Могила
Фрэнсис Пол Вилсон


Враг #02


Однажды к Джеку, специалисту по необычным расследованиям, обратился однорукий индиец с просьбой разыскать старинное стальное ожерелье с камнями, украденное у его бабушки. Поиски начинаются, но вместе с ними начинают происходить странные вещи и, что еще хуже, необъяснимо исчезают люди...


Фрэнсис Пол Вилсон

Могила


Моим собственным Вики: Дженифер и Мэгган


Часть первая

Манхэттен

Четверг, 2 августа 198...


Глава 1


Мастер-ремонтник Джек проснулся от неприятных ощущений: в глазах — яркий свет, в ушах — звон, тупо болит спина.

Он уснул на маленьком диванчике в свободной спальне, где держал свой видеомагнитофон «Бетамакс» и широкоэкранный телевизор, к которому сейчас повернул голову. Нервный треск шестифутового экрана, мерцающего словно кусок светящейся твидовой материи, сливался с шумом работающего на полную катушку оконного кондиционера, который занимал всю правую половину двойного окна.

Джек со стоном поднялся и выключил телевизор. Неприятный треск прекратился. Он наклонился и дотронулся до кончиков пальцев на ногах, затем сделал несколько круговых движений бедрами. Его мучила боль в спине: этот диван явно не предназначен для сна.

Джек шагнул к «Бетамаксу» и извлек кассету. Он заснул на заключительных кадрах «Франкенштейна» 1931 года, первой части из его собрания фильмов режиссера Джеймса Вейла.

«Бедняга Генри Франкенштейн», — подумал он, засовывая кассету в коробку. Несмотря на всеобщее мнение, Джек не сомневался, что тот был в своем уме.

Джек нашел нужную ячейку на полке, втиснул туда «Франкенштейна» и вынул соседнюю кассету: «Невеста Франкенштейна» — вторую часть из собрания Джеймса Вейла.

За окном маячил все тот же привычный пейзаж: песчаный берег, синие спокойные воды океана и распростершиеся тела загорающих. Джеку надоел этот пейзаж, особенно с тех пор, как сквозь картину стали кое-где проступать кирпичи. Уже три года изо дня в день он смотрел на эту картину, написанную на глухой стене, куда выходили окна обеих спален. «Все! Хватит! Пляжная сцена больше не занимает. Возможно, сплошная стена дождя смотрелась бы лучше. Да... тропики со множеством экзотических птиц и зверей, рептилий, прячущихся в густой листве. Да... дождь в лесу. Надо будет хорошенько обдумать эту идею. И подыскать кого-нибудь, кто как следует справится с такой работенкой».

В передней зазвонил телефон. Кто бы это мог быть? Джек поменял номер телефона всего пару месяцев назад, и пока только несколько человек знали его. Джек не стал снимать трубку — автоответчик позаботится обо всем. После короткого щелчка раздался его собственный голос, произносящий обычное приветствие: «Пиноккио продакшнз». В данный момент меня нет дома, но если вы..."

Его перебил нетерпеливый женский голос:

— Возьми трубку, Джек, если ты там, возьми трубку. Или я позвоню позже.

— Джия!

Джек, путаясь в собственных ногах, ринулся к телефону. Одной рукой он отключил автоответчик, другой схватил трубку.

— Джия? Это ты?

— Да, я. — Ее голос звучал твердо и чуть ли не негодующе.

— Боже, сколько лет, сколько зим!

Прошло два месяца с их последней встречи. Два месяца. Целая вечность! Ему пришлось присесть, так он взволновался.

— Я очень рад, что ты позвонила.

— Это вовсе не то, о чем ты думаешь, Джек.

— В каком смысле?

Я звоню не ради себя. Если бы это касалось меня, я бы ни за что не позвонила. Но меня попросила Нелли.

Его радость померкла, но он продолжал разговор:

— Какая Нелли?

— Нелли Пэтон. Ты должен помнить Нелли и Грейс, двух английских леди.

— Ну конечно! Как же я мог забыть? Ведь это они нас познакомили.

— Но я сумела их простить.

Джек мужественно воздержался от комментариев.

— Что случилось?

— Грейс исчезла. В понедельник она отправилась в постель, и с тех пор ее никто не видел.

Джек припомнил Грейс Вестфален — очень чопорная, какой и должна быть истинная англичанка, леди лет семидесяти. Явно не из тех, кто тайно сбегает с возлюбленными.

— А полиция была?..

— Разумеется. Но Нелли хотела, чтобы я позвонила тебе и узнала, сможешь ли ты помочь. Вот я и звоню.

— Она хочет, чтобы я приехал?

— Да, если ты не против.

— А ты там будешь?

Джия раздраженно вздохнула:

— Да. Так ты приедешь или нет?

— Уже выезжаю.

— Можешь не торопиться. Полицейские сказали, что сегодня утром нас навестит детектив из департамента.

— А-а!.. — Это было ни к чему.

— Я так и знала, что это охладит твой пыл.

«Не стоило бы ей говорить со мной столь пренебрежительно», — подумал Джек.

— Подъеду после ленча.

— Адрес знаешь?

— Знаю, желтый особняк на Саттон-сквер. Там только один такой.

— Скажу Нелли, что ты приедешь. — И Джия повесила трубку.

Джек подбросил трубку, потом положил ее на рычаг и снова включил автоответчик.

Сегодня он увидит Джию. Она сама позвонила. И хотя была не очень дружелюбна и заявила, что звонит по чужой просьбе, но все-таки позвонила. В любом случае это единственное, что она сделала за два месяца, как ушла от него. Джек почувствовал прилив сил.

Он прошел через переднюю своей квартиры на третьем этаже. Эта комната служила и столовой, и гостиной. Джек находил ее чрезвычайно уютной, но лишь некоторые гости разделяли его восторг по этому поводу. Лучший друг Джека Эйб Гроссман, находясь в хорошем расположении духа, называл ее «клаустрофобической комнатой». А когда бывал сердит, утверждал, что при обустройстве этого дома не обошлось без вмешательства Бахуса.

Стены этой комнаты были оклеены старыми плакатами, заставлены стеллажами, забитыми всяким антикварным хламом. Джек неизменно приобретал эти «изящные вещицы» в лавках старьевщиков во время своих блужданий по городу.

Джек лавировал между старой викторианской позолоченной дубовой мебелью: семифунтовым сундуком, украшенным резьбой, раскладным секретером, сияющей потертостями софой, массивным обеденным столом с выдвигающимися ножками, двумя приставными столиками с ножками в виде птичьих лап, сжимающих хрустальный шар, и его любимым большим креслом с высокой спинкой.

Наконец он добрался до ванной и приступил к ненавистному ритуалу бритья. Водя бритвой «Трак-2» по щекам, он всерьез задумался, не отпустить ли ему снова бороду. Объективно говоря, он обладал весьма недурной внешностью. Шатен с карими глазами; темные волосы низко спадают на лоб, хотя, может быть, и несколько ниже, чем следовало бы; нос — не слишком большой и не слишком маленький. Он улыбнулся своему отражению в зеркале. В общем, и не так уж дурна его улыбка, не какая-нибудь отвратительная ухмылка. Зубы, конечно, могли бы быть поровнее и побелее, и губы, пожалуй, слишком тонкие, но улыбался Джек совсем неплохо. Приятное, живое лицо и еще одно достоинство — гибкое, мускулистое тело без грамма лишнего веса.

И что же в нем было не так?

Улыбка его померкла.

Спросите у Джии. Похоже, она уверена, что знает.

Но с сегодняшнего дня все может пойти по-другому.

После душа Джек быстро оделся и проглотил пару чашек какао «Пуфф». Затем он прикрепил к бедру кобуру с «семмерлингом» 45-го калибра. Он никогда не выходил из дому без оружия. Конечно, кобура несколько мешает, но душевное спокойствие компенсирует физическое неудобство.

Посмотрев в глазок, Джек повернул центральную ручку, открывающую все четыре замка — вверху, внизу и по обеим сторонам входной двери. На пороге его обдало жаром из холла. Джек от души порадовался, что не надел майку. На нем была лишь легкая рубашка с коротким рукавом, заправленная в джинсы «Ливайс». Пока он шел к выходу, влажное тепло плотно окутало его тело.

Джек на минуту задержался на ступеньках. Солнечный свет с трудом пробивался сквозь легкий туман над крышей Исторического музея. Влажный воздух тяжело нависал над тротуаром. Джек чисто физически видел его, чувствовал его запах, ощущал вкус. Пыль, копоть и угарный газ смешивались с запахом прогорклого масла из мусорного бака на углу переулка.

Да уж! Это и есть Верхний Вест-Сайд в августе.

Джек сошел на тротуар и неторопливо направился по дороге из коричневых булыжников к телефонной будке. В действительности это была не будка, а стоящая на невысокой основе открытая клетушка из хрома и пластика. По крайней мере, она еще была цела. Время от времени кто-то вырывал из нее трубку, и тогда разноцветные провода висели, словно нервы ампутированной конечности. Иногда этот кто-то, не жалея ни сил, ни времени, запихивал бумажную затычку в щель для монет или засовывал кончик зубочистки между кнопками набора. Джек не переставал удивляться странным увлечениям некоторых своих сограждан.

Он позвонил в свой офис, поднес к трубке свой бипер и нажал кнопку. Голос, записанный на пленку, совсем не похожий на голос самого Джека, произнес знакомые слова: «Это мастер-ремонтник, Джек. Я не могу сейчас ответить на ваш звонок, но вы можете после сигнала оставить свое имя, номер телефона и коротко изложить суть проблемы. Я перезвоню вам как только смогу».

Раздался сигнал, и за ним женский голос, поведавший о проблемах с часовым механизмом на сушилке. Еще сигнал, и какой-то мужчина сказал, что хочет получить бесплатную справку о том, как починить миксер. Джек проигнорировал оставленные номера — он не собирался им перезванивать. Но как же они все-таки узнали его телефон? Даже в специальном справочнике «Белые страницы» Джек указал неправильный адрес, чтобы пресечь вызовы, но люди все равно умудрялись его отыскивать.

Третий, и последний, голос оказался необычным, единственным в своем роде: ровный тон, отрывистые слова, быстрая речь с английским произношением, но в то же время — явно не англичанин. Джек знал пару пакистанцев, говорящих подобным образом. Мужчина был явно расстроен и говорил слегка запинаясь.

— Мистер Джек... моя мать... моя бабушка была ужасно избита прошлой ночью. Мне необходимо срочно переговорить с вами. Это очень, очень важно.

Он оставил свое имя и номер телефона, по которому его можно найти.

Все свое время Джек намеревался посвятить Джии — это был последний шанс помириться с ней, поэтому он не собирался браться за это дело, но все же решил позвонить по указанному телефону.

Набирая номер, он изо всех сил ударял по кнопкам. Отчетливый голос ответил на середине второго гудка.

— Мистер Бхакти? Это мастер Джек. Вы звонили вечером в мой офис и...

Мистер Бхакти оказался неожиданно очень бдительным.

— На автоответчике был другой голос.

Круто, подумал Джек. Голос на автоответчике принадлежал Эйбу Гроссману. Сам Джек никогда не записывал свой голос для автоответчика в офисе. Но большинство людей даже не замечали этого.

— Старая кассета, — ответил Джек.

— А-а-а... Тогда ладно. Я должен немедленно увидеться с вами, мастер Джек, по делу, не терпящему отлагательств. Вопрос жизни и смерти.

— Не знаю, мистер Бхакти, я...

— Вы должны! И никаких возражений быть не может!

В его тоне появилась новая нотка. Этот мужчина явно не привык, чтобы ему отказывали. Но когда дело касалось Джека, подобный тон не проходил.

— Вы не поняли. Я занят делами других клиентов...

— Мастер Джек! Неужели в других делах речь идет о жизни женщины? Нельзя ли их отложить, хотя бы ненадолго? Моя... бабушка была безжалостно избита на улице вашего города. Она нуждается в помощи, которую я не могу ей оказать. Поэтому я вынужден обратиться к вам.

Джек понимал, что мистер Бхакти слишком высокого мнения о себе — он считает, что нажимает на нужные струны в душе собеседника. Джек был несколько возмущен этим, но все же решил дослушать до конца, тем более что Бхакти уже начал излагать факты.

— Ее машина, должен подчеркнуть, ее американская машина, сломалась этой ночью, и когда она...

— Оставьте это на потом, — сказал Джек, довольный, что смог наконец перебить его — для разнообразия.

— Вы встретитесь со мной в больнице? Она в больнице Святой Клер...

— Нет. Первая наша встреча произойдет там, где я скажу. Я всегда принимаю клиентов на своей территории. И никаких исключений.

— Хорошо, — согласился Бхакти, еле выдерживая любезный тон. — Но мы должны увидеться как можно скорее. Время не терпит.

Джек дал ему адрес «У Хулио» — бара в двух кварталах от того места, где он находился, и посмотрел на часы:

— Сейчас начало одиннадцатого. Подъезжайте ровно к половине одиннадцатого.

— Через полчаса? Я не успею доехать за это время.

Чудесно! Джек обожал давать клиентам как можно меньше времени для подготовки к первой встрече.

— Половина одиннадцатого плюс-минус десять минут. Приедете позже — я уйду.

— Хорошо, в половине одиннадцатого, — сказал мистер Бхакти и повесил трубку.

Джек шел на север по авеню Колумбус, придерживаясь правой стороны. Некоторые магазины только открывались, но в большинстве уже вовсю шла торговля.

Бар «У Хулио» был открыт. Да он и вообще редко когда закрывался.

Джек знал, что первые посетители появляются здесь, как только Хулио открывается, — в шесть утра. Одни шли со смены и останавливались выпить пивка, съесть круто сваренное яйцо и просто уютно посидеть; другие прямо у стойки бара перехватывали глоток живительной влаги перед началом работы. И те и другие проводили лучшую часть дня в полутьме.

— Джеко! — воскликнул Хулио из-за стойки бара. Он стоял, но виднелись лишь его голова и верхняя часть груди.

Они не стали пожимать друг другу руки. Для этого они слишком давно знали друг друга и слишком часто встречались. Они дружили с той самой поры, когда Хулио начал подозревать, что его зять поколачивает его сестру Розу. Джек расследовал для Хулио это деликатное дело. С тех пор этот маленький человек подвергал рентгеновскому осмотру клиентов Джека. Хулио обладал особым талантом, исключительным чутьем, шестым чувством по выявлению всяких чинуш, а Джек тратил немало сил, чтобы избегать подобного рода людей. От этого зависела его жизнь. И, кроме того, по стилю работы Джеку в интересах своих клиентов приходилось сердить кое-каких людей. Хулио присматривал... за сердитыми людьми.

И до сих пор он еще ни разу не подвел Джека.

— Пиво или дело?

— До полудня? Попробуй догадайся?

В ответ на это замечание Джек получил неприятный взгляд от какого-то потного старикашки, нянчившегося с подставкой для яйца.

Хулио вышел из-за стойки и, вытирая руки о полотенце, проводил Джека в свободную кабинку. Он оказался настоящим крепышом. Ежедневная работа с тяжестями и гимнастика укрепили мускулы рук и плеч. У него были волнистые маслянистые волосы, смуглая кожа и усы, как щетка топорщившиеся над верхней губой.

— Сколько и когда?

— Один, в половине одиннадцатого. — Джек скользнул в последнюю кабинку, из которой открывался прекрасный вид в окне. Для свободного прохода оставалось всего два шага. — Зовут Бхакти. Судя по произношению, пакистанец или что-то вроде того.

— Цветной?

— Без сомнения, более цветной, чем ты.

— Понятно. Может, кофе?

— Обязательно.

Джек задумался о предстоящей встрече с Джией. Как приятно думать об этом! Они встретятся, дотронутся друг до друга, и Джия вспомнит, что было между ними, и, может быть... может быть... поймет, что он, несмотря ни на что, не такой уж плохой парень. От этих мыслей он даже начал посвистывать сквозь зубы. Хулио, принеся кофейник, чашку и утреннюю «Дейли ньюс», удивленно посмотрел на него:

— С чего это у тебя такое хорошее настроение?

— А почему бы и нет?

— Последние месяцы ты был таким брюзгой, мужик. А ведь Джек даже не замечал этого.

— Так, личные дела.

Хулио пожал плечами и налил ему чашку кофе. Джек ожидал клиента, прихлебывая черный кофе. Он не любил первую встречу с клиентом. Всегда есть вероятность, что это не клиент, а просто некто, не знающий, куда еще сунуться со своими остротами. Джек встал и проверил входную дверь, чтобы убедиться, что она не закрыта.

Двое рабочих «Кон Эд» зашли выпить кофе в перерыве. Они взяли натуральный золотистый кофе с белой пеной, налили его в пивные бокалы и уставились в телевизор над стойкой бара. Фил Донахью интервьюировал двух трансвеститов — учителей средней школы; у всех на экране, в том числе и у Донахью, были зеленые волосы и оранжевые силуэты. Хулио обслужил по второму разу рабочих «Кон Эд», вышел из-за стойки и сел напротив двери.

Джек заглянул в газету. «Куда подевались алкоголики?» — гласил заголовок. Пресса в последние несколько месяцев усиленно муссировала тему быстрого и загадочного сокращения бродяг в городе.

В тридцать две минуты одиннадцатого вошел мистер Бхакти. Без сомнения, это был он. В белом тюрбане и тунике типа Неру цвета морской волны. Его темная кожа, могло показаться, отражалась от его одеяния. Какое-то мгновение, когда за ним закрылась дверь, Джек видел только белый тюрбан, проплывающий в воздухе по другой стороне прокуренной таверны.

Хулио не медля подошел к новому посетителю. Они обменялись несколькими словами, и Джек заметил, что вновь прибывший отпрянул от Хулио, когда тот на мгновение прислонился к нему. Он казался рассерженным. Хулио пожал плечами — их условный сигнал — и направился к Джеку.

— Он чист, — сказал Хулио, вернувшись в кабинку. — Но парень странный.

— Как ты раскусил его?

— В том-то и дело, я его не раскусил. Слишком крепко закупорен. Ничего не чувствую. Кроме мурашек по телу.

— Что?

— Что-то такое, от чего у меня бегут мурашки. Не хотел бы я перебежать ему дорогу. Прежде чем связываться с ним, я бы сначала убедился, что смогу его осчастливить.

Джек побарабанил пальцами по столу. Реакция Хулио озадачила его. Этот коротышка был само воплощение мужской силы — и хвастун. Должно быть, он действительно почувствовал в мистере Бхакти что-то неприятное, раз пришел к такому выводу.

— А что ты такого сделал? — спросил Джек.

— Ничего особенного. Но он завелся, когда я «случайно» наткнулся на него. Это ему не понравилось. Ну что, прислать его иди хочешь от него отделаться?

Джек колебался, ему хотелось выйти из игры.

Но ведь он согласился с ним встретиться, и парень прибыл вовремя. В конце-то концов он всегда сможет от него отделаться.

— Ладно, пришли его, и покончим с этим.

Хулио провел Бхакти в кабинку и вернулся на свое место за стойкой.

Бхакти направился к Джеку ровной, скользящей походкой, которая говорила о его апломбе и самоуверенности. Когда он был уже на полпути в проходе, Джек с удивлением обнаружил, что у него нет левой руки. Но пустой рукав не был приколот к пиджаку, видимо сделанному на заказ, — левый рукав у пиджака просто отсутствовал. Это был высокий мужчина, приблизительно метр девяносто, худой, но крепкий. Для своих сорока с лишним, может быть пятидесяти, выглядел прекрасно: длинный нос, окладистая борода, аккуратная стрижка — обрамляющие лицо волосы доходили до подбородка. Тонкие губы решительно сжаты. Белки глаз цвета грецкого ореха блестели на темном лице и напоминали Джеку Джона Баримора в «Свенеали».

Бхакти остановился у края стола и осмотрел Джека с головы до ног, точно так же, как тот осматривал его минуту назад.


Глава 2


Кусуму Бхакти не понравилось это заведение, пропахшее жареным мясом, алкоголем и посетителями, принадлежащими к нижней касте. Безусловно, самое гнусное место, куда он имел несчастье попасть в этом городе. Возможно, находясь здесь, можно даже загрязнить свою карму.

И конечно же этот заурядного вида человек лет тридцати пяти явно не тот, кто ему нужен. Типичный американец: чей-то брат или сын, один из тех, кто ежедневно проходит мимо вас и вы даже не замечаете его. Ничем не примечательный, слишком обычный, обыкновенный, чтобы справиться с делом, о котором Кусум собирался поговорить.

«Если бы только я был дома...»

Да. Будь он в Бенгалии, в Калькутте, у него вес было бы под контролем. Тысячи людей прочесывали бы город в поисках преступника. А когда бы его нашли, он оплакивал бы и проклинал день своего рождения до тех пор, пока не отправился бы в мир иной. Но здесь, в Америке, Кусум вынужден выступать в роли просителя и, стоя перед этим чужаком, молить его о помощи. От этого Кусума просто тошнило.

— Вы тот самый? — спросил он.

— Зависит от того, кого вы ищете, — было ему ответом.

Кусум заметил, с каким трудом американец пытается не смотреть на искалеченное левое плечо.

— Он называет себя мастером Джеком.

Мужчина развел руками.

— Он перед вами.

Это просто не мог быть он.

— Может быть, я ошибся?

— Может, и так, — согласился американец.

Он казался поглощенным своими мыслями и не проявлял ни малейшего интереса ни к Кусуму, ни к его проблемам.

Кусум повернулся, чтобы уйти, — он просто не мог просить о помощи чужака, особенно этого чужака, но затем передумал. Во имя Кали, у него не было другого выбора! Он сел за стол напротив мастера.

— Я Бхакти Кусум.

— Джек Нельсон. — Американец протянул правую руку.

Кусум не смог заставить себя пожать ее, но в то же время он не хотел оскорблять этого человека — он ему нужен.

— Мистер Нельсон...

— Просто Джек.

— Хорошо... Джек. — Ему казалась неприятной такая фамильярность на деловой встрече. — Прошу прощения. Я не люблю, когда ко мне прикасаются. Восточный предрассудок.

Джек взглянул на свою руку, как бы проверяя ее на чистоту.

— Не хочу показаться невежливым...

— Ладно, забудьте. Кто вам дал мой телефон?

— Время дорого... Джек. — Ему стоило немалых усилий, чтобы назвать его по имени. — Я хочу...

— А я хочу узнать, как клиент вышел на меня. Так кто?

— Хорошо. Мистер Бёркес из британской миссии ООН.

Этим утром Бёркес, отвечая на безумный звонок Бхакти, рассказал, какой классный парень этот Джек и как здорово он провернул одно очень опасное и деликатное дельце для британской миссии во время Фолклендского кризиса.

Джек кивнул:

— Я знаю Бёркеса. Вы тоже из ООН?

Кусум сжал кулак, но решил до конца выдержать допрос.

— Да.

— И полагаю, из пакистанской миссии и очень дружны с англичанами.

Кусум почувствовал себя так, будто ему дали пощечину. Он даже привстал.

— Вы что, хотите меня оскорбить? Я вовсе не из тех мусульман!.. — Он осекся. Возможно, это просто ошибка. Американцы вообще плохо образованны. — Я из Бенгалии, представитель индийской миссии. Я — индуист, а Пакистан, который входил в индийский штат Пенджаб, — мусульманская страна.

Джек плевать хотел на все это.

— Возможно. Но все, что я знаю об Индии, я почерпнул из «Потоков Ганга», который смотрел сто раз. Ладно, расскажите, что случилось с вашей бабушкой.

Кусум был совершенно сбит с толку. Разве «Потоки Ганга» это не поэма? Как можно смотреть поэму? Но он преодолел растерянность.

— Поймите, — сказал он, машинально отгоняя муху, приноравливавшуюся к его носу, — если бы я был в своей стране, я бы решил эту проблему по-своему.

— Где она сейчас?

— В больнице Святой Клер на Западной...

— Я знаю, где это. Так что с ней произошло?

— Ранним утром ее машина сломалась, и, пока водитель ходил за такси, она имела неосторожность выйти из машины. На нее напали и избили. Если бы не полицейский патруль, который проезжал мимо, ее бы, наверное, убили.

— Боюсь, очень распространенное явление.

Намеренно грубое замечание демонстрировало желание ньюйоркца приберечь сожаления для собственных друзей, ставших жертвами насилия. Но в глазах его Кусум заметил вспышку эмоций, говорящих о том, что до этого человека все-таки можно достучаться.

— Да, к стыду вашего города.

— А что, на улицах Бомбея и Калькутты не грабят? Кусум пожал плечами и опять отмахнулся от назойливой мухи.

— Мне не важно, что происходит между представителями низшей касты. Но на моей родине даже самый отъявленный хулиган сотню раз подумает, прежде чем хоть пальцем прикоснуться к представителю касты моей бабушки.

Что-то в этом заявлении вызвало раздражение у Джека.

— Вот тут-то и подумаешь о прелестях демократии, — заметил американец с кислым выражением.

Кусум нахмурился, стараясь скрыть свое отчаяние. Похоже, ничего не выйдет. Между ним и этим мастером Джеком существовал какой-то природный антагонизм.

— Мне кажется, что я ошибся. Мистер Бёркес рекомендовал вас с самой лучшей стороны, но я вижу, что вы вряд ли способны справиться с данным делом. Ваше отношение крайне пренебрежительно...

— Что же вы хотите от парня, выросшего на мультфильмах о Багс Бамми, Большом Кролике?

— ...и кроме того, мне кажется, вы не обладаете достаточными физическими данными для выполнения того, что я задумал.

Джек улыбнулся как человек, привыкший к подобной реакции. Его локти стояли на столе, а руки были сложены впереди. Без всякого предупреждения его правая рука мелькнула перед лицом Кусума. Кусум приготовился защищаться.

Но удара не последовало. Рука Джека пронеслась буквально в миллиметре от лица Кусума и поймала муху прямо перед его носом. Затем Джек подошел к ближайшей двери и выпустил насекомое в вонючий воздух заднего двора.

«Быстрый! — подумал Кусум. — Невероятно быстрый! И что куда важнее, он не убил муху. Возможно, это как раз подходящий человек».


Глава 3


Джек вернулся на свое место и продолжил изучать индуса. В его пользу говорило то, что он даже не вздрогнул — или очень плохая реакция, или вместо нервов у него стальные канаты. Джек решил, с реакцией у Кусума все в порядке.

«Еще нас всех сделает, — подумал он. — Интересно, как он потерял руку».

— Вопрос довольно спорный, — сказал Джек. — Найти конкретного хулигана в этом городе — то же самое, что ворошить осиное гнездо в надежде найти осу, которая тебя укусила. Если ваша бабушка достаточно хорошо рассмотрела его, ей следует пойти в полицию и...

— Никакой полиции! — быстро проговорил Кусум.

Как раз эти слова Джек и жаждал услышать. Занимайся этим делом полиция, его бы не пригласили.

— Возможно, они и добились бы успеха, — продолжал Кусум, — но на это ушло бы слишком много времени. А дело неотложное. Моя бабушка умирает. Поэтому мне пришлось прибегнуть к неофициальным каналам.

— Что-то я не все понимаю.

— С нее сорвали ожерелье. Это бесценная фамильная драгоценность. Она должна получить его назад.

— Но вы же сказали, что она умирает...

— Прежде чем умрет! Она должна получить его прежде, чем умрет!

— Невозможно! Я не могу... — Дипломат ООН или кто там еще, но этот парень абсолютный придурок.

Узнать имя скупщика краденого, найти его, а затем еще молить Бога, чтобы он не вытащил камни из ожерелья и не переплавил оправу — нет, дело совершенно гиблое.

— Это просто невозможно.

— Вы должны это сделать! Этот человек должен быть найден. Она оцарапала ему веко. По этому следу, возможно, на него можно будет выйти.

— Это дело полиции.

— Полиция — это слишком долго! Ожерелье нужно вернуть к сегодняшней ночи!

— Не могу.

— Вы должны!

— Шансы за то, что я найду это ожерелье...

— Попытайтесь! Пожалуйста!

На последнем слове голос Кусума сломался, он словно выплеснул это последнее слово из какой-то скрытой, потаенной части его души. Джек почувствовал, как трудно оно далось индусу. Этот необыкновенно гордый человек молил его о помощи. Джек был тронут.

— Хорошо, я сделаю это. Но разрешите мне переговорить с вашей бабушкой. Мне необходимо узнать, с чем я буду работать.

— В этом нет необходимости.

— Конечно же есть. Она единственная, кто знает, как выглядит преступник. — Интересно, он что, пытается держать его на расстоянии от своей бабушки?

Кусум выглядел озабоченным.

— Она совершенно обезумела от горя... говорит бессвязно, бредит. Я не хотел бы показывать ее чужаку.

Джек ничего не сказал. Он просто смотрел на Кусума и ждал. Наконец индус смягчился:

— Я отвезу вас туда немедленно.

Когда они выходили, Джек пропустил Кусума вперед и помахал Хулио, сидевшему под своей знаменитой вывеской: «Бесплатные обеды за два с половиной доллара».

Тут же, на авеню Колумбус, они поймали такси и отправились в центр города.

— Кстати, о моем гонораре, — сказал Джек, когда они уселись на заднем сиденье машины.

Тонкие губы Кусума скривились в легкой презрительной усмешке.

— А, деньги? Разве вы не защитник угнетенных, не рыцарь справедливости?

— Справедливость справедливостью, а по счетам нужно платить. Мой домовладелец предпочитает наличные. Я тоже.

— А! Капиталист!

Если он собирался рассердить Джека, то ничего у него не вышло.

— Если вы не против, я предпочитаю, чтобы меня называли капиталистической свиньей или, по крайней мере, капиталистической собакой. У простого капиталиста очень мало фантазии. Надеюсь, мистер Бёркес не создал у вас ложного впечатления, что я буду работать исключительно по доброте душевной?

— Нет. Он упомянул о вашем гонораре, выплаченном британской миссией. О чрезмерно высоком. Да еще и наличными.

— Я не принимаю чеков и обещаний и не люблю засвечиваться, особенно когда могу оказаться на стороне побитых.

— Тогда мое предложение таково... Джек. Только за то, что вы попробуете, я заплачу вам аванс — половину гонорара, который вы получили от британской миссии в прошлом году. Если вы вернете ожерелье моей бабушке прежде, чем она умрет, я заплачу вам оставшуюся часть.

От такого дела трудно отказаться. Сложная, ограниченная во времени работа для британской миссии была связана с угрозами террористов. По большому счету было бы справедливо взять у Кусума только часть гонорара, но Кусум был явно настроен заплатить всю сумму. И мог это сделать. А если Джеку удастся вернуть ожерелье, это будет настоящее чудо, и он честно заслужит каждое пенни из этой суммы.

— Звучит очень справедливо, — сказал он. — Если я возьмусь за эту работу.


Глава 4


Джек следовал за Кусумом по коридорам больницы Святой Клер, пока они не вошли в отдельную палату, где около постели больной дежурила частная медсестра. Комната была темной, и только небольшая лампа в дальнем углу отбрасывала тусклый свет на постель. Леди была очень старой. Седые волосы обрамляли смуглое лицо, покрытое множеством морщин, скрещенные руки сжимали простыни на груди. В глазах затаился страх. Неровное дыхание и посвистывание ветра за окном были единственными звуками, нарушающими тишину.

Стоя в ногах у постели, Джек почувствовал знакомый приступ ярости, разлившейся по всему телу. Несмотря на все, что ему пришлось пережить, видеть и слышать, он так и не смог научиться отстраненно воспринимать подобное. Пожилая женщина, беспомощная и избитая. Это зрелище рождало в нем желание что-нибудь сломать.

— Спросите, как он выглядел.

Кусум протрещал что-то непонятное. Женщина ответила тихим, медленным, полным боли, хриплым шепотом.

— Она говорит, что он выглядит, как вы, только моложе, — сказал Кусум, — и волосы светлее.

— Длинные или короткие?

Они еще раз обменялись фразами, и Кусум перевел:

— Короткие, очень короткие.

В общем, молодой белый — или солдат в отпуске, или какой-нибудь панк.

— А что еще?

Когда женщина говорила, она хватала перед собой воздух пальцами с длинными ногтями.

— Его глаза, — сказал Кусум. — Она рассекла ему левое веко, прежде чем потеряла сознание.

«Молодец, бабуля!»

Джек улыбался от гордости за старушку, затем повернулся к Кусуму:

— Я подожду вас снаружи.

Он не хотел разговаривать в присутствии медсестры.

Джек стоял в коридоре и смотрел на медицинский пост, и ему показалось, что он видит знакомое лицо. Он подошел поближе, чтобы получше рассмотреть медсестру, сногсшибательную блондинку, которую мечтает увидеть в своих снах каждый мужчина. Она что-то записывала в карту. Да, это Марта. Несколько лет назад, еще до Джии, у них был роман.

Марта крепко обняла его и дружески поцеловала, они немного поболтали о былых временах. Джек спросил ее о миссис Бхакти.

— Угасает, — ответила Марта. — С тех пор как я заступила, ее состояние заметно ухудшилось. Возможно, до конца моей смены и не доживет. Я буду очень удивлена, если она протянет до утра. Ты что, знаешь ее?

— Выполнял кое-какую работу для ее внука. — Для всех своих знакомых, которых было немного, в том числе и для Марты, Джек был «консультантом по охране». Он увидел выходящего из палаты Кусума. — А вот и он. Увидимся!

Джек подвел Кусума к окну в конце коридора, где их не могли слышать пациенты и больничный персонал.

— Хорошо, — сказал он. — Я согласен. Но могу обещать только одно — сделаю все, что в моих силах. — Джек про себя решил, что пора заканчивать с этим психом.

Кусум облегченно вздохнул и забормотал что-то вроде молитвы:

— Большего нельзя просить ни у кого. Но если вы не найдете ожерелье к завтрашнему утру, будет слишком поздно. Тогда это станет делом второстепенным. Но я хочу, чтобы вы нашли нападавшего. А когда вы его найдете, я хочу, чтобы вы его убили.

У Джека внутри все сжалось, но он улыбнулся и развел руками. Похоже, этот парень принял его за гангстера.

— Этого я не делаю.

В глазах Кусума блеснуло недоверие.

— Хорошо. Тогда вы доставите его ко мне, и я...

— Я работаю на вас до завтрашнего утра, — сказал Джек. — И до этого времени демонстрирую свой класс. Но после — это уже ваше личное дело.

В глазах Кусума сверкала ярость.

«Ишь ты, не привык, чтобы тебе отказывали, а?» — подумал Джек.

— Когда вы начнете?

— Сегодня вечером.

Кусум сунул руку в свою тунику и вынул толстый конверт.

— Вот половина гонорара. Я буду ждать вас здесь с ожерельем, и тогда получите другую половину.

Чувствуя сильные угрызения совести за то, что берет такие деньги за такое безнадежное дело, Джек тем не менее сложил конверт и засунул его в пустой левый карман.

— Я заплачу вам еще десять тысяч сверх этого, если вы убьете мерзавца, — добавил Кусум.

Чтобы не рассердиться, Джек рассмеялся, но снова развел руками:

— Не-а. Но вот еще что. Не кажется ли вам, что мне очень бы пригодилось описание ожерелья?

— Да, конечно! — Кусум распахнул воротник туники и показал тяжелую, длиной, наверно, дюймов пятнадцать цепь в форме полумесяца, на каждом звене которой была выгравирована странного вида криптограмма. В центре ожерелья находились два светло-желтых, напоминающих топаз, камня в форме эллипса с черными камешками посередине.

Джек протянул было руку, но Кусум покачал головой.

— Такое ожерелье носит каждый член нашей семьи, не снимая, поэтому так важно, чтобы бабушке вернули ее ожерелье.

Джек внимательно изучал украшение. Оно будило в нем чувство беспокойства. Он не мог объяснить почему, но глубоко внутри, холодя позвоночник, в нем росло примитивное, животное чувство страха. Странное ожерелье. Камни были похожи на два глаза, металл серебристый, но не серебро.

— Из чего оно сделано?

— Из стали.

Джек всмотрелся получше. Да, между несколькими звеньями проступал слабый налет ржавчины.

— Кому же понадобилось стальное ожерелье?

— Идиоту, который принял его за серебряное.

Джек кивнул. Впервые за время общения с Кусумом он почувствовал, что, возможно, есть слабый, очень слабый шанс разыскать ожерелье. Серебряное украшение тут же сбыли бы, или припрятали от греха подальше, или переплавили бы в чистый слиток. Но подобную драгоценность, не имеющую ценности...

— Вот фотография, — сказал Кусум, протягивая снимок ожерелья, сделанный «Поляроидом». — Несколько моих друзей уже ищут его по всем ломбардам вашего города.

— Как долго она протянет?

Кусум медленно запахнул тунику. Лицо его стало жестким.

— Доктор сказал, часов двенадцать, от силы — пятнадцать.

«Отлично. Может, к тому времени мне удастся обнаружить и судью Крейтера», — подумал Джек.

— Где я смогу вас найти?

— Здесь. Значит, вы будете его искать, не так ли? — Темно-карие глаза Кусума в упор смотрели на Джека. Ему показалось, что этот взгляд проникает в самые дальние закоулки его мозга.

— Я же сказал, что буду.

— Я верю вам. Принесите мне ожерелье сразу, как только найдете.

— Конечно, как только найду.

Конечно. Он уходил, спрашивая себя, почему он согласился помогать незнакомцу, когда в нем нуждается тетушка Джии. Все та же старая история: «Джек — придурок».

«Черт!»


Глава 5


Вернувшись в темноту больничной палаты, Кусум тут же подошел к постели и опустился в кресло. Он взял слабую руку, лежащую на одеяле, и начал изучать ее. Кожа была сухой, горячей и морщинистой. Казалось, рука состоит лишь из кожи и костей, в ней не было никакой прочности.

Глубокая печаль охватила его.

Кусум поднял глаза и увидел мольбу в ее глазах. Мольбу и страх. Он и сам изо всех сил старался не показать, что боится.

— Кусум, — сказала она на бенгали болезненно-слабым голосом. — Я умираю.

Он это знал, и слезы душили его.

— Американец вернет его тебе, — мягко сказал он. — Мне сказали, он великолепен.

Бёркес сказал, что Джек — «невероятно хорош». Кусум в принципе терпеть не мог всех англичан, но должен был признать, что Бёркес — отнюдь не дурак. Но так ли уж важно, что сказал Бёркес? Это задание просто невыполнимо. И Джек честно сказал ему об этом. Но Кусум должен хотя бы попытаться что-то сделать! Даже заранее зная, что все будет тщетно, — хотя бы попытаться!

Он сжал единственную руку в кулак. Почему это должно было случиться? И почему именно сейчас? Как он презирал эту страну и ее глупый народ! Почти так же, как англичан. Но этот Джек совсем другое дело. Он явно выделяется из безликой массы обычных американских парней. Кусум почувствовал в нем личность. Мастер Джек стоил недешево, но деньги — ерунда. Одно сознание того, что кто-то ищет ожерелье, утешало его.

— Он вернет его тебе, — сказал он, лаская слабую руку женщины.

Казалось, она не расслышала.

— Я умираю, — повторила она.


Глава 6


Он отшагал полквартала на запад к Десятой авеню и повернул к центру города, деньги ощутимо давили на его левую ягодицу. Рука непроизвольно тянулась к карману — время от времени он дотрагивался до конверта большим пальцем, чтобы убедиться, что деньги на месте. Вот проблема: что делать с деньгами? Иногда он почти жалел, что у него нет счета в банке. Но чтобы открыть счет, банковские чинуши требовали указать номер государственной страховки.

Он вздохнул. Это один из самых существенных недостатков жизни в подвешенном состоянии. Если у вас нет страховки, вам недоступно множество вещей. У вас нет постоянной работы, вы не имеете права покупать и продавать акции, не можете взять кредит, не можете купить дом, не сможете даже нацепить форму «голубых беретов». И этот список продолжает пополняться и пополняться.

Засунув небрежно палец в левый карман, Джек остановился у фронтона захудалого здания, где снимал крохотный, десять на двенадцать, офис — самый маленький, какой только смог найти. Он никогда не встречался ни с агентом, ни вообще с кем-либо, кто занимался сдачей внаем, и собирался не общаться с ними и дальше.

Джек сел в скрипящий лифт с каким-то дешевым покрытием на полу и поднялся на четвертый этаж, где находился его офис номер 412. Коридор был пуст. Джек дважды прошелся по нему туда-обратно, потом вставил ключ в дверь своего офиса и быстро вошел.

Здесь всегда пахло одинаково: грязью и пылью. На полу и подоконнике скопился толстый слой пыли, а верхний угол единственного окна затянут старой паутиной — пауки давно забросили свое гнездо.

Мебели не было. На пустом пространстве пола лишь полдюжины конвертов, просунутых в почтовую щель, виниловый дисплей «Ай-би-эм», телефонные провода да розетка на стене справа.

Джек подобрал почту. Три письма оказались счетами, адресованными Джеку Финчу, — на его имя был снят этот офис, остальные — от владельца здания. Джек подошел к дисплею и поднял крышку. Телефон и автоответчик работали исправно. Как только он отбросил крышку, раздался знакомый голос Эйба, отвечавшего от имени Джека, как починить сломавшуюся сушилку.

Джек закрыл крышку и отправился к двери, выглянул и заметил двух секретарш из солидной фирмы, находящейся на другом конце коридора. Девушки направлялись к лифту. Джек подождал, пока за ними захлопнется дверь, закрыл свой офис и проскользнул к лестнице. И только когда сошел с последней ступеньки, облегченно вздохнул. Он терпеть не мог приходить сюда, делал это как можно реже и в неурочные часы. Он не хотел, чтобы знали, как выглядит Джек-ремонтник, но приходилось оплачивать кое-какие счета, которые он не желал получать на дом. Ему казалось, что куда безопаснее время от времени забегать в офис, чем арендовать почтовый ящик.

Конечно, лучше бы этого вообще не делать. Лучше бы все оставили его в покое. Когда он прокручивал дела, то предпочитал уходить в глубокое подполье. И только клиенты встречались с ним лично.

И все же всегда оставалась опасность засветиться. А коли это так, Джек хотел быть уверен, что его трудно найти.

Он опять ощупал левый карман и нырнул в толпу, заполнившую улицы во время обеденного перерыва, наслаждаясь своей затерянностью среди людей. Он повернул на восток, на Сорок вторую авеню, подошел к кирпичному зданию почти между Восьмой и Девятой авеню. Он зашел на почту, где заполнил три почтовых перевода: два — незначительные суммы за телефон и электричество, а третий — совершенно идиотский и нелепый за квадратные метры, которые он арендовал. Все три подписал именем Джека Финча и отослал их. Когда уже выходил с почты, его вдруг осенило — поскольку у него есть наличные, он может заплатить и за квартиру. Он вернулся и заполнил четвертый счет на имя своего домовладельца, подписавшись на этот раз как Джек Бергер.

Затем немного прогулялся мимо здания Морского министерства, пересек Восьмую авеню и оказался в самом причудливом месте США — Таймс-сквер и его окрестности представляли собой бесконечное шоу, которое могло бы вогнать в краску самого Тода Браунинга. Джек никогда не упускал возможности послоняться в этом районе. По своему складу он был наблюдателем за людьми, а Таймс-сквер — уникальное собрание «гомо сапиенсов» в их самом неприглядном виде.

Следующий квартал он прошел под нескончаемыми навесами кинотеатров с афишами, зазывающими на фильмы о сексе на троих, иностранные фильмы о кунгфу и физиологические «шедевры» с ножами и расчлененными трупами, которые Джек называл школой «разделочного» киноискусства имени Джулии Чайлд. Между кинотеатрами затесались порномагазины, лестницы, ведущие в «модельные агентства» и танцзалы, ларьки «Оранж Джулиос», всяческие магазинчики с окнами, закрытыми шторами, — по-видимому, на грани банкротства — так, по крайней мере, гласили вывески на окнах. Перед этими заведениями толпились наркоманы и бродяги обоих полов и невероятное количество созданий среднего рода, которые, когда они были маленькими, возможно, выглядели как мальчики.

Он пересек Бродвей напротив здания, которое и дало название площади, затем повернул от центра к Седьмой авеню. Здесь порномагазины были уже несколько побольше, цены на билеты в кинотеатры подороже, а закусочные классом повыше — типа «Стик и Брю» или «Вьенвэлд». Вдоль тротуара были расставлены шахматные столы, где парочка парней за один бакс были готовы сыграть с кем угодно. Дальше в три ряда возвышались картонные коробки. Уличные торговцы продавали люля-кебаб, горячие сосиски, сухофрукты, орехи и свежевыжатый апельсиновый сок. Запахи смешивались со звуками и голосами. Все магазины звукозаписи на Седьмой авеню рекламировали новомодную группу новой волны «Полно», оглашая тротуар записями из дебютного альбома. Джек стоял на Сорок шестой в ожидании зеленого света рядом с пуэрториканцем с огромным кассетником на плече, балдеющим под музыку, от которой запросто сдохла бы кошка. А мимо на роликах проезжали девушки с маленькими наушниками в ушах, прикрепленными к талии плеерами «Сони», в юбочках, которые едва прикрывали ягодицы.

Прямо в центре людского потока стоял скромный слепой негр с табличкой на груди, собакой у ног и кружкой для милостыни. Проходя мимо, Джек бросил ему немного мелочи. Далее он миновал кинотеатр «Фриско», там опять крутили их любимую парочку: картины «Глубокая глотка» и «Дьявол в мисс Джонс».

Было в Нью-Йорке что-то такое, что делало этот город близким Джеку. Он любил его переменчивость, его цвета, величественность и грубоватость его архитектуры. Трудно представить, где бы он еще мог жить.

Дойдя до Пятидесятой, он повернул на восток и подошел к городской скупке. Остановился у входа и осмотрел дешевый хлам под красно-белой вывеской в окне: «Покупаем золото, лицензии, сертификаты и прочие бумаги» — и не спеша вошел внутрь.

Монте сразу же засек его.

— Мистер Нейл! Как поживаете?

— Замечательно. Но зови меня просто Джек. Запомнил?

— О, конечно! — усмехнувшись, сказал Монте. — Как всегда, без официоза.

Монте — небольшой худой лысый мужчина с тощими руками и большим носом. Человек-комар.

— Рад снова вас видеть.

Конечно же он рад. Это уж точно. Джек был чуть ли не лучшим его клиентом. История их отношений уходила далеко в прошлое, в середину 70-х. Тогда на Джека свалилась куча денег, и он не знал, что с ними делать. Эйб посоветовал купить золото, и обязательно немецкое. Летом 1976 года золото продавали за 103 доллара за унцию. Джек считал эту цену безумно высокой, но Эйб клятвенно заверил его, что она будет расти. Он просто умолял Джека купить немного на пробу. "И, кроме того, это абсолютно анонимно!— сказал Эйб, приберегая напоследок самый убедительный аргумент. — Так же анонимно, как вы покупаете батон хлеба!"

Джек окинул магазин взглядом, вспомнив, как он волновался, когда впервые переступил его порог. Тогда он приобрел множество золотых монет, истратив на это лишь небольшую часть своих сбережений — побоялся рисковать. К Рождеству золото поднялось в цене до 134 долларов за унцию. Прибыль составила тридцать процентов за четыре месяца. Окрыленный этим, Джек стал постоянно покупать золото и вкладывал в него каждый заработанный цент. Именно поэтому он стал желанным клиентом городской скупки.

Затем цена золота упала. Оно стоило теперь в восемь раз меньше той цены, за которую впервые купил его Джек. Джеку и Эйбу пришлось нелегко, они выкрутились лишь в январе 1980-го, распродав свои запасы маленькими порциями по всему городу и получив в среднем более пятисот процентов чистой, не облагаемой налогом прибыли. Ведь Джек покупал и продавал золото за наличные. Конечно, он должен был заявить свои доходы в налоговой инспекции, но там даже не знали о его существовании, и он не хотел затруднять их подобной информацией.

С той поры Джек то покупал, то продавал золото. Он знал, что сейчас на рынке монет царит затишье, но продолжал изредка покупать редкие монеты. Они могут не расти в цене многие годы, но Джек покупал с дальним прицелом. Например, в расчете на пенсию, если, конечно, он доживет до этого счастливого момента.

— Мне кажется, у меня есть кое-что, что вам действительно понравится, — сказал Монте. — Одна из лучших полудолларовых «Барбер», которую я когда-либо видел.

— Какого года?

— Тысяча девятьсот второго.

Они поговорили о качестве монеты, насечках и прочем. И Джек покинул магазин с полудолларовым «Барбером» и четвертаком 63-й пробы 1909 года, аккуратно завернутыми и уложенными в левый передний карман. Сотня или около того наличными лежала в другом переднем кармане. Уезжая отсюда, Джек чувствовал себя куда увереннее, чем до этого.

Теперь он мог спокойно подумать и о Джии. Интересно, будет ли с ней Вики? Вполне возможно. Он не хотел приходить с пустыми руками. Остановившись у магазинчика, Джек увидел то, что искал, — кучу маленьких забавных меховых шариков, чуть меньше мячиков для гольфа, каждый с двумя антеннами, короткими ножками и огромными круглыми глазами — «виппеты».

Вики любила «виппетов» почти так же, как апельсины, а Джек любил наблюдать, как меняется ее лицо, когда она залезала ему в карман и находила там подарок.

Он взял оранжевого «виппета» и направился домой.


Глава 7


Перекусив и выпив бутылку пива, он наслаждался приятной прохладой своей квартиры. Конечно, он понимал, что должен отправиться на крышу и сделать зарядку, но он также прекрасно представлял, какая там наверху температура.

«Ладно, потом сделаю», — пообещал себе Джек. Он ненавидел делать зарядку и не упускал ни малейшего предлога, чтобы отвертеться от экзекуции. Правда, он все равно ежедневно делал ее, но хватался за любую возможность потянуть время.

Поигрывая второй бутылкой пива, он подошел к шкафчику рядом с ванной, чтобы спрятать свои новые приобретения. От кедрового шкафа исходил крепкий древесный аромат. Он вытащил из задней части одну планку, затем вытащил одну плитку из стены, за которой располагались водосточные трубы, обернутые изоляционной лентой. Из надрезов изоляционной ленты, напоминая украшения на рождественской елке, торчали несколько дюжин редких монет. Джек отыскал несколько свободных местечек для последнего приобретения и полюбовался своей работой. Прекрасный тайник, безопасней, чем банковское хранилище, надежней, чем встроенный в стену сейф. Ведь современным грабителям, вооруженным металлоискателями, раз плюнуть найти сейф, вскрыть его или утащить вместе с содержимым. Но в этом месте металлоискатель только подтвердит, что здесь проходят трубы, и все.

Единственное, чего он опасался, — так это пожара.

Джек прекрасно понимал, что любой психиатр диагностировал бы его как классического параноика или что-то в этом роде. Но у самого Джека находилось лучшее объяснение: если ты живешь в городе с самым высоким уровнем ограблений и работаешь в области, где приходится часто сердить людей, а у тебя нет страховки, которая могла бы защитить твои сбережения, излишняя предосторожность — не симптом психического заболевания, а средство выживания.

Когда он прикончил вторую бутылку пива, зазвонил телефон. Опять Джия? Он прослушал запись автоответчика со знакомым вступлением, затем услышал голос отца, который начал начитывать сообщение. Джек поднял трубку и выключил автоответчик.

— Привет, пап.

— Ты когда-нибудь включаешь эту штуку, Джек?

— Автоответчик? Да, я только что вошел. Что случилось?

— Ничего. Просто хотел напомнить тебе о воскресенье. Воскресенье? Что за черт...

— Ты о теннисном матче? Ну как же я мог забыть?

— Как будто в первый раз.

Джек поморщился:

— Я же объяснил тебе, пап. Я был занят одним срочным делом и не смог выбраться.

— Ладно. Надеюсь, что больше этого не повторится. — По тону отца было понятно, что он просто представить себе не может, что это за срочное дело в ремонтном бизнесе, которое занимает целый день. — Просто я хотел устроить что-то вроде воскресного семейного матча.

— Встречай меня ясным и ранним воскресным утром.

— Хорошо. Увидимся.

— Жду не дождусь.

Какая ложь! Он боялся видеться с отцом, пусть это даже такой пустяк, как совместный теннисный матч. Но все же он поедет в Нью-Джерси и будет мучиться в родительских пенатах. Нет, зовет его туда отнюдь не мазохизм, а долг. Долг и любовь, любовь, так и не высказанная за все эти годы. В конце концов, отец ведь не виноват, что думает о сыне как о ленивом негоднике, который пустил псу под хвост образование и проматывает жизнь. Отец не знал, чем в действительности занимается его сын.

Джек переключил телефон на автоответчик и переоделся в легкие слаксы. Вряд ли джинсы подходящая одежда для Саттон-сквер.

Он решил немного прогуляться, пройтись по авеню Колумбус. Перед «Колизеем» выстроилась очередь жаждущих попасть на горячее представление. Джек прошел через южную часть Центрального парка мимо Сент-Мориц, под металлическим, богато украшенным тентом над входом на парковочную площадку отеля «Плаза», позабавился, подсчитывая встретившихся ему арабов и наблюдая за богатыми туристами, снующими туда и обратно в дверях отеля. Натешившись вдоволь этим зрелищем, он продолжил свой путь по Пятьдесят пятой авеню к району космически дорогого жилья.

От ходьбы он слегка вспотел, но почти не заметил этой неприятности. В предчувствии встречи с Джией у него, можно сказать, кружилась голова.

Пока он шел, в его памяти всплыли осколки прошлого: широкая улыбка Джии, ее глаза, то, как морщилось ее лицо, когда она смеялась, звук ее голоса, нежность кожи — все, чего он был лишен последние два месяца.

Ему вспомнилось, что он впервые почувствовал, когда увидел ее, — что-то совсем необычное. Как правило, основой для взаимоотношений с другими женщинами служила постель, но что касается Джии, то с ней все было иначе. Он хотел узнавать ее. О других он думал только тогда, когда не о чем было подумать. Джия же, наоборот, имела привычку вклиниваться в его мысли в самые неподходящие мгновения. Ему хотелось готовить с ней еду, есть с ней вместе, играть в теннис, смотреть фильмы, слушать музыку... Просто быть с ней. У него частенько появлялось желание сесть в машину и доехать до ее дома, просто чтобы убедиться, что он все еще на месте. Он терпеть не мог звонить по телефону, но заметил, что названивает ей, воспользовавшись любым предлогом. Он попался на крючок, и это ему нравилось.

Почти год он с удовольствием просыпался по утрам, зная, что в течение дня он, возможно, увидит се. Так здорово... Но были и другие воспоминания. Он вспомнил ее лицо, когда она узнала правду о нем, боль в ее глазах и, что хуже всего, — страх. Более всего его убивало то, что Джия могла хоть на секунду подумать, будто он может причинить ей вред или позволить, чтобы с ней произошло что-то дурное. Но никакие объяснения не могли изменить ее мнения о нем.

Теперь ему представился еще один шанс, и Джек не собирался его упускать.


Глава 8


— Он опаздывает, да, мам?

Они стояли у окна и смотрели на улицу, Джия Дилауро положила руки на плечи дочери. Вики просто трясло от нетерпения.

— Нет еще. Почти, но еще нет.

— Надеюсь, он не забыл.

— Не забыл. Уверена, что не забыл.

«Надеюсь, что это так», — подумала Джия про себя.

Она рассталась с Джеком два месяца назад. И уже успокоилась. Иногда за весь день ни разу не вспоминала о нем. Джек должен оставаться в прошлом, в ее жизнь уже входил новый человек.

Но почему же прошлое не может оставаться там, где ему и надлежит быть? Взять хотя бы, например, ее бывшего мужа. После развода она хотела разорвать все узы, связывающие ее с семьей Вестфален, даже опять взяла свою девичью фамилию. Но тетушки Ричарда обратили в прах ее благие намерения. Они обожали Вики и пользовались любым возможным и невозможным предлогом, чтобы заманить ее и Джию на Саттон-сквер. Сначала Джия сопротивлялась, но их безумная любовь к Вики, их настойчивые мольбы и то, что они не строили иллюзий в отношении своего племянника (однажды после третьей рюмки шерри Нелли назвала его «хамом и негодяем»), в конце концов заставили ее сменить гнев на милость. И дом номер 8 по Саттон-сквер стал для них с Вики вторым домом. Тетушки дошли до того, что соорудили для девочки на заднем дворе качели и игрушечный домик.

И поэтому, когда Нелли в панике позвонила Джии и сообщила, что во вторник утром обнаружилось исчезновение Грейс, она сразу же примчалась на Саттон-сквер. И с тех пор оставалась здесь.

Грейс Вестфален. Такая милая пожилая леди. Джия просто не могла себе представить, кто бы мог причинить ей вред, да и требований о выкупе до сих не поступало. Так где же она? Джия была напугана и самим исчезновением, и его загадочностью, да и за Нелли душа болела. Держалась она мужественно, но внутренне — Джия была уверена — мучительно страдала. И только из любви к Нелли и глубокой тревоги за Грейс Джия согласилась позвонить Джеку. Не то чтобы Джек мог реально помочь (насколько она знала, это был не его профиль), но просто Нелли была в отчаянном состоянии, а звонок Джеку это единственное, что Джия могла сделать, чтобы облегчить ее страдания.

Джия пыталась убедить себя, что стоит у окна, только чтобы составить компанию Вики — бедная девочка уже час словно приклеилась к нему, глядя на улицу, — но все же ощущала, как внутри ее нарастает чувство ожидания. Нет, это не любовь. Не может быть любовью!

Но тогда что же?

Возможно, просто остатки чувств — как пятна на не очень хорошо промытом стекле. А чего же она еще хотела? Прошло всего два месяца со времени их разрыва, а ведь она так сильно любила Джека, словно в компенсацию за свой неудавшийся брак. "Джек — единственный, — говорила она себе. — Единственный навеки". Джии не хотелось вспоминать о том ужасном дне. Весь день она отгоняла от себя эти воспоминания, но теперь, когда Джек с минуты на минуту должен был появиться, они прорвались наружу и вернули ее в тот день.

* * *


Джия убиралась в квартире Джека — всего лишь дружеский жест по отношению к нему. Он не желал нанимать домработницу и обычно убирался сам. Но по мнению Джии, способности Джека в домоводстве оставляли желать лучшего, и поэтому она решила удивить его, придав квартире приличный вид. Ей хотелось что-нибудь для него сделать. Он всегда старался чем-нибудь порадовать ее, но был такой замкнутый, что она не знала, как ему отплатить за его внимание. И вот однажды она «позаимствовала» у него второй ключ от квартиры и после ленча, когда была уверена, что его нет дома, прошмыгнула в квартиру.

Она знала Джека как забавного эксцентрика, который работал в неурочные часы по неурочным дням в качестве консультанта по охране — неизвестно, где это, — и жил в трехкомнатной квартире, забитой всяким хламом и ужасной старой мебелью. У нее закружилась голова, когда она впервые пришла к нему. Он обожал фильмы — старые, новые, хорошие и плохие. Он был единственным знакомым ей мужчиной, у которого не было никаких визитных карточек, и он так ненавидел ставить под чем-либо свою подпись, что даже не имел счета в банке. И всегда платил наличными.

Она тщательно убиралась, продвигаясь постепенно в этом нелегком труде, пока не обнаружила скрытое отделение в старом дубовом секретере, который она начала было полировать лимонным маслом. Джек любил дуб, и она также училась его любить — он ведь тоже обладал характером. Тайник открылся, когда она просматривала его последние приобретения — «кое-какую чепуху»: красно-зеленую кружку с ежегодного праздника сирот и значок курсанта военно-воздушного училища.

В темноте за панелью что-то сверкнуло. Она с любопытством протянула руку и коснулась чего-то холодного, металлического. Вытащив этот предмет, она с удивлением уставилась на него. Пистолет!

Ничего страшного! У многих в этом городе есть оружие для защиты. Ничего необычного.

Она опять заглянула в отверстие. Там оказались и другие сверкающие вещички. Она начала их вытаскивать. По мере того как она извлекала из тайника один пистолет за другим, в ней нарастала тошнота. Она пыталась убедить себя, что Джек просто коллекционирует оружие — по крайней мере, два пистолета из двенадцати вполне можно было назвать коллекционными. Ну ладно — пистолеты. А как же все остальное: коробки с патронами, кинжалы, кастеты и прочие смертоносные вещи, которых она никогда раньше даже не видела? Среди оружия она нашла три паспорта, водительские права и прочие документы, все на разные имена.

Джия села и уставилась на коллекцию, внутри у нее все застыло. Она все еще пыталась убедить себя, что все эти вещи необходимы Джеку для работы в качестве консультанта по охране, но глубоко внутри прекрасно понимала — все, что лежит перед ней, незаконно. И даже если допустить, что у него есть разрешение на все оружие, невозможно, чтобы были зарегистрированы эти паспорта и права.

Джия все еще сидела не шевелясь, когда он вернулся с одного из своих загадочных заданий. Когда он увидел все, что она нашла, на его лице появилось виноватое выражение.

— Кто ты? — спросила она, откачнувшись, когда он опустился перед ней на колени.

— Я — Джек. Ты же знаешь.

— В самом деле? Я даже не уверена, что тебя зовут Джек. — Она чувствовала, как внутри ее нарастает ярость, и уже повышенным тоном задала тот же вопрос: — Кто ты? И что ты делаешь со всем этим?

Он рассказал ей несколько приукрашенную историю о том, что он мастер по раскрутке всякого рода дел. За некоторую плату разыскивает украденную собственность и вообще помогает людям, когда полиция, суды и прочие официальные каналы не способны этого сделать.

— Но все эти ножи, пистолеты и прочие вещи... Они ведь для того, чтобы причинять людям зло!

— Иногда доходит и до этого.

Ей представился Джек, стреляющий в кого-то, сбивающий с ног и забивающий дубинкой до смерти. Расскажи ей кто-нибудь подобные вещи о человеке, которого она любила, она бы рассмеялась. Но оружие лежало перед ней. И Джек сам говорил ей об этом!

— Значит, ты просто наемный убийца!

Он покраснел.

— Я работаю только на своих условиях. И, кроме того, я никому не делаю ничего такого, чего бы они уже не сделали другим. Я собирался рассказать тебе, когда думал...

— Но ты причиняешь людям зло!

— Иногда.

Это становилось кошмаром.

— Почему же ты это делаешь?

— Потому что делаю. Я такой, какой я есть.

— И тебе нравится, когда ты делаешь людям больно?

Он посмотрел в сторону, и это было достаточно красноречивым ответом. Как будто один из его ножей вонзился ей в сердце.

— Ты сотрудничаешь с полицией?

— Нет, — сказал он с явной гордостью. — Они даже не знают о моем существовании. Ни они, ни нью-йоркские власти, ни налоговая инспекция, ни даже правительство США.

Джия поднялась и крепко обхватила себя за плечи. Неожиданно она почувствовала страшный холод. Ей не хотелось задавать этот вопрос, но она должна была его задать:

А как насчет убийств. Ты кого-нибудь убивал?

— Джия... — Он вскочил и шагнул к ней, но она откачнулась.

— Отвечай мне, Джек! Ты когда-нибудь убивал?

— Случалось. Но это не означает, что этим я добываю средства к существованию.

Ей показалось, что ее вот-вот вырвет. Человек, которого она любила, оказался убийцей.

— Ты убивал!

— Только тогда, когда не было другого выхода. Когда я должен был так поступить.

— Ты имеешь в виду — когда хотели убить тебя? Когда стоял вопрос: убить или быть убитым?

«Пожалуйста, скажи да, пожалуйста».

Он отвел глаза.

— Что-то в этом роде.

Понимай как знаешь. Чувствуя, что у нее вот-вот начнется истерика, Джия побежала. Подбежала к двери, сбежала по ступенькам, схватила такси, доехала до дома, забилась в угол и слушала телефон, который звонил, и звонил, и звонил. Когда Вики пришла из школы, Джия просто сняла трубку и повесила ее на крючок. И с этих пор больше не разговаривала с Джеком.

* * *


— Отойди от окна. Я скажу, когда он придет.

— Нет, мамочка! Я сама хочу его встретить!

— Хорошо. Но когда он придет, пожалуйста, не прыгай и не суетись вокруг него. Просто мило и вежливо поздоровайся и отправляйся в свою комнату. Поняла?

— Это он? — Вики поднялась на цыпочки. — Это он?

Джия посмотрела на дочь, засмеялась и дернула ее за косичку.

— Даже ничего подобного.

Джия отошла от окна, затем вернулась, решив стать за спиной у Вики и смотреть. Ее дочь всегда отличалась необычной проницательностью по отношению к людям. Джек, казалось, задел что-то в ее душе. А потом Джек одурачил и ее, Джию. Тоже. Похоже, Джек одурачил всех.


Глава 9


Если бы Джека спросили, где он хочет жить, он бы выбрал Саттон-сквер в Манхэттене — очень милое местечко в полуквартале от астрономически дорогих домов, стоящих в конце Пятьдесят восьмой авеню, упирающейся в низкую каменную стену и просевшую кирпичную террасу с видом на Ист-Ривер. И никаких тебе небоскребов и официальных зданий, только аккуратные четырехэтажные домики, одни покрыты черепицей, на других окрашенные в приятные пастельные тона крыши; на каждом окне и в углублении входных дверей — деревянные ставни, а в некоторых домах — даже очаровательные маленькие задние дворики. Саттон-сквер — это соседство «бентли» и «роллс-ройсов», ливрей шоферов и нянечек в униформе. А в двух кварталах к северу удивительно красивое перекрытие моста Куинсборо.

Он прекрасно помнил это место. Он бывал здесь и раньше. В прошлом году, когда выполнял работу для британской миссии в ООН. Тогда он и познакомился с тетушками Джии. Они пригласили его на маленький прием к себе домой. Джек отпирался, не желая идти, но Бёркес уговорил его. Этот день изменил всю его жизнь. Он встретил Джию.

Переходя Саттон-Плейс, Джек услышал звонкий детский голосок:

— Джек, Джек, Джек!

Темные летящие косы, распростертые руки, маленький передник, огромные голубые глаза и выщербленные передние зубы... Девочка выбежала из дому и неслась вперед с бесстрашием семилетнего ребенка, который ни на секунду не сомневается, что его подхватят, поднимут и будут кружить.

Именно это и сделал Джек. Затем он крепко прижал ее к груди, и она обхватила его шею тоненькими ручками.

— Где ты был, Джек? — прошептала она ему на ухо. — Где ты был все это время?

Джек не мог ответить — у него в горле застрял ком величиною с яблоко. Потрясенный силой испытываемых им чувств, он еще крепче прижал девочку к себе.

«Вики!» Все два месяца, что он жил, скучая о Джии, он даже не понимал, как ему недоставало этой малышки. В ту лучшую часть года, когда они с Джией были вместе, Джек и Вики виделись чуть ли не каждый день, на нем сконцентрировался неиссякаемый запас ее чувств. Потеря Вики еще больше усиливала чувство потери, которое он испытывал в течение этих двух месяцев.

«Как я люблю тебя, малышка!»

До этого мгновения он даже не понимал, насколько сильно ее любит.

Поверх плеча Вики он увидел Джию, стоящую в дверях с хмурым выражением лица, и отвернулся, чтобы спрятать навернувшиеся слезы.

— Джек, ты ужасно крепко меня обнимаешь.

Он опустил девочку на землю.

— Да, да, извини, Вики.

Он прочистил горло, собрался с мыслями, взял девочку за руку и направился к дверям и к Джии.

Выглядела она прекрасно. Черт, до чего же ей идет эта легкая голубая футболка и джинсы. Короткие белокурые волосы — хотя назвать их просто белокурыми — все равно что сказать о солнце, что оно всего лишь яркое, — сверкают и сияют. Голубые глаза похожи на зимнее небо, очистившееся от снежных облаков. Сильный полный рот. Высокие плечи и грудь, чистая кожа и легкий румянец на щеках. Он до сих пор не мог поверить, что она итальянка.


Глава 10


Джия пыталась сдержаться. Она же сказала Вики, чтобы та не скакала вокруг Джека, но как только девочка увидела его пересекающего улицу, она тут же вылетела навстречу, прежде чем Джия успела остановить ее. Нужно бы наказать Вики за непослушание, но Джия прекрасно понимала, что у нее не поднимется рука сделать это. Девочка очень любила Джека.

Судя по его виду, он отвечал ей тем же. Похоже его темные волосы немного отросли, он потерял в весе пару килограммов, но никаких особенных изменений она не заметила. Все та же жизненная энергия, которая, казалось, заставляла даже воздух пульсировать вокруг него, все та же кошачья грация движений, те же теплые карие глаза, та же ухмылочка. Его улыбка выглядела вымученной, а лицо пылало. Он казался взволнованным.

— Привет, — сипло сказал Джек, добравшись до верхней ступеньки.

Он приблизил лицо к ее щеке. Джия подумала было уклониться, но вместо этого решила изобразить безразличие. Она будет холодна и непреклонна. Он ведь больше ничего не значит для нее. И она мужественно перенесла поцелуй в щеку.

— Входи, — сказала Джия, стараясь, чтобы голос звучал по-деловому. Она чувствовала, что сыграла неплохо, но прикосновение его щетины над губой к ее щеке возбудили в ней нежелательные эмоции, и она поняла, что покраснела. «Черт бы его побрал!» Она отвернулась. — Тетя Нелли ждет.

— Хорошо выглядишь, — сказал он, уставившись на нее. Вики он все еще держал за руку.

— Спасибо, ты тоже. — Она увидела, как он сжимает руку ребенка, и у нее мурашки побежали по коже — нужно побыстрее увести от него дочь. — Дорогая, почему бы тебе не выйти и не поиграть в твоем игрушечном домике, пока Джек, я и тетя Нелли поговорим о взрослых вещах.

— Нет, — ответила Вики. — Я хочу остаться с Джеком!

Джия начала было говорить, но Джек упреждающе поднял руку.

— Первое, что мы сделаем, — сказал он, ведя Вики по коридору, — закроем за собой дверь. Возможно, у вас и замечательные соседи, но они пока не догадались установить кондиционер на улице. — Он закрыл дверь и присел на корточки перед девочкой. — Слушай, Вики! Твоя мама права. Сейчас мы должны обсудить кое-какие взрослые дела. Но я дам тебе знать тотчас, как мы закончим.

— Хочешь я покажу тебе свой домик?

— Конечно.

Идет! И мисс Джеллирол хочет познакомиться с тобой. Я много рассказывала ей о тебе.

— Здорово! Я тоже не прочь с ней познакомиться. Но сперва... — он залез в карман рубашки, — посмотри, что у меня есть.

Вики подбежала к Джеку и схватила оранжевый комочек шерсти.

— А! «Виппет»! — воскликнула она. — О, класс!

Она поцеловала Джека и, подпрыгивая, побежала на задний дворик.

— А кто или что такое мисс Джеллирол? — спросил Джек Джию, поднимаясь с корточек.

— Новая кукла, — ответила Джия как можно спокойнее. — Джек, я... я хочу, чтобы ты держался от нее подальше.

Джия посмотрела ему в глаза и поняла, что ранила его в самое сердце. Но губы Джека продолжали улыбаться.

— Я уже целую неделю не ел маленьких детей.

— Я вовсе не это имела в виду...

— Намекаешь на мое дурное влияние?

— Это мы уже проходили, и я не хочу начинать сначала. Вики была очень привязана к тебе. Теперь она только начала привыкать к твоему отсутствию, и я не хочу, чтобы она хоть на секунду подумала, что все будет как прежде.

— А я ведь не из тех, кто уходит.

— Не имеет значения. Результат был бы тот же. Она страдала.

— Я тоже.

— Джек, — сказала она, чувствуя ужасную усталость, — это бессмысленный разговор.

— Я так не считаю, Джия, я с ума схожу по ней. Было время, когда я лелеял надежду стать ей отцом.

Ее собственный горький смех отозвался в ее ушах.

— Забудь об этом! Мы уже год слыхом не слыхивали об ее отце, и ты был бы не слишком удачной заменой. Вики нуждается в настоящем человеке, который мог бы стать для нее хорошим отцом. В том, кто живет в реальном мире, с какой-то фамилией и настоящим именем. А ты небось забыл, как тебя назвали при крещении? Джек, ты... ты вообще не существуешь.

Он подошел и дотронулся до ее руки.

— Я такой же реальный, как и ты.

— Ты же знаешь, что я имею в виду! — сказала она, отпрянув. Слова резко отскакивали от ее губ. — Каким отцом ты можешь кому-нибудь стать? И каким мужем?

Она знала, что ее слова опять ранят его, но он это заслужил.

Лицо Джека напряглось.

— Ну ладно, миссис Дилауро. Может быть, перейдем к делу? В конце концов, не я же себя вызвал.

— Ну и не я. Это была идея Нелли, а я всего лишь передаточный пункт. «Попроси твоего друга, этого парня Джека, помочь». Я пыталась ей объяснить, что мы больше не друзья, но она настояла. Она вспомнила, что ты работал в прошлом году с мистером Бёркесом.

— Тогда-то мы и познакомились.

— И потянулась длинная ниточка лжи и обмана. Мистер Бёркес назвал тебя «консультантом» и «борцом с проблемами».

— Но ты нашла более подходящее слово — «убийца».

Джия вздрогнула, услышав боль в голосе Джека, когда он произнес это слово. Да, она назвала его убийцей, когда виделась с ним в последний раз. Она сделала ему тогда больно и обрадовалась этому. Но теперь ей было неприятно, что эта рана до сих пор не затянулась. Она отвернулась от него.

— Нелли ждет.


Глава 11


Со смешанным чувством боли и негодования Джек направился следом за Джией. Месяцами он лелеял слабую надежду, что когда-нибудь сможет все объяснить так, чтобы онапоняла. Но теперь он окончательно убедился, что этого никогда не произойдет. Она была доброй, сердечной женщиной, которая любила его, но он, сам того не желая, обратил ее в ледышку.

Он шел позади нее, рассматривая панели из дерева грецкого ореха, портреты на стенах — что угодно, лишь бы не смотреть на Джию. Они прошли сквозь раздвигающиеся двери в библиотеку. Стены здесь тоже были покрыты такими же темными панелями, что и холл, стояло огромное количество темной мебели: потертые велюровые кресла с подлокотниками, персидские ковры на полу, на стенах — картины импрессионистов, а в углу телевизор «Сони-тринитрон». Ну что ж, вполне жилой вид.

В этой комнате он впервые встретил Джию.

Тетя Нелли сидела в глубоком кресле у незажженного камина. Полнолицая седая женщина лет семидесяти, она была одета в длинное темное платье, заколотое у ворота бриллиантовой брошью и украшенное ниткой жемчуга. Настоящая леди, привыкшая к богатству и комфорту. С первого же взгляда бросалось в глаза, как женщина подавлена — казалось, она недавно плакала или собирается это сделать. Но как только они вошли, она встряхнулась и придала лицу любезное выражение, вкладывая в эту улыбку весь опыт своих прожитых лет.

— Мистер Джефферс, — поднимаясь, сказала она с очень сильным английским акцентом. Не с таким, как у Лин Редгрейв, скорее более похожим на пронзительный акцент Роберта Морли. — Как хорошо, что вы пришли.

— Рад снова видеть вас, миссис Пэтон. Но зовите меня просто Джек.

— Только если вы будете называть меня Нелли. Не хотите ли чаю?

— Со льдом, если можно.

— Конечно. — Она позвонила в колокольчик, находящийся рядом с ней, появилась горничная в униформе. — Три чая со льдом, Юнис.

Горничная кивнула и вышла. В комнате повисла неловкая тишина. Казалось, Нелли целиком погрузилась в свои мысли.

— Чем могу помочь, Нелли?

— Что? — Она выглядела удивленной. — О, прошу прощения, я задумалась о своей сестре. Уверена, Джия уже сказала вам, что Грейс пропала три дня назад, в ночь с понедельника на вторник... — Она произнесла «уоторник». — Полиция приехала и уехала, не найдя доказательств похищения, предложения о выкупе тоже не поступало. Она числится как пропавшая без вести, но я убеждена — с ней что-то случилось. И я не успокоюсь, пока не найду ее.

Джеку очень хотелось бы ей помочь, но...

— К сожалению, я не специалист по розыску пропавших людей.

— Да, Джия что-то говорила о том, что это не ваша специализация. — Джек взглянул на Джию, но она отвела взгляд. — Но я ума не приложу, к кому обратиться. От полиции никакой пользы. Уверена, если бы мы вернулись домой, Скотленд-Ярд сотрудничал бы с нами куда более активно, чем нью-йоркская полиция, которая даже не принимает всерьез исчезновение Грейс. Я знаю, что вы с Джией были близки, вспомнила, что Эдди Бёркес упоминал о вашей бесценной помощи миссии. Он никогда не говорил, что вы для него делали, но вспоминал о вас с большим энтузиазмом.

Джек всерьез подумал о том, что стоило бы позвонить «Эдди» — надо же назвать так начальника охранной службы английской миссии — и сказать ему, пусть держит язык за зубами. Джек всегда ценил хорошие рекомендации, ему было приятно, что он произвел такое впечатление на этого человека, но слишком уж вольно Бёркес обращается со своим именем.

— Польщен вашим доверием, но...

— Каким бы ни был ваш обычный гонорар, я с удовольствием заплачу вам.

— Дело в не деньгах, а в профессионализме. Не думаю, что я подходящий человек для этой работы.

— Разве вы не детектив?

— Что-то в этом роде, — солгал Джек. Он не был чем-то вроде детектива, он был ремонтником. Тут он почувствовал на себе взгляд Джии. — Трудность в том, что у меня нет лицензии детектива, поэтому я не могу контактировать с полицией. Она вообще не должна знать, что я связан с этим делом. Она бы этого не одобрила.

Нелли просияла:

— Так значит, вы поможете?

Она произнесла это с такой надеждой, что с его губ невольно сорвалось:

— Сделаю все, что смогу. Что же касается оплаты, то пусть она зависит от моих успехов. Если у меня ничего не выйдет, тогда никакого гонорара.

— Но ведь ваше время, безусловно, чего-нибудь да стоит, дорогой мой!

Согласен, но для меня искать тетю Вики — особое дело.

Нелли кивнула.

— Тогда будем считать, что вы наняты на ваших условиях.

Джек выдавил улыбку. Он не ожидал особых успехов в этом деле, хотя и собирался выложиться до конца. По крайней мере, можно будет встречаться с Джией он все еще не оставил надежды на примирение.

Горничная принесла ледяной чай, который Джек с удовольствием отхлебнул. Не какой-нибудь «Липтон» или «Нестле» — свежая и тонизирующая английская смесь.

— Расскажите мне о сестре, — попросил он, когда горничная вышла.

Нелли слегка наклонилась вперед и начала говорить низким голосом, изредка перескакивая с одной мысли на другую, но все же придерживаясь твердых фактов. Картина стала постепенно вырисовываться. В отличие от Нелли, пропавшая Грейс Вестфален никогда не была замужем. После того как муж Нелли погиб в боях за Англию, обе сестры — каждой из них принадлежало по одной трети огромного состояния — эмигрировали в Соединенные Штаты. С тех пор, не считая редких коротких поездок домой, они жили в западной части Манхэттена. И обе были по-прежнему верны королеве. И за эти долгие годы им ни разу не пришло в голову принять американское подданство. Они весьма естественно чувствовали себя в английском обществе в Манхэттене, состоящем в основном из богатых репатриантов, связанных с английским посольством или английской миссией в ООН. Им нравилось называть себя «колонией в колонии» и вести активную общественную жизнь, например, солидаризуясь со своими соотечественниками во время Фолклендского кризиса. Они редко встречались с американцами, так что их жизнь почти не отличалась от жизни в Лондоне.

