Сказание о Юэ Фэе. Том 2 Цянь Цай Сказание о Юэ Фэе #2 Роман о национальном герое Китая эпохи Сун (X–XIII вв.) Юэ Фэе. Автор произведения — Цянь Цай, живший в конце XVII — начале XVIII века, проанализировал все предшествующие сказания о полководце-патриоте и объединил их в одно повествование. Юэ Фэй родился в бедной семье, но судьба сложилась так, что благодаря своим талантам он сумел получить воинское образование и возглавить освободительную армию, а благодаря душевным качествам — благородству, верности, любви к людям — стать героем, известным и уважаемым в народе. Враги говорили о нем: «Легко отодвинуть гору, трудно отодвинуть войско Юэ Фэя». Образ полководца-освободителя навеки запечатлелся в сердцах китайского народа, став символом честности и мужества. Произведение Цянь Цая дополнило золотую серию китайского классического романа, достойно встав в один ряд с такими шедеврами как «Речные заводи», «Троецарствие», «Путешествие на Запад». Цянь Цай Сказание о Юэ Фэе Том 2 Глава сороковая Юэ Юнь находит невесту в поместье Гунцзячжуан. Чжан Сян спасает государя на горе Нютоушань Издревле к счастью Тропы неизвестны, Но жениха Всегда влечет к невесте. Вы, связанные Узами любви, И разлученные Душою — вместе! Итак, Юэ Юнь провалился в яму, и какие-то люди поддели его крюками. Но юноша не растерялся, громко гикнул, конь взвился на дыбы и вынес его из ямы. Перепуганные разбойники разбежались. Это были конокрады. А возглавлял их Лю Ни, второй сын предателя Лю Юя. Больно уж понравился ему рыжий конь Юэ Юня, и он непременно хотел им завладеть. Между тем Юэ Юнь скакал по горной дороге. Начинало смеркаться, но подходящего места для ночлега не попадалось. Наконец, когда уже совсем стемнело, он очутился возле какой-то усадьбы. Люди как раз запирали на ночь ворота. Юэ Юнь спешился и обратился к ним: — Не пустите ли меня переночевать? Наш хозяин очень гостеприимен, — ответил один из слуг, — но только он уже лег спать, и нам неудобно его тревожить. Я бы устроил вас у себя, но, боюсь, вам не понравится — постель жестковата. — Ничего, — сказал Юэ Юнь. — Я и не собираюсь спать: посижу до рассвета — и в дорогу. Только куда поставить коня? — Об этом не беспокойтесь. Юэ Юнь поблагодарил. Человек провел гостя к себе в домик. Юэ Юнь стал его расспрашивать, как называется место, куда он попал, и кто хозяин усадьбы. — Поместье называется Гунцзячжуан, — отвечал тот. — А хозяин наш большой хлебосол, у него часто бывают гости. Если бы вы приехали пораньше, он принял бы вас как подобает! — Ничего, спасибо, хоть вы меня приютили! — поблагодарил его Юэ Юнь. Несмотря на то что добыча ушла из его рук, Лю Ни и не думал успокаиваться. Он пустился по следам беглеца. В сумерки он тоже добрался до усадьбы, где устроился Юэ Юнь. — Что там за строение? — спросил он своих разбойников. — Усадьба Гунцзячжуан. «Я давно хотел забрать дочь Гун Чжи себе в наложницы. Сама судьба, видно, привела меня сюда», — подумал Лю Ни и приказал разбойникам взять усадьбу. Слуги заметили чужих людей и разбудили хозяина. Тот вооружился и вместе со своими людьми выступил против нападающих. Но разве простые крестьяне могли устоять против вооруженных до зубов разбойников? Они сразу же обратились в бегство. Их крики разбудили Юэ Юня. Он схватил свои молоты и выскочил во двор. Лю Ни не успел опомниться, как молот Юэ Юня обрушился на его голову. Потеряв своего предводителя, разбойники бежали. Пока Юэ Юнь преследовал их, в главном зале усадьбы были накрыты столы в честь гостя, и когда тот вернулся, Гун Чжи пригласил его занять почетное место. Жена хозяина из-за двери незаметно подглядывала за Юэ Юнем и была поражена его необыкновенной внешностью. — Вот бы нам такого зятя! — сказала она мужу, когда он вышел отдать кое-какие распоряжения. — С виду он молод и, наверное, еще не просватан. — Это легко узнать. — Гун Чжи снова вышел в зал и обратился к гостю: — Почтенный молодой гость, моя супруга не знает даже, как благодарить вас за спасение. Нашей единственной дочери четырнадцать лет, и если вы не возражаете, мы готовы ее за вас сосватать. — Женитьба-дело серьезное, — ответил Юэ Юнь, — и я не могу дать согласия, не посоветовавшись с родителями. — Я вас понимаю и могу подождать, — заверил его Гун Чжи. — Вы только оставьте нам какую-нибудь вещь в знак того, что сговор состоялся. Юэ Юнь достал связку монет и протянул ее Гун Чжи: — Эти деньги мне дала бабушка на дорогу вместо амулета. Пусть они останутся у вас в знак того, что как только настанет мирное время, я приеду за невестой. Юэ Юнь еще одну ночь провел в усадьбе Гунцзячжуан, а наутро распрощался с радушными хозяевами и снова пустился в дорогу. А теперь возвратимся к Ню Гао. В пятнадцатый день восьмого месяца он, грустный, сидел в шатре. К нему зашел Тан Хуай. — Брат Тан, — сказал ему Ню Гао, — сегодня я хочу принести жертвы и поплакать на могиле Гао Чуна. — Хорошо, я доложу юаньшуаю. Когда Тан Хуай вышел, Ню Гао велел телохранителям приготовить вино, жертвенные кушанья и вечером отправился на могилу. Преклонив колена, он принес жертвы и горько заплакал: — О, мой брат! О, несчастный брат Гао!… От рыданий в голове у Ню Гао помутилось, и он без чувств упал на могилу. В этот день юаньшуай Юэ Фэй в сопровождении Чжан Бао выехал из лагеря, чтобы ознакомиться с расположением цзиньских войск. — Ну и армия у чжурчжэней! — сокрушался он, когда они проезжали мимо лагеря Учжу. — Как же тут уберечь государя? В один прекрасный день кончится провиант, и все мы погибнем! Возвратившись в лагерь, расстроенный юаньшуай удалился в шатер, приказав Чжан Бао выставить повсюду усиленную охрану. Между тем император в монастыре Юйсюй отмечал праздник Середины осени. На столе были расставлены вино и закуски. С императором был только один Ли Ган. — Мой верный друг! — сетовал Гао-цзун. — До чего же неласкова ко мне судьба! Отца и деда враги увели в неволю. Мне самому чудом удалось вырваться из рук чжурчжэней, переплыть реку и вступить на трон в Цзиньлине. Как будто все стало налаживаться, и тут опять в нашу землю вторгся Учжу. Если всемогущие духи не явят чудо, нам, видно, до конца дней не видать покоя! Император горько заплакал. Ли Ган, как мог, его утешал: — И все-таки, государь, судьба не лишила вас счастья. Пусть два старых императора в неволе, сидят в яме, но главное — они живы! Как только Ли Ган упомянул о старых императорах, Гао-цзун зарыдал еще горестнее. Чтобы как-нибудь отвлечь его от грустных мыслей, Ли Ган предложил: — Государь, вы помните изречение древних: «Сколько раз в жизни человеку удается видеть над собою полную луну»? Сегодня праздник Середины осени — не хотите ли полюбоваться луной? Может быть, это развеет вашу печаль? — Я не против, — согласился император. — Только вы уж составьте мне компанию. Ли Ган приказал подать коней. Они выехали за ворота монастыря и направились к храму Полководца огненных колесниц. Навстречу им вышел Тао Цзинь и осведомился: — Осмелюсь спросить, куда направляется государь? — Хочу спуститься с горы и полюбоваться луной. — Простите, государь, но я не могу вас пропустить, иначе юаньшуай меня строго накажет! — набравшись смелости, сказал Тао Цзинь. — Не бойся. Если он вздумает тебя наказывать, я заступлюсь, — пообещал император. Тао Цзиню пришлось уступить. Гао-цзун и Ли Ган спустились к хребту Лист лотоса. Здесь их попытался задержать Чжугэ Ин. — Не мешайте мне — я знаю, что делаю! — с недовольством сказал император. — Ничего со мной не случится. Чжугэ Ину пришлось открыть проход в заграждениях на дороге. Когда император проехал, он шепнул Ли Гану: — Великий наставник, прошу вас — присматривайте за государем! Возвращайтесь поскорее, появляться на глаза врагу опасно! Ли Ган в знак согласия кивнул головой. Когда государь и его наставник спустились к подножью горы, Ли Ган придержал коня и обратился к Гао-цзуну: — Взгляните, государь! Отсюда стан чжурчжэней виден как на ладони! Император остановился… А в лагере чжурчжэней в это время произошло следующее. Учжу тоже залюбовался необыкновенно яркой луной и предложил своим военачальникам выехать на прогулку. Подъехав к подножью горы, они услышали неподалеку голоса. Учжу поспешил укрыться в тени скалы и прислушался. Это же голос ненавистного Кан-вана! — Он здесь! — шепотом сказал Учжу военному наставнику. — Я сейчас подкрадусь и схвачу его. А вы скачите в лагерь за воинами — будем брать гору! Хамичи удалился. Учжу стал осторожно пробираться среди скал поближе к Кан-вану. Тот в это время как раз проклинал его. — Эй, ничтожество! Ты еще смеешь оскорблять людей! — во все горло рявкнул Учжу и выскочил на освещенное луной место. — Берегись! У Гао-цзуна и Ли Гана от страха душа ушла в пятки. Они повернули коней и пустились наутек. Учжу преследовал их по пятам. Чжугэ Ин сверху заметил погоню и преградил дорогу преследователям. В это время один из младших военачальников бросился в шатер Юэ Фэя. — Господин юаньшуай, беда! Государь самовольно поехал на хребет Лист лотоса! Учжу лезет на гору! Встревоженный Юэ Фэй крикнул, чтобы ему подали коня, но Чжан Бао доложил: — На вашем коне молодой господин Чжан Сян поскакал спасать государя! Юаньшуай бросился к воротам лагеря пешим… Дело в том, что в спешке Чжан Сян перепутал коней и вскочил на коня Юэ Фэя. Отряд Чжугэ Ина к этому времени был разбит чжурчжэнями, император вот-вот мог попасть в плен. Чжан Сян вскинул копье и с ходу налетел на Учжу. Тот едва успел уклониться от удара — острие копья разорвало ему ухо… Едва Юэ Фэй выбежал за ворота, как увидел скачущего ему навстречу Гао-цзуна. — Государь, вас, наверное, напугали! — воскликнул юаньшуай и, обращаясь к Ли Гану, добавил: — Великий наставник, вы самый близкий государю человек! Как же вы разрешили ему гулять в таком опасном месте? — Виноват, простите! — пробормотал смущенный Ли Ган. А в это время Чжан Сян преследовал Учжу и, когда тот укрылся в своем лагере, ворвался во вражеский стан следом за ним, избивая всех, кто встречался ему на пути. Учжу бежал в тыловой лагерь. Чжан Сян хотел было продолжать преследование, но тут раздались удары барабана, возвещая об окончании второй стражи, и молодой человек повернул обратно, чтобы доложить юаньшуаю о своем подвиге. Пока происходили все эти события, Ню Гао в беспамятстве лежал на могиле Гао Чуна. Вдруг возле самого его уха раздался голос: — Брат Ню, вставай и соверши подвиг! Ню Гао мгновенно очнулся, вскочил на коня и выхватил свои сабли. Воины, оборонявшиеся на склоне горы, решили, что он едет в бой по приказу юаньшуая, и поэтому не стали его задерживать. Когда Ню Гао ворвался в неприятельский лагерь, чжурчжэни доложили о нем Учжу. — Этот черномазый ни во что меня не ставит! — в ярости вскричал Учжу. Он вскочил на коня и помчался навстречу врагу. Грозный вид цзиньского предводителя испугал Ню Гао, но прежний голос шепнул ему: — Брат Ню, смелее! Я тебе помогу! Ню Гао овладел собой, отбил удар вражьей секиры и сам сделал выпад. Удар пришелся Учжу по плечу. Он круто повернул коня и обратился в бегство. Но цзиньские воины продолжали наседать. От напряжения у Ню Гао заболели руки, пот градом катился с его лба. В отчаянии он воскликнул: — Брат Гао Чун! Помоги же мне! Вражеские воины только рассмеялись: — Никак, с ума сошел этот черномазый Ню Гао! Давайте-ка вместе навалимся на него и схватим! Кольцо врагов вокруг Ню Гао сомкнулось… Но не будем гадать, что случилось с Ню Гао, расскажем лучше о Юэ Юне. Подъехав к горе Нютоушань, он в изумлении остановился: вражеские лагеря растянулись в обе стороны на десять ли. «Здорово! — мысленно воскликнул Юэ Юнь. — Подумать только, какая несчетная вражья рать здесь собралась! Ладно, все равно перебью всех!» Он тронул коня за поводья, взмахнул молотами и крикнул: — Берегитесь, варвары! Юэ Юнь идет на вас! Под его натиском враги отступили. Тогда в бой вступил сам Учжу, вооруженный секирой. Юэ Юнь с такой силой отбил его удар, что Учжу покачнулся и почувствовал боль в руке. С криком он ускакал прочь. Юэ Юнь не стал его преследовать. Он беспрепятственно разъезжал по вражескому лагерю, будто по пустынной равнине, — трупы перед ним громоздились горами, кровь лилась рекой. В этот момент он и увидел в кольце врагов Ню Гао. Кровь опять закипела в жилах юноши. Он разогнал чжурчжэней и крикнул: — Дядя Ню Гао, это я — ваш племянник Юэ Юнь! Пораженный Ню Гао остановился. — Ты как сюда попал? Вдвоем они вырвались из кольца и вернулись на гору. А тем временем Юэ Фэй созвал у себя в шатре военный совет. — Полководец Ню просит разрешения предстать перед вами! — доложил чиновник. — Впустите! — распорядился Юэ Фэй. Ню Гао вошел и опустился на колени: — Господин юаньшуай! Ваш приказ выполнен! — Какой приказ? «На самом деле, какой приказ? — подумал с недоумением Ню Гао. — Я спал на могиле Гао Чуна, потом ворвался в неприятельский лагерь и встретил Юэ Юня. Никто мне ничего не приказывал!…» Сделав вид, как будто бы ничего не случилось, Ню Гао сказал: — Простите, господин юаньшуай, я сам не знаю, что говорю! Я увидел, что мой племянник Юэ Юнь проник в неприятельский лагерь, и бросился ему на помощь. Только теперь Юэ Фэй уразумел, что Ню Гао дрался с чжурчжэнями вместе с его сыном, и поэтому сказал: — Встань, пожалуйста, брат Ню Гао! Ню Гао отошел в сторону, а Юэ Фэй подозвал сына и строго спросил: — Ты зачем сюда явился? Почему не учишься дома? Юэ Юнь рассказал ему, как войско чжурчжэней пыталось напасть на них и как он отразил врагов. Слушая сына, Юэ Фэй только вздыхал. Потом Юэ Юнь поведал отцу о том, как по ошибке попал в Шаньдун, как встретился с Гуань Лином и убил Лю Ни, и как просватался за барышню Гун. Юэ Фэй отправил сына отдыхать, а на следующее утро представил своим военачальникам. Так как сын выдержал испытание в бою, то он решил послать его за провиантом, и поэтому после утреннего приема велел Чжан Бао приготовить для него коня. Поедешь в Цзиньмыньчжэнь. Скажешь начальнику гарнизона, чтобы он послал мне провиант и сам шел на помощь. Мы должны вернуть государя в Цзиньлин во что бы то ни стало! Будь осторожен в дороге. Юэ Юнь вышел из шатра, вскочил на коня и поскакал к хребту Лист лотоса. «Пожалуй, легче всего пробиться через лагерь Няньханя!» — подумал он и выхватил молоты. Поистине: Смерть презирая, Яростно и смело Прорвался он Сквозь вражеские стрелы. Засады, Загражденья миновал, Свершая подвиг За святое дело! Если вы не знаете, как Юэ Юнь сражался в неприятельском лагере, то прочтите следующую главу. Глава сорок первая Уничтожив таблички о запрещении поединков, Юэ Юнь нарушает приказ. Победив в единоборстве цзиньского вана, Хань Ян-чжи проникает во вражеский стан Героя юного горяч Неистощимый пыл, С послушным луком и мечом Непобедим он был. Он вражескому главарю Снес голову с широких плеч, Поганой кровью загрязнив Свой благородный меч. Итак, Юэ Юнь ворвался в неприятельский лагерь и крикнул: — Берегитесь, варвары! Я здесь! Словно пляшущие в воздухе снежинки, замелькали его молоты. Няньхань выехал навстречу противнику, но, увидев перед собой юного воина, еще совсем мальчика, рассердился: — Мальчишка! Я тебе покажу! Он вытащил бронзовый молот и метнул его в Юэ Юня. Тот ловко уклонился в сторону, одним молотом отбил удар, а другим нанес ответный удар противнику в левое плечо. Няньхань вскрикнул и бросился наутек. Юэ Юнь проскакал через весь лагерь и выбрался на дорогу, ведущую к Цзиньмыньчжэню. В городе он явился в ямынь и вручил письмо отца начальнику гарнизона Фу Гуану. На следующее утро начальник гарнизона проводил Юэ Юня, а сам занялся подготовкой к походу. Когда он находился в военном лагере, ему доложили: — Господин, какой-то нищий требует, чтобы вы его приняли! — Впустите! — распорядился Фу Гуан. Вошел молодой человек, одетый в лохмотья. Начальник гарнизона смерил взглядом его могучую фигуру и строго спросил: — Ты почему скандалил? — Я не скандалил, — спокойно отвечал тот. — Я просил ваших людей впустить меня, а они гнали прочь. — Ты, видно, силен, если посмел спорить с моими людьми? — На силу не пожалуюсь. — Оружием пользоваться умеешь? — Немного. — Дайте ему мой меч, — распорядился Фу Гуан. — Хочу посмотреть на его искусство. Нищий взял меч и стал показывать приемы боя. Фу Гуан смотрел на него с восхищением. «Ну и богатырь! В моем мече больше пятидесяти цзиней, а он вертит им, как игрушкой!» Нищий, которого звали Ди Лэем, оказался потомком Цинси-вана Ди Цина. — Молодец! — похвалил его Фу Гуан. — Назначаю тебя начальником передового отряда. Как только совершишь подвиг, получишь повышение. Не будем описывать, как Фу Гуан снаряжал войска и как выбирал счастливый день для выступления в поход. Вернемся сейчас к Няньханю, который созвал своих военачальников на совет. — Силен сын Юэ Фэя! — говорил он. — Не иначе как он убил юаньшуая Сели Хуабао! В шатер вбежал воин и доложил: — Господин, прибыл Ваньянь Золотой Шар! Ждет ваших приказаний у ворот лагеря! Ваньянь Золотой Шар был младшим сыном Няньханя. Молодой воин обладал необыкновенной силой и в совершенстве владел искусством боя на молотах. Когда отец провел его к Учжу, Ваньянь Золотой Шар смело спросил: — Наш старый государь никак не поймет, почему вы до сих пор не схватили Юэ Фэя и Кан-вана и не завладели Поднебесной? Учжу рассказал ему о храбрости Юэ Фэя и его военачальников. — Дядя, разрешите мне сейчас сразиться с Юэ Фэем, — вызвался молодой воин. — Я с ним быстро разделаюсь, тогда и попируем. «Пусть узнает, кто такой Юэ Фэй!» — усмехнулся про себя Учжу и приказал выстроить войско для боя. Когда сунские воины доложили о передвижении в лагере чжурчжэней, Юэ Фэй обратился к военачальникам: — Кто выйдет навстречу врагу? Как всегда, первым вызвался Ню Гао. — Поезжай, но будь осторожен! — разрешил юаньшуай. Ню Гао поскакал к вражескому лагерю, громко крича: — Эй, варвары! Кто будет драться со мной? Называйте имя, чтобы я сразу знал, кого побил! — Я, Ваньянь Золотой Шар, буду драться! — вызвался молодой воин. — Золотой Шар! — усмехнулся Ню Гао. — По мне будь ты хоть железным шаром, я из тебя все равно сделаю мясную фрикадельку! Начался бой. Золотой Шар с такой силой ударил Ню Гао, что у того заныли плечи. — Неплохо! — крикнул он и, понимая, что ему не устоять, обратился в бегство. — Этот юнец только что явился в лагерь Учжу, — доложил он Юэ Фэю. — Силища у него страшная, молоты тяжелые — не смог я с ним справиться! В это время к Юэ Фэю подскакал разведчик. — Господин юаньшуай, вражеский военачальник шумит, требует, чтобы вы сами выехали на поединок! — Вот наглец! — покачал головой Юэ Фэй. — Впрочем, посмотрю, что это за богатырь появился у чжурчжэней. В сопровождении военачальников юаньшуай покинул лагерь. Когда противник приблизился, Юэ Фэй увидел, что: Зловещ и грозен, Словно туча он, Надевший Из верблюжьей кожи латы, На голове — Сверкает шлем булатный, Броня на теле… Истинный дракон! Ужасный лик — Ужель не привиденье? Густая грива Достает до ног. Да, это лев, Застывший на мгновенье, Чтобы внезапный Совершить прыжок! Два молота Блестят над головою, Он в ярости Сдержать не в силах дрожь… Уже ведут Коня на поле боя, Могучий конь С цилинем черным схож! — Кто хочет с ним сразиться? — обратился юаньшуай к приближенным. Первый вызвался Юй Хуа-лун. — Ты кто такой? — крикнул Золотой Шар, когда тот выехал ему навстречу. — Юй Хуа-лун, военачальник юаньшуая Юэ Фэя. — Ну, так отведай моего молота! Всадники схватились. Юй Хуа-лун сразу почувствовал, что ему не одолеть противника, и ускакал на гору. Его сменил Дун Сянь. Подняв секиру, он налетел на чжурчжэня, но после восьми схваток тоже отступил. Боевой азарт овладел Хэ Юань-цином. Не спрашивая разрешения юаньшуая, он хлестнул коня, поднял молоты и ринулся навстречу врагу. — Прежде чем драться, назови свое имя! — крикнул ему Золотой Шар. — Я — Хэ Юань-цин! Уж от меня ты не уйдешь! «Этот южный варвар тоже дерется на молотах, как и я! — подумал Золотой Шар. — Попробую помериться с ним силой!» Он двинулся навстречу противнику, и поединок начался. Тревожно Затрещали барабаны, Клич боевой Гремит над полем брани! Два жеребца — Как юркие драконы! А молоты рождают грохот грома! Чжурчжэньский вождь Коварен и искусен, Он хочет Растоптать священный край, Но Юань-цин Перед врагом не струсит, Он защитит От недруга Китай! Он защитит Отчизны сунской знамя, Могуч герой, Скрежещущий зубами! Негодованьем Цзиньский вождь объят, Из-под густых бровей Глаза горят. * * * Их битва Устрашила в небе тучи. При виде Этих двух богатырей Вода внезапно Вышла из морей И задрожали Гор высоких кручи! * * * Если достойны друг друга в сраженье, Если упорны в бою напряженном, Трудно сказать, кто из двух победитель, Трудно кого-то назвать побежденным! После двадцати схваток Хэ Юань-цин не устоял и бежал на гору. «Мой племянник одержал столько побед, и незаметно, чтобы он устал!» — подумал довольный Учжу и ударами гонгов созвал войска. — Дядя, почему вы вернули меня? — спросил его Золотой Шар. — А я только было собрался схватить Юэ Фэя! — Ты устал с дороги. Отдохни, а завтра снова будешь драться. И Учжу пригласил племянника к столу. За вином завязалась беседа, и кто-то упомянул о необыкновенной храбрости юного воина Юэ Юня. — Зря его хвалите! — с самодовольной усмешкой заявил Золотой Шар. — Завтра же я его побью! В это время Юэ Фэй вернулся в лагерь и сказал военачальникам: — В цзиньском стане появился какой-то юнец. Храбрость его граничит с безумием, как бы он опять не напал на нас. И он велел выставить на подступах к горе усиленные караулы. На другой день войска чжурчжэней снова подступили к горе, и юаньшуай приказал Чжан Сяну первым завязать бой. — Эй, ты! Как твое имя? — высокомерно окликнул его Золотой Шар. — Чжан Сян. Юаньшуай Юэ Фэй поручил мне схватить тебя. Не вздумай бежать! С копьем наперевес он устремился на противника. «Дядя предупреждал меня, что в бою от южных варваров можно ждать чего угодно, — подумал Золотой Шар и поднял молоты. — Надо быть осторожнее». Противники скрестили оружие. Копье летало, как будоражащий реку дракон; молоты мелькали, словно прыгающие с горы тигры. Искусно владел копьем Чжан Сян, но и Золотой Шар действовал молотами безукоризненно. В конце концов у Чжан Сяна истощились силы, и он вынужден был бежать. Юаньшуаю больше некого было высылать в бой — пришлось выставить таблички о запрещении поединков. Золотой Шар кричал, бранился, но никто не принимал его вызова, и ему пришлось вернуться в лагерь, где его с триумфом встретил ликующий Учжу. А тем временем из Цзиньмыньчжэня вернулся Юэ Юнь. Подъехав к стану чжурчжэней, юноша пришпорил коня и галопом проскакал через лагерь. Кто попадался под его молоты — падал мертвым, кому удавалось увернуться — спасался бегством. Вырвавшись из вражеского окружения, Юэ Юнь поднялся до половины горы, и вдруг в глаза ему бросились выставленные повсюду таблички о запрещении поединков. «Странно! — подумал он. — Я прорвал кольцо неприятеля, и никто не посмел меня задержать, а тут эти объявления! Наверное, кто-то выставил их нарочно, чтобы осрамить моего отца!» В ярости Юэ Юнь изрубил все таблички. Юаньшуай сидел в шатре в скверном расположении духа, как вдруг ему доложили: — Ваш сын у ворот лагеря ждет распоряжений! — Пусть войдет. Юэ Юнь вошел в шатер, опустился на колени и воскликнул: — Батюшка, по вашему повелению я повидался с начальником гарнизона Фу Гуаном. Он пообещал незамедлительно выступить в поход. Вот его письмо. — Юноша передал отцу бумагу и продолжал: — Когда я поднимался на гору, то увидел объявления о запрещении поединков. Наверное, вас кто-то обманул, чтобы осрамить род Юэ? Я все таблички уничтожил. Надеюсь, вы дознаетесь, кто это сделал, и накажете его по военным законам. Не владея собой, юаньшуай вскочил с места: — Наглец! Как ты мог подумать, что кто-то в Поднебесной осмелится нарушить мой приказ! Я выставил таблички, а ты их порубил, — значит, ты и нарушил приказ! — И он повернулся к приближенным: — Связать его и отрубить голову! Подчиненные переполошились. — Господин юаньшуай, ваш сын молод и горяч. Он ничего не знал о вашем приказе и нарушил его непреднамеренно. — Если мой собственный сын не выполняет приказов, то как мне требовать этого от простых воинов? — возразил юаньшуай. Военачальники замолчали, и только один Ню Гао не сдавался: — Господин юаньшуай, позвольте мне слово молвить! — Говори! — Вы эти таблички выставили потому, что никто не мог справиться с Золотым Шаром. А ваш сын молод, военных законов не знает, вот он и порубил их. Если вы его казните, то потеряете сына и лишитесь храброго воина, который мог бы победить Учжу. Прежде всего, это невыгодно для войска, и потом над вами же будут насмехаться, что вы из-за какой-то мелочи казнили сына! Лучше разрешите ему вступить в бой с Золотым Шаром. Если он победит — наградите, а если будет побит — казните! — Ты за него поручишься? — спросил Юэ Фэй. — Поручусь. — Пиши обязательство. — Я не умею писать. Пусть за меня напишет брат Тан Хуай. Тан Хуай написал нужную бумагу, Ню Гао поставил под ней отпечаток пальца и передал юаньшуаю. Так Юэ Юнь был отдан на попечение Ню Гао. Когда Ню Гао вышел из шатра юаньшуая, навстречу ему попался разведчик. Ню Гао остановил его: — О чем ты собираешься докладывать? Ваньянь Золотой Шар опять вызывает на бой. — Тогда иди, докладывай! — И, обращаясь к Юэ Юню, сказал: — Слушай меня: если в бою почувствуешь, что тебе не справиться с этим варваром — пробейся через цзиньский лагерь и скачи домой. Юэ Юнь кивнул головой и поблагодарил за совет. Ню Гао проводил Юэ Юня до подножья горы, а дальше тот поскакал один. При появлении Юэ Юня Золотой Шар крикнул: — Ты кто такой? — Юэ Юнь — сын юаньшуая Юэ Фэя! — Ты-то мне и нужен! В воздухе засверкали молоты. Противники бились долго, но никто не мог взять верх. «Не удивительно, что отец запретил поединки! — подумал Юэ Юнь. — Этот варвар дерется, как зверь!» На восьмидесятой схватке Юэ Юнь начал сдавать, и Ню Гао, который с волнением следил за поединком, невольно воскликнул: — Что же ты, племянник?! Не упускай его! Золотой Шар подумал, что это сзади его окликает Учжу, и оглянулся. В этот момент тяжелый молот Юэ Юня обрушился ему на плечо, и Золотой Шар упал с коня. Победитель соскочил на землю, ударом меча обезглавил поверженного, подвесил его голову к седлу и ускакал на гору, чтобы доложить о выполнении приказа. Юэ Фэй простил сына, а голову врага распорядился выставить на шесте у ворот лагеря. Цзиньские воины забрали безголовый труп и тоже вернулись в лагерь. Повергнутый в горе Учжу приказал мастерам вырезать из дерева голову, приставить к телу убитого и отправить на родину для похорон. — Наставник! — говорил он Хамичи. — А если подоспеют сунские войска из других мест? Как мы отразим их удар? — Тут я бессилен, государь! Единственно, что могу посоветовать, — немедленно вступить в решающий бой с Юэ Фэем! Учжу ничего не сказал в ответ, но лицо его омрачилось. В это время Хань Ши-чжун с госпожой Лян и сыновьями Хань Шан-дэ и Хань Янь-чжи усмирил в Жунане Цао Чэна, Цао Ляна, Хэ У и Цзе Юня, набрал из числа сдавшихся воинов стотысячную армию и на судах по реке двинулся против чжурчжэней. У Ханьяна его суда встали на якорь. Город находился всего ли в пятидесяти от горы Нютоушань. Посоветовавшись с женой, Хань Ши-чжун решил идти на выручку государю. — А не лучше ли сначала известить Юэ Фэя? — предложила госпожа Лян. — Быть может, ему не нужна наша помощь. — Пожалуй, ты права, — согласился Хань Ши-чжун и спросил военачальников: — Кто из вас осмелится отвезти письмо на гору Нютоушань? Его шестнадцатилетний сын Хань Янь-чжи, вооруженный копьем Тигровая голова, смело выступил вперед: — Я! — Юаньшуай отдал ему письмо и строго наказал: — Будь осторожен! Не сделай какого-нибудь опрометчивого шага! Юноша почтительно выслушал отца, сошел на берег и поскакал к горе Нютоушань. Проехав около двадцати ли, он увидел скачущего навстречу всадника. — Куда ты, брат! — кричал воин. — Поворачивай — там чжурчжэни! Хань Янь-чжи улыбнулся, хотел заговорить с воином, но тот уже промчался мимо. Скоро показался Няньхань с отрядом чжурчжэней. Хань Янь-чжи вскинул копье и нацелился в грудь врагу. Няньхань с трудом отбился. Осыпаемый градом ударов, он хотел бежать, но юноша, издав боевой клич, изловчился и насмерть поразил его. Затем соскочил с коня и отрубил голову поверженному врагу. Бежавший воин приблизился к Хань Янь-чжи и низко поклонился. — Вы меня спасли! — сказал он. — Позвольте узнать ваше славное имя. — Сначала скажите мне, кто вы и почему вас преследовали? — Меня зовут Цзинь Цзе, я начальник заставы Оутангуань. Юаньшуай вызвал меня защищать государя, я доехал до цзиньского лагеря, и тут на меня напал этот чжурчжэнь. Я не смог его одолеть и бежал. Еще раз спасибо, что выручили меня! Хань Янь-чжи спрыгнул с коня: — Простите, что я так грубо обошелся с вами, господин Цзинь! — Что вы, что вы! Я буду счастлив, если вы назовете свое имя! — Я Хань Янь-чжи — сын юаньшуая Ханя и военного губернатора госпожи Лян. Отец послал меня к юаньшуаю Юэ Фэю. — Так вы — молодой господин Хань! Простите, не оказал вам должных знаков уважения!… У меня к вам просьба: не сможете ли вы передать грамоту государю и письмо моему зятю Ню Гао? После поражения мне, право, стыдно являться на глаза сыну Неба. Я лучше здесь подожду ответа. — С удовольствием! Юноша спрятал бумаги за пазуху, привесил к седлу отрубленную голову Няньханя и сказал Цзинь Цзе: — У чжурчжэня добрый конь, почему вы не хотите взять его себе? — Как раз хотел это сделать, — ответил тот и переменил коня. — У развилки дорог они простились. — Вон там впереди — гора Нютоушань, — сказал Цзинь Цзе, — а под горой — цзиньские лагеря. Будьте осторожны! Хань Янь-чжи двинулся дальше, а Цзинь Цзе со своими воинами расположился у обочины дороги и стал ждать. Хань Янь-чжи на всем скаку ворвался в неприятельский стан. Об этом написаны такие стихи: Конь пляшет, а седок Идет на подвиг смело, Чтоб с голубых небес Седую пыль стереть[1 - То есть изгнать завоевателей с родной земли.]. Героя ратный пыл Не ведает предела, Он с луком и Тяньшань Сумел бы одолеть! Если вы не знаете, удалось ли Хань Янь-чжи прорваться через лагерь чжурчжэней, то прочтите следующую главу. Глава сорок вторая Провожая гостя, юноша обретает названого брата. Подарив мешочек, монах разглашает небесную тайну Ни звук рожков, ни барабана дробь Не в силах были Ханя запугать! Ворвался в лагерь, презирая смерть, Высоким долгом в трудный бой влекомый. Едва узрев героя на коне, Бежала врассыпную вражья рать — Обитель тигра воин растоптал, Покой нарушил в омуте драконьем! Итак, Хань Янь-чжи разил копьем всякого, кто попадался навстречу. Пока докладывали Учжу о вторжении противника, молодой воин пробился через ряды врагов и ускакал к хребту Лист лотоса. Воины, охранявшие дорогу, ведущую на гору, сообщили о нем Юэ Фэю. — Сейчас же просить! — распорядился тот. Юноша вошел в шатер, со всеми церемониями приветствовал юаньшуая и сказал: — Батюшка шлет вам письмо и справляется о здоровье государя. В пути мне повстречался Няньхань, я отрубил ему голову и подношу ее вам. Няньхань преследовал начальника заставы Цзинь Цзе, но я расправился с чжурчжэнем и спас почтенного воина. От него я привез доклад государю и письмо для полководца Ню Гао. — Ваш отец совершил великий подвиг — усмирил мятежников! — одобрительно сказал Юэ Фэй. — Но и вы отличились не меньше! Прошу вас, пойдемте к государю. Юэ Фэй провел юношу в монастырь Юйсюй и рассказал Гао-цзуну, как Хань Янь-чжи в поединке убил предводителя чжурчжэней. — Какая награда полагается за такой подвиг? — обратился император к Ли Гану. — Самая высокая! Но поскольку его отец сдал заставу Оутангуань и провинился перед троном, пожалуйте Хань Янь-чжи и его брату звания средних военачальников и прикажите взять Цзиньлин. Если они освободят столицу, тогда можете смело повысить их в чине и наградить. И Гао-цзун последовал его совету. Юэ Фэй и Хань Янь-чжи вернулись в лагерь. Юноша стал прощаться. Тогда Юэ Фэй позвал сына и сказал: — Мне очень хотелось бы задержать гостя на несколько дней, но государь распорядился иначе! Проводи молодого господина Ханя. Юэ Юнь повиновался. Когда молодые люди бок о бок спускались с горы, Хань Янь-чжи вдруг сказал: — Вам бы лучше вернуться в лагерь. — Ну, нет! — запротестовал Юэ Юнь. — Батюшка приказал мне сопровождать вас, его приказ я не нарушу! Хань Янь-чжи настаивал, но Юэ Юнь и слушать его не хотел. — Я доведу вас до лагеря чжурчжэней, завяжу с ними бой, проложу вам дорогу и потом вернусь! — С этими словами он поднял молоты и громовым голосом крикнул: — Дорогу, варвары! Я провожаю гостя! При виде грозного воина, который недавно убил племянника самого Учжу, чжурчжэни в страхе бросились врассыпную. Те, кто пытался сопротивляться, были тут же убиты. «Храбрец! Недаром о нем идет слава! А может быть, мне обратно проводить его через вражеский лагерь и показать свою силу?» — подумал восхищенный Хань Янь-чжи и вслух сказал: — А теперь я вас провожу! Юэ Юнь не соглашался, но Хань Янь-чжи был непреклонен. Пришлось уступить. Хань Янь-чжи повернул коня и снова врезался в толпу врагов. Чжурчжэни отступили. Нерасторопные падали под ударами его копья. Оба юноши прорвались через вражеский стан и вновь очутились у подножья горы. — Теперь, брат, возвращайтесь на гору! — сказал Хань Янь-чжи. — Нет! Теперь я провожу вас! — возразил Юэ Юнь. Хань Янь-чжи отказывался, но Юэ Юнь настаивал. В конце концов оба юноши снова обрушились на чжурчжэней и прошли их лагерь из конца в конец. Когда выбрались на открытое место, Юэ Юнь придержал коня и сказал: — Какой толк в том, что мы мечемся то туда, то сюда? Этак мы будем провожать друг друга до скончания века! Может быть, нам лучше прекратить игру и побрататься? — Я об этом давно думаю! — воскликнул Хань Янь-чжи. — Только боюсь, что такая честь для меня слишком велика! Юноши свернули в лес, сошли с коней и тут же дали братскую клятву. Поскольку Хань Янь-чжи был старшим по возрасту — он стал старшим братом, а Юэ Юнь — младшим. Стихи, написанные по этому поводу, гласят: Сердца навек связала дружба — И будет крепок их святой союз. Они верны одним заветам, Одним стремленьям и одним делам. И никаким на свете силам Не разорвать таких надежных уз, Когда и счастье и невзгоды Под общей крышей делят пополам! Юэ Юнь поднялся на гору и рассказал отцу, как он проводил гостя. Юаньшуай, разумеется, остался доволен сыном. В это время Хань Янь-чжи вернулся к родителям и доложил: — Батюшка, государь не разжаловал ни вас, ни матушку. Он только повелел нам с братом взять Цзиньлин. Вскоре корабли снялись со стоянки и по реке двинулись к Цзиньлину. Однажды разведчик доложил: — Цзун Фан, сын наместника Цзуна, разгромив Ду Цзи и Цао Жуна, подступил к Цзиньлину. — Что же делать? — обратился к жене Хань Ши-чжун. — Не поспели вовремя! — Остановимся у гор Ланфушань и закроем путь Учжу, если он вздумает отступать, — посоветовала госпожа Лян. — Здесь в горах живет один праведник по имени Дао-юэ. Навестим его и спросим, что нам сулит судьба? — Ты права, жена. Приготовив все необходимое для жертвоприношений, супруги отправились к праведнику. Оба почтительно приветствовали мудрого старца, и Хань Ши-чжун сказал: — Учитель, мы пришли спросить, что ждет нас в будущем? Этого я вам сказать не могу, — ответил старец. — Но я дам вам парчовый мешочек с гатой — прочтите ее, и узнаете. Супруги попрощались со старцем и вернулись на корабль, Хань Ши-чжун открыл мешочек. В нем лежал лист бумаги, на котором было написано: Бежит волна за волною — Драконий омут встревожен. По реке, затянутой илом, Им суждено пробиться. Старого не воротишь, Путь в грядущее сложен. Аиста крик в то утро Донесся вдруг до столицы. Хань Ши-чжун усмехнулся: — Не пойму, за что так хвалят монаха! Это не мудрец, а какой-то дурак! Говорит, в мешочке — гата, а тут какой-то глупый стишок! Госпожа Лян не знала, что и подумать. В конце концов Хань Ши-чжун приказал поднять якоря и плыть вниз по реке к горам Ланфушань. В Цзиньлин и к горе Нютоушань послали разведчиков разузнать, что делается в стане врага. А в это время Юэ Фэй с нетерпением дожидался подхода императорских войск из провинций. Учжу тоже не терял времени даром: вместе с братьями он готовился к новому наступлению. Однажды разведчик доложил ему: — Великий повелитель, получены вести, будто сунские военачальники хотят взять наши войска в кольцо. Чжан Цзюнь ведет против нас шестидесятитысячную армию, шуньчанский юаньшуай Лю Ци собрал войско в пятьдесят тысяч, сычуаньский губернатор У Цзе и его брат У Линь выступили в поход с тридцатитысячным войском, начальник гарнизона Динхая — Си Сян, начальник заставы Оутангуань — Цзинь Цзе, начальник гарнизона Хукоу — Се Кунь и многие другие собрали трехсоттысячную армию. Учжу распорядился немедленно выслать во всех направлениях разведчиков и внимательно следить за передвижением этих войск. Вскоре ему донесли: — Кольцо почти сомкнулось — отступать можно только на север. Учжу передал срочный приказ во все лагеря: — Идти навстречу врагу и вступать в бой. В случае поражения отходить на север. Но получилось так, что разведчики узнали, что делается лишь на сорок ли в окружности, и за это поплатились жизнью почти семьдесят тысяч цзиньских воинов. В это время Юэ Фэй попросил императора переехать из монастыря Юйсюй в храм Полководца огненных колесниц. Войска были приведены в готовность и ждали сигнала к наступлению. Чжурчжэни не замедлили явиться. По приказу Юэ Фэя воины обрушились на врага. Только так можно описать этот бой: Залпы пушек Потрясают небеса, Землю в дрожь Повергла страшная гроза. Залпы пушек Потрясают небеса, А над морем-океаном так внезапно разразилась Эта страшная весенняя гроза! Гонг тревожный Звоном землю оглушил — Это молнии сверкают, лижут горные утесы, Низвергая скалы мощные с вершин! Тиграм лютым уподобясь, Люди мечутся у гор, Их, подобные драконам, Кони мчат во весь опор! На трезубец Поднят меч И на посох — Булава. Удалая голова Покатилась с чьих-то плеч, А секира до седла Чье-то тело рассекла! Глазом Кто б успел моргнуть? В миг единый И короткий Там — копье Прошло сквозь грудь, Здесь — клинок Вонзился в глотку, И трезубец Жертвы ждет: Жаждет Распороть живот! Люди яростно дерутся — Беспощадно, что есть мочи, И друг друга убивают, А потом ногами топчут. У коней в горячей схватке Накаляются копыта, И тела, тела повсюду — Поле трупами покрыто. Стрелы, впившиеся в тело, Подыхающие кони, Кто-то кличет друга, брата, Кто-то плачет, кто-то стонет. Чуя смерть, зовут на помощь, — Только разве кто ответит? К сыновьям отцы взывают, И к отцам взывают дети… Солнце скрылось. Ночь настала На поруганной земле. Горько плачут души павших, Тонет мир в туманной мгле… Воистину во время этой великой битвы содрогалась земля и померкло солнце. Юэ Фэй сражался в самой гуще врагов, его копье разило без устали. Он напоминал беснующегося дракона, и при виде его чжурчжэни с воплями разбегались, как от владыки ада Янь-вана. Наконец войска Юэ Фэя соединились с войсками Чжан Цзюня и Лю Ци. Юэ Фэй передал на их попечение императора, а сам снова повел войско в бой. Сражение продолжалось до самого рассвета. Цзиньские войска были полностью разгромлены. Несколько дней преследовал Юэ Фэй чжурчжэней и дошел до самого Цзиньлина. На подступах к городу дорогу бегущим преградил Ди Лэй — начальник передового отряда Фу Гуана и перебил еще многих цзиньских воинов. Как раз в то время, когда Ди Лэй сражался с противником, подоспел Юэ Фэй. В общей свалке невозможно было разобрать, кто с кем дерется, и юаньшуай столкнулся с Ди Лэем. Почувствовав тяжелый удар, Юэ Фэй воскликнул: — Ты кто такой? Как у тебя хватает смелости преграждать путь моему войску? Ди Лэй посмотрел на противника, узнал великого полководца и в страхе бросился прочь, а Юэ Фэй продолжал погоню. Учжу стремился на север. Он уже почти добрался до реки, как вдруг услышал горестные вопли своих воинов: река оказалась широкой, и переправиться через нее было не на чем. А сунские войска наседали. Учжу тоже пришел в отчаяние, обратил лицо к небу и воскликнул: — Небо, ты хочешь меня погубить! Никогда еще я не терпел такого поражения на Срединной равнине! Неужели меня никто не спасет?! Тут военный наставник указал рукой на реку и воскликнул: — Смотрите, господин! Учжу оглянулся и увидел плывущие по реке боевые суда — это Цао Жун и Ду Цзи отступали после поражения, которое им нанес Цзун Фан. — Спасайтесь на корабле! — крикнул Хамичи. Люди на судах тоже увидели своего повелителя и поспешили пристать к берегу. Учжу и его военный наставник успели сесть на суда, а цзиньские воины, которые остались на берегу, были безжалостно изрублены. Потомки сочинили по этому поводу следующий стих: Мнили много они о себе, Сотни тысяч цзиньских вояк, Полагая, что Гао-цзун Вновь окажется в их руках. В тот же год решил захватить Весь Китай воспрянувший враг, Но Юэ, выполняя долг, Их расчеты развеял в прах! Войска Юэ Фэя дошли до Ханьяна и расположились лагерем. Юаньшуай разослал людей на поиски лодок и судов — он собирался переправиться через реку и догнать Учжу. Неожиданно у ворот лагеря собралась толпа — люди кричали, что их несправедливо обидели. — Кто эти жалобщики? — спросил Юэ Фэй. — Лодочники, — сообщил чиновник. — Лианьский судья Вань Сы-во и начальник уезда Ло Жу-цзи везли войску провиант, но разворовали его, а лодочников заставили возместить недостачу. Вот они и пришли жаловаться. — Схватить Вань Сы-во и Ло Жу-цзи и доставить ко мне, — распорядился юаньшуай. Стража втащила в шатер провинившихся чиновников. Их поставили на колени перед юаньшуаем. — Почему не доложили, что провиант доставлен? — грозно спросил Юэ Фэй. — Мы не могли пробиться на гору через стан чжурчжэней и дожидались здесь. А лодочников много, они поели чуть не весь провиант, и мы потребовали с них возмещения убытков, — оправдывались провинившиеся. — Смилуйтесь, господин юаньшуай, и мы век вас будем благодарить! — Отрубить головы! — коротко бросил Юэ Фэй. Стража связала обоих. Но тут Чжан Сян и Юэ Юнь опустились на колени и стали просить: — Господин юаньшуай, пощадите их! Они хотя и воровали провиант, но это дело прошлое. Смягчите им наказание. — Хорошо, встаньте, — сказал Юэ Фэй, и когда юноши отошли в сторону, обратился к провинившимся: — Надо бы отрубить ваши ослиные головы, но уж ладно — пощажу. Дать им по сорок палок! Едва наказанные покинули лагерь, как явился разведчик и доложил: — Получены вести, что полководец Хань Ши-чжун расположился лагерем у подножья горы Ланфушань. Он отрезал Учжу путь к отступленью. «За этот подвиг юаньшуая Ханя надо обязательно наградить», — подумал Юэ Фэй и вызвал сына. — Возьми трехтысячный отряд и иди защищать заставу Тяньчангуань, — сказал он Юэ Юню, — если подойдет Учжу, приложи все силы, чтобы взять его в плен. А теперь вернемся к Учжу. На пути отступления к нему присоединились чжурчжэни, потерпевшие поражение под Цзиньлином и в других местах. Учжу хотел переправить остатки своего войска через Чанцзян, но на противоположном берегу расположился лагерем Хань Ши-чжун. Когда по приказанию Учжу чжурчжэни пересчитали войско, то оказалось, что из шестисот тысяч воинов осталось лишь пятьдесят тысяч. Цзиньский предводитель тяжело вздохнул: — Когда я шел на Срединную равнину, у меня была огромная армия, а сейчас почти ничего нет. От рук Юэ Фэя погибли старший брат и племянник. Как же мне теперь явиться на глаза отцу? — Не скорбите, повелитель! — уговаривали его приближенные. — Лучше поберегите себя и подумайте, как переправиться через Чанцзян. Учжу вновь посмотрел на противоположный берег. Вдоль него на протяжении десяти ли выстроились в ряд боевые суда Хань Ши-чжуна. Лесом высились мачты, трепетали по ветру флаги и знамена. В центре стояло судно с мачтами высотой в двадцать чжанов, на нем было выставлено огромное знамя с надписью: «Великий юаньшуай Хань Ши-чжун». Грохотали барабаны и гонги. «Как же тут переправиться? У меня всего шестьсот судов, а у него нет им счету!» — подумал расстроенный Учжу и обратился за советом к военному наставнику. — У противника много судов, — сказал Хамичи, — прежде чем переправляться, надо послать людей на разведку. — Сегодня вечером на разведку поеду я сам! — заявил Учжу. — Я бы вам не советовал, — возразил Хамичи. — Ничего опасного в этом нет. Мне вчера удалось поймать местного жителя, и он сказал, что в ближайшем горном монастыре Лунвана есть высокая башня, с которой можно увидеть, что творится на обоих берегах. — Если так, я не возражаю, — уступил Хамичи. Учжу вызвал младших военачальников, Хэхэйда и Хуанбинну, и объяснил им, как действовать. А в это время Хань Ши-чжун заметил, что на противоположном берегу цзиньские войска располагаются лагерем у Хуантяньдана, и созвал военачальников на совет. — Учжу незаурядный полководец. Я уверен, что сегодня вечером он попытается с горы Цзиньшань осмотреть расположение наших войск. Я думаю, надо устроить засаду в монастыре Лунвана, — сказал он и приказал военачальнику Су Дэ: — С сотней воинов засядешь в монастырской башне. Как только подойдут чжурчжэни, возьмешь в плен цзиньского полководца. Мой сын Янь-чжи и я поможем тебе. — Потом он вызвал старшего сына Шан-дэ и сказал ему: — Устроишь засаду на лодках у южного берега. Как только услышишь пушечный выстрел, переправишься на северный берег, высадишься на сушу и отрежешь чжурчжэням путь к отступлению… Вечером Учжу, сопровождаемый Хамичи и Хуанбинну, сошел на берег. Хэхэйда остался ожидать его в лодке. Учжу верхом на коне поднялся на гору Цзиньшань. На расстоянии полета стрелы от монастыря он остановился и спешился. Отсюда как на ладони видны были оба берега. Су Дэ, который сидел в засаде, заметил приближающихся чжурчжэней, и в восхищении воскликнул: — Юаньшуай Хань, вы поистине провидец! По приказу Су Дэ воины с барабанным боем напали на врага. На помощь им подошел отряд Хань Янь-чжи. Учжу в страхе бросился бежать, но Хань Янь-чжи преградил ему путь: — Стой, варвар! Сходи с коня и сдавайся! Учжу свернул на первую попавшуюся горную тропинку и поскакал без оглядки. Лишь один из его приближенных не отстал от него. Дорога была неровная, и конь этого военачальника случайно оступился. Всадник свалился на землю. Хань Янь-чжи поднял копье и хотел его прикончить, но Учжу изловчился и секирой отбил удар. Военачальник успел вскочить на коня, а Учжу пришлось вступить в бой с Хань Янь-чжи. Цзиньские воины с трудом добежали до берега, вскочили в лодки и отчалили. Но когда они добрались до середины реки, прогремел пушечный выстрел, и навстречу выплыли лодки Хань Шан-дэ. Однако чжурчжэни гребли так быстро, что догнать их не удалось. А в это время Хань Янь-чжи взял Учжу в плен и привез его в лагерь. На рассвете Хань Ши-чжун поднялся в шатер, с радостью выслушал доклад сына о поимке Учжу и велел привести пленного. Если тигр в западне — Разве тигра связать не смогли бы? Если рыба в ухе — На спасенье надеяться ль рыбе? Если вы не знаете о дальнейшей судьбе Учжу, то прочтите следующую главу. Глава сорок третья Госпожа Лян бьет в барабан у подножья горы Цзиньшань. Учжу с разгромленным войском бежит в залив Хуантяньдан. На его драгоценном мече Семизвездный горит узор, А изогнутый лук за плечами Сотни раз прославлял стрелка. Он задумал Учжу полонить У подножья Цзиньшаньских гор, — Преградил реку полководец! Не спасла чжурчжэней река! Мы уже упомянули о том, что Хань Ши-чжун приказал ввести пленника. Связанного Учжу втащили в шатер и поставили на колени. — Это не Учжу! — вскочил юаньшуай. — Кто ты такой? Как осмелился меня морочить? — Я — Хуанбинну, военачальник из цзиньского войска, — ответил пленник. — Военный наставник Хамичи велел мне так нарядиться из опасения, как бы вы и в самом деле не захватили Учжу в плен. Больше ничего вам не скажу — можете рубить голову! — Хитер чжурчжэнь! Сумел-таки меня обмануть! — усмехнулся Хань и приказал воинам: — Отведите его в тыловой лагерь и держите под стражей! Как только Учжу попадет в мои руки, казним их вместе! — И когда пленного увели, обратился к сыну: — Ты попался на хитрость, известную в военном деле под названием «цикада сбрасывает личинку». Запомни это и впредь будь внимательней! Юноша поклонился и покинул шатер. Расстроенный неудачей, Хань Ши-чжун удалился во внутренний лагерь. Госпожа Лян встретила его и спросила: — Почему вы так расстроены, господин? Мы еще можем схватить Учжу! Я знаю его характер — пусть мы его разгромили, но он не уйдет. Он сейчас думает, что мы упиваемся победой, и сегодня ночью попытается захватить наш лагерь. Давайте сделаем так: вы с подвижными отрядами засядете на берегу, а я возглавлю войско и буду оборонять водный лагерь. Если чжурчжэни нападут, бой не примем, будем только отстреливаться огненными стрелами. Когда чжурчжэни увидят, что я на них не собираюсь нападать, они непременно начнут переправляться через реку. Я же буду следить за ними с самой высокой мачты и подавать сигналы. Ударю в барабан — наступайте, смолкнет барабан — обороняйтесь. В какую сторону будут передвигаться чжурчжэни, я укажу флагом. Пора уже разгромить этих варваров, чтоб они и носа больше не осмеливались к нам сунуть! — Ты рассчитала не хуже самого Сунь У![2 - Сунь У — знаменитый древний стратег и теоретик, живший на рубеже IV–V вв., автор трактата по военному искусству.] — воскликнул восхищенный Хань Ши-чжун. — Если вы согласны со мной, то велите написать приказ, — сказала госпожа Лян. — Если я подам неправильный сигнал, то взыскивайте с меня. Но если вы замешкаетесь, пеняйте на себя! Супруги договорились обо всем и приготовились к бою. Госпожа Лян отдала приказания военачальникам, которые должны были оборонять главный водный лагерь, а сама поднялась на мачту, захватив с собой небольшой барабан. Наступил вечер. Госпожа Лян приказала одному воину из личной охраны встать у сигнального флага. С высоты мачты ей было видно все, что делается в цзиньском лагере. Хань Ши-чжун с сыновьями, расположившись на берегу, дожидался сигнала к бою. Восхищенные доблестью госпожи Лян, потомки сложили такие стихи: Китая праведная дочь Давно ушла от нас, Но слава о ее делах Не меркнет и сейчас! Сияли серебром луны Доспехи на плечах, И солнце золотом цвело На лезвии меча. Но, видя беды, видя скорбь Китайских рек и гор, Невольно хмурилась она, И был печален взор. Не к славе скользкая тропа Цинь Гуя привела, О ней же до сих пор идет Хорошая молва! Между тем Учжу, избавившись от опасности, добрался до лагеря, перевел дух и сказал военному наставнику: — Так ничего и не удалось разведать! Понапрасну потерял Хуанбинну. Как будем переправляться? — Да, надо спешить с переправой — провианта мало. Долго нам не продержаться, — согласился Хамичи. — Давайте попробуем сегодня ночью! Учжу не возражал. Он приказал старшему военачальнику Няньмохэ возглавить тридцатитысячное войско и на пятистах судах сдерживать противника у горы Цзяошань до тех пор, пока сухопутные войска не продвинутся вдоль южного берега и не овладеют дорогами на Лунтань и Ичжэн. Условились в третью стражу готовить ужин и кормить воинов, в четвертую — сниматься с лагеря, в пятую — начинать переправу. Все приободрились, повеселели. В третью стражу Учжу поел жареной баранины, выпил вина. Воинов тоже досыта накормили. Было приказано соблюдать тишину, для подачи сигналов пользовались только свистками. Тридцатитысячное войско на пятистах боевых судах отплыло в направлении горы Цзяошань. Дул южный ветер, и суда под всеми парусами стремительно летели вперед. У горы Цзиньшань дозорные из сунского лагеря заметили противника и доложили в ставку. Госпожа Лян отдала приказ обстреливать суда чжурчжэней из катапульт и луков. У горы Цзяошань воины Няньмохэ подняли крик. Но в сунском лагере не было заметно ни малейшего движения. Учжу встревожился. И вдруг ударила пушка. На суда градом посыпались камни, в воздух взвились тучи стрел. Строй кораблей Учжу распался. Цзиньский полководец поспешно отдал приказ плыть наискось по течению к северному берегу. Госпожа Лян с высокой мачты заметила его маневр и ударила в барабан. На корабле загорелся красный фонарик, указывая направление, в котором двигались чжурчжэни. Хань Ши-чжун и его сыновья на быстроходных лодках двинулись вслед за ними. Но в бой не вступали. Только когда начало светать, они с трех сторон одновременно ударили на врага. Чжурчжэней охватила паника. Они повернули корабли и сделали попытку уйти к Хуантяньдану. Госпожа Лян ликовала; не умолкая, гремел ее барабан. В «Истории династии Сун» так говорится об этом беспримерном сражении: «Хань Ши-чжун нанес неслыханное поражение Учжу возле горы Цзиньшань, а его жена, урожденная Лян, следила за боем и била в барабан». По этому поводу написаны такие стихи: Мачты повергает в дрожь Барабанный бой, Многотысячное войско — Сила велика! И Му Лань[3 - Му Лань — легендарная героиня, прославившая свое имя боевыми подвигами.] бы не сравнилась В этот миг с тобой! Образ женщины прекрасной Не сотрут века! * * * Облетела Четыре моря Слава дочери верной Китая, Светлой мудрости — нет предела, Доброте — ни конца, ни края! Никогда река не забудет Гром призывного барабана, И поныне рокочут волны, Эту женщину вспоминая! Дело в том, что Хуантяньдан — залив, из которого не было выхода, и Учжу, не зная этого, попал в ловушку! Не в силах скрыть своей радости, Хань Ши-чжун воздел руки к небу: — Воистину нашему государю помогает само провидение! Теперь Учжу конец! Не пройдет и нескольких дней, как чжурчжэни перемрут с голоду, и мы наконец сможем спать спокойно! И Хань Ши-чжун отдал приказ сыновьям закрыть выход из залива. Когда юаньшуай возвратился в главный водный лагерь, госпожа Лян устроила ему торжественную встречу. Один за другим являлись военачальники и докладывали об одержанных победах и взятых трофеях. Су Дэ живьем захватил зятя Учжу — великого вана Лунху. Хо У обезглавил цзиньского военачальника Хэхэйда и преподнес его голову. Невозможно и сосчитать, сколько попало в плен цзиньских воинов, сколько было захвачено оружия и боевых кораблей! Имена особо отличившихся военачальников были занесены в книгу подвигов и заслуг. Хань Ши-чжун распорядился доставить из тылового лагеря пленного Хуанбинну, обезглавить его и вана Лунху, а их головы вместе с отрубленной головой Хэхэйда выставить на мачтах. Это было в середине восьмого месяца. Стояла великолепная погода, на небе ярко светила луна. Сунские корабли вытянулись в линию вдоль берега на добрый десяток ли. Ярко горели фонари и факелы. Воины праздновали победу. Юаньшуаю Ханю хотелось хоть как-то выразить свою признательность жене, и он предложил ей побродить по горам, полюбоваться луной и с высоты монастырской пагоды посмотреть на цзиньский лагерь. Взяв с собою несколько воинов для охраны, супруги поплыли в лодке к берегу. Хань Ши-чжун был одет в парчовый халат, подпоясан яшмовым поясом. Госпожа Лян тоже принарядилась. Не спеша поднялись на гору Цзиньшань. У ворот монастыря их встретили монахи и пригласили в келью. — Где наставник Дао-юэ? — спросил Хань Ши-чжун. — Три дня тому назад ушел на гору Утайшань. Выпив чаю, юаньшуай Хань приказал отнести вино и закуски на высокую монастырскую пагоду — оттуда было удобнее любоваться луной. Супруги сели друг против друга и выпили по кубку. Внизу в цзиньском лагере, озаренном светом луны, не было видно ни единого огонька. Зато на сунских кораблях светлячками мигали фонарики и факелы. В воображении юаньшуая тотчас же встала картина: «Цао Цао с копьем в руке слагает стихи у Красной скалы»[4 - Цао Цао (154–220) — государственный деятель, полководец и поэт. Основатель династии Вэй. У Красной скалы на реке Янцзы в 208 г. произошла битва между флотом царства У и флотом Цао Цао, который потерпел поражение. О том, как Цао Цао слагал стихи перед боем у Красной скалы, рассказывается в романе Ло Гуань-чжуна «Троецарствие».], и ему стало весело. Госпожа Лян все это время сидела в задумчивости и, взглянув на довольное лицо мужа, со вздохом сказала: — Нельзя упиваться небольшой победой и забывать о будущем! Учжу смел и умен, и, если мы не изловим его сейчас, он еще принесет нам много горя. Стоит ему вырваться из ловушки, как он уйдет на север и будет мстить за поражение. Не предавайтесь беспечности, иначе ваш подвиг может обернуться бедой! Рассудительность госпожи Лян пришлась по душе ее мужу, и он с чувством глубокого уважения сказал: — Я восторгаюсь твоей проницательностью и предусмотрительностью. Но сейчас опасаться нечего: Учжу так крепко заперт в ловушке, что ему не уйти — гибель злодея неминуема. Через несколько дней у него кончится провиант. Тогда мы возьмем его живьем и отомстим за двух императоров, которых он увел в неволю. Он выпил подряд несколько кубков вина, выхватил меч и, размахивая им, запел песню на мотив «Озарена река багровым светом». На десять тысяч ли раскинулась Чанцзян, И бесконечным кажется теченье. Не остановится она Ни на мгновенье, — Что перед нею Суетная жизнь, Где все цветет — Но неизбежно тленье? * * * Оставшиеся в безвозвратном прошлом — Что вспоминать эпохи и миры? Что вспоминать про цинские дворцы? Что вспоминать про ханьские шатры? Зачем мечтать о яшмовых хоромах?[5 - Здесь иносказательно говорится о расцвете китайской империи в эпоху Цинь, Хань и Тан.] Не возвратить назад былой поры! * * * Туманом меч Заволокло густым, Лук заслонили Пыль и едкий дым[6 - Под туманом, пылью и дымом поэт подразумевает предателей и корыстных дворцовых сановников.]. Смотрю: тревожна Неба высота, Мерцают звезды, От забот устав, Покоя хочет Каждая звезда… Дракон и тигр Прислушались с тоской, А в плаче туч Лишь слышен ветра вой. Кому сказать, Что много сотен лет Спасенья людям От печалей нет? * * * Смотрю на очертанья гор и рек, Все той же скорбью отчий край объят, И слезы безутешные текут И падают на шелковый халат… * * * О! Звуки вражеских свирелей Я слышу над рекою Бянь. Испуганно к луне и солнцу Метнулись фениксы-луань. И вот я вызвал гонгом духа: — Скажи мне, чья же тут вина, Что грустно на ущерб уходит Недавно полная луна? — Но дух молчит. И ночь темна… Лишь в пятую стражу юаньшуай Хань и его жена спустились с горы и возвратились в лагерь. Чжурчжэни потерпели тяжелое поражение: у них осталось не больше двадцати тысяч воинов и около четырехсот боевых судов. Остановившись в заливе, Учжу не знал, куда идти дальше, и послал людей в разведку. Им удалось захватить две лодки с рыбаками. Учжу был очень ласков с пленными. — Я четвертый сын правителя великого государства Цзинь. Войско мое разбито, и я не знаю, как мне уйти на родину. Выведите меня отсюда, и я щедро вас награжу. — Мы, здешние жители, хорошо знаем местность, — сказал один из рыбаков. — Другого выхода, кроме как назад в реку, отсюда нет. Учжу понял, что попал в ловушку, и его охватил страх. Он одарил рыбаков, отпустил их и тут же созвал военный совет. — Положение опасное, — сказал Хамичи, узнав печальную новость. — А вы бы попробовали, государь, написать письмо Хань Ши-чжуну: пообещайте ему щедрые дары и предложите начать переговоры о мире. Посмотрим, что он ответит. Учжу так и сделал. С письмом к Хань Ши-чжуну он послал рядового воина. Когда о прибытии цзиньского посланца доложили Хань Ши-чжуну, тот распорядился привести его в шатер. Посланец преклонил колена и подал письмо. В нем говорилось: «Если вы пропустите меня на родину, я готов заключить мир и навеки отказаться от нападения на империю Сун. Вы же лично получите от меня в подарок лучших коней». Юаньшуай Хань только расхохотался: — За кого меня принимает этот варвар? Он написал ответ, приказал отрезать посланцу уши и нос и выгнать из лагеря. Стиснув зубы от боли, цзиньский посланец кое-как добрался до лагеря. Учжу опять стал совещаться с военным наставником, но тот ничего не мог посоветовать, кроме как сделать попытку прорваться через линии сунских кораблей. На следующий день цзиньские суда двинулись к выходу из залива. Воины размахивали флагами, били в барабаны и кричали. Хань Ши-чжун все это предвидел и поэтому заранее приказал всем военачальникам держаться начеку, при появлении чжурчжэней — не ввязываться с ними в рукопашный бой, а лишь отбиваться из катапульт и самострелов, стараясь снова загнать их корабли в залив. Так и получилось. Попав под град стрел и камней, Учжу приказал повернуть назад. Вскоре в сунский лагерь прибыл цзиньский чиновник и сказал: — Четвертый сын великого правителя государства Цзинь просит полководца на переговоры. Повинуясь приказу главнокомандующего, воины развели в стороны суда первой линии и пропустили его корабль. Хань Ши-чжун стоял на носу корабля. Рядом с ним — заряженные катапульты и самострелы на случай какого-либо коварства со стороны противника. Учжу на своем корабле тоже выехал вперед. Оба судна остановились шагах в двухстах друг от друга. Учжу снял шапку и обратился к Хань Ши-чжуну — люди громко повторяли его слова: — Срединная империя и государство Цзинь — одна семья. Ваш император и наш государь — как родные братья. Я поднял войска, чтобы покарать разбойников, которые взбунтовались в Цзяннани, а получилось так, что раздразнил тигра! Клянусь: если пропустите меня на родину, больше никогда не вторгнусь на Срединную равнину, и наши государства будут жить в вечном мире! Хань Ши-чжун приказал чиновнику ответить: — Ты уже не раз нарушал клятву, коварством захватил и увел в плен двух наших императоров, опустошил наши земли. Никакого разговора о мире не будет, пока не освободишь императоров и не вернешь нам Кайфын! — Так и вернулся Учжу в свой лагерь ни с чем. Расстроенный, он пожаловался военному наставнику: — Уже не раз наше войско терпело поражения, воины упали духом. Провианта нет, помощи ждать неоткуда, — видно, пришла наша гибель! — Положение действительно нелегкое, — вздохнул военный наставник. — Попробуем выставить объявление, пообещаем тысячу золотых тому, кто укажет нам путь к спасению. Учжу последовал совету наставника, и объявление было выставлено на берегу залива. К концу дня воины доложили Учжу, что какой-то сюцай[7 - Сюцай — ученая степень, ее обладатель имел право занимать чиновничьи должности в уезде.] хочет с ним повидаться. Учжу любезно принял его в своем шатре, пригласил сесть. — Учитель, вы сами видите, в каком опасном положении мое войско. Провиант кончился, а враг теснит меня со всех сторон. Не посоветуете ли вы, как нам быть? — В военном деле я ничего не понимаю, — ответил ученый муж, — а помочь вам выбраться отсюда попытаюсь. Учжу не мог скрыть радостного волнения: — Учитель! Если вы поможете мне вырваться из ловушки и я вернусь на родину, вы не только получите тысячу золотых, но и будете пользоваться почетом наравне со мной! Сюцай загнул два пальца и сказал всего несколько слов. Когда открыта яшмовая клетка — Нетрудно фениксу на волю улететь. Из-под замка легко уйти дракону, Коль тот замок забыли запереть! Если вы не знаете, какой совет услышал Учжу, то прочтите следующую главу. Глава сорок четвертая Чжурчжэни расчищают заиленную протоку, и Учжу спасается от гибели. Император переносит столицу в Линьань, и Юэ Фэй уходит с должности В заливе Хуантянь Врагу урок был дан, — Учжу, расчистив русло, Повел войска в Цзянькан. Когда б ученый муж Не дал ему совет, — Не помогло бы Небо Спастись от страшных бед! Мы уже рассказывали о том, что некий сюцай вызвался показать Учжу выход из залива, и тот пообещал ему щедрую награду. — Когда-то залив Хуантяньдан соединялся протокой с рекой Старого аиста. Протока была судоходной, но с течением времени ее занесло илом и песком. Если ваши воины ее расчистят, вы сможете вывести корабли в реку Старого аиста. А оттуда рукой подать до Цзянькана. Обрадованный Учжу распорядился одарить ученого золотом и шелками, но тот не принял подарков и удалился, даже не назвав своего имени. Воины немедленно приступили к расчистке протоки. Ободренные надеждой на спасение, они работали, не жалея сил, и за одну ночь протока протяженностью в тридцать ли стала судоходной. По ней все корабли благополучно вышли к реке Старого аиста. Здесь войско высадилось на берег и, бросив суда, сушей двинулось на Цзянькан. Десять дней сторожили сунские воины выход из залива. В лагере чжурчжэней все будто вымерло. Это показалось юаньшуаю подозрительным, и он послал людей в разведку. Вскоре те донесли ему, что чжурчжэни исчезли. — Проклятие! — разразился руганью Хань Ши-чжун. — Теперь я понимаю, что значило предсказание старого монаха! В его стишке значение имело только первое слово каждой строки! Поставь их рядом, и получится: «Бежит по реке Старого аиста!» Сбылось небесное предначертание! Видно, не суждено варвару погибнуть сейчас! — Небесное предначертание — само собой, но и вы виноваты! — заметила госпожа Лян. — Слишком возгордились после первой победы! О том, как Хань Ши-чжун отдал приказ войску выступать к Ханьяну и как он послал императору покаянный доклад, рассказывать не будем, вернемся лучше к Учжу, который благополучно миновал Цзянькан и направился к Тяньчангуаню. Когда чжурчжэни подходили к заставе, он вдруг запрокинул голову и расхохотался: — Юэ Фэй, Хань Ши-чжун, ну какие из вас полководцы! Устрой кто из вас здесь засаду, мне бы и на крыльях не улететь. Словно в ответ на его слова прогремел пушечный выстрел — три тысячи воинов преградили дорогу. Впереди на рыжем коне ехал юный военачальник в золотом шлеме и сверкающих латах, вооруженный двумя молотами. — Давно поджидаю тебя здесь, Учжу! Сходи с коня и сдавайся! — Как бы не так! — крикнул в ответ Учжу и взмахнул секирой. Юэ Юнь — а это был он — с такой силой отразил удар, что Учжу покачнулся в седле. Юноша воспользовался его замешательством, схватил за пояс и стащил с коня. Чжурчжэни в панике бежали. Из многих десятков тысяч воинов, которых Учжу привел на Срединную равнину, лишь тремстам шестидесяти конникам удалось спастись и возвратиться на родину. Однажды, когда Юэ Фэй поднялся в шатер, разведчик сообщил: — Юаньшуай Хань разгромил Учжу на Чанцзяне и загнал его флотилию в залив Хуантяньдан. Но чжурчжэни каким-то чудом пробрались через протоку к реке Старого аиста и бежали к Цзянькану, а Хань Ши-чжун вернулся с войском в Ханьян. — Сбежал-таки варвар! — вздохнул Юэ Фэй. — Видно, такова была воля Неба! Пока юаньшуай сокрушался, явился другой разведчик. — Ваш сын захватил Учжу! Вскоре сам Юэ Юнь прибыл в лагерь и доложил отцу: — По вашему приказу я занял Тяньчангуань и поджидал там чжурчжэней. Учжу действительно задумал прорваться через заставу, и я взял его в плен. — Введите пленного! — распорядился Юэ Фэй. Стража притащила чжурчжэня к шатру, но тот упорствовал и ни за что не хотел становиться на колени. Юэ Фэй вгляделся в него — а это совсем не Учжу! — Ты кто такой? Как посмел выдавать себя за своего полководца? — Я — младший юаньшуай Гаотайбао. Мой повелитель оказывал мне много милостей, и я решил отдать жизнь, чтобы его спасти. Хотите — рубите мне голову! Больше нам не о чем разговаривать! — Обезглавить! — коротко приказал Юэ Фэй. Стража увела пленника, и вскоре в шатер внесли его отрубленную голову. — Ну, а с тобой, дураком, что делать? — накинулся юаньшуай на сына. — Я тебе наказывал захватить Учжу, а ты кого мне привез? — И бросил страже: — Свяжите и отрубите голову! Воины не осмелились перечить, связали Юэ Юня и потащили вон из шатра. Как раз в это время в лагерь прибыл Хань Ши-чжун, чтобы сообщить Юэ Фэю о вызове к императору. Он увидел связанного юношу и спросил: — Кто это и за что его собираются казнить? Воины рассказали ему о том, что произошло, и Хань Ши-чжун сказал чиновнику, стоявшему у входа в шатер: — Повремените с казнью и передайте вашему юаньшуаю, что его хочет видеть Хань Ши-чжун. Юэ Фэй сам вышел навстречу гостю и пригласил его в шатер. После взаимных приветствий Хань Ши-чжун сказал: — Вы прославленный полководец, господин юаньшуай! Без вашей помощи государь никогда не вернулся бы в столицу! — Что вы, что вы! Какие же у меня способности! За спасение государя надо благословить судьбу! Что мог бы я сделать без помощи храбрых военачальников и отважных воинов? Спасение государя я не могу считать своей заслугой! — Господин юаньшуай, позвольте узнать, кого это вели на казнь? Он нарушил приказ? — Да. Я приказал ему засесть на заставе Тяньчангуань и взять в плен Учжу, а он привез мне невесть кого. Была такая великолепная возможность, а этот скотина ее упустил! — С моим сыном случилась та же беда. Видимо, Небо не судило пока варвару умереть, и зря вы хотите казнить своего сына! И в подтверждение своих слов Хань Ши-чжун рассказал о предсказании монаха. — Против воли Неба не пойдешь, — промолвил Юэ Фэй. — Хорошо, ради вас я прощаю мальчишку. Стража развязала Юэ Юня, и юноша явился в шатер поблагодарить своего спасителя. Хань Ши-чжун и Юэ Фэй уговорились, как действовать дальше. Прежде всего надо было явиться в столицу на прием к императору. Юэ Фэй отправился с войском по суше, Хань Ши-чжун — на судах по реке. О том, как Юэ Фэй добрался до Цзиньлина, как его принимал и награждал император и какой был устроен пир в честь победителей, рассказывать не будем. Через два дня после прибытия Юэ Фэя в столицу линьаньский губернатор Мяо Фу и начальник гарнизона Лю Чжэнь-янь прислали в Цзиньлин чиновника с докладом. Они сообщали, что в Линьане закончено строительство дворца, и просили императора перенести туда столицу. Гао-цзун одобрил это предложение и повелел готовиться к переезду. Но не все придворные чиновники были довольны его решением. — Цзиньлин почти весь разрушен, стены городские обветшали, — говорили одни, — государь решил мудро — надо перенести столицу в другой город. Другие возражали: — Цзиньлин является столицей империи со времен Шести династий. Город расположен в удобном месте, его прикрывает река Чанцзян, здесь можно хорошо обороняться от нападений врага. А разрушенное не так уж трудно восстановить. Когда эти толки дошли до Ли Гана, он поспешил во дворец и добился приема у императора. — Возвышение всех династий, правивших на Срединной равнине, начиналось на северо-западе — в Гуаньчжуне, ибо город этот неприступен для врагов. Лучшего места для столицы не сыщешь. Но поскольку перенести туда столицу невозможно, то разумнее всего было бы переселиться в Цзянькан. Туда можно созвать войска со всех концов империи и восстановить славу династии. Но избрать столицей Линьань?! Кто вам дал такой совет? Ведь перебравшись туда, вы тем самым покажете, что боитесь чжурчжэней! Государь, прошу вас, откажитесь от своего решения, пока не поздно! — Вы ничего не понимаете, — возразил Гао-цзун. — Учжу разрушил Цзиньлин, население разбежалось. К чему цепляться за развалины? А Линьань имеет связи с Фуцзянем и Гуандуном на юге, на севере вблизи него протекает Чанцзян и Хуайхэ, тамошнее население промышляет рыбой и солью, и если придется сражаться, войско не будет терпеть недостатка в провианте. Почему вы вздумали меня отговаривать? Ведь сами понимаете: прежде чем думать о восстановлении империи, надо создать сильное войско! Ли Ган понял, что ему не удастся переубедить императора, и сказал: — Простите, государь, но я уже стар и больше не могу вам служить. Сделайте милость, увольте меня и дайте последние годы пожить на покое. Ваше согласие я буду считать высшей наградой за всю мою службу! Гао-цзун был довольно-таки заурядным правителем. Личное спокойствие было для него дороже интересов государства, и, чтобы избежать излишних разговоров, он утвердил отставку Ли Гана. В тот же вечер старый советник уехал в родную деревню. Вскоре разговоры чиновников дошли до Юэ Фэя, и он со всеми своими военачальниками явился ко двору. — Государь! — говорил он Гао-цзуну. — Войско Учжу полностью разбито. Сейчас самое время набрать армию, запастись провиантом и идти в поход на Хуанлунфу, чтобы освободить императоров. Перенос столицы даст вам временное спокойствие, но зато вы лишитесь доверия народа! Подумайте, ведь Линьань расположен на равнине и со всех сторон открыт для нападения! Не поддавайтесь уговорам предателей Мяо Фу и Лю Чжэн-яня — они хотят завлечь вас в ловушку! — Мы и так уже несколько лет воевали, народ устал, — возразил Гао-цзун. — К счастью, Учжу посрамлен, и я хочу заключить мир с чжурчжэнями. Решение мое твердое, можете меня не отговаривать. — Повинуюсь вам, государь! — сказал Юэ Фэй. — Но раз в Поднебесной спокойно, а моя матушка больна, отпустите меня домой. Я несколько лет не видался с семьей. Гао-цзун не стал отказывать. Военачальники Юэ Фэя под разными предлогами тоже покинули службу. Император велел выдать им денег на дорожные расходы. Недаром говорится в стихах: Не в чести у нас, не в почете Даже самые мудрые воины, То, что в них спасенье отчизны, Сильным мира не все ль равно? Незаслуженно отстраняют Самых преданных и достойных, Чтоб они, подобно драконам, Скрылись в омут, на темное дно. Хань Ши-чжуну был пожалован титул вана и должность наместника в Жуньчжоу. Император не хотел, чтобы старый полководец в присутствии придворных сановников тоже отговаривал его от переноса столицы, и поэтому не стал принимать его, а только отослал ему указ. В назначенный день император выехал в Линьань. Его проводили сановники и толпы народа. Когда императорский кортеж добрался до Линьани, его встретили у городских ворот Мяо Фу и Лю Чжэнь-янь. Дворец был великолепен, и обрадованный Гао-цзун в награду за усердие повысил Мяо Фу и Лю Чжэн-яня в должности, а девиз правления взял новый — «Продолжение процветания»[8 - 1131–1162 г.]. Теперь снова поведем рассказ об Учжу. Он добрался до Хуанлунфу, предстал перед старым правителем Агудой и пал ниц у ступеней крыльца. Агуда весь затрясся от гнева: — Я слышал, что мой старший сын Няньхань и внук Золотой Шар убиты в боях, погибло чуть не все наше семисоттысячное войско! И как после этого у тебя хватило совести явиться мне на глаза?! — И он приказал стражникам: — Связать его и голову с плеч долой! Но военный наставник Хамичи опустился на колени перед старым правителем и сказал: — Всемогущий повелитель! Ваш сын ни в чем не виноват — он замечательный полководец. Но Юэ Фэй на редкость хитер. — Тут Хамичи обрисовал все злоключения, пережитые в походе, и взмолился: — Великий повелитель, проявите милость, простите своего сына! Агуда приказал освободить Учжу и его военачальников и снял с них тяжкое обвинение. Учжу поблагодарил государя за милость, но мысль о новом походе его не покидала. Призвав на совет военного наставника, он поделился с ним своими мыслями. — После первого вторжения на Срединную равнину я держал Кан-вана в плену и увел в пустыню двух сунских императоров. Потом появился этот Юэ Фэй и разгромил мое войско. Почему мне так не повезло? — Всеми прежними успехами вы обязаны изменникам, которые засели при сунском дворе! — ответил ему Хамичи. — Вам нравятся честные люди, поэтому вы и казнили Чжан Бан-чана. Изменники достойны такой участи, но неужели вы думаете без их помощи завладеть Срединной империей? Учжу задумался. — Вы правы, наставник! Но где сейчас их найти? — За ними далеко ходить не надо — один уже есть! — утешил его Хамичи. — Помните Цинь Гуя, который сопровождал сунского императора? Он до сих пор скитается в наших краях! Если вы, государь, обласкаете, наградите и отпустите его на родину, он продаст вам всю Срединную равнину! — Неплохо задумано! — воскликнул Учжу и велел своим людям разыскать Цинь Гуя. Поистине: Стал внезапно богатым и знатным, А дотоле был неизвестным, Только власть его и богатство — Зло великое людям честным! Если вы не знаете, как развертывались в дальнейшем события, то прочтите следующую главу. Глава сорок пятая Учжу проявляет милость и возвышает Цинь Гуя. Мяо Фу сдерживает обиду и убивает Ван Юаня Дух Чжан Бан-чана Возродился вдруг — Когда в Яньшань Вернулся ты из плена Не с юга шел ты — С севера на юг, Ты не бесцельно Шел к столичным стенам! А сейчас пойдет речь о Цинь Гуе и его жене. Некогда вместе с другими сунскими сановниками они попали в плен. Почти всех чжурчжэни убили, только один Цинь Гуй остался в живых, и старый правитель отослал его в степи к подножью гор Хэланьшань в помощники табунщику. Когда тот умер, Цинь Гуй остался в его убогом шатре. Жили супруги впроголодь, жена Цинь Гуя зарабатывала шитьем и стиркой. Однако вскоре она приглянулась одному богатому чжурчжэню, стала с ним распутничать и получала за это подарки. Однажды случилось так, что Учжу заскучал во дворце и решил поехать на охоту в горы. Охота была не совсем удачной, убили лишь несколько косуль и зайцев. Учжу уже собирался возвращаться, как вдруг неподалеку от горы Хэланьшань заметил женщину в чужеземной одежде, которая при виде его поспешила скрыться в лесу. Учжу заинтересовался, кто она такая. По его приказу телохранители обыскали лес и привели женщину. Надо сказать, что Учжу не был поклонником женских прелестей, но сиявшие звездочками глаза и томное выражение лица чужеземки произвели на него глубокое впечатление и взволновали кровь. — Отвезите ее ко мне во дворец, — приказал он телохранителям, — там выясним, кто она такая. Воины посадили женщину на коня и двинулись в путь. Учжу следовал позади. Возвратившись во дворец, он вызвал женщину во внутренние покои и спросил: — Ты откуда родом? Как попала в наши северные земли? Трепеща от страха, женщина упала на колени и тихим мелодичным голосом промолвила: — Я — ваша рабыня, великий повелитель, меня зовут Ван. Я жена Цинь Гуя — «первого из сильнейших» Сунской империи. Мой муж прибыл сюда с императорами. Потом, когда повелитель отправил императоров в Угочэн, мы остались здесь. Я собирала в лесу хворост и случайно попалась вам на глаза. Простите меня! — Уже несколько дней мои воины разыскивают Цинь Гуя, а он, оказывается, здесь! — обрадовался Учжу. Поистине верно сказано: Стоптал железные подметки, Но не нашел, кого искал; Когда ж нашел, то оказалось, Что время попусту терял. — Встань, женщина! Я давно слышал о талантах и учености твоего мужа, мне хотелось бы сделать его своим советником, — ласково промолвил Учжу и приказал воинам: — Живо разыщите господина Циня и пригласите ко мне! Когда воины удалились, Учжу взял Ван под руку и повел в спальню. Женщина чувствовала могучую силу чжурчжэня и сама льнула к нему. Когда воины привели Цинь Гуя, Учжу с госпожой Ван вышел в зал. Он был очень любезен. — Присаживайтесь, пожалуйста! — Что вы! Разве я посмею сесть в вашем присутствии? — отказывался Цинь Гуй, низко кланяясь. Я преклоняюсь перед вашими талантами и давно хотел с вами познакомиться. Только возможности не представлялось все время походы да бои. Если вы не против, я бы предложил вам стать моим советником и жить у меня во дворце. В тот же день Цинь Гуя и его жену снабдили роскошными одеждами и отвели им отдельные покои. Каждый день повелитель присылал им вина и яства со своего стола. Госпожа Ван часто ходила к нему на свидания, но Цинь Гуй делал вид, будто ни о чем не догадывается. Незаметно пролетел год. И вот в один прекрасный день Учжу спросил Цинь Гуя: — Вам хотелось бы вернуться на родину? — Мы с женой получаем от вас столько милостей, что уехать домой было бы черной неблагодарностью! — Древние говорили: «Пусть будет дерево высотой в тысячу чжанов, все равно листья его упадут к корням», — сказал Учжу. — Если вы тоскуете по родным краям, я прикажу людям проводить вас на Срединную равнину. — Разрешите мне съездить домой и поклониться могилам предков, я сочту это величайшей милостью! — воскликнул растроганный Цинь Гуй. — Большего я и желать не смею! — Вашу просьбу я исполню, но только при условии: вы должны испросить у императоров в Угочэне специальный указ, чтобы вас пропустили на Срединную равнину. Цинь Гуй отправился в Угочэн. Учжу было очень жаль расставаться с госпожой Ван. «Если мне удастся завоевать Срединную равнину, — клялся он ей, — ты будешь моей первой наложницей!» Как только от пленных императоров был получен необходимый указ, Учжу устроил прощальный пир, а на следующий день отправился провожать Цинь Гуя и его жену на родину. В пути останавливались через каждые тридцать ли, пили вино и веселились. Не доезжая до Лучжоу, Учжу решил проститься с Цинь Гуем и его женой. Он пригласил их в шатер и, осушив кубок, сказал: — Когда вернетесь на Срединную равнину и добьетесь почестей и богатства, не забудьте обо мне! Растроганный Цинь Гуй отвечал: — О повелитель, если мы с женой доживем до тех счастливых дней, то с радостью отдадим вам Сунскую империю! — И вы готовы дать клятву, что выполните свое обещание? Цинь Гуй встал на колени и торжественно поклялся: — Владыка Небо и владычица Земля! Если я позабуду о великих милостях могущественного повелителя и не отдам в его руки Поднебесную, да постигнет меня смерть от проказы и язв! — Я верю в вашу искренность, — сказал Учжу. — Сообщайте мне обо всех важных событиях. А сейчас извините меня — дальше ехать не могу! Цинь Гуй с женой попрощались с ним и одни продолжали путь. У пограничной заставы Лучжоу супруги назвали себя и попросили воинов доложить о них начальнику. Узнав, что из Цзинь на родину возвращаются люди, сопровождавшие некогда в чужие края старых сунских императоров, начальник заставы беспрепятственно пропустил их через границу и велел воинам проводить супругов до Линьани. Цинь Гуй благополучно добрался до столицы и явился к главным воротам дворца. О его приезде доложили Гао-цзуну, и тот велел пригласить Цинь Гуя в зал Золотых бубенцов. Цинь Гуй низко поклонился и сказал: — Государь, императоры повелели мне передать вам указ! — Мы очень рады тому, что получили весть от старых государей. Теперь при дворе у нас появился выдающийся человек. Господин Цинь Гуй на чужбине перенес немало бед и лишений, но, несмотря ни на что, остался верен нашей династии. Жалуем ему за это должность министра церемоний, а его жене — все знаки отличия, полагающиеся супруге сановника второго класса. Цинь Гуй поблагодарил императора за милость и отправился в ведомство церемоний принимать должность. Это произошло в начале осени четвертого года правления под девизом Продолжение процветания. Стихи, написанные по этому поводу, гласят: Готов государь на жертвы — И все лишь ради забвенья, Селезнями прикинувшись[9 - Селезень — символ верности и любви.], Его льстецы окружили. С тех пор наши горы и реки[10 - Горы и реки — традиционный поэтический образ, олицетворяющий могущество китайской империи.] В упадок пришли, в запустенье, В плену государи Китая, А в небе все больше пыли! В это время огромная сунская армия находилась под командованием Ван Юаня. Ему уже шел девятый десяток, но он был бодр и, не жалея сил, служил государю. Однажды престарелый полководец поднялся в шатер, созвал военачальников и объявил: — Завтра начинается сезон Выпадения инея[11 - В Китае лунный год имеет двадцать четыре сельскохозяйственных сезона. Сезон Выпадения инея приходится на период с 11 по 26 число девятого месяца.]