Мертвая хватка
Харлан Кобен








Поставить шпионскую программу на компьютер сына-тинейджера…

Аморально? Может быть. Но Майк и Тиа, узнав о самоубийстве одноклассника их сына Адама, забыли о морали.

Поначалу Майку и Тиа становится известно лишь о небольших юношеских грешках Адама — это порносайты, вечеринки с выпивкой и девочками, пропущенные уроки… Словом, ничего «криминального».

Но тут Адаму приходит странное послание неизвестно от кого: «Сиди тихо и спокойно, будешь в безопасности».

А потом… Адам исчезает, и жизнь его родителей превращается в кошмар.

Куда он пропал? Где он? И жив ли вообще?

Майк и Тиа начинают поиски — даже не представляя, что им предстоит пройти через ад…






Харлан Кобен

Мертвая хватка





От автора


Все технологии, описанные в этой книге, реальны. Не только они, но и программное обеспечение, и оборудование реальны и доступны самому широкому кругу пользователей. Названия торговых марок изменены, но разве это кого-то остановит?




Глава 1


Марианна прикладывалась уже к третьему бокалу «Куэрво»,[1 - «Хосе Куэрво» — одна из самых популярных марок текилы в мире, названа по имени создателя. — Здесь и далее примеч. пер.] дивясь своей бесконечной способности разрушать все то немногое хорошее, что еще осталось в ее неудачной жизни, как вдруг сидящий рядом мужчина заорал:

— Слушайте, милашки мои! Созидание и эволюция вполне совместимы!

Брызги слюны угодили прямо на шею Марианне. Она скроила недовольную мину и покосилась на незнакомца. Большие пушистые усы — прямо классический персонаж из порнофильма семидесятых. Сидел он справа от нее и явно старался произвести впечатление на соседку слева от Марианны, с вытравленными пергидролем ломкими волосами цвета соломы. Марианна оказалась в неблагодарной роли сандвича, приготовленного на скорую руку, в роли мясной нарезки, втиснутой между двумя толстыми ломтями хлеба.

Она пыталась не обращать на них внимания. Уставилась в бокал, точно пытаясь обнаружить на дне бриллиант, достойный обручального кольца. И от души надеялась, что это заставит усатого и соломенную блондинку исчезнуть. Но не помогло.

— Ты псих, — сказала Соломенная Блондинка.

— Нет, ты послушай…

— Да слышу я, слышу. И все равно больной на голову.

Марианна не выдержала:

— Может, хотите пересесть? Будете ближе друг к другу…

Усатый положил ей руку на плечо:

— Сиди спокойно, малышка. Тебе тоже неплохо послушать.

Марианна хотела возразить, но потом подумала, лучше не стоит. И снова уставилась в бокал.

— Ладно, — тряхнул головой Усатый. — Про Адама с Евой слыхала?

— Ясное дело, — ответила Соломенная Блондинка.

— Веришь в эту байку?

— В то, что он был первым мужчиной, а она — первой женщиной?

— Именно.

— Черт, нет, конечно. А ты?

— Само собой, верю! — Он погладил усы, точно это два маленьких грызуна, нуждающиеся в успокоении. — В Библии сказано, так оно и было. Сперва появился Адам, потом из его ребра — Ева.

Марианна пила. Пила она по многим причинам. Но по большей части — от одиночества. Переходила из одного заведения в другое в надежде подцепить кого-то, вдруг это приведет к чему-то серьезному. Впрочем, сегодня идея уйти с мужчиной ее не грела. Она напилась почти до полного отупения, так что вряд ли получится. А болтовня, пусть и бессмысленная, хоть как-то отвлекала. Притупляла боль.

Она пребывала в смятении. Как обычно.

Вся ее жизнь сводилась к непрерывному бегству от всего правильного и пристойного, поискам очередной дозы, постоянной скуке, изредка чередующейся кратковременными и драматичными взлетами. Марианна давно разрушила в своей жизни все доброе и теперь отчаянно пыталась вернуть его… Впрочем, и с этой идеей она тоже завязала.

Прежде она обижала и ранила самых близких людей. У нее имелся своеобразный клуб избранных, которым следовало наносить самые тяжкие моральные увечья. В их число входили те, кого она больше всех любила. Но теперь обострившиеся глупость и эгоизм привели к тому, что в список жертв Марианны-Убийцы стали входить и совершенно посторонние люди.

По какой-то причине казалось, что обижать незнакомцев — больший грех. Ведь все мы мучаем тех, кого любим, разве нет? А обижать ни в чем не повинных — плохая карма.

Марианна разрушила жизнь. И не одну. Ради чего?

Чтоб защитить свое дитя. Так она считала. Тупая чертова задница.

— Ладно, — продолжал разглагольствовать Усатый. — Адам породил Еву, как это у них там сказано.

— Бред сексуального маньяка, — заметила Соломенная Блондинка.

— Но это слово Божье…

— Оно опровергнуто наукой.

— Нет, погоди, красотуля моя. Послушай меня. — Он вскинул вверх правую руку. — У нас имеется Адам, — тут он вскинул и правую руку, — и есть Ева. У нас есть сады Эдема. Верно?

— Не спорю.

— У Адама с Евой было два сына, Каин и Авель. А потом этот Авель убивает Каина.

— Каин убивает Авеля, — поправила его Соломенная.

— Ты уверена? — Он нахмурился, призадумался. Потом отмахнулся. — Да не важно, кто кого. Один из них помер.

— Авель умер. Каин его убил.

— Ты уверена?

Соломенная Блондинка кивнула.

— Ладно. Значит, у нас остается Каин. И тут встает вопрос: с кем прикажете ему размножаться? То есть получается, что единственной женщиной была в ту пору Ева, уже давненько не первой молодости. И как же человечеству удалось выжить?

Усатый умолк, точно ждал аплодисментов. Марианна закатила глаза.

— Сечешь, в чем дилемма? — Усатый все не мог угомониться.

— Может, у Евы был еще один ребенок. Девочка.

— Так, значит, у него был секс с сестрой? — спросил Усатый.

— Ясное дело. В те дни все только этим и занимались. То есть я хотела сказать, Адам и Ева были первыми. Стало быть, и инцест начался давным-давно.

— Нет, — погрозил пальцем Усатый.

— Почему нет?

— Библия запрещает инцест. Ответ может дать только наука. Вот что я хотел сказать. Наука и религия могут сосуществовать. И все описано в теории эволюции Дарвина.

— Как это? — Соломенная Блондинка, похоже, искренне заинтересовалась.

— Сама подумай. Если верить всем этим дарвинистам, от кого мы произошли, а?

— От приматов.

— Правильно. От обезьян или этих, как их, мартышек. Так что в любом случае Каин тут не при делах. Так и блуждает по нашей славной планете неприкаянный. Один-одинешенек. Ты со мной согласна?

Усатый похлопал Марианну по руке, хотел убедиться, что и она слушает внимательно. Та осторожно, как улитка, повернула голову.

«Убрать эти порнографические усы, — подумала она, — и ты был бы еще ничего».

Она пожала плечами:

— Согласна.

— Молодец! — Он улыбнулся и приподнял бровь. — А Каин настоящий мужик, верно?

— Верно, — ввернула Соломенная Блондинка.

— С нормальными мужскими желаниями, правильно?

— Правильно.

— Ну и он бродит себе по земле. Чует свою силу. Он хочет, и это естественно. И вот в один прекрасный день идет он себе по лесу, — снова улыбка, опять поглаживание усов, — и встречает симпатичную обезьянку. Или гориллу. Или орангутанга.

Марианна уставилась на него.

— Ты, никак, шутишь?

— Нет. Ну, сама подумай: из всей обезьяньей семейки Каин выбирает именно ее. Они ведь похожи на людей, верно? Ну и запрыгивает на одну из самочек, сама понимаешь, как это делается. — Усатый для наглядности сложил вместе ладони. — Ну и приматка становится беременной.

— Круто, — пробормотала Соломенная Блондинка.

Марианна отвернулась было к своему бокалу, но мужчина снова похлопал ее по руке.

— Неужели не видишь, в чем фишка? У примата рождается ребенок. Полуобезьяна, получеловек. С виду чистая мартышка, иначе не скажешь, но постепенно, со временем, все больше и больше походит на человека. Усекла? Voilà![2 - Вот так! (фр.)] Человек появился в результате эволюции и божьего помысла. — Он улыбался, точно ждал награды.

— Нет, погоди-ка, давай разберемся, — решила поспорить Марианна. — Бог против инцеста и в то же время допускает спаривание с животными?

Усатый снисходительно похлопал ее по плечу.

— Просто я хочу доказать вам, что все эти пижоны с учеными степенями, которые считают, что религия с наукой несовместимы, лишены воображения. Вот в чем проблема. Ученые пялятся на мир через микроскоп. Верующие уповают на Священное Писание. И никто не видит за деревьями леса.

— Леса, — повторила Марианна. — Того самого, где живет симпатичная обезьянка?

Настроение резко изменилось. Или ей просто показалось?.. Усатый умолк. Как-то странно и долго смотрел на нее, и Марианне это не понравилось. Тут пахло чем-то другим. Запредельным. Глаза у него были черные, похожие на стекляшки, точно кто-то наугад прилепил их к лицу. В этих глазах не было и проблеска жизни.

Он моргнул и придвинулся еще ближе. Изучал ее.

— Эй, милая! Ты что, плакала?

Марианна обернулась к женщине с соломенными волосами. Она тоже смотрела на нее.

— Просто глаза у тебя красные, — пояснил мужчина. — Я не хочу вмешиваться и все такое. Но ты в порядке или как?

— Я нормально, — ответила Марианна. И подумала: «У меня язык заплетается или показалось?» — Просто хотелось спокойно выпить.

— Это я понял. — Он вскинул обе ладони. — Не хотел беспокоить, честно.

Марианна снова уставилась в бокал и боковым зрением старалась уловить хоть какое-то движение. Ничего. Усатый мужчина все еще находился рядом.

Она отпила большой глоток. Бармен протирал пивную кружку, быстро и ловко, как человек, давно занимающийся своим делом. Ей даже показалось — он вот-вот плюнет в нее, как в сцене из старого вестерна. Свет в помещении был приглушенный. Стандартное темное зеркало за стойкой бара — в такое не посмотришься, чтобы поправить макияж, — едва позволяло разглядеть посетителей в этом лестном для любой внешности дымном освещении.

Марианна разглядывала отражение мужчины с усами.

Он взглянул на нее. И она, точно под гипнозом, уже не могла отвести взгляда от его безжизненных темных глаз. Даже шевельнуться не могла. Затем на смену взгляду медленно пришла улыбка, и по спине у нее пробежали мурашки.

Но вот он отвернулся и вышел, и Марианна с облегчением выдохнула. Покачала головой. Каин совокуплялся с обезьяной — это же надо такое придумать!

Рука потянулась к выпивке. Бокал дрожал. Неплохое отвлечение, эта идиотская теория, жаль только, что хватило ее ненадолго.

Марианна снова вернулась мыслями к тому, что совершила.

«Неужели тогда это могло показаться хорошей идеей? Разве я все продумала — цену, которую за это заплачу, последствия для других, жизни людей, которые изменятся навеки? Наверное, нет».

Много вреда и боли. И несправедливости. Была всепоглощающая слепая ярость. Ее сжигала примитивная жажда мести. И ничего от этого библейского (или эволюционного?) «око за око» — кажется, именно так называют то, что она сотворила?

Переборщила с возмездием.

Марианна закрыла глаза, потерла веки. В животе заурчало.

«Стресс, наверное», — подумала она.

Открыла глаза. Показалось, что в баре стало еще темней. Голова закружилась.

«Нет, еще слишком рано. Сколько же я выпила?»

Она ухватилась за стойку бара. Так бывает, когда ложишься в кровать, перебрав с выпивкой, и все вокруг начинает вращаться, и ты цепляешься за первое, что попадется под руку, чтобы центробежная сила не вышвырнула тебя в окно.

Урчание в животе усилилось. Глаза ее дико расширились. Нижнюю часть живота пронзила страшная боль. Она открыла рот, но не смогла издать и звука — боль не давала. Марианна согнулась пополам.

— Что с тобой?

Голос Соломенной Блондинки. Звучит словно издалека. Невыносимая, просто чудовищная боль. Несравнимая ни с чем на свете, разве что с родовыми схватками. Рожать — это испытание, ниспосланное нам Богом. Разве можно представить — виной всему крохотное существо, которое ты должна любить больше, чем себя? Когда оно выходит из тебя, то вызывает такую физическую боль, что просто вообразить невозможно.

Неплохое начало для выстраивания дальнейших отношений, не так ли? Интересно, что бы сказал на это Усатый.

Бритвенные лезвия — вот на что это похоже. Они режут и полосуют тебя изнутри, словно стремятся выбраться наружу. Мыслить хоть сколько-нибудь рационально невозможно.

Боль поглотила ее целиком. Она даже забыла о том, что сделала. О вреде, который причинила не только сегодня, сейчас, но за всю жизнь. Родители рано постарели — а все из-за ее безумных подростковых выходок. Первый муж страдал от бесконечных измен, второй — от того, как она с ним обращалась. А потом появился ребенок. Лишь с немногими ей удавалось сохранять дружеские отношения, но хватало их всего на несколько недель.

Мужчины, которых она старалась использовать до того, как они используют ее… Мужчины… Возможно, это тоже часть мести. Обидеть, унизить прежде, чем они причинят боль тебе.

Марианне показалось, ее вот-вот вырвет.

— В туалет, — выдавила она.

— Поняла.

Снова Соломенная Блондинка.

Марианна почувствовала, что падает с табурета. Но прежде чем это случилось, чьи-то сильные руки подхватили ее под мышки, поставили на ноги. Кто-то, похоже, Соломенная Блондинка, направил ее к двери, подталкивая в спину.

Спотыкаясь, Марианна брела к туалету. В горле пересохло. Боль в животе не позволяла выпрямиться. Но ее поддерживали сильные руки.

Марианна смотрела в пол. Темно. Видно лишь собственные ноги, как она шаркает ими по полу, едва передвигает.

Марианна пыталась поднять голову. Увидела, что дверь в туалет уже недалеко. Подумала: удастся ли дойти? Дошла. И продолжала двигаться вперед.

Соломенная Блондинка поддерживала ее. Направила Марианну мимо двери в туалет. Марианна пыталась притормозить. Но мышцы не подчинялись командам мозга. Попробовала крикнуть, подсказать своей спасительнице, что они прошли мимо, но голос не подчинился.

— На улицу, — шепнула женщина. — Там тебе станет лучше.

«Лучше?»

Она почувствовала, как тело протиснулось через турникет черного входа. Дверь поддалась.

«Запасный выход. Имеет смысл, — подумала Марианна. — К чему пачкать в туалете? Лучше уж сделать это где-нибудь в темном проулке. А заодно глотнуть свежего воздуха. Свежий воздух всегда помогает. От свежего воздуха сразу станет лучше».

Дверь резко распахнулась, громко ударилась о наружную стену. Марианна выкатилась на улицу. Воздух действительно хорош. Но лучше не стало. Боль не отпускала. Но прохлада омыла лицо, и это было приятно.

И тут она увидела фургон. Белый фургон с тонированными окнами. Задние дверцы распахнуты настежь, точно рот, жаждущий заглотать ее всю, целиком. И рядом, прямо у этих дверей, стоял мужчина с пушистыми усами. Подхватил Марианну и стал заталкивать ее внутрь.

Она пыталась сопротивляться. Бесполезно. Усатый швырнул ее на пол, точно мешок с картошкой. Она очень больно ударилась при падении. Он влез в фургон, закрыл двери и теперь возвышался над нею.

Марианна свернулась калачиком. Живот все еще болел, но теперь над всеми ощущениями преобладал страх.

Мужчина отлепил усы и улыбнулся ей. Машина тронулась с места. «За рулем, должно быть, Соломенная Блондинка», — автоматически заметила Марианна.

— Привет, Марианна, — сказал он.

Она не двигалась, затаила дыхание. Он присел рядом с ней, отвел руку, сжатую в кулак, и нанес сильный удар в живот.

Если то, что она испытывала чуть раньше, называлось болью… теперь это перешло уже в какое-то другое измерение.

— Где пленка? — спросил мужчина. И принялся за нее по-настоящему.




Глава 2


— Вы уверены, что хотите этого?

Бывают времена, когда ты словно падаешь с горы. Как в одном из мультиков «Луни тьюнс», где Хитрый Койот бежит со страшной скоростью. Он продолжает бежать, хотя уже скатился с горы, а потом застывает на месте, смотрит вниз и понимает: он точно свинцовый отвес, грузило, и остановиться уже просто не в силах.

Но иногда, даже в большинстве случаев, это не столь очевидно. Темно, ты на самом краю отвесной скалы. Но двигаешься медленно, не зная, какое выбрать направление. Шагаешь осторожненько, но все равно вслепую, потому что ночь. Не понимаешь, насколько ты близко от края. Не сознаешь, что мягкая земля в любую секунду может податься под ногами: стоит только оступиться, поскользнуться — и ты улетишь во тьму.

Майк понял, что они с Тиа находятся на самом краю пропасти, только когда установщик, юнец с копной спутанных волос, напоминающей крысиное гнездо, с тощими руками сплошь в татуировках и длинными грязными ногтями, обернулся, посмотрел на них и задал этот чертов вопрос каким-то слишком грозным для его лет голосом:

— Вы уверены, что хотите этого?..

В этой комнате ничего им не принадлежало. Нет, конечно, Майк и Тиа Бай находились в собственном разноуровневом доме, в кондоминиуме, тип застройки Макмэнсон, на окраине Глен-Рок. Однако эта спальня считалась для них вражеской территорией, и входить им сюда строго воспрещалось. Здесь до сих пор, с удивлением отметил Майк, осталось много предметов из прошлого. Даже хоккейные трофеи на месте. Но если прежде они доминировали в комнате, красовались на самом видном месте, теперь их отодвинули на полке к стене. Постеры с Яромиром Ягром и Крисом Друри по-прежнему висели на своих местах, но поблекли — выгорели от солнца или от недостатка внимания.

Майк ушел мыслями в прошлое. Вспомнил, как его сын Адам любил читать «Ужастики»[3 - «Ужастики» — цикл книг Роберта Лоуренса Стайна для детей.] и книжку Майка Лупики о детях-спортсменах, которые преодолевали немыслимые трудности. Еще он изучал страничку спортивных новостей, с вниманием, достойным изучения Талмуда, особенно все, что касалось хоккея. Писал своим любимым игрокам открытки с просьбой прислать автограф, затем прилеплял их на стену скотчем. А когда они посещали спорткомплекс Мэдисон-сквер-гарден, Адам настойчиво просил подождать у выхода для игроков, на углу Тридцать второй улицы и Восьмой авеню, чтобы выпросить у них новые автографы.

И вот теперь все это ушло, не только из этой комнаты, но и из жизни их сына.

Адам просто перерос свои прежние увлечения. Что ж, это нормально. Он уже не ребенок, хотя и юношей его не назовешь. Парень упорно и слишком быстро стремится повзрослеть. А вот комната неохотно сдает позиции детской.

«Интересно, — подумал Майк, — сохранилась ли у сына связь с прошлым? Был ли Адам счастлив в детстве? Возможно, какая-то его часть все еще тоскует по тем дням, когда Адам мечтал стать врачом, как его дорогой любимый папочка. По временам, когда я был в глазах сына героем… Бесплодные размышления».

Майк вздохнул.

Юнец-айтишник — Майку никак не удавалось запомнить его имя, кажется, Бретт, что-то в этом роде, — повторил вопрос:

— Вы уверены?

Тиа скрестила руки на груди. Лицо суровое — ни за что не сдастся. В такие моменты она казалась Майку старше, что ничуть не преуменьшало ее красоты. И в голосе ее сомнения не было, разве что звучал он немного нетерпеливо.

— Да, уверены.

Майк промолчал.

В спальне сына было темно, горела лишь старая настольная лампа с изогнутым, словно гусиная шея, кронштейном. Говорили они шепотом, хотя никто не мог подслушать или увидеть. Одиннадцатилетняя дочка Джил в школе. Адам, шестнадцатилетний сын, отправился с одноклассниками в поход с ночевкой. Разумеется, идти ему не хотелось — теперь такие мероприятия для него «отстой», — но школьное начальство настояло, и даже самые отвязные из отвязных его дружков тоже будут там, чтобы ворчать и жаловаться.

— Вы понимаете, как это работает?

Тиа и Майк одновременно закивали.

— Программное обеспечение позволяет зарегистрировать любое нажатие на клавишу, какое только сделает ваш сын, — начал пояснения Бретт. — В конце дня вся информация будет собрана и отправлена вам по электронной почте. Она покажет все — каждый сайт, который он посетил, каждое входящее и исходящее письмо, каждое срочное сообщение. Если Адам создаст новый документ в Word, это вы тоже увидите. Словом, все. Вы сможете следить за ним в непрерывном режиме, если хотите, конечно. Стоит только нажать вот здесь. — И он указал на небольшую плашку с надписью «ШПИОН ОНЛАЙН!» на красном фоне.

Майк обежал взглядом комнату. Хоккейные трофеи — просто смешно. Его удивляло, что Адам не убрал их. Сам Майк играл за хоккейную команду колледжа в Дартмуте. Затем его переманили в «Нью-Йорк рейнджерс». Примерно год он играл за эту команду в Хартфорде, ему даже довелось принять участие в двух играх НХЛ.

Он передал свою любовь к хоккею Адаму. Адам встал на коньки в три года. Потом стал голкипером в детской команде. До сих пор на выезде из гаража стояли проржавевшие ворота, вернее, то, что от них осталось, — сетка давно сгнила от непогоды.

Майк потратил немало времени, тренируя сына ловить броски с близкого расстояния. Адам был потрясающ — определенно самый перспективный спортсмен в колледже. А потом вдруг, полгода назад, взял и бросил спорт. Просто ушел. Положил клюшку, наколенники, шлем с маской и сказал, что он завязывает.

С чего все началось? Может, уход из спорта стал первым признаком его падения?

Майк пытался понять, чем продиктовано решение сына. Не стал уподобляться слишком настойчивым родителям, отождествляющим успехи в спорте с жизненным успехом. Но что правда, то правда, уход сына из спорта сильно огорчил Майка. И еще сильнее — Тиа.

— Мы его теряем, — сказала она тогда.

Майк так не считал. Адам перенес настоящую трагедию — самоубийство друга — и наверняка пытался выработать какое-то взрослое противоядие. Он стал угрюм и тих. Почти все время проводил у себя в комнате, сидел за стареньким компьютером, играл в игры в стиле фэнтези или отправлял эсэмэски неизвестно кому. Но разве не так ведут себя другие подростки? Он почти не разговаривал с родителями, отвечал редко, нехотя и сквозь зубы. И опять же — что здесь такого ненормального?

Наблюдение, это была ее идея. Тиа работала в адвокатской конторе «Бёртон и Кримштейн» на Манхэттене, вела уголовные дела. В одном из ее дел фигурировал некий Пейл Хейли, замешанный в отмывании денег. ФБР удалось выйти на след Хейли, благодаря контролю над его перепиской в Интернете.

Бретт, установщик электронного оборудования, ведал техническим обслуживанием на фирме у Тиа. И вот теперь Майк глаз не сводил с длинных его пальцев с грязными ногтями. Эти ногти прикасались к клавиатуре Адама. Почему-то Майку не давала покоя эта мысль. Тип с мерзкими ногтями находится в комнате его сына, прикасается к самому ценному имуществу Адама, делает с ним, что хочет.

— Еще секунда — и дело сделано, — сообщил Бретт.

Майк посетил сайт «Право шпионить» и увидел две рекламные заставки, набранные крупными печатными буквами:






К ВАШИМ ДЕТЯМ ПРИБЛИЖАЛСЯ ПЕДОФИЛ?

ВАШИ СОТРУДНИКИ ВОРУЮТ У ВАС?





А затем, чуть ниже, набранный еще более крупным и жирным шрифтом аргумент, который выдвигала Тиа:






ВЫ ИМЕЕТЕ ПРАВО ЗНАТЬ!





Ниже приводился рекламный перечень свидетельств:






«Ваша продукция помогла спасти мою дочь от худшего кошмара родителей — сексуального домогательства! Спасибо тебе, программа „Шпион“!» Боб. Денвер, Колорадо

«Я обнаружил, что самый доверенный из сотрудников ворует из нашего офиса. Помогло выявить нечистоплотного работника ваше программное обеспечение!» Кевин. Бостон, Массачусетс





Майк все еще колебался.

— Он наш сын, — напомнила Тиа.

— Думаешь, я не знаю?

— Разве тебя это не беспокоит?

— Конечно, беспокоит. Но…

— Что «но»? Мы его родители. — А затем, словно перечитав рекламу, добавила: — Мы имеем право знать.

— Разве мы имеем право вторгаться в его личную жизнь?

— С целью защитить его? Конечно! Он наш сын.

Майк покачал головой.

— Мы не только имеем на это право. — Тиа приблизилась к нему на шаг. — На нас лежит ответственность.

— А твои родители всегда знали, чем ты занимаешься?

— Нет.

— О том, что ты думаешь? О каждом разговоре с другом?

— Нет.

— Вот видишь. О том и речь.

— А ты вспомни родителей Спенсера Хилла, — возразила она.

Майк тут же умолк. Они переглянулись.

— Если бы можно было начать все сначала, — вздохнула Тиа. — Если бы Бетси и Рон могли вернуть Спенсера…

— Но это невозможно, ты знаешь.

— Нет, послушай меня. Если бы они могли вернуть его… Будь Спенсер жив, как думаешь, они бы стали следить за ним внимательнее?

Спенсер Хилл, одноклассник и друг Адама, четыре месяца назад покончил с собой. Ужасная трагедия, она потрясла Адама и его школьных товарищей. И Майк не преминул напомнить об этом жене.

— А ты не считаешь, что этим и объясняется поведение Адама?

— Самоубийством Спенсера?

— Да.

— До какой-то степени конечно. Но к тому времени он уже изменился. Это просто ускорило процесс…

— Но, может, если дать ему больше свободы…

— Нет, — сказала, как отрезала, Тиа. — Возможно, именно этой трагедией и объясняется поведение Адама, но от этого опасность не меньше. Скорее, напротив, гораздо больше.

Майк задумался.

— Мы должны сказать ему, — произнес он, помолчав.

— Что?

— Сказать Адаму, что следим за его жизнью в непрерывном режиме.

— Какой смысл? — Тиа поморщилась.

— Пусть знает, что за ним наблюдают.

— Как садится коп тебе на «хвост» проследить, чтобы ты не превышал скорость? Нет, это совсем другое.

— То же самое.

— Он все равно будет заниматься тем же, чем обычно. Заходить к другу, в интернет-кафе и так далее.

— И что с того? Пусть знает, что мы следим. К тому же Адам доверяет самые сокровенные мысли компьютеру.

Тиа приблизилась еще на шаг, прикоснулась ладонью к его груди. Даже теперь, после стольких лет совместной жизни, подобное прикосновение его возбуждало.

— Он в опасности, Майк, — тихо проговорила она. — Неужели не замечаешь? Твой сын в опасности. Может, он пьет, балуется таблетками, или еще бог знает что. И не надо зарывать голову в песок.

— Никуда я ее не зарываю.

В голосе ее звучала мольба:

— Ты ищешь самый легкий путь. Надеешься, Адам просто перерастет это?

— Я о другом говорил. Ты только вдумайся. Это новые технологии. Он доверяет им свои тайные мысли и чувства. Вот ты хотела бы, чтобы твои родители узнали о тебе все это?

— Мы живем в ином мире, — покачала головой Тиа.

— Уверена?

— Но я не понимаю, чем тут можно навредить! Мы его родители. Мы хотим ему счастья.

Теперь Майк покачал головой.

— Человеку не обязательно знать все самые сокровенные мысли другого человека, — заметил он. — Каждый имеет право на личную жизнь.

— Ты хочешь сказать, на секреты?

— Да.

— То есть, считаешь, у каждого имеются секреты? И это нормально?

— Конечно.

Она как-то странно посмотрела на него, и взгляд этот не понравился Майку.

— А у тебя есть секреты? — спросила Тиа.

— Я не о том.

— У тебя есть секреты от меня? — продолжала настаивать она.

— Нет. Но мне не хочется знать каждую твою мысль.

— И мне не хочется, чтобы ты знал мои.

Они умолкли одновременно, словно сговорившись. Тиа отошла от него.

— Но если это вопрос выбора, защитить сына или дать ему полное право на личную жизнь, — прервала молчание Тиа, — я выбираю первое.

Дискуссия — Майк не решился называть это спором — длилась уже месяц.

Майк пытался сблизиться с сыном. Приглашал Адама в торговые центры, на выставки, даже на концерты. Адам отказывался. Приходил домой поздно и плевать хотел на все эти курфьюз.[4 - От couvre-feu — сигнал к затемнению, комендантский час (фр.). Имеется в виду закон, принятый в целом ряде западных стран, запрещающий несовершеннолетним находиться на улице позже определенного времени.] Перестал обедать дома. Отметки становились все хуже. Однажды им удалось уговорить его сходить к психотерапевту. Тот приписывал такое состояние депрессии. Сказал, что может выписать лекарства, но прежде ему надо еще раз встретиться с Адамом. Тот категорически отказался.

А когда они стали настаивать, убеждать, что визит к врачу необходим, Адам убежал из дома на целых два дня. На звонки на мобильный не отвечал. Майк и Тиа сходили с ума. Позже выяснилось, что прятался он в доме друга.

— Мы его теряем! — повторила Тиа.

Майк промолчал.

— В конце концов, Майк, мы его опекуны, на нас ответственность. Сейчас дети с нами, но пройдет какое-то время, и они заживут своей жизнью. Я просто хочу, чтобы Адам был жив и невредим, до тех пор пока настанет пора покинуть родительский дом. А там сам пусть решает, как жить.

Майк кивнул.

— Что ж, ладно.

— Ты уверен? — спросила она.

— Нет.

— Я тоже нет. Но Спенсер Хилл из головы не выходит.

Он снова ответил кивком.

— Майк?

Он поднял на жену глаза. Та криво улыбнулась. Впервые он увидел такую ее улыбочку холодным осенним днем в Дартмуте. Она навеки угнездилась в его памяти и сердце.

— Я люблю тебя, — сказала Тиа.

— Я тоже тебя люблю.

Они согласились шпионить за старшим своим ребенком.




Глава 3


Поначалу никаких представляющих опасность или странных посланий в электронной почте не было. Но все резко изменилось в понедельник, через три недели.

В маленьком офисе Тиа ожил селектор внутренней связи. Резкий нахальный голос произнес:

— Ко мне в кабинет, живо!

Это была Эстер Кримштейн, большой босс в ее юридической конторе. Эстер всегда вызывала ее сама, не доверяла помощникам и секретарям. Тиа немного пугалась и входила к начальнице с виноватым видом, точно должна была неким магическим образом предвидеть этот вызов и материализоваться в ее кабинете тотчас же, без вызова по селектору.

На работу в юридическую фирму «Бёртон и Кримштейн» Тиа поступила полгода назад. Бёртон давным-давно скончался, и теперь здесь всем заправляла Эстер Кримштейн, знаменитый и грозный адвокат. Она приобрела международную известность как эксперт по уголовным делам и даже вела на телевидении в живом эфире реалити-шоу «Кримштейн и криминал».

Эстер Кримштейн рявкнула в динамик — голос у нее всегда был рявкающий:

— Тиа!

— Уже иду.

Она швырнула флешку с отчетом о наблюдении за сыном в верхний ящик стола и зашагала по коридору мимо ряда застекленных офисов с одной стороны — там сотрудники рангом повыше могли наслаждаться солнечным светом — и крохотных душных каморок по другую сторону. У «Бёртон и Кримштейн» всегда существовала жесткая система кастовости. Были и старшие партнеры по бизнесу, но Эстер Кримштейн никогда бы не допустила, чтобы их имена украсили табличку на дверях ее кабинета.

Тиа дошла до угла — там находилось просторное офисное помещение. Секретарша Эстер кивнула ей, не поднимая головы. Дверь в кабинет начальницы была распахнута настежь, как всегда. Тиа остановилась и постучала в стенку рядом с дверью.

Эстер расхаживала по кабинету. Ростом она не вышла, но назвать ее маленькой никому бы и в голову не пришло. Компактная, плотная, в каждом движении сквозят сила и опасность.

«Она не идет, — подумала Тиа, — а крадется по кабинету, словно тигрица. Выпускает пар, упивается властью».

— Нужно, чтобы ты взяла показания под присягой в Бостоне, в эту пятницу, — без всяких преамбул объявила Эстер.

Тиа шагнула в комнату. Волосы у Эстер вились агрессивными и мелкими светлыми кудряшками. Прическа небрежная, и в то же время эта женщина производила впечатление полной собранности. Есть люди, неизбежно приковывающие к себе внимание, — это в полной мере относилось к Эстер. Казалось, она вот-вот подойдет к тебе, ухватит за лацканы пиджака, встряхнет и заставит смотреть прямо в глаза.

— Конечно, без проблем, — отозвалась Тиа. — По какому делу?

— Бека.

Тиа знала о нем.

— Вот файл. Захвати с собой эксперта по компьютерам. Ну, этого типа с ужасной осанкой и кошмарными татуировками.

— Бретта, — подсказала Тиа.

— Да, его. Пусть просмотрит персональный компьютер того парня. — Эстер протянула ей папку и снова зашагала по комнате.

Тиа взглянула на файлы.

— Это тот свидетель из бара?

— Именно. Показания будет давать в пятницу. Потом вернешься домой и все как следует изучишь.

— Ладно, без проблем.

Эстер остановилась.

— Тиа?..

Тиа перелистывала документы в папке. Старалась думать о деле, о Беке и его показаниях, о том, что выпала возможность съездить в Бостон. Но чертов «шпионский» отчет не давал покоя. Она посмотрела на начальницу.

— О чем задумалась? — спросила Эстер.

— Да об этих показаниях.

Эстер нахмурилась.

— Хорошо. Поскольку парень этот — лживый мешок ослиного дерьма, иначе не назовешь. Поняла?

— «Мешок ослиного дерьма», — повторила Тиа.

— Именно. Он определенно не видел того, о чем утверждает. Не мог видеть. Ты меня понимаешь?

— И вы хотите, чтобы я это доказала?

— Нет.

— Нет?

— Наоборот.

Тиа нахмурилась.

— Не совсем понимаю… Так вы не хотите, чтобы я доказывала в суде, что он — лживый мешок ослиного дерьма?

— Именно.

— Может, поясните? — Тиа пожала плечами.

— С удовольствием. Я хочу, чтобы ты сидела там, мило кивала и задавала миллион вопросов. Надень что-нибудь облегающее, возможно даже с глубоким вырезом. Улыбайся ему, как девица на первом свидании, которой все, что он скажет, кажется потрясающим. И чтоб никакого скептицизма в голосе. Каждое его слово — для тебя истина в последней инстанции.

Тиа кивнула.

— Хотите, чтобы я его разговорила.

— Да.

— Хотите, чтобы я все это записала. Всю его историю.

— И снова да.

— Чтоб позже в суде припечатать к стенке его лживую задницу.

— С фирменным блеском и шиком знаменитой Кримштейн. — Эстер изогнула бровь.

— Ясно. Я все поняла.

— Собираюсь поджарить ему яйца и подать на блюде к завтраку. Так что, если придерживаться метафоры, твоя задача — сходить в магазин. Справишься?

«Отчет из компьютера Адама — как справиться с этим? Прежде всего надо связаться с Майком. Потом сесть и хорошенько все обдумать, определить, каким будет следующий наш шаг…»

— Тиа?

— Думаю, справлюсь. Да.

Эстер остановилась. Шагнула к Тиа. Она была дюймов на шесть ниже ее, но Тиа так не казалось.

— А знаешь, почему я решила поручить это тебе?

— Потому что я выпускница юридического факультета Колумбийского университета, чертовски талантливый адвокат. И за те шесть месяцев, что работаю здесь, вы давали мне только те поручения, с которыми бы справилась и макака-резус, так?

— Ничего подобного.

— Тогда почему?

— Да потому что ты — старая.

Тиа удивленно взглянула на нее.

— Нет, я не в том смысле. Сколько тебе: лет тридцать пять? Я лет на десять старше. Просто остальные младшие юристы еще сущие младенцы. И все хотят выглядеть героями. Считают, что могут показать себя.

— А я не считаю?

— Считаешь. Но ты уже вышла из младенческого возраста.

Возразить на это было нечего. Тиа опустила голову, взглянула на папку, но все мысли ее были о сыне, его чертовом компьютере и «шпионском» отчете.

Эстер выждала секунду-другую. Затем одарила Тиа особым взглядом, припасенным для того, чтобы «расколоть» свидетеля. Тиа встретила его спокойно.

— Почему ты выбрала именно нашу фирму? — спросила Эстер.

— Сказать правду?

— Желательно.

— Из-за вас, — ответила Тиа.

— Это что, комплимент?

Тиа пожала плечами:

— Вы хотели услышать правду. А она состоит в том, что я всегда восхищалась вашей работой.

Эстер улыбнулась.

— Да. Да, я дамочка с яйцами.

Тиа терпеливо ждала окончания разговора.

— Почему еще?

— Достаточно и этого.

Эстер покачала головой.

— Нет, должно быть что-то еще.

— Не поняла?

Эстер уселась за письменный стол. Жестом указала на кресло напротив.

— Хочешь, попробую догадаться?

— Хочу.

— Ты выбрала эту фирму потому, что во главе ее феминистка. Решила, что я с пониманием буду относиться к твоим прогулам и отпускам по уходу за детьми.

Тиа промолчала.

— Так я права или нет?

— Отчасти.

— Видишь ли, феминизм не означает помощь особи своего пола. Речь идет о равных правилах на игорном поле. О том, чтобы дать женщинам выбор, а не гарантии.

Тиа ждала продолжения.

— Ты выбрала материнство. Это не преступление. Но и какой-то особенной ты от этого не стала. А что касается работы, карьеры, — потеряла годы. Ты выбилась из графика, и тебе трудно нагнать других. Равные правила на поле игры. И если парень бросит работу, чтобы воспитывать детей, на него это тоже распространяется. Ясно тебе?

Тиа отделалась неопределенным жестом.

— Ты сказала, что восхищаешься моей работой, — продолжила Эстер.

— Да.

— Но я пожертвовала семьей. Решила вовсе не заводить. Тебе это тоже нравится?

— Думаю, дело не в том, нравится мне или нет.

— Именно. То же самое и с твоим выбором. Я выбрала карьеру. Я не выбивалась из графика. А потому сейчас перед тобой босс и выдающийся специалист, даже, можно сказать, знаменитость. Но в конце дня я не спешу домой к красивому мужу доктору, белой изгороди вокруг садика и двум с половиной детишкам. Понимаешь, о чем я?

— Понимаю.

— Вот и прекрасно. — Ноздри у Эстер раздувались, глаза возбужденно сверкали. — А потому, когда ты сидишь в офисе, в моем офисе, все твои мысли должны быть обо мне. О том, как угодить и услужить мне. А не о том, что сегодня собираешься приготовить на обед и не опоздает ли твой сынок на футбольную тренировку. Понимаешь?

Тиа хотелось возразить, но тон начальницы не оставлял места для споров.

— Понимаю.

— Хорошо.

Зазвонил телефон. Эстер сняла трубку.

— Что? Вот кретин. Я же велела ему держать язык за зубами. — Эстер резко развернулась в кресле.

Для Тиа это был знак. Она поднялась и вышла из кабинета, от души желая, чтобы все мысли ее сейчас были направлены на приготовление обеда или тренировку сына.

В коридоре остановилась, взглянула на мобильный телефон. Потом сунула папку под мышку и, невзирая на нравоучения Эстер, стала размышлять об информации в отчете, полученной по электронной почте.

Зачастую отчеты эти были довольно пространными — Адам очень страдал и посещал так много сайтов и имел так много «друзей» в «Моем мире» и на портале «Facebook», что распечатки этих переговоров были весьма объемны. Как раз их она и проглядывала сейчас, пытаясь убедить себя, что это вовсе не вторжение в личную жизнь, и одновременно не желая знать слишком много.

Тиа поспешила к письменному столу. На нем красовалась обязательная семейная фотография. Все четверо — Майк, Джил, Тиа и, разумеется, Адам — в один из тех моментов, что гарантирует зрителей, — на крыльце перед входом в дом. Улыбки у всех вымученные, но снимок этот почему-то ее успокаивал.

Она выложила на стол отчет и нашла так напугавшее ее сообщение. Перечитала еще раз. Оно не изменилось. Стала размышлять, что же делать, потом вспомнила, что решение они принимали вдвоем.

Тиа достала мобильник и нашла номер Майка. Затем набрала эсэмэс и отправила ему.




Майк все еще был на коньках, когда пришло сообщение.

— От Наручников? — спросил Мо.

Мо уже снял коньки. В раздевалке, как и во всех других раздевалках для хоккеистов, чудовищно воняло. Проблема в том, что пот проникал во все защитные прокладки и подушечки под формой. Под потолком вращался огромный вентилятор. Но толку от него было немного. А хоккеисты не обращали внимания на запах, просто привыкли. Любому постороннему, вошедшему в помещение, стало бы дурно от этого запаха.

Майк взглянул на телефонный номер жены.

— Ага.

— Черт, да тебя, похоже, выпороли.

— Да, — ответил Майк. — Устроили хорошую словесную взбучку.

Майк и Мо подружились еще в Дартмуте. Играли там в одной хоккейной команде — Майк был ведущим левым нападающим, Мо великолепно проявил себя в защите. Окончили они колледж четверть века тому назад. За это время Майк стал хирургом-трансплантологом, Мо же занимался некой таинственной работой на ЦРУ. Но их роли в хоккее остались прежние.

Другие игроки поспешно снимали доспехи. Все они старели, а хоккей — игра молодых.

— Но она ведь знает, что ты в это время на хоккее?

— Знает.

— Ей не следовало отвлекать тебя.

— Это всего лишь эсэмэска, Мо.

— Ты всю неделю надрываешься в клинике, — заметил Мо с улыбочкой, по ней никогда нельзя было определить, шутит он или нет. — И время для хоккея священно. Ей следовало бы уже давно понять.

Мо был с ним тем холодным зимним днем, когда Майк впервые увидел Тиа. Вообще-то Мо первым заметил ее. Они играли «домашний» матч с Йелем. Майк и Мо были юниорами. Тиа сидела на трибуне. Перед игрой, во время разогрева, когда ты катаешься по кругу, разминаешь мышцы, Мо подтолкнул его локтем в бок, кивнул в ту сторону, где сидела Тиа, и сказал:

— Смотри, какой славный свитерок с собачками.

С этого все и началось.

У Мо была теория: все женщины должны непременно втрескаться в Майка или, на худой конец, в него. Мо привлекал их образом «плохого» парня, на Майка клевали девушки, которым нравились симпатичные молодые люди с хорошими манерами. И вот в третьем периоде, когда Дартмут уверенно вел в счете, Мо затеял потасовку и сильно отметелил игрока из команды противника. Нанося последний удар, он обернулся, подмигнул Тиа и засек ее реакцию.

Судья остановил игру. По пути к скамейке штрафников Мо наклонился к Майку и шепнул:

— Твоя.

То были пророческие слова. После матча они встретились на вечеринке. Тиа пришла туда с игроком из взрослой сборной, но интереса к кавалеру не проявляла. Они поговорили о прошлом. А потом Майк заявил, что хочет стать врачом, а ей захотелось знать, когда это он впервые понял.

— Мне кажется, я всегда хотел, — ответил Майк.

Но такой ответ Тиа не устраивал. И она стала расспрашивать дальше, копать глубже. Позже он убедился, что так она поступает всегда. И вскоре он, сам себе удивляясь, рассказывал ей, что в детстве был страшно болезненным ребенком и что все врачи выглядели в его глазах героями.

Она умела слушать, как никто другой в целом мире. Так завязались отношения, и оба погрузились в них с головой. Они завтракали и обедали в кафетерии. Они вместе занимались по ночам. Майк приходил в библиотеку, где работала Тиа, с вином и конфетами.

— Не возражаешь, если я прочту текст? — спросил он Мо.

— Она настоящая заноза в заднице.

— Называй, как тебе нравится, Мо. Валяй, не стесняйся.

— Ну а если бы ты был в церкви? Она бы тоже отправляла тебе сообщения?

— Тиа? Возможно.

— Чудно. Тогда читай. А потом сообщи ей, что мы отправляемся в бар, где танцуют девицы с голыми титьками.

— Хорошо, непременно так и напишу.

Майк открыл сообщение:






Надо поговорить. Нашла кое-что в компьютерном отчете. Срочно приезжай домой.





Мо заметил, как изменилось выражение лица друга.

— Что случилось?

— Ничего.

— Ладно. Тогда вечером идем в стрип-бар.

— Мы же никогда не ходили в такие бары.

— Ты что, из тех маменькиных сынков, которые предпочитают называть их клубами для джентльменов?

— Называй как хочешь. Но я не могу.

— Она заставляет тебя ехать домой?

— У нас… ситуация.

— Что?

Мо не привык к таким оборотам речи.

— Что-то с Адамом, — пояснил Майк.

— С моим крестником? Что?

— Он не твой крестник.

Мо никак не мог стать крестным отцом, Тиа никогда бы не допустила. Что вовсе не мешало Мо думать, будто он и есть крестный. Когда мальчика крестили, Мо пришел в церковь и встал впереди, рядом с братом Тиа, который был настоящим крестным отцом. Укротил того одним взглядом, и тот не сказал ни слова.

— Так что случилось?

— Пока не знаю.

— Уж больно твоя Тиа скрытная.

Майк «съел» и это. Лишь заметил:

— Адам ушел из спорта.

Мо скривился, словно Адам вошел в секту поклонения дьяволу или же занимается скотоложством.

— О-о!

Майк расшнуровал ботинки с коньками, снял.

— Почему не хочешь мне рассказать? — спросил Мо.

Майк надел на коньки защитные скобы. Снял наплечники. Мимо прошли несколько парней, попрощались с ним. Многие, даже вне льда, старались держаться от Мо подальше.

— Я тебя отвезу, — предложил Мо.

— Почему?

— Да потому что ты оставил машину у больницы. Пока доедешь туда… лишняя трата времени. Я отвезу тебя прямо домой.

— Не слишком хорошая идея.

— Нормальная. Хочу видеть своего крестника. И понять, наконец, что, черт возьми, происходит.




Глава 4


Мо свернул на их улицу, и Майк увидел свою соседку, Сьюзен Лориман. Она делала вид, будто занимается садом — сажает или сеет что-то, — но провести Майка ей не удалось. Они подъехали к дому. Мо покосился на соседку, она стояла на коленях.

— А что, очень даже славная попка.

— Наверняка ее муженек думает то же самое.

Сьюзен Лориман поднялась. Мо разглядывал ее.

— Да, но ее муженек просто задница.

— С чего ты взял?

Мо кивком указал в сторону.

— Эти машины.

У подъезда стоял мощный автомобиль мужа Сьюзен, темно-красный, как свекольник, «корвет». Была у него и вторая машина, угольно-черный «БМВ-550», Сьюзен же ездила на сером «додж-караване».

— А что в них такого?

— Они его?

— Да.

— Я понимаю этого друга, — ответил Мо. — Жена — самая крутая цыпочка из всех, что доводилось видеть. Испанка или латинос, что-то в этом роде. Помнишь, была такая дамочка, профессиональный рестлер по прозвищу Покахонтас? Помнишь, как показывали эти эротические штучки-дрючки по утрам по Одиннадцатому каналу?

— Помню.

— Ну и эта Покахонтас рассказывала мне кое-что о своей работенке. Всякий раз, когда к ней подкатывал парень на такой вот тачке, важно так подкатывал на толстых колесах, ревел мотором, подмигивал и все такое, знаешь, что она ему говорила?

Майк помотал головой.

— Жаль, что наслышана о твоем пенисе, — радостно подсказал Мо.

Майк выдавил улыбку.

— Жаль, что наслышана о твоем пенисе. Вот так. Ну, скажи, разве не здорово?

— Ага, — кивнул Майк. — До безумия остроумно.

— И от этой привычки избавиться сложно.

— Да уж, наверное.

— Так что этот твой сосед — ее муж, верно? — заимел целых две тачки. Как думаешь, что это означает?

Сьюзен Лориман обернулась к ним. Майк всегда находил ее невероятно привлекательной — самой горячей штучкой во всей округе. Он слышал, как соседские ребятишки называют ее Ноик[5 - Ноик — акроним от слова «Кино».] и не одобрял этого, находил подобный акроним слишком примитивным. И не то чтобы Майк предпринимал какие-то ходы в этом направлении, но пока ты жив и дышишь, не заметить такую красотку невозможно.

У Сьюзен были длинные иссиня-черные волосы. Летом она связывала их в конский хвост или распускала. Шорты коротенькие, глаз не видно за стеклами модных солнечных очков, а на ярко-красных сочных губах играет загадочная улыбочка.

Когда дети были помладше, Майк часто видел ее на игровой площадке у Мапл-парк. Это ничего не означало, но он любил наблюдать за ней. Знал одного папашу, который специально пристроил своего сынишку в детскую команду, дабы иметь возможность видеть Сьюзен Лориман, которая приходила на матчи.

Сегодня солнечных очков не было. А улыбка отдавала натянутостью.

— Красотка чем-то опечалена, — заметил Мо.

— Да. Слушай, подожди меня минутку, ладно?

Мо уже хотел возразить, но потом еще раз взглянул на грустное женское личико.

— Да. Конечно, — кивнул он.

Майк подошел. Сьюзен пыталась сдержать улыбку, но в уголках рта уже появились ямочки.

— Привет, — спокойно произнес он.

— Привет, Майк.

Он знал, почему Сьюзен на улице, притворяется, что занята садом. И не заставил ее долго ждать.

— Результаты по исследованию тканевых соскобов Лукаса будут готовы только утром.

Она сглотнула слюну, торопливо закивала:

— Ясно.

Майку хотелось протянуть руку, коснуться ее. На работе, в кабинете, он бы мог это сделать. Доктора часто так делают. Но здесь не пройдет. Вместо этого он пошел проторенной дорожкой.

— Мы с доктором Гольдфарб делаем все, что в наших силах.

— Знаю, Майк.

У ее десятилетнего сынишки Лукаса был обнаружен фокальный сегментальный гломерулосклероз, сокращенно ФСГС, и ему срочно требовалась пересадка почки. Майк являлся одним из ведущих в стране хирургов-трансплантологов по пересадке почек, но передал этого пациента Айлин Гольдфарб. Она возглавляла отдел трансплантологии в Нью-йоркском пресвитерианском госпитале, и он считал ее самым лучшим хирургом.

С людьми, подобными Сьюзен, ему и Айлин приходилось иметь дело каждый день. Он предупреждал их об опасности, о возможности летальных исходов, но остро переживал каждую смерть. Умершие словно оставались с ним. Преследовали его по ночам. Тыкали в него пальцами. Пугали его.

Смерть нельзя принять, смириться с ней до конца невозможно. Смерть его враг — постоянные вызов и угроза, — и Майк был готов на все, лишь бы не отдать этого ребенка в костлявые лапы твари с косой.

В случае с Лукасом Лориманом к этому примешивалось и личное. Именно по этой причине он передал маленького пациента Айлин. Майк знал Лукаса с детства. Малыш был такой славный, какой-то даже слишком послушный и добрый, с очками, постоянно сползающими на кончик носа, и шапкой непослушных волос. Лукас тянулся к спорту, но играть в подвижные игры не мог. Когда Майк тренировал во дворе Адама, отрабатывал с ним броски, Лукас околачивался поблизости и смотрел. Майк предлагал ему взять палку, но мальчик отказывался. Поняв, что спорт не для него, Лукас стал комментатором.

— Вот доктор Бай подхватил шайбу, делает ложный выпад влево, затем удар… и шайбу блестяще отбивает Адам Бай!

Майк вспомнил об этом, вспомнил, как мальчуган постоянно поправлял сползающие на нос очки, и подумал: «Нет, будь я проклят, если позволю ему умереть!..»

— Ты хорошо спишь? — спросил он Сьюзен.

Та пожала плечами.

— Хочешь, выпишу что-нибудь?

— Данте не признает таблетки.

Данте Лориман — так звали ее мужа. Майку не хотелось признаваться Мо, но его оценка была близка к истине: этот Данте — настоящая задница. С виду приятный мужчина, но стоит увидеть, как он прищуривается… Ходили слухи, что он состоит в какой-то банде, но, видимо, они были продиктованы внешним видом. У него были гладко прилизанные черные волосы, ухватки мужчины, поколачивающего супругу. Он выливал на себя одеколон флаконами и испытывал пристрастие к вульгарно блестящим ювелирным украшениям. Тиа он даже нравился по-своему: «хоть какое-то разнообразие среди моря коротких стрижек», но у Майка этот человек вызывал ощущение, что здесь что-то не так, какая-то фальшивка, что этот показушный мачо не так уж и крут, как хочет казаться.

— Хочешь, поговорю с ним? — предложил Майк.

Она покачала головой.

— Вы вроде бы ходите в аптеку на Мапл-авеню, верно?

— Да.

— Тогда я выпишу рецепт. Зайдешь и сама купишь, если захочешь.

— Спасибо, Майк.

— Ладно, увидимся утром.

Майк подошел к машине. Мо ждал его, скрестив руки на груди. На нем были солнечные очки, и он являл собой олицетворение равнодушия.

— Твоя пациентка?

Майк прошел мимо него. Он не любил говорить о своих пациентах. И Мо это знал.

Майк остановился перед домом и смотрел на него секунду-другую.

«Почему, — подумал он, — этот дом всегда кажется таким хрупким и уязвимым, как мои пациенты?»

Стоит посмотреть направо или налево, и увидишь, что вся улица застроена в точности такими же домами, где живут семьи, приехавшие неизвестно откуда. Он стоял на лужайке, смотрел на строение и думал: «Да, здесь я собираюсь прожить всю свою жизнь, растить детей, защищать все наши надежды и мечты. Именно здесь. В этом странном сооружении».

Он отворил дверь.

— Есть кто-нибудь?

— Папа! Дядя Мо!

Навстречу, из-за угла, вылетела Джил, одиннадцатилетняя принцесса, улыбка сияла во все лицо. Майк почувствовал, как оттаивает его сердце — такое ощущение неизменно возникало при виде дочурки. Когда дочь так улыбается отцу, он, невзирая на все обстоятельства и неприятности, сразу начинает чувствовать себя королем.

— Привет, сладкая моя.

Джил, ловко протискиваясь между мужчинами, обняла Майка, потом — Мо. Двигалась она с легкостью политика, обрабатывающего толпу. За спиной у нее возникла подружка, Ясмин.

— Привет, Ясмин, — улыбнулся Майк.

Волосы у Ясмин свисали на лицо, прикрывая его точно вуалью. А само лицо было покрыто пушком мелких темных волос. Голосок был еле слышен:

— Привет, доктор Бай.

— У девушек сегодня танцкласс? — спросил Майк.

Джил выразительно покосилась на отца, одиннадцатилетним девчушкам редко такое удается.

— Пап, — прошептала она.

И тут он вспомнил. Ясмин перестала танцевать. Ясмин вообще перестала принимать участие в школьных мероприятиях. А все из-за инцидента, произошедшего несколько месяцев назад. Их учитель, мистер Льюистон, обычно такой приветливый и добрый, всегда стремившийся заинтересовать детей, неудачно прокомментировал наличие волос на лице Ясмин. Подробностей Майк не знал. Льюистон сразу же извинился, но урон, нанесенный самолюбию ребенка, оказался невосполним. Одноклассники сразу же начали дразнить Ясмин, называть ее Икс-Игрек, как в хромосоме, или просто Игрек — прозвище, коротковатое для Ясмин, но сразу же прилепившееся к ней.

Дети, как известно, бывают очень жестоки.

Джил осталась с подружкой, изо всех сил старалась преодолеть эту ее отчужденность. Майк и Тиа гордились дочкой. Ясмин ушла, но Джил продолжала посещать занятия по танцам. Джил нравилось практически все, чем бы она ни занималась. Она проявляла неслыханные энергию и энтузиазм, и это притягивало остальных ребят. Вот и говори после этого о природе, наследственности и воспитании. Двое детей — Адам и Джил — от одних родителей, но полярно противоположные по характеру.

Природа до сих пор полна загадок.

Джил снова протиснулась между мужчинами, взяла Ясмин за руку.

— Пошли, — велела она.

Подружка покорно последовала за ней.

— Пока, папочка. До свидания, дядя Мо.

— До свидания, милая, — ласково отозвался Мо.

— Куда это вы собрались? — спросил Майк.

— Мама велела поиграть на улице. Будем кататься на великах.

— Шлемы не забудьте.

Джил картинно закатила глаза, но спорить не стала.

Минуту спустя из кухни вышла Тиа. Увидела Мо, нахмурилась.

— А ты что здесь делаешь?

— Да вот, слышал, вы шпионите за сыном, — ответил Мо. — Очень мило.

Тиа обожгла Майка взглядом. Тот просто пожал плечами. Между Мо и Тиа не прекращался этот своеобразный танец неприкрытой вражды. Похоже, предоставь им укромное местечко, они бы поубивали друг друга.

— Думаю, идея в целом недурна, — заметил Мо.

Они удивились. И уставились на него.

— Что? У меня бородавка на носу выскочила?

— Мне кажется, ты говорил, мы перебарщиваем с его защитой.

— Нет, Майк, я сказал, Тиа перебарщивает.

Тиа снова окинула мужа гневным взглядом. И тут вдруг Майк понял, у кого Джил научилась укрощать отца одним взглядом. Джил — ученица, Тиа — ее учитель.

— Но в данном случае, сколь ни прискорбно признать, — продолжил Мо, — она права. Вы его родители. Вы должны знать все.

— А тебе не кажется, что он имеет право на личную жизнь?

— Право… на?.. — Мо нахмурился. — Но он всего лишь глупый мальчишка. Послушайте, все родители шпионят за своими детьми тем или иным образом, верно? Это их работа. Вы же просматриваете его дневники, так? Говорите с учителем об успеваемости. О том, как он ведет себя в школе. Решаете, что ему есть, где спать и так далее. А это всего лишь следующий этап.

Тиа закивала.

— Вы должны воспитывать, а не баловать. Каждый родитель решает, какую степень свободы можно предоставить ребенку. Вы должны контролировать его. Знать все. Это не республика. Это семья. И совсем не обязательно влезать во все мелочи, но вы должны иметь возможность вмешаться в любой момент. Знание — это власть. Правительство в такие дела не вмешивается, потому как не заинтересовано. А вы — да. Оба вы умные образованные люди. Так в чем тут вред?

Майк изумленно смотрел на него.

— Мо… — тихо пробормотала Тиа.

— Да?

— Считаешь, это как раз тот случай?

— Будем надеяться, что нет. — Мо опустился на кухонный табурет. — Так что удалось выяснить?

— Не пойми неправильно, — начала Тиа, — но мне кажется, тебе лучше пойти домой.

— Он мой крестник. И я близко к сердцу принимаю его интересы.

— Никакой он тебе не крестник. А что касается интересов, то родители здесь на первом месте. И сколько бы внимания ты ему ни уделял, в категорию эту не входишь.

Мо уставился на нее.

— Что еще? — гневно произнесла Тиа.

— Противно признавать, но тут ты права.

— Как, по-твоему, я должна себя чувствовать? — вздохнула Тиа. — Думаешь, мне приятно шпионить за ним? Или я должна спрашивать у тебя разрешения?

Майк смотрел на жену. Она покусывала нижнюю губу. Он знал: Тиа всегда так делает, когда сильно волнуется. Ей не до шуток.

— Мо… — начал Майк.

— Да, да, намек понял. Ухожу. Хотя… есть один момент.

— Что?

— Нельзя ли взглянуть на твой мобильник?

Майк удивился.

— Зачем? Твой что, не работает?

— Просто покажи мне его, ладно?

Майк пожал плечами и протянул мобильный телефон Мо.

— Кто твой провайдер? — спросил тот.

Майк назвал компанию.

— И у остальных членов семьи тот же провайдер? В том числе у Адама?

— Да.

Мо еще какое-то время разглядывал телефон. Майк покосился на Тиа. Она пожала плечами. Мо перевернул телефон, затем отдал его Майку.

— А в чем, собственно, дело?

— Позже объясню, — ответил Мо. — Вы уж поберегите своего мальчонку.




Глава 5


— Ну и что там в компьютере Адама? — спросил Майк.

Они сидели за кухонным столом. Тиа сварила кофе. Сама она пила «Брэкфест-бленд», специальный декофеинизированный напиток. Майк предпочитал крепкий эспрессо. Один из его пациентов работал в компании по производству кофеварок со специальным загрузочным поддоном вместо фильтра. И после успешной трансплантации сделал Майку этот подарок. Машина оказалась удивительно проста и удобна: вставляешь поддон с кофе, машина его варит.

— Две вещи, — ответила Тиа.

— Так…

— Во-первых, завтра вечером он приглашен к Хаффам.

— И?

— А Хаффы, родители, уезжают на уик-энд. И если верить сообщению, там состоится бурная вечеринка.

— Выпивка, наркотики, что?

— Об этом ни слова. Они изобретают предлог остаться там на ночевку с тем, чтобы… позволь, процитирую: «Оторваться по полной».

Хаффы. Дэниел Хафф, отец мальчика, — капитан городской полиции. Сын — все называли его Ди-Джей — наверное, самый хулиганистый парнишка в классе.

— Что? — спросила она.

— Просто соображаю…

Тиа вздохнула.

— Кого мы воспитываем, Майк?

Он промолчал.

— Знаю, тебе не хочется просматривать отчеты, но… — Она закрыла глаза.

— В чем дело?

— Адам смотрит порно онлайн, — сказала Тиа. — Ты знал?

Майк снова промолчал.

— Майк?..

— Ну и что ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил он.

— Ты не видишь в этом ничего страшного?

— Когда мне было шестнадцать, я тайком просматривал «Плейбой».

— Это совсем другое.

— Разве? Тогда у нас ничего другого не было. Интернета в том числе. Если б был, я бы, наверное, вел себя так же — использовал любую возможность увидеть голую женщину. Сегодня в этом нет ничего особенного. Любой мальчишка так устроен: будет подглядывать или подслушивать. А вот если шестнадцатилетний подросток вовсе не интересуется голыми тетеньками, тут надо бить тревогу.

— Выходит, ты одобряешь это его занятие?

— Нет, конечно. Просто не знаю, что тут можно сделать.

— Поговорить с ним, — предложила она.

— Я говорил. Объяснял про пестики и тычинки, про то, что сексом приятней заниматься по любви. Пытался научить его уважению к женщине, видеть в ней не только объект вожделения.

— А вот о последнем поподробнее, — нахмурилась Тиа. — Я этого не допущу.

— Но ведь все подростки мужского пола только об этом и мечтают, — возразил Майк. — Черт, да что там говорить: взрослые мужчины подвержены тем же мечтаниям.

Тиа глотнула из кружки. Не заданный ею вопрос повис в воздухе.

Он видел тонкие морщинки в уголках ее глаз. Сама она часто и долго рассматривала их в зеркале. Все женщины любят изучать себя в зеркале, выискивая различные недостатки, но Тиа всегда была уверена в своей внешности. Хотя последнее время он стал замечать: она уже не испытывает радости при виде своего отражения. Стала закрашивать седину. Долго изучала морщинки, мешки под глазами, нормальные признаки старения, и это ей не нравилось.

— С взрослыми мужчинами все иначе, — заметила она.

Ему захотелось утешить, успокоить ее, но затем он решил приберечь это напоследок.

— Мы открыли ящик Пандоры, — пробормотала Тиа.

Одна надежда — что говорит она об Адаме.

— Да уж, действительно.

— Я хочу знать. И боюсь этого знания.

Он потянулся, взял ее за руку.

— Так что же делать с этой вечеринкой?

— А ты как думаешь?

— Мы не можем его отпустить, — сказал Майк.

— Силой держать в доме?

— Наверное.

— Мне он сказал, что они с Кларком идут к Оливии Бёрчел, потом погуляют вместе. И если мы ему запретим, он сразу догадается — что-то не так.

— Куда ни кинь, всюду клин. Но мы же родители. И можем иногда действовать иррационально.

— Хорошо. Значит, скажем ему, пусть завтра вечером сидит дома.

— Да.

Она прикусила нижнюю губу.

— Всю неделю вел себя хорошо, выполнял все домашние задания. И потом, мы обычно разрешали ему погулять по пятницам.

Будет битва. Оба это прекрасно понимали. Майк был готов к схватке, но вступать в нее страшно не хотелось. Перед ним стоял нелегкий выбор. Да и если запретить Адаму пойти к Оливии, он сразу заподозрит.

— Ну а если объявить ему комендантский час? — спросил он.

— А если он его нарушит? Отправится к Хаффу?

«Тиа права», — мысленно заметил Майк.

— Сегодня меня вызывала Эстер, — сообщила Тиа. — Хочет, чтобы завтра я вылетела в Бостон выслушать показания под присягой.

Майк знал, какое большое значение для жены имеет это задание. До этого она занималась мелкой бумажной работой.

— Что ж, здорово!

— Да. Но это означает, что дома меня не будет.

— Не проблема, как-нибудь справлюсь.

— Джил переночует у Ясмин. Так что ее тоже не будет.

— Ясно.

— Есть идеи, как удержать Адама от похода на вечеринку?

— Я подумаю, — ответил Майк. — Есть одна мыслишка.

— Хорошо.

Он заметил, как по лицу жены словно пробежала тень. И тут вспомнил.

— Ты говорила, тебя беспокоят два момента.

Она кивнула. И снова выражение ее лица изменилось, еле заметно. Игроку в покер это может служить подсказкой. И заметить это могут только люди, достаточно долго прожившие вместе. Ты с легкостью читаешь все эти подсказки, а может, твой партнер уже давно от тебя ничего не скрывает. Как бы там ни было, но Майк сразу понял: новости не из приятных.

— Обмен сообщениями, — сказала Тиа. — Два дня назад.

Она полезла в сумочку. Срочные сообщения. Дети общались между собой в режиме онлайн. Разговаривали, стуча по клавишам, и результат в распечатке напоминал некую бредовую пьесу. Родители, которые, будучи подростками, проводили время в бесконечной болтовне по телефону, восприняли эти плоды прогресса отрицательно. Но Майк не видел в этом ничего дурного. У нас есть телефоны, у них — срочные сообщения и текстовики. В принципе одно и то же. Это напомнило Майку о стариках, которые ворчали на молодежь за то, что она увлекается видеоиграми, а сами прыгали в автобус до Атлантик-Сити, поиграть там на автоматах. Лицемерие: кажется, так это называется?

— Вот, посмотри.

Майк надел очки для чтения. Начал пользоваться ими несколько месяцев назад и быстро привык. Адам подписывался ХоккейАдам1117. Сам выбрал его несколько лет назад. А номер состоял из двух чисел. Под одиннадцатым номером выступал Марк Мессьер, его любимый хоккеист, у самого Адама в молодежной хоккейной сборной Дартмута был номер 17. Странно, что Адам от него не отказался. Или тут присутствовал некий тайный смысл? Или же, что скорее всего, это ничего не означало.






СиДжей811Б.Ты ок?

ХоккейАдам1117. Думаю, мы должны что-то сказать.

СиДжей8115. Это давно позади. Сиди тихо и спокойно, будешь в безопасности.





Согласно таймеру, на то, чтобы напечатать это, ушло не больше минуты.






СиДжей8115. Ты тут?

ХоккейАдам1117. Да.

СиДжей8115. Все ок?

ХоккейАдам1117. Все ок.

СиДжей8115. Ладно. Ув. в пят.





Вот, собственно, и все.

— Сиди тихо и спокойно, — повторил Майк.

— Да.

— Интересно, что это означает?

— Понятия не имею.

— Может, как-то связано со школой. Может, они увидели, как кто-то жульничает с тестом.

— Возможно.

— Или это ничего не означает. Может быть, это часть одной из их дурацких игр в системе онлайн.

— Возможно, — повторила Тиа, но видно было, она в это не верит.

— А кто такой СиДжей8115? — спросил Майк.

Она покачала головой.

— Впервые вижу это имя. Раньше в переписке Адама он не возникал.

— Или она.

— Да, или она.

— Увидимся в пятницу. Значит, этот СиДжей8115 тоже будет на вечеринке у Хаффа. Это как-то поможет нам?

— Не вижу, каким образом.

— Спросить его прямо?

— Будет подозрительно, ты согласен?

— Да, — кивнул Майк. — Он сразу поймет, что мы за ним шпионим.

Ни единой зацепки. Майк перечитал страничку. Но слова от этого не изменились.

— Майк?..

— Да.

— Почему Адам должен сидеть тихо, чтобы оставаться в безопасности?




Нэш сунул в карман накладные усы, уселся на пассажирское сиденье в фургоне. Пьетра, сняв парик из соломенно-желтых волос, вела машину.

В правой руке Нэш держал мобильник Марианны. Шикарный, «Черная жемчужина». По нему можно было посылать эсэмэс, фотографировать, смотреть видео, просматривать тексты, синхронизировав с домашним компьютером, в памяти хранились календарь и адресная книга. По нему можно было даже говорить.

Нэш прикоснулся к кнопке. Экран ожил, засветился. Возникла фотография дочери Марианны. Секунду-другую он смотрел на нее. Жалко, конечно. Затем он влез в ее почту, нашел нужный адрес и начал набирать сообщение:






Привет! Уезжаю в Лос-Анджелес на несколько недель. Свяжусь по возвращении.





Он подписался «Марианна», сделал копию, а затем направил сообщение по двум адресам. Те, кто знает Марианну, не станут слишком рьяно разыскивать ее. То был, насколько понимал Нэш, обычный образ ее жизни и действий — исчезнуть, затем вдруг появиться снова.

Но на этот раз… Да, она исчезла капитально.

Пьетра потягивала из фляги Марианны спиртное, Нэш раздумывал о своей теории — Каин и симпатичная обезьянка.

Затащив Марианну в фургон, он избил ее. Избивал зверски и долго. Сперва бил с целью причинить боль. Хотел, чтобы она заговорила. Убедившись, что она сказала ему все, начал избивать ее до смерти. Он был терпелив и методичен. Он знал: лицо человека состоит из четырнадцати основных сочленовых костей. И хотел раздробить или повредить каждую. Он обрабатывал лицо Марианны с хирургической точностью. Ряд ударов был направлен на то, чтобы нейтрализовать противника, выбить из него желание сопротивляться. Другие вызывали чудовищную боль. И, наконец, третьи — они причиняли тяжелейшие физические травмы. Нэш прекрасно знал все эти приемы. Знал, как не повредить костяшки пальцев и руки, действуя с максимальной силой, как правильно сложить руку в кулак, как наносить хлесткие удары открытой ладонью.

Перед тем как Марианна умерла, начала захлебываться собственной кровью, Нэш сделал то, что всегда делал в подобных ситуациях. Прекратил избиение, убедился, что она в сознании. Затем заставил ее посмотреть ему прямо в глаза. И удовлетворенно кивнул, увидев в глазах жертвы ужас.

— Марианна?..

Он жаждал ее внимания. И получил. А потом прошептал последние слова, которые ей было суждено услышать в жизни:

— Пожалуйста, передай Кассандре, что я по ней скучаю.

И только после этого позволил ей умереть.

Фургон они угнали. Поменяли номерные знаки, чтобы ввести в заблуждение полицию. Нэш перебрался на заднее сиденье. Сунул в безжизненную руку Марианны бандану, сжал ее пальцы. Потом принялся разрезать на ней одежду бритвой. Когда женщина осталась голой, достал из большого пакета новую одежду. Возился долго, но в конце концов ему все же удалось одеть труп. Розовый топ выглядел чересчур вызывающе, но именно этого эффекта он добивался. А кожаная юбочка — совсем коротенькая.

Наряд выбирала Пьетра.

Марианна отправилась с ними в свой последний путь от бара в Тинек, штат Нью-Джерси. Теперь они находились где-то на окраинах Ньюарка, в грязных и жутких трущобах, где ходить по улицам было небезопасно. Самое подходящее для Марианны место — ее должны принять за избитую до смерти проститутку. По числу убийств на душу населения Ньюарк почти в три раза превосходит Нью-Йорк. Нэш избил ее добросовестно, почти все зубы выбил. Специально оставил несколько — пусть не думают, что преступник имел целью затруднить опознание.

Так что несколько все же осталось. Но челюстно-лицевое опознание — если они вообще захотят проводить это опознание — будет долгим и проблематичным.

Нэш снова нацепил усы, Пьетра надела парик. Не слишком необходимая мера предосторожности. Вокруг ни души. Они выбросили тело в мусорный контейнер.

Нэш смотрел на труп Марианны сверху вниз. Подумал о Кассандре. На сердце было тяжело, но одновременно это придавало сил.

— Нэш! — окликнула Пьетра.

Он улыбнулся и залез в фургон. Пьетра выжала сцепление, и они поехали.




Майк стоял у двери в комнату Адама. Собрался с духом, приоткрыл.

Адам, одетый во все черное, как гот, резко развернулся.

— Не знаешь, что надо стучать?

— Это мой дом.

— Это моя комната.

— Вот как? Ты за нее платишь? — Он тут же возненавидел себя за эти слова.

Классический родительский упрек. Дети страшно обижаются при этом. Он бы сам обиделся на месте Адама. Почему мы так поступаем? Почему, дав клятву не повторять ошибки прошлых поколений, неизбежно их повторяем?

Адам успел нажать на кнопку, и монитор погас.

«Не хочет, чтобы я знал, что он там ищет в компьютере. Не догадывается, что родителям и без того много известно».

— А у меня хорошие новости, — сказал Майк.

Адам снова обернулся к нему. Скрестил руки на груди и стоял, напустив на себя невозмутимость, — это плохо ему удавалось. Парнишка вырос — был уже выше отца. Майк знал, что и силы Адаму не занимать. В спорте он проявлял настоящее бесстрашие. Не ждал, когда защитники придут на помощь. Если кто вставал у него на пути, Адам просто сметал противника.

— Какие? — спросил Адам.

— Мо взял билеты в ложу. «Рейнджеры» против «Флайеров».

Выражение его лица не изменилось.

— На когда?

— Завтра вечером. Мама летит в Бостон брать показания под присягой. Мо заедет за нами к шести.

— Возьми Джи!

— Нет, она ночует у Ясмин.

— И вы разрешили ей ночевать у Икс-Игрек?

— Не смей так обзывать девчушку. Это подло.

Адам пожал плечами.

— Лады.

Лады — обычная отговорка подростков.

— Так что приходи домой после школы и едем.

— Я не могу.

Майк оглядел комнату. Выглядела она иначе, чем в тот день, когда он заходил сюда с Бреттом.

И тут его пронзила мысль: «Бретт прикасался своими грязными ногтями к клавиатуре. Это нехорошо. Шпионить вообще нехорошо. Но если бы мы не стали следить за сыном, он бы отправился на вечеринку с выпивкой и, возможно, наркотиками. Так что шпионаж — штука полезная. Я, будучи подростком, раз или два посещал такие вечеринки. И ничего, выжил. Чем сын хуже?»

— Что значит не сможешь пойти?

— Я иду к Оливии.

— Да, мама говорила. Ты и так все время ходишь к Оливии. А тут потрясающий матч.

— Я не хочу идти на матч.

— Но Мо уже купил билеты.

— Скажи, пусть возьмет кого-то другого.

— Нет.

— Почему нет?

— Потому что я твой отец. И ты идешь на игру.

— Но…

— Никаких «но». — Майк развернулся и вышел из комнаты прежде, чем Адам успел возразить.

«Вот это да, — подумал Майк. — Неужели я смог сказать ему „никаких“ но?»




Глава 6


«Дом мертв. Иначе не скажешь, — подумала Бетси Хилл. — Мертв. И это не означает, что здесь стоит полная тишина. Нет, дом пуст, покинут, отошел в мир иной — сердце его перестало биться, кровь перестала бежать по венам, внутренности начали разлагаться. Мертв. Мертвее не бывает, что бы это ни значило. Мертв, как и мой сын Спенсер».

Бетси желала уехать из этого мертвого дома, бежать куда глаза глядят. Ей не хотелось оставаться в этом гниющем трупе. Но Рон, муж, считал, еще рано. Возможно, он прав. Однако Бетси возненавидела этот дом. Плыла по нему, точно не Спенсер, а она была привидением.

Близнецы были внизу, смотрели DVD. Она остановилась, выглянула в окно. У всех соседей в окнах горел свет. Их дома жили. Хотя и там у людей наверняка много неприятностей. Дочь сидит на наркотиках, жена ходит с отсутствующим взглядом и у нее все валится из рук, муж давным-давно потерял работу, сын страдает аутизмом. В каждом доме своя трагедия. У каждого дома и семьи есть свои тайны.

И все равно их дома еще живы. Они еще дышат. А их дом мертв.

Она смотрела на улицу, дома… Все они, эти соседи, пришли на похороны Спенсера. Всячески поддерживали, подставляли плечо, утешали, отводили глаза, в которых светился немой укор. Но Бетси замечала его. Всегда и везде. Они не хотели говорить об этом, но она знала: все эти люди винят ее и Рона. И уверены, что такое никогда не произойдет с ними.

Теперь они все исчезли, соседи и друзья. Жизнь никогда не меняется по-настоящему, если у тебя семья. Для друзей, даже самых близких, это было все равно что смотреть грустный кинофильм — он искренне трогает тебя, ты сопереживаешь, а потом наступает момент, когда тебе уже не хочется грустить. И ты выходишь из кинотеатра, так и не досмотрев фильм до конца. И идешь домой.

Только семья заставляет человека держаться.

Бетси вернулась на кухню. Приготовила близнецам ужин — хот-доги с макаронами и сыром. Близнецам недавно исполнилось семь. Рон любил поджаривать хот-доги во дворе на гриле, и не важно, идет дождь или светит солнце, зима сейчас или лето, но близнецы всегда жаловались, что хот-доги немного черные. Она готовила их в микроволновке. Дети обрадуются.

— Ужинать! — позвала Бетси.

Но близнецы проигнорировали призыв. Они всегда так делали. Спенсер тоже. Первый «звонок» так и оставался первым, никто не обращал внимания. Они привыкли игнорировать его.

«Может, в этом часть проблемы? Может, я слишком бесхарактерная для матери? Слишком мягкая? Рон не раз говорил, что я слишком много позволяю детям. Разве? Но если бы я была построже со Спенсером… Слишком уж много этих „если“».

Так называемые эксперты утверждают, что подростковое самоубийство не является виной родителей. Это болезнь, как онкология или что-то еще. Но даже эксперты смотрели на нее, как показалось, подозрительно. Почему мальчик не посещал психоаналитика? Почему она, его мать, не замечала изменений в поведении Спенсера, приписывала все его выходки типичной для подростков изменчивости настроения?

«Он просто перерастет все это, — думала Бетси. — Как это обычно бывает с тинейджерами».

Бетси прошла в гостиную. Свет выключен, лишь экран телевизора освещает лица детей. Они совсем не похожи, хотя и близнецы. Она зачала их in vitro, то есть «из пробирки». Девять лет Спенсер был ее единственным ребенком. Может, причина именно в этом? Тогда она подумала: это хорошо, что у него будут младшие братья. Но разве любой ребенок не стремится к тому, чтобы внимание и любовь родителей доставались исключительно ему?

Мерцание экрана освещало их лица. Дети полностью отключались, когда смотрели телевизор. Рты полуоткрыты, глаза расширены — вид пугающий.

— А ну, живо! — сказала она.

Никакой реакции.

И тут Бетси взорвалась:

— Живо!

Крик напугал близнецов. Она перегнулась через их головы, выключила телевизор.

— Я сказала, ужинать, быстро! Сколько раз можно повторять?

Близнецы молча затрусили на кухню. Бетси закрыла глаза, глубоко вздохнула. Последнее время она стала невыносима. Апатия сменялась вспышками раздражения. Резкие перепады в настроении. Возможно, сыграла роль наследственность и Спенсер был обречен еще в утробе матери.

Они сидели за столом. Вошла Бетси, изобразила улыбку. Да, теперь все хорошо. Она обслуживала их, старалась не только вкусно накормить, но и развлечь. Один из близнецов трещал без умолку, другой почти все время молчал. Своеобразная реакция на смерть Спенсера. Один справлялся с горем, делая вид, будто ничего не произошло. Второй постоянно пребывал в плохом настроении.

Рона дома не было. Опять. Иногда вечерами он приезжал, ставил машину в гараж, сидел в ней и плакал. Бетси страшно боялась, что он может включить мотор, плотно закрыть гаражную дверь, словом, поступить так же, как его сын. И боли наступит конец. Во всем этом была злая ирония. Мальчик покончил с собой, и самый простой способ унять боль от утраты сына — поступить так, как он.

Рон никогда не говорил о Спенсере. Через два дня после его смерти он взял стул, на котором сын сидел за столом, и убрал его в подвал. У каждого из детей были шкафчики с именами. Рон вытряхнул из шкафчика Спенсера все вещи и набил каким-то хламом.

«С глаз долой — из сердца вон», — подумала тогда Бетси.

Сама она пыталась справиться с горем по-другому — придумывала какое-нибудь хлопотное занятие. Но неизбывная печаль делала ее неповоротливой, она двигалась словно во сне, так ходишь по глубокому снегу, и каждое движение дается с трудом, точно плывешь в бассейне, наполненном густым сиропом. Бывали моменты, как, например, сейчас, когда ей хотелось с головой уйти в свое горе. Купаться в нем, упиваться страданием с почти мазохистским рвением, чтобы разрушить себя до конца, а потом возродиться заново.

Она перемыла посуду, отправила близнецов спать. Рона все еще не было. Что ж, ладно. Они с мужем ни разу не поссорились со дня смерти сына. И любовью тоже больше не занимались. Жили все в том же доме, вели одни и те же разговоры, все еще любили друг друга, но смерть сына разделила их, и любое проявление нежности казалось невыносимым.

Компьютер был включен, Интернет открыт на домашней страничке. Бетси села и набрала адрес. Подумала о друзьях и соседях, об их реакции на смерть Спенсера. С самоубийством все иначе. Сам этот факт делает смерть менее трагичной, позволяет дистанцироваться.

«Очевидно, — думала она, — Спенсер был неприкаянной душой, с самого начала сломлен внутренне. И уж лучше пусть уйдет человек сломленный, чем цельный».

Но что самое худшее, по крайней мере для Бетси, этот вывод имел смысл, был наделен некой чудовищной рациональностью. К примеру, ты слышишь о ребенке, который умирает от голода где-нибудь в африканских джунглях, и это событие не кажется тебе столь трагическим, как весть о том, что у хорошенькой маленькой девочки из дома напротив вдруг обнаружили рак.

Все относительно, а потому особенно ужасно.

Она набрала адрес: www.myspace.com/Spencerhillmemorial. Одноклассники Спенсера создали эту страничку для него через несколько дней после смерти. Там размещались снимки, коллажи и комментарии. А символом стало изображение свечи с мигающим язычком пламени.

Здесь же звучала одна из любимых песен Спенсера в исполнении Джесса Мейлина. Рядом со свечой размещалась цитата из этой песни: «Ангелы любят тебя больше, чем ты думаешь».

Какое-то время Бетси сидела и слушала песню.