Грейс Вестфален стукнуло шестьдесят девять — она на два года старше Нелли. У нее куча знакомых, но всего несколько друзей, и лучшим другом всегда была сестра. Никаких странностей. И конечно, никаких врагов.

— Когда вы в последний раз видели Грейс? — спросил Джек.

— В понедельник вечером. Я посмотрела по телевизору Джонни Карсона и затем пошла пожелать ей спокойной ночи. Она читала в постели. Это был последний раз, когда я видела сестру. — Верхняя губа Нелли задрожала, но она совладала с собой. — Возможно, я ее больше никогда не увижу.

Джек посмотрел на Джию:

— И никаких следов похищения?

— Я не входила в ее комнату до позднего вечера во вторник, — сказала Джия, пожав плечами. — Но я знаю, что полиция не представляет, как ей удалось выйти, не потревожив сигнализацию.

— У вас проволочная сигнализация? — спросил Джек.

— Проволочная? А, вы имеете в виду сигнализацию против воров? Да. И она работает, по крайней мере на лестнице. Однако за эти годы у нас несколько раз случалась ложная тревога, поэтому сигнализацию на верхних этажах мы отключили.

— В каком смысле — ложная тревога?

— Ну, иногда мы забывались и вставали ночью, чтобы открыть окно. Шум был ужасающий. Так что когда ставили новую сигнализацию, подключили только двери и окна внизу.

— Это означает, что Грейс не могла пройти через нижние двери или окна, не вызывая тревоги... — Внезапно его осенило. — Подождите, но ведь вы можете выключить сигнализацию и выйти, не вызвав тревоги. Вероятно, она так и сделала. Она просто вышла.

— Но ее ключ от сигнализации наверху, в ее гардеробе. А вся ее одежда висит в шкафу.

— Могу я посмотреть?

— Конечно, поднимайтесь и смотрите, — сказала Нелли, вставая.

И они все отправились наверх.

Маленькая, вся в оборочках и рюшечках, спальня вызвала у Джека тошноту. Все было розовое и в кружевах.

Его внимание привлекли французские двери в дальнем конце спальни. Он открыл их и оказался на балконе размером с карточный стол, обнесенном стальными перилами по пояс высотой. Балкон выходил на задний двор. Внизу, в доброй дюжине футов от земли, был разбит розарий. В тенистом углу двора стоял домик для игры, о котором упоминала Вики. Он был слишком тяжелым, чтобы его можно было передвинуть под окно, не повредив розовых кустов. Тому, кто хотел взобраться наверх, пришлось бы принести с собой лестницу, или он должен был быть классным прыгуном.

— Полицейские нашли под окном какие-нибудь следы?

Нелли покачала головой.

— Они подумали, что кто-то мог воспользоваться лестницей, но не нашли никаких ее следов. Земля такая твердая и сухая, а дождей не было, и...

В дверях появилась Юнис:

— Вас к телефону, мэм.

Нелли извинилась и вышла, оставив Джию и Джека одних в комнате.

— Полная комната загадок, — сказал он. — Я чувствую себя Шерлоком Холмсом.

Он опустился на колени, чтобы посмотреть, не осталось ли на ковре грязных пятен, но ничего не нашел. Заглянул под кровать и обнаружил гам лишь пару тапочек.

— Что ты делаешь?

— Ищу какие-нибудь нити. Предполагается что я детектив. Разве забыла?

— Не думаю, что исчезновение женщины подходящий повод для шуток, сказала Джия. Стоило Нелли выйти из комнаты, как ее тон стал опять ледяным.

Я не шучу, наоборот, отношусь к делу весьма серьезно. Но признайся, в воздухе витает дух некоей английской тайны. Или тетушка Грейс, сделав запасной ключ, выпрыгнула в ночь в одном неглиже — бьюсь об заклал, в розовом и кружевном белье, — или кто-то вскарабкался по стене, дал ей пинка и уволок без единого звука. И то и другое не кажется мне убедительным.

Джия, похоже, внимательно слушала. По крайней мере, это уже кое-что.

Джек подошел к туалетному столику и осмотрел пузырьки с духами. Их тут оказалось несколько дюжин, некоторые названия были ему знакомы, но большинство он никогда не слышал.

Джек заглянул в ванную и наткнулся на целый взвод различных пузырьков: «Метамусил», «Филиппинское молочко-магнезия», «Хэйлис М-О», «Пезиколейс», «Сурфак», «Экс-лакс» и прочие. Один пузырек стоял в стороне от других. Джек взял его в руки Прозрачное стекло, внутри густая зеленая жидкость. Отвинчивающийся металлический колпачок с белой эмалью. Единственное, чего не хватало, — наклейки «Смирнофф», и он вполне мог бы сойти за пробную бутылочку водки.

— Что это?

— Спроси Нелли.

Джек отвинтил колпачок и понюхал. Не духи. В этом он был абсолютно уверен. Запах явно травяного происхождения и не особенно приятный.

Вернулась Нелли; было видно, что она уже не в силах скрывать своего беспокойства.

— Это из полиции. Я недавно звонила их начальнику, он только что перезвонил и сказал, что ничего нового о Грейс у них нет.

Джек протянул ей пузырек.

— Что это?

Нелли посмотрела на пузырек несколько удивленно, затем ее лицо прояснилось.

— А, да! Грейс принесла его в понедельник. Не уверена, что знаю, где она его взяла, она сказала, что это новое лекарство, которое проходит рыночную апробацию, и это бесплатный образец.

— Но от чего это лекарство?

— Ну, это что-то физиологическое.

— Что-о?

— Ну да — физиологическое Слабительное, Грейс всегда мучилась, как бы это поделикатнее сказать... из за работы кишечника. У нее всю жизнь были подобные проблемы.

Джек поставил пузырек на место, но что-то в этой бутылочке без этикетки заинтересовало его.

— Могу я это взять с собой?

— Конечно.

Джек снова огляделся — не бросится ли в глаза что-нибудь еще. Пока что у него не возникло ни малейшего намека на то, как искать Грейс Вестфален.

— Пожалуйста, пообещайте мне две вещи, — сказал он Нелли, когда они спускались по лестнице. — Во-первых, держите меня в курсе полицейского расследования. Во-вторых, полицейские никоим образом не должны знать о моем участии в этом деле.

— Хорошо. Когда вы собираетесь приступить?

Он улыбнулся. Обнадеживающе, как ему показалось.

— Уже приступил, но прежде мне нужно кое-что обдумать, а потом уже искать.

Он положил свою находку в карман. Странный какой-то пузырек.

Нелли осталась на втором этаже — стоять и смотреть на пустую комнату сестры. Когда Джек сошел с последней ступеньки, из кухни выскочила Вики с долькой апельсина в руке.

— Сделай апельсиновый рот! Сделай апельсиновый рот!

Он засмеялся, польщенный тем, что она помнит эту шутку, засунул дольку в рот, зажал ее в зубах, и Вики увидела большую апельсиновую улыбку. Она захлопала в ладоши и засмеялась:

— Разве Джек не смешной, а, мам? Разве он не самый-самый смешной?

— Он — хулиган, Вики.

Джек вынул апельсиновую дольку изо рта.

— А где же новая кукла, с которой ты хотела меня познакомить?

Вики драматически ударила себя по лбу.

Мисс Джеллирол! Она же осталась на улице. Я побегу...

— У Джека нет времени, дорогая, — сказала Джия, выглядывая из-за его плеча. — Покажешь в следующий раз, ладно?

Вики улыбнулась, и Джек заметил, что у нее начал расти второй коренной зуб.

— Ладно, Ты скоро придешь, Джек?

— Скоро, Вики.

Он посадил ее на бедро, донес до входной двери, поставил на пол и поцеловал.

— Увидимся, — сказал он и, взглянув на Джию, добавил: И с тобой тоже.

Джия притянула к себе дочь.

— Да, конечно.

Джек шагнул на тротуар и подумал, что дверь за ним захлопнулась слишком уж громко.


Глава 12


Вики подтащила Джию к окну, и они обе смотрели, как Джек исчезает из вида.

— Он ведь найдет тетю Грейс, да?

— Он сказал, что попытается.

— Он найдет.

— Не слишком на это надейся, дорогая, — сказала Джия, присев перед дочерью на корточки и обнимая ее. — Возможно, мы никогда не найдем ее.

Она почувствовала, как напряглась Вики, и пожалела о том, что сказала, — нельзя даже думать так. Грейс должна быть жива и невредима.

— Джек найдет ее. Джек все может.

— Нет, Вики, нет. Он не может. Правда, он не все может. — В Джии боролись противоречивые чувства: злорадство, чтобы у Джека ничего не получилось, с желанием возвращения Грейс домой; желание унизить Джека в глазах Вики и одновременно защитить ее от боли разочарования.

— Мам, почему ты больше его не любишь? Вопрос дочери застал Джию врасплох.

— А кто сказал, что я когда-либо любила его?

— Любила, — сказала Вики, поворачиваясь к матери. Невинные голубые глаза смотрели ей прямо в душу. — Разве ты не помнишь?

— Ну, возможно, и любила чуть-чуть, но все уже прошло. И это правда. Больше не люблю его. И никогда по-настоящему не любила.

— Но почему?

— Не всегда все происходит так, как нам хочется.

— Как у тебя и у папы?

— М-м-м...

За те два с половиной года, что они с Ричардом были в разводе, она прочитала все журнальные статьи о том, как объяснить маленькому ребенку разрыв между родителями. Там были всевозможные ответы, но годились они только для тех случаев, когда отец приходил на выходные, на праздники, бывал на днях рождения. А что сказать ребенку, отец которого исчез не только из его жизни, но и вообще из города, покинул континент, когда девочке не было и пяти лет? Как объяснить ей, что отцу наплевать на нее? Может быть, Вики и сама все понимает? Может быть, поэтому она так и привязалась к Джеку, который никогда не упускал возможности обнять ее или что-нибудь подарить, который обращался с ней как с личностью?

— А Карла ты любишь? — кисло спросила Вики.

Похоже, девочка отказалась от мысли прояснить этот вопрос и пыталась узнать теперь о другом.

— Нет. Мы еще плохо знаем друг друга.

— Он такой зануда.

— Ну почему? Он очень милый. Тебе просто нужно получше его узнать.

— Зануда, мам. Зануда.

Джия рассмеялась. Карл вел себя как любой мужчина, не умеющий обращаться с детьми. Он чувствовал себя с Вики неловко: то был слишком строг, то излишне слащав. Он никак не мог растопить между ними лед хотя и пытался.

Карл служил бухгалтером в «ББД и О». Блестящий остроумный. Настоящий цивилизованный мужчина. Не то что Джек. Они познакомились в агентстве, когда она доставляла кое-какую живопись по одному из его счетов. Последовали телефонные звонки, цветы, обеды. Что-то происходило между ними, конечно, это была еще не любовь, но складывались милые дружеские отношения. Карл из тех, кого называют «выгодный кадр». Джия не любила думать о мужчинах в таком контексте. Это заставляло ее чувствовать себя хищницей, но ведь она никогда не охотилась. За последние десять лет у нее было всего двое мужчин — Ричард и Джек, и оба глубоко разочаровали ее. Так что поневоле приходится держать Карла под рукой.

Была и еще одна причина для беспокойства. Уже год, как Ричард находился вне досягаемости, и деньги стали немаловажной проблемой. Джия не хотела алиментов, но небольшое содержание на ребенка не помешало бы. После возвращения в Англию Ричард прислал несколько чеков в английских фунтах — похоже, он делал все, чтобы усложнить ей жизнь. И не потому, что у него были финансовые проблемы — он ведь контролировал одну треть состояния Вестфаленов. Он тоже был «выгодным кадром». Но вскоре после свадьбы она обнаружила, что ее муж импульсивен и непредсказуем, вообще отличается эксцентричностью. И поэтому, когда в конце прошлого года он исчез, никто особенно не взволновался. Видимо, решил податься в бега, не сказав никому ни слова. Такое с ним уже случалось.

Джия делала все, чтобы обеспечить себя и свою дочь. Хорошую постоянную работу по продаже картин со свободным графиком почти невозможно найти, но она все-таки нашла ее. Карл помогал ей в работе, и, хотя она была ему благодарна, это беспокоило ее: не хотелось, чтобы на ее решение об их взаимоотношениях влияли экономические факторы.

Ей была необходима эта работа. Работа со свободным графиком — единственная возможность быть для Вики и кормилицей, и матерью, и отцом, и все это делать хорошо. Джие хотелось быть дома, когда дочь возвращается из школы; ей хотелось, чтобы Вики знала, что, если отец и бросил ее, мать всегда будет рядом. Но к сожалению, не все так просто.

«И все деньги, деньги, проклятые деньги».

Все сводилось к деньгам. Не то чтобы ей хотелось купить что-то особенное. Просто ей нужны были деньги, чтобы не волноваться все время из-за их отсутствия. Ее обычная ежедневная жизнь сильно упростилась бы, выиграй она в лотерею или умри какая-нибудь богатая тетушка, после которой ей осталось бы тысяч пятьдесят или около того. Но богатых тетушек, одной ногой стоящих в могиле, у Джии не было, а к концу недели не оставалось денег и на лотерейные билеты. Поэтому приходилось надеяться только на себя.

Конечно, она не была столь наивна, чтобы думать, что деньги могут решить все — взять хотя бы Нелли, одинокую и несчастную, которая, несмотря на все свои капиталы, не могла вернуть назад свою сестру; но деньги — свались они ей на голову — помогли бы более крепко спать по ночам.

Все напоминало Джии о том, что пора платить за квартиру. Вчера вечером она заглянула к себе и увидела счет. Приятно находиться на Саттон-сквер и поддерживать компанию Нелли: здесь всегда теплота, приветливость и радушие. Но тут она не могла работать. Приближался крайний срок исполнения двух заказов, и ей безумно нужны были деньги. Заплатить за квартиру сейчас, значит, снизить свой счет до критической отметки, но платить все равно надо.

Что ж, придется найти чековую книжку и покончить с этой проблемой.

— Почему ты не играешь в своем домике? — спросила Джия Вики.

— Там скучно, мам.

— Знаю. Но ведь его купили специально для тебя так почему бы не попытаться еще раз поиграть в нем, через несколько минут я войду и присоединюсь к тебе. Но сначала мне нужно закончить одно дело.

Вики просияла:

— Ладно! Мы поиграем с мисс Джеллирол А ты будешь мистером Грейп Граббером.

Конечно, дорогая. Что бы Вики делала без своей мисс Джеллирол?

Джия смотрела, как дочь бежит через пустой дом. Вики любила гостить у своих тетушек, но ей это быстро надоедало, что вполне естественно — поблизости нет никого ее возраста, все ее друзья остались дома.

Джия поднялась на третий этаж, в комнату для гостей, в которой они с Вики провели прошедшие две ночи. Может быть, ей удастся поработать. Она оставила проект в своей квартире, но прихватила с собой большой блокнот с зарисовками и собиралась отправиться в «Бургер-мейстер» — это что-то вроде «Макдональдса», новый клиент Карла. Вообще-то компания располагалась на юге, но намеревалась завоевать всю страну. В их ассортимент входили обычные бургеры, включая их собственный «ответ» биг-маку, звучащий несколько по-фашистски: «Мейстер бургер». Но у них был широкий выбор десертов: эклеры, наполеоны, кремовые слойки и тому подобное.

Джии поручили разработать художественное оформление для бумажных салфеток, которыми накрывают подносы с едой. Оформитель решил, что на них должны быть представлены все многочисленные услуги, которые предлагает «Бургер-мейстер». Художественный директор отверг это предложение и в свою очередь предложил заполнить пространство смеющимися, бегающими, прыгающими, крутящимися детьми; машинами, набитыми счастливыми людьми; детьми, празднующими дни рождения в специальных комнатах для вечеринок, — и все это крутится, вертится, галдит вокруг радостного, официально выглядящего парня мистера Бурго-мейстера.

Что-то в этом сильно не нравилось Джии. Не идея, а сплошные утраченные возможности. Если человек смотрит на эту салфетку, значит, он уже в «Бургер-мейстере» и заказал еду. И значит, ему незачем больше вставать. А почему бы не завлечь посетителя чем-нибудь вкусным на десерт? Изобразить, например, мороженое, и печенье, и эклеры, и кремовые слойки... Заставить ребятишек и их родителей раскошелиться на десерты. Хорошая идея, она взволновала Джию.

«Какая же ты крыса, Джия. Десять лет назад эта мысль даже не пришла бы тебе в голову. А если бы и пришла, то ужаснула бы».

Но она уже не была той девочкой из Огайо, которая приехала в большой город после художественной школы в поисках работы. С тех пор она уже побывала замужем за мямлей и влюбилась в убийцу.

Она приступила к наброскам десертов.

После часа работы Джия устроила перерыв. Сейчас, выполняя работу для «Бургер-мейстера», она уже не воспринимала квартирную плату столь трагически. Она вытащила из сумочки чековую книжку, но никак не могла найти счет. Сегодня утром она оставила его в гардеробной, а теперь он исчез.

Джия вышла на лестницу и позвала горничную:

— Юнис! Ты не видела чек в моей гардеробной сегодня утром?

— Нет, мэм, — раздалось в ответ.

Тогда остается только одно.


Глава 13


Нелли слышала разговор Джии и Юнис. «Ну вот, начинается», — подумала она, зная, как взорвется Джия, когда узнает, что Нелли оплатила счет. Милая девочка эта Джия, но такая горячая. И такая гордая — отказывается принимать финансовую помощь, независимо от того, как часто ее предлагают. Ужасно непрактичное отношение. И, кроме того... если бы Джия принимала помощь просто и естественно, Нелли не мучилась бы над тем, как ее предложить. Но прямой путь был невозможен, предлагать ей деньги — то же самое, что размахивать красной тряпкой перед мордой разъяренного быка. Поэтому, чтобы помочь Джии, Нелли приходилось искать окольные пути.

Приготовившись к буре, Нелли вышла на лестничную площадку.

— Я видела его.

— И что с ним произошло?

— Я оплатила его.

У Джии отвисла челюсть.

— Ты — что?

Нелли заломила руки, изображая волнение.

— Только не думай, что я шпионю, дорогая. Просто я зашла в твою комнату, чтобы убедиться, что Юнис обслуживает тебя как надо, и увидала на бюро счет. Сегодня утром я оплачивала свои, ну заодно оплатила и твой.

Джия быстро спустилась вниз и остановилась, положив руки на перила.

— Нелли, ты не имеешь права!

Но Нелли стояла на своем:

— Глупости! Я могу распоряжаться своими деньгами, как пожелаю.

— По крайней мере, спросила бы сначала меня.

— Правильно, — сказала Нелли, принимая покаянный вид, — но как ты знаешь, я старая женщина и потому ужасно забывчива.

Нелли добилась желаемого успеха. Джия перестала хмуриться, потом постаралась подавить улыбку и наконец не выдержала и расплакалась.

— Ты такая же забывчивая, как компьютер!

— О, дорогая, — сказала Нелли, переходя на половину Джии и обнимая ее за талию, я же понимаю, что, попросив тебя пожить со мной, я оторвала тебя от работы, чем пробила брешь в твоих финансах. Но мне так нравится, когда вы с Викторией живете здесь.

"И вы мне необходимы, — подумала она. — Я не смогла бы вынести одиночества в компании одной Юнис. Наверное, просто сошла бы с ума от волнений и горя".

— Особенно Виктория... осмелюсь сказать, она единственная стоящая вещь, которую мой племянник сделал за свою жизнь. Такая хорошая девочка. Знаешь, я не могу поверить, что Ричард не хочет иметь с ней ничего общего.

— Ну а что у них общего? И если все будет так, как я задумала, он никогда и не будет иметь к ней никакого отношения.

Затянувшийся разговор о племяннике Ричарде заставил Нелли почувствовать себя неловко. Этот человек — пятно на фамильной чести Вестфаленов.

— Так тому и быть. Кстати, я не говорила тебе, но в прошлом году я изменила завещание, и, когда я умру, большую часть состояния получит Вики.

— Нелли...

Нелли ожидала возражений и была к ним готова.

— Она же Вестфален, последняя из рода Вестфален, если, конечно, Ричард не женится еще раз и не заведет ребенка, в чем я сильно сомневаюсь, поэтому и хочу, чтобы она наследовала часть нашего фамильного состояния, наше проклятие и все остальное.

— Проклятие?

Как это у нее сорвалось с языка? Она не хотела даже упоминать об этом.

— Так, дорогая, просто шутка.

Джия неожиданно ощутила приступ слабости и прислонилась к Нелли.

— Нелли, не знаю, что сказать, но надеюсь — пройдет еще много времени, прежде чем это случится.

— Я тоже надеюсь, но до этою, пожалуйста, не лишай меня удовольствия время от времени помогать тебе. У меня ведь так много денег и так мало радостен в жизни. А вы с Викторией — самая большая радость. И если я могу хоть немножко облегчить нашу жизнь...

— Нелли, я не объект для благотворительности.

— Согласна, но ведь ты — член семьи. — Она сурово посмотрела на Джию. — Даже если ты и взяла назад свою девичью фамилию. И как твоя тетя, я могу помогать тебе время от времени. Все! Хватит на эту тему!

Сказав это, она поцеловала Джию в щеку и отправилась к себе в спальню. Но как только она закрыла за собой дверь, мужество оставило ее. Она с трудом пересекла комнату и упала на кровать. Насколько проще переносить боль на людях, изображать стойкость и держать себя в руках. Но теперь, когда вокруг нее никого нет и ничего не нужно изображать, она чувствовала себя совершенно разбитой.

«О, Грейс, Грейс, Грейс! Где же ты? И сколько я смогу прожить без тебя?»

Сестра была для Нелли лучшим другом чуть ли не с тех времен, когда они во время войны вместе прилетели в Америку. Ее широкая улыбка, заливистый смех, удовольствие от совместной рюмочки послеобеденного шерри и даже ее вечная тревога из-за нерегулярной работы кишечника — Нелли так недоставало всего этого.

«Несмотря на все ее слабости, несмотря на ее спесь, она — добрая душа, и я хочу, чтобы она вернулась».

Неожиданно Нелли пронзила мысль, что ей, может быть, уже никогда не увидеть Грейс, и она зарыдала, Правда, это трудно было назвать рыданием в полном смысле слова, просто тихое всхлипывание, которое никто не должен услышать. Нелли не могла позволить кому-либо, особенно дорогой маленькой Виктории, видеть себя плачущей.


Глава 14


Джеку не хотелось возвращаться пешком, и он поймал чакси. Водитель сделал пару попыток завести разговор о том о сем, но резкие, короткие ответы с заднего сиденья заставили его заткнуться. Джек не мог припомнить, когда еще за всю свою жизнь он чувствовал себя так погано. Даже когда умерла его мать, ему не было так мерзко. Джеку необходимо было поговорить с кем-то, но конечно же не с водителем.

Он шел в небольшой магазинчик на углу его дома с пикантным названием «Бухточка Ника» — неприятное, неопрятное место с вековой грязью, въевшейся в окна; часть ее, проникнув через стекло, облепила выставленные на витрине образцы бакалейной продукции. Выгоревшие муляжи «Тайда», «Чиориса», «Гейнебургера» и тому подобная продукция пылились здесь уже многие годы и, скорей всего, еще очень долго будут служить «украшением» витрины. Цены в магазине могли бы вогнать в краску эксонского палача, но Ник искусно вел дела и к тому же продавал недурные и, как он утверждал, идеально свежие торты.

Джек взял наименее запыленный «Интенман» и проверил срок хранения. Ничего, срок реализации истекает только на будущей неделе.

— Собираешься заглянуть к Эйбу? — спросил Ник. У него было три подбородка; два больших поддерживали самый маленький. И все три небриты.

— Ага. Так что приходится нести наркоману его дурь.

Передавай ему привет.

— Ладно.

Джек прошел по Амстердам-авеню и спустился к спортивному магазину «Ишер». Он знал, что найдет здесь Эйба Гроссмана, своего старинного друга и поверенного еще с тех времен, когда он стал ремонтником Джеком. На самом деле Джек перебрался в этот район именно из-за Эйба, который был закоренелым пессимистом. Какими бы мрачными ни казались дела, Эйбу они виделись в еще более мрачном свете. По сравнению с ним утопленник чувствовал бы себя счастливчиком.

Джек вгляделся через окно вовнутрь. В магазине в полнейшем одиночестве восседал за кассой мужчина лет пятидесяти и читал газету.

Помещение магазина было явно недостаточным для товаров, в нем представленных: велосипеды свешивались прямо с потолка; стены завешаны рыболовными удочками, теннисными ракетками и баскетбольными корзинами, а узкие полки завалены хоккейными клюшками, мячами для гольфа и прочими вещичками для активного отдыха.

Не спортивный магазин, а сплошной кошмар.

— Что, скучаем без покупателей? — спросил Джек под аккомпанемент дверного колокольчика.

Эйб взглянул на него поверх очков:

— Да уж. И насколько я понимаю, с твоим приходом ничего не изменится.

— Совсем наоборот. Я пришел с подношением в руках и деньгами в кармане.

— Правда? — Эйб взглянул из-за кассового аппарата на белую перевязанную коробку. — Правда! Песочный торт? Тащи его сюда.

В это время громадный плотный детина в грязной безрукавке просунул голову в дверь.

— Мне нужна коробка патронов 12-го калибра Имеется?

Эйб снял очки и презрительно посмотрел на парня:

— Вы видите, сэр, что на вывеске? «Спортивные товары». А убийство — это не спорт!

Парень посмотрел на Эйба как на сумасшедшего ц ушел.

Для человека, таскающего на себе килограммов сто веса, Эйб, когда хотел, передвигался довольно быстро. Его седые волосы были зачесаны назад, а одежда всегда одна и та же: черные брюки, белая рубашка с короткими рукавами и лоснящийся черный галстук. Галстук и рубашка Эйба напоминали своего рода атлас съеденного им за день. Эйб обошел кассу, и Джек узнал, что тот поглотил сегодня вареные яйца, горчицу и что-то вроде кетчупа или соуса для спагетти.

— Ты знаешь, как достать человека, — сказал он, отламывая кусок торта и смачно его жуя. — Забыл, что ли, что я на диете? — Когда он говорил, сахарная пудра беспрерывно сыпалась ему на галстук.

— Ага. То-то я и вижу.

— Нет, правда. Это моя очень специальная диета. Ничего калорийного, кроме интенмановских тортов. Это очень диетическая пища. Сокращается потребление любой другой еды, но интенмановские торты — вне закона. — Он откусил еще один громадный кусок. Такие торты всегда были его страстью. — Кстати, я говорил тебе, что сделал приписку к завещанию? Я решил, что после кремации мой прах должен покоиться в коробке из-под интенмановского торта. А если меня не кремируют, то пусть похоронят в белом гробу со стеклянной крышкой и голубыми узорами по бокам. Вот в таком, — сказал он, подняв коробку от торта. — Или пусть меня зароют на травянистом холме с видом на интенмановскую фабрику.

Джек попытался улыбнуться, но, должно быть, попытка не увенчалась успехом. Эйб даже перестал жевать.

— Что тебя гложет, парень?

— Видел сегодня Джию.

— Ну и?..

— Все кончено. Действительно кончено.

— А разве ты этого не знал?

— Знал, но все же не мог окончательно поверить. — Джек заставил себя задать вопрос, хотя отнюдь не был уверен, что ответ ему понравится: — Эйб, я что, сумасшедший? Может, у меня с головой не в порядке, если мне нравится, как я живу? У меня что, на лбу написано, что я — псих, а я этого не знаю?

Не отводя взгляда от лица Джека, Эйб положил кусок торта и, предприняв безнадежную попытку отряхнуть рубашку, добился лишь того, что размазал по галстуку сахарные крошки в огромные белые пятна.

— Что она сделала с тобой?

— Может быть, открыла мне глаза. Иногда полезно посмотреть на себя со стороны, чтобы понять, кто ты на самом деле.

— И что же ты увидел?

Джек глубоко вздохнул:

— Сумасшедшего... сумасшедшего, склонного к насилию.

— Это то, что видит она. Но что она знает? Она знает о мистере Канелли? А о твоей матери? Знает, как ты стал мастером-ремонтником Джеком?

— Не-а, даже не захотела выслушать.

— Ну вот, видишь? Она ничего не знает! Она ничего не понимает. Она закрыла для тебя свое сердце. Кому нужна такая?

— Мне.

— Замечательно, — сказал Эйб, потирая лоб и оставляя на нем белые следы. — С этим не поспоришь. — Он взглянул на Джека. — Сколько тебе лет?

Джек ненадолго задумался. Этот вопрос всегда ставил его в тупик.

— А-а-а... Тридцать четыре.

— Тридцать четыре. Уверен, что тебя бортанули не первый раз.

— Эйб... Я ни к кому не относился так, как к Джии. А она боится меня!

— Страх неизвестности. Она тебя не знает и потому боится. Я знаю о тебе все. Разве я боюсь?

— Не боишься? Никогда?

— Никогда!

Он проковылял к своей кассе и взял номер «Нью-Йорк пост». Полистал страницы и сказал:

— Смотри, пятилетний ребенок до смерти забит дружком его матери! Парень с опасной бритвой резанул восьмерых на Таймс-сквер и скрылся в метро! В номере гостиницы в Вест-Сайде обнаружен труп без рук и головы! Жертва избиения лежала посреди улицы истекая кровью, кто-то подбежал к ней, ограбил и оставил ее умирать. И после этого я должен бояться тебя? Джек пожал плечами. Эйб не смог убедить его. Ничего из того, что он сейчас наговорил, не вернет ему Джию. Джек был таким, каким был, и именно это отталкивало ее. Он решил закруглиться с делами и отправиться домой.

— Мне нужно кое-что.

— Что именно?

— Дубинка из свинца и кожи.

Эйб кивнул.

— На десять унций?

— Точно.

Эйб запер входную дверь и повесил табличку: «Вернусь через несколько минут», прошел мимо Джека и повел его в заднее помещение, где остановился возле шкафа. Они зашли в шкаф и закрыли за собой дверцу. Эйб нажал на стену, и она открылась. Эйб включил свет, и они начали спускаться по ступенькам. По мере того как они спускались, им навстречу высвечивалась неоновая вывеска:

"ЛУЧШЕЕ ОРУЖИЕ — ПРАВО ПОКУПАТЬ ОРУЖИЕ,

ПРАВО БЫТЬ СВОБОДНЫМ".

Джек частенько спрашивал друга, зачем он повесил тут эту неоновую вывеску, где реклама вовсе ни к чему, но всегда получал твердый ответ, что в каждом приличном оружейном магазине должна быть такая вывеска.

— Но если уж ты об этом заговорил, Джек, — сказал Эйб, — какое, в конце концов, имеет значение, что я думаю о тебе или что думает о тебе Джия? Все равно это долго не протянется. Все летит к черту. Ты же знаешь. Близится полная гибель цивилизации. И скоро все начнется. Вначале обанкротятся банки. Люди уверены, что их вклады обеспечены государственной страховкой? Наивные глупцы! Их ждет глубокое разочарование! Как только обанкротится пара-другая банков, они увидят, что государственной страховки не хватает, даже чтобы компенсировать миллионную часть вкладов. Тогда, мальчик мой, начнется паника. Правительство врубит на полную катушку печатный станок, чтобы выплатить страховку. И что мы получим? Безудержную инфляцию. Говорю тебе... Джек перебил друга. Эти предсказания он уже выучил наизусть.

— Эйб, ты талдычишь об этом уже лет десять. Теперь ты утверждаешь, что экономический крах уже на пороге. Ну и где же он?

— Грядет, Джек, грядет. Я счастлив, что моя дочь уже взрослая, и слава богу, у нее хватило ума не завести семью. Я просто содрогаюсь при мысли о том, что пришлось бы растить детей или внуков в будущем мире.

Джек подумал о Вики.

— Ну да, ты, как всегда, полон задорного веселья, а, приятель? По-моему, ты единственный человек, который, выходя из комнаты, зажигает в ней свет.

— Очень смешно. Я просто пытаюсь открыть тебе глаза, чтобы ты мог защитить себя.

— А как насчет тебя самого? У тебя уже есть бомбоубежище, до отказа набитое замороженными и сухими продуктами?

Эйб отрицательно покачал головой:

— Не-а, мне это ни к чему. Моя жизнь здесь. К жизни после катастрофы мне не приспособиться. А переучиваться я уже слишком стар.

Он нажал еще одну кнопку, и потолок осветился.

Подвал оказался таким же забитым, как и верхнее помещение, но только не спортивными товарами. Стены и пол были завалены оружием, здесь было все и на любой вкус: хлысты, дубинки, сабли, выкидные ножи и полный комплект огнестрельного оружия — от небольших крупнокалиберных пистолетов до базук.

Эйб подошел к большой картонной коробке, порылся в ней и бросил ему что-то в чехле на «молнии». Джек расстегнул «молнию» и взвесил на руке «черного джека» свинцовую гирю, обмотанную узкими полосками кожи; тугое переплетение образовывало крепкую ручку, которая заканчивалась ременной петлей, в нее просовывалась кисть руки. Джек надел петлю на руку и сделал несколько коротких взмахов. Гибкость петли позволяла вращать кисть во всех направлениях и действовать на близком расстоянии.

Он молча стоял, рассматривая «черного джека». Именно такие вещи пугали Джека. Он еще раз замахнулся, на этот раз сильнее, и ударил по краю деревянной коробки. Раздался гром-треск, полетели щепки.

— Отличная штуковина. Сколько?

— Десять.

Джек засунул руку в карман.

— Раньше было восемь.

— Вспомнил! Между прочим, такие вещи покупаются один раз на всю жизнь.

— Обычно я все теряю. — Он протянул Эйбу десятидолларовый банкнот и положил свое приобретение в карман.

— Может, еще что-нибудь?

Джек сделал мысленную ревизию своему оружию и амуниции.

— Нет. Я превосходно упакован.

— Отлично. Тогда поднимемся наверх и поговорим за тортом по душам. Ты выглядишь как человек, которому нужно выговориться.

— Спасибо, Эйб, — сказал Джек, направляясь к лестнице. — Но мне нужно успеть кое-что сделать до темноты. Так что лучше я побегу.

— Ты напрасно все держишь в себе. Сколько раз можно повторять, что это вредно? А мы ведь друзья, как-никак. Выговорись — и тебе станет легче. Или ты мне больше не доверяешь?

— Доверяю, как сумасшедший. Просто...

— Что?

— Увидимся, Эйб.


Глава 15


Джек добрался до своей квартиры уже в начале седьмого. Наступающие сумерки заполнили переднюю тенями. Это соответствовало его настроению.

Он проверил автоответчик — никто не звонил.

Джек притащил с собой небольшую двухколесную тележку для походов в магазин и бумажный пакет, набитый старой одеждой — женской одеждой. Он задвинул тележку в угол, затем отправился в спальню.

Его кошелек похудел, а новая покупка заняла свое место на туалетном столике. Джек разделся и остался в трусах и майке. Пора приниматься за работу. Ему ужасно не хотелось делать зарядку. Он чувствовал себя эмоционально и физически разбитым и подавленным, но он поклялся себе никогда не пропускать ежедневных упражнений и выполнял эту клятву. От этого зависела его жизнь.

Он закрыл квартиру и, подпрыгивая, начал подниматься по ступенькам.

Солнце прошло свой пик и уже клонилось к закату, но крыша все равно напоминала ад. Ее черная поверхность еще удерживала солнечный жар, накопившийся за весь день. Джек вгляделся в горизонт, окрашенный лучами заходящего солнца. В ясный день отсюда можно увидеть Нью-Джерси. Если вам этого хочется. Кто-то сказал ему однажды, что души умерших грешников отправляются в Нью-Джерси.

Крыша была заполнена, но не людьми, а вещами. В южном углу валялись обрывки от коробок из-под томатов «Апплетон», в северном углу Генри Бок установил громадную спутниковую антенну, а в середине почетное место занимал дизельный генератор, который купили после кризиса в июле 77-го года, а вокруг него, как поросята-сосунки вокруг матки, сгрудились бидоны из-под масла. И над всем этим гордо развевался на двухметровом шесте черный анархистский флаг Нейла.

Джек вышел на небольшую деревянную площадку, которую он сам для себя соорудил, и сделал несколько разогревающих упражнений, затем приступил к основному комплексу. Он выполнял отжимания, приседания, прыжки через скакалку; попрактиковался в ударах и блоках таэквондо. Смысл в том, чтобы постоянно двигаться, не останавливаясь ни на секунду, пока тело не покроется мелким потом и он не потечет по лицу и шее.

Джек услышал шаги за спиной.

— Привет, Джек.

— А, Нейл, привет. Как всегда, в это время.

Нейл подошел к шесту и благоговейно спустил черный флаг. Аккуратно сложил его, сунул под мышку и, слегка покачиваясь, направился к лестнице. Джек перегнулся через генератор и покачал головой. Странно, что человек, презирающий все правила, был так пунктуален — по приходу и уходу Нейла-анархиста можно было проверять часы.

Вернувшись в квартиру, Джек поставил дюжину яичных рулетов в микроволновую печь, запрограммировал ее так, чтобы успеть принять душ. С еще мокрой головой он открыл банку с утиным соусом и бутылку диетической кока-колы и присел на кухне.

Квартира была пуста. Этим утром она не казалась ему очень одинокой, но было как-то уж очень тихо. Он перешел с едой в телевизионную комнату, включил телевизор и попал прямо в середину «мыльной оперы», на уютную домашнюю сцену с мужем, женой, детьми и собакой. Это напоминало ему о воскресных днях, когда Джия привозила с собой Вики и он учил малышку, как уберечься от астероидов и космических пришельцев. Джек вспомнил, как любил смотреть на Джию, когда она суетилась в его квартире, пытаясь навести порядок. И вещи охотно подчинялись ей.

Зато на экране все шло не так, поэтому он быстро пробежался по другим каналам. Полный спектр удовольствий — от новостей до повторных фильмов, от парочек, вращающих бедрами в зажигательном танце мумба-юмба, до финансовых сводок.

Определенно, пора посмотреть видео. Джек поставил вторую часть своего любимого фильма Джеймса Вейла, а именно вершину его творчества — «Невесту Франкенштейна».


Глава 16


«Ты думаешь, что я безумен. Возможно, это так. Но слушай, Генри Франкенштейн. Пока ты копаешься в своих могилах, по кусочкам собирая мертвую плоть, я, мой драгоценный ученик, нашел свой материальный источник жизни...»

Эрнст Тесигер в роли доктора Преториуса — это лучшая и величайшая роль — как раз слушал своего бывшего студента. Фильм был только на половине, однако пришло время приниматься за работу. Джек как раз добрался до того места, на котором он остановился перед тем, как отправиться спать. Плохо. Он любил этот фильм. Особенно музыку Франца Вэхмана. Кто бы мог подумать, что создатель такой потрясающей, волнующей музыки позднее пустит на ветер свой талант, написав музыкальное сопровождение к «Возвращению в Пейтон». Да, некоторые люди так и не получают того признания, которого заслуживают.

Джек надел свежую майку с надписью «Каталажка», затем повесил через плечо кобуру с маленьким «семмерлингом», засим последовала рубашка с коротким рукавом, обрезанные джинсы и теннисные туфли — без носков. К тому моменту, когда он полностью загрузил свою магазинную тележку, на город опустилась темнота.

Он прошел вниз по Амстердам-авеню к месту, где прошлой ночью ограбили и избили бабушку Бхакти, нашел пустынный переулок и скользнул в тень. Джек не хотел выходить из дому в камуфляже — соседи и без того считали его странным, — в этом переулке можно переодеться не хуже, чем в любой другой гардеробной.

Вначале он снял рубашку, достал из пакета платье — хорошего качества, но вышедшее из моды и к тому же нуждающееся в глажке. Он натянул его поверх футболки и кобуры. Затем надел парик и черные туфли без каблуков. Он не хотел выглядеть этакой кошелкой. Такая женщина не заинтересует человека, которого разыскивает Джек. Он должен выглядеть как достойная, но уже поблекшая женщина. Ньюйоркцы видят таких женщин каждый день. Им можно дать от пятидесяти с лишним до восьмидесяти. Все они ужасно похожи друг на друга. Передвигаются с трудом, горбятся, и не столько из-за проблем с позвоночником, сколько от тягот самой жизни. Их центр тяжести смещен вперед, обычно они смотрят себе под ноги, и даже если поднимают голову, то стараются ни с кем не встречаться взглядом. Самое точное слово по отношению к ним — одиночество. Они, как магнит, притягивают преступников своей незащищенностью и неспособностью сопротивляться.

И Джек на сегодняшний вечер собирался влезть в их шкуру, стать одной из них. Закончив переодевание, он надел на четвертый палец левой руки кольцо с большим фальшивым бриллиантом — теперь нельзя позволять своей «добыче» приближаться к себе слишком близко. Но Джек не сомневался, что парень, которого он ищет, увидит блеск за добрую пару кварталов. Для большей привлекательности он подсунул под портупею пухлый рулончик банкнотов, в основном по одному доллару.

Джек положил свои туфли и «черного джека» в бумажный пакет наверху магазинной тележки и придирчиво оглядел себя в витрине магазина — он не хотел выглядеть трансвеститом. Затем он стал прогуливаться по тротуару, таща за собой тележку.

Пришло время поработать.


Глава 17


Джия поймала себя на том, что думает о Джеке, и это возмутило ее до глубины души. Она сидела за маленьким обеденным столом напротив Карла — красивого, современного, умного и интеллигентного мужчины, который так хорошо к ней относится. Они обедали в небольшом, очень дорогом ресторанчике в Верхнем Вест-Сайде. Обстановка скромная, вино — белое сухое, холодное, атмосфера — приятная и расслабляющая, а кухня — оригинальная. Казалось бы, Джек должен быть за сотни километров от ее мыслей, и тем не менее он присутствовал здесь, невидимо витая над их столиком.

Она не могла выкинуть из головы звук его голоса на автоответчике, который она слышала утром: «Пиноккио продакшнз». В данный момент меня нет..." — и это возвращало ее к прошлому...

К тому времени, например, когда она спросила его, почему на его автоответчике записано название компании «Пиноккио продакшнз», если такой компании даже не существует.

«Конечно же существует, — сказал он, прыгая и крутясь вокруг нее. — Смотри — никаких ниточек». Тогда она так ничего и не поняла.

А потом она неожиданно узнала, что среди его хлама, который он выискивал у всяких старьевщиков, была целая коллекция Вернона Гранта. Она узнала об этом в тот день, когда Джек подарил Вики копию его «Болтуна». Джия познакомилась с творчеством Вернона Гранта, когда училась в художественной школе, и временами заимствовала у него кое-что, когда заказчики требовали чего-нибудь «сказочного». Узнав, что Джек любит этого художника, она окончательно поняла, какой же он еще по существу мальчишка. А Вики... Вики обожала «Болтуна», и его возглас «Бла-бла-бла!» стал ее любимым.

Джия выпрямилась в кресле. «О, чертов Джек! Отвяжись, говорю тебе!» И, кроме того, пора реагировать на слова Карла не только нечленораздельным мычанием.

Она рассказала ему о своей идее изменить сюжет картинок для «Бургер-мейстера» — с темы услуг на десерты. Его неумеренные похвалы несколько раздражали ее. Он заявил, что она не только художник, но еще и редактор. Это подвело его к разговору о работе для новой компании, куда более крупной, чем «Бургер-мейстер», — фирмы детской одежды «Ви Фолк». Эта работа как раз для Джии, тем более что она давно мечтала сделать что-нибудь специально для Вики.

Бедный Карл... Он так старался сегодня наладить контакт с Вики, но, как всегда, все его попытки бесславно провалились. Некоторые люди так никогда и не могут научиться разговаривать с детьми. Обращаясь к ребенку, они выговаривают слова с такой тщательностью, словно говорят с глухим эмигрантом, или произносят заранее написанный для них текст, или просто работают на публику. Дети очень чутко улавливают это и отворачиваются.

А вот днем Вики не отворачивалась. Джек знает, как с ней общаться. Когда он говорит, то говорит только с ней, а не с кем-то третьим. Между этими двумя царит полное взаимопонимание. Возможно, потому, что в Джеке и в самом сохранилось много детского и какая-то его часть никогда не повзрослеет. Но если Джек и мальчишка, то очень опасный мальчишка. Он...

«Ну почему он опять влез в мои мысли? Джек — прошлое. Карл — будущее. Сконцентрируйся на Карле».

Она залпом выпила вино и уставилась на Карла. Милый старина Карл. Джия придвинула к нему свой бокал, чтобы он налил ей еще вина. Сегодня ей действительно хотелось напиться до чертиков.


Глава 18


Больной глаз болел зверски.

Он, сгорбившись, сидел в темном укрытии возле двери, следя за улицей. Возможно, придется проторчать здесь всю ночь, если кто-нибудь случайно не пройдет мимо.

«Ждать-то это хуже всего, мужик». Ждать и прятаться. Вероятно, эти свиньи уже разыскивают парня с расцарапанным веком. А значит, нельзя высунуть носа на улицу, нельзя запросто бомбить фраеров. Остается одно: сидеть и ждать, пока кто-нибудь сам не приплывет ему в руки.

И все из-за этой проклятой суки.

Он коснулся пальцем левого глаза и едва не взвыл от боли. «Сука!» Чуть не выцарапала ему глаз. Но и он ей показал. Здорово отметелил! И после этого, порывшись в ее кошельке, нашел всего лишь семнадцать долларов, а ожерелье оказалось дешевой подделкой. Ему до смерти хотелось вернуться и станцевать тарантеллу на башке у старой ведьмы, но потом он сообразил, что эти свиньи наверняка уже подобрали ее.

И в довершение всего ему еще пришлось истратить большую часть денег на мази и лейкопластырь для глаза. Сейчас он чувствовал себя намного хуже, чем тогда, когда налетел на старую ведьму.

Он только надеялся, что и ей сейчас плохо... по-настоящему плохо. Ему-то известно, на что он способен.

«Не надо было приезжать на восток, мужик». Но необходимо было срочно слинять из Детройта после того, как он в баре сунул нос в дела парня, с которым лучше не связываться. В Нью-Йорке, конечно, проще затеряться чем где бы то ни было, но он никого здесь не знал.

Он высунул голову из подъезда и оглядел улицу единственным целым глазом. Какая-то странно одетая пожилая дама ковыляла в туфлях, которые, видимо, были ей малы. За собой она тянула магазинную тележку Покупок в ней было не так уж много... Он не знал, стоит ли знакомиться с ней ближе.


Глава 19


«Кого я пытаюсь надуть?» — думал Джек. Он таскался туда и обратно по улицам Вест-Сайда уже четыре часа. Спина болела, потому что он шел сутулясь. Если преступник где-то поблизости, то в данный момент Джек как раз проходил мимо него.

«Проклятая жара и проклятое платье, да еще парик. Нет, я никогда не найду этого парня».

Но Джек бесился не только из-за тщетности своих поисков — на него тяжело подействовало то, что произошло сегодня днем.

Он гордился тем, что не считал себя идеалистом. Он верил, что в жизни существует определенное равновесие сил, и основывал эту веру на законе «Общественной динамики по Джеку», гласящему, что каждое действие равно противодействию. Но противодействие не обязательно должно быть незамедлительным и неизбежным, жизнь — это не закон термодинамики. Иногда, чтобы свершилось возмездие, необходима посторонняя помощь. И этим как раз и занимался ремонтник Джек, способствуя приходу возмездия, поэтому ему нравилось думать о себе как о катализаторе.

Джек прекрасно осознавал, что человек он жестокий. И не искал себе оправданий. Он только надеялся, что Джия в конце концов поймет его.

Когда Джия ушла от него, он убедил себя, что все это — огромное непонимание, надо поговорить с ней и тогда все разъяснится, во всем виновато ее ослиное итальянское упрямство. Сегодня такая возможность ему представилась, и стало совершенно очевидно, что они с Джией никогда не найдут общего языка. Она не хотела иметь ничего общего с ним.

Он напугал се.

И как раз это оказалось труднее всего принять. Он отпугнул ее. И не тем, что предал ее или причинил ей зло, а всего лишь тем, что позволил узнать правду, позволил ей узнать, кто такой мастер-ремонтник Джек, чем он занимается и каким оружием пользуется.

Кто-то из них двоих ошибается. До сегодняшнего дня он думал, что ошибается Джия. Но теперь он уже не был в этом уверен. Джек верил Джии, верил в ее разум и интуицию. А она считает его отвратительным.

Его душу раздирали сомнения.

Неужели она права? А что, если он и вправду всего лишь высокооплачиваемый бандит, который берет на себя смелость судить, кто прав, кто виноват?

Джек встряхнулся. Сомнения — это не его стиль. Но не знал, как с ними бороться. А бороться надо. Он не собирался менять свой характер. Можно сомневаться, если хочешь что-то изменить. А он слишком долго был аутсайдером, чтобы безропотно вернуться к прежней жизни...

Похоже, кто-то прячется у дверей, мимо которых он только что прошел. Он взглянул на этого типа, было в нем что-то такое, что машинально зарегистрировал его мозг, еще не переварив этой информации. Что-то такое...

Джек отпустил тележку, та съехала с тротуара. И пока поднимал ее, внимательно всматривался в темный дверной проем.

Молодой светловолосый парень с короткими волосами и пластырем на левом глазу. Джек почувствовал, как сильно забилось его сердце. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. И все же это был он, он прятался в темноте, понимая, что его пластырь — все равно что визитная карточка. Это должен быть он. Если нет, то это самое невероятное совпадение. Джек хотел убедиться в этом.

...Он поднял тележку и на мгновение остановился, обдумывая свой следующий шаг. Парень, безусловно, заметил его, но ничего не предпринял. Нет, так не пойдет!

Джек наклонился и, издав возглас, выражающий приятное удивление, сделал вид, что поднял что-то с земли, из-под колеса тележки. Он выпрямился, повернулся спиной к улице, — при этом оставаясь лицом к кривому, но делая вид, что не замечает его, — и сунул руку себе за пазуху. Вытащил пачку банкнотов, убедился что кривой хорошенько рассмотрел ее толщину, добавил к ней найденный банкнот и положил все в бюстгалтер. Затем продолжил свой путь.

Пройдя шагов пятьдесят, Джек остановился, чтобы поправить туфли и взглянуть, что делается сзади. Кривой, держась в тени, следовал за ним.

Прекрасно. Пора познакомиться поближе.

Джек осторожно достал из бумажного пакета «черного джека», продел в ременную петлю и зашагал дальше, пока не дошел до переулка. Забыв об осторожности, он свернул в него и позволил темноте поглотить себя.

Не успел он пройти и нескольких метров, как услышал то, что и должен был услышать: быстрые, крадущиеся шаги, приближающиеся к нему. Когда шаги были почти рядом, Джек метнулся влево и спиной прижался к стене. Темная фигура налетела на тележку и распростерлась на ней.

Звон металла, сдавленные проклятия... фигура поднялась на ноги и оказалась лицом к лицу с Джеком. Джек почувствовал прилив энергии, пульс его забился сильнее, нервы натянулись как струна: он знал — приближается один из волнующих моментов в его работе — скоро, очень скоро он пропишет этому панку его собственное лекарство.

Кривой, похоже, колебался. Каким бы идиотом он ни был, но, очевидно, сообразил, что его добыча двигалась слишком быстро для старой женщины. Джек не хотел его пугать, поэтому он не сделал ни одного движения — просто вжался в стену и заорал так, что этому крику позавидовала бы сама Уна О'Коннор.

Кривой подскочил от неожиданности и боязливо огляделся вокруг.

— Эй! Заткнись!

Джек заорал еще сильней.

— Заткни пасть, кому говорю!

Но Джек лишь сполз ниже по стене, покрепче сжал рукоять дубинки и опять заорал во все горло.

— Ну ладно, сука! — проворчал кривой, надвигаясь на Джека. — Ты сама напросилась... — В его голосе звучала явная угроза.

Джек понял, что этот мерзавец обожает бить людей, которые не в состоянии оказать сопротивление. Когда кривой, подняв кулаки, замаячил над ним, Джек выпрямился во весь рост, его левая рука пошла снизу вверх, и он наградил кривого такой оплеухой, что тот резко откатился назад.

Джек знал, что за этим последует, поэтому сдвинулся вправо. Он был уверен — как только парень восстановит равновесие, тут же сделает ноги по направлению к улице. Кривой просчитался и уже понял это. Возможно, он подумал, что налетел на переодетого полицейского. Перекрыв парню дорогу к свободе, Джек ударил его свинчаткой по голове. Не очень сильно — всего лишь слабое движение кисти, просто чтобы утихомирить мерзавца. Тело кривого обмякло, он рефлекторно откачнулся от Джека, ударился головой о стену и с тяжелым вздохом сполз на землю.

Джек сорвал парик и платье, надел свои тенниски, затем подошел к парню и пнул его ногой. Тот застонал и перекатился на бок. Похоже, был без сознания. Джек протянул к нему свободную руку и встряхнул за плечо. Без всякого предупреждения кривой вскинул правую руку с зажатым в кулаке ножом. Джек схватил его за запястье и ударил в левое ухо, чуть ниже виска. Парень взвыл от боли. Джек ударил сильнее, теперь парень болтался у него в руках, как рыба на крючке. Наконец он выронил нож. Джек ослабил хватку, и кривой попытался подобрать нож. Но Джек был готов к этому. Дубинка все еще висела у него на руке. Он схватил ее и вытянул парня по руке, вложив в этот удар всю свою силу. Хрустнула кость, раздался крик невыносимой боли.

— Ты сломал мне руку! — Парень упал на живот, затем перекатился на бок. — Свинья, я задницу тебе надеру! — баюкая сломанную руку, кричал он.

— Свинья? — сказал Джек сладчайшим голосом. — Ну, приятель, считай, что тебе не повезло.

Стоны прекратились. Парень напряженно вглядывался в темноту своим единственным глазом. Опершись здоровой рукой о стену, он попытался подняться, но Джек снова замахнулся.

— Нечестно, мужик! Нечестно!— Кривой быстро отдернул руку и снова завалился на землю.

— Ах, нечестно? — мрачно захохотал Джек. — А как насчет той старой леди, которая, как ты считал, оказалась в ловушке? В этом переулке нет никаких правил и законов, дружок. Есть только ты и я. И я здесь, чтобы добраться до тебя.

От страха глаз кривого расширился, в голосе зазвучал страх.

— Послушай, мужик. Я не пойму, что здесь происходит. Ты схватил не того, кого надо. Я только на прошлой неделе приехал из Мичигана...

— Плевать мне на прошлую неделю. Меня интересует вчерашний вечер... старая леди, которую ты избил.

— Эй, да не бил я никакой старой леди! Никакой! — Кривой вздрогнул и захныкал, когда Джек снова начал поднимать руку со свинчаткой. — Клянусь Богом, мужик! Клянусь!

Джек вынужден был признать, что парень неплохой актер. Играет очень убедительно.

— Я немного освежу твою память. Ее машина сломалась неподалеку отсюда, на ней было тяжелое ожерелье, похожее на серебряное, с двумя желтыми камнями посередине, она еще оставила на твоем глазу эту отметину.

В мозгу парня что-то забрезжило, и тогда гнев, который кипел в Джеке, достиг критической отметки.

— Еще вчера она была жива и здорова, а сегодня она в больнице. Из-за тебя. И в любую минуту может умереть. И если это произойдет, то виноват будешь ты.

— Нет, подожди, мужик! Послушай...

Джек схватил кривого за волосы и ударил головой о кирпичную стену.

— Послушай, ты! Мне нужно это ожерелье. Кому ты его сбыл?

— Сбыл? Этот кусок дерьма? Да я его выбросил.

— Куда?

— Не знаю!

— Вспомни! — Джек опять ударил парня головой о стену.

Он вновь увидел перед собой старую умирающую женщину, которая даже не могла говорить. В нем опять забурлила ярость.

«Потише, Джек! Не забывай о самоконтроле!» Кривой нужен ему в сознании.

— Ладно! Дай мне подумать!

Джек медленно и глубоко вздохнул. Потом еще раз.

— Подумай! У тебя тридцать секунд.

Тридцати секунд не понадобилось.

— Я думал, это серебро. Но когда рассмотрел на свету, понял, что ошибся.

— Ты хочешь сказать, что не попытался получить за него хотя бы пару баксов?

— Мне... мне оно не понравилось.

Джек заколебался, не зная, как воспринимать это заявление.

— Что ты имеешь в виду?

— Оно мне не понравилось, мужик. Что-то в нем было не то. Я и выкинул его в кусты.

— Но здесь нет кустов.

Кривой вздрогнул:

— Да, конечно! Это в двух кварталах отсюда!

Джек поставил парня на ноги.

— Веди.

Кривой оказался прав. Между Вест-Эндом и Двенадцатой авеню, там, где Сорок пятая плавно спускается к Гудзону, кустарники образовывали невысокую живую изгородь. В далекую пору своего детства Джек целыми субботними утрами играл в такой изгороди напротив дома своих родителей в Джерси. Уложив кривого лицом на мостовую, Джек обыскал кусты. Среди всякого мусора, оберток от жвачки, старых листов, использованных бумажных салфеток и прочего хлама он довольно легко обнаружил ожерелье.

Джек осмотрел находку — ожерелье тускло сверкало в неярком свете уличного фонаря.

«Я сделал это! Черт возьми, я сделал это!»

Он покачал ожерелье на ладони. Тяжелое. Наверное, не слишком удобно его носить. Для чего же оно так нужно Кусуму? Держа ожерелье в руках, Джек начал понимать кривого. Что-то в этом ожерелье не то. Он не знал как описать свое ощущение. Не то — и все тут.

«Безумие! — подумал он. — Просто фигурная сталь и пара камней, похожих на топазы, ничего больше».

И все же он еле удерживался от того, чтобы не закинуть ожерелье куда подальше и не убежать в обратном направлении.

А теперь ты позволишь мне уйти? — спросил кривой, поднимаясь на ноги.

Его левая рука обвисла, посинела и увеличилась почти вдвое. Он бережно прижимал ее к груди.

Джек потряс ожерельем перед носом у кривого.

— И из-за этой-то штуки ты избил старую женщину? — Голос его сел, внутри закипал гнев. — Она умирает сейчас на больничной койке из-за того, что ты украл это, а потом просто выбросил.

— Послушай, мужик! — сказал кривой, протянув здоровую руку к Джеку. — Я ошибся...

Джек увидел руку в метре от себя и неожиданно его прорвало, гнев вырвался наружу. Он без предупреждения ударил дубинкой по правой руке парня. Хруст костей, кривой завопил от боли и со стоном опустился на колени.

Джек прошел мимо него и отправился назад, в сторону Вест-Энда.

— Посмотрим, как ты после этого обидишь старую женщину, крутой парень.

Темнота внутри его начала рассеиваться. Не оглядываясь, он пошел к более населенной части города. Ожерелье неприятно позвякивало в его ладони.

Больница была совсем близко, и Джек побежал. Он хотел как можно быстрее избавиться от ожерелья.


Глава 20


Конец неумолимо приближался.

Кусум отослал медсестру и остался стоять в одиночестве у изголовья постели, держа высохшую руку бабушки в своей. Гнев отступил, как, впрочем, разочарование и горечь. Не то чтобы эти чувства ушли совсем, просто отступили до той поры, пока снова не понадобятся. Внутри осталась холодная пустота.

Все пропало. Все эти годы жизни вычеркнуты минутной вспышкой злобы.

Кусум не мог тешить себя бессмысленной надеждой, что увидит ожерелье прежде, чем все кончится. Никто не смог бы найти его вовремя, даже так широко разрекламированный мастер Джек. Если в ее карме умереть без ожерелья, Кусуму ничего не останется, как принять это. По крайней мере, его совесть чиста — он сделал все, что в его силах, чтобы вернуть ожерелье.

В дверь постучали. Медсестра просунула в дверь голову.

— Мистер Бхакти?

Он подавил желание закричать на нее. А так хорошо бы сейчас наорать на кого-нибудь.

— Я же сказал, что хочу побыть один.

— Знаю. Но здесь этот человек. Он настаивает, чтобы я передала вам вот это. — Она протянула руку. — Сказал, что вы ожидаете его.

Кусум шагнул к двери. Он не мог себе вообразить...

Что-то покачивалось у нее в руке. Это выглядело как... Нет, невозможно!

Он выхватил у нее ожерелье.

«Это правда! Правда! Он нашел!»

Кусуму от радости хотелось петь, хотелось увлечь в танце удивленную медсестру. Но вместо этого он выпихнул ее за дверь и подскочил к постели. Защелка оказалась сломанной, поэтому он просто обернул ожерелье вокруг шеи умирающей.

— Теперь все будет хорошо! — прошептал он на их родном языке. — Я с тобой — все будет хорошо!

Кусум вышел в коридор и увидел медсестру.

— Где он?

Она кивнула в конец коридора:

— На посту медсестры. Вообще-то ему не положено там находиться, но он был очень настойчив.

«Кто бы в этом сомневался».

Кусум махнул рукой в сторону палаты.

— Приглядите за ней, — сказал он медсестре и поторопился к посту.

Джек, одетый в обрезанные джинсы и рубашку не по размеру — даже слуги, идущие на калькуттский базар, одевались куда приличнее, — стоял, прислонившись к конторке, и о чем-то спорил с дородной большеголовой медсестрой, которая повернулась к Кусуму, как только тот подошел.

Мистер Бхакти, вам позволили здесь остаться, потому что ваша бабушка находится в критическом состоянии. Но это вовсе не означает, что ваши друзья могут ходить туда-сюда всю ночь!

Кусум едва взглянул в ее сторону.

— Он на минуту. Занимайтесь своим делом.

Кусум повернулся к Джеку, который выглядел разгоряченным, усталым и потным. О, как бы ему хотелось иметь обе руки, чтобы обнять этого человека, хотя от него пахло, как от всех в этой стране, — бифштексами. Несомненно, это выдающаяся личность. О, милостивая Кали, благодарю тебя за всех выдающихся людей, невзирая на их расу и кулинарные предпочтения.

— Похоже, я успел? — спросил Джек.

— Да. Как раз вовремя. Теперь с ней все будет хорошо.

Брови американца удивленно взметнулись.

— Что, это поднимет ее?

— Нет, конечно нет. Но понимание того, что ожерелье возвращено, поможет ей здесь, — сказал Кусум, дотронувшись до виска. — Потому что здесь и происходит исцеление.

— Конечно, — сказал Джек с нескрываемым скептицизмом. — Как скажете.

— Полагаю, вы желали бы получить вторую часть гонорара.

Джек кивнул:

— Прекрасная идея.

Кусум вытащил из туники толстый конверт и протянул его Джеку. Хотя Кусум был почти уверен, что украденное ожерелье никогда не будет возвращено, он все же взял с собой деньги. Это было выражением надежды и веры в божество, которому он молился.

— Я хотел бы заплатить вам еще больше. Даже не знаю, как выразить свою благодарность. Никакими словами не передать, насколько сильно...

— Да ладно, — прервал его Джек. Этот поток благодарности смущал его.

Кусум тоже был несколько поражен волной эмоций, накатившей на него. Но это и естественно: ведь он практически утратил надежду. Он вынужден был обратиться к этому мужчине, чужаку, он просил его о невыполнимом, и тот сделал это! Кусум не любил проявлять свои чувства, но его способность контролировать себя исчезла в тот момент, как медсестра вручила ему ожерелье.

— Где вы его нашли?

— Я нашел парня, который его украл, и убедил его отдать мне ожерелье.

Кусум почувствовал, как непроизвольно сжался его кулак и напряглись мускулы шеи.

— Вы убили его, как я просил?

Джек покачал головой:

— Не-а. Но поверьте, по крайней мере некоторое время он не будет избивать старых женщин. На самом деле я уверен, что скоро он появится здесь в приемном покое, чтобы получить какое-нибудь болеутоляющее для своих рук. Не волнуйтесь. Он получил сполна. Я уж позаботился об этом.

Кусум молча кивнул, сдерживая порыв ярости, поднявшейся в нем. Никакой, даже самой страшной боли недостаточно! Человек, совершивший подобное преступление, должен искупить вину только ценой своей жизни!

— Хорошо, мистер Джек. Моя... семья и я в неоплатном долгу перед вами. Если я могу чем-нибудь помочь вам, пожалуйста. Сделаю все, что в пределах человеческих возможностей... — здесь он не смог сдержать улыбку, — а возможно, и за пределами оных.

— Спасибо, — сказал Джек с улыбкой и слегка поклонился. — Надеюсь, этого не понадобится... Думаю, сейчас я отправлюсь домой.

— Да, конечно. У вас усталый вид.

Но, внимательно вглядевшись в Джека, Кусум почувствовал не только большую физическую усталость — в нем поселилась внутренняя боль, которой не было при их утренней встрече. Похоже на духовную истощенность. Что мучает этого человека? Кусум надеялся, что ничего особенного. Это было бы настоящей трагедией. Ему хотелось спросить, в чем дело, но он чувствовал, что не имеет на это права.

— Отдыхайте.

Кусум подождал, пока двери лифта закрылись за американцем, и вернулся в палату. Медсестра встретила его в дверях.

— Похоже, она оживает, мистер Бхакти! Дыхание стало глубже. Кровяное давление повысилось!

Отлично! — Напряжение двадцати четырех часов начало отступать. Она будет жить. Теперь он был в этом уверен. — У вас не найдется булавки?

Медсестра удивленно посмотрела на него, затем порылась в своей сумочке на подоконнике и протянула ему булавку. Кусум взял ее, вставил в ожерелье вместо защелки и повернулся к медсестре.

— Ни под каким видом не снимайте с нее это ожерелье.

Сестра покорно кивнула:

— Да, сэр. Понятно.

— Я буду где-нибудь в больнице, — сказал он, направляясь к двери. — Если я вам понадоблюсь, позвоните по пейджеру.

Кусум спустился на лифте на первый этаж и по указателям нашел приемный покой. Он знал, что это крупнейшая больница в центре Вест-Сайда. Джек сказал, что сломал бандиту руки, значит, если мерзавец будет искать медицинской помощи, то окажется именно здесь.

Кусум уселся в приемном покое. Множество людей всех размеров и цветов кожи проходили мимо него в смотровой кабинет и возвращались обратно к конторке. Запахи, а также и компания, в которой он оказался, вызывали у Кусума отвращение, но он решил сидеть здесь сколько потребуется. Он лишь смутно сознавал, что служит объектом пристального внимания окружающих — он к этому привык. Однорукий человек, одетый так, как он, в обществе западных людей всегда привлекает любопытствующие взгляды. Но он не обращал на них внимания. Эти люди недостойны этого.

Не прошло и получаса, как появился тот человек, которого поджидал Кусум. У него было рассечено левое веко, а обе руки распухли так, что стали в два раза больше.

Он! Несомненно он! Кусум еле сдержался, чтобы не наброситься на этого мерзавца. Но остался сидеть на месте, наблюдая, как медсестра заполняет карту — сам парень не мог заполнить ее. У человека, который ломал кости других, были сломаны руки. Кусум наслаждался такой символикой.

Он подошел и встал рядом с парнем. Наклонившись к конторке, как бы желая что-то спросить, Кусум заглянул в карту. «Даниэлс Рональд, кв. 359, 53-я улица». Кусум уставился на Рональда Даниэлса, который был слишком занят процедурой заполнения формы, чтобы обратить на это внимание. Отвечая на вопросы медсестры, он не переставая стонал от боли. На вопрос, как он получил травму, парень сказал, что, когда чинил машину, сорвался домкрат, и машина придавила ему руки.

Улыбаясь, Кусум вернулся на свое место и опять стал ждать. Рональда Даниэлса отвели в смотровой кабинет, затем повезли в кресле-каталке в рентгеновский кабинет. Прошло немало времени, прежде чем Рональд Даниэлс появился опять — на этот раз в гипсе до кончиков пальцев. И за все это время он ни разу не заткнулся, изводя окружающих дикими воплями, стонами и жалобами.

Еще одно путешествие к конторке, и Кусум выяснил, что мистера Даниэлса оставляют в больнице на обследование. Кусум забеспокоился. Это осложняет дело. Он надеялся поймать мерзавца на нейтральной территории и разобраться с ним с глазу на глаз. А впрочем, можно свести счеты с Рональдом Даниэлсом и другим способом.

Кусум вернулся в палату к бабушке, где был встречен изумленными возгласами медсестры:

— Она прекрасно держится, даже разговаривала со мной! Какая сила духа!

— Спасибо за помощь, мисс Вайлс, — сказал Кусум. — Но не думаю, что нам и дальше понадобятся ваши услуги.

— Но...

— Не пугайтесь: вам будет оплачено за всю восьмичасовую смену. — Он подошел к подоконнику, взял ее сумочку и протянул ей. — Вы прекрасно потрудились. Благодарю вас.

Не обращая внимания на ее смущенные протесты, Кусум выпроводил медсестру за дверь. Убедившись, что чувство не до конца выполненного долга не заставит ее вернуться обратно, он подошел к телефону и набрал номер регистратуры.

— Я хотел бы узнать номер палаты одного пациенту — сказал он, когда оператор подняла трубку. — Его зовут Рональд Даниэлс. Он только что поступил.

После короткой паузы ему ответили:

— Рональд Даниэлс в левом крыле, палата 547.

Кусум повесил трубку и откинулся в кресле. Что же дальше? Он знал, где находится ординаторская, там, вероятно, можно разжиться медицинским халатом или чем-нибудь вроде того. А надев халат и сняв тюрбан, он сможет более свободно передвигаться по больнице.

Продумав план действий, Кусум достал из кармана маленький стеклянный пузырек и отвинтил пробку. Он вдохнул знакомый растительный запах зеленой жидкости и затем опять закрыл пузырек.

Мистер Рональд Даниэлс страдал от боли. Он страдал за свои прегрешения. Но недостаточно. Совершенно недостаточно!


Глава 21


— Помогите!

Рон только что задремал. Будь проклят этот ублюдок. Стоило ему погрузиться в сон, как тут же начинал орать.

«Только такой везунчик, как я, мог попасть в палату с тремя придурками. — Он локтем нажал кнопку вызова сестры. — Ну где же эта чертова медсестра? Хочу укол!»

Его боль была живая, она вгрызалась в руки, беспощадно рвала их до самых плеч. Он желал только одного — уснуть. Но боль не пускала его в сон. Боль и один из трех ископаемых, тот, что лежал у окна, которого сестра называла Томми. Его храп периодически прерывался таким воплем, что от него грохотали стекла в окнах.

Рон снова нажал локтем кнопку. Из-за гипса на руках он не мог дотянуться до кнопки у изголовья, и сестра перенесла ее набок. Он беспрестанно умолял сделать ему еще один болеутоляющий укол, но все они твердили как заведенные: «Извините, мистер Даниэлс но доктор приказал вам делать уколы не чаще, чем раз в четыре часа. Вам придется подождать».

«Мистер Даниэлс!» На это он мог только улыбнуться: по-настоящему его зовут Рональд Даниэл Саймс, для друзей — просто Рон. В приемной он дал вымышленное имя и адрес и наврал, что забыл страховой полис дома в портмоне. А когда они предложили послать кого-нибудь к нему домой, он сказал, что живет один и некому открыть дверь. И они купились. По крайней мере, сейчас у него есть пристанище с кондиционером, трехразовой кормежкой, а когда лечение закончится, пусть возьмут свой счет и подотрутся.

Все было бы просто великолепно, если бы не эта жуткая боль.

— Помогите! Боль и Томми.

Он снова нажал кнопку. Четыре часа, должно быть, уже прошли! Ему необходим укол!

Открылась дверь, и кто-то вошел. Но не медсестра. Какой-то парень. Но одет в белое. Может быть, медбрат. Грандиозно! Не хватало еще, чтобы какой-нибудь остолоп потащил его мыться среди ночи.

Но мужчина только наклонился к его постели и протянул одну из этих крошечных медицинских мензурок, наполовину заполненную какой-то цветной жидкостью.

— Что это?

— Болеутоляющее. — Мужчина был цветным и говорил с акцентом.

— Мне нужен укол, шут гороховый!

— Еще не время. А это поможет вам протянуть до него.

— Тогда идет.

Рон позволил мужчине влить жидкость себе в рот.

У этого лекарства был странный вкус. Когда он проглотил его, то заметил, что у мужчины нет левой руки. Он отвернулся.

— Эй, слушай, — сказал Рон, чувствуя неожиданное желание покуражиться — в конце концов, он ведь здесь пациент. — Скажи им там, я не хочу, чтобы... ко мне присылали всяких калек.

Даже в темноте Рон заметил улыбку на склонившемся над ним лице.

— Конечно, мистер Даниэлс. Я присмотрю, чтобы у вашего следующего посетителя были... на месте обе руки.

— Отлично. А теперь — пшел отсюда!

— Очень хорошо.

Рон решил, что ему нравится быть пациентом. Можно отдавать приказания, и его должны слушаться. А почему бы и нет? Он ведь болен и...

— Помогите!

Если бы он только мог приказать Томми заткнуться.

Похоже, дерьмо, которое дал ему калека, совершенно не помогло. Что ж, остается одно — попытаться заснуть. Он задумался о том сволочном копе, который сломал ему сегодня руки. Он заявил, что это личные счеты, но Рон всегда хорошо распознавал свиней. Он поклялся себе найти этого садиста, даже если ему придется до зимы обходить все полицейские участки Нью-Йорка. А уж потом он проследит за этим ублюдком до самого его дома. Нет, он не будет нападать на него самого. С ним лучше не связываться, не хотел бы он оказаться поблизости, когда этот парень действительно разозлится. Но возможно, у него есть жена и дети...

Добрых сорок минут Рон пролежал в полусне, наслаждаясь планами будущей мести. Он уже засыпал... засыпал... засыпал...

— Помогите!

От неожиданности Рон привстал на постели, его левая рука сорвалась с перевязи и ударилась об ограждение постели. Невероятная боль пронзила плечо. Из глаз брызнули слезы, дыхание с шумом вырвалось сквозь сжатые зубы.

Когда боль немного утихла, он решил действовать.

Этот старый пердун Томми должен умереть.

Рон высвободил из перевязи правую руку и спустил ноги с кровати. Пол оказался ужасно холодным. Он захватил подушку своими гипсовыми повязками и заковылял к постели Томми. Единственное, что нужно сделать, — положить ему на лицо подушку, навалиться на нее и... Всего несколько минут и — пф! Никаких стонов, воплей, храпа. Нет больше Томми.

Когда он проходил мимо окна, то заметил, что за окном что-то движется. Он вгляделся. Тень, тень от головы и плеч. Тень кого-то очень большого.

Но ведь это же пятый этаж!

Наверное, у него начались галлюцинации. Должно быть, эта жидкость в стаканчике оказалась сильнее, чем ему показалось. Рон подошел поближе к окну, чтобы получше рассмотреть. То, что он увидел, повергло его в дикий ужас: лицо из ночных кошмаров, нет, хуже, все ночные кошмары, соединившиеся воедино. И эти сверкающие желтые глаза...

Рон отпрянул от окна, крик застрял у него в горле. И прежде чем он смог разжать губы, через двойную раму окна проникла трехпалая рука с длинными когтями и начала судорожно сжиматься у самого его горла. Затем она с такой силой сдавила его дыхательное горло, что ему показалось — оно уперлось прямо в шестые позвонки.

То, что безжалостно влилось в него, было прохладным, влажным, чуть ли не скользким, с отвратительным запахом гнили. Длинная тонкая мускулистая рука протянулась через разбитое стекло к... К чему? Он прогнулся и вцепился в ухватившие его пальцы, но они были как стальной воротник на его шее. Он тщетно пытался вздохнуть, его зрение меркло. Затем какое-то легкое, неуловимое движение — и он почувствовал, что его выдернули сквозь окно, посыпались осколки стекла, острые края больно вцепились в его плоть. И перед тем как его мозг, в который перестал поступать кислород, окончательно погас, он смутно увидел ужасный и леденящий душу облик нападающего на него.

А когда весь этот шум и грохот затих, в комнате опять установилась тишина. Двое оставшихся больных, ворочаясь в своих постелях, продолжали парить на крыльях Морфея. Томми, лежавший у окна, выкрикнул свое «Помогите!» — и снова захрапел.


Часть вторая

Бхаргпур, западная Бенгалия, Индия

Среда, 24 июня 1857 г.


«Все не так. Ничего, черт подери, не получается».

Сэр Альберт Вестфален — капитан Бенгальских европейских стрелков стоял в тени навеса между двумя рыночными прилавками и попивал из кувшина холодную свежую, только что из колодца, воду. Короткое мгновение передышки от палящих прямых лучей индийского солнца, от которого все равно не спрячешься. Оно отражалось от песчаных улиц, от белых стен домов, даже от бледных шкур этих горбатых быков, свободно бродящих по рынку. Жара проникала через глаза в самую глубину мозга. Хорошо бы взять и вылить содержимое кувшина себе на голову, чтобы вода стекала по всему телу.

Но нет. Ведь он джентльмен в форме армии ее величества, и вокруг его подчиненные. Он не имеет права делать что-то, что может подорвать его авторитет. Ему оставалось только стоять здесь, в тени, в куполообразном шлеме на голове, в вонючей форме, застегнутой под самое горло, с пятнами пота под мышками, и делать вид, что ему плевать на жару. Он старался не обращать внимания на пот, который медленно стекал из-под шлема на лицо, впитывался в черные усы — утром он аккуратно причесал и нафабрил их, — собирался на подбородке в капли, которые периодически падали на воротник.

«О, хоть бы какой-нибудь ветерок. А еще лучше — дождь». Но дождей не было уже второй месяц. Капитан Вестфален слышал, что, когда летний муссон в июле начинает дуть с юго-запада, жди обильных дождей. А до тех пор он сам и его люди должны жариться на солнце.

Но могло быть и хуже.

Его ведь могли послать отбивать Мирут и Дели у повстанцев, и пришлось бы тогда маршировать вдоль Ганга в полном обмундировании с выкладкой, лицом к лицу сталкиваться с ордами орущих сипаев.

Капитан содрогнулся. «Нет, большое спасибо, это не для меня».

К счастью, на восточную часть бунт не распространился, во всяком случае, здесь он не ощущался. Вестфалена это весьма устраивало. Он намеревался и впредь держаться как можно дальше от военных действий. Из полковых сводок ему было известно, что в Индии всего двадцать тысяч английских солдат. А что, если бесчисленные миллионы индусов поднимутся и покончат с британским господством? Это было бы настоящим кошмаром. Все, конец английским господам.

И конец тогда Восточно-Индийской компании. Ведь именно из-за нее ввели сюда английские войска — защищать интересы «Компании Джона». Да, конечно, Вестфален поклялся драться за империю и не отказывался исполнять свою клятву, но, черта с два, он не собирается умирать из-за интересов шайки частноторговцев. В конце-то концов он — джентльмен и принял это назначение, чтобы избежать финансового краха, чтобы спасти свое имение. А также завязать полезные контакты. Он устроил так, что оказался на административной работе — никакой опасности. Прежде всего ему нужно время, чтобы найти пути, как покрыть карточный долг — можно сказать, огромный долг для мужчины сорока лет, а уж затем можно думать о возвращении домой. Он сделал гримасу, вспомнив, какие бешеные деньги растранжирил после смерти своего отца, когда на него свалилось баронетство. Но и здесь, на другом конце света, его преследовали неудачи. До того как он прибыл в Индию, здесь все было тихо и мирно, правда, иногда возникали небольшие проблемы, но ничего серьезного. Империя покоилась на лаврах. Но сейчас все разногласия и противоречия между новобранцами различных местных племен, казалось, выплыли на поверхность — похоже, они только и ждали его приезда. Он здесь еще меньше года, а что произошло? Взбунтовались сипаи.