. На ристалище состоятся жертвоприношения и смотр войск. Всем быть на месте без опоздания! На следующий день еще до рассвета военачальники выстроили свои отряды для смотра. Отсутствовали только Мяо Фу и Лю Чжэн-янь. Посланные за ними люди вскоре вернулись и доложили: — Мяо Фу и Лю Чжэн-янь с разрешения государя уехали охотиться в западные горы и прибыть на смотр не могут. На том все бы и кончилось, если бы Ван Юань, возвращаясь домой после смотра, не повстречал обоих на мосту. Друзья так были пьяны, что еле держались в седле. Увидев главнокомандующего, они хотели скрыться, но было поздно. — Нечего сказать — молодцы! — усмехнулся полководец, подозвав обоих. — Почему вы здесь? Мне доложили, что государь отпустил вас на охоту. Или я для вас — ничто? — И, обернувшись к страже, бросил: — Взять! Каждому по двадцать палок! Провинившиеся упали на колени: — Простите, господин юаньшуай! Это в первый и последний раз! — Вы думаете, если сын Неба благоволит к вам, так можно больше ни с кем не считаться?! Хорошо, наказывать я вас не буду — доложу императору, и пусть он велит отрубить вам головы! Мяо Фу и Лю Чжэн-янь сгорали от стыда, но жаловаться было некому. — Брат Лю, как же он нас опозорил! — проговорил Мяо Фу, когда главнокомандующий отправился дальше. — Поедем ко мне и посоветуемся, что делать. Друзья снова сели на коней и отправились в ямынь. Уединившись в зале, они дали волю своему возмущению. — Подумать только, этот старый хрыч накричал на нас прямо на улице! — бушевал Мяо Фу. — Такого позора я не потерплю! Давай, брат Лю, пока Юэ Фэя и Хань Ши-чжуна нет в столице, убьем Ван Юаня, захватим дворец и поделим между собой Поднебесную. — Великолепная мысль! — воскликнул Лю Чжэн-янь. — Только медлить нельзя: сегодня же вечером встретимся у дома Ван Юаня. И они распрощались. Вечером мятежники со своими воинами при свете факелов и фонарей ворвались в дом Ван Юаня. Застигнутый врасплох старый юаньшуай был убит, вся семья его уничтожена, имущество разграблено. Затем Лю Чжэн-янь и Мяо Фу повели войска к императорскому дворцу. Стража пыталась преградить им путь, но была перебита. Мятежники проникли в главный дворцовый зал. Переполошившиеся сановники и евнухи бросились во внутренние покои сообщить императору об опасности. Охваченный страхом, Гао-цзун поспешил спрятаться в тайнике. Навстречу мятежникам вышла его любимая наложница Лю Фэй в сопровождении дворцовых служанок. Лю Фэй приходилась племянницей Лю Чжэн-яню по материнской линии. Она смело обратилась к Мяо Фу: — Полководец, зачем вы пугаете государя?! — Где Кан-ван? — спросили злодеи. — Вы несправедливы к сыну Неба! Ван Юань кичился своей властью, и за это многие сановники его ненавидели. Вы расправились с ним — и хорошо. А государя трогать нельзя, иначе подойдут войска из провинций, и вам придется худо. Вы представляете, что может сделать Юэ Фэй, если узнает, что вы обижаете сына Неба? Лучше всего оставьте Кан-вана во дворце и убедите его передать престол наследнику. А как только у нас будет новый император, Юэ Фэй обязательно явится с поздравлениями, и вы с ним разделаетесь безо всякого труда. Вот тогда вся Поднебесная попадет в ваши руки, и вы сможете спокойно спать на высоких подушках. «Это, пожалуй, самое правильное! — обрадовался Мяо Фу и пообещал Лю Чжэн-яню: — Как только завоюем Поднебесную, я обязательно пожалую вашей племяннице титул императрицы! — Об этом пока рано говорить! — улыбнулся Лю Чжэн-янь. — Прежде всего надо подумать о деле! Телохранители убрали трупы убитых родственников и домочадцев Ван Юаня. У всех ямыней выставили охрану. Мятежники составили подложный указ, будто бы Гао-цзун передает престол наследнику. — К Юэ Фэю от имени «нового» императора был послан гонец с повелением прибыть ко двору — так злодеи задумали заманить его в столицу. Возмущенный действиями Мяо Фу и Лю Чжэн-яня, придворный сановник Чжу Шэн-фэй тайно послал своего доверенного человека Чжу И в Танъинь известить Юэ Фэя о мятеже в столице и просить его помощи. А Юэ Фэй в это время отдыхал в родной усадьбе. После возвращения домой он первым долгом послал людей в Гунцзячжуан за барышней Гун и устроил свадьбу Юэ Юня. Семья зажила счастливо. И вдруг нежданно-негаданно нагрянула беда: заболела старая госпожа Юэ. Никакие лекарства не могли ей помочь, и она скончалась. Смерть матери повергла Юэ Фэя в глубокое горе. Он безутешно оплакивал покойную, не спал, не ел, страшно исхудал. Братья успокаивали его, как могли. После похорон Юэ Фэй облачился в траур и безвыездно сидел дома. Время летело быстро. Братья Юэ Фэя поженились, обзавелись семьями. Жили все вместе, не зная ни тревог, ни забот. И тут как снег на голову свалилось письмо Чжу Шэн-фэя… Когда Чжу И привез послание, братья были на охоте. Юэ Фэй пробежал письмо глазами и, помрачнев, сразу вернулся домой. — Передайте от меня поклон вашему господину, — сказал он, передавая Чжу И ответное письмо. — Скажите, чтобы он действовал в точности, как я ему написал, и соблюдал тайну. Проводив посланца в обратный путь, Юэ Фэй вызвал Ню Гао и Цзи Цина и вручил им еще одно письмо: — Отвезете это письмо в Жуньчжоу юаньшуаю Хань Ши-чжуну, а оттуда поедете в Линьань. Будьте осторожны, чтобы раньше времени не вспугнуть разбойников. — Я не поеду! — заявил Ню Гао. — Живем мы тут спокойно, зачем еще лезть на рожон?! — Дорогой брат, неужели я сам этого не понимаю? — возразил Юэ Фэй. — Но ведь мы прежде служили государю, получали жалованье и если сейчас не придем ему на помощь, разве нас будут считать честными и благородными людьми? Поезжайте же. Если уничтожите предателей и государь пожалует вам должности при дворе, оставайтесь в Линьани. — Что ж, раз ты требуешь, старший брат, мы поедем, — нехотя уступил Ню Гао. — А должности мне не нужны — я все равно вернусь назад. Чем плохо жить так, как мы жили до сих пор? Ню Гао и Цзи Цин простились с Юэ Фэем и вскочили на коней. Поистине: Взметнулись как стрелы — И скрылись вдали. Как будто на крыльях Их кони несли. Через несколько дней они уже были в Жуньчжоу. Надо сказать, что к этому времени юаньшуай Хань получил титул вана Установившего спокойствие. Он пользовался в округе неограниченной властью. По его распоряжению все письма, прибывавшие на его имя, принимал особый чиновник. Ню Гао и Цзи Цин не знали этого порядка. Они спешились у ворот и сказали чиновнику: — Немедленно доложите юаньшуаю о том, что господин Ню и господин Цзи хотят видеть его по неотложному делу! Чиновник смерил прибывших надменным взглядом: — Гм, важные господа! Да я вас и знать не знаю! Сказал и важно удалился. — Ах ты дохлая собака! — взорвался Ню Гао. — Не хочешь докладывать? Ну, так я сам о себе доложу! Растолкав стражу у ворот, он ринулся ко входу в ямынь. Правильно говорили люди: Когда б, схватив злодея, во дворце Не пресекли измены и коварства, Не избежало бы великих бед Повергнутое в смуты государство. Если вы не знаете, что произошло дальше, то прочтите следующую главу. Глава сорок шестая Отважный полководец прибегает к хитрости, чтобы изловить коварных мятежников. Мудрая императрица вышивает знамя, чтобы привлечь доблестного военачальника Тому и должно подвиг совершить, Кто призван власть законную беречь. За государя мстящий — да возьмет В три чи длиною лунцюаньский меч, Чтоб тем, кто притаился во дворце, Сановным лицам, позабывшим долг, За низкие, коварные дела Презренные их головы отсечь. Мы уже рассказывали о том, как Ню Гао и Цзи Цин проникли в ямынь. Услышав шум, юаньшуай Хань послал телохранителя разузнать, в чем дело. Увидев двух молодцов, телохранитель строго спросил: — Вы кто такие? Как смеете скандалить в присутственном месте? — Мы — военачальники юаньшуая Юэ Фэя, — ответил Ню Гао. — Приехали к вашему полководцу по секретному делу большой важности, а тут какой-то пес не захотел о нас докладывать! Услышав, что это люди Юэ Фэя, которые к тому же приехали по секретному делу, телохранитель сразу сбавил тон: — Не сердитесь, почтенные господа! Наш привратник не распознал, кто вы такие! Пожалуйста, подождите немного, я о вас доложу. — Ваша обходительность мне нравится! — просиял Ню Гао. — А того пса я, ей-ей, отколотил бы! Телохранитель доложил Хань Ши-чжуну о прибывших, и тот распорядился просить гостей. Ню Гао и Цзи Цин прошли в присутственный зал и с поклоном вручили письмо. Прочитав его, Хань Ши-чжун с тревогой сказал: — При дворе мятеж! Господин Ню и вы, господин Цзи, поезжайте сейчас же в столицу и действуйте, как вам приказал ваш юаньшуай. Я с войском выступаю вслед за вами. Ню Гао и Цзи Цин поспешили в Линьань. Неподалеку от города Ню Гао сказал: — Теперь я поеду вперед, а ты, брат Цзи, держись поодаль. Ню Гао подскакал к городской стене и крикнул страже: — Я — Ню Гао, подчиненный юаньшуая Юэ Фэя. Мне надо повидать господ Мяо Фу и Лю Чжэн-яня по важному делу! Мяо Фу и Лю Чжэн-янь как раз совершали обход и проверяли, как их воины несут службу. Когда они увидели, что Ню Гао один, они безо всякого опасения впустили его в город. Ню Гао поднялся на стену, почтительно приветствовал обоих мятежников и сказал: — Мне надо кое-что вам сообщить. Прикажите, пожалуйста, вашим людям отойти подальше. — Мы своим людям доверяем — можете смело говорить при них. — Юэ Фэй велел мне передать вам поклон и сказать, что он изгнал из Поднебесной цзиньские войска, совершил много подвигов, а Кан-ван вместо награды уволил его с должности! — начал Ню Гао. — Юаньшуай возмущен, что с ним, заслуженным полководцем, поступили так несправедливо! Он удивляется, почему вы не избавитесь от Кан-вана? Ведь если его убрать, то новый император будет в вашей власти. Да и какой это император, когда ему еще нет и четырех лет от роду? Словом, если вы пожелаете завладеть Поднебесной, наш юаньшуай вам поможет. Пораженные Мяо Фу и Лю Чжэн-янь не знали, что и отвечать. Придя наконец в себя, они в один голос воскликнули: — Если юаньшуай нам поможет, клянемся — он получит титул вана и будет пользоваться почетом наравне с нами! Они пригласили Ню Гао во дворец, усадили на почетное место и стали советоваться с ним, какой ответ написать Юэ Фэю. Их беседу прервал воин, который вошел с докладом: — У городских ворот какой-то Цзи Цин требует, чтобы его впустили в город. — Это мой названый брат, — поспешил вмешаться Ню Гао. — Когда-то Кан-ван прогнал его с должности, и он с тех пор жил в горах Тайхан. Недавно я послал ему письмо, чтобы он приехал в столицу. — Пусть его впустят, — распорядились Мяо Фу и Лю Чжэн-янь. Цзи Цина впустили. Но едва он явился во дворец и встал рядом с Ню Гао, как прибежал еще один воин и сообщил: — Войска Хань Ши-чжуна подступили к городу! Злодеи перепугались, а тут пришло еще одно известие: — Чжу Шэн-фэй открыл ворота и впустил Хань Ши-чжуна в город! — Кто схватит Чжу Шэн-фэя? — обратился Мяо Фу к воинам. — Я! — вызвался Ню Гао, подскочил к Мяо Фу и сгреб его в охапку. В тот же момент Цзи Цин скрутил Лю Чжэн-яня. Телохранители хотели прийти им на помощь, но братья предупредили: — Кто сделает хоть один шаг, будет убит! И не пытайтесь спасти своих начальников — мы их прикончим раньше, чем вы обнажите оружие! Телохранители растерялись, а когда пришли в себя, подоспела дворцовая стража, и они обратились в бегство. Хань Ши-чжун приказал обезглавить обоих мятежников вместе с их родственниками и приспешниками. После этого в главный дворцовый зал пригласили всех гражданских и военных сановников и попросили императора к ним выйти. Гао-цзуна поздравили с победой над мятежниками, и государь сказал: — Злодеи едва не погубили нас. Мы премного благодарны Хань Ши-чжуну за усердие. Жалуем ему титул великого вана и награждаем золотом и шелками. Ню Гао и Цзи Цину, кои схватили мятежников, жалуем звания губернаторов и повелеваем остаться при дворе, дабы охранять нас. «Эх ты, горе-император! — подумал Ню Гао. — Вот тебе наказание за то, что не хотел слушать моего старшего брата! Благодари его, это он повелел тебя спасти! Подавись ты всеми своими должностями — они мне не нужны!» Он незаметно выскользнул из дворца, сел на коня и уехал в Танъинь. Гао-цзун приказал с почестями похоронить юаньшуая Ван Юаня, а отрубленные головы мятежников принести в жертву на его могиле. Хан Ши-чжун на два дня задержался в Линьани и, лишь закончив дела, возвратился в Жуньчжоу. После возвращения Гао-цзуна к власти в государстве установилось спокойствие. Но весною седьмого года правления под девизом Продолжение процветания[12 - 1137 г.] ко двору был представлен доклад, в котором говорилось: «В горах Девяти драконов в Шаньдуне поднял мятеж Ян Цзай-син. В Хуачжоу на Великих озерах пираты Ци Фан, Ло Ган и Хао Фан собрали несчетные полчища разбойников и тоже готовят бунт». Тревожные донесения поступали одно за другим. Гао-цзун не на шутку встревожился и обратился к придворным сановникам: — Кто мне посоветует, как усмирить разбойников? — Надо бы вызвать Юэ Фэя, — предложил государев наставник Чжао Дин, — больше с ними никто не справится. — Мы уже посылали за ним, но его подчиненные задержали моего посланца и изорвали указ, — вздохнул Гао-цзун. — Мы их не стали наказывать, потому что они расправились с Мяо Фу и Лю Чжэн-янем. Но каково будет нам, если и новый указ не дойдет до Юэ Фэя?! Сановники наперебой давали советы, но никто не мог предложить ничего путного. Наконец Гао-цзун устал и отпустил их, велев приходить на следующее утро, а сам удалился в спальные покои. Его встретила императрица Вэй. От ее глаз не укрылось, что Гао-цзун расстроен. Она подошла к мужу и заботливо спросила: — Господин мой, о чем вы там разговаривали в зале? Кто вас так опечалил? — Разбойники! Наставник Чжао Дин посоветовал послать против них Юэ Фэя, а тот никак не хочет ехать в столицу. — Эта беда поправима! Если позволите, я шелком вышью боевое знамя с надписью «Преданностью своей отблагодарю государя», вы пошлете его Юэ Фэю, и — можете быть уверены — он явится! Так и сделали: императрица вышила знамя, а император отправил его в Танъинь. Когда Юэ Фэй узнал о прибытии императорского посла, он выставил столик с курильницей, вышел к воротам и пал ниц. Посланец зачитал указ: «Мы, сын Неба, император великой династии Сун, объявляем: в морозную зиму испытывается стойкость сосен и кипарисов, в бедах и несчастьях проверяется честность, и преданность придворных сановников. Мы вступили на трон в суровое время, когда смуты и мятежи раздирают наше государство. Лишь благодаря усилиям Юэ Фэя нам удалось удержать власть. Стыд не покидает нас, что до сих пор мы не смогли освободить из плена старых государей! Но это не наша вина! Ныне Ян Цзай-син собрал несметные полчища разбойников в Шаньдуне. Ци Фан бесчинствует на Великих озерах. Разве в такое тревожное время вам, юаньшуай, подобает пребывать в бездеятельности и смотреть со стороны на бедствия, которые испытывает государство? Моя супруга собственноручно вышила для вас боевое знамя феникса и дракона. Повелеваем вам прибыть в столицу и занять прежнюю должность. Встаньте во главе доблестных войск, выступите в поход и поддержите династию. На награды мы не поскупимся!» Выслушав высочайший указ, Юэ Фэй поблагодарил императорского посланца за милость, угостил его и проводил в путь. Сам же собрался в дорогу, созвал братьев и сказал: — Государь повелел мне покарать разбойников, государыня прислала мне знамя, вышитое собственными руками. Я должен ехать в столицу. Хотите предстать перед государем? — Я не поеду! — первый заявил Ню Гао. — Мне такого дурака императора не надо! Как война — подавай ему полководцев, а как наступит мир, так сразу забывает о них и предается наслаждениям во дворце! — Не говори глупостей, брат! — прикрикнул на него Юэ Фэй. — Или ты не знаешь древнюю пословицу: «Когда государь повелевает подданному умереть — подданный умирает». Я ел хлеб государя и умру за него! Мы пойдем в поход, освободим старых императоров, прославимся сами и прославим своих предков. Настал час наших подвигов! Отправляйте родных в деревню — и в путь! — Правильно, старший брат! Братья разошлись по домам и после недолгих сборов явились к Юэ Фэю. Его жена и невестка устроили прощальное угощение. Юэ Фэй попрощался с женщинами, дал им указания по хозяйству, выпил вина и отправился в путь. Провожать его прибыли уездные чиновники. Юэ Фэй придержал коня, поблагодарил за внимание и сказал: — Не смею утруждать вас, господа. Прошу об одном: не оставьте заботами мою семью! Чиновники низко поклонились юаньшуаю и хором ответили: — Об этом не беспокойтесь! На этом расстались. Выслав вперед носильщиков с поклажей, братья двинулись по дороге в Линьань. Поистине: Издревле были честные мужи Во времена разброда, в годы смут, И под знамена феникса с драконом В полки вливались тысячи людей. И ныне, вняв призыву государя, Подняв оружье, воины идут, Командует большим и грозным войском Великий полководец Юэ Фэй. Но не будем увлекаться посторонними описаниями. Упомянем только, что по пути в столицу Юэ Фэй побывал в Жуньчжоу и повидался с юаньшуаем Ханем. Хань Ши-чжун проводил Юэ Фэя до первого селения, и здесь они расстались. Когда Юэ Фэй прибыл в Линьань и предстал перед государем, Гао-цзун восстановил его в прежней должности и обещал повышение по службе, как только он усмирит разбойников. Потом приказал военному ведомству выделить в распоряжение Юэ Фэя стотысячное войско, а казначейству — выдать деньги на провиант и фураж. В конце приема император спросил: — Против кого вы двинете войска в первую очередь? Сперва усмирю Ян Цзай-сина на горе Девяти драконов, потом — пиратов на Великих озерах. Гао-цзун остался доволен его ответом. Он угостил полководца тремя кубками императорского вина и отпустил. Прибыв в военный лагерь, Юэ Фэй назначил Ню Гао начальником передового отряда, а Юэ Юню поручил подвоз провианта. — Провиант для армии — самое главное, — говорил он сыну. — Если армия хоть на один день останется без продовольствия, среди воинов поднимется ропот. Так что отнесись к своему делу серьезно! Юэ Юнь удалился, а Юэ Фэй приказал выступать в поход. И двинулось его войско. Людской поток — Стремительный, могучий! Как тигры, кони Мчат врагу навстречу. Над цзиньским флагом Все темнее тучи, И стынут души Перед страшным смерчем. Пройдя через многие округа и уезды, Ню Гао с передовым отрядом первым добрался до Шаньдуна. — Впереди гора Девяти драконов, — доложили ему воины. — Что ж, возьмем гору, а потом будем строить лагерь, — сказал Ню Гао. Воины с криками пошли на приступ. Разбойники, охранявшие гору, донесли своему предводителю: — Какой-то сунский военачальник подошел к горе и вызывает в бой. Ян Цзай-син даже не стал расспрашивать, кто нападает. С отрядом разбойников он ринулся навстречу противнику. — Эй, ты! Волосатый злодей! — крикнул он Ню Гао. — Откуда ты явился? Или ищешь смерти? — Ах ты собачье дерьмо! — выругался Ню Гао. — Ты еще не хочешь сдаваться?! Так знай: перед тобой Ню Гао! — Так ты — Ню Гао! — воскликнул Ян Цзай-син, разразившись хохотом. — Об тебя и руки марать не стоит — подожду самого Юэ Фэя. Разъяренный Ню Гао первым напал на противника, но после нескольких схваток повернул коня и обратился в бегство. Ян Цзай-син не стал его преследовать и вернулся в лагерь. Потерпев неудачу, Ню Гао приказал воинам отойти на несколько ли от горы, построить лагерь и дожидаться прихода Юэ Фэя. Вскоре подошла вся армия. Ню Гао вышел встречать юаньшуая. — Ты уже вступал в бой? — спросил Юэ Фэй. — Дрался с каким-то разбойником на белом коне, — ответил Ню Гао. — Он меня не стал преследовать. Военачальники усмехнулись: — Должно быть, брата Ню Гао опять побили! — Как зовут твоего противника? — спросил Юэ Фэй. — Не знаю. Не спрашивал. — Брат Ню, ты уже много лет служишь у меня, а все так же опрометчив, как прежде! — укоризненно покачал головой Юэ Фэй. — Не узнал имени врага и полез в бой! А если бы ты одержал победу? Как записать в книгу — кого ты убил? Запомни: в следующий раз, если придется вступать в бой, сперва узнай имя противника, а потом дерись. Ты помнишь Ян Цзай-сина? Мы с ним встречались на ристалище в Кайфыне… — Ох, совсем позабыл! — схватился за голову Ню Гао. — Так ведь я с ним и дрался! — Теперь ты понимаешь, почему не одержал победу?! — улыбнулся юаньшуай. — Завтра я сам выйду в бой и уговорю Ян Цзай-сина покориться! На следующее утро Юэ Фэй распорядился: — Бить в барабаны! Всем следовать за мной! Военачальники пытались возразить: незачем, мол, унижаться перед каким-то разбойником, они его и сами схватят, — но Юэ Фэй строго оборвал: — Если ничего не понимаете — помолчите! И не думайте, что я собираюсь приписать себе лишний подвиг! Ян Цзай-син — храбрый воин, и я хочу, чтобы он не бунтовал, а поддерживал государя! И еще предупреждаю: если я буду драться с ним и потерплю неудачу, не выходите мне на помощь! Кто нарушит приказ, будет наказан по всей строгости военного времени! — Слушаемся! — хором ответили военачальники. Только один из них вышел вперед и попросил взять его с собой. — Хорошо, — согласился юаньшуай. — Но только не вздумай вмешиваться! И Юэ Фэй выехал на поединок. Военачальники, стоя в отдалении, наблюдали за ним. Ян Цзай-син тоже спустился с горы. Юэ Фэй поднял голову и увидел: Феникс-шлем на голове, Серебристые края, А броня покрыла тело, Словно рыбья чешуя. Древко острого копья Держит твердая рука, С толстой ручкою нагайка Ниспадает с кушака. Белоснежная накидка, Под накидкою — броня, Серебром сверкает грива Богатырского коня. Белый лик И красный рот, Прядь волос К плечам ползет, Затихают штормы, громы — Если богатырь Взревет! Среди воинов могучих Первым он прослыл не зря: Где еще такого встретишь Сильного богатыря? Юэ Фэй тронул коня, выехал вперед и сказал: — Как поживаете, полководец Ян? — Брось болтать, Юэ Фэй! — презрительно бросил Ян Цзай-син. — Ты ко мне обращаешься так, как будто мы с тобой уже встречались! — Неужели вы забыли о нашей встрече? Мы виделись с вами на экзаменах в Кайфыне! Ян Цзай-син был поражен: — Так ты и есть тот самый Юэ Фэй? Это ты победил Лян-вана в поединке на копьях?! — Точно так! Именно поэтому я и хотел спросить, почему вы, потомок заслуженных полководцев, вздумали встать на путь разбоя? Вы же позорите этим своих предков! Послушайте меня, переходите на сторону Сунской династии! Помогите освободить из плена двух императоров, и ваше имя будет прославлено в веках! — Помолчал бы ты, Юэ Фэй! — усмехнулся Ян Цзай-син. — Думаешь, я не умею разбираться в людях? У нашего императора на уме одни удовольствия, а до того, что враги рвут на куски империю, ему и дела нет! И зачем ты поддерживаешь этого глупца? — Вы неверно рассуждаете, полководец! — возразил Юэ Фэй. — Я был и буду предан до конца династии Сун. А вот как вы, представитель прославленного своей честностью рода Ян, могли изменой государю опозорить своих предков, — для меня непостижимо. Не хотите внять доброму совету — придется нам драться! — Неужели ты не знаешь, Юэ Фэй, что никакой герой не может прославиться на сто веков? По-хорошему прошу — переходи на мою сторону. Не хочешь — так и разговаривать не о чем. — Подождите! Давайте разведем войска и будем сражаться один на один! — предложил Юэ Фэй. — Прекрасно! — согласился Ян Цзай-син. Когда войска противников отошли на некоторое расстояние от места поединка, богатыри подняли копья и схватились. Послушно Руке Юэ Фэя копье, Противнику смертью Грозит острие, Но в восемь саженей Секира Цзай-сина, — Непросто отбиться От жала ее! Копье Юэ Фэю Всецело подвластно, Блестит то оранжевым светом, То красным. Легка и привычна Секира Цзай-сину — Горит хрусталем, Белоснежным и синим… Соперники — Храбрые воины, К победе Стремленьем полны, Оружье Оружью достойно И силы обоих — Равны! Немыслимы Предположенья, Никто Не предопределит, Кому суждено пораженье И кто из врагов Победит! Больше трехсот раз сходились и расходились противники, и никто не мог взять верх. Лишь когда начало смеркаться, прекратился необычный поединок. Соперники договорились встретиться завтра и разъехались по своим лагерям. На рассвете Юэ Фэй с войском вновь вышел в бой. Ян Цзай-син был уже на месте. Юэ Фэй оставил воинов на расстоянии трех полетов стрелы от места поединка, а сам выехал вперед. Бой возобновился, засверкало оружие. Так за лакомый кусок Бьются тигры с ревом зычным, Так сражаются драконы, В бой вступив из-за добычи. Как раз во время этого поединка Юэ Юнь доставил в лагерь провиант, и ему сказали: — Юаньшуая в лагере нет, он сражается с Ян Цзай-сином. Юэ Юнь оставил обоз, а сам помчался к месту боя. — Вот хорошо, что ты приехал! — обрадовался Ню Гао. — Помоги-ка своему отцу схватить разбойника! Юэ Юнь не знал о приказе, запрещавшем кому бы то ни было вмешиваться, и поскакал вперед с криком: — Отдохните немного, батюшка, я сейчас схвачу злодея! — Стой, Юэ Фэй! — крикнул Ян Цзай-син. — Какой из тебя полководец, если твои подчиненные не выполняют твой же приказ! Не буду с тобой драться! Он повернул коня и ускакал на гору. Сгорая от стыда, Юэ Фэй вынужден был собрать войско и возвратиться в лагерь. Как только Юэ Фэй появился в шатре, к нему пришел Юэ Юнь, чтобы доложить о выполнении приказа. При виде сына разъяренный юаньшуай вскочил с места и крикнул приближенным: — Связать мерзавца и отрубить голову! Растерянный юноша никак не мог понять, в чем дело. Но военачальники, которым было известно, как все произошло, опустились на колени перед Юэ Фэем и взмолились: — Господин юаньшуай, ваш сын только что доставил провиант. Он ничего не знал о приказе. Пощадите его! — Хорошо, ради вас я отменю казнь… Дать ему сорок палок! Воины повалили Юэ Юня, палки заходили по его спине. После двадцати ударов Ню Гао, чувствуя за собой вину, не выдержал: — Господин юаньшуай, смилуйтесь над моим племянником! Пусть остальные двадцать палок дадут мне! — Хорошо, прекратите наказание! — распорядился Юэ Фэй и обернулся к Чжан Бао: — Отнеси Юэ Юня к горе, вызови Ян Цзай-сина и объясни, как все получилось. И пусть мальчишка просит у него извинения. Чжан Бао взвалил Юэ Юня на спину и направился к горе Девяти драконов. У подножья горы он положил юношу на землю и попросил разбойников доложить о нем их предводителю. Когда Ян Цзай-син спустился с горы, Чжан Бао встал перед ним на колени и сказал: — Я принес Юэ Юня. Он только что прибыл в лагерь, ничего не знал о приказе и непреднамеренно оскорбил вас. Юаньшуай дал ему двадцать палок и велел просить у вас извинения. — Вот это похоже на юаньшуая! — одобрительно заметил Ян Цзай-син. — Передай ему, что завтра возобновим поединок. Чжан Бао отнес Юэ Юня назад в лагерь и доложил Юэ Фэю, что противник согласен продолжить бой. Так как время было уже позднее, Юэ Фэй удалился во внутренний лагерь отдыхать. Юэ Юнь и Чжан Сян встали по обе стороны от него. Юэ Фэй заметил, что по щекам Юэ Юня катятся слезы, и сказал: — Я вижу, ты до сих пор не можешь успокоиться! Обижаешься на меня? — Да разве я посмею на вас обижаться! — воскликнул Юэ Юнь. — Просто я вспомнил бабушку и расплакался. Была бы она жива, очень расстроилась бы, узнав, что меня наказывают… — Ладно уж, иди отдохни, — смягчился Юэ Фэй, на которого слова сына произвели удручающее впечатление. Юэ Юнь и Чжан Сян вышли. Юэ Фэй долго еще сидел в одиночестве, пока наконец не облокотился о столик и не задремал. И вдруг он услышал: — Господин Ян пришел вам поклониться. «Какой господин Ян?» — с недоумением подумал юаньшуай. Хотел спросить, но вошел военачальник в золоченом шлеме и латах. У него было квадратное лицо, большие уши, длинная борода и усы. Юэ Фэй поднялся ему навстречу. Кто он, чужестранец, — Об этом не ведал герой, Быть может, скиталец, Заброшенный дальней волной? Если вы не знаете, кем был этот нежданный гость, то прочтите следующую главу. Глава сорок седьмая Явившись во сне, Ян Цзин раскрывает неизвестный прием боя. Устроив ловушку, Ван Цзо посылает приглашение на пир Запорошил всю землю иней Во время «дружеской» пирушки, Хмельные осушались кубки, От них шумело в головах. И все ж не удалось злодеям Героев заманить в ловушку. Герои, не поддавшись хмелю, Держались твердо на ногах! Мы уже рассказывали, что после поединка с Ян Цзай-сином Юэ Фэй наказал сына, а сам удалился в шатер, облокотился о столик и задремал. Вдруг ему доложили: — Вам хочет поклониться полководец Ян! Тут же вошел воин в доспехах. Юэ Фэй поднялся ему навстречу, пригласил сесть. Я — Ян Цзин, — сказал гость. — Ян Цзай-син мой правнук, и я не могу смотреть, как он разбойничает! Возьмите его под свое покровительство, пусть он совершит подвиг и прославит свой род! Буду бесконечно признателен вам за помощь! — Я давно уже думаю об этом, — отвечал Юэ Фэй, — но способности мои ничтожны. Я несколько дней подряд сражался, но так и не смог его одолеть. — Вот — взгляните, — сказал Ян Цзин. — У меня в руке родовое копье Янов. Отразить его может лишь клинок убийцы. Передаю копье вам. Вы должны победить моего правнука и заставить его покориться! Ян Цзин взмахнул копьем. Юэ Фэй тоже схватился за оружие. После нескольких схваток Ян Цзин обратился в бегство. Юэ Фэй погнался за ним. Держа копье в левой руке, Ян Цзин обернулся и сделал выпад. Юэ Фэй парировал удар. Но в тот же момент Ян Цзин выхватил клинок, и с возгласом «хорошенько запомните этот прием!» нанес противнику удар в спину. Юэ Фэй упал. В то же мгновение он проснулся — это был всего лишь сон! Юэ Фэй был в восхищении от нового приема и тут же поупражнялся в одновременном применении в бою копья и клинка. Прошло два дня, прежде чем Юэ Фэй вновь вывел войска в бой. Ян Цзай-син спустился с горы. Не вступая в разговор, противники скрестили оружие. После десятой схватки Юэ Фэй притворился побежденным и бежал. — Что это с вами сегодня? — засмеялся Ян Цзай-син и бросился в погоню. Внезапно Юэ Фэй повернул коня и сделал выпад. Ян Цзай-син отразил удар копьем, но не остерегся — его противник выхватил блестящий клинок и плашмя нанес удар по спине. Ян Цзай-син не удержался в седле и полетел на землю. Юэ Фэй поспешно соскочил с коня, помог ему встать и воскликнул: — Простите меня, полководец! Садитесь на коня и продолжим поединок! Поистине: Скорее вычерпана будет Пригоршней из реки вода, Чем смоется с лица румянец Досады жгучей и стыда! Кровь хлынула в лицо Ян Цзай-сина. Он опустился на колени и смущенно пробормотал: — Я убедился в ваших способностях, юаньшуай, и признаю себя побежденным! — Если вы согласны помочь мне поддержать Сунскую империю, я готов с вами побрататься, — сказал Юэ Фэй. — Можно ли надеяться на такую высокую честь?! Я буду счастлив, если вы сделаете меня своим слугой! Но Юэ Фэй настаивал, и в конце концов оба дали друг другу клятву, скрепив ею узы братства. — А теперь возвращайтесь в лагерь, юаньшуай, — сказал Ян Цзай-син. — Я созову своих людей, заберу провиант и приду к вам. Ян Цзай-син вернулся на гору, собрал людей и провиант, поджег лагерь и ушел к Юэ Фэю. На радостях Юэ Фэй приказал устроить в честь него пир, на котором военачальники поздравляли юаньшуая с победой. На следующий день войско Юэ Фэя с победными песнями двинулось в Линьань. У границ Гуачжоу юаньшуай Хань Ши-чжун уже приготовил суда, чтобы переправить армию Юэ Фэя через реку. Три дня гостил он у юаньшуая Ханя, а на четвертый двинулся дальше. Когда войско подходило к столице, разведчики донесли: — Пират Ци Фан напал на Линьань — город в опасности. Юаньшуай отдал приказ войскам расположиться вдоль берега, а Ян Цзай-сина с трехтысячным отрядом послал оборонять город. Едва Ян Цзай-син выступил из лагеря, как повстречался с толпой разбойников во главе с Ци Фаном. Не дожидаясь, пока разбойники изготовятся к бою, Ян Цзай-син с копьем наперевес поскакал им навстречу. — Ты кто такой? — крикнул Ци Фан. — Тебе захотелось узнать мое имя? Так слушай: перед тобой Ян Цзай-син, военачальник Юэ Фэя. Теперь ты назови свое имя, чтобы в книгу подвигов записали, кого я побил! — Я — Ци Фан, повелитель крепостей на Великих озерах. Советую сдаться, иначе тебе конец! — Не трать слов попусту! Вот попробуй моего копья! Двадцать раз сходились и расходились противники. Наконец Ян Цзай-син выхватил клинок. Ци Фан быстро отклонился в сторону, и удар пришелся по голове его коня. Не успел разбойник опомниться, как Ян Цзай-син вышиб его из седла, швырнул на землю и крикнул воинам, чтобы побежденного связали. Увидев, что товарищ попал в плен, второй главарь разбойников, Ло Ган, в ярости выхватил меч и ринулся на Ян Цзай-сина. Тот без труда отражал его удары и скоро стащил Ло Гана с коня. Победитель уже собрался вернуться в лагерь и доложить юаньшуаю о победе, как вдруг его атаковал третий главарь — Хао Сянь. Ян Цзай-син с такой силой отбивал копьем его меч, что у разбойника одеревенели плечи, а по всему телу выступил холодный пот. Изловчившись, Ян Цзай-син ухватил его за пояс и сбросил с коня. Воины подхватили и связали поверженного врага. Почти все разбойники были перебиты, лишь немногим удалось спастись бегством. Ян Цзай-син собрал отряд, явился к Юэ Фэю и доложил о победе. — Вы герой из героев! — воскликнул восхищенный Юэ Фэй. — Трех главарей поймали за один день! Я уверен, с вашей помощью мы разгромим чжурчжэней и вернем на родину плененных государей! — Что вы, что вы! — возражал польщенный Ян Цзай-син. — Этой победой я обязан только вашей славе — никакой моей заслуги здесь нет! Связанных разбойников ввели в шатер и поставили на колени. — Ну, что скажете? — обратился к ним Юэ Фэй. — Почему сразу не хотели покориться? — Господин юаньшуай, не убивайте нас — мы готовы служить вам до последнего вздоха. — Очень хорошо. — Юэ Фэй сделал воинам знак освободить пленных от веревок. — Я с радостью побратаюсь с вами. — Нет, нет! Мы недостойны такой чести! — Не упрямьтесь! Посмотрите, почти все военачальники, которых вы видите в шатре, — мои побратимы. Пришлось согласиться. Ци Фан собрал своих людей, запасы провианта и снова явился к Юэ Фэю. Юаньшуай оставил его отряд в главном лагере, а в столицу послал донесение о победе. Войска расположились за городом на отдых. Сам юаньшуай отправился ко двору и был принят императором. Провозгласив троекратную здравицу в его честь, Юэ Фэй доложил: — Ян Цзай-син, Ци Фан, Ло Ган и Хао Сянь сдались и выразили желание служить в ваших войсках, государь. Гао-цзун пожаловал покорившимся звания и должности и обещал повысить, как только они совершат подвиги. — Вы, наверное, уже знаете, что на озере Дунтинху свирепствует Ян Яо? — спросил он Юэ Фэя. Местные власти ничего не могут с ним поделать. Покарайте злодея и избавьте народ от бедствий. Юэ Фэй почтительно принял повеление и удалился. На прощанье император велел выдать Юэ Фэю особую грамоту, по которой ему разрешалось распоряжаться всеми войсками в округах и провинциях, где придется вести военные действия. Покончив с приготовлениями, Юэ Фэй совершил жертвоприношение знамени и в первый же счастливый день выступил в поход. Войско бурным потоком хлынуло из Линьани к Таньчжоу. На всем пути юаньшуая встречали с подарками местные чиновники. Юэ Фэй ничего не принимал, но со всеми обращался любезно: наказывал усердно служить государю, относиться к народу, как к родным детям. Воины Юэ Фэя тоже соблюдали строгий порядок, никого не обижали, и народ повсюду возносил хвалу юаньшуаю. Вскоре подошли к Таньчжоу. Губернатором здесь был Сюй Жэнь, прежний начальник уезда Танъинь, недавно повышенный в должности. В сопровождении своих военачальников и чиновников он выехал из города навстречу юаньшуаю. Юэ Фэю, который считал Сюй Жэня своим благодетелем, неудобно было принимать от него знаки почтения, и поэтому он назначил губернатору личную встречу. Войско вступило в город и расположилось на отдых. Сам Юэ Фэй устроился в доме губернатора. На следующий день он вышел в присутственный зал, и как только чиновники представились ему, спросил начальника гарнизона Чжан Мина: — Что сейчас творится в пиратском стане? — Да все то же, что и раньше, — отвечал Чжан Мин. — Ян Яо построил дворец на гористом острове Цзюиньшань посреди Дунтинху и провозгласил себя ваном. У него есть брат — Ян Фань, человек большой храбрости, и много военачальников: военный наставник Цюй Юань-гун; юаньшуай Лэй Гун и пятеро его сыновей — Лэй Жэнь, Лэй И, Лэй Ли, Лэй Чжи и Лэй Синь, которых за храбрость называют «пятью тиграми из рода Лэй»; начальник военной палаты Хуа Пу-фан; командующие флотом братья Гао Лао-ху и Гао Лао-лун; начальник восточного укрепленного лагеря Ван Цзо и начальник западного укрепленного лагеря Янь Ци. Рядовых воинов у него несколько десятков тысяч, больших и малых боевых судов и лодок — не счесть. Уж больно лют этот разбойник! Ван Сюань пробовал его усмирить, но сам был разбит. Если бы вы не подоспели, Ян Яо, пожалуй, захватил бы и Таньчжоу. — Прошло всего несколько лет, а он забрал такую силу! — вздохнул Юэ Фэй и, подозвав к себе начальника гарнизона, зашептал ему что-то на ухо. На следующий день юаньшуай приказал Чжан Бао отвезти письмо в восточный лагерь разбойников. Лагерь находился приблизительно в тридцати ли от города, на самом берегу. У ворот лагеря Чжан Бао сказал воинам: — Доложите своему начальнику, что пришел человек с письмом от Юэ Фэя. Когда по приказу Ван Цзо посланца пропустили в лагерь, он опустился перед разбойничьим главарем на колени и подал письмо. Ван Цзо начал читать — это оказалось приглашение на пир! — Пойди во флигель, тебя угостят, — сказал Ван Цзо посланцу, — а мне надо написать ответ вашему юаньшуаю. Когда Чжан Бао вышел, Ван Цзо подумал: «Неужели Юэ Фэй не забыл меня и вправду считает братом? Если об этом письме узнает наш великий ван, мне конец!» Ван Цзо решился: он взял письмо, сел в лодку и отправился в лагерь Ян Яо. Представ перед предводителем, Ван Цзо опустился на колени и доложил: — Великий ван, Юэ Фэй прислал мне письмо — приглашает на пир в Таньчжоу. Самовольно я поехать не посмел — прошу вашего разрешения! С этими словами он протянул главарю полученное письмо. Ян Яо прочитал его и передал военному наставнику: — Что скажете по этому поводу? — По-моему, можно отпустить, — промолвил Цюй Юань-гун. — Если Ван Цзо вернется целым и невредимым, я дам вам совет, что делать. — Хорошо, можете ехать, — бросил Ян Яо подчиненному. Ван Цзо вернулся к себе в лагерь, дал Чжан Бао в награду двенадцать лян серебра и сказал: — Передай от меня поклон юаньшуаю и скажи, что завтра я буду у него на пиру. Когда Чжан Бао принес положительный ответ, Юэ Фэй распорядился приготовиться к пиру, а на следующий день, лишь только привратники доложили о прибытии гостя, сам выехал встречать и приветствовал его со всеми полагающимися церемониями. — Давненько не виделись мы с тобой, брат! — Давно! — согласился Ван Цзо. — Несколько лет минуло. Не ожидал, что сегодня свидимся! По знаку юаньшуая гостя усадили в большой паланкин, который несли восемь носильщиков. Из-за занавески Ван Цзо всю дорогу наблюдал, как жители воскуривают благовония у обочин дороги и восхваляют Юэ Фэя. У ворот ямыня паланкин опустили на землю, гостя провели в зал. Юэ Фэй снова приветствовал его со всеми церемониями. Подали чай и вино. Юаньшуай пригласил Ван Цзо занять почетное место. Когда осушили по нескольку кубков, Ван Цзо сказал: — Дорогой брат, теперь, я надеюсь, вы готовы принять предложение моего господина? — Не будем сегодня упоминать об этом! — возразил Юэ Фэй. — Ведь вы помните изречение древних: «За вином не полагается беседовать о государственных делах». Впрочем, вы можете говорить что угодно. Но только знайте: мои военачальники преданы государю, и если вы скажете что-либо невпопад, я за них не ручаюсь! После этих слов Ван Цзо замолчал. Пировали до полудня, потом Ван Цзо встал. — Позвольте проститься с вами, господин юаньшуай! Не то мой ван узнает о нашей слишком продолжительной встрече и обвинит меня в измене! — Не смею вас задерживать, — кивнул Юэ Фэй. Всю обратную дорогу сопровождающие Ван Цзо слуги с восторгом шептались о Юэ Фэе: — Юаньшуай добрейший человек! Как он относится к людям! Ван Цзо слышал эти слова, но притворялся глухим. Когда добрались до главного лагеря, он вышел из лодки, поднялся в зал и доложил великому вану о выполнении приказа. Как только Ян Яо увидел, что Ван Цзо вернулся целым и невредимым, он обернулся к Цюй Юань-гуну и спросил: — Что вы предложите, военный наставник? — План готов! — тотчас отозвался Цюй Юань-гун. — Завтра вы, великий ван, пошлете Ван Цзо к Юэ Фэю с ответным приглашением на пир. Он приедет обязательно! Устройте военные игры, и ваши воины отрубят ему голову. Не удастся этот план — есть наготове другой. Посадите в засаду четыре сотни воинов с копьями, и они по сигналу расправятся с Юэ Фэем во время пира. Если же случится, что ловкачу все же удастся выбраться живым из-за стола, тогда устройте ему засаду: воины из ближних к воротам домов перекроют дорогу столами и скамейками, а самого Юэ Фэя закидают черепицей. Чтобы окончательно отрезать путь, пять тысяч воинов во главе с пятью тиграми из рода Лэй будут стоять за воротами лагеря. Как бы ни был храбр Юэ Фэй, ему не вырваться из наших рук, пусть даже у него вырастут крылья. Этот план пришелся Ян Яо по вкусу, и он приказал Ван Цзо действовать. Возвращаясь в свой лагерь, Ван Цзо думал: «Эх, Юэ Фэй! И зачем я с тобой связался?! Погибну я из-за тебя!» На следующий день он отправил своего телохранителя Ван Дэ к Юэ Фэю с приглашением на пир. Получив приглашение, Юэ Фэй приказал Чжан Бао отвести Ван Дэ во флигель и угостить. Когда посланец поел и пришел благодарить юаньшуая, Юэ Фэй сказал: — Ответа писать не буду. Передай своему господину на словах, что завтра я приеду обязательно. Ван Дэ откланялся. — О чем вам пишет Ван Цзо? — спрашивали Юэ Фэя военачальники. — Приглашает на пир. — И вы поедете? — Почему же не поехать к другу? И вдруг Ню Гао спросил: — Господин юаньшуай, цело ли мое жалованье? — Цело, — ответил Юэ Фэй. — Что это тебе вздумалось о нем спрашивать? — Дайте мне пятьдесят лян, — попросил Ню Гао. — Зачем? Я сам устрою пир и приглашу вас — только не ездите к Ван Цзо. Если поедете, мы будем за вас тревожиться! — Дорогой брат, неужели ты думаешь, что я еду к Ван Цзо только ради вина и яств? Нет! Мне надо поговорить с ним о государственных делах! К тому же я дал согласие, а нарушать слово нельзя. — Если так, возьмите и меня с собой! — решительно заявил Ню Гао. Юэ Фэй согласился, и на этом разговор окончился. На следующий день юаньшуай, облаченный в одежды гражданского чиновника, поднялся в шатер и стал отдавать распоряжения. Тан Хуаю и Ши Цюаню он оставил на сохранение печать командующего, а Ян Цзай-сину и Юэ Юню велел с отрядами расположиться на дороге, ведущей к лагерю Ван Цзо, чтобы в случае необходимости они могли прийти на помощь. Затем Юэ Фэй и Ню Гао сели на коней и отправились к восточному укрепленному лагерю. Чжан Бао сопровождал их пешком. Когда Ван Цзо доложили о приезде Юэ Фэя, он вышел навстречу гостю, с почетом проводил в лагерь, усадил. Подали чай. — Право, я не заслужил вашего расположения! — сказал Юэ Фэй. — Мне нечем одарить вас, и я хоть так решил выразить вам свое уважение, — рассыпался Ван Цзо в любезностях. А в это время Ню Гао стоял у входа и говорил Чжан Бао: — Оставайся здесь и стереги коней, а я пойду охранять юаньшуая. Чжан Бао молча кивнул головой. Ню Гао вошел в зал к пирующим и громко сказал: — Меня бы тоже следовало наградить за труды! Ван Цзо оглядел вошедшего. Он не знал, что это Ню Гао, и только подумал: «Ну и здоровенный детина! Откуда он взялся?» Поняв его мысли, Юэ Фэй объяснил: — Это мой телохранитель Ню Гао. Неотесанный парень! Уж вы, мудрый брат, не взыщите, что он явился без спросу. Ван Цзо приказал слугам принести для Ню Гао вина и закусок. Его приказание было мгновенно исполнено. — Я буду есть здесь! — заявил Ню Гао. — Можете и здесь, — разрешил Ван Цзо. Ню Гао съел и выпил все, что ему подали, а затем встал возле Юэ Фэя. — Извините, но я не могу много пить, — сказал Юэ Фэй. — Так что разрешите мне на этом откланяться. — Нехорошо, брат! — запротестовал Ван Цзо. — Вы еще ничего не выпили. К тому же я хотел поднести вам кубок почета и показать искусство одного моего телохранителя. Уж очень ловко он владеет дубинкой Волчий зуб! Хотите посмотреть? — Вот это с удовольствием! — согласился Юэ Фэй. — Позовите Вэнь Ци, — распорядился Ван Цзо. Вэнь Ци явился на зов и низко поклонился. — Юаньшуай Юэ Фэй хочет посмотреть твое искусство, — сказал Ван Цзо. — Угодишь ему — получишь награду. — Постараюсь. Только места тут маловато — не развернешься. Пусть юаньшуай отодвинет в сторонку свой столик. — Он прав, — обратился Ван Цзо к Юэ Фэю. — Места действительно маловато. — Хорошо, пусть отодвинут мой столик, — согласился Юэ Фэй. Слуги убрали столик. Вэнь Ци поднял дубинку и начал показывать приемы боя, все ближе и ближе подступая к Юэ Фэю. Ню Гао схватился за свои сабли и загородил юаньшуая. — Эй, поосторожнее! Держись подальше отсюда! Вэнь Ци отступил на несколько шагов, но потом снова стал приближаться. Ню Гао несколько раз отгонял его. Наконец Вэнь Ци убрал дубинку и проворчал: — Что ты мне мешаешь? Не разбираешься в военном деле, а кричишь! Как я могу показать навесной удар по голове, когда ты торчишь передо мной, как столб?! — Из одной шелковинки не спрядешь нити! — усмехнулся Ню Гао. — Кому интересно смотреть, как ты один размахиваешь дубинкой? Давай померимся силой! Ню Гао выхватил сабли, шагнул вперед и ловко отбил в сторону дубинку Вэнь Ци. Еще взмах, и Вэнь Ци с разрубленной головой рухнул на пол. Ван Цзо бросил под ноги чашу с вином. Это послужило сигналом: в зал ворвались разбойники. Трезубцы, копья и мечи Нарушили ночной покой, В разгаре дружеской пирушки Внезапно завязался бой. Если вы не знаете, как избавился от опасности Юэ Фэй, то прочтите следующую главу. Глава сорок восьмая Ян Цинь тайком приносит карту местности. Хань Ши-чжун хитростью захватывает Грот кладов Опять костров сигнальных языки С дозорных вышек устремились ввысь. В бою кровавом будет докрасна Раскалена героя булава. Все ж перед тем, как крепость осадить, Узнай, где заяц прячется и лис[13 - Заяц и лис — презрительные клички недругов. Здесь поэт имеет в виду военачальников противника.], Проверь, намереваясь брать Тяньшань, Надежна ли у лука тетива! Итак, по сигналу Ван Цзо в зал ворвались разбойники. — Бегите, юаньшуай! — крикнул Ню Гао. — Я вас прикрою! Юэ Фэй выхватил меч и бросился к дверям. Ню Гао отступал за ним, отбиваясь от наседавших врагов. Кое-как добрались они до внутренних ворот лагеря. Здесь их ждал Чжан Бао, охранявший коней. — Господин юаньшуай! Полководец Ню! Садитесь на коней! Я задержу преследователей. Юэ Фэй и Ню Гао вскочили на коней, но тут же из окон близлежащих домов на дорогу полетели столы, скамейки, стулья — ни пройти, ни проехать! А воины с копьями наступали. Чжан Бао зарубил одного из них и его копьем проткнул еще нескольких. Ню Гао тоже уложил с десяток врагов. Разбойники в замешательстве остановились. Воспользовавшись этим, Чжан Бао раскидал в стороны лежавшие на пути столы и скамейки и расчистил дорогу. Трое смельчаков рванулись вперед. На них градом посыпалась черепица. Избитые, они все же миновали ворота. Но здесь на них с обеих сторон напали «пятеро тигров из рода Лэй». Юэ Фэй и его спутники вступили в ожесточенный бой. К счастью, на подмогу вовремя подоспел Ян Цзай-син. Сраженный его копьем, Лэй Жэнь замертво упал на землю. На героя с поднятым молотом обрушился Лэй И, но Ян Цзай-син сразил и его ударом в самое сердце. Тут подошел отряд Юэ Юня и помог юаньшуаю выбраться из вражеского лагеря. Ян Цзай-син прикрывал отход. Оставшиеся в живых братья Лэй, вооруженные мечами и трезубцами, пустились в погоню. Это вывело из себя Ян Цзай-сина, и он повернул назад. В воздухе замелькало его копье, и вскоре трое врагов были убиты. Ван Цзо явился к Ян Яо и доложил о побеге Юэ Фэя. Главарь очень досадовал, что план его не удался, и тяжко скорбел о погибших тиграх из рода Лэй. — Ступайте в свой лагерь, — сказал он Ван Цзо, — а я подумаю, что предпринять дальше. Вернувшись в Таньчжоу, Юэ Фэй первым долгом распорядился записать подвиги Ян Цзай-сина, Ню Гао и Чжан Бао в книгу заслуг, а затем отпустил своих телохранителей в тыловой лагерь лечиться от полученных ушибов. Вскоре ему доложили: — Юаньшуай Хань со стотысячным войском на больших и малых судах подошел к устью реки и расположился лагерем. Обрадованный Юэ Фэй отправился повидать старого полководца. Хань Ши-чжун немедленно принял его и после взаимных приветствий спросил: — Вы уже сражались с Ян Яо? — Пока нет — мне не совсем ясна обстановка, — ответил Юэ Фэй. — К тому же я не решался вступать в бой без вашей помощи. — Ну, это вы скромничаете! — воскликнул Хань Ши-чжун. Подали угощенье. Оба полководца сели за стол, за беседой время летело незаметно. Лишь когда начало смеркаться, Хань Ши-чжун проводил гостя. Верхом на коне Юэ Фэй ехал вдоль берега озера. Водная гладь простиралась без конца и без края. Вдалеке высилась гора Цзюньшань, на ней вырисовывались контуры величественного дворца, украшенного флагами и знаменами. Пока Юэ Фэй любовался пейзажем, Чжан Бао оглядывался по сторонам. И вдруг он увидел небольшую лодку, направлявшуюся к берегу. — Господин юаньшуай, смотрите — лодка! — сказал он Юэ Фэю. — За нами лес, давайте спрячемся! Оба скрылись в лесу и оттуда стали следить за происходящим. Лодочник подогнал лодку к берегу. Из нее вышел человек, огляделся по сторонам и, как бы обращаясь к самому себе, пробормотал: — Не понимаю! Я хорошо видел двух людей! Куда они девались? Чжан Бао заметил, что в руках у человека нет оружия, поднял дубинку и вышел из леса: — Эй, лазутчик! Ты что здесь высматриваешь? — Я не лазутчик! Я ехал к юаньшуаю Юэ Фэю — хотел оказать ему небольшую услугу! — Если тебе нужен юаньшуай Юэ Фэй, — следуй за мной! — приказал Чжан Бао. Человек повиновался. Когда Чжан Бао указал ему на Юэ Фэя, незнакомец опустился перед ним на колени и произнес: — Я — Ян Цинь, родственник Ян Яо. Мой брат восстал против воли Неба, и я знаю, что он плохо кончит. Но мне жаль, если погибнет наш род и оборвутся жертвоприношения предкам. Я очень счастлив, что случайно повстречался с вами! Если поверите мне, приезжайте завтра вечером на это же место, и я принесу вам план, по которому вы сможете уничтожить моего мятежного родственника. Надеюсь, вы не разочаруете меня?! — Если вы твердо решили встать на праведный путь, то почему бы вам сейчас не поехать вместе со мной? — возразил Юэ Фэй. — Зачем ждать до завтра? — Великий полководец, неужели вам не понятно, что успеха нельзя добиться, если не сохранить тайну? — покачал головой Ян Цинь. — Разве я не сдал бы вам лагерь, если бы мог? Но ведь я не обучен военному делу, и сил у меня не хватит, чтобы справиться даже с курицей. — В таком случае я завтра буду ждать вас здесь! — пообещал Юэ Фэй. — Вашему слову я верю! Ян Цинь поклонился и снова сел в лодку, а Юэ Фэй и Чжан Бао к полуночи вернулись в город. На следующий день юаньшуай приказал Чжан Сяну, Ян Цзай-сину, Юэ Юню и Ван Гую — каждому с тремя тысячами воинов — устроить засаду на берегу озера, чтобы в нужный момент по сигналу прийти на помощь. С наступлением вечера Юэ Фэй вызвал Чжан Бао и приказал: — Ты пойдешь один. Если на тебя нападут, подай сигнал. — Зачем? Я быстро бегаю. — Хорошо. Но предупреждаю — будь осторожен! Чжан Бао благополучно добрался до леса. Ждать пришлось недолго — в назначенное время к берегу причалила лодка. Чжан Бао покинул укрытие и окликнул: — Это вы, господин Ян? — Я! Где юаньшуай? — Заболел. Поручил мне с вами повидаться. — Что ж, пусть будет так! — вздохнул Ян Цинь. — Вот, возьмите и передайте вашему господину. Он вынул из-за пазухи небольшой свиток и протянул Чжан Бао. Попросив его соблюдать тайну, Ян Цинь снова сел в лодку и отчалил от берега. Чжан Бао поспешил в город и передал свиток юаньшуаю. Он был вне себя от радости… На следующий день юаньшуай отправился к Хань Ши-чжуну. Тот принял его в окружении самых доверенных военачальников и сказал: — Можете не опасаться. У меня от них нет никаких секретов — говорите смело. — Прежде взгляните на это! — Юэ Фэй протянул ему свиток и, когда Хань Ши-чжун внимательно просмотрел его, сказал: — Подвиг и награду за него я уступаю вам! — Я не знаю, как вас благодарить! — воскликнул растроганный Хань Ши-чжун. — Меня благодарить не надо! Я буду счастлив, если вы не пожалеете сил для государя! — Очень вам признателен! Но что я сам смогу сделать? Не дадите ли вы мне в помощь ваших военачальников? — С удовольствием. Сегодня же пришлю. Юэ Фэй распрощался с Хань Ши-чжуном, вернулся в город и приказал Тан Хуаю, Ван Гую, Ню Гао, Чжао Юню, Чжоу Цину, Лян Сину, Чжан Сяню и Цзи Цину отправиться в стан юаньшуая Ханя. — Держитесь настороже! — наказывал он. — Приказы выполняйте точно! Нарушите — никто вас не спасет!… Хань Ши-чжун был очень рад подкреплению. Оставив Хань Шан-дэ, Цао Чэна и Цао Ляна охранять водный лагерь, он вместе со вторым сыном Хань Янь-чжи во главе пяти тысяч воинов выступил к горам Свернувшейся змеи и в десяти ли от них расположился лагерем. Разбойники тотчас же донесли об этом своему главарю. Дорогой читатель, заранее скажу тебе, что горы Свернувшейся змеи были совершенно неприступны. К ним вела лишь одна-единственная узкая тропа, извивающаяся среди отвесных скал и утесов, а иногда почти терявшаяся в бамбуковой чащобе и зарослях терновника. В этих горах находилась пещера Грот кладов, где Ян Яо прятал сокровища. Здесь засели Ян Сяо — отец Ян Яо, его третий сын Ян Бинь и пятый сын Ян Хуэй с десятитысячным войском. Они почти не имели связи с внешним миром, и поэтому никто не знал дороги в горы. Только благодаря свитку, на котором была нарисована карта местности и отмечены все горные тропы, Хань Ши-чжуну удалось так близко подойти к Гроту кладов. Когда воины доложили о подходе врага, Ян Сяо встревожился: — Не понимаю! Как могли сунские войска проникнуть в наши горы? Должно быть, среди приближенных моего сына есть предатель! — Великий ван, разрешите нам схватить сунского военачальника! — выступили вперед Ян Бинь и Ян Хуэй. — От него и узнаем, кто этот предатель. — Подождите! — удержал сыновей Ян Сяо и обратился к военачальникам: — Кто из вас возьмется узнать расположение сунских войск? Вызвался Янь Би-сянь. С ним Ян Сяо отпустил и Ян Биня. Когда Хань Ши-чжуну доложили о том, что разбойники подошли к лагерю и вызывают в бой, он послал навстречу врагу Хань Янь-чжи… — Эй, вы кто такие?! — крикнул молодой воин, выехав вперед. — Перед вами войско сына Неба, и вы не хотите сдаваться?! — Я — старший юаньшуай великого вана Ян Сяо! Меня зовут Янь Би-сянь! А ты кто такой? Зачем сюда явился? Или смерти захотел? — А я — Хань Янь-чжи, второй сын Хань Ши-чжуна! — отвечал молодой воин. — Берегитесь, вы восстали против самого государя! Янь Би-сянь обнажил тяжелый меч и атаковал противника. Хань Янь-чжи защищался копьем Тигровая голова. Это был замечательный поединок! Оба противника отменно владели оружием. Глаза дракона, тигра голова — Перед Би-сянем вся земля дрожит, Но, белозубый, с красными губами, Ему не уступает Хань Янь-чжи. У Ханя — знаменитое копье, Оно осенним инеем блестит, У Янь Би-сяня — богатырский меч Подобен круглой радуге на вид. Янь — хищный тигр, спускающийся с гор, На человека не походит он, А Хань — как будто выплывший из моря Непобедимый водяной дракон! Би-сянь свиреп, и голос у него — Все оглушивший громовой раскат, Янь-чжи горяч — и гневом, как огнем, Он весь горит! Он пламенем объят! Но если Янь в сраженье кровь прольет — Никто не будет по нему скорбеть, А если благородный Хань падет — То подвигом сочтут героя смерть! Тридцать схваток минуло — и никто не мог взять верх. Хань Янь-чжи притворился побежденным и бежал. Янь Би-сянь бросился в погоню. Юноша схватил плеть, висевшую на поясе, и хлестнул наотмашь. Янь Би-сянь, которому удар пришелся по левому плечу, вскрикнул от боли. Хань Янь-чжи мгновенно схватил его за пояс и вырвал из седла. Что касается Ян Биня, то этот малый был вообще трусом. Он поспешил спрятаться за спины воинов и крикнул: — Вперед, воины! Спасем нашего юаньшуая! Разбойники заколебались: надо было идти вперед, выполнять приказ сына великого вана! Но ведь враг силен — с ним не справишься! Так и топтались они на месте: сделают шаг вперед, а потом на два шага отступят. Хань Янь-чжи бросил на землю Янь Би-сяня и велел воинам связать его. Сам же бросился на разбойников и сразил еще несколько десятков человек. Ян Бинь хотел бежать, но Хань Янь-чжи загородил ему дорогу и нанес удар копьем. Ян Бинь в страхе прикрылся алебардой. Хань Янь-чжи схватил его поперек туловища и сбросил с коня. Потеряв главарей, разбойники без оглядки бежали в горы к своему «великому вану», а Хань Янь-чжи вернулся в лагерь и доложил отцу о выполнении приказа. Хань Ши-чжун захотел посмотреть на пленных разбойников. Воины притащили Янь Би-сяня и Ян Биня к шатру. Сын «великого вана», понурив голову, опустился на колени. Янь Би-сянь продолжал стоять, гордо выпрямившись. Хань Ши-чжун рассердился: — Ах ты злодей! Попался ко мне в руки и не хочешь становиться на колени?! — Настоящий воин никогда не унизится перед врагом! — отвечал Янь Би-сянь. — Хочешь меня убить — твоя воля! Юаньшуай Хань пожал плечами и приказал начальнику стражи: — Уведите обоих. Как поймаем Ян Сяо, казним всех вместе. Янь Би-сяня и Ян Биня поместили в тыловом лагере. К ним приставили четверых стражников, которые не разрешали пленникам даже разговаривать между собой. К вечеру Ян Бинь проголодался. В животе у него, как говорится, черти выли. Он сидел на корточках и, вытаращив глаза, смотрел в пустоту. Вдруг он увидел двух воинов: один нес кувшин с вином, а другой — короб со снедью. Оба воина скрылись в домике напротив. Только поздно вечером Ян Биню принесли чашку каши и немного отвара. Стражникам тоже принесли поесть. Те уселись и принялись уплетать аппетитные кушанья. Ян Бинь посмотрел на свою чашку — каша была настолько суха, что не шла в горло. Он выпил глоток отвара. Стражники, которые во время еды наблюдали за ним, усмехались: — Ну и мерзавец! Еще чем-то недоволен! — Может, он думает, что ему поднесут что-нибудь повкуснее? — Давай лучше свяжем их покрепче и ляжем спать! Стражники так и сделали. Но как только они ушли, Ян Бинь услышал шорох — к нему подобрался человек и шепнул на ухо: — Я вас спасу. Можете на меня положиться. Ян Биня охватили сомнения… А днем раньше произошло следующее: юаньшуай Хань рассказал Чжао Юню, Лян Сину, Цзи Цину и Чжоу Цину, как действовать, и послал человека с письмом в Таньчжоу. Юэ Фэй отпустил посланца, велел хорошенько его угостить. Потом по приказанию юаньшуая из тюрьмы привели осужденного на смерть преступника. — Как тебя звать? — спросил Юэ Фэй. — За что тебя осудили? — Меня зовут Цай Сюнь. Я был пьян и убил человека — вот меня и приговорили к смерти. — За непреднамеренное убийство полагается не казнить, а сдавать в солдаты, — сказал Юэ Фэй. — Если ты выполнишь мое поручение, то не только снимешь с себя вину, но и получишь награду. Обрадованный преступник начал бить земные поклоны: — Если вы спасете меня от смерти, я за вас пойду в огонь и в воду! — У меня есть один очень способный воин — Ван Хэн, — сказал Юэ Фэй. — Случайно юаньшуай Хань узнал о нем и теперь просит, чтобы я отдал Ван Хэна ему. А как я могу его отпустить?! Отказать? Юаньшуай Хань может обидеться! Так что ты сейчас переоденешься и под видом Ван Хэна поедешь к нему в лагерь. Ручаюсь, что тебе дадут высокую должность. Но смотри, не проговорись, что ты не Ван Хэн! Сможешь выполнить такое поручение? — Ну как тут было отказаться! Цай Сюнь без конца кланялся и благодарил за милость. — Господин юаньшуай, пусть только меня примут за Ван Хэна, и я в точности выполню ваш приказ! Юэ Фэй велел воинам переодеть преступника, дать ему латы и пригласил в шатер посланца юаньшуая Ханя. Когда тот явился и встал на колени, Юэ Фэй распорядился: — Позовите Ван Хэна! Воины тотчас же вызвали переодетого преступника, и он опустился на колени перед шатром. — Ваш полководец просит, чтобы я прислал к нему Ван Хэна, — обратился Юэ Фэй к посланцу юаньшуая Ханя. — Скажу откровенно: Ван Хэн мне очень нужен самому, и если бы просил кто-нибудь другой, я бы его ни за что не отпустил. Но приказу вашего юаньшуая я повинуюсь. Ван Хэн поедет с тобой. Передай Хань Ши-чжуну, чтобы он отпустил моего воина обратно, как только усмирит разбойников. Когда посланец пообещал в точности исполнить наказ, Юэ Фэй сказал «Ван Хэну»: — Поедешь к юаньшуаю Ханю. Будь старателен, выполняй все, что тебе прикажут! «Ван Хэн» и посланец поклонились и вышли. Когда они добрались до лагеря, Хань Ши-чжун как раз поднимался в шатер. Оба опустились на колени и доложили о себе. — Так ты и есть Ван Хэн? — спросил Хань Ши-чжун. — Так точно! — низко поклонившись, отвечал мнимый Ван Хэн. — Давно знаю, что у юаньшуая Юэ Фэя есть два верных телохранителя — «Обогнавший коня Чжан Бао» и «Догнавший коня Ван Хэн»! Рад тебя видеть! Будешь командиром сотенного отряда, а если отличишься, — получишь награду! «Ван Хэн» с поклоном поблагодарил, поднялся с колен и отошел в сторону. А юаньшуай приказал воинам: — Приведите разбойников Ян Биня и Янь Би-сяня! Разбойников втолкнули в шатер и поставили на колени. Хань Ши-чжун поднялся с места, грозно хлопнул рукой по столу и спросил: — Вы понимаете, что бежать вам не удастся? Покоряйтесь и служите мне! — Лучше умру, чем покорюсь! — дерзко выкрикнул Янь Би-сянь. — Не покоришься? — усмехнулся Хань Ши-чжун. — Стража! Взять его и отрубить голову! Янь Би-сяня схватили и выволокли из шатра. Но в это время один из военачальников шепнул что-то Хань Ши-чжуну на ухо, и тот вдруг задумался. — Плохо получилось, — сказал он «Ван Хэну». — Один из разбойников — Ян Бинь — приходится младшим братом самому Ян Яо. Придется отправить пленного в Линьань! Поручаю это тебе! Возьми отряд воинов, четверых военачальников и поезжай! «Ван Хэн» приказал посадить Ян Биня в клетку для преступников и двинулся по дороге в Таньчжоу. Сопровождавшие его воины шли неохотно: сделают шаг вперед — на два шага отступят. «Ван Хэн» то и дело сходил с коня и подгонял их: — Живее, живее! Что вы топчетесь на месте?! Опоздаем! — Ты всего лишь телохранитель Юэ Фэя, а возомнил себя настоящим полководцем, — роптали воины. — Мы рискуем жизнью, а вместо награды слышим одни окрики! «Ван Хэн» рассердился, соскочил с коня и замахнулся плетью на непокорных: — Собачьи головы! Не видите, что уже смеркается! А до города еще почти двадцать ли! Не доедем вовремя — всем попадет! — Не сердитесь, господин начальник! — выступил вперед один из воинов. — Полководец послал нас в путь очень рано, мы даже не успели поесть. Поймите, как нам трудно идти! Другой воин добавил: — Впереди храм Полководца огненных колесниц. Давайте попросим у монахов чего-нибудь поесть. «Ван Хэн» согласился и, подойдя к воротам храма, крикнул: — Эй! Есть тут кто? В воротах появились два пожилых даоса. — Кто здесь кричит? — Ах вы мошенники! — рассердились воины. — Мы — люди юаньшуая Юэ Фэя, везем в город важного преступника, проголодались в дороге, а вы прячетесь и не думаете нас накормить?! Погодите, доложим юаньшуаю, будет вам плохо! — Не гневайтесь, господа! — с подобострастными улыбками отвечали даосы. — Раньше храм наш был богат, а в последнее время оскудел. Только в праздник Полководца огненных колесниц получили кое-какие подношения. На них мы купили немного вина и решили поразвлечься. Простите, что не встретили вас вовремя! Если не побрезгуете, просим и вас выпить по чарочке. О преступнике но беспокойтесь — мы сами о нем позаботимся. «Ван Хэн» был бездельником и любителем выпить, — почтительное обращение монахов ему польстило. — Простите и вы меня за бесцеремонность! — смягчился он. — Если вам когда-либо потребуются наши услуги, мы все для вас сделаем, — пообещал даос. «Ван Хэн» вошел в зал. Там уже накрыли на стол. Даосы приветствовали гостя и попросили его занять почетное место. Ему наперебой подносили наполненные кубки и просили выпить. Как тут было не возгордиться! Четверо воинов в наружной галерее сторожили Ян Биня. До них то и дело доносился из зала громкий говор и смех пирующих. Проголодавшиеся охранники роптали. Наконец появился даос с корзиной снеди. Он поставил на стол корзину, сказал, что начальник посылает им угощение, и удалился. Один из воинов недовольно сказал остальным: — Этот Ван Хэн был простым слугой Юэ Фэя, а теперь юаньшуай пожаловал ему должность, так он и знаться с нами не хочет! А что будет, если он совершит подвиг и получит награду от государя?! — Он подлец! — подхватил другой. — Мы — воины Хань Ши-чжуна, а он нас унижает! Не надо нам жалованья — уйдем служить к кому-нибудь другому! — Кто же это тебя примет, если узнает, что ты во время войны ушел из войска? — возразил третий. — Уж если бежать, так бежать в Цзинь. Может быть, повезет в армии Учжу. Ян Бинь, который сидел в клетке и слышал разговор воинов, поспешил вмешаться: — Господа, я вижу, вы люди гордые и не терпите, когда вас притесняют. И почему вы позволяете какому-то жалкому негодяю оскорблять вас? Почему не перейдете на сторону моего великого вана? Он обязательно пожалует вам высокие должности! — О высоких мы не мечтаем — нам бы хоть маленькие! — в один голос заявили все четверо. — Если вы за нас поручитесь, мы прикончим мерзавца и уйдем с вами. — Обязательно поручусь! — горячо пообещал Ян Бинь. — Вы будете большими военачальниками! — Тогда нечего медлить! Начнем действовать сейчас! Они выпустили Ян Биня из клетки, дали ему оружие и все вместе ворвались в храмовый зал, где пировал «Ван Хэн». Даосы в страхе разбежались и заперлись в своих кельях. «Ван Хэн» сидел на циновке и бессмысленно таращил пьяные глаза. Его тут же зарубили мечами. Воины посадили Ян Биня на коня «Ван Хэна» и помчались в горы. Пока добрались до лагеря, уже начало смеркаться. Но разбойники сразу узнали Ян Биня и беспрепятственно пропустили его и четверых воинов к Гроту кладов. Ян Сяо в это время советовался со своим пятым сыном Ян Хуэем и военачальником Янь Би-да, как отразить нападение врага и спасти сына. Появление Ян Биня удивило и обрадовало отца. Он засыпал сына вопросами: — Как тебе удалось спастись? И где Янь Би-сянь? Ян Бинь рассказал отцу о пережитом за последние два дня. Четверо воинов были приглашены в зал. Ян Сяо спросил их имена, и один из них ответил: — Меня зовут Цзян Цай, а их — Шань Фын, Шуй Хэ и Ши Мин. — Спасибо вам за спасение моего сына! — поблагодарил Ян Сяо и тут же пожаловал всем четверым высокие звания. Когда воины вышли, Ян Сяо снова обратился к Янь Би-да: — Ваш брат еще в руках врага. Надо подумать, как его освободить. По-моему, вам следовало бы под покровом ночи пробраться к великому вану, уговорить его напасть на Хань Ши-чжуна и спасти Янь Би-сяня. А в это время разведчики докладывали Хань Ши-чжуну: — Стражники убили Ван Хэна, освободили Ян Биня и сбежали. Хань Ши-чжун распорядился привести Янь Би-сяня и обратился к нему с такими словами: — Я вижу, ты горд, как настоящий герой! Поэтому я не отправил тебя в столицу. Покорись мне, и ты обретешь славу! — Нет! — твердо ответил Янь Би-сянь. — Мой брат — старший юаньшуай у Ян Яо. Хочешь, чтобы я своей изменой его погубил? — Ты хоть и разбойник, а благородный человек! — одобрительно заметил Хань Ши-чжун и сказал начальнику охраны: — Верните полководцу Яню оружие, латы и коня и отпустите в горы. Он будет служить мне, когда я схвачу Ян Сяо и его сыновей. И воины проводили пленного за ворота лагеря. Янь Би-сянь подъехал к горной заставе и крикнул, чтобы его пропустили. Разбойники узнали своего военачальника и открыли ворота. Янь Би-сянь направился прямо к Ян Сяо. — Как это тебе удалось вырваться из плена? — удивился Ян Сяо. Янь Би-сянь рассказал о своих приключениях, но Ян Сяо ему не поверил. — Ты меня морочишь! — в ярости закричал он. — Если бы ты не покорился, тебя бы казнили или отправили в Таньчжоу! Я знаю: ты сдался, тебя пощадили, а моего сына отправили в город! Теперь тебе надо обманом увезти из нашего лагеря свою семью! — И приказал приближенным: — Рубите ему голову! Янь Би-сяня связали. Но тут в защиту приговоренного к смерти выступил Ян Хуэй. — Не гневайтесь, отец. Полководец Янь — честный человек, он не пойдет на измену. Тут что-то не так. Разве можно сгоряча казнить такого замечательного военачальника? Посадите его в темницу, пока все не выясним. — Пусть будет по-твоему. — Ян Сяо приказал отвести Янь Би-сяня в темницу, а Ян Биню сказал: — Янь Би-да уехал на Дунтин просить помощи. Боюсь, как бы он не изменил нам. Возьми четверых воинов, которых ты привел, и захвати его тыловой лагерь. Как только появится сам Янь Би-да, зажги сигнальный огонь, и я с войском ударю по нему с гор. Надо с ним разделаться во что бы то ни стало! И Ян Бинь отправился выполнять распоряжение отца. Тем временем Хань Ши-чжун известил Юэ Фэя о происходящем и попросил прислать войско на помощь. Ню Гао, Ван Гуй, Тан Хуай и Чжан Сян получили приказ устроить засаду на пути к горам Свернувшейся змеи. О том, как Юэ Фэй получил письмо Хань Ши-чжуна и приказал Ян Цзай-сину, Сюй Цину и Цзинь Бяо устроить засаду у горы Синих облаков, рассказывать не будем. Сейчас вернемся к Янь Би-да. В лодке он добрался до главного Лагеря на горе Цзюньшань, явился к Ян Яо и вручил ему письмо старого вана. Ян Яо прочитал письмо и передал военному наставнику Цюй Юань-гуну. Военный наставник тоже прочитал и сказал: — Господин, без сомнения, в нашем стане есть лазутчик. Иначе как Хань Ши-чжун смог узнать дорогу к Гроту кладов? Прежде всего нам надо вытеснить врагов из гор Свернувшейся змеи. Ян Яо послал на помощь отцу Ци Вана и Янь Би-да с пятитысячным войском. Ци Ван и Янь Би-да переправились через озеро и высадились на берег. Здесь их поджидали Ян Бинь и четверо его новых военачальников. После взаимных приветствий все двинулись по дороге в глубь гор. Когда проезжали мимо горы Синих облаков, вдруг ударила пушка, и с обеих сторон дороги поднялись из засады войска. Впереди на коне гарцевал военачальник. — Сдавайтесь! Юэ Фэй повелел мне, Ян Цзай-сину, схватить вас! Ци Ван, не вступая в разговоры, обнажил меч и бросился на врага. Ян Цзай-син принял бой. После десятка схваток он вдруг изогнулся в седле, поднял противника в воздух и бросил следовавшему за ним Сюй Цину. Сам же ринулся на Ян Биня. Тот и не помышлял о бое: при первых же признаках опасности повернул коня и пустился наутек. Сопровождавшие его военачальники закричали: — Куда же ты, Ян Бинь! Постой! Мы проводим тебя в безопасное место! Вчетвером они навалились на Ян Биня и скрутили его. Ян Цзай-син вытаращил глаза — ведь это Чжао Юнь, Цзи Цин, Чжоу Цин и Лян Син! Они по приказу юаньшуая Ханя нарядились в стражников, убили мнимого Ван Хэна, отпустили Ян Биня, с его помощью проникли в Грот кладов и теперь совершили новый подвиг! Пятитысячное войско разбойников было наполовину перебито. Уцелевшие воины сдались в плен. Ян Цзай-син передал пленного Ян Биня под охрану Цзинь Бяо и сказал ему: — Вы повезете пленных в город, мне же надо спешить на помощь юаньшуаю Ханю. Ян Цзай-син прямиком повел войско к лагерю Хань Ши-чжуна, а Чжао Юнь, Цзи Цин, Чжоу Цин и Лян Син отправились в горы Свернувшейся змеи. Разбойники, охранявшие заставу, пропустили их, как своих. Все четверо прошли к старому главарю Ян Сяо и доложили: — Полководец Янь действительно перешел на сторону врага и уехал в Таньчжоу. Ваш сын и полководец Ци Ван привели войско и собираются напасть на лагерь Хань Ши-чжуна. Они велели передать, что подадут сигнал огнем. Как только увидите сигнал, великий ван, спускайтесь с горы и ударьте на врага с тыла. Ручаемся, Хань Ши-чжун будет в ваших руках! Не успели они это сказать, как вбежал разбойник. — Великий ван, внизу вспыхнул огонь! Слышны крики. Наверное, это подошло подкрепление. Ян Сяо приказал своему пятому сыну Ян Хуэю вместе с полководцем левой руки Гуань Ши-янем и полководцем правой руки Шэнь Те-цзянем возглавить трехтысячный отряд и спуститься с горы. Отряд спешно выступил к лагерю Хань Ши-чжуна. Не успели они пройти и нескольких ли, как загремели гонги и барабаны, ударила пушка. Из засады поднялись сунские воины и отрезали путь отряду Ян Хуэя. Разбойники доложили об этом Ян Сяо. — Плохо дело! Попались мы в ловушку! — воскликнул старик и обратился к главному министру У Тянь-мэю: — Охраняйте лагерь, а я пойду на выручку сыну. Во главе двухтысячного отряда он выступил из лагеря. У подножья горы слышались крики, звон оружия — там шло сражение. Ян Сяо обнажил меч, подхлестнул коня и ринулся в самую гущу боя. Ему удалось пробиться сквозь ряды врагов, и тут он столкнулся с Ян Цзай-сином. Богатырь копьем отбил удар меча, схватил Ян Сяо поперек туловища, выбрался из боя и поскакал в Таньчжоу. Ян Хуэй сделал было попытку вырваться из окружения, но воины Ню Гао крючьями стащили его с коня. Гуань Ши-яня выбил из седла Хань Янь-чжи, и разбойник погиб под копытами коней. Шэнь Те-цзянь растерялся, и Цзи Цин ударом дубинки размозжил ему голову. Войско Хань Ши-чжуна вступило в горы Свернувшейся змеи. Среди разбойников царило смятение. Телохранители освободили из темницы Янь Би-сяня. Он хотел бежать вместе с семьей, но вскоре убедился, что это невозможно. Четверо военачальников Ян Биня говорили ему: — Полководец Янь, ваш брат сейчас в Таньчжоу, Ян Сяо схвачен. Сдавайтесь же, только этим вы поможете вашему брату! — Видно, быть по-вашему! — вздохнул Янь Би-сянь. Он взял под стражу всех родных и домочадцев Ян Сяо и сдал лагерь. Грот кладов был взят. По приказу Хань Ши-чжуна весь провиант и все ценности погрузили на повозки. Родных Ян Сяо посадили в клетки для преступников и отправили в Таньчжоу в распоряжение Юэ Фэя, а разбойничий лагерь подожгли. Вскоре и сам юаньшуай Хань прибыл в Таньчжоу, чтобы повидаться с Юэ Фэем и отпраздновать победу. Ян Сяо и его родственников обезглавили. Янь Би-сяня тоже казнили за то, что не захотел покориться с первого раза и сдался, лишь попав в безвыходное положение. Головы казненных сложили в бочку и отправили в Линьань вместе с донесением о победе. А теперь вернемся к разбойничьему главарю Ян Яо. Когда он услышал, что его отец и все родные казнены, а головы их отправлены в Линьань, горе его не знало предела. По всему стану был объявлен глубокий траур. — Второй великий ван Ян Фань болен, и если он узнает злую весть, ему станет еще хуже, — так что смотрите, не говорите ему ничего! — наказывал он приближенным. Ян Яо пригласил к себе военного наставника, чтобы посоветоваться, как отомстить за гибель близких. — Наше войско еще не оправилось от предыдущего поражения, — сказал Цюй Юань-гун. — Прежде чем вступить в решительный бой с Юэ Фэем, надо собрать воедино все наши силы и захватить Таньчжоу. Ян Яо согласился с ним и стал собирать новое войско. А сейчас пойдет рассказ о том, как посланец Юэ Фэя доставил в Линьань головы казненных и донесение о победе. Гао-цзун ликовал. Он приказал ведомству наказаний выставить головы разбойников на городской стене для острастки непокорным, казначейству — выдать провиант, шелка и триста кувшинов лучшего императорского вина в награду победителям, ведомству церемоний — запечатать кувшины государственной печатью, придворному сановнику Тянь Сы-чжуну — доставить подарки в Таньчжоу. Из императорских погребов вино прежде всего доставили в ведомство церемоний, где первый министр Цинь Гуй должен был опечатать кувшины. Но кому-то, видно, понадобилось, Чтобы воины, храбрые воины, Что так смело бросались в бой, Стали духами после смерти, Обиженными судьбой; И чтоб храбрые полководцы, Чей в бою был горяч порыв, Превратились в бесплотных духов, Горечь скорбную затаив. Но если вы не знаете, что произошло в дальнейшем, то прочтите следующую главу. Глава сорок девятая Ню Гао разбивает кувшины с вином и встречается с праведником. Юэ Фэй отправляется в разведку и попадает в беду Когда выносили Вино и награды Из государева склада, Кто мог ожидать, Что предатель успел подмешать В кувшины смертельного яда? Но, к счастью, Ню Гао Судьба сберегла, Он вылил отраву. Так армию, кровью добывшую славу, Он спас от великого зла! Пустой оказалась безумцев затея Посеять вражды семена, Ничто не сломило мечты Юэ Фэя — Достигнуть как можно скорее Убежища тигра, Драконам доступного дна! Итак, Тянь Сы-чжун получил повеление государя доставить подарки в лагерь Юз Фэя. Триста кувшинов вина, полученных из императорских погребов, перевезли в ведомство церемоний, чтобы Цинь Гуй их опечатал государственной печатью. Цинь Гуй в это время куда-то уехал, и вино какое-то время стояло в присутственном зале без присмотра. Жена Цинь Гуя воспользовалась этим и приказала доверенным людям подсыпать в кувшины яду. Ей очень хотелось поскорее избавиться от Юэ Фэя, чтобы Учжу завладел Сунской империей. Ну, не ядовитая ли змея была эта женщина?! На следующий день ничего не знавший Цинь Гуй опечатал кувшины и передал Тянь Сы-чжуну. Посланца с императорскими указом и дарами для войска встретили Юэ Фэй и Хань Ши-чжун. Повозки с вином отправили на учебное поле. Кроме того, Юэ Фэй велел закупить вина у местного населения, чтобы хватило на всех воинов. Случилось так, что Ню Гао увидел обоз с подарками и подумал: «Пойду-ка я посмотрю, сколько там прислали вина». Он приблизился к повозкам и сразу учуял крепкий винный дух. — Прекрасно! — сказал он сам себе. — Открою один кувшин и попробую, что за вкус у императорского вина! Он снял печать с кувшина, понюхал вино, и вдруг у него заболела голова. «Гм! Странное вино!» — подумал он и обернулся к стоявшему позади него возчику: — Хочешь попробовать вина? — С удовольствием, если угостите! — Жаль, не во что налить. — У меня есть чашка. Ню Гао налил чашку вина и дал возчику: — Выпьешь, налью еще. — Очень вам благодарен! — сказал возчик и в три глотка осушил чашку. И как только он выпил, так сразу упал, начал корчиться и кататься по земле. Беднягу вырвало кровью. Ню Гао был вне себя от возмущения. — Мы жизнью жертвуем за нашего глупого государя, совершаем подвиги, а он задумал нас отравить! Ню Гао выхватил сабли и перебил все кувшины. Воины, охранявшие повозки, переполошились, бросились с докладом к Юэ Фэю. Юаньшуай велел позвать дебошира. Едва переступив порог, Ню Гао крикнул: — Юаньшуай, казните посланца, а потом поезжайте к государю — спросите, за что он хотел нас отравить? — Как ты узнал, что вино отравлено? — спросил Юэ Фэй. — Дал выпить возчику, а тот умер! Я разозлился и перебил все кувшины. — И ни одного не осталось? — Нет. Разгневанный Юэ Фэй крикнул страже: — Свяжите мерзавца и отрубите голову! — Постойте! — вступился за провинившегося Хань Ши-чжун. — Если бы он не разбил кувшины, мы все погибли бы. — Конечно, конечно! — подхватил императорский посланец. — И мне не сносить бы головы! Не наказывать, а благодарить надо полководца Ню! Прошу вас, простите его! — Хорошо, ради вас прощаю! — сказал Юэ Фэй и приказал воинам: — Выгоните Ню Гао из лагеря. — Я хочу служить только вам и больше никуда не пойду! — заупрямился Ню Гао. — Уходи, ты мне не нужен! — твердо сказал Юэ Фэй. Как ни просил Ню Гао, юаньшуай остался непреклонен — пришлось сесть на коня и покинуть лагерь… Юаньшуай спросил императорского посланца: — В каком ямыне вам выдали это вино? — В казначействе. А опечатывали в ведомстве церемоний. Господин Цинь Гуй в тот день был в отъезде, и кувшины всю ночь простояли в присутственном зале. Он опечатал их на следующий день, и я без задержки доставил вам. — В таком случае попрошу вас вернуться в столицу и доложить государю, что вы его повеление исполнили. Как только я усмирю дунтинских разбойников и вернусь в столицу, расследуем, чьих это рук дело. Прежде чем выступать в поход на север, надо навести в государстве порядок. После отъезда императорского посланца Юэ Фэй послал воинов догнать и возвратить Ню Гао. Долго его искали, но изгнанника и след простыл — так и пришлось вернуться ни с чем. Юэ Фэй расстроился. Между тем Ню Гао бесцельно ехал по какой-то дороге, пока не почувствовал голод. Неподалеку виднелся лес. Ню Гао заметил стоявшего под деревом даосского послушника и окликнул его: — Эй, братец! Как называется эта гора? Есть на ней кумирня или монастырь? — Это гора Бирюзовых облаков. Ни монастыря, ни кумирни на ней нет. Здесь живет и постигает волшебство мой наставник. Он умеет вызывать ветер и дождь, рассыпать бобы и создавать из них войско. — А как зовут твоего наставника? — Бао Фан-цзу. Он мне сказал: «Спустись с горы и жди: как увидишь полководца по имени Ню Гао, приведи его ко мне». Вы случайно не полководец Ню? — Да, я — Ню Гао. Веди меня к своему наставнику. Ню Гао последовал за послушником. Они вошли в пещеру, где сидел почтенный старец. — Я проголодался, учитель, — обратился к нему Ню Гао, — если можете — накормите меня. По знаку старца послушник принес немного постной пищи. — Зачем вы забрели в эти горы? — спросил между тем старец. Ню Гао рассказал, как разбил кувшины и как Юэ Фэй его выгнал. — Вот оно что! — воскликнул старец. — Куда же вы теперь направляетесь? — Не знаю. — Почему бы вам не удалиться от мира и не жить на покое? Слова старца заставили Ню Гао задуматься: «Мы с братом совершили столько подвигов, а глупый государь вместо награды прислал нам отравленного вина! Лучше уж и в самом деле уйти от мира и не знать никаких забот». Утвердившись в таком решении, он опустился на колени перед старцем и сказал: — Я готов служить вам, учитель. — Если хочешь удалиться от мира, тебе придется отказаться от вина, мясной пищи и плотских желаний, — продолжал старец. Два последних условия я выполню, но первое… Хоть чуточку вина… — Нет! Тогда лучше сразу уходи! — прервал его старец. — Хорошо, не надо вина! Во всем повинуюсь вам! — Если повинуешься, идем со мной. Вслед за старцем Ню Гао спустился к подножью горы. Старец велел ему снять с коня узду, свистнул, и конь стрелой умчался в горы. Затем приказал снять латы и шлем и бросил их в глубокий колодец. Возвратились в пещеру. Старец принял Ню Гао в собратья по учению, дал ему имя У-син и велел переодеться в даосский халат. Ню Гао оглядел себя и громко расхохотался: — Сейчас я как настоящий даос! Так стал Ню Гао даосом в горах Бирюзовых облаков. А сейчас опять пойдет рассказ о Ян Яо. Однажды во время военного совета Цюй Юань-гун сказал ему: — Великий ван, пусть Ван Цзо пригласит Юэ Фэя осмотреть гору Цзюньшань и скажет, что отсюда, мол, есть потайной ход к вашему дворцу. Если Юэ Фэй придет, мы подожжем заросли на горе, Юэ Фэй и Ван Цзо погибнут в огне, а мы сразу избавимся от всех бед. Если же Ван Цзо вздумает отказаться, бросьте в темницу его семью, и ему придется согласиться. Ян Яо вызвал Ван Цзо и рассказал ему о плане военного наставника. — Юэ Фэй уже раз приезжал ко мне на пир и едва спасся, — возразил Ван Цзо. — Разве он теперь мне поверит? — Я все понимаю: ты с ним в сговоре, вот и не хочешь выполнять мой приказ! — усмехнулся Ян Яо и крикнул воинам: — Бросить в темницу его семью! Ван Цзо вынужден был подчиниться. Он сел в лодку и отправился в Таньчжоу. Оповещенный о его прибытии, юаньшуай сам встретил его и пригласил в шатер. После приветственных церемоний Ван Цзо сказал: — Во время нашего пира засаду устроил Цюй Юань-гун — я об этом ничего не знал. Я приехал попросить у вас извинения и хочу кое-что сообщить. — С этими словами он дал Юэ Фэю карту озера Дунтин. — Если хотите, сегодня ночью я проведу вас на гору Цзюньшань и покажу потайную тропу, по которой можно добраться до дворца Ян Яо. Юэ Фэй согласился. Когда Ван Цзо простился с ним и удалился, военачальники стали отговаривать юаньшуая от поездки. Ван Цзо неспроста приглашает вас на эту гору. Не ездите, господин юаньшуай, он опять что-то замышляет! — Я уже дал обещание. А разве можно нарушать слово? — возразил Юэ Фэй. Он написал письмо Хань Ши-чжуну с просьбой о помощи и отобрал себе в провожатые Чжан Бао, Чжан Сяна, Юэ Юня и Ян Ху. Впятером они сели на коней и отправились в восточный укрепленный лагерь Ван Цзо. Тот уже ждал гостей. Они тут же отправились на гору Цзюньшань. Проехали семь ли. Юэ Фэй увидел мост через речку и сказал Ян Ху: — Останься здесь и охраняй мост. Как бы разбойники его не утащили. Ян Ху засел у моста, а Юэ Фэй с остальными спутниками двинулся дальше. «Как можно утащить такой большой мост? — раздумывал Ян Ху. — Спрячусь-ка я и посмотрю, что будут делать разбойники». Он спрятался за каменную плиту и стал наблюдать. И верно: вскоре к берегу пристала лодка с разбойниками. Они высадились из лодки. Их главарь Гао Лао-ху присел на землю возле плиты и приказал разбойникам ломать мост. «Ах, вот оно что!» — сказал себе Ян Ху и неслышно поднялся. Просвистела в воздухе его тяжелая железная плеть, и Гао Лао-ху мертвый растянулся на земле. Разбойники в страхе бросились в лодку и отчалили от берега. А Юэ Фэй и Ван Цзо в это время поднялись на гору. Только было начали они оглядывать окрестности, как вдруг со всех сторон полетели огненные стрелы. Загорелись сложенные здесь заранее кучи хвороста и сухой травы, огонь перекинулся на заросли. Юэ Фэй и его спутники очутились в огненном кольце. Поистине: Как может птица выбраться на волю, Когда закрыта клетка на замок? Как мотыльку не опалить крыла, Когда под ним горящий фитилек? Если вы не знаете, что произошло с Юэ Фэем, то прочтите следующую главу. Глава пятидесятая С помощью огненных буйволов У Шан-чжи сокрушает врага. С помощью чудесных драгоценностей Ню Гао одолевает волшебство Тянь Дань[14 - Тянь Дань — знаменитый полководец эпохи Воюющих царств (907–959).] когда-то так же царство Ци От вражеского войска защищал, И вот примеру Тяня внял Шан Чжи, Чтобы в бою неравном устоять. Десятки тысяч бешеных быков Обрушились, как ветра дикий шквал, Из сунских полководцев кто бы мог Заранее беду предугадать? Расскажем о том, как Юэ Фэй вместе со своими воинами прорвался сквозь огонь и поскакал к подножью горы. У реки их встретил Ян Ху и предупредил: — Назад! Разбойники разрушили мост! К счастью, подоспел Хань Янь-чжи в лодке и перевез всех на другой берег. Когда проезжали мимо восточного укрепленного лагеря, Юэ Фэй сказал Ван Цзо: — Можете вернуться к себе. А мне надо спешить дальше. Приехав в город, Юэ Фэй отпустил своих спутников отдыхать и лечиться от ожогов, а Ван Цзо возвратился в свой лагерь. Угрызения совести терзали его. Он явился к Ян Яо и доложил: — На горе все сожгли, а Юэ Фэю опять удалось сбежать. — В этом не твоя вина, — ответил Ян Яо. — Можешь забрать свою семью. Заслугу тебе запишут. Новая неудача сильно расстроила Ян Яо. После ухода Ван Цзо он долго раздумывал, что предпринять дальше, как вдруг ему доложили: — Великий ван, дэчжоуский ван Цуй Цин по вашему приказанию привел войско. — Очень хорошо! — обрадовался Ян Яо. — Пусть он прикажет своему полководцу У Шан-чжи взять Таньчжоу. У Шан-чжи не стал медлить. Он подступил к городским стенам и стал вызывать юаньшуая в бой. Войско Юэ Фэя выступило из города и выстроилось в боевом порядке. Юэ Фэй с любопытством разглядывал грозного У Шан-чжи, который восседал на белогривом коне, размахивал алебардой и громко кричал: — Эй, полководец! Ты, наверно, и есть Юэ Фэй? — Я и есть, — отвечал юаньшуай. — А ты кто такой? — Я подчиненный великого вана — У Шан-чжи. — С виду ты настоящий богатырь. Не пойму, почему ты служишь мятежнику? Переходи на мою сторону, и, ручаюсь, ты прославишь свое имя! Если тебя возьмут силой, поздно будет раскаиваться! — Не утруждай зря язык, Юэ Фэй! — заносчиво отвечал У Шан-чжи. — Лучше отведай моей алебарды. Он замахнулся на Юэ Фэя алебардой. Тот ловко отразил удар. Начался беспримерный поединок. И видно было, как Все ближе и ближе друг к другу подходят Объятые пламенем богатыри. Их кони встают на дыбы, возвещая Начало кровавой, смертельной игры. Как лапа дракона — Копье Юэ Фэя, Стремится за ребра Врага зацепить. Шан-чжи алебарда — Как пасть смертоносного змея, Грозящего в сердце Ужасное жало вонзить! Все громче гремят барабаны трех армий, Полощутся шумно знамена полков. И клич боевой — Словно в море прибой. До этого боя на свете случалось Немало других богатырских боев, Но с ними сравнится ль Сегодняшний бой? Более ста раз схватывались противники, но ни один не мог взять верх. Начинало смеркаться, и обе стороны развели войска. У Шан-чжи возвратился в горы и доложил Ян Яо: — Юэ Фэй ловок, силой его не возьмешь — надо действовать хитростью. Соберите триста буйволов. Мы привяжем ножи к их рогам, обмажем хвосты сосновой смолой, перед боем подожжем и пустим на врага. Будь Юэ Фэй в десять раз сильнее, все равно не устоит. Вот тогда-то мы его и схватим! Ян Яо был восхищен находчивостью У Шан-чжи и велел раздобыть буйволов. Животных пригнали в лагерь. За ночь были сделаны все необходимые приготовления. На следующий день перед началом боя У Шан-чжи погнал буйволов позади своих войск, а сам подъехал к городским стенам и стал вызывать в бой. Юэ Фэй вышел навстречу врагу. Едва успели они скрестить оружие, как воины У Шан-чжи подожгли хвосты буйволам и погнали их на сунов. — Назад! — крикнул юаньшуай, который первым заметил опасность. Военачальники повернули коней. Буйволы, обезумевшие от боли, метались, сминая все на своем пути. Многие воины Юэ Фэя погибли под их копытами. Оставшиеся в живых кое-как добрались до города и заперли ворота. Увидев, что сунским войскам все же удалось укрыться за крепостными стенами, У Шан-чжи ударами гонга подал сигнал к окончанию боя. На следующий день У Шан-чжи снова подступил к городу. Юэ Фэй распорядился выставить табличку об отмене поединков. — Оказывается, Юэ Фэй жалкий трус! — У Шан-чжи рассмеялся. — Один раз его побили, так он уже и хвост поджал. Вот так юаньшуай! Но так как никто из города не выходил, ему пришлось собрать войска и уйти восвояси. — Юэ Фэй выставил табличку об отмене поединков, — доложил он Ян Яо. — Видимо, буйволы его напугали! Что прикажете делать, великий ван? — Спасибо вам, мой дорогой полководец! — воскликнул Ян Яо. — Я даже не знаю, как вас отблагодарить! У меня есть дочь, и если вы не против — будьте моим зятем. Сегодня же вечером сыграем свадьбу. В тот же день дворец Ян Яо разукрасили разноцветными фонариками и флагами. Разряженную невесту служанки под руки вывели в гостиную, где состоялась свадебная церемония. Гости веселились и пировали, а потом зажгли курильные свечи и проводили молодых в брачные покои. Возвышенные мечты овладели У Шан-чжи. Некогда, вступив в союз, Цинь и Цзинь — два древних царства Служат знаменем для нас Единения и братства. Вслед за браком Чжу и Чэн Породнились оба рода[15 - По преданию, юноша Чжу и девушка Чэн, принадлежавшие к разным родам, поженились, после чего объединились и оба их рода. С тех пор имена Чжу и Чэн стали символом прочного союза и кровного родства.], Это ли не лучший путь К благоденствию народа?! Он и представить себе не мог, чтобы у невесты, укутанной брачным покрывалом, из глаз катились слезы возмущения. У Шан-чжи думал, что она сторонится его из девичьей стыдливости, и поэтому поспешил отпустить служанок. — Дорогая, уже поздно — пора в постель, — ласково сказал он. Тогда девушка выхватила спрятанный под одеждой кинжал, направила его на У Шан-чжи и вскричала: — Не вздумай распускать руки! Я не дочь Ян Яо, а ты мне не муж. Я признаю мужем только того человека, за которого меня выдаст мой старший брат! Не подходи, убью! Пораженный У Шан-чжи остановился: — Прости, я ничего не знал! Убери кинжал и объясни толком, кто твой старший брат? — Я из рода Яо, — сказала девушка. — Ян Яо ограбил и истребил нашу семью. Мне тогда было всего три года, и он взял меня к себе в дом как дочь. Единственный из родных, кто у меня есть сейчас, это сунский юаньшуай Юэ Фэй, мой старший двоюродный брат! Я успокоюсь лишь тогда, когда он отомстит убийце моего отца! А кто такой ты? Жалкий прислужник разбойника! Я лучше умру, чем стану твоей женой! Под градом упреков У Шан-чжи понурил голову. — Ты права. Ян Яо жаден и жесток, и никогда ему не создать государства. Я готов служить Юэ Фэю. Но как с ним повидаться? Он ведь в неприятельском стане. Ладно, об этом поговорим потом — я придумаю, как с ним встретиться. А сейчас спать! Надо обмануть Ян Яо — пусть он думает, что у нас все хорошо. В эту ночь молодые спали врозь. Прошло несколько дней, и Ян Яо созвал чиновников, чтобы посоветоваться с ними о том, как взять Таньчжоу. У Шан-чжи выступил первым: — Юэ Фэй в бой вступать не хочет, так что на быструю победу рассчитывать нельзя. По-моему, лучше всего сделать вид, будто мы хотим заключить с ним мир. Отправим в город послов, и пусть они ведут переговоры, чтобы оттянуть время. Не знаю, как вы об этом думаете, великий ван? Не успел Ян Яо ему ответить, как заговорил Юй Шан-вэнь: — Я знаю, как взять Таньчжоу! Великий ван, прикажите возвести башню на горе Семизвездия. Я сотворю на ней заклинание пяти громов, вызову небесных полководцев, и они отрубят голову Юэ Фэю. Ян Яо одобрил этот план и приказал строить башню. Пока совершались все эти события, Ню Гао жил в горах Бирюзовых облаков. Невыносимо скучной казалась ему отшельническая жизнь. Однажды, обманув учителя, он ушел в горы. Долго бродил он, пока не попал в лес и не присел на камень отдохнуть. Вдруг Ню Гао увидел буйвола с острыми ножами на рогах. Это было одно из тех животных, которых У Шан-чжи напустил на войско Юэ Фэя. «Все время приходится есть одну зелень — противно! — подумал Ню Гао. — Видно, небо сжалилось и послало мне этого буйвола на жаркое. Одного не пойму, — почему у него на рогах ножи?» Он осторожно приблизился к буйволу, который щипал траву, отвязал нож от одного рога и заколол животное. Потом развел костер и поджарил мясо. Едва принялся он за еду, как вдруг услышал за спиной голос послушника: — Брат, идем скорее — тебя зовет учитель! Ню Гао поспешил в пещеру. При виде его старец с укором сказал: — Ты удалился от мира, пообещал выполнить все мои условия — зачем же теперь обманываешь и ешь скоромное? Мне не нужен такой ученик — уходи отсюда. Лучше помоги Юэ Фэю одолеть Ян Яо. — Учитель, я не могу уйти! — воскликнул Ню Гао. — Почему? — Мои латы, оружие и седло вы бросили в колодец, коня прогнали в горы. Как же мне сражаться? — Ступай за мной. — Старец подвел Ню Гао к колодцу, наклонился над ним и крикнул: — Живо! Подать сюда оружие Ню Гао! Из колодца выпрыгнуло какое-то странное существо: дракон не дракон, человек не человек, — и положило на землю шлем, седло, уздечку и две сабли Ню Гао. Потом скрылось в колодце так же внезапно, как и появилось. — Учитель, вы сохранили мои вещи! — вскричал растроганный Ню Гао. Старец ничего не ответил, обернулся к горам и свистнул. И тотчас же из ущелья со ржанием выбежал конь. Ню Гао надел латы, оседлал коня и опустился на колени перед старцем: — Я снова еду воевать, учитель! Подарите мне хоть один секрет волшебства, чтобы я не раскаивался в понапрасну истраченном времени! Старец вынул из рукава маленькую стрелу и протянул Ню Гао. Тот принял дар, хотя и усмехнулся. — Учитель, какая польза от такой игрушки? — Это «стрела, пробивающая облако», — пояснил старец. — Если тебе попадется волшебник, который умеет ездить на облаке, выпусти в него эту стрелу — она поразит без промаха. — Так вы бы дали мне таких стрел побольше, чтобы наполнить колчан! Старец вытащил из рукава соломенные сандалии. — А это зачем? В бою лучше сапоги! — засмеялся Ню Гао. — Я же не собираюсь идти в носильщики. — Береги эти сандалии, Ню Гао! — наказывал старец. — Они усмиряют волны. В них можно прогуливаться по воде, как по твердой земле. Ян Яо — небесный зверь, снизошедший в мир людской, и без этих сандалий победить его невозможно. — Стало быть, это тоже сокровище! Подарите мне таких сокровищ побольше! Больше у меня сокровищ нет, а есть две пилюли. Возьми их. Одна пилюля спасет жизнь Юэ Фэю, а другую оставь для себя на будущее. Он вынул небольшую тыквенную бутыль, вытряхнул из нее две пилюли и отдал Ню Гао. — Учитель, я не знаю дороги из гор — велите послушнику меня проводить, — попросил Ню Гао. — Я тоже не знаю дороги, — промолвил старец. — Садись на коня и закрой глаза. Ню Гао вскочил в седло и зажмурился. Старец крикнул одно лишь слово: «Вверх!» — и конь мгновенно взмыл к небесам. В ушах Ню Гао засвистел ветер. Вскоре конь остановился, и Ню Гао услышал возле самого уха чей-то голос: — Божественный полководец, снизойди к алтарю и выслушай мое повеление! Послышалось какое-то лязганье. Ню Гао открыл глаза — конь стоял у подножья горы. На склоне высилась башня — там даос творил заклинание. Ню Гао спешился и подошел к даосу — это был Юй Шан-вэнь. При виде чернолицего военачальника даос решил, что это и есть Черный тигр Чжао Сюань-тань, которого он вызывал, и поэтому, хлопнув по табличке, приказал: — Божественный полководец, отправляйся в Таньчжоу и принеси мне голову Юэ Фэя. — Принимаю повеление! — отозвался Ню Гао, взмахнул клинком и срубил даосу голову. Потом привесил ее к поясу, вскочил на коня и помчался в Таньчжоу. Разбойники, толпившиеся у башни, услышали шум, прибежали посмотреть, что случилось, и увидели обезглавленного даоса. Доложили Ян Яо. Раздосадованный главарь велел убрать труп и тайно разузнать, кто убил Юй Шан-вэня. Между тем Ню Гао добрался до Таньчжоу, явился в ставку Юэ Фэя и доложил обо всем происшедшем. Юэ Фэй приказал выставить голову даоса напоказ, а затем спросил Ню Гао: — Ты где столько времени пропадал? — Скитался без пристанища, — отвечал тот. Юэ Фэй отнесся с недоверием к его ответу, написал письмо и, отдавая его Ню Гао, сказал: — Поедешь помогать юаньшуаю Ханю. Со временем опять заберу тебя к себе. Ню Гао простился с Юэ Фэем и отправился в лагерь Хань Ши-чжуна. Полководец прочитал письмо, — оказывается, Юэ Фэй просил его выведать у Ню Гао, где тот столько времени скрывался. Юаньшуай Хань устроил в честь Ню Гао угощение, а через день вызвал его к себе и сказал: — Я вижу, вы честный и храбрый воин, и хотел бы с вами побрататься. Надеюсь, вы не станете отказываться? — Да разве я смею мечтать о такой чести! — воскликнул Ню Гао. — Не скромничайте! Побратались же вы с Юэ Фэем. После положенной церемонии побратимы выпили вина, и Ню Гао рассказал, как он разбил кувшины с вином, как Юэ Фэй изгнал его из лагеря, как он попал в горы и даос взял его в ученики, как и почему он не выдержал испытания и как даос отослал его прочь, подарив на прощанье три драгоценности. — Что-то мне не верится! — усомнился Хань Ши-чжун. — А не покажете ли вы мне подарки даоса? — Пожалуйста, могу показать. Ню Гао надел соломенные сандалии и вместе с Хань Ши-чжуном отправился к озеру. Отшельник не обманул: Ню Гао шел по воде, словно по твердой земле. «С таким воином мы обязательно разобьем Ян Яо! — подумал восхищенный Хань Ши-чжун. — В этом можно не сомневаться!» И он тут же написал Юэ Фэю письмо, в котором сообщил о сандалиях Ню Гао. На следующий день к вечеру Ню Гао явился к Хань Ши-чжуну и сказал: — Я не могу сидеть без дела. Отправьте меня сегодня ночью в дозор на берег озера. Получив разрешение, Ню Гао с наступлением темноты сел в лодку и отчалил. В эту же ночь неприятельский военачальник Гао Лао-лун тоже выехал в дозор. Ню Гао первым заметил его боевые суда. — Перестаньте грести! — приказал он лодочникам, надел соломенные туфли и по воде зашагал к неприятельским судам. Гао Лао-лун решил, что перед ним дух озера, бросился на колени и воскликнул: — Помоги мне, великий дух, и я завтра принесу тебе щедрые дары! — Давай столик и курильницу! — приказал Ню Гао и, пока вражеские воины суетились, выполняя его волю, поднялся на корабль, клинком сразил Гао Лао-луна и сбросил в воду гребцов. Разбойники с других судов видели это чудо и обратились в бегство. На захваченном корабле Ню Гао прибыл в лагерь и доложил о победе. Хань Ши-чжун распорядился записать его подвиг в книгу заслуг и сообщил о нем Юэ Фэю. После этого Юэ Фэй приказал Ню Гао немедленно