В первые дни после смерти сына Бетси ночи напролет проводила на этом сайте. Читала комментарии совершенно незнакомых ей детей. Рассматривала размещенные здесь многочисленные снимки сына. Но постепенно появился привкус горечи. Хорошенькие девочки из старших классов, создавшие этот сайт, купались в славе покойного, но при жизни вряд ли уделяли Спенсеру особое внимание. Слишком мало и слишком поздно. Все дружно утверждали, что тоскуют по нему, но знакомы с ее мальчиком были немногие.

Эти комментарии, претендующие на эпитафии, более всего походили на записи в дневнике Спенсера: «Всегда буду помнить занятия физкультурой с мистером Майерсом…» Это в седьмом классе. Три года назад.

«Эти футбольные матчи, когда мистер В. претендовал на роль квотербека…» — эта запись из пятого класса.

«Все наши простудились на концерте в честь движения зеленых…» — а это уже в восьмом классе.

Совсем недавно. И это совсем не трогало. Истинной скорбью тут не пахло. Они устроили шоу, публичные выражения соболезнования для тех, кого на самом деле ничуть не опечалила смерть ее сына. Хотя в целом работу провели добросовестно, всячески подчеркивали, какая случилась трагедия, но больше всего это походило на резюме для вступления в «клуб своего ключа»[6 - Имеется в виду частный клуб, открытый только для тех, у кого есть собственный ключ от его двери.] или при выборах на должность казначея в студенческом совете.

От настоящих друзей — Кларка, Адама и Оливии — высказываний было мало. Но, наверное, так бывает всегда. Те, кто по-настоящему скорбит, предпочитают делать это не на публике. Боль столь велика, что они стараются держать ее при себе.

Она не заглядывала на сайт недели три. И новых комментариев было немного. Так всегда, особенно с молодыми. Им есть чем заняться. Бетси рассматривала шоу из слайдов. Множество фотографий. Впечатление такое, словно их смешали в одну большую и беспорядочную кучу. Возникали образы, на миг замирали, затем сменялись все новыми и новыми.

Бетси смотрела, глаза ее увлажнились.

Тут было много старых снимков еще из начальной школы в Хилл-Сайде. Миссис Роберт, учительница первого класса. И миссис Рорбек — из третьего. Мистер Хант вел четвертый класс. Здесь же разместился групповой снимок его баскетбольной команды, сделанный в закрытом помещении, — Спенсер такой радостный и возбужденный, они одержали победу. Тогда во время предыдущей игры он повредил запястье — ничего серьезного, небольшое растяжение, — и Бетси плотно забинтовала ему руку. Она помнила, как покупала специальный эластичный бинт. На фотографии Спенсер победно вскинул руку.

Спенсер не был выдающимся спортсменом, но в баскетболе мог забросить победный мяч за шесть секунд до конца игры.

Седьмой класс. Наверное, самый счастливый для него год.

Местный полицейский нашел тело Спенсера на крыше школы.

На мониторе продолжали мелькать снимки. Слезы застилали глаза, зрение затуманилось.

Крыша школы… Ее красавец сын лежит среди мусора и разбитых бутылок…

Все они получили прощальное послание Спенсера. Текст. Текст, в котором сын писал, что собирается сделать. Первое сообщение он отправил Рону, который в то время находился в Филадельфии по торговым делам. На мобильный телефон Бетси поступило второе сообщение, но в тот момент она сидела в пиццерии «Чак и Чиз», где рождаются все родительские мигрени, и не слышала, как пришла эсэмэска. Лишь час спустя, когда Рон уже успел послать ей на мобильный целых шесть сообщений, одно истеричнее другого, она нашла в телефоне предсмертную записку от своего мальчика:






Прости, люблю вас всех, но мне слишком тяжело. Прощай.





У полиции ушло два дня на то, чтобы найти тело. На крыше школы.

Что же тяжело, Спенсер? Она так этого и не узнает.

Он послал то же сообщение еще нескольким людям. Ближайшим своим друзьям. Спенсер часто говорил, что идет к ним. Провести время, прошвырнуться с Кларком, Адамом и Оливией. Но ни один из них не видел в тот день Спенсера. Он у них не появился. Он пошел один. Взял с собой таблетки — украл из дома — и проглотил слишком много. Видимо, желание уйти из жизни было слишком сильным. И умер один, на крыше.

Сообщил ей об этом Дэниел Хафф, местный полицейский, с сыном которого, по прозвищу Ди-Джей, Спенсер дружил, впрочем, недолго.

Подошел, постучал в дверь. Она открыла, увидела лицо Хаффа и потеряла сознание.

Бетси смахнула слезы. Пыталась сфокусировать внимание на снимках, где сын был еще жив.

И тут вдруг увидела фото, которое перевернуло все.

Сердце у Бетси замерло.

Снимок промелькнул и исчез. На него поспешно наслаивались другие. Она прижала руку к груди, пыталась сосредоточиться. Снимок… Как же вернуть теперь этот снимок?

Она зажмурилась. Старалась сообразить.

«Так, прежде всего надо выключить. Это всего лишь часть шоу из слайдов. Оно повторится. Просто надо подождать. Но как долго придется ждать, прежде чем нужное фото появится снова? А потом что? Промелькнет на секунду и исчезнет? А его необходимо рассмотреть. Можно ли остановить изображение, когда снимок вернется? Должен быть способ».

Она следила, как мелькают фотографии, совсем не те, что нужно. Она хотела вернуть тот снимок. Тот, с перебинтованным запястьем.

Бетси пыталась вспомнить групповой снимок в седьмом классе, потому что потом заметила нечто странное. Вроде бы Спенсер носил эластичный бинт? Да, точно. Это и удивило.

Потому что в день самоубийства Спенсера случилось нечто похожее. Он упал и растянул запястье. Она предложила перебинтовать, как тогда, в седьмом классе. Но Спенсер попросил купить специальный нарукавник. Она купила. И он носил его в тот день, когда умер.

В первый и, как позже выяснилось, последний раз.

Бетси щелкнула кнопкой. Вернулась к страничке слайдов. Компьютер потребовал ввести пароль. Наверное, пароль придумал кто-то из детей. Значит, он не должен быть слишком сложным, верно? Это ведь просто для того, чтобы твои соученики могли использовать сайт для просмотра снимков. Так что это должно быть простое слово.

Она напечатала: «СПЕНСЕР». Потом нажала на кнопку «Ввод». Сработало!

На мониторе вновь стали возникать снимки. Согласно статистическим данным, здесь их было сто двадцать семь. И она довольно быстро нашла то, что искала. Рука так дрожала, что с трудом удалось навести курсор на изображение. Навела и щелкнула мышкой.

Фотография увеличилась. Бетси не сводила с нее глаз.

Спенсер улыбался, но как-то очень грустно. Такой улыбки у него она прежде не замечала. И еще он вспотел: лоб, лицо отливали нездоровым блеском. Точно пьяный или избитый. На нем была черная футболка, та самая, в которой его нашли. Глаза красные — от алкоголя или таблеток. Ну и еще, конечно, от вспышки камеры. У Спенсера были такие красивые голубые глаза. А при вспышке фотоаппарата в них появлялся отблеск, и он становился похож на дьявола.

Находился он на улице и, судя по освещению, снимок сделали вечером. Тем самым вечером.

В одной руке Спенсер держал банку с напитком, и на этой же руке был нарукавник.

Бетси застыла. Существовало одно-единственное объяснение. Снимок был сделан в тот день, когда Спенсер умер.

Она всматривалась в фотографию, видела на заднем плане прохожих, а потом вдруг поняла: в день своей смерти Спенсер был не один.




Глава 7


Последние лет десять Майк привык просыпаться по будням в пять утра. Так было и сегодня. Собрался и выехал из дома. По мосту имени Джорджа Вашингтона въехал в Нью-Йорк и прибыл в Центр трансплантологии ровно в семь утра.

Надел белый халат и совершил обход пациентов. Были времена, когда этот процесс грозил перерасти в рутинное занятие, но Майк выработал привычку все время напоминать себе, как важно это для больного, находящегося в постели. Человек в больнице. Он чувствует себя ужасно уязвимым. Он болен, он боится и понимает, что может умереть. Единственной преградой между ним и страданием, между жизнью и смертью становится врач.

Как тут не почувствовать себя немножко Богом?

Более того, порой Майку казалось, что иметь комплекс всемогущества даже полезно. Ты так много значишь для пациента. И вести себя надо соответственно.

Есть врачи, пренебрегающие этим. Были времена, когда и Майку хотелось принадлежать к их числу. Но истина заключалась в том, что если ты отдаешь всего себя, на одного больного уходит минута или две, не больше. И вот он слушал их, держал за руку или оставался в отдалении, если требовали обстоятельства, в зависимости от пациента и его состояния.

В кабинет он зашел ровно в девять. Первого пациента уже привезли. Люсиль, старшая медсестра, занималась их подготовкой. Это даст Майку минут десять — просмотреть карты, результаты вчерашних вечерних анализов. Он вспомнил своих соседей и стал искать результаты анализов Лоримана в компьютере.

Но там ничего не было.

«Странно», — подумал он.

И тут Майк заметил узкую розовую полоску бумаги. Кто-то подсунул записку ему под телефон.






Надо повидаться. Айлин.





Айлин Гольдфарб была его партнером, практикующим хирургом, главой отделения трансплантологии Нью-йоркского пресвитерианского госпиталя. На работе они встречались в хирургическом отделении, а теперь и жили в одном городе. Майк считал, что они с Айлин друзья, хоть и не близкие, и это только на пользу совместной работе. Жили они в двух километрах друг от друга, дети посещали одну школу, но общих интересов, помимо работы, не наблюдалось. Они не видели необходимости в более тесном общении, зато в их отношениях нашлось место полному доверию и уважению.

Хотите испытать вашего друга врача, исходя из его рекомендаций? Тогда спросите: «Если твой ребенок заболеет, к какому врачу ты его направишь?» Ответом Майка всегда было: «К Айлин Гольдфарб». Это служило свидетельством ее высочайшей компетенции.

Он зашагал по коридору, бесшумно ступая по серому покрытию. Белые стены украшали рисунки и гравюры, простые, приятные глазу и не отмеченные сколько-нибудь яркой или агрессивной индивидуальностью, характерной для отелей средней руки. Ему и Айлин хотелось, чтобы больничная обстановка словно нашептывала: «Все для пациентов, все только для них».

Кабинеты украшали только профессиональные дипломы и изречения, призванные успокоить больного. В них не было ничего личностного — ни подставки для карандашей, изготовленной ребенком на день рождения, ни семейных фотографий, ничего подобного. Ведь дети часто приезжали сюда умирать. Кому захочется видеть при этом счастливые улыбающиеся мордашки других, здоровых детей?

— Привет, доктор Майк.

Он обернулся. Это Хэл Гольдфарб, сын Айлин. Скоро должен окончить школу, на два года старше Адама. Давно решил поступать в Принстон на медицинский факультет. И получил разрешение в школе три раза в неделю по утрам проходить практику в больнице.

— Привет, Хэл. Как дела в школе?

Паренек широко улыбнулся:

— Дела идут, контора пишет.

— Легко говорить, когда у тебя, старшеклассника, подготовительное отделение, можно считать, в кармане.

— Вы меня правильно поняли.

На Хэле были брюки цвета хаки и голубая рубашка, и Майк не мог не отметить разительного контраста с черной одеждой Адама. Он даже испытал нечто похожее на зависть. Словно прочитав его мысли, Хэл спросил:

— Как Адам?

— Нормально.

— Давно его не видел.

— Может, позвонишь ему?

— Да, конечно. Буду рад встретиться.

Они замолчали, исчерпав резерв нейтральных вопросов.

— Мама у себя? — спросил Майк, чтобы вежливо закончить разговор.

— Да. В кабинете.

Айлин сидела за письменным столом. Стройная тонкокостная женщина, совсем хрупкая с виду, если не считать сильных и гибких пальцев рук. Каштановые волосы туго стянуты в конский хвост. Айлин носила очки в роговой оправе, последний писк моды, но они придавали ей вид строгой ученой дамы.

— Привет, — улыбнулся Майк.

— Привет.

— В чем дело? — Майк показал ее записку на розовом клочке бумаги.

— У нас большие проблемы. — Айлин вздохнула.

— С кем? — Майк опустился в кресло.

— С твоим соседом.

— С Лориманом?

Она кивнула.

— Плохие анализы?

— Просто ужасные, — ответила она. — Но это должно было всплыть, рано или поздно.

— Может, намекнешь, в чем дело?

Айлин Гольдфарб сняла очки, начала покусывать кончик роговой оправы.

— Ты хорошо знаешь эту семью?

— Они живут в соседнем доме.

— Поддерживаете близкие отношения?

— Нет. Но какое это имеет значение…

— Может, и имеет, — перебила Айлин. — У нас возникла дилемма этического свойства.

— Не понял?

— Возможно, дилемма не совсем то слово. — Айлин отвернулась и заговорила будто с собой, не с ним: — Скорее, неясность этического плана.

— Айлин?

— Гм…

— О чем ты?

— Мать Лукаса Лоримана будет здесь через полчаса, — сказала она.

— Видел ее вчера.

— Где?

— В саду перед домом. Делала вид, будто занимается цветами.

— Как же, цветами…

— Почему ты так говоришь?

— Ты ее мужа знаешь?

— Данте? Да, конечно.

— И?..

Майк пожал плечами.

— Что вообще происходит, можешь объяснить?

— Все дело в Данте.

— А он при чем?

— Он не является биологическим отцом мальчика.

«Вот так сюрприз». На мгновение Майк лишился дара речи.

— Шутишь?

— Делать мне больше нечего. Ты же меня знаешь, доктор Шутник. Не слишком подходящий случай, верно?

Майк пытался осмыслить ее слова. И не стал спрашивать, уверена ли она в результатах или следует провести еще несколько тестов. Айлин уже обдумала все аспекты проблемы. Она права, черт возьми, с такой ситуацией они еще не сталкивались.

Двумя этажами ниже располагались лаборатории генетиков. Как-то один из них сказал Майку, что тесты, взятые наугад среди разных слоев населения, показали: около десяти процентов мужчин, не догадываясь о том, воспитывают не своих детей, то есть не являются их биологическими отцами.

— Ну а где реакция на новость? — спросила Айлин.

— Вау!

Она кивнула.

— Всегда хотела, чтобы ты стал моим партнером. Всегда страшно нравилось, какие ты подбираешь слова.

— Данте Лориман — не слишком приятный господин, Айлин.

— Так и знала.

— И вообще все это очень плохо, — добавил Майк.

— Как и состояние его сына, — заметила Айлин.

Они довольно долго сидели молча, оценивая последствия.

В селекторе щелкнуло.

— Доктор Гольдфарб?

— Да.

— К вам Сьюзен Лориман.

— С сыном?

— Нет, — ответила медсестра. — Но с ней муж.




— А ты какого черта тут делаешь?

Лорен Мьюз, главный следователь полиции округа, проигнорировала вопрос и направилась к трупу.

— Боже милостивый, — сдавленно пробормотал один из копов, — вы только гляньте, что он сделал с ее лицом!

Все четверо умолкли. На двоих форма констеблей. Третий — Фрэнк Тремон — детектив из отдела убийств, который и отвечал за это дело, ленивый и медлительный мужчина с выпирающим животиком и сонными глазами. Лорен Мьюз, главный следователь округа Эссекс, женщина одинокая, выделялась на их фоне тем, что была почти на голову ниже остальных в этой группе.

— Дэ-пэ, — пробормотал Тремон. — И я не дорожный патруль имею в виду.

Мьюз вопросительно посмотрела на него.

— Дохлая проститутка, — пояснил он.

Мьюз нахмурилась, ей не понравился смешок в его голосе. Муха взлетела с кровавого месива, которое некогда было человеческим лицом. Ни носа, ни глазниц, даже от рта мало что осталось.

— Будто кто-то перемолол ее голову в мясорубке, — заметил один из констеблей.

Лорен Мьюз снова взглянула на тело. Пусть болтают что хотят. Часто болтовней люди стараются успокоить нервы. Сама она не принадлежала к их числу. Они игнорировали ее. Тремон — тоже. Ведь она — его непосредственная начальница, и этих двоих парней тоже. Лорен почти физически ощущала исходящую от них неприязнь.

— Эй, Мьюз… — произнес Тремон.

Она взглянула на него. Коричневый костюм, над брюками нависает живот — слишком много выпитого вечерами пива, слишком много съеденных днем пончиков. Вот он-то и есть настоящее шило в заднице. В средства массовой информации просочилось немало жалоб с тех пор, как ее назначили главным следователем округа. Большинство исходили от репортера Тома Гаугана, женатого на сестре Тремона.

— Чего тебе, Фрэнк?

— Да все тот же вопрос. Какого хрена ты тут делаешь?

— Я что, обязана перед тобой отчитываться?

— Я занимаюсь этим делом.

— И занимайся на здоровье.

— И еще не люблю, когда мне заглядывают через плечо.

Фрэнк Тремон, некомпетентный урод, иначе не назовешь, считался неприкасаемым благодаря личным связям и долгим годам «службы». Мьюз решила не обращать на него внимания. Наклонилась и продолжала всматриваться в красное месиво, некогда бывшее лицом.

— Удостоверение личности нашел? — спросила она.

— Нет. Ни кошелька, ни сумочки.

— Наверное, сперли, — высказал предположение один из констеблей.

Мужчины закивали.

— Нарвалась на банду, — заметил Тремон. — Вот, гляньте-ка. — Он указал на зажатую в руках трупа зеленую бандану.

— Может, это дело рук новой банды, шайки черных парней, которые называют себя «Аль-Каедой», — сказал один из копов. — Они как раз носят такие, зеленые.

Мьюз поднялась и начала ходить вокруг трупа. Подъехала машина «скорой помощи». Полицейские уже успели огородить место преступления лентой. Зеваки, их нашлось с дюжину, может, чуть больше, стояли прямо за ограждением, тянули шеи, старались получше рассмотреть.

— Пошлите информаторов потолковать с местными девочками, — велела Мьюз. — По крайней мере хоть название улицы, где она работала, пусть скажут.

— Нет, вы видели? — насмешливо воскликнул Тремон. — Неужели думаешь, я этим уже не занялся?

Лорен Мьюз промолчала.

— Эй, Мьюз…

— Что тебе, Фрэнк?

— Мне не нравится, что ты здесь.

— А мне не нравится сочетание коричневого ремня с черными ботинками. Придется нам обоим смириться с этими фактами.

— Это неправильно.

Мьюз понимала: по-своему он прав. Но дело в том, что она обожала новое свое назначение. Главный следователь — это вам не шутки. Мьюз в свои тридцать с небольшим стала первой женщиной, занявшей такой пост. Она страшно гордилась этим. И одновременно скучала по настоящей работе. По сложным делам, связанным с убийствами. Поэтому и выезжала на место преступления при всяком удобном случае, особенно когда расследование поручали старой заднице Фрэнку Тремону.

Подошла медэксперт Тара О’Нил, отогнала парней в униформе.

— Господи Иисусе… — пробормотала она.

— Хорошая реакция, док, — заметил Тремон. — Мне нужны отпечатки пальцев прямо сейчас, чтобы можно было прогнать по базе.

Эксперт кивнула.

— Пойду помогать опрашивать шлюх, здесь, поблизости, где кучкуются эти банды, — сказал Тремон. — Если вы, конечно, не против, босс.

Мьюз не ответила.

— Дохлая проститутка, Мьюз. Не больно-то громкое для вас дело. Не приоритетное.

— С чего ты взял, что убийство этой девушки не приоритетное?

— Не понял?

— Сказал, что для меня не слишком громкое дело. Это я понимаю. А потом добавил: не приоритетное. Это почему?

Тремон ухмыльнулся.

— Ой, пардон, ошибочка вышла. Убитая шлюха — это, конечно, страшно важное дело. Можно сказать, номер один. И мы займемся им, как занялись бы убийством губернаторской жены.

— Это твое отношение, Тремон. Потому я здесь.

— А, ну да, конечно, вот почему. Тогда позволь мне напомнить, как обычно люди смотрят на мертвых шлюх.

— Только не говори, что такие женщины, как она… сами на это напросились.

— Нет. Но ты послушай, может, поймешь. Если не хочешь закончить жизнь в канаве или мусорном баке, не демонстрируй профессиональные навыки в таких местах, как это.

— Вполне подходящая для тебя эпитафия, — ядовито заметила Мьюз.

— Не пойми меня неправильно. Я поймаю этого урода. Только не надо играть в игры касательно приоритетов и прочее. — Тремон придвинулся ближе, стоял, едва не касаясь ее толстым животом. Мьюз не шелохнулась. — Это мое дело. Так что возвращайся к себе в кабинет, предоставь работу взрослым ребятам.

— Или?..

Тремон улыбнулся.

— На кой шут тебе все эти неприятности, маленькая леди? Ты еще нахлебаешься, поверь.

Он резко отошел. Мьюз осмотрелась. Медэксперт возилась со своим чемоданчиком, делала вид, будто никак не может открыть и ничего не слышала.

Мьюз решительно тряхнула головой и вернулась к телу. Так, все по порядку. Факты таковы: жертва — белая женщина. Судя по состоянию кожи и телосложению, ей около сорока, но работа на улицах старит быстро. Татуировок вроде нет. Лица тоже.

Мьюз лишь однажды довелось видеть изуродованный до такой степени труп. Ей было двадцать три, и она проходила шестинедельную практику в отряде полицейских патрульных на главной автомагистрали Нью-Джерси. Грузовик выехал за разделительную линию и врезался в «тойоту». Лобовой удар. Водитель «тойоты», девятнадцатилетняя девушка, ехала из колледжа домой на каникулы.

Бедняжку смяло в кашу. Когда, наконец, удалось отодрать стальную обшивку, все увидели, что у девушки просто нет лица. Как и в данном случае.

— Причина смерти? — спросила Мьюз.

— Пока не знаю. Но тот, кто это сделал, — явный псих, сукин сын. Кости не просто сломаны. Раздроблены на мелкие кусочки.

— Как давно?

— По предварительным прикидкам, часов десять-двенадцать назад. И еще: ее убили не здесь. Слишком мало крови.

Мьюз уже это знала. Она осмотрела одежду проститутки — коротенький розовый топ, узкая кожаная юбочка, туфли на шпильках. Осмотрела и покачала головой.

— Что?

— Как-то это все неправильно. Не так.

— В каком смысле?

У Мьюз зазвонил мобильник. Высветился номер. Прокурор округа Пол Коупленд. Она оглянулась на Фрэнка Тремона. Тот вскинул пятерню, ухмыльнулся во весь рот.

— Привет, Коуп, — бросила она в трубку.

— Чем занимаешься?

— Работаю на месте преступления.

— И отшиваешь коллегу.

— Подчиненного.

— Подчиненного «занозу в заднице».

— Но ведь я над ним главная, так?

— Фрэнк Тремон любит поднимать шум. Натравливать на нас журналистов и телевизионщиков, мутить воду среди своих парней. Нам это надо?

— Судя по всему, да, Коуп.

— Как прикажешь понимать?

— Да потому что он неправильно подошел к расследованию этого дела.




Глава 8


Данте Лориман первым вошел в кабинет Айлин Гольдфарб. Как-то слишком крепко пожал руку Майку. Вслед за ним появилась Сьюзен. Айлин Гольдфарб поднялась со своего места. Снова надела очки. Подошла к посетителям, обменялась с ними рукопожатием. Затем вернулась за стол и открыла лежащую перед ней папку.

Потом уселся Данте. За все это время ни разу не взглянул на жену. Сьюзен робко опустилась на стул рядом с ним. Майк остался стоять в стороне, в дальнем углу комнаты. Скрестил руки, прислонился к стене. Данте Лориман принялся аккуратно подворачивать рукава. Сначала на правой руке, затем на левой. Потом сложил руки на коленях и приготовился выслушать от Айлин Гольдфарб самое худшее.

— Итак? — подал голос Данте.

Майк смотрел на Сьюзен Лориман. Та сидела с высоко поднятой головой, затаив дыхание и застыв в неподвижности. А потом, словно почувствовав на себе взгляд, обернулась и посмотрела на Майка. Тот старался сохранять нейтральное выражение лица. Это было шоу Айлин. А он здесь лишь зритель, не более.

— Мы провели все необходимые анализы, — начала Айлин.

— Я хочу быть им, — перебил ее Данте.

— Простите?

— Я хочу отдать Лукасу свою почку.

— К сожалению, ваша не подходит, мистер Лориман.

— Вот так, — тихо выдохнул Майк.

Он не сводил глаз с красивого личика Сьюзен. Настал ее черед изображать полное спокойствие.

— О… — выдавил из себя Данте. — Но я думал, что отец…

— Все зависит… — Айлин тщательно подбирала слова. — Есть масса факторов, и я, кажется, объясняла все это миссис Лориман во время ее предыдущего визита. В идеале нам нужен заменитель, соответствующий по шести антигенным показателям. Основываясь на этих параметрах, мы заключили, что вы не можете быть подходящим кандидатом, мистер Лориман.

— А я? — спросила Сьюзен.

— Вы ближе. Хотя тоже далеки от идеала. Но ваша почка больше подходит сыну. Обычно наилучшие шансы у близнецов. Каждый ребенок наследует половину антигенов от каждого родителя, таким образом, возможны четыре комбинации наследственных антигенов. Проще говоря, среди близнецов двадцать пять процентов подходят идеально, по всем параметрам, пятьдесят процентов — наполовину, это там, где три антигена. И наконец, еще двадцать пять процентов совершенно не подходят.

— Ну а Том? Он ведь старший брат, пусть двоюродный, Лукаса.

— Вот тут, к сожалению, плохие новости. Пока что лучший кандидат — ваша жена. Мы также занесем Лукаса в банк данных для подбора донорской почки от покойников, посмотрим, может, найдется лучший кандидат, но лично я считаю, это маловероятно. Так что пока рассматривается одна кандидатура — миссис Лориман. Но и она — не идеальный донор.

— Почему?

— Ее антигенный показатель равен двум. Чем ближе к шести, тем больше шансов, что организм вашего сына не отторгнет донорскую почку. Чем больше соответствует донорский орган, тем меньше шансов, что Лукас проведет всю свою жизнь, постоянно принимая лекарства и проходя процедуры диализа.

Данте провел рукой по волосам.

— И что же нам теперь делать?

— Времени немного. Я уже говорила, мы внесем его имя в список. Будем искать, будем проводить диализ. Если не отыщется ничего лучше, придется взять почку у миссис Лориман.

— Но вы хотите найти лучше, — вздохнул Данте.

— Да.

— У нас есть и другие родственники, они готовы помочь Лукасу, если, конечно, подойдут, — сообщил Данте. — Может, их проверите?

Айлин кивнула.

— Составьте мне список — фамилии, адреса, как можно точнее укажите степень родства.

Все замолчали.

— А он очень плох, док? — Данте развернулся в кресле, посмотрел на Майка. — Не скрывайте, скажите прямо: как его состояние?

Майк переглянулся с Айлин. Она еле заметно кивнула.

— Он плох, — ответил Майк. И посмотрел на Сьюзен Лориман. Та отвернулась.

Они обсуждали разные возможности еще минут десять, затем Лориманы ушли. Оставшись наедине с Айлин, Майк уселся на место Данте, вскинул вверх руки. Айлин делала вид, что убирает папки со стола.

— И что теперь? — спросил Майк.

— Думаешь, я должна была им сказать? — Не дождавшись реакции Майка, она продолжила: — Моя работа — лечить их сына. Он мой пациент. А не отец.

— Получается, у отца нет никаких прав?

— Я этого не говорила.

— Но ты проводила медицинские анализы. И узнала из них нечто такое, что утаиваешь теперь от пациента.

— Еще раз повторяю, он не мой пациент, — возразила Айлин. — Мой пациент Лукас Лориман, сын.

— Так что, похороним все, что нам стало известно?

— Позволь задать тебе один вопрос. Допустим, я сделаю вывод по одному из анализов, что миссис Лориман обманывает мистера Лоримана. Обязана ли я сообщать ему об этом?

— Нет.

— Ну а если я узнаю, что она торгует наркотиками или ворует деньги?

— Ты передергиваешь, Айлин.

— Разве?

— Вопрос не в деньгах или наркотиках.

— Знаю. Но в обоих случаях это не имеет отношения к здоровью моего пациента.

Майк обдумал услышанное, кивнул.

— Допустим, анализы Данте Лоримана заставили тебя задуматься о некой медицинской проблеме. Допустим, узнала, что у него рак лимфатических узлов. Ты сообщишь ему об этом?

— Конечно.

— Но почему? Ведь он, как ты неоднократно отмечала, не твой пациент.

— Перестань, Майк. Это совсем другое. Моя задача — помочь своему пациенту, Лукасу Лориману, поправиться. Сюда относится и ментальное здоровье. Ведь перед тем как сделать трансплантацию, мы отправляем больных на консультацию к психиатру, верно? Почему? Да потому, что нас в таких ситуациях волнует и состояние его психики. Разоблачение супруги вызовет в семье Лориманов настоящую бурю, что может отрицательно сказаться на состоянии здоровья моего пациента. Все. Конец истории.

Они помолчали.

— Не так-то это просто, — заметил после паузы Майк.

— Знаю.

— Тайна ляжет на нас тяжким грузом.

— Поэтому-то я и решила разделить его с тобой. — Айлин развела руками, улыбнулась. — С какой стати я одна должна мучиться бессонницей?

— Ты замечательный партнер.

— Майк?..

— Слушаю тебя.

— Если бы это был ты… Если бы я проводила анализы и вдруг обнаружила, что Адам не является твоим биологическим сыном, ты бы захотел об этом знать?

— Адам не мой сын? Ты его огромные уши видела?

Она улыбнулась:

— Просто пытаюсь доказать свою правоту. Ты бы хотел знать об этом?

— Да.

— Неужели?

— Так уж я, чудак, устроен. Сама знаешь. Мне необходимо знать все на свете… — Майк осекся.

— В чем дело?

Он откинулся на спинку стула, скрестил ноги.

— Постараемся не допускать слона в посудную лавку?

— Да, именно. Таков мой план.

Майк вопросительно уставился на нее. Айлин Гольдфарб вздохнула.

— Валяй, выкладывай.

— Если первым и главным нашим кредо является «не навреди»…

— Да, да… — Она закрыла глаза.

— Получается, у нас нет подходящего донора для Лукаса Лоримана, — продолжил Майк. — Но мы все еще пытаемся его найти.

— Да. — Она снова закрыла глаза и добавила: — И самым подходящим кандидатом является биологический отец.

— Правильно. С ним больше всего шансов на благополучный исход.

— Надо бы его проверить.

— Выходит, похоронить тайну не получится, — кивнул Майк. — Даже если очень хочется.

Оба они понимали это.

— Так что будем делать? — спросила Айлин.

— Выбор невелик.




Бетси Хилл караулила Адама на парковке перед зданием школы.

Оглянулась, окинула взглядом «мамочкины ряды», обочину вдоль Мапл-авеню, где мамочки — иногда попадался и папочка, но то было скорее исключением, чем правилом, — сидели в машинах или собирались группами почесать языком в ожидании, когда окончатся занятия, и они смогут отвезти свое потомство на музыку или в спортзал заниматься карате.

Бетси Хилл была одной из таких мамаш.

Ожидания эти начались с детского сада, неподалеку от начальной школы в Хилл-Сайде, затем — у средней школы в Маунт-Плезант и, наконец, здесь, примерно в шестидесяти метрах от места, где она теперь стояла. Бетси вспомнила, как поджидала своего красавца сына Спенсера, слышала, как звенит звонок, всматривалась на улицу через ветровое стекло, видела, как ребятишки вылетают из двери и разбегаются в разные стороны, точно муравьи, после того как кто-то наступил ногой на муравейник. Она улыбалась, заметив в толпе сына. И вообще почти все время улыбалась в те дни, когда Спенсер отвечал ей радостной улыбкой.

Она тосковала по тем временам, когда была совсем еще молодой мамой, наивным существом, родившим первенца. Теперь, с близнецами, все по-другому, еще до смерти Спенсера все пошло не так. Она оборачивалась на этих мамаш, не замечала в их поведении волнения или страха и начинала почти ненавидеть их.

Прозвенел звонок. Двери распахнулись, выталкивая на улицу гигантские волны старшеклассников.

И Бетси уже начала искать глазами Спенсера. Так бывает в один из кратких моментов, когда твой мозг уже не справляется, неадекватен, и ты забываешь, как все теперь ужасно. На секунду кажется, что это кошмарный сон, не более. Спенсер сейчас выйдет: лямка рюкзака переброшена через плечо, сам слегка сутулится, что свойственно подросткам. И Бетси увидит его и подумает: «Что-то он бледен сегодня, и еще: не мешало бы ему подстричься».

Говорят, существует несколько стадий горя — отрицание, гнев, уныние, депрессия и, наконец, приятие неизбежного, — но все эти этапы имеют тенденцию смешиваться и превращаться в трагедию. Ты никогда не перестанешь отрицать. В глубине души всегда негодуешь. А сама идея «приятия» выглядит в твоих глазах едва ли не непристойной. Психоаналитики предпочитают термин «развязка». С чисто семантической точки зрения, может, и лучше, но ей до сих пор хотелось кричать от отчаяния.

«Что я вообще здесь делаю? Сын мертв. Встреча с одним из его друзей этого не исправит».

Но ей почему-то казалось, что встретиться стоит.

«Возможно, той роковой ночью Спенсер все же не был один. Что это меняет? Клише, да, но его все равно не вернуть. Что я надеюсь узнать — какой была развязка?»

И тут Бетси увидела Адама. Он шел один, сгорбившись под тяжестью рюкзака.

«Вес этот давит на всех нас», — подумала она.

Бетси не сводила глаз с Адама и передвинулась вправо, чтобы оказаться у него на пути. Как и большинство подростков, Адам шел, глядя под ноги. Она ждала, прикидывая, куда свернуть, вправо или влево, чтобы неминуемо оказаться перед ним.

Он подошел совсем близко.

— Привет, Адам, — произнесла Бетси.

Он остановился, поднял на нее глаза.

«Симпатичный мальчик, — подумала Бетси. — Все они симпатичные в этом возрасте. Но Адам изменился. Все они переступают некую линию, за которой начинается взросление. Он очень вытянулся, раздался в плечах и больше походил на мужчину, а не на мальчика. А лицо оставалось детским… Хотя в нем проглядывало нечто новое, какой-то вызов».

— О… — выдавил он. — Добрый день, миссис Хилл. — Обойдя ее слева, он двинулся прочь.

— Можно с тобой поговорить? — бросила вдогонку Бетси.

Адам нехотя остановился.

— Ну, да. Конечно.

Он развернулся и легкой спортивной походкой направился к ней. «Адам всегда был хорошим спортсменом. Не то что Спенсер. Может, отчасти дело в этом? Жизнь в городах, подобных нашему, складывается легче, если ты хороший спортсмен».

Он остановился неподалеку от нее. И никак не решался встретиться с ней взглядом. Все товарищи Спенсера, увидев ее, отводили глаза. Несколько секунд Бетси молчала. Просто смотрела на него.

— Так вы хотели поговорить? — нарушил молчание Адам.

— Да.

Снова пауза. Обмен взглядами. Он поежился.

— Мне очень, очень жаль, — выдавил Адам.

— Чего жаль?

Вопрос удивил его.

— Ну, я о том, что случилось со Спенсером.

— Почему?

Он не ответил, снова опустил глаза.

— Посмотри на меня, Адам.

Она взрослая, он до сих пор ребенок. Он подчинился.

— Что произошло той ночью?

Адам нервно сглотнул.

— А что произошло?

— Ты был со Спенсером?

Он покачал головой. И вдруг жутко побледнел.

— Что произошло, Адам?

— Меня там не было.

Она достала последний снимок сына, но Адам снова отвел глаза.

— Это ведь ты фотографировал, верно?

— Не помню. Может, и я.

— Снимок был сделан в день его смерти.

Он опять покачал головой.

— Адам?

— Не знаю, о чем вы, миссис Хилл. Я той ночью Спенсера не видел.

— Да ты посмотри хорошенько…

— Знаете, мне пора.

— Адам, пожалуйста…

— Вы уж извините, миссис Хилл.

И он пустился наутек. Добежал до угла кирпичного здания и скрылся за ним.




Глава 9


Главный следователь Лорен Мьюз взглянула на часы. Совещание сейчас начнется.

— Ты все взяла? — спросила она у своей молоденькой помощницы Чамик Джонсон.

Мьюз познакомилась с ней во время знаменитого процесса по изнасилованию. Взяла к себе на работу, и после первых нескольких промашек Чамик стала незаменима.

— Все здесь, — ответила она.

— Что-то многовато получилось, — заметила Мьюз.

— Да уж.

Мьюз схватила конверт.

— Там все?

Чамик нахмурилась.

— О нет. Вы же не просили меня об этом.

Мьюз извинилась и зашагала по коридору к офису прокурора округа Эссекс, а точнее, к кабинету своего непосредственного начальника, Пола Коупленда.

Секретарша — новенькая, приветствовала ее улыбкой:

— Все ждут только вас.

Мьюз, из-за своей удручающей памяти на имена, испытывала неловкость, поскольку не могла назвать ее по имени.

— Кто ждет?

— Прокурор Коупленд.

— Но вы же сказали «все».

— Простите, не поняла?

— Вы сказали, «все ждут вас». А это предполагает, что там не один человек, а больше. Возможно даже, больше двух.

Секретарша смутилась.

— О да. Там, должно быть, человека четыре или пять.

— В том числе и Коупленд?

— Да.

— Кто еще?

Она пожала плечами.

— Наверное, другие следователи.

Мьюз не понимала, что это означает. Она просила у начальника аудиенции, хотела обсудить деликатную ситуацию с Фрэнком Тремоном. Зачем же он пригласил в кабинет других сыщиков?

Подойдя к двери, она услышала громкий взрыв смеха. На самом деле их оказалось шестеро, включая Пола Коупленда, ее босса. Все мужчины. Фрэнк Тремон тоже присутствовал. Помимо нее, еще три следователя. Лицо последнего казалось отдаленно знакомым. В руках он держал блокнот и ручку, на столе перед ним стоял диктофон.

Коуп — так все называли Пола Коупленда — сидел за столом и хохотал, а Фрэнк Тремон что-то нашептывал ему на ухо.

Мьюз почувствовала, что краснеет.

— Привет, Мьюз, — улыбнулся ей шеф.

— Привет, Коуп, — ответила она и кивнула остальным.

— Входи и закрой дверь.

Она вошла. Стояла и чувствовала — взоры всех присутствующих устремлены на нее. Щеки горели. Она расстроилась, метнула гневный взгляд на Коупа. Но пронять его невозможно. Коуп улыбался как ни в чем не бывало. Она пыталась намекнуть хотя бы взглядом, что хочет поговорить с ним наедине, что не ожидала увидеть здесь такое сборище, но и это не подействовало.

— Ну что, начнем?

— О’кей, — отозвалась Мьюз.

— Погоди, ты у нас тут со всеми знакома?

Приход Коупа вызвал в офисе немало слухов и недомолвок с самого начала, как только он занял свою должность, а известие о том, что он пригласил Мьюз в качестве старшего следователя, потрясло всех. Обычно на такую должность назначали сурового и прожженного старожила, непременно мужчину, и ждали от него политической гибкости и умения вписаться в систему. Лорен Мьюз была самым молодым следователем в департаменте, но он выбрал именно ее. Когда журналисты спрашивали, каким критерием он руководствовался, назначив молодую женщину командовать опытными ветеранами-мужчинами, ответом было всего лишь одно слово: заслуги.

И вот теперь она у него в кабинете вместе с отвергнутыми кандидатами.

— Вот с этим джентльменом не знакома. — Мьюз кивком указала на мужчину с блокнотом и ручкой.

— О, прошу прощения. — Коуп взмахнул рукой, как ведущий игрового телешоу, и нацепил «телевизионную» улыбку. — Это Том Гаухан, репортер из «Стар леджер».

Мьюз промолчала. Родственничек Тремона. Час от часу не легче.

— Не возражаешь, если мы начнем? — спросил босс.

— Не возражаю.

— Хорошо. От нашего Фрэнка поступила жалоба. Давай, Фрэнк, излагай.

Вскоре Полу Коупленду должно было исполниться сорок. Жена его умерла от рака сразу после рождения их единственной, теперь семилетней дочурки Кары. Он растил ее один. По крайней мере до недавнего времени. Снимков Кары на письменном столе больше не было. А прежде всегда стояли. Мьюз помнила: в самом начале карьеры здесь Коуп всегда держал еще один снимок дочери на книжной полке, прямо за спиной. А после того, как они допросили здесь с пристрастием педофила, Коуп его убрал. Она никогда не спрашивала об этом, но понимала: какая-то связь тут есть.

И фотографии его невесты тоже не было, зато на вешалке в углу красовался обернутый целлофаном черный фрак. Свадьба должна состояться в следующую субботу. Мьюз была приглашена. Мало того, даже назначена одной из подружек невесты.

Предоставив слово Тремону, Коуп снова уселся за стол. Свободных стульев больше не было, так что Мьюз осталась на ногах. На миг она почувствовала полную свою беспомощность и беззащитность. Ведь Коуп вроде бы ее сторонник и защитник, позволил Тремону критиковать ее. Лорен изо всех сил старалась не допускать мысли о неравенстве полов, но будь она мужчиной, никогда бы не разрешила Тремону молоть всю эту ерунду.

«Ничего, я сама в состоянии „поджарить ему задницу“, невзирая на то, какую шумиху могут поднять СМИ».

Она стояла и закипала от ярости.

Фрэнк Тремон поддернул брюки, хоть и остался сидеть.

— Послушайте, никакого неуважения к мисс Мьюз в том нет, но…

— Старшему следователю Мьюз, — поправила Лорен.

— Пардон.

— Я тебе не мисс Мьюз. У меня есть звание. Я старший следователь. Твой начальник.

Тремон улыбнулся. Обернулся, взглянул на коллег, затем — на родственника журналиста. Насмешливое выражение лица словно говорило: «Ну что, теперь поняли, что я имел в виду?»

— Очень чувствительная у нас девушка, — с сарказмом заметил он. — Так, значит, старший следователь Мьюз?..

Мьюз покосилась на Коупа. Тот сидел неподвижно. На лице никакого сочувствия. Затем произнес:

— Прости, что перебили, Фрэнк. Продолжай.

Мьюз непроизвольно сжала кулаки.

— Так вот, — победно ухмыльнулся Фрэнк, — я на страже закона уже двадцать восемь лет. Мне было поручено дело об убийстве этой проститутки. Никто Мьюз туда не приглашал, сама явилась. И мне это не понравилось — не по протоколу. Хотя бог с ней: если Мьюз делает вид, что может чем-то помочь, еще куда ни шло. Но она начинает отдавать распоряжения. Болтает черт знает что, подрывает мой авторитет в глазах подчиненных. — Он развел руками. — Это неправильно.

— Да, действительно, — согласился Пол. — Ты ведешь это дело.

— Вот именно.

— Так расскажи о нем.

— О чем?

— Об этом деле.

— Ну, пока мало что известно. Нашли мертвую проститутку. Кто-то измолотил ей физиономию. В кашу. Лично я считаю, ее забили до смерти. Личность пока не установлена. Мы поспрошали других шлюх, но никто не знает, кто она.

— То есть те, другие проститутки, не знают ее имени, или же она им вовсе не знакома? — решил уточнить Коуп.

— Да от них толку мало, сами знаете. Говорить не любят. Никто ничего не видел и не слышал. Так что продолжаем работать с ними.

— Что еще?

— Мы нашли зеленую бандану. Совпадает не стопроцентно, но примерно такие носят «цветные» из новой банды. Мы схватили несколько ее членов. Будем давить на них. Посмотрим, может, кто и выдаст того придурка. Мы также просматриваем электронные базы данных по проституткам, работающим в том районе.

— И?..

— Пока ничего. Мертвых проституток у нас полно. Не мне вам говорить, босс. Сами знаете, даром, что ли, проработали здесь семь лет.

— Отпечатки пальцев?

— Тоже прогоняем через базу данных. Ничего. Сделаем запрос в центральную базу данных штата, но на это уйдет время.

Коуп кивнул:

— Ясно. Итак, суть твоей жалобы на Мьюз в том…

— Послушайте, никому не хочу наступать на ноги, но посмотрим правде в глаза. Она не годится для этой работы. И ты выбрал ее просто потому, что она женщина. Я понимаю, такова сегодняшняя реальность. Нормальный парень тратит годы, пашет, как проклятый, из шкуры лезет вон, но все это не имеет значения, потому как предпочтение все равно отдадут чернокожему или тому, у кого нет члена. Я понимаю. Но ведь это тоже дискриминация. То есть просто потому, что я парень, а она девчонка, нельзя утверждать, что она умнее, верно? Будь я ее боссом и подвергни сомнению все ее действия, она бы стала вопить, что ее насилуют, домогаются или унижают, и тогда меня бы вышибли пинком под зад.

Коуп снова кивнул.

— Доля истины в этом есть. — Он обернулся к Лорен. — Мьюз?..

— Что?

— Что ты на это скажешь?

— Во-первых, не уверена, что я в этой комнате единственный коп без члена. — Она выразительно покосилась на Тремона.

— Что еще? — спросил Коуп.

— Еще чувствую, что связана по рукам и ногам.

— Да ничего подобного, — возразил Коуп. — Ты его начальник, но это не означает, что ты должна нянчиться с ним, не давать и шагу ступить. Я твой начальник, разве я с тобой нянчусь?

Мьюз покраснела. Коуп продолжил:

— Тремон проработал здесь долгое время. У него друзья, уважение, все. Вот почему я дал ему такую возможность. Он захотел обратиться к прессе. Придать официальность своей жалобе. Поэтому я позвал его сегодня на эту встречу. Подумал: пусть пригласит мистера Гаухана. Тот убедится, что мы умеем работать открыто, прозрачно для общества, без всякой там подковерной вражды и интриг.

Все они смотрели на нее.

— Я повторяю вопрос, — требовательно произнес Коуп. — Есть комментарии по высказываниям Тремона?

Теперь на губах босса играла улыбка. Маленькая такая улыбочка. Одними уголками рта.

И тут она все поняла.

— Да, есть, — ответила Мьюз.

— Излагай. — Коуп откинулся на спинку кресла, заложил руки за голову.

— Позвольте начать с одного факта. Я не считаю, что жертва была проституткой.

Коуп вскинул брови так удивленно, словно ему сообщили сногсшибательную новость.

— Нет?

— Нет.

— Но я видел ее одежду, — возразил Коуп. — Только что выслушал отчет Фрэнка. Да и потом, местонахождение тела. Все знают, что там ошиваются проститутки.

— А еще и убийцы, — вставила Мьюз. — Поэтому-то он и бросил ее там.

Фрэнк Тремон громко расхохотался:

— Не мели ерунды, Мьюз. Тут нужны улики, милочка, а не ваша бабская интуиция.

— Тебе нужны доказательства, Фрэнк?

— Хотелось бы послушать. Да ничего у тебя нет!

— А как насчет цвета кожи?

— В смысле?

— В смысле, что она белая женщина.

— О, какое тонкое наблюдение! — Тремон вскинул руки. — Мне нравится. — Он покосился на Гаухана. — Запиши, Том, потому как это бесценная информация. Возможно, повторяю, возможно, дело и не в проститутке вовсе, а сам я тупой неандерталец. Но когда она утверждает, что наша жертва не может быть проституткой просто потому, что она белая… в жизни не видел такой блестящей полицейской работы! — Он ткнул пальцем в сторону Мьюз. — Тебе не мешает проводить больше времени на улицах.

— Ты говорил, что убиты еще семь проституток.

— Да, и что с того?

— Тебе известно, что все они афроамериканки?

— Да это еще ни черта не означает. Может, те семь — точно не скажу — были высокие. А эта маленькая. Отсюда вывод, что она никак не может быть проституткой?

Мьюз подошла к доске на стене кабинета, где висели вырезки из газет и снимки. Достала из конверта фотографию, прилепила ее.

— Снимок сделан на месте преступления.

Все уставились на него.

— За лентой ограждения целая толпа, — заметил Тремон.

— Очень хорошо, Фрэнк. Но в следующий раз, когда захочешь что-то сказать, подними руку. И жди, пока я тебя вызову.

Тремон демонстративно скрестил руки на груди.

— Зачем нам смотреть на это?

— Что ты здесь видишь? — спросила Мьюз.

— Шлюх, — ответил Тремон.

— Правильно. Сколько их?

— Без понятия. Хочешь, чтобы сосчитал?

— Ну, хоть приблизительно.

— Штук двадцать.

— Двадцать три. Прекрасно, Фрэнк.

— А в чем смысл?

— А теперь, пожалуйста, сосчитай, сколько белых.

Считать никому не пришлось. Ответ и без того был ясен. Ни одной.

— Хочешь сказать, белых проституток нет в природе?

— Почему же. Они есть. Только не в этом районе. Я просмотрела материалы за три месяца. Согласно данным по арестам, на протяжении всего этого времени в радиусе трех кварталов не задержано ни одной белой проститутки. Ты сам говорил, что отпечатков ее пальцев в картотеке не обнаружено. А про скольких местных проституток можно сказать то же самое?

— Да их до хрена! — возразил Тремон. — Приезжают сюда из разных уголков штата, проболтаются немного, потом или умирают, или подаются в Атлантик-Сити. — Тремон развел руками. — Да, Мьюз, ты у нас гений. Теперь могу спокойно уволиться. — Он ухмыльнулся.

Мьюз и бровью не повела. Достала из конверта еще несколько снимков, прикрепила их к доске.

— Посмотрите на руки жертвы. Видите?

— Видим, и что?

— Никаких следов от уколов на венах, ни одного. Предварительный токсикологический анализ не выявил у нее в крови каких-либо наркотиков. А теперь, Фрэнк, скажи мне, много ты знаешь в своем районе белых шлюх, не севших на иглу, а?

Удар пришелся в цель.

— Она довольно упитанная, — продолжила Мьюз, — что в наши дни в общем-то неудивительно. Многие проститутки вполне упитанные девушки. Ни синяков, ни переломов, предшествующих избиению, не замечено, а вот это немного необычно для проститутки, работающей в таком районе. Зубы мало о чем могут рассказать, потому как большинство выбито. Но те, что остались, позволяют сделать вывод — дантиста она посещала. Заботилась о своем здоровье. А теперь взгляните на это. — Она прикрепила к доске большой снимок.

— Туфли? — спросил Тремон.

— Золотые слова, Фрэнк.

Взгляд Коупа подсказал: пора поумерить сарказм.

— Типичная обувь проститутки, — пожал плечами Тремон. — Каблук-шпилька, высоченный. Очень сексуально. В чем ходишь, Мьюз? Посмотри на свои шлепанцы. Когда-нибудь носила такие каблуки, а?

— Нет, не носила, Фрэнк. А ты?

В комнате раздались смешки. Коуп покачал головой.

— Так в чем фишка? — спросил Тремон. — Туфли прямо из каталога для шлюх.

— Посмотри на подметки.

Мьюз взяла карандаш и указала.

— А что в них такого?

— Да ничего. В том-то и дело. Ни единой царапинки.

— Стало быть, новые.

— Слишком новые. Я специально увеличила снимок. — Она прикрепила еще одну фотографию. — Ни единой царапинки или потертости. Никто не носил эти туфли. Никогда, ни разу.

В комнате воцарилась тишина.

— И что?

— С возвращением, Фрэнк.

— Но, Мьюз, это еще не означает…

— Кстати, семенной жидкости в ней тоже не обнаружено.

— И что с того? Может, то был ее первый выход за ночь.

— Может, и так. А теперь обратим внимание на загар.

— На что?

— На загар.

Тремон смотрел недоверчиво, но пылу в нем заметно поубавилось.

— Именно по этой причине, Мьюз, таких девиц называют уличными проститутками. Они почти все время находятся на улице. Работа у них такая. Всю дорогу на улице ошиваются.

— Забудем о том факте, что последнее время погода солнышком нас не баловала. Но линии, точнее, границы загара не соответствуют. Они заканчиваются вот здесь. — Она указала на плечи. — А вот здесь, в области живота, вообще никакого загара, кожа белая. Короче говоря, эта женщина носила шорты. Никаких топов типа бикини. Так, теперь о бандане, которую нашли у нее в руке…

— …и которую она выхватила у преступника во время нападения.

— Ничего не выхватила. Явная подтасовка. Тело перемещали, Фрэнк. Чтобы мы подумали, будто она сорвала бандану во время борьбы у него с головы. И при этом оставили несчастную бандану, можно сказать, улику, у нее в руке, когда избавлялись от тела? Разве это правдоподобно?

— А может, таким образом банда хотела оставить послание?

— Возможно. Но само избиение…

— И тут что не так…

— Он или они явно перестарались. Никто не станет избивать человека столь методично.

— У тебя есть версия?

— Да, и вполне очевидная. Сделал это человек, который не хотел, чтобы мы ее опознали. И еще кое-что. Обратите внимание на то, где ее выбросили.

— В месте, где, всем известно, полно шлюх.

— Вот именно. Мы знаем, что убивали ее не там. Но тело оставили там. Почему именно это место? Будь она проституткой, убийца вряд ли захотел бы, чтобы мы это поняли, так? Тогда зачем оставлять труп проститутки в месте, где собираются женщины этой профессии? Я вам скажу почему. Потому что если с самого начала мы будем считать жертву проституткой и за дело возьмется какой-нибудь ленивый толстозадый следак, он будет искать самые легкие пути и…

— Кого это ты называешь толстозадым?

Фрэнк Тремон поднялся.

— Сядь, Фрэнк, — тихо велел ему Коуп.

— Ты позволишь ей…

— Тихо! Тс-с! — приглушенно произнес Коуп. — Слышали этот звук?

Все тотчас умолкли.

Коуп поднял сложенную чашечкой ладонь к уху.

— Слушай, Фрэнк. Слышишь? — Теперь он говорил шепотом. — Я буквально слышу, как звучит твоя некомпетентность, которая стала очевидна всем. И не только некомпетентность, но и твоя самоубийственная глупость. Которая заключается в том, что ты возводишь напраслину на свою начальницу, и это при том, что все факты против тебя.

— Я не собираюсь выслушивать всю эту…

— Тс-с, слушай. Ты просто слушай.

Мьюз изо всех сил сдерживала смех.

— А вы слушаете, мистер Гаухан? — спросил Коуп.

Журналист откашлялся.

— Слышу то, что мне необходимо.

— Хорошо, поскольку и я тем же занимаюсь. И поскольку вы просили записать эту встречу, я рад, что вы это сделали. Премного обязан. — Коуп вытащил из-под книги на столе маленький диктофон. — Это на случай, знаете ли, если ваш босс вдруг захочет знать, что именно здесь произошло, а ваш магнитофон, не дай бог, сломается. Мы ведь не хотим, чтобы вы искажали события в пользу вашего родственника, верно? Да вам и самому это ни к чему. — Коуп улыбнулся.

Ответных улыбок не последовало.

— Еще вопросы будут, господа? Нет? Хорошо. Тогда за работу. Ты, Фрэнк, можешь сегодня отдохнуть. А заодно подумать о своем будущем и, возможно, прицениться к пакету услуг, которые мы предоставляем при уходе сотрудника в отставку.




Глава 10


Вернувшись после работы, Майк покосился на дом Лориманов. Никакого движения там не наблюдалось. Он понимал, что должен сделать следующий шаг.

Не навреди. Первое и главное правило. Ну а второе? С этим сложнее.

Он бросил ключи и бумажник на маленький поднос — Тиа положила его в прихожей, поскольку Майк вечно искал ключи и бумажник. И это помогло.

Тиа позвонила, когда ее самолет приземлился в Бостоне. Она занималась какой-то подготовительной работой и завтра с утра должна была выслушать показания свидетеля. Это займет какое-то время, но она постарается успеть на первый же вечерний рейс.

— Не спеши, — сказал он ей.

— Привет, папочка!

Из-за угла вылетела Джил. Увидев ее улыбку, Майк тут же выбросил из головы Лориманов и все, что с ними связано. На душе полегчало.

— Привет, милая. Адам у себя?

— Нет, — ответила Джил.

«Расслабляться рано», — тихо вздохнул Майк.

— Где он?

— Не знаю. Я думала здесь, внизу.

Они начали звонить ему. Адам не отвечал.

— За твоим братом только глаз да глаз, — заметил Майк.

— Но он десять минут назад был дома.

— А теперь где?

Джил нахмурилась. Когда она делала это, все ее маленькое тельце словно сжималось.

— Я думала, вы идете сегодня на хоккей.

— Да, идем.

Джил заволновалась.

— Что случилось, милая?

— Ничего.

— Когда ты последний раз видела брата?

— Ну, точно не помню. Несколько минут назад. — Она начала грызть ноготь. — Думала, он с тобой.

— Ничего, сейчас вернется, — сказал Майк.

Джил не была в этом уверена. Да и Майк тоже.

— Так ты завезешь меня к Ясмин? — спросила она.

— Конечно.

— Тогда пойду принесу сумку, ладно?

— Да.

Джил побежала наверх. Майк взглянул на часы. Согласно составленному заранее плану, они с Адамом должны были выехать из дома через полчаса, завезти Джил к подружке и уже после этого отправиться на Манхэттен на матч с участием «Рейнджерс».

Адам должен был ждать его дома. Присматривать за сестрой.

Майк глубоко вздохнул. Ладно, паниковать рано. Он решил дать Адаму еще десять минут. Разобрал почту, снова подумал о Лориманах.

«Нечего затягивать. Мы с Айлин приняли решение. Пришла пора приступить к действиям».

Он включил компьютер, принес телефонную книгу, нашел контактные телефоны Лориманов. В списке был и мобильник Сьюзен. Они с Тиа никогда не звонили ей на мобильный, но, поскольку были соседями, обменялись всеми номерами, на всякий пожарный случай.

«Так, этот подойдет». Он набрал номер.

Сьюзен ответила после второго гудка.

— Алло?

У нее мягкий теплый голос, немного хрипловатый. Майк откашлялся.

— Это Майк Бай.

— У вас все в порядке?

— Да. То есть ничего нового. Вы сейчас одна?

Сьюзен ответила не сразу:

— Дискету с тем фильмом мы вернули.

Майк услышал еще один голос — похоже, Данте. Он спрашивал:

— Кто это?

— Ну, тот блокбастер, — сказала Сьюзен.

«Ясно, — подумал Майк. — Значит, она не одна».

— Мой телефон у вас есть?

— Очень скоро. Спасибо.

В трубке послышался щелчок. Майк крепко потер лицо ладонями. «Прекрасно. Просто замечательно…»

— Джил!

Она появилась на лестничной площадке.

— Что?

— Адам говорил, когда вернется?

— Он просто сказал: «Пока, Шприц!» — Джил улыбнулась.

Майк так и слышал голос сына. Адам любил свою сестренку, а она — его. Дрались и ссорились они очень редко. Может, потому что слишком разные. И в каком бы скверном настроении ни пребывал Адам, он никогда не вымещал свои обиды на сестре.

— Есть идея, куда он мог пойти?

Джил покачала головой.

— С ним все нормально?

— Все хорошо, не волнуйся. Через несколько минут отвезу тебя к Ясмин, о’кей?

Майк взлетел наверх, прыгая через две ступеньки. Колено немного побаливало, последствия травмы, полученной еще в юности, во время игры. Несколько лет назад ему даже сделал операцию его друг, хирург ортопед Дэвид Голд. Майк говорил Дэвиду, что не хочет бросать хоккей, спрашивал, не отразятся ли тренировки на льду на здоровье, не вызовут ли осложнений. Дэвид выписал ему перкоцет и ответил: «Знаешь, не часто мне приходится иметь дело с бывшими шахматистами, ты уж поверь».

Он отворил дверь в комнату Адама. Никого. Майк пытался найти подсказку, куда мог уйти сын. Но не нашел ровным счетом ничего.

— О нет, только не это… — произнес он вслух.

Снова взглянул на часы. Адам давно должен быть дома. Должен быть дома все это время. Как он мог оставить сестру одну? Майк отказывался это понимать. Достал мобильный, набрал номер. Услышал звонок, потом голос Адама, записанный на автоответчик с просьбой оставить сообщение.

— Ты где? Мы должны ехать на матч. И как ты посмел оставить сестренку одну? Немедленно перезвони!

Прошло еще десять минут. От Адама по-прежнему ничего. Майк снова набрал номер. Оставил еще одно сердитое сообщение.

— Пап? — раздался голосок Джил.

— Да, милая.

— Где Адам?

— Уверен, он скоро вернется. Послушай-ка, давай завезу тебя к Ясмин. И вернусь за братом, ладно?

Майк оставил третье сообщение Адаму о том, что скоро будет дома. Вспомнил, что последний раз оставлял бесчисленные сообщения для голосовой почты Адама, когда тот убежал из дома и о нем ничего не было известно целых два дня. Майк с Тиа сходили с ума, где только его не искали. А потом он вернулся сам.

«Ему лучше не начинать снова играть в эти игры, — подумал Майк. И почти одновременно пришла другая мысль: — Господи, сделай так, чтобы и эта его игра окончилась благополучно».

Майк взял листок бумаги, написал записку, оставил на кухонном столе.






Адам!

Я поехал отвезти Джил. Будь готов к моему приходу.





Рюкзак Джил украшала эмблема «Нью-Йорк рейнджерс». Она не слишком интересовалась хоккеем, но носила ее из уважения к старшему брату. Джил обожала Адама. Недавно даже стала носить старенькую зеленую ветровку — она была ей слишком велика, зато принадлежала брату, когда тот играл еще в детский хоккей на льду. Справа на груди авторучкой было нацарапано его имя.

— Пап?

— Что, дорогая?

— Я очень беспокоюсь об Адаме.

Она произнесла эти слова не как ребенок, подражающий взрослому. Она сказала это как ребенок, слишком умудренный опытом для своих лет.

— Почему ты так говоришь?

Она пожала плечами.

— Он что-то сказал тебе, когда уходил?

— Нет.

Майк ехал к дому Ясмин и всю дорогу надеялся, что Джил скажет больше. Но она не сказала.

В старые добрые времена, когда Майк был мальчишкой, можно было просто подвезти детей и уехать, ну, в крайнем случае подождать в машине, пока им откроют дверь. Теперь же приходилось провожать отпрысков до самой двери. Почему-то прежде Майк при этом испытывал неловкость, но теперь ему даже нравилось провожать свою малышку, крепко держа ее за руку. Так надежнее.

Он постучал в дверь, послышался голос Гая Новака, отца Ясмин:

— Привет, Майк.

— Привет, Гай.

Гай недавно вернулся с работы. Он был еще в костюме, но успел снять галстук. Модные очки в роговой оправе, волосы набриолинены и взбиты вверх — тоже последний писк моды. Гай работал на Уолл-стрит, и Майк, сколько ни силился, не мог понять, чем они там занимаются. Какими-то хедж-фондами или трастовыми счетами, кредитными услугами или первоначальным предложением акций. Работал ли он в торговом зале биржи, занимался вопросами безопасности или долговыми обязательствами, неясно — мир финансов был запутан, темен и совершенно неведом Майку.

Гай развелся несколько лет назад и, если верить утверждениям одиннадцатилетней Джил, активно встречался с разными дамочками.

— Все его подружки всегда передают привет Ясмин, — однажды сообщила Джил. — Забавно, правда?

Джил протиснулась между мужчинами.

— Пока, пап!

— Пока, Тыковка.

Майк выждал секунду, пока она скрылась в глубине дома, потом обернулся к Новаку. Сам он считал нормальным, когда ребенка оставляют с матерью. Нет, Майк не был пуританином, отнюдь, но считал, что когда девочка-подросток ночует в одном доме с взрослым мужчиной — как-то это нехорошо. Когда Тиа уезжала, Майк оставался с девочками. Но ведь это совсем другое дело.

Они стояли на крыльце. Майк первым нарушил молчание:

— Какие планы на вечер? — спросил он.

— Могу сводить их в кино, — ответил Гай. — Мороженое в «Баумгартс» и все такое. Надеюсь, ты не возражаешь. Правда, договорился с подружкой, скоро должна прийти. Но ничего, может сходить с нами.

— Без проблем, — ответил Майк.

А про себя подумал: «Так даже лучше».

Гай оглянулся. Убедившись, что девочек поблизости нет, спросил у Майка:

— Минутка найдется?

— Конечно. А что?

Гай плотно затворил за собой дверь, спустился по ступенькам. Стоял, засунув руки в карманы. Смотрел на улицу. Теперь Майк видел его в профиль.

— Все в порядке? — спросил он.

— Джил замечательно себя проявила, — сказал Гай.

Майк, не понимая, как реагировать, промолчал.

— Просто не знаю, что делать. Как родитель, ты стараешься сделать для своего ребенка все, правильно? Воспитываешь его, кормишь, хочешь дать хорошее образование. Когда мы с женой развелись, Ясмин была совсем маленькая. Но постепенно она привыкла. Была счастлива, весела, общительна. А потом вдруг эта история…

— С мистером Льюистоном?

Гай кивнул. Потом прикусил губу и подбородок у него задрожал.

— Ты ведь тоже заметил, как изменилась Ясмин, верно?

Майк привык говорить правду, потому ответил напрямик:

— Да, она стала более замкнутой.

— А ты знаешь, что именно Льюистон сказал ей?

— Нет, не в курсе.

Гай закрыл глаза. Глубоко вздохнул, снова открыл.

— Наверное, Ясмин плохо вела себя в классе, не слушала учителя, ну, не знаю, что там еще. Я встретился с Льюистоном, тот сказал, что сделал ей два замечания. Проблема в том, что у Ясмин на лице растительность. Волос немного, нечто вроде маленьких таких усиков. Я как-то не обращал внимания, да и мать ее тоже. Она живет далеко. Как-то в голову не приходило, что можно удалить их электродепиляцией. Так вот, учитель объяснял что-то про хромосомы, а она перешептывалась в заднем ряду с другими детьми, ну, и Льюистон на нее прикрикнул. А потом сказал: «У некоторых женщин проявляются черты, характерные для мужчин, к примеру, волосяной покров на лице, Ясмин, ты меня слушаешь?» Ну, что-то в этом роде.

— Ужасно, — пробормотал Майк.

— Просто непозволительно, правда? И он не извинился сразу. И объяснил это тем, что не хотел привлекать внимания к своим словам. И тут все ребята в классе захихикали. Ясмин была сама не своя. Они начали обзывать ее Бородатой Леди и Игрек — мужской хромосомой. На следующий день он извинился, просил ребят прекратить насмешки. Я ходил к директору, кричал на него, но вышло только хуже, понимаешь?

— Да, конечно.

— Дети. Что с них взять.

— Да.

— Джил защищала Ясмин — единственная из класса. Просто поразительно: одиннадцатилетняя девочка, и такое мужество, такое благородство. Наверное, и ей теперь достается.

— Ничего, она справится, — отозвался Майк.

— Она прекрасный человечек.

— Ясмин тоже.

— Ты должен ею гордиться. Вот и все, что я хотел сказать.

— Спасибо. Все утрясется, Гай. Просто должно пройти какое-то время.

Гай смотрел в сторону.

— Знаешь, я учился в третьем классе, и у нас был мальчик, Эрик Хеллингер. Всегда с широкой улыбкой на лице. Одет бог знает во что, но ему было все равно. Всегда улыбался. И вот однажды его вырвало, прямо в классе. И запах был такой ужасный, что всем нам пришлось выйти. Ну а потом ребята начали дразнить его. Обзывали Вонючкой, Тошнилгером. Конца края этому не было. И Эрик изменился. Улыбка исчезла. Честно сказать, когда я позже, через несколько лет, видел его где-нибудь в коридорах колледжа, обратил внимание, что улыбка так и не вернулась.

Майк промолчал. Подобные истории ему хорошо знакомы. Детство почти каждого человека связано с такой историей, и ему тоже встречались дети, подобные Эрику Хеллингеру и Ясмин Новак.

— И с каждым днем становится только хуже, Майк. Я выставил дом на продажу. Переезжать, конечно, страшно не хочется. Но другого выхода не вижу.

— Может, Тиа или я чем-нибудь можем помочь… — начал Майк.

— Спасибо, я ценю твое предложение. И очень ценю то, что вы разрешили Джил переночевать у нас сегодня. Для Ясмин это имеет огромное значение. Для меня тоже. Так что спасибо вам.

— Не за что.

— Джил говорила, вы с Адамом идете сегодня на хоккей.

— Да, хотели пойти.

— Тогда не стану задерживать. Спасибо, что выслушал.

— Да не за что. Мой мобильный есть?

Гай кивнул. Майк похлопал его по плечу и направился к машине.

Как все-таки непросто складывается жизнь: учитель на десять секунд теряет хладнокровие, и для маленькой девочки жизнь кардинально меняется. С ума можно сойти, если вдуматься.

Майку не давали покоя и мысли об Адаме. Может, что-то подобное произошло и с ним? Неужели какой-то инцидент, пусть даже незначительный, пустячный, мог радикально изменить жизнь Адама?

Майк вспомнил о фильмах про путешествия во времени, когда человек мог вернуться в прошлое и изменить какую-то мелочь, и после этого в жизни его все менялось. Если бы Гай мог вернуться в прошлое и в тот день просто не пустить Ясмин в школу, осталось бы все как было? Стала бы Ясмин счастливее? А может, напротив, этот урок человеческой подлости в конечном счете пойдет ей только на пользу? Кто знает…

Майк вернулся и увидел, что в доме по-прежнему никого. Адама нет. Ни сообщения или записки от него.

Все еще размышляя о Ясмин, Майк прошел на кухню. Записка, которую он оставил, так и лежала на столе. Дюжины фотографий на холодильнике, все аккуратно вставлены в специальные рамочки с магнитом. Майк отыскал взглядом свою последнюю фотографию с Адамом. Они снялись в прошлом году, когда ездили в «Сикс флэгз грейт эдвенчер».[7 - «Сикс флэгз грейт эдвенчер» — парк развлечений в Джексоне, Нью-Джерси, где находятся самые крутые американские горки в мире.] Обычно Майк боялся больших и шумных сборищ, но сыну все же удалось убедить его пойти на аттракцион «Чиллер». И Майку понравилось.

Выйдя с площадки аттракциона, отец с сыном позировали для снимка вместе с парнем в костюме Бэтмена. Волосы встрепаны от бешеной езды, оба обнимают Бэтмена за плечи, на лицах глупые улыбки. Было это прошлым летом.

Майк вспомнил, как сидел в «подстаканнике», ждал старта, и сердце бешено колотилось. Он обернулся к Адаму, тот одарил его кривой ухмылкой и сказал: «Держись крепче».

А потом вдруг память перенесла его на десять лет назад. Адаму было всего четыре, и находились они в том же парке, и народ валом валил на представление фокусников. Началась давка, Майк взял сына за руку, велел «держаться крепче». Чувствовал, как крохотная ладошка тонет в его руке. И тут вдруг началась такая толчея, что маленькая ручка сына выскользнула. Майк страшно испугался — точно на них, стоящих на берегу, накатила огромная волна и смыла ребенка. Разлука длилась всего лишь считанные секунды, от силы десять, но Майк до сих пор помнит, какой страх тогда испытал.

С минуту он стоял и смотрел на свою записку. Затем вновь взял телефон и позвонил Адаму на мобильный.

— Пожалуйста, позвони домой, сын. Я очень беспокоюсь. Я всегда на твоей стороне, что бы ни случилось. Люблю тебя. Так что позвони мне, ладно?

Он повесил трубку и стал ждать.




Адам выслушал последнее сообщение от отца и едва не заплакал.

Подумал: «Надо перезвонить. Набрать номер отца и попросить приехать. И тогда мы с дядей Мо сможем пойти на игру с участием „Рейнджерс“, и, возможно, я расскажу им все…»

Мобильник был зажат в ладони. Номер отца «вбит» в память под номером один. Палец коснулся кнопки. Всего-то и надо — нажать на нее.

И в этот момент прозвучал голос за спиной:

— Адам?

Он тут же убрал палец с кнопки.

— Пошли.




Глава 11


Бетси Хилл смотрела, как муж заводит «ауди» в гараж. Рон до сих пор красивый мужчина. Правда, в волосах цвета соли с перцем появилось еще больше седины, но глаза, синие, как у сына, — по-прежнему яркие и очень выразительные, а кожа на лице гладкая. В отличие от большинства коллег он не злоупотреблял спиртным, много двигался, следил за тем, что ест.

Снимок, распечатанный из Интернета, лежал перед ней на столе. Весь последний час она просидела над ним, решая, что делать. Близнецов отправила к сестре. Не хотела, чтобы они стали свидетелями ее разговора с мужем.

Она услышала, как открылась дверь гаража, а затем раздался голос Рона:

— Бетс?

— Я здесь, дорогой, на кухне.

Рон вошел с улыбкой на лице. Давно она не видела его улыбающимся. Бетси тут же спрятала снимок под журнал. Надо выждать еще несколько минут, защитить эту его улыбку.

— Привет, — сказал он.

— Привет. Как дела на работе?

— Нормально, замечательно. — Он все еще улыбался. — А у меня для тебя сюрприз.

— О!..

Рон подошел. Наклонился, поцеловал ее в щеку. А потом бросил на стол брошюру. Бетси взяла ее.

— Недельный круиз, — объявил он. — Ты только посмотри на маршрут, Бетс. Я сделал закладку на той странице.

Она нашла страницу, посмотрела. Лайнер отправлялся из Майами-Бич на Багамы, затем — на небольшой частный островок, принадлежащий пароходной компании.

— Тот же маршрут, — продолжал Рон. — Тот самый, по которому мы ездили в медовый месяц. Корабль, разумеется, другой. То старое суденышко больше не ходит. А этот лайнер новенький, с иголочки. И еще я заказал ту же верхнюю палубу — каюту с балконом. Даже нашел человека, который будет присматривать за Бобби и Кари.

— Но мы не можем оставить близняшек на целую неделю.

— Очень даже можем.

— Но они еще совсем маленькие и беспомощные, Рон.

Улыбка его померкла.

— Будут в полном порядке.

«Он хочет, чтобы все осталось позади, — подумала Бетси. — И по-своему, прав, конечно. Жизнь продолжается. Ему так легче справиться с горем. Он хочет все забыть. И еще хочет, чтобы и я забыла. У нас есть близнецы, и Рон очень любит их. Но все прекрасные воспоминания — первый поцелуй на выходе из библиотеки, та ночь на берегу океана, пронизанный картинными солнечными закатами медовый месяц на корабле, тот момент на фермерской ярмарке, когда они хохотали так, что слезы текли по щекам, — все это ушло навеки. И когда Рон видит меня, он видит своего мертвого сына».

— Бетс?

Она кивнула:

— Может, ты и прав.

Рон уселся рядом с ней, взял за руку.

— Говорил сегодня с Саем. Им нужен менеджер в новом подразделении в Атланте. Прекрасная возможность, тебе не кажется?

«Сбежать хочет, — подумала она. — Пока что он со мной, но всякий раз при виде меня испытывает боль».

— Я люблю тебя, Рон, — произнесла она вслух.

— Я тоже люблю тебя, милая.

Ей хотелось, чтобы он был счастлив. Хотелось отпустить его, потому что Рон всегда был таким: убегал, когда знал, что не справится. Не мог смотреть несчастью в лицо.

«Со мной ему бежать нельзя, — размышляла Бетси. — Я буду всегда напоминать о Спенсере, о той ужасной ночи на крыше школы. Но ведь я люблю его, Рон мне очень нужен! Наверное, это эгоизм, но я страшно боюсь потерять его».

— Так что скажешь насчет Атланты? — спросил Рон.

— Не знаю.

— Тебе там понравится.

Всю свою жизнь Бетси прожила в Нью-Джерси.

— Знаешь, сразу и не сообразишь, — отозвалась Бетси. — Давай действовать поэтапно. Сперва круиз, хорошо?

— Ладно.

«Он готов бежать куда угодно, лишь бы не оставаться здесь. Хочет вернуться в прошлое. Я тоже попробую, хоть и знаю: это не поможет. Вернуться невозможно. Никогда. Особенно если у тебя близнецы».

— Пойду переоденусь. — Рон снова поцеловал ее в щеку.

«Какие у него страшно холодные губы. Словно у покойника. Я его теряю. Пусть через три месяца или два года, но единственный мужчина, которого я люблю, рано или поздно все равно уйдет».

Поцеловав, он даже легонько оттолкнул ее.

— Рон…

Держась одной рукой за перила, он обернулся. Обернулся с таким видом, точно был застигнут врасплох, словно только что потерял единственный шанс бежать. Даже понурился весь.

— Мне надо кое-что показать тебе, — решилась Бетси.




Тиа сидела в конференц-зале бостонского отеля «Времена года», пока Бретт, компьютерный гуру, колдовал над ноутбуком. Она посмотрела на экранчик мобильного. Звонил Майк.

— Ну что, уже едете на игру?

— Нет, — ответил он.

— Что случилось?

— Адам не пришел.

— Не вернулся домой?

— Нет. Он заходил, побыл в своей комнате. А потом ушел.

— Оставил Джил одну?

— Да.

— Это на него не похоже.

— Знаю.

— Он довольно безответственный и все такое, но оставить сестренку без присмотра…

— Знаю.

Тиа на секунду умолкла.

— На мобильный ему звонил?

— Конечно, звонил. Что я, по-твоему, круглый идиот?

— Нечего срывать злобу на мне, — обиделась Тиа.

— Тогда не задавай дурацких вопросов. Разумеется, я ему звонил. Несколько раз. Даже оставлял сообщения с просьбой немедленно перезвонить мне.

Тиа заметила: Бретт делает вид, будто не подслушивает. Поднялась, отошла в сторону.

— Прости, — вздохнула она. — Я вовсе не хотела…

— Я тоже. Мы оба на пределе.

— Так что же делать?

— А что мы можем? — теперь вздохнул Майк. — Буду ждать его здесь.

— А если не вернется?

Повисла тягостная тишина.

— Нельзя допускать, чтобы он шел на ту вечеринку, — прервал молчание Майк.

— Согласна.

— Но если я пойду и попробую его остановить…

— Ничего хорошего не выйдет.

— Так что делать, как думаешь?

— Думаю, ты все же должен пойти и попробовать его остановить. Только поделикатнее.

— Как именно?

— Не знаю. До вечеринки часа два, не меньше. Надо подумать.

— Да, хорошо. Может, повезет, и мне удастся найти его раньше.

— А ты пробовал звонить его друзьям? Кларку или Оливии?

— Тиа…

— Ну да, конечно, звонил. Хочешь, я вернусь?

— И что дальше?

— Не знаю.

— Тебе нечего здесь делать. Я держу ситуацию под контролем. Теперь даже жалею, что позвонил тебе.

— Правильно сделал, что позвонил. И нечего меня щадить. Я должна быть в курсе.

— Ладно, не буду. Ты только не волнуйся.

— Позвони сразу, как только что-то узнаешь.

— Хорошо.

Она отключилась.

Бретт оторвал взгляд от компьютера.

— Проблемы?

— Ты что, подслушивал?

Он пожал плечами.

— Почему бы вам не проверить, что в шпионском отчете?

— Ладно, позвоню Майку чуть позже, скажу, пусть проверит.

— Это можно и отсюда сделать.

— А я думала, только через домашний компьютер.

— Нет. Доступ можно получить отовсюду, если есть связь через Интернет.

Тиа нахмурилась.

— Наверное, это небезопасно.

— Нужны только логин и код доступа. Просто заходишь на нужную страничку и регистрируешься. Может, ваш парень какое-нибудь сообщение по электронной почте получил.

Тиа призадумалась.

Бретт подошел к ноутбуку, что-то напечатал. Развернул монитор к ней. Тиа увидела страницу «ШПИОН ОНЛАЙН».

— Ладно, сбегаю пока вниз попить содовой, — сказал он. — Тебе что-нибудь принести?

Она покачала головой.

— Всегда к вашим услугам, — кивнул Бретт и направился к двери.

Тиа уселась за стол, вышла на нужный сайт и сделала запрос. Почти ничего, лишь обмен короткими фразами с таинственным СиДжей8115.






СиДжей8115. Что случилось?

ХоккейАдам1117. Его мать подошла ко мне после школы.

СиДжей8115. Что говорила?

ХоккейАдам1117. Она что-то знает.

СиДжей8115. А ты что сказал?

ХоккейАдам1117. Ничего. Просто убежал.

СиДжей8115. Ладно. Вечером все обсудим.





Тиа перечитала текст. Затем достала мобильный телефон.

— Майк?

— Что?

— Найди его. Обязательно найди, слышишь?




Рон держал в руках фотографию. Смотрел на нее, но Бетси понимала: он ничего не видит. Это подтверждал язык тела. Поежился, потом словно окаменел. Положил снимок на стол, скрестил руки на груди. Затем снова взял фото в руки.

— Что это меняет? — спросил он.

Потом вдруг глаз у него задергался и часто-часто заморгал. Такое случалось, когда он пытался произнести особенно трудное слово. И это моргание страшно напугало Бетси. Как-то свекровь объяснила, что Рона часто били в школе, когда он учился еще во втором классе, и он скрывал это от матери. Тогда и началось это моргание. С возрастом нервный тик почти исчез. И вот теперь опять, пожалуйста. Даже когда им сообщили о гибели Спенсера, Рон не моргал.

Она уже пожалела, что показала ему фото. Рон пришел домой, пытался обнять ее, она шлепнула его по руке. А потом…

— В ту ночь он был не один, — сказала она.

— И что с того?

— Ты не слышал моих слов?

— Может, сначала он просто гулял с друзьями. Что дальше?

— Но почему они ничего не сказали?

— Откуда мне знать? Испугались. А может, Спенсер велел не говорить. Или ты просто перепутала дату. Может, они виделись мельком. Или снимок сделан в тот день, но только гораздо раньше.

— Нет. Я встретила у школы Адама Байя…

— Что?

— Подождала, когда закончатся занятия. Он вышел, и я показала ему фотографию.

Рон покачал головой.

— И он от меня убежал. Испугался. Там определенно что-то произошло.

— Что?

— Не знаю. Но помнишь, у Спенсера был синяк под глазом, когда полиция нашла его.

— Они объяснили это. Он потерял сознание, упал, ушибся.

— Или же его кто-то ударил.

Рон добавил уже мягче:

— Да никто его не бил, Бетс.

Она промолчала. От тика глаз Рона дергался и моргал все сильнее. И вот по щекам покатились слезы. Она потянулась к нему, успокоить, но он отпрянул.

— Спенсер смешал таблетки и алкоголь. Ты это понимаешь, Бетси?

Она снова промолчала.

— Никто не заставлял его красть бутылку водки из бара. Никто не заставлял брать таблетки из моей аптечки. Там, где я их оставил. Прямо на виду. На самом видном месте. Мы ведь оба знаем это, верно? Пузырек с таблетками, выписанными по рецепту. Да, я оставил их там. Держал на случай, если вдруг возобновятся приступы боли, чтобы принять и двигаться дальше, верно?

— Рон, это не…

— Что не? Думаешь, я не понимаю?

— Понимаешь что? — автоматически переспросила Бетси, уже зная ответ. — Я тебя не виню, клянусь.

— Нет, винишь!

Она замотала головой. Но он этого уже не увидел. Выскочил из комнаты, хлопнув дверью.




Глава 12


Нэш готовился нанести удар.