— Какая несправедливость!

«Но могло бы быть и хуже, Альберт, старина, — повторял он себе уже в тысячный раз за сегодня. — Могло бы быть и хуже».

Но могло быть и намного лучше. Хорошо бы вернуться в Калькутту, в форт Уильямс. Там тоже не прохладнее, но зато близко море. Если Индия вдруг взорвется, прыгай в лодку на реке Хугли и преспокойно отправляйся в Бенгальский залив.

Вестфален еще раз отхлебнул из кувшина и прислонился к стене. Конечно, далеко не официальная поза, но, честно говоря, пошло оно все к черту. Его офис напоминал сейчас раскаленную печь, и потому разумнее всего стоять здесь, под навесом, с кувшином воды и ждать, пока сядет солнце. Сейчас три часа. Скоро должно стать прохладней.

Он помахал рукой у себя перед лицом. Если ему удастся выбраться из Индии живым, единственное, что он будет вспоминать с еще большим ужасом, чем жару и влажность, — это мухи. Они повсюду. Рынок просто кишит мухами: ананасы, апельсины, лимоны, кули с рисом — все усыпано черными точками, которые движутся, взлетают, садятся опять. Здоровые наглые мухи опускаются тебе на лицо и взлетают прежде, чем ты успеваешь их прихлопнуть.

И бесконечное жужжание — то ли торговцы, пытающиеся всучить свой товар, то ли орды мух.

Капитан уловил запах горячего хлеба. Супружеская пара в лавчонке слева от Вестфалена продавала шупати — небольшие лепешки пресного хлеба, который в Индии едят все — и богатые, и бедные. Помнится, он как-то раз попробовал его, но хлеб показался ему слишком безвкусным. Весь последний час женщина, не разгибаясь, пекла бесчисленные шупати на круглых железных противнях. Температура воздуха вокруг нее накалялась градусов, наверное, до ста тридцати.

Как они могут это выносить?

Капитан закрыл глаза и взмолился, чтобы мир освободился от жары, засух, навязчивых кредиторов, вышестоящих офицеров и повстанцев-сипаев. Хорошо бы вот так, закрыв глаза, простоять весь день и...

Но открыть глаза все же пришлось — вдруг исчезли все звуки. Улица затихла. Вестфален оторвался от стены и выпрямился. Торговцы, которые до этого яростно торговались с покупателями, исчезли в проулках, на боковых улицах, дверных проемах, причем без всякой спешки, без паники, все они как будто вдруг вспомнили, что должны быть где-то в другом месте.

Остались только лавочники... лавочники и их мухи.

Обеспокоенный Вестфален схватился за саблю, висевшую у левого бедра. Ему еще ни разу не приходилось пользоваться ею для самозащиты, и он надеялся, что и впредь обойдется без этого.

Слева от себя он почувствовал какое-то движение и резко повернулся.

Маленькое приземистое подобие человека в оранжевом дхоти святого управляло караваном из шести мулов, ведя их прямо по центру улицы.

Вестфален успокоился. Какой-нибудь свамин или что-нибудь в этом роде.

Священник остановил своих мулов перед прилавком с сырами. Он ни на шаг не сошел со своего места перед караваном мулов, не посмотрел ни налево, ни направо. Он просто стоял и ждал. Торговец сырами быстро отобрал самые большие круги и поднес их человечку, который, бросив взгляд на подношение, слегка наклонил голову в знак одобрения. Лавочник сложил сыры в тюк, притороченный к спине одного из мулов, и отступил в дальний конец прилавка.

Но ни одной рупии не перешло в руки торговца.

Вестфален со все большим изумлением продолжал следить за маленьким человечком.

Следующую остановку караван сделал на той стороне улицы, где стоял Вестфален, — у торговцев шупати. Муж принес человечку полную корзину лепешек. Тот опять кивнул, и этот товар тоже нашел свое место на спине мула.

И опять торговец не получил ни одной рупии, вопрос о цене даже не поднимался. Со времени своего прибытия в Индию Вестфален не видел еще ничего подобного. Эти лавочники готовы с собственной матери содрать деньги за завтрак, а тут — такое.

Единственное объяснение всему — страх.

Лавку с водой священник прошел не останавливаясь.

— С вашей водой что-то не так? — спросил Вестфален у сидящего рядом с ним на земле торговца водой.

Тот говорил по-английски. Сам Вестфален не видел смысла в изучении местного языка, он никогда даже не пытался что-либо понять. В этой богом забытой стране четырнадцать основных языков и что-то около двухсот пятидесяти диалектов. Абсурд какой-то. Правда, несколько словечек Вестфален все-таки подхватил, но это не было сознательным усилием, просто они осели у него в мозгу. В конце концов, пусть местные учатся понимать его — и многие из них действительно его понимали, особенно торговцы.

— В храме есть своя вода, — сказал водонос, даже не подняв глаз.

— Какой это храм?

Вестфален хотел узнать, чем этот священник заморочил головы торговцев, почему они стали такими уступчивыми. Подобная информация может пригодиться.

— Храм-на-Холмах.

— А я и не знал, что такой существует.

На этот раз водонос поднял голову в тюрбане и уставился на Вестфалена. В темных глазах было недоверие, его взгляд как бы спрашивал: «Как же это можно — не знать?»

— Какому же небесному богу посвящен этот храм? — Слова Вестфалена эхом отдались в царившей вокруг тишине.

— Кали, темному божеству, — очень тихо прошептал водонос.

— А, да.

Он и раньше слышал это имя. Особенно оно популярно в Бенгалии. У этих индусов богов столько, что не пересчитать. Странная религия — индуизм. Вестфален слышал, что она практически не имеет догматов, основателей и вождей. Что за странная религия?

— Я думал, что ее главный храм под Калькуттой, в Дакшинасваре.

— У Кали много храмов, — пояснил водонос. — Но таких, как Храм-на-Холмах, нет.

— Правда? И что же в нем такого особенного?

— Ракшасы.

— Что это?

Но водонос опустил голову и отказался продолжать разговор. Похоже, ему показалось, что он и так сказал слишком много.

Шесть недель назад Вестфален не стерпел бы такой наглости. Но шесть недель назад никто и подумать не мог о восстании сипаев.

Он допил воду, бросил монетку замолкшему водоносу и вышел под палящие лучи солнца. Воздух на открытом месте казался дуновением от горящего дома. Вестфален почувствовал, как пыль, которая постоянно висит над улицей, смешивается с струйками пота на его лице, образуя грязно-соленую маску.

Он последовал за свамином, с удивлением отмечая, как торговцы без вздохов и стонов отдают ему свои лучшие товары, как будто радуясь этому. Вестфален прошел за священником почти через весь Бхарангпур — по его широким оживленным улицам, по узким кривым переулкам. И везде, где проходил священник и его караван, люди рассеивались при его появлении.

Наконец, когда солнце перекочевало на западную сторону, священник подошел к северным воротам города.

«Ну, вот ты и попался!» — подумал Вестфален.

Все груженые животные перед выездом из Бхарангпура или другого гарнизонного города подвергаются тщательному осмотру на наличие контрабанды. Не важно, что в Бенгалии повстанцы не проявляли активности, это был общий приказ, обязательный к выполнению.

Вестфален стоял приблизительно в двухстах ярдах и следил за происходящим. Он подождет, пока английский часовой начнет проверку, затем подойдет и, задавая обычные вопросы, узнает побольше об этом свамине и его Храме-на-Холмах.

Вестфален увидел, как священник остановился у ворот и заговорил с часовым, у которого с плеча свисал «энфилд» Они болтали, как старинные приятели. И через несколько секунд священник, без всякого досмотра, продолжил свой путь Вестфален едва успел заметить как тот сунул что-то в руку часового, причем сделал это так быстро, что Вестфален, мигни он в этот момент, мог бы все пропустить.

Священник и его мулы были уже далеко за городской стеной, направляясь к северо-западным холмам, когда Вестфален подошел к часовому:

Вашу винтовку, солдат!

Часовой отдал ему честь, потом снял с плеча винтовку и без всяких вопросов протянул ее Вестфалену. Вестфален знал его. Унтер-офицер по фамилии Макдональд — молодой, краснолицый, выпивоха, любитель подраться, как, впрочем, и все ребята в гарнизоне стрелков. За те три недели, что Вестфален командовал гарнизоном в Бхарангпуре, он составил о Макдональде мнение как о хорошем солдате.

— Вы пойдете под арест за нарушение долга!

— Сэр, я...

— И за получение взятки!

— Я пытался вернуть ему ее, сэр!

Вестфален рассмеялся. Похоже, этот парень думает, что он не только глуп, но и слеп.

— Конечно пытался! Поэтому и осмотрел его мулов!

— Старик Джагарнат возит провизию для храма, сэр. Я здесь служу уже два года, капитан. И он приходит в город каждый месяц, как часы, с появлением новой луны. Он возит еду в горы, вот и все, сэр.

— Все равно он должен быть подвергнут проверке, как и все остальные.

Макдональд взглянул на удаляющийся караван.

— Джагарнат сказал, они не любят, когда прикасаются к их еде, сэр. Только они сами могут это делать.

— Ах какая жалость! Полагаю, ты позволил ему пройти без проверки просто по доброте душевной? — Вестфалена уже начинала злить невероятная наглость этого солдата. — Ну-ка выверни карманы, интересно за сколько сребреников ты продал своих товарищей?

— Я никогда не предавал своих товарищей! — выпалил Макдональд в лицо Вестфалену.

Почему-то Вестфален поверил ему. Но отступать было поздно.

— Выворачивай карманы!

Макдональд вывернул только один — из правого кармана он извлек маленький, шершавый, прозрачный ровной красной окраски камушек.

Вестфален чуть не задохнулся от неожиданности.

— Давай его сюда.

Вестфален посмотрел на камушек в свете заходящего солнца. Он знал толк в драгоценностях. Ему уже приходилось встречаться с необработанными камнями, когда, чтобы расплатиться с наиболее настойчивыми кредиторами, он вынужден был превращать семейные драгоценности в наличность.

Сейчас он держал в руках необработанный рубин. Этакая крошечная штучка, но стоит отполировать ее, и можно выручить по крайней мере сто фунтов. Рука Вестфалена задрожала. Если только за то, чтобы часовой не прикасался к его провизии, священник откупился этим, то...

— Где находится этот храм?

— Не знаю, сэр. — Макдональд ел глазами своего начальника, возможно, ища пути к примирению. — Я никогда не мог его отыскать. Местные про это не знают и знать не хотят. Считается, что Храм-на-Холмах набит драгоценностями, но его охраняют демоны.

Вестфален усмехнулся. Метафизическая чушь. А вот камень в его руке осязаем и материален. А то, с какой легкостью свамин отдал его Макдональду, говорит о том, что там, откуда его взяли, осталось еще очень и очень много таких камушков. С чрезвычайной неохотой Вестфален вернул рубин Макдональду. Нет, он будет делать более крупные ставки. А для этого нужно продемонстрировать полнейшее пренебрежение к деньгам.

— Ладно, в конце концов, ничего страшного не произошло. Продай его повыгодней и подели деньги с товарищами... Честно подели, понял?

От удивления Макдональд чуть в обморок не упал, но сжался и резко салютнул:

Есть, сэр!

Вестфален кинул солдату «энфилд» и отошел, зная, что теперь Макдональд будет считать его самым справедливым и самым лучшим командиром на свете. Он нуждался в Макдональде и других солдатах, пробывших в Бхарангпуре не один год.

Вестфален решил отыскать Храм-на-Холмах. Это разрешило бы все его финансовые проблемы.


Часть третья

Манхэттен

Пятница, 3 августа 198...


Глава 1


Джек проснулся почти в десять утра, чувствуя себя совершенно разбитым.

Он пришел домой, вдохновленный успехом прошлой ночи, но восторг быстро испарился. Теперь квартира казалась ему совершенно пустой. Хуже того, он чувствовал безграничную пустоту внутри. Быстро выпив пару «Лайтс», он спрятал вторую часть гонорара за потайной панелью и завалился в постель. Однако после пары часов сна он неизвестно почему проснулся. Целый час проворочался в постели, наконец встал и отправился досматривать «Невесту Франкенштейна». Когда на фоне символа кинокомпании «Юниверсал» появились титры «Конец», он опять забылся тревожным сном.

Потом он заставил себя встать и принял холодный душ. На завтрак Джек прикончил банку какао «Пуфф» и начал коробку «Шугар Попс». Когда он брился, то заметил, что оконный термометр показывает 32 градуса в тени. Пришлось одеться соответственно — в слаксы и рубашку с коротким рукавом. Закончив с облачением, Джек сел на телефон. Нужно было дозвониться в два места: во-первых, Джии, во-вторых, в больницу. Джию он решить оставить напоследок.

Телефонистка сказала, что телефон в названной им палате отключен, а миссис Бхакти больше не значится среди пациентов больницы. У него сердце оборвалось. Проклятие! Хотя он разговаривал со старой леди всего несколько минут, его пронзила боль утраты. Так печально! Но по крайней мере, он сделал для нее все, что мог и вернул ожерелье до того, как она скончалась. Он попросил телефонистку соединить его с дежурной медсестрой по этажу, где находилась палата покойной миссис Бхакти. И буквально через несколько секунд уже разговаривал с Мартой.

Когда умерла миссис Бхакти?

— Насколько я знаю, она жива.

Всплеск надежды:

— Что, ее перевели на другой этаж?

— Нет. Представь себе, во время сдачи смены ее внук и внучка...

— Внучка?..

— Она не в твоем вкусе, Джек, — не блондинка. Но как бы то ни было, утром они подошли к посту во время сдачи смены и поблагодарили нас за работу и внимание, оказанные их бабушке; сказали, что теперь сами будут заботиться о ней. А потом просто ушли. Когда мы пошли проверить ее, то обнаружили, что палата пуста.

Джек отнял трубку от уха и, прежде чем заговорить, сердито посмотрел на нее.

— Как они увезли ее? Она же, черт побери, не могла ходить.

Он почти видел, как на том конце провода Марта пожала плечами.

— Убей меня — не знаю. Но девочки сказали, что этот однорукий парень в конце их смены как-то странно себя вел. Последние несколько часов никому не разрешал заходить в палату к своей бабушке.

— Почему же им позволили так запросто уйти? — По непонятной причине это страшно разозлило Джека, в данный момент он ощущал себя заботливым родственником. — Эта старая женщина нуждалась в медицинской помощи. Вы не должны были позволять кому-либо вмешиваться в лечение, будь это хоть ее внук! Вы должны были вызвать охрану и выкинуть...

— Остынь, Джек, — властно сказала Марта, — меня же тогда не было.

— Да, правильно. Прости. Просто я...

— Кроме того, как мне рассказали прошлой ночью больница вообще походила на зверинец исчез пациент из пятого северного крыла. Всю охрану бросили туда. До того странно! Этот парень с гипсом на обеих руках разбил в палате окно, неизвестно как спустился по стене и сбежал.

Неожиданно Джек почувствовал какое-то странное беспокойство.

— Говоришь, с гипсом? На обеих руках?

— Да. Он поступил вчера со множественными переломами. Никто не видел, как он спускался по стене, к тому же он должен был очень сильно порезаться, протискиваясь через окно. Но внизу, на мостовой, его не было. Значит, он убежал.

— Но почему через окно? Он что, был под арестом или что-нибудь в этом роде?

— В том-то и вся странность. Если бы он захотел, то мог бы спокойно уйти через дверь. В любом случае за всей этой суматохой мы не заметили, как внуки забрали миссис Бхакти.

— А как выглядел тот парень, который вылез из окна? Не было ли у него пластыря на левом глазу? — Джек затаил дыхание, ожидая ответа.

— Понятия не имею, Джек. А ты что, знаешь этого парня? Я могу разыскать его имя, если тебе нужно.

— Спасибо, Марта, но это ни к чему. Забудь.

Он попрощался, осторожно положил трубку и уставился в пол. В своем воображении он уже видел, как Кусум прокрадывается в больничную палату, хватает парня с пластырем на левом глазу и гипсом на обеих руках и швыряет его в окно. Но Джек знал, что это ерунда. Конечно, Кусум с удовольствием поступил бы именно так, но за всю жизнь Джек не встречал ни одного безрукого, способного совершить такое. А кроме того, в это время он был занят похищением из больницы своей бабушки.

Раздраженный, Джек выбросил из головы все фантазии и сконцентрировался на другой проблеме — исчезновении Грейс Вестфален. У него не было ничего, кроме пузырька без наклейки с жидкостью растительного происхождения и смутных подозрений, что пузырек как-то связан с этим делом. Старина Джек не доверял предчувствиям, но сейчас никаких иных зацепок у него не было.

Он взял пузырек с дубового секретера, где оставил его прошлой ночью, и отвинтил колпачок. Да, незнакомый запах, явно растительного происхождения. Он капнул жидкость на палец и лизнул. Недурно. Теперь нужно сдать его на анализ и узнать состав жидкости. Нельзя отбрасывать вероятность того, что это каким-нибудь образом связано с Грейс.

Джек опять поднял трубку, намереваясь позвонить Джии, но передумал. Он не мог выносить ее ледяного тона. А кроме того, сначала нужно позвонить этому сумасшедшему однорукому индусу и узнать, что тот сделал со старой дамой. Джек набрал номер, который Кусум оставил вчера на автоответчике.

Ответила женщина. Голос был мягкий, певучий, без акцента, тягучий как жидкость.

— Кусума нет дома, — сказала она.

— А когда он будет?

— Вечером. А это... это Джек?

— Да. — Он в изумлении замолчал. — Но как вы узнали?

Она рассмеялась, и смех ее звучал как музыка.

— Кусум сказал, что, вероятно, вы будете звонить. Я Калабати — его сестра. Я как раз собиралась звонить вам в офис, мистер Джек.

— А я хотел бы узнать, где ваша бабушка.

— На пути в Индию, — просто ответила она. — Там она будет под присмотром своих докторов.

Джек несколько успокоился, но раздражение его не прошло.

— Но все можно было устроить и не похищая ее из больницы через заднюю дверь, или как вы там это провернули.

— Конечно, можно было. Но вы не знаете моего брата. Он всегда все делает по-своему. Как, впрочем, и вы, насколько я поняла по его рассказам. Мне это нравится в мужчинах. Когда мы сможем встретиться?

Что-то в ее голосе ясно дало ему понять, что разговор о миссис Бхакти закончен. В конце концов, она находится под медицинским присмотром.

— Вы давно в Штатах? — спросил он, чтобы потянуть время.

У него было правило в работе: что сделано, то сделано. Но он чувствовал непреодолимое желание увидеть лицо женщины, обладавшей таким невероятным голосом. А кроме того, его клиентом была не эта женщина, а ее брат.

«Джек, тебе бы следовало стать адвокатом».

— Я живу в Вашингтоне, федеральный округ Колумбия, но примчалась в Нью-Йорк, как только услышала о бабушке. Вы знаете, где находится «Уолдорф»?

— Слышал о таком.

— Почему бы нам не встретиться там в шесть в «Аллее Пикок»?

"Такое впечатление, что она назначает мне свидание. Ну что ж, почему бы нет?"

— Хорошо. Как я вас узнаю?

— Я буду в белом.

— Тогда до шести.

Он повесил трубку, удивляясь своему безрассудству. Свидания вслепую не были его стилем.

Теперь осталось самое трудное — позвонить Джии. Он набрал номер Нелли. После второго сигнала ответила Юнис:

— Квартира миссис Пэтон. — И по просьбе Джека позвала Джию. Он ждал со смешанным чувством страха и надежды.

— Хэлло? — Голос Джии был ровный, деловой.

— Как прошла ночь?

— Не твое дело, Джек! — воскликнула она с нескрываемой злостью. — Какое право ты имеешь вмешиваться в...

— Эй-эй! — прервал он ее. — Я просто хотел узнать, не было ли какой записки, телефонного звонка или чего-нибудь такого от Грейс. Что с тобой, черт подери?

— О... извини. Ничего. Ни одного слова. Нелли совершенно подавлена. Ну а у тебя есть какие-нибудь новости?

— Боюсь, что нет.

— А ты что-нибудь делаешь?

— А как же!

— Что?

— Да так, детективные штучки-дрючки. Ну, ты знаешь, ищу улики, отслеживаю нити. Нечто в этом роде.

Джия ничего не ответила, но молчание ее было весьма красноречиво. И она права: остроты тут явно не к месту.

Джия, пойми, у меня почти не с чем работать, но я сделаю все, что смогу.

А я и не предполагала, что мы можем рассчитывать на большее, — сказала она холодным тоном.

— Как насчет пообедать сегодня вместе?

— Нет, Джек.

— Тогда, может быть, поздний ужин?

— Джек... — Пауза тянулась довольно долго и закончилась вздохом: — Давай сохранять деловые отношения, хорошо? Только деловые. Ничего не изменилось. Если захочешь пообедать, обедай с Нелли. Возможно, я тоже с ней буду, но не особенно на это рассчитывай. Понял?

— Еще бы.

Ему ужасно хотелось вырвать телефон из розетки и швырнуть в ближайшее окно... Но он заставил себя сидеть на месте и, вежливо попрощавшись, аккуратно повесил трубку и поставил телефон на обычное место.

Пора выкинуть из головы мысли о Джии. У него еще полно дел.


Глава 2


Джия положила трубку и прислонилась к стене. Минуту назад она чуть не сваляла дурака, когда Джек спросил ее о прошлой ночи. Ей вдруг показалось, что Джек проследил за ней и Карлом до ресторана, а затем до квартиры Карла.

Прошлой ночью они впервые занимались любовью. Ей не хотелось, чтобы их отношения так быстро зашли столь далеко. Джия пообещала себе, что их отношения будут развиваться медленно и постепенно, она и сама не будет торопиться и не позволит Карлу торопить себя. «В конце концов, видишь, что получилось с Джеком». Но прошлым вечером она изменила свое намерение. Весь день после встречи с Джеком в ней росло и росло напряжение, в какое-то мгновение ей показалось вдруг, что оно задушит ее. Ей нужен был кто-нибудь. И подвернулся Карл. И он очень ее хотел.

Раньше Джия очень мягко отказывалась от приглашений Карла зайти к нему. Но прошлой ночью согласилась. Ладно, все было не так уж плохо. Захватывающий вид из окна, отличное бренди, обжигающее горло, мягкий, приглушенный свет в спальне заставили её кожу пылать, когда он раздевал ее, когда заставил ее почувствовать себя прекрасной.

Карл оказался замечательным любовником: опытным, страстным, нежным, внимательным.

Но все равно ничего не произошло.

Ей пришлось подыграть Карлу, когда у него наступил оргазм. Она ненавидела себя за это, ведь ей казалось, что все должно было произойти именно так. Карл все делал правильно. И вовсе не его вина, что расслабление, в котором она так нуждалась, не наступило.

Во всем виноват Джек.

Увидев Джека, она пришла в такое волнение, что не получила бы удовлетворение, будь Карл лучшим любовником в мире. Ну а уж что он был лучше Джека, это совершенно точно.

Хотя нет... неправда. Джек был хорош. Очень хорош. Были времена, когда они проводили всю ночь...

Раздался звонок в дверь. И поскольку Джия оказалась поблизости, она открыла дверь. Это был посыльный от Карла, он пришел за эскизами, о которых она говорила прошлой ночью. Но он принес и кое-что для нее: букет роз. Джия вручила посыльному свои наброски, закрыла за ним дверь и прочитала вложенную в букет карточку: «Позвоню вечером». Очень мило! Карл не заметил ее уловки. Нехорошо получилось...

— Какие прекрасные цветы!

Джия уловила тревогу в голосе Нелли.

— Не правда ли? Это от Карла. Кстати, звонил Джек. Хотел узнать, не слышно ли чего-нибудь новенького.

— А он что-нибудь узнал?

Джия отрицательно покачала головой, с жалостью глядя на почти детское выражение надежды на лице пожилой женщины.

— Он даст нам знать если что...

— Я чувствую, случилось что-то ужасное.

Нелли, мы же пока еще ничего не знаем, — сказала Джия, обняв ее за плечи. — Возможно, произошла какая-то чудовищная неразбериха.

— Надеюсь, что так, очень надеюсь. — Она посмотрела на Джию. — Дорогая, окажи мне услугу. Позвони, пожалуйста, в ООН и передай им мои извинения. Я не смогу быть завтра на приеме.

— Ты должна пойти.

— Нет. Это было бы неуместно.

— Не глупи. Грейс хотела бы, чтобы ты пошла. И, кроме того, тебе просто необходимо сменить обстановку. Ты уже неделю не выходила из дому.

— А если она позвонит?

— Юнис останется дома и сможет ответить.

— Да, но выходить и веселиться...

— Мне помнится, ты говорила, что всегда умираешь со скуки на таких сборищах.

Нелли улыбнулась, и это было так приятно видеть.

— Точно... именно так. Думаю, ты права. Возможно, я должна пойти. Но только с одним условием.

— Каким?

— Ты пойдешь вместе со мной.

Джия не на шутку перепугалась. Меньше всего ей хотелось субботним вечером стоять как столб в зале, заполненном дипломатами ООН.

— Нет, правда. Я не могу...

— Конечно, ты можешь!

— Но Вики...

— Дома останется Юнис.

Джия напрягла мозги — должен же быть какой-то выход.

— Мне нечего надеть.

— Мы выйдем и что-нибудь тебе купим.

— Ни в коем случае!

Нелли вытащила носовой платок и вытерла губы.

— Тогда я тоже не пойду.

Джия попыталась было изобразить возмущение но не выдержала и расплылась в улыбке.

— Ладно! Ты старая шантажистка...

— Я возмущена этим эпитетом — старая.

— Я пойду с тобой, но сама подыщу, что надеть.

— Ты пойдешь завтра со мной и купишь платье за мой счет. Если ты собираешься сопровождать меня, ты должна выглядеть соответствующим образом. И на этом я закрываю эту тему. Завтра после обеда мы идем в магазин.

С этими словами Нелли повернулась и заспешила в библиотеку. В Джии смешались нежность и раздражение. Эта старая леди из Лондона опять переиграла ее.


Глава 3


Джек подошел к главному входу в «Уолдорф» в шесть, поднялся по ступенькам и вошел в кишащий людьми холл. Несмотря на сумасшедший день, он все же ухитрился не опоздать.

Вначале он отдал на анализ содержимое пузырька, найденного в комнате Грейс; затем шатался по улицам и общался со всеми темными личностями — а знал он их столько, что и не пересчитать. Никто не слышал о похищении старой английской леди. Джек истекал потом, пыль впиталась во все его поры. Придя домой, он принял душ, побрился, переоделся, поймал такси и отправился на Парк-авеню.

Джек прежде никогда не бывал в «Уолдорфе», поэтому он не знал, чего ожидать от «Аллеи Пикок», где Калабати пожелала с ним встретиться. Чтобы чувствовать себя уверенней, облачился в легкий, кремового цвета костюм, розовую рубашку и пестрый галстук, соответствующий рубашке — по крайней мере, так утверждал продавец. Сначала Джек подумал было переодеться, но потом решил, что его гардероб все равно не тянет для роскошных отелей. Вот Калабати, судя по короткому разговору с ней, будет одета на уровне.

Пересекая холл, Джек с интересом оглядывался вокруг. Люди всех рас, национальностей, возрастов и размеров курсировали по залу или сидели в креслах. Слева от себя за низким ограждением с аркой Джек заметил маленькие столики, за которыми сидели и пили люди. Проходя мимо, он увидел овальную табличку:

«Аллея Пикок».

Джек осмотрелся. Если холл «Уолдорфа» был как бы тротуаром, то «Аллея Пикок» — кафе на тротуаре с кондиционером, без мух и вони.

За ближайшими столиками он не заметил никого, кто по его мнению, походил бы на Калабати. Джек отметил, что посетители одеты неброско и держатся очень раскованно. Он почувствовал себя здесь чужеродным элементом. Нет, это не его место действия. Он чувствовал, что на него пялятся. Должно быть, это ошибка...

— Желаете столик, сэр?

У него за плечом стоял средних лет метрдотель и ожидающе смотрел на него. Он говорил с французским акцентом, приобретенным, скорее всего, где-нибудь в Бруклине.

— Думаю, что да. Хотя не уверен. Я должен был встретиться здесь кое с кем. Она в белом платье и...

Глаза мужчины засияли.

— Она здесь! Проходите, пожалуйста.

Джек последовал за метрдотелем в дальний конец зала, размышляя на ходу, почему этот парень так уверен, что знает, кого ищет Джек. Они прошествовали мимо нескольких ниш, в которых стояли удобная софа и кресла. Вокруг столиков для коктейлей — настоящие крошечные гостиные. Картины на стенах придавали еще больший уют. Они обогнули крыло и почти прошли до конца его, когда Джек увидел ее.

Теперь он понял, почему метрдотель без колебаний подумал о ней. Это действительно была Женщина в Белом, должно быть, единственная во всей «Аллее Пикок».

Женщина в одиночестве сидела на софе у стены, без обуви, подогнув ноги, словно слушала музыку у себя дома — классическую, а может, регги. В руке она тихонько вертела полупустой бокал с белым вином Она была очень похожа на Кусума, но Калабати была моложе, возможно, что-нибудь около тридцати. У нее были яркие, темные, широко расставленные миндалевидные глаза, высокие скулы, красивый нос с небольшой дырочкой на крыле левой ноздри, где, по-видимому, носила украшения, и чистая, ровная кожа цвета мокко. Темные, почти черные волосы, разделенные посередине пробором, уложены на ушах и собраны сзади на шее. Несколько старомодно, но оригинально, как раз для нее. Полные губы накрашены яркой блестящей помадой. И вся ее смуглота, все темные краски подчеркивались белым одеянием.

И наконец, решающим доводом было ожерелье. Будь у Джека хоть какие-то сомнения относительно ее личности, они бы тут же развеялись — на шее у нее было металлическое ожерелье серебристого цвета с двумя желтыми камнями.

Калабати, не сходя с места, протянула ему руку:

— Рада вас видеть, Джек.

Ее голос был похож на нее: темный, богатого тембра; она улыбнулась белозубой улыбкой, от которой у Джека перехватило дыхание. Калабати слегка наклонилась вперед, тонкая ткань на ее груди колыхнулась и на мгновение очертила темные соски. Казалось, у женщины не было ни малейшего сомнения, кто стоит перед ней.

— Мисс Бхакти, — сказал он, пожимая протянутую ему руку. Ее ногти, как и ее губы, были ярко-красного цвета, а смуглая нежная кожа блестела, будто отполированная слоновая кость. Похоже, у него слегка помутился рассудок. Нет, ему определенно нужно что-то сказать, чтобы увериться, что это не так. — Я рад, что вы не потеряли свое ожерелье.

«Здорово брякнул, а?»

— О да. Мое на месте, то есть на мне. — Она высвободила свою руку из его и указала на подушку рядом с собой. — Прошу вас. Присаживайтесь. Нам нужно о многом поговорить.

Вблизи ее глаза оказались проницательными и умными, они будто впитали в себя всю мудрость ее расы, ее вечной культуры.

Метрдотель не стал подзывать официанта, а сам тихо стоял, пока Джек усаживался рядом с Калабати. Должно быть, он очень терпеливый человек; Джек заметил, что тот ни разу не отвел взгляда от Калабати.

— Могу я предложить месье что-нибудь выпить? — спросил метрдотель, когда Джек наконец уселся.

Джек посмотрел на бокал Калабати:

— Что это?

— Кир.

Джек предпочел бы пиво, но это ведь «Уолдорф».

— Бокал того же.

Калабати рассмеялась:

— Не глупите! Принесите ему пиво. У них здесь есть «Бас Эль».

— Я не особенно люблю эль. Лучше светлый «Бек», если у вас есть. — По крайней мере, он будет пить импортное пиво. Но чего ему действительно хотелось, так это «Роллинг Рок».

— Очень хорошо. — Метрдотель наконец-то ушел.

— Откуда вы знаете, что я люблю пиво? — Уверенность, с которой она сделала за него заказ, несколько покоробила Джека.

— Удачная догадка. Я была уверена, что вы не любите кир. — Она изучающе смотрела на Джека. — Значит... вы и есть тот самый человек, который вернул ожерелье? Вы совершили невозможное. Я буду благодарна вам до конца моих дней.

— Это было всего лишь ожерелье.

— Очень важное ожерелье.

— Может быть, но это не то самое, что спасти жизнь или что-нибудь в этом роде.

— Возможно, как раз это вы и сделали. Может быть, именно ожерелье дало ей силы и надежду, чтобы возродиться к жизни. Оно очень важно для нее. Все члены нашей семьи носят такие ожерелья. Мы никогда с ними не расстаемся.

— Никогда?

— Никогда.

Да уж, странные эти Бхакти.

Метрдотель сам принес пиво и наполнил стаканы, помедлил немного и удалился с явной неохотой.

Можете быть уверены, сказала Калабати, когда Джек сделал несколько глотков, что за прошедшие сутки вы на всю жизнь приобрели друзей моего брата и меня.

— А как насчет вашей бабушки?

Калабати прищурилась:

— Ее тоже, конечно. Но не воспринимайте столь поверхностно нашей благодарности, Джек. Ни моей, ни особенно моего брата. Кусум, уж поверьте, никогда не забывает ни услуг, ни пренебрежения.

— А чем ваш брат занимается в ООН? — Джек пытался перевести разговор в светское русло. Вообще-то он хотел все знать о Калабати, но не желал проявлять свой интерес.

— Я точно не знаю. По-моему, он занимает какой-то незначительный пост. — Должно быть, она заметила, что Джек недоверчиво прищурился. — Да, я понимаю, он не производит впечатление человека, который способен удовлетвориться второстепенной ролью. Можете поверить, он ею и не удовлетворен. У нас на родине его имя известно во всех провинциях.

— Почему?

— Он лидер нового индуистского фундаменталистского движения. Он и многие его сторонники считают, что Индия и индуизм слишком подвержены влиянию Запада. Они хотят вернуться к старинному укладу. У брата множество последователей, и сейчас их движение представляет собой значительную политическую силу.

— Здесь это звучало бы как «убедительное большинство». Кто он? Индийский Джерри Фавел?

Лицо Калабати стало жестким.

— Может быть, даже более того. Его целеустремленность временами пугает. Некоторые боятся, что он может стать индийским аятоллой Хомейни. Поэтому все были поражены, когда в начале прошлого года он вдруг попросился на дипломатическую работу в Англию. Естественно, его просьбу немедленно удовлетворили — правительство было радо избавиться от него. А недавно, опять по его же просьбе, он был переведен сюда, в ООН. Конечно, его сторонники и противники в нашей стране озадачены, но я-то знаю своего брата. Он просто решил набраться международного опыта, чтобы вернуться домой и стать полноценным кандидатом на высокий политический пост. Но хватит о Кусуме...

Джек почувствовал руку Калабати у себя на груди — она подталкивала его на подушку.

— Теперь устраивайтесь поудобней, — сказала она, глядя на него своими темными глазами, и расскажите мне все о себе. Я хочу знать абсолютно все, особенно как вы стали мастером Джеком.

Джек отхлебнул пива и заставил себя выдержать паузу, хотя у него появилось вдруг огромное желание рассказать ей все о своем прошлом. Это напугало его. Он никогда никому не открывался, кроме Эйба. И почему Калабати? Может, потому, что она уже кое-что знала о нем; может, потому, что она была столь экспансивна в своей благодарности за то «невозможное», что он совершил, вернув ее бабушке ожерелье. Конечно, о том, чтобы рассказать всю правду, не могло быть и речи, но какие-то отрывки правды ему не повредят. Вопрос только в том, что рассказать, а что утаить.

— Просто так уж случилось.

— Все когда-то случается в первый раз. Начните с этого. Расскажите мне об этом.

Он удобнее устроился на подушках, так, чтобы не мешало дуло маузера 38-го калибра, и приступил к рассказу о мистере Канелли — своем первом клиенте.


Глава 4


Лето было на исходе. Семнадцатилетний Джек все еще жил в Джонсоне, штат Нью-Джерси, в маленьком полудеревенском городке графства Берлингтон. Тогда была еще жива мать. Брат Джека учился в медицинском колледже Нью-Джерси, а сестра — на подготовительном отделении юридической школы Рутгера.

За углом той же улицы жил пенсионер и вдовец мистер Вито Канелли. Как только начинала пробиваться трава и до того как наступали морозы, он работав на участке, уделяя особое внимание газону. Он засеивал и удобрял его каждые две недели и ежедневно поливал. У него был самый зеленый газон во всем графстве Просто безупречный газон. Но однажды кто-то бесцеремонно срезал угол, выезжая на улицу, где жил Джек. Это была чистая случайность, но затем местные юнцы возвели это в привычку. Проехать через газон этого старого итальяшки вечером в пятницу и субботу стало своего рода ритуалом. Наконец Канелли не выдержал и поставил полутораметровый белый забор, решив положить конец напасти. О, как он заблуждался!

Одним прекрасным ранним утром Джек шел по дороге, направляясь к дому семьи Торо. Последние несколько лет он подрабатывал у них в саду, подстригая траву. Ему нравилось работать, но более того, ему нравился сам факт, что он может проводить время почти так, как хочет.

Когда Джек подошел к участку мистера Канелли, его рот открылся от изумления. От забора остались только белые щепки, которые валялись по всему газону. Невысокие декоративные деревья — карликовые яблони и кизил, которые так красиво цвели каждую весну, — были сломаны почти под корень. Тисы и можжевельники выдернуты и втоптаны в грязь. Сделанные из гипса розовые фламинго, которые у всех вызывали улыбку, превращены в пыль.

А газон... на нем были не просто следы шин, а глубокие колеи примерно в шесть дюймов глубиной. Те, кто все это сотворил, не просто проехали по газону и помяли траву — этого им было мало, они буксовали и разворачивались в самом центре газона, пока не разнесли все дочиста.

Когда Джек подошел ближе, он увидел человека, стоящего на углу дома и смотрящего на руины. Мистер Канелли. Плечи его были опущены, по щекам катились слезы. Джек плохо его знал. Мистер Канелли был тихий, никого не беспокоивший человек. Без жены, без детей и внуков. Единственное, что у него было, — участок земли, его хобби, произведение искусства, средоточие всей его жизни. Джек по своему еще очень скромному опыту работы на земле знал, сколько нужно пролить пота, чтобы вырастить все то, что было у старика на участке. Невозможно видеть, во что превратились плоды стольких трудов. Невозможно видеть, как плачет на своем собственном дворе седой мужчина.

При виде беспомощного мистера Канелли что-то дрогнуло внутри Джека. Он и прежде выходил из себя, но ярость закипевшая в нем в этот момент, граничила с безумием Он стиснул челюсти так, что заболели зубы, его трясло, мускулы напряглись и превратились в тугие узлы. Он догадывался, кто совершил эту мерзость, и мог легко подтвердить свои подозрения. Он боролся с безумным желанием найти их и станцевать у них на головах.

Но логика и здравый смысл возобладали. Он отправится в тюрьму, а эти типы будут разыгрывать из себя жертв насилия.

Джека осенило вдруг. Есть и другой способ отомстить. Он подошел к мистеру Канелли и сказал:

— Я могу помочь вам восстановить это.

Старик вытер лицо платком и внимательно посмотрел на него:

— Зачем? Чтобы ты и твои дружки опять все разрушили?

— Я сделаю так, что этого больше не будет.

Мистер Канелли долго смотрел на Джека и наконец сказал:

— Зайди. Расскажи мне, что ты там надумал.

Джек не стал входить в детали, он только перечислил все, что ему потребуется. И пятьдесят долларов за работу. Мистер Канелли согласился, но пообещал приберечь деньги до той поры, пока не увидит результатов. Они обменялись рукопожатиями и, чтобы закрепить сделку, выпили по стакану бурбона.

На следующий день Джек приступил к делу. Он купил три дюжины небольших тисов и высадил их по периметру участка на расстоянии двух с половиной — трех футов от угла, мистер Канелли начал восстановительные работы. За работой они разговорились. Джек выяснил, что ущерб нанесен... маленькой, с низкой посадкой яркой малолитражкой и темным фургоном. К сожалению, мистер Канелли не заметил номера машин. Он вызвал полицию, но, пока местные копы приехали, вандалы были уже далеко. Полицию вызывали и раньше, но до сих пор такие инциденты были довольно редки и не имели столь значительных последствий, поэтому они не приняли жалобу всерьез и не поторопились.

Затем Джек приобрел три дюжины шестидюймовых труб длиной по четыре фута и спрятал их в гараже мистера Канелли. Далее рядом с каждым тисом они вырыли ямы глубиной три фута, для чего им пришлось использовать небольшой экскаватор.

Поздно ночью мистер Канелли и его юный помощник притащили в гараж пару мешков с цементом и его раствором заполнили трубы. Тремя днями позже, снова под прикрытием темноты, установили трубы, наполненные цементом, и плотно утрамбовали вокруг них землю. Внутри каждого куста, между его ветками, были укреплены двенадцати — пятнадцатидюймовые колья. Вокруг участка снова воздвигли белый забор, и мистер Канелли продолжил работу над восстановлением своего газона. А Джеку осталось одно — затаиться и ждать.

Это заняло немало времени. Прошел август, остался позади День труда, снова начались занятия в школе. К концу сентября участок мистера Канелли опять начал хорошеть, Взошла и зазеленела новая трава.

По-видимому, этого и ожидали мерзавцы.

В час тридцать ночи в воскресенье Джека разбудили звуки сирен. У дома мистера Канелли сверкали красные огни. Джек торопливо натянул джинсы и помчался к месту событий.

Первые результаты своей деятельности он заметил еще подходя к дому. Прямо перед ним у тротуара лежал на боку темный фургон... При свете уличного фонаря Джек разглядел, что ходовая часть сломана, коробка передач сорвана, дифференциал искорежен, в воздухе висел запах бензина, бензобак протекал. Рядом стояла пожарная машина, готовясь приступить к работе.

Джек подошел к передней части дома, где носом к забору торчал желтый «камаро». Ветровое стекло машины было все в трещинах, из-под капота вырывался пар. С первого взгляда он понял, что поврежден радиатор, искривлена передняя ось и сломан двигатель.

Мистер Канелли стоял на ступеньках. Он махнул Джеку и вложил ему в руку пятьдесят долларов.

Они видели, как отбуксировали машины, как поливали улицу из брандспойта, как уехали пожарные, а потом и полицейские машины. Внутри у Джека все пылало. Ему казалось, только захоти, и он может оторваться от земли и полететь. Никогда еще он не чувствовал себя так здорово. Никакая травка, таблетки или инъекции не дали бы ему такого ощущения.

Так он поймался на этот крючок.


Глава 5


Прошел час, в который вместились три пива, а потом и два кира — неудивительно, что он наболтал больше чем хотел. От мистера Канелли он перешел к другим умело прокрученным делам. Казалось, слушая его, Калабати получала удовольствие, особенно когда он говорил о тех болевых приемах, которые он применял, чтобы наказание соответствовало преступлению.

Многое способствовало тому, что у него развязался язык. Во-первых, интимность обстановки. Казалось бы, они с Калабати занимают самое уединенное и дальнее крыло «Аллеи Пикок». Но в этом крыле разговаривали еще десятки людей, их голоса сливались в однотонный гул, за которым были не слышны их собственные слова. Однако важней всего была Калабати. Она слушала с таким вниманием, что он рассказал больше, чем нужно; он говорил и говорил, лишь бы удержать на себе ее зачарованный взгляд. Он говорил с ней так, как не говорил ни с кем и никогда, может быть только с Эйбом. Но тот узнавал о нем постепенно, в течение нескольких лет, и многое из происшедшего видел сам. А вот у Калабати был невероятный дар слушателя.

Рассказывая, Джек наблюдал за ее реакцией, боясь, что она, как Джия, отвернется от него. Но Калабати явно не Джия. Ее глаза возбужденно и... восхищенно блестели.

Однако пора было заткнуться. Он уже достаточно наболтал. Они какое-то время сидели молча, вертя в руках пустые бокалы... Джек уже готов был спросить, не хочет ли она добавить еще, когда Калабати повернулась к нему:

— Вы не платите налоги, верно?

Это утверждение ошарашило его. Он почувствовал неловкость — почему она так думает?

— Для чего вы это сказали?

— Мне кажется, вы пария по собственной воле, я права?

— "Пария по собственной воле"? Хорошо сказано.

— Может быть, но это еще не ответ на мой вопрос.

— Я, как бы это сказать, что-то вроде суверенного штата. И в пределах своих границ не признаю ни одного правительства.

— Вы практически живете и работаете вне общества. Почему?

— Я не интеллектуал и потому не могу представить вам разработанный манифест. Просто мне нравится так жить.

Ее глаза впились в него.

— Нет, это не так. Что-то вас сломило. Но что?

До чего же проницательна эта женщина!

Такое впечатление, что она заглядывает ему в мысли и читает его секреты. Да, действительно был такой случай, который отдалил его от всего «цивилизованного» общества. Но об этом он не мог ей рассказать. Конечно, с Калабати ему легко, но Джек не был готов признаться в убийстве.

— Предпочитаю умолчать об этом.

Она изучающе смотрела на него.

— Ваши родители живы?

Джек почувствовал, как внутри у него все сжалось.

— Только отец.

— Понятно. А ваша мать умерла естественной смертью?

«Она действительно может читать мысли! Это единственное объяснение ее невероятной прозорливости!»

— Нет, но я больше не желаю говорить на эту тему.

— Ладно. Однако вы стали тем, кто вы есть, и я уверена, что причиной тому — ваша гордыня.

Ее уверенность обескураживала и одновременно согревала. Он решил переменить тему:

— Вы голодны?

— Просто умираю с голоду!

— Хотите куда-нибудь пойти? Я знаю несколько хороших индийских ресторанчиков...

Она поморщилась.

— Значит будь я китаянкой, вы предложили бы мне яичный рулет? Я что, одета в сари?

Конечно нет. — Ее облегающее белое платье, скорее всего, от какого-нибудь парижского модельера. — Тогда во французский?

Какое-то время я жила в Париже. Но сейчас я в Америке и хочу есть американскую еду.

— Отлично, я люблю есть там, где можно расслабиться.

— Мне хотелось бы в «Бифстейк Чарли».

Джек разразился смехом.

— Есть один такой недалеко от моего дома! Я частенько туда заглядываю. В основном потому, что когда я собираюсь поесть, то ценю количество, а не качество.

— Отлично. Значит, вы знаете дорогу.

Джек наполовину приподнялся, но затем уселся снова.

— Подождите. Там ведь подают ребрышки. А индусы, насколько я знаю, свинину не едят, разве не так?

— Нет, не так. Вы перепутали нас с пакистанцами. Они — мусульмане, а мусульмане не едят свинину. Мы — индусы. Мы не едим говядину.

— Но тогда почему «Бифстейк»?..

— Я слышала у них отличный салатный бар, большой выбор креветок... и «все пиво, вино и сангрии... которые вы только сможете выпить».

— Тогда вперед, — сказал Джек, поднимаясь и предлагая Калабати руку.

Она скользнула в туфли и поднялась единым плавным движением. Джек бросил на стол десять долларов двадцать центов, и она направились к выходу.

— А как же чек? — спросила Калабати с озорной улыбкой. — Уверена, вам могут сделать сегодня скидку.

— Я использую короткую схему.

Она засмеялась. О, сладчайшие звуки!

Пока они шли к выходу, Джек ощущал приятную теплоту руки Калабати на своих бицепсах и всеобщее внимание, которое они привлекали.

От «Аллеи Пикок» в «Уолдорфе» на Парк-авеню до «Бифстейк Чарли» в Вест-Сайде дистанция огромного размера. Но Калабати перешла из одного общества в другое с такой же легкостью, с какой переходила сейчас от одного гарнира к другому в переполненном салатном баре, где ею восхищались куда откровеннее, чем в «Уолдорфе». Калабати оказалась совершенно непритязательной, и Джек нашел это очаровательным. Хотя, положа руку на сердце, он все находил в ней очаровательным.

Пока они ехали в такси, он начал осторожно расспрашивать о ее прошлом. Оказалось, что Калабати с братом происходили из старинной богатой бенгальской семьи и что Кусум потерял руку в железнодорожной катастрофе, когда был еще совсем ребенком. В той же катастрофе погибли их родители, а их вырастила бабушка, с которой Джек познакомился прошлой ночью. Этим и объясняется их особая привязанность к ней. Калабати преподавала в Вашингтоне в лингвистической школе Джорджтаунского университета и время от времени консультировала в школе иностранных языков.

Джек смотрел, как она ест холодные креветки. Тонкие пальцы изящным движением очищали их от кожуры, макали в коктейльный соус и отправляли в рот. Ела она с удовольствием, даже со смаком, и он находил все ее движения восхитительными. Сейчас так редко можно встретить женщину, которая много ест. Джека просто тошнило от постоянных разговоров о калориях и лишнем весе, от расчетов калорий на неделю вперед. Когда он выходил пообедать с женщиной, ему хотелось, чтобы она ела с таким же удовольствием, как и он. Разделенный порок — вот как это называется. Сейчас их связывал общий грех чревоугодия — наслаждение от набитого живота, удовольствие от обоняния, жевания, глотания. Они стали сообщниками по преступлению. Это было чертовски эротично.

С едой было покончено.

Калабати откинулась на стуле и уставилась на него. Между ними на столе лежали жалкие остатки салатов, две косточки от бифштекса, пустой кувшин из-под выпитой ею сангрии, пустой кувшин из-под выпитого им пива и панцири по крайней мере сотни креветок.

— Мы встретились с врагом, — сказал Джек, — и победили. Теперь он у нас в животе. Хорошо, что вы не любите стейки. Они были слишком жесткими.

О нет, я люблю стейки. Хотя, я думаю, этот бифштекс способен повредить карме.

Говоря это, она протянула через стол руку и взяла пуку Джека. Ее прикосновение было похоже на электрический разряд, который буквально пронзил Джека насквозь. Он проглотил слюну и попытался поддержать разговор. Пусть она не видит, как действует на него.

— Карма. Это слово слышишь постоянно. А что оно означает? Это что-то вроде судьбы, не так ли?

Калабати нахмурилась:

— Не совсем. Это трудно объяснить. Все началось с идеи о переселении души, которую мы называем атман. Наша душа проходит через множество инкарнаций, или перерождений.

— Реинкарнация. — Джек что-то слышал об этом. — Брайди Мерфи и все такое.

Калабати повернула его руку и начала водить ногтями по его ладони. Тело Джека покрылось мурашками.

— Правильно, — сказала она. — Карма — это все хорошее и все плохое, что ваш атман переносит из одной жизни в другую. Это не судьба, потому что человек сам определяет, сколько добра и зла он совершает в каждой из своих жизней. В свою очередь, от соотношения добра и зла в вашей карме зависит, какая жизнь уготована вам в будущем — стать низкорожденным или высшим существом.

— И это продолжается вечно? — Ему хотелось, чтобы она вечно продолжала манипуляции с его рукой.

— Нет. Ваш атман может быть освобожден из кармического круга, если вы достигнете совершенной жизни. Это называется мокша. Она освобождает атман от последующих инкарнаций. Достижение мокши основная цель любого атмана.

— А поедание бифштексов отдаляет от достижения мокши? Шутка прозвучала довольно глупо.

Похоже, Калабати опять прочитала его мысли.

Как ни странно да. Евреи и мусульмане против свинины. Мы считаем, что загрязняет карму говядина.

— Именно так.

— А вы так заботитесь о своей карме?

— Не так, как должна бы. И безусловно, не так сильно, как Кусум. — Блеск в ее глазах померк. — Он просто помешался на своей карме... на своей карме и Кали.

Это неприятно покоробило Джека.

— Кали? Неужели вы поклоняетесь этой кучке душителей?

Он опять воспользовался сведениями, почерпнутыми из «Потоков Ганга».

Глаза Калабати засветились, она нарочно вдавила ему ноготь в ладонь — приятные ощущения обернулись болью.

— Нет, это не Кали, а униженное воплощение божества, называемое Бхвани, ему поклонялись преступники низшей касты. Кали — верховное божество!

— А! Прошу прощения.

Она улыбнулась:

— А где вы живете?

— Недалеко отсюда.

— Пригласите меня к себе.

Джек колебался, помятуя свой твердый принцип — не приглашать к себе в дом человека, пока не узнает его достаточно хорошо.

Но она снова ударила его по ладони, и он спросил:

— Сейчас?

— Да.

— Ладно, пошли.


Глава 6


Лишь в одном можно быть уверенным,

что смерти предшествует рождение!

За рождением следует смерть.

И все это неизбежно.

А значит, не стоит печалиться.

Кусум поднял голову от стола, на котором лежала «Бхагавадгита». Опять то же самое. Этот звук снизу. Он долетал до негр сквозь однообразный шум города, раскинувшегося за доком города, который никогда не спит, сквозь ночную мелодию гавани, сквозь треск корабля когда волны ласкали его железные бока и натягивали канаты, удерживающие его у причала. Кусум закрыл книгу и отправился в свою каюту. Слишком рано. Мать еще не уловила Запаха.

Кусум вышел и остановился на небольшой палубе, идущей вокруг кормы. В этой части находились каюты, топка, рубка, камбуз. Основная палуба просматривалась вся на ее ровной поверхности виднелись два люка, ведущие в грузовые трюмы, и четыре крана. Его судно хороший корабль, хотя и старый. Зарегистрирован как грузовое судно и, естественно, под либерийским флагом, грузоподъемность две с половиной тысячи тонн, длина двести и ширина тридцать футов.

Ржавый и с выбоинами, но с хорошей скоростью. Портом приписки судна значилась Либерия. Кусум отправился в плавание шесть месяцев назад без всякого груза на борту, только метрах в ста пятидесяти позади корабля тянулась баржа. Таким образом он проделал весь путь из Лондона через Атлантику. Когда судно Кусума подплыло к нью-йоркскому порту, стояла глубокая ночь, скрывшая от посторонних глаз трос, за который была прикреплена баржа. На следующее утро ее нашли дрейфующей в паре километров от берега, и она была пуста. Кусум продал ненужную больше баржу команде сборщиков мусора. Американские таможенники проверили два пустых грузовых трюма и позволили кораблю причалить. Кусум завел корабль в док 97-го пирса в Вест-Энде, где жизнь явно не кипела. Это была торфянистая местность под старой надстройкой. Расплатившись с командой и распустив ее, Кусум остался единственным человеком на борту.

Опять раздался скрежет, но на этот раз более настойчивый. Кусум направился вниз, и чем ниже он спускался, тем громче становился звук. Подойдя к герметичному люку, он остановился.

Мать рвалась наружу. Она скреблась о люк своими крепкими когтями, и Кусум знал, что она не остановится, пока он не выпустит ее. Кусум постоял немного, прислушиваясь. Как же хорошо он знал этот звук: пронзительный и настойчивый скрежет. По всем признакам она уловила Запах и была готова к охоте.

Это насторожило Кусума. Слишком рано. Конфеты не могли доставить так быстро. Он получил телеграмму с подтверждением точной даты отправки из Лондона и знал, что посылка придет не раньше завтрашнего дня.

Возможно, кто-то из бродяг подобрал одну из «заряженных» эликсиром бутылок с дешевым вином, которые Кусум разбросал в центре города? Отбросы общества служили для ракшасов, с одной стороны, едой с другой — хорошей тренировкой. Но трудно было поверить, что до сих пор сохранилась хоть одна такая бутылка. У этих неприкасаемых спиртное не задерживается.

Но Мать никогда не ошибалась. Она уловила Запах и хотела следовать за ним. И хотя Кусуму удалось, как он и планировал, обучить за шесть месяцев пребывания в Нью-Йорке самых сообразительных ракшасов управляться с канатами и выполнять команды в машинном отделении, охота оставалась их самым главным предназначением. Кусум открутил крышку и открыл люк, отступив при этом на несколько шагов. Снизу появилась трехметровая тень Матери, казавшейся особенно огромной в темноте. Один из Молодых, на полметра ниже, но тоже очень большой, наступал ей на пятки. За ним последовал еще один. Резко развернувшись, Мать размахнулась рукой так, что ее огромные когти просвистели всего в нескольких метрах от глаз Молодого, который тут же отпрянул. Когда она разворачивалась, Кусум почувствовал на себе взгляд ее желтых глаз, которые не могли его видеть. И затем, тихо и мягко ступая, она повела своего отпрыска в ночь.

Так и должно было быть. Ракшасов нужно учить, как следовать за Запахом, находить намеченную жертву и возвращаться с ней в гнездо. Мать обучала их по очереди, одного за другим. Так было раньше и так будет всегда.

И все-таки источником Запаха, должно быть, являются все-таки конфеты. Кусум просто не мог придумать другого объяснения. От одной этой мысли внутри его пробежала дрожь. Сегодня ночью он еще на шаг приблизится к выполнению обета. А потом... Потом можно будет вернуться в Индию.

Идя на палубу, Кусум еще раз оглядел свой корабль, но на этот раз его взгляд устремился дальше, он глядел на город, раскинувшийся перед ним. Ночное небо было удивительно прекрасным и ясным, что так не типично для этой вульгарной, шумной и чрезмерной во всех отношениях страны. Среди портовой грязи, мусора в Гудзоне недостроенных пакгаузов и снующих туда-сюда людей величественно раскинулось безграничное пространство, переливавшееся огнями, отчего напоминало бархат, усыпанный блестками.

Кусум никогда не упускал случая помолчать и осмотреться. Эта Америка казалась ему столь отличной от его родной Индии. Матушка Индия могла бы куда лучше использовать богатства этой страны. Индусы нашли бы им применение и, безусловно, ценили бы куда больше, чем эти американцы, которые так богаты материально и так бедны духовно. Все у них слишком большое, яркое и нелепое. Только в этой стране, где так носятся с развлечениями, опытом и собственным "я", мог появиться город с подобной архитектурой. Кусум был уверен, что эти люди не заслуживают подобной страны. Они напоминали этому сыну Индии шайку расшалившихся детишек, носящихся по базару в Калькутте.

Вспомнив о Калькутте, он почувствовал непреодолимое желание поскорее оказаться дома.

«Сегодня, а потом еще раз».

Смерть, которая произойдет сегодня, а потом еще одна, и он наконец освободится от своего обета.

И Кусум вернулся в каюту к прерванному чтению «Бхагавадгиты».


Глава 7


— Кажется, ты меня закамасутрила.

— Сильно сомневаюсь, что это глагол.

— Только что им стал.

Джек лежал на спине, чувствуя себя отделившимся от тела. Вокруг головы он ощущал нимб. Каждая его клеточка, каждый мускул был утомлен так, что еле-еле выполнял основную функцию.

— Кажется, я умираю.

Калабати, лежавшая рядом с ним, пошевелилась. На ней было одно лишь стальное ожерелье.

— Ты был близок к этому, но я воскресила тебя.

— В Индии это так называется?

Они пришли в его квартиру после прогулки из закусочной. Когда Калабати вошла в квартиру Джека, глаза ее расширились, она была просто ошеломлена. Обычная реакция. Одних поражали старинные вещи и киноафиши на стенах, других викторианская мебель с пышной резьбой и волнистой структурой золотого дуба, из которого она была сделана.

— Твоя мебель, — сказала Калабати, склоняясь к Джеку, — она такая... интересная.

— Я собираю вещи... вещи. Что же касается мебели, то многие считают ее ужасной, и, возможно, они правы. Вся эта резьба и все такое — вне всякого стиля. Но мне нравится мебель ручной работы, даже если у людей, которые ее делали, идиотский вкус.

Джек остро почувствовал тело Калабати. Ее аромат — единственный и неповторимый — не напоминал ни одни известные ему духи. Он вообще сомневался, что это духи. Скорее ароматическое масло. Она посмотрела на него снизу вверх, и он безумно захотел ее. В глазах Калабати Джек прочитал, что и она хочет его.

Калабати отстранилась и начала снимать платье.

В прошлом Джек, занимаясь любовью, всегда контролировал себя. Это было неосознанно, но он сам определял темп и выбирал позиции. Но только не сегодня. С Калабати все было по-другому. Из них двоих она была более требовательна, более настойчива и, хотя была моложе его, более опытна. Так что в их совместной пьесе она стала режиссером, а Джек — актером.

А это действительно была пьеса: страстная, прерываемая смехом. Она была искусна в любви, но в ее любовной игре не было ничего механического. Она наслаждалась ощущениями, хихикала, даже временами смеялась. Она была великолепна. Калабати знала, где дотронуться до него, как дотронуться, она поднимала его на такой уровень ощущений, о котором он и не подозревал. И он знал, что тоже заставил ее подняться на вершину наслаждения, но она была ненасытна. Маленькая лампочка в углу комнаты бросала мягкий свет на ее великолепную матовую кожу. Ее грудь была совершенна, таких темных сосков ему еще не доводилось видеть. Она улыбнулась с закрытыми глазами и медленным томным движением прижалась к его бедру. Ее рука скользнула по его груди, опустилась вниз до самого его лона. Он почувствовал, как напряглись мышцы на его животе.

— Это несправедливо по отношению к умирающему.

— Где есть жизнь, есть и надежда.

— Так ты благодаришь меня за найденное ожерелье? — Он надеялся, что это не так. К тому же ему уже заплатили.

Она приоткрыла глаза.

— И да... и нет. Ты самый удивительный мужчина в этом мире, мастер Джек. Я много путешествовала, встречала много людей. Ты на голову выше всех. Когда-то мой брат был таким же, но он сильно изменился. И ты остался один.

— Только не в данный момент.

Она тряхнула головой.

— Все люди чести одиноки.

Честь. За этот вечер она уже второй раз упомянула о чести. Первый раз в «Аллее Пикок», а сейчас здесь в его постели. Странно, что женщина об этом думает. Считается, что это мужская епархия, хотя в наши дни это слово редко слетает с губ представителей обоих полов. Но уж когда слетает, то в мужском разговоре.

Да, возможно, он ошибается, но он еще не встретил женщины, способной его переубедить.

Разве может мужчина, который лжет, обманывает, крадет, а иногда прибегает к насилию, быть мужчиной чести?

Калабати посмотрела ему в глаза:

Может, если он лжец лжецам, обманывает обман-щиков, крадет у воров и прибегает к насилию по отношению к насильникам.

— Думаешь?

— Я знаю это.

Человек чести. Ему нравилось, как это звучит. Ему нравилось значение этих слов. В качестве мастера Джека он вел себя как человек чести, хотя и не осознавал этого. Как можно большая независимость от внешних обстоятельств жизни — вот его кредо! Но честь... Это уже внутренние узы. Он никогда не задумывался, какую роль играет честь в его жизни.

Рука Калабати снова погрузила его в волны удовольствия, вытеснив все мысли о чести. До чего же это здорово!

С тех пор как Джия оставила его, Джек вел монашескую жизнь. Не то чтобы он сознательно избегал секса. Просто перестал об этом думать. Прошли недели, прежде чем он заметил, что с ним произошло. Джек читал, что подобное состояние — характерный признак депрессии. Может быть. Как бы то ни было, сегодняшняя ночь компенсировала долгий период воздержания, каким бы длительным оно ни было.

Ее рука оживила то, что уже казалось ему высохшим колодцем. Он прижался к ней и тут вдруг уловил какой-то запах.

«Что это такое, черт возьми?»

Похоже, голубь застрял в кондиционере и отложил в нем тухлое яйцо. Или вовсе сдох.

Калабати неожиданно напряглась. Джек так и не понял: почувствовала ли она тот же запах или что-то другое напугало ее. Ему показалось, что она произнесла напряженным шепотом что-то вроде: «Ракшас!» — и вцепилась в него, как тонущий матрос в спасательный пояс.

Атмосфера непонятного страха окутала Джека. Что-то было не так, но что именно, он не знал. Он услышал какое-то иностранное слово, значение которого до него не дошло. А может, Калабати и вовсе ничего не говорила, просто кондиционеры во всех трех комнатах гудят на разные голоса. Джек потянулся к «смит-и-вессону» 38-го калибра, который всегда держал под матрасом, но Калабати еще крепче прижалась к нему.

— Не двигайся, — еле слышно прошептала она. — Просто лежи подо мной и молчи.

Джек открыл было рот, чтобы заговорить, но она прижалась к нему своими губами. Ее обнаженная грудь, губы на его губах, прикосновение ее ожерелья к его горлу, нежность ее рук — все, чтобы уничтожить дурной запах.

Но было во всем этом какое-то отчаяние, которое мешало Джеку полностью отдаться чувствам. Его взгляд метался по комнате, скользил к окну, к двери, к темному холлу, который вел из комнаты, где стоял телевизор, к темной гостиной, затем снова к окну. Какая-то, самая малая, часть Джека ожидала, что кто-то или что-то человек или животное — вот-вот войдет в дверь. Он знал, что это невозможно — дверь заперта, квартира на третьем этаже. Сумасшествие. Но это чувство не отпускало его.

И не отпускает.

Он не знал, сколько времени пролежал под Калабати, напряженный, застывший, испытывая огромное желание почувствовать в своей руке привычное оружие. Ему казалось, так прошла половина ночи.

Ничего не произошло. Запах постепенно стал исчезать. И вместе с ним и ощущение присутствия постороннего. Джек почувствовал, что снова расслабляется, он наконец начал реагировать на Калабати.

Но у той неожиданно возникли другие планы. Она выскочила из кровати и проскользнула в гостиную за одеждой.

Джек последовал за ней, наблюдая, как она проворно, почти неистово, натягивает на себя белье.

— Что случилось?

— Я должна быть дома.

— Возвращаешься на родину? — Сердце у него упало. Нет, не сейчас. Она заинтриговала его.

— Нет, к моему брату. Я остановилась у него.

— Не понимаю. Что-то...

Калабати наклонилась и поцеловала его.

— Ты ни при чем. Во всем виноват он.

— Но что за спешка?

Я должна немедленно с ним поговорить.

Калабати надела платье через голову и скользнула в туфли. Она остановилась, чтобы уйти, но вынуждена была остановиться перед входной дверью.

— Как все это открывается?

Джек повернул центральную ручку, которая открывала все четыре замка, и распахнул дверь.

— Подожди. Я накину что-нибудь и поймаю тебе такси.

— Я очень спешу. А кроме того, я могу поднять руку и сама.

— Ты вернешься? — Ему было очень важно, что она ответит.

Он даже не понимал почему. Ведь он едва знал эту женщину.

— Да, если смогу. — Ее глаза стали печальными. На мгновение ему даже показалось, что в них мелькнул страх. — Я очень на это надеюсь. Очень надеюсь.

Она еще раз поцеловала его, вышла за дверь и начала спускаться по лестнице. Джек закрыл дверь, запер ее и прислонился к ней. Не будь он так утомлен недосыпом и тем, что с ним вытворяла Калабати, он попытался бы осмыслить события сегодняшнего вечера.

Но он отправился в постель.

Стоило ему, однако, прилечь, как сон тут же покинул его. Воспоминание о запахе, странном поведении Калабати... все это необъяснимо.

Но его беспокоило не столько то, что произошло вечером, а какое-то неприятное, грызущее чувство — что-то ужасное почти случилось.


Глава 8


Встревоженный, Кусум пробудился ото сна. Какой-то звук разбудил его. «Гита» соскользнула с его колен и упала на пол, когда он неожиданно вскочил и быстро направился к двери каюты. Вероятно, возвращаются Мать и Молодой, но абсолютной уверенности не было. Кто знает, какие мерзавцы шляются в порту. Его не волновало, что кто-то может залезть на судно в его отсутствие. Только очень решительно настроенный вор или отпетый негодяй мог отважиться на такое, потому что Кусум всегда держал сходни поднятыми. А спускались они по специальному сигналу. Но если бы даже какой-нибудь ловкий тип из низшей касты и проник на корабль, он не нашел бы ничего ценного. Ему пришлось бы отважиться спуститься в грузовой трюм, а это невозможно, значит, никто, кто рыщет по улицам, не сможет до них добраться.

Но когда Кусум был на борту — а теперь, когда Калабати в городе, он собирался провести здесь больше времени, чем ему хотелось бы, — он предпочитал вести себя осторожно. Ему не нужны неприятные сюрпризы.

Таким сюрпризом был для него приезд Калабати. Он-то думал, что она в Вашингтоне и полностью безопасна для него. На этой неделе она уже умудрилась причинить ему кучу неприятностей и, несомненно, причинит еще больше. Она слишком хорошо его знает. Нужно, по возможности, избегать ее. А она ни за что не должна узнать ни об этом корабле, ни о грузе. Кусум опять услышал звук и увидел две темные фигуры, скачками передвигающиеся по палубе. Они должны были явиться с добычей, но добычи не было. Кусум, встревоженный, выбежал на палубу. Он проверил, на нем ли ожерелье, и встал в угол, наблюдая за проходившими мимо ракшасами.

Первым шел Молодой, подгоняемый сзади Матерью. Оба они выглядели взволнованными. Если бы они могли говорить! Он научил Молодого нескольким словам но это нельзя было назвать полноценной речью скорее жестикуляцией. Кусум никогда не чувствовал такой потребности в общении с ракшасами, как сегодня. Но общаться с ними невозможно, он это знал. Нет они не были полными тупицами, они могли делать простую работу и выполнять несложные приказы разве он не выучил их действовать в качестве корабельной команды? но их разум не мог оперировать на уровне, на котором возможно умственное общение.

Что же все-таки произошло? Мать никогда не подводила его. Когда она уваливала Запах, то всегда приводила намеченную жертву. Но сегодня у нее что-то сорвалось.

А не ошибка ли это? Возможно, шоколад еще не прибыл. Но почему же тогда Мать уловила Запах? Только Кусум контролировал источник этого уникального запаха.

Мягко ступая, он спустился на нижнюю палубу. Там его ждали оба ракшаса, подавленные осознанием собственной неудачи. Мать и взволнованный, ходивший из стороны в сторону Молодой. Кусум проскользнул мимо. Мать подняла голову, туманно ощущая его присутствие, но Молодой, посвистывая, продолжал метаться, не обращая внимания на Кусума. Кусум открыл крышку люка. Молодой попытался отступить. Ему не хотелось возвращаться в люк. Кусум выжидающе смотрел на них. Так же они вели себя, когда впервые убежали в город. Им хотелось побыть на воздухе, подальше от этой стальной махины, которая подтачивала их силы, среди толпы, где они могли выбрать разжиревшую человеческую скотину.

Мать ничего не могла с этим поделать. Она только грубо подтолкнула Молодого так, что он, спотыкаясь, свалился в объятия себе подобных, поджидающих его внизу. Затем Мать последовала за ним.

Кусум с треском захлопнул крышку люка, запер его и в ярости забарабанил в него кулаками. Когда же ему удастся с этим покончить? Он-то надеялся, что к вечеру будет, как никогда, близок к выполнению своего обета, но что-то пошло не так. Это беспокоило и сердило его. Что, появились новые осложнения или виноваты ракшасы?

Почему они вернулись без жертвы?

Однако в одном он был абсолютно уверен: они должны понести наказание. Так было всегда. Так будет и сегодня.


Глава 9


«О, Кусум! Что ты натворил?»

Калабати в ужасе плюхнулась в такси. Хорошо, что ехать недолго — прямо через Центральный парк к величественному зданию из белого камня на Пятой авеню.

Ночной портье не знал Калабати, поэтому остановил ее. Он был стар, лицо его — сплошная маска из морщин. Калабати не любила стариков. Даже мысль о старости казалась ей омерзительной. Портье долго допрашивал ее, пока она не показала ему ключ и водительские права, чтобы подтвердить, что у нее одна с Кусумом фамилия. Когда он наконец пропустил ее, она быстро направилась к лифту через мраморный вестибюль мимо модных диванов и кресел с низкими спинками, мимо абстрактной мазни на стенах. Лифт стоял с открытыми дверями. Калабати нажала кнопку «девять» — верхний этаж — и нетерпеливо ждала, пока закроется дверь и лифт начнет подниматься.

Калабати прислонилась к стенке и закрыла глаза. Этот запах! Она думала, что сердце ее остановится, когда она почувствовала его сегодня ночью в квартире Джека. А она-то надеялась, что оставила его навсегда там, в Индии.

«Ракшасы!»

Один из них был поблизости от квартиры Джека сегодня ночью менее часа назад. Не хотелось даже думать об этом, но сомнений быть не могло. Она была уверена в этом так же, как в том, что ночь темна и что ей столько лет, сколько есть. Ракшас! От осознания этого ее затошнило. И самое ужасное, что только один человек несет за это ответственность — ее брат.

Но почему квартира Джека?

И как? Во имя всех темных сил, как?

Лифт мягко остановился, двери отворились и Калабати направилась к квартире с номером 9Б. Прежде чем вставить ключ, она немного помедлила. Все было не так уж просто. Она любила Кусума, но в то же время -этого не станешь отрицать он пугал ее. Нет не физически, конечно, он бы никогда не поднял на нее руку, а морально. Так было отнюдь не всегда, но в последнее время его праведность стала просто невыносимой.

Нет, только не сейчас, говорила она себе. Но на этот раз он зашел слишком далеко.

Калабати повернула ключ и вошла.

Квартира была темной и безмолвной. Она включила свет, и ее взору предстала огромная комната с низким потолком, над украшением которой явно потрудился профессионал. Она догадалась об этом в первое же свое посещение. Кусум не приложил руки к обстановке. Даже не потрудился внести хоть что-нибудь личное, а это означало, что он не собирается задерживаться здесь надолго.

Кусум?

Она спустилась на две ступеньки в гостиную с шерстяным ковром на полу и прошла к закрытой двери, ведущей в спальню брата. Там было пусто и темно. Она вернулась в гостиную и опять позвала, но на это раз громче:

— Кусум!

Ответа не последовало.

Но он должен быть здесь! Она должна его найти! Только она смогла бы его остановить!

Калабати вошла в комнату, которую брат отвел для нее, и подошла к окну, выходящему на Центральный парк. Темную громаду парка лишь кое-где прорезали освещенные люминесцентным светом дорожки, они тянулись от Пятой авеню до западной части парка.

«Где ты, брат мой, и что ты делаешь? Какие еще ужасы ты собираешься возродить к жизни?»


Глава 10


Две пропановые горелки по обе стороны от него горели голубым прямым пламенем. Кусум окончательно отрегулировал их — он хотел, чтобы они производили достаточно шума, не были слишком яркими и в то же время не погасли. Удовлетворившись качеством пламени, он расстегнул ожерелье и положил его на бак для пропана, затем переоделся — теперь на нем было кроваво-красное церемониальное дхоти, повязанное в традиционном стиле Махараты: левый конец закреплен под ногой, а основная часть собрана на правом бедре, оставляя ноги обнаженными. Он взял сложенный бычий хлыст и средним пальцем надавил кнопку «вниз».

Лифт — он представлял собой платформу с шатким деревянным настилом — медленно скользил вниз по правому борту. Внизу было темно. Не то чтобы совсем темно на всякий случай там всегда горели запасные огни но такие слабенькие и такие редкие, что почти не разгоняли тьму.

Когда платформа была на полпути, до него донеслись шаркающие звуки — это прямо под ним зашевелились ракшасы, которых насторожила двигающаяся платформа и приближающийся свет. По мере того как он все ниже опускался в трюм и огни горелок "освещали его обитателей, в темноте появились и засверкали яркие пятнышки. Вначале их было несколько, потом еще и еще, пока сотни желтых глаз не засверкали из темноты ему навстречу.

Приглушенный ропот, поднявшийся среди ракшасов, перерос в монотонный шепот: низкий, горловой, состоящий из тех нескольких слов, которые они умели произносить.

— Кака-джи-и-и-и! Кака-джи-и-и-и-и!

Кусум распустил плетку и щелкнул ею. Звук эхом разлетелся по трюму. Монотонное гудение резко оборвалось. Они уже поняли, что он сердит, и теперь будут вести себя тише воды, ниже травы. Когда платформа и шипящие огни опустились почти до пола, ракшасы откачнулись дальше. И на небесах, и на земле единственное, чего они боялись, был огонь, огонь и их Кака-джи.

Кусум остановил подъемник в трех-четырех футах от пола, чтобы можно было с возвышения обратиться к ракшасам, сбившимся в неравном круге вне пределов света горелок. Они были едва различимы — только кое-где луч света случайно выхватывал гладкий череп, и поникшие плечи, и глаза. Все глаза были сфокусированы на Кусуме.

Он начал говорить с ними на бенгальском диалекте, прекрасно понимая, что они поймут лишь отдельные слова, но смысл, он не сомневался, они уловят.

Кроме того, хотя он и не особенно сердит, он заставил себя говорить сердитым голосом это была составная часть того, что должно последовать дальше. Он не понимал того, что произошло вечером, и по смущению, которое исходило от Матери, понял, что и она не знает этого. Что-то заставило ее упустить Запах. Что-то невероятное. Ведь она опытная охотница, и он был уверен — что бы ни случилось, она будет все держать под контролем. Однако это произошло. Поэтому должно последовать наказание. Это традиция.

Кусум сказал ракшасам, что церемония сегодня отменяется и мясо делить не будут, потому что те, кому велели привести жертву, не справились с поручением, И поэтому вместо церемонии будет наказание.

Кусум обернулся и уменьшил огонь в горелках так, что они давали теперь полукруглое пламя. Стало темно, и ракшасы придвинулись ближе.

Затем позвал Мать. Она знала, что делать.

В темноте перед ним началась какая-то возня, послышались звуки, выражающие недовольство, и Мать вытолкнула вперед Молодого, который сопровождал се сегодня ночью. Он вышел вперед нехотя, но все же вышел. Потому что знал — он должен понести наказание. Это традиция.

Кусум еще раз уменьшил пламя в горелке. Молодой очень боялся огня, и глупо было бы заставлять его паниковать. Главное — дисциплина. Если Кусум хотя бы ненадолго потеряет над ними контроль, они могут броситься на него и даже разорвать на куски. Поэтому они не должны допускать мысли, что можно не подчиниться ему. Но, подчиняя их своей воле, ему не следует слишком сильно давить на их инстинкты.

Кусум едва различал сутулое создание, стоящее перед ним в позе смиренной покорности. Кусум взмахнул плеткой, и Мать, повернув Молодого, поставила его спиной к Кусуму. Тот поднял плетку и хлестнул — один раз, два, три, и еще, и еще, вкладывая в эти удары всю свою силу, — каждый взмах завершался звонким шлепком по холодной синей коже.

Он знал, что Молодой ракшас не чувствует боли, но это не имело особого значения. Основная цель экзекуции — не причинить ему боль, а подтвердить свое господство, впрочем, и смирение ракшаса перед плеткой — лишь подтверждение преданности и раболепской покорности воле Кусума — Кака-джи. Этот акт — как бы соединяющие узы между ними. Оба от этого становились сильнее. Кусум с каждым ударом ощущал нарастающую в нем силу Кали, в такие моменты ему даже казалось, что у него опять две руки.

После десяти ударов он остановился. Ракшас огляделся вокруг — увидел, что экзекуция окончена, и присоединился к остальным. Осталась только Мать. Кусум опять взмахнул в воздухе плеткой. Казалось, он говорил: «Да, теперь твоя очередь».