возвратиться в Таньчжоу. А разбойники, спасшиеся бегством, тем временем донесли своему главарю о виденном чуде. Ян Яо упал духом. — Если у сунов появился такой волшебник, плохо нам придется! Тут к нему подошел помощник военного наставника Юй Шан-цзин и доложил: — Я умею ездить на облаке. Разрешите мне полететь в Таньчжоу и отрубить голову Юэ Фэю! Так я и вас избавлю от печали, и за смерть брата отомщу. Ян Яо снова повеселел. Ночью Юй Шан-цзин постелил на землю платок, сел на него, плюнул и прочитал заклинание. Платок поднялся в воздух и полетел в Таньчжоу. А в это время Ню Гао в окружении военачальников беседовал с Юэ Фэем в его шатре. Юй Шан-цзин побоялся действовать в присутствии такого множества народа и стал кружиться над шатром. Ню Гао сразу его заметил и подумал: «Странно! Что это такое? Уж не тот ли волшебник на облаке, о котором говорил учитель? Дай-ка испытаю его стрелу!» И он украдкой выстрелил из лука. Послышался грохот, — сверху на землю упал человек. Ню Гао накинулся на него, связал и притащил к Юэ Фэю. Юаньшуай допросил пленника и выяснил, что это Юй Шан-цзин. Его казнили, а отрубленную голову выставили на городской стене. Разведчики донесли об этом Ян Яо. Тот совсем упал духом. — Надо пригласить на помощь чаншаского вана Ло Янь-цина, — предложил Цюй Юань-гун. — Я придумал новый план построения войск. Надеюсь, с его помощью мы одолеем Юэ Фэя. А теперь вернемся к Ван Цзо. С тех пор как он с семьей прибыл в свой лагерь, мысли о доброте Юэ Фэя не давали ему покоя. В конце концов он решил уговорить Янь Ци сдаться Юэ Фэю. «Надо и мне хоть чем-то его отблагодарить», — думал Ван Цзо. Не теряя времени даром, он отправился в западный лагерь и сказал Янь Ци: — Юэ Фэй — настоящий герой, добрый и справедливый, не чета Ян Яо. Как ты думаешь, не перейти ли нам на его сторону? — Я тоже убедился в том, что Ян Яо не способен на великие дела, — согласился Янь Ци. — О гуманности и справедливости Юэ Фэя я давно слышал. С удовольствием перейду к нему, если он меня примет. Не успели эти слова сорваться с его уст, как юный Янь Чэн-фан, сын Янь Ци, пылко возразил: — Отец, не слушайте дядю Вана! Может быть, он зря так превозносит храбрость Юэ Фэя. Я слышал, что у Юэ Фэя есть сын — Юэ Юнь, он очень храбрый и хорошо дерется на молотах. Завтра я померюсь с ним силой. Если он меня победит, сдамся. Если не победит, пусть его отец уходит отсюда, пока его не истерли в порошок. — Мой сын рассуждает правильно, — сказал другу Янь Ци. — Поступим, как он предлагает. Ван Цзо попрощался и возвратился в лагерь, откуда тайком отправился в Таньчжоу. У ворот он заявил страже, что ему надо срочно повидаться с юаньшуаем. Воины доложили Юэ Фэю. — Ах, псиная голова! — выругался Ню Гао, когда услышал о Ван Цзо. — Трижды он нас обманывал и опять явился! Что ему тут надо? Нет, я не успокоюсь, пока его не зарублю. Ню Гао выхватил клинки и бросился вон из шатра с намерением расправиться с Ван Цзо. Коль перед недругом дрожит, Ужель он благородный муж? Ужель он истинный мужчина, Когда безвреден, словно уж?! Если вы не знаете, удалось ли Ван Цзо избежать смерти, то прочтите следующую главу. Глава пятьдесят первая Янь Чэн-фан при поединке на молотах обретает названого брата. Ци Фан из чувства мести пытается убить юаньшуая Вы, смелые юноши, Встретились в добрый час, Два молота грозных Прославили в битвах вас! И радость и горе Когда бы делить пополам! Прожить бы свой век Неразлучными братьями вам! Лишь Небу известен Несчастьям и радостям счет, Но может ли быть Удостоенным почестей тот, Кто скрылся трусливо, Кто спрятался в темном углу И в спину пустил Напоенную ядом стрелу! Итак, Ню Гао выхватил клинки и бросился вон из шатра с намерением убить Ван Цзо. — Постой, брат Ню! — окликнул его Юэ Фэй. — Я знаю, что Ван Цзо хотел меня погубить, но прощаю его. Человек — не бесчувственное бревно, и мне думается, он рано или поздно оценит мою доброту! Я хочу, чтобы он покорился мне. Его визит сегодня — добрый знак. Пусть войдет. Послушаем, что он скажет. Недовольный Ню Гао поджал губы и отошел в сторону, но возражать юаньшуаю не осмелился. Едва войдя в шатер, Ван Цзо рухнул на колени: — Господин юаньшуай, я дважды вас обманывал и заслуживаю смерти! А вы меня все прощаете! — Встаньте, дорогой брат! — ласково сказал Юэ Фэй. — Во всем виноват Ян Яо, а не вы. Наверное, он опять послал вас завлечь меня в какую-нибудь ловушку? — Я не дикий зверь! Неужели у меня нет человеческих чувств? Я хочу отблагодарить вас за милость! Мы с Янь Ци из западного укрепленного лагеря уговорились перейти на вашу сторону. Только его сын Янь Чэн-фан возражает: хочет прежде помериться силой с вашим сыном. Если ваш сын победит, они оба покорятся. — Можете возвращаться к себе. Завтра я пошлю к вам сына. Ван Цзо попрощался и незаметно вернулся в восточный лагерь. На следующий день Юэ Фэй приказал Юэ Юню вступить в поединок с Янь Чэн-фаном. Ци Фан обратился к юаньшуаю с просьбой: — Разрешите мне сопровождать вашего сына. Ван Цзо уже не раз пытался вас погубить, и я боюсь, как бы и на сей раз он не устроил какую-нибудь западню. Получив разрешение, Ци Фан и Юэ Юнь приказали своему войску разбить под городом лагерь и стали ждать прихода Янь Чэн-фана. Но случилось так, что Ян Яо затеял учения в водном лагере, и Янь Чэн-фану никак нельзя было отлучиться. Юэ Юнь понапрасну ждал его целых два дня. Ван Цзо очень беспокоился. Он знал нетерпеливый характер Юэ Юня и поэтому послал к нему своего сына Ван Чэн-ляна сообщить о причине задержки поединка. Когда воины доложили о приезде посланца, Ци Фан с разрешения Юэ Юня выехал на переговоры. Увидев всадника с обнаженным мечом, Ван Чэн-лян спросил: — Кто вы, полководец? Я Ци Фан, подчиненный юаньшуая Юэ Фэя. А вы кто? — Я — Ван Чэн-лян, старший сын Ван Цзо. Отец послал меня сообщить господину Юэ Юню, что Янь Чэн-фан занят на учениях и поэтому не смог прибыть вовремя. Пусть господин Юэ Юнь подождет еще день-два. Не успел он это сказать, как Ци Фан взмахнул мечом и снес ему голову. С отрубленной головой он вернулся в лагерь и сказал Юэ Юню: — Это был Ван Чэн-лян — сын Ван Цзо. Я его убил — вот голова. — Что вы наделали! — с волнением вскричал Юэ Юнь. — Если отец узнает, меня казнят! — А может, он замыслил дурное? Откуда мне было знать? — оправдывался Ци Фан. — Пытался же его отец убить юаньшуая! Не беспокойтесь: я его убил, я и виноват — вы здесь ни при чем! Юэ Юнь приказал отправить отрубленную голову в лагерь Ван Цзо. Не будем описывать, как Ван Цзо горевал о сыне, как хоронил его, расскажем лучше о том, как Юэ Юнь вернулся в город и явился к Юэ Фэю. — Батюшка, рубите мне голову! — Это почему? — удивился Юэ Фэй. — Или ты потерпел поражение? — Я два дня ждал Янь Чэн-фана, а он, оказывается, на учениях. Сообщить об этом приехал сын Ван Цзо — Ван Чэн-лян, а дядя Ци Фан его убил. — Если его убил дядя, в чем твоя вина? — возразил Юэ Фэй и распорядился: — Дать Ци Фану тридцать палок! Воины без промедления выполнили приказание. Тогда Юэ Фэй сказал Чжан Bao: — Отведи Ци Фана в лагерь Ван Цзо и скажи: за самовольство юаньшуай дал ему тридцать палок, а теперь посылает просить прощения. Телохранитель повел наказанного в неприятельский стан. — Передай юаньшуаю, что я никого не виню в смерти сына, — видно, судьба назначила ему рано умереть, — сказал Ван Цзо. — А господину Юэ Юню скажи, чтобы он еще немного подождал — как только Янь Чэн-фан прибудет с учений, поединок обязательно состоится. Чжан Bao вернулся к Юэ Фэю и доложил о выполнении приказания. Только после этого юаньшуай допустил к себе Ци Фана и как следует отчитал его: — Зачем я пировал в восточном лагере и ездил на гору Цзюньшань? Хотел привлечь Ван Цзо на свою сторону! Ван Цзо почти перешел ко мне, а ты убил его сына! Ты едва не расстроил все мои планы! За это и наказан. Ладно, раз Ван Цзо тебя простил, иди отдыхай и залечивай раны. Ци Фан удалился, а Юэ Фэй снова приказал сыну выйти из города и ждать Янь Чэн-фана. Тот прибыл лишь через десять дней. Янь Ци рассказал ему о гибели сына Ван Цзо и велел в тот же день вызвать Юэ Юня на поединок. Янь Чэн-фан снарядился, взял молоты и повел свой отряд к лагерю Юэ Юня. — Доложите, что Янь Чэн-фан здесь! — крикнул он сунским воинам. Начальник стражи немедленно сообщил Юэ Юню. Юноша тотчас же вскочил на коня и выехал навстречу противнику. А у того: Из-под шапки с павлиньим хвостом Косм запутанных лезут пучки, В чешуе ослепительных лат Отражаются солнца лучи. Молот страх Порождает в сердцах, Не спустился ль в наш мир богатырь, Обитавший в небесных мирах? Янь Чэн-фан тоже с головы до ног осмотрел Юэ Юня. На голове — летящий феникс — шлем, Что много раз его в боях берег, Широк халат, накинутый на плечи, На латах выкован единорог. Поистине величественный вид, Поистине прекрасен гордый лик, И даже конь под этим седоком Необычайно грозен и велик! Долго противники не могли оторвать друг от друга восхищенных взоров. Наконец Янь Чэн-фан тронул коня, подъехал ближе и первым обратился к Юэ Юню: — Я давно слышал, что вы герой, которому нет равных. Вот мне и захотелось у вас поучиться! — Что ж, поучитесь! — ответил Юэ Юнь. Поединок начался. Один молот мелькал, как метеор, другой сверкал тысячами алмазных брызг. Больше восьмидесяти раз сходились противники, но никто из них не вышел победителем. Наконец Юэ Юнь сделал ложный выпад и осадил коня. — Ты в самом деле неплохо владеешь молотом! Ладно, щажу тебя! — крикнул он и обратился в бегство. — Куда бежишь? — Янь Чэн-фан устремился в погоню. — Я буду не я, если не выбью тебя из седла! Больше десяти ли вмиг промчались они на своих быстрых конях. Неожиданно Юэ Юнь, пользуясь приемом «метеор настигает луну», повернулся в седле и ударил по молоту противника. Пальцы Янь Чэн-фана разжались, и молот упал на землю. Янь Чэн-фан рывком остановил коня, спрыгнул с седла, отбросил прочь второй молот и опустился на колени перед конем Юэ Юня: — Теперь я убедился, что вы настоящий герой. Недаром идет о вас слава! Я охотно вам покорюсь, если вы меня примете. Юэ Юнь тоже соскочил с коня, поднял Янь Чэн-фана и сказал: — Я тоже давно слышал о вас и очень рад нашей встрече. Если вы покоритесь и поможете моему отцу поддержать династию Сун, я с вами побратаюсь. — Это моя давнишняя мечта! Но я не смею надеяться на такую высокую честь! — К чему скромничать! Давайте сейчас же дадим клятву! Оба взяли по щепотке земли и произнесли положенную клятву. Соответственно их возрасту, Юэ Юнь стал старшим братом, а Янь Чэн-фан — младшим. Затем юноши сели на коней и разъехались по своим лагерям. Возвратись в город, Юэ Юнь рассказал отцу об исходе поединка. Юэ Фэй был очень доволен и не скрывал своей радости. Во время их беседы вошел начальник охраны и доложил: — Чаншаский ван Ло Янь-цин с войском подступил к городу и вызывает в бой! — Господин юаньшуай, Ло Янь-цин мой друг. Позвольте я уговорю его сдаться! — вызвался Ян Цзай-син. С разрешения Юэ Фэя он выехал навстречу противнику и крикнул: — Ян Цзай-син здесь! Кто хочет со мной сразиться? Ударила пушка, заколыхались знамена, и перед строем неприятельского войска появился могучий военачальник верхом на коне. При виде Ян Цзай-сина он замешкался и нерешительно крикнул в ответ: — Выходи! Сам Ло Янь-цин хочет помериться с тобой силами! С копьем наперевес он устремился вперед. Ян Цзай-син ловко парировал удар. Однако через несколько схваток он повернул коня и поскакал к лесу. Ло Янь-цин бросился вслед за ним. Убедившись, что поблизости никого нет, Ян Цзай-син остановился и воскликнул: — Как давно мы с тобой не видались, брат Ло! Могу тебе сообщить, я покорился юаньшуаю Юэ Фэю и побратался с ним. Государь пожаловал мне военное звание. Послушай меня, переходи на сторону династии Сун! Ручаюсь, как только совершишь подвиг, тебе пожалуют титул хоу! — Твои слова, брат, для меня — приказ! — отвечал Ло Янь-цин. — Пусть отныне юаньшуай считает меня своим военачальником. В день боя я отрублю голову какому-нибудь разбойничьему главарю и поднесу ее вместо подарка при первой же встрече. — Вот и прекрасно! — обрадовался Ян Цзай-син. — Теперь я притворюсь побитым, а ты меня преследуй. Надо, чтобы никто ничего не заподозрил. Ян Цзай-син хлестнул коня и поскакал к тому месту, где начинался поединок. Ло Янь-цин гнался за ним и выкрикивал угрозы. На виду у воинов они еще несколько раз схватились, и Ян Цзай-син бежал в город. Ло Янь-цин ударами гонга созвал войска и тоже отошел в лагерь. А в это время Цюй Юань-гун, собрав войска со всех лагерей, подвластных Ян Яо, обучал их пятиугольному строю — готовился к решительному бою с Юэ Фэем. Разведчики донесли об этом юаньшуаю. Вечером Юэ Фэй взял с собой Чжан Bao и тайком выехал из города. Добравшись до леса, юаньшуай выбрал самое высокое дерево, взобрался на него и стал рассматривать неприятельский лагерь. Вдруг где-то неподалеку раздался звон тетивы, и в воздухе просвистела стрела. Юэ Фэй вскрикнул от боли. К счастью, он успел ухватиться рукой за сук и поэтому не сорвался. Чжан Бао поспешно вскарабкался на дерево и помог юаньшуаю спуститься на землю. Лицо Юэ Фэя было белым, как бумага, в боку торчала стрела. Чжан Бао взвалил юаньшуая на спину и в темноте, не разбирая дороги, помчался в город. В ставке раненого положили на кровать. Он был без сознания. Удалили из бока наконечник стрелы. Рана была глубокая, из нее сочилась черная кровь. На губах юаньшуая выступила белая пена. Встревоженные военачальники столпились возле раненого, многие утирали слезы. — Ну, не реветь! — с раздражением прикрикнул Ню Гао. — Ничего с юаньшуаем не случится — моя волшебная пилюля его спасет! Плакавшие быстро вытерли слезы и с надеждой обратили взоры на Ню Гао. — Нечего поднимать панику! Живо несите воды! Один из телохранителей налил кипятку в чашку. Ню Гао пошарил за пазухой, вытащил пилюлю, растворил ее в воде и влил лекарство в рот раненого. Не прошло и минуты, как Юэ Фэй пришел в себя и простонал: — Ой, больно! Пилюля и вправду была волшебной — через несколько мгновений Юэ Фэй уже поднялся и сел. Военачальники чуть не прыгали от радости. Ню Гао сказал; — Стреляли не враги, а кто-то из наших. Посмотрите метку на стреле. Юэ Фэй осмотрел стрелу: — Никакой метки нет. — Пусть все дадут мне стрелы для сравнения! — распорядился Ню Гао. — У кого такая стрела, как эта, тот и стрелял! — Правильно! — одобрительно зашумели военачальники. Но Юэ Фэй сломал стрелу, обломки сунул за голенище сапога и сказал: — Не надо никаких розысков! Пусть виновный раскается и сам явится с повинной. — Как вы гуманны, юаньшуай! — в один голос воскликнули растроганные военачальники. — И до чего злобен негодяй, который в вас стрелял! Зря вы его прощаете! Больше всех негодовал Ню Гао. Он вытащил из-за пазухи еще одну пилюлю и протянул Юэ Фэю: — Вот, возьмите, юаньшуай! Это на случай, если злодей еще раз вас подстрелит! Но в третий раз вылечить вас уже будет нечем! — К чему сердиться, дорогой брат? — спокойно сказал Юэ Фэй. — Все в воле Неба! Расходитесь по своим лагерям и готовьтесь к бою. Военачальники удалились. Юэ Фэй прошел во внутренние покои, где его поджидал Юэ Юнь. — Батюшка, я знаю, кто стрелял! Почему вы не казнили злодея? — Сын мой, разве тебе это понять? Он и так говорит, что я награждаю и наказываю по своему произволу, и затаил на меня злобу. Но я гуманностью хочу заставить его раскаяться! Юэ Юнь поклонился отцу и пожелал спокойной ночи. Однажды Ян Яо поднялся в шатер и сказал Цюй Юань-гуну: — Мы собрали большую армию, но ручаться, что победа будет нашей, все-таки рано. Что бы еще придумать похитрей для полной надежности? — Я уже обучил воинов новому пятиугольному строю, — ответил Цюй Юань-гун. — Прикажите, чтобы Ван Цзо завлек врага на преследование, а затем отрезал его от тыла. Тогда слева ударят Цуй Цин и Цуй Ань, справа — Ло Янь-цин и Янь Чэн-фан, и в центре ваш брат Ян Фан. В то же время Хуа Пу-фан на боевых кораблях завяжет бой с Хань Ши-чжуном, чтобы тот не мог прийти на помощь Юэ Фэю. — Что ж, действуйте! — разрешил Ян Яо. Когда Цюй Юань-гун ушел готовиться к сражению, Ян Цинь сказал: — Военный наставник предложил хороший план, но у Юэ Фэя умные и смелые военачальники, и с ними надо считаться. Если разрешите, я готов поехать в Таньчжоу и для виду начать с Юэ Фэем переговоры о мире. Если он на время прекратит войну, мы будем только в выигрыше. — Дельный совет! — одобрительно кивнул Ян Яо. — Если Юэ Фэй согласится отвести войска, я готов послать ему золото и шелка — лишь бы избежать кровопролития. Ян Цинь хотел уже удалиться, но тут вперед выступил У Шан-чжи. — Великий ван, пословица гласит, что из одной шелковинки не сделать нити! Разрешите и мне поехать в сунский лагерь на переговоры! — Очень хорошо! Мне будет спокойнее, если и вы поедете! — согласился Ян Яо. А Ян Цинь про себя подумал: «Надо же было ему навязаться! Расстроил мне все планы!» Но делать было нечего — пришлось ехать вдвоем. Добравшись до города, посланцы велели страже доложить о себе и, представ перед Юэ Фэем, в один голос заявили: — По приказанию нашего великого вана мы прибыли к вам для переговоров о мире. Чтобы избежать кровопролития, наш великий ван даст вам золото и провиант для воинов и обещает каждый год выплачивать дань… Разгневанный Юэ Фэй вскочил с места: — Запомните — рано или поздно я схвачу Ян Яо и уничтожу его логово! — И приказал воинам: — Взять обоих и посадить в темницы отдельно друг от друга. Головы отрубим, когда изловим их главаря! Ян Циня и У Шан-чжи увели, а Юэ Фэй тайно приказал отнести им вина и закусок. Во время первой стражи по приказанию юаньшуая Чжан Бао привел Ян Циня во внутренний лагерь. Юэ Фэй усадил его на почетное место и извинился: — Простите за грубость, но в присутствии посторонних я не мог поступить иначе! И позвольте узнать, что вас привело сюда? — Я хотел сообщить вам, что Цюй Юань-гун придумал пятиугольный строй. Он намеревается заманить вас в засаду и разгромить, — ответил Ян Цинь. — Мне же хочется, чтобы победили вы. Я боюсь одного: если ваши воины одержат верх, они не станут разбирать, где яшма, а где простые камни, и уничтожат всех. Прошу, господин юаньшуай, пощадите мою семью, и я вечно буду вас благодарить! — Я сам должен вас благодарить! — воскликнул Юэ Фэй. — Без вашей помощи я не взял бы горы Свернувшейся змеи! Я буду просить государя, чтобы вас достойно наградили! — Он сделал знак воинам, чтобы ему подали флажок, и, протягивая его Ян Циню, добавил: — Вывесите этот флажок на воротах вашего дома, и никто из моих воинов не посмеет вас тронуть. Ян Цинь принял флажок и горячо поблагодарил юаньшуая. Затем Чжан Бао увел Ян Циня отдыхать, а Юэ Фэй подозвал Ван Хэна. — Пригласи ко мне У Шан-чжи. Но смотри — будь с ним вежлив! Ван Хэн исполнил приказание. У Шан-чжи бросился на колени перед юаньшуаем и воскликнул: — Простите, что я выступил против вас! Юэ Фэй поднял его, усадил на почетное место и произнес: — Вы очень способный человек, и я вас глубоко уважаю! Как жаль, что вы служите разбойнику! Не пойму, что привело вас ко мне? Может быть, вы хотите мне дать какой-то совет? У Шан-чжи рассказал, как после возвращения в лагерь с первой победой Ян Яо сделал его своим зятем, а в заключение добавил: — Хотя мы с невестой сожгли курильные свечи, но она меня и близко к себе не подпустила! Говорит, что только вы можете решить — быть ей моей женой или нет! Юэ Фэй рассмеялся: — Как я могу решать? Ведь замуж ее выдает Ян Яо! И вы будете не моим, а его зятем! — Господин юаньшуай, моя невеста — вовсе не дочь Ян Яо! Она урожденная Яо из округа Сянчжоу. Всех ее родных Ян Яо перебил, а девочку удочерил. Ее отец — Яо Тин-чжан. Изумленный Юэ Фэй подумал: «Яо Тин-чжан? Это же брат моей матери! Значит, невеста У Шан-чжи моя двоюродная сестра?!» У Шан-чжи между тем продолжал: — Девушка наказывала мне прежде всего отомстить за смерть ее отца и встретиться с вами. Что вы мне прикажете и что передать от вас моей невесте? — Так вы, оказывается, и вправду мой зять! — воскликнул Юэ Фэй. — Телохранители, позовите моего сына! Юэ Юнь вошел, и юаньшуай представил его гостю. — Теперь пригласите господина Ян Циня, — сказал Юэ Фэй. — Простите, господин юаньшуай, но нам нельзя встречаться, — забеспокоился У Шан-чжи. — Ничего, он приехал по тому же делу, что и вы! Вошел Ян Цинь. При виде У Шан-чжи он тоже встревожился, но Юэ Фэй рассказал ему, в чем дело, и оба заулыбались. На следующий день Юэ Фэй проводил обоих до берега, посадил в лодку и простился. Посланцы вернулись к Ян Яо и доложили: — Юэ Фэй готов заключить мир, но его военачальники против. Они задержали нас и требовали, чтобы нам отрубили головы! Если бы Юэ Фэй не сказал, что «послам во время войны не рубят головы», не миновать нам смерти! Раздраженный неудачей, Ян Яо ничего не сказал и удалился во внутренние покои. У Шан-чжи тотчас отправился в спальню невесты и сказал: — Сегодня я повидался с твоим братом и передал ему твой наказ. Он обещал, что как только усмирит Ян Яо, мы сыграем настоящую свадьбу. — Если вы отомстите за моих родителей, — воскликнула девушка, — я буду вам бесконечно благодарна! Не будем описывать, как беседовали между собой жених и невеста. Расскажем лучше о том, как Юэ Фэй сговорился с Хань Ши-чжуном в одно и то же время нанести удар по логову разбойников с суши и с озера. Об этом побоище написаны такие стихи: Синяя текла вода в реке, А потом внезапно красной стала. В озере прозрачная волна Поднялась от крови темно-алой. Если вы не знаете, кто победил в этом сражении, то прочтите следующую главу. Глава пятьдесят вторая Юэ Фэй переходит в наступление и громит неприятельское войско. Ян Цзай-син проваливается в речку и гибнет от вражеских стрел Десять тысяч всадников прорвались Сквозь нависших туч зловещий строй, Одержав победу у Таньчжоу, Возвратился в армию герой. Но закатится звезда Цзай-сина Где-то там — у моста Сяошан, И в полночный час слезам предастся Чья-то одинокая душа. Не будем увлекаться излишними описаниями, напомним лишь о том, что Юэ Фэй во главе огромного войска выступил из Таньчжоу навстречу врагу. Как только войско расположилось лагерем, юаньшуай поднялся в шатер, созвал военачальников и объявил: — Цюй Юань-гун стянул себе на подмогу все войска, какие у него были. В сражении он решил применить пятиугольный строй. Каждый из этих «углов» соответствует одной из главных стихий природы: металлу, дереву, воде, огню и земле. Разбойники будут пытаться взять нас в кольцо и разгромить. Не поддавайтесь панике! Главное, схватить самого Ян Яо! Кто нарушит мой приказ, будет наказан по всей строгости военного закона! — Слушаемся, господин юаньшуай! — в один голос ответили подчиненные. Затем Юэ Фэй начал давать указания каждому военачальнику отдельно. Первым он вызвал Юй Хуа-луна. — Возьмешь красное знамя и вместе с Чжоу Цином и Чжао Юнем во главе трехтысячного отряда прорвешь вражеский строй с запада. Когда Юй Хуа-лун, получив приказ, удалился, Юэ Фэй продолжал: — Хэ Юань-цин, Цзи Цин и Ши Цюань наденут черные латы и во главе трехтысячного отряда под черным знаменем ударят по врагу с юга. Юэ Юнь с Ван Гуем и Чжан Сянем под желтым знаменем поведут наступление с севера. Чжан Сян, Чжэн Хуай и Чжан Куй с трехтысячным отрядом пойдут в атаку с востока. Ян Цзай-син осуществит прорыв в центре. Слева ему поможет Чжан Юн, а справа — Чжан Ли. Я возглавлю основные силы, чтобы в нужный момент оказать помощь там, где будет нужно. А в это время, получив письмо Юэ Фэя, Хань Ши-чжун приказал Ян Ху, Юань Ляну, Гэн Мин-чу и Гэн Мин-да наносить врагу удары с тыла, а сам с двумя сыновьями и помощниками стал готовить корабли к бою. В тот же день Ян Яо сообщили о том, что Юэ Фэй разгадал секрет пятиугольного строя и выступил в поход, а Хань Ши-чжун готовит свой флот к бою. Ян Яо поручил Ян Циню охранять дворец, семью оставил на попечение У Шан-чжи, а сам сел на один из кораблей, которыми командовал Хуа Пу-фан, и двинулся навстречу Хань Ши-чжуну. Янь Чэн-фан, Ло Янь-цин и многие другие военачальники Ян Яо были не менее храбры, чем полководцы Юэ Фэя, но они не были столь же преданны своему главарю. Они думали, как бы поскорее перейти на сторону Юэ Фэя. И только один Ян Фань по прозвищу «Маленький Тиран», остался до конца верен брату. К Юэ Фэю явился Ван Цзо и объявил, что сдает укрепленный лагерь. Юаньшуай приказал ему собрать имущество и перевезти в Таньчжоу. Потом прибыл телохранитель У Шан-чжи и попросил юаньшуая наблюдать за ходом боя. Юэ Фэй поднялся на гору, где его встретил Ян Цинь, который со своими воинами успел уничтожить приверженцев Ян Яо… Сюда же вскоре явился и У Шан-чжи со своей невестой. Разбойники, которым удалось спастись от гибели, докладывали Ян Яо: — Великий ван, беда! Ваш зять У Шан-чжи и брат Ян Цинь сдали врагу водный лагерь и подожгли дворец, Юэ Фэй перебил чуть не всех ваших родственников. Ян Яо охватило отчаяние. — Конец, всему конец! Кто мог подумать, что эти злодеи оборвут жертвоприношения моим предкам! Ох, попались бы они мне в руки — изрубил бы на куски!… Хуа Пу-фан на боевых кораблях плыл навстречу врагу. Вдруг видит: прямо по воде шагает Ню Гао в своих волшебных соломенных сандалиях. — Брат Хуа! Сколько же еще ждать? Когда ты сдашься? — Иду за тобой, брат! — отозвался Хуа Пу-фан, развернул корабли и повел их к сунскому лагерю. Когда Ян Яо увидел, что Хуа Пу-фан тоже перешел на сторону противника, его охватила ярость. Исполненный решимости победить или умереть, ринулся он в бой с Хань Ши-чжуном. В это время сразу происходило так много событий, что будь у рассказчика два рта, и то он не успел бы обо всем рассказать. Так что не будем описывать, как Ян Яо сражался с Хань Ши-чжуном, лучше поведаем о встрече Юэ Фэя с Хуа Пу-фаном, которого привел Ню Гао. Это была новая победа, и Юэ Фэй от души радовался. Но тут в шатер вошел разведчик и доложил: — Четвертый сын цзиньского правителя Учжу собрал огромное войско и вторгся на Срединную равнину. Сейчас он подходит к Чжусяньчжэню! Наградив разведчика, Юэ Фэй снова послал его следить за передвижением цзиньских войск. Не успел тот уехать, как посыпались донесения, одно тревожнее другого. Как тут было не волноваться? «Ян Яо еще не усмирен, а Учжу уже тут! — размышлял юаньшуай. — Что делать?!» Надо было что-то предпринимать, и Юэ Фэй сделал необходимые распоряжения. А в это время Юй Хуа-лун, Чжоу Цин и Чжао Юнь прорвали пятиугольный строй противника с запада и вступили в бой с Цуй Цином. После нескольких схваток Юй Хуа-лун ударом копья выбил противника из седла. Хэ Юань-цин, Цзи Цин и Ши Цюань ударили по врагу с юга и встретились с Цуй Анем. После нескольких схваток Цуй Ань хотел бежать, но, сраженный молотом Хэ Юань-цина, упал на землю с разбитой головой. Юэ Юнь, Ван Гуй и Чжан Сянь вклинились в строй врага с севера. Навстречу им бросился разбойничий главарь Цзинь Фэй-ху, вооруженный двумя дубинами Волчий зуб. Юэ Юнь вышиб его из седла с первого же удара. Вскоре на помощь Юэ Юню подоспели Юй Хуа-лун и Хэ Юань-цин. Три богатыря, словно разбушевавшиеся драконы, разили врагов. Никто не мог против них устоять! В это время с востока донеслись крики: это Чжан Сян, Чжэн Хуай и Чжан Куй атаковали разбойников. На Чжан Сяна напал было вражеский военачальник Чжоу Лунь, вооруженный двумя тяжелыми железными плетями, но Чжэн Хуай ловким ударом сбил его с коня. Чжан Сян даже не успел вступить в бой. Ян Цзай-син тоже пробился сквозь вражеский строй и схватился с Ян Фанем. Начался поединок. Силы противников были примерно равными, и поэтому долго никто из них не мог взять верх. Это заметил Янь Чэн-фан и, потрясая молотами, крикнул: — Иду на помощь! Услышав его голос, Ян Фань подумал, что кто-то хочет ему помочь, и не остерегся. Опустился тяжелый молот, и Ян Фань рухнул на землю! Ян Цзай-син соскочил с коня и отрубил поверженному голову. Ло Янь-цин был свидетелем этой печальной сцены. Пронзив своим копьем нескольких разбойничьих военачальников, он возгласил: — Я, Ло Янь-цин, перешел на сторону юаньшуая Юэ Фэя! Кто хочет сохранить жизнь, следуйте за мной! Убедившись в том, что военачальник сдался, рядовые воины бросились врассыпную. — Ван Цзо и Ло Янь-цин сдались сунам, — доложили воины военному наставнику Цюй Юань-гуну. — Строй распался, воины разбегаются! Цюй Юань-гун не на шутку встревожился, а тут еще вновь прибывший разведчик сообщил: — У Шан-чжи и Ян Цинь сдали водный лагерь и сожгли дворец. Сунские воины перебили всю семью великого вана. Не успел он договорить до конца, как примчался третий разведчик: — Ню Гао уговорил Хуа Пу-фана сдаться. Великий ван окружен войском Хань Ши-чжуна и молит о помощи! Печальные донесения следовали одно за другим, и Цюй Юань-гун совсем растерялся. Обратив взоры к небу, он в отчаянии воскликнул: — Все пропало! Неприступные реки и горы пали под ударами врага! Он выхватил меч и вонзил себе в грудь… В это время Юэ Фэй собирался бросить в бой резервные войска, но разведчик доложил: — Полководец Хань разгромил Ян Яо. Разбойничий главарь бросился с корабля в воду и пытался спастись вплавь, но Ян Ху и Юань Лян его выловили. Едва разведчик ушел, как явился Ян Цзай-син и доложил юаньшуаю о выполнении приказа. — Вот хорошо, что ты пришел, брат! — обрадовался Юэ Фэй. — Я только что получил весть о наступлении несчетной армии цзиней. Бери пять тысяч воинов и обороняй Чжусяньчжэнь. Ты командуешь передовым отрядом, так что будь осторожен. Ян Цзай-син без промедления выступил в поход. Скоро в лагерь прибыл и Юэ Юнь: — По вашему приказу, юаньшуай, я прорвал пятиугольный строй и разгромил врага! — Хорошо, сын мой! — одобрил Юэ Фэй. — Бери теперь пять тысяч воинов и иди сражаться с Учжу — он опять вторгся на нашу землю. Вслед за Юэ Юнем один за другим вернулись в лагерь Хэ Юань-цин, Янь Чэн-фан и Юй Хуа-лун. Юэ Фэй всех отослал к Чжусяньчжэню. Последним в шатер вошел Ло Янь-цин. Он опустился на колени перед Юэ Фэем и сказал: — Я слишком поздно покорился вам, простите меня! Буду счастлив, если вы возьмете меня к себе на службу! Юэ Фэй торопливо поднял его: — Я часто вспоминал о вас после нашей встречи в Кайфыне! Мне бы хотелось сейчас побеседовать с вами, вспомнить о былом, но, к сожалению, на это нет времени — опять Учжу посягает на наши земли. Только что мои лучшие военачальники отправились спасать Чжусяньчжэнь. Вам тоже придется возглавить пятитысячный отряд и идти следом за ними. Как только вы совершите подвиг, я представлю доклад государю, и, надеюсь, он пожалует вам высокую должность. — Как вы добры! — воскликнул растроганный Ло Янь-цин. — Клянусь, жизни за вас не пожалею! Буду насмерть биться с врагами, чтобы хоть чем-то вас отблагодарить! Он попрощался с юаньшуаем и тотчас же выступил в поход. Через некоторое время в лагерь прибыл У Шан-чжи, чтобы доложить о выполнении приказа, и юаньшуай сказал ему: — Ты очень кстати явился, дорогой зять. Тяньчжоуский губернатор Сюй Жэнь по моему поручению сделал приготовления к твоей свадьбе. Она состоится сегодня же вечером, так как задерживаться нам нельзя ни на один день. Завтра тебе тоже придется идти на помощь первым шести отрядам. В тот же вечер состоялось бракосочетание, а на следующий день У Шан-чжи повел войско в поход. А сейчас расскажем о том, как Ян Ху и братья Гэн вылавливали из воды Ян Яо. Тот пытался добраться до берега вплавь и скрыться, но его заметил Ню Гао, который в этот момент прогуливался по озеру в своих волшебных соломенных сандалиях. «Странно! Чья это голова торчит из воды? — подумал он. — Никак, это Ян Яо! Ну, теперь ему не сбежать!» Ню Гао обнажил свои сабли, намереваясь срубить Ян Яо голову, но Ян Ху и Юань Лян опередили его — они первыми настигли разбойника и утащили на корабль Хань Ши-чжуна. По его приказу пойманного связали и отправили к Юэ Фэю. — Главаря мятежников следовало бы отправить для казни в Линьань, — сказал юаньшуай. — Но я не могу сопровождать его в столицу, а он дорогой еще, чего доброго, сбежит! И Ян Яо казнили, а отрубленную голову с гонцом отправили в Линьань. Юэ Фэй поручил Ню Гао взять на себя доставку провианта в Чжусяньчжэнь, сам же вместе с Хан Ши-чжуном во главе трехсоттысячного войска тоже выступил в поход. А сейчас речь пойдет о Ян Цзай-сине, который вел передовой отряд к Чжусяньчжэню. Было это уже в одиннадцатом месяце. Густые тучи плыли по небу, валил снег. Казалось, горы вокруг посыпаны мукой. Невзирая на снегопад, Ян Цзай-син шел без остановки два дня и две ночи. В окрестностях Чжусяньчжэня он впервые увидел цзиньские войска. Они наступали быстро, подобно бурному потоку. — Слушайте меня, воины! — обратился к отряду Ян Цзай-син. — Вы видите, что чжурчжэней великое множество — как муравьев в муравейнике. Если идти вперед, они нас всех перебьют. Устраивайте здесь лагерь, а я попробую посеять панику среди врагов. Он подхлестнул коня и с копьем наперевес поскакал вперед. Войско Учжу состояло из двенадцати отрядов по пятидесяти тысяч воинов в каждом, но лазутчики распространяли слухи, будто численность цзиньского войска доходит до двух миллионов. Передовым отрядом чжурчжэней командовал Сюэли Хуанань. Он первый столкнулся с Ян Цзай-сином и пал, пронзенный его копьем. Чжурчжэни с криками бросились врассыпную. Тогда в бой вступил Сюэли Хуабэй, командир второго передового отряда цзиньских войск. Но и он после первой же схватки рухнул с коня. Узнав о гибели братьев, разъяренный командир третьего отряда чжурчжэней Сюэли Хуадун, бросился на Ян Цзай-сина с мечом. Но он так и не успел нанести удар, — копье пронзило ему горло. Под натиском богатыря чжурчжэни бежали без оглядки, проклиная родителей за то, что они не родили их с тремя ногами. Командир четвертого цзиньского отряда Сюэли Хуаси пытался остановить бегущих и задержать противника, но и его постигла участь братьев. Так меньше чем за час Ян Цзай-син отправил в преисподнюю четверых вражеских военачальников! Потеряв командиров, двести тысяч чжурчжэней в панике бежали с поля боя. Они даже не знали, кто их преследует, и мчались без оглядки, сбивая с ног и топча друг друга. Трупы громоздились горами, кровь лилась рекой. Ян Цзай-син заметил, что чжурчжэни упорно бегут на север, и решил: «Дай-ка я их обгоню и отрежу дорогу! Они от ужаса совсем обезумеют. Тогда можно будет учинить такой погром, что и пластинок от лат им не собрать!» Ян Цзай-син кратчайшим путем через горы поскакал в объезд противника. В горах протекала небольшая речка Сяошанхэ. Русло ее заросло травой, а сейчас она еще была вдобавок засыпана снегом. Чжурчжэни об этом знали, поэтому, добравшись до речки, свернули на северо-запад, к мосту Сяошан. Ян Цзай-син в темноте не разглядел речку и вместе с конем провалился в трясину. Как только чжурчжэни это заметили, они схватились за луки и осыпали упавшего богатыря тысячами стрел. Так погиб отважный Ян Цзай-син. Потомки сложили о нем такие стихи: На юго-востоке — Опять барабанный треск, На северо-западе — Звезды упали с небес. Но прежде чем милости От государя принять, Ночным светлячкам Со слезами не нужно ли внять? — Учжу приказал военачальникам собирать войска и располагаться лагерем. — Будьте осторожны! — наказывал он. — Если придут южные варвары, надо встретить их во всеоружии! Между тем к месту боя подошел второй передовой отряд сунских войск под командованием Юэ Юня. Воины Ян Цзай-сина выбежали ему навстречу и с волнением сообщили: — Господин Ян хотел навести панику в стане врага, но в темноте угодил в речку и погиб под стрелами чжурчжэней. — Горе мне! — в отчаянии вскричал Юэ Юнь. — Это я во всем виноват! Поздно пришел на помощь! — И он приказал воинам: — Оставайтесь здесь, а я поеду вперед и отомщу за дядю Яна! Юэ Юнь хлестнул коня и, потрясая молотами, ворвался в цзиньский лагерь. По этому поводу сложены такие стихи: Смело врезавшись в гущу коней, Поступил как бесстрашный герой. Славный подвиг свершая, один Против армии двинулся в бой! Если вы не знаете, как сражался Юэ Юнь, то прочтите следующую главу. Глава пятьдесят третья Цинь Гуй обретает власть и лишает должности соперника. Тан Хуай провожает посла и кончает жизнь самоубийством Сердце мстящего за отчизну Благородно, чище кристалла. Все объемлют — землю и небо — Ратный пыл его, доблесть и слава. Я скорблю оттого, что косит Смерть повсюду людские жизни, Что у нас отважных и честных Ныне вовсе уже не стало. Мы уже упомянули о том, что Юэ Юнь ворвался в стан чжурчжэней. — Берегитесь, Юэ Юнь здесь! — крикнул юноша, размахивая молотами. Многие чжурчжэни уже слышали о силе и смелости Юэ Юня и уступали ему дорогу, не смея ввязываться в бой. Вскоре к сунскому лагерю подошел третий отряд во главе с Янь Чэн-фаном. Ему сообщили о гибели Ян Цзай-сина. Скорбя о погибшем, юноша приказал своим воинам строить лагерь, а сам поскакал на помощь Юэ Юню. — Берегитесь! Янь Чэн-фан здесь! — крикнул он, обрушиваясь на врагов. Воины доложили Учжу: — Молодой варвар Юэ Юнь с каким-то Янь Чэн-фаном ворвались в наш лагерь. Никто не может их удержать! Прикажите послать подмогу. «Я пришел сюда с несметным войском, а Ян Цзай-син в первом же бою убил четверых моих лучших военачальников, — подумал Учжу. — Теперь еще этот Юэ Юнь с каким-то юнцом устроили побоище! Если и дальше так пойдет, разве я овладею Поднебесной?» Он приказал войскам одновременно выступить из всех лагерей и во что бы то ни стало взять живьем обоих юношей. Кольцо вокруг Юэ Юня и Янь Чэн-фана сжималось… В это время подошел четвертый отряд Хэ Юань-цина. Не медля ни минуты, он бросился на помощь друзьям. Вскоре один за другим подоспели к месту битвы Юй Хуа-лун и Ло Янь-цин. Охваченный гневом, Ло Янь-цин крикнул своим воинам: — Стройте лагерь, а я иду мстить за полководца Яна! Проезжая мимо речки, он увидел лежащего в грязи Ян Цзай-сина, соскочил с коня, дважды низко поклонился и со слезами воскликнул: — Старший брат! Ты пожертвовал жизнью ради государя! Я о тебе скорблю и буду мстить! Пусть твой дух охраняет меня в бою! Ло Янь-цин вытер слезы и ворвался в неприятельский стан. У Шан-чжи со своим отрядом подошел последним. Увидев Юэ Юня, Янь Чэн-фана, Хэ Юань-цина, Юй Хуа-луна и Ло Янь-цина в окружении врагов, он грозно крикнул: — Ну, чжурчжэни, держитесь! У Шан-чжи здесь! Шесть богатырей без устали разили врага. Кто вставал на их пути — падал мертвым. Чжурчжэням казалось, словно всю землю окутал мрак, солнце и луна померкли! Наблюдая за сражением, Учжу воскликнул: — Ничего не понимаю! Мне не верится, что южные варвары так сильны! — И он отдал приказ приближенным: — Взять их живьем! Иначе нам нечего и надеяться на победу! Чжурчжэни удвоили усилия. Не успеют сунские богатыри пробиться через одну преграду, как перед ними встает другая. Битва продолжалась всю ночь, пока не подошла армия Юэ Фэя и Хань Ши-чжуна. По пушечному выстрелу воины остановились и стали располагаться лагерем. Как только молодые воины, сражавшиеся в гуще врагов, услышали этот выстрел, им стало понятно, что подошло подкрепление. Юэ Юнь первым прорвал кольцо. За ним последовали остальные. Когда вышли из окружения, то обнаружили, что не хватает Янь Чэн-фана. — За мной! — скомандовал Юэ Юнь. — Спасем друга! Богатыри бросились обратно — Янь Чэн-фан все еще отбивался от наседающих на него врагов. — Хватит, брат! Пора возвращаться! — крикнул ему Юэ Юнь. Янь Чэн-фан ничего не ответил и продолжал орудовать молотами. Молодой воин пришел в такой азарт, что перестал различать, где чужие, а где свои. С трудом удалось вернуть его в лагерь. Молодые люди доложили Юэ Фэю о выполнении приказа, и тот распорядился отправить Янь Чэн-фана на отдых в тыловой лагерь. Потом юаньшуай обвел взглядом стоявших перед ним военачальников и сразу обратил внимание на расстроенное лицо Ло Янь-цина. — Не убивайся, брат! — сказал он. — Высшая честь для воина — умереть в бою! Мне тоже очень жаль, что такой герой не дослужился до высоких почестей! Отдадим ему должное! Пусть похоронят его в шкуре боевого коня! Не будем рассказывать о том, как юаньшуай хоронил павшего воина и как приносил жертвы на его могиле. Вернемся теперь к Учжу. Цзиньский предводитель очень сожалел о том, что ему не удалось захватить сунских богатырей. Своих убитых воинов он с почестями похоронил, а раненых отправил лечиться. — Ну, что прикажете делать с Юэ Фэем? — говорил он на совете своим военачальникам. — Если к нему подойдут войска, нам придется дать решительный бой! Почему Цинь Гуй мне не помогает?! Или он умер? Я ему оказывал милости, его жена поклялась мне в верности… Неужели оба забыли, что я для них сделал?.. — Не сомневайтесь в Цинь Гуе, государь, — утешал военный наставник. — От него еще придут добрые вести! В этот же день в лагерь Юэ Фэя прибыл посол с государевым указом. Юэ Фэй вышел его встречать. Оказалось, что государь жаловал Юэ Фэю Властный меч и грамоты за своей подписью на право пожалования военных должностей. Юэ Фэй поблагодарил за милость, проводил императорского посланца назад и вернулся в шатер, где его ждал разведчик. — Государев наставник Чжао недавно умер, и на должность первого министра назначен Цинь Гуй из ведомства церемоний, — сообщил он. Юэ Фэй и его военачальники послали в столицу чиновников с подарками и поздравлениями. Прошло несколько дней. По императорскому указу недавно избранный на экзаменах «первым из сильнейших» Чжан Цзю-чэн был назначен советником при войске Юэ Фэя. Чжан Цзю-чэн прибыл к войску в гражданской одежде, а когда вошел в шатер юаньшуая, то сразу же опустился на колени. Юэ Фэй попросил его встать, предложил место. — Да как же я посмею сесть в присутствии столь высокопоставленных господ! — воскликнул новый советник. — Почему же не сесть? Ведь государь назначил вас на должность, и нам полагается слушать ваши наставления! — возразил Юэ Фэй. Чжан Цзю-чэн сперва отказывался, но потом все-таки сел в сторонке. — Почему вы, с вашими замечательными талантами, не остались служить при дворе? — поинтересовался Юэ Фэй. — Спасибо еще, что сын Неба не отправил меня в изгнание! — горько посетовал Чжан Цзю-чэн. — Звание советника для меня и то высокая честь! Дело в том, что я не оказал достаточного уважения государеву наставнику Цинь Гую, и он порекомендовал назначить меня на эту должность. — Вот видите! — сказал Юэ Фэй военачальникам. — Государев наставник Цинь Гуй десять лет прожил на чужбине, знает, что такое бедность, и все-таки, возвысившись до первого министра, вымогает взятки! Пока происходил этот разговор, юаньшуаю доложили о прибытии посланца с новым императорским указом. Военачальники вышли из лагеря ему навстречу. Не сходя с коня, государев посланец объявил: — Указ касается «первого из сильнейших» Чжан Цзю-чэна — пусть он сам его принимает! Чжан Цзю-чэн вышел вперед. — Государь жалует Чжан Цзю-чэну верительный знак и повелевает навестить пленных императоров в Угочэне. Чжан Цзю-чэн поблагодарил за доверие, а посланец продолжал: — Государь также повелевает Юэ Фэю немедленно снарядить Чжан Цзю-чэна в путь. Посланец вручил Чжан Цзю-чэну верительный знак, повернул коня и уехал. Военачальники оживленно обсуждали случившееся: — Это не государев указ! Видно, Цинь Гуй приобрел власть и задумал погубить господина Чжана! — Ни один честный человек не будет чувствовать себя в безопасности, когда при дворе появился такой предатель! Страшно подумать, что теперь будет! — Когда вы, господин Чжан, собираетесь отправиться в путь? — спросил Юэ Фэй. — Придется ехать немедленно, как повелевает государь, — ответил Чжан Цзю-чэн. — Но только как мне сообщить об отъезде матушке и младшему брату Цзю-сы? — Напишите письмо, — предложил Юэ Фэй. — Мой человек отвезет. Чжан Цзю-чэну принесли столик и письменные принадлежности. Сдерживая слезы, советник написал письмо, положил в мешочек, запечатал его и передал Юэ Фэю. Тот вызвал одного из телохранителей: — Срочно доставишь это письмо в Чанчжоу, и пусть его вскроет лично брат «первого из сильнейших». Телохранитель с письмом удалился, а Чжан Цзю-чэн сказал: — Письмо отправлено, так что разрешите попрощаться! У меня есть одна просьба, господин юаньшуай: дайте мне какого-нибудь военачальника, чтобы помог пробиться через неприятельский стан. — С уважением принимаю ваше повеление, — сказал Юэ Фэй и обратился к военачальникам: — Кто из вас осмелится проводить государева посла через цзиньский лагерь? — Я, — тотчас же послышалось в ответ. Это был Тан Хуай. Юэ Фэй смахнул набежавшую слезу и сказал: — Что ж, поезжайте, полководец Тан! За воротами лагеря Чжан Цзю-чэн и Тан Хуай сели на коней. Их провожали военачальники и чиновники. У моста Сяошан все остановились. — Простите, почтенный посол, но дальше нам ехать нельзя. — Прощайте, друзья! Прощай, брат! — воскликнул Тан Хуай. — Нам пора! Юэ Фэй хотел ответить, но к горлу подступил комок, и он заплакал. Юаньшуай возвратился в лагерь и, чтобы не показывать своего горя, укрылся в шатре. Между тем посол и Тан Хуай добрались до лагеря чжурчжэней. — Эй, варвары, слушайте! — громко крикнул Тан Хуай. — Государь великой династии Сун посылает «первого из сильнейших» Чжан Цзю-чэна в Угочэн навестить наших императоров. Доложите своему полководцу, чтобы нас пропустили! — Подождите немного, сейчас сообщим повелителю! — отвечали цзиньские воины. — Есть же на Срединной равнине такие честные и преданные люди! — воскликнул растроганный Учжу, когда ему сообщили о Чжан Цзю-чэне. Он приказал открыть дорогу для императорского посланца через главный лагерь и выделил военачальника с пятьюдесятью воинами сопровождать Чжан Цзю-чэна в Угочэн. Когда Чжан Цзю-чэн и Тан Хуай проезжали через лагерь, чжурчжэни с любопытством смотрели на них. Учжу тоже вышел из шатра. Он заметил Тан Хуая, который с копьем наперевес следовал за послом, и спросил военного наставника: — Так это и есть сводный брат Юэ Фэя? — Да, это Тан Хуай, его брат, — подтвердил Хамичи. — Пока на Срединной равнине есть такие смелые и преданные люди, не овладеть мне Сунской империей! — вздохнул Учжу и приказал: — Пусть закроют дорогу. Когда Тан Хуай будет возвращаться, захватите его живьем. Не убивать ни в коем случае! Кто нарушит приказ, будет казнен! Лишь только Чжан Цзю-чэн и Тан Хуай миновали цзиньский лагерь, их нагнал военачальник с пятьюдесятью воинами и спросил: — Кто из вас едет в Угочэн? Мне приказано сопровождать. — Он. — Тан Хуай указал на Чжан Цзю-чэна. — Хорошенько служите ему в пути! Чжурчжэни пообещали исполнить его наказ. — Господин Чжан, дальше сопровождать вас не могу! — сказал Тан Хуай. — Что ж, расстанемся! — печально произнес Чжан Цзю-чэн. — Наверно, в этой жизни нам уже не удастся свидеться! Он закрыл лицо руками и зарыдал. Тан Хуай тоже уронил слезу. Когда императорский посол скрылся вдали, Тан Хуай вытер слезы, поднял копье и ворвался в лагерь чжурчжэней. Враги преградили ему дорогу. — Тан Хуай, от нас ты не уйдешь! Повелитель приказал тебя схватить! — кричали они. — Сдавайся! Покоришься — будешь помилован и получишь высокую должность! — Варвары! — в гневе крикнул Тан Хуай. — Не бывать тому! Завязался ожесточенный бой. Тан Хуай особой ловкостью не отличался и пробиться через ряды врагов ему не удалось. Чжурчжэни наступали, Тан Хуай не успевал отбиваться. «Видно, я погиб, — подумал он. — Из кольца мне все равно не выбраться! Просить пощады бесполезно — варвары только меня опозорят! Лучше покончить с собой». — Сдавайся, чужеземец! — кричали чжурчжэни. Тьфу! — плюнул Тан Хуай. — Думаете, я подлец? Мой брат Юэ Фэй истребит вас всех до последнего, возьмет Хуанлунфу и отомстит за меня вашему старику Ваньяню! Обратив лицо к небу, Тан Хуай воскликнул: — Брат Юэ Фэй! Больше нам с тобой не свидеться в этой жизни! Дорогие братья, расстаюсь с вами! Он поднял копье и вонзил себе в горло. Пусть уже бездыханно, Недвижимо бренное тело, Тан Хуая душа В мир иной, в небеса улетела! * * * Он ушел навсегда, Пламень мужества в сердце остыл, Если сердце устало — Тело тоже лишается сил! Пусть истекшая кровью В небеса улетела душа, Дружба смерти сильней, Дружбе смерть не страшна! Когда чжурчжэни увидели, что Тан Хуай покончил с собой, они доложили Учжу. Тот распорядился отрубить мертвому голову и выставить ее у ворот лагеря. А Юэ Фэй у себя в шатре думал о Тан Хуае, как вдруг ему доложили: — Чжурчжэни убили полководца Тана и выставили его голову напоказ! Юэ Фэй разразился рыданиями: — Брат мой Таи! Мы с тобой с детства учились воевать, добивались почестей и наград, и вот тебя нет! Охваченные скорбью, военачальники устроили жертвоприношение и оплакали погибшего друга. Похоронив Тан Хуая, Учжу долго сидел в своем шатре и восхищался отвагой сунского воина, как вдруг ему доложили о прибытии наследника. Учжу пригласил его в шатер. Когда молодой воин Лу Вэнь-лун ответил на приветствия, Учжу спросил: — Ты почему так поздно явился? — Залюбовался здешней природой, — отвечал молодой человек. — Простите меня! Но только почему вы до сих пор не захватили всю Срединную равнину? Почему не взяли Линьань? Учжу рассказал ему, как сражался Ян Цзай-син, как бились Юэ Юнь и Янь Чэн-фан и почему невозможно победить Юэ Фэя. — Время еще не позднее! — воскликнул Лу Вэнь-лун. — Разрешите мне побить южных варваров и рассеять вашу печаль! — Что ж, иди, сын мой! — согласился Учжу. — Но будь осторожен! Лу Вэнь-лун во главе войска перешел мост Сяошан и подступил к сунскому лагерю. Воины доложили юаньшуаю: — Какой-то вражеский военачальник вызывает в бой. — Кто из вас осмелится ответить на вызов? — обратился Юэ Фэй к приближенным. Ху Тянь-цин и Ху Тянь-бао вышли из толпы, поклонились и в один голос сказали: — Позвольте нам! Получив разрешение, оба военачальника выступили из лагеря. Ху Тянь-бао первым выехал навстречу врагу. Неприятельскому военачальнику можно было дать не больше шестнадцати — семнадцати лет, и одет он был необычно: в шитую золотом и украшенную двумя фазаньими перьями шапку, красную куртку и золоченые латы. — Настоящий воин! — подумал Ху Тянь-бао и громко окликнул: — Кто ты? Назови свое имя! — Я сын чанпинского вана — Лу Вэнь-лун! — отвечал молодой воин. — А ты кто? — А я — Ху Тянь-бао, подчиненный юаньшуая Юэ Фэя! Ты же еще мальчишка! Неужели тебе хочется умирать? Уходи, пока не поздно, и пусть выезжает драться кто-нибудь постарше, чтобы потом не говорили, будто я убиваю детей! Лу Вэнь-лун расхохотался: — Мне говорили, будто Юэ Фэй настоящий богатырь, и я пришел сразиться с ним! С тобой нам и разговаривать не о чем! От такой наглости Ху Тянь-бао пришел в ярость. Он хлестнул коня и бросился на противника. Лу Вэнь-лун ловким движением отразил удар. Не успел Ху Тянь-бао опомниться, как копье Лу Вэнь-луна пронзило ему сердце. — Ах ты варвар! — вскипел Ху Тянь-цин. — Берегись! Он поднял меч и ринулся на молодого воина. Начался поединок. После десятка схваток Лу Вэнь-лун ударом копья выбил Ху Тянь-цина из седла, а другим ударом его прикончил. — Эй, в сунском лагере! — крикнул Лу Вэнь-лун. — Кто из вас похрабрее — выходи в бой! Воины, бежавшие с поля боя, доложили Юэ Фэю о гибели военачальников. Юаньшуай расстроился и снова обратился к приближенным: — Кто еще хочет сразиться? Вперед вышли Юэ Юнь, Чжан Сян, Янь Чэн-фан и Хэ Юань-цин. — Хорошо, поезжайте! — разрешил Юэ Фэй. — Но только сперва послушайте меня, иначе вам не одолеть врага… Четверо молодых воинов внимательно выслушали приказ. Не по этому ли случаю написаны такие стихи: Собрались полководцы в шатре И держали военный совет — Как врага оборону прорвать И добиться великих побед! Если вы не знаете, что сказал Юэ Фэй молодым воинам, то прочтите следующую главу. Глава пятьдесят четвертая Лу Вэнь-лун один вступает в бой с пятью военачальниками. Ван Цзо отрубает себе руку и проникает в стан противника Как древний Яо Ли[16 - Яо Ли (VI в. до н. э.) — приближенный Гуана, правителя княжества У, силой захватившего престол. По его заданию Яо Ли отправился в княжество Вэй, где жил законный наследник престола Цин Цзи. Яо Ли отрубил себе руку и заявил, что его наказали по приказу Гуана. Заслужив таким образом доверие Цин Цзи, Яо Ли убил его.] когда-то, Пожертвовав своей рукой, Ван Цзо явился в стан чжурчжэней, Но не с повинной головой. То сердце, что хранило долг, Не станет прахом в пыльном ветре, Издревле всем таким сердцам Предназначается бессмертье! Итак, молодые воины слушали наказ юаньшуая. — Поедете вчетвером, но не вступайте в бой все сразу. Поначалу схватится с врагом один, его сменит другой. Словом, ведите «бой по кругу». Молодые люди приняли повеление и выступили к месту боя. Юэ Юнь окликнул: — Кто здесь Лу Вэнь-лун? — Я! А ты кто такой? — Я — Юэ Юнь, сын сунского юаньшуая Юэ Фэя. Брось хвастаться своей силой, чжурчжэнь, отведай лучше моего молота! — О, я слышал твое имя! О тебе много говорят в северных землях! Но, боюсь, придется тебе сегодня расстаться с жизнью! Лу Вэнь-лун нанес удар копьем. Юэ Юнь отбил его молотом. После тридцати схваток Янь Чэн-фан крикнул: — Отдохни немного, старший брат! Дай мне помериться с ним силой! И Янь Чэн-фан выехал вперед. Прикрываясь копьем от удара, Лу Вэнь-лун крикнул: — Постой, южный варвар! Прежде назови свое имя! — Я — Янь Чэн-фан, подчиненный юаньшуая Юэ Фэя! — Ну, берегись моего копья! Скоро на помощь Янь Чэн-фану пришел Хэ Юань-цин, на смену которому, в свою очередь, выехал Чжан Сян с копьем наперевес. — Ну-ка, Лу Вэнь-лун, теперь попробуй, как я владею копьем! Противники скрестили оружие. В это время в цзиньском лагере военачальники говорили Учжу: — Великий повелитель, вашему сыну навязали «бой по кругу». Смотрите, как бы он не попался в ловушку! Учжу приказал ударами гонга отозвать войска. Лу Вэнь-лун своим копьем отстранил копье Чжан Сяна и сказал: — Слушай, отец велит мне прекратить бой! Так что пока щажу тебя. Завтра продолжим бой. С победным барабанным боем чжурчжэни ушли в лагерь. Вернулись в свой стан и четверо молодых воинов. Юэ Фэй распорядился похоронить убитых братьев Ху, устроил жертвоприношение. В лагере были сделаны тщательные приготовления на тот случай, если Лу Вэнь-лун вздумает предпринять ночную вылазку. На следующий день юаньшуаю доложили: — Лу Вэнь-лун снова вызывает в бой! Юэ Фэй опять приказал четверым молодым воинам сразиться с противником. — Господин юаньшуай, — попросил Юй Хуа-лун, — позвольте и мне поехать! Хочу посмотреть, каков собой этот молодой чжурчжэнь! Юэ Фэй дал разрешение. На этот раз противники не обмолвились ни словом. Первым в бой двинулся Юэ Юнь. После тридцатой схватки его сменил Янь Чэн-фан. Опять чжурчжэни стали предостерегать Учжу, и тот, боясь потерять сына, сам вышел с войском из лагеря, чтобы наблюдать за боем. Он видел, как бесстрашно Лу Вэнь-лун бьется с пятью противниками, и душа его ликовала. День клонился к вечеру, а молодые сунские военачальники никак не могли одолеть противника. Тогда они решили напасть на него одновременно. Учжу подал сигнал, и войско чжурчжэней перешло в наступление. Завязалось большое сражение. Лишь когда совсем стемнело, обе стороны ударами гонгов отозвали войска. Четверо воинов доложили Юэ Фэю: — Противник очень силен, никак с ним не справиться! — Что ж, выставим табличку об отмене поединков! — сказал раздосадованный юаньшуай. — Придется брать его хитростью. Военачальники разошлись по своим лагерям отдыхать. Только Ван Цзо не находил себе покоя. Он пил вино у себя в шатре и думал одну и ту же неотвязную думу: «С тех пор как я перешел на сторону сунов, мне так и не довелось сделать ничего полезного, чтобы отблагодарить государя, порадовать юаньшуая и оставить свое имя в истории». Он подлил себе еще вина и вдруг его осенило: «Когда-то в разделе «О царствах» книги «Весны и Осени»[17 - «Весны и Осени» (Чуньцю) — историческая хроника, охватывающая период с 722 по 481 г. до н. э. Составление ее по традиции приписывается Конфуцию.] я читал историю, как Яо Ли отрубил себе руку, а затем убил Цин Цзи. Может быть, и мне сделать так же, чтобы проникнуть в цзиньский лагерь? Если удастся попасть к Учжу, я его убью и прославлюсь навеки!» Выпив еще вина, Ван Цзо приказал воинам убрать остатки ужина, а сам облачился в латы, вскочил на коня, начал размахивать мечом и, скрежеща зубами, браниться. Удивленные воины встали перед ним на колени. — Что с вами стряслось, господин?! — Меня несправедливо обидели! — кричал Ван Цзо. — Сидите здесь в лагере и никому не говорите, что я уехал! Воины не посмели возражать. Взмахом меча Ван Цзо отсек себе руку по самое плечо, завернул ее в старый халат и спрятал за пазуху. Затем пробрался к шатру Юэ Фэя и сказал страже: — Доложите юаньшуаю, что Ван Цзо хочет с ним повидаться по очень важному и секретному делу. Воины доложили. Это было во время третьей стражи, Юэ Фэй еще не ложился спать и потому немедля принял Ван Цзо. Тот вошел в шатер и опустился на колени. Юаньшуай обратил внимание на его желтое, как воск, лицо, окровавленную одежду и с тревогой спросил: — Что с тобой, брат? — Обо мне не беспокойтесь, юаньшуай! — отвечал Ван Цзо. — Я получил от вас столько милостей, что не знаю, как за них отблагодарить! Я вижу, как вы опечалены новым вторжением чжурчжэней на Срединную равнину. А тут еще этот Лу Вэнь-лун! Поэтому я решил по примеру Яо Ли из древнего царства отрубить себе руку, чтобы проникнуть во вражеский стан. Пришел просить вашего разрешения. — Дорогой брат! — со слезами на глазах воскликнул Юэ Фэй. — Зачем ты так сделал?! Я и без этого разобью Учжу! Возвращайся в лагерь и лечись. — Нет, юаньшуай! Что сделано, того не вернешь! А без руки кому я буду нужен? Если вы мне не доверяете, я лучше покончу с собой! С нескрываемой болью Юэ Фэй сказал: — Что ж, поезжай, если хочешь. О твоей семье я позабочусь! Ван Цзо простился с Юэ Фэем, кое-как сел на коня и этой же ночью отправился в цзиньский лагерь. Стихи, написанные по этому поводу, гласят: Горы и реки в упадок пришли, Скорбь на тысячи ли, Жизни свои Отдавали напрасно герои, Высшая знать Оставалась от войска вдали… За длинною радугой Ясное солнце плывет, Ветрами осенними Реки закованы в лед…[18 - Под радугой и осенними ветрами поэт подразумевает предателей, вводивших в заблуждение императора («солнце»), и патриотов — полководцев («реки»).] * * * Окровавлено плечо героя, Свято выполняющего долг, Что Ван Цзо своих друзей не предал, — Было им, чжурчжэням, невдомек. Так однажды утром обрела Верного защитника страна, Сердцем обращенного к луне, Чистого, как белая луна! Уже начало светать, когда Ван Цзо добрался до стана чжурчжэней. Он стоял у ворот до тех пор, пока из лагеря не вышли воины. — Доложите вашему повелителю, что его хочет видеть сунский Ван Цзо, — попросил он. — Никогда не слышал ни о каком сунском Ван Цзо! — удивился Учжу. — Зачем он сюда явился? Хорошо, зовите! Воины ввели Ван Цзо в шатер, и он опустился на колени. Поглядев на его желтое лицо и окровавленную одежду, Учжу спросил: — Кто ты такой и что хочешь мне сказать? — Я служил у Ян Яо и носил титул дуншэнского хоу, — сказал Ван Цзо. — Какой-то предатель выдал нас, и Юэ Фэй разгромил Ян Яо. Я остался без пристанища, и мне пришлось покориться сунам. А вы, повелитель, великий герой! И ваш сын — настоящий богатырь! Он навел такой страх на Юэ Фэя, что тот приказал отменить все поединки. Вчера вечером он созвал военачальников на совет, а я ему говорю: «Сунская империя погибла, и нам не освободить из плена старых императоров. Кан-ван доверяет предателям и удаляет от себя честных и преданных сановников. Цзиньская армия все равно нас раздавит. Так не лучше ли договориться о мире и спасти себе жизнь?» Но Юэ Фэй и слушать меня не захотел, обозвал изменником и в наказание велел отрубить мне руку. Вот и пришлось мне искать защиты у вас, великий повелитель. С громкими рыданиями он вытащил из-за пазухи отрубленную руку и положил перед Учжу. Учжу и его военачальники ужаснулись такой жестокости. — Нечего сказать, хорош Юэ Фэй! — покачал головой: Учжу. — Так искалечить человека! Лучше бы казнил его сразу! А то еще послал ко мне: вот, мол, смотрите, какой я сильный! — И затем обернулся к Ван Цзо: — Хорошо, я принимаю тебя и буду о тебе заботиться до конца дней твоих. Мои люди будут называть тебя Страдальцем. Передайте приказ во все лагеря, — обернулся он к приближенным, — чтобы Страдальцу разрешали ходить, куда он захочет. Кто вздумает его обижать, будет казнен! Когда Учжу отдал этот приказ, Ван Цзо с радостью подумал: «Все получилось, как я рассчитывал! Теперь день гибели варваров уже недалек!» Ван Цзо горячо поблагодарил Учжу за милость. В это время Юэ Фэй выслал людей на разведку. Они побывали в окрестностях цзиньского лагеря, не увидели выставленной напоказ головы Ван Цзо и сообщили об этом юаньшуаю. Юэ Фэй успокоился. С того дня Ван Цзо с разрешения Учжу свободно гулял повсюду. Глядя на его культю, чжурчжэни сочувствовали Страдальцу. Однажды Ван Цзо подошел к воротам лагеря Лу Вэнь-луна. — Тебе чего, Страдалец? — спросили его воины. — Хочу посмотреть лагерь вашего господина. — Можешь зайти — нашего господина все равно здесь нет, он уехал в ставку повелителя. Ван Цзо обошел лагерь, заглянул в шатер и увидел там старуху. — Почтенная женщина, Страдалец кланяется тебе, — сказал он. — Не надо церемоний, полководец. Входите, пожалуйста, — пригласила старуха. Услышав китайскую речь, Ван Цзо удивился: — Почтенная женщина, ты, никак, уроженка Срединной равнины?! Упоминание о Срединной равнине расстроило старуху. — Да, я родом из Хэцзяня, — тихо сказала она. — Как же ты попала на чужбину? — продолжал расспрашивать Ван Цзо. — Вы, я вижу, тоже со Срединной равнины? — Я уроженец Хугуана. — Значит, мы земляки! — обрадовалась старуха. — Тогда я могу рассказать вам о себе. Надеюсь, вы меня не выдадите. Я — кормилица Лу Вэнь-луна. Ему было три года, когда нам пришлось покинуть Срединную равнину. Он — сын господина Лу Дэна из Луаньчжоу. Учжу увез нас в Цзинь, и мы тринадцать лет прожили на чужбине. Ван Цзо был рад знакомству со старухой и долго с ней беседовал. — Мне пора уходить, — сказал он наконец. — Но я зайду как-нибудь в другой раз. Прошло несколько дней. Однажды Лу Вэнь-лун возвращался к себе в лагерь, и Ван Цзо увязался за ним следом. Молодой воин заметил его и подозвал к себе: — Идем со мной, Страдалец, я тебя угощу. — Я уроженец Срединной равнины, — сказал Лу Вэнь-лун, когда они вошли в шатер. — Говорят, жители Срединной равнины знают много интересных преданий. Расскажи мне что-нибудь. — Это верно! — подтвердил Ван Цзо. — Я могу рассказать историю: «Птица из Юэ возвращается на юг». Когда-то в древности между княжествами У и Юэ шла война. Князь Юэ послал правителю У красавицу Си Ши. Си Ши привезла с собой попугая, который умел разговаривать по-человечески, знал много стихов и песен. Правитель Юэ послал красавицу в У для того, чтобы она увлекла тамошнего князя. И князь действительно так влюбился в Си Ши, что позабыл о государственных делах. А попугай, оказавшись на чужбине, перестал говорить… — Почему? — удивился Лу Вэнь-лун. — Слушайте дальше… Впоследствии, когда правитель У погубил У Цзы-сюя, юэский князь пошел войной на У и разгромил его. Правитель У погиб в горах Цзыяншань. Си Ши вернулась на юг, и попугай снова заговорил. Это означает, что даже птица, находясь в неволе, и то тоскует по родине. А что уж говорить о человеке! — Неинтересная история, — поморщился Лу Вэнь-лун. — Расскажи что-нибудь позанимательней. — Могу рассказать историю: «Быстроногий скакун стремится на север». — О чем же она? — Эта история не такой давности, как первая. Во время правления третьего сунского императора Чжэнь-цзуна[19 - 998–1023 гг.] при дворе появился предатель по имени Ван Цинь-жо. Он во что бы то ни стало хотел погубить полководцев из рода Ян, людей честных и безгранично преданных государю. Однажды предатель уговорил Чжэнь-цзуна поехать на охоту. Когда выехали в поле, Ван Цинь-жо нарочно начал говорить императору: «Что-то нет в Срединном царстве хороших коней! Вот у лянского вана в Сяо есть конь — так это всем коням конь! Его называют Быстроногим скакуном. Вы бы, государь, приказали полководцу Яну доставить вам этого коня». — Как же полководец Ян мог его достать? — недоумевал Лу Вэнь-лун. — А вот так. Полководец Ян Цзин охранял заставу Юнчжоугуань. Был у него храбрый военачальник по имени Мын Лян, бывший разбойник и грабитель, который раскаялся и вступил на истинный путь. Этот Мын Лян умел разговаривать на многих языках. Он нарядился чужеземцем, пробрался в Сяо, украл коня и доставил в столицу… — Ловкий человек! — одобрительно заметил Лу Вэнь-лун. — Когда Быстроногого скакуна доставили в столицу, — продолжал рассказ Ван Цзо, — император очень обрадовался: конь действительно был великолепен. Но вот беда: он все время оборачивался на север и жалобно ржал. Шесть дней он ничего не ел, а на седьмой день издох. — Помнил старого хозяина! — с восхищением воскликнул Лу Вэнь-лун. — На том и закончилась история с Быстроногим скакуном, — заключил рассказ Ван Цзо. — А теперь разрешите попрощаться — зайду как-нибудь в другой раз. — Заходи, заходи! — любезно сказал Лу Вэнь-лун. — Очень интересно ты рассказываешь — с удовольствием тебя послушаю. Ван Цзо пообещал вскоре прийти снова и откланялся. Поистине: Не печалься, что снял доспехи, Это правда, что к ним привык, Но зато могучим оружьем Стал подобный копью язык! А сейчас расскажем о том, как сын Цао Жуна по имени Цао Нин по велению старого цзиньского правителя Агуды прибыл с войском на помощь Учжу. Когда Цао Нин представился Учжу, тот сказал: — Вы устали с дороги, располагайтесь лагерем и отдыхайте. Цао Нин поблагодарил Учжу за внимание и поинтересовался: — Как ваши успехи, повелитель? — Лучше не напоминайте! — сокрушенно вздохнул Учжу. — Юэ Фэй — сущий дьявол, военачальники у него храбрые, воины сильные. Никак с ним не справлюсь. — Разрешите мне взглянуть, что собой представляет Юэ Фэй, — попросил Цао Нин. — Что ж, поезжайте, сразитесь с ним, — согласился Учжу. — Буду ждать от вас вестей о победе. Цао Нин простился с Учжу и повел войско к сунскому лагерю. Перед храбростью юного воина Преклоняется вся земля, Перед силой его тигриной Содрогаются духи зла! Если вы не знаете, кто из сунского лагеря вышел сразиться с Цао Нином, то прочтите следующую главу. Глава пятьдесят пятая Повествуя о минувших событиях, Ван Цзо показывает картину. Возвратившись на истинный путь, Цао Нин убивает отца В того, кто посадил терновник, Колючки куст вонзит когда-нибудь. Тому, кто вырастил тигренка, Он, тигром став, распорет грудь. А вот простолюдину не даны Владыкой Неба мудрость и расчет, Поэтому, весной посеяв просо, Он осенью спокойно жатвы ждет. В северных землях Цао Нина считали одним из храбрейших военачальников. Силою он превосходил Лу Вэнь-луна. Излюбленным оружием Цао Нина было толстое стальное копье, украшенное черной кистью. Когда Учжу рассказал ему о двукратной победе Лу Вэнь-луна, из-за которой Юэ Фэй вынужден был выставить табличку об отмене поединков, Цао Нину захотелось показать свое искусство, и он попросил разрешения встретиться с Юэ Фэем в бою. Учжу разрешил. Цао Нин с войском подошел к сунскому лагерю и крикнул: — Эй, воины Юэ Фэя! Говорят, вы храбры, как тигры! Зачем же выставили табличку? И не стыдно вам?! А ну, кто из вас посильнее? Выходи со мной драться! Начальник охраны сообщил юаньшуаю: — Какой-то цзиньский военачальник хвастается силой и грозится, что если никто не выйдет, так он сам ворвется в наш лагерь. Недовольные Сюй Цин и Цзинь Бяо обратились к Юэ Фэю: — Мы еще не совершили ни одного подвига с тех пор, как у вас служим! Разрешите нам помериться силой с чжурчжэнем. Юэ Фэй приказал убрать табличку и позволил воинам сразиться с противником. Выехав на поле боя, оба в один голос крикнули: — Эй, чжурчжэнь, назови свое имя! — Я — Цао Нин, подчиненный цзиньского повелителя Учжу. А вы кто такие? — Я — Сюй Цин, приближенный юаньшуая Юэ Фэя. А со мной мой лучший друг Цзинь Бяо! Держись! Сюй Цин замахнулся мечом, но Цао Нин только поднял копье, и его противник полетел с коня. — Подлый враг, ты посмел убить моего друга! — Цзинь Бяо выругался и в ярости бросился на Цао Нина. Убедившись, что противник не помнит себя от злости, Цао Нин прикрылся копьем и сделал вид, будто обратился в бегство. Цзинь Бяо помчался вслед за ним. Неожиданно Цао Нин на полном скаку обернулся и вонзил копье в самое сердце преследователя. По знаку своего предводителя цзиньские воины атаковали сунский отряд. Цао Нин отрубил головы Сюй Цину и Цзинь Бяо и ушел в лагерь докладывать о победе. Сунские воины тоже покинули поле боя, унося на плечах обезглавленные трупы своих военачальников. Юэ Фэй распорядился сколотить гробы и с почетом похоронить погибших. Рассерженный новой неудачей, Чжан Сян с разрешения юаньшуая стал вызывать Цао Нина на поединок. Тот не замедлил явиться. — Ты кто такой? — Я — Чжан Сян, военачальник и друг великого юаньшуая Юэ Фэя. — Значит, Чжан Сян? — нагло усмехнулся Цао Нин. — Ты то мне и нужен! Сорок схваток последовали одна за другой, а поединку и конца не было видно. Когда солнце склонилось к закату, противники прекратили бой и разошлись на отдых. На следующий день Цао Нин снова явился к сунскому лагерю, чтобы продолжить бой. По приказанию Юэ Фэя навстречу ему выехал Янь Чэн-фан. Он поднял молот и ринулся в бой. Цао Нин отбивался копьем. Поединок продолжался весь день, и лишь в сумерки обе стороны развели войска. Противники встречались несколько дней подряд, но ни один не добился победы. Пришлось Юй Фэю снова выставлять табличку об отмене поединков. Появление в лагере чжурчжэней еще одного сильного и смелого военачальника очень его расстроило. Ван Цзо, который находился в лагере чжурчжэней, тоже был встревожен неудачами сунских войск. Однажды он зашел в шатер Лу Вэнь-луна. — Ну, чем ты сегодня меня потешишь, Страдалец? — спросил Лу Вэнь-лун, приглашая гостя сесть. — Есть у меня одна интереснейшая история, но я не могу ее рассказывать в присутствии ваших военачальников. Прикажите им удалиться. Лу Вэнь-лун исполнил его просьбу. Тогда Ван Цзо вытащил из-за пазухи картину и сказал: — Сперва посмотрите, что здесь нарисовано, а потом я начну рассказ. Лу Вэнь-лун взял картину. Ему показалось, что на ней изображен знакомый ему человек — его отец Учжу, который стоял посредине большого зала. Перед ним на полу лежали мертвый военачальник и какая-то женщина. Возле женщины сидел маленький мальчик. У входа в зал толпились чжурчжэни. — Не понимаю, что это за картина, — пожал плечами Лу Вэнь-лун. — Рассказывай. — Сядьте вот тут, в сторонке, — попросил Ван Цзо, — я буду говорить и показывать на картине, что и к чему. Так вот — история эта произошла на Срединной равнине, в городе Луаньчжоу. Убитый военачальник — губернатор Лу Дэн, а мертвая женщина — его жена, урожденная Со. А этот мальчик — их сын Лу Вэнь-лун. — Странно! Неужели и его звали так же, как зовут меня! — удивился Лу Вэнь-лун. — Не перебивайте, слушайте дальше… Когда чанпинский ван Учжу захватил Луаньчжоу, отец Лу Вэнь-луна, желая до конца остаться верным государю, покончил с собой. Жена последовала его примеру. Лу Вэнь-лун был еще мал, и Учжу отправил мальчика с кормилицей в северные земли, а потом его усыновил. С тех пор прошло тринадцать лет. Лу Вэнь-лун вырос, но не думает мстить за смерть родителей. Наоборот он считает отцом заклятого врага… — Постой, постой, ничего не понимаю! — прервал Лу Вэнь-лун. — Объясни толком! — Эта история — о вас! Чтобы рассказать ее, мне пришлось отрубить себе руку! Не верите мне, расспросите кормилицу — она подтвердит! Не успел он договорить, как в шатер в слезах вбежала кормилица: — Я уже давно слушаю! Весь рассказ — истинная правда! Ваш отец и мать погибли! Голос старухи сорвался, ее душили рыдания. Лу Вэнь-лун поклонился кормилице: — Прости меня, я непочтительный сын! Но откуда мне было знать об этом. Теперь дело другое, я отомщу за родителей! — Он поклонился Ван Цзо: — Спасибо — вы раскрыли мне глаза! Вовек не забуду вашей доброты! Я убью ненавистного врага, отрублю ему голову и перейду на сторону сунов! Скрежеща в ярости зубами, Лу Вэнь-лун выхватил меч. Ван Цзо торопливо его удержал: — Будьте осторожны! В шатре Учжу всегда полно людей! Вы лишь понапрасну погибнете. Сперва надо все хорошенько обдумать! — Что же, по-вашему, я должен сделать? — спросил Лу Вэнь-лун. — Пока только ждать. Рано или поздно вы совершите подвиг. — Повинуюсь вам! — Лу Вэнь-лун еще раз поклонился. Военачальники Лу Вэнь-луна, толпившиеся у шатра, недоумевали: изнутри доносился плач. Ван Цзо между тем спросил Лу Вэнь-луна: — Вы, может быть, что-нибудь знаете о происхождении Цао Нина? — Знаю. Он сын Цао Жуна и тоже вырос на чужбине. — Мне кажется, он честный человек. Если можно, пригласите его — я попытаюсь с ним поговорить. Лу Вэнь-лун послушался и послал за Цао Нином. Тот вскоре явился. Лу Вэнь-лун предложил гостю сесть. В шатер вошел Ван Цзо. Лу Вэнь-лун представил ему Цао Нина. Ван Цзо поклонился. — Знаете, полководец Цао. Страдалец помнит уйму интересных историй, — сказал Лу Вэнь-лун. — Хотите послушать? — Хорошо, пусть что-нибудь расскажет, — согласился Цао Нин. Ван Цзо снова рассказал истории о птице из Юэ, возвратившейся на юг, и о Быстроногом скакуне, стремившемся на север. Цао Нин вздохнул: — Если животные тоскуют по родным местам, так что уж говорить о человеке! — Вы знаете, откуда были родом ваши предки? — поинтересовался Лу Вэнь-лун. — Нет, не знаю. — Они были подданными династии Сун. — Откуда вы это взяли? — Спросите у Страдальца… — Что ты знаешь о моих родителях? — обратился Цао Нин к Ван Цзо. — Вашего отца шаньдунский Лю Юй обманом уговорил сдаться чжурчжэням. Учжу за это пожаловал ему титул Чжао-вана. Вы, же позабыли о родине и о своих предках и не думаете о том, как отблагодарить государя. Вот почему я поведал вам именно эти две истории… — Не говори глупостей, Страдалец! — прервал его Цао Нин. Тогда заговорил Лу Вэнь-лун. Он рассказал, как Ван Цзо отрубил себе руку, чтобы проникнуть в стан чжурчжэней, и добавил: — Моя судьба похожа на вашу. Меня тоже увезли на чужбину, и я до сих пор ничего не знал о своих родителях. Теперь я все знаю и хочу отомстить за них! Но прежде чем действовать, мне хотелось посоветоваться с вами. — Вот оно что! — воскликнул Цао Нин. — Тогда давайте сдадимся вместе! Только примет ли меня Юэ Фэй? — Я дам вам письмо, — предложил Ван Цзо. Он написал письмо и вручил Цао Нину. Тот спрятал его под одеждой и вернулся к себе в лагерь. На следующий день утром Цао Нин облачился в латы и верхом на коне подъехал к сунскому лагерю. — Доложите юаньшуаю, что с ним хотел бы повидаться Цао Нин, — сказал он страже. Воины доложили Юэ Фэю, и тот приказал просить. Цао Нин подошел к шатру и опустился на колени. — Я покоряюсь вам, юаньшуай! У меня есть к вам письмо от полководца Ван Цзо. Прочитав письмо, Юэ Фэй обрадовался: «Не напрасно брат Ван Цзо отрубил себе руку! Таких подвигов еще никто не совершал!» Он спрятал письмо и сказал Цао Нину: — Теперь я вижу, что вы честный человек, полководец Цао! Вы не отвернулись от родины и не опозорили своих предков! Это похвально, очень похвально! — И приказал чиновнику: — Пусть выдадут полководцу Цао такое же снаряжение, как у наших военачальников. Переход Цао Нина на сторону Юэ Фэя расстроил Учжу, и когда ему доложили, что Цао Жун доставил в лагерь продовольствие, он лишь коротко бросил: — Зовите его сюда! Цао Жун вошел в шатер, ничего не подозревая, и доложил: — Ваш приказ выполнен, повелитель, провиант доставлен. — Связать его! — в бешенстве крикнул Учжу. Воины набросились на Цао Жуна и скрутили его веревками. — Могущественный повелитель, проявите милость! — взмолился Цао Жун. — Я бы прибыл вовремя, но дождь помешал! — Не болтай попусту! — еще больше рассердился Учжу. — Вы со своим сыном заодно! Это ты приказал ему перебежать к Юэ Фэю? — И он снова крикнул воинам: — Взять его и отрубить голову. — Позвольте мне договорить, а потом делайте, что хотите! — Говори! — Я даже не слышал, что мой сын перешел к Юэ Фэю! Позвольте мне схватить негодника и искупить свою вину! — Развяжите его! — распорядился Учжу. Цао Жун с отрядом подошел к сунскому лагерю и попросил вызвать сына. Воины доложили Цао Нину, и тот попросил юаньшуая разрешить ему повидаться с отцом. — Поезжай, — разрешил Юэ Фэй. — Попробуй уговорить его сдаться. Я обещаю ему прощение. Цао Нин вскочил на коня и выехал за ворота лагеря. При виде сына в латах и одежде сунского воина Цао Жун пришел в ярость: — Мятежник! Ты и перед отцом не хочешь сойти с коня? До чего ж обнаглел! — Батюшка, отныне я сунский военачальник, — с достоинством ответил Цао Нин, — а не только ваш сын. Почему вы не хотите тоже вступить на праведный путь? Если вы это сделаете, ваши потомки будут счастливы! Подумайте хорошенько над моими словами! — Ах ты сукин сын! — рассвирепел Цао Жун. — Так для тебя собственная слава дороже, чем верность правителю? Следуй за мной! И пусть наш повелитель Учжу вынесет тебе приговор! — Батюшка, я недавно узнал, что когда-то вы были сунским губернатором, а потом изменили государю, — продолжал Цао Нин. — Почему вы не последовали примеру Лу Дэна, Чжан Шу-е, Ли Жо-шуя, Юэ Фэя и Хань Ши-чжуна? Ведь это вы сдали чжурчжэням оборону на Хуанхэ? Вы видели, как сунских императоров увезли в плен, и не возмутились! Чем же вы отличаетесь от зверя? Не хотите меня слушать — уходите! — Скотина! Ты смеешь таким тоном разговаривать с отцом?! — Цао Жун выхватил меч и бросился на сына. Цао Нин тоже вышел из себя. Сверкнуло его копье, и Цао Жун замертво рухнул с коня. Сын приказал воинам забрать труп и ушел в лагерь докладывать Юэ Фэю о выполнении приказа. Юэ Фэй был поражен. — И как у тебя поднялась рука на отца? Не захотел покориться — и пусть его! Своим поступком ты нарушил священный закон родственных отношений! Нет, я не могу держать тебя здесь! Уходи, куда хочешь! «Юаньшуай прав: я совершил тягчайшее преступление, и мне не место в этом мире!» — подумал Цао Нин и сказал Юэ Фэю: — Да, я по неразумению своему нарушил долг верности и сыновнего послушания, и мне стыдно смотреть людям в глаза! Он выхватил из ножен меч и вонзил себе в грудь. Юэ Фэй распорядился отрубить Цао Нину голову, выставить на один день на шесте за воротами лагеря, а затем снять и устроить почетные похороны. Так как Цао Жун был изменником, его отрубленную голову отправили в Линьань. Когда Учжу доложили, что Цао Нин убил Цао Жуна, цзиньский полководец сказал: — Да, переход Цао Нина на сторону сунов — это одно дело, а отношения отца с сыном — совсем другое! Посмотрим, что теперь сделает Юэ Фэй! Если он оставит у себя злодея, посягнувшего на жизнь родного отца, его перестанут считать достойным полководцем! Едва он это сказал, как вбежал воин с докладом: — Великий повелитель, голова Цао Нина выставлена на шесте перед сунским лагерем! — Вот это настоящий полководец! — всплеснул руками восхищенный Учжу. — Недаром идет о нем слава! Пока у сунского императора есть такие люди, напрасны мои мечты овладеть Срединной равниной! — Великий повелитель! — крикнул у входа другой воин. — Ваньму Точи и Ваньму Тоцзэ привели скованных цепями коней и ждут ваших повелений у ворот лагеря. Обрадованный Учжу немедленно приказал пригласить прибывших в шатер и сказал им: — Много лет мы обучали этих коней, и сейчас они должны принести нам победу! Завтра вы оба вступите в бой и схватите Юэ Фэя! На следующий день оба полководца повели войско к сунскому лагерю. Когда воины донесли Юэ Фэю о приближении врага, юаньшуай спросил своих военачальников: — Кто из вас готов сразиться с чжурчжэнями? Из толпы выступили Дун Сянь, Тао Цзинь, Цзя Цзюнь, Ван Синь и Ван И. Юэ Фэй дал каждому по пять тысяч воинов, а Дун Сяня назначил старшим. Когда Дунь Сянь и его подчиненные подошли к цзиньскому войску, то впервые увидели Ваньму Точи. Глаза огромны, Вздернут нос, И птичий клюв На волчьей голове. Семь-восемь чи — Верзилы рост! А две руки — Кувалды две! На голове Густая прядь волос, На глади щек — Как будто красный лак: Да это Ван Янь-чжан[20 - Ван Янь-чжан — известный своей храбростью военачальник императора Мо-ди (913–922).], А коль не так — Тогда Чжан Фэй[21 - Чжан Фэй (Чжан И-дэ) — прославленный военачальник царства Шу (III в.), который на мосту Валин один сумел приостановить наступление вражеской армии.], Оборонявший мост! А когда взглянули на Ваньму Тоцзэ, то увидели: Шлем — львиный зев, На шлеме — хвост павлина, Черны и гладки Латы исполина. Лицо — рябое, Дышит диким гневом, Глаза — навыкате, Стреляют вправо, влево… Закованы в железо Руки, тело, Клыки шакала Заменяют стрелы, Послушный конь Кусает удила, То не с небес Спустился ль демон зла? Дун Сянь тронул коня, выехал вперед и окликнул: — Эй, кто вы такие? Назовите ваши имена! — Я — Ваньму Точи, полководец великого государства Цзинь, — отвечал первый, — а со мной — полководец Ваньму Тоцзэ. Повелитель приказал нам схватить Юэ Фэя. А ты кто такой? Уж не Юэ Фэй ли? — Брось хвалиться, подлец! — в гневе отвечал Дун Сянь. — Наш юаньшуай не станет марать рук о такую скотину, как ты! Дунь Сянь взмахнул секирой. Ваньму Точи копьем отразил удар и сам сделал выпад. После нескольких схваток Ваньму Тоцзэ, наблюдавший за боем, убедился, что брату одному не одолеть противника, и решил помочь. Навстречу ему тотчас же двинулись Тао Цзинь и остальные военачальники. Разгорелась ожесточенная битва. Блестят на солнце мечи и секиры Вокруг боевых знамен, Запахом смерти над полем брани Воздух уже напоен. Темнеет небо, Мрачнеет земля, Облако скрыла Туманная мгла. И все ж как молнии блещут копья На поле смертельной борьбы, Драконам диким подобные кони Ржут, встают на дыбы… Словно стала Земля кипеть, Тут и там Торжествует смерть. Честные люди здесь защищают Родину, свой очаг, Богатыри, полководцы, воины Рубят врагов сплеча. После неистовой пляски смерти Осталась груда костей, И пролилась бурливым потоком Кровь врагов и друзей… Чжурчжэни не выдержали натиска доблестных сунских военачальников и обратились в бегство. Ваньму Точи во весь опор помчался обратно, к своему стану. — Лучше не гонись за мной, сунский воин, — погибнешь! — кричал он Дун Сяню. — У меня припасена для тебя ловушка! — Не страшны мне твои ловушки! — крикнул в ответ Дун Сянь и подхлестнул коня. Не о Дун Сяне ли и его погоне за чжурчжэнями сложены стихи: Пять полководцев-тигров, Пять славных богатырей, Смерти б не избежали Ни с копьями, ни с мечами. И тысячи тысяч воинов, Десятки тысяч коней В тот день рассеяны были На этом поле песчаном… Если вы не знаете, чья сторона одержала победу, то прочтите следующую главу. Глава пятьдесят шестая Вооружившись копьями с крюками, воины Юэ Фэя громят железную конницу. Прислав письмо на стреле, Лу Вэнь-лун спасает сунское войско В древние времена Сун Цзян поразил Хо Яня, А в наше время Дун Сяня Враги обрекли на смерть. И все же выход найдется На поле великой брани: Ужель коня из железа Немыслимо одолеть? Итак, Ваньму Точи и Ваньму Тоцзэ, преследуемые противником, бежали с поля боя. Когда они приблизились к цзиньскому лагерю, раздался пушечный выстрел — два чжурчжэня мгновенно свернули в стороны, а из лагерных ворот на сунских воинов обрушился конный отряд. Все кони были в броне и скованы цепью по тридцати в ряду, всадники — в латах из воловьей кожи и в шлемах с забралами. В первом ряду — всадники, вооруженные луками и самострелами, во втором — длинными копьями. В глубину строй имел сто рядов. Дун Сянь и его воины были смяты и за какой-нибудь час уничтожены. Спастись удалось лишь очень немногим. Вам, не успевшим геройский подвиг свершить, Знать, суждено было головы здесь сложить! Долго от слез будут мокрыми наши халаты, Долго еще будут люди скорбеть и тужить! Уцелевшие воины добрались до своих и сообщили Юэ Фэю о разгроме отряда и смерти Дун Сяня. — Почему погиб полководец Дун? — спросил их Юэ Фэй и, узнав о железной коннице, со слезами воскликнул: — О, горе, горе! Я давно слышал о ней! Когда-то ее использовал в бою Хуянь Чжо, но его разбил Сюй Нин[22 - Хуянь Чжо, Сюй Нин — герои известного романа Ши Най-аня «Речные заводи», действие которого относится к началу XII в.] с помощью копий с крюками. Жаль, что понапрасну погибли мои храбрецы! Юэ Фэй распорядился приготовить все необходимое для жертвоприношений и, обратившись лицом к неприятельскому лагерю, совершил возлияние вина. Затем он вернулся в шатер и приказал Мын Бан-цзе и Чжан Сяню обучить три тысячи воинов приемам борьбы на копьях с крюками. Такое же приказание было дано Чжан Ли и Чжан Юну. А теперь продолжим рассказ об Учжу. Беседуя у себя в шатре с военным наставником, он говорил: — У меня огромное войско, а я никак не могу завладеть Срединной равниной! Может быть, вы что-нибудь мне посоветуете? — Да, с Юэ Фэем справиться трудновато! — молвил в задумчивости Хамичи. — Числом его не возьмешь! Могу вам предложить один план. Прикажите кому-нибудь из военачальников тайно переправиться через реку и идти на Линьань. Ручаюсь, если Юэ Фэй узнает, что столица в опасности, он бросится на помощь императору. Тогда-то мы и наступим ему на пятки! Учжу обрадовался и, не тратя времени даром, тут же послал Гуянь Ланцзюня с пятитысячным отрядом на Линьань. Все это время изменник Цинь Гуй не дремал. Он пристроил на высокую должность при дворе своего бывшего прихлебателя Ван Цзюня. Мало того, он еще упросил императора отправить его в Чжусяньчжэнь с провиантским обозом и тремя тысячами воинов, а также издать указ о назначении его начальником провиантских складов Юэ Фэя. Не подумайте, что Цинь Гуй ратовал за Ван Цзюня бескорыстно, — у него была определенная цель! И вот Ван Цзюнь на половине пути от столицы к Чжусяньчжэню натолкнулся на отряд Гуянь Ланцзюня. — Чье войско? — грозно окликнул Гуянь Ланцзюнь. — Собаки! Отдавайте провиант, если хотите пощады! — Я — Ван Цзюнь, военачальник сунского сына Неба! — отвечал Ван Цзюнь, — А ты кто такой? Как посмел меня останавливать? — Я — Гуянь Ланцзюнь, юаньшуай великого государства Цзинь! Иду на Линьань, чтобы схватить твоего императоришку! Но раз уж ты первым мне попался, попробую на тебе свою силу! Гуянь Ланцзюнь поднял меч. После нескольких схваток Ван Цзюнь понял, что ему не одолеть противника, и обратился в бегство. Чжурчжэнь пустился за ним в погоню. Вдруг впереди появился какой-то отряд. Это тоже был провиантский обоз, который охранял Ню Гао. «Откуда здесь взялись чжурчжэни, — с недоумением подумал Ню Гао, — и кого они преследуют?» — Постойте, ребятки! — сказал он своим воинам. — Я поеду вперед и узнаю, что там творится! Ню Гао выехал навстречу Ван Цзюню и окликнул: — Кто вы такой? Чего испугались? — Спасите меня! — только и крикнул Ван Цзюнь. Ню Гао поскакал наперерез врагу: — Стой, варвар! Ты кто такой? Куда лезешь? — Иду на Линьань! — дерзко отвечал Гуянь Ланцзюнь. — Если тебе надо знать мое имя, скажу: я юаньшуай великого цзиньского государства Гуянь Ланцзюнь! Ню Гао выхватил сабли и вступил в бой. На двадцатой схватке цзиньский военачальник допустил промах, и Ню Гао сбил его с коня. Когда чжурчжэни покинули поле боя, Ню Гао обратился к Ван Цзюню: — Кто вы такой? Откуда? Почему бежали от какого-то вонючего чжурчжэня? — Я — Ван Цзюнь. Первый министр Цинь Гуй послал меня с провиантским обозом в Чжусяньчжэнь, а на меня напали чжурчжэни. Спасибо вы меня спасли! Я как-нибудь вас отблагодарю! Но я до сих пор не знаю вашего имени, полководец! «Если бы я раньше знал, что спасаю этого пса, и пальцем не шевельнул бы!» — подумал Ню Гао, а вслух сказал: — Я — Ню Гао, подчиненный юаньшуая Юэ Фэя, тоже везу провиант его войску. Раз вы направляетесь туда, я, если можно, передам на ваше попечение и мой обоз. И скажите, пожалуйста, юаньшуаю, что Ню Гао должен получить провиант еще в нескольких местах, потому и задерживается. — С удовольствием! — охотно согласился Ван Цзюнь. А еще возьмите голову этого чжурчжэня, — продолжал Ню Гао, — и попросите, чтобы мне записали подвиг. — Вы и так уже прославились на всю Поднебесную, полководец! — с притворным восхищением воскликнул Ван Цзюнь и вкрадчиво добавил: — Уступите этот подвиг мне! «Ладно, бери себе подвиг! Но погоди, вернусь я в лагерь — душу из тебя вытряхну!» — выругался про себя Ню Гао, но вслух сказал: — Пожалуйста, только постарайтесь доставить провиант в целости, чтобы юаньшуай не обвинил меня в нарушении его приказа. Ван Цзюнь попрощался с Ню Гао и двинулся с обозом в Чжусяньчжэнь. Неподалеку от лагеря Юэ Фэя он остановил обоз и стал ждать распоряжений юаньшуая. Когда воины доложили о прибытии Ван Цзюня, Юэ Фэй подумал: «Неспроста, видно, явился этот предатель!» Получив приглашение, Ван Цзюнь вошел в шатер, по всем правилам приветствовал юаньшуая и его военачальников, и только после этого доложил: — По повелению государя я назначен к вам на должность начальника продовольственных складов. В пути мне повстречался Ню Гао, которого преследовали чжурчжэни. Я спас его и убил вражеского военачальника. Я жду ваших приказаний, господин юаньшуай! — Не понимаю, откуда могли появиться чжурчжэни в тех местах, где вы повстречались с Ню Гао? — с недоумением спросил Юэ Фэй. — Военачальник чжурчжэней открыто хвастался, что идет на Линьань! — отвечал Ван Цзюнь. — Он и обратил Ню Гао в бегство. Его счастье, что я оказался поблизости! Юэ Фэй задал Ван Цзюню еще несколько вопросов и из его ответов понял, что этот мошенник присвоил себе чужую заслугу. Однако он ничего не сказал, приказал принять провиант, а «подвиг» Ван Цзюня записать в книгу заслуг. Отрубленную голову неприятельского военачальника выставили у ворот, а Ван Цзюнь получил разрешение располагаться на отдых. На следующий день Мын Бан-цзе, Чжан Сянь, Чжан Ли и Чжан Юн явились к Юэ Фэю и доложили, что обучение войск окончено. Юаньшуай дал им еще несколько указаний и приказал готовиться к бою. Потом Юэ Фэй вызвал Юэ Юня, Янь Чэн-фана, Чжан Сяна и Хэ Юань-цина и дал им задание: каждый с пятитысячным отрядом должен был в случае необходимости оказать поддержку передовым отрядам. Когда четверо военачальников со своими отрядами подошли к лагерю чжурчжэней, Ваньму Точи и Ваньму Тоцзэ выступили им навстречу. — Эй, южные варвары! Вы кто такие? — крикнули они. Чжан Ли назвал себя и своих товарищей и, узнав, в свою очередь, имена противников, воскликнул: — За вами-то я и пришел! Не вздумайте бежать! Едва начался бой, как в стане чжурчжэней загремели барабаны, ударила пушка, и в атаку ринулись три тысячи коней, скованных цепью. Чжан Ли тотчас же приказал воинам укрыться за щитами. Мын Бан-цзе и Чжан Сянь бросили в атаку воинов, вооруженных копьями с крюками. Первый ряд чжурчжэней был свален, следующие ряды налетали на упавших и топтали их. По сигналу пушки Юэ Юнь и Чжан Сянь напали на чжурчжэней слева, а Хэ Юань-цин и Янь Чэн-фан — справа. Железные кони и их всадники погибли в свалке все до единого. В это время Учжу ждал от Ваньму Точи и Ваньму Тоцзэ вестей о победе, как вдруг ему доложили: — Юэ Фэй разгромил железную конницу! Когда военачальники разгромленного отряда рассказали о щитах и копьях с крюками, Учжу горестно воскликнул: — О мой военный наставник! Сколько лет я потратил на обучение железной конницы, и вот все в один миг пошло прахом! — Не убивайтесь, повелитель! — успокаивал его Хамичи. — Как только нам доставят огненные катки, так южным варварам придет конец! — Только на них я и возлагаю надежды! — вздохнул Учжу. Но об огненных катках речь пойдет ниже… А теперь расскажем о том, как Ню Гао возвратился в лагерь, доложил Юэ Фэю о выполнении приказа и сказал: — Я недавно отрубил голову Гуянь