каналов, через пустынные площади Амстердама.

Алекс ничего не сказала, когда они прошли мимо дома Нэн и Сьюзан. Вышли на Лейдзеплейн — площадь, где они с Нэн вчера ждали Сьюзан. Марко указал жестом на богато украшенное каменное здание в дальнем конце площади.

— Там моя гостиница. — Он кивнул на угловое окно с балконом. — Вон там, видишь? Мой номер.

— Отсюда кажется, что он огромный.

— Он такой и есть.

— Видел бы ты, где сплю я! Сегодня утром я проснулась от крика плачущего младенца и запаха грязных пеленок.


Глава 11


Амстердам

Воскресенье, ближе к вечеру


Алекс наблюдала за парочкой кроликов, которые проскочили через бетонированную площадку и спрятались в высокой траве, растущей вдоль взлетной полосы. Ветровые конусы наполнялись и трепетали на сильном ветру. Вдалеке взлетел самолет израильской авиакомпании Эл-Ал. Пока ее самолет шел по полосе на взлет, Алекс, откинувшись на спинку кресла, размышляла о прошедшей ночи.

Она закрыла глаза, вспоминая эту ночь, проведенную с Марко. Его тепло, его запах, ощущение его близости.

Они договорились встретиться снова в будущие выходные. Он собирался в Париж, и Алекс пообещала приехать туда к нему — даже не подумав, в какую сумму это ей обойдется. Об этом она подумает позже.

«Самолет производит взлет». Стюард предложил Алекс номер швейцарской воскресной газеты «Зонтагс цайтунг» и тут же пошел дальше по проходу. Алекс уже собиралась засунуть газету в кармашек переднего кресла, когда заметила набранный мелким шрифтом заголовок в самом конце страницы. «Bankier Tod. Suizid in Basel» — «Смерть банкира. Самоубийство в Базеле».

Сердце Алекс екнуло, когда она прочитала фамилию в первой же строчке: «В пятницу с моста Ветштейн в Базеле бросился Георг Охснер… падение со стометровой высоты в Рейн… смерть наступила мгновенно… тело вынесло на берег в предместье Базеля… нашла полиция… свидетелей нет… ни малейшего намека на преступление».

В заметке несколько раз повторялись слова «подозрение на самоубийство», как будто автор пытался убедить всех, что ничего особенно плохого не произошло. Но Георг Охснер совсем не был похож на человека, который решился бы прыгнуть с моста, по крайней мере, тот Охснер, с которым она встречалась в пятницу.

«Позвони Руди, — приказала она себе. — Сейчас же».

Она поспешила в хвост самолета.

— Мне нужно позвонить, — попросила она стюарда. — Мне необходимо срочно позвонить в Цюрих.

— Мы как раз взлетаем! — резко ответил стюард. — Немедленно вернитесь на свое место!

Алекс, не отрываясь, смотрела в иллюминатор, пока самолет не взвился над Амстердамским аэропортом и полетел над голландскими равнинами.

Она снова и снова прокручивала в голове номер Руди, как и в пятницу утром. «Что произошло с Охснером? Известно ли это Руди? Жив ли он сам?»

Наконец табло «Пристегните ремни» погасло. «Говорит командир корабля. Теперь можно свободно перемещаться по салону». Алекс тут же побежала назад к телефону в хвосте самолета. Она быстро провела своей кредитной карточкой над магнитным считывающим устройством, набрала номер Руди. Прозвучало несколько гудков, прежде чем включился автоответчик.

— Руди, это Алекс! — закричала она. — Если ты дома, возьми трубку.

Не отвечает. Она позвонила на коммутатор в гостиницу. Нет, никто не оставлял никаких сообщений для нее.

Тогда она вспомнила, что Руди не знает, где она живет. Он никак не может с ней связаться. Ведь он знает только один телефон — Эрика. Может, Руди звонил ему?

Алекс позвонила Эрику на сотовый — чтобы удостовериться.

— Эрик? Привет. Как дела?

— Все в порядке. Я в Женеве. В гостях у друзей. А почему ты спрашиваешь?

— Да так. Просто спрашиваю. Ты сегодня вернешься в Цюрих? — Ей казалось, что он сидит в баре.

— Послушай, Алекс. Думаю, тебе следует кое-что знать. Я не… я не увлекся тобой в тот вечер, потому что я гей. Я считаю, что должен тебе об этом сказать. Не то чтобы ты мне не нравилась…

— Это не важно.

— Я хочу, чтобы ты знала, чтобы не было больше никаких недоразумений. Будь я натуралом, ты была бы первой девушкой…

— Эрик, я же сказала, это не важно. Правда. Я очень спешу. — Алекс повесила трубку и попыталась дозвониться Руди в офис, но там тоже никто не отвечал.

В зале прибытия аэропорта она снова попробовала дозвониться. Никто не брал трубку. Она позвонила в справочную и попросила номер сотового телефона Руди. Ей тут же дали.

Но и этот номер не отвечал. Какая нелепость! Ведь Руди должен был всегда носить сотовый при себе. Где же он?

Или Руди тоже лежит на дне Рейна?

«Не паникуй, — сказала она себе. — Все будет хорошо». Но ее точила мысль о том, что Георг Охснер — не тот человек, который способен покончить жизнь самоубийством. А если это не самоубийство, что тогда? Несчастный случай? Вряд ли. Убийство? Но кому надо убивать немощного старика? И зачем? Замешан ли как-то в этом Руди? Алекс стала в очередь, чтобы пройти паспортный контроль. У Руди не было причин убивать Охснера. Он мог получить доступ к счету, просто придя в банк и попросив об этом. Так ему объяснил сам Охснер.

Но что же тогда?

Алекс заметила дверь с табличкой «Полиция». Оттуда как раз выходил мужчина в голубой форменной рубашке с широкими погонами, на которых маленькими золотыми буковками было вышито: «Цюрихская полиция».

— Простите. — Алекс направилась к нему.

— Да?

— Если я считаю, что одному человеку в Цюрихе может грозить неприятность, нужно ли мне называть свое имя? Впутают ли меня в это дело, если я только попрошу проверить, все ли с ним в порядке?

— Нет, вам не обязательно называть свое имя. — Было очевидно, что вопрос Алекс удивил полицейского. — Но кто этот человек? Откуда вам известно, что с ним что-то случилось?

— Я не уверена, но кто-то мог бы поехать и проверить…

— Вам нужно обратиться туда, — указал он на табличку «Таможня». — Отделение кантональной полиции — за таможней. На территории ангара «А». А это — полиция аэропорта.

Алекс вновь встала в очередь на таможенный контроль. «Ну конечно же. Попроси полицейских заглянуть к нему. Ничего о себе не рассказывай. Просто скажи, что Руди может грозить опасность, остальное уже их забота».

Пройдя таможенный контроль, Алекс нашла лифт в ангаре «А». Рядом с кнопкой четвертого этажа находился маленький щиток с надписью «Полиция».

Здесь, в Цюрихе, Алекс вспомнила слова Сьюзан: «Никогда не переступай границ своих полномочий». Она нажала на кнопку и подождала, когда двери закроются.

«Может, следует позвонить в банк и рассказать им, что произошло? Нет. Не впутывай сюда банк, — убеждала она себя. — Не впутывай сюда никого. Никого, кроме полиции. Пусть они разберутся».

Двери лифта открылись. Алекс подошла к стеклянной двери с табличкой «Полиция» и нажала кнопку звонка. Ее тотчас же впустили.

Алекс подошла к мужчине, читавшему газету за толстой стеклянной перегородкой. Он был в джинсах и клетчатой рубашке, с неряшливой трехдневной щетиной.

— Да? — оторвался мужчина от газеты.

— Вы полицейский? — Алекс говорила в маленький микрофон рядом с перегородкой.

— Да, что вы хотели?

— Просто спросить… не могли бы вы проверить одного моего знакомого? Он живет в Цюрихе. Думаю, ему может грозить опасность.

— Какая опасность?

— Не знаю. Он не отвечает на телефонные звонки.

— А что вы от меня хотите? — Он непонимающе уставился на Алекс. У него не было ни оружия, ни полицейского значка. Ничего такого, что убедило бы Алекс. Лишь толстая защитная перегородка — чтобы его защищать, так это выглядело.

— Мог бы кто-нибудь отправиться к нему на квартиру?

— А вы ему кто? Родственница?

— Нет. Просто приятельница. Я лишь хочу убедиться, что с ним все в порядке.

— Если вы не родственница, вы не можете…

— Держите. — Алекс достала клочок бумаги и написала имя Руди и номер его телефона. — Неужели никто не может проверить, все ли с ним в порядке?

— Вы сами туда ездили? Смотрели?

— Нет, и не собираюсь. Я просто хочу знать, что с ним все в порядке. — Алекс заправила волосы за уши и наклонилась ближе к микрофону. — Почему бы вам не поработать?

Он взглянул поверх очков и что-то ответил, но Алекс не поняла.

— Не могли бы вы повторить? — попросила она.

— Я сказал, вам следует обратиться в городскую полицию. Может, они смогут вам помочь. Тут отделение кантональной, то есть областной, полиции, и, если вы не родственница, мы ничем не можем помочь.

— Как найти то, что мне нужно? — раздраженно спросила Алекс.

— Управление городской полиции.

— Где это?

— В деловой части Цюриха. Но сегодня воскресенье. Не уверен, что там кто-то есть. По воскресеньям они работают только в первой половине дня.

— По воскресеньям нет ни одного полицейского в полицейском управлении Цюриха?

— В самом управлении — нет. Но вы можете им позвонить, вам дадут адрес отделения, которое отвечает…

— Почему бы вам самому не позвонить им?

— Зачем?

— Ладно, проехали. — Алекс поспешила к стоянке такси. По пути она увидела длинный ряд телефонных кабинок. Зашла в одну из них, чтобы проверить адрес Руди.

Через несколько минут она уже остановилась перед богатым старинным трехэтажным особняком в Цюрихберге — престижном жилом районе с домами один роскошнее другого.

Перед особняком стояла полицейская машина с включенной мигалкой. Неужели полиция кантона связалась-таки с городской?

Возле машины стоял Руди Тоблер. Выглядел он разозленным. Женщина-полицейский, находившаяся рядом с ним, что-то записывала в блокнот.

Алекс выскочила из машины и подбежала к Руди.

— Слава Богу, живой.

Руди молча уставился на нее.

— Где вы были? — воскликнула Алекс. — Я думала, с вами что-то случилось.

Он по-прежнему молча и зло смотрел на нее.

Женщина-полицейский оторвала взгляд от блокнота.

— Это вы разговаривали с моим коллегой в аэропорту?

— Да. — Алекс повернулась к Руди. — Почему вы не отвечали на телефонные звонки?

— Я отключил его. Я был с фрау Охснер. Она в ужасном состоянии. Можешь себе представить! — Это прозвучало так, как будто Алекс была виновата, как будто она сделала что-то не так. — Я как раз переступал порог, когда подъехала полиция. Они сказали, что какая-то американка в аэропорту попросила их сюда приехать. Я так и подумал, что это ты.

— Я беспокоилась о вас.

— Я тоже переживал о тебе, но я не просил полицейских устраивать тебе допрос. — Он повернулся и что-то сказал женщине-полицейскому на швейцарском немецком. Она пожала Руди руку и пошла назад к машине.

— Что теперь? — сухо обратился Руди к Алекс.

— Не знаю. Я просто рада, что с вами все в порядке.

— Как видишь, я жив-здоров. — В его голосе все еще слышались злые нотки.

Алекс увидела, что из окон за ними следят несколько соседей Руди.

— Извините. — Она положила руку ему на плечо. — Когда я прочитала о том, что произошло с Георгом Охснером, и не смогла до вас дозвониться, то подумала, что лучше всего обратиться в полицию: пусть они проверят, все ли в порядке.

— Ценю твою заботу. Но после смерти отца я не доверяю полиции. Именно они пытались убедить меня, что это самоубийство. Они совсем не были заинтересованы в том, чтобы проверить версию убийства. И сейчас с Охснером — то же самое. — Он махнул рукой на верхний этаж стоящего позади него здания. — Давай зайдем внутрь, скроемся с глаз моих не в меру любопытных соседей.

Руди пришлось долго повозиться с замками, прежде чем открыть дверь своей квартиры на втором этаже. Прямо у входа висела большая картина с изображением Мэрилин Монро на фоне золотого листа. Алекс подошла ближе, чтобы лучше рассмотреть.

— Это Уорхол. Нравится? — Руди тщательно запер за ними дверь. — Сюда, иди за мной.

Он провел Алекс в гостиную. На стенах висели картины всевозможных форм и размеров.

— Вон та — моя любимая. — Он провел Алекс вокруг низкого столика, заваленного книгами по искусству и фотографиями в рамках, к большому, почти на всю стену, красочному полотну. — Это «Тайная вечеря». Одна из последних работ Энди.

— Вы с Уорхолом на «ты»?

— По правде говоря, мы с ним были знакомы, — заметил он вскользь. — Хочешь выпить? — Руди подошел к бару в стиле ар деко, и начал откупоривать бутылку вина. — Бордо подойдет?

— Конечно. — Алекс присела на большой белый диван. На столике рядом с книгами стояла в рамочке фотография Элизабет Тейлор. Она была с автографом: «Дорогому Руди. С любовью, Элизабет».

— Еще один друг. — Руди протянул Алекс бокал вина. — Она раньше приезжала на Рождество в Швейцарию, чтобы провести с нами праздник в Гестате.[28 - Горнолыжный курорт в Швейцарских Альпах, недалеко от Берна.] — Он подал ей серебряный портсигар. — Куришь?

— Нет, спасибо.

— Ну а мне одна точно не повредит. — Руди вытащил длинную сигарету с золотистым фильтром, прикурил и опустился на диван рядом с Алекс. — Ты и представить себе не можешь, что это были за два последних дня. Вчерашний звонок фрау Охснер, сообщение о том, что ее муж совершил самоубийство. Это очень напомнило мне то, что случилось в 1987-м. На обратном пути из Базеля я поехал по Ветштейнбрюкке — по мосту, с которого упал Охснер или с которого его столкнули.

Руди затянулся.

— Мост огромный. Он почти такой же высоты, как и мост Золотые ворота.[29 - Знаменитый мост в Сан-Франциско (открыт в 1937 г.).] Можешь представить себе, что кто-то захочет с него прыгнуть? Особенно Охснер?

— Тогда почему в газетах написали, что это было самоубийство?

— Потому что так им сообщили в полиции. На мосту они нашли записку. Жена Охснера показывала мне ее. — Руди поставил бокал на одну из книг и откинулся на спинку дивана. — В ней было написано почти то же самое, что и в записке, оставленной моим отцом. Он просил жену позаботиться о детях. Больше ничего. Все выглядело так, как будто он пытался что-то передать мне. Иначе зачем ему нужно было писать то же, что и мой отец?

— Вы думаете, его заставили написать эту записку?

— Возможно.

— А может, он в помутнении рассудка бессознательно использовал те же слова, что и ваш отец?

— Вполне вероятно, — ответил Руди. — Но я не могу избавиться от мысли, что нужно было рассказать полиции о том, что мы с ним встречались.

— А вы не сказали?

— Конечно, нет. Потому что тогда я должен был бы рассказать и о тебе. — Он пристально посмотрел на Алекс. — Забыла, я ведь обещал хранить твое имя в тайне?

— Спасибо. — Алекс посмотрела в окно. Темнело. — Думаю, нечего впутывать сюда полицию, если мы действительно имеем дело с истеричным стариком.

— Ты меня имеешь в виду?

— Нет, конечно. Я имела в виду Охснера, — ответила Алекс, отпивая из бокала. — Вам не приходило в голову, что он мог убить себя… чтобы что-то скрыть?

— Например?

Алекс вспомнилась теория Сьюзан о том, что кто-то мог воспользоваться счетом, чтобы покрыть недостающую маржу в 1987 году.

— Помните, код приказывал компьютеру изменить имя на документе о сделке: вместо Рудольф Тоблер написать «Тоблер и К


»? А кто тогда руководил компанией «Тоблер и К


»? Охснер. Впрочем, может, это не наше дело.

— Может. — Руди встал и налил себе еще вина. — Так или иначе, мы скоро узнаем, что с ним произошло. Я посоветовал фрау Охснер попросить полицию сделать вскрытие.

Он подошел к Алекс и плеснул вина в ее бокал. Это было «Линч-Баж» — дорогое бордо, которое ее мать пила только в особых случаях. Руди вел себя так, словно пил его каждый день.

— Так или иначе, я уверен, что полиция попытается как можно скорее закрыть это дело. Точно так, как они проделали с моим отцом. И снова будет тишь да гладь.

Он подошел к балкону и несколько минут смотрел на улицу.

Сквозь стеклянные двери Алекс было видно озеро. По нему сновали сотни маленьких лодочек. Вдалеке солнце садилось за Альпы.

— Как вы думаете, когда станут известны результаты вскрытия? — спросила Алекс.

— Пообещали, что завтра. Фрау Охснер попросила меня позвонить в Институт судебной медицины. Как это будет по-английски?

— Коронеру?

— Точно.

Руди потушил сигарету в одной из фарфоровых пепельниц, стоящих на кофейном столике.

— До тех пор нам остается лишь ждать.

— Кажется, мне пора. — Алекс встала.

— Не хочешь остаться на обед? — спросил Руди. — Моя домработница каждое воскресенье мне что-то готовит. Обычно там хватает на двоих.

Алекс посмотрела на часы. Было почти девять.

— Не знаю. Наверное, мне надо вернуться в гостиницу. Там меня ждут друзья.

— Позволь мне пойти в кухню и посмотреть, что она приготовила.

Когда он ушел, Алекс подошла к картине и стала внимательно ее изучать.

«Правильно ли вообще, что я здесь? — подумала она, рассматривая сцену «Тайной вечери». — Могу ли я доверять этому человеку?»

Нутром она чувствовала, что может. Но на всякий случай ей стоит кому-нибудь сообщить, где она. Но кому? Эрик исключается — тогда он узнает, что она не только позвонила клиенту банка, но и обедала с ним.

— Нам повезло! — Руди принес еще один столовый прибор и чистые бокалы для вина. — Там полно еды. Хватит на двоих. Пожалуйста, скажи, что ты останешься. Не хочу сегодня ужинать в одиночестве.

Алекс колебалась.

— Ты нервничаешь, потому что пришла сюда? — спросил Руди.

— Да нет, — соврала она.

— Не нужно. — Он откупорил еще одну бутылку вина — «Шато-Лафит», — еще более дорогое бордо, чем первое.

— Не волнуйся. — Руди передал ей наполненный бокал. — Если бы я собирался обидеть тебя, то не пригласил бы сюда, правда? — Он улыбнулся. — Благодаря тебе, полиции теперь известно, что ты у меня.


Глава 12


Цюрих

Понедельник, утро


Цюрих — это, знаешь ли, не Лос-Анджелес. Здесь просто так не убивают. — Руди и Алекс шли по широкому пешеходному мосту, который начинался у «листов», чуть выше по течению реки от гостиницы. — Если Охснера убили, на то есть какая-то причина.

— Вы уверены? — Алекс изо всех сил старалась не отставать.

— Мы будем знать точно, когда взглянем на тот счет. — Руди указал на узкую пешеходную улочку, ведущую к Банхофштрассе. — И не беспокойся: все, что тебе придется делать, — ждать на улице, как в ту пятницу. Уверен: как только я увижу счет, мы сразу поймем, почему погиб Охснер.

Он взял ее за руку и повел вперед.

— Быть того не может, чтобы Охснер без причины покончил жизнь самоубийством.

— Причина, вполне возможно, была. — Алекс остановилась.

— Какая, например?

— Руди, я обязана вам кое-что рассказать, причем до того, как вы зайдете в банк. Давайте присядем. — Алекс кивнула на низкую бетонную скамеечку на той стороне моста, которая смотрела на озеро.

Алекс села рядом с Руди и стала объяснять ему версии Сьюзан насчет поддержания маржи и того, как можно было бы использовать опекунский счет, чтобы временно покрыть убытки во время падения акций в октябре 1987 года.

— Так мы говорим лишь об одном старике, которого поймали с поличным? — Руди посмотрел Алекс прямо в глаза. — Но я не понимаю. Если бы Охснер действительно совершил какие-то махинации с куплей-продажей акций во время обвала рынка, неужели банк не обнаружил бы этого — рано или поздно? — Руди сощурил глаза. — Неужели никто бы этого так и не заметил?

— Необязательно. Код введен таким образом, что компьютер автоматически отдает распоряжение о продаже. Никто в банке никогда и не узнал бы об изменениях. Охснеру необходимо было всего-навсего показать банку фальшивый отчет, чтобы подтвердить наличие средств для покрытия убытков, — и концы в воду.

— Но эта уловка не дала бы долговременного результата. Что бы ни было указано в отчете о продаже, сделка-то была проведена с опекунским счетом моего отца, а не с компанией Охснера. Банк, дающий заем Охснеру для его маржинального счета, рано или поздно узнал бы, что распоряжений о продаже было два, не так ли?

— Да, но акции на рынке, по-видимому, выросли уже через несколько дней после обвала. В сущности, они выровнялись — достигли того уровня, который был перед кризисом. А значит, больше никакой необходимости покрывать убытки не было.

— Почему?

— Потому что не существовало никаких убытков. В фальшивом распоряжении о продаже больше не было нужды. Вырученная от продажи ценных бумаг с опекунского счета сумма могла быть инвестирована в другие акции — и никаких следов.

— Но мой отец, как он мог не знать, что происходит? — Руди не отрываясь смотрел на зеленоватую воду реки внизу.

Алекс развела руками.

Руди недоверчиво посмотрел на нее.

— Так ты думаешь, мой отец замешан в афере вместе с Охснером? Думаешь, поэтому он покончил с собой в Тунисе? И поэтому-то Охснер в пятницу свел счеты с жизнью?

— Почему бы и нет?

— Однако мой отец ничегошеньки не понимал в компьютерах. Он никоим образом не мог проделать манипуляции с кодом. Ну сама подумай. Он родился в 1906 году. Знаешь, сколько ему исполнилось в 1987-м?

— Восемьдесят один. Но это не значит, что он не мог найти человека, который сделал бы это для него.

— Но зачем ему использовать опекунский счет, чтобы покрыть маржу на каком-то совершенно чужом счете? Охснер сам сказал, что в тот период он был владельцем «Тоблер и К


». Что он понятия не имел об опекунском счете, пока мой отец не поехал в Тунис. А это произошло через несколько дней после обвала рынка.

— Может быть, Охснер солгал.

— Все равно непонятно. Зачем Охснеру рассказывать нам об опекунском счете, если он использовал его для покрытия своих убытков? Охснер не из тех, кто может случайно проговориться. Он в таких делах собаку съел.

— Тогда как вы сами это объясните?

— Французы сказали бы: «Шерше ля фам» — ищите женщину. А американцы: «Ищите деньги».

— И что же?

— Если ищешь мотив преступления, всегда следует попытаться представить, кому это выгодно. — Его глаза расширились. — Имея на счете столько денег, за которыми никто не приглядывает…

— Кто-то все-таки приглядывал. Например, Охснер. Ваш отец.

— И посмотри, чем они закончили! — Руди встал. — Поэтому я и хочу увидеть счет. Это единственный способ узнать, что же произошло в действительности. — Он похлопал по вытертому кожаному портфелю. — Теперь, когда я собрал все необходимые документы, ничто и никто не сможет помешать мне выяснить правду.


Алекс видела, как Руди прошел во вращающиеся двери банка «Гельвеция» и передал служащему банка свои документы. После нескольких минут переговоров служащий протянул ему несколько листков. Руди внимательно их просмотрел, потом что-то сказал. Банковский служащий несколько раз отрицательно покачал головой.

Тогда Руди повернулся и вышел из банка. Молча прошел мимо Алекс. Затем не спеша перешел на другую сторону улицы, остановился перед магазином Луи Виттона и стал ждать.

Алекс подошла к нему.

— Что вы делаете? — удивилась она.

— Смотри, чтобы никто не видел, что мы разговариваем, — прошептал Руди.

— К чему такая секретность?

— Ничего не говори. Поймешь, когда увидишь.

Руди положил документы на карниз витрины магазина и пошел прочь. Алекс взяла их и стала читать. Вверху первой страницы стоял красный логотип цюрихского банка «Гельвеция» со словом «Kontoauszug» («Выписка о состоянии счета»). Ниже голубым — «Счет в долларах США».

Она заглянула в конец страницы: Общая сумма: $ 12104,65. Двенадцать тысяч сто четыре доллара шестьдесят пять центов. На следующей странице — баланс в евро. Ненамного больше. Она пролистала другие страницы — всего семнадцать, сложила суммы в других валютах: японских йенах, гонконгских и канадских долларах. В целом приблизительно на тридцать две тысячи четыреста долларов США.

А они-то думали, что на счету лежат миллионы! Это была какая-то бессмыслица. Она оторвала взгляд от бумаг и увидела, как Руди нырнул в приоткрытую дверь дальше по улице. Алекс поспешила за ним.

«Ерунда какая-то!» — подумала она. С чего бы это Охснер поднимал такой шум о том, как удачно они с отцом Руди вели операции со вкладом, если все время они крали с него деньги? С чего бы это Охснеру хвалиться экспоненциальным ростом и удорожанием активов, если тут не замешаны огромные деньги?

Она вошла во двор и увидела, как голова Руди мелькнула за большим чугунным фонтаном и исчезла в проеме двери на противоположном конце двора.

Она вышла за ним на улицу и нагнала его, когда он шел по мосту рядом с «Аистами». Уже на середине моста, почти дойдя до каменного здания криминальной полиции, Руди обернулся к Алекс и сказал:

— Это было идеальное преступление.

— Что вы имеете в виду? — удивилась Алекс.

— Идеальное преступление. Преступление, о совершении которого никто даже и не догадывается. — Он жестом указал на скамейку, предлагая присесть. На ту самую, на которой они сидели раньше. — Только подумай: деньги лежат себе на счете и ждут одного: когда кто-нибудь заявит на них свои права.

— И что же? — не поняла Алекс.

— После смерти отца Охснер остался единственным человеком, которому было известно про этот счет.

— Не считая тех, кто его открыл.

— А они, скорее всего, умерли. — Руди вглядывался в воды реки. — Так же, как и Охснер. — Он повернулся к Алекс. — Охснер покончил с собой, когда понял, что идеальное преступление вот-вот будет раскрыто. Это очевидно. Именно он все годы воровал со счета деньги.

Алекс покачала головой.

— Я так не думаю. Когда мы обедали с ним на прошлой неделе, Охснер и бровью не повел, узнав, что вы знаете о счете.

— Это потому, что он понял: игра закончена. Неужели не понятно? Охснер воспользовался деньгами со счета, чтобы покрыть убытки в 1987-м, а потом убил моего отца, когда тот узнал, что происходит. А когда Охснер почувствовал, что мы вот-вот раскроем его махинации, у него осталось два выхода: убить нас или спрыгнуть с моста. Он выбрал самый простой выход.

— Тогда все? Дело закрыто?

— Точно.

— Да, но в пятницу Охснер вовсе не был похож на человека, которого схватили за руку.

— Может, это была просто игра?

— Тогда скажите, зачем он согласился пообедать с нами? — спросила Алекс.

— Чтобы узнать, что нам известно.

— В таком случае к чему все эти рассказы об опекунских счетах, их владельцах-евреях и запечатанных письмах? Зачем вообще было рассказывать нам об этом счете? Если помните, о счете вам сообщил Охснер, а вовсе не я.

— Возможно, последнее желание. Узнав, что мы напали на его след, он больше не захотел жить.

— Последнее желание? Идеальное преступление? Все это начинает напоминать плохое голливудское кино.

— Извини, но это единственное правдоподобное объяснение. Алекс возразила:

— Охснер никогда не намекнул бы, что на счету лежат миллионы, если бы воровал оттуда деньги сам. Должен быть кто-то третий.

— Кто?

— Не знаю. — Алекс прокручивала в уме возможные варианты. Компьютерный код, определенно, был введен не просто так. Никто не стал бы прибегать к таким хитростям, чтобы использовать этот счет для покрытия маржи, если бы на нем не лежало много денег.

— Позволь мне кое-что проверить.

Руди выхватил отчеты и стал суммировать денежные позиции.[30 - Совокупность денежных средств и приравненных к ним активов, принадлежащих определенному лицу; характеризует финансовое положение лица.]

— Может быть, на счету когда-то и были деньги, но Охснер украл их. Уже после того, как использовал счет для покрытия маржи. И после того, как убил моего отца.

— Тогда зачем ему рассказывать об этом счете сейчас?

— Не знаю. — Руди не отрывал от нее взгляда. — Но если не Охснер украл деньги, кто же тогда?

— Скажем, ваш отец?

— Думаешь, это он похитил деньги? Уже после того, как их использовали для покрытия маржи во время обвала рынка? — Руди на секунду замолчал. — А Охснер не сказал нам ничего в пятницу потому, что хотел скрыть от меня, каким жуликом был мой отец?

— А какое еще можно найти объяснение?

— Но у моего отца не было никакого мотива красть. У него была уйма денег. Посмотри, сколько всего он мне оставил. Все эти картины я купил на деньги, унаследованные от отца.

— А почему вы уверены, что это не деньги с опекунского счета?

— Ни в коем случае! Эти деньги у нас были с самого начала. Отец всегда рассказывал мне о финансовом положении нашей семьи. Могу тебя заверить, у него было много денег, доставшихся ему от отца, а тому — от деда. Все это было задолго до открытия опекунского счета. — Руди помолчал. — А если предположить, что он взял деньги со счета, то нечем было бы тогда покрывать маржу во время обвала рынка в 1987 году, верно? Ты сама сказала, что на опекунском счете должна лежать куча денег, чтобы компьютерные махинации имели смысл.

— Точно.

— Кроме того, твоя версия не объясняет, почему Охснер совершил самоубийство. Не мог он покончить с собой только для того, чтобы скрыть от меня правду о моем отце и его манипуляциях с опекунским счетом. Со смертью Охснера счет переходит прямо в мои руки.

— Это правда.

— Ну, компьютерный гений, и какова же твоя версия случившегося?

В голове у Алекс проносились эвристические «если — то»: если деньги украл отец Руди, то самоубийство Охснера лишено смысла. Если деньги украл Охснер, то зачем ему вообще рассказывать про этот счет? Если ни отец Руди, ни Охснер не крали денег, то где же они?

И тут Алекс вспомнила о письме.

— Охснер говорил, что письмо, в котором упомянуто имя настоящего владельца счета, можно будет открыть после его смерти.

Руди с недоумением посмотрел на Алекс:

— Ты считаешь, что Охснер покончил с собой, чтобы я мог получить доступ к этому письму? Почему он просто не отдал его мне?

Алекс встала и, облокотившись о перила, посмотрела нареку, по которой катились холодные волны.

Теперь ее осенило. А что, если Руди украл деньги? Он мог сделать это сегодня утром, когда ходил в банк. Перевод денег — минутное дело. С одного счета в банке «Гельвеция» на другой. Алекс внимательно посмотрела на Руди. Или он сделал это в пятницу, пока она стояла у банка и ждала его? Или когда она улетела в Амстердам? Может, поэтому он и купил ей билет? Чтобы убрать ее с дороги?

Поэтому убили Охснера? Чтобы и его тоже убрать с дороги?

Алекс бросила взгляд на полицейский участок за мостом. Его входные двери скрывались за четырьмя гигантскими каменными колоннами. Она подсчитала, сколько времени займет добежать туда.

Алекс схватила свою сумочку.

— Ладно, что бы там ни произошло, все уже кончилось. Меня это не касается. — Она повернулась, чтобы уйти. — Я возвращаюсь на работу.

Она двинулась в сторону полицейского участка. Руди схватил ее за руку.

— Подожди секунду. Ты думаешь, это я убил Охснера, да? Алекс попыталась вырвать руку.

— Отпустите меня!

Руди не отпускал.

— Ты считаешь, это я убил его, чтобы добраться до письма? — Он прижал ее к перилам моста.

— Вы сумасшедший! Вы и меня хотите столкнуть? — Алекс взглянула вниз. До воды было рукой подать. — Знаете, это вам не Базель. Я ведь могу уплыть.

Руди отпустил ее руку. Алекс побежала.

— Прежде чем ты убежишь, — кричал он ей вслед, — тебе следует кое-что узнать! Я мог бы получить доступ к счету в любой момент.

Алекс остановилась на полпути.

— Зачем мне убивать Охснера, если счет открыт на мое имя?

Она обернулась.

— Например, чтобы он вас не выдал.

— Какая ты наивная! — Руди приблизился к Алекс. — Тогда почему я не убил и тебя заодно?

— Потому что полиции было известно, что я с вами. — Она оглянулась на здание криминальной полиции. — Вы бы не смогли…

— Но в полиции не знали твоего имени, не знали, кто ты. Они никогда не связали бы твою смерть со мной.

— Узнав, что я пропала, полицейские, с которыми я вчера разговаривала в аэропорту, в конце концов смогли бы найти связь.

— Ты не понимаешь, да? Деньги моему отцу доверили под честное слово. Это означает, что он — или я — можем делать с ними все, что захочется. — Он положил руку ей на плечо. — А если нет мотива — нет и преступления.

Алекс старалась разложить все по полочкам. События минувших четырех дней перемешались в ее голове. После трех бессонных ночей было трудно соображать: трое подозреваемых, три временных отрезка, два вероятных исхода — хороший и плохой — в каждом варианте. Возможные комбинации казались бесконечными.

— Подумай об этом. — Руди передал ей банковские выписки. — Если бы я хотел убрать тебя с дороги, зачем мне было настаивать на том, чтобы ты пошла сегодня утром со мной в банк? Зачем мне вообще показывать тебе эти выписки?

Он силой вложил бумаги ей в руку.

— Если ты считаешь, что за всем этим стою я, почему бы тебе не отнести их в полицию?

Алекс взяла выписки.

— Хочешь, я докажу, что мне нечего скрывать? — Руди схватил Алекс за руку и потянул ее к полицейскому участку. — Давай все расскажем им. Тогда у тебя не будет причин бояться. Так? А если они узнают о счете, если узнают о тебе — бессмысленно подозревать меня.

Он надавил на кнопку звонка. Его озлобленное лицо отражалось в зеркальных панелях, которыми была отделана массивная входная дверь.

— Пошли.

Алекс колебалась. За всем происшедшим должен был стоять Руди. В противном случае концы не сходились с концами. Он блефует, не иначе.

— И что это докажет? — нервно спросила Алекс. — Что они нам там скажут?

Руди еще раз позвонил.

Но если он сообщит все полиции, как скоро в банке узнают о ее поступке на прошлой неделе?

Руди позвонил третий раз, держа палец на кнопке несколько секунд.

Но действительно ли он блефует?

Алекс подняла глаза на облупившуюся статую карающего ангела над дверью участка. В одной руке он держал меч. Каменный меч был загажен голубиным пометом. Другая рука ангела была вызывающе поднята — средний палец, казалось, был оттопырен в неприличном жесте.

Раздалось жужжание открывающегося замка. Руди толкнул дверь и вошел внутрь.

Алекс последовала за ним и наблюдала, как Руди стал в очередь за испанской супружеской четой. Те пытались получить разрешение на парковку. Полицейский за конторкой слушал, как они с трудом подбирают немецкие слова, потом направил их в городскую полицию.

Жестом он пригласил Руди.

Руди подошел. Алекс осталась на месте.

Момент истины.

— Ja? — Полицейский говорил на резком швейцарском немецком. У него была неряшливая трехдневная щетина — совсем как у того полицейского в аэропорту. — Was wusch? Да? Что нужно?

Его стол был отделен высокой перегородкой, и поэтому полицейский был похож на судью, готового вынести приговор бедным просителям внизу.

Руди передал ему банковские документы.

— Посмотрите это, — обратился он к полицейскому по-английски. — Меня зовут Рудольф Тоблер, и мы подозреваем, что было совершено преступление.

Он произнес магическое слово: преступление. Полицейский тут же схватил документы и стал читать.

— Это опекунский счет, открытый еще до начала Второй мировой войны, — объяснял Руди. — Счет в цюрихском банке «Гельвеция». На мое имя. И я думаю, что кто-то похитил с него деньги.

Полицейский внимательно просмотрел документы.

Теперь было понятно, что Руди не блефует. Алекс легонько коснулась его плеча.

— Простите меня. Может, нам уйти?

Руди возмущенно повернулся к ней.

— Ты просто прелесть! — Он говорил достаточно громко, чтобы слышал полицейский. — Это ведь ты затеяла. А теперь хочешь, чтобы я все прекратил! И что же мне теперь делать? Сказать, что это шутка? Чтобы и волки были сыты, и овцы целы?

Полицейский за конторкой кого-то позвал из задней комнаты. Тот человек носил не форму, а деловой костюм, был гладко выбрит и больше походил на бухгалтера, чем на полицейского. Он внимательно стал просматривать документы.

В комнате было жарко и душно. Алекс заметила, что во всем помещении нет ни единого окна. Казалось, что это могила, полностью отгороженная от внешнего мира.

Мужчина в костюме стал разговаривать с Руди на швейцарском немецком. Алекс подалась вперед, чтобы слышать, о чем они говорят, но не поняла ни слова. Однако в одном она была более или менее уверена: ее имени никто не упоминал.

— Где ваш Vermögensausweiss? — спросил полицейский.

— В чем дело? — Руди заговорил по-английски. — Это мне дали в банке.

— Тут лишь наличные. — Полицейский тоже перешел на английский. — Вам необходимы оставшиеся документы. — Он говорил медленно, как будто разговаривал с несмышленым ребенком. — Вам необходим Vermögensausweiss.

— О чем он спрашивает? — не поняла Алекс.

— Не знаю. О каких-то других документах. Какой-то Verögensausweiss, кто его знает, что это такое.

Алекс припомнила, что она читала о Vermögensausweiss в своем учебнике на работе. И тут ее осенило.

— Думаю, он имеет в виду выписку о ценных бумагах, — прошептала она Руди.

— Ты хочешь сказать, что мне ее в банке не дали?

— Очевидно, нет. — Алекс вспомнила, что в банке «Гельвеция» тщательно разделяют коммерческие и инвестиционные банковские операции. Каждый счет имеет две выписки: о наличных деньгах и о ценных бумагах.

— Думаю, вы должны попросить ее.

Руди взял Алекс за руку и вывел из полицейского участка.

— Какой же я дурак! Мне следовало догадаться и спросить об остальных выписках.

— Типичный случай, правда? — Алекс вышла на улицу, залитую яркими лучами полуденного солнца. — Швейцарские банкиры ничего не дадут, ничего не скажут, пока ты их сам об этом не спросишь.


Руди Тоблер вышел из парадных дверей банка «Гельвеция», держа в руке толстую пачку бумаг.

— Вот они. — Он отдал документы Алекс. — Все имущество на моем счете внесено в список в алфавитном порядке. Итого тридцать семь страниц.

Пока они шли по оживленной улице, Алекс просмотрела бумаги.

— Тут полно «голубых фишек».[31 - Высокодоходные акции с низким уровнем риска и другие активы.] «AAA» — Автомобильная ассоциация Америки, самые высокодоходные ценные бумаги на любом мировом рынке. — Алекс быстро пролистала страницы и сложила в уме итоговые суммы в различной валюте.

— По крайней мере, теперь мы знаем, что деньги не украли.

— Невероятно. — Руди наклонился посмотреть. — И сколько здесь?

— Похоже — триста девяносто семь.

— Триста девяносто семь чего?

— Миллионов, Руди. — Она вернула ему документы. — На счету почти четыреста миллионов долларов.


Глава 13


Цюрих

Понедельник, день


— Mersi vielmals! — Руди спрятал свой сотовым в карман. — Это жена Охснера. Она сказала, что коронер не обнаружил следов насильственной смерти.

Он вел Алекс по Бюрклплац к каменной площадке, выходя щей на озеро. На горизонте поднимались снежные вершины Альп.

— Теперь, думаю, все ясно.

Руди остановился возле статуи Ганимеда[32 - Ганимед — в древнегреческой мифологии троянский юноша, и I II своей необыкновенной красоты похищенный богами и взятый ими на небо, где стал виночерпием Зевса. Перен. — слуга, подающий гостям вино.] с большим орлом на плече.

— Охснер, вероятно, запаниковал, когда понял, что мы вот-вот узнаем о его махинациях в 1987 году. — Он положил руку на ступню статуи. — После того как я сказал ему о коле, он, скорее всего, предположил, что скоро я доберусь до счета. А вернувшись в Базель, понял, что рано или поздно ею уловку разгадают.

Руди замолчал, наблюдая, как внизу небольшой пароходик швартуется у причала прямо под ними.

— Я лишь жалею, что перед смертью он не рассказал мне, что случилось с моим отцом.

— Но ведь он вам рассказал!

— Да? А я не верю, что мой отец покончил с собой. И до тех пор, пока у меня не будет причин думать иначе, я хочу точно знать, что произошло.

— Возможно, вы никогда этого так и не узнаете. — Алекс придвинулась к Руди. — Есть вещи, которых лучше и не знать, верно?

Руди не сводил взгляда с озера.

— Я всегда считал, что однажды узнаю наверняка… — Он обернулся к Алекс. — Ой! Я вот о чем подумал! Неужели в банке не хранятся все операции с компьютером? Возможно, есть записи, датированные 1987 годом?

— Говорят, что каждые несколько лет компьютер чистят, удаляя ненужную информацию.

— А на самом деле?

— Не знаю. Судя по банку «Гельвеция», можно предположить, что такая информация хранится где-то на диске. Однако в этом они никогда не признаются. Но я уверена, любой банк немало заплатил бы нам, чтобы добраться до старых кодов восьмидесятых…

— Погоди минутку! У тебя же есть доступ к банковскому компьютеру, так ведь? Ты можешь раздобыть всю необходимую информацию!

— У меня нет доступа к банковским документам. У меня доступ лишь к кодам — той части компьютера, которая указывает ему, какую конкретную операцию выполнить.

— Неужели ты не можешь залезть в компьютер, чтобы предоставить мне, клиенту, нужную информацию?

— Не могу. Извините. — Алекс протянула ему руку. — Мне пора. Я сказала на работе, что задержусь, но это не значит, что меня не будет все утро.

— Ты возвращаешься на работу? После того что мы только что пережили?

— Мне очень жаль. У меня работа.

— Постой. — Руди взглянул на часы. — Ты все равно не будешь работать. Сейчас обед. — Он улыбнулся. — Ну давай. Позволь угостить тебя обедом. Я не хочу есть один, во всяком случае, сегодня.

Руди указал на красивую старую гостиницу справа, на берегу озера.

— Это «Баур-о-Лак». Там один из лучших ресторанов в Цюрихе. Можно даже пообедать на воздухе — в саду. Что скажешь? Я угощаю тебя в знак благодарности за помощь. После всего, во что я втянул тебя утром, это меньшее, что я могу сделать.

Руди двинулся к гостинице.

Стоимость аперитива, который пила Алекс, и салата с фуа-гра во много превосходила расходы Алекс на питание. Руди настоял на том, чтобы заказать «Брунелло ди Монтальчино деи Анджели» — самое дорогое вино, какое нашлось в меню.

— Повезло. — Алекс наблюдала за тем, как аккуратно им наливают вино. — Теперь у вас есть счет на сумму больше чем треть миллиарда долларов. Можете всю оставшуюся жизнь так питаться.

— Но это не мой счет. Или ты забыла?

— Верно, но вы же знаете, что в любой момент можете снять с него деньги. Кто вам помешает?

— Ты забыла. — Он подняла бокал за здоровье Алекс и сделал большой глоток. — Полиции все известно обо мне. И о счете.

— Как будто им не все равно. — Алекс отпила из своего бокала. Вино было превосходным.

— И все же я так и не могу до конца поверить, что столько денег лежало — столько денег лежит сейчас — на счету! — Руди поднял бокал и посмотрел вино на свет. — Не могу поверить, что один человек мог доверить другому такую уйму денег.

— Уверена, когда счет открывали, денег, скорее всего, было не так много. — Алекс быстро подсчитала в уме. — Предположим, что активы, которые оказались в руках твоего отца, росли лишь на пять процентов в год, это меньше, чем убеждал нас Охснер, — все равно в 1930-х нужно было иметь не больше нескольких сотен тысяч долларов, чтобы сегодня получить 397 миллионов, даже несмотря на обвалы рынка, если только все время вкладывать проценты и дивиденды в акции.

— Правда?

— Чудеса математики. Экспоненциальный рост, как назвал это Охснер. Забыли? Проценты начисляются на проценты, и сумма растет в геометрической профессии. Это все равно что начать с одного цента и каждый день в течение месяца удваивать сумму. По истечении тридцати дней получится больше миллиона. — Она сделала большой глоток. — Во что я не верю, так это в то, что никто в банке никогда не связывался с вами. В Штатах вас завалили бы ежегодными отчетами, ходатайствами об оформлении доверенности, декларациями о доходах. Моя мать пачками получала подобную ерунду, не имея средств, о которых стоило бы упоминать. А что уж говорить о сотнях миллионов долларов, вложенных в акции и облигации! Не может быть, чтобы вам хоть что-то не присылали.

— Но это секретный вклад, — ответил Руди, как будто эти два слова все объясняли. — Тебе никогда не пришлют никаких бумаг, если ты сам не потребуешь. С тобой никогда не выйдут на связь, если ты сам не попросишь.

— Пусть так. Неужели в Швейцарии не платят налоги на прибыль? На доходы от прироста капитала? Почему к вам никто не обратился?

— Если налоговым службам не сообщать о вкладе, сами они ничего о нем не узнают.

— Как можно не знать о счете в треть миллиарда долларов?

— Ты не сильна в швейцарской банковской системе, верно? — улыбнулся Руди. — По закону швейцарский банк не может никому сообщать о вкладе — даже налоговым органам.

Он налил в бокалы вина.

— По правде говоря, швейцарский банк никогда сам не будет выходить на связь с клиентом. Только по просьбе самого клиента. Происходит это потому, что большинство владельцев зарубежных счетов не получают никакой информации по почте, поскольку не хотят подвергаться риску: вдруг налоговые органы у них на родине узнают, что они имеют счет в швейцарском банке. Обычно владельцы счетов сами раз в год приезжают в Швейцарию, чтобы проверить, как идут дела. Они немного походят по магазинам — в Париже или в Лондоне, — потом возвращаются домой. Вот так.

— А если владелец не объявится?

Руди развел руками.

— Банк просто ждет. По закону они не могут ничего предпринять. В единственном случае швейцарский банк предоставит информацию о вкладе — кому бы то ни было, — если будет доказано, что совершено преступление.

Руди откинулся на спинку стула и закурил.

— Я имею в виду настоящие преступления — не уклонение от уплаты налогов, что в Швейцарии, кстати, лишь гражданское правонарушение, а не уголовное преступление. Если бы ты являлась швейцаркой и была поймана на махинациях с налогами, тебя не могли бы посадить в тюрьму. Ты обязана была бы заплатить лишь то, что с тебя причитается.

У Руди зазвонил телефон. Он взглянул на дисплей, потом на Алекс.

— Странно. Звонок с номера Охснера.

Руди нажал на кнопку, чтобы ответить.

— Должно быть, это его жена. — Он заговорил на швейцарском немецком.

— Бедная женщина. — Разговор продлился недолго. — Она звонила, чтобы просто убедиться в том, что я буду во вторник на похоронах. Еще она сказала, что со мной пытается связаться какой-то адвокат. Питер Кот — душеприказчик ее покойного супруга. Как ни странно, я с ним знаком. Он работал у моего отца.

— Скорее всего, насчет письма, — предположила Алекс.

— Питер передал ей, что весь день пытается дозвониться мне домой. Фрау Охснер спрашивала, можно ли дать ему мой сотовый. Я сказал, что можно.

— Вероятно, вы узнаете, кто владелец счета.

— Уверен, именно письмо он и хочет нам отдать. Только представь! Если бы нам удалось найти эту семью… было бы просто сказочно. Вообрази, передать из рук в руки все эти деньги. Триста — и сколько еще там — миллионов!

— Триста девяносто семь. Минус то, что причитается вашему отцу — теперь причитается вам, поскольку вы…

— Точно! И не забудь, что мы договорились поделить все пополам.

— Что? — Алекс быстро прикинула в уме. Пять процентов от 397 миллионов будет 19 миллионов 850 тысяч долларов. — Вы понимаете, что половина гонорара вашего отца составит почти десять миллионов долларов?

— И что же? Это заставляет тебя думать, что я заберу назад свое предложение?

— Руди, вы шутите!

Он пожал плечами.

— А почему, собственно, я не должен отдавать твою долю? Если бы ты помогла мне найти владельцев вклада, я бы с удовольствием…

— Вы бы с удовольствием заплатили мне почти десять миллионов за то, что я помогу вам найти пропавшую семью?

— Почему бы и нет? Я видел тебя в деле. В тот день, когда мы обедали с Охснером, ты не позволила, чтобы все сошло ему с рук. Я видел, как здорово варит у тебя голова. С твоей памятью на цифры… — Он улыбнулся. — Мне нужен кто-то вроде тебя.

— Почему бы вам не обратиться в полицию?

— Полиция и пальцем не шевельнет. Ты же видела их.

— Но нет никакой необходимости отдавать мне половину вашего гонорара за то, чтобы выяснить, что стало с владельцами счета. Можно обратиться к детективу. Вы в состоянии нанять хоть целую бригаду детективов.

— По словам Охснера, отец уже пытался это сделать, но так и не смог ничего узнать о своем клиенте, ведь так? — Его глаза расширились. — Однако сейчас существуют компьютеры — Всемирная сеть, базы данных и тому подобное. Соглашайся, это наш шанс сделать то, что не удалось моему отцу и Охснеру.

— Да, но вы сами могли бы вести поиски и оставить все двадцать миллионов себе.

Руди отрицательно покачал головой.

— Я уверен, что без посторонней помощи, без помощи человека вроде тебя, у меня ничего не выйдет. Прежде всего, я не разбираюсь в компьютерах. Неужели ты не заметила? В моей квартире нет компьютера.

— Я заметила.

— Благодаря твоему умению обращаться с компьютером мы могли бы войти в Интернет и отыскать тонны разной информации.

— Существует много систем поиска людей, я даже видела несколько интернет-сайтов в доме-музее Анны Франк. С их помощью можно найти людей, которые пропали во время войны.

— Видишь? Об этом я и говорю. Потому-то мне нужна твоя помощь.

— Но вы можете попросить кого-нибудь провести поиск на компьютере, даже обратиться в одну из еврейских организаций, которые занимаются поиском людей, ставших жертвами нацистского геноцида. Пусть они ищут. Уверена, их это очень заинтересует.

— Именно потому мне и не хочется их впутывать. Я убежден, что скорее всего они просто постараются отдать деньги совсем другим жертвам геноцида.

— А что в этом плохого?

— Прежде всего, нам точно не известно, погибла ли эта семья во время Холокоста. Правду сказать, нам вообще ничего о них не известно. Только то, что они доверили моему отцу… заботу об их имуществе. Может, эти люди до сих пор живы.

— Верно.

— Вот поэтому я и хочу прочитать письмо. Вот поэтому я хочу, чтобы ты помогла мне отыскать этих людей.

— Я бы с удовольствием помогла вам, Руди. Разве я могла бы отказаться от десяти миллионов долларов? — Алекс покачала головой. — Но если в банке станет известно, чем я занимаюсь, если им станет известно, что я вмешиваюсь в дела одного из клиентов, меня…

— Да ведь ты уже замешана. — Руди вновь наполнил вином бокалы. — И не забудь, этот клиент сам просит тебя о помощи. В этом нет ничего преступного, разве не так?

— Вы хотите заплатить мне 9 миллионов 800 тысяч за помощь? Это нелепо.

— Вовсе нет. Если ты будешь стараться получить свои деньги, это означает, что и я получу свои. — Руди помолчал. — А по ходу дела я, возможно, выясню, что же произошло в 1987 году.

— Так вот в чем все дело? Вы все еще хотите, чтобы я помогал нам узнать правду о том, что случилось с вашим отцом?

Руди молчал.

— Я лишь желаю довести дело до конца. — Он рассматривал свои руки. — А вот хочу ли я, чтобы об этом узнали все, — еще вопрос.