Мать вышла вперед, посмотрела на него долгим взглядом, повернулась и подставила ему спину. Глаза Молодых встревоженно заблестели, они зашаркали ногами и защелкали костями.

Кусум колебался. Ракшасы очень привязаны к Матери. Они проводят с ней целые дни. Она наставляет их, распоряжается их жизнями. Они готовы умереть за нее. Ударить ее — рискованное предприятие. Но иерархия уже установлена, и ее надо поддерживать.

Как ракшасы подчиняются Матери, так она подчиняется Кусуму. И чтобы подтвердить эту иерархию, она должна быть покорна плетке. Говоря условно, Мать — лейтенант у молодых ракшасов и несет полную ответственность за невыполнение приказов Кака-джи.

Да, Мать привязана к Кусуму, она с радостью умрет за него, их связывают нерасторжимые узы — он начал с нее, с нее первой основал свое гнездо, ухаживал за ней, вырастил ее из яйца, и, несмотря на это Кусум остерегался Матери она все же была и остается ракшаси, воплощенным насилием. Наказывать ее все равно что тряси пузырек со взрывчатым веществом: ошибка в концентрации, одно неосторожное движение и...

Собрав в кулак всю свою смелость, Кусум взмахнул плеткой и щелкнул ею по полу далеко от того места где стояла Мать, и больше не поднимал орудия наказания.

С первым же ударом все звуки затихли. В воздухе повисла тишина. Мать ждала, и, когда удар просвистел мимо, она повернулась к подъемнику. Кусум уже свернул плетку нелегкая задача для однорукого человека, но он уже давным давно решил, что будет делать одной рукой все, что делают двумя руками. Кусум бросил плетку на дно лифта.

Мать смотрела на него сияющими глазами, а ее ученики расплылись в обожании. Он не ударил ее — Мать получила публичное подтверждение того уважения, которое питает к ней Кака-джи. Кусум понимал, что для нее это момент триумфа, теперь ее авторитет в глазах Молодых станет еще выше. Этого-то он и добивался. Включив горелки на полную мощность, Кусум начал подниматься. Он был удовлетворен — ему удалось еще раз подтвердить свое положение хозяина гнезда. Теперь Мать еще больше привяжется к нему. А контролируя ее, он контролирует и ее Молодых.

Взгляд блестящих преданных глаз провожал его, пока он не выбрался из темноты. Когда Кусум оказался вне поля зрения ракшасов, он взял ожерелье и защелкнул его на шее.

Часть четвертаяЗападная Бенгалия, ИндияПятница, 24 июля 1857 года

Свамин Джагарнат и его мулы могли появиться каждую минуту.

Напряжение, как змея, парализовало капитана Вестфалена. Если его план не сработает и в результате этой вылазки он не получит пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, о возвращении в Англию можно забыть. Там его ждут позор и нищета.

Он и его люди сгрудились за травянистым пригорком почти в двух милях к северо-западу от Бхарангпура. В середине дня закончился дождь, но новый был уже не за горами. В Бенгалии начался сезон дождей, когда за несколько месяцев выпадает годовая норма осадков. Вестфален оглядел так и прущую из земли зелень, которая еще в прошлом месяце была засохшей и безжизненной. Непредсказуемая страна эта Индия.

Вестфален стоял, держа лошадь в поводу, и мысленно перебирал события прошедших четырех недель. Он не бездельничал, далеко не бездельничал. Капитан ежедневно проводил часть дня в Бхарангпуре, выспрашивая каждого англичанина об индуистской религии и о Храме-на-Холмах в частности. И когда он истощил информационные ресурсы своих соотечественников, то обратился к местным индусам, которые прилично говорили по-английски. Они рассказали ему больше, чем он хотел бы знать, об индуизме и почти ничего о храме.

Впрочем, он узнал довольно много о Кали очень популярной в Бенгалии богине. Даже название самого большого города этой местности Калькутты англизированная форма Калигхаты, то есть города Кали, где построен гигантский храм в честь этой богини. Темное божество и очень страшное. Мать Ночи, как ее называли, попирающая все и убивающая всех на своем пути, даже Шиву — собственного супруга-консорта, на трупе которого она стоит. Вестфален видел много таких ее изображений. Время от времени в её храмах приносились кровавые жертвы, обычно козы и птицы, но поговаривали и о других жертвах... человеческих.

Никто в Бхарангпуре не только никогда не видел Храма-на-Холмах, но даже не знал того, кто бы его видел. Но Вестфалену удалось выяснить, что искатели приключений и пилигримы периодически делают попытки найти этот храм. Одни из них издали следили за Джагарнатом, другие пытались найти храм самостоятельно. Те, кому удалось вернуться, утверждали, что их поиски ничем не увенчались. Они рассказывали сказки о тенях, бесшумно бродящих по горам, которые прячутся от огня и издали наблюдают за происходящим. Что же случилось с остальными, с теми, кто не вернулся? Все сошлись во мнении, что праведные пилигримы были приняты в храм, а искатели приключений и любопытные стали кормом для ракшасов, которые охраняют храм и его сокровища. А ракшасы, по убеждению полковника, проведшего в Индии уже три срока, нечто вроде демонов, пожирающих человеческую плоть, — этакий бенгальский эквивалент английского каретника, которым пугают маленьких детей.

Вестфален и не сомневался, что храм охраняется, но конечно же человеческими существами, а не демонами. Но охраной его не запутаешь. Он вовсе не одинокий странник, бесцельно шатающийся по горам, а британский офицер с командой из шести уланов, вооруженных новыми легкими винтовками «энфилд».

Вестфален стоял у холма, водя пальцем по стволу винтовки. Удивительно, простая конструкция из дерева и стали, а сыграла решающую роль в восстании сипаев.

И все из-за тугих зарядов.

Абсурд, но тем не менее это так. Заряды «энфилда», как все другие заряды, прибывали завернутыми в глянцувую бумагу. Но, в отличие от более тяжелых «Браун Бес» — винтовок, которыми сипаи пользовались уже лет сорок, — заряды «энфилда» необходимо было смазывать жиром, чтобы они лучше входили в дуло. Все было в полном порядке, пока не пошли слухи, что смазка — это смесь свиного и коровьего жиров. Мусульманские воины не притронутся к тому, в состав чего входит свинина, а индуисты не загрязнят себя ничем содержащим говядину. Напряжение между британскими офицерами и солдатами-сипаями возрастало несколько месяцев, достигнув кульминационной точки 10 мая, примерно одиннадцать недель назад, когда сипаи взбунтовались в Муруте, выплеснув на белое население накопившуюся ненависть. Бунт распространялся как лесной пожар, в основном в Северной Индии, и английское господство сильно пошатнулось.

Вестфален возненавидел «энфилд» за то; что безопасная, мирная служба превратилась в опасную бойню. Но сейчас он ласкал винтовку почти любовно. Если бы не это проклятое восстание, он был бы сейчас далеко на юго-востоке, в форте Вильяме, ничего не зная о Храме-на-Холмах и не имея возможности спасти честь семьи Вестфален.

— Я засек его, сэр, — сказал рядовой Уоттс.

Вестфален шагнул к тому месту, где стоял Уоттс, и взял у него бинокль. Настроив его под свои близорукие глаза, он увидел приземистого маленького мужчину и его мулов, направляющихся быстрым шагом на север.

— Подождем, пока он скроется в горах, и пойдем за ним. А пока не высовывайтесь.

Земля после муссонных дождей стала мягкой, поэтому выследить Джагарната будет нетрудно. Вестфален рассчитывал напасть на храм неожиданно, но это вовсе не обязательно. Самое главное — найти этот загадочный Храм-на-Холмах. Некоторые рассказчики утверждали, будто он сделан из чистого золота Вестфален не верил в эти россказни. Золото далеко не лучший материал для строительства. Другие говорили, что храм заполнен сосудами с драгоценностями. Вероятно, Вестфален посмеялся бы и над этими слухами, если бы своими глазами не видел рубин, которые Джагарнат дал Макдональду только за то, чтобы тот не касался содержимого мешков на спине мулов.

Если в храме хранится что-то ценное, Вестфален найдет это... и присвоит себе все или хотя бы часть его.

Он оглядел людей, которых взял с собой: Тук, Уоттс, Рассел, Хантер, Лэнг и Мэллсон. Прежде чем окончательно остановиться на этих кандидатурах, он тщательно просмотрел их послужные списки — ему требовались люди с определенным набором качеств. Конечно, Альберту не нравилось столь близкое общение с людьми подобного сорта, но сейчас он нуждался в них. Да, эти крутые парни были хуже остальных: настоящие отбросы Бхарангпурского гарнизона, отчаянные пьяницы и забияки, самые бесчестные солдаты под его командованием.

Две недели назад Вестфален бросил замечание своему командиру; ходят-де слухи о том, будто бы повстанцы разбили в горах свой лагерь. Потом он, ссылаясь на полученные неофициальным путем разведывательные данные, начал утверждать, что повстанцы получают помощь от какой-то религиозной общины в горах. И только вчера он начал собирать команду, которая должна была сопровождать его в «короткой разведывательной вылазке». Майор хотел сам возглавить отряд, но Вестфален его отговорил.

Все это время капитан ворчал, что, пока он отсиживался в Северной Бенгалии, занимаясь «бумажной ерундой», другие активно участвовали в подавлении восстания и им досталась вся слава. Эти разговоры сработали. Среди офицеров Бхарангпурского гарнизона утвердилось мнение, что капитан сэр Альберт Вестфален не собирается прятаться от пуль, отсиживаясь в тылу, а намерен заработать пару орденов. Возможно даже, он положил глаз на новый крест Виктории.

Ему также удалось убедить всех, что ему не нужна помощь других офицеров. Более того, поскольку это всего лишь разведывательная вылазка, можно обойтись и без груженых животных — солдаты сами понесут еду и воду-

Вестфален вернулся и стал рядом с лошадью. Он горячо молился, чтобы его план удался, и поклялся Богу, что, если все пройдет как надо, он в жизни своей не притронется ни к картам, ни к рулетке.

Его план должен сработать. Иначе огромный дворец, который с одиннадцатого века его семья привыкла назвать домом, будет продан в уплату его карточных долгов Его расточительство уже поставило под угрозу пэрство, а дальше пострадает репутация, фамилия Вестфаленов будет втоптана в грязь, а в его родовом имении поселятся какие-нибудь низкородные нувориши. Нет лучше остаться здесь, в этой богом забытой стране чем столкнуться с таким позором.

Вестфален опять подошел к Уоттсу и взял у него бинокль Капитан решил дать солдатам еще полчаса отдыха. Сейчас 4.15. Несмотря на поздний час и затянутое тучами небо, было еще достаточно светло.

К 4.35 терпение его лопнуло. Последние двадцать минут тянулись убийственно медленно. Он поднял своих людей и приказал медленно следовать за Джагарнатом.

Как он и ожидал, следы легко читались на влажной земле. В горах никто не ходит, и на земле были хорошо видны следы шести мулов. Тропинка вилась вокруг желто-рыжих горных пород, типичных для этого региона.

Вестфален с трудом сдерживался, чтобы не пришпорить лошадь. Терпение... Терпение — вот что сейчас главное. Он испугался, что они подошли слишком близко, и приказал солдатам спешиться, и дальше они продолжили свой путь пешком.

Следы уводили их все дальше и дальше, все время вверх. Трава в этих местах погибла, вокруг — одни голые скалы. Ни людей, ни хижин — никаких признаков обитания людей. Вестфален удивлялся выносливости старика, который быстро шел впереди. Теперь он понял, почему никто в Бхарангпуре не знал, как добраться до храма. Узкая каменистая тропа проходила между отвесными скалами, на десятки футов высящимися над их головами. Тропа была такой узкой, что они могли передвигаться только по одному, и такой извилистой с ответвлениями во все стороны, что, пожалуй, здесь не помогла бы и карта.

Уже темнело, когда он неожиданно увидел сосну. В тот момент капитан как раз вел лошадь по одному из бесчисленных изгибов узенькой тропинки, раздумывая над тем, как не потерять следы с наступлением ночи Он поднял глаза и увидел, что уступ резко обрывается переходя в небольшой каньон. Вестфален отскочил назад и знаком приказал своим людям остановиться. Отдав поводья Уоттсу, он пристально вгляделся в оконечность высившейся скалы.

Стена протянулась примерно на две сотни ярдов, до самой середины каньона. Она была сложена из черного камня, с одними воротами в центре, и поднималась примерно на высоту десять футов. Ворота оказались открытыми.

— Должно быть, они открыли их для нас, сэр, — пошутил Тук, который подкрался поближе к краю и тоже рассматривал стену.

Вестфален сверкнул на него глазами:

— Возвращайся к остальным!

— Разве мы туда не пойдем?

— Только когда я прикажу, и не раньше.

Вестфален наблюдал, как солдат мрачно возвращается на свое место. Всего несколько часов, как они покинули гарнизон, а дисциплина уже расшаталась. Конечно, он был к этому готов. Все они слышали рассказы о Храме-на-Холмах. Достаточно было пробыть в казармах Бхарангпура неделю, чтобы услышать об этом. Вестфален не сомневался, что каждый из них лелеет надежду набить свои карманы какими-нибудь ценностями из храма, к которому сопровождали его. Теперь, когда они у цели, им не терпелось проверить правдивость этих рассказов. Как гниль со дна болота, в них поднялся и бродил дух наживы. Он ощущал его гнилой запах. "А я сам? — угрюмо подумал капитан. — Неужели я тоже воняю, как они?"

Он снова осмотрел каньон. За стеной, возвышаясь над ней, виднелись неясные очертания храма. В наступивших сумерках детали рассмотреть было трудно. Он различил лишь купола со шпилем на вершине.

Пока Вестфален был занят осмотром, дверь в стене закрылась с грохотом, который эхом разнесся по горам.

Лошади истерически заржали, а сердца людей забились сильнее.

Неожиданно стало совсем темно. Ну почему в Индии не бывает таких долгих сумерек, как в Англии? Ночь здесь похожа на резко опустившийся занавес.

Что же теперь делать? Вестфален не предусмотрел, что путь будет таким долгим, не предусмотрел он и этот мрак, и каньон. Почему же он еще колеблется? Капитан знал, что в храме нет повстанцев — он же придумал их сам. Вероятно, там всего лишь несколько индийских священников. Почему бы тогда просто не забраться по стене и не покончить со всем этим?

Нет... Вестфален не хотел этого делать. Он не мог найти рационального объяснения своим колебаниям, но все же нутром чувствовал, что нужно дождаться рассвета.

— Будем ждать до утра.

Его люди, недовольно ворча, переглянулись. Надо удержать их в руках. Но как? Ни он, ни они стрелять не будут. Вестфален командовал гарнизоном менее двух месяцев, достаточно, чтобы заслужить доверие. Сейчас он опять должен показать себя справедливым начальником. И за этим дело не станет. В конце концов, они всего лишь простые парни.

Прежде всего надо нейтрализовать главного ворчуна.

— Вас что-то не устраивает, мистер Тук? Если так, прошу вас, высказывайтесь начистоту. Сейчас не до церемоний.

— Прошу прошения, сэр, — сказал солдат, салютуя с преувеличенной любезностью, — но мы думали, что возьмем их прямо сейчас. Утро еще нескоро. И мы беспокоимся, что придется сражаться в темноте. Не так ли ребята?

Раздались голоса одобрения.

Вестфален сделал вид, что удобно располагается на камне. «Надеюсь, это сработает».

— Прекрасно, мистер Тук, сказал Альберт, стараясь говорить как можно естественнее, разрешаю вам возглавить немедленный штурм храма. И когда солдаты уже потянулись к винтовкам, добавил: Ну конечно, вы прекрасно осознаете, что мятежники, которые уже несколько недель скрываются в храме, хорошо ориентируются и в самом храме, и вокруг него? А кроме того, те из вас, кто не был на другой стороне, скорей всего, заблудятся в темноте.

Похоже, сработало. Солдаты остановились и переглянулись. Вестфален облегченно вздохнул. Теперь, если ему удастся этот последний удар, он сможет снова упрочить свое лидерство.

— Ответственный за операцию мистер Тук.

После длительной паузы мистер Тук сказал:

— Думаю, что мы дождемся утра, сэр.

Вестфален хлопнул руками по ляжкам и встал.

— Хорошо! Воспользовавшись эффектом неожиданности и дневным светом, мы доберемся до монахов с минимальным риском. Если все пойдет как надо, вы вернетесь в казармы не позднее завтрашней ночи.

"Если все пойдет как надо, — подумал он. — Вы не доживете до завтрашней ночи".


Часть пятая

Манхэттен

Суббота, 4 августа 198...


Глава 1


Джия стояла у задней двери, чтобы кондиционер осушал пот, выступивший на ее коже. Короткие, гладкие, белые локоны спускались завитками на шею. Она была одета легко: в майку «Данскин» и обрезанные шорты, но даже этого казалось слишком много. Температура подскочила уже за тридцать градусов, хотя было всего полдесятого.

Джия помогала Вики поднимать занавески в домике для игры. Даже несмотря на защитные экраны на стеклах и ветерок с Ист-Ривер, в нем было как в парилке. Вики, похоже, этого не замечала, и Джии казалось, что она расплавится, если останется здесь еще хоть минуту.

Всего девять тридцать, а казалось, что уже полдень. Здесь, на Саттон-сквер, Джия потихоньку сходила с ума. Конечно, прекрасно, когда горничная выполняет любое твое пожелание, когда тебе готовят еду, постель и ты можешь наслаждаться хорошим кондиционером но все это так скучно. Здесь, вне своей привычной обстановки, она почти не могла работать. Будь у нее работа время тянулось бы не так медленно.

«Все, нужно выбираться отсюда!»

Раздался звонок в дверь.

— Я открою, Юнис! закричала она.

Хоть какое-то развлечение посетитель. Джия обрадовалась, но тут же ее пронзило дурное предчувствие вдруг это кто-то из полиции с плохими новостями о Грейс. Прежде чем открыть дверь, ока заглянула в глазок.

Это был почтальон. Джия открыла дверь, и он вручил ей плоскую коробочку размером примерно восемь на двенадцать дюймов и весом приблизительно полфунта.

— Специальная доставка, — сказал почтальон, бесцеремонно оглядев ее с ног до головы, прежде чем вернуться к своему грузовичку. Джия не обратила на него внимания.

«Посылка. Может быть, от Грейс? Посылка». Она взглянула на обратный адрес: Лондон, какое-то место под странным названием «Божественное безумие».

— Нелли! Тебе посылка.

Нелли уже была на середине лестницы.

— Что, какая-нибудь весточка от Грейс?

— Не думаю, если только она не вернулась в Англию.

Нелли нахмурилась, взглянув на обратный адрес, и начала разрывать коричневую упаковочную бумагу. Увидав, что находится внутри, она воскликнула:

— О! «Черная магия», шоколад ассорти!

Джия подошла к Нелли, чтобы взглянуть, что там внутри. Ее взору предстала прямоугольная коробка с золотым украшением и красными розочками на крышке.

— О, мои любимые! Кто бы мог их... — Нелли увидела в уголке карточку и раскрыла ее. — «Не волнуйтесь, — прочитала она. — Я вас не забыл». И подпись: «Ваш любимый племянник Ричард».

— Ричард? — с ужасом переспросила Джия.

— Да. Милый мальчик. Не забыл свою старую тетку. О, как мило с его стороны — он не забыл, что «Черная магия» всегда были моими любимыми конфетами. Какой продуманный подарок!

— Могу я взглянуть на карточку?

Нелли не глядя протянула ее Джии, и снова принялась за коробку. Она сбросила оставшуюся упаковку и подняла крышку. Вестибюль наполнился крепким ароматом темного шоколада. Пока пожилая женщина наслаждалась запахом, Джия изучала карточку, и злость ее возрастала с каждой прочитанной буквой.

Карточка была написана изящным женским почерком закорючками над "и" и завиточками по всему тексту Определенно не почерк ее бывшего мужа. Возможно, он позвонил в магазин, дал им адрес и попросил написать карточку, позднее зашел и заплатил. Или, что скорей всего, дал своей последней подружке денег и отправил в магазин. Да, это больше похоже на Ричарда.

Джия пыталась сдержать гнев, готовый вырваться наружу. У ее бывшего мужа, контролирующего одну треть огромного состояния Вестфаленов, хватает времени чтобы порхать по всему миру и посылать своей тетушке шоколадные конфеты из Лондона, но ему некогда послать хоть пенни на содержание своей дочери, даже забыл в апреле прислать малышке открытку ко дню рождения.

«Ты, без сомнения, можешь взять их себе, Джия».

Она подняла упаковочную бумагу «Божественное безумие». По крайней мере, теперь она знает, где живет Ричард. И возможно, как раз недалеко от этого магазина, в который он сам ни за что бы не пошел, особенно ради своих тетушек. Они никогда о нем не заботились и даже не скрывали этого. Отсюда закономерный вопрос: «Почему конфеты? И что стоит за этим продуманным, свалившимся как гром среди ясного неба подарком?»

— Представь себе! — воскликнула Нелли. — Подарок от Ричарда! Как мило! Кто бы мог подумать...

Неожиданно до них дошло, что они не одни. Джия подняла глаза и увидела Вики в белом джерси, с худенькими ножками, торчащими из желтых шорт, и в тапочках. Она стояла и смотрела на них своими огромными голубыми глазами.

— Это подарок от папочки?

— Ну конечно, милая, откликнулась Нелли.

Он прислал что-нибудь и для меня?

Джии показалось, что у нее разрывается сердце. Бедная Вики...

Нелли вопросительно взглянула на Джию, затем опять повернулась к девочке:

Пока нет, Виктория, но я уверена, скоро он что-нибудь пришлет. Между прочим, он написал, что мы должны разделить эти конфеты... — Нелли закрыла рот руками, поняв, что сморозила глупость.

— О нет, — сказала Вики. — Мой папочка никогда не послал бы мне шоколадных конфет. Он же прекрасно знает, что мне нельзя есть шоколад.

Выпрямившись и высоко задрав подбородок, она повернулась и вышла.

Нелли с виноватым видом повернулась к Джии:

— Я совсем забыла, что у нее аллергия. Пойду приведу ее...

— Я сама. — Джия положила ей руку на плечо. — Нам уже доводилось проходить через это, и, похоже придется пройти еще раз.

Джии показалось, что Нелли сразу постарела на несколько лет. Потерянная, она стояла в вестибюле, забыв о коробке конфет, которую крепко сжимала в руках. Джия даже не знала, кого ей больше жаль сейчас: Вики или Нелли.


Глава 2


Вики не хотела плакать в присутствии тети Нелли, которая всегда говорила, что она уже большая девочка, А мамочка? Хотя и говорит, что плакать — это нормально, но Вики никогда не видела, чтобы мамочка плакала. Да, не видела.

Но сейчас девочке хотелось плакать. Казалось, внутри ее надувается шар, и он будет расти до тех пор, пока она не расплачется или не взорвется. Вики сдерживалась, пока не добралась до домика для игры. Здесь была одна дверь, два окна с новыми занавесками и комната, такая большая, что, если захочется, можно даже помахать руками и не задевать при этом стены. Вики подняла куклу, мисс Джеллирол, и крепко прижала ее к груди. И тут-то все и началось.

Вначале всхлипы, похожие на икоту, затем пришли слезы. У малышки не было рукавов, поэтому она пыталась вытирать слезы руками, отчего и лицо, и руки стали мокрыми и грязными.

«Я не нужна папочке». Эта мысль вызывала у нее боль где-то внизу живота, она знала, что это правда. Девочка не понимала, почему это так ее задевает. Ведь на почти не помнит, как выглядит папа. Мамочка давным-давно выбросила все его фотографии, и со временем ей все труднее становилось вызывать в памяти его образ. Вики не видела своего отца уже два года, да и до того как он уехал, не особенно часто виделась с ним. Почему же тогда ей так больно, что папа не думает о ней? У нее есть только мамочка — вот кто самый важный для нее, только она заботится о ней, она всегда рядом.

Да, мамочка заботится о ней. И Джек. Но теперь Джек не приходит. Вспомнив о нем, она перестала плакать. Когда вчера он поднял ее и крепко обнял, она почувствовала внутри что-то очень приятное. Какое-то тепло. Тепло и чувство безопасности. Все короткое время, что он вчера оставался в доме, ей ни разу не было страшно. Вики не знала точно, чего она боялась, но в последнее время она постоянно чувствовала страх. Особенно по ночам.

Девочка услышала, как открывается дверь, и поняла, что это мамочка. Все хорошо! Сейчас она перестанет плакать. Но мамочка так грустно и жалостливо смотрела на нее, что слезы вернулись обратно и полились с новой силой. Мамочка присела на кресло-качалку, посадила дочь на колени и крепко прижимала ее к себе до тех пор, пока всхлипы не прекратились. Вики обожала подобные мгновения.


Глава 3


— Почему папочка больше не любит нас?

Джия не ожидала такого вопроса. Бесчисленное количество раз Вики спрашивала, почему папочка больше не живет с ними. Но теперь она впервые упомянула о любви.

Джия ответила вопросом на вопрос:

Почему ты спрашиваешь?

Но Вики так просто с толку не собьешь.

— Он не любит нас, правда, мамочка. — Это было утверждение, а не вопрос.

«Нет, не любит. И думаю, никогда не любил».

Это правда. Ричард никогда не чувствовал себя отцом. По его мнению, Вики была несчастным случаем грандиозной несправедливостью по отношению к нему. Когда они жили вместе, для него вообще не существовало дочери. С таким же успехом он мог бы исполнять свой родительский долг и по телефону.

Джия вздохнула и крепче обняла дочь. Какое кошмарное было время... и на это ушли лучшие годы жизни. Джия была воспитана в строгих католических традициях и поэтому и подумать не могла о разводе, несмотря на долгие тяжелые дни, когда им с Вики приходилось противостоять целому миру; несмотря на ночи, когда Ричард не считал нужным возвращаться домой; несмотря на их бесконечные ссоры. Нет, о разводе она и подумать не могла, но только до той ночи, когда Ричард, будучи в особенно дурном настроении, проговорился, почему он женился на ней. Он сказал, что Джия ничем не лучше и не хуже других, а основная причина — налоги. Сразу же после смерти своего отца Ричард решил перевести свое состояние из Англии в американские международные компании, поэтому начал искать жену-американку. И в лице Джин он нашел такую жену — наивную девушку со Среднего Запада, ищущую, кому бы на Мэдисон-авеню продать свои художественные таланты. Урбанизированный Ричард Вестфален с его утонченными английскими манерами и произношением вскружил ей голову. Они поженились, и Ричард стал американским гражданином. Конечно, он мог бы получить американское гражданство и другим путем, но гораздо более витиеватым и трудным. Да и налоги с прибыли на его долю доходов от наследства Вестфаленов в начале октября 1981 года сразу снизились с семидесяти процентов до пятидесяти. После этого он быстро утратил к Джии всякий интерес.

«Конечно, какое-то время мы могли бы еще повеселиться, а ты решила стать еще и матерью». Эти слова поразили ее. И на следующий день Джия начала бракоразводный процесс, игнорируя мольбы своих адвокатов упрашивающих ее отвоевать у Ричарда соответствующую долю его огромного состояния.

Возможно, ей следовало бы их послушать. После развода она часто думала об этом. Но тогда все, что она хотела, — освободиться от этого ненавистного брака. И не нужно ей ничего из этого состояния. Джия разрешила своему адвокату потребовать только алименты на ребенка, потому что знала — они ей понадобятся, пока она не сделает карьеру.

Сожалел ли об этом Ричард? Мучили ли его хоть малейшие укоры совести? Нет. Сделал ли он хоть что-нибудь, чтобы обеспечить будущее своего ребенка? Нет. Более того, он настроил своих адвокатов бороться за минимальные алименты.

— Нет, Вики, — сказала Джия, — я не думаю, что он любил нас.

Джия ожидала, что девочка опять расплачется, но та расплылась в улыбке:

— Джек нас любит.

«Опять она за свое!»

— Я знаю, дорогая, но...

— Тогда почему же он не может быть моим папочкой?

— Потому что... — Как она объяснит это дочери? — Потому что иногда одной любви недостаточно. Нужно еще кое-что. Люди должны доверять друг другу иметь общие ценности...

— Какие ценности?

— О-о... Они должны верить в одно и то же хотеть жить одинаково.

— Мне нравится Джек.

Я знаю, дорогая, но это еще не означает, что Джек может быть твоим отцом. Слепая привязанность вики к Джеку заставила Джию засомневаться в том, что устами младенца глаголит истина. Хотя, обычно ее дочь была очень проницательна.

Джия подняла Вики и отряхнула ей колени. Жара в домике была невыносимой.

— Пойдем выпьем лимонаду.

— Нет, не сейчас, — сказала Вики. — Я хочу поиграть с мисс Джеллирол. Она должна спрятаться, а то мистер Грейп Граббер найдет ее.

— Хорошо. Только приходи скорей. Становится слишком жарко.

Вики не ответила. Она уже вся ушла в свои фантазии с куклами. Джия остановилась у двери, задумавшись, не много ли времени девочка проводит одна. Здесь, на Саттон-сквер, не было детей ее возраста, с которыми она могла бы играть. Только мать, престарелая тетя, книги и игрушки. Джие опять захотелось поскорее вернуться домой в нормальную обыденную жизнь.

— Миссис Джия? — позвала ее Юнис. — Миссис Пэтон сказала, что ленч будет сегодня немного раньше — вам нужно походить по магазинам.

Джия щелкнула пальцами — жест, выражающий недовольство, она переняла его у своей бабушки много лет назад.

Магазины... прием... Два места, куда Джии совершенно не хотелось идти, но она обещала.

— Нет, действительно пора выбираться отсюда!


Глава 4


Джои Диас поставил бутылочку с зеленой жидкостью на стол.

— Где ты это взял, Джек?

Джек угощал Джои обедом в «Бургер-Кинге». Они сидели в угловой кабинке. Джои — филиппинец с неприятными подростковыми прыщами — был платным осведомителем Джека. Он работал в лаборатории департамента здоровья. В прошлом Джек использовал его для получения информации, а также советовался, как утихомирить гнев департамента по поводу одной провернутой им работенки. Вчера он впервые попросил Джои сделать для него анализ.

— А что такое?

Мысли Джека были далеки и от Джои, и от еды. Он думал о Калабати и о том, как ей удалось вчера ночью заставить его почувствовать то, что он чувствовал... Затем его мысли перешли к запаху, проникшему в его квартиру и ее странной реакции на этот запах. Поэтому Джек не сразу понял вопрос. Да, честно говоря, он и не возлагал особых надежд на анализ. Просто хотел узнать, нельзя ли извлечь из этого хоть что-нибудь.

— Вообще-то ничего такого.

У Джои была дурная привычка говорить с набитым ртом. Большинство людей вначале проглатывают пищу, потом говорят, но Джои, проглотив кусок, предпочитает потягивать коку, а потом, откусив большущий кусок, говорить.

Когда он наклонился вперед, Джек отстранился.

— Но этим дерьмом ничего и не вылечишь.

— Разве это не слабительное? Тогда что? Снотворное?

Джои потряс головой и набил рот жареным мясом.

— Ни в коем случае.

Джек побарабанил пальцами по сделанному под дерево столу.

« Черт!»

Он-то думал — может быть, это что-то вроде снотворного, которым усыпили Грейс похитители — если имело место похищение, чтобы она не поднимала шума. Многое говорило именно за это. Джек ждал, когда Джои продолжит, надеясь, что вначале он все-таки прожует. Тщетная надежда.

— Не думаю, что эта жидкость вообще для чего-нибудь годится, — сказал он, набив рот. — Какая-то сумасшедшая смесь странных ингредиентов и все.

— Другими словами, кто-то просто слил всякую ерунду и продал это как лекарство. Что-то вроде тоника доктора Филдинга.

Джои пожал плечами:

— Может быть. Но если так, они могли бы взять компоненты и подешевле. Лично я думаю, это сделал тот, кто действительно верил в эту мешанину. У нее резкий запах и двенадцать процентов спирта. Ничего особенного. Я мог бы запросто приготовить такую же, если бы не этот странный алкалоид, который...

— Что за алкалоид? Какой-то яд?

— Некоторые из алкалоидов действительно яды, например стрихнин: другие мы употребляем ежедневно, взять хотя бы гот же кофеин. Почти все алкалоиды добываются из растений, а этот получен неизвестно из чего. Его нет в базе данных. Я все утро просидел за компьютером, разыскивал этот компонент.

Джои тряхнул головой. Прекрасный способ занять субботнее утро.

Джек улыбнулся про себя. Джои напрашивается на премиальные. Ладно, пусть чувствует себя счастливым.

— Так из чего же он? — спросил Джек, с облегчением заметив, что Джои проглотил последний кусок.

— Из определенного вида травы.

— Дурь?

— Не-а. Это трава не для курения, называется дурба. Но в данном случае этот алкалоид не совсем натурального происхождения. Он был приготовлен с добавлением аминогруппы. Поэтому я столько и прокопался.

— Хорошо, значит, это не слабительное, не успокаивающее, не яд. Так что же это?

— А черт его знает.

— Ты мне здорово помог, Джои.

— Ну а что я могу сказать? — Джои запустил руку в свои длинные черные волосы, затем расковырял прыщик на подбородке. — Ты хотел знать, из чего это состоит. Я тебе ответил на этот вопрос: смесь случайных компонентов, спирт и алкалоид из индийской травы.

Джек ощутил внутри какое-то беспокойство. Воспоминания о вчерашней ночи не давали ему покоя. Он сказал:

— Индийская? Ты имеешь в виду американских индейцев? — Говоря это, он прекрасно понимал, что Джои имеет в виду вовсе не это.

— Конечно нет! Травка американских индейцев называется североамериканской. Нет, эта из Индии, с субконтинента. И очень трудно определяемая. Я бы никогда не узнал, что это за растение, если бы не компьютер, который отослал меня к нужному справочнику.

Индия! Странно. Провести несколько безумных часов с Калабати и вдруг узнать, что вещество в пузырьке, найденном в комнате пропавшей женщины, возможно приготовлено индусом. Действительно странно. А может, и вовсе не странно. Грейс и Нелли близко вязаны с британской миссией и через нее со всем дипломатическим корпусом ООН. Возможно, кто-то из индийской делегации дал этот пузырек Грейс, не исключено что сам Кусум. Кроме того, разве Индия не была в свое время британской колонией?

— Не хочу разочаровывать тебя, Джек, но это просто невинная жидкость, И если ты хочешь вчинить иск кому-то, кто продал это как слабительное, иди в департамент потребительских товаров.

А Джек-то надеялся, что этот маленький пузырек станет ниточкой, которая приведет его прямо к тетушке Грейс, сделает героем в глазах Джии.

Не стоит полагаться на предчувствия.

Джек спросил Джои, сколько стоит его неофициальный анализ, проведен ли он достаточно аккуратно, заплатил ему сто пятьдесят долларов и отправился домой, положив маленький пузырек в передний карман джинсов. Сев в автобус, он попытался сообразить, что можно еще сделать для поисков Грейс Вестфален. Большую часть утра он провел, разыскивая и опрашивая своих уличных осведомителей, но не нашел ни единой ниточки. Можно, конечно, походить и по другим улицам, но сейчас он даже думать не мог об этом. Его голова была занята другим.

Опять Калабати. Он не мог думать ни о чем другом. Почему? Джек проанализировал это и понял, что сексуальное обаяние, которое она продемонстрировала ночью, лишь малая часть того, что влекло его к ней.

Главным было то, что она знала всю его подноготную, приняла его таким, какой он есть. Нет, «приняла» не то слово. Ему показалось, что Калабати считает его образ жизни абсолютно естественным. Она могла бы выбрать его и для себя. Джек понял, что Джия подавляла его. Он понял, что он уязвим, особенно если сталкивается с человеком таких широких взглядов, как Калабати. Почти против его воли он выложил перед ней свою душу и после этого она назвала его «человеком чести».

Она не боялась его.

«Надо ей позвонить».

Но сначала нужно позвонить Джии и доложить об успехах, хотя успехов не было. Войдя в свою квартиру он тут же набрал номер Пэтонов.

— Есть что-нибудь о Грейс? — спросил он, когда Джия подняла трубку.

— Нет. — Ее голос был не таким холодным, как вчера, или это всего лишь его воображение? — Я надеялась, что ты порадуешь нас хорошими новостями. Мы могли бы обсудить это прямо сейчас.

— Ну... — нахмурился Джек. Ему очень хотелось бы сказать ей что-нибудь воодушевляющее. Он уже готов был что-нибудь придумать, но не смог ей соврать. Знаешь, жидкость, которую мы считали слабительным, вовсе не слабительное.

— Тогда что же?

— Ничего. Совершенно ничего.

После паузы Джия спросила:

— И что же ты теперь собираешься делать?

— Ждать.

— Нелли это и делает. Но мне показалось, ей нужна помощь не в ожидании.

Ее сарказм больно уколол его.

— Слушай, Джия. Я не детектив...

— Я в курсе.

— ...и никогда не обещал, что буду проворачивать сногсшибательные трюки вроде Шерлока Холмса. Если бы вы обнаружили записку или что-либо в этом роде, я мог бы помочь. У меня есть люди, которые следят за тем, что творится на улицах, но пока что-либо не произошло...

Молчание на другом конце провода нервировало его.

— Прости, Джия. Это все, что я могу сообщить тебе на данный момент.

— Я передам это Нелли. До свидания, Джек.

Джек перевел дыхание, чтобы успокоиться, и набрал номер квартиры Кусума. Ответил теперь уже знакомый голос.

— Это Джек.

Глубокий вздох.

— Джек, я не могу сейчас говорить. Кусум ждет. Позвоню позже.

Она записала его номер телефона и повесила трубку.

Джек сидел и недоумевающе смотрел в стену. Затем от нечего делать нажал кнопку воспроизведения записи на автоответчике и услышал голос отца: «Просто хотел напомнить тебе о завтрашнем теннисном матче. Не забудь приехать сюда к десяти. Матч начнется в полдень».

Все признаки того, что уик-энд пройдет отвратительно.


Глава 5


Дрожащими руками Калабати отключила телефон. Если бы Джек позвонил минутой-двумя позже, он бы все испортил. Она не хотела, чтобы ее прерывали, когда она вступит в противоборство с Кусумом. Это будет нелегко, потребуется все ее мужество, но она собирается встретиться с братом лицом к лицу и выведать у него всю правду. Ей нужно время для подготовки, время и... собранность. Ведь Кусум настоящий мастер лицемерия, и ей нужно быть такой же осторожной и хитрой, как и он, чтобы заманить его в ловушку и узнать правду.

Для пущего эффекта Калабати даже оделась соответствующим образом. В теннис она играла плохо и редко, но для данного случая решила надеть теннисный костюм: белую рубашку без рукавов и шорты «Боаст». Из расстегнутого воротника конечно же выглядывало ожерелье. Большая часть ее прекрасной кожи была обнажена — еще одно оружие против Кусума.

Калабати услышала, как открылась дверь лифта, и напряжение, копившееся в ней с того момента, когда она увидела брата, выходящего из такси, превратилось в тугой ноющий комок в желудке.

«О, Кусум. Но почему все должно быть именно так? Почему ты не можешь оставить прошлое в покое?»

Когда ключ повернулся в замке, она заставила себя успокоиться.

Кусум открыл дверь, увидел сестру и улыбнулся:

— Бати! — Он подался к ней, как будто хотел обнять ее за плечи, но передумал и только провел пальцем по ее щеке. Калабати сделала усилие, чтобы не отпрянуть от него. Кусум заговорил на бенгали:

— Ты хорошеешь с каждым днем.

— Где ты был всю ночь, Кусум?

Он сжался.

— Я выходил. Молился. Я должен снова научиться молиться. А почему ты спрашиваешь?

— Я беспокоилась. После того, что случилось...

— За меня можешь не волноваться, — сказал он с жесткой улыбкой. — Лучше пожалей того, кто попытался бы украсть мое ожерелье.

— И все же я волновалась.

— Не стоит. — Он начинал раздражаться. — Я же сказал тебе, когда ты приехала в первый раз, у меня есть тихое место, куда я ухожу читать «Гиту». И не вижу причины изменять свой привычный распорядок только потому, что ты здесь.

— Ничего подобного я не требую. У меня своя жизнь, у тебя своя. — Она прошла мимо него и направилась прямо к двери. — Пожалуй, пойду прогуляюсь.

— В таком виде? — Он окинул взглядом ее едва прикрытое тело. — С голыми ногами и в незастегнутой блузе?

— А что? Это же Америка.

— Но ты-то не американка. Ты индийская женщина! Браминка! Я запрещаю тебе!

Прекрасно. Он начинает сердиться.

— Ты ничего не можешь мне запрещать, Кусум, — сказала с довольной улыбкой Калабати. — Ты больше не можешь мне диктовать, что носить, что есть и как думать. Я — свободный человек. И сегодня я приму собственное решение, как, впрочем, приняла его и вчера вечером.

— Вчера вечером? Что ты делала вчера вечером.

— Я ужинала с Джеком. — Она внимательно следила за его реакцией. Казалось, на какое-то мгновение растерялся, но это было не то, чего она ожидала.

— С каким Джеком? — И тут его глаза округлились от удивления. — Ты же не хочешь сказать...

— Да. С мастером Джеком. Я кое-чем ему обязана, ты не думаешь?

— С американцем...

— Волнуешься за мою карму? Ну, дорогой братец, моя карма уже загрязнена, как, впрочем, и твоя, по причинам, которые нам обоим хорошо известны. И кроме того, сказала она, дернув за ожерелье, — что такое карма для того, кто носит это?

— Карму можно очистить, тихо произнес Кусум — Я пытаюсь очистить свою.

Его искренность тронула Калабати, и она почувствовала жалость к брату. Да, она видит он хочет переделать свою жизнь. Но как он собирался это сделать? Кусум всегда впадал в крайности.

Калабати подумала, что вот сейчас могла бы поймать его, но этот момент прошел. Кроме того, лучше, если он рассердится. Ей необходимо знать, где он провел ночь. Калабати не собиралась выпускать его из поля зрения.

— Что ты собираешься делать сегодня вечером? Опять молиться?

— Конечно. Но не допоздна. Я должен быть на приеме в миссии.

— Звучит заманчиво. А они не будут возражать, если я приду с тобой?

Кусум просиял.

— Ты пойдешь со мной? Это было бы прекрасно. Уверен, они будут рады видеть тебя.

— Вот и хорошо. — Прекрасная возможность присмотреть за ним. А сейчас... чтобы разозлить его: — Но мне нужно найти что-нибудь из одежды.

— Думаю, ты должна одеться так, как подобает индийской женщине.

— В сари? — Она рассмеялась ему в лицо. — Ты должно быть, шутишь?

— Я настаиваю на этом. Или вовсе не появлюсь в твоем обществе.

Отлично. Тогда я приведу свой собственный эскорт — Джека.

Лицо Кусума потемнело от гнева.

— Я запрещаю тебе!

Калабати подошла к нему ближе. Момент настал Она внимательно посмотрела ему в глаза.

— И что ты сделаешь, чтобы мне помешать? Пошлешь за ним ракшасов? Как прошлой ночью?

— Ракшасы? За Джеком?

Глаза Кусума, его лицо, напряженная шея — все говорило о том, что он удивлен, сбит с толку. Конечно, он мог быть непревзойденным лицемером, но сейчас она застала его врасплох, и его реакция явно свидетельствовала о том, что о событиях прошлой ночи он не знал.

«Он не знал!»

— Один из ракшасов был вчера под окном у квартиры Джека.

— Не может быть! — На его лице все еще было недоумение. — Только у меня одного...

— Что у тебя одного?

— Только у меня одного есть яйцо.

— Оно у тебя здесь? — выпалила Калабати.

— Конечно. Где еще оно может быть в большей безопасности?

— В Бенгалии.

Кусум покачал головой. Похоже, к нему мало-помалу начала возвращаться уверенность.

— Нет. Я лучше себя чувствую, если в любое время дня и ночи знаю, где оно находится.

— И когда ты работал в Лондоне, в посольстве, яйцо тоже было с тобой?

— Конечно.

— А что, если его украли?

Он улыбнулся:

— А кому известно, для чего оно?

С большим трудом Калабати взяла себя в руки.

— Я хочу увидеть его. Прямо сейчас.

— Пожалуйста.

Он провел ее в спальню, и из шкафа, из самого угла, достал маленькую деревянную шкатулку. Подняв крышку, убрал упаковочную стружку — и вот оно. Калабати узнала яйцо. Она знала каждую голубую прожилку на его серой поверхности, его текстуру, скользкую поверхность, знала, как собственную кожу. Калабати провела пальцами по скорлупе. Да, это оно: женское яйцо ракшаси.

Почувствовав неожиданный приступ слабости, Калабати присела на кровать.

Кусум, ты понимаешь, что это значит? Кто-то здесь в Нью-Йорке основал гнездо ракшасов?

— Ерунда! Это самое последнее яйцо ракшасов. Его можно высидеть, но его нельзя оплодотворить без мужского яйца.

— Кусум, я знаю, что в квартире у Джека был ракшас!

— Ты его видела? Это был мужчина или женщина?

— В общем-то я не видела...

— Тогда почему ты утверждаешь, что в Нью-Йорке есть ракшасы?

— По запаху! — Калабати почувствовала, что теперь в ней нарастает гнев. — Ты думаешь, я не узнала бы запах?

Лицо Кусума превратилось в его обычную маску.

— Должна бы, но, может быть, забыла, как забыла о своей фамильной чести.

— Не старайся переменить тему.

— Что касается меня, то тема закрыта.

Калабати вскочила и оказалась лицом к лицу со своим братом.

— Поклянись мне, Кусум. Поклянись, что не имеешь отношения к вчерашнему ракшасу.

— Клянусь могилой наших родителей, — сказал он, глядя ей прямо в глаза, — что я не посылал ракшаса за нашим другом Джеком. Конечно, есть люди в этом мире, которым я желаю зла, но он не из их числа.

Калабати пришлось поверить ему — Кусум говорил искренне, для него не было страшнее той клятвы, которую он сейчас произнес. И, кроме того, яйцо было здесь, оно покоилось в мягкой постели из стружек. Укладывая в шкаф коробочку, он сказал:

Кроме того, если бы ракшас действительно пришел за Джеком, его жизнь не стоила бы и одной пейсы. А насколько я знаю, он жив и здоров?

— Да, он в порядке. Я защитила его.

Кусум вскинул голову. На его лице были боль и ярость. Он прекрасно понял, что она имеет в виду.

— Пожалуйста, оставь меня, — тихо сказал он, отвернувшись и опустив голову. — Ты мне противна.

Калабати резко повернулась и вышла из спальни хлопнув дверью. Сможет ли она когда-нибудь освободиться от этого человека? Ее просто тошнило от Кусу-ма! Тошнило от его праведности, его непреклонности, его эгоизма. Не важно, какие чувства она испытывает к Джеку — а это были действительно теплые и нежные чувства, — он всегда заставлял ее чувствовать себя грязной. Им обоим есть в чем винить себя, но Кусум просто помешался на прошлых грехах и очищении кармы. И не только своей кармы, но и ее. Калабати надеялась, что, покинув Индию и переехав сначала в Европу, а затем в Америку, она раз и навсегда порвет с братом. Но нет. После того как они год не виделись, он прибыл к тем же берегам.

Должно быть, ей придется примириться с тем, что от него не убежать. Их роднила не только кровь — ожерелья, которые они носили, связывали их узами, не подвластными ни времени, ни логике, ни даже карме.

Но должен же быть какой-то выход, должна же она наконец освободиться от постоянных попыток управлять ею.

Калабати подошла к окну и посмотрела на зеленую громаду Центрального парка. Джек был там, на другой стороне парка. Может быть, он и есть ответ на ее вопросы. Может, он и смог бы освободить ее.

Калабати подошла к телефону.


Глава 6


Даже лунный свет боится меня —

боится смерти!

Весь мир боится смерти.

Джек дошел до третьей части фильмов Джеймса Вейла — Клод Рене в «Человеке-невидимке» решил установить царство террора, — когда зазвонил телефон.

Джек тут же уменьшил звук и поднял трубку прежде, чем автоответчик завел свою шарманку. — Где ты? — спросила Калабати.

— Дома.

— Но на твоем телефоне написан другой номер.

Значит, ты записала его?

— Конечно, я же знала, что захочу тебе позвонить.

Это было приятно слышать.

— Я меняю номера, а не таблички на телефоне. — На самом деле он нарочно оставил старую табличку.

— У меня к тебе одна просьба, — сказала Калабати.

— Проси все, что хочешь. — «Почти все».

— Сегодня британская миссия устраивает прием. Не смог бы ты сопровождать меня?

Джек несколько секунд обдумывал предложение. Первым его порывом было отказаться. Он ненавидел всякие сборища. А тут еще на этот прием соберутся самые бесполезные люди на свете... Не слишком радостная перспектива.

— Не-е знаю...

— Пожалуйста. Сделай одолжение. Иначе мне придется идти с Кусумом.

Видеть Калабати или не видеть ее. Какой уж тут выбор?

— Ладно. — Кроме того, забавно будет взглянуть на Бёркеса, когда Джек вдруг появится на приеме. Вероятно, нужно будет взять на прокат смокинг. Они договорились, где и во сколько встретятся. Почему-то Калабати не захотела, чтобы он за ней заехал. Вдруг Джек вспомнил, о чем хотел спросить ее:

— Кстати, для чего используется трава дурба?

Он услышал, как у нее прервалось дыхание.

— Где ты нашел эту траву?

— Я ее не искал. Насколько мне известно, она растет только в Индии. Просто я хотел бы знать, для чего она применяется.

Она широко применяется в народной индийской медицине. Калабати говорила очень осторожно. Но откуда ты узнал о ней?

Сегодня утром всплыла в разговоре. Но почему ты забеспокоилась?

— Джек, держись от этой травы подальше. Где бы ты ее ни нашел, держись от нее подальше. По крайней мере до вечера, пока мы с тобой не увидимся.

Калабати повесила трубку. Джек тупо уставился на огромный экран телевизора, на котором пустая пара брюк молча гналась за женщиной по узкой тропинке В конце их разговора у Калабати был какой-то странный голос: похоже, она испугалась чего-то.


Глава 7


— Превосходно! — воскликнула продавщица.

Вики оторвалась от своей книги.

— Ты отлично выглядишь, мамочка.

— Потрясающе! — сказала Нелли. — Совершенно потрясающе!

Нелли привезла Джию в «Ла Шансон». Ей всегда нравился именно этот бутик, потому что он не был похож на обычный магазин одежды. Снаружи, со своим куполообразным входом, он напоминал маленький шикарный ресторанчик. Но небольшие витрины по обеим сторонам двери указывали, что продается в этом месте.

Нелли смотрела на Джию, которая стояла перед зеркалом, примеряя платье для коктейлей. Оно было из розовато-лилового шелка и понравилось Нелли больше, чем те четыре, которые Джия примеряла до этого. Джия не скрывала раздражения из-за того, что приходится покупать платье на деньги Нелли. Но это было частью сделки, и Нелли настаивала на ее выполнении.

Такая упрямая девчонка. Нелли заметила, что Джия просмотрела все четыре платья, ища ценники и конечно же намереваясь купить самое дешевое. Но не нашла ни одного.

Нелли улыбнулась про себя. «Смотри сколько угодно, дорогая. Ценников здесь не бывает».

В конце концов, это всего лишь деньги. А что такое деньги?

Нелли вздохнула, вспомнив, что сказал ей отец о деньгах, когда она была еще совсем маленькой девочкой.

— "Когда у вас мало денег, вы только и думаете о том что можно на них купить. Когда же вы наконец приобретаете достаточно денег, то осознаете: самое главное действительно главное, нельзя купить ни за какие деньги — например, молодость, здоровье, любовь, спокойствие души".

Нелли почувствовала, как задрожали ее губы. Все состояние Вестфаленов не может вернуть ей дорогого Джона, возвратить Грейс.

Нелли повернула голову направо, где рядом с ней на диване сидела Виктория и читала сборник гарфилдских комиксов. После того как они получили утром посылку с конфетами, девочка стала необыкновенно спокойной. Нелли от души надеялась, что малышка не очень уязвлена. Она обняла девочку и прижала ее к себе. Виктория улыбнулась ей.

«Дорогая, дорогая Виктория. Даже не верится, что Ричард может быть ее отцом».

От одной мысли о племяннике она ощутила неприятный привкус во рту. Ричард Вестфален был ярким примером того, каким проклятием может стать для человека богатство. Посмотрите, что сталось с ним из-за того, что он унаследовал состояние своего отца в слишком юном возрасте. Поживи ее брат Тедди подольше, возможно, и Ричард был бы другим.

«Деньги!» Иногда ей просто хотелось, чтобы...

Но тут продавщица обратилась к Джии:

— Хотите еще что-нибудь примерить?

Джия рассмеялась:

— Да, еще штук сто, хотя это великолепно. — Она повернулась к Нелли: — Как ты думаешь?

Нелли внимательно осмотрела Джию, восхищаясь ее выбором. Платье было действительно превосходно! Чистота линий, цвет удивительно шли к белокурым волосам, а шелковые складки изящно облегали фигуру.

— Ты потрясешь всех дипломатов.

— Это классический фасон, сказала продавщица.

Так оно и было. Если Джии удастся остаться в своем шестом размере, она сможет надеть его и через десять лет и все равно будет нарядно выглядеть. Это вполне устраивало Джию. По мнению Нелли, вкус Джии в выборе одежды оставлял желать лучшего. Ей хотелось, чтобы Джия одевалась более модно. У нее была красивая фигура, отличная грудь, высокая талия и длинные ноги — словом, не женщина, а мечта любого модельера. И одежду она должна носить от лучших модельеров.

— Да, — сказала Джия, глядя в зеркало. — Это подойдет.

Платье не требовало доработки, его упаковали, и Джия покинула магазин с коробкой под мышкой. На Третьей авеню она поймала такси.

— Я хочу у тебя кое-что спросить, — сказала Джия вполголоса, когда машина тронулась. — Меня это мучает уже два дня. О наследстве, которое ты собираешься оставить Вики. Ты упоминала об этом, кажется, в четверг.

Нелли была несколько ошарашена этим вопросом. Неужели она говорила о завещании? Да-да, говорила. В последнее время она стала такой забывчивой.

— Что тебя беспокоит? — Заводить разговор о деньгах — так не похоже на Джию.

Джия застенчиво улыбнулась:

— Не смейся, но ты упомянула о проклятии, которое передается вместе с состоянием Вестфаленов.

— О, дорогая, — сказала Нелли с явным облегчением, — это всего лишь разговоры.

— Ты хочешь сказать, что ты сама это придумала?

— Нет, не я. Об этом что-то бормотал сэр Альберт, когда впал в старческий маразм.

— Сэр Альберт?

— Да, мой великий дедушка, который практически заложил основы нашего состояния. Это очень интересная история. В середине прошлого века у семьи были серьезные финансовые затруднения, не знаю какого рода, но думаю, это и не важно. Важно лишь то, что вскоре после возвращения сэра Альберта из Индии он нашел в погребе Вестфаленов старинную карту. Карта вывела его на огромный клад с драгоценностями, спрятанными еще во времена нормандского завоевания. Вестфален-Холл был спасен. Основную часть драгоценностей перевели в наличные, которые очень обдуманно вложили в дело, и за век с четвертью состояние значительно выросло.

А как же проклятие?

— О, не обращай внимания! Я не должна была даже упоминать об этом. Что-то о том, что линия Вестфаленов закончится в «боли и крови», о темных силах, которые явятся за нами. Но не волнуйся, дорогая! До сих пор все члены нашего рода жили долго и умирали естественной смертью.

Лицо Джии просветлело.

Очень приятно слышать.

— Тут и думать не о чем.

Но сама Нелли не могла об этом не думать. Проклятие Вестфаленов. Грейс, Тедди и она часто шутили по этому поводу. Но если верить некоторым рассказам, сэр Альберт до смерти боялся темноты. Свои последние годы он провел в окружении сторожевых собак, и в его комнате всегда горел камин, даже в самые жаркие ночи. Нелли задрожала. Да, легко шутить, когда ты молод и не знаешь, что такое потери. Но Тедди давным-давно умер от лейкемии, по крайней мере, не в «боли и крови», а скорее тихо угас, а Грейс — кто знает, где она? А вдруг за ней пришли «темные силы» и забрали ее? Возможно ли, что...

«Чепуха! Как можно пугаться бреда сумасшедшего старика, который умер сто лет назад?»

И все же... Грейс исчезла, и пока этому не было никаких объяснений. Пока не было.

Когда они подъезжали к Саттон-сквер, Нелли почувствовала: что-то должно произойти. Наверняка ее ждут какие-то новости о Грейс. Она со вторника не выходила из дому, боясь пропустить известие о сестре. Но сидеть безвылазно дома — все равно что следить за закипающей кастрюлей: ни за что не закипит, пока не отвернешься. Может, и здесь то же самое. Пока Джия расплачивалась с шофером, Нелли поспешила к двери и позвонила. Ожидая, пока откроют дверь, она непроизвольно сжимала руки в кулаки.

«Грейс вернулась! Я знаю это! Я просто уверена!»

Но надежды рассеялись, когда она увидела хмурое лицо Юнис.

— Что-нибудь слышно?

Можно было бы и не спрашивать. Юнис грустно и медленно покачала головой, подтвердив то, что та уже и сама поняла. Нелли почувствовала себя совершенно опустошенной, как будто из нее вышла вдруг вся энергия.

Джия с Викторией уже подошли к дверям.

Нелли повернулась к ней:

— Я не смогу пойти на прием.

— Ты должна, — сказала Джия, обнимая Нелли за плечи. — Ты представляешь, что скажут эти сверхэлитарные представители британского общества, если тебя не будет? И что подумает сэр Альберт, если ты будешь сидеть и хандрить?

Нелли была признательна Джии за ее поддержку, а вот на то, что подумает сэр Альберт, ей, честно признаться, наплевать.

— И что я буду делать с этим платьем? — продолжала свое Джия.

— Платье — твое, — мрачно сказала Нелли. У нее не было сил притворяться.

— Нет, если мы не пойдем на прием, я тотчас же верну его в «Ла Шансон».

— Так не честно. Я не могу идти, разве ты не видишь?

— Нет, вовсе не вижу. А знаешь, что подумала бы Грейс? Она хотела бы, чтобы ты пошла.

«Так ли это?» — задумалась Нелли. Зная Грейс, она была уверена, что сестра действительно хотела бы этого. Грейс была из тех, кто всегда держит марку. Как бы тебе не было плохо, нужно выполнять свой общественный долг. И никогда, никогда нельзя показывать своих чувств.

— Сделай это для Грейс, — сказала Джия.

Нелли выдавила из себя улыбку.

— Очень хорошо, мы пойдем, и могу гарантировать, что мнение «сливок общества» играет в этом последнюю роль.

— Ты правильно решила. — Джия еще раз обняла Нелли и заторопилась на кухню — Виктория просила ее порезать апельсин. Джия спешила к дочери, оставив Нелли в вестибюле одну.

— Как я справлюсь без нее? Грейс и Нелли, Нелли и Грейс...

Они всегда были вместе. «Как я теперь без нее?»

Чувствуя себя очень старой, Нелли стала подниматься по лестнице в свою комнату.


Глава 8


Нелли забыла сказать Джии, в честь кого устраивается прием. И Джия так никогда этого и не узнала. Ей показалось, в честь какого-то нового начальника, прибывшего в миссию.

Прием, как пи странно, оказался вовсе не таким скучным, как она ожидала. Он состоялся в «Харлей-Хаус», в двух минутах ходьбы от Саттон-сквер. Даже Нелли, казалось, немного развеселилась, хотя и не сразу. Первые пятнадцать минут, или около того, дались пожилой женщине с трудом, потому что ее сразу окружила толпа людей, они расспрашивали ее о Грейс и выражали соболезнование. Все они были членами неофициального клуба богатых англичан, живущих в Нью-Йорке, своего рода «колонией в колонии».

Ободренная всеми этими знаками внимания, Нелли оживилась, воспряла духом, выпила немного шампанского и даже начала смеяться. Джия тоже решила позволить себе выпустить пар. За весь день — это самое мудрое решение. Да что там за весь день — за весь год.

Не такая уж здесь плохая компания, решила Джия после часа или около того. Здесь были представители разных национальностей, все хорошо одеты, вежливы и дружелюбны. Новое платье сидело прекрасно, и она чувствовала себя очень женственной. Джия ловила восхищенные взгляды гостей, и это ей нравилось. Джия уже почти допила третий бокал шампанского — она не разбиралась в сортах, но это было великолепным, когда Нелли взяла ее под руку и повела к двум стоящим в стороне мужчинам. Один из них — тот, что пониже, — был Эдвард Бёркес начальник охраны миссии. Джия знала его. Он разговаривал с высоким темным мужчиной, одетым во все белое, включая тюрбан. Когда он повернулся, она заметила, что у него нет левой руки.

Нелли поздоровалась с Бёркесом и протянула ему руку.

— Нелли! Рад тебя видеть! — Бёркес, плотный мужчина лет около пятидесяти, с седеющими волосами и усами, поцеловал ей руку и, посмотрев на Джию, улыбнулся: — И миссис Дилауро! Какая приятная неожиданность! Вы чудесно выглядите! Позвольте мне представить вам мистера Бхакти, члена индийской делегации.

Индус поклонился, но руки не протянул.

— Рад познакомиться.

Джии он не понравился с первого взгляда. Его темное худое лицо походило на маску, взгляд закрытый — в глазах ничего нельзя прочитать. Казалось, он что-то скрывает. По Джии его взгляд скользнул, словно по мебели, но на Нелли он посмотрел с пристальным интересом.

Мимо прошел официант с подносом, уставленным бокалами с шампанским. Бёркес подал бокалы Нелли и Джии и предложил один мистеру Бхакти, который отрицательно покачал головой.

— Простите, Кусум, — сказал мистер Бёркес. — Забыл, что вы не пьете. Могу ли я предложить вам что-нибудь еще? Фруктовый пунш?

Мистер Бхакти снова покачал головой:

— Не беспокойтесь. Позднее я, возможно, загляну в буфет — не осталось ли там тех прекрасных английских шоколадных конфет.

— Вы любите шоколад? — спросила Нелли. — Я обожаю его.

— Да. Я приобрел вкус к шоколаду, когда служил в посольстве в Лондоне. Даже привез оттуда небольшой запас, но это было шесть месяцев назад, и он уже давно исчерпан.

— А я только сегодня получила из Лондона коробку «Черной магии». Вы знаете этот сорт?

Джия заметила довольную улыбку на лице мистера Бхакти.

— Да. Превосходный шоколад.

— Вы должны зайти как-нибудь и попробовать.

Его улыбка стала еще шире.

Возможно, я так и сделаю.

Джия стала менять свое мнение о мистере Бхакти. Не такой уж он надменный, возможно, даже приятный. А может, это результат четвертого бокала шампанского? У нее звенело в ушах, кружилась голова.

Я слышал о Грейс, — сказал Бёркес Нелли. — Если я могу чем-нибудь помочь...

— Мы делаем все, что в наших силах, — сказала Нелли, стараясь улыбаться, — но в основном приходиться только ждать.

— Мы с мистером Бхакти как раз говорили о нашем общем знакомом Джеке Джефферсе.

— Мне кажется, его фамилия — Нельсон, — сказал индус.

— Нет, я уверен — Джефферс. Не так ли, миссис Дилауро? Я думаю, вы знаете его лучше?

Джии хотелось рассмеяться. Как она могла сказать им фамилию Джека, если сама не знала ее.

— Джек есть Джек, — сказала она по возможности тактичнее.

— Да, он такой! — воскликнул Бёркес. — Недавно помог мистеру Бхакти в очень важном деле.

— О? — Джия старалась, чтобы голос ее звучал не слишком лукаво. — В деле охраны? — Так впервые Джек представился ей: консультант по охране.

— Нет, в личном деле, — только и проронил индус.

Джии хотелось побольше узнать об этом. Что делал Джек для английской миссии? И для дипломата ООН мистера Бхакти? Зачем ему понадобился Джек? Они не те люди, чтобы пользоваться услугами такого человека, как Джек. Они — уважаемые члены международного дипломатического сообщества. Что же им нужно было «уладить»? К ее удивлению, они говорили о нем с огромным уважением. И это сбило ее с толку. — Между прочим, — продолжал Бёркес, — я думаю, его можно попросить заняться поисками твоей сестры.

Когда Бёркес говорил, Джия взглянула на мистера Бхакти и могла поклясться, что заметила, как индус вздрогнул. Но у нее не было времени подтвердить свое впечатление, потому что ей пришлось повернуться, чтобы бросить предупреждающий взгляд на Нелли — они обещали, что ни одна живая душа не узнает о том, что он на них работает.

— Прекрасная идея, Эдди, — сказала Нелли, поймав взгляд Джии. — Но я уверена, что полиция делает все что можно. Однако, если...

— Упомяни дьявола — он тут как тут! — произнес Бёркес, прерывая Нелли и глядя на входную дверь.

Прежде чем проследить за ее взглядом, Джия повернулась опять, чтобы взглянуть на мистера Бхакти, который уже напряженно смотрел в указанном направлении. Она заметила на темном лице такой взгляд бушующей ярости, что невольно отшатнулась — казалось, этот человек вот-вот взорвется. Она взглянула в другой конец комнаты — интересно, что могло вызвать подобную реакцию? — и увидела его и... ее.

Это был Джек, одетый в старомодный смокинг с фалдами, белый галстук, с широким воротником. Выглядел он замечательно. Помимо ее воли, при виде его сердце Джии сделало скачок — это только потому, что он единственный нормальный американский парень среди всех этих иностранцев, — и тут же остановилось. Под руку его держала самая потрясающая женщина.


Глава 9


Вики должна была видеть уже десятый сон. Она давно уже лежала в постели, отчаянно пытаясь уснуть, но сон не шел. Слишком жарко. Она легла поверх простыней — так прохладней. Здесь, на третьем этаже, кондиционер работал хуже, чем на первом. Несмотря на то что на ней была ее любимая коротенькая розовая пижама, а вокруг собралась замечательная компания ее кукол и новый «виппет», она не могла заснуть. Юнис делала все возможное — от очистки апельсинов, которые Вики обожала до умопомрачения, до чтения сказок. Но ничего не помогло. Наконец, чтобы успокоит бедную служанку, Вики притворилась спящей.

Обычно девочка не могла заснуть потому, что волновалась о мамочке. Иногда мамочка уходила вечером, и тогда у Вики появлялось дурное предчувствие, ей казалось, что мамочка никогда не вернется, потому что случится что-то ужасное: землетрясение, торнадо или автомобильная катастрофа. В такие ночи малышка молилась и обещала быть хорошей девочкой, лишь бы мамочка вернулась домой живой и здоровой. И до сих пор высшие силы ни разу ее не подводили.

Но сегодня Вики не волновалась. Мамочка ушла с тетей Нелли, и уж кто-кто, а тетя Нелли о ней позаботится. Не волнение о мамочке не давало ей заснуть. Причина была в шоколаде.

Вики никак не могла выбросить из головы конфеты. Она ни разу не видела такой коробки — черной с золотой отделкой и большой красной розой на крышке. И к тому же из Англии. А какое название — «Черная магия». От одного этого не заснешь.

Ей нужно увидеть коробку. Это ведь так просто — спуститься, посмотреть на коробку и увидеть «шоколад ассорти», как сообщала надпись на упаковке.

Вики вылезла из постели и, крепко держа под мышкой мисс Джеллирол, направилась к лестнице. Спустилась на второй этаж, затем на первый. Кафельный пол приятно холодил ноги. Снизу доносились голоса, звучала музыка, виднелся слабый свет — Юнис смотрела в библиотеке телевизор. Вики на цыпочках прошла через вестибюль в гостиную, где, как она видела, тетя Нелли положила коробку конфет.

Девочка нашла их на краю стола. Целлофан был разорван. Вики посадила мисс Джеллирол на диванчик, присела рядом и положила перед собой коробку «Черной магии». Она начала уже было открывать крышку, но остановилась.

«Мамочке стало бы плохо, если бы она сейчас вошла и увидела меня здесь. Плохо, конечно, что я не в постели, но взять тети-Неллины конфеты!..»

Однако Вики не чувствовала себя виноватой. Не будь у нее эТ0Й дурацкой аллергии на шоколад, коробка принадлежала бы ей. И в конце концов, ее прислал папочка. Когда-то она надеялась, что папочка пришлет посылку только для нее. Но нет. Он еще ни разу ничего ей не прислал.

Вики провела рукой по розе на крышке. "Какая красивая! Почему хоть она не может быть ее? Может. Когда тетя Нелли съест конфеты, она позволит ей взять коробку.

Интересно, сколько там еще осталось?"

Девочка подняла крышку. Ее окутал тяжелый, резкий запах темного шоколада с нежным ароматом всевозможных наполнителей. И через все запахи пробивался еще один, которого она не могла распознать. Но это и не важно. Шоколад затмевал все. У девочки потекли слюнки. Ей так хотелось взять хотя бы одну конфету. Хотя бы надкусить ее.

Вики наклонила коробку к свету, падающему из вестибюля, чтобы получше рассмотреть. Ни одного пустого отверстия! Все конфеты на месте! Пройдет вечность, прежде чем она получит коробку. Но теперь коробка была на втором месте. Главное — шоколад, по которому малышка изголодалась.

Вики взяла одну конфетку из середины, гадая, какая там может быть начинка. Она была холодная на ощупь, но буквально через секунду конфета стала мягкой. Джек научил Вики, как можно ткнуть пальцем в середину, чтобы узнать, что внутри, и не испортить оболочку. А вдруг в середине жидкая начинка? Однажды ей на платье вылилась жидкость, когда она проткнула пальцем вишню в шоколаде. Нет, сегодня никаких протыканий.

Вики поднесла конфету к носу. Вблизи она пахла не так уж приятно. Должно быть, внутри что-то не очень вкусное, какой-нибудь малиновый джем или другая ерунда. Ну ладно, один кусочек не повредит. А можно просто лизнуть сверху. Тогда не нужно волноваться из-за начинки. И возможно, никто и не заметит.

Нет.

Вики положила конфету в коробку. Она вспомнила, что в последний раз, когда она стянула кусочек шоколадки, ее лицо покраснело и распухло как шар, а глаза затекли, и ребята в школе называли ее китаянкой. Может быть, никто и не заметит, что она откусила кусочек, но от мамы не спрячешься, она сразу увидит ее покрасневшее лицо. Вики в последний раз взглянула на ряды темных конфет, закрыла коробку и положила ее на место.

Вместе с мисс Джеллирол под мышкой девочка отправилась назад в свою комнату, но у подножия лестницы остановилась. Ей стало страшно, она боязливо посмотрела вверх... Там было темно. Но не стоять же здесь всю ночь. Вики начала медленно подниматься, внимательно вглядываясь в темноту наверху. Дойдя до площадки второго этажа, она прислонилась к перилам и осмотрелась. Никого. С бешено колотящимся сердцем она побежала по лестнице и остановилась на секунду только у дверей своей комнаты, быстро открыла дверь, нырнула в постель и натянула на голову простыню.


Глава 10


— Я вижу, надрываешься на работе.

Джек обернулся на звук голоса, чуть не уронив при этом два бокала с шампанским, которые только что взял с подноса у проходящего официанта.

— Джия? — Кого-кого, а ее он увидеть не ожидал. Да и не хотел. Он же должен разыскивать Грейс, а не крутиться здесь среди дипломатических шишек. Но он проглотил чувство вины, улыбнулся и попытался сказать что-нибудь оригинальное: — Не ожидал тебя здесь встретить.

— Я здесь с Нелли.

— А... понятно.

Джек стоял и смотрел на Джию, ему хотелось протянуть руку, чтобы она взяла ее и пожала так, как пожимала только она, но он знал, что сделай он так, она тут же отвернется. Он заметил наполовину пустой бокал с шампанским у нее в руке и блеск ее глаз. Интересно, сколько она уже выпила? Джия никогда не пила много.

Ну, что поделываешь? — спросила она, нарушая тягостную паузу, повисшую между ними.

Да, она определенно слишком много выпила. Даже язык немного заплетался.

— Пристрелил кого-нибудь?

«О, черт, опять та же песня».

Ему очень не хотелось ссориться, и он ответил тихим, спокойным голосом:

— Много читал.

— И что же? В сотый раз серию «Палачи»?

— И смотрел фильмы.

— "Грязного Гарри", полагаю?

— Ты великолепно выглядишь.

Чтобы не отвечать на ее уколы, Джек попытался переключить разговор на саму Джию. Он не лгал. Платье сидело на ней великолепно, и лиловый цвет — или какой там еще? — удивительно шел к ее белокурым волосам и голубым глазам.

— Ты и сам неплохо выглядишь.

— Это костюм Фреда Астора. Всегда хотел поносить что-то такое. Нравится?

Джия утвердительно кивнула.

— На вид в нем не очень удобно.

— Еще как неудобно. Не представляю, как некоторые умудряются в таком танцевать. Воротник уже задушил меня.

— Во всяком случае, это не твой стиль.

— Ты права. — Джек предпочитал быть незаметным. Он был просто счастлив, когда на него не обращали внимания. — Но сегодня вечером в меня что-то вселилось. Захотелось хоть разок быть в шкуре Фреда Астора.

— Но ты не танцуешь, да и твою даму не спутаешь с Джинджер Роджерс.

— Что, и помечтать нельзя?

— Кто она?

Джек внимательно посмотрел на Джию. Неужели ревнует? Возможно ли такое?

— Она... — Он оглядывался вокруг, пока не заметил Кусума. — Сестра вон того человека.

— Так это она то самое «личное дело», в котором ты ему помогал?

— А ты, значит, спрашивала обо мне? — пойнтере совался он с легкой улыбкой.

Джия отвела глаза.

О тебе упомянул Бёркес.

Знаешь, Джия, — произнес Джек, понимая, что не нужно бы ему этого говорить, — ты прекрасна, когда ревнуешь.

Она покраснела, глаза ее вспыхнули.

— Не говори глупостей! — Она повернулась и ушла.

«Обычная история», — подумал Джек. Сама не желает иметь с ним дела, но и не хочет видеть ни с кем другим.

Он поискал глазами Калабати — по всем стандартам, самую необычную женщину на свете — и увидел ее стоящую рядом с Кусумом, который изо всех сил делал вид, что не замечает ее.

Джек подошел к молчащей паре, еще раз с восхищением отметил, как идет Калабати ее платье. Оно было сделано из тонкой, ослепительно белой материи, перекинутой через правое плечо и обернутой вокруг груди. Левое плечо красавицы было обнажено, и восхищенным взглядам поклонников открывалась темная, гладкая кожа. А поклонников было немало.

— Привет, мистер Бхакти, — сказал Джек, протягивая Калабати бокал шампанского.

Кусум посмотрел на бокал, на Калабати, затем повернулся к Джеку с ледяной улыбкой.

— Могу ли я сказать вам комплимент по поводу вашего костюма?

— Спасибо. Я знаю, он не слишком модный, поэтому на нем и остановился. Как ваша бабушка?

— Физически хорошо, но боюсь, у нес мозговые отклонения.

— С ней все хорошо, — сказала Калабати, бросив на брата уничтожающий взгляд. — Я недавно имела от нее известие. Она чувствует себя нормально. — Затем Калабати мило улыбнулась. — А кстати, Кусум, дорогой, Джек спрашивал сегодня о траве дурба. Ты ничего не мог бы рассказать ему о ней?

Джек заметил, как напрягся Кусум при упоминании этой травы.

Да и Калабати испугалась тогда днем, когда он спросил ее об этом. Чт° же для этих двоих означает трава дурба?

Все еще улыбаясь, Калабати отошла, оставив мужчин наедине.

— Что вы хотите узнать?

— Да ничего конкретного. Интересно, она используется когда-нибудь в качестве слабительного?

Выражение лица Кусума не изменилось.

— Она имеет очень обширное применение, но я никогда не слышал, чтобы ее рекомендовали при запорах А почему вы спрашиваете?

— Просто любопытно. Я знаю, одна пожилая леди сказала, что использует слабительное, в состав которого входит трава дурба.

— Удивительно. Я не думал, что в Америке можно найти эту траву. Где она купила лекарство?

Джек внимательно смотрел на Кусума. Было что-то в его лице...

— Не знаю. Она сейчас путешествует. Когда вернется, обязательно спрошу.

— Выбросьте это лекарство, если оно у вас есть, мой друг, — мрачно посоветовал Кусум. — У травы дурба имеются нежелательные побочные эффекты. Выбросьте ее. — И прежде чем Джек успел хоть что-нибудь сказать, Кусум поклонился: — Прошу прошения. Я должен еще кое с кем поговорить.

«Нежелательные побочные эффекты? Что, черт подери, это означает?»

Джек прошелся по залу, опять увидел Джию, но она отвела взгляд. В конце концов свершилось неизбежное — он наткнулся на Нелли Пэтон. За ее бодрой улыбкой Джек заметил боль и неожиданно понял абсурдность своего старомодного смокинга. Эта женщина просила его о помощи, а он ошивается здесь, одетый как жиголо.

— Джия сказала, что вы что-то делаете, — тихо проговорила миссис Пэтон после короткого обмена любезностями.

— Пытаюсь. Если бы я только мог...

— Знаю, дорогой, — прервала Нелли, поглаживая его по руке. — Вы ничего не обещали и заранее предупредили, что, возможно, не сможете сделать больше, чем уже сделала полиция. Я только хочу знать, что ее кто-то ищет.

Да, я ищу. — Он развел руками. — Может быть, и не похоже, но это так.

О какая ерунда! — улыбнулась Нелли. — Отдых нужен всем. И вы, безусловно, нашли для этого очаровательного компаньона.

Джек повернулся в ту сторону, куда смотрела Нелли, и увидел приближающуюся к ним Калабати. Он представил их друг другу.

О, а я познакомилась сегодня с вашим братом! — сказала Нелли. — Очаровательный мужчина.

— Да, когда захочет, — заметила Калабати. — Кстати, кто-нибудь его видел?

Нелли кивнула:

— Я видела. Он ушел минут десять назад.

Калабати что-то прошептала про себя. Джек не знал хинди, но всегда мог опознать проклятие.

— Что-то не так?

Калабати улыбнулась ему одними губами.

— Нет, все в порядке. Я просто хотела спросить у него кое-что, прежде чем он уйдет.

— Что касается ухода, — сказала Нелли, — думаю, это хорошая идея. Прошу прощения, я должна найти Джию. — И она отошла.

Джек посмотрел на Калабати:

— А что? Это мысль. Не хватит ли дипломатов на один вечер?

— И даже больше, чем на один.

— Куда же мы отправимся?

— Как насчет твоей квартиры? Если только у тебя нет других идей.

Джек и не думал ни о чем другом.


Глава 11


Большую часть вечера Калабати ломала голову над тем, как начать разговор на интересующую ее тему. Она должна узнать о траве дурба! Что ему известно о ней?

А вдруг у него есть немного? Она должна узнать!

Онарешила пойти ва-банк. И как только они вошли, Калабати тут же спросила:

— А где дурба?

— У меня ее нет, — сказал Джек, снимая свой фрак.

Калабати оглядела комнату — никакой зелени в горшках.

— Она должна у тебя быть.

— Ее у меня нет.