Ланцзюню, спас Ван Цзяня от чжурчжэней и попросил его доставить в лагерь мой провиант. Доставил ли Ван Цзюнь все в целостности и сохранности? — Доставить-то доставил, — сказал Юэ Фэй, — но только он говорит, что не ты его, а он тебя спас. Имя Ван Цзюня уже занесли в книгу заслуг. — Удивительно! — воскликнул Ню Гао. — Выходит, Ван Цзюнь присвоил себе чужой подвиг? Ван Цзюнь, который стоял рядом, не сдержался: — Как вам не совестно, полководец! Я вам спас жизнь, а вы хотите отнять у меня заслугу? — Нет, мне ваша заслуга не нужна! — отвечал Ню Гао. — Давайте сразимся! Победите меня — все ваше! Пока они спорили, со стороны северных ворот послышался шум. Чиновники доложили юаньшуаю: — Воины отказываются принимать провиант! Ждем ваших распоряжений, господин юаньшуай! — Чьи воины? — нахмурился Юэ Фэй. — Ваши! — Не может быть! — вскричали одновременно Хань Ши-чжун, Чжан Синь и Лю Ци. — Наш юаньшуай никогда не обманывает своих воинов! Видно, их обидел кто-то другой! Господин юаньшуай, расспросите обиженных — что случилось? — Так будет лучше всего, — согласился Юэ Фэй и приказал позвать недовольных. Те явились в шатер и опустились на колени. — Господин юаньшуай, не нужен нам такой харч! — взмолились они. — Лучше отпустите нас домой! — Я забочусь о вас, как о родных детях, — чем же вы недовольны? — недоумевал Юэ Фэй. — Сейчас у меня на вас вся надежда, а вы хотите уйти! Один из воинов набрался смелости и сказал: — Мы очень признательны вам за вашу доброту! Но почему нас так плохо кормят? Почему выдают половину того, что полагается? Юэ Фэй нахмурил брови и обратился к Ван Цзюню: — Почему мои воины недовольны? Или ты выдаешь им провиант не полной мерой? — Я ничего не знаю, — отвечал Ван Цзюнь. — Казной и провиантом ведает ваш подчиненный Цянь Цзы-мин. — Глупости! — рассердился Юэ Фэй. — Еще древние говорили: «Кто хранит сокровища, тот за них и отвечает». Видно, сам провинился, а хочешь свалить вину на другого! Позвать сюда Цянь Цзы-мина! Цянь Цзы-мин тотчас явился и отвесил юаньшуаю земной поклон. — Ты почему недодаешь воинам провиант? — грозно спросил его Юэ Фэй. — Так мне велел господин Ван Цзюнь. Он сказал, что провиант надо экономить, иначе мы не сможем прокормить войско. — Взять его и отрубить голову! — коротко распорядился Юэ Фэй. Цянь Цзы-мина увели, а через некоторое время принесли его отрубленную голову. — Немедленно выдать воинам весь недоданный провиант! — приказал Юэ Фэй Ван Цзюню. Воины бросились на колени и горячо благодарили юаньшуая: — Мы готовы идти в самый жестокий бой и жизни ради вас не пожалеем! Ван Цзюню пришлось подчиниться: он выдал воинам все, что недодал, и опять явился в шатер доложить о выполнении приказа. — Вот что, Ван Цзюнь! — сказал ему Юэ Фэй. — Мало того что ты присвоил себе чужой подвиг — за одно это уже полагается рубить голову, — но ты еще обманывал моих воинов! Казнить я тебя не буду, потому что тебя назначил на должность сам государь. Тебе дадут сорок палок и отправят в Линьань — пусть первый министр Цинь Гуй делает с тобой что хочет. — Я-то спас этого подлеца, а он присвоил мою заслугу, да еще обижал воинов! — не выдержал Ню Гао. — Они с Цинь Гуем из одной шайки! Господин юаньшуай, отрубите ему голову, иначе он еще и вам напакостит! — Не кипятись, брат! — успокаивал его Юэ Фэй. — Ван Цзюня прислал сюда Цинь Гуй, а он как-никак первый министр, и нам надо избегать с ним вражды. Правильно говорится: Суди — Коль волен сам судить, Щади — Коль вынужден щадить. Ню Гао терпеливо выслушал Юэ Фэя, но гнев его не утих. Он молча поклонился и покинул шатер. После разгрома железной конницы Учжу созвал военачальников на совет. Он тяжело переживал поражение и сидел мрачный, как вдруг ему доложили: — Из Хуанлунфу прибыли огненные катки. — Спрячьте их в укрытии, а ночью пустим на сунский лагерь. — распорядился Учжу. — Теперь-то уж Юэ Фэю конец! Воины укрыли огненные катки, изготовили их к бою и стали ждать вечера. Узнав об огненных катках, Лу Вэнь-лун сказал Ван Цзо: — Сегодня вечером Учжу решил пустить на сунский лагерь огненные катки. Страшное это оружие! Посоветуйте, что делать? Ван Цзо задумался. — По-моему, надо об этом известить юаньшуая, — сказал он наконец. — Правильно, пошлем ему письмо на стреле, — обрадовался Лу Вэнь-лун, — а завтра утром и сами уйдем к нему. Вечером он незаметно подъехал к лагерю Юэ Фэя и крикнул охранявшим ворота воинам: — Слушайте внимательно! У меня секретное письмо для вашего юаньшуая — немедленно его передайте! Лу Вэнь-лун выпустил стрелу в направлении сунского лагеря, а сам повернул коня и ускакал. Воины подобрали стрелу и отнесли в шатер Юэ Фэя. — Какой-то чжурчжэнь в темноте выпустил стрелу — на ней письмо, — докладывали они. — Он еще крикнул нам, что письмо срочное и секретное, и просил вас поскорее прочесть. Юэ Фэй взял стрелу и удалил приближенных. Содержание письма встревожило юаньшуая. Он тайно вызвал к себе Юэ Юня, Чжан Сяна и объяснил им, как надо действовать. По распоряжению Юэ Фэя все воины укрылись в горах. В лагере остались лишь знамена да барабаны. С наступлением второй стражи в цзиньском лагере прогремел пушечный выстрел, и против войска Юэ Фэя были двинуты огненные катки. От грохота зашатались горы, к небу взметнулись дым и огонь. Казалось, само войско бога грома Лэй-гуна спустилось на землю. Огромную поволокли Они железную змею, Чтобы развеять в пух и прах Три сунских армии в бою. Когда бы преданный Вэнь-лун Об этом тайно не донес, Из сунов, верно, никому В живых остаться б не пришлось! Сунские военачальники, наблюдавшие с гор за бушевавшим в их лагере огнем, воздевали руки к небу и восклицали: — Спасибо небесному владыке — не дал нам погибнуть! В это время Юэ Юнь и Чжан Сян сидели в укрытии, находившемся на полпути между цзиньским лагерем и сунским. Когда чжурчжэни ушли, отважные воины покинули засаду, подбежали к каткам и пробками заткнули отверстия, из которых вырывался огонь. Потом они поднатужились и спустили все катки по откосу в речку Сяошанхэ. Как только опасность миновала, Юэ Фэй приказал воинам вернуться в лагерь и привести его в порядок. Когда огненные катки покатились в стан врага и сунский лагерь окутался клубами черного дыма, Учжу, ликуя, говорил военному наставнику: — Наконец-то я одержал победу! Военачальники приходили к нему с поздравлениями, и Учжу распорядился устроить пир. Но едва рассвело, как в шатер явился воин с докладом: — Лу Вэнь-лун со Страдальцем и кормилицей перебежали на сторону сунов! — Конец, конец! — вскричал Учжу. — Выходит, я вскормил тигра! Пока он неистовствовал, другой воин доложил: — Великий повелитель, лагерь Юэ Фэя стоит, как и прежде, и флагов над ним еще больше, чем вчера! Учжу не поверил и вышел из шатра, чтоб посмотреть своими глазами. Над лагерем противника развевались знамена! Разъяренный Учжу приказал снова готовить огненные катки, чтоб вечером повторить нападение. Воины бросились за катками — их нигде не было! Долго искали и наконец обнаружили их в речке! Учжу рвал и метал. Военачальники с трудом его успокоили. Возвратившись в шатер, Учжу бессильно присел и со вздохом промолвил: — Да, хитер Юэ Фэй! Это по его наущению Ван Цзо отрубил себе руку, чтобы ввести меня в заблуждение! И Цао Нина он довел до отцеубийства, и Лу Вэнь-луна переманил к себе! Я так надеялся на огненные катки, а он и тут оставил меня в дураках! Проклятие! — Не расстраивайтесь, повелитель, — утешал его Хамичи. — Мы воспользуемся приемом «дракон, играющий хвостом», завлечем Юэ Фэя в ловушку и схватим. — Хорошо, готовьтесь, — кивнул головой Учжу. Мы уже упоминали о том, что ночью, после нападения огненных катков на сунский лагерь, Лу Вэнь-лун, его кормилица и Ван Цзо, захватив все принадлежавшие Лу Вэнь-луну драгоценности, бежали из цзиньского лагеря. К этому времени войска Юэ Фэя уже успели спуститься с гор. Ван Цзо первым явился к Юэ Фэю и доложил о приезде Лу Вэнь-луна. Все военачальники, от старших и до младших, наперебой благодарили Ван Цзо. Юэ Фэй велел пригласить Лу Вэнь-луна в шатер. После положенных приветствий Лу Вэнь-лун сказал: — Простите меня! Я по своему неразумию позабыл родителей и признавал отцом заклятого врага! Если бы не благодетель Ван, так бы мне и не прозреть! Захирел бы род Лу! Юэ Фэй был великодушен: он оставил Лу Вэнь-луна при себе и дал в услужение двадцать телохранителей, а кормилицу отправил на родину. Как-то Хамичи посоветовал Учжу: — Великий повелитель, пошлите на стреле письмо в сунский лагерь, предложите Юэ Фэю на месяц прекратить бои. За это время, я думаю, мы сумеем подготовиться к решающему сражению. Учжу внял его совету, и скоро цзиньский воин отправился к сунскому лагерю. — Слушайте, южные варвары! — крикнул он. — Великий цзиньский правитель шлет письмо вашему юаньшуаю! Стрелу с письмом сунские воины подобрали и принесли Юэ Фэю. — Передайте, чтобы готовились поскорее — мы долго ждать не можем, — сказал Юэ Фэй. Получив ответ, Хамичи занялся усиленным обучением войск. Прошло несколько дней, и вот однажды воины доложили Учжу: — Великий повелитель, у ворот лагеря объявился какой-то великан. Он называет себя Ли Шу-фу и просит, чтобы его с племянником допустили к вам… — Вы не знаете, кто они такие? — спросил Учжу у военного наставника. Вы, уважаемый читатель, конечно, тоже не знаете, что ответил Хамичи и зачем явились к Учжу эти люди. Тут, как говорится: Рассмотришь рыбу, если устремил В прозрачный водоем свои глаза. Но если смотришь в мутный водоем — Не отличишь, где карп, а где сазан. Если вы хотите узнать, как развертывались события в дальнейшем, то прочтите следующую главу. Глава пятьдесят седьмая Ци Фан гибнет при попытке отомстить юаньшуаю. Гуань Лин отличается в битве с чжурчжэнями Идут десятки тысяч храбрецов, Идут они на ратные дела, Осенним ветром веет от мечей[23 - То есть холодом смерти.], Гора Кунтун от страха замерла! Их полководец принял смелый план, Как орды цзиней умиротворить, И славный подвиг совершить в сраженье, Чтоб подвиги богатырей затмить. Итак, военный наставник Хамичи ответил Учжу: — Слышал я, что в Юньнани есть государство Хуа и правит им старший вождь всех южных племен — Ли Шу-фу. Думается мне, что он решил вам помочь. Пригласите его. Послушаем, что он скажет. Воин вышел из шатра и поклонился гостю: — Повелитель вас просит! «Учжу всего четвертый сын цзиньского правителя, а я тоже ван, — так что по положению ничуть не ниже его, — подумал Ли Шу-фу. — По правилам ему следовало бы выйти мне навстречу!» Однако он ничем не выразил своего недовольства, только сказал племяннику Хэй Мань-луну: — Жди меня здесь. Пойду взгляну, каков собой этот Учжу. Если он не умеет ценить умных людей, я ему помогать не буду! Хэй Мань-лун молча кивнул и остался ждать у ворот лагеря. А Ли Шу-фу подошел к шатру и громко провозгласил: — Приветствую вас, сын великого повелителя! Учжу с любопытством разглядывал великана: он был ростом больше сажени, с красными, как киноварь, волосами. Лицо отливало синевой. Учжу встал и начал спускаться с возвышения, чтобы приветствовать гостя, но потом в нерешительности остановился — не покажется ли он карликом рядом с таким великаном? Ли Шу-фу заметил пристальный взгляд Учжу и его осторожность и решил, что его хотят схватить. Молниеносным ударом великан сбил Учжу с ног, выбежал из шатра, вскочил на коня и помчался прочь. Цзиньские военачальники бросились в погоню. Они уже настигали великана, как вдруг на них напал Хэй Мань-лун и тяжелым железным молотом разом прикончил нескольких. Преследователи отстали. — Нехорошие люди эти чжурчжэни! — сказал Ли Шу-фу племяннику. — Я пришел помочь Учжу, а он вздумал меня схватить. — Раз так, дядя, то давайте лучше поедем к сунам, — предложил Хэй Мань-лун. — Говорят, у Юэ Фэя есть сын Юэ Юнь, очень храбрый и ловкий воин. Я вызову его на поединок, и если он так силен, как о нем говорят, перейдем на сторону Сунской династии. — Разумно, — одобрил Ли Шу-фу. С отрядом племени мяо они подошли к сунскому лагерю. Хэй Мань-лун гарцевал перед строем и кричал: — Слушайте меня, сунские воины! Я — ван государства Хуа. Говорят, у вас есть храбрый воин Юэ Юнь. Пусть выезжает драться со мной на молотах! Иначе я разнесу ваш лагерь! Воины побежали в шатер: — Господин юаньшуай, какой-то ван из племени мяо вызывает на поединок вашего сына! — Не слышал ни о каком таком ване! Тут что-то не так, — в задумчивости проговорил Юэ Фэй и подозвал Юэ Юня: — Поезжай, но будь осторожен! — Слушаюсь, — ответил Юэ Юнь, вскочил на коня и поскакал навстречу неприятелю. Вскоре юноша увидел перед собой великана в шлеме, украшенном фазаньими перьями. Голова его была величиной с добрую корзину! Восседая на рослом вороном коне, всадник грозно таращил глаза и размахивал парой тяжеленных молотов. На вид ему можно было дать лет двадцать шесть — двадцать семь. Под сенью знамен Юэ Юнь заметил еще одного богатыря саженного роста с длинными рыжими космами. Хэй Мань-лун двинулся навстречу противнику и крикнул: — Ты кто такой? Назови свое имя! — Назову, но смотри, не свались с коня от страха! — отвечал Юэ Юнь. — Я — сын доблестного юаньшуая Юэ Фэя! Меня зовут Юэ Юнь! А ты кто? Зачем сюда явился? — Я — Хэй Мань-лун, племянник юньнаньского вождя Ли Шу-фу! Я пришел помочь цзиньскому войску забрать Поднебесную! Но Учжу оказался подлецом, и я ушел от него! Говорят, ты — богатырь! Хочу помериться с тобой силой! Выходи и отведай, тяжел ли мой молот! Хэй Мань-лун напал первым. Юэ Юнь отбил удар и сам пошел в наступление. Его молоты сверкали, как солнце и луна, из них дождем сыпались искры! Это был поединок достойных соперников! Сто раз схватывались они, но так и не удавалось определить — кто же возьмет верх. Юэ Юнь подумал: «Да, этот мяо неплохо дерется! Попробую завлечь его в уединенное место, поговорю с ним, — может быть, он и покорится?! Вот было бы прекрасно!» Юэ Юнь повернул коня и обратился в бегство. — Эй, варвар! — с издевкой крикнул он. — Не побоишься меня преследовать? Ведь я могу повернуться и погладить тебя молотом! — Мне тебя бояться? — засмеялся Хэй Мань-лун. — Никуда ты от меня не уйдешь! Ты хотя бы под землю ушел, В преисподнюю, в царство Ян-мо[24 - Царство Ян-мо — преисподняя. Ян-мо (Mo-ван, Яма, Ямараджа) — повелитель и судья ада.], — На клокочущем облаке там Я настигну тебя все равно! Оба скакали, постепенно сбавляя ход. Когда въехали в горы, Юэ Юнь обернулся: — Послушай, варвар! Я хочу кое-что тебе сказать! — Ты проиграл, о чем же теперь разговаривать?! — усмехнулся Хэй Мань-лун. — Дерешься ты хорошо, но неужели думаешь, что я тебя испугался! — сказал Юэ Юнь. — Да разве во мне дело? У моего отца героев немало! Иначе почему чжурчжэни при всей своей силе до сих пор не смогли взять Срединную равнину? Твой дядя, юньнаньский вождь, должен бы помогать законной династии, а он переметнулся на сторону врага! Подумай над тем, что я тебе скажу! Если даже ты убьешь меня, Сунскую империю вам все равно не свалить. А если я убью тебя — пользы ни для кого не будет. Лишь понапрасну потеряешь жизнь. Зачем нам с тобой враждовать? — Если ты знаешь, что мой дядя юньнаньский вождь, то скажи, почему государь не хочет жаловать ему титулы? — Вот оно что! Ты все же кое-чего не понимаешь! Государство наше в тяжелом положении, двух императоров чжурчжэни увели в плен, и нынешний государь лишь чудом спасся от гибели. Где же ему думать о титулах для южных правителей?.. Я рад, что встретился с тобой! Если вы поможете нам отвоевать у чжурчжэней Срединную равнину, мой отец исхлопочет для вас у государя самые высокие награды! Поверь мне — я сдержу слово! — Тогда я счастлив с тобой познакомиться! — Давай побратаемся! — Такой чести я недостоин. — Зачем церемониться? Я знаю, что ты сам этого хочешь! Хэй Мань-лун уступил. Юноши сошли с коней и произнесли клятву. Юэ Юнь, как старший по возрасту, стал старшим братом. — Вот что, старший брат, — сказал Хэй Мань-лун. — Возвращайся к себе в лагерь, а я поговорю с дядей, и мы вместе явимся к твоему отцу. На этом они и расстались. Между тем Ли Шу-фу издали заметил, что его племянник и Юэ Юнь мирно беседуют, и когда Хэй Мань-лун вернулся, спросил: — Ну, как твой поединок с Юэ Юнем? Хэй Мань-лун передал ему свой разговор с сыном великого полководца, и Ли Шу-фу захотел тотчас же поехать к нему. Когда они подъехали к сунскому лагерю, юаньшуай приказал широко распахнуть ворота и в окружении многочисленной свиты сам вышел встречать гостей. При этом Юэ Юнь почтительно склонился перед Ли Шу-фу, а Хэй Мань-лун — перед Юэ Фэем. Другие военачальники тоже кланялись вождю племени мяо и говорили: — Мы давно слышали ваше славное имя! Счастливы познакомиться! Растроганный таким приемом вождь говорил Юэ Фэю: — Я тоже рад с вами встретиться! Теперь я воочию убедился в том, что вы — истинная опора Поднебесной. Недаром идет о вас слава! Юаньшуай распорядился подать в шатер вино и закуски и хорошенько угостить всех юньнаньских воинов. Беседуя с Ли Шу-фу, Юэ Фэй говорил: — Великий ван, я просил бы вас как можно скорее вернуться в свои владения. Время сейчас тревожное, чжурчжэни свирепствуют на нашей земле, и если невзначай восстанет какое-нибудь из племен мяо, нам будет еще труднее. Вам надо держать в повиновении своих подданных. Как только я усмирю чжурчжэней и освобожу императоров из плена, так обязательно приеду в Юньнань, чтобы вручить указ о пожаловании вам высокого титула. — Почтительно принимаю ваше повеление! — воскликнул обрадованный Ли Шу-фу и откланялся. На следующее утро он приехал прощаться с Юэ Фэем, и тот распорядился выдать его воинам провиант на дорогу. Наступил час отъезда, военачальники собрались на проводы, а Юэ Юнь и Хэй Мань-лун все никак не могли наговориться, хотя и беседовали всю ночь. — Старший брат, приезжай со своим отцом к нам в Юньнань! — Обязательно приеду! — обещал Юэ Юнь. Наконец юноши простились, и Ли Шу-фу двинулся в путь. Прошло дней десять. Однажды Юэ Фэй, сидя у себя в шатре, подумал: «Странно! Вот уже полмесяца, как в цзиньском лагере не заметно никакого движения! Что они замышляют?» Вечером в сопровождении Чжан Бао он незаметно покинул лагерь. Выбрав в лесу самое высокое дерево, юаньшуай взобрался на него и стал высматривать расположение неприятельских войск. Воинов у чжурчжэней оказалось чуть больше миллиона, а вовсе не два миллиона, как доносили лазутчики, и расположились они строем «дракон, играющий хвостом». Юэ Фэй увлекся наблюдением и забыл об осторожности. Вдруг послышался звон тетивы. Юаньшуай мгновенно обернулся, но стрела уже впилась ему в плечо, и он невольно вскрикнул. «Ну, теперь-то я отомстил!» — подумал стрелявший и скрылся в чаще. Чжан Бао помог Юэ Фэю спуститься на землю, вынул стрелу и лоскутом, вырванным из халата, перевязал рану. — Посади меня на коня, Чжан Бао, — сказал Юэ Фэй, придя в себя. Вернувшись в лагерь, юаньшуай проглотил оставленную Ню Гао пилюлю, и ему сразу стало легче. — Позови ко мне Ци Фана! — приказал он Чжан Бао. Трепеща от страха, тот явился в шатер и земно поклонился: — Что прикажете, господин юаньшуай? — Слушай, Ци Фан! — сказал Юэ Фэй. — Человек — не бревно, должен иметь чувства и разум! Когда мы сражались на озере Дунтинху, ты нарушил приказ, и я тебя наказал. Ты же после этого задумал меня убить и добился бы своего, если бы не Ню Гао с его пилюлями! Ты думаешь, что я жестоко обращаюсь с людьми? Тогда объясни, почему Ван Цзо сам отрубил руку? И неужели воин должен мстить военачальнику, если тот его наказал? Я тебя в прошлый раз простил, а сегодня ты опять в меня стрелял! Но Небо меня спасло! Я вызвал тебя затем, чтобы ты отвез письмо в Линьань и остался там в тыловой армии у Чжан Цзюня. Отправляйся в путь сейчас же — если задержишься до рассвета, мои военачальники узнают о покушении, и тебе несдобровать! Ци Фан молча взял письмо, низко поклонился и вышел из шатра. Возвратившись в лагерь, он собрал вещи и отправился в путь, но едва миновал ворота, как лицом к лицу столкнулся с Ню Гао. — Кто такой? — окликнул Ню Гао. — Это я, Ци Фан. — Куда едешь среди ночи? Везу письмо начальнику тыловой армии Чжан Цзюню. Вот оно! «Он только что уезжал из лагеря, — размышлял Ню Гао, — а когда вернулся, то вслед за ним Чжан Бао привез раненого юаньшуая. Наверное, опять этот подлец что-либо натворил! Уедет к предателю — начнет нам пакостить. Нельзя его упускать!» И Ню Гао грозно рявкнул: — Врешь! Если тебя действительно послал юаньшуай, ты должен был ехать днем! Почему бежишь ночью, как вор? Идем к юаньшуаю! — Юаньшуай приказал мне ехать немедленно! — возразил Ци Фан. — Зачем вы меня задерживаете? — Ерунда! — крикнул Ню Гао и взмахнул саблей — Ци Фан с разрубленным черепом рухнул с коня. Ню Гао обыскал убитого, нашел при нем деньги и письмо, забрал их и отправился к юаньшуаю. — Ох, совсем позабыл, что сегодня ты возглавляешь ночной дозор! — воскликнул Юэ Фэй. — Убил-таки негодяя! Что ж, видно, так решила судьба! — Почему вы отпустили его к предателю, юаньшуай? — спросил Ню Гао и, когда Юэ Фэй рассказал, как Ци Фан снова стрелял в него, воскликнул: — Так и надо этому подлецу! Он заслужил смерть. На следующий день юаньшуай собрал военачальников и сообщил о смерти Ци Фана. Пораженные военачальники только качали головами. Вдруг в шатер вбежал воин и доложил о бегстве Ло Гана и Хао Сяня. — Их напугала смерть Ци Фана, — сказал Юэ Фэй, — пусть себе едут. Отрубленную голову Ци Фана на день выставили за воротами лагеря, затем убрали и похоронили вместе с телом. Теперь вернемся в цзиньский лагерь. Хамичи уже закончил приготовления к бою и явился с докладом к Учжу. Тот распорядился немедленно послать Юэ Фэю вызов. Юэ Фэй назначил сражение на следующий день и созвал военный совет. Четыре юаньшуая решили объединить свои силы — получилось огромное войско в шестьсот тысяч. Юэ Фэй и юаньшуай Чжан должны были ударить по неприятельскому строю слева, юаньшуай Хань и юаньшуай Лю — справа, а молодые военачальники Юэ Фэя и его сын наступали в центре. На следующее утро по трем пушечным выстрелам сунские воины пошли в атаку и ворвались в стан врага. Завязался кровопролитный бой. Юэ Фэй сражался в первых рядах, его верные телохранители Чжан Бао и Ван Хэн не отставали от него ни на шаг. С тыла в строй чжурчжэней вклинились войска под командованием Ню Гао, Цзи Цина, Ши Цюаня, Чжан Сяня и Ван Гуя. Но враг держался стойко. Видно было лишь, как Темные тучи дрожат, Скрыв три священных рая[25 - Имеются в виду буддийские небесные миры.], Клубятся смерти пары, Скрыв девять сфер небесных[26 - Девять сфер небесных — миры небожителей.]. Выходят войска в поход На защиту родного края, Беспокойна стихия рек, Волнам в океане тесно! Впереди идут Смельчаки, Пусть от страха Дрожит гора, Им привычны Копья, мечи, Не пугает их Звон топора! Здесь — трезубцы, Копья, клинки, Лук упругий С тугой тетивой, Лишь бы меткими Были стрелки — Враг поплатится Головой! Здесь — секира, Палица, нож, Посох, вилы, Как жало — плеть. Берегись! Под удар попадешь — Неизбежна Лютая смерть! Пламенеют Полотна знамен, У людей Замирает душа. Демон, Слыша оружья звон, Притаился — Едва дыша… Темные тучи плывут, Скрыв синеву небосклона, Скорбно гремит барабан На страшном поле сраженья, Смерть шагает с косой — Что косарь на лугу зеленом, Но знайте: будет сметен Военный лагерь чжурчжэней! В самый разгар побоища на помощь сунам неожиданно пришли три молодых героя. Один из них, Ди Лэй, военачальник из Цзиньмыньчжэня, после встречи с Юэ Фэем твердо решил уйти в его войско. Но явиться без всякого предлога было неудобно — пришлось выжидать. Едва до него дошел слух о боях под Чжусяньчжэнем, как он тут же начал снаряжаться в поход: надел латы, захватил два боевых молота, оседлал черногривого коня. «Если не совершу подвиг сейчас, значит, не совершу его никогда!» Весь путь он проделал за один день. Подъезжая к сунскому лагерю, он узнал, что Юэ Фэй все еще не возвращался с поля боя. Ди Лэй хотел тут же вступить в сражение, но увидел всадника лет двадцати, вооруженного копьем с резным древком, который верхом на рыжем коне мчался ему навстречу, — и остановился. — Позвольте узнать, полководец, кто вы и зачем прибыли сюда? — Я — Фань Чэн, родственник полководца Мын Бан-цзе, который служит у Юэ Фэя, — отвечал молодой воин. — Хочу помочь юаньшуаю в битве с чжурчжэнями. А вы кто? И зачем меня остановили? — А я Ди Лэй из Цзиньмыньчжэня. Мне тоже когда-то пришлось повстречаться с юаньшуаем, но получилось недоразумение: Юэ Фэй тогда преследовал разгромленных чжурчжэней, и я по ошибке напал на его войско. Потом понял, что натворил, испугался наказания и бежал. Сейчас в бою хочу искупить вину! — Может быть, пойдем на врага вместе? — предложил Фань Чэн. Согласен. Но с какой стороны напасть? Цзиньских войск много, а где Юэ Фэй — неизвестно! И строй у чжурчжэней странный. Пока они советовались, на дороге появился еще один молодой всадник с румяным лицом, круглыми глазами и шелковистыми бровями. Он восседал на пегом коне и держал в руке меч Синего дракона. Фань Чэн и Ди Лэй его окликнули: — Остановитесь, полководец! Все равно впереди чжурчжэни закрыли дорогу! Кто вы и куда спешите? — Я — Гуань Лин, побратим сына Юэ Фэя, и хочу помочь ему сражаться с чжурчжэнями. А вы кто такие, позвольте узнать? Фань Чэн и Ди Лэй назвали себя и объяснили, зачем приехали в эти места. — Братья! — сказал Гуань Лин. — Давайте действовать сообща. Ведь с древности повелось, что настоящий воин, помогая другу, не щадит своей жизни и не раздумывает, с какой стороны нападать на врага! — Вот это правильно! — поддержали его молодые воины, и трое храбрецов дружно ударили по врагу. Молот бьет, колет копье, Рубит тяжелый меч, Вдавлены в глину людские тела, Катятся головы с плеч! Охваченные ужасом чжурчжэни бросились в шатер Учжу: — Великий повелитель, трое южных варваров ворвались в наш стан, рубят всех подряд, и никто не может их удержать! Учжу передал командование своему военному наставнику, а сам помчался навстречу врагу. — Вы кто такие? — рявкнул он. — Как посмели напасть на мое войско? — Я — Гуань Лин, — сын Гуань Шэна, по прозвищу Большой Меч, знаменитого молодца из Ляншаньбо! А ты кто? Отвечай! Хочу знать, кого побью! — Я — Учжу, сын великого цзиньского правителя. Жаль мне тебя губить — ты еще так молод! Сдавайся, получишь титул вана, будешь богат и знатен. — Как бы не так! — усмехнулся Гуань Лин. — Если ты Учжу, то мне повезло! Не сносить тебе головы! — Ах ты дьяволенок! — выругался Учжу. — Тогда испробуй моей секиры! Гуань Лин мечом отразил его удар. Раз десять сходились они. Ди Лэй и Фань Чэн не утерпели и бросились на помощь товарищу. Учжу не выдержал натиска трех богатырей и бежал. Боясь вызвать панику среди своих воинов, он свернул в сторону. Но чжурчжэни уже заметили своего повелителя и начали расступаться, чтобы очистить для него дорогу, — строй был нарушен. Юаньшуай этим воспользовались и с новой силой атаковали врага. Среди сражавшихся Гуань Лин заметил Юэ Юня и крикнул: — Держись, старший брат! Юэ Юнь тоже узнал Гуань Лина. — Вот хорошо, что ты подоспел! Помоги мне перебить этих варваров! Орудуя копьем в самой гуще боя, Фань Чэн столкнулся с Мын Бан-цзе. Оба были несказанно рады встрече. Ди Лэй первым прорвался к Юэ Фэю и окликнул его: — Господин юаньшуай, я — Ди Лэй! При Цзиньмыньчжэне я по ошибке напал на вас, а сейчас пришел искупать вину! — Старайтесь, полководец! — подбодрил его Юэ Фэй. — Как только разобьем чжурчжэней, я доложу о вас государю, и вы получите награду! Это окрылило Ди Лэя, и силы его будто удвоились. В это время к Юэ Фэю пробился Лю Ци: — Простите, юаньшуай, но я должен вас покинуть! Юэ Фэй не успел спросить, в чем дело, как Лю Ци уже и след простыл. Много недругов полегло от рук Юэ Юня, Янь Чэн-фана, Хэ Юань-цина и Ди Лэя. Вокруг на десять тысяч ли Смертельные пары[27 - Смертельные пары — образ, символизирующий зловещий рок и жестокие сраженья.] бурлят, Холодным пламенем сверкает Знамен высокий ряд. Могуч герой, и меч тяжел, Пушинку срежет острие, А рядом — полководцы-тигры, У каждого в руке копье. И там войска, И тут войска, О, как их сила Велика! Грохочут гонги, барабаны, В сердцах людей неистов пыл, Как ярок блеск мечей и копий — Он ярче солнца и светил! Блестят трезубцы, алебарды Слепят глаза, как свежий снег, И небо пушки оглушили, — Дым заклубился, день померк… От лука оторвавшись, стрелы Впивались с визгом в груды тел. Да! То был ливень необычный, Был ливень смертоносных стрел! Да! Бились так, что реки крови, Бурля и пенясь, потекли, И поднимались горы трупов, И все росли, росли, росли… В этой битве Учжу был наголову разбит. Чжурчжэни в панике бросились бежать и вдруг наткнулись на преграду — поперек дороги лежало поваленное дерево. Укрывшиеся по обе стороны от дороги суны осыпали врагов стрелами. Это был отряд Лю Ци, который, предвидя поражение чжурчжэней, заранее покинул поле боя, чтобы задержать бегущих. Учжу свернул на узкую горную тропу. Но не успел он проехать и двадцати ли, как впереди снова послышались крики. — Что там такое? — в тревоге спросил он. — Неприступные горы. По ним и одному человеку не подняться без веревок. Учжу сошел с коня и оглянулся. Вокруг высились отвесные скалы — дорога оборвалась. Учжу хотел искать другую дорогу, но сзади донеслись крики — погоня приближалась. «У меня было могущественное войско, я хотел занять всю Срединную равнину, — в отчаянии подумал цзиньский правитель, — и вот чем все кончилось! Как теперь смотреть в глаза военачальникам? Лучше умереть!» С возгласом «хватит с меня!» Учжу бросился головой на камни. И вдруг все кругом загрохотало… Тело — как при «пятом барабане» Та луна, что за горою гасла. Жизнь — светильник, что при третьей страже[28 - Пятый барабан и стража — древние названья ночного времени. Поэт имеет в виду человека, теряющего силы от внезапного испуга.] Впитывал уже остатки масла! Если вы не знаете, что произошло с Учжу, то прочтите следующую главу. Глава пятьдесят восьмая Юэ Фэй получает приказ об отходе и назначает на должности отличившихся. Дао-юэ истолковывает вещий сон и читает на прощание буддийскую гату Вновь чжурчжэни, перейдя границы, Захватили сунские владенья, Но герои в трудный час сплотились, Поднялись, чтоб дать врагу урок, Цзиньские войска под Чжусяньчжэнем Ныне потерпели пораженье, И назад вернуться не посмеет Тот, кто ноги еле уволок! Для чертогов Желтого дракона[29 - Под чертогами Желтого дракона подразумевается сунский императорский двор.] Утвердиться наступило время, Наступило время — государей Из чужбины возвратить в Бяньцзин, Как же в этот час могли позволить Полководца обвинить в измене И свести на нет великий подвиг, Славу, доблесть растоптать в грязи? Итак, Учжу бросился головой на камни, чтобы покончить с собой. Но, видимо, Небо не захотело его гибели: раздался оглушительный грохот, каменная стена рухнула, и перед чжурчжэнями открылся проход. Учжу воспрянул духом, вскочил на коня и сделал воинам знак идти вперед. Когда тысяч шесть воинов миновали узкий проход, снова прогремел гром, посыпались камни и преградили путь остальным. Подоспевшие преследователи беспощадно рубили попавших в ловушку чжурчжэней. Учжу стоял на вершине горы и, плача, смотрел, как гибнут его воины. — Никогда еще меня не постигала такая неудача! Не думал я, что Юэ Фэю удастся меня разгромить! Как мне теперь явиться к отцу?! Учжу выхватил меч и приставил к груди, но Хамичи его удержал. — Что вы затеяли, повелитель! — сказал он с упреком. — Победы и поражения — обычная участь полководца! Вернемся домой, снарядим новое войско и опять пойдем в поход! Пока они разговаривали, из леса вышел человек в одежде ученого, приблизился к Учжу и сказал: — Великий повелитель, я знаю, ты помышляешь только о мести! Но к чему она? Чем добавлять воду в кипящий котел, не лучше ли погасить очаг?! Древние говорили: могущественный сановник при дворе всегда может помешать полководцу на поле боя! Поверь мне: скоро Юэ Фэю конец! Неясная речь незнакомца смутила Учжу, но он все же поклонился и поблагодарил: — Спасибо за наставления! Не скажете ли, как вас зовут? — Я посланец Неба, и мое имя вам знать незачем! С этими словами незнакомец поклонился и исчез. Учжу приказал воинам располагаться лагерем, готовить пищу и отдыхать. Странная речь незнакомца не выходила у него из головы. — Великий повелитель, — сказал военный наставник, — этого человека послало к нам само Небо! Оставайтесь пока в лагере, а я поеду в Линьань и потолкую с Цинь Гуем. Он при первом удобном случае погубит Юэ Фэя! Уж тогда-то Поднебесная будет ваша! Учжу обрадовался и сел писать письмо Цинь Гую. Письмо он закатал в восковой шарик и передал военному наставнику. — Теперь поезжайте! Но когда выедете на Срединную равнину, будьте осторожны! — Об этом не беспокойтесь, повелитель! — заверил его Хамичи. — Буду действовать с оглядкой. Хамичи спрятал письмо, простился с Учжу и покинул лагерь. По этому поводу потомки сложили стихи: Разбито несметное войско, Разбита чжурчжэньская рать, И снова бы на Равнине Тишь была, благодать… Но хитрый советчик нашелся (Вот где уж язык без костей!) И разум вернул Чанпину, Чтоб дух его прежний поднять! Между тем Юэ Фэй расположился лагерем у подножья гор и наградил военачальников и воинов за успехи в бою. Отправив ко двору донесение о победе, он стал готовиться к Северному походу. Но об этом речь пойдет ниже. Теперь расскажем о том, как Хамичи, переодевшись в торговца снадобьями, пробрался в Линьань. В этот день, как он узнал, Цинь Гуй с женой уехали на прогулку по озеру Сиху. Хамичи отправился на озеро. Он увидел Цинь Гуя в лодке неподалеку от берега. — Продаю пилюли! Продаю целебные пилюли! — стал выкрикивать Хамичи, чтобы привлечь к себе внимание. Первым его заметила госпожа Ван. Лицо торговца показалось ей знакомым, она пригляделась и вдруг с возгласом удивления обратилась к мужу: — Взгляните, господин, уж не Хамичи ли там, на берегу? — Верно, это он! — подтвердил Цинь Гуй и приказал слугам: — Позовите-ка этого торговца ко мне в лодку. Слуги подогнали лодку к берегу и провели торговца в каюту. — Какие ты продаешь пилюли? — спросил Цинь Гуй. — Излечивают ли они сердечные болезни? — Мои пилюли чудодейственные, они изгоняют любые болезни, — ответил Хамичи, опускаясь на колени. — Только их надо принимать со смягчающим отваром, иначе они не принесут пользы. — Что ж, оставь мне одну пилюлю, — сказал Цинь Гуй и приказал слугам: — Дайте ему десять лян серебра. Хамичи поблагодарил, вынул из коробочки восковой шарик и отдал Цинь Гую. Когда Хамичи удалился, Цинь Гуй ножичком осторожно разрезал шарик — в нем оказалось письмо Учжу. Он укорял Цинь Гуя за бездеятельность: «Вы нарушили уговор, а Юз Фэй разгромил мое войско. Погубите его, только этим вы сможете отблагодарить меня за милости, которые я вам оказывал; если завоюю Поднебесную, пожалую вам обширные владения». Цинь Гуй передал письмо жене: — Учжу требует, чтобы я погубил Юэ Фэя. Как быть? — Ну, это совсем нетрудно! — успокоила его жена. — Вы занимаете высокое положение и можете делать что угодно! Вспомните, что наш замысел с отравленным вином уже раскрыт! Если Юэ Фэй одержит победу и вернется в столицу, то обязательно разузнает, кто хотел от него избавиться, и тогда нам несдобровать! Лучше всего сообщить Юэ Фэю, будто государь начал с чжурчжэнями переговоры о мире. Пусть юаньшуай отведет войска к Чжусяньчжэню. А потом подберем удобный момент и избавимся от Юэ Фэя и его сына. — Ты у меня умница! — обрадовался Цинь Гуй и приказал слугам грести к берегу. Тем временем Хамичи вернулся в цзиньский лагерь и доложил Учжу о встрече с Цинь Гуем: — Цинь Гуй прочитал ваше письмо, и несомненно, понял, что от него требуется. Уверен, он приложит все силы, чтобы помочь вам, повелитель, овладеть Поднебесной! Сейчас лучше всего уйти на родину и ждать от него вестей. Учжу приказал сниматься с лагеря и выступать в поход. Однажды Юэ Фэй советовался с тремя юаньшуаями о предстоящем походе на Хуанлунфу и об освобождении императоров из плена. Его очень беспокоило, что время шло, а провиант войску все не подвозили. Он уже собрался было послать гонца в столицу, как вдруг ему доложили о прибытии императорского посланца. Полководцы вышли за ворота встречать прибывшего, и тот зачитал высочайший указ: Юэ Фэю и его войску предписывалось вернуться в Чжусяньчжэнь на отдых, к осени запастись провиантом и представить ко двору план Северного похода. Расстроенный Юэ Фэй вернулся в лагерь. — Вы разгромили несметные полчища чжурчжэней, — говорил ему Хань Ши-чжун, — победа досталась нелегко. И сейчас вам приказывают вернуться в Чжусяньчжэнь! Видно, кто-то хочет зачеркнуть ваши заслуги! Уверен, что при дворе против вас действует какой-то изменник! Послушайтесь моего совета, не отводите войска! Юэ Фэй лишь покачал головой: — Еще древние говорили: «Подданный не должен действовать наперекор велению государя». Я не буду нарушать приказ, иначе меня обвинят в честолюбии! — Вот тут вы неправы! — возразил юаньшуай Лю. — Древние говорили и другое: «Когда полководец в походе, он не подчиняется приказам государя». Ныне боевой дух чжурчжэней подавлен, и отвоевать Срединную равнину нетрудно — так что, я думаю, нельзя терять время. Надо сейчас же выступить в поход, разгромить Цзинь и героическими подвигами искупить вину. Ведь победителей не судят. — Все же вы кое-чего не понимаете, — заметил Юэ Фэй. — Вы помните, как я убил лянского вана в поединке на ристалище? Тогда в Поднебесной был голод, повсюду свирепствовали разбойники. Ян Яо прислал Ван Цзо уговаривать меня, чтобы я служил ему. Я на это не согласился, но побратался с Ван Цзо. Потом он отрубил себе руку, чтобы отблагодарить меня за милость. Моя матушка боялась, как бы я случайно не оступился, и выколола на моей спине слова: «Предан государству до конца». Слово «преданность» будет до конца жизни для меня священным. Какое мне дело до придворных изменников, если я получил государев указ?! И он приказал воинам сниматься с лагеря. По пушечному сигналу войско быстро собралось и по пяти дорогам выступило к Чжусяньчжэню, а Юэ Фэй вызвал сына и сказал ему: — Вы с Чжан Сяном сейчас поедете домой, будете заботиться о матушке и обучать братьев военному искусству. Я не могу оставить вас у себя, потому что при дворе объявился какой-то изменник, и неизвестно, что со мной будет дальше. Но как только представится возможность, я опять вас призову. Прошло еще несколько дней. Однажды, совещаясь с военачальниками, Юэ Фэй спросил: — Где Чжан Бао? — Я здесь, — отозвался верный телохранитель. — Что прикажете, господин юаньшуай? — Чжан Бао был когда-то слугой государева наставника Ли Гана и пришел ко мне в надежде возвыситься, — обратился Юэ Фэй к военачальникам. — Он уже несколько лет верно прослужил мне, и всем вам известны его заслуги. Государь дал мне право жаловать должности отличившимся воинам, и я решил назначить Чжан Бао начальником гарнизона в Хаоляне. Как по-вашему, подходит он на такую должность? — Конечно! — в один голос ответили все. — Господин Чжан Бао совершил такие подвиги, что заслужил должность и повыше! Юэ Фэй взял табличку с государственной печатью, написал приказ и сказал: — Чжан Бао, возвращайся домой, забирай семью и поезжай к месту новой службы. — Не хочу быть чиновником! — заупрямился Чжан Бао. — Оставьте меня при себе, господин юаньшуай! — Когда человек живет в мире, он должен думать, как возвыситься, — наставительно сказал Юэ Фэй. — Иначе его нельзя считать настоящим мужем! Поезжай, и нечего разговаривать! — Что ж, поеду! — вздохнул Чжан Бао, убедившись, что возражать бесполезно. — Но если не справлюсь с чиновничьими обязанностями, приеду к вам снова! — Старайся — и справишься! Чжан Бао низко поклонился военачальникам и вышел из шатра. Затем Юэ Фэй позвал своего второго телохранителя. — Что прикажете, господин юаньшуай? — откликнулся Ван Хэн и опустился на колени. — Хочу назначить тебя начальником гарнизона. Что ты скажешь? — Нет, нет и нет! — запротестовал Ван Хэн. — Я человек невежественный, командовать не умею. Лучше я буду служить вам! Звание можете жаловать, но только оставьте меня при себе! — Пусть будет по-твоему, — согласился Юэ Фэй. — Как у вас много преданных людей! — воскликнули восхищенные юаньшуаи. — Благодаря им вы и разгромили Учжу! В это время доложили, что из столицы прибыл посланец с новым императорским указом. На этот раз государь повелевал Юэ Фэю временно оставаться в Чжусяньчжэне, а остальным юаньшуаям — развести войска по своим округам. Через три дня юаньшуай Хань, Чжан и Лю простились с Юэ Фэем и выступили в путь. Ожидая в Чжусяньчжэне дальнейших государевых распоряжений, Юэ Фэй не терял времени даром и обучал войска. Одновременно воины пахали землю, чтобы запастись хлебом для похода на север. Скоро стало известно, что Цинь Гуй начал с чжурчжэнями переговоры о мире и снарядил послов в Цзинь. Поход пришлось отложить. Так прошла весна, наступило лето. Однажды Юэ Фэй сидел в шатре и читал книги по военному искусству, как вдруг ему доложили о прибытии императорского посланца. Юэ Фэй вышел принять указ. Посланец объявил, что, поскольку переговоры о мире окончились успешно, государь повелевает Юэ Фэю с войсками прибыть в столицу для получения наград. Юэ Фэй поблагодарил за милость и проводил посла. Возвратившись в лагерь, он сказал военачальникам: — Государь повелел мне прибыть в столицу, и я должен подчиниться указу. Но при дворе верховодят изменники, и я не могу поручиться, что эта поездка окончится для меня благополучно. Поэтому я решил оставить войско, поехать в столицу один и попытаться убедить государя в необходимости похода на север. Если государь не послушается, мне конец. Так что прошу вас, братья, будьте дружны, не жалейте сил ради государства, и когда настанет час, смело бейтесь с врагами. Если вы исполните мой наказ, я умру без сожаления! Военачальники заволновались. — Давайте посоветуемся, что предпринять. Зачем вы так спешите в столицу? — Выполняю повеление государя! — коротко ответил Юэ Фэй. Пока происходил этот разговор, чиновник доложил о прибытии нового гонца из столицы: Цинь Гуй от имени императора требовал, чтобы Юэ Фэй прибыл ко двору немедленно, иначе его опоздание будет рассматриваться как неповиновение государю. Едва отбыл этот посланец, как один за другим явились еще несколько, и все требовали, чтобы юаньшуай спешил в столицу. Юэ Фэй вызвал Ши Цюаня и Ню Гао. — Братья, временно возлагаю на вас командование войсками, — сказал он и протянул им печать юаньшуая. — Поддерживайте среди воинов порядок, какой я установил, не позволяйте грабить население! С Ван Хэном и еще четырьмя телохранителями Юэ Фэй отправился в путь. Военачальники и воины, стоя на коленях за воротами лагеря, прощались с юаньшуаем. Юэ Фэй успокаивал их, для всех у него нашлось ласковое слово. Все население Чжусяньчжэня, от мала до велика, вышло на дорогу. Люди воскуривали благовония и со слезами умоляли юаньшуая остаться. От воплей и стенаний содрогалась земля. Смахнув набежавшую слезу, Юэ Фэй обратился к народу: — Зачем вы так горюете? Меня вызывает государь, и я не смею нарушить его повеление. И потом я скоро вернусь, разгромлю чжурчжэней, и вы будете жить в мире и покое! Народ неохотно расступался, давая юаньшуаю дорогу. Военачальники провожали Юэ Фэя до первого селения. Наконец юаньшуай сказал провожающим: — Прощайте, мои верные полководцы! Возвращайтесь в лагерь! Военачальники со слезами на глазах простились с Юэ Фэем, подождали, пока юаньшуай не скрылся вдали, и опечаленные повернули назад. Кто-то из потомков написал об этом скорбные стихи: На юг помчались вражеские кони, Никто, казалось, их сдержать не мог. Чжурчжэнями Срединная равнина Растоптана была, разорена. Нашелся, к счастью, мудрый полководец, Что честно выполнял священный долг. Благодаренье воинам бесстрашным, Чьей грудью родина защищена! Свершалось много подвигов в сраженьях, Разбойники бежали — кто куда! Одерживались славные победы, Народ обрел защиту наконец! Когда б Цинь Гую Гао-цзун не верил, В империю бы не пришла беда, И угнанные в рабство государи Вернулись бы из плена во дворец! В другом стихотворении поэт проклинает Цинь Гун: Вступая тайно с Хамичи в союз, Цинь Гуй нарушил верности обет, Про сговор у восточного окна Никто не мог бы отгадать секрет. Путем бесчестных козней и интриг Решил героя ложно обвинить, — Цинь Гуя имя будет источать Зловоние десятки тысяч лет! А теперь вернемся к Юэ Фэю. По пути к столице он добрался до Гуачжоу и остановился на постоялом дворе. Хозяин сказал ему: — На Янцзы гуляет ветер, бушуют волны, да и время позднее. Заночуйте у меня, а завтра непогода утихнет, я приготовлю лодку и перевезу вас на тот берег. Юэ Фэй согласился. Хозяин подал ужин, и когда Юэ Фэй поел, проводил его в комнату отдыхать. Телохранители устроились на ночлег во флигеле. Занятый мыслями о будущем, Юэ Фэй долго ворочался на постели и никак не мог уснуть. Потом ему показалось, что перед глазами поплыл туман, голова закружилась. Юэ Фэй поднялся с постели и выглянул за дверь: перед ним раскинулось пустынное поле, озаренное бледным светом луны. Пошел он по полю и вдруг увидел перед собой двух огромных черных собак, которые сидели одна против другой и разговаривали. Рядом стояли два человека с обнаженными до плеч руками. «Странно! — подумал Юэ Фэй. — Не знал, что животные умеют говорить!» Вдруг над Янцзы пронесся ураганный смерч. Седые волны поднялись к самому небу. Из пучины вод вынырнуло чудовище, похожее на дракона, и бросилось на Юэ Фэя. Он испуганно вскрикнул и упал навзничь. — И тут он очнулся. Оказывается, это был всего лишь кошмарный сон. Прислушался. На сторожевой башне пробили третью стражу. «Да, странный сон! — подумал Юэ Фэй. — Помню, как-то юаньшуай Хань говорил, что в здешних горах Цзиньшань живет монах Дао-юэ, который хорошо предсказывает будущее. Почему бы мне завтра не съездить к нему? Пусть растолкует сновидение». На следующий день рано утром Юэ Фэй приказал Ван Хэну достать курильных свечей и жертвенных денег. Хозяин постоялого двора приготовил лодку. Юэ Фэй дал ему в награду два ляна серебра, вместе с Ван Хэном и телохранителями сел в лодку и отправился к горам Цзиньшань. Здесь он высадился на берег и вдвоем с Ван Хэном поднялся на гору, на вершине которой стояла кумирня. В кумирне он воскурил благовония, поклонился Будде и прочитал молитву. Вдруг из кельи настоятеля послышался голос, который отчетливо нараспев произнес: Море страданий — безбрежно, безбрежно, Море огромно — и нет ему края! Разве по сердцу владыке Востока[30 - Владыка Востока (Тай-и) — божество, воспетое великим поэтом древности Цюй Юанем («Девять элегий») как олицетворение мира и благоденствия.] Хаос морской, суета мирская? Может быть, лучше теперь оглянуться, Выйти на берег, покуда не поздно, Чтоб избежать рокового несчастья — Ветра и волн, беспощадных и грозных? Слушая, Юэ Фэй незаметно кивал головой: «Этот монах — настоящий праведник. Он уговаривает меня удалиться от мира. Но разве он понимает, что мысли мои заняты великим государственным делом? Разве могу я отказаться от осуществления мечты, которой посвятил всю жизнь?» Из кельи вышел послушник и обратился к Юэ Фэю: — Мой наставник просит вас войти, господин! Вслед за послушником Юэ Фэй прошел в келью монаха. Дао-юэ встал с циновки и приветствовал гостя. — Простите, что не вышел встречать вас за ворота! — извинился он. — Когда-то в Лицюане мы встречались с вами, учитель, и вы сказали, что мы встретимся снова через двадцать лет, — сказал Юэ Фэй. — И вот ваше предсказание сбылось! Мне вчера приснился странный сон — не знаю, к счастью он или к беде. Растолкуйте мне. — Если сон приснится человеку, которому обычно не снятся сны, то в этом, возможно, есть небесное знамение, — задумчиво произнес Дао-юэ. — Расскажите, что вам приснилось, юаньшуай. Юэ Фэй рассказал. — И вы не поняли? — удивился Дао-юэ. — Вспомните, как пишется иероглиф «тюрьма» — по бокам две «собаки», а между ними символический знак «человеческая речь»[31 - Сложные иероглифы состоят из нескольких элементов, каждый из которых может иметь самостоятельное значение. Так, иероглиф «тюрьма» состоит из трех элементов: с правой и с левой стороны иероглифа пишутся знаки «собака», а в середине «человеческая речь». Гадания основаны на расчленении иероглифа на элементы и истолковании каждого из них.]. Два человека с обнаженными руками — знак несчастья. Ураган и волны на реке и нападение чудовища — ясно говорят: тому, кто видит этот сон, грозит гибель от рук предателей. Теперь вы знаете, какая вас ждет судьба, юаньшуай! Будьте осторожны! Если вы поедете в столицу, вас бросят в тюрьму! — Я не щадил сил ради государства, ходил походами на юг и на север, совершил много подвигов, и за это государь пожаловал мне высокие титулы и звания! Кто же после этого осмелится бросить меня в тюрьму? — Вы слышали поговорку: «Когда дичь истреблена, лук становится ненужным»? Беды и несчастья легко уживаются рядом, а покой и радость не могут существовать вместе. Лучший способ сохранить жизнь — укрыться в лесу или пустыне! — Спасибо за наставления, учитель, вы указали мне прекрасный путь к спасению! Но, к сожалению, я не могу им воспользоваться. Я поклялся до конца служить родине, отвоевать захваченную врагами Срединную равнину, и ради этой цели готов умереть! Так что не уговаривайте меня, это бесполезно! А теперь позвольте проститься. Дао-юэ проводил Юэ Фэя до ворот и на прощание прочитал четверостишия: Волны бурлят, бурлят, У самого моря — беседка. Будь осторожен в шторм, Руль удерживай крепко. Будь осторожен в шторм, Есть средь попутчиков тот, Кто помышляет тебя Бросить в пучину вод. С низко опущенной головой Юэ Фэй молча вышел за ворота. Монах сказал ему вслед: — Вы непреклонны, как сталь, юаньшуай, и я не могу вас спасти. Но я прочту вам одну гату — постарайтесь запомнить ее и понять скрытый в ней смысл! — Попробую выполнить ваш наказ, учитель! — пообещал Юэ Фэй и остановился. Монах нараспев прочитал: Пока еще не настал Года последний день, Чтоб не заплакало небо — Надо предвидеть рок: Два небольших штриха Добавь к иероглифу «фэн» И догадайся — кто Смертельный яд приберег. Будет пустой апельсин Ядом тем начинен, Связанного никто Тогда уже не спасет. Остерегайся плыть В пучину ветра и волн! Крепче держись за руль, Пока еще время ждет… — Ничего не понимаю! — покачал головой Юэ Фэй, выслушав монаха. — Видно, я глуп. Объясните мне смысл вашей гаты. — В ней заключена небесная тайна, которую я не могу разглашать, — ответил монах. — Хорошенько запомните строки, а ответ на них скоро вам даст сама жизнь! Юэ Фэй попрощался с монахом и спустился с горы. Телохранители ждали его на берегу. Юэ Фэй сел в лодку, приказал отчаливать, а сам встал на носу. И вдруг над рекой пронесся смерч. Вздыбились волны, все вокруг заволокло густым туманом. Из реки вынырнуло чудовище, похожее не то на дракона без рогов, не то на рыбу без жабер, разверзло пасть величиною с таз и дохнуло на лодку ядовитым паром. Юэ Фэй мгновенно выхватил у Ван Хэна свое знаменитое лицюаньское копье и ударил чудовище. Здесь уместно привести такое изречение: В реку брошенную иглу Отыскать никому не дано. Утонувшему в море сокровищу Вечно быть на дне суждено! Если вы не знаете, что сталось с чудовищем, то прочтите следующую главу. Глава пятьдесят девятая Чжоу Сань-вэй возмущается несправедливостью и отказывается от должности. Чжан Бао навещает узников и погибает во имя справедливости Снял он чиновничью шапку[32 - Снять чиновничью шапку — означало уйти в отставку.] и скрылся в тени, Возненавидевший ложную славу и честь. Он презирал «облака усыпальниц»[33 - «Облака усыпальниц» — аллегорическое выражение, олицетворяющее беззаботную жизнь богатых сановников.], чины, Роскошь сановников и прихлебателей лесть. Каждою капелькой крови, что в жилах текла, В истину верил, отважных и сильных любя. Преданный долгу, о долге всю жизнь помышлял, Думал о всех, но забыл одного лишь — себя! Верным герой оставался всю жизнь, до конца, Клятве — бороться за родину и за народ. Им посвятил благородные думы свои, Слава о нем никогда, никогда не умрет! Сами судите: уж если Чжан Бао — и тот Ныне в верхах окрещен «нерадивым слугой», Право, подвергнуться участи точно такой Мог бы и в небе рожденный безгрешный святой! Итак, Юэ Фэй поднял свое знаменитое копье и ударил чудовище. Чудовище дунуло на героя, выхватило копье и скрылось в реке. Тотчас же утих ветер, улеглись волны. Юэ Фэй поднял лицо к небу и со вздохом промолвил: — Вот почему, оказывается, поднялась буря! Владыке вод понадобилось мое чудесное копье! Переправились через реку и высадились на берег у Цзинькоу. Когда садились на коней, Юэ Фэй предупредил провожатых: — Будьте осторожны, чтобы люди Хань Ши-чжуна нас не заметили. Если ему скажут, что мы здесь, он нас задержит! Он подхлестнул коня и поскакал вперед. Воины Хань Ши-чжуна все же заметили его и доложили полководцу. Тот послал телохранителей вдогонку, но Юэ Фэй был уже далеко. Через три дня Юэ Фэй добрался до Пинцзяна. В сопровождении двадцати стражников навстречу ему выехали Фын Чжун и Фын Сяо, чиновники из приказа Парчовых одежд[34 - Приказ Парчовых одежд — выполнял функции тайной полиции.]. — Вы, наверное, и есть юаньшуай Юэ Фэй? — спросил Фын Сяо. — Да, это юаньшуай Юэ Фэй! — ответил Ван Хэн, выезжая вперед. — А вы кто такие? Зачем вам понадобился юаньшуай? — Везем ему государев указ, — ответил Фын Чжун. Юэ Фэй соскочил с коня и, стоя на коленях, выслушал императорское повеление. «Мы пожаловали Юэ Фэю высокие титулы и звания, а он, вместо того чтобы отблагодарить нас за оказанные ему милости, самовольно прекратил войну с чжурчжэнями, перестал выдавать провиант воинам да еще наущает их грабить население. Посему повелеваем начальнику приказа Парчовых одежд взять Юэ Фэя под стражу и доставить в столицу». Юэ Фэй промолчал и лишь низко поклонился императорским посланцам. — Стойте! — закричал Ван Хэн. Его глаза от ярости стали совсем круглыми. — Я «догнавший коня» Ван Хэн! Вы за что хотите взять юаньшуая под стражу? Не за то ли, что он разгромил чжурчжэней под Чжусяньчжэнем? Посмейте только шевельнуться — узнаете, чего стоит моя дубинка! — И он покрутил дубинкой над головой. Не шуми, Ван Хэн, приказ государя надо уважать! — строго приказал слуге Юэ Фэй. — Ты видишь, что государь обвиняет меня в неверности? Я не вынесу такого позора! Лучше покончить с собой! Юэ Фэй выхватил меч и хотел вонзить себе в грудь, но телохранители бросились к нему и отняли оружие. Ван Хэн с рыданиями упал на колени перед юаньшуаем и воскликнул: — Господин, неужели вы позволите, чтобы они взяли вас под стражу? Фын Чжун поднял меч, чтобы зарубить Ван Хэна. Тот схватился за дубинку, но Юэ Фэй прикрикнул: — Не шевелись, Ван Хэн! Ван Хэн бросил дубинку, и меч Фын Чжуна опустился на его голову. Так погиб бесстрашный воин. О нем сложили такие стихи: Честный на службе, преданный долгу, Твердо державший меч, Ван Хэн — сердечный друг Юэ Фэя — Отважен был и умен. А ныне его голова удалая Скатилась с широких плеч, Но впишут люди имя Ван Хэна В список славных имен! Телохранители заслонили Юэ Фэя и взяли оружие на изготовку. Не в силах сдержать слезы, Юэ Фэй сказал Фын Чжуну: — Ван Хэн верно служил государю, но за такое неповиновение его и следовало наказать! Об одном прошу вас: прикажите похоронить его, чтобы кости воина не валялись под открытым небом! Фын Чжун приказал местным чиновникам похоронить Ван Хэна и передал им письмо Цинь Гуя, в котором первый министр приказывал немедленно закрыть переправу через реку. Юэ Фэя посадили в повозку для преступников, отвезли в Линьань и посадили в тюрьму при храме Правосудия. На следующий день от Цинь Гуя прибыл подложный императорский указ, предписывавший начальнику тюрьмы Чжоу Сань-вэю произвести допрос арестованного. Чжоу Сань-вэй приказал вывесить указ на видном месте в присутственном зале и привести заключенного. Когда Юэ Фэй увидел императорский указ, он торопливо опустился на колени: — Желаю государю здравствовать десять тысяч лет! — Затем обратился к Чжоу Сань-вэю: — Я провинился, господин! Допрашивайте меня, я ни в чем не буду таиться! Да пусть восторжествует правда и справедливость! Чжоу Сань-вэй приказал унести указ, занял судейское место и начал допрос. — Государь пожаловал тебе высокое звание, а ты, невзирая на милость, тебе оказанную, прекратил войну против чжурчжэней и учил воинов грабить население! Что ты можешь сказать в свое оправдание? — Здесь какая-то ошибка, господин! — почтительно ответил Юэ Фэй. — Я как раз готовился к походу на север, чтобы окончательно разгромить чжурчжэней, но государь повелел мне вернуться в Чжусяньчжэнь. Это могут подтвердить юаньшуай Хань Ши-чжун, Чжан Синь и Лю Ци. — Хорошо, верю тебе, — сказал Чжоу Сань-вэй. — Но тебя обвиняют в том, что ты недодавал воинам провиант! Что скажешь на это? — Я всю жизнь заботился о воинах, как о родных детях! Если кто-то чего-то недополучил, пусть сам скажет! — Как раз твой подчиненный Ван Цзюнь и утверждает, что ты приказал ему недодавать провиант воинам! — В Чжусяньчжэне было тринадцать больших лагерей, и в них несколько сотен тысяч воинов. Если их обижали, то почему жалуется один Ван Цзюнь? Прошу вас, разберитесь в этом, господин! Чжоу Сань-вэй задумался: «Все ясно! Цинь Гуй поручил мне этот допрос, чтобы моими руками погубить Юэ Фэя! Но я исполнитель закона, и не могу допустить, чтобы наказали невиновного!» И он сказал Юэ Фэю: — Останешься пока в тюрьме. Я доложу государю. Пусть он сам решает, что с тобой делать. Юэ Фэй поблагодарил, и тюремные стражи снова отвели его в темницу. С тяжелым сердцем Чжоу Сань-вэй удалился в жилые покои, обратил лицо к небу и со вздохом промолвил: «Лучше совсем исчезнуть, чем принимать на себя позор! Юэ Фэй — герой, а предатели хотят сжить его со свету! Я всего-навсего мелкий чиновник, не могу спасти Юэ Фэя и не в силах бороться с предателями. Если герой погибнет по моей вине, потомки тысячу лет будут меня проклинать!… А если ослушаюсь, то предатели и меня уничтожат! Нет, лучше бросить должность, позабыть о славе и уйти подальше от всех бед!» Он оставил в ямыне печать, чиновничий пояс и ночью с несколькими близкими уехал из города в неизвестном направлении. Со слезами снял халат дворцовый[35 - То есть ушел в отставку.], Отложил холодную печать. Можно ли судье, забыв о «дао»[36 - Дао — высшая истина и справедливость. Понятие «дао» лежит в основе древней китайской религии — даосизма.], Праведного мужа обличать? Фениксы-луань узор священный Не решились бы предать мечу! Лучше птицей, вылетев из клетки, Над землею в небесах летать! На следующее утро служители ямыня обнаружили исчезновение начальника и доложили первому министру. Разъяренный Цинь Гуй хотел их наказать, но потом понял, что эти люди ни в чем не виновны, и приказал их отпустить. Во все округа и уезды были разосланы приказы: при первом появлении Чжоу Сань-вэя схватить его и доставить в столицу. Немного успокоившись, Цинь Гуй стал размышлять о случившемся и скоро понял, чем был недоволен бывший начальник тюрьмы. — Позовите ко мне Вань Сы-во и Ло Жу-цзи, — сказал он слугам. — Хочу с ними поговорить. Надо сказать, что Вань Сы-во был главным судьей округа Ханчжоу, а Ло Жу-цзи — начальником уезда. Оба они были преданны Цинь Гую, как дворовые псы, и поэтому явились по первому его зову. Цинь Гуй любезно пригласил их сесть и сказал: — Слушайте, для чего я вас вызвал: вчера после первого допроса Юэ Фэя сбежал Чжоу Сань-вэй, и я решил назначить вас двоих на его должность. Сделайте все, чтобы Юэ Фэй признал себя виноватым! Если вам это удастся и его казнят, вы получите повышение и награды! — Слушаемся, господин! — воскликнули оба. — Сделаем все, как вы приказываете! На следующий день Цинь Гуй назначил Вань Сы-во начальником храма Правосудия, a Ло Шу-цзи — его помощником. Честные сановники при дворе видели беззаконие, но никто не посмел поднять голос в защиту справедливости. Прошел еще один день. Юэ Фэя опять вызвали на допрос. Войдя в присутственный зал, Юэ Фэй спросил стражников: — А где господин Чжоу? — Он отказался вести ваше дело и покинул должность, — ответили ему. — На их место первый министр Цинь назначил господ Вань Сы-во и Ло Жу-цзи. Они и будут вас допрашивать. «Конец! — в отчаянии подумал Юэ Фэй. — Надо было в свое время казнить предателей! Погубят они меня!» Вань Сы-во высокомерно посмотрел на Юэ Фэя: — Ну, изменник, что скажешь? Государь повелел мне допрашивать тебя — почему не становишься на колени? — Меня нечего допрашивать — я ни в чем не виновен перед государем! — отвечал Юэ Фэй. — На тебя жалуется твой бывший подчиненный Ван Цзюнь! — оборвал его Ло Жу-цзи. — Он вовремя доставлял тебе провиант, а ты говорил воинам, будто продовольствия нет, — подхватил Вань Сы-во. — Если бы не было провианта, чем бы я кормил армию? — возразил Юэ Фэй. — Хорошо, пусть провиант был, — рассердился Вань Сы-во. — Но ты все равно преступник — становись на колени! — Это мне, юаньшуаю, становиться перед тобой на колени? — возмутился Юэ Фэй. — Нечего с ним разговаривать! — крикнул Ло Жу-цзи. — Подать сюда государев указ! Принесли императорский указ, и Юэ Фэю волей-неволей пришлось опуститься на колени. А два злодея, самодовольно ухмыляясь, начали допрос: — Отвечай, Юэ Фэй, почему ты прекратил войну и вступил в сговор с чжурчжэнями? — Нет! Прежде позовите Ван Цзюня, и пусть он сам объяснит, как это я не давал воинам провиант! — запротестовал Юэ Фэй. — Ван Цзюнь умер. К тому же это обвинение не главное! Ты лучше отвечай на второй вопрос! Юэ Фэй не стерпел: — Вы можете обвинять меня в чем угодно, но только не в измене! — Значит, не признаешься?! Дать ему сорок палок! Приказание было тут же выполнено, но Юэ Фэй молчал. — Злодеи приказали выкручивать ему пальцы, вырывать волосы — Юэ Фэй только стонал и взывал к небу. Наконец злодеи утомились, велели отвести Юэ Фэя в темницу и объявили, что допрос будет продолжен завтра. Удалившись во внутренние комнаты, Вань Сы-во и Ло Жу-цзи долго ломали головы над тем, как заставить Юэ Фэя заговорить, пока не придумали новый способ пытки: «надевание мешка и сдирание кожи». За ночь подручные приготовили все необходимое, и утром заключенного снова привели на допрос. — Юэ Фэй! — грозным голосом крикнул Вань Сы-во. — Если не хочешь, чтоб тебя пытали, говори — почему ты замышлял мятеж? — Никакого мятежа я не замышлял, а думал только о том, как отвоевать у врагов Срединную равнину! — ответил Юэ Фэй. — Вместе с юаньшуаями Ханем, Чжаном и Лю я разгромил под Чжусяньчжэнем огромную армию чжурчжэней. Если бы мне дали возможность, я бы сразу двинулся на Хуанлунфу и освободил из неволи старых императоров. Но мне вместо этого велели вернуться в Чжусяньчжэнь и ждать. В чем же вы усмотрели самовольство? Призываю в свидетели Небо — я от начала и до конца был честен! — Начинайте! — приказал Вань Сы-во подручным. Юэ Фэя схватили и еще раз жестоко избили. Не выдержав пыток, несчастный в отчаянии вскричал: — Хотите моего признания, дайте бумагу! Я напишу повинную! Обрадованные злодеи распорядились подать ему бумагу и письменные принадлежности. И Юэ Фэй написал: «Я, командующий великой армией сунского государя, заявляю: Я родился в Хэбэе и вырос в Танъине. В детстве учился грамоте, подрос — военному делу. Это было в те времена, когда бесчестные изменники, объявившиеся при дворе, замышляли погубить сунское государство. То, что создавалось три тысячи лет, рухнуло в один день. Чжурчжэни увели государей в северные земли, и народ был брошен на произвол судьбы. Люди, стиснув зубы от гнева, терпели власть самозванных правителей. Но Небо не дало погибнуть династии Сун — новый государь вступил на трон в Цзиньлине. И тогда я получил высочайшее повеление начать войну с чжурчжэнями. На сломанной стреле я поклялся в верности государю. Воевал на востоке и на юге и всюду одерживал победы. Моим заветным желанием было взять Хуанлунфу, освободить императоров из плена и отвоевать захваченную врагом Срединную равнину. Прежде то и дело вспыхивали восстания, по всей империи свирепствовали бунтовщики. Самым грозным для государства мятежником был Ци Фан — я его усмирил. В горах Тайхан разбойничал Вань Шань — я его уничтожил. Гибель предателя Лю Юя — тоже моя заслуга. Я привлек на свою сторону Ян Ху и Хэ Юань-цина, заставил покориться Цао Чэна и Ян Цзай-сина, разгромил Ян Яо на озере Дунтинху и одержал победу в Хуантяньдане. После битвы у горы Нютоушань трупы врагов громоздились горами. Едва северные варвары узнавали, что мое войско идет в наступление, как они обращались в паническое бегство; при виде моих знамен разбойники трепетали от страха. При Чжусяньчжэне я разгромил несметные полчища чжурчжэней и хотел наступать, но государь повелел мне прекратить войну и прибыть в столицу. Предатели, пробравшиеся к власти, задумали меня погубить. Им не нравилась моя честность и преданность государю, они коварно обвинили меня в мятеже и бросили в тюрьму. Но, несмотря на избиения и пытки, я не ропщу на государя: не он приказал меня истязать! Мне не миновать смерти, но судьи в царстве Янь-вана знают, что я всегда был предан родине и никогда не помышлял бунтовать. Небо справедливо и нелицеприятно, оно покарает изменников и восстановит правду. Владыка подземного царства тоже всевидящ — он накажет моих тюремщиков. Все, что написано мною, истинная правда. Пусть меня казнят самой лютой казнью, если я хоть что-нибудь солгал». Прочитав бумагу, Вань Сы-во и Ло Жу-цзи позеленели от злости. Они приказали сорвать с Юэ Фэя одежду, обмазать его тело рыбьим клеем и обмотать мешковиной. Когда клей высох, они продолжали допрос. — Так ты сознаешься, Юэ Фэй? — Мне не в чем сознаваться! Я знаю, вы мстите мне за те сорок палок, которые получили в наказание, когда опоздали с доставкой провианта! Вы хотите свести меня в могилу. Но погодите — я умру, стану духом и покараю вас, злодеев! — Тебе осталось жить считанные минуты, а ты еще смеешь грозить! — разозлились злодеи и крикнули подручным: — Начинайте. Палачи навалились на Юэ Фэя и начали срывать с него приклеенную мешковину вместе с кожей и мясом. Юэ Фэй вскрикнул от боли и лишился чувств. Его окатили холодной водой, и когда к нему вернулось сознание, Вань Сы-во опять пригрозил: — Сознавайся! Иначе прикажу повторить пытку! — Хватит! — воскликнул Юэ Фэй. — Мне все равно конец! Но попомните — Юэ Юнь и Чжан Сян не позволят опорочить мое честное имя! Как только злодеи услышали эти имена, их прошиб холодный пот. Они велели прислужникам запереть дверь, рассыпались перед Юэ Фэем в любезностях, пригласили сесть: — Из вашего объяснения мы поняли, как велики ваши заслуги перед государством. Мы б с удовольствием поручились за вас, но министр Цинь Гуй не пропустит нас к государю. Вы только что упомянули о Юэ Юне и приемном сыне Чжан Сяне. Может быть, вы напишете им письмо? Пусть они сами приедут и подадут прошение государю, чтобы вас освободили. — Я согласен, — сказал Юэ Фэй. — Тогда если государь меня и не простит, мы умрем вместе, и они прославятся, как преданные и почтительные сыновья! Юэ Фэй написал письмо и передал Вань Сы-во. Тот приказал отвести заключенного обратно в тюрьму. Письмо мерзавцы передали Цинь Гую. Тот прочитал его и пришел в неистовство: — Вот упрямый! Надо было забить его до смерти! — Мы так и хотели сделать! — оправдывались Вань Сы-во и Ло Жу-цзи. — Но он стал грозить, что за него отомстят Юэ Юнь и Чжан Сянь. Вот мы и решили попросить ваших указаний. — Да, вы, пожалуй, правы! — поразмыслив, сказал Цинь Гуй. Удалившись в библиотеку, он, подражая почерку Юэ Фэя, написал другое письмо: «Я получил указ прибыть в Линьань на прием к государю. Государь доволен моими заслугами, щедро меня наградил. Вам велено немедленно прибыть в столицу, чтобы лично принять указ о повышении вас в должности». Это письмо Цинь Гуй со своим доверенным человеком Сюй Нином отправил в Танъинь, а Вань Сы-во и Ло Жу-цзи поручил приготовить десять камер для новых узников. Изменнику хотелось одним ударом покончить сразу со всеми противниками! В это время в Линьани жили два богача, ученые и начитанные люди. Одного звали Ван Нэн, другого — Ли Чжи. Они знали, что Юэ Фэя обвинили несправедливо, и внесли за него залог. Получив от них деньги, тюремщики ухаживали за Юэ Фэем, промывали его раны и смазывали их целебными мазями. А сейчас расскажем о Чжан Бао, начальнике гарнизона, который уже почти год живет в Хаоляне с женой, урожденной Хун, и сыном Чжан Ином. Однажды ему доложили: — Юаньшуай Юэ Фэй устроил военные поселения в Чжусяньчжэне, а государь вдруг отозвал его в столицу! Чжан Бао забеспокоился и сказал жене: — Что-то меня знобит в последние дни! И вообще на этой должности я нехорошо себя чувствую. Давай вернемся в Танъинь и будем жить в доме юаньшуая! Поедешь со мной? — Ты сам понимаешь, когда у тебя не было должности, нам жилось легко, а теперь — хлопот по горло. Не надо мне никакой славы — едем! Чжан Бао тут же собрался в путь, повесил в присутственном зале чиновничью печать и выехал в Танъинь в сопровождении нескольких телохранителей. В деревне Юнхэ остановились на отдых. Юэ Ань доложил о прибытии Чжан Бао госпоже Юэ, и та распорядилась просить его. Чжан Бао вошел вместе с женой и сыном, поклонился госпоже Юэ и ее невестке госпоже Гун и рассказал, что привело его в Танъинь. — Очень хорошо, что вы здесь! — сказала госпожа. — Месяц тому назад мне сообщили, что государь вызвал моего мужа в столицу, и вот совсем недавно от него пришло письмо: он приказал Юэ Юню и Чжан Сяну приехать в Линьань. Зачем — не объяснил! Я очень беспокоюсь, ночами не сплю! Прошу вас, отправляйтесь в столицу, узнайте, что там случилось. — Я это сделал бы и без вашего приказа, госпожа, — твердо сказал Чжан Бао и, обратившись к жене, добавил: — Ты останешься здесь и будешь прислуживать госпоже! Я должен разузнать, что случилось с господином юаньшуаем! На прощание жена Юэ Фэя устроила угощение, а на следующий день проводила Чжан Бао в путь. Шел он не торопясь, на ночь останавливался на постоялом дворе. Наконец добрался до великой реки Чанцзян. Широко разлилась река. Долго ходил Чжан Бао вдоль берега. Начинало темнеть. На реке не было видно ни одной лодки и ни одного постоялого двора на берегу. Чжан Бао стал оглядываться по сторонам и вдруг заметил человека с чайником в одной руке и с корзиной — в другой, который направлялся к зарослям камыша. Чжан Бао последовал за ним и скоро увидел лодку. Человек прыгнул в нее и скрылся в каюте. Чжан Бао его окликнул: — Перевези меня, братец! Министр Цинь Гуй запретил переправу! — ответил человек. — Так что не проси! — У меня важное дело! — не отставал Чжан Бао. — Перевези, и я вовек не забуду твою доброту! — Хорошо, садись в лодку, но перевезу тебя не раньше полуночи! И не шуми, если что случится! — Все выполню! — пообещал Чжан Бао. Он забрался в лодку и положил к ногам узел. — Ты, наверное, не ужинал? — спросил лодочник. — Я купил в деревне чайник вина и немного мяса. Давай поедим и немного вздремнем, а к полуночи тронемся. — Спасибо, я не прочь закусить, — охотно согласился Чжан Бао. Лодочник налил вина, положил в чашку закуски для себя и для Чжан Бао. Тот выпил и крякнул от удовольствия: — Замечательное вино! Лодочник подлил еще. Чжан Бао устал с дороги и после нескольких чашек вина почувствовал, что опьянел. — Послушай, брат, больше я пить не буду, — сказал он. — Как только будем на берегу, я тебе за все заплачу. Лодочник убрал остатки ужина в каюту, а Чжан Бао прислонился спиной к узлу и заснул. Когда совсем стемнело, лодочник отвязал лодку и осторожно выплыл на середину реки. Затем связал спящего Чжан Бао по рукам и ногам и крикнул в самое ухо: — Эй, дурень, проснись! Чжан Бао очнулся и почувствовал, что связан. Попробовал пошевелиться — невозможно. — О горе мне! Видно, пришла моя смерть! — вскричал он. — Так и не узнаю я ничего о юаньшуае! Лодочник с удивлением посмотрел на него: — Говори, кто ты такой на самом деле? — Я — подчиненный юаньшуая Юэ Фэя, «обогнавший коня» Чжан Бао! Юаньшуай давно уже уехал в столицу, и от него нет вестей. Я отправился разузнать, что с ним, да попал к тебе в лапы, убийца! — Прости меня, брат, за грубость! — воскликнул лодочник. — Я не знал, что ты подчиненный юаньшуая. Он поспешно развязал веревки и еще раз извинился. — Так ты, оказывается, честный молодец, — обрадовался Чжан Бао. — Как тебя звать? — Оуян Цун-шань. Слушай, друг: при сунском дворе засели изменники. Они губят честных и преданных государю людей, и я решил — не надо мне ни почестей, ни славы, лучше жить в свое удовольствие, чем быть пособником подлецов или погибнуть от их рук! Вот я и стал промышлять контрабандной торговлей. И вашему юаньшуаю надо бы уйти на покой. Какое ему дело до государства? Мне говорили, что он переправился через реку, и когда подъезжал к Пинцзяну, его схватили. И еще слышал, будто императорские стражники зарубили какого-то Ван Хэна, по прозвищу «догнавший коня». С этого дня переправу закрыли — даже торговцев не пропускают. Поэтому-то и нет никаких вестей из столицы. Чжан Бао громко заплакал. — Да ты не плачь, брат! — утешал его Оуян Цун-шань. — Отправляйся в столицу, я тебя перевезу. Только будь осторожен в дороге и не затевай никаких ссор. Он причалил к берегу в уединенном месте и сказал Чжан Бао: — Ну, прощай! Дальше провожать не могу. Чжан Бао поблагодарил его и сошел на берег. До утра он сидел в лесу, а на рассвете вышел на дорогу, ведущую в Линьань. От прохожих не удалось узнать ничего нового. Наконец Чжан Бао добрался до Линьани и заночевал на постоялом дворе. Едва забрезжило, как он отправился в город и снова стал расспрашивать встречных, не знают ли они чего-либо о Юэ Фэе. Никто ему не отвечал — люди боялись навлечь на себя беду. Так прошло несколько дней. Однажды ранним утром Чжан Бао проходил мимо ворот полуразрушенного храма и услышал внутри голоса. Заглянул в щелку и увидел двух нищих, которые лежали на циновках и разговаривали. — Да, плохо сейчас приходится честным чиновникам! — говорил один. — Куда спокойнее жить милостыней. Какую высокую должность занимал Юэ Фэй, а что с ним сделали?! — Молчи! — оборвал другой. — Услышит кто, и нам конец! Ударом ноги Чжан Бао выбил ворота. Испуганные нищие вскочили на ноги. — Не бойтесь, я слуга юаньшуая Юэ Фэя, — успокоил их Чжан Бао. — Расскажите мне, что вы о нем знаете? Нищие дрожали от страха и, заикаясь, повторяли: — Мы… мы… мы… люди маленькие… Ничего… ничего не знаем!… Чжан Бао схватил одного нищего рукой за шиворот и пригрозил: — Говори! Не скажешь — убью! — Не гневайтесь, господин! — взмолился несчастный. — Я все расскажу! Чжан Бао отпустил нищего, и тот сказал своему товарищу: — Старший брат, постой за воротами! Если кто придет, кашляни… Второй нищий вышел из храма и прикрыл ворота, а первый стал рассказывать: — Цинь Гуй оклеветал Юэ Фэя и хочет его погубить. Мало того, он обманом вызвал в столицу Юэ Юня и Чжан Сяна и бросил обоих в тюрьму при храме Правосудия. Что сейчас с ними — никто не знает. За упоминание одного лишь имени юаньшуая приспешники Цинь Гуя волокут на площадь и рубят голову! Вы уж не говорите никому, что я вам рассказал! Ошеломленный Чжан Бао не мог вымолвить ни слова. Потом вытащил слиток серебра, отдал нищему и покинул храм. Вернувшись на постоялый двор, он забрал оставленные в узле деньги, купил на них старую обтрепанную одежду, вина и закусок. Затем, уложив угощение в корзину, переоделся в лохмотья и отправился к воротам тюрьмы. — Господин, я хотел вам кое-что сказать! — тихо обратился он к тюремному стражнику. — Чего тебе? — Подойдите ближе. Стражник шагнул к решетке, и Чжан Бао шепнул ему: — Тут у вас есть Юэ Фэй. Он мой бывший хозяин, весь век меня кормил, и я в благодарность за это принес ему немного вина и закусок. А это вам от меня, — Чжан Бао протянул тюремщику слиток серебра весом ляна в четыре. Тюремщик сперва презрительно усмехнулся — уж слишком ничтожным показалось ему подношение! — но потом подумал: «Господа Ван и Ли наказывали, что если придет кто из родных Юэ Фэя, быть к ним внимательным». И он сказал: — Юэ Фэй — враг министра Цинь Гуя, и тот постоянно присылает своих людей справляться о нем. Я вас впущу, но не разговаривайте громко и не шумите — иначе мне несдобровать! — Само собой разумеется. Тюремщик отпер ворота и впустил Чжан Бао. Едва переступив порог, Чжан Бао обернулся к тюремщику и грозно сказал: — Ну-ка, взгляни! Знаешь, кто я такой? Тюремщик посмотрел на Чжан Бао: только что за воротами стоял жалкий сгорбленный оборванец, а сейчас он превратился в могучего богатыря. — Не губите меня! — вскричал испуганный тюремщик. Не бойся! Я — Чжан Бао «обогнавший коня»! По милости юаньшуая был назначен начальником гарнизона в Хаолян. Тюремщик упал на колени: — Пощадите! Я ни в чем не виноват! — Зачем мне тебя убивать? Скажи только, где мой господин. — Он в камере, на дверях которой написан иероглиф «чжан». Молодые господа тоже с ним. — Хорошо, проводи меня к нему. Тюремщик поднялся с колен, с подозрением покосился на корзину Чжан Бао и промолвил: — Господин, эти вино и закуски… — Не беспокойся! Мы — люди честные, худого тебе не сделаем. Когда тюремщик ввел Чжан Бао в камеру, Юэ Фэй, одетый в одежду простолюдина, беседовал с тюремным смотрителем Ни Ванем. Юэ Юнь и Чжан Сян, закованные в цепи по рукам и ногам, сидели на полу. Чжан Бао опустился перед Юэ Фэем на колени и с болью в голосе воскликнул: — Господин юаньшуай! За что же вас так? — Как ты сюда попал? — строго спросил Юэ Фэй. — Почему не в Хаоляне? — Не захотел больше служить, покинул должность и вернулся в Танъинь! Не знал, что и ваши сыновья здесь! — Не захотел быть чиновником, так и жил бы в деревне! Зачем сюда явился? — Прежде всего, поклониться вам, и потом — попросить вас уйти отсюда. — Чжан Бао! — укоризненно покачал головой Юэ Фэй. — Ты много лет служил мне, неужели не знаешь моего характера? Хочешь, чтобы я отсюда ушел, — давай государево разрешение. Если же ты пришел меня навестить и принес угощение, я его приму, чтобы тебя не огорчить. Давай корзину и уходи — не губи доброго господина Ни! Чжан Бао поднес вино и закуски. Юэ Фэй выпил кубок вина и сделал Чжан Бао знак удалиться, но тот заговорил с Юэ Юнем и Чжан Сяном: — Молодые господа, неужели и вы не хотите уйти отсюда? — Подданные обязаны почитать государя, сыновья — родителей! Не хочет уходить батюшка — не уйдем и мы! — Простите за необдуманные слова! — извинился Чжан Бао. — Позвольте и вам поднести по кубку в знак уважения. — С удовольствием принимаем. Тюремный смотритель и стражник, наблюдая за этой сценой, растроганно вздыхали. — А теперь уходи! — строго приказал Юэ Фэй. — Мне надо еще кое-что вам сказать, господин юаньшуай. — Чжан Бао снова опустился на колени. — Вы оказывали мне много милостей, назначили на высокую должность, а у меня нет возможности служить вам до конца. Пусть я человек невежественный, но все-таки ничем не хуже Ван Хэна! Я не могу смотреть, как вас обижают! Лучше я первый отправлюсь в загробный мир и буду вас там ждать, чтобы служить, как прежде! Чжан Бао порывисто встал и из всех сил ударился головой о каменную стену. Череп раскололся от удара, и верный слуга рухнул на пол бездыханным. О преданности Чжан Бао потомки сложили такие стихи: Бровью не дрогнув, скончался он, Один из самых верных друзей. Долгом освящена эта смерть, Как облако солнцем в сиянии дня. В царстве подземном встретится вновь С верными воинами Юэ Фэй — С Чжан Бао, что был «позади коня», С Ван Хэном, что был «впереди коня». Тюремный смотритель растерялся. Юэ Юнь и Чжан Сян горько рыдали. И только один Юэ Фэй рассмеялся: — Хорош, хорош Чжан Бао! — Бедняга спешил к вам издалека, не мог смотреть, как обижают его господина, и покончил с собой! — сказал смотритель Ни Вань. — Если вам его не жаль, это ваше дело. Но как можно смеяться над благородным поступком человека? Он ведь исполнил долг! — Вот именно! Примеры преданности, сыновней почтительности и честности вы видели, не хватало только долга! Теперь Чжан Бао показал, что значит быть верным долгу! — вздохнул Юэ Фэй и тоже зарыдал. Потом вытер слезы и сказал тюремному смотрителю: — Надеюсь, вы прикажете убрать умершего и похоронить его как следует! — Об этом вы могли бы и не напоминать, господин юаньшуай, — ответил Ни Вань и послал человека за Ван Нэном и Ли Чжи. К вечеру те принесли гроб, положили в него Чжан Бао, крышку заколотили гвоздями, и на ней написали: «Гроб с телом господина Чжан Бао, начальника гарнизона в Хаоляне». Затем верные люди вынесли гроб из города и погребли в ракушечном холме на берегу озера Сиху. Так окончил жизнь Чжан Бао, много лет служивший Юэ Фэю. Он совершил много подвигов, мог бы стать богатым и знатным, но не захотел этого и предпочел остаться до конца верным долгу! В тысячах форм воплощаются Три жизненных эликсира[37 - Три жизненных эликсира — сила добра, сила зла и власть самозабвения.]. Перерождение свойственно Тысячам жизней мира![38 - Согласно буддизму, все существа после смерти в зависимости от совершенных благодеяний и грехов вновь возвращаются на землю в облике иных существ — людей или животных.] Если вы не знаете о дальнейших событиях, то прочтите следующую главу. Глава шестидесятая У восточного окна муж с женой составляют коварный план. В дворцовой беседке отец и сыновья кончают земную жизнь Несправедливо сановник Цинь Гуй Казни предал Юэ Фэя. Светлое солнце династии Сун Блекнет от скорбной молвы. Там, в преисподней, поныне гремят Цепи на теле злодея, Тысячу калп[39 - Калпа — мировой период в буддизме, который, согласно этой религии, продолжается 8640 тысяч лет.] не осмелится он Даже поднять головы. Расскажем теперь о том, как в один прекрасный день сунский император Гао-цзун, нарядившись купцом, вдвоем с Цинь Гуем отправился в город. Прогуливаясь по улицам, они случайно попали в монастырь Стоны дракона. У ворот толпились люди. Гао-цзун и Цинь Гуй заинтересовались, что там происходит, протолкались вперед и увидели гадателя, восседавшего на подмостках. Перед ним лежала доска с надписью: «Учитель Се Ши из Чэнду угадывает судьбу по иероглифам». Гао-цзун посмотрел, как он гадает, и его предсказания показались императору не лишенными смысла. — Учитель, погадайте мне, — попросил Гао-цзун, выступая вперед. — Напишите какой-нибудь иероглиф, — предложил гадатель. Гао-цзун, не задумываясь, написал иероглиф «чунь» — «весна» и подал гадателю. — Замечательный иероглиф! — одобрительно сказал тот. — Даже поговорка есть: «Весна — голова всему году». К тому же у каждого живого существа есть своя весна, которая охватывает все четыре времени года. Так что позвольте спросить, о чем именно вы хотите гадать? — Я хотел бы знать, что меня ждет в будущем, — сказал Гао-цзун. — О, об этом и спрашивать нечего! — воскликнул Се Ши. — Будете так богаты и знатны, что и сказать страшно! Только одно не совсем хорошо: верхняя часть иероглифа «чунь» такая же, что и у иероглифа «цинь», и она затмевает иероглиф «жи» — «солнце», который пишется в нижней части знака «чунь». Так что, если есть возле вас человек по фамилии «Цинь», не доверяйте ему, не то он вас погубит! Запомните это хорошенько! Гао-цзун дал гадателю слиток серебра, отошел в сторонку и тихо сказал Цинь Гую: — Попробуйте погадать вы. Цинь Гую волей-неволей пришлось написать иероглиф и подать гадателю. Тот посмотрел на иероглиф, потом на Цинь Гуя и спросил: — Что вы хотите узнать, господин? — Хочу узнать, что будет со мною в будущем. — Та-ак! Вы написали иероглиф «ю» — «тихий». От него веет спокойствием, как от горы Тайшань. Но это спокойствие кажущееся. Видите: ваш иероглиф состоит из трех элементов — «шань» — «гора», и два «сы» — «нити». Нити означают, что пока «два дракона находятся в путах, ваше положение прочно, как гора». Но если они вырвутся из пут, вас ждет несчастье. Так что вам следовало бы заранее позаботиться о своей безопасности. — Спасибо за наставление, — поблагодарил Цинь Гуй и тоже дал гадателю слиток серебра. Когда Гао-цзун с Цинь Гуем удалились, один человек из толпы, опознавший императора и его первого министра, сказал гадателю: — Эх ты, ясновидец! Гадаешь ты ловко: другим пред сказываешь беды, а что над твоей головой нависла беда — не видишь! Знаешь, кому ты сейчас гадал? Самому императору и его первому министру Цинь Гую! Наговорил им такого, что теперь берегись — не пощадят тебя! Люди в толпе забеспокоились: — Давайте расходиться! А то как бы и нам не угодить в сеть! Перепуганный Се Ши тоже покинул подмостки и пустился наутек. Между тем Цинь Гуй проводил Гао-цзуна во дворец, вернулся домой и велел слугам схватить гадателя. Слуги побежали к монастырю, но гадатель бесследно исчез. Четыре дня искали его, но так и вернулись ни с чем. Прошло почти два месяца с тех пор, как по приказанию Цинь Гуя злодеи Вань Сы-во и Ло Жу-цзи подвергли пыткам Юэ Фэя и его сыновей, но до сих пор так и не удалось заставить их признаться в измене государю. Наступил канун Нового года. Вечером двадцать девятого числа Цинь Гуй с женой сидел у восточного окна и пил вино, как вдруг к ним подошел слуга и подал письмо. Цинь Гуй вскрыл конверт — в нем оказалось не письмо, а листок, который распространял в народе некий смельчак по имени Ли Юнь-шэн. В нем говорилось о том, что Юэ Фэй и его сыновья несправедливо обижены и что народу надо подать общее прошение государю об освобождении невинных. Листок прислал Сюй Нин, доверенный человек Цинь Гуя. Первый министр нахмурился. — Что у вас за письмо? — спросила жена. — И почему вы расстроились? Цинь Гуй протянул ей листок: — Я подделал государев указ, чтобы бросить Юэ Фэя в темницу. Вань Сы-во и Ло Жу-цзи пытали его, но он так и не признался в том, что замышлял мятеж. В народе поговаривают, будто он несправедливо обижен, и хотят подать жалобу государю. Если слухи дойдут до дворца, дело кончится плохо! Но и отпустить Юэ Фэя нельзя, этим я нарушил бы приказ Учжу. Вот что меня заботит. Госпожа Ван прочитала листок, взяла из очага погасший уголек и написала на золе: «Связать тигра легко, а заставить служить — трудно». Цинь Гуй кивнул головой. — Верные слова, — сказал он и стер написанное. — Господин, Вань Сы-во прислал вам апельсины, — доложил слуга. — Вы знаете, на что можно употребить эти апельсины? — спросила Цинь Гуя жена, когда он принял подарок. — Как на что? На закуску к вину! — ответил Цинь Гуй. — Пусть служанки нарежут их дольками и подадут к столу. — Не стоит без толку портить чудесные плоды, — возразила жена. — Ведь это палачи, которые должны разделаться с Юэ Фэем! — Апельсины есть апельсины. При чем тут палачи? — не понял Цинь Гуй. — А вот при чем: напишите приказ о казни Юэ Фэя и положите его внутрь апельсина, из которого вынута мякоть. Потом отошлите этот апельсин смотрителю тюрьмы, и пусть он покончит с Юэ Фэем и его сыновьями в Беседке ветра и волн. Цинь Гуй послушался жену и отослал приказ в пустом апельсине. Правильно говорится: И связанный опасен тигр, Пока он жив и полон сил. Но выход женщина нашла — Героя участь решена! Смертельным ядом начинен Коварный желтый апельсин, Остался в тайне разговор Вблизи восточного окна. А теперь расскажем о Юэ Фэе. В последнее время ему не позволяли видеться с сыном. Юэ Юня и Чжан Сяна теперь держали в отдельной камере. В канун Нового года тюремный смотритель Ни Вань отнес арестованным вина и закусок. — Вы тоже можете принести жертвы, — сказал он Юэ Фэю, расставляя на столе угощения. — Очень обязан вам за вашу заботу, — поблагодарил Юэ Фэй и присел к столу. Указав на почетное место, он сказал Ни Ваню: — Садитесь и вы, мой благодетель. — Да разве я посмею! — воскликнул смущенный смотритель. — Садитесь, зачем скромничать! — настаивал Юэ Фэй. Однако Ни Вань решительно отказался занять почетное место и сел в сторонке. Выпили вина, и Юэ Фэй сказал: — Не стесняйтесь, благодетель, чувствуйте себя свободно. Я знаю, ваша семья сегодня тоже празднует Новый год, и если вам надо уйти, скажите — я не стану вас задерживать. Нехорошо заставлять вашу супругу беспокоиться. — Не упоминайте об этом! Если великого человека несправедливо обижают, так что уж считаться с такими маленькими людьми, как мы с женой! Давайте выпьем еще по кубку! — С удовольствием! — согласился Юэ Фэй и вдруг насторожился: — Что это за шум во дворе? Ни Вань выглянул наружу: — Дождь пошел. — В самом деле, дождь! — Юэ Фэй был поражен. — Не только дождь, но и снег. Дождь со снегом под Новый год — счастливая примета для государства. Чему вы удивляетесь? — Я вам объясню. По пути в столицу я проезжал через горы Цзиньшань и навестил наставника Дао-юэ. Он мне сказал, что в Линьани меня бросят в темницу, и поэтому уговаривал отказаться от должности, пока не поздно, и уйти в монахи. Но я не внял ему, потому что мой долг — до конца дней своих служить государству. Тогда он на прощание прочитал мне буддийскую гату, смысл которой я сразу не понял. Но сейчас, когда вы сказали, что пошел дождь, я вижу — его предсказание сбывается! Наверное, при дворе решили покончить со мной! — Что это за гата? Не можете ли ее повторить? — спросил Ни Вань. — Могу. В первой половине гаты сказано: Пока еще не настал Года последний день. Чтоб не заплакало небо — Надо предвидеть рок: Два небольших штриха Добавь к иероглифу «фэн», И догадайся — кто Смертельный яд приберег. Сегодня ведь двадцать девятое число двенадцатого месяца, то есть предпоследний день года. Идет дождь — или, образно говоря, «заплакало небо». И дальше, если к иероглифу «фэн» добавить два небольших штриха, то получится иероглиф «цинь»! Ясно, что смертельный яд приберег не кто иной, как Цинь Гуй. Эта часть предсказания уже сбылась. А вот следующие строки: Будет пустой апельсин Ядом тем начинен, Связанного никто Тогда уже не спасет. Остерегайся плыть В пучину ветра и волн! Крепче держись за руль, Пока еще время ждет… Смысл их пока мне не совсем понятен, но скорее всего они тоже говорят о неизбежности моей гибели. Попрошу вас, дайте мне кисть и бумагу. Ни Вань принес письменные принадлежности. Юэ Фэй написал письмо, запечатал и сказал смотрителю: — Спрячьте, пожалуйста, а когда я умру, отвезите в Чжусяньчжэнь. Там в главном лагере у моих братьев Ши Цюаня и Ню Гао хранится печать юаньшуая. Если до них дойдет весть о моей гибели, они поднимут мятеж, а это даст кое-кому повод говорить, будто я тоже не был предан государю. Обязательно передайте письмо: это избавит государя от опасности и сохранит мое имя незапятнанным! — Я вижу, что творится в нынешнем мире, — сказал Ни Вань. — От всего сердца желаю вам живым выйти из темницы. Ну, а если этого не случится, я тоже не стану цепляться за ничтожное жалованье, брошу проклятую должность и уеду на родину. Моя деревня как раз неподалеку от Чжусяньчжэня, и я заодно отвезу ваше письмо. Они еще выпили вина и продолжали беседовать. Неожиданно вошел стражник, наклонился к Ни Ваню и прошептал что-то ему на ухо. Ни Вань побледнел. — Что вас так испугало? — участливо спросил Юэ Фэй. Ни Вань знал, что обмануть Юэ Фэя ему не удастся, и, опустившись на колени, сказал: — Прибыл императорский указ! — Государь повелевает покончить со мной? — Да, это указ о вашей казни! Только я не могу его выполнить! — Нарушать государевы указы никто не имеет права! — строго сказал Юэ Фэй. — Боюсь только, как бы Юэ Юнь с Чжан Сяном не взбунтовались. Позовите их, я сам с ними поговорю. Ни Вань послал доверенного человека известить Ван Нэна и Ли Чжи об указе, а сам привел Юэ Юня и Чжан Сяна. — Прибыл высочайший указ, — сказал им Юэ Фэй. — Нас сперва свяжут, а потом объявят государеву волю. — Батюшка, зачем же нас связывать? — возразил Юэ Юнь. — Если хотят казнить, пусть казнят! — Провинившийся чиновник только связанным может принимать волю государя! Юэ Фэй собственноручно связал Юэ Юня и Чжан Сяна, а затем потребовал, чтобы тюремщики связали его самого. — Где указ? — спросил он смотрителя. — В Беседке ветра и волн, — ответил Ни Вань. — Теперь все понятно! — воскликнул Юэ Фэй. — В гате Дао-юэ есть строки: «Остерегайся плыть в пучину ветра и волн». А я — то думал, что речь идет о ветре и волнах на Янцзы! Беседка ветра и волн! Вот оно, место нашей гибели! — Мы проливали кровь в боях, совершали подвиги, а нас хотят убить! — возмутились Юэ Юнь и Чжан Сян. — Не бывать этому! Батюшка, давайте силой вырвемся из тюрьмы! — Замолчите! — прикрикнул Юэ Фэй. — Настоящий муж не должен бояться смерти! Смерть для него — возвращение домой! Чем жить в мире, где властвуют предатели, лучше умереть. И Юэ Фэй твердыми шагами вошел в Беседку ветра и волн. Тюремщики накинул ему и его сыновьям веревки на шею и задушили их. Юэ Фэю в это время было тридцать девять лет, Юэ Юню — двадцать три года. В тот момент, когда души казненных возносились на небеса, над землею, вздымая песок и камни, пронесся яростный вихрь. По равнинам расползся черный туман, погасли огни. Читая в истории строки о гибели героев, потомки с возмущением плевались и ругали предателя Цинь Гуя, его жену Ван и других изменников, которые, пользуясь властью, чинили беззакония. Многие поэты сложили стихи, в которых оплакивали Юэ Фэя. Вот некоторые из этих стихов: Железные кони чжурчжэней Помчались в облаке пыли, Грозила беда большая Южносунской столице. Под сень родимого дома Государей не возвратили — По одиноким героям Как же слезам не литься? * * * Скорблю, что Гао-цзун не распознал Героя чистой, пламенной души, И благородный, неподкупный воин Попал в пучину клеветы и лжи! Деревьями порос могильный холм, Тревожит сердце скорбный шум листвы, Потомки не забудут никогда Того, кто столько подвигов свершил! * * * Столбы у могилы, сосновые ветви К холодному северу устремлены. Всем сердцем вникаю в могильную надпись, В которой Конфуция чтутся заветы. Озерные волны уже отшумели, И слуги придворные обличены. Вином загустевшим делиться мне не с кем, Печальная песня пропета… * * * Пал незаслуженной смертью Преданный сын отчизны, Но правда небес сияет, Коварством ее не убьешь! Осталась в наследство людям Летопись славной жизни, Грядущие поколенья Поймут, где правда, где ложь! * * * Летел, как дракон, вынимая меч Из драгоценных ножен, Негодовал он, как грозный тигр, Врагов страны обличая. Подл предатель, убивший его, Низок Цинь Гуй, ничтожен, Потомкам многие тысячи лет Не выплакать всей печали! * * * Свистели в воздухе мечи и алебарды, И ратный дух героев был высок. Быстрее ветра тысячи чжурчжэней, Спасая жизнь, бросались наутек. И лишь с тех пор, как славный полководец Был умерщвлен предательской рукой, Для гор и рек, для всех владений сунских Приблизился неотвратимый рок. * * * У мудреца, что прожил много лет, Лоб — как Тайшань[40 - Тайшань — гора в провинции Шаньдун.], и гладок и широк. Чтобы нефрит из камня стал дворцом — Строителю немалый нужен срок. Что спрашивать, зачем небесный свод Сокрыла мгла, рождающая страх? Конечно, есть причина и тому, Что гнев пылает в доблестных сердцах! Героем честно прожитая жизнь Осветит внукам новые пути, Так пусть же вечной радугой горит Тот ратный дух, что был в его груди! Но жалко, что погиб он до того, Как смерть злодеев обрекла на ад! И нам осталось слезы проливать, Пока от слез не вымокнет халат… * * * Он кровью клялся: пренебречь собой И быть защитником родной земли. Возможно ль сокрушить большую стену, — Ту, что длиною в десять тысяч ли?