Он ждал на стоянке, перед торговым центром в Пэлисейдс-парк. Типично американское торговое заведение. Да, центр «Америка» в Миннеаполисе будет побольше, зато этот новее, под завязку наполнен огромными магазинами модной одежды, никаких мелких накрученных бутиков в стиле восьмидесятых. Здесь есть распродажи по оптовым ценам, целая сеть книжных магазинов, большой кинотеатр «Имакс»,[8 - «Имакс» — от «image maximum» — «максимальное изображение» — формат фильмов и кинотеатров, разработанный одноименной канадской компанией, рассчитан на максимальные размеры экрана, лучше оптимизирован для просмотров фильмов в 3D.] пятнадцать маленьких, товары для дома, отделы «продукта дня», даже аттракцион «Чертово колесо» в натуральный размер. Коридоры широкие. Все большое, просторное.

Реба Кордова зашла в «Таргет».[9 - «Таргет» — фирменная сеть крупных однотипных универсальных магазинов, продающих товары по относительно низким ценам.]

Она припарковала свою темно-зеленую «Акуру-MDX» довольно далеко от входа. Это поможет, хотя риска не миновать. Она поставила свой фургон рядом с «акурой», со стороны водительского места. План разработал Нэш. Пьетра вошла следом за Кордовой, ходила за ней по пятам. Нэш тоже ненадолго заскочил в «Таргет», сделал одну покупку. И теперь ждал сообщения от Пьетры.

Он долго думал, стоит ли наклеивать усы, но потом решил: здесь это не годится. Ему нужно выглядеть человеком открытым, вызывающим доверие. Усы этому не способствуют. Усы, особенно пушистые, доминируют на лице, и он использовал их с Марианной. Если станут опрашивать свидетелей, большинство будет описывать усы, остальное ускользнет от внимания. Так что усы часто помогают. Но только не в этом случае.

Нэш оставался в фургоне и готовился. Глядя в зеркало заднего вида, пригладил волосы, потом стал водить электробритвой по щекам и подбородку.

Кассандре нравилось, когда он гладко выбрит. Борода у Нэша росла быстро, жесткие мелкие волоски могли поцарапать нежную кожу.

«Пожалуйста, побрейся для меня, красавчик, — говорила ему Кассандра и одаривала особым взглядом, искоса, от которого у него сладко замирало сердце. — Тогда я покрою все твое лицо поцелуями».

Нэш думал о ней. Вспоминал ее голос. Сердце до сих пор ныло. Он уже давно смирился с тем, что оно будет болеть. Человек всегда живет с болью. И эту пустоту, и тоску по ней ничем не заполнить.

Он сидел и наблюдал, как снуют взад-вперед люди по стоянке перед торговым центром. Они все живы, двигаются и дышат, а его Кассандра мертва. И от красоты ее ничего не осталось. Даже трудно представить, во что она превратилась сейчас.

Запищал мобильник. Пришло сообщение от Пьетры:






Приготовиться. Сейчас выходит.





Он быстро потер веки указательным пальцем и выбрался из фургона. Открыл заднюю дверь. Его покупка, съемное сиденье для автомобиля «корсо-сценара», самое дешевое, какое удалось отыскать, за сорок баксов. Он вытащил его из коробки. Потом осторожно обернулся.

Реба Кордова катила перед собой красную магазинную тележку с покупками — несколько пластиковых пакетов. Выглядела счастливой и торопилась, как многие городские глупые овцы. Он часто размышлял об этом, об их счастливых улыбочках — искренние они или притворные. У них есть все, что пожелаешь. Красивый дом, две машины, финансовая обеспеченность, детишки. Неужели это все, что нужно женщине? Он часто думал о мужчинах, которые торчат в своих офисах и обеспечивают женам все это. Неужели они тоже счастливы?

За спиной у Ребы Кордова он увидел Пьетру. Она шла следом на безопасном расстоянии. Нэш огляделся по сторонам. Какой-то толстяк с прической под хиппи, с грязной встрепанной бородой и в застиранной рубашке рывком подтянул широкие сползающие джинсы и направился к входу. Мерзость. Нэш видел, как он кружит в своем старом раздолбанном «шеви» по стоянке в поисках места поближе к дверям, тратит минуты, чтобы потом сэкономить десять секунд на ходьбе. Америка для толстых!

Нэш так открыл боковую дверцу фургона, что теперь она находилась рядом с водительским местом в «акуре». Наклонился и стал возиться с сиденьем. Боковое зеркало повернул, чтобы можно было видеть приближение Ребы. Та щелкнула пультом дистанционного управления, багажник ее машины послушно поднялся. Он ждал, когда она подойдет поближе.

— Черт! — сказал он. Произнес достаточно громко, чтоб Реба слышала, но в голосе звучало не раздражение, а скорее насмешливое удивление. Выпрямился и задумчиво почесал затылок. Потом взглянул на Ребу Кордова и изобразил самую приветливую из улыбок.

— Сиденье для машины, — сказал он.

Реба Кордова, хорошенькая женщина с мелкими кукольными чертами лица, подняла на него глаза, кивнула с пониманием.

— Кто писал эти инструкции по установке? — проворчал Нэш. — Инженеры из НАСА?

Реба сочувственно улыбнулась.

— Запутано, верно?

— Ни черта не поймешь. Как-то накануне собирал для Роджера конструктор из кубиков и брусков. Роджер — это мой младший, ему два. У вас, наверное, тоже есть? Я имею в виду конструктор.

— Конечно.

— И там написано, что его легко собирать, а потом разбирать и складывать. Но Кассандра — это моя жена — говорит, что я проявил полную беспомощность.

— В точности как мой муж.

Он засмеялся. Она засмеялась.

«А смех у нее, — подумал Нэш, — очень приятный. Интересно, нравится ли он ее мужу? Наверное, если он человек веселый и умеет смешить свою жену с кукольным личиком, чтобы насладиться этими звуками».

— Страшно неловко беспокоить вас, — начал он, изображая мистера Дружелюбие. Беспомощно развел руками. — Но мне надо заехать за Роджером, забрать с занятий по гимнастике для малышей… И мы с Кассандрой помешаны на безопасности.

— О, я тоже.

— Так что даже думать нечего ехать туда без специального детского сиденья. У нас есть, но я забыл перенести его в эту машину, вот и заехал сюда купить… Ну, сами знаете, как это бывает.

— Знаю.

Нэш взял инструкцию, покачал головой.

— Может, взглянете?

Реба колебалась. Он это видел. Самая первая и основная реакция — скорее, даже рефлекс. Ведь он незнакомец. Биология и жизнь в социуме приучили нас опасаться незнакомцев. Но эволюция подарила социальный прогресс. Они находились на большой оживленной стоянке, он выглядел вполне пристойным мужчиной — отец семейства и прочее, — купил детское сиденье, да и вообще было бы просто невежливо отказать, верно?

Все эти соображения заняли считанные секунды, не больше двух-трех, и в конце концов вежливость возобладала над осторожностью. Такое частенько случается.

— Конечно, — отозвалась Реба.

Она переложила свои пакеты в багажник, потом подошла. Нэш сунулся в фургон.

— Вроде бы тут только один ремень…

Реба приблизилась еще. Нэш отодвинулся, давая ей возможность заглянуть самой. Толстый парень с бородой в стиле Джерри Гарсиа и в линялой рубашке все еще шагал к входу, но такие, как он, ничего не замечают, кроме разве что пончиков. А порой лучше не прятаться вовсе. Не паниковать, не торопиться, не поднимать возню.

Реба Кордова сунулась в багажник фургона, чем предопределила печальную свою участь.

Нэш не сводил глаз с ее открытой шеи. Это заняло долю секунды. Он протянул руку и надавил на точку за ушной раковиной, другой рукой одновременно закрыл ей рот. Испытанный приемчик, кровь сразу перестает поступать в мозг.

Она слабо задергала ногами, но вскоре перестала. Нэш давил все сильнее, и Реба Кордова обмякла. Он втолкнул ее в фургон, запрыгнул сам, захлопнул дверцу. Подошла Пьетра. Закрыла дверцу машины Ребы. Нэш взял из руки жертвы ключи и с помощью пульта дистанционного управления запер ее машину. Пьетра уселась за руль фургона и завела мотор.

— Погоди, — велел Нэш.

Пьетра обернулась к нему.

— Надо валить отсюда по-быстрому.

— Спокойно. — Он думал секунду-другую.

— Что?

— Я поведу фургон, — сказал он. — А ты займись ее машиной.

— Как? Зачем?

— Да потому что если мы оставим машину здесь, они сразу поймут, что похитили ее со стоянки. Пусть машину найдут в другом месте, это собьет их со следа.

Он бросил ей ключи. Потом надел на Ребу пластиковые наручники. Заткнул ей рот тряпкой. Она начала дергаться.

Он держал ее нежное хорошенькое личико в ладонях, точно собирался поцеловать.

— Если удерешь, — произнес он, глядя прямо в кукольные глаза, — я приду за Джейми. И тогда будет очень-очень плохо. Усекла?

При упоминании этого имени Реба похолодела. И замерла.

Нэш пересел за руль, повернулся к Пьетре:

— Поезжай за мной. Веди спокойно.

Они тронулись в путь.




Майк, пытаясь хоть как-то отвлечься, взял айпод. Кроме хоккея, у него не было никакой отдушины. Ничто не помогало расслабиться. Он любил свою семью, любил работу и хоккей. Последнее увлечение долго не продлится. Годы давали о себе знать, хоть и неприятно в том признаваться. А на работе приходилось часами простаивать за операционным столом. В прошлом хоккей помогал ему поддерживать форму. Для сердечной деятельности, может, и неплохо, но теперь все чаще давали о себе знать старые травмы. Суставы ныли. Мышцы все чаще сводило судорогой.

Впервые Майк почувствовал, что для него начался обратный отсчет времени — так называли это друзья. Да он и сам понимал. Когда тебе исполняется тридцать пять или сорок, ты прекрасно осознаешь, что уже не находишься в прежней идеальной физической форме. Но отрицание — великая вещь. Теперь же, в возрасте сорока шести, он отчетливо понимал: что ни делай, а скольжение по наклонной плоскости не только продолжается, но и ускоряется. Неутешительная мысль.

Время тянулось страшно медленно. На мобильный сына Майк больше не звонил. Адам или получил его сообщения, или нет. Из айпода доносился голос Мэта Кёрни, он задавал музыкальный вопрос: «Ну и что там у нас дальше?» Майк закрыл глаза, попытался погрузиться в музыку — не получилось. Начал расхаживать по комнате. Тоже не помогло. Может, объехать квартал-другой в поисках сына? Глупо. Взглянул на свою хоккейную клюшку. Что, если погонять шайбу во дворе? Может, это поможет?

Резко зазвонил мобильный. Он схватил его, даже не взглянув на экран.

— Алло?

— Есть новости?

Это был Мо.

— Нет.

— Я приеду.

— Да нет, поезжай на матч.

— Нет.

— Мо…

— Я уже отдал билеты другому другу.

— У тебя нет никакого другого друга.

— Что правда, то правда, — вздохнул Мо.

— Послушай, давай дадим ему еще полчаса. Оставь билеты на кассе.

Мо не ответил.

— Мо?

— Ты очень хочешь найти его?

— О чем ты?

— Помнишь, я просил тебя взглянуть на свой мобильник?

— Да.

— Так вот, у твоей модели есть джи-пи-эс.

— Не понимаю…

— Джи-пи-эс-навигатор. Система глобального поиска.

— Я знаю, что это означает, Мо. Но при чем тут мой мобильный телефон?

— У многих телефонов последних моделей есть чипы джи-пи-эс.

— Это вроде как триангуляция по телевидению с вышек мобильной связи?

— Нет. Телевидение и то, о чем ты говоришь, — старые технологии. Несколько лет назад был разработан персональный локатор SIDSA. Предназначался в основном для больных с Альцгеймером. Кладешь такую штуковину больному в карман, размером она не больше игральной карты, и если он заблудится, всегда можно его найти. Ну а потом такую же систему стали устанавливать в детские мобильники. А теперь почти в каждом новом мобильнике она есть.

— Так в телефоне Адама есть джи-пи-эс?

— Да, и в твоем тоже. Могу дать тебе веб-адрес. Войдешь, оплатишь счет кредиткой. Потом щелкнешь кнопкой — и увидишь карту, как на джи-пи-эс-навигаторе, с названиями улиц и все такое прочее. Ну и она подскажет, где именно находится телефон.

Не дождавшись ответа, Мо забеспокоился:

— Ты слышал, что я сказал?

— Да.

— И?..

— Сейчас этим займусь.

Майк отключился, затем сам нашел веб-адрес для своего мобильника. Ввел номер телефона, затем — пароль. Нашел программу «Джи-пи-эс» и стал просматривать опции. Пользование джи-пи-эс в течение месяца стоило 49,99 доллара, шесть месяцев — 129,99, в год это удовольствие обходилось в 199,99 доллара. Обычно в таких вопросах Майк путался, не мог сообразить, что лучше, автоматически выбирал то, что казалось наиболее привлекательным предложением, а затем лишь удрученно качал головой. Сейчас он сразу выбрал месячную оплату. Ему не хотелось даже думать о том, что придется делать это целый год, хотя расценка была более выгодной.

Еще несколько минут ушло на ввод данных кредитной карты, затем возник очередной список опций. Майк щелкнул по карте. Тут же возникла карта США с точкой, обозначающей местоположение его дома в Нью-Джерси. Смотри-ка, здорово. Он нажал на увеличение, знак этот был обозначен лупой, и вот медленно карта начала двигаться. Сперва появились очертания региона, затем — штата, потом — города. И вот на экране появилась улица.

Джи-пи-эс-навигатор разместил большую ярко-красную точку на улице недалеко от места, где находился сейчас Майк. Была и еще одна услуга: «Ближайшие адреса». Майк щелкнул кнопкой, но мог бы этого и не делать. Этот адрес был ему знаком.

Адам в доме у Хаффов.




Глава 13


Девять вечера. Дом Хаффа уже окутала тьма.

Майк притормозил у обочины, на противоположной стороне улицы. В окнах горел свет. На стоянке у дома припаркованы две машины.

Как же лучше поступить?

Он не стал выходить из автомобиля, попробовал еще раз набрать номер Адама. Никто не ответил. Домашнего номера Хаффа в телефонной книге не было, наверное, потому что Дэниел Хафф был полицейским. И мобильного телефона его сына по прозвищу Ди-Джей у Майка тоже не было. Так что выбора не оставалось.

Он пытался придумать, как объяснить свое присутствие здесь. Но ничего путного в голову не приходило.

Так что же теперь? Вернуться домой? Парнишка несовершеннолетний. Алкоголь опасен, но разве он, Майк, не баловался им подростком? В лесу распивали пиво. Устраивали вечеринки в «Грин-Холл». Тогда он с ребятами еще толком не разбирался в наркотических средствах, да и выбора такого не было, но частенько зависал у своего дружка на «прополке», баловался травкой. Ключ для родителей — если твоего ребенка прозвали Сорняк,[10 - Игра слов. В оригинале: Weed — сорняк, марихуана (англ.).] к садоводству это не имеет никакого отношения, особенно когда родителей нет в городе.

Майк сумел вовремя остановиться. Интересно, получилось бы это, если бы его родители стали вмешиваться?

Он покосился на входную дверь.

«Может, стоит подождать? Может, лучше уж пусть там напьется — как-никак, вечеринка, — побудет допоздна, а когда выйдет, я увижу его и пойму, что с ним все о’кей. Не стану смущать сына, позорить перед друзьями, терять свое доверие…

О каком доверии можно говорить? Адам оставил сестренку одну. Не отвечал на мои звонки. И что самое худшее — я вовсю шпионю за сыном. Вместе с женой контролирую его компьютер. Подслушиваю, подглядываю всеми возможными способами».

Он вспомнил слова из песни Бена Фолдса: «Если не веришь, то и тебе верить нельзя».

Майк все еще решал, что делать, как вдруг дверь в дом Хаффов распахнулась. Майк начал сползать по сиденью вниз. Как глупо! И самое обидное, что из дома вышли вовсе не подростки, а капитан Дэниел Хафф из полицейского участка в Риджвуде. Отец, которого не должно было быть дома.

Майк не знал, что делать. Впрочем, теперь это уже не важно. Потому как Дэниел Хафф бодрой и целеустремленной походкой направлялся прямо к нему, вернее, к его машине. Он был преисполнен решимости. Он шел к цели. А целью была машина.

Майк выпрямился. И встретился с Хаффом взглядом. Тот не махнул рукой, не улыбнулся, не проявил особой заинтересованности или агрессии. Майк, конечно, знал, чем занимается Хафф, и, на его взгляд, он выглядел в эту минуту типичным копом, который остановил его и сохраняет нейтральное выражение лица, пусть даже он, Майк, превысил скорость или перевозит в багажнике наркотики.

Когда Хафф подошел совсем близко, Майк опустил стекло и выдавил улыбку.

— Дэн, — пробормотал он.

— Привет, Майк.

— Я превышал скорость?

Хафф сдержанно улыбнулся шутке. Подошел к машине.

— Права и регистрацию, будьте добры.

Оба ухмылялись, хотя ни один не находил эту шутку удачной. Хафф подбоченился. Майк силился что-то сказать. Он понимал: Хафф ждет объяснений. Но как ему лучше объяснить? Он не знал.

Улыбки на лицах увяли, в неловком молчании прошло несколько секунд.

Первым заговорил Хафф:

— Я видел, как ты припарковался здесь, Майк.

— Угу, — неопределенно промычал Майк.

— У тебя все в порядке?

— Конечно.

Майк изо всех сил старался сохранять спокойствие. Ну, подумаешь, коп, невелика шишка. Кто еще подходит к друзьям на улице, как этот тип — с видом всезнайки и превосходства? Хотя, с другой стороны, тот факт, что человек, пусть даже и знакомый, устроил нечто вроде засады напротив твоего дома, тоже должен насторожить.

— Может, зайдешь?

— Я ищу Адама.

— Поэтому и припарковался здесь?

— Да.

— Так почему не постучал в дверь?

«Ну, прямо Коломбо», — вздохнул про себя Майк.

— Хотел сперва позвонить, — произнес он вслух.

— Что-то не видел, как ты говоришь по мобильнику.

— И давно ты за мной наблюдаешь, Дэн?

— Несколько минут.

— В машине есть встроенный телефон громкой связи. Сам знаешь. Руки свободны. Это законно, не так ли?

— Только не тогда, когда ты припарковался. Тогда ты должен поднести аппарат к уху.

Майк начал уставать от этих игр.

— Адам у тебя? С Ди-Джеем?

— Нет.

— Уверен?

Хафф нахмурился. Майк тотчас умолк.

— Просто думал, ребята встречаются тут сегодня, — произнес он, помолчав.

— С чего ты взял?

— Получил сообщение. Я так понял, что вас с Мардж сегодня вечером не будет, вот и подумал, что ребята встречаются здесь.

Хафф снова нахмурился.

— Меня не будет?

— Да, что вы уезжаете на уик-энд. Что-то в этом роде.

— И ты подумал, что я разрешу мальчишкам проводить время в моем доме без присмотра?

«Вот тут я дал маху», — подумал Майк.

— Так почему было просто не позвонить Адаму?

— Я звонил. Но телефон у него вроде бы не работает. Наверное, забыл подзарядить.

— И ты приехал?

— Да.

— И сидел в машине? Не подошел, не постучал в дверь?

— Послушай, Дэн, я знаю, ты коп и все такое… Но пожалей меня, хотя бы чуточку. Я просто ищу своего сына.

— Его здесь нет.

— А Ди-Джей? Может, он знает, где Адам?

— Его тоже нет.

Майк ждал, когда Хафф предложит позвонить своему сыну. Но этого не произошло. Майку не хотелось давить на него. Он и так слишком далеко зашел. Если ребята и планировали провести вечеринку с выпивкой и наркотой в доме Хаффа, то, наверное, позже план изменился. Не хотелось выяснять отношения с этим человеком — по крайней мере до тех пор, пока он не узнает больше. Ему никогда не нравился Хафф, и уж тем более сейчас. Да и потом, как объяснить ему использование джи-пи-эс-навигатора?

— Рад был поболтать, Дэн.

— Взаимно, Майк.

— Если услышишь что об Адаме…

— Само собой, тут же отзвонюсь. Спокойной ночи. И веди осторожно.




— Котятки с усами, — произнес Нэш.

Пьетра вернулась на водительское место. Нэш заставил ее проехать за фургоном с полчаса, не меньше. Они припарковались на стоянке возле отеля «Рамада» в Восточном Ганновере. Когда машину найдут, сразу подумают, что Ребу похитили отсюда. Полиция будет строить предположения, мол, с какой целью замужняя женщина посещала отель, расположенный так близко к ее дому. Решат, что у нее имелся любовник. А муж, разумеется, станет твердить, что это невозможно, немыслимо.

В конце концов, вероятно, разберутся, как и с Марианной, но время будет упущено.

Они забрали покупки, сделанные Ребой в супермаркете «Таргет». Оставлять их в машине нельзя — зацепка для полицейских. Нэш тщательно обшарил пакеты. Она купила нижнее белье, книги и несколько дисков со старомодными фильмами для семейного просмотра.

— Ты слышала, что я сказал, Реба? — Нэш поднял руку с зажатой в ней коробочкой с диском. — Котятки с усами.

Реба не могла прийти в себя от ужаса. Личико с кукольными чертами побелело и напоминало тонкий фарфор. Нэш вытащил кляп у нее изо рта. Она посмотрела на него и застонала.

— И не вздумай сопротивляться, — предупредил он. — Только больнее будет. Тебе предстоит помучиться. Чуть позже.

Реба нервно сглотнула.

— Что… что вам от меня надо?

— Я спросил тебя о фильме, который ты купила. — Нэш снова вскинул руку с диском. — «Звуки музыки». Классика.

— Кто вы?

— Если задашь еще один вопрос, начну избивать. А это означает, что страдать будешь больше и умрешь быстрее. А если будешь выводить меня из себя, захвачу Джейми и сделаю то же самое с ней. Теперь понятно?

Она заморгала кукольными глазками, и Нэш ударил ее по лицу. Хлынули слезы.

— Пожалуйста…

— Так помнишь «Звуки музыки», да или нет?

Она пыталась перестать плакать, глотала слезы.

— Реба?

— Да.

— Что да?

— Да, — выдавила она. — Помню.

Нэш улыбнулся ей.

— Ну а строчку «котятки с усами» помнишь?

— Да.

— Откуда эта песня?

— Что?

— Откуда песня? Помнишь название песни?

— Не знаю.

— Знаешь, Реба. Сосредоточься, подумай.

Она пыталась, но страх — он знал это — парализовал ее.

— Видишь, ты совсем запуталась, — укорил Нэш. — Ладно, так и быть, подскажу. Это из песенки «Мои любимые вещи». Теперь вспомнила?

Она кивнула. Действительно вспомнила.

— Да.

Нэш был доволен, улыбался.

— Дверные звонки, — сказал он.

Тут несчастная вконец растерялась.

— Неужели не помнишь этот отрывок? Джули Эндрюс сидит со всеми этими детишками, а у них ночные кошмары, или они боятся грома, или чего-то еще. И вот она пытается успокоить их, просит думать о своих самых любимых вещах. Ну, чтобы отвлечь от страха. Ведь помнишь, верно?

Реба снова заплакала. Но умудрилась кивнуть в ответ.

— И они поют «Дверные звонки». Прямо кричат об этих самых звонках. Ты только вдумайся! Можно попросить миллион человек перечислить самые любимые на свете вещи и ни один — заметь, ни один! — не назовет дверные звонки! Вот представь себе: «Моя самая любимая вещь? Ну, конечно, дверные звонки. Да, ваше величество, самые любимые. Этот чертов дверной звоночек. Да, когда я хочу почувствовать себя счастливым, когда хочу развлечься, то звоню в дверь. Дверной звонок — это то, что надо. Знаешь, как он меня заводит? Один из этих дверных звонков, издающих нежный такой звон. О да, это мое, это то, что надо!»

Нэш умолк, хохотнул, покачал головой.

— Прямо так и видишь эту сценку из передачи «Фэмили фьюд»,[11 - «Фэмили фьюд» — американская телевизионная игра, наш аналог называется «Сто к одному».] правда? На доске уже десять ответов — названия ваших любимых вещей — и тут ты говоришь: «Дверной звонок». И Ричард Доусон указывает пальцем куда-то за спину и уверяет: «Исследования показывают…»

Тут Нэш издал нечто вроде гудения и скрестил руки в виде буквы «X». Дескать, пролетел. И расхохотался. Пьетра тоже засмеялась.

— Пожалуйста, — робко начала Реба. — Пожалуйста, скажите, что вам от меня надо?

— Дойдем и до этого, Реба, обязательно. Обещаю. Но могу намекнуть.

Она напряглась в ожидании.

— Имя Марианна тебе о чем-нибудь говорит?

— Что?

— Марианна.

— А при чем тут она?

— Она тебе кое-что послала.

Теперь в глазах ее светился неподдельный ужас.

— Пожалуйста, только не надо меня бить.

— Извини, Реба. Но без этого никак. Я собираюсь сделать тебе больно. Очень больно.

Он рывком перескочил в заднюю часть фургона и принялся доказывать, что его слово не расходится с делом.




Глава 14


Вернувшись домой, Майк захлопнул за собой дверь и подошел к компьютеру. Он снова решил зайти на сайт «Джи-пи-эс», проверить, где именно находится сейчас Адам. Показания навигатора могут быть неточными. Возможно, Адам где-то поблизости, в квартале от того места, где он только что побывал. Может, в лесу, прямо за домом Хаффа?

И тут вдруг он услышал стук в дверь. Вздохнул, поднялся, выглянул в окно. Сьюзен Лориман. Он отворил дверь.

Волосы распущены, никакого макияжа… На долю секунды он вновь возненавидел себя за то, что считает ее необыкновенно привлекательной. Некоторые женщины обладают этим свойством, и никуда тут не денешься. Симпатичные, иногда просто прекрасные лица и фигуры, но этого мало: есть в представительницах слабого пола нечто неуловимое, отчего у мужчин захватывает дух. Майк не то чтобы жаждал обладать ими, но если мужчина не замечает или не понимает этого — еще хуже.

— Привет, — робко произнесла она.

— Привет, — отозвался он.

В дом Сьюзен не вошла. Видно, не хотела давать соседям повод для сплетен, если кто из них сейчас за ней наблюдает. Так и осталась стоять на крыльце, скрестив руки, — просто соседка, забежавшая одолжить стаканчик сахара.

— Догадываешься, почему я тебя вызывал? — спросил Майк.

Она покачала головой.

Майк не знал, с чего лучше начать.

— Ты ведь знаешь, мы должны проверить всех ближайших биологических родственников твоего сына.

— Да.

Он подумал о Дэниеле Хаффе, о компьютере наверху, о навигаторе джи-пи-эс в мобильном телефоне Адама. Майк хотел донести до нее истину как можно деликатнее, но сейчас ему было не до дипломатических тонкостей.

— А это означает, — продолжил он, — что мы должны проверить биологического отца Лукаса.

Сьюзен зажмурилась, точно он влепил ей пощечину.

— И это не пустая болтовня…

— Вы же проверяли его отца. Сказали, что он не подходит.

Майк посмотрел на нее.

— Биологического отца. — Он повысил голос.

Она заморгала и отступила на шаг.

— Сьюзен?..

— Так это не Данте?

— Нет. Не Данте.

Сьюзен Лориман закрыла глаза.

— О Господи, — пробормотала она. — Этого просто быть не может!

— Но это так.

— Ты уверен?

— Да. Разве ты не знала?

Она не ответила.

— Сьюзен?

— Вы собираетесь рассказать Данте?

Майк не знал, как лучше ответить на этот вопрос.

— Не думаю, — наконец проговорил он.

— Не думаешь?

— Пока мы разбираемся со всеми этическими и юридическими последствиями, которые могут…

— Не говорите ему! Он сойдет с ума.

Майк умолк и ждал продолжения.

— Он обожает этого ребенка. И вы не можете отнять у него Лукаса.

— Нас прежде всего заботит здоровье мальчика.

— Думаете, если скажете Данте, что он не настоящий отец, это поможет?

— Нет. Но послушай меня, Сьюзен. Для нас главное — вернуть Лукасу здоровье. Это задача номер один, два и три. Она перекрывает все остальные проблемы и соображения. И в данный момент это означает, что мы должны подобрать мальчику наиболее подходящего донора для трансплантации. И я подхожу к этому вопросу не с точки зрения сохранения вашей семьи. Я подхожу к этому вопросу, как подобает ответственному врачу. Нам необходимо получить анализы у биологического отца.

Женщина опустила голову. В глазах стояли слезы. Она прикусила нижнюю губу.

— Сьюзен?..

— Мне надо подумать.

В обычных обстоятельствах он стал бы на нее давить, но теперь не было смысла. Все равно за сегодняшний вечер ничего не произойдет, а у него свои заботы и проблемы.

— Нам необходимо проверить отца, — повторил он.

— Просто позволь мне все обдумать, хорошо?

— Хорошо.

Она смотрела на него красивыми печальными глазами.

— Только не говори Данте. Пожалуйста, Майк.

Она не стала дожидаться ответа. Развернулась и ушла. Майк закрыл дверь, поднялся наверх.

Нелегкие выдались у нее эти две недели.






…Сьюзен Лориман, ваш сын, возможно, смертельно болен. Ему нужна трансплантация. Да, и еще: ваш муж вскоре узнает, что ребенок не его. Кто следующий? Что там у нас дальше? Мы едем в Диснейленд!





В доме так тихо… Майк не привык к этой тишине. Пытался сообразить, когда он последний раз оставался в доме один — без Тиа, без детей, — и не мог вспомнить. Вообще-то одиночество ему нравилось. Вот Тиа совсем другая. Она выросла в большой семье и терпеть не может оставаться одна. Ей хочется, чтоб вокруг все время были люди. А Майк обычно наслаждался тишиной и одиночеством.

Он вернулся к компьютеру, щелкнул мышкой. Высветился джи-пи-эс-сайт. Имя подписчика осталось, теперь надо было только ввести пароль. Что он и сделал. Внутренний голос твердил: «Оставь все как есть. Пусть Адам живет собственной жизнью. Пусть делает ошибки и учится на них. Разве тебя в детстве так защищали, так стремились оградить?..»

Отца Майка никогда не было дома. Разумеется, это была не его вина. Отец Майка, иммигрант, бежал из Венгрии прямо перед разгромом Будапештского восстания в 1959 году. Отец, Антал Байе — тогда его фамилия произносилась не Бай, а именно Байе — имел французские корни, которые так и не удалось проследить. Прибыв на остров Эллис, он не говорил ни слова по-английски. Начинал посудомойщиком, а позже, скопив немного денег, открыл небольшую закусочную неподалеку от Маккартер-хайвей в Ньюарке. Работал как проклятый семь дней в неделю, зарабатывал на жизнь себе и семье.

В закусочной подавали три блюда, торговали комиксами и бейсбольными открытками, а также газетами и журналами, сигарами и сигаретами. Значительную часть дохода давала торговля лотерейными билетами, хотя Анталу никогда не нравилось продавать их. Он считал, что оказывает тем самым дурную услугу обществу, вынуждает своих клиентов, простых рабочих, тратить деньги на несбыточные мечты. С продажей сигарет проблем не было — это твой выбор, человек понимает, к чему это может привести. Но торговать пустыми мечтами, вселять надежду заработать легкие деньги — в этом он находил нечто порочное.

Отец не находил времени сводить Майка на хоккейный матч. Так уж было заведено: люди, подобные ему, никогда этого не делали. Хотя он интересовался жизнью сына, постоянно расспрашивал его обо всем, вникал в каждую мелочь. Но тяжкий непрестанный труд не оставлял времени для отдыха и развлечений. Сидеть сложа руки и смотреть, что происходит вокруг, Антал просто не умел. Однажды — Майку было тогда девять и он гонял с мальчишками мяч во дворе — уставший отец заснул неподалеку, привалившись спиной к дереву. В тот день на Антале, как всегда, был белый длинный фартук, весь в пятнах жира от бекона, который он нарезал на завтрак.

Таким Майк и запомнил отца — в белом фартуке, за прилавком. Он продавал детишкам сладости, присматривал за посетителями, чтобы ничего не украли, с непостижимой быстротой готовил на завтрак для посетителей сандвичи с беконом и бургеры.

Майку было двенадцать, и он помнил, как отец кинулся остановить местного воришку, пытавшегося стащить что-то с полки. Тот выстрелил и убил отца. Вот так, все просто.

Дела в закусочной пошли хуже некуда. Мать пристрастилась к бутылке и не переставала пить до тех пор, пока ее не свалила болезнь Альцгеймера. Теперь она проживала в частной лечебнице в Колдвеле. Майк навещал ее раз в неделю. Мать его не узнавала, не понимала, кто он. Иногда называла его Анталом и просила приготовить ей картофельный салат на ленч.

Такова жизнь. Ты делаешь свой выбор, оставляешь родной дом и все, что любил, перебираешься на другой конец света, на чужбину, строишь там новую жизнь для себя и родных — и какой-то подонок вдруг обрывает ее, спустив курок.

Столь раннее столкновение с жестокостью и насилием сыграло роль в формировании характера Майка. Ты или забываешь об этом, или обращаешь себе на пользу. Майк стал лучше играть в хоккей. Стал лучшим студентом в колледже. Он усердно работал и учился, и был все время занят. Потому что когда занят, в голову не лезут мысли о том, что жизнь могла бы сложиться иначе.

На экране компьютера загрузилась карта. На этот раз красная точка мигала. Это означало, что человек, за которым ведется наблюдение, передвигается, возможно, в машине. На сайте имелось и объяснение — джи-пи-эс-навигаторы быстро расходуют энергию батарейки. И чтобы как-то сохранить ее, посылают не непрерывный сигнал, а прерывистый, через каждые три минуты. Если человек вдруг прекращает движение больше чем на пять минут, навигатор отключается и вновь приходит в действие, уловив движение.

Его сын передвигался по мосту Джорджа Вашингтона.

Почему Адам оказался там?

Майк ждал. Похоже, Адам ехал в машине. Чьей? Майк наблюдал, как мигающая красная точка пересекла путепровод над железной дорогой в Бронкс, затем по Мейджор-Диган спустилась вниз, прямо в Бронкс.

Что он делает? В этих перемещениях нет смысла.

Двадцать минут спустя красная точка двигаться перестала, остановилась на Тауэр-стрит. Майк совсем не знал этого района.

Что же дальше? Сидеть и наблюдать за красной точкой? Смысла нет. Но если он поедет и попытается проследить за Адамом, красная точка может начать двигаться дальше.

Майк смотрел на красную точку словно завороженный.

Щелкнул мышкой, и на экране высветился адрес. Дом под номером сто двадцать восемь по Тауэр-стрит. Он щелкнул еще раз, определяя тип дома. Резиденция. Затем запросил вид со спутника — именно в этот момент карта превращается в то, чем и является по сути — снимком со спутника, сделанным прямо над улицей. Впрочем, увидел он немного — крыши нескольких зданий в середине городской улицы. Двинул стрелку вниз, примерно на квартал, щелкнул мышкой, чтоб узнать адрес. Ничего.

«Так к кому или куда зашел мой сын?»

Он запросил номер телефона в доме по адресу Тауэр-стрит, 128. Дом оказался многоквартирным, и компьютер не выдал номер. Чтобы узнать его, нужен номер квартиры.

Что теперь?

Он вывел «Вопросник по карте». Затем нажал на «Старт», что было равносильно отсутствию адреса, и на мониторе высветилось слово «ДОМ». Такое простое, короткое и вместе с тем теплое слово, в нем так много личного. Распечатка показала, что находится Адам в сорока девяти минутах езды отсюда.

Майк решил ехать. Там видно будет, по обстоятельствам.

Схватил ноутбук с подключенным беспроводным Интернетом. План нехитрый: если по указанному адресу он не застанет Адама, будет снова определять его местоположение с помощью джи-пи-эс и следовать за сыном, пока не нагонит.

Ему понадобилось две минуты, чтобы сесть в машину и двинуться в путь.




Глава 15


Оказавшись на Тауэр-стрит, неподалеку от места, которое подсказал навигатор, Майк поехал медленно, озираясь по сторонам в надежде увидеть сына, чье-то знакомое лицо или автомобиль.

«Кто из друзей Адама водит машину? Вроде бы Оливия Бёрчел. Но разве ей исполнилось семнадцать? Не уверен».

Захотелось проверить по джи-пи-эс, по-прежнему находится ли Адам в этом районе. Он свернул к обочине, остановился, открыл ноутбук. Никакой беспроводной Интернет тут не работает.

Толпа за окнами машины состояла преимущественно из молодежи, одетой в черное, с бледными лицами, черной помадой на губах и сильно подведенными тушью глазами. Они носили цепочки, физиономии (а возможно, и не только) украшал весьма странный пирсинг, и, разумеется, неизбежные татуировки — наилучший способ показать, что ты независим, готов шокировать окружающих и делать то же самое, что твои друзья.

Никому не уютно в собственной коже. Эти несчастные дети хотели выглядеть богатыми, носили дорогую обувь, всякие там побрякушки и прочее. Богатые же притворялись бедными, эдакими крутыми уличными гангстерами. Они словно извинялись за свою мягкотелость и за успешность родителей, которых, без сомнения, со временем в этом превзойдут. Или же здесь разыгрывалось нечто менее драматичное? Травка по ту сторону забора всегда кажется зеленее. Майк не знал.

Как бы там ни было, но можно порадоваться тому, что Адам ограничился черной одеждой. Пока что никакого пирсинга, татуировок и подведенных тушью глаз. Пока.

На этой улице доминировали эмо — если верить Джил, они уже не называли себя готами, а ее подружка Ясмин настойчиво уверяла, что это совершенно разные существа. Было много споров на эту тему. Они брели расхлябанной походкой с открытыми ртами и пустыми глазами. На углу несколько человек выстроились в очередь к ночному клубу, другие заскакивали в бар на противоположной стороне. Имелось здесь заведение с вывеской «Нон-стоп, танцы все 24 часа», и Майк подивился: неужели находились люди, готовые танцевать сутки напролет, будь то четыре утра или два часа ночи? Ну а утром на Рождество или в день Четвертого июля? И кто эти несчастные, которым приходится и работать, и посещать такие места в столь неурочное время?

Может, Адам там?

Узнать это не представлялось возможным. Дюжины подобных заведений выстроились вдоль улиц. У дверей красовались охранники в наушниках, ребята такого типа обычно ассоциируются с агентами спецслужб. Лишь в немногих известных ему клубах имелись вышибалы. Здесь же, куда ни глянь, повсюду по два мясистых парня, всегда в плотно облегающих черных футболках, подчеркивающих бугристые бицепсы, всегда с бритыми головами, точно наличие волос является признаком слабости, стоят и караулят у дверей.

Адаму шестнадцать. В такие места обычно пускают только достигших совершеннолетия. Вряд ли Адам, даже используя поддельное удостоверение личности, сможет пройти. Хотя как знать. Возможно, в клубах этого района свои особые правила. И это объясняет, зачем Адам с дружками отправился именно сюда, в такую даль. Всего в нескольких километрах от их дома находился знаменитый клуб «для джентльменов» «Шелковые куколки», аналог «Бада-Бинг»[12 - «Бада-Бинг» — вымышленный стрип-клуб, где происходят основные действия телесериала «Клан Сопрано».] из телесериала «Клан Сопрано». Но Адама туда не пропустили бы.

Наверное, поэтому он проделал весь этот путь.

Майк ехал по улице, ноутбук лежал рядом на пассажирском сиденье. Доехав до угла, попробовал подсоединиться к Интернету. Загрузилось два сайта, но доступ к ним был закрыт без пароля. Влезть он никак не мог. Майк проехал еще триста ярдов, попробовал снова. На третий раз попал куда надо, в сеть, вроде бы всем доступную. Майк быстро нажал кнопку соединения и оказался в Интернете.

Он уже зарезервировал домашнюю страничку джи-пи-эс и щелкнул мышкой по «Сохранить». Теперь оставалось только ввести код доступа, простое слово «Адам», и ждать.

На мониторе появилась карта. Красная точка не двигалась. Согласно действующим ограничениям, навигатор обозначал присутствие объекта в радиусе десяти метров. Трудно было точно определить, где именно находится сейчас Адам. Одно очевидно: где-то близко. Майк закрыл ноутбук.

«Так, хорошо, что теперь?»

Он увидел впереди место для парковки, доехал и остановился. Не слишком симпатичное местечко. Многие окна забиты досками, вряд ли за ними теплится жизнь. Кирпичные стены приобрели грязно-коричневый оттенок, местами просто обвалились. В воздухе сгустился кисловатый запах пота и еще чего-то трудноопределимого, но столь же противного. Металлические навесы над витринами магазинов сплошь изрисованы граффити. Майк почувствовал, как его бросило в жар и стало трудно дышать. Всюду этот запах пота.

На женщинах майки типа «лапша» на бретельках и коротенькие шорты, сам он выглядел на этом фоне безнадежно старомодным. И еще боялся проявить политическую некорректность, поскольку не был уверен, собираются здесь на вечеринку подростки или работающие девушки.

Майк вышел из машины. К нему приблизилась высокая темнокожая женщина и спросила:

— Эй, Джо, хочешь повеселиться с Латишей?

Какой у нее низкий голос. А кисти рук просто огромные. Майк уже не был уверен, что к нему обратилась именно женщина.

— Нет, спасибо.

— Точно? Открыл бы для себя новые миры.

— Не сомневаюсь. Но мои миры тоже открыты.

Все стены были сплошь залеплены постерами, рекламирующими джаз-банды и рок-группы, о которых он никогда не слышал, с названиями весьма причудливыми, к примеру: «Кашка размазня» или «Гонорейный гной». На ступеньке у входа сидит мать с младенцем на коленях, лицо блестит от пота. Над головой раскачивается голая электрическая лампочка. В узком безлюдном проулке Майк разглядел импровизированную парковку для автомобилей и вывеску над ней: «На всю ночь — 10 долларов».

У въезда стоял и пересчитывал деньги мужчина латиноамериканской наружности в женской майке на бретельках и обрезанных шортах. Взглянул на Майка и спросил:

— Чего надобно, брат?

— Ничего.

Майк двинулся дальше. Нашел адрес, на который указывал навигатор. Жилой дом, втиснувшийся между двумя шумными клубами. Зашел в подъезд и увидел с дюжину звонков. Ни под одним не было таблички с именем — просто номера и буквы, обозначающие квартиры.

Что дальше? Он не знал. Никакой подсказки.

Можно, конечно, подождать Адама здесь. Но что толку? Уже десять вечера. Окрестные заведения начали заполняться посетителями. Если сын пришел на вечеринку, ослушался отца, могут пройти долгие часы, прежде чем он выйдет. И что потом? Майк должен выскочить перед ним, словно черт из шкатулки, и закричать: «Ага! Вот ты и попался!». Кому от этого будет лучше? Как объяснить, почему он оказался здесь?

«Как нам с Тиа лучше выбраться из этой ситуации?»

Есть и еще одна проблема. Шпионить нехорошо. Мало того, что это нарушение прав на личную жизнь, но еще и проблема принуждения. Неужели вмешательство с угрозой навсегда утратить доверие ребенка сопоставимо с тем вредом, который подросток может причинить себе, напившись на вечеринке?

Майку просто хотелось убедиться, что мальчик в безопасности. Вот и все. Он помнил, что сказала Тиа: мол, это родительский долг — благополучно довести ребенка до взрослого состояния. Отчасти это, конечно, правда. Подростковый возраст такой сложный, весь наполнен противоречивыми метаниями, заряжен гормонами, так и кипит эмоциями. Но все это довольно быстро проходит. Хотя подростку это не объяснишь. Как было бы хорошо, если бы Адаму можно было внушить простую истину: и это тоже пройдет. А сам он, разумеется, ни за что не станет прислушиваться к мудрым отцовским изречениям — в том-то и состоит прелесть беспечной юности.

Майк вспомнил о переписке Адама с СиДжей8115. Вспомнил о реакции Тиа и о собственных предчувствиях. Майк не религиозен, не верит в телепатию, телекинез и прочие подобные явления, но в личной и профессиональной жизни предпочитает не противиться тому, что описывал сам словом «флюиды». Случалось порой, он чувствовал: здесь что-то не так, неправильно, нехорошо. Это бывало при установлении медицинского диагноза или в спорах о том, какой дорогой лучше поехать во время путешествия на машине. В такие моменты появлялось некое почти неуловимое ощущение: казалось, он слышит тихий хруст или легкое дуновение ветерка. Но Майк научился не придавать этим явлениям особого значения.

И вот теперь каждый «флюид» так и кричал о том, что сын его в опасности. Надо найти его и быстро. Но как? Он понятия не имел.

Вновь двинулся по улице. И снова ему предлагали себя проститутки. По большей части то были мужчины, так ему, во всяком случае, показалось. Какой-то тип в деловом костюме уверял, что «представляет» целую стайку «горячих» дамочек на любой вкус, затем стал перечислять длинный список услуг и физических достоинств своего «товара» и обещал подобрать подходящую девочку или даже нескольких. Затем он добрался до «ценников», и тут Майк ушел.

Он продолжал обшаривать улицу взглядом. Молоденькие девочки хмурились, поймав этот взгляд на себе. Майк огляделся по сторонам и пришел к выводу, что он, наверное, самый старый на этой людной улице. Он заметил также, что при входе в каждый клуб клиентов заставляют ждать несколько минут. Доступ в один перекрывал бархатный канат, за ним стоял вышибала и заставлял каждого ждать секунд десять, прежде чем снять ограждение.

Майк свернул вправо, и тут его взгляд наткнулся на нечто знакомое. Университетский пиджак.

Он быстро развернулся и увидел: сын Хаффа торопливо шагает в противоположном от него направлении.

По крайней мере паренек, очень похожий на Ди-Джея Хаффа. Тот всегда таскал с собой такой пиджак, перекинув через плечо. Так что, наверное, это он и есть. Возможно.

«Нет, — подумал Майк, — это совершенно точно он — Ди-Джей Хафф».

Паренек свернул на боковую улицу, скрылся из виду. Майк прибавил шагу, поспешил за ним. Паренек как сквозь землю провалился, и теперь Майк уже бежал.

— Вау! Тормозни, ты, пыхтела!

Он налетел на какого-то мальчишку с бритой головой и цепочкой, свисающей с нижней губы. Его дружки захохотали, их насмешило слово «пыхтела». Майк проскользнул мимо них. Народу на улице было полно, не протолкнуться. Он добрался до следующего квартала и увидел: здесь готов в черном, пардон, эмо, сменили латиноамериканцы. Кругом говорили по-испански. Бледные, словно напудренные лица уступили место коже оливкового оттенка. Мужчины носили рубашки расстегнутыми до пупа, словно затем, чтобы показать белоснежные майки в резиночку. Женщины выглядели сексуально в стиле сальса, называли мужчин «конос» и носили настолько прозрачные наряды, что напоминали сосиски в целлофановой оболочке.

Впереди Майк заметил Ди-Джея, тот сворачивал в проулок. И еще, похоже, прижимал к уху мобильник. Майк поспешил следом, потом подумал: «Ну и что дальше, когда я его догоню? Снова то же самое. Подскочить, крикнуть: „Ага! Вот ты где!“ Возможно. Но, может, лучше просто идти за ним, узнать, куда он направляется?»

Майк не понимал, что происходит, но это ему не нравилось. Мало того, в сердце зародился страх.

Он резко свернул вправо. Хаффа нигде не было видно. Майк остановился. Нет смысла мчаться по улице, точно умалишенный.

Неподалеку виднелся клуб. И вход в него только один. Так что Ди-Джей Хафф наверняка заскочил туда. Очередь у этого заведения выстроилась длинная — пожалуй, самая длинная из всех, что видел Майк. Человек сто, не меньше. Толпа смешанная — тут и эмо, и латиносы, и афроамериканцы, затесалось даже несколько ребят, которых называют яппи.

Стало быть, Хафф не стал стоять в очереди?

Может, и нет. За бархатным канатом маячил огромный охранник. Подкатил длинный лимузин. Из него выпорхнули две девицы с ногами от ушей. Следом появился их кавалер, ростом почти на голову ниже. Взял девиц под руку. Верзила охранник отцепил канат — этот был метра три в длину — и пропустил гостей.

Майк бросился к входу. Охранник, огромный черный парень с руками толщиной в ствол столетнего дерева, одарил Майка равнодушно усталым взглядом — так смотрят на неодушевленный предмет. На кресло, к примеру. Или бритвенный прибор.

— Мне надо войти, — сказал Майк.

— Имя.

— В списке меня нет.

Верзила разглядывал его еще какое-то время.

— Думаю, мой сын только что туда зашел. Он несовершеннолетний.

Вышибала молчал.

— Послушайте, — умоляюще забормотал Майк, — я не хочу неприятностей…

— Тогда ступай в конец очереди. Хотя все равно не думаю, что пройдешь.

— Но дело срочное. Его друг зашел две секунды назад. Его зовут Ди-Джей Хафф.

Охранник приблизился на шаг. Сперва на Майка надвинулась его грудь размером с поле для игры в сквош, затем — весь он.

— Вынужден попросить тебя отойти.

— Мой сын несовершеннолетний.

— Это я слышал.

— Мне нужно забрать его оттуда, иначе будут неприятности.

Вышибала провел ладонью размером с ловушку-перчатку по бритой черной голове.

— Большие неприятности, говоришь?

— Да.

— Ой, ой, мне уже страшно.

Майк достал бумажник, вытащил банкноту.

— Мог бы не утруждаться, — сказал вышибала. — Все равно не пройдешь.

— Вы не понимаете…

Верзила придвинулся еще на шаг. Теперь его грудь почти упиралась Майку в лицо. Тот закрыл глаза, но не отступил. Помог опыт игры в хоккей. Отступать нельзя, он это твердо усвоил. Майк открыл глаза и смотрел на великана.

— Отойди, — произнес он.

— Уходишь прямо сейчас.

— Я сказал, отойди.

— Не рассчитывай на это.

— Я должен найти сына.

— Здесь у нас несовершеннолетних нет.

— Мне надо войти.

— Тогда становись в очередь.

Майк не сводил глаз с верзилы. Оба не сдвинулись с места. Они походили на двух борцов, правда, в разных весовых категориях, стояли в центре круга и примеривались друг к другу. Майк ощутил, как в воздухе тревожно щелкнуло. Напряг мышцы рук и ног. Драться он умеет. В хоккее не сделать карьеры, если не умеешь применить кулаки. Интересно, силен ли этот парень, или просто гора накачанных мышц?

— Я иду в клуб, — спокойно проговорил Майк.

— Ты серьезно?

— У меня друзья в полицейском управлении. — Майк решил блефовать. — Вызову наряд, и они устроят вам тут веселую жизнь. Если в клубе несовершеннолетние, эту забегаловку прикроют.

— Ой, ой, как страшно!

— Дай пройти!

Майк шагнул вправо. Огромный охранник зеркально повторил его движение, вновь преградил путь.

— Неужели не понимаешь, — усмехнулся верзила, — что силы неравны?

Майк твердо усвоил главное правило: никогда и ни при каких обстоятельствах не показывать страха.

— Ага.

— Стало быть, ты у нас крутой парень, да?

— Ты готов драться?

Охранник улыбнулся. У него были потрясающие зубы — ослепительно белые на темном фоне кожи.

— Нет. И знаешь почему? Потому что если даже ты круче, чем мне кажется, в чем лично я сомневаюсь, позову Реджи и Тайрона. — Он ткнул указательным пальцем в сторону двух здоровенных парней в черном. — И мы здесь не для того, чтоб доказывать свою крутизну, споря с больными на голову. А потому честной игры не жди. И если мы с тобой начнем «драться», — тут он смешно скопировал голос и интонацию Майка, — они тут же присоединятся. У Реджи полицейский «тазер».[13 - «Тазер» — специальное оружие, используемое полицией, внешне напоминает электрический фонарик. С расстояния пяти метров выпускаются две небольшие стрелы с зарядом пятнадцать тысяч вольт, позволяющие временно парализовать преступника.] Ясно тебе?

Верзила скрестил руки на груди, только тут Майк заметил татуировку. Зеленую букву «Д» на предплечье.

— Тебя как звать? — спросил он.

— В смысле?

— Твое имя. Звать тебя как? — повторил Майк.

— Энтони.

— А фамилия?

— Тебе что за дело?

Майк указал на руку:

— Татуировка. Буква «Д».

— Имя тут ни при чем.

— Дартмут?

Охранник Энтони удивленно уставился на него. Потом кивнул:

— А ты?

— Vox clamentis in deserto, — произнес Майк, вспомнив школьный девиз.

Энтони тут же перевел:

— Глас вопиющего в пустыне. — И улыбнулся. — Никогда толком не понимал, что это значит.

— Я тоже, — кивнул Майк. — Играл в баскет?

— Футбол. За «Лигу плюща». А ты?

— Хоккей.

— Тоже за «Лигу плюща»?

— И за всеамериканскую сборную.

Энтони впечатлился.

— Дети у тебя есть, Энтони?

— Сынишка. Три года.

— Тогда скажи: если бы твой ребенок оказался в опасности, и ты бы думал, что он вошел в клуб, остановили бы тебя Реджи и Тайрон?

Энтони глубоко вздохнул.

— А с чего ты вообще взял, что твой парень в клубе?

Майк рассказал ему о Ди-Джее Хаффе в университетском пиджаке.

— А, тот парнишка. — Энтони покачал головой. — Но он сюда не входил. Думаешь, я впущу в наш клуб недоношенного цыпленка, пусть даже и в университетском пиджаке? Нет, он побежал вон в тот проулок. — Верзила указал на поворот примерно в тридцати метрах от клуба.

— А куда ведет этот проулок? — спросил Майк.

— Вроде бы тупик. Я туда не ходил. Не было надобности. Шлюхи там собираются и прочая шушера. Слушай, окажи мне любезность.

Майк вопросительно уставился на него.

— Вся эта очередь наблюдает за нами. И если бы я тебя пустил, то потерял бы доверие. А в нашем деле, сам понимаешь, без этого никак. Усекаешь, о чем это я?

— Да.

— Так что я сейчас покажу тебе кулак, и ты улепетывай отсюда как маленькая испуганная девчонка, лады? Можешь пойти посмотреть в том проулке. Ты меня понял?

— Можно сперва вопрос?

— Что?

Майк полез в бумажник.

— Я ведь уже сказал тебе, — начал Энтони, — не хочу терять…

Майк показал ему фотографию Адама.

— Видел этого парнишку?

Энтони вздохнул.

— Это мой сын. Так ты его видел?

— В клубе его нет.

— Я не об этом спросил.

— Никогда не видел. Что дальше?

Энтони ухватил Майка за лацкан пиджака, замахнулся кулаком. Майк весь сжался и крикнул:

— Пожалуйста, не надо! Ладно, простите, я все понял, ухожу! — И отпрянул.

Энтони тотчас отпустил его. Майк бросился бежать. Услышал за спиной голос Энтони:

— Да, парень, держись-ка лучше подальше!

Несколько человек из очереди зааплодировали. Майк пробежал тридцать метров, свернул в проулок. Едва не налетел на ржавые мусорные баки. Под ногами хрустело битое стекло. Остановился, увидел впереди проститутку. По крайней мере ему показалось, что это проститутка. Она стояла, привалившись спиной к коричневому контейнеру, точно прилипла к нему, стала его частью, и если его уберут или отодвинут, она упадет и больше не поднимется. На ней был парик, напоминающий стог сена пурпурного цвета, — такое впечатление, точно его украли из гримерной Дэвида Боуи в 1974 году. И в нем уже успели завестись насекомые.

Женщина приветствовала его беззубой улыбкой.

— Привет, малыш.

— Не видели, здесь парнишка не пробегал?

— Да тут много ребят пробегают, сладкий мой.

Если бы голос у нее был чуть повыше, его можно было бы назвать томным, хоть и с натяжкой. Бедная костлявая женщина. И хотя на лбу у нее не было вытатуировано слово «шлюха», она, несомненно, принадлежала к их числу.

Майк стал искать глазами выход. Его не было. Ни ворот, ни дверей. Разглядел несколько пожарных лестниц, но все они насквозь проржавели.

«Если Хафф действительно забежал в этот проулок, как же он отсюда выбрался? Куда пропал? Или же незаметно выбежал на улицу, пока я выяснял отношения с Энтони? Или же Энтони солгал, просто чтобы избавиться от надоедливого посетителя?»

— Так ты что, сладкий, ищешь мальчика из колледжа?

Майк остановился, резко повернулся к шлюхе.

— Мальчик из универа. Весь такой красивенький, молоденький и прочее? О, малыш, прямо вся завожусь, стоит только вспомнить, какой симпатяга.

Майк осторожно шагнул к ней, точно опасаясь, что решительный шаг может вызвать вибрацию, и тогда это создание отлепится от контейнера и рухнет ему прямо под ноги.

— Да.

— Иди сюда, сладкий, подскажу, где его найти.

Он сделал еще один шаг.

— Да ближе, ближе. Я не кусаюсь. Ну, разве что ты любишь такие штучки.

Смех ее напоминал карканье вороны — жуткий, прямо из фильма ужасов. Она открыла рот, и Майк увидел, что верхние зубы отсутствуют вовсе. При этом она умудрялась еще жевать жвачку — Майк понял это по запаху мяты. Но его почти полностью перебивала вонь гнили и разложения.

— Где он?

— А денежка у тебя водится?

— Полно. Если скажешь, где он.

— Дай глянуть.

Майку это не понравилось, но другого выхода он не видел. Достал из бумажника купюру в двадцать долларов. Она протянула костлявую руку. Рука напомнила Майку о старых комиксах под названием «Байки из склепа», где скелет тянет руку из гроба.

— Сперва скажи, — попросил он.

— Ты мне что, не веришь?

Времени у Майка не было. Он разорвал двадцатку пополам, одну часть протянул ей. Она взяла, вздохнула.

— Дам вторую половину, когда скажешь, — заметил Майк. — Так где он?

— Ой, сладенький! Да он прямо у тебя за спиной!

Майк хотел обернуться и тут получил резкий удар по почкам.

Сильный удар по почкам может вывести человека из игры, даже временно парализовать его. Майк это знал. Этот был не слишком сильным, но свое дело сделал. Боль была жуткая. Майк беззвучно открыл рот, даже кричать не мог. Опустился на одно колено. Второй удар пришелся сбоку, попал по уху. Что-то твердое так и отскочило от его головы. Майк пытался подняться, перед глазами все плыло, но еще один удар, на этот раз просто сокрушительный, пришелся по ребрам. И он упал на спину.

Инстинкт возобладал.

«Двигайся», — приказал он себе.

Перекатился набок, почувствовал: что-то острое впилось в руку. Наверное, осколок стекла. Попытался отползти в сторону. Ему еще раз врезали по голове. Ощущение такое, точно все мозги внутри черепной коробки сдвинулись влево. Чья-то рука ухватила его за лодыжку.

И он изо всех сил лягнул. Попал во что-то мягкое. Голос взвыл:

— Черт!

И кто-то навалился на него. Майку не раз доводилось бывать в крутых переделках, правда, только на льду. Но кое-что он усвоил. К примеру, не стоит наносить удары куда попало. Там недолго и руку сломать. А вот с расстояния — да, это пожалуйста. Но сейчас противник находился вплотную. Майк согнул руку в локте и нанес удар практически вслепую. Раздался неприятный хруст, кто-то всхлипнул, полилась кровь.

Майк понял — он угодил нападающему по носу.

Нанес еще один удар и одновременно перекатился. Он продолжал бешено брыкаться и отбиваться. Было темно, слышались только звуки ударов, невнятные вскрики и сопение. Майк приподнял голову.

— Помогите! — закричал он. — Сюда, на помощь! Полиция!

Кое-как ему удалось подняться на ноги. Лиц он не видел. Но ясно было одно: на него напал не один человек, а несколько.

«Больше, чем двое», — решил он.

Они набросились на него одновременно. Он ударился спиной о мусорный контейнер. Тела, в том числе и он сам, попадали на землю. Майк бешено отбивался, но они постепенно брали верх. Один человек навалился спереди, Майк расцарапал ему физиономию ногтями. Мельком заметил, что рубашка у него разорвана.

А потом вдруг увидел лезвие. И застыл.

Как долго он пробыл в оцепенении, сказать трудно. Но достаточно долго. Увидел лезвие, замер, потом получил глухой удар по виску. Отлетел назад, рухнул, стукнулся затылком об асфальт. Кто-то удерживал его руки. Кто-то — ноги. А затем удары посыпались отовсюду. Майк пытался переменить позу, прикрыть голову, но руки и ноги не слушались.

И он почувствовал, что силы покидают его. Он сдался.

Удары прекратились. На грудь уже никто не давил. Видно, навалившийся сверху человек откатился в сторону. Потом и ноги отпустили.

Майк открыл глаза, но перед ним мелькали только тени. Последний удар, носком ботинка, пришелся по голове. Все кругом потемнело, и он провалился в пустоту.




Глава 16


В три часа ночи Тиа снова попробовала дозвониться Майку на мобильный. Номер не отвечал.

Бостонский отель «Времена года» был просто великолепен, ей очень нравился номер. Тиа вообще нравилось останавливаться в шикарных отелях. Да и кому не понравится шикарное постельное белье, замечательное обслуживание, возможность бездумно переключать телевизор с программы на программу… Она усердно трудилась до полуночи, готовясь к завтрашним слушаниям. Мобильный телефон держала в кармане, отключив звонок и оставив вибровызов. Время от времени Тиа вынимала его из кармана и проверяла, не было ли звонков или сообщений — на случай, если вдруг не почувствует этой вибрации.

Но ни входящих звонков, ни эсэмэсок не было.

«Куда, черт возьми, запропастился Майк?»

Она звонила ему на мобильный. Набирала домашний номер. Пробовала дозвониться до Адама. С каждым звонком ощущала, как ее охватывает паника. Она изо всех сил старалась подавить эти приступы страха. Адам — это одно. Но с Майком — совсем другое. Майк взрослый мужчина. Он всегда собран, точен, последователен в поступках. Именно этим он прежде всего ее и привлек. Сколь ни покажется странным, но в присутствии антифеминиста Майка Байя она чувствовала себя в безопасности. От него исходило тепло и ощущение полной защищенности. С ним — как за каменной стеной.

Тиа не знала, что делать. Можно сесть в машину и поехать домой. Это займет часа четыре, от силы пять. К утру она уже будет дома. И что делать дальше, когда приедет? Может, позвонить в полицию? Но вряд ли они займутся поисками сразу, тем более в такой поздний час.

Три ночи. Только одному человеку на свете она могла позвонить в этот час.

Номер записан в «блэкберри», хотя она ни разу им не воспользовалась. У них с Майком одна на двоих программа «Майкрософт Аутлук», где содержатся адреса и телефонная книга, а также календарь. Они синхронизировали свои «блэкберри» и чисто теоретически могли узнавать обо всех назначенных встречах друг друга. Это также означало, что оба могли пользоваться всей информацией, как личной, так и деловой.

Таким образом они как бы демонстрировали, что у них нет секретов друг от друга.

Она задумалась об этом — о секретах и потайных мыслях, о том, нужно ли о них знать супругам, нужно ли ей, матери и жене, страшиться этого знания. Но времени на все эти размышления сейчас не было. Тиа нашла номер, нажала на клавишу «Отправить».

Если Мо спит, ему это не понравится.

— Алло?..

— Это Тиа.

— Что стряслось?

Она слышала страх в его голосе. У этого человека нет ни жены, ни детей. По сути, у него есть только Майк.

— От Майка что-нибудь слышно? — спросила она.

— Ни слова с восьми тридцати. Что случилось?

— Он хотел найти Адама.

— Знаю.

— Последний раз мы говорили около девяти. С тех пор от него ни слова.

— На мобильник звонила?

Тиа знала, как бы отреагировал Майк на такой идиотский вопрос.

— Конечно.

— Пока мы с тобой говорим, я одеваюсь, — сказал Мо. — Подъеду посмотрю, что делается у вас дома. Вы до сих пор прячете запасной ключ под камушком возле изгороди?

— Да.

— Ясно. Тогда я выезжаю.

— Как думаешь, может, позвонить в полицию?

— Погоди. Сперва подъеду и посмотрю. Минут двадцать-тридцать самое большее. Вдруг он просто уснул перед телевизором. Или что еще.

— Ты сам-то веришь в это, Мо?

— Нет. Позвоню, как только доберусь.

Он отключился. Тиа свесила ноги с постели. Внезапно гостиничный шикарный номер утратил очарование. Она страшно не любила спать одна, пусть даже в отелях класса люкс на тончайших льняных простынях. Привыкла, что муж всегда рядом. Всегда. Редко они проводили ночи раздельно, и она тосковала по Майку, как никогда прежде. Он такой надежный, как же его сейчас не хватает! Ей нравилось ощущать рядом тепло его тела, нравилось, как он целовал ее в лоб, когда просыпался, как во сне клал сильную руку ей на спину.

Вспомнилась ночь, когда Майку вдруг стало плохо. Он долго вертелся в кровати, потом признался, что ощущает тяжесть в груди. Услышав это, Тиа, которой всегда хотелось выглядеть сильной в глазах мужа, перепугалась до смерти. Позже выяснилось, что неприятные ощущения вызваны несварением желудка, но она до сих пор помнила, как горько плакала при одной мысли, что может потерять его. Представляла, как муж хватается руками за грудь и падает на пол. И еще она знала — и тогда, и теперь — однажды это может случиться. Может, лет через тридцать, сорок, даже пятьдесят, но случится. Это или что-то равно ужасное, ведь подобное происходит с каждой супружеской парой, вне зависимости от того, счастливы они или нет. Она просто не перенесет, если это случится с Майком. Иногда поздней ночью Тиа смотрела на него, мирно спящего под боком, и шептала, обращаясь одновременно и к Майку, и к неведомым высшим силам:

— Обещай, что я уйду первой. Обещай мне, слышишь?..

«Нет, надо звонить в полицию. Но что они могут сделать? Пока ровным счетом ничего».

Нет, по телевизору показывали, что тут же подключается ФБР. Но Тиа, хорошо знакомая с уголовным правом и законами, знала: объявлять в розыск взрослого, достигшего совершеннолетия мужчину сразу никто не будет. Ну разве только если у нее имеются доказательства, что его похитили или ему угрожает физическая расправа.

Таких доказательств нет.

Кроме того, если она позвонит прямо сейчас, они в лучшем случае вышлют к дому патрульного. А там Мо. Так что недоразумений не избежать.

Что ж, придется ждать. Минут двадцать-тридцать.

Ей страшно хотелось позвонить Гаю Новаку и поговорить с Джил, просто чтоб услышать голос дочери. Чтоб хоть немного успокоиться. Черт!.. Она так радовалась этой поездке, возможности войти в роскошный номер, набросить мягкий пушистый халат, заказать по телефону чего-нибудь вкусненького, и вот теперь, надо же, так скучает по знакомой домашней обстановке. В этой комнате нет жизни, нет тепла.

Тиа зябко поежилась. Встала с постели и убавила мощность кондиционера.

Все так ужасно хрупко в этом мире, вот в чем дело. И это очевидно. Но по большей части мы гоним от себя подобные мысли, отказываемся думать о том, как легко может оборваться человеческая жизнь, потому что стоит только признаться себе в этом — и мы сойдем с ума. Как жить тому, кто все время опасается неизбежного? Эти люди нуждаются в лечении. Лишь потому, что осознают реальность, понимают, насколько хрупка эта грань, они не могут смириться с этой истиной. Но проблема тут не в том. Просто они не в силах не думать о ней.

Тиа принадлежала к их числу. Она знала и изо всех сил старалась не думать об этом. Внезапно она позавидовала своей начальнице, Эстер Кримштейн, за то, что у той никого нет. Может, так даже лучше. Нет, конечно, по большому счету это нормально и правильно — иметь рядом близких людей, о которых заботишься больше, чем о себе. Она твердо это знала. Но тебя постоянно будет преследовать страх потерять их. Говорят, имущество владеет тобой. Это не совсем так. Владеют тобой люди, которых ты любишь. И ты навеки их заложник.

Стрелки часов не двигались. Тиа ждала. Включила телевизор. В этот поздний час на всех каналах доминировали рекламные программы. Объявления о приеме на обучение, работу, в школы…

«Наверное, — подумала она, — у людей, смотрящих телевизор по ночам, ничего этого нет».

Телефон зазвонил около четырех утра. Тиа схватила его, увидела на экране номер Мо, тут же ответила:

— Алло?

— Майка здесь нет, — сообщил Мо. — Адама тоже.




На двери в кабинет Лорен Мьюз была приклеена табличка: «Главный следователь округа Эссекс».

Всякий раз перед тем, как отворить дверь, Лорен останавливалась и читала эту надпись. Офис находился в самом конце коридора, в правом углу. Подчиненные ей детективы размещались на том же этаже. В кабинете Лорен было окно, и она никогда не закрывала дверь. Хотела чувствовать себя единым целым с ними и одновременно над ними. Когда появлялось желание уединиться — впрочем, такие моменты бывали редко, — она использовала одну из комнат для допросов на том же этаже.

Когда Лорен Мьюз пришла на работу в 6.30 утра, на месте были три детектива, да и те собирались уйти в семь, когда закончится их смена. Лорен просмотрела сводку происшествий за ночь. Новых убийств не зарегистрировано. Она надеялась получить из отдела криминалистики результаты по отпечаткам пальцев Джейн Доу,[14 - Джейн Доу — условное имя, используемое американской полицией и в юридических документах для обозначения неопознанного женского трупа.] женщины, оказавшейся не проституткой, чье тело хранилось сейчас в морге. Полезла в компьютер. Пока ничего.

Полиция Ньюарка обнаружила работающую камеру слежения неподалеку от места убийства Джейн Доу. Если тело привезли туда на машине — вряд ли притащили на руках или волоком, — то тогда автомобиль преступников мог оказаться в кадре. Хотя, конечно, вычислить его будет крайне сложно. На пленке, изъятой из камеры, окажутся сотни машин, и вряд ли на одной из них крупными буквами будет выведено: «ТЕЛО В КУЗОВЕ».

Лорен снова полезла в компьютер, информация как раз загружалась. В кабинете было тихо, впрочем, понятно почему. Она уже приготовилась открыть сообщение, но тут в дверь тихо постучали.

— Есть минутка, шеф?

На пороге стоял Кларенс Морроу — чернокожий мужчина под шестьдесят с жесткими седыми усиками и лицом, которое всегда казалось немного опухшим, словно он недавно подрался. На самом деле он был очень мягкий и добродушный и в отличие от других сотрудников подразделения никогда не пил и не ругался.

— Да, конечно, Кларенс, заходи. В чем дело?

— Знаете, едва не позвонил вам домой этой ночью.

— Вот как?

— Просто подумал… Я знаю имя вашей Джейн Доу.

Лорен резко выпрямилась в кресле.

— Но?..

— Был звонок из полицейского участка в Ливингстоне. Речь шла о мистере Нейле Кордова. Он там живет, владеет сетью парикмахерских. Женат, двое детей. Приводов не имеется. Так вот, он сообщил, что пропала его жена, Реба. По описанию она приблизительно подходит под эту вашу Джейн Доу.

— Но?.. — снова забормотала Мьюз.

— Но она пропала вчера, уже после того, как мы нашли тело.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Муж сказал, что последний раз видел ее утром, перед тем как пойти на работу.

— Может, лжет?

— Не думаю.

— Кто-нибудь этим занялся?

— Не сразу. Но самое интересное здесь другое. У этого Кордовы есть знакомые среди местных полицейских. Ну, сами знаете, как это бывает. В маленьких городках все друг друга знают. И они нашли ее машину. Стояла у отеля «Рамада» в Восточном Ганновере.

— Ага, — пробормотала Мьюз. — Значит, у отеля.

— Именно.

— Получается, эта миссис Кордова никуда не пропадала?

— Ну… — Кларенс провел ладонью по подбородку. — В том-то и фокус…

— В чем?

— Поначалу копы из Ливингстона подумали то же самое, что и вы. Что миссис Кордова встречалась в этом отеле с любовником. Ну и задержалась там, и все такое, не пришла домой. Тут он и позвонил мне, ну, тот коп из Ливингстона. Не хотел сообщать своему другу, ее мужу, эти новости. И попросил меня сделать это. В качестве личного одолжения.

— Что дальше?

— Что-что… Я и позвонил мистеру Кордова. Объяснил, что мы нашли машину его жены на стоянке перед отелем. А он и говорит мне — мол, это невозможно. На что я говорю: машина все еще там, можете приехать, взглянуть сами. — Он на секунду умолк. — Черт!

— Что?

— Наверное, я не должен был говорить ему, верно? Теперь понимаю. Вторжение в ее личную жизнь и все такое. А что, если бы он заявился туда с «пушкой»? Бог ты мой, мне тогда и в голову не пришло. — Кларенс сердито пошевелил жесткими усами. — Наверное, не стоило говорить о той машине, верно, шеф?

— Ладно, не переживай.

— Постараюсь. Короче, этот Кордова отказывается верить в то, что я ему сообщил.

— Ну, как, наверное, большинство мужчин.

— Да, само собой. Но тут он вдруг сказал кое-что интересное. Сказал, что начал тревожиться, когда она не забрала их девятилетнюю дочурку с занятий по фигурному катанию в Эрмонте. А это совсем на нее не похоже. Сказал, жена хотела заехать в торговый центр «Пэлисейд», что в Ньяке, купить детям какие-то фильмы или книжки в «Таргет». Ну а потом помчался забирать дочь с занятий.

— А мать так и не объявилась?

— Нет. Тренер по фигурному позвонил отцу на мобильный, сказал, что никак не может дозвониться миссис Кордова. Кордова приехал и забрал девочку. Подумал, может, жена застряла где в пробке или что еще. К тому же чуть раньше в тот день на Двести восемьдесят седьмой улице произошла авария, ну и потом жена часто забывала зарядить мобильник. Так что он, конечно, беспокоился, когда не смог дозвониться ей, но в панику не впадал. А потом… Короче, время шло, супруга все не появлялась, тут он и забил тревогу.

Мьюз раздумывала над услышанным.

— Если миссис Кордова действительно встречалась в отеле с любовником, она могла просто забыть заехать за девочкой.

— Так-то оно так, если б не одна вещь. Кордова через компьютер проверил состояние кредитных карт жены. И выяснилось: в тот день она действительно заезжала в торговый центр. И делала покупки в «Таргет». Потратила сорок семь долларов восемнадцать центов.

— Гм… — Мьюз жестом пригласила Кларенса присесть. Он сел. — Значит, она едет в «Пэлисейд», делает там покупки, затем едет на другой конец города встретиться с любовником и забывает забрать дочь с катка, который находится совсем рядом с торговым центром. Так, что ли, получается? — Она подняла на него глаза. — Странно, верно?

— Вы бы слышали его голос, шеф. Я имею в виду мужа. Он просто в отчаянии.

— Наверное, стоит съездить в отель «Рамада». Вдруг кто-то из служащих узнает ее по описанию.

— Уже съездил. Попросил мужа отсканировать ее фото и прислать мне по имейл. Никто эту женщину там никогда не видел.

— Это еще ничего не значит. Новая смена, все заняты работой, могла незаметно прошмыгнуть. Уже после того, как любовник зарегистрировался. А машина, значит, все еще там?

— Да. И это тоже очень странно, верно? Почему машина до сих пор там? Допустим, у тебя свидание. Потом ты возвращаешься к машине, едешь домой или куда-то еще. Так что если даже это самое свидание было, не кажется ли вам, что оно плохо кончилось? Ну, в том смысле, что он мог похитить ее, совершить насильственные действия или…

— Или она просто сбежала с ним.

— Да, не исключено. Но машина очень уж хороша. «Акура-MDX», совсем новенькая, всего четыре месяца. Вы бы не забрали?

Мьюз снова задумалась, пожала плечами.

— Хочу заняться этим делом, шеф, — прервал ее размышления Кларенс.

— Займись. — Она снова умолкла на секунду-другую. — Сделай мне одолжение. Проверь, не пропадала ли еще какая-нибудь женщина в Ливингстоне или окрестностях. Пусть даже ненадолго. Даже если копы не приняли это сообщение всерьез.

— Уже сделано.

— И?

— Ничего. Но какая-то женщина звонила в полицию и сообщила о пропаже мужа и сына. — Он достал блокнот, сверился с записями. — Ее имя Тиа Бай. Муж Майк, сын Адам.

— Местные начали поиски?

— Наверное. Хотя точно не знаю.

— Если бы не пропавший ребенок, — заметила Мьюз, — можно было бы подумать, что этот Бай сбежал с миссис Кордова.

— Хотите, чтобы я проследил, есть ли связь?

— На твое усмотрение. Тут не обязательно криминал. Двое вполне сознательных взрослых сговорились и решили сбежать на какое-то время.

— Ага, понятно. Но, шеф?..

Мьюз нравилось, когда ее так называли. Шеф.

— Что?

— У меня предчувствие. За этим кроется что-то еще.

— Тогда действуй, Кларенс. И держи меня в курсе.




Глава 17


Во сне послышались гудки, потом слова: «Мне так жаль, папа…»

Наяву Майк слышал, как кто-то говорит по-испански в темноте.

Он достаточно хорошо понимал по-испански — нельзя работать в больнице на Сто шестьдесят восьмой улице и не владеть испанским хотя бы на среднем уровне. А потому сразу понял — женщина отчаянно молится. Майк пытался повернуть голову, она не двигалась. Впрочем, не важно. Кругом все равно густая чернильная тьма. В висках стучало, женщина в темноте повторяла слова молитвы.

Майк про себя повторял как заклинание: «Адам. Где Адам?..»

Потом он, наконец, сообразил, что глаза у него закрыты. Попытался открыть. Не получалось. Послушал женщину еще, затем сосредоточился на положении собственных век. На простом действии — поднять их. Это заняло какое-то время, и вот он уже мигает. Хорошо. Но в висках продолжало стучать, словно кто-то бил молотком. Он поднял руку, приложил ладонь к голове, точно это могло унять боль.

Щурясь, смотрел он на люминесцентную лампу на белом потолке. Испанка продолжала молиться. В воздухе витал знакомый запах — комбинация дезинфицирующих средств, выделений тела, увядающей плоти и абсолютное отсутствие притока свежего воздуха. Майк осторожно повернул голову влево. Увидел спину женщины — она склонилась над кроватью. Пальцы двигались, перебирали четки. Похоже, голова ее лежала на груди мужчины. Она рыдала и одновременно молилась.

Майк попробовал протянуть руку и сказать ей что-то утешительное. Ведь он, в конце концов, врач. И только тут заметил, что в руку воткнута игла для внутривенного вливания. До него, наконец, дошло, что он здесь тоже пациент. Майк пытался вспомнить, что произошло, как и почему он оказался в больнице. Это заняло какое-то время. В голове сплошной туман. Он пытался пробиться через него.

Очнулся он от ощущения страшной тревоги. Всячески пытался избавиться от него, но теперь позволил вернуться, чтобы понять, что же произошло. И как только сделал это, в памяти всплыло заклинание. Только на этот раз то было одно-единственное слово: Адам.

И тут Майк все вспомнил. Он поехал на поиски Адама. Говорил с охранником по имени Энтони. Потом оказался в темном проулке. Увидел костлявую женщину в ужасном парике… А потом — нож.

«Значит, меня зарезали? Да вроде бы нет».

Майк повернул голову в другую сторону. Еще один пациент. Чернокожий мужчина с закрытыми глазами. Членов семьи рядом не видно, но ведь и у кровати Майка тоже никого нет. Что неудивительно — ведь он здесь, должно быть, недавно.

«Они должны связаться с Тиа. Она в Бостоне. Чтобы добраться сюда, нужно время. Джил в доме у Новаков. А Адам?..»

В кинофильмах, когда пациент пробуждается таким вот образом, у постели его в отдельной палате толпятся медсестры и врач, точно ждали этого момента всю ночь. Улыбаются и засыпают его вопросами. Здесь же ни одного медработника не видать. Но Майк знал, как все устроено в больницах. Поискал кнопку вызова, нашел — прикручена к изголовью. Нажал.

Пришлось подождать. Трудно сказать, сколько именно. Время тянулось страшно медленно. Молящаяся женщина умолкла. Потом встала, вытерла глаза. Теперь Майк видел мужчину, лежащего в постели. Значительно моложе женщины.

«Наверное, сын. Интересно, кто же доставил их сюда».

Взглянул на окна у нее за спиной. Жалюзи подняты, через стекла врывается солнечный свет. Значит, сейчас день.

«Я потерял сознание ночью. Несколько часов назад. А может, дней. Кто знает?..»

Майк принялся нажимать на кнопку вызова медсестры, хоть и понимал, что толку от нее не будет. Им овладел страх. Боль в голове усиливалась — теперь молоточек стучал в правом виске.

— Так-так…

Он повернул голову к двери. В палату вплыла медсестра, крупная полная женщина, очки для чтения свисают на цепочке на огромную грудь. Рядом, у кармашка, пластиковая бирка с именем: «БЕРТА БОНДИ». Она взглянула на Майка сверху вниз, нахмурилась.

— Добро пожаловать в свободный мир, соня. Как самочувствие?

Секунду или две Майк пытался обрести голос.

— Такое, словно поцеловался с грузовиком.

— В следующий раз будешь осмотрительнее. Пить хочешь?

— Умираю от жажды.

Берта кивнула, взяла чашку с мелко нарубленными кусочками льда, поднесла к его губам. От льда слабо попахивало лекарствами, но до чего же приятно было ощущать его во рту.

— Ты в больнице Бронкса «Ливан», — объяснила Берта. — Помнишь, что с тобой произошло?

— На меня набросились какие-то люди. Думаю, бандитская шайка.

— Ага. Как зовут?

— Майк Бай.

— Фамилию по буквам, пожалуйста.

Он старательно и отчетливо произнес свою фамилию по буквам, понимая, что это своего рода проверка на адекватность. А потому осмелился добавить:

— Я врач. Хирург-трансплантолог, работаю в Нью-йоркском пресвитерианском госпитале.

Она нахмурилась, точно он дал ей неправильный ответ.

— Правда, что ли?

— Да.

Озабоченное выражение лица сохранилось.

— Ну что, прошел? — спросил Майк.

— Прошел?

— Тест на трезвый ум и здравую память.

— Я не врач. Сам он скоро к вам заглянет. Я спрашиваю ваше имя, потому как мы не знаем, кто вы такой. Вас привезли без бумажника. Ни мобильного телефона, ни документов, ни ключей, ничего. Видно, забрали те, кто вас отметелил.

Майк собрался было сказать что-то еще, но череп пронзила острая боль. Он прикусил нижнюю губу, досчитал про себя до десяти. И когда немного отпустило, продолжил:

— Я долго был без сознания?

— Всю ночь. Часов шесть-семь.

— А сколько сейчас?

— Восемь утра.

— И никто не уведомил мою семью?

— Я ведь только что говорила. Мы не знали, кто вы такой.

— Мне нужен телефон. Нужно позвонить жене.

— Жене? Вы уверены?

Голова у Майка шла кругом. Наверное, его накачали лекарствами, поэтому он не в силах понять, почему она задает вопросы, ответ на которые очевиден.

— Конечно, уверен.

Берта пожала плечами.

— Телефон рядом с вашей постелью. Но, наверное, мне придется попросить закрепить его на стене. Помочь набрать номер?

— Не помешает.

— Да, кстати, а медицинская страховка у вас имеется? Нам тут надо заполнить несколько бланков.

Майку хотелось улыбнуться. Материальные интересы превыше всего.

— Имеется.

— Пришлю кого-нибудь из приемного отделения записать все ваши данные. Врач скоро придет, с ним и поговорите о своих ранах.

— А они серьезные?