— Узнали о чем? Что ваш отец, возможно, помог Охснеру воспользоваться опекунским счетом во время обвала рынка?

— Как бы то ни было, я желаю знать точно. — Он допил остатки вина и тут же налил еще. — Именно поэтому и надо выяснить, что происходило со счетом в 1987 году. А если к тому же я найду настоящего владельца вклада, будет совсем хорошо.

Он поднял свой бокал, чтобы произнести тост.

— За успех. За наш успех. — Руди сделал ударение на слове «наш» и улыбнулся. — Если мы будем заодно, перевес определенно на нашей стороне.

В его словах был резон. Анализ вероятностей была одной из ее любимых тем в школе бизнеса. Чтобы получить возможное вознаграждение, ты умножаешь вознаграждение на шанс его получить. Даже если шанс на успех бесконечно мал, всегда стоит попробовать, если вознаграждение достаточно велико. А при десяти миллионах долларов не нужно иметь чрезвычайно высоких шансов на успех, чтобы игра стоила свеч.

— Ну? — спросил Руди. — Ты согласна? Это все равно что найти лотерейный билет на тротуаре. Единственный способ узнать, выигрышный ли он, — нагнуться и поднять билет.

— Согласна.

— Чудесно. — Руди широко улыбнулся. — Есть только одно условие.

— Так я и знала! Какое?

— Я бы хотел, чтобы ты пошла со мной в банк — всего один разок.

Алекс отрицательно покачала головой.

— Подожди. Послушай меня. — Он набрал побольше воздуха. — Я лишь хочу, чтобы ты поговорила со служащими о моем счете. Вероятно, они сумеют выяснить, что произошло.

— Зачем нам идти в банк вместе?

— Хочу, чтобы ты помогла мне задать нужные вопросы. Нам не обязательно представлять тебя. В любом случае никто из отдела частных вкладов не расскажет о тебе людям из других отделов. В этом и состоит суть выражения «как в швейцарском банке», верно? — Руди улыбнулся. — Ну не возражай! А потом мы займемся поисками этой семьи.

Он поднял бокал для следующего тоста.

— Ну да, даром ничего не бывает, правда? — Алекс подняла в ответ свой бокал.

Зазвонил сотовый телефон Руди. Он тут же взял его и минуту разговаривал на швейцарском немецком, потом положил телефон рядом со своим бокалом.

— Это Питер. Он хочет передать нам письмо. Сказал, что сейчас будет.

Руди придвинул свой стул к Алекс.

— Взгляни на письмо. Прочитай, а потом решишь, будешь ли мне помогать. И не волнуйся насчет Питера. Обещаю, я не скажу ему, кто ты. — Он слегка сжал руку Алекс. — Я ведь сдержал свое слово насчет Охснера? — Руди достал шариковую ручку и листок бумаги. — С этим тебе будет спокойнее. — Он вслух произносил то, что писал: «Я, Рудольф Тоблер, проживающий по адресу Нэгелиштрассе, 8, Цюрих, Швейцария, формальный владелец счета в цюрихском банке «Гельвеция», счет номер…»

Он поднял взгляд на Алекс, прося о помощи. Она без колебаний назвала ему номер счета.

Руди улыбнулся.

— Видишь, какая у нас классная команда? — Он стал писать дальше. — «Настоящим заверяю, что согласен выплатить половину своего гонорара по этому счету, то есть два с половиной процента, Алекс Пейтон, гражданке США, проживающей в Цюрихе».

А закончил он словами: «Данное обещание имеет юридическую силу в соответствии с законами Швейцарии и не может быть аннулировано ни при каких обстоятельствах». Он передал бумагу Алекс.

Она внимательно прочла ее. А когда закончила и подняла глаза, то увидела седого высокого, элегантно одетого мужчину. Он направлялся к их столику.

Руди встал поздороваться с ним.

— Герр Кот, рад вас видеть.

Кот выглядел безукоризненно, как и положено типичному швейцарскому бизнесмену. Он него за версту несло чопорностью и трубочным табаком. Он что-то сказал на швейцарском немецком и вручил Руди конверт. На Алекс он так и не взглянул.

Прежде чем Питер ушел, Руди попросил его заверить подпись на документе, который он составил для Алекс. Руди аккуратно загнул верхнюю часть документа, чтобы адвокат мог видеть только подпись. Кот прочитал, достал из портфеля нотариальную печать и заверил ею документ.

«Неужели Руди попросил его захватить с собой печать?» — удивилась Алекс.

Как только Кот ушел, Руди надорвал конверт и вытянул из него меньший конвертик, запечатанный воском. На лицевой стороне было написано несколько строк от руки.

— Это от отца. — Руди прочитал вслух: — «Дорогой Руди, позаботься об этом вкладе. Уверен, что могу тебе доверять и что ты поступишь правильно». Странно, — пробормотал он, — звучит зловеще, как предсмертная записка.

Он так и сяк покрутил конверт. Потом взял со стола нож и подержал его на весу, как маленькую копию Эскалибура.

— Победитель…

Он аккуратно вскрыл конверт, не повредив печать, и вытащил единственный листок бумаги с машинописным текстом. Он поднял его выше, чтобы Алекс могла видеть, потом поднес листок к свету и внимательно рассмотрел его.

— Написано по-английски. Думаю, чтобы клиенту было понятнее.

Внизу страницы Алекс рассмотрела две подписи. Одна из них, безусловно, была «Рудольф Тоблер, Цюрих». Вторая, скорее всего, «Аладар Коган, Будапешт».

Руди положил выцветший листок на стол и стал читать вслух:

— «Декларация о счете № 2495, открытом в главном отделении цюрихского банка «Гельвеция» и зарегистрированном на имя Рудольфа Тоблера, проживающего по адресу: Шпигельгассе, 26, Цюрих, Швейцария». Это наш старый адрес, — пояснил Руди,

и глаза его заблестели. — Это дом, где я вырос, потом мы переехали в Цюрихберг.

Он стал читать дальше:


«1. Вышеуказанный счет является опекунским счетом, открытым на имя Рудольфа Тоблера, далее именуемого Опекуном, в пользу г-на и г-жи Аладар Коган, проживающих по адресу: улица Андраши, 6, Будапешт, Венгрия, далее именуемых Владельцами.

2. Этот счет является совместным нераздельным имуществом г-на и г-жи Аладар Коган. В случае их смерти средства на счете подлежат разделу в равных долях между всеми их детьми.

3. В случае смерти Опекуна формальное владение счетом переходит к его прямым наследникам без ограничения срока, до тех пор пока Владельцы не предъявят свои права на вклад.

4. В качестве вознаграждения за добросовестное управление данным счетом 5 % общей суммы вклада будет выплачено Опекуну или его наследникам при условии, что все средства по вкладу будут в должное время переданы Владельцам или их наследникам.

    
Подписано в Цюрихе, Швейцария, 22 мая 1938 года:


Рудольф Тоблер, Цюрих, Аладар Коган, Будапешт».


Руди передал письмо Алекс.

— Это точно подпись моего отца. Но что это за номер счета? — Он указал на первую строку. — Тут только четыре цифры.

— Я уверена, что это тот самый счет, — ответила Алекс, — базовые цифры совпадают. Остальные просто с годами добавлялись.

Она взяла документ и внимательно прочла его.

— Ну что ж, наконец мы знаем имя владельцев: господин и госпожа Коган.

— Заметила, это еврейская фамилия? — сказал Руди. — Это объясняет, почему они открыли опекунский счет. И прежде всего, почему отдали свои деньги моему отцу.

— А вы обратили внимание, что кто-то подчеркнул слово «всеми»? К чему бы это?

Руди наклонился, чтобы посмотреть.

— Подчеркнуто теми же чернилами, которыми Аладар Коган написал свое имя, значит, он и подчеркнул. — Руди взял письмо из рук Алекс. — Возможно, он не доверял одному из своих сыновей или дочерей. Или боялся, что кто-то из них попытается прибрать к рукам все деньги.

— Как бы там ни было, — заключила Алекс, — это означает, что у него был не один ребенок. А это, в свою очередь, значит, что у нас больше шансов найти кого-то из них.

Алекс отметила про себя, что стала употреблять местоимение «мы».

— Давай им позвоним! — Руди достал телефон и стал набирать номер.

— Но здесь не указан номер телефона.

Руди улыбнулся.

— Не указан, но есть фамилия. И тебе лучше всех известно о справочной. — Он набрал три пятерки и стал ждать.

Во время разговора Руди по телефону Алекс уловила слово «Венгрия», произнесенное по-немецки. Потом Руди по буквам четко произнес: «К-о-г-а-н». Он поднял вверх скрещенные пальцы и откинулся на спинку стула в ожидании.

«Слишком просто, не правда ли?» — подумала Алекс. Если отцу Руди не удалось отыскать Коганов после войны, есть ли у них шанс найти их сейчас, в телефонной книге?

Алекс взяла со стола обязательство, дающее ей право на половину доли Руди. С подписью, печатью, заверенное нотариально, оно выглядело очень солидно.

— Вы уверены? — Руди положил телефон на стол. — Ни одного Когана в Будапеште. Это странно, правда? Я думал, Коган — распространенная еврейская фамилия.

— Возможно, она пишется не через «г», а через «х».

— Возможно, — согласился Руди. — У меня есть друг в Будапеште, Шандор Антал — профессор, который не так давно проводил свой творческий отпуск в Цюрихе. Однажды он рассказал мне, что большая часть евреев Будапешта сменила свои фамилии задолго до войны, еще в начале века. Увы, нацисты были не первыми антисемитами.

Руди положил конверт в портфель и поднялся.

— Ты готова сейчас идти в банк?

— Конечно. Позвольте, я лишь позвоню коллеге и скажу, что меня и вечером не будет на работе.


— Не волнуйся. — Руди привел Алекс к главному входу цюрихского банка «Гельвеция». Солнце проглядывало сквозь липы на Банхофштрассе. — Даже если в банке узнают, что ты мне помогаешь, — а они этого не узнают, — ты всегда можешь уволиться.

Алекс обернулась к Руди.

— Вероятно вам это покажется странным, но, знаете ли, мне нужно зарабатывать себе на жизнь.

— Однако теперь, когда нам известно имя владельца счета, ты можешь заработать больше денег, помогая мне.

— Но я не могу жить не работая. У меня нет картин по миллиону долларов. У меня долги…

— Сколько?

— Много.

— Много — это сколько?

— Вам это ни к чему.

— К чему, к чему.

— Вы удивитесь, но я должна больше ста тысяч долларов.

— Правда?

— Столько в Америке стоит учеба в университете. Поверьте.

— Невероятно.

— Невероятно, но это так. Иначе говоря, следующие пять лет (или около того) мне придется жить, как нищей.

— Но ты, должно быть, получаешь просто кучу денег, работая на компьютере в банке!

— Получаю, но почти все уходит на погашение моего кредита. — Алекс подошла к банкомату у входа в банк. — Хотите, что-то покажу?

Она всунула карточку в банкомат и прикрыла клавиши рукой, пока набирала пин-код. Запросила баланс счета и передала маленькое уведомление Руди.

— Информация для вас: вот столько мне удалось скопить с того времени, как я стала работать здесь, то есть с июня.

Руди внимательно прочитал текст.

— Здесь меньше тысячи долларов.

— Именно. Как видите, я не могу рисковать работой, помогая вам.

Алекс нажала на клавишу «Отмена» и вытащила карточку.

— Позволь теперь мне что-то показать. — Руди подошел к банкомату. — Мне посчастливилось тоже иметь счет в этом банке.

Руди вставил свою карточку, нажат несколько кнопок и внимательно разглядел справку, которую дала ему Алекс.

— Посмотрим, получится ли…

— Что вы делаете? — поинтересовалась Алекс.

— Подожди. Какой сейчас курс доллара?

Алекс взглянула в окошко справа от нее, где высвечивались курсы валют, и сообщила Руди курс до сотых долей цента.

— А что вы хотите узнать?

— Увидишь. — Он нажал еще несколько кнопок, потом вытащил карточку. — С этим ты будешь чувствовать себя увереннее, соглашаясь мне помогать.

— О чем вы?

Он отошел от банкомата.

— Проверь теперь свой баланс.

Алекс вставила карточку в банкомат, ввела пин-код, затем «Показать баланс на счете». Там лежало сто тысяч долларов в швейцарских франках.

— Что за… — Волнуясь, она заправила волосы за уши и наклонилась ближе, загораживая солнце, чтобы лучше был виден экран. — Зачем вы это сделали?

— Простой перевод в пределах одного банка. Я узнал номер твоего счета из справки и перевел немного денег со своего счета. — Он вернул справку Алекс. — Если оба счета открыты в одном банке, можно перевести со счета на счет почти любую сумму. И буквально мгновенно. Я иногда пользуюсь этим, когда оплачиваю счета. Это называется «внутрибанковский перевод». Единственное, что ты делаешь…

— Я знаю, как это делается. Не могу поверить, что у вас на счету так много наличности, что вы…

— Недавно я продал одну картину Эрика Фишля.[33 - Фишль, Эрик (р. 1948) — современный американский художник-реалист.] — Он улыбнулся. — И еще не решил, что делать с деньгами.

Руди спрятал свою карточку в бумажник и склонился над экраном, рядом с Алекс.

— Ну теперь ты довольна наконец?

— Руди, я не могу этого принять.

— Тогда считай это задатком.

— Все равно не могу.

— В таком случае постарайся посмотреть на дело так: я только что сделал первый взнос из тех денег, которые мы получим вдвоем, когда найдем семью Аладара Когана из Будапешта.

— А если мы не найдем Коганов?

— Тогда считай это страховкой. В том маловероятном случае, если тебе не повезет, деньги останутся у тебя.

— Вы шутите?

— Конечно, нет. — Он положил руку ей на плечо. — И не волнуйся. Я позабочусь, чтобы о тебе никто ничего не узнал. Обещаю. В конце концов, это в моих интересах. Ты нужна мне в банке так же, как и за его пределами. Ну что, заходим?

Он повернулся и вошел в дверь, украшенную двумя голенькими купидонами.


Двери лифта открылись на втором этаже, и Руди проводил Алекс в искусно обставленную, отделанную деревянными панелями комнату. Окна комнаты выходили во внутренний дворик. На полу лежало несколько старых персидских ковров. Консьерж в темном костюме приветствовал их:

— Gruëzi! Здравствуйте!

Руди тут же перешел на английский.

— Мы бы хотели встретиться с человеком, который курирует мой счет. Номер счета… — Он обернулся за помощью к Алекс. Консьерж аккуратно записал номер, который продиктовала Алекс.

— Скоро к вам подойдут. — Он указал на несколько кожаных кресел в дальнем конце комнаты. Руди присел и начал просматривать документы.

— Никак не могу поверить, что на одном-единственном счету столько всего: акции Ай-Би-Эм, «Нестле», «Даймлер-Бенц», «Гугл», «Майкрософт». Не могу поверить, что банк не сообщил мне об этом, когда я приходил.

— А зачем это им? — удивилась Алекс. — Охснер же говорил, что вкладом управлял кто-то со стороны.

— Да, кто-то из маленькой инвестиционной компании под названием Финакорп. Но это не значит, что в самом банке никто не знал, что происходит. Надеюсь, именно с тем, кто знает, мы сейчас и встретимся. Однако все равно ему следовало бы убедиться, что я получил эти документы, когда был здесь сегодня утром. Банк зарабатывает большие проценты на таких вкладах, даже если и не управляет деньгами. А на подобных крупных счетах, должно быть, сколачивает целое состояние. Можно подумать, что этот клерк каждый день имеет дело со счетом четыреста миллионов долларов!

— Ответьте мне на вопрос. Почему банк разрешает привлекать управляющих счетами со стороны?

— Потому что многие клиенты сами желают воспользоваться услугами независимых управляющих, чтобы принять решение, куда инвестировать деньги. Обычно они добиваются более высокой прибыли с вложенного капитала, чем служащие самого банка. А несколько лишних процентов прибыли вполне компенсируют дополнительные вложения. Мой отец, например, лучше любого банка разбирался, в какие ценные бумаги вкладывать деньги. Поэтому люди к нему и обращались. Кроме того, клиенты предпочитают получать индивидуальные консультации.

— И банк не возражает против того, чтобы кто-то другой управлял счетом?

— А какая им разница? Свое банк получает в любом случае. Большие банки, такие как цюрихский «Гельвеция», даже предоставляют компьютерные терминалы независимым управляющим, чтобы те постоянно имели доступ к счетам своих клиентов. В конце концов, у банков растет оборот. А с ним и размер вознаграждения.

— Сколько?

— У кого? У управляющих счетами? Думаю, около половины процента. Во всяком случае, столько брал мой отец.

— А банк?

— Он тоже получает столько же. Включая комиссионные и другие сборы.

— Именно такие деньги Охснер платил человеку, который управлял вашим счетом? — полюбопытствовала Алекс.

— Наверное.

— Вы понимаете, сколько это — полпроцента в год от такого счета?

— Какая разница? Клиенты швейцарских банков не возражают против всех этих выплат. Им нравится тайна вклада в швейцарских банках. Здесь им в любом случае намного безопаснее хранить свои деньги, чем дома, — в Аргентине или еще где-нибудь в Южной Америке. Тебе известно, сколько налогов им придется заплатить, если держать деньги у себя на родине?

— Но и банк, и управляющий счетом — каждый ведь зарабатывает почти два миллиона в год на одном этом счете.

— И что? — удивился Руди. — Какое это имеет значение?

— Значит, Охснер платил какому-то парню два миллиона в год, чтобы тот указывал банку, куда вложить деньги?

— Так тут делаются дела. Но я уверен, что управляющий счетом не все деньги забирает себе, обычно он делится со всеми остальными управляющими счетами. — Руди выглянул в окно. — Не забудь: иметь собственное дело в Швейцарии не дешево. Жизнь здесь не из дешевых. Приходится оплачивать много счетов.

Алекс взяла выписки из отчета о состоянии счета и просмотрела их.

— Вы понимаете, что, соглашаясь еще тогда, в 1938 году, на гонорар пять процентов единовременным платежом, ваш отец в течение последующих лет отказывался от дополнительных доходов? — спросила Алекс.

— Двадцать миллионов — это большие деньги. — Руди удивленно округлил глаза. — Что тебе еще нужно?

— Но подумайте обо всех этих управляющих, которые ежегодно получали комиссионные с подобных счетов, да еще при экспоненциальном росте счета! Вероятно, они заработали в сотни раз больше.

— Не все ли равно? — небрежно бросил Руди. — В любом случае для нас это означает десять миллионов на нос.

— Вы правы. — Алекс внимательно просмотрела выписки. — Странно. Тут нигде не указаны выплаты управляющим.

— Вполне логично. Помнишь, что нам сказал тот тип в полицейском участке? Выписка о состоянии счета лишь показывает, сколько денег на счету, но не показывает их движения.

— Об этом вам тоже следует спросить. — Алекс отдала бумаги назад.

— Видишь, как полезно иметь в помощниках такую, как ты? — Руди похлопал Алекс по спине. — Что я делал бы без тебя?

Низенький темноволосый мужчина в пиджаке травянистого цвета, коричневых брюках, белых носках и черных туфлях пересек вестибюль и протянул им руку.

— Es freut mich nochmals.[34 - Рад вас снова видеть (швейцарский диалект немецкого).]

— Я тоже рад вас видеть, господин Версари, — ответил Руди по-английски. — Как видите, в этот раз я пришел с другом. Она мой частный консультант — помогает мне управлять счетом.

— Приятно познакомиться. — Версари равнодушно пожал руку Алекс и повернулся к Руди. — Пройдем?

Алекс отметила, что он не спросил, как ее зовут, просто указал на дверь в противоположном конце комнаты.

— Сюда, пожалуйста.

Он провел их через длинный ряд узких коридоров. Комнаты для бесед с глазу на глаз и внутренние дворики банка, казалось, никогда не кончатся, словно русская матрешка. Они прошли в маленькую, со вкусом обставленную комнату, выходящую в очередной дворик. На окнах висели полупрозрачные белые шторы.

— Хотите кофе? — предложил он. — Минеральной?

— Спасибо, ничего не надо. — Руди взял из рук Алекс документы и передал их банковскому служащему. — Нам необходимы еще некоторые выписки из счетов.

— Конечно. — Версари жестом пригласил их присесть. — Чем могу быть полезен?

Руди бросил взгляд на Алекс и начал:

— Я хотел бы получить журнал регистрации всех — понимаете, всех — операций с этим счетом. Особенно за октябрь 1987 года.

— 1987 года? — удивленно переспросил Версари.

— Именно. Они необходимы мне, чтобы привести в порядок документы, касающиеся имущества отца.

— Кажется, мы не храним таких давних записей. За несколько последних лет — пожалуйста. Но не за 1987 год.

— Уверен, что вы сможете их найти. — Руди снова взглянул на Алекс. — Они должны храниться в компьютере.

— Думаю, ничего не получится. — Версари медленно покачал головой.

— В таком случае, возможно, моя коллега объяснит лучше. Алекс откашлялась.

— Господин Версари, я не сомневаюсь, что эта информация должна быть где-то на диске. — Алекс глазами отыскала терминал компьютера в углу комнаты. — Единственное, что вы должны сделать, — обратиться к тому, кто имеет право войти в архив.

— Позвольте мне кое-то уточнить. — Версари открыл свою папку и быстро пробежал глазами бумаги. — Тут сказано, что вашим счетом фактически управляет кто-то из компании Финакорп, в Цюрихе. Уверен, вам проще связаться с ними и получить необходимую информацию. Их офис расположен недалеко от нас — на Гартенштрассе, кажется. Я с ними напрямую не связываюсь, но компьютер отсылает им копию каждой операции со вкладом. В их компьютере наверняка сохранились копии интересующих вас операций.

— Но я хочу получить эту информацию здесь, у вас! — Руди повысил голос. — И если вы не намерены мне помочь, пригласите управляющего банком — я этого требую.

— Не понимаю, чем это вам поможет. — Версари держал сцепленные руки прямо перед собой. — Уверяю вас, у банка нет возможности предоставить вам доступ к информации, которой вы интересуетесь.

— Послушайте! — заорал Руди. — За последние несколько дней я приходил в банк уже не раз и всегда о чем-то спрашивал. Мне отвечали: «Приходите позже», «Пойдите туда-то…» Я устал от всего этого.

— Но я ничем не могу помочь, — повторил Версари, пожав плечами.

— Вы не верите, что у меня есть права на этот счет, ведь так?

— Не в этом дело, господин Тоблер. Я не уполномочен…

— Посмотрите. — Руди потянулся к своему портфелю. — Это письмо безусловно подтверждает мое право получать любую информацию, касающуюся данного вклада. — Он вытащил договор, заключенный его отцом с Аладаром Коганом, и начал читать вслух: — «В случае смерти Опекуна формальное владение счетом переходит к его прямым наследникам без ограничения срока…»

Руди передал письмо Версари и ждал, скрестив руки на груди. Краешком глаза Алекс видела, что он улыбается. В очередной раз Рудольф Тоблер получал то, что хотел.

Версари бросил взгляд на документ и потянулся за телефоном. Он набрал четыре цифры.

— Что это вы делаете? — поинтересовался Руди.

— Мне необходимо проконсультироваться с одним из наших юристов.

— Зачем вам консультироваться с юристом? — удивилась Алекс. — Вы же знаете, что счет принадлежит господину Тоблеру.

Версари поднял вверх руку.

— Не беспокойтесь, это займет минуту, не больше. Простая формальность.

Спустя несколько минут в комнату вошла высокая красивая женщина с ярко-рыжими волосами.

— Рейнбек. Приятно познакомиться. — Она пожала руку сначала Алекс, затем Руди. — А документы?

Версари почтительно передал ей письмо. Женщина пробежала глазами документ.

Алекс уловила в воздухе едва различимый аромат — лилии или пачули. На Рейнбек был отлично сшитый деловой костюм. Выглядела она впечатляюще.

— Кажется, это опекунский счет. — Рейнбек села за стол напротив Руди и Алекс. — Давно я уже с таким не сталкивалась.

— Да. Его открыл мой отец еще до Второй мировой. Но теперь он принадлежит мне, — ответил Руди. — И я лишь прошу господина Версари показать мне движение денег на счету за истекший период. Особенно трансферты за 1987 год. У меня есть все права требовать такую информацию, верно?

— Но вы лишь опекун.

— Именно. И, как видно из письма, теперь я управляю счетом. Я единственный наследник. И могу затребовать любой необходимый мне документ. Я прав?

— Уже нет.

— Что вы имеете в виду? Пока не найдется семья Коганов, именно я отвечаю за этот вклад.

— Может, так и было принято в 1938 году. — Рейнбек вернула письмо Руди. — Однако в настоящий момент законы изменились.

— Что вы такое говорите? — воскликнула Алекс. — У господина Тоблера есть все права знать, что происходит с его счетом.

— Сожалею. Я лишь следую правилам, которые изменились под давлением американского правительства. — Она задержала взгляд на Алекс.

— Этот счет открыт на имя Рудольфа Тоблера, и пока не объявится настоящий владелец…

— Вот в этом-то и загвоздка. — Рейнбек положила руки на стол. — Несколько лет назад американское правительство и иже с ним надавило на нас, чтобы мы запретили анонимные вклады, якобы для того чтобы прекратить отмывание наркодолларов. И мы пошли им навстречу. Могу признать, что неохотно. Теперь имена владельцев-пользователей всех швейцарских счетов обязательно должны быть оглашены.

— Ну и что же? — недоумевала Алекс. — Мы знаем владельца. Он указан в письме.

Рейнбек взяла какой-то документ со стеллажа, находящегося у компьютера.

— Видите это? — Она передала Алекс пакет, необходимый для открытия счета. — Пожалуйста, внимательно изучите форму в конце.

Алекс открыла последнюю страницу, увидела вверху большую черную букву «А», после которой шли слова: «Feststellung des wisrtschaftlich Berechtigten».[35 - Заявление о предоставлении финансовых полномочий (нем.).]

— Эту форму, в которой указывается владелец-бенефициарий, теперь необходимо заполнять для каждого счета в любом банке, — объяснила адвокат. — Даже для вкладов, сделанных ранее. Никаких «дедовских статей».[36 - Обиходное название тех положений конституций семи южных штатов Америки после Гражданской войны, которые освобождали лиц, обладавших правом голоса до 1867 года, и их потомков от образовательного и имущественного ценза, обязательных для других избирателей.]

— Но ведь владелец-бенефициарий нам известен. — Алекс махнула Руди, чтобы тот дат ей письмо. — Его зовут Аладар Коган. Вот его адрес: улица Андраши, 6, Будапешт. — Она достала ручку и стала заполнять форму. — Теперь у господина Тоблера есть право получить доступ к счету?

Рейнбек покачала головой.

— Все не так просто. Нам необходимо знать, кто является владельцем в данный момент.

— При всем уважении к вам, должна заметить, что в данной форме требуется указать лишь имя владельца-пользователя и вовсе не спрашивается, жив ли он до сих пор. — Алекс пододвинула заполненный формуляр «А» на противоположный конец стола.

Рейнбек вернула его назад.

— Но владелец-бенефициарий должен быть живым человеком.

— Однако же вам достоверно не известно, что эти супруги умерли, верно? — Алекс вновь подтолкнула документ в сторону Рейнбек. — Следовательно, форма действительна. По крайней мере до тех пор, пока не доказано обратное.

— В действительности все наоборот. Это нам должны быть предоставлены доказательства того, что они живы. — Рейнбек встала. — Таков теперь закон. Именно этого добивалось ваше правительство.

Она указала на документ.

— Чтобы получить доступ к данному вкладу, вы обязаны предоставить нам определенные доказательства того, что владельцы-бенефициарии живы. Лучше всего, понятно, чтобы они сами заглянули в банк.

— А вы интересовались, живы ли они, когда открывали этот счет? — допытывалась Алекс.

— Мы даже не знали об их существовании, — возразила адвокат. — В этом-то и суть опекунского счета. Банку о нем ничего не известно.

Женщина повернулась к Руди.

— А теперь, когда мы знаем, что это опекунский счет, нам ничего не остается, как дождаться сведений об истинных владельцах.

— Раньше, — объяснил Версари, — открыть счет в банке мог любой человек, обменявшись рукопожатием и поставив подпись. Но теперь мы обязаны знать, кто является истинным владельцем. И если вы не сможете подтвердить, что господин и госпожа Коган живы, вы обязаны доказать, что они умерли. И назвать имена их наследников.

— Пока мы не предоставим эту информацию, мы ничего не сможем посмотреть? — уточнил Руди.

— Ничего. — Версари скрестил руки на груди. — Это означает также, что и управляющий счетом из Финакорпа потерял право доступа к счету. Я прав?

Он повернулся к Рейнбек, ища у нее поддержки.

Она утвердительно кивнула.

— Вступает в силу немедленно? — поинтересовался он.

Она вновь кивнула.

— Пока они не предъявят нам живого бенефициария, счет будет заблокирован.

Руди встал.

— Если учесть, что это была еврейская семья, которая во время Второй мировой войны жила на оккупированной фашистами территории, сколько шансов на то, что они живы?


Глава 14


Цюрих

Понедельник, после полудня


— Надо же было свалять такого дурака! — Руди проталкивался сквозь толпу клиентов на тротуаре перед входом в банк. — Зачем было показывать им это письмо?

— Вы не виноваты. — Алекс едва поспевала за ним. — Откуда вам было знать?

— Я лишь хотел довести до их сведения, что у меня есть все права на этот счет. А оно вон как вышло. Теперь-то мне ни за что не добыть информацию. — Он напомнил Алекс Железного Дровосека из «Волшебника страны Оз», который ждал, чтобы его впустили в Изумрудный город, а когда впустили, сообщили: «Неужели ты не знаешь? Никому нельзя видеть волшебника. Никому».

— Я всего лишь желал узнать, какую операцию совершил компьютер в 1987 году. — Руди обернулся и жалобно посмотрел на Алекс. — Я только хотел собственными глазами посмотреть на выписку из счета. Но теперь мне ее не видать.

— А может, все не так и страшно? — успокоила его Алекс. — Почему бы не заняться поисками той семьи и не заработать двадцать миллионов?

— Точно! — У Руди загорелись глаза. — Мне нужно найти Коганов! И заставить их заполнить формуляр «А». Тогда уж банку придется показать выписки.

— Почему вас так волнуют эти выписки из счетов?

— Потому что тогда я узнаю, отчего умер мой отец.

— Я и так могу сказать, что в них будет. — Алекс потянула Руди за рукав и заставила придержать шаг. — Необходимо лишь раскодировать инструкции, введенные в компьютер. Код дал команду компьютеру, чтобы на всех выписках в конкретный день октября вместо имени опекуна вверху стояло название компании вашего отца. Вот и все. Ничего больше.

— Но мы не знаем, ради какой операции это было сделано.

— А какая разница?

— Это поможет мне узнать все наверняка.

— И не мечтайте! Такого не случится.

— Меня только что осенило! — воскликнул Руди. — Мы могли бы заглянуть в Финакорп. Уверен, у них сохранились старые документы. Помнишь? Они приняли на себя управление счетом, после того как этим бросил заниматься сам Охснер. И я как официальный владелец счета имеют право заставить их показать все документы.

Алекс кивнула в направлении маленького канала.

— Их контора, кажется, там. Остается зайти и спросить.

— Но Охснер говорил, что этот менеджер из Финакорпа стал управлять счетом только в начале девяностых. А манипуляции с кодом были проделаны в 1987-м.

— Не беда. — Руди подтолкнул ее вперед. — Насколько я знаю Охснера, он передал этому менеджеру все документы, включая банковские выписки за весь истекший период.

— А если нет?

— Попытка не пытка, спрос не беда, правда? — Руди похлопал по своему портфелю. — А эти документы подтверждают, что официальным владельцем счета являюсь я. Как инвестиционный менеджер, служащий Финакорпа обязан предоставить мне доступ ко всем бумагам, так ведь?

Руди зашагал по мосту.

Алекс не спешила следовать за ним.

— Но банк только что отказал Финакорпу в доступе к счету.

— Но в самой Финакорп об этом еще не знают. Пока. — Он повернулся к Алекс. — Помнишь, что сказал Версари? Он с ними никак не связан. Он лишь отправляет им копии банковских операций со счетом. Пройдет несколько дней, прежде чем правда раскроется.

— Но если в компании попытаются воспользоваться компьютером, чтобы провести операцию, узнают тотчас же.

— Поэтому нам стоит поторопиться.


«ФИНАКОРП — КОРПОРАЦИЯ ПО УПРАВЛЕНИЮ ФИНАНСОВЫМИ АКТИВАМИ» — гласила золотая табличка на двери. Руди нажал на маленькую золотую кнопочку справа от двери и отошел назад.

— Не забудь, — прошептал он Алекс, — веди себя так, как будто ничего не произошло. Все будет в порядке. Говорить начну я.

— Я не понимаю, зачем вообще я там нужна.

— Ты нужна мне, чтобы помочь как можно быстрее просмотреть документы. Потом мы уйдем, пока они не успели узнать, что из-за меня потеряли доступ к счету. — Руди позвонил еще раз.

Мужчина, открывший дверь, как будто только что сошел с обложки каталога «Брукс бразерс». «Наконец-то красавец банкир», — подумала Алекс. Высокий, красивый, холеный и безукоризненно одетый. Великолепно сшитый серый костюм и белая рубашка. Галстук от «Гермес» — такой, как был на Охснере.

— Здравствуйте. — Руди пожал ему руку. — Я хотел бы увидеть свой счет.

— Кто вы? Как вас зовут? — Мужчина без усилий перешел на английский.

— Рудольф Тоблер.

— Господин Тоблер! — Это имя ему было определенно знакомо. — Пожалуйста, входите. — Он пожал руку Алекс. — Кстати, меня зовут Кристофер Пехлянер.

Как и служащий банка «Гельвеция», он не поинтересовался, как зовут Алекс. Осмотрительность обязывает.

Пехлянер провел их по узкому коридору в большой конференц-зал, выходящий окнами на тенистый внутренний дворик. Стены были увешаны модерном.

— Спасибо, что согласились принять нас без предварительной договоренности. — Руди открыл портфель и достал бумаги. — Я пришел, чтобы получить кое-какую информацию, касающуюся моего счета. — Он прочитал номер счета, указанный вверху на выписке из банка «Гельвеция». — Это займет лишь несколько минут.

Руди передал Пехлянеру свой паспорт и другие документы.

— Я немного озадачен. — Пехлянер внимательно изучил паспорт Руди. — Я думал, что этот вклад является частью имущества, которым управляет Георг Охснер.

— Так и есть, — быстро ответил Руди. — Имущества моего отца. — Он указал на свое свидетельство о рождении и свидетельство о смерти отца. — Я его единственный наследник.

— Однако, когда господин Охснер давал полномочия моему коллеге на управление счетом, у меня сложилось впечатление, что наследников нет. Он сказал, что уведомит нас о настоящем владельце, когда придет время. До тех пор мой коллега, Макс Шмидт, должен выгодно вкладывать деньги, что он и делает уже много лет.

— Ну, как видно из этих документов, я — единственный наследник. Теперь вам придется иметь дело со мной.

— Думаю, стоит обсудить все это с господином Шмидтом. Особенно принимая во внимание смерть господина Охснера.

— Тогда сообщите Шмидту, что я хотел бы с ним встретиться незамедлительно.

— Не могу. Он в командировке. Вернется завтра. Уехал на похороны Георга Охснера.

— В таком случае, я там его и увижу. — Руди забрал паспорт и положил его в портфель. — Но все-таки я желал бы посмотреть выписки из своего счета.

Пехлянер просмотрел остальные документы.

— Кажется, все в порядке. — Он встал. — Если не возражаете, я сделаю копии этих документов?

— Пожалуйста, сколько угодно, — ответил Руди. — Как только я получу доступ к счету.

Когда Пехлянер вышел, Руди повернулся к Алекс.

— Видела? Сработало. — Он начал мерить шагами комнату. — Через несколько минут мы все узнаем.

Руди стал рассматривать небольшую картину, висящую возле двери.

— Это Жан Кокто. — Потом Руди перешел к соседней стене, к литографии, выполненной огромными мазками. — Лихтенстайн.[37 - Рой Лихтенстайн (1923–1997) — американский художник, скульптор, крупнейший представитель поп-арта. Известен своими масштабными полотнами и эстампами на основе комиксов.] А у этих ребят хороший вкус!

Дверь открылась, и вошел Пехлянер, неся два темно-серых скоросшивателя. С глухим стуком он опустил их на стол.

— Это все, что у нас тут есть.

Атекс заметила надпись на корешке: «Цюрихский банк «Гельвеция» СЧЕТ № 230-SB2495. 880-01L». За годы к нему прибавилось множество цифр и букв, но это, несомненно, был счет, который отец Руди открыл в 1938 году.

Она взяла первую папку и прочитала наклейку: «Состояние счета за I–III кварталы». В папке хранились ежеквартальные балансы за прошедшие восемь месяцев. В следующей были трансакционные выписки за тот же период.

— Уверен, вы убедитесь, что все в порядке. — Пехлянер сел напротив Руди и Алекс. — Я взял на себя смелость и распечатал график, показывающий состояние счета за последние несколько лет.

Он положил на середину стола распечатанную на компьютере гистограмму.

Руди наклонился вперед, чтобы взглянуть на нее.

— Как видите, счет последовательно растет, несмотря на все колебания рынка, — объяснил Пехлянер.

Руди пододвинул график назад Пехлянеру.

— Это хорошо, но на самом деле меня интересуют выписки за 1987 год.

— Зачем они вам?

— Затем, что мне необходимо закончить с делами, касающимися отцовского имущества, а для этого я должен посмотреть, сколько денег было на счету к моменту смерти отца. Это случилось в октябре 1987 года.

Руди превращался в искусного лгуна, подумала Алекс. Или он таким всегда был?

— Я не уверен, что в наших архивах хранятся данные за такой длительный период. — Пехлянер открыл одну из папок и пробежал глазами первую страницу с итоговым балансом. — Согласно этим документам, мы стали управлять счетом лишь в январе 1991 года.

— Но господин Охснер говорил, что отдал вам все документы за предыдущий период. Не могли бы вы пойти посмотреть? — упорствовал Руди. — Не сомневаюсь, у вас наверняка есть архив.

— Внизу, в подвале. — Пехлянер встал. — Но я вам ничего не обещаю. Как я уже сказал, не я работаю с этим счетом.

— Буду весьма признателен, если вы просто взглянете.

— Это займет несколько минут.

— Ничего страшного. — Руди проводил Пехлянера к двери. — Если хотите, я вам помогу.

— Найн! — мгновенно отреагировал Пехлянер. — В подвал мы не позволяем спускаться никому. Думаю, вы понимаете причину. Дела наших клиентов не подлежат огласке.

Пехлянер плотно закрыл за собой дверь.

— Вы думаете, он найдет? — спросила Алекс. Она взяла со стола папку с трансакционными выписками и стала перелистывать страницы.

— Надеюсь, — сказал Руди, прохаживаясь по комнате. — Я и в самом деле желаю знать, что произошло.

— А если не узнаете?

— Попытка не пытка, верно?

— Ого! — Алекс остановилась на странице где-то посередине папки. — Взгляните сюда. — Она показала на абзац в середине страницы. — Вам известно, что к счету прилагается еще и сейф? Тут автоматический дебет — на аренду сейфа в банке «Гельвеция» здесь, в Цюрихе. — Она протянула листок Руди: — Смотрите: «Сейф 4483, Аренда. Цюрихский банк «Гельвеция», главная контора». Должно быть, сейф огромный. Его аренда обходится более четырех тысяч франков в год.

Руди внимательно прочитал выписку о дебете.

— Тут написано, что сейф находится в хранилищах главного здания банка «Гельвеция», — там, куда мы сегодня уже ходили. Интересно, почему в банке мне не сказали о сейфе, когда я туда заходил? И почему в конверте, который отец оставил для меня, нет ключа?

— Может, ключ у Когана?

— Или был у него. — Руди уставился на Алекс. — Странно, почему Охснер и словом не упомянул о сейфе?

— Возможно, он сам не знал.

— Как он мог не знать? — удивился Руди. — Такой дебет готовят ежегодно, верно?

— Неужели вы не помните, что сказал нам Охснер? Он просматривал лишь квартальные балансы по счету, чтобы понять, как идут дела. — Алекс указала на вторую папку. — Его не заботило, сколько платят за аренду сейфа или суммы других подобных выплат, ведь счет регулярно рос.

— Ты права. — Руди наблюдал, как Алекс пролистывает остальные документы. — Было бы забавно пойти в банк и посмотреть, что в сейфе, правда? А ведь я мог бы это сделать! Даже если нет ключа от сейфа в швейцарском банке, необходимо всего лишь заплатить пятьсот франков, чтобы кто-нибудь просверлил замок. Конечно, если у тебя есть доступ к сейфу. Со мной такое уже случалось.

— Но больше у вас такого права нет. Вас «отрезали» от счета. Забыли? — Алекс изучала страничку с кредитом. — А это что? Похоже на то, что в январе на ваш счет поступило четыре миллиона двести тысяч долларов.

Руди наклонился взглянуть.

— Зачем кому-то понадобилось это делать?

Алекс пролистала следующие страницы.

— Тут есть еще несколько подобных упоминаний. — Она быстро сложила общую сумму.

Цифры. С ними не поспоришь. Алекс с детства любила цифры, потому что им единственным не страшен хаос окружающего мира. Цифры — это навсегда, они не изменят. Они никогда не лгут. Например, когда ей было семь, она узнала, что у нее есть годовалый братишка — неоспоримое доказательство того, что отец завел новую семью еще до того, как бросил их с матерью.

— А что такое БВО? — спросила Алекс. Она вытащила еще одно кредитное извещение и передала его Руди. — Перевод на счет №… от «Кариббиэн траст бэнк», БВО.

— Скорее всего, это Британские Виргинские острова. У меня есть друзья, которые там живут. Но с чего бы они посылали деньги на этот счет? Они даже не знают о его существовании. Вообще никто не знает.

— В этом-то все и дело, верно?

— Что ты имеешь в виду?

— Это лишь вопрос времени.

— Что?

— Представьте, Руди: многомиллионный долларовый счет, за которым никто не следит, кроме какого-то старика, дотошно проверяющего баланс в конце каждого квартала.

— Кто-то использует счет для отмывания денег?

— Конечно. Если они успевали проворачивать свои манипуляции с деньгами до окончания квартала, Охснер мог ничего и не заметить.

— А что, если он был в доле? — Глаза Руди округлились от внезапно пришедшей мысли. — У него единственного было право переводить деньги со счета на счет. Он был поверенным в делах моего отца и мог поступать так, как ему заблагорассудится.

— Тогда зачем ему было рассказывать нам о счете? И не разводите эти свои теории насчет «предсмертных желаний». — Алекс взглянула на дверь.

— Думаешь, в этом замешана Финакорп? — спросил Руди. — Но если так, зачем Пехлянеру показывать нам все эти документы?

Руди указал на два скоросшивателя.

— Может, не он этим занимается. Возможно, кто-то другой.

— Шмидт? — усомнился Руди. — Как бы ему это удалось? Разве в банке не заметили бы, что происходит?

— Вы говорили, банку все равно, что происходит со счетом, если только сторонние инвестиционные менеджеры не забирают деньги из банка.

— Ты права. Их, вероятно, вовсе не заботит, если деньги поступают на счет, — по сути, банк должен этому только радоваться. Это означает больший сбор. Но они никогда не позволили бы Шмидту перевести деньги со счета. Это единственное, что не разрешается делать сторонним инвестиционным менеджерам.

— Но Шмидт не переводил денег со счета. — Алекс держала лист, помеченный «Aktenkaufvertrag — Покупка ценных бумаг». — Он вкладывал деньги в фонд акций[38 - Взаимный инвестиционный фонд, вкладывающий средства только в акции, как правило, — в обычные, иногда — только в привилегированные.] на Кипре. — Алекс указала на нижнюю строчку выписки. — Видите? Незадолго до конца прошлого квартала Шмидт дал банку «Гельвеция» два отдельных поручения инвестировать деньги с вашего счета в два фонда на Кипре. И сумма инвестиций — вот совпадение! — равна сумме, переведенной на счет в течение трех месяцев с Виргинских островов.

Алекс открыла другую папку.

— И куда пошли деньги? В эти два инвестиционных фонда на Кипре? — Она показала Руди соответствующую страницу. — Мы в университете изучали эти офшорные центры. Никто в действительности не контролирует, что там происходит. Например, если перевести средства в оффшорные центры, тому, кто предварительно положил их на ваш счет, будет удобнее получить деньги назад. В этом и заключается суть отмывания денег: замести все следы их незаконного происхождения. Существует ли лучший способ отмыть их, как прокрутить через тайный счет в швейцарском банке и парочку анонимных фондов на Кипре?

— Но почему ничего такого не следовало из выписок, которые просматривал Охснер? — спросил Руди. — Если деньги вкладывались, неужели это не было отражено в выписках о ценных бумагах?

— В том-то и дело, что было. — Алекс пролистала бумаги, которые принес с собой Руди, и показала пальцем на два маленьких пунктика где-то в середине. — Посмотри, как квартал за кварталом растет ваша доля в этих фондах на Кипре, но ее стоимость постоянно уменьшается. Это означает, что общая сумма денег на счету фонда остается неизменной. Должно быть, это два наименее прибыльных фонда за всю историю международной финансовой системы. — Алекс откинулась назад. — Могу поспорить, что твой счет единственный инвестирует туда деньги.

— Неужели власти не должны контролировать подобные фонды? — поразился Руди.

— В такой стране, как Кипр, — очевидно, нет. «Будь осторожен, покупатель».[39 - Принцип свободной торговли и свободы предпринимательства. Утвердился в США в XIX в.] Это инвестор обязан следить за тем, что происходит в фонде. В нашем случае это должен был делать Охснер. Но поскольку он смотрел лишь на последнюю строчку, то так и не узнал, что происходит.

— Как же это он мог не знать, что происходит? — прошептал Руди. — Он утверждал, что скрупулезно проверяет выписки из счетов.

— Именно. Он проверял состояние счета в конце каждого квартала. И поскольку сумма денег, затерявшихся в кипрских фондах, точно соответствовала сумме, поступившей за квартал, он никогда не замечал ничего необычного.

Алекс подалась вперед и положила на место извещение о переводе денег.

— Все, что нужно было сделать тем, кто отмывает деньги, — удостовериться, что приток и отток средств в конце квартала уравновешиваются. А потом можно начинать все по новой.

— Давайте проверим, что произошло в этом квартале. — Алекс вновь открыла скоросшиватель, где был указан дебет-кредит, и пролистала извещения за июль, август и сентябрь. — С начала июля на счет поступили три перевода на общую сумму двадцать один миллион триста тысяч долларов.

— Черт! — пробормотал Руди — Что они предпримут, когда узнают, что доступ к счету заблокирован? Что у них нет возможности вернуть свои деньги?

Он взглянул на дверь.

— Минуточку! — прошептала Алекс. — Вы забыли: сегодня утром на счету были гроши. Может, они успели перевести их назад? Ведь сентябрь вот-вот закончится!

— Не обязательно, — ответил Руди. — Хороший управляющий инвестировал бы деньги в срочный вклад. По крайней мере, так поступал мой отец.

— Разрешите, я проверю. — Алекс открыла раздел в инвестиционном портфеле, где были указаны срочные вклады. — Вы правы. Вот оно! Ровно 21 300 000 на фидуциарном[40 - Управляемый банком или трастовой фирмой по доверенности; счет остается за балансом банка, весь риск несет клиент, а банк получает комиссионные.] депозите в инвестиционном банке Люксембурга. И догадайтесь, когда истекает срок депозита? — Алекс указала на конец строки. — В последнюю неделю сентября. Через три дня.

— Это значит, что деньги еще на счету?

— Но уже могло быть послано инвестиционное распоряжение.[41 - Распоряжение брокеру о покупке ценных бумаг.] — Алекс открыла страницу последнего раздела в папке денежных операций, озаглавленного «Незавершенные дела». — Вот, — вытянула она последнюю страничку. — Это инвестиционное распоряжение было отослано банку «Гельвеция» на прошлой неделе. В нем Шмидт поручает банку перечислить деньги на счета тех двух фондов на Кипре. И догадайтесь, сколько? Четыре миллиона одному фонду и семнадцать триста — другому. Что в сумме составляет двадцать один миллион триста тысяч — ровно столько, сколько поступило на счет в текущем квартале.

— Тогда все в порядке! — Руди взял инвестиционное распоряжение и аккуратно положил его в папку. — Они получили свои деньги назад. Пока мы будем делать вид, что нам ничего не известно, мы в безопасности.

— Но почему эти документы находятся в папке «Незавершенные дела»? — спросила Алекс. Она внимательно перечитала инвестиционное распоряжение. — Ой-ой-ой!

— Что там?

Она показала на маленькую строчку внизу страницы.

— Подобную операцию нельзя провести автоматически. Поскольку фонды на Кипре не включены в автоматизированную систему, все необходимо выполнять на бирже. — Алекс ткнула пальцем в слова: «Биржа, на месте». — Иначе говоря, сделка будет заключена представителем банка непосредственно на фондовой бирже. Возможно, сделка на подходе.

— И сколько понадобится времени, чтобы совершить операцию? — взволнованно поинтересовался Руди. — Сколько пройдет времени, прежде чем деньги будут переведены с моего счета?

— Посмотрим, как было раньше. — Алекс перелистала данные трансакций. — Похоже, предыдущие операции занимали от семи до десяти дней; только после этого деньги перечислялись на счета кипрских фондов в Средиземноморском кредитном банке Ларнаки.

— Как же тогда нам удостовериться, что…

— Ш-ш! — Алекс кивнула на дверь. — Кто-то идет.

Она быстро захлопнула папку и вернула ее на место на середину стола — туда, где ее оставил Пехлянер.

Руди отошел к стене и, когда вошел Пехлянер с несколькими папками в руках, сделал вид, что рассматривает картины.

— Прошу прощения, что задержался. — Он запыхался. — Потребовалось время, но, думаю, я нашел то, что вы просили.


Глава 15


Цюрих

Понедельник, около четырех дня


— Мы должны убедиться, что они получат свои деньги. — Руди быстро шел по маленькому пешеходному мостику через канал. — Мы должны быть уверены, что сделка состоялась… чтобы не пришли по наши души — по мою, я имею в виду.

Он резко остановился и обернулся к Алекс.

— О Боже! Мне только что пришло в голову. А что, если Версари приостановит сделку?

— Как такое возможно? Информация об операции поступает в компьютер. Версари узнает о ней, только когда ее результат появится в выписке из счета клиента, то есть уже после того, как сделка будет проведена. А к тому моменту деньги окажутся на Кипре.

— Но что, если он просмотрит незавершенные сделки по счету? — спросил Руди. — Точно так же, как это сделали мы.

— С чего бы ему этим заниматься?

— Не знаю. Например, просто захочет устроить нам какую-нибудь пакость? Ты видела, какой он? Говорю тебе, нам нужно найти способ удостовериться, что сделка проведена, — до того, как появится возможность ее отменить.

— Но что же мы можем сделать? Нам остается лишь ждать, пока сделка совершится, — независимо от обстоятельств, и мы останемся целыми и невредимыми, как будто и понятия не имеем…

— Но я хочу убедиться, что сделка не отменена. Прямо сейчас. Просто, чтобы быть уверенным.

— Оттого что мы хотели удостовериться, что все в порядке, мы и вляпались, — заметила Алекс. — Вы только что имели случай убедиться, что сделка 1987 года была не чем иным, как продажей произвольно выбранных ценных бумаг, которая затем была отменена. Это ровным счетом ничего не значит. Не надо искать добра от добра…

— А мы и не искали. Или ты не согласна? А теперь у нас и вправду неприятности. Если этим мошенникам станет известно, что я знаю о счете, — о том, что там отмывают деньги, они придут за мной. Меня могут убить, как убили Охснера.

— Руди, нам не известно, что случилось с Охснером. Возможно, он и впрямь покончил с собой. Может, те люди и не имеют к этому отношения…

— А вдруг имеют? — Руди пристально посмотрел Алекс в глаза. — Я не собираюсь сидеть сложа руки и ждать, пока ко мне заявится банда чокнутых наркодилеров.