[41 - То есть Великую китайскую стену.] Его высоких помыслов полет На севере чжурчжэней устрашал. Смерть поразила тело, но не душу — Поколебать возможно ли Тайшань? Поныне у могильного холма Шумит, шумит зеленая листва, И слышатся порою в шуме этом Героя беспокойные слова… Героя, что в боях горел огнем, Чье сердце знало истинную страсть, — Героя, что казнен несправедливо Злодеем, узурпировавшим власть! * * * Бывало ли в Яньчэне[42 - Яньчэн — город, находившийся на территории нынешней провинции Шаньси.] больше скорби? Когда еще так много слез прольется? Все оттого, что волей злого рока Подвергли невиновного расправе. Могильный холм поведает потомкам О преданном отчизне полководце; Поведает о том, как в ста сраженьях Чжурчжэньское железо он расплавил. Не к северу склонились эти травы, В которые его душа вселилась! Как прежде — на восток уходят воды, Несомые безудержным теченьем. Мне горько, вспоминаю все, что было: Как жаль, что зло великое свершилось! Печальный стих слагаю у могилы И на закат взираю с сожаленьем. * * * Я, путник, у могилы полководца Стою смиренно, затаив дыханье. Душа его как будто воплотилась Во всем живом, что вижу у могилы. Там, в прошлом, — жизнь немеркнущего сердца, Ума и рук великие деянья; А в будущем — не сдавшиеся смерти Дух полководца, доблестная сила! Родные реки и родные горы Опять слезами политы обильно, Опять напали варварские орды, Негодованьем вся страна объята. Скорблю, но вижу, что трава густая Растет все выше на холме могильном. Она сочна и зелена, как прежде, Ее ласкает светлый луч заката… Пока убитый горем Ни Вань оплакивал Юэ Фэя, Ван Нэн и Ли Чжи купили гробы и тайно перенесли к стенам тюрьмы. Подкупленные тюремщики передали им трупы казненных. Гробы тайно вынесли из города и зарыли в ракушечном холме. Ни Вань, не дожидаясь рассвета, тоже покинул город. Ван Сы-во и Ло Жу-цзи еще ночью доложили первому министру о казни Юэ Фэя. Цинь Гуй не мог скрыть своей радости и спросил: — Говорил что-нибудь Юэ Фэй перед казнью? — Нет. Сожалел только, что не послушался даоса Дао-юэ, который отговаривал его от поездки в столицу. Великий наставник, если вырывать траву, так вырывать с корнем, иначе на следующий год она снова вырастет! Надо уничтожить даоса и всю семью Юэ Фэя! Цинь Гуй одобрительно кивнул головой: — Передайте мой приказ Фын Чжуну и Фын Сяо, чтобы они доставили из Танъиня в столицу семью Юэ Фэя! Когда злодеи вышли, Цинь Гуй вызвал своего доверенного слугу Хэ Ли и распорядился: — Завтра с утра отправляйся в кумирню, что стоит на горе Цзиньшань, и пригласи ко мне даоса Дао-юэ! Смотри, чтобы он не сбежал! Хэ Ли вернулся домой и сказал матери: — Государев наставник погубил Юэ Фэя, но этого ему мало! Он приказал схватить монаха Дао-юэ! Завтра утром мне придется отправиться в путь. — Что ж делать, сын мой! — вздохнула старая женщина. — Поезжай! Но будь осторожен в дороге. На следующий день — первый день первого месяца тринадцатого года правления Гао-цзуна под девизом Продолжение процветания[43 - 1143 г. Согласно официальной хронологии, Юэ Фэй погиб в 1141 г.] — Хэ Ли в лодке отплыл из столицы и скоро добрался до гор Цзиньшань. У ворот кумирни толпился народ. Над головами людей вились дымки курильных свечей, откуда-то доносились размеренные удары колокола. Хэ Ли пробрался сквозь толпу и увидел Дао-юэ, который сидел на возвышении и произносил проповедь. «Послушаю, что он скажет, — подумал Хэ Ли, — а потом увезу этого колдуна в Линьань. Если бы даже у него выросли крылья, все равно теперь ему от меня не скрыться!» А даос в это время говорил о том, что земная жизнь — это всего лишь грезы и призрачные мечты, что в загробном мире праведника ждет вечное блаженство, и молящиеся при каждом его слове поминали Будду. Под конец проповеди Дао-юэ прочитал гату: Мне ныне ровно Тридцать девять лет, Известен мне исток Добра и зла, Не для себя я говорю — О нет! Ко всем обращены Мои слова… С востока прибыл Ты за мной, Хэ Ли! А мне на запад Предначертан путь! Сильнее Будда Темных сил земли, Бесчестных рук К нему не дотянуть! Едва он кончил говорить, как глаза его сомкнулись, опустились брови — Дао-юэ отошел в мир бессмертных. — Учитель преставился! — закричали монахи, воздев руки к небу. Обеспокоенный Хэ Ли потянул за рукав распорядителя церемонии и сказал: — Неужели даос умер? Первый министр Цинь Гуй послал меня пригласить его в столицу! Что я ему теперь скажу? Вы что-то хитрите! — Наш учитель давно знал, что Цинь Гуй не оставит его в покое, поэтому и прочитал гату, — ответил распорядитель. — Какая же тут хитрость? — Я не уеду, пока вы не сожжете труп! — решительно заявил Хэ Ли. — Иначе я вас всех отвезу к первому министру! — Мы сделаем все, что вы приказываете! — хором заявили монахи. Они натаскали хворосту и поверх него положили труп. Вскоре заплясали жаркие огненные языки. Но вдруг из пламени поднялся лотос — в чаше его сидел праведник! — Хэ Ли! — воскликнул святой. — Не забывай: ничто не вечно на земле! Позаботься о себе, пока не поздно. А сейчас уходи. Лотос растаял, и видение исчезло. Монахи собрали обгорелые кости праведника, уложили в саркофаг и унесли в горы, а Хэ Ли пригласили в кумирню и устроили в его честь угощение. Хэ Ли рассказал всем о гибели Юэ Фэя и воскликнул: — Я понял! Ваш наставник повелел мне удалиться от мира и стать отшельником. Но я не могу сделать этого сейчас, потому что дома меня ждет престарелая мать. Как только ее не станет, я обязательно уйду в монахи. — Амитоба! — воскликнули даосы. — Человеческая жизнь призрачна, как отражение цветка в зеркале или луны в воде. Мы отсюда видим, как люди переправляются в лодках через Янцзы, на которой бушуют ветер и волны. Для чего они это делают? Чтобы добиться славы? Нет! И слава и почести — призраки! Недаром гласят стихи: Словно облако жизнь богачей, Правит ею стихия, ветер. Где сокрыто добро и зло — Разве могут они решить? Восемь сотен хозяев поля Переменится в тысячелетье, Кто они — те волы и кони, — Что потомкам будут служить? Хэ Ли слушал и кивал головой в знак одобрения. Затем попрощался с монахами и вернулся в Линьань, чтобы доложить Цинь Гую о выполнении приказа. Однажды госпожа Юэ беседовала с невесткой и дочерью. С ними была и жена Чжан Бао, урожденная Хун. — Уже месяц, как сын уехал в Линьань, и до сих пор от него никаких вестей, — сокрушалась госпожа Юэ. — Чжан Бао тоже не дает о себе знать. Что-то неспокойно у меня на душе! А вчера сон приснился, будто стоит мой муж и держит пару мандаринских уток — не знаю, к счастью это или к несчастью? — А мне приснилось, что старший брат с Чжан Сяном вернулись, и каждый принес по бревну, — вмешалась в разговор барышня Инь-пин. — К чему бы это? — Наверное, с твоим отцом и старшим братом случилось несчастье, — сказала госпожа Юэ. — Пошли Юэ Аня за толковательницей снов Ван. Интересно, что она скажет? Выполняя волю госпожи, слуга привел старуху. Та поставила столик посреди комнаты, зажгла две свечи, бросила в курильницу щепотку благовоний. Затем написала на дощечке вопрос к духам и произнесла заклинание. Госпожа Юэ опустилась на колени и помолилась. Долгое время колдунья стояла неподвижно, потом глаза ее закатились, она схватила палку, закружилась по комнате и стала как безумная выкрикивать: — Я бродячий дух! Зачем ты меня позвала? Говори же скорее, говори! Дрожа от страха, госпожа Юэ произнесла: — Всемогущий дух, ответь мне, что сталось с моим мужем, сыном и Чжан Сяном? Больше месяца от них нет вестей. — Ничего не случилось. Скоро увидишь кровь! — Вчера мне приснилось, будто мой муж держит в одной руке мандаринскую утку, а в другой — селезня, — продолжала госпожа Юэ. — К добру это или к несчастью? — Это означает разрыв супружеских уз! — отвечала колдунья. Барышня Инь-пин тоже опустилась на колени и спросила: — А мне приснилось, будто мой старший брат и полководец Чжан Сян вернулись домой и принесли по бревну. — Вспомни иероглиф «сю» — «конец»! — выкрикнула старуха. — Он состоит из двух частей: слева — «человек», а справа — «бревно». Они умерли! Зажигай курильные свечи. Я ухожу… Колдунья покачнулась и повалилась на пол. То, в чем правда скрыта и ложь, Призадумавшись, — уразумей! Кто святой, кто демон — узнаешь, Но трудней распознать людей. Если вы не знаете, что произошло в дальнейшем, то прочтите следующую главу. Глава шестьдесят первая Юэ Лай в Ханьцзячжуане встречает верного друга. Ню Тун в Цибаочжэне громит винную лавку Осенняя луна, весенний ветер — Уходит все, и люди с ними вместе. Мы, кажется, внезапно поседели, А ведь вчера лишь молодыми были! Но где они, служители закона? И где теперь мужи высокой чести? Увы! Герои, лучшие из лучших, Давно уже погребены в могиле… Я за вином в своей печальной песне Скорбь изливаю и глотаю слезы, А в голове всплывают дни веселья — Как позабыть об удальстве вчерашнем? …Пыль красная клубится и клубится — И ни коней не видно, ни повозок, И вот один я коротаю время И, пьяный, сплю, пустую бросив чашу. Итак, старуха Ван повалилась на пол и какое-то время лежала недвижима. Потом поднялась и сказала госпоже Юэ: — Я видела духа в золотом шлеме и золотых латах, с железной плетью в руке. Он толкнул меня, и я потеряла сознание. Прихожу в себя, а дух скрылся. Госпожа Юэ рассказала старухе все, что она говорила в забытьи. — Успокойтесь! — сказала Ван. — Счастливым покровительствует Небо. Неподалеку от меня живет святой провидец, он очень хорошо гадает. Приходите завтра к нему — он знает, какой надо дать обет, чтобы с юаньшуаем не случилось несчастья. Госпожа Юэ дала колдунье пять цяней серебра, та поблагодарила ее и ушла, а женщины долго еще раздумывали над словами старухи и терзались сомнениями. Вдруг со двора донеслись голоса — это пришли Юэ Лэй, Юэ Тин, Юэ Линь и Юэ Чжэнь с сыновьями Юэ Юня — Юэ Шэнем и Юэ Фу. — Матушка, сегодня праздник Фонарей[44 - Праздник Фонарей отмечается в первый день нового года.] — почему у нас не развешаны фонарики? — спросил Юэ Чжэнь. — Вечером вы с тетушкой и сестрой полюбовались бы их сиянием. — Дитя, ты еще ничего не понимаешь, — вздохнула госпожа Юэ. — Твой отец уехал в столицу, потом вызвал туда твоего старшего брата, и до сих пор от них нет вестей. Дядя Чжан Бао пошел узнавать, что с ними, и тоже пропал. Теперь нам не до фонариков! — Не беспокойтесь, матушка! — сказал Юэ Лэй, второй сын госпожи Юэ. — Я завтра пойду в Линьань и принесу письмо от отца. — Куда тебе идти? Ты еще мал! — покачала головой госпожа Юэ. Пока мать беседовала с детьми, пришел Юэ Ань: — Госпожа, пришел какой-то даос, просит разрешения вас повидать. Говорит, по очень важному и секретному делу. Я ему сказал, чтобы он уходил, а он и слушать меня не хочет. Госпожу Юэ охватили сомнения, и она послала сына посмотреть на даоса. Юэ Лэй вышел за ворота и спросил: — Зачем вы пришли, наставник? Даос молча прошел мимо юноши в ворота. Юэ Лэю пришлось последовать за ним. Вошли в гостиную. Даос приветствовал Юэ Лэя и спросил: — Позвольте спросить, кем вы будете? — Я второй сын юаньшуая Юэ Фэя. — Тогда я могу говорить с вами открыто, — сказал даос. — Я — Чжоу Сань-вэй, бывший чиновник из храма Правосудия. Цинь Гуй замыслил погубить вашего отца и поручил мне его допрашивать. Но я оставил должность и бежал из столицы. Потом я слышал, что его пытали злодеи Вань Сы-во и Ло Жу-цзи. Они хотели, чтобы юаньшуай признался, будто бы он замышлял мятеж. Но ваш отец не стал лгать! И еще говорят, будто какой-то Чжан Бао пришел навестить его в тюрьме, и там покончил с собой — разбил голову о каменную стену. Женщины стояли за ширмой и слышали разговор даоса с юношей. Сердца их сжались от боли. А когда Чжоу Сань-вэй сказал: «Двадцать девятого числа двенадцатого месяца юаньшуая и двух его сыновей задушили в Беседке ветра и волн», — они не выдержали и разразились горестными рыданиями: эти слова прозвучали для них как раскаты грома. — Не плачьте! — утешал их Чжоу Сань-вэй. — Я пришел не для того, чтобы сообщить вам горькую весть, — надо спасать жизнь потомков юаньшуая! Собирайтесь и уходите из здешних мест. Скоро сюда прибудет императорский посланец, чтобы взять под стражу вашу семью. Смотрите, не попадитесь в сеть себе на погибель! А теперь простите, я ухожу. Женщины бросились за ним следом: — Подождите, благодетель! Дайте нам поблагодарить вас! Госпожа Юэ с детьми опустились на колени и низко поклонились даосу. Чжоу Сань-вэй тоже опустился на колени, ответил на их поклоны и сказал: — Не медлите, госпожа! Велите сыновьям сейчас же уходить, иначе могут оборваться жертвоприношения предкам рода Юэ! Прощайте, больше мне нельзя задерживаться ни на минуту! Мальчики проводили даоса до ворот и, горько плача, вернулись в дом. Госпожа Юэ приказала невестке сжечь счета, расписки и другие бумаги, потом собрала слуг и сказала им: — Нашего господина больше нет в живых, а вы не принадлежите к роду Юэ — так зачем вам понапрасну страдать? Забирайте свои семьи и уходите, куда кто хочет! Сказала и снова заплакала. Женщины и дети тоже вытирали слезы. От рыданий, казалось, содрогается само небо! Старые слуги Юэ Ань, Юэ Чэн, Юэ Дин и Юэ Бао заявили: — Мы никуда не уйдем! Если госпожу, барышню и молодых господ повезут в столицу, мы будем их сопровождать. — Мы тоже поедем с госпожой в столицу! — хором заявили остальные слуги. — Пусть злодеи делают с нами, что хотят! — Редко увидишь такую преданность! — воскликнул растроганный Юэ Ань и обратился к госпоже Юэ: — Не беспокойтесь о нас, мы не уроним чести нашего господина! Но сейчас надо решить главное — отправить вашего старшего сына в безопасное место. — Это верно, — согласилась госпожа Юэ. — Но где он найдет себе приют? — Разве у господина Юэ Фэя не было друзей? — возразил Юэ Ань. — Отправьте сына к кому-нибудь из них. Неужели ему не дадут кров? Госпожа Юэ позвала Юэ Лэя: — Сын мой, тебе придется уйти! — Матушка, пусть уходит кто-либо из братьев, а я останусь с вами! — решительно заявил юноша. — Я тоже поеду в столицу! — Не возражайте, господин! — перебил юношу Юэ Ань. — Вы же знаете, что «из трех видов непочтения к родителям самый худший — не оставить потомства». У каждого человека должны остаться в живых один или два сына, чтобы продолжить род. Вы обязаны достойно похоронить отца и отомстить за него убийцам. Госпожа, пишите письмо, а я соберу деньги и все необходимое в дорогу! Юэ Ань быстро закончил сборы и заставил Юэ Лэя переодеться в старую одежду. Тем временем госпожа Юэ написала письмо, и отдавая его сыну, со слезами на глазах сказала: — Сынок, ты пойдешь в Нинся к Цзун Фану, сыну наместника Цзуна. Он был другом твоего отца, и не откажет тебе в приюте. Будь осторожен в пути! Юноша скрепя сердце простился с матерью, женой старшего брата, сестрой, младшими братьями и покинул дом. Не будем описывать, как семья Юэ Фэя дожидалась прибытия императорского посланца. Лучше расскажем о сыне Ню Гао, который родился в Оутангуане. В это время ему уже исполнилось четырнадцать лет, и звали его Ню Тун. Он был темнолицый и рыжеволосый, даже лицо его поросло золотистым пушком. За это ему дали прозвище Рыжий Демон. Юноша был богатырского роста и необыкновенной силы. Первого числа первого месяца нового года, как раз в день рождения начальника заставы Цзиня, госпожа Ню позвала Ню Туна во внутренние покои. Она поклонилась старшей сестре и ее мужу, а затем велела то же самое сделать и сыну. Господин Цзинь разрешил им сесть. Накрыли на стол, выпили вина. — Смотрю я, племянник, ты уже совсем взрослый! — сказал начальник заставы. — И военное дело изучил неплохо. Мне говорили, будто государь вызвал Юэ Фэя в столицу, а печать полководца юаньшуай оставил на сохранение твоему отцу. Вот я и подумал: пора бы тебе стать воином и постараться прославиться! Но вчера лазутчик донес, что Цинь Гуй обвинил юаньшуая в измене, и двадцать девятого числа прошлого месяца его казнили. Тогда я послал человека в столицу проверить, точные ли это сведения. Как только он вернется, решим, как с тобой быть. — Если юаньшуая обвинили в измене, то и его родных казнят! Оборвется род Юэ! — с тревогой сказала госпожа Ню. — Надо послать Ню Туна в Сянчжоу, пусть он приведет кого-нибудь из сыновей юаньшуая — мы укроем его здесь. — Дельный совет, — одобрил господин Цзинь. — Как только вернется мой посланец и дурные слухи подтвердятся, отправим племянника в путь. — Нет, медлить нельзя, — возразила госпожа Ню. — Отсюда до Сянчжоу почти девятьсот ли, и если дожидаться возвращения вашего посланца, то мой сын не успеет вовремя добраться. — Правильно, матушка, надо идти сейчас же! — вмешался в разговор Ню Тун. — Я сегодня же отправлюсь в Танъинь. Если там все благополучно, то передам поклон тетушке Юэ. Если же им грозит беда, я заберу всю ее семью и привезу сюда. И все равно тебе придется подождать до завтра, — сказал господин Цзинь. — Надо же собрать вещи в дорогу, дать тебе провожатого… — Дядя, вы хоть и чиновник, а ничего не понимаете! — вспылил Ню Тун. — Дело это крамольное, и о нем надо помалкивать. Я пойду один, и немедля! — Ах ты скотина! — прикрикнула на сына госпожа Ню. — Как ты смеешь перечить дяде?! Сказано, пойдешь завтра, — и не рассуждай! Выпили еще вина и разошлись. Ню Тун уединился в домашней библиотеке, на душе у него было тревожно. «Если сыновей Юэ Фэя схватили, — думал он, — роду Юэ придет конец. Надо спешить!» Кое-как дождавшись вечера, он завязал самые необходимые вещи в узел, закинул его за спину и с палкой в руке потихоньку выбрался из дома. У ворот сказал сторожам: — Доложите господину, что я ушел навестить родственников и скоро вернусь, пусть обо мне не беспокоятся. Сторожа побежали докладывать, а Ню Тун быстрыми шагами удалился. Узнав об уходе племянника, господин Цзинь собрал кое-что из вещей и послал слугу вдогонку за Ню Туном. Но того уже и след простыл! Цзинь Цзе повздыхал немного, а потом махнул рукой: «будь что будет». Между тем Ню Тун шел да шел: день проводил в пути, а вечером останавливался на ночлег. Так он добрался до Танъиня. Разыскал усадьбу Юэ, назвал себя привратникам и, не дожидаясь, пока они доложат, прошел в дом. Госпожа Юэ со всей семьей была в зале и, увидев юношу, всплакнула: — Спасибо, дорогой племянник, что навестил нас! А твой дядя и старший брат погибли от рук предателей! — Не плачьте, тетушка! — успокаивал ее Ню Тун. — Моя матушка узнала о вашем несчастье и велела привести к нам в Оутангуань второго брата — он у нас укроется. Надо идти сейчас же, не то привезут императорский указ и тогда будет поздно! — Опоздал ты, — сказала госпожа Юэ. — Юэ Лэй ушел в Нинся к господину Цзун Фану. — Зря вы туда его отправили, тетушка! Дорога дальняя и опасная. А когда он ушел? — Сегодня утром. — Ну, это еще ничего! Ноги у меня быстрые, я его догоню! Без него в Оутангуань не вернусь! Ню Тун простился с госпожой Юэ, вышел из усадьбы и спросил слуг: — В какую сторону ушел ваш молодой господин? — На восток, — ответили ему. На этом пока прервем рассказ о Ню Туне. В это время императорские посланцы Фын Чжун и Фын Сяо с отрядом стражников добрались до Танъиня и окружили родовую усадьбу Юэ. Вдова хотела выйти и принять государев указ, но Чжан Ин, сын Чжан Bao, рослый и сильный юноша четырнадцати лет, прозванный Маленьким Барсом, сказал ей: — Подождите, госпожа! Разрешите мне разузнать, в чем дело! И он проворно зашагал к воротам, в которые уже ломились стражники. — Стойте! — крикнул Чжан Ин. Этот возглас прозвучал громом среди ясного неба — перепуганные стражники остановились. — Ты кто такой? — спросил Фын Чжун. Я — Чжан Ин, сын «обогнавшего коня» Чжан Бао! Если бы не госпожа, я бы вас всех перебил! Родные юаньшуая — люди честные, преданные государю! Поэтому я пришел не драться, а спросить, что вам надо. — Нам велено взять под стражу семью Юэ Фэя, — ответил Фын Чжун. Я знаю, что вас прислали предатели! Но меня интересует другое. Как вы собираетесь нас брать — по гражданским или по военным законам? — О чем это ты болтаешь? — не понял Фын Чжун. — Если по гражданским, то один из вас войдет в дом и объявит высочайший указ, — пояснил Чжан Ин. — А если по военным законам, — значит, закуете всех в цепи и посадите в клетки. Но я этого не допущу. Перебью вас всех, как собак! Решайте! Кто не боится смерти, выходи вперед! Чжан Ин вытащил толстенный засов из ворот и встал в угрожающей позе. Стражники в нерешительности топтались на месте. Убедившись, что силой тут ничего не возьмешь, Фын Чжун сказал: — Не сердитесь, управляющий Чжан! Мы не будем применять силу. Нам только нужно, чтобы вся семья Юэ Фэя прибыла в столицу. Доложите своей госпоже, чтобы она вышла принять указ. О повозках и конях не беспокойтесь — их для вас приготовят в местном ямыне. Чжан Ин отшвырнул прочь засов, вошел в дом и передал госпоже Юэ слова императорского посланца. — Просто удивительно, что они так раздобрились, — сказала госпожа Юэ. — Надо дать им триста лян серебра. Несколько сот лян возьмем с собой на дорожные расходы, — думаю, хватит. Госпожа Юэ приняла императорский указ и быстро собралась в путь. Двери и ворота усадьбы заперли на замки, и скоро семья Юэ, слуги с чадами и домочадцами — всего около трехсот человек — тронулись в путь. Начальник уезда Танъинь опечатал усадьбу. Односельчане с плачем провожали госпожу Юэ в дальний путь. А теперь продолжим рассказ о Юэ Лэе. Покинув Танъинь, он печально брел по дороге и к вечеру добрался до селения Цибаочжэнь. Зашел в трактир и присел к столу. — Что прикажете, уважаемый гость? — подошел к нему слуга. — Подать вина? Или вы кого-нибудь ждете? — Я прохожий. Вот закушу и пойду дальше, — сказал Юэ Лэй. — Подайте чего-нибудь, я расплачусь. Слуга поставил перед Юэ Лэем чайник подогретого вина и закуски. Юноша поел, потом выложил на стойку сверток с серебром и сказал хозяину: — Возьмите сами, сколько с меня полагается. Хозяин взял один слиток. Случилось так, что у дверей трактира в это время стоял какой-то человек. Он увидел, что Юэ Лэй молод, одет хотя и не богато, но опрятно, и подумал: «Должно быть, мальчик неопытен, не бывал на людях. Очень неосторожно показывать деньги. Надо же сразу выложить тридцать лян! Если путь его недалек, еще полбеды. Но если он идет в дальние края — пропадет!» Расплатившись за вино и закуски, Юэ Лэй спрятал оставшееся серебро и направился к выходу. Незнакомец окликнул его: — Постойте, молодой человек! Не зайдете ли ко мне на усадьбу — это совсем близко, — я хотел бы с вами поговорить. Юэ Лэй остановился и посмотрел на незнакомца: красное, как раскаленный уголь, лицо, узенькие глаза, густые брови, редкая бородка, одет вполне прилично. — У меня сейчас нет времени, — извинился юноша. — Позвольте побывать у вас как-нибудь в другой раз. — Уважаемый гость, этот господин — известный в наших местах богач и хлебосол, — сказал юноше хозяин трактира. — Зайдите к нему. Посидите, побеседуете, выпьете чаю. — Хорошо, — согласился Юэ Лэй. — Но заранее говорю, ни в каком одолжении или снисхождении я не нуждаюсь! — Прекрасно сказано! — одобрительно воскликнул богач. — Среди четырех морей все люди братья, и я принимаю вас, как равного. Прошу вас, следуйте за мной, я покажу дорогу. Юэ Лэй повиновался. Миновали деревню, обогнули небольшую речную заводь и вышли к усадьбе. В главном зале Юэ Лэй положил на пол узел с вещами и со всеми полагающимися церемониями приветствовал хозяина. — Как ваше имя, почтенный брат? — спросил юношу хозяин усадьбы. — Откуда вы родом? Куда путь держите? — Меня зовут Чжан Лун, а родом я из Танъиня, — отвечал Юэ Лэй. — Иду навестить родных в Нинся. А теперь позвольте узнать ваше почтенное имя. И о чем вы хотели со мной говорить? — Меня зовут Хань Ци-лун, — сказал хозяин, — живу я здесь, в Цибаочжэне. Я видел в трактире, как вы показывали серебро. Это неосторожно, вас в дороге могут ограбить. Я пригласил вас к себе, чтобы предостеречь. Очень рад узнать, что вы родом из Танъиня. Не расскажете ли мне, как поживает семья юаньшуая Юэ Фэя? — Я бедняк и никаких связей с семьей Юэ не имею, — сказал юноша. — Откуда мне знать? Юэ Лэй говорил, а из глаз его капали слезы. Хань Ци-лун заметил это и сказал: — Вы говорите неправду, почтенный брат! Вы, наверное, сами из семьи Юэ. Не бойтесь меня, говорите смело! Мой отец когда-то служил под командованием наместника Цзуна и однажды не сумел выполнить приказ. Наместник хотел его за это казнить. Счастье, что за него вступился юаньшуай Юэ Фэй! Мой отец умер три года назад и перед смертью наказывал мне: никогда не забывай о доброте юаньшуая! Вот посмотрите: у меня здесь до сих пор стоит табличка с его именем! И правда: на самом почетном месте в зале стояла табличка с именем Юэ Фэя. — Позвольте мне сначала поклониться духу моего отца, — сказал Юэ Лэй, вставая, — а потом я вам все расскажу. — Так, значит, вы второй сын юаньшуая! — воскликнул обрадованный Хань Ци-лун. Юэ Лэй отвесил положенное число поклонов, поднялся с колен, назвал гостеприимному хозяину свое настоящее имя и, горько плача, сказал: — Чжоу Сань-вэй принес нам злую весть: моего отца, старшего брата и полководца Чжан Сяна погубили предатели. Цинь Гуй приказал схватить всю нашу семью, и поэтому мне пришлось бежать из дому. Хань Ци-лун в гневе заскрежетал зубами. — Не убивайтесь, мой юный друг! — утешал он Юэ Лэя. — Вам незачем идти в Нинся. Поживите у меня, разузнаем, что делается в столице, а потом подумаем, как быть дальше. — Вы так добры, что я не смею ответить вам отказом. Счастлив был бы побрататься с вами, но не знаю — согласитесь ли вы? — О, я сам хотел вам это предложить! — обрадовался Хань Ци-лун. — Но не знал, как начать разговор! Хань Ци-лун распорядился зарезать курицу и барана для жертвоприношений, затем воскурил благовония, и они с Юэ Лэем поклялись навеки быть братьями. А теперь продолжим рассказ о Ню Туне. Три дня шел он по следам Юэ Лэя, но так и не догнал его. Усталый и голодный, юноша зашел в деревню. В трактире он сел за столик, стукнул по нему кулаком и подозвал слугу. Слуга подбежал к нему с любезной улыбкой: — Что прикажете подать, молодой господин? — Ах ты собачья голова! — вышел из себя Ню Тун. — Неужто сам не знаешь? — Виноват, простите! У нас много блюд готовят — что выберете, то и подам! — Чего выбирать! Неси, что повкуснее! Слуга вышел и вскоре принес рыбу, мясо и вино. Насытившись, Ню Тун встал из-за стола, закинул узел за спину и направился к двери. Слуга загородил ему дорогу: — Постойте, господин! Сначала расплатитесь! — Я спешил и не захватил с собой денег — на обратном пути разочтемся! — ответил Ню Тун. — Что я тебе должен — запиши на мой счет. — Простите, но я вас не знаю, — возразил слуга. — Платите сейчас… — Я тебе сказал, что расплачусь на обратном пути, и отвяжись от меня! — рассердился Ню Тун. — Иначе я разгромлю вашу жалкую лавчонку! Хозяин трактира услышал пререкания слуги с Ню Туном, подошел к ним и с укором сказал: — Все же ты бессовестный, молодой человек! Поел, попил, а деньги платить не хочешь! И еще собираешься безобразничать! Давай деньги и уходи! Попробуй сказать «нет» — кости тебе переломаю! — Презренный раб! — выругался Ню Тун. — Нет у меня денег! И хотел бы я посмотреть, как это ты переломаешь мне кости! Хозяин трактира в злобе бросился на юношу с кулаками. Но тот даже не шелохнулся и ехидно рассмеялся: — Вот комаришка! Можно подумать, что ты несколько дней не ел! Хозяин трактира совсем рассвирепел. Он ударил кулаком по столу, да так сильно, что рука заныла. Вдвоем со слугой они дубасили Ню Туна, а он стоял недвижно и усмехался: — Ох, и притомился я в дороге! Так мечтал, чтобы меня пошлепали по спине! Колотите сильней, а то я рассержусь! В этот момент мимо трактира проезжал местный богач, которого сопровождали человек двадцать батраков. Трактирщик выбежал на улицу и закричал: — Господин! Задержитесь на минутку, помогите нам! Тот придержал коня и спросил: — Кого вы там избиваете? За что? — Попил-поел, а платить не хочет, — пожаловался хозяин. — И еще грозится разгромить трактир! Вы мой покровитель, защитите меня! Богач соскочил с коня, вошел в трактир и грозно прикрикнул на Ню Туна: — Ты что разошелся?! Денег не платишь, и еще безобразничаешь? — А тебе какое дело? — дерзко отвечал Ню Тун. — Я не твое ел! — Ну-ка всыпьте ему как следует! — крикнул своим людям рассерженный богач. Слуги ринулись на Ню Туна. Тот правой рукой сразу сбил с ног шестерых, а левой — трех. Богач не вытерпел и тоже полез в драку. Но куда уж ему было тягаться с Ню Туном! Юный богатырь схватил его поперек туловища и выбросил за дверь: — Пузырь с жиром, а туда же в драку лезет! Богач вскочил и, ткнув пальцем в Ню Туна, крикнул: — Ну, погоди у меня! И ушел, окруженный свитой. Ню Тун рассмеялся, взвалил на спину узел с вещами, взял дубинку и зашагал прочь. Слуги трактирщика не посмели его преследовать. Не успел Ню Туп пройти и трех десятков домов вдоль улицы, как в переулке раздался свист, и с полсотни людей, вооруженных дубинками, преградили ему дорогу. — Желторотый разбойник! — кричали они. — На этот раз ты не улизнешь! Ню Тун пригляделся — толпу возглавлял тот самый богач, с которым он только что дрался в трактире. Сейчас у него в руке была стальная плеть с бамбуковой рукояткой. Ню Тун поднял дубинку и приготовился к бою, но тут ему бросили под ноги скамейку, и он упал. Люди навалились на него и скрутили веревками. — Тащите его в усадьбу, там узнаем, кто он такой! — распорядился богач. Поистине: Пусть даже силою в тысячи цзиней Этот силач владел, — Не избежал бы конца рокового, — Видно, таков удел! Если вы не знаете, кто был богач, который схватил Ню Туна, то прочтите следующую главу. Глава шестьдесят вторая Великий дух, ниспослав бурю, являет чудо. Героиня, прыгнув в колодец, кончает жизнь самоубийством Предатели всюду у власти, Изменники жизнью довольны. Казнили они Юэ Фэя, Лишив его славы и чести. О, что же так злы и жестоки Чанцзянские ветры и волны?.. О, скоро ли время наступит Расплаты, возмездия, мести? Итак, богач приказал людям связать Ню Туна и доставить в свою усадьбу. Там юношу привязали к столбу на террасе, а богачу подали стул. Он сел и распорядился принести терновых прутьев, чтобы как следует наказать наглеца. Ню Туна били по ногам. Вот уже первого слугу сменил другой, а Ню Тун только смеялся: — Наддай! Наддай как следует! Сменилось уже четыре человека. Ню Туну дали больше ста ударов, а он все не сдавался. — Ну, что же вы, паршивые псы! Да разве так секут? Я даже боли не чувствую! Звонкий голос Ню Туна достиг ушей Хань Ци-луна, который жил на соседнем дворе. Дорогой читатель, вы, наверное, хотите знать, кто же схватил Ню Туна? Могу ответить: младший брат Хань Ци-луна по имени Хань Ци-фын. В этот день Хань Ци-лун беседовал с Юэ Лэем в домашней библиотеке, как вдруг из соседнего двора донеслись крики. — Что за шум? — поинтересовался Юэ Лэй. — Кто там живет? — Мой младший брат Хань Ци-фын. За высокий рост и смуглое лицо люди прозвали его соперником Чжан Фэя[45 - Чжан Фэй — военачальник III в., один из героев романа Ло Гуань-чжуна «Троецарствие».]. Признаюсь вам: мы с братом — внуки Хань Тао, непобедимого полководца из Ляншаньбо. Когда-то наш дед вместе с Сун Цзяном покорился государю и пошел к нему на службу. Но Сун Цзяна погубили предатели. С тех пор мы с братом перестали мечтать о высоких должностях — предпочитаем жить на покое в деревне. Одно мне не нравится — поведение брата. Собрал возле себя толпу бездельников, безобразничает: одни неприятности от него… Посидите здесь, я пойду взгляну, что он там затеял. — Можно и мне с вами? — спросил Юэ Лэй. — Идемте, если хотите. Они отправились на соседний двор. Хань Ци-фын поднялся навстречу брату: — Вот хорошо, что ты пришел! А я уже собирался послать за тобой. Мы тут допрашиваем одного молодчика. Никак от него не добьемся, кто он такой! Хань Ци-лун представил юношу: — Знакомься, брат: это Юэ Лэй, второй сын юаньшуая Юэ Фэя. Хань Ци-фын поспешил гостю навстречу. — Простите, почтенный брат! Не знал, что вы здесь! Как только привязанный к столбу Ню Тун услышал имя Юэ Лэя, он воскликнул: — Так это ты, брат Юэ Лэй? А я — Ню Тун, сын Ню Гао! — Да, это в самом деле брат Ню! — воскликнул Юэ Лэй, удивленный столь неожиданной встречей. — Как ты сюда попал? — Я пришел из Оутангуаня. Матушка послала меня за тобой. — Так это брат Ню! — заволновался Хань Ци-фын. — Простите, что так грубо с вами обошелся! Ню Туна тотчас же отвязали от столба, вернули одежду. Затем все прошли в зал. — Брат Ню, и почему вы сразу не назвали себя?! — с укором сказал Хань Ци-фын. — Я так виноват перед вами! — Незнающий — не виновен, — возразил Ню Тун. — А побили меня чуть-чуть — я и не почувствовал. Все рассмеялись, а Ню Тун продолжал: — В Танъине тетушка сказала, что брат Юэ Лэй ушел. Вот я и пустился вдогонку. Теперь все в порядке — пойдем с ним вместе к нам в Оутангуань! — Не спешите! — сказал Хань Ци-лун. — Я послал человека в Линьань узнать, что с госпожой и ее детьми. Дождемся посланца, тогда и решим, что делать. Хань Ци-фын распорядился подать угощение. Хозяева и гости сели за стол и пировали до позднего вечера. Однажды, когда братья Хань беседовали, уединившись со своими гостями во внутреннем зале, пришел настоятель храма Гуань-ди. После обычных приветствий монаха пригласили сесть. — Господин, я хочу попросить у вас защиты, — сказал он Хань Ци-луну. — Наша тихая обитель благоденствует только благодаря вашим приношениям. Полмесяца назад здешние бездельники пригласили какого-то учителя военного дела, и он обучает их бою на копьях и дубинках. Целыми днями дебоширят в святом месте! Боюсь, как бы чего не случилось! Помогите избавиться от напасти! — Как смеют они хозяйничать в моих владениях? — возмутился Хань Ци-лун. — Спокойно возвращайтесь к себе, наставник, я сейчас же приду в храм! Монах ушел, рассыпаясь в благодарностях, а Хань Ци-лун сказал брату: — Пойдем посмотрим, что это за «учитель»! Посоветуем ему уйти, а если откажется — выгоним в шею. — Возьмите и меня с собой! — вызвался Ню Тун. — И меня, — попросил Юэ Лэй. Хань Ци-лун с удовольствием согласился. Взяв с собой несколько слуг посильнее, они отправились в храм. Во дворе храма было пусто. Прошли в зал — там тоже ни души! Во внутреннем зале на возвышении восседал человек огромного роста. По обе стороны от него, выстроившись в ряд, стояли десятка два молодых людей — шли занятия. Хань Ци-лун приказал слугам подождать за дверями, а сам решительными шагами направился к возвышению. Юноши, которые были уроженцами здешних мест и хорошо знали первого богача в округе, что-то зашептали на ухо учителю. Великан тотчас поднялся навстречу Хань Ци-луну: — Простите, что вторгся в ваши владения! Уже пол-месяца, как я учу этих молодых людей военному делу, но до сих пор никто из них не обнаружил никаких способностей. Может быть, вы хотите помериться со мной силой? — Я за этим и пришел, — сказал Хань Ци-лун. — Дайте мне отколотить этого наглеца! — крикнул Ню Тун и рванулся вперед, на ходу сбрасывая с себя халат. — Как будем драться? — спросил учитель. — С оружием или просто на кулаках? Если на кулаках, то на длинных или коротких? — Мне все равно! — самоуверенно бросил Ню Тун. — Главное, кто кого побьет! И он нанес удар. Учитель отскочил влево и дернул юношу за руку — тот повалился на землю. — Ну, кто еще? — с улыбкой спросил учитель. — Подходите! — Нет, так не пойдет! — запротестовал Ню Тун. — Я просто оступился и упал! Начнем снова! Но великан тут же опять сбил его с ног. Юэ Лэй не выдержал, сбросил с себя халат и крикнул: — Ну-ка, попробуем! — Прекрасно! — обрадовался учитель и применил прием «гриф расправляет крылья». Юэ Лэй ответил ему приемом «золотой петух на одной ноге». Долго противники не могли одолеть друг друга. Наконец Юэ Лэй применил хитрость — отступил на шаг, но тут же подскочил к противнику и левой рукой ударил его в грудь. Учитель оторопел. — Постой, постой! Это же «кулак Юэ»! Где ты научился этому приему? — Вот как! Значит, вы знаете, что такое «кулак Юэ»! — сказал Хань Ци-лун. — Теперь я вижу, что вы не профан в военном деле! Здесь не место для разговора. Может, зайдем ко мне? — Мне доставит огромное удовольствие познакомиться с вами! — обрадовался учитель. — Но скажите, это приглашение от чистого сердца? — Конечно, конечно! — подтвердили стоявшие рядом ученики. — Наш господин такой хлебосол, какого редко сыщешь! Учитель принял приглашение. Когда пришли в Ханьцзячжуан и совершили положенную церемонию знакомства, Юэ Лэй нетерпеливо спросил: — Учитель, скажите, кто вы? И откуда знаете «кулак Юэ»? — Не стану скрывать! Я сын наместника Цзун Фана из Нинся и внук наместника Цзун Цзэ. Меня зовут Цзун Лян. Мой отец дружил с юаньшуаем Юэ Фэем, и тот научил его своему знаменитому приему. Недавно мой отец узнал, что предатели погубили юаньшуая, и послал меня в Танъинь проведать его родных. Пока я туда добирался, госпожу Юэ увезли в столицу, а ее сын Юэ Лэй ушел в Нинся. Я повернул назад, но у меня уже не было денег на дорогу. Вот я и решил подзаработать… А теперь позвольте узнать ваше имя! — Так вы сын наместника Цзун Фана! — воскликнул Юэ Лэй. — Присаживайтесь, пожалуйста! У меня есть для вас письмо! Юэ Лэй подал Цзун Ляну письмо. Прочитав его, тот просиял: — Вы, оказывается, и есть Юэ Лэй! А я — то вас искал! Мне и в голову не приходило, что мы можем вот так встретиться! Правильно говорится: «Сажаешь цветы и ухаживаешь за ними — не растут; воткнул в землю прутик — из него растет дерево». Нас с вами свела судьба! Давайте пойдем в Нинся и поклонимся моему батюшке… — Я тоже искал брата! — воскликнул Ню Тун. — Зачем ему идти в такую даль? Брат Юэ Лэй, пойдем в Оутангуань, — это же ближе! — Не спорьте! — вмешался Хань Ци-лун. — Поживите лучше у меня, пока не вернется мой человек из Линьани. — Разумный совет, — согласились молодые люди. Хань Ци-лун послал слуг за вещами Цзун Ляна и устроил угощение в честь нового друга. А сейчас расскажем о Ни Ване, смотрителе тюрьмы при храме Правосудия. Он сдержал свое слово: после казни Юэ Фэя собрал вещи и бежал в Чжусяньчжэнь. Там он оставил семью на постоялом дворе, а сам с письмом Юэ Фэя отправился в лагерь. — Доложите, что я привез письмо юаньшуая Юэ Фэя, — сказал он начальнику охраны. Узнав о прибывшем, Ши Цюань заволновался: — Скорее проси! Ни Вань вошел в шатер, опустился на колени и подал письмо. Прочитав его, Ши Цюань разразился рыданиями: — Брат Ню Гао, какое несчастье! Цинь Гуй погубил нашего юаньшуая! — Связать и обезглавить посланца, который привез письмо! — рявкнул Ню Гао. Перепуганный Ни Вань упал на колени и начал, оправдываться. — Это же благодетель юаньшуая! — заступился за него Ши Цюань. — За что ты его хочешь казнить? — Мне показалось, что его подослали предатели. — Расскажите, пожалуйста, как Цинь Гуй погубил юаньшуая? — попросил Ши Цюань. Ни Вань поведал им о последних днях жизни Юэ Фэя. Слушая его, военачальники утирали слезы. Когда Ни Вань умолк, Ню Гао приказал дать ему пятьсот лян серебра в награду. Ни Вань отказывался, но Ши Цюань был непреклонен, — пришлось принять подарок. Проводив Ни Ваня, Ню Гао сказал братьям: — Предатели погубили нашего брата! Пойдем на Линьань, схватим злодеев и изрубим их на куски! В ту же ночь все воины оделись в траурные одежды и по пушечному сигналу выступили в поход на Линьань. Население Чжусяньчжэня скорбело о Юэ Фэе. Люди выходили из домов на дорогу и угощали воинов, которые шли мстить за героя. Огромная армия под командованием Ню Гао подошла к великой реке Янцзы. Воины собрали лодки и начали переправу. День был ясный, на небе сияло солнце. Но едва лодки достигли середины реки, как налетел ураган. На небе появилось знамя с надписью: «Предан государству до конца». Сверху спустилось облако, на котором стоял Юэ Фэй, а рядом с ним — Юэ Юнь и Чжан Сян. Воины в лодках упали на колени. Ню Гао воскликнул: — Старший брат, ты ушел от нас! Мы будем мстить! Помоги нам! Юэ Фэй взмахнул рукой, повелевая войску повернуть назад. Однако Ню Гао не захотел повиноваться. Тогда на лице Юэ Фэя отразился гнев. Он поднял руку, и на реке закипели волны. Несколько лодок перевернулось. — Старший брат не разрешает нам мстить за него! — воскликнул Юй Хуа-лун. — Зачем тогда жить? Он выхватил меч из ножен и вонзил себе в грудь. — И мне не жить без брата Юй Хуа-луна! — крикнул Хэ Юань-цин и тоже покончил с собой. Гибель братьев потрясла Ню Гао, и он с горестным воплем бросился в воду. — Юаньшуай не разрешает мстить, — говорили друг другу военачальники. — Самое лучшее — разойтись по домам! И они стали собираться в обратный путь. Только Ши Цюань, Чжан Сянь, Ван Гуй, Чжао Юнь, Лян Син, Чжоу Цин и три тысячи восемьсот испытанных в боях воинов остались на месте. — А вы почему не расходитесь? — спросил Ши Цюань. — Мы останемся в войске, пока не отомстим за юаньшуая! — дружно заявили воины. — Больше нам ничего не нужно! — Подумайте хорошенько! — предостерег их Ши Цюань. — У нас теперь нет пристанища, жить будет трудно! — А может быть, лучше уйти в горы Тайхан? — сказал Цзи Цин. — Разузнаем, что с госпожой Юэ, и подумаем, как быть? — Дельный совет! — одобрили военачальники. И воины двинулись к горам Тайхан. Правильно говорится в стихах: Кто, небесами одаренный, Добром и правдою живет, — Тот в честном деле, в чистом поле Один сильнее пятисот! Но Цинь, предатель длинноногий, Себя от смерти уберег: Он телом был в столице сунской, А сердце цзиням сдал в залог! А теперь вернемся к Ню Гао. Когда он прыгнул в реку, налетела огромная волна и выбросила его на берег к подножью горы. — Очнись, Ню Гао! — прозвучал чей-то голос. Ню Гао раскрыл глаза. Перед ним стоял даосский праведник Бао Фан-цзу, а рядом — послушник с сухой одеждой в руках. Ню Гао бросился перед даосом на колени. — Твои годы еще не сочтены, Ню Гао! — сурово сказал Бао Фан-цзу. — Переоденься! Ню Гао заплакал: — За спасение спасибо, учитель! Но как мне жить в мире, если я не могу отомстить за брата? — Гибель Юэ Фэя была предначертана судьбой. Не убивайся, изменникам скоро воздастся за их преступление! Возвращайся к Ши Цюаню. И не забудь, тебе еще придется послужить государю! Сказав это, праведник исчез, а Ню Гао переоделся в сухую одежду и отправился в горы Тайхан. Доставив родных Юэ Фэя в Линьань, Фын Чжун и Фын Сяо оставили их на постоялом дворе, а сами отправились к Цинь Гую. Первый министр якобы от имени государя написал указ, повелевавший вывезти всех арестованных за город и обезглавить. В это время юаньшуай Хан Ши-чжун со своей супругой, госпожой Лян, прибыл в столицу на прием к императору. Узнав, что родственников Юэ Фэя собираются казнить, госпожа Лян уговорила мужа помешать новому злодеянию. Палачи побоялись действовать против воли могущественного полководца. Воспользовавшись этим, госпожа Лян в сопровождении двадцати телохранительниц отправилась во дворец Цинь Гуя и прошла в главный зал. Перепуганные привратники бросились докладывать о непрошеной гостье, и жена Цинь Гуя вышла ей навстречу. После приветственных церемоний госпожа Лян сказала: — Пригласите, пожалуйста, господина первого министра — мне надо с ним поговорить! Жена Цинь Гуя сразу заметила, что госпожа Лян разгневана и встреча с нею не сулит ничего доброго ее мужу, и поэтому сказала: — Господина первого министра нет дома, государь вызвал его во дворец. Позвольте спросить, о чем вы хотели с ним поговорить? — О том, что возмущение народа убийством Юэ Фэя еще не улеглось, а он собирается казнить его семью! — сказала госпожа Лян. — Поэтому я хочу просить первого министра поехать со мной к государю! — Мой муж только что отправился во дворец по этому делу! Подождите немного, он скоро вернется, — соврала Ван и приказала одной служанке подать чай, а другую послала предупредить Цинь Гуя. Цинь Гуй испугался, как бы госпожа Лян в самом деле не отправилась к императору, и отменил казнь. Сделав вид, будто только что вернулся из дворца, он вышел к госпоже Лян. — Господин министр! — смело сказала госпожа Лян, едва Цинь Гуй с ней поздоровался. — Своим заключением «возможно виновен» вы уже погубили Юэ Фэя! Но вам этого мало — вы хотите расправиться и с его семьей! Едемте к государю, поговорим с ним! — Не сердитесь, госпожа! — с притворной улыбкой сказал Цинь Гуй. — Я уже был у государя и убедил его отменить смертную казнь. Государь смилостивился, повелел разжаловать всех родных Юэ Фэя в простолюдины и сослать в Юньнань. — Если так, большое вам спасибо, — сухо сказала госпожа Лян и, не прощаясь, покинула зал. Поистине: Несущие облако руки Простерлись, чтобы успеть От смерти спасти человека, Попавшего в хитрую сеть. У Цинь Гуя будто камень свалился с сердца. — Господин, неужели вы хотите оставить в живых родных Юэ Фэя? — с недоумением спросила Ван. — А если они вздумают мстить? — Лян Хун-юй — не простая женщина, связываться с нею опасно! — сказал Цинь Гуй. — Если действовать силой, то и самому недолго погибнуть! Я нашел другой выход. Пусть все Юэ отправляются в Юньнань, а я напишу Чай-вану, чтобы он с ними разделался. — Ловко придумали! — обрадовалась жена. А теперь вернемся к госпоже Лян. Покинув дворец первого министра, она отправилась на постоялый двор, где остановилась госпожа Юэ. Между женщинами завязалась ничего не значащая беседа. Госпожа Лян сказала как бы между прочим: — Я узнала о коварных планах Цинь Гуя и потребовала, чтобы он вместе со мной отправился на прием во дворец. Злодей побоялся, как бы я не раскрыла его козни, и поспешил отменить смертную казнь. Вас сошлют на жительство в Юньнань. Но вы не беспокойтесь: завтра я поговорю с государем, и уверена — он оставит вас в Линьани. Госпожа Юэ от души поблагодарила госпожу Лян: — Спасибо вам за доброту! Пусть все будет так, как повелел государь. Пока при дворе хозяйничают предатели, я в столице не буду чувствовать себя в безопасности. Но если вы поможете мне задержаться здесь на месяц, то окажете неоценимую услугу! О, это проще всего устроить! — воскликнула госпожа Лян. — Если я буду жить с вами на постоялом дворе, никто не посмеет торопить вас с отъездом. Но позвольте спросить, что вы собираетесь делать в столице? — Хочу устроить жертвоприношения на могиле мужа. Госпожа Лян задумалась. — Юаньшуая тайно казнили. Где он похоронен — никто не знает. Трудновато будет найти его могилу! Напишите объявление и вывесьте на воротах: тому, кто сообщит, где покоятся останки юаньшуая Юэ Фэя, заплатят триста лян серебра. Может быть, вам и повезет. Госпожа Юэ написала объявление и велела наклеить его на воротах постоялого двора. Госпожа Лян в тот же день переехала на постоялый двор. Здесь в первый же счастливый день женщины дали друг другу клятву быть сестрами. Прошло несколько дней. Однажды утром слуга вышел отпирать ворота. Рядом с объявлением госпожи Юэ он увидел другую бумагу с описанием того места, где был похоронен Юэ Фэй. Ее наклеили ночью Ван Нэн и Ли Чжи. С этой бумагой в руках слуга пошел к госпоже просить обещанную награду. — Останки юаньшуая похоронены в ракушечном холме, — сказал он. — Что же ты до сих пор молчал, пес! — рассердилась госпожа Юэ. — Я сам только что узнал об этом, — оправдывался слуга. — Отпираю ворота, и вижу — на них наклеена бумага. Вот она… На бумаге было написано: Если хочешь узнать, Где усопший герой, — Эту груду ракушек Разрой! Госпожа Юэ залилась слезами: — Мало злодеям, что погубили моего мужа, — они еще и надо мной насмехаются! — А я здесь не вижу насмешки! — возразила госпожа Лян. — Уверена, эту бумагу написали честные люди, которые укрыли останки юаньшуая от поругания. По-моему, надо послать кого-нибудь на поиски ракушечного холма. Госпожа Юэ согласилась с нею, и вскоре Юэ Ань с четырьмя слугами отправился в город и стал расспрашивать жителей о ракушечном холме. — На берегу озера Сиху целые горы ракушек! — сказал им один старик. Когда госпожа Лян узнала об этом, она сказала госпоже Юэ: — Поедем, сестра. Может быть, там и найдем что нужно. В сопровождении толпы слуг обе женщины отправились к озеру. Скоро они действительно увидели большой ракушечный холм. Слуги начали копать и наткнулись на гроб. На его крышке Юэ Ань прочитал надпись: «Гроб с телом Чжан Бао, начальника гарнизона в Хаоляне». — Раз нашелся гроб Чжан Бао, значит, и остальные здесь! — сказала госпожа Юэ. Люди стали копать дальше и через некоторое время нашли еще три гроба с надписями. Соорудили бамбуковый навес, поставили под ним гробы, принесли жертвы. Об этом скорбном дне потомки сложили такие стихи: Отца и сыновей напрасно Унизили и растерзали. Объята скорбью, мать рыдает, И не утешится она. Лишь одинокая кукушка Так обливается слезами, О пестрых бабочках тоскуя, Навек ушедших в царство сна. Когда обряд оплакивания подошел к концу, дочь Юэ Фэя Инь-пин подумала: «Я — девушка и не могу отомстить за отца! Для чего же мне жить на свете? Лучше умереть!» Она подошла к заброшенному колодцу и бросилась в него. Госпожа Юэ услышала всплеск воды. Она поняла, что произошло, и крикнула слугам, чтобы скорее спасали барышню. Но пока те вытащили девушку из колодца, она уже была мертва. Поистине: В третьем месяце ливень сорвал С ветки хрупкой цветок сиротливый. Девять осеней будет стоять В белом инее грустная ива[46 - В старом Китае траурным считался белый цвет.]. Если вы не знаете, что после этого произошло, то прочтите следующую главу. Глава шестьдесят третья Чжугэ во сне передает книги по военному искусству. Оуян с помощью хитрого плана освобождает узника из тюрьмы Трактат о военном искусстве Внукам далеким дан, Чтобы они совершали Подвиги в ратных делах. Заранее не угадаешь, Что выдумал Оуян, Но знайте: «земля и небо Скрыты в его рукавах»[47 - «Земля и небо скрыты в его рукавах» — иносказательное выражение, употреблявшееся для характеристики хитрых людей.]. Безутешно было горе матери, когда Инь-пин вытащили из колодца. Горевала госпожа Лян, скорбела вся семья Юэ. Прохожие восхищались мужественной девушкой, явившей достойный пример уважения к памяти отца. Госпожа Лян, сдерживая слезы, говорила госпоже Юэ: — Сестра, девочку уже не воскресишь. Надо подумать о похоронах! — Как же нам быть с пятью гробами? — сокрушалась госпожа Юэ. — Надо подыскать подходящее место для общей могилы. Сестра, не задержитесь ли вы еще на несколько дней? Я была бы очень благодарна вам за такую милость! — Я останусь с вами столько, сколько нужно! — не задумываясь, согласилась госпожа Лян. — О месте для могил не беспокойтесь — мои люди этим займутся. Госпожа Юэ оставила четверых слуг сторожить гробы, а сама с госпожой Лян и детьми вернулась на постоялый двор. Через два дня Юэ Ань доложил: — У подножья гор Цися мы отыскали подходящий холм на землях здешнего богача Ли Чжи. Он готов подарить вам этот холм из уважения к памяти юаньшуая. Госпожа Юэ вместе с госпожой Лян осмотрели холм — местность им понравилась. Вернулись на постоялый двор. Юэ Ань пригласил Ли Чжи, и тот передал госпоже Юэ дарственную запись. В первый же счастливый день были устроены похороны, и после этого семья Юэ отправилась в дорогу. Ее сопровождали четверо самых сильных телохранителей Хань Ши-чжуна. А в это время Юэ Лэй с братьями в нетерпении ожидал возвращения посланца из столицы. Наконец тот явился. Выслушав его скорбный рассказ, Юэ Лэй лишился чувств. Насилу его отпоили имбирным отваром. — Батюшка! — горестно восклицал юноша. — Всю жизнь ты был предан государю, верно служил народу. Предатели тебя погубили! Теперь еще всех твоих близких услали в Юньнань! Ох, и когда же я смогу отомстить?! Поистине: До Юньнани от здешних мест Путь лежит в три тысячи ли, Скорбь и скорбь — от зари до зари — Все двенадцать часов подряд. Что ни день — то снова тоска По родным — а они вдали, Безутешные, горькие слезы Окропляют его халат. — Не нужно так убиваться! — убеждал юношу Хань Ци-лун. — Только зря погубите здоровье. Тогда о мести нечего и мечтать! — Спасибо вам за доброту, — сказал растроганный Юэ Лэй. — Но я должен сначала принести жертвы на могиле отца, а потом навестить матушку в ссылке. — Неужели ты не слышал, брат, что предатель Цинь Гуй велел следить за могилой юаньшуая и хватать всякого, кто к ней посмеет приблизиться! — с волнением сказал Хань Ци-лун. — Твои приметы разосланы во все округа и уезды, тебя всюду ищут! Нет, тебе нельзя никуда идти! — Чего моему брату бояться?! — возмутился Ню Тун. — Или он беззащитный?! Пусть кто-нибудь попробует его тронуть — будет иметь дело со мной! — А что, если мы впятером отправимся в столицу? — сказал Цзун Лян. — Тогда нам не страшно и десятитысячное войско! Эти мысли всем пришлись по душе — братья от радости даже в ладоши захлопали. После неудачной переправы через Янцзы Чжугэ Ин вернулся в родную деревню. Он так переживал гибель Юэ Фэя, что в конце концов от расстройства заболел и умер. Его сын Чжугэ Цзинь строго соблюдал траур по отцу и безвыездно сидел дома. Однажды в третью стражу ему приснилось, будто в комнату вошел отец и сказал: — Сын мой, иди на могилу Юэ Фэя охранять его сына! Торопись, не то можешь опоздать! «Батюшка, я так о вас горюю!» — воскликнул юноша, хватаясь за полу отцовской одежды. Чжугэ Ин резко оттолкнул сына. Тот упал на кровать и проснулся. Наутро он рассказал матери о своем сне. — Я давно хотела послать тебя в Танъинь проведать госпожу Юэ, — сказала мать, — да траур еще не кончился. Но раз сам отец приказал, не медли! Чжугэ Цзинь быстро собрался, простился с матерью и зашагал по направлению к Сянчжоу. Дорога была незнакомой, а юноша очень торопился и поэтому прошел мимо постоялого двора. Начинало смеркаться. Вокруг было пустынно, и найти место для ночлега оказалось совсем не просто. Чжугэ Цзинь огляделся по сторонам. Впереди темнел густой лес, на опушке которого белел древний храм. «Что ж, придется здесь заночевать», — решил юноша. Подошел к храму, толкнул ворота. Во дворе было пусто. Над входом в храм при свете луны можно было разглядеть доску с полустертой надписью. Чжугэ Цзинь попробовал прочитать ее, но не смог. В храме тоже было пусто. Только на возвышении стояли статуя местного бога Земли, изваяния двух служителей, а перед ними — ветхий покосившийся столик на трех ножках. Усталый Чжугэ Цзинь улегся на полу перед алтарем, положил под голову узел с вещами и вскоре уснул. Наступила третья стража. И вдруг видит он: входит в храм человек с лицом, светлым, как луна, с длинной вьющейся бородой, с веером в руке. На нем — одеяние из перьев аиста, на голове белая шелковая повязка. «Слушай меня! — сказал человек юноше. — Я твой предок — Чжугэ Лян, повелеваю тебе помочь Юэ Лэю и поддержать славу рода Юэ. Вот тебе три книги но военному делу, они откроют путь к успеху. Но как только одержите великую победу, сожги эти книги, чтобы они не попали в руки простым смертным!» Сказал и растаял в воздухе. Чжугэ Цзинь в страхе проснулся. Ах, это был только сон! Но под жертвенным столиком лежал желтый шелковый сверток. Юноша развернул его — в свертке действительно оказались три книги. Взволнованный Чжугэ Цзинь поклонился небу, собрал вещи и покинул храм. Когда он выходил за ворота, уже начинало светать. Впереди лежал еще долгий путь. Шел Чжугэ Цзинь только днем, ночевал на постоялых дворах. В одном селении на базаре он купил даосское одеяние и решил заняться гаданием. Через несколько дней Чжугэ Цзинь дошел до Цзянду и остановился в храме. Деньги кончились, надо было зарабатывать на жизнь. Он расставил на обочине дороги шатер и вывесил надпись: «Я — Чжугэ Цзинь из Наньяна, гадаю и предсказываю, за барышами не гонюсь». Желающих погадать собралось множество, и всем Чжугэ Цзинь давал точные и ясные ответы. Платили ему кто сколько мог, он не торговался. Как раз в этот день Юэ Лэй, Ню Тун, Цзун Лян, Хань Ци-лун и Хань Ци-фын тоже добрались до Цзянду. Увидев оживленную толпу, Ню Тун сказал братьям: — Постойте! Дайте-ка я взгляну, зачем народ собрался! Он протиснулся вперед, увидел шатер и в недоумении пожал плечами: — Простой гадатель! Что тут такого интересного? — А почему бы и нам не узнать свою судьбу? Быть может, гадатель даст нам полезный совет, сказал Юэ Лэй и направился к шатру. — Эй, зеваки, разойдись, дай дорогу! — крикнул толпе Ню Тун. Его могучая фигура и угрожающе сжатые кулаки произвели впечатление. Люди не осмеливались с ним спорить и, ворча, разошлись. Юэ Лэй подошел к шатру и почтительно приветствовал гадателя: — Погадайте мне, если можно, учитель. Чжугэ Цзинь пристально поглядел на юношу и сказал: — Вижу я, вы не простой человек! Позвольте, я уберу шатер и проведу вас в мое убогое жилище. Там гадать удобнее — никто не помешает. Чжугэ Цзинь снял объявление, свернул шатер и повел Юэ Лэя с братьями в храм. После обмена приветственными церемониями он сказал: — Скажите мне, вы не второй господин Юэ? — Нет, моя фамилия Чжан! Вы обознались! — ответил Юэ Лэй, с трудом скрывая охватившую его тревогу. — Можете от меня не таиться! Я — Чжугэ Цзинь, сын Чжугэ Ина. Отец после смерти явился мне во сне и повелел вам помочь. У Юэ Лэя отлегло от сердца. — Как вы меня узнали? — удивился он. Мы ведь с вами никогда не встречались! — Узнать не трудно. На всех заставах вывешены объявления с описанием ваших примет! — усмехнулся Чжугэ Цзинь. — Ну, теперь нам беспокоиться не о чем! — обрадовались молодые люди. С братом Чжугэ Цзинем добьемся чего угодно! Ню Тун ликовал: — Теперь у нас есть свой военный наставник! Братья, давайте нападем на Линьань и перебьем предателей! Брат Юэ станет императором, а мы — полководцами! — Не говори глупостей! — прикрикнул на него Юэ Лэй. — Люди услышат, подумают, что мы мятежники! В этот день братья отдыхали в храме, а на следующее утро отправились дальше по дороге в Линьань. Через день добрались до Гуачжоу. Когда подходили к Янцзы, солнце уже клонилось к западным горам — переправляться через реку было поздно. Пришлось заночевать на постоялом дворе. Утром вышли за городские ворота и увидели храм Золотого дракона. — Подождите меня в храме, братья, — сказал Чжугэ Цзинь, — а я схожу на берег и договорюсь с перевозчиком. — Лучше я сам схожу, — заупрямился Юэ Лэй. — Ждите меня здесь. С этими словами он зашагал к реке. — Лодочник, мне надо на тот берег! — крикнул юноша, завидев лодку. — Сколько возьмешь за перевоз? Лодочник вышел из каюты, внимательно осмотрел Юэ Лэя и расплылся в улыбке: — Заходите, пожалуйста, присаживайтесь! Я сейчас пришлю приказчика — с ним и договоритесь. Юэ Лэй остался в каюте, а лодочник соскочил на берег и убежал. Прошло довольно много времени, лодочник вернулся еще с какими-то двумя людьми и сказал юноше: — Сейчас придет мой приказчик… Этим двум господам тоже надо переправиться. Вы не против, если я их заодно захвачу? — Пожалуйста, — согласился Юэ Лэй. — Позвольте узнать, куда вы направляетесь, господа? — Едем в Линьань на могилу. При слове «могила» сердце Юэ Лэя дрогнуло, и он не удержался от следующего вопроса: — Из каких мест вы родом? На чью могилу едете? — По внешности видно, вы человек нездешний, так что не будем скрывать, — мы едем на могилу Юэ Фэя. Юэ Лэя словно укололи в сердце: из глаз его покатились слезы, и он, задыхаясь, проговорил: — Откуда вы знаете моего отца?.. Как у вас хватило смелости идти на его могилу?.. Не буду вас обманывать: я — Юэ Лэй. Если хотите, присоединяйтесь ко мне. — Вот и хорошо, что вы Юэ Лэй! — засмеялись люди. — А мы здешние стражники и получили приказ первого министра Цинь Гуя задержать вас! В одно мгновение они надели на юношу ручные кандалы, вывели на берег и потащили в ямынь. Правителя здешнего округа звали Ван Бин-вэнь. Он только что начал прием, когда стражники доложили ему о поимке Юэ Лэя. — Ведите его сюда! — закричал он, вскочив с места, и, едва юноша показался в дверях, обрушился на него: — Ты, сын мятежника, почему не становишься на колени? — Я сын честного человека, которого погубили предатели! — смело отвечал Юэ Лэй. — Зачем мне становиться на колени? Я не совершал никакого преступления! — Отведите его в темницу, — приказал служителям правитель округа. — Я сейчас же напишу донесение о поимке преступника, и завтра отправим его в столицу. Между тем братья сидели в храме и ждали Юэ Лэя. Наконец Хань Ци-лун потерял терпение: — Что его так долго нет? К берегу ведет одна тропинка — не мог же он заблудиться! Пойду поищу! — И я с тобой, — вызвался Хань Ци-фын. Братья вышли из храма и вдруг услышали, как люди на дороге переговариваются: — Наш начальник округа поймал Юэ Лэя и завтра отправляет его в столицу. Представляю, какую ему дадут награду! — Эх, жаль юаньшуая Юэ Фэя! Всю жизнь старался для государя, и вот тебе… — Видно, первый министр Цинь Гуй был его смертельным врагом в прежней жизни… Хань Ци-лун с братом сразу поняли, что произошло, и вернулись в храм. Рассерженный Ню Тун стал укорять Чжугэ Цзиня: — Ты, бычий нос, во всем виноват! Зачем отпустил его нанимать лодку? Душу из тебя вытряхнуть мало! — Не горячись, брат Ню, — успокаивал его Цзун Лян. — Что случилось, того не вернешь. Давай лучше подумаем, как его снасти! — Подождите минутку, я погадаю! — вмешался в спор Чжугэ Цзинь. Он вытащил из рукава золотые пластинки, помолился небу, разложил триграммы и, вглядевшись в них, вдруг радостно закричал: — Успокойтесь, братья! Сегодня ночью в третью стражу брат Юэ будет с нами! Никто не хотел ему верить. — Триграмма указывает на спасительную звезду, — убеждал Чжугэ Цзинь. — Давайте переждем ночь у городской стены. Я уверен — мое предсказание сбудется! Так как никто не мог предложить ничего лучшего, то братья последовали совету Чжугэ Цзиня. А в это время Юэ Лэй плакал и бранился в темнице: — Подлый предатель Цинь Гуй! Мой отец спас государя в горах Нютоушань, разгромил цзиньское войско под Чжусяньчжэнем, уберег государство от гибели! А что сделал ты? Погубил моего отца и старшего брата, а всех родных угнал в Юньнань. Ты еще вспомнишь меня — после смерти я превращусь в духа и уничтожу весь твой род! Случилось так, что рыдания и брань Юэ Лэя разбудили арестанта из соседней камеры. — Ну и дурень! — выругался он. — Сын великого человека, а трус! Терпеть не могу таких, кто боится смерти! — Не обращайте внимания, господин, его завтра отправят в столицу, — сказал тюремщик. — Он не знает, что вы здесь, и ревет во все горло. Подождите, я его сейчас утихомирю! Арестант был не кто иной, как Оуян Цун-шань, который когда-то перевозил Чжан Бао через реку. Оуян Цун-шань был силачом, и никто не смел с ним связываться. Но вчера он напился пьяным и устроил драку на улице. Его схватили и водворили в тюрьму. Тюремщик побаивался арестанта и, чтобы тот не скандалил, величал его «господином», старался во всем угодить. — Пусть его плачет! Вы лучше сделайте вот что… — сказал Оуян Цун-шань и вытащил из-под изголовья деньги, — сегодня у меня день рождения — купите мне курицу, гуся, рыбы, мяса, вина и фруктов. Устроим угощение. Тюремщик исполнил его просьбу. Пока он раздобывал все, перевалило за полдень. Когда тюремщик поставил закуски перед Оуян Цун-шанем, тот сказал: — Раздели на всех арестованных и разнеси по камерам! И малого, который ревел, не забудь! Тюремщик сделал и это, а затем вернулся к Оуян Цун-шаню. Они выпили и затеяли застольную игру. Постепенно тюремщик опьянел, повалился на циновку и уснул. Пользуясь темнотой, Оуян Цун-шань осторожно выбрался из камеры, нашел веревку, подошел к камере Юэ Лэя и тихо сказал: — Не бойся меня! Я, Оуян Цун-шань, знаю, кто ты, и хочу тебя спасти! — Он снял с юноши кандалы и шепнул: — Следуй за мной! Во дворе Оуян Цун-шань выломал тюремные ворота, и оба побежали к городской стене. Здесь Оуян Цун-шань обвязал Юэ Лэя веревкой и спустил со стены именно в том месте, где его дожидались друзья. Вот до чего точным было гадание Чжугэ Цзиня! Когда Юэ Лэй вдруг так неожиданно оказался среди братьев, Ню Тун даже запрыгал от радости: — Брат Чжугэ Цзинь настоящий волшебник! А я — то его ругал! — Эй, кто там внизу, берегись! — неожиданно послышался голос со стены. Не успели юноши сообразить, в чем дело, как Оуян Цун-шань спрыгнул на землю. Юэ Лэй познакомил его с братьями и рассказал, как ему удалось спастись. — Нам нельзя медлить! — сказал Чжугэ Цзинь. — Надо найти лодку и скорее переправиться через реку! Не то обнаружат побег брата и пошлют погоню! Братья побежали к берегу. Лодка, которую они видели утром, стояла на прежнем месте. Хань Ци-лун вскочил в каюту и рявкнул в ухо спящему лодочнику: — Эй, разоспался! Вставай! Начальник округа отправляет в столицу важного государственного преступника! Испуганный лодочник вскочил и хотел одеваться, но Хань Ци-лун вонзил ему в грудь кинжал… Братья приладили весла, руль и отчалили от берега. Поистине: Если рыбка с крючка Сорвалась и спустилась на дно — Вновь ее изловить Рыбаку не дано! Если вы не знаете, что произошло после этого, то прочтите следующую главу. Глава шестьдесят четвертая Названые братья приносят жертвы на могиле Юэ Фэя. Жадный чиновник вымогает подарки у жителей Учжэня О, как печально, что делам геройским Приходит раньше времени конец, А лучшие стремления героев Стираются изменниками в прах! И в древние эпохи было много Прекрасных, но загубленных сердец. О них веками будут литься слезы, От слез Чанцзяну тесно в берегах. Когда смотритель гуачжоуской тюрьмы и тюремщики протрезвились и увидели, что рядом с ним нет Оуян Цун-шаня, они бросились проверять, все ли арестанты на месте. Оказалось, что исчез еще и Юэ Лэй. Кинулись к воротам — они были распахнуты настежь. Обезумевшие от страха тюремщики побежали докладывать правителю округа. Тот распорядился немедленно обыскать весь город. Поднялся переполох, но найти беглецов так и не удалось. А братья под покровом ночи переправились через реку и высадились на берег возле Цзинкоу. Здесь они наняли лошадей и двинулись дальше по дороге к Улиню. Через несколько дней у заставы Бэйсинь они увидели постоялый двор. Пока читали вывеску над входом, в дверях появился хозяин и любезно пригласил: — Хотите отдохнуть, молодые господа? Пожалуйте! У меня чисто! Братья зашли в дом. Слуга взял у них вещи и отнес в комнаты. Огляделись. Дом был небольшой — всего из трех комнат: прихожей и двух спален. Посреди прихожей стоял столик, на нем — табличка с надписью. — «Место пребывания души великого юаньшуая Юэ Фэя», — прочитал Чжугэ Цзинь и, когда хозяин принес вино и закуски, спросил его: — Скажите, зачем у вас стоит эта табличка? — Я знаю, вы — люди нездешние, и расскажу вам все начистоту. Меня зовут Ван Дэ, я прежде служил стражником в тюрьме при храме Правосудия. Когда предатели погубили Юэ Фэя и смотритель Ни Вань скрылся, я подумал: «Зачем помогать предателям? Жалованье у меня ничтожное, а презирают меня все! Поживу лучше на покое!» Ушел я из Линьани и вместе с братом открыл здесь постоялый двор. Но о честности и преданности юаньшуая до сих пор не могу забыть! Вот почему и стоит у меня табличка с его именем. Утром и вечером я жгу перед ней курильные свечи. — Так мы, оказывается, свои люди! — воскликнул Чжугэ Цзинь и указал на Юэ Лэя. — Это второй сын юаньшуая! Он пришел навестить могилу отца. Не вздумайте никому об этом говорить! — Что вы, что вы! Я и так виноват, что не оказал должного уважения молодому господину! — засуетился хозяин и обратился к Юэ Лэю: — Заверяю вас, вы у меня будете в безопасности! Я веду торговлю с ямынем — поэтому мне нечего бояться обыска. Но вот на могилу ходить опасно: за ней все время следят люди Цинь Гуя. Разве что ночью… — Об этом поговорим после, — прервал хозяина Чжугэ Цзинь. Утром после завтрака он достал слиток серебра и сказал хозяину: — Приготовьте все необходимое для жертвоприношений, а мы пока погуляем по городу. Вечером пойдем на могилу. И братья отправились в город. В полдень Ню Тун проголодался и предложил зайти в трактир. — Что ж, мы тоже не прочь закусить! — согласились братья. Трактирщик бросился им навстречу: — Прикажете вина, господа? Прошу наверх! Юноши поднялись на второй этаж, сели за столик. Слуга мигом подал вино и закуски. Братья пили, играли в застольные игры. Лишь на закате солнца они покинули трактир и отправились на постоялый двор. — Вот здесь живет злодей Цинь Гуй! — сказал братьям Чжугэ Цзинь, когда они проходили мимо ворот большого богатого дома. — Так что давайте лучше помолчим! Юноши опасливо ускорили шаги. Только на Ню Туна слова Чжугэ Цзиня подействовали иначе. «Таиться от Цинь Гуя? Как бы не так! Убью злодея и отомщу за дядю!» Он незаметно отстал от братьев и проскользнул в ворота. Сумерки сгустились, и привратник зажигал фонарь. Ню Тун спрятался в паланкин, стоявший во дворе, и стал ждать. Когда совсем стемнело, он выбрался из паланкина и подкрался к дверям. Попробовал открыть — заперты. Возле стены росло дерево. Ню Тун взобрался на него и спрыгнул на крышу. Заглянул в щель между черепицей — на кровати спал человек. Ню Тун разобрал черепицу и прыгнул вниз. Человек проснулся и хотел закричать, но Ню Тун схватил его за горло, придавил грудь коленом. После нескольких ударов бедняга испустил дух. Ню Тун огляделся. На столе лежали хлопушки. «Хорошо, можно на могиле устроить фейерверк!» — мелькнуло у него в голове. Он собрал в горсть с десяток хлопушек и сунул за пазуху. Потом прибавил огонь в светильнике и увидел, что хлопушками завалена вся комната. Оказывается, он попал в домик мастера, который изготовлял для Цинь Гуя хлопушки! «Проклятый предатель! — выругался Ню Тун. — Веселишься, а до людей тебе и дела нет! Если бы не мой дядя Юэ Фэй, чжурчжэни завоевали бы Срединную равнину и тебе, возможно, пришлось бы просить милостыню! Мало тебе его гибели, ты еще и на могилу к нему никого не пускаешь! Погоди, попадешься мне в руки — кожу с живого сдеру!» Раздраженный Ню Тун хотел щелчком сбить нагар со светильника, но не рассчитал: искра попала на кучку пороха, тот вспыхнул, и комната наполнилась дымом. Ню Тун зажмурил глаза и в растерянности заметался по комнате, тщетно пытаясь найти дверь. И вдруг свершилось чудо: подул ветер, и из пламени явился человек. — Не бойся, я тебя спасу! — сказал он. — Кто тут? — Чжан Бао! — послышалось в ответ, и юноша почувствовал, как неведомая сила подняла его в воздух. К счастью для Цинь Гуя, слуги быстро погасили огонь. О погибшем мастере никто не сокрушался: решили, что он сам виноват — неосторожно обращался с огнем. Братья хватились Ню Туна только на постоялом дворе. — Куда он девался? — беспокоился Юэ Лэй. Чжугэ Цзинь быстро погадал и успокоил всех: — Ничего с ним не случится. Идемте на могилу, там его и подождем. Братья взяли у хозяина все необходимое для жертвоприношений и отправились к подножью горы Цися. Ню Туна на могиле не было. Юэ Лэй еще больше встревожился. — Ручаюсь, сейчас он будет здесь! — уговаривал его Чжугэ Цзинь. Только он это сказал, как рядом кто-то упал. Вгляделись, а это Ню Тун! — Брат Чжугэ настоящий провидец! — в один голос воскликнули юноши. — Ты где был? Откуда свалился? — набросился на него с вопросами Юэ Лэй. Пока братья расставляли жертвенную утварь, Ню Тун поведал им о своих приключениях. — И то хорошо! — сказал Хань Ци-лун. — Хоть дал знать о нас злодею! Началась церемония жертвоприношения. Юэ Лэй так плакал, что у него закружилась голова, и юноша без чувств упал на землю. Когда Цзун Лян собрался зажечь курения, Ню Тун дернул его за рукав: — Постой, у меня есть хлопушки. Устроим фейерверк! Подожгли фитили, разноцветные огни взметнулись к небу. Громкий треск разнесся далеко вокруг… Мы уже упоминали о том, что по приказу Цинь Гуя три сотни воинов во главе с Фын Чжуном следили за могилой Юэ Фэя. Прошло много дней, а у могилы никто не появлялся. Фын Чжуну наконец опротивела эта бесполезная слежка, и он увел свой отряд в кумирню Светлого счастья. И вот внезапно среди ночи со стороны могилы донесся треск хлопушек. Воины вскочили на ноги и бросились к холму. — Войска идут, бежим! — крикнул Чжугэ Цзинь, заслышав в темноте топот. Братья побежали в горы и в суматохе позабыли о Юэ Лэе. Фын Чжун добрался до могилы — нигде никого. Засветили факелы, и тут только увидели лежащего на земле человека, по всем приметам походившего на того государственного преступника, которого велел изловить первый министр Цинь Гуй. Фын Чжун без лишних слов связал его веревкой, бросил поперек седла и отдал приказ возвращаться в кумирню. Дорога проходила вдоль крутого берега озера. От тряски Юэ Лэй понемногу пришел в себя. Хотел пошевелиться — не давали веревки. Только теперь, к своему великому ужасу, юноша понял, что попал в руки врагов. В этот момент Фын Чжун проезжал мимо дерева, нависшего над дорогой и, чтобы не зацепиться головой за сук, вынужден был пригнуться к седлу. В голове Юэ Лэя мгновенно родился план спасения. Юноша быстро вскинул ноги, уперся в сук и изо всех сил оттолкнулся. Фын Чжун потерял равновесие и сорвался в воду. Следом за ним полетел и Юэ Лэй. Воины бросились на помощь своему начальнику, но внезапный порыв ветра погасил фонари и факелы. Натыкаясь в темноте друг на друга, люди разбрелись кто куда в поисках огня. Пока воины раздобыли огонь и выловили Фын Чжуна из воды, он уже захлебнулся. Падая в озеро, Юэ Лэй приготовился к смерти. Но откуда ни возьмись появилась барышня Инь-пин в одеянии из перьев аиста, подхватила брата и взмыла к облакам. Юэ Лэю казалось, что он плывет в каком-то тумане. Возле его уха прозвучал голос Инь-пин: — Будь осторожен, брат, я ухожу! Юноша открыл глаза и увидел, что лежит на земле посреди пустынного поля. Тогда он встал и побрел наугад. Вскоре из темноты всплыли очертания дома. Двери его были приоткрыты, в комнате горела лампа. У очага сидели старик и старуха. Юэ Лэй просунул голову в дверь и тихо окликнул: — Почтенные люди, укройте меня! Старик поднялся и с удивлением посмотрел на ночного гостя: — Что с вами, молодой господин? Где вы так вымокли? — Разбойники столкнули меня в реку, — соврал Юэ Лэй. — Можно у вас обсушиться? — И зачем вы один гуляете ночью! — сокрушенно вздохнул старик. — Входите, присаживайтесь у очага… Жена, принеси-ка молодому господину сухую одежду… Юноша переоделся, мокрую одежду старуха развесила у огня. — Как вас зовут, отец? — спросил Юэ Лэй, поудобнее пристраиваясь возле очага. — Кто вы? — Я — Чжан, родом из Хучжоу. Мы со старухой торгуем соевым творогом. Детей у нас нет, живем одни. А вы кто? Откуда вас занесло в наши края? — Я тоже Чжан, — опять соврал Юэ Лэй. — Плыл в лодке из Танъиня в Линьань, тут на меня и напали разбойники. — О, знаю, знаю Танъинь! — закивал головой старик. — Там жил великий герой! Он спас государя, и злодеи за это его убили! За разговором время летело быстро; не заметили, как за окном забрезжило. Старик протянул Юэ Лэю чашку соевого отвара: — Скушайте, молодой господин. Отвар горячий, согреетесь. Юэ Лэй принялся за еду, как вдруг дверь распахнулась, и в комнату вошли двое. — Эй, старик, налей-ка нам по чашке отвара! Это были лучники из охраны городского ямыня — Чжао Да и Цянь Эр. Старик торопливо подал им отвар, услужливо пододвинул скамейки. Прихлебывая отвар, лучники не сводили глаз с Юэ Лэя. Один из них спросил хозяина: — Старик, откуда этот парень? «Что это он их так заинтересовал?» — с подозрением подумал старый Чжан и сказал: — Это мой племянник. Чжао Да и Цянь Эр покончили с едой, оттолкнули от себя чашки и вышли. — Ни разу не видел, чтобы к старику приходили родственники, — сказал Чжао Да товарищу. — Уж больно парень по приметам похож на Юэ Лэя. А может, это он и есть? Давай отведем его в ямынь. Повезет — получим награду! Лучники вернулись в дом и приступили к старику с расспросами: — Так это твой племянник? Откуда он? Как его звать? Почему ты раньше никогда о нем не упоминал? — Его зовут Чжан Сяо-сань, живет он далеко отсюда, потому и приходит редко. — Врешь! — рявкнул Чжао Да. — Это Юэ Лэй! Укрываешь преступника?! — Что ж, я — Юэ Лэй! — сказал юноша, вставая. — Хватайте, раз опознали! Ведите в ямынь — получите награду! Цянь Эр созвал соседей старика Чжана: — Мы поймали важного государственного преступника! Вы должны доставить его под охраной в ямынь! Упустите — сами будете отвечать! — Старого хрыча тоже забрать! — распорядился Чжао Да. — Пусть и его накажут за укрывательство. Он сам говорил, что этот парень — его племянник. — Не губите! — взмолился старик. — Я ничего не знал! Он мне сказал, что разбойники бросили его в воду, и попросился в дом, чтобы обсушиться. — Нам дела нет, что он тебе говорил! — крикнул Цянь Эр. — Сам объяснишь господину начальнику! — Почтенные господа, отпустите меня! — продолжал упрашивать старик. — Я бы дал вам денег, но дома нет ни гроша — возьмите хоть поросенка! Век буду вас благодарить! Покуражившись немного для важности, Чжао Да и Цянь Эр согласились. Приказав старику доставить поросенка к ним домой, они повели Юэ Лэя в городской ямынь. Начальник ямыня Люй Бо-цин, уроженец Сучжоу, злобный и жадный чиновник, тотчас же вышел в присутственный зал и, выслушав доклад лучников, сказал: — Раз преступник сам сознался, что он Юэ Лэй, допрашивать нечего. Пусть проведет ночь в клетке под замком, а завтра я его отправлю в столицу. За наградой придете позже. Глашатаи по всему городу разнесли весть о поимке важного преступника. Государь, говорили они, несомненно, повысит начальника в должности и звании, а посему каждый житель должен явиться в ямынь с поздравлениями и подарками. А теперь вернемся к братьям. Укрывшись в безопасном месте, они обнаружили, что с ними нет Юэ Лэя. — Его, видно, схватили! — сокрушались юноши. — Что теперь будет?! — Постойте! — сказал Чжугэ Цзинь и быстро погадал на пальцах. — Все правильно! Брат Юэ Лэй в Учжэге. Идем туда! Предсказание Чжугэ Цзиня казалось невероятным, но так как он уже не раз обнаруживал необыкновенные способности к гаданию, то ему поверили. Молодые люди забрали на постоялом дворе свои вещи, простились с Ван Дэ и двинулись в путь, не дожидаясь рассвета. Дорога была неблизкой, лишь к полудню добрались до Учжэня. Все проголодались и зашли в трактир перекусить. Юношам сразу бросилась в глаза Сутолока, царившая в городе. По улицам сновали люди: одни тащили какие-то короба, другие — узлы, третьи — корзины с вином и фруктами. — Что у вас тут случилось? — спросил Чжугэ Цзинь трактирного слугу. — Почему все носятся как угорелые? — Наш начальник господин Люй изловил государственного преступника Юэ Лэя, — ответил слуга. — Теперь горожане обязаны являться к нему с подарками и поздравлениями. — Вот оно что! — воскликнул Чжугэ Цзинь. — А ведь господин Люй — наш родственник. Придется и нам его поздравить! Юноши расплатились с трактирщиком и отправились в ямынь. Люй Бо-цин важно восседал на возвышении в присутственном зале и наблюдал, как два письмоводителя принимают подарки и составляют на них описи. Хань Ци-лун положил на столик пять больших слитков серебра, поклонился чиновнику и, указывая на братьев, промолвил: — Мы заезжие купцы. До нас дошел слух о поимке Юэ Лэя. Поздравляем, поздравляем! Теперь вы прославитесь и получите повышение в чине! Надеемся, по такому случаю вы не откажетесь принять наши скромные дары… И еще мы хотели узнать: правду говорят, что у Юэ Лэя третий глаз на затылке? Щедрый подарок «купцов» привел Люй Бо-цина в хорошее настроение, и он весело рассмеялся: — Вранье! Трехглазых людей не бывает! Не верите — можете сами посмотреть. Юэ Лэй сидит у меня в клетке. Красавец малый! — Вы нам доставите огромное удовольствие! — поблагодарили юноши. — Слуги, покажите молодым господам преступника! — распорядился Люй Бо-цин. — И больше никого туда не пускайте, чтобы зря не разносили нелепые слухи! Юноши гурьбой ввалились во внутренний зал ямыня. — Где тут Юэ Лэй? — Здесь! — отозвался Юэ Лэй, который тоже опознал братьев. Ударом ноги он разбил клетку, сорвал ручные кандалы. Юноши вооружились палками и ринулись в присутственный зал. Ветры подули, дожди зашумели. Птицам подобно, летят смельчаки. Тучи сгустились, и грянули громы. Занесены над врагом кулаки! Люй Бо-цин почуял беду и хотел спрятаться, но Оуян Цун-шань схватил со стола тяжелый стакан с гадательными пластинками и изо всех сил опустил его на голову жадного чиновника. Так и не удалось ему воспользоваться подношениями! Письмоводители и служители ямыня в страхе бросились кто куда. Юноши выскочили на улицу. Никто из горожан не пытался их задерживать. Наоборот, люди радовались, что стяжателю досталось по заслугам! Братья беспрепятственно выбрались из города и больше двадцати ли бежали, не разбирая дороги. Наступил вечер. И вдруг юноши остановились и почти одновременно с отчаянием воскликнули: — Мы погибли! Впереди простиралась озаренная бледным лунным светом бескрайняя водная гладь — они стояли на краю обрыва! Поистине: Просторно-просторно великое море, И суши не видно — куда б ни смотрел! Бескрайни-бескрайни небесные дали; Не знаю, не ведаю — где им предел?.. Если вы не знаете, как братьям удалось избавиться от опасности, то прочтите следующую главу. Глава шестьдесят пятая Разгневанный Ню Тун укоряет отца. Добрая госпожа Чай предотвращает мщение Зло себе причиняет Не запомнивший старого зла. Есть источник у счастья, Есть и корни у бед. Но былые обиды Можно вылить в благие дела, Имя женщины — Чай — Будет славиться тысячи лет! Итак, юноши увидели перед собою безбрежную водную гладь. Это было озеро Тайху. Измученные, разбитые, они побрели вдоль берега. В одном месте, под склонившимися над водой ивами, стояли четыре рыбачьих лодки, а рядом с ними — несколько больших казенных лодок. — Есть здесь живая душа? — крикнул Чжугэ Цзинь. — Мы идем из Линьани в Цзинкоу. Перевезите нас. На плату не поскупимся. Из каюты высунулся рыбак: — Время больно позднее — плыть по озеру опасно. — Что же нам делать? — заволновался Юэ Лэй. — Тогда, может, позволишь переночевать в твоей лодке? — Нет, — покачал головой рыбак, — лодка маленькая, места не хватит. Пройдите еще половину ли — там в лесу будет храм бога Гор и Озер. В нем и переночуете. Братья последовали совету рыбака и скоро в густом лесу нашли древний храм. Возле него ютилось десятка два убогих рыбачьих хижин. — Ждите меня здесь, — сказал братьям Чжугэ Цзинь. — Я пойду взгляну, нет ли там какой опасности. Братья укрылись в тени деревьев, а Чжугэ Цзинь постучался в ворота храма. Вышел старый даос, отодвинул засов и спросил: — Вам кого, господин? — Мы купцы, идем из Линьани. Мест здешних не знаем и прошли мимо постоялого двора. Нельзя ли у вас переночевать? — Переночевать можно, но у нас нет ни циновок, ни постелей. — Это не важно, — заверил его Чжугэ Цзинь. — Идемте, братья! Юноши вышли из укрытия и почтительно приветствовали даоса. Когда располагались на ночлег, в храм вошел какой-то незнакомец, пристально посмотрел на юношей и воскликнул: — Да это, никак, господин Юэ Лэй! — Я не Юэ Лэй, а Чжан, — ответил юноша, заметно смутившись. — Вы меня не бойтесь, я — Ван Мин, бывший телохранитель Юэ Фэя. Мы сопровождали юаньшуая во время его последней поездки в столицу. Ван Хэна тогда убили стражники, а мне с тремя товарищами удалось спастись. Теперь я живу здесь. Сегодня на рынке продавал курильные свечи, и слышу разговор: Люй Бо-цин поймал Юэ Лэя и хочет завтра отправить его в Линьань. Я собрал рыбаков и хотел напасть на стражников… Так что не обманывайте меня — вы так похожи на своего отца, что обознаться невозможно! Одного не пойму, как вы попали в здешние края? Роняя слезы, Юэ Лэй поведал ему о своих злоключениях. — Не расстраивайтесь, молодой господин, — утешал юношу Ван Мин. — Сегодня мы хоть немного да насолим мерзавцу Цинь Гую! Вы, наверное, слышали, что он приказал Фын Сяо конфисковать имущество юаньшуая? Так вот: груженые лодки сейчас возвращаются в столицу и встали на якорь неподалеку отсюда. Мы сегодня ночью сделаем так, чтобы предатель не воспользовался вашим добром! — Правильно, перебьем мерзавцев! — зашумели братья, только Чжугэ Цзинь возразил: — Не стоит затевать драку! Лучше сделаем вот что… Глубокой ночью по сигналу Ван Мина рыбачьи лодки бесшумно подвезли горючее к судам Фын Сяо. Осторожно перерезали якорный канат самого большого судна и вывели его на середину озера. Никто на судне этого не заметил — люди спали крепким сном. Рыбаки прицепили к бортам связки сухого хвороста и подожгли. Судно запылало. Люди в панике выскакивали из трюма и прыгали в озеро. Кто не умел плавать, тут же тонул. Погиб и Фын Сяо. — Великолепно! — ликовал Ню Тун. — Отправляйся к владыке дракону, туда тебе и дорога! Так предателя, который губил честных людей, постигло заслуженное возмездие! Охваченные радостным возбуждением, юноши вернулись на берег. А на следующее утро местные чиновники отправили ко двору донесение о разбойниках, якобы появившихся на озере… Когда братья вернулись в храм, наступила пятая стража. — На могиле мы побывали, с Фын Чжуном и Фын Сяо разделались, — сказал Цзун Лян. — Куда ты теперь собираешься, брат Юэ Лэй? — Хочу идти в Юньнань разузнать, что с матушкой, — ответил Юэ Лэй. — И мы с тобой! — заявил Ню Тун. — Не спешите, надо сперва все обдумать, — возразил Чжугэ Цзинь. — До Юньнани далеко, а брату Юэ Лэю путешествовать опасно — приказ изловить его разослан во все округа. Давайте пойдем в горы Тайхан, попросим войско у дяди Ню Гао, а оттуда уже отправимся в Юньнань. Так будет безопаснее. — Ну и дела! — с удивлением воскликнул Ню Тун. — А я и не знал, что мой отец в горах Тайхан! Видно, занимается грабежом, живет в свое удовольствие, а за дядю Юэ Фэя и не думает мстить! Ван Мин зарезал двух баранов, достал вина и угостил юношей. Прощаясь, он передал Юэ Лэю белого коня и драгоценный меч Юэ Фэя. Юноши в лодках переплыли озеро и высадились на берег возле Исина. Идти через Цзинкоу они не осмелились, свернули к Цзянькану. После долгого и трудного пути добрались наконец до гор Тайхан, и тут путь им преградили разбойники: — Отдавайте деньги! — Проклятые! — выругался Ню Тун. — Ну-ка, живо на гору и позовите ко мне Ню Гао! Попробуйте отказаться — всех перебью, не оставлю камня на камне в вашем вонючем логове! Назревала драка, и, чтобы предотвратить ее, Юэ Лэй крикнул: — Доложите своему вану, что пришел Юэ Лэй! — Так это вы, второй господин! — воскликнули пораженные разбойники. — А наш ван чуть не каждый день о вас вспоминает! Они побежали на гору, и вскоре навстречу юношам вышли Ню Гао, Ши Цюань, Чжан Сянь, Ван Гуй, Чжао Юнь, Лян Син и Цзи Цин. Молодых людей пригласили в беседку. Выслушав рассказ Юэ Лэя о злоключениях его семьи, Ню Гао разразился проклятиями, но тут его сын вскочил с места и, дерзко тыча в отца пальцем, закричал: — Ты занимаешься грабежом и не думаешь о мести! Это по твоей вине брат Юэ Лэй перенес столько страданий! Против обыкновения, Ню Гао не возмутился поведением сына, только сказал Юэ Лэю: — Твой отец любил говорить: «У почтительного отца и сыновья почтительны. У непочтительного отца — и сыновья непочтительны». Сегодня я убедился, насколько справедливы были его слова! — Дядя, я хочу навестить матушку в Юньнани, — сказал Юэ Лэй, — но дорога туда опасна, и я прошу вас дать мне тысячу воинов. — Воинов я тебе дам, — пообещал Ню Гао. — Поживи у меня несколько дней, пока мастера изготовят для них белые траурные латы и шлемы. А в это время вдова Юэ с семьей под охраной стражников направлялась в Юньнань. Путь лежал через Наньнин. В начале правления династии Сун этот округ был пожалован императором во владение Чай-вану. Когда на экзаменах в столице во время поединка с Юэ Фэем погиб Чай Гуй, его титул и владения по наследству перешли к сыну Чай Пай-фу. Ему-тο Цинь Гуй и сообщил письмом, что семья Юэ Фэя направляется в ссылку в Юньнань и есть возможность отомстить за смерть Чай Гуя. Чай Пай-фу решил не упускать удобный случай. Он приказал своему войску разбить лагерь на горе Балуншань, мимо которой должна была проехать вдова Юэ. Вечером разведчики донесли, что ее обоз действительно остановился на ночлег неподалеку от горы. Чай Пай-фу помчался туда. — Эй вы! Кто посмеет со мной сразиться? — грозно крикнул он. Вдова встревожилась, но Чжан Ин поспешил ее успокоить: — Не надо волноваться раньше времени, госпожа! Я сейчас узнаю, кто там шумит. Чжан Ин вооружился дубинкой и выехал навстречу Чай-вану. В золоченом шлеме, украшенном крыльями феникса, в красном боевом халате с узорами из драконов, тот выглядел грозно и величественно. — Ты кто, воин? — окликнул Чжан Ин, помахивая дубинкой. — И что тебе здесь надо? — Еще спрашивает! Юэ Фэй мой смертельный враг: он убил моего отца на ристалище в столице. Никто из вас не уйдет отсюда живым! — Зря сердитесь! — примиряюще сказал Чжан Ин и назвал свое имя. — О какой мести можно сейчас говорить? Ведь юаньшуая погубили предатели, его родных разжаловали в простолюдины и теперь отправляют в ссылку. Не задерживайте нас! — Что? Ты хочешь, чтобы я отказался мстить за отца? — выкрикнул взбешенный Чай Пай-фу. — Как бы не так! Выдавай мне всех Юэ! Какое тебе до них дело — ты же не из их рода! Иначе и тебе смерть! Чжан Ин разозлился и перестал владеть собой: — Ах ты собачья голова! Тебе добром говорят, а ты и слушать не хочешь! Ну, погоди!