— Тогда почему ты спрашивал меня о ней?

— Я же уже сказал...

— Джек, я хочу знать правду. — Да, из него нелегко что-нибудь вытянуть. — Пожалуйста, это очень важно.

Джек, не торопясь, развязывал галстук и растягивал воротник. Похоже, он был рад избавиться от этих аксессуаров. На какое-то мгновение Калабати показалось, что он собирается откровенно ответить на ее вопрос, но он в свою очередь спросил:

— А зачем тебе это знать?

— Просто скажи, Джек.

— Почему это так важно?

Калабати прикусила губу. Надо ему что-то сказать.

— Приготовленная в определенных пропорция дурба может быть... опасна.

— Каким образом?

— Пожалуйста, Джек. Просто покажи, что у тебя есть, и я скажу, стоит ли беспокоиться.

— Твой брат тоже предостерегал меня.

— В самом деле? — Калабати все еще не могла поверить, что Кусум не замешан в этом деле. Однако он предупредил Джека. — И что же он сказал?

— Он упомянул о нежелательных побочных эффектах. Но ничего конкретного не сказал. Я надеялся, может быть, ты...

— Джек! Почему ты играешь со мной?

Она по-настоящему беспокоилась о нем. Боялась за него. Возможно, это наконец дошло до него. Джек внимательно посмотрел на Калабати и пожал плечами:

— Ладно, ладно.

Он подошел к громадному викторианскому шкафу, из крошечного потайного отделения, скрытого резьбой, достал бутылочку и принес ее Калабати. Она инстинктивно протянула к ней руку. Джек открыл бутылочку и с отвращением покачал головой.

— Нет, сначала понюхай! — И поднес бутылочку к ее носу.

Сначала Калабати подумала, что у нее подкосятся колени и она упадет. "Эликсир ракшасов! — Она пыталась выхватить бутылочку, но Джек оказался проворней. — Нужно во что бы то ни стало отнять у него эликсир!"

— Дай мне это, Джек. — Ее голос дрожал от ужаса.

— Зачем?

Калабати глубоко вздохнула и нервно заходила по комнате. «Думай, думай!»

— Кто это тебе дал? И пожалуйста, не спрашивай, для чего мне нужно это знать. Просто ответь.

— Хорошо, отвечаю: никто.

Калабати взглянула на Джека:

— Я перефразирую вопрос. Откуда ты это взял?

— Из спальни одной пожилой леди, которая исчезла в ночь с понедельника на вторник, и с этого времени от нее ни слуху ни духу.

Значит, эликсир был предназначен не для Джека! Он просто случайно оказался у него. Калабати начала приходить в себя.

— Ты пробовал его?

— Нет.

Бессмысленный вопрос. Ведь ракшас приходил сюда прошлой ночью. Калабати была уверена в этом. Должно быть, его притянул эликсир. Ее передернуло от мысли: «А что, если бы Джек был ночью один?»

— Должно быть, ты все-таки его попробовал.

Джек насупился.

— Ну да... чуть-чуть. Одну капельку.

Калабати подошла ближе, чувствуя тяжесть в груди.

— Когда?

— Вчера.

— И сегодня?

— Нет. Это не слишком приятное питье.

— Ни одна капля его не должна попасть на твои губы. Или на чьи-либо еще.

— Почему?

— Спусти это в туалет. Вылей в канализацию! Куда угодно! Только не пей больше.

— Что такое с этим питьем?

Джек начал раздражаться. Калабати знала, что он хочет получить ответ на свой вопрос, но, расскажи она ему правду, он бы подумал, что она сошла с ума.

— Это яд, — нашлась Калабати. — Тебе повезло, что ты только попробовал. Еще немного и...

— Неправда, — сказал Джек, поднимая еще не закупоренный пузырек. — Я сделал анализ. Токсинов в нем нет.

«Ну как я не сообразила, что, конечно, он должен был сделать анализ. Иначе откуда бы он знал, что там содержится трава дурба?»

— Оно отравляет другим способом, — начала она импровизировать, прекрасно понимая, что вряд ли Джек ей поверит. Если бы только она умела врать, как Кусум! — О, Джек, пожалуйста, послушай меня! Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось! Поверь мне!

— Я поверю тебе, если ты скажешь, что происходит. Я нашел этот пузырек среди вещей пропавшей женщины, ты говоришь, он опасен, но не хочешь сказать почему. Что происходит?

— Я не знаю, что происходит! Правда. Одно могу сказать — с каждым, кто выпьет эту смесь, произойдет нечто ужасное!

— Неужели? — Джек переводил взгляд с флакона на Калабати.

— Поверь мне! Пожалуйста, поверь!

Джек без предупреждения поднес пузырек к губам и сделал глоток.

— Нет!— бросилась к нему Калабати.

Слишком поздно. Он уже проглотил жидкость.

— Идиот!

Нет, это она настоящая идиотка! Калабати злилась на собственную глупость. Нужно было лучше думать! Если в она хорошенько подумала, то поняла бы, что это и должно было произойти. Не считая Кусума, Джек был самым непреклонным и бескомпромиссным человеком, которого она когда-либо встречала. Как она могла подумать, что он избавится от эликсира, не получив удовлетворительного объяснения, для чего он? Ей следовало предвидеть, что Джек поступит именно так. То, что влекло ее к Джеку, сейчас обрекало его на смерть.

А ее так к нему влекло. Глубина се чувств к нему открылась ей, когда она увидела, как он глотает эликсир ракшасов. Любовников у нее было более чем достаточно. Они проходили по ее жизни, когда она жила в Бенгалии, в Европе и в Вашингтоне. Джек — нечто особенное. С ним она чувствовала себя легко и естественно. В нем было то, чего не было в других. Она не могла найти подходящего слова; пожалуй, больше всего подходило слово «чистота» — то, чего не хватало ей самой. Ей хотелось быть с ним, остаться с ним, сохранить его для себя.

Но сначала она должна найти способ помочь ему пережить эту ночь.


Глава 12


«Я поклялся себе... Клятва должна быть... Я поклялся себе...»

Кусум снова и снова повторял про себя эти слова.

Он сидел в кабине, держа на коленях «Гиту». Читать он не мог. На корабле было тихо, только доносилось снизу привычное шуршание. Но он не слышал его. Мысли в голове проносились бессвязным потоком.

Эта женщина, с которой он сегодня познакомился, — Нелли Пэтон. Он знал, что ее девичья фамилия — Вестфален. Бедная, милая, безобидная старушка. Любит шоколад, беспокоится о пропавшей сестре, не зная, что ее сестра уже не нуждается в этом, что ей нужно беспокоиться о себе. Оставшиеся дни ее жизни можно пересчитать на пальцах одной руки, а возможно, достаточно и одного пальца.

А эта очаровательная блондинка, сама не Вестфален, но мать одной из них. Мать ребенка, который вскоре останется последним Вестфаленом. Мать ребенка, который должен умереть.

«А может быть, я безумен?»

Он вспоминал о том долгом путешествии, в которое отправился, обо всем, что уже разрушено им, и вздрогнул. А ведь он только на половине пути.

Первым был Ричард Вестфален. Он отдал его на растерзание ракшасам, еще когда служил в посольстве в Лондоне. Кусум вспомнил любезнейшего Ричарда; его округлившиеся от ужаса глаза, крики и причитания когда он стоял перед ракшасами и отвечал на вопросы Кусума о своих тетушках и дочери, живущих в Соединенных Штатах. Он вспомнил, как Ричард Вестфален умолял его сохранить ему жизнь, взамен предлагая все даже свою жену.

Ричард Вестфален умер недостойно, и этот позор останется на его карме в течение еще многих и многих перерождений.

Удовольствие, с которым Кусум отдал кричащего Ричарда Вестфалена на растерзание ракшасам, ужаснуло его. Он выполнял свой долг — и только. Время от времени Кусум тешил себя мыслями, что если все три оставшихся в живых представителя рода Вестфален такие же ничтожества, как Ричард, то, выполнив свою клятву, он окажет человечеству большую услугу.

Но как выяснилось, они не такие. Старая Грейс Вестфален была совсем из другого теста. Перед тем как упасть в обморок, она вела себя очень достойно. И когда Кусум отдал ее ракшасам, она была без сознания.

Но ни Грейс, ни Ричарда он не знал. Он видел их какие-то несколько минут перед тем, как пожертвовать их ракшасам. Конечно, он следил за ними, изучал их привычки и повседневное поведение, но никогда к ним не приближался, никогда с ними не разговаривал.

Но сегодня вечером, обсуждая достоинства английского шоколада, он стоял в полуметре от Нелли Пэтон. Она показалась ему очень приятной и достойной женщиной. И все же она должна умереть.

Кусум потер глаза кулаком, пытаясь заставить себя думать о жемчуге, который он видел сегодня на шее миссис Пэтон, о кольцах на ее пальцах, об огромном загородном доме, которым она владела, о состоянии, которым распоряжалась, — все это куплено ужасной ценой: смертью и разрушением его семьи. И не важно, что Нелли Пэтон даже не догадывается о происхождении своего богатства.

«Я дал себе клятву...»

Путь к чистой карме требовал выполнения этой клятвы. И хотя он падает и спотыкается на этом пути, он может изменить карму, если останется верным своей врате. Об этом прошептало ему в ночи божество. Сама Кали наставила его на этот путь.

Интересно, какой ценой заплатили или еще заплатят другие, чтобы очистить свою карму. В том, что его карма оказалась запачканной, винить он мог только самого себя. Он добровольно принял на себя обет Брахмачария и многие годы вел целомудренную жизнь сексуального воздержания, пока однажды...

Он не любил вспоминать о тех днях, когда покончил с жизнью Брахмачария. В его существование вошли грехи — патакас, которые оставляют пятна на любой жизни. Но окончательно Кусум загрязнил свою карму, когда совершил еще и махапатаку. Это был последний удар по его поискам мокши — освобождению от кармического колеса. Это означало, что Кусуму придется ужасно страдать перед тем, как снова родиться в образе грешника низшей касты. Кусум отказался от своего обета Брахмачария самым ужасным образом.

Но он не отказался от клятвы, которую дал своему отцу. Из-за свершенного более века назад преступления все потомки сэра Альберта Вестфалена должны умереть. Теперь их осталось только двое.

Внизу нарастал шум. Мать металась по клетке. Она уловила Запах и рвалась на охоту.

Кусум поднялся, подошел к двери и в нерешительности остановился. Он не знал, что ему делать. Он точно знал, что миссис Пэтон получила конфеты. Прежде чем покинуть Лондон, он шприцем ввел в каждую конфету по нескольку капель эликсира и попросил секретаря посольства присмотреть за посылкой, пока не придет время отправить ее в Америку. И сейчас посылка пришла по назначению. Все было бы прекрасно...

Если бы не Джек.

Джек явно знал Вестфаленов. Ужасное совпадение, но совсем не удивительное: и Кусум, и Вестфалены познакомились с Джеком через Бёркеса. И по-видимому, у Джека оказалась та самая бутылочка с эликсиром, которую Грейс получила в прошлый выходной. Случайно и он взял для исследования именно эту бутылочку?

Насколько Кусум успел узнать Джека, вряд ли.

Невероятная интуиция и склонность к насилию делали этого американца очень опасным человеком, но Кусум ни за что не хотел бы причинить ему зло. Он обязан Джеку. И что еще важнее, Джек был слишком редким экземпляром в западном мире, и Кусум не хотел отвечать за его вымирание. И наконец, Кусум ощущал свое родство с этим человеком. Он чувствовал, что мастер Джек был отверженным в своей собственной стране, таким же до недавнего времени был и сам Кусум. Конечно, сейчас вес Кусума в обществе возрос, он вращался в высших дипломатических кругах Индии, как если бы принадлежал к ним, но внутри он все равно оставался парией. Никогда, никогда он не сможет стать частью «новой Индии».

«Новая Индия», скажите пожалуйста! Как только он выполнит свой обет, то вернется домой с ракшасами. И начнет менять «новую Индию», возвращая страну к традициям старых добрых времен.

Время у него есть.

И есть ракшасы.

Мать все настойчивее бросалась на дверь клетки. Придется отпустить ее на охоту. Кусум очень надеялся, что миссис Пэтон съела хотя бы одну конфету, и именно к ней Мать поведет сегодня Молодого. Кусум точно знал, что у Джека есть бутылочка с эликсиром и что вчера он попробовал его: одной только капли достаточно, чтобы привлечь ракшасов. Не может быть, чтобы он снова его попробовал. Скорее всего, это Нелли Пэтон на этот раз стала источником Запаха.

Предчувствия переполняли Кусума, когда он направился вниз, чтобы выпустить Мать и Молодого.


Глава 13


Они тесно переплелись на диване: Джек сидел, Калабати распростерлась на нем, волосы черным потоком струились по ее лицу. Все было повторением вчерашней ночи, только на этот раз они не добрались до спальни.

Увидев, как бурно отреагировала Калабати, когда он проглотил жидкость, Джек ожидал, что она скажет. Это был весьма решительный поступок, но уж слишком долгоон ломал голову над этой загадкой. Может быть, теперь-то он получит ответ на свои вопросы.

Но она ничего не сказала. Просто стала молча раздевать его. Он попытался было протестовать, но она опять пустила в ход свои коготки, и все мысли о жидкости вылетели у него из головы.

Вопросы могут подождать. Все может подождать. Сейчас Джек плыл по сладостной реке ощущений, не зная, куда его вынесет. Он попытался было взять инициативу на себя, но сдался, всецело доверившись ее знанию различных потоков и многочисленных притоков, несущих свои воды в неведомый океан. Калабати направляла его только ей ведомыми путями, направляла гуда, куда ей хотелось. Вместе они исследовали все новые и новые территории. Он охотно отодвигал границы все дальше и дальше, пытаясь оставаться на плаву во время этого изнурительного плавания!

Калабати только начала вводить его в последнюю стадию этого умопомрачительного плавания, когда опять появился запах, едва уловимый, но Джек узнал ту вонь, которую ощущал вчера.

Если Калабати тоже уловила его, то ничего не сказала. Она приподнялась на коленях и обхватила Джека ногами. Усевшись на него верхом, она впилась в его губы своими. Это была их самая любимая поза. Джек уловил се ритм и начал двигаться в соответствии с ним, но, так же как и вчера, когда запах заполнил комнату, он почувствовал в ней странное напряжение, которое доводило его до экстаза.

А тошнотворная вонь становилась все сильнее и сильнее, окончательно вытесняя воздух. Казалось, она идет из телевизионной комнаты. Джек прижал губы к шее Калабати, уткнувшись в тяжелое стальное ожерелье. Потом он поднял голову и через ее равномерно поднимающееся и опускающееся правое плечо в гляделся в темноту комнаты. Но ничего не увидел...

Время от времени из телевизионной комнаты слышались щелчки, похожие на звуки, издаваемые кондиционером. Но все же немного иные — более громкие и резкие. Что-то во всем этом насторожило Джека, и он продолжал вглядываться...

И наконец ему удалось разглядеть. Две пары желтых глаз блестели за окном телевизионной комнаты.

Должно быть, игра света. Джек всмотрелся — глаза не пропали. Они двигались по кругу, как будто что-то ища. На какое-то мгновение одна пара глаз остановилась на Джеке. Он вгляделся в светящиеся желтые точки, и внутри у него все похолодело — казалось, он заглянул в душу самого Зла. Джек почувствовал себя совершенно ослабевшим под напряженным телом Калабати. Ему хотелось сбросить ее с себя, подбежать к старому дубовому секретеру, вытащить из-за панели любое оружие и разрядить его в те глаза за окном.

Но Джек не мог пошевелиться! Страх, которого он никогда прежде не испытывал, приковал его к дивану. Джек был парализован чужеродностью этих глаз, яростной злобой, пылавшей в них.

Калабати не могла не заметить, что что-то происходит. Она отклонилась назад и посмотрела на Джека:

— Ты что-нибудь видишь? — Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, голос ее был едва слышен.

— Глаза, — сказал он. — Желтые глаза. Две пары. Она затаила дыхание.

— В соседней комнате?

— За окном.

— Не двигайся, ничего не говори.

— Но...

— Ради нашего спасения, пожалуйста.

Джек молчал и не двигался. Он просто уставился в лицо Калабати, пытаясь что-нибудь прочитать по нему. Он понял, что она была напугана, — больше ему ничего не удалось разглядеть. Почему она не удивилась, услышав о двух парах глаз, которые смотрят на них в окно третьего этажа?

Джек снова взглянул через ее плечо. Глаза все еще были там, что-то искали. Что? Казалось, они были смущены и, даже глядя прямо на Джека, не видели его. Их взгляд скользил по нему, отскакивая от него, проходил сквозь него.

"Безумие! Почему я здесь сижу? И почему испугался неведомо чего. Наверное, за окном просто какое-то животное, два животных". Ничего такого, с чем он не смог бы справиться.

Джек попытался снять с себя Калабати. Она тихонько вскрикнула и еще сильней обвила руками его шею, зарылась коленями в его бедра.

— Не двигайся! — произнесла она хриплым сдавленным шепотом.

— Дай мне встать! — Джек попытался выбраться из-под нее, но она обвилась вокруг него, старясь опрокинуть его на себя. Это было бы смешно, если бы не исходящий от нее ужас.

— Не оставляй меня!

— Я хочу посмотреть, что там.

— Нет! Если тебе дорога жизнь, оставайся на месте!

Все это уже начинало походить на дурное кино.

— Прекрати! Что там может быть?

— Тебе лучше никогда этого не знать.

«Все! Хватит!» Нежно, но решительно он попытался освободиться от нее. Калабати сопротивлялась, как только могла, и не выпускала его шею. «Она что, с ума сошла? Что с ней такое?»

Наконец ему удалось встать на ноги вместе с Калабати, все еще обивавшей его, и он потащил ее за собой в телевизионную комнату.

Глаза исчезли.

Джек доковылял до окна. Ничего. И ничего не было видно в проулке внизу. Обвитый руками Калабати, он посмотрел на нее:

— Что там было?

Выражение ее лица было очаровательно невинным.

— Ты же сам видел — ничего.

Калабати отпустила его и направилась в другую комнату, такая естественная в своей наготе. Джек смотрел на мягкое покачивание ее бедер в падающем из окна свете. Что-то здесь произошло, и Калабати знала что. Джек понятия не имел, как выманить из нее правду. Он ничего не узнал о тонике Грейс, а теперь еще эта загадка. Почему же ты так испугалась? — спросил Джек, следуя за Калабати.

— Я вовсе не испугалась, — сказала она, медленно натягивая белье.

Он передразнил ее:

— "Если тебе дорога жизнь", и что ты там еще говорила? Ты была смертельно напугана.

— Джек, дорогой, я люблю тебя. — Калабати старалась говорить легко и непринужденно, но это у нее плохо получалось. — Но временами ты бываешь таким глупеньким. Это была просто игра.

Джек понял бесполезность дальнейших расспросов. Калабати не собиралась ничего говорить. Он видел, что она уже оделась, это не потребовало много времени -на ней было мало одежды. Разве они уже не разыгрывали вчера эту сцену?

— Уходишь?

— Да. Я должна...

— Увидеться с братом.

Калабати взглянула на Джека:

— Откуда ты знаешь?

— Удачная догадка.

Калабати шагнула к нему и обвила его шею руками.

— Прости, что я опять убегаю. — Она поцеловала его. — Мы можем увидеться завтра?

— Меня не будет в городе.

— Тогда в понедельник?

Он ответил уклончиво:

— Не знаю. Я не в восторге от наших отношений; мы приходим сюда, занимаемся любовью, в комнате появляется запах, ты, будто вторая кожа, прилипаешь ко мне, запах проходит, и ты срываешься.

Калабати опять поцеловала Джека, и он почувствовал себя обезоруженным. У нее свой путь, у этой индийской женщины.

— Этого больше не произойдет, обещаю тебе.

— Почему ты так уверена в этом?

— Просто я знаю, — сказала она с улыбкой.

Джек выпустил Калабати и закрыл за ней дверь. Все еще обнаженный, он вернулся к окну в телевизионной комнате и стоял там, вглядываясь в темноту. Пляжная сцена едва виднелась на темной скале. Никакого движения, глаз тоже не видно. Джек не был сумасшедшим и наркотиков не принимал. Но что-то — два таких «что-то» — сегодня здесь побывало. Две пары желтых глаз смотрели в окно его квартиры. Что-то в этих глазах показалось Джеку знакомым, но с чем это связано он не мог вспомнить. Ничего, рано или поздно он вспомнит.

Его внимание привлек подоконник за окном, на бетонной поверхности которого он рассмотрел три длинные царапины. Джек был уверен, что раньше их здесь не было. Он был озадачен и обеспокоен, смущен и зол, но что он мог сделать? Она ушла.

Джек прошел через переднюю, чтобы взять пиво, и по дороге взглянул на полку, куда поставил пузырек со смесью, после того как глотнул жидкости.

Он исчез.


Глава 14


Калабати повернула кЦентральному парку. Здесь располагался жилой район. Тротуар был обсажен деревьями, по обеим сторонам улицы мчались машины. Прелестное место днем, но по ночам — слишком много густых теней, слишком много потайных уголков, где можно спрятаться. Калабати боялась не ракшасов, до тех пор, пока на ней ожерелье, они ей не страшны.

Она боялась людей. И небезосновательно. Вспомнить хотя бы, что произошло в среду вечером, когда грабитель принял стальное ожерелье с топазами за нечто ценное.

Калабати успокоилась только, когда добралась до западной части Центрального парка. Несмотря на позднее время, здесь было большое движение и фонари светили так, что казалось, воздух вокруг них раскалился добела. Мимо проезжали свободные такси. Но прежде чем остановить машину, она должна еще кое-что сделать.

Калабати шла по тротуару, пока не наткнулась на канализационный люк. Здесь она остановилась и достала из сумочки пузырек с эликсиром ракшасов. Ей пришлось украсть его у Джека, позже она придумает какое-нибудь объяснение. Неприятно, конечно, но ведь это для его же безопасности, а ради этого она украла бы у него пузырек еще и еще раз.

Калабати отвинтила колпачок и вылила зеленую жидкость в люк. Всю, до последней капли.

И только тогда она вздохнула с облегчением. Джек был спасен. Больше ни один ракшас не придет за ним.

Калабати почувствовала чье-то присутствие за спиной и обернулась. В нескольких футах от нее стояла старая женщина и смотрела на нее. Старая побирушка! Ее морщины и униженная поза вызвали отвращение у Калабати. Не хотела бы она когда-нибудь стать такой старой.

Выпрямившись, Калабати завинтила крышку и положила пузырек в сумочку. Она прибережет его для Кусума.

«Да, дорогой братец, — полная решимости, подумала она, — не знаю как и каким образом, но уверена, без тебя здесь не обошлось. И вскоре я все узнаю».


Глава 15


Кусум стоял в машинном отделении на корме корабля. Каждая клеточка его организма вздрагивала в такт работы дизельных монстров по обе стороны от него. Гул, грохот, рев двух одинаковых огромных двигателей, по три тысячи лошадиных сил каждый, давили на его барабанные перепонки. Человек может исходить дикими криками внизу, во чреве корабля, но на палубе его никто не услышит. Когда работают оба двигателя, он и сам себя не слышит.

«Чрево корабля»— очень удачный образ. Трубы, как переплетенная кишка, разных размеров и диаметров заполняли все вокруг, все стены — по вертикали, горизонтали и диагонали.

Двигатели разогрелись. Время набирать команду. Кусум неплохо обучил дюжину или около того ракшасов управлять кораблем, но все же предпочитал держать их взаперти, внизу. Ему необходимо иметь возможность отплыть в любое время так, чтобы не заметили на берегу. Возможно, это излишняя предосторожность, но события последних дней не позволяли ему расслабиться.

И сегодняшняя ночь подтвердила, что он прав.

Кусум вышел из машинного отделения в хмуром настроении. Мать и Молодой опять вернулись ни с чем. Это могло означать только одно — Джек опять приложился к эликсиру, и Калабати пришлось защищать его... своим телом.

Эта мысль приводила Кусума в отчаяние. Калабати разрушала себя. Она прожила слишком долго среди иностранцев, усвоила их манеру одеваться. Какие еще пагубные привычки она приобрела? Он должен найти способ спасти сестру от нее самой.

Но только не сегодня ночью. Сегодня у него полно своих забот. Во время вечерних молитв ему было сказано: трижды в день приносить в дар своему божеству воду и кунжут. Но завтра он принесет ей более приятную жертву. В данный момент Кусум готов к работе. Все. Сегодня никаких наказаний ракшасов, только дело.

Кусум поднял хлыст с палубы там, где оставил его в прошлый раз, и повернул ручку люка, ведущего в главный трюм. Мать и Молодой, которые руководили командой, ждали на другой стороне палубы. Звук работающих двигателей служил для них сигналом. Кусум выпустил остальных ракшасов. Услышав, как под тяжелыми мускулистыми телами прогибаются ступеньки трапа, ведущего на палубу, он запер люк и направился в рубку.

Кусум разглядывал блок управления. Зелено-черные пульты со светящимися линиями и точками куда уместнее смотрелись бы на суперсовременном луноходе, чем на этой старой и ржавой посудине. Но Кусум умел управляться с техникой. Во время своего пребывания в Лондоне он полностью компьютеризировал все системы — от навигационной до рулевого управления. Теперь, оказавшись в открытом море, он мог целиком положиться на компьютер, который сам выберет наилучший курс и побеспокоит его, только если другие суда окажутся в опасной близости от корабля.

И все работает прекрасно. Во время пробной пробежки по Атлантике — с полной командой на случай, если откажут приборы, — все прошло без сучка без задоринки. Ракшасы находились тогда на буксире.

Но вся система полезна только в открытом море. Ни один компьютер не смог бы самостоятельно вывести судно из порта Нью-Йорка. Ничего не попишешь, Кусуму самому придется делать большую часть работы — без лоцмана и буксировщика. Конечно, это незаконно и весьма опасно, но он не мог позволить кому-либо, даже портовому лоцману, подняться на борт. Он был уверен, что, если расчет верен, он успеет оказаться в нейтральных водах раньше, чем его успеют остановить. Но даже если портовый патруль или береговая охрана погонятся за ним и попробуют подняться на борт, что ж, пожалуйста — у него есть собственная судовая команда.

Постоянные тренировки придавали ему уверенности. Если что-нибудь пойдет не так и его живой груз будет обнаружен, он должен быть уверен, что с берега все останется незамеченным. Так что тренировки необходимы.

Кусум огляделся вокруг. Причал был пуст, река спокойно катила свои темные воды. Все готово к вечерней пробежке. Блеснул свет убегающих огней, и ракшасы принялись за дело, начав отвязывать причальный канат и веревки. Эти, могучие существа никогда не уставали. Прямо с палубы они прыгали на пристань, сбрасывали канаты с причальных тумб и снова забирались на корабль. Если кто-то падал в воду, то тоже ничего особенного не происходило. Ракшасы прекрасно плавали, они чувствовали себя как рыба в воде. Более того, когда судно проходило таможенный досмотр у Стейтен-Айленда, они плыли за кораблем и только потом, уже в гавани, взбирались на палубу.

В одну минуту Мать оказалась в центре закрытого люка. Этим она подала сигнал, что все канаты отданы. Кусум запустил двигатели, и нос судна начал потихоньку отделяться от пирса. Конечно, компьютер помогал Кусуму прокладывать наиболее рациональные пути с учетом течения, но все же основной груз падал на его плечи. Будь судно потяжелее, вряд ли ему удавалось бы совершать такие маневры. Но сочетание именно такоголегкого и хорошо оснащенного судна и Кусума за штурвалом позволяло творить чудеса ловкости. Хотя это стало возможным далеко не сразу. Многие и многие месяцы упорного труда понадобились Кусуму, чтобы стать настоящим капитаном. Во время тренировок корабль иногда ударялся о причал. Было даже несколько моментов, когда казалось, что корабль больше не подчиняется ему. Но теперь все было уже позади, Кусум полностью постиг искусство судовождения.

Корабль шел задним ходом, пока не оказался за пределами гавани. Оставив правый двигатель в действии, левый Кусум поставил в нейтральное положение, а затем двинул рычаг вперед. Судно начало поворачиваться на юг. Прежде чем найти то, что нужно, Кусуму пришлось пересмотреть немало всевозможных судов с равноценными двигателями. Но наконец его терпение было вознаграждено. Он нашел корабль, который спокойно разворачивался вокруг своей оси.

Нос развернулся на девяносто градусов. Пока двигатели работают вхолостую, но настанет время, когда он сможет покинуть Америку, и уж тогда, включив оба двигателя, он на всех парах помчится через Атлантический океан. Если бы он только мог это сделать! Если бы он только выполнил свой долг...

Еще немного потренировавшись, Кусум плавно причалил корабль к берегу. Под покровом ночи ракшасы незаметно выбрались на причал. Кусум позволил себе удовлетворенно улыбнуться. «Да, они готовы!» Пройдет еще немного времени, и они смогут покинуть эту страну навсегда. В душе Кусум уже праздновал победу. Он был уверен, что сегодня с охоты ракшасы вернутся не с пустыми руками.


Часть шестая

Западная Бенгалия

Суббота, 25 июля 1857 года


Эти люди сегодня умрут. В этом сэр Альберт Вестфален не сомневался.

А может быть, и ему придется умереть вместе с ними.

Он стоял на высоком выступе и прикидывал, каковы шансы выполнить намеченный план. В спину ему светило утреннее солнце, а перед ним торжественно возвышался мифический Храм-на-Холмах. Абстрактное чувство стыда, казавшееся таким далеким и нереальным в его офисе в Бхарангпуре, в этих запретных скалах под холодным рассветным небом приобрело совершенно иные формы.

Когда капитан лежал на животе и смотрел на храм в бинокль, сердце его разрывалось. Наверное, он сошел с ума, думая, что его план сработает! Насколько же глубоким и безысходным было его отчаяние, что он решился на такое? А действительно, хотелось ли ему рисковать своей жизнью, чтобы спасти фамильную честь?

Вестфален взглянул вниз на своих людей, занятых проверкой снастей и осмотром гор. У всех солдат щетинистые лица, а формы перепачканы грязью, засохшим потом и дождем. Сегодня они отнюдь не похожи на гордость ее величества. Казалось, однако, что они этого совершенно не замечают. Да, пожалуй, они вообще никогда этого не замечают. Вестфален прекрасно знал, как живут эти люди. Как животные. Они делят четырехместные нары с десятью сотоварищами, спят под холщовыми простынями, которые меняются раз в месяц, едят и моются в одном и том же котле. Барачная жизнь развратила даже лучших из них. И когда не было врага с которым нужно бороться, они дрались друг с другом. И только одно они любили больше битвы — выпивку. И даже сейчас, когда разумнее было бы подкрепиться едой, они передавали из рук в руки бутылку живительной влаги с рубленым перцем. На их лицах капитан не разглядел и следа собственных страхов, а лишь одно неистовое предвкушение битвы и близкой добычи.

Несмотря на тепло восходящего солнца, Вестфален дрожал, то ли из-за бессонной ночи, которую он провел, спрятавшись от дождя под выступом скалы; то ли из-за страха перед предстоящим побоищем. Прошлой ночью он просто умирал от страха и не смог и глаз сомкнуть, пока его люди спали без задних ног. Капитану все время чудилось, что какие-то дикие существа бродят вокруг разведенного солдатами костра. Время от времени в темноте возникали желтые искры света, похожие на яркие вспышки. Лошади, похоже, тоже что-то почувствовали и всю ночь вели себя беспокойно.

Но сейчас уже день, и Вестфален не мог понять причину своей дрожи.

Он повернулся к храму и внимательно посмотрел на него в бинокль. Храм располагался в центре двора, окруженного стеной, а левым боком он как бы упирался в скалы. Но более всего потрясла исходящая от храма темнота, но не блеклая и тусклая, а гордая и сияющая, как будто он был покрыт твердым ониксом. Храм был какой-то странной формы и похож на коробку с закругленными краями. Казалось, что он построен слоями и каждый верхний слой нависал над предыдущим. Стены храма обнесены бордюром, а их подпирали фигуры, напоминающие горгулий, но с этого места Вестфален не мог рассмотреть строение более детально. На вершине храма возвышался такой же черный, как и вся остальная постройка, огромный обелиск, упирающийся в небо.

Вестфален, перебирая дагеротипы, часто пытался представить себе, какой он, этот Храм-на-Холмах. Но он оказался совершенно из ряда вон выходящим. Он выглядел, как... он выглядел так, как будто кто-то вбил клин между слоями лакрицы и оставил их таять на солнце.

Пока Вестфален рассматривал храм, дверь в стене открылась, и оттуда вышел, неся на плечах огромный кувшин, мужчина более молодой, чем Джагарнат, но одетый в такое же дхоти. Он проследовал до дальнего угла, вылил содержимое кувшина на землю и вернулся назад в храм.

Но дверь за ним осталась открытой.

Причин оттягивать штурм больше не осталось, тем более что никакие силы, небесные или земные, не смогли бы сдержать его людей. Вестфален понимал, что они должны обрушиться со склона с сокрушительной силой. Вначале он был способен на это, но в данный момент абсолютно все вышло из-под его контроля.

Он спрыгнул с выступа и повернулся к солдатам.

— Двумя группами с оружием наготове спускаемся бегом. Тук возглавит первую группу, которая, ворвавшись внутрь, направится налево; а Рассел — вторую, которая направится направо. Если не встретим мгновенного сопротивления, спешивайтесь и держите винтовки заряженными. А уж тогда обыщем каждый клочок земли, где могут быть спрятаны драгоценности. Вопросы есть?

Солдаты помотали головами. Они были более чем готовы. У них слюнки текли перед битвой. Им всегда был необходим кто-то, кто смог бы их сдерживать.

— Поднимайся! — скомандовал Вестфален.

Штурм начался, как и было запланировано. Вестфален пустил вперед шесть уланов, пока поднимал всех остальных. Вначале, когда они были в поле зрения возможных наблюдателей из храма, они скакали рысью, затем перешли в галоп.

Но вдруг на дороге, ведущей к стене, что-то произошло. Солдаты, подзадоривая друг друга, заорали и заулюлюкали. Вскоре уланы спустились со склона и заняли боевую позицию, развернув фланги. Они подгоняли друг друга, все увеличивая и увеличивая скорость.

Им сказали, что за стенами прячется отряд бунтовщиков сипаев. Поэтому уланы были готовы убивать, как только ворвутся за ворота. И только Вестфален знал, что единственное сопротивление за стенами храма им могут оказать ошеломленные безоружные и безобидные индийские священники.

Только понимание этого позволило капитану держаться рядом со своими солдатами. "Не о чем волноваться, — повторял он себе, когда стена все приближалась и приближалась. — Там всего лишь несколько невооруженных священников. Не о чем волноваться". Когда они подъехали к воротам, Вестфален мельком увидел барельефы, которые опоясывали стену, но его мысли были слишком заняты тем, что они смогут найти внутри, чтобы отвлекаться на декоративные украшения. Вестфален выхватил свою саблю и вступил во двор за своими уланами.

Вестфален увидел трех священников, стоящих перед дверьми храма. Все они оказались безоружными. Они побежали вперед, размахивая руками, как будто надеялись, что смогут разогнать солдат как ворон возгласами «кыш!».

Но уланы никогда не колеблются. Трое из них на ходу развернулись веером и направили свои пики на священников. Затем объехали вокруг храма и пошли на штурм главного входа, где спешились, побросали пики и вынули сумки из седел.

Но Вестфален не спешился. И хотя он чувствовал себя неуютно в качестве легкой мишени, но все же на лошади ощущал себя в большей безопасности, так как в случае, если что-то пойдет не так, он в любой момент сможет развернуться и пуститься галопом из ворот.

Наступило временное затишье, которым капитан воспользовался, чтобы дать солдатам последние указания относительно штурма главного входа. Они были уже в нескольких шагах от цели, когда свамины контратаковали сразу же в двух направлениях. Дико крича от ярости, человек шесть священников выбежали из храма. Одни из них были вооружены кнутами и копьями, другие кривыми мечами.

Битва напоминала скорее кровавую бойню. Вестфален почти жалел священников. Солдаты принялись расправляться с ближайшей группой, появившейся из храма. После первого залпа винтовок на ногах остался только один свамин. Он обежал их фланги, чтобы присоединиться ко второй группе, которая притормозила, увидев, что случилось с авангардом. Не вылезая из седла, Вестфален скомандовал отступить на несколько шагов от черного храма, чтобы перезарядить оружие. После второго и третьего залпов на ногах остались только двое священников. Хантер и Мэллсон подняли пики и побежали к уцелевшим.

И все было кончено.

Оцепеневший Вестфален сидел верхом, его взгляд блуждал по двору. Так просто. Все — конец. Все они так быстро погибли. Под утренним солнцем раскинулись тела, их кровь стекала и просачивалась в песок, а вездесущие мухи уже начали слетаться на пиршество. Некоторые священники казались спящими, другие, пронзенными пиками, напоминали насекомых, пригвожденных к доске.

Вестфален опустил взгляд на свой чистый клинок. Ему удалось не запачкать кровью ни меч, ни руки; как бы там ни было, это казалось ему оправданием, позволяющим не чувствовать за собой вины в том, что там произошло.

— Не надо так смотреть на меня, — сказал Тук, пинком переворачивая труп на спину.

— Оставь! — приказал Вестфален, наконец спешившись. — Проверь все внутри. Осмотрись. Может, кто спрятался там?

Капитан приказал взорвать храм, но только после тщательного обыска. Тук и Рассел исчезли в темноте, а он, вложив меч в ножны, пошел исследовать храм. Оказалось, что построен он вовсе не из камня, как он думал вначале, а из твердого черного дерева, выделанного и тщательно отполированного. Весь храм был украшен панелями с резьбой по дереву. Наиболее потрясающе были декорированы бордюры, на которых красовались двухметровые существа. Картины опоясывали каждый уровень. Вестфален попытался проследить целиком одну из композиций, начинающуюся у правой двери храма. Живопись показалась капитану грубо стилизованной, и он не смог понять изображенный сюжет. Одно было совершенно понятно. То, что он видел, являлось воплощенным насилием. Каждая картина композиции представляла собой или сцены убийства, или расчленения каких-то демоноподобных существ, пожирающих человеческую плоть.

Несмотря на возрастающую дневную жару, Вестфален почувствовал холод внутри. Что за место он захватил?

Тут размышления прервал крик из храма. Тук орал, что он что-то нашел.

Вестфален побежал внутрь с остальными солдатами. В храме было холодно и очень темно. Масляные лампы на возвышениях, тянущихся вдоль стен, освещали их блекло и скудно. И в том полумраке капитану показалось, что скульптуры циклопов пришли в движение: поднимаются у черных стен и надвигаются на него. Но, памятуя о барельефах снаружи, Вестфален предпочел не всматриваться в детали скульптур.

Он вернулся к мыслям, более его волнующим. Он размышлял, нашли ли Тук и Рассел драгоценности. Мысленно Вестфален прикидывал вариант, как бы все оставить себе. Пока он не знал точно, как это сделать. Но в одном был абсолютно уверен — ему необходима вся добыча.

Его волнение оказалось преждевременным. Тук нашел не драгоценности, а обнаружил мужчину, сидящего на одном из двух кресел, возвышающихся в центре храма. Четыре масляные лампы, расположенные на пьедестале, освещали его фигуру.

За спиной покачивающегося взад и вперед священника возвышалась огромная статуя, сделанная из того же черного дерева, что и весь храм. Это была статуя богини в образе четырехрукой женщины, обнаженной, но в головном уборе и ожерелье из человеческих скальпов. Она улыбалась, высунув язык из-за ряда зубов, в одной руке богиня держала меч, в другой — отрубленную человеческую голову, третья и четвертая руки были пусты. Вестфален и раньше видел это индийское божество. Но он видел всего лишь иллюстрацию в книге, а сейчас перед ним возвышалась гигантская статуя. Он сказал, как ее зовут.

Кали.

Капитан заставил себя отвести взгляд от статуи и сконцентрировать внимание на священнике, который был типичным индусом по цвету кожи и одежде, но казался несколько плотнее своих соплеменников. Его волосы были зачесаны назад. Священник походил на Будду, одетого в белую рясу. На его лице капитан не заметил и малейшего намека на страх.

— Я говорил с ним, капитан, — доложил Тук, — но он...

— Просто я ждал, — неожиданно проговорил священник, и голос его эхом отразился от стен храма, — кого-нибудь, с кем стоило бы говорить. Так с кем имею честь?

— Капитан сэр Альберт Вестфален...

— Добро пожаловать в храм Кали, капитан Вестфален. — Но в голосе священника не было теплоты.

Неожиданно внимание Вестфалена привлекло ожерелье священника — странная вещица, серебряная, с непонятной криптограммой и парой желтых камней в центре.

— Так вы говорите по-английски? — удивленно спросил капитан.

Этот священник, без сомнения, верховный жрец храма, своим ледяным спокойствием и проницательным взглядом заставлял Вестфалена ощущать беспокойство.

— Да. Когда произошло так, что англичане вознамерились сделать из моей страны колонию, я решил, что будет весьма небесполезно выучить ваш язык.

Вестфален сдержал гнев, спрятавшись за маской надменности и деловитости. Все, что ему хотелось, — найти драгоценности и убраться как можно быстрее из храма.

— По нашим данным, вы прячете здесь сипаев. Где они?

— В храме нет сипаев, а только поклоняющиеся Кали.

— Тогда что это такое? — Это был Тук. Он стоял за рядом высоких кувшинов с узким горлышком. Он вскрыл ближайший и опустил туда нож. Когда он вынул его, с лезвия что-то капало. — Масло! Запасы на год. А тут еще и мешки с рисом. И это куда больше, чем нужно двадцати поклоняющимся.

Священник даже не удостоил Тука взглядом. Как будто этот солдат не существовал вовсе. Ну? — спросил Вестфален. — Для чего вам такой запас масла и риса?

— Что такое запасы провизии в сравнении с чередой времени, капитан, — вежливо проговорил священник. — Кто знает, когда они могут закончиться?

— Если вы сами не выдадите повстанцев, я буду вынужден отдать приказ обыскать храм. А это может вызвать нежелательные разрушения.

— Капитан, обыск не понадобится, — раздался из глубины молодой женский голос.

Вестфален и его люди шагнули на звук голоса. Они как завороженные следили, как фигура постепенно приобретает очертания. Им казалось, что из темноты выступает сама богиня Кали. Наконец Вестфален смог ясно разглядеть женщину. Она была ниже священника, но хорошо сложена, тоже в рясе, сияющей белизной.

Священник протрещал что-то непонятное, когда женщина взошла к нему на пьедестал. Она что-то мягко ответила ему.

— Что она сказала? — спросил Вестфален.

Неожиданно ответил Тук:

— Он спросил ее о детях, а она ответила, что они в безопасности.

Впервые священник обратил внимание на Тука, повернув голову в его сторону.

— Капитан Вестфален, — живо проговорила женщина, — то, что вы ищете, прямо под нашими ногами. Туда можно попасть только через решетку.

Она указала на люк, расположенный за кувшинами с маслом и мешками с рисом. Тук пробрался сквозь них и опустился на колени.

— Это здесь! Но... — Он вскочил. Уф! Ну и вонь!

Вестфален обратился к ближайшему солдату:

— Хантер! Присматривай за ними. Если попытаются сбежать, пристрели!

Хантер кивнул и выразительно поднял винтовку, а Вестфален подошел к остальным у решетки, которая оказалась квадратной формы, шириной метров пять.

Спертым воздухом пахнуло на них через решетку, за которой зияла непроглядная темнота.

Вестфален отправил Мэллсона за лампой. Когда он принес ее, капитан опустил ее в люк. В слабом свете лампы можно было разглядеть голые стены подземелья Он опустил лампу метров на десять в глубину, пока она глухо не стукнулась о пол. Когда Вестфален вытащил лампу наружу, пламя почти потухло и лишь едва теплилось. Взгляд англичан был устремлен в глубь подземелья, но в тусклом свете они могли видеть только гладкую поверхность каменных стен.

Но вот в двух углах они рассмотрели невысокие кувшины, наполненные разноцветными камнями — зелеными, красными и прозрачными.

У Вестфалена закружилась голова, он резко выпрямился, чтобы не упасть вниз. «Спасен?»

Он окинул взглядом солдат. Они алчно впились взглядами в кувшины. Вестфален решил — компромисс возможен. Если кувшины полны драгоценными камнями, то хватит на всех. Необходимо лишь поднять их.

Вестфален начал отдавать приказания. Мэллсона он послал к лошадям за веревкой, остальным приказал поднять люк. Солдаты попытались, но не смогли даже сдвинуть его с места. Вестфален хотел было уже вернуться к верховному священнику, но, присмотревшись, заметил, что люк прикручен к каменному полу обыкновенными болтами. Откручивая болты, которыми были закреплены кольца на полу, Вестфален подумал, что глупо доверять охрану сокровищ таким простым устройствам. Но он был слишком занят созерцанием драгоценностей, чтобы надолго задерживать внимание на болтах. Винтовкой солдаты подняли люк, и тут как раз Мэллсон вернулся с веревкой. По приказу Вестфалена одним концом он обвязал колонну храма, другой — сбросил вниз. Капитан уже хотел было вызвать добровольца, но тут вперед выступил Тук.

— Мой отец был помощником ювелира, — заявил он. — И я могу сказать, стоящие ли там побрякушки.

Он схватил веревку и стал спускаться вниз. Вестфален смотрел, как Тук ступил на пол и нагнулся над одним из кувшинов. Улан зачерпнул полную руку камней и поднес ее к лампе. Он внимательно осматривал камни, перебрасывая с одной руки на другую.

Они настоящие! — заорал Тук. — Бог ты мой, они настоящие!

Вестфален задрожал от радости. Похоже, все складывается хорошо. Он сможет вернуться в Англию, заплатить долги и никогда, никогда больше не станет играть. Он похлопал Уоттса, Рассела и Лэнга по плечам и приказал спуститься.

— Дай им руку!

Солдаты спустились по веревке быстро, в радостном возбуждении. Каждый хотел сам пощупать драгоценности. Вестфален наблюдал, как причудливо колеблются в слабом свете лампы их длинные тени. Вестфален сдерживал себя, чтобы не заорать, чтобы они скорее поднимали кувшины. Но он не должен демонстрировать своей горячности. Нет, только не это. Он должен сохранять спокойствие. Наконец солдаты подтащили под люк кувшин и обвязали его веревкой, за которую потянули Вестфален и Мэллсон, и вытащили ценный груз.

Мэллсон запустил обе руки в кувшин и вытащил два полных кулака камней. Вестфален и сам едва сдержался, чтобы не поступить так же. Единственное, что он позволил себе, — взять изумруд и сделать вид, что внимательно рассматривает его. На самом же деле он сгорал от желания прижать камень к губам и разрыдаться от радости.

— Эй, там, наверху! — крикнул снизу Тук. — Будете сбрасывать веревку или нет? Здесь так воняет, поторопитесь.

Вестфален кивнул Мэллсону, который отвязал веревку от кувшина и сбросил ее в люк, а капитан продолжил рассматривать изумруд, думая, что это самый прекрасный камень, который ему когда-либо приходилось видеть. Но тут из задумчивости его вывел голос Мэллсона:

— Что это было?

— Не понял.

Шум. Мне показалось, что я слышал шум, там...

Ты что, увидел камни и совсем рехнулся? Ничего нет в этой черной дыре, кроме мерзкой вони.

Вестфален подошел к краю и посмотрел вниз на солдат. Только он собирался прикрикнуть, чтобы они прекратили разговоры и продолжали подавать кувшины, как вдруг священник и женщина начали петь. Вестфален резко повернулся на звук мелодии, которая не была похожа ни на что слышанное им ранее. Женщина будто истерично причитала, а священник вторил ей баритоном. У мелодии не было слов, а только волна звуков, которые, казалось, не имели друг к другу никакого отношения. Никакой гармонии, сплошное разногласие.

И вдруг мелодия резко оборвалась.

И тогда послышался другой звук. Он рос и поднимался откуда-то снизу, вылезал из глубины тоннеля становясь все громче и громче. И вот уже можно было различить стоны, рыки, вздохи. У всех на голове волосы встали дыбом.

Громкий звук снизу был как бы ответом на завывания священников, а походил он на молебен в аду.

Неожиданно в причитания ворвался крик ужаса и боли. Вестфален посмотрел вниз: одного из его солдат, Уоттса, что-то утаскивало за ноги в мрак тоннеля, бедняга безумно кричал:

— Оно схватило меня! Оно схватило меня!

Что его схватило? В глубине тоннеля шевелились какие-то черные тени. Но что это?

Тук и Рассел схватили Уоттса за руки и попытались удержать его, но все оказалось бесполезным. У капитана создалось впечатление, что Уоттс вот-вот разорвется на две части, но тут нечто черное вылезло из тоннеля и схватило за шею Тука. В тусклом свете ламп Вестфален только и смог разглядеть танцующие черные тени. Но даже то, что ему удалось увидеть, оказалось достаточным, чтобы у него внутри все похолодело от ужаса и сердце забилось в бешеном ритме.

Священник и женщина опять запели. Капитан понимал, что должен заставить их замолчать, но не смог вымолвить ни слова, не смог сдвинуться с места.

Рассел отпустил руки Уоттса, которого тут же поглотил тоннель, и поспешил на помощь Туку. Но только он сделал шаг, еще одна тень отделилась от стены, схватила его и потащила в тоннель. Тук тоже исчез в его черной пасти.

Вестфалену никогда не приходилось слышать, чтобы солдаты так безумно орали от страха. Ему было дурно, но он продолжал стоять как столб.

Священник и женщина продолжали свою заунывную песню.

В подземелье оставался Лэнг, который, вцепившись веревку, с белым от страха лицом карабкался вверх по стене. Солдат был уже на полпути к люку, когда из темноты метнулись две тени и, схватив беднягу, утащили вниз. Лэнг извивался, брыкался и отбивался в бессмысленной надежде на спасение и с широко раскрытыми от ужаса глазами молил о помощи. Вестфален попытался выйти из оцепенения, в котором пребывал с момента когда увидел обитателей тоннеля. Он выхватил из кобуры пистолет, а сзади уже действовал Мэллсон. Он вскинул винтовку и выстрелил в одно из существ. Вестфален мог голову дать на отсечение, что Мэллсон попал, но, похоже, существо даже не заметило этого. Капитан три раза подряд выстрелил в двух существ, которые утаскивали с собой Лэнга. Но они исчезли в тоннеле.

За спиной Вестфалена раздавались звуки, которые сливались с предсмертными криками солдат внизу... ему казалось, он сходит с ума. Но ему удалось наконец стряхнуть с себя оцепенение, и он бросился к пьедесталу.

— Прекратить! — закричал он. — Прекратить или буду стрелять. — Он сделал знак Хантеру, который охранял женщину и священника. И солдат не колеблясь вскинул винтовку на плечо и выстрелил.

Выстрел прозвучал в храме как взрыв, красное пятно расплылось на груди священника, и он завалился на спинку кресла, а потом медленно сполз на пол. Он что-то хотел сказать, губы его напряженно шевелились, потом он дважды мигнул и замер. Женщина упала рядом с ним на колени и зарыдала.

Умолкла песня-причитание, и внизу затихли крики.

В храме повисла гнетущая тишина. Вестфален перевел дыхание. Если бы у него было время подумать, он мог бы...

— Капитан! Они поднимаются. — В голосе Мэллсона звучали истерические нотки, он резко отскочил от люка. — Они поднимаются!

Раздираемый паническими чувствами, Вестфален бросился к люку — в яме шевелились черные тени. Теперь оттуда не раздавалось ни рычания, ни шипения, ни свиста, только противный звук трущейся кожи. Лампа почти потухла, и капитану удалось разглядеть только, как огромные тела каких-то чудовищ карабкаются по стенам, держась за веревку.

И тут же прямо перед собой он увидел пару желтых глаз. Одно из существ было уже почти наверху.

Вестфален засунул пистолет в кобуру и выхватил кинжал. Трясущимися руками он занес его высоко над головой и опустил изо всех сил, с одного удара разрубив с одного конца толстую веревку, которая упала в темноту. Вестфален обрадовался, что его не подвело искусство владения кинжалом. Он перегнулся через край люка и посмотрел, где теперь эти ужасные существа. И не поверил своим глазам: они поднимались по стене. Но это же невозможно. Эти стены гладкие, как...

Вестфалену удалось рассмотреть, как они это делают. Мерзкие твари забирались на плечи друг друга. На капитана накатилась черная волна. Он бросил кинжал и хотел было бежать, но сумел взять себя в руки. Если эти существа вылезут из люка, то никто уже не спасется. Но он не может умереть здесь. Только не теперь, когда судьба наконец улыбнулась ему и подарила кувшин с драгоценными камнями.

Вестфален собрал все свое мужество и шагнул ближе к люку, где винтовка Тука подпирала крышку. Капитан представлял собой жалкое зрелище: зубы стучали, пот лил рекой, но ему удалось выбить винтовку, и крышка со звоном упала. А Вестфален, не мешкая, отбежал к колонне, где облегченно вздохнул. Теперь он был в безопасности.

Но — о, ужас! — крышка люка загрохотала, покачалась и начала подниматься.

Застонав от отчаяния, Вестфален бросился назад к люку.

Черт, нужно закрепить болты!

Подойдя ближе, Вестфален смог наблюдать ужасающую картину. Он видел черные тела, поднимающиеся к решетке, видел когти, царапающие, рвущие перекрытие, видел сжатые и скрежещущие зубы, видел дикий блеск желтых глаз, в которых не было ни страха, ни намека на милосердие, а одна лишь безумная жажда крови. И снизу исходило одурманивающее зловоние...

Теперь Вестфален понял, почему так слабо закреплялся люк. Ведь сокровища находились под надежной охраной.

Вестфален упал на колени, потом на живот. Каждый фибр его души кричал: бежать, бежать... но нет. Он зашел слишком далеко! Он не заплатит так дорого за свое спасение! Конечно, он мог бы приказать двум оставшимся солдатам помочь, но прекрасно понимал, что они заупрямятся, а это потеря времени. А ему теперь нечего терять. Он должен сделать все сам!

Вытянув руку, он схватил болт и затаился. Решетка раскачивалась все сильнее, так что кольцо на ней редко сходилось с тем, что на полу. Дважды Вестфален просовывал болт только в одно кольцо и промахивался во второе. Отчаявшись, он вскочил и своим телом нажал на решетку левой рукой. Он должен закрыть люк!

Сработало! Решетка вошла в пол, а болт встал в ячейку. Но когда Вестфален наклонился над решеткой, что-то выползло между планками и мертвой хваткой схватило его за талию. Это оказалась трехпалая рука с длинными желтыми когтями, кожа на которой оказалась иссиня-черной, холодной и влажной.

Вестфален заорал от ужаса. Он сделал титаническое усилие и приподнялся, оперся обеими ногами о решетку и изо всех сил пытался высвободиться. Но рука только сильнее сжала его. Краем глаза Вестфален посмотрел по сторонам: куда же он бросил кинжал? Кинжал оказался всего в двух шагах. Вестфален отчаянно рванулся, схватил кинжал и начал рубить державшую его руку, из которой потекла кровь, такая же черная, как и кожа. Рука отделилась от существа, а Вестфален упал на спину. Свободен...

Но когтистая рука продолжала изо всех сил сжимать его за талию!

Вестфален бросил кинжал и попытался разжать пальцы. Мэллсон поспешил ему на помощь. Вдвоем они разжали пальцы достаточно, и капитан освободился. Мэллсон бросил руку в люк, она ударилась о перекладину и тут же была подхвачена кем-то из существ.

Вестфален лежал на спине, массируя онемевшую спину, и тут в храме прогремел голос женщины:

— Молись своему Богу, капитан Вестфален! Ракшасы не выпустят вас живыми из храма!

Она права. Эти существа, как она их там назвала — ракшасы, через минуту вылезут наружу, если он не сумеет найти что-то, чем можно придавить люк. Он быстро осмотрелся. Должен быть какой-то выход! И тут его взгляд упал на внушительных размеров кувшин с лампадным маслом. Если он, Мэллсон и Хантер смогли бы подвинуть его к люку... Нет... минуточку...

Огонь! Ничего не сможет противостоять горящему маслу! Вестфален вскочил и кинулся к кувшину, который Тук уже вскрыл ножом.

— Мэллсон! Сюда! Надо вылить масло влюк. — Он кивнул Хантеру, чтобы тот взял лампу с пьедестала. — Неси ее сюда!

Судорожно вздыхая от тяжести кувшина, Вестфален и Мэллсон повалили его на пол, масло полилось вниз. Подбежал Хантер, которому не нужно было объяснять, что делать с лампой.

— Будь ты проклят, капитан Вестфален!

Это была женщина. Она встала, отошла от тела священника и, вытянув в сторону Вестфалена длинный палец с красным ногтем, зловеще произнесла:

— Будь проклят ты и все твои потомки!

Капитан шагнул к ней, высунув кинжал.

— Заткнись!

— Твои потомки будут умирать страшной смертью в кровавых муках, проклиная тот день, когда ты поднял руку на Кали!

Вестфален не сомневался: она знала, что говорит. Женщина вкладывала смысл в свои слова, она наложила проклятие на Вестфалена и его потомков, и это ошеломило капитана.

Он сделал знак Хантеру:

— Заткни ей рот!

Хантер вскинул винтовку и прицелился.

— Слышала, что сказал капитан? Заткнись!

Но женщина не обратила внимания на смертельные угрозы.

— Ты убил моего мужа, осквернил храм Кали! Не будет тебе покоя, капитан сэр Альберт Вестфален! Ни тебе — и она указала на Хантера, — ни тебе! — Она перевела взгляд на Мэллсона. — Ракшасы доберутся до всех вас.

Хантер посмотрел на Вестфалена, и тот кивнул. И во второй раз в Храме-на-Холмах раздался выстрел. Пуля попала женщине в лицо, и она упала рядом со священником.

Вестфален на мгновение задержал взгляд на неподвижном теле, затем повернулся к кувшину, полному драгоценных камней. Он размышлял, как лучше поделить сокровища на троих, чтобы присвоить большую часть, как вдруг крики ярости и боли снова огласили храм.

Хантер стоял на краю пьедестала, лицо его покрылось смертельной бледностью, плечи опустились, глаза широко раскрылись, а ртом он беззвучно глотал воздух. Винтовка улана с грохотом упала на пол, а из уголка рта полилась кровь. Он падал: медленно, как спускающийся шар, он опустился сначала на колени, а потом упал лицом на пол.

Увидев кровавое пятно на спине Хантера, Вестфален вздохнул от облегчения. Он умер от естественных причин, а не из-за проклятия женщины. Еще больше капитан успокоился, когда увидел черноглазого босоногого мальчишку лет двенадцати, который стоял рядом с Хантером и смотрел на мертвого солдата. В руке парнишка держал кинжал, клинок которого был окрашен кровью.

Мальчик перевел взгляд с Хантера на Вестфалена. С диким криком он поднял кинжал и бросился на капитана. У Вестфалена не было времени, чтобы достать пистолет. Он мог защитить себя только кинжалом, с которого капало масло.

Видно было, что парень не обладает ни ловкостью, ни умением обращаться с кинжалом. Его вела одна лишь слепая и неистовая ярость. Вестфалена испугало не столько само нападение, сколько безумный вид мальчишки. Глаза его были полны злобы, губы и подбородок тряслись, лицо все покраснело от слез. Капитан заметил, что Мэллсон поднял винтовку.

— Ради бога, стреляй!

— Надо прицелиться!

Вестфален быстро отскочил назад, чтобы увеличить расстояние между собой и мальчишкой. Казалось, прошла вечность, когда наконец раздался выстрел.

И Мэллсон промахнулся!

Но звук выстрела отвлек мальчишку, и он огляделся. Вестфален, воспользовавшись ситуацией, напал на него. Было поздно сопротивляться. Вестфален почувствовал, как его клинок входит в плоть между костями, и мальчишка упал, весь залитый кровью. Все было кончено. Капитан вытащил из тела кинжал. Ему стало дурно: он всегда предпочитал, чтобы убивали другие.

Мэллсон бросил винтовку и начал набивать карманы камнями. Он, взглянув на своего командира, спросил:

— Все нормально, правда, сэр? — и показал в сторону священника и женщины. — Я имею в виду, им-то они больше не понадобятся.

Вестфален понимал, что теперь он должен действовать очень осторожно. Он и Мэллсон оказались единственными, кто выжил после того, что, несомненно, если Мэллсон проговорится, будет квалифицировано как массовое убийство. Если ни один из них не проговорится о том, что произошло сегодня, если они будут предельно осторожны, обращая камни в деньги, если они будут хранить все в тайне, не позволяя чувству вины раскрыть тайну, то они смогут прожить свою жизнь богатыми и свободными людьми. Вестфален был абсолютно уверен в себе, но и прекрасно понимал, что довериться Мэллсону было бы трагической ошибкой.

Он изобразил на лице добродушную улыбку.

— Не теряй время, — сказал он солдату. — Принеси седельные вьюки.

Мэллсон рассмеялся и подпрыгнул:

— Есть, сэр!

И он побежал за вьюками, а Вестфален в напряжении ждал. Он был один в храме, по крайней мере, он на это сильно надеялся. Он молился, что все эти существа, эти монстры мертвы. Должны быть мертвы. Никто не смог бы выжить в адском пламени. Капитан взглянул на мертвые тела священника и женщины, вспомнив ее проклятие. Пустая болтовня помешавшейся женщины! И ничего больше. Не надо брать в голову. Но эти чудовища...

Вернулся Мэллсон. Вестфален помог улану наполнить камнями четыре седельные сумки, затем они по паре перекинули через плечо.

— Похоже, сэр, теперь мы богачи, — сказал Мэллсон с улыбкой, которая тут же исчезла. Он увидел, что Вестфален навел на него пистолет.

Капитан не дал солдату шанса на мольбы. В любом случае это ничего не изменило бы. Он просто не мог позволить связать свое имя и честь с солдатом, который не упустит возможности потрепаться и похвастаться камнями, как только вернется в Бхарангпур. Вестфален прицелился Мэллсону в сердце и выстрелил. Солдат покачнулся, широко раскинул руки и упал на спину. Он вздохнул, Кровь растеклась по рубашке. Затих.

Засунув пистолет в кобуру, Вестфален поднял сумки с плеч Мэллсона и осмотрел неподвижное тело. Из люка все еще шел дым, солнечный свет пробивался сквозь перекрытия потолка, оставшиеся лампы все еще чадили на пьедестале. Вестфален подошел к двум ближайшим кувшинам с маслом, открыл крышки и ударил по ним. Кувшины упали на пол, и масло вылилось. Вестфален взял одну из ламп и бросил ее в центр лужи. Пламя начало быстро разгораться.

Он уже повернулся, чтобы уйти, но какое-то движение на пьедестале привлекло его внимание настолько, что он испугался и, бросив одну из сумок, снова выхватил пистолет.

Это был мальчишка. Каким-то неведомым образом он подполз к телу священника и теперь тянулся к его ожерелью. Вестфален завороженно смотрел, как парнишка правой рукой сжал желтые камни на ожерелье и замер. Верхняя часть спины мальчишки была залита кровью. И по полу, там, где он прополз, тянулся кровавый след. Вестфален вложил пистолет в кобуру и поднял сумки. Все. В храме не осталось никого, кто смог бы причинить ему вред. Он вспомнил, что женщина упомянула детей, но он не увидел никаких детей и вообще уже мало что различал в задымленном храме, от которого вскоре останется лишь пепел.

Вестфален вышел на солнечный свет, планируя свои дальнейшие действия. Он уже знал, где зароет сумки, и прикидывал историю, которую расскажет своим: будто их отряд заблудился в горах, и на них напал отряд сипаев. И только ему одному удалось спастись.

А после этого останется только придумать достойный предлог, чтобы как можно скорее вернуться в Англию. А уж дома ему не составит труда найти тайник, чтобы укрыть сокровища где-нибудь в подвале Вестфален-Холла.

Он уже вычеркнул из памяти воспоминания о событиях сегодняшнего утра. Что хорошего, если он будет мусолить их в памяти? Пусть проклятия, демоны и покойники унесутся прочь вместе с дымом, исходящим от пылающего храма, который стал погребальным костром и могилой для безымянной секты. Он просто сделал то, что должен был сделать. Все дальше отдаляясь от храма, он чувствовал себя лучше и лучше. Вестфален не оглянулся. Ни разу.


Часть седьмая

Манхэттен

Воскресенье, 5 августа 198...


Глава 1


«Теннис!»

Джек со стоном вскочил с постели. Черт, чуть не забыл. А он-то лежал и мечтал о позднем завтраке в «Перкинс-Пэнкейкс» на Седьмой авеню, когда неожиданно вспомнил о теннисном матче с отцом, который обещал сыграть сегодня.

А у него не было ракетки. Он одолжил ее кому-то в апреле, но не мог вспомнить кому. Остается только одно — позвонить Эйбу и сказать, чтоб выручал.

Эйб пообещал встретиться с ним в магазине. Джек принял душ, побрился, надел теннисные шорты, темно-голубой джемпер, носки, теннисные туфли и быстро вышел. Он шел вниз по улице. Утреннее небо очистилось от мокрого тумана, который держался всю неделю. Похоже, хороший будет денек.

Когда он подошел к спортивному магазину «Ишер», увидел приближающегося с другой стороны Эйба, который, когда они встретились перед стальной защитной решеткой, оглядел друга с головы до ног.

— Только не говори, что тебе понадобилась упаковка теннисных мячей.

Джек покачал головой:

— Ну, нет. Разве бы я посмел поднять тебя из-за теннисных мячей с утра пораньше в воскресенье?

— Рад слышать. — Эйб открыл и раздвинул решетку. Видел экономический раздел утренней «Таймс»? Они еще смеют утверждать об экономическом подъеме.

Не верь. Все мы плывем на «Титанике» навстречу приближающемуся айсбергу.

— Эйб, сегодня слишком приятный денек для экономического краха.

— Ладно, ладно, — пробормотал Эйб, отпирая и открывая дверь. — Давай продолжай закрывать на все глаза. Но день грядет, и погода здесь ни при чем.

Отключив сигнализацию, Эйб направился в глубь магазина. Джек не последовал за другом. Он подошел к отделу теннисных ракеток и примерился к улучшенной модели «Принц». После некоторого колебания он все же отложил ее. И хотя сегодня он нуждался в любой помощи, на которую только мог рассчитывать, но чести еще не потерял. Он будет играть обычной ракеткой, поэтому взял «Вилсон Триумф». Рукоятка удобно входила в руку, и сетка ракетки уже была хорошо натянута.

Джек уже собирался крикнуть, что возьмет эту ракетку, но не сказал ничего, увидев в конце прохода Эйба, уставившегося на него.

— И из-за этого ты оторвал меня от завтрака? Из-за теннисной ракетки?

— И из-за мячей тоже. Мне нужны и шарики.

— Чего-чего, а их у тебя хватает. И даже с избытком, чтобы так поступать со мной! Ты же говорил о чем-то срочном.

Джек ожидал подобной реакции. Только воскресным утром Эйб позволял себе вкушать запретную пищу: копченую рыбу и еврейский хлеб. Первое было под запретом из-за повышенного кровяного давления Эйба, второе -из-за лишнего веса.

— Но это правда срочно. Я уже пару часов как должен играть с отцом.

Брови Эйба удивленно поднялись, и его лоб покрылся морщинами прямо до того места, где когда-то начиналась шевелюра.

— С отцом? Вначале — Джия, теперь — отец. Что, объявили неделю всенародного мазохизма?

— Я люблю отца.

— Тогда почему же ты всегда возвращаешься в траурном настроении из этих увеселительных прогулок в Джерси?

Потому, что он хороший парень, который как заноза в заднице.

Они оба прекрасно понимали, что дело далеко не только в этом, но по молчаливому соглашению никогда не обсуждали эту тему.

Джек заплатил за ракетку и пару упаковок с мячами «Пени».

— Я привезу тебе помидоры, — сказал он, когда Эйб закрыл решетку на витрине.

Эйб просиял.

— Вот это здорово! Как раз сезон. Привези.

Следующую остановку Джек сделал «У Хулио», где взял машину, которую Хулио хранил для него: «корвет» 63-го года с черным открывающимся верхом и улучшенным вариантом двигателя. Отличная машина на каждый день. Вообще-то она была не в стиле Хулио, но ведь он за нее и не платил. Джек увидел ее в витрине магазина подержанных машин и дал Хулио денег, чтобы тот купил и зарегистрировал машину на свое имя. Так что официально эта машина принадлежала Хулио, но Джек платил страховку и арендную плату за гараж, поэтому имел преимущественное право использовать автомобиль в тех редких случаях, когда нуждался в этом.

Сегодня был как раз такой случай. Хулио заправил машину и ожидал Джека. А кроме того, со времени, когда Джек брал машину в последний раз, она очень преобразилась. Хулио украсил автомобиль по своему вкусу. На левом заднем окне он повесил движущуюся пуку, изображающую «привет», с другого окна свешивались какие-то неопределенные квадратики, а на заднем окне Хулио прикрепил маленькую собачку, качающую головой, глаза которой светились в унисон с задними фарами.

— И ты считаешь, что я поеду со всем этим? — спросил Джек, одарив Хулио, как ему казалось, уничтожающим взглядом.

Хулио равнодушно пожал плечами:

— Что я могу сказать, Джек? Это у меня в крови.

У Джека не было времени снимать культурное убранство, и он взял машину такой, какой она была. Вооружившись лучшими водительскими правами штата Нью-Йорк, которые только можно купить за деньги, на имя Джека Говарда, он засунул «семмерлинг» и кобуру в секретное отделение под передним сиденьем и медленно поехал через город.

Воскресное утро — уникальное время для Манхэттена. Улицы пусты: ни автобусов, ни такси, ни груженых грузовиков, ни команд «Кон Эд», шныряющих по улицам. Можно встретить лишь нескольких редких пешеходов то там, то тут. Тишина. К полудню все изменится, но в данный момент город напоминал призрак Джек проехал до западного конца Пятьдесят восьмой улицы и притормозил перед домом номер 8 по Саттон-сквер.


Глава 2


Джия услышала звонок в дверь. У Юнис сегодня выходной, а Нелли все еще спит, придется самой открывать дверь. Она потуже запахнула халат и медленно направилась через кухню к главной двери. Голова трещала, язык разбух, и в животе происходило какое-то кручение. Шампанское... Почему то, что так приятно вечером, оборачивается таким ужасом утром?

Она посмотрела в глазок, за дверью стоял Джек в белых шортах и темно-голубой рубашке.

— Теннисистов принимаете? — спросил он с наигранной улыбкой, когда Джия открыла дверь.

Он хорошо выглядел. Джии всегда нравились худые и крепкие мужчины. Ей нравились связки мускулов его рук и вьющиеся волосы на ногах. Ну почему он выглядел таким здоровым, когда она распадалась на части.

— Ну? Я могу войти?

До Джии наконец дошло, что она стоит, бесцеремонно уставившись на него. Она встречает его уже в третий раз за последние четыре дня. Так можно и привыкнуть к его обществу. Это — плохо. Но так или иначе, никуда от этого не денешься, пока не найдется Грейс.

— Конечно. — И когда закрыла дверь, то спросила: — С кем играешь сегодня? Со своей индийской леди? И тут же пожалела о сказанном, вспомнив его вчерашний укол относительно ревности. Она и не ревновала вовсе, просто... ей было любопытно.

— Нет. С отцом.

— А... — Джия знала, как трудно Джеку проводить время с отцом.

— Но здесь я по другому поводу... — Он запнулся и смущенно провел рукой по лицу. — Не знаю, как бы спросить это поточнее, ну да ладно. Ты пила что-нибудь странное в последнее время?

— И что же это должно означать?

— Какой-нибудь тоник, или слабительное, или что-нибудь новое, что нашла где-то в доме?

Джия была не в настроении играть в головоломки.

— Возможно, я и выпила лишнего шампанского прошлой ночью, но еще не дошла до того, чтобы допивать из бутылок.

— Я серьезно спрашиваю.

Она и сама это прекрасно видела, и от этого на душе стало тревожно. Джек обеспокоенно смотрел ей в лицо.

— Не понимаю.

— В общем, я тоже. Но что-то не так со слабительным Грейс. Просто держись от всяких неизвестных лекарств подальше. Если найдешь в доме что-то, спрячь и прибереги для меня.

— Ты считаешь, что оно как-то связано с?..

— Не знаю. Но хочу, чтобы ты спрятала его.

Джия слишком хорошо знала Джека. Он не говорит ей всего. Ее беспокойство возрастало.

— Что ты знаешь?

— Только то, что ничего не знаю. Просто кишками чувствую. Просто припрячь его и вообще старайся держаться подальше от всего странного. — Он дал ей листок бумаги с телефоном с городским кодом 609. — Это телефон моего отца. Если я понадоблюсь или что-то будет слышно о Грейс, звони, не стесняйся. — Джек посмотрел вверх и оглядел пустой дом. — А где Викс?

— Еще спит. Юнис сказала, что она долго не могла вечером заснуть. — Джия открыла дверь. — Желаю тебе хорошо повеселиться.

Лицо Джека приобрело кислое выражение.

— Конечно.

Джия смотрела, как он повернул за угол и направился к центру Саттон-сквер. Ей было интересно, что он думает, почему предупредил не пить ничего странного. Что-то беспокоило его в слабительном Грейс, но он не сказал что. Просто ради душевного спокойствия Джия поднялась на второй этаж и просмотрела все пузырьки в ванной и спальне Грейс. На всех — маркировка. Ничего похожего на пузырек без этикетки, который Джек обнаружил в четверг.

Джия приняла две таблетки тайленола экстра и долго стояла под горячим душем. Эта комбинация облегчила ее головную боль. К тому времени, когда она высушилась и оделась в клетчатые шорты и блузку, Вики уже поднялась и занималась поиском завтрака.

— Что бы ты хотела на завтрак? — спросила Джия, когда они направлялись на кухню. Какая же Вики милая в розовой пижаме и пушистых розовых тапочках.

— Шоколадные конфеты!

— Вики!

— Но они такие соблазнительные! — И она показала на конфетницу, куда Юнис, прежде чем уйти на выходной, положила конфеты «Черная магия».

— Ты же прекрасно знаешь, чем это для тебя может закончиться.

— Зато как вкусно!

— Хорошо, — сказала Джия. — Ешь. Если, конечно, ты считаешь, что пара минут удовольствия стоит целого дня раздражения, сыпи и отвратительного самочувствия, пожалуйста, — иди и ешь.

Вики посмотрела на мать, потом — на конфеты. Джия, затаив дыхание, молилась, чтобы дочь сделала правильный выбор. Если она предпочтет конфеты, Джии все равно придется остановить ее, но ей хотелось, чтобы Вики подумала и отказалась. Джии хотелось узнать, какой девочка сделает выбор. Эти конфеты будут оставаться в доме длительное время, а это постоянный соблазн — стащить одну за спиной у матери. Но если бы Джия была уверена, что Вики преодолеет этот соблазн сейчас, она сможет быть уверена, что дочь сможет сопротивляться ему и в дальнейшем.

— Мам, я бы съела апельсин.

Джия схватила дочь и закружила.

— Я так горжусь тобой, Вики! Решение настоящего взрослого человека!

— Да, но чтобы мне действительно хотелось, так это апельсин, покрытый шоколадом.

Смеясь, Джия отвела Вики на кухню, радуясь, какая у нее хорошая дочь и какая она сама хорошая мать.


Глава 3


Джек считал, что тоннель Линкольна для него слишком длинный. Пересекая линию, отмечающую границу Нью-Йорка и Нью-Джерси, он вспомнил, как радостно кричали его брат, сестра и он сам, когда после проведенного с родителями в городе дня они пересекали эту линию. Как приятно было вернуться в старый, добрый Нью-Джерси. Те дни минули вместе со сбором пошлины в оба конца. Сейчас уже взимают двойную пошлину, чтобы попасть в Манхэттен, а выехать из города можно даром. И теперь он уже не радовался, пересекая линию города.

Джек выехал из тоннеля, рефлекторно зажмурясь от неожиданно ударившего в глаза блеска утреннего солнца. Дорога круто поворачивала к Юнион-Сити, а затем вниз по лугам к Нью-Джерсийскому Тернпейку. Джек собрал все билеты из автомата «Только для машин» и перестроился на правую сторону, по которой поехал со скоростью пятьдесят километров в час. И хотя он немного опаздывал, он не собирался увеличивать скорость. Именно сейчас он не хотел бы попасться в лапы автодорожному патрулю.

Весь путь после порта Нью-Йорка лежал через болотистую низину, окруженную очистительными и химическими заводами, из труб которых клубился дым, а из факелов вырывался огонь. Разнообразные и ядовитые запахи отравляли атмосферу от шестнадцатого до двенадцатого выходов. И это даже в воскресное утро.

Но когда дорога переходила на равнину, пейзаж менялся, становясь холмистым, с привкусом особого деревенского запаха. Джек ехал к отцу на юг. Отец. И мысли Джека перенеслись в прошлое. Образы мелькали у него в мозгу как дорожные указатели: мистер Канелли и его лужайка... одно из первых дел, которое он провернул в графстве Берлингтон: будучи еще совсем молодым человеком, он раскрыл преступление, в котором оказались замешаны вандалы... потом, как поступил в «Рутгер», но не оставил «ремонтный» бизнес... первые поездки в Нью-Йорк, чтобы провернуть дельце для родственников одних своих бывших клиентов.

Видения начали возрождаться в Джеке, когда он выехал из седьмого выхода. Он прекрасно понимал причину этого. Он приближался к месту, где была убита его мать.

В этом месте ему всегда приходилось — как это сказала Калабати — «проводить черту между собой и остальным человечеством».

Это произошло воскресной январской ночью, когда он учился на третьем курсе. У Джека были каникулы. Они с родителями ехали сытые и довольные из гостей у тети Дорис, которая жила в Хейгстоуне, и направлялись на юг Тернпейка. Джек сидел на заднем сиденье, мать — на переднем, а отец вел машину. Джек хотел сам сесть за руль, но мать сказала, что умирает от страха, когда он кружит по поворотам как сумасшедший. Насколько он помнил, они с отцом обсуждали предстоящий суперкубок, а мать следила за спидометром, чтобы убедиться, что тот не зашкаливает за отметку шестьдесят километров в час. Спокойное, умиротворенное состояние полного желудка и тихого вечера, проведенного с родственниками, разбилось в пух и прах, когда они проехали под эстакадой. Раздался треск, подобный грому, и машину встряхнуло от удара. Правая сторона лобового стекла взорвалась и разлетелась на бесчисленное множество осколков. Джек услышал, как закричал от неожиданности отец, а мать — от боли; почувствовал, как сильный порыв ледяного воздуха ворвался в машину. Мать застонала, и ее вырвало.

Когда отец свернул на обочину, Джек перепрыгнул на переднее сиденье и понял, что произошло: зольник пробил лобовое стекло и попал матери под нижние ребра, в низ живота. Джек не знал, что делать. Он лишь беспомощно смотрел на мать, которая тяжело навалилась вперед. Джек закричал, что нужно немедленно ехать в ближайшую больницу. Отец вел машину как сумасшедший, вдавливая педаль, жал на гудок и сигналил огнями. Джек откинул на спинку обмякшее тело матери и убрал зольник, снял с себя пальто и прикрыл им мать, оберегая от холодного ветра, врывавшегося сквозь разбитое лобовое стекло. Мать вырвало кровью, и это была только кровь, которая выплеснулась на щиток. Поддерживая тело матери, Джек почти физически ощущал, как жизнь потихоньку выходит из нее, и чувствовал возрастающий внутри нее холод. Мать истекала кровью, и он ничем не мог помочь ей. Джек заорал на отца, чтобы тот торопился, но он и так вел машину на бешеной скорости, рискуя в любую минуту потерять контроль над управлением.