— Мы не знаем, что они наркодилеры. Мы вообще не знаем, кто они.

— Ты права, они могут быть кем угодно: торговцами оружием, продажными диктаторами, русской мафией. Ты считаешь, я должен спокойно ждать, когда они придут за мной?

— Ну давайте обратимся в полицию.

— И что скажем?

— Правду.

— Ну да! Ты видела, как там отнеслись к нам? Без доказательств они ничего не будут предпринимать. А единственное доказательство, которое у нас есть, — указал он на контору Финакорпа, — хранится там и в банке. И даже если нам поверят и начнут расследование, будет ясно, откуда у полиции сведения. Преступники узнают, что на них донес я. Сейчас у меня единственное преимущество — никому не известно о том, что я обладаю информацией. Нам нужно найти способ сделать так, чтобы никто и не узнал об этом.

Он облокотился о перила и смотрел на воду. Вдоль канала в ряд стояли лодки, накрытые белыми холщовыми чехлами.

— Алекс, мне страшно.

Он повернулся к ней.

— Понимаешь, что я хочу сказать? Счет на мое имя. Трудно ли будет меня найти? Как считаешь? Господи, да мое имя есть в телефонном справочнике. Даже тебе удалось меня отыскать — и без малейшего труда. Мы обязаны вернуться в банк и убедить их вернуть управление счетом Финакорпу. Это единственный способ обеспечить проведение сделки. Единственный способ гарантировать, что люди, отмывающие деньги, ничего не узнают о нас.

— И как же это сделать?

— Не знаю.

— Вы видели их. — Алекс указала рукой на банк. — Они не позволят и прикоснуться к счету без формы «А», где написаны имена настоящих владельцев.

— Тогда давайте выясним, кто они.


— А-Л-А-Д-А-Р К-О-Г-А-Н. — Алекс впечатала эти одиннадцать букв в квадратное поле в верхней части экрана, затем нажала на «Поиск». Она откинулась назад и подождала, пока на экране появится текст.

— Ну что там? — Руди с нетерпением вглядывался в экран через плечо Алекс.

— Смотрите. — Алекс указала на строчку, появившуюся вверху странички: «Результат поиска 1-10 из 126 860». — Найдено более ста тысяч сайтов, содержащих имена Коган, Аладар или оба вместе.

Алекс провела курсором по первой строке.

— Видите? Вот некто с именем Аладар Лилиен — президент израильской компании по производству апельсинового сока. Компания называется «Братья Коганы». Может, те, кто нам нужен? — Она переместила курсор вниз по странице. — Вот еще один: Аладар Фараго — автор книги о семье по фамилии Коган, живущей в Буэнос-Айресе.

Алекс бегло просмотрела еще двадцать сайтов.

— Видите? Везде встречаются оба слова, но не в качестве имени и фамилии.

— Откуда ты знаешь? Разве не нужно просмотреть все сайты?

— Не нужно. За вас это делает поисковая система. Сайты, где оба слова стоят рядом, помещаются вверху списка. — Алекс заправила волосы за уши. — Хотите проверить? — Она взяла в кавычки оба имени и снова нажала «Поиск». — Я ищу только два этих слова, стоящие вместе.

На экране вспыхнула одна строчка: «Es wurde keine mit ihren Suchanfragengefunden».[42 - Ничего не найдено (нем.).]

Алекс повернула голову и посмотрела Руди в глаза.

— Все понятно?

— Это значит — ничего. Пусто. Ноль. — Руди достал письмо, написанное его отцом, и протянул его Алекс. — Ты уверена, что правильно написала имя? В имени «Аладар» стоит ударение на последнем «а».

— Я поставила — никакого результата. — Алекс повернулась назад к клавиатуре и стала изменять ударение. — Нет ни одного упоминания об Аладаре Когане. Нигде.

— Что же нам теперь делать? — вздохнул Руди.

— Попробовать другие поисковые системы. — Алекс вернулась в окно унифицированного указателя информационного ресурса и вызвала новую поисковую систему. — Попытаюсь еще.

— Давай. Попробуй все. — Он оперся рукой о плечо Алекс и встал. — Пока ты работаешь, я сделаю парочку копий этого письма — одну для тебя и одну для себя. Тогда я смогу положить оригинал в банковский сейф. Так, на всякий случай.

Алекс искала имя во всех мыслимых системах. С ударениями и без, написанные с прописной буквы и со строчной. Каждый раз ответ был одним и тем же: не найдено.

— Не везет? — Руди вернулся на свое место и передал ей копию письма.

— Пока нет.

Он передал Алекс нотариально заверенное соглашение о разделе пятипроцентного гонорара.

— На случай, если мы их найдем.

Алекс аккуратно сложила документы и положила их в сумочку.

— Надеюсь, найдем. — Потом снова повернулась к экрану. — Попробую несколько сайтов о массовом геноциде евреев — я видела эти сайты в доме Анны Франк.

Алекс просмотрела их все, но все равно не обнаружила никакого упоминания об Аладаре Когане.

— Вот сайт Вашингтонского музея Холокоста; тут сказано, что необходимо явиться туда лично, если хочешь кого-нибудь разыскать с их помощью.

— Тогда поезжай. — Руди вытащил свою кредитную карточку и положил ее на стол перед Алекс. — Если нужно, забронируй себе билет на самолет. Отправляйся куда хочешь, только найди его.

— Даже если я действительно найду Аладара Когана в одном из списков жертв Холокоста, какой прок? Чтобы вернуть счет, нам нужно найти наследников. Живых наследников.

— Что ж, найди. Потребуется, поезжай и в Будапешт. И неважно, во что это обойдется. — Он придвинул кредитную карточку ближе к ней.

— А почему бы вам самому не поехать в Будапешт? — Алекс не поднимала головы. — Вы же говорили, что у вас там приятель. Может, он мог бы помочь?

— Я не могу поехать. По крайней мере сейчас. Завтра мне необходимо быть на похоронах Охснера. Если Шмидт не увидит там меня, он точно что-то заподозрит. Мне нужно поехать и делать вид, что ничего не произошло.

— А может, не стоит?

— Тебе охота рисковать? Или хочешь сидеть и ждать, пока сделка сорвется? Что тогда? Я не хочу, чтобы явились ко мне. — Он похлопал ее по руке. — Брось. Уверен, ты что-нибудь найдешь.

— Не знаю. — Алекс с сомнением покачала головой. — Руди, я устала. Вы понимаете, что за четверо суток я почти не сомкнула глаз — с тех пор как поговорила с вами по телефону? Возможно, лучше все-таки отоспаться, а с утра начать поиски? Завтра вы пойдете на похороны, а потом…

— Но и сегодня нам нельзя сидеть без дела и ждать, пока нас обнаружат.

— Нас?

— Будь реалисткой, Алекс. Если придут ко мне — как ты думаешь, сколько понадобится времени, чтобы вычислить тебя?

Каким бы смелым я ни казался, мне не под силу им противостоять.

— Из ваших слов следует, что вы расскажете все обо мне, если я не поеду?

— Я просто трезво смотрю на вещи. Кто знает, на что они способны? — Руди печально вздохнул. — Да ладно, даже если я промолчу, они, возможно, уже знают о нас. Как ты считаешь, что рассказал им Охснер, до того как его… Только представь: его держат над перилами моста через Рейн… Ради спасения своей жизни он мог многое рассказать.

— Но он даже не знает моего имени! Руди посмотрел ей прямо в глаза.

— Вы же не сказали ему, как меня зовут, правда? — спросила Алекс.

— Правда. — Он положил ей руку на плечо. — Но, даже не зная имени, нетрудно найти молодую американку, работающую на компьютере в цюрихском банке «Гельвеция».


Глава 16


Будапешт

Понедельник, около восьми вечера


Мягкий толчок — и самолет коснулся посадочной полосы. Старый драндулет подъехал к трапу, чтобы забрать пассажиров. Неожиданно все начали громко переговариваться. Алекс не могла понять ни слова.

На автобусе, который вез их к залу прилета, постоянно вспыхивали одни и те же три слова: «Аэропорт Будапешт-Ферихедь».

На торце здания терминала из стекла и стали светились часы. Алекс взглянула на них. Восемь вечера. Это был один из самых долгих дней в ее жизни: три похода в банк, еще один в полицию, один — к подозрительному финансовому управляющему, две бутылки вина, сто тысяч долларов на ее счету и вмешательство в международную аферу по отмыванию денег, из-за чего ее и Руди может разорвать в клочья.

Это как «Бомба замедленного действия» — игра, в которую они когда-то в детстве играли в Сиэтле. Собираешь маленькую игрушечную бомбу и передаешь ее другому. Когда выходило время, бомба «взрывалась», и тот, кто держал ее в этот момент, считался «убитым».

Теперь Алекс играла в новую версию этой игры. Аладар Коган и его жена, открыв в 1938 году опекунский счет в Цюрихе, исчезли, оставив Рудольфа Тоблера-старшего управлять делами. Продержав бомбу почти пятьдесят лет, он вдруг покончил жизнь самоубийством. Или нет? Потом наступила очередь Георга Охснера. Тот держал бомбу до тех пор, пока сын Рудольфа Тоблера не узнал о счете. Но как только Охснер собрался передать бомбу, он тоже умер. Сейчас счетом владеет Руди. Часы уже громко тикают. Алекс же стоит рядом с Тоблером-младшим.

После прохождения таможни Алекс прямиком направилась в зал прилета, чтобы отыскать человека, с которым должна была встретиться по просьбе Руди.

— Поверь мне. В Венгрии без помощи далеко не уйдешь, — объяснил Руди. — Я позвоню Шандору и обо всем договорюсь. Он о тебе позаботится. Это мой старый добрый приятель.

Ключевым словом оказалось «старый». Шандору, должно быть, было под семьдесят. Алекс увидела его у таблички «Talalkozôhely» — «Встречающие». Он энергично махал ей рукой. Несмотря на теплый сентябрьский вечер, Шандор был в длинном развевающемся плаще.

У него были яркие глаза, смуглая кожа. Все вокруг него толкались и кричали что-то по-венгерски. Этот язык звучал странно, словно люди обменивались кодовыми сообщениями. Он не был похож ни на один другой язык, которые Алекс слышала раньше.

Шандор протиснулся сквозь толпу ей навстречу. В руке он держал розочку.

— Вы, наверное, подруга Рудольфа? — Голос у него был глубоким и мелодичным. Он заметно картавил. — Возьмите. Купил вам цветок. Он очень дорогой. Надеюсь, вы это оцените.

С легким поклоном он вручил ей цветок.

— Добро пожаловать в Будапешт.

— Спасибо, профессор Антал. Я…

— Пожалуйста, называйте меня просто Шандор.

Элегантно наклонившись, он взял ее руку и поцеловал.

— Вы еще красивее, чем говорил Руди. — Несколько секунд он смотрел на нее не отрываясь. Его глаза оставались непроницаемыми — серо-зеленые с поволокой, как будто стеклянные.

Шандор взял Алекс за руку и стал двигаться к выходу.

— Сейчас я отвезу вас в гостиницу. Потом мы могли бы пообедать.

Алекс пошла за ним к толпящимся у выхода людям — на плече сумочка, в руках кошелек и чемодан на колесиках.

— Спасибо, что встретили меня, профессор Антал. У меня множество вопросов…

— Вам хватит на это времени и в городе. Я забронировал для вас номер в гостинице «Геллерт» — одной из старейших в Будапеште. Надеюсь, вам понравится. Она находится прямо над Дунайским банком.

Шандор вышел на улицу.

— Возьмем такси, да? У нас так принято.

— Как скажете.

Что-то в голосе Шандора слышалось знакомое. Алекс не могла понять, но была уверена, что уже слышала его раньше.

Когда они вышли из терминала, к ним быстрым шагом подошел какой-то человек. Алекс инстинктивно отпрянула, крепко держась за руку Шандора. Шандор грозно крикнул ему: «Кыш!».

— Не бойтесь. — Он обернулся к Алекс и улыбнулся. — Некоторые наши обычаи могут показаться вам странными, но вы не волнуйтесь, договорились?

Она наконец узнала голос: Дракула.

Шандор повел ее к веренице такси у выхода из терминала и сел в первое попавшееся — белый «опель». Алекс пришлось самой запихивать свои вещи в багажник.

Когда машина сбросила скорость, Алекс открыла окно и впустила в салон свежего воздуха. Он пах скошенным сеном.

— Это Будапешт. — Шандор указал длинным тонким пальцем на юг. Сотни куполов, шпилей и готических крыш заполнили горизонт. — Красиво, правда?

— Да, красиво.

— Знаете, Будапешт когда-то конкурировал с Веной. Это был один из красивейших городов Европы. Мог сравниться даже с Парижем и Берлином. Мы ведь всегда находились на пересечении Востока и Запада. Тут живет много народов. — Они остановились на оживленном перекрестке. Толпа людей хлынула через дорогу. — Загляните им в глаза, — сказал Шандор. — Видите, у одних они темные, а у других светлые?

У здешних людей были и вправду красивые глаза, как заметила Алекс. Глубокие, живые, проницательные. Она подумала о глазах Марко. Где он сейчас? Уже в Париже? Ждет, что она приедет на выходные? Ждет, что они будут вместе?

Вдруг Алекс поняла, что лишь вчера уехала от Марко из Амстердама. За короткое время она побывала в трех странах.

Она заметила, что Шандор рассматривает ее ноги, и натянула на колени юбку, стараясь, чтобы это выглядело естественно.

— Вы давно живете в Будапеште? — спросила она.

— Всю жизнь. Исключая короткий творческий отпуск, который я провел в университете в Цюрихе. Там я и познакомился с Рудольфом.

Такси притормозило.

— Видите, вон там? — Он показал на строение с золотым куполом. — Когда-то это была самая большая синагога в мире. До Второй мировой войны в Будапеште жило много евреев. По правде говоря, они составляли более двадцати процентов населения.

— А теперь?

— Посмотрите туда. — Шандор указал на большой висячий мост впереди. — Это Дунай. Одна из четырех великих мировых рек.

Пока они пересекали широкий мост, в машину задувал сильный ветер. Он был горячим, будто они ехали по пустыне. Алекс глядела на зеленовато-коричневые воды реки, бегущие под ними.

— Вода не голубая, — пробормотала она.

— И никогда не была голубой, — улыбнулся Шандор. — Скорее всего, Иоганн Штраус подумал, что с названием «Бурый Дунай» его музыка не будет иметь успеха. Ранний пример недобросовестной рекламы. А вот мы и приехали. — Такси остановилось, и Шандор кивнул на большое каменное здание. «Гостиница "Геллерт"» — было высечено на камне над массивными дверями. Здание напоминало свадебный торт.

— Я взял на себя смелость и заказал для нас столик в «Карпатах», на том берегу Дуная. — Шандор протянул руку, прощаясь. — Это место необходимо посетить всем приезжим. Встречаемся там в десять вечера. Договорились?

Первое, что сделала Алекс, когда вошла в номер, — еще раз сверилась с телефонным справочником. В нем значились три Коглберга, один Коганович и несколько Кошеров, но ни одного Когана.

Она решила позвонить Эрику. На месте его не было. Она набрана номер мобильного.

— Да? — Было слишком шумно, слышались чьи-то голоса. Кажется, он опять находился в каком-то баре.

— Привет, это я. Есть минутка?

— Конечно. Ты где?

— Сейчас не могу тебе сказать. Я просто хочу тебя предупредить, что завтра меня не будет на работе. Возможно, мне даже придется взять отгул на несколько дней.

— Алекс, что происходит? Ты не можешь взять и исчезнуть…

— Завтра я тебе позвоню и все объясню.

— Крисье спрашивал о тебе. Я сказал, что ты заболела.

— Правильно. У меня грипп. Скажи, что я вернусь на работу через несколько дней.

— Ладно, но… ты где? На определителе моего сотового номер не высветился. Ты вообще-то в Швейцарии или нет?

— Не могу говорить. — Алекс услышала какой-то шум, оглянулась и увидела длинный белый конверт, который просунули под дверь. — Мне пора. Извини. Завтра позвоню.

— Но почему ты не можешь объяснить, что происходит?

— Мне пора. Пока.

Она подошла к двери, взяла конверт и вскрыла. В нем был факс от Руди, написанный от руки.


Дорогая Мекс,

удачи тебе в поисках Коганов.

Надеюсь, ты не против того, что я прибегаю к столь примитивному средству общения? Веришь, я не пользуюсь электронной почтой.

Я еще раз проконсультировался с юристом банка, желая выяснить, что именно нам необходимо, чтобы снова получить доступ к счету. Она сказала, что кто-то из членов семьи должен прийти в банк лично. Но можно и прислать в банк письмо либо выдать нам доверенность на доступ к вкладу — если только личность и подписи этих людей удостоверят в швейцарском консульстве в Будапеште.

Если Аладар и его жена умерли, тебе нужно найти их детей или внуков. От них потребуются те же документы. Но в этом случае необходимо предоставить банку еще и свидетельства о смерти их родителей. Кроме того, нам потребуется документальное подтверждение родства — любые документы, доказывающие, что человек, которого ты нашла, действительно является прямым потомком Коганов. Думаю, это что-то вроде свидетельства о рождении — документ, где указаны имена родителей.

Надеюсь, тебе все понятно.

Сожалею, что не могу быть в Венгрии рядом с тобой. Завтра весь день проведу в Базеле на похоронах. Совсем не улыбается встречаться со Шмидтом, но нужно. И надо сделать вид, что все в порядке.

Я сообщу тебе, как все прошло.

Желаю удачи,

    
Руди.


P. S. Надеюсь, Шандор не раздражает тебя. Помни, вульгарным старикашкам тоже нужна любовь.


Сводчатый потолок ресторана «Карпаты» был украшен фресками с замысловатыми рисунками виноградных кистей, лоз и птиц. Ресторан был похож на старинный трансильванский замок. Не хватало лишь вампиров.

А вот и он, сидит за столиком в дальнем углу, все в том же длинном развевающемся плаще. Шандор поднялся, чтобы приветствовать Алекс.

— Добрый вечер.

Он поцеловал ей руку.

— Я уже заказал вам аперитив — бокал токайского.

Алекс села напротив него.

— Думаю, что мне не следует больше пить сегодня.

— Но, Алекс, тут так не поступают. — Шандор улыбнулся официанту: тот брал со своей тележки одно блюдо за другим, уставляя ими стол. — Добро пожаловать в Будапешт. — Он поднял бокал, чтобы сказать тост. — За успех. За наш успех.

Алекс сделала небольшой глоток. Вино было сухим, но при этом, как ни странно, сладким.

— Кстати, что именно вы ищете? — поинтересовался Шандор. Прежде чем Алекс успела ответить, рядом с их столиком расположилась группа скрипачей и начала играть.

— Цыгане, — объяснил Шандор. — Это наша старинная национальная традиция.

«Что мне ему можно рассказать? — раздумывала Алекс. — Он друг Руди, но насколько можно ему доверять? Насколько я вообще могу теперь кому-либо доверять?»

— Легар — один из моих любимых композиторов, — Шандор слегка кивнул на музыкантов. — Вот были денечки, вы согласны?

Когда музыканты закончили играть, он повернулся к Алекс и сказал:

— Руди говорил, вы ищете человека по имени Аладар Коган или его родственников.

— Точно. — Алекс сделала глоток. — Вы знаете, как…

— Он сказал, что вам необходимо найти его как можно скорее.

— Верно. Вы не знаете, как мне…

Шандор поднял палец, призывая помолчать, когда подошел официант. Он сделал заказ на венгерском за них двоих.

— Я заказал вам фирменное блюдо, — объяснил он Алекс. — Суп-гуляш и жареную утку. Уверен, не пожалеете.

— Вы можете посоветовать, как найти Коганов? — спросила Алекс. — Еще в Цюрихе мы попытались позвонить в справочную. И в гостинице я просмотрела телефонный справочник, но оказалось, что в Будапеште нет ни одного Когана.

— По правде говоря, нет и во всей Венгрии. Я тоже проверял.

— Как нет? Разве Коган не распространенная фамилия?

— Честно сказать, нет. — Шандор налил еще бокал. — Раньше, возможно, и были Коганы. Теперь уже нет.

— Почему?

— Печальная правда заключается в том, что теперь в Венгрии не так много евреев. А большинство из тех, кто остался, носят другие, нееврейские, фамилии. Они изменили фамилии в начале века — двадцатого века. Понимаете, так стало легче устраиваться в жизни, делать карьеру. — Подали закуски, и Шандор тут же принялся за еду. — После революции, — продолжал он с набитым ртом, — я имею в виду революцию 1956 года, многие, особенно интеллигенты или те, у кого были деньги либо связи, покинули Венгрию.

Он стал намазывать толстый слой костного мозга на маленький кусочек тоста.

— Вот, например, Джордж Сорос. Знаете, он ведь из Венгрии. К тому же еврей. Из Будапешта. — Шандор засунул «деликатес» в рот. — Его семья выжила во время войны благодаря тому, что пряталась в сельской местности. В Америке он сколотил целое состояние, спекулируя на курсах валют. Потом Эндрю Гров. Он основал корпорацию «Интел» — это крупнейший производитель компьютеров.

— Я знаю, Шандор. Я работаю на компьютере.

— Но вам известно, что его настоящая фамилия Граф? Потом ее сменили на Гров, когда семья эмигрировала в Соединенные Штаты. Вы это знали? А вот еще Гарри Гудини. Этот тоже венгр.

— Господин Антал… Шандор. — Алекс собралась с духом. — Это все очень интересно, но я приехала, чтобы найти…

— Тогда вам нужно встретиться с адвокатом. — Шандор выглядел обиженным, как будто Алекс нарушила неписаное правило: «Не перебивать Шандора, когда он вещает». Он поискал глазами официанта. — Хочу заказать бутылочку вина, — произнес он, — конечно, если вы не против.

— Прошу прощения. — Алекс пыталась говорить мягко. — Я не хотела вас…

— Я могу порекомендовать неплохого юриста, Антонию Сабо. Она подруга моей двоюродной сестры. — Он повернулся послушать цыган.

Алекс уговаривала себя терпеливо ждать, пока Шандор сам не заговорит. В конце концов он расскажет ей то, ради чего она приехала. Всему свое время.

Подали основное блюдо, и Алекс наблюдала, как Шандор, прихлебывая вино, проглотил целый телячий язык. Позднее, уже в середине трапезы, Шандор начал засыпать Алекс советами, как будто ничего не произошло.

— Прежде всего вам необходимо получить свидетельства о смерти, — пробубнил он с набитым ртом. — Потом можно узнать, где он жил и кто его родители. В каждом районе Будапешта — а здесь их больше двадцати — выдаются свои свидетельства о смерти.

— Но я ищу живого члена семьи.

Он сердито взглянул на Алекс.

— Ну, конечно же, Алекс.

«Будь внимательна, — одернула она себя. — Пусть он говорит».

— Может, вам стоит посмотреть в старых телефонных справочниках. — Он взял еще одну порцию телячьего языка. — В любом случае адвокат, которого я рекомендовал, может помочь.

Музыканты стали играть классическую музыку для какой-то французской семьи, занявшей столик рядом с Алекс и Шандором. Семья будто сошла с картинки. Две нарядные девочки-подростка и их родители. Все изящно и непринужденно потягивали вино. На шее у старшей девочки красовалась золотая цепочка с кулоном.

Алекс повернула голову и увидела, что Шандор не сводит глаз с младшей девочки.

Когда принесли счет, он его словно и не заметил — продолжал рассказывать о том, что в каждом районе Будапешта свое делопроизводство и, если хочешь найти информацию, следует обойти их все.

Алекс молча достала кошелек и расплатилась деньгами, которые сняла со своего недавно пополнившегося счета. До отъезда из Цюриха она воспользовалась банкоматом банка «Гельвеция», сняла в евро и швейцарских франках сумму, равную пяти тысячам долларов — Алекс еще никогда не держала в руках столько денег сразу.

Облокотившись о конторку, Шандор написал на клочке бумаги имя и адрес адвоката.

— Это вам может помочь.

Алекс на ходу внимательно прочитала. Доктор Сабо Антония. Улица Сенткирали, 92–94.

— Доктор Антония говорит по-английски? — поинтересовалась Алекс.

— На самом деле Антония — это имя, а не фамилия, — улыбнулся Шандор. — Фамилия — Сабо. На венгерском сначала идет фамилия, затем имя.

— Почему так?

Шандор улыбнулся.

— Потому, что здесь так принято, Алекс.


Вернувшись в свой номер, Алекс подключила ноутбук к гостиничной телефонной линии и вошла в Сеть, чтобы проверить все поисковые системы, какие могла вспомнить. Так же, как и в Цюрихе, она нашла тысячи страниц с фамилией Коган со всех уголков земли и столько же с именем Аладар. Но когда она набирала то и другое вместе, результат поиска был отрицательным.

Она откинулась назад и потянулась. Все тело болело. Алекс просидела, сгорбившись за компьютером, несколько часов, но ничего не нашла.


«Не отчаивайся, — сказала она себе. — Не так-то легко отыскать семью, которую никто не может найти со времен Второй мировой. Поспи. Проснешься утром и снова начнешь искать».


Перед тем как лечь, Алекс решила проверить свой электронный почтовый ящик и обнаружила затерявшееся среди горы посланий от «Томсона и К


» и письмо от Марко. Оно пришло вчера. Открыв его, Алекс почувствовала, как кровь застучала у нее в висках.

«Я собираюсь лететь в Париж — это следующая остановка в моем путешествии. Почему ты не звонишь?» — писал он. Он сообщил свой парижский адрес и добавил: «Скучаю».

Алекс бросила взгляд на телефон, потом на часы. Было почти три ночи. Она решила отослать письмо по электронной почте.


«Марко, я тоже по тебе скучаю. Алекс».


Через несколько секунд после того, как она нажала «Отправить», пришел ответ.

Алекс нажала на значок почтового ящика. Письмо было от Марко.


«Можешь прислать свой номер телефона. Я тебе позвоню».


Алекс представила себе все расспросы Марко, когда он увидит код Будапешта.

«Может, просто поболтаем в Сети?» — написала она в ответ.

«Конечно. — Марко прислал ей электронный адрес частного чата в Сети. — Я там под именем Франк. Почему бы тебе не быть Анной?»

Секунды — и вот они уже в собственной «клубной комнате».


Франк: Как дела?

Анна: Нормально.

Франк: Просто нормально?

Анна: Знал бы ты, сколько всего произошло со мной после Амстердама. Неужели мы расстались только вчера?

Франк: А кажется, что это было так давно, правда? Я скучаю по тебе.

Анна: Я тоже.

Франк: Я все думаю о ночи, которую мы провели вместе.

Анна: Я тоже.

Франк: Как обнимал тебя. Ласкал тебя, любил, пока не взошло солнце…

Анна: Марко, можно попросить тебя об одолжении? Давай придумаем другие имена. Меня бросает в дрожь при виде сочетания Анна Франк в подобном разговоре.

Франк: Ты права. Не беда. Тебе нужно лишь нажать на кнопочку «Смена имени» внизу страницы. Вот так!

Марко: Поняла?

Алекс: Ого! Так лучше.

Марко: Мы можем и поговорить. Почему ты не позволяешь тебе позвонить?

Алекс: Я не дома. Не в Цюрихе.

Марко: А где ты?

Алекс: Не могу сказать. Работаю над проектом. Кое-какие дела возникли в последнюю минуту.

Марко: Звучит загадочно.

Алекс: Так и есть. Я пытаюсь найти человека, которого, кажется, не существует.

Марко: Может, я приеду и помогу тебе? Кого ты ищешь?

Алекс: Человека, который, вероятно, уже давно умер.

Марко: И где ты его ищешь? На кладбище?

Алекс: Неплохая идея, но как-то поздновато направляться туда среди ночи.

Марко: Может, мне приехать на помощь? Быть твоим телохранителем? В конце концов, у меня черный пояс.

Алекс: Это я знаю. Ты показал мне парочку неплохих «упражнений» в Амстердаме.

Марко: Когда? На улице или в номере?

Алекс: И там, и там.

Марко: Боже! Жаль, что тебя нет рядом.

Алекс: Мне тоже жаль.

Марко: У нас в Бразилии есть слово, описывающее мои чувства. По-английски так не скажешь: Saudades.[43 - Печаль, тоска, уныние (исп.).]

Алекс: Звучит красиво. А что оно означает?

Марко: Нельзя перевести. Что-то вроде сильного желания. Вроде: «Ты нужна мне прямо сейчас».

Алекс: Ты тоже нужен мне.

Марко: Я бы хотел быть сейчас с тобой. Смотреть в твои прекрасные глаза. Гладить твои длинные темные волосы. Обнимать тебя.

Алекс: Звучит заманчиво.

Марко: Знаешь, ты стараешься выглядеть сильной, но я вижу нежную, ранимую девушку.

Алекс: Правда?

Марко: Боже, если бы я мог быть сейчас рядом с тобой! Я бы обнял тебя и ласкал…

Алекс: Как именно?

Марко: Я начал бы с лица, потом перешел бы к щекам, ушам, потом к губам. Дальше вниз к твоим прекрасным длинным ногам. Затем медленно поднялся бы к животу, к груди. Мне нравится, что она маленькая. Именно такие — именно такие НРАВЯТСЯ в Бразилии.

Алекс: Правда?

Марко: Правда. Неужели ты не знала, что в Бразилии пластические хирурги занимаются в основном тем, что уменьшают размер груди?

Алекс: He знала.

Марко: Но у тебя грудь натуральная, верно?

Алекс: Конечно.

Марко: Я возбуждаюсь, даже просто думая… о тебе. Ты сейчас где?

Алекс: Сижу на кровати.

Марко: Как?

Алекс: Скрестив ноги. На коленях ноутбук.

Марко: Что бы я отдал, лишь бы находиться там! Что на тебе надето?

Алекс: Ты в самом деле хочешь знать?

Марко: Я хочу все знать о тебе.

Алекс: На мне только трикотажная рубашка.

Марко: И больше ничего?

Алекс: А почему ты спрашиваешь?

Марко: Из любопытства.

Алекс: Я не люблю виртуальный секс, если ты к этому клонишь.

Марко: Тогда давай поговорим по телефону.


Алекс бросила взгляд на старинный телефон рядом с кроватью.


Алекс: Пожалуй, я не буду разговаривать по гостиничному телефону. У тебя есть IР-телефония?

Марко: Это что такое?

Алекс: Телефон на базе компьютерных сетей. У тебя его нет?

Марко: Нет. Но почему мне просто не позвонить тебе? Ты где?

Алекс: Не могу сказать.

Марко: Почему?

Алекс: Просто не могу. Извини.


Глава 17


Будапешт

Вторник, утро


Алекс разбудил стук в дверь.

Это был Шандор при полном параде: с ярко-красным платочком в нагрудном кармане двубортного костюма, в клетчатой рубашке и галстуке «пейсли».[44 - Имитирует узор кашмирской шали со сложным рисунком «огурцы»; с начала XIX в. материя с таким узором выпускалась на юго-западе Шотландии, в городе Пейсли.] Через руку перекинут тяжелый зонтик с деревянной ручкой.

— Ой! Я вас разбудил? — спросил он с невинным видом.

— Честно говоря, да. — Алекс куталась в махровый халат. — Сейчас лишь половина девятого утра.

— Уже половина девятого!

— Я до поздней ночи сидела в Интернете — кое-что искала.

— Ну, нам тоже предстоит уйма работы, — энергично закивал Шандор.

— Прямо сейчас?

— Да, сейчас. — Его серо-зеленые глаза ощупывали ее тело. — Нам нужно идти не задерживаясь. Я не могу посвятить вам целый день. Давайте же. Одевайтесь.

Он попробовал протиснуться в номер.

— Я думаю, вы не намерены помогать мне лично. — Алекс твердо осталась стоять в дверном проеме.

— Ну как же! Я уже пообщался со служащими архива шестого округа. Коганы ведь жили на улице Андраши, нет? Разве не так сказал Руди?

— Да, но…

— К сожалению, у них нет свидетельства о смерти Аладара Когана. Коли на то пошло, и документов на других Коганов тоже нет. Но у меня родилась идея, — он хитро ухмыльнулся. — К сожалению, для этого вам придется одеться. Нам необходимо пойти в седьмой округ. Хотите, чтобы я подождал вас в номере?

Шандор собирался войти.

— Не могли бы вы подождать меня внизу? Я буду готова через несколько минут.

— Хорошо. Тогда встретимся в столовой. Но поторопитесь. Сегодня у меня есть еще дела.

Закрывая дверь, Алекс обнаружила на полу еще один конверт. Надорвала его. Это был факс от Руди. К нему прилагалось несколько страниц распечаток.


Дорогая Алекс,

Я вернулся в Интернет-кафе, где меня научили пользоваться поисковыми системами, которые ты мне показывала. Догадайся, что я нашел? Что Кипр уже много лет является основным центром отмывания денег, особенно для русской мафии. На Кипре предположительно более двадцати тысяч офшорных компаний, которые имеют дело с русскими. Но там не только они. Там все. Диктаторы, террористы, мафия. Список можно продолжать до бесконечности. Я прочитал, что даже Слободан Милошевич, югославский диктатор, очевидно, отмыл более четырех миллиардов долларов через банки и другие офшорные компании на Кипре.

Чрезвычайно важно, чтобы ты поскорее нашла эту семью. Необходимо удостовериться, что деньги, как и было запланировано, переведены с моего счета. Только тогда мы сможем вздохнуть спокойно.

Я весь день на похоронах Георга Охснера. Если буду нужен, звони на мобильный.

    
Руди.


Алекс просмотрела те несколько страниц, которые Руди скачал из Интернета. Все они были из достоверных источников: сайтов Си-Эн-Эн, Государственного департамента США, Организации экономического сотрудничества и развития, газеты «Нью-Йорк таймс». В них подтверждалось то, о чем писал Руди. На Кипре обделывается уйма незаконных делишек.

«Возможно, он прав, — бормотала Алекс себе под нос, направляясь в ванную комнату. — Возможно, он во всем был прав».

Телефон зазвонил в тот момент, когда она выходила из душа. Звонил Шандор.

— Вы где? Я жду вас внизу в ресторане.

— Я спущусь через пару минут.

— Поторопитесь. Нам уже пора быть в пути.

Но сперва Алекс пришлось наблюдать за тем, как Шандор уплетает поистине все, что мог предложить дорогой «шведский стол»: сыры, тонкие ломтики вареного мяса, омлет, красный и зеленый перец, салат из капусты, моркови и лука, заправленный майонезом, огурцы и даже маринованную рыбу.

Сама она осилила лишь круассан и чашечку кофе.

— Дело обстоит так. — Шандор, как и вчера, разговаривал с набитым ртом. — Аладар Коган скорее всего умер — даже если он выжил в войну, что не исключается. Многие евреи в Будапеште выжили. Немцы оккупировали Венгрию лишь в конце войны, когда советские войска уже были на подходе. До этого считалось, что мы с Германией союзники и еврейский вопрос решим самостоятельно.

Он запихнул в рот очередную порцию еды и продолжил:

— Но даже если он и выжил в войну, то уж теперь его наверняка нет в живых. Предположим, что ему было лет сорок в 1938 году, когда он подписывал документ. Значит, сейчас ему было… было бы…

— Сто с лишним.

— Точно. — Шандор кивнул. — Что означает: лучший способ добыть о нем информацию — узнать, где и когда он умер, то есть найти свидетельство о его смерти. — Он откусил от тоста с печеночным паштетом. — В Будапеште дело осложняется тем, что свидетельства о смерти выдаются в том округе, где человек умер. Нет центрального отдела записи актов гражданского состояния.

Шандор отхлебнул кофе.

— Я рассудил, что такой человек, как Аладар Коган — если он умер в больнице, — был бы доставлен в частную клинику. А самая шикарная частная клиника в то время была «Фашор саниториум», следовательно, надо отправиться в архив того округа, где расположена эта клиника.

Алекс схватилась за сумочку.

— Тогда пошли.

— Хорошо. Только позвольте мне доесть икру.

Возле гостиницы их ожидало такси. За считанные минуты они домчались до дверей архива седьмого округа.

Шандор подошел к одному из расположенных во внутреннем дворике окошек вроде кассовых и обратился по-венгерски к темноволосой женщине, которую наполовину скрывали листья папоротника. Пока Шандор говорил, она отрицательно качала головой. Алекс слышала, как она не единожды повторила слово «пет».

Шандор обернулся к Алекс и пожал плечами.

— Что значит пет? — спросила она.

— «Нет». Она говорит, что они выдают kivonats — свидетельства о рождении и смерти — по понедельникам и четвергам, а сегодня вторник.

Повернувшись к женщине, он поговорил с ней еще несколько минут. Алекс увидела, что та начала кивать утвердительно. Она несколько раз сказала «igen» и сняла телефонную трубку. Пока она разговаривала по телефону, Шандор заметил Алекс:

— Igen значит «да».

— Я поняла.

— Я умно поступил, сказав ей, что вы прилетели из самих Соединенных Штатов, что вечером у вас самолет и вам необходимо получить свидетельство о смерти сегодня. — Он улыбнулся. — Ее сестра работает в отделе выдачи свидетельств о смерти. — Он указал на узкий пролет каменных ступенек у входа. — Для меня сделают исключение.

Женщина, открывшая дверь отдела наверху, была точной копией сидевшей внизу, за исключением цвета волос. Она была блондинкой, но в ней легко угадывалось негритянское происхождение.

Алекс заглянула внутрь комнаты и увидела нескольких женщин, сидящих вокруг деревянного стола и играющих в карты. Женщина у двери выслушала то, что ей говорил Шандор. Периодически она кивала и несколько раз сказала пет и igen. Потом указала на скамейку в коридоре и закрыла дверь.

Шандор сел на скамейку.

— Она сказала, что начнет поиски с начала войны, с 1939 года. Но если он погиб во время войны, то это случилось не раньше 1944-го. Именно тогда немцы вошли в Венгрию.

— Странно. В 1944 году войска союзников уже были в Амстердаме. Анна Франк почти пережила войну, когда…

— Правду говоря, в Венгрию союзники тоже вошли в 1944-м. Беда в том, что это были русские, а не англичане или американцы. — Он глубоко вздохнул. — Когда у порога стояли русские, в Венгрию вошли немцы. Тогда все и произошло. В зиму 1944/1945 года. К сожалению, венгерские фашисты были такими же жестокими, как и нацисты. Даже еще хуже. Когда пало венгерское правительство, они просто с цепи сорвались. Не стали дожидаться эшелонов, чтобы вывезти евреев в нацистские лагеря. Убивали их прямо тут, в Будапеште. Я слышал немало рассказов о том, как среди ночи евреев вытаскивали из постелей, вели на берег реки и расстреливали. А тела сбрасывали в ледяную воду. Некоторые люди, по-видимому, были еще живыми.

Открылась дверь, и выглянувшая женщина передала Шандору маленькую зеленую бумажку, сложенную пополам. На лицевой стороне стояла печать.

— Köszönöm szépen! Большое спасибо! — не переставая кланялся ей Шандор, как японский бизнесмен. Женщина, так же все время улыбаясь, и сама несколько раз поклонилась, а затем скрылась внутри, закрыв за собой дверь.

Шандор взглянул на документ, а потом с торжеством поднял его вверх.

— Это kivonat. Свидетельство о смерти Аладара Когана. — Он развернул листок и стал переводить. — Тут сказано, что он умер в данном округе в 1945 году. 22 января. Ему было сорок шесть.

Шандор взглянул Алекс в глаза.

— Скорее всего, его привезли в больницу после прихода фашистов. На январь сорок пятого пришелся пик изуверств. — Он передал документ Алекс. — Теперь нам известно.

Он повернулся и стал спускаться по лестнице.

— Подождите. — Алекс просмотрела свидетельство о смерти. Она не понимала там ни одного слова. Лишь «Аладар Коган» и дату.

— Как мне узнать, остались ли наследники? — спросила она. Шандора уже не было видно. Она побежала за ним.

— Я думала, тут будет больше информации. — Алекс передала Шандору свидетельство о смерти. — Здесь не сказано, остался ли жив кто-нибудь? Его жена? Дети?

— Нет. Только то, что он умер в 1945 году. В возрасте сорока шести лет. — Шандор повторял это, как заклинание, потом толкнул дверь на улицу. Во дворик ворвался уличный шум. — Мне пора.


— Извините. Доктор Сабо сможет принять вас лишь на следующей неделе. У нее сейчас нет времени… на новых клиентов. Из-за шума на улице Алекс приходилось прислушиваться.

— Но мне необходимо сегодня. Это не терпит отлагательства.

— Позвоните, пожалуйста, на той неделе. Хорошо?

— Я не могу ждать до следующей недели. Неужели совсем никто не может меня принять? — Алекс сняла сережку и плотно прижала к уху телефонную трубку. — Мне нужно выяснить, не осталось ли у одного человека из Будапешта наследников? У меня есть свидетельство о смерти, но и только.

— Когда он умер?

— В 1945-м.

— Мне очень жаль.

— А вы не можете мне помочь? Меня рекомендовал Шандор Антал. Вы его знаете?

— Нет.

Алекс перевела дух.

— Он, видно, приятель доктора Сабо. Я прилетела из самой Америки. У меня сегодня вечером самолет.

— Сожалею. Перезвоните на той неделе. Договорились?

Алекс чувствовала себя потерянной, злой, озадаченной. Почему здесь все дается с таким трудом?

Она вздохнула и сделала новую попытку.

— Послушайте, я только что прилетела в Будапешт. Я ни слова не говорю по-венгерски. Мне необходим человек, чтобы помочь получить кое-какую информацию. Вы никак не могли бы мне помочь? Я заплатила бы, если нужно.

— Я лишь помощник адвоката, я только что закончила юридический факультет.

— Не имеет значения. Адвокат как таковой мне ни к чему. Мне нужен человек, который помог бы найти семью, жившую когда-то в Будапеште. У них в Швейцарии тайный банковский вклад.

Молчание. По крайней мере, женщина перестала говорить «нет».

— Если мы найдем кого-то из членов семьи Аладара Когана, — продолжала Алекс, — в Цюрихе их ожидает многомиллионный долларовый счет.

Женщина минутку колебалась, потом ответила:

— Возможно, вы могли бы заглянуть.

— Спасибо!

— Но спросите меня. Меня зовут Сара.

По дороге в адвокатскую контору такси проезжало по длинному широкому проспекту, застроенному по обеим сторонам некогда шикарными, но теперь обветшавшими особняками. Улица, как увидела Алекс, называлась улицей Андраши, где до войны жили Коганы. Она достала копию договора об опекунском счете, которую ей дал Руди, чтобы проверить свою догадку. Так и есть.

Она попросила водителя на минуточку остановиться перед домом номер шесть.

Это огромное многоэтажное здание в стиле неоклассицизма стояло прямо напротив оперного театра. На двери — двадцать семь звонков. Ни над одной из них не было фамилии Коган.

Она потыкала в несколько кнопок, каждый раз спрашивая одно и то же:

— Вы знаете семью по фамилии Коган? Аладар Коган?

— Нет. Не знаю никаких Коганов.

Водитель такси повторил вопрос по-венгерски. Ответ оставался тем же: «Нет».

У двери в адвокатскую контору Алекс снова помедлила. Все надписи на позолоченной дверной табличке были только на венгерском языке. Она попробовала нажать на несколько кнопок — никакого результата. Через несколько минут к двери подошла беременная женщина, набрала код и быстро вошла. Алекс ухватилась за дверь, когда та уже почти закрылась.

Молодая женщина обернулась.

— Вы та, с кем я разговаривала?

— Вы Сара? — догадалась Алекс.

— Igen. — Девушка протянула руку. — Извините, что опоздала. Мне надо было кое-что сделать. У меня скоро родится малыш, и так много нужно подготовить к его появлению.

— Поздравляю. Вы, должно быть, очень счастливы.

— Igen. — Сара улыбнулась. — Счастлива.

Она провела Алекс по темному коридору, затем вверх по длинному лестничному пролету к большой деревянной двери. Внутри все напоминало скорее квартиру, чем офис. Всю комнату заполняли кресла и книжные полки.

Сара указала Алекс на мягкое кресло в дальнем углу, а сама подошла к женщине, сидевшей за массивным деревянным столом у окна, выходящего на улицу.

Алекс уставилась на свидетельство о смерти. Она размышляла о рассказе Шандора о том, как фашисты бросали раненых евреев в реку. Такая участь постигла и Аладара Когана? Он умер так? Так окончил жизнь вдали от дома?

Подошла Сара и присела рядом с Алекс.

— Что именно вас интересует?

Алекс передала ей свидетельство о смерти.

— Как я уже сказала по телефону, семья Аладара Когана имеет банковский счет в Швейцарии. Единственное, что им необходимо сделать, — приехать и заявить на него права.

Алекс заметила, что женщина за конторкой, услышав слова «банковский счет» и «Швейцария», бросила на нее быстрый взгляд.

Наконец она встала и подошла к Алекс. Села рядом с Сарой и протянула руку.

— Может, я смогу вам помочь. Меня зовут Сабо Антония. Алекс стала рассказывать историю с самого начала, но Антония почти тут же перебила ее:

— Теперь, когда у вас есть свидетельство о смерти, ясно, что необходимо предпринять дальше. Вам нужно свидетельство о рождении. — Очевидно, она все время прислушивалась к разговору. — Таким образом вы узнаете больше о семье. Поскольку неизвестны имена жены и детей, это единственный способ.

По-английски она говорила, как отметила про себя Алекс, намного лучше, чем Сара.

Антония попросила свидетельство и внимательно прочла его.

— Понятно. — Она подняла глаза на Алекс и улыбнулась. Ее зубы были такими же желтыми, как у Охснера. — Здесь, конечно, не сказано, когда он родился, но это нетрудно высчитать. Смотрите, тут написано: он умер в возрасте сорока шести лет в 1945 году. Путем вычитания можно определить год его рождения.

— Что это нам даст? — поинтересовалась Алекс.

— Надо пойти с этой информацией в Еврейский центр. Там хранятся все архивные документы, касающиеся граждан-евреев до наступления коммунистической эпохи. — Она вернула Алекс документ. — Попросите свидетельство о рождении.

— А когда я раздобуду свидетельство о рождении? — спросила Алекс. — Что делать дальше?

— Тогда в отделе регистрации новорожденных смогут выяснить, где жила семья, кто по профессии родители и даже сколько у них было детей. Но сначала вам необходимо найти запись о рождении Аладара Когана. Это будет не просто. — Она снисходительно улыбнулась. — Система Еврейского центра… как бы это сказать… немного старомодна. Но, к счастью, у нас есть Сара, которая сумеет помочь. Она у нас специалист по Еврейскому центру. — Доктор Сабо встала и протянула руку на прощание. — Мне пора. Меня ждут в суде.

Алекс тряхнула головой. Голова была тяжелой и гудела.

— Будьте настойчивее, — посоветовала Антония. — Если не получите необходимую информацию в Еврейском центре, вы ее больше нигде не найдете. В городских архивах нет данных о гражданах-евреях, по крайней мере, до времен социализма.

— Почему? — удивилась Алекс.

— Потому что тут так было принято — во всяком случае, до войны.

— Нам повезло. Я знаю местного раввина. — Сара привела Алекс ко входу в Еврейский центр. — Именно поэтому мне удалось договориться, чтобы нас приняли побыстрее. В марте он провел мой свадебный обряд.

— Так вы еврейка? — уточнила Алекс.

— Да. — Сара указала на большую синагогу справа. — Поэтому я и решила встретиться с вами. Когда вы упомянули фамилию Коган, я подумала, что это, должно быть, еврейская семья.

Она подвела Алекс к металлоискателю у главного входа. Охранник попросил Алекс выложить все металлические вещи.

— К сожалению, нам теперь — после 11 сентября — постоянно приходится прибегать к подобным мерам. Примета времени, в котором мы живем.

Алекс заглянула во двор и заметила, что звезда Давида использована в каждой декоративной детали, включая орнамент на потолке — неоготической аркаде. В центре двора была устроена маленькая насыпь из камней.

— Это памятник погибшим, — объяснила Сара. — А это, — указала она на потускневшую бронзовую табличку слева, — мемориальная доска.

Она провела пальцами по словам: «EHÁZ MÁRTIRJAI — 1941–1945, EMLÉKEZZÜNK».

— Видите? — Сара прикоснулась к буквам. — ЕМLÉK значит «память».

Она бросила на Алекс полный печали взгляд.

— Тут написано, что мемориал воздвигнут в память погибших здесь мучеников.

Сара указала на перечень имен внизу доски.

— Здесь сказано: «Об этом нельзя забывать».

Алекс просмотрела список имен: Грюн Янош, Горовиц Ференц, Малеш Шимон. Ни одного Когана.

Они получили разрешение войти, и Сара провела Алекс по длинному лестничному пролету в большую, отделанную деревом комнату, выходящую окнами во двор. Она попросила Алекс подождать за столом у входа и пошла изложить их дело человеку, сидящему за столом у окна. На вид ему было лет восемьдесят, он был в вылинявшей голубой шерстяной кофте на пуговицах. На его галстуке Алекс заметила какие-то странные символы: треугольник с латинской буквой «Н» вверху и двумя латинскими буквами «Е» по бокам. Треугольник напоминал пирамиду на однодолларовой банкноте США. Даже человеческий глаз на вершине.

Алекс терпеливо ждала, пока Сара несколько минут разговаривала с этим мужчиной. Свет, падающий из окна за его спиной, освещал их лица. Сара говорила медленно, несколько раз четко произнеся слова «Коган» и «Аладар».

Алекс вспомнила предостережение Антонии: «Если не получите необходимую информацию в Еврейском центре, не найдете ее больше нигде».

Старик начал перерывать гору бумаг на своем столе. Через несколько минут подошла Сара и объяснила, что происходит.

— Он сказал, что сделает для меня исключение и постарается найти сведения сегодня. Но он работает лишь до обеда. Потом его рабочий день заканчивается. А завтра контора закрыта.

Алекс посмотрела на часы. Было уже одиннадцать.

Сара взяла свидетельство о смерти и вернулась за стол к старику. Он внимательно изучил документ, как будто впервые видел нечто подобное. Несколько минут спустя он потянулся и достал с деревянной полки книгу в кожаном переплете и углубился в записи, просматривая их одну за другой. Сара склонилась над его плечом, помогая разбирать рукописный текст.

Подошла еще одна пожилая женщина в очках с толстыми стеклами и в длинном черном платье. Положив на стол несколько папок, она вернулась за свой стол. Стук тяжелых башмаков по деревянному полу был единственным звуком, нарушавшим тишину комнаты.

Система, которая использовалась в Центре, заметила Алекс, не менялась с девятнадцатого века. Никаких компьютеров, никаких баз данных, ни общего списка, ни ссылок, даже указа-геля не было. Лишь огромная рукописная книга, заполненная в хронологическом порядке, — отдельный том на каждый год и отдельный раздел на каждую букву алфавита.

Алекс в нервном ожидании наблюдала, как старик просматривает каждую страницу. Время от времени он поднимал глаза и отвлекался. Тогда Саре приходилось мягко возвращать его к тому месту, на котором он остановился.

Примерно после часа работы Сара вновь подошла к Алекс.

— Мы уже на апреле. К сожалению, нам не известно, в каком месяце родился господин Коган. Оказывается, в 1899-м был бум рождаемости в еврейских семьях Будапешта.

— А почему вы ищете в книге за 1899 год? — спросила Алекс.

Сара удивилась.

— Потому что в свидетельстве о смерти сказано, что он умер в 1945 году в возрасте сорока шести лет. — Она прищурилась. — Если из 1945 вычесть сорок шесть, получится 1899. Правильно?

— Нет. Не обязательно, — возразила Алекс. — Аладар Коган умер двадцать второго января. В документе сказано, что ему было сорок шесть на момент смерти, но шансы того, что он родился в 1899 году, невелики — если только он не родился до двадцать второго января. А вы уже просмотрели записи за январь. Дело вот в чем. — Алекс встала. — Если он не родился раньше двадцать второго января, значит, он еще не отмечал своего дня рождения в 1945-м. Правильно? Следовательно, когда он его отметил бы, ему бы исполнилось уже сорок семь. В 1945-м ему было бы сорок семь, а не сорок шесть. А из 1945 вычесть 47 получается 1898.

Алекс указала на старика, листающего книгу записей о рождении за 1899 год.