… Чжан Ин размахнулся дубинкой и ринулся на противника. Завязался жестокий и долгий поединок. Когда совсем стемнело и сражаться стало трудно, Чай-ван крикнул: — Пока хватит — время позднее! Но запомни — завтра утром тебя добью! — Ладно, даю тебе еще день пожить! — со снисходительной усмешкой отвечал Чжан Ин. — Ты с кем так долго дрался? — спросила госпожа Юэ, когда Чжан Ин вернулся. — С молодым Чай-ваном. Оказывается, наш господин убил его отца, и вот теперь он собрался за него мстить! Мы отложили бой на завтра… Всю ночь госпожа Юэ провела в тревоге. На следующее утро Чай-ван явился снова. Сто схваток последовали одна за другой. Наконец Чай-ван убедился, что ему не одолеть противника, и подал команду трем сотням воинов напасть на Чжан Ина. Юноша сражался как лев. Один из ударов пришелся по задней ноге коня Чай-вана. Конь взвился на дыбы и сбросил всадника на землю. Чжан Ин занес дубинку над его головой, но воины Чай-вана ловко подхватили своего господина и увезли. Отдышавшись немного, Чай-ван приказал войску вернуться в лагерь, а сам отправился на заставу Телугуань за подкреплением. Когда Чай-ван вступил в свой дворец, его мать была в зале. От нее не укрылось, что сын чем-то расстроен, и она спросила: — Где ты два дня пропадал? Сражался? — Да, — признался Чай Пай-фу и рассказал, с кем и почему вступил в поединок. — Ах, сын мой, не слушал бы ты предателя Цинь Гуя! — укоризненно покачала головой старуха. — Не месть сейчас нужна, а сочувствие к людям, попавшим в беду! — Вы не правы, матушка! — почтительно возразил Чай-ван. — Мы с родом Юэ смертельные враги. Пусть не ждут от меня сочувствия! — Сын мой, ты был еще мал, когда погиб твой отец, и ничего не знаешь, — настойчиво убеждала мать. — Ведь твой отец — потомственный ван! Зачем ему нужно было унижаться на экзаменах? Или он не мог обойтись без звания «первого из сильнейших»? К несчастью, Ван Шань Золотой Меч его смутил. Хотел с помощью твоего отца завладеть Сунской империей! Недаром сразу после его гибели этот разбойник поднял мятеж. А ведь если бы твоему отцу удалось получить звание «первого из сильнейших» и он присоединился бы к мятежнику — не знаю, были бы мы сейчас живы или нет? Но в одном уверена — титул вана ты бы не носил! А Юэ Фэй был честным человеком, он не щадил себя, защищая родину и свой народ. Мало того что предатель Цинь Гуй его погубил — он еще захотел, чтобы ты расправился с родными героя. Если ты это сделаешь, тебя будут проклинать в веках! — Я знал, что Цинь Гуй предатель, но жажда мести меня ослепила. Я готов был убить неповинных людей! Спасибо вам, матушка; вы раскрыли мне глаза! — Очень хорошо, сын мой, что ты меня послушался! — сказала старуха Чай, очень довольная ответом сына. — Завтра пригласи госпожу Юэ на заставу. На следующий день Чай-ван прискакал к лагерю вдовы и крикнул воинам: — Передайте своей госпоже, что моя матушка приглашает ее на заставу. Госпожа Юэ приняла приглашение и собралась ехать. — Не верьте ему, госпожа! — отговаривали ее приближенные. — Этот изменник не смог одолеть Чжан Ина и теперь хочет завлечь вас в ловушку! Вы погибнете! — Пусть будет так, но я все равно поеду! — твердо заявила госпожа Юэ. Пока шел спор, слуги сообщили, что пожаловала сама старая госпожа Чай. Госпожа Юэ в сопровождении телохранителей вышла встречать гостью. Чай-ван в это время у ворот лагеря помогал матери выйти из носилок. Вдова поспешно опустилась на колени и воскликнула: — Простите меня, почтенная госпожа! Я не знала, что вы приедете, и не успела вовремя выйти вам навстречу! Старуха Чай подняла госпожу Юэ с колен и ласково сказала: — Мой сын по наущению предателя едва не погубил вас! Я послала его извиниться перед вами и пригласить на заставу. Но когда он уехал, я подумала, что вы ему не поверите, и поэтому решила повидаться с вами сама. Прошу вас в мой паланкин. — Что вы, что вы! Разве я достойна такой чести! — воскликнула вдова Юэ. — Я не знаю, как вас и благодарить за то, что вы не вспоминаете зла, которое когда-то ненароком причинил вашей семье мой покойный муж! — Не будем об этом говорить! Вы — честные люди и ни в чем не виноваты! Старуха взяла вдову под руку и помогла сесть в паланкин, а сыну велела проводить на заставу младших родственников Юэ. Приняв гостей во дворце со всеми положенными почестями, хозяйка рассказала им о коварном замысле Цинь Гуя. Госпожа Юэ тоже поведала хозяйке о своих злоключениях, и та, слушая ее, не смогла удержать слез. Подали угощение, и старуха пригласила госпожу Юэ и ее невестку к столу. Чай-ван и сыновья Юэ Фэя пировали отдельно в Беседке ста цветов. Стараясь угодить гостье, старуха Чай говорила: — Я так счастлива, что нам удалось встретиться! Если вы не против, я готова называть вас сестрой! — Об этом я не смею и мечтать! Вы знатного происхождения, не чета мне… — отказывалась госпожа Юэ. — К чему скромничать! — воскликнула старуха Чай и тут же распорядилась принести столик и курильницу. Обе женщины дали друг другу положенную клятву. Госпожа Чай стала старшей сестрой, а госпожа Юэ — младшей. На следующий день Чай-ван почтительно доложил госпоже Юэ: — Тетушка, по пути в Юньнань вам придется проезжать через три заставы. На заставе Чжэньнань войском командует Хэй Ху, на заставе Пиннань — Ба Юнь, и на заставе Цзиньнань — Ши Шань. Все они пособники Цинь Гуя и, конечно, попытаются вас убить. Лучше поживите у меня, а я подкуплю ваших проводников и отправлю их к Цинь Гую с сообщением, будто его приказ выполнен. — Спасибо вам за заботу! — проговорила расстроенная госпожа Юэ. — Но как можно нарушить повеление государя? Я должна ехать дальше — пусть даже на каждом шагу меня подстерегает смерть! Чем скорее убьют, тем скорее я встречусь с мужем на том свете! — Я вижу, ваше решение твердо, — сказала старуха Чай, — но и отпустить вас без охраны нельзя. Хорошо, я сама провожу вас в Юньнань! — Нет, нет! Я не смею вас утруждать! — запротестовала вдова. — Где это видано, чтобы о преступнице так заботились?! — Хорошо, сестра, тогда я провожу вас через три заставы, — уступила старуха Чай. — Я не могу допустить, чтобы вы погибли! — Матушка, я тоже вместе с вами поеду провожать тетушку! — сказал Чай-ван. — Á заодно посмотрю, что делается в моих владениях. — Прекрасно! — обрадовалась старуха. — Тогда собирайся в путь. В тот же день Чай-ван снарядил повозки и коней, назначил провожатых, а на следующий день все тронулись в путь. Ехали только днем, на ночь останавливались отдыхать. Заставы миновали благополучно. Пособники Цинь Гуя не посмели тронуть госпожу Юэ — боялись Чай-вана. Наконец добрались до Юньнани и вручили тамошнему правителю подписанный Цинь Гуем приказ. Чжу Чжи — так звали правителя — отписал первому министру о прибытии ссыльных и отправил сопровождавших госпожу Юэ столичных чиновников обратно в Линьань с дарами для Цинь Гуя. Покончив с делами, Чжу Чжи возвратился в присутственный зал, и тут взгляд его упал на госпожу Гун, невестку вдовы Юэ Фэя. Молодая и красивая женщина ему приглянулась. — Будешь мне прислуживать! — сказал он. — Остальные могут устраиваться во внешнем флигеле. — Да как вы смеете! — вскричала возмущенная до глубины души госпожа Гун. — Не бывать этому! Я ссыльная, а не ваша рабыня! — Знай же, министр Цинь Гуй повелел мне всех вас казнить! Но я не выполнил его приказ, потому что ты мне понравилась! — крикнул Чжу Чжи. — Ты в моих руках — что хочу, то с тобой и сделаю! Идем! — Я тоже из рода Юэ и знаю, что такое преданность, почтительность, долг и справедливость! — в гневе отвечала молодая женщина. — Лучше умереть, чем принять позор! С этими словами она бросилась вниз головой на каменные ступени крыльца. Поистине: Жаль такую прекрасную деву Предавать в этот час забвенью, Ты — как Цзинь Чжи из Нанькэ[48 - Цзинь Чжи — дочь правителя области Нанькэ, героиня новеллы Ли Гун-цзо «Правитель Нанькэ». Область Нанькэ, которая приснилась герою этой новеллы, стала впоследствии символом призрачной мечты.], Но… пришел конец сновиденью. Если вы не знаете о дальнейшей судьбе госпожи Гун, то прочтите следующую главу. Глава шестьдесят шестая Подлеца постигает заслуженная кара во дворце Чжао-вана Братья находят достойных жен в монастыре Вопрошаю луну Не медли, если решено, И не беда, коль сватов нет. Взбирайся смело на Янтай, Желаю радостей и благ! Вас утром свяжут облака, Чтоб вместе были много лет — И пусть гармонию сердец Рождает вечно этот брак! Итак, госпожа Гун бросилась вниз головой на каменные ступени, но слуги вовремя ее удержали. Разъяренный Чжан Ин налетел на Чжу Чжи с кулаками: — Собака, совести у тебя нет! — Ты еще смеешь распускать руки, преступник! — вскипел чиновник. — Слуги, бейте его палками, пока не подохнет! Свита набросилась на Чжан Ина и увела его, как вдруг раздался крик: — Господин! Чай-ван и его мать вас спрашивают! От страха у Чжу Чжи душа ушла в пятки. Он кинулся встречать высоких гостей, усадил их на почетные места. В это время в зал ворвался Чжан Ин. Он упал на колени перед Чай-ваном и со слезами поведал о бесчинствах обнаглевшего чиновника. — Вот как ты выполняешь приказ государя! — не владея собой, закричал Чай-ван. — Люди! Рубите злодею голову! — Ради меня пощадите его, дорогой племянник! — попросила взволнованная госпожа Юэ. — Нет, его надо обезглавить! — не сдавался Чай-ван. — Народ возмутится, если такого подлеца оставить в живых! Госпожа Юэ продолжала просить, и Чай-ван смилостивился: — Хорошо, тетушка! Ради вас я отменю казнь! Госпожу Чай трясло от гнева. — Пусть этот паршивый пес вместе с семьей убирается вон из ямыня! — заявила она. — Подумать только — чего захотел! Посрамленный Чжу Чжи схватился за голову и бежал, как побитая собака. Госпожа Юэ с сыновьями и слугами расположилась в ямыне. Телохранителей Хань Ши-чжуна она отправила обратно с письмом, в котором сообщала супругам Хань о благополучном прибытии и благодарила их за заботу. Чай-ван еще на несколько дней остался в здешнем ямыне. Делать было нечего, и молодые господа занялись охотой. Однажды, когда юноши вернулись с прогулки, названые сестры беседовали в зале. Посмотрев на оживленные лица детей, госпожа Юэ уронила слезу. — И что вы расстраиваетесь? — сказала старуха Чай. — Пусть себе веселятся. — Да, они развлекаются и ни о чем не тужат! — вздохнула госпожа Юэ. — А у меня сердце болит за старшего сына Юэ Лэя. Послала его в Нинся и до сих пор не знаю, что с ним! — Не печальтесь, матушка! — воскликнул Юэ Тин. — Я во что бы то ни стало найду брата! — Мал ты еще, нельзя тебе в такую даль! — покачать головой мать. — Попадешься в руки предателей, и мне новое горе! — Тетушка, не беспокойтесь! — вмешался Чай-ван. — Кто может схватить Юэ Тина, если приметы его никому не известны?! А чтобы в дороге никто его не расспрашивал, я дам ему охранную грамоту. Напишу, что он едет в Нинся по казенному делу, и его не посмеют задержать ни на одной заставе! — Так было бы вернее, — согласилась вдова. Юэ Тин быстро собрался в дорогу и на следующее утро стал прощаться с братьями и матерью. — Как только найдешь Юэ Лэя, — напутствовала она сына, — сразу возвращайтесь с ним обратно, чтобы я не беспокоилась. Будь осторожен, не вступай ни с кем в споры. Юэ Тин пообещал выполнить наказ и двинулся в путь. А сейчас перенесемся в горы Тайхан, где по приказанию Ню Гао мастера изготовили белые траурные шлемы и латы для трех тысяч воинов. Юэ Лэй с братьями наконец отправился в Юньнань. Впереди войска развевалось знамя с надписью: «Иду в Юньнань навестить матушку». Ню Гао дал Юэ Лэю верительный знак, по которому во всех уездах ему выдавали провиант для воинов и фураж. Чиновники помнили о Юэ Фэе, о его честности и преданности родине, к тому же боялись Ню Гао, поэтому никто не чинил Юэ Лэю препятствий, и воины его ни в чем не нуждались. Только в начале лета добрались наконец до заставы Чжэньнань. Погода стояла жаркая, люди и кони едва плелись. Юэ Лэй тоже устал и приказал воинам расположиться на отдых в тени деревьев. Он намеревался здесь переночевать, а по утреннему холодку двинуться дальше. Воины врыли в землю котлы, приготовили пищу. Ню Туну наскучило сидеть без дела в лагере, и он решил прогуляться. Поднявшись на гору, он углубился в лес. В чаще было прохладно. Ню Тун прилег на плоский камень и уснул мертвым сном. Проснулся он только утром, протер глаза и в растерянности огляделся — местность была совсем незнакомая. Ню Тун вскочил и побежал в лагерь. Но он позабыл дорогу и направился совсем в другую сторону! Спускаясь с горы, юноша наткнулся на военный лагерь. В середине его стоял шатер, перед ним — стол. За столом восседал военачальник в окружении телохранителей. Перед ним ровными рядами выстроились воины. Военачальник держал в руках список и делал перекличку. В тот момент, когда подошел Ню Тун, он крикнул: — Лю Тун! Ню Туну показалось, что называют его имя. — Как ты смеешь называть меня прямо по имени, как мальчишку?! — вскипел он. Военачальник вскинул голову, гневным взглядом смерил Ню Туна: он принял его за своего воина. — Ах ты сукин сын! С кем разговариваешь?! Стража, взять его! Сорок палок наглецу! Телохранители бросились выполнять приказание, но Ню Тун сразу свалил с ног семерых. — Я тебе покажу, как бунтовать! — неистовствовал военачальник, но, едва богатырь повернулся к нему, обратился в бегство. Воины тоже в страхе разбежались. Оставшись один посреди чужого стана, Ню Тун прошел в шатер. Там на столе были расставлены вино и закуски. — Очень кстати! А то я совсем проголодался! — воскликнул Ню Тун и принялся с жадностью поглощать яства. В это время снаружи донеслись крики. Ню Тун выглянул из шатра: прямо на него двигались сотни две воинов, вооруженных копьями. У Ню Туна не было оружия. В одно мгновение он опрокинул стол, вырвал из него ножки и поднял над головой, готовый дать отпор первому, кто на него нападет… А теперь вернемся в лагерь Юэ Лэя, где давно заметили исчезновение Ню Туна. Все утро его искали и уже собирались вернуться в лагерь, как вдруг за горой послышались крики. Поспешили туда, и видят: Ню Тун сражается с целым отрядом. Доложили Юэ Лэю. Встревоженный юноша взял с собой пятьсот воинов и бросился на выручку брату. — Стойте! — закричал он, приблизившись к месту боя. — Что тут происходит? Предводитель нападавших приказал прекратить бой. — Ты что тут затеял? — спросил Юэ Лэй у брата. — Да вот какой-то дурень делал перекличку и назвал меня прямо по имени, — пожаловался Ню Тун, — разве можно стерпеть такую наглость? А он еще расшумелся, грозил избить меня палками. Хорошо, что вы вовремя подоспели! В конце концов недоразумение выяснилось, и Юэ Лэй сказал предводителю: — Позвольте узнать, кто вы и что делаете в таком безлюдном месте? — Гм, вы еще спрашиваете! Я — лухуанский ван, а зовут меня Чжао Цзянь! А вы кто такие? Как смеете безобразничать в моих владениях? — Я сын юаньшуая Юэ Фэя, — с поклоном сказал Юэ Лэй, — простите, великий ван, что мой брат вам нагрубил! — Так вы — молодой господин Юэ! — воскликнул ван. — Давно слышал славное имя вашего отца, но так и не довелось нам познакомиться! Очень рад с вами встретиться. Прошу в мое убогое жилище! Юэ Лэй с благодарностью принял приглашение вана, и скоро между ними завязалась непринужденная беседа. Слушая рассказ о мытарствах семьи Юэ, ван тяжело вздыхал: — И когда в Поднебесной наступит спокойствие?! Цинь Гуй совсем распоясался, нет на него никакой управы! — Великий ван, что это вам вздумалось в такой жаркий день обучать воинов? — поинтересовался Юэ Лэй. Готовились к сражению с начальником заставы Чжэньнань. Этому негодяю взбрело в голову жениться на моей дочери. — В чем же дело? Не хотите отдавать дочь — пошлите ему отказ. Стоит ли из-за такой мелочи пускать в ход оружие? — О, вы еще не знаете Хэй Ху! — воскликнул Чжао-ван. — Ему покровительствует Цинь Гуй, вот он и творит что ему вздумается! Не поможете ли вы мне с ним разделаться? — Поможем, поможем! — бесцеремонно вмешался Ню Тун. — С нами бояться нечего! Перебьем всех злодеев, пусть их будет хоть десять тысяч! Чжугэ Цзинь поглядывал на брата и еле заметно улыбался. Юэ Лэй заметил это и спросил: — Брат Чжугэ, ты, наверное, уже что-нибудь придумал? — Что же я могу придумать, если не знаю, когда должна быть свадьба? — Тут никто ничего не придумает! — покачал головой Чжао-ван. — Три дня назад от Хэй Ху явился военачальник, привез свадебные подарки и заявил, что в первый день шестого месяца его господин приедет за невестой. — Ну, тогда можно избежать кровопролития! — сказал Чжугэ Цзинь. — Пошлите на заставу человека, и пусть он передаст Хэй Ху: брак, мол, дело хорошее, и вы рады иметь зятем такого доблестного человека, как он. Но только дочь у вас единственная, вы с нею не можете расстаться, и поэтому хотите, чтобы зять жил у вас в доме. Если Хэй Ху согласится и приедет сюда, сделаем так… — И Чжугэ Цзинь зашептал что-то на ухо Чжао-вану. Тот с радостью принял совет, послал на заставу доверенного чиновника, а юношей пригласил в сад Весеннего пейзажа, где уже были накрыты столы. Пока пировали и вели ученые беседы, минул полдень. Посланец вернулся с заставы Чжэньнань с одним из приближенных Хэй Ху и доложил: — Начальник заставы очень рад, что вы согласились отдать за него дочь. Он щедро меня одарил и просил передать, что прибудет в первый же счастливый день. А пока прислал доверенного за вашим письменным согласием на свадьбу. Чжао-ван написал бумагу, тоже щедро одарил военачальника Хэй Ху, и тот уехал, а юноши пировали до позднего вечера. Дни летели незаметно, и вот наступило первое число шестого месяца. Юэ Лэй и его братья собрались во дворце Чжао-вана, а вокруг него засели в засаде три тысячи воинов. Как только начало смеркаться, в зале Серебристого спокойствия зажглись разноцветные свадебные фонарики. Заиграла музыка, ударили гонги и барабаны. Во внутреннем саду столы ломились от редких яств. Через некоторое время телохранитель доложил вану, что Хэй Ху с тысячным отрядом подъезжает к воротам дворца. Чжао-ван послал своих воинов встретить его. Жених оставил отряд за воротами, а сам с двумя военачальниками прошел в зал и церемонно поклонился Чжао-вану. Окинув взглядом украшенный красными свадебными занавесями зал, он не мог скрыть охватившей его радости. Обменялись подарками, сели за стол. Хэй Ху не терпелось повидать новобрачную, и он сказал вану: — Счастливый час настал: пусть приведут невесту, и мы поклонимся свадебным свечам. — Это сделаем завтра, — ответил Чжао-ван. — Здесь так много народу, а дочка у меня стеснительная, может испугаться. Прошу вас, дорогой зять, пожаловать в спальные покои. Хэй Ху не успел ответить, как дворцовые прислужницы подхватили его под руки и повели. В спальне для новобрачных, богато обставленной, жених огляделся и спросил прислужниц: — Где же невеста? — Она смущается и прячется за пологом. Хэй Ху рассмеялся: — Зачем смущаться? Мы теперь — муж и жена! — И приказал прислужницам: — Можете удалиться, вы мне пока не нужны. Девушки, посмеиваясь, покинули спальню. Хэй Ху запер дверь, подошел к кровати и ласково позвал: — Моя дорогая, не стесняйся, выходи… Хэй Ху отодвинул полог, но в тот же момент тяжелый удар кулака сбил незадачливого жениха с ног. — Я к тебе не притронулся, а ты уже драться! — воскликнул растерянный Хэй Ху, но тут же получил пинок. — Сукин сын! Вот тебе за невесту! Хэй Ху поднял глаза — перед кроватью стоял рыжий детина. — Ты кто такой? — завопил Хэй Ху. — Как посмел забраться в чужую спальню? — Я — Рыжий Демон Ню Тун! Или ты ослеп? Ишь, за женщину меня принял! — Ню Тун выругался и ткнул Хэй Ху кулаком, да так, что у того искры из глаз посыпались! Перепуганный жених взмолился о пощаде, но разъяренный Ню Тун так дубасил его своими увесистыми кулаками, что Хэй Ху скоро испустил дух. Тем временем военачальники Хэй Ху раздали воинам угощения и вернулись в зал. Услышав крики, несущиеся из внутренних покоев, они выхватили оружие и бросились к двери, но Хань Ци-лунь и Хань Ци-фын преградили им дорогу. Сверкнули мечи — и оба военачальника рухнули на пол. По сигналу из пушки поднялись скрывавшиеся в засаде воины и перебили почти весь отряд Хэй Ху. Спастись удалось лишь немногим. В благодарность за помощь Чжао-ван устроил пир в честь Юэ Лэя и его братьев. Воины, участвовавшие в бою, получили награды. Когда выпили по нескольку кубков вина, хозяин сказал Чжугэ Цзиню: — Если бы не вы, попала бы моя дочь в лапы к этому разбойнику! Что вы скажете, если я выдам ее за молодого господина Юэ? — О, мы считали бы это великой честью! — обрадовался Чжугэ Цзинь. Но Юэ Лэй воспротивился: — Я не могу жениться, пока не отомщу за отца, пока моя матушка проливает слезы в ссылке! К тому же нужно получить ее разрешение. — Это тоже верно. Но только вы уж меня не подведите — я буду ждать. — Об этом не беспокойтесь! — вмешался в разговор Ню Тун. — Раз я сват, брату Юэ Лэю от свадьбы не увильнуть! Пир продолжался до глубокой ночи, а утром, едва отдохнув, войска выступили в поход. У заставы Чжэньнань остановились. Военачальники, охранявшие заставу, уже знали о гибели Хэй Ху и поэтому не стали сопротивляться. Чжао-ван занял заставу, назначил нового начальника, а ко двору отправил донесение о казни Хэй Ху, который якобы пытался поднять мятеж. Через день Чжао-ван простился с юношами и вернулся в свое поместье, а братья продолжали свой путь. После двух дней пути они подошли к заставе Пиннань. Раскинули лагерь. — Кто поедет на переговоры? — спросил Юэ Лэй. Вызвались Хань Ци-лун и Хань Ци-фын. С небольшим отрядом воинов они подъехали к воротам и крикнули: — Эй, воины! Доложите своему начальнику, что мы идем в Юньнань. Пусть немедленно нас пропустит! Начальника заставы звали Ба Юнь. Был он высок ростом и обладал огромной силой. Когда воины передали ему требование братьев Хань, он рассердился и повел войско в бой. — Эй, волосатые разбойники! Откуда явились? Хань Ци-лун вежливо приветствовал его, назвал свое имя и сказал: — По велению великого вана Ню Гао из гор Тайхан я сопровождаю господина Юэ Лэя, который едет в Юньнань навестить мать. Откройте, пожалуйста, ворота! — Так это, оказывается, шайка Юэ Лэя! — расхохотался Ба Юнь. — У меня есть приказ первого министра Цинь Гуя схватить его. Лучше сразу сдавайся! Видишь мой меч? Выбьешь его из моих рук — пройдешь через заставу, не выбьешь — простишься с жизнью! — Подлый раб! Тебя добром просят, а ты отвечаешь оскорблениями. Ну, берегись! — в гневе воскликнул Хань Ци-лун и с обнаженным мечом ринулся на врага. После нескольких схваток Хань Ци-лун решил прибегнуть к хитрости: отбив в сторону меч Ба Юня, он выхватил стальную плеть и что есть силы хлестнул противника по спине. Ба Юнь вскрикнул от боли и, харкнув кровью, поскакал прочь. Дома Ба Юнь лег в постель. Спина болела невыносимо. Обеспокоенные слуги сообщили о несчастье его дочери Сю-линь. Девушка прибежала к отцу. Он был очень плох, то к дело впадал в беспамятство. Сю-линь послала за лекарем. В это время воин сообщил: — Разбойники требуют, чтобы кто-нибудь принял бой! Разгневанная Сю-линь надела латы, вскочила на коня и, размахивая мечами, выехала за ворота. — Бессовестные, вы ранили моего отца! Сдавайтесь! У Хань Ци-луна дух занялся: перед ним была девушка-воин, у которой: Из-под круглого серебряного шлема Пробивается волос прозрачный локон, А на лбу, Блестя стальною гривой, Извивается дракон с горящим оком. И дрожат От каждого движенья Из хвостов павлиньих Украшенья. На груди ее блестят кольчуги кольца, Золотые облегают тело латы, И сверкает яркими цветами Светлый шелк походного халата. Ветер Платье тонкое колышет, На котором Нежный лотос вышит… Понимает красногривый конь Каждое движенье седока. Держит «солнце» правая рука, «Полумесяц» — левая рука, — Держат крепко руки Два клинка! Лик ее — как светлая луна, Брови — Гор далеких силуэт; Рот румян, Как персиковый цвет, Очи — чистый омут, — Только нет Сквозь прозрачность видимого дна… …Может быть, Она — одна из фей? Может быть, Красавица Мин-фэй?[49 - Красавица Мин-фэй — посмертное имя наложницы ханьского императора Юань-ди, которую при жизни звали Ван Чжао-цзюнь.] Любуясь девушкой, Хань Ци-лун подъехал к ней ближе π окликнул: — Кто ты, красавица? Назови свое имя! — Я — Ба Сю-линь, дочь начальника заставы Пиннань. А ты кто такой, злодей? — А я — Хань Ци-лун, военачальник великого вана Ню Гао! Лучше пропусти нас через заставу. Зачем тебе, такой милой девушке, рисковать жизнью? Если ты не замужем, я готов на тебе жениться! — Ты еще смеешь надо мной насмехаться! — возмутилась Сю-линь. — Ну, берегись! Я пришла мстить за отца! Она напала на Хань Ци-луна, но тот легко отразил все ее удары. Наконец Сю-линь не выдержала и повернула назад. Но случилось так, что норовистый конь не захотел слушаться всадницу и понес ее не на заставу, а в открытое поле. Ци-лун преследовал девушку по пятам. Неподалеку от места, где происходил бой, находился монастырь Вопрошаю луну. У его ворот Сю-линь с трудом усмирила коня, спрыгнула на землю и постучалась. Ворота открыл монах. — Что с вами, барышня? Сю-линь торопливо поведала о своем поражении и попросила: — Спрячьте где-нибудь моего коня, учитель, а я укроюсь у вас в келье. Если злодей явится, пошлите его в келью — я встану за дверью и убью обидчика моего отца. Монах не посмел ей отказать. Через несколько мгновений Хань Ци-лун тоже прискакал к монастырю. Исчезновение Сю-линь его озадачило. «Куда же она девалась? — недоумевал он. — Может быть, в монастыре?» Хань Ци-лун спешился, привязал коня к дереву и постучался в ворота. Вышел монах. — Судя по всему, у вас спряталась девушка, — прямо заявил Хань Ци-лун. — Не смею обманывать, — ответил монах. — Ведите меня к ней. Монах прошел в монастырь и шепнул Хань Ци-луну: — Она в этой келье! Идите к ней сами — я провожать вас не смею. Когда монах удалился, Хань Ци-лун подкрался к двери. Ему показалось подозрительным, что дверь только чуть-чуть прикрыта, и он подумал: «Конечно, красотка сейчас притаилась за дверью: хочет зарубить меня, как только я переступлю порог». Он спрятал меч, вытащил стальную плеть и пинком распахнул дверь. Тотчас же сверкнул клинок, и в дверях появилась Сю-линь. Хань Ци-лун хлестнул плетью по ее мечу, одним прыжком очутился за спиной девушки, обнял ее и обезоружил. Сю-линь стала кричать, звать на помощь. — Ну, зачем же так? — успокаивал ее Хань Ци-лун. — Само Небо предопределило нашу встречу! Мы с тобой подходящая пара — будешь моей женой! Он взял девушку на руки и отнес в постель. Сю-линь приличия ради сопротивлялась, но потом сама сбросила латы, расстегнула одежду, и доброе дело свершилось к обоюдному удовольствию. Поистине: Север земли и небесный юг Воедино слились из двух. Радостно рыбам в свадебный час Вдвоем по волнам гулять; Раз уж сегодня случилось так, Что встретил Ткачиху Пастух[50 - Ткачиха и Пастух — легендарные образы верных возлюбленных.], — Значит, их молодым сердцам Век неразлучными быть! Между тем Хань Ци-фын, который скакал вслед за братом, увидел его коня, привязанного к дереву у ворот монастыря, и окликнул монаха: — Где хозяин этого коня? — В келье, — отвечал монах. — Там недавно что-то гремело, а сейчас все стихло. Я не решаюсь входить. Хань Ци-фын шагнул в дом. Брата нигде не было. Тогда он решил осмотреть флигель. Толкнул одну дверь и увидел молоденькую девушку, совершенную красавицу. Девушка испугалась и хотела закричать, но Хань Ци-фын обнял ее и ласково сказал: — Мы здесь одни. Видно, в прежней жизни судьба предназначила нас друг для друга. Девушка сделала попытку освободиться: — Если вздумаете овладеть мною силой, я не покорюсь — лучше умру! Хотите, чтобы я была вашей женой, — спросите сперва согласия моего отца! — Пусть будет по-твоему, — кивнул головой Хань Ци-фын. — Но боюсь, как бы ты меня не обманула! Поклянись перед небом, что будешь моей! Девушка исполнила его требование. Стихи, написанные по этому поводу, гласят: Была одинокой луань, и был одиноким журавль, Соединились они, чтоб жить неразлучно вместе. Брачные узы крепки, если, вступая в брак, Невесту любит жених, по сердцу жених невесте. Если б осталась пустой синего поля межа, Если бы в мире никто яшмой ее не засеял, Мог ли встретить тогда на склонах горы Уишань Князь по имени Сян тебя, прекрасная фея? Хань Ци-фын расспрашивал девушку: — Из какой ты семьи? Как попала в этот монастырь? — Я — дочь старосты из соседней деревни, зовут меня Ван Су-цзюань. Я пришла в монастырь сжечь курильные свечи и помянуть маму — сегодня ровно три года, как она умерла. — Вот что значит судьба! — воскликнул Хань Ци-фын. — Это она предопределила нашу встречу! Хань Ци-фын взял девушку за руку и вывел во двор. В это же время из главного монастырского строения вышли Хань Ци-лун и Сю-линь. Братья поведали друг другу о своих приключениях и послали монаха в деревню за старостой Ваном. Тот скоро явился. Увидев свою дочь с незнакомым мужчиной, он чуть не онемел от возмущения. — Брак вашей дочери предопределен судьбою! — увещевала его Ба Сю-линь. — Позвольте мне быть ее свахой. Староста Ван понял, что протестовать бесполезно. К тому же благородная внешность зятя ему понравилась, и он только вздохнул: — Несчастная моя доля! И жена умерла, и дочка выходит замуж без спросу! Ну, ладно, пусть будет по-вашему! Хань Ци-фын поклонился тестю, посадил Су-цзюань на коня и повез в лагерь, а староста вернулся в свою деревню. Между тем Ба Сю-линь говорила Хань Ци-луну: — Я притворюсь, будто вы меня победили, и поскачу на заставу. Сегодня же поговорю с отцом, а завтра можете приезжать свататься. Вскочив в седло, девушка помчалась к заставе. Воины со стены увидели, что дочь их начальника спасается бегством, и быстро опустили подъемный мост. Сю-линь проскочила в ворота. Но конь Хань Ци-луна оказался таким резвым, что всаднику не удалось вовремя сдержать его, и он тоже пронесся через мост. Юэ Лэй решил спасти брата и подал сигнал к наступлению. Воины, охранявшие заставу, бросились докладывать Ба Юню об опасности. — Ох, убили меня! — в отчаянии вскричал больной, попытался подняться, но тут же бездыханный рухнул на подушки. Овладев заставой, братья прибыли в ямынь. Многие из подчиненных Ба Юня изъявили желание покориться, непокорные разбежались. Сю-линь горько оплакивала отца, и Юэ Лэй из уважения к ее горю распорядился похоронить начальника заставы с почестями. Он был очень доволен тем, что оба брата Хань женились, но медлить с походом не мог. На следующий день, оставив Сю-линь и Су-цзюань на заставе, братья снялись с лагеря и через несколько дней добрались до Цзиньнаньской заставы. Ехать на переговоры первым вызвался Ню Тун. — Мне тоже пора найти жену! — решительно заявил он. — Со здешним начальником не шути! — предупредил Юэ Лэй. — У него, говорят, лютый характер! Там видно будет! Ню Тун прискакал к заставе и крикнул: — Эй, отпирайте ваши тюремные затворы! Дайте нам дорогу! И не вздумайте сопротивляться — от вашей чертовой заставы камня на камне не останется! Из ворот во главе войска выехал сам начальник заставы Ши Шань, вооруженный трезубцем. Ню Тун даже не стал вступать с ним в разговоры, взмахнул мечом и ринулся в бой. После двадцатой схватки Ню Тун вошел в азарт и со страшной силой ударил по трезубцу, меч скользнул вниз и рассек противнику плечо. Ши Шань повернул коня и умчался на заставу. Дома он приказал телохранителям позвать жену и дочь Луань-ин и, когда те явились, сказал: — Я дрался с одним разбойником, и он ранил меня в плечо! Ты сможешь отомстить за меня, дочка? Луань-ин с готовностью согласилась, взяла копье и выступила с войском против врага. Трижды прогремела пушка. Воины выстроились в боевой порядок. Трепетали по ветру шелковые знамена. Поистине: Перед тем как встретить полководца, Что дракона присмиреть заставил, Предстоит еще тягаться силой С юною защитницей заставы. Если вы не знаете, кто победил в этом бою, то прочтите следующую главу. Глава шестьдесят седьмая Ню Тун хитростью берет южную заставу. Юэ Тин в дороге встречает добрых друзей Верность долгу и доблесть отца и его сыновей Были твердым железом, гранитом останутся прочным. Обезглавили их и сокрылись они от людей В те глубины земные, где прячется Желтый источник…[51 - Желтый источник — название реки, которая, согласно древним поверьям, омывает берега потустороннего мира.] В Златоцветных покоях[52 - Златоцветные покои — название покоев, в которых вдовы скорбели по умершим мужьям.] страдает несчастная мать — Ей теперь не сдержать безнадежных, бессильных рыданий, Но узнает она, что сбирается новая рать, И выходит в поход по дорогам к далекой Юньнани! Итак, ворота Цзиньнаньской заставы распахнулись. Впереди войска верхом на коне ехала девушка неописуемой красоты. На бровях ее Тонкий налет бирюзы, А в глазах ее — Молния страшной грозы! Пусть чисты, словно волны В предутренний час, — Смерть сама притаилась В глубине этих глаз… Так же, как у Ян Фэй, Лик и свеж и румян, Щеки — алый рассвет, Как у юной Фэй Янь[53 - Ян Фэй и Фэй Янь — знаменитые красавицы древнего Китая.]. Ты стройна — как бамбук, Ты нежна — как нефрит, Груши каждый цветок, В быстрый танец пускаясь, — Горит… Лотос хрупок и мал, И прозрачен его лепесток, Но коня удалого Умело пришпорил седок… Хвост фазана трепещет Над ее головой, Феникс, тигр и дракон — Это шлем боевой, А поверх богатырских Чешуйчатых лат Стан ее Боевой облегает халат… * * * Как Ху Сянь — Горяча И сильна — Как Ло Ча![54 - Ху Сянь — героиня китайского классического романа «Речные заводи». Ло Ча — героиня классического романа «Путешествие на Запад».] При виде красавицы Ню Тун пришел в восторг: — Вот и моя невеста пожаловала! Могу представиться: я не какой-нибудь безвестный вояка, а племянник начальника заставы Оутангуань, сын великого вана Ню Гао — самая для тебя пара! Ты выйдешь за меня замуж, пропустишь нас в Юньнань, и твой отец как и прежде останется начальником заставы. Ну, скажи, разве я не достоин тебя? — Хватит молоть вздор, рыжий дьявол! — рассердилась Ши Луань-ин. — Лучше отведай моего копья! Девушка напала первой. Сил у Ню Туна, конечно, было больше, и Луань-ин вскоре вынуждена была бежать. Ню Тун помчался за нею. Он уже настигал всадницу, как вдруг Луань-ин обернулась в седле и метнула в противника камень. Ню Тун не успел уклониться, — камень угодил ему под ложечку. Он вскрикнул от боли и припал к шее коня. Девушка повернула назад, собираясь снова напасть на противника, но ей наперерез уже мчался Оуян Цун-шань: — Стой, дикарка! Я тебе отомщу за брата! Свирепый вид воина не испугал Луань-ин, и она бросила еще один камень. Оуян Цун-шань подставил секиру — удар пришелся по самому лезвию. Раздался звон, и секира выскользнула из руки воина. Пришлось спасаться бегством! Размахивая дубинкой, Цзун Лян ринулся на помощь другу. После третьей схватки Луань-ин повернула коня. — Ну, меня не перехитришь! — крикнул Цзун Лян, устремляясь в погоню. Луань-ин и в него метнула камень. Но Цзун Лян зорко следил за каждым ее движением и мгновенно отпрянул в сторону. Камень попал в ногу коню. Тот взвился на дыбы и сбросил седока на землю. Девушка занесла копье, чтобы прикончить поверженного, но на помощь брату подоспели Хань Ци-лун и Хань Ци-фын. Луань-ин не стала ввязываться в новую драку, и ее отряд с победным барабанным боем ушел на заставу. А в это время конь унес бесчувственного Ню Туна далеко от места сражения. Первыми его заметили два молодых охотника, которые в сопровождении десятка телохранителей с соколами и собаками возвращались на заставу. — Вот чудак, нашел время спать в седле! — удивились юноши. — Давай-ка над ним подшутим! Один из них тронул поводья и поскакал наперерез. Конь Ню Туна метнулся в сторону и сбросил всадника на землю. Ню Тун застонал от боли и пришел в себя. Увидев рядом двух хохочущих верховых, он с недовольством спросил: — Кто вы такие? — А ты кто? Куда едешь? Ню Тун ответил на все их вопросы и рассказал о том, что с ним произошло. Молодые люди спрыгнули с коней и помогли Ню Туну встать. — Я — Ши Фын, сын Ши Цюаня, — представился один. — А это Тан Ин, сын Тан Хуая. Мы тоже ехали в Юньнань навестить тетушку Юэ, да этот начальник заставы нас задержал: взбрело ему в голову сделать нас своими приемными сыновьями. Какое счастье, что мы с тобой встретились, брат Ню!… Хочу тебя заранее предупредить: с дочкой Ши Шаня драться опасно: уж очень метко она бросает камни! Но у меня есть план, как расправиться с Ши Шанем. Мы свяжем тебя и отвезем к нему. Скажем, будто случайно захватили тебя во время охоты. Потом убьем этого злодея, а ты женишься на его дочери. Согласен? — Еще бы! — воскликнул обрадованный Ню Тун. Юноши связали Ню Туна и повезли на заставу. Пленника втащили в присутственный зал. Ню Тун стоял, гордо выпрямившись, и ни за что не хотел опускаться на колени. — Вот разбойник! — напустился на него Ши Шань. — Попался в мои руки, жить ему осталось считанные минуты, а он еще хорохорится! Ню Тун в ярости вытаращил глаза, волосы его встали дыбом, и он заорал: — Самого тебя надо изрубить в куски, проклятый злодей! Собрав силы, Ню Тун рванулся — веревки лопнули. Ши Фын бросил ему меч. Юноша подхватил его на лету, и через мгновение Ши Шань с разрубленным черепом рухнул на пол. Ши Фын и Тан Ин перебили около десятка стражников. Уцелевшие упали на колени и в один голос взмолились о пощаде. Ню Тун бросился во внутренние покои ямыня. Скоро он отыскал Луань-ин, схватил ее на руки, вскочил на коня и умчался в лагерь. Юэ Лэй в это время сидел в шатре, расстроенный неудачами своих военачальников. А тут еще исчез раненый Ню Тун! Юэ Лэй не знал, что и подумать, как вдруг к нему на всем скаку подлетел Ню Тун, сжимая в объятиях какую-то девушку. — Брат Юэ Лэй, — еще издали закричал он, — можешь вступать на заставу! Юэ Лэй немедля повел войско к заставе, где Ши Фын и Тан Ин его встретили и проводили в ямынь. А теперь вернемся к Ню Туну. Сообщив Юэ Лэю о победе, он унес девушку в свой шатер. Луань-ин отчаянно отбивалась, но сил у нее не хватило… По этому поводу написаны такие стихи: На тонкой ветке — хрупкий стебелек, На стебельке — нетронутый бутон. Вот прилетела бабочка к цветку, И лепестки свои раздвинул он… Как говорят у нас, луань запел И устремил на иволгу глаза, А иволга ответила ему, И птиц обеих слились голоса. Насладившись вдоволь, Ню Тун начал одеваться. Луань-ин, закрыв от стыда лицо руками, сидела на краю ложа и плакала. — Ну, чего ревешь?! — сказал Ню Тун. — Мы же теперь с тобой навеки муж и жена! И он отправил Луань-ин с ее матерью на заставу Пиннань, где жили жены его названых братьев. Не будем описывать долгий и утомительный путь Юэ Лэя до Юньнани: лучше расскажем сразу, как встретился он с матерью и ее названой сестрой Чай. Госпожа Юэ была несказанно рада приезду сына, рассказала ему о своих злоключениях и о том, как госпожа Чай спасла ее от гибели. Юэ Лэй поклонился старухе Чай, а та познакомила его со своим сыном. — А что это не видно моего младшего брата? — спросил у матери Юэ Лэй. — Я беспокоилась о тебе и послала его в Нинся на розыски, — сказала госпожа Юэ. — Зря, матушка, вы это сделали! — нахмурился Юэ Лэй. — Брат мой еще слишком мал, как бы чего с ним не случилось в дороге! — Не тревожьтесь, — вмешался в разговор Чай-ван. — Брата вашего никто не тронет — я дал ему охранную грамоту, будто он едет в Нинся по казенному делу. У Юэ Лэя сразу отлегло от сердца. В тот же день Чай-ван по желанию матери побратался с Юэ Лэем и его военачальниками. Юношам понравились владения Чай-вана, и они остались у него жить. Поднялись ветры, вихри зашумели, И путь закрыт для рыб и для гусей, Но дружная семья опять сплотилась, Скорбя о том, что умер Юэ Фэй. Что говорить о бедах и несчастьях? Что сетовать на горькую судьбу? Текла беседа тихо и спокойно — И стало легче, стало веселей… А сейчас продолжим рассказ о Юэ Тине. Охранная грамота очень ему пригодилась: его никто не останавливал, не расспрашивал, и он благополучно добрался до Нинся. Разыскав дом наместника Цзуна, юноша попросил привратника доложить о нем. Цзун Фан тут же его принял. Опустившись на колени, Юэ Тин протянул ему письмо матери. Цзун Фан прочитал его, потом поднял юношу с колен и сказал: — Я тоже беспокоюсь о твоем брате, но он у меня не был. Я послал на розыски своего сына Цзун Ляна, но и от него до сих пор нет вестей. Позавчера один верный мне человек сообщил, будто Юэ Лэй с какими-то молодыми людьми приносил жертвы на могиле юаньшуая в Линьани. Слышал также о том, что они убили чиновника в Учжэне и ушли в Юньнань. Я уже послал разузнать, кто с ним был. Поживи у меня несколько дней, дорогой племянник, а как только мой посланец вернется, поедешь назад и успокоишь матушку. — Очень вам благодарен, дядя! — сказал Юэ Тин. — Но я тоже хочу выполнить сыновний долг и принести жертвы на могиле отца. — Похвальное желание, и я не смею тебя удерживать! Но это опасное дело. Изменник Цинь Гуй повсюду расставил сети. Как бы тебе не попасть в беду! Впрочем, выход есть: выдавай себя за моего сына, и, я думаю, никто тебя не обидит… На следующее утро Юэ Тин в сопровождении четверых телохранителей Цзун Фана тронулся в путь. Однажды, проезжая мимо какой-то горы, Юэ Тин увидел коней, привязанных к старой сосне. Тут же на камне сидели два воина лет двадцати трех. Один, с лицом темно-красным, как спелый плод жужуба, был в алом халате и головной повязке такого же цвета. Возле него торчало воткнутое в землю золоченое копье. Другой, с лицом, отливавшим синевой, был в голубом халате. Из-под голубой повязки выбивались огненно-рыжие пряди. У ног лежала тяжелая боевая секира. Когда Юэ Тин приблизился, молодые воины его окликнули: — Присаживайтесь! Если нам по пути — поедем вместе! Мужественный вид и манеры незнакомцев внушали уважение. Юэ Тин спешился и подсел к ним. — Позвольте узнать, кто вы и куда направляетесь? — Меня зовут Лo Хун, или Огненный Дух, — ответил краснолицый. — Родом я из Хугуана. — А меня зовут Цзи Чэн-лян, и родом я из Хэнани, — представился второй. — За цвет волос меня кличут Рыжим Львом. А едем мы в Линьань на могилу. — Не понимаю! — пожал плечами Юэ Тин. — Один из Хугуана, другой — из Хэнани, родственников у обоих в Линьани как будто нет — на чью же могилу вы едете? — Дело в том, что наши отцы Ло Янь-цин и Цзи Цин были назваными братьями юаньшуая Юэ Фэя, — вот мы и хотим принести жертвы на его могиле. У Юэ Тина сжалось сердце от скорби, и он горько заплакал: — Простите, что не узнал вас, братья! Я — Юэ Тин, и тоже спешу на могилу отца. — Какое счастье, что мы встретились! — воскликнули молодые воины. — Поедем вместе — так будет безопаснее! И юноши втроем двинулись дальше. В один прекрасный день на опушке соснового бора их остановил богатырь. Он размахивал мечом и кричал: — Эй, путники, платите за дорогу! — Да ты кто такой? — возмутился Ло Хун. — Не твое дело! Выкладывай деньги — иначе не пропущу! Юэ Тин не стерпел и ринулся в бой, но в тот же момент между противниками очутился Ло Хун. Ударом копья он отвел в сторону меч незнакомца и спросил: — Далеко твой лагерь, друг? Мы в пути проголодались. Сперва накорми нас, а потом будем драться. — Еще чего выдумал! Мне нужно серебро на дорогу! Иначе я не стал бы грабить! — А куда ты собираешься ехать? — спросил Цзи Чэн-лян. — В Линьань, на могилу Юэ Фэя!… Добром прошу, отдавайте деньги, не то возьму силой! — Зачем тебе понадобилось ехать на могилу юаньшуая? — заинтересовался Юэ Тин. — Ты его родственник? — А тебе какое дело? Впрочем, скажу: Я — Ван Ин. Мой покойный отец Ван Гуй был названым братом Юэ Фэя, вот моя матушка и послала меня принести жертвы на могиле дяди. — Так это ты, брат Ван! — Обрадованный Юэ Тин соскочил с коня. — Прости, не узнал! Ван Ин ответил на приветствие и с удивлением спросил: — А ты кто такой? Я что-то тебя не припомню! — Я — Юэ Тин, третий сын юаньшуая. Так состоялась еще одна счастливая встреча. Один из телохранителей Юэ Тина отдал Ван Ину своего коня, и молодые люди продолжали путь. Через несколько дней у приморской дамбы они увидели идущего им навстречу рослого детину. — Смотрите, какой верзила! — воскликнул Цзи Чэн-лян. — Брат Ло, давай-ка позабавимся, сбросим его в воду! — Давай! — подхватил Ло Хун. Незнакомец поднял над головой два тяжелых железных молота и угрожающе крикнул: — Ну-ка, посмейте приблизиться! Молодые люди в нерешительности остановились. Юэ Тин спешился, извинился: — Не сердись, друг! Мы очень спешим! Зачем затевать драку из-за пустяков? Незнакомец убрал молоты. — Ты, я вижу, человек обходительный. Не подумай, что я вас испугался! Я иду в Линьань мстить врагу, и никто меня не остановит! — Ты настоящий воин! — одобрительно заметил Юэ Тин. — Позволь узнать твое имя. — Меня зовут Юй Лэй. За матово-смуглый цвет лица люди прозвали меня Дымчатым Демоном. — Уж не сын ли ты Юй Хуа-луна? — спросил Юэ Тин. — Да! А как ты угадал? — Я — Юэ Тин. А мои спутники — сыновья твоих названых дядей. Юноши познакомились. — Мой отец покончил с собой, когда не удалась попытка отомстить за Юэ Фэя, — рассказывал Юй Лэй. — Теперь я иду в Линьань мстить предателям за смерть обоих. Очень хорошо, что мы встретились, — дальше пойдем вместе! Через несколько дней братья добрались до Улиня и остановились в трактире. — Вы, наверное, приехали посмотреть знаменитую арену Поединков? — поинтересовался хозяин, накрывая на стол. — Что это за «арена»? — спросил Юй Лэй. — Какое-нибудь историческое место? Хозяин трактира не заставил себя упрашивать и подробно рассказал гостям об арене Поединков. Не в связи ли с этим написано четверостишие: Воителя, скрутившего дракона, Повергнут богатырским кулаком; Богатыря, осилившего тигра, Примнут к земле тяжелым сапогом. Если вы не знаете, что произошло после этого разговора в трактире, то прочтите следующую главу. Глава шестьдесят восьмая Отважные юноши приносят жертвы на могиле погибшего полководца. Честные горожане возносят молитвы в храме речного божества Плачу вместе со всеми, обливаясь слезами, Поклоняюсь смиренно священной могиле. На холме одичавшем, на холме сиротливом Сохнут дикие травы, что зелеными были… Перед всею вселенной скорбь свою изливаю, Потому что напрасно сгубили героя. Обличая злодеев, предателей алчных, Плачу вместе со всеми, слезы льются рекою! Итак, мы прервали рассказ на том, что Юэ Лэй попросил хозяина трактира объяснить, что такое арена Поединков. — Правителя области Линьань зовут Чжан Цзюнь, — начал свой рассказ хозяин. — Его сын Чжан Го-цянь очень любит военное дело. Несколько месяцев тому назад он пригласил двух учителей, братьев Ци Цзи-цзу и Ци Гуан-цзу. Говорят, что они сыновья Ци Фана, который когда-то служил под знаменами Юэ Фэя. Так вот: Чжан Го-цянь научился у них кулачному бою, и сейчас вызывает на поединок всех героев Поднебесной! Уже двадцать дней идет соревнование, и никто не может его победить! Пойдите, полюбуйтесь — интересное зрелище! Хозяин увлекся своей речью, но тут слуга его прервал: — Гости приехали! Пришлось идти встречать. Через некоторое время слуга пронес мимо вещи новых постояльцев и скрылся в дверях домика напротив. Слышно было, как кто-то громко спросил: — Хозяин, вы не знаете, где тут арена Поединков? — У кумирни Светлого счастья. Хотите посмотреть? — Посмотреть?! Мы сами хотим потягаться с вашим Чжан Го-цянем! — Если победите, получите чиновничью должность! — Должности нам не нужны! Потеху людям хотим устроить! Разговор прекратился, и хозяин вышел. — Слышали? — сказал Юй Лэй. — Они хотят победить! А что, если и мы померимся силами с этим Чжаном? — Не торопитесь, — прервал братьев Юэ Тин. — Сперва я разузнаю, что здесь творится. Он прошел в домик напротив, где остановились новые постояльцы, почтительно приветствовал их и спросил: — Откуда вы, уважаемые господа? — Из Хугуана. — А кто вы такие? — Я — У Лянь. — Не приходитесь ли вы родственником У Сян-чжи из Таньчжоу? — спросил Юэ Тин. — У Сян-чжи — мой отец. Так Юэ Тин нашел еще одного брата, сына верного соратника Юэ Фэя. У Лянь представил Юэ Тину Хэ Фына, сына Хэ Юань-цина, и Чжэн Ши-бао, сына Чжэн Хуая, — своих названых братьев, — и рассказал о себе. Оказывается, его отец, распустив войско в Чжусяньчжэне, вернулся домой и от расстройства умер, а вдова отправила сына принести жертвы на дядиной могиле. Юэ Тин тоже представил братьев У Ляню, и молодые люди стали советоваться, кому из них выйти на поединок. До поздней ночи сидели юноши за столом. Утром они купили трех баранов и четыре корзины всякой снеди и отправились к могиле Юэ Фэя. Юэ Тин с У Ляном, Юй Лэем, Хэ Фыном и Чжэн Ши-бао решили сначала осмотреть арену Поединков. У кумирни Светлого счастья уже собрался народ. Над толпой высился помост, а по обе стороны от него виднелись шатры телохранителей. На помост поднялся Чжан Го-цянь. За ним следовали его учителя Ци Гуан-цзу и Ци Цзи-цзу. Чжан Го-цянь показал несколько приемов кулачного боя и сел на стул посреди помоста. Ци Гуан-цзу обратился к толпе: — Слушайте, люди! Господин Чжан — прославленный герой. Прошло уже двадцать дней с начала состязаний, и он до сих пор не нашел себе достойного соперника. Через три дня состязания закончатся. Ну, кто посмелей? Выходи! Из толпы вынырнул человек лет тридцати, с головой как у барса и круглыми глазами. — Ты кто такой? — спросил Чжан Го-цянь, поднимаясь ему навстречу. — Кто не знает Чжао У-чэня из Шаньдуна, по прозвищу Тигр, переворачивающий горы! — хвастливо ответил тот. — Хочу помериться с вами силой. Поединок начался. После нескольких схваток Чжан Го-цянь внезапно сделал ложный выпад, отскочил в сторону и с такой силой ударил противника ногой под зад, что тот кубарем полетел с помоста. В толпе послышались возгласы восхищения. Пристыженный Чжао У-чэнь поспешил скрыться. Ци Цзи-цзу покатывался со смеху. — Ну, кто еще? Никто не отзывался. У Лянь хотел было открыть рот, но Юэ Тин его одернул: — Не торопись, брат! Сперва попробую я. Если не добьюсь победы, уступлю ее тебе. Юэ Тин выбрался из толпы и одним прыжком вскочил на помост. Чжан Го-цянь с пренебрежением посмотрел на худощавого подростка и спросил: — Ну, а ты кто такой? — Потом скажу! Сначала поборемся! — отвечал Юэ Тин. Чжан Го-цянь распахнул на груди атласный халат и встал в позу «всадник с плетью». Юэ Тин избрал позу «всадник с копьем». На его выпад Чжан Го-цянь ответил приемом «Цзиньган топает ногой». Юэ Тин мгновенно принял позу «отрок кланяется богине Гуань-инь». Чжан Го-цянь начал горячиться и нанес противнику удар, который называется «черный тигр крадет сердце». Тогда Юэ Тин присел на корточки, схватил противника одной рукой за левую ногу, другой — за шиворот, поднял в воздух и сбросил вниз с помоста. Толпа одобрительно загудела. Чжан Го-цянь так ударился при падении, что потерял сознание. У Лянь подскочил к нему и изо всех сил ударил ногой под ложечку. Изо рта Чжан Го-цяня хлынула кровь, и он испустил дух. Братья Ци хотели схватить Юэ Тина, но тот уже соскочил с помоста и скрылся в толпе, а Юй Лэй выхватил молоты и разбил помост. Телохранители Чжан Го-цяня пытались преследовать Юэ Тина, но Чжэн Ши-бао сунул юноше меч, и они вступили в бой с врагами. Ци Гуан-цзу пытался зарубить Юэ Тина, но Юй Лэй ударом молота выбил из его рук оружие. Ци Цзи-цзу хотел было пустить в ход копье, но Хэ Фын взмахнул плетью, и копье отлетело в сторону. Телохранители Чжан Го-цяня побежали к отцу погибшего, а толпа стала расходиться. Воспользовавшись суматохой, юноши благополучно выбрались из города. Братья уже ждали их на могиле Юэ Фэя. Четыре телохранителя расставили жертвенную утварь, юноши сожгли бумажные деньги и оплакали умерших. После жертвоприношения Юэ Тин отправил телохранителей Цзун Фана обратно в Нинся, а сам вместе с братьями прямиком через горы двинулся в Юньнань. Чжан Цзюнь, которому слуги донесли о гибели сына и бегстве братьев Ци, послал за ними в погоню два вооруженных отряда, но те вскоре вернулись ни с чем. А сейчас пойдет речь о Ван Нэне и Ли Чжи, которые вот уже три года со дня гибели Юэ Фэя носили по нем траур, постились, жгли благовония и во всех храмах молились о мщении. Время шло, а изменники по-прежнему оставались в силе. Тогда терпение богомольцев лопнуло — в гневе стали они громить храмы и проклинать святых. Подошло восемнадцатое число восьмого месяца. В этот день река Цяньтан широко разливалась. Наблюдать за бушующей стихией было излюбленным зрелищем жителей Чжэцзяна. По этому поводу даже написаны стихи: Цзы-сюй на белом жеребце Явился в час прилива, Бросали волны к небесам Клокочущие гривы. Ударил гром… Из берегов Вода на волю рвалась, Подули ветры — и весь мир Вдруг превратился в хаос! Ты, одинокая ладья, В стремнине билась гордо… Звучит печальная свирель, Звучит протяжно, скорбно. Слагая оды, знал Му Чэн Не только стиль высокий, И не были ему чужды Стихов Чжан Ханя строки…[55 - Му Чэн (эпоха Хань) и Чжан Хань (эпоха Воюющих царств) — знаменитые поэты древнего Китая; первый прославился своими одами, второй — лирикой. Автор стихотворения говорит о том, что, повествуя о событиях, нельзя умалчивать о чувствах людей.] В этот день Ван Нэн сказал другу: — В нашем мире изменники блаженствуют, а честные люди страдают. Жаловаться духам на несправедливость и молить Небо — бесполезно. Хоть помирай с досады! Давай посмотрим разлив, — может быть, на душе легче станет! Ли Чжи согласился, и друзья отправились к берегу. Но, как назло, река в этот день не разлилась. Разочарованные Ван Нэн и Ли Чжи решили прогуляться по берегу. Прошли немного и вдруг увидели храм, с надписью над входом «Храм покровителя речных разливов». — Мы уже молились всем богам, и только духа разливов не уважили, — сказал Ли Чжи. — Может быть, зайдем. — Какой от этого толк? Кому только мы не кланялись, и никто не помог! Думаешь, этот дух лучше других?! Друзья вошли в храм, огляделись. На алтаре стояла табличка с надписью: «Покровитель разливов — У Цзы-сюй». — Вот этот святой нам и нужен! — воскликнул обрадованный Ван Нэн, — Великий дух, ты нас поймешь! Ты погиб от клеветы Бо Пи, но потом совершил чудо: когда злодей переправлялся через реку, ты поднял бурю и утопил его! Неужели ты не возмущаешься тем, что изменники погубили Юэ Фэя? — Да что ты кланяешься этому истукану! — воскликнул рассерженный Ли Чжи, схватил камень и вдребезги разбил статую У Цзы-сюя. Поистине: Беспричинно героев На смерть обрекшие люди Зря о долге и чести Лицемерный ведут разговор. Их в небесных чертогах Судить будут высшие судьи, Час возмездия близок — И будет суров приговор! — Вот! Теперь на душе стало легче! — перевел дух Ван Нэн. Друзья покинули храм и зашагали дальше. Тут они почувствовали, что проголодались, и свернули к трактиру, расположенному у самой реки, в живописном месте. Поэт воспел его в стихах: Жизнь прервалась! Мне все равно, — Лишь было бы вино! Из всех десятков тысяч дел Мне не наскучит лишь одно: Тянуть вино… Цветы раскрыли лепестки, Щебечет воробей — Смеется, видно, надо мной! — Ну, пей! Коль налил, пей! С одним товарищем своим Развеял грусть-печаль, С тобою тоже за вином Не привелось скучать. А чаша вот уж вновь полна — К чему теперь слова? Мы ляжем спать — коль станет вдруг Тяжелой голова… Оба зашли в трактир и сели за столик. Подошел слуга: — Что прикажете, почтенные господа? Вы, должно быть, купцы? — Мы не купцы и не господа, — отвечал Ван Нэн, — Подай нам вина и закусок — мы расплатимся! Слуга накрыл на стол, и друзья принялись за еду. Попивая вино, они то смеялись, то плакали, то пели. Так и просидели до вечера. Глядя на них, слуга пожимал плечами: — Не везет мне! Попались какие-то сумасшедшие. Не поймешь их: то плачут, то смеются! Наконец он потерял терпение и спросил: — Господа, вы в городе живете или за городом? Только теперь посетители вспомнили, что собирались в город. Они спустились с башни и бросили слуге слиток серебра: — Вот, возьми! Лишнее оставь себе. Когда охмелевшие друзья добрели до города, ворота уже оказались запертыми. — Придется ночевать у холма Тысячелетних сосен! — сказал Ван Нэн. Оба кое-как добрались до холма, повалились на траву и уснули. Вдруг откуда-то сверху прозвучал голос: — Юэ Фэй, прими высочайший указ! Ван Нэн и Ли Чжи раскрыли глаза и увидели перед собой Юэ Фэя. Он стоял на коленях, а У Цзы-сюй держал в руках развернутый указ и читал: «Владыка яшмовых ворот на небесах объявляет: закон повелевает награждать людей честных и беспощадно карать изменников. Нечестивцы, что платят за добро черной неблагодарностью, будут наказаны в аду. У Цзы-сюй доложил нам: сунский министр Цинь Гуй предался цзиням и вредит государству. Его жена, урожденная Ван, вступившая в недозволенную связь с Учжу, помогает ему творить бесчинства. Тюремщики Ван Сы-во и Ло Жу-цзи, домогаясь почестей и славы, помогали предателю губить ни в чем не повинных людей. Посему объявляю: Юэ Фэй не жалел сил для блага государства, почитал родителей, был предан трону. Редко встретишь такого замечательного человека! И потому мы надеемся, что твоя душа найдет обидчика, а служители ада его накажут. Ван Нэн и Ли Чжи поносили святых, разбивали их статуи, а посему подлежат самому суровому наказанию. Но поскольку они делали это из добрых чувств к Юэ Фэю, прощаем их!» Юэ Фэй поблагодарил праведника за милость и исчез. Ван Нэн и Ли Чжи очнулись, протерли глаза — никого вокруг не было. «Правду ли говорил святой, сейчас узнаем в городе, — подумали они. — Если дух Юэ Фэя действительно свершил чудо в доме предателя, мы выберем счастливый день, вновь отстроим храм У Цзы-сюя и отольем из золота его статую». Погубив Юэ Фэя, первый министр Цинь Гуй все же не обрел покоя. «Юаньшуай умер, но живы его сторонники Хань Ши-чжун, Чжан Синь, Лю Ци, У Линь и У Цзе, — думал он, — Если их не уничтожить, беды не миновать». В тот день, о котором идет речь, Цинь Гуй уединился на Цветочной башне и писал приказ. Он вознамерился бросить в тюрьмы всех честных людей и расправиться с ними. В это время в башню и явился дух Юэ Фэя. За ним следовали души Ван Хэна и Чжан Bao. Юэ Фэй заглянул в бумагу, над которой корпел Цинь Гуй, и в гневе ударил предателя молотом: — Злодей! Твои преступления не знают предела. Конец твой близок, а ты не унимаешься! — Пощади! — в ужасе закричал Цинь Гуй. — Займись им! — приказал Юэ Фэй Чжан Bao. — А я пока разделаюсь с Ван Сы-во, Ло Шу-цзи и Чжан Цзюнем. Юэ Фэй посетил дома всех предателей и навел на них такой ужас, что у тех чуть языки не отнялись. Жена Цинь Гуя услышала вопли мужа и послала служанок узнать, что с ним случилось. Служанки поднялись на башню, но Чжан Bao всех столкнул вниз. Многие при падении разбились. — На башне злой дух! — в страхе кричали они. Тогда женщина послала на башню Хэ Ли. При его появлении Чжан Bao исчез, Цинь Гуй валялся на полу в беспамятстве и выкрикивал: — Юэ Фэй, пощади! Пощади меня! Испуганный Хэ Ли упал на колени и взмолился: — Доблестный Юэ Фэй, пощади моего господина! Завтра я в кумирне Успокоения духов принесу тебе какие угодно жертвы! Цинь Гуй понемногу пришел в себя и с помощью Хэ Ли спустился вниз. — Почему вы кричали, господин? — спросила его жена. — Когда я писал, на башню спустился дух Юэ Фэя и ударил меня молотом. — Я поднялся на башню и вижу — господин лежит на полу, — рассказывал Хэ Ли. — Тут я дал обет принести жертвы душе Юэ Фэя, и только после этого господин пришел в себя. Цинь Гуй подарил Хэ Ли двести лян серебра на жертвоприношения в кумирне Успокоения духов и сказал: — Мы с женой завтра тоже приедем в кумирню и воскурим благовония. Когда Ван Нэн и Ли Чжи узнали об обетах, которые дали изменники, друзей охватила радость. Они выбрали счастливый день, отстроили храм У Цзы-сюя и поставили новую статую святого. Поистине: Обманом солнце не затмить — Пробьются ясные лучи. Там, в небесах, святой судья Поднимет меч длиной в три чи! Того, кто зло другим творил, Ждет незавидная судьба: В конце концов твое же зло Падет, преступник, на тебя! Если вы не знаете, что произошло в дальнейшем, то прочтите следующую главу. Глава шестьдесят девятая Безумный монах говорит намеками в кумирне Успокоения духов. Благородный воин жертвует жизнью у моста Всеобщего спокойствия Все в мире обратимо, Все в мире преходяще, Обидчика настигнет Обиженный и мстящий! Вокруг опоры твердой Недолговечен хаос, Иначе жизнь людская Ему б и подчинялась! Измена государю! Измена государству! Доныне знало ль Небо Столь низкое коварство? Продажным гневно мстящий Вершит не подвиг разве? Ведь с их имен не смоет Никто смердящей грязи! Итак, на следующий день Цинь Гуй с женой прибыл в кумирню Успокоения духов, чтобы воскурить благовония и помолиться. Монахи с поклонами проводили их в молитвенный зал. Цинь Гуй поклонился Будде и, приказав монахам удалиться, зажег благовонные свечи. — Первую свечу воскуриваю за то, чтобы ты, великий дух, защитил нас с женой, дал нам счастье и долголетие, — стал читать он молитву, — вторую свечу воскуриваю с мольбой — повели душам Юэ Фэя и его сыновей не терзать меня. А третьей свечой заклинаю тебя — помоги мне уничтожить врагов! Окончив молитву, он вызвал настоятеля и приказал ему устроить жертвоприношения во всех храмах и кумирнях города. Потом первый министр с женой погуляли, осмотрели кумирню и вернулись в молитвенный зал отдохнуть. И вдруг на стене перед алтарем Цинь Гуй увидел стихотворение. Оно было написано недавно, потому что тушь еще не успела высохнуть. В стихотворении говорилось: И связанный опасен тигр, Покуда в жилах кровь течет. Но у восточного окна Был найден хитроумный ход… И так случилось, как нарек Коварной женщины язык. Но знайте: рок настигнет вас И печень превратится в лед![56 - То есть охватит панический страх. В Китае печень считалась символом мужества.] Цинь Гуй прочитал стихотворение, и его охватила тревога. «В первой строфе явный намек на наш разговор с женой у восточного окна. Неужели кто-то нас подслушал?» — подумал он и обратился к настоятелю: — Кто написал эти стихи? — Не знаю. Они, наверное, написаны давно. При вас никто из монахов и посторонних в молитвенный зал не входил, — ответил удивленный настоятель. — Стихи написаны недавно. Тушь еще не высохла! Видишь? — Может быть, сумасшедший монах? — в раздумье проговорил настоятель. — Объявился у нас недавно такой, не углядишь за ним: все мажет и мажет что-то на стенах! — Позови-ка его ко мне. — Боюсь, господин. Этот безумный целыми днями болтает всякий вздор. Как бы он и вам не сказал чего-нибудь неприятного. — Ничего, зови! Если он больной, я не буду с него взыскивать. Настоятель послал послушника на розыски сумасшедшего монаха. Тот оказался на кухне. — Убогий, ты что там намазал на стене? — сказал монаху послушник. — Министр Цинь увидел и рассердился! Идем, он велел тебя привести! — А я как раз сам хотел его повидать! — ответил сумасшедший. — Берегись, с первым министром шутки плохи! — предупредил послушник. Сумасшедший ничего не ответил и вышел. Послушник проводил его в молитвенный зал. Цинь Гуй не мог удержаться от улыбки, когда увидел грязного монаха в даосском одеянии из перьев; волосы его были растрепаны, рот перекошен, руки кривые, ноги покрыты язвами. Цинь Гуй усмехнулся: — Ну и монах! Знаешь ли ты, что: Монаху с головой лохматой Внимать не станет гордый ван, Нельзя читать творенья Будды, Когда в грязи монаха лик; Клятвопреступником ты станешь, Хэшана принимая сан; Монах, утративший рассудок, Ты не монах уже, старик! Выслушав его, сумасшедший дерзко отвечал: — Я грязен телом, зато совесть у меня чиста! Не то что вы, — слова говорите святые, а на сердце у вас яд змеиный… — Я спрашиваю: этот стих ты написал? — Неужто только вам писать дозволено? — А зачем ты сюда явился с метлой? — Выметать зло и измену. — Что там у тебя в другой руке? — Огненная труба. — Оставил бы ее на кухне! — Нельзя было оставить. В ней есть отверстия, приходится закрывать их пальцами, не то дым повалит. — Глупости болтаешь. Скажи лучше, когда ты заболел? — Когда увидел на озере Сиху торговца, который продавал восковые шарики. С тех пор и стал заговариваться! — Почему же ты не позовешь лекаря? Он бы тебя полечил, — вмешалась жена Цинь Гуя. — Я простудился у восточного окна, госпожа, а от этой простуды никакие лекарства не помогают! — Да этот монах совсем потерял рассудок! — воскликнула Ван, обращаясь к мужу. — Говорит какими-то дурацкими намеками! Отпустите его, господин, бесполезно с ним разговаривать! — Троих вы уже «отпустили», а теперь и меня хотите?! — Есть у тебя монашеское имя? — спросил Цинь Гуй сумасшедшего. — Есть! Есть! Есть! Меня зовут Монахом Е Шоу-и, Склад благовоний Здесь я сторожу. Мне сил небесных Кары не страшны, Где ложь, где правда — Знаю и скажу! Опять Цинь Гуй с женой ничего не поняли, и сомнения овладели ими. — Слушаю я тебя и думаю: не умеешь ты сочинять стихи, — сказал Цинь Гуй. — Может быть, стихотворение сочинил кто-нибудь другой, а тебе велел переписать на стену? Признайся, и я пожалую тебе ставленую грамоту![57 - Ставленая грамота — документ, свидетельствующий о повышении священнослужителя в духовном сане.] — Стихи я сам сочинил! — заявил монах. — Что-то мне не верится! Тогда напиши еще одно стихотворение при мне. — Можно. О чем писать? — Хотя бы обо мне, — сказал Цинь Гуй и велел послушнику принести бумагу, кисть и тушь. — Не надо, у меня все с собой! Монах вытащил из кармана лист бумаги и положил на пол. — Да разве можно писать на такой измятой бумаге? — упрекнул монаха Цинь Гуй. — Ничего! В восковом шарике бумага тоже была измята! Тут он растер тушь, написал стихотворение и подал Цинь Гую. Стихотворение гласило: Увы! Он верен был своим решеньям, Задумав государя погубить, Уже давно он перешел к чжурчжэням, Раз душу продал — так тому и быть! Потом мечтал покончить с сунским троном, А честных отослать на эшафот, Таким путем — постыдным, незаконным — Отчизну погубить и весь народ. Речь на дорогах об одном идет… В каждой строке раскрывались самые сокровенные мысли Цинь Гуя, но он ничем не выдал своих чувств, только спросил: — Почему ты не дописал последнюю строку? — Потому что «вся правда»[58 - Игра слов: выражение «вся правда» звучит по-китайски «ши цюань» — точно так же, как имя одного из названых братьев Юэ Фэя — Ши Цюаня.] грозит предателю смертью! — сказал монах. — Запомните! — обратился Цинь Гуй к приближенным. — Если вам встретится человек с именем Ши Цюань, хватайте его и ведите ко мне! — Этот сумасшедший мелет какой-то вздор! — сказала жена Цинь Гуя. — Не стоит его слушать. — Вздор! — усмехнулся монах. — А вы прочтите сверху вниз первые знаки каждой строки, и поймете! Цинь Гуй прочитал — получилось слово «узурпатор». — Ах ты лысый осел! — рассердился он. — Ты еще смеешь оскорблять первого министра! Слуги, хватайте его и бейте палками до тех пор, пока он не сдохнет! Слуги Цинь Гуя набросились на монаха, как свора собак. Монах уцепился за ножку стола и вопил: — За что меня хотят убить? Я же никого не погубил! Жена потихоньку шепнула Цинь Гую: — Оставьте пока этого сумасшедшего. Все равно ему некуда деться. А завтра ваши люди его прикончат. Зачем поднимать шум из-за пустяков? Цинь Гуй признал разумным совет жены и приказал: — Отпустите его! Да чтоб больше не болтал! Эй, послушник, дай ему две лепешки с медовой начинкой, и пусть уходит. Послушник принес лепешки, но сумасшедший швырнул их на пол. — Что хлебом кидаешься? — упрекнул его Цинь Гуй. — Если сейчас не хочешь, съел бы после! — Пусть едят другие, кому хочется! Кто знает, чем вы эти лепешки начинили?! В каждом ответе безумного Цинь Гуй чувствовал намек на какой-нибудь свой бесчестный поступок и едва сдерживал гнев. — Убогий! — сказала Ван. — Уходи-ка ты в западный флигель и не говори глупостей господину первому министру. Тебя там накормят чем-нибудь постным. Монахи бросились к сумасшедшему и стали выталкивать его вон. — Не толкайте! Не толкайте! — кричал он. — Госпожа посылает меня в западный флигель есть постное, а сама будет есть рис[59 - Выражение «есть рис» звучит по-китайски так же, как и выражение «замышлять измену».] у восточного окна! С трудом удалось монахам вывести сумасшедшего за дверь. Расстроенный Цинь Гуй заторопился домой. Монахи, обливаясь от страха холодным потом, проводили первого министра до ворот кумирни и долго отвешивали земные поклоны. Сумасшедшего посадили под замок, чтобы он не сбежал; ведь если он понадобится Цинь Гую, а его не будет на месте, всем монахам придется распроститься с жизнью! А сейчас речь пойдет о Ши Цюане, который обосновался в горах Тайхан и все время думал о том, как отомстить за Юэ Фэя. Однажды он явился к Ню Гао и заявил, что уходит в разведку. Добравшись тайком до Линьани, Ши Цюань поплакал и принес жертвы на могиле Юэ Фэя. Узнав о том, что Цинь Гуй молится в кумирне Успокоения духов, и возвращаться будет через мост Всеобщего спокойствия, он спрятался под этим мостом. А в это время первый министр в окружении свиты ехал обратно и ломал голову над странными речами монаха. «Как мог этот сумасшедший проникнуть в наши с женой тайны?» Эта мысль не давала ему покоя. У моста Всеобщего спокойствия конь вдруг взвился на дыбы. Цинь Гуй изо всех сил натянул узду — конь захрапел и отступил на несколько шагов назад. В тот же момент на Цинь Гуя с кинжалом бросился Ши Цюань. Он уже поднял руку, чтобы нанести удар, и тут почувствовал, что она онемела. Подскочили телохранители Цинь Гуя, сбили Ши Цюаня с ног, связали и потащили во дворец первого министра. Дорогой читатель, ты знаешь, что Ши Цюань — отважный военачальник, способный в одиночку сражаться с целым войском! Почему же его так легко одолели? А потому, что Юэ Фэй не позволил своему другу убить предателя, ибо это убийство запятнало бы и его честное имя. К тому же Юэ Фэй хотел, чтобы Ши Цюань тоже прославился своей честностью и преданностью долгу! Между тем Цинь Гуй приехал домой и, когда самообладание к нему вернулось, приказал ввести Ши Цюаня. — Ты кто такой? — рявкнул он, — Как у тебя хватило смелости поднять на меня руку? Говори, кто тебя подослал? Если сознаешься — пощажу! — Мерзкий предатель! Ты обманываешь государя, губишь честных людей, продаешься врагам родины! Каждый настоящий воин Поднебесной съел бы тебя живьем! Знай же, я — Ши Цюань, бывший подчиненный Юэ Фэя! Я пришел мстить! Но, видно, судьба не назначила тебе умереть сейчас! Погоди же, придет и твой конец! Ши Цюань обрушил на Цинь Гун такую лавину брани, что тот и рта не мог раскрыть. Он только приказал страже увести преступника в тюрьму при храме Правосудия и на следующий день казнить на базарной площади. Потомки сложили стихи, в которых воспевают доблесть Ши Цюаня: Гремит молва о том, кто был Великой силой наделен, Путь к добродетели — увы! — Не прост и для таких, как он! Юй Жан[60 - Юй Жан — древний герой, чье имя впоследствии стало олицетворением благородного мстителя.], что жил в года «Чуньцю». Отмстил и умер, не дрожа, А Ши Цюань эпохи Сун Ужели не второй Юй Жан? Велик был благородный гнев, Он мог повергнуть реки в дрожь, Могуч был богатырский пыл — Он ужаснул бы звездный Ковш! Пусть светит солнце высоко, Пусть проплывают облака, Героев славных имена Переживут века! После того как Ши Цюань ушел в разведку, Ню Гао места себе не находил от беспокойства и наконец послал самых опытных разведчиков на розыски. Те скоро вернулись с печальной вестью. Ню Гао метал громы и молнии. Он хотел немедленно двинуть войска в Линьань, чтобы отомстить за брата, но Ван Гуй его отговорил: — Дух Юэ Фэя с самого начала не хотел, чтобы мы за него мстили. Брат Ши Цюань сам виноват! Зачем полез в ловушку? Разве можно быть таким легкомысленным? Поплакали о погибшем, устроили жертвоприношения, с горя выпили. Скорбь Ван Гуя и Чжан Сяня была так велика, что в ту же ночь они слегли. Но лекарство принимать отказались и через несколько дней скончались. Ню Гао тяжело переносил этот новый удар. А теперь вернемся к Цинь Гую. Покушение Ши Цюаня на его жизнь так потрясло первого министра, что он заболел. Встревоженная жена говорила ему: — Господин мой, вы помните стихи, которые сочинил сумасшедший монах, когда мы были в кумирне Успокоения духов? Нет сомнения, этот негодяй был в сговоре с Ши Цюанем. — Ты права, жена! А я об этом и не подумал! — воскликнул Цинь Гуй и велел Хэ Ли доставить во дворец сумасшедшего монаха. Верный слуга с десятком стражников явился в кумирню и объявил монаху волю первого министра. — И что вы так торопитесь? — улыбнулся тот. — Взгляните: я — карлик, у меня не хватит сил даже на то, чтобы справиться с курицей. Неужели вы думаете, что я от вас убегу? Я сам знаю, что рассердил министра дерзкими речами, и поэтому заслуживаю смерти. Но прежде чем явиться к нему во дворец, позвольте мне хоть умыться! — Хорошо, иди! — согласился Хэ Ли. — Только поживее собирайся! Монах скрылся в келье. Прошло довольно много времени, а он не выходил. Хэ Ли забеспокоился: «Что такое? Может быть, он покончил с собой?» Хэ Ли приоткрыл дверь и заглянул в келью — там было пусто! На столике стояла шкатулка с надписью на крышке: «Все, что есть внутри, принадлежит Цинь Гую». Хэ Ли не оставалось ничего иного, как забрать шкатулку и вернуться во дворец первого министра. Цинь Гуй открыл шкатулку — в ней лежал лист бумаги со стихами: Я в облике безумного монаха Пришел в тот мир, где люди зло творят, И, обличив предателя Цинь Гуя, Вновь возвратился в свой старинный сад! А если ты и впрямь узнать захочешь, Где я живу, где жил я до сих пор, — Иди прямым путем к юго-востоку, Меня найдешь на первой же из гор. Прочитав стихи, Цинь Гуй в гневе напустился на Хэ Ли: — Ах ты пес! Недавно я посылал тебя схватить колдуна Дао-юэ, а ты за взятку его освободил! Сумасшедшего тоже отпустил, а теперь какой-то шкатулкой морочишь мне голову! — Тут первый министр повернулся к своим приближенным и приказал: — Всю его семью бросьте в тюрьму! Завтра же он пойдет на эту самую Первую юго-восточную гору и приведет мне сумасшедшего монаха! Не приведет — казню его вместе со всей родней! Перепуганный Хэ Ли только кивал головой да поддакивал. На следующий день он стал искать на карте Поднебесной Первую юго-восточную гору. Такая гора была, но на ее вершине находилась обитель бессмертных. Разве подняться туда простому смертному? Однако другого выхода не было — пришлось выполнять приказание. Хэ Ли явился в тюрьму, попрощался с матерью, женой, детьми и отправился в путь. После казни Ши Цюаня первый министр Цинь Гуй постоянно ощущал тупую боль в пояснице. Через несколько дней на спине у него появилась опухоль. Гао-цзун прислал придворных лекарей. К сожалению, вести рассказ можно только об одном событии. Поэтому оставим пока Цинь Гуя и вернемся к Юэ Тину. Поклонившись могиле отца, Юэ Тин и его названые братья направились через горы в Юньнань. Долго они шли. Наконец добрались до владений Чай-вана, явились во дворец и приветствовали хозяина и его мать. Юэ Тин представил госпоже Юэ своих названых братьев и рассказал о дорожных приключениях. Молодые люди от души благодарили госпожу Чай за ее заботу о госпоже Юэ, и старуха расчувствовалась. — Смотрю я, как вы почтительны, и очень хочу, чтобы вы побратались с моим сыном! — воскликнула она. — Не смеем даже надеяться на такую высокую честь! — Не отказывайтесь, я так хочу! — Конечно, матушка! Об этом не стоит и говорить! — подхватил Чай-ван. Он тут же велел принести столик и курильницу, и молодые люди поклялись отныне быть братьями. Подошел праздник Середины осени. Во дворце Чай-вана был устроен большой пир. — Давайте поедем завтра на охоту в горы, — сказал за столом Чай-ван. — Кто убьет тигра или барса — за тем первый подвиг, за сайгу или оленя — второй, а за всякую мелочь — штраф три чашки вина. Эта затея всем понравилась, и на следующий день юноши отправились со слугами в охотничий стан. Об этой охоте сложены такие стихи: Минуя утром фениксовы стены, Мы от столицы двинулись к востоку, Где отмели песчаные пестрели Среди болот, окутанных осокой. Наш алый флаг затмит луны сиянье, Солнцеподобный — он источник света! Все дальше кони белые несутся Вослед порывам западного ветра… В руках у нас — надежное оружье, И стрелами наполнены колчаны, Крутой дугою согнутые луки Висят за богатырскими плечами. Вот всадники коней остановили И в поднебесье устремили взоры, Но плавно пролетающего гуся Уже сокрыли дальние просторы… Четвертый сын юаньшуая Юэ Фэя, Юэ Линь, то и дело подхлестывал коня — юноша страстно мечтал убить зверя покрупнее. Когда он миновал две горы, из чащи вдруг выскочил золотистый барс. Юэ Линь выстрелил — барс покатился по земле. Быстроногий конь вмиг подскакал к раненому зверю, и Юэ Линь прикончил его копьем. Воины, сопровождавшие Юэ Линя, хотели забрать добычу, как вдруг перед ними как из-под земли вырос военачальник из племени мяо с десятком телохранителей. — Стойте! — крикнул он. — Это мой барс! Я его преследовал! — Зверь мой, я его убил! — запротестовал Юэ Линь. — В нем еще торчит моя стрела! — Стрела твоя, а добыча моя! — крикнул в ответ военачальник. — И попробуй не отдать! — Если хочешь взять барса, сперва победи меня! — заявил Юэ Линь. — Останешься без головы, пеняй на себя! — Желторотый юнец! — рассвирепел военачальник. — За такую наглость ты отведаешь моего меча! Юэ Линь отразил удар и сам сделал выпад, целясь противнику в сердце. Сходились раз десять. Юэ Линь неожиданно повернул коня и обратился в бегство. Противник бросился за ним вслед. Юноша на скаку обернулся, одним ударом копья сбил его с коня, а другим ударом прикончил. Телохранители убитого в страхе бросились наутек. Юэ Линь забрал барса и двинулся к лагерю. Но не успел он проехать и десятка шагов, как услышал грозный окрик: — Стой, желторотый! Я пришел за твоей жизнью! Юэ Линь обернулся и обмер от страха — перед ним был военачальник племени мяо! Синий купол — лицо. Смотрят, гневом горя, Два зрачка — Словно два фонаря. Устрашают клыки: Что ни клык — то стрела, Пасть кругла Как сосуд-пиала! Каждый волос Торчит в голове, как игла! * * * Он высок, он могуч, Но в бою осторожен, Грудь броня защищает И кольчуга из кожи. С плеч его ниспадает Темно-красный халат, А глаза По-шакальи горят! * * * Красный конь — Как огонь, — Конь и резв и могуч: Он как ветра порыв! Он как молнии луч! * * * Бубенцами украшена Тонкая сбруя, Конь, узде повинуясь, Шагает, танцуя… * * * Вот каков богатырь! Вот каков его конь! Смотришь издали, — Кажется, лютый дракон, А посмотришь вблизи — Настоящий Цзюй-лин, — Царства молний И громов святой властелин! Голос богатыря напоминал громовые раскаты. С поднятым оружием он мчался прямо на Юэ Линя. — Чем я вас обидел? — спросил юноша, стараясь не выдать своего волнения. — За что вы на меня гневаетесь? — Ты убил военачальника моего передового отряда Чи Ли, и я тебе этого не прощу! После первой же схватки юноша понял, что враг ловок и силен, и затрепетал от страха. Неожиданно противник сделал быстрый выпад, отбил в сторону копье Юэ Линя, схватил юношу за шнур, скрепляющий латы, и вырвал из седла. Воины подобрали труп Чи Ли и двинулись в путь. Так Юэ Линь оказался в плену у племени мяо. Перед лягушкою морская черепаха Хвалилась, взор в колодец устремив, Что, мол, она — не черепаха вовсе, А крыльями скрутивший небо гриф! Того, кто большей силой обладает, Не лучше ли смиренно уважать? И чем отвагой ложною кичиться — Не лучше ли язык попридержать? Если вы не знаете, какова дальнейшая судьба Юэ Линя, то прочтите следующую главу. Глава семидесятая Ван племени мяо выдает дочь замуж за Юэ Линя. Хэ Ли на юго-восточной, горе встречается с буддой Ди-цаном Уже сроднились красные луани — На то самих небес благоволенье! Им долго вместе суждено прожить — Тому не старца Бина повеленье![61 - Старец Бин — святой, который, согласно старым поверьям, появляется в свадебную ночь, чтобы связать молодоженов узами любви.] Намеренно порой цветы сажают — Но не растут капризные цветы, А тополя росток неприхотлив — Растет, не вызывая удивленья! Когда Юэ Линя привезли в крепость, воины мяо связали его и привели во дворец. — Ты кто такой? — грозно спросил богатырь. — Почему не становишься на колени? — Это мне, сыну могущественного юаньшуая, становиться на колени перед дикарем?! — возмутился Юэ Линь. — Лучше умереть, чем стерпеть такое унижение! — Интересно, что за могущественный юаньшуай твой отец? — усмехнулся военачальник. — Я сын великого полководца Юэ Фэя! Его все знают! — Неужели того самого Юэ Фэя, который разгромил войско чжурчжэней? — Того самого! — И который ты по счету сын юаньшуая? — Четвертый. Моего отца и старшего брата погубил Цинь Гуй, а нас с матушкой сослал в Юннань. — Так вот оно что! — воскликнул богатырь. Он сам развязал веревки и приветствовал юношу со всеми полагающимися церемониями. — Расскажи мне, как предателю удалось погубить великого полководца, — попросил он, и когда Юэ Линь со слезами поведал ему о гибели отца, сказал: — Я — Ли Шу-фу, вождь племени мяо. Когда-то я встречался с твоим родителем в Чжусяньчжэне, и по его просьбе государь пожаловал мне титул вана. Подлец этот Цинь Гуй, погубил такого человека! Но раз уж мы с тобой встретились, я отдам за тебя замуж свою дочь. Эй, слуги! — крикнул он. — Проводите молодого господина во внутренние покои, пусть познакомится с госпожой. Брачная церемония состоится сегодня же вечером. — Я очень признателен вам за великую честь, но жениться не могу, пока не отмщены мой отец и старший брат! — воскликнул юноша. — Если ты женишься на моей дочери, то будешь моим наследником, — стоял на своем Ли Шу-фу. — Тогда уж никакой предатель не посмеет тебя и пальцем тронуть! Несмотря на возражения юноши, слуги увели его во внутренние покои. Жене Ли Шу-фу юноша понравился, и она сказала: — В тот год, когда ван ездил в Чжусяньчжэнь, мой племянник Хэй Мань-лун побратался с твоим братом и с тех пор все время его вспоминает. Как он будет горевать о гибели Юэ Юня!… А тебе все же придется у нас остаться — так решила сама судьба! Юэ Линю нечего было возразить — пришлось подчиниться! Вернемся теперь к братьям Юэ Линя. Нагруженные охотничьими трофеями, довольные, они один за другим возвращались в лагерь. Поистине: Шкурки, дичь, кабанья туша — На плечах поклажи много, Ведь от них и тигр свирепый Не унес бы в горы ноги! Но охотникам достойным Хвастать удалью не нужно: Сами видите — владеют Хорошо своим оружьем! Вскоре собрались все, не было только Юэ Линя. Наконец прибежали взволнованные телохранители и доложили: — Беда! Какой-то чужеземный ван увел нашего господина в плен! Чай-ван побледнел от волнения и воскликнул: — Идем ему на выручку! Медлить нельзя! Юноши вскочили на коней и помчались к крепости мяо. — Отдавайте нам нашего брата Юэ Линя! — кричали они. — Если хоть волосок с его головы упадет, сровняем с землей ваше логово! Никого не пощадим! Мяо бросились к своему предводителю. — Это наверняка Чай-ван! Я сам с ним поговорю, — сказал он и выехал из крепости. Грозный вид чужеземного вана испугал юношей. Только Чай-ван не струсил и спросил: — Ты зачем увел к себе нашего брата Юэ Линя? — За то, что он убил моего военачальника Чи Ли. — Тут какое-то недоразумение, — сказал Чай-ван. — Если отпустите его, мы готовы извиниться. — Что ж, прошу вас ко мне — поговорим, — предложил Ли Шу-фу. Он принял юношей в своем дворце со всеми подобающими почестями, а когда узнал, что они приходятся назваными братьями Юэ Линю, радости его не было границ. — Очень благодарны вам за доброту, — сказал Юэ Лэй, узнав о намерении вана выдать свою дочь за Юэ Линя. — Как только мы отомстим за отца, мой младший брат женится на вашей дочери! — Нет, нет! — запротестовал Ли Шу-фу. — Он не единственный сын в семье, вы и без него обойдетесь. Юэ Линь останется у меня! А если ваша семья получит прощение и вернется на родину, я отпущу с зятем и свою дочь. Ли Шу-фу был непреклонен, и Юэ Лэю пришлось уступить. Обрадованный ван тут же распорядился устроить пир. Когда собирались садиться за стол, воин доложил о прибытии Хэй Мань-луна. Юноша поклонился дяде, почтительно приветствовал гостей. Весть о гибели Юэ Фэя и его старшего сына потрясла юношу до глубины души: глаза его засветились гневом, лицо побагровело. — О горе! Проклятые предатели погубили моего брата! И я не смог вовремя прийти ему на помощь. Я даже не знал о его смерти! — Видимо, брат Хэй тоже решил мстить! — воскликнул обрадованный Ню Тун. — Если ты перейдешь границу Сунской империи, весь парод, который помнит о милостях и добродетелях юаньшуая, поможет тебе. В горах Тайхан мой отец тоже поднимет огромное войско, и вы вместе двинетесь на Линьань! Совет Ню Туна пришелся Хэй Мань-луну по душе, однако он ничем не выразил своего одобрения и молча вышел, а вскоре после этого в зал вбежал воин и доложил: — Великий ван, из Яодуна в наши владения вторглись вражеские войска… Ли Шу-фу пришел в ярость и приказал племяннику с тремя тысячами воинов дать отпор врагу. А Хэй Мань-луну только того и надо было: он тут же повел войско к границе Сунской империи. Между тем Ли Шу-фу, простившись с племянником, продолжал пить вино. «Кто же мог напасть на нас из Яодуна? — раздумывал он. — Ведь Хэй Мань-лун только что вернулся из тех краев!» Эти мысли не давали ему покоя, и ван послал воина разузнать, куда направился Хэй Мань-лун. Тут-то все и выяснилось. — Так я и предполагал! Он ушел на Срединную равнину мстить за Юэ Фэя! — воскликнул Ли Шу-фу, обращаясь к гостям. — Сыновей у меня нет, Хэй Мань-лун мой единственный племянник, но я ни о чем не жалею. Дорога длинная, на помощь ему надеяться не приходится. Если он погибнет, то пусть погибнет со славой! Вот что, молодые люди, возвращайтесь домой, а мой зять останется здесь. Если племянник вернется, тогда подумаем, как быть дальше. Благородный поступок Хэй Мань-луна растрогал Юэ Лэя, и он согласился оставить Юэ Линя. Юноша попросил старшего брата успокоить мать, и братья простились. Возвратившись домой, Юэ Лэй сообщил матери о женитьбе ее младшего сына. — Этот ван на редкость добрый! — вздохнула вдова. — Надо бы мне самой поблагодарить его за оказанную нам честь! — Тогда я тоже поеду с тобой, — заявила старуха Чай. На следующий день названые сестры отправились во дворец Ли Шу-фу. Жена вана встретила их и пригласила в зал. Юэ Линь с молодой женой Юнь-мань вышел поклониться матери. Невестка очень понравилась госпоже Юэ, и с того дня она стала часто навещать сына. А теперь продолжим рассказ о Хэ Ли, начатый в предыдущей главе. Не смея ослушаться первого министра, он простился в тюрьме с матерью и женой и отправился в Чжаоцзюньчэн. Четыре месяца брел он по разным дорогам, расспрашивая встречных, не знают ли они, где находится Первая юго-восточная гора, и как можно найти монаха Е Шоу-и. Но ни о горе с таким названием, ни о монахе с таким именем никто и не слышал. «Если мне не удастся найти монаха, мои родные погибнут!» — в отчаянии думал Хэ Ли и упорно продолжал поиски. Однажды он добрался до перекрестка, от которого дороги расходились в трех направлениях, и в замешательстве остановился. По какой дороге идти? И спросить не у кого — кругом ни души. Вдруг он увидел почтенного старца. В левой руке тот держал стакан с гадательными пластинками, а в правой — веер. На груди его висела дощечка с надписью: Расскажут вам дощечки эти, Что предназначено судьбой, Предскажут, кто тебя, приметит: Нечистый дух или святой! Хэ Ли решил обратиться к гадателю: — Учитель, я попал в затруднение и не знаю, что мне делать. Не погадаете ли мне? Гадатель снял с себя дощечку, положил на камень у обочины дороги и спросил: — Погадать можно, но о чем? Я хотел бы знать, удастся ли мне найти одного человека. Гадатель потряс стакан и вытащил из него пластинку с триграммой. — Вы, должно быть, направляетесь с северо-запада на юго-восток? — Истинная правда! — подтвердил Хэ Ли. — Триграмма показывает, что дорога опасная, с вами может случиться несчастье! Возвращайтесь лучше назад! — Пусть меня ждет любая опасность, пусть даже грозит смерть, а идти надо! — Ну, если вы не боитесь потерять жизнь, то я дам вам совет: идите по средней дороге и через тридцать ли попадете на большой Сычжоуский тракт. Доберетесь до Сычжоу и там найдете нужного вам человека. — Премного вам благодарен! — сказал Хэ Ли и заплатил гадателю десять цяней серебра. Тот забрал свою дощечку и, размахивая стаканом с гадательными пластинками, неторопливо удалился, а Хэ Ли зашагал по указанной дороге. Вскоре он действительно вышел на большой тракт, добрался до Сычжоу и остановился переночевать на постоялом дворе. На следующий день Хэ Ли отправился искать Первую юго-восточную гору, но ни в городе, ни в его окрестностях такой не оказалось. За несколько дней он обошел местность вдоль и поперек, но так ничего и не нашел. «Не сбывается предсказание гадателя, — подумал Хэ Ли. — Говорят, на горе Сычжоу есть храм святого чудотворца — покровителя города, может быть, у него попросить помощи?» Хэ Ли купил курильных свечей и благовоний и пришел в храм. Но как он ни молился, ответа не получил. Расстроенный, он вышел из храма, огляделся и увидел неподалеку в цепи гор островерхую вершину с почти отвесными склонами. Направился к этой вершине и у ее подножия обнаружил каменную плиту с надписью: «Гора, где душа расстается с телом». В нескольких шагах от плиты зияла бездонная пропасть. «Вот уже полгода я понапрасну ищу монаха. Все равно мне не миновать смерти, так уж лучше покончить с собой!» Хэ Ли шагнул к краю пропасти, намереваясь прыгнуть вниз, но тут же у него в голове пронеслась мысль: «Мне жалеть себя нечего, но моей матери восемьдесят три года — кто за нею присмотрит? Ведь жена обязательно покончит с собой, как только узнает о моей смерти!» Хэ Ли опустился на камень и горько заплакал. Плакал он долго, так что в конце концов даже устал. Прилег на камень и незаметно уснул. Вдруг кто-то толкнул его в бок и сказал: — Идемте скорее, идемте! Хэ Ли поднял голову и увидел гадателя, с которым встретился на дороге. — Вот хорошо, что вы здесь! — воскликнул он. — Вы мне сказали, что я встречу нужного человека в Сычжоу. Почему же я до сих пор не могу его отыскать? — Скажите мне точно: куда вы идете и кого ищете? — Министр Цинь Гуй послал меня на Первую юго-восточную гору разыскивать сумасшедшего монаха Е Шоу-и. — Вот эта вершина перед вами и есть Первая юго-восточная гора. Охваченный радостью, Хэ Ли вскочил и побежал к горе. У подножья высился величественный храм, сверкавший золотом и бирюзой. Над воротами сияла золотая надпись на каменной плите: «Первая юго-восточная гора». Из ворот вышел старец. Хэ Ли приблизился к нему, почтительно приветствовал и спросил: — Позвольте спросить, учитель, есть в вашем храме сумасшедший монах Е Шоу-и? — Прочь отсюда! — возмущенно крикнул старец. — Ты откуда явился? Как смеешь называть святейшего будду по имени? — Простите, учитель, я не знал! Неужели я назвал по имени какого-нибудь будду? — Да! Только произнес его имя не совсем точно — правильно было бы «Е Ши-и»! А если соединить три иероглифа его имени, то получится знак «ди» — первая половина имени великого бодисатвы Ди-цана! — Учитель, может быть, вы доложите святейшему будде, что посланец первого министра Цинь Гуя просит его принять? — попросил он. — Хорошо, как только будда явится в храм, доложу. Не успел он произнести эти слова, как из храма донесся звон колоколов, раздались удары в барабан. — Будда начал прием, — встрепенулся старец. — Сейчас я о тебе доложу. Хэ Ли поблагодарил, и старец скрылся в храме. Через некоторое время он снова появился в дверях и позвал: — Святейший будда ждет тебя! Хэ Ли поспешно переступил порог храма, упал на колени и провозгласил: — Желаю тебе бескрайнего долголетия, о святейший будда! — Хэ Ли, ты зачем явился? — спросил Ди-цан. — Хозяин послал меня принести тебе обет. — Какой обет? Не обманывай, он велел схватить меня! Но знай, Цинь Гуй уже в моих руках и несет наказание! — Как он мог попасть сюда так быстро? Когда я уходил, он остался дома! — Сейчас сам увидишь, — сказал Ди-цан и приказал послушнику: — Пусть приведут Цинь Гуя. Послушник удалился, и почти тотчас же служители ада втащили в зал Цинь Гуя. — О всемогущий будда, яви милость! Я больше не в силах терпеть страдания! — воскликнул несчастный грешник. — Зачем ты послал за мной человека? — Это неправда, я никого не посылал! — Так ты еще врешь? Подведите посланца, пусть он подтвердит. Хэ Ли поднялся в зал, увидел Цинь Гуя в тяжелой канге и колодках, и его охватило чувство сострадания: — Господин, я здесь! — Хэ Ли! — простонал Цинь Гуй. — Не зови меня господином, называй лучше злодеем, губителем честных людей! Когда вернешься домой, скажи моей жене, что я несу наказание за содеянное, и раскаиваться теперь поздно! Скоро она тоже попадет сюда. — Уведи Цинь Гуя назад в преисподнюю! — приказал будда властителю ада. Властитель ада поклонился, демоны подхватили Цинь Гуя и, жестоко избивая, поволокли прочь. Хэ Ли не мог равнодушно смотреть на страдания господина и взмолился: — О великий будда! Пощади моего хозяина и накажи меня вместо него. — Здесь не может быть никаких замен! — сурово сказал Ди-цан. — Каждый сам должен отвечать за свои грехи! Ты попал в загробное судилище, и тебе придется здесь остаться. Из царства мрака никто не возвращается в светлый мир! — Прости, великий будда! — в отчаянии вскричал Хэ Ли. — У меня дома осталась престарелая мать. Позволь мне послужить ей в последние дни ее жизни, а потом я готов принять любое наказание! — Достойно уважения, что ты почитаешь мать! — одобрительно заметил будда и приказал послушнику: — Отведи Хэ Ли в мир света. Хэ Ли отвесил Ди-цану земной поклон и последовал за послушником. Тот вывел его за ворота храма и повел по незнакомой дороге. То и дело налетали порывы холодного пронизывающего ветра, по земле стлался густой туман. Дорога пролегала через деревушку. На каждом шагу попадались свирепые псы, с виду похожие на волков. Демоны волокли мимо них грешников. Псы набрасывались на несчастных, отрывали у них руки и ноги, терзали внутренности. Дрожавший от ужаса Хэ Ли не отставал ни на шаг от послушника, пока они не миновали деревушку Свирепых псов. Потом открылось ущелье, окаймленное высокими горами. Склоны их были утыканы ножами. Демон с головой быка и мордой коня хватал грешников и подбрасывал в воздух. Одни падали на острия ножей и распарывали животы, другие разбивали головы о камни. Лилась кровь, слышались стоны и вопли. Едва миновали ущелье, как впереди появился мост со странным названием «Ничего не поделаешь». Хэ Ли глянул вниз, и весь содрогнулся: река кишела грешниками. Одних обвивали, душили и кусали змеи, у других хищные птицы выклевывали глаза. Хэ Ли вгляделся внимательнее, — оказывается, вместо моста через реку было перекинуто простое бревно. — Учитель! — вскричал Хэ Ли. — Как же я перейду по этой жердочке? Я же сорвусь в воду и погибну в пасти какого-нибудь чудовища! — Ничего! Закрой глаза и ступай! Дрожа всем телом, Хэ Ли крепко зажмурился и вцепился в одежду послушника. Мост перешли благополучно. Дальше простиралась дикая пустыня. Над нею кружились вихри, вздымаемый ветром песок больно бил по лицу. Надрывно завывали духи и демоны. — Учитель, что это за страшное место? — испуганно спросил Хэ Ли. — Впереди — застава Демонов, справа — гора Недостойных загробной жизни. Грешники, попадающие сюда, снова возвращаются в мир в человеческом облике. Как только приблизились к заставе Демонов, из-под ворот выскочили несколько безобразных чудовищ. — Куда идете? Всемогущий будда, помня о почтении этого человека к родителям и о его верности долгу, отпускает его в мир света! — ответил послушник. — Пропустите нас. — Слушаемся! Хэ Ли беспрепятственно прошел через заставу и увидел высокую башню. — Учитель, что это? — Это башня, с которой глядят на родину. — А можно мне на нее подняться? — спросил Хэ Ли. Послушник согласился, и они поднялись на башню. Хэ Ли посмотрел вперед и действительно совсем недалеко увидел Линьань. — Видишь родину? Так что же стоишь? — сказал послушник и толкнул Хэ Ли в спину. Тот громко вскрикнул, покачнулся и камнем полетел вниз… Когда Хэ Ли очнулся, то увидел себя лежащим на прежнем месте. Оказывается, все ужасы ему только приснились. Он начал вспоминать виденное. «Выходит, будда Ди-цан уже увел первого министра в Фынду[62 - Фынду — по старинным китайским поверьям, столица загробного мира.]