Когда они привезли мать в больницу, она была уже в состоянии комы. Она умерла в операционной от разрыва печени и селезенки. Она просто истекла кровью.

А потом... нескончаемая боль и бесконечные похороны. А затем вопросы: «Кто? Почему?» В полиции не могли дать на них ответ и сомневались, что вообще когда-нибудь ответят. Обычное развлечение для мальчишек — приходить на эстакады и, перевешиваясь через ограждение, кидать всякие штуки в проносящиеся внизу машины. К тому времени, как объявили о несчастном случае, виновника и след простыл. На все обращения в полицию штата Джек и отец получали один ответ — беспомощное пожатие плечами.

Отец ушел в себя, отрицание трагедии ввело его в состояние, похожее на эмоциональную спячку. Казалось, он все делал как обычно, но как будто ничего при этом не ощущая. Джек реагировал по-другому: в нем трагедия пробудила холодную и всепоглощающую ярость. И у него появилось новое дело, которое необходимо расследовать.

Он знал, где все произошло. Знал как. Все, что ему оставалось выяснить, — кто это сделал.

Он отложит все свои дела, не будет думать ни о чем другом, пока не найдет виновника.

И он это сделал.

Это было давным-давно, часть ушедшего прошлого Но все равно каждый раз, когда он проезжал мимо этой эстакады, у него комок подкатывал к горлу. Он почти что видел зольник, падающий... падающий прямо на лобовое стекло... как он пробивает заснеженное стекло... разбивает его. А затем он оказывается под эстакадой в тени и переносится в другую ночь. Идет снег, а с другой стороны эстакады свисает обмякшее тело, которое качается на веревке, судорожно изворачиваясь и выкручиваясь. Потом его мысли переносятся назад в солнечный августовский день. Джека трясло. Он ненавидел Нью-Джерси.


Глава 4


Джек, выехав из пятого выхода, поехал по Пятьсот сорок первой дороге через Маунт-Холли, далее — на юг по двухполосному темному шоссе, проходящему через города, вернее, группки построек, облепляющие дороги, как зеваки место, где произошла авария. А все пространство вокруг занимали открытые возделанные поля. Рекламные щиты призывали приобрести помидоры «Джерси Бифстейк» по доллару за два с половиной килограмма. Джек взял себе на заметку прикупить корзинку для Эйба на обратном пути.

Он проехал через Ламбертон, название которого навевает тяжеловесные образы отвратительно тучных людей, обивающих пороги безразмерных магазинов и домов. Затем Джек пересек Фостертаун, который, казалось, должен был быть населен оравой бездомных, бегающих и орущих беспризорников, что, в общем-то, было не так.

А затем впереди уже виднелся дом. Теперь нужно повернуть за угол дома, когда-то принадлежавшего Канелли. Сам Канелли уже умер, а новый хозяин, похоже, экономил воду, и лужайка превратилась в выжженную пустыню. Джек въехал на дорожку, ведущую к дому с тремя спальнями, где все: он, его брат и сестра — выросли. Джек повернул машину и на какие-то доли секунды замер на месте, желая оказаться в этот момент в каком-нибудь другом месте.

Но глупо пытаться избежать неизбежного, поэтому он вышел и направился к двери, которая распахнулась еще до того, как он постучался.

— Джек! — Отец схватил сына за руку. — Ты заставил меня поволноваться. А я уж подумал, что ты забыл.

Отец Джека был высоким, худым, лысеющим человеком, очень загорелым, благодаря ежедневной игре в теннис на местном корте. Его похожий на клюв нос порозовел от солнца, и кожа облезла, а темные возрастные пятна на лбу увеличились со времени их последней встречи и как бы срослись. Но старик выглядел крепким мужчиной, и его голубые глаза за очками в стальной оправе сияли, когда отец и сын обменивались рукопожатиями.

— И опоздал-то всего на несколько минут.

Отец наклонился, поднял теннисную ракетку, прислоненную к дверному косяку.

— Да, но я зарезервировал корт, чтобы мы смогли слегка разогреться перед матчем. — Он закрыл за собой дверь. — Давай поедем на твоей машине. А ты хоть помнишь, где находятся корты?

— Конечно.

Скользнув на заднее сиденье машины, отец скептически осмотрел ее убранство. Не утерпев, дотронулся до квадратиков. Наверное, хотел убедиться, что они настоящие и он не страдает галлюцинациями.

— Ты что, со всем этим ездишь?

— Конечно. А что?

— Это...

— Небезопасно при любой скорости?

— Да. И это тоже.

— Это лучшая машина, которая когда-либо у меня была. — Джек дал заднюю скорость и выехал с дорожки.

Пару кварталов отец и сын говорили об обычных, ничего не значащих вещах: о погоде, о том, как ровно бегает машина Джека после двадцати лет эксплуатации, о пробках на Тернпейк. Джека вполне устраивали подобные темы, и он пытался удерживать разговор в нейтральных рамках. Они с отцом ни о чем особенном и не могли разговаривать, после того как пятнадцать лет назад Джек бросил колледж.

— Как дела?

Отец улыбнулся довольной улыбкой.

— Великолепно. А ты купил какие-нибудь из тех акций, о которых я тебе говорил?

— Купил. Две тысячи акций «Аризонской Нефти» по доллару восемь центов. Когда я в последний раз просматривал котировки, они поднялись на четыре пункта.

— А к пятнице — почти на четыре с четвертью. Пока придержи их.

— Ладно. Только дай мне знать, когда начнут падать. Все сплошная ложь! Джек не мог покупать акции.

Для этого необходим номер социального страхования, без которого ни один брокер не откроет счет. Джеку приходилось лгать отцу, что он следует его брокерским советам, и приходилось регулярно просматривать котировочные таблицы, чтобы быть в курсе, как обстоят дела с его предполагаемыми вложениями. А с ними все всегда было в порядке. Отец обладал отличной сноровкой и чутьем на дешевые акции, не пользующиеся спросом. Он скупал несколько тысяч акций, ждал, пока цена удвоится, утроится или учетверится, продавал и скупал другие. Дела у отца настолько успешно шли в течение нескольких лет, что наконец он оставил постоянную работу бухгалтера, желая проверить, сможет ли он прожить на доходы от биржевых сделок. Он продавал и покупал и был совершенно счастлив. Он зарабатывал столько же, сколько зарабатывал бухгалтером, но зато сам распоряжался своим временем, и никто не мог отправить его на пенсию, когда ему исполнится шестьдесят пять. Отец жил своим умом, и казалось, что ему это весьма по душе. Он никогда не выглядел таким спокойным и удовлетворенным.

— Если найду что получше, дам знать. Тогда сможешь поставить свои «АриНеф» на большую ставку. Да, кстати, ты платишь за акции с личного счета или у тебя пенсионная страховка?

— Пенсионная. — Еще одна ложь. У Джека вообще не было никакого счета. Иногда ему надоедало лгать всем, особенно тем, кому он должен был бы доверять.

— Отлично! Когда тебе покажется, что ты продержал акции достаточно долго, чтобы считать капитальными вложениями, используй пенсионную страховку.

Джек понимал, к чему клонит отец. Он считал, что пенсии сына по социальной страховке на жизнь не хватит, поэтому пытался заложить очередной кирпич в здание будущей пенсионной жизни сына.

Они подъехали к участку, разделявшему два корта. Оба оказались занятыми.

— Похоже, нам не везет.

Отец помахал листком бумаги.

— Не беспокойся. Здесь говорится, что один корт зарезервирован нами с десяти до одиннадцати.

Джек перекинулся через спинку сиденья, чтобы взять новую ракетку и упаковку с мячами, а отец отправился к парочке, занявшей их корт. Когда подошел Джек, парень неохотно паковал свою экипировку, а девушка, на вид лет девятнадцати, посасывая шоколадный коктейль, глазела на Джека.

— Похоже, здесь не действует принцип: кто успел, тот и съел.

Джек попытался дружелюбно улыбнуться.

— Нет. Просто победил тот, кто предвидит.

Она пожала плечами:

— Спорт богатых. Лучше знать, чем попытаться взять.

— Давайте не будем здесь устраивать школьных разборок.

— Ну что вы! — сказала девица с невинной улыбкой. — Я и не думала.

С этими словами она вылила остатки коктейля около корта, прямо у линии.

Джек от злости сжал зубы и повернулся к девице спиной. На самом деле он бы с большим удовольствием полюбовался, как она подавилась бы своей ракеткой. Но когда девица и ее дружок покинули корт и они с отцом начали разминку, Джек быстро успокоился. Он знал, что его теннисные способности весьма посредственны, и однажды решил, что с этим вполне можно жить.

Но сегодня он был в ударе, ему нравилось балансировать ракеткой, доставляло удовольствие, как мячи отлетают от лески, но все же ощущение, что где-то сзади за спиной разлит коктейль, мешало сконцентрироваться.

— Ты же не смотришь на мяч! — ворчал на другой половине корта отец, после того как Джек пропустил три удара подряд.

«Сам знаю!»

Только теннисных уроков ему сейчас и не хватало! На следующем мяче он полностью сконцентрировался, проследив его путь до лески своей ракетки. Мысленно Джек вложил всю силу своего тела в удар, закрутив его так, чтобы мяч прошел как можно ближе к сетке. И когда мяч прилетел, ударил. Неожиданно правая нога поскользнулась, и Джек растянулся в лужице из теплого коктейля.

Отец вернул мяч с выпадом, и он опустился в метре от линии подачи. И тут он увидел упавшего Джека и захохотал.

Да, день обещает быть очень длинным.


Глава 5


Калабати в ожидании Кусума нервно мерила квартиру шагами, потряхивая пустой пузырек, который еще недавно был заполнен эликсиром ракшасов. Мысленно она снова и снова возвращалась к событиям прошлой ночи. Вначале ее брат исчез с приема, затем в квартире Джека появился запах ракшасов, и, как утверждал Джек, он видел глаза. Есть, есть какая-то связь между Кусумом и ракшасами, и Калабати твердо намеревалась нащупать ее. Но вначале она должна найти Кусума и проследить за ним. Куда он ходит по ночам?

Утро было на исходе. Около полудня Калабати начала уже было волноваться, что ее брат вообще не придет, но тут она услышала звук вставляемого в замок ключа.

Вошел Кусум. Он выглядел усталым и озабоченным. Увидев сестру, удивленно сказал:

— Бати. А я-то думал, что ты со своим американским любовником.

— Я ждала тебя все утро.

— Зачем? Со вчерашней ночи ты придумала новый способ, как мучить меня?

Все шло не так, как планировала Калабати. Она планировала спокойную беседу с братом. Поэтому надела белую блузу с длинным рукавом и просторные белые брюки.

— Никто тебя не мучает, — сказала она примирительным тоном с легкой улыбкой. — По крайней мере, намеренно.

Он издал гортанный звук.

— Я определенно сомневаюсь в этом.

— Мир меняется, и я учусь меняться вместе с ним. И тебе бы тоже не мешало.

— Есть неизменные вещи.

Он быстро направился в свою комнату. Нужно его остановить прежде, чем он успеет запереться.

— Да, это так. И у меня в руках как раз одна из подобных вещей.

Кусум остановился и вопросительно посмотрел на нее. Калабати протянула брату пузырек, при этом глядя прямо в глаза. На его лице не отразилось ничего, кроме равнодушия. Если он и узнал пузырек, то умело скрыл свое удивление.

— Бати, я не настроен на игры.

— Уверяю тебя, братец, это отнюдь не игра. — Она открутила колпачок и протянула ему пузырек. — Скажи, ты узнаешь запах?

Кусум взял пузырек и поднес его к своему длинному носу. Его глаза расширились от удивления.

— Не может быть! Просто невозможно! — Он взглянул на сестру. — Вначале ты смутила меня, а теперь еще и пытаешься сделать из меня дурака!

— Я взяла пузырек в квартире Джека ночью.

Кусум опять поднес пузырек к носу. Встряхнув головой, он подошел к кушетке и тяжело опустился на нее.

— Не понимаю, — устало сказал он.

Калабати села напротив.

— Нет, ты все прекрасно понимаешь.

Он вскинул голову, вызывающе глядя на сестру.

— Ты хочешь сказать, что я — лжец?

Калабати отвела взгляд. Ракшасы — в Нью-Йорке. Кусум — в Нью-Йорке! Калабати обладала здравым мышлением и не могла представить, что эти два обстоятельства могут существовать независимо друг от друга. И все же она чувствовала, что еще рано раскрывать карты и дать понять Кусуму, что она убеждена в его причастности к этому делу. Он все еще у руля. Еще одно подтверждение подозрений с ее стороны, и он найдет способ, чтобы она замолчала навсегда.

— А что я должна думать? — спросила Калабати. -Разве мы — не хранители? Не единственные хранители?

— Но ты же видела яйцо. Как же ты можешь сомневаться во мне?

Калабати отметила защищающиеся нотки в голосе Кусума. Он говорил как человек, который очень хочет, чтобы ему поверили. И голос так убедителен! Калабати уже была готова поверить ему на слово.

Кусум пожал плечами:

— Мистика! Непостижимая, странная мистика!

— Кусум, они там были! Этой ночью и прошлой тоже.

— Послушай. — Он поднялся. — А сама ты видела ракшасов?

— Нет, но запах говорит сам за себя. Ошибки быть не может.

— Не сомневаюсь, что запах был, но ведь его можно подделать...

— Но там было что-то!

— Ничего, кроме твоих эмоций. Никаких реальных фактов.

— А разве пузырек в твоей руке недостаточно реален?

Кусум отдал ей пузырек.

— Забавная подделка. Даже меня чуть не ввела в заблуждение, но я совершенно убежден, что это не подлинный эликсир. Кстати, а где содержимое?

— Вылила в люк.

Он явно успокоился.

— Зря. Я сделал бы анализ жидкости, и, возможно, мы смогли бы узнать, кто сфабриковал эту подделку. Я хотел бы это знать прежде, чем кое-что предприму.

А зачем кому-то все эти неприятности?

Взгляд Кусума пронизывал Калабати.

— Возможно, какому-то практикующему врачу, который раскрыл нашу тайну.

Калабати почувствовала, как приступ страха сжал ей горло. Но она отогнала его. Абсурд! За этим, несомненно, стоит Кусум. В этом она была абсолютно уверена. Хотя на какой-то момент она была почти готова поверить, что он не причастен к этому делу.

— Это невозможно!

Кусум указал на пузырек:

— Еще несколько минут назад я бы сказал то же самое. Калабати продолжала подыгрывать брату.

— Что же нам делать?

— Мы должны выяснить, кто стоит за этим. — Он направился к двери. — И я начну действовать прямо сейчас.

— Я пойду с тобой.

Он несколько минут помолчал.

— Нет. Лучше подожди здесь. Я ожидаю важный звонок из консульства. Из-за этого, собственно, и пришел домой. Побудь здесь и запиши сообщение для меня.

— Хорошо. Ты уверен, что я тебе не понадоблюсь?

— Если понадобишься, позвоню. И не вздумай следить за мной. Помнишь, что случилось в прошлый раз?

Калабати позволила ему уйти. Она проследила в дверной глазок, как он зашел в лифт. Едва только двери лифта закрылись за ним, она тут же выбежала в коридор и быстро нажала кнопку второго лифта. Он приехал почти сразу, и она оказалась в вестибюле, когда увидела Кусума, выходящего из парадного.

Она подумала, что все будет просто. Вряд ли возникнут проблемы со слежкой. Действительно, трудно упустить из виду в среднем Манхэттене высокого, худого индуса в тюрбане.

Калабати охватило возбуждение. По крайней мере, теперь она сможет узнать, где Кусум проводит время. А там — а в этом она была абсолютно уверена — она найдет то, чего не должно быть. До сих пор Калабати не понимала, как такое стало возможно, но все доказательства указывали на то, что ракшасы — в Нью-Йорке. И Кусум в этом, безусловно, замешан, несмотря на все его отговорки. Теперь Калабати знала точно.

Держась позади Кусума на расстоянии в полквартала, Калабати без помех проследовала за братом вниз по Пятой авеню к южной части Центрального парка. Успокоенная легкостью слежки, она продолжила се небрежней. Время воскресных покупок было в разгаре, и тротуары кишели людьми. И все же Калабати не упускала его из виду, пока он не вошел в «Рокфеллер Плаза». Калабати уже бывала здесь однажды зимой. Тогда весь этот район был заполнен фигуристами и покупателями рождественских подарков, глазевших на огромную елку у рокфеллеровского центра. Сегодня это была уже другая толпа, но не менее плотная. Группа джазистов наигрывала импровизации в подражание Колтрейну, и примерно каждые несколько метров торговцы с тележками предлагали фрукты, конфеты и воздушные шары. А вместо катания на коньках люди прогуливались или, сняв рубашки, загорали под теплым летним солнцем.

Но Кусума нигде не было видно.

Калабати ринулась напрямик, проталкиваясь сквозь толпу. Она бегала кругами по сухому, просушенному солнцем катку. Кусум исчез. Должно быть, он заметил ее и поймал такси или спустился в метро.

Калабати, покусывая нижнюю губу, стояла посреди веселящейся и беззаботной толпы. Она была так расстроена, что ей хотелось плакать.


Глава 6


Джия подняла трубку на третьем звонке. Мужчина с мягким голосом и акцентом попросил к телефону миссис Пэтон.

— Кто ей звонит?

— Кусум Бхакти.

То-то Джия сразу поймала себя на том, что голос ей знаком.

— А, мистер Бхакти. Это — Джия Дилауро. Мы вчера встречались.

— Миссис Дилауро! Рад снова слышать ваш голос. Позвольте сказать: вы так прекрасно вчера выглядели.

— Пожалуйста, говорите. Сколько пожелаете. — Он вежливо засмеялся, а Джия сказала: — Подождите, я сейчас позову Нелли.

Джия подняла трубку на третьем этаже, а Нелли в библиотеке смотрела по телевизору воскресную развлекательную программу. Кричать на весь дом более подошло бы дешевому многоквартирному дому, чем особняку на Саттон-сквер, особенно если абонент на другом конце провода — индийский дипломат. Пришлось Джии поторопиться, спускаясь на первый этаж. Пока она бежала по ступенькам лестницы, то подумала, что мистер Бхакти прекрасный пример того, что нельзя доверяться первому впечатлению. Он не понравился Джии с первого взгляда, а оказался вполне милым человеком. Она хмуро улыбнулась. Вряд ли можно вообще ее считать хорошим знатоком характеров. Когда-то Джия считала, что Ричард Вестфален достаточно мил, чтобы выйти за него замуж, а на самом деле все обернулось очень скверно. Потом был Джек. Разве не впечатляющее настырство?

Нелли взяла трубку. Пока она разговаривала с мистером Бхакти, внимание Джии привлеклось к экрану, где сборище репортеров «поджаривало» секретаря штатов.

— Такой милый человек, — прокомментировала Нелли, повесив трубку. При этом она что-то жевала.

— Кажется, да. Что ему было надо?

— Он сказал, что желал бы заказать для себя конфеты «Черная магия», и поинтересовался, где я их покупала. «Божественное безумие» — так, кажется, название магазина?

— Да. — Джия хорошо запомнила адрес магазина. — В Лондоне.

— Так я ему и сказала. — Нелли захихикала. — Он такой забавный. Попросил меня попробовать одну конфету и сообщить ему, действительно ли она так хороша, как мои воспоминания о ней. Вот я и попробовала. Чудесный вкус! Думаю, я даже закажу еще. — Она указала на конфетницу. — Угощайся.

Джия отрицательно помотала головой.

— Нет, спасибо. У Вики — аллергия на шоколад, и я так давно не покупала его, что совсем потеряла к нему интерес.

— Какой ужас, — сказала Нелли, взяла еще одну конфету и смачно откусила. — Просто замечательно!


Глава 7


В теннисном клубе «Маунт Холли» — матч пойнт.

Джек весь покрылся потом. Они с отцом едва дотянули до первых фонарей и тайм-брейка 6:4, 3:6, 7:6. Отдохнув, они начали последний сет. Оба, отец и сын, сражались с юношеским пылом. Казалось, что отец лишь ненамного старше сына, а Джек держался как двадцатилетний юноша. И все же у них отличная связка. В первом сете они проиграли гейм на своей подаче, и легкая победа ввела их противников в ложное ощущение успокоенности, и поэтому во втором сете они сделали несколько непростительных ошибок и проиграли 3:6.

В общем, в данный момент, когда сет достиг апогея, счет был 4:5, и Джек проигрывал свою подачу. Правое плечо его пылало. Он все, что можно, вложил в подачи, но противники демонстрировали отличную защиту. Дела обстояли так: если Джек проиграет очко, матч закончится, и он и отец окажутся за бортом турнира. И, конечно, Джеку это сердце не разобьет. Если они выиграют, придется опять приезжать сюда в следующее воскресенье. Эта перспектива Джека явно не привлекала. Но в то же время он не собирался просто так отдать матч.

Против Джека играл мальчик. Три сета подряд Джек пытался нащупать слабое место в игре парнишки. Этот двенадцатилетний пацан подкручивал подачу, как Борг, прекрасно владел обеими руками, как Коннорс, а самой подачей он мог бы посоревноваться с Тэннером. Единственное, на что оставалось надеяться, так только на короткие ноги парня, из-за которых он двигался по площадке несколько медленней, чем все остальные. Но несмотря на недостаток, парень разгромил уже столько победителей, что глупо было бы делать на это ставку.

Джек подал мальчишке под левую руку, надеясь на слабый прием. Но прием оказался достаточно сильным. Джек с лета вернул мяч отцу парня, который в свою очередь ударил Джеку под левую руку. Ни на секунду не задумавшись, Джек перехватил ракетку левой рукой и нанес стремительный удар. Он отлично отбил мяч, но потом парень отпасовал отцу Джека, и тот пропустил мяч.

Отец парня подошел к сетке и пожал Джеку руку.

— Отличная игра. Если бы ваш отец обладал бы вашей скоростью, он был бы чемпионом клуба. — Он повернулся к отцу Джека: — Посмотри на него, Том, даже ни малейшего намека на одышку. А видел ты его последний удар левой с лета? Ты пытался скрыть от нас настоящего спортсмена?

Отец улыбнулся:

— Можешь судить по его ударам, что — не спортсмен. Но, честное слово, я не знал, что он свободно владеет обеими руками.

Игроки обменялись рукопожатиями, и, когда противники ушли, отец Джека проницательно посмотрел на сына.

— Я весь день наблюдаю за тобой. Ты — в отличной форме.

— Пытаюсь вести здоровый образ жизни.

Его отец всегда отличался особой проницательностью, и Джек чувствовал себя не в своей тарелке под этим испытующим взглядом.

— Ты быстро двигаешься, чертовски быстро. Гораздо быстрей, чем любой ремонтник.

Джек чуть не поперхнулся.

— Как насчет пивка? Я плачу.

— Твои деньги здесь не подходят. Только члены клуба могут расписываться за выпивку. Так что пиво — за мой счет. — Они направились к зданию клуба. Отец покачивал головой. — Должен признаться, Джек, сегодня ты меня удивил.

Страдающее и гневное лицо Джии мелькнуло в голове Джека.

— Да, я полон сюрпризов.


Глава 8


Кусум не мог больше ждать. Он наблюдал, как закат отсвечивается оранжевым пламенем в мириадах по-воскресному молчаливых и пустых окон деловых башен. Он смотрел, как с убийственной медлительностью к городу подступает темнота. И наконец между небоскребами взошла луна, и ночь вступила в свои права.

* * *


Пришло время Матери брать Молодого и отправляться на охоту.

И хотя полночь еще не наступила, Кусум решил, что им уже можно идти. Воскресная ночь — самое размеренное и по-домашнему спокойное время в Манхэттене. В основном все сидят по домам, готовясь к наступающей неделе.

Сегодня ракшасы доставят женщину Пэтон. В этом Кусум не сомневался. Калабати невольно расчистила ему дорогу, взяв у Джека пузырек с эликсиром ракша-сов и вылив его содержимое. А разве Пэтон не съела одну из начиненных эликсиром конфет, когда утром разговаривала с ним по телефону?

Сегодня Кусум еще на один шаг приблизится к выполнению своей клятвы. С Пэтон он сделает то же самое, что и с ее племянником и сестрой. Когда она окажется в его власти, он раскроет ей источник состояния Вестфаленов, оставит ее жить ровно на один день, чтобы она смогла поразмыслить о варварстве своего предка. А вечером принесет ее в жертву божественной Кали, и ее растерзают ракшасы.


Глава 9


Такое впечатление, что где-то что-то гниет.

Нелли никогда бы не подумала, что ее может разбудить запах вони, но этот запах...

Женщина подняла голову от подушки и принюхалась к воздуху в темной комнате... фу, какой мерзкий запах. От балкона повеяло теплым воздухом. Оказалось, жалюзи приоткрыты. Нелли могла дать голову на отсечение, что весь день они были закрыты, и работал кондиционер. Именно с балкона шла эта омерзительная вонь. Вонь стояла такая, будто в саду под балконом собака раскопала дохлое животное.

Нелли услышала какое-то движение за балконными дверями. Без сомнения, это колышатся жалюзи. Но нет, что-то еще...

Нелли схватила с ночного столика очки. Она только поднесла их к глазам, не заводя дужки за уши: ей было непонятно то, что она увидела.

Темное, расплывчатое, бесформенное существо быстро приближалось к ней, беззвучно, как ветер. Этого не может быть. Кошмар, галлюцинация, оптический обман. Ничто, обладающее подобными размерами, не может двигаться так бесшумно.

Но как можно считать иллюзией страшную вонь, усилившуюся с появлением темного существа.

Нелли безумно испугалась. Это не сон? Она открыла рот, чтобы закричать, но холодная, липкая рука закрыла ей рот, прежде чем она успела издать хоть один звук.

Огромная рука, невероятно вонючая и явно не человека.

Нелли содрогнулась от ужаса и попыталась вырваться из сжимавших ее лап. Но можно ли бороться со стихией? Она цеплялась за воздух, перед глазами женщины расплывались яркие цвета, а вскоре одна яркая вспышка света их стерла и наступила темнота.


Глава 10


Вики внезапно проснулась. Она дрожала под простыней, но не от холода, а из-за сна, который только что видела. В нем мистер Грейп Граббер похитил мисс Джеллирол и попытался запечь ее в пироге. С сердцем, бьющимся где-то у горла, девочка пробралась к ночному столику. Лунный свет просвечивал сквозь шторы, из окна слева от нее, и она увидела, что и мисс Джеллирол и мистер Грейп Граббер спокойно лежат там, где она оставила их вечером. Не о чем волноваться. Просто дурной сон.

И разве на упаковке не было сказано, что мистер Грейп Граббер и мисс Джеллирол — «друзья-соперники»? А кроме того, сама по себе мисс Джеллирол Грабберу не нужна. Ему нужен только ее виноград.

И все же Вики продолжало трясти. Она вернулась и обняла мать. Ей нравилось гостить в доме тети Нелли и тети Грейс, потому что она могла спать с мамочкой Но как только они вернутся домой, ей опять придется спать одной в своей комнате. Конечно, когда ей снился плохой сон или во время шторма, она всегда могла прибежать к матери.

Вики попыталась заснуть — не смогла. Видения о высоком, долговязом мистере Грейп Граббере, который украл мисс Джеллирол и запек в тесте вместе с ее виноградинами, мучили ее воображение. Наконец, набравшись смелости, она отодвинулась от матери, повернулась и посмотрела в окно.

Снаружи светила луна. Вики захотелось узнать — была ли она полной. Девочка обожала смотреть луне в лицо. Она вылезла из кровати, подошла к окну и раздвинула шторы. Луна ярко сияла и была почти полной. На Вики смотрело улыбающееся лицо ночного светила. От ее сияния было светло почти как днем.

Звуки улицы не проникали в комнату из-за закрытых окон и шума кондиционера. Все вокруг казалось тихим, спокойным, словно застывшим, как на картинке.

Вики посмотрела вниз на крышу своего домика для игр, белого от лунного света. Отсюда, с третьего этажа, он казался таким маленьким.

Вдруг внизу Вики заметила какое-то движение. Что-то высокое, темное и угловатое, похожее на мужчину, но это и не совсем мужчина... Кто-то быстро пересекал двор, эта тень среди теней, и казалось, оно что-то тащит! Еще одно подобное существо стояло у стены. Неожиданно оно подняло глаза и посмотрело своими блестящими, желтыми глазами прямо на Вики. Голодными глазами. Да. И это голод по ней.

У девочки застыла кровь в жилах. Ей захотелось броситься в постель к маме, но она не могла сдвинуться с места. Все, на что у нее хватило сил, стоять на месте и орать.


Глава 11


Джия вскочила и окончательно проснулась уже будучи на ногах. Она не сразу сообразила, где она и что делает. Темная комната. Кричащий ребенок. Джия услышала свой полный ужаса голос, выкрикивающий искаженное имя дочери. И уже четкие мысли, медленно возникающие в просыпающемся мозгу. "Где Вики... постель — пуста... где Вики? — Джия слышала крик дочери, но не видела ее. — Во имя всего святого, где Вики?"

Ища выключатель, она натолкнулась на дверь, замешкалась, затем включила свет. На мгновение Джию ослепил яркий свет, но тут она увидела стоящую у окна и продолжающую кричать дочь. Она подбежала и взяла Вики на руки.

— Все хорошо, Вики! Все хорошо!

Девочка продолжала кричать, ее трясло. Джия крепко-крепко прижала к себе дочь. Постепенно девочка успокоилась, и только редкие всхлипы продолжались у груди Джии, куда Вики спрятала лицо.

Кошмары. До пяти лет они постоянно мучили девочку, но потом прошли и с тех пор редко повторялись. Джия знала, как с этим можно бороться: подождать, пока Вики окончательно проснется, и затем спокойно с ней поговорить. Вот и сейчас она погладила голову дочери.

— Это только сон, дорогая. И все. Просто сон.

— Нет! Это не сон! — Вики подняла к ней все в слезах лицо. — Это мистер Грейп Граббер! Я видела его.

— Вики, это просто сон!

— Он украл мисс Джеллирол!

— Нет. Смотри, вон они оба позади тебя. — Джия повернула дочь и указала на ночной столик. — Видишь?

— Но он был там, за домиком для игр. Я видела его!

Джии не нравился разговор с дочерью. Во дворе никого не должно было быть.

— Давай посмотрим. Я выключу свет, чтобы мы смогли получше все видеть.

Вики истерично замотала головой.

— Не выключай свет! Пожалуйста, не надо!

— Ладно! Я оставлю свет, но волноваться не о чем.

Мать и дочь приблизили лица к окну. Сложив руки над глазами, чтобы не отсвечивало, Джия внимательно осмотрела двор, молясь про себя, чтобы там не было ничего подозрительного.

Все оказалось таким, каким они и оставили вечером. Двор пустовал. Никакого движения. Джия с облегчением вздохнула и обняла Вики.

— Видишь?.. Все в порядке. Тебе приснился дурной сон. И тебе показалось, что ты видела мистера Грейп Граббера.

— Но я его действительно видела.

— Сны могут быть очень реалистичными, дорогая. Ты же знаешь мистера Грейп Граббера. Он — всего лишь кукла и может делать только то, что захочешь ты. Сам по себе он ничего не может.

Вики ничего не сказала, но Джия почувствовала, что ей не удалось убедить дочь. А про себя Джия подумала — все из-за того, что они слишком надолго задержались в этом доме.

Девочке нужны ее друзья, ее сверстники. Здесь ей нечем заняться, и она слишком много времени проводит с куклами. Теперь они вмешались даже в ее сны.

— Что скажешь на то, чтобы вернуться завтра домой? Думаю, что мы уже здесь загостились?

— Мне нравится. Жалко. Тетя Нелли останется одна.

— Она попросит вернуться Юнис. И кроме того, мне пора возвращаться на работу.

— А мы не могли бы жить здесь? — настаивала Вики.

— Посмотрим.

Вики недовольно надула губы.

— Посмотрим. Когда ты говоришь «посмотрим» — это означает «нет».

— Не всегда, — рассмеялась Джия, прекрасно понимая, что дочь права. Девочка становится с ней слишком резкой.

— Ладно, — неохотно согласилась Вики.

Джия уложила дочь в кровать. Но когда она подошла к выключателю, чтобы выключить свет, неожиданно подумала о Нелли. «Неужели ее не разбудили дикие крики Вики? Нелли спит чутко, и она бы обязательно позвонила узнать, что случилось». Джия включила свет в коридоре и перегнулась через перила. Дверь спальни Нелли открыта, света нет. «Неужели она так крепко спит?»

С тревожным предчувствием Джия пошла к лестнице.

— Мамочка, ты куда? — испуганно крикнула Вики.

— Хочу спуститься на минутку в комнату тети Нелли. И тут же вернусь.

«Бедная Вики, — подумала Джия, — она действительно напугана».

Джия постояла перед дверью спальни Нелли. Темно и как-то уж очень тихо. Но ничего необычного, кроме запаха, чего-то неопределенного, какая-то вонь. Бояться, казалось бы, нечего, но Джии стало страшно. Она нерешительно потопталась около двери.

— Нелли?

Тишина.

— Нелли, с тобой все в порядке?

Тишина. Джия вошла и рукой нащупала выключатель. Она колебалась, страшась того, что может увидеть. Нелли уже немолода. А что, если она умерла во сне? Конечно, она хорошо выглядит, на здоровье не жалуется, но никто не знает своего часа. И этот запах... Он навеял мысли о смерти. Наконец Джия решила, что больше медлить нельзя, и включила свет.

Комната оказалась пустой. Подушка примята, одеяло откинуто, но Нелли нигде не было. Джия осторожно прошла в дальний угол спальни, как будто ожидала, что кто-то выскочит из-под пледа и схватит ее. Нет... Джия прошла в ванную. Дверь открыта, там никого.

Теперь, по-настоящему испугавшись, Джия заметалась из одной комнаты в другую, постоянно выкрикивая имя Нелли. Она взбежала по лестнице, заглянула в комнату Грейс на втором этаже, затем просмотрела все комнаты на третьем для гостей.

Пусто! Везде пусто! Нелли исчезла так же, как и Грейс!

Растерянная, Джия стояла в коридоре, пытаясь справиться с накатывающим приступом истерики и не зная, что делать. Она и Вики — одни в доме, из которого беззвучно и бесследно исчезают люди.

«Вики!»

Джия кинулась в спальню дочери. Горел свет. Вики лежала поверх одеяла и, судя по ее ровному дыханию похоже, спала.

Слава богу!

Джия схватилась за дверной косяк, немного успокоившись, но все еще очень напуганная. Что же теперь делать? Джия направилась к телефону. У нее был телефон Джека, и он сказал, что она может позвонить, если он понадобится. Но он сейчас в Южном Джерси, а это довольно далеко, поэтому он не сможет приехать быстро. А Джия именно сейчас нуждалась в ком-нибудь. Она не могла ни на минуту оставаться одна с Вики в этом доме. Трясущимися пальцами Джия набрала 911.


Глава 12


— Ты все еще снимаешь дом в городе?

Джек кивнул:

— Ага.

Отец недовольно скривился и покачал головой:

— С таким же успехом мог бы бросать деньги на ветер.

Джек переоделся в рубашку и легкие брюки. Они только что вернулись домой из рыбного ресторана «Маунт Холли», где вкусно пообедали. Они сидели в гостиной, прихлебывая «Джек Дэниелс» в полумраке, только из кухни пробивалась полоска света.

— Ты прав. Никак возражений.

— Я же прекрасно знаю, как дорога нынче аренда, и это непозволительная роскошь с твоими средствами снимать дом. А как тебе идея: построить собственный, взяв кредит.

Они постоянно при свечах вели подобные разговоры. Отец заводил свою старую песню о налоговой выгоде частного жилья. А Джеку приходилось лгать и изворачиваться. Но не мог же он сказать, что налоги не имеют к нему никакого отношения, потому что он вообще не платит никаких налогов.

— Я вообще не понимаю, Джек, зачем тебе этот город. Мало того, что приходится платить налоги государству и штату, так еще и эти чертовы городские тупицы суют руку в твой карман.

Это мои трудности.

Отец встал и взял стаканы, чтобы их наполнить в столовой. Когда они вернулись из ресторана, отец не спрашивал Джека, что тот выпил бы, просто налил виски в два стакана, один из которых протянул сыну. И хотя Джек не был большим любителем «Джека Дэниелса», но, выпив один стакан, почувствовал, что не отказался бы еще от одной порции. А сейчас он даже сбился со счета, сколько он уже пьет. Джек закрыл глаза и впитывал атмосферу дома. В этом доме он вырос, знал каждую щелку в стене, каждую поскрипывающую ступеньку, каждое потайное место. Эта гостиная когда-то казалась такой огромной, а оказывается, она совсем крохотная. Он помнил, как мужчина, находящийся сейчас в соседней комнате, носил его на плечах по дому. Тогда Джеку было лет пять. А когда он подрос, они играли в салочки на заднем дворе. Джек был младшим ребенком в семье, и между ними с отцом существовала особая связь. Они любили вместе выезжать по выходным, и отец никогда не упускал случая поучить сына жить. Это не были нотации в обычном понимании, а попытка подготовить сына к взрослой жизни. Отец со всеми детьми проводил подобные беседы, объясняя насколько лучше быть самому боссом, чем жить, как он, и гнуть спину на других. В такие часы они становились ближе друг к другу. Раньше, но не теперь. Теперь их отношения больше походили на отношения знакомых... близких друзей... почти родственников.

Отец протянул Джеку стакан с очередной порцией виски, бросив в него свежий лед, и вернулся в свое кресло.

— Почему бы тебе не переехать сюда?

— Пап...

— Послушай меня! Дела у меня идут лучше, чем я мечтал. Я мог бы брать тебя с собой и показывать, как нужно работать. Ты пошел бы на курсы бизнеса, чтобы научиться «вязать веревки». Во время учебы я оплачивал бы твои расходы. Как говорится: «Ученье — свет, неученье — тьма».

Джек молчал. Казалось, тело налилось свинцом, а мозги находятся в размягченном состоянии. Перебрал виски? Или навалился груз прожитых лет? Джек знал больное место отца. Тот хотел, чтобы его младшенький закончил колледж и проявил себя на каком-нибудь респектабельном поприще. Брат Джека стал судьей, сестра — детским врачом. А кем стал Джек? В глазах отца он был парнем, которого выгнали из колледжа, человеком без тормозов, без целей, без амбиций, без жены, без детей, без ответственности, которую он нес бы по жизни. Но что хуже всего, он не прилагает ни малейшего усилия, чтобы изменить свою жизнь, поэтому пройдет по жизни, не оставив ни следа, ни вообще какого-либо подтверждения, что жил. Короче говоря, отец считал его неудачником.

Это задевало Джека. Ему хотелось, чтобы у отца был хоть какой-то повод гордиться им. Разочарование отца жило в сыне как незаживающая рана. Это обстоятельство сильно осложняло их отношения, и Джек вынужден был избегать человека, которого любил и уважал.

Джека преследовал соблазн — выложить все отцу. Просто взять и рассказать, как его сын зарабатывает на жизнь.

Встревоженный ходом своих мыслей, Джек выпрямился в кресле. «Ох уж этот „Джек Дэниелс“ — развязыватель языка». Откровение с отцом ни к чему хорошему не приведет. Он не поверит, а если поверит, то не поймет, а если и поверит, и поймет, то ужаснется... так же, как Джия.

— Пап, тебе нравится то, чем ты занимаешься? — наконец спросил Джек.

— Да. Очень. И ты бы тоже, если бы...

— Не думаю.

А что делал его отец кроме денег? Он покупал и продавал, но ничего не производил. Но Джек не произнес свои мысли вслух. Да и зачем? Только очередной повод для спора. Старик счастлив, и единственной помехой к полной гармонии с самим собой был его младший сын. Если бы Джек мог изменить это, он бы изменил. Но он не мог.

И поэтому сказал:

— Мне нравится то, чем я занимаюсь. Давай не будем обсуждать эту тему?

Отец промолчал.

Зазвонил телефон. Отец пошел на кухню, взял трубку. И тут же вернулся:

— Тебя. Какая-то женщина. Похоже, чем-то сильно расстроена.

Летаргия, напавшая на Джека, вмиг исчезла. Только у Джии есть этот номер. Он вскочил и поспешил к телефону.

— Джек, Нелли ушла!

— Куда?

— Ушла! Исчезла! Так же как Грейс! Помнишь Грейс? Это та пропавшая женщина, которую ты должен был искать вместо того, чтобы таскаться по дипломатическим приемам со своей индийской подружкой.

— Успокойся! Ты вызвала полицию?

— Да!

— Я подъеду, как только они уедут.

— Можешь не беспокоиться. Я просто хотела тебе сказать спасибо, что ты так хорошо справился со своей работой.

Она повесила трубку.

— Что-то случилось? — спросил отец.

— Да. Беда с моим другом. — Еще одна ложь. Но что она — лишь еще одна капля в огромном море лжи, которую он нагромождал многие годы. — Я должен вернуться в город. — Они пожали друг другу руки. — Спасибо. Все было просто замечательно. Давай повторим через несколько дней?!

Джек схватил ракетку и оказался у машины раньше, чем отец успел сказать, что нельзя садиться за руль после столь обильного алкогольного возлияния. Но Джек был трезв. Звонок Джии выветрил весь алкоголь.

Пока Джек ехал по Тернпейк, с горечью думал, что действительно проворонил это дело. А ведь ему даже не пришло в голову, что если исчезла одна сестра, то опасность может грозить и другой. Ему захотелось изо всех сил надавить на газ, но он не решался. Джек повернул на Фазбастер и сбавил скорость до пятидесяти девяти километров в час. Даже самый лучший радар в мире не застрахует вас от полицейских, которые едут за вами в ночи и проверяют вашу скорость по своему спидометру. А если ехать со скоростью чуть ниже шестидесяти километров в час, никто не побеспокоит.

По крайней мере, машин мало, а главное, никаких грузовиков. Ночь тиха. Полная луна повисла над горизонтом, напоминая грейпфрут, который бросили на пол.

Когда Джек пересек шестой выход и подъехал к месту, где погибла мать, он мысленно перенесся в прошлое. Он редко себе это позволял, предпочитая концентрировать мысли на настоящем и будущем, а что было, то сплыло. Но в нынешнем возбужденном состоянии он позволил себе вспомнить ту зимнюю снежную ночь. Это произошло через месяц после смерти матери...


Глава 13


Каждую ночь Джек следил за роковой эстакадой, иногда с открытого места, иногда из кустов. Январский ветер обжигал лицо, губы трескались от холода, пальцы рук и ног коченели. Но он ждал. Мимо проезжали машины, проходили люди, бежало время, но никого на эстакаде, бросающего что-нибудь вниз, не появлялось.

Наступил февраль. Через несколько дней после того, как все живое попряталось на зимнюю спячку, пошел снег. Сантиметра три снега уже лежало на земле и ожидалось еще сантиметров двадцать. Джек стоял на эстакаде и смотрел вниз на редкое движение по дороге. Он замерз, устал и уже собирался ходить.

И когда он уже повернулся, чтобы уйти, увидел фигуру, нерешительно приближающуюся к эстакаде. Продолжая поворачиваться, Джек загреб немного мокрого снега, слепил из него снежок и бросил в проезжающую внизу машину. Бросив еще пару снежков, он опять взглянул на фигуру и увидел, что человек приближается более уверенно. Джек уставился вниз, будто пережидая, когда прохожий пройдет мимо. Но тот остановился рядом с Джеком.

— Смотрю, кидаешь снежки?

Джек в упор посмотрел на парня.

— Что кидаю?

— Снежки.

— Нет, просто уронил.

Парень засмеялся.

— Да ладно, все в норме. Давай наяривай. — И протянул ему руку, полную камней величиной с грецкий орех.

Джек презрительно усмехнулся.

— Если бы я захотел кидать камни, будь уверен, что нашел бы куда получше.

— Эти для новичков.

Подошедший, который назвался Эдом, положил камни на парапет, и вместе они слепили снежки с каменной начинкой. Затем Эд показал Джеку место, где ограждение тянулось прямо над дорогой и откуда можно совершать более точные броски... Да, достаточное пространство, чтобы пролез зольник. Джек намеренно схватил самые большие снежки и, конечно, промахнулся. Но Эд показал отличную сноровку, угодив прямо в центр лобовых стекол проезжавших машин.

Джек наблюдал за лицом парня во время бросков. И хотя было трудно хорошенько рассмотреть лицо под натянутой на тусклые брови кепкой и за воротником морского бушлата, закрывающего покрытые пушком щеки, но Джек заметил дикий блеск в глазах Эда во время броска и улыбку, когда он видел, что его снежки проскальзывают по лобовому стеклу. Занятие его захватывало по-настоящему.

Конечно, это вовсе не означало, что именно Эд бросил тот злополучный зольник и убил мать Джека. Возможно, он просто один из миллионов маленьких террористов, которые находят безумное удовольствие в том, что разбивают и коверкают то, что принадлежит другим. Но то, что проделывал Эд, безусловно, было крайне опасно. Дорога внизу скользкая. Удар одного из подобных снежков, даже если не разобьет стекло, может привести к печальным последствиям; водитель может резко свернуть или от неожиданности резко нажать на тормоза. И учитывая теперешнее состояние дороги, все может закончиться смертельным исходом.

Или подобные мысли никогда не посещали ума Эда, или именно по этой причине он сегодня оказался здесь.

«Это мог бы быть он».

Джек пытался заставить себя мыслить логически. Сначала необходимо выяснить все досконально. Уверенность должна быть абсолютной.

Джек презрительно хмыкнул:

— Чертова потеря времени. Так мы ничего не разобьем. — Он повернулся, чтобы уйти. — Пока.

— Эй! — вскрикнул Эд, хватая Джека за руку. — Мы только начали.

— Дерьмовая трата времени.

— Иди за мной. Я в этом деле настоящий дока.

Эд повел Джека вниз по дороге к тому месту, где был припаркован «280-Z». Он открыл капот и указал на ледяной зольник, спрятанный среди какого-то тряпья.

— И это ты назовешь дерьмовой тратой времени?

Джеку понадобилась вся сила воли, чтобы не вцепиться Эду в глотку. Он должен быть абсолютно уверен. Ошибки не должно быть. Потом невозможно будет повернуть время вспять и извиниться за совершенную ошибку.

— Могут быть серьезные проблемы, — только и смог выдавить из себя Джек. — Так ты быстро наживешь неприятности на свою задницу.

— Не-а! Я сбросил такую бомбу прошлым месяцем. Ты бы видел! Отличный бросок! Угодил прямо кому-то на колени.

Джек почувствовал, что его затрясло.

— Кто-нибудь сильно пострадал?

Эд пожал плечами:

— Не знаю. Я не рассматривал. — Он засмеялся. — Правда, хотел бы я там оказаться, чтобы увидеть их лица, когда моя бомбочка пробила лобовуху. Блям! Представляешь!

— Ага, — сказал Джек. — Давай бросай.

Когда Эд наклонился, чтобы поднять зольник, Джек хлопнул по крышке капота. Она упала Эду на спину. Парень заорал, попытался выпрямиться, но Джек захлопывал крышку снова и снова. Он делал это до тех пор, пока Эд не перестал дергаться. Затем Джек побежал в кусты, где он еще в прошлом месяце спрятал десятиметровую толстую веревку.

* * *


«Просыпайся!»

Ослабевшие руки Эда покоились на спине Джека, Он перетащил парня на эстакаду и посадил на парапет. Одним концом веревки Джек обвязал лодыжки Эда, другой привязал к основанию парапета. Они находились на южной стороне эстакады. Ноги Эда свисали над южной линией автострады.

Джек снегом потер лицо парня.

«Просыпайся!»

Эд сплюнул и помотал головой. Открыв глаза, он вяло посмотрел на Джека, затем огляделся вокруг. Посмотрев вниз, Эд весь напрягся. Его глаза заискрились истерическим блеском.

Эй! Что?.. Что?..

— Ты — покойник, Эд. Эд — покойник. Это ритмы, Эд. Вот что это значит.

Джек едва контролировал свои действия. Потом, часто вспоминая этот момент, понял: все, что он делал тогда, было настоящим безумием. В любую минуту по эстакаде могла проехать машина, или с северной дороги кто-то мог посмотреть вверх и заметить их. Но чувство самосохранения выветрилось вместе с милосердием, состраданием и прощением. Оставалась только жажда мести.

Этот человек должен умереть. Джек решил этот вопрос раз и навсегда после разговора с комиссаром полиции штата, состоявшегося перед похоронами матери. Стало совершенно ясно, что, даже если полиция найдет виновника, осудить его без наличия свидетелей или полного признания преступника, данного им в присутствии своего адвоката, будет практически невозможно.

Джек отказывался принимать такое положение вещей. Убийца должен умереть, и не как-нибудь, а так, как задумал Джек. Он обязательно скажет подонку, почему тот умрет.

Джек отчетливо слышал звуки своего голоса, который был таким же холодным, как падающий с затянутых тучами небес снег.

— Ты знаешь, Эд, кому прошлым месяцем на колени приземлилась «бомба»? Моей матери. Она — мертва. Мертва женщина, которая за всю свою жизнь никому не причинила зла. Она просто ехала по своим делам, а ты убил ее. И сейчас она мертва, а ты жив. Несправедливо, Эд.

Джек почувствовал, как к нему приходит удовлетворение от ужаса, нарастающего в глазах Эда.

— Эй, послушай! Это — не я! Не я!

— Поздно, Эд. Ты сам признался. Это был ты.

Обезумевший Эд кричал и судорожно пытался сползти с парапета, но Джек схватил его за воротник куртки и швырнул обратно, прежде чем парень успел коснуться ногами земли.

— Пожалуйста, не делай этого! Прости! Я никому не хотел причинить вред! Это случилось не нарочно. Я сделаю все, чтобы искупить вину! Все!

— Все? Отлично! Не двигайся.

Они стояли над правой линией южной дороги, Джек — за ограждением, Эд — спереди. И оба наблюдали за движением машин, пробегающих под эстакадой в сторону Тернпейк. Держа Эда за воротник, Джек напряженно всматривался вниз.

Снег продолжал идти. Машин было мало и двигались они медленно. Левая полоса дороги была сделана под наклоном и поэтому сейчас оказалась покрытой грязью и слякотью. По правой и средней полосам проезжало совсем немного машин и грузовиков, да и скорость проезжавших не превышала сорока пяти — пятидесяти километров в час. Наконец Джек увидел огни полутрейлера, двигающегося по правой линии. Когда он приблизился, Джек слегка пихнул парня.

Эд безвольно свалился вниз головой. Ужас возрастал в нем по мере приближения звуков, доносившихся снизу. Джек начал осторожно разматывать веревку, и Эд почувствовал, что его ноги безвольно следуют за веревкой, они судорожно подергивались, а все тело хрустит. Голова и тело Эда покачивались над кабиной приближающегося грузовика, который зацепил парня, а затем немного протащил тело вперед, а Эд бешено извивался, пытаясь избавиться от веревки на ногах.

Грузовик продолжал движение. Конечно, водитель заметил, как что-то ударилось о крышку кабины трейлера, но, видимо, решил, что что-то свалилось с эстакады или на крышу упал ком мокрого снега. Еще грузовик приближался по правой полосе, но Джек не стал ждать второго удара. Он вернулся к машине Эда и вынул из багажника зольник. Выбросил его в поле, пройдя около километра к своей машине. Джек уничтожил все следы, теперь никто не заподозрит связи смерти Эда со смертью его матери, связи с ним.

Все было кончено.

Он вернулся домой и лег спать, успокоенный верой, что завтра он сможет поднять свою жизнь там, где ее оставил.

Но он ошибался.

Джек проспал до полудня. Когда проснулся, осознание чудовищности совершенного преступления навалилось на него. Он убил. Нет. Более того. Он казнил другого человека.

Джек придумывал безумные отговорки, что там на эстакаде был не он, а чудовище в его оболочке. Кто-то другой управлял его поступками.

Но ничего не помогало. Это был он — Джек. И никто иной. И он не был ослеплен вспышкой ярости. Он с кристальной ясностью помнил каждую деталь, каждое слово, каждое движение.

Никакого чувства вины. Никаких угрызений совести. Но самым страшным казалось ему осознание того, что, если бы ему представился шанс вернуться назад, он ничего бы не изменил.

И в тот полдень, когда он сидел на краю постели, понял, что его жизнь никогда уже не будет прежней. И молодой человек, чье отражение он видит в зеркале сегодня, уже не тот, кого он видел вчера. Все неуловимо изменилось. Хотя окружающие и не изменились: лица, дома и типография — все осталось на своих местах. Но казалось, что кто-то изменил освещение, и в тех местах, где раньше сиял свет, теперь сгустилась тень.

Джек вернулся в «Рутгер», но колледж его уже не интересовал. Он не мог больше слушать лекции, смеяться и пить со своими друзьями. Он отдалился от них. И хотя он видел и слышал бывших товарищей, между ними как будто возникла стеклянная стена.

Он пытался найти выход, как снова ощутить окружающий его мир и жизнь, углубился в изучение экзистенциалистов, поглощал роман за романом Камю, Сартра, Кьеркегора. Казалось, Камю тоже были знакомы вопросы, мучившие Джека, но, увы, ответов он не давал.

Во втором семестре Джек провалил большую часть курсов, отдалился от друзей. А летом, собрав все свои сбережения, поехал в Нью-Йорк, где продолжил обучение своей работе раскручивать дела, но уже на новом витке опасности и насилия. Он научился правильно выбирать оружие, узнал, как с максимальной пользой применять его в различных ситуациях, как ночью вломиться в чужой дом и как сломать руку. Это стало основным делом его жизни. Все, в том числе и его отец, считали, что причиной столь резких перемен стала неожиданная смерть матери. Так или иначе, они были правы.


Глава 14


Эстакада удалялась в зеркале заднего вида, и вместе с ней уходили и воспоминания о той ночи. Джек вытер о брюки потные ладони. Он часто думал, а что, если бы Эд бросил зольник на полсекунды раньше или позже, он упал бы под колеса или на крышу, не причинив никому вреда. Полсекунды могли означать разницу между жизнью и смертью для его матери... и для Эда. Джек закончил бы колледж, получил бы постоянную работу, женился, у него были бы жена, дети, спокойствие, уверенность и безопасность. И, разговаривая с людьми, он мог бы не лгать на каждом шагу. А проезжая мимо эстакады, не вспоминал бы о двух смертях.

Джек въехал в Манхэттен через тоннель Линкольна и отправился прямо через город. Проезжая мимо Саттон-сквер, он увидел припаркованную к дому Нелли полицейскую машину. Сделав круг под мостом, Джек вернулся на медленной скорости назад и припарковался рядом с водоразборным краном в южной части Саттон-сквер. Он наблюдал. Прошло довольно много времени, и наконец полицейские машины выехали с Саттон-сквер и направились в центр города.

Джек покружил вокруг, пока не нашел телефонный автомат, и позвонил Джии.

— Хэлло? — Голос Джии напряженный, выжидающий.

— Джия, это Джек. Все в порядке?

— Нет. — Голос ее звучал устало. Казалось, она немного расслабилась.

— Полицейские ушли?

— Только что.

— Я зайду?

Джек ожидал в ответ упрека, но Джия просто сказала:

— Заходи.

— Буду через минуту.

Джек сел в машину и, вынув «семмерлинг» из-под сиденья, засунул за пояс брюк. Джия не стала ссориться. Должно быть, она просто в ужасе.


Глава 15


Никогда бы Джия не подумала, что будет рада снова видеть Джека. Когда она открыла дверь и увидела его, стоящего на пороге, ей потребовалась вся выдержка, чтобы не броситься к нему и не обнять. От полиции не было никакой пользы. Двое полицейских офицеров, прибывших по ее звонку, осмотрели вокруг и снаружи дом, не нашли следов постороннего вторжения, задали несколько вопросов и ушли, оставив Джию и Вики одних в этом огромном доме.

Джек вошел в прихожую. Ей на минуту показалось что он поднимет руки, чтобы обнять ее. Но нет, он повернулся и закрыл за собой дверь. У него был усталый вид.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Да!

— А Вики?

— Да, с ней тоже все хорошо. Она спит. — Джия болезненно воспринимала непринужденный взгляд Джека.

— Что случилось?

Джия рассказала ему о кошмаре Вики и о собственных бесплодных поисках Нелли.

— Полицейские обнаружили что-нибудь?

— Ничего. «Никаких следов криминала» — так они сказали. Похоже, они решили, что Нелли пошла на встречу с Грейс, чтобы поддержать ее старческую шутку.

— А это возможно?

Немедленной реакцией Джии была ярость на глупый вопрос Джека, но, подумав секунду, она поняла, что для людей, не знавших Нелли и Грейс, подобное объяснение ничем не хуже других.

— Нет! Невозможно!

— Ладно. Поверю на слово. А сигнализация?

— Подключен только первый этаж. На верхних сигнализация отключена.

— Так, значит, то же самое, что и с Грейс? «Исчезающие леди».

— Не думаю, что сейчас подходящее время для сравнения с забавными кинообразами, Джек.

— Знаю, — извиняющимся голосом проговорил он. — Прости. Давай осмотрим комнату.

Пока Джия вела его на второй этаж, она ощутила, что, с тех пор как обнаружила пустую постель Нелли, только сейчас начала успокаиваться. От Джека веяло надежностью. Что-то в воздухе вокруг него заставляло ее чувствовать, что в конце концов все под контролем и ничего не может произойти.

Джек, как могло показаться со стороны, осматривал комнату Нелли довольно небрежно, но Джия заметила, что он придирчиво оглядывает все вокруг, не до чего не дотрагивается пальцами, а только ребром ладони, кончиками ногтей или кулаками, но никогда не делает так, чтобы могли остаться отпечатки пальцев. Все это служило неприятным напоминанием о том, кто такой Джек, и о его взаимоотношениях с законом.

Пинком ноги он открыл балконную дверь. В комнату ворвался теплый и влажный воздух.

— Полицейские открывали эту дверь?

Джия покачала головой:

— Нет. Но она даже не была заперта, просто прикрыта.

Джек шагнул на крошечный балкон и осмотрел перила.

— Так же, как с Грейс? — сказал он. — А они осмотрели землю под балконом?

— Они посветили фонарями отсюда и сказали, что нет никаких следов использования лестницы или чего-либо в этом роде.

— Все так же, как с Грейс. — Он вошел и локтем закрыл дверь. — Никаких следов, и самое странное, что ты не обнаружила бы до завтрашнего утра, что Нелли исчезла, если бы не кошмар Вики. — Он взглянул на нее. — А ты уверена, что это был кошмар? Возможно, она действительно слышала что-то, что разбудило и напугало ее, а ты решила, что это кошмар?

— О нет, это был всего лишь кошмар. Ей показалось, что мистер Грейп Граббер украл мисс Джеллирол... — Внутри Джию несколько передернуло, когда она вспомнила крик Вики. — Ей просто показалось, что она увидела его на заднем дворе.

Джек напрягся.

— Она видела кого-то?

— Не кого-то, а мистера Грейп Граббера. Это ее игрушка!

— Давай минута за минутой обсудим все от того времени, как ты проснулась, до того, как вызвала полицию.

— Я уже говорила тем двум полицейским.

— Повтори это для меня. Пожалуйста. Любая мелочь может оказаться очень важной.

Джия рассказала ему о том, как проснулась от крика Вики, как они смотрели в окно и ничего не увидели, о том, как спустилась в комнату Нелли.

— Единственное, о чем я не сказала полиции, — это о запахе в комнате.

— Духи? Лосьон после бритья?

— Нет. Какой-то гнилой запах. — Ей стало не по себе от воспоминания об этом запахе. — Отвратительная вонь.

Лицо Джека стало напряженным.

— Вонь, похожая на запах дохлого животного?

— Да. Именно так. Откуда ты знаешь?

— Удачная догадка. — Ей показалось, что его что-то встревожило. Джек зашел в ванную Нелли и проверил все пузырьки. Похоже, он что-то искал, но не нашел. — А в других местах в доме ты не замечала подобную вонь?

— Нет. Это так важно?

Он повернулся к Джии:

— Я не уверен. Но помнишь, что я сказал тебе утром?

— Имеешь в виду предостережение не пить ничего необычного типа слабительного Грейс?

— Да. Покупала ли Нелли что-нибудь подобное? Или вообще не попало ли что-нибудь подобное в дом?

Джия на мгновение задумалась.

— Нет. Единственное, что мы получили за последнее время, — коробку конфет от моего бывшего мужа.

— Ты получила?

— Ну, ты скажешь! Конечно, Нелли. Ее любимые конфеты. Солидная и известная фирма. Нелли упомянула о них вчера в разговоре с братом твоей индийской подруги. — Неужели прием был вчера? А кажется, прошло уже столько времени. — Он позвонил вчера и спросил, где он мог бы их заказать.

Джек нахмурился:

— Кусум?

— Ты удивлен?

— Просто он не показался мне безумным фанатом шоколадных конфет. Скорее его тип напоминает поглотителя риса и воды.

Джия поняла, что Джек имеет в виду. У Кусума на лбу знак его аскетической сущности.

Когда они возвращались в коридор, Джек спросил.

— А как выглядит этот мистер Грейп Граббер?

— Как фиолетовый Снидли Виплеш. Я сейчас его принесу.

Джия повела Джека на третий этаж, оставила его за дверью спальни, а сама на цыпочках подкралась к ночному столику и взяла игрушку.

— Мамочка?

Джия замерла от неожиданности. У Вики была дурацкая привычка делать так. Поздней ночью, когда девочка должна была крепко спать, она только притворялась спящей и позволяла матери подойти и склониться над ней, чтобы поцеловать ее на ночь, и в последний момент открывала глаза и говорила: «Привет». Иногда это было так же неожиданно.

— Да, дорогая.

— Я слышала, ты с кем-то разговаривала внизу. Что, Джек пришел?

Джия поколебалась, но не нашла способа, как скрыть правду.

— Да. Но я хочу, чтобы ты лежала в постели и опять...

Но было уже слишком поздно. Вики выпрыгнула из постели и уже выбежала в коридор.

— Джек, Джек, Джек!

Когда Джия вышла следом, Джек держал малышку на руках, а она крепко-крепко обнимала его.

— Здорово, Вик.

— Ой, Джек, я так рада, что ты пришел. Я так боялась.

— Знаю. Твоя мама рассказала, что тебе приснился дурной сон.

Пока Вики рассказывала о заговоре мистера Грейп Граббера против мисс Джеллирол, Джия еще раз подивилась привязанности, возникшей между Джеком и ее дочерью. Они напоминали старинных друзей. В такие минуты Джия желала, чтобы Джек оказался другим человеком. Вики так нужен отец. Но, конечно, не такой, чья работа связана с пистолетами и ножами.

Джек протянул руку к Джии, чтобы взять куклу. Мистер Грейп Граббер был сделан из пластика: этакий сутулый, кривоватый, с длинными руками и ногами, почти весь фиолетовый, кроме лица и черной шляпы на макушке. Джек осматривал куклу.

— Он похож на Снидли Виплеш. Ему бы еще ворона на плечо — и вылитый мистер Каррион Билла Эйснера. — Джек отдал игрушку Джии. — Этого парня ты видела во дворе?

— Да! Только без шляпы.

— А в чем же он был одет?

— Я не поняла. Все, что смогла рассмотреть, — глаза. Желтые глаза.

Джек резко опустил Вики на пол. Джия инстинктивно подставила руки, чтобы успеть подхватить дочь, если она упадет.

— Джек, что-то случилось? Что-то не так?

Он улыбнулся, вяло, как показалось Джии.

— Ничего. Просто руку свело. Переиграл в теннис. Уже прошло. — Он посмотрел на Вики. — Но эти глаза. Может быть, ты видела кошку? Разве у мистера Грейп Граббера желтые глаза?

Вики энергично замотала головой:

— Но сегодня они такими были. И у другого такие же!

Джия наблюдала за лицом Джека и могла поклясться, что на нем промелькнуло болезненное выражение. Это обеспокоило Джию. Такой реакции она не ожидала.

— Другой? — удивился Джек.

— Ага. Мистер Грейп Граббер, должно быть, привел помощника.

Джек помолчал немного, а потом поднял Вики на руки и отнес в спальню.

— Пора спать, Вики. Увидимся утром.

Когда он выходил из спальни, девочка пыталась протестовать, но потом сдалась, повернулась на бок и лежала тихо, пока мать укрывала ее одеялом. Джия вернулась в коридор и увидела Джека. Внизу, в библиотеке, инкрустированной деревом под цвет грецкого ореха, он что-то делал с сигнализацией.

— Что ты делаешь?

— Подключаю сигнализацию к верхним этажам. Это нужно было сделать сразу же, как исчезла Грейс. Ну вот! Теперь никто не сможет войти или выйти, не подняв тревоги.

Джия заподозрила, что Джек что-то от нее скрывает. Это несправедливо.

— Что ты знаешь?

— Ничего. — Он продолжил изучать внутреннее устройство сигнализации — Ничего, что могло бы хоть что-то прояснить.

Джия хотела услышать не такой ответ. Она ждала, чтобы кто-нибудь, ну хоть кто-то разъяснил ей, что произошло здесь за прошедшую неделю. Что-то из того, что сказала Вики, встревожило Джека. И Джии хотелось узнать что.

— Может быть, это мне что-то прояснит.

— Сомневаюсь.

Джия рассердилась.

— Предоставь мне самой судить об этом! Мы с Вики прожили здесь почти неделю, и, возможно, нам еще придется задержаться, могут быть вести от Нелли. И если ты знаешь хоть что-то о том, что здесь происходит, я тоже хочу знать!

Джек долго и внимательно смотрел на нее и сказал:

— Ладно! Этот гнилой запах появляется и испаряется в моей квартире последние две ночи подряд. А прошлой ночью я видел пару желтых глаз в окне телевизионной комнаты.

— Джек, ты же живешь на третьем этаже!

— Они там были!

Джия внезапно почувствовала внутри себя тяжесть. Она даже присела.

— Господи! Все говорит о пресмыкающихся.

— Это могли быть кошки.

Джия посмотрела на него и поняла, что он и сам не верит в то, что сказал. Она плотнее запахнула рубашку. Сейчас Джия уже жалела, что спросила, что он думает о случившемся. Лучше бы ей ничего не знать. — Да, — сказала она, пытаясь поддержать его ложь. — Кошки. Наверно, так оно и есть.

Джек потянулся, зевнул и прошел на середину комнаты.

— Поздно. Я устал. Может, мне переночевать в доме?

Джия немного успокоилась, но не показала этого.

— Пожалуй, да.

— Хорошо. — Он сел в откидное кресло. — Я буду здесь, а ты иди к Вики.

Джек повернулся к настольной лампе и взял журнал из груды, лежащей рядом с коробкой конфет «Черная магия». У Джии комок подступил к горлу, когда она вспомнила, как по-детски радостно восприняла Нелли посылку.

— Одеяло нужно?

— Нет. Я посижу в кресле и просто почитаю.

Джия поднялась и направилась к двери.

— Спокойной ночи.

Она щелкнула выключателем, оставив Джека в круге света настольной лампы посередине темной комнаты. Джия поспешно поднялась в комнату Вики и крепко прижалась к дочери, мечтая поскорее уснуть. Но, несмотря на тишину и сознание того, что внизу Джек охраняет их, сон не шел.

Джек. Он пришел, когда она позвала его, и сделал то, что не смогли бы сделать все полицейские Нью-Йорка. Он дал ей ощущение надежности. Если бы он не приехал, Джия весь остаток ночи провела бы в панике. В ней возрастало желание быть рядом с ним. Она пыталась бороться с новым для нее чувством, но поняла, что бесполезно. Вики тихо посапывала рядом. Она была в безопасности. Сейчас они в безопасности. Джек подключил сигнализацию, и не только окна, верхнюю дверь нельзя было открыть, чтобы не сработала система.

Джия тихо сползла с кровати и направилась вниз, прихватив с собой легкий летний плед. Перед дверью в библиотеку она остановилась в нерешительности. А вдруг он отвергнет ее? Она так холодно держалась с ним... а что, если?.. Но существовал только один способ выяснить это.

Джия открыла дверь: Джек смотрит на нее. Наверное, он слышал, как она спускалась по лестнице.

— Уверен, что тебе не понадобится одеяло?

Он ответил с серьезным видом:

— Я могу использовать кое-кого, чтобы разделить его со мной.

У Джии перехватило дыхание, она подошла к креслу и потянулась к Джеку, протянула одеяло, и он накрыл их им. Что еще сказать? Нечего. По крайней мере, ей. Все, что ей оставалось, так это лежать рядом с ним и сдерживать внутри страстное желание.

Казалось, прошла целая вечность, когда Джек осторожно погладил ее по щеке и поцеловал. Этот поступок потребовал от него столько же смелости, сколько и от нее, когда она спускалась к нему. Джия отдалась своим чувствам, которые так долго подавляла. Она начала расстегивать ему рубашку, брюки, он поднял ее ночную рубашку, и теперь их уже ничего не разъединяло. Она прильнула к нему с такой силой, будто боялась, что сейчас ее оторвут от него. Да, это то, что было ей так необходимо, то, чего так не хватало в жизни.

Помоги ей Бог. Это был тот мужчина, которого ждала всю жизнь, которого она хотела.


Глава 16


Джек лежал на спине и безуспешно пытался заснуть. Джия удивила его. Они дважды занимались любовью. Первый раз — безумно, второй раз — более спокойно, а теперь он остался один, чувствуя спокойствие и удовлетворенность. Со всем умением, изощренностью в искусстве любви и кажущейся ненасытной страстностью Калабати никогда не заставляла его переживать подобные ощущения. С Джией все было по-другому. Джек с первой их встречи знал, что они с Джией предназначены друг другу. Сегодняшняя ночь только доказала это. Они нашли путь, на котором могут обрести друг друга, и они должны остаться на этом пути.

Джия должна была подняться к Вики, объяснив Джеку, что ей не хотелось бы, чтобы дочь обнаружила их вместе.

Джия оказалась такой нежной, теплой, любящей, страстной. Он до сегодняшней ночи и не подозревал, что она может быть такой. Это поразило Джека. Он поступил правильно, и ему страстно хотелось, чтобы все так продолжалось как можно дольше.

Однако перемена в поведении Джии оказалась не единственным, что не давало Джеку заснуть. События этой ночи принесли путаницу фактов, теорий, догадок и страха, который захлестывал все остальные чувства.

Джек был потрясен тем, как Вики описала желтые глаза. До ее рассказа он был почти готов убедить себя что желтые глаза за окном всего лишь видение. Но вначале Джия упомянула о гнилом запахе в комнате Нелли. Наверняка это та же вонь, что появлялась в его квартире в пятницу и субботу. И потом эти глаза. Два феномена подряд в двух различных местах. Мало похоже на простое совпадение.

Определенно существовала какая-то связь между тем, что случилось прошлой ночью у него в квартире, и исчезновением Нелли.

«Но, о дьявол, если бы я понимал, в чем здесь дело», — подумал Джек. Сегодня он попытался отыскать еще один пузырек с растительной жидкостью, такой же, какой нашел в комнате Грейс на прошлой неделе. И, не найдя его, Джек был сильно разочарован. Он не мог утверждать, почему он был абсолютно уверен, что вонь, глаза, жидкость и исчезновение двух женщин тесно связаны между собой.

Автоматически Джек взял конфету из коробки. Не то чтобы ему захотелось сладкого, просто чего-нибудь необычного. Беда только в том, что никогда не знаешь, какая внутри начинка. Хотя существует хитрая уловка: при помощи большого пальца можно выяснить содержимое, но Джеку показалось это кощунством по отношению к конфетам пропавшей женщины. Он положил сладость в рот, потом передумал. Выплюнув ее в чашку, вернулся к своим размышлениям.

Если бы в аптечке Нелли удалось найти еще один пузырек жидкости, у Джека было бы еще одно связующее звено. Конечно, он не приблизился бы к решению, но, по крайней мере, у него в руках оказалась бы ниточка, за которую можно потянуть. Джек встал и проверил положение «семмерлинга», который оказался зажатым между диванной подушкой и подлокотником кресла. Он был под рукой, рядом, Джек закрыл глаза и задумался о других глазах... желтых глазах...

И вдруг его неожиданно пронзила мысль, которая ускользнула от него вчера. Эти глаза... Желтые с черными зрачками... почему они казались ему так невероятно знакомыми. Они походили на пару топазов с черным центром на ожерелье, которое носили Калабати и Кусум, и на том, которое он вернул их бабушке!

Он должен был раньше заметить это! Два желтых глаза смотрели на него целыми днями, такие же, как те, что он видел прошлой ночью. Джек еще не знал, что означает это сходство, но теперь он держал в руках связь между Бхакти и глазами и, возможно, исчезновением Грейс и Нелли. Может, его подозрения всего лишь простое совпадение, но, по крайней мере, теперь у него была ниточка, за которую можно потянуть.

Джек знал, чем он займется утром.


Часть восьмая

Манхэттен

Понедельник, 6 августа 198...


Глава 1


За завтраком Джия наблюдала, как Джек и Вики весело переговариваются. Когда Вики проснулась, страшно обрадовалась, увидев спящего в библиотеке Джека; она разбудила Джию, чтобы та поскорее приготовила завтрак.

Когда они сели за стол, девочка стала капризничать:

— Хотим Муни! Хотим Муни!

Джек взял у Джии помаду и подводку для глаз и нарисовал на своей левой руке рожицу в стиле Сенора Венсеса. Его рука превратилась в невоспитанное и шумное существо, известное как Муни. Муни-Джек представился визгливым голосом, а Вики принялась кормить его кукурузными хлопьями. При этом она так сильно смеялась, что стала задыхаться от смеха. Девочка смеялась таким хорошим, искренним, идущим из глубины души смехом. Джия обожала слушать такой смех.

— Ладно. На сегодня хватит, — наконец сказал Джек. — Муни нужно отдохнуть, а мне позавтракать. — И он подошел к раковине, что бы смыть с руки Муни.

— Разве Джек не забавный, мам? — сказала Вики, восторженно сияя глазами. — Разве он не самый забавный?

Когда Джия отвечала, Джек повернулся и открывал рот синхронно ее словам.

— Он буйный, Вики. — Джия бросила в Джека салфетку. — Садись и завтракай!

Джия смотрела, как Джек управляется с яичницей. Даже несмотря на ночной кошмар Вики и исчезновение Нелли, о котором девочка еще не знала, за завтраком царила атмосфера радости и веселья. На душе у Джии было тепло и хорошо. Ночь была великолепной. Она не знала, что на нее нашло, но была рада, что пошла на поводу своих чувств. Пока она не понимала, что все это значит... может быть, что все начнется сначала... может быть. Нет. Если бы она только чувствовала так же... Если бы только...

— Джек, — тихо проговорила она, со страхом думая, как бы вопрос не обидел его, — а ты никогда не думал сменить работу?

— Постоянно думаю. Или, по крайней мере, покончу с нынешней.

У Джии появилась слабая надежда.

— Когда?

— Не знаю, — пожал он плечами. — Просто я чувствую, что не смогу вечно заниматься этим, но... — Он опять пожал плечами. Несомненно, ему было неприятно обсуждать эту тему.

— Что «но»?..

— Не знаю, как лучше сказать. То, чем я занимаюсь, в общем... у меня неплохо получается. В общем, я хотел бы и дальше продолжать в том же духе.

— Тебе нравится твое занятие?

— Да, — согласился Джек и все внимание обратил на яичницу. — Да. Мне нравится.

Появившаяся надежда растаяла как лед. Не зная, о чем говорить после его ответа, Джия поднялась и начала вытирать стол. «К чему все это? — думала она. — Этот мужчина безнадежен».

Завтрак оборвался на напряженной ноте.

Джек попрощался с Джией в коридоре.

— Думаю, что тебе лучше уехать. Возвращайся домой.

— Не могу. Как же я могу оставить Нелли? Не хочу, чтобы она возвращалась в пустой дом.

— Юнис останется в доме.

— Нет. С исчезновением Нелли и Грейс официально она считается уволенной, кроме того, узнав об исчезновении Нелли, она может не захотеть остаться в доме, и я не могу заставить ее это сделать.

— Возможно, ты права. Но мне не нравится то, что вы с Вики будете одни в этом доме.

— Мы сами сможем позаботиться о себе, — сказала Джия, не желая принимать его беспокойство о себе. — Делай свое дело, а я буду делать свое.

Джек обиделся.

— Отлично. Просто отлично. Что же тогда для тебя значит прошлая ночь? Мы что, просто в сене покувыркались?

— Может быть. Возможно, это что-то и значило, но, полагаю, эта ночь ничего не изменила ни для меня, ни для тебя. Ты все тот же Джек, от которого я ушла, и я по-прежнему не могу принять того, чем ты занимаешься. Ты такой, какой есть, и с этим ничего не поделаешь.

Он ушел. Джия осталась одна. И этот большой дом неожиданно показался таким пустым и чужим. Джия стала с нетерпением ожидать прихода Юнис.


Глава 2


Один день из жизни Кусума Бхакти...

Джек пытался заглушить в душе боль от последнего разговора с Джией и направил всю энергию на то, чтобы выяснить, чем Кусум занимается днем. Ему пришлось выбирать, за кем следить: за Калабати или Кусумом. Но Калабати всего лишь гость из Вашингтона, поэтому Кусум одержал верх.

Уехав из дома на Саттон-сквер, Джек сразу же направился домой и позвонил Кусуму. Трубку взяла Калабати. Она сказала, что Кусум или в консульстве, или в ООН. Заодно Джек узнал адрес квартиры Бхакти. Позвонив в индийское консульство, он выяснил, что мистер Бхакти должен быть целый день в ООН.

И вот Джек у здания Генеральной Ассамблеи ООН и ждет начала экскурсии. Утреннее солнце больно пощипывало нос и руки, обгоревшие во время теннисного матча. Джек практически ничего не знал об ООН.

Большинство обитателей Манхэттена вспоминают об этой организации, когда демонстрируют приезжим друзьям и родственникам местные достопримечательности. Джек надел темно-синюю майку с надписью «Я люблю Нью-Йорк», светло-голубые бермуды, длинные темные носки и сандалии. С шеи свисали камера «Кодак» и бинокль. Джек решил одеться так, чтобы выглядеть туристом. И это ему удалось.

Здание секретариата опоясывал железный забор, за который посторонним вход был запрещен. У входа охранники дотошно проверяли удостоверения. А в здание Генеральной Ассамблеи посетители проходили через дверь с металлоискателем, но Джеку не о чем было беспокоиться. Изображая туриста, он решил быть последовательным и не взял с собой оружия.

Экскурсия началась. Проходя по залам, гид рассказывал туристам об истории, о задачах ООН. Джек слушал вполуха. Он не мог выкинуть из головы некогда услышанные слова, что, если всем дипломатам дать хорошего пинка под зад, ООН могла бы превратиться в отличнейший бордель, что способствовало бы воцарению гармонии между народами не в меньшей, а возможно, и большей степени, чем сейчас.