— Он смотрит не в той книге! — Алекс поняла, что почти перешла на крик.

Она огляделась и увидела, что старик и его помощница потрясенно уставились на нее. Несомненно, она нарушила еще одно неписаное правило: «Не критикуй систему». Да поняли ли они ее вообще? Она повторила сказанное. Те двое смотрели на нее во все глаза.

Алекс знала, что права. Цифры не лгут. Она поднялась. Что толку сидеть сложа руки и терпеливо ждать?

Она подошла к календарю, висящему на стене рядом со столом старика. Он недоверчиво наблюдал за ней.

— Januar. Это месяц его смерти. Верно? — Алекс указала на первый месяц.

Старик молчал.

Потом она указала на другие месяцы.

— Аладар Коган наверняка родился в один из этих месяцев. Значит, в этой книге его нет. — Она показала на книгу в руках старика. — Если позволите…

Алекс подошла к полке и вытащила том за 1898 год.

Она принесла ее старику и положила перед ним на стол.

— Надо вот здесь искать.

Он не пошевелился.

— Вы не возражаете, если я посмотрю?

Алекс открыла книгу и стала пробегать глазами по спискам, медленно переворачивая страницы. Все записи были сделаны от руки. В глаза бросилось несколько фамилий: Коганович, Кравиц, Кроненберг, — но ни одного Когана.

Сара вызвалась помочь Алекс в поисках. Когда они уже просмотрели треть книги, Сара воскликнула: «Itt van!»[45 - Вот оно! Нашла! (венг.)] Она указала на фамилию в конце страницы. Алекс наклонилась и увидела имя «Аладар Коган», нацарапанное черными чернилами.

Сердце у нее чуть не выпрыгнуло из груди. Далее за ним следовали несколько слов на венгерском и две маленькие звезды Давида. Рядом с каждой звездочкой стоял номер.

— Что тут написано? — спросила она у Сары.

— Тут написано, что его отец был профессором и звали его Рихард. А мать — Патрицией.

— А что означают эти две маленькие звездочки? — допытывалась Алекс.

— Не знаю.

Сара поднесла книгу старику и потратила несколько драгоценных минут на то, чтобы его успокоить. Наконец старик вернулся за стол и прочел запись. Спустя несколько секунд он что-то прошептал Саре. Она обернулась к Алекс, чтобы перевести.

— Первая звезда означает, что его мать была иудейкой. Это важно, поскольку именно по матери определяется принадлежность к еврейскому народу.

— А вторая звезда? Это вероисповедание отца?

— Нет. Вероисповедание отца не имеет значения. Вторая звезда указывает на то, что Аладар Коган женился на иудейке. Это важно, поскольку тогда дети тоже считаются евреями.

— Значит, у него были дети?

— Не знаю. Сейчас спрошу. — Сара перевела вопрос Алекс старику. — Он говорит, что единственный способ ответить на ваш вопрос — просмотреть одна за другой все записи о регистрации новорожденных. Но поскольку нам не известен год рождения детей Коганов, это займет несколько дней. Он сказал, что если оставить ему фамилию семьи, которую вы ищете, то в конце месяца он, как обычно, проведет поиск. Они ищут всех, кого попросят.

— Но я не могу ждать до конца месяца. Неужели нельзя попросить его сделать исключение? Поискать сегодня? — Алекс оглядела стеллажи, полные книг регистрации. Их там должно быть было несколько сотен. — Или, может, мне разрешат их просмотреть? Если нужно, я просижу здесь весь день.

Сара передала просьбу Алекс старику, потом повернулась к Алекс и сказала:

— Он говорит, что никому не позволено рыться в книгах регистрации.

— Неужели вы не можете попросить его сделать исключение? Скажите ему, что я прилетела из самих Соединенных Штатов. Что завтра мне нужно улетать домой. Что я заплачу любые деньги.

— Сомневаюсь, что это поможет, но я попытаюсь.

Алекс ждала, пока Сара еще несколько минут разговаривала со стариком. Слово пет произносилось слишком часто, чтобы переговоры предвещали успех. Пока Алекс ждала, она несколько раз прочитала запись о регистрации новорожденного Аладара Когана. Ее заинтересовали цифры возле звездочек.

— Что они обозначают? — спросила она Сару, когда та вернулась. Старик уже надел свою кофту и собирался уходить.

— Сейчас узнаю, — ответила Сара.

Она подошла к помощнице, которая, услышав вопрос, взяла на полке книгу регистрации за 1903 год.

— Что происходит? — обратилась Алекс к Саре.

— Оказывается, цифры рядом со второй звездочкой — той, что относится к жене Когана, указывают, где искать запись о ее рождении, — объяснила Сара.

Помощница быстро перелистала начало книги. Медленно провела пальцем по странице, остановилась на записи в конце. Что-то сказала Саре по-венгерски.

Алекс подошла и посмотрела на запись: Блауэр Каталина. 18.1.1903. Далее следовало несколько строк рукописного текста.

Сара перевела:

— Тут написано: «Блауэр Каталина родилась 18 января 1903 года, родители — Яков Блауэр и Юлия Штраус». Даются два адреса. Один из них домашний — улица Андраши, 6.

— Там ведь жили Коганы в 1938-м!

Сара повернулась к помощнице и еще несколько минут поговорила с ней. Алекс слушала доносившийся с улицы звон колоколов. Он был похож на тот, что раздавался возле дома-музея Анны Франк. Колокола пробили двенадцать раз.

Подошла Сара и легонько похлопала Алекс по плечу.

— Она считает, что Коганам этот дом, должно быть, достался по наследству после смерти родителей. В конце месяца они еще поищут, чтобы узнать, когда скончались родители Каталины Блауэр.

— Меня не интересуют те, кто умер, — ответила Алекс. — Меня интересуют те, кто до сих пор жив.

— Давайте тогда воспользуемся телефонным справочником, — предложила Сара. — Может, там остался кто-нибудь из Блауэров.

— Отличная мысль! — Алекс увидала на столе старика телефонный справочник, подошла и открыла его. Сара помогла ей просмотреть списки.

— К сожалению, — заключила Сара через несколько минут, — тут вообще нет ни одного Блауэра. Ну что ж, по крайней мере мы проверили.

Алекс оглядела комнату и увидела, как помощница ставит на место книгу за 1903 год.

— Подождите! — Алекс повернулась к Саре. — Вы сказали, там два адреса?

— Да. — Сара попросила женщину достать книгу. Они вновь открыли ее на записи о Каталине Блауэр. Сара внимательно прочла написанное.

— Это фабрика. — Она подняла взгляд на Алекс. — Кожевенная фабрика.

— А где это?

— Уйпешт. В нескольких километрах вверх по Дунаю.

Дорога до фабрики была вся в рытвинах, и такси тряслось и дребезжало на выбоинах. Алекс видела, как Сара при каждой встряске морщится.

— Вы неважно себя чувствуете? — забеспокоилась она. — Может, попросить водителя ехать помедленнее?

— Все в порядке, — улыбнулась Сара. — Скоро уже будем в Уйпеште. Здесь недалеко.

— А скоро вам рожать? — поинтересовалась Алекс.

— Через несколько недель. — Сара откинулась на сиденье и закрыла глаза. — Говорят, будет мальчик.

Алекс вспомнила, как держала на руках Яника в Амстердаме. Вспомнила его улыбку, тепло, запах миндаля и детского масла.

Наконец пейзаж за окном изменился: обветшавшие городские строения девятнадцатого века сменились облупившимися многоквартирными домами в советском стиле и полями, которые были буквально усеяны камнями.

Неожиданно водитель остановился в чистом поле и заглушил мотор. Он что-то пробормотал по-венгерски, затем вылез из машины и закурил.

— Он сказал, что это здесь. — Сара махнула в сторону окна. — Но тут ничего нет.

Алекс выбралась из машины и пристально вгляделась в чистый горизонт. Единственное, что она разглядела вдалеке, — большой загородный торговый центр и слово «Дюна» большими красными буквами.

— Вы уверены, что это здесь? — Алекс забралась назад в машину к Саре. — Можете спросить его еще раз? Удостовериться?

Сара пару минут поговорила с водителем, затем обернулась к Алекс.

— Он говорит, что фабрика, наверное, была разрушена во время войны.

— А тут не у кого спросить?

— Я никого здесь не знаю. — Сара печально посмотрела на Алекс. — Вы уж извините.


Алекс шагала по улицам центральной части Будапешта. Она была разочарована и подавлена. Преодолеть столько препятствий — и ни на шаг не продвинуться в поисках!

Она увидела Интернет-кафе и вошла. Вызвала все известные ей поисковые системы, включая сайты о Холокосте. Нашлись сотни Коганов, множество Блауэров, тысячи Аладаров и Каталин, но ни одного упоминания об Аладаре Когане, Каталине Коган или Каталине Брауэр. Что с ними случилось? Не растворились же они в воздухе?

Совсем сбитая с толку, Алекс покинула кафе. Она медленно брела по узкому тротуару улицы Ваци, не зная, что предпринять дальше. Вернуться в Цюрих? И что же она скажет Руди?

Она услышала старую песню диско. «I Will Survive» — неслось над узкой аллеей. Алекс пошла на звуки музыки к маленькому кафе под названием «Река Амстел». В кафе было людно и шумно. Она присела за стойку бара. Плакаты с рекламой голландского пива, украшавшие стены, напомнили ей о Голландии, о Нэн со Сьюзан и о Марко.

За стойкой бара она заметила несколько рядов незнакомых бутылок ликера с наклейкой «Уникум». Она решила заказать себе бокал. Или два. Или три. Почему бы и нет?

«А может, просто остаться здесь и напиться? — спрашивала она себя. — Зачем вообще возвращаться в Цюрих? Прихватить полученные от Руди сто тысяч и никогда не возвращаться?»

Она наблюдала, как бармен наливает тягучий, как сироп, ликер в миниатюрный бокал для мартини и ставит его на стойку бара прямо перед ней. Алекс потянулась за выпивкой. «Пей до дна!»

— Не делайте этого, — сказал кто-то рядом с ней, судя по акценту, американец. — Вам не понравится.

Алекс обернулась и увидела молодого человека с «ежиком» на голове. Мужчина стоял у стойки рядом с Алекс и держал бутылку «Амстела».

— Почему же? — удивилась Алекс. — Это ведь местный фирменный напиток? Не может же он быть таким уж плохим.

— Вот увидите.

Алекс сделала глоток — и чуть не выплюнула. Даже хуже, чем лекарство от кашля. Она вернула стакан бармену.

— Не говорите, что я вас не предупреждал. — Молодой человек улыбнулся и протянул руку. — Кстати, меня зовут Панос.

— Приятно познакомиться. — Алекс заказала «Амстел».

— Вы из Штатов? — спросил Панос. — Я учился там в колледже.

— В каком?

— В Брауне,[46 - Старейший университет на Род-Айленде, в Провиденсе. Первый университет в штате Род-Айленд и седьмой в США, основан в 1764 г.] на Род-Айленде.

— А, знаю. Я закончила Йель.

— Ого! — Он присел рядом с Алекс. — Два выпускника «Лиги плюща».[47 - «Лига плюща» — объединение восьми старейших привилегированных учебных заведений на Северо-Востоке США.] Вот так совпадение!

Принесли пиво, заказанное Алекс. Панос отхлебнул из своей бутылки.

— Добро пожаловать в Венгрию! — улыбнулся он. — Хотя сам я не венгр, как ты могла понять по акценту. На самом деле я грек.

— А что ты делаешь в Будапеште? — спросила Алекс, тоже отбрасывая условности.

— Учусь в медицинском. В Брауне я получил базовое образование. Я бы хотел получить медицинское образование в Штатах, но это слишком дорого. А поскольку я иностранец, мне не положен студенческий заем. Вот так я оказался в Венгрии. Тут образование лучше, чем в Греции, к тому же дешевле. К счастью, в медицинском весь курс читают на английском.

— Венгерский невероятно сложный язык, правда?

Панос кивнул.

— Невероятно.

— Мне понадобилась помощь даже для того, чтобы прочитать телефонный справочник.

— А что ты искала в телефонном справочнике?

Алекс сделала глоток пива. Ледяное!

— Не что, а кого.

— Хорошо, кого?

— Одну семью, которая когда-то здесь жила. — Алекс отхлебнула еще. — К сожалению, они, кажется, умерли.

«Зачем я ему все это рассказываю?» — подумала Алекс.

— А в старых справочниках ты смотрела? — спросил Панос.

— А чем это поможет?

— Ба! Венгрия пятьдесят лет была советизированной страной. Учишься ценить все, что не подвергалось цензуре. Ты удивилась бы тому, сколько всего можно узнать. В библиотеке я иногда просто для забавы просматриваю старые телефонные справочники и газеты. Особенно те, что выходили еще до прихода русских. Никогда не следует пренебрегать прошлым, как сказала бы Мнемозина.

— Кто?

— Мнемозина. — На этот раз он произнес слово на американский лад. — Греческая богиня памяти. — Он придвинул свой стул ближе. — Мнемозина заботилась о памяти смертных, о том, чтобы они меньше забывали. Существует целая наука, названная в честь этой богини. Наука о памяти. Мнемоника.

— Честно говоря, я знаю об этом. Мы постоянно используем мнемонику в работе с компьютерами. Например, когда надо запомнить пароль или длинную цепочку цифр. К счастью, я легко запоминаю цифры.

— Правда? — Панос еще ближе придвинул стул. — Когда-то у меня была приятельница в Брауне, которая никогда ничего не помнила. У нее самая плохая память в мире. Она была женой моего товарища, звали ее Талия. Очень красивая женщина. Такая, как ты.

Он улыбнулся Алекс.

Алекс удивилась: почему вдруг, куда бы она ни поехала, ей стали попадаться умные и красивые молодые мужчины? В памяти вспыхнула их ночь с Марко в Амстердаме, потом вчерашняя бессонная ночь в Сети.

— Суть в том, — продолжат Панос, — что Талия не могла рассказать ни одной истории, чтобы не обратиться к мужу за подсказкой. «Дорогой, как звали того человека?» или «Когда мы там были?» Знаешь, как это бывает?

Алекс кивнула.

— Но потом они разошлись. И моя приятельница поняла, что совсем ничего не помнит. Будто и не жила все эти годы. Она не могла вспомнить ничего. — Он прикончил одну бутылочку и заказал еще. — И знаешь, что она сделала? Поехала на Кейп-Код,[48 - Песчаный полуостров ледникового происхождения на юго-востоке штата Массачусетс. Модный летний курорт.] сняла там домик и целую неделю записывала вместе с мужем все, что они пережили. Просто чтобы вернуть память.

— Помогло? — поинтересовалась Алекс. Бармен заменил их пустые бутылки полными.

— Сейчас она абсолютно другой человек, — улыбнулся Па-нос. — Все помнит. Даже номера своих старых телефонов. Будто это кому-то нужно!

— Ценное качество. — Внезапно Алекс вспомнила комментарий Шандора по поводу старых телефонных справочников. И тут ее осенило. Старые телефонные номера — это же как старые банковские счета: с годами они становятся длиннее, но базовые цифры зачастую остаются неизменными.

Потом она припомнила, что Эрик говорил то же самое: в Копенгагене стали добавлять цифры и приставки к его номеру, но первоначальный номер оставался тем же.

Также, как в банке. Номер счета Когана в банке «Гельвеция», открытый в 1938 году, состоял из пяти цифр. Она прекрасно это помнила из документа, подписанного Тоблером и Коганом: 24958. Но с течением времени он превратился в двенадцатизначное чудище: 230-SB24958. 880-O1L. Нынешний номер счета мог бы показаться совершенно непохожим, но те первые цифры в нем присутствуют — спрятанные, ожидающие, пока кто-то откроет их тайну.

— Где, ты сказал, можно найти старые телефонные справочники? — Алекс вытащила кошелек, чтобы расплатиться.

— Они есть в той библиотеке, где я бываю, — в Национальной библиотеке. Это на Замковом холме, в Буде. Но здесь недалеко — главный офис телефонной компании. — Он допил свое пиво. — Держу пари, у них тоже есть эти справочники. Хочешь, я пойду с тобой и покажу?

— Извини, Панос. Но я сама.


Это оказалось прямо за углом — серое бетонное здание, над входом надпись ярко-зелеными буквами: «Телефон». Алекс толкнула толстую стеклянную дверь и подошла к окошку с табличкой «Информатор».

— У вас хранятся старые телефонные справочники? — спросила Алекс.

Женщина за столом несколько секунд смотрела на нее. Должно быть, она поняла вопрос, потому что медленно указала на длинную лестницу в дальнем конце коридора и что-то пробормотала по-венгерски. Одно из слов Алекс узнала — igen.

Взбираясь наверх, Алекс заметила, что на стене за широкой винтовой лестницей висит большая, защищенная оргстеклом карта Будапешта, на которой все районы обозначены большими римскими цифрами. Как и говорил Шандор, каждая административная единица имела свое название: Эржебет, Тереза, Франц-Иосиф.

У Алекс закололо сердце, когда она добралась до самого верха. В длинной комнате рядами стояли компьютеры. Она подошла к молодому человеку, сидящему за конторкой. Белая хлопчатобумажная сорочка без воротничка придавала ему сходство с больничным санитаром.

— Вы говорите по-английски? — поинтересовалась Алекс.

— Немного.

— Эти компьютеры подсоединены к базе данных телефонной компании? — обратилась Алекс к служащему. — Мне нужно узнать старый телефон одной фабрики в Уйпеште. Она принадлежала семье по фамилии Коган.

Она написала фамилию на клочке бумаги и передала мужчине.

— А затем я бы хотела поискать компанию, имеющую ту же последовательность цифр…

— Это в Интернете. Нужно побродить по Сети.

— Отлично. Но прежде мне необходимо узнать старый номер, номер кожевенной фабрики Блауэров, а потом просмотреть все номера, где встречалась бы такая же последовательность цифр.

— Старые номера вон там, — указал молодой человек на низкую металлическую картотеку в дальнем углу комнаты. — Там старые телефонные справочники. Можете поискать сами.

— Спасибо. — Алекс подошла к шкафу, опустилась на корточки и потянула первый выдвижной ящик.

Узкие полочки были забиты старыми телефонными справочниками, засунутыми как попало. Она вытащила первый подвернувшийся. Заглавие было совершенно загадочным — Távbeszél, Bet rendesÉs Szaknévsora, — но год был хорошо виден: 1936.

Алекс открыла справочник на букву «К» и почувствовала, как забилось сердце, когда она увидела напечатанное имя: Коган Аладар. И тут же адрес.

Она вернулась к конторке администратора и спросила молодого человека, сохранились ли «Золотые страницы» тех лет.

— Не было тогда «Золотых страниц», это ведь еще до Второй мировой войны.

Он указал на книгу Távbeszél, которую Алекс продолжала сжимать в руке.

— Компании тоже здесь указаны. Вместе с именами людей.

Она перелистала в разделе на букву «Б» и нашла Блауэра.

— Это компания или семья? — спросила она.

Молодой человек подался вперед, чтобы прочитать.

— Компания. Кожевенная фабрика. В Уйпеште.

Тут был такой же набор цифр, как и тот, что Алекс записала в Еврейском центре. Она указала на 43632 — номер, идущий после фамилии.

— Этот номер еще существует? Мне известно, что больше нет ни семьи, ни фабрики, но если это действующий номер, возможно, удастся найти хоть кого-нибудь, кто сможет что-то подсказать мне.

— Нет. Таких номеров больше не существует.

— Понимаю, — настаивала Алекс, — однако к этому набору цифр могли быть добавлены дополнительные цифры, например впереди. — Она кивнула на компьютер. — Не могли бы вы ввести в компьютер этот номер и проверить? Вам всего лишь надо провести регрессивный анализ…

Служащий стал возражать еще до того, как Алекс закончила фразу.

— Но если вы прогоните этот номер по базе данных, то могли бы использовать перекрестные ссылки на перечень компаний, которые имеют отношение к кожевенному производству. Компании, которые до сих пор, возможно, существуют.

— Нет.

— Нет — потому, что вы не можете? Или потому, что не хотите?

Он посмотрел Алекс в глаза и пожал плечами.

Она вздохнула.

— Послушайте, единственное, о чем я прошу — это проверить…

Он повернулся к Алекс спиной и стал перебирать какие-то бумаги на полочке за собой. Было очевидно, что он и пальцем не пошевелит, чтобы помочь ей.

— Тогда можно я проверю? — Алекс указала на монитор. — Я бы справилась за пять минут.

— Нет. — Он даже не поднял глаз.

— Тогда продайте мне диск со всеми вашими телефонами. Я пойду с ним туда. — Алекс указала на терминалы Интернега. — Я могу сама провести регрессивный анализ.

— Дисков нет. — Он поднял глаза и опять пожал плечами.

— У вас нет перечня телефонных номеров на электронном носителе?! — Алекс повысила голос. — Господи, мы ведь жимом в двадцать первом веке!

Она схватилась за монитор и слегка его повернула. Сразу же узнала программу — такой она пользовалась в университете.

— Легко! — Она повернула монитор к себе. — Дайте мне пять минут, и я смогу…

— Нет! — Чья-то рука схватила ее запястье. Солидный мужчина, в костюме и галстуке, вышел из задней комнаты. Возможно, его всполошил крик Алекс. Он крепко держал ее за руку и говорил что-то по-венгерски. От его хватки затекла рука.

Алекс рванулась назад.

— Отпустите!

— Вы не имеете права прикасаться к нашим компьютерам! — прокричал он. Он него несло, как и от Крисье, — потом и застарелым запахом чеснока.

— Все, что я хочу, — проверить, не используются ли сейчас телефонные номера, имеющие в своей основе такой порядок цифр. — Алекс указала на номер в справочнике рядом с фамилией Блауэр. — Пожалуйста, помогите мне. Я лишь…

— Это все, чем я могу вам помочь. — Он протянул ей телефонный справочник. — Я не могу разрешить вам смотреть наши файлы.

— Почему?

— Из соображений безопасности мы никому не позволяем входить в наши компьютерные файлы.

— И у вас нет диска? Никаких баз данных в Сети?

— Это единственное, что предоставляется широкому пользователю. — Он ткнул в толстый справочник.

— И как этим мне воспользоваться? — Алекс пролистала первые странички с номерами телефонов. — Это займет целую вечность.

Она провела пальцем по первой колонке. Телефонные номера мелькали перед глазами. Ни в одной из трех колонок не встретилась комбинация 43632. Она перешла ко второй странице, когда почувствовала, что на ее плечо опустилась мужская рука.

— Вы что, шутите? — спросил он. Его голос значительно смягчился. — Вы действительно собираетесь просмотреть всю книгу?

— Если понадобится, то да, — подняла глаза Алекс.

Он присел рядом с ней.

— Скажите, что именно вы ищите?

— Я хочу проверить, существует ли еще этот телефонный номер. — Она написала на клочке бумаги пятизначный номер. — Есть вероятность того, что люди, которым он принадлежит сейчас, имеют какое-то отношение к семье Блауэров — у них был этот номер в 1930-х.

— Если людям дают новый номер, они не имеют никакого отношения к предыдущим хозяевам.

— Но с компаниями по-другому. — Алекс старалась говорить спокойно. — Если компания меняет название, хозяев или адрес, за ней сохраняется старый номер, верно? Чтобы обеспечить преемственность, чтобы не растерять клиентов.

— Да, такое возможно, — согласился собеседник.

Алекс вновь стала изучать список.

— Поэтому, даже если с годами к номеру добавлялись различные индексы, то первоначальный номер сохранился бы в основе. — Она провела длинным ноготком вниз по третьей колонке. — Он должен где-то остаться.

— Но это «Белые страницы». — Мужчина потянулся и достал «Желтые страницы». — Вам нужно это. — Он открыл указатель. — Чем занималась, говорите, компания?

— Это была кожевенная фабрика. — Она показала ему выписку, которую Сара сделала в Еврейском центре. — Первоначально она принадлежала Блауэрам, но потом владельцем стала семья по фамилии Коган.

— Посмотрим. — Он провел пальцем по рубрикатору. — Вот оно. — Мужчина открыл страницу где-то посередине справочника и показал Алекс. — Здесь все компании, имеющее отношение к коже. Но ни одной с именем Блауэр или Коган.

Алекс быстро просмотрела список. В нем было тридцать компаний. И ни одна не имела телефонного номера, где бы встречалась нужная пятизначная последовательность цифр. Она повернулась, чтобы отдать справочник, но мужчина куда-то исчез.

Молодой человек за столом указал ей на шкаф со старыми справочниками.

— Вон туда.

Алекс подошла к шкафу. Мужчина сидел на полу и листал толстый пыльный том. И снова единственное, что разобрала Алекс на обложке, был год: 1947.

— И тут нет ни одного упоминания о кожевенной фабрике. — Глаз он не поднял. — Однако когда-то она была. Но тогда не существовало «Желтых страниц».

Он быстро пролистал справочник и открыл на букве «К».

— И тут ничего. При такой фамилии, как Коган, неудивительно, что она не уцелела.

— Аладар Коган умер в 1945 году.

Он поднял на Алекс глаза.

— Насколько я слышал, в то время был настоящий хаос. Что не уничтожили нацисты, взорвали Советы. Не думаю, что тогда публиковались телефонные справочники… — Он запнулся.

— В чем дело? — спросила Алекс.

— Если не ошибаюсь… — Он нагнулся и внимательно изучил справочники времен войны. — Да, вот оно. Последний справочник выпущен в 1943 году, а вновь их начали выпускать лишь в 1947-м. Вот что вам нужно.

Он протянул руку и вытащил толстую брошюру в бумажном переплете. На титульной странице была написано: «Potßzet — Magyar Postavezérigazgatosag — 1945». Надпись была сделана от руки.

— Это телефонный справочник 1945 года? — обрадовалась Алекс.

— Не совсем. Это справочник внесенных изменений. — Он быстро пролистал тонкие страницы. — Поскольку в 1945-м телефонный справочник не выходил, был издан перечень изменений к предыдущему изданию. Таким образом, не нужно было выпускать новую книгу. Людям надо было лишь заглянуть сюда, чтобы проверить, не изменился ли номер телефона.

Он открыл на букве «Б», потом «К».

— Опять никаких упоминаний… но если я не ошибаюсь… — Он перевернул написанную от руки обложку. — Эта вышла позже. После справочника. Это издание самого конца войны, когда страну оккупировали фашисты.

— Значит, если фабрику захватили фашисты, — продолжила Алекс, — и узнали, что ее владельцы евреи…

— Именно. — Собеседник провел пальцем вниз по списку из двух колонок. — Тогда фабрику конфисковали — возможно, продали арийской семье.

Заглядывая ему через плечо, Алекс стала читать вместе с ним. Все было написано от руки, но довольно разборчиво. Где-то посередине она увидела: 43632. Связь со старой компанией Блауэров едва ли прослеживалась, но номер был тот же. За ним шли несколько слов на венгерском.

— Что тут написано? — спросила Алекс.

— Сказано: «см. Вильмош». Скорее всего, еще какая-то компания. — Он вновь вытянул справочник за 1943 год. — «Гуми» — значит резина, но они могли заниматься и кожей. Возможно, фашисты позволили им экспроприировать эту фабрику.

Он оторвал взгляд от справочника.

— Itt van! — кивнул он. — Это значит «Эврика!»

Он передал справочник Алекс и показал статью «Вильмош Гуми».

— Интересно, эта фабрика до сих пор существует? Если да, то, возможно, там знают, что случилось с Блауэрами или Коганами. Конечно, если именно им досталась старая фабрика Блауэров.

Молодой человек вернулся к столу и внимательно просмотрел «Желтые страницы» за текущий год. Он покачал головой.

— Ничего. Ни единого упоминания о фабрике Вильмош. Я везде проверил. И на «резину», и на «кожу» — по всем рубрикам, имеющим хоть отдаленное отношение к бизнесу такого рода.

— Давайте проверим «Белые страницы». — Алекс схватила справочник и открыла на букву «В». — Смотрите! Есть!

Там была единственная статья.

Мужчина прочитал вслух.

— Вильмош Жужи, улица Кезрактар, 22, телефон 2174801. — Он взглянул на Алекс и улыбнулся. — Ее зовут Жужи. Думаю, по-английски это Сьюзан, я прав?

Когда Алекс шла по набережной Дуная с зажатым в руке адресом госпожи Вильмош, дул сильный ветер.

Она подняла глаза на вершину холма справа и увидела гигантскую статую женщины с высоко поднятыми руками, в которых было что-то, напоминающее перо размером с дом. А может, то была оливковая ветвь или лавровый венок — символ победы.

Она нажала на кнопку домофона против фамилии «Вильмош» и отошла, ожидая ответа.

— Да? — ответил тот же голос, что и по телефону.

— Госпожа Вильмош, это Алекс Пейтон. Я вам звонила. — Алекс не успела ничего больше сказать, как что-то зажужжало и продолжало жужжать, пока лифт не доставил Алекс на площадку третьего этажа.

В дверном проеме стояла пожилая женщина в домашних тапочках и халате. Одной рукой она придерживала открытую дверь, а другой делала приглашающий жест. Под глазами у нее залегли темные круги. Она выглядела уставшей. Но голос был бодрым.

— Здравствуйте, здравствуйте! Входите.

— Благодарю вас. — Алекс пожала ей руку. Рука была крохотной, а рукопожатие слабым. — Вы не против, если мы будем говорить по-английски?

— О, вы американка! — Глаза женщины загорелись. — Да, конечно, по-английски. Так еще лучше. Пожалуйста. Входите. — Она говорила по-английски с сильным акцентом. — Садитесь, пожалуйста. Чувствуйте себя как дома. — Она небрежно махнула рукой, усаживаясь сама в ветхое кресло.

В маленькой однокомнатной квартирке пахло плесенью. Из мебели имелось лишь старое кресло и кровать. На полу лежал вытертый восточный ковер.

Алекс села на низкую кровать, накрытую изношенным вязаным покрывалом.

— Извините, пожалуйста, за обстановку. — Госпожа Вильмош чуть повела плечами. — Это совсем не то, что я когда-то имела. До того, как все забрали коммунисты.

Она слегка махнула рукой.

Алекс заметила, что, несмотря на скромную обстановку, несмотря на бедность, в этой женщине была заметна утонченность. Она сидела прямо, держалась величественно, уверенно. Волосы у нее блестели. Алекс присмотрелась внимательнее и увидела, что госпожа Вильмош носит тоненькую сеточку для волос, в которую вплетены крохотные разноцветные камешки.

— Это досталось мне от матери. — Она указала на черно-белую фотографию в рамке на столе, справа от Алекс. — Она была красавицей, верно?

Женщина на снимке была в свободно ниспадающем платье девятнадцатого века и в сверкающей диадеме. Она стояла в окружении греческих колонн и декоративных растений.

— Этот снимок сделан у нашего загородного дома в Мишкольце. — объяснила Жужи. — Он, конечно, уже старый. Как и все здесь, включая меня.

Она улыбнулась.

— Прекрасный снимок. — Алекс вернула фото. — Госпожа Вильмош, мне необходимо задать вам несколько вопросов.

— Пожалуйста, зовите меня Жужи! — У нее это прозвучало как «Шуши».

Алекс набрала побольше воздуха:

— Жужи, я ищу семью Аладара Когана. Мне известно, что он умер в Будапеште в 1945-м, но…

— Да, во время войны.

— Мне нужно узнать, живы ли до сих пор его жена, дети?

Жужи подалась вперед.

— Семья Блауэров была и вправду очень близка с моим мужем. Я их плохо знала. Но все же мне известно — со слов мужа, — что Аладар Коган женился на единственной дочери господина Блауэра. Если не ошибаюсь, ее звали Каталина. Как бы то ни было, после смерти Блауэров к нему перешла их кожевенная фабрика. У них было двое детей — сын и дочь.

Наконец! Наконец-то Алекс нашла человека, который знал Коганов. Больше они не были призраками. Они обрели плоть и кровь.

— Кожевенная фабрика Блауэров была самой большой в Венгрии, а когда-то и самой большой во всей Австро-Венгерской империи. В войну их вынудили ее продать. Коганы были евреями, понимаете?

Алекс понимающе кивнула.

— Знаю.

— Они попросили моего мужа, Карла, купить фабрику, чтобы она не досталась фашистам. Муж был добрым человеком. Всегда помогал людям. Именно поэтому, когда пришли русские и попросили его помочь…

— Госпожа Вильмош… Жужи. Мне важно знать, что случилось с Коганами.

— Это было ужасно. — В глазах Жужи вспыхнул гнев. — Я узнала об этом в концентрационном лагере.

— Так вы были с Коганами в концентрационном лагере? — удивилась Алекс.

— Нет. Я же говорила — я жила на севере, в Мишкольце. Нас депортировали задолго до того, как начали высылать евреев из Будапешта. Меня еще раньше отправили в Аустерлиц. В 1944-м.

Но в те дни я была здоровой и крепкой, и меня перевели в трудовой лагерь. — Жужи перевела дыхание. — В Германию. В Аллендорф. Я должна была делать бомбы — для фашистов. Я пробыла там год, но этого оказалось более чем достаточно.

Она помолчала, сложив руки на коленях.

Тишину нарушало только тиканье часов, временами его прерывал звук сирены, доносившийся с улицы. В комнате пахло так же, как и в комнате матери Алекс перед смертью, — старой больной женщиной.

— В 1945-м нас освободили американцы, — продолжала Жужи. — Должна сказать, к нам прекрасно относились. Я их никогда не забуду. Американские солдаты дали нам шоколад, сигареты, чулки. Ничего этого у меня не было с тех пор, как началась война. — Она закрыла глаза. — Они даже положили меня в Spital — если не ошибаюсь, вы называете это «госпиталь». Меня так хорошо кормили, что когда я вернулась в Венгрию, то весила больше ста килограммов.

Алекс быстро пересчитала — больше двухсот двадцати фунтов. Эта маленькая, хрупкая женщина когда-то была в два раза больше, чем сейчас.

— Когда именно вы узнали, что произошло с Коганами? — спросила Алекс.

— Когда я уезжала из Германии, в моем чемодане было полно подарков от американских солдат, — вздохнула она. — А когда я приехала в оккупированную советскими войсками Чехословакию, солдаты — русские солдаты — забрали все, включая и сам чемодан. Весь шоколад, еду, чулки… все.

— А Коганы?

— Я вернулась в Венгрию без ничего. Моя семья погибла, их всех убили. Тогда я решила ехать в Будапешт. Тут я и встретила своего мужа, Карла. — Жужи вытерла глаза платочком.

Алекс подождала немного, а потом спросила:

— Так когда вы познакомились с Коганами?

— Я с ними никогда не была знакома. — Вопрос рассердил Жужи.

— Но мне кажется, вы сказали, что были знакомы? «Неужели еще одна оборванная ниточка?»

Жужи отрицательно покачала головой.

— Я была в концентрационном лагере, как я их могла знать?

— Жужи, послушайте. Мне очень важно знать, что с ними случилось. В Швейцарии в банке есть счет, который принадлежит Коганам.

— На самом деле Блауэры были приятелями моего мужа. Не будучи евреем, он смог купить их фабрику, когда в конце войны в Венгрию вошли фашисты. Потом пришли советские солдаты, фабрика была разрушена — очень сильно. Но мой муж упорно трудился, чтобы восстановить ее и поднять дело. Мы поженились через год после моего возвращения. Он был добрым человеком. Потом однажды — если не ошибаюсь, это случилось в 1947-м — в дверь постучали русские солдаты и сказали мужу, что им нужна его помощь. «Так, один пустяк!» — заявили они. Знаете, что это значит?

Алекс решила не перебивать ее — точно так же, как и Шандора.

— Это значит «пошли поможешь». Так они ему тогда сказали: «Пойдем, поможешь». И все. Ты нам нужен. Только на сегодня. И он пошел. — Жужи замолчала. — Больше я его не видела.

Она расплакалась.

Алекс встала с кровати, села возле нее на корточки, взяла маленькие ручки Жужи в свои.

— Не волнуйтесь, все будет хорошо.

— Они отправили его в Сибирь, — выдавила Жужи. — Какой-то человек нашел записку, которую муж бросил с поезда, и принес мне. Я ее до сих пор храню. — Она в отчаянии оглядела комнату. — Она где-то здесь.

— Не волнуйтесь, — успокоила ее Алекс. — Это неважно.

— Он написал: пусть тот, кто найдет записку, отнесет ее жене и расскажет, что произошло, — что его сослали. Карл просил передать, что любит меня. — Жужи достала носовой платок и вытерла слезы. — Больше известий от него не было. Никогда.

Алекс пошла в кухню и принесла Жужи стакан воды. Подала ей и осталась стоять рядом, пока та успокоилась.

— Я надеялась, что его отпустят, — продолжала Жужи. — Но он не пришел. А потом коммунисты отобрали у меня фабрику. Отобрали все. Мне еще повезло, что осталась хоть эта квартира. Вот все, что у меня теперь есть.

Зазвонил телефон. Жужи еле встала, чтобы подойти к нему.

— Видите, что со мной сделали фашисты? — Она похромала к телефону.

Пока Жужи разговаривала, Алекс думала о том, как, должно быть, страдала эта женщина и о скольком она умолчала. Алекс вспомнился видеофильм в музее Анны Франк: там были показаны мучения и страдания, голод и бесчеловечные фашистские эксперименты на узниках концлагерей.

Жужи несколько раз повторила «Servus»[49 - Пожалуйста! (венг.)] и повесила трубку.

Алекс помогла ей снова устроиться в кресле. «Если у меня когда-нибудь будут деньги, — сказала она себе, — эта женщина тоже их получит, чтобы иметь достойный дом и хорошее медицинское обслуживание».

— То, что они сделали — ужасно, — пожаловалась Жужи, возвращаясь в свое кресло.

— Кто сделал?

— Нацисты. Разве не за этим вы пришли? Вы ведь хотели узнать, что случилось с Коганами?

— Да, именно. — Сердце Алекс ухнуло вниз. — Я лишь хотела спросить…

— Это случилось в конце войны, прямо перед вступлением русских в Будапешт. Аладар Коган оказался в числе первых рас-стрелянных. Их вытаскивали ночью из постели, вели к реке и расстреливали. Я слышала, его жене Каталине удалось за деньги договориться с каким-то фашистским офицером, который пообещал доставить их в Румынию в целости и сохранности. Знаете, тогда евреям там было безопасно. — Жужи подалась вперед и посмотрела Алекс прямо в глаза. — Но ее обманули.

— Как?

— Ее и еще несколько семей. Они дали нацистам взятку, чтобы им позволили уехать в Румынию. Русские уже наступали, поэтому всем хотелось денег — даже немецким солдатам. — Она перевела дух. — Блауэры сели в поезд, кстати обычный поезд. Немцы сказали, что он едет в Бухарест, что все будут на месте через двенадцать часов. — Жужи помолчала. — Но знаете, что сделали эти нацистские свиньи? Офицеры, пообещав помощь, забрали все деньги и направили состав в восточную часть Венгрии, в лес и… — голос Жужи дрогнул, — убили всех.

— О Боже!

Жужи откинулась на спинку кресла.

— К счастью, девочка была уже там.

— Какая девочка? — Алекс едва не кричала. — Где?

— Младшая дочь. Она была уже в Румынии.

— Девочка пережила войну?

— Магда. Чудесная девушка, совсем юная. Я как-то видела ее. В этой самой квартире, уже после того, как русские отобрали фабрику у мужа и отправили его в Россию. — Жужи достала свой платочек. — Больше я о нем не слышала.

— А Магда до сих пор жива? Вы знаете, где ее найти?

— Последнее, что я слышала, — она собиралась уезжать в Америку. Она пришла сюда, сказала, что хочет поговорить с моим мужем. Ей нужны были деньги, чтобы бежать отсюда. Но Карла уже увели русские. Я ей ничем не могла помочь. Коммунисты обобрали меня до нитки.

Алекс подалась вперед.

— Так она уехала в Штаты?

Жужи покачала головой.

— Не знаю. Больше я о ней ничего не слышала.

— И нет никого, кто мог бы знать? Какого-нибудь друга семьи?

Жужи чуть махнула рукой.

— Уверена — больше никого нет.

Ее глаза наполнились слезами.


Глава 18


Цюрих

Вторник, вечер


Когда самолет Алекс приземлился в Цюрихе, солнце уже садилось. Ей казалось, что это был самый длинный день в ее жизни, — и он еще не закончился.

Она попыталась дозвониться до Руди из аэропорта, но, как и в прошлый раз, ни один телефон не отвечал. Алекс решила не оставлять сообщений на автоответчике: информация была слишком важной.

Едва добравшись до своего номера в «Велленберге», Алекс включила в сеть свой ноутбук. Только она запустила машину, раздался стук в дверь.

— Открой! Это я, Руди.

— Вы никогда не поверите, что я узнала, — сразу выпалила Алекс, открыв дверь. — Осталась дочь, которая…

— Подожди. — Руди втолкнул ее внутрь. — Мало ли кто может услышать.

Он тщательно закрыл за собой дверь.

— Так что ты узнала?

— У Коганов была дочь по имени Магда. И, по-видимому, она пережила войну. Она была в Румынии, но я не уверена…

— Она подписала формуляр? Теперь у нас есть доступ к счету?

— Не спешите. — Алекс вновь села за компьютер. — Я пока ее не нашла. Когда ее видели в последний раз, она собиралась в Америку.

— Отлично, нам нужно ее найти. — Руди последовал за Алекс к столу. — Необходим человек, который дал бы нам законный доступ к счету.

— Перед отлетом из Будапешта я уже искала имя Магды Коган, но, как и в случае с Аладаром Коганом, не обнаружила никаких упоминаний в Сети.

— Ну что ж, продолжай искать. — Он погладил ее по голове. — Видела бы ты меня на похоронах! Я изнервничался, когда пришлось перекинуться парой фраз с Максом Шмидтом. Ты себе не представляешь, каково это было — говорить с ним, зная то, что знаю я.

Алекс набрала «Магда Коган» в окошке новой поисковой системы и нажала «Найти».

— Опять ничего.

— Он вел себя так, будто ничего не произошло. Знаешь, о чем он меня спросил? Не является ли та красавица, которая приходила со мной вчера, моей женой? Пехлянер, должно быть, рассказал ему о нашем визите. Однако не думаю, что им известны наши «открытия». Шмидт заверил меня, что с нетерпением ждет, когда сможет работать моим инвестиционным менеджером, и будет стараться делать свое дело так же хорошо, как делал его для Охснера. Он вел себя так, словно ничего не случилось.

— Конечно. Зачем резать курицу, которая несет золотые яйца? — Алекс вызвала еще одну систему поиска. По-прежнему ничего. Интересно, где Магда сейчас? Уехала она в Америку? Вышла замуж? Может, поэтому нигде не упоминается ее девичья фамилия? Есть ли у нее дети? Жива ли она еще?

— Более того, — продолжал Руди, — он постоянно хвалился тем, какой большой доход они получили за эти годы. Можешь себе представить? Прямо там, на похоронах! Шмидт был отвратителен: толстый, огромный. Таких только в Америке встретишь.

— Не только в Америке. — Алекс разговаривала, не отрываясь от компьютера. — Видели бы вы консультанта, который курирует мой проект в банке! Он настоящая громадина, хотя и швейцарец. Да и тот парень сегодня в будапештской телефонной компании…

— Однако никто из них не отмывает деньги.

— Ваша правда. — Алекс обернулась и посмотрела на Рули. — Вам никогда не приходила мысль, что Шмидт может и не знать об отмывании денег? Возможно, это Охснер имел дело с теми людьми и именно Охснер дал Шмидту указание переводить деньги в подставные фонды на Кипре, а Шмидт лишь выполнял поручение клиента? — Алекс помолчала. — Так, может, поэтому Охснер и покончил счеты с жизнью, когда узнал, что вы интересуетесь счетом и собираетесь идти в банк…

— Тогда зачем он вообще рассказал об этом счете?

— Он узнал, что о вкладе сообщила вам я, и подумал, что это лишь дело времени…

— Какая теперь разница? Если деньги не переведут на Кипр, преступники сами — кто бы они ни были — станут искать меня, чтобы вернуть свои деньги. Они не позволят двадцати миллионам долларов просто осесть на моем счету. Поэтому нам нужно найти эту дочь.

— А что потом? Мы не можем втянуть ее в это и… оставить на съедение волкам.

— Конечно, нет. — Руди положил руку на плечо Алекс. — Как только счет будет переоформлен на ее имя или на имя ее наследников, он начнет новую жизнь. Если нам позволят удостовериться, что предыдущие перечисления денег прошли успешно. Тогда они заберут свои денежки и скроются с глаз. — Он слегка сжал ей плечо. — Но нам необходимо найти человека, который заполнил бы форму «А», чтобы мы знали, что нам ничего не угрожает — ни нам, ни кому бы то ни было.

Алекс повернулась к компьютеру.

— Я стараюсь. Но сколько бы раз я ни набирала «Магда Коган», мне выдается ответ: не обнаружено ни одного документа, просят проверить правильность написания слов.

— Ты пробовала ставить ударения? — встрепенулся Руди. — Уверена, что правильно написано?

— В ее имени и фамилии ударение не ставится. И в написании я уверена. Перед отлетом из Будапешта я проверила у адвоката, как пишется это имя.

Она снова сосредоточилась на экране компьютера.

— Все, как и в случае с ее отцом: в Сети тысячи Магд, сотни тысяч Коганов, но ни одной ссылки на полное имя «Магда Коган». Я знаю точно, потому что ставила кавычки, как и с первым именем…

— Возможно, она вышла замуж. — Руди наклонился к экрану. — Но все равно, где-то же должна упоминаться ее девичья фамилия?

— Честно говоря, компьютеру это неизвестно. Именно поэтому всегда просят назвать девичью фамилию матери, когда хотят идентифицировать личность человека: о таких вещах посторонние редко знают.

— Девичью фамилию матери и номер страхового полиса. В США, кажется, всегда спрашивают номер страховки, если хотят убедиться в том, что ты действительно тот, за кого себя выдаешь. К несчастью, у нас в Швейцарии такого нет. Американцев это бесит.

— Это навело меня на одну мыслишку. — Алекс откинула назад волосы, заправила их за уши и вернулась к клавиатуре. — В Штатах есть интернет-сайт министерства социального обеспечения. — Она быстро запустила систему поиска, потом сказала: — К счастью, ничего.

— Почему к счастью?

Она подняла глаза на Руди.

— Так повелось, что эта система регистрирует только умерших.

— Нет, мертвые нам ни к чему, — усмехнулся Руди. — Чтобы получить вклад, нужен живой наследник.

— Я проверила все сайты, с помощью которых можно найти людей, пропавших во время войны. Но ее там тоже нет. Нет никого из Коганов, что и неудивительно. Их всех убили мерзавцы фашисты, когда семья бежала в Румынию, — понятно, их имена не будут включены в официальные списки.

Руди постарался успокоить ее.

— Перестань, нам нужно обязательно найти Магду. И быстро. Кто знает, когда Версари придет в голову проверить незавершенные операции.

— Руди, мне за всю жизнь ее не найти. — Алекс не отрывалась от компьютера. — Я проверила по всем известным системам поиска. Плюс просмотрела базы данных по генеалогии, даже телефонные справочники по всей Америке. И всегда получала один и тот же ответ: не найдено. Магда Коган исчезла, как и вся ее семья.

— Но нам известно, что фашисты ее не убили.

— И что после войны она направлялась в Америку. Но потом ее след теряется.

— Можешь набрать просто «Магда»? — попросил Руди.

— Я уже пробовала. — Алекс напечатала «Магда» в окошке поиска и нажала «Найти». — Видите? — Она указала на цифры, которые появились в нижней части экрана. — Найдено три миллиона двести сорок тысяч Магд, но нам не подходит ни одна.

— Может, пролистаешь вниз и просмотришь весь список?

— В этом нет необходимости. Именно поэтому я и беру имя «Магда Коган» в кавычки. И о ней нет ни одного упоминания — Магд с фамилией Коган нет, хотя теоретически одна из этих Магд может быть и наша.

Алекс потянулась к мышке и щелкнула по одной из записей посередине страницы: «100 ans de cinema sous la direction de Magda Wassef (Editions Plume)»;[50 - 100 лет кино. Под редакцией Магды Вассеф. Изд-во «Плюм» (фр.).] www. france2.fr/

— Видите? Эта из Франции. Зовут Магда Вассеф. Возможно, после войны наша Магда уехала во Францию, встретила хорошего парня по фамилии Вассеф, вышла замуж и успокоилась. — Алекс откинулась на спинку стула. — Но как нам все это узнать? Никак.

— Что если позвонить ей? Внизу указан ее телефон.

— Конечно, — саркастически поддакнула Алекс. — Почему бы не обзвонить их всех? Все три миллиона двести сорок тысяч Магд!

— Вот, например, — щелкнула Алекс по следующей ссылке, — Магда Вайгер. Диетолог из Германии. Может, это как раз та, кого мы ищем? — Алекс щелкнула на следующей ссылке. — А что скажете об этой? Доктор Магда Кемпбелл из Миннеаполиса, уролог.

Алекс передвинула курсор на нижние строки первой страницы.

— Смотрите, тут есть даже одна венгерка. Может, ей позвоним? Но что мы скажем? Ваша девичья фамилия случаем не Коган? — Она передвигала курсор вверх и вниз по странице возле ссылки: Tartalom El z Következ Kósáné Dr. Kovács Magda munkaügyi miniszter: Elnök… Это бесполезно, — заключила она.

Руди наклонился к экрану, обняв Алекс за плечи.

— Я ни слова тут не понял. За исключением имени. Для меня это абракадабра.

— Это вы мне говорите! Да я жила в таком кошмаре последние сутки!

— А я никогда не был в Будапеште. Наверное, фантастически красивый город.

— И потом этот ваш приятель Шандор. Ну и странный тип!

— Я тебя предупреждал.

— Предупреждали. — Алекс водила курсором туда-сюда возле имени «Магда Ковач». — Но клянусь, скажи он еще раз: «Ну, Алекс, знаешь, так тут принято», я бы… — Курсор замер у фамилии Ковач. — О Боже!

— Что? Думаешь, это она?

— Не совсем. Я вспомнила слова Шандора. — Анна быстро вернулась к титульной страничке системы поиска. — Не могу поверить, что я такая дура!

— О чем ты?

Алекс щелкнула на имени и переставила слова в кавычках. «Тут принято так».

«Магда Коган» стала «Коган Магда».

— Что ты делаешь? — разволновался Руди.

— В Венгрии сначала пишут фамилию, потом имя. — Алекс нажала «Найти». — Шандор сто раз говорил мне об этом. Если бы я не старалась сэкономить время, беря имя в кавычки, если бы не настаивала на своем варианте написания имени, компьютер ее уже нашел бы. Ну и дура!

Вдруг на экране компьютера вспыхнуло: «Найдена одна ссылка».

— Itt van! — закричала Алекс.

— Что это значит? — не понял Руди.

— Эврика! — улыбнулась Алекс. — Это значит, мы ее нашли.

Алекс прокрутила вниз единственную запись, появившуюся на экране.


«1. Собрание микроносителей — собрание устных преданий Колумбийского университета [URL: www.lib.umd.edu/UMCP/MICROFORMS/columbia_oral/html] Собрание микроносителей. Собрание устных преданий Колумбийского университета: Международные дела/Дипломатия. Проведено: Библиотека Лоуренса. Location Code amp; Call. Архивариус: Пабло Фуэнтес Лойола. Размер 5Кб — Англ. [Перевод]».


— Но я нигде не вижу тут имени Магды. — Руди заглядывал через плечо Алекс, чтобы прочитать запись. — Откуда ты знаешь, что это она? Тут сказано, где она живет? Сказано, как с ней связаться?

Он наклонялся все ниже и ниже, пока у Алекс не заболели плечи.

— Потерпите немного. — Алекс щелкнула по ссылке и подождала. — Посмотрим саму запись.

— Если это она, — прошептал Руди, — тебе следует сейчас же лететь в Нью-Йорк. Заставить ее заполнить форму. Я останусь здесь и, как только у нас будет заполненная форма «А», сразу направлюсь в банк. Договорились? Затем я попрошу Версари проследить за тем, чтобы все операции с деньгами были завершены. До того, как мы передадим счет наследнице.

— Минуточку. — Страница оказалась пустой. — Мы еще не нашли.