. Странно, зачем он вздумал показывать мне, как мучаются грешники в преисподней? Может быть, хотел меня предостеречь? Единственное, чем я сейчас могу отблагодарить святого, это как можно скорее добраться до дому и обо всем рассказать своему господину». Хэ Ли возвратился в храм, поклонился великому Сычжоускому святому и, заночевав на постоялом дворе, с раннего утра тронулся в путь. Много дней провел он в дороге, пока не добрался до родных мест. Не заходя домой, Хэ Ли поспешил во дворец Цинь Гуя. Первый министр лежал в постели. Он то и дело терял сознание и стонал от невыносимой боли. На спине его вырос огромный горб. Хэ Ли опустился на колени перед кроватью. Цинь Гуй открыл глаза, увидел Хэ Ли и тихо произнес: — Ты вернулся? Можешь не рассказывать о сумасшедшем монахе, я все знаю. Твою семью уже отпустили на свободу. Иди домой, успокой мать и жену! Хэ Ли отвесил больному земной поклон и отправился домой, где его, заливаясь слезами радости, встретили родные. Вскоре Хэ Ли приготовил благовония и бумажные деньги, совершил жертвоприношение предкам и дал обет отныне делать людям только добро. Его мать дожила до девяноста девяти лет. Хэ Ли до конца исполнил свой сыновний долг — достойно похоронил ее, устроил жертвоприношения. У Хэ Ли и его жены не было детей, и они оба решили удалиться от мира. Говорят, что «праведник травяного плаща», появившийся позднее в павильоне Первозданной красоты в области Пинцзянфу, и есть Хэ Ли. Но правда ли это, никто не знает. Об этом и стихи сложили: Там, где горы обид, — Там и мести моря, Не погаснет сто лет Месть, как пламя горя. Ты познал, что обида На обидчика падает местью, Но ответь: ты грехи искупил Добродетель творя? Если вы не знаете о дальнейших событиях, то прочтите следующую главу. Глава семьдесят первая Хэй Мань-лун выступает в поход и приносит жертвы на могиле. Цинь Гуй откусывает язык и уходит в царство мрака Одним потоком Реки потекли, Холодным инеем Блестит булатный меч, Пора предателей Стереть с лица земли, Клянутся воины Им головы отсечь! А теперь продолжим рассказ о Хэй Мань-луне, который повел войско на Срединную равнину. В пути его люди распространяли среди народа грамоты, в которых говорилось о цели похода. Узнав о том, что Хэй Мань-лун идет мстить Цинь Гую за смерть Юэ Фэя, народ не только не чинил ему препятствий, но и снабжал его войско провиантом и фуражом. Скоро и в столице узнали о грозящей опасности. Чжан Цзюнь, Вань Сы-во и Ло Жу-цзи всполошились и поспешили во дворец первого министра. Цинь Гуй принял их, лежа в постели. Страшная весть потрясла больного. Он громко вскрикнул, нарыв на его спине прорвался, и от боли первый министр лишился сознания. Его приспешникам пришлось удалиться. — Хэй Мань-лун силен и жесток, с ним не сладишь, — рассуждали они, — только вдова Юэ Фэя может его удержать. Надо написать ей в Юньнань, чтобы она заставила этого варвара увести войско. Она пойдет на это: побоится, как бы ее не обвинили в измене государю! На следующий день они втроем явились ко двору и доложили императору: — Первый министр Цинь Гуй опасно занемог, и мы просили бы вас, государь, назначить на его место кого-нибудь другого. Государственные дела не терпят отлагательства. Гао-цзун пожелал самолично навестить больного. Встречать высокого гостя вышли жена первого министра Ван и его сын Цинь Си. Гао-цзун присел на стул возле постели больного. Цинь Гуй лежал с закрытыми глазами. — Батюшка! — позвал Цинь Си. — Государь приехал вас навестить. Цинь Гуй с трудом приподнял веки, сделал попытку подняться, но руки и ноги ему не повиновались. — Простите меня, государь, я доставил вам беспокойство! — невнятно пробормотал он. — Меня постигла кара за тяжкие грехи. Жизнь моя была связана с Юэ Фэем, он ударил меня молотом, и теперь у меня болит спина. Видно, не жить мне на этом свете! Сказав это, он снова потерял сознание. Гао-цзун приказал придворному лекарю хорошенько заботиться о больном, а государственные дела возложил на Вань Сы-во и Ло Жу-цзи. Тем временем войско Хэй Мань-луна, сокрушая все на своем пути, двигалось вперед, пока не дошло до деревни Фаньцунь в окрестностях Линьани. Хэй Мань-лун гарцевал на коне впереди. Ярко сверкают на солнце узоры Шлема и белых лат, Голос его сотрясает утесы, Как грозовой раскат. Это с неба на землю спустился Неземной богатырь. Как же в бою перед витязем неба Смертные устоят? Когда Чжан Цзюнь узнал о приближении врага, он приказал своему военачальнику Ван У с пятью тысячами воинов выступить из города ему навстречу. Едва Ван У раскинул лагерь неподалеку от деревни Фаньцунь, как Хэй Мань-лун прискакал к воротам и закричал: — Сунские воины! Будьте благоразумны, выдайте мне Цинь Гуя! Иначе я ворвусь в город и перебью всех без разбору! Разъяренный Ван У выхватил меч из ножен. — Подлый варвар! Как ты смел вторгнуться в пределы Небесной империи? За такое преступление тебе не будет пощады! Я тебя изрублю в куски! — Пособник предателя! — бранился в ответ Хэй Мань-лун. — Выдавай мне Цинь Гуя, пока не поздно! — Дикарь! Пока у меня в руке меч, не бывать этому! Начался поединок. Ван У скоро почувствовал силу противника и начал горячиться. Хэй Мань-лун воспользовался этим, изловчился и снес ему полголовы. Как только мертвый Ван У рухнул с коня, Хэй Мань-лун подал знак к наступлению. Сминая друг друга на ходу, воины Ван У бежали под прикрытие городских стен. Одержав победу, мяо расположились на отдых у подножья горы Цися. Хэй Мань-лун принес жертвы и поплакал на могиле Юэ Фэя. На следующее утро Чжан Цзюнь сам возглавил войско и расположился лагерем у кумирни Чистой материнской любви. По обе стороны от дороги были выставлены каменные катки. Чжан Цзюнь говорил своим военачальникам: — Варвар храбр, силой его не возьмешь, — нужна хитрость! — У меня есть план! — сказал Ван Дэ-шэн. — Соберем несколько сотен столов, к каждой ножке привяжем по соломенному чучелу и по фонарю. Когда стемнеет, зажжем фонари и пустим столы по озеру. В это время я навяжу противнику бой и завлеку его на берег. В темноте варвары примут наших чучел за воинов, бросятся в воду, и мы без труда их выловим! — Прекрасный план! — одобрил Чжан Цзюнь и велел привести его в исполнение. Наступил вечер. Войска Чжан Цзюня подступили к лагерю мяо и подняли крик. Хэй Мань-лун проснулся, быстро надел латы и вскочил на коня. Ван Дэ-шэн первым его увидел и поскакал в сторону озера. Хэй Мань-лун помчался за ним и вдруг увидел впереди ряды воинов с фонарями в руках. Разгоряченный погоней, он хлестнул коня и ринулся навстречу врагу. Послышался всплеск, и Хэй Мань-лун упал в воду. Воины быстро вытащили его на берег и связали. Чжан Цзюнь тотчас же приказал своему приближенному Чжан Куню с тремя сотнями воинов отвезти пленника в город. Чжан Кунь повиновался. Когда проезжали мост Шести ветвей, путь преградил воин в серебряных латах, на белоснежном коне. Одним ударом он прикончил Чжан Куня, освободил Хэй Мань-луна и разогнал стражу. — Кто вы, полководец? — спросил Хэй Мань-лун своего освободителя. — Вы спасли мне жизнь, и я до конца дней своих буду у вас в долгу! — Меня зовут Хань Янь-чжи! — отвечал доблестный воин. — Я сын великого юаньшуая Хань Ши-чжуна. Когда изменники погубили Юэ Фэя, я покинул должность и ушел в горы. Поверьте, мы с отцом были несказанно рады, когда узнали, что вы мстите за юаньшуая! И вот отец послал меня предупредить вас, чтобы вы не попались в ловушку этого негодяя Чжан Цзюня. Хэй Мань-лун не находил слов, чтобы выразить благодарность. — Если не погнушаетесь, — сказал он своему спасителю, — я готов побрататься с вами! И молодые люди дали друг другу братскую клятву. Хань Янь-чжи, который был на два года старше, стал называться старшим братом, а Хэй Мань-лун — младшим. — Пора нам проститься, — сказал Хань Янь-чжи, когда обряд братания подошел к концу. — Иначе предатели могут меня узнать. — Приезжайте к нам в Хуавай, когда у вас будет свободное время! — воскликнул Хэй Мань-лун на прощание и возвратился в свой лагерь. На следующий день его войска вновь подступили к городским стенам. Чжан Цзюнь, удрученный неудачей, собрал военачальников на совет. — Раз вы упустили из рук этого варвара, теперь вряд ли удастся снова его поймать. Придется на время прекратить войну, чтоб он оставил нас в покое. Пошлем ему провиант и фураж, а как только он получит письмо из Юньнани и начнет отход, ударим ему в тыл и возьмем в плен. — На том и порешили. Чжан Цзюнь поднялся на городскую стену и вызвал Хэй Мань-луна на переговоры. — Хорошо, даю тебе десять дней сроку! — сказал Хэй Мань-лун, выслушав Чжан Цзюня. — Но если по истечении этого времени ты не выдашь мне изменника, я ворвусь в город, и тогда уж пощады не жди! Он снова отвел войска к подножью горы Цися и расположился лагерем. Чжан Цзюнь между тем заготовил провиант, фураж и приказал отвезти во вражеский стан. Одновременно он разослал гонцов во все округа и уезды, призывая войска на помощь. В это время госпожа Юэ в Юньнани получила императорскую грамоту. Она тут же приказала Юэ Лэю написать Хэй Мань-луну письмо с просьбой немедленно прекратить войну. Получив его, юный вождь сильно расстроился. — Я прошел через три заставы, и повсюду народ скорбел о Юэ Фэе, — в досаде говорил он Чжан Ину, который привез письмо. — А теперь тетушка требует, чтобы я отказался от мести. Это же на руку злодеям! — Когда-то полководец Ню Гао тоже пытался мстить за юаньшуая, — сказал Чжан Ин ему в утешение. — Его войска дошли до Чанцзяна, но дух Юэ Фэя свершил чудо: послал бурю и не дал войску переправиться. Юаньшуай всю жизнь был честным и верным долгу человеком; он не хочет, чтобы после смерти кто-либо запятнал его доброе имя. Преступления предателя переполнили чашу терпения небесного владыки, день возмездия уже недалек! Хэй Мань-луну пришлось смириться. Он еще раз принес жертвы на могиле юаньшуая и через день пустился в обратный путь. Поистине: Верный долгу и чести, Был он жаждою битвы объят, Но, письмо получив, Приказал возвращаться назад. Когда Чжан Цзюнь узнал об этом, у него словно камень упал с сердца. Он поспешил ко двору и доложил императору: — Государь, я разгромил мятежников. Они бежали так поспешно, что догнать их было просто невозможно! Обрадованный Гао-цзун повысил Чжан Цзюня в звании и распорядился наградить золотом и шелками. Тот из дворца отправился прямо к Цинь Гую. Сын больного проводил гостя к постели отца. Тот лежал с закрытыми глазами, крепко стиснув зубы. По всему было видно, что он уже при смерти. — Великий наставник, как вы себя чувствуете? — позвал Чжан Цзюнь. — Принимаете лекарство? — Придворный лекарь прописал какое-то зелье, но оно не помогает, — ответил Цинь Си за больного. — Отец дни и ночи стонет от боли, часто теряет сознание. Видно, ничто его не спасет! — Великий наставник, берегите себя! — снова обратился Чжан Цзюнь к больному. — Могу вас порадовать: я прогнал Хэй Мань-луна! Вдруг Цинь Гуй открыл глаза и уставился на Чжан Цзюня. В его взгляде мелькнуло безумие, он рванулся и закричал: — Юэ Фэй, пощади меня! Чжан Цзюнь растерялся и поспешил проститься. Цинь Си проводил его до ворот. Когда он вернулся в дом, то услышал хрип, доносившийся из комнаты отца. Цинь Си стремглав бросился к кровати. При виде сына Цинь Гуй еле заметно покачал головой. Он хотел что-то сказать, но не мог. Тогда он высунул язык и что есть силы сжал зубы. Откушенный язык упал ему на грудь, изо рта хлынула кровь, и вскоре дыхание прервалось. По поводу смерти Цинь Гуя написаны такие стихи: Первый сунский владыка благодетельным был, Люди мирно трудились, забыв про войну, Но когда Гао-цзун перебрался на юг, — Снова черные смуты объяли страну… Выдвигали продажных на большие посты, А достойные люди оставались вдали, Полководца, что грудью страну защищал, Обвинили в измене, на казнь обрекли! Он, забывший о долге, сановник Цинь Гуй Во дворце притаился, не зная забот. Тайно в сговор предатель с врагами вступил И обманывал, пользуясь властью, народ. * * * Но взгляните: возмездие все же пришло, Справедливою карой. наказано зло! Цинь язык откусил, зубы хищные сжав, Но такого злодея честным людям не жаль! Цинь Си горько оплакивал умершего. Распорядившись насчет похорон, он сообщил государю о кончине отца. Поистине: Подвержено превратностям судьбы, И золото порою не блестит. Подвластен неминуемому року, Со временем тускнеет и нефрит! Если вы не знаете о дальнейших событиях, то прочтите следующую главу. Глава семьдесят вторая Ху Ди во сне сочиняет богохульные стихи и странствует по преисподней. Цзиньский Учжу видит во сне загробное судилище и выступает в поход Свет молнии в кремне таится — А что таят людские сны? Воюют люди и народы — А может ли не быть войны? Лишь совершенный человек Всему найдет первопричину: Ему даны, как птице, крылья, Его душа — светлей луны! Пословица гласит: «Мертвым место в загробном мире, живым — в земном». Из предыдущей главы мы знаем, что Цинь Гуй умер, и на этом окончим о нем повествование. Сейчас пойдет речь об одном ученом сюцае по имени Ху Ди и по прозвищу Спящая Бабочка, который жил в Линьани. Это был человек прямой и резкий в суждениях. Он без конца возмущался тем, что предатели погубили Юэ Фэя, и говорил: — Небо и земля лицеприятны, духи и демоны несправедливы! Всякий раз, когда под руку попадался ему лист бумаги, он писал эту фразу. Так продолжалось несколько лет. И вот однажды он услышал о том, что Хэй Мань-лун с войском подступил к Линьани, чтобы отомстить за Юэ Фэя. — Наконец-то я дождался радостной вести! — ликовал Ху Ди. На следующий день слуги сообщили ему о новых победах Хэй Мань-луна и о том, что против него выступил сам Чжан Цзюнь. — Как бы я хотел, чтобы этого предателя прикончили! — воскликнул сюцай. — Воздух в Поднебесной сразу стал бы чище! Когда же он узнал о том, что Хэй Мань-луну послали провиант и фураж и пообещали в течение десяти дней выдать Цинь Гуя, то радость его не знала границ. Однажды Ху Ди сидел за столом и ждал новых вестей. Он уже успел изрядно выпить, когда вернулся посланный в город слуга. — Чжан Цзюнь разбил Хэй Мань-луна. Мяо бежали в Хуавай, государь повысил Чжан Цзюня в чине, — доложил он. Ху Ди весь задрожал от негодования, стукнул кулаком по столу и одним росчерком кисти написал стихи: Длинноногий сановник Цинь Гуй, Сговорившись с коварной женой, Обрекал на жестокую казнь Самых добрых и честных душой. Но, увы, равнодушно молчат Потемневшие вдруг небеса, — И каратель злодеев Янь-ван От злодеев отводит глаза. Я горюю в беседке один, И об этом лишь знает луна, — Что одежда промокла от слез И соленым стал привкус вина. О, когда бы Янь-ваном я был И карать справедливо умел, — Я б своими руками содрал Кожу с гнусных предательских тел! Еще раз прочитав свое творение, сюцай сжег его над лампой и опять принялся за вино. Вскоре перед его глазами поплыл туман. Из-под стола вышли два чиновника-демона и строго сказали: — Следуйте за нами! Вас вызывает наш владыка! — Какой владыка? — удивился Ху Ди. — Как его зовут? Зачем я ему понадобился? — Идемте, увидите сами. Пришлось повиноваться. В это время слуга внес в комнату поднос с ужином. Увидев, что его господин недвижно лежит в кресле, он испугался и побежал к хозяйке. Та поспешила к мужу, опустилась перед ним на колени и приложила ухо к его груди — сердце не билось. Дом наполнился воплями и причитаниями. Умершего положили на кровать, начались приготовления к похоронам… А в это время сюцай, следуя за чиновниками, прошел больше десяти ли и очутился в пустыне. Моросил мелкий дождик, клубился туман — совсем как глубокой осенью. Вскоре приблизились к какому-то городу. По дороге взад и вперед сновали люди, торговцы бойко предлагали свои товары. Было шумно, как на рынке. Ху Ди и его провожатые миновали главную улицу и подошли к храму. Над его высокими красными воротами висела надпись: «Храм Лучезарного божества». У входа стоял страж с бычьей головой и лошадиной мордой; в одной руке у него был трезубец, в другой — железный молот. Сюцай забеспокоился. Провожатые оставили его у ворот, а сами отправились в храм, чтобы доложить владыке о выполнении его повеления. Потом они вышли и сказали: — Великий владыка Янь-ван зовет вас! Дрожа от страха, Ху Ди переступил порог зала. Перед ним на возвышении восседал грозный повелитель в парадном одеянии и усыпанной жемчужинами короне — точь-в-точь изваяние бога в кумирнях. Справа и слева от него стояли бесы-служители в зеленых халатах, подпоясанных черными поясами. В руках они держали книги судеб. Перед возвышением толпились демоны, один безобразнее другого, с растрепанными рыжими космами и ощеренными пастями. Как тут не испугаться! Сюцай упал на колени и отвесил земной поклон. — Тебе, ученому человеку, следовало бы почитать владыку Небо и владычицу Землю, а ты вместо этого ропщешь, клевещешь на духов и святых! — грозно обратился к нему Янь-ван. — Зачем ты это делаешь? Отвечай! — Как же я посмею роптать на Небо и Землю?! — воскликнул Ху Ди. — Или клеветать на духов и демонов? Я хоть и глуп, но все-таки изучал заветы мудреца и знаю, что можно, а чего нельзя! — Ты постоянно твердил: «Небо и Земля лицеприятны, духи и демоны несправедливы», — продолжал Янь-ван. — А богохульные стихи кто сочинил? — Стихи я написал, когда был пьян, — набравшись смелости, оправдывался сюцай. — Уж очень мне было обидно, что предатели, погубившие Юэ Фэя, который не щадил себя ради государства и народа, до сих пор не наказаны! Простите меня, великий владыка! — Ты любишь рассуждать о достоинствах древних мудрецов и пороках людей, — сказал Янь-ван. — Так вот: пиши объяснение! Если сумеешь доказать свою правоту, отпущу тебя в мир света, к жене и детям. Не сумеешь — отведут тебя в преисподнюю, и будешь там страдать на горе Мечей!… Подайте ему все необходимое для письма. Бесы-служители принесли кисть и бумагу. Сюцай поклонился Янь-вану, взял кисть и быстро начертал: «Когда в мире царил первозданный хаос, не существовало ни жизни, ни смерти; и только потом, когда свет отделился от мрака, появились духи и демоны. Приверженцы Будды распространили учение о причинах и следствиях; тогда и стало известно, что грешники попадают в ад и возмездием им служат бесконечные перевоплощения. Добрым суждено блаженство, злодеям — мучения; прямое поднимается кверху, кривое клонится книзу. Это очевидные истины. Мудрые и глупые отличаются друг от друга, как свет и мрак. Не значит ли это, что тот, кто не уважает людей честных, сам бесчестен; а тот, кто потворствует злодеям, нарушающим закон, сам совершает преступление? Ведь это естественный порядок вещей, основа всех основ! В детстве, когда я едва научился читать, мне казалось, будто я все знаю, и мною овладела жажда подвигов и славы; но когда я стал взрослым и внимал наставлениям учителя, мне пришлось устыдиться своего невежества. Я хотел обрести крылья, дабы взлететь к небесным вратам. Целыми днями я прилежно учился, вставал рано утром, ложился поздно вечером. Я изучал изречения мудрейшего Кун-цзы[63 - Кун-цзы (Конфуций; 551–479 гг. до н. э.) — древнекитайский философ, создатель этико-политического учения, известного под названием «конфуцианства».], чтобы стать прямым и подняться кверху, а оказывалось, что я все больше кривлюсь и опускаюсь книзу. Я читал рассуждения ученого Ван Гуя, чтобы избавиться от грязи и обрести нравственную чистоту. Владыка Небо и владычица Земля знают мои помыслы, Солнце и Луна видят мои поступки. Я всегда благоговел перед людьми благородными и ненавидел злодеев! Я готов был отдать жизнь за невинно погубленных Юэ Фэя и его сына, чтобы восстановить справедливость; я готов был бы живьем съесть Цинь Гуя и его жену, чтобы отомстить за содеянное ими зло! Это их коварный сговор у восточного окна причиной тому, что два государя не смогли вырваться из плена и вернуться на родину. Многие честные люди погибли, а злодеи и изменники до сих пор остаются безнаказанными. Где же тут небесная справедливость? Как могут духи и демоны спокойно взирать на такое поругание законов? Если рассуждать беспристрастно, то это истинная правда! Так в чем же моя клевета на духов и демонов? Я виноват только в том, что, выпив зеленого зелья, по глупости своей написал дерзкий стишок, в котором выразил возмущение царящим в нашем мире беззаконием. О чем и докладываю великому владыке!» Янь-ван прочитал бумагу и улыбнулся: — Ну и упрямый сюцай, стоит на своем, и все! Я понимаю, что каждый человек любит добро и ненавидит зло. Но зачем ты написал строку: «Если б я был Янь-ваном…»? Это уже похоже на оскорбление! Ответь мне, куда бы ты девал меня, если бы сам стал Янь-ваном? — Когда-то Хань Цинь-ху[64 - Хань Цин-ху — известный военачальник династии Суй (589–618).] сказал: «Моя высшая цель — быть опорой государства при жизни и стать Янь-ваном после смерти», — отвечал Ху Ди. — Подобные этому изречения можно найти в сочинениях Коу Лай-гуна[65 - Коу Лай-гун (Коу Чжунь) — сановник и военачальник сунских императоров Тай-цзуна (976–997) и Чжэнь-цзуна (998–1103), прославившийся в войнах с киданями.] и других мудрецов, и значат они, что янь-ваны происходят из честных и благородных людей, живших некогда в человеческом мире. — Выходит, властители царства тьмы меняются? Что же делается со старыми, когда приходят новые? — Старые вновь уходят в человеческий мир и становятся ванами и гунами. — А ведь в его словах кроется глубочайшая истина! — сказал Янь-ван. — Надо ему показать загробный мир, а то он, пожалуй, до конца дней своих не будет верить, что добрых после смерти ждет блаженство, а злых — наказание. Янь-ван взял у служителя в зеленом одеянии белую пластинку и начертал на ней: «Провести этого ученого по всем сферам ада и показать, каким наказаниям подвергаются грешники». Служитель повел сюцая в западное предместье города. Миновали одни ворота, затем вторые и увидели стену, а на ней надпись: «Ад для разбойников». Вдруг откуда-то появился якша[66 - Якша — злой дух.] и набросился на Ху Ди. — Этот ученый ни в чем не виноват, — остановил его служитель. — Господин Янь-ван желает показать ему, как наказывают грешников в аду. Прочитав повеление владыки на белой пластинке, якша почтительно поклонился и промолвил: — Простите, я не знал, что это ученый! Принял его за разбойника. Служитель провел Ху Ди на огромный пустырь. Вокруг царил полумрак, холод пронизывал до костей. С четырех сторон высились ворота. На восточных было написано: «Ад ветра и грома», на южных — «Ад огненных колесниц», на западных — «Ад железа и стали», на северных — «Ад холода и мрака». На пустыре толпились тысячи мужчин и женщин в кангах и колодках. Служитель в зеленом и Ху Ди подошли к небольшим дверям и заглянули в них. В помещении на железных ложах лежали десятка два голых мужчин с растрепанными волосами. Руки и ноги их были прибиты гвоздями, шеи оттягивали канги, тела бороздили кровавые рубцы. Указывая на одного из них, служитель сказал: — Это — Цинь Гуй. Скоро сюда же попадут Вань Сы-во и Чжан Цзюнь. — Затем служитель показал еще нескольких грешников и назвал их имена. — Сейчас вы посмотрите, как их наказывают, — продолжал он и кликнул прислужников. — Берите Цинь Гуя! Бесы подхватили грешника, утащили в «Ад ветра и грома» и привязали к медному столбу. Старший бес взмахнул плетью. Тотчас же замелькали мечи, разрубая на куски тело Цинь Гуя. Загремел гром, и останки грешника превратились в порошок. Потом засвистел ветер, закружил в вихре кости, и Цинь Гуй вновь обрел человеческий облик. — Это наказание громом и ветром, — пояснил служитель и велел бесам отвести Цинь Гуя в «Ад железа и стали». Там его опять привязали к железному ложу. Быкоголовый демон дунул на предателя. Закружились вихри, тысячи иголок вонзились в тело грешника, на землю хлынула кровь. Быкоголовый поднял голову, и ветер сразу стих. Отсюда служитель и Ху Ди перешли в «Ад огненных колесниц». Ударом железной булавы якша свалил Цинь Гуя на колесницу и помахал над ним веером. Вспыхнувшее пламя в одно мгновение испепелило грешника. Бесы брызнули водой, и пепел вновь превратился в тело. Теперь Цинь Гуя поволокли в «Ад холода и мрака», и якша копьем столкнул его в студеную воду. Злые духи налетели на грешника и стали рубить его мечами. Затем бесы крюками вытащили окровавленное тело из воды и привязали к столбу. Цинь Гуй стонал от голода — а ему в рот совали железные шары. Просил воды — ему в горло лили расплавленную медь. — Такой каре подвергают предателей через каждые три дня, — сказал служитель. — А через три года они вновь вернутся в мир в образе волов, свиней и баранов, чтоб люди их резали, жарили и ели. Жена Цинь Гуя скоро тоже будет здесь, испытает на себе все страдания, а через три года переродится в свинью, принесет поросят и погибнет под ножом мясника. Пятьдесят раз ей суждено возрождаться скотиной! — Когда же кончится наказание этих грешников? — Никогда! — сказал служитель и повел сюцая к другой двери с надписью: «Ад для изменников». Здесь стояло около сотни человек, закованных в кандалы. Тела их были утыканы ножами. — Что это за люди? — В земном мире они были военачальниками и министрами, обманывали государя и губили народ. За это их казнят через каждые три дня, как и Цинь Гуя, а через три года они снова возродятся в образе скотины, — объяснил служитель и повел Ху Ди к воротам, над которыми висела надпись: «Ад для продажных сановников». За воротами стояли рядами несколько сот быков с продетыми в ноздри кольцами, за которые быки были привязаны веревками к железным столбам. У каждого под брюхом плясали языки пламени. — Чем провинились эти животные? — с недоумением спросил сюцай. — Они ведь не люди и не могли совершить грех! — Не спрашивайте ни о чем — смотрите! — приказал служитель. Бесы веерами принялись раздувать огонь. Быки заревели от боли и стали рваться с привязи. Наконец кожа на них лопнула от жара — из утроб животных горохом посыпались бородатые и усатые люди. Якши тут же бросали их в кипящий котел, где они варились до тех пор, пока мясо не отставало от костей. Потом на них плеснули холодной водой, и из котла опять выпрыгнули люди. — Эти грешники в мире были евнухами, — объяснил служитель. — Жили они в разное время и при разных династиях, но все одинаково губили честных людей и вносили смуту в государство. Здесь их всех постигло заслуженное возмездие. Перешли к восточной стене, возле которой толпились голые люди. Бесы хватали их, сдирали кожу, вырезали сердца, поджаривали на огне, мололи жерновами. Воздух то и дело оглашали дикие жалобные вопли. — При жизни эти люди были чиновниками, — продолжал объяснять служитель, — они жадничали, грабили народ, не почитали родителей, изменяли государю, развратничали и брали взятки… — Вот когда я увидел справедливость! — воскликнул наконец обрадованный Ху Ди. Тогда служитель в зеленом опять привел его в зал к Янь-вану. — Ну, как, безумец? Теперь ты убедился, что возмездие никого не минует? — спросил владыка ада. Ху Ди с низким поклоном сказал; — Теперь я знаю, что Небо и Земля нелицеприятны, а духи и демоны справедливы и всевидящи! — Вижу — ты говоришь от чистой души! — сказал Янь-ван. — Бери кисть и напиши, какие наказания полагаются Цинь Гую, его жене и сыну за совершенные ими преступления. Ученый взялся за кисть и начертал приговор злодеям: «Некогда шесть министров помогали Сюань-юаню[67 - Сюань-юань (Хуан-ди) — мифический император, правивший, согласно китайской исторической традиции, с 2697 до 2597 г. до н. э.] в делах, и небесные духи ему покровительствовали. У императоров Яо и Шуня было по пять сановников, но в их государстве царили спокойствие и порядок. Как бы держали власть эти мудрые правители, если бы не обладали недюжинными способностями? А что происходит нынче? Кто такой Цинь Гуй?! Ничтожная тварь, жалкий и бездарный человечишка, баран в тигровой шкуре! Может ли он соблюдать законы и поддерживать справедливость?! Но он засел при дворе и закрыл дорогу к власти истинно мудрым и талантливым. Коварный и жестокий преступник, наглый мошенник! Если бы тебе дали еще большую власть, ты бы употребил ее во славу своих прихлебателей. Ты достиг власти обманом и теперь возомнил себя выше богов. Для тебя благо династии не дороже рваной сандалии; зато к врагам государства ты относишься, как к родным братьям. В затмении разума связался ты с Учжу и в слепой ярости погубил честного Юэ Фэя. Жену твою, урожденную Ван, мало назвать затаившимся барсом, она — выпущенный на волю тигр! Сын твой, Цинь Си, жаден, он тоже не печется о счастье династии. Вся твоя семья творит зло, и народ возмущен. Тебе посчастливилось избежать открытого осуждения в мире земном, но в мире загробном изменнику не уйти от возмездия. Если описать преступления, совершенные тобой, они не уместятся и в тысяче томов. Возродиться десять тысяч раз в образе скотины, — и то для тебя слишком легкое наказание! Сей приговор доводится до всеобщего сведения». Окончив писать, сюцай передал приговор Янь-вану. Тот прочитал и одобрительно заметил: — Да, этот книжник откровенен. Говорит то, что думает! — Предателям надо воздавать по заслугам, это очевидная истина! — усмехнулся Ху Ди. — Но я хотел бы еще спросить, где сейчас находится Юэ Фэй? — Тебе показали преисподнюю, ибо ты плохо представлял себе, что значит возмездие за грехи, — сказал Янь-ван. — Пока ты ходил, я пригласил сюда Юэ Фэя и Учжу. Прошло еще немного времени, и в зал вошли Юэ Фэй, Юэ Юнь и Чжан Сян, а также Учжу, сопровождаемый царскими сыновьями. Янь-ван поднялся навстречу Юэ Фэю, церемонно его приветствовал, и они сели, как полагается гостю и хозяину. Ученый дрожал от страха и не смел поднять глаз. — Безумец, которого вы здесь видите, не знал, какое возмездие ждет грешников за совершенные ими грехи, и поэтому любил повторять: «Небо и Земля лицеприятны, духи и демоны несправедливы», — обратился Янь-ван к гостям: — Вы, господин Юэ, ваши сыновья и наследники цзиньского правителя тоже не все знаете о преступлениях предателей, и я пригласил вас, чтобы рассказать о них. Тут владыка ада поведал о злодеяниях Цинь Гуя и добавил: — Молодой господин Юэ и полководец Чжан явились в мир по повелению бога грома. Скоро они получат яшмовый указ и займут высокие должности при дворе небесного владыки. Затем он приказал бесам: — Ступайте в Фынду и приведите Цинь Гуя! Вскоре служители ввели закованного в кангу и колодки Цинь Гуя и поставили на колени перед возвышением, на котором восседал Янь-ван. Грозный владыка приказал быкоголовому демону дать грешнику двадцать ударов тяжелой медной палкой и снова отвести в ад. — А теперь попрошу гостей возвратиться к себе, — сказал Янь-ван. — Ученый этот хоть и безумец, но помнит о честности и долге. Поэтому я оставляю его в живых и разрешаю вернуться в мир света! Юэ Фэй и Учжу простились с Янь-ваном, и тот проводил их до крыльца. Когда владыка ада вернулся в зал, писец доложил ему: — Ху Ди уже давно находится здесь, и я боюсь, как бы его телесная оболочка не испортилась. Тогда и ему невозможно будет вернуться к людям! — Дайте ему самого быстроногого коня, — распорядился Янь-ван. — Да пусть не медлит. Бес подвел скакуна и помог ученому сесть в седло. Затем огрел коня плетью, и тот понесся как молния. Всадник судорожно вцепился в конскую гриву, чтобы не упасть, и от страха зажмурил глаза. Освоившись немного, он решил оглядеться. Конь в это время мчался по узкому гребню какого-то хребта. По обе стороны от него клокотали бездонные потоки. Ученый в ужасе разжал пальцы, сорвался с коня и полетел в воду. В то же мгновение он очнулся и увидел, что лежит в зале у себя дома, а все семейство собралось вокруг и плачет. — Хватит реветь! — приказал Ху Ди. — Я вернулся на этот свет! Родные сняли с себя траурные одежды. Горе сменилось радостью. Поистине редко бывает, чтобы человек умер, а через три дня снова воскрес! Сюцай выпил немного рисового отвара, а затем поведал родным обо всем виденном на том свете. Все только диву давались: — Ведь Цинь Гуй умер только вчера! И его уже наказывают в преисподней? Как это страшно! Узнав о смерти предателя, Ху Ди окончательно уверовал в могущество Неба. Отныне он стал охотно принимать у себя монахов, творил добрые дела, отказался от богатства и почестей. Ученый прожил до девяноста лет. Но не будем опережать события, расскажем теперь о том, что в Хуанлунфу умер старый цзиньский правитель, и престол перешел по наследству к его младшему брату Уцимаю. Уцимай правил недолго, и после его смерти цзиньский трон занял Ваньянь Дун, старший сын Няньханя. После церемонии поздравлений нового правителя Учжу невеселый вернулся к себе во дворец. Ночью ему приснилось, будто он попал в загробный мир и вместе с Юэ Фэем был на суде Янь-вана. Когда Янь-ван говорил, будто он, Учжу, скоро займет предназначенное ему место, то он решил, что повелитель ада предсказывает ему воцарение на престоле. «Оказывается, я явился в мир по повелению верховного владыки! — размышлял Учжу, проснувшись. — Теперь я верю, что мне суждено стать правителем! А Юэ Фэй пошел против воли Неба, и потому лишился жизни. Кто после его смерти сможет устоять против меня на Срединной равнине? Если я не захвачу Сунскую империю сейчас, значит, она не будет моей никогда!» Вместе с военным наставником Хамичи и советником Хурми он составил план похода и представил его Ваньянь Дуну. Правитель одобрил замысел, и Учжу во главе пятисоттысячной армии, вместе с великими юаньшуаями Няньдэли и Чжан Бао-ма вторгся на Срединную равнину. И вот уже Плывут облака, И скрывается солнце во мгле, По нашей равнине Железная конница мчится, Идут инородцы Опять по китайской земле, Опять осаждают Заставы на дальней границе… Их луки — как месяц — Изогнуты тонкой дугой, Мечи устрашают, Как иней, зловеще сверкая, Опять раздается Звучанье свирели степной, И гонг с барабаном Гремят на просторах Китая. Над нашей страною Опять нависает беда, На стены столицы Обрушится скоро лавина, Все дальше несутся Чжурчжэньские кони на юг, Под вражеским игом Страдает и стонет Равнина. С пограничных застав в столицу то и дело приходили сообщения о надвигающейся опасности. Если вы не знаете, как Гао-цзун решил отразить нападение врага, то прочтите следующую главу. Глава семьдесят третья Невинно пострадавшие возвращаются из ссылки и приносят жертвы на могиле Юэ Фэя. Коварных предателей судят справедливым судом и предают казни у горы Цися Был узурпатор много лет Высоким положеньем горд, Но как бы ни крепчал мороз — Придет весна — растает лед! Земные судьбы предрешать Дано лишь знаменью небес, А небеса не пощадят Людей, затмивших солнца блеск. После смерти мужа жена Цинь Гуя все время чувствовала непонятную тревогу, не могла ни сидеть, ни лежать спокойно. Однажды, погруженная в свои печальные думы, она незаметно уснула. Ее разбудила служанка. — Госпожа, юаньшуай Чжан сообщил, что Учжу во главе пятисоттысячного войска снова вторгся на Срединную равнину. Он уже подошел к Чжусяньчжэню, и никто не может его остановить. «Юэ Фэя в живых нет, и никто не защитит Сунскую империю, — подумала женщина. — Надо мне с детьми уехать в Цзинь, пока не поздно. Там меня по крайней мере наградят!» Вдруг откуда-то подул холодный пронизывающий ветер. Женщина подняла глаза, и волосы на ее голове зашевелились: она увидела перед собой чудовище с бычьей головой и лошадиной мордой. За ним толпились рыжие бесы со звериными клыками, вооруженные молотами и дубинками. Они держали закованного в кангу Цинь Гуя. — О, как я страдаю! — воскликнул он, увидев жену. Обливаясь холодным потом, госпожа Ван в ужасе смотрела на мужа. — Наш разговор у восточного окна кто-то подслушал? Бес замахнулся молотом и ударил женщину по спине. Она с криком рухнула на пол. На шум сбежались служанки, подняли госпожу и положили на кровать. — Пощадите, пощадите! — как безумная выкрикивала Ван. Позвали Цинь Си. Когда тот пришел, его мать уже лежала мертвая с высунутым языком и вылезшими из орбит глазами. Цинь Си поплакал над нею, сделал распоряжения насчет похорон, а на следующее утро сообщил о ее смерти императору. В этот день Гао-цзун, как обычно, вышел в тронный зал. Сановники приветствовали его и встали по обе стороны трона. Вошел евнух со свитком в руках, пал ниц и доложил: — Срочное донесение с пограничной заставы, государь! Один из придворных взял у него свиток, развернул и положил на столик перед императором. «Четвертый сын цзиньского правителя Ваньянь Учжу с пятисоттысячным войском вторгся на Срединную равнину, — прочитал Гао-цзун, — положение опасное, просим прислать на помощь войска». Встревоженный император обратился к сановникам: — Кто из вас готов вести войска навстречу врагу? В это время дух Юэ Фэя вселился в Ло Жу-цзи. Он выступил вперед, опустился перед императором на колени и промолвил: — Позвольте мне, государь! Я — Юэ Фэй! Едва Гао-цзун услышал это имя, как в беспамятстве рухнул на пол. Сановники подняли его и унесли во внутренние покои. Позвали лекаря, тот прописал лекарство. Но ничто не помогало, и через несколько дней император скончался. На трон вступил наследник умершего — Сяо-цзун. Об этом особым указом было объявлено по всей Поднебесной. Гражданские и военные чиновники при дворе получили повышения в должности. Узнав о кончине Гао-цзуна и вступлении на престол нового государя, юаньшуай Чжан Синь прибыл в Линьань с поздравлениями. Сяо-цзун принял его во внутренних покоях дворца. — Государь, вы едва успели вступить на престол, а цзиньские войска уже вторглись на Срединную равнину, — сказал юаньшуай. — Что вы намереваетесь предпринять? — Мы еще молоды и неопытны и не знаем, что делать, — признался император. — Не посоветуете ли что-нибудь? — Если вы, государь, выполните пять условий, цзиньское войско будет разбито и династия спасена! — сказал Чжан Синь. Объясните точнее. — Первое — надо взять под стражу и наказать изменников, чтобы успокоить народ. Второе — надо построить гробницу с памятником и храм в честь Юэ Фэя, чтобы все знали: вы цените его честность и преданность династии. Третье — надо объявить о полном прощении семьи Юэ, назначить Юэ Лэя на должность, которую занимал его отец, и послать против врага. Четвертое — надо призвать к покорности полководца Ню Гао и повелеть ему помочь Юэ Лэю разгромить чжурчжэней. Пятое — надо восстановить в должностях всех старых и преданных династии сановников… — Мы рады выполнить эти условия! — воскликнул Сяо-цзун. — Взять под стражу предателей и их семьи поручаем вам… Затем Сяо-цзун послал чиновника в Юньнань, чтобы тот сообщил радостную весть семье Юэ. Придворный сановник Ли Вэнь-шэн, славившийся красноречием, получил повеление отправиться в горы Тайхан и склонить к покорности Ню Γаο. Чжан Цзю-сы занялся сооружением гробницы и храма в честь Юэ Фэя. По всей Поднебесной был объявлен императорский указ: все чиновники, изгнанные Цинь Гуем, восстанавливались в прежних должностях. Чжоу Сань-вэй представил ко двору доклад о том, как предатели погубили Юэ Фэя, и приложил к докладу записи допросов. Сяо-цзун ознакомился с докладом, восстановил Чжоу Сань-вэя в прежней должности и поручил ему чинить суд над предателями. А теперь расскажем о Ли Вэнь-шэне, которого император послал в горы Тайхан. Целый месяц пробыл Ли Вэнь-шэн в пути. Наконец добрался до гор и попросил разбойников доложить о нем своему предводителю. Через некоторое время разбойники вернулись и передали императорскому посланцу: — Наш великий ван зовет вас. Ли Вэнь-шэн поднялся на гору, где его провели в Золотую беседку. — Воскурите благовония, полководец, и примите указ! — сказал Ли Вэнь-шэн, кланяясь Ню Гао. — Какой, к черту, указ! — вспылил тот. — Когда наш дурень император попался в ловушку на горе Нютоушань, мы с братом Юэ Фэем сил не жалели, чтобы его спасти. А что получилось? Горе-правитель казнил Юэ Фэя, а его семью сослал в Юньнань! Откуда я знаю, может, он и нас вздумал погубить?! — Вы, оказывается, ничего не слышали! — воскликнул Ли Вэнь-шэн. — Гао-цзун уже умер! — Так ему и надо! — буркнул Ню Гао. — Тогда зачем ты явился? — На престол вступил новый император Сяо-цзун. Всех предателей он взял под стражу, а семью Юэ простил. Юэ Лэй унаследует должность отца. Чжан Цзю-сы отстраивает гробницу юаньшуая. Меня послали пригласить вас в столицу для получения должности. — Никаким императорам я больше не верю! — твердил Ню Гао. — Они только обманывают! — Теперь я все понимаю! — воскликнул Ли Вэнь-шэн. — Вы узнали, что Учжу опять вторгся на Срединную равнину, и испугались! — Врешь! — Ню Гао вскочил с места. — Это мне, Ню Гао, бояться Учжу?! Хорошо, я разгромлю его! Но после этого опять вернусь в Тайхан! — Не горячись, надо сначала разузнать, правда это или нет, — вмешался Цзи Цин. — Отправляйся сперва в Юньнань. Если твоя невестка действительно получила прощение, вместе поедем в столицу. — Ты прав, брат, — согласился Ню Гао и стал готовить войско к походу в Юньнань. Однажды госпожа Юэ и ее названая сестра коротали время за беседой, когда к ним вошел воин и доложил: — Почтенные госпожи, прибыл высочайший указ! Госпожа Юэ с детьми поспешила в зал. Она приняла указ, поблагодарила императорского посланца и устроила в его честь угощение. На следующий день, едва посланец отбыл в Линьань, приехал Ли Шу-фу с зятем и дочерью, чтобы поздравить вдову Юэ и проводить всю ее семью в столицу. До самых сумерек продолжался пир, а с раннего утра начались сборы в дорогу. Ли Шу-фу со слезами на глазах простился с дочерью. Старуха Чай и ее сын вызвались провожать своих друзей и расстались с ними только на заставе Наньнин. На заставе Пиннаньгуан госпожа Юэ в первый же счастливый день устроила свадьбы Юэ Лэя, Хань Цн-луна, Хань Ци-фына и Ню Туна и через несколько дней двинулась дальше вместе со всеми новобрачными. За заставой Телугуань путники встретились с Ню Гао, который шел в Юньнань. — Что там за люди впереди? — спросил Ню Гао своих воинов, как только заметил движущийся навстречу отряд. — Семья Юэ по высочайшему указу возвращается в столицу, — ответили ему. — Доложите госпоже обо мне. Госпожа Юэ тотчас же приказала остановиться на отдых и велела сыновьям немедленно пригласить доблестного соратника своего мужа. Ню Гао тут же явился и почтительно поклонился вдове. — Брат Ню! — сказала госпожа Юэ. — Мы возвращаемся в столицу. Может быть, и вы отправитесь с нами ко двору и будете служить новому государю? — Я поеду вместе с вами! — заявил Ню Гао. — Если позволите, я сожгу старый лагерь в Тайхане, а потом догоню вас. Ню Гао вернулся в горы, а госпожа Юэ продолжала путь. Через несколько дней они снова встретились. На этот раз Ню Гао привел с собой и своих друзей Чжао Юня, Лян Сина, Цзи Цина и Чжоу Цина. Добравшись до Линьани, госпожа Юэ и Ню Гао явились к главным дворцовым воротам. Евнух доложил о них Сяо-цзуну, и новый император принял гостей. — Прежний государь внимал советам предателей, и от этого пострадали многие преданные нам люди. Но мы ныне жалуем супруге юаньшуая Юэ, урожденной Ли, титул владетельницы княжества Ао, а ее сыновьям — титулы хоу. Пусть Ню Гао и его полководцы носят звания усмирителей непокорных. Хань Ци-луна и Цзун Ляна назначаем начальниками нашей личной охраны. Погибшим сановникам мы завтра же принесем жертвы и объявим о пожаловании им посмертных званий. На следующий день Сяо-цзун, окруженный свитой, прибыл на могилу Юэ Фэя, чтобы совершить жертвоприношения. Об этом знаменательном событии потомки сложили такие стихи: Блещут доспехи, но в прах превратилось Тело, лишенное жизни, Яства и вина приносим к могиле В час этой скорбной тризны… Трем талисманам Небесного сына[68 - Три талисмана Небесного сына — нефритовые пластинки с иероглифическими знаками, символизирующими верность императору. Перед этими пластинками давали клятву чиновники, получающие придворный титул.] Верен был муж благородный, И проникает его добродетель Глубже самой преисподней! Сын и отец, погребенные вместе, Спят под холмом печальным, Слышим таинственный рокот прибоя, Видим простор океана. Каждого смертного — поздно иль рано — Скроет могильный камень, Но благородному, светлому сердцу Жить суждено веками. Как только Ли Вэнь-шу окончил жертвоприношение, Сяо-цзун пожаловал Юэ Фэю посмертно титул вана, Юэ Юню — титул хоу Преданнейшего и Доблестнейшего, барышне Инь-пин — звание Благочестивой девы и повелел каждую осень устраивать жертвоприношения на их могилах. Госпожа Юэ горячо благодарила государя за милость. Едва он отбыл во дворец, как на могилу полководца пришли два незнакомца. Оглашая воздух громкими рыданиями, они стали приносить жертвы. Юэ Лэй подошел к ним и спросил: — Кто вы, почтенные люди? — Ван Нэн и Ли Чжи, — представились незнакомцы. — Когда-то мы пытались спасти юаньшуая, но нам удалось лишь выкупить трупы казненных и похоронить их в ракушечном холме. До сих пор мы носили траур, но сейчас его снимаем, потому что справедливость восстановлена. Слушая их, госпожа Юэ только вздыхала… Через несколько дней Ню Гао явился в храм Правосудия. Чиновники встретили его и проводили в зал. В этот раз суд вершил Чжоу Сань-вэй. Служитель ввел предателей и поставил на колени. В числе их был и Цинь Си. — Твой отец был высшим сановником, а что полезного он сделал? — обратился к нему Чжоу Сань-вэй. — Ты тоже незаконно присвоил себе ученое звание и получал при дворе высокое жалованье. Но все это пустяки по сравнению с тем, что вы с отцом служили Учжу, подделывали императорские указы, губили честных и верных людей, обманывали государя! Что можешь сказать ты в свое оправдание? Цинь Си от страха не смел вымолвить ни слова. — Нечего его допрашивать! — крикнул Ню Гао. — Дать ему сорок оплеух. Изнеженный юноша с трудом перенес наказание. Лицо его распухло и стало похожим на задницу. Тогда Чжоу Сань-вэй обратился к Чжан Цзюню: — Ты тоже совершил немало преступлений, но я хочу спросить тебя только об одном: как наказывают военачальника, который помогает предателям губить честных людей? Чжан Цзюнь молчал. — Да что его спрашивать! — вспылил Ню Гао. — Сорок оплеух негодяю! Служители мгновенно исполнили приказание. — А ты что скажешь? — спросил судья у Вань Сы-во. — Я сам никаких преступлений не совершал, — ответил тот. — Я только исполнял приказы Цинь Гуя. Тогда Чжоу Сань-вэй обратился к Ло Жу-цзи: — Как ты, главный судья государства, мог допустить, чтобы Юэ Фэя безвинно казнили? — Что я мог поделать, если так приказали Цинь Гуй и Вань Сы-во? Они все решали без меня, — оправдывался Ло Жу-цзи. — Вранье! — завопил Ню Гао. — Дать этим собакам по сорок палок! Служители набросились на Вань Сы-во и Ло Жу-цзи, как коршуны на ласточек, и так избили, что на них живого места не осталось. Затем Чжоу Сань-вэй взял кисть и написал приговор: «Цинь Гуй и его жена тайно служили Учжу, предавали государство и обманывали государя, губили честных и преданных людей. Посему надлежит извлечь их трупы из могил и обезглавить. Их сын Цинь Си плел интриги и подрывал порядок в государстве. Он вызвался написать историю династии, но преднамеренно в своих трудах искажал истину. Чжан Цзюнь был полководцем, но не думал о службе, а, пользуясь властью, чинил смуту в государстве и разорял народ. Вань Сы-во и Ло Жу-цзи были пособниками предателей, лестью и подкупами добились высоких должностей. Они губили честных людей и ради личной корысти поступались интересами государства. Посему все они подлежат смертной казни, а их жены и дети приговариваются к каторжным работам на дальнем юге». Приговор был представлен ко двору на следующий день, и Сяо-цзун утвердил его. Казнь должна была свершиться перед гробницей Юэ Фэя. По распоряжению императора госпоже Юэ было выдано из казны пятьсот цзиней железа, чтобы отлить из него фигуры коленопреклоненных предателей Цинь Гуя, его жены Ван, Чжан Цзюня и Вань Сы-во и поставить их на могиле Юэ Фэя. Узнав о государевом указе, жители Линьани ликовали. В тот же день госпожа Юэ приготовила все необходимое для жертвоприношений и вместе с сыновьями отправилась на могилу мужа. Вскоре по приказанию Чжоу Сань-вэя связанных преступников повели к месту казни. Впереди процессии выступал начальник стражи, за ним несли знамя. Дальше шел палач и его подручные, которые вели осужденных. Гремели гонги. Вдоль дороги стояли тысячи людей и громкими криками выражали радость — наконец-то предателей постигло заслуженное возмездие! Перед могилой Юэ Фэя за судейским столом восседал Ню Гао в парадном одеянии. Он приказал открыть гробы Цинь Гуя и его жены, обезглавить их трупы и положить головы на жертвенный алтарь. После этого должны были казнить Чжан Цзюня, Цинь Си, Ло Жу-цзи и Вань Сы-во. Поистине: Убеждаю людей делать тысячи дел — Лишь от злых и жестоких стараюсь отвлечь. Но не зря занесен меч длиною в три чи — Преисполненный правды и святости меч! Пусть свершится теперь справедливая казнь, Недостойны злодеи иного конца: Если раньше раскаянье к ним не пришло, — Значит, черные души у них и сердца! Когда подручные палача подвели четверых преступников к гробнице, за воротами поднялся шум. Ню Гао вздрогнул, встревожилась и госпожа Юэ: уж не вздумал ли кто-нибудь освободить осужденных и помешать казни? Госпожа Юэ послала телохранителей разузнать, что случилось. Если вы этого тоже не знаете, то прочтите следующую главу. Глава семьдесят четвертая Разъяренная толпа расправляется с подлым Чжан Цзюнем. Доблестный Ван Бяо мстит за отца родственникам предателей Если хочешь мудро рассудить, Обратись сначала к небесам, А потом на землю посмотри: Что сильнее — правда или ложь? Тот, кто прежде честных осуждал, Ныне осужден за это сам; Тот, кто был в опале, — отомстил, Но его бесчестным не сочтешь! Итак, госпожа Юэ услышала шум и послала телохранителей разузнать, в чем дело. Те скоро вернулись и доложили: — У ворот собралась толпа. Оказывается, Чжан Цзюнь притеснял людей, отбирал у них землю и имущество, насиловал женщин, и сейчас обиженные требуют мести. — Конечно, если покончить с негодяем одним ударом меча, это не удовлетворит народ. — согласилась госпожа Юэ. — Давайте выдадим преступника толпе, и пусть она чинит над ним расправу. Когда объявили волю госпожи, толпа возликовала. Люди опустились на колени и низко поклонились вдове полководца. Затем они схватили Чжан Цзюня и поволокли его к озеру. Один били злодея кулаками, другие пинали ногами. Началась свалка. — Остановитесь, люди! — крикнул один из участников расправы, выбираясь из толпы. — Мы все хотим отомстить злодею! А что получается? Одни колотят, а другим и подступиться невозможно! Давайте выведем его на открытое место, каждый по очереди будет подходить, называть свои обиды и кусать подлеца. Согласны? — Согласны! — зашумела толпа. Чжан Цзюня притащили на поляну и привязали к дереву. Один за другим к нему подходили обиженные: — Проклятый злодей, ты за что отнял у меня жену? — Грабитель, почему ты отобрал у меня землю? — Мерзавец, за что ты своими кознями довел до смерти моего отца? И каждый зубами выдирал кусок мяса из тела преступника. Наконец, когда люди утолили жажду мести, Ню Гао приказал отрубить осужденному голову и выставить ее на шесте у ворот гробницы. После этого казнили Цинь Си, Вань Сы-во и Ло Жу-цзи. Их головы положили в ряд перед могилой Юэ Фэя, совершили возлияние жертвенного вина и сожгли бумажные деньги. А в это время ко двору прибыл срочный доклад, в котором сообщалось: «Полчища чжурчжэней движутся на Чжусяньчжэнь. Положение опасное, просим поскорее прислать подкрепление». Чжан Синь представил доклад императору. Сяо-цзун вызвал Юэ Лэя и пожаловал ему звание великого юаньшуая Северного похода. Ню Гао получил должность главного инспектора войск, Чжугэ Цзинь — должность военного наставника, а всем остальным военачальникам были обещаны награды и повышения после того, как они совершат подвиги. Юэ Лэй поблагодарил государя, попрощался с ним и покинул дворец, а на следующий день выступил в поход. Об этом написаны такие стихи: Вы, братья, выполнили долг: Невинные отомщены! Пожаловал вам государь Не зря высокие чины! Так пусть на севере страны Победой кончится война. Вы оправдаете в боях Святых цилиней имена! Повременим пока рассказывать о том, как Юэ Лэй вел войско навстречу врагу. Вернемся лучше к Дун Сяню, который когда-то обосновался в горах, а потом вместе с Чжан Сяном перешел на сторону Юэ Фэя. Когда он уходил из родных мест, его жена, урожденная Цянь, осталась в деревне у подножья гор Цзюгуншань. С нею жил ее малолетний сын Дун Яо-цзун. Впоследствии, когда Дун Сянь погиб, Юэ Фэй часто посылал им деньги на пропитание. Время летело незаметно, Яо-цзун вырос и стал настоящим богатырем. Лицо у него было черное, как закопченное дно котла, и силой он обладал необыкновенной. Излюбленным его оружием был трезубец весом в сто десять цзиней. Односельчане боялись Яо-цзуна и за глаза называли его Затаившимся тигром. Однажды юноша развлекался в кругу своих сверстников, как вдруг кто-то случайно упомянул о гибели Юэ Фэя. Эти слова до глубины души потрясли Яо-цзуна. Он собрался в дорогу, простился с матерью и отправился в Линьань мстить за юаньшуая. Через несколько дней юноша добрался до гор Лефын. Начинало смеркаться. Надо было позаботиться о ночлеге, и он ускорил шаги. Вдруг навстречу ему из леса вышел высокий молодой человек лет двадцати, с лицом желтым, как глина. На нем был синий халат с узкими рукавами, шелковая повязка, легкие сандалии; в руке — дубинка. — Плати за дорогу! — грозно рявкнул он. — Что? — Плати за дорогу, говорю! Яо-цзун рассмеялся: — С каких это пор дорога стала твоей? — Все дороги в Поднебесной — мои! Не заплатишь — не пройдешь! — А не кажется тебе, что требовать с меня деньги все равно что дразнить тигра? — усмехнулся Яо-цзун, — Не хочешь уходить, могу угостить трезубцем! Юноша поднял оружие. Взбешенный его упрямством, противник двинулся на него, размахивая дубинкой. Много раз сходились они в поединке, но никто не мог взять верх. «Неплохо дерется малый, — мне бы его в помощники», — подумал Яо-цзун и, отразив очередной удар, крикнул: — Послушай, друг! Мы уже долго бьемся, а я так и не узнал твоего имени. — Мне таиться нечего! Я — Ван Бяо. Тигром, сокрушающим горы, прозвали меня за мою силу! — И тебе, богатырь, не совестно заниматься грабежом, вместо того чтобы совершать подвиги во славу государства? — Не болтай зря! — заревел Ван Бяо. — Неужели ты думаешь, что сын соратника Юэ Фэя способен стать разбойником? Я никого не граблю! Просто попросил у тебя денег на дорогу до столицы. — Так ты говоришь, что твой отец служил у юаньшуая Юэ Фэя? — спросил Яо-цзун. — Как его звали? — Моего отца знают все — его звали Ван Хэн! — Вот оно что! — воскликнул пораженный Яо-цзун. — А я сын Дун Сяня, по прозвищу Железное Лицо. Ван Бяо опустил дубинку. — Так это вы, господин Дун! Простите меня. Одного не пойму, как вы сюда попали? Молодые люди рассказали друг другу о своих приключениях и побратались. Добравшись до ближайшей деревни, они заночевали на постоялом дворе, а на следующий день вместе продолжали путь. Когда они дошли до хребта Девяти драконов, вдруг загремели гонги, и на дорогу из соснового бора выскочили разбойники. — Платите за проезд! — закричали они. — Брат Ван, гляди-ка, твои внуки явились! — поддел Яо-цзун своего спутника. Ван Бяо рассмеялся. — Эй, сукины дети! У меня тоже нет денег! Если у вас есть, несите — да поживее! — Что за напасть? Несколько дней подряд попадаются одни голодранцы! Ладно, нет денег — заберем одежду! Разбойники набросились на путников. Взбешенный Ван Бяо дубинкой сбил сразу семерых, а Дун Яо-цзун трезубцем сразил четверых. Остальные повернули назад. — Гляди, брат Ван, они бегут в горы! — кричал опьяненный победой Дун Яо-цзун. — У них там, должно быть, главарь есть! Давай у него позаимствуем на дорожные расходы! — Правильно, брат! — одобрил Ван Бяо. Не успел он это сказать, как с горы верхом на белоснежном коне спустился белолицый богатырь с густыми бровями, приплюснутым носом и толстыми губами, со свисающими до плеч ушами, облаченный в белый, расшитый цветами шелковый халат. Серебряный шлем венчал его голову. — Эй, дикари, вы откуда явились? — грозно крикнул он. — Как посмели поднять руку на моих воинов?! Дун Яо-цзун молча поднял трезубец, богатырь в ответ угрожающе потряс алебардой. Долго они сражались. Наконец Ван Бяо не вытерпел и бросился на помощь товарищу. Но и вдвоем они не могли одолеть противника и обратились в бегство. — Мы с тобой никогда не враждовали, зачем же ты нас преследуешь? — кричали они. Молодой воин остановился. — Тогда рассказывайте, куда едете? Не расскажете — прощайтесь с жизнью! Дун Яо-цзун охотно рассказал о себе и своем спутнике. Воин сразу убрал алебарду, соскочил с коня и с улыбкой сказал: — Простите, я не знал, что это вы, братья! Я сын Ян Цзай-сина, зовут меня Ян Цзи-чжоу. Мой отец, который служил юаньшуаю, погиб от стрел чжурчжэней в речке Сяошанхэ, когда я был еще совсем мал. А недавно умерла моя мать, и я решил идти к юаньшуаю. Однако и его погубили предатели! Тогда я собрал воинов моего отца и ушел в горы. Как я рад, что встретился с вами! Идемте ко мне, посоветуемся, что делать! Прибыв в лагерь Ян Цзи-чжоу, юноши рассказали друг другу о своих приключениях и стали советоваться, как быть дальше. — В столице много войск, — сказал Ян Цзи-чжоу. — Втроем мы ничего не сделаем и неизбежно погибнем. Поживите у меня, братья, соберем войско, накопим провианта, а там и в поход… Так они и сделали. В один прекрасный день, когда молодые люди вели непринужденную беседу, дозорные доложили: — По дороге проходит обоз. Видимо, из столицы везут каких-то преступников. — Я разузнаю, кто они, — вызвался Ван Бяо. Он спустился с горы — по дороге и вправду двигалась длинная процессия арестованных. — Платите деньги, — крикнул Ван Бяо. У охранников от страха душа ушла в пятки. Они упали на колени и в ужасе взмолились: — Великий ван, мы не купцы, а служители из ведомства наказаний! Мы сопровождаем на юг преступников. — Молчите! — крикнул Ван Бяо и приказал своим людям: — Отведите их всех на гору! В лагере Ван Бяо сказал Ян Цзи-чжоу. — Сейчас мы устроим свой суд над преступниками. Если их осудили несправедливо, всех отпустим, а чиновников перебьем. — Нас осудили несправедливо! — зашумели арестованные. Чиновники упали на колени и взмолились: — Не губите нас, великий ван! Мы везем родственников предателей! Вот это дочь Цинь Гуя, а это дети и жены Вань Сы-во, Ло Жу-цзи и Чжан Цзюня. Возьмите бумагу, в ней все записано. Тут-то юноши и узнали о тех изменениях, которые произошли в столице. — Повезло нам! — обрадовались они. — Теперь-тο мы отомстим сполна! По их приказу сыновей Вань Сы-во, Ло Жу-цзи и Чжан Цзюня обезглавили и головы их выставили на шестах, а сердца и печень принесли в жертву перед табличками Юэ Фэя, Юэ Юня и Чжан Сяна. Ван Бяо принес жертву также и перед табличкой своего отца. Чиновники, сопровождавшие арестованных, низко кланялись и молили о пощаде. — Вам бояться нечего, — успокоил их Ян Цзи-чжоу. — Скажите, сыновья Юэ Фэя служат в столице? — Господину Юэ Лэю государь пожаловал печать и пояс великого юаньшуая, а полководец Ню Гао назначен главным инспектором войск. Оба уже выступили в поход на север чтобы освободить из плена старых императоров. — Отдать этим чиновникам в награду все имущество, которое мы забрали у предателей, — распорядился Ян Цзи-чжоу, — и пусть они уходят, куда хотят. Чиновники поблагодарили за милость и бросились врассыпную. — Раз Юэ Лэй выступил в поход, надо и нам идти к нему на помощь, — продолжал Ян Цзи-чжоу. — Я тоже так думаю, — поддержал его Дун Яо-цзун. — Плохо только, что мы незнакомы с Юэ Лэем. Как бы у него не возникло подозрений, если мы явимся к нему все сразу, — в задумчивости проговорил Ян Цзи-чжоу. — Может быть, вы с братом Ван Бяо первыми отправитесь в Чжусяньчжэнь и предупредите Юэ Лэя о нашем приходе? А мы с войском и провиантским обозом придем следом за вами. — Пожалуй, это самое правильное, — согласились Дун Яо-цзун и Ван Бяо. На следующий день они простились с Ян Цзи-чжоу и в сопровождении двух телохранителей поскакали в Чжусяньчжэнь. Поистине: Сердца стремились в бой, как стрелы, — И все-таки казался длинным путь. Летели кони, словно ветер, — Но их еще хотелось подхлестнуть! А тем временем Юэ Лэй с двухсоттысячной армией подошел к Тяньчангуаню. Начальник заставы Чжэн Цай устроил ему торжественную встречу. Войско миновало заставу, достигло Чжусяньчжэня и здесь по сигналу из пушки начало располагаться лагерем. Цзиньские разведчики докладывали Учжу: — Сунская армия остановилась под Чжусяньчжэнем. Ее возглавляет второй сын Юэ Фэя. — Ну и ну! — покачал головой Учжу. — Видно, у сунского императора силы на исходе, если он послал против нас мальчишку! На следующий день Юэ Лэй собрал военачальников и спросил их: — Кто из вас первым вступит в бой с чжурчжэнями? — Я! — вызвался Оуян Цун-шань. С отрядом из трех тысяч воинов он подступил к цзиньскому лагерю и крикнул: — Ну, кто посмелее? Выходи, испробуй остроту моей секиры! Воины доложили Учжу, и тот обратился к военачальникам: — Кто мне схватит этого варвара? Вызвался военачальник Тудэлун. Учжу дал ему три тысячи воинов и послал в бой. Размахивая стальной дубинкой, Тудэлун появился перед строем. Оуян Цун-шань увидел, что у его противника Крылья фазаньи Висят над плечами, Шлем боевой позолочен, Невозмутимо лицо голубое, Заревом светятся очи. Латы стальные И красный халат, Вид — и зловещ и надменен, Он на коне восседает — а конь Схож с толстоногим медведем! У Тудэлуна Стальная дубинка — В трудном бою безотказна, Лук на кушак разноцветный подвешен — Тонкий и дугообразный. Цзиньского племени воин готов Яростно ринуться в бой: Как не признать, что могуч Тудэлун, Первый чжурчжэньский герой? Свирепый вид неприятельского военачальника смутил Оуян Цун-шаня, и он подумал: «Много варваров перевидал я на своем веку, но такого не встречал ни разу. Не буду первым затевать драку, а то еще, чего доброго, он меня побьет». — Эй, ты кто такой? Назови свое имя! — крикнул Оуян Цун-шань. — Я военачальник покорителя юга Учжу, а зовут меня Тудэлун! Тебе, видно, жить надоело, что ты вздумал со мной драться? — Я — Оуян Цун-шань, военачальник великого сунского юаньшуая Юэ Лэя. Слезай с коня и дай себя связать, чтоб не было лишних хлопот! Взбешенный Тудэлун завертел дубинкой, норовя попасть противнику в голову. Оуян Цун-шань взмахнул секирой, целясь в лицо врагу, но дубинка отбила его удар. Больше тридцати раз сходились и расходились они. Оуян Цун-шань бился с остервенением, и его противник начал сдавать. В одной из схваток он допустил оплошность, и тут же рухнул с коня с разрубленной головой. Отрубив противнику голову, Оуян Цун-шань с победным барабанным боем ушел в лагерь. Юэ Лэй встретил его с почетом и распорядился записать молодому человеку первый подвиг. А тем временем воины доложили Учжу о гибели Тудэлуна. Эта весть привела в ярость братьев погибшего — Тудэху, Тудэбяо и Тудэбао. — Великий повелитель, разрешите нам отомстить за брата! — взмолились они. Учжу дал им пять тысяч воинов, и братья повели их в наступление на сунский лагерь. Навстречу им Юэ Лэй выслал старых военачальников Цзун Ляна, Цзи Цина и Юй Лэя с тремя тысячами воинов. Жаждущие мести военачальники выехали из строя. У того, что стоял в середине, Злобою лик устрашает людей, Алым закатом горя, Дико, безумно блуждают зрачки — Круглые два фонаря! Латы тяжелые — как зеркала, Даже прозрачней зеркал, Пестро украсили желтый кушак Яшма, нефрит и коралл… Конь его мчится, как ветер в степи, Молнией светлой в ночи, Острые, как у дракона, клыки В пасти торчат, Как мечи. Видом своим богатырь на коне Может и впрямь запугать! Разве случайно вождя Тудэху Славит чжурчжэньская рать? А у того военачальника, который ехал с левой стороны. Рот — как полукруглый веер — Вот уж диво, так уж диво! Ниспадающие космы, Право же, драконья грива! С медным колоколом схожи Очи, кровью налитые, Их и демоны боятся И пугаются святые… Острый меч к седлу привязан, В страхе замирает ветер: Этот меч блестит, как солнце, Но грозит холодной смертью! Кто же этот страшный воин Столь неистового нрава? Это цзиньский полководец, Это грозный Тудэбяо! Но особенно устрашающий вид был у военачальника, который стоял с правой стороны: Ведру подобна голова, А может быть — корзине, Как угли светятся глаза, А лоб — крутой и синий. И длиннорук И длинноног — Он сам собой гордится, Над головой тяжелый груз Подняв одним мизинцем! А если гневно гаркнет он, От злости пламенея, То даже в небе облака От страха онемеют. Как о Цзюй-лине, разнеслась О нем повсюду слава, Таков он, цзиньский богатырь, Могучий Тудэбао! — Эй вы, называйте свои имена и подставляйте шею, чтобы легче было рубить! — гаркнул Цзи Цин. — Брось бахвалиться, собачий выродок! — оборвал его Тудэху и, назвав себя и своих братьев, крикнул: — Вы убили нашего старшего брата, и мы клянемся принести ему в жертву вашу печень! Цзи Цин презрительно сплюнул: — Кишка тонка! Размахивая дубинкой, он бросился на врага. Завязался бой. На дубинках — Острые клыки, В бой идут — Храбрец на храбреца, Сходятся смертельные враги, Жаждут крови Пылкие сердца! Вот столкнулись. Битва началась. Звон доспехов. Блеск железных лат. Мечутся, пускаясь в грозный пляс, — В стороны, назад, Вперед, назад… Сходятся, расходятся опять, Прыгают — как бешеные львы, Промах не прощается врагу, А ошибка стоит головы! Потемнели небо и земля, Все замолкло, Даже ветер стих, Страх не только демонов объял, Но и небожителей-святых! Разразились штормами моря, Реки размывают берега, Так, скрестив оружие в бою, Встретились Смертельных два врага! После тридцатой схватки Тудэху заметно ослабел. Тогда на помощь ему выехали братья. Завязалась ожесточенная битва. Оглушает с двух сторон Барабанный гром, Шесть бесстрашных храбрецов Рвутся напролом. Молот с палицей сошлись, А с мечом копье, — Мечет, ударяясь в щит, Искры острие! В схватке все переплелось В огненный клубок Извивающихся тел, Плеч, голов и ног. Много воинов в боях Бьются в наши дни, Но такой еще нигде Не было резни! Скоро Тудэбяо выбился из сил. Цзун Лян изловчился и ударом дубинки сбил противника с коня. Сунские воины громкими криками выражали свое одобрение. Тудэху на мгновение замешкался, и дубинка Цзи Цина размозжила ему голову. Гибель братьев испугала Тудэбао, и он обратился в бегство. Победители отрубили головы убитым врагам и с триумфом ушли в свой лагерь, а Тудэбао, проливая горькие слезы, возвратился к Учжу. — Да что же это такое! — возмутился Учжу, выслушав его горестный рассказ. — Неужели не найдется охотника сразиться с Юэ Лэем? Тут из толпы военачальников выступил полководец Няньдэли. Учжу воспрянул духом. — Я горжусь вами! — воскликнул он. — Уж вы-тο обязательно одержите победу! Он дал Няньдэли три тысячи воинов и велел отомстить за погибших. Размахивая тяжелым молотом, Няньдэли верхом на верблюде подъехал к сунскому лагерю. — Пусть Ло Хун и Ню Тун примут бой, — распорядился Юэ Лэй. Молодые воины выехали навстречу чжурчжэням и увидели вражеского военачальника: Трепещет хвост павлина над плечами, Сияя в блеске солнечного дня, Надежно облегающая тело, На нем толста железная броня! Меч Вод осенних и Седого ветра (А есть ли в мире тяжелей мечи?) На поясе висит, А за спиною — Секира в виде головы Сечи. Лицо — как будто вылито из бронзы, И неподвижный взгляд его суров, А надо ртом, Как глянцевые нити, Чуть вздрагивают кончики усов… Похоже, что Цзиньган На землю нашу Спустился ныне с голубых небес. Он храбр и юн, Он — сильный и отважный, Как темнокудрый, Краснокожий перс! — Эй, варвар, отвечай, как твое имя? — окликнул Ню Тун. — Хочу знать, кого я побью! — Я Няньдэли, юаньшуай великого цзиньского государства. А ты кто такой? Как посмел меня оскорблять?! — Я — Ню Тун, Рыжий Демон! А раз ты повстречал демона, значит, Янь-ван уготовил тебе смерть! Подставляй голову под мой меч! Няньдэли поднял молот и с такой силой отбил в сторону меч противника, что у Ню Туна заныла рука и онемело плечо. — Ого! — невольно воскликнул он. Няньдэли нанес второй удар. Ню Тун метнулся в сторону, но потерял равновесие и вылетел из седла. К счастью, на помощь подоспел Ло Хун. Пока он бился с чжурчжэнями, сунские воины подняли и увели Ню Туна в безопасное место. И как раз вовремя: Ло Хун не выдержал и тоже бежал. Тогда Юэ Лэй послал на поле боя Цзун Ляна, Оуян Цун-шаня и Юй Лэя. Но и они не смогли одолеть могучего чжурчжэня и повернули назад. Начинало смеркаться, и Няньдэли не стал их преследовать. Ударами гонга он собрал войска, вернулся в лагерь и доложил Учжу об одержанной победе. — Славно вы сегодня потрудились, юаньшуай! — воскликнул обрадованный Учжу. — Идите, отдыхайте! На следующий день Няньдэли снова явился к сунскому лагерю. Юэ Лэй послал против него сразу десятерых молодцов. Военачальники снарядились к бою и вскоре появились перед строем своих войск. Не вступая в разговоры с противником, они ринулись вперед и взяли Няньдэли в кольцо. Поднялись мечи и копья, замелькали молоты и секиры. — Вас тут целая рать! — крикнул Няньдэли. — Тем лучше — перебью всех сразу! Он разил молотами направо и налево, отбивая сыпавшиеся на него со всех сторон удары. Чжурчжэни поспешили доложить Учжу о разгоревшейся битве, и он послал на помощь Няньдэли четверых военачальников. Этот беспримерный бой можно описать так: Ослепляет, Пламенем горя, Красная, Зловещая заря. Воет ветер — И со всех сторон Поднялись полотнища знамен. В барабанном треске Все ясней Слышны вопли, стоны, Хруст костей… Солнце скрылось, Туча наползла, Над землею Непроглядна мгла… Задрожала в страхе Вся земля. То, волнами Грозными бурля, Вырвалась Сишуй Из берегов: Свист секир, Удары топоров… Алебарда, лук, Персидский нож, Стрелы, стрелы — Словно частый дождь, Лязг железа, Длинных копий звон, Груды тел — И стон Со всех сторон! В шумной свалке Рубятся враги, И не видно В темноте ни зги, Над землею Непроглядна мгла, На земле — Сраженные тела… Няньдэли бился, как разъяренный тигр, а тут еще подоспела помощь. Молодые сунские военачальники не выдержали натиска пятерых храбрецов и повернули коней. Чжурчжэни преследовали бегущих до самого лагеря, пока сунские воины не осыпали их стрелами. Няньдэли вынужден был прекратить погоню. На следующий день Юэ Лэй созвал военачальников на совет. — Не расстраивайтесь, юаньшуай, — утешал его Чжугэ Цзинь. — Гадание показало, что к нам скоро явится богатырь, который поможет одержать победу. Едва он это сказал, как в шатер вошел начальник охраны и доложил: — Господин юаньшуай, Няньдэли опять вызывает в бой. Хвастается, что если никто не выйдет, то он сровняет наш лагерь с землей. «Могуч этот чжурчжэнь, как с ним справиться?» — нахмурив брови, подумал Юэ Лэй и распорядился: — Пока выставьте табличку об отмене боев — надо подумать, что предпринять. — Постой! — остановил его Ню Гао. — Что ты говоришь, племянник? Вспомни отца! Он во всех боях одерживал победы. Ты наследовал его должность и не можешь одолеть какого-то вонючего варвара?! Как же после этого ты мечтаешь о походе на север? Вижу, не в отца ты пошел! Сейчас я сам выйду в бой и схвачу врага! Ню Гао вскочил на коня, обнажил сабли и появился перед строем войск. — Эй, так ты и есть Няньдэли, или как там тебя? — крикнул он. — Если ты знаешь мое имя, то должен бежать без оглядки! — самодовольно отвечал противник. — Или ты не боишься смерти? — Невежа! Какой же ты полководец, если не знаешь, кто такой Ню Гао! Берегись! Ню Гао замахнулся саблей, но чжурчжэнь с такой силой отбил удар, что сабля Ню Гао зазвенела и едва не выпала из его руки. Ню Гао бросился наутек. Но так как он недавно хвастался перед Юэ Лэем, то возвращаться сейчас в лагерь ему было неудобно, и он поскакал в поле. — Эй, Ню Гао! Ты куда? — кричал Няньдэли, преследуя его на своем верблюде. Казалось: За ласточкой синей Журавль устремился вдогонку, В погоню пустился Неистовый тигр за ягненком… Если вы не знаете о дальнейшей судьбе Ню Гао, то прочтите следующую главу. Глава семьдесят пятая Даос Пуфын побеждает сунских военачальников. Чжугэ Цзинь уничтожает горбатых драконов Не мудрено, что в яростном бою Ждет одного разгром, другого — слава. Но, говоря о доблести, нельзя Бесчестно лгать иль мудрствовать лукаво. Мог совладать с драконами Пуфын, Но нет искусству ратному предела. В овраг попав, драконы не смогли Остановить сверкающие стрелы! Итак, Ню Гао, которому грозила гибель, бежал без оглядки — и вдруг повстречал спасительную звезду. Как вы думаете, кто это был? Гуань Лин — сын Гуань Шэна по прозвищу Большой Меч. После смерти Юэ Фэя Гуань Лин все время лелеял мечту отомстить за юаньшуая, но в то время у власти стояли предатели, и молодой человек понимал, что при них ему ничего не добиться. Но вот умер Гао-цзун. Новый император даровал прощение семье Юэ, назначил Юэ Лэя на должность командующего войсками Северного похода и повелел ему разгромить чжурчжэней. Гуань Лин не стал медлить. Он собрал большой отряд, склонил на свою сторону Лу Вэнь-луна, Фань Чэна, Янь Чэн-фана, Ди Лэя и вместе с ними отправился на помощь Юэ Лэю. Когда их войско подошло к Чжусяньчжэню, молодые военачальники увидели всадника, скачущего во весь опор. Первым его заметил Гуань Лин и окликнул: — Куда вы, полководец? Остановитесь! Ню Гао не разглядел, кто перед ним, и крикнул: — Сами поберегитесь! Чжурчжэнь свиреп! — Да что с вами, полководец Ню? Неужели вы не узнали своего племянника? — Ах, это ты, племянник! — Ню Гао только теперь узнал Гуань Лина. В это время подоспел Наньдэли на своем верблюде: — Эй, трус, сдавайся! Охваченный страхом, Ню Гао хлестнул коня и поскакал прочь. А Гуань Лин спокойно обнажил меч Синего дракона и преградил дорогу преследователю. — Ты почему безобразничаешь? Или не видишь, кто перед тобой? Няньдэли рассвирепел. — Плевал я на тебя! Убирайся с дороги! — Что ж, если ты меня не знаешь, я назову свое имя, — спокойно продолжал юноша. — Я — Гуань Лин, потомок прославленного ханьского полководца Гуань Юя! Знай же, тебе сейчас конец! Няньдэли в гневе подхлестнул верблюда и вступил в поединок с противником. Долго Гуань Лин не мог одолеть чжурчжэня. Тогда на помощь ему пришел Ди Лэй. Размахивая молотами, он ринулся на врага. Но Няньдэли был неустрашим. Фань Чэн тоже бросился на подмогу друзьям, но Лу Вэнь-лун, играя копьем, крикнул: — Братья, отдохните немного! Дайте и мне поразмяться! Удар его копья пришелся в глаз верблюду. Животное взревело от боли и замотало головой. Этим воспользовался Янь Чэн-фан и молотом перебил животному шею. Когда Няньдэли вылетел из седла, победитель спрыгнул на землю и мечом отрубил ему голову. Юэ Лэй ликовал. Он торжественно встретил героев, а отрубленную голову Няньдэли приказал выставить напоказ перед лагерем. Ко двору было послано донесение с просьбой пожаловать отличившимся высокие воинские звания. На следующий день разведчик доложил: — Правитель Хэцзяня везет войску три тысячи даней продовольствия. На пути к Чжусяньчжэню обоз перехватили чжурчжэни. Мой начальник просит помощи! — Кто выручит провиантский обоз? — спросил юаньшуай, обращаясь к приближенным, — за это будет записан великий подвиг. Ню Гао вызвался первым. — Будьте покойны, провиант я доставлю вовремя! — заверил он Юэ Лэя и с тремя тысячами воинов выступил из лагеря. К счастью, он вовремя подоспел: цзиньский полководец Юкэжун уже одолевал хэцзяньского правителя. — Как ты посмел напасть на наш обоз? — громовым голосом крикнул Ню Гао. — Ну, держись! Он так энергично орудовал саблей, что противник скоро обратился в бегство. — Стой! — кричал ему вслед Ню Гао. — Одного провианта мне мало, отдавай свою голову! Он уже настигал чжурчжэня, как вдруг тот исчез за горой, а на его месте появился даос и окликнул Ню Гао по имени. Ню Гао узнал своего наставника, спрыгнул с коня и опустился на колени. — Простите, учитель, сразу не признал вас! — Чжурчжэню еще не пришло время умирать, так что отпусти его! — сказал Бао Фан-цзу. — А твой сын в опасности. Вот тебе две пилюли: одна спасет твоего сына, а другая — Хэ Фына. Если тебе повстречается волшебник, выстрели в него стрелой, пронизывающей облака! Иди же и соверши подвиг! Даос сел на облако, поджал под себя ноги и исчез. Ню Гао поклонился ему вслед, вскочил на коня и поехал дальше. А теперь вернемся в стан чжурчжэней. Когда воины сообщили Учжу о гибели его полководца, тот в гневе воскликнул: — Выходит, Юэ Лэй опаснее своего отца! Нет, пока жив этот юнец, мне не завоевать Поднебесную! — Великий повелитель, прибыл праведник Пуфын! — доложил воин и ввел в шатер даоса. Учжу поднялся гостю навстречу, пригласил его сесть. — Много ли побед одержали вы над южными варварами? — спросил Пуфын. — Не стану обманывать вас, наставник. Мы терпим поражение за поражением, — со вздохом признался Учжу. — Не горюйте, повелитель! — сказал Пуфын. — Завтра я постараюсь рассеять вашу печаль. — Надеюсь на вас, учитель! — обрадовался Учжу и устроил пир в честь Пуфына. На следующее утро монах велел привести коня, захватил буддийский посох и отправился к сунскому лагерю. — Какой-то монах вызывает в бой, — доложил юаньшуаю начальник охраны. — Кто примет вызов? — обратился Юэ Лэй к военачальникам. Ню Тун и Хэ Фын выступили вперед. — Хорошо, поезжайте, но будьте осторожны, — напутствовал их юаньшуай. — Когда сражаешься с монахом или женщиной — опасайся колдовства! С вами поедут Тан Ин, Цзи Чэн-лян и Юй Лэй. Они помогут, если будет нужно. Молодые военачальники выехали за ворота и сразу увидели цзиньского монаха. Хотя подстрижен под монаха И ряса черная надета, Ему чужды трактаты Будды, Чужды Великие заветы. Когда в груди шакалье сердце И зло кипит в душе, как лава, Возможно ли в глубины вникнуть Ученья о великом Дао? * * * Свисает с головы монаха Уже потертая повязка, Большое тело облегает Из самой грубой ткани ряса, К ноге привязанная плетка Коня лихого держит в страхе. В руке не книга, а дубина — Что скажешь о таком монахе? Посмотришь издали — как будто Тот самый праведный отшельник, Что жил на озере Ляншаньском[69 - Ляншаньское озеро — расположено в провинции Шаньдун; место паломничества буддийских монахов.], Зовут которого Чжи-шэнем. Вблизи — совсем другое дело: Хоть в одеянье обветшалом — Он обликом точь-в-точь походит На утайшаньского хэшана![70 - Утайшаньский хэшан — буддийский проповедник с горы Утайшань (провинция Шаньдун).] — Эй, лысый осел, назови свое имя! — крикнул Ню Тун. — Знай, что я дерусь только с прославленными воинами. — Я — Пуфын, даосский наставник цзиньского государя! — Мне нет дела до того, чей ты наставник! Подставляй шею, чтобы мне было легче рубить! — Молокосос! — выругался Пуфын и поднял свой посох. — Вот я тебе сейчас покажу, что значит мой волшебный посох! — Меткий удар! — воскликнул Ню Тун, ловко отбил посох противника и сам сделал выпад. Монах легко парировал его удар. Оба противника являли собой великолепное зрелище: Один — Всесильный черный демон, Ниспосланный На землю небом. Другой — Монах и воин гордый, Что служит службу Цзиньским ордам. Железный посох, Светлый, гладкий; Как тигр, застыл он Перед схваткой. И меч Пока еще спокоен, Но рукоять Сжимает воин. Вот посох Вдруг нанес удар: Как будто Из драконьей пасти Вдруг брызнул Ядовитый пар — И черной смерти Мир подвластен! Но меч сверкнул, Отбив удар, Над головой врага Навис он, — Как будто пух С плакучих ив, Посыпались на землю искры… Еще не видывал никто Подобной схватки, бойни дикой, Тот и другой готов на смерть, Раз послан в бой Своим владыкой! Пуфын, который был слабее Ню Туна, решил прибегнуть к хитрости. — Так и быть, пощажу тебя! — крикнул он и поскакал прочь. — Ах ты лысая образина! — возмутился Ню Тун и бросился его догонять. — Да ты хоть на небо поднимись, все равно я снесу тебе голову! Пуфын на ходу незаметно вытащил из кожаного мешочка жемчужину Первозданного хаоса, величиной с добрую чашку, и метнул в голову противника. — Лысый осел! Ты эти дьявольские шутки брось! — выругался Ню Тун и отпрянул в сторону. Но было уже поздно — круглый предмет обрушился на его плечо. Молодой воин упал с коня. Пуфын проворно подобрал свое сокровище и замахнулся посохом, чтобы прикончить Ню Туна, но, к счастью, к месту боя подоспел Хэ Фын и огрел монаха стальной плетью. Сунские военачальники подхватили Ню Туна и увезли. После десяти схваток монах пустил в ход жемчужину. Хэ Фын не успел уклониться, и удар пришелся в спину. Монах хотел отрубить побежденному голову, но в этот момент на него напали Тан Ин, Юй Лэй и Цзи Чэн-лян. Пуфын понимал, что ему не справиться с тремя храбрецами в рукопашном бою, и опять подбросил жемчужину. Молодые воины вовремя заметили опасность и ускакали. Только конь Цзи Чэн-ляна замешкался — удар жемчужины пришелся по крупу. Конь взвился на дыбы и сбросил с себя всадника. Чтобы спасти Цзи Чэн-ляна, сунские воины осыпали волшебника стрелами, под прикрытием которых Цзи Чэн-лян бежал с поля боя. Тан Ин и Юй Лэй не осмелились продолжать битву и тоже вернулись в лагерь, а Пуфын отправился докладывать Учжу об одержанной победе. — Эти юнцы напоминают мне черепах, попавших в сеть! — хвастался монах на пиру, устроенном в его честь. — Мы их без труда выловим по одному! А в это время в сунском лагере царила тревога: жизнь тяжело раненных Ню Туна и Хэ Фына находилась в опасности. Юэ Лэй был расстроен и, когда ему доложили о возвращении Ню Гао, распорядился немедленно его пригласить. Ню Гао вразвалку вошел в шатер. — Поздравляю вас с победой, дядюшка! — приветствовал его Юэ Лэй. — А вот сыну вашему не повезло: цзиньский монах тяжело ранил его в бою. Ню Гао отправился в шатер взглянуть на сына. Ню Тун все время стонал от боли. Рядом с ним лежал Хэ Фын. Юноши были без сознания, казалось, их души вот-вот расстанутся с телом. — Ничего с ними не случится, — с улыбкой сказал Ню Гао и велел принести воды. Когда воины исполнили его приказание, Ню Гао растворил половину пилюли в воде и влил в рот сына, а вторую половину приложил к его ране. То же самое он проделал и с Хэ Фыном, и скоро оба юноши уже были на ногах. Увидев братьев живыми и невредимыми, Юэ Лэй долго не мог понять, что произошло, а поняв, воздел руки к небу. — Спасибо учителю Бао Фан-цзу за спасение! Уж завтра-то мы обязательно отомстим лысому ослу Пуфыну! — скрежеща зубами от злости, грозились Ню Тун и Хэ Фын. — Вам нужно несколько дней отдыхать, — остановил их Юэ Лэй. — Колдун хитер и коварен. Придется пока выставить табличку об отмене боев и подумать, как одолеть монаха. — При твоем отце я наводил страх и на чжурчжэней, и на озерных разбойников, а ты едва стал полководцем, и уже трусишь! — возмутился Ню Гао. — Стыдно! Пусть мой сын с Хэ Фыном завтра же примут бой! Я тоже поеду с ними. Юэ Лэй не стал спорить. — Хорошо, подождем до завтра, а там видно будет, — уступил он и распустил всех на отдых. На следующий день Юэ Лэй созвал было военный совет, как вдруг начальник охраны доложил: — Цзиньский монах опять вызывает в бой. Пылая гневом, Ню Тун и Хэ Фын в один голос стали просить разрешения вступить в бой с монахом. Их поддержали Тан Ин, Юй Лэй и Цзи Чэн-лян. Юэ Лэй хотел отказать, но тут вмешался наставник Чжугэ Цзинь: — Господин юаньшуай, разрешите им сразиться с Пуфыном! Неужели пятеро не выстоят против одного? К тому же за ними будет наблюдать полководец Ню Гао. Получив согласие юаньшуая, пятеро друзей, не медля ни минуты, покинули лагерь. Пуфын сразу понял, что ему не устоять, и подбросил в воздух свою жемчужину к небу взвилось черное облако. — Ну, берегитесь моего сокровища! — крикнул волшебник. Что это за штука такая?! — воскликнул Ню Гао. — Попробую-ка я ее сбить! Он наложил на тетиву волшебную стрелу, пронизывающую облака, и выстрелил. Черный дым мгновенно рассеялся, и жемчужина Первозданного хаоса с грохотом упала на землю. — Вот так игрушка! — воскликнул пораженный Ню Тун, спрыгивая с коня и поднимая жемчужину. — Ну, теперь ты, лысый осел, сам отведаешь своего сокровища! И юноша подбросил жемчужину в воздух. Но, пробитая стрелой, она лишилась чудодейственной силы, и Пуфын легко поймал ее рукой. В это время налетел Юй Лэй и молотом так огрел монаха по плечу, что тот кубарем полетел с коня. Ню Тун занес было меч, чтобы отрубить ему голову, но волшебник мгновенно прикрылся золотым сиянием и унесся прочь. Молодые воины не стали его преследовать, собрали войска и с победным барабанным боем вернулись в лагерь. Менаду тем Пуфын смазал рану чудодейственным лекарством, и боль сразу утихла. Затем он отправился к Учжу и сказал: — Я сражался с южными варварами, но они одолели меня и уничтожили волшебную жемчужину. — Одна неудача за другой! — сокрушался Учжу. — И когда же я наконец овладею Сунской империей?! — Успокойтесь, повелитель, — сказал Пуфын. — Сегодня вечером я отомщу им за свое поражение. — Южные варвары очень злы, наставник! — покачал головой Учжу. — Как же вы им отомстите? — Когда-то мой учитель подарил мне волшебное сокровище: пять тысяч четыреста восемь горбатых драконов, которые могут увеличиваться и уменьшаться в размерах. Человеческий мозг — их самое любимое лакомство. Сейчас они сидят у меня в бутыли. Сегодня вечером я сотворю заклинание, выпущу их, и они съедят все сунское войско. На радостях Учжу устроил пир: теперь он был уверен в успехе. Вдвоем с монахом они сидели друг против друга на циновке и угощались до самого вечера. Когда начало смеркаться, Пуфын вернулся в свой