Экскурсия дала Джеку возможность провести «рекогносцировку местности». Здание поделено на отсеки, доступные для посетителей и те, куда посторонних не допускали. Джек решил, что лучше всего обосноваться на балконе Генеральной Ассамблеи, где весь день обсуждались проблемы международных кризисов. Послушав вступление, он выяснил, что в этот день индийская делегация в центре внимания: обсуждалась проблема эскалации террористических выступлений на китайско-индийской границе. Индусы обвиняли коммунистический Китай во всех смертных грехах.

Джек едва не заснул, выслушивая бесконечные выступления. Представители одной маленькой страны, о которой он и слыхом не слыхал, были уверены, что их мнение по этому вопросу кого-то волнует, и высказывали то же самое, что до них уже наговорили представители другой страны. В конце концов Джек снял наушники и стал внимательно рассматривать в бинокль индийскую делегацию. Но Кусума пока не видел. Джек прошел к телефону и снова позвонил в индийское консульство, где ему сообщили, что мистер Бхакти в составе делегации ООН и в ближайшие часы в консульстве не ожидается.

Джек уже считал свое пребывание здесь безнадежным и был готов послать всю свою затею к чертовой матери, когда появился Кусум. Прямой и деловитой походкой он прошел между рядами и, протянув председателю какие-то бумаги, сел в одно из кресел.

Джек внимательно разглядывал Бхакти в бинокль Кусум заметно выделялся на фоне всех остальных представителей, ибо только он был в тюрбане. Бхакти что-то сказал сидящим рядом делегатам, потом сделал вид, что внимательно слушает выступающих, но Джек готов был поспорить на что угодно, его что-то беспокоило. Кусум сидел как на иголках: то закидывал ногу на ногу, то нервно посматривал на часы, то разглядывал свой носок, то кольцо на пальце. Поведение человека, у которого на уме что-то другое и который горел желанием быть в другом месте.

И Джек много бы отдал, чтобы узнать где?!

Оставив Кусума скучать на слушании, Джек вышел на площадь перед Генеральной Ассамблеей. Оглядевшись, он нашел частную стоянку для дипломатов. Джек занял местечко в тени и поудобнее, с которого хорошо просматривался наклонный выезд.


Глава 3


Почти целый день Джек напряженно всматривался в выезд со стоянки, надеясь, что не придется ждать до позднего вечера. И наконец Кусум появился как мираж, материализовавшийся на фоне плавящегося от жары воздуха. Возможно, из-за того, что он ушел раньше окончания сессии, Бхакти прошел мимо места стоянки дипломатических машин и направился прямо к стоянке такси, сел в машину и поехал.

Боясь, что упустит его, Джек бросился через улицу и тоже сел в такси.

— Ужасно не хотелось бы этого говорить, — сказал шоферу Джек первое, что пришло в голову, запрыгнув машину. — Но поезжайте вон за тем такси.

Водитель даже не обернулся.

— За каким?

— С рекламой «Тайме» на багажнике, вон то впереди.

— Заметано.

Пока они медленно тянулись в пробке по Первой авеню, Джек изучал фотографию на водительском удостоверении, прикрепленном к пластиковой перегородке, разделяющей шофера и пассажира. С карточки смотрело черное лицо, плотно сидящее на бычьей шее. На удостоверении значилось имя «Арнольд Грин». А на крыле печатными буквами выведено: «Зеленая машина». Такой тип машин относился к разряду огромных и особо комфортабельных. Но, увы, они не нашли особого спроса среди населения. Таких машин больше не выпускают. Компактные такси взяли верх, и Джек с грустью наблюдал, как постепенно исчезают «зеленые машины».

— И часто вас просят преследовать другие машины? — поинтересовался Джек.

— Редко.

— Но мне показалось, что моя просьба вас совсем не удивила.

— Кто платит, тот и заказывает музыку. Хотите, будем кататься вокруг квартала до посинения, пока горючее не кончится. Мне что? Счетчик включен, денежки бегут.

Такси с Кусумом повернуло на Шестьдесят шестую, одну из немногих улиц, с которых с Манхэттена можно повернуть на запад. «Зеленая машина» следовала за ним. Они выехали на Пятую авеню. Похоже, Кусум ехал домой. Но неожиданно такси повернуло. Кусум вышел на углу Шестьдесят четвертой и продолжил свой путь пешком. Джек следовал за ним, не вылезая из такси. Он увидел, как Кусум вошел в дом с табличкой на двери: «НОВЫЙ ИНДИЙСКИЙ ДОМ»

Джек сверился с адресом консульства. Да, это был адрес консульства. А он-то ожидал увидеть что-то вроде индийского храма. Вместо этого взору его предстало обыкновенное здание из белого камня с решетками на окнах. На фронтоне гордо реял индийский флаг, представляющий собой изображение чего-то похожего на колесообразную мандалу на фоне оранжевой, белой и зеленой полос.

— Остановитесь, — сказал Джек водителю. — Подождем немного.

«Зеленая машина» припарковалась напротив консульства.

— И как долго?

— Сколько понадобится.

— Время — деньги.

— О, об этом не беспокойтесь. Я плачу за каждые пятнадцать минут ожидания. Договорились?

Из-за пластиковой перегородки к Джеку протянулась огромная коричневая рука.

— Как насчет первого взноса?

Джек подал пять долларов.

Арнольд заглушил мотор и откинулся на сиденье.

— Вы местный? — не поворачиваясь, спросил он.

— В общем, да.

— А выглядите так, будто приехали из Кливленда.

— Конспирация.

— Так вы детектив?

Что же, это логичное объяснение тому, почему он преследовал такси Бхакти через весь Манхэттен, поэтому Джек ответил:

— Что-то вроде.

— Значит, можете неограниченно тратить денежки.

— Что-то вроде, — опять солгал Джек. Он тратил собственное время и деньги, но сейчас конечно же лучше следовать легенде.

— Ладно, «что-то вроде» дайте знать, когда «что-то вроде» захотите поехать дальше.

Джек рассмеялся и устроился поудобнее, сейчас его беспокоило только одно: а что, если в здании есть второй выход?

Часов в пять из консульства стали выходить сотрудники, но Кусума среди них не было. Джек подождал еще час, но Бхакти не появлялся. На переднем сиденье похрапывал Арнольд. Джек волновался, а вдруг Кусуму удалось незаметно выйти. И он решил подождать еще полчаса. Если и тогда Кусум не появится, придется зайти в консульство или позвонить туда.

Было уже около семи, когда из дверей вышли два индуса в деловых костюмах. Джек тряхнул Арнольда за плечо.

— Заводи машину, возможно, скоро поедем.

Арнольд зевнул и включил зажигание.

Еще двое индусов вышли из консульства, но Кусум не появлялся. Джек был уже на грани нервного срыва, хотя все еще оставался слабый лучик надежды, что Бхакти никак не мог незаметно пройти мимо него. Хотя Джек не мог избавиться от ощущения, что индус, если захочет, может и проскользнуть незаметно.

«Ну, выходи же, выходи, где бы ты ни был».

Джек наблюдал, как два индуса идут вверх по Пятой авеню. Черт! Они же направляются на запад. Неожиданно до Джека дошло, что его такси припарковано на восток, и, если Кусум последует в ту же сторону, что и те двое, ему придется выскакивать из машины и ловить другую, да еще в сторону Пятой авеню в час пик. Кроме того, где гарантия, что другой таксист будет так же сговорчив, как Арнольд.

— Мы должны перебраться на Пятую! — сказал Джек шоферу.

— Без проблем!

Арнольд отъехал от обочины и начал пристраиваться на полосу движения.

— Нет, подожди! Объезжать вокруг квартала слишком долго. Я могу упустить его.

Арнольд ехидно посмотрел на пассажира через перегородку.

— Не хотите же вы сказать, чтобы я ехал навстречу машинам по дороге с односторонним движением.

— Конечно же нет, — сказал Джек. По голосу водителя он понял, что нужно поддержать правила игры. — Это было бы вопреки закону.

Арнольд улыбнулся.

— Просто хотел убедиться.

Неожиданно «зеленая машина» дала задний ход. Визг колес напугал прохожих, которые в страхе отскочили от обочины, а машины, следующие из Центрального парка, сворачивали в сторону и безумно сигналили. Джек вцепился в ремень безопасности, пытаясь сохранить равновесие, что оказалось довольно непростым делом: его бросало из одного угла машины в другой. Наконец такси развернулось и встало капотом к Пятой авеню.

— Так? — спросил Арнольд.

Джек выглянул в окно. Да, выход из консульства отлично просматривался.

— Да, спасибо.

— Пожалуйста.

И тут появился Кусум, который вышел и направился вверх к Пятой авеню. Он пересек Шестьдесят четвертую улицу и направился в сторону Джека, которому пришлось забиться в угол, чтобы иметь возможность наблюдать и не быть замеченным. Кусум приближался. Неожиданно до Джека дошло, что Бхакти направляется прямо к «зеленой машине».

Джек скользнул рукой по перегородке.

— Трогай! Он думает, что машина свободна.

«Зеленая машина» тронулась в тот момент, когда Кусум уже потянулся к ручке дверцы. Джек выглянул в окно и увидел, что Бхакти ничуть не смутился. Он просто сел в другое такси. Похоже, он был слишком занят своими мыслями, чтобы обращать внимание на то, что происходит вокруг.

Не дожидаясь указаний, Арнольд медленно проехал полквартала и остановился, выжидая, когда проедет такси с Кусумом, Арнольд пристроился на полосу за ним.

— Опять в путь, мамочка моя, — сказал шофер, обращаясь к машине.

Джек напряженно следил за такси Кусума, боясь упустить его из виду. Он так напрягал зрение, что на глазах выступили слезы. Квартира Кусума находилась всего в нескольких кварталах к востоку от индийского консульства — расстояние для пешей прогулки. Но Бхакти взял такси, чтобы ехать в центр. Похоже, произошло то, чего Джек так долго ждал.

Они проехали вниз по Пятьдесят седьмой, где повернули направо и направились на запад через местечко, известное под названием Ряды Художественных Галерей.

Они ехали за такси с Кусумом, все дальше и дальше продвигаясь на запад. Вот они приблизились к району Гудзона. Джек вспомнил, что неподалеку отсюда было совершено нападение на бабушку Бхакти. Такси доехало до конца доков и остановилось на пересечении Двенадцатой авеню и Пятьдесят седьмой стрит. Кусум вышел из машины и пешком продолжил свой путь.

Джек и Арнольд остановились у обочины. Джек высунулся из машины и, приложив руку ко лбу, чтобы защититься от ярких слепящих лучей заходящего солнца, смотрел вслед Кусуму, который пересек Двенадцатую авеню и исчез в тени скоростной дороги Вест-Сайда.

— Подожди минутку, — попросил Джек Арнольда.

Он прошел до угла и увидел Кусума, который торопливым шагом шел по тротуару к пирсу, где на якоре стояло грузовое судно. Как бы внимательно Джек ни смотрел, он не заметил, каким образом опустился трап. Как будто по волшебству, он опустился сам. Кусум зашел за борт и исчез из вида. Трап поднялся.

Корабль. Какого черта Кусум делает на этой ржавой посудине? Но дело принимало неожиданный оборот как бы в компенсацию за скучный, бездарно прожитый день.

Джек вернулся к такси.

— Похоже, ты отмучился, приятель, — сказал он Арнольду, посмотрел на счетчик, посчитал, сколько должен за простой, и, присовокупив двадцать долларов на чай, протянул деньги шоферу. — Спасибо. Ты мне здорово помог.

— Здесь и днем-то небезопасно, — оглядевшись, предупредил его Арнольд. — А после наступления темноты пара пустяков нарваться на грубость, особенно джентльмену в таком виде.

— Со мной все будет в порядке, — сказал Джек, тронутый беспокойством человека, с которым познакомился всего несколько часов назад. — Спасибо.

Джек долго смотрел вслед «зеленой машине», а когда она исчезла в потоке других машин, внимательно огляделся. На углу улицы располагалась пустая площадка со старым кирпичным причалом.

Джек почувствовал себя неуверенно. Стоять так в этой трущобе — то же самое, что крупными буквами вывести у себя на лбу: «Напади на меня». А так как он не решился заявиться в ООН с оружием, то сейчас был совершенно беззащитен, хотя он и относился к тем парням, которые могут убить даже шариковой ручкой или связкой ключей, но старался не применять свое знание приемов на практике. И естественно, сейчас он чувствовал бы себя гораздо спокойнее, ощущая на ноге прикосновение верного «семмерлинга».

Джеку необходимо было спрятаться, и он решил, что лучше всего это сделать под скоростной дорогой Вест-Сайда. Подтянувшись, он взобрался на одно из перекрытий, откуда отлично просматривались пирс и судно. Но что важнее всего, здесь он был надежно укрыт от потенциальных нападающих.

Пришли и ушли сумерки. На город наползла ночная тьма, с появлением которой зажглись уличные фонари. На судне было тихо: никакого движения на палубе, ни огней, которые могли бы осветить строение корабля. Пирс напоминал остров погибших кораблей. Что же Кусум здесь делает?

Наконец часов в девять, когда окончательно стемнело, Джек решил больше не ждать. Он был уверен, что под покровом темноты сможет незаметно пробраться на корабль.

Он спрыгнул с перекрытия и в темноте пробрался на пирс. На востоке поднималась луна. Сейчас она находилась еще низко, выглядела большой и более округлой, чем вчера. Джек хотел успеть забраться на борт, а потом обратно до того, как луна станет ярче и выше.

Добравшись до кромки воды, Джек припал к огромному столбу, находившемуся в тени судна, и прислушался — ничто не нарушало тишины, кроме всплесков воды, ударяющейся о пирс. Воздух наполнялся омерзительным запахом — смесь морской соли, гниющего дерева, креозота, плесени и мусора. Внимание Джека привлекло какое-то движение на бортовой надстройке. Нет, все в порядке. Просто одинокая корабельная крыса рыщет в поисках чего-нибудь съедобного. И больше никакого движения.

Джек подпрыгнул на месте, когда услышал, как что-то забурлило рядом с каркасом корабля. Оказалось, заработал автоматический насос, изрыгающий воду из судна.

Джек чувствовал — его нервы на пределе, но не понимал почему. Ему приходилось распутывать куда более загадочные и зловещие дела, но никогда он не испытывал такого чувства страха. И чем ближе он подбирался к кораблю, тем ему становилось страшнее. Внутренний голос увещевал его бросить все и уносить ноги как можно дальше от этого места. За долгие годы своей работы Джек научился распознавать инстинкт ощущения приближающейся опасности, прислушиваясь к которому он до сих пор оставался в живых, несмотря на опасность своей профессии. В данный момент инстинкт внутри него даже не кричал, а вопил, как пожарная сирена. Джек пытался отогнать от себя ощущение приближающейся беды, повесил камеру и бинокль на столб и осмотрел канат, который тянулся от судна до причала. Что ж, толщиной он сантиметров пять. Сотрет руки, обдерет кожу, но зато по нему можно будет подняться.

Джек нагнулся, обхватил канат, который дважды обернул вокруг руки, и повис над водой. Находясь в таком положении, он подтянул ноги и стал карабкаться по нему. Он походил на орангутанга, висящего на ветке. Упираясь ногами в корпус судна, Джек ловко перехватывал канат.

Чем ближе была цель, тем тяжелее становился подъем. Жесткий канат натер руки, а ладони немилосердно жгло, особенно в тех местах, где он содрал пузыри, полученные на вчерашнем теннисном матче. И каким же облегчением было почувствовать ровную, холодную сталь корабля, когда Джек коснулся борта. Он подтянулся, перекинул ноги через борт и ступил на палубу. Никого. Его кожа покрылась мурашками, что предвещало близкую опасность. Но где она? Джек перегнулся через лебедку, но никого не увидел и ничто не говорило, что на борту кто-то есть. Но предчувствие опасности возрастало внутри него. Казалось, будто кто-то за ним наблюдает.

И опять он стряхнул с себя это чувство и сконцентрировался на том, как добраться до кают. Но между ним и каютами метров десять открытого пространства палубы. Ему необходимо добраться до кормы. Он и представить не мог, что все самое ужасное происходит почти под его ногами, в трюме.

Он прошел под передним мостиком и начал дергать за ручки дверей. На второй палубе Джеку удалось найти незапертую дверь. Вокруг сплошная темнота, и только в дальнем углу фонарь, тускло освещавший лишь небольшую часть судна. Одну за одной Джек осмотрел три довольно удобные, скорее всего, офицерские каюты на палубе. Но жилой вид имела только одна. Помятая постель и книга, написанная какими-то иероглифами и лежащая на столе, говорили о недавнем присутствии Кусума.

Затем Джек осмотрел каюты команды. Пусто. Никого. Не похоже, чтобы ими пользовались.

А дальше что? Пустота. Тишина. Затхлый воздух. Все действовало Джеку на нервы. Ему безумно хотелось ступить на твердую землю и снова вдохнуть полной грудью свежий воздух. Но Кусум абсолютно точно на борту, и Джек не собирался уходить с корабля, пока его не найдет.

Он спустился на нижнюю палубу. Отыскал дверь с табличкой: «Машинное отделение». Джек уже держался за ручку, когда вдруг услышал звук...

Звук... вначале едва уловимый, а потом набирающий силу. Очень похожий на то, когда хор баритонов поет посреди огромной и пустынной долины. Исходил этот звук не из машинного отделения, а откуда-то сзади.

Джек обернулся и на цыпочках прошел в дальний угол короткого коридора. Неожиданно ему в нос ударила вонь, которую он ощутил почти физически. Тот же запах гниения, который появлялся у него в квартире две ночи подряд, но только теперь он был в сотни, тысячи раз сильней. Эта вонь сжимала и охватывала Джека со всех сторон.

Ему с трудом удалось сдержаться, чтобы тут же не развернуться и убежать. Но нет! Он нашел. Вот оно! Здесь источник, здесь гнездо всего! Именно здесь он сможет узнать, были ли желтые глаза, которые он видел в субботу, чем-то реальным или ему привиделись. Нет, Джек не мог позволить этой вони, какой бы тошнотворной она ни была, заставить себя сдаться.

Он с трудом влез в люк, ведущий в темный узкий коридор. Стены смыкались в темноте за его спиной, и с каждым сделанным вперед шагом запах становился все сильнее и сильнее. Он был практически ощутим, казалось, его можно потрогать. Впереди, примерно метрах в десяти, замерцал тусклый мигающий свет.

Джек шел дальше и дальше мимо глазниц пустых помещений. Пустых? Во всяком случае, он сильно на это надеялся.

Из конца коридора донесся невнятный шум голосов. Оказавшись вблизи источника света, Джек остановился. Он отчетливо различил звуки иностранной речи.

«Индийской, должно быть».

Здесь свет был гораздо ярче. Он исходил от кормы. Джек прикинул: по самым приблизительным подсчетам, он находился где-то вблизи от центрального грузового трюма.

Из-за того, что он увидел, у него перехватило дыхание, а ужас сковал его члены.

Высокие черные стены поднимались и исчезали в темноте. По ним скакали дикие тени. Блестящие капли влаги появлялись на их маслянистой поверхности, в которых отражался свет от газовых горелок, прикрепленных к поднимающейся платформе. Стена за ней оказалась кроваво-красного цвета. На ней было изображено черное многорукое божество. Между горелками гордо стоял Кусум, почти совсем обнаженный, только его торс был обмотан каким-то странным длинным одеянием. На нем не было его пресловутого ожерелья. Ужасный шрам уродовал плечо на том месте, где была рука. Правую руку Кусум поднял вверх, обращаясь на своем языке к толпе тварей, собравшихся вокруг.

И это не Кусум привлек внимание Джека, не он заставил его сжать горло, чтобы не закричать от ужаса, не из-за него Джек отчаянно схватился за тонкие стены. Джека испугала толпа слушателей: четыре-пять дюжин существ трехметрового роста с синей кожей полукругом стояли вокруг Бхакти. Голова, туловище две руки и две ноги, но их нельзя было назвать людьми. Нет, это не люди. Их сложение, движения были какие-то неправильные. В их животно-диких движениях была своеобразная грация пресмыкающихся. Пресмыкающиеся не пресмыкающиеся, люди не люди что-то непонятное, страшное. Кошмар! Джек как завороженный ловил дикий блеск, исходящий от их синеватой кожи, смотрел на безгубые рты, длинные копи трехпалых рук и желтые сияющие глаза, неотрывно следящие за возбужденным Кусумом.

Несмотря на шок, от которого у Джека в голове, как в калейдоскопе, замелькали цветные пятна, похолодело тело, и он был на грани обморока, его охватила жгучая ненависть к этим существам. Наверное, нечто похожее чувствует мангуст перед змеей. Непрекращающаяся вековая вражда. Что-то в самых темных уголках разумного человеческого сознания Джека узнало этих существ, априори понимая свою и их несовместимость.

Кусум поднял руку и что-то прокричал. Может быть, из-за освещения, но Джеку показалось, что сейчас индус выглядит гораздо старше. Существа затянули мелодию — песню, которую Джек уже слышал, идя по коридору. Теперь он видел, кто издает эти звуки, и даже смог разобрать слова. Хриплыми голосами, сначала хаотично, а потом в унисон они повторяли: «Кака-джи. Кака-джи! Кака-джи! Кака-джи!»

Существа подняли руки, и между пальцами Джек отчетливо разглядел куски кровавой плоти, отсвечивающей красным в волнах света.

Джек не знал как, но он понял и был уверен в том, что только это осталось от Нелли Пэтон.

Он это понял. Его разум отказывался осознавать что-то большее. Ужас для Джека был чувством незнакомым, чужеродным и почти непознанным. Единственное, что он ясно понял, — что ему сейчас, чтобы окончательно не сойти с ума, нужно бежать и бежать как можно скорее. Он повернулся и побежал, не задумываясь о шуме, который производит. Он захлопнул люк и завернул колесо на нем, схватил канат и сполз по нему, содрав всю кожу на ладонях. Схватив бинокль и камеру, Джек бросился бежать дальше. Да, он знал, куда ему нужно сейчас бежать. Кроме Кусума, только один человек мог объяснить ему то, что он увидел, то, что происходило на корабле.


Глава 4


Калабати ответила на второй сигнал домофона. Она ждала Кусума, но все же первую мысль, что это он, тут же отбросила. Зачем ему пользоваться домофоном? Калабати не видела брата со вчерашнего дня, когда упустила его у «Плазы», и сегодня весь день не выходила из дому, надеясь перехватить его, когда он зайдет домой переодеваться. Но он так и не появился.

— Миссис Бхакти? — раздался голос швейцара.

— Да? — Она не стала утруждать себя исправлением «миссис».

— Извините, здесь внизу какой-то парень настаивает на том, что должен немедленно вас видеть. — Он перешел на шепот. — Он не выглядит как джентльмен, но он так настаивает и просит сообщить его имя.

— Как его зовут?

— Джек.

Когда Калабати услышала это имя, ее окатила волна нежности. Но правильно ли она поступит, если разрешит ему подняться? В любую минуту может вернуться Кусум, и если обнаружит их наедине в своей квартире...

Но она почувствовала, что Джек не приехал бы сюда без предварительного звонка, если бы что-то не случилось, что-то очень важное.

— Пусть поднимается.

Калабати стояла у двери, пока не услышала, как открылся лифт. Но стоило ей увидеть Джека в длинных черных носках, сандалиях и шортах, она разразилась смехом Неудивительно, что швейцар не хотел его пускать!

А потом она посмотрела на его лицо.

— Джек! Что случилось?

Он переступил через порог и закрыл дверь. Несмотря на загар, его лицо сейчас было серым, губы напряжены, глаза беспокойно и дико блуждали.

— Сегодня я проследил за Кусумом...

Он выдержал паузу, как будто ожидая, как она отреагирует на это сообщение. По выражению лица она поняла, что он выяснил именно то, что она и подозревала, но промолчала, желая все услышать из его уст. Калабати напустила на себя маску безразличия, пусть все идет своим чередом.

— И?..

— А разве ты сама не знаешь?

— Знаю что, Джек? — Когда он поправлял рукой волосы, она отметила, что ладонь у него грязная и вся в крови. — Что с твоими руками?

Он не ответил. Не дожидаясь приглашения, прошел мимо Калабати в гостиную, сел на диван и, глядя ей прямо в глаза, начал говорить монотонным голосом:

— Я проследил за Кусумом от здания ООН до корабля в Вест-Сайде. И в грузовом трюме я видел этих... — на его лице отразилось желание правильно подобрать слово, — существ. Они раздирали живую плоть. Человеческую плоть. И, похоже, я знаю чью.

Все безразличие Калабати улетучилось. Ей пришлось опереться о стену, чтобы не упасть. «Так это правда! Ракшасы — в Америке. И Кусум воскресил старые мертвые обычаи, которые нельзя было воскрешать. Но каким образом? Ведь яйцо в соседней комнате».

— Думаю, что ты знаешь об этом, — сказал Джек. — В конце концов, Кусум — твой брат, и я полагал...

Калабати едва слышала его.

Яйцо...

Она резко оттолкнулась от стены и кинулась в спальню брата.

Что происходит? — удивился Джек. — Куда ты?

Калабати молчала. Ей необходимо увидеть яйцо. Как могли появиться ракшасы, если яйцом не пользовались? Уцелело всего одно яйцо, но и его недостаточно, чтобы свить гнездо. Необходим еще мужчина-ракшас.

«Невозможно!»

Калабати открыла шкаф в спальне Кусума и вынула квадратную коробочку. Неужели яйцо пропало? Она открыла крышку. Нет... на месте, нетронутое. Но коробочка показалась Калабати удивительно легкой! А ведь яйцо весит по крайней мере килограммов пять...

Она достала яйцо, которое оказалось легче пуха, и вдруг кончиками пальцев нащупала зазубренные концы.

Калабати отбросила яйцо, которое разлетелось на две части. Комната закружилась у нее перед глазами.

Яйцо ракшаси было пустым! И, похоже, давно!


Глава 5


Джек услышал, как из соседней комнаты доносятся рыдания Калабати. Но в них были не боль, не страх, а отчаяние. Он нашел ее сидящей на полу у постели и держащей в руке что-то, похожее на разбитую скорлупу яйца.

— Что произошло?

— Оно пустое! — всхлипывая, ответила Калабати.

— А что это было? — Джек взял это... что-то белое, со скорлупой, слегка отливающей серым цветом.

— Женская особь ракшасов.

Ракшасы. Уже второй раз при нем Калабати произносила это слово. В первый раз, когда в пятницу этот мерзкий запах проник в его квартиру. Но теперь Джеку не надо объяснять, что это такое. Вряд ли ему когда-либо удастся забыть их синюю кожу, вытянутое тело с длинными конечностями, кривой рот, когтистые пальцы и сверкающие желтые глаза.

Тронутый ее отчаянием, Джек бросился на колени рядом с Калабати. Нежно вынув остатки скорлупы из ее рук, он взял ее руки в свои.

— Расскажи мне обо всем.

— Не могу.

— Ты должна.

— Ты не поверишь...

— Я видел их. Я поверю. И сейчас мне нужно понять, кто они.

— Это ракшасы.

— Ты говорила. Но что значит — ракшасы?

— Они — демоны, своего рода фольклорный элемент, которым сдабривают страшилки на ночь и пугают детей: «Вот придет ракшас и заберет тебя!» Но только некоторые посвященные знают, что они больше чем сказочные персонажи, они действительно существуют.

— А ты и Кусум именно такие избранные?

— Мы — единственные, кто остался в живых. Мы происходим из древнего рода священников и являемся последними Хранителями ракшасов. Из поколения в поколение в нашей семье передавался завет заботиться о ракшасах, кормить их, разводить, управлять ими и использовать, как велят наши законы. Но с середины прошлого века наша семья утратила эту возможность.

Как бы потеряв нить рассказа, она замолчала. Джек нетерпеливо спросил:

— И что же произошло?

— Британские солдаты уничтожили храм богини Кали. Они убили всех в храме, разграбили его и, вылив масло в подвал с ракшасами, подожгли. Храм сгорел. В живых остался только один ребенок. — Она взглянула на пустую скорлупу. — И только одно яйцо, принадлежавшее женской особи, удалось найти на пепелище. Но исчезновение мужской особи означало конец ракшасов. Они вымерли.

Джек дотронулся до скорлупы. Так, значит, отсюда пошел весь кошмар! Он все еще не мог в это поверить.

— Калабати, они существуют, и сегодня на корабле я видел по меньшей мере штук пятьдесят. — Он попытался выкинуть из головы воспоминания об этом. «Нелли: О ужас!»

— Должно быть, Кусум нашел мужское яйцо.

Слова Калабати поставили его в тупик. Возможно ли, что она до сих пор не знала об этом? Джеку очень хотелось верить, что это именно так. Он и мысли не желал допустить, что она могла обманывать его.

И все же я до сих пор не знаю, что они такое. И зачем?

— Они — демоны...

— Демоны-шмемоны! Демоны — это сверхсущества, а в тех, что я видел, нет ничего сверхсущественного. Они — из плоти и крови.

Но, Джек, их плоть отличается от плоти человеческой. Их кровь почти черного цвета.

— Черная, красная, кровь есть кровь.

— Нет, Джек! — Она поднялась на колени и сильно сжала его за плечи. — От них невозможно укрыться! Они кажутся медлительными, но это не так. Их практически невозможно убить.

— Так, значит, англичане сотворили чудо.

Ее лицо передернулось.

— Им повезло. Они воспользовались единственным средством, которым можно уничтожить ракшасов. Огнем! Сталь ослабляет их, огонь убивает.

«Огонь и сталь...» Джек понял, почему Кусум стоял между двумя факелами и почему он держит их в стальном корабле. «Огонь и сталь» — два старинных средства от ночных страхов и кошмаров.

— Но откуда они взялись?

— Они были всегда.

Джек поднялся сам и нежно поднял Калабати, очень нежно. Сейчас она казалась такой хрупкой.

— Поверить не могу. Они похожи на человека, но в голове не укладывается, что у нас мог быть единый прародитель. Они такие... — Он вспомнил инстинктивную враждебность, которую ощутил при виде их. — Другие.

— Предание гласит, что еще до ведических, и даже до доведических богов существовали Старейшие, которые ненавидели человечество и хотели захватить место человека на Земле. Для этого они создали пародию на человека. Их строение такое же, но они лишены разума, того, что есть в человеке; их назвали ракшасами. Они это мы, но лишенные любви и порядочности. Они воплощение ненависти, похоти, жадности и насилия. Старейшие сделали их более сильными, чем люди, и заложили в них ненасытную жажду к человеческой плоти.

— И ты веришь в это? — Джека потрясло, что Калабати говорит так убежденно, как ребенок, который верит в сказки.

Она пожала плечами:

— Да. История гласит: люди научились управлять ракшасами. Но все ракшасы были изгнаны в Царство Смерти.

— Но это же не так?

— Да. Мои предки спрятали последнее гнездо в горах Бенгалии, где и воздвигли храм. Они нашли способ подчинять ракшасов своей воле и передавали эти знания из поколения в поколение. Когда умерли наши родители, бабушка передала ожерелья и яйцо ракшасов Кусуму и мне.

— Я кое-что знаю об ожерелье!

Калабати, схватившись за горло, резко и отрывисто спросила:

— Что ты знаешь?

— Знаю, что эти два камня выглядят точь-в-точь как глаза этих жутких ракшасов. Полагаю, в этом заложен какой-то смысл.

— Да, — подтвердила она более спокойным голосом. — Как бы получше тебе объяснить? Я бы сказала, оно волшебное.

Возвращаясь в гостиную, Джек тихо засмеялся.

— Находишь это забавным? — за его спиной спросила Калабати.

— Нет. — Он упал в кресло и уже открыто рассмеялся. Смех начал беспокоить Джека своей неестественностью и тем, что он не мог его контролировать. — Нет, просто я выслушал тебя и поверил всему, что ты сказала. Нет вопросов. Правда, самое смешное, я верю тебе! Я выслушал самую идиотскую, фантастическую, невозможную историю и верю каждому слову!

— А почему нет? Ведь это чистейшая правда!

— И то, что касается волшебного ожерелья? — Джек поднял руку, когда она открыла рот, чтобы возразить. — Не важно. Почему бы не поверить в то, что ожерелье волшебное?

Это правда!

Мне гораздо важнее знать о твоем участии во всей той истории. Что-то не верится, что ты ничего не знала.

Она присела напротив Джека.

— В пятницу у тебя в комнате я знала, что ракшасы были за окном. И в субботу тоже.

Теперь Джек и сам прекрасно понимал это. Но у него еще оставались вопросы.

— Но почему я?

— Они приходили за тобой, потому что ты выпил эликсир из травы дурба, которая призывает ракшасов на охоту за жертвой.

«Так называемое слабительное Грейс». Вероятно, ракшасы пришли за ней ночью с понедельника на вторник. А за Нелли прошлой ночью. И те куски плоти, которые Джек видел... это Нелли. Он проглотил комок дурноты, подкативший к горлу. Нелли была мертва, а он жив.

— И почему же тогда я до сих пор копчу этот воздух?

— Тебя защитило ожерелье.

— Опять ты об этом? Ну ладно, говори.

Она приподняла ожерелье.

— Это передавалось в моей семье из поколения в поколение. Секрет изготовления давно утерян, но оно обладает магией. Ожерелье сделано из стали, которая имеет власть над ракшасами, и покрыто специальным составом, который делает носителя ожерелья невидимым для ракшасов.

— Ну да, Калабати... — В это он уже никак не мог поверить.

— Но это правда! Ты сидишь здесь только потому, что обе ночи, когда ракшасы приходили за тобой, я прикрывала тебя своим телом! Именно поэтому ты оставался невидимым для ракшасов. Им казалось, что твоя квартира пуста. Если бы я не поступила подобным образом, сейчас ты был бы мертв, как и остальные!

Остальные... Грейс и Нелли, две безвредные старушки.

— Но почему остальные? Почему...

— Чтобы накормить ракшасов. Ведь они питаются только человеческим мясом. В этом городе совсем несложно прокормить выводок, даже если их пятьдесят.

В Нью-Йорке полно людей, чье исчезновение никто не заметит: бродяги, беглецы, одинокие старики.

— Хорошо! Это объясняет неожиданное уменьшение числа бродяг! Газеты даже писали об их исчезновении. Но я сейчас говорю не о них, а о двух старых дамах, принадлежащих к высшему обществу, которые стали жертвами этих существ.

— Должно быть, ты ошибаешься.

— Нет, не ошибаюсь.

— Тогда, наверное, это просто случайность. Нет, Кусуму ни к чему скандал вокруг пропавших людей из высшего света. Вероятно, эти женщины приняли эликсир по ошибке.

— Возможно. — Хотя такая возможность действительно существовала, но что-то подсказывало Джеку — это не случайность. Он оглядел комнату.

— Кто они?

— Две сестры: Нелли Пэтон пропала прошлой но чью и Грейс Вестфален — на прошлой неделе.

Джек мог поклясться, что у Калабати расширились глаза при упоминании этих имен, но тут же ее лицо стало непроницаемым.

— Понятно, — только и сказала она.

— Его нужно остановить.

— Знаю, — проговорила Калабати. — Но ты же не можешь обратиться в полицию.

Такая мысль даже не приходила Джеку в голову. Полиция не входила в список возможных решений этой проблемы. Но он ничего не стал говорить Калабати. Но почему она избегает полиции? Почему? Пытается защитить брата?

— А почему бы и нет? Почему не сообщить в полицию? И они совместно с береговой охраной поднялись бы на корабль, арестовали Кусума и уничтожили ракшасов.

— Потому, что они ничего не смогут сделать. Они не имеют права арестовать Кусума из-за дипломатической неприкосновенности. И как они смогут бороться с ракшасами, не понимая, что это такое. В результате погибнут люди, ракшасы разбегутся по всему городу, тогда как Кусум останется на свободе.

Она права. Вероятно, она давно серьезно обдумывала сложившуюся ситуацию. Возможно, она сама хотела остановить Кусума. Бедная Калабати! Нести в одиночку такой груз. Возможно, он сможет взвалить часть этой ноши на себя.

— Предоставь все мне!

Калабати поднялась с кресла и подошла к Джеку, обвила руками его талию и положила голову на плечо.

— Нет. Позволь мне самой поговорить с Кусумом. Он послушает меня. И только я смогу остановить его.

Но Джек возразил:

— Ты уверена?

— Мы понимаем друг друга. Мы так много пережили вместе. Теперь, когда я точно знаю о существовании гнезда ракшасов, ему придется меня выслушать, и он уничтожит их.

— Я подожду его возвращения.

Она посмотрела на него с ужасом в глазах.

— Нет! Он не должен видеть тебя здесь! Это разозлит его, и он не станет меня слушать!

— Я не...

— Джек, я серьезно! Даже представить не могу, что он сделает, если застанет тебя здесь и узнает, что ты видел ракшасов. Он вообще не должен об этом узнать, никогда. Пожалуйста. Уходи и предоставь все мне.

Джеку не понравился план Калабати. Все в нем протестовало против этого решения. Но все же, говорил он себе, если Калабати удастся убедить Кусума уничтожить гнездо ракшасов, самая ужасная часть проблемы будет разрешена. Если же она не сможет, что вероятнее всего, по крайней мере, она будет контролировать поступки Кусума, пока Джек не найдет выход. Нелли Пэтон — милая, одухотворенная женщина. И человек, который убил ее, не имеет права уйти от ответственности.

— Ладно, — согласился Джек. — Но будь осторожна. Кто знает, его гнев может перекинуться на тебя.

Она улыбнулась и прикоснулась рукой к его лицу. — Ты беспокоишься обо мне. Мне нужно было это знать. Но не бойся, Кусум никогда не причинит мне вред. Мы слишком близки.

Выйдя из квартиры, Джек не переставал задавать себе вопросы: «Правильно ли я поступил? Сможет ли Калабати обуздать безумца брата? Да и вообще под силу ли это кому-либо?» Джек спустился вниз на лифте и вышел на улицу.

Парк у Пятой авеню был темным и тихим. Джек понимал, что теперь он уже никогда не будет чувствовать себя спокойно после наступления темноты. Все, что окружало его: конные экипажи, везущие куда-то влюбленные парочки, такси, машины, грузовики, рабочие, спешащие с ночной смены, просто прохожие — все это для него перестало быть обычной городской жизнью. Нет, теперь Джек знал, что каждый может попасть на обед к страшным монстрам, пожирающим человеческую плоть. Они здесь, они совсем рядом на корабле, стоящем на причале в порту Вест-Сайда.

И все же Джек до сих пор не мог окончательно поверить в реальность того, что увидел сегодня. Неужели все — правда?

Конечно же правда. Но сейчас, находясь в обычной сутолоке Пятой авеню, Джек с трудом верил в реальность происшедшего. Возможно, это и хорошо. Возможно, это ощущение нереальности позволит ему заснуть ночью, чтобы завтра со свежей головой и новыми силами взяться за Кусума и его монстров.

Джек сел в такси и велел шоферу ехать в объезд Центрального парка вместо того, чтобы пересечь его.


Глава 6


Калабати наблюдала в дверной глазок, как Джек сел в лифт, как закрылись за ним двери. И только тогда она тяжело сползла по стене на пол.

Не слишком ли много она сказала? А что она вообще сказала? Она не могла припомнить. Ведь когда нашла пустое яйцо, под воздействием шока могла сказать все, а возможно, ничего особенно важного и не сказала. С детских лет ей приходилось так тщательно скрывать от окружающих их семейный секрет, что тайна стала частью с существа. Но все же ей хотелось быть уверенной.

Калабати нашла в себе силы, поднялась и постаралась смахнуть с себя тревожное состояние. Что сделано, то сделано. Значит, Кусум вернется сегодня домой. Теперь, после того, что ей рассказал Джек, она была в этом уверена.

Все встало на свои места и казалось таким простым и ясным. Фамилия Вестфален объясняет все. Все, кроме того, откуда Кусум взял мужское яйцо. И что он собирается делать дальше.

Вестфален... А она-то думала, что Кусум уже забыл эту фамилию. Но с другой стороны, почему она решила, что он смог выкинуть эту историю из головы. Кусум никогда ничего не забывал, даже самой мельчайшей услуги. И уж конечно, не забыл он фамилии Вестфален и клятву.

От обуревавших мыслей Калабати ежилась как от холода. Капитан Вестфален совершил чудовищное преступление и заслуживал чудовищной смерти. Но при чем здесь его потомки? Нет, нельзя отдавать на растерзание ракшасам невинных людей за преступление, которое было совершено задолго до их рождения.

Но что толку теперь беспокоиться о них? Сейчас ей нужно решить, как обуздать Кусума. Чтобы защитить Джека, ей придется делать вид, что знает больше, чем на самом деле. Калабати попыталась вспомнить фамилию женщины, которая исчезла прошлой ночью... «Пэтон, так, кажется? Да, Нелли Пэтон». И еще необходимо найти способ заставить Кусума защищаться.

Она зашла в спальню и, взяв пустое яйцо, вынесла его в прихожую, где как раз напротив двери разбила скорлупу на тысячи маленьких кусочков.

Напряженная и взволнованная, она села в кресло, постаравшись устроиться поудобней.


Глава 7


Кусум постоял у двери в квартиру несколько минут, чтобы прийти в себя. Безусловно, Калабати ждет его, чтобы он объяснил, что делал прошлой ночью. Кусум приготовил ответы. Единственное, что осталось, так это спрятаться за маской безразличия. Он расправился с очередным представителем рода Вестфален. Осталась еще одна, и он будет освобожден от клятвы. Завтра он положит конец роду Вестфаленов, и тогда сможет отплыть в Индию.

Он вставил ключ в замок, открыл дверь. Калабати сидела в кресле в гостиной лицом к нему. Руки и ноги скрещены, лицо бесстрастно. Он улыбнулся, сделал шаг, что-то хрустнуло у него под ногами, и он, посмотрев вниз, увидел разбитое яйцо ракшаси. Тысячи мыслей закрутились у него в голове, но одна выступала лейтмотивом: «Как много она знает?»

— Ну, — сказал он, закрывая за собой дверь. — Ты знаешь.

— Да, братец, знаю.

— Откуда?

— Это я хотела бы знать! — резко отрезала она.

Она блефует. Она поняла, что он воспользовался яйцом. Что еще она знает? Кусум был уверен, что она только нашла пустое яйцо и все.

— Не хотел говорить тебе о яйце, — наконец произнес Кусум. — Мне было слишком стыдно. В конце концов, мне было доверено следить за ним. И когда оно разбилось...

— Кусум! — Калабати вскочила с кресла. — Не лги мне! Я знаю о корабле и о старухах Вестфален!

Кусума как будто ударили по голове. Она знала все!

— Откуда?.. — Это все, что он мог выдавить из себя.

— Я следила за тобой сегодня.

— Ты следила за мной? — Он был уверен, что она потеряла его в толпе. Скорее всего, Калабати блефует. — Неужели прошлый урок не пошел тебе на пользу?

— Забудь о прошлом разе. Я проследила за тобой до корабля.

— Не может быть!

— Ты так думаешь. Но я видела живых ракшасов. Я видела, как они вернулись с жертвой. А от Джека я узнала, что Нелли Пэтон — одна из Вестфаленов — пропала прошлой ночью. Этого хватило, чтобы связать все воедино. — Калабати посмотрела на брата. — Кусум, больше никакой лжи. Теперь моя очередь спросить как-

Кусум вошел в гостиную и тяжело опустился в кресло. Ему придется рассказать ей все. Почти все. Есть одна вещь, о которой она никогда не узнает. Он и сам думал об этом с содроганием. Но все остальное он может ей открыть. Может быть, удастся даже приобрести союзницу?

И Кусум начал свой рассказ.


Глава 8


Когда Кусум говорил, Калабати пристально смотрела ему в лицо, пытаясь убедиться, правда ли то, что он говорит. Голос звучал спокойно и ясно, а интонацией с легким намеком на чувство вины он напоминал мужа, признающегося жене в легкой интрижке на стороне.

— После твоего отъезда из Индии я почувствовал себя опустошенным, потерянным. Несмотря на то что меня окружали последователи нашей веры, я много времени проводил в одиночестве, даже сказал бы, слишком много времени. Я размышлял над своей жизнью, над всем, что я сделал в ней или, наоборот, что еще нужно сделать. Несмотря на то что мое влияние в обществе возрастало, я ощущал, что не достоин доверия. И что я сделал такого, чтобы улучшить свою карму, чтобы она отличалась от кармы людей низших каст? Иногда на меня нападали безумные приступы жалости к себе. И тогда я решил совершить поездку в Бхарангпур, поклониться местам, откуда тянутся наши корни. Я посетил храм, вернее, руины, которые стали могилой для наших родителей и нашего наследия. — Он помолчал и посмотрел сестре прямо в глаза. — Знаешь, фундамент сохранился. Все остальное как было, так и есть — пепелище, но каменный фундамент сохранился и подвал ракшасов тоже. Холмы до сих пор необитаемы. Несмотря на густую заселенность, люди все равно боятся селиться в этих местах. Я жил там много дней, пытаясь обрести сущность своего "я" заново. Я молился, постился, ходил по подвалу, но ничего не происходило. Я чувствовал себя все таким же опустошенным и все таким же никому не нужным, как и раньше. И вдруг я нашел это!

Калабати увидела, как загорелся огонь в глазах Кусума.

— Я нашел мужское целое яйцо, зарытое в песок в углублении подвала! Вначале я не знал, что с ним делать, но потом меня неожиданно осенило: богиней Кали мне послан шанс. Передо мной лежало решение всех проблем, возможность очистить карму и сделать ее достойной моей касты. Я воспринял свою находку как знак судьбы. Я основал гнездо ракшасов и использовал их, чтобы выполнить клятву.

Кусум продолжал рассказывать о том, как хитростью ему удалось попасть на работу в посольство в Лондоне Калабати слушала брата вполуха. «Мужское яйцо...» Она вспомнила, как в детстве они вместе рыскали в руинах храма, пытаясь найти мужское яйцо. В юности они оба почитали за святую обязанность завести гнездо и отчаянно продолжали поиски мужского яйца.

— Когда мое положение утвердилось в посольстве, — рассказывал Кусум, — я отыскал потомков капитана Вестфалена. Выяснил, что их осталось четверо. Раньше это был довольно многочисленный род, но большинство членов этого семейства погибли в мировых войнах. С огорчением узнал, что в Англии живет только один Вестфален. Остальные трое — в Америке. Но такие новости меня не испугали! Я начал гнездо и уничтожил уже троих из этого рода. Теперь осталась только одна Вестфален.

Калабати с радостью услышала, что в живых еще остался кто-то. Возможно, она сумеет спасти эту жизнь.

— Разве отнять три жизни недостаточно? Три невинные жизни, Кусум?

— А клятва, Бати, — с упреком сказал Кусум. — Врата. Кровь этого убийцы должна исчезнуть с лица земли.

— Не могу тебе этого позволить, Кусум. Это неправильно!

— Правильно! — Он вскочил. — Так правильно, как ничто иное.

— Нет!

— Да! — Он подошел к ней, глаза его сияли диким блеском. — Ты должна их видеть, Бати! Это так красиво! Пожалуйста, пойдем со мной и посмотрим на них. И тогда ты поймешь, что я все сделал по воле могущественной Кали!

Невысказанные слова возражения застыли на губах Калабати. Увидеть гнездо ракшасов здесь, в Америку, казалось ей и ужасающим, и возбуждающим одновременно. Кусум уловил ее неуверенность и продолжил наступление:

— Они принадлежат нам по праву рождения! Это наше наследство! Ты не можешь отвернуться от них, так ты отворачиваешься не только от них, но и от своего прошлого!

Калабати колебалась. В конце концов, у нее есть ожерелье. И она одна из последних Хранителей. И почему бы не пойти и не посмотреть на гнездо.

— Хорошо, — тихо согласилась она. — Я пойду посмотреть на ракшасов. Но только один раз.

— Отлично! — Кусум выглядел успокоенным. — Это будет похоже на путешествие назад во времени. Ты все увидишь сама!

— Но это не изменит моего отношения к убийству невинных людей. Ты должен обещать мне прекратить жертвоприношение.

— Мы еще обсудим эту тему, — сказал Кусум, направляясь к двери. — И я посвящу тебя в другие планы использования ракшасов, планы, которые не затрагивают так называемых «невинных» людей.

— Какие планы? — Калабати не понравилось последнее замечание брата.

— Расскажу, когда ты увидишь гнездо.

Кусум молчал в такси всю дорогу к порту, а Калабати из кожи вон лезла, демонстрируя, что знает, куда они едут. После того как они вылезли из машины, они погрузились в темноту порта, прошли к небольшому судну. Кусум провел сестру к правому борту.

— Если было бы светло, ты смогла бы прочитать название: «Аджит-Рукобати»!

Калабати услышала, как Кусум чем-то щелкнул в кармане, и трап начал опускаться. Испуг и ожидание беды возрастало в Калабати, когда она поднималась на палубу. Высокая и яркая луна освещала судно нежным светом, отчего тени казались глубже и мрачнее.

Кусум остановился на корме и открыл один из люков.

— Они внизу, — сказал он, начав первым опускаться в люк.

Калабати даже отскочила от запаха, ударившего в нос. «Как Кусум выносит эту сонь? Похоже, он даже не замечает ее».

— Заходи.

Она последовала за братом. Они вступили на опускающуюся платформу, Кусум зажег свет, а испуганная Калабати ухватилась за руку брата.

— Куда?

— Не бойся. Опустимся немного. — Он указал вперед подбородком. — Смотри.

Калабати всматривалась в тени. И вдруг она увидела глаза. Внизу раздавался неприятный шорох. И только здесь, только сейчас Калабати поняла, что, несмотря на доказательства, несмотря на то, что поведал ей Джек, она так по-настоящему и не поверила в то, что ракшасы могут быть в Нью-Йорке. Но они здесь были.

Ей нечего бояться, ведь она Хранительница, но все же Калабати была объята ужасом. Чем ниже опускалась платформа, тем больше возрастал страх Калабати, который достигал предела, и она уже находилась на грани истерики. У нее пересохли губы, а сердце стучало так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

— Остановись, Кусум! — выдавила она шепотом.

— Не бойся! Они не видят тебя.

Калабати знала это, но не могла совладать с собой.

— Остановись! Я хочу назад!

Кусум нажал кнопку. Платформа остановилась. Кусум посмотрел на сестру как на чужую, и платформа начала подниматься. Калабати, удаляясь от ракшасов, слегка успокоилась, но прекрасно понимала, что разочаровала Кусума.

И ничего с этим не поделаешь. Она изменилась. Она не была больше той маленькой сироткой, которая смотрела на своего брата как на второго человека после Бога, которая собиралась найти способ оживить ракшасов и вернуть Храму-на-Холмах былое величие. Маленькой девочки больше не было. Она стала частью мира. Уехав из Индии, она поняла, что жить вне родины куда интересней, и хотела и дальше оставаться здесь.

Но Кусум был не таков. Его сердце и разум всегда принадлежали мрачным руинам, находящимся на холмах вблизи Бхарангпура. Для него не было жизни вне Индии. И даже там, в Индии, его яростный индуистский фундаментализм делал его чужаком. Он боготворил прошлое своей страны, поклонялся той стране, которую хотел возродить.

Когда платформа остановилась, Калабати успокоилась и с наслаждением вдохнула свежий воздух. Она никогда бы не подумала, каким приятным может быть воздух в удушливом Нью-Йорке. Кусум провел ее к железной двери, открыл ее, и они оказались в меблированной каюте.

Калабати присела, а Кусум оставался стоять и пристально смотреть на нее. Она же опустила голову, боясь встретиться с братом взглядом. С тех пор как они поднялись из трюма, ни один не проронил ни слова. Кусум подавлял се, заставляя чувствовать себя нашалившим ребенком. И она не могла бороться с этим. Он имел право чувствовать, так как чувствовал.

— Я привез тебя сюда, надеясь поделиться планами на будущее, — наконец сказал Кусум. — Теперь вижу — ошибался. Ты потеряла всякую связь со своим прошлым. Ты стала такой же, как и миллионы других бездушных людей.

— Расскажи мне о своих планах, — проговорила Калабати, ощущая боль в его словах. — Я хочу услышать о них.

— Услышишь. Но будешь ли слушать? — спросил Кусум и, не ожидая, что она ответит, сказал: — Не думаю. Я собирался рассказать тебе о том, как хотел использовать ракшасов, чтобы вернуться на родину. Они могли бы освободить нашу страну от тех, кто делает Индию такой, какой она не должна быть; кто ведет ее в неправильном направлении; кто хочет сделать из нее вторую Америку.

— Это уже политические амбиции!

— Не амбиции, а миссия!

Калабати снова видела безумный лихорадочный блеск в глазах брата, и он пугал ее не меньше, чем ракшасы. Но ей удалось сохранить спокойствие в голосе.

— Ты помешался на политике и хочешь использовать ракшасов для достижения своих целей.

— Пойми, только через политическую власть можно вернуть Индию на путь истинный. Ракшасы мне были даны не только для того, чтобы выполнить клятву. Основная цель гораздо выше, и я призван выполнить эту высокую миссию.

Калабати прекрасно знала, к чему он ведет.

— Хиндутву?

— Да, Хиндутву! Воссоединение Индии на основе индуистских правил. Мы аннулируем совершенное Англией в 1947 году, когда они ввели Пенджаб в состав Пакистана, и разделим Бенгалию. Если бы только тогда у меня были ракшасы, лорд Маунтбаттен ни за что не уехал из Индии живым. Ему повезло, он умер и не попал мне в руки. Поэтому я положу свою жизнь на то, чтобы бороться и уничтожить идеи этого предателя, изменника родины, который внушал нашим людям смириться с владычеством англичан и не сопротивляться.

Калабати по-настоящему разозлилась.

— Ганди имеешь в виду? Ты не мог бы...

— Бедная Бати. — Он улыбнулся, заметив злость, появившуюся у нее на лице. — Я действительно разочарован, что ты так ничего и не поняла. Неужели ты действительно думаешь, что после той роли, которую он сыграл в разделении моей страны, я буду сидеть сложа руки?

— Но Саваркар был с...

— Да, Саваркар стоял за Годзе и Апте — исполнителями убийства, он пытался выполнить свое предназначение. Но кто, как ты думаешь, стоял за Саваркаром?

Нет! Не может быть! Неужели ее брат — человек, которого некоторые их соотечественники называют «преступником века»?

Но Кусум продолжал говорить, а она заставила себя слушать.

— ...Мы хотим возвращения Восточной Бенгалии. Бенгалия должна быть единой.

— Но ведь Восточная Бенгалия теперь — Бангладеш. Ты же не думаешь...

Я найду возможность. У меня есть время и ракшасы. Я найду способ, поверь мне.

Комната завертелась в глазах Калабати. Кусум, ее брат, ее приемный отец, опора ее жизни все эти годы, все дальше и дальше отдалялся от реальной жизни, отдавая себя целиком мести и фантазиям о власти, которые родились в его воспаленном воображении.

Кусум сошел с ума. И осознание этого убивало Калабати. Она всю ночь пыталась игнорировать правду, но больше этого нельзя было делать. Она должна уйти от Кусума. Бежать!

— Если кто и может найти способ, то, безусловно, это ты, — сказала Калабати, вставая, чтобы уйти. — Я рада буду помочь, чем смогу. Но сейчас я устала и хотела бы пойти в...

Кусум преградил ей путь.

— Нет, сестричка. Ты останешься здесь. Мы покинем Америку вместе.

— Покинем Америку? — Комок страха подкатил к горлу бедной женщины. «Надо выбираться с этого корабля». — Я не хочу покидать Америку.

— Я думал об этом. Поэтому и оборудовал эту каюту капитана. — В его голосе не было ни злобы, ни особых угрожающих интонаций. Он скорее напоминал все понимающего родителя, разговаривающего со своим непослушным ребенком. — Я отвезу тебя назад в Индию.

— Нет!

— Это для твоей же пользы. Уверен, что во время плавания ты поймешь свою ошибку, поймешь, что избрала неправильную жизнь. У нас появился шанс сделать что-то для Индии, единственный шанс — очистить свою карму. Я сделаю для тебя столько же, сколько сделал для себя. — Он с жалостью посмотрел на сестру. — Твоя карма загрязнена не меньше, чем моя.

— У тебя нет права!

— У меня есть больше, чем право. Это мой долг!

Он вышел из каюты и захлопнул дверь. Калабати бросилась к двери, но не успела схватиться за ручку, а лишь услышала звук закрывающегося замка. Она стала стучать в дверь.

— Кусум, выпусти меня! Пожалуйста, выпусти меня!

— Выпущу, когда выйдем в море, — ответил он.

Калабати слышала, как он прошествовал к стальному люку, и почувствовала, как внутри нее растет обреченность. Теперь ее жизнь больше не принадлежала ей. Ступив на этот корабль, она обрекла себя на недели в море в обществе безумца, даже если он и ее брат. Она должна выбраться отсюда! Отчаяние охватило ее.

— Джек будет искать меня! — возбужденно выкрикнула она и тут же пожалела о своей вспышке. Не надо было бы вмешивать Джека в эту историю.

— С чего это вдруг он станет искать тебя? — Кусум медленно и тихо задал этот вопрос.

— Потому что... — Она подбирала слова, не могла же она позволить брату догадаться, что Джек был на корабле и видел ракшасов. — Потому что весь день мы были вместе. Завтра он хотел заехать за мной и, конечно, будет искать меня.

— Ясно. — Кусум помолчал. — Похоже, мне придется поговорить с Джеком.

— Ты ведь не сделаешь ему ничего плохого, Кусум?

Мысль о том, что Джек может стать очередной жертвой Кусума, была непереносимой. Безусловно, Джек в состоянии защититься, но Калабати была уверена, что ему никогда не приходилось сталкиваться с людьми, подобными Кусуму... или с ракшасами.

Она услышала, как захлопнулась крышка стального люка.

— Кусум?

Ответа не последовало. Кусум оставил ее одну на корабле.

Хотя нет... не одну.

Внизу были ракшасы.


Глава 9


«САНКшеведдай! САНКшеведдай!»

Джек копался в собрании фильмов Джеймса Вейла, безуспешно пытаясь разыскать кассету «Старинный темный дом», поэтому пришлось удовольствоваться фильмом 1939 года «Горбун Божьей Матери». Чарльз Лотон играл роль невежественного парижанина, который спас Морин О'Хара и орал со стен церкви с произношением англичанина среднего класса. Глупость несусветная. Но Джек любил этот фильм и смотрел его чуть ли не сотню раз. Он был как старый добрый друг, а сегодня Джек как никогда нуждался в добром друге. Сегодня его квартира выглядела особенно пустой.

Визуальный эффект от почти трехметрового экрана создавал эффект присутствия. Джия и Вики были в порядке, именно им он позвонил первым делом, когда вернулся. Хоть одной заботой меньше. Последний звонок разбудил Джию. Она недовольным голосом заявила, что известий от Грейс и Нелли не поступало, у них все в порядке, и они мирно спали, пока он не разбудил их своим звонком.

На этой ноте Джек был вынужден распрощаться, чтобы она могла продолжать спать дальше. Как бы он хотел заснуть! Но даже несмотря на зверскую усталость, сон был для него недоступным. «Эти существа!» Он не мог выбросить из головы воспоминания о них. К тому же была возможность, что Кусум узнает о том, что он был на корабле, и пошлет за ним ракшасов.

Эта мысль заставила Джека встать, и он направился к дубовому секретеру. Из нижнего потайного ящика он достал «Магнум-357» и зарядил его пулями, оставляющими огромное выходное отверстие. Калабати сказала, что ракшасов нельзя убить ничем, кроме огня. Но хотел бы он посмотреть, кто сможет выстоять, получив в грудь парочку таких пуль. Джек зарядил пять пуль и для большего спокойствия надел глушитель. Кусум и ракшасы — это его проблема, и нечего кого-либо вмешивать в его дело. Он не хотел, чтоб кто-нибудь пострадал.

Едва Джек уселся опять перед телевизором, как раздался стук в дверь. Удивленный, он выключил «Бетамакс» и направился к двери с пистолетом в руке. Когда он до нее дошел, раздался еще один, более настойчивый стук. Вряд ли это ракшасы, вряд ли они будут стучаться, но все же ночной визитер сильно обеспокоил Джека.

— Кто там?

— Кусум Бхакти.

«Кусум!» Мускулы Джека напряглись. К нему явился убийца Нелли. Взяв себя в руки, Джек спрятал пистолет и открыл дверь. Несмотря на то что до рассвета осталось всего несколько часов, Кусум выглядел абсолютно спокойным, не уставшим и, главное, ни капли не смущенным. Джек ощутил, как сжались его кулаки, он испытывал страстное желание выхватить пистолет: одним выстрелом разнести бы сейчас мозги Кусума, и это бы сразу решило столько проблем... Джек не поддался ярости. «Будь вежливым!»

— Что могу сделать для вас?

— Я хотел бы обсудить с вами дела моей сестры.


Глава 10


Кусум смотрел Джеку в лицо. Его глаза слегка расширились, когда он сказал «моей сестры». «Определенно, между этими двумя что-то есть». Эта мысль наполняла болью сердце Кусума. Калабати не предназначена ни для Джека, ни для любого другого безродного иностранца. Она заслуживает принца.

Джек отступил, раскрывая дверь шире, но не вынимая правой руки из-за перекрытия. Кусум подумал, уж не прячет ли он оружие.

Когда Бхакти вошел в комнату, он был потрясен жутким хаосом, царящим в этих стенах. Смешение цветов и стилей, все углы забиты безделушками. Кусуму это убранство показалось забавным. Если бы мог он поподробнее познакомиться с вещами, то смог бы получше узнать хозяина квартиры.

— Присаживайтесь.

Кусум не заметил, чтобы Джек двигался, но сейчас дверь была закрыта, а он уже сидел в кресле, сложив руки за головой. Он мог бы сейчас схватить его за горло и положить конец всему. Один удар, и конец искушению Калабати. Быстрый и более простой способ, чем использование ракшасов, но Кусум напомнил себе, что нельзя недооценивать этого мужчину, и сел напротив на узкую софу.

Вы живете довольно скромно, — заметил он, осматриваясь. Уверен, что человек с вашими доходами мог бы позволить себе более роскошную обстановку.

Меня устраивает, как я живу, — отрезал Джек. — Кроме того, конспирация мне на руку.

Может быть. А может быть, и нет. Ведь вам, верно приходится бороться с искушением купить большую машину, яхту или записаться в загородный клуб, короче, вести такую жизнь, против которой не устоял бы ни один ваш соотечественник. — Он вздохнул. — К сожалению, и мои соотечественники тоже, что наносит Индии непоправимый вред.

Джек нетерпеливо пожал плечами:

— Какое отношение все это имеет к Калабати?

— Никакого, Джек, — сказал Кусум.

Он изучал американца. Тот представлял собой тип самостоятельного, независимого человека, что большая редкость для представителей этой страны. Таким, как он, чтобы не чувствовать себя бесполезным, не нужно одобрение приятелей. Кусуму нравились такие качества. Он даже восхищался Джеком. Бхакти понял, что ищет причины, по которым не смог бы отдать Джека на растерзание ракшасам.

— Откуда вы узнали мой адрес?

— Калабати дала. — В какой-то степени это была правда. Он нашел его среди бумаг сестры.

— Тогда перейдем к обсуждению дел Калабати?

Кусум почувствовал затаенную враждебность, исходящую от собеседника. Возможно, он недоволен, что его потревожили в столь неурочный час. Нет... Кусум инстинктивно ощущал, что здесь что-то большее. «Неужели Калабати поведала ему о чем-то, о чем должна была молчать?» Эта мысль обеспокоила Бхакти. Ему необходимо предельно осторожно вести разговор.

— Конечно. Сегодня я долго говорил со своей сестрой и сумел убедить ее, что вы ей не подходите.

— Очень интересно, — заметил Джек. На его губах заиграла легкая улыбка. «Что он знает?» — И какие же доводы вы привели?

— Обычные. Знаете вы или нет, но мы с Калабати принадлежим к высшей касте браминов. Вы понимаете, что это означает?

— Нет.

— Представителям высшей касты запрещено вступать в брак с людьми из более низких каст.

— А мне казалось, что эти правила давно уже устарели. Разве нет?

— Ничего из того, что относится к жизненно важным ценностям, к карме, не может устареть. Это вечно.

— Плевать я хотел на карму, — грубо заявил Джек. — Яне верю в нее.

Кусум позволил себе улыбнуться.

— Верите вы в нее или нет, это никак не влияет на ее существование. Если вы не верите в океан, это не значит, что вы не сможете в нем утонуть.

— И вы хотите сказать, что ваши доводы о карме и касте убедили Калабати, что я ей не пара!

— Не могу утверждать это столь безапелляционно. Выражусь так: я смог убедить ее не видеться и не говорить больше с вами. Она принадлежит Индии, а Индия принадлежит ей. Она вечна, как Индия, в каком-то смысле она и есть Индия.

— О да, — сказал Джек, взяв телефон. — Она хорошая девочка. — Сжимая трубку между подбородком и левым плечом, он начал левой рукой набирать номер. Правой рукой он держался за оружие. Почему до сих пор он не воспользовался им? — Давайте позвоним ей и узнаем, что она скажет.

— Ее нет дома, — быстро сказал Кусум. — Она упаковала вещи и вернулась в Вашингтон.

Джек долго вслушивался в гудки. Наконец положил трубку... и резким движением неожиданно выхватил пистолет, и ствол оказался между глаз Кусума.

— Где она? — Джек перешел на шепот, а Кусум в стволе пистолета увидел свою смерть. Мужчина, держащий оружие, был достаточно тверд и возбужден и мог спустить курок в любой момент.

Сердце Кусума стучало как отбойный молоток. Нет, только не сейчас. Сейчас он не мог умереть! Он еще так много должен сделать!


Глава 11


Джек увидел, как страх исказил лицо индуса. «Отлично! Пусть помучается. Пусть этот подонок вкусит то, что чувствовали перед смертью Нелли и Грейс».

Джек сдерживал себя изо всех сил, чтобы не нажать на спуск. Никто не услышит бесшумный выстрел, вряд ли кто-то знает, что Кусум пришел к нему. Единственная проблема — что делать с трупом.

А кроме того, он беспокоился о Калабати. Что с ней произошло? Кажется, Кусум очень беспокоится о своей сестре и вряд ли сможет причинить ей вред, но, с другой стороны, этот человек — дьявол, организовавший церемонию, которую Джек видел сегодня, и способен на все.

— Где она? — повторил свой вопрос Джек.

— Будьте уверены, там, где ей не грозит опасность, — осторожно произнес Кусум. — И ваше общество. — Мускулы задергались на его правой щеке.

— Где она?

— В безопасном месте, которое будет оставаться таким, только если я смогу вернуться к ней.

Джек не знал, каким словам Кусума можно верить, но все же не решался оставить их без внимания.

Кусум поднялся.

Джек продолжал целиться ему в лицо.

— Оставайтесь на месте!

— Мне нужно идти.

Кусум повернулся и направился к двери. Джек вынужден был признать, что у подонка стальные нервы. Неожиданно он остановился и повернулся к Джеку:

— Но хочу вам еще кое-что сказать. Сегодня я оставил вас в живых.

— Что? — удивленно выпалил Джек.

Его мучило искушение упомянуть о ракшасах, но он вспомнил, как просила его Калабати ничего не говорить о них. Вероятно, она не сказала брату, что Джек был на корабле.

— Мне кажется, я говорю достаточно четко. Вы остались сейчас в живых только потому, что оказали огромную услугу моей семье. Но теперь, полагаю, мы в расчете.

— А вы и не были мне должны. За свою работу я получил хороший гонорар. Вы заплатили, я провернул это дело. Мы в расчете.

— Я не так смотрю на вещи. Однако я поставил вас в известность, что мы в расчете. И не вздумайте следить за мной. Кто-то может пострадать из-за этого.

— Где Калабати? — Джек направил на Кусума пистолет. — Если не скажете, то прострелю вам правое колено. Если и тогда не захотите сказать, прострелю левое.

Джек был готов выполнить свою угрозу, но Кусум даже не шелохнулся, чтобы убежать. Он продолжал спокойно смотреть в лицо своего противника.

— Можете начинать, — сказал он Джеку. — К боли мне не привыкать.

Джек взглянул на пустой рукав, потом посмотрел в его глаза и увидел непреклонную волю фанатика. Кусум скорее умрет, чем произнесет хоть слово.

После продолжительной паузы Кусум улыбнулся, вышел в коридор и закрыл за собой дверь. Джек оставил пистолет на предохранитель. Затем подошел к двери и запер ее, правда предварительно хорошенько пнув ее.

«Правда ли Калабати угрожает серьезная опасность или Кусум блефует?» Джек чувствовал, что его обыграли, но он не мог рисковать.

Вопрос стоял так: где Калабати? Завтра он попытается напасть на ее след. Возможно, она и правда ехала сейчас в Вашингтон. Как он хотел быть уверенным в этом.

Джек еще раз пнул ногой дверь, на этот раз гораздо сильнее.


Часть девятая

Манхэттен

Вторник, 7 августа 198...


Глава 1


Потому, что я и сам стал смертью.

Я — разрушитель миров.

«Бхагавадгита»

Со смешанным чувством ярости, досады и беспокойства Джек бросил трубку на рычаг. Уже в десятый раз за сегодняшнее утро он звонил Кусуму домой и выслушивал бесконечный ряд гудков. Эти звонки он чередовал со звонками в справочное бюро Вашингтона, где ему не могли дать нужную информацию. И тогда когда он дозвонился до справочного бюро Мэриленда, ему сообщили номер Кусума Бхакти в престижном пригороде Вашингтона Чеви-Чейз.

Но и там все утро на звонки никто не отвечал. Отсюда до столицы всего четыре часа езды, и Калабати уже несколько раз могла бы добраться до Вашингтона, если только, конечно, она действительно уехала из Нью-Йорка. Но Джек понимал, она не могла просто так уехать.

Вероятнее всего, Калабати заперта где-то связанная, с кляпом во рту. Возможно, дело обстояло и не так, но Джек все больше склонялся к мысли, что Калабати — пленница своего брата. Скорее всего, Кусум пошел на этот шаг из-за отношений Калабати и Джека, которые не одобрял с самого начала. Поэтому Джек чувствовал себя ответственным за бедняжку.

Калабати... Какие чувства он к ней испытывает? Она ему не безразлична, но он не мог сказать, что любит ее.

Она, сохранив детскость, пожалуй, относится к тем людям, которые понимают и принимают его беспрекословно, и даже восхищаются им таким, какой он есть. И кроме того, физическое притяжение, духовная связь делали их отношения серьезными, но это и не любовь.

Джек понимал, что должен помочь Калабати. Он все утро не отходил от телефона! Но почему не отправился на ее поиски?

Потому что ему нужно было еще побывать на Саттон-сквер. Что-то внутри него толкало его к этому дому, и он не мог сопротивляться этому ощущению. По опыту Джек знал, что нельзя отмахиваться от интуиции. Он не верил ни в экстрасенсов, ни в телепатию. Но его подсознание говорит ему о чем-то, хотя до сознания смысл еще не дошел.

А подсознание все утро твердило ему, что он должен поехать на Саттон-сквер. И сделать это сегодня. Сейчас.

Джек накинул на себя куртку, засунул свой верный пистолет в кобуру. Порывшись среди инструментов, он нашел острую, тонкую пластиковую линейку, незаменимую вещь для открывания замков. Ему это всегда может пригодиться, и направился к двери.

Начав действовать, он снова почувствовал себя на подъеме.


Глава 2


«Кусум?»

Калабати услышала какой-то треск, доносившийся из коридора. Она приложила ухо к двери. Шум определенно исходил от двери, ведущей на палубу. Кто-то открывал се. Это мог быть только Кусум.

Про себя Калабати молилась, чтобы он пришел и освободил ее.

Ночь показалась ей бесконечной. Откуда-то из глубины корабля до Калабати доносился слабый шелест. Конечно, она знала, что находится в полной безопасности, так как была полностью изолирована от ракшасов. Даже если кто-то из них вырвался бы из трюма, ожерелье защитило бы ее. И все же сон ее был неспокойным и прерывистым. Она думала о том, что Кусум окончательно сошел с ума, она беспокоилась о Джеке и о том, что Кусум может сделать с ним. Но даже если бы она и не думала ни о чем, вряд ли смогла бы спать спокойно. В каюте вентиляция оказалась очень плохой, а к утру, когда солнце начало нагревать воздух, в каюте стало так жарко, что Калабати казалось, она — в сауне. Это становилось невыносимым. В каюте была крошечная раковина, но вода из крана шла очень грязная и вонючая.

Калабати начала дергать за ручку двери. С тех пор как Кусум запер ее, она проделывала это уже тысячи раз. Ручка поворачивалась, но дверь не открывалась. Изучив все детально, Калабати обнаружила, что Кусум все продумал заранее и устроил так, чтобы дверь можно было открыть только снаружи.

И вдруг стальная дверь открылась. Калабати отступила. В каюту вошел Кусум, держа в руке коробку. В глазах брата она увидела сочувствие.

— Что ты сделал с Джеком? — обеспокоенно спросила Калабати, глядя ему в лицо.

— И это твоя главная забота? — мрачно спросил Кусум. — Тебя не волнует, что он чуть не убил меня?

— Я хочу, чтобы вы оба были живы! — воскликнула она совершенно искренне.

Похоже, Кусум слегка успокоился.

— А так оно и есть. Мы — оба живы. И Джек останется живым, если не будет вмешиваться в мои дела.

Калабати почувствовала слабость. Теперь, зная, что Джек не пострадал, она почувствовала себя свободной, чтобы сконцентрироваться на своем деле. Она шагнула к брату.

— Кусум, позволь мне уйти отсюда, — попросила она. Она не хотела его умолять, но мороз пробегал по коже от одной мысли, что она проведет еще ночь запертой в этой каюте.

Прекрасно понимаю, что эта ночь не из лучших в твоей жизни, — сказал Кусум, — мне очень жаль. Но потерпи, долго это не продлится. Сегодня вечером я отопру дверь.

— Вечером? Но почему не сейчас?

Он улыбнулся:

— Потому что мы еще не отчалили.

У Калабати упало сердце.

— Мы отчаливаем сегодня?

— Течение изменится после полуночи. Я уже предпринял меры, чтобы заполучить последнюю из Вестфаленов. И когда она будет в моих руках, мы отправимся в плавание, в Индию.

— Очередная старушка?

Калабати заметила, как передернулось лицо брата.

— Возраст тут ни при чем. Единственное, что имеет значение, — она последняя из рода Вестфален.

Кусум поставил на стол коробку и начал распаковывать ее. Он вынул две маленькие упаковки с фруктовым соком, судки с салатом, бумажные стаканчики и столовые принадлежности. На дне коробки лежали газеты и журналы, все на языке хинди. Кусум открыл судки, и наружу вырвался запах овощей и риса с карри.

— Я принес тебе поесть.

Несмотря на отчаяние и подавленное состояние, Калабати почувствовала, как ее охватил страшный голод. Но она заставила себя отвлечься от чувства голода и посмотрела на открытую дверь. Если резко броситься вперед, то можно захлопнуть дверь с той стороны и убежать.

— Умираю с голоду, — сказала она, двигая стол в угол, чтобы поставить его между Кусумом и дверью. — Кто приготовил?

— Я купил это в маленьком индийском ресторанчике на Пятой авеню. Владельцы — супружеская пара из Бенгалии, замечательные люди.

— Не сомневаюсь.

Чем ближе пробиралась Калабати к двери, тем сильнее стучало ее сердце. А вдруг у нее не получится? Сделает ли он ей больно? Она посмотрела налево. До двери оставалось всего пара шагов. Да, она сможет это сделать, но боялась...

Сейчас или никогда!

Калабати кинулась к двери. Крик ужаса сопровождал ее действия, когда она схватила ручку и захлопнула дверь. Когда Кусум подбежал к двери, Калабати уже успела запереть замок и закричала от радости.

Бати, приказываю тебе, открой немедленно! — закричал Кусум с безумной злостью.

Она побежала к наружной двери. Нет, она не сможет чувствовать себя спокойно, пока между ней и братом не будут тонны стали.

Треск за спиной заставил ее обернуться. Она увидела, как дверь вылетела под ударом ноги Кусума. Он выбежал в коридор и погнался за сестрой.

Ее охватил ужас. Солнечный свет, свежий воздух и свобода разлетелись в пух и прах, разбившись о стальной люк. Калабати надавила на него, но, прежде чем успела открыть, подбежал Кусум и отбросил ее в сторону, она упала на спину.

Не произнося ни слова, он поднял ее, взял за пояс на талии и потащил назад в каюту. Втолкнув в каюту, взял за ворот блузки.

— Никогда не пытайся повторить это! — сказал он, глаза его яростно блестели. — Глупо! Если бы даже тебе удалось закрыть меня, ты бы все равно не добралась до порта, если, конечно, не умеешь спускаться по канату.

Она попыталась вырваться, но почувствовала, как пуговицы на блузке разлетелись в разные стороны.

— Кусум!

С дикими глазами, тяжело дышащий, он походил на бешеное животное.

— И сними...

Он через открытую блузку схватил ее за бюстгальтер и попытался сорвать его, отчего она едва не задохнулась, затем повалил на кровать и бесцеремонно выхватил поясок из блузки...

— ...эти...

...затем стащил с нее трусы...

— ...грязные...

...затем стащил остатки блузки и бюстгальтер.

— ...тряпки!

Он бросил все ее вещи на пол и растоптал их ногой.

Калабати билась в истерике. Наконец Кусум успокоился. Его дыхание выровнялось. Он внимательно посмотрел на сестру, которая остатками одежды пыталась прикрыть свою наготу.

Кусум сотни раз видел ее обнаженной. Она частенько ко демонстративно расхаживала перед ним без одежды, чтобы позлить его. Но сейчас, приниженная и раздавленная, она пыталась прикрыться.

На его лице появилась дьявольская улыбка.

— Скромность — лучшее украшение девушки, дорогая сестренка. — И, взяв коробку, которую принес с собой подал ее Калабати. — Прикройся.

Боясь пошевелиться, но еще больше боясь возразить ему, Калабати неуклюже сунула руку в коробку и достала светло-голубое сари с золотыми полосками. Еле сдерживая слезы и ярость, она стянула с себя остатки одежды и обернулась в шелковую материю. Она боролась с чувством безнадежности, обуявшим ее. «Должен же быть какой-то выход!»

— Отпусти меня! — попросила Калабати, когда почувствовала, что может владеть своим голосом. — Ты не имеешь права держать меня здесь!

— Никаких больше рассуждений на тему: на что я имею право, а на что — нет. Я делаю то, что должен. Только вначале я должен выполнить до конца свою клятву, а потом смогу вернуться на родину и встать во главе тех, кто верит в меня, кто хочет положить свои жизни на то, чтобы вернуть Индию на путь истинный. А пока я не очистил свою карму, я не заслуживаю их доверия и не могу управлять людьми.

— Но это твоя жизнь! — закричала Калабати. — Твоя карма.

Кусум медленно покачал головой:

— Наши кармы переплетены, Бати. Неразрывно. И то, что я должен сделать, должна сделать и ты. — Он перешагнул через порог выбитой двери. — А сейчас я ухожу, я обязан присутствовать на экстренной сессии в ООН. Вечером вернусь с ужином.