— Вас здорово избили. И поскольку вы долго находились без сознания, очевидно, имеет место сотрясение мозга и травма головы. Но пусть лучше врач посвятит вас во все детали. Пойду посмотрю, может, стоит его поторопить.

Майк понимал: от медсестер диагноза не дождаться.

— Как боль? Утихла хоть немного? — спросила Берта.

— Так, средне.

— Вы пока на обезболивающих, так что будет хуже, прежде чем пройдет. Могу добавить в капельницу морфинчику. Пойду принесу.

— Спасибо.

— Скоро вернусь.

Она направилась к двери. Только тут Майк вспомнил.

— Сестра!

Она вернулась к нему.

— А нет здесь поблизости полицейского, который хотел бы поговорить со мной о случившемся?

— Не поняла?

— Но на меня ведь напали. И, судя по вашим словам, ограбили. Разве такие происшествия не интересуют копов?

Она скрестила руки на пышной груди.

— Вы что ж думаете, они будут сидеть здесь и ждать, пока вы очнетесь?

Смысл в ее словах был — это ведь не фильм по телевизору.

Потом Берта добавила:

— Большинство пострадавших вообще не сообщают о подобных вещах.

— О каких вещах?

Она нахмурилась:

— Так вы хотите, чтобы я и полицию сюда вызвала?

— Нет, сначала все-таки позвоню жене.

— Да, — кивнула она. — Думаю, так будет правильно.

Он потянулся к кнопке на панели. Боль полоснула по ребрам. Даже дышать нельзя. Потом немного отпустило, и он нажал верхнюю кнопку. Лежал скрючившись. Потом попробовал хотя бы немного распрямиться. И медленно потянулся к телефону. Поднес к уху трубку. Держать было страшно неудобно, его еще не подвесили рядом с кроватью.

«Тиа, должно быть, с ума сходит… Вернулся ли домой Адам? Кто, черт побери, на меня напал?..»

— Мистер Бай. — В дверях снова возникла сестра Берта.

— Доктор Бай, — поправил он.

— О, прошу прощения. Совсем забыла, глупая.

Ему не хотелось обижать ее, но в больницах бывает иногда полезно поставить медперсонал на место. Пусть знают, что он — коллега, врач, это не помешает. Если копа останавливают за превышение скорости, он всегда даст понять другому копу, что вызвано это служебной необходимостью. На всякий случай, чтобы не слишком давил.

— Тут у нас полицейский, пришел по другому делу, — сообщила Берта. — Хотите с ним поговорить?

— Да, спасибо. И не могли бы вы повесить телефон?

— Сию минуточку. Сейчас.

В палату вошел полицейский в форме. Низкорослый мужчина латиноамериканской наружности с тоненькими черными усиками. Майк предположил, что ему за тридцать. Полицейский представился:

— Офицер Гутиерес. Хотите сделать заявление?

— Разумеется.

Полицейский нахмурился, как Берта несколько минут назад.

— А в чем, собственно, дело?

— Это я привез вас в больницу.

— Спасибо вам.

— Не за что. Знаете, где мы вас нашли?

Майк на секунду призадумался.

— Наверное, в том проулке за клубом. Забыл название улицы.

— Точно. — Он смотрел на Майка и ждал.

До того наконец дошло.

— Это не то, что вы думаете, — забормотал Майк.

— А что я должен думать?

— Что меня заманила проститутка.

— Заманила?

Майк попытался пожать плечами.

— Просто слишком часто смотрю телевизор.

— Ну, я никогда не спешу делать выводы, но точно знаю следующее. Вас нашли в переулке, где собираются проститутки. Вы в среднем лет на двадцать-тридцать старше той публики, что обычно посещает клубы в этом районе. Вы женаты. На вас напали, ограбили и избили. Такое мне не раз доводилось видеть и прежде, когда какого-нибудь Джона, — тут он для пущей выразительности прищелкнул пальцами, — заманивает проститутка или ее сутенер.

— Я не за этим туда пошел. — Майк вздохнул.

— Угу. Нет, конечно, нет, уверен, вы просто зашли в тот проулок полюбоваться городским пейзажем. Он весьма специфичен. Только не рассказывайте мне о восхитительных ароматах, которые пропитали все вокруг. Господи, да вы вообще ничего не должны объяснять. И без того все ясно.

— Я искал своего сына.

— В том проулке?

— Да. Я увидел его друга… — Боль вернулась с новой силой.

Теперь Майк понимал, как все это выглядит. На объяснения уйдет уйма времени. А дальше что? Что может выяснить этот коп?

«Надо срочно позвонить Тиа».

— Что-то мне нехорошо, — пробормотал Майк.

Гутиерес кивнул.

— Понимаю. Послушайте, вот вам моя визитка. Позвоните, когда захочется рассказать побольше или подать официальное заявление, договорились?

Гутиерес положил визитку на тумбочку рядом с кроватью и вышел. Майк, продолжая бороться с болью, снова потянулся к телефону. И набрал номер мобильного Тиа.




Глава 18


Лорен Мьюз смотрела на заградительную линию вокруг места, где было обнаружено тело ее Джейн Доу. Ничего нового за это время она не узнала, да и чего тут можно ожидать? Ведь в такой час мимо этого места проезжают десятки машин. И ни одну исключать нельзя. Тело могло находиться в багажнике даже самого маленького автомобиля.

Она просто наблюдала, как полицейские снимают и сворачивают ленту. И тут ей преподнесли весьма неприятный и неожиданный сюрприз.

Кларенс постучал, сунул голову в окно.

— Вы просто не поверите, шеф.

— Слушаю тебя.

— Во-первых, о пропавшем парне можно забыть. Ну, о том типе по фамилии Бай. Догадайтесь, где он?

— Где?

— В больнице, в Бронксе. Жена уехала по делам, а он пошел погулять, и его заманила и избила проститутка.

Мьюз скроила брезгливую мину.

— Парень из Ливингстона охотился за проститутками в таком районе?

— Что тут скажешь! Многие не прочь вываляться в грязи. Но дело не в том. — Кларенс без разрешения, что было совсем на него не похоже, открыл дверцу и уселся рядом. Рукава рубашки закатаны, на мясистой физиономии хитроватая торжествующая улыбка.

— «Акура» этой самой Кордовы до сих пор на стоянке перед отелем, — сообщил он. — Местные копы обшастали все кругом. Ее там нет. И тогда я решил вернуться к началу.

— К началу?

— Мы знаем, где ее видели в последний раз. В торговом центре «Пэлисейд». Огромное заведение, и по части охраны там все тип-топ. Ну, вот я им и позвонил.

— В службу безопасности?

— Да, именно. И вот что узнал. Вчера, примерно в пять вечера, к ним приходил какой-то парень и заявил, что видел, как женщина подошла к своей машине, зеленой «акуре», загрузила в нее какие-то пакеты. А потом подошла к белому фургону, припаркованному рядом. И разговаривала с каким-то мужчиной, видно, его владельцем. А потом влезла в этот самый фургон, причем добровольно, никто ее не заталкивал. И двери захлопнулись. Ну и свидетель подумал: ничего особенного. Если бы не одно «но». Из фургона вышла женщина и села в зеленую «акуру». Ну а потом обе машины отъехали.

Мьюз откинулась на спинку сиденья.

— Тот фургон и «акура»?

— Так точно.

— И за рулем «акуры» была другая женщина?

— Да. Ну и тот парень, свидетель, сообщил об этом в отдел безопасности. Только сами знаете, что за типы там работают. Они не обратили на его слова ни малейшего внимания. С другой стороны, что они могли сделать? Просто зарегистрировали заявление и все. А когда я позвонил, они все вспомнили, достали эту бумагу. Все происходило на выходе из «Таргет». Парень пришел и сделал заявление в 5.15. А нам известно, что Реба Кордова расплатилась за покупки в «Таргет» в 4.52. На чеках есть время и дата.

В голове у Мьюз словно звоночек прозвенел, но пока она не до конца понимала, что к чему.

— Позвони в «Таргет», — велела она Кларенсу. — У них наверняка имеются камеры слежения.

— Уже сделано. И тамошние ребята из отдела безопасности уже просматривают записи с камер. Уйдет на это часа два, не больше. Да, и вот еще что. Может, это важно, может, нет, пока не понимаю. Мы узнали, что она купила в «Таргет». Детские фильмы, детское нижнее белье, еще какие-то тряпки — все для детишек.

— Словом, совсем не то, что покупаешь, если собираешься сбежать от мужа с любовником.

— Именно. Но разве только если она хотела прихватить с собой и ребятишек, чего не сделала. А дальше — больше. Мы вскрыли ее машину на стоянке перед отелем. И никаких покупок из «Таргет» там не обнаружили. Муж даже в доме искал, на тот случай, если она успела заскочить туда по дороге. Ничего из «Таргет».

По спине у Мьюз пробежал неприятный холодок.

— Что? — спросил Кларенс.

— Мне нужен отчет из отдела безопасности. И раздобудь телефон того парня, ну, который говорил, что видел фургон. Посмотрим, может, еще чего вспомнит: описание пассажиров, самого фургона, любые подробности. Уверена, охрана тоже могла кое-что заметить. Я хочу знать все.

— О’кей.

Они поговорили еще с минуту или две. На сердце у Лорен было неспокойно, в голову лезли тревожные мысли. И как только Кларенс ушел, она взялась за телефон и позвонила своему боссу, Полу Коупленду.

— Алло?

— Ты где? — спросила Мьюз.

— Только что подбросил Кару. Теперь еду домой.

— Хочу посоветоваться кое о чем, Коуп.

— Когда?

— Чем скорее, тем лучше.

— Должен встретиться с невестой где-нибудь в ресторанчике, обсудить окончательный вариант схемы рассадки.

— Рассадки?

— Да, Мьюз. Как лучше рассадить гостей за столом. Возле каждого прибора ставится специальная карточка, чтоб гости знали, где кто сидит.

— Тебя это так волнует?

— Абсолютно не волнует.

— Тогда пусть этим займется Люси.

— Она уже занимается. Но хочет, чтоб я участвовал во всех этих вещах, причем мое мнение ничего не значит. Она говорит, в этих вопросах я лопух.

— Ты и есть лопух.

— Да, верно. Но ведь и у меня кое-какие соображения имеются.

— Именно это мне от тебя сейчас и надо, — вздохнула Лорен Мьюз.

— Зачем? Что случилось?

— Просто в голову пришла одна довольно безумная идея, и мне нужно, чтоб ты сказал, имеет ли она право на существование, или лучше сразу наплевать и забыть.

— И это важнее того, как будут сидеть за столом Кэрол и дядя Джерри?

— Нет, не важнее. Просто речь идет об убийстве.

— Хорошо, я готов на жертву. Уже еду.




Джил разбудил телефонный звонок.

Она находилась в спальне Ясмин. Та изо всех сил старалась произвести впечатление девочки, помешанной на парнях. На одной стене красовалась огромная афиша с изображением Зака Эфрона, самого крутого мачо из молодежного фильма «Классный мюзикл», другую украшало изображение близнецов Спрауз из сериала-комедии «Все тип-топ, или Жизнь Зака и Коди». Была здесь и афиша с Майли Сайрус из сериала «Ханна Монтана» — да, девчонка не такая уж крутая штучка, но все же. От этих отчаянных усилий делалось грустно.

Кровать Ясмин стояла у двери, Джил спала у окна. Обе кровати завалены плюшевыми игрушками. Однажды Ясмин сказала Джил, что в разводе есть одно неоспоримое достоинство — оба родителя испытывают чувство вины и осыпают отпрыска подарками. Ясмин виделась с мамой раза четыре-пять в году, не больше, но та исправно задаривала ее игрушками. Тут было дюжины две огромных плюшевых медведей, причем один в костюме чиарлидера, другой же разодет, как поп-звезда — коротенькие шорты, усыпанные фальшивыми бриллиантами, полупрозрачный топ, шнур от микрофона овивает пушистую морду. На полу добрая тонна зверушек производства фирмы «Уэбкинс», в их числе целых три гиппопотама. На тумбочке горы разных журналов, в частности, выпуски «Джей-14»,[15 - «Джей-14» — один из самых популярных в США молодежных журналов.] «Подростки» и «Поп-звезды». Пол покрывал пышный ковер табачного цвета, такие были модны в 1970-е, но затем снова вернулись в комнаты подростков. На письменном столе новенький компьютер «Аймак».

Ясмин прекрасно разбиралась в компьютерах. Да и Джил тоже.

Джил села в кровати. Ясмин тоже проснулась и, сонно моргая, смотрела на нее. Где-то в отдалении слышался мужской голос — мистер Новак говорил по телефону. На тумбочке между кроватями стоял будильник. Стрелки показывали 7.15 утра.

«Рановато для звонка, — подумала Джил, — особенно в выходные».

Вчера девочки засиделись допоздна. Сперва ездили обедать и есть мороженое с мистером Новаком и его новой совершенно невыносимой подружкой. Бет было где-то под сорок, и она непрерывно хохотала над всем, что говорил мистер Новак, — так делали девчонки у них в школе, стремясь понравиться какому-нибудь мальчику.

«Но ведь ты уже давно переросла эту стадию, — мрачно подумала Джил. — А может, нет».

У Ясмин в спальне стоял плазменный телевизор. Отец разрешил им смотреть все фильмы, какие только захотят.

— Выходной, в конце концов. — Гай Новак улыбнулся. — Так что пользуйтесь.

И вот они приготовили в микроволновке попкорн и смотрели «Пи-Джи-13»[16 - «Пи-Джи-13» (PG-13) — согласно рейтингу, установленному Американской киноассоциацией, фильмы с таким обозначением смотреть детям до тринадцати лет не рекомендуется без сопровождения родителей.] и даже один фильм с рейтингом «R»,[17 - Рейтинг «R» обозначает: просмотр данного фильма подросткам до семнадцати лет запрещен.] который наверняка привел бы в ужас родителей Джил.

Она встала с постели — захотелось в туалет. И тут вспомнила вчерашний вечер и все, что случилось.

Нашел папа Адама или нет?

Джил беспокоилась за брата. И даже несколько раз звонила Адаму на мобильный. Ну, хорошо, он удрал от отца и матери, это еще можно понять. Но ни разу в жизни ей в голову не приходило, что Адам не станет отвечать на звонки и послания своей младшей сестренки. Адам всегда отвечал ей. Только не сейчас.

И при этой мысли Джил тревожилась еще больше.

Проверила свой мобильник.

— Ты чего там делаешь? — спросила Ясмин.

— Проверяю, не звонил ли Адам.

— Звонил?

— Нет. От него ни слова.

Ясмин умолкла.

В дверь тихонько постучали, затем она приоткрылась. В спальню заглянул мистер Новак, спросил шепотом:

— Эй, пташки, чего это вы не спите, а?

— Телефон разбудил, — ответила Ясмин.

— Кто звонил? — спросила Джил.

Мистер Новак как-то странно взглянул на нее.

— Твоя мамочка.

Джил похолодела.

— Что случилось?

— Ничего, милая, — ответил мистер Новак.

Джил сразу поняла — это ложь.

— Просто спрашивала, — слишком спокойно продолжал отец Ясмин, — можем ли мы подержать тебя здесь еще один день. Ну я и решил, может, чуть позже съездим в магазин или в кино. Как вам такая идея?

— А почему она хочет, чтобы я осталась? — спросила Джил.

— Не знаю, милая. Просто сказала, у нее какие-то срочные дела и попросила меня об одолжении. И еще велела передать, что очень любит тебя и что все хорошо, все в порядке.

Джил промолчала. Он лгал. Это очевидно. Она сразу поняла. И Ясмин — тоже. Давить на него, упрашивать нет смысла. Все равно не скажет. Он защищает их, поскольку считает, что разум одиннадцатилетних девочек не в силах воспринять правду или еще какую-то муть, которую взрослые приводят в свое оправдание, объяснить, почему врут детям.

— Я выйду на несколько минут, — сказал мистер Новак.

— Куда? — спросила Ясмин.

— Надо заскочить на работу. Забрать кое-какие бумаги. Но только что приехала Бет. Она внизу, смотрит телевизор. Это на случай, если вам что-то понадобится.

Ясмин фыркнула.

— Только что приехала?

— Да.

— Как будто здесь и не ночевала, да, папа? Ладно. Как думаешь, сколько нам лет, а?

Он нахмурился.

— Довольно, юная леди.

— Как скажете.

Он затворил за собой дверь.

Джил молча сидела на кровати. Ясмин придвинулась поближе к ней.

— Как думаешь, что случилось? — спросила она.

Джил не ответила. Но собственные размышления на тему того, что могло случиться, ее пугали.




В кабинет Мьюз вошел Коуп.

«Выглядит довольно импозантно в этом новом синем костюме», — подумала Мьюз.

— Что, сегодня пресс-конференция? — спросила она.

— Как догадалась?

— Прикид что надо.

— Разве люди до сих пор говорят «прикид»?

— Почему нет? Конечно, говорят.

— Ладно, согласен. Я и сам парень что надо, верно? Особенно в этом прикиде. Прикидистый такой тип.

Лорен Мьюз взяла со стола листок бумаги.

— Смотри, что только что мне прислали.

— Давай своими словами.

— Заявление об отставке Фрэнка Тремона. Он подает в отставку.

— Большая потеря.

— Да.

Мьюз подняла на него глаза.

— Что?

— Ты маленько переборщил вчера с этим репортером.

— И что с того?

— Знаешь, я и сама могу за себя постоять, — сказала Мьюз. — И мне не нужно, чтоб ты меня спасал.

— Я и не спасал. Скорее, напротив. Я тебя подставлял.

— Это как понимать?

— У тебя или хватило бы ума и силенок выставить Тремона на посмешище, или нет. Один из вас должен был выглядеть полной задницей.

— Он или я, так, что ли?

— Точно. Но суть в том, что Тремон — подлый доносчик, в нашей конторе ему не место. И я хотел, чтоб он ушел, по чисто эгоистическим соображениям.

— А если бы мне не хватило ума и силенок?

Коуп пожал плечами.

— Тогда бы ты подала в отставку.

— И ты осмелился так рискнуть?

— Да какой тут риск? Тремон — тупая ленивая тварь. Будь он умнее тебя, занимал бы сейчас твое место.

— Ладно, сдаюсь.

— И хватит об этом. Надеюсь, не для того ты меня вытащила, чтоб говорить о Тремоне. Ну, чего стряслось?

Она во всех подробностях рассказала ему об исчезновении Ребы Кордова, о свидетеле в «Таргет», о фургоне, об автомобиле на стоянке перед отелем «Рамада» в Восточном Ганновере. Коуп сидел в кресле, смотрел на нее своими серыми глазами.

Глаза у него замечательно красивые — из тех, что меняют цвет в зависимости от освещения, — в который раз отметила Мьюз. Она была неравнодушна к Полу Коупленду, как некогда была неравнодушна к его предшественнику, который был значительно старше да и внешне совсем не похож на нынешнего босса. Возможно, ее тянуло к мужчинам, облеченным властью.

Впрочем, увлечение это носило вполне невинный характер, его можно было назвать, скорее, симпатией, о любви на всю жизнь тут и речи не шло. Она и не думала грезить о шефе долгие бессонные ночи, он никогда не присутствовал в ее снах и фантазиях, в том числе и сексуальных. Мьюз находила Пола Коупленда привлекательным мужчиной, но никогда его не домогалась. Ей хотелось видеть те же качества в каждом мужчине, с которым она встречалась, хотя одному Богу было известно, удастся ли повстречать такого. Пока не получалось.

Мьюз знала о прошлом шефа, знала, через какой кошмар ему довелось пройти, об ужасе недавних его открытий. Она даже помогала ему справиться с ситуацией. Подобно многим другим знакомым ей мужчинам, Полу Коупленду был нанесен сокрушительный удар, но впоследствии это пошло ему на пользу. Большинство людей, вовлеченных в политику — а назначение его на должность носило политический характер, — амбициозны, но не знают, что такое истинные страдания. Коуп знал. И работая прокурором, выказывал больше сострадания и одновременно был не слишком склонен соглашаться со всеми аргументами защиты.

Мьюз пересказала ему все факты, связанные с исчезновением Ребы Кордова, но никаких версий выдвигать не стала. Он внимательно следил за выражением ее лица и кивал.

— Так, позволь догадаться, — вклинился в ее монолог он. — Ты считаешь, между Ребой Кордова и этой твоей Джейн Доу есть какая-то связь?

— Да.

— Выходит, у нас появился серийный убийца, так, что ли?

— Возможно. Хотя серийные убийцы обычно работают в одиночку. А тут еще какая-то женщина.

— Ладно. Теперь рассказывай, почему считаешь, что они как-то связаны.

— Ну, прежде всего выбор жертвы.

— Две белые женщины примерно одного возраста, — кивнул Коуп. — Одна одета как проститутка, найдена в Ньюарке. Вторая… мы до сих пор не знаем, где она.

— Да, в этой части связь прослеживается. Но, на мой взгляд, не это главное. Обман, стремление сбить со следа — вот что.

— Не понял?

— У нас имеются две белые вполне обеспеченные женщины лет под сорок, причем пропадают они одна за другой в течение суток. Уже достаточно странное совпадение. Но мало того, в первом случае с Джейн Доу нам известно, что убийца немало поработал над тем, чтоб сбить нас с толку, верно?

— Верно.

— Так вот, то же самое он проделал и с Ребой Кордова.

— Припарковав ее машину у отеля?

Она кивнула.

— В обоих случаях он старался сбить нас со следа разными ложными подсказками. В случае с Джейн Доу сделал все, чтобы мы сочли ее проституткой. В случае с Ребой Кордова постарался, чтоб ее приняли за женщину, изменяющую мужу, которая убежала со своим любовником.

— Ну… — поморщился Коуп. — Слабовато.

— Согласна. И все же. Я ни в коем случае не расистка, но скажи, часто ли симпатичная белая семейная женщина из престижного района Ливингстона убегает с любовником?

— Порой случается.

— Возможно, но тогда все обставляется совсем иначе. Она не поехала бы в торговый центр рядом с тем местом, где ее дочь занимается фигурным катанием, не стала бы накупать детское белье и фильмы, чтобы затем выбросить все это и удрать с любовником, так или нет? И потом, у нас есть свидетель, Стивен Эррико, который видел, как она садилась в фургон на выходе из «Таргет». И видел другую женщину, которая уехала в ее машине.

— Если так оно было на самом деле.

— Именно так и было.

— Ладно, допустим. И все же, как еще связаны эти две женщины, Реба Кордова и Джейн Доу?

Мьюз изогнула бровь.

— Самое сладкое я приберегла напоследок.

— Слава тебе Господи.

— Давай вернемся к Стивену Эррико.

— Тому свидетелю у торгового центра?

— Да. Эррико сообщает об инциденте. По собственной инициативе. Я не виню парней из службы безопасности в «Пэлисейд». Ведь на первый взгляд все это сущая ерунда. Но я посмотрела данные на этого типа в Интернете. У него там имеется блог с фотографией — толстенный парень с пышной бородой и в грязной рубахе. Поговорила с ним и убедилась: он сдвинут на всяких тайнах и заговорах. Еще обожает участвовать в разного рода происшествиях. Ну, знаешь, из тех типов, которые ходят по магазинам в надежде увидеть и разоблачить вора.

— Понимаю.

— А потому у него чертовски развита наблюдательность. Он в этом плане уникум. Эррико сказал, что видел, как женщина, попадающая под описание Ребы Кордова, садится в белый фургон «шевроле». Мало того, он запомнил номер этого фургона.

— И?..

— Ну и я пробила его. Принадлежит женщине по имени Хелен Каснер из Скарсдейла, штат Нью-Йорк.

— Стало быть, она владелица белого фургона?

— Да. Но ее фургон преспокойненько стоит себе перед домом.

Коуп кивнул, понимая, куда она гнет.

— Так ты считаешь, кто-то воспользовался номерами мисс Каснер?

— Именно. Старый, как мир, трюк, но до сих пор эффективный. Ты угоняешь машину, чтобы совершить преступление, затем меняешь номера — на случай, если вдруг был свидетель. Словом, еще один обман. Однако большинство преступников не понимают, что самый лучший способ — это поменять номера на машине, похожей на твою собственную. Так след еще больше запутывается.

— Так ты считаешь, что фургон, который видели на стоянке перед «Таргет», был угнан?

— А ты не согласен?

— Почему же, вполне, — ответил Коуп. — Тем более это прибавляет достоверности сообщению мистера Эррико. И теперь я понимаю, почему нас должна беспокоить судьба Ребы Кордова. Однако до сих пор не вижу, как она связана с нашей Джейн Доу.

— Вот, взгляни-ка.

Мьюз развернула к нему компьютер. Коуп уставился на экран.

— Что это?

— Оградительная лента у здания неподалеку от того места, где убийца оставил тело Джейн Доу. Сегодня утром просматривала эту запись с камер наружного наблюдения и думала, что это напрасная трата времени. А потом… — Мьюз нажала на кнопку «Воспроизведение». В кадре возник белый фургон. Она тут же остановила изображение.

Коуп придвинулся поближе.

— Белый фургон.

— Да, белый фургон «шеви».

— Но в Нью-Джерси, должно быть, зарегистрирован целый миллион белых фургонов марки «шевроле», — заметил Коуп. — Номерной знак рассмотрела?

— Да.

— И, готов поспорить, он полностью соответствует номеру машины этой женщины Каснер?

— Нет.

Коуп сощурился.

— Нет?

— Совершенно другой номер.

— Тогда в чем же фишка?

Она указала на экран.

— Этот номер принадлежит мистеру Дэвиду Пулкингему из Армонка, штат Нью-Йорк.

— И этот мистер Пулкингем тоже является владельцем белого фургона?

— Точно. И сегодня он был в торговом центре «Пэлисейд».

— Так он и есть наш парень?

— Ему семьдесят три, приводов в полицию не имеется.

— Стало быть, имела место еще одна замена номеров?

— Ага.

Дверь приоткрылась, в кабинет заглянул Кларенс Морроу.

— Шеф?..

— Да.

Тут он увидел Пола Коупленда и выпрямился, точно собирался отдать честь.

— Доброе утро, господин прокурор.

— Приветствую, Кларенс.

Кларенс терпеливо ждал.

— Все нормально, — сказала Мьюз. — Входи. Что у тебя?

— Только что говорил по телефону с Хелен Каснер.

— И?

— Попросил ее проверить номера на фургоне. Вы были правы. Номер подменили, а она ничего и не заметила.

— Что еще?

— Вот, видите номер на этой машине? — Кларенс указал на белый фургон на экране компьютера. — Принадлежит мистеру Дэвиду Пулкингему.

Мьюз покосилась на Коупа, улыбнулась, вскинула руки.

— Ну, что, теперь связь прослеживается?

— Да, — кивнул Коуп. — Вполне.




Глава 19


— Пошли, — шепнула Ясмин.

Джил посмотрела на подружку. Темный пушок над верхней губой, причина всех неприятностей, исчез, но Джил почему-то казалось, что она видит его до сих пор. Приезжала мать Ясмин, откуда-то с юга, где теперь жила, вроде бы из Флориды, отвела дочь к какому-то модному врачу косметологу, и растительность на лице уничтожили с помощью электродепиляции. На внешности процедура сказалась положительно, но это не помогло наладить отношения в школе.

Они сидели за кухонным столом. Бет, «подружка на уикэнд», как называла ее Ясмин, постаралась произвести впечатление на девочек, приготовив на завтрак роскошный толстый омлет, украшенный колечками сосисок, и свое фирменное блюдо, «легендарные блинчики», но девочки, к огромному разочарованию Бет, предпочли кашу «Эггос»[18 - «Эггос» — крупнейший производитель готовых завтраков, в основном каш.] с шоколадными чипсами.

— Ладно, девочки, приятного аппетита, — сквозь зубы пробормотала Бет. — А я пойду посижу во дворе, позагораю на солнышке.

Как только она вышла, Ясмин выскочила из-за стола и прильнула к окошку. Бет нигде не было видно. Ясмин посмотрела налево, потом направо, злорадно усмехнулась.

— Что там? — спросила Джил.

— Иди сюда, сама посмотри.

Джил присоединилась к подруге.

— Вон, смотри! В углу, за большим деревом.

— Ничего не вижу.

— Да ты приглядись хорошенько, — нетерпеливо произнесла Ясмин.

Через секунду-две Джил увидела тонкую прозрачно-серую полоску в воздухе и поняла, о чем говорит Ясмин.

— Бет курит?

— Ага. Спряталась за деревом и дымит в свое удовольствие.

— Но зачем прятаться?

— Может, не хочет курить на глазах у впечатлительных девочек, — с кривой улыбкой отозвалась Ясмин. — Или не хочет, чтобы папа знал. Он ненавидит курильщиков.

— Хочешь выкурить ее?

Ясмин улыбнулась, пожала плечами.

— Не знаю. Пока что всех остальных мы выкуривали успешно. — Она взяла дамскую сумочку, принялась рыться в ней.

Джил ахнула.

— Это ведь сумочка Бет?

— Да.

— Так делать нехорошо.

Ясмин скроила гримаску и продолжила перебирать вещи.

Джил придвинулась поближе, тоже заглянула в сумочку.

— Есть что-нибудь интересное?

— Нет. — Ясмин отложила сумочку. — Пойдем, хочу кое-что показать.

Она поставила сумочку на разделочный столик и направилась к лестнице. Джил — за ней. В ванной, дверь в которую шла с лестничной площадки, было небольшое окно. Ясмин выглянула во двор, Джил — тоже. Бет действительно стояла за деревом — отсюда ее было хорошо видно. Стояла и дымила сигаретой. Так человек, долго находившийся под водой, жадно глотает воздух. Затягивалась глубоко, щеки становились впалыми, потом закрывала глаза и с наслаждением выпускала длинную струю дыма.

Ясмин, не говоря ни слова, вышла из ванной. Поманила Джил за собой. Они вошли в спальню отца. Ясмин устремилась к тумбочке у кровати, выдвинула ящик.

Нельзя сказать, что его содержимое удивило или шокировало Джил. Девочек объединяла одна общая черта. Обе они были крайне любопытны и обожали подсматривать, обследовать все, что только попадется под руку. Всем детям это свойственно в той или иной степени, догадывалась Джил, но дома папа часто дразнил ее «шпионкой Гарриет». За то, что вечно совала нос куда не следует.

Джил было восемь, когда однажды в маминой тумбочке она обнаружила старые фотографии. Лежали они в самом дальнем углу ящика, за коробочками от пилюль и под стопкой старинных почтовых открыток, которые мама накупила во Флоренции во время отпуска.

На одном снимке был мальчик — примерно того же возраста, что и Джил, лет восьми-десяти. Он стоял рядом с девочкой, младше его на год или два. В девочке Джил сразу узнала маму. Перевернула снимок. На обратной стороне изящным почерком было выведено: «Тиа и Дейви», и стояла дата.

Она никогда не слышала ни о каком Дейви. Зато теперь узнала, что у мамы в детстве был поклонник. Любопытство преподнесло ценное открытие. Оказывается, у родителей тоже есть свои тайны.

— Ты посмотри, — сказала Ясмин.

Джил заглянула в ящик. Сверху на самом видном месте лежала упаковка презервативов.

— Ого! Большой размер.

— Как думаешь, он пользуется ими, когда с Бет?

— Даже думать об этом не желаю!

— А я, по-твоему, что должна чувствовать? Ведь он мне отец.

Джил задвинула ящик, выдвинула второй, что под ним. Обе девочки вдруг заговорили шепотом.

— Джил?

— Что?

— Ты только посмотри на это.

Ясмин запустила руку в ящик и вытащила из-под старых свитеров и свернутых в клубочки носков металлическую коробку. Открыла и улыбнулась.

Джил отпрянула.

— Что за…

— Пистолет, не видишь, что ли.

— Понятно, что пистолет.

— И он заряжен!

— Убери. Просто не верится, что у твоего папочки есть заряженный пистолет.

— Почти у всех отцов есть. Хочешь покажу, как снимать с предохранителя?

— Нет.

Но Ясмин все равно показала. Обе девочки глядели на оружие с благоговейным страхом. Ясмин протянула пистолет Джил. Та взмахом руки показала, что не желает его брать. Но затем искушение взяло верх — очень уж привлекательными показались форма и цвет. Она взвесила пистолет на ладони, дивясь его весу, прохладности и простоте.

— Хочешь, скажу кое-что? — спросила Ясмин.

— Говори.

— Только обещай, что никому-никому.

— Обещаю. Ни единой живой душе.

— Знаешь, когда я первый раз его нашла, все думала и представляла, как буду убивать мистера Льюистона.

Джил осторожно опустила пистолет в коробку.

— Я почти видела, как это происходит, представляешь? Вхожу в класс. Пистолет лежит в рюкзаке. И я думала, что лучше выждать, пока занятия закончатся, потом застрелить его, чтоб никто не видел, стереть отпечатки пальцев и тихо уйти. Потом думала, что лучше пойти к нему домой, я знаю, где он живет, в Уэст-Оранже, убить его там, и меня точно никто не заподозрит. А иногда казалось, что лучше всего сделать это в классе на глазах у всех, чтоб все ребята видели. Но потом быстро передумала — нет, не годится, все это слишком театрально, и я буду выглядеть каким-то извергом готом.

— Ясмин?

— Да.

— Ты меня пугаешь.

Ясмин улыбнулась:

— Да это просто мысли всякие в голову лезут, сама понимаешь. Дурацкие мысли. Ничего я такого не сделаю.

Девочки умолкли.

— Он все равно заплатит, — нарушила молчание Джил. — Ты ведь понимаешь, да? Я имею в виду мистера Льюистона.

— Понимаю, — кивнула Ясмин.

И тут они услышали, как к дому подъехала машина. Мистер Новак вернулся. Ясмин положила пистолет в коробку, убрала ее в нижний ящик, прикрыла сверху тряпками, как было прежде. Она не спешила, действовала хладнокровно и аккуратно.

Дверь внизу отворилась, мистер Новак окликнул:

— Ясмин? Девочки?

Ясмин задвинула ящик, улыбнулась, направилась к двери.

— Мы уже идем, папочка!




Тиа не спешила паковать вещи.

Поговорив с Майком, она выбежала в вестибюль. Бретт только что проснулся, протирал глаза, волосы взъерошенные и спутанные. Он вызвался довезти ее на машине до Бронкса. Фургончик Бретта был под завязку набит компьютерным оборудованием, в нем воняло марихуаной, но ехал он быстро, до отказа вдавливая педаль в пол. Тиа сидела рядом и названивала по телефону. Разбудила Гая Новака, коротко объяснила, что Майк угодил в больницу — несчастный случай, — и попросила подержать Джил еще несколько часов. Гай выразил ей сочувствие, долго уговаривать его не пришлось.

— Но что мне сказать Джил? — спросил он.

— Просто скажите, что у нас срочные дела. Не хочу, чтобы она волновалась.

— Да, конечно.

— Спасибо, Гай.

Тиа выпрямилась и смотрела на дорогу так, точно это могло сократить путь. Пыталась разобраться в том, что произошло. Майк сказал, что использовал джи-пи-эс-навигатор в мобильнике. Выследил Адама, якобы тот находился в каком-то подозрительном местечке в Бронксе. Он поехал туда, затем ему показалось, что в толпе мелькнул сын Хаффа, бросился за ним, ну и после этого на него напали.

Адама он так и не нашел — возможно, мальчик просто решил сбежать из дома на день-два, как в прошлый раз.

Затем она позвонила Кларку. И с Оливией тоже поговорила. Ребята клялись, что не видели Адама. Она позвонила и Хаффу, домой, но там никто не ответил. Большую часть ночи и даже утра Тиа провела за подготовкой к слушаниям — это отвлекало от тревожных мыслей, по крайней мере до тех пор, пока не позвонил Майк. И все.

Страх и дурные предчувствия полностью овладели ею. Она нервно ерзала на сиденье.

— Вы как, нормально? — спросил Бретт.

— Да, замечательно.

Но ничего замечательного не было. Мысленно она то и дело возвращалась к той ночи, когда пропал, а затем совершил самоубийство Спенсер Хилл. Ей еще тогда звонила Бетси: «Ваш Адам случайно не видел Спенсера?..»

Отчаяние и страх в голосе Бетси. Не тревога, именно отчаяние. Она ужасно тревожилась о сыне и, в конце концов, все ее тревоги оправдались.

Тиа закрыла глаза. Ей вдруг стало трудно дышать. В груди что-то сжалось и не отпускало. Она жадно ловила ртом воздух.

— Хотите, окно открою? — спросил Бретт.

— Ничего, я в порядке.

Она взяла себя в руки и позвонила в больницу. Дозвонилась до лечащего врача, но ничего нового не узнала. Майка избили и ограбили. Насколько она поняла, на мужа напали в темном проулке несколько человек. У него сильное сотрясение мозга, пробыл без сознания несколько часов. Но сейчас очнулся, ему значительно лучше, и вообще все будет хорошо.

Эстер Кримштейн она застала дома. Начальница выразила сдержанные соболезнования по поводу мужа и сына и максимум озабоченности из-за показаний под присягой.

— Твой сын ведь и прежде вроде бы убегал? — спросила Эстер.

— Один раз было.

— Так, наверное, и теперь тот самый случай, тебе не кажется?

— Думаю, все обстоит куда хуже.

— Ты о чем? — спросила Эстер. — Да, кстати, а в котором часу повторятся показания под присягой?

— В три часа дня.

— Попрошу предоставить отсрочку. Если откажут, тебе придется вернуться.

— Шутишь, наверное?

— Судя по тому, что я только что услышала, тебе там просто нечего делать. В конце концов, есть телефон. Всегда можешь позвонить. Я закажу частный борт, чтоб ты могла вылететь из Тетерборо.

— Но речь идет о моей семье.

— Да, верно, и несколько часов все равно ничего не решают. От твоего присутствия никто не станет чувствовать себя лучше. А тем временем, если мы завалим это дело, ни в чем не повинный человек может угодить за решетку на двадцать пять лет.

Тиа так и подмывало сказать, что она увольняется, причем немедленно, но что-то удержало ее. И она сказала:

— Ты все-таки попроси об отсрочке.

— Перезвоню.

Тиа отключилась и стала разглядывать свою руку, точно увидела на коже подозрительную сыпь.

«Неужели все это происходит со мной?»




Войдя в палату Майка, она увидела там Мо. Он бросился ей навстречу, сжимая кулаки, все лицо в слезах.

— С ним полный порядок, — сказал Мо, как только она вошла. — Сейчас спит.

Тиа подошла к кровати, на которой лежал муж, автоматически заметив, что посетителей, кроме нее и Мо, нет. Тиа наклонилась, увидела лицо Майка и словно получила сильнейший удар под дых.

— О Господи…

Мо подошел сзади, положил ей руки на плечи.

— На самом деле все не так плохо, как кажется.

Тиа от души надеялась, что это правда. Она не знала, в каком состоянии застанет мужа, но это?.. Правый глаз опух и плотно закрыт. На одной щеке длинный порез чем-то острым, возможно, бритвой, на другой красуется огромный синяк. Губы разбиты. Одна рука полностью под одеялом, но на предплечье видны два гигантских синяка.

— Что же они с ним сделали? — прошептала она.

— Они, считай, покойники, — тихо сказал Мо. — Ты меня слышала? Я выслежу этих тварей, но бить их не буду. Поубиваю к чертовой матери!

Тиа опустила руку на плечо Майка. Ее муж. Ее прекрасный красивый сильный муж. Она влюбилась в этого мужчину с первого взгляда еще тогда, в Дартмуте. Делила с ним постель, родила от него двоих детей, выбрала его своим спутником на всю жизнь. Не часто задумываешься об этом, но все обстояло именно так. Выбираешь человека, чтобы разделить с ним жизнь — вещь почти пугающая, если вдуматься хорошенько.

Как же она допустила, что жизни их разминулись, пусть даже ненамного? Как позволила рутине взять верх над их отношениями, и это вместо того, чтобы каждую секунду быть вместе, рядом, чтоб жизнь стала еще осмысленнее и счастливее?..

— Я так тебя люблю, — прошептала Тиа.

Вдруг Майк открыл глаза. И она увидела в них страх — самое худшее, что только могло быть. Ведь все то время, что она знала Майка, он никогда не выказывал страха. Она даже ни разу не видела, чтоб он плакал. Нет, наверное, все же плакал изредка, но слез своих не показывал. Он хотел быть надежной опорой, ее «каменной стеной», пусть и звучит старомодно. И она хотела от него того же.

Майк смотрел словно в никуда. Глаза дико расширены, точно видел перед собой напавших на него негодяев.

— Майк, — тихо произнесла Тиа. — Я здесь.

Он посмотрел на нее. Их взгляды встретились, но страх не уходил. Если видеть жену было утешением, он этого не показывал.

— Ты поправишься, и все будет хорошо. — Тиа взяла его за руку.

Он по-прежнему смотрел ей прямо в глаза. И только тут она поняла. Догадалась, что он скажет, прежде чем пошевелит разбитыми губами.

— Что с Адамом? Где он?




Глава 20


Долли Льюистон увидела, как мимо их дома снова проехала эта машина. Сбавила скорость. Все как в прошлый раз.

— Опять он, — сказала она.

Муж, Джо Льюистон, учитель пятого класса начальной школы, даже не поднял глаз.

— Джо?

— Я слышал, что ты сказала, Долли, — рявкнул он. — Чего ты от меня хочешь, не понимаю?

— Он не имеет права. — Она наблюдала, как машина отъехала и словно растворилась вдали. — Может, вызвать полицию?

— И что мы им скажем?

— Что он преследует нас. Крутится возле дома.

— Он просто едет по дороге мимо. В его действиях нет ничего противозаконного.

— А потом сбрасывает скорость.

— И в этом тоже нет ничего противозаконного.

— И все равно, сообщить надо.

Муж презрительно фыркнул, не отрывая глаз от бумаг.

— Полиция будет в восторге.

— К тому же у нас ребенок.

Она уже давно наблюдала за Элли, трехлетней дочуркой, по компьютеру со специального сайта, который позволяет следить за ребенком через камеру, установленную в детской. Как он ест, строит что-то из кубиков, читает, рисует, поет, словом, делает что угодно — ты в любой момент можешь проверить свое дитя.

Они с Джо работали в начальной школе. Джо преподавал в Маунт-Райкер, в пятом классе. Она учила второклассников в Парамус. Долли Льюистон все время порывалась уйти с работы, но без двух зарплат им не прожить. Муж все еще любил преподавать, а для Долли со временем привлекательность этого занятия стала угасать. Внимательный человек заметил бы, что страсть к преподаванию она утратила, когда родилась Элли, сама же Долли считала, что за этим стоит нечто большее. Тем не менее работать она продолжала, успешно парировала выпады недовольных родителей, но единственное, что ей по-настоящему хотелось делать, — это наблюдать за дочуркой на экране монитора, убеждаться, что малышка в безопасности.

Гай Новак, мужчина, проезжавший в машине мимо их дома, не мог неотрывно наблюдать за своей дочерью, быть уверенным, что она в безопасности. Так что, с одной стороны, Долли знала, кто он такой, почему здесь и даже сочувствовала этому человеку. Но это не означало, что она позволит ему навредить ее семье. Зачастую мир делится просто: «наши и те, кто против нас», и она всегда стояла на страже интересов своей семьи.

Долли покосилась на Джо. Глаза закрыты, голова опущена.

Она приблизилась сзади, положила ему руки на плечи. Он слегка поморщился от этого прикосновения. Неприятие длилось секунду, не больше, но она это почувствовала. Он так напряжен последние несколько недель. Долли не отводила рук, и постепенно он расслабился. Тогда она стала массировать ему плечи. Джо всегда это нравилось. Процедура заняла всего несколько минут, и он смягчился.

— Все хорошо, — шепнула Долли.

— Я просто вышел из себя…

— Понимаю.

— Я дошел до ручки, как всегда, а потом…

— Знаю.

Она знала. Именно поэтому Джо Льюистон такой хороший преподаватель. Он человек страстный. Умеет заставить учеников слушать, шутит с ними, иногда при этом немного выходит за рамки допустимого. Но ребятам это нравится. Шуточки помогали держать их внимание, больше узнавать. Прежде родителей несколько огорчали эти его шалости, но и защитников у него всегда находилось немало. Большинство родителей боролись за то, чтобы их ребенок ходил в класс мистера Льюистона. Им нравилось, что дети охотно, даже с удовольствием ходят в школу, что учитель проявляет истинный энтузиазм, а не просто исполняет свои обязанности скучно и монотонно. Чего нельзя сказать о Долли.

— Знаешь, я действительно очень обидел эту девочку, — вздохнул он.

— Но ты же не нарочно. Все дети и родители по-прежнему тебя любят.

Он промолчал.

— Ничего, она это преодолеет. Все пройдет. Все будет хорошо.

Нижняя губа у него задрожала. Он расклеивался буквально на глазах. И Долли, несмотря на то, что очень любила его и знала, что лучше учителя и мужчины на свете для нее нет и быть не может, всегда при этом понимала: Джо нельзя назвать человеком сильным. А все кругом считали его именно таким.

Родился он в большой семье, был младшим из пятерых детей, но в доме всегда доминировал отец. Он принижал младшего, мягкого и доброго сына, тот же, в стремлении хоть как-то оградиться от давления, старался быть веселым и забавлять. Джо Льюистон был самым замечательным человеком из всех, кого она знала, и при этом таким слабым.

«Ничего, это меня устраивает. Это я должна быть сильной. Моя задача — сохранить мужа и семью», — размышляла Долли.

— Прости, что я на тебя наорал, — сказал Джо.

— Ничего страшного.

— Ты права. Все пройдет.

— Точно. — Она поцеловала его в шею, в уютное такое местечко за мочкой уха. Его любимое. Потом нежно провела кончиком языка по коже, дожидаясь тихого стона. Но так и не дождалась. — Может, стоит отложить проверку домашних заданий на потом, а?.. — тихо прошептала она ему на ухо.

Он отодвинулся от нее, всего на дюйм.

— Нет. Знаешь, мне правда надо закончить это.

Долли выпрямилась, отступила на шаг. Джо Льюистон, спохватившись, что натворил, попытался исправить положение.

— Могу я принять приглашение в другой раз? — спросил он.

Обычно так говорила она, будучи не в настроении. Ведь именно так положено вести себя женам, верно? А он всегда был агрессором — слабости не проявлял. Однако последние несколько месяцев, из-за той оговорки, неудачному во всех смыслах высказыванию, изменился даже в этом плане.

— Конечно, — ответила Долли. И развернулась к выходу.

— Куда идешь? — спросил он.

— Скоро вернусь, — ответила она. — Просто надо съездить в магазин. Потом заберу Элли. А ты заканчивай проверять свои домашние задания.

Долли Льюистон быстро взбежала наверх, включила компьютер, нашла адрес Гая Новака и прочла указания, как туда проехать. Проверила и свою школьную электронную почту — всегда находился чем-то недовольный родитель, — но за последние два дня никаких жалоб не поступало. Ровным счетом ничего.

— Я оставила почтовый ящик открытым! — крикнула она вниз.

— Позже подойду проверю, — ответил Джо.

Долли сделала распечатку маршрута к дому Гая Новака, сложила листок бумаги в несколько раз, сунула в карман. Выходя, подошла и поцеловала мужа в макушку. Он сказал, что любит ее. Она сказала, что тоже его любит.

Потом Долли схватила ключи и поехала к Гаю Новаку.




Тиа видела по выражению их лиц: полиция не принимает всерьез факт исчезновения Адама.

— Вы должны объявить его в срочный розыск, — потребовала она.

Эти двое копов вместе выглядели почти комично. Один — крохотный латинос в униформе, по фамилии Гутиерес. Вторым оказалась высоченная темнокожая женщина, представившаяся детективом Клер Шлиц.

На вопрос ее ответила именно Шлиц:

— Ваш сын не попадает под эту категорию.

— Почему?

— Нет никаких доказательств похищения.

— Но ему всего шестнадцать, и он пропал.

— Да.

— Так какие еще требуются доказательства?

Шлиц пожала плечами.

— Свидетель не помешал бы.

— Не при каждом похищении находится свидетель.

— Верно, мэм. Но вам все равно нужно иметь доказательства того, что его похитили. Или что ему угрожали физической расправой. У вас они есть?

«Грубыми их не назовешь, — подумала Тиа. — Скорее, высокомерными».

Они добросовестно записали всю информацию. Они не отметали тревог родителей, но вовсе не собирались бросить всё и задействовать все имеющиеся силы в поисках подростка. Клер Шлиц прояснила свою позицию путем своих вопросов и ответов, которые давали Майк и Тиа.

«— Вы мониторили компьютер сына?

— Вы активировали джи-пи-эс-навигатор в его мобильном телефоне?

— Вас настолько беспокоило его поведение, что вы отправились искать его в Бронкс?

— Он прежде убегал из дома?»

Вот в таком духе. С одной стороны, Тиа просто не могла винить копов, с другой — для нее не было ничего важнее исчезновения Адама.

Гутиерес уже успел поговорить с Майком. Он тоже вмешался:

— Вы говорили, что видели на улице Дэниела Хаффа, Ди-Джея Хаффа? Что он мог быть с вашим сыном?

— Да.

— Я только что говорил с его отцом. Он полицейский, вы знаете?

— Да.

— И он сказал, что его сын весь вечер находился дома.

Тиа взглянула на Майка. И увидела, как возмущенно сверкнули его глаза. А зрачки сузились, превратились в еле видные черные точки. Такой взгляд ей доводилось видеть и прежде. Она положила руку ему на плечо, но успокоить не смогла.

— Он лжет, — прохрипел Майк.

Коп пожал плечами. Тиа заметила, как потемнело распухшее лицо Майка. Он взглянул на нее, потом — на Мо:

— Мы отсюда уходим. Сейчас же, немедленно.

Врач хотел оставить Майка в больнице еще на день, но тот и слушать не желал. Спорить с мужем Тиа не стала. Она знала: Майк сам справится со своими болячками. Он чертовски крепкий парень. Это третье его сотрясение мозга, два предыдущих он получил на хоккейной площадке. Майк потерял несколько зубов, ему много раз накладывали швы на голову и лицо, нос был сломан дважды, челюсть — один раз. И никогда, ни разу он при этом не пропустил ни одной игры, и даже получив серьезные травмы, всегда доигрывал матч.

Тиа также знала, что спорить с мужем бесполезно, да и не хотелось. Пусть поскорее встанет с постели и займется поисками сына. Она понимала: от безделья ему будет только хуже.

Мо помог Майку сесть. Тиа помогла одеться. На одежде остались пятна крови. Но Майк не обращал на это внимания. Поднялся с кровати.

Они почти уже дошли до двери, как Тиа почувствовала: в кармане завибрировал мобильник. Она взмолилась о том, чтобы это был Адам. Но нет.

Эстер Кримштейн даже не поздоровалась.

— О сыне что-нибудь слышно?

— Ничего. Полиция считает, просто сбежал из дома.

— Но разве это не так?

— Не думаю, — сухо ответила Тиа.

— Бретт сказал, вы за ним шпионили.

«Бретт и его длинный язык, — с раздражением подумала Тиа. — Чудесно, лучше быть не может».

— Я просто проверяла его переговоры в Интернете.

— А я о чем? Это то же самое.

— Адам просто не мог убежать… вот и все.

— Все родители склонны так думать.

— Я знаю своего сына.

— Ну да, все из той же оперы, — заметила Эстер. — Слушай, у нас плохие новости. В отсрочке отказали.

— Эстер…

— Прежде чем скажешь, что не поедешь в Бостон, выслушай меня. Я организовала лимузин, водитель за тобой заедет. Уже должен был заехать, стоит и ждет у больницы.

— Но я не могу…

— Послушай, Тиа. Окажи мне любезность. Водитель отвезет тебя в аэропорт Тетерборо, он, кстати, недалеко от твоего дома. У меня есть частный самолет. У тебя есть мобильник. Если вдруг будут новости о Майке, водитель отвезет тебя куда надо. В самолете тоже телефон имеется. Если услышишь что-то, когда будешь в воздухе, пилот доставит тебя в рекордно короткое время. Может, Адама найдут, ну, я не знаю, допустим, в Филадельфии. И я отдаю свой самолет в полное твое распоряжение.

Майк вопросительно взглянул на Тиа. Та лишь покачала головой и жестом показала: иди, не обращай внимания. Мужчины шагали вперед по больничному коридору.

— Когда прилетишь в Бостон, — продолжила Эстер, — возьмешь показания под присягой. Если что-то произойдет во время слушаний, тут же бросаешь все и летишь домой на моем самолете. От Бостона до Тетерборо сорок минут лёту. И есть шанс, что в этот самый момент твой мальчишка войдет в дом и станет придумывать дурацкие оправдания, потому как всю ночь пьянствовал с дружками. Как бы там ни было, но ты окажешься дома.

Тиа потерла переносицу.

Эстер спросила:

— В моем предложении есть смысл, как думаешь?

— Есть.

— Вот и славно.

— Но я все равно не могу.

— Почему?

— Не смогу сосредоточиться.

— Не пори чушь! Ты знаешь, что мне нужно от этих показаний.

— Ты хочешь, чтобы я с ним пофлиртовала. Муж в больнице…

— Его уже отпустили. Я все знаю, Тиа.

— Прекрасно. На моего мужа напали, сын пропал. Неужели думаешь, я в настроении с кем-то флиртовать?

— В настроении? Да что мне за дело, в каком ты настроении? Ты просто должна сделать это, обязана. На кону свобода человека, Тиа!

— Тебе лучше найти кого-то другого.

Возникшая пауза становилась все тягостнее. Наконец Эстер прервала ее:

— Это твой окончательный ответ? — спросила она.

— Окончательный, — ответила Тиа. — И он будет стоить мне места, да?

— Не сегодня, — после заминки ответила Эстер. — Но очень скоро. Поскольку теперь я знаю, что не могу положиться на тебя.

— Буду из кожи лезть вон, лишь бы вернуть твое доверие.

— Не вернешь. Я редко кому даю второй шанс. И на меня работают много адвокатов, которым он никогда не понадобится. Так что будешь снова перебирать бумажки. Вплоть до увольнения. Скверно. Я видела в тебе потенциал. — Эстер Кримштейн повесила трубку.

Они вышли на улицу. Майк внимательно смотрел на жену.

— Тиа?

— Не хочу об этом говорить.

Мо отвез их домой.

— Что же теперь делать? — спросила Тиа.

Майк проглотил таблетку обезболивающего.

— Наверное, ты должна заехать за Джил.

— Да, конечно. А ты куда собрался?

— Для начала хотел бы поболтать с капитаном Дэниелом Хаффом, — ответил Майк. — Выяснить, почему он соврал.




Глава 21


— Этот Хафф, он вроде бы коп, верно? — спросил Мо.

— Да.

— Расколоть такого будет непросто.

Они уже припарковались у дома Хаффа, примерно в том же месте, где накануне останавливался Майк. Он не стал прислушиваться к советам Мо. Выскочил из машины, бросился к двери. Мо остался ждать. Майк постучал. Потом позвонил в звонок. Никто не открыл.

Майк обежал дом и постучал в заднюю дверь. И снова безрезультатно. Тогда он приставил ладони к глазам, всмотрелся в окошко. Никакого движения в доме. Подергал ручку. Дверь заперта.

— Майк?

— Он мне солгал, Мо.

Они вернулись к машине.

— Куда теперь? — спросил Мо.

— Дай я поведу.

— Нет. Куда ехать?

— В полицейский участок. Где работает Хафф.

Ехать было недалеко, чуть меньше километра. Майк думал о том, какой короткий путь от дома до работы и обратно проделывает каждый день Дэниел Хафф. Повезло ему. Майк вспомнил о долгих часах, которые проводил в пробках на мосту по пути в больницу, а затем сам себе удивился. К чему размышлять о таких пустяках? Только теперь он заметил, что дышит с трудом и что Мо тревожно косится на него время от времени.

— Майк?

— Что?

— Там тебе надо вести себя поспокойнее.

Майк нахмурился.

— Да что ты говоришь!

— Говорю. Можешь сколько угодно иронизировать по поводу моих призывов к здравому смыслу, но ведь должен же ты понимать: если я советую сохранять хладнокровие, на то есть веские причины. Нельзя заявиться в участок и требовать встречи с офицером полиции в таком заведенном состоянии.

Майк не ответил. Полицейский участок занимал перестроенное помещение старой библиотеки на холме с чудовищно тесной автостоянкой. Мо долго кружил, выискивая свободное место.

— Ты меня слышал?

— Да, Мо, я тебя слышал.

Перед входом не было ни одного свободного места.

— Заедем с южной стороны.

— Времени нет, — отозвался Майк. — Я пошел. Как-нибудь справлюсь.

— Одного не пущу, — буркнул Мо.

Майк резко развернулся к нему.

— Послушай, Майк, ты выглядишь жутко!

— Хочешь быть моим водителем — ладно. Но ты мне не сиделка, Мо. Так что, давай высаживай. Мне нужно поговорить с Хаффом наедине. Если будешь болтаться рядом, он что-то заподозрит. Один смогу потолковать с ним, как отец с отцом.

Мо свернул к обочине.

— Помни, что только что сказал.

— О чем?

— Как отец с отцом.

— И это значит?..

— А ты сам подумай.

Майк выпрямился во весь рост — острая боль полоснула по ребрам.

«Физическая боль — странная штука», — подумал он.

У него высокий порог болевой переносимости. Он это знал и считал своим преимуществом. Ему даже нравилось выматываться, нравилось, когда после долгой активной работы ноют мышцы. На льду ребята часто использовали болевые приемы, но это только подстегивало Майка. Когда ему сильно доставалось, он заводился еще больше, играл еще отчаяннее и мощнее.

«Наверное, обстановка в участке ленивая и сонная», — подумал Майк. Сам он бывал здесь лишь однажды, когда пришлось оставить свою машину на ночь на улице. Городские власти выпустили распоряжение, запрещающее парковаться на улице после двух часов ночи. Но внутренний двор у дома Майка засыпали новым гравием, так что пришлось идти в полицию за разрешением оставлять машину в течение недели на улице у ворот. Тогда за столом сидел всего один коп, остальные столы у него за спиной пустовали.

Но сегодня в помещении было как минимум пятнадцать стражей порядка, кругом кипела бурная деятельность.

— Чем могу помочь?

Полисмен в форме выглядел слишком молоденьким. Возможно, еще один пример того, какое влияние на нас оказывает телевидение. Но Майк ожидал увидеть в приемной закаленного в боях, прожженного ветерана, как в фильме «Блюз Хилл-стрит», который говорил: «Давайте будем аккуратнее в высказываниях». Этому же парнишке было на вид лет двадцать. Он смотрел на Майка с нескрываемым удивлением, затем указал на синяки на лице.

— Вы по поводу побоев?

— Нет, — ответил Майк.

Остальные копы задвигались еще проворнее. Передавали друг другу бумаги, громко перекликались, прижимали к уху телефонные трубки.

— Я пришел к офицеру Хаффу.

— Вы хотите сказать, к капитану Хаффу?

— Да.

— Нельзя ли узнать, по какому вопросу?

— Просто скажите, его хочет видеть Майк Бай.

— Но сейчас, как видите, все у нас очень заняты и…

— Вижу, — прервал его Майк. — Произошло что-то серьезное?

Молодой коп одарил его взглядом, означающим типа не вашего ума дело. Но Майк успел уловить обрывки разговоров. Речь шла о какой-то машине, припаркованной перед отелем «Рамада».

— Может, посидите здесь? А я попробую разыскать капитана Хаффа.

— Да, конечно.

Майк подошел к скамье, сел. Рядом с ним оказался мужчина в костюме, он заполнял какие-то бумаги. Один из копов громко сказал:

— Весь штат мы уже проверили. Ни один из сотрудников ее не видел.

Майк снова задумался, о чем речь. На самом деле это мало волновало его.

Хафф солгал.

Майк не сводил глаз с молоденького офицера. Но вот тот повесил трубку, поднял глаза, и Майк понял: новости для него неутешительные.

— Мистер Бай?

— Доктор Бай, — поправил Майк.

Возможно, неуместно, но он знал: порой люди относятся к врачам с большим почтением. Не часто. Но иногда.

— Доктор Бай. К сожалению, утро у нас выдалось сегодня трудное. Люди заняты. Капитан Хафф просил передать, что непременно позвонит вам, как только освободится.

— Так не пойдет, — возразил Майк.

— Простите, не понял?..

Помещение было просторное и довольно открытое. Столы полицейских разделяли только низенькие перегородки — высотой фута три, не больше. Зачем делают такие на всех участках? Кого это остановит? В дальнем конце комнаты Майк видел дверь и надпись на табличке: «Капитан». Он быстро метнулся к ней, не обращая внимания на боль, которую вызвали эти резкие движения. Пробежал мимо последнего в ряду стола дежурного.

— Сэр?..

— Не беспокойтесь, дорогу я знаю.

Отпер задвижку и устремился к кабинету капитана.

— Стойте! Прекратите сейчас же!

Майк не думал, что парнишка станет стрелять в него, продолжал двигаться дальше. И оказался у двери до того, как его успели остановить. Дернул дверную ручку, повернул. Не заперто. Он вошел.

Хафф сидел за столом, разговаривал по телефону.

— Какого черта?..

Юный офицер ворвался следом, пытался преградить путь, но Хафф взмахом руки остановил его.

— Все в порядке.

— Извините, капитан. Он так рванул сюда, что…

— Ничего страшного. Закройте дверь.

Парнишка повиновался с самым несчастным выражением лица. В комнате было одно большое окно. Юнец остановился у него и стал глядеть на улицу. Майк обернулся к Хаффу.

— Ты солгал, — заявил он.

— Я очень занят сейчас, Майк.

— Я видел твоего сына. Перед тем, как на меня напали.

— Ничего ты не видел. Он был дома.

— Вранье.

Хафф так и не поднялся с места. И присесть Майку не предложил. Заложил руки за голову, откинулся на спинку кресла.

— Знаешь, у меня правда нет времени на все это.

— Мой сын был в вашем доме. Потом поехал в Бронкс.

— Откуда ты знаешь, Майк?

— В мобильник моего сына встроена система джи-пи-эс.

Хафф приподнял брови.

— Надо же!..

Должно быть, он уже знал об этом. Нью-йоркские коллеги доложили.

— Так зачем врать, Хафф? Не понимаю!

— И насколько она точная, эта твоя система джи-пи-эс?

— Что?

— Может, он вообще не встречался в тот день с Ди-Джеем. Может, он был в соседском доме. Парнишка по фамилии Любеткин живет в двух домах от нас. Или, может, он был у нас, но до того, как я вернулся домой. Или болтался где-то поблизости, хотел зайти, потом передумал.

— Ты серьезно?

В дверь постучали. Потом заглянул какой-то коп, сообщил:

— Прибыл мистер Кордова.

— Проводи его в комнату «А», — велел Хафф. — Я через секунду подойду.

Коп кивнул, захлопнул дверь. Хафф поднялся из-за стола. Высокий мужчина с гладко зачесанными назад волосами. Обычно вел он себя сдержанно, как и подобает полицейскому, как тогда, накануне ночью, когда они встретились у его дома. Он по-прежнему держал себя в руках, но было заметно, каких усилий это ему стоит. Встретился взглядом с Майком. Майк глаз не отвел.

— Мой сын был дома весь вечер и всю ночь.

— Ложь.

— Мне надо идти. Не желаю больше говорить с тобой об этом.

И он двинулся к двери. Майк преградил ему дорогу:

— Мне нужно поговорить с твоим сыном.

— Отойди, Майк.

— Нет.

— Твое лицо.

— При чем оно тут?

— Похоже, ты уже получил сполна, — сказал Хафф.

— Хочешь добавить?

Хафф промолчал.

— Перестань, Хафф. Мне и без того крепко досталось. Хочешь попробовать снова?

— Снова?

— Может, ты там тоже был. В том проулке.

— Что?!

— Твой сын был. Я точно знаю. Так что давай поступим так. Сойдемся лицом к лицу. Один на один. Никаких парней, наскакивающих сзади, так, чтобы я не видел их лиц. Давай, что же ты? Отложи «пушку», я запру дверь в кабинет. Скажи своим дружкам, пусть оставят нас одних. Там и посмотрим, так ли ты крут, каким кажешься.

Хафф криво улыбнулся.

— Думаешь, это поможет твоему сыну?

И только теперь Майк понял, о чем предупреждал Мо. Они стояли лицом к лицу, сошлись один на один, но ведь Мо советовал совсем другое: поговори с ним как отец с отцом. И дело тут было не в том, как поступить сейчас с Хаффом. Майк пытался спасти своего сына — Хафф делал то же самое. Майку было плевать на Ди-Джея Хаффа. Хаффу было плевать на Адама Байя.

Оба они стремились защитить своих сыновей. Хафф был готов биться за своего отпрыска до конца. Победит он или потерпит поражение, не важно. Ясно одно: Хафф никогда не сдаст своего сына. Так на его месте поступили бы и родители Кларка или Оливии. Это и не учел Майк. Они с Тиа пытались говорить с людьми, готовыми прикрыть собой гранату — лишь бы спасти своего ребенка. Тут надо действовать по-другому. Апеллировать к отцовским чувствам.

— Адам пропал, — сказал Майк.

— Я понял.

— Говорил об этом с нью-йоркской полицией. Но с кем мне говорить здесь? Кто поможет найти сына?




— Передай Кассандре, я по ней скучаю, — прошептал Нэш.

И тут наконец все мучения Ребы Кордова закончились.

Нэш вел фургон по Пятнадцатой автостраде округа Суссекс. Он направлялся к складам.

На территорию въехал задним ходом. Кругом тянулись ангары, похожие на гаражи. Уже стемнело. Кругом ни души, никто его здесь не увидит и не услышит. Он бросил тело в контейнер для мусора, самый дальний, в самом конце складских помещений. Вообще складские помещения подходят для таких дел как нельзя лучше. Он вспомнил, как читал душераздирающую историю о похитителях, которые прятали свою жертву именно на продуктовом складе, в контейнере. И перестарались — жертва случайно погибла от удушья. Но Нэш знал и другие истории, они заставляли удивленно ахать. Ты видишь развешанные кругом плакаты с портретами пропавших — детишек, пьющих молоко из пакета, женщин, которые однажды, ничего не подозревая, вышли из дома и не вернулись, — а потом вдруг узнаешь, что их держали связанными и с кляпами во рту, а они выжили, несмотря ни на что, даже в таких местах.

Нэш знал: копы всегда считают, что преступник действует по определенной модели. Может, отчасти оно и так — ведь преступники в большинстве сущие дебилы.

«Но я совсем другой, — размышлял Нэш. — Я избил Марианну до полной неузнаваемости, а лицо Ребы даже не тронул. Простая логика».

Он понимал, что личность Марианны практически невозможно установить. Но совсем по-другому обстояло с Ребой. К этому времени ее муж наверняка заявил об исчезновении жены. И если найдут свеженький труп, пусть даже весь избитый и окровавленный, полиция вполне может догадаться, что это жалкие останки Ребы Кордова.

Так что модель поведения тут будет другая: сделать все, чтобы тело не нашли.

Вот в чем фишка. Нэш оставил тело Марианны там, где его легко обнаружить. Но Реба должна бесследно исчезнуть. Нэш припарковал ее машину на стоянке перед отелем. Полиция подумает, что она заходила туда на свидание. Сыщики целиком сфокусируются на этой версии, будут работать, землю рыть, проверять, имела ли она любовника и кто он такой. А вдруг повезет, и окажется, что эта куколка действительно ходила на сторону? Копам и в голову не придет, что за этим стоит он. Как бы там ни было, но если тело не найдут, им ничего не останется, кроме как сделать вывод: дамочка сбежала с любовником. И никакой связи между Ребой и Марианной прослеживаться не будет.

Так что пусть побудет здесь. По крайней мере какое-то время.

Пьетре довелось видеть смерть своими глазами. Несколько лет тому назад она была блистательной молодой актрисой в Югославии. Потом начались этнические чистки. Мужа и сына Пьетры убили прямо у нее на глазах — самым жестоким и чудовищным образом. Ей повезло меньше — она выжила. Нэш служил там наемником. Он ее и спас. Вернее, то, что от нее осталось. С тех пор Пьетра «оживала», только когда приходилось действовать — ну, как тогда в баре, с Марианной. Остальное время словно в трансе пребывала. Всему виной сербские солдаты.

— Я обещал Кассандре, — сказал он ей. — Ты понимаешь?

Пьетра отвернулась. Он изучал ее профиль.

— Тебе не нравится, что мы с ней сделали, так, что ли?

Пьетра не ответила. Они засыпали тело Ребы смесью опилок и конского навоза. На какое-то время хватит. Рисковать Нэшу не хотелось, и он решил не красть новые номера для машины. Просто достал из кармана моток черной изоляционной ленты и переделал одну букву на другую. Счел, что и этого достаточно. В дальнем углу склада нашел целый набор других маскировочных средств для фургона. Магнит, рекламирующий краски фирмы «Тремесис». Еще один — с изображением Кембриджского университета. Но затем отказался от них и решил прикрепить к бамперу стикер, купленный им в октябре прошлого года на религиозной конференции «Бог любит нас».

Надпись гласила: «Бог не верит в атеистов».

Нэш улыбнулся. Вполне справедливое, разумное и набожное высказывание. Фокус в том, что ты непременно обращаешь на него внимание. Он прилепил стикер к бамперу с помощью двусторонней липучки — так проще при необходимости отодрать. Люди станут читать надпись на бампере, одни обрадуются, другие оскорбятся. Главное, что ее непременно заметят. А когда замечаешь такие вещи, на номер машины внимания уже не обращаешь.

Они уселись в фургон.

До встречи с Пьетрой Нэш не слишком верил, что глаза — это зеркало души. Но в ее случае… У нее были изумительно красивые глаза, голубые, с золотистыми искорками. Однако ты сразу замечал в них странную пустоту — словно кто-то задул свечи и они уже никогда не загорятся.

— Это следовало сделать, Пьетра. Ты ведь понимаешь.

— А тебе понравилось, — заметила она после паузы.

Тут не поспоришь. Она слишком давно и хорошо знала Нэша, лгать не было смысла.

— И что с того?

Она отвернулась.

— Что с тобой, Пьетра?

— Я помню, что случилось с моей семьей, — прошептала она.

Нэш промолчал.

— Я видела, как страдают мой муж и сын. Это было ужасно! И меня тоже мучили, и они видели это. Последнее, что они видели перед смертью, — это как я страдаю вместе с ними.

— Знаю, — кивнул Нэш. — И после этого ты говоришь, что мне понравилось. Но ведь и тебе тоже, верно?

— Да, — без колебаний ответила она.

Большинство людей сочли бы, что все должно быть наоборот, что жертвы столь чудовищного насилия должны в будущем испытывать отвращение к любому кровопролитию. Но мир устроен сложнее. Насилие порождает насилие, хотя необязательно в столь очевидной форме. Ребенок, которого унижали в детстве, вырастает и начинает унижать и мучить других. Сын, которого избивал отец — и матери от него тоже изрядно доставалось, — почти наверняка будет бить свою жену.

Почему? Почему мы, человеческие существа, не склонны усваивать преподанные нам уроки? Почему нас привлекает и притягивает то, что некогда вызывало только страх и отвращение?

Нэш спас Пьетру, и та жаждала мести. Это все, о чем она могла думать, пока лежала в больнице. Через три недели Пьетру выписали, и они с Нэшем нашли одного из солдат, который замучил ее семью. Им повезло, в ту минуту он был один. Нэш связал его, заткнул кляпом рот, они вывезли его в безлюдное место. А затем Нэш дал Пьетре садовые ножницы и оставил жертву наедине с Пьетрой. Солдат умирал три дня. Уже к концу первого он умолял Пьетру, чтобы та его убила. Но она не стала делать это. Наслаждалась каждым мигом его мучений.

Большинство людей, совершивших акт отмщения, испытывают разочарование. Чувствуют пустоту оттого, что сделали нечто ужасное с другим человеческим существом, пусть даже оно того и заслужило. Кто угодно, только не Пьетра. Этот опыт лишь пробудил в ней жажду. Одна из основных причин, по которой они сейчас вместе.

— Так в чем отличие на этот раз? — спросил он.

Нэш ждал ответа. Она довольно долго молчала, потом заговорила:

— Незнание, — приглушенно отозвалась Пьетра. — Никогда не узнает. Причинить физическую боль… да, это мы умеем, без проблем. — Она обернулась, взглянула на контейнер. — Но заставлять человека всю оставшуюся жизнь задаваться вопросом, что произошло с женщиной, которую он любил… — Она удрученно покачала головой. — Думаю, это намного хуже.

Нэш опустил ей руку на плечо.

— Тут уж ничего не поделаешь. По крайней мере сейчас. Надеюсь, ты понимаешь?

Она кивнула, глядя прямо перед собой.

— Но, может, когда-нибудь?..

— Да, Пьетра. Когда-нибудь. Вот закончим со всем этим и дадим ему знать.




Глава 22


Гай Новак въехал во двор перед домом и почувствовал, что ладони у него влажные от пота. А костяшки пальцев побелели, так крепко он сжимал руль. Он остановился и сидел в машине, оставив ногу на тормозной педали, чувствуя полное свое бессилие.

Потом взглянул на свое отражение в зеркале заднего вида. Волосы все редели. Он даже стал зачесывать одну прядь набок, к уху. Пока не очень заметно, но ведь каждый дурак догадается, что он катастрофически лысеет, разве нет? Все происходит медленно, незаметно, день за днем, неделя за неделей, а там и обернуться не успеешь, как люди начнут фыркать от смеха у тебя за спиной.

Гай смотрел на мужчину в зеркале, и ему не верилось, что это он. А чем дальше, тем будет хуже. Он это знал. И все же лучше редеющие пряди волос, чем лысая, как шар, голова.

Он снял одну руку с рулевого колеса, поставил рычаг на нейтралку, повернул ключ зажигания. Потом снова взглянул в зеркало заднего вида.

«Жалкое зрелище. Словно и не мужчина вовсе. Объехать еще раз вокруг дома, снова затормозить? Круто! Ты вообще очень крутой парень. Покажи, что у тебя есть характер, Гай. Или просто боишься сделать хоть что-то с этим ничтожеством? Учителишкой, который разрушил жизнь и психику твоего ребенка?..

Что ты за отец? Что за мужчина? Жалкий человечишка».

Нет, конечно, Гай нажаловался директору, лепетал что-то маловразумительное. Директор сочувственно хмыкал и не предпринял ровным счетом ничего. Льюистон продолжал преподавать как ни в чем не бывало. Льюистон возвращался под вечер домой, целовал свою хорошенькую жену, наверняка подбрасывал маленькую свою дочурку в воздух и слушал, как она хохочет от восторга.

Жена Гая, мать Ясмин, ушла от них, когда дочке еще и двух не исполнилось. Большинство людей клеймили его бывшую за то, что бросила семью, но если быть честным до конца, Гай в тот момент, да и прежде, вел себя не по-мужски. И его бывшая спала с кем попало, а под конец ей даже стало безразлично, знает он об этом или нет.

«Она была мне женой. А я не смог удержать ее, проявить силу характера. Ладно, это уже в прошлом. Сейчас речь идет о ребенке.

Ясмин. Моя чудесная дочурка. Главное, что я успел сделать в этой жизни. Стать отцом ребенка. Вырастить и воспитать ее. Заботиться о ней. Разве это не мой главный долг — защищать свое дитя?

Ничего себе, защитил.

И вот теперь мне недостает мужества бороться за нее. Что бы сказал на это отец? Усмехнулся бы и одарил взглядом, от которого я почувствовал бы себя никчемным созданием. Обозвал бы слюнтяем, тряпкой, потому как если бы кто-нибудь сотворил такое с членом его семьи, Джордж Новак просто убил бы обидчика».

И Гаю тоже страшно хотелось сделать это.

Он вышел из машины, двинулся к дому. Он живет здесь уже двенадцать лет. Он помнил, как, держа за руку свою бывшую, впервые подошел к этому дому, помнил, как жена улыбалась ему. Может, уже тогда трахалась у него за спиной с кем попало? Вполне возможно. Несколько лет после ее ухода Гай терзался сомнениями: его ли дочь Ясмин. Он пытался отогнать эти мысли, старался игнорировать сомнения, разъедающие душу, уговаривал себя, что это не важно. И наконец, не вытерпел. Два года назад Гай заказал генетический анализ на установление отцовства. Три недели мучительного ожидания, но оно того стоило.

Ясмин оказалась его ребенком.

Возможно, кому-то это могло показаться диким, но, узнав правду, он стал прекрасным отцом. Делал все, чтобы дочурка была счастлива. Ее интересы всегда ставил на первое место. Он любил Ясмин, заботился о ней и никогда не унижал, как в свое время унижал его отец. А вот защитить не смог.

Он остановился, снова взглянул на свой дом. Если выставить его на продажу, надо сначала освежить, сделать хотя бы побелку. Да и кустарник не мешало бы подстричь.

— Эй!

Незнакомый женский голос. Гай обернулся и сощурился — глаза слепило солнце. И он неприятно удивился, увидев, что из машины выходит жена Льюистона с искаженным от гнева лицом. Она устремилась прямо к нему.

Гай застыл на месте.

— Ты чем занимаешься? — злобно спросила она. — Зачем ездишь мимо моего дома, а?

— У нас свободная страна. — Гай никогда не был мастером словесных баталий.

Долли Льюистон и не думала останавливаться. Подлетела к нему так решительно, что показалось — вот-вот ударит. Он инстинктивно вскинул руки и отступил на шаг. Снова проявил непростительную слабость. Не только боялся заступиться за свою девочку, но и жены ее мучителя испугался.

Она остановилась, указала на него пальцем.

— Держись от моей семьи подальше, ясно тебе?

Секунду-другую он собирался с мыслями.

— А вам известно, что сотворил ваш муж с моей дочерью?

— Это была ошибка.

— Он насмехался над одиннадцатилетней девочкой!

— Я знаю, что он сделал. Глупость. И он очень сожалеет об этом. Ты даже понятия не имеешь, как он переживает.

— Он превратил жизнь моей дочери в ад!

— Так ты решил сделать то же самое с нами?

— Ваш муж должен уволиться, — сказал Гай.

— Из-за одной глупой оговорки?

— Он отнял у нее детство.

— Не преувеличивай.

— Неужели забыли, как бывает в школе? Когда ребенка подкалывают и дразнят каждый день? Моя дочь жила счастливо. Нет, конечно, далеко от идеала. Но она была счастлива. А теперь…

— Послушай, я извиняюсь. Честное слово, мне страшно жаль. И все же держись подальше от нашей семьи.

— Если бы он ударил ее… шлепнул или там стукнул, его ведь уволили бы, верно? Но то, что он сотворил с Ясмин, намного хуже.

Долли Льюистон поморщилась.

— Ты серьезно?

— Ему это с рук не сойдет.

Она приблизилась еще на шаг. Но теперь он не отступил. Их разделяли сантиметров тридцать, не больше. А потом она заговорила шепотом:

— Ты что же, действительно считаешь, что получить прозвище — это худшее, что может случиться с человеком?

Он открыл рот, но не смог издать и звука.

— Вы преследуете мою семью, мистер Новак. Мою семью! Людей, которых я люблю. Да, мой муж совершил ошибку. Он извинился. А вы хотите на нас напасть! Раз так, мы будем защищаться, до конца!

— Если речь идет о судебном разбирательстве…

— О нет, — усмехнулась она. И шепотом добавила: — Не о судах речь.

— Тогда о чем?

Долли Льюистон слегка склонила голову набок.

— На вас когда-нибудь нападали, мистер Новак? В чисто физическом смысле?

— Это угроза?

— Это вопрос. Вы сами только что сказали: мой муж сделал нечто худшее, чем просто ударить или шлепнуть. Позвольте заверить, мистер Новак, это не так. Я знаю кое-каких людей. И сказала им, просто намекнула, что мне угрожают. И они обещали, что могут заявиться к вам как-нибудь ночью, когда все спят. Когда ваша дочь спит.

Во рту у Гая пересохло. Колени чуть не подогнулись, он едва удержался на ногах.

— Это определенно выглядит как угроза, миссис Льюистон.

— Это не угроза. Это факт. Если станете и дальше преследовать нас, мы не будем сидеть сложа руки. Я использую против вас все имеющиеся средства. Ясно?

Он не ответил.

— Так что сделайте сами себе одолжение, мистер Новак. Занимайтесь своей дочуркой, а не моим мужем. Забудьте о том, что произошло.

— Никогда.

— Тогда начнутся ваши страдания.

И не сказав больше ни слова, Долли Льюистон развернулась и пошла к машине. Гай Новак по-прежнему ощущал слабость в коленях. Стоял и смотрел, как она садится в машину и отъезжает. Женщина ни разу не обернулась, но ему казалось, на лице ее играет торжествующая улыбка.

«Крепкий орешек эта дамочка, — подумал Гай. — Но означает ли это, что я должен отступить? Сдаться… Разве не этим я занимался всю свою никчемную жизнь? Может, все мои проблемы именно отсюда? Оттого, что я — человек, через которого ничего не стоит переступить».

Он отворил дверь, вошел в дом.

— Все в порядке?

Бет, его новая подружка. Слишком старается угодить. Все они такие. В этой возрастной группе заметная нехватка мужчин, и все эти дамочки лезут из кожи вон, чтобы угодить, казаться веселыми и беззаботными. Но что-то не очень у них получается. За каждым жестом сквозит отчаяние. И страх. Пытаются замаскировать его, но запах все равно выдает.

Гай очень хотел этого не замечать. Хотел, чтобы и женщины не замечали, относились бы к нему… спокойнее, что ли. Но не получалось. И равенства в отношениях не было и быть не могло. Женщине всегда нужно нечто большее. Они так стараются не давить, что давление это можно заметить невооруженным глазом.

Женщина всегда нацелена свить гнездо. Хочет стать ближе. А он этого не хочет. Но они все равно остаются, прицепятся, как банный лист, и не отлипают. Пока он их не бросит.

— Все замечательно, — ответил Гай. — Прости, что задержался.

— Ничего страшного.

— Как девочки? В порядке?

— Да. Приезжала мама Джил, забрала ее. Ясмин наверху, у себя.

— Хорошо.

— Ты проголодался, Гай? Хочешь приготовлю что-нибудь поесть?

— Ну, если только за компанию с тобой.

Бет расцвела в улыбке, и Гай почему-то почувствовал себя виноватым. Женщины, с которыми он встречался, всегда заставляли его чувствовать себя ничтожеством и одновременно ощущать свое превосходство над ними. И вновь его охватило отвращение к себе.

Она подошла, поцеловала в щеку.

— Ты пока отдыхай, а я начну готовить обед.

— Замечательно. Кстати, мне надо проверить почту. Я быстро.

Гай влез в компьютер и нашел там только одно сообщение. Оно поступило от анонимного источника. При виде этого короткого послания Гай похолодел.






Пожалуйста, прислушайся. Советую лучше припрятать свою «пушку».








Тиа уже почти жалела, что отказалась от предложения Эстер Кримштейн. Она сидела дома и чувствовала себя самой никчемной и бесполезной на свете. Звонила друзьям Адама, но никто ничего не знал. Страх прочно угнездился в ее сердце. Джил, всегда такая чуткая к настроению родителей, поняла: происходит что-то серьезное.

— Где Адам, мамочка?

— Пока не знаем, милая.

— Я звонила ему на мобильный, — жаловалась Джил. — Он не отвечает.

— Знаю. Мы все его ищем.