шатер, достал бутыль с драконами и, произнеся над ней заклинание, вынул пробку. Послышалось жужжание, и из бутыли роем вылетели драконы. В одно мгновение они увеличились до огромных размеров. Тела их блестели золотой чешуей, из разинутых пастей кинжалами торчали острые клыки. Лязгая зубами, они полетели в сторону неприятельского лагеря. От их чешуи небо озарилось золотистым сиянием. Казалось, зажглось множество фонарей и факелов. — Что это за огни? Уж не собираются ли чжурчжэни напасть на нас? — удивились сунские воины и побежали докладывать юаньшуаю о невиданном зрелище. Едва взглянув на небо, Чжугэ Цзинь горестно вскрикнул: — Беда! Спасайтесь! Горбатые драконы ураганом обрушились на тыловой лагерь. Они хватали воинов, откусывали им ноги, отрывали головы, грызли кости, пили кровь. Объятые ужасом, уцелевшие воины без передышки пробежали больше шестидесяти ли. Лишь к пятой страже Пуфын сотворил новое заклинание и собрал драконов. Потери были ужасны: погибло восемнадцать тысяч человек! — Откуда взялись такие свирепые чудовища? — недоумевал Ню Гао. — Это дело рук Пуфына, — пояснил Чжугэ Цзинь. — Хорошо, что мы вовремя спохватились, а то урон был бы еще больше! Но я знаю, как победить этих драконов и захватить самого Пуфына. По его приказанию воины наполнили чаны кровью зарезанных свиней и собак, запаслись хворостом, подготовили огневое зелье. Три тысячи стрелков переоделись во все черное, вооружились луками и огненными стрелами. Пять тысяч воинов получили приказ вернуться на прежнюю стоянку и выкопать ров шириной в полтора чжана, глубиной в один чжан и два чи и длиной в двадцать пять чжанов. За ночь все приготовления были закончены. В ров набросали огневого зелья, прикрыли его сухим хворостом, а сверху обрызгали свиной и собачьей кровью. Три тысячи стрелков в черном сели в засаду — они должны были огненными стрелами поджечь зелье во рву, как только драконы попадут в ловушку. Приближался рассвет. Цзиньский даос Пуфын вновь открыл бутыль и выпустил горбатых драконов. Почуяв запах крови, чудовища ринулись в ров. По сигналу из пушки воины открыли стрельбу огненными стрелами. Вспыхнуло огневое зелье, запылал хворост, пламя взметнулось к небу. Пуфын поспешно сотворил заклинание, надеясь вернуть драконов, но они, напившись крови нечистых животных, не смогли подняться в воздух и все до единого сгорели. Пуфын был ранен тремя стрелами. Добежав до лагеря, он извлек наконечники стрел из ран и смазал их целебной мазью. «И меня побили, и драконов уничтожили! — сокрушался он. — Как же теперь явиться на глаза Учжу? Лучше уйду в горы, добуду еще какое-нибудь сокровище, тогда и отомщу врагам». И монах тайком покинул лагерь, так и не повидав Учжу. А потомки сложили в честь Чжугэ Цзиня такие стихи: Все совершенства включало в себя Искусство ведения боя, Мало таких, кто бы мог овладеть Таинствами героя. Благодаренье смекалке его, Хитрости, равной отваге: Запахом крови влекомый, дракон Умер в глубоком овраге! Если вы не знаете, что произошло после этого, то прочтите следующую главу. Глава семьдесят шестая Шанъшито преграждает путь обозу у подножья хребта. Ян Цзи-чжоу вступает в бой с цзиньским полководцем Клянутся благородные сердца Исправить заблужденья прошлых лет, Опять высок героев ратный пыл, Смерть презирая, вновь идут в сраженья. И желтый, возродившийся, дракон[71 - То есть китайский император.], Познавший много горечи и бед, У Ялуцзяна ныне отомстит[72 - В эпоху Сун река Ялуцзян находилась на территории чжурчжэньского государства.] Врагам, топтавшим сунские владенья! Бессильная ярость охватила цзиньского полководца, когда он узнал о бегстве монаха. Но Учжу ничем не выдал своего настроения, только послал ко двору чиновника с просьбой прислать подкрепление. На следующий день Юэ Лэй повел в наступление огромное войско. Учжу пришлось принять бой. Как ни многочисленно было его войско, но и оно не выдержало одновременной атаки противника со всех сторон. Сунские богатыри крушили все, что вставало у них на пути. Казалось, будто С четырех сторон Нависли тучи, И с восьми сторон Несутся смерчи, Путь суровый Армии могучей Доблестью И храбростью отмечен! С палицами мчатся, С булавами — Все вперед, К сраженьям и победам, В латах, Со стальными головами, Воины, Подобные медведям! Рушатся заслоны и преграды, И от крови, кажется, хмельные, Пляшут расписные алебарды, Мечутся, звеня, мечи стальные! А копье — насквозь людей пронзает, И топор — на части рубит тело, Лица — как огонь — Блестят глазами, И земля от крови покраснела… Жизни многих в битве стали прахом, Небо и земля объяты страхом… * * * Смерть над землей нависла, Ясное солнце поникло, В страхе застыло небо — Словно морозом схвачено. Катятся, катятся головы — Словно круглые тыквы, Горы растут высокие Трупов, кровью запачканных! В этом бою цзиньское войско было разгромлено, из пятисот тысяч воинов уцелело меньше половины. Проиграв битву, Учжу с остатками войска бежал без оглядки. Юэ Лэй перешел границу Сунской империи, вступил на землю чжурчжэней и приказал строить лагерь. — Как только запасемся провиантом, погоним Учжу дальше и освободим из плена наших императоров, — говорил он. Когда-то Юэ Фэй написал стихотворение, в котором выразил свои сокровенные мечты. По вине предателей им не суждено было сбыться. Но Юэ Лэй продолжил дело отца, и потомки сложили об этом такие стихи: Героев ратный дух Поднялся к звездным далям, За двух сынов небесных Клялись они отмстить. Пока возвращены Но будут государи, Нам к алтарям небесным Не стыдно ль подходить? Между тем Учжу говорил своим военачальникам: — Придется нам вернуться на родину, собрать новое войско и подумать о мщении. Военачальники согласились с его решением, и войско снялось с лагеря. Через несколько дней подошли к горам, у подножья которых развевались цзиньские знамена. Оказывается, юаньшуай Шаньшито, посланный Учжу, раскинул здесь свой укрепленный лагерь. Выслушав печальный рассказ Учжу, Шаньшито одобрительно заметил: — Вы правильно рассудили, повелитель. Поскорее набирайте войско, я останусь здесь, и как только Юэ Лэй подойдет, постараюсь его разгромить. Вот тогда мы с вами вместе ударим на Линьань. На том и порешили. А теперь продолжим наш рассказ о Юэ Лэе. Когда его войска подступили к горам Цзешань, разведчики доложили: — Господин юаньшуай, цзиньские войска преградили путь. Пришлось остановиться. Узнав о приближении сунских войск, Шаньшито выехал навстречу и стал вызывать на поединок. Гуань Лин первым решил принять бой. — Поезжай, но будь осторожен! — предупредил его Юэ Лэй. Во главе трехтысячного отряда молодой воин выехал на поле боя, придержал коня и смерил взглядом противника с головы до ног. Худощав он, как щепа, Но воинственен и важен, А лицо — черным-черно, Словно вымазано сажей! Волчий вид, В глазах гроза, Жаждут битвы, Жаждут крови, Наплывают на глаза Черные, густые брови. Окрик — громовой раскат, На устах — усмешка злая, Право, это человек Или птица неземная? Уши — словно веера, Взгляд — по-дьявольски лукавый, А кулак — что булава С волосатою оправой! Нос — бутылка, хищный нос, Как у перса, как у зверя, А на скулах — прядь волос, Словно ряд куриных перьев. Лишь белки В его глазах, А зрачков не видно вовсе, Сеет ужас, Сеет страх Этот черт Черноволосый! — Эй, чжурчжэнь, как ты посмел преграждать дорогу нашему непобедимому войску? — крикнул Гуань Лин. — Называй свое имя, чтобы я знал, кому отрубил голову! Шаньшито расхохотался. — Я — Шаньшито, полководец великого государства Цзинь! И охота же тебе лезть на рожон! Неужто ты не видишь, что при сунском дворе хозяйничают продажные сановники, правитель — невежда, и государство ваше скоро развалится? Зачем тебе рисковать жизнью, юнец? Убирайся, пока не поздно, и пусть со мной сразится военачальник постарше. А если тебе жизни не жалко, так назови и ты свое имя, чтобы я знал, кого отправил к Янь-вану! — Довольно хвастаться, жалкий варвар! Я — Гуань Лин, потомок вана Воинственного и Справедливого! А теперь отведай моего меча! — Щенок паршивый! — выругался Шаньшито. — Не слушаешь доброго совета, так вот тебе! Он замахнулся молотом и с сокрушительной силой обрушил его на врага. — Хороший удар! — воскликнул Гуань Лин и прикрылся мечом. Однако Шаньшито был сильнее юноши, и скоро Гуань Лин обратился в бегство. Чжурчжэнь не отставал, кроша все живое на своем пути. Почти все войско Гуань Лина полегло на поле боя, а Шаньшито, одержав блистательную победу, с барабанным боем ушел в свой лагерь. С повинной головой явился Гуань Лин к юаньшуаю. — Когда полководец впервые принимает бой, он должен знать сильные и слабые стороны противника. Иначе он неминуемо потерпит поражение, — сурово отчитал его Юэ Лэй. — Сегодня враг одержал победу, значит, надо принять меры на случай, если он вздумает захватить наш лагерь. Посоветовавшись с Чжугэ Цзинем, Юэ Лэй отдал приказ войску отступить на двенадцать ли. Гуань Лин и Янь Чэн-фан с тремя тысячами человек каждый устроили засаду по обеим сторонам дороги, а Лу Вэнь-лун с тремя тысячами воинов окружным путем вышел к подножью Цзешаньских гор и отрезал врагу путь к отступлению. Сам Юэ Лэй устроил засаду неподалеку от главного лагеря. В сумерки Ляр Синьшань сказал Шаньшито: — После сегодняшнего поражения сунские военачальники в панике. Попробуйте захватить их лагерь, — ручаюсь, победа будет за нами! — Южные варвары хитры и коварны, — возразил Шаньшито. — Поэтому-то наш повелитель Учжу и терпел неудачи. А если они устроят нам ловушку? Лучше воспользуемся приемом «гость превращается в хозяина». Пусть младшие военачальники Фанлинь и Фансюэ с тысячным отрядом каждый пойдут в наступление, а мы с вами устроим засаду и нападем на врага с двух сторон, если он выступит против наших. — Великолепная мысль! — Ляр Синьшань от восторга готов был хлопать в ладоши. Так и сделали. В третью стражу чжурчжэни ворвались в сунский лагерь. В тот же момент ударила пушка, и они повернули назад. Янь Чэн-фан вышел из засады и столкнулся с Ляр Синьшанем. В кромешной тьме завязался жаркий бой. Обе стороны понесли большие потери. Поняв, что победы не добиться, Шаньшито подал сигнал к отступлению. Но тут с тыла на него ударил Лу Вэнь-лун. Бой продолжался почти до рассвета. Шаньшито подсчитал потери — погибло почти тысяча четыреста воинов. Юэ Лэй потерял немногим меньше. Через несколько дней чжурчжэни снова подошли к сунскому лагерю. Янь Чэн-фан принял вызов цзиньского военачальника и с тремя тысячами воинов выехал ему навстречу. Ляр Синьшань в нетерпении уже ждал его у ворот. Он обликом своим Являет диво, Широкоплеч, широкогруд, высок, Свисает с головы Драконья грива, В глазах его — Зловещий огонек… Шлем золотой На солнце ярко блещет, Над ним — Павлинье яркое перо, — Чуть дунет ветерок — Дрожит, трепещет, Переливаясь, словно серебро. В чешуйчатые латы Он закован, Он выглядит цилинем и драконом, Он недоступен стрелам, Прям и горд, Затянут туго Поясом живот. Громадны Сапоги из бычьей кожи, Конь вороной Послушен седоку, Он молнии подобно Мчаться может И все живое топчет на скаку! А веер-меч Узорами украшен, Сжимает рукоять Стальной кулак, Как не признать, Что он и вправду страшен — Такой могучий, беспощадный враг? Противники назвали друг другу свои имена и звания и, осыпая друг друга насмешками, ринулись в бой. Это был замечательный поединок! Описать его можно только в стихах: Сближаются два полководца, На лицах врагов — напряженье, Коней боевых подхлестнули И ринулись к полю сраженья. Один помышляет повергнуть Драконьего логова терем, Линьаньский дворец уничтожить Другой полководец намерен. * * * Меч-веер Прозрачен, как иней, В нем — солнца Слепящие брызги, Расходятся молнией синей От палицы яркие искры. Так бились, Что небо дивилось, Так бились, Что солнце сокрылось, Всю воду моря расплескали, И реки безумными стали! После сорока схваток Янь Чэн-фан понял, что чжурчжэнь сильнее его, и сделал ложный выпад. Ляр Синьшань отпрянул в сторону, а юноша, воспользовавшись минутной заминкой, повернул коня и обратился в бегство. Цзиньский военачальник устремился в погоню, но сильно отстал. Янь Чэн-фан мчался без остановки больше десяти ли, как вдруг увидел на опушке леса двух коней, привязанных к дереву. Возле них на камне сидели два молодца: один с черным, будто измазанным сажей лицом, другой — желтолицый. — Вы кого испугались, полководец? — окликнули они Янь Чэн-фана. — Быть может, вам нужна наша помощь? — Да, за мной гонится чжурчжэнь, — торопливо отвечал Янь Чэн-фан. — А вы кто, позвольте спросить? — Я — Дун Яо-цзун, сын Дун Сяня, — сказал чернолицый. — Со мной Ван Бяо, сын Ван Хэна. Мы ищем юаньшуая Юэ Лэя, хотим ему служить. — А я как раз из его войска! Меня зовут Янь Чэн-фан! Помогите мне побить цзиньского военачальника… Не успел он это сказать, как появился Ляр Синьшань: — Слезай с коня, варвар Янь, и сдавайся! От меня никуда не убежишь! — Стой, чжурчжэнь! Не видишь, Дун Яо-цзун перед тобой! — услышал он в ответ. — Ты откуда явился, черномазый бесенок? — накинулся на него Ляр Синьшань. — Погоди, ты у меня сейчас другое запоешь! С этими словами он обнажил обоюдоострый меч и ринулся на непрошеного заступника. Дун Яо-цзун взмахнул трезубцем. Но разве юноше под силу было справиться с матерым чжурчжэнем? Тогда на помощь ему бросились Ван Бяо и Янь Чэн-фан… Ляр Синьшань хоть и был храбр, но не устоял против трех богатырей и бежал. Юэ Лэй с радостью принял у себя в шатре победителей и устроил пир в их честь. Подвиги обоих юношей были записаны в книгу заслуг. В то время когда в сунском лагере пировали и веселились по случаю новой победы, Ляр Синьшань сидел в шатре Шаньшито и рассказывал ему о своем поражении. Шаньшито не на шутку встревожился. На следующее утро он сам подскакал к воротам сунского лагеря и потребовал поединка с самим Юэ Лэем. Юаньшуай решил принять вызов. — Да стоит ли вам утруждать себя? — возразил Ван Ин. — Разрешите мне схватить этого разбойника! — Поезжай, — согласился Юэ Лэй. Когда молодой воин появился на поле боя, Шаньшито его окликнул: — Ты кто такой? Мне незачем скрывать свое имя! Я — Ван Ин, по прозвищу «Огонек». Сейчас ты меня узнаешь! Он замахнулся на противника мечом, но Шаньшито с такой силой отразил удар, что Ван Ин от страха весь покрылся холодным потом. — Здорово дерешься! Тебя не одолеешь! — воскликнул он и обратился в бегство. Шаньшито устремился в погоню. Огонек был уже на волоске от гибели, но тут, к своему счастью, повстречал провиантский обоз под охраной Ню Гао. — Ты чего испугался, племянник? — окликнул он молодого воина. — Не бойся, я тебе помогу. Он пропустил Ван Ина и преградил путь Шаньшито. — Тебе чего надо, волосатый разбойник? — рассердился чжурчжэнь. — Ступай прочь с дороги! — Я думал, ты настоящий военачальник, а оказывается, ты невежа! Самого Ню Гао не узнал! — Так ты и есть Ню Гао? Тогда попробуй, тяжела ли рука у Шаньшито! — Я из тебя сейчас лепешку сделаю! — Ню Гао ястребом кинулся на врага, но Шаньшито с такой силой ударил алебардой по его саблям, что они отлетели далеко в сторону. — Плохо дело! — вскричал Ню Гао. — Силен чжурчжэнь! Придется мне послать против тебя моего ученика! — Ах ты черномазый! Да какие ученики могут быть у такого труса! — презрительно бросил Шаньшито. — Ты не знаешь обычаев Срединной равнины, чжурчжэнь! У нас всякого человека, сильного духом, считают учителем! Смотри не перепугайся, когда увидишь моего ученика. Вот это силища! Ему и оружие ни к чему: в бою он каждой рукой хватает по врагу, а каждой ногой сбивает сразу двух-трех. Такие, как ты, падают с седла от одного его крика! — Врешь! — рассердился Шаньшито. — Да разве есть в мире такие богатыри? — Если не веришь, подожди здесь — я его сейчас позову. — Пусть будет по-твоему. Только не хитри — от меня все равно не уйдешь. — Настоящий воин всегда держит свое слово… Если ты убьешь моего ученика — честь тебе, но мой провиантский обоз не трогай! — На что мне сдался твой обоз! Я отрубей не ем. Ну, скорее зови своего ученика! — Еду! Только не пугайся, когда его увидишь! Ню Гао подобрал сабли, вскочил на коня и поскакал на восток, раздумывая над случившимся: «Вот так нахвастался на свою голову! Как же теперь доставить провиант в лагерь?» Вдруг впереди он увидел облако пыли — навстречу двигался конный отряд. Ню Гао свернул с дороги. Когда всадники приблизились, Ню Гао узнал в одном из них Ван Ина. Рядом с ним гарцевал на коне какой-то незнакомец. Облаченный В шелковый халат, Полководец Ослепляет взгляд. Был из серебра Умело кован Круглый шлем С танцующим драконом, — Кован так, Что светится дракон, Докрасна Как будто накален. А под шелком Яркого халата — Белые узорчатые латы. Этих лат Прозрачна белизна, Словно в них Купается луна. Седоку И конь его под стать — Может даже Солнце обогнать; Снег зимой Из-под его копыт Белым смерчем В небеса летит. Так отточен Богатырский меч, Что пушинку Можно им рассечь. Так сверкает, Что собой затмил Даже блеск Сияющих светил! Дунет ветер, Если им взмахнешь, — И людей Охватывает дрожь! Не воскрес ли Из умерших Люй? Не вернулся ль К жизни Се Жэнь-гуй?[73 - Люй (Люй Вэнь-хоу) — полководец эпохи Хань. Се Жянь-гуй — полководец эпохи Тан.] Внимательно приглядываясь к юному богатырю, Ню Гао подумал: «Говорят, будто сын Ян Цзай-сина обосновался в горах Цзюлуншань. Видно, он узнал, что Юэ Лэй поднялся в поход на север, и идет ему на помощь». — Эй, племянник! — окликнул он Ван Ина. — Уж не сын ли Ян Цзай-сина с тобой? — Совершенно верно, — подтвердил Ван Ин и обратился к спутнику: — Это мой дядюшка Ню Гао. — Позвольте спросить, что за герой у чжурчжэней объявился? — поинтересовался Ян Цзи-чжоу. — Ничего не скажешь — свирепый полководец! Советую вам повернуть назад, — сказал Ню Гао. — Назад? — возмутился Ян Цзи-чжоу. — Как бы не так! Я пришел бить чжурчжэней, а не бегать от них! — Ты еще не знаешь, кто такой Шаньшито! Его никто не может одолеть. Когда он захватил мой провиантский обоз, я ему сказал: «Если не пропустишь меня, придет мой ученик Ян Цзи-чжоу, сын Ян Цзан-сина, и расправится с тобой». А он мне в ответ: «Как ни был силен его отец, а и он погиб от наших стрел в речке Сяошанхэ! Так что не стращай меня его сыном! Пусть попробует явиться, и я снесу ему голову с первого удара!» Я не стал с ним спорить и решил в обход пробраться в лагерь за помощью. — Дядюшка Ню, да что вы так расхваливаете этого разбойника! Вы лучше посмотрите, как я сейчас с ним разделаюсь! Вперед, воины! Шаньшито действительно дожидался обещанного соперника возле того места, где Ню Гао оставил обоз с провиантом. Ню Гао подскакал к нему и крикнул: — Смотри, Шаньшито, вот мой ученик! — Пусть назовет свое имя! — надменно бросил чжурчжэнь. — Имя я свое назову, когда возьму твою голову! — крикнул в ответ Ян Цзи-чжоу. Разъяренный Шаньшито поднял секиру и ринулся в бой. Ян Цзи-чжоу алебардой отразил его удар, и тут же сделал выпад, целясь противнику в грудь. Но всякий раз его алебарда наталкивалась на секиру, а секира встречалась с алебардой. Поистине сошлись два достойных соперника! Один из них — Как будто сам Чэн-ду, Вернувшийся из мертвых в мир людей. Другой — Такой же пламенный герой, Каким считался в древности Дянь Вэй[74 - Чэн Ду (Гун Сунь-шу) и Дянь Вэй — знаменитые полководцы и государственные деятели древнего Китая.]. Один из них С железной алебардой, Она подобна Двум драконам в шторм, Другой, — С позолоченною секирой, — Неистов, Словно тигр перед прыжком… Сверкает алебарда. Конь пришпорен, Драконы, извиваясь, Сквозь валы Плывут вперед, Вступая в схватку с морем, И все дивятся: Как они смелы! Секира Поднялась над головою: То вырвался Из пасти тигра рев, И дунул ветер, Над ущельем воя, Застыли горы, В страхе присмирев… Так бились, Что на небе тучи, хмурясь, Вдруг наползли На чистую лазурь И, пляске черной смерти повинуясь, На мир земной Обрушили грозу! Долго сражались богатыри, и ни один из них не уступал другому. Наконец Ню Гао не вытерпел и крикнул: — Эй, Шаньшито, мне некогда! Я ухожу. Его воины пробились сквозь вражеский строй и увели обоз. Шаньшито хотел было преследовать Ню Гао, но Ян Цзи-чжоу и Ван Ин с новой силой насели на него. Чжурчжэням пришлось бежать. Ян Цзи-чжоу и Ван Ин догнали Ню Гао и вместе с ним добрались до своего лагеря. Молодой юаньшуай радушно принял Ян Цзи-чжоу и устроил пир в его честь. А Шаньшито, вернувшись в свой стан, ломал голову над тем, как бы ему разгромить сунскую армию. В это время телохранитель и доложил ему о прибытии Пуфына. «Повелитель рассказывал мне, что совсем недавно сунские военачальники побили этого монаха и он скрылся. Что привело его сегодня ко мне?» — с недоумением подумал Шаньшито и распорядился: — Проси. Телохранитель ввел даоса. Не его ли приход стал причиной тому, что зеленая трава и желтый песок обагрились кровью, а солнечный день обратился в непроглядную ночь? Поистине: Когда же в небесах и на земле Наступит наконец-то век спокойный? Когда же позабудется пора Тигровых схваток и войны драконьей? Если вы не знаете, какой колдовской прием Пуфын предложил Шаньшито и как он снова разгромил сунские войска, то прочтите следующую главу. Глава семьдесят седьмая Жемчужина Черного ветра приносит смерть четверым военачальникам. Лента Белого дракона берет в плен отважного воина Увядшие травы. Туман голубой. Блуждающих признаков тени. Горючие слезы у старых могил Скорбящих паломников душат. О, сколько их было, кто жизни отдал, В ком родины было спасенье! Доныне над полем сражений былых Витают печальные души… Шаньшито и Ляр Синьшань приветствовали монаха со всеми полагающимися церемониями. Первым заговорил Шаньшито: — Недавно наш повелитель рассказывал, будто сунские воины лишили вас драгоценной жемчужины и горбатых драконов. Что же теперь привело вас ко мне, наставник? — Неужто вы подумали, что у меня не хватило сил справиться с этими юнцами? — улыбнулся даос. — Просто я в пылу сраженья позабыл об осторожности и попался в ловушку. Но ничего! Завтра я перебью этих молокососов и отомщу за свою неудачу! На радостях Шаньшито устроил пир, который продолжался до позднего вечера. На другой день Пуфын вывел три тысячи воинов в поле и крикнул сунским военачальникам: — Эй, желторотые! Святой Пуфын здесь! Выходите за своей смертью! Узнав о приходе даоса, Юэ Лэй нахмурил брови. — Господин юаньшуай, что с вами? — с недоумением спрашивали военачальники. — Неужели испугались какого-то монаха? — Вспомните заповедь: опасайся вступать в бой с монахами и женщинами, ибо они порождение сил мрака и пользуются колдовством, — сказал Юэ Лэй. — Неспроста вернулся этот даос. С ним надо держать ухо востро. — Разумные суждения, — подхватил Чжугэ Цзинь. — Сейчас самое лучшее — выставить табличку об отмене поединков. — Это нам, богатырям, бояться монаха, да еще битого?! — накинулся на него Цзи Цин. — Ты, бычий нос, настоящий трус! А еще хочешь быть военным наставником! Да я один голыми руками схвачу этого колдуна, чтобы посрамить тебя! — Правильно, брат, — поддержали его Лян Син, Чжао Юнь и Чжоу Цин, — не пристало нам прятаться от врага! — Только не горячитесь! — вмешался Ню Гао. — Я тоже поеду и буду прикрывать вас в бою. Не дожидаясь разрешения Юэ Лэя, пять его старых военачальников вооружились и покинули лагерь. Чжугэ Цзинь с досады топнул ногой: — Монах задумал какое-то новое колдовство! Господин юаньшуай, прикажите отменить бой! — Не могу. Они — братья моего отца, приказывать им я не вправе, — вздохнул Юэ Лэй. — Будем надеяться, что все обойдется благополучно. Ведь с ними Ню Гао. На всякий случай пошлем им вслед Лу Вэнь-луна, Гуань Лина, Ди Лэя и Фань Чэна. А в это время Цзи Цин с братьями появился перед строем. Завидев противников, Пуфын крикнул: — Стойте, сунские военачальники! Я с вами драться не буду! Зовите самого Юэ Лэя. — Ишь чего захотел, недобитый пес! — выругался Цзи Цин, хлестнул коня и ринулся навстречу монаху. — Погоди у меня, паршивый варвар! — пригрозил Пуфын и взмахнул волшебным посохом. Дубинкой Волчий зуб Цзи Цин легко отразил удар и сам сделал выпад. Раз десять сходились противники, и никто из них не мог взять верх. Тогда на помощь Цзи Цину устремились Чжао Юнь, Лян Син и Чжоу Цин. Пуфын незаметно вытащил из поясного мешочка волшебную жемчужину Черного ветра и подбросил ее в воздух. Над головами сражавшихся взвилось черное облачко. Потом оно превратилось в грозные тучи, из которых посыпались железные градины величиной с чайную чашку. В мгновение ока Ню Гао выхватил стрелу пронзающую облака и выстрелил. Тучи исчезли, а жемчужина упала на землю. Но спасти братьев Ню Гао все же не успел — четверо отважных уже были мертвы. Недаром говорится: Разбиться может глиняный кувшин, Ударившись о твердый сруб колодца. Отважный полководец может пасть, Раз такова судьба у полководца! Пуфын отправил своих воинов рубить головы убитым, но в это время на него налетели сунские военачальники, и пока шла битва, сунские воины подобрали трупы и унесли. Даос вызвал золотое сияние, превратился в невидимку, и Ню Гао не стал его преследовать и приказал отходить. В сунском лагере все были повергнуты в скорбь. Цзи Чэн-лян горько плакал над телом отца. После щедрых жертвоприношений героев похоронили на высоком холме у подножья гор. Через два дня Пуфын вновь подступил к воротам лагеря. Цзи Чэн-лян рвался в бой — он мечтал поскорее отомстить монаху. — Успокойся, дорогой брат! — убеждал его Юэ Лэй. — Волшебник коварен, нам с военным наставником надо подумать, как его победить. — Не могу жить под одним небом с убийцей отца! — твердил Цзи Чэн-лян, разражаясь горестными рыданиями. Многие военачальники возроптали: — Что же это такое, господин юаньшуай? Если мы будем бояться врага, то никогда не освободим императоров. Мы хотим сражаться! Обещаем вам схватить злодея и отомстить за гибель ваших дядюшек! Юэ Лэю пришлось уступить. Он сам вывел войско из лагеря, чтобы наблюдать за боем. Завидев противника, Пуфын поднял посох, и его воины осыпали сунов бранью и оскорблениями. Цзи Чэн-лян взмахнул секирой и ринулся в бой. За ним стеной пошли на монаха и братья. Пуфын поспешно отступил, вытащил из мешочка волшебный флажок Черного ветра и поднял над головой. Через мгновение флажок сильно вытянулся. Монах взмахнул флажком, и над землей пронесся ураган: черные тучи закрыли солнце, вихрем закружилась пыль, поплыл густой туман. Наступила такая тьма, что невозможно стало разглядеть пальцы на собственной руке. Из туч на сунских воинов обрушился крупный град. Люди кричали от боли и тщетно искали укрытия. По знаку Пуфына чжурчжэни перешли в наступление. Войско Юэ Лэя в панике бежало. Одержав победу, Пуфын собрал воинов и ушел в лагерь. Отступив почти на тридцать ли, Юэ Лэй приказал остановиться. Подсчитали потери — погибло больше тысячи воинов! Всем военачальникам удалось спастись, но многие были ранены: у кого разбит нос, у кого выбит глаз, у кого рассечена голова. Юэ Лэй распорядился отправить раненых на лечение и построить на подступах к лагерю заграждения, чтобы уберечься от внезапного нападения врага. Расстроенный Юэ Лэй говорил военному наставнику: — Вот беда! Ничего нельзя сделать с этим монахом! — Не расстраивайтесь, господин юаньшуай, — успокаивал его Чжугэ Цзинь. — Я знал, что на этот раз наше войско потерпит поражение. Но, поверьте, через несколько дней явится мудрец и поможет нам одолеть волшебника! И верно, через три дня воины доложили: — Господин юаньшуай, какой-то даос у ворот просит, чтобы его впустили. Называет себя учителем полководца Ню… Юэ Лэй вместе с Ню Гао вышли встречать даоса и пригласили его в шатер. После обычных приветственных церемоний Ню Тун и Хэ Фын поблагодарили праведника за свое спасение. — Бедный даос далек от людских дел, и не подобало бы ему прикасаться к мирской грязи, — сказал Бао Фан-цзу. — Но сейчас Поднебесной правит достойный государь, который возвеличил Сунскую империю и послал юаньшуая в поход на север. Злой монах преградил путь победоносному войску, вот я и пришел на помощь. Юэ Лэй почтительно поднес Бао Фан-цзу печать юаньшуая, грамоту на право командования войсками и сказал: — Я глупый невежда и понимаю, что незаслуженно получил высокую должность. Какой я полководец, если меня победил безвестный цзиньский монах! Счастье для государя, что вы, учитель, снизошли в наш бренный мир! Прошу вас отныне командовать войском! — Что вы говорите, юаньшуай! — запротестовал Бао Фан-цзу. — Да разве я достоин такой чести? Я просто хотел рассказать, кто этот цзиньский монах. Он носит шапку Семи звезд, больше тысячи лет поклоняется Северному ковшу и за это получил власть над стихиями. Недавно ваши полководцы ранили в бою сына одного из могущественных духов, и теперь монах мстит за него. Одолеть Пуфына можно только с помощью волшебства… Господин юаньшуай, прикажите воинам снова перенести лагерь к подножью гор, и если монах вздумает затеять бой, я с ним быстро разделаюсь. Юэ Лэй угостил праведника и тут же отдал приказ перенести лагерь на прежнее место. На следующее утро Шаньшито и Ляр Синьшань держали совет с Пуфыном. — Сунские войска отступили. Почему бы нам не захватить Срединную равнину до возвращения Учжу? — предложил монах. Но не успел он закончить эти слова, как воины доложили, что сунские войска опять расположились у подножья гор. — Ну и глупцы! — усмехнулся Пуфын. — Хотят, чтобы я перебил их всех до единого! И он опять повел чжурчжэней в наступление. — Эй, кто там захотел смерти? — закричал он, подъезжая к воротам вражеского лагеря. — Выходи биться со святым! — Лысая образина! Тебе, видно, надоело носить голову на плечах! — Ню Тун разразился бранью и, обнажив меч, бросился на врага. — Зазвенел металл — это меч Ню Туна ударился о посох Пуфына. У монаха чуть не отнялась рука, и он повернул назад. — Эх ты, святой! — расхохотался Ню Тун. — Как видишь, Рыжего Демона запугать трудно! Пуфын на скаку вытащил из мешочка жемчужину Черного ветра и подбросил в воздух. Но жемчужина, уже пораженная стрелой пронзающей облака, потеряла волшебную силу, и тут же упала на землю, рассыпавшись водяными брызгами. — Колдовство-то твое не помогает! — издевался Ню Тун. Убедившись, что от жемчужины пользы не будет, волшебник выпустил в Ню Туна заколдованную стрелу. Но и стрела не достигла цели — откуда ни возьмись появился даос и поймал ее рукой. Пуфын рассвирепел: — Что еще за чародей объявился? Подняв посох, Пуфын бросился на даоса, но тот быстро отступил, — пришлось опять сражаться с Ню Туном. — Ну, на этот раз колдун от нас не уйдет! — закричали военачальники и все разом напали на Пуфына. Тогда цзиньский монах взмахнул флажком Черного ветра. Налетела буря, заклубились тучи. Бао Фан-цзу мгновенно вытащил из-за пазухи зеркальце Драгоценного сияния. Золотые лучи брызнули из него, тучи рассеялись, ветер стих. Пуфын был вне себя от гнева. Он потер посох рукой и сотворил заклинание. Посох взлетел в воздух и превратился в десять посохов, десять превратились в сто, сто — в тысячу, и все они обрушились сверху на сунских воинов. Люди в страхе заметались. Тогда Бао Фан-цзу спокойно достал из рукава метелку и тоже подбросил в воздух. Метелка превратилась в тысячу метелок, и они задержали посохи Пуфына. Позабыв о сражении, воины с восхищением следили за необычным состязанием. Пуфын хотел собрать посохи, но Бао Фан-цзу раскрыл левый рукав, и все метелки влетели в него, а посохи превратились в маленькую рыбку, которая упала прямо в руку сунского даоса. Лишившись своих сокровищ, Пуфын хотел бежать под прикрытием золотистого сияния. Он уже стал подниматься в воздух, но подоспел Оуян Цун-шань и ударом секиры сразил волшебника, а Юэ Лэй молотом пробил ему череп. Вот тогда-то Пуфын и принял свой первоначальный облик — превратился в черную рыбу. Гибель даоса привела Шаньшито в ярость. Он занес секиру над головой Оуян Цун-шаня, но Ян Цзи-чжоу помешал ему нанести удар. Однако Шаньшито дрался так яростно, что после нескольких схваток Ян Цзи-чжоу обратился в бегство. — Стой! Куда бежишь? — крикнул Шаньшито. Ян Цзи-чжоу мчался во весь опор, но скоро по звону бубенцов понял, что противник его настигает. Он мгновенно обернулся и сделал выпад, целясь противнику в сердце. Шаньшито не успел уклониться, и алебарда пронзила его насквозь. При виде гибели своего полководца Ляр Синьшань растерялся и на миг потерял самообладание. Лу Вэнь-лун воспользовался этим и вонзил копье ему в горло. Сунское войско перешло в наступление. Почти все чжурчжэни были перебиты, лишь немногим удалось спастись. Об этой битве написаны такие стихи: Накалились богатырские мечи, Реки крови человечьей потекли. Посмотрите: на поруганной земле Столько трупов, сколько в поле конопли! В этой схватке, защищая отчий край, Суны бились, чтоб чжурчжэням дать урок, Значит, пролита была не даром кровь, Обагрившая, омывшая песок… Войско Юэ Лэя перевалило через горный хребет и остановилось на отдых. Бао Фан-цзу говорил Юэ Лэю: — Скоро вам придется остановиться, но вы не унывайте, юаньшуай: счастье на стороне Сунской династии, духи вас поддержат. А пока позвольте бедному даосу проститься с вами и вернуться в горы. Юэ Лэй убеждал праведника остаться, но тот твердо стоял на своем. — Учитель, я бы охотно ушел с вами, но, боюсь, святая жизнь не по мне, — сказал Ню Гао. — Видно, мне придется и остаток жизни провести в заблуждении! Но я прошу вас, учитель, подарите мне волшебную стрелу — она может пригодиться. — Зачем тебе стрела? — улыбнулся Бао Фан-цзу. — Ты и без нее придешь к вершине славы. А вот соломенные сандалии, которые я тебе когда-то подарил, не теряй! — Что вы, учитель! — воскликнул Ню Гао. — Я их всегда ношу за пазухой в мешочке! — Ну-ка, покажи, — попросил даос. — Они, учитель? — лукаво спросил Ню Гао, показывая сандалии. — А ты сам взгляни — они или нет? — улыбнулся даос. — Ню Гао опустил глаза — что такое? В руках у него пара диких уток! Птицы раскрыли клювы, взмахнули крыльями и взмыли в воздух. Бао Фан-цзу расхохотался, уселся на облако и будто растаял! Ню Гао и Юэ Лэй в изумлении смотрели на то место, где только что стоял праведник, и кланялись. Три дня отдыхали воины после жестоких битв, а на четвертый выступили в поход на Муянчэн. Юэ Лэй назначил Оуян Цун-шаня командиром передового отряда в десять тысяч воинов, а в помощники ему дал Юй Лэя и Ди Лэя. Командиром второго отряда был назначен Ню Тун, а его помощниками — Ян Ин и Ши Фын. Вот армия под знаменем дракона, Гремя оружьем, двинулась в поход. Тревожно затрещали барабаны, Вещая, что возмездие грядет. Смертельные пары клубятся в небе, И жаждой битвы воздух напоен. Покрыла землю армия героев — Так туча закрывает небосклон! Вскоре передовой отряд достиг Муянчэна и в тридцати ли от города расположился лагерем. На другой день Оуян Цун-шань с Юй Лэем и Ди Лэем подступил к крепостным стенам. Оборону города возглавлял родственник цзиньского правителя по имени Ваньянь Шоу. Это был богатырь с головой тигра и глазами барса, обладавший храбростью необыкновенной. Излюбленным его оружием был меч Девяти колец. У Ваньянь Шоу были два помощника — Ци Гуан-цзу и Ци Цзи-цзу, сыновья Ци Фана. После драки на арене Поединков они бежали из Линьани и сдались чжурчжэням. Когда разведчики доложили о наступлении сунского войска, Ваньянь Шоу с братьями Ци выступили ему навстречу. Войска противников выстроились друг против друга. — Вы кто такие? — крикнул Ваньянь Шоу. — Как осмелились напасть на мой город? — Я — командир передового отряда великой сунской армии! — отвечал Оуян Цун-шань, — Юаньшуай приказал мне взять Муянчэн. Моя секира не рубит безыменных воинов — назови свое имя, чтобы я знал, кого побью! — Я — Ваньянь Шоу, дядя ныне правящего цзиньского государя. Если ты уйдешь с нашей земли, я оставлю тебя в живых. Будешь бахвалиться, не сносить тебе головы! — Мой юаньшуай ведет войско на север, чтобы освободить из плена двух императоров. Он сокрушает всех врагов на своем пути! Не хочешь ли ты, чтобы я остановился перед твоим ничтожным городишком? — вспылил Оуян Цун-шань. — Лучше подобру сдавай крепость, не то сотрем ее с лица земли и не оставим в живых даже кур и собак! Так ты еще вздумал угрожать! — вскипел Ваньянь Шоу и выхватил меч из ножен. Оуян Цун-шань взмахнул секирой — начался поединок. Трещат барабаны, И клич боевой раздается, На поле сраженья Сходятся два полководца. Инеем светится Белое знамя, Алое знамя Сверкает, как пламя. Стремительны кони — Их даже орел не догонит, А меч — словно тигр! А секира — как гребень драконий… Тигр разъярился, Дракон закружился, Меч заблестел, И топор накалился! Один полководец Прорваться стремится Сквозь крепость и стены Чжурчжэньской границы. Другой полководец — Бесстрашный на редкость — В бою защищает Муянскую крепость. Борются Все кровожадней и злее Два огнедышащих Бешеных змея! Насмерть дерутся, К победе влекомы, — Словно сошедшие С неба драконы! Тридцать раз сходились и расходились противники. Наконец рука Оуян Цун-шаня ослабела, он допустил промах, и Ваньянь Шоу могучим ударом сразил его. Не желая ввязываться в новый бой, он собрал войска и с победным барабанным боем ушел в город. Юй Лэй и Ди Лэй похоронили Оуян Цун-шаня у подножья высокого холма. На смерть героя написаны такие стихи: Погасли звезды грустные, когда пришел рассвет, Земля покрылась инеем — прощаются друзья: С его большим стремлением отчизну защитить Сравнится ли течение Ханьшуй или Чанцзян? Страшны ли волны лотосу и ветер камышу? Бессмертен подвиг воина, сраженного в бою! Священно имя честного и стойкого бойца, Страдавшего и павшего за родину свою! Остыло тело смертное — зато душа жива, Ей суждено бессмертие — о, благородный муж! Не быть ей одинокою в потоках адских вод, Не утонуть в безбрежности морей забытых душ! На следующий день подошел второй отряд под командованием Ню Туна. Юй Лэй и Ди Лэй встретили его и сообщили о гибели Оуян Цун-шаня. — Чаша терпения переполнена! — вскричал Ню Тун. — Клянусь, не быть мне человеком в будущей жизни, если я не сровняю с землей этот проклятый городишко! — Не надо горячиться, брат Ню, — успокаивали его военачальники. — Муянчэн все равно будет наш, но для большей верности подождем прихода юаньшуая. Хотя Ваньянь Шоу и выиграл бой, но не радовался: он понимал, что с немногочисленным войском ему долго не удержаться в городе, и поэтому послал гонца в Хуанлунфу с просьбой о помощи. Получив донесение, цзиньский правитель срочно вызвал во дворец своего дядю. — Положение опасное, сунские войска перешли нашу границу. Надо послать приказ юаньшуаю Сиэрда — пусть немедленно идет на выручку, — посоветовал Учжу племяннику. — А я поеду в горы Ваньцзинь. Там в пещере Тысячи цветов живет волшебница Черного духа, она умеет передвигать горы и перемещать моря, властвует над тысячами свирепых рыб-чудовищ. Надо ей поклониться. С ее помощью мы победим любого врага. — Полагаюсь на вас, дядюшка! Выполняя повеление цзиньского правителя, юаньшуай Сиэрда вместе со своей дочерью Си-юнь двинул войска к Муянчэну. Ваньянь Шоу встретил его с почетом, устроил пир. Прибывшие войска расположились лагерем на поле, где в мирное время обучали воинов. На другой день сунские войска подступили к самым городским стенам. Сиэрда облачился в латы, вскочил на коня и вывел войско навстречу противнику. Ваньянь Шоу вместе с братьями Ци взобрался на городскую стену, чтобы наблюдать за сражением. В сунском лагере ударила пушка, заколыхались знамена, — из строя на боевом коне выехал юный военачальник. Он — воплощенье Мужества и силы, Он — жарким сердцем Рвется к облакам, Он — самый гордый, Смелый и красивый, Тяжелое копье — Под стать рукам! Вздымая пыль, Могучий конь понесся, Когда повел рукою господин, За Четырьмя морями Не нашлось бы Такого смельчака, Как Юэ Тин! Под легким шелком Белого халата, Что ниспадает С плеч богатыря, Сияют полированные латы, При свете солнца Искрясь и горя! Недаром славят Люди Юэ Тина, Достоин славы Воин молодой. Но поглядите: Мчится конь ретивый, Мгновение — и разразится бой! — Эй, чжурчжэнь! Сдавайся, если хочешь, чтобы я тебя пощадил! — крикнул Юэ Тин. — Попробуешь сопротивляться — пеняй на себя! Сиэрда тронул коня и двинулся навстречу, величественный и грозный. Низко падают космы На раздутые щеки, Грозно сдвинуты брови, Как пушистые щетки. Темно-красного цвета На руках его кожа — С человеком обычным Это диво не схоже! Словно молнии, очи Мечут яркие искры, Хвост павлиний свисает Надо лбом его низким, Ослепительной яшмой Толстый пояс украшен, В дорогом облаченье Он причудлив и страшен! Спору нет — он отважен, Этот воин бывалый, Перед ним расступились Неприступные скалы, Перед ним задрожали Необъятные земли, Он готов на сраженье За чжурчжэньское племя! — Эй, молокосос, ты как посмел вторгнуться в наши владения? — крикнул Сиэрда. — Называй свое имя и отдавай неразумную голову! — Я — Юэ Тин, третий сын вана Воинственного, юаньшуая великой Сунской династии. — А я, великий цзиньский юаньшуай Сиэрда, получил повеление отрубить тебе голову! Сиэрда был сильным и храбрым, но Юэ Тин не уступал ему. Копье в руке юноши мелькало, как молния. Наконец удары меча чжурчжэня начали слабеть, и Юэ Тин, воспользовавшись этим, проткнул копьем плечо противника. Сиэрда вылетел из седла. Еще удар — и он был мертв. Юэ Тин спешился и отрубил убитому голову. Сунские воины с победным кличем перешли в наступление. Ваньянь Шоу, который с городской стены следил за происходящим, распорядился убрать подъемный мост. На головы наступающих обрушился град камней. Ударами гонгов Юэ Лэй собрал войска. Подвиг Юэ Тина был записан в книгу заслуг. А цзиньские воины подобрали безголовый труп и ушли в город. Си-юнь горько плакала над телом отца. По приказанию Ваньянь Шоу мастер приделал к трупу деревянную голову. Гроб временно поставили в буддийской кумирне. На следующий день Си-юнь, облаченная в траур, вывела войско из города, подступила к сунскому лагерю и потребовала, чтобы Юэ Тин выходил с нею на поединок. Начальник охраны доложил об этом Юэ Лэю, и юаньшуай распорядился приготовиться к бою. Перед строем цзиньских войск появилась девушка-воин. Строен, гибок Стан девичий, Кожа нежная бела, Меч тяжелый ей привычен, А не скучная игла. Лик нефритовый Прозрачен, И хотя она хрупка, — В теремах Себя не прячет, А верхом бесстрашно скачет, Догоняя облака. …А на плечи ниспадает Тонким шелком прядь волос, И дрожит над головою Пестрый фениксовый хвост. Ветерок волнует платье, Нити шелка теребит, А на поясе цветистом Блещут яшма и нефрит… Зарумянилась, как сливы Наливающийся плод, Вся одним желаньем дышит — Отомстить за цзиньский род. Щеки персиком зардели — Не стереть с ее лица Жажды мщения злодею, Что убил ее отца! На поля Равнины нашей Не являлась никогда Та, что этой девы краше Или, как она, горда… Называют героиней Эту деву В царстве цзиней! — Эй, сунские военачальники, выдайте мне Юэ Тина! — крикнула девушка. — Он убил моего отца, и я пришла мстить! Не выдадите — всех перебью, ни одного в живых не оставлю! Разгневанный Юэ Тин выехал из строя: — Не хвастайся, жалкая девчонка! Юэ Тин здесь! С копьем наперевес юноша ринулся на Си-юнь. Но разве могла девушка соперничать в силе с мужчиной? Скоро она обратилась в бегство, и Юэ Тин бросился вслед за ней. Надо сказать, что Си-юнь когда-то встречалась с волшебником, который передал ей два чудесных шарика — шарик Мрака и шарик Света. И вот сейчас девушка незаметно вытащила из мешочка шарик Мрака и на всем скаку метнула его в Юэ Тина. Глаза юноши застлала черная пелена, холодная дрожь пробежала по телу. Потеряв равновесие, он вылетел из седла. Си-юнь хотела отрубить ему голову, но путь ей преградил Фань Чэн. Подоспевшие военачальники быстро подобрали и увезли Юэ Тина. Си-юнь снова и снова бросалась в бой, но, видя, что поражение неминуемо, вытащила шарик Света и метнула его в лицо противнику. Яркая вспышка ослепила юношу, он вскрикнул и кувырком полетел с коня. К счастью, неподалеку оказался У Лянь. Он вскинул алебарду и с криком ринулся вслед за Си-юнь. Девушка обернулась и замерла от восторга: красавец У Лянь, стройный и неотразимый, с первого взгляда поразил ее воображение. Шлем примял Копну густых волос, Хвост павлиний Над затылком виснет, Черные глаза И белый нос, Словно красной тушью Рот написан… Молод и красив собой — Герой! Львиной кожей Туго подпоясан, В латах И в кольчуге золотой Богатырь Действительно прекрасен! То ль не новоявленный Бо Ань[75 - Бо Ань — сановник, живший в царстве Цзин (эпоха Воюющих царств), славился храбростью и красотой.], Что себя прославил в деле ратном? А быть может, С западных небес[76 - Западные небеса — название райского мира будды Амитобу.] В мир земной Спустился бодисатва? «Разве в наших северных землях такого встретишь?» — подумала Си-юнь. — Захвачу-ка я его в плен, увезу в город, и пусть он на мне женится!» Девушка вступила в бой с У Лянем, но после нескольких схваток отступила. — От меня не убежишь! — крикнул юноша, устремляясь в погоню. — И козней твоих я не боюсь! Си-юнь между тем вытащила из-за пазухи пояс Белого дракона и подбросила в воздух: — Держи мое сокровище, южный варвар! Не успел У Лянь поднять голову, как сверху упал белый дракон и связал его по рукам и ногам. Подоспела Си-юнь и стащила юношу с коня. Янь Чэн-фан, Юй Лэй, Хань Ци-лун и Лу Вэнь-лун бросились на выручку другу, но Си-юнь успела уже увезти пленника в город, а воины убрали подъемный мост перед самым носом преследователей. Расстроенный неудачами и потерей У Ляня, Юэ Лэй приказал бить в гонги и сзывать войска. Между тем Си-юнь освободила У Ляня от пояса Белого дракона и велела посадить пленника в клетку. — Отвезите его в тыловой лагерь и хорошенько стерегите! — наказала она четырем воинам. Потом она послала к пленнику свою любимую служанку Цай-хун передать: если он согласен покориться, то она, Си-юнь, выйдет за него замуж и они заживут вдвоем счастливо и богато. У Лянь сперва отказался, но потом в голове его зародилась мысль: «Сделаю вид, что принимаю предложение, а там что-нибудь придумаю». И он сказал служанке: — Передай своей госпоже, что я очень благодарен ей за милостивое обращение, но жениться я на ней не могу. Дело в том, что мы с Оуян Цун-шанем поклялись жить и умереть вместе, а его недавно убил Ваньянь Шоу. Если она позволит мне отомстить за брата, то я не только охотно повинуюсь ей, но и Юэ Лэя уговорю сдаться. А пока жив Ваньянь Шоу, о женитьбе не может быть и речи. Цай-хун передала его слова своей госпоже. Си-юнь заколебалась: красавец У Лянь завладел всеми ее помыслами. Как раз в этот момент ей доложили: — От Ваньянь Шоу прибыл чиновник с властным флажком: юаньшуай требует обезглавить пленного. Обеспокоенная таким оборотом дела, Си-юнь велела передать посланцу: — Юэ Тин убил моего отца, и я еще не отомстила за его смерть. Как только убийца будет схвачен, я принесу головы обоих в жертву душе отца. Пришлось чиновнику уехать ни с чем. Ваньянь Шоу был вне себя от бешенства: — Паршивая девчонка! Стоило ей чуть отличиться, и она уже меня в грош не ставит! Ну, ладно, завтра я выйду в бой, схвачу сразу двух пленных и как следует пристыжу эту зазнайку! Минула ночь. На следующее утро начальник охраны докладывал Ваньянь Шоу: — Какой-то сунский военачальник подошел к городу и вызывает в бой. Ваньянь Шоу выступил из города вместе с братьями Ци и послал гонца к Си-юнь: — Пригласи эту барышню — пусть посмотрит, как я буду сражаться! Си-юнь не замедлила явиться. Ее войско выстроилось возле подъемного моста. Девушка видела, как Ваньянь Шоу с обнаженным мечом промчался по мосту, громко крича: — Эй, южные варвары! Выезжай, кто не боится смерти! Еще не смолк его голос, как в сунском лагере ударила пушка, и перед неприятельским строем появился военачальник на огненно-рыжем коне. — Встречай Лу Вэнь-луна и слезай с коня! Ваньянь Шоу помчался ему наперерез. Начался поединок. Скрестив оружье, Полководцы эти Пример являют Силы и дерзанья, Тот и другой Полны презренья к смерти. Чем кончится Такое состязанье? Прославлены деяньями своими, Народа силы олицетворяя, Тот — защищает цзиньского владыку, А этот — императора Китая! Один подобен бешеному тигру, Вступающему с леопардом в спор, Другой — как лев Со вздыбленною гривой, Меж узких скал Спускающийся с гор. Небесные светила в небе гасли, Весь небосвод, нахмурившись, поник, А два богатыря сражались насмерть За честь и славу царственных владык! Долго бились они, и Ваньянь Шоу вконец обессилел. — Сестрица, помоги! — взмолился он. Си-юнь сделала вид, будто не слышит; пришлось Ваньянь Шоу повернуть коня, но у подъемного моста его настиг Лу Вэнь-лун. Его копье блеснуло будто молния, и мертвый чжурчжэнь полетел в ров с водой. По знаку Лу Вэнь-луна его воины перешли в наступление. Си-юнь приказала убрать подъемный мост и осыпать противника стрелами из луков и самострелов. Ци Гуан-цзу и Ци Цзи-цзу так и не добрались до города — погибли под копытами сунских коней. Из трехтысячного отряда чжурчжэней в живых не осталось ни одного воина. Лу Вэнь-лун вернулся в лагерь, оглашая окрестность победным барабанным боем. Юэ Лэй записал герою великий подвиг, наградил его воинов. В город был послан лазутчик разузнать о судьбе У Ляня. А в это время в Муянчэне происходило следующее. Едва Си-юнь возвратилась в город, как навстречу ей с рыданиями бросилась Жуй-сянь, дочь убитого Ваньянь Шоу. Си-юнь спешилась, взяла девушку за руку и принялась ласково ее утешать: — Не надо убиваться. Я завтра же отомщу за вашего отца. Она вытерла девушке слезы и приказала служанкам проводить ее домой, а сама отправилась в лагерь, радуясь в душе, что теперь-то У Лянь принадлежит ей! — Передай нашему пленнику, что Ваньянь Шоу убит, — наказывала она служанке Цай-хун. — Скажи ему, что я видела это своими глазами. Ваньянь Шоу просил у меня помощи, но я не стала его спасать. Пусть готовится: сегодня вечером сыграем свадьбу! Но получилось так, что Повстречать Сян-вана фее На Янтае не пришлось, Не предался князь упрямый Сладким снам, блаженству грез… Если вы не знаете, чем окончились приключения У Ляня, то прочтите следующую главу. Глава семьдесят восьмая Ши Цинь берет в плен волшебницу Черного духа. Ню Гао в поединке побеждает Ваньянь Учжу Она себе не знала равных. Любви и нежности полна, Она хотела, чтобы ветер Подул, коснувшись чистых струй. Увы! Сян-ван в горах Ушаньских Не покорился чарам сна, Хотя в стихе о Гао-тане Иное говорил Сун Юй! Итак, продолжим наш рассказ о служанке Цай-хун, которая с жаром убеждала пленного: — Моя барышня не стала спасать Ваньянь Шоу только ради вас. Почему бы вам не жениться на ней? Сегодня счастливый день, сыграете свадьбу, а завтра получите печать юаньшуая. Радость и печаль смешались в душе У Ляня: наконец-то его брат Оуян Цун-шань был отмщен! Но зато Си-юнь по-прежнему не оставляла его в покое. — Твоя барышня оказала мне огромную услугу, и долг велит повиноваться ей, — подумав, сказал он. — Но женитьба — дело серьезное, здесь надо все обдумать. Если мы поженимся наспех, без сватовства, без сговора, над нами же люди будут смеяться. Пусть барышня известит юаньшуая Юэ Лэя, чтобы он прислал свата. Когда служанка передала Си-юнь ответ молодого человека, та призадумалась: на поддержку Юэ Лэя трудно было рассчитывать. Но потом ей в голову пришла счастливая мысль: «А что, если захватить в плен какого-нибудь сунского военачальника и приказать ему быть сватом? Уж тогда-то У Ляню придется подчиниться!» Наутро девушка велела досыта накормить воинов и по пушечному сигналу повела отряд к сунскому лагерю. А сейчас вернемся к Юэ Лэю. Хотя он и одержал победу, настроение у него было невеселое: Муянчэн по-прежнему не был взят, о судьбе У Ляня ничего не удавалось узнать. Лазутчики, посланные в город, так и вернулись ни с чем. Раненные в бою Юэ Тин и Фань Чэн все еще лежали без сознания. — Прошу вас, не расстраивайтесь, господин юаньшуай, — уговаривал его Чжугэ Цзинь. — Гадание показало, что брат У Лянь — это отражение звезды Радости, так что никакая опасность ему не грозит. Кроме того, скоро нам на помощь придет великий человек, который поднимет боевой дух наших воинов. А боевой дух чжурчжэней, наоборот, упадет. Вспомните: как ни коварен был монах-волшебник, он не смог разбить наше могучее войско. Нам ли бояться какой-то девчонки? Появление начальника охраны прервало их беседу: — Си-юнь подошла к воротам и вызывает на поединок. Юэ Лэй вывел войска из лагеря и построил в боевой порядок. Си-юнь выехала из строя и мягким приятным голосом крикнула: — Сунские военачальники! Кто хочет смерти, выходи! Схватить девушку вызвался Цзи Чэн-лян. Он взмахнул секирой, подхлестнул своего черногривого коня и устремился вперед. — Стой, дикарка! Его свирепый вид испугал Си-юнь, и она не решилась ввязываться в бой. Вытащив из мешочка шарик Мрака, она метнула его в лицо противнику. Холод пронизал юношу, и он упал с коня. Ло Хун с копьем наперевес устремился на Си-юнь, а другие военачальники тем временем подобрали и увезли Цзи Чэн-ляна. Тогда Си-юнь бросила в лицо Ло Хуну шарик Света. Пламя опалило брови и волосы юноши, он упал. Си-юнь подняла меч, чтобы отрубить ему голову, но в это время на нее налетел Ню Тун: — Стой, девчонка! Рыжий Демон здесь! От неожиданности Си-юнь вскрикнула. — Из-под каких замков вырвался этот злой дух?! — Злой дух, говоришь? — рассмеялся Ню Тун. — Ну что ж, будь второй женой злого духа! Моя первая жена — тоже колдунья, когда-то метко бросалась булыжниками, а потом я ее усмирил. Из вас двоих получилась бы замечательная пара! — Замолчи, дьявол! — рассердилась Си-юнь и замахнулась мечом. Ню Тун легко отразил ее нападение. Скоро девушка убедилась в том, что ей не одолеть противника, вытащила пояс Белого дракона и подбросила в воздух: — Вот тебе, злой демон! Посмотри на мое сокровище! Не успел Ню Тун опомниться, как пояс крепко стянул его руки. К счастью, друзья подоспели вовремя и спасли Ню Туна. Сунские воины осыпали чжурчжэней стрелами и заставили их отступить. Возвратившись в лагерь, братья попытались освободить Ню Туна от пояса Белого дракона, но он словно прирос к нему. Попробовали разрезать пояс — нож не брал волшебную ткань. Наконец юаньшуай написал объявление и вывесил его у входа в лагерь: «Кто сможет снять пояс с моего военачальника, получит в награду тысячу лян серебра». Откликнулся ли кто на этот призыв — расскажем ниже. А сейчас речь пойдет о Си-юнь. Хотя она и одержала победу, но никого из вражеских военачальников ей захватить не удалось, и она возвратилась в лагерь расстроенной. — Барышня, так драться, как деретесь вы, бесполезно, — говорила ей Цай-хун. — Сунов много, и они всегда своего отобьют. Вы лучше завлеките противника в безлюдное место, а там и делайте с ним, что хотите, — все равно на помощь ему никто не поспеет. — Хоть ты у меня и глупа, но сейчас дала дельный совет! — похвалила Си-юнь служанку. — Завтра у меня будет сват, и тогда У Ляню от свадьбы не отвертеться. Вечером Си-юнь выпила вина, чтобы назавтра встать бодрой и сильной, и легла спать пораньше. А сейчас расскажем об У Ляне, которого до сих пор держали в клетке. Стражники знали, что Си-юнь решила выйти за него замуж, и поэтому старались заранее снискать расположение своего пленника: мало ли что, а вдруг он будет их господином! Стражники угощали У Ляня изысканными яствами, вином, но он держался недоверчиво и только спрашивал: — Как сегодня прошел бой? — Госпожа победила одного, а другого связала. Не повезло ей — пленного отбили… Завтра опять будет драться! — Скорее бы она захватила свата! — сказал У Лянь. — Обещаю вам, как только мы поженимся, вы получите богатые подарки!… Ну, а что я могу сделать для вас сейчас? Если можете, купите вина и угостите меня! — Это можно! — обрадовались воины. — У нас в Муянчэне нет вина, но кумыс здесь делают очень крепкий! Мы вас угостим, только не забудьте нас, когда будете юаньшуаем. — Вас не обойдут! — пообещал У Лянь. Стражники захлопотали: один принес лепешек, другой — баранину, третий — кумыс. Пленника выпустили из клетки, сняли кандалы с его рук и принялись угощать. — Благодарю вас за доброту! — говорил растроганный У Лянь. — Выпейте же по чашке за мое здоровье! — Да разве мы посмеем?! — Пейте, пейте! Я ваш пленник, а это все равно что брат! Нам нечего церемониться! Чжурчжэни были на седьмом небе от радости: пили, ели и веселились. Постепенно хмель одолел их, и они завалились спать. «Надо сейчас же бежать, потом будет поздно», — подумал У Лянь и незаметно выскользнул из лагеря. Но куда идти? Кругом все чужое и незнакомое! В темноте послышались шаги — приближался ночной дозор чжурчжэней. У Лянь в страхе озирался по сторонам. Слева он различил невысокую каменную ограду и недолго думая перескочил через нее. За оградой раскинулся сад. Среди деревьев и кустарников виднелись беседки, башни и терема. У Лянь пробрался в прихожую одного из строений. Во внутренней комнате горел светильник. Молодой человек заглянул внутрь — никого. Но вдруг неподалеку послышались голоса. Бежать было поздно. У Лянь вскочил в комнату и юркнул под кровать. В комнату вошла Жуй-сянь, дочь Ваньянь Шоу, с двумя служанками. Она только что приносила жертвы в родовом храме и была очень расстроена — по щекам ее все еще катились слезы. — Не скорбите, барышня, — утешали ее служанки. — Отца вам все равно не воскресить, а свое здоровье поберечь надо. Мы разузнали, что задумала Си-юнь. Она вас обманула. Сунский военачальник, которого она взяла в плен, очень красив. Она решила выйти за него замуж, поэтому и не захотела выдать его вашему отцу. Плакать сейчас бесполезно, надо подумать, как ей отомстить! — Ну, погоди! Вот пожалуюсь государю, так он эту подлую тварь прикажет на куски изрубить! — с ненавистью проговорила Жуй-сянь. У Ляню из-под кровати было хорошо видно, что происходит в комнате. Девушка показалась ему необыкновенной красавицей. Снег еще не растаял, а цветущая слива Уронила листву на холодные камни стены. В каждой ветке ее неподдельная прелесть, В лепестке ее каждом дыханье весны! Тонкий девичий стан ярким поясом стянут, В золотых украшеньях горят огоньки, Стройно нежное тело, гибко юное тело, Как в бамбуковой роще молодые ростки… На щеках ее нежных выступает румянец, Вод осенних прозрачность в бездонных очах, Полукруглые луны слышат сердца биенье, Знают тайные чувства и скрывают печаль. Во дворце Гуаньхань столь прекрасную деву Обитатели неба счесть святою должны, И хотя она смертна, и как все мы — земная, — Отличить ее трудно от богини луны! Утешив барышню, служанки принесли ужин. Но Жуй-сянь ничего не ела, только выпила немного вина, приказала постелить постель и легла. Служанки удалились. Когда девушка уснула, У Лянь вылез из-под кровати и осторожно раздвинул полог. Жуй-сянь лежала раскинувшись, словно опьяненная Ян Гуй-фэй[77 - Ян Гуй-фэй — знаменитая красавица, фаворитка тайского императора Сюань-цзуна (713–755).]. Охваченный страстью, У Лянь рывком сбросил с себя халат, нырнул под парчовое одеяло и крепко обнял девушку. Испуганная Жуй-сянь проснулась: — Караул! Здесь разбойник! — Не кричите, барышня! — тихо сказал У Лянь. — Я не разбойник, а человек, который пришел отомстить Си-юнь за вашего отца! Если вы будете кричать, мне придется вас убить! — Говори, кто ты такой? — приказала девушка. — И не вздумай насильничать! Я лучше умру, чем подчинюсь тебе! — Хорошо, я все скажу, — согласился У Лянь и отпустил девушку. Жуй-сянь соскочила с кровати, накинула на себя одежду, и в руке у нее блеснул меч: — Как ты посмел забраться в спальню благородной девушки? Не ты меня убьешь, а я тебя! Жуй-сянь замахнулась мечом, но У Лянь отвесил ей низкий поклон и воскликнул: — Смирите свой гнев, барышня! Выслушайте меня, а потом решайте. Я — сунский военачальник У Лянь, которого Си-юнь недавно захватила в плен. Я уже приготовился к смерти, но вдруг она через служанку передала мне, что хочет выйти за меня замуж. Я возмутился: собственные удовольствия она ставит выше долга! Как можно помышлять о супружестве, не отомстив за отца? Я ответил ей, что не женюсь до тех пор, пока не отомщу за гибель моего названого брата Оуян Цун-шаня, которого убил в бою ваш отец. Потому она и не стала его спасать! Сегодня мне удалось сбежать от моих стражей. Я случайно попал в ваш сад и спрятался в этих покоях. Видно, так решила судьба! Вы уже лишились невинности, и будет очень нехорошо, если об этом пойдут слухи! Давайте лучше поженимся, убьем Си-юнь, а потом перейдем на сторону сунов. Так мы отомстим за вашего отца и сохраним вашу честь. Девушка опустила голову и погрузилась в задумчивость. «А он, пожалуй, прав, — думала она, украдкой разглядывая У Ляня. — И какой он красавец, какая гордая у него осанка! Он обязательно прославится! А наш цзиньский правитель — развратник, справедливости от него не дождешься. Скоро ему придет конец! Так лучше уж выйду замуж за этого человека — по крайней мере будет у меня опора в жизни!» Девушка вздохнула, отложила меч и промолвила: — Хорошо, я согласна. Только отомстите за моего отца. Если вы не убьете Си-юнь, я умру! — Я сделаю все, что вы требуете! — пообещал обрадованный У Лянь. — Завтра Си-юнь выйдет в бой, а когда будет возвращаться в город, встречайте ее. Я буду в толпе ваших телохранителей и убью Си-юнь, как только она приблизится. Потом мы сдадим Муянчэн юаньшуаю Юэ Лэю, и сунский император наградит нас! Девушка во всем доверилась У Ляню. Она позвала служанок, объяснила им, что произошло, и велела подать угощения. О том, каким удовольствиям в эту ночь предавались молодые люди, рассказывать незачем. А в это время четыре стражника проснулись и обнаружили исчезновение У Ляня. Опасаясь гнева своей госпожи, они никому ничего не сказали и бежали из лагеря. Наутро Си-юнь узнала о бегстве У Ляня и пришла в ярость. Она приказала обыскать весь город, но беглеца и след простыл. Прошел еще один день. Си-юнь с войском вышла из города и направилась к сунскому лагерю с намерением завязать бой. Юэ Лэй приказал выставить табличку об отмене поединков и созвал военачальников на совет. — Незачем нам прятаться! — заявил Юэ Линь. — Ручаюсь, что схвачу эту колдунью! — Девчонка хитра, с ней надо быть настороже! — предупредил Юэ Лэй. С разрешения юаньшуая Юэ Линь выехал в бой. «Еще один красавец явился! — обрадовалась Си-юнь, едва увидев юношу. — Уж его-то я обязательно схвачу и увезу в город!» — Мальчишка, тебе жить надоело? — крикнула она. — Лучше сдавайся, и пусть выходит кто-нибудь постарше мериться со мной силой! — Вот получай, бесстыжая девка! — разразился бранью Юэ Линь и метнул копье. Си-юнь отразила удар, но вскоре повернула коня и поскакала прочь, крича: — Я вижу, мне тебя не одолеть! Не гонись за мной! — Ты мне голову не морочь! Все равно я тебя не боюсь, колдунья! — крикнул Юэ Линь, устремляясь в погоню. Так они скакали почти десять ли, пока не очутились в безлюдном месте. По обе стороны высились горы, между ними извивалась узкая тропа. «Пора действовать!» — подумала Си-юнь, вытащила из-за пазухи пояс Белого дракона и с возгласом: «Вот мое сокровище, варвар!» — подбросила его в воздух. Юэ Линь поднял голову и увидел чудовище. Страх овладел юношей, но почти тут же он услышал голос: — Не бойся, Юэ Линь, я тебе помогу! На склон горы выехал даос верхом на буйволе. Он взмахнул старинным мечом — Белый дракон мгновенно свернулся и нырнул к нему в рукав. — Ты кто такой? — в гневе крикнула Си-юнь. — И как посмел украсть мое сокровище? С поднятым мечом она ринулась на даоса. На помощь старцу поспешил Юэ Линь. Си-юнь поняла, что ей не победить двух противников, и подбросила в воздух шарик Мрака, но даос и его поймал рукавом. Девушку охватил страх. Она метнула в него шарик Света — он тоже сразу попал в рукав! Лишившись волшебного оружия, Си-юнь повернула назад. Жуй-сянь приказала опустить подъемный мост. Но едва Си-юнь въехала под своды ворот, как откуда-то из укрытия выскочил У Лянь и мечом разрубил ее надвое. Та, что прежде, при жизни, Пленяла людей красотой, Стала духом бесплотным, Обиженным горькой судьбой! А в это время Юэ Лэй, обеспокоенный за судьбу младшего брата, двинулся ему на помощь. Какова же была его радость, когда он увидел У Ляня, который держал в руке отрубленную голову Си-юнь! Рядом с У Лянем верхом на коне восседала юная красавица и кричала: — Я сдаюсь сунскому войску! Кто хочет остаться в живых, следуйте за мной! — Сдаемся! Сдаемся! — зашумели чжурчжэни. Лишь очень немногие предпочли спастись бегством. Когда Юэ Лэй вступил в город, У Лянь представил ему свою невесту. Юэ Линь поведал старшему брату о том, как даос пришел ему на помощь, и Юэ Лэй горячо поблагодарил старца. — Позвольте спросить, наставник, откуда вы пришли к нам? — обратился он к даосу. — Как ваше почтенное имя? Вы спасли моего брата и помогли нам взять Муянчэн — это великая заслуга! — Я пришел сюда с Пынлая[78 - Пынлай — остров, на котором, по даосским поверьям, обитают бессмертные.], а зовут меня Ши Цинь, — отвечал старец. — Я случайно увидел, что ваш брат в опасности, и решил ему помочь. Может быть, кто-нибудь из ваших военачальников ранен — я вылечу. Обрадованный Юэ Лэй велел принести Юэ Тина, Фань Чэна, Цзи Чэн-ляна, Ло Хуна и Ню Туна, связанного поясом Белого дракона. Даос, растворив целебную пилюлю в воде, влил жидкость в рот раненым. Юноши мгновенно пришли в себя и поднялись на ноги. — Спасите и меня, учитель! — взмолился Ню Тун. — Этот дьявольский пояс совсем меня задушил! Ши Цинь лишь сделал короткий жест, и пояс сам развязался. Ню Тун поднялся и расправил плечи: — Уф! Руки онемели! Ну-ка, дайте я изрублю эту чертову тряпку! Он выхватил меч из рук одного воина и с остервенением принялся рубить материю. Но усилия его были напрасны! — Что за чудо! — воскликнул удивленный Юэ Лэй. Даос вытащил из рукава еще один такой же пояс и сказал: — Вот к нему пара! Это простые ленты, которыми женщины бинтуют ноги. Потом он вынул два шарика и протянул Юэ Лэю: белый шарик оказался скатанным из белил, а красный — из помады. Военачальники не находили слов, чтобы выразить восхищение могуществом даоса. На следующий день юаньшуай устроил свадьбу У Ляня. Воины получили награды и несколько дней отдыхали и пировали — людям нужно было набраться сил перед большим походом на север. А сейчас продолжим рассказ об Учжу, который отправился в пещеру Тысячи цветов к волшебнице Черного духа, чтобы просить ее помочь цзиньскому правителю. Волшебница охотно согласилась и с тремя тысячами чешуйчатых рыб-воинов отправилась спасать Муянчэн. В дороге Учжу получил известие о том, что сунские войска уже заняли город. — Не беспокойтесь, повелитель! — утешала его волшебница. — Вот перейдем реку и дадим бой Юэ Лэю. Едва ли ему удастся нас одолеть. Во все концы государства Цзинь были посланы гонцы созывать войска на помощь. А тем временем войско Юэ Лэя, разделенное на четыре больших отряда, перешло в наступление. Оно уже находилось в пятидесяти ли от реки Шэньхуацзян, когда разведчик доложил: — На том берегу — чжурчжэни! Юэ Лэй приказал выбрать ровное место для лагеря. Был отдан срочный приказ рубить лес и вязать плоты для переправы через реку. Два дня прошли в лихорадочной подготовке к предстоящей битве. За это время к чжурчжэням подошло подкрепление. Волшебница Черного духа расположила войска строем «черного дракона» и попросила Учжу отослать вызов на бой в сунский лагерь. Юэ Лэй ответил, что бой состоится на следующий день. Наутро войска противников по пушечному сигналу вышли из лагерей. Размахивая секирой, Учжу разъезжал на коне перед строем и вызывал Юэ Лэя на переговоры. Сопровождаемый военачальниками, молодой юаньшуай выехал ему навстречу. — Юэ Лэй! — крикнул Учжу. — Еще древние говорили: «Затравленного человека не доводи до крайности». Трижды я вступал на Срединную равнину, но одерживал победы только благодаря изменникам, засевшим при сунском дворе. Сейчас в Линьани на престол вступил мудрый государь, так что нам следовало бы прекратить войны и оборонять свои границы. Ты же вторгся в наше государство, захватил наш город, убил нашего полководца. И это в то время, когда ваш государь послал в нашу столицу своих сановников Хэ Чжу и Цао Сюня для переговоров о мире! Послушайся меня, Юэ Лэй, уведи свои войска: если тебя разобьют, раскаиваться будет поздно! — Врешь ты все, Учжу! — крикнул в ответ Юэ Лэй. — Ты вторгся на Срединную равнину, увел в плен наших императоров и причинил народу столько горя, что тебя ненавидят все! А сколько зла ты принес нашему роду Юэ! Знай же, никуда я не уйду, пока не сровняю с землей вашу столицу и не отомщу за позор наших императоров! — Скотина! Я уговариваю тебя покончить дело миром, а ты кичишься своей силой! — рассердился Учжу. — Хватит болтать, давай драться! Юэ Лэя, приготовившегося к бою, опередил Гуань Лин. — Остановитесь, господин юаньшуай! Я сейчас схвачу этого варвара! — крикнул юноша и с обнаженным мечом бросился на Учжу. Тот отбивался секирой, но после двадцати схваток отступил. Гуань Лин хотел его преследовать, но тут ударил колокол, и из строя цзиньских войск верхом на буйволе выехала волшебница. Она размахивала мечом и кричала: — Стой, южный варвар! Я здесь! Гуань Лин поднял глаза и увидел перед собой старую монахиню. — Ты кто такая? Куда лезешь? — крикнул Гуань Лин. — Волшебница Черного духа пришла за тобой! Она взмахнула мечом, и три тысячи воинов, облаченных с ног до головы в чешуйчатую броню, которую не пробивало ни копье, ни стрела, обрушились на противника. Сунское войско обратилось в бегство. Бежал и Гуань Лин. По знаку Учжу чжурчжэни перешли в наступление и на протяжении двадцати ли преследовали бегущих. Наконец, когда противник отстал, Юэ Лэй остановил войско и приказал подсчитать потери. Погибли три тысячи человек, а раненых трудно было и счесть. Юэ Лэй решил созвать военный совет, как вдруг ему доложили о прибытии Ню Гао и даоса Ши Циня. Охваченный горем, Юэ Лэй рассказал им о вчерашнем поражении. — Не падайте духом, юаньшуай! — успокоил его даос. — Я завтра же разделаюсь с волшебницей! — Всецело полагаюсь на вас, учитель. На следующий день сунские войска перешли в наступление. Ню Гао выехал вперед, чтобы первым завязать бой с противником. — Погоди у меня, черномазый злодей, сегодня я с тобой за все рассчитаюсь! — пригрозил Учжу, завидев своего давнишнего врага. Противники схватились. Долго никто из них не мог взять верх, и тогда на помощь своим предводителям вышли их верные друзья. Сунский военачальник Цзун Лян изловчился и железной дубинкой нанес Учжу удар в плечо. Цзиньский полководец вскрикнул от боли и помчался прочь с поля боя. Среди чжурчжэней началась паника. Воспользовавшись замешательством врагов, Гуань Лин и Ди Лэй убили еще двух цзиньских военачальников. Воодушевленные этой победой, сунские воины ринулись в атаку и гнали чжурчжэней до самого их лагеря. Но тут послышались удары колокола, и путь наступающим преградила волшебница верхом на черном быке. — Сунские варвары, пусть сражаться со мной выезжает сам Юэ Лэй! — потребовала она. Ню Гао пришел в бешенство от такой наглости и очертя голову помчался ей навстречу. Волшебница взмахнула мечом, и на сунское войско лавиной хлынули три тысячи чешуйчатых чудовищ. Охваченные паникой, сунские воины повернули назад. В этот момент и появился даос верхом на буйволе. Он размахивал старинным мечом, покрытым древними письменами, и кричал: — Стойте, храбрые полководцы! Со мной вам нечего бояться! Даос поднял кверху бутыль из тыквы-горлянки и открыл пробку. В горлышке что-то завыло, и из нее вырвалась стая огненных воронов с железными клювами. Они нападали на чешуйчатых чудовищ и выклевывали им глаза. Чудовища заметались в поисках спасения. Те, у которых вороны выклевали глаза, были перебиты. Даос собрал своих воинов. Волшебница Черного духа в ярости погнала на него своего черного быка: — Как ты посмел мешать мне, колдун? — Блудница! — усмехнулся даос. — Помнишь, как мой учитель в Чанша хотел тебя обезглавить, а я за тебя вступился? Я думал, что ты праведной жизнью искупишь свои прежние грехи, а ты вместо этого помогаешь творить зло и выступаешь против небесного воинства! Если сейчас же не выдашь мне Учжу, то умрешь, как собака, и никто тебя не похоронит! «Это же святой Ши, ученик праведника Сюя! Плохо мое дело!» — в страхе подумала волшебница и, приняв смиренный вид, обратилась к даосу: — Праведник Ши, за что обижаешь меня и не позволяешь отомстить за сына? Так знай, я не пропущу твое войско! Рассерженный Ши Цинь с поднятым мечом двинулся на волшебницу. — Дерешься ты неплохо, Ши Цинь, — крикнула она, — а вот сумеешь ли разгромить мои войска? — Не хвались, сумею! — ответил даос, подхлестнул буйвола и врезался в строй «черного дракона». Волшебница вскинула черный флаг, прочитала заклинание — и тотчас же земля превратилась в бушующее море. Из воды полезли крабы и чудовища с трезубцами и дубинками. Сунские воины в панике бросились врассыпную, но чжурчжэни нападали на них и били наповал. Даос задумался — какое бы еще прочесть заклинание? — но тут вдруг раздался удар грома, и все чудовища исчезли. Ши Цинь ободрился, подхлестнул буйвола и по воде прямиком ринулся на волшебницу. Та мгновенно превратилась в черного дракона. Дракон выпустил когти и хотел вцепиться в даоса, но тот схватил его за шею и взмахнул мечом. Тут бы волшебнице и конец, если бы не доброе сердце даоса. Пленница так молила его о пощаде, что Ши Цинь смягчился. — Ладно, живи! Отвезу тебя к учителю, и пусть он навеки прикует тебя к железному древу, — сказал он и, обернувшись к сунским военачальникам, крикнул: — Поклонитесь от меня юаньшуаю и передайте, что я ухожу к своему учителю, чтобы доложить ему о выполнении его повеления. Связав волшебницу шелковым шнуром, Ши Цинь взвалил ее на спину буйвола и сразу исчез — будто его и не бывало! Воодушевленные победой, сунские военачальники с новой силой обрушились на врага. Чжурчжэни, которые не ожидали этого нападения, попрыгали в лодки и бежали на северный берег реки Шэньхуацзян. Оставшиеся на берегу были перебиты. Ню Гао рыскал среди охваченных паникой чжурчжэней и разил всех, кто попадался ему под руку, пока не столкнулся лицом к лицу с самим цзиньским повелителем. Тот хотел уклониться от боя. — Стой, Учжу! Теперь ты от меня не уйдешь! — Как ты смеешь меня оскорблять? — вскипел Учжу и замахнулся секирой. Противники скрестили оружие. Много раз сходились они в яростном поединке. Вдруг Учжу почувствовал острую боль в левом плече. Воспользовавшись заминкой, Ню Гао отбросил сабли, ухватился за рукоятку секиры противника и рванул ее к себе. Учжу покачнулся, потерял равновесие и свалился с коня. От сильного рывка Ню Гао тоже полетел на землю. Чжурчжэни пытались спасти своего повелителя, но сунские военачальники преградили им путь. Ню Гао извернулся и вскочил верхом на спину Учжу. — Вот и ты попал мне в руки, Учжу! — захохотал он. Учжу уставился на победителя выпученными, как у безумного, глазами и взревел: — О нет, я не переживу такого позора!… Ярость разорвала ему грудь, кровь хлынула изо рта, и он умер. Но не только горе убивает людей: радость Ню Гао была так велика, что он не мог перевести дыхания и почти в тот же момент испустил дух. Так две души — победителя и побежденного — вместе улетели в загробный мир. По этому поводу написаны такие стихи: Он, мужеством и храбростью гордясь, Хотел дела великие вершить И сколько раз с несметною ордой Срединную равнину потрясал! А ныне столь бесславно он погиб. Доступно ль небо для такой души? Но вовремя Ню Гао подоспел, И оба вознеслись на небеса! Если вы хотите узнать о дальнейших событиях, то прочтите следующую главу. Глава семьдесят девятая Император особым указом увековечивает память Юэ Фэя. Потомки рода Юэ обретают заслуженную славу В этом мире терпеть суждено Много-много тяжелых утрат, И, подвластные горним ветрам, Волны скорби и гнева бурлят! Но ни чести, ни веры в сердцах Не убить ни коварством, ни злом, А за правду погибший — найдет Утешение в мире ином. Итак, сунское войско одержало окончательную победу. Лу Вэнь-лун захватил в плен Хамичи, Гуань Лин — цзиньского военачальника Байянь Гуду, У Лянь привез отрубленную голову Убайлу. Юэ Лэй распорядился занести имена всех отличившихся в книгу подвигов. Только один Ню Тун явился в шатер расстроенный — он принес весть о гибели своего отца. По приказу юаньшуая героя похоронили у подножья высокого холма. Отрубленные головы Хамичи и Байянь Гуду выставили напоказ у ворот лагеря. Ко двору было послано донесение об одержанной победе. Несколько дней войска отдыхали и готовились к дальнейшему походу. Наконец Чжан Ин и Ван Бяо доложили юаньшуаю о том, что плоты и лодки готовы. Юэ Лэй наградил молодых военачальников за усердие и назначил день переправы. Нечего и говорить, что после гибели Учжу боевой дух цзиньских воинов упал. Они потеряли всякую надежду на победу и бежали до самой столицы, не останавливаясь. Юэ Лэй беспрепятственно переправился через Шэньхуацзян и дошел до Хуанлунфу, не встретив никакого сопротивления. Перепуганный цзиньский правитель спешно созвал сановников на совет, но те лишь растерянно переглядывались. Наконец первый министр набрался смелости и сказал: — Государь, после гибели Учжу у нас нет военачальника, способного отразить нашествие врага. Самое лучшее сейчас — это выдать Юэ Лэю саркофаги с останками умерших сунских императоров и попросить мира. Цзиньский правитель одобрил его предложение и послал своего дядю Ваньянь Цзиньгэ в сунский лагерь для переговоров. — Если хотите мира, то прежде всего освободите наших императоров, — заявил Юэ Лэй цзиньскому посланцу. — И потом пусть ваш правитель ежегодно платит дань и является лично на поклон к нашему государю. Не вздумайте хитрить и обманывать, иначе мы вас всех уничтожим! — К сожалению, ваши императоры отошли в лучший мир, — почтительно кланяясь, сказал Ваньянь Цзиньгэ. — Но посол Чжан Цзю-чэн еще жив. Ваши слова я сейчас передам своему повелителю, и останки императоров будут доставлены в ваш лагерь. Простившись с Юэ Лэем, Ваньянь Цзиньгэ возвратился в город, и вскоре в сунский лагерь привезли гробы императоров Хуэй-цзуна и Цинь-цзуна, а также императриц Чжэн и Син. Юэ Лэй и его военачальники торжественно встретили процессию и устроили жертвоприношения. Затем Чжан Цзю-чэн и Ваньянь Цзиньгэ с охраной из трех тысяч воинов повезли императорские саркофаги в Линьань. Вскоре и все сунское войско двинулось в обратный путь. Воинов-тигров могучая рать — Словно само воплощенье отваги! Враг отступил — и развеяна пыль, Ветер колышет победные флаги. Слава гремит о герое Юэ, Имя его — для чжурчжэней гроза, Цзиньского рода поверженный вождь Вместе с Ню Гао взлетел в небеса. Не опечалит осенняя мгла Павших героев глубокие сны, Травы увядшие вновь зелены, Снова сияет улыбка весны. Двух государей-страдальцев тела Перевезли из далекой чужбины, Горы и реки династии Сун Снова спокойны, как прежде — едины! Когда победоносное войско Юэ Лэя проходило через Чжусяньчжэнь, все жители города высыпали на улицы. Люди воскуривали благовония и с восхищением говорили друг другу: — Это сынок юаньшуая Юэ Фэя с победой возвращается в столицу! Как, должно быть, радуется его отец на том свете! Наконец-то изменники получили по заслугам! Сами теперь в аду мучаются, и детей своих в беду ввергли! Но не будем отвлекаться посторонними описаниями, а расскажем лучше о том, как после длительного похода Юэ Лэй прибыл в Линьань. Встречать его войско Сяо-цзун выслал всех придворных сановников. В сопровождении военачальников Юэ Лэй явился во дворец. Император милостиво разрешил ему сесть и молвил: — Вы совершили великий подвиг, юаньшуай, отомстив за обиды, которые чжурчжэни нанесли нашим императорам. Останьтесь в столице, пока мы особым указом не повысим вас в титуле и звании. В тот же день Сяо-цзун повелел снести дом Цинь Гуя и выстроить на его месте дворец для Юэ Лэя. У подножья горы Цися начали сооружать храм в честь Юэ Фэя и кумирню в память о преданных династии сановниках. Император одарил посланца Ваньянь Цзиньгэ золотом, серебром, шелками и атласом и отпустил его на родину. А через несколько дней евнухи пригласили Юэ Лэя во дворец, чтобы он выслушал указ, который гласил: «Мы, государь и повелитель, воспринявший волю Неба, объявляем: опорой для государя являются его подданные, служить государю им повелевают чувства долга и преданности. Тот, кто верен трону, должен получать земельные владения. Тот, кто усмиряет врагов на границах, должен пользоваться милостями. Спаситель династии Юэ Фэй служил нам верно и внушил чувства долга и преданности своим сыновьям и внукам. Но предатели погубили его, и душа юаньшуая долго оставалась неприкаянной, а его подвиги не прославлялись. Посему жалуем Юэ Фэю посмертно титул гуна Хэбэйского, вана Воинственного и Справедливого, а жене его — титул владетельницы Хэбэйской. Юэ Лэй завершил дело, начатое его отцом, — он вернул на родину останки двух умерших императоров, чем возвеличил и приумножил славу рода Юэ. Посему имя его должно быть увековечено. Сыну юаньшуая — Юэ Юню жалуем звание полководца Верного и Смелого, а его жене — звание Добродетельной супруги. Юэ Тину жалуем звание полководца Мудрого и Отважного и повелеваем ему жениться на дочери юаньшуая Чжан Синя. Юэ Линю жалуем звание полководца Гуманного и Храброго, а его жене — право носить титул Почтенной. Юэ Чжэнь пусть носит титул Доверенного и Доблестного и женится на дочери Чжан Цзю-чэна, которой мы присваиваем титул Почтенной. Внукам Юэ Фэя — Юэ Шэню и Юэ Фу жалуем титулы хоу, а его дочери Инь-пин даем посмертно право носить звание девы Честной и Целомудренной. Чжан Сяну жалуем звание хоу Верный долгу, Ню Гао — звание полководца Доблестного, Чжан Бао — звание Воинственного дракона, Ван Хэну — звание полководца Тигра, Ши Цюаню — героя моста Всеобщего спокойствия и титул Просвещенного и Счастливого. Погибших в боях полководцев возводим в звание святых и жалуем им титулы хоу. Чжугэ Цзиня назначаем главным придворным астрологом. Чжан Ина и Ван Бяо принимаем в нашу личную охрану. Поощрять подданных, кои верно служат государству, и награждать достойных — закон из законов». Выслушав императорский указ, военачальники провозгласили здравицу государю, поблагодарили его за милость и покинули дворец. На следующий день Сяо-цзун другим указом пожаловал Чжан Цзю-чэну звание придворного ученого, а Чжан Синю — титул гуна Установившего мир. Были посланы чиновники в Юньнань, чтобы объявить Ли Шу-фу указ о пожаловании ему титула вана Покорного, и о назначении его главой всех племен мяо. Хэй Мань-лун получил звание полководца Уважающего долг. Чай-ван и Лухуа-ван были щедро награждены. В счастливый день госпожа Юэ устроила свадьбы сыновей Юэ Тина и Юэ Чжэня. Император Сяо-цзун подарил им по тысяче кусков шелка, по тысяче лян золота, драгоценные светильники, шитые золотом башмаки и красавиц из своего гарема. Потомки Юэ Фэя процветают и по сей день. Об этом написаны такие стихи: О, как внезапно пришли в запустенье Сунской империи реки и горы! Мудрость небес и земные надежды — Все оказалось в туманах сокрытым; Хой-государь не вершил добродетель, Небо на землю смотрело с укором, Это узрел полководец чжурчжэней, И захотел он прослыть знаменитым! Умер Ню Гао — но воинской клятвы, Воинской чести герой не нарушил, Жизнь полководца — блистательный подвиг, Слава подобная — смерти сильнее! Тысячи лет проклинайте, потомки, Злобного Циня, продавшего душу! Тысячи лет восхваляйте, потомки, — Славьте во веки веков — Юэ Фэя! Конец notes 1 То есть изгнать завоевателей с родной земли. 2 Сунь У — знаменитый древний стратег и теоретик, живший на рубеже IV–V вв., автор трактата по военному искусству. 3 Му Лань — легендарная героиня, прославившая свое имя боевыми подвигами. 4 Цао Цао (154–220) — государственный деятель, полководец и поэт. Основатель династии Вэй. У Красной скалы на реке Янцзы в 208 г. произошла битва между флотом царства У и флотом Цао Цао, который потерпел поражение. О том, как Цао Цао слагал стихи перед боем у Красной скалы, рассказывается в романе Ло Гуань-чжуна «Троецарствие». 5 Здесь иносказательно говорится о расцвете китайской империи в эпоху Цинь, Хань и Тан. 6 Под туманом, пылью и дымом поэт подразумевает предателей и корыстных дворцовых сановников. 7 Сюцай — ученая степень, ее обладатель имел право занимать чиновничьи должности в уезде. 8 1131–1162 г. 9 Селезень — символ верности и любви. 10 Горы и реки — традиционный поэтический образ, олицетворяющий могущество китайской империи. 11 В Китае лунный год имеет двадцать четыре сельскохозяйственных сезона. Сезон Выпадения инея приходится на период с 11 по 26 число девятого месяца. 12 1137 г. 13 Заяц и лис — презрительные клички недругов. Здесь поэт имеет в виду военачальников противника. 14 Тянь Дань — знаменитый полководец эпохи Воюющих царств (907–959). 15 По преданию, юноша Чжу и девушка Чэн, принадлежавшие к разным родам, поженились, после чего объединились и оба их рода. С тех пор имена Чжу и Чэн стали символом прочного союза и кровного родства. 16 Яо Ли (VI в. до н. э.) — приближенный Гуана, правителя княжества У, силой захватившего престол. По его заданию Яо Ли отправился в княжество Вэй, где жил законный наследник престола Цин Цзи. Яо Ли отрубил себе руку и заявил, что его наказали по приказу Гуана. Заслужив таким образом доверие Цин Цзи, Яо Ли убил его. 17 «Весны и Осени» (Чуньцю) — историческая хроника, охватывающая период с 722 по 481 г. до н. э. Составление ее по традиции приписывается Конфуцию. 18 Под радугой и осенними ветрами поэт подразумевает предателей, вводивших в заблуждение императора («солнце»), и патриотов — полководцев («реки»). 19 998–1023 гг. 20 Ван Янь-чжан — известный своей храбростью военачальник императора Мо-ди (913–922). 21 Чжан Фэй (Чжан И-дэ) — прославленный военачальник царства Шу (III в.), который на мосту Валин один сумел приостановить наступление вражеской армии. 22 Хуянь Чжо, Сюй Нин — герои известного романа Ши Най-аня «Речные заводи», действие которого относится к началу XII в. 23 То есть холодом смерти. 24 Царство Ян-мо — преисподняя. Ян-мо (Mo-ван, Яма, Ямараджа) — повелитель и судья ада. 25 Имеются в виду буддийские небесные миры. 26 Девять сфер небесных — миры небожителей. 27 Смертельные пары — образ, символизирующий зловещий рок и жестокие сраженья. 28 Пятый барабан и стража — древние названья ночного времени. Поэт имеет в виду человека, теряющего силы от внезапного испуга. 29 Под чертогами Желтого дракона подразумевается сунский императорский двор. 30 Владыка Востока (Тай-и) — божество, воспетое великим поэтом древности Цюй Юанем («Девять элегий») как олицетворение мира и благоденствия. 31 Сложные иероглифы состоят из нескольких элементов, каждый из которых может иметь самостоятельное значение. Так, иероглиф «тюрьма» состоит из трех элементов: с правой и с левой стороны иероглифа пишутся знаки «собака», а в середине «человеческая речь». Гадания основаны на расчленении иероглифа на элементы и истолковании каждого из них. 32 Снять чиновничью шапку — означало уйти в отставку. 33 «Облака усыпальниц» — аллегорическое выражение, олицетворяющее беззаботную жизнь богатых сановников. 34 Приказ Парчовых одежд — выполнял функции тайной полиции. 35 То есть ушел в отставку. 36 Дао — высшая истина и справедливость. Понятие «дао» лежит в основе древней китайской религии — даосизма. 37 Три жизненных эликсира — сила добра, сила зла и власть самозабвения. 38 Согласно буддизму, все существа после смерти в зависимости от совершенных благодеяний и грехов вновь возвращаются на землю в облике иных существ — людей или животных. 39 Калпа — мировой период в буддизме, который, согласно этой религии, продолжается 8640 тысяч лет. 40 Тайшань — гора в провинции Шаньдун. 41 То есть Великую китайскую стену. 42 Яньчэн — город, находившийся на территории нынешней провинции Шаньси. 43 1143 г. Согласно официальной хронологии, Юэ Фэй погиб в 1141 г. 44 Праздник Фонарей отмечается в первый день нового года. 45 Чжан Фэй — военачальник III в., один из героев романа Ло Гуань-чжуна «Троецарствие». 46 В старом Китае траурным считался белый цвет. 47 «Земля и небо скрыты в его рукавах» — иносказательное выражение, употреблявшееся для характеристики хитрых людей. 48 Цзинь Чжи — дочь правителя области Нанькэ, героиня новеллы Ли Гун-цзо «Правитель Нанькэ». Область Нанькэ, которая приснилась герою этой новеллы, стала впоследствии символом призрачной мечты. 49 Красавица Мин-фэй — посмертное имя наложницы ханьского императора Юань-ди, которую при жизни звали Ван Чжао-цзюнь. 50 Ткачиха и Пастух — легендарные образы верных возлюбленных. 51 Желтый источник — название реки, которая, согласно древним поверьям, омывает берега потустороннего мира. 52 Златоцветные покои — название покоев, в которых вдовы скорбели по умершим мужьям. 53 Ян Фэй и Фэй Янь — знаменитые красавицы древнего Китая. 54 Ху Сянь — героиня китайского классического романа «Речные заводи». Ло Ча — героиня классического романа «Путешествие на Запад». 55 Му Чэн (эпоха Хань) и Чжан Хань (эпоха Воюющих царств) — знаменитые поэты древнего Китая; первый прославился своими одами, второй — лирикой. Автор стихотворения говорит о том, что, повествуя о событиях, нельзя умалчивать о чувствах людей. 56 То есть охватит панический страх. В Китае печень считалась символом мужества. 57 Ставленая грамота — документ, свидетельствующий о повышении священнослужителя в духовном сане. 58 Игра слов: выражение «вся правда» звучит по-китайски «ши цюань» — точно так же, как имя одного из названых братьев Юэ Фэя — Ши Цюаня. 59 Выражение «есть рис» звучит по-китайски так же, как и выражение «замышлять измену». 60 Юй Жан — древний герой, чье имя впоследствии стало олицетворением благородного мстителя. 61 Старец Бин — святой, который, согласно старым поверьям, появляется в свадебную ночь, чтобы связать молодоженов узами любви. 62 Фынду — по старинным китайским поверьям, столица загробного мира. 63 Кун-цзы (Конфуций; 551–479 гг. до н. э.) — древнекитайский философ, создатель этико-политического учения, известного под названием «конфуцианства». 64 Хань Цин-ху — известный военачальник династии Суй (589–618). 65 Коу Лай-гун (Коу Чжунь) — сановник и военачальник сунских императоров Тай-цзуна (976–997) и Чжэнь-цзуна (998–1103), прославившийся в войнах с киданями. 66 Якша — злой дух. 67 Сюань-юань (Хуан-ди) — мифический император, правивший, согласно китайской исторической традиции, с 2697 до 2597 г. до н. э. 68 Три талисмана Небесного сына — нефритовые пластинки с иероглифическими знаками, символизирующими верность императору. Перед этими пластинками давали клятву чиновники, получающие придворный титул. 69 Ляншаньское озеро — расположено в провинции Шаньдун; место паломничества буддийских монахов. 70 Утайшаньский хэшан — буддийский проповедник с горы Утайшань (провинция Шаньдун). 71 То есть китайский император. 72 В эпоху Сун река Ялуцзян находилась на территории чжурчжэньского государства. 73 Люй (Люй Вэнь-хоу) — полководец эпохи Хань. Се Жянь-гуй — полководец эпохи Тан. 74 Чэн Ду (Гун Сунь-шу) и Дянь Вэй — знаменитые полководцы и государственные деятели древнего Китая. 75 Бо Ань — сановник, живший в царстве Цзин (эпоха Воюющих царств), славился храбростью и красотой. 76 Западные небеса — название райского мира будды Амитобу. 77 Ян Гуй-фэй — знаменитая красавица, фаворитка тайского императора Сюань-цзуна (713–755). 78 Пынлай — остров, на котором, по даосским поверьям, обитают бессмертные.