— Что случилось? — Руди крепче сжал плечо Алекс. — Ты ее потеряла?

— Я жду, пока с сервера Колумбийского университета загрузится вся страничка, но… — Алекс нагнулась к экрану. — Подождите, вот она.

Посередине странички появились большие темно-синие буквы: Колумбийский университет. Библиотека Лоуренса — Отдел исследования устных преданий. Собрание устных преданий Колумбийского университета. Подготовлено Соней Ки-лиан и Себастьяном Триска.

Далее следовал нумерованный список. Алекс быстро просмотрела его.

— Вот она! — Кончиком пальца она коснулась строки в конце страницы: Рассказ 0341: Рассказ Коган Магды, или Как дефис помог мне вырваться за «железный занавес».

— Это непременно должна быть она. — Руди одобрительно похлопал Алекс по спине. — Давай откроем, посмотрим.

Алекс уже щелкнула по заглавию.

Они подождали несколько секунд. Ничего не происходило.

— Ну и где она? — не выдержал Руди.

— Не знаю. Нет гиперссылки. — Алекс вернулась на исходную страничку сайта проекта «Устные предания». — Вот телефон. — Она глянула на часы на экране компьютера: восемь вечера. — Значит, в Нью-Йорке два пополудни. — Алекс потянулась к телефону.

— Возьми мой, — Руди протянул ей мобильный. — Никогда не знаешь, кто может подслушивать в гостинице.

— Может, вы и правы.

Алекс пришлось поговорить с тремя разными людьми, прежде чем попасть на того, кто ей ответил, что «Устные предания» пока не перенесены на электронные носители. Большая часть написана от руки или напечатана на машинке. Если она хочет прочитать, ей придется приехать лично.


Глава 19


Нью-Йорк

Среда, утро


— И помните, дорогая, нельзя ни выносить из комнаты, ни копировать. Эти истории защищены законом об авторском праве. — Библиотекарь говорила с легким южным акцентом. Она передала Алекс толстый бежевый конверт и указала на пустой стол в углу кабинета. — Можете сесть вон туда и почитать.

Алекс тут же открыла конверт. Она начала читать, еще не дойдя до стола.


«Рассказ 0341: Рассказ Коган Магды, или Как дефис помог мне вырваться за «железный занавес». Этот рассказ основан на магнитофонной записи беседы с Магдой Коган. Вела беседу Кэтрин Страйтон, 17 апреля 1977 года в Колумбийском университете в рамках текущего проекта «Устные предания». Миссис Коган прочла рукопись и внесла незначительные поправки и дополнения. Читатель должен помнить, что перед ним расшифровка беседы, а не рукописный текст.

Вопрос: Госпожа Коган, начнем нашу беседу. Несколько слов о вашем детстве.

Ответ: Что ж, я родилась 1 июля 1928 года в Будапеште. Мы жили в большой квартире на улице Андраши и имели загородный дом. Честно говоря, у меня было прекрасное детство. Наша семья много путешествовала — в Швейцарию, Францию, Англию. В Англии мы были даже дважды. И конечно, мы ходили в горы. Очень часто. Мой отец любил горы. Он мог по памяти назвать каждый пик, точную высоту любой вершины в Европе. Это было на самом деле удивительно.

В: Где вы находились, когда началась Вторая мировая война?

О: Незадолго до начала войны мы поехали отдохнуть в Венецию. Именно тогда я узнала о так называемых «расовых законах». Мы отдыхали с кузиной, которая нам и рассказала о них, потому что в Италии о подобных вещах можно прочитать в газетах. Это было последнее наше путешествие.

В: Значит, вы были в Италии, когда началась война?

О: Нет. К тому времени мы уже вернулись домой, в Будапешт. Первые несколько лет войны были относительно спокойными. Жители Венгрии могли вести более или менее свободный образ жизни. Например, не было принято никаких законов, ущемляющих права евреев. До тех пор, пока не пришли немцы. Это случилось, когда советские войска уже наступали, — нацисты решили все взять в свои руки. Тогда они и оккупировали Венгрию. В мае 1944-го.

В: И что произошло потом?

О: Вообще говоря, я не знаю точно. Отец решил отослать меня в Румынию. Он сказал, что остальные члены семьи приедут через несколько месяцев. Но я больше не видела ни его, ни остальных.


[Г-жа Коган попросила сделать перерыв.]


В: Можно продолжать?

О: Да. Сначала я жила в Тимишоаре, у приятелей моих родителей, которые приняли меня как родную. Знаете, они не были евреями.

Я быстро нашла работу — помощницей санитарки, хотя мне было лишь пятнадцать. Меня взяли скорее всего потому, что я говорила на нескольких языках. Мне нашили красный крест на халат, и я работала в лаборатории. Смешно: на улице немецкие солдаты не раз спрашивали меня, как пройти — из-за моего белого халата.

Я часто посылала их не в том направлении. Шутки ради. Я боялась, что однажды попадусь, но не попалась.

Понимаете, я им нравилась, ведь я прекрасно говорила по-немецки и была похожа на немку: блондинка с голубыми глазами. Солдаты пытались пригласить меня на свидание, но я отвечала: «Нет, простите, я еще маленькая».

В: Значит, Румынию оккупировали фашисты?

О: Да, можно сказать, что оккупировали, пока русские не погнали их прочь. Но тогда мы уже уехали. Случилось так, что румынский генерал — начальник полиции в Тимишоаре — был женат на родственнице семьи, в которой я жила. Однажды утром он пришел и сказал: «Тебе лучше уехать, иначе придут немцы и увезут тебя». Кто-то, по всей видимости, рассказал немцам, что я не родная дочь — что я еврейка. Мы так и не узнали, кто это был.

Мы все сели в битком набитый грузовик и поехали на восток, в Карансебеш.

Уже находясь там, мы узнали, что русские войска совсем близко. Мы думали, они освободят нас.

В: Как жилось в Карансебеше?

О: Мы остановились в одной очень хорошей семье. Помню, там не хватало кроватей, не хватало воды — мы все мылись в маленьком корыте. Но по сравнению с тем, что пережили остальные, это были пустяки.

Когда пришли русские, мы вернулись в Тимишоару. Думали, все наладится. Радовались, что русские пришли освободить нас от фашистов. Кто же знал, что русские не лучше, а даже хуже немцев?

В: Как вам жилось под властью Советов?

О: Вы не можете представить, какой это был кошмар!

В: Расскажите нам.

О: Советские солдаты вытворяли ужасные вещи. Первыми нас пришла освобождать армия генерала Толбухина; кажется, солдаты были родом из Сибири. Уверена, они никогда в жизни не видели туалета, никогда не видели биде — они пили из него. Я имею в виду, что они были чрезвычайно примитивными — именно они насиловали наших девушек и тому подобное. Но меня не тронули. Может потому, что в нашем доме жил офицер.

У этих русских были странные шутки. Нам нельзя было держать в доме иностранную валюту, ну, знаете, доллары и тому подобное, — они приходили и обыскивали все. Русские фактически захватили наш дом. Нам разрешили спать в гостиной, а русский офицер занял главную спальню. Его ординарец — мою спальню.

Один из русских солдат помог мне получить информацию о моей семье в Будапеште. Он был джентльменом — одним из немногих.

В: Как вы узнали о своей семье?

О: Было это так. У нас была очень славная собака по кличке Альфа. Однажды появился этот русский и стал играть с Альфой в саду. Мы не понимали по-русски, но с помощью жестов как-то смогли с ним общаться. Выяснили, что он каждую неделю ездит в Будапешт за покупками. Поэтому мы дали ему адреса моей семьи и одного из наших соседей и попросили передать письмо.

Вернувшись из очередной поездки, он принес нам коротенькую записочку от соседей. Из нее мы и узнали, что произошло. Маму и брата обманули фашисты, выманив у них все деньги взамен на обещание доставить в Румынию. И конечно же, предали. Поезд завез всех людей в лес, там их и расстреляли. Это было ужасно.

Знаете, мой брат мог бы принимать участие в Олимпийских играх. Он чемпион по фехтованию. Настоящий чемпион. Когда пришли фашисты, его выгнали из университета — за то, что он еврей. Ему приказали ехать в трудовой лагерь, но брат остался в Будапеште с мамой. Понятно, ему пришлось скрываться. Тогда у мамы и родилась мысль уехать в Тимишоару, где евреям было относительно безопасно находиться. Она заплатила немецким офицерам огромную сумму денег. Те согласились помочь им бежать в Румынию. Только фашисты убили их, когда мама и брат направлялись ко мне.


[Г-жа Коган попросила сделать перерыв.]


Узнав после войны, что произошло с моей семьей, я решила уехать из Румынии. На Запад. Но у меня не было денег. Кожевенной фабрики моего отца уже давно не существовало. Ее продали в конце войны человеку по фамилии Вильмош. Он был приятелем отца и, кстати, очень порядочным человеком. Ведь нацисты в любом случае отобрали бы фабрику, когда проводили «ариизацию», то есть все имущество евреев передавали арийцам.

Поэтому Карл Вильмош купил у отца фабрику, и за вполне приемлемую цену. Но потом, в конце войны, в Будапешт вошли советские войска, и фабрика была разрушена. А затем русские забрали самого Вильмоша. Я разговаривала с его женой, когда собиралась на Запад. Ее звали, кажется, Жужи. Она рассказала мне, что ее мужа забрали русские, а фабрики уже нет. Поэтому она не могла помочь мне деньгами.

В: Как же тогда вам удалось выбраться оттуда?

О: Было непросто. Прежде всего требовался паспорт. А достать его было практически невозможно. Я могла бы попытаться перейти границу нелегально, но тогда (если бы меня поймали) были бы неприятности у румынской семьи, которая меня приютила. Поэтому я решила что-то придумать, чтобы получить загранпаспорт. Ситуация становилась безнадежной. Черчилль тогда еще не произнес фразу о «железном занавесе», но мы — те, кто за ним жил, — уже точно знали, что происходит.

В то время я не могла уехать из Тимишоары без разрешения. Я выдумала историю, будто выхожу в Будапеште замуж, и попросила своего приятеля из Будапешта — его звали Элемер — подыграть мне. Он прислал письмо, в котором предлагал мне руку и сердце. Это письмо я и представила властям как доказательство.

Спустя некоторое время я получила письмо от двоюродного брата матери, который жил в Америке. Оно было чем-то вроде аффидевита,[51 - Нотариально заверенное письменное показание под присягой. В судебных учрежде ниях ряда стран приравнивается к очным свидетельским показаниям.] в нем дядя обещал помочь мне, как только я доберусь до Америки. Но мне еще нужно было покинуть территорию, контролируемую Советами, а для этого требовался паспорт. Два года я ездила из Тимишоары в Бухарест и обратно. Чтобы получить паспорт, нужно было собрать десять разных документов, причем пока ты получала очередную бумажку, предыдущая оказывалась недействительной.

Приходилось часами выстаивать в очередях — иногда по шесть-семь часов, а когда подходила твоя очередь, тебе могли сказать: «Приходите завтра».

Но я была упорной. Меня стали называть маленьким неразлучником, по-румынски это звучит «La Mica Inamorata».

Самое интересное в этой истории то, что у меня появился друг по имени Даниэль, который стал важной коммунистической «шишкой» в Бухаресте. Он служил в полиции — был начальником отдела. Даниэль много раз приглашал меня на комсомольские собрания и тому подобное.

Как бы там ни было, однажды я встретила его в Бухаресте на улице. Я подала ходатайство, которое рассматривалось уже целый год. Он сказал мне: «Я слышал, ты ожидаешь паспорт?»

Я ответила: «Жду. Хочу выйти в Будапеште замуж».

Даниэль спросил: «Помнишь номер ходатайства?» Я всегда носила его в сумочке. Назвала ему номер, и он пообещал помочь.

Через некоторое время я направилась в американскую дипломатическую миссию в Бухаресте и показала им письмо от своего дяди, который жил в Пенсильвании. Человек, который там работал, посоветовал мне обратиться в американское посольство в Будапеште. Но для этого мне все равно был необходим паспорт. Я дала этому человеку на сохранение письмо от дяди, потому что боялась носить его с собой. Если румынским властям станет известно, что я хочу уехать в Америку, мне никогда не получить паспорта.

Так вот, спустя несколько месяцев меня наконец пригласили на собеседование с госпожой Анной Паукер[52 - Паукер, Анна (1893–1960) — румынская политическая деятельница. В 1947–1952 гг. — министр иностранных дел Румынской Народной Республики.] — одним из лидеров румынской коммунистической партии. Я никогда не забуду ее лица. Я стояла в дверном проеме, а ее глаза буравили меня, хотя стояла она метрах в четырех от меня. Она даже не пригласила войти, только сказала: «Даже не нужно ничего говорить, я и так знаю. Все готово. Можешь ехать».

В: То есть вы получили паспорт?

О: Да, но позже. Сначала мне пришлось в назначенный день явиться в отделение милиции. Когда я пришла туда, мне выдали еще один документ. На обороте уже имевшегося написали: явиться в пять тридцать, по окончании рабочего дня.

Людей постоянно арестовывали, и больше никто ничего о них не слышал. Поэтому я предупредила друзей: «Мне нужно явиться в отделение, когда рабочий день уже закончится. Я не знаю, что со мной будет. Но если я не вернусь, вы знаете, где меня искать».

Я пришла в отделение милиции. На часах половина шестого вечера. Меня проводили к начальнику, это тоже была женщина. Я увидела у нее на столе голубой паспорт. Она пригласила меня сесть. Взяла паспорт и передала его мне, одновременно предложив подписать документ — что-то вроде квитанции. Как раз в этот момент в кабинет вошел мой друг Даниэль в форме и сказал: «Подпиши это, пожалуйста, моей ручкой».

И так было понятно, что помог он. И тогда я дала себе слово: если родится сын, назову его Даниэлем.

В: И потом вы вернулись в Будапешт?

О: Да. И сейчас мы подошли к тому моменту, когда я объясню, почему мой рассказ называется "Как дефис помог мне вырваться за «железный занавес». Видите ли, с этим паспортом я могла путешествовать лишь по странам советского блока. В нем было написано: «Действителен в Венгрии», далее через маленький дефис — «Чехословакии». Не спрашивайте меня почему, но я никогда не хотела уезжать в Чехословакию.

Знаете, что я сделала? Сначала с паспортом уехала в Венгрию. Но перед отъездом заглянула к тому человеку из американской дипмиссии, его звали Грег. Я спросила, сможет ли он отослать мое письмо в американское посольство в Будапеште. Он ответил, что попытается. Приехав в Будапешт, я сразу же отправилась в посольство, где мне сообщили: «Мы получили ваше письмо. Оно отослано из Бухареста. Если вы дадите свой паспорт, мы сможем выдать вам визу для въезда в Соединенные Штаты».

Я ответила: «Мой паспорт действителен лишь в Венгрии и Чехословакии. Даже если у меня будет американская виза, как мне выехать из Венгрии?»

«А во Францию вы не сможете приехать?» — спросили меня. Понимаете, во Франции все устроилось бы намного проще — она не входила в сферу влияния Советов.

Так вот, я пошла к одному из своих знакомых — он был адвокатом в Будапеште. И знакомый сказал мне: «Нет ничего проще. У тебя в паспорте написано: «действителен в Венгрии-Чехословакии» — между названиями стран дефис. Просто припиши еще одну страну».

В: Как это?

О: В румынском языке дефис используется вместо запятой. Поэтому мне оставалось только приписать еще одну страну за словами «Венгрии-Чехословакии», добавив второй дефис.

Несколько дней я смешивала чернила. Потом училась подделывать почерк. После нескольких дней практики я дописала слово «Франции». Теперь в паспорте значилось: «действителен в Венгрии-Чехословакии-Франции». Страшно подумать, что если бы написали «Венгрии и Чехословакии», я ничего не смогла бы сделать. Поэтому я и говорю, что мою жизнь спас дефис.

В: И когда вы покинули Венгрию?

О: Два дня спустя. Мне нельзя было ждать. Я не общалась ни с кем, кто знал меня раньше. Слышала, что все решили, будто я умерла во время войны. Я решила, пусть лучше все так и думают и никто не знает, что я объявилась. Я уехала 1 июля 1947 года, в день своего рождения. Можете поверить? Я села на «Арльберг Экспресс» — этот поезд мой отец любил больше всего, потому что он пересекал Альпы.

Из Будапешта я поехала в Вену, потом — в Бухс, Цюрих, Базель и Париж. Ехали двое суток. В поезде я познакомилась со швейцарским журналистом, который возвращался с Балкан, написав несколько статей о тамошней ситуации. Он знал, как тяжело жить в Румынии и Венгрии.

Когда на австрийской границе таможенник, заглянув в паспорт, заметил, что у меня сегодня день рождения, журналист воскликнул: «Мы должны поехать в Вену — отпраздновать». Дело в том, что в Вене поезд стоял четыре часа, поэтому он пригласил меня в Heuriger — что-то вроде винного бара, — и мы отпраздновали мой день рождения и «побег» из Венгрии и Румынии. И потом, если поезд останавливался дольше чем на час — в Инсбруке, Зальцбурге, Целль-ам-Зее, — мы каждый раз нанимали экипаж и ездили по городу.

В Вене в мое купе сели два американских солдата. Они были родом из Филиппин, которые в то время являлись частью Соединенных Штатов. Я до сих пор помню, как звали одного из них: Элмер Форте. Так же как и моего приятеля из Будапешта — Элемера, за которого я должна была выйти замуж. Мы стали добрыми друзьями. Это было очень волнующее путешествие. Не забывайте, что в то время Австрия была оккупирована русскими солдатами, и поэтому мне еще грозила опасность.

Мы добрались до границы со Швейцарией — в Бухс, и тут всем пришлось покинуть поезд для досмотра. Наше купе было последним, поэтому, когда наступила моя очередь, все уже перешли границу, включая и тех двух американских солдат. Я была чрезвычайно напугана — эта граница была последней. Но и тут мой паспорт прошел.

Когда я наконец пересекла границу, то увидела такую картину: те двое американских солдат уже сбегали на швейцарскую сторону станции и несли мне огромную корзину с фруктами и шоколадными конфетами. Я никогда не видела такого. Они начали петь мне «С днем рождения». Я растрогалась до слез. Я была так счастлива!

В: Как вы попали в Соединенные Штаты?

О: Как только я приехала в Париж, пошла в американское посольство. Но довести дело до конца и собрать все необходимые бумажки заняло почти год. Спустя какое-то время во Франции мне выдали Titre d'Identité et de Voyage — удостоверение личности с правом передвижения, разрешающее оставаться в Париже сколько понадобится. Это было очень любезно со стороны французских властей.

В ожидании паспорта я зарабатывала на жизнь уроками французского. Обычно я давала их детям эмигрантов — таким, как я сама. Дядя прислал мне из Америки немного денег. Мне удалось снять некоторую сумму с банковского счета родителей в Цюрихе. Французские власти помогли мне получить свидетельства о смерти отца, матери и брата. Это было непросто, учитывая то, как они умерли, но мне требовались эти документы, чтобы швейцарский банк открыл мне доступ к счету моих родителей в Цюрихе.

К сожалению, там было совсем мало. Немного наличных и золота. Все вместе около двух тысяч долларов. Однако этого хватило на билет в Нью-Йорк и на первое время в Америке.

Смотрите, вот он — мой паспорт. Эта въездная виза осталась с тех пор, когда я вернулась в Швейцарию закрыть счет в цюрихском банке «Гельвеция». Там все отнеслись ко мне очень предупредительно, хотя на моем счету было так мало денег.

В: Когда вы уехали из Франции?

О: В 1948-м. Именно тогда я получила американскую визу. В тот же день я взяла билет на пароход «Мавритания». Приехала я 16 августа — никогда не забуду этот день. Мы прибыли днем, вошли в нью-йоркскую бухту, было еще рано, вовсю светило солнце.

В: Вы видели статую Свободы?

О: Конечно».


Вложив все двенадцать страниц документа назад в конверт, Алекс потерла глаза.

Она чувствовала себя измученной, но после приключений этой женщины личный марафон Алекс за последние несколько дней казался ерундой — ничем в сравнении с мытарствами Магды.

Где она сейчас? Магда Коган точно приехала в Америку, но что произошло с ней потом?

Алекс посмотрела на дату интервью, указанную на конверте. Его брали больше двадцати лет назад.

Жива ли она до сих пор? Вышла замуж? Или живет на ферме своего дяди в Пенсильвании?

Алекс обратилась к библиотекарю:

— Где я могу снять копию? Мне необходимо…

— Я же сказала вам: копировать устные истории запрещено. — Женщина подошла к столу Алекс. — Согласно законам о тайне личной жизни.

— Зачем тогда записывать чьи-то устные истории, если вы не собираетесь их издавать? — Алекс встала. — А если записали, то зачем закрывать доступ широкой публике?

— По правде говоря, мы собираемся их опубликовать. Нужно перевести их на цифровые носители, но у нас пока не хватает средств для этого.

— Если я найду Магду Коган, уверена — деньги на это найдутся.

— Не думаю. Если бы вы видели, как живет госпожа Коган…

— Вы на самом деле были у нее дома?

— Да. Я пошла записать ее рассказ. Это я вела запись беседы. — Библиотекарь широко улыбнулась. — Это не женщина, а фейерверк. Удивительно, как ей удается так хорошо жить на столь скудные средства.

— Так она до сих пор жива? — Сердце Алекс учащенно забилось. — Как мне с ней связаться? Это чрезвычайно важно…

— Не так быстро. Федеральный закон о тайне личной жизни запрещает разглашать какую бы то ни было информацию об участниках проекта «Устные предания».

— Но если она до сих пор жива, мне необходимо с ней встретиться.

— Извините. — Библиотекарь убрала конверт в шкаф и вернулась за свой стол. — Больше я вам ничего не могу сказать. Я потеряю работу.

— Послушайте… — Алекс посмотрела на имя библиотекаря: оно было на табличке, стоящей на столе. Она решила воспользоваться уловками Шандора. — Вы понимаете насколько это важно, госпожа Рэгсдейл? Как только я увидела имя этой женщины в вашем списке, я первым же самолетом вылетела из Цюриха. Я целую ночь провела в лондонском аэропорту, чтобы успеть на первый самолет и оказаться в Америке как можно раньше. Мне просто необходимо с ней встретиться — и как можно скорее.

— Думаю, я могла бы передать ей, что вы ее разыскиваете, и если…

— Пожалуйста, передайте. Речь идет о банковском счете в Швейцарии. Нужно встретиться немедленно. Это чрезвычайно важно.

— Я попробую.

— Спасибо вам! — Алекс схватила бланк и стала писать. — Вот мой телефон. Это Йельский клуб — я там остановилась, пока я тут в Нью-Йорке.

К счастью, Нэн и Сьюзан — обе члены клуба — разрешили Алекс воспользоваться правом останавливаться там, если она когда-нибудь будет в Нью-Йорке.

— Передайте ей, чтобы она мне позвонила, как только сможет. Договорились? — Алекс протянула номер библиотекарю. — Я буду ждать.


Глава 20


Нью-Йорк

Среда, позднее утро


Войдя в номер, Алекс увидела горящую кнопочку на телефоне — оставлено сообщение. Она тут же набрала номер оператора.

— Йельский клуб, Мари слушает.

— Мне было сообщение? — спросила Алекс. — Я увидела горящий…

— Да. Звонила некая госпожа Раймер.

— Раймер?

— Да. Она оставила телефон: 212-989-8453.

— Что-нибудь еще?

— Нет, просто сказала, что звонила Магда Раймер. Все.

Через десять минут Алекс уже стояла перед домом Магды — осыпающейся старой громадины из армированного кирпича, пересекающей на западе 24-ю улицу. Магда, очевидно, предупредила швейцара. Он пригласил Алекс подняться, как только она назвала себя.

— 8-эйч. Можете сразу подниматься.

Позвонив в дверь, Алекс отступила на шаг и собралась с духом. «Я вот-вот вручу этой милой старушке ключи к несметным богатствам, — говорила она себе. — Шанс вернуться к той жизни, которую она потеряла».

Алекс заметила, как что-то мелькнуло в дверном глазке над потускневшей золотой буквой «эйч». За дверью раздался голос:

— Вы Алекс Пейтон?

— Да.

Алекс услышала, как отпирают несколько замков.

— Одну минуточку. — Дверь чуть приотворилась. На нее была накинута толстая медная цепочка. Пара цепких глаз внимательно изучала Алекс, и еще две пары глаз смотрели на нее на уровне щиколоток женщины.

— Входите, пожалуйста! — Магда хлопнула дверью, сняла цепочку, затем снова открыла. Из комнаты выбежали два кота, потом остановились как раз за обвалившимся мраморным подоконником.

— О них не волнуйтесь. — Она легким жестом пригласила Алекс войти (точно, как Жужи). — Они никуда не денутся. Им просто любопытно, но не настолько, чтобы куда-то бежать. Понимаете, они никогда не были на улице.

Одета Магде была элегантно: твидовый костюм, красная шелковая блуза, тяжелые туфли. Она была красивой, живой, улыбающейся. Совсем не такой скромной серенькой мышкой, как Жужи. Если уж на то пошло, Магда выглядела ослепительно. Волосы тщательно уложены, на щеках румяна, на лацкане — яркая брошь с красными камнями.

Когда Алекс очутилась внутри, Магда тщательно заперла за пей дверь.

— У меня всегда закрыто на три запора, видите — два дверных замка и еще накидываю цепочку. Знаете, три — мое счастливое число.

— Да, знаю. Я только что читала вашу устную историю.

— Правда? — Магда определенно разговаривала с венгерским акцентом, особенно когда произносила «р» — точно, как Шандор.

Она взяла Алекс за руку и повела к кушетке, стоявшей вдоль длинной стены.

— Чувствуйте себя как дома. И, пожалуйста, простите за беспорядок. — Она расчистила местечко для себя на кушетке и присела рядом с Алекс. — Сейчас меня уже не так часто посещают.

В квартире было жарко и душно, воняло котами.

— У меня для вас важные новости, госпожа Раймер — или пас следует называть госпожа Коган?

— Не имеет значения, как вы будете обращаться ко мне. Мой брак с Ричи длился недолго. Но несмотря на это, даже в телефонном справочнике я значусь под его фамилией. Она улыбнулась. — Зовите меня лучше Магдой.

— Хорошо, Магда. У меня хорошие новости. — Алекс полезла в свою сумочку. — Я только утром прилетела из Цюриха — надеялась вас найти.

— О да. Та любезная женщина из проекта «Устные истории» сказала, что у вас есть какое-то сообщение для меня. Она такая милая. Звонит мне время от времени, чтобы справиться, как я. Она уже завершила свой проект?

— Пока еще нет. — Алекс достала свою копию договора между отцом Магды и господином Тоблером. — Откровенно говоря, им не хватает денег.

— Вы что? Правда? Я думала, у них денег куры не клюют.

— К сожалению, это не так. — Алекс передала ей письмо. — Может, вы смогли бы помочь им деньгами?

Магда ласково улыбнулась.

— О денежном пожертвовании не стоит и говорить. — Она оглядела неприбранную комнату. — Видите? Это все, что у меня есть. Я могу позволить себе эту квартиру лишь потому, что арендная плата здесь регулируется. Челси стал модным райончиком.

Она взяла на руки одного из своих пушистых любимцев и стала поглаживать его; письмо упало ей на колени.

— Я все оставлю вам, когда умру, правда, мои дорогие? — Она ткнулась носом в кошачью шерсть.

— Подозреваю, вы можете передумать, — Алекс подняла письмо и снова вручила его Магде. — Прочтите — увидите сами.

— А что тут думать? Они мои самые близкие друзья. Когда я умру, мои нехитрые пожитки продадут, чтобы оплатить их содержание.

— У вас нет детей? Внуков?

— Нет. — Магда слегка качнула головой. — Мой муж был болен, когда мы поженились. Мы много лет дружили. А поженились незадолго до его смерти. Скорее, для того, чтобы все выглядело официально. Хотя он даже после свадьбы по-прежнему жил у себя. Как Вуди Аллен, n'est-ce pas?[53 - Не правда ли? (фр.)] — Магда похлопала Алекс по руке. — Понимаете, он был музыкантом. Джазменом.

— Я спросила о наследниках, потому что…

— Зачем мне волноваться о наследниках? То, что вы видите здесь, — это все, что у меня есть. — Магда указала на ворох старых газет и журналов, разбросанных по всей квартире. Книжные полки были битком набиты старыми книгами и пластинками. — Я превратилась в Lebensküstler — человека, который может обходиться практически без ничего. Это целое искусство, говорят мои друзья — искусство, которым я неплохо овладела. — Магда улыбнулась. — Моя семья когда-то была очень богатой. Но в войну мы все потеряли. Даже квартиру. Когда я вернулась в Будапешт… в 1945-м? А может, в 1946-м? — Очевидно, память Магды ухудшилась, с тех пор как она рассказывала свою историю.

Алекс взяла Магду за руку.

— Магда, у меня для вас хорошие новости.

— Вы уже говорили. Но сначала позвольте угостить вас чаем. — Магда встала, и кот спрыгнул на пол. — Уже так давно я не получала хороших новостей. Если на то пошло, то и плохих тоже — никаких. Я хочу насладиться этим.

Напевая, она пошла в кухню.

На столе рядом с кушеткой Алекс увидела старую фотографию. Она сняла пластинку с деки проигрывателя: Рей Чарльз: «Золотые годы». На пластинке была кошачья шерсть.

— О, вам нравится джаз! — Магда выглянула из дверей. — Это моя страсть. Когда я переехала в Челси, летом 1955-го… Думаю, тогда это было… а может, и в 1956-м. Память меня уже подводит. Вот тогда это был Нью-Йорк! Джаз в самом расцвете. Можно было бродить везде — в Гарлеме, по Гринич-Вилидж. Когда-то я посещала все клубы. Была лично знакома с Герби Хэнкоком.[54 - Хэнкок, Герберт Джефри (р. 1940) — популярный афроамериканский пианист и композитор, основатель джазового стиля фьюжн.] Он познакомил меня с Ричи Раймером, моим будущим мужем. — Глаза Магды заблестели. — Он аккомпанировал на рояле Уэйну Шортеру, потом — Майлзу Дэвису.[55 - Шортер, Уэйн (род. 1933) — саксофонист; Дэвис. Майлз (1926–1991) — трубач. Звезда американского джаза второй половины XX в.]

Магда подошла к Алекс и достала из кипы джазовых альбомов старую обложку: Майлз Дэвис. «Quiet Nights». Она с гордостью подняла ее вверх.

— Видите? Автограф. Самого Майлза. — К ней снова вернулась память. — У меня даже есть оригинальные записи Ширли Хорн.

Магда вернулась в кухню, напевая: «Если любишь меня, не меняйся ничуть». Спустя несколько минут она принесла в гостиную поднос, уставленный чашками, блюдцами и двумя тарелочками с печеньем.

— Знаете, Ширли играла на собственном пианино. И Оскар Питерсон.[56 - Питерсон. Оскар (р. 1925) — канадский джазовый пианист и композитор, очень популярный и в США.] Он называл меня своей маленькой певчей птичкой — так меня звали в Румынии.

— Я знаю. Прочитала в вашем рассказе. Он-то и привел меня к вам.

— Вы должны это послушать. — Магда поставила поднос на стопку бумаг и принялась искать пластинку.

— Магда! Мне нужно вам что-то рассказать. Это очень важно. И для вас, и для меня.

Магда с тревогой в глазах обернулась к Алекс.

— Что?

Алекс снова передала ей копию попечительского договора.

— Пожалуйста, прочтите — это все объяснит.


— Вы точно не хотите, чтобы ваш паспорт был у меня? — Алекс видела, как Магда дважды его роняла, с тех пор как они вышли из квартиры.

— Не беспокойтесь, я всегда ношу его с собой. И никогда не теряла. — Магда гордо держала паспорт, пока Алекс вела ее к центральному представительству цюрихского банка «Гельвеция» в Америке, на углу Медисон-авеню и 55-й улицы. — Но если вам так спокойнее, возьмите его. — Она передала Алекс свой паспорт. — Только не потеряйте! Вы не можете себе представить, как важен для меня американский паспорт. Хотя я и поклялась, что больше не вернусь в Европу, но все равно хочу быть уверена, что в любой момент могу уехать, если только пожелаю. Думаю, вы меня понимаете.

— Понимаю.

Магда заглянула Алекс в глаза.

— Вы нервничаете?

— Немного. Мы должны быть там очень осторожны. — Алекс провела Магду к лифту. — Просто делайте то, что я вам скажу, договорились? И все будет в порядке.

— Перестаньте, неужели так трудно унаследовать солидный счет в швейцарском банке?

В лифте Магда вытянула из дамской сумочки несколько потрепанных документов.

— Я принесла все, что они могут попросить. Свидетельства о рождении, свидетельства о смерти, завещание моего мужа. Видите ли, у меня есть кое-какой опыт в таких делах. — Она улыбнулась. — Вам известно, что мою жизнь спас дефис?

— Да, я знаю. — Дверцы разъехались, и Алекс направилась к красивой негритянке, сидевшей за конторкой. На столе не было никаких бумаг — только телефон и большая ваза, полная красных орхидей.

Алекс написала на бумажке номер счета и попросила пригласить менеджера по счетам физических лиц.

— Пожалуйста, присаживайтесь, — пригласила негритянка. — Сейчас к вам выйдут.

Едва сев в кресло, Магда вновь стала перечитывать письмо. Читая, она кончиками пальцев поглаживала подпись отца.

— Странно, что они никогда мне ничего не говорили. — Она подняла глаза, в них стояли слезы. — Если бы я знала… насколько все было бы проще.

Она смахнула слезинку, упавшую на щеку.

— Возможно, родители считали, что вы слишком юная. Ведь вам было только десять, когда они открыли счет в Цюрихе.

— Откуда вы знаете? — Глаза Магды расширились от удивления.

— В «Устном предании» вы указали свой день рождения. Я просто подсчитала.

— Вы молодчина! — Магда вытерла глаза носовым платком. — Я не смогла бы подсчитать хоть убей. Тут я не пошла в отца. Он мог назвать высоту почти любой горы в Европе: Монблана, Эйгера, Юнгфрау, большинства карпатских вершин.

— Магда, когда мы войдем, окажете мне услугу?

— Конечно, все что хотите. — Магда перестала вытирать глаза и положила платочек в сумочку.

— Чтобы удостовериться, что по вашему счету не осталось незавершенных дел, мы должны позволить банку провести все начатые операции. Таким образом вы будете избавлены от старых обязательств, когда…

— С какой стати я должна позволять им хозяйничать на моем счете? После того как они обошлись со мной в Цюрихе, после войны… могли бы мне сказать… обязаны были мне сказать о счете. — Ее глаза гневно сверкали. — Я ведь приходила к ним после войны, в банк «Гельвеция» в Цюрихе.

— Знаю, об этом я тоже читала.

— Я назвала себя. Мне ответили, что все документы в порядке, но на счету, к которому мне открыли доступ, не было практически ничего. Если им было известно, что я наследница всего имущества, почему не рассказали мне и об этом вкладе? Как они посмели? — Она укоризненно покачала головой. — Я просмотрела все списки депозитных счетов — этот не упоминался, не упоминалось и мое имя. Никаких Коганов или Блауэров. Как такое возможно?

— Честно говоря, этот счет не депозитный. Это опекунский счет. Поэтому он никогда и не всплывал.

— А какая разница?

Алекс собралась с духом.

— Ваш отец, по-видимому, открыл этот счет на имя Рудольфа Тоблера — отца человека, который…

— Но почему он не связался со мной? — гневно спросила Магда. — И почему в банке ничего не сказали мне о счете, когда я заходила туда после войны?

— Кажется, банку не было известно, что это опекунский счет, — в этом-то и суть самого счета. В случае если бы Гитлер захватил Швейцарию, фашисты никогда не узнали бы…

— Тогда почему Рудольф Тоблер не разыскал меня после войны?

— Так повелось, что швейцарские банкиры не разыскивают своих клиентов по всему свету.

— Он знал, кому принадлежит вклад. Он должен был найти меня.

— Кажется, он пытался. Так сказал его поверенный. Он даже посылал людей в Будапешт.

— Ну, значит, они не очень усердно искали. Я хочу сказать: даже вы смогли меня найти, верно?

— Мне повезло. Без Интернета, уверена, это было бы невозможно.

— Ладно, в любом случае, слава Богу, что вы объявились. — Магда крепко сжала руку Алекс. — Как я могу вас отблагодарить? Сколько я вам должна за хлопоты?

— Дело в том, что сын господина Тоблера согласился разделить со мной — если вы не против — гонорар его отца, а он составляет пять процентов от общей суммы. — Алекс достала обязательство Руди.

Магда внимательно прочла документ и вернула его Алекс.

— Конечно, я не против. На мой взгляд, вы заслуживаете получить его весь.

— Поскольку отец Руди Тоблера так ничего и не получил за свою работу, возможно, было бы только справедливо…

— Вы уверены, что пяти процентов вам достаточно? — спросила Магда. — Может, увеличить сумму?

Она полезла в сумочку и достала чековую книжку.

— И выписать вам премию за все то, что вы сделали.

— Пяти и правда будет достаточно.

— Вы уверены?

— Вы понимаете, сколько это — пять процентов от общей суммы такого счета? — спросила Алекс.

Магда непонимающе смотрела на нее.

— Моя половина от пяти процентов составляет почти десять миллионов долларов.

— Господи! — Магда покачала головой. — Это правда?

— Правда.

— Интересно, откуда отец взял такие деньжищи? Я знаю, что семья моей матери была богатой, но не настолько же! Только подумать — все это могли украсть фашисты!

— Дело в том, что сумма вклада росла в геометрической прогрессии. В отличие от депозитных вкладов, на вашем счете накапливались проценты и дивиденды, которые, в свою очередь, вновь инвестировались. Ваша треть миллиарда долларов начиналась с суммы меньше миллиона — возрастая в геометрической прогрессии, она достигла сегодняшнего уровня.

— Ну уж точно, там денег больше, чем я могла бы потратить. — У Магды на глаза вновь начали наворачиваться слезы. — Спасибо вам.

— Не за что. — Алекс почувствовала, как ее охватила гордость. Ее усилия, даже помимо воли, доставили радость этой милой женщине. Магда была счастлива — и жива. «Убедись, что ей ничего и не будет угрожать», — сказала себе Алекс.

— Знаете, что я думала об этих деньгах? — Магда промокнула глаза. — Я считала, что мама потратила их все, чтобы заплатить за дорогу в Румынию. Думала, что она все отдала фашистам. Тем, кто ее предал. — Она снова убрала носовой платочек в сумочку. — В кошмарном сне мне виделось, что любимое мамино колье с бриллиантами оказалось у какого-то нациста. Я представляла себе, что некий немецкий солдат дарит мамино бриллиантовое колье своей жене… или девушке.

— На самом деле оно может находиться в Цюрихе.

— Что вы имеете в виду? — Глаза Магды округлились.

— Кажется, к счету прилагается еще и сейф.

— Не может быть!

— Сейфы расположены в подвалах центрального отделения банка «Гельвеция» в Цюрихе. Вам всего-то и нужно — прийти и спросить.

— Правда?

— Даже если у вас нет ключа, вам, несомненно, его откроют… если заплатите небольшую компенсацию за новый замок.

— Это было бы чудесно. Вы мне поможете?

— Конечно, но прежде нам нужно подтвердить в банке, что вы — владелица счета. Потом можете делать все что угодно.

Из боковой двери вышел высокий шикарно одетый мужчина и протянул Магде руку.

— Здравствуйте. Меня зовут Майкл Нойманн — я менеджер по счетам физических лиц. — В его английском слышался легкий швейцарско-немецкий акцент.

Он пожал руку Магде, потом повернулся к Алекс.

— Вы, должно быть, приятельница Рудольфа Тоблера из Цюриха?

— Откуда вам это известно? — Алекс, колеблясь, пожала руку мужчине.

— Я только что звонил в Цюрих своим коллегам. Поверьте, до них нелегко было дозвониться. Там уже конец рабочего дня. — Он повернулся к Алекс. — Господин Версари рассказал мне о счете и о вашем визите в банк в понедельник.

— Правда? — Алекс собралась с духом. — Тогда, наверное, в банке сообщили и то, что нам обещали: как только мы найдем владельца-бенефициария, господин Тоблер тут же будет восстановлен в своих правах попечителя.

— С разрешения владельца. — Клерк посмотрел на Магду. — Вы не против?

— Откровенно говоря, я бы хотела назначить управляющей счетом вот эту девушку. — Магда улыбнулась Алекс.

— Прекрасно, можем обсудить все внутри. — Менеджер взял Магду за руку и помог подняться.

— Думаю, у вас есть документы, удостоверяющие личность? — спросил он бесстрастно.

— Конечно, я всегда ношу их с собой. — Магда передала ему паспорт и свидетельство о рождении. Нойманн внимательно изучил документы и слегка поклонился.

— Хотите пройти со мной, госпожа Коган? Внутри вам будет удобнее.

— Нам будет внутри удобнее. — Магда взяла Алекс за руку и потянула за собой. — Видите ли, она мой личный консультант.

Нойманн провел их в элегантно обставленный конференц-зал с мебелью и старинными картинами. Он на минуту покинул их, чтобы снять копии с документов Магды.

— Удивительно! — Магда нежно потрепала Алекс по плечу. — Жаль только, что родители не дожили до этого дня.

— Уверена, они бы очень гордились вами.

— А где живут ваши родители? — поинтересовалась Магда.

— Отец — в Калифорнии, мама жила в Сиэтле. Она умерла несколько месяцев назад.

— Боже мой! Примите мои соболезнования. — Магда не отпускала руки Алекс. — Уверена, она вами очень гордилась.

— Возможно. — Алекс собралась с духом. — Магда, пожалуйста, не забудьте, когда вернется клерк, дать ему поручение завершить все начатые операции.

— Но я не хочу, чтобы банк «Гельвеция» прикасался к моему счету. После того, как они со мной обошлись. Первое, что я сделаю, переведу все со своего счета из Цюриха в Нью-Йорк.

— Магда, я не прошу позволить банку вечно управлять вашим счетом. Просто распорядитесь, чтобы все начатые сделки были завершены.

— Как скажете.

— Это дело нескольких дней. Потом можете делать с деньгами все, что захотите.

— Отлично. — Магда кивнула. — Но могу я снять немного со счета сейчас?

— Конечно. — Алекс погладила ее по руке. — Снимайте сколько нужно. Теперь это ваш счет.

— И я хотела бы расплатиться с вами и с сыном господина Тоблера.

— Прекрасно. Уверена, мы сможем это уладить с господином Нойманном. Им лишь придется снять деньги с одного из фидуциарных депозитов. Если не ошибаюсь, на вашем счету их несколько.

— А они переведут деньги?

— Они сделают все, что вы скажете. Теперь вы их клиент. — Алекс записала на листке бумаги номер своего счета в банке «Гельвеция» и номер счета Руди в одном из цюрихских банков. — Покажите только эти номера счетов, и перевод денег будет выполнен автоматически. И поскольку все банки находятся в Швейцарии, операция совершится мгновенно.

Магда взяла листок и крепко сжала руку Алекс.

— Если возникнут какие-то вопросы, я скажу, что вы мой консультант и, пока я жива, им придется выполнять ваши распоряжения. Я могу так сказать?

— Если вы напишете доверенность, то да.

— Тогда я напишу. Но когда все будет улажено, я собираюсь перевести деньги в свой банк в Нью-Йорке.

— Очень хорошо.

— Я им покажу, вот увидите! — Магда потянулась и взяла несколько печений с маленького серебряного подноса.

Дверь открылась, и Магда тайком засунула печенье в карман.

— Госпожа Коган? — обратился к ней Нойманн.

— Да? — Магда виновато посмотрела на него.

— Теперь вы полновластный владелец счета 230-SB2495. 880-О1L. — Он передал Магде ее документы. — Можете распоряжаться средствами по своему усмотрению.


Когда они покинули здание банка, Алекс предложила Магде пообедать. Впервые за эти дни она почувствовала, что голодна.

— Прекрасная мысль! — Магда радостно захлопала в ладоши. — Пойдемте в мой любимый маленький парк, он недалеко — прямо здесь за углом.

Она взяла Алекс под руку и повела к парку.

— Это на 53-й улице. Или на 54-й? А может, на 55-й? Знаю, что где-то здесь. Его легко найти — в нем хранится часть Берлинской стены и есть чудесный маленький фонтанчик. И продаются лучшие хот-доги в Нью-Йорке.

— Ну, мы и две чудачки! — Алекс теснее прижалась к Магде. — Две миллионерши пошли пообедать в самом богатом искушениями городе мира, и куда они идут? В парк. Что едят? Хот-доги.

— Живи как живется, дорогая. — Магда перешла на «ты». У входа в парк, рядом с вызывающим сентиментальные чувства водопадом, Магда увидела ларек и заказала два хот-дога.

— Тебе со всем? — спросила Магда, стараясь перекричать шум воды.

— Конечно.

— А почему бы и нет? — Магда улыбнулась. — Мы теперь богатые женщины — можем себе позволить.

Алекс смотрела, как Магда кладет на булочку кислую капусту, лук, редис, добавляет горчицу. «Что за женщина!» — твердила про себя Алекс. Несмотря на возраст, Магда выглядела такой свежей, полной жизни к энергии.

Магда протянула Алекс ее хот-дог и присела рядом.

— Правда, тут красиво? — Магда протянула руку и коснулась кусочка плиты, разрисованной граффити. — Знаешь, ее специально привезли в Нью-Йорк. Когда-то эта стена разделяла Запад и Восток. Заметь — какая серая и скучная та сторона стены, которая была обращена на восток. А та, что на запад, раскрашена яркими красками. Теперь тебе понятно, почему я так и не вернулась в Европу?

— Ну, теперь, если хотите, можете вернуться. — Алекс откусила большой кусок хот-дога. — Вы можете позволить себе все, что вам заблагорассудится.

— Мы обе можем. — Магда аккуратно слизнула горчицу и специи с пальцев. — Мы обе теперь можем делать все, что захотим. Мы миллионерши!

Она задорно улыбнулась Алекс.

До Алекс наконец начал доходить смысл того, что произошло. Скорее всего, на ее счет уже переведены десять миллионов долларов со счета Магды в банке «Гельвеция». Поскольку оба счета открыты в одном банке, операция совершается мгновенно. Теперь она богатая женщина и может делать все, что пожелает.

— Знаете, чего бы мне хотелось? — обратилась Алекс к Маг-де. — Пригласить вас сегодня вечером на ужин, на роскошный ужин в лучший ресторан Нью-Йорка. Я угощаю.

— Ой, даже не знаю. — Магда откусила маленький кусочек и кивнула. — Уверена, у тебя есть дела повеселее. Ведь я тебе в бабушки гожусь. Как бы там ни было, теперь ты член моей семьи. — Магда скинула туфли и шагнула в воду. — Не хочешь ко мне присоединиться? Водичка отличная!

— Сейчас, только доем хот-дог. — Алекс наблюдала, как Магда по колено в воде стоит в бассейне у подножия водопада. Она выглядела такой счастливой! После всего, что ей пришлось пережить, после всех страданий Магда ни на минуту не переставала наслаждаться жизнью. Казалось, она до конца дней будет жить полной жизнью. Невзирая ни на что.

Алекс подумала о своей матери, которая умерла такой молодой.

— Знаешь что? — Магда повернулась к Алекс и, махнув рукой, прокричала что-то вроде: «Она тоже оплакивает семью».

— Что вы сказали? — прокричала Алекс в ответ.

— Неважно, — улыбнулась Магда. — Может, залезешь сюда ко мне? У тебя же нет больше дел на сегодня, верно?

— Честно признаться, нет. — Внезапно она вспомнила о Руди, который ждет ее звонка. — Секундочку. — Алекс взглянула на часы. В Цюрихе раннее утро. Зная Руди, можно предположить, что он с ума сходит, ожидая новостей от нее. — Мне необходимо сделать один звонок. Я быстро.

Алекс увидела телефон-автомат у входа в парк и воспользовалась кредитной карточной, чтобы оплатить звонок. «Пора купить мобильный, — сказала она себе, набирая номер Руди. — У тебя на счету десять миллионов долларов, можешь купить хоть все телефоны. Можешь полететь к Марко в Париж. Поехать с ним, куда он пожелает. Останавливаться в лучших гостиницах».

— Тоблер слушает.

— Руди, я нашла ее, — сообщила Алекс, стараясь перекричать шум фонтана. — Все улажено. Мы только что были в нью-йоркском отделении банка «Гельвеция» — все получилось, мы…

— Подожди! Мне нужно тебе кое-что сказать.

— Мы сделали все, что нужно. Магда подписала форму «А». Теперь счет ее. Она написала доверенность на мое имя, так что я имею право давать распоряжения банку, чтобы тот позволил завершить все сделки Финакорпа. Все в порядке.

— Нет, не все.

— Да нет, все. Даже наши с вами счета пополнились той долей гонорара, который причитался вашему отцу. Мы оба богаты, у каждого по девять миллионов девятьсот двадцать пять тысяч долларов.

— Почему ты не отвечала на мои звонки? — спросил Руди. — Где ты была весь день? Я оставил для тебя в гостинице несколько сообщений, чтобы…

— Я же только что вам сказала: я искала Магду Коган, или теперь Магду Раймер. Собственно говоря, я сейчас с ней, и догадайтесь, что мы едим…

— Он звонил мне. — Голос Руди прозвучал зло.

— Кто вам звонил?

— Шмидт. Он старался изменить голос, но я знаю — это был он.

— И?

— Он угрожал мне. Сказал, чтобы я перевел…

— Дайте догадаюсь — двадцать один миллион триста тысяч долларов.

— Тебе тоже звонил? — спросил Руди взволнованно.

— Нет. Но совершенно очевидно, что произошло. Он узнал, что счет заблокирован. — Алекс поплотнее прижала трубку телефона. — Но это не имеет значения. Теперь, когда счет в руках Магды, инвестиционное распоряжение будет выполнено. Не нужно объяснять Финакорпу почему, но их операция будет проведена, как и планировалось. Все будет хорошо.

— Но Шмидт заявил, чтобы я перевел деньги немедленно, сегодня же. На счет брокерской фирмы в Нью-Йорке, она называется «Молли бразерс». Он даже назвал мне номер счета. — Руди быстро продиктовал номер.

— Никогда не поверю, что он дал вам номер счета своего клиента в США. Должно быть, он действительно запаниковал, узнав, что счет заблокирован.

— Не поверишь? А если он знает, что преступники могут его убить?

— Не волнуйтесь. Теперь, когда счетом владеет Магда, перевод денег будет осуществлен. Это займет два, от силы три дня. Об этом я уже позаботилась.

— Но он велел перевести деньги сегодня же. — Руди помолчал. — Иначе он не ручается за последствия.

— Руди, я же только что сказала вам, что обо всем позаботилась. Перевод денег со счета Магды состоится даже без ее участия. Она не потеряет деньги.

— Но я беспокоюсь.

— Доверьтесь мне. Все будет в порядке.

— Я сказал ему, что достану деньги, даже если придется продать еще несколько картин.

— Что-что вы сказали ему?

— Я попросил его не паниковать… обещал, что переведу…

— Вы с ума сошли?

— Если я продам своего Уорхола, будет достаточно… правда, это займет несколько недель…

— Вы что, ничего не понимаете? Своим обещанием перевести деньги вы признали, что в курсе происходящего. Что мы оба в курсе.

— Я не знал, что ответить.

— Почему бы просто не промолчать?

— Не волнуйся, я достану деньги. Плевать, если даже придется продать все.

— Дело не в деньгах, Руди. Если бы вы подождали и промолчали, перевод денег был бы осуществлен автоматически. Мы бы делали вид, что и понятия не имеем…

— А откуда мне было знать, что ты нашла Магду?

— Значит, это я виновата?

— Почему ты не позвонила раньше? — не унимался Руди. — Если бы я знал, что счет попал в руки Магды…

— Я нашла ее всего два часа назад. — Алекс посмотрела на Магду, которая по-прежнему стояла в бассейне. Она кормила печеньем маленькую стайку воробьев, усевшихся на краю фонтана. — Я сразу же повела ее в нью-йоркский филиал банка «Гельвеция», чтобы подписать бумаги, и она сделала все, о чем я ее просила. Даже выписала мне доверенность на управление счетом, пока она жива. Даже выплатила нам наш гонорар.