Она всмотрелась в личико дочери. Совсем уже взрослая, не по годам. Второй ребенок разительно отличается от первого. Над первенцем трясешься, хочешь защитить от всего и всех. Следишь за каждым его шагом. Думаешь, будто каждый его вдох — промысел Создателя. Земля, луна, звезды и солнце — все вращается вокруг твоего первенца.

Тиа размышляла о тайнах, о своих скрытых страхах, о том, как найти сына. Возможно, время все расставит по своим местам, и будет ясно: имела она право следить за Адамом или заблуждалась.

У каждого свои проблемы, это известно. Тиа была помешана на безопасности. С почти религиозным рвением следила за тем, чтобы дети надевали шлемы, занимаясь любыми видами спорта, а также, в случае необходимости, и защитные очки. Провожая в школу, стояла у автобуса до тех пор, пока не убеждалась, что дети благополучно вошли и сели. Даже теперь, когда Адам явно перерос такую заботу. Она просто пряталась и наблюдала исподтишка. Тревожилась, когда им предстояло пересечь улицу с оживленным движением, если они ехали в центр города на велосипедах. С особым, даже болезненным вниманием прислушивалась к рассказам о трагических происшествиях с детьми — о каждой автомобильной аварии, случае утопления, катастрофе самолета, изнасиловании и прочее. Слушала, потом приходила домой, просматривала все эти новости онлайн, читала каждую газетную статью о том или ином происшествии.

Майк, видя это, вздыхал, старался успокоить, приводил утешительную статистику, рассказывал о чудесных случаях спасения, но все бесполезно. Статистика статистикой, а несчастные случаи все же происходят.

И вот теперь беда пришла к ним в дом. Может, она сама навлекла ее? Или же была права во всех своих опасениях?

Снова завибрировал телефон, и Тиа торопливо ответила, в надежде, что это наконец Адам. Но нет. Номер не определился.

— Алло?

— Миссис Бай? Это детектив Шлиц.

Та высокая женщина-коп из больницы. Тиа снова обуял ужас. Уже, кажется, ты не можешь испытывать боли, и тут настигает новая волна, и ты холодеешь от страха.

— Да?

— Нашли мобильный телефон вашего сына. В мусорном контейнере, неподалеку от того места, где напали на вашего мужа.

— Значит, он все-таки был там?

— Да, по всей очевидности.

— Но ведь кто-то мог украсть у него телефон.

— Это другой вопрос. Мы считаем самой правдоподобной такую версию. Телефон выбросили — ваш сын или кто-то другой — по той причине, что заметили вашего мужа, поняли, как он его выследил.

— Но ведь точно вы этого не знаете.

— Нет, миссис Бай, не знаю.

— Стало быть, находка заставляет вас отнестись к делу более серьезно?

— Мы к каждому делу относимся со всей серьезностью, — ответила Шлиц.

— Вы понимаете, что я имею в виду.

— Понимаю. Послушайте, мы называем эту улицу переулком Вампиров, потому что днем туда никто не заходит. Ни единая живая душа. Так что сегодня же вечером, когда откроются бары и клубы, мы снова пойдем туда, будем всех опрашивать.

До наступления темноты еще несколько часов.

— Если что-то всплывет, тут же дам вам знать.

— Спасибо.

Тиа отложила телефон и увидела, что во двор к ним въезжает машина. Она бросилась к окну. Из машины вышла Бетси Хилл, мать Спенсера. Вышла и направилась к двери.




Айлин Гольдфарб проснулась рано утром, прошла на кухню, включила кофеварку. Потом надела халат и тапочки и зашлепала на улицу достать из почтового ящика газету. Ее муж, Гершель, еще не встал. Сын Хэл заявился вчера поздно ночью, как и положено тинейджеру, ученику выпускного класса. Хэла уже приняли в Принстон, ее альма-матер. Он усердно и много трудился, чтобы попасть туда. И вот теперь расслабляется, и она считала это нормальным.

Утреннее солнце светило в окно, на кухне было тепло и уютно. Айлин уселась в любимое свое кресло, подобрала ноги. Медицинские журналы смотреть не стала, сразу отодвинула в сторону. Их было много. Причем не только по трансплантологии, ее муж считался ведущим кардиологом в Нью-Джерси и практиковал в больнице «Вэлли» в Риджвуде.

Айлин потягивала кофе и читала газету. Размышляла о простых радостях жизни и о том, как редко позволяет их себе. Думала о Гершеле, который спал наверху.

«Как он был хорош собой, когда мы познакомились в медицинском колледже!»

Она вспоминала, как вместе преодолевали трудности и невзгоды, житейские и профессиональные — сначала в колледже, затем уже интернами, как обзаводились собственным домом и единомышленниками. Она размышляла о своих чувствах к мужу, о том, как с годами они потеряли остроту, превратились во что-то привычное и комфортное, о том, как недавно Гершель усадил ее в кресло и предложил разъехаться, теперь, когда Хэл был готов вылететь из гнезда.

— Что у нас осталось? — Он развел руками. — Если думать о нас, как о паре, что у нас осталось, Айлин?

И вот теперь, сидя в кухне, она будто слышала эхо его слов.

Вместе прожито двадцать четыре года. Айлин трудилась не покладая рук, целиком отдавала себя работе. И добилась своего — сделала невероятную карьеру. У нее была интересная работа, прекрасная семья, большой красивый дом. Ее уважали друзья, коллеги и пациенты. И вот теперь вдруг муж спрашивает: что у них осталось. Действительно, что? Их личные отношения скатывались вниз по наклонной плоскости так медленно, что она этого просто не замечала. Или не хотела замечать. Или же хотела чего-то большего. Как знать?

Она взглянула на лестницу. Что, если подняться наверх, заползти в постель к Гершелю и заниматься с ним любовью долго, несколько часов, как бывало прежде, много лет тому назад? Тогда бы все его сомнения на тему «что осталось» тут же вылетели бы из головы. Но она почему-то не могла заставить себя подняться и сделать это. Просто не могла и все. Вытерла глаза, вновь принялась за кофе и газету.

— Привет, мам.

Хэл открыл холодильник, достал апельсиновый сок и начал пить прямо из картонной упаковки. Было время, когда она непременно сделала бы ему замечание — долго пыталась отучить, — но Хэл единственный человек в доме, кто пьет апельсиновый сок из пакета, и тратить время и нервы на подобную ерунду не имело смысла. Скоро он уедет учиться в колледж. Быть вместе осталось недолго.

— Привет, милый. Поздно пришел?

Он отпил еще несколько глотков, пожал плечами. На нем были шорты и серая майка. Под мышкой зажат баскетбольный мяч.

— Собрался в школьный спортзал? — спросила она.

— Нет, в «Харитейдж». — Он отпил еще глоток. — Ты в порядке?

— Я? Да, конечно. Почему нет?

— Что-то глаза у тебя красные.

— Все хорошо.

— А я видел, как приходили эти типы.

Под типами подразумевались агенты ФБР. Они приходили и задавали вопросы о ее работе, о Майке, о всякой ерунде, которая, на ее взгляд, просто не имела смысла. При других обстоятельствах она непременно рассказала бы об этом визите Гершелю, но не стала, поскольку тот, видимо, твердо вознамерился прожить остаток жизни без нее.

— Я думала, ты уехал.

— Остановился забрать Рикки и проехал назад по улице. Они были похожи на копов.

Айлин Гольдфарб промолчала.

— Так это копы были?

— Не важно. Так, ерунда, не стоит беспокоиться.

Он подбросил мяч, поймал и пошел к двери.

Минут через двадцать зазвонил телефон. Айлин взглянула на часы. Восемь утра. В такой ранний час могли звонить только со службы, хотя сегодня она выходная. Впрочем, оператор мог допустить ошибку и передать сообщение, предназначенное другому врачу.

Она взглянула на экран. На нем высветилось: «ЛОРИМАН». Айлин сняла трубку.

— Это Сьюзен Лориман.

— Да, доброе утро.

— Не хотела говорить с Майком о… — Сьюзен ненадолго умолкла, точно силилась подобрать нужное слово. — Об этой ситуации. Ну, о том, чтобы найти Лукасу донора.

— Понимаю, — сказала Айлин. — У меня приемные часы во вторник, так что если хотите…

— А мы не могли бы встретиться сегодня?

Айлин уже собралась отказаться. Последнее, чего ей хотелось, так это защищать или помогать женщине, которая влипла в сомнительную историю. Но дело не в Сьюзен Лориман, тут же напомнила она себе. Речь идет о ее сыне и пациенте Айлин, Лукасе.

— Что ж, давайте встретимся.




Глава 23


Тиа распахнула дверь прежде, чем Бетси Хилл успела постучать. И без всяких преамбул спросила:

— Вам известно, где Адам?

Вопрос явно смутил Бетси. Глаза ее расширились, она застыла на пороге. Потом увидела лицо Тиа и покачала головой.

— Нет. Понятия не имею.

— Тогда зачем вы здесь?

Бетси Хилл покачала головой.

— Адам пропал, да?

— Да.

Бетси побледнела как мел. Тиа могла лишь догадываться, какие ужасные воспоминания нахлынули на нее. Да разве сама она совсем недавно не отмечала сходство своей ситуации с тем, что произошло со Спенсером?

— Тиа?

— Да.

— Вы проверяли… на крыше школы?

«Там, где нашли Спенсера», — подумала она.

Никаких разговоров и споров. Тиа крикнула Джил, что скоро вернется — девочка взрослеет, ее уже можно хотя бы ненадолго оставлять одну в доме, — и обе женщины опрометью бросились к машине Бетси.

Вела она. Тиа застыла на пассажирском сиденье. Они проехали два квартала, и Бетси сказала:

— Вчера я говорила с Адамом.

Тиа слышала ее слова, просто они не сразу дошли до нее.

— Что?

— Вам известно, что друзья устроили в Интернете нечто вроде мемориала Спенсера?

Глаза Тиа застилал туман, она пыталась сосредоточиться. Мемориальный сайт в Интернете. Да, она слышала об этом несколько месяцев назад.

— Да.

— И там был новый снимок.

— Не поняла?

— Кто-то сфотографировал Спенсера незадолго до смерти.

— Но мне казалось, он был один… когда умирал, — заметила Тиа.

— Я тоже так думала.

— И все же не понимаю…

— Мне кажется, — осторожно начала Бетси Хилл, — Адам был со Спенсером в ту ночь.

Тиа резко развернулась к ней. Бетси смотрела на дорогу.

— Так вы вчера об этом с ним говорили?

— Да.

— Где?

— На стоянке возле школы.

Тиа вспомнила обмен сообщениями с СиДжей8115: «Что случилось?» — «Его мать подошла ко мне после занятий».

— Почему же вы сразу не пришли ко мне? — спросила Тиа.

— Не хотела выслушивать ваши объяснения, Тиа, — срывающимся голосом ответила Бетси. — Хотела сначала послушать Адама.

Впереди показалось здание школы, несколько корпусов из светло-красного кирпича. Бетси едва успела затормозить, как Тиа выскочила из машины и бросилась к кирпичному зданию. Тело Спенсера, насколько она помнила, нашли на одной из крыш нижнего уровня — место, куда ученики бегали покурить. У окна там была приступочка. Ребята запрыгивали на нее, а потом перебирались на крышу.

— Погодите! — крикнула Бетси.

Но Тиа уже почти добежала. Суббота, но на стоянке довольно много машин. Сплошь джипы и мини-вэны. По субботам старшеклассники съезжались играть в баскетбол и футбол. А родители наблюдали за этим действом, сжимая в руках фирменные кружки «Старбакс», хватаясь за мобильники, фотографируя своих чад камерами с длиннофокусными объективами, играя со смартфонами. Тиа презирала этих напористых родителей, которые жили и дышали спортивными успехами своих отпрысков, находила их заносчивыми и жалкими одновременно и старалась ни в чем на них не походить. Однако, когда сама наблюдала за игрой сына, испытывала примерно те же чувства, что и эти люди, радовалась его успехам, огорчалась поражениям.

Тиа смахнула слезы и продолжала бежать. Добежала до окна, резко остановилась.

Приступочка исчезла.

— Они сломали ее, после того как нашли Спенсера, — подбежав, пояснила Бетси. — Чтобы ребята больше не лазили на крышу. Прости, совсем забыла сказать.

Тиа подняла на нее глаза.

— Мальчишки всегда найдут новый способ, — возразила она.

— Знаю.

Тиа с Бетси принялись искать новый путь на крышу, но найти не удавалось. Обогнули здание, подошли к центральному входу. Дверь была заперта, но они стучали в нее до тех пор, пока не появился сторож в униформе. На нарукавной повязке было выведено: «Карл».

— Мы закрыты, — пояснил он через стеклянную дверь.

— Нам надо пройти на крышу! — крикнула Тиа.

— На крышу? — Он нахмурился. — Это еще зачем?

— Пожалуйста! — взмолилась Тиа. — Нам обязательно надо туда попасть.

Сторож посмотрел вправо, увидел Бетси Хилл и вздрогнул. Он узнал ее, без сомнений. И, не говоря больше ни слова, достал связку ключей и отпер дверь.

— Сюда, — сказал он.

И они побежали, втроем. Сердце у Тиа колотилось, как бешеное, слезы застилали глаза. Карл отпер еще какую-то дверь и указал в угол. Там стояла лестница, прислоненная к стене. Тиа не колебалась ни секунды. Бросилась к ней и полезла наверх. Бетси Хилл последовала за ней.

Они оказались на крыше, только с другой стороны. Зданию школы было больше сотни лет, одновременно заниматься здесь могли две тысячи учеников. За годы к основному корпусу пристроили еще несколько, и все, разумеется, с крышами. Они находились на крыше корпуса, возведенного лет восемьдесят назад. А Спенсера нашли на крыше более поздней и низкой пристройки, появившейся в середине шестидесятых.

Тиа побежала по нагретому асфальту, Бетси с трудом поспевала за ней. Крыша была неровная. Один раз им даже пришлось спрыгнуть вниз на целый этаж. Обе сделали это без колебаний.

— Там, за углом! — крикнула Бетси.

Они свернули на крышу, что находилась справа, и резко остановились. Никакого тела тут не было.

Да, это главное. Адама здесь не было. Но кто-то другой успел побывать. Кругом валялись разбитые пивные бутылки, сигаретные окурки и подозрительного вида бычки — остатки дури. Как они называют такие окурки? Вроде бы тараканчики? Но не при виде этого замерло сердце у Тиа.

Тут стояли свечи. Дюжины свечей. Большинство догорели, превратились в бесформенные комки воска. Тиа наклонилась, потрогала их. Воск по большей части уже застыл, но один или два огарка были еще мягкими. А значит, свечи зажигали совсем недавно.

Тиа обернулась. Бетси Хилл стояла у нее за спиной. Не двигалась. Не плакала. Просто стояла и смотрела на свечи.

— Бетси?

— Здесь они нашли тело Спенсера, — пробормотала она.

Тиа присела на корточки, посмотрела на свечи, подумала, что они выглядят знакомыми.

— Прямо вот здесь, где свечи. На этом самом месте. Я успела приехать до того, как они увезли тело Спенсера. Настояла. Они хотели забрать его, но я сказала — нет. Хочу прежде видеть его. Хочу видеть, где умер мой мальчик.

Бетси приблизилась на шаг. Тиа не сдвинулась с места.

— Перебралась через приступку, которую потом сломали. Один из офицеров хотел мне помочь. Но я велела оставить меня в покое. Сказала, чтобы все они отошли. Рон подумал, я просто спятила. Пытался отговорить меня. Но я все-таки полезла на крышу. И там лежал Спенсер. Как раз на том месте, где ты сейчас. Лежал на боку, согнув и подобрав ноги, в зародышевой позе. Он и спал всегда в этой позе. В зародышевой. И лет до десяти сосал во сне большой палец. А ты когда-нибудь смотрела, как спят твои дети?

Тиа кивнула.

— Думаю, все родители это делают.

— Как тебе кажется, почему?

— Потому что в этот момент они выглядят такими невинными…

— Наверное. — Бетси улыбнулась. — Но я думаю, мы делаем это еще и потому, что можем спокойно смотреть, любоваться ими и не испытывать при этом неловкости. Ведь если так смотреть на них весь день, все подумают, ты просто спятила. Но когда они спят…

Она умолкла. Начала озираться по сторонам.

— Какая она большая, эта крыша.

Тиа растерялась — уж очень резко Бетси сменила тему.

— Да, наверное, — пробормотала она.

— Крыша, — повторила Бетси. — Она большая. И кругом полно битого стекла.

Посмотрела на Тиа. Та не знала, что ответить. И растерянно кивнула:

— Да.

— Тот, кто зажег эти свечи, — начала Бетси, — точно знал, где именно умер Спенсер. В газетах этого не было. Так откуда тогда они узнали? Если Спенсер в ту ночь был один, как они могли узнать, где именно поставить и зажечь свечи?




Майк постучал в дверь. Стоял на пороге и ждал. Мо остался в машине. Они находились примерно в миле от того места, где вчера на Майка напали. Он хотел вернуться в тот проулок, посмотреть. Может, удастся вспомнить что-то или найти. Пока он не понимал, что именно ищет здесь, какой ключ. Просто надеялся отыскать или понять нечто, что может привести его к сыну.

«Возможно, — думал он, — это мой последний и единственный шанс».

Он уже позвонил Тиа — сказать, что с Хаффом ничего не получилось. Тиа рассказала, как они с Бетси ездили в школу. Бетси до сих пор у них дома.

А потом Тиа сказала:

— Адам стал еще более замкнутым после самоубийства Спенсера.

— Знаю.

— Так что за тем, что случилось той ночью, возможно, стоит нечто большее…

— К примеру?

Она, прежде чем ответить, помолчала.

— Нам с Бетси надо поговорить.

— Будь осторожна, ладно?

— Ты о чем?

Майк промолчал, но оба они знали. Истина состояла в том, что, сколь ни ужасно, отныне их интересы и интересы семьи Хиллов разошлись. Ни одному не хотелось произносить это вслух.

— Давай сперва найдем его, — сказала Тиа.

— Именно это я и пытаюсь сделать. Ты работай в своем направлении, я буду отрабатывать свое.

— Я люблю тебя, Майк.

— Я тоже очень тебя люблю.

Майк постучал еще раз. Никто не открывал. Он уже приподнял руку, постучать в третий раз, как вдруг дверь распахнулась. Мощная фигура Энтони, охранника, загораживала собой весь проем. Он скрестил могучие руки на груди:

— Выглядишь чертовски скверно.

— Спасибо за комплимент.

— Как меня нашел?

— В Интернете. Просмотрел последние фотографии Дартмутской бейсбольной команды. Ты ведь закончил только в прошлом году. Там и адрес твой зарегистрирован, на сайте выпускников.

— Умно, ничего не скажешь, — сдержанно улыбнулся Энтони. — Мы, ребята из Дартмута, вообще очень умные.

— На меня напали. В том проулке.

— Да, знаю. Как думаешь, кто вызвал полицию?

— Ты?

Он пожал плечами.

— Ладно, проехали. Давай прогуляемся.

Энтони затворил за собой дверь. Одет он был в шорты и одну из тех плотно облегающих маек без рукавов, которые могли взбесить не только владельца — уж очень трудно ее стянуть. Впрочем, он справлялся. Однако мужчина в возрасте Майка не мог позволить себе носить нечто подобное.

— Мой летний прикид на выход, — пояснил Энтони. — И для работы в клубе. Лично мне там нравится. Осенью пойду учиться в юридический колледж при Колумбийском университете.

— Моя жена адвокат.

— Да, знаю. А сам ты врач.

— Откуда узнал?

Он усмехнулся.

— Ты не единственный, кто пользуется связями по колледжу.

— Тоже смотрел про меня в Интернете?

— Нет. Позвонил действующему хоккейному тренеру, парню по имени Кен Карл, работал еще линейным тренером защиты в команде регби. Ну, описал тебя, сказал, будто ты играл во Всеамериканской лиге. А он и говорит: «Да это Майк Бай, точно он». Сказал, что ты был одним из лучших хоккеистов колледжа. Твой рекорд по забитым шайбам держится до сих пор.

— Значит, у нас много общего, верно, Энтони?

Гигант не ответил.

Они спустились с крыльца, вышли на улицу. Энтони свернул вправо. К ним с противоположной стороны приблизился мужчина, воскликнул:

— Привет, Энт!

Мужчины обменялись крепким рукопожатием и разошлись.

— Расскажи, что случилось прошлой ночью, — попросил Майк.

— Тебя избивали трое, может, даже четверо ребят. Я услышал шум и крики. Ну, прибежал туда, и они тут же смылись. У одного из парней был нож. Я даже подумал — ты покойник.

— Так это ты их спугнул?

Энтони пожал плечами.

— Спасибо тебе.

Гигант снова пожал плечами.

— Ты их разглядел?

— Лица — нет. Но это были белые ребята. Все в татуировках. Одеты в черное. Тощие, злобные, как бешеные псы. Просто твари, выжившие из ума. Один держался за нос и ругался. — Энтони улыбнулся. — Наверное, ты ему его сломал.

— Ну а потом ты позвонил и вызвал копов?

— Ага. Просто не верится, что ты уже встал с постели. Я-то думал, проваляешься в больнице с неделю, а то и больше.

Они продолжали идти по улице.

— Вчера вечером тот парнишка в университетском пиджаке, — напомнил Майк. — Ты когда-нибудь видел его раньше?

Энтони не ответил.

— Ты ведь и моего сына узнал. На снимке.

Энтони остановился. Достал солнечные очки, надел. Глаз теперь не было видно. Майк ждал.

— Не слишком ли уповаешь на эту общность между нами, а, Майк?

— Но ведь ты сам удивился, что я так быстро встал с постели.

— Да.

— Хочешь знать почему?

Энтони в который раз пожал плечами.

— Да потому, что сын у меня пропал. Звать Адам. Ему всего шестнадцать, и я считаю, ему грозит опасность.

Энтони продолжал шагать дальше.

— Сочувствую, друг.

— Мне нужна информация.

— Я что тебе, ходячий справочник «Желтые страницы»? Я здесь живу, усек? И не хочу говорить о том, что вижу или видел.

— Только не надо впаривать мне всю эту муть насчет уличного кодекса чести.

— А ты не долби мне мозги мутью насчет того, что Дартмутские парни должны держаться вместе.

Майк положил ему руку на плечо.

— Мне нужна твоя помощь.

Энтони сбросил его руку и зашагал еще быстрее. Майк догнал, поравнялся с ним.

— Я от тебя не отстану, Энтони.

— Так и думал, — проворчал тот в ответ. Потом вдруг остановился. — Скажи, тебе там нравилось?

— Где?

— В Дартмуте.

— Да, — ответил Майк. — Очень.

— Мне тоже. Какой-то совсем другой мир. Понимаешь, о чем я?

— Понимаю.

— Здесь, в этом районе, никто не знает о моей школе.

— Как ты вообще оказался здесь?

Энтони улыбнулся, поправил очки.

— Хочешь знать, как большой черный брат с улицы оказался в лилейно-белом Дартмуте?

— Да, — кивнул Майк. — Именно это я имел в виду.

— Я был прекрасным игроком в американский футбол, можно даже сказать, выдающимся. Меня переманили в дивизион 1А. Мог даже войти в «Большую десятку».

— Но?..

— Но я свой предел знал. Не был достаточно хорош, чтоб стать профессионалом. Так где выход? Ни образования, ничего, даже аттестат несерьезный. Вот и пошел в Дартмут. Прошел там полный круг, играл за команду, получил диплом бакалавра. Ну и теперь всегда могу стать выпускником «Лиги плюща».

— И еще собираешься поступить на юридический.

— Ага.

— Ну а потом? После того, как закончишь?

— Останусь здесь. Я ведь делал все это не для того, чтобы выбраться отсюда. Мне здесь нравится. Просто хочу, чтобы всем жить тут стало лучше.

— То есть хочешь стать опорой местного общества?

— Верно. А вот доносчиком — никогда.

— Ты не можешь закрыть на это глаза, Энтони.

— Да, понимаю.

— В других обстоятельствах я бы с удовольствием продолжил болтать с тобой о нашей альма-матер, — вздохнул Майк.

— Но тебе надо спасать сына.

— Именно.

— Кажется, я видел твоего сына, только раньше. Просто для меня все эти ребята в черных одеждах и с раскрашенными мрачными физиономиями на одно лицо. Выглядят и держатся с таким видом, будто мир дал им все, а потом отверг. Особой симпатии у меня не вызывают. В таких местах они накачиваются дурью, для них это бегство от действительности. Правда, что заставляет этих сопляков бежать, не понимаю. Ведь все у них вроде бы есть — хороший дом, любящие родители.

— Все не так просто, — заметил Майк.

— Догадываюсь.

— Я тоже пришел из ниоткуда. Иногда кажется, это логично. Амбиции естественны, когда у тебя ничего нет. И я понимаю, чего ты хочешь добиться.

Энтони промолчал.

— Мой сын — хороший мальчик. Просто сейчас у него трудное время. Он запутался. И моя задача — защитить его, помочь найти выход.

— Твоя задача. Не моя.

— Ты видел его вчера, Энтони?

— Может, и видел. Но я мало что знаю. Нет, честное слово.

Майк выразительно взглянул на его.

— Есть один клуб, для несовершеннолетних. Вообще-то считается вполне безопасным для ребят местом. Там есть и сторожа, и охранники, и медпункт, и прочая муть. Но все это лишь прикрытие.

— Где это?

— В двух-трех кварталах от моего клуба.

— А когда ты сказал «прикрытие», что имел в виду?

— Да, действительно. Что? Наркотики, выпивка для малолеток, всякое такое. Ходят даже слухи о зомбировании и прочей чепухе. Но лично я не верю. Хотя одно ясно: люди, которые туда не ходят, остаются чистыми.

— В смысле?

— В смысле, что заведение имеет репутацию опасного. Может, какой банде принадлежит, я не знаю. Но их никто не трогает. Вот и все, что знаю.

— Считаешь, мой сын пошел туда?

— Если был в том районе и ему шестнадцать, вполне мог заглянуть. Да, вполне вероятно, он пошел туда.

— Как называется заведение?

— Вроде бы клуб «Ягуар». Адрес у меня есть.

И он дал Майку листочек с адресом. Майк протянул ему свою визитку:

— Здесь все номера моих телефонов.

— Угу.

— Если увидишь моего сына…

— Я не нянька, Майк. За младенцами не надзираю.

— Понятно. Но мой сын не младенец.




Тиа держала в руках фотографию Спенсера Хилла.

— Не понимаю, почему ты так уверена, что там был Адам.

— Я не уверена, — ответила Бетси Хилл. — Но я с ним встречалась.

— Должно быть, он просто испугался, когда увидел снимок умершего друга.

— Возможно, — отозвалась Бетси, хотя по тону было ясно: «ничего подобного».

— И ты уверена, что снимок сделан в ту ночь, когда он погиб?

— Да.

Тиа кивнула. Женщины помолчали.

Они сидели в доме у Тиа и Майка. Джил наверху смотрела телевизор. Оттуда доносились звуки «Ханы Монтаны». Тиа опустилась в кресло. Бетси последовала ее примеру.

— Как думаешь, Бетси, что все это означает?

— Все они твердят, что не видели Спенсера той ночью. Якобы он был один.

— Так ты считаешь, с ним кто-то был?

— Да.

Тиа решила слегка надавить на нее.

— Ну, хорошо, допустим. Даже если он был не один, что это означает?

Бетси призадумалась.

— Не знаю.

— Но ведь ты получила предсмертную записку, верно?

— По электронной почте. Кто угодно мог отправить.

Тиа попробовала взглянуть на ситуацию под другим углом. Между ней и Бетси возникли серьезные разногласия. Если то, что Бетси говорит о фотографии, правда, значит, Адам лгал. Если Адам лгал, что могло случиться той ночью на крыше?

Тиа решила не рассказывать об обмене посланиями между сыном и СиДжеем8115, где речь шла о матери, решившей поговорить с Адамом. Пока не стоит. Возможно, потом, когда она будет больше знать.

— Я проворонила кое-какие признаки, — пробормотала Бетси.

— Какие?

Бетси Хилл закрыла глаза.

— Бетси?..

— Однажды я за ним шпионила. Ну, не то чтобы шпионила, но… Спенсер сидел за компьютером, а потом вышел из комнаты, ну и я тихонько зашла. Увидеть, что он там смотрит. Понимаешь? Я не должна была! Это неправильно — влезать в его личную жизнь.

Тиа промолчала.

— Но тем не менее я щелкнула мышкой и открыла сайт, понимаешь?

Тиа кивнула.

— И… и оказалось, он заходил на сайт самоубийц. Разные там истории о подростках, которые кончают с собой. Вот так. Нет, долго я не смотрела. И ничего не предприняла. Даже не сказала ему ничего. Была просто в шоке.

Тиа рассматривала снимок Спенсера. Пыталась угадать в выражении его лица признаки того, что мальчик готов умереть через несколько часов. И ничего такого не находила.

— Ты показывала фотографию Рону? — спросила она.

— Да.

— И что он сказал?

— Сказал, что не видит разницы. «Наш сын совершил самоубийство, Бетси, — сказал он, — так что ты пытаешься выяснить, не понимаю». Сказал, что я занимаюсь этим, чтобы отгородиться от всего.

— А это правда?

— Отгородиться, — повторила Бетси, точно выплевывая это слово, точно оно было слишком противным на вкус. — Что это вообще означает? Что где-то впереди дверь, я прохожу в нее, а потом закрываю за собой, и Спенсер остается по ту сторону? Но я этого не хочу, Тиа! Можно ли представить нечто более отвратительное?

Обе снова умолкли. Тишину нарушал лишь раздражающий хохот из комнаты Джил наверху.

— Полиция считает, твой сын сбежал, — сказала Бетси. — А про моего говорят, что он покончил с собой.

Тиа кивнула.

— Но что, если они ошибаются? Ошибаются и в том и другом случае?




Глава 24


Нэш сидел в фургоне и рассчитывал свой следующий ход.

Воспитание он получил вполне нормальное. Нэш знал, что психиатры непременно оспорили бы это утверждение, принялись бы выискивать в его прошлом сексуальные домогательства и унижения, которым он подвергался, признаки религиозного консерватизма. И он знал: ничего подобного им не найти. У него были братья и сестры, хорошие добрые родители. Быть может, даже слишком добрые. Они всегда покрывали все его выходки, стояли друг за друга горой. Словом, поступали ошибочно и недальновидно, но поняли это слишком поздно.

Нэш, смекалистый и умный, рано понял, что он, как говорят, «сдвинутый». Есть укоренившееся убеждение, будто психически неуравновешенные люди не понимают, что больны, нестабильны. На самом деле это далеко не так. Обычно человек понимает и замечает собственное безумие. И Нэш знал, что все эти «проводочки» у него в голове подсоединены неправильно, или где-то просто замкнуло, и в системе произошел сбой. Он понимал, что отличается от окружающих, что ненормален. И от этого вовсе не чувствовал себя хуже или лучше других. Понимал, что порой мысль его заходит в самые страшные и темные уголки, но ему это даже нравилось. Он ощущал окружающий мир иначе, чем остальные, не сострадал чужой боли, как другие, которые, по его убеждению, просто притворялись.

Вот оно, ключевое слово — притворство.

Пьетра сидела рядом.

— Почему некоторые люди считают, что они какие-то особенные? — спросил ее он.

Она не ответила.

— Забудем о том факте, что эта планета — вернее, наша солнечная система — так мала и незначительна во вселенском масштабе, что даже трудно представить. И все же давай попробуем. Вообрази, что ты находишься на огромном пляже. И поднимаешь одну крохотную песчинку. Всего одну. Потом поднимаешь глаза и видишь, как огромен этот пляж, простирается насколько хватает глаз. Не кажется ли тебе, что вся наша солнечная система так же мала, как эта песчинка в сравнении с вселенной?

— Не знаю.

— Если бы ответила «да», все равно ошиблась бы. Она куда меньше. Ну, попробуй представь: вот ты все еще держишь эту крохотную песчинку. И что это не один какой-то пляж, на котором ты стоишь, но все пляжи по всей планете. Все, что тянутся вдоль побережья Калифорнии, по восточному побережью от штата Мэн до Флориды, по всем побережьям Индийского океана и Африки. Представь этот песок, все эти горы песка, все эти пляжи по всему миру, а потом взгляни на песчинку, которую все еще держишь на ладони, и все равно, все равно вся наша солнечная система — забудь о планете — гораздо меньше в сравнении с остальной вселенной. Теперь можешь понять, насколько мы малы и ничтожны?

И снова Пьетра промолчала.

— Ладно, забудем на время, — продолжил Нэш, — потому как человек ничтожен даже здесь, на этой самой планете. Давай сведем все аргументы к планете Земля, хотя бы на секунду, ладно?

Она кивнула.

— Ты понимаешь, что динозавры бродили по земле куда дольше, чем человек?

— Да.

— Но это еще не все. Есть одно веское доказательство того, что в человеке нет ничего особенного. Взять хотя бы тот факт, что даже на столь ничтожно малой планете мы вовсе не были царями природы большую часть времени. Сделаем еще один шаг. Осознаешь ли ты, насколько дольше правили на земле динозавры, а не люди? В два раза? Пять раз? Десять раз?

Она взглянула на него.

— Не знаю.

— В сорок четыре тысячи раз дольше. — Теперь он энергично жестикулировал, увлеченный ходом своей мысли. — Ты только вдумайся! В сорок четыре тысячи раз дольше. То есть на один наш день приходится сто двадцать лет, даже больше. Как думаешь, выжили бы мы, если нам была дана возможность просуществовать в сорок четыре раза дольше?

— Нет, — ответила Пьетра.

Нэш откинулся на спинку кресла.

— Мы ничто. Человек. Он просто ничто. А мы вообразили, что какие-то особенные. Думаем, будто что-то значим. Придумали, что Бог считает нас своими любимчиками. Просто смех!

В колледже Нэш изучал труды Джона Локка.[19 - Локк, Джон (1632–1704) — британский философ-материалист, создатель идейно-политической доктрины либерализма. Основной труд: «Опыт о человеческом разуме», где разработана эмпирическая теория познания. Утверждал, что все человеческие знания проистекают из опыта.] Главный его постулат заключался в том, что лучшее правление — это почти полное отсутствие правления. Проще говоря, оно должно быть ближе к природе, к тому, что намеревался создать Бог. Но в этом состоянии все мы животные. Глупо думать, что мы представляем собой нечто большее. Глупо верить, что человек — венец творения, а любовь и дружба — нечто большее, чем плод бредовых измышлений интеллектуалов, людей, которые видят всю эту тщету и пустоту и изобретают разные хитроумные способы утешить нас, отвлечь от горьких мыслей.

Был ли Нэш достаточно разумен, чтоб видеть всю эту беспросветность, или же большинство людей склонны к самообману? И все же… И все же на протяжении многих лет Нэш мечтал стать нормальным.

Он видел людей беззаботных и жаждал стать таким же. Он понимал, что интеллект его выше среднего. Он был настоящим студентом отличником, почти всегда получал высшие баллы. Его приняли в колледж Уильямса, где он изучал философию с единственной целью — избавиться от своего безумия. Но не получалось.

Так почему бы не дать этому безумию расцвести пышным цветом?

Руководствуясь неким примитивным инстинктом, он всегда защищал своих родителей, братьев и сестер, но остальное человечество было ему безразлично. Он считал его фоном, декорацией, ничего больше. Истина — Нэш рано понял, в чем она для него состоит, — крылась в том, что он получал невероятное наслаждение, причиняя боль и страдания другим людям. Всегда. Он не понимал почему. Некоторые люди получают наслаждение от дуновения свежего ветерка, теплых дружеских объятий или победы в баскетбольном матче. Нэш получал его, избавляя планету от еще одного обитателя. И не то чтобы стремился к этому, но так уж получалось. Иногда он мог побороть этот позыв, а чаще — нет.

А потом он встретил Кассандру.

Это походило на научный эксперимент. Берешь прозрачную бесцветную жидкость, добавляешь в нее капельку вещества — катализатор, — и все меняется. Цвет меняется, свойства, текстура — словом, все-все. Как ни странно, Кассандра послужила таким катализатором.

Он увидел ее, она его тронула и полностью изменила.

Нэш вдруг обрел все. Обрел любовь. Обрел надежды и мечты, а также желание проснуться однажды утром и провести всю оставшуюся жизнь с другим человеком. Они встретились в Уильямсе, в последний год обучения. Кассандра была красива, но не только: кроме красоты здесь было нечто большее. Все парни колледжа были в нее влюблены, хотя она не принадлежала к расхожему типу сексуальной красотки, что обычно привлекает молодых людей. Робкая походка и всезнающая улыбка на устах. Кассандра относилась к тому разряду девушек, которых хочется привести домой и познакомить с родителями. При виде ее сразу хотелось купить дом, жить в нем, подстригать газон на лужайке, жарить барбекю по праздникам и вытирать ей пот со лба, пока она рожает от тебя ребенка. Ее внешность очаровывает, но еще больше чарует внутренняя красота этой девушки. Она особенная, никому и никогда не может причинить вреда, и ты сразу понимаешь это.

Часть этих качеств он увидел в Ребе Кордова, совсем чуть-чуть, а потому ему вдруг стало больно, когда он ее убивал. Не слишком сильно, но все же больно. Он подумал о ее муже, о том, через что ему придется пройти. А потом вдруг решил, что муж не сильно будет убиваться. Нэш в таких вещах разбирался.

Кассандра…

У нее было пятеро братьев, и все они ее обожали, родители тоже. А когда она проходила мимо и улыбалась, пусть даже и незнакомцу, каждый чувствовал, как стрела вонзается в сердце. Дома все называли ее Касси. Нэшу это не нравилось. Для него она всегда была Кассандрой, и он любил ее, и в день свадьбы вдруг впервые ощутил, как на него нисходит благословение Господне.

Они часто ездили в Уильямс навещать родителей и друзей, а жили в Норт-Адамсе в гостинице «Порчес». Он так и видел ее там, в этом доме из серых камней. Видел, как голова ее покоится у него на животе, а глаза устремлены в потолок, как он поглаживает ее волосы, и они разговаривают обо всем и ни о чем. Такой, оглядываясь назад, он всегда представлял ее — до того, как она заболела, и врачи сказали, что это рак, и искромсали его красавицу Кассандру. А потом она умерла, как умирает любой другой ничего не значащий организм на этой мелкой, как песчинка, планете, затерянной во вселенной.

Да, его Кассандра умерла, и, осознав, что это всерьез, а не чья-то злая шутка, Нэш перестал противиться своему безумию. Больше не было нужды. И безумие поперло, хлынуло из него с новой неукротимой силой. Он позволил джинну вырваться из бутылки, и загнать его назад было уже невозможно.

Семья Кассандры пыталась его утешить. Они были верующие и объясняли, что Господь благословил его, дав в награду Кассандру, что теперь она будет ждать его в неком прекрасном месте, чтоб души их слились и остались неразлучны уже навеки.

«Это нужно им, а не мне», — догадался Нэш.

Семья уже успела пережить одну трагедию — старший брат Кассандры Кертис погиб три года назад в перестрелке (ограбление пошло как-то не так). Но по крайней мере в этом случае умершего никак нельзя было назвать праведником. Кассандра страшно сокрушалась, узнав о гибели брата, сутками лила слезы. Нэш из кожи лез вон, пытаясь хоть как-то ее утешить. Не получалось. Зато получилось у тех, кто называл себя «верующими», — они придали некое рациональное зерно смерти Кертиса. Вера позволила им объяснить Кассандре, что это есть часть некоего высшего замысла.

Но разве можно этим же объяснить потерю столь любящего и доброго существа, как Кассандра? Никак нельзя.

Ее родители много говорили об этом и позже, но сами по-настоящему не верили в свои слова. Да и никто не верил. К чему оплакивать умершего, если веришь, что он проведет вечность в блаженстве? К чему скорбеть о потере кого-то, если он попадает в лучшее место? И разве это не эгоистичный поступок — стараться как можно дольше удерживать любимого при себе, не пускать в рай? И если ты действительно веришь, что проведешь вечность в раю с любимым, чего тебе бояться? Что есть земная жизнь в сравнении с вечностью? Один лишь вздох.

Нэш знал: ты плачешь и скорбишь потому, что в глубине души понимаешь — все это чушь собачья. И Кассандра со своим братом Кертисом вовсе не купаются в лучах белого света и блаженства. То, что осталось от Кассандры, обожаемой и любимой, что не сожрали онкология и химиотерапия, гниет сейчас в земле.

На похоронах ее семья говорила о будущем, разных планах и прочей ерунде. Мол, такова уж судьба была у его любимой — прожить короткую жизнь, радовать окружающих одним своим видом, вознести его на вершины блаженства, чтоб потом он с треском рухнул вниз. Это и его судьба тоже. Нэш часто думал об этом. Даже когда был с ней рядом, наступали моменты, когда сдерживать истинную свою, данную от Бога сущность становилось трудно. Смог бы он и дальше держаться? Может, в один несчастный день не выдержал бы, завелся, вернулся во тьму и вызвал жуткие разрушения, даже если бы Кассандра находилась рядом?

Как знать. Но то была его судьба.

— Она никогда ничего не сказала бы, — заговорила вдруг Пьетра.

Нэш понял: она говорит о Ребе.

— Мы не можем знать.

Пьетра отвернулась, смотрела в окно.

— Рано или поздно полиция установит личность Марианны, — сказал он. — Или же кто-то спохватится, что она пропала. И копы займутся этим делом всерьез. Переговорят со всеми ее друзьями. Реба наверняка раскололась бы, точно тебе говорю.

— Ты пожертвовал жизнями многих.

— Пока только двумя.

— И выжившие. Отныне их жизнь изменится.

— Да.

— Зачем?

— Ты знаешь зачем.

— По-прежнему считаешь, что начала все Марианна?

— Начала — не то слово. Она изменила динамику, ход событий.

— И поэтому должна была умереть?

— Она приняла решение, которое изменило и потенциально могло разрушить жизнь многих людей.

— И поэтому должна была умереть? — повторила Пьетра.

— Все наши решения имеют последствия. Каждый день мы играем в Бога. Когда женщина покупает новую пару дорогих туфель… Она могла бы потратить эти деньги на еду для умирающего с голоду. Но туфли ей дороже человеческой жизни. Все мы убиваем, желая сделать нашу жизнь комфортнее. Мы не привыкли рассматривать человеческие ценности в таком аспекте. Но приходится.

Спорить она не стала.

— Что происходит, Пьетра?

— Ничего. Забудь.

— Я обещал Кассандре.

— Да. Ты говорил.

— Нам надо сдержать обещание.

— Думаешь, получится?

— Уверен.

— Так сколько еще людей надо убить?

Вопрос озадачил его.

— А тебе не все равно? С тебя уже хватит, так, что ли?

— Я спрашиваю об этом сейчас. Сегодня. Сколько еще людей мы должны убить?

Нэш призадумался. Теперь он понимал, что, возможно, в самом начале Марианна говорила правду. Если так, ему необходимо вернуться к началу, вычислить, кто бы это мог быть, уничтожить проблему в зародыше.

— Если повезет, — ответил он, — только одного человека.




— Вау!.. — протянула Лорен Мьюз. — Ну и женщина, занудней не придумаешь!

Кларенс улыбнулся. Они разбирались с кредитной картой Ребы Кордова. Никаких сюрпризов. Она покупала бакалейные товары, школьные принадлежности, детскую одежду. Купила в «Сиарс» холодильник, затем вернула его. Купила микроволновку в «Пи-эс Ричард». Расплачивалась той же кредиткой в китайском ресторане «Баумгартс», где вечерами по вторникам брала еду навынос.

И послания, поступившие ей по электронной почте, были столь же скучными. Она напоминала другим родителям о дате взносов. Контактировала с тренером дочери по фигурному катанию и тренером сына по футболу. Поддерживала связь с членами группы по игре в теннис, уточняла расписание, искала замену тому, кто по каким-то причинам не мог прийти. Она заглядывала на рекламные сайты «Уильямс-Сонома»,[20 - «Уильямс-Сонома» — американский интернет-магазин, где найдется все, что связано с приготовлением пищи.] «Фаянс и керамика», «Домашние питомцы». Писала сестре, просила помочь найти логопеда, поскольку у Сары, ее дочери, оказались проблемы с произношением.

— Вот уж не знала, что такие дамочки еще существуют, — заметила Мьюз.

Но она знала. Видела их в «Старбаксе», беспокойных женщин с оленьими глазами, считающих, что кофейня — лучшее место для проведения часа «Мамочка и я». Где все эти Бриттани, Мэдисон и Кайлы цеплялись за юбки своих мамаш — выпускниц колледжей, бывших интеллектуалок, где каждая без умолку трещала только о своем отпрыске, словно других детей нет на свете. Они выбалтывали такие подробности о своих «пупсиках» — даже о том, какой стул у них был сегодня! Говорили о первом их слове, о навыках общения, о школах Монтессори,[21 - Названы так в честь итальянского педагога Марии Монтессори (1870–1952), сторонницы свободного воспитания, разрабатывавшей методы развития органов чувств у детей дошкольного и младшего школьного возраста.] спортивных детских залах, о DVD под названием «Беби Эйнштейн». Их улыбки отличались бессмысленностью, точно некое инопланетное существо напрочь высосало у них все мозги. Мьюз, с одной стороны, презирала их, с другой — жалела и изо всех сил старалась не завидовать им.

Лорен Мьюз, разумеется, дала себе клятву никогда и ни за что не походить на этих мамочек, пусть даже у нее будут дети. Но как знать?.. Пустые декларации, они напоминали ей разговоры людей, клявшихся, что лучше умрут, чем состарятся, закончат дни свои в доме престарелых, лишь бы не стать обузой для детей. И вот теперь почти у всех, кого она знала, родители находились в домах престарелых или же являлись обузой, и никто из стариков категорически не хотел умирать.

Глядя со стороны, легко прийти к неверным выводам и суждениям.

— Что насчет алиби мужа? — спросила она.

— Полиция Ливингстона допросила мистера Кордову. Алиби, похоже, железное.

Мьюз кивком указала на стопку бумаг.

— И муж такой же зануда, как и его супруга?

— Я еще не закончил с его электронной почтой, телефонными звонками и кредитными картами, но похоже, что так.

— Что еще?

— Принимая во внимание, что Реба Кордова и Джейн Доу могли быть похищены одним и тем же убийцей или убийцами, мы организовали рейды патрульных. Объезжают места, где собираются проститутки. Возможно, всплывет еще один труп.

Лорен Мьюз не думала, что это случится, но проверить все же стоило. Одна из возможных версий сводилась к тому, что появился некий серийный убийца с сообщницей, которая помогает ему по собственной воле, или же он ее вынуждает. Они хватают женщин, убивают, затем стараются выдать за проституток. Полиция прочесывала сводки в поисках любых других аналогичных жертв в близлежащих городах, подходящих под это описание. Пока безрезультатно.

Впрочем, Мьюз эта версия не устраивала. Психиатры и профайлеры[22 - Профайлер — специалист, составляющий психологический портрет преступника.] испытали бы оргазм, узнай, что поблизости действует серийный убийца, обрабатывает трупы городских мамочек, делая их похожими на проституток. Они стали бы выискивать в детстве злодея очевидную закономерность — мать-шлюха, — но Мьюз не слишком верила в это. Был один вопрос, не вписывающийся в подобный сценарий, вопрос, беспокоящий ее с того самого момента, когда она поняла, что Джейн Доу вовсе не уличная проститутка. И заключался он в следующем: почему никто до сих пор не заявил об ее исчезновении?

Она видела только два объяснения. Первое: никто не знал, что женщина пропала. Джейн Доу была в отпуске, деловой поездке, что-то в этом роде. Второе: тот, кто знал, — и есть убийца. И он не имел намерения заявлять об ее исчезновении.

— А где сейчас муж?

— Кордова? До сих пор с копами Ливингстона. Они прочесывают окрестности, ищут свидетелей, которые могли видеть белый фургон, ну, как обычно.

Мьюз взяла со стола карандаш, задумчиво принялась грызть его.

В дверь постучали. Она подняла глаза: весь дверной проход заполнял своей фигурой Фрэнк Тремон, в самом ближайшем времени отставник.

«Третий день подряд ходит в одном и том же коричневом костюме, — подумала Мьюз. — Что ж, впечатляет».

Он смотрел на нее и ждал. У нее не было времени, но, наверное, все же лучше покончить с этим раз и навсегда.

— Не оставишь нас одних, Кларенс?

— Конечно, шеф.

Выходя, Кларенс еле заметно кивнул Тремону. Тот не ответил на приветствие. Когда Кларенс скрылся из виду, Тремон покачал головой и заметил:

— Он что, всегда называет тебя шефом?

— Послушай, Фрэнк, у меня очень мало времени.

— Письмо мое получила?

Речь шла о заявлении об отставке.

— Получила.

Оба умолкли.

— У меня для тебя кое-что есть, — буркнул Тремон.

— Не поняла?

— Я ухожу только в конце следующего месяца. Так что еще должен отработать какое-то время, верно?

— Верно.

— Ну, вот я и надыбал кое-что.

Она откинулась на спинку кресла в надежде побыстрей избавиться от него.

— Я тут занялся этим белым фургоном. Ну, тем, что фигурировал в обоих случаях.

— Ясно.

— Не думаю, что он краденый. Во всяком случае, в нашем районе. В сообщениях об угонах ни одной похожей машины. И я стал прочесывать компании по сдаче машин напрокат. Хотел посмотреть, может, какая и попадет под описание.

— И?

— Есть несколько, но большинство удалось отследить довольно быстро и выяснить, что там все нормально.

— Стало быть, вытянул пустышку?

Фрэнк Тремон улыбнулся.

— Не возражаешь, если присяду на минутку?

Она взмахом руки указала на кресло.

— Я предпринял еще кое-что. Этот наш парень шибко умный тип. Как ты и говорила. Сперва подстроил все так, чтоб она выглядела проституткой. Машину второй жертвы оставил у отеля. Поменял номерные знаки и все такое. Словом, действовал нетипично. Ну и я стал думать. Какую машину еще труднее проследить, чем украденную или взятую напрокат?

— Слушаю внимательно.

— Преступнику проще купить новую по Интернету. Видела эти сайты?

— Вообще-то не присматривалась.

— В Интернете продаются миллионы машин. Я сам купил такую в прошлом году, нашел на сайте autoused.com. Так многие покупают, и поскольку один человек просто договаривается с другим напрямую, в документах это не отражено. То есть я хочу сказать, мы можем сколько угодно проверять дилеров, но как отследить машину, купленную через Интернет?

— И?

— И я позвонил в две крупные онлайн-компании. Попросил покопаться в базе данных и найти все белые фургоны «шевроле», проданные в этом районе за последний месяц. И нашел целых шесть. Всех обзвонил. Четверо платили чеками, так что удалось установить адреса. Двое платили наличными.

Мьюз застыла в кресле с карандашом во рту.

— Умно, ничего не скажешь. Ты покупаешь старую машину. Платишь наличными. Называешь ненастоящее свое имя, если называешь вообще. Получаешь документ на право собственности, но нигде не регистрируешь ее, не покупаешь страховку. Потом воруешь номер с аналогичного автомобиля и — полный вперед.

— Ага. — Тремон улыбнулся. — За исключением одного обстоятельства.

— Какого?

— Парень, который продал им машину…

— Им?

— Да. Их было двое — мужчина и женщина. Он говорит, обоим где-то под тридцать. Я было собрался взять у него полное описание, но есть шанс получить кое-что получше. Парень, который продал фургон, Скотт Парсонс из Кассельтона, работает в «Лучшей покупке». И там у них прекрасная система безопасности. Все цифровое. Ну и они сохраняют все записи. Так что он думает, у них сохранился целый фильм с этими типами. Сейчас посадил техника просматривать. Я послал за ним машину, пускай привозит все к нам, заодно посмотрит на рожи из нашей картотеки. Так что есть надежда получить портреты в лучшем виде.

— У нас есть художник, который мог бы с ним поработать?

Тремон кивнул.

— Уже вызвал.

Вот это уже настоящая зацепка, лучше не бывает. Мьюз просто не знала, что сказать.

— Что там у нас еще? — осведомился Тремон.

Она рассказала ему о том, что работа по кредитным картам, телефонным звонкам и электронной почте ничего не дала. Тремон развалился в кресле, сложил руки на животе.

— Когда я вошел, — сказал он, — ты грызла карандаш. О чем таком думала, а?

— Возникло предположение, что это серийный убийца.

— И ты это не покупаешь.

— Нет.

— Я тоже, — кивнул Тремон. — Давай еще раз посмотрим, что у нас имеется.

Мьюз встала, начала расхаживать по кабинету.

— Две жертвы. Это на данный момент и в данном районе. Мы проверяем людей, но давай допустим, что ничего больше не найдем. И что у нас имеется? Только Реба Кордова, да и то неизвестно, может, она жива. И еще одна женщина, Джейн Доу.

— О’кей, — кивнул Тремон.

— Но давай попробуем сделать еще один шаг. Должна же быть причина, по которой именно эти женщины стали жертвами.

— К примеру?

— Пока не знаю, но ты следи за ходом моей мысли. Если и есть причина… на время забудем о ней. Если причины нет и предположить, что это не серийный убийца, тогда между нашими двумя жертвами должна быть какая-то связь.

Тремон кивнул. Сообразил, куда она клонит.

— И если они как-то связаны, то вполне могли знать друг друга, — продолжил он ее мысль.

— Точно, — шепотом заметила Мьюз.

— И если Реба Кордова была знакома с твоей Джейн Доу… — Тремон умолк и многозначительно улыбнулся.

— Тогда Нейл Кордова тоже может знать Джейн Доу. Звони в управление полиции Ливингстона. Скажи, пусть привезут мистера Кордова к нам. Есть шанс, что он поможет нам установить ее личность.

— Уже иду.

— Фрэнк?

Он обернулся, замер на пороге.

— Отличная работа, — признала Мьюз.

— Ну, я вообще прекрасный коп.

Мьюз промолчала. Он указал на нее пальцем.

— Ты тоже хороший коп, Мьюз. Может, даже гениальный. А вот шеф из тебя никакой. Понимаешь, хороший шеф должен выкачивать из своих хороших копов максимум возможного. Ты не умеешь. Тебе нужно учиться управлять людьми.

Мьюз покачала головой.

— Да, Фрэнк, правда. Именно моя неспособность управлять заставила тебя принять Джейн Доу за проститутку и настаивать на этом. Моя вина.

Он улыбнулся.

— Зато я начал раскручивать это дело.

— И все запутал поначалу.

— Может, начал и неудачно, но я все еще здесь. И не важно, что я о тебе думаю. Не важно, что ты думаешь обо мне. Важно другое: по достоинству оценить мою жертву.




Глава 25


Мо отвез их в Бронкс. Припарковался у дома, адрес которого дал Майку Энтони.

— Ты не поверишь, — сказал Мо.

— Что такое?

— За нами «хвост».

Майк знал, что оборачиваться в таких случаях нельзя. А потому сидел, смотрел вперед и ждал продолжения.

— Синий «шеви», четырехдверка, припарковался в самом конце квартала. В нем двое парней в бейсболках «Янки», темные очки.

Прошлым вечером на этой улице было не протолкнуться. Теперь же — почти ни души. Видно, любители сомнительных развлечений отсыпались где-нибудь на крылечке или в подворотне, а те, кто все же выползал на улицу, брели, словно в летаргическом сне: ноги подгибаются, руки безвольно болтаются.

«Точно перекати-поле, тащатся неопрятными комьями посреди улицы», — подумал Майк.

— Ты иди, — сказал Мо. — У меня есть один друг. Я дал ему номер той машины, сейчас он проверяет.

Майк кивнул. Вылез из автомобиля, стараясь не оборачиваться на синий «шевроле». Он видел его лишь мельком и издали и не хотел рисковать. Направился прямиком к двери. Стандартная серая металлическая дверь с надписью «КЛУБ „ЯГУАР“». Майк надавил на кнопку звонка. Дверь издала глухой щелчок, и он открыл ее.

Стены выкрашены ярко-желтой краской, что напоминало «Макдоналдс» или детскую больничную палату, где переусердствовали, стараясь создать маленьким пациентам хорошее настроение. Справа на доске объявлений вывешены расписания консультаций, музыкальных занятий, кружков любителей книги, групп по терапии подсевших на наркотики, общества анонимных алкоголиков, а также пострадавших от физического или психического насилия. В нескольких объявлениях люди искали компаньона по съемной квартире, бумага с телефонными номерами была нарезана внизу бахромой, чтоб желающий мог оторвать. Кто-то продавал кушетку за сотню баксов. Еще один персонаж предлагал услуги по настройке гитары.

Он прошел мимо всех этих объявлений к столику в приемной. Молодая женщина с кольцом в носу соизволила взглянуть на него.

— Чем могу помочь?

В руках у Майка была фотография Адама.

— Видели этого мальчика? — Он выложил снимок прямо перед ней на стол.

— Но я сижу только в приемной, — ответила она.

— У всех есть глаза, даже у тех, кто сидит в приемной. Я спросил, видели вы его или нет.

— Не имею права говорить о наших клиентах.

— Я не прошу рассказывать о ваших клиентах. Я спрашиваю, видели вы его или нет.

Она поджала губки. Только сейчас Майк заметил в уголке ее рта еще одно колечко, совсем маленькое. Она молчала и смотрела на него.

«Так мы далеко не уедем», — подумал Майк.

— Могу я поговорить с кем-нибудь из начальства?

— Тогда вам к Розмари.

— Отлично. Так я могу поговорить с ней?

Девушка с пирсингом сняла телефонную трубку. Прикрыла микрофон ладонью и что-то забормотала в него. Секунд через десять улыбнулась Майку.

— Мисс Макдевит готова вас принять. Третья дверь справа.

Майк не знал, чего ожидать, но Розмари Макдевит его удивила. Молоденькая хорошенькая миниатюрная девушка, от нее веяло напористой, даже агрессивной, сексуальностью, отчего она напомнила ему пуму. В темных волосах поблескивает пурпурная прядь, на плече и шее красуются татуировки. Верхняя половина одежды являет собой черный кожаный жилет на голое тело. Руки сильные, загорелые, бицепсы окольцованы кожаными ремешками.

Она встала, улыбнулась, протянула ему руку.

— Добро пожаловать.

Они обменялись рукопожатием.

— Чем могу помочь?

— Позвольте представиться, Майк Бай.

— Привет, Майк.

— Привет. Я ищу сына.

Он подошел поближе. Росту в Майке было под метр восемьдесят, выше девушки на добрых пятнадцать сантиметров. Розмари Макдевит взглянула на снимок. По выражению лица ничего не понять.

— Вы его знаете? — спросил Майк.

— Видите ли, я не могу ответить на этот вопрос.

Она стала совать ему снимок обратно, но Майк не брал. Столь агрессивное поведение не слишком его смутило, он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов.

— Я же не прошу вас выдавать конфиденциальную информацию…

— Еще как просите, Майк, — с милой улыбкой ответила она. — Именно этого от меня и хотите.

— Я просто пытаюсь найти сына. Вот и все.

Она развела руками.

— Здесь вам что, бюро находок?

— Он пропал.

— Это место священно и неприкосновенно, если вы понимаете, о чем я, Майк. Дети находят здесь убежище от родителей.

— Боюсь, ему грозит опасность. Он ушел из дома, не сказав никому ни слова. Он был здесь вчера вечером…

— Ага! — взмахом руки она заставила его замолчать.

— Что?

— Он приходил сюда вчера вечером. Именно это вы утверждаете, да, Майк?

— Да.

Глаза ее сузились.

— А откуда вам это известно, Майк?

Постоянное упоминание его имени страшно раздражало.

— Простите?

— Откуда вам знать, что ваш сын был здесь?

— Это не столь важно.

Она улыбнулась, отступила на шаг.

— Напротив.

Надо сменить тему. Он обежал взглядом комнату.

— Что это вообще за место, а?

— Можно сказать, гибрид. — Розмари одарила его выразительным взглядом, словно давая понять, что догадалась об истинном смысле вопроса. — Центр для подростков с новым уклоном.

— Это вы о чем?

— Помните полуночные трансляции баскетбольных матчей?

— Да, было такое в девяностые. Старались отвлечь детей от улицы.

— Именно. Не станем обсуждать, сработало это или нет, но программы были нацелены на бедняцкую городскую среду, и в том просматривалась очевидная расистская направленность.

— А ваши клиенты другие, что ли?

— Прежде всего мы не нацелены только на детей бедняков. Может, мои взгляды покажутся вам ультраправыми, но я не уверена, что мы наилучшим образом сумеем помочь афроамериканцам или неблагополучным подросткам с окраин. Этим должны заниматься в местах их компактного проживания. Уверена, в будущем осознают эту необходимость. Они должны понять, что надо избавляться от оружия и наркотиков, и трансляции баскетбольных матчей тут не помогут.

Мимо ее офиса прошмыгнула группа подростков, все в черном и сплошь увешаны готскими аксессуарами в виде цепочек, заклепок и прочее. На штанах широченные манжеты, полностью скрывают обувь.

— Привет, Розмари.

— Привет, ребята.

Они прошли дальше по коридору. Розмари обернулась к Майку.

— Где вы живете?

— В Нью-Джерси.

— На окраине, да?

— Да.

— Эти ребята из вашего города. Как они попадают в неприятности?

— Ну, не знаю. Наркотики, выпивка…

— Верно. Они хотят развлекаться. Считают, что им скучно. Может, так и есть, как знать? Они хотят общаться, ходить в клубы, флиртовать и все такое прочее. Не желают играть в баскетбол. Вот ими здесь мы и занимаемся.

— То есть даете выпить и покурить?

— Вы неверно поняли. Идемте, покажу.

Они прошли по коридору с ярко-желтыми стенами. Розмари вышагивала, расправив плечи, с гордо поднятой головой. В руках держала ключ. Отперла этим ключом дверь, и они начали спускаться по лестнице.

В помещении полуподвального этажа располагался ночной клуб, или диско, как это принято теперь называть. Полы деревянные. Вдоль стен скамьи с бархатными сиденьями, круглые столики под лампами, низенькие табуреты. Тут же располагалась будка диджея, никаких зеркал и прочих излишеств, зато под потолком вращающийся шар, отбрасывающий море сверкающих разноцветных бликов. На задней стене в стиле граффити изображалось название «Клуб „Ягуар“».

— Вот что нужно подросткам: место, где можно выпустить пар. Потусоваться и повеселиться с друзьями. Спиртного у нас не подают, только безалкогольные напитки, замаскированные под спиртное. Симпатичные бармены и официантки. Мы стараемся не отставать от лучших клубов. Но главное, здесь ребята в безопасности. Понимаете? Допустим, приезжают такие, как ваш сын, пытаются приобрести поддельные удостоверения личности. Хотят купить наркоту или раздобыть выпивку, которую запрещено продавать несовершеннолетним. И мы предотвращаем это, направляя в более здоровое русло.

— С помощью клуба?

— Отчасти. Мы также консультируем всех желающих. У нас есть книжные клубы, группы терапии, есть комната с «Икс-бокс» и «Плейстейшн-3», ну и все прочее, что обычно ассоциируется с подростковыми центрами. Но это место — ключ ко всему. Именно оно делает нас, пардон, тинейджеров, более спокойными, уравновешенными.

— Однако хотят слухи, кое-что вы им все же продаете.

— Слухам не стоит верить. Большинство из них распространяют другие клубы, они из-за нас теряют клиентов.

Майк промолчал.

— Допустим, ваш сын действительно приехал в город развлечься. Он может пойти по Третьей авеню, здесь неподалеку, и купить в подворотне кокаин. Буквально в ста пятидесяти метрах отсюда один тип продает из-под полы героин. И ребята могут купить зелье, без проблем. Или же проникнуть в клуб, где их могут избить и даже хуже. Мы же здесь их защищаем. У нас безопасно.

— Так вы и ребят с улицы пускаете?

— Мы им не отказываем. Но есть другие организации, более для них подходящие. Мы не ставим целью кардинально менять их жизнь, поскольку, честно говоря, не думаю, что это получится. Паренек, сбившийся с пути истинного, ребенок из неблагополучной семьи — всем нужно нечто большее, чем мы можем дать. Наша цель — удержать потенциально хороших детей от неверного шага. Проблема тут прямо противоположная — дети из благополучных семей страдают от чрезмерной опеки родителей. Те не спускают с них глаз круглые сутки. Эти подростки лишены возможности взбунтоваться.

Примерно те же аргументы приводил он Тиа много раз за последние несколько лет. Мы слишком давим на них. Сам Майк рос довольно самостоятельным ребенком. По субботам весь день напролет играл в Бранч-Брук-парк, приходил домой поздно. И вот теперь собственные его дети даже улицу не могут перейти без присмотра его или Тиа. Они наблюдают за ними, боятся… но чего именно?

— Так вы предоставляете им этот зал?

— Да, верно.

— А кто хозяин заведения?

— Я. Начала заниматься этим три года назад, когда брат умер от передозировки. Грег был очень хорошим мальчиком. Шестнадцати еще не исполнилось. Спортом не занимался, особой популярностью у сверстников не пользовался. Давили родители и общество, слишком уж контролировали. Наркотик он принял, кажется, всего второй раз.

— Мои соболезнования.

Она пожала плечами и направилась к лестнице. Он молча последовал за ней.

— Мисс Макдевит?

— Просто Розмари, — поправила она.

— Послушайте, Розмари. Не хочу, чтоб мой сын пополнил эту печальную статистику. Он приходил сюда вчера вечером. А теперь я не знаю, где его искать.

— Ничем не могу помочь.

— Но вы видели его раньше?

Она даже не обернулась.

— Здесь у меня другая миссия, Майк.

— И мой сын не в счет?

— Я не это хотела сказать. Но мы не разговариваем с родителями. Никогда. Это место для подростков. Если вдруг узнают…

— Я никому не скажу.

— Это одно из непременных условий нашей миссии.

— Но что, если Адам в опасности?

— Тогда я бы помогла ему, чем могла. Но уверяю, это не тот случай.

Майк уже собрался возразить, как вдруг заметил в конце коридора группу юнцов в готских одеяниях.

— Ваши клиенты? — спросил он, входя в кабинет.

— Клиенты и помощники.

— Помощники?

— Они тут все делают. Поддерживают чистоту. Веселятся вечерами. Следят за порядком в клубе.

— В качестве охранников?

Она покачала головой.

— Ну, это, пожалуй, сильно сказано. Просто помогают новичкам вписаться в обстановку. Помогают поддерживать контроль и порядок. Следят, чтобы никто не напивался, не торговал наркотой в туалете, ну, все в таком роде.

Майк поморщился:

— Как в тюрьме. Один следит за другим, так?

— Они хорошие ребята.

Майк посмотрел на подростков, потом — на Розмари. Секунду-другую изучал ее лицо. Если честно, было на что посмотреть. Красавица, с лицом модели, изящно очерченные скулы, соблазнительная ямочка на подбородке. Он снова обернулся. Готов было четверо, может, пятеро, все в черном и сверкают серебристыми цепями и заклепками. Они изо всех сил старались выглядеть крутыми парнями, но получалось скверно.

— Розмари?..

— Да.

— Как-то не слишком верится в весь этот ваш треп, — сказал Майк.

— Треп?

— Вы переоцениваете значение вашего заведения. С одной стороны, какой-то смысл во всем этом есть.

— А с другой?

Он развернулся, посмотрел ей прямо в глаза.

— Думаю, все это ложь от начала до конца. Где мой сын?

— Уходите. Немедленно!

— Если прячете его здесь, я все переверну, камня на камне не оставлю!

— Вы нарушаете закон, вторгаетесь на частную территорию, доктор Бай. — Она выглянула в коридор и еле заметно кивнула подросткам. Они тут же бросились к Майку, окружили его. — Прошу вас уйти. Сейчас же!

— Вы что же, натравите, — он сделал недвусмысленный жест пальцами, — своих «помощников» на меня? Заставите вышвырнуть отсюда?

Самый высокий из готов насмешливо фыркнул и заметил:

— Похоже, старина, тебя недавно уже откуда-то вышвырнули.

Остальные готы захихикали. Странное сочетание черных одежд, белых как мел лиц, подводки для глаз и металла. Они силились казаться крутыми, хотя это для них было очень трудно. И может быть, именно поэтому от них веяло жутью. И еще отчаянием. Ведь это мучительно притворяться тем, кем на самом деле не являешься.

Майк рассчитывал свой следующий шаг.

«Высокому готу лет двадцать — тощий долговязый парень с сильно выпирающим кадыком. Врезать бы ему под дых — пусть сложится пополам, сукин сын. Надо вырубить их лидера, показать, что со мной шутки плохи. А может, лучше врезать ему ладонью по кадыку? Две недели потом будет лечить голосовые связки. Но тогда остальные набросятся на меня всем скопом. С двумя-тремя я бы еще справился, но тут их многовато».

Он все еще колебался, не зная, как поступить, и вдруг краем глаза заметил движение. Тяжелая металлическая дверь отворилась. Вошел еще один гот. И не черные одежды привлекли внимание Майка на этот раз. Черные глаза. И еще — пластырь поперек носа.

«Ему недавно сломали нос», — подумал Майк.

Несколько ребят подошли к готу со сломанным носом, по очереди стали здороваться, совать липкую пятерню. Двигались как в замедленной съемке, точно в густом кленовом сиропе для блинов. И переговаривались тихими невнятными голосами, как в полусне.

— Привет, Карсон, — выдавил один.

— Карсон, друг, — крякнул другой.

Они поднимали ладони и хлопали его по спине с таким видом, точно этот жест стоил им невероятных усилий. Карсон принимал все эти приветствия как должное.

— Розмари… — подал голос Майк.

— Да?

— Вы не только моего сына, вы и меня знаете.

— С чего вдруг?

— Вы назвали меня «доктор Бай». — Он не спускал глаз с гота со сломанным носом. — Откуда вам знать, что я врач, а?

Ответа он не ждал. Не было смысла. Бросился к двери, оттолкнув долговязого гота. Парень со сломанным носом — Карсон — напрягся, увидев его. Черные глаза расширились. Он отступил в коридор. Майк двигался быстро, ухватился за металлическую дверь прежде, чем она закрылась, выскочил из комнаты. А потом — на улицу.

Карсон со сломанным носом находился метрах в трех от него.

— Эй! — окликнул его Майк.

Панк развернулся. Черные волосы свисали над одним глазам, прикрывая его, точно темный занавес.

— Что у тебя с носом, а?

Карсон пытался выдавить усмешку.

— А что у тебя с физиономией?

Майк подскочил к нему. Тут из двери выбежали остальные готы. Шестеро против одного. Периферическим зрением он видел Мо — тот выбрался из машины и спешил на подмогу. Шестеро против двоих, но Мо один стоил двух или трех.

«Можно и пободаться», — подумал Майк.

Он приблизился к Карсону и, не сводя глаз с его перебитого носа, злобно пробормотал:

— На меня со спины, когда я этого не ждал, набросилась шайка трусливых ублюдков. Вот чем объясняется состояние моей физиономии.

— Скверно. — Карсон изо всех сил старался сохранить браваду в голосе.

— Спасибо за сочувствие. Но одному из этих трусов сильно не повезло, я сломал ему нос. Уж не тебе ли, красавчик?

Карсон пожал плечами.

— Бывает такая везуха. Удачный удар.

— Верно. Так, может, кто из ублюдков захочет отыграться? Но только один на один. В честном бою.

Лидер готов обернулся — удостовериться, что сподвижники на месте. Готы закивали, стали поправлять металлические браслеты, сгибать и разгибать пальцы — словом, предпринимали слишком много усилий, демонстрируя готовность.

Мо подошел к высокому готу и ухватил его за горло прежде, чем кто-то из парней успел пошевелиться. Гот пытался крикнуть, но Мо держал его мертвой хваткой.

— Если кто посмеет дернуться, — предупредил Мо, — я тебя убью. Не того, кто дернется. Не того, кто вмешается. Раздавлю как жабу, ясно тебе?

Долговязый гот пытался кивнуть.

Майк взглянул на Карсона.

— Ну, готов?

— Послушай, я ничего против тебя не имею.

— Зато я имею. Против тебя.

И Майк толкнул его в грудь — школьный такой приемчик. Дразнящий. Остальные готы явно не знали, что делать. Майк снова толкнул Карсона.

— Эй!

— Что вы, ребята, сделали с моим сыном?

— Чего? С кем это?

— С моим сыном. Его имя Адам Бай. Где он?

— Откуда мне знать?

— Это ведь ты напал на меня прошлой ночью, верно? Если не хочешь, чтобы тебя забили до смерти, говори!

И тут кто-то скомандовал:

— Всем оставаться на местах! ФБР!

Майк обернулся. Те самые мужчины в бейсболках, которые следили за ним с Мо в машине. В одной руке у каждого пистолет, в другой — бляха.

— Майкл Бай? — спросил один из агентов.

— Да?

— Дэррил Лекру, ФБР. Вы должны проехать с нами.




Глава 26


Попрощавшись с Бетси Хилл, Тиа закрыла входную дверь и поднялась наверх. Тихо прокралась по коридору мимо комнаты Джил в спальню Адама. Выдвинула ящик письменного стола, начала рыться в нем. Устанавливая «шпионское» устройство на компьютер сына, она чувствовала, что вправе это делать, так почему не обыскать и комнату? При этой мысли ее захлестнуло чувство стыда и отвращения к себе. Теперь казалось, что они с Майком поступили неправильно, вторгшись в личную жизнь сына.

Но искать она, тем не менее, не перестала.

Адам ребенок. До сих пор. В ящике не наводили порядок целую вечность. Тут хранились остатки из прошлого, из эры «детство Адама», и все это походило на археологические раскопки. Бейсбольные открытки, открытки с покемонами, Юго, Ямагучи с давно севшей батарейкой, диски с онлайновыми играми «Сумасшедшие кости» — словом, все те предметы и мелочи, которые собирают и меняют мальчишки. В пожеланиях своих Адам был скромней своих сверстников. Никогда не выпрашивал лишнего, но и почти ничего не выбрасывал.

Она покачала головой. До сих пор хранит в этом ящике.

Здесь валялись ручки и карандаши, была даже коробочка со съемными брекетами (Тиа постоянно упрекала сына за то, что он их не носит), а также целая коллекция значков, собранная четыре года назад во время путешествия в Диснейленд, корешки от старых билетов на игры с участием «Рейнджерс», целая дюжина, не меньше. Тиа аккуратно сложила корешки и вспомнила выражение счастья и сосредоточенности на лице сына, когда он смотрел хоккей. Как они с отцом радовались, когда «Рейнджерс» вели в счете! Вскакивали с мест, вскидывали руки и пели дурацкую победную песню, которая состояла из одних «о, о, о» и похлопывания в такт ладошами.

Она заплакала.

«Возьми себя в руки, Тиа», — приказала она себе.

Тиа подошла к компьютеру. Теперь это мир Адама. И весь он вращается вокруг компьютера. Адам играл онлайн в самую последнюю версию «Halo».[23 - «Halo» — популярная видеоигра, сюжет о войне людей и ковенантов (союза инопланетных рас).] Говорил с незнакомцами и друзьями в чате. Беседовал с реальными и виртуальными приятелями через «Facebook» и «Мой мир». Немного играл в покер онлайн, но это занятие быстро ему наскучило, что обрадовало Тиа и Майка. Он смотрел смешные рекламные ролики, отрывки из популярных шоу, музыкальные видеофильмы и даже иногда скачки. Были тут и другие развлекательные игры в путешествия и приключения, симуляторы реальности, в которые человек погружался с головой, как Тиа некогда полностью погружалась в книги. И тогда становится трудно понять, что хорошо, а что плохо.

Весь этот современный секс — он тоже сводил ее с ума. Ты стараешься контролировать доступ ребенка к подобной информации — все напрасно. Да стоит утром включить радио — тут же услышишь какого-нибудь рэпера, речитативом распевающего о титьках, изменах и оргазме. Открываешь любой журнал или включаешь телевизионное шоу — везде сплошное подглядывание в замочную скважину спальни. Как с этим справиться? Как объяснить ребенку, что это нехорошо? И почему именно это нехорошо?..

Неудивительно, что люди находят утешение в однозначных ответах, таких, как воздержание. Но перестаньте, это же глупо и не работает. И вы вовсе не хотите сказать, что секс — это плохо, зло, грех, табу… и одновременно не хотите, чтоб ваши дети занимались этим. Вам хочется рассказать им о здоровье и пользе секса, но такое невозможно. Ну и как прикажете родителям соблюдать баланс? Довольно глупо и эгоистично с нашей стороны — всем взрослым хочется, чтобы дети разделяли именно их взгляды, словно наши собственные родители трахались и совокуплялись как-то правильно, более здоровым и пристойным образом, не то что сейчас. Спрашивается: это еще почему? Неужели нас воспитывали как-то особенно правильно или нам самим удалось отыскать этот баланс? Разве?..

— Привет, мам.

Джил тихо вошла в комнату. И удивленно взглянула на мать.

«Удивлена, — догадалась Тиа, — увидев меня в спальне Адама».

Обе пришли в замешательство. Длилось оно секунду, не больше, но Тиа ощутила, как от дочери повеяло холодком.

— Привет, милая, — попыталась улыбнуться Тиа.

В руках Джил держала ее телефон.

— Можно мне немного поиграть?

Ей нравилось играть в разные игры на телефоне матери. Обычно Тиа довольно мягко выговаривала дочери за то, что та без спросу взяла его. Как и большинство детей, Джил все время делала это. Могла взять ноутбук или айпод Тиа, даже использовать стационарный компьютер в спальне родителей, потому как ее собственный не такой мощный. Могла оставить переносной телефон у себя в комнате, и Тиа долго потом искала его. Однако сейчас, как ей казалось, не лучшее время для нотаций.

— Да, конечно. Но если вдруг зазвонит, сразу отдай мне.

— Ладно. — Джил окинула взглядом комнату. — А что ты тут делаешь?

— Так, осматриваюсь.

— Зачем?

— Сама не знаю. Наверное, пытаюсь понять, куда исчез твой брат.

— С ним ведь все будет хорошо, да?

— Конечно, ты не волнуйся. — Затем, вспомнив, что жизнь продолжается и надо как-то нормализовать обстановку, Тиа спросила: — А вам что, на дом ничего не задавали?

— Я уже сделала.

— Хорошо. А в остальном… все в порядке?

Джил пожала плечами.

— Хочешь о чем-то поговорить?

— Нет, все нормально. Просто беспокоюсь об Адаме. — Джил вздохнула.

— Знаю, дорогая. Как дела в школе?

Дочурка снова пожала плечами. Дурацкая манера. И вопрос тоже дурацкий. Тиа задавала этот вопрос обоим своим детям по нескольку тысяч раз в год и никогда, ни разу не получила другого ответа, кроме как пожимания плечами или однозначных: «о’кей», «нормально» или «школа есть школа».

Тиа вышла из комнаты сына. Здесь нечего искать. Ее ждали распечатки отчета со шпионского компьютерного устройства. Она закрыла дверь, просмотрела бумаги. Сегодня утром друзья Адама — Кларк и Оливия — прислали ему сообщения по электронной почте. Они, на взгляд Тиа, больше походили на шифровки. Друзья хотели знать, где находится Адам, упоминалось также, что родители его ищут и обзванивают всех подряд.

Сообщений от Ди-Джея Хаффа не было.

Странно. Ведь Ди-Джей и Адам часто обменивались посланиями. И тут вдруг ни одного. Словно Хафф-младший знал, что Адама нет и он не может ответить.

В дверь постучали.

— Мам?

— Заходи.

Джил повернула дверную ручку.

— Забыла тебе сказать. Звонили из офиса доктора Форте. Я записана к зубному врачу на вторник.

— Хорошо, спасибо.

— Послушай, зачем мне вообще ходить к этому доктору Форте? Чистку делали совсем недавно.

И снова мирские заботы. И снова Тиа одобрила их.

— Скоро тебе понадобятся новые брекеты.

— Уже?

— Да. Адам бы в твоем… — Она резко умолкла.

— В моем что?

Она вернулась к просмотру отчета. Папка лежала на постели, но толку от этих бумаг никакого. Ей нужна та, с оригиналом имейл, где речь шла о вечеринке в доме Хаффа.

— Может, я могу помочь? — спросила Джил.

— Нет, все в порядке, милая.

«Здесь нет. — Она поднялась. — Ладно, не важно».

Тиа вернулась к компьютеру. Открыла «шпионский» сайт. Щелкнула мышкой, вошла в архив. Нашла нужную дату и запросила старый отчет.

Нет нужды его распечатывать. Когда текст возник на экране, Тиа быстро просмотрела его, пока не добралась до сообщения о вечеринке у Хаффов. Само по себе оно ее не интересовало, как и упоминание о том, что родителей Хаффа не будет, о самой вечеринке и возможности надраться. Но теперь она размышляла о другом: что же все-таки там произошло? Получается, вечеринка не состоялась, а Дэниел Хафф оказался дома.

Стало быть, у Хаффов изменились планы?

Впрочем, сейчас это значения не имело. Тиа поводила курсором, желая проверить, оправдаются ли подозрения.

Колонки с датами и временем. Компьютерный «шпион» не только регистрирует время и дату отправки сообщения, но также время и дату, когда Адам открыл его.

— Ты что там делаешь, мам?

— Погоди секундочку, дорогая.

Тиа взяла телефон и позвонила доктору Форте. Сегодня суббота, но детские дантисты ведут прием и по выходным. Она взглянула на наручные часы и стала ждать: третий гудок, затем четвертый. На пятом гудке она уже была готова отключиться, но тут пришло спасение:

— Клиника доктора Форте.

— Доброе утро. Это Тиа Бай, мама Адама и Джил Бай.

— Да, миссис Бай, слушаю вас внимательно.

Тиа судорожно пыталась вспомнить имя девушки в регистратуре. Она много лет посещала эту клинику, знала там всех и каждого, и тут вдруг напрочь забыла. Потом ее осенило:

— Это Кэролайн?

— Да, я.

— Привет, Кэролайн. Послушайте, моя просьба может показаться вам странной. Хочу попросить вас об одном одолжении, это очень важно!

— Попробую помочь. Но всю следующую неделю расписание у нас страшно плотное и…

— Нет, речь не об этом. Адаму был назначен прием на восемнадцатое, в пятнадцать сорок пять.

Ответа не последовало.

— И мне нужно знать, был он у врача или нет.

— То есть вы подозреваете, он не явился на прием?

— Да.

— О нет. В этом случае я бы обязательно вам позвонила. Адам определенно был.

— А вы не знаете, во сколько именно он пришел?

— Могу сообщить вам точное время, если это поможет. Мы отмечаем в картотеке.

— О, я была бы вам страшно благодарна.

Снова пауза. Тиа слышала постукивание компьютерных клавиш. Затем — шуршание бумаг.

— Адам пришел немного раньше назначенного времени, миссис Бай, в двадцать минут четвертого.

«Что ж, ничего странного, — подумала Тиа. — Обычно он ходил к врачу после занятий».

— И приняли мы его вовремя, в пятнадцать сорок пять. Вы это хотели знать?

Телефонная трубка едва не выпала из руки Тиа. Тут что-то не так. Она снова взглянула на экран компьютера, на колонку с датами и временем.

Сообщение о вечеринке у Хаффа отправлено в 3.32. Приняли и прочли его в 3.37. Но в тот момент Адама не было дома. Явная нестыковка, если только…

— Спасибо, Кэролайн.

Тиа тут же перезвонила Бретту, компьютерному эксперту. Он бросил в трубку:

— А?

Тиа решила начать с упреков:

— Спасибо за то, что продал меня Эстер.