Он повернулся, прошел по остаткам двери и ушел. Калабати даже не стала кричать ему вслед и не сделала попытки встать. Наружная дверь на палубу закрылась с легким звоном.

И в этот момент Калабати охватило чувство большее, чем страх, большее, чем ужас быть растерзанной на этом корабле. Она ощутила безмерную грусть из-за брата и того сумасшествия, которое управляло им и его поступками. Она подошла к столу и попыталась поесть, но была в таком состоянии, что даже не замечала вкуса пищи.

И наконец прорвались слезы. Калабати закрыла лицо руками и разрыдалась.


Глава 3


Впервые за все время их знакомства Джия увидела Джека выглядевшим на свои годы. Она с неудовольствием отметила черные круги под глазами, непричесанные волосы, да и побриться не помешало бы.

— Не ожидала, что ты придешь, — сказала она, входя в прихожую.

Джия с раздражением подумала, что он пришел так запросто без предварительного звонка, но, с другой стороны, она была рада, что Джек — рядом. Ночь была длинной и полной страхов. И Джии было очень одиноко. Сможет ли она когда-нибудь избавиться от внезапно нахлынувших чувств к Джеку?

Юнис закрыла дверь и вопросительно посмотрела на Джию.

— Я собиралась накрыть к обеду. Нужно ли поставить еще прибор? — спросила служанка безжизненным голосом.

Джия знала, как та скучает по своим хозяйкам. Юнис постоянно говорила об одном и том же, о скором возвращении Нелли и Грейс. Но, похоже, и она начала терять надежду.

Джия повернулась к Джеку:

— Останешься на обед?

Джек кивнул:

— Конечно.

Когда Юнис вышла, Джия спросила:

— А разве ты не занимаешься поисками Нелли?

— Хотел бы я, — ответил он.

— Так ты не собираешься разыскивать Нелли?

— Не думаю, что когда-нибудь найду ее. Полагаю, что ее вообще никто никогда не найдет.

Выражение безнадежности в его голосе потрясло Джию.

— Что... что ты хочешь этим сказать? Ты что-то узнал?

— Просто чувство, — сказал он, отводя глаза, как бы стесняясь признаться в этом чувстве. — Так же, как все утро меня мучило чувство, что я должен быть здесь.

— Это все, на что ты способен? Чувствовать?

— Смейся, Джия! — воскликнул он, и в голосе его прозвучала горечь, которую Джия никогда не ожидала услышать. — Хорошо! Насмехайся надо мной, если тебе от этого легче.

Джия хотела добиться от него более конкретного объяснения, но тут вбежала Вики. Девочка очень скучала по тетушкам. Джия, чтобы оградить ее от переживаний, сказала, что Нелли была вынуждена отправиться на поиски сестры. Джек подхватил Вики и прижал к себе. Но, казалось, мыслями он был далеко. Джия не могла припомнить, чтобы когда-либо видела его таким озабоченным. Он казался взволнованным, даже неуверенным в себе. И это расстроило ее больше всего. Ведь он всегда был воплощением непреклонной самоуверенности. Она поняла: случилось что-то действительно ужасное, но он не говорил что.

Все направились на кухню, где Юнис накрыла обед. Джек присел за стол и мрачно уставился в пространство. Вики заметила, что он не обращает на нее внимания, как обычно, поэтому направилась во двор играть в песочницу. Джия сидела напротив Джека, наблюдая за ним, пытаясь узнать, о чем он думает. Но пока Юнис была на кухне, она не могла ни о чем его расспрашивать.

Опять вбежала Вики с апельсином в руке. Джия подумала, откуда он взялся? Ей казалось, что у них кончились апельсины.

— Сделай апельсиновый рот! Сделай апельсиновый рот!

Джек выпрямился и изобразил улыбку на лице, которая не обманула бы и слепца.

— Ладно, Викс. Оранжевый рот. Но только для тебя.

Он взглянул на Джию и движением попросил принести ему нож. Когда она вернулась к столу, он тряс рукой, как будто она была совсем мокрой.

— Что случилось?

— Какой липкий сок! По-настоящему сочный апельсин.

Он разрезал апельсин на две половинки. Прежде чем еще раз разрезать его, он вытер тыльную сторону руки о щеку. Вдруг он вскочил, опрокинув кресло. Он поднес руку к носу и понюхал, лицо его стало белым как мел.

— Нет! — закричал он, когда Вики потянулась к половинке апельсина. Джек схватил ее за руку. — Не дотрагивайся.

— Джек! Да что с тобой?

Джия разозлилась на него из-за того, как он обращался с Вики. А бедная девочка застыла от удивления. Ее нижняя губа тряслась. Казалось, девочка вот-вот расплачется.

Но Джек не обращал внимания на них. Он поднес половинки к носу и обнюхивал их, как собака. Его лицо сделалось еще белее.

— О боже! — проговорил он. Похоже было, что его сейчас стошнит.

Он сделал шаг, и Джия убрала Вики с его пути и прижала к себе. Глаза Джека были дикими. Тремя прыжками он добрался до мусорного ведра и выбросил апельсин, затем вынул пакет для мусора, три раза перекрутил вокруг своей оси и связал мешок тугим узлом. Бросив его на пол, встал на колени перед Вики, нежно положил ей руки на плечи и спросил:

— Где ты взяла этот апельсин, Вики?

Джия тут же заметила это «Вики». Джек никогда не называл девочку по имени. Для него она всегда была «Викс».

— В... в песочнице.

Джек подпрыгнул и начал носиться по кухне, запуская пальцы в волосы. Наконец, казалось, он принял решение.

— Так, мы немедленно убираемся отсюда.

Джия вскочила.

— Какое...

— Убираемся отсюда! Все мы! И никто ничего не ест! Ничего! Это относится и к тебе, Юнис!

Юнис пришла в негодование.

— Прошу прощения?

Джек подбежал к ней и подтолкнул к двери. Он не хотел быть грубым с женщиной, но должен был показать, что не намерен играть в игрушки. Затем подошел к Джии и оторвал от нее Вики.

— Иди собери свои игрушки. Вы с мамочкой отправляетесь в небольшое путешествие.

Паническое чувство Джека оказалось заразным. Даже не глядя на мать, Вики побежала исполнять приказание Джия закричала:

— Джек, ты не можешь так поступать! Ты не можешь являться сюда и вести себя как главный пожарник. Ты не имеешь на это право!

— Послушай! — медленно проговорил он, до боли сжимая при этом ее левую руку. — Ты что, хочешь, чтобы Вики закончила так же, как Грейс и Нелли? Чтобы и она бесследно исчезла?

Джия попыталась говорить, но не смогла проронить ни слова. Ей казалось, что у нее вот-вот остановится сердце. «Вики исчезнет? Нет...»

— Послушай, если мы останемся здесь до вечера, это может произойти, — сказал Джек.

Джия все еще не могла говорить. Ужас от одной мысли сжимал ей горло.

— Иди! — сказал он, подталкивая ее. — Собери вещи и будь готова.

Джия отскочила от него. Джек сказал немного, но она видела кое-что в его глазах... что-то, чего никогда не видела прежде и даже не ожидала увидеть: страх.

«Джек напуган». Этого просто не может быть. И тем не менее он боялся, Джия была уверена, что видела страх в его глазах. Если Джек боялся, что же должна чувствовать она?

В ужасе Джия кинулась наверх собирать свои веши.


Глава 4


Оставшись на кухне один, Джек снова понюхал свои пальцы. Сперва он подумал, что это галлюцинация, но потом заметил отверстие от иглы на кожице апельсина. Сомнений не осталось — внутри эликсир ракшасов.

Его опять чуть не стошнило. «Кто-то... кто-то? Кусум? Это он подбросил апельсин в песочницу».

«Кусум хочет, чтобы его монстры украли Вики!»

Самое ужасное было осознание того, что Грейс и Нелли не были случайными жертвами. Их похищение было целенаправленным. Две пожилые женщины оказались намеченными мишенями. И Вики должна стать следующей.

"Почему? Во имя бога, почему? Может быть, дело в доме? Неужели Кусум хочет убить всех, кто живет здесь? Он уже убил Грейс и Нелли, но почему Вики должна стать следующей жертвой? Почему не Джия или Юнис? В этом нет никакого смысла". А может быть, и есть, только сейчас его мозг так лихорадило, что он не мог нащупать связь между действиями Кусума и домом на Саттон-сквер.

Вики быстрыми шагами прошла через кухню, держа в руках что-то, похожее на огромный пластиковый виноград. Она прошествовала мимо Джека с высоко поднятой головой и даже не взглянула в его сторону.

«Она сердится на меня».

У нее были все основания обидеться на него. В конце концов, он до смерти перепугал ее и маму. Но уже ничего не изменишь. Он не мог вспомнить, чтобы он когда-нибудь впадал в такую панику, когда почувствовал вонь на пальцах. Конечно, он ощутил запах апельсинового сока, но с примесью травянистого запаха эликсира ракшасов, который невозможно ни с чем спутать.

Страх сковал его.

«Нет, только не Вики! Только не моя маленькая Вики!»

Он подошел к раковине и, глядя в окно, начал мыть руки. Весь дом, сад, задний двор — все казалось ему зловещим и зараженным.

«Но куда бежать?» Он не мог позволить Джии и Вики вернуться в их квартиру. Если Кусум знает, как страстно Вики любит апельсины, то уж тем более знает их адрес. Адрес его квартиры он тоже знает. Подчиняясь первому импульсу, он позвонил в спортивный магазин «Ишер».

— Эйб? Мне нужна твоя помощь.

— Что еще новенького?

— Это очень серьезно, Эйб. Это касается Джии и ее дочки. Мне нужно спрятать их в безопасное место.

Ирония мгновенно улетучилась из голоса Эйба.

— А что, гостиница не подходит?

— Только как последний шанс, но лучше было бы найти частное место.

— Квартира моей дочери будет пустовать до конца месяца. Она уехала на лето в Европу.

— А где она живет?

— В Куинсе. Это на границе Астории-Лонг и Айленд-Сити.

Джек взглянул в окно на скопление домов как раз через Ист-Ривер. Впервые за сегодняшний день он почувствовал, что у него появился шанс взять ситуацию под контроль. Тошнота слегка отступила.

— Превосходно! А где ключи?

— У меня в кармане.

— Я сейчас же приеду.

— Буду ждать.

Когда он повесил трубку, вошла Юнис.

— Вы действительно не имеете права отсылать нас, когда вам захочется, — жестко сказала она. — Но если уж я должна уйти, позвольте мне, по крайней мере, вымыть кухню.

— Я сам все помою, — заявил Джек, вставая у нее на пути, когда она уже собралась взяться за кран на раковине. Она повернулась и подхватила пакет, куда Джек выбросил апельсин. Ему пришлось мягко вырвать его из рук женщины. — Об этом я тоже позабочусь.

— Обещаете? — спросила Юнис, с подозрением глядя ему в глаза. — Я бы не хотела, чтобы леди, вернувшись домой, обнаружили этот беспорядок.

— Они не обнаружат здесь беспорядок, — сказал Джек, чувствуя необыкновенную жалость к этой преданной маленькой женщине, которая не знает, что ее хозяйки мертвы. — Обещаю вам.

Джия спустилась вниз, когда Джек выпроваживал Юнис за дверь. Похоже, Джия немного пришла в себя.

— Я хочу знать, что все это означает, — спросил она, когда Юнис ушла. — Вики наверху, и прежде, чем она спустится, я хотела бы получить объяснения.

Джек думал. Правду рассказать он не мог. Джия решит, что он сошел с ума. Пожалуй, еще вызовет «скорую помощь», чтобы отправить его в психушку. Поэтому он начал импровизировать, смешивая правду и вымысел.

— Думаю, что Нелли и Грейс были похищены.

— Какая глупость! — сказала Джия, но в голосе ее не слышалось убежденности.

— Хотел бы я, чтобы это было так...

— Но ведь не было найдено никаких следов борьбы...

— Точно не знаю, как это было сделано, но определенно могу утверждать, что та жидкость, которую я нашел в спальне Грейс, — это наживка. — Он замолчал, желая понять произведенный эффект. — Она же была и в апельсине, который принесла мне Вики.

— Тот, который ты выбросил?

Джек кивнул:

— И я вздохнул бы гораздо спокойней, если бы у нас было время и мы могли бы найти что-то, в чем было вещество, предназначенное Нелли. Что-то, что она ела.

— Даже не знаю... — Голос ее становился все тише и тише, и вдруг она воскликнула: — А как насчет шоколада? — Джия схватила Джека за руку и потащила в гостиную. — Он здесь. Его прислали на прошлой неделе.

Джек подошел к коробке с конфетами, лежащими на столе, рядом с которыми находилось кресло, в котором они провели восхитительную ночь. Он взял конфету и начал осматривать. «Нет, отверстия от иглы нет». Он размял конфету и поднес ее к носу... да, запах. Эликсир ракшасов. Джек протянул конфету Джии.

— Вот. Понюхай. Не знаю, помнишь ли ты, как пахло слабительное Грейс, но это определенно тот же запах. — Он провел Джию на кухню, где открыл мешок и достал апельсин. — Сравни.

Джия понюхала и то и другое, затем вопросительно посмотрела на Джека. В глазах ее появился страх.

— Что это?

— Не знаю, — солгал Джек и, отобрав у нее конфету и апельсин, выбросил их в мешок. Затем он принес из гостиной коробку с оставшимися конфетами и тоже вывалил их в мешок.

— Но это должно что-то означать! — сказала Джия, как всегда проявляя завидную настойчивость.

Чтобы Джия не могла видеть его глаза, когда он говорил, Джек отвернулся, сделав вид, что всецело поглощен завязыванием узла на мешке, стараясь закрутить его как можно крепче.

— Может быть, все дело в каком-то имуществе, которое кто-то хочет заполучить?

Джия заинтригованно уставилась на Джека:

— Это безумие! Кто мог бы хотеть...

— Об этом мой следующий вопрос. Откуда эти конфеты?

— Из Англии. — Джия изменилась в лице. — О нет! Ричард прислал их.

— Твой бывший муж?

— Да. Он прислал их из Лондона.

Мозг Джека начал лихорадочно работать. Он взял мешок для мусора, вышел на улицу и выбросил его в самый дальний от дома контейнер.

«Ричард Вестфален? Но какое отношение он имеет ко всему этому? Стоп! Но разве Кусум не упомянул, что в прошлом году был в Лондоне? А теперь Джек узнает от Джии, что конфеты с эликсиром прислал ее бывший муж из Лондона? Связь-то можно нащупать, но в чем смысл? Что общего может быть у двух этих совершенно разных мужчин? Конечно же дело тут не в деньгах. Кусум не производит впечатление человека, совершающего это ради денег».

Мысли в голове Джека путались, и с каждой минутой нить все больше и больше ускользала от него.

— А может твой бывший муж стоять за этим? -спросил он, вернувшись на кухню. — Мог бы он, например, считать, что получит огромное наследство в случае исчезновения Нелли и Грейс?

— Ричард причинил мне много боли в прошлом, -ответила Джия, — но не могу представить, что он мог бы участвовать в таком ужасном преступлении. А кроме того, я недавно узнала, он ничего не получит в наследство.

Но он-то знает об этом?

Понятия не имею. — Она растерянно огляделась. — Давай выбираться отсюда. Хорошо?

— Отправимся, как только будешь готова.

Джия направилась наверх за Вики. Вскоре мать и дочь уже спустились в фойе. В одной руке Вики держала небольшой чемодан, в другой — свое пластиковое существо, напоминающее виноградину.

— А это что такое? — спросил Джек, указывая на игрушку.

Вики резко спрятала игрушку за спину.

— Моя мисс Джеллирол.

— Как же я сразу не догадался. — «По крайней мере, она разговаривает со мной».

— Ну, теперь мы можем идти? — спросила Джия. Ее состояние замедленных сборов сменилось на лихорадочное желание как можно скорее покинуть этот дом.

Джек взял большой чемодан, и они пошли вверх по Саттон-Плейс, где он поймал такси и назвал адрес спортивного магазина.

— Я хотела бы вернуться домой, — сказала Джия. Она сидела между Джеком и Вики. — Мы будем рядом с твоей квартирой.

— Ты не можешь ехать домой, — заявил Джек. И не успела она и рта раскрыть, чтобы возразить, он добавил: — И ко мне домой тоже нельзя.

— Тогда куда мы едем?

— Я нашел квартиру в Куинсе.

— Куинсе? Я не хочу...

— Никто никогда не найдет тебя там. Вам придется отсидеться там пару дней, а я попытаюсь положить конец этому кошмару.

— Чувствую себя как преступница. — Джия положила руку на плечо Вики и покрепче прижала ее к себе.

А Джеку хотелось обнять их обеих и сказать, что все будет хорошо, что он никогда не допустит, чтобы с ними что-либо случилось. Но на заднем сиденье такси столь бурное проявление чувств было бы неуместным, да и после случая с апельсином он сомневался, что они правильно поймут его.

Такси остановилось у входа в магазин Эйба. Джек вбежал и застал друга за его обычным занятием — чтением научно-фантастического романа. Как всегда, галстук был заляпан горчицей, а рубашка осыпана маковыми зернышками.

— Ключи сзади, а вот адрес, — сказал Эйб, не двигаясь с места и глядя поверх очков. — Надеюсь, что там не будет беспорядка. До сих пор у меня сохранились вполне дружеские взаимоотношения с дочерью.

Джек положил ключи в карман, а адрес держал в руке.

— Насколько я знаю Джию, она и пятнышка за собой не оставит.

— А насколько я знаю Сару, Джии придется очень постараться. — Он внимательно посмотрел на Джека. — И насколько я понимаю, вечером ты будешь занят.

Джек кивнул:

— По горло.

— И полагаю, пока ты будешь отсутствовать, мне неплохо было бы поработать нянькой у двух девушек. Можешь даже не просить, — сказал Эйб, упреждающе подняв руку. — Я согласен.

— Ты опять меня выручаешь, Эйб, — проговорил Джек.

— Я добавлю эту услугу к списку, — отозвался Эйб, протестующе размахивая руками.

— Отлично.

Вернувшись в такси, Джек сказал водителю адрес.

— Поедем через тоннель Мидтаун, — приказал он.

— Но через мост гораздо удобнее, — возразил шофер.

— Поедем через тоннель, — настаивал Джек, — и через парк.

— В объезд быстрее.

— Через парк, а дальше в центр по Семьдесят второй.

Таксист пожал плечами:

— Ну что ж, вы платите.

Они подъехали к Центральному парку и поехали через него. Джек всю дорогу сидел как на иголках, напряженно наблюдая, не преследуют ли их. Он настоял, чтобы ехать через парк, потому что дорога здесь была узкая, кривая, и, если бы за ними кто-то следил, он обязательно подъехал бы вплотную, чтобы не потерять их из виду.

Но за ними никто не следил. Джек убедился в этом, когда они доехали до Колумбус-Серкл, но все же продолжал внимательно смотреть в окно, пока не доехали до тоннеля Мидтаун, ведущего в Куинс.

Когда они скользнули в освещенный тоннель, Джек позволил себе слегка расслабиться. Ист-Ривер была над ними, а Манхэттен остался позади. Вскоре Джия и Вики затеряются в неприметной квартире густозаселенного Куинса. Их и Кусума будет разделять целый остров. Кусум никогда не найдет их. И когда Джек снимет с плеч заботу о женщинах, он сможет все силы сконцентрировать на поисках пути, как справиться с бешеным индусом.

Но сейчас он должен наладить отношения с Вики, которая, надувшись, сидела с другой стороны от матери. Он перегибался через Джию и строил рожицы, которые матери обычно запрещают строить своим детям, утверждая, что они останутся такими на всю жизнь.

Вики делала вид, что не замечает его, но потом ее прорвало: она расхохоталась и начала строить рожицы в ответ.

— Вики, прекрати! — сказала Джия. — Можешь остаться кривой на всю жизнь!


Глава 5


Вики страшно обрадовалась, что Джек ведет себя как обычно. Утром он напугал ее, выхватив и выбросив апельсин. Об этом трудно забыть. Он никогда не поступал так раньше. Ведь он не только напугал ее, но и очень обидел. Сейчас она развеселилась, но чувство обиды нет-нет, но напоминало о себе. Глупый Джек, он всегда смешит ее. Просто утром он был в дурном настроении.

Вики засунула свою мисс Джеллирол в специальную сумку для кукол, где хранилось много чрезвычайно нужных вещей.

Но сейчас там было еще кое-что особенное. Она не сказала ни маме, ни Джеку, что сегодня утром нашла два апельсина. Первый Джек выбросил, но второй лежал в сумочке, аккуратно припрятанный в кукольную одежду. Вики приберегла его на будущее и решила никому об этом не говорить. И так было правильно. Это ее апельсин. Это она нашла его и не позволит никому выкинуть его.


Глава 6


В квартире номер 1203 оказалось жарко и душно. Устоявшийся сигаретный запах пропитал все вокруг: и стены, и мебель, и обои.

«Значит, вот оно укрытие — квартира дочери Эйба».

Джия встречалась с Эйбом только раз, и он произвел на нее удручающее впечатление: вся его одежда была заляпана едой. «Что ж, каков отец, такова и дочь».

Джек подошел к кондиционеру, установленному в окне.

— Можно включить.

— Просто открой окно, — сказала Джия. — Пусть проветрится.

Вики скакала кругами, покручивая своей кукольной сумочкой. Она была так рада оказаться на новом месте и без конца трещала:

— Мамочка, мы останемся здесь? А надолго? А где будет моя комната? А можно я буду спать в этой кровати? Ой, смотри, как мы высоко! Ой, отсюда видны Эмпайр-Стейт-Билдинг и Крайслерс-Билдинг. Он мой любимый, потому что у него такая блестящая крыша...

И так далее. Джия улыбнулась, вспомнив, сколько трудов ей стоило, чтобы научить дочь говорить, вспомнила, какое отчаяние охватывало ее, когда она уже почти смирилась, что Вики никогда не заговорит. А сейчас ее больше интересовал вопрос, когда она наконец замолчит.

Джек открыл окна и устроил сквозняк. Старые, устоявшиеся запахи стали вытесняться струями свежего воздуха.

Джек, если я собираюсь здесь остаться, то должна как следует убраться. Надеюсь, никто не возражает.

Никто, — убедил ее Джек. — Я только сделаю пару звонков и помогу тебе.

Джия достала пылесос, а Джек набирал номер и слушал, снова набирал номер. Или было занято, или никто не отвечал. Он молча повесил трубку.

Большую часть дня они провели за уборкой. Джия находила удовольствие в самых простых вещах: чистке раковины, мытье полов на кухне. Заняв себя работой, она слегка отвлеклась от угрозы, нависшей над ней и Вики.

Джек не мог позволить Джии выйти из квартиры, поэтому собрал постельное белье и отправился в прачечную. Он не боялся грязной работы. Джек и Джия составляли отличную команду. Она наслаждалась его обществом, а ведь еще несколько дней назад она была уверена, что у них не будет таких приятных моментов. Даже мысль о том, что где-то за поясом Джек прячет пистолет и что он мужчина, готовый защищать ее и применить оружие в любую минуту, не вызывала у нее отвращения, как несколько дней назад. Она не могла сказать, что уже одобряла это, но признавала, что чувствовала себя гораздо спокойней, когда Джек был рядом.

К тому часу, когда солнце склонилось к востоку, квартира наконец приняла жилой вид. Джек вышел на улицу и, разыскав китайский ресторан, купил яичные рулеты, горячий суп, рис со свининой. В отдельном пакете он принес кофейный рулет с миндальными орехами. Джия, безусловно, не одобрила выбор десерта под китайскую кухню, но промолчала.

Она наблюдала, как Джек учит Вики пользоваться палочками, которые он взял в ресторане. Похоже, все неприятности и обиды забыты. Они опять друзья.

— Мне нужно идти, — сказал он, когда они мыли посуду.

— Понятно, — отозвалась Джия. Хотя ей очень не хотелось, чтобы Джек уходил. Они с Вики останутся без защиты в чужой квартире. А Джии очень не хотелось оставаться одной вечером, особенно после того, что она узнала о шоколаде и апельсинах. — Ты надолго?

— Не знаю. Поэтому я попросил Эйба прийти и побыть с вами, пока я не вернусь. Надеюсь, ты не будешь возражать.

— Нет. Не буду. — Насколько она помнила Эйба, защитник из него никудышный, но тонущий хватается и за соломинку. — Да и как я могу возражать? у него больше прав находиться здесь.

— Я бы не был так в этом уверен, — заявил Джек.

— Да?

— У Эйба и его дочери мало общего. — Джек оперся на раковину и повернулся к Джии. Посмотрел ей через плечо, что делает Вики, которая сидела за столом и ковырялась в пироге. Джек начал говорить тихим голосом, не забывая при этом поглядывать на девочку. — Видишь ли, Эйб тоже преступник, как я.

— Джек... — Она не хотела сейчас говорить на эту тему.

— Ну, не совсем как я. Он — не головорез, конечно. — Джек сделал ударение на слове «головорез», которое она использовала когда-то. — Просто он занимается нелегальной торговлей оружием.

— Полный, говорливый Эйб Гроссман — торговец оружием? Быть такого не может! — Но, глядя в глаза Джека, она поняла, что это правда. — А мне было необходимо это знать?

— Просто я хочу, чтобы ты знала правду. И я хочу, чтобы ты знала еще кое-что, что Эйб самый миролюбивый человек, которого я когда-либо встречал.

— Тогда зачем он торгует оружием?

— Может, когда-нибудь он сам объяснит тебе все. Мне его доводы показались достаточно убедительными, хотя такими не показались его дочери.

— Она не одобряет его занятия, как я поняла.

— Редко разговаривает с ним.

— И правильно делает.

— Что не помешало ей позволить отцу заплатить за ее обучение. А ей получить диплом.

Раздался стук в дверь. Голос из коридора заявил:

— Это я, Эйб.

Джек открыл дверь. Эйб выглядел так же, как тогда, когда Джия увидела его впервые: полный мужчина, одетый в рубашку с короткими рукавами, черный галстук и черные брюки. Единственное, что отличалось, так это крошки, которыми была усыпана одежда. Видимо, сегодня он ел что-то другое.

— Привет, — сказал Эйб, тряся руку Джии. Ей нравилось, когда мужчины пожимают ей руку. — Рад снова увидеть тебя. — Он пожал руку и Вики, что вызвало у девочки широкую довольную улыбку.

— Подоспел как раз к десерту, Эйб, — сказал Джек. Он принес пирог.

Глаза Эйба округлились.

— Кофейный рулет с миндальными орехами! Ну, не надо было! — Он разглядывал накрытый стол. — А вы что будете есть?

Джия вежливо рассмеялась, не зная еще, что это заявление нужно воспринимать всерьез. Поняла она это позже, когда Эйб, рассуждая на тему гибели западной цивилизации, уничтожил три четверти пирога. Кроме этого, он настоял, чтобы Вики называла его «дядя Эйб». Когда десерт был съеден, Эйб уже наполовину убедил Джию бежать из Нью-Йорка и строить подземное убежище где-нибудь у подножия гор.

Наконец Джек встал.

— Я должен вас покинуть ненадолго. Эйб останется здесь до моего возвращения. Да, если от меня не будет известий, не беспокойтесь.

Джия проводила его до дверей. Ей безумно не хотелось, чтоб Джек уходил, но она не могла себе позволить, чтобы он заметил это.

— Не знаю, сколько я выдержу в его компании, — прошептала она. — От его общества можно впасть в депрессию!

Джек улыбнулся:

— Ты еще не слышала и сотой доли. Подожди, пока начнутся новости, он откомментирует, что они действительно означают. — Он положил ей руку на плечо и притянул к себе. — Не позволяй ему надоедать себе. Это он отлично умеет.

Прежде чем она смогла что-либо сказать, он наклонился и поцеловал ее в губы.

— Пока! — И вышел.

Джия вернулась в гостиную и застала Эйба смотрящим телевизор. Передавали специальный репортаж о положении на китайско-индийской границе.

— Нет, ты слышала это? — воскликнул Эйб. — Слышала? А ты знаешь, что это действительно означает?


Глава 7


С трудом поймав такси, Джек направился в Манхэттен. До наступления темноты осталось несколько часов, и Джек намеревался с пользой провести это время. Час пик почти закончился, и поездка была вполне спокойной.

Он вышел из такси между Шестьдесят седьмой и Шестьдесят восьмой, на Пятой авеню, в одном квартале от квартиры Кусума, прошел по парковой стороне авеню и направился по направлению от центра, на ходу изучая здание. И он нашел то, что искал, — спокойную аллею на левой стороне, укрытую за железными воротами. Следующим шагом Джека было узнать, есть ли кто в доме.

Он пересек улицу и направился к швейцару в псевдовоенной фуражке.

— Не могли бы вы позвонить мистеру Бхакти?

— Конечно, — сказал швейцар. — Как мне сказать, кто его спрашивает?

— Джек. Просто Джек.

Швейцар позвонил в домофон и стал ждать. Через несколько минут он сказал:

— Думаю, что мистера Бхакти нет дома. Ему передать что-нибудь?

То, что кто-то не отвечает на звонки, еще не означает, что его нет дома.

— Конечно. Передайте ему, что Джек был здесь и что он придет еще.

Он не был уверен, что его послание сработает. Возможно, оно встревожит Кусума, но в этом Джек сильно сомневался. Должно произойти что-то действительно экстремальное, чтобы обеспокоить человека, имущего гнездо ракшасов.

Джек прогулялся до угла здания. Сейчас самое трудное: нужно незаметно пробраться за ворота. Он глубоко вздохнул. Не оглядываясь, Джек прокрался к воротам и схватился за решетку. Взобравшись наверх, он перекинул обе ноги и спрыгнул вниз. Остановился и огляделся. Похоже, его никто не заметил. Он немного успокоился. «Пока все идет хорошо». И с этой мыслью он подбежал к зданию.

Неожиданно Джек наткнулся на вторую заднюю дверь, видимо предназначенную для доставки грузов. Но скорее всего, этот вход снабжен сигнализацией. Джека заинтересовала маленькая дверь, находившаяся под винтовой лестницей. Достав тонкую линейку, он подошел к двери. Она оказалась плотной, обшитой металлом и без окон. Открывая дверь, Джек огляделся. За руками ему не надо было следить. Замок открывался легко. Раздался характерный щелчок, еще поворот, и дверь открылась. Джек подождал, не раздастся ли сирена. Но нет. Быстрый осмотр подтвердил, что дверь не была поставлена на сигнализацию. Он проскользнул в дом, не забыв прикрыть за собой дверь.

В подвале было темно. Пока глаза Джека привыкали к темноте, он прикинул расположение подъезда, находящегося этажом выше. Если он все правильно рассчитал, лифты должны быть как раз впереди и чуть слева. Он прошел вперед, и кабины оказались именно там, где он предполагал. По вызову приехал лифт, сев в который Джек нажал кнопку девятого этажа.

На этаже располагалось четыре двери, но Джек сразу же направился к квартире 9Б, по дороге вынимая из кармана пластиковую линейку. Напряжение нарастало. Это было самой опасной частью его плана. Если кто-то заметит его, то тут же вызовет полицию. Дверь оказалась запертой не только на замок, но и на цепочку. Быстро справившись с замком, Джек просунул линейку в образовавшийся зазор между дверью и стеной, поднял ее... и дверь отворилась.

Вся операция заняла секунд десять. Джек вошел внутрь и тихо затворил дверь. В прихожей было светло. Заходящее солнце через окна гостиной освещало комнату. Все спокойно, и, похоже, никого нет.

Джек посмотрел на пол и увидел скорлупу разбитого яйца. Что, его разбили в приступе ярости или раздавили в результате борьбы? Джек, тихо и медленно двигаясь по квартире, осмотрел все шкафы, спальню, гостиную, кухню, заглянул под кресла и в подсобные помещения.

Но Калабати нигде не было. Но в одном из шкафов во второй спальне Джек обнаружил женскую одежду. Узнав платье, которое было на Калабати в «Аллее Пи-кок», и другое, которое она надевала на прием, он понял, что она не уехала в Вашингтон. Ведь не стала бы она уезжать, не взяв одежды.

«Калабати в Нью-Йорке».

Джек подошел к окну и посмотрел на парк. Солнце светило все еще достаточно ярко, чтобы слепить глаза. Джек не двигался с места, глядя на запад. Да, надежда найти здесь Калабати похожа на жест отчаяния. Но даже вопреки логике, он должен был сам убедиться в том, что ее тут нет. По крайней мере, теперь он может вычеркнуть квартиру Кусума из списка возможных мест, где Бхакти прячет сестру.

Джек повернулся к телефону и набрал номер посольства Индии. «Мистер Бхакти все еще в ООН, — сообщили там. — Его прибытие ожидается с минуты на минуту».

Ясно. У Джека не осталось больше никаких сомнений. Он должен отправиться в единственное оставшееся место, где может быть Калабати.

От одной мысли, что ему придется вернуться на корабль, в это логово дьявола, Джеку стало дурно.


Глава 8


— Мам, я пить хочу.

— Это из-за китайской еды. От нее всегда мучает жажда. Выпей еще воды.

— Не хочу воды. Надоело. Хочу сок.

— Извини, дорогая, но мы не можем пойти в магазин. А в доме только вино, но детям его пить нельзя. Утром я принесу тебе сок, обещаю.

— Ну ладно.

Вики села в кресло и скрестила руки. Ей хотелось не воды, а соку, а по телевизору хотелось посмотреть что-нибудь интересненькое, а не эти идиотские новости. Вначале были шестичасовые новости, потом местные, а потом мистер Гроссман (ведь он не был ее дядей, почему же он тогда хотел, чтобы она называла его дядей Эйбом?) все говорил, говорил, говорил. С большим удовольствием она посмотрела бы какое-нибудь шоу. Там столько веселых вещей. Не то что в новостях.

Язык совсем пересох. Сейчас бы глоток сока...

И тут она вспомнила про апельсин, тот, который она нашла утром в песочнице. Это то, что нужно.

Не говоря ни слова, она спрыгнула с кресла и пробралась в спальню, в которой они будут спать с мамой этой ночью. Сумка с мисс Джеллирол лежала на полу шкафа. Присев на колени в спальне, девочка достала сумку и вынула апельсин. Ощущая приятную прохладу на руке и прекрасный запах, она предвкушала наслаждение от ощущения его влаги во рту.

Вики подошла к открытому окну, почистила кожуру, выбросила ее в окно и начала сосать дольки. Обливаясь соком, девочка наслаждалась сладким и освежающим соком апельсина. «Вкуснятина!» Засунув дольку в рот, Вики зубами выжимала из нее сок и тут обнаружила во вкусе что-то необычное. Это был не то чтобы неприятный вкус, но и приятным его нельзя было назвать. Откусив от другой дольки, она ощутила тот же вкус.

И неожиданно испугалась. «А вдруг апельсин гнилой? Может быть, именно поэтому Джек не разрешил его есть?» А если она заболеет?

В панике Вики выбросила остатки апельсина под кровать. Потом, когда будет время, она выбросит его в мусорное ведро. Затем она забежала в ванную, смыла сок с рук и выпила стакан воды.

Вики надеялась, что у нее не заболит живот. Мамочка с ума сойдет, если узнает, что она спрятала апельсин. Но более всего Вики молилась, чтобы ее не вырвало. Ведь рвота — это самое худшее, что может быть на свете.

Девочка вернулась в гостиную, пряча лицо. Она чувствовала себя виноватой. Если только мамочка посмотрит на нее, она тут же поймет, что что-то не так. Женщина, сообщающая прогноз погоды, заявила, что завтра будет сухо, солнечно и жарко, а мистер Гроссман начал говорить о засухе и нехватке воды. Вики присела, надеясь, что ей позволят наконец посмотреть «Семью Партриджей».


Глава 9


Черный нос судна вырисовывался перед Джеком. Солнце уже опускалось где-то в районе Нью-Джерси, но было еще достаточно светло. Куда-то спешили машины, но Джек ничего не замечал. Перед ним был корабль, и это заставляло его сердце биться в бешеном ритме.

Он должен подняться на корабль. Другого пути не было. Вначале он подумал о том, чтобы вызвать полицию, но тут же отбросил эту идею. Калабати была права, юридически Кусум был неприкосновенен. Даже если бы Джеку удалось убедить полицейских, что ракшасы существуют, скорее всего, эти мерзкие монстры убили бы всех, а потом разбежались по всему городу. К тому же и Калабати могла погибнуть.

Нет, полиции здесь делать нечего ни по разумным, ни по каким другим соображениям. Это была его проблема, и он сам должен ее решить. Мастер Джек всегда работает один.

Он уберег Джию и Вики от опасности, теперь он должен найти Калабати и отправить ее в безопасное место, прежде чем предпримет меры против ее брата.

Идя к трапу, Джек вынул пару толстых перчаток, которые купил по дороге на Пятой авеню. Там же он прихватил три газовые зажигалки «Крикет» по цене доллар сорок семь центов. Джек не забыл слова Калабати о том, что ракшасов можно уничтожить только при помощи стали и огня. Поскольку ему потребуется огонь, необходимо, чтобы он был под рукой.

Еще было недостаточно темно, чтобы воспользоваться канатом, по которому он поднимался на корабль. С Вест-Сайдского хайвея этот участок просматривался как на ладони. На этот раз ему придется пробраться на корабль через корму. Джек с грустью посмотрел на поднимающийся трап. Если бы у него было достаточно времени, он смог бы заскочить домой и взять универсальный пульт для открывания гаражей и других управляемых дверей. Он был уверен, что у трапа тот же принцип работы.

Джек нашел кормовую линию и внимательно се осмотрел, увидел название, написанное на корме, но не смог его прочитать. Садящееся солнце тепло ласкало кожу. Все казалось таким нормальным и обычным везде, но не на этом корабле.

Когда он подхватил канат и, как мартышка, взобрался на палубу, как и прошлой ночью, обнаружил то, что ночью было скрыто темнотой. Судно оказалось ужасно грязным. Пыль, соль, комки грязи покрывали всю палубу.

Джек убедил себя, что ракшасы внизу, и начал искать каюты. Они были расположены в грузовом отсеке. «Я никого не встречу», — повторял про себя Джек.

Он повторял и повторял эту фразу как заклинание. Это позволило ему сконцентрироваться на поисках вместо того, чтобы ежесекундно оглядываться назад.

Он начал поиски с мостика и потихоньку спускался вниз. Он не нашел следов присутствия Калабати ни в одной из офицерских кают. Поэтому направился к отсеку для команды и вдруг услышал какой-то звук. Джек остановился. Откуда-то из-за стены доносился женский голос. Внутри него затеплилась надежда, и он двинулся вдоль стены по направлению к основной палубе, где наткнулся на стальную дверь, закрытую на засов.

Голос раздавался из-за двери. Джек позволил себе даже улыбнуться. Это был голос Калабати. Он нашел ее.

Джек осмотрел дверь. Стальной засов надежно и крепко закрывал дверь — простой, но очень эффективный способ.

Джек достал свой инструмент и принялся за замок, висящий на засове.


Глава 10


Калабати, заслышав шаги на верхней палубе, начала звать Кусума и звала до тех пор, пока наконец не услышала грохот открывающегося замка на наружной двери. Ей не хотелось ни есть, ни пить, просто Калабати хотела увидеть какое-нибудь человеческое лицо, хотя бы и Кусума. Изоляция в этой каюте сводила ее с ума.

Весь день она обдумывала, как бы убедить брата отпустить ее. Слезами и мольбами тут не поможешь. Как можно молить человека, который уверен, что спасает ее карму? Как можно убедить этого мужчину, что это, на его взгляд, благо для нее подобно смерти?

Калабати дошла даже до того, что обыскала каюту в поисках чего-нибудь, чем можно было бы воспользоваться как оружием, но ей пришлось отказаться от этой идеи. Даже с одной рукой Кусум был слишком быстр, ловок и силен и справится с ней в два счета. Это он уже доказал утром. А из-за его теперешнего безумного состояния последствия физического нападения могут быть непредсказуемыми.

А кроме того, она беспокоилась о Джеке. Кусум заявил, что ничего не сделал Джеку. Но как можно верить ему после той лжи, с которой он жил в Америке?

Калабати услышала, как открывается дверь. Еще несколько мгновений, и Кусум окажется здесь. Но через порог переступил не Кусум, а мужчина, который расплылся в улыбке, увидев ее в сари.

— Где ты достала эту потешную одежку?

— Джек! — Не в силах сдержать радости, Калабати бросилась ему в объятия. — Ты жив!

— Это тебя удивляет?

— Я думала, что Кусум мог...

— Нет. Дело обстояло почти наоборот.

— Я так рада, что ты нашел меня! — Она обнимала его, чтобы убедиться, что это действительно он. — Кусум собирается отплыть сегодня в Индию. Бежим.

— С удовольствием. — Он повернулся к двери и остановился, заметив сломанную дверь. — Что произошло?

— Кусум выбил ее утром, когда мне удалось закрыть его.

Она заметила, как удивленно вскинулись брови Джека.

— И сколькими ударами?

— Одним, кажется. Не знаю точно.

Джек сложил губы, как будто собирался присвистнуть, но звук не раздался. Он начал было говорить, но они услышали громкий лязг, раздавшийся в другом конце коридора.

Калабати застыла на месте.

«Нет! Только не Кусум! Только не сейчас!»

— Дверь!

Джек выбежал в коридор. Она — за ним и увидела, как он изо всех сил бьется плечом в стальную дверь.

Поздно. Дверь оказалась запертой.

Джек несколько раз стукнул по двери кулаком, но ничего не сказал.

Калабати облокотилась на дверь рядом с Джеком. Ей хотелось кричать от отчаяния. «Опять! Освободиться и опять оказаться взаперти!»

— Кусум, выпусти нас! — закричала она на бенгали. — Ты что, не видишь, что все бесполезно?

Ответа не последовало. Только гнетущая тишина. Но все же она ощущала присутствие своего брата.

— Я думала, что ты хочешь разлучить нас! — кричала Калабати, нарочно поддразнивая его. — И вместо этого ты запираешь нас здесь вместе. А здесь нет ничего, кроме кровати и друг друга, как ты думаешь, как мы будем коротать время?

После долгой паузы последовал ответ. Кусум ответил на английском, и от его голоса им стало страшно.

— Вы не долго будете вместе. Сейчас у меня неотложные дела в консульстве, но когда я вернусь, ракшасы разлучат вас навсегда.

Больше он ничего не сказал. И хотя Калабати не слышала удаляющихся по палубе шагов, она была уверена: Кусум ушел. Она посмотрела на Джека. Ее ужас отзывался в нем физической болью. Для Кусума не составит труда привести нескольких ракшасов, открыть дверь и послать их за Джеком.

Джек потряс головой:

— Уверен, его слова не пустая угроза и с делом не разойдутся.

Он старался казаться спокойным.

— Ты не боишься?

— Боюсь. Очень боюсь.

— Что же ты собираешься делать?

— Выбираться отсюда.

Он оглядел каюту, подошел к кровати и начал ее разбирать. Вначале он сбросил на пол подушки, матрас и одеяло, при этом обнажив стальную конструкцию, затем начат откручивать болты. Наконец ему удалось открутить один.

— Что ты будешь с ним делать?

— Пытаться выбраться.

Он ударил стальным прутом по потолку. Раздался звук, когда металл ударяется о металл. Такой же результат был и от удара по потолку в коридоре.

Так шаг за шагом он выяснил, что пол сделан из не очень толстых дубовых досок. Джек начал вскрывать пол стальным прутом.

— Будем пытаться выйти через пол.

Калабати похолодела от этой мысли.

— Но внизу ракшасы!

— Если я не встречусь с ними сейчас, все равно придется встретиться позже. Предпочитаю встретиться с ними на своих условиях, а не на условиях Кусума. -Он посмотрел на Калабати. — Ну что, будешь стоять сложив ручки или поможешь?

Калабати тоже навалилась на доски. И вот одна скрипнула и поддалась.


Глава 11


Джек долбил пол с неистовым упорством. Вскоре его волосы и рубашка стали мокрыми от пота. Сняв рубашку, он продолжал работать. То, что он пробивался сквозь пол, походило на акт самоубийства, и он походил на человека, который спасается из горящего самолета тем, что прыгает в огнедышащий вулкан. Но он должен был что-то делать. Это лучше, чем сидеть и дожидаться прихода Кусума.

Снизу поднимался омерзительный, тошнотворный запах ракшасов. И чем больше становилось отверстие в полу, тем сильнее становился запах. Наконец проход был достаточным, чтобы прошли плечи. Джек просунул голову, чтобы посмотреть, что внизу, а Калабати присела рядом на корточки.

Внизу было темно. В слабом освещении аварийной лампы он увидел несколько огромных труб, тянущихся, похоже, туда, где находилась дверь со стальными перекладинами.

Джек был уже готов возликовать, но тут до его сознания дошло, что он смотрит на верхнюю часть лестницы. А начинается она прямо отсюда. Нет, он не хотел спускаться вниз. Куда угодно, только не туда.

Но тут ему в голову пришла еще одна мысль. Он поднял голову и повернулся к Калабати:

— А что, ожерелье действительно магическое?

Она сначала тупо уставилась на него, но постепенно выражение ее лица стало повелительным.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ну, то, что ты мне говорила. Действительно ли ожерелье делает человека, который его носит, невидимым?

— Да, конечно. А что?

Джек не верил, что это именно так, но ведь раньше он, например, не мог себе представить, что бывают такиесущества, как ракшасы. Он протянул вперед руку.

— Дай его мне!

— Нет! — Инстинктивно рука ее прижалась к шее.

Она вскочила и отступила назад.

— Да только на несколько минут. Я спущусь вниз, Найду выход, отворю дверь и выпушу тебя.

Калабати резко помотала головой.

— Нет, Джек!

«Почему она вдруг стала такой упрямой?»

— Ну, ты что? Ты же не сможешь открыть замок. Только я смогу вытащить нас обоих отсюда.

Джек шагнул к ней, но она уперлась в стену и закричала:

— Нет! Не трогай!

Джек замер, удивленный ее упрямством. Глаза Калабати расширились от ужаса.

— Да что с тобой такое?

— Я не могу его снять, — сказала она, слегка успокоившись. — Никому в нашей семье не позволено снимать его.

— О, да лад...

— Я не могу, Джек! Умоляю, не проси меня! — Ужас отразился в ее голосе.

— Ладно, ладно! — быстро проговорил Джек, поднимая руки вверх и отступая назад. — Только твоих воплей сейчас и не хватало. Они могут привлечь внимание ракшасов.

Джек отошел к отверстию в полу и начал думать. Реакция Калабати сбила его с толку. Она сказала, что никто из их семьи никогда не снимает ожерелье, но это же чистая ложь. Ведь Джек сам видел Кусума без этого украшения вчера ночью. Но тогда было очевидно, что Кусум хотел, чтобы ракшасы видели его.

И вдруг Джека осенило.

— Ведь ожерелье может защитить нас обоих, не так ли?

Калабати нахмурилась.

— Что ты... а, понимаю. Да, думаю, что да. По крайней мере, смогло тогда, в твоей квартире.

— Тогда давай спустимся вместе, — сказал он, указывая вниз.

— Джек, это безумно опасно! Кроме того, я не абсолютно уверена, что оно защитит тебя.

Это он и сам прекрасно понимал, но предпочитал не думать о последствиях. Другого выхода не было.

— Я понесу тебя на спине. Мы не будем, конечно, столь же близки, как тогда в квартире, но это наш единственный шанс. — Заметив ее нерешительность. Джек проговорил с ледяным, как ему казалось, спокойствием: — Или мы вдвоем, или я спущусь один без защиты. Я не собираюсь дожидаться, пока придет твой братец.

Калабати шагнула к нему:

— Ты не можешь пойти туда один.

Не говоря ни слова, она скинула сандалии, подобрала сари и села на пол. Потом опустила ноги в отверстие и начала опускаться.

— Эй!

— Я пойду первой. Запомни, только у меня есть ожерелье.

Джек с восхищением наблюдал, как исчезла ее голова. Трудно поверить, что мгновение назад эта женщина кричала от ужаса. Спуститься первой вниз! Для этого необходимо недюжинное мужество. И не важно, есть у нее магическое ожерелье или нет.

— Ладно, — сказала она, когда ее голова снова появилась над поверхностью пола. — Все чисто.

Джек последовал за ней в черную неизвестность, и, только почувствовав под ногами пол, он позволил себе слегка расслабиться.

Они оказались в начале длинного и узкого коридора. Впереди ясно просматривался проход метров десять в длину. Неожиданно Джек понял, что это тот же коридор, по которому он проходил прошлой ночью.

Калабати нагнулась к его уху и начала шептать. Ее дыхание щекотало ухо Джека.

— Хорошо, что ты надел тенниски. Мы не должны шуметь, ожерелье затуманивает их зрение, но слышать-то они слышат. — Она огляделась. — Куда мы пойдем?

Джек указал на лестницу, которая едва виднелась в конце коридора. И они начали пробираться туда. Впереди шла Калабати.

На полпути она остановилась, и он тоже, чтобы внимательно осмотреть пол в коридоре, глядя, нет ли очертания, тени или какого-либо движения, говорящего о присутствии ракшасов. Все было тихо. И только одна мысль мешала Джеку успокоиться совершенно, — это мысль, что ракшасы где-то поблизости.

Чем дальше они продвигались, тем сильнее становился запах этих существ. Джек почувствовал, как вспотели его ладони, отчего руки начали скользить по перилам. Прошлой ночью ему удалось пройти по этому коридору, оставшись незамеченным, но тогда он даже не подозревал, что находится в трюме. А теперь он точно знал это, и от этого сердце его бешено колотилось.

Калабати ступила на лестницу и остановилась, ожидая Джека. Пока они шли, он все время прикидывал, где могут быть ракшасы. По его подсчетам, они должны были быть где-то слева. Джек схватил Калабати за руку и потащил в обратном направлении. Спасение там, под кормой...

И все же отчаянные мысли не покидали его, когда он приближался к люку, через который вчера попал в коридор. А вдруг Кусум пользовался им? Но может он оставил его незакрытым? Он бегом пробежал оставшиеся метры и попытался поднять люк.

Не поддался. Закрыт!

" Черт подери!"

Джеку хотелось закричать, лупить кулаками в люк. Он прислонился к холодной стали и начал медленно считать. Когда он дошел до шести, то сумел взять себя в руки. Он обернулся к Калабати и шепнул:

— Придется искать другой выход.

Она глазами проследила за его вытянутым пальцем, затем повернулась к нему и кивнула.

— Ракшасы там, — прошептал он.

Она опять кивнула.

Калабати стояла за ним, а Джек, стоя в темноте, пытался найти новое решение. Но ничего не приходило ему в голову. Слабый отсвет появился в другом конце коридора, там, где он соединялся с основным трюмом. Придется пройти через него. Да, меньше всего на свете Джеку хотелось идти туда. Но выхода не было: или возвращаться к лестнице, ведущей в смертоносную каюту, или идти вперед.

Джек поднял Калабати и понес ее к трюму, молясь, чтобы это ожерелье действительно обладало магической силой, которая распространилась бы и на него. Пройдя полпути, он вдруг понял, что руки его заняты, что сильно ограничивает его действия. Поэтому он поставил Калабати на пол, достал из заднего кармана зажигалку, затем приказал ей взобраться ему на спину. Она грустно улыбнулась ему и выполнила его приказание. Теперь обхватив ее колени кистями рук, он мог пальцами разжечь зажигалку. Наверное, вид со стороны был еще тот, но о каком изяществе можно говорить в подобной ситуации.

Дойдя до конца коридора, Джек остановился. Впереди и чуть справа — трюм. Там было немного светлее, чем в коридоре, совсем немного. Хотя вчера ночью трюм был освещен гораздо лучше, так как ярко горели две лампы на лифте, на котором стоял Кусум.

Были и другие изменения. В слабом и тусклом свете трудно было разглядеть детали, но Джек смог увидеть, что на сей раз ракшасы не толпятся вокруг лифта. Сорок или пятьдесят этих существ бродили по всему трюму. Некоторые из них прятались в глубоких тенях, другие стояли, опершись на стену, будто дремали, остальные бродили, лежали, сидели. Воздух был наполнен влагой и запахом ракшасов. Блестящая черная стена поднималась и исчезала в темноте где-то наверху, свет от ламп был слабым и освещал трюм, как луна освещает туманную ночь. Двигались эти существа медленно и походили на курильщиков опиума где-нибудь в богом забытом притоне.

Один ракшас двинулся прямо к тому месту, где стояли Калабати и Джек. Несмотря на то что температура в трюме была гораздо ниже, чем в капитанской каюте, Джек почувствовал, как с ног до головы покрылся потом. Калабати еще сильнее сжала его за шею, а спиной он почувствовал, как напряглось ее тело. Ракшас смотрел прямо на них, но, похоже, не видел ни Калабати, ни Джека. Постояв так, он повернулся и бесцельно прошел мимо.

Работает! Ожерелье сработало! Ракшас смотрел прямо на них и прошел мимо.

Прямо перед ними в углу столпились ракшасы разных размеров.

— Что-то не так с этими ракшасами, — на ухо Джеку прошептала Калабати. — Они слишком ленивы, чтобы проявлять любопытство. Вообще у них замедленная реакция.

«Видела бы ты их прошлой ночью», — хотел было сказать Джек, вспомнив, как Кусум вводил их в состояние бешенства.

— Они меньше, чем должны быть, — сказала Калабати. И бледнее.

Для Джека эти ракшасы, семи футов высотой, чернее ночи, были и без того излишне большие и темные.

Взрыв шипения, скрипа и посапывания привлек их внимание к правой стороне. Ракшасы собрались в круг, размахивая руками, рассекая когтями воздух, будто вот-вот начнется драка.

Неожиданно рука Калабати сильнее сжала горло Джека, другой она показывала куда-то в другую сторону трюма.

— Вон, — прошептала она, — вон настоящий ракшас.

Даже помня о том, что он невидим для ракшасов.

Джек инстинктивно отпрянул назад. Этот ракшас был просто огромный, на полметра выше и гораздо темнее остальных. И этот двигался легче.

— Это женщина, — сказала Калабати. — Должно быть, это именно она вылупилась из яйца. Мать-ракшаси! Управляя ею, можно управлять всем гнездом!

Казалось, Калабати была не менее восхищена, чем напугана. Конечно, ведь это часть ее наследия. Разве она не выросла для того, чтобы стать, как это она называла, Хранителем ракшасов.

Джек опять посмотрел на Мать. В ней трудно было найти хоть что-то женское. Даже грудь не выдавала в ней женщину, что могло означать, что она не кормила своих детей. Она была похожа на бодибилдера, чьи руки, ноги, торс раскачаны до гиперболизированных размеров. На теле не было ни грамма жира, и мускулатура четко проступала под темной кожей. Ее лицо было трудно сравнить с чем-либо виденным. Разве что если взять морду акулы, передвинуть слегка глаза, тогда могло бы получиться что-то похожее. Только холодный взгляд акулы был просто мягким и ясным светом по сравнению с ярко выраженной злобой, запечатленной в глазах ракшаси.

Даже в резкой, по своему изящной походке было что-то акулье. Остальные ракшасы расступались перед Матерью, как макрель перед акулой. Она направилась прямо к двум драчунам и, подойдя к ним, одним резким движением отбросила их в разные стороны. Ее дети восприняли столь грубое обращение совершенно покорно.

Они проводили взглядом Мать, которая, сделав круг по трюму, ушла в свое углубление.

«Как же мы выберемся отсюда?»

Джек посмотрел наверх на потолок, туда, где должен быть люк, невидимый в темноте. Надо добраться до него, а там и выход на палубу. Но как это сделать?

Он огляделся в поисках лестницы, но ее не было. «А ведь там наверху... лифт! Если бы удалось опустить его...»

Но чтобы сделать это, ему придется пройти через весь трюм.

От этой мысли похолодело все внутри. Пройти мимо...

Каждая минута промедления усиливала опасность, и все же что-то останавливало его. Какая-то часть Джека предпочитала остаться здесь и дожидаться смерти, вместо того чтобы пересечь трюм.

Он боролся с этой трусливой частью, причем прибегая не к логике, а к ярости. Он был здесь главным, а не эти безмозглые существа. Наконец Джеку удалось взять себя в руки, хотя никогда в жизни спокойствие и выдержка не стоили ему таких усилий.

— Прижмись покрепче! — прошептал он Калабати и сделал шаг из коридора в трюм.

Джек двигался медленно, с чрезвычайной осторожностью. Большинство ракшасов расположились на полу. Джеку приходилось прокладывать путь так, чтобы не задеть спящих существ и не вызвать тревогу. Несмотря на то что его мягкие тенниски не производили особого шума, время от времени то один, то другой ракшас поднимал голову и удивленно озирался вокруг. Джек с трудом мог разглядеть их лица, но заметил их сконфуженное выражение. Они были явно сбиты с толку. Они ощущали присутствие постороннего, но никого не видели.

Джек почти физически ощущал исходящую от них агрессию, заключенное в них зло. Это отражалось в их лицах, витало над ними как аура.

Сердце Джека уходило в пятки, когда желтые глаза смотрели в его сторону. Его мозг все еще окончательно не свыкся с мыслью, что он невидим.

Проходя через трюм, Джек не мог справиться с тошнотой. Наверное, они представляют собой весьма комическую пару. Она сидит на загривке, а он, высоко поднимая ноги, на цыпочках пробирается сквозь груду лежащих тел. Представив эту картину, Джек не смог сдержаться от смеха, и это даже несмотря на то, что одно неверное движение — и их разорвут на кусочки.

И все же он был на грани нервного срыва, не зная, откуда и когда ракшасы могут появиться. Они могли выйти из тени в каждую минуту, они ходили вокруг, останавливались, оглядывались, ощущая присутствие постороннего, но никого не видя.

Джек уже был почти у цели, когда неожиданно перед ним выросло трех с половиной метровое существо, загородившее путь. Куда податься? Темная фигура занимала все пространство, и расстояние между ракша-сом и Джеком было слишком маленьким и не позволяло разойтись. Инстинктивно Джек отпрянул назад и начал терять равновесие. Калабати резко, всем телом прижалась к его спине.

В отчаянии, пытаясь удержаться, Джек вскинул левую ногу, балансируя на правой. Его развернуло лицом к той части трюма, через которую он прошел. Там, громко храпя, спали ракшасы. Неловко повернувшись, Джек задел за руку одного из ракшасов.

Издав горловой звук, существо вскинуло руку и разрезало когтями воздух. Джек никогда прежде не видел такого резкого и стремительного движения. Он застыл на месте и не решался ни двинуться, ни вздохнуть. Существо во сне шевелило трехпалой рукой. Джек молился, чтобы оно не проснулось. Он ощущал крик, готовый вырваться из уст Калабати, чувствовал ее безумное желание вжаться в его спину.

Ракшас повернул голову, сначала резко, затем медленнее, медленнее. Вскоре он успокоился и опустил руку. Наконец отвернулся, но при этом открыв глаза и ищущим взглядом посмотрев в сторону Джека.

Джек облегченно вздохнул. Покачиваясь, он начал пробираться между ракшасом и длинной стеной. Дойдя до кормового отсека, он увидел электрическое устройство, ведущее к небольшому пульту. Джек всмотрелся и не смог сдержать улыбки, когда увидел три кнопки на пульте.

В шахте лифта не было ни одного ракшаса. Возможно, за то время, что они провели в трюме корабля, поняли, что спать под лифтом небезопасно. Опускающаяся платформа может раздавить.

Джек не стал колебаться и, добравшись до пульта, тут же нажал кнопку «спуск».

Громкий лязг эхом отозвался в темном и мрачном трюме. Ракшасы тут же вскочили на ноги, устремив взгляды своих желтых глаз на платформу.

Но внимание Джека привлекло движение в дальнем углу трюма: Мать-ракшаси вела своих детей к лифту. Они начали собираться полукругом вокруг платформы всего в метрах шести от Джека и Калабати.

Мать вышла вперед, и все они ждали, глядя вверх на опускающуюся платформу. Когда она была уже метрах в пяти от пола, ракшасы затянули медленную песню, едва слышную из-за звуков работающих механизмов лифта.

— Они ведь не умеют говорить! — прошептала Калабати Джеку в ухо. — Ракшасы не могут говорить!

Воспользовавшись шумом, царящим вокруг, Джек повернулся и ответил:

— Видела бы их прошлой ночью — настоящее политическое собрание. А как они кричали что-то типа: «Кака-джи! Кака-джи!» Это было...

Калабати вцепилась ногтями в его плечо и высоким и резким голосом вскрикнула так громко, что Джек испугался — ракшасы могли встревожиться:

— Что? Что ты сказал?

— «Кака-джи!» Они говорили: «Кака-джи!» Что это...

Калабати выкрикнула что-то, напоминающее слово.

но не на английском. И неожиданно пенис оборвалось.

Ракшасы услышали ее.


Глава 12


Кусум стоял на тротуаре с вытянутой рукой. Казалось, что сегодня все такси на Пятой авеню заняты. Он нетерпеливо топтался на месте. Ему хотелось поскорее вернуться на корабль. Ночь уже близилась, а до ее наступления еще было столько работы, и хотя в консульстве тоже было полно дел, он не смог и минуты больше оставаться там. Кусум представлял себе недовольство, которое вызвал его уход у дипломатов, но с завтрашнего утра он больше не будет нуждаться в дипломатической неприкосновенности. Последний Вестфален будет мертв, а корабль выйдет в море.

Но было еще одно дело, которое ему предстояло разрешить. Он уже придумал, как поступить с Джеком. Он позволит ему доплыть до берега, но потом, когда корабль уже будет в море. Убивать его — совершенно бессмысленно.

Но Кусум так и не понял, каким образом Джек обнаружил корабль. Этот вопрос не давал ему покоя уже несколько часов. Сомнений быть не может, Калабати рассказала ему обо всем, но уверенность должна быть абсолютной.

Наконец перед ним остановилось свободное такси. Кусум сел на заднее сиденье.

— Куда ехать?

— От Пятьдесят седьмой на запад. Там я скажу, где остановиться.

— О'кей.

Он уже был на пути. А вскоре Мать и Молодой отправятся за последней Вестфален, а потом можно будет отплыть домой. Его соратники ждут. Над Индией восходит новая эра.


Глава 13


У Джека все похолодело внутри, когда существа начали искать, откуда раздался крик. Спиной он чувствовал, как тело Калабати мягко сотрясается, будто она беззвучно всхлипывает.

"Что я такого сказал, что так потрясло ее? Наверное, «Кака-джи». Что это означает?"

Наконец лифт опустился. Левой рукой он все еще придерживал колени Калабати, а правой подтянулся и опустил на платформу себя и ее. И как только они оказались в лифте, нажал кнопку «подъем».

С резким лязгом платформа начала подниматься. Внимание ракшасов сфокусировалось на подъемнике. Джек, все еще держа Калабати на спине, опустился на колени на край платформы и посмотрел вниз.

Когда они были уже на высоте метров шести от пола, Джек разжал руки. Не произнеся ни слова, Калабати отпустила его шею и соскользнула на платформу. И как только она оторвалась от Джека, раздался яростный рев. Ракшасы ревели и хрипели, теперь они видели его.

Они прыгали, рассекали воздух когтями. Джек был в немом потрясении, наблюдая их необузданную ярость. Неожиданно трое ракшасов, вытянув когтистые руки, высоко подпрыгнули. Первым порывом Джека было рассмеяться, предвидя безнадежность этой попытки. Платформа была по крайней мере метрах в восьми от пола. Но каково же было его удивление, когда он увидел, что ракшасы когтями зацепились за ее край. Джек вскочил и отпрянул в дальний угол. «Какая же невероятная сила у этих существ!»

Ракшас, уцепившийся за середину платформы, был меньше остальных. Он вцепился в самый край платформы, концы деревянных планок обломились под тяжестью его веса, и он упал вниз.

Двое других упорно пытались залезть на платформу. Джеку стало дурно, когда он так близко увидел лица, полные ярости и ненависти. Сопротивляться бесполезно. С таким же успехом можно долбиться в кирпичную стену!

И тут он вспомнил о зажигалках. Автоматически отрегулировав колесико так, чтобы пламя было максимальным, он повернулся ко второму ракшасу и направил на него зажигалку, целясь в глаз. Раздался хрип. Ракшас потерял равновесие и тоже свалился вниз, растворившись в мрачных тенях трюма.

Джек повернулся к оставшемуся ракшасу, который уже закидывал на платформу ногу. Он был почти на платформе! И неожиданно ракшас резанул огромными когтями по правой руке Джека. Боль обожгла ладонь, и Джек выронил зажигалку.

После нападения ракшас едва не упал. Ему необходимо было держаться обеими руками, чтобы не потерять равновесие, но он удержался и продолжал влезать на платформу.

Мысли лихорадочно завертелись в голове у Джека. Ракшас заберется на платформу через одну-две секунды. Лифт продолжал подниматься, но до люка было еще довольно далеко. Джек мог бы подбежать к Кала-бати и схватить ее на руки, тогда ожерелье сделает их невидимыми для ракшаса, но платформа была слишком мала. Минутой раньше, минутой позже ракшас нащупает их ирастерзает.

Мозг Джека лихорадочно искал выход из тупика. Он оглядел платформу в поисках оружия. И вот его взгляд остановился на пропановых горелках, которые Кусум использовал для своей церемонии. Пламя от горелок поднимается метра на три. «Да, пламя — это спасение!»

Ракшас уже двумя коленями был на платформе.

— Включи газ! — крикнул Джек Калабати.

Она посмотрела на него невидящими глазами. Похоже, она была в шоке.

— Газ! — Джек бросил ей зажигалку и потряс за плечо. — Включи газ!

Калабати встрепенулась и медленно потянулась к газовому ключу. «Ну, давай же». Джеку хотелось кричать. Он повернулся к факелу. Это был металлический цилиндр толщиной в несколько сантиметров, поддерживаемый четырьмя металлическими опорами. Он протянул руку и направил цилиндр на ракшаса. Джек услышал, как газ, шипя, начал медленно выходить из цилиндра, заполняя воздух трюма специфическим запахом.

Ракшас окончательно взобрался на платформу. На Джека надвигалась трех с половиной метровая туша с огромными руками и острыми когтями. Зажигалка оказалась залитой кровью из раны на ладони. Наконец Джек смог высечь пламя и поднес его к факелу.

Газ подхватил огонь, и клуб пламени, вылетев смертоносным столбом, ударил в лицо ракшаса.

Существо отпрянуло назад, пытаясь закрыть лицо руками, потеряло равновесие и, несмотря на отчаянные попытки зацепиться за край платформы, полетело вниз, в трюм.

— Да! — закричал Джек, потрясая в воздухе кулаками, возбужденный своей победой. — Да!

Посмотрев вниз, он увидел Мать, следящую за ним своими холодными желтыми глазами. И с каждым сантиметром его подъема ненависть в се глазах становилась все сильнее и сильнее.

Джек закашлялся. Воздух вокруг начал наполняться дымом. Посмотрев вниз, увидел, что деревянная платформа начала гореть в том месте, куда он уронил факел. Джек быстро подбежал к ключу зажигания и выключил газ. Калабати неподвижно, как застывший столб, смотрела на него невидящим взглядом.

Наконец лифт поднялся. Трюм и ужасные ракшасы остались внизу. Джек крепко взял Калабати за руку и подвел к небольшой двери, ведущей на верхнюю палубу. Будучи почти уверенным, что дверь заперта, Джек взялся за ручку. Кусум запирает все двери на корабле. Почему вдруг эта будет открыта? Нажав на ручку, Джек, к своему удивлению, обнаружил, что дверь открылась. От облегчения он неожиданно обмяк и ослаб.

«Я сделал это!»

Выйдя на палубу, Джек обнаружил, что уже темно. На небе ярко светят звезды и луна. Влажный воздух и привычные запахи Манхэттена казались амброзией после пребывания в трюме.

Джек осмотрел палубу. Никого. Трап поднят. Ничто не указывает на то, что Кусум вернулся.

Джек повернулся к Калабати.

— Все спокойно. Выходи.

Он вернулся, чтобы помочь Калабати вылезти, ко она продолжала стоять на платформе.

— Калабати!

Услышав свое имя, девушка вздрогнула, посмотрела на Джека, потом уставилась на лестницу.

Когда они вылезли на палубу, Джек взял ее за руку и подвел к трапу.

— Кусум управляет им автоматически, — сказала она.

Джек стоял у основания трапа, где увидел мотор, а под ним пульт управления с кнопкой.

— Похоже, это сработает!


Глава 14


У деревянного перекрытия. Кусум спрыгнул в лифт и начал опускаться.

Что-то лежало на полу трюма. Когда он был уже на полпути вниз, то смог разглядеть, что это мертвый ракшас. Ярость охватила Кусума. «Мертв!» Там, где раньше была голова, теперь осталась только бесформенная масса обожженной плоти.

Трясущейся рукой Кусум остановил лифт, а потом нажал кнопку «подъем».

«Этот человек! Трижды проклятый американец! Как он смог это сделать? Если бы только ракшасы умели говорить! Он не только сбежал вместе с Калабати, но при этом убил ракшаса!» Кусум почувствовал внутри пустоту, словно потерял частичку себя.

Как только лифт поднялся, Кусум выскочил на палубу и бросился в капитанскую каюту. Что-то, что он заметил там на полу, но не обратил внимания.

Да! Это было здесь. Рядом с дырой в полу Кусум нашел рубашку, которая была на Джеке. Кусум поднял ее. Она все еще была пропитана потом.

Да, он не собирался лишать Джека жизни, но теперь все изменилось. Кусум знал, что этот американец способен на многое, но представить себе не мог, что тот сможет сбежать прямо через гнездо ракшасов. Этот человек зашел слишком далеко. Теперь понимая, насколько он опасен, Кусум не мог оставить его в живых.

«Джек должен умереть».

И все же Кусум не мог избавиться от сожаления из-за своего решения, но был уверен, что у Джека счастливая карма, и он очень скоро снова воплотится в другом и хорошем качестве.

Зловещая улыбка исказила губы Кусума, когда он мял рубашку Джека в руке. Мать-ракшаси обо всем позаботится.


Глава 15


— Мне нужно промыть рану, — сказал Джек, когда они вошли в его квартиру, показывая на свою раненую руку. — Пойдем со мной в ванную.

Калабати взглянула на него невидящими глазами.

— Что?

— Иди за мной.

И она молча последовала за ним.

Пока Джек смывал грязь и промывал рану, он наблюдал за Калабати в зеркало над ванной. Она была бледна как смерть. Хотя он и сам выглядел далеко не блестяще.

— Зачем Кусум хочет послать ракшасов за маленькой девочкой?

Калабати вздрогнула. Казалось, его слова вывели ее из забытья, глаза ее прояснились.

— За маленькой девочкой?

— Семилетней.

Она закрыла рот рукой.

— Она Вестфален? — проговорила сквозь пальцы Калабати.

Джек выпрямился, и наконец его озарило прозрение.

"Так вот оно что! Боже мой, вот она связь! Нелли,

Грейс и Вики — все они принадлежат к роду Вестфален".

— Да. — Он повернулся к Калабати. — И как мне кажется, она последняя из рода в Америке. Но почему Вестфалены?

Калабати оперлась на стену рядом с раковиной и начала говорить, не глядя на Джека. Она говорила медленно, осторожно подбирая каждое слово.

— Около ста тридцати лет назад капитан сэр Альберт Вестфален ограбил храм, находившийся в горах Северной Бенгалии, тот самый храм, о котором я рассказывала тебе вчера ночью. Он убил верховных жреца и жрицу, всех священников и сжег храм до основания. Украденные в тот день сокровища послужили фундаментом для состояния Вестфаленов. Прежде чем умереть, жрица наложила проклятие на капитана Вестфалена и прокляла его род, предсказав их мучительную смерть от рук ракшасов. Капитан думал, что он убил всех, но он ошибся. Один ребенок спасся. Смертельно раненный старший брат взял клятву с младшего, что он выполнит проклятие их матери. Среди руин храма было найдено единственное женское яйцо ракшасов, которое ты видел в квартире Кусума. Яйцо и клятва передавались из поколения в поколение.

Это стало семейным обрядом, который никто не принимал всерьез, кроме Кусума.

Джек не верил словам Калабати. Она говорила, что смерть Грейс и Нелли и опасность, нависшая над Вики все — результат проклятия жрицы из разрушенного в Индии больше века назад храма. Она не смотрит на него. «Говорит ли она правду? Почему бы нет?» Все это стало менее фантастичным после того, с чем ему пришлось столкнуться сегодня.

— Ты должен спасти эту маленькую девочку, — проговорила Калабати, наконец посмотрев Джеку в глаза.

— Не волнуйся, я надежно спрятал девочку. — Он вытер руку и продезинфицировал рану. — Ни твой братец, ни его монстры не смогут ее найти сегодня. А к завтрашнему дню корабль отплывет в Индию.

— Почему ты так думаешь?

— Ты же сама мне это сказала час назад.

Калабати медленно покачала головой:

— О нет. Он может уехать без меня, но никогда без маленькой Вестфален. И... — Она замолчала. — Ты стал его кровным врагом, когда освободил меня.

— "Кровный враг" — не слишком ли сильно сказано?

— Нет, когда это касается Кусума.

— Да что вообще такое с твоим братом? — Джек заклеил рану пластырем. — Я имею в виду, пытался ли кто-нибудь из вашей семьи уничтожить род Вестфален раньше?

Калабати покачала головой.

— А что же тогда заставило Кусума отнестись ко всему этому так серьезно?

— У Кусума есть проблемы...

— Нашла кому сказать об этом!

— Ты не понял. Он принял клятву Брахмачария, когда ему было двенадцать, и много лет оставался верным этой клятве. — Она опять уставилась в противоположную стену. — Но потом он нарушил клятву. И до сих пор не простил себя. Я уже говорила тебе, что он лидер движения за очищение Индии, которое сейчас набирает силу в нашей стране. Так вот, он считает себя недостойным быть во главе такого движения, пока не очистит свою карму. Всем, что он совершил в Нью-Йорке, он пытался заслужить прощение за нарушение клятвы Брахмачария.

Джек разозлился.

— И это все? — закричал он. — Кусум убил Нелли и Грейс и кто знает сколько бродяг только потому, что где-то когда-то облажался? Ты думаешь, я полный дурак?

— Это правда!

Калабати не смотрела на него.

— Нет, за этим стоит что-то большее!

— Ты должен понять Кусума...

— Нет, не должен! Все, что я сейчас понимаю, так это, что он пытается убить ребенка, которого я очень люблю. И, поверь, у Кусума действительно есть серьезная проблема — это я!

— Он пытается очистить свою карму!

— Не говори мне о карме, ради бога. Я уже наслушался этого бреда от твоего братца вчера ночью. Он — просто бешеная собака!

Калабати резко повернулась к Джеку. Ее глаза нервно блестели.

— Не смей так говорить о Кусуме.

— А можешь ли ты положа руку на сердце отрицать это?

— Нет! Но ты не смеешь так говорить о нем! Только я имею право сказать так!

Это Джек мог понять. Он кивнул:

— Ладно, буду так думать.

Она повернулась, чтобы выйти из ванной, но Джек нежно обнял ее. Больше всего на свете ему хотелось сейчас позвонить Джии и узнать, как там они с Вики, но ему необходимо получить ответ еще на один вопрос.

— Что произошло с тобой в трюме? Что я такого сказал, что так потрясло тебя?

Калабати сникла и зарыдала. Вначале всхлипы были едва слышны, но потом она зарыдала в полный голос.

Джек сначала растерялся. Он и представить себе не мог, что когда-нибудь увидит Калабати в слезах. Она производила впечатление очень самоуверенного и сильного человека. А вот сейчас плакала, как ребенок. Это тронуло Джека, и он крепче обнял ее.

— Расскажи все. Тебе надо выговориться.

Глотая слезы, она начала говорить, спрятав лицо на его плече.

— Помнишь, я сказала, что ракшасы меньше и светлее, чем должны быть? И как я была потрясена, когда услышала, что они могут говорить?

Джек кивнул:

— Да.

— Теперь я понимаю почему. Кусум опять солгал мне! А я ему, дура, поверила! Но эта ложь гораздо страшнее, чем обычная ложь. Я никогда не думала, что Кусум может зайти так далеко!

— О чем ты?

— Кусум солгал, что нашел мужское яйцо! — В ее голосе появились истерические нотки.

Джеку хотелось встряхнуть ее, но он сдержался.

— Говори яснее!

— «Кака-джи» по-бенгальски означает отец!

— И что?

Калабати удивленно посмотрела на него.

— О черт! — Джек склонился над раковиной.

Ему стало дурно, когда до него дошло, что Кусум совокуплялся с Матерью-ракшаси. Видения этого омерзительного акта почти воочию проявились в его глазах, но тут же исчезли и растворились в темноте. И он не очень уверенно возразил:

— Но неужели твой брат смог стать отцом этих ракшасов? Скорей всего, Кака-джи — это признак уважения или что-то в этом роде.

Калабати грустно покачала головой. Она была эмоционально и физически истощена.

— Нет, это правда. Изменения в молодых ракшасах — достаточное доказательство.

— Но как?

— Вероятно, когда Мать была молодой и послушной. Кусум должен был положить начало только одному выводку. Потом ракшасы могли совокупляться друг с другом, таким образом гнездо достигло нужных размеров.

— Не могу поверить в это. Неужели он мог на это решиться?

— Кусум считает, что иногда богиня Кали приходит ему во сне и разговаривает с ним. Возможно, ему привиделось, что Кали приказала ему вступить в связь с Матерью-ракшаси. Существуют легенды о подобных отношениях между людьми и ракшасами.

— Сказки! Опустись на землю, Калабати! Это жизнь! Я не слишком большой специалист в биологии, но и дураку ясно, что подобные связи невозможны!

— Но ведь ракшасы, как я тебе рассказывала, были созданы как пародия на людей. Боги взяли за основу женщину и мужчину и создали ракшасов по их образу и подобию. Это означает, что у ракшасов и людей одинаковое генетическое происхождение. — Калабати схватила Джека за руки. — Джек, ты должен остановить его!

— Я мог остановить его вчера ночью, — сказал он, вспоминая, как наставил пистолет на Кусума. — Я мог бы его убить.

— Для того чтобы остановить его, необязательно убивать.

— А как?

— Ожерелье. Если снять с него ожерелье, он потеряет власть над ракшасами.

Джек улыбнулся:

— Ага, это так же просто, как мышке справиться с кошкой.

— Нет, ты справишься. Вы равны... и более того, вас связывают более крепкие узы, чем ты подозреваешь.

— Что это должно означать?

— Почему ты не убил его, когда у тебя была такая возможность?

— Наверное, потому, что беспокоился за тебя и... я не знаю... не смог нажать на спуск. — Джека и самого интересовал ответ на этот вопрос.

Калабати твердо сказала:

— Потому что ты похож на Кусума, а он — на тебя.

Джек резко оттолкнул Калабати.

— Это безумие!

— Не совсем, — улыбнувшись, сказала она. — Вы сделаны из одного теста. Кусум — это ты, только сошедший с ума.

Джек не хотел ее слушать. Ее слова пугали его, поэтому он сменил тему.

— Если Кусум придет сегодня ночью, он придет один или с ракшасами?

— Это зависит, — сказала она, снова придвигаясь ближе, — от того, за кем он придет. Если за мной, то явится сам, так как ракшасы никогда не смогут меня найти, но если захочет посчитаться с тобой, то пришлет Мать-ракшаси