— Тогда давай возьмем эти деньги и заплатим!

— Вы с ума сошли?

— Если ты дашь десять и я десять — остальное, уверен, как-то наскребу.

— О чем вы говорите?

— Если ты пойдешь в нью-йоркский филиал банка «Гельвеция» и переведешь деньги сегодня… мне уже поздно переводить свои, но я сделаю это первым же делом завтра с утра. Тогда мы…

— Я ничего никому переводить не буду. Нет причины для паники.

— Алекс, речь идет о международных преступниках. Ты и представить себе не можешь, на что они способны…

— Но мы знать не знаем, кто стоит за отмыванием денег. Может, кто-то совершенно безобидный.

— Ты так считаешь?

— Да, так.

— Тогда ты должна это выяснить.


Глава 21


Нью-Йорк

Среда, ближе к вечеру


Тайна вклада в американском банке. Это оксюморон, так говорил Охснер? То же самое, что произвольный порядок? Иррациональная логика? Тихая тревога?

Алекс достала свою чековую книжку и вошла через парадный вход в контору «Молли бразерс» на Парк-авеню, № 200. Ее сердце бешено колотилось.

Она подошла к информатору, как будто была здесь уже тысячу раз.

— Здравствуйте, мне необходимо положить деньги на один из ваших банковских счетов.

— Кассир дальше.

Алекс раскрыла чековую книжку, пока обходила столы, направляясь к застекленному кабинету в глубине комнаты.

— Слушаю? — Крупная женщина, сидевшая за толстым стеклом, вопросительно глянула на нее.

— Я хотела бы положить деньги на один из ваших счетов. Десять тысяч долларов.

— Счет открыт в этом филиале? — лениво спросила служащая.

— Не знаю. У меня только номер счета. Это арендная плата за новую квартиру. Мне необходимо удостовериться, что деньги будут проведены по кредиту сегодня же. — Алекс оглянулась. — На эту квартиру есть и другие претенденты, так что мне надо поторопиться. Владелец сказал, чтобы я заглянула сюда, что вы все знаете.

Служащая посмотрела Алекс в глаза.

— На кого открыт счет?

— В том-то и проблема: я знаю фамилию человека, который сдает мне квартиру, но счет может быть открыт и на другого.

— Вам необходимо знать фамилию владельца счета.

— Это я понимаю, но, возможно, вы мне поможете? У него много счетов открыто здесь. Вот номер. — Алекс протянула выписанный чек. После слов «Платить по распоряжению» она написала номер счета, который продиктовал ей по телефону Руди.

Кассир набрала девятизначный номер.

— Вам повезло, — улыбнулась она. Этот счет открыт в нашем филиале в Трайбике.[57 - Трайбика — жилой район в Нижнем Манхэттене.]

— Значит, мне нужно отправиться туда…

— Можете внести деньги здесь. Я прослежу за их поступлением на счет сегодня же. — Женщина снова протянула руку за чеком.

— Кого указать получателем платежа? — спросила Алекс. — Следует же на кого-то выписать чек.

— Тут значится «Вортекс партнерз». Подойдет? — ответила служащая.

После того как Алекс была свидетелем шизофренической мании секретности в швейцарских банках, она ликовала. Все оказалось слишком легко.

Она вписала имя в чек и уже было протянула его служащей, но вдруг отдернула руку.

— Собственно говоря, владелец просил подтверждения того, что деньги будут переведены на счет сегодня.

— Они будут там сегодня. Обещаю. Можете мне поверить.

— Но мне необходимо подтверждение. Может, мне самой туда поехать? Просто чтобы убедиться.

— Зачем? Я могу выдать вам приходным ордером и здесь. — Кассир держала руку протянутой в ожидании чека.

Алекс решила не отступать.

— Мне нужно все-таки знать, что деньги действительно внесены на счет сегодня. — Алекс огляделась. Еще одна хорошая новость: за ней стала собираться очередь. — Я хотела бы поговорить с человеком, который управляет счетом. — Алекс вновь огляделась. — Извините за беспокойство.

Кассирша вздохнула.

— Не понимаю, почему вы не хотите внести деньги здесь. — Она набрала что-то на компьютере. — Управляющего счетом зовут Джеф Нортон. Но уверяю вас, если вы внесете деньги здесь…

— Спасибо. Я пойду туда и внесу их лично. Чтобы быть спокойной. — Алекс сложила чек пополам и положила его в сумочку. — Какой адрес, говорите?

Добиться с ним встречи было несложно — Алекс заявила, что хочет инвестировать несколько миллионов долларов. И ее нельзя было упрекнуть во лжи.

Нортон разговаривал по телефону, когда Алекс вошла в его маленький кабинет. Он жестом пригласил ее присаживаться и продолжил разговор:

— Хорошо. С этим вы разделались — только что приобрели две тысячи акций Ай-Би-Эм и тысячу «Юнибэнко». — Алекс наблюдала, как он печатает на компьютере распоряжения. — Хотите внести их на счет в Майами? Пожалуйста. — Он говорил громко. — Нет, мне не нужен номер, я найду его в электронном справочнике.

Алекс видела, как он внимательно набирает пароль, чтобы загрузить базу данных банка. Пароль легко было запомнить — он почти весь состоял из цифр.

Через секунду на экране монитора вспыхнул длинный список номеров счетов и появилась подробная информация. Нортон поднял на Алекс взгляд и улыбнулся, продолжая разговаривать по телефону. Он удивленно поднял брови, как будто намереваясь сказать: «А что делать? Вот такой я занятой!» У Алекс сложилось впечатление, что он разыгрывает перед ней спектакль, исполняя роль занятого брокера ради единственного зрителя.

Алекс заметила на стене полку с папками. На каждом корешке был напечатан какой-то номер счета. На многих были указаны имена клиентов. Любой, кто входил в кабинет, мог их увидеть.

Тайна вклада в американском банке! Прав был Охснер — это оксюморон.

Нортон прикрыл рукой телефонную трубку и прошептал, обращаясь к Алекс:

— Я сейчас освобожусь.

Алекс взяла со стола ламинированный график, лежащий среди бумаг. Внизу была прикреплена записка:


«Собственность Дж. Нортона. Не трогать».


Это был анализ имущественных данных фондового индекса «Стандард энд Пурз 500»[58 - Агентство «Стандард энд Пурз» — крупнейшее рейтинговое агентство. Поставляет на мировые рынки аналитические услуги и информацию, составляет различные индексы, основной из них — индекс «Стандард энд Пурз 500» — индекс пятиста компаний, чьи акции раскупаются наиболее активно на Нью-Йоркской фондовой бирже.] за двадцатый век.

График показывал, как индекс «Стандард энд Пурз 500» возрос экспоненциально (как и утверждал Охснер), поднявшись от базовых ста пунктов в 1945 году до шестидесяти тысяч пунктов к концу XX века. Если даже просто вкладывать проценты и дивиденды, в 1938 году было достаточно нескольких сотен тысяч долларов, чтобы к концу века они превратились в миллиард.

Нортон бросил трубку на рычаг.

— Ну-с. — Он повернулся к Алекс и улыбнулся. — Чем могу быть полезен?

— Я бы… я бы хотела открыть брокерский счет. У меня есть несколько миллионов долларов, которые я унаследовала. Хочу их вложить. — Алекс выдавила улыбку. — Слышала, что вы один из лучших брокеров в округе.

— Мне очень везет — ставлю на победителей. — Он смущенно пожал плечами.

— Таких, как эти? — Алекс подняла и показала график с индексом 500. — Думаете, вы могли бы совершить подобное для меня?

— Хотелось бы надеяться, что я сумею справиться еще лучше. — Он взял график из рук Алекс и положил его обратно на стол. — Клиенты очень довольны результатами моей работы.

Он подмигнул.

— Похоже, у вас много клиентов. — Алекс указала на полку с папками у Нортона за спиной. — Как вы ухитряетесь всех помнить?

— Это непросто. Иностранцы любят создавать много компаний. Для них это хорошо, для нас — головная боль.

— Должно быть, трудно помнить все номера счетов? — Алекс смотрела на Нортона с обожанием. — Как вы справляетесь?

— Легко. За нас все делают компьютеры. Мы только нажимаем клавиши.

— Как это? — спросила Алекс.

— Есть такая программа, которая связывает разные номера счетов с именем клиента.

— Правда?

— Кстати, вы говорите совсем без акцента. Вы иностранка без вида на жительство?

— Дело в том, что я живу в Швейцарии, в Цюрихе.

— Вы гражданка Швейцарии?

— Нет, Америки.

Он помолчал.

— Тогда вы обратились не по адресу — я работаю только с зарубежными счетами.

Он откинулся на спинку стула и положил руки за голову.

— К сожалению, не могу взяться за ваше дело. Как бы ни хотел. — Он подался вперед и стал рыться в бумагах на столе. — Я порекомендую вам хорошего управляющего.

— Неужели нельзя сделать исключение? — спросила Алекс. — Я намерена вложить несколько миллионов долларов, и мне бы очень хотелось, чтобы именно вы…

— Извините. Запрещено внутренним регламентом.

Несколько секунд он изучал телефонный справочник фирмы на компьютере, затем написал на клочке бумаги номер телефона.

— Как ни жаль, вот человек, к которому вам следует обратиться. — Он передал Алекс записку и с интересом посмотрел на нее. — Мне и в самом деле очень жаль. Жаль, что не смогу поработать с вами.

— Мне тоже. — Алекс взяла записку, но не уходила. — Я тоже вполне серьезно рассчитывала поработать с вами. — Она указала на график «Индекса 500». — Очень интересный документ. Вы не могли бы сделать для меня копию?

Нортон отрицательно покачал головой.

— Компания запрещает снимать копии. Их необходимо заказывать, а это последний экземпляр.

— Ну перестаньте. Из-за одной маленькой копии от них не убудет, верно? — Входя в кабинет, Алекс заметила, что на этаже нет ни секретаря, ни копировальных аппаратов у компьютеров. Недостаток офисов двадцать первого века — компьютеры могут выполнять практически любые функции, за исключением копирования.

— Ладно, — заговорщицки улыбнулся он. — Думаю, я мог бы… — Он встал. — Вернусь через минутку.

Прежде чем покинуть кабинет, Нортон потянулся к клавиатуре и несколько раз нажал кнопку «Escape» — на экране вспыхнула нейтральная главная страничка компании «Молли бразерс». Малюсенькое окошечко для пароля незаметно горело внизу экрана.

Как только он вышел, Алекс подалась вперед и быстро набрала пароль Нортона, состоявший из двенадцати цифр. Потом нажала «Enter» — на экране появилось меню опций. В окошке «Поиск» Алекс быстро набрала номер счета «Вортекс партнерз». Несколько томительных секунд горело «Идет поиск 066-198038». Потом появилась выписка о состоянии счета, на нем было несколько сот долларов. Настоящие деньги, очевидно, уже переведены на другие счета, — счета, о которых парень из Финакорпа даже не подозревает. Внизу экрана Алекс заметила пиктограмму «Прикрепленные счета» и щелкнула по ней, повторяя действия Нортона — когда он вызывал поиск — в той же последовательности.

Не прошло и минуты, как перед Алекс на экране появились имена и адреса. Большинство из них было названиями компаний, таких как «Эй-Би-Си трейдинг» и «Вортекс партнерз» — вероятно, офшорные компании. Было лишь одно имя, но оного и требовалось ей. Мигель Циннер.

Она быстро записала имя и фамилию, потом щелкнула по номеру счета и увидела адрес: ферма Монти-Верди, шоссе Жуселину Кубичека, 255 км, Катандува, штат Сан-Паулу, Бразилия.


Алекс выглянула из-за угла — Нортона нигде не было. Никого вообще не было видно.

Она снова щелкнула по пиктограмме, на это раз перед ней открылся портфель счета на весь экран — примерно сто шестьдесят миллионов долларов в акциях и облигациях, и это на одном лишь счете. И все американские и европейские ценные бумаги. Каждая — «голубая фишка». И Алекс поняла: вот его официальный счет. Тут оседают грязные деньги, отмытые до блеска от своего криминального прошлого.

Раздались шаги. Алекс несколько раз нажала «Escape», возвращаясь к титульной странице, и быстро села на место.

Нортон, улыбаясь, вошел в кабинет.

Окошко «Пароль» невинно светилось в углу экрана его компьютера.


— Что значит — вы не хотите ждать? — Алекс кричала в телефонную трубку. — Вы сказали, что, если я найду владельца счета, вы согласитесь провести перевод денег, как и планировалось.

— Но теперь, когда я узнал, что мы имеем дело с террористом, я не хочу сидеть и ждать…

— О чем вы говорите? — вскрикнула Алекс. Вдалеке послышался вой сирен. — Я только что сказала вам, что счет принадлежит какому-то человеку из некоего бразильского городка под названием Катандува.

— Вот поэтому! В ожидании твоего звонка я пошел в Интернет-кафе и узнал, что банк на Кипре, используемый для перекачки денег, на самом деле прикрытие для «Хезболлы». Тебе известно, кто это, правда? Одна из крупнейших в мире террористических организаций. Я прочитал — кажется, на сайте Си-Эн-Эн, — что до событий 11 сентября «Хезболла» была причастна к гибели большего числа американцев, чем любая другая террористическая группа, включая «Аль-Каиду».

— Допустим, но этот счет принадлежит человеку из Бразилии. Отчего вы решили…

— В статье, которую я прочел, говорилось, что «Хезболла» очень активна в Бразилии. — Вой сирен становился все громче. — Они, несомненно, обстряпывают делишки с контрабандой на границе Бразилии, Парагвая и Аргентины. А деньги, которые «Хезболла» отмывает в Бразилии, используются для финансирования террористических операций по всему миру. Я никоим образом не хочу быть к этому причастен.

— Тогда зачем переводить им ваши — наши — деньги?

— Это единственный способ избавиться от них.

— Руди, остановитесь и подумайте. Если к этому счету и вправду имеют отношение международные террористы, неужели, когда вы заплатите им, они скажут: «Спасибо вам, Руди и Алекс»? И потом просто скроются?

Звуки сирен теперь раздавались повсюду.

— Но у нас нет другого выхода. Шмидт требует заплатить немедленно.

— Возможно, он запаниковал. Скорее всего, он пытается спасти свою шкуру. — Алекс перевела дух и продолжила: — Подумайте минуточку. А что, если бразилец, которому принадлежит счет, не имеет никакого отношения к террористам? Что, если он не против подождать, пока деньги поступят, как и полагается — через Кипр?

Руди молчал.

— Зачем нам платить двадцать миллионов из своего кармана человеку, который и так получит свои деньги? Магда даже не заметит, что стало с вложением ее денег на Кипре. В любом случае это не ее деньги.

— Именно! — прокричал Руди. — На самом деле как раз Магда должна перевести деньги на тот счет. Тебе лишь нужно дать ей номер счета у «Молли бразерс» в Нью-Йорке и скакать…

— Я не собираюсь втягивать в это Магду.

— Тогда позволь мне с ней поговорить. Я объясню ситуацию.

— Я ни в коем случае не позволю впутывать ее.

— Если я буду вынужден, то сам ей позвоню. Ты сказала, ее фамилия Раймер? Бьюсь об заклад, ее номер есть в телефонном справочнике Нью-Йорка.

Алекс не ответила. Возможно, Руди и прав.

— Если ты не попросишь ее перевести деньги, — гнул свое Руди, — это сделаю я.

— Но зачем впутывать сюда милую невинную старушку, если нужно просто-напросто сидеть и ждать, когда совершится перевод денег?

— Я тоже невинный. И ты. Почему мы должны страдать?

— Послушайте, Руди. Если поручение пройдет, никто и не узнает, что мы в этом замешаны, что нам все известно. — Она глубоко вздохнула. — Я уверена, этот парень из Бразилии — лишь имеющий сомнительную репутацию бизнесмен, который хочет безопасно отмыть денежки через безобидный счет в швейцарском банке.

— Как ты можешь быть в этом уверена?


Глава 22


Рио-де-Жанейро

Четверг, утро


Волна теплого влажного воздуха ударила Алекс в лицо, когда она вышла из зала прилета. Это был грязный морской воздух, совсем не похожий на свежий, бодрящий во 1дух Амстердама.

Она села в ожидающее такси.

— Отвезите меня в лучшую в городе гостиницу.

— В «Копакабана Палас»?

— Точно. — Алекс взглянула на часы. Прошло одиннадцать часов.

Она уже использовала одиннадцать из двадцати четырех часов, отпущенных ей Руди, на то, чтобы узнать побольше о Мигеле Циннере и доказать, что он не представляет угрозы (по крайней мере, серьезной, дабы не вмешивать в это Магду). Она много чего узнала из Интернета еще в Нью-Йорке. Но Руди хотел реальных доказательств того, что Циннер обычный, хотя и нечистый на руку бизнесмен.

Такси тронулось. Алекс с облегчением откинулась на спинку сиденья. Она была совершенно обессилена. В аэропорту Кеннеди ей пришлось приложить немало усилий, чтобы успеть на первый утренний рейс. И несмотря на то, что она летела бизнес-классом, спала она урывками, постоянно думая о том, что будет делать, когда прилетит в Бразилию.

«Делай то, что нужно, — говорила она себе, когда они пролетали над темной Амазонкой. — В твоем распоряжении десять миллионов долларов. Ты можешь заплатить лучшему в городе адвокату или нанять частного детектива — хоть целую бригаду, если понадобится».

Она даже позвонила Марко в Париж — разбудила его среди ночи, — чтобы попросить совета.

— Ты когда-нибудь слышал о Мигеле Циннере?

— Конечно! Это один из самых богатых людей Бразилии. Ему принадлежат огромнейшие земельные угодья. А тебе зачем?

— Я собираю о нем информацию — точнее, о Бразилии. Для работы. Думала, может, ты в курсе.

— Конечно, в курсе. Его все знают. Циннера постоянно упоминают в новостях.

— Почему это фермер все время попадает в новости?

— Его ферма, пожалуй, больше иных американских штатов. И уж точно обширнее большинства швейцарских кантонов. Теперь он, должно быть, уже миллиардер.

— Он может быть замешан в чем-то незаконном?

— Не знаю, а тебе зачем?

— Просто так.

— В чем дело, Алекс?

— Ни в чем. Спи. Извини, что побеспокоила.

Улицы были буквально забиты транспортом, такси ползло, как улитка. Алекс смотрела в окно. По обеим сторонам шоссе далеко вглубь тянулись трущобы. Сотни тысяч маленьких грязных лачуг на фоне зелени «украшали» пейзаж. Салон машины наполнился смрадом гниющих отбросов.

Алекс подумала о Магде, сидевшей в своей душной квартирке, о том, что сейчас она может позволить себе купить новую квартиру, даже особняк — такой, как тот, где прошло ее детство в Будапеште. Чем она сейчас занята? Спит, наверное. Мечтает о том, что наступит новая жизнь, — жизнь богатой женщины. «Пока Руди до нее не доберется. Тогда он втянет ее в этот кошмар, как обычно проделывает это со всеми».

Совсем как в «Братце Кролике» — книжке, которую ей читал отец, когда она была еще маленькой. У Кролика застряла лапка в Смоляном Чучеле,[59 - Персонаж «Сказок дядюшки Римуса» Дж. Харриса — соломенное чучело, вымазанное смолой, которое коварный братец Лис подсунул Братцу Кролику.] и чем больше он тянул ее, тем глубже она застревала. В конце концов он весь увяз в смоле.

Она вспомнила, как познакомилась с Руди — из-за случайного телефонного звонка. Как он не отступил, пока она не встретилась с ним, потом заставил ее увидеться с Охснером — и вот она уже по уши в этом деле. Чем сильнее она старалась выпутаться, тем больше увязала.

Они повернули за угол, и перед ними распростерлась лазурь Атлантики. Такси остановилось у главного входа в гостиницу «Копакабана Палас» — ошеломляющее зрелище.

Водитель повернулся к Алекс.

— Вот мы и приехали. Лучшая гостиница в Рио. Подходит?

В номере люкс с видом на море Алекс достала «Желтые страницы», пролистала, пока не обнаружила рубрику «Частные детективы». Ей пришлось обзвонить больше десятка мест, прежде чем она обнаружила агентство, которое работало, и еще с десяток, пока нашла такое, где говорили по-английски. Там мужчина назначил ей встречу на двенадцать часов дня.

Алекс уселась на кровать и стала просматривать статьи, которые скачала из Интернета перед отлетом из Нью-Йорка. К сожалению, почти все они были на португальском, однако в нескольких имелись фотографии. На одной Мигель Циннер пожимал руку префекту, на другой обменивался рукопожатием с губернатором штата.

И никакого упоминания о «Хезболле» или о терроризме.

Алекс взглянула на часы. До встречи с детективом оставалось еще два часа. После пяти дней бесконечных перелетов, почти без сна, она уже валилась с ног. Алекс закрыла глаза и почувствовала, что засыпает. Но спать было некогда. Кроме того, она не хотела опоздать на встречу. Она решила немного поплавать — это поможет взбодриться.

Вода была прохладной. Не такой холодной, как в Тихом океане возле Сиэтла, но довольно прохладной — большинство бразильцев не купалось.

Алекс сразу же нырнула. У нее чуть не перехватило дыхание, но уже скоро она покачивалась на волнах. Здесь — в богатом районе города — вода была кристально чистой.

Пока она рассекала волны, в голове прояснилось. «Все получится, — сказала она себе, — все будет хорошо».

Она заметила, что рядом с ней плывет мужчина. На нем были купальные лосины — вроде тех, что надевают серферы. Он плыл так же быстро, как и Алекс. Она видела, как его худощавое мускулистое тело рассекает волны. Возле его плоского живота, когда мужчина скользил по воде, образовывались крошечные пузырьки. Алекс подняла голову, чтобы лучше видеть, но ее накрыло волной, и мужчина уплыл.

Внезапно Алекс ощутила, что ее кто-то обнимает. Она вскрикнула и стала отчаянно брыкаться, но в рот ей попала морская вода, и она закашлялась.

Потом ее приподняли над водой.

— Успокойся, это я. — Он крепко держал ее.

— Марко! — Алекс ртом хватала воздух. — Что ты тут делаешь?

— Хотел тебя удивить.

Он помог ей доплыть до берега, обнял и ласково вытер ей спину. Алекс дрожала, но руки Марко согревали. Согревало его тело — он крепко обнимал ее.

— Извини, я не хотел тебя испугать.

— Откуда ты взялся?

— Прилетел, чтобы увидеть тебя.

— Но я же только ночью звонила! Ты был в Париже.

— А ты — в Нью-Йорке. Я увидел номер на определителе. Ты не рада, что я прилетел?

— Конечно, рада, но…

— Никаких «но»… — Он еще теснее прижался к Алекс.

— Все так неожиданно.

— Мне показалось, что я тебе нужен, что ты едешь в Бразилию, что некому будет тебе помочь. Я подумал: есть только два места, куда ты могла бы направиться — Рио или Сан-Паулу. Решил сначала поискать в Рио.

— Ты облетел полсвета только для того, чтобы увидеть меня?

— Конечно.

В его объятиях было уютно, Алекс начала согреваться.

— Как ты меня нашел? — спросила она.

— Это было нетрудно. Я обзвонил крупные гостиницы — тут их не так много. С третьего раза попал в твою. — Он жестом указал на «Копакабана Палас», казавшуюся белой в полуденном солнце.

— Когда я приехал, мне сказали, что ты пошла поплавать, вот и решил к тебе присоединиться. — Марко улыбнулся. — Тебя я сразу заметил. Кроме серферов, купалась одна ты. К тому же я еще не забыл, как выглядит твое прекрасное тело, — прошло всего пять дней.

Он крепко обнял ее, продолжая поглаживать ей спину. Алекс почувствовала, как Марко начал возбуждаться.

— Хочешь, поднимемся в номер? — предложила она.

Когда он вел ее к гостинице, трое подростков шли прямо на них. Они были босиком, в каких-то лохмотьях. Марко мягко увел ее в сторону, совсем как тогда, в Амстердаме.

— Нужно быть осторожным, — заметил он, ведя Алекс по оживленной улице. — Тут не так безопасно, как в Цюрихе. Кстати, что ты накопала о Мигеле Циннере?

— Не много. Пока. Но сегодня днем у меня назначена встреча.

— Честно говоря, я бы мог тебе помочь. — Он повел ее по широкому тротуару, выложенному белой и черной мозаикой. — У меня есть друг, который работает в большой агропромышленной компании в Катандуве — как раз там, где находится ферма Мигеля Циннера. — Марко придержал дверь, ведущую в прохладный вестибюль. — Он сказал, что сможет встретиться с нами сегодня вечером, если ты захочешь.

— Конечно, хочу.

— Только одна проблема. Он живет в Сан-Паулу, и сегодня поздно вечером улетает в США. Но мы могли бы приехать побеседовать с ним, пока он не улетел, — все самолеты в Северную Америку вылетают вечером.

Алекс взглянула на часы.

— И никак нельзя отложить?

— К сожалению, нет. Если мы хотим увидеться с ним, нужно выезжать прямо сейчас.

— Не знаю. Может, мне лучше остаться?

— Почему? Что случилось?

Она опять посмотрела на часы.

— У меня и правда нет времени.

— Что ты хочешь этим сказать? Ты же только что прилетела!

— Дело в том, что за последние пять дней я уже налеталась самолетами. А никак нельзя пригласить его сюда? Я с радостью оплачу его перелет.

Марко засмеялся.

— Он богатый человек. Деньги не заставят его изменить планы. Только не Дигу Брага.


Движение в Сан-Паулу было еще более оживленным, чем в Рио. От самого аэропорта до города они останавливались, едва успев тронуться с места. Огромный мегаполис скорее был похож на Нью-Йорк зимой, чем на благоухающий город Южной Америки. На горизонте виднелись одни небоскребы.

У Алекс слипались глаза.

— Тут всегда такое движение? — спросила она Марко.

— Обычно да. — Марко нежно обнял Алекс. — И это неудивительно — половина всех денег, выделенных на ремонт дорог и прокладку туннелей, оседает в карманах представителей власти. Строители вдвое завышают реальную стоимость работ. А потом раздают деньги чиновникам — самый настоящий рэкет.

— И это им сходит с рук? — удивилась Алекс.

— А что делать?

— Например, посадить их за решетку. — Они вновь остановились. Вокруг грузовики и автобусы насыщали воздух выхлопными газами.

Марко притянул Алекс к себе.

— Ты плохо знакома с Латинской Америкой, так ведь?

Алекс уютно устроилась в его объятиях.

— Эй, в колледже я специализировалась на компьютерных технологиях.

— Извини. — Марко обнял ее крепче. — Дело в том, что чиновников в Южной Америке всегда уличают в воровстве. Это стало уже своего рода спортом. Все так делают. Все чиновники и политики. Даже президент. Неужели ты не слышала обо всех последних скандалах?

Алекс отрицательно покачала головой.

— Печальнее всего то, что никто еще не заплатил за то, что натворил. Bicho ruim nao moire.

— Что это значит? — спросила Алекс.

— Здесь так говорят. Приблизительно это означает: горбатого могила исправит.


Когда они регистрировались в гостинице, Марко настоял на том, чтобы расплатиться за номер собственной кредитной карточкой.

Не успели они внести вещи в номер, как зазвонил сотовый Марко.

— Это Дигу, — произнес Марко. — Что-то рановато. Сказать ему, чтобы подождал?

— Нет. — Алекс схватила сумочку. — Давай покончим с этим!

Друг Марко ждал их за маленьким столиком в баре. Он потягивал кока-колу и курил. Несмотря на небольшие залысины, выглядел он как атлет. Он носил маленькие очки в тонкой оправе — совсем как Руди.

— Дигу! Привет! — закричал Марко. — Спасибо, что согласился встретиться с нами.

Они крепко обнялись, и Марко сел рядом с приятелем.

— Дигу — один из моих лучших, старинных друзей. — Марко кивнул Алекс, чтобы та присаживалась напротив. — Мы имеете учились в школе. Потом он уехал учиться в Штаты. В Пенсильванию.

— В самом деле? — заинтересовалась Алекс.

Дигу кивнул.

— Алекс закончила Йель, — сообщил ему Марко.

— Откуда ты узнал? — поразилась Алекс.

— По твоей рубашке, — улыбнулся Марко, — помнишь нашу болтовню в чате в понедельник? Ты рассказывала мне, что на тебе надето.

Алекс зарделась.

Дигу сделал глоток колы, поставил бокал на маленький столик, разделявший его и Алекс, и спросил:

— Очевидно, вас интересует Мигель Циннер?

— Да, интересует. Вы с ним знакомы?

— Очень хорошо. Что вы хотите о нем узнать?

— Все. Я пишу доклад…

— Она работает консультантом, — вставил Марко. — Не беспокойся, она мой добрый друг. Можешь говорить ей все.

— Хорошо. — Дигу выпустил клуб дыма и наклонился ближе к Алекс. — Мигель Циннер — один из крупнейших в стране бизнесменов. Его ферма называется «Монти-Верди». Она находится в центральной части страны и такая огромная, что понадобился бы самолет, чтобы осмотреть ее. Циннер выращивает кофе, апельсины, разводит коров и свиней — больше, чем кто бы то ни было в округе. — Дигу сделал еще одну затяжку. — Я пару раз был там по делам. Ферма окружена колючей проволокой, охраняется вооруженными людьми с собаками — и тому подобное.

— Зачем землевладельцу вооруженная охрана? — изумилась Алекс.

— В Бразилии это не в диковинку. — Дигу сделал еще глоток. — А Циннер, должно быть, стоит миллиарды. Хотя, скорее всего, не он сам заказывает все эти высокотехнологичные штучки для охраны. Не похоже, чтобы он кого-нибудь боялся. Он большой человек, в полном смысле этого слова. Должно быть, весит килограммов сто пятьдесят. Видели бы вы его «ролекс»! Часы наверняка делали на заказ. Конечно, из чистого золота. За всеми новинками безопасности стоит Жозе де Суза, его правая рука. Это сукин сын, извините за выражение, — кусок дерьма. Как-то мне пришлось иметь с ним дело. Настоящий козел. Он представляет Циннера на международной арене. И только потому, что говорит по-английски и по-французски, а Циннер нет. Де Суза ведет себя, как хозяин.

Дигу повернулся к Марко.

— Чтобы понять, что это за человек, скажу — когда бы он ни приезжал в Сан-Паулу, он проводит время в кафе «Фото».

— Что это? — спросила Алекс.

— Тебе не обязательно это знать. — Марко положил руку ей на плечо. — Это не для тебя.

— Почему?

— Это очень дорогой бар, который посещают богатые мужчины и избранные женщины. Большинство из них… как бы помягче сказать — высококлассные проститутки. Красивые и дорогие.

— Держу пари, сегодня он там, — заметил Дигу. — Я слышал, что сейчас де Суза в городе.

— Как вы считаете, он может быть замешан в чем-то незаконном? — спросила Алекс у Дигу.

— Все в Бразилии замешаны в чем-то незаконном. — Дигу откинулся назад и выпустил клуб дыма. — Позвольте пример. Не так давно мы подумывали над тем, чтобы разводить на моей ферме свиней. Казалось, на этом неплохо зарабатывают. Поэтому я составил таблицу, где в цифрах расписал доходы и расходы. И ни разу в жизни — неважно, насколько я силен в математике — они не сходились. Я никак не мог заработать.

Он затушил сигарету в хрустальной пепельнице, стоящей посередине стола.

— Тогда я принес расчеты бухгалтеру, который специализируется в сельском хозяйстве, и спросил его, в чем дело. Тот взглянул на мою таблицу, потом указал пальцем на сумму налогов. «Вот здесь у тебя не сходится, — заметил он. — Ты рассчитал сумму налогов исходя из ста процентов дохода». Знаете, что он сделал? Взял карандаш и уменьшил налоговые платежи вдвое по сравнению с заложенными мною. «Вот теперь у тебя есть прибыль», — сказал он мне.

— Ну? — Алекс потерла глаза. В баре гостиницы стало дымно, а она устала. — К чему это вы рассказываете?

— К тому, что все жульничают с налогами. — Он сделал последний глоток колы. — А если экспортировать товара на несколько сотен миллионов долларов в год — действительно начнешь зарабатывать. Единственное, что требуется, — подделать сопроводительные документы на экспорт, заплатив таможенникам в порту. Таким образом, никто не узнает, сколько ты продаешь на самом деле. А всю прибыль вкладываешь в офшор, через компании, которые открывают именно для таких целей, обычно на Карибах.

— Например, на Виргинских островах? — уточнила Алекс.

— Именно. Или на Каймановых. Или на любых других. Все так делают. Бразильское правительство знает об этом, но ничего не предпринимает. Оно понимает, что бессильно.

— Ну и где оседает эта неучтенная прибыль?

— Обычно остается в офшорах. Непросто объяснить, откуда взялись деньги, если официально вернуть их назад в страну. — Дигу прикурил еще одну сигарету. — Однако, если захотите воспользоваться деньгами в какой-нибудь пуританской стране (например, в Соединенных Штатах) или в стране, которая не смотрит сквозь пальцы на махинации с налогами, — лучше хранить их где-нибудь в другом месте.

— Например, в Швейцарии?

— Именно. Таким образом можно затем перевести их в США, и все будет выглядеть законно. Можно приобрести хорошенькую квартирку на Сентрал-парк, или домик во Флориде, или отправить детей учиться. На эти деньги можно делать что угодно.

«Так вот в чем дело? Неучтенные прибыли? Уклонение от уплаты налогов?» Циннер отмывал деньги в Швейцарии, просто чтобы придать им видимость законности — и ничего больше. А его управляющие в Швейцарии, скорее всего, перестарались, когда узнали, что деньги заблокированы на счету Магды. Типичные швейцарцы — во всем стремятся к совершенству.

— Вы когда-нибудь слышали о «Хезболле»? — спросила она у Дигу.

— Конечно! — Он глубоко затянулся. — Кто же не слышал?

Марко пристально посмотрел на Алекс.

— А почему вы этим интересуетесь?

— Я читала, что Циннер имеет к ним какое-то отношение.

— Где вы про такое читали? — удивился Дигу.

— Не помню. Кажется, «Хезболла» внедрилась в Бразилии, особенно развила деятельность на ничейной территории, граничащей с Парагваем и Аргентиной. Они замешаны в отмывании денег.

— Может, и так, — согласился Дигу. — Но Циннер не может иметь с ними ничего общего. Он еврей.

— Правда? — удивилась Алекс. — Откуда вы знаете?

— Циннер — еврейская фамилия. Странно, что вы не в курсе. Алекс пожала плечами.

— Ну, извините.

— Я слышал в Бразилии, что Мигель Циннер один из крупнейших финансовых патриотов Израиля. И в Соединенных Штатах это говорят. Он и в самом деле довольно религиозный человек. — Дигу затушил сигарету. — Он никак не может быть связан с одной из наиболее радикальных антисемитских организаций в мире.


Первое, что сделала Алекс, вернувшись в свой номер, — позвонила Руди, чтобы сказать: повода для паники нет, нужно лишь немного подождать, пока деньги со счета Магды будут переведены на Кипр, и все закончится.

Странно, но Руди не отвечал ни по одному из номеров. Она оставила сообщение, вкратце описав то, что узнала.

Потом Алекс решила позвонить Магде, удостовериться, что с ней все в порядке, что Руди сдержал слово и не стал ей томить до получения вестей от Алекс.

— Благодаря тебе я переживаю лучшую пору своей жизни, — восторженно изливала свои чувства Магда. — Прямо сейчас мы с друзьями, с теми, кто еще не сыграл в ящик, устраиваем небольшую вечеринку в моей квартире. — Алекс узнала музыкальный фон: Ширли Хорн. — Я уже давно так не веселилась. — Магде приходилось кричать, чтобы ее было слышно. — Очень жаль, что ты не можешь к нам присоединиться.

Алекс оглянулась и увидела, что Марко раздевается. Он улыбнулся ей в ответ и перешагнул через свои брюки.

— Мы все идем сегодня в ресторан, — продолжала Магда. — Я веду своих старинных друзей в «Голубую ноту». Мы будем гулять, как будто это в последний раз.

— Здорово, веселитесь! И будьте осторожны!

— Обязательно буду. Кстати, у тебя есть телефон господина Гоблера? Я бы хотела поблагодарить его за все, что он для меня сделал, за то, что передал счет.

— Знаете, лучше пошлите ему письмо. — Алекс наблюдала, как Марко выскользнул из рубашки. У него было сногсшибательное тело. — Сейчас Руди очень занят. Лучше его не беспокоить.

— Ладно. Можешь дать его адрес? Я напишу ему письмо.

— Вот и славно. Дом номер восемь, а улица… одну секундочку. — Алекс достала свой ноутбук и открыла его, чтобы проверить адрес Руди. — Нэгелиштрассе. Продиктовать по буквам?

— Не нужно, — прервала ее Магда. — Если ты не забыла, я говорю по-немецки.

— Точно, я забыла. — Во время разговора Алекс стала закрывать документы, «висевшие» открытыми на экране, включая статьи о Мигеле Циннере, которые она загрузила сегодня утром.

— Я бы хотела пригласить его в Нью-Йорк, — стрекотала Магда. — И тебя тоже, чтобы отпраздновать. Как тебе идея? Я поведу вас в лучший ресторан города. В этот раз никаких хот-догов — обещаю!

— Спасибо, Магда. Идея замечательная. И помните — что бы ни произошло, вы в любое время можете мне позвонить и оставить сообщение. — Алекс продиктовала Магде номер рабочего телефона. — Он начинается на 800, звонок бесплатный.

— Не беспокойся, дорогая, — захихикала Магда. — Для меня больше не существует проблемы с междугородними звонками. Теперь я миллионерша, ты не забыла?

— Знаю. Это ведь отлично! — Алекс увеличила изображение на экране компьютера. Мигель Циннер выглядел именно так, как описал его Дигу, — громадный, как сарай, с самым большим «ролексом», какой только доводилось видеть Алекс. Циннер стоял рядом с коренастым смуглым мужчиной, не брившимся как минимум три дня. Подпись под снимком гласила, что это Жозе де Суза. Их обоих окружала небольшая толпа, на многих мужчинах была военная форма. Над ними развевался плакат со словом «инаугурация».

Алекс замерла и несколько секунд изучала снимок. Вот этих мужчин боялся Руди — тучного фермера и его никчемного закадычного дружка.

Марко подошел к Алекс и заключил ее в объятия. На нем были одни спортивные трусы.

— Ты собираешь всю ночь развлекаться с компьютером? — спросил он, нежно покусывая ее за ушко. — Или пойдешь со мной в постель?

— Конечно, пойду. Сейчас закрою последнее приложение. — Руки Марко беспрепятственно шарили по ее груди. А с фотографии на нее смотрели глаза де Сузы.

— Он кажется противным, правда? — прошептала Алекс.

— Кто? Де Суза?

— Да. Аж мурашки по коже, нет? Как будто он смотрит на нас.

— Тогда пусть скроется с глаз, — прошептал Марко. — Пусть все скроется с глаз долой.

Передвигая курсор по фотографии, чтобы закрыть ее, Алекс немного сдвинула картинку вправо — и показалось еще несколько людей, стоящих у края подиума. Лицо одного из них было видно лишь отчасти, но Алекс тут же узнала его.

Она прокрутила изображение — лицо появилось целиком.

— Ну, иди сюда. — Марко попытался поднять ее на руки. — У нас есть более важные вещи.

— Подожди секундочку. — Алекс наклонилась ближе к экрану. Человеком в толпе был Жан-Жак Крисье. Что делал в Бразилии, рядом с заурядными мошенниками, главный консультант по компьютерам цюрихского банка «Гельвеция», ее начальник?

— В чем дело? — спросил Марко.

— Не знаю. Может, и ни в чем. — Алекс сняла телефонную трубку. — Но я должна выяснить.

Она быстро набрала номер Эрика.

— Но…

— Эрик, это я. Алекс.

— Ты где? — В его голосе слышалась тревога. — Твой номер не определяется в моем телефоне. Ты все еще за границей?

— Да, я…

— Я не слышал о тебе ни вчера, ни сегодня. Я оставил несколько сообщений на рабочем портале твоей голосовой почты.

— Крисье что-нибудь спрашивал?

— Да! Он хочет знать, когда ты выйдешь на работу.

— Что-нибудь еще?

— Он желает знать, где ты.

— И что ты ему сказал?

— Что у тебя грипп. Ты же мне так велела. — Он помолчал. — Крисье ответил, что должен видеть тебя немедленно. Ему плевать, серьезно ли ты больна. Что происходит, Алекс?

— Не знаю. — Она глубоко вздохнула. — Но узнаю обязательно.

— У тебя неприятности?

— Есть лишь один способ узнать это наверняка. — Алекс вскочила с места.

— Скажи мне, где ты. Скажи, чем я могу тебе помочь…

— Мне пора. — Она повесила трубку и схватила сумочку. Достала помаду и стала красить губы перед зеркалом, висящим у двери.

— Что происходит? — изумился Марко.

— Мне нужно кое-что выяснить. Возможно, тут и нет ничего такого, но мне необходимо убедиться, что Мигель Циннер действительно такой безобидный толстяк, каким описал его твой приятель.

Марко встал.

— Ты о чем? Может, ляжем спать? Я думал, ты устала…

— Надо сделать это сегодня. Сегодня вечером.

— Что именно? — Марко подошел к Алекс. — Может, ляжем баиньки? Хорошо выспимся? Не поздно и завтра узнать о Мигеле Циннере. К чему такая спешка?

— Тебе это неинтересно.

— Нет, интересно. Я на твоей стороне, Алекс. — Он взял ее руки в свои. — Я хочу тебе помочь. Пожалуйста, позволь мне.

— Тогда пошли со мной. Мне нужно кое-что уточнить. У меня появилась безумная идея. — Алекс бросила помаду обратно в сумочку и защелкнула ее. — Потом можем и отдохнуть. Поехать назад в Рио. Поехать, куда ты захочешь. Просто помоги мне убедиться, что мне ничего не угрожает… что нам ничего не угрожает. И никогда не будет угрожать.


В кафе «Фото» было полным-полно мужчин всевозможных национальностей и цвета кожи. Много было молодежи, некоторым явно не исполнилось и двадцати. Все как одна женщины были красавицами и совсем не напоминали проституток. У каждой на плече болталась маленькая дамская сумочка — несомненно, для денег.

Алекс сразу же узнала де Сузу. Он сидел у бара и потягивал виски, что-то громко втолковывая по-английски мужчине рядом.

— Двенадцатилетняя выдержка, знаешь, что можешь пить его каждый день. А назавтра голова не болит. — Алекс отчетливо слышала его голос, даже несмотря на шум в помещении. — Чувствуешь, как он мягко льется вниз по горлу, будто сделан из бархата. Мой любимый — «Роял Салют». Этот выдержан двадцать один год. Лучший из лучших.

Де Суза произнес последнюю фразу по-французски с сильным гортанным акцентом. Во время разговора он жадно пил маленькими глоточками свой виски.

Алекс подошла ближе.

— Что ты собираешься делать? — прошептал Марко.

— Просто подожди меня здесь, ладно? — Она нежно сжала ему руку. — Это займет лишь пару минут.

Алекс подошла к стойке бара и села за нее, напротив де Сузы. Он тут же обратил на нее внимание. Алекс улыбнулась. Не сводя с Алекс глаз, он прикурил сигарету. Она смотрела в сторону, решив, что твердый орешек слаще. Когда она вновь перевела взгляд, де Суза уже ушел.

Внезапно Алекс услышала его голос у себя за спиной.

— Oi meu bem.

— Простите, что вы сказали? — спросила Алекс. — Я не говорю по-португальски.

— Не беда. Я говорю на всех языках. — Де Суза улыбнулся, продемонстрировав редкие желтые зубы. — Можно, я угощу вас шампанским?

— Конечно, спасибо.

Он заказал два бокала шампанского.

— «Дом-Периньон» подойдет? — Он снова улыбнулся. — Для вас — только самое лучшее.

Он присел рядом с ней.

— Знаете, чего бы мне хотелось? Забрать вас к себе домой. Показать, как нужно веселиться. Хотите?

— Не знаю.

Он наклонился ближе.

— Вы очень красивая женщина, вам это известно? — От него разило спиртным.

Краешком глаза Алекс видела Марко, который незаметно следил за ними из противоположного угла бара.

— У вас красивые глаза. — Де Суза взглянул на ее грудь. — И очень красивое тело.

— Спасибо.

— Они явно тоже так считают. — Он указал пальцем на двух мужчин в противоположном конце бара, разговаривающих с двумя стройными блондинками. — Знаете, они работают у губернатора. — Он положил руку Алекс на плечо. — Я знаком с ними. Я тут многих знаю. Они все — мои друзья.

— Как вам удалось заполучить в друзья столько важных шишек? — обронила она небрежно.

— Видите ли, я и сам важная шишка. — Алекс заметила, что у него немного заплетается язык. — Важные шишки доверяют мне.

Потом он что-то пробормотал о «кассовом аппарате», когда допивал шампанское.

— Ты тоже можешь мне доверять. — Он затянулся сигаретой и выпустил дым, становясь совсем фамильярным. Дым попал Алекс прямо в лицо. — У меня есть связи в верхах. На самом верху.

Он заказал еще выпить.

— Откровенно говоря, я, кажется, слышала о вас. Не могла ли я видеть не так давно ваше фото в газетах? — спросила Алекс.

— Возможно. — Он положил руку ей на ногу. — В какой газете оно было?

— Не знаю. Вы стояли среди представителей власти. Кажется, рядом с вами был человек по имени Мигель Циннер.

— Это мой шеф. — Де Суза выпустил еще клуб дыма. — Сейчас он в Париже. В «Ритце». Может, полетим туда? Я покажу тебе город. Тебе понравится.

— С вами был еще мужчина. Жан-Жак Крисье, да?

— Кто? — Он сдавил пальцами ее бедро.

Алекс повторила имя.

— Кажется, он из Швейцарии…

— Никогда о таком не слышал. — Рука де Сузы уже была у Алекс между ног. — Что скажешь, если мы отсюда уйдем? На улице меня ждет машина.

— Не думаю. Я на самом деле не могу…

— Как это — «не можешь»? Мне никто не отказывает.

— Честно говоря, я должна была встретиться тут с другом. — Алекс поискала глазами Марко. Он больше не сидел напротив них.

— Но теперь ты со мной. — Он сжал ее бедро с внутренней стороны. — Сегодня я о тебе позабочусь. Больше тебе никто не нужен.

Алекс оттолкнула его руку.

— Извините, возможно, в другой раз.

— В чем дело? — Он схватил ее за шею и сдавил. — Я тебе не нравлюсь?

— Не поэтому. Просто я не могу сейчас отсюда уйти. — Алекс попыталась встать. Де Суза сильнее сжал ей шею.

— Не так быстро. От меня никто не уходит.

— Извините, но мне пора. — Алекс попыталась убрать его руку со своего бедра. — Мне больно.

— Тогда делай, что тебе велено, и больно не будет.

Внезапно, как по волшебству, рядом с ней вырос Марко.

— Что здесь происходит? — спросил он.

— Ничего, мы уже уходим. — Алекс встала и направилась к двери. Она оглянулась — посмотреть, что делает де Суза. Тот не сводил с нее взгляда — в одной руке он держал сигарету, в другой — бокал.

Марко проводил Алекс мимо стоявшей у двери группы мужчин в темных костюмах. Он молча вывел ее на улицу. Казалось, он совсем не боялся, даже не оглянулся, чтобы посмотреть, не идет ли за ними де Суза.

— Постой. — Он схватил Алекс за руку. — В это время такси не поймаешь. — И потянул ее назад в клуб. — Давай вернемся и попросим вызвать для нас такси.

— Нет, — Алекс подтолкнула его вперед. — Я хочу убраться отсюда. Немедленно!

Он крепко обнял ее.

— Алекс, здесь небезопасно. Особенно поздно вечером. Лучше подождать внутри.

— Я ни за что туда не вернусь. Пока он там.

Марко обнял ее и пошел рядом.

— Тогда давай пойдем к «Ребусас». Там, возможно, мы возьмем такси.

Они прошли несколько кварталов. Марко шел ближе к краю тротуара — истинный джентльмен.

Алекс увидела впереди ярко освещенную улицу.

— Спасибо, Марко, — прошептала она, — за то что был там сегодня. Пошел туда ради меня.

— Не за что. — Он притянул ее к себе. — Ты узнала от де Сузы, что хотела?

— Как ни странно, узнала.

— Хорошо. — Марко нагнулся и поцеловал ее в лоб. — От тебя пахнет сигаретами.

— Знаю. Он был отвратителен, правда? Первое, что я сделаю, когда мы вернемся в номер, — приму душ и смою даже запах Жозе де Сузы.

— Может, нам вместе принять душ?

— Звучит заманчиво.

— Мы могли бы продолжить то, что начали…

Алекс услышала звук сильного удара. Марко отлетел от нее и оказался впереди на тротуаре — скорчившаяся и неподвижная темная масса.

Большой черный «мерседес», который сбил Марко, остановился, взвизгнув тормозами. Из него выпрыгнул Жозе де Суза. Он схватил Алекс, прежде чем она смогла убежать, и зажал ей рот ладонью. Потом стал заталкивать ее на заднее сиденье своей машины.

— Ты поедешь со мной, сука!

Алекс стала вырываться, но он крепко держал ее. У Алекс сломался каблук, и она упала на землю. Она почувствовала, что де Суза пытается ее поднять и запихнуть в «мерседес».

— От меня никто никогда не уходит! — кричал он ей прямо в ухо. — Никогда!

Она пыталась повернуться к нему лицом, защитить себя, но он прижал ее лицо к заднему сиденью машины, к пиджаку, пропахшему кислым запахом сигарет. Что-то твердое под пиджаком врезалось ей в щеку.

Де Суза залез ей под платье и сорвал трусики. Алекс попробовала лягаться, но он так сильно вдавливал ее лицом в сиденье, что она едва могла дышать.

— Веди себя хорошо и делай то, что скажу. — Он раздвинул ей ноги. — Папочка хочет преподать маленький урок своей девочке.

Алекс вырывалась. Она кричала и извивалась, но чем больше сопротивлялась, тем сильнее он прижимал ее к пиджаку. Она задыхалась, у нее началось головокружение, и Алекс запаниковала. Де Суза все крепче вдавливал ее в сиденье. Она почувствовала, что теряет сознание.

Алекс дернулась изо всех сил и сумела просунуть руку под голову, чтобы глотнуть воздуха. Твердый предмет под пиджаком теперь упирался ей в ладонь. Пистолет?

Когда легкие наполнились воздухом, Алекс ощутила прилив энергии и снова начала брыкаться. Она чувствовала, что де Суза пытается пристроиться сзади.

— Сейчас ты получишь, что хочешь. То, чего хотела все время.

Алекс услышала, как он расстегнул пряжку, и поняла, что он спустил штаны.

Свободной рукой он начала шарить у нее между ног.

— Давай, еще немножечко. Я уже готов. — Алекс почувствовала ритмичные поглаживания его руки.

— Я почти вошел. — Она слышала его тяжелое дыхание у своего уха.

Она ухватила за край твердый предмет, лежащий под пиджаком, и попробовала вытянуть, не переставая лягаться и извиваться. Наконец ей это удалось. Это был маленький ноутбук. Она выскользнула и попыталась ударить насильника по голове.

Он лишь засмеялся, отклонившись в сторону.

— Так нехорошо, моя petite mouche.[60 - Маленькая мушка.] Ты не сумеешь мне помешать. — Алекс почувствовала, что давление усилилось. — Держись крепче, папочка уже готов засунуть своего малыша в домик.

Она снова ударила его ноутбуком и на этот раз попала краем де Сузе по лицу.

Он вскрикнул:

— Puta que pariu!

Теперь, чтобы укротить Алекс, он пустил в ход обе руки. Но без помощи рук он не мог войти в нее.

Тогда он навалился сверху всем своим грузным телом, чтобы удерживать ее внизу и прижимать лицом к пиджаку. Алекс уже почти нечем было дышать. Ее легкие начали гореть, как в огне.

В голове промелькнула картинка: ее мать с подушкой, прижатой к лицу, она борется. Неужели и она умерла вот так же?

Голова Алекс закружилась.

Она отчаянно забилась, из последних сил пытаясь освободиться, но без воздуха ее силы убывали. Перед глазами все поплыло.

Потом она услышала звук удара. Де Суза вскрикнул прямо у нее над ухом.

— Merda![61 - Дерьмо!]

Еще удар.

На этот раз тело Алекс содрогнулось. Внезапно де Суза отпустил ее руки и стал сползать.

Алекс повернула голову и несколько раз глотнула свежего воздуха.

Над ней рядом с машиной стоял Марко, одной рукой держась за распахнутую дверцу. По его лицу текла кровь. Он наклонился к де Сузе, который корчился на земле. Свободной рукой Марко резко ударил его в лицо. Алекс услышала хлопок, как будто из бутылки шампанского вылетела пробка. Из носа де Сузы хлынула кровь. Он взревел, как дикий зверь.

— Para! Рог favor! Пожалуйста, не надо больше!

Де Суза пополз под машину, спасаясь от ударов Марко. Тот обернулся к Алекс.

— Давай уходить. — Он поднял ее с сиденья, деликатно поправив задранную юбку. — Давай уносить отсюда ноги. Пока полиция не приехала. Учитывая связи де Сузы, нам лучше не попадаться.

Марко, сильно хромая, повел ее прочь от машины. Одна рука у него висела плетью вдоль тела.

Алекс, ничего не видя, пошла за ним. Она и не заметила, что в ее руке все еще зажат маленький ноутбук.


Глава 23


Сан-Паулу

Четверг, ночь


Алекс набросила цепочку и подперла дверь тяжелым креслом.

— Не беспокойся. Он не придет. — Марко, вытираясь, вышел из ванной. Алекс заметила несколько царапин у него на боку и спине. — Мало того что я разбил ему нос, я еще сломал ему несколько ребер и правую руку. В ближайшие несколько дней он не ходок.

— Откуда такая уверенность?

— Забыла — я преподаю карате? В таких вещах я разбираюсь.

— Но если де Суза приятель губернатора, он может прислать полицию, чтобы нас арестовали?

— Успокойся. — Марко подошел к Алекс и обнял ее. — Он не знает, где мы. Не знает, кто мы. Он вообще ничего о нас не знает.

Он подтолкнул ее к кровати.

— Давай ложиться спать.

Алекс отстранилась.

— Прости, — прошептала она, — сперва я хочу принять душ. Хочу смыть с себя все следы этого скота.

— Ладно. Если понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти. — Он похромал к кровати и лег.

Алекс прикрыла дверь ванной комнаты и пустила воду. Несколько минут она стояла под струями обжигающе горячей воды, потом опустилась на корточки и обхватила колени руками. Она расплакалась. Плакала, пока хватило слез, пока глаза и щеки не стали болеть так же сильно, как и все тело.

Когда она вышла из ванной, Марко уже спал. Его штаны и испачканная кровью рубашка бесформенной грудой валялись на полу.

Алекс присела рядом с ним на кровать. Несколько минут она наблюдала, как его грудь ритмично вздымается в такт дыханию. В мягком свете гостиничного номера на теле Марко были видны глубокие царапины. Этот мужчина, этот красавец спас ее. Сам чуть не погиб. Она так мало знала о нем, однако после пережитого ей казалось, что они знакомы всю жизнь. Она скользнула под одеяло рядом с ним. Он даже не пошевелился.

Алекс несколько часов пролежала в кровати, раздумывая над тем, за что ей все это. Она лишь пыталась сделать как лучше, найти выход из ситуации. И чуть не погибла. И Марко чуть не погиб. Пока она лежала в темноте, в памяти всплывали воспоминания о том мгновении, когда в легких уже не оставалось Воздуха и она была близка к смерти, была в руках уде Сузы, — такая беспомощная, задыхающаяся.

Так умирала и ее мать? Лежала, обессилевшая, придавленная подушкой, пока уже не могла дышать? Кто может желать такой смерти?

Но ее мать страдала от невыносимых болей, а боль она ненавидела. Однако пройти через ужас удушья — должно быть, стало настоящим адом. А может, на полпути она передумала? Как она могла дать знать Эвелин, чтобы та остановилась?

Или это изначально была идея сиделки?

Но почему? Ведь у Эвелин была прекрасная работа у госпожи Пейтон!

В голове пронеслись слова Руди: ищите деньги. Но у ее матери не было денег. Тогда зачем было обрывать ее жизнь так рано?

Если нет выгоды — нет и мотива. Если нет мотива — нет преступления.

Совершенная бессмыслица.

Уже начинало светать, когда Алекс наконец очутилась в объятиях Морфея. Она придвинулась к Марко ближе, прижалась к нему и крепко уснула. Как мертвая — так говорят? «Перестань волноваться о том, что могло бы произойти, — приказала она себе, засыпая. — Сконцентрируйся на настоящем, на том, чтобы прекратить этот кошмар».

Алекс разбудил звонок от портье: тот спрашивал, когда они намерены освободить номер — уже почти два часа дня.

Марко все еще спал. Алекс встала, чтобы позвонить Руди. Его телефоны так и не отвечали.

В чем дело? Прошло уже больше суток, как они разговаривали. Он вообще не получал ее сообщений? А может, он решил полететь в Нью-Йорк, встретиться с Магдой и все-таки втянуть ее в эту историю?

Алекс набрала номер Магды. Трубку никто не снимал, автоответчик не включался.

Она еще раз проверила свою голосовую почту. Странно, ни одного сообщения — ни от Руди, ни даже по работе. Разве Эрик не говорил, что оставил для нее несколько сообщений? Она вернулась в кровать и стала осторожно будить Марко.

— Вставай. Давай уходить. Поехали в аэропорт. Мне нужно вернуться в Нью-Йорк, кое-кого навестить. Потом я хочу отправиться в Сиэтл. У меня там дела.

Марко, полусонный, повернулся к Алекс.

— Мы не можем улететь. Пока.

— Почему? — Алекс стала собирать вещи.

Он потер глаза.

— Я же говорил тебе. У всех самолетов, направляющихся в Соединенные Штаты, вылет вечером.

— Тогда поехали в аэропорт и подождем там. — Она побросала вещи в чемодан и плотно закрыла крышку. — Вылетаем первым же рейсом.

— Не думаю, что это хорошая идея. — Марко обернулся простыней и, покачиваясь, поднялся на ноги.

— Почему? — удивилась Алекс.

— Потому что, несмотря на ранения, де Суза все еще способен послать своих головорезов или полицию за нами в аэропорт. Он может выдумать миллион причин для нашего ареста.

— Но он ведь не знает наших имен, верно? И никто, кроме него, не знает, как мы выглядим.

— Все-таки я считаю разумнее ждать здесь. Береженого Бог бережет.

Алекс сняла телефонную трубку и попросила соединить с портье.

— Тогда я забронирую билет на первый же самолет. Тебе тоже?

— Конечно.

Ее попросили подождать. Пока ее соединяли, она заметила на столе ноутбук де Сузы.

— А это как сюда попало? — спросила она Марко.

— Ты сама принесла его вчера, забыла?

— К сожалению, это единственное, что напрочь стерлось у меня из памяти. — Она откинула крышку. Автоматически запустилась программа подключения к Сети, и на экране вспыхнуло: Монти-Верди Интранет.[62 - Информационная сеть внутри организации, построенная по принципам Интернета, но предназначенная только для внутреннего пользования.]

Алекс увидела, что слова «Жозе де Суза» уже впечатаны в поле «Введите имя». В окошке «Пароль» — череда звездочек. Она положила трубку, подсоединила компьютер к телефонной линии и нажала «Enter». На экране загорелось: «Пароль принят».

— Что это? — подошел к ней Марко.

— Это внутренняя Сеть, только для внутреннего пользования. — Она опустила курсор до окошек «Введите имя» и «Пароль». — Как и большинство людей, де Суза заранее ввел свои реквизиты.

Она вспомнила, как в Будапеште Панос упоминал о мнемонике.

— Вероятно, он не мог запомнить пароль.

Внезапно на экране вспыхнуло: «Соединение с Монти-Верди Интранет». Потом слова: «Bem Vindo».

— Похоже, ты вошла в Сеть, — негромко прошептал ей на ухо Марко. — По-португальски это значит «Добро пожаловать».

Внизу страницы находилось еще одно поле: Ферма Монти-Верди — Международные операции. Доступ: Жозе де Суза.

— Компьютер думает, что ты — это он. — Марко нежно разминал Алекс плечи. — Он открывает тебе доступ к международным счетам компании.

Алекс нажала «Enter», и на экране появились две кнопки: «Stock» и «Vendas».

— Первая — это «запасы», — пояснил Марко. — То, что хранится на складах.

— Ты имеешь в виду ассортимент товара?

— Точно. A «Vendas» означает «продажи». Видишь, на обеих есть пометка «Interna»? Должно быть, это их внутренние расчеты — те, которые они не показывают правительству — помнишь, как рассказывал Дигу?

— Мы должны передать это в полицию. — Алекс извлекла дискету из своего компьютера и вставила в компьютер де Сузы. — Хотя, если верить словам Дигу, они ничего не станут предпринимать по этому поводу.

Через пару минут у Алекс были уже все данные о продажах и ассортименте товаров Монти-Верди за последние пять лет — как реальные, так и те, которые отражались в отчетах.

Внезапно на экране высветилось короткое сообщение: «Сбой в соединении с Сетью. Внешняя телефонная линия отсоединена».

— Странно. Нам больше не позволяют войти в Сеть. — Алекс щелкнула по иконке «Вход в систему». Компьютер не загружался.

— Возможно, там поняли, что мы не Жозе де Суза.

— Откуда? — Алекс выжидала. — Если в один нам был открыт доступ, должен быть открыт и во второй.

— Или, скорее всего, они все время знали, что мы не де Суза.

— Что ты хочешь сказать?

— Возможно, они намеренно открыли нам доступ в Сеть.

— Зачем им это?

Марко указал на телефон.

Алекс ощутила, как мурашки поползли по спине.

— Ты считаешь, они отслеживали нас по телефону, чтобы выяснить, где мы находимся? — Она выдернула ноутбук из розетки и выбросила его в корзину. — Убираемся отсюда. Немедленно!

Пара минут — и они уже были внизу в вестибюле. Марко настоял на том, чтобы поймать такси на улице, а не брать машину у гостиницы.

— Если за нами придут, — объяснил Марко, — лучше, чтобы они не знали, куда мы поехали.

Они влезли в разболтанный «фольксваген». Марко что-то прошептал водителю, затем обернулся к Алекс.

— К счастью, в Сан-Паулу три аэропорта — де Суза не сможет быть в трех одновременно. А он единственный знает, как мы выглядим. К тому же главный аэропорт, откуда отправляется больше всего самолетов в Северную Америку, имеет несколько терминалов. В этом одно из преимуществ города с двадцатимиллионным населением. — Он кивнул на открытое окно. — И один из недостатков.

За окном стояли машины, автобусы, грузовики — пробки на дорогах во всех направлениях.

— Все стараются выбраться на выходные из города. Людей нельзя осуждать.

Довольно долго никто не двигался с места. Выхлопные газы от окружавших машин и автобусов наполняли салон автомобиля через открытое окно.

В глазах у Алекс защипало.

— Сколько времени займет дорога в аэропорт? — спросила она.

— Я знаю об этом столько же, сколько и ты.

Дорога показалась вечностью. Когда машина остановилась у главного входа в зал отлета международного терминала, солнце уже превратилось в блеклый оранжевый шар, висевший и сильно загрязненном предвечернем небе.

Алекс выпрыгнула из машины и достала сумки из багажника, пока Марко расплачивался с водителем. Она увидела, что, выбираясь из машины, Марко поморщился от боли.

— Ты уверен, что с тобой все в порядке? — забеспокоилась она.

— Все в порядке, пошли.

Он взял у нее из рук сумку и поспешил войти внутрь. Они побежали к стойке регистрации, но женщина в служебной темно-синей униформе остановила их на полпути.

— Сначала необходимо пройти через ворота металлоискателя, — она говорила по-английски с сильным акцентом, — а затем предъявить паспорта и билеты.

Алекс протянула свой билет.

— Мне необходимо его поменять — вылететь в Нью-Йорк из Сан-Паулу, а не из Рио. Поскольку это билет за полную стоимость, не должно возникнуть никаких проблем, верно?

Служащая безопасности аэропорта внимательно изучила билет Алекс.

— Вы желаете вылететь в Нью-Йорк прямо сейчас?

— Да. И мы бы хотели поменять билет моего друга.

— Тогда вам лучше поторопиться. — Служащая поставила маленькую красную печать на билете Алекс. — Самолет в Нью-Йорк вот-вот взлетит.

Алекс побежала к стойке регистрации.

— Нам обоим необходимо попасть на самолет, отлетающий в Нью-Йорк. — Она кивнула назад на Марко, который все еще находился у стойки безопасности. — Я доплачу все, что необходимо.

Женщина взяла билет Алекс.

— Обычно мы просим сообщать об изменении маршрута заранее, но поскольку у вас полный билет в бизнес-классе… у вас есть багаж?

— Нет. Только ручная кладь и сумочка.

— Отлично. Регистрация на рейс уже заканчивается.

— Вы могли бы поменять билет и моему другу? — Алекс указала на Марко. — Мы летим вместе.

— У него билет тоже до Нью-Йорка?

— Вряд ли. Он вчера прилетел из Парижа.

— Тогда ему нужно купить новый билет. Или перепечатать старый. Мне очень жаль, но эта процедура займет некоторое время. — Она дала Алекс посадочный талон, на котором наискось было написано: «Временный». — Вам придется поторопиться, поскольку на ваш самолет посадка вот-вот закончится.

— Но он должен лететь со мной, — настаивала Алекс. — Неужели ничего нельзя сделать? У него билет первого класса. Можно его просто переписать?

— На это уйдет время. Ваш друг может вылететь в Нью-Йорк следующим рейсом. — Служащая указала на расписание на стене за спиной Алекс. — А вы бегите, не то опоздаете на самолет.

— Но…

— В чем дело? — спросил Марко. — Какие-то сложности?

— Тебя отказываются сажать на мой рейс. — Алекс едва не кричала. — Покажи им свой билет — может, его поменяют.

Служащая покачала головой, даже не взглянув на билет Марко.

— Сейчас уже поздно. Регистрация на рейс закончена.

— Тогда отправьте нас следующим. — Алекс кивнула на расписание. — Вот еще один рейс до Нью-Йорка, всего лишь через час. Мы полетим этим.

— Ни в коем случае. — Марко повел Алекс к стойке паспортного контроля. — Садись на этот. Улетай из Сан-Паулу. Встретимся в Нью-Йорке.

— Как ты меня найдешь?

— Жди меня в аэропорту, за таможней. Если возникнут проблемы, позвони мне на сотовый. В Штатах он должен работать, но на всякий случай… — Он достал из кармана счет из отеля и нацарапал что-то на обороте. — Это номер службы секретарей-телефонисток в Бразилии, всегда сможешь оставить для меня сообщение.

Он протянул ей записку.

— А как мне с тобой связаться?

— Даже не знаю. Кажется, моя голосовая почта не работает. Я куплю сотовый, как только прилечу в США, прямо в аэропорту. Но на всякий случай попробуй дозвониться по этому номеру. — Она написала номер мобильного телефона Руди на краешке билета Марко и вернула ему. — Это мой друг. И у меня такое подозрение, что он тоже в Нью-Йорке.

Возвращая Марко его билет, Алекс не могла не заметить, что это билет первого класса.

— Прилетай поскорее.

— Ладно. — Он быстро поцеловал Алекс. — А сейчас беги, не то опоздаешь на самолет.


Глава 24


Нью-Йорк

Суббота, раннее утро


Алекс прождала Марко в аэропорту три часа. Его самолет из Сан-Паулу приземлился в аэропорту Кеннеди точно по расписанию. Однако сам он не прилетел.

Пройдя таможню, она позвонила с телефона-автомата на сотовый, но трубку никто не брал. Алекс оставила сообщение на автоответчике.

Поблизости не было магазина, где можно было бы взять напрокат мобильный телефон. «Лучше подождать, — уговаривала она себя, — Ты же не хочешь его пропустить, когда он выйдет из самолета».

В ожидании Алекс достала счет из гостиницы, чтобы проверить, правильно ли набрала номер. Правильно. От нечего делать она прочитала счет. Отметила, что, регистрируясь, Марко назвался своим настоящим именем: Марко Феррейра.

Ему пришлось это сделать, потому что его попросили предъявить удостоверение личности. Но адрес он вписывал сам и выбрал беспроигрышный вариант: Принсенграхт, 263, Амстердам, Нидерланды, — адрес дома-музея Анны Франк.

Алекс увидела, что Марко даже оплатил ее телефонные счета. Один ее звонок Магде стоил сорок долларов, хотя не длился и пяти минут.

Ее злость на грабительский счет сменилась паникой, когда она поняла, что если уж она увидела номер Магды на счете, то его могут обнаружить де Суза и его парни. Пытаясь удостовериться, что с Магдой все в порядке, Алекс подвергла ее жизнь еще большей опасности.

Она побежала к таксофону и набрала номер Магды. Никто не отвечал.

Ни по одному из телефонов Руди ответа тоже не было.

И ни одного сообщения по голосовой почте.

«Что, черт возьми, происходит?» — спрашивала она себя, направляясь к стоянке такси. Как бы там ни было, Магда должна находиться в безопасности.

Чтобы добраться до дома Магды в Челси, понадобилось менее получаса. Конечно, Алекс предупредила водителя, что заплатит ему сто долларов чаевых, если он довезет ее как можно скорее.

— Извините, но сейчас туда нельзя, — остановил ее консьерж.

— Почему?

— С госпожой Раймер произошел несчастный случай.

Алекс выронила сумку.

— Какой несчастный случай?

— Мы не знаем. У нее наверху сейчас полиция.

— Можно мне подняться? Мне необходимо с ней поговорить.

— Извините, но мне приказали никого не пускать. Они боятся, что пресса захочет…

Алекс оставила вещи на полу и побежала к лестнице, прежде чем консьерж смог остановить ее.

Ноутбук и сумочка болтались на плече. Алекс перепрыгивала через две, а то и через три ступеньки.

— Пусть только не умирает. Пусть только не умирает, — повторяла она, взбираясь наверх. — Магда, если с тобой что-то случится, я себе не прощу.

На площадке восьмого этажа Алекс заметила котов Магды, прятавшихся за дверью. Алекс протянула руки и взяла одного из них, но кот выскользнул у нее из рук и стрелой излетел вверх по лестнице. На его спинке была кровь.

Алекс вбежала в коридор квартиры Магды. Дверной проем был опечатан желтой пластиковой лентой с надписью «Полиция Нью-Йорка». Возле двери стоял полицейский в форме.

— Чем могу вам помочь? — спросил он.

— Я подруга госпожи Раймер, — проговорила Алекс, задыхаясь. — С ней все в порядке?

— Нет, не все. С ней случился сердечный приступ. — По нагрудному значку Алекс поняла, что перед ней сотрудник службы охраны здания, а не полицейский. — И похоже, она ударилась головой, когда падала.

— Как она? Как себя чувствует?

— Она умерла.

— Нет! — Алекс схватилась за дверь, чтобы не упасть. — Не может этого быть!

— А вот и может. В последнее время она прожигала жизнь, кутила на полную катушку, — лаконично ответил охранник. — Это, должно быть, ее и погубило. Соседи даже стали жаловаться на шум. И неудивительно, что старое сердце не выдержало.

Алекс перегнулась через заградительную ленту и заглянула внутрь квартиры. Там все еще воняло кошками и стоял запах Магды. Алекс заметила обведенный полицией контур тела на полу возле камина. Одна рука — вдоль тела, другая вытянута к двери.

В комнате стоял такой же запах, что и в квартире ее матери, в самом конце, когда та умирала.

Алекс представила Магду, умирающую на полу, — и не было никого, кто пришел бы на помощь. Женщина, пережившая фашистские концентрационные лагеря, советскую оккупацию и перелет через истерзанную войной Европу, этого уже пережить не смогла.

Алекс огляделась и увидела второго кота Магды — тот выглядывал из-за кипы пластинок, лежащих рядом с книжным шкафом. Охранник стал на колени и протянул приоткрытую баночку кошачьего корма.

— Мне сказали, чтобы я попытался его выманить. Но каждый раз, когда он уже почти выходит, кто-то вроде вас мешает. Если я его не выманю, животное придется усыпить. Полиция не хочет, чтобы кот что-либо нарушил на месте преступления.

— Месте преступления? Мне казалось, вы сказали, это был сердечный приступ?

— Да ну, леди. Не волнуйтесь. Это Нью-Йорк, здесь все — место преступления. Эй, кис-кис.

— Так ей сделают вскрытие?

— Конечно. Но уверен, результаты вскрытия будут отрицательными. Нам известно, что в момент смерти она находилась одна в квартире. Сегодня утром я вынужден был открывать двери своими собственными ключами. После того как позвонили соседи и сообщили, что слышат мяуканье. — Он достал связку ключей. — Мне пришлось открыть все замки.

— Не все. — Алекс подняла цепочку — та была абсолютна целой. — Если бы Магда закрылась на цепочку, вам пришлось бы ее перекусывать, верно?

Охранник кивнул.

— Значит, на один замок не было заперто.

— И что же?

— Магда говорила мне, что всегда запирает на три замка. Я отлично это помню. Три было ее счастливым числом.

Охранник пожал плечами.

— Откуда мне знать?

— Кто-то же мог запереть дверь и снаружи, правильно? Чтобы представить все так, будто ничего не произошло. Вот только набросить цепочку он не мог. Не знаете, при ней нашли ключи? Ключи были в квартире?

— Послушайте, леди! Я простой охранник. Вам следует поделиться своими предположениями с полицией.

— Это не предположение. — Алекс обернулась на взъерошенного кота. — Если бы вы знали Магду, то поняли бы, что она никогда не оставила бы дверь незапертой.

— Вам виднее. — Охранник опустился на одно колено и подтолкнул баночку кошачьих консервов внутрь квартиры. — Эй, кис-кис.

Как в тумане, Алекс вышла в коридор. Она чувствовала, как кружится голова, ощущала слабость и усталость, а еще — злость.

Алекс спустилась на лифте в вестибюль.

— Вам не следовало так поступать, — укорил ее консьерж. — Я же просил вас не подниматься.

Алекс подошла к своим вещам, валявшимся в углу вестибюля.

— Это все для Магды? — Какой-то старик, нагнувшись, читал записку на огромном букете цветов, лежавшем возле клади Алекс. Еще несколько букетов стояли в ряд у стены.

— Странно, правда? — сухо удивился консьерж. — Некролог появится лишь в завтрашних газетах, а уже стали присылать венки. Думаю, слухи здесь распространяются моментально.

Выйдя на улицу, Алекс увидела таксофон на углу 9-й авеню и 24-й улицы. Она подошла и сняла трубку. Несколько секунд постояла в задумчивости, потом набрала номер — 911. «В полиции меня выслушают, — убеждала она себе. — Это не Швейцария, и не Бразилия. Здесь полицию не остановят ни тайна банковского вклада, ни влиятельные политики».

— Служба экстренной помощи. Чем могу помочь?

— Я хотела бы сообщить об убийстве, — сказала Алекс.

— Где произошло убийство? Нужна ли «скорая помощь»?

— Нет, но мне необходимо переговорить с полицией. Немедленно!

— Минутку, соединяю.

Не прошло и нескольких секунд, как ответил мужчина.

— Отдел по расследованию убийств слушает.

— Я подозреваю, что совершено убийство.

— Имя?

— Я бы не хотела называть себя.

— Назовите имя жертвы.

— Магда Коган. Простите, Раймер. — Алекс по буквам произнесла обе фамилии.

— Адрес?

— 24-я западная улица, 465, квартира 8-эйч.

— Я соединю вас с полицейским участком. Не вешайте трубку.

Алекс уже приготовилась к тому, что скажет полиции: Магда всегда запиралась на три замка, а цепочка не была накинута, когда охранник отпирал двери сегодня утром. И что? Это убедит полицию?

Она могла бы рассказать им о миллионах Магды, которые должны быть переведены на Кипр. Полиция захочет получить доказательства. Нечто такое, что указывало бы: через счет Магды отмывались деньги. Для этого Алекс необходимо иметь выписки о состоянии счета. Ей нужен доступ к счету Магды в цюрихском банке «Гельвеция».

Потом она вспомнила: в среду Магда написала на ее имя доверенность, разрешающую доступ к счету.

Алекс повесила трубку и набрала номер Майкла Нойманна в нью-йоркском филиале банка «Гельвеция». Ей обязаны предоставить все, что она потребует. Она имеет право получить любые необходимые документы. Вот тогда она и пойдет в полицию, покажет им все, и уж пусть они сами занимаются этим делом.

— Здравствуйте, это Майкл Нойманн. Я сейчас не могу подойти к телефону…

— Возьми трубку! — бормотала Алекс. — Немедленно возьми трубку!

Тучная женщина, проходившая мимо, обернулась и вытаращила глаза.

А автоответчик в банке продолжал предлагать Алекс варианты: либо поговорить с оператором, либо оставить сообщение. Она нажала «ноль».

Никакого ответа.

— Черт побери! — крикнула она. — Половина десятого утра. Куда все подевались?

Даже оператор молчал.

И тут до нее дошло: сегодня суббота, вот почему она вчера едва не опоздала на самолет из Сан-Паулу — из-за движения в выходные дни.

Она бросила трубку.

Черт! Нью-йоркский филиал банка «Гельвеция» не будет работать еще двое суток.

Алекс побрела по улице. «Не паникуй, — уговаривала она себя. — Придешь в понедельник с самого утра. Документы никуда не денутся. Тогда и отнесешь их в полицию. Все будет в порядке. Просто спокойно жди. Все будет хорошо».

Она обернулась и увидела, как к дому Магды подкатил фургон. Вылез мужчина и достал еще один огромный букет цветов. «Купи самый большой букет роз, какой только сможешь найти», — приказала себе Алекс. Время еще было. Консьерж сказал, что некролог появится только в завтрашних газетах.

И вдруг ее осенило: когда в понедельник откроется банк, обнаружится, что Магда умерла. А Нойманн высказался достаточно ясно: доверенность, которую Магда подписала на прошлой неделе, действительна, только пока она сама жива.

Мозг Алекс заработал с бешеной силой. Между Цюрихом и Нью-Йорком разница во времени шесть часов. Начало рабочего дня в Нью-Йорке означает почти конец рабочего дня в Швейцарии. У Алекс в запасе шесть часов. Если в понедельник ей удастся попасть в цюрихский банк «Гельвеция» раньше, чем откроется его филиал в Нью-Йорке (то есть до того, как в главном отделении узнают, что Магда умерла), Алекс может прийти и потребовать копии всех документов — все, что ей необходимо представить полиции Нью-Йорка. Но это означает, что нужно немедленно возвращаться в Цюрих.

По дороге в аэропорт Алекс остановилась у банкомата и взяла как можно больше наличных. Первое, что она сделала, — купила сотовый телефон, самую дорогую модель, с голосовой почтой.

Она снова позвонила Марко, но он не отвечал. Алекс оставила сообщение телефонистке, сообщив номер своего нового телефона, и попросила перезвонить ей, как только у него, Марко, появится возможность.

Где Марко? Уже в Нью-Йорке? Ищет ее?

Она снова проверила свою голосовую почту у Томпсона, опять никаких сообщений. Разве Эрик не говорил, что оставлял ей несколько сообщений? Она позвонила и оставила себе самой сообщение, потом позвонила еще раз, чтобы прослушать его. Никаких сообщений.

Ее голосовую почту отсоединили. Но кто? Неужели Крисье узнал, чем она занимается? А кто еще знает?

Она попыталась дозвониться до Руди, но у него тоже никто не отвечал. Она оставила для него сообщение, рассказав о том, что случилось с Магдой, и сообщив, что она сама следующим же рейсом вылетает в Цюрих. Садясь в самолет в аэропорту Кеннеди, Алекс отметила, что, несмотря на всю систему без-

опасности, никто из пограничников не обращает внимания на тех, кто покидает страну. Лишь служащая у стойки регистрации попросила Алекс показать паспорт, да еще при посадке потребовали его.

В Бразилии все было иначе: пограничники внимательно изучали документы всех улетающих, прежде чем позволить им пройти на посадку.

И тогда Алекс с ужасом поняла, что де Суза, с его связями в верхах, может запросто использовать службу пограничного контроля, чтобы найти любого, кого пожелает. Ему достаточно назвать имена. А если они все-таки отследили ее звонок из гостиничного номера, то узнали имя Марко.


Глава 25


Цюрих

Воскресенье, раннее утро


Самолет уже подлетал к аэропорту Цюриха. Алекс проснулась вся в поту.

Ей приснилось, что она попала под оползень. Вокруг погибали сотни людей, камнепад был похож на грязную приливную волну. Люди всеми силами старались, чтобы их не засосало в этот неистовый поток грязи и мусора, несущийся со стороны трущоб, построенных на откосе. Посреди образовавшейся реки — деревянный плот, переполненный людьми. Каждый стремился удержаться на плоту, прилагал массу усилий, чтобы его не смыло. Красивая темноволосая кудрявая женщина пыталась кого-то вытащить из воды.

— Она — тоже член нашей семьи! — кричала женщина. Она втянула на плот маленькую, отчаянно орущую девочку.

Алекс проснулась, когда самолет заходил на посадку.

Она попыталась дозвониться Руди из аэропорта в Цюрихе. По-прежнему никто не отвечал — ни по одному из номеров. Алекс взяла такси до гостиницы, чтобы собрать вещи и быть готовой вылететь в Нью-Йорк, как только получит необходимые документы в банке «Гельвеция». Тогда она сможет все отнести в полицию и окончательно положить конец этому кошмару.

Вставив свою карточку-ключ в двери гостиницы «Велленберг Хотэл Депенденс», она бросила взгляд на окна номера Эрика. Они были темными. Конечно. Сейчас раннее воскресное утро, и он, скорее всего, еще спит.

Странно, но ее ключ не работал. Она сделала несколько попыток, потом потащила сумки к главному входу в гостиницу.

— В чем дело? — спросила она портье. — Я не могу попасть в свой номер.

— Еще бы! — резко ответила женщина-портье. — Банк Томпсона больше не снимает для вас комнату.

Она забрала у Алекс магнитный ключ и выбросила его в корзину.

— Ваши вещи в кладовой. Хотите взять их прямо сейчас?

— Что происходит? — не понимала Алекс.

— Спрашивайте своего управляющего, герра Крисье. Это он сообщил нам…

— А что с моим коллегой из 32-го номера?

— А, он вчера уехал. — Портье полезла под конторку, вытащила запечатанный конверт и вручила Алекс. — Просил передать вам это.

Алекс тут же вскрыла конверт. «Алекс, привет. Я остановился в гостинице прямо напротив того кафе, где мы обедали на прошлой неделе. Ты знаешь, где это. Приходи, как только получишь мое послание. Эрик».

В гостинице «Савой Баур ан Виль» — одной из лучших в деловой части Цюриха — не разрешалось гостям подниматься и номер самим, без сопровождающего. Швейцару пришлось проводить Алекс к лифту и специальным ключом открыть доступ на этаж Эрика.

Эрик встречал Алекс в дверях. Он был в футболке и белых боксерских шортах.

— Рад тебя видеть. — Он втащил ее вещи в номер, закрыл двери и обнял Алекс. — Я так волновался за тебя! С тобой все В порядке?

— Правду сказать, не совсем. — Она тщательно заперла за собой дверь.

— В чем дело? — Эрик подошел к Алекс. — Ты ужасно выглядишь. Что стряслось?

— Почему ты съехал? — спросила Алекс.

— Все в порядке. — Эрик поставил сумки Алекс возле сервировочного столика у двери спальни. — Руди обо всем позаботился.

— Руди? Тоблер?

— Да. Он сказал, что тут нам безопаснее. Он все оплачивает. По крайней мере, пока…

— Руди Тоблер тут, с тобой?

— Да. — Эрик махнул в сторону спальни и слегка зарделся. — Мы остановились тут.

— И давно вы здесь?

— С прошлой недели. Он позвонил, чтобы узнать, нет ли от тебя вестей…

— Руди позвонил тебе?

— В прошлую пятницу. — Эрик натянул вылинявшие джинсы. — Алекс, он беспокоился о тебе. Он сказал, что ты не звонила с тех пор, как нашла Магду в Нью-Йорке.

— Он тебе и про Магду рассказал?

— И про опекунский счет. Честно говоря, он мне все рассказал.

— Не могу поверить!

— Алекс, успокойся. Он правильно сделал, что позвонил мне. Он волновался. Ты не поверишь — Руди каждый вечер глотает таблетки, чтобы заснуть. Вчера он многовато принял. Спит с самого вечера.

— Тогда почему он не отвечает по сотовому?

Эрик посмотрел ей в глаза.

— Алекс, почему ты не рассказала мне об опекунском счете?

— Не хотела тебя впутывать. Не хотела, чтобы ты узнал, что я тогда натворила.

— Ты боялась, что я настучу на тебя Крисье? — Он укоризненно посмотрел на нее. — Смешно! Знаешь, он меня тоже уволил! Сказал, что не нуждается больше в наших «услугах».

— Эрик, мне очень жаль. Может, надо было тебя предупредить? — Алекс присела на диван. — Я все пыталась выяснить сама. И видишь, что получилось.

В спальне несколько раз прозвонил сотовый. Алекс подумала о Марко. Она же дала ему номер Руди.

— Почему он не берет телефон? — спросила она Эрика.

— Я ведь говорил тебе: дрыхнет без задних ног со вчерашнего вечера.

— Но это могут звонить мне. Ты можешь пойти и взять телефон?

Эрик подошел к двери и слегка приоткрыл ее. Внезапно сотовый перестал звонить.

Алекс откинулась на диване.

— Какой кошмар!

— Алекс, — Эрик присел рядом, — что с тобой произошло? Ты ужасно выглядишь!

Она закрыла глаза.

— Зачем тебе?

— Брось, поговори со мной. — Он обнял ее. — Теперь это и меня касается, можешь рассказывать.

Он не выпускал ее из объятий, пока она говорила. Она сумела сдержать себя и не расплакаться, рассказывая о том, как ее чуть не изнасиловали, как она бежала из Сан-Паулу, как получила информацию о де Сузе. Но когда она поведала ему о Магде, не выдержала.

— Такая милая старушка! — всхлипывала Алекс. — Если бы не я, она сейчас была бы жива.

— Ты не виновата. Виноваты те…

Вдруг дверь спальни отворилась — оттуда, протирая глаза, вышел Руди.

— Что здесь происходит? Алекс? — Он подошел к ней. — Господи! Как я рад тебя видеть! Вот уже несколько дней пытаюсь дозвониться к тебе, но твоя голосовая почта не работает.

Руди попытался ее обнять. Алекс уклонилась.

— Что такое? — удивился Руди.

— Как вы могли?

— Что мог?

— Втянуть в это Эрика! Хотите, чтобы еще кто-нибудь умер по вашей вине?

— О чем ты?

— Сперва Охснер. Потом Магда. Кто следующий?

— Магда?

— Руди, лучше присядь. — Эрик указал на диван. — Мы должны тебе кое-что сообщить.

Пока Эрик посвящал его в детали, Руди сидел молча. Внезапно он встал и подошел к мини-бару.

— Это я виноват. Не следовало докапываться до причин отцовской смерти. — Руди запил водкой из маленькой бутылочки две белые таблетки. — Нечего было искать добро от добра!

Он смотрел Алекс прямо в лицо, глаза у него были стеклянными, зрачки расширены.

— А тебе, как тебе удалось побывать во всех этих местах за такое короткое время? Нью-Йорк, Бразилия, снова Нью-Йорк, Цюрих?

— Благодаря ночным перелетам, Руди.

Он пересек номер и присел рядом с Алекс.

— И в конечном счете, что нам остается? Как я и говорил — сидеть и ждать, пока завершится перевод денег.

Алекс покачала головой.

— Вы ничего не понимаете, да?

— А что мы еще можем сделать? — удивился Руди.

— Обратиться в полицию. По крайней мере, в Нью-Йорке. Уверена, там нас выслушают.

— И ты считаешь, что тогда со всем будет покончено? — Руди повысил голос.

— Нам нужно было с самого начала так сделать, — настаивала Алекс. — Это единственный способ…

— Это не единственный способ, а наихудший! — Руди встал и подошел к Эрику. — Сейчас мы пойдем в полицию — и что же тогда первым делом сделают преступники? Придут по нашу душу, вот что!

Он повернулся к Алекс спиной.

— Ты видела, что они сделали с Магдой! Хочешь, чтобы и с нами так было?

Руди вновь подошел к мини-бару и достал еще бутылку водки.

— Мы должны быть уверенными в том, что случившееся с Магдой не повторится. Ни со мной, ни с тобой. — Он взглянул на Эрика. — Ни с ним.

— И как ты предлагаешь поступить? — спросил Эрик.

— Во-первых, убедиться, что они получили деньги. А потом…

— Скорее всего, они уже получили свои деньги, — прервала его Алекс. — Денежные инвестиции в кипрские фонды должны были пройти на прошлой неделе. Но это не меняет того факта, что преступникам известно о нас.

— Не обязательно. Тот парень в Бразилии не знает, кто ты, верно? — заметил Руди. — Как он сможет тебя найти?

— Они нашли Магду, — ответила Алекс. — Женщину, которую не могли найти десятилетиями. Неужели трудно будет вычислить нас?

— Тогда давайте найдем способ, чтобы они не могли — или не захотели — трогать нас, — твердо проговорил Руди.

— И какие у вас предложения? — поинтересовалась Алекс.

Руди шепотом произнес:

— УВР. У нас на них достаточно компромата, чтобы убедить их никогда не трогать нас. Так было в фильме «Доктор Стрейнджлав, или Как я научился не волноваться и полюбил бомбу»[63 - Кинокомедия режиссера Стенли Кубрика на тему «холодной войны» (1964).] — Угроза Взаимных Разоблачений. Придется лишь уговорить противника, что, если он нападет, — всем достанется.

— Руди, мы тут не кино обсуждаем. На кону наша жизнь.

— Поэтому нам и следует что-то предпринять! Мы не можем сидеть сложа руки.

— Я все равно считаю, что нужно обратиться в полицию, — упрямо повторила Алекс.

— И что нам делать потом? — спросил Руди. — Я не хочу остаток жизни провести в ожидании, что преступники вот-вот явятся ко мне.

— Какой еще у нас выход? — Алекс посмотрела на Эрика. — А что ты думаешь по этому поводу?

— Ну, я бы прежде всего не спешил, а выяснил, что произошло с Магдой, — спокойно ответил он.

— Но ясно же, что ее убили! — Алекс потерла глаза. — Я уверена!

— Ты сказала, будут делать вскрытие, так? Давай, по крайней мере, подождем…

— Нам нужно что-то делать! — вскричал Руди. — Необходимо раздобыть как можно больше информации, чтобы быть во всеоружии.

— Возможно, он и прав. — Эрик обернулся к Алекс и указал на ее ноутбук. — Файлы, которые ты скачала в Бразилии, у тебя?

— Естественно. Но там все написано по-португальски.

— Не беда. — Он открыл ноутбук, и компьютер ожил. Эрик поставил его на богато украшенный столик и сел за работу. — Это будет несложно — португальский не может так уж отличаться от испанского, а я год прожил в Малаге, когда учился в колледже…

— Жаль, нет Марко, он мог бы помочь. — Алекс подошла к Эрику и наблюдала, как он открывает файл за файлом, создавая на экране ее компьютера сложную мозаику из окон. — Он сумел бы…

Внезапно она вспомнила — звонил телефон Руди.

— Проверьте, нет ли сообщений? — попросила она. — Может быть, это как раз звонил Марко.

— Будьте любезны. — Руди вытащил свой сотовый из кармана халата и передал его Алекс. — Нажми единицу, а потом код доступа: 2505.

— Так просто? — Алекс стала набирать цифры. — Это первые четыре цифры телефона вашей конторы.

— Точно. — Руди направился в ванную комнату. — Если никто не возражает, пойду приму душ.

— Sie haben vier neue Nachrichten.[64 - У вас четыре новых сообщения (нем.).] — Алекс прижала телефон к уху и стала слушать. Пришло четыре сообщения. Первое от нее самой. Второе — тоже от нее. Ее голос был растерянным, в нем ощущалась паника.

Потом она услышала голос Марко: «Здравствуйте, это Марко Феррейра, друг Алекс. Не могли бы вы передать ей, что я в аэропорту Гуарульос в Сан-Паулу, готовлюсь к отлету. Скажите ей, что все в порядке. Передайте, что я купил ей небольшой подарок в ювелирном отделе фри-шопа. Я уже по ней скучаю, хотя совсем недавно простился с ней».

Слава Богу! Ему удалось пройти паспортный контроль. Или не удалось? Она лихорадочно пыталась вспомнить последовательность: служба безопасности, регистрация, пограничники, фри-шоп, посадка. Она окликнула Эрика:

— Фри-шопы расположены до или после паспортного контроля?

— После. Везде.

— Слава Богу!

Алекс внимательно прослушала дату и время, когда было оставлено сообщение. Марко звонил позавчера. Но где он сейчас? Она поспешила прослушать последнее сообщение, оставленное сегодня утром, после того как никто не ответил на звонок. Но дальше шел непрерывный гудок — просто повесили трубку.

Она перемотала назад и еще раз прослушала сообщение Марко. Потом еще раз. Слушала до тех пор, пока Руди не вышел из ванной комнаты, вытирая волосы толстым белым махровым полотенцем.

— Это он звонил? — поинтересовался Руди.

— После утреннего звонка не осталось никаких сообщений. — Алекс отдала ему телефон. — По крайней мере, я не нашла.

— Дай я проверю. — Руди нажал несколько кнопок, поднял на Алекс глаза и улыбнулся. — Забыла, как я тебя нашел?

Он показал Алекс дисплей своего мобильного телефона. Там высветился бразильский телефонный номер, но не тот, что давал ей Марко.

— Если захочешь позвонить… — Руди вновь передал телефон Алекс, — просто нажми зеленую кнопочку.

Алекс позвонила, но никто не брал трубку.

Она оставила сообщение: «Марко, если это ты, пожалуйста, позвони. Жду, что ты отзовешься. Люблю, Алекс». Она отдала телефон Руди, но тот сказал:

— Пусть будет у тебя. Если позвонит твой парень, должна ответить именно ты.

Он подошел к столу, за которым работал Эрик, и положил руки ему на плечи.

— Ну-с, молодой человек! Нашли что-нибудь интересное?

— Пока ничего. Я свожу всю информацию вместе. Тут большая неразбериха, но я наведу порядок.

— Что нам действительно необходимо — получить выписки о состоянии счета. — Алекс тоже подошла, чтобы посмотреть, как продвигается работа. — Но для этого нужно дождаться понедельника, когда откроется банк. У нас есть фора в шесть часов, пока не откроется нью-йоркский филиал. Только тогда они узнают, что Магда умерла.

— С чего ты взяла, что они об этом еще не знают? — пробормотал Эрик.

— А откуда им знать? — удивилась Алекс. — Магда была убита в пятницу ночью, когда нью-йоркский филиал уже закрылся. Некролог появится только в сегодняшних газетах. Когда в Нью-Йорке прочитают его, в Цюрихе уже наступит вечер.

— Они могли заглянуть в Интернет, — возразил Эрик, продолжая что-то набирать на клавиатуре.

— В любом случае в Нью-Йорке узнают об этом в понедельник утром, когда служащие придут на работу, а здесь будет почти вечер.

— А если заглянули те, кто здесь, в Цюрихе? — Эрик обернулся к Алекс и удивленно поднял брови.

— С чего бы им бродить по Сети?

— Не понимаешь? В банке есть служба, которая занимается именно этим. Она находится в подвале, недалеко от нашего с тобой места работы. Я заходил туда на прошлой неделе. Мне нечем было заняться в перерыв. Ты же уехала!

— И чем они занимаются?

— Просматривают интернет-сайты, особенно сайты газет, — ищут любое упоминание о смерти своего клиента. Это делается для того, чтобы прыткие наследнички не прискакали в банки и не получили доступ к счету до того, как у остальных родственников появится такая возможность. Теперь все банки так поступают. Благодаря современным технологиям, можно моментально узнать, что человек умер.

— А откуда им известно, что искать нужно Магду? Неужели ее имя не является секретом? Неужели не в этом суть тайны вклада в швейцарском банке?

— В главном офисе банка «Гельвеция» сидит человек, которому известно, кому принадлежит тот или иной счет. Разве ты не знала? Это называется форма «А».

Руди повернулся к Алекс.

— Мы слышали о форме «А».

— Нам пришлось заполнить такую в Нью-Йорке. В ней мы указали фамилию Магды и ее адрес. — Алекс плюхнулась в мягкое кресло рядом с Эриком. — В таком случае меня ни за какие коврижки не подпустят к счету и мы не сможем получить нужные документы.

— Еще как сможем! — Эрик обернулся и улыбнулся Алекс. — Руди рассказал мне о Финакорпе, где хранится вся документация.

— Он прав! — Руди похлопал Эрика по спине. — Что же касается этой организации, я все еще официальный владелец счета. Нам нужно лишь пойти в Финакорп.

— Постойте, — прервала их Алекс. — Шмидт ни за что не даст нам документы. Если он замешан в отмывании денег, то уж наверняка не будет делиться с нами какой бы то ни было информацией.

— А его коллега? — Руди хитро ухмыльнулся. — Держу пари, юный герр Пехлянер будет безмерно счастлив дать нам возможность просмотреть их документы… если к нему правильно подойти. — Руди стал набирать номер справочной. Алекс тут же узнала этот номер: три пятерки. — Сначала позвоним ему домой, — прошептал Руди, ожидая ответа оператора. — Уверен, он будет рад меня слышать. — Он улыбнулся. — В конце концов, ему известно, что я владелец четырехсот миллионов долларов и подумываю доверить управление своим счетом ему — и только ему.


Глава 26


Цюрих

Воскресенье, ближе к полудню


Улица, на которой располагалась Финакорп, была абсолютно пустынна. Руди позвонил в дверь и обернулся к Эрику с Алекс.

— Слышали бы вы его реакцию, когда я сказал, что по горло сыт Шмидтом и хочу в обход Финакорпа поручить управление счетом ему, Пехлянеру, лично. Что означает: весь гонорар он положит себе в карман.

Руди позвонил еще раз и стал ждать.

— Вы бы отказались от двух миллионов долларов в год?

Пехлянер открыл дверь, взглянул удивленно и отступил на шаг. Он явно не ожидал, что придут трое.

— Не беспокойтесь, они со мной. — Руди вошел и кивнул Алекс и Эрику, чтобы те проходили. — Это мои помощники. Надеюсь, вы не против их присутствия?

— Как пожелаете, господин Тоблер. — Пехлянер завел их внутрь и тщательно запер за ними дверь. Алекс отметила, что он дважды повернул ключ.

— Спасибо, что согласились встретиться с нами так быстро. — Руди направился в конференц-зал. — Потому что, как я уже говорил, сегодня днем я уезжаю в командировку…

Руди снова был на коне — так или иначе, он получал то, что хотел.

— Прежде чем я назначу вас своим единственным управляющим, — сказал он Пехлянеру, — мне необходима кое-какая информация, чтобы привести счет в порядок — до того, как передать его в ваши руки.

Когда они проходили мимо биржевого зала, Алекс заглянула внутрь. Под потолком висело несколько мониторов. Один из них, слева, она тут же узнала — он был постоянно подсоединен к цюрихскому банку «Гельвеция». Алекс также заметила, что биржевой зал заставлен толстыми скоросшивателями, совсем как в кабинете Джеффа Нортона из «Молли бразерс», на корешке каждой папки написан номер счета. Только здесь на папках не были указаны имена.

— Прежде всего, — указал Руди на биржевой зал, — я хочу просмотреть те документы, которые вы показывали мне на прошлой неделе. Помните, выписки из счета и информация о сделках за прошлый год? Мне нужно знать, сколько денег на счету, прежде чем передать его вам.

— Конечно. — Пехлянер быстро прошел к дальней стене зала и стал искать папку. — Странно. — Он положил руку на пустую полку. — Здесь ничего нет.

Подошла Алекс и сама взглянула. Все номера счетов шли по порядку, но полка, где должны были бы стоять папки с документами, касающимися счета Руди, была пустой.

— Должно быть, он забрал их с собой. — Пехлянер просмотрел документы на столе Шмидта. — Хотя непонятно зачем? Мы никогда не выносим ничего отсюда.

— А что с документами из архива? — спросил Руди. — Может быть, вы покажете самые свежие оттуда?

На этот раз Пехлянер повел всю компанию в подвал. Несомненно, когда на кону два миллиона, обычными правилами безопасности можно пренебречь. Он все обыскал, но папок с документами по счету Тоблера нигде не было. Ни одной. От счета не осталось и следа.

— Не понимаю, — растерянно проговорил Пехлянер, провожая всю троицу наверх. — Зачем Макс все забрал? Думаете, он понял, что вы намерены передать управление счетом мне?

— Уверен, что не поэтому. — Руди нахмурил брови. — Откуда ему знать?

Когда они поднялись на верхнюю ступеньку, Руди обнял Алекс.

— Ну, что теперь предпримем?

— Понятия не имею.

— У нас всегда остается компьютер, — указал Эрик на биржевой зал. — Тут компьютер круглосуточно подключен к Интернету, верно? Даже в выходные?

Эрик подошел и сел за машину. Он пошевелил мышкой — экран загорелся, затем перевел курсор в поле доступа к цюрихскому банку «Гельвеция». Двойной щелчок мышкой.

Экран вновь вспыхнул, посредине — небольшой прямоугольник. Над ним слова: «Введите пароль». Эрик обернулся к Пехлянеру:

— Какой у вас код доступа?

— Гм… банк просит, чтобы мы не разглашали информацию. Это только для нашего внутреннего пользования, чтобы проверять балансы и операции по тем счетами, которыми мы управляем.

— Отлично. — Эрик отодвинулся. — Введите пароль сами. Обещаю не подглядывать.

— Может, мне не стоит этого делать? — Пехлянер сел за компьютер.

— Еще как стоит, — возразил Руди. — В конце концов, я владелец счета. И я даю вам распоряжение показать все операции с моим счетом. Конечно, если я имею на это право, а я его имею.

— Думаю, что имеете. — Пехлянер набрал код. Внезапно появились новое поле: «Номер счета».

Снова за компьютер сел Эрик и впечатал номер, который дала Алекс: 230-SB2495. 880-O1L.

Вдруг компьютер ожил. Экран заполнился длинным списком операций и балансов.

— Вот оно. Мы в Сети.

— Гм… а можно нам сделать кофе? — попросил Руди.

Пехлянер встал.

— Думаю, можно.

— У вас есть эспрессо? — поинтересовался Руди.

— Да, но это займет время. Придется включать кофеварку.

— Не страшно, мы подождем. Кто что будет?

Как только Пехлянер вышел, Руди стал вглядываться в цифры.

— Мы можем получить нужную нам информацию?

— Конечно. — Эрик начал что-то набирать. — Я распечатываю все переводы денег за последние шесть месяцев. — Его пальцы прямо порхали над клавиатурой. — Они печатаются в обратном порядке, но тут есть все необходимое. — Он нажал на кнопку, и ожил принтер в углу комнаты.

— Получилось! — Руди похлопал Эрика по спине. — Ты герой!

— Да ладно. — Эрик пожал плечами. — Любой «чайник» сумел бы справиться.

Алекс подошла к принтеру и вытащила первую страницу.

— Почему ты печатаешь по одной? — спросила она.

— Потому что так быстрее. В противном случае пришлось бы обращаться к системе учета Финакорпа, Пехлянер взбесится. — Он оглянулся на дверь. — Не волнуйтесь, это не долго. Почти все интересующие нас операции пришлись на конец июля. Я видел на экране. Через минутку мы их распечатаем. После июля было совсем немного — в основном переводы денег по телефону, совершенные Магдой на прошлой неделе.

— Ну вот и последняя. — Алекс подняла вверх выписку о переводе. — Она перевела деньги в прошлую пятницу, как раз перед закрытием нью-йоркского филиала.

— Кому?

— Себе. Пять тысяч долларов на местный счет.

— Это все? — спросил Руди. — И что можно купить на эти пять тысяч?

— Многое — принимая во внимание, что большую часть жизнь ты жил на гроши. Вы бы не поверили. — Алекс вытащила последнюю страничку и стала читать.

— Нельзя ли поскорее? — поторопил ее Руди. — Вдруг Пехлянер вернется и поймает нас с поличным?

— Не волнуйся. — Эрик был занят кнопкой быстрого набора на телефоне. — Мы делаем как раз то, что и собирались, — добываем всю информацию, касающуюся твоего счета.

— Ты хочешь сказать — счета Магды. Или счета покойной Магды… Интересно, кому он принадлежит сейчас?

Алекс оторвалась от чтения.

— Она говорила, что все завещает котам.

— Шутишь?! — вскричал Руди.

— Магда не знала, что у нее есть деньги.

— Такое возможно только в Америке. — Эрик продолжал забавляться телефоном. — Поскольку счет в Швейцарии, сейчас работают европейские законы: деньги получит ее семья.

— Но у нее нет семьи. — Алекс начала изучать следующую распечатку. — Если только…

— Ого, проверь этот номер, — указал Эрик на одну из кнопок телефона Шмидта. — Говорят, это номер Мигеля Циннера в гостинице «Ритц».

— Вероятно, он сейчас там. — Алекс продолжала изучать выписки об операциях. — Где находится Нион?

— Возле Женевы, а что? — Руди подошел, посмотрел на экран.

— Тут сказано, что в прошлую пятницу Магда перечислила двадцать тысяч долларов на какой-то счет в банке «Креди Сюисс» в H ионе.

— Это небольшой городок, расположенный на берегу озера. — Руди перегнулся через плечо Алекс и стал читать. — Кто этот счастливчик?

Алекс прочла две строчки: «Перевод по телефону от Магды Раймер, Нью-Йорк — Симону Аладару, Нион». Номер счета был еще длиннее, чем номера счетов в банке «Гельвеция».

— Симону Аладару? — Руди выхватил документ из рук Алекс и внимательно прочел. — Это венгерское имя, верно? Имя и фамилия пишутся в другой последовательности. — Руди попытался картавить, подобно Шандору: — Знаете, Алекс, здесь так не принято. В венгерском языке сначала пишется фамилия, а потом имя. Кстати, и говорить следует Симон Аладар, а не Аладар Симон.

От слов Руди у Алекс мурашки побежали по спине. В голове вспыхнули слова Магды: «Она тоже оплакивает родных». Разве не так она сказала, когда бродила по воде фонтана в Нью-Йорке?

— Мне кое-что пришло в голову. — Алекс повернулась к Эрику. — Аладар — это имя отца Магды, так?

— И что же?

— Возможно, Магда не последняя живая наследница.

— Правда? — воскликнул Руди. — Думаешь, что есть другой владелец моего счета? Фантастика! Мы могли бы вернуться в банк «Гельвеция»…

Тут как раз вошел Пехлянер с кофе на подносе.

— Какой новый владелец? — переспросил он.

Руди побелел.

— Мы только что рассуждали о том, кто унаследует мой счет, когда я умру…

— Вы сказали, что, возможно, есть другой владелец счета. — Пехлянер подошел к Руди и взял документы у него из рук. — Я хочу знать, в чем тут дело! — он быстро просмотрел документы. — Кто такая Магда Раймер? — разозлился он.

— Никто, — ответил Руди. — Просто старушка. Честно говоря, это не ваше дело.

— Вы обманули меня! — Пехлянер повернулся к Алекс. — Вы все.

Он выхватил распечатки у нее из рук. Вверху странички Алекс заметила имя: Магда Раймер. Внезапно Алекс с ужасом поняла, что имя Магды стояло в распоряжении о переводе денег Аладару Симону в Нион, там была указана ее фамилия по мужу — фамилия, под которой она значится в телефонном справочнике Нью-Йорка. Любой, кто имел доступ к компьютеру — даже Шмидт, — мог узнать, кто она. Мог ее найти.

— Убирайтесь! — закричал Пехлянер. — Я требую, чтобы вы все покинули мой кабинет. Немедленно!


Глава 27


Нион

Воскресенье, день


Серебристый телефон тихо вибрировал в руке Алекс. Она взглянула на дисплей. Звонил Эрик.

— Что случилось? — спросил он. — Ты сейчас где?

— Еще в поезде. Вот-вот прибудем в Нион.

— Ты уверена, что нам не нужно приезжать к тебе?

— Уверена, — в сотый раз повторила она то, что говорила Руди в Цюрихе. — Я должна разобраться сама.

Она не хотела, чтобы кто-нибудь посторонний присутствовал при этой встрече. Особенно, если дело касалось предположительно еще одного члена семьи Коган.

Как и договаривались, Аладар встречал ее на станции. Выглядел он взволнованным. Он легко согласился на встречу с ней, как только Алекс упомянула имя Магды.

Подойдя к Алекс, он робко улыбнулся и протянул руку. На нем был почти такой же костюм, как на Шандоре в Будапеште, только совершенно измятый, словно Аладар спал в нем. Ко всему прочему две пуговицы на рубашке были застегнуты неправильно, а галстук был в пятнах.

— Вы не против, если мы прокатимся на катере? Нам лучше поговорить не здесь. — Аладар указал на один из стареньких пароходиков, бороздивших Женевское озеро. — В такой чудесный день мы сможем увидеть Альпы во всей красе.

Они пошли к причалу и сели на первый же пароход.

— Видите? Это Монблан. — Аладар указал рукой вперед, когда пароходик с гребным колесом отчалил от швейцарского

берега и поплыл к Эвиану, к французскому берегу. — Его высота 4807 метров. Самая высокая вершина в Европе.

— Господин Симон, мне нужно вам кое-что сказать.

— Зовите меня Аладар.

— Так же, как и вашего отца? — спросила Алекс.

Он кивнул.

— Кто рассказал вам обо мне? Магда?

— Она пыталась, но я не сумела тогда понять, о чем она говорит.

— Знаете, для них это было непросто. Семья моего отца — его официальная семья — никогда не признавала меня. Видите ли, его жена — женщина из высшего общества, из Блауэров. Такой как я — думаю, вы меня понимаете, — был им как кость в горле. Отец был очень добр к нам с мамой. Он дал мне все, что я только мог пожелать, — все, за исключением фамилии Коган.

— Но свое имя он вам все-таки дал?

— Да. Хотя мама была против этого.

— Почему?

— Никто не называет детей в честь живых родственников. По крайней мере, у евреев так не принято. Считается, что это не принесет удачи. — Он обернулся к Алекс и улыбнулся. — Но ради меня отец сделал исключение. Он говорил, что я его любимец. Хотя я знал, что больше всех он любит Магду, она была его маленькой принцессой.

Он вновь перевел взгляд на горы. Вершины сияли в ярких лучах солнца, начинавшего клониться к горизонту.

— Удивительно. Я никогда не мог понять, почему он допустил, чтобы я уехал в трудовой лагерь, а его законный сын остался в Будапеште. Это не имело смысла. Интересно, понимал ли он, что, оставляя сына возле себя, он обрекал его на смерть. А мне дарил жизнь — позволяя фашистам увезти меня в лагерь.

Длинные седые волосы Аладара развевались на ветру.

— Впрочем нет худа без добра: трудовые лагеря в Югославии ничто в сравнении с концлагерями, где окончили жизнь большинство оставшихся в Будапеште евреев. — Он глубоко вздохнул. — Конечно, охрана обращалась с нами по-скотски.

Но близился уже конец войны, приход союзников был делом времени.

Подходя к французскому берегу, пароход дал гудок.

— Меня всегда забавляло, как Геббельсу удавалось так перевирать новости, чтобы они выглядели не такими пугающими, — продолжал Аладар. — Он назвал день высадки, 6 июня 1944 года, «последней отчаянной попыткой поверженных союзников». Но всем было понятно, что нацисты уже проиграли, их поражение не за горами. Мы видели американские и английские бомбардировщики в небе над Югославией, они летели бомбить нефтяные месторождения в Румынии. И это вселяло надежду. Мы знали, что помощь близко.

Алекс вспомнила, как обрадовалась Анна Франк, когда началось наступление союзников: «6 июня 1944 года. День высадки. Наступление началось». Вспомнила, как прочла об этой дате с Марко в доме-музее Анны Франк ровно восемь дней назад.

— Аладар, мне необходимо вам кое-что сообщить.

Он продолжал рассказывать.

— Советские освободители ничем не отличались от фашистов. Где бы они ни появлялись — особенно в маленьких городках, — они сразу насиловали молодых женщин. Когда русские освобождали Венгрию, двигаясь в Германию — осенью 1944-го, кажется, вот тогда я начал свой долгий путь домой. Слава Господу, в Швейцарии мне дали статус беженца. Так я и прожил все эти годы. Германское правительство ежемесячно выплачивает мне пенсию. — Он на минуту замолчал. — В качестве компенсации за то, что они со мной сделали.

«Когда ты ему скажешь? — задавалась вопросом Алекс. — Когда ты скажешь, что больше у него никого нет в целом свете?»

— Видите? — указал он на один из заснеженных пиков, возвышающихся над портом Эвиан. — Дан-дю-Миди, высотой 3257 метров. А вон там Дан-Бланш, 4356 метров.

— Ваш отец знал высоту каждой вершины в Альпах. Это правда?

— Правда. Он и меня научил. — В его глазах мелькнула печаль. — Откуда вы знаете?

— Магда упоминала об этом в своей «Устной истории». Вы когда-нибудь слышали о ней?

— А где она хранится?

— В Нью-Йорке. В Колумбийском университете.

— Я никогда не был в Америке, а Магда так и не вернулась в Европу. Хотя и посылала мне деньги. Понимаете, я не мог работать. После лагеря мне пришлось весь обратный путь до самого Будапешта проделать пешком. Я не знал, живы ли мои родители. Соседи сказали, что маму немцы увезли в Аушвиц. Она так и не вернулась. — Он тяжело вздохнул. — Тогда я пошел по адресу, где жил отец, — улица Андраши. Там уже жили другие люди. Мне рассказали, что отец погиб от рук фашистов — венгерских фашистов, а его жена и дети умерли в концлагере. Думаю, никто и не догадывался, что Магда выжила. Я и сам узнал об этом позже, когда она позвонила из Нью-Йорка. Через наших общих друзей она выяснила, что я пережил войну. Мы остались единственными родными людьми.

— У вас никогда не было своей семьи?

— Знаю, почему вы об этом спрашиваете. — Аладар повернулся к Алекс. — Магда сообщила мне об опекунском счете. Не могу поверить, что он все время находился тут, менее чем в трех часах езды. Если бы я знал… Потребовал бы свою долю. В конце концов, я тоже сын Аладара Когана. В своем завещании он назвал меня законным наследником — наравне с Маг-дой и Иштваном. К сожалению, когда отец умер, когда умерла его жена, началась такая неразбериха. Мы никогда не думали, что осталось столько денег, что фашистам не удалось наложить на них лапу.

— Возможно, вам интересно прочитать вот это. — Алекс достала договор, подписанный отцом Аладара и Рудольфом Тоблером. Она показала Аладару последнюю строчку второго абзаца: «В случае их смерти средства на счету подлежат разделу в равных долях между всеми их детьми».

Алекс передала ему письмо.

— Думаю, он имел в виду вас.

— Я тоже так думаю. — Аладар не сводил глаз с письма. — Мой отец был хорошим человеком. Уверен, он одобрил бы то, как мы собираемся распорядиться деньгами. Свою жизнь уже

поздно менять, но кое-что мы можем сделать, чтобы больше ни с кем не повторилось то, что случилось с нами.

— О чем вы?

— Неужели Магда вам не рассказала? Мы хотим основать фонд, чтобы помочь детям получать образование. Попытка положить конец дискриминации.

— Магда изменила свое завещание? — удивилась Алекс.

— Конечно. — Аладар присел рядом с Алекс. — Вы же не думаете, что она оставила бы четыреста миллионов долларов своим котам? — Он улыбнулся. — Еще она попросила меня в случае ее внезапной кончины передать колье ее матери женщине, которая нас нашла. Полагаю, она имела в виду вас.

— Какое колье?

— Кажется, любимое украшение ее матери. Она надевала его на бал в Будапеште, когда впервые вышла в свет с моим отцом. В нем несколько крупных бриллиантов. Видимо, Магда хотела, чтобы оно принадлежало вам.

— Сделайте мне одолжение, — попросила Алекс. Она достала листок бумаги и написала фамилию и адрес Жужи в Будапеште. — Давайте отдадим колье ей. Жужи оно действительно нужно. Еще я вышлю ей немного денег. На лечение и остальное, что там ей понадобится.

— Но разве этим колье распоряжается не Магда? — Он посмотрел Алекс прямо в глаза.

Она молчала.

— В чем дело?

Алекс взяла его за руку.

— Аладар, мне нужно вам кое-что сказать.

У него на глаза навернулись слезы.

— Она умерла? Да?

— Мне очень жаль.

Он не шевелился.

— Это случилось в выходные. Ее… мы точно не знаем, что произошло. Полиция считает, что это несчастный случай. Но если это не так, обещаю, я найду виновных…

— Почему тот человек не помог ей? Разве не этим он должен заниматься?

— Какой человек?

— Тот человек из Швейцарии — ее банкир. Он сказал, что обо всем позаботится.

— Какой банкир?

— Она же называла его имя. Как же его звать? Шмидт, кажется.

— Макс Шмидт? Из Финакорпа? Он встречался с Магдой в субботу? Шмидт был в Нью-Йорке?

Аладар утвердительно кивнул.

— Он сказал, что приехал помочь ей. Магда ответила, что сначала свяжется с женщиной, которая… — Он прищурился. — Думаю, она имела в виду вас. Но Магда не смогла вас найти, вы уже выехали из гостиницы.

— Боже!

— После этого она не звонила.

Пароход прибыл в гавань Эвиана и дал три длинных гудка. Тогда завибрировал телефон Алекс. Она посмотрела на экран — звонили из Бразилии. Алекс тут же ответила.

— Марко?

— Нет, это Дигу. Мне дал ваш номер Тоблер, ну, тот парень, которому должен был звонить Марко в случае чего.

— Что произошло? С Марко все в порядке?

— Не совсем. Его арестовали два дня назад. Я тут же прилетел, когда узнал. Его взяли в аэропорту с несколькими килограммами кокаина.

— Это бред!

— Конечно, бред. Предлог, чтобы задержать его, пока не решат, что делать дальше.

— Как он?

— Жив, но едва дышит. Его здорово избили. — Дигу помолчал. — Алекс, не знаю, сколько он еще продержится. Вы и представить себе не можете, что это такое. Я только что от него — просто ужас.

— Что он сказал?

— Ничего. Он ничего не говорил, только попросил позвонить вам. Вы знаете, что делать.


Глава 28


Париж

Воскресенье, ближе к вечеру


Четыре часа в скоростном экспрессе из Эвиана в Париж были самыми долгими в жизни Алекс. Большую часть времени она изучала документы, которые Эрик создал в ее ноутбуке. Каким-то образом ему удалось упорядочить ворох информации, которую она накопала в компьютере де Сузы в Бразилии.

В конце концов она стала понимать, что происходит. То, что начиналось как простое уклонение от уплаты налогов Мигелем Циннером, в итоге превратилось в доходное предприятие. Губернатору штата тоже требовалось отмыть не один миллион, а как лучше это сделать, если не через огромный счет в швейцарском банке, за которым никто не следит?

За небольшой процент от сделок Макс Шмидт согласился закрывать глаза на то, что де Суза регулярно пропускал деньги Циннера и губернатора через счет Тоблера, ведь уклонение от уплаты налогов не считается в Швейцарии преступлением. Даже если бы Шмидт потерял работу, он уже скопил многомиллионное состояние на офшорных счетах на Каймановых островах.

Несколько сот миллионов долларов — и никакого контроля, не считая старика, который обращал внимание лишь на последнюю строчку — «всего». Опекунский счет Когана был лакомым кусочком. А де Суза тем временем в конце каждого квартала забирал свои деньги, и никто не подозревал, что происходит на самом деле.

Деньги переводили на Кипр и вкладывали в качестве инвестиций в липовые фонды, которые преступники использовали для того, чтобы получить обратно свои денежки «чистыми». Фиктивные сделки, липовые инвестиции, подложные потери — как это ни называй. Преступники всегда знали, как отмыть грязные деньги и положить их в карманы Мигеля Циннера и губернатора. Они даже нашли способ вернуть деньги некоторым ближайшим друзьям губернатора, а те, в свою очередь, были необычайно щедры во время его предвыборных кампаний. Преступники организовали еще один фонд на Кипре, проворачивая успешные операции по отмыванию денег и покрывая таким путем дополнительные расходы.

Каждые три месяца несколько миллионов долларов проходили через эти два фонда: восемьдесят процентов через основной и двадцать через дополнительный. Квартал за кварталом, год за годом. Более ста миллионов долларов ежегодно.

Но все равно это не давало мотива. Зачем было убивать, чтобы прикрыть банальное уклонение от уплаты налогов? Как говорил Дигу: коррумпированных бизнесменов и политиков в Бразилии как собак нерезаных. Должна быть еще причина. Но какая? Хоть убей, Алекс не могла понять.

Поезд замедлил ход, прибывая на Лионский вокзал. Как только поезд остановился, Алекс выпрыгнула из вагона и побежала к выходу.

Что она им скажет? В ее руках лишь набор цифр. Как она заставит Циннера отпустить Марко, если у нее нет против них козыря? Но если сейчас ничего не предпринять, Марко погибнет.

На стоянке такси была длинная очередь, и она совсем не двигалась. Алекс прошла в начало очереди и увидела, что люди всяческими путями (перелезая через маленькие металлические ворота) стараются стать первыми. Люди в очереди молчали. Очевидно, во Франции, как и в Бразилии, жульничество — обычная вещь.

Она отворила ворота и забралась в первую же машину, в «мерседес».

— Гостиница «Ритц», — громко назвала она адрес. — И побыстрее.

Машина помчалась по мосту через реку — как объяснил водитель, чтобы не попасть в пробки. Когда они оказались на правом берегу, он стремительно понесся по темному туннелю.

— Впереди гостиница «Ритц».

На обочине дороги Алекс заметила небольшой могильный холмик с цветами. Водитель промычал что-то вроде «лей-ди-ди» и приподнял шляпу.

Они уже почти подъехали к гостинице, и Алекс только тогда поняла, на что он указывал: место, где разбилась принцесса Диана — леди Ди, как он назвал ее.

Взвизгнув шинами по брусчатке, такси пронеслось по площади перед гостиницей. Алекс думала о принцессе Диане: в тот вечер она ехала по этой же площади навстречу смерти, за рулем сидел пьяный, обколотый шофер — шофер, которому она доверяла, думая, что он доставит ее домой целой и невредимой. Несмотря на все деньги и мирскую славу, Диану угробил безответственный водитель.

Тут Алекс осенило! То же самое произошло и с Циннером. Вся информация была в ее ноутбуке. Ей лишь нужно было присмотреться к цифрам.

Водитель затормозил перед входом в гостиницу, но Алекс попросила его подождать, а сама вытащила компьютер, быстро просмотрела таблицы, изучила цифры. На этот раз она знала, что искать.

Алекс стремительно подошла к конторке.

— У меня встреча с господином Циннером, — доверительно сообщила она консьержу.

— Как вас представить?

— Скажите, что пришла Магда Коган.

Консьерж что-то коротко сказал по-французски по телефону, затем обернулся к Алекс.

— Он просит вас подняться. Вам надо воспользоваться одним из частных лифтов. — Он указал на длинный коридор слева от нее, который уходил в глубь гостиницы. — Это за баром Хемингуэя.

Пока скрипучий деревянный лифт с позолотой поднимал ее на этаж, где располагался номер Циннера, Алекс рассматривала себя в мутном старинном зеркале. Она выглядела изможденной, усталой и напутанной — такую преступники не станут слушать.

Она шла по узкому коридорчику к маленькой, плохо освещенной нише в конце. Стены по обеим сторонам двери были украшены фресками с изображениями зеленых полей, пасущихся на них коров, овец — мирных пасторальных пейзажей.

Алекс несколько раз глубоко вздохнула, надавила на звонок, отошла назад и стала ждать. Она чувствовала, как колотится ее сердце. «Будь решительной», — приказала она себе.

Дверь открыл огромный лысый мужчина. Алекс тут же узнала его по интернетовским снимкам. Мигель Циннер был именно таким, каким его описывал Дигу, — громадным. Когда он протянул Алекс руку, в неярком свете сверкнули его гигантские золотые часы.

— Вот Dia, Senhora. — Он крепко пожал ей руку. — Для меня большая неожиданность видеть вас.

Рука Алекс полностью скрылась в ручище Мигеля.

— Слышал, с вами в Нью-Йорке произошел несчастный случай.

— Можно войти? У меня есть к вам предложение.

— Прошу. — Он провел Алекс в номер и запер за ней дверь. — В конце концов, я деловой человек.

Он плохо говорил по-английски, но, по мнению Алекс, вполне мог понять, что она хочет ему сказать. Она села на старинный диван, у позолоченного кофейного столика, и вытащила свой ноутбук.

— Кстати, мое имя не Магда Коган.

— Я думал, что…

— Меня зовут Алекс Пейтон. — Она открыла ноутбук. — Тут есть кое-какие цифры, и я хочу, чтобы вы на них посмотрели.

Она щелкнула мышкой и открыла таблицы. Циннер сел рядом с ней и закурил длинную сигару.

— Полагаю, большую часть из этого вы сможете понять. — Алекс открыла вторую таблицу. — Мы приготовили для вас краткую сводку, чтобы было проще. Вот, взгляните.

Циннер попыхивал сигарой, пока Алекс знакомила его с документами, которые подготовил Эрик. Спустя несколько минут он встал и подошел к стеклянной двери, ведущей на огромную террасу. На заднем плане Алекс разглядела Эйфелеву башню. Не говоря ни слова, он открыл дверь и вышел на террасу. Постоял там пару минут, молча покурил, глядя на крыши парижских домов.

«Почему он молчит? — удивилась Алекс. — Неужели он не понял, что обязан выслушать меня сейчас же?»

Внезапно Циннер зашел обратно, потянул Алекс за руку, чтобы она встала из-за компьютера, и повел к маленькой двери в гостиной.

— Я хочу, чтобы вы кое с кем познакомились. — Он открыл дверь. — Ну, вперед.

Алекс заупрямилась.

— Хочу, чтобы вы знали — я сняла копии со всего, что только что вам показала. Если со мной что-либо случится, мои партнеры…

— Не беспокойтесь, — улыбнулся он, подталкивая ее к двери. — Можете мне доверять.

Он завел Алекс в номер, практически такой же, как и его собственный, — старинная мебель, мягкое освещение, гобелены на стенах.

Темноволосый мужчина на диване сидел к ней спиной. Он разговаривал с молодой и красивой ярко накрашенной женщиной напротив. В серебряном ведерке на столе лежала бутылка шампанского.

— У меня есть друг, который хочет с вами познакомиться, — прогудел Циннер.

Он толкнул Алекс вперед и закрыл за собой дверь. Сидящий на диване человек обернулся. Даже несмотря на шину у него на носу, Алекс тотчас же узнала Жозе де Сузу.

— А ты что здесь, блин, делаешь? — закричал он и попытался встать. Его правая рука, как заметила Алекс, висела плетью, на левой ноге тоже была шина.

Алекс попробовала ускользнуть обратно в дверь, но Циннер преградил ей путь. Он крепко схватил ее за руки и скрутил за спиной.

— Немедленно назад!

— Как, черт возьми, тебе удалось ее найти? — вскричал де Суза. Рубашка у него на груди расстегнулась, так что была видна повязка.

— Собственно говоря, это она меня нашла. И рассказала кое-что интересное. — Английский Циннера, как отметила Алекс, заметно улучшился.

Де Суза полез за пазуху, вытащил револьвер и направил оружие на Алекс. Она попыталась сделать шаг назад.

Циннер достал свой маленький пистолет и приставил его к виску Алекс.

— Теперь я командую парадом!

Свободной рукой он схватил руки Алекс.

— Отлично. — Де Суза спрятал свой револьвер.

Алекс попробовала освободиться от хватки Циннера.

— Вы же говорили, что вам можно доверять! — закричала она.

— Я сказал неправду.

Он подтолкнул ее к противоположному концу стола.

— После того что я вам показала, как вы можете…

— Вы и вправду считаете, что имеете право врываться в мою жизнь, в мой мир и указывать мне, что делать? — фыркнул Циннер.

— Но я вам уже говорила: если со мной что-то случится, у моих друзей есть вся информация, и предупреждаю — они воспользуются ею.

— Заткнись! — Циннер взвел курок. — Мне плевать на то, что ты сказала, мне плевать на твоих друзей.

Де Суза присел на краешек дивана.

— Вот что ты вбила себе в голову, да, детка? — Он зловеще улыбнулся Алекс, блеснув желтыми зубами. — Взять хотя бы твой приход в кафе «Фото» в тот вечер.

Он повернулся к женщине, которая сидела напротив него, и с криком «Пошла прочь!» швырнул на стол несколько купюр по сто евро.

Она схватила деньги и вышла, аккуратно закрыв за собой дверь.

— Да, чудеса Парижа! — Де Суза откинулся назад и улыбнулся. — Знаешь, что Хемингуэй сказал об этом городе? «Когда я думаю о жизни после смерти, действие всегда происходит в гостинице «Ритц» в Париже». — Он опустил руку себе между ног. — Что скажешь, если мы продолжим то, что начали в Сан-Паулу, детка? — Он стал потирать промежность. — Только на этот раз тут нет твоего маленького друга, чтобы мне помешать. Алекс дернулась, но Циннер держал ее как клещами. Она и двинуться не могла, холодное дуло пистолета больно упиралось в правый висок.

— Посмотри, что этот говнюк со мной сделал! — Де Суза поднял здоровой рукой сломанную. — Как там его звали? Марко Феррейра? — Он потянулся за одной из газет, лежащих возле ведерка с шампанским. — Отличное имя. Похоже на итальянское, правда? Для нас так даже проще. Именно такие люди и ассоциируются с мафией и наркоторговлей.

Он передал газету Алекс, чтобы та прочла.

Газета была на португальском. Единственное, что Алекс разобрала: это случилось в субботу, в тот день, когда она покинула Сан-Паулу.

— Слава Богу, федеральная полиция очень хотела схватить его прямо за задницу, пока он не улетел. — Он перевернул газету и показал Алекс снимок внизу первой страницы. — Посмотри на него! Разве он не красавчик?

Марко сопровождали несколько полицейских. Лицо его было в синяках и кровоподтеках. Один из полицейских нес маленькие белые пакетики. На них прямо так и было написано: «Кокаин».

— В одном я уверен: тот факт, что полиция поймала наркоторговца, несомненно, способствовал успеху избирательной кампании губернатора. — Де Суза бросил газету на стол. — Надо же какая удача, задержать наркоторговца прямо в аэропорту Сан-Паулу! У прессы знаменательный день. Губернатор был чрезвычайно доволен.

— Кстати, о губернаторе. — Циннер указал на Алекс. — Наша юная леди тут рассказала мне о том, что произошло в Швейцарии с деньгами губернатора.

— Ну? — Де Суза казался совершенно невозмутимым.

— Она выдвинула интересную теорию. Думаю, нам следует ее выслушать.

У де Сузы зазвонил телефон. Он вытащил его, глянул на экран, хитро ухмыльнулся и посмотрел на Алекс.

— Кажется, один из твоих приятелей хочет со мной побеседовать.

Несколько секунд он разговаривала на очень плохом французском.

Пока они ждали, Циннер толкнул Алекс на стул, где до этого сидела проститутка. Одной рукой он схватил ее за шею, другой продолжая прижимать дуло пистолета к виску. Сердце Алекс ушло в пятки. Она не понимала, почему он так с ней обращается после всего того, что она ему рассказала.

Де Суза отключил телефон.

— Слышал, вы пытались навестить моего друга Макса Шмидта в Цюрихе? — Он сунул телефон в карман. — Похоже, вы с ним все-таки встретитесь. Он сейчас прибудет. Кто знает, может, мы предоставим ему убить тебя?

Алекс сделала попытку вырваться.

— Мне больно! И обещаю вам — мои друзья обратятся в полицию. Они сообщат всем — бразильским газетам, «Си-Эн-Эн», полиции Бразилии, Нью-Йорка и Швейцарии…

Циннер засмеялся.

— Ты маленькая наивная дурочка. Да нам наплевать на то, что сделает полиция! Что скажут газеты? В Бразилии засилие коррупции — такое случается постоянно. Думаешь, кто-нибудь что-нибудь нам сделает? Думаешь, кому-то не наплевать? — Он больно сжал ей шею. — Как тебе вообще могло прийти такое в голову — угрожать нам?

— Нас даже не волнует то, что мы потеряем этот счет, — добавил де Суза. — Найдем другой. Мы всегда так делаем.

— Если вам наплевать на потерю этого счета, зачем тогда вы убили Охснера? — спросила Алекс. — Зачем было убивать Магду?

Де Суза тряхнул головой и улыбнулся.

— Можешь не верить, но она и вправду умерла от сердечного приступа. Конечно, наш друг мсье Шмидт нанес ей визит в прошлую пятницу. Возможно, он повел себя несколько грубовато, но зачем же убивать? Мне хотелось знать, подписала ли она распоряжение на перевод. Она его подписала.

После этого нам уже было безразлично, что с ней произойдет дальше.

— А Охснер? — спросил Циннер.

Де Суза, казалось, удивился его вопросу.

— Что ты имеешь в виду?

— Зачем его было убивать?

— Чтобы защитить тебя! — сорвался де Суза.

Раздался стук в дверь.

— Входите! — по-французски ответил Циннер. — А, добрый день, мсье Шмидт. Чудесно, что вы к нам присоединились.

Алекс обернулась к открытой двери и увидела входящего Жан-Жака Крисье.

— Ай-ай-ай, Алекс Пейтон. Какой сюрприз! — Он тщательно запер за собой дверь и направился к Алекс. — Похоже, вы в конце концов нашли то, что искали?

Сердце Алекс замерло.

— Она вот-вот собиралась нам рассказать, за что убили Охснера. — Пальцы Циннера еще крепче сдавили шею Алекс. — Повтори мсье Шмидту то, что ты говорила мне.

— Его фамилия не Шмидт, а Крисье, — пробормотала Алекс.

— По правде говоря, моя фамилия все-таки Шмидт. — Он подошел так близко, что его брюхо оказалось в нескольких сантиметрах от лица Алекс. — Я воспользовался именем Крисье, чтобы получить работу в цюрихском банке «Гельвеция». Я…

— Не нужно перед ней оправдываться! — крикнул де Суза.

— Тогда расскажи мне! — В голосе Циннера слышалась злость. — Мы устроили это не для нее, а для меня! Продолжай, — обернулся он к Шмидту. — Расскажи нам, в чем заключалась твоя работа в компьютерном центре банка «Гельвеция», куда ты был поставлен, чтобы присматривать за нашими деньгами?

— Я делал все ради вас и губернатора. Когда я узнал, что собираются отладить компьютеры, мне пришлось сделать так, чтобы никто не догадался о 1987 годе. Чтобы никто не заподозрил о наших операциях.

— Какое мне дело до того, что произошло в 1987-м? — возмутился Циннер.

— Честно сказать, я ничего особенного не делал. Лишь выполнял распоряжения отца Руди Тоблера. В то время я был его техническим консультантом, помогал наладить связь с банком «Гельвеция» через компьютер. Он погорел на акциях во время спада, ему необходимо было найти способ быстро сбросить активы. Остальное его имущество было в недвижимости и картинах…

— Но скажи мне, при чем здесь я? — перебил Циннер. Удивительно, но его хватка немного ослабла. Теперь он большим пальцем массировал шейные позвонки Алекс.

— Узнав, что банк собирается настроить компьютеры, я должен был убедиться, что никто не узнает об операции 1987 года.

— Поэтому вы убили отца Руди? — спросила Алекс.

— Я его не убивал. Мне это было ник чему. Он сходил с ума. Когда стали разбираться в его манипуляциях со счетом во время дефолта, он запаниковал. Полетел в Тунис, сказал, что в Цюрихе запахло жареным. Утверждал, что за ним следят, — совсем тронулся. Мне не нужно было его толкать. Он сам спрыгнул с моста. Я только наблюдал.

— И ты видел, как покончил с жизнью Георг Охснер? — допытывался Циннер.

— Нет, — отрезал де Суза. — Ему мы помогли. Сделали это ради тебя. И губернатора. Чтобы счет остался неприкосновенным. Чтобы защитить твои деньги. — Он указал на Алекс. — Мы даже заставили старика рассказать перед смертью о ней.

— Он не сказал, как ее зовут, но я понял, кого он имел в виду. — Шмидт пристально посмотрел на Алекс. — Тем не менее мне необходимо было знать наверняка, поэтому я и посадил тебе на хвост в Амстердаме парочку людей губернатора.

— Что ты сделал?! — закричал де Суза.

Шмидт удивился.

— А в чем дело? Губернатор сказал, что я могу пользоваться их услугами, как посчитаю нужным, для его собственной безопасности. Чтобы быть уверенным, что с деньгами ничего не случится. Откуда мне было знать, что парень, работающий в посольстве, влюбится в нее?

— Марко Феррейра работал на тебя? — воскликнул де Суза. — Какого черта ты меня не предупредил? — Он указал на свои шрамы. — Посмотри, что он со мной сделал!

— Я должен был выяснить, что ей известно, — спокойно ответил Шмидт. — Когда Охснер позвонил мне после их встречи, сказал, что хочет произвести со счетом кое-какие изменения, и попросил показать все старые документы, я вынужден был что-то предпринять.

— Поэтому ты и убил его?

— Конечно. Он мог узнать, что мы проделываем со счетом, — просто ответил Шмидт. — А что еще нам оставалось?

— Но зачем убивать кого-то, кому мы платим? — возмутился Циннер. — Того, кто на нас работает?

— Охснера? — скептически переспросил Шмидт. — Он и понятия не имел о наших делах.

— Ты не все знаешь. — Де Суза попытался присесть на краешек дивана. — Может, просто заткнешься?

— Пусть говорит! — настаивал Циннер. — Я хочу знать, зачем убивать человека, которому мы платили несколько миллионов долларов в год…

— Несколько миллионов долларов в год? — не поверил Шмидт. — Этому идиоту?

— Жозе убедил меня, что мы должны платить Охснеру, чтобы в Швейцарии все было «на мази». Пять процентов от общей суммы. Ежегодно. Столько же, сколько и тебе.

— Это он вам так сказал? — Шмидт взглянул на де Сузу. — Вы и приблизительно не платите мне такой суммы…

— Я сказал тебе заткнуться! — Де Суза поднялся. — Ты не понимаешь, что мелешь. — Он полез за пазуху и вытащил пистолет. — Я всегда предупреждал: здесь командую я. — Говоря это, де Суза медленно навинчивал какой-то черный цилиндр на дуло пистолета. — Ты понятия не имеешь, что происходит.

— Допустим, но я-то понимаю, что тут происходит! — закричал Циннер. — И хочу знать, зачем мы давали двадцать процентов людям, которые слыхом не слыхивали о счете.

— Вы платили двадцать процентов? — поразился Шмидт.

— Именно, — подтвердил Циннер. — Двадцать процентов, которые шли на счет маленького фонда на Кипре, предполагалось разделить на доли по пять процентов: тебе, моему помощнику, Охснеру и Рудольфу Тоблеру.

— Рудольфу Тоблеру? Вы что, рехнулись? — Шмидт начал подниматься, не поворачиваясь спиной ни к де Сузе, ни к Циннеру. — Как можно платить пять процентов тому, кто умер еще в 1987 году?

— Не отцу, а сыну. — Циннер отпустил шею Алекс и направился через комнату к Шмидту. — Жозе сказал, что нужно ему заплатить, чтобы он помалкивал, а мы могли пользоваться счетом его отца для отмывания денег.

— Что за бред! Тоблер и не знал ничего о счете. Тот, кто вам об этом сказал… — Прямо в центре лба Шмидта внезапно появилась маленькая дырочка.

Алекс поняла, что произошло, только когда он осел на пол и она заметила кровь на гобелене, висевшем за его спиной.

Она бросила взгляд на де Сузу — от его пистолета поднималась тоненькая струйка дыма. Он направил оружие на Алекс. Внезапно Циннер бросился на де Сузу. Алекс видела, как пуля разорвала ему правое плечо. Он выронил пистолет. Алекс бросилась вниз — поднять его.

Де Суза снова прицелился в Алекс и уже было спустил курок, когда Циннер отбросил его к стене. Здоровой рукой он схватился задуло пистолета, развернул его, направив в лицо де Сузы. Но тот крепко держался за рукоятку. Они начали ругаться по-португальски. Алекс подняла оружие Циннера.

— Убей его! — прокричал Циннер. Он засунул дуло пистолета в рот де Сузы. Но де Суза не отпускал рукоятку — и не убирал палец со спускового крючка.

— Сделай же что-нибудь! — завопил Циннер. — Мне нужна твоя помощь. Или ты убьешь его, или он прикончит нас обоих!

Алекс не шелохнулась.

— Убей его, и все будет кончено — и для тебя и для меня. — Он старался грузом своего тела удержать де Сузу прижатым к стене.

Алекс уставилась на пистолет в своей руке. На рукояти был выгравирован пучок стрел. Она подняла руку и направила пистолет на де Сузу. Чтобы пистолет не дрожал, ей пришлось держать его обеими руками.

— Нет. Не так! — заорал Циннер. — Стрелять нужно из его пистолета. Заставь его нажать на курок. Представим все так, как будто он застрелился. А перед этим убил Шмидта.

Алекс не двинулась с места.

— Иди сюда. — Циннер старался не отпускать де Сузу. — Мне нужна твоя помощь.

Алекс подумала: «А может, просто взять и уйти — пусть себе дерутся?» Но один из них выживет. И что помешает ему прийти за ней? За Руди? За Эриком? За Аладаром?

— Иди же сюда! — Из плеча Циннера хлестала кровь и заливала грудь де Сузы. — Ты должна помочь. Мне самому не справиться.

Алекс положила пистолет и сделала шаг вперед.

— Нажми на курок, — наставлял ее Циннер. — Клянусь, губернатор отпустит твоего приятеля. Просто обещай, что ты никому не расскажешь о том, что здесь произошло.

Де Суза попытался что-то сказать, но с дулом пистолета во рту трудно произнести что-то членораздельное.

— Это наш единственный шанс, — тихо, но твердо проговорил Циннер, — и, если хочешь им воспользоваться, сделай это сейчас.

Она видела, что его силы на исходе.

Алекс подошла ближе и заглянула де Сузе в глаза. Там плескался страх, там была паника. Такая же паника, должно быть, была в глазах Магды, когда они вломились к ней в квартиру. Такой же страх, вероятно, испытал Охснер, когда Шмидт с де Сузой столкнули его с моста. Такой страх ощущала Алекс, когда он пытался ее изнасиловать. Она протянула руку и дотронулась до окровавленного пальца де Сузы.

— Жми! — закричал Циннер. — И будешь свободна. Вы все будете свободны. Обещаю.

— Гарантии? — потребовала Алекс.

— Даю слово.

— После того как вы только что меня предали?

— Я тебя не предавал. Мне необходимо было услышать все от самого де Сузы. О том, как он предал меня. Я не хотел тебя обидеть. Обещаю — вот увидишь, все будут в безопасности. Только помоги мне разобраться с де Сузой.

Алекс положила свою руку на руку де Сузы.

— Пожалуйста, — прошептал Циннер. — Только ты можешь это сделать.

Он был прав. Даже если бы Циннеру удалось освободить здоровую руку, его пальцы были слитком толстыми, чтобы нажать на курок. Алекс просунула свой палец и слегка нажала на палец де Сузы. Он отчаянно сопротивлялся. Циннер прижал его еще крепче.

— Стреляй! — вскрикнул он. — Я больше не могу его держать.

Алекс надавила сильнее.

— Пожалуйста, — умолял Циннер. — Это единственный способ представить все как самоубийство. Единственный способ выбраться нам живыми — и положить конец кошмару.


Эпилог


«Дорогая Алекс,

Сейчас половина пятого утра, я сижу и потягиваю «Манхэттен» из чашки. Я так напилась, что, боюсь, разобью хрустальный бокал. И страшнее всего, что, похоже, так и нужно сделать.

Уже светает — начало зимы здесь, в Амстердаме, означает длинные ночи и очень короткие дни. И кажется, все свои электронные послания я пишу на рассвете.

У Яника режутся первые зубки, мне так и не удалось выспаться с тех пор, когда ты приезжала в сентябре. Бедняжка так сильно плачет, что его крик стоит у меня в ушах, даже когда он молчит. Это должно как-то называться. Что-то вроде, ну знаешь, того постоянного звона в ушах после дискотеки. Ты понимаешь, о чем я? Скорее, нет.

Вчера ночью в отчаянии от его крика я достала бурбон, обмакнула палец и щедро намазала Янику десны. Это и вправду, кажется, помогло. Можешь представить, как я рассказывала педиатру о том, что смазала Янику рот спиртным?

Больше так не может продолжаться, мой мозг просто превращается в кашу.

Где ты, черт возьми, сейчас? Обедаешь в шикарных ресторанах и носишь красивые вещи, которые не пахнут кислым молоком и не покрыты пятнами? Ты должна читать газетки в постели, потягивать апельсиновый сок и, уютно расположившись под боком у Марко, попивать горячий кофе. И можешь пить «Манхэттен» из настоящего стеклянного бокала.

Я только что ходила посмотреть на Яника. Он уже третий раз (за время, что я пишу тебе письмо) просыпается. Спасибо,

Господи, за электронную почту — нам бы не удалось по-человечески поболтать по телефону.

И СПАСИБО ОГРОМНОЕ ТЕБЕ за все одежки и игрушки, которые ты прислала Янику! Их доставили вчера утром. Он был на седьмом небе от счастья. Ты слишком щедра, знаешь?

Кстати, когда ты расскажешь, сколько же денег оставила тебе мамочка в наследство? Должно быть, целую кучу, раз ты позволила себе бросить работу у Томпсона. До сих пор не могу поверить, что ты отважилась вернуться и выяснить, на что оказалась способна эта ее сиделка. Надеюсь, она горит в аду за все, что совершила. Но я рада, что ты решила не вспоминать о прошлом — что простила Марко его проступок. Он такой милашка. Мы с нетерпением ждем вас на Рождество и Хануку. Это будет незабываемо. Жаль, что вы не сможете погостить подольше. Кстати, когда ты выходишь на работу в Нью-Йорке? В январе? Я так рада, что ты приняла предложение руководить фондом — это отвлечет тебя от печальных воспоминаний. Удивительно, что твой «бывший» из Цюриха пообещал тебе помочь руководить фондом. Томпсон, должно быть, локти себе кусает, потеряв двух таких профессионалов; ну послушай, ты ведь должна делать то, что должна, верно?

Я лучше пойду — ты знаешь, кто снова плачет.

    
С любовью,


Нэн.


P. S. Ты так и не рассказала, что случилось с тем счетом, который ты обнаружила в Цюрихе. Ты уволилась из банка до того, как у тебя появилась возможность все разузнать? Я кое-что обнаружила в Интернете — это может тебя заинтересовать. Еще одна бессонная ночь, чем мне еще заняться? Ты знала, что было обнаружено более пятидесяти тысяч счетов в швейцарских банках? Счетов, принадлежащих жертвам Холокоста. Правда, большая их часть была депозитной. Я встретила лишь несколько упоминаний об опекунских счетах. Странно, но больше всего разоблачающих фактов я обнаружила на сайте Консорциума швейцарских банков — можешь представить?

Вот два вопроса (с ответами), я сохранила их для тебя, думаю, тебе будет интересно:


Вопрос: Что означает выражение «как в швейцарском банке»?

Ответ: Согласно швейцарскому закону, право гражданина на свободу и право собственности полностью защищены. Закон распространяется на всех, и не имеет значения, принадлежит ли имущество, хранящееся в швейцарском банке, гражданину Швейцарии или иностранцу. Хваленое швейцарское упрямство, касающееся тайны банковского вклада, направлено на защиту всех клиентов и их имущества от незаконного доступа со стороны как физических лиц, так и властей, при условии, что сделанные вклады не имеют криминального происхождения.

Вопрос: Я слышал, что в перечне швейцарских вкладов есть много депозитных счетов, открытых швейцарскими попечителями от имени тех, кто стал жертвами геноцида. Это правда?

Ответ: Честно говоря, банк не может быть на сто процентов уверен в том, что тот или иной депозитный счет открыт попечителем. До и во время Второй мировой войны не требовалось, чтобы человек, открывающий счет в швейцарском банке на чужое имя, ставил банк в известность. Однако непохоже, чтобы в этом перечне счетов швейцарского банка было бы много депозитных счетов, открытых попечителями от имени жертв нацистских преследований. Если бы попечители повели себя как подобает, счета давно бы уже попали в руки настоящих владельцев.


Как тебе нравится ответ на последний вопрос? Невольно задумаешься над тем, сколько еще таких опекунских счетов в банках, верно?»


notes


Примечания


1

		Я боюсь, что всех, включая меня, можно развратить.


		Я боюсь, что Нерон и черная звезда преследуют меня.


		Помимо воли меня одолевает дурное предчувствие.


2


Слово Figyelem, не переведенное в тексте оригинала, по смыслу должно означать «внимание». — Здесь и далее прим. переводчика.


3


Древнейшая еврейская фамилия (Коган, Каган, Кан, Кун), встречающаяся еще в письменных источниках I–II вв. н. э. Ведет происхождение от сословия священнослужителей (коганим).


4


Пограничная железнодорожная станция.


5


С 1928 по 1946 г. венгерская денежная единица называлась пенге (от слова pengo — «звонкая монета»); с лета 1946 г. ее заменил форинт.


6


Нет! Руки прочь! (нем.)


7


Французская золотая монета достоинством в двадцать франков.


8


Шутливое название Франции.


9


Ошибка в ПО, связанная с тем, что для экономии памяти в программах при указании года использовались только две его последние цифры. В связи с этим 1 января 2000 года возникли ошибки в функционировании программ. Однако серьезность проблемы была значительно преувеличена и использовалась компьютерными фирмами в маркетинговых целях.


10


Построенная на базе протокола IP технология передачи речи по сетям с пакетной коммутацией. Используется для экономии средств при междугородных и международных звонках.


11


Справочная (нем.).


12


Мне хотелось бы… (нем.)


13


Какой город? (нем.)


14


Скажите, пожалуйста, где здесь ресторан? (нем.)


15


FINACORP — сокращение от «Финансовая корпорация».


16


Кинофильм американского режиссера Отто Премингера (1960) об истории образования государства Израиль.


17


Кинофильм американского режиссера Майкла Кэртиса (1942) о влюбленных, которых разделила Вторая мировая война.


18


В годы Второй мировой войны Португалия была нейтральным государством.


19


Индонезийское национальное блюдо из риса со специями.


20


Вестеркерк (Западная церковь) — один из архитектурных памятников города; построена в 1631 г.


21


Туристы неправильно употребляют слово «persecuted» — преследуемый, поэтому в переводе обыгрывается слово «геноцид».


22


Дворец XIX века в Рио-де-Жанейро; до начала 1970-х гг. там располагалось министерство иностранных дел Бразилии.


23


6 июня 1944 — день открытия Второго фронта, когда войска союзников под командованием генерала Д. Эйзенхауэра высадились на побережье Нормандии, в Северной Франции.


24


Индекс текущей стоимости акций различных компаний, рассчитываемый фирмой «Доу-Джонс энд компани» по котировкам Нью-Йоркской фондовой биржи.


25


Требование брокера к клиенту внести денежные средства или ценные бумаги в качестве дополнительного обеспечения, вызванное неблагоприятным изменением цен, в противном случае часть позиции клиента закрывается (продается), чтобы покрыть недостающую маржу.


26


Счет клиента у брокера; по такому счету финансовые инструменты можно покупать в кредит (вносится только маржа); на счете необходимо иметь определенную сумму.


27


Результат распределения капитала по нескольким альтернативным инвестиционным активам — например, вложения в различные ценные бумаги.


28


Горнолыжный курорт в Швейцарских Альпах, недалеко от Берна.


29


Знаменитый мост в Сан-Франциско (открыт в 1937 г.).


30


Совокупность денежных средств и приравненных к ним активов, принадлежащих определенному лицу; характеризует финансовое положение лица.


31


Высокодоходные акции с низким уровнем риска и другие активы.


32


Ганимед — в древнегреческой мифологии троянский юноша, и I II своей необыкновенной красоты похищенный богами и взятый ими на небо, где стал виночерпием Зевса. Перен. — слуга, подающий гостям вино.


33


Фишль, Эрик (р. 1948) — современный американский художник-реалист.


34


Рад вас снова видеть (швейцарский диалект немецкого).


35


Заявление о предоставлении финансовых полномочий (нем.).


36


Обиходное название тех положений конституций семи южных штатов Америки после Гражданской войны, которые освобождали лиц, обладавших правом голоса до 1867 года, и их потомков от образовательного и имущественного ценза, обязательных для других избирателей.


37


Рой Лихтенстайн (1923–1997) — американский художник, скульптор, крупнейший представитель поп-арта. Известен своими масштабными полотнами и эстампами на основе комиксов.


38


Взаимный инвестиционный фонд, вкладывающий средства только в акции, как правило, — в обычные, иногда — только в привилегированные.


39


Принцип свободной торговли и свободы предпринимательства. Утвердился в США в XIX в.


40


Управляемый банком или трастовой фирмой по доверенности; счет остается за балансом банка, весь риск несет клиент, а банк получает комиссионные.


41


Распоряжение брокеру о покупке ценных бумаг.


42


Ничего не найдено (нем.).


43


Печаль, тоска, уныние (исп.).


44


Имитирует узор кашмирской шали со сложным рисунком «огурцы»; с начала XIX в. материя с таким узором выпускалась на юго-западе Шотландии, в городе Пейсли.


45


Вот оно! Нашла! (венг.)


46


Старейший университет на Род-Айленде, в Провиденсе. Первый университет в штате Род-Айленд и седьмой в США, основан в 1764 г.


47


«Лига плюща» — объединение восьми старейших привилегированных учебных заведений на Северо-Востоке США.


48


Песчаный полуостров ледникового происхождения на юго-востоке штата Массачусетс. Модный летний курорт.


49


Пожалуйста! (венг.)


50


100 лет кино. Под редакцией Магды Вассеф. Изд-во «Плюм» (фр.).


51


Нотариально заверенное письменное показание под присягой. В судебных учрежде ниях ряда стран приравнивается к очным свидетельским показаниям.


52


Паукер, Анна (1893–1960) — румынская политическая деятельница. В 1947–1952 гг. — министр иностранных дел Румынской Народной Республики.


53


Не правда ли? (фр.)


54


Хэнкок, Герберт Джефри (р. 1940) — популярный афроамериканский пианист и композитор, основатель джазового стиля фьюжн.


55


Шортер, Уэйн (род. 1933) — саксофонист; Дэвис. Майлз (1926–1991) — трубач. Звезда американского джаза второй половины XX в.


56


Питерсон. Оскар (р. 1925) — канадский джазовый пианист и композитор, очень популярный и в США.


57


Трайбика — жилой район в Нижнем Манхэттене.


58


Агентство «Стандард энд Пурз» — крупнейшее рейтинговое агентство. Поставляет на мировые рынки аналитические услуги и информацию, составляет различные индексы, основной из них — индекс «Стандард энд Пурз 500» — индекс пятиста компаний, чьи акции раскупаются наиболее активно на Нью-Йоркской фондовой бирже.


59


Персонаж «Сказок дядюшки Римуса» Дж. Харриса — соломенное чучело, вымазанное смолой, которое коварный братец Лис подсунул Братцу Кролику.


60


Маленькая мушка.


61


Дерьмо!


62


Информационная сеть внутри организации, построенная по принципам Интернета, но предназначенная только для внутреннего пользования.


63


Кинокомедия режиссера Стенли Кубрика на тему «холодной войны» (1964).


64


У вас четыре новых сообщения (нем.).