— Тиа? Ой, слушай, мне страшно жаль и…

— Да уж, конечно.

— Нет, серьезно, Эстер все и про всех знает. Тебе известно, что она мониторит каждый компьютер в офисе? Иногда читает даже частную переписку, так, для развлечения. Считает, если ты находишься на территории ее частной собственности…

— Меня не было на ее территории.

— Знаю. Прости.

Теперь самое время приступить к делу.

— Согласно данным твоей шпионской установки, мой сын прочел имейл в 3.37 дня.

— И что с того?

— Да то, что в это время его дома не было. Мог он прочесть сообщение откуда-то из другого места?

— То, что вы получаете через мою программу?

— Да.

— Нет, никак не мог. Установленная мной программа слежки мониторит его действия и передает только на этот компьютер. Если бы он мог войти в ваш домашний компьютер, находясь в другом месте, тогда данных о приеме сообщения в отчете не было бы.

— Как же такое могло случиться?

— Ну, во-первых, ты абсолютно уверена, что его не было дома?

— Абсолютно.

— Тогда прочел кто-то другой. Влез в его компьютер.

Тиа вновь взглянула на монитор.

— Но тут указано, что сообщение удалили в 3.38.

— Значит, кто-то влез в компьютер твоего сына, прочел сообщение, а затем удалил его.

— Тогда, выходит, Адам его так и не увидел?

— Может, и нет.

Тиа быстро отмела основных подозреваемых. Они с Майком весь день были на работе, Джил с Ясмин пошли к Новакам поиграть. Стало быть, дома никого не было.

Как мог кто-то посторонний пробраться в дом, не оставив следов вторжения? Тут она вспомнила про запасной ключ, хранящийся под камнем у изгороди.

Зазвонил мобильник. На экране высветился номер Мо.

— Я тебе перезвоню, Бретт. — Тиа торопливо повесила трубку. — Да, Мо?

— Ты не поверишь, — сообщил он. — Но Майка только что арестовали агенты ФБР.




В комнате для допросов Лорен Мьюз внимательно разглядывала Нейла Кордову.

Невысокий, тонкокостный, можно даже сказать, изящный и красивый мужчина. Даже слишком безупречно красивый. Немного похож на жену, особенно если их поставить рядом. Мьюз знала это, так как супружеская пара Кордова очень любила фотографироваться вместе. И фото этих было множество — на круизных лайнерах, на пляжах, на вечеринках и приемах, на заднем дворе дома. Нейл и Реба Кордова были фотогеничны, здоровы, красивы и просто обожали сниматься щека к щеке. И на каждом снимке выглядели абсолютно счастливыми.

— Пожалуйста, найдите ее, — вот уже в третий раз за время пребывания в этой комнате произнес Нейл Кордова.

Она уже дважды ответила ему: «Мы делаем все, что можем», и на третий раз промолчала.

— Я готов оказать любую помощь, все, что в моих силах, — добавил он.

У Нейла Кордовы были коротко подстриженные волосы. Пришел он, одетый в блейзер и при галстуке, словно надеялся, что этот наряд поможет держаться спокойно и с достоинством. Туфли отполированы до зеркального блеска. Мьюз особо отметила это. Ее отец уделял большое внимание уходу за обувью. «О мужчине судят по тому, как у него начищены туфли», — часто говорил он юной дочери. Что ж, полезно знать. Когда четырнадцатилетняя Лорен Мьюз обнаружила тело своего отца в гараже — он зашел туда и выстрелил себе в голову, — его начищенные туфли сверкали.

«Хороший совет, папа. Спасибо. Пригодился при составлении протокола о самоубийстве».

— Я знаю, как это бывает, — продолжил меж тем Кордова. — Муж всегда главный подозреваемый, верно?

Мьюз не ответила.

— И вы решили, что у Ребы роман на стороне лишь потому, что машина ее стояла перед отелем? Но уверяю вас, это совсем не так. Вы уж мне поверьте.

Лицо Мьюз было непроницаемым.

— Мы ничего не исключаем, но и не утверждаем.

— Я готов пройти проверку на полиграфе, без адвоката, как вам будет угодно. Просто не хочу, чтоб вы тратили время на ложный след. Реба от меня не убегала, я точно знаю. И к ее исчезновению я никакого отношения не имею.

«Никогда никому не верь, — подумала Мьюз. — Это главное правило».

Ей доводилось допрашивать подозреваемых — их актерскому мастерству позавидовал бы сам Де Ниро. Но пока все доказательства в пользу Нейла. И внутреннее ощущение подсказывало, что он говорит правду. Кроме того, сейчас это значения не имеет. У нее другая задача.

Мьюз велела привезти Кордову для опознания тела Джейн Доу. Враг он или союзник — не важно. Ей крайне нужна эта идентификация. То есть его сотрудничество. И она сказала:

— Мистер Кордова, я вовсе не считаю, что вы причинили вред своей жене.

Облегчение читалось на его лице, но недолго. Он снова помрачнел. «Это не он, ясно, — подумала она. — Человек просто тревожится о той красивой женщине с красивых фотографий».

— Скажите, последнее время вашу жену что-то беспокоило?

— Да нет. Наша Сара — ей восемь… — Он с трудом снова взял себя в руки, приложил костяшки пальцев к губам, сглотнул. — У Сары проблемы с чтением. Я уже говорил об этом полиции Ливингстона, они спрашивали. Ребу это беспокоило.

Толку от ответа ноль. Но говорит он охотно, это главное.

— Сейчас я задам вам вопрос, он может показаться странным, — сказала Мьюз.

Нейл подался вперед, давая понять, что готов сотрудничать.

— Реба когда-нибудь рассказывала вам, что у ее друзей неприятности?

— Не совсем понимаю, что вы имеете в виду под словом «неприятности».

— Тогда начнем по-другому. Кто-нибудь из них пропадал?

— Вы хотите сказать, как моя жена?

— Ну, в целом, да. Еще вопрос. Кто-нибудь из ваших друзей находится сейчас в отъезде?

— Фридманы улетели в Буэнос-Айрес на неделю. Его жена очень дружила с Ребой.

— Хорошо, просто прекрасно. — Она знала, что Кларенс записывает их разговор и проверит, все ли в порядке с миссис Фридман. — Ну а кто еще?

— Пытаюсь сообразить. — Нейл призадумался, прикусил губу.

— Все нормально, я не тороплю. С кем из ваших друзей происходило что-то странное или необычное? Какие-то неприятности?

— Реба говорила, Колдеры вроде бы собираются разводиться.

— Хорошо. Что еще?

— Недавно Тоне Истман пришли плохие анализы, подозревают рак молочной железы. Но мужу она пока ничего не говорит. Боится, что он ее бросит. Так вроде бы сказала Реба. Это вам поможет?

— Да, конечно. Продолжайте.

Он перечислил еще несколько фактов. Кларенс записывал все. И вот, когда Нейл окончательно выдохся, Мьюз перешла к сути:

— Мистер Кордова…

Он спокойно встретил ее взгляд.

— Хочу, чтоб вы сделали мне одно одолжение. Не хочется пускаться в долгие объяснения на тему того, что это может означать…

Он перебил ее:

— Инспектор Мьюз!

— Да.

— Не тратьте напрасно время. Говорите прямо.

— У нас есть тело. Это определенно не ваша жена. Понимаете? Не ваша жена. Эту женщину нашли мертвой накануне исчезновения вашей жены. И мы не знаем, кто она.

— А с чего вы взяли, что я смогу ее опознать?

— Хочу, чтобы вы просто взглянули на нее, вот и все.

Он сидел как-то неестественно прямо, сложив руки на коленях.

— Ладно, — произнес он после паузы. — Давайте.

Поначалу Мьюз хотела использовать для опознания снимки, к чему лишний раз травмировать и без того несчастного человека созерцанием изуродованного трупа. Но снимки в таких случаях не слишком помогают. Если бы имелась четкая фотография лица — другое дело, но лицо изуродовано до полной неузнаваемости, точно по нему проехала газонокосилка. Остались лишь фрагменты костей и разорванных сухожилий. Мьюз могла бы показать ему снимки торса с указаниями роста и веса, но по опыту знала, что соотнести изображение с реальностью в таких случаях сложно.

Нейл Кордова не спрашивал, чем вызван такой поворот в допросе, но всячески проявлял готовность к сотрудничеству. Они находились на Норфолк-стрит в Ньюарке — в морге округа. Мьюз заранее постаралась организовать все так, чтоб не тратить время на переезды. Она отворила дверь. Кордова старался не опускать голову. Походка ровная, уверенная, а вот плечи выдавали тревогу и страх — Мьюз заметила, как он весь сжался под блейзером.

Тело подготовили. Тара О’Нил, патологоанатом, обернула лицо жертвы марлевыми бинтами. Это первое, что заметил Кордова, — повязки словно на мумии, как в кино. И спросил почему.

— У нее сильно изуродовано лицо, — ответила Мьюз.

— Как же я ее узнаю?

— Ну, может, строение тела подскажет. Или рост.

— Думаю, помогло бы, если бы я увидел лицо.

— Это не поможет, мистер Кордова.

Он сделал глубокий вдох, снова посмотрел.

— Что с ней случилось?

— Ее очень сильно избили.

Он резко обернулся к Мьюз.

— Считаете, с моей женой произошло то же самое?

— Я не знаю.

Кордова на секунду закрыл глаза, взял себя в руки, открыл глаза, кивнул.

— Ладно. — Он снова кивнул. — Хорошо. Я понимаю.

— Знаю, это нелегко.

— Все в порядке. — Он смахнул слезинку рукавом.

И в эту минуту Нейл больше всего походил на маленького мальчика, и когда смахнул эту слезинку со щеки, Мьюз захотелось крепко прижать его к себе, утешить. Потом он снова повернулся к телу.

— Вы ее знаете?

— Не думаю.

— Не спешите.

— Дело в том, что она… голая. — Он по-прежнему не сводил глаз с перебинтованной головы, точно пытался соблюдать правила приличия. — То есть я хочу сказать, если она из моих знакомых, я никогда не видел ее в таком виде. Ну, вы понимаете, о чем я.

— Понимаю. Может, как-то прикрыть тело?

— Нет, все нормально. Просто… — Тут он нахмурился.

— Что?

Нейл Кордова не сводил глаз с шеи жертвы. Потом окинул ее взглядом с головы до ног. — Вы не могли бы ее перевернуть?

— На живот?

— Да. Мне нужно взглянуть на ее ногу. Сзади.

Мьюз выразительно покосилась на Тару О’Нил, та вместе с санитаром немедленно перевернула тело. Теперь Джейн Доу лежала лицом вниз. Кордова приблизился к ней на шаг. Мьюз осталась на месте. Тара и санитар отошли. Взгляд Нейла Кордовы был устремлен на ноги. Точнее, на правую лодыжку.

Там была родинка.

Шли секунды. Мьюз, наконец, решилась:

— Мистер Кордова?

— Я знаю, кто это.

Мьюз ждала. Он задрожал. Потом поднес ладонь ко рту. Закрыл глаза.

— Мистер Кордова?

— Это Марианна, — выдавил он. — Господи Боже, это же Марианна!..




Глава 27


Доктор Айлин Гольдфарб уселась за столик напротив Сьюзен Лориман.

— Спасибо, что пришли, — робко улыбнулась Сьюзен.

Поначалу они хотели встретиться где-нибудь за городом, но затем Айлин отвергла эту идею. Любой, увидевший их здесь вместе, решил бы, что две дамы зашли в ресторан на ленч — на это у Айлин никогда не было ни времени, ни желания, слишком уж долго засиживалась она на работе в больнице и не принадлежала к числу дам, которые регулярно ходят обедать.

Даже когда дети были совсем маленькие, она не слишком баловала их материнским вниманием. Никогда не испытывала желания бросить медицину и остаться дома, играть более традиционную роль в жизни своих детей. Напротив, она не могла дождаться, когда этот период в жизни закончится и можно будет вернуться к нормальной полноценной работе. Детям не станет от этого хуже. Да, она далеко не всегда могла быть с ними, но считала, что это поможет детям стать более независимыми и самостоятельными.

По крайней мере, так она убеждала себя.

Но в прошлом году в больнице состоялась вечеринка в ее честь. Пришло множество гостей — среди них врачи и интерны — отдать дань уважения своей любимой учительнице. Айлин случайно подслушала, как один из лучших ее студентов рассказывал Келси о том, какая замечательная у нее мать и что она должна ею гордиться. На что Келси, выпившая пару бокалов, ответила: «Она так много времени проводит здесь, что я почти ее не вижу. Ее все время нет, как и поводов для гордости».

«Вот так, — вздохнула Айлин. — Карьера, материнство, счастливый брак… Я занималась самообманом, с легкостью пожертвовав материнством и семьей, верно?»

А теперь даже карьера оказалась под угрозой, если то, что сообщили ей агенты, правда.

— Есть новости из банков донорских органов? — спросила Сьюзен Лориман.

— Нет.

— Мы с Данте тоже ищем. Объявили настоящую охоту на доноров. Я заходила в школу Лукаса. Там же, кстати, учится и дочь Майка, Джил. Говорила с несколькими учителями. Идея им понравилась. В следующую субботу проведем акцию, будем записывать всех желающих в банк доноров.

Айлин кивнула.

— Это наверняка поможет.

— И вы тоже все еще ищете? То есть я хотела спросить: дело не безнадежное?

— Но и надежды тоже мало. — Айлин не смогла скрыть, что не в настроении.

Сьюзен Лориман прикусила нижнюю губу. Она была столь безупречно и естественно красива, что оставалось только завидовать. Мужчины с ума сходят по такому типу красоты, Айлин это знала. Даже у Майка прорезались бархатные модуляции в голосе, когда Сьюзен Лориман появлялась в комнате.

Подошла официантка, поставила на стол кофейник. Айлин кивком разрешила себе налить, но Сьюзен осведомилась, есть ли в меню чаи на травах и какие именно. Официантка посмотрела на нее так, будто Сьюзен заказала клизму. И Сьюзен поспешно сообщила, что любой чай сойдет. Официантка вернулась с пакетиком чая «Липтон», налила в чашку горячей воды.

Сьюзен Лориман рассматривала напиток, точно в нем крылся некий невиданный секрет.

— Роды были очень тяжелые, — сказала она. — За неделю до появления Лукаса я заболела воспалением легких и так сильно кашляла, что сломала ребро. Меня положили в больницу. Боль была чудовищная. Данте оставался со мной все время. Сидел рядом, отказывался уходить.

Сьюзен медленно поднесла чашку к губам, бережно придерживая обеими ладонями, точно раненую птичку.

— А когда выяснилось, что Лукас болен, у нас состоялся семейный совет. Данте страшно храбрился, говорил, что готов на все, лишь бы сохранить семью. «Мы Лориманы», — твердил он. А ночью вышел на улицу и так плакал, что я даже испугалась, вдруг сотворит что-нибудь с собой.

— Миссис Лориман…

— Пожалуйста, просто Сьюзен.

— Сьюзен, я все понимаю. Он образцовый отец. Он купал Лукаса, когда тот был младенцем. Он менял ему подгузники, стал его тренером по футболу, и он будет совершенно раздавлен, узнав, что Лукас не его сын. Я правильно расставила акценты?

Сьюзен отпила еще глоток чая. Айлин подумала о Гершеле, о том, что от былой их любви ничего не осталось.

«Интересно, есть ли у Гершеля любовница? Может, он завел интрижку с хорошенькой разведенкой из регистратуры, которая громко хохотала в ответ на каждую его шутку? Да, скорее всего».

«Что у нас осталось, Айлин?..» — вспомнила она упрек мужа.

Мужчина, задающий такие вопросы, мысленно давно распрощался с супружеской жизнью. Айлин поняла это слишком поздно.

— Вы не понимаете, — волнуясь, произнесла Сьюзен Лориман.

— Мне и не надо ничего понимать. Вы не хотите, чтобы он узнал. Это я понимаю. И понимаю, что Данте будет очень больно. И ваша семья может пострадать. Так что избавьте меня от подробностей. У меня просто нет на это времени. Я могла бы прочесть лекцию на тему, о чем вы думали за девять месяцев до рождения Лукаса, но сегодня уик-энд, у меня выходной и полно своих проблем. К тому же меня, откровенно говоря, не слишком заботят ваши моральные ошибки и грехи, миссис Лориман. Меня волнует здоровье вашего сына. Точка, конец истории. Если вылечить мальчика означает разрушить ваш брак, я готова подписаться под документами о разводе. Я доходчиво выражаюсь?

— Да.

Сьюзен опустила глаза. Сама скромность — это словосочетание Айлин слышала и прежде, но никогда до конца не понимала. И вот теперь, похоже, поняла.

«Интересно, сколько мужчин теряют голову, увидев эту якобы застенчивую красотку? Нет, неправильно, в оценках не должно быть ничего личного».

Айлин вздохнула, постаралась отогнать невеселые мысли о своем отвращении к адюльтеру, о страхе провести будущее без мужчины, с которым некогда намеревалась прожить всю жизнь, о тревогах, связанных с работой, и о вопросах, которые задавали ей федеральные агенты.

— И я не понимаю, почему он должен об этом знать, — выдала Айлин.

Сьюзен подняла голову, в глазах засияли проблески надежды.

— Все переговоры с биологическим отцом мы будем держать в тайне, — продолжала Айлин. — Для начала попросим его сдать анализ крови.

Надежда тут же улетучилась.

— Нет, это… невозможно, — залепетала Сьюзен.

— Почему?

— Вы просто не можете, и все.

— Послушайте, это ваш единственный шанс. — Теперь голос Айлин звучал резко, даже грубо. — Я пытаюсь помочь, но не собираюсь выслушивать слюнявые истории о том, какой Данте чудесный муж и отец. Да, благополучие вашей семьи мне небезразлично, но не до такой степени. Я врач вашего сына, не духовник и не пастор. И если вы ищете у меня полного понимания или спасения, вы ошиблись адресом. Кто отец?

Сьюзен закрыла глаза.

— Если не назовете имя, все расскажу мужу. — Айлин не собиралась этого говорить, просто не смогла подавить приступ гнева. — Вы ставите секретность выше здоровья и жизни собственного сына. Я этого не допущу!

— Пожалуйста…

— Кто отец, Сьюзен?

Сьюзен Лориман отвернулась, снова прикусила нижнюю губу. А потом тихо сказала:

— Я не знаю.

Айлин Гольдфарб растерянно заморгала. Ответ был где-то рядом, разделял их, точно пропасть, и Айлин не знала, как через нее переправиться.

— Понимаю…

— Нет, не понимаете.

— У вас был не один любовник, а несколько. Конечно, это может смутить кого угодно. И все же мы должны выяснить.

— Не было у меня никакого любовника. И уж тем более нескольких. Меня изнасиловали.




Глава 28


Майк сидел в комнате для допросов и изо всех сил старался сохранять спокойствие. Почти всю стену перед ним занимало большое прямоугольное зеркало, через которое, как он подозревал, за ним наблюдают. Остальные стены были выкрашены унылой мутно-зеленой краской, как в школьных туалетах. На полу серый линолеум.

В комнате с ним находились двое. Один сидел в уголке, опустив голову, точно провинившийся школьник. В руке авторучка, на коленях блокнот. Второй парень — офицер, показавший бляху и пистолет перед входом в клуб «Ягуар», — был черным, в левом ухе красовалась серьга в виде заклепки с бриллиантом. Он расхаживал по комнате, держа в руке незажженную сигарету.

— Я агент особого назначения Дэррил Лекру, — сказал он. — А это Скотт Дункан, связующее звено между УБН[24 - УБН (DEA) — Управление по борьбе с наркотиками, агентство в составе министерства юстиции США.] и Федеральным прокурором. Вам зачитали права?

— Зачитали.

Лекру кивнул.

— И вы согласны говорить с нами?

— Согласен.

— Тогда, пожалуйста, подпишите отказ от права. Вот здесь.

Майк подписал. В обычных обстоятельствах ни за что бы не стал это делать. Но он знал: Мо позвонит Тиа. Та примчится сюда и станет его адвокатом. Или раздобудет ему другого. До того момента лучше держать рот на замке. Но сейчас его мало беспокоило это обстоятельство — право хранить молчание.

Лекру продолжал ходить.

— Вы знаете, из-за чего все это?

— Ни малейшего представления, — ответил Майк.

— Так-таки ни малейшего?

— Совершенно верно.

— Что вы делали сегодня в клубе «Ягуар»?

— Почему вы за мной следили?

— Доктор Бай?

— Да?

— Я курю. Вам это понятно?

Вопрос удивил Майка.

— Сигарету вижу.

— Она зажжена?

— Нет.

— Вы думаете, это доставляет мне радость?

— Откуда мне знать.

— Вот и я о том же. Я привык курить в этой самой комнате. И не потому, что хочу унизить подозреваемых, выпускать им клубы дыма в лицо, хотя иногда вытворял и такое. Нет, я курил просто потому, что мне это нравилось. Помогало расслабиться. Теперь же они напринимали все эти новые законы, и закурить здесь я уже не могу. Вы слышите, что я вам говорю?

— Слышу.

— Иными словами, закон не позволяет человеку расслабиться. И это меня беспокоит. Мне необходимо курить. Поэтому когда здесь, я сильно раздражен. Таскаю в руке сигарету, а закурить не могу. Все равно что привести лошадь на водопой и не позволять ей пить. И не думайте, мне вовсе не нужно ваше сочувствие. Но я хочу, чтобы вы поняли: находясь здесь, я на взводе. И вы уже вывели меня из терпения. — Он стукнул кулаком по столу, но голос оставался спокойным. — Я не собираюсь отвечать на ваши вопросы. Это вы должны отвечать на мои. Ясно вам?

— Возможно, мне лучше дождаться своего адвоката, — отозвался Майк.

— Круто. — Он обернулся к Дункану, сидящему в углу. — Скотт, у нас на него достаточно материала для ареста?

— Да.

— Вот и славно. Тогда так и сделаем. Засадим в кутузку на весь уик-энд. Как думаешь, когда состоятся предварительные слушания о выпуске под залог и все такое прочее?

Дункан пожал плечами:

— Где-то через несколько часов. А может, и до утра придется подождать.

Майк старался побороть панику.

— В чем меня обвиняют?

Лекру пожал плечами.

— Уж что-нибудь да найдется, обязательно. Верно, Скотт?

— Конечно.

— Вам решать, доктор Бай. До этого вы вроде бы стремились вырваться отсюда. Так что давайте начнем сначала, а там посмотрим, как пойдет игра. Что вы делали в клубе «Ягуар»?

Майк мог бы еще поспорить, но понимал: это неверный шаг. Как и ожидание Тиа. Ему нужно выбраться отсюда, причем как можно быстрее. Он должен найти Адама.

— Я искал своего сына.

Он думал, что Лекру начнет развивать эту тему, но тот просто кивнул и спросил:

— И вы были готовы вступить в драку?

— Да.

— Считая, что это поможет вам найти сына?

— Я на это надеялся.

— Придется объяснить.

— Я был в том же районе вчера вечером, — начал Майк.

— Да, нам известно.

— Вы и вчера за мной следили?

Лекру улыбнулся, в знак напоминания приподнял сигарету и выразительно выгнул бровь.

— Расскажите нам о сыне, — предложил он.

Эти знаки предупреждения очень не понравились Майку. Он терпеть не мог, когда угрожают или следят за ним, — словом, все эти штучки. Но особенно не понравилось ему, как этот тип спросил о сыне. Но опять же, какой у него выбор?

— Он пропал. И я подумал, вдруг он в клубе «Ягуар».

— И поэтому вы ходили туда вчера вечером?

— Да.

— Решили, что он может находиться там?

— Да.

Майк открыл почти все. Причин умалчивать о чем-то не было — он уже рассказал копам ту же историю еще в больнице, а затем — в полицейском участке.

— Почему вы так о нем беспокоились?

— Вчера вечером у нас были билеты на матч с участием «Рейнджерс».

— Хоккейной команды?

— Да.

— Они проиграли, вы знаете?

— Нет, не знаю.

— Хотя игра была хороша. Такая шла рубка… — Лекру снова улыбнулся. — Я один из немногих, кто уважает хоккей. Раньше любил баскетбол, но НБА меня разочаровала. Слишком уж много нечестной игры. Вы понимаете, о чем я?

Майк решил, что вопрос с подвохом. А потому неопределенно буркнул в ответ:

— Угу.

— Так, значит, когда ваш сын не появился, вы бросились искать его в Бронксе?

— Да.

— И там на вас напали.

— Да. — Майк все же не сдержался и добавил: — Если вы, ребята, следили за мной, почему не пришли на помощь?

Агент пожал плечами.

— Кто сказал, что мы следили?

И тут вдруг Скотт Дункан поднял голову и произнес:

— Кто сказал, что мы не помогли?

Возникла неловкая пауза.

— А прежде вы там бывали? — нарушил молчание Лекру.

— В клубе «Ягуар»? Нет.

— Никогда?

— Ни разу.

— Просто, чтобы прояснить ситуацию… Вы хотите сказать, что до вчерашнего вечера ни разу не были в клубе «Ягуар»?

— Я и вчера вечером там не был.

— Пардон?

— Вчера вечером я до него так и не добрался. На меня напали.

— А вообще как и почему вы оказались в этом проулке?

— Шел за одним человеком.

— Кем же?

— Его имя Ди-Джей Хафф. Одноклассник моего сына.

— Следовательно, вы утверждаете, что до сегодняшнего дня никогда, ни разу не заходили в клуб «Ягуар»?

— Утверждаю. — Майк старался подавить отчаяние в голосе. — Послушайте, агент Лекру, нельзя ли провернуть все это побыстрей? У меня пропал сын. И я очень о нем тревожусь.

— Ну конечно, еще бы. Повод для беспокойства налицо. Однако давайте по порядку, о’кей? Как насчет Розмари Макдевит, президента и основателя этого самого клуба?

— А что насчет нее?

— Когда вы с ней познакомились?

— Сегодня.

Лекру обернулся к Дункану.

— Ты это покупаешь, Скотт?

Тот приподнял руку, опустив ладонь, потом покачал головой.

— И это тоже доверия не вызывает.

— Пожалуйста, прошу, послушайте меня! — Майк изо всех сил старался подавить умоляющие нотки в голосе. — Мне нужно выбраться отсюда и найти сына.

— Выходит, действиям силовых структур не доверяете?

— Доверяю. Но не считаю, что задача найти моего сына является для них приоритетной.

— Что ж, честный ответ. Тогда позвольте спросить вот что. Вам известно, что такое фарм-пати? Не в смысле организации или партии, а в смысле «вечеринка».

Майк призадумался.

— Что-то такое слышал, но никак не вспомню.

— Тогда позвольте помогу, доктор Бай. Вы же доктор медицины, верно?

— Да. Я врач.

— Так что величать вас доктором будет правильно. Ненавижу называть всяких там тупиц и задниц с докторским дипломом — доктор философии, или какой-то там хиромант, или тот тип, что помог подобрать мне контактные линзы в «Перл-экспресс», — доктором. Вы понимаете, о чем я?

Майк попытался вернуть его к исходной теме.

— Вы спрашивали о фарм-пати?

— Да, именно. И вы торопитесь, и все такое прочее, а я только тяну резину. Так что давайте к делу. Вы медик, практикующий врач, и, разумеется, знаете цену фармакологическим препаратам, так?

— Знаю.

— Тогда позвольте объяснить, что такое фарм-вечеринка. Как бы попроще выразиться?.. Короче, подростки залезают в аптечки родителей и воруют разные таблетки. Сейчас у каждого семейства в аптечке целый набор — викодин, аддерал, риталин, ксанакс, прозак, оксиконтин, перкоцет, димедрол, валиум, ну, вы поняли. Так вот, эти ребята воруют лекарства, потом собираются вместе, складывают их в миску или кастрюлю и варят. Короче, делают себе такой наркотический коктейль на десерт. Ну и балдеют.

Лекру умолк. И впервые за все время схватил стул, перевернул его спинкой вперед и уселся. Потом долго и пристально смотрел Майку в глаза.

Тот даже не моргнул. А затем спокойно заметил:

— Ну вот, теперь я знаю, что такое фарм-пати.

— Теперь знаете. Вот таким образом все и начинается. Собирается группа ребятишек, они жрут эту дрянь и считают, что таблетки легальны — это же не кокаин или героин. Может, младший братишка принимает риталин, потому что врачи считают его гиперактивным. А папочка принимает оксиконтин — из-за болей в колене после операции. Да что угодно. Но лекарства эти следует хранить в надежном месте.

— Я вас понял.

— Неужели?

— Да.

— Теперь понимаете, как легко получить доступ к наркотическим средствам? У вас дома хранятся какие-либо медикаменты, выписанные по рецепту?

Майк подумал о своем колене, о том, что ему был выписан оксиконтин, но он так много работал, что порой просто забывал принимать таблетки. И действительно, хранились они в домашней аптечке. Замечал ли он когда-нибудь, что таблетки пропадают? Да и знают ли родители хоть что-то о таблетках, которые им прописывают? Кто станет бить тревогу из-за нескольких пропавших таблеток?

— Да, вы верно заметили, во всех домах хранятся таблетки.

— Вот именно. Послушайте меня внимательно еще минутку. Вам известно действие этих препаратов. Известно также и о фарм-вечеринках. Так что в определенном смысле вас можно назвать предпринимателем. И что вы делаете дальше? Просто переходите на следующий уровень. Пытаетесь получить доход. Возможно, подталкиваете ребят к еще большему воровству. Вы даже можете доставать таблетки-пустышки.

— Плацебо?

— Ага. Допустим, настоящие пилюли белые, и их вполне можно заменить обычным аспирином. Кто заметит? Или же купить заменитель сахара, тоже в таблетках и тоже ничем не отличается от многих других лекарств. Понимаете? Никто ничего не заметит. Существует огромный черный рынок по торговле лекарствами, которые можно получить только по рецепту. Так что можно срубить хороший навар. Но опять же, вы мыслите как предприниматель. И группа из восьми ребятишек вас не устраивает. Вы хотите расширить бизнес. Вовлечь в него сотни, если не тысячи. И очень удобная площадка для этого, ну, скажем, ночной клуб.

Только теперь Майк начал понимать…

— Так вы думаете, именно этим и занимаются в клубе «Ягуар»?

Майк вдруг вспомнил, что Спенсер Хилл совершил самоубийство, наглотавшись таблеток, взятых из дома. Такие, во всяком случае, ходили слухи. Он украл лекарства из домашней аптечки и погиб от передозировки.

Лекру кивнул и продолжил:

— Вы могли бы, будь у вас предпринимательская жилка, поднять дело на более высокий уровень. Все лекарства на черном рынке имеют определенную цену. И вы можете выбросить на него просроченный амоксициллин, принимать который так и не закончили. Или же у вашего дедушки завалялась в доме лишняя виагра. Никто же не уследит, верно, док?

— Пожалуй.

— Именно. И если таблетки вдруг закончились, вы приписываете это ошибке фармацевта, недодавшего вам, или думаете, что, возможно, перепутали, приняли пару-тройку лишних. Практически нет способа доказать, что это ваши дети воруют из аптечки. Теперь понимаете, насколько блестящая вырисовывается схема?

Майку не терпелось спросить, какое отношение к этому имеет он или Адам, но лучше пока промолчать.

Лекру подался вперед и прошептал:

— Эй, док?

Майк ждал продолжения.

— Вам известно, какой следующий шаг должен сделать настоящий человек с предпринимательской жилкой?

— Лекру! — окликнул вдруг Дункан.

— Что такое, Скотт?

— Смотрю, тебе очень нравится это слово — предприниматель. И все его производные.

— Есть такое дело. — Он снова посмотрел на Майка. — А вам нравится это слово, док?

— Шикарное слово.

Лекру ухмыльнулся с таким видом, будто они старые добрые друзья.

— Шустрый малый с предпринимательской жилкой всегда найдет способ вытащить из родительского дома как можно больше таблеток. Как? Ну, допустим, заказывает доставку из аптеки в дневное время. Если оба родителя работают, и есть служба доставки, дома после школы ты оказываешься раньше их. А если родители вдруг замечают пропажу, списывают это на свою забывчивость, ошибку в приеме и прочее. Раз уж ты пошел этой дорожкой, всегда найдется масса способов сколотить лишний доллар. Прибыльное дело и никаких доказательств.

В голове у Майка крутился один вопрос: «Неужели Адам мог заниматься чем-то подобным?»

— Кого тут можно привлечь? Вдумайтесь. Есть группа несовершеннолетних ребят из богатых семей — каждая может позволить себе лучшего адвоката. И как доказать, кто это сделал? Крал законным образом выписанные лекарства из домашних аптечек. Да и вообще, кому какое дело? Надеюсь, поняли, как легко достаются эти деньги?

— Догадываюсь.

— Догадываетесь, доктор Бай? Перестаньте, не надо играть с нами в эти игры. Вы не догадываетесь. Вы знаете. Почти безупречная схема. Надеюсь, вы имеете представление, как работает наша служба. Нам неинтересно вылавливать кучку тупых несовершеннолетних подростков, балующихся наркотой. Нам нужна рыбка покрупнее. Но если бы наша большая рыба была умна, то она — пусть будет она, чтобы нас не обвинили в дискриминации по половым признакам, о’кей? — непременно поручила бы добывание для себя наркотиков несовершеннолетним. Тупым готам, которым, возможно, следует переместиться всего лишь на одно звено в пищевой цепочке, чтоб попасть в группу неудачников. А так они ощущают собственную значимость, и эта горячая штучка вполне может добиться от мальцов всего, чего только не пожелает. Вы понимаете, о чем я.

— Да, конечно, — ответил Майк. — Так вы считаете, Розмари Макдевит занимается в своем клубе именно этим? Да, у нее есть ночной клуб, и все эти несовершеннолетние ребята, и вполне легальное прикрытие. С одной стороны, оно, конечно, так.

— А с другой?

— Женщина, чей брат погиб от передозировки, торгует таблетками?

Лекру снисходительно улыбнулся:

— Так она и вам рассказала эту слюнявую байку, верно? О бедном братике, который не видел другого выхода, кроме как баловаться наркотой и, в конце концов, умереть?

— Это неправда?

— Сплошные выдумки, насколько нам известно. Она говорила, будто родилась в Бремене, штат Индиана, но мы проверили. И никакого случая, описанного ею, там никогда не было.

Майк промолчал.

Скотт Дункан поднял голову от записей.

— Смотрится как горячая штучка.

— Что есть, то есть, — согласился Лекру. — Красотка высший класс.

— Любой мужчина просто дуреет рядом с такой шикарной дамочкой.

— Это уж точно, Скотт. Тоже один из ее приемчиков. Сексуальный манок для любого парня. И не то чтобы я возражал побыть хоть немного таким парнем, вы понимаете, о чем я, док?

— Простите, нет.

— Вы «голубой»?

Майк едва сдержался.

— Да, хорошо, я «голубой». Давайте дальше.

— Она использует мужчин, док. Не только тупых подростков. Куда более умных мужчин. И старших по возрасту.

Он замолчал в ожидании. Майк посмотрел на Дункана, потом перевел взгляд на Лекру.

— Настала минута, когда я должен ахнуть и вдруг осознать, что речь идет обо мне? — с иронией поинтересовался Майк.

— С чего вы взяли?

— Думаю, вы именно это собирались сказать.

— Может, и так. — Лекру театрально развел руками, словно новичок в драмкружке. — Но ведь вы только что заявили, что до сегодняшнего дня с ней не встречались. Это правда?

— Правда.

— И мы безоговорочно вам верим. Так что позвольте спросить кое-что еще. Как у вас дела на работе? Я имею в виду в больнице?

Майк вздохнул.

— Очевидно, я должен притвориться, что вы совершенно сбили меня с толку резкой сменой темы. Послушайте, не знаю, в чем вы там меня подозреваете. Думаю, это как-то связано с клубом «Ягуар». И не потому, что я натворил что-то. А потому что и ослу понятно: там творятся темные делишки. При других обстоятельствах, повторяю, я должен был бы дождаться своего адвоката, или жены, которая тоже адвокат. Но повторяю уже в сотый раз: у меня пропал сын. Давайте покончим с этой ерундой. Скажите прямо: что хотите знать. Я отвечу и снова займусь поисками Адама.

Лекру приподнял бровь.

— Знаешь, Скотт, меня страшно заводит, когда подозреваемый начинает говорить так грубо, прямо по-мужски. А тебя заводит, Скотт?

— Соски, — кивнул тот, — прямо так и начинают твердеть.

— Ладно, перед тем как мы с коллегой придем к оргазму, задам еще несколько вопросов. И покончим с этим. Вам известен пациент по имени Уильям Браннум?

И снова Майк удивился, при чем тут это, и снова решил ответить:

— Не припоминаю.

— Вы не помните имени каждого своего пациента?

— Нет, это имя мне ни о чем не говорит. Но, возможно, им занимался мой коллега, другой лечащий врач.

— То есть Айлин Гольдфарб?

«А они неплохо осведомлены», — подумал Майк.

— Да, именно.

— Ее мы тоже спрашивали. Она не помнит.

Майк едва сдержался, чтоб не выпалить: «Как, вы и с ней тоже говорили?». Старался сохранять спокойствие. Они уже беседовали с Айлин. Да что вообще здесь происходит, черт побери?

Лекру ухмылялся во весь рот.

— Ну что, готов перейти на следующий уровень, доктор Бай?

— Конечно.

— Хорошо. Тогда позвольте показать вам кое-что.

Он обернулся к Дункану. Тот протянул ему картонную папку. Лекру вставил незажженную сигарету в рот, начал перелистывать какие-то бумаги ногтями в никотиновых пятнах. Потом выдернул листок бумаги, бросил его на стол перед Майком.

— Это вам знакомо?

Майк смотрел на листок: ксерокопия рецепта. Вверху он увидел фамилии — свою и Айлин. А также адрес Нью-йоркской пресвитерианской больницы, их лицензионный номер и пустое место для аптечной печати. Рецепт на оксиконтин был выписан некоему Уильяму Браннуму.

Внизу стояла его подпись: «Доктор Майкл Бай».

— Так вам знаком этот рецепт?

Майк молчал.

— Потому как доктор Гольдфарб утверждает, что это не ее. И что она не знает такого пациента.

Лекру передал второй листок. Еще один рецепт. На этот раз — на ксанакс. Тоже подписан доктором Майклом Байем. Потом еще один.

— Вам о чем-то говорят эти имена?

Майк не ответил.

— О, вот этот особенно интересен. Хотите знать почему?

Майк посмотрел на Лекру.

— Потому что выписан на имя Карсона Бледсо. Знаете, кто это?

Майк подумал, что, может, и знает, однако ответил:

— А должен?

— Так звать парня со сломанным носом, с которым вы выясняли отношения перед тем, как вас арестовали.

«Да, предпринимательская деятельность поставлена на широкую ногу, — подумал Майк. — Подцепить на крючок сына врача. Воровать бланки рецептов и выписывать все, что душа пожелает».

— Самый оптимистичный финал — если найдутся смягчающие обстоятельства и боги вам благоволят — у вас отнимут лицензию и навсегда запретят медицинскую практику. Это самый лучший сценарий. Перестанете быть доктором медицины.

Майк понял — лучше молчать.

— Мы уже давно разрабатываем это дело. Следим за клубом «Ягуар». В курсе, что там происходит. Могли бы арестовать группу богатеньких подростков, но вы же понимаете, нет смысла, если не отсечь голову. Вчера нам сообщили, что должна состояться большая сходка. Вот одна из проблем такого вида предпринимательства: вам нужны посредники. Организованная преступность серьезно заинтересована в этом рынке. Из оксиконтина они делают кокаин, может, и еще что-то. И мы пока не вмешиваемся, только наблюдаем. Но вчера вечером все пошло не так, как было запланировано. На сцене появились вы, доктор. На вас напали. И вот сегодня вы возникаете снова и устраиваете настоящий хаос. И теперь у нас есть все основания полагать, что клуб «Ягуар» быстренько свернет свою деятельность, и мы останемся ни с чем. Так что придется «колоть» их сейчас.

— Мне нечего сказать.

— Ну, не скромничайте.

— Буду ждать своего адвоката.

— К чему все эти игры? Ведь мы не думаем, что вы выписывали эти рецепты, вовсе нет. У нас имеются образчики вполне законных выписанных вами рецептов, так что специалисты сравнили почерк. Это не ваш. Значит, вы или передавали бланки кому-то еще — тоже серьезное уголовное преступление, — или же кто-то у вас их украл.

— Мне нечего сказать.

— Вы не можете защитить его, док. Только думаете, что можете. Все родители пытаются. Но здесь не тот случай. Я знаю, у каждого врача хранятся дома бланки рецептов. На случай, если придется кому-то выписать там. Воровать таблетки из аптечки просто. Наверное, еще проще стащить бланки рецептов.

Майк поднялся.

— Я ухожу.

— Черта с два! Ваш сын как раз один из тех богатеньких подростков, о которых мы говорили. И это здесь ему не поможет. Его могут обвинить в заговоре и распространении наркотических средств. Это серьезное обвинение — до двадцати лет в федеральной тюрьме. Но нам не нужен ваш сын, док. Нам нужна Розмари Макдевит. Так что можем заключить сделку.

— Я жду своего адвоката, — напомнил Майк.

— Отлично, — кивнул Лекру. — Поскольку ваш очаровательный адвокат только что прибыл.




Глава 29


Изнасиловали… Сьюзен Лориман произнесла это слово и умолкла, и Айлин показалось, что она слышит странный шелест. Появилось ощущение, будто не хватает воздуха, словно его выкачивали, словно весь обеденный зал с бешеной скоростью полетел куда-то вниз, в пустоту. В ушах свистело. Изнасиловали.

Айлин Гольдфарб не знала, что сказать. За свою жизнь она успела наслушаться плохих новостей, умела держать удар. Но этот оказался слишком неожиданным. Наконец она сумела взять себя в руки, напустила невозмутимость.

— Мне страшно жаль.

Сьюзен Лориман не просто закрыла глаза, она крепко зажмурилась, как делают маленькие дети. По-прежнему сжимала чашку в руках. Айлин хотела дотронуться до нее, утешить, но передумала. К ним направилась официантка, но Айлин покачала головой. Сьюзен все еще сидела с закрытыми глазами.

— Данте я не говорила.

Мимо прошел официант с горой тарелок на подносе. Кто-то из посетителей громко требовал воды. Женщина за соседним столиком пыталась подслушивать, но Айлин метнула в ее сторону столь выразительный взгляд, что та сразу отвернулась.

— Я никому ничего не сказала. А когда поняла, что беременна, подумала, вдруг ребенок от Данте. Ну, очень надеялась на это. Потом появился Лукас, и я сразу поняла, от кого он. Просто решила не думать об этом, и все. Просто жить дальше. Давно это было.

— Вы не сообщили в полицию об изнасиловании?

Она покачала головой.

— Только никому не говорите. Пожалуйста.

— Хорошо.

Какое-то время они молчали.

— Сьюзен?

Она подняла глаза.

— Я понимаю, это было давно… — начала Айлин.

— Одиннадцать лет назад, — уточнила Сьюзен.

— Да. Но вы могли бы подумать… о том, чтобы заявить сейчас.

— Зачем?

— Если его поймают, мы сможем взять анализы. Вероятно, он уже сидит. Насильники обычно не ограничиваются одним эпизодом.

Сьюзен покачала головой.

— Но мы затеяли всю эту донорскую кампанию в школе.

— Вам известно, каковы шансы получить нужного донора?

— Это должно помочь.

— Сьюзен, вам надо обратиться в полицию.

— Пожалуйста, не уговаривайте меня.

И тут вдруг Айлин посетила любопытная мысль:

— Скажите, а вы знаете, кто вас изнасиловал?

— Что? Нет.

— Вам следует хорошенько подумать над моими словами.

— Его все равно не поймают, ясно? Мне пора. — Сьюзен поднялась из-за стола и возвышалась теперь над Айлин. — Если бы я знала, что это шанс помочь сыну, я бы не сомневалась. Но это не так. Пожалуйста, доктор Гольдфарб, помогите с поисками донора. Нам надо найти другой способ, поверьте. Пожалуйста, ведь теперь вы знаете правду. Пусть все останется между нами.




Джо Льюистон вытирал классную доску губкой. За время его работы в школе многое изменилось, в том числе зеленые классные доски заменили на новые, белые, где можно было стирать ластиком, но Джо настоял на сохранении прежней доски. Было нечто завораживающее в запахе мела, в том, как он постукивал по доске, в стирании написанного губкой. Все это связывало его с прошлым, напоминало о том, каким он некогда был и что делал.

Джо использовал большую губку. Она была слишком влажной, и вода стекала по доске. Он стал охотиться за этими струйками, размашисто водил губкой сверху вниз, пытался сосредоточиться на этом простом механическом действии.

Почти сработало.

Он называл эту комнату «Льюистонленд». Детям нравилось, но все же меньше, чем ему самому. Он отчаянно хотел отличаться от остальных: не просто стоять здесь и читать скучные лекции, вдалбливать детям необходимый материал, чтобы позже ученики забыли о нем, как о страшном сне. И Льюистон решил: пусть это будет их второй дом. Ученики вели дневники, сам он — тоже. Читал то, что написали дети, те имели право прочесть его записи. Он никогда не кричал на них. Если ученик совершал хороший, достойный похвалы поступок, — ставил галочку напротив его фамилии. Если же кто-то плохо себя вел, Льюистон эту галочку стирал. Вот так, все очень просто. Он не стремился выделять кого-то из учеников, не любил бранить их при всех и приводить в смущение.

Он видел, как прямо у него на глазах стареют другие учителя, как с каждым годом иссякает их энтузиазм. Кто угодно, только не он! На уроках истории он перевоплощался в героев древности. Он использовал приемы охоты хищных птиц падальщиков для решения запутанных математических задач. Делал первый ход, сделать следующий должен был класс. В этой комнате, в его «Льюистонленд», происходило столько хорошего, доброго, правильного…

И вот однажды, когда заболел гриппом и должен был остаться дома, он пришел в школу. Живот болел страшно, кондиционер сломался, в помещении стояла невыносимая духота, и он чувствовал себя просто ужасно, его бил озноб и…

Зачем он это сказал? Господи, ведь это гадко, говорить ребенку такое.

Льюистон включил компьютер. Руки дрожали. Напечатал название школьного сайта жены. Ввел новый пароль: ДжоЛюбитДолли.

С электронной почтой жены было все в порядке.

Долли не слишком разбиралась в компьютерах и Интернете. Так что Джо забрался в ее компьютер еще до этого и изменил пароль. Вот почему ее почта не «работала» нормально. Она вводила не то кодовое слово, и тексты не открывались.

Теперь же Джо Льюистон, сидя в спокойной домашней обстановке, просматривал все поступившие Долли сообщения. И от души надеялся не увидеть адреса отправителя того сообщения.

Однако увидел.

Он так сильно прикусил нижнюю губу, что едва не вскрикнул от боли. Времени в обрез, Долли непременно захочет знать, что не так с электронной почтой. Значит, в его распоряжении всего один день, не больше. Даже, пожалуй, меньше.




Тиа снова завезла Джил к Ясмин. Если Гай Новак был против или удивился, виду он не подал. Да и у Тиа не было времени пускаться в объяснения. Она торопилась в отдел ФБР, что по адресу Федерал-Плаза, 26. Эстер Кримштейн подъехала почти одновременно. Они встретились в приемной.

— Итак, сверим нашу театральную программку, — сказала Эстер. — Ты выступаешь в роли любимой жены. Я, обаятельный ветеран юриспруденции, выступаю в роли его адвоката.

— Поняла.

— И чтобы ни слова там не произносила. Предоставь мне свободу действий.

— Для этого я тебя и вызвала.

Эстер Кримштейн направилась к двери. Тиа последовала за ней. Эстер решительно распахнула дверь и вошла. Майк сидел за столом. Кроме него в комнате было еще двое мужчин. Один сидел в углу. Другой высился над Майком. Он резко выпрямился, как только вошли женщины:

— Привет. Я специальный агент Дэррил Лекру.

— Мне плевать, — отозвалась Эстер.

— Простите?

— Нет, не прощу. Мой клиент арестован?

— У нас есть основания полагать…

— Плевала я на твои основания. Ответ только «да» или «нет». Итак, повторяю: мой клиент под арестом?

— Мы надеялись, что это не…

— И снова плевать мне на это. — Эстер посмотрела на Майка. — Доктор Бай, прошу вас, вставайте, и мы немедленно уходим отсюда. Супруга проводит вас в вестибюль, там меня и подождете.

— Погодите секунду, мисс Кримштейн, — начал Лекру.

— Вы знаете мое имя?

Он пожал плечами.

— Да.

— Интересно, откуда?

— Видел вас по телевидению.

— Желаете автограф?

— Нет.

— Почему? Хотя не важно, все равно не дам. С моего клиента достаточно. Хотите арестовать его — арестуйте, на законных основаниях. А пока что он просто выйдет из этой комнаты, а мы с вами поболтаем. Если сочту необходимым, позову мистера Байя. Я четко выражаюсь?

Лекру покосился на Скотта.

— Правильный ответ: «Абсолютно ясно, мисс Кримштейн», — сказала Эстер и снова взглянула на Майка. — Идите.

Майк поднялся. Они с Тиа вышли. Дверь за ними затворилась.

— Где Джил? — сразу спросил Майк.

— У Новаков.

Он кивнул.

— Может, расскажешь, что тут было? — поинтересовалась Тиа.

Он рассказал ей все. О посещении клуба «Ягуар». О встрече с Розмари Макдевит. О том, как едва не ввязался в серьезную драку. О том, как появились федералы, забрали его, допрашивали. И о фарм-пати тоже поведал.

— Клуб «Ягуар», — задумчиво протянул Майк. — Помнишь обмен посланиями?

— От СиДжей8115, — кивнула Тиа.

— Именно. И это не инициалы, не имя и фамилия. Это означает «Клуб „Ягуар“».[25 - «Клуб „Ягуар“» — пишется по-английски «Club Jaguar», то есть начинается с букв «Си» и «Джей».]

— Ну а этот номер 8115?

— Не знаю. Возможно, эти инициалы используют многие.

— Так ты считаешь, все это она, Розмари?

— Да.

Тиа пыталась осмыслить услышанное.

— Определенный смысл тут есть. Спенсер Хилл украл таблетки из отцовской аптечки. С их помощью покончил с собой. Вероятно, он уже принимал участие в одной из этих вечеринок. Может, они устраивали вечеринку на той крыше.

— Ты считаешь, Адам тоже там был?

— Все вроде сходится. У них была фарм-пати. Ты смешиваешь эти таблетки, думаешь, что они безопасны…

Тут оба они умолкли.

— Так Спенсер действительно совершил самоубийство? — спросил Майк.

— Он посылал предсмертные записки.

Снова повисла неловкая пауза. Им не хотелось додумывать и озвучивать вполне очевидный вывод.

— Мы должны найти Адама, — вздохнул Майк. — Так что давай пока сосредоточимся только на этом, ладно?

Тиа кивнула. Дверь в допросную отворилась, вышла Эстер. Подошла к ним и сказала:

— Только не здесь. Выйдем на улицу, там поговорим.

Она зашагала к выходу. Майк с Тиа встали и поспешили за ней. Зашли вместе в лифт, но Эстер молчала. Внизу, на первом этаже, Эстер прошла через вращающиеся двери на улицу. Майк и Тиа последовали за ней.

— В мою машину, — велела Эстер.

Это был длинный лимузин, с телевизором, набором хрустальных бокалов и пустым хрустальным графином. Эстер усадила их лицом к водителю, сама села напротив.

— Больше не доверяю всем этим федеральным зданиям с их мониторингом и прослушкой. — Она внимательно посмотрела на Майка. — Я так поняла, ты посвятил жену в подробности?

— Да.

— Что ж, тогда, наверное, вы догадываетесь, в чем суть. У них десятки рецептов, скорее всего поддельных, подписанных тобой. В этом «Ягуаре» действовали достаточно умно, отоваривали их в разных аптеках. В нашем штате, в других штатах, через Интернет и так далее. И версия федералов очевидна.

— Они считают, что Адам крал бланки, — кивнул Майк.

— Да. И у них достаточно доказательств на этот счет.

— К примеру?

— Они знают, что твой сын посещал фарм-вечеринки. По крайней мере, так они утверждают. Кроме того, вчера вечером они были на улице неподалеку от клуба «Ягуар». Видели, как туда зашел Адам. А чуть позже заметили тебя.

— Так они видели, как на меня напали?

— Утверждают, будто ты свернул в проулок, но что именно там произошло, они не видели. Потому как наблюдали за клубом.

— И Адам был там?

— Так они сказали. Но отказались посвятить меня в подробности. Не говорили, что видели, как он оттуда выходил. Ясно одно. Они горят желанием найти вашего сына. Хотят его свидетельских показаний против владельцев клуба. Он еще ребенок, так они сказали. И если будет сотрудничать, отнесутся к нему снисходительно.

— Ну а ты что? — спросила Тиа.

— Разыграла обычное представление. Отрицала, что твой сын знает что-либо об этих вечеринках и рецептурных бланках. А потом спросила, что означает это «снисходительное» отношение в плане предъявления обвинений и приговора. Они отвечали уклончиво.

— Адам не воровал у Майка бланки, — подала голос Тиа. — Кому, как не ему знать.

Эстер глянула на нее скептически. Тиа тотчас поняла, насколько наивно прозвучало ее возражение.

— Короче, положение дел вам известно, — тряхнула головой Эстер. — И не важно, что вы думаете и что думаю я. Я просто изложила вам их версию. К тому же у них есть рычаг воздействия. Это ты, доктор Бай.

— В смысле?

— Они старательно делали вид, что не исключают твоего участия в преступной схеме. К примеру, отметили, что вчера вечером ты направлялся именно в клуб «Ягуар», ну а потом, по дороге, на тебя напали какие-то отморозки, случайно оказавшиеся поблизости. Как ты узнал об этом клубе, если не связан с ними? Как вообще оказался в том районе?

— Я искал сына.

— Но как ты узнал, что твой сын там? Можешь не отвечать, нам это известно. Но пойми правильно: они могут состряпать дело, где выставят тебя соучастником Розмари Макдевит. Ты взрослый человек, к тому же врач. Есть все основания для твоего задержания. Не дай бог, им удастся что-то доказать — срок светит нешуточный. И если ты настолько туп, что захочешь взять вину сына на себя, тогда они засадят и тебя, и Адама. Потому как он уже засветился. Ходил на эти чертовы вечеринки. Они скажут, что он вместе с этой дамочкой из клуба и придумал схему, как побольше заработать через врача. Вот и выход на тебя.

— Но это безумие какое-то!

— Ничего подобного. У них бланки твоих рецептов. С их точки зрения — вполне весомое доказательство. А тебе известно, какие в этом бизнесе крутятся деньги? Один оксиконтин стоит целое состояние. И проблема с незаконным оборотом лекарственных средств принимает характер эпидемии. И ты, доктор Бай, послужишь классическим примером того, с какой осторожностью следует врачу относиться к выписке и хранению рецептов. Ты станешь мальчиком для битья. Я, конечно, могу тебя отмазать. Но только какой ценой?

— Так что ты советуешь?

— Я бы, конечно, предложила сотрудничество с ними. Сколь это мне ни отвратительно, но лучшего выхода для нас пока не вижу. Впрочем, это преждевременно. Прежде всего надо найти Адама. Поговорить с ним и выяснить, что именно произошло. А уж потом совместно принять решение.




Лорен Мьюз протянула снимок Нейлу Кордове.

— Это Реба, — узнал он.

— Да, — кивнула Мьюз. — Это снимок с камеры слежения в «Таргет», где она вчера делала покупки.

Он поднял на нее глаза.

— Это как-то поможет?

— Видите женщину, вот тут? — Мьюз ткнула в снимок указательным пальцем.

— Да.

— Вы ее знаете?

— Вроде бы нет. Может, есть еще, под другим ракурсом?

Мьюз протянула ему еще одну фотографию. Нейл Кордова сосредоточенно рассматривал изображение, желая найти нечто такое, что поможет следствию. Но потом покачал головой.

— Нет, не знаю. Кто она?

— Есть свидетель, который видел, как ваша жена садилась в фургон и как «акуру» Ребы увела со стоянки какая-то женщина. Мы попросили его просмотреть все записи с камер наблюдения. И он ее узнал.

Нейл снова глянул на снимок.

— Нет, мне она незнакома.

— Ладно, мистер Кордова. Спасибо вам. Я выйду ненадолго.

— Могу я взять эту фотографию? Вдруг что-то вспомню?

— Да, конечно.

Он тупо смотрел на фото — все еще не пришел в себя после процедуры опознания. Мьюз вышла из комнаты и зашагала по коридору. Секретарша в приемной приветственно махнула ей рукой. Она постучала в дверь кабинета Пола Коупленда. Он крикнул:

— Войдите!

Коупленд сидел за столом перед видеомонитором. В офисе окружного прокурора не использовали в допросных односторонние зеркала. Вместо этого была телекамера. И Коуп мог наблюдать за происходящим. Он не сводил глаз с экрана, смотрел на Нейла Кордову.

— Тут еще кое-что выяснилось, — сказал он ей.

— Что?

— Марианна Гиллеспи остановилась в отеле «Трейвлодж» в Ливингстоне. Сегодня утром должна была съехать. У нас также имеется свидетель, служащий отеля, он видел, как Марианна входила к себе в номер с мужчиной.

— Когда?

— Он точно не помнит, но думает, дня четыре-пять назад. Вскоре после того, как зарегистрировалась.

Мьюз кивнула.

— Здорово.

Коуп не сводил глаз с монитора.

— Возможно, нам стоит провести пресс-конференцию. Пусть журналисты опубликуют снимок той женщины в магазине. Вдруг кто и опознает.

— Ну, не знаю. Я не сторонница публичности в таких делах. Разве что в случае крайней необходимости.

Коуп продолжал изучать Нейла Кордову по монитору.

«Интересно, что у него на уме? — подумала Мьюз. — Коуп перенес немало трагических событий в своей жизни, в частности, смерть первой жены».

Мьюз окинула взглядом кабинет. На столе лежали пять новеньких айподов, еще в коробках.

— А это что? — спросила она.

— Айподы.

— Вижу. Для чего?

Коуп не отрывал взгляда от Кордовы.

— А я так надеялся, что он это сделал.

— Кордова? Нет.

— Знаю. Почти физически ощущаешь, какая боль исходит от этого человека.

Они помолчали.

— А айподы для подружек невесты, — наконец сообщил Коуп.

— Как мило.

— Может, мне стоит потолковать с ним?

— С Кордовой?

Он кивнул.

— Что ж, это нелишнее.

— Люси обожает грустные песни, — заметил Коуп. — Ты ведь это знаешь, верно?

Хотя Мьюз и была подружкой невесты, Люси она знала недостаточно долго и не слишком хорошо. Впрочем, она кивнула, а Коуп продолжал смотреть на монитор.

— Каждый месяц покупаю ей новый диск. Банально, понимаю. Но она обожает музыку. Так что каждый месяц я преподношу ей самые печальные песни, какие только можно отыскать. Просто сердце разрывается. Ну, к примеру, в этом месяце раздобыл записи группы «Блю октобер» и «Сид» в исполнении Энджи Апаро.

— Никогда не слышала.

Он улыбнулся.

— Еще услышишь. Это подарок. Все эти мелодии уже загружены в айпод.

— Прекрасная идея, — заметила Мьюз и ощутила, как кольнуло сердце.

«Надо же, Коуп подбирает диски для любимой женщины. Как же ей повезло!»

— Удивляюсь, почему Люси так нравятся именно эти песни. Ну, ты поняла. Сидит одна в темноте, слушает их и плачет. Так действует на нее эта музыка. Я такого не понимаю! А в прошлом месяце? Раздобыл эту песенку в исполнении Мисси Хиггинс. Ты ее знаешь?

— Нет.

— Классная исполнительница. Ее песни просто убивают! В одной говорится о бывшей любви и о том, что ей просто невыносимо прикосновение чьей-то другой руки. Пусть даже она и понимает, что с прошлым покончено.

— Печально.

— Вот именно. А ведь Люси теперь счастлива, верно? То есть, я хочу сказать, нам хорошо вместе. Мы, наконец, нашли друг друга и скоро поженимся. Так почему она все слушает эти рвущие сердце песни?

— Это ты меня спрашиваешь?

— Нет, Мьюз, просто хочу кое-что объяснить. Я долго не понимал. Зато теперь мне все ясно. Все эти грустные песни ранят, но не опасно. Это отвлекающий маневр. И все под контролем. Возможно, они помогают представить, что это такое — настоящая боль. И в то же время это не так. Люси, конечно, осознает: к настоящей боли подготовиться нельзя. Придется терпеть, когда она будет рвать тебя на части.

Зазвонил телефон. Коуп отвел взгляд от экрана, снял трубку.

— Коупленд, — бросил он в микрофон. Потом поднял глаза на Мьюз. — Есть кое-какие сведения о близких родственниках Марианны Гиллеспи. Тебе надо съездить.




Глава 30


Как только девочки остались в спальне одни, Ясмин расплакалась.

— Что случилось? — спросила Джил.

Ясмин указала на компьютер и села.

— Люди… такие ужасно злые.

— В чем дело?

— Сейчас покажу. Это так подло!

Джил придвинула стул, уселась рядом с подругой. И принялась грызть ноготь.

— Ясмин…

— Что?

— Я так беспокоюсь о брате. И с папой тоже что-то случилось. Мама к нему поехала. Поэтому и завезла меня к вам.

— А ты маму спрашивала?

— Она все равно не скажет.

Ясмин вытерла слезы и продолжала щелкать клавишами.

— Они всегда хотят защитить нас, ведь правда?

Джил так и не поняла, произнесла это Ясмин с сарказмом, серьезно, а может, то и другое вместе. Взгляд Ясмин был устремлен на монитор. И вот она указала пальцем.

— Здесь. Ты только посмотри!

В компьютере открылась страничка из «Моего мира», озаглавленная «Мужчина или женщина? — История XY». Представленный там образчик обоев являл собой сложное переплетение из горилл и более мелких обезьян. Список любимых фильмов возглавляли «Планета обезьян» и «Волосы». Фоном служила песня Питера Габриеля «Испугай мартышку». Там были также видеофильмы «Нэшнл джиогрэфик» — все о приматах. Под одним из снимков красовалась подпись: «Танцующая горилла».

Но хуже всего была школьная фотография Ясмин с темным пушком-бородкой на лице.

— Просто не верится, — прошептала Джил.

Ясмин снова заплакала.

— Как ты это нашла?

— Прислала эта сучка, Мэри Александра. Уже отоварила копиями полкласса.

— А кто это сделал?

— Не знаю. Наверное, тоже она. Отправила эту мерзость, как будто так и надо. Так и вижу, как она хихикала при этом.

— И другим, значит, копии разослала?

— Да. Хейди, Энни…

Джил покачала головой:

— Мне ужасно жаль.

— Жаль?

Джил промолчала.

Ясмин покраснела от гнева.

— Кое-кто за это заплатит.

Джил взглянула на подругу. Обычно Ясмин такая добрая, нежная. Любит играть на пианино, танцевать и смеяться над дурацкими мультиками. Теперь Джил видела только ярость. И это ее пугало. За последние несколько дней случилось столько плохого. Брат убежал, у отца неприятности, и вот теперь Ясмин.

— Девочки! — окликнул их снизу мистер Новак.

Ясмин вытерла слезы, потом отворила дверь и ответила:

— Да, папа.

— Я приготовил попкорн.

— Будем через минуту.

— Мы с Бет решили отвезти вас в торговый центр. Можно посмотреть кино, или во что-нибудь там поиграете. Ну, как вам такой план?

— Сейчас придем. — Ясмин затворила дверь. — Папа хочет выбраться из дома. Его здесь все уже достало.

— Почему?

— Произошла одна очень неприятная вещь. Приезжала жена мистера Льюистона.

— К вам домой? Быть того не может!

Ясмин кивнула, глаза у нее расширились.

— Во всяком случае, я догадалась, что именно она. Я ведь никогда ее не видела. Но она приехала на его поганой машине.

— И что?

— Они ссорились.

— О Господи.

— Я толком не расслышала, но она с ума сходила от злости.

— Попкорн готов! — донеслось снизу.

Девочки спустились. Гай Новак их ждал с натянутой улыбкой.

— В «Имакс» идет новый «Человек-паук», — сообщил он.

В дверь позвонили. Гай Новак обернулся. И весь напрягся.

— Пап?..

— Я открою, — торопливо произнес он и направился к входной двери.

Девочки последовали за ним, держась на расстоянии. Бет — тоже. Мистер Новак посмотрел в небольшое окошко, нахмурился, отпер дверь. На пороге стояла незнакомая женщина. Джил вопросительно взглянула на Ясмин. Та покачала головой. Значит, эта женщина не жена Льюистона.

— Чем могу помочь? — спросил мистер Новак.

Женщина заглянула ему за спину, увидела двух девочек, потом перевела взгляд на отца Ясмин.

— Вы Гай Новак? — спросила она.

— Да.

— Я Лорен Мьюз. Нам надо поговорить. Желательно наедине.




Лорен Мьюз, стоя в дверях, сразу заметила за спиной Гая Новака двух маленьких девочек.

«Одна, наверное, его дочь, а вторая… Возможно, дочь той женщины, что маячит сзади. И женщина эта — не Реба Кордова. Выглядит прекрасно, держится спокойно. Но это еще ничего не значит». Мьюз не сводила с нее глаз, ожидая какого-то сигнала или условного знака, подсказки о том, что ее удерживают здесь насильно.

Однако ни следов травм, ни крови в прихожей не видно. Девочки смотрят робко, в остальном все нормально. Перед тем как позвонить, Мьюз даже приложила ухо к двери. Но ничего необычного не услышала. Лишь голос Гая Новака, возвещающего о том, что попкорн готов и можно смотреть кино.

— А в чем, собственно, дело? — спросил Новак.

— Думаю, лучше обсудить это наедине.

Она особо подчеркнула слово «наедине», в надежде, что он поймет намек. Он не понял.

— Кто вы? — спросил Гай Новак.

Мьюз не хотелось представляться офицером полиции, пока рядом девочки. Поэтому она облокотилась о притолоку, взглянула на девочек, потом выразительно заглянула Новаку прямо в глаза.

— Думаю, разговор с глазу на глаз то, что надо, мистер Новак.

До него, наконец, дошло. Он обернулся к Бет:

— Может, отведешь детей на кухню и угостишь их попкорном?

— Конечно.

Мьюз проводила их взглядом. Затем попыталась прочесть настроение Новака. Немного взвинчен, нервничает, но что-то в его манере подсказывало, он не напуган, а, скорее, раздражен ее неожиданным визитом.

Кларенс Морроу и Фрэнк Тремон вместе с группой местных копов находились поблизости. Они осторожно проверяли все вокруг. Была слабая надежда, что, возможно, это Гай Новак похитил Ребу Кордова и держит ее где-то здесь. Но шли секунды, и эта версия казалась все менее вероятной.

Гай Новак не пригласил ее войти.

— Итак?

Мьюз показала свое удостоверение.

— Вы меня разыгрываете, — усмехнулся Новак. — Это Льюистоны вам позвонили?

Мьюз понятия не имела, кто такие Льюистоны, но решила подыграть. Ответила неопределенным жестом — то ли «да», то ли «нет».

— Просто не верится. Я всего-то и сделал, что проехал на машине мимо их дома. Вот и все. Разве это противозаконно?

— Зависит… — ответила Мьюз.

— От чего зависит?

— От ваших намерений.

Гай Новак поправил сползшие на кончик носа очки.

— А вам известно, что сделал этот мужчина с моей дочерью?

Она, естественно, не знала, но видела: при одной только мысли о том, что произошло, Гай Новак заметно разволновался. Что ж, уже хорошо. С ним можно работать.

— Слушаю вас внимательно, — сказала Мьюз.

И он затараторил о каком-то учителе, который сказал что-то плохое про его дочурку. Мьюз внимательно изучала его лицо. И снова, как в случае с Нейлом Кордова, у нее возникло ощущение, что и тут мимо. Он говорил о несправедливости, допущенной учителем, о ране, которую тот нанес его маленькой Ясмин, о том, что его никто за это не наказал.

Когда он наконец умолк, Мьюз спросила:

— А ваша жена как к этому относится?

— Я не женат.

Это Мьюз уже поняла, но вслух произнесла:

— О, а я подумала, женщина, что ушла с девочками…

— Бет. Просто подруга.

И снова она ждала, что Гай скажет дальше.

Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, потом промямлил:

— О’кей. Заявление, как я понял, поступило.

— Заявление?

— Очевидно, Льюистоны позвонили в полицию и нажаловались. Заявление у них приняли. Мне нужно посоветоваться с адвокатом.

«Этот путь никуда не ведет, — вздохнула про себя Мьюз. — Пора переключиться».

— Могу я задать вам еще пару вопросов?

— Ну… да.

— Как мать Ясмин реагировала на это?

Глаза его сузились.

— Почему вы спрашиваете?

— По-моему, вполне естественный вопрос.

— Мать Ясмин почти не участвует в ее жизни.

— И все же. Такое неординарное событие.

— Марианна сбежала, когда Ясмин была совсем крошкой. Живет во Флориде и видится с дочерью раза четыре-пять в год.

— Когда в последний раз это происходило?

Он нахмурился.

— Какое это имеет отношение… Нет, погодите минутку. Могу я еще раз взглянуть на ваше удостоверение?

Мьюз показала ему бляху. Он довольно долго изучал ее.

— Так вы из полиции округа?

— Да.

— Не возражаете, если я позвоню вам в офис и проверю законность вашего визита?

— Звоните. — Мьюз достала из кармана визитку. — Вот.

Он прочел вслух:

— Лорен Мьюз. Главный следователь.

— Ага.

— Главный, — повторил он. — Вы что, дружны с Льюистонами?

«Что это, — задумалась Мьюз, — отвлекающий маневр или парень действительно ни при чем?»

— Скажите, когда вы в последний раз видели свою бывшую жену?

Он потер подбородок.

— А я подумал, вы насчет той истории с Льюистонами.

— Пожалуйста, отвечайте на вопрос. Когда в последний раз вы видели бывшую жену?

— Три недели назад.

— С какой целью она сюда приезжала?

— Навестить Ясмин.

— Вы с ней разговаривали?

— Почти нет. Она заехала за Ясмин, обещала привезти ее обратно точно в назначенный час. Марианна в этом смысле пунктуальна. К тому же не любит проводить много времени с девочкой.

— С тех пор вы хоть раз с ней говорили?

— Нет.

— Та-а-ак. А вам известно, где она обычно останавливается?

— В отеле «Трейвлодж», что у торгового центра.

— Вам известно, что она проживала там последние четыре дня?

Новак удивился.

— Она говорила, что едет в Лос-Анджелес.

— Когда она это вам сказала?

— Я получил от нее имейл. Э-э, точно не помню, кажется, два дня назад.

— Могу я взглянуть?

— На письмо? Но я его удалил.

— Вы случайно не знаете, у вашей бывшей был друг?

На лице его промелькнуло нечто, напоминающее кривую усмешку.

— Уверен, что не один. Но ничего об этом не знаю.

— Ну а здесь, в нашем городе, кто-то был?

— В каждом городе у нее есть мужчины.

— Имена, фамилии?

Гай Новак покачал головой:

— Не знаю и знать не хочу.

— Откуда такая горечь, мистер Новак?

— Не уверен, уместно ли здесь слово «горечь». — Он снял очки, щурясь, рассматривал какую-то соринку на стекле, попробовал снять ее, вытирая краем рубашки. — Я любил Марианну, но она этого не заслуживала. Мягко говоря, ей было свойственно стремление к саморазрушению. Этот город навевал на нее скуку. Я — тоже. Жизнь здесь наскучила. Она — серийная предательница. Бросила собственную дочь, а затем сама превратилась в источник сплошного разочарования. Два года назад Марианна обещала Ясмин отвезти ее в Диснейленд. Потом, за день до назначенного времени, вдруг позвонила мне и отменила путешествие. Без объяснения причин.

— Вы получаете от нее алименты?

— Обхожусь без них. Я пока в состоянии содержать дочь.

— Скажите, а здесь у вашей бывшей остались друзья?

— Точно не знаю. Но сомневаюсь.

— А Реба Кордова?

Гай Новак призадумался.

— Да, они дружили, когда Марианна жила здесь. Были очень близки. До сих пор не пойму почему. Более разных женщин трудно вообразить. Но вообще-то да, если здесь у Марианны кто и остался, так только Реба, больше некому.

— Когда вы в последний раз видели Ребу Кордова?

Он помотал головой.

— Давно не видел. Точно не помню. Может, на встрече выпускников? Хотя не уверен.

«Если ему известно, что бывшая супруга убита, — подумала Мьюз, — то держится он с незаурядным хладнокровием».

— Реба Кордова пропала.

Гай Новак открыл рот, потом закрыл.

— И вы считаете, тут как-то замешана Марианна?

— А вы?

— Она саморазрушитель. Но ключевое слово здесь «само». Не думаю, что она способна причинить кому-то вред. Ну, кроме своей семьи, разумеется.

— Вот что, мистер Новак. Мне очень хочется поговорить с вашей дочкой.

— Это еще зачем?

— Затем, что мы думаем, ваша бывшая жена убита.

Она произнесла эти слова и ждала его реакции. Но реакция оказалась замедленной. Будто каждое слово доходило до него по слогам, даже по буквам. И на то, чтобы сложить это все и осмыслить, понадобилось время. На протяжении нескольких секунд он ничего не делал. Просто стоял и смотрел на Лорен. Потом на лице возникло выражение крайнего недоумения.

— Я не совсем… вы думаете, что она убита?

Мьюз обернулась и кивнула. К дверям подошел Кларенс.

— Мы нашли в переулке тело женщины. Одета как проститутка. Нейл Кордова считает, что это ваша бывшая жена, Марианна Гиллеспи. И нам необходимо, мистер Новак, чтобы вы проехали с моим коллегой офицером Морроу в морг, к патологоанатому, и взглянули на тело сами. Понимаете?

— Марианна мертва? — тупо произнес он.

— Да, мы считаем, что это она. И все-таки нам нужна ваша помощь. Офицер Морроу покажет вам тело и задаст несколько вопросов. Ваша подруга Бет может побыть с детьми. Я тоже здесь подожду. Хочу поговорить с вашей дочкой о маме. Вы не против?

— Ладно, — просто ответил он. На лице Новака читалось явное облегчение.

Если бы он стал запинаться, хмыкать… Что ж, бывший муж всегда кандидат номер один. Но теперь она была абсолютно уверена: это не его рук дело. Нет, конечно, всегда есть вероятность нарваться на гениального актера из разряда Де Ниро. Но Мьюз сильно в том сомневалась. Ладно, как бы там ни было, Кларенс его допросит.

— Вы готовы, мистер Новак? — спросил Кларенс.

— Надо только сказать дочери.

— Я бы предпочла, чтобы вы воздержались, — заметила Мьюз.

— Простите, не понял?

— Я же сказала, мы не до конца уверены. Я задам девочке несколько вопросов, но сообщать о смерти матери не буду. Вы сделаете это сами, если сочтете необходимым.

Гай Новак рассеянно кивнул:

— Хорошо.

Кларенс взял его под руку и мягко произнес:

— Идемте, мистер Новак. Сюда, пожалуйста.

Мьюз не стала смотреть, как Кларенс повел Новака по тропинке к калитке. Вошла в дом и направилась прямо на кухню. Две маленькие девочки сидели с расширенными глазами и притворялись, будто едят попкорн.

Одна из них спросила:

— А вы кто?

Мьюз выдавила улыбку.

— Меня зовут Лорен Мьюз. Я работаю в полиции.

— А где мой папа?

— Ты, наверное, Ясмин?

— Да.

— Твой папа поехал помочь нашему офицеру. Он скоро вернется. А пока я задам тебе несколько вопросов, ладно?




Глава 31


Бетси Хилл сидела на полу в комнате сына. И держала в руке старый мобильник Спенсера. Батарейка давным-давно разрядилась. Она просто сжимала его пальцами и не знала, что делать дальше.

На следующий же день после того, как сына нашли мертвым, Рон начал убирать вещи из этой комнаты — в точности, как некогда сама она убирала детский стульчик Спенсера, в котором малыша сажали за стол. Бетси не слишком уверенно просила его остановиться, не делать этого. И Рон уступил, понял, что это серьезно.

Несколько дней после самоубийства сына она лежала на полу, свернувшись калачиком, и рыдала. Страшно болел живот. Ей просто хотелось умереть. Позволить этим агонизирующим болям победить и уничтожить ее. Она уткнулась лицом в подушку Спенсера, но запах уже выветрился.

Как такое могло случиться?

Она размышляла о разговоре с Тиа Бай, о том, что это могло значить. Да теперь уже ничего. Ведь Спенсер все равно мертв. И Рон прав. Знание правды ничего не изменит, даже излечиться не поможет. Знание правды не обеспечит ей «укрытие» — какое все же идиотское слово! — просто потому, что она этого не хочет. Да какой матери — матери, которая и без того так подвела свое дитя, — захочется жить дальше, прекратить убиваться, получить хоть какое-то облегчение?

— Эй…

В дверях стоял Рон. Пытался ей улыбнуться. Она сунула мобильник в задний карман брюк.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Рон?

Он вопросительно смотрел на нее.

— Мне нужно выяснить, что на самом деле произошло той ночью.

— Знаю, — кивнул Рон.

— Этим его уже не вернешь, — продолжила она. — Я понимаю. И легче мне тоже не станет. Но думаю, мы должны это сделать.

— Зачем?

— Сама толком не знаю.

Рон кивнул. Вошел в комнату, склонился над ней. На секунду показалось, вот-вот обнимет ее, но все тело окаменело при одной этой мысли. Он, видимо, почувствовал это, заморгал, медленно выпрямился.

— Я, пожалуй, пойду, — выдохнул Рон.

Развернулся и вышел. Бетси достала телефон из кармана. Вставила в него зарядное устройство, воткнула в розетку. А потом, так и не выпуская телефон из рук, снова свернулась калачиком и заплакала. Вспомнила, что Спенсер лежал в точно такой же зародышевой позе — наверное, наследственность? — там, на жесткой холодной крыше.

Потом она проверила список входящих и исходящих звонков. Никаких сюрпризов. Той ночью Спенсер три раза звонил Адаму Байю. Последний раз говорил с ним за час до того, как отправить предсмертную записку. Проговорил целую минуту. Адам утверждал, что Спенсер просто оставил ему какое-то малопонятное сообщение. Выходит, он лгал?

Полиция нашла этот телефон на крыше рядом с телом Спенсера.

Не выпуская мобильника из рук, она закрыла глаза. Странное состояние полусна-полубодрствования… Она пробыла в нем какое-то время, как вдруг услышала телефонный звонок. На секунду показалось, звонят Спенсеру на мобильный. Но нет, это домашний телефон.

«Пусть включится автоответчик, — решила Бетси. Но затем подумала: — А что, если это Тиа Бай?»

С трудом заставила себя подняться. В комнате Спенсера имелся телефонный аппарат. На маленьком экране незнакомый номер.

— Алло?

В трубке молчание.

— Алло, я слушаю!

И тут прорезался всхлипывающий мальчишеский голос:

— Я видел вас и маму на той крыше.

Бетси села.

— Адам?

— Мне очень жаль, миссис Хилл.

— Откуда ты звонишь?

— Из телефона-автомата.

— Где?

Он зарыдал в голос.

— Адам?

— Мы со Спенсером обычно встречались у вас на заднем дворе. Там, где деревья, кустарник, начинается лес. Вы знаете, где это?

— Да.

— Можно встретиться там.

— Хорошо. Когда?

— Нам со Спенсером нравилось там, потому что лес на холме и оттуда все хорошо видно, кто подходит или проходит мимо. Так что если скажете кому, я увижу. Обещайте, что не скажете.

— Обещаю. Во сколько?

— Через час.

— Ладно.

— Миссис Хилл?..

— Да.

— В том, что произошло со Спенсером… виноват я.




Свернув к дому, Майк и Тиа увидели парня с длинными растрепанными волосами и грязными ногтями. Он расхаживал по лужайке перед входом.

— Вроде бы это Бретт из твоей конторы? — обернулся к супруге Майк.

Тиа кивнула.

— Он проверял для меня электронную почту. Ту, где речь шла о вечеринке у Хаффов.

Они въехали во двор. Сьюзен и Данте Лориман были на улице. Данте махнул им рукой, Майк ответил на приветствие. И покосился на Сьюзен. Та медленно приподняла руку, а потом вдруг быстро зашагала к двери в дом. Майк еще раз махнул рукой и отвернулся. Ему было не до Лориманов.

Зазвонил мобильный. Майк взглянул на номер и нахмурился.

— Кто это? — спросила Тиа.

— Айлин, — ответил он. — Федералы ее тоже допрашивали. Придется ответить.

— А я пока поговорю с Бреттом, — решила Тиа.

Она вышла из машины. Юноша продолжал расхаживать по лужайке, что-то возбужденно бормоча себе под нос. Тиа окликнула его, Бретт остановился.

— Что-то неладное происходит с твоим стационарным, Тиа, — заявил он.

— В смысле?

— Надо проверить компьютер Адама.

Тиа хотела спросить что-то еще, но решила не тратить время. Отперла дверь, впустила Бретта. Как пройти в комнату, он уже знал.

— Ты кому-нибудь говорила, что я вставил в его компьютер? — спросил он.

— О шпионской программе? Нет. То есть… прости, да, вчера вечером пришлось сказать. Полиция и все такое.

— Ну а до этого? Кому-нибудь говорила?

— Нет. Нам с Майком тут особо нечем гордиться. Ах, нет, погоди. Наш друг Мо тоже знает.

— Кто?

— Ну, он почти что крестный отец Адама. Мо никогда и ни за что не причинит вреда нашему сыну.

Бретт пожал плечами. Они находились в комнате Адама. Компьютер был включен. Бретт уселся, и пальцы его запорхали по клавиатуре. Он вскрыл электронную почту Адама и подключил какую-то программу. На мониторе мелькали символы и знаки. Тиа с недоумением наблюдала за происходящим.

— Что ты хочешь найти?

Глядя на экран, он заложил пряди мелко вьющихся волос за уши.

— Потерпи. Помнишь, ты спрашивала о каком-то удаленном сообщении? Просто хочу посмотреть. Есть ли у него в компьютере функция, отмечающая время отправки и… — Он на секунду умолк. — Погоди-ка… Да вот оно!

— Что?

— Запутанное дело, доложу тебе. Ты утверждала, что Адама не было дома, когда он получил это сообщение. Но мы знаем, что кто-то его прочел, так?

— Так.

— Кандидатуры имеются?

— Нет. Никого из нас не было дома.

— Вот тут-то самое интересное. Некто не только прочел сообщение на компьютере Адама, но и отправил с него этот имейл.

Тиа поморщилась.

— Значит, кто-то вломился в дом, влез в компьютер Адама и послал ему сообщение о вечеринке в доме Хаффов, открыл его, а затем удалил?

— Похоже на то.

— Но кому понадобилось все это и зачем?

Бретт пожал плечами.

— Тут только одно в голову приходит — чтобы окончательно тебя запутать.

— Но никто не знал об установке шпионской программы, кроме Майка, меня, Мо и… и тебя.

— Эй, не надо так смотреть на меня. — Бретт стыдливо отвел взгляд.

— Ты рассказал Эстер Кримштейн.

— И сожалею об этом. Но она единственный посторонний человек, кто знает.

Тиа сильно в том сомневалась. Потом взглянула на Бретта с его черными ногтями, небритой физиономией и в грязной майке и поразилась себе.

«Как я могла довериться человеку, о котором не знала ничего, ну, разве что кроме того, что он отличный специалист в своем деле. Глупо и неосмотрительно!»

Но откуда ей знать, говорит ли он всю правду о программе? Он просто показал, что Тиа может подписаться на нее и получать сообщения даже в Бостоне. Но вполне возможно, он ввел в программу свой пароль, что позволило ему влезать в компьютер и читать все сообщения. Откуда ей знать? Кто вообще может точно знать, что происходит в этом компьютере? Компании заранее могут установить свои шпионские программы и следить таким образом за каждым шагом человека. Даром, что ли, рассказывают разные истории о дисконтных картах — по ним могут проследить, что именно ты покупаешь. Одному Господу ведомо, что еще компании по производству компьютеров загрузили на твой жесткий диск. И где потом хранятся и копятся все полученные ими данные.

Есть ли вероятность, что Бретт знает куда больше, чем говорит?




— Алло?

— Майк? — прорезался голос Айлин.

Майк видел, как Тиа с Бреттом вошли в дом. И еще крепче прижал телефон к уху.

— Что случилось? — спросил он.

— Я говорила со Сьюзен Лориман о биологическом отце Лукаса.

Майк удивился.

— Когда?

— Сегодня. Она сама мне позвонила. И мы встретились за обедом.

— И?

— Полный облом. Он нам ничем не поможет.

— В смысле, биологический отец?

— Да.

— Почему?

— Она потребовала, чтобы все осталось между нами.

— Имя отца? Скверно…

— Дело не в имени отца.

— А в чем?

— Она рассказала, по какой причине этот путь нам не поможет.

— Что-то я не совсем понимаю, — пробормотал Майк.

— Придется просто поверить на слово. Она объяснила ситуацию. Это тупик.

— Но почему?

— Я тоже не понимала. До тех пор, пока Сьюзен не сказала.

— И она не хочет разглашать причину?

— Именно.

— Тогда тут, наверное, что-то очень личное. Или интимное. Недаром она выбрала в собеседницы тебя, не меня.

— Личным я бы это не назвала.

— То есть?

— Ты говоришь, точно не доверяешь моим суждениям.

— В других обстоятельствах, Айлин, я бы доверил тебе даже свою жизнь. — Майк нервно потер подбородок.

— Но?

— Но я только что подвергся жесткому допросу объединенных сил УБН и федералов.

В трубке молчали.

— Они ведь тебя тоже допрашивали, верно?

— Да.

— Почему же ты мне ничего не сказала?

— Получила строгое предупреждение. Они сказали, если я сообщу тебе, это может повредить очень важному федеральному расследованию. Угрожали судебным преследованием и потерей работы, если проболтаюсь тебе.

Майк промолчал.

— И учти, — Айлин нервно повысила голос, — моя подпись тоже имеется на этих рецептурных бланках.

— Знаю.

— Что, черт возьми, происходит, Майк?

— Долгая история.

— Ты действительно сделал то, в чем тебя обвиняют?

— Только не говори, что спросила об этом всерьез.

— Они показали мне наши рецептурные бланки. Дали список выписанных медикаментов. Ни один из тех, на чье имя выписаны рецепты, среди наших пациентов не значится. Да и половину указанных там медикаментов мы никогда не используем.

— Знаю.

— Речь идет и о моей карьере тоже. — Айлин вздохнула. — Я стояла у истоков нашего общего дела. Сам понимаешь, что это для меня означает.

Было нечто в ее голосе, некие нотки, присущие человеку, которому нанесли страшную рану.

— Мне очень жаль, Айлин. Я тоже пытаюсь разобраться во всем.

— Думаю, я заслужила нечто большее, чем просто твой длинный рассказ и непонятную историю.

— Если честно, сам еще толком не понял, что происходит. Адам пропал. Мне надо найти его.

— Как это «пропал»?

Он быстро рассказал ей обо всем. А когда закончил, Айлин заметила:

— Ненавижу задавать вопросы, ответ на которые очевиден.

— Тогда не задавай.

— Я не хочу терять практику, Майк.

— Это наша общая практика, Айлин.

— Верно. Так что если я хоть чем-то могу помочь в поисках Адама…

— Я тут же дам тебе знать.




Нэш остановил фургон перед домом Пьетры в Хоторне.

Нужно хоть немного отдохнуть друг от друга. Он это понимал. В отношениях появились трещины. Хотя связан он с нею будет всегда — конечно, не так, как с Кассандрой, не столь близко. Но что-то сохранится. То, что влекло их друг к другу, заставляло снова и снова соединяться. Очевидно, началось все с чувства благодарности за то, что он спас ее, вытащил из того чудовищного места. Правда, уже в самом конце ей, как показалось Нэшу, спасаться не хотелось. Возможно, сам факт спасения стал для нее своего рода проклятием. И теперь уже он ее должник, а не наоборот.

Пьетра выглянула из окна.

— Нэш?

— Да.

Она поднесла руку к шее.

— Те солдаты, что перебили всю мою семью… Все эти невыносимые вещи, которые они с ними творили… Для меня… — Она вдруг умолкла.

— Я слушаю, — сказал он.

— Как думаешь, те солдаты… все убийцы, насильники и мучители делали бы то же самое, если бы не было войны?

Нэш не ответил.

— Тот, кого мы с тобой нашли, был пекарем, — продолжала Пьетра. — И мы ходили к нему в лавку за хлебом. Вся моя семья. И он улыбался. И давал детишкам леденцы на палочке.

— К чему клонишь, не пойму?

— Если б не было войны, — продолжила Пьетра, — все они так и жили бы обычной жизнью. Были бы пекарями, кузнецами, плотниками. Так и не стали бы убийцами.

— Думаешь, это и к тебе относится? — спросил он. — И ты продолжала бы жить спокойно, была бы актрисой?

— Я не про себя спрашиваю. Я про тех солдат.

— Если следовать твоей логике, поведение их объясняется влиянием войны.

— А ты так не считаешь?

— Не считаю.

— Почему? — Она медленно обернулась к нему.

— Твой аргумент сводится к тому, что именно война вынудила этих людей идти наперекор собственной природе.

— Да.

— А может, все как раз наоборот. — Нэш усмехнулся. — Может, это война помогла им высвободить то, что таилось внутри, узнать свою истинную сущность. Возможно, общество, а не война, заставляет человека идти наперекор собственной природе.

Пьетра отворила дверь и вышла. Он проводил ее взглядом. Затем сел в фургон и отправился к следующему пункту своего назначения.

Через полчаса он припарковался на узкой улочке между двумя домами, судя по всему, пустующими. Не хотел, чтобы его машину видели на стоянке.

Наклеил фальшивые усы, натянул на голову бейсболку. Прошел три квартала по направлению к большому кирпичному зданию. Оно тоже выглядело пустующим. Главная входная дверь — Нэш был в этом уверен — заперта. Но боковая дверца поддалась легко. Он распахнул ее и стал сбегать вниз по ступеням.

Коридор украшали плоды детского творчества, в основном рисунки. На доске объявлений размещались школьные сочинения. Нэш остановился и прочел несколько. Писали третьеклассники, и речь шла в основном о них самих. Вот как теперь обучают ребятишек. Думают только о себе: все «я» да «я»: ты потрясающий, ты уникальный и необыкновенный, и здесь все такие, обычных детей просто не бывает. Но если вдуматься, тогда получается, что все они самые обыкновенные.

Он вошел в класс на нижнем этаже. Джо Льюистон, скрестив ноги, сидел на полу. В руках какие-то бумаги, в глазах слезы. Нэш вошел, и он поднял голову.

— Ничего не помогает, — горестно вздохнул Льюистон. — Она до сих пор посылает мне сообщения по электронной почте.




Глава 32


Мьюз допрашивала дочь Марианны Гиллеспи очень осторожно и тактично, но Ясмин ничего не знала.

Нет, она не виделась с матерью. Она даже не знала, что та в городе.

— Я думала, она уехала в Лос-Анджелес, — заявила Ясмин.

— Это она тебе так сказала? — спросила Мьюз.

— Да. — Потом Ясмин спохватилась и добавила: — Она прислала мне имейл.

Мьюз вспомнила: Гай Новак говорил то же самое.

— А у тебя сохранилось это послание?

— Можно посмотреть. Скажите, с Марианной все в порядке?

— Ты называешь маму по имени?

Ясмин пожала плечами.

— Не больно-то хочет она быть моей мамой. Ну и я решила, к чему ей лишний раз напоминать? Так что называю ее Марианной.

«Как быстро они взрослеют», — подумала Мьюз.

И спросила опять:

— Так у тебя сохранилось это послание?

— Наверное. Можно посмотреть в компьютере.

— А распечатаешь? Мне нужна копия.

Ясмин нахмурилась.

— Но вы так и не объяснили, в чем дело. — Прозвучало это как утверждение, не вопрос.

— Ничего такого, о чем бы стоило беспокоиться.

— Понимаю. Не хотите пугать маленького ребенка. А если бы представить, что это ваша мать, а сами вы — моего возраста, вы бы хотели знать?

— Тут не поспоришь. Но мы сами еще ничего толком не знаем. Скоро вернется твой папа. А я пока хотела бы взглянуть на это сообщение.

Ясмин отправилась наверх. Ее подружка осталась в комнате. При других обстоятельствах Мьюз предпочла бы допрашивать Ясмин наедине, но она видела: подружка действует на девочку успокаивающе.

— Как твое имя, милая? — спросила Мьюз.

— Джил Бай.

— Скажи Джил, ты когда-нибудь видела маму Ясмин?

— Ну, пару раз, наверное.

— Тебя что-то тревожит, да?

Джил скривила губы.

— А вы как думаете? Женщина полицейский задает вопросы о матери моей подруги. Стоит мне беспокоиться или нет?

Дети есть дети.

Ясмин сбежала вниз по ступенькам с листом бумаги в руке.

— Вот.






Привет! Уезжаю в Лос-Анджелес на несколько недель. Свяжусь по возвращении.





Это все объясняло. А она еще удивлялась, почему никто не сообщил об исчезновении Джейн Доу. Все просто. Жила во Флориде совершенно одна. Учитывая ее безалаберный образ жизни, могли пройти месяцы, если не больше, прежде чем кто-то после получения этого имейла хватился бы ее или подумал, что с ней что-то случилось.

— Это поможет? — спросила Ясмин.

— Да, большое тебе спасибо.

Глаза Ясмин наполнились слезами.

— Все-таки она моя мамочка, сами понимаете.

— Понимаю.

— И она любит меня. — Ясмин вдруг заплакала. Мьюз шагнула к ней, но девочка приподняла руку, словно предупреждая, что трогать ее сейчас не надо. — Просто она не знает, что это такое — быть мамой. Она старается. Но получается у нее не очень.

— Все нормально. Я ее не осуждаю.

— Тогда скажите мне, что произошло. Пожалуйста!

— Не могу, — ответила Мьюз.

— Но это что-то плохое, верно? Хотя бы это можете сказать. Что-то страшное, да?

Мьюз хотелось быть честной с этой девочкой, но говорить теперь не время и не место.

— Твой папа скоро вернется. А мне нужно работать дальше.




— Успокойся, — сказал Нэш.

Джо Льюистон одним гибким движением распрямил ноги и поднялся с пола.

«Наверное, учителя, — решил Нэш, — привыкли к таким ловким движениям».

— Извини. Я не должен был впутывать тебя во все это.

— Ты правильно сделал, что позвонил.

Нэш смотрел на своего бывшего шурина. «Бывшего» — не совсем точно сказано, потому что приставка «экс» подразумевает развод. У любимой его жены, Кассандры Льюистон, было пятеро братьев. Джо Льюистон был самым младшим, к тому же ее любимчиком. Когда лет десять тому назад убили старшего брата, Кертиса, Кассандра страшно горевала. Плакала дни и ночи напролет, отказывалась вставать с постели. Временами, даже понимая, сколь иррациональны эти мысли, Нэш думал, что она, должно быть, заболела от горя. Она так убивалась по брату, что, наверное, подорвала тем самым иммунную систему. Может, рак живет в каждом из нас. Высасывающие из человека жизнь клетки, возможно, просто ждут своего часа. Когда организм ослабнет, перестанет сопротивляться, они делают свой ход.

— Обещаю, я найду того, кто убил Кертиса, — говорил Нэш своей возлюбленной.

Но он так и не сдержал обещания, хотя Кассандра и не настаивала на отмщении. Добрая душа. Она просто тосковала по старшему брату. Но он все-таки поклялся ей тогда. И не только ей — самому себе, в том, что не допустит, чтобы жена снова испытала такую боль. Он должен защитить тех, кого Кассандра любит. Он будет защищать их всегда.

Нэш обещал ей это и на смертном одре. И его слова принесли Кассандре хоть какое-то утешение.

— Ты будешь рядом с ними всегда? — спросила Кассандра.

— Да.

— Они тоже всегда будут рядом с тобой.

На это он ничего не ответил.

И вот Джо пришел к нему за помощью. Нэш оглядел классную комнату. Здесь мало что изменилось с тех пор, как сам он был учеником. Те же написанные от руки правила на доске, тот же алфавит, выведенные курсивом заглавные и строчные буквы. И повсюду — радостные всплески красок. Новые работы сушились на перекладине вдоль стены.

— Тут кое-что случилось, — пробормотал Джо.

— Рассказывай.

— Гай Новак все время проезжает мимо моего дома. Замедляет скорость и смотрит. Пугает Долли и Элли.

— Когда это началось?

— Вот уже с неделю.

— Почему раньше не сказал?

— Не придавал значения. Думал, он перестанет.

— А почему теперь вдруг спохватился? — Нэш закрыл глаза.

— Потому что Долли страшно огорчилась, когда он проделал это сегодня утром.

— Значит, сегодня Гай Новак проезжал мимо твоего дома?

— Да.

— И ты расцениваешь это как попытку напугать тебя?

— А как еще?

Нэш покачал головой:

— Все пошло не так с самого начала.

— Ты о чем?

Нэш не стал объяснять. Долли Льюистон до сих пор получала сообщения по электронной почте. А это означало одно: Марианна посылать их не могла, хотя тогда под пытками признала, что отправила несколько.

Стало быть, это Гай Новак.

Он подумал о Кассандре и своем обещании. Теперь он знал, что должен делать, чтобы разрулить эту ситуацию.

— Какой же я дурень, — пробормотал Джо Льюистон.

— Слушай меня, Джо.

Он выглядел таким испуганным. Нэш порадовался, что Кассандра уже никогда не увидит своего младшего брата в таком состоянии. Потом вспомнил, какой была Кассандра перед смертью. Она облысела. Кожа пожелтела. На голове и лице открытые раны. Ее мучил непрерывный понос. Моментами боль была просто невыносимой, но она взяла с него обещание не вмешиваться. Губы тонкие, бескровные, глаза выпучены, словно изнутри ее рвут и терзают стальные когти. Всю полость рта покрывали язвы, так что к концу она уже почти не могла говорить. Нэш сидел, смотрел на нее и чувствовал, как в нем закипает гнев.

— Все будет хорошо, Джо.

— А что ты сделаешь?

— Ты об этом не думай, не беспокойся, о’кей? Все будет просто прекрасно. Обещаю.




Бетси Хилл поджидала Адама за домом, на узенькой тропинке среди деревьев.

Этот заросший участок, часть их владений, они так и не расчистили. Несколько лет назад они с Роном собирались выкорчевать деревья и кустарники и устроить здесь бассейн. Но тогда такие расходы оказались им не по плечу, да близнецы были совсем еще маленькими. Так что просто руки не дошли. Когда Спенсеру исполнилось девять, Рон построил здесь нечто вроде крепости. И дети там играли. А еще установил качели, они купили их в «Сирс». И крепость, и качели давным-давно развалились, но если приглядеться, можно было найти старые ржавые гвозди и остатки конструкций.

Шли годы, и Спенсер начал приходить сюда со своими друзьями. Один раз Бетси нашла на этом месте пустые пивные бутылки. Она решила серьезно поговорить со Спенсером, но стоило только начать, как он еще больше замкнулся. Он уже почти взрослый парень, подумаешь, какое дело, выпили по бутылочке пива!

— Миссис Хилл?

Она обернулась и увидела Адама. Он пришел откуда-то с другой стороны, наверное, перебрался через задний двор их соседей, Кейдисонов.

— Господи, — пробормотала она, — что с тобой стряслось?

На грязном лице синяки. Рука забинтована. Рубашка порвана.

— Я в порядке.

Бетси с трудом подавила желание позвонить его родителям. Боялась упустить возможность поговорить с парнишкой. Может, это и неправильно, но за последние несколько месяцев она приняла столько неверных решений, так что одним больше, одним меньше — без разницы.

Однако же она не преминула заметить:

— Твои родители очень о тебе волнуются.

— Знаю.

— Что случилось, Адам? Где ты был?

Он покачал головой. В этот момент он почему-то напомнил Бетси Майка. Дети растут, взрослеют, и ты начинаешь замечать, что они не только внешне похожи на своих родителей — у них появляются те же манеры и ухватки. Адам вырос, был уже выше своего отца, почти совсем взрослый мужчина.

— Я так понял, тот снимок выложен на памятной страничке уже давно, — сказал Адам. — Я на этот сайт не заходил.

— Разве?

— Нет.

— Почему?

— Для меня это не Спенсер, понимаете? То есть я хочу сказать, что не знаю девчонок, которые все это устроили. Мне достаточно своих воспоминаний. И смотреть мне на него незачем.

— Ты знаешь, кто сделал этот снимок?

— Думаю, Ди-Джей Хафф. Нет, полностью не уверен, находился далеко и смотрел в другую сторону. Но Ди-Джей выложил на этом сайте много снимков. Возможно, даже все, что у него имелось, не осознавая, что этот снят тем вечером.

— Что случилось, Адам?

И тут вдруг он заплакал. А ведь всего несколько секунд назад ей казалось — он уже совсем взрослый. И на тебе, разревелся, как ребенок.

— Мы подрались.

Бетси не двинулась с места. Стояла метрах в двух от него, но казалось, она слышит, как колотится его сердце.

— Отсюда и синяк у него на лице, — добавил Адам.

— Ты его побил?

Адам кивнул.

— Но вы же были друзьями, — с болью произнесла Бетси. — С чего вдруг поссорились?

— Выпили и завелись. Все из-за одной девчонки. Ситуация вышла из-под контроля. Мы толкались, а потом вдруг он мне врезал. Я поднырнул и дал ему по физиономии.

— Из-за девочки?

Адам потупился.

— Что еще там было? — спросила она.

— Не важно. — Адам покачал головой.

— Для меня важно.

— Не стоит вашего внимания. Я тот, с кем он подрался.

Бетси старалась представить себе эту картину. Ее сын. Ее красавчик сын, последний день его жизни, и тут лучший друг бьет его по лицу. Она пыталась говорить спокойно, но голос срывался от волнения.

— И все же я не понимаю. Где вы находились?

— Мы должны были ехать в Бронкс. Есть там одно местечко. Собираются ребята нашего возраста.

— В Бронкс?

— Но перед тем как ехать, мы со Спенсером подрались. Я ударил его и обозвал разными словами. Я просто был вне себя. И тогда он убежал. Я должен был догнать его, но не стал этого делать. Позволил ему уйти. Я должен был догадаться, чем это кончится.

Бетси Хилл стояла, словно окаменев. Вспомнила, как Рон говорил о том, что никто не заставлял их сына воровать из дома водку и таблетки.

— Кто убил моего мальчика? — спросила она.

Но она уже знала. Знала с самого начала. Подыскивала объяснения необъяснимому и, наверное, получила бы, но поведение человека сложно предугадать и разложить по полочкам. Бывает, что близнецы растут и воспитываются вместе и одинаково, но из одного получается убийца, второй же остается добрым хорошим человеком. Кое-кто приписывает это так называемой предрасположенности, или сбою в системе, но порой и это неверно. Бывает, случайное событие способно полностью перевернуть жизнь. Витает нечто такое в воздухе, вмешивается в химию мозга, а потом, уже после трагедии, мы ищем объяснения и, возможно, даже находим. Но это всего лишь теория, а в реальности складывается иначе.

— Адам, расскажи, что произошло.

— Позже Спенсер пытался мне дозвониться, — сказал Адам. — Я видел, это он звонит. Но не стал отвечать. Просто все переводил на автоответчик. Он был так угнетен. В таком ужасном депрессивном состоянии. Я должен был это заметить. Должен был простить его. Но не стал. А потом мне пришло последнее сообщение. Он сказал, что очень сожалеет, и еще о том, что нашел выход. Спенсер и прежде задумывался о самоубийстве. Мы с ним говорили об этом. Только он воспринимал все иначе, чем я. Более серьезно. А я с ним подрался. И обзывал разными нехорошими словами. И еще сказал, что ни за что его не прощу.

Бетси Хилл покачала головой.

— Он был очень хорошим парнем, миссис Хилл.

— Он воровал таблетки из дома, из нашей аптечки… — пробормотала она себе под нос.

— Знаю. Мы все это делали.

Слова Адама потрясли ее, едва не лишили способности мыслить.

— Девочка… Вы подрались из-за какой-то девочки?

— Это целиком моя вина, — сказал Адам. — Потерял над собой контроль. Не бросился ему вдогонку. Слишком поздно просмотрел его сообщения. Потом спохватился и побежал на крышу, но было поздно. Он умер.

— Так это ты его нашел?

Адам кивнул.

— И никому ничего не сказал?

— Духу не хватило. Но теперь все равно. Всему конец.

— Чему конец?

— Мне страшно жаль, миссис Хилл, что я не смог его спасти.

— Я тоже не смогла, Адам, — сказала после паузы Бетси.

Шагнула к нему, но он замотал головой.

— Всему конец, — повторил Адам.

Он отступил на два шага, развернулся и бросился бежать.




Глава 33


Пол Коупленд стоял на трибуне перед целым скоплением микрофонов.

— Нам нужна ваша помощь, — сказал он. — Помощь в поисках пропавшей женщины. Ее имя Реба Кордова.

Мьюз наблюдала за ним, стоя сбоку от трибуны. На мониторах высветилась изумительно красивая фотография Ребы. Любой человек, увидев такую улыбку, тоже начнет улыбаться, но в данной ситуации она просто рвала сердце на части. В нижней части экрана указывался номер телефона.

— Нам также нужна помощь в поисках этой женщины.

Теперь на мониторах появился снимок с пленки камер наблюдения в магазине «Таргет».

— Эта женщина представляет для нас особый интерес. Если кто обладает хоть какой-то информацией, большая просьба позвонить по указанному ниже телефону.

Работа, конечно, сейчас начнется, но, по мнению Мьюз, в данной ситуации перевешивали потенциальные «против», а не «за». Она сомневалась, что кто-либо видел Ребу Кордова после исчезновения. А вот шансы, что кто-то мог узнать женщину на снимке с камеры наблюдения, достаточно велики. Во всяком случае, Мьюз очень надеялась на это.

Нейл Кордова стоял рядом с Коуплендом, перед ним — две маленькие девочки, его с Ребой дочери. Кордова изо всех сил старался держаться, но Лорен Мьюз видела, как дрожат у него руки. Дочурки у Кордовы настоящие красавицы, а глаза — огромные, трагические, такие часто видишь в новостях о войне, где дети бегут от объятого пламенем дома. Средства массовой информации, разумеется, это просто обожают — до чего фотогеничная семья! Коуп заранее предупредил Кордову, что тот может не приходить и уж тем более брать с собой детей. Нейл Кордова не послушался.

— Мы должны сделать все, чтобы спасти ее, — сказал он Коупу. — Потому как потом девочки будут вспоминать и корить себя за то, что этого не сделали.

— Не стоит травмировать детей, — внушал ему Коуп.

— Если их мать погибла, они все равно должны будут пройти через весь этот ад. По крайней мере хочу, чтоб они знали: мы сделали все, что смогли.

Мьюз почувствовала, как завибрировал мобильник. Взглянула на экран — Кларенс Морроу звонит ей из морга.

— Тело принадлежит Марианне Гиллеспи, — сказал он. — Бывший муж совершенно уверен.

Мьюз поднялась на одну ступеньку, так чтоб Коуп мог ее видеть. Вот он взглянул на нее, и она легонько кивнула. Коуп обернулся к микрофону:

— Нам удалось идентифицировать тело женщины, которая, возможно, как-то связана с исчезновением Ребы Кордова. Имя этой женщины Марианна Гиллеспи и…

Мьюз снова поднесла телефон к уху:

— Новака допросили?

— Да. Не думаю, что он причастен. А ты?

— Согласна с тобой.

— У него нет мотива. Его подружка совсем не похожа на ту женщину с камер слежения. А сам он не подходит под описание парня в фургоне.

— Отвези его домой. Пусть расскажет все дочери в спокойной обстановке.

— Сделаем. Новак уже позвонил домой, предупредил подружку, чтоб та не разрешала смотреть девочкам новости до его приезда.

На мониторе вновь возник снимок Марианны Гиллеспи. У Новака, как ни странно, не сохранилось старых снимков бывшей жены, но прошлой весной Реба Кордова навещала Марианну во Флориде и сделала несколько фотографий. Снимала она у бассейна, Марианна красовалась там в бикини, но для показа они взяли только верхнюю часть снимка. «Марианну, пожалуй, можно назвать секс-бомбой, — подумала Мьюз, — хоть и видно, что знавала она лучшие дни. Все выпуклости не такие упругие, как прежде, хотя имеют место быть».

Настал черед Нейла Кордовы выступить. Замелькали бесчисленные вспышки камер, это всегда смущало неподготовленных. Какое-то время Кордова растерянно щурился и моргал, хотя в целом казался спокойнее, сумел все-таки взять себя в руки. Он рассказал всем, что очень любил свою жену, что она была прекрасной матерью, и попросил, если у кого имеется информация, позвонить по телефону, номер которого указан на экране.

— Эй!..

Мьюз обернулась. Фрэнк Тремон. Он взмахом руки подзывал ее к себе.

— А у нас кое-что имеется, — таинственным шепотом сообщил он.

— Как, уже?

— Звонила вдова одного полицейского из Готорна. Она утверждает, будто женщина на снимке с камеры ее соседка. Живет этажом ниже. Говорит, что приехала она откуда-то из дальних краев и что звать ее Пьетра.




По дороге домой из школы Джо Льюистон проверил почтовый ящик.

Там лежали рекламное объявление и записка от семейства Лориманов с просьбой помочь найти донора для их сына Лукаса. У Джо никто из детей Лориманов не учился, а вот мать он видел. Мужчины-учителя склонны притворяться, что они выше этого, но «горячих» мамочек они, конечно, замечали. И Сьюзен Лориман как раз принадлежала к их числу.

В рекламном листке — уже третьем за короткое время — говорилось, что в следующую пятницу в школу придет «профессиональный медик» и будет брать анализ крови.






Пожалуйста, прислушайтесь к зову своего сердца и помогите спасти жизнь Лукаса…





Джо стало не по себе. Эти Лориманы из кожи лезут вон, чтоб спасти жизнь своему ребенку. Миссис Лориман слала ему призывы по электронной почте и просто звонила: «Знаю, никто из моих детей у вас не учился, но все в школе смотрят на вас как на лидера». Джо еще эгоистично подумал: «Все люди в конечном счете эгоисты. Возможно, это поможет восстановлению моей репутации после случая с Ясмин с моими дурацкими словами об Икс-Игрек или же по крайней мере смягчит чувство вины».

Он подумал о своем ребенке, представил, как его малышка Элли лежит в больнице со всеми этими трубочками и капельницами и страдает от боли. Казалось бы, эта мысль должна была отодвинуть все его проблемы на задний план, но этого не случилось. Кому-то всегда хуже, чем тебе. Хоть и слабое, но все же утешение.

Он ехал домой и думал о Нэше. В живых у Джо оставались еще три старших брата, но на Нэша он полагался больше, чем на остальных. Нэш и Касси казались неподходящей парой, но когда их видели вместе, сразу становилось ясно: эти двое — одно целое. Он слышал, что такое бывает, но сам никогда ни до того, ни после не видел ничего подобного. Бог свидетель, у него с Долли нет и не было такой любви.

Как ни странно, Касси и Нэш действительно были единым целым. Когда Касси умерла… о, это было просто ужасно. В голову бы никогда не пришло, что такое может случиться. Даже с ее диагнозом. Даже когда близкие уже воочию наблюдали страшные симптомы болезни. Почему-то казалось, Касси прорвется, преодолеет все это. И поэтому ее смерть стала для всех неожиданностью.

И Джо видел, что Нэш после этого сильно изменился, больше, чем остальные. В нем появились отстраненность и холодность, но Джо, сколь ни странно, это утешало, потому что Нэш заботился о немногих. Внешне теплые, сердечные люди притворяются, будто им есть дело до всех, но когда хочешь опереться на плечо сильного друга, вот как сейчас, выбирают таких, как Нэш, — человека, который плюет, хорошо это или плохо, но совершает реальные поступки с единственной целью убедиться: те, о ком он заботится, в безопасности.

Таков был Нэш.

— Я обещал Кассандре, — сказал ему Нэш после похорон. — Я всегда буду вас защищать.

Кому-то другому это могло показаться смешным, даже неправдой, но если имеешь дело с Нэшем, знай: он действительно сделает все, что в его почти сверхъестественных силах, но сдержит свое слово. Это пугало и одновременно возбуждало. Для Джо, довольно слабого, совсем не спортивного, которого презирал слишком требовательный отец, это значило очень много.

Джо вошел и увидел, что Долли сидит за компьютером. И что на лице ее какое-то странное выражение. Джо это сразу заметил, и сердце у него тревожно зашлось.

— Где ты был? — спросила Долли.

— В школе.

— Зачем?

— Просто заехал доделать кое-какие дела.

— А моя почта так до сих пор и не работает.

— Я посмотрю, попозже.

Долли встала из-за стола.

— Чаю хочешь?

— О, спасибо, с удовольствием.

Она чмокнула его в щеку. Джо уселся за компьютер, дождался, когда жена выйдет из комнаты, ввел пароль. И уже начал было проверять свою почту, когда внимание его привлекло изображение на домашней страничке.

На первой полосе обычно размещались «снимки дня» из новостей. Там были международные новости, затем шли местные, спорт и все, что относилось к развлечениям. Картинка промелькнула и исчезла, ее сменило сообщение о «Нью-Йорк никербокерс».[26 - «Нью-Йорк никербокерс» — баскетбольная команда из Нью-Йорка, старейшая команда страны, образована в 1845 году.]

Джо щелкнул мышкой и вернул картинку.

Это был снимок мужчины с двумя маленькими девочками. Одну из них он узнал. В его классе она не училась, но ходила в ту же школу. Ну, или по крайней мере была очень похожа на ту девочку. Заголовок гласил:






«У нас пропала женщина»





Он увидел имя: Реба Кордова. Он ее знал. Реба входила в школьный библиотечный комитет, с которым Джо поддерживал постоянную связь. Она была президентом Школьного комитета по охране здоровья, и он помнил ее улыбающееся лицо у двери, откуда выбегали дети.

Значит, она пропала?..

Затем он прочел и статью, где говорилось о возможной связи с недавно найденным в Ньюарке трупом. Прочел имя жертвы и похолодел.

«О Господи, что же я наделал!»

Джо Льюистон бросился в ванную, там его вырвало. Потом он схватил телефон и набрал номер Нэша.




Глава 34


Прежде всего Рон Хилл убедился, что ни Бетси, ни близнецов дома нет. Затем направился в комнату Спенсера.

Он не хотел, чтобы они знали.

Рон стоял, привалившись спиной к дверному косяку. Смотрел на постель и представлял образ сына — смотрел так пристально, впиваясь глазами, что фигура постепенно материализовалась. Казалось, что там Спенсер. Лежит на спине и смотрит в потолок — он всегда так смотрел, — и в уголках глаз у него слезы.

Почему они раньше этого не замечали?

Оглядываешься назад и понимаешь, что парень всегда был немного странноватый, всегда печальный, заторможенный. Просто не хотелось припечатывать его словами вроде «маниакально-депрессивный психоз». Ведь он был ребенком, а потому теплилась надежда, что он это как-то перерастет и все наладится. Но теперь, дивясь своей непредусмотрительности, Рон вспоминал, как часто проходил мимо этой двери, и она всегда была закрыта. А если Рон открывал ее без стука — это же он, черт побери, в доме хозяин, к чему стучать? — то видел, что Спенсер лежит на кровати со слезами на глазах и смотрит в потолок. И Рон спрашивал: «У тебя все в порядке?», и Спенсер отвечал: «Конечно, пап». Рон закрывал дверь и уходил.

Хорош отец, нечего сказать.

Он винил себя. Винил за то, что не обратил должного внимания на эти странности в поведении сына. Винил за то, что оставлял таблетки и водку там, откуда сын мог с легкостью их достать. Но больше всего винил себя за собственные мысли.

Возможно, это кризис среднего возраста. Но Рон так не считал. Слишком уж просто списывать все на возраст. Истина крылась в том, что Рон ненавидел свою жизнь. Ненавидел работу. Ненавидел приходить с нее в этот дом, где стоял постоянный шум и дети не слушались. Он терпеть не мог ездить в хозяйственный магазин за новыми электрическими лампочками, беспокоиться о счетах за газ, копить деньги на колледж. Боже, как же ему хотелось сбежать отсюда!

«Как я умудрился попасть в такую ловушку? Почему вообще в нее попадает так много мужчин?»

Он мечтал жить один в какой-нибудь хижине в лесу. Ему всегда нравилось одиночество. Там, в глубине леса, где нет мобильных телефонов и всей этой городской суеты, он мог найти чудесную поляну, выйти на нее и подставить солнцу лицо.

Он не хотел обычной жизни, мечтал сбежать, вот Бог и услышал его молитвы, и наказал смертью сына.

Ему страшно находиться здесь, в этом доме, в этом «гробу». Бетси ни за что не уедет отсюда. Общего языка с близнецами Рон не находил. Мужчина всегда обязан, но почему? Ты жертвуешь своим счастьем в надежде, что это поможет сделать потомков счастливее. Но разве есть тому гарантии — если отец несчастен, зато детям когда-нибудь станет хорошо? Что за чушь! Со Спенсером это не сработало.

Вспомнились первые дни после смерти Спенсера. Он заходил в эту комнату не столько для того, чтоб собрать вещи сына. Он перебирал их. И это помогало. Рон не понимал почему. Он перекладывал вещи с места на место, словно стремясь лучше узнать, понять его, но разве теперь это имело значение? Как-то вошла Бетси и устроила скандал. И он перестал. И ни слова не сказал никому о том, что нашел. И хотя пытался сблизиться с Бетси через эти поиски, мольбы и уговоры, сблизиться с женщиной, в которую некогда влюбился, понимал: она от него ускользает. Возможно, уже давно ускользнула — он просто не заметил. Но то, что еще оставалось, было похоронено в этом чертовом ящике со Спенсером.

Хлопнула задняя дверь. Рон вздрогнул. Он не слышал, как подъехала машина. Бросился к лестнице и увидел Бетси. На ней не было лица.

— Что случилось?

— Спенсер покончил с собой, — сообщила она.

Рон стоял, не зная, что на это ответить.

— Я думала, за этим стоит что-то другое, — вздохнула она.

Он кивнул.

— Понимаю.

— Мы обречены задаваться одним вопросом: что должны были сделать, чтобы спасти его? Но возможно, не знаю, может, ровным счетом ничего. Возможно, упустили нечто, а может, оно, это нечто, не имело никакого значения. Мне ненавистно было думать об этом, не хотелось, чтобы мы посходили с ума. Но потом подумала: черт с ним, с этим чувством вины, безумием и прочее. Просто хочу вернуться в тот день, понимаешь? Просто получить еще один шанс. И мы могли бы изменить что-то, возможно, сущую мелочь: к примеру, выезжать со двора налево, а не описывать круг, или покрасить дом не голубой, а желтой краской, и тогда бы всего этого не случилось. Все было бы по-другому.

Он ждал продолжения. Но его не последовало, и он спросил:

— Так что все-таки произошло, Бетси?

— Я только что видела Адама.

— Где?

— На заднем дворе, в роще. Где они играли.

— Что он сказал?

Она рассказала ему о драке, о звонках, о том, как Адам во всем винит себя. Рон пытался осмыслить услышанное.

— Из-за девочки?

— Да.

Но Рон знал: все намного сложнее.

Бетси развернулась и зашагала вниз.

— Ты куда? — спросил он.

— Надо сказать Тиа.




Тиа с Майком решили разделить обязанности.

Мо ждал их дома. И они с Майком поехали в Бронкс, а Тиа уселась за компьютер. По пути Майк рассказал Мо о том, что произошло. Мо молча вел машину. И когда Майк закончил, Мо спросил:

— Помнишь то срочное сообщение? От СиДжей8115?

— А что?

Мо сосредоточенно смотрел на дорогу.

— Мо?

— Не знаю. Но вряд ли тут есть какой-то другой СиДжей под номером 8115.

— И что с того?

— Да то, что номера не случайны, — ответил Мо. — Они всегда что-то означают. Просто надо понять, что именно.

Майку следовало это помнить. Мо всегда был помешан на числах и цифрах. Взять хотя бы его билет на матч в Дартмуте — сплошь исписан какими-то арифметическими исчислениями на тему того, кто победит и с каким счетом.

— Ну и что бы это могло значить?

Мо покачал головой.

— Пока не знаю. Так что у нас дальше?

— Мне надо позвонить.

Майк набрал номер клуба «Ягуар». И удивился, когда на звонок ответила сама Розмари Макдевит.

— Это Майк Бай.

— Да, я так и поняла. Мы сегодня закрыты, но я ждала вашего звонка.

— Надо поговорить.

— Да уж, не мешало бы, — сказала Розмари. — Вы знаете, где меня найти. Приезжайте как можно быстрей.




Тиа проверила почту Адама, но не нашла ничего стоящего внимания. Его друзья, Кларк и Оливия, продолжали присылать сообщения, все более обеспокоенные, а вот от Ди-Джея Хаффа не было ничего. И Тиа это не нравилось.

Она встала, вышла на улицу. Проверила, на месте ли запасной ключ. Он лежал под камнем, где и следовало. Мо брал его совсем недавно и положил на место. Мо знал, где находится ключ от их дома, и, наверное, это автоматически делало его подозреваемым. Но у Тиа было свое мнение насчет Мо, хоть она его и недолюбливала. Он ни за что бы не навредил семье друга. Немного людей на свете, готовых заслонить друга от пули. Ради Тиа Мо делать бы этого не стал, но ради Майка, Адама и Джил был готов умереть.

Она все еще находилась на улице, когда в доме зазвонил телефон. Тиа бросилась в дом, схватила трубку после третьего звонка. Даже не посмотрела, кто звонит.

— Алло?

— Тиа? Это Гай Новак.

Голос какой-то странный, подавленный.

— Что случилось?

— Не беспокойтесь, с девочками все хорошо. Смотрели сегодня новости?

— Нет, а что?

Он тихо всхлипнул.

— Моя бывшая жена… ее убили. Только что опознал ее тело.

Тиа ожидала услышать что угодно, только не это.

— О Господи! Мне страшно жаль, Гай и…

— Просто не хочу, чтобы вы беспокоились о девочках. Бет за ними присматривает. Я звонил домой минуту назад. У них все хорошо.

— Но что произошло с Марианной? — спросила Тиа.

— Ее забили, до смерти.

— О нет…

Тиа виделась с Марианной всего несколько раз. Та сбежала от Новака примерно в то время, когда Джил и Ясмин пошли в школу. В городе живо и со смаком обсуждали эту скандальную историю — мать не вынесла трудностей материнства, бросила родное дитя на мужа, вела, по слухам, разгульную жизнь где-то в теплых краях, проявила полную безответственность. Большинство местных матерей говорили об этом с таким отвращением и злобой, что у Тиа закралось подозрение: может, они просто завидуют Марианне или восхищаются, что та нашла смелость порвать цепи, пусть и поступила при этом эгоистично.

— Убийцу поймали?

— Нет. До сегодняшнего дня они даже не знали, кто убит.

— Я страшно сочувствую вам, Гай.

— Я еду домой. Ясмин еще ничего не знает. Должен ей сказать.

— Да, конечно.

— Не думаю, что при этом должна присутствовать Джил.

— Определенно нет, — согласилась с ним Тиа. — Прямо сейчас поеду заберу ее. Чем еще мы можем вам помочь?

— Ничего, как-нибудь справлюсь. И еще, думаю, если бы Джил вернулась, только чуть позже. Знаю, что прошу слишком много, но рядом с Ясмин должен быть друг.

— Конечно, Гай. В любой момент, как только скажете.

— Спасибо вам, Тиа.

И он повесил трубку. Тиа сидела, потрясенная до глубины души. «Забили до смерти… Просто не укладывалось в голове. Нет, это уже слишком. Столько ужасных событий произошло за последние несколько дней! Все смешалось».

Контролировать себя Тиа уже не могла. Схватила ключи, потом на секунду задумалась: стоит ли звонить Майку. И решила, что не стоит. Пусть он сосредоточится на поисках Адама, не надо мешать.

Тиа вышла на улицу. Небо над головой отливало лазоревой голубизной. Посмотрела на дорогу, на опрятные тихие домики, выстроившиеся вдоль нее, на ухоженные газоны.

Грэхемы были на улице. Отец учил своего шестилетнего сынишку ездить на двухколесном велосипеде. Придерживал седло, а мальчик усердно жал на педали: один из знакомых ритуалов, знаков доверия — ты едешь и знаешь, что упасть не страшно, потому что находящийся сзади человек тут же подхватит тебя. Жена наблюдала за происходящим со двора. Стояла, заслонив ладонью глаза от солнца. Стояла и улыбалась.

Во двор своего дома въехал на «БМВ-550» Данте Лориман.

— Привет, Тиа.

— Привет, Данте.

— Как поживаешь?

— Хорошо. А ты?

— Отлично.

Оба, разумеется, лгали. Она снова осмотрела улицу. Дома так похожи друг на друга. И снова пришла мысль: неужели эти хрупкие конструкции способны защитить жизнь тех, кто живет в них, существ куда более хрупких? У Лориманов болен сын. Ее сын пропал и, возможно, вовлечен в нечто противозаконное.

Она уселась за руль, как вдруг зазвонил телефон. Взглянула на экранчик. Бетси Хилл. Может, лучше не отвечать? Они с Бетси такие разные, и цели у них разные, и она не собирается рассказывать ей о фарм-вечеринках или о подозрениях полиции. Во всяком случае, пока.

Телефон умолк, потом зазвонил снова.

Палец Тиа замер над кнопкой. Самое главное теперь — найти Адама. Остальное может подождать. Однако есть шанс, что Бетси удалось что-то узнать. И она надавила на кнопку.

— Алло?

— Я только что видела Адама, — сказала Бетси.




Карсон мучился от боли. Сломанный нос до сих пор давал о себе знать. Карсон смотрел, как Розмари Макдевит медленно опустила телефонную трубку.

В клубе «Ягуар» царила непривычная тишина. После той стычки с Байем и его коротко стриженным дружком Розмари закрыла заведение и отправила всех по домам. Они остались вдвоем.

Да, она шикарная дамочка, горячая штучка, но теперь выглядела поблекшей и даже как-то вся съежилась. Сидела, плотно обхватив плечи руками.

Карсон сидел напротив. Попробовал усмехнуться, но это отозвалось резкой болью в носу.

— Что, звонил старик Адама?

— Да.

— Надо избавиться от них обоих.

Она покачала головой.

— Что?

— От тебя требуется одно, — заметила Розмари. — Дать мне самой заняться этим делом.

— Неужели не понимаешь?..

Розмари промолчала.

— Люди, на которых мы работаем…

— Мы ни на кого не работаем, — отрезала она.

— Хорошо, как скажешь. Наши партнеры. Наши дистрибьюторы. Называй как угодно.

Она закрыла глаза.

— Они плохие, опасные люди.

— Никто ничего не докажет.

— Еще как докажет!

— Просто позволь мне заняться этим, о’кей?

— Он едет сюда?

— Да. Я с ним поговорю. Я знаю, что делаю. А ты должен уйти.

— Оставить тебя с ним наедине?

Розмари покачала головой.

— Не в том смысле.

— Тогда в каком?

— Я сама решу эту проблему. Постараюсь его урезонить. Просто позволь мне самой этим заняться.




Сидя в одиночестве на холме, Адам, казалось, до сих пор слышал голос Спенсера: «Мне так жаль…»

Адам закрыл глаза. Эти голосовые послания… Он сохранил их в телефоне, слушал каждый день, и всякий раз душа разрывалась от боли.






Адам, пожалуйста, ответь…

Прости меня, ладно? Просто скажи, что простил меня, и все…





Эти слова посещали его каждую ночь, особенно последние. Голос Спенсера звучал все невнятнее, смерть надвигалась.






Ты не виноват, Адам. Честно, старина. Просто попробуй понять. Никто не виноват. Но мне очень тяжело. Всегда было страшно тяжело…





На холме возле средней школы Адам ждал Ди-Джея Хаффа. Отец Ди-Джея, капитан полиции, выросший в этом городе, говорил, что здесь ребята всегда напивались после занятий. Крутые парни всегда ошивались здесь. Другие же предпочитали сделать крюк в полмили, лучше бы обойти это место.

Он огляделся. Вдали виднелось футбольное поле. Адам играл здесь восьмилетним мальчишкой в детской команде, но так и не полюбил футбол. Ему нравился лед. Нравилось скольжение по холодному твердому льду. Нравилось надевать доспехи и шлем, занимать наиболее оптимальную позицию в воротах, чтобы не пропустить гол. На льду ты был человеком. Если сыграешь достойно, если доведешь мастерство до совершенства, твоя команда просто не может проиграть. Нешуточная ответственность, обычно дети не любят этого. Но Адаму нравилось.






Прости меня, ладно?..





«Нет, — думал Адам, — это ты должен простить меня».

Спенсер всегда был подвержен резким перепадам в настроении — то необыкновенно оживлен и весел, то вдруг без видимых причин впадал во мрак. Поговаривал, что хочет сбежать из дома, затеять какой-то свой бизнес, но чаще всего говорил о смерти, о том, чтобы покончить с болью. Подростки часто говорят о смерти. В прошлом году Адам даже хотел заключить со Спенсером пакт о суициде. Но для него все это было не больше, чем разговоры.






Прости меня…





Помогло бы это тогда? Той ночью — да, наверное. Его друг прожил бы еще один день. А потом — еще один. А после… кто знает?

— Адам?

Он обернулся на голос. Ди-Джей Хафф.

— Ты в порядке? — спросил Хафф.

— Нет. Благодаря тебе.

— Откуда мне было знать, что такое случится? Просто заметил, как твой папаша преследует меня. Вот и позвонил Карсону.

— И убежал.

— Не знал, что они набросятся на него.

— А что, по-твоему, они должны были делать?

Ди-Джей пожал плечами. Только сейчас Адам заметил, как плохо он выглядит. Глаза красные. Лицо в поту. И дрожит.

— Ты что, наглотался дури? — спросил Адам.

— И что с того? Что-то я тебя не понимаю, старик. Зачем рассказал отцу?

— Ничего я не рассказывал.

На тот вечер Адам, казалось, спланировал все. Даже зашел в магазин, где продавались жучки и прочие прослушивающие устройства. Он думал, что ему нужен тонкий проводок с миниатюрным наушником, такие показывают по телевизору, но вместо этого ему всучили с виду обычную авторучку для прослушивания и записи разговоров, а также пряжку для ремня, в которой была спрятана миниатюрная видеокамера. Он все снимет и запишет, а потом отнесет в полицию — не в местное отделение, потому что там работает отец Ди-Джея, — и пусть они уже действуют сами. Это, конечно, риск, но другого выхода нет.

Он погибает. Идет на дно. Он понимает это и знает: если не спасет сам себя, закончит как Спенсер. Так что он все спланировал и был готов к тому вечеру.

А потом отец вдруг стал настойчиво звать его на игру с участием «Рейнджерс».

Он знал, что не может пойти. Нет, само дело можно, конечно, отсрочить ненадолго. Но если он не покажется сегодня вечером в клубе, Розмари, Карсон да и все остальные будут недоумевать. Они ведь считают, он у них уже на крючке. Они уже угрожали, шантажировали его. Поэтому он и убежал из дома и отправился в клуб «Ягуар».

А когда появился отец, весь план полетел к чертям.

Болела рана на руке, его полоснули ножом. Наверное, надо было пойти к хирургу и наложить швы. Может, там уже инфекция завелась? Хотя он как следует промыл ее. Тогда от боли едва не потерял сознание. А теперь вроде бы ничего. С обработкой раны можно и подождать.

— Карсон и другие ребята считают, ты нас подставляешь, — сказал Ди-Джей.

— Ничего подобного, — солгал Адам.

— Твой папаша и ко мне домой заходил.

— Когда?

— Не знаю. Вроде бы за час до того, как появился в Бронксе. Мой отец видел, как он сидел в машине на другой стороне улицы.

Не мешало бы это обдумать, но Адам решил, что времени нет.

— Мы должны положить этому конец, Ди-Джей.

— Послушай, я говорил со своим стариком. Он обещал все уладить. Он ведь коп. Ему и карты в руки.

— Спенсер мертв.

— Мы тут не при делах.

— Да, Ди-Джей, это верно.

— Спенсер пошел вразнос. Он сам это сделал.

— Это мы позволили ему умереть. — Адам взглянул на свою правую руку. Сжал ее в кулак. Этой рукой он последний раз коснулся Спенсера, лучшего своего друга. Прощальное прикосновение. — Я его ударил.

— Не переживай. Тебе почему-то хочется чувствовать себя виноватым. На здоровье. Но нас сюда не припутывай.

— Да дело не в чувстве вины. Они пытались убить отца. Черт, да они меня едва не прикончили!

Ди-Джей покачал головой.

— Ничего ты не понял, дружище.

— Чего не понял?

— Мы ввязались в эту историю, нам конец. Скорее всего закончим свои дни в тюряге. О колледжах можно забыть. А кому, как думаешь, Карсон и Розмари толкали эти таблетки, Армии спасения, что ли? В этом бизнесе работают люди из мафии, неужто не ясно? Карсон в штаны наложил от страха.

Адам промолчал.

— Мой старик говорит, мы просто должны молчать. И все будет нормально.

— Ты сам-то в это веришь?

— Да. Это я привел тебя туда, но больше у них на меня ничего нет. А вот бланки рецептов твоего папаши — это уже серьезно. Мы можем им сказать, что просто выходим из дела, и все.

— И они так просто нас отпустят?

— Отец может надавить. Он ведь обещал, что все будет в порядке. Но если дойдет до худшего, наймем адвоката и будем молчать.

Адам вопросительно взглянул на него.

— Это решение отразится на всех нас, — сказал Ди-Джей. — От него зависит не только твое будущее, мое тоже. И Кларка. И Оливии.

— Не собираюсь выслушивать все эти аргументы еще раз.

— Но это так, Адам. Может, они вовлечены не напрямую, как мы с тобой, но им тоже не поздоровится.

— Нет.

— Что нет?

Адам посмотрел на своего друга.

— Ты всю жизнь этим пользовался, Ди-Джей. Давно привык.

— О чем ты?

— Попадаешь в неприятности, а твой папаша тебя отмазывает.

— Да какого черта, как ты смеешь?

— Но ведь это правда, от нее никуда не деться.

— Спенсер покончил с собой. Убил себя сам. Мы тут не при делах.

Адам смотрел сквозь деревья на футбольное поле. На нем ни души, а вокруг еще толпятся люди. Потом он повернул голову влево. Пытался отыскать взглядом плоскую кровлю школы, то место, где нашли Спенсера, но его загораживала башня. Ди-Джей подошел, встал рядом с ним.

— Мой отец тоже там тусовался, — сказал он. — Еще старшеклассником. Был плохим парнем, представляешь? Курил, баловался травкой, пил пиво. И подраться тоже любил.

— Это ты к чему?

— Сейчас поймешь. В те дни ребята тоже совершали ошибки, и им сходило с рук. Люди отворачивались. Ты ребенок, тебе положено спускать пары. Когда отцу было столько же, сколько нам, он угнал машину. Попался, конечно, но они как-то сумели договориться. А теперь мой старик один из самых законопослушных граждан города. Но сегодня такое бы ему с рук не сошло. Просто смешно. Свистнешь какой-то девчонке в школе — можно угодить в тюрьму. Налетишь на кого-то в коридоре, и тебе припишут обвинение в насилии. Одна ошибка, и ты вылетаешь из жизни. Мой отец называет все это полным бредом. Как нам с тобой искать теперь свою дорогу в жизни?

— Это не дает нам пропуска.

— Но, Адам, еще пара лет, и мы в колледже. И будем вспоминать все это, как страшный сон. Мы же не преступники какие-то. Нельзя допускать, чтобы этот дурацкий случай разрушил нам жизнь.

— Зато разрушил жизнь Спенсера.

— Но не по нашей вине.

— А те ребята едва не убили моего отца. Он попал в больницу.

— Знаю. И еще понимаю, как бы чувствовал себя на твоем месте, если бы это был мой отец. Но необязательно сходить из-за этого с ума. Тебе надо успокоиться и все хорошенько обдумать. Я говорил с Карсоном. Он хочет, чтобы мы зашли и потолковали с ним.

Адам нахмурился.

— Как же, дожидайся.

— Нет, я серьезно.

— Да он просто псих, Ди-Джей, ты знаешь. Сам только что сказал: он считает, я хотел его подставить.

Адам хотел обдумать все это, но слишком устал. Не спал всю ночь. Рука жутко болела, он чувствовал, что вымотан до предела. Всю ночь провел в размышлениях, но ничего путного в голову так и не пришло.

Надо рассказать родителям правду.

Но он не мог. Он впутался в нехорошую историю, слишком часто находился под воздействием алкоголя и таблеток. В таком состоянии начинаешь думать, что единственные на свете люди, которые любят тебя безгранично, без всяких условий, любят таким, как есть, что бы ты ни натворил, являются твоими врагами.

Но ведь они шпионили за ним!

Теперь он это тоже понял. Они ему не доверяют. И это приводило его в ярость, хотя, если вдуматься, разве он заслужил их доверие?

Поэтому он вчера и запаниковал. Сбежал и прятался от них. Нет, ему нужно время подумать.

— Мне надо поговорить с родителями, — сказал он.

— Не слишком хорошая идея.

Адам взглянул на друга.

— Дай телефон.

Ди-Джей помотал головой. Адам шагнул к нему, сжал руку в кулак.

Глаза у Ди-Джея были на мокром месте. Он вскинул руку ладонью вверх, затем достал свой мобильник и протянул Адаму. Тот набрал домашний номер. Никто не подходил. Попробовал позвонить маме. Та же история.

— Адам?..

Он размышлял, кому еще позвонить. Ну, конечно, как же он сразу не догадался! Он уже звонил ей однажды, сбежав из дома, просто дать знать, что с ним все в порядке и чтобы не смела ничего говорить родителям. Даже заставил ее поклясться.

И он набрал номер Джил.

— Алло?

— Это я.

— Адам? Пожалуйста, позвони домой. Я так волнуюсь.

— Ты знаешь, где мама и папа?

— Мама едет ко мне, забрать от Ясмин. А папа поехал искать тебя.

— Ты знаешь, куда он поехал?

— Кажется, в Бронкс, куда-то туда. Слышала, как мама что-то об этом говорила. О каком-то клубе «Ягуар».

Адам закрыл глаза: «Черт! Они все знают».

— Слушай, мне пора.

— Куда ты собрался?

— Все будет в порядке. Ты не волнуйся. Когда увидишь маму, скажи, что я звонил. Скажи, что со мной все нормально, я скоро буду дома. Скажи, пусть обязательно позвонит отцу и передаст, что ехать в клуб «Ягуар» не надо. Пусть возвращается домой, о’кей?

— Адам?

— Просто передай ей, ладно?

— Я так боюсь…

— Тебе нечего бояться, Джил. Главное, передай все родителям. Скоро увидимся.

И он отключился. Потом взглянул на Ди-Джея.

— Ты на машине?

— Да.

— Нам надо спешить.




Нэш увидел, как к дому подъехал полицейский автомобиль. Из него вышел Гай Новак. Коп в штатском тоже начал вылезать из машины, но Новак взмахом руки его остановил. Потом подошел, пожал копу руку и медленно, спотыкаясь, побрел к входной двери.

Нэш почувствовал, как в кармане завибрировал мобильник. Он даже не удосужился посмотреть, кто звонит. И без того ясно: опять Джо Льюистон. Полное отчаяния первое сообщение родственника он выслушал на автоответчике несколько минут назад:

«О Господи, Нэш, что происходит? Я этого не хочу. Пожалуйста, больше никому не причиняй вреда, ладно? Просто… Просто я подумал, ты поговоришь с ней или заберешь видео, что-то в этом роде. И если знаешь что-то о той, другой женщине, пожалуйста, очень прошу, не причиняй ей вреда. О Господи, Боже ты мой…»

Вот в таком духе.

Гай Новак вошел в свой дом. Нэш приблизился. Минуты через три входная дверь вновь отворилась. Из нее вышла женщина. Подружка Гая Новака. Гай вышел, поцеловал ее в щеку. Потом затворил за ней дверь. Дамочка затрусила по дорожке к калитке. Потом вдруг остановилась, обернулась, покачала головой. Наверное, плакала, но оттуда, где стоял Нэш, видно не было.

И через полминуты она тоже скрылась из виду.

Времени было в обрез. На чем-то он все же прокололся. Полицейские вычислили, кто такая Марианна. Об этом даже передавали в новостях. И муженька ее наверняка допрашивала полиция. Люди почему-то склонны думать, что все полицейские поголовно дураки. Но это далеко не так. К тому же у них все преимущества, вся эта техника, новейшие разработки. Нэш относился к ним с уважением, понимал, что копов недооценивать нельзя. Одна из причин, по которой он так тщательно пытался скрыть личность Марианны.

Чувство самосохранения подсказывало ему — надо бежать, спрятаться, затаиться, возможно, даже покинуть страну.

«Не пойдет. Я должен, обязан помочь Джо Льюистону, поскольку тот не сумеет защититься сам. Ничего, позвоню ему позже, предупрежу, пусть сидит тихо, как мышка. А может, Джо и без меня догадается? Да, он сильно струхнул. Но ведь потом встретился со мной, попросил о помощи. Может, Джо немного успокоился и не будет делать резких движений?..»

Жажда решительных действий разгорелась в нем с новой силой. Нэшу нравилось называть это чувство безумством. Он знал: в доме должны быть дети. Вредить им нет никакого интереса — или это самообман? Порой не разберешь. Людям свойственно заблуждаться, и в этом случае Нэшу было сложно не переусердствовать.

Но с чисто практической точки зрения ждать времени нет. Он должен действовать прямо сейчас. А это означало — с учетом безумства или без него, — что возможен побочный эффект, и дети тоже могут пострадать.

В кармане у него лежал нож. Нэш достал его, сжал в руке.

Потом двинулся к задней двери в дом Новака и занялся замком.




Глава 35


Розмари Макдевит сидела в своем кабинете в клубе, и все ее татуировки, а также бронежилет были скрыты под просторным вязаным свитером. Она точно плавала в нем, руки тонули в слишком длинных рукавах. В этом одеянии она выглядела маленькой, не такой сильной и опасной, как обычно, и Майк не знал, так ли это на самом деле. На столе перед ней стояла чашка кофе. Перед Майком — тоже.

— Копы нацепили на тебя «жучок»? — спросила она.

— Нет.

— Будь любезен, дай-ка мне твой мобильник. Просто хочу убедиться.

Майк пожал плечами и протянул ей телефон. Она отключила его, оставила посередине стола.

Розмари подобрала под себя ноги, и они тоже скрылись под просторным свитером. Мо ждал в машине. Он не хотел, чтобы Майк заходил в клуб, опасался ловушки. Но, с другой стороны, понимал, другого выхода у них нет. Эта женщина — единственная зацепка, с помощью которой можно найти Адама.

— Меня не волнует, чем вы здесь занимаетесь, — начал Майк. — Но ровно до тех пор, пока это не коснется моего сына. Вам известно, где он?

— Нет.

— Когда последний раз его видели?

Она подняла на него большие карие «оленьи» глаза. Он не знал, какую игру она затеяла. Впрочем, сейчас это не важно. Ему были нужны ответы. Если потребуется, он готов и на уступки.

— Вчера вечером.

— Где?

— Здесь, в клубе. Внизу.

— Он приходил на вечеринку?

Розмари улыбнулась.

— Не думаю.

Майк решил зайти с другой стороны.

— Вы общались с ним через обмен срочными сообщениями, верно? СиДжей8115 — это ведь вы, так?

Она не ответила.

— Вы сообщили Адаму, чтобы сидел тихо, и тогда он будет в безопасности. Это после того, как он написал, что к нему подходила мать Спенсера Хилла, верно?

Она обхватила колени руками.

— Откуда вам известно о нашей частной переписке, доктор Бай?

— Не ваше дело.

— Как вам вчера вечером удалось выйти на клуб «Ягуар»?

Майк не ответил.

— Вы уверены, что хотите пройти этой дорогой от начала до конца?

— Не думаю, что у меня есть выбор, — ответил Майк.

Она обернулась, посмотрела через плечо. Майк проследил за направлением ее взгляда. Карсон со сломанным носом наблюдал за ними через стекло. Майк смотрел ему прямо в глаза и ждал. В конце концов, Карсон не выдержал, отвел взгляд и быстро удалился.

— Они всего лишь мальчишки, — сказал Майк.

— Ничего подобного.

Он пропустил это мимо ушей.

— Поговорите со мной.

Розмари откинулась на спинку кресла.

— Давайте попробуем рассуждать чисто гипотетически, о’кей?

— Если хотите.

— Именно этого я и хочу. Представьте себя на месте молоденькой девушки из маленького городка. Ее брат умирает от передозировки.

— Полиция говорит другое — такого случая в вашей жизни не было.

Она насмешливо фыркнула.

— Это феды вам сказали?

— Сказали, что никаких доказательств тому нет.

— Просто я изменила несколько фактов, вот и все.

— Каких фактов?

— Название городка, название штата.

— Зачем?

— Основная причина? В ту ночь, когда умер брат, меня арестовали за хранение с целью сбыта. — Теперь она смотрела ему прямо в глаза. — Да, верно. Это я снабжала брата наркотиками. Я была его поставщиком. Вот эту часть истории я и опустила. Люди склонны к жестоким суждениям.

— Продолжайте.

— Ну а потом основала клуб «Ягуар». Я уже излагала вам свои философские принципы. Мне хотелось создать для подростков безопасное место, где они могли бы веселиться и расслабляться. Хотела повернуть в безопасное русло свойственное им от природы чувство бунтарства. Так поначалу и было. Я вкалывала как проклятая, собрала достаточно денег, чтобы развернуться. Вы не представляете, как трудно открыть клуб и наладить в нем работу.

— Могу представить, но это меня не интересует. Почему бы не перейти к той части истории, где вы начали проводить фарм-вечеринки и воровать рецептурные бланки.

Она улыбнулась, покачала головой.

— Все обстояло несколько иначе.

— Как же?

— Сегодня в газете я прочла о вдове, которая работала волонтером в одном местном приходе. За последние пять лет она умудрилась присвоить из пожертвований двадцать восемь тысяч долларов. Вы тоже, наверное, читали или слышали об этом?

— Нет.

— Ну, тогда о других подобных историях? Да таких случаев десятки. Парень работает в благотворительной организации и приворовывает, чтобы купить себе «лексус». Как думаете, с чего все началось? Проснулся однажды утром и решил украсть, да?

— Не знаю.

— А та церковная дамочка… Уверена, я знаю, как это произошло. Однажды она пересчитывала деньги из ящика для пожертвований, задержалась допоздна, а может, машина у нее сломалась, и не получалось добраться до дома. Уже стемнело. И тогда она вызвала такси. И пока ждала, решила: она посвящает все свое время и силы работе на церковь, так кому, как не церкви, платить за такси? И вот, никого не спрашивая, она берет из ящика пять баксов. И все. Она заслужила, заработала эти деньги. Думаю, так все и начинается. Дальше — больше. Ты вдруг обращаешь внимание, как вполне приличных людей арестовывают за воровство у школы, церкви, благотворительного фонда. Они начинают с малого и движутся по этой гнилой дорожке медленно и вроде даже этого не замечают. Это все равно что следить за перемещением минутной стрелки. И не считают, что делают что-то греховное.

— Примерно то же произошло с клубом «Ягуар»?

— Я видела, что ребята хотят общаться и веселиться нормально. Примерно то же самое, что программа «Полуночный баскетбол».[27 - «Полуночный баскетбол» — федеральная программа помощи городам в обустройстве освещенных баскетбольных площадок с целью привлечь молодежь и предотвратить подростковую преступность. Выдвинута администрацией Б. Клинтона. Критики считают программу пустой тратой денег.] Потом заметила: да, им нравятся вечеринки, но только со спиртным и таблетками. Нельзя создать безопасное место для веселья и выпуска пара без наркотиков. Оно априори будет небезопасным.

— Так что ваша концепция провалилась, — заметил Майк.

— Никто не приходил. А если и приходили, то надолго не задерживались. Подростки называли все это полным отстоем. На нас смотрели, как на группу евангелистов, что радеет за сохранение девственной плевы до брака.

— И все равно не понимаю, что же произошло дальше, — пожал плечами Майк. — Вы просто позволили им приносить с собой таблетки?

— Не совсем так. Они действительно приносили. Но я поначалу об этом не знала. По нарастающей, помните? Один или двое ребят как-то принесли из дома лекарства, которые отпускают строго по рецепту. Вроде бы ерунда, небольшое преступление. Ни кокаином, ни героином здесь не баловались. То были разрешенные министерством здравоохранения препараты.

— Вздор, — гневно отозвался Майк.

— Что?

— Эти таблетки… большинство из них — очень сильные средства. Поэтому и нужен рецепт.

Она усмехнулась.

— Ну, конечно. Каждый врач так говорит, верно? Ведь именно он решает, кому давать эти лекарства. В противном случае ваш бизнес давно бы лопнул. Вы уже потеряли кучу денег, проиграли в судах «Медикер»[28 - «Медикер» — федеральная программа льготного медицинского страхования для лиц пожилого возраста и инвалидов.] и «Медикейд»[29 - «Медикейд» — программа медицинской помощи неимущим.] и по искам к страховым компаниям.

— Чушь все это.

— В вашем случае, может, и так. Но не каждый врач столь ответствен, как вы.

— Вы пытаетесь оправдать преступление.

Розмари пожала плечами.

— Может быть. Но с этого все начиналось — несколько подростков приносили таблетки из дома. Лекарства, выписанные по рецепту и вполне легальные. Узнав об этом, я расстроилась, а потом заметила, что посетителей стало больше. Ребята все равно занимались бы этим и дальше, и я предоставила им безопасное место. Даже наняла практикантку из больницы. Она дежурила в клубе — на тот случай, если что произойдет. Неужели не понимаете? Лучше здесь, чем на улице. Я обеспечивала им безопасность. У меня были разные программы — ребята могли говорить о своих проблемах. Сами видели внизу объявления о консультациях. И многие ребята очень активно их посещали. Мы приносили больше пользы, чем вреда.

— По нарастающей, — заметил Майк.

— Вот именно.

— И все равно вам нужно было делать деньги. — Майк усмехнулся. — Вы выясняете, сколько примерно стоят эти таблетки на черном рынке. И начинаете требовать у них свою долю.

— Исключительно для клуба, для пользы дела. У нас много расходов. Оплачивать услуги практикантки, например.

— Как та дама из церкви, которой понадобились деньги на такси.

Розмари улыбнулась, но улыбка вышла безрадостной.

— Да.

— А потом к вам пожаловал Адам. Сын врача.

Так сказали ему копы — предпринимательская жилка. Майка не слишком заботили причины, побудившие Розмари заниматься этим делом. Она лгала ему, но, вероятно, не во всем. Впрочем, это не столь важно. А вот о людях, которые начинают скользить по наклонной плоскости, говорила верно. Та женщина пошла работать в церковь не за тем, чтоб воровать деньги. Началось с малого. Примерно то же самое произошло пару лет назад у них в городе с Юношеской лигой. Это происходит в школьных попечительских советах, в местной мэрии… И всякий раз, услышав об этом, ты вздрагиваешь и отказываешься верить, что такое могло произойти. Ведь ты знаешь всех этих людей. И они всегда казались такими порядочными. А на самом деле? Обстоятельства вынудили их совершить такое, или за этим стоят интересы общего дела, как пыталась внушить ему Розмари?

— Что случилось со Спенсером Хиллом? — спросил Майк.

— Он покончил с собой.

Майк покачал головой.

— Я говорю то, что знаю, — нахмурилась Розмари.

— Тогда почему Адам, как вы писали в своем сообщении, должен был молчать?

— Спенсер Хилл убил себя сам.

Майк опять покачал головой.

— У него была передозировка, и случилось это здесь, верно?

— Нет.

— Но иначе не объяснишь. Вот почему Адам и его друзья должны были держать язык за зубами. Они испугались. Не знаю, как именно вы сумели на них надавить. Может, напомнили, что их запросто могут арестовать. Вот почему они чувствовали себя виноватыми. Вот почему Адам не смог это больше выносить. Ведь он был со Спенсером в тот вечер. Не просто был, но помог перенести тело на крышу.

В уголках ее губ заиграла улыбка.

— Смотрю, ключа к разгадке у вас так и не появилось, верно, доктор Бай?

Ему не понравилось, как она это сказала.

— Может, вы мне его дадите? — раздраженно заметил он.

Розмари по-прежнему сидела, подобрав под себя ноги, прикрытые просторным свитером. Было в этой позе нечто детское и невинное.

— Вы совсем не знаете своего сына, верно?

— Всегда знал.

— Нет, не знаете. Только думаете, что это так. Но ведь вы его отец. И вам не обязательно знать все. Дети склонны преподносить сюрпризы. И сказав, что вы его совсем не знаете, я сочла, что это хорошо.

— Не понял?..

— Вы вставили ему в телефон джи-пи-эс-навигатор. Так и выяснили, где он. Вы следили за ним через компьютер, читали все сообщения. Наверное, думали, это поможет, но на деле оказалось наоборот. Родителям не обязательно все время знать, чем занимается их ребенок.

— Дать ему свободу действий, чтобы беситься, бунтовать?

— Да. Хотя бы отчасти.

Майк резко выпрямился в кресле.

— Если бы я знал об этом раньше, мог бы его остановить.

— Неужели вы действительно так думаете? — Розмари слегка склонила голову набок, словно ее заинтересовала его реакция. Майк не ответил, и тогда она продолжила: — Каковы ваши планы на будущее? Станете и дальше следить за каждым шагом ваших детей?

— Сделайте одолжение, Розмари. Мои планы относительно воспитания детей вас не касаются.

Она пристально взглянула на него. Потом указала на синяк на лбу.

— Вы уж простите меня за это.

— Вы натравили своих готов на меня?

— Нет. Ничего не знала об этом до сегодняшнего утра.

— Кто вам сказал?

— Не важно. Прошлым вечером ваш сын был здесь, и ситуация немного вышла из-под контроля. А потом вдруг появляетесь вы. Ди-Джей Хафф сказал, что вы за ним следили. Он позвонил, подошел Карсон.

— И решил со своими дружками убить меня.

— Они вполне могли это сделать. Все еще считаете их невинными детьми?

— Меня спас охранник.

— Нет. Охранник вас нашел.

— О чем вы?

Она покачала головой.

— Когда я узнала, что они на вас напали, и приехала полиция… для меня прозвенел тревожный звонок. Теперь просто хочу найти способ положить этому конец.

— Как?

— Пока не знаю, поэтому и захотела встретиться с вами. Выработать совместный план.

Только теперь Майк понял. Вот почему она так охотно делилась с ним информацией. Она знала, что на хвосте у нее ФБР, что пришла пора собрать со стола фишки, обменять их на деньги и уйти. Ей нужна была помощь, и она решила, что отчаявшийся отец протянет ей руку.

— У меня есть план, — сказал Майк. — Мы идем к федам и скажем им всю правду.

Розмари покачала головой.

— Не самый лучший выход для вашего сына.

— Он несовершеннолетний.

— И все же. Мы все попали в заварушку. Надо найти способ выкрутиться.

— Вы снабжали малолеток незаконно приобретенными таблетками.

— Это неправда, я уже объясняла. Да, они использовали мой клуб для обмена таблетками. Вот и все, что вы можете доказать. А доказать, что я знала об этом, не получится.

— А как насчет украденных рецептурных бланков?

Она изогнула бровь.

— Считаете, я их крала?

Он не ответил.

Их взгляды встретились.

— Я что, имею доступ в ваш дом или кабинет, доктор Бай?

— Федералы за вами следили. И «шьют» вам дело. Считаете, ваши маленькие готы не расколются, когда им пригрозят тюрьмой?

— Им нравится этот клуб. Они едва не убили вас, пытаясь его защитить.

— Я вас умоляю! Стоит им оказаться в допросной, они сломаются.

— Есть и другие соображения.

— К примеру?

— Как думаете, кто занимался распространением таблеток на улице? Неужели хотите, чтобы ваш сын давал против этих людей показания?

Майку захотелось перегнуться через стол и задушить эту маленькую дрянь.

— Во что вы втянули моего сына, Розмари?

— Надо думать о другом — о том, как его вытащить. Сосредоточиться только на этом. Надо отвести эту угрозу. Да, ради моего блага, но в большей степени ради вашего сына.

Майк потянулся к мобильному телефону.

— Нам не о чем больше говорить.

— У вас есть адвокат, верно?

— Есть.

— Ничего не предпринимайте. Позвольте мне сначала переговорить с ним, ладно? Слишком высоки ставки. Надо и о других ребятах позаботиться, о друзьях вашего сына.

— Меня другие не волнуют. Только мой сын.

Он включил телефон и почти тут же раздался звонок. На экране высветилось: ХАФФ. Он поднес трубку к уху.

— Пап?..

Сердце у него остановилось.

— Адам? Ты в порядке? Где ты?

— Ты в клубе «Ягуар»?

— Да.

— Уходи оттуда. Немедленно. Я на улице, иду к тебе. Пожалуйста, уходи оттуда, быстро!




Глава 36


Три дня в неделю Энтони работал охранником в довольно сомнительном мужском клубе «Пик удовольствия». Название казалось издевательством. Вонючая грязная дыра, а не клуб. До этого Энтони работал в стрип-клубе, который назывался «Сносит крышу». Там ему нравилось больше хотя бы потому, что название более честное, соответствовало действительности.

По большей части Энтони приходилось иметь дело с толпой людей, приходивших сюда на ленч. Кому-то может показаться, что обеденное время — не лучшее для подобных заведений, куда больше посетителей бывает поздним вечером и ночью. Но это заблуждение.

Дневное время в стрип-клубе — все равно что заседание ООН. Здесь собираются представители всех рас, цвета кожи, национальностей и социально-экономических сословий. Сюда приходят мужчины в деловых костюмах, в красных фланелевых топах, которые у Энтони почему-то всегда ассоциировались с охотой, в изысканных туфлях «Гуччи» и в сапогах лесорубов. Здесь можно встретить хорошеньких мальчиков, завзятых болтунов, людей с окраин, полукровок. Все они собираются в заведениях, подобных этому.

Грязный секс — он всех объединяет.

— У тебя перерыв, Энтони. Можешь выйти минут на десять.

Энтони направился к двери. Солнце заходило, но, выйдя, он все равно зажмурился. В этих заведениях всегда, даже по вечерам, царит почти непроглядная тьма. Выходишь на улицу, и хочется сморгнуть эту тьму, точно загулявший граф Дракула.

Он потянулся за сигаретой, потом вспомнил, что завязал. Не хотел завязывать, но жена беременна, и он обещал, а то потом ребенок может стать пассивным курильщиком. Он вспомнил о Майке Байе: о его проблемах с детьми. Майк ему понравился. Крутой парень, хоть и из Дартмута. Такие не сдаются, не отступают. Есть парни, которые храбрятся после выпитого или чтобы произвести впечатление на девчонку, друга. Другие — просто дураки. Но Майк не таков. Он настоящий, и выпендриваться ему ни к чему. Как ни странно, Энтони после общения с ним тоже захотелось стать солидным человеком.

Он взглянул на часы. До конца перерыва две минуты. Господи, до чего же хочется курить. Оплачивалась его работа здесь не так хорошо, как в ночном заведении, зато и хлопот было меньше. Энтони не был суеверен, однако считал, что луна определенно воздействует на поведение. Ночи предназначены для драк, и в полнолуние, он это знал, работы будет полно. А в обеденное время люди поспокойнее. Тихонько себе сидят, смотрят, едят всякую дрянь, что приносят из буфетной, такую омерзительную жрачку хороший хозяин и собаке не даст.

— Энтони? Время вышло.

Он кивнул и уже направился к двери, как вдруг заметил прошмыгнувшего мимо паренька с прижатым к уху мобильником. Он видел его секунду или даже меньше. Лица толком не разглядел. С ним был еще один подросток, шел, слегка прихрамывая. И на нем был пиджак. Университетский пиджак.

— Энтони!

— Я сейчас, — отозвался он. — Просто надо кое-что проверить.




У дверей дома Гай Новак поцеловал Бет на прощание.

— Спасибо, что побыла с девочками.

— Без проблем. Всегда рада помочь. И еще… прими мои соболезнования. Я очень огорчилась, услышав, что произошло с твоей бывшей.

«Ничего себе свидание получилось, — подумал Гай. — Интересно, увижу ли еще Бет, или этот день отпугнул ее раз и навсегда? Впрочем, даже если и не увижу, не слишком расстроюсь».

— Спасибо еще раз, — произнес он вслух.

Гай затворил дверь и направился прямиком к бару. Он никогда не был пристрастен к алкоголю, но сейчас чувствовал острую необходимость выпить. Девочки наверху, смотрят какой-то фильм. Крикнул, что они могут не спешить, досмотреть до конца. За это время Тиа успеет приехать и забрать Джил. А сам он сможет подготовиться, придумать, как лучше сообщить страшную весть дочери.

Гай налил себе виски из бутылки, к которой не прикасался, наверное, года три. Опрокинул рюмку, горло так и обожгло, налил еще.

Марианна…

Он помнил, как все у них начиналось, — летний роман на побережье. Оба работали в ресторанчике, обслуживали толпы туристов. Мыть и убирать заканчивали в полночь, брали с собой одеяло, сидели на пляже и смотрели на звезды. Волны разбивались о берег, ноздри щекотал изумительный аромат солоноватой воды, омывал их обнаженные тела.

Потом каникулы кончились, и они разъехались по своим колледжам — он в Сиракузы, она в Делавер. Каждый день созванивались, долго болтали по телефону. Писали друг другу письма. Потом он купил старенький «олдсмобиль Сьерра», и каждый уик-энд уезжал к Марианне. Дорога занимала часа четыре. Путь казался бесконечно долгим. Не терпелось выскочить из машины и заключить ее в объятия.

И вот теперь он сидит в этом доме, поворачивает время вспять в воспоминаниях: то, что казалось таким далеким и навеки ушедшим, снова было рядом.

Гай глотнул еще виски. Алкоголь хорошо согревал.

«Господи, я же любил Марианну, а она все испортила. Ради чего? Такой ужасный конец!.. Забили до смерти. Лицо, которое я так нежно целовал на пляже, треснуло, точно яичная скорлупа. Ее восхитительное тело валялось в грязном глухом проулке, точно мусор… Как люди теряют друг друга? Когда человек так влюблен, когда хочет проводить все время с любимой женщиной, когда все, чем они занимаются, кажется столь завораживающе прекрасным, как могло получиться, что все это вдруг исчезает?»

Гай перестал корить себя. Залпом выпил стаканчик, встал, пошатываясь, налил еще.

«Марианна сама подготовила себе смертное ложе. Тупая сучка. Зачем ты шлялась там, Марианна? Что искала? Проводила пьяные ночи в душных прокуренных барах, искала партнера на одну ночь? Куда это завело тебя, единственная моя любовь? Это приносило тебе удовлетворение? Радость? Стремилась заполнить пустоту? Ты имела красивую умную дочь, мужа, который боготворил тебя, дом, друзей, общение, жизнь… Неужели этого недостаточно? Тупая сумасшедшая сучка».

Он откинул голову назад. Месиво, в которое превратилось ее красивое лицо… никогда не забудет это страшное зрелище. Можно, конечно, попробовать отогнать страшную картину, запрятать в самый дальний уголок памяти, но все равно как-нибудь ночью чудовищный образ вновь всплывет перед глазами и будет преследовать.

«Это нечестно. Ведь я был хорошим парнем. Это она, Марианна, решила разрушить свою жизнь. Все что-то искала. Но занималась не саморазрушением — уж слишком много жертв оставила на своем пути. И все ради чего — какой-то недостижимой нирваны?..»

Он сидел в темноте и репетировал слова, которые скажет Ясмин. «Надо попроще, — подумал он. — Сказать, что мама умерла. А как — не говорить. Но Ясмин любопытна. Ей нужны детали. Войдет в Интернет и отыщет их или услышит от друзей в школе».

Еще одна родительская дилемма — говорить всю правду или выкручиваться, лгать, пытаясь защитить от реальности? Нет, защита здесь не сработает. Уж Интернет позаботится о том, чтобы не оставить секретов. Так что придется рассказать все.

Но постепенно. Не сразу. Начать с самого простого.

Гай закрыл глаза. Он ничего не услышал, не почувствовал приближения, как вдруг чья-то ладонь плотно закрыла ему рот, а к щеке прижалось острое лезвие, царапая кожу.

— Тс-с, — прошептал ему в ухо чей-то голос. — Не заставляй меня убивать девочек.




Сьюзен Лориман сидела одна на заднем дворе.

За этот год сад ее расцвел, просто преобразился. Они с Данте много работали здесь, но редко наслаждались плодами своего труда. Что ж, надо попробовать посидеть среди зелени и мелкой фауны, посидеть и расслабиться. Но наметанный глаз сразу замечал недоработки. Это растение засыхает, другое нужно подрезать, еще одно цветет не так пышно, как в прошлом году. Сегодня она попробует отогнать все голоса и хоть ненадолго слиться с природой.

— Милая?

Сьюзен не сводила глаз с сада. Данте подошел сзади. Положил ей руки на плечи.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Да.

— Мы найдем донора.

— Знаю.

— Мы не сдадимся. Соберем всех, кого знаем, они сдадут кровь. На коленях будем стоять, если понадобится. Знаю, родственников у тебя мало, зато у меня полно. Мы всех проверим. Обещаю.

Она кивнула.

«Кровь, — подумала она. — Кровь в данном случае ничего не значит. Ведь Данте не отец Лукаса».

Сьюзен теребила золотой крестик на шее. Наверное, стоит сказать ему правду. Но она слишком долго лгала. Почти сразу после изнасилования переспала с Данте. Они часто занимались любовью. Как она поняла? Почему? Когда Лукас родился, она была уверена — мальчик сын Данте. Странно все же. Изнасиловали ее лишь раз. С Данте они занимались любовью беспрерывно. И в голову не могло прийти, что Лукас не его сын, так что она заставила себя забыть ту историю.

Но на самом деле, конечно, не забыла. Никогда не сможет перешагнуть через это, вопреки тому, что говорила мать: «Так лучше всего. Иди вперед и не оглядывайся. Защищай свою семью…»

Она надеялась, что Айлин Гольдфарб сохранит все в тайне. И никто больше никогда не узнает правду. Родители знали, но оба уже умерли — отец от сердечного приступа, мама от рака. А когда были живы, и словом об этом не обмолвились. Ни разу. Правда, и особой близости между ними не было, они никогда не звонили спросить, как она поживает, справляется ли с детьми и хозяйством. Даже бровью не повели, когда через три месяца после изнасилования она и Данте сообщили, что они скоро станут бабушкой и дедушкой.

Айлин Гольдфарб хотела найти насильника, проверить, не подходит ли он.

Но это невозможно.

Когда Данте уехал с друзьями в Лас-Вегас, Сьюзен ничуть не расстроилась. К тому времени их отношения уже преодолели стадию неопределенности, и пока она задавалась вопросом, не слишком ли молода, чтобы выходить замуж, жених решил повеселиться с дружками, попытать счастья в игре и, возможно, посетить стрип-клуб.

До той ночи Сьюзен Лориман не отличалась особой религиозностью. Да, по воскресеньям родители водили ее в церковь, но в душу это не запало. Она выросла, расцвела, превратилась в настоящую красавицу, но родители продолжали держать ее в строгости. Естественно, настал момент, когда Сьюзен взбунтовалась. Однако после той ужасной ночи снова замкнулась в себе.

Она с тремя подружками отправилась в бар в Уэст-Оранж. Подруги были незамужними, ей тоже хотелось казаться свободной, тем более что жених удрал от нее в Лас-Вегас. Ну, не совсем свободной, не до конца. Она почти замужем, счастлива с любимым, но пофлиртовать, хотя бы немного, не повредит.

И она пила и вела себя, как другие девушки. Но выпила лишку. Казалось, в баре стало темней, а музыка громче. Она танцевала, голова кружилась.

Время бежало, подружки спелись с какими-то парнями и исчезали одна за другой. Дружная их стайка быстро редела.

Позже она прочтет, что есть специальные таблетки — «расслабон», или «помощь насильнику», так их называли. Может, ей подсыпали в выпивку? Она помнила очень мало. Даже не поняла, как оказалась в машине с каким-то мужчиной. Плакала, просила выпустить, но он не отпускал. В какой-то момент даже достал нож и приставил к горлу. Потом привез в мотель. Обзывал ее грязными словами и насиловал. А когда она пыталась сопротивляться, бил.

Весь этот ужас, как ей показалось, длился вечность. Она молилась об одном: пусть он убьет ее, когда весь этот кошмар закончится. Вот до чего дошло. Ей не хотелось больше жить. Она мечтала о смерти.

И потом тоже все было как в тумане. Она вспомнила, что читала где-то, что надо расслабиться и не сопротивляться. Дать насильнику понять, что он победил, что-то в этом роде. И тогда он успокоится. Сьюзен так и поступила. Когда мучитель отвалился в сторону, она высвободила руку и схватила его за яйца. Сдавила со всей силы. Держала и выкручивала, а он дико орал и пытался отодвинуться.

Тогда Сьюзен разжала пальцы, скатилась с кровати и нашла нож.

Насильник катался по полу. Он совсем изнемог. Она могла бы открыть дверь, выбежать из комнаты и позвать на помощь. Но не стала. Вместо этого глубоко вонзила нож ему в грудь.

Он изогнулся и точно окаменел. Лишь рукоятка ножа слегка подрагивала, в такт пульсированию сердца. А потом замерла.

Ее мучитель был мертв.




— Ты какая-то напряженная, милая. — Данте начал массировать ей плечи.

Она позволила, хотя облегчения это не приносило.




Оставив нож в груди насильника, Сьюзен выбежала из мотеля.

Бежала очень долго. В голове начало проясняться. Нашла телефон-автомат и позвонила родителям. Отец приехал за ней. Они говорили. Отец проехал мимо мотеля. Кругом мигали красные огоньки, стояли полицейские машины и «скорая». Отец отвез ее в родительский дом.

— Кто тебе теперь поверит? — вздохнула тогда мать.

Сьюзен не знала.

— Что подумает Данте?

Еще один вопрос без ответа.

— Мать должна защищать свою семью. Это обязанность женщины. В этом смысле мы сильнее мужчин. Можем принять на себя даже такой удар и продолжать жить дальше. Если расскажешь мужу, он никогда уже не взглянет на тебя, как прежде. Ни один мужчина не взглянет. Тебе ведь нравится, как он на тебя смотрит? Он всегда будет думать: зачем и куда ты пошла. И всегда будет уверен, что ты окажешься в постели с другим. Сделает вид, что верит тебе, но на самом деле… Понимаешь?

Сьюзен с замиранием сердца ждала, что вскоре за ней явится полиция. Но стражи порядка так и не пришли. Она читала об убитом в газетах — даже узнала его имя, — но писали о происшествии день или два, не больше. Полиция считала, что ее насильник хотел кого-то ограбить и получил отпор. Или произошла разборка из-за наркотиков. У него была судимость.

И Сьюзен продолжала жить, как советовала мать. Вернулся Данте. Они занимались любовью. Теперь ей это занятие совсем не нравилось. Но она любила Данте, желала ему счастья. Данте удивлялся, почему его красавица-невеста ходит такая мрачная, но из осторожности решил не спрашивать.

Сьюзен снова начала ходить в церковь.

«Мать права. Правда разрушила бы нашу семью».

Вот она и хранила тайну, защищала Данте и детей. Время действительно лечит, это неоспоримо. Бывали дни, когда она ни разу не вспоминала о той страшной ночи. А если Данте и понял, что жене больше не нравится заниматься сексом, он этого не показывал. Прежде Сьюзен обожала восхищенные взгляды мужчин, теперь же от них желудок выворачивало наизнанку.

Вот о чем она не могла рассказать Айлин Гольдфарб. О том, что просить помощи не у кого.

Отец ребенка мертв.

— Что-то кожа у тебя жутко холодная, — заметил Данте.

— Ничего, я в порядке.

Он видел: ей хочется побыть одной. До той ночи такого не наблюдалось. Зато теперь — то и дело. Он никогда не спрашивал почему, никогда не возмущался, старался уважать ее желания и чувства.

— Мы его спасем, — пробормотал Данте. И вернулся в дом.

Она осталась в саду. Сидела, потягивала напиток из бокала. Пальцы теребили золотой крестик. Прежде он принадлежал матери. На смертном ложе она отдала этот крестик единственному своему ребенку, ей.

— Ты за свои грехи заплатишь, — сказала тогда мать.

Сьюзен понимала это. Была рада заплатить за свои грехи. И просила Бога лишь об одном — чтобы он не наказывал ее сына.




Глава 37


Пьетра слышала, как подъехали машины. Посмотрела в окно, увидела маленькую женщину. Решительной походкой она направлялась к двери. Потом посмотрела вправо, увидела четыре полицейских автомобиля. И все поняла.

Она ни секунды не колебалась. Взяла мобильник, в память которого был вбит один-единственный номер, надавила на кнопку. Ответили после второго гудка.

— Что случилось? — спросил Нэш.

— Здесь полиция.




Джо Льюистон спустился по лестнице. Долли бросила на него всего один взгляд и забеспокоилась:

— Что случилось?

— Ничего. — Он едва шевелил немеющими губами.

— Ты чего такой красный?

— Я в порядке.

Но Долли хорошо знала своего мужа. И обмануть ее было невозможно. Она встала, подошла к нему. Он резко отпрянул, потом развернулся и хотел уйти.

— В чем дело?

— Ни в чем. Клянусь.

Она успела преградить ему путь.

— Опять Гай Новак? — спросила она. — Что на этот раз? Если он только по…

Джо положил жене руки на плечи. Долли заглянула ему в глаза. Она давно научилась читать по его глазам и лицу. В том-то и проблема. Уж слишком хорошо она его знала. И секретов друг от друга у них почти не было. Потом появился — один. Марианна Гиллеспи.

Она зашла в школу, где проходило родительское собрание, играя роль озабоченной, даже встревоженной мамаши. Марианна узнала, что Джо сказал ее дочери Ясмин какие-то ужасные слова, но проявила понимание. «Да, порой люди говорят самые чудовищные вещи, — сказала она ему. — Люди ошибаются. Мой бывший муж с ума сходит от гнева и злости, это правда, но я смотрю на ситуацию иначе. Хочется разобраться, сесть и поговорить с тобой, выслушать твою версию».

Джо испытал тогда огромное облегчение.

Они посидели, поговорили. Марианна явно ему симпатизировала. Даже трогала за руку. Ей нравился его философский подход к обучению. Она смотрела на него так участливо… На ней был облегающий наряд с глубоким вырезом.

Собрание закончилось, и они даже обнялись. Длилось это объятие на несколько секунд дольше, чем позволяли приличия. Губы ее касались его шеи. Он чувствовал ее жаркое учащенное дыхание. И заволновался.

Как только мог он совершить такую глупость?

— Джо? — Долли отступила на шаг. — В чем дело?

Марианна спланировала месть-соблазнение с самого начала. Как он не заметил? Марианна добилась своего, и через несколько часов после того, как она вышла из гостиницы, начались эти звонки: «Я все сняла и записала, понял, ублюдок?..»

Марианна спрятала видеокамеру в гостиничном номере и угрожала отослать эту пленку сначала Долли, затем — в попечительский совет школы, потом — на каждый электронный адрес, который ей удастся выудить из школьного справочника. Угрозы продолжались дня три. Джо перестал спать и есть. Страшно исхудал. Умолял ее не делать этого. В какой-то момент Марианна ослабила напор, почти потеряла интерес к этому своему занятию, точно процедура отмщения вдруг утомила ее. Она позвонила ему и сказала, что еще не решила, будет посылать пленку или нет.

Она хотела, чтобы он страдал. И он страдал. Возможно, она решила удовлетвориться этим.

А на следующий день Марианна отправила электронное сообщение на рабочий адрес его жены.

Лживая сучка!

К счастью, Долли не сильна в компьютерах. У Джо имелся код доступа к ее почте. Увидев этот имейл с довеском в виде пленки с видеокамеры, он едва не свихнулся от страха. Удалил сообщение, изменил пароль, чтобы Долли не могла просматривать свою почту.

Но как долго придется отводить эту угрозу?

Он не знал, что делать. Да и поговорить, посоветоваться было не с кем, не было рядом человека, который бы все понял, встал на его сторону.

И тут он вспомнил о Нэше.

— О Господи, Долли!..

— Что?

Нет, надо положить этому конец. Нэш — убийца. Это он убил Марианну Гиллеспи. А потом пропала эта женщина, Реба Кордова. Джо силился понять, есть ли здесь связь. Возможно, Марианна отдала копию пленки Ребе Кордова. Да, пожалуй, что так оно и есть.

— Поговори со мной, Джо.

То, что совершил он, — плохо, непростительно, но вовлечение в эту историю Нэша усугубляло вину тысячекратно. Ему так хотелось рассказать Долли все. Он понимал: выход только один.

Долли заглянула ему в глаза и кивнула.

— Ладно, — сказала она. — Просто расскажи мне все.

Но тут с Джо Льюистоном случилось нечто странное. Возобладал инстинкт выживания. Да, то, что совершил Нэш, ужасно, чудовищно, но к чему усугублять несчастья, совершая нравственное (это по крайней мере) самоубийство? К чему углублять, если это может разбить Долли сердце, разрушить семью? Ведь в конечном счете виновен Нэш. Джо не просил его заходить столь далеко. И уж определенно не просил никого убивать! Он-то думал, Нэш попробует выкупить пленку у Марианны, как-то договорится с ней, заключит сделку. На худой конец припугнет. Нэш всегда производил впечатление человека, балансирующего на грани дозволенного, но Джо и за миллион лет в голову бы не пришло, что тот способен совершить такое.

«Имеет ли смысл сообщать об этом сейчас? Нэш, который так старался мне помочь, закончит свои дни в тюрьме. Но это еще не все. Кого могут осудить как заказчика убийства? Конечно, меня. Разве полиция поверит, будто я не знал о том, что собирается сделать Нэш? Если вдуматься, Нэша сочтут наемным убийцей. Но разве полиция не стремится всегда вычислить и наказать заказчика по полной программе?

И это опять же буду я.

Есть шанс, совсем маленький, что все закончится благополучно. Нэша не поймают. Пленку так никому и не покажут. Да, Марианна погибла, но с этим все равно уже ничего не поделаешь. И потом, разве не сама она напросилась? Разве не зашла слишком далеко в шантаже? Я сделал наказание неотвратимым, но разве Марианна не стремилась разрушить мою семью?»

Все так. За исключением одной детали. Сегодня пришло новое электронное послание. Марианна убита, а потому отправить его никак не могла. Значит, Нэш, как ни старался, не смог предотвратить утечку информации.

Гай Новак. Кто же еще. К нему и отправился Нэш. К телефону не подходит, на послания Джо не отвечает. Поскольку целиком поглощен делом, должен исполнить свою миссию.

Только теперь Джо понял: он должен сидеть здесь и ждать, пока все закончится наилучшим для него образом. Но это означает, что для Гая Новака все закончится смертью. И тогда все проблемы Джо будут решены.

— Джо? — окликнула его Долли. — Джо, расскажи мне все.

Он не знал, что делать. Нет, говорить Долли нельзя. У них маленькая дочурка, молодая дружная семья. Разве можно подвергать ее такому риску?

Но с другой стороны, ему не хотелось, чтоб погиб еще один человек.

— Мне надо идти, — сказал он. Развернулся и бросился к двери.




Нэш прошептал на ухо Гаю Новаку:

— Крикни девчонкам, что идешь вниз, в подвал. И чтобы они к тебе не лезли. Понял?

Гай кивнул. Вышел на лестничную площадку. Нэш вдавил кончик ножа ему в спину, рядом с почкой. Нэш уже давно усвоил: главное в этом деле поднажать сильнее, чтобы жертва ощутила боль, поняла, что угрозы твои — не пустые слова.

— Девочки! Я ненадолго спущусь в подвал. Вы оставайтесь наверху, ладно? Не надо меня беспокоить.

— Ладно, — донесся сверху слабый голосок.

Гай развернулся лицом к Нэшу. Тот провел ножом ему по спине, затем кончик уперся в живот. Гай даже не поморщился. И не отступил.

— Ты убил мою жену?

Нэш улыбнулся.

— Я думал, это твоя бывшая.

— Что тебе надо?

— Где все ваши компьютеры?

— Мой ноутбук лежит в сумке, рядом с креслом. Стационарный компьютер на кухне.

— Еще есть?

— Нет. Забирай их и проваливай.

— Сперва надо потолковать. Гай.

— Расскажу все, что хочешь. У меня и деньги есть. Они твои. Только не трогай девочек.

Нэш окинул мужчину пристальным взглядом. Ведь понимает, что может умереть, скоро, прямо сейчас. Ничто в его жизни не предполагало проявлений героизма, и вот на тебе, пожалуйста, храбрости этому парню не занимать. И похоже, он намерен стоять до конца, чтоб защитить своих близких.

— Не трону их, если пойдешь мне навстречу, — пообещал Нэш.

Гай смотрел ему прямо в глаза, точно пытался понять, лжет он или нет.

Они спустились вниз. Нэш отворил дверь в подвал. Он же плотно закрыл ее за собой и включил свет. Отделка подвала была не закончена. Голый бетонный пол. В трубах журчит вода. К сундуку прислонено полотно с рисунком акварелью. Повсюду разбросаны старые шляпы, плакаты, картонные коробки.

Все необходимое Нэш принес с собой, в полотняной сумке, перекинутой через плечо. Он полез в нее и достал рулон скотча. И тут Гай Новак совершил большую ошибку. Он ударил Нэша кулаком в живот и завопил:

— Девочки, бегите!

Нэш ударил локтем Гаю по горлу, слова захлебнулись у него во рту. Потом нанес резкий удар ребром ладони по голове. Гай распростерся на полу, лежал, хватаясь за горло.

— Если пикнешь, — пригрозил Нэш, — притащу сюда твою дочь, и такое с ней сделаю… А ты будешь смотреть.

Гай словно окаменел. Отцовство способно превратить даже такого безвольного и робкого человека, как Гай Новак, в разъяренного зверя.

«Интересно, — подумал Нэш, — а у меня с Кассандрой сейчас дети могли быть?»

Скорее всего да. Кассандра родом из большой семьи. И не раз говорила, что хочет много детей. Он не был в том уверен — смотрел на мир гораздо мрачнее, чем жена, но никогда не возражал ей.

Нэш посмотрел на пол. Может, вонзить Новаку нож в ногу или отрезать палец? Но затем он решил: в том нет необходимости. Гай уже получил урок. И больше выступать не будет.

— Ляг на живот, руки за спину! — скомандовал Нэш.

Гай повиновался. Нэш обмотал скотчем его запястья, то же самое сделал с ногами. А потом притянул запястья к лодыжкам, заставил согнуть ноги в коленях и связал узлом. Классика жанра. Напоследок залепил жертве рот куском скотча и раз пять обмотал липкую ленту вокруг головы. И только после этого направился к двери из подвала.

Гай забился, замычал, но что толку? Нэш сделал все, чтобы девочки не услышали дурацких его криков. Отворил дверь. Откуда-то издалека доносились приглушенные звуки работающего телевизора. Девчонок видно не было.

Он затворил дверь и вернулся к Гаю.

— Твоя бывшая сняла видео. Ты должен сказать, где оно.

Рот у Гая был залеплен скотчем. На лице отразилось недоумение — как он может ответить на вопрос, если рот заклеен? Нэш улыбнулся и показал ему нож.

— Скажешь через несколько минут, о’кей?

Тут у Нэша снова завибрировал телефон.

«Опять Льюистон», — подумал он. Но, взглянув на экран и увидев номер, сразу понял: плохие новости.

— Что стряслось? — спросил он.

— Полиция здесь, — сказала Пьетра.

Нэш не слишком удивился. Стоит копам схватить его сообщницу, и все покатится по нарастающей. Время поджимало. Он не может стоять здесь и издеваться над Гаем ради собственного удовольствия. Пора переходить к быстрым и решительным действиям.

Что заставит Гая расколоться, причем немедленно?

Нэш покачал головой. Вот что делает нас храбрецами — мысль о том, что есть ради кого умереть. Но это же делает нас слабаками.

— Собираюсь нанести твоей дочурке маленький визит, — сообщил он. — И тогда ты сразу заговоришь, верно?

Глаза у Гая вылезали из орбит. Все еще скованный путами, он начал вертеться, извиваться, стараясь дать понять Нэшу то, что тот и без того знал. Говорить он будет. Скажет все, что тот хочет знать, только пусть оставит его дочь в покое. Но Нэш знал: гораздо проще получить всю информацию, если девчонка будет стоять у отца перед глазами.

Другой бы сказал, что и одной угрозы достаточно. Может, и так. Нет, Нэш намеревался привести сюда девчонку по другой причине.

Он глубоко вздохнул. Конец близок, это ясно. Да, он хотел выжить и выбраться отсюда, но безумие не только проснулось, но и возобладало над всеми чувствами и соображениями. От этого и кровь заструилась в жилах быстрей, и весь он ожил, затрепетал.

Нэш направился к лестнице. Позади, за спиной, барахтался на полу Гай. На секунду безумие отступило, Нэш уже был готов вернуться. Ведь теперь Гай скажет все. Или нет?.. Скажет, только когда увидит дочь?

«Нет, — решил он, — надо пройти путь до конца».

Он отворил дверь и вышел в прихожую. Взглянул на лестницу на второй этаж. Телевизор все еще работал. Всего несколько шагов и…

И тут в дверь позвонили.




Тиа заехала во двор Новака. Оставила телефон и сумочку в машине, поспешила к входной двери. По пути пыталась осознать то, что сообщила ей Бетси Хилл. Ее сын в порядке. Это самое главное. Повредил руку, но это ерунда, главное, он жив, может уверенно стоять на ногах и даже сбежать. Адам много чего наговорил Бетси — о чувстве вины из-за Спенсера и далее в том же духе. Но и с этим можно справиться. Надо побыстрей забрать его домой. А уже потом беспокоиться о других вещах.

Целиком погруженная в свои мысли, Тиа надавила на кнопку звонка.

Потом вдруг вспомнила, что эта семья только что понесла тяжелую потерю. Надо как-то успокоить их, выразить сочувствие. Но больше всего на свете ей хотелось побыстрее забрать дочь, найти сына и мужа, вернуться вместе с ними домой, захлопнуть дверь и никого больше не видеть.

Открывать ей не спешили.

Тиа пыталась заглянуть в маленькое окошко рядом с дверью, но увидела лишь свое отражение. Сложила ладони чашечкой, поднесла к глазам, заглянула в прихожую. Какая-то тень метнулась в сторону от окна. Или ей показалось? Она позвонила еще раз. И тут изнутри раздался шум и топот. Похоже, девочки сбегают вниз по ступеням.

И вот они уже у двери. Отперла ее Ясмин. Джил стояла позади, неподалеку от нее.

— Привет, миссис Бай.

— Привет, милая.

По лицам девочек было заметно, что Гай пока ничего не сказал. Что ж, неудивительно. Он ждал, когда заберут Джил, хотел остаться с Ясмин наедине.

— А где папа?

Ясмин пожала плечами.

— Вроде пошел в подвал.

Секунду-другую они стояли на пороге. В доме стояла полная тишина. Потом выждали еще секунду или две, ожидая хоть какого-то звука или движения. Ничего.

Наверное, Гай пытается справиться с горем, решила Тиа. Надо забрать Джил и ехать домой. Но никто не двинулся с места. И тут она почувствовала: что-то не так. Ведь обычно те, на кого оставляют детей, сами подводят их к двери — убедиться, что за ребенком приехал кто-то из родителей.

Складывалось ощущение, что они оставляют Ясмин в доме одну.

Тиа окликнула:

— Гай?

— Все нормально, миссис Бай. Я уже не маленькая, вполне могу побыть и одна.

Вряд ли. Наступал переходный возраст. Возможно, такие дети и могут какое-то время побыть одни, со всеми этими своими мобильными телефонами и прочим. Но Джил, к примеру, начала выказывать стремление к независимости. Объясняла, что хочет стать человеком ответственным. Адама оставляли одного, когда он был в ее возрасте, и вот чем все закончилось.

Но не это беспокоило Тиа сейчас. Можно ли в такой момент оставлять Ясмин одну? Хотя машина Гая во дворе. А значит, он где-то здесь. Должен быть здесь, должен сказать Ясмин, что произошло с ее мамой.

— Гай?

Нет ответа.

Девочки переглянулись. И лица их помрачнели.

— Куда, ты говоришь, он пошел? — спросила Тиа.

— Спустился в подвал.

— А что там у вас?

— Да ничего особенного. Старые коробки, разный хлам. Ничего ценного.

Так зачем Гаю Новаку вдруг понадобилось спускаться в подвал?

Ответ очевиден: он хочет побыть один. Ясмин сказала, там старые коробки. Может, Гай распаковал одну, ту, где хранятся вещи Марианны, перебирает их, вспоминает, сидит на полу и раскладывает старые фотографии? Наверняка так оно и есть. А дверь в подвал закрыта, и он ее просто не услышал.

Да, скорее всего так и есть.

Тиа вспомнила тень, метнувшуюся в коридоре, когда она заглянула в окошко. Может, это был Гай? Но зачем ему прятаться? Впрочем, все может быть. Наверное, у него просто нет сил общаться сейчас. Не хочет никого видеть и слышать. Такое тоже бывает.

«Что ж, хорошо, — решила Тиа. — Пусть не показывается. Но все равно — страшно не хочется оставлять Ясмин одну».

— Гай? — на этот раз уже громче окликнула она.

И снова в ответ тишина.

Она шагнула к двери в подвал. Не слишком это вежливо — врываться к нему в такой момент. Ответил бы просто: «Я здесь», и дело с концом. Она постучала. Никто не откликнулся. Взялась за ручку двери и повернула. Приоткрыла, совсем чуть-чуть.

Свет в подвале выключен.

Она обернулась к девочкам.

— Дорогая, а ты уверена, что он пошел именно сюда?

— Он так сказал.

Тиа взглянула на Джил. Та закивала в знак согласия. И тут вдруг Тиа охватил страх. Гай был так подавлен, когда разговаривал с ней по телефону, и если он сейчас один в этом темном подвале…

«Нет, он не сделает этого. Не имеет права. Хотя бы из-за Ясмин».

А потом Тиа услышала шум. Какие-то сдавленные звуки. Шорох, возню. Может, крысы?

Звук послышался снова. Нет, не крыса. Там какое-то гораздо более крупное существо.

«Какого черта?..»

Она снова взглянула на девочек.

— Оставайтесь здесь. Слышите меня? Не спускайтесь, пока я не позову.

Пальцы Тиа нащупали выключатель на стене. Она щелкнула им. И тут же побежала вниз по ступенькам. А потом оглядела помещение и увидела Гая. Связанного по рукам и ногам, с заклеенным ртом. Она резко остановилась, развернулась и бросилась назад.

— Девочки, бегите! Быстро из дома!..

Слова застряли у нее в горле. Дверь в подвал уже закрывалась прямо перед ней.

А потом распахнулась, и в помещение шагнул мужчина. Правой рукой он придерживал Ясмин за шею. Левой держал Джил.




Глава 38


Карсон кипел от ярости. Его прогнали! И это после всего, что он для нее сделал. Розмари вышвырнула его из комнаты, как собачонку. А сама осталась там и говорила с человеком, из-за которого он превратился в насмешку в глазах друзей.

Это ей с рук не сойдет.

Карсон хорошо ее изучил. Эта женщина всегда умела использовать свою красоту и красноречие, чтобы избежать неприятностей. Но на этот раз не получится. Придется теперь и ей искать способ спасти свою задницу. Чем больше Карсон думал об этом, тем хуже выглядели его перспективы. Если явятся копы и ей потребуется овечка для заклания, то первый кандидат — он.

Может, как раз это они сейчас и обсуждают.

«Что ж, имеет смысл. Мне двадцать два, я совершеннолетний, а потому можно судить и дать большой срок. Подростки имели дело в основном со мной — Розмари была достаточно умна и напрямую в грязные делишки не влезала. Мало того, именно я был связным между нею и распространителем.

Черт, следовало предвидеть, что ситуация примет такой оборот. Как только вмешался этот щенок Спенсер, надо было хотя бы на время залечь на дно. Но деньги были задействованы уж очень большие, и распространители давили».

С Карсоном работал Барри Уоткинс. Тот еще тип… Ходил в костюмах «Армани», посещал только шикарные мужские клубы. Деньгами швырялся направо и налево. Покупал себе девочек и уважение. Да и Карсона тоже не обижал.

Но вчера, когда у Карсона сорвалась доставка, голос у Уоткинса изменился. Нет, он не кричал. Говорил холодно и спокойно. И каждое слово, казалось, вонзается как нож.

— Нам необходимо завершить сделку, — сказал он Карсону.

— Но у нас проблема.

— Ты о чем?

— Раскололся этот сучонок, сын доктора. Его отец опять сегодня приходил.

Молчание.

— Алло…

— Да, Карсон?

— Что?

— Моим нанимателям ни к чему, чтобы все это привело ко мне. Понимаешь? Они пойдут на все, но этого не допустят. — И он повесил трубку.

Сообщение отправлено и принято. И вот теперь Карсон стоит с пистолетом и ждет.

Услышал шум у входной двери. Кто-то пытался войти. Дверь заперта с двух сторон. Чтобы открыть ее, нужно знать код охранной сигнализации, только тогда она впустит или выпустит. Но клиент попался настойчивый. Стоял и молотил в дверь кулаками. Карсон осторожно выглянул из окна.

Адам Бай. А с ним — сын полицейского Хаффа.

— Откройте! — крикнул Адам. И снова заколотил в дверь. — Эй, открывай!

Карсон едва сдержал улыбку. Отец и сын в одном месте. Что ж, отличная выдалась возможность покончить с обоими.

— Погоди секунду.

Сунув пистолет за пояс брюк, Карсон нажал по очереди четыре кнопки, и красный огонек на пульте сменился зеленым. Щелчок — и дверь отперта.

Первым ворвался Адам Бай, за ним — Ди-Джей.

— Мой отец здесь? — спросил Адам.

Карсон кивнул.

— Да. В кабинете Розмари.

Адам направился к кабинету, Ди-Джей Хафф последовал за ним.

Карсон запер за ними дверь. Потом вытащил из-за пояса пистолет.




Энтони шел за Адамом Байем. Держался на небольшом расстоянии, но еще не придумал, как действовать дальше. Паренек его не знает, так что Энтони не мог просто обратиться к нему. К тому же откуда знать, что у мальчишки на уме? Если он представится другом отца, Адам может просто удрать. И снова исчезнет.

«Думай, парень, разыграй все, как по нотам», — сказал себе Энтони.

А потом увидел, как идущий впереди Адам что-то кричит в мобильный телефон.

«А что, это идея».

Не сбавляя шага, Энтони достал мобильник и набрал номер телефона Майка.

Тот не отвечал. Потом включился автоответчик, и Энтони сказал:

— Майк, я вижу твоего парня. Идет к клубу, о котором я тебе говорил. Я иду следом.

Он сложил телефон и сунул в карман. Адам уже закончил говорить, прибавил шагу. Дойдя до входа в клуб, Адам, перескакивая сразу через две ступеньки, вмиг оказался у двери и подергал за ручку.

Заперто.

Энтони видел, как Адам изучает панель сигнализации. Потом он обернулся к другу. Тот пожал плечами. И Адам застучал кулаком в дверь.

— Откройте!

«Интонация, — подумал Энтони. — В его голосе звучало не нетерпение, нет. Скорее, отчаяние. Даже страх».

Энтони подкрался поближе.

— Эй, открывай!

Он молотил кулаком по двери все громче и громче. Через несколько секунд дверь отворилась. На пороге мелькнул один из готов. Энтони видел его прежде. Постарше, чем остальные, и, судя по всему, верховодит шайкой малолетних неудачников. Поперек носа пластырь, наверняка сломан в драке.

«Может, это один из парней, что набросились на Майка, — подумал Энтони. — Скорее всего так и есть. Так что же делать? Остановить Адама, не дать ему войти? Может, и получится, но как бы потом не вышло хуже. Мальчишка наверняка убежит. Я, конечно, могу схватить его и придержать, но если начнется заварушка, что толку?»

Энтони осторожно приблизился к двери.

Адам ворвался внутрь, тотчас исчез. Энтони показалось, что здание одним махом проглотило его, как хищный зверь. Дружок Адама в университетском пиджаке тоже вошел следом, только медленнее. Оттуда, где стоял Энтони, был видно, как гот начал закрывать за ними дверь. И когда она уже была готова захлопнуться, гот повернулся к нему спиной…

Энтони увидел. Увидел рукоятку пистолета, заткнутого сзади за пояс брюк. А когда оставалась уже совсем маленькая щелочка, ему показалось, что гот потянулся за оружием.




Мо сидел в машине и разбирался с этими чертовыми цифрами.

СиДжей8115.

Начал он с самого простого. Си (С) — это третья буква английского алфавита. Цифра 3. Буква Джей (J) стоит на десятом месте. Так, что получается? 3108115. Он складывал эти цифры, пытался делить, искал некую систему. Потом занялся идентификационным именем Адама — ХоккейАдам1117. Майк говорил, что знаменитый хоккеист Мессьер выступал под номером 11, а у Адама в подростковой команде был номер 17. Он сложил эти цифры, приплюсовал к 8115, затем — к 3108115. Превратил ХоккейАдам в цифры, сделал еще несколько расчетов, пытался решить задачку.

Ничего не получалось.

Нет, числа явно не случайны. Он это чувствовал. Даже цифры Адама выбраны не наугад. Какая-то схема тут должна быть. И Мо пытался ее найти.

Он осуществлял все эти арифметические действия в уме, потом открыл бардачок, достал листок бумаги. И начал выстраивать колонки цифр в разной последовательности, как вдруг услышал знакомый голос:

— Откройте!

Мо посмотрел в ветровое стекло.

Адам стучал в дверь клуба «Ягуар».

— Эй! Открывай!

Мо уже потянулся к ручке дверцы, но тут дверь в клуб отворилась. И Адам скрылся внутри. Мо остался в машине, сидел и размышлял, как вдруг увидел нечто странное.

Это был Энтони, чернокожий охранник, с которым Майк встречался накануне. Он резко рванул к двери в клуб. Мо выкатился из машины и бросился к нему. Энтони подбежал к двери первым, стал дергать ручку. Заперто.

— Что происходит? — спросил Мо.

— Нам надо туда попасть, — ответил Энтони.

Мо приложил ладонь к двери.

— Стальная, укрепленная. Такую не вышибешь.

— И все же надо постараться.

— Зачем?

— Тот парень, который впустил Адама, — сказал Энтони. — У него «пушка». И он ее как раз вытаскивал.




Карсон прятал пистолет за спиной.

— Где мой отец? — спросил его Адам.

— У Розмари.

Адам прошел мимо него. Откуда-то из коридора донесся шум.

— Адам? — послышался голос Майка Байя.

— Папа?

Майк вышел из-за угла ему навстречу. Отец и сын обнялись.

«Телячьи нежности», — с отвращением подумал Карсон. И выставил ствол перед собой.

Он не стал их окликать. Не стал предупреждать. Ни к чему это. Выбора все равно нет. И нет времени для пустых разговоров и вопросов. Он должен положить этому конец. Должен убить их.

Розмари крикнула:

— Не надо, Карсон!

«Нет уж, наслушался эту сучку, хватит».

Карсон прицелился в Адама, взял его на мушку и приготовился спустить курок.




Даже крепко обнимая сына — Господи, да он едва чувств не лишился от радости, увидев, что его мальчик жив, — Майк бдительности не терял. И боковым зрением заметил: Карсон. А в руках у него пистолет.

Не оставалось и доли секунды на размышления. Он действовал чисто инстинктивно — то была естественная и молниеносная реакция, заложенная природой.

Он увидел, что Карсон целится в Адама. И резко оттолкнул сына в сторону.

Очень сильно толкнул. Адам отлетел и рухнул на пол, с расширенными от удивления глазами. Грянул выстрел, пуля пробила стекло у него за спиной, в том месте, где Адам стоял долю секунды назад. Майка обдало ливнем мелких осколков.

Но толчок этот удивил не только Адама, но и Карсона. Он-то рассчитывал, что они его не видят, а если даже и увидят, не успеют среагировать. Ведь большинство людей, заметив нацеленный на них ствол, или каменеют от страха, или поднимают руки вверх.

Впрочем, Карсон быстро пришел в себя. И уже поворачивал ствол вправо, туда, где упал Адам. Отец неспроста толкнул его так сильно. Хотел не только убрать сына с линии огня, но и отбросить на достаточное расстояние. И у него получилось.

Адам отлетел по коридору, и теперь его прикрывал выступ стены.

Карсон прицелился, но с этой позиции стрелять было неудобно. И ему оставалось только одно — пристрелить отца первым.

Майк же ощутил странное спокойствие. Он знал, как теперь действовать. Выбора не было. Он должен защитить сына.

Карсон повел стволом в его сторону. Майк понял, что это означает. Придется пожертвовать собой.

Он не раздумывал ни секунды. Таковы обстоятельства. Отец должен спасти сына. Так всегда было и будет. Карсон может застрелить только одного из них. И Майк сделал единственно возможный шаг. Подставился под пулю. А потом, движимый все тем же инстинктом, устремился к Карсону.

Игра в хоккей не прошла для него даром. Быстрота движений. Решительность. И еще он понимал: даже если Карсон в него выстрелит, шанс отыграться есть. Есть возможность добраться до этого ублюдка, остановить его, чтобы никому другому не причинил вреда.

Он спасет своего сына.

Но, приближаясь, Майк понял: зов сердца — это одно, а действительность — совсем другое. Расстояние слишком велико. Карсон уже вскинул ствол.

«Я схлопочу пулю, может, даже две, прежде чем доберусь до него. Шансы выжить почти равны нулю».

И все равно выбора нет. Майк зажмурился, пригнул голову и рванул вперед.

Их разделяло добрых метров пять, но Карсон решил дать ему подобраться поближе и выстрелить наверняка.

Немного опустил ствол, целясь Майку в голову, и следил в прицел за тем, как мишень становится все больше и больше.




Энтони ударил в дверь плечом, но она даже не шелохнулась.

Мо пробормотал:

— Все эти сложные расчеты, а получается так просто?

— О чем ты?

— Восемь-один-один-пять.

— Не понял?

Но объяснять времени не было. Мо набрал на панели запирающего устройства цифры 8115. Красный огонек сменился зеленым, щелчок — и дверь отперлась.

Энтони толчком распахнул ее, и мужчины ворвались в клуб.




Карсон отчетливо видел его в прицеле.

Метил он в пригнутую голову Майка.

«Просто удивительно, — подумал Карсон, — я так спокоен. Прежде думал, буду паниковать, но рука не дрожит».

Уже после первого выстрела он почувствовал себя лучше. А теперь будет еще лучше. Жертва на линии огня. Он не промахнется. Ни за что.

Палец Карсона лег на спусковой крючок.

И вдруг пистолет исчез!..

Какой-то гигант навалился на него сзади и выхватил оружие. Вот так. Секунду назад «пушка» была у него в руках, а теперь исчезла. Карсон обернулся и увидел огромного чернокожего охранника из клуба по соседству. Тот держал его оружие и улыбался.

Но удивляться Карсону осталось недолго. Кто-то очень сильный — еще один парень — пребольно врезал ему по спине. Боль отозвалась во всем теле. Карсон вскрикнул и рванулся вперед, где сразу налетел на Майка Байя, врезался ему в плечо. Тело Карсона едва не переломилось от жесткого столкновения. Он рухнул на пол, точно сброшенный с большой высоты. Весь дух вышел вон. Казалось, ребра согнулись и вонзились в позвоночник.

— Вот и все, — заметил Майк, стоя прямо над ним. Потом обернулся к Розмари и добавил: — Без обид.




Глава 39


Нэш крепко держал девочек за шею.

Нет, он не слишком сильно впивался в кожу пальцами, просто выбрал самые чувствительные точки. Видел, как Ясмин, из-за которой и началась вся эта заварушка, которая смела хамить Джо на уроках, морщится от боли. Вторая девчонка — дочь дамочки, которую угораздило влезть во все это, дрожала, точно осиновый лист.

— Отпустите их, — попросила женщина.

Нэш помотал головой. Он испытывал радостное возбуждение. Безумство нарастало, растекалось по жилам, точно электрический ток. Словно каждый нейрон переключили на высокую скорость.

Одна из девчонок заплакала. Он понимал: это может оказать на него нежелательный эффект — плачущий человек, тем более ребенок, способен растрогать.

Но нет, этого не случилось. Лишь придало остроты ощущениям.

Разве это безумие, когда ты понимаешь, что безумен?

— Пожалуйста, — прошептала женщина. — Они всего лишь дети.

«Пусть лучше заткнется. Может, тогда поймет. Ее слова все равно до меня не доходят. Даже еще хуже — доставляют удовольствие».

Он восхищался этой женщиной. Интересно, она всегда такая храбрая, или ею движет материнский инстинкт, как у медведицы, пытающейся защитить глупого своего медвежонка?

«Придется, наверное, прикончить сначала мамашу. Она может причинить неприятности».

Нэш был уверен: такая женщина не будет стоять и смотреть, как он причиняет девочкам боль.

Но потом в голову пришла новая мысль.

«Раз уж так получилось, раз это мое последнее выступление, разве не занятнее заставить обоих родителей смотреть?»

«О, я понимаю, что болен…»

Не успела эта мысль возникнуть в голове, как Нэш тотчас ее прогнал. Ничего не поделаешь, таким уж уродился. В тюрьме Нэш встречал несколько педофилов, и все они отчаянно пытались доказать, что то, что они сделали, не имеет отношения к разврату. Они рассуждали об истории, древних цивилизациях, ранних эпохах, когда девочек выдавали замуж в двенадцать лет, а Нэш слушал и дивился: зачем они так усердствуют. Ведь все гораздо проще. Такими их создал Господь. У них такой сдвиг. В них заложена необходимость совершать поступки, которые остальные считают предосудительными.

Таким уж создал тебя Господь. Так кого в том винить? Все эти набожные клоуны должны понимать, что, осуждая и проклиная таких людей, ты, если вдуматься, критикуешь работу Господа Бога. Да, разумеется, они будут долдонить об искушении, но ведь за всем этим стоит нечто большее. Да они и сами это понимают. Потому как у каждого свой сдвиг. И вовсе не дисциплиной можно сдерживать этих людей. Все зависит от обстоятельств. Именно этого и не понимала Пьетра, рассуждая о тех солдатах. Именно обстоятельства заставляли их впадать в жестокость. Они же давали им практически неограниченные возможности.

Теперь он знал. Он должен убить всех четверых. Потом забрать компьютеры и быстренько смыться отсюда. Приедет полиция, увидит лужи крови и начнет расследование. И первой версией будет — это дело рук серийного убийцы. Никому и в голову не придет, что причиной всему видео, снятое женщиной шантажисткой, чтобы погубить репутацию доброго человека и прекрасного учителя. И Джо соскочит с крючка, сможет жить спокойно.

Первым делом надо связать мамашу.

— Девочки… — произнес Нэш. И заставил их взглянуть на него. — Если попробуете бежать, я убью мамочку и папочку. Ясно вам?

Они закивали. Но он на всякий случай оттащил их подальше от двери в подвал.

И тут Ясмин издала жуткий пронзительный крик, он сроду такого не слышал. И метнулась к двери в подвал, где лежал ее отец.

Нэш удрученно покачал головой. Вскоре маленькая негодяйка поймет, какую совершила ошибку.

Вторая девчонка бросилась к лестнице. Нэш хотел догнать ее, но она оказалась проворнее.

— Беги, Джил! — крикнула женщина.

Нэш помчался вверх по лестнице, протянул руку, пытаясь ухватить беглянку за лодыжку. Коснулся ее, но девчонка вырвалась. Нэш снова пытался нагнать, но вдруг кто-то налетел на него сзади, сбил с ног.

Мамаша. Прыгнула ему на спину. Потом соскользнула и укусила за ногу. Нэш взвыл, нагнулся и отбросил ее.

— Джил! — крикнул он вдогонку. — Твоя мамочка умрет, если сейчас же не спустишься сюда, ко мне!

Затем он встал и вытащил нож. Впервые за все время он не был уверен, как действовать дальше. Стационарный телефонный аппарат находился в дальнем конце помещения. Надо вырубить его, но у девчонки вполне может оказаться мобильник.

Время поджимало.

«Мне нужны компьютеры. Это главное. Значит, убью их, заберу компьютеры и уйду отсюда. И прежде всего уничтожу жесткие диски».

Нэш устремился вслед за Ясмин. Она прыгала рядом с отцом. Гай катался по полу, пытался сесть, сделать хоть что-нибудь, лишь бы загородить собой дочь, защитить ее. Но все усилия связанного по рукам и ногам человека выглядели комично.

Женщина тоже поднялась. И двинулась к маленькой девочке. Не к своей. Надо же, какая самоотверженность… Зато теперь они оказались в одном месте.

«Что ж, тем лучше. Быстренько с ними расправлюсь».

— Джил! — крикнул Нэш. — Твой последний шанс!

Ясмин снова пронзительно закричала. Нэш направился к ним, приподняв руку с ножом, но тут его остановил голос:

— Пожалуйста, не трогайте мою маму!

Голос прозвучал откуда-то сверху. Потом он услышал детский плач.

Джил вернулась.

Нэш взглянул на женщину и улыбнулся. Ее лицо исказилось от страха и боли.

— Нет! — крикнула она. — Нет, Джил! Беги!

— Мам?..

— Беги! Господи, милая, прошу тебя!

Но Джил не послушалась. Сбежала вниз по лестнице. Нэш развернулся к ней и вдруг понял, какую совершил ошибку. Секунду-другую раздумывал над тем, не намеренно ли позволил Джил удрать наверх? Ведь сам отпустил девчонок. Что это — беспечность, невнимательность или нечто большее? Уж не управляет ли его действиями некто свыше, некто, повидавший многое и желающий, чтобы он обрел душевный мир и спокойствие?

Казалось, он видит: она стоит рядом с этой девчонкой.

— Кассандра… — произнес он.




За минуту или две до этого Джил ощущала тяжесть мужской ладони, придерживающей ее за шею.

Мужчина был сильный. И не прилагал особых усилий. Просто его пальцы нашли уязвимую точку и причиняли ей сильную боль. Потом она увидела маму и мистера Новака, связанным и лежащим на полу в странной позе. Джил стало страшно.

Мама сказала:

— Отпустите их.

Услышав ее голос, Джил немного успокоилась.

«Все это, конечно, ужасно, но ведь мама здесь. Она сделает все, чтоб спасти меня». И девочка поняла: пришло время показать маме, что и она готова для нее на все.

Хватка усилилась. Джил поморщилась от боли и осторожно покосилась на обидчика. Мужчина выглядел таким счастливым. Потом она перевела взгляд на Ясмин. Та смотрела прямо ей в глаза. А потом еще умудрилась слегка наклонить голову. Так Ясмин делала в школе, когда учитель смотрел, а ей хотелось передать подружке какое-то сообщение.

Но Джил не поняла, что она хотела сказать. Ясмин же продолжала смотреть вниз, на свою руку.

Джил озадаченно проследила за направлением ее взгляда и только теперь увидела, чем занимается Ясмин.

Сложив четыре пальца и выставив большой, она изображала пистолет.

— Девочки…

Мужчина, державший их за шеи, слегка встряхнул их и развернул так, чтобы они видели его лицо.

— Если попробуете бежать, я убью мамочку и папочку. Ясно вам?

Девочки закивали. Потом глаза их встретились. Ясмин приоткрыла рот. Мужчина отпустил их. И тут у Джил возникла идея. И она стала караулить удобный момент.

Ждать долго не пришлось. Ясмин закричала, и Джил бросилась бежать. Никогда прежде не бегала она так быстро. Мчалась, как ветер.

Почувствовала: мужчина ухватил ее за лодыжку, но ей удалось вырваться. Слышала, как он взвыл, но даже не обернулась.

— Джил, твоя мамочка умрет, если сейчас же не спустишься!

Нет выбора. Она взлетела по ступеням. И подумала об анонимном сообщении, которое отправила мистеру Новаку накануне днем.






Пожалуйста, прислушайся. Советую получше припрятать свою «пушку».





Она молилась, чтобы он не прочел его, а если и прочел, не успел сделать то, о чем она просила.

Джил ворвалась к нему в спальню, резко выдернула ящик из тумбочки. Вывалила содержимое на пол.

Пистолета не было.

Сердце у нее упало. Она слышала крики, доносящиеся снизу. Этот человек убьет их всех. Она разбрасывала вещи по полу, как вдруг рука наткнулась на что-то холодное, металлическое.

Пистолет!

— Джил! Твой последний шанс!

Как же снять его с предохранителя? Черт! Она не знала. Но потом кое-что вспомнила.

Тогда Ясмин не успела поставить его на предохранитель. Так что…

Снизу раздался крик Ясмин.

Джил вскочила на ноги. Она еще не успела добежать до конца лестницы, как вдруг услышала свой притворный, жалкий детский тоненький голосок:

— Пожалуйста, не трогайте мою маму!

И вот она уже внизу. Волновалась Джил только об одном: хватит ли сил спустить курок. Наверное, надо держать пистолет обеими руками и жать на курок двумя пальцами.

Выяснилось, что сил у нее хватило.




Нэш услышал вой сирен.

Увидел пистолет и улыбнулся. Нутро подсказывало: надо совершить прыжок, броситься на девчонку. Но Кассандра покачала головой. Да и ему не очень-то хотелось. Девочка колебалась. И он подошел поближе и занес нож у нее над головой.

Когда Нэшу было десять, он спрашивал у отца, что происходит с человеком, когда он умирает. На что отец отвечал, мол, лучше Шекспира об этом не скажешь: «Смерть — это неизведанная страна, откуда не вернулся еще ни один путник».

Так как можно знать?

Первая пуля угодила ему прямо в грудь. Он упал, а потом пополз к девчонке, сжимая в руке нож.

Нэш так и не понял, куда угодила вторая пуля. Одна надежда, что Кассандра видела.




Глава 40


Майк сидел в той же комнате для допросов. Только на этот раз с ним был Адам.

Агент Дэррил Лекру и сотрудник УБН Скотт Дункан пытались разобраться. Где-то поблизости — Майк это чувствовал — находились остальные: Розмари, Карсон, Ди-Джей Хафф, возможно, его отец, другие готы. Их всех разделили, рассадили по отдельным помещениям, чтобы не сговорились.

Они находились здесь уже несколько часов. А Майк с Адамом еще не ответили ни на один вопрос. Эстер Кримштейн, их адвокат, велела молчать. Сейчас Майк с Адамом находились в комнате одни.

Майк взглянул на сына, почувствовал, как сжалось у него сердце.

— Все будет нормально, — сказал он уже, наверное, в пятый или шестой раз.

Адам не реагировал. Видимо, последствия шока. Впрочем, грань между шоком и простой подростковой замкнутостью довольно тонкая. Эстер бесновалась и заводилась все больше. Он это видел. То выбегала, то вбегала снова и задавала вопросы. А когда пыталась вникнуть в детали, Адам лишь качал головой.

Последний раз она заглянула к ним с полчаса назад и, выходя, бросила Майку всего два слова:

— Ничего хорошего.

Но вот дверь распахнулась снова. Вошла Эстер, схватила стул, уселась рядом с Адамом. Совсем близко, их лица разделяли несколько сантиметров.

Адам отвернулся. Она взяла его за подбородок, развернула лицом к себе.

— Посмотри на меня, Адам.

Он нехотя посмотрел.

— У тебя проблемы. Розмари и Карсон во всем винят тебя. Говорят, это ты подал идею красть у отца рецептурные бланки и расширять таким образом бизнес. Говорят, ты сам их нашел. А потом, в зависимости от настроения, могут заявить, что за этим стоял и твой отец. Что Майк искал способ подзаработать, сколотить лишний доллар наличными. Агенты УБН из этого же управления не так давно арестовали доктора Блумфилда за те же проделки — он поставлял на черный рынок рецепты. И им очень нравится эта версия, Адам. Им хочется разоблачить преступный сговор между отцом и сыном. Поднимется шумиха в прессе, их продвинут по службе. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Адам кивнул.

— Тогда почему не хочешь сказать мне правду?

— Это не важно, — пробормотал Адам.

Она всплеснула руками.

— Как это понимать?

Он снова покачал головой.

— Это всего лишь их слово против моего.

— Правильно. Но тут, видишь ли, две проблемы. Во-первых, так говорят не они одни. Двое дружков Карсона готовы подтвердить. Конечно, эти дружки могут говорить что угодно, если Карсон и Розмари попросят. К примеру, что ты проводил анализы кала на космическом корабле. Но это не главная наша проблема.

— А главная? — спросил Майк.

— У них на руках твердые вещественные доказательства — рецептурные бланки. Привязать их напрямую к Розмари и Карсону не получится. Зато они напрямую связаны с вами, доктор Бай. Это очевидно. Бланки ваши. Велика также вероятность, что они смогут проследить за передвижением этих бланков из пункта А — от вас, доктор Бай, в пункт Б — то есть на черный рынок. Через вашего сына.

Адам закрыл глаза и покачал головой.

— Что? — спросила Эстер.

— Вы мне не верите.

— Послушай, дорогой. Я не обязана тебе верить. Моя работа — защищать тебя. Это ты насчет своей мамочки беспокойся, верит она тебе или нет, ясно? А я не мамочка. Я твой адвокат, и тут тебе крупно повезло.

Адам взглянул на отца.

— Я тебе верю, — сказал Майк.

— Но не доверяешь.

Майк не знал, что ответить.

— Ты вставил эту штуку в мой компьютер. Ты подслушивал мои разговоры, читал сообщения.

— Просто мы о тебе беспокоились.

— Могли бы спросить.

— Я спрашивал, Адам. Спрашивал тысячи раз. А ты только и твердил, чтобы тебя оставили в покое. Один раз даже выгнал меня из комнаты.

— Эй, парни! — вмешалась Эстер. — Очень, конечно, занимательно наблюдать разборку между отцом и сыном. Очень трогательно, того гляди, зарыдаю. Но у меня почасовая оплата, я чертовски дорого стою. Так что давайте вернемся к сути дела.

В дверь громко постучали. Затем она отворилась, вошли специальный агент Дэррил Лекру и Скотт Дункан.

— Пошли вон, — буркнула Эстер. — Мы еще не закончили совещание.

— Тут еще кое-кто хочет видеть ваших клиентов, — заявил Лекру.

— Мне плевать, даже если это Джессика Альба верхом на водосточной трубе…

— Эстер… — вздохнул Лекру. — Поверьте мне. Это очень важно.

И они отошли в сторону. Майк поднял глаза. Он определенно не ожидал увидеть этих людей здесь. А Адам при виде их сразу заплакал.

В комнату вошли Бетси и Рон Хилл.

— Кто это, черт побери? — спросила Эстер.

— Родители Спенсера, — отозвался Майк.

— Это что еще за штучки? Пусть выйдут. Сейчас же, немедленно!

— Да тише вы, — урезонил ее Лекру. — Лучше послушайте. И помолчите.

Эстер взглянула на Адама. Потом опустила ему руку на плечо.

— Не говори ни слова. Понял меня? Ни единого слова!

Адам все плакал.

Бетси Хилл уселась за стол напротив него. В ее глазах тоже стояли слезы. Рон встал у жены за спиной. Скрестил руки на груди и смотрел в потолок. Майк видел, как дрожат у него губы. Лекру отошел в угол. Дункан — в другой.

Затем Лекру спросил:

— Миссис Хилл, можете рассказать им то же самое, что только что говорили нам?

Эстер Кримштейн держала Адама за руку, пыталась успокоить его. Бетси Хилл не сводила с подростка глаз. И вот, наконец, Адам поднял голову. Глаза их встретились.

— Что происходит? — спросил Майк.

Тут заговорила Бетси Хилл:

— Ты обманул меня, Адам.

— Ой-ой! — воскликнула Эстер. — Если начинаете с обвинений в обмане, мы все это прекращаем, прямо сию секунду!

Бетси, не обращая внимания на ее выпад, продолжала смотреть на Адама.

— Ведь вы со Спенсером поссорились вовсе не из-за девчонки, верно?

Адам молчал.

— Так или нет, я спрашиваю?

— Не отвечай, — сказала Эстер. И легонько сжала его руку в своей. — Мы не собираемся комментировать какие-то там драки и ссоры…

Адам вдруг оттолкнул ее руку.

— Миссис Хилл…

— Боишься, что они тебе не поверят? — спросила Бетси. — Боишься обидеть своего друга? Но Спенсеру уже никто не сможет причинить вред. Он мертв, Адам. И это вовсе не твоя вина.

Слезы побежали по щекам Адама.

— Ты меня слышишь? Ты ни в чем не виноват. У тебя были все причины сердиться на него. Нам с мужем так не хватает Спенсера. Мы до конца дней будем оплакивать потерю. Наверное, мы смогли бы остановить его, если бы не спускали с мальчика глаз. А может, и нет. Сейчас не знаю. Но знаю одно: ты ни в чем не виноват, и незачем брать эту вину на себя. Он умер, Адам. Его уже никто никогда не обидит.

Эстер открыла рот, но слова не шли. Затем она взяла себя в руки, откинулась на спинку стула, стала просто наблюдать. Майк тоже удивленно следил за происходящим.

— Скажи им правду, — настаивала Бетси.

— Это не важно, — пробормотал Адам.

— Нет, это важно, Адам.

— Все равно никто не поверит.

— Мы тебе верим, — сказала Бетси.

— Розмари и Карсон валят всю вину на отца и меня. Уже поздно. К чему марать грязью еще чье-то имя?

Тут вмешался Лекру:

— Вот почему ты вчера вечером пытался положить этому конец. Розмари и Карсон тебя шантажировали, верно? Говорили: если проболтаешься, взвалят все на тебя. Это они сказали, что ты крал у отца бланки рецептов. И теперь твердят то же самое. Но ты волновался за своих друзей. Они тоже могли огрести неприятностей. Так какой у тебя оставался выход?

— Я не за друзей беспокоился, — сказал Адам. — Они собирались пришить все это отцу. И тогда бы он наверняка потерял лицензию.

Майк почувствовал, как сжалось у него сердце.

— Адам?

Он обернулся к отцу.

— Скажи всю правду. Обо мне не беспокойся.

Адам помотал головой.

Бетси коснулась его руки.

— У нас есть доказательства.

Адам вконец смутился.

Рон Хилл вышел вперед.

— После смерти Спенсера я заходил в его комнату. И нашел… — Он запнулся, умолк, снова посмотрел в потолок. Потом продолжил: — Я не хотел говорить Бетси. Ей и без того досталось, к тому же не видел в том особого смысла. Мальчик все равно мертв. К чему огорчать ее еще больше? Ты ведь думал примерно то же самое, верно, Адам?

Тот промолчал.

— Потому я ничего и не сказал. Но в тот день, когда сын умер… я зашел к нему в комнату. И нашел у него под кроватью восемь тысяч долларов наличными и… вот это. — Рон бросил на стол рецептурный бланк.

В звенящей тишине все смотрели на стол.

— Ты не воровал у отца бланки, — сказала Бетси. — Это делал Спенсер. Он ведь часто бывал у вас в доме, верно?

Адам опустил голову.

— А в тот день, когда он покончил с собой, ты об этом узнал. И набросился на него. Ты был в ярости. Вы со Спенсером подрались. Тогда ты его и ударил. А потом он звонил тебе, но ты его извинений слышать не хотел. Считал, что на этот раз он зашел слишком далеко. И все его звонки поступали на автоответчик.

Адам крепко зажмурился. Слезы текли по щекам.

— Я должен был ответить за это. За то, что его ударил. Обзывал грязными словами, кричал, что не желаю с ними больше видеться. А потом оставил его одного. А он звонил и просил о помощи…

Тут комната словно взорвалась. Без слез, конечно, не обошлось, без объятий, упреков и извинений — тоже. Старые раны, обиды вспоминались и тотчас забывались. Эстер воспользовалась моментом на полную катушку. Принялась обрабатывать Лекру и Дункана. Все видели, что здесь произошло. И никто уже не хотел судебного преследования Байев. Адам будет сотрудничать, поможет привлечь к ответу Розмари и Карсона. Но это будет не сегодня. Позже. Потом.

Вечером, когда Адам уже был дома и мобильный телефон ему вернули, зашла Бетси Хилл.

— Я хочу послушать, — сказала она ему.

И они вместе прослушали самое последнее сообщение Спенсера, после которого он покончил с собой.






Я тебя не виню, Адам. Нет, старина. Просто пытаюсь понять. Никто не виноват. Мне просто очень тяжело. Всегда было слишком тяжело…





Неделю спустя в дом к Джо Льюистону постучала Сьюзен Лориман.

— Кто там?

— Мистер Льюистон? Это Сьюзен Лориман.

— Я занят.

— Пожалуйста, откройте. Это очень важно.

Джо колебался несколько секунд, затем все же открыл. Он был небрит, в простой серой футболке. Волосы встрепаны, глаза сонные.

— Не самое подходящее время, миссис Лориман…

— А для меня — самое тяжелое.

— Меня уволили с работы.

— Знаю. Сочувствую.

— Так что если вы насчет той донорской кампании для вашего сына…

— Да, насчет нее.

— Но вы же понимаете, я уже не имею к этому отношения.

— Заблуждаетесь, мистер Льюистон. Имеете.

— Но, миссис Лориман…

— Скажите, у вас имеются недавно умершие близкие родственники?

— Да.

— Будьте добры, скажите мне, кто они.

Странный вопрос. Льюистон вздохнул, заглянул Сьюзен Лориман в глаза. Ее сын умирает от тяжелой болезни и, наверное, это для нее действительно важно.

— Это моя сестра Касси. Чистый ангел была. Просто не верилось, что с ней может случиться такое.

Об этом Сьюзен, разумеется, знала. В новостийных выпусках только и говорили, что о вдовце Кассандры Льюистон и о том, каким жестоким он оказался убийцей.

— Кто-нибудь еще?

— Мой брат Кертис.

— Тоже был ангелом?

— Нет. Совсем напротив. Я на него похож. Чисто внешне, разумеется. Мы с ним раздвоенные личности. Но он всю жизнь совершал неблаговидные поступки.

— Как он умер?

— Его убили. Кажется, во время ограбления.

— Здесь со мной медсестра. — Сьюзен обернулась.

Из машины вышла женщина, направилась к ним.

— Мы можем прямо сейчас взять у вас анализ крови.

— Это еще зачем?

— Ничего ужасного вы не совершали, мистер Льюистон. Даже позвонили в полицию, когда поняли, чем занимается ваш бывший зять. Вам пора призадуматься над тем, как измениться в лучшую сторону. И первым шагом на этом пути может стать ваше согласие помочь моего сыну, попытаться спасти ему жизнь. Думаю, с учетом сложившихся обстоятельств, это поможет вам вернуть репутацию, люди будут смотреть на вас совсем по-другому. Пожалуйста, мистер Льюистон! Очень прошу вас помочь моему мальчику.

Он смотрел на нее и собирался ответить отказом. Сьюзен от души надеялась, что этого не случится. Но была готова к худшему. Он же приготовился сказать ей, что ее Лукасу десять лет. В ответ она была готова напомнить ему, что брат его Кертис погиб одиннадцать лет назад — за девять месяцев до рождения Лукаса. Она могла бы рассказать Джо Льюистону, что с генетической точки зрения лучшим донором является дядя по отцовской линии. Сьюзен надеялась, что до этого не дойдет. Однако намеревалась идти до конца.

— Пожалуйста, — повторила она.

Медсестра была уже рядом. Джо Льюистон еще раз заглянул в глаза Сьюзен и увидел в них отчаяние.

— Да, конечно, — пробормотал он. — Почему бы нам всем не пройти в дом? Там будет удобнее.




Тиа поражалась, как быстро жизнь вернулась в нормальное русло.

Эстер не бросала слов на ветер. Второго шанса не будет, так она сказала тогда. Тиа подала заявление об уходе и начала искать новую работу. С Майка и Айлин Гольдфарб сняли все подозрения в преступлениях, связанных с рецептурными бланками. В медицинской коллегии тоже проводили свое расследование, но больше для проформы, а потому Майк и Айлин продолжали работать, как и прежде. Ходили слухи, будто они нашли отличного донора для Лукаса Лоримана, но Майк на эту тему не распространялся.

Первые несколько дней после этого кошмара Тиа почему-то думала, что Адам кардинально изменит свой образ жизни, станет милым добрым мальчиком… Впрочем, таким он никогда не был. Но дети — это вам не выключатель, с ними не все так просто. Нет, конечно, Адам стал лучше. Это несомненно. Как раз сейчас он был во дворе, тренировался отбивать шайбы, которые посылал ему в ворота отец. Когда Майку удавалось забить, он радостно кричал: «Гол!» — и запевал победную песенку «Рейнджерс». Эти звуки казались такими приятными, успокаивающими. Но прежде она слышала и голос Адама. Теперь же он не издавал ни звука. Играл молча, а в голосе Майка появились новые странные нотки — эдакая смесь радости от отчаяния.

Майк все еще хотел вернуть своего ребенка. Но ребенка больше не было. Может, оно и к лучшему.

Машина Мо въехала во двор. Он собирался отвезти отца с сыном в Ньюарк, на матч «Рейнджерс» против «Дьяволов». Энтони, который помогал ему спасти их жизни, тоже ехал с ними на игру. Майк считал, что первый раз Энтони спас ему жизнь в той драке, в проулке, но на самом деле спугнул нападавших Адам, о чем свидетельствовал шрам у него на руке. Родителям трудно осознать: как это так — сын спасает отца. Майк, заговаривая об этом, готов был пустить слезу, но Адам его и слушать не желал. Он молчаливый храбрец, их мальчик. Весь в отца.

Тиа выглянула из окна. Ее мальчики-мужчины направились к двери попрощаться. Она послала им воздушный поцелуй и махнула рукой. Они помахали в ответ. Тиа смотрела, как они садятся машину Мо. И не отрывала глаз до тех пор, пока они не отъехали. А потом машина скрылась за поворотом.

Она окликнула:

— Джил?

— Я наверху, мам!

Шпионское оборудование с компьютера Адама они сняли. Об этом можно было спорить до бесконечности. Возможно, если бы Рон и Бетси не спускали со Спенсера глаз, его бы удалось спасти. А может, и нет. У каждого человека своя судьба, назначенная ему свыше. Иногда она бьет наугад. Майк с Тиа так беспокоились о сыне — и к чему это привело? Их маленькая Джил едва не погибла. Джил получила тяжелейшую психологическую травму — выстрелила и убила человека. Почему?..

Судьба. Она оказалась не в том месте и не в то время.

Ты можешь следить, шпионить, но предсказать, чем все обернется, не в твоих силах.

Адам мог самостоятельно найти выход. Запись могла оказаться у него, и тогда на Майка не напали бы. А ведь его едва не убили. И этот безумный гот Карсон не направил бы на них пистолет. И Адам бы не стал подозревать, что родители до сих пор ему не доверяют.

Доверие — штука хрупкая. Можно потерять его по вполне понятным, даже уважительным причинам. А вот восстановить практически невозможно.

Так какой урок Тиа, как мать, извлекла из всего этого? Старайся изо всех сил. Вот и все. Ко всему подходи с самыми лучшими намерениями. Почаще давай понять детям, что их любишь. Но жизнь слишком непредсказуема. И контролировать все ты не в силах.

У Майка появился новый друг, бывшая звезда баскетбола, он любил цитировать еврейские поговорки в переводе с идиш. Особенно любимую: «Человек предполагает, Бог располагает». Тиа никогда этого не понимала. Если верить этой премудрости, получается, что стараться изо всех сил ни к чему, потому как Бог все равно вмешается и сделает по-своему. Но ведь это не так. Речь идет, скорее, о понимании и любви к близким, о том, что надо умело пользоваться каждым шансом. А вот контроль над всем — лишь иллюзия.

Или на деле еще сложней?..

Ведь можно взглянуть на ситуацию и под другим углом. Слежка за сыном спасла жизнь им всем. И уж определенно помогла понять, что не все в порядке. Более того, тот факт, что Джил и Ясмин тоже шпионили и знали о пистолете Гая Новака, спас их — без этого все они были бы мертвы.

Вот ирония судьбы. Гай Новак держит дома заряженный пистолет, и вместо того чтобы привести к несчастью, эта «пушка» их спасает.

Тиа покачала головой и открыла холодильник. Фрукты и овощи заканчиваются.

— Джил!

— Что?

Тиа схватила ключи и кошелек. Потом стала искать мобильник.

Дочь оправилась после того случая на удивление быстро. Врачи предупредили, что реакция может оказаться отсроченной. А может, это произошло потому, что девочка считала: она совершила правильный, единственно возможный, даже героический поступок. Джил уже не ребенок.

«Куда же запропастился мобильник?»

Тиа была уверена, что оставила его здесь, на кухне. Положила на край разделочного столика. Вот сюда. И десяти минут не прошло.

И эта простая мысль перевернула все.

Тиа застыла на месте. В суете и суматохе недавних событий она забыла о многом. И вот теперь, глядя на место, где совсем недавно лежал ее телефон, она вспомнила о вопросах, на которые так и не получила ответ.

То первое сообщение по электронной почте, где говорилось, что вечеринка состоится в доме Хаффов. Ведь никакой вечеринки там не было. И Адам послания не читал.

«Так кто же его отправил? Нет…»

Все еще продолжая искать глазами мобильник, Тиа сняла трубку и набрала номер. Гай Новак ответил после третьего гудка.

— Привет, Тиа. Как ты?

— Ты сказал полиции, что отправил то видео?

— Что?

— Ну, ту запись, где Марианна занимается сексом с Льюистоном. Ты сказал, что отправил его. Чтобы отомстить.

— И что дальше?

— Но ведь ты об этом ничего не знал, верно, Гай?

Молчание.

— Гай?..

— Оставим это, Тиа. — Он повесил трубку.

Она тихо поднялась по лестнице. Джил была у себя в спальне. Тиа старалась двигаться бесшумно, чтобы дочь не услышала. Да, вроде все сходится. Тиа уже думала об этом, об этих двух ужасных вещах — Нэш выходит на охоту, Адам исчезает. Все происходит одновременно. Кто-то пошутил, что беда не приходит одна, случаются сразу три подряд и надо быть начеку. Но прежде Тиа в это не верила.

То сообщение о вечеринке у Хаффа. Пистолет в тумбочке у Новака. Непристойное видео, отправленное на адрес Долли Льюистон. Какая связь между этими тремя фактами?

Тиа резко вывернулась из-за угла и спросила:

— Чем занимаешься?

Джил подпрыгнула, услышав ее голос.

— О, привет. Просто играю. В игру «Разбить кирпичи».

— Врешь.

— Что?

Они подшучивали над ней, она и Майк. Джил была страшно любопытна. Они называли ее шпионка Гарриет.

— Да я просто играю и все.

Но она не играла. Теперь Тиа знала это. Джил брала ее мобильный телефон вовсе не для того, чтоб играть в видеоигры. Она читала почту Тиа. Джил не пользовалась компьютером в своей комнате, хотя он был новый и работал лучше. Ей хотелось знать, что происходит. Она терпеть не могла, когда с ней обращались как с маленькой. И вот она подглядывала и подслушивала. Вместе со своей подружкой Ясмин.

Вроде бы невинные детские шалости, верно?

— Ты знала, что мы контролируем компьютер Адама, да?

— Что?

— Бретт сказал, тот, кто посылал сообщения, делал это из нашего дома. Посылал, потом они попадали на адрес электронной почты Адама, а затем их стирали. И я просто не могла представить, кто и зачем это делает. Ведь это ты, Джил. Но зачем?

Джил покачала головой. Мать все равно рано или поздно узнает.

— Джил?

— Я не хотела, чтобы все это случилось.

— Верю. Расскажи мне все.

— Вы с отцом стирали всю свою переписку, но потом вдруг у вас в спальне появился бумагоуничтожитель. И я подумала: это еще зачем? Я слышала, как вы шепчетесь по ночам. А потом узнала, что вы установили на своем компьютере шпионский сайт.

— Так ты знала, что мы следим за Адамом?

— Ясное дело.

— Тогда зачем отправила то сообщение?

— Затем, что знала: вы его прочтете.

— Не понимаю! Почему ты хотела, чтобы мы увидели сообщение о вечеринке, которой не было и не должно было быть?

— Я знала, что собирается сделать Адам. Подумала, это слишком опасно. Хотела остановить его, но не могла рассказать вам правду о клубе «Ягуар» и обо всем остальном. Не хотела, чтобы у него были неприятности.

Тиа кивнула.

— И ты решила придумать вечеринку.

— Да. Для приманки написала, что там можно будет оторваться по полной. Выпивка и все такое прочее.

— И решила, что, узнав об этом, мы его никуда не пустим?

— Верно. Чтобы он был в безопасности. Но Адам сбежал. Не думала, что он сделает это. И я жутко испугалась. Понимаешь? Сама заварила всю эту кашу. Моя вина.

— Нет, это не твоя вина.

Джил заплакала.

— Ясмин и я… Все обращались с нами как с малыми детьми. Вот мы и начали шпионить. Это была игра. Взрослые прятали разные вещи, мы их находили. А потом мистер Льюистон сказал эти ужасные слова о Ясмин. И все изменилось. Остальные ребята оказались такими подлыми. Сначала Ясмин очень переживала, но потом… Я даже не знаю, как это назвать, словно обезумела. От матери ее никогда не было толку, сама знаешь. И я подумала, этим видео она хочет помочь Ясмин.

— Но она… она подставила мистера Льюистона. Марианна рассказала вам об этом?

— Нет. Но потом я заметила. Ясмин и за ней шпионит. Мы просмотрели эту запись на ее телефоне. И Ясмин спрашивала об этом Марианну, но та сказала, что теперь все кончено, и мистер Льюистон тоже страдает.

— Так это ты и Ясмин…

— Мы не хотели навредить. Но Ясмин дошла до ручки. Взрослые только и знают, что твердить, это хорошо, а это плохо. Ребята в школе показывали на нее пальцем. Вернее, на нас обеих. Ну и однажды мы решились. После школы домой к ней не пошли. Пришли сюда. И я отправила имейл о той вечеринке, чтобы заставить вас действовать. А потом Ясмин послала видео мистеру Льюистону, чтобы заплатил за то, что сделал.

Тиа размышляла над словами дочери. Дети не делают того, что говорят родители. Нет, они делают то же, что и родители. Так кого тут винить?

— Всего-то и делов, — бормотала Джил. — Подумаешь, отправили пару сообщений. Вот и все.

«Что правда, то правда».

— Все будет хорошо. — Тиа повторила слова мужа, которые тот говорил сыну в допросной комнате. А потом опустилась на колени и крепко обняла дочь.

И тут Джил дала волю слезам. Рыдала, прижавшись к матери. Тиа гладила ее по голове, бормотала слова утешения, сама не выдержала и расплакалась.

«Делай все, что в твоих силах, — напомнила себе Тиа. — Ты ведь любишь их».

— Все будет хорошо, — повторила она.

И на этот раз почти поверила в свои слова.




Холодным субботним днем, тем самым днем, когда прокурор округа Эссекс Пол Коупленд должен был вступить во второй брак, Коуп стоял перед зданием старого склада на федеральной автодороге под номером пятнадцать.

Лорен Мьюз стояла рядом.

— К чему тебе непременно понадобилось ехать сюда?

— Но свадьба только через шесть часов, — возразил Коуп.

— Но Люси…

— Люси понимает.

Коуп глянул через плечо, туда, где в машине сидел и ждал Нейл Кордова. Несколько часов назад Пьетра заговорила. До этого молчала, как рыба, но тут Коупу в голову пришла простая мысль — позволить Нейлу Кордове поговорить с ней в присутствии ее адвоката. Буквально через две минуты Пьетра, потерявшая единственного друга, раскололась и рассказала, где спрятано тело Ребы Кордова.

— Хочу быть там, — сказал Коуп.

Мьюз проследила за направлением его взгляда.

— Не надо было привозить его сюда.

— Но я обещал.

Коуп и Нейл Кордова не раз подолгу беседовали после исчезновения Ребы. Через несколько минут — если Пьетра, конечно, не соврала — их объединит одно ужасное общее — мертвая жена. По горькой иронии судьбы, заглянув в прошлое убийцы, они узнали, что он тоже потерял жену.

Словно читая мысли Коупа, Мьюз спросила:

— А ты не думаешь, что Пьетра солгала?

— Вряд ли. А ты?

— Не думаю, — ответила Мьюз. — Значит, Нэш убил этих несчастных женщин, чтобы помочь своему родственнику. Чтобы найти и уничтожить пленку, компрометирующую Джо Льюистона.

— Похоже, что так. Но прошлое у него мутное. Уверен, если хорошенько покопаемся, много чего найдем страшного. Думаю, у него есть одно лишь слабое оправдание — неустойчивая психика. Но знаешь, мне плевать на психологию. Ее к делу не подошьешь.

— Он зверски мучил их.

— Да. Наверное, хотел узнать, кому еще известно о пленке.

— К примеру, Ребе Кордова.

— Да.

Мьюз покачала головой.

— Ну а как насчет его шурина, этого школьного учителя?

— Льюистона? А что?

— Будешь выдвигать против него обвинение?

Коуп пожал плечами.

— Он утверждает, что всего лишь поделился с Нэшем своими опасениями и не знал, что тот так озвереет.

— И ты ему веришь?

— Пьетра тоже подтверждает это, но у меня недостаточно доказательств в пользу той или другой версии. — Он взглянул на нее. — Тут должны поработать мои детективы.

Складской сторож нашел нужный ключ и вставил его в замок. Дверь отворилась, в помещение устремились полицейские.

— И ведь при всем этом, — заметила Мьюз, — Марианна Гиллеспи не посылала пленку.

— Похоже, что нет. Просто угрожала. Мы проверяли. Гай Новак утверждает, что Марианна говорила ему о пленке. Будто бы хотела попридержать ее, чтобы учитель помучился. А Гай не стал ждать. Отправил пленку жене Льюистона.

Мьюз нахмурилась.

— Что такое? — спросил Коуп.

— Да ничего. Так ты собираешься выдвинуть обвинение против Гая Новака?

— Какое именно? Что он отправил имейл? Это не является противозаконным.

Из дверей склада медленно вышли двое полицейских. Слишком медленно. Коуп понял, что это означает. Один из офицеров встретился с ним взглядом и кивнул.

— Черт, — пробормотала Мьюз.

Коуп развернулся и направился к Нейлу Кордове. Тот не сводил с него глаз и пытался сдержать нервную дрожь. Потом, когда Коуп подошел поближе, затряс головой. Он делал это так яростно, точно хотел отмести реальность. Коуп подходил к нему размеренным твердым шагом. Нейл был готов к этому, понимал, что рано или поздно такой момент наступит, но выдержать подобный удар было не просто. Хотя какой тут выбор? Отмести или побороть реальность все равно невозможно. Главное, чтобы она не раздавила тебя окончательно.

Коуп подошел. Нейл Кордова перестал трясти головой и уперся лбом ему в плечо. А потом зарыдал, повторяя имя жены снова и снова, бормоча, что это неправда, просто не может быть правдой, моля высшие силы о том, чтоб вернули ему жену. Коуп придерживал его.

Шли минуты. Трудно сказать, сколько все это продолжалось. Коуп стоял, прижимал к себе плачущего мужчину и не говорил ничего.

Час спустя Коуп поехал домой. Принял душ, надел фрак и теперь рядом со своим шафером делал шаги к своему новому счастью. Его семилетняя дочь Кара, страшно серьезная и нарядная, вышагивала рядом с отцом к алтарю и заслужила восторженные возгласы. На церемонии присутствовал сам губернатор. А после бракосочетания начался прием с джаз-оркестром, воздушными шариками, цветами, подарками и прочими сюрпризами. Мьюз была подружкой невесты и, разодетая в пух и прах, выглядела очень элегантной и красивой. Она поздравила шефа, поцеловав его в щеку. Коуп поблагодарил ее. Этим их общение на свадьбе и ограничилось.

Бурное праздничное веселье продолжалось, но в какой-то момент Коупу удалось выкроить минутки две и побыть одному. Он сел, ослабил узел галстука-бабочки, расстегнул верхнюю пуговку фрака.

Ничего себе выдался денек — начался со смерти и закончился радостным событием, соединением двух любящих сердец. Большинство людей наверняка нашли бы в этом особый глубокий подтекст. Но Коуп не находил. Он просто сидел, слушал ритмичные и быстрые звуки джаза, наблюдал, как гости пытаются танцевать в этом бешеном ритме под песню Джастина Тимберлейка. На минуту-другую он позволил себе уплыть в темноту. Думал о Нейле Кордова, о том сокрушительном ударе, который предстояло пережить ему и двум его маленьким дочкам.

— Папа!

Он обернулся. Перед ним стояла Кара. Дочь схватила его за руку, заглянула в глаза. И словно все поняла.

— Потанцуешь со мной? — спросила Кара.

— Думал, ты не любишь танцевать.

— Просто мне нравится эта песня. Ну, пожалуйста!

Он поднялся и вышел на площадку перед оркестром. Музыканты повторяли глупый припев о том, чтоб кто-то вернул любимую и желанную. Коуп задвигался. Кара схватила невесту за руку, оторвала от группы гостей с их поздравлениями и тоже потащила танцевать. Люси, Кара и Коуп — новая семья — танцевали. Музыка становилась все громче. Друзья и родственники захлопали в ладоши, подбадривая их. Коуп танцевал старательно и ужасно. Две главные в его жизни женщины едва сдерживали смех.

Услышав эти смешки, Пол Коупленд затанцевал еще яростнее, встряхивал руками, крутил бедрами. Он вспотел и крутился в танце до тех пор, пока во всем мире не осталось ничего, кроме этих двух прелестных лиц и звонкого их смеха.


notes



Примечания





1


«Хосе Куэрво» — одна из самых популярных марок текилы в мире, названа по имени создателя. — Здесь и далее примеч. пер.




2


Вот так! (фр.)




3


«Ужастики» — цикл книг Роберта Лоуренса Стайна для детей.




4


От couvre-feu — сигнал к затемнению, комендантский час (фр.). Имеется в виду закон, принятый в целом ряде западных стран, запрещающий несовершеннолетним находиться на улице позже определенного времени.




5


Ноик — акроним от слова «Кино».




6


Имеется в виду частный клуб, открытый только для тех, у кого есть собственный ключ от его двери.




7


«Сикс флэгз грейт эдвенчер» — парк развлечений в Джексоне, Нью-Джерси, где находятся самые крутые американские горки в мире.




8


«Имакс» — от «image maximum» — «максимальное изображение» — формат фильмов и кинотеатров, разработанный одноименной канадской компанией, рассчитан на максимальные размеры экрана, лучше оптимизирован для просмотров фильмов в 3D.




9


«Таргет» — фирменная сеть крупных однотипных универсальных магазинов, продающих товары по относительно низким ценам.




10


Игра слов. В оригинале: Weed — сорняк, марихуана (англ.).




11


«Фэмили фьюд» — американская телевизионная игра, наш аналог называется «Сто к одному».




12


«Бада-Бинг» — вымышленный стрип-клуб, где происходят основные действия телесериала «Клан Сопрано».




13


«Тазер» — специальное оружие, используемое полицией, внешне напоминает электрический фонарик. С расстояния пяти метров выпускаются две небольшие стрелы с зарядом пятнадцать тысяч вольт, позволяющие временно парализовать преступника.




14


Джейн Доу — условное имя, используемое американской полицией и в юридических документах для обозначения неопознанного женского трупа.




15


«Джей-14» — один из самых популярных в США молодежных журналов.




16


«Пи-Джи-13» (PG-13) — согласно рейтингу, установленному Американской киноассоциацией, фильмы с таким обозначением смотреть детям до тринадцати лет не рекомендуется без сопровождения родителей.




17


Рейтинг «R» обозначает: просмотр данного фильма подросткам до семнадцати лет запрещен.




18


«Эггос» — крупнейший производитель готовых завтраков, в основном каш.




19


Локк, Джон (1632–1704) — британский философ-материалист, создатель идейно-политической доктрины либерализма. Основной труд: «Опыт о человеческом разуме», где разработана эмпирическая теория познания. Утверждал, что все человеческие знания проистекают из опыта.




20


«Уильямс-Сонома» — американский интернет-магазин, где найдется все, что связано с приготовлением пищи.




21


Названы так в честь итальянского педагога Марии Монтессори (1870–1952), сторонницы свободного воспитания, разрабатывавшей методы развития органов чувств у детей дошкольного и младшего школьного возраста.




22


Профайлер — специалист, составляющий психологический портрет преступника.




23


«Halo» — популярная видеоигра, сюжет о войне людей и ковенантов (союза инопланетных рас).




24


УБН (DEA) — Управление по борьбе с наркотиками, агентство в составе министерства юстиции США.




25


«Клуб „Ягуар“» — пишется по-английски «Club Jaguar», то есть начинается с букв «Си» и «Джей».




26


«Нью-Йорк никербокерс» — баскетбольная команда из Нью-Йорка, старейшая команда страны, образована в 1845 году.




27


«Полуночный баскетбол» — федеральная программа помощи городам в обустройстве освещенных баскетбольных площадок с целью привлечь молодежь и предотвратить подростковую преступность. Выдвинута администрацией Б. Клинтона. Критики считают программу пустой тратой денег.




28


«Медикер» — федеральная программа льготного медицинского страхования для лиц пожилого возраста и инвалидов.




29


«Медикейд» — программа медицинской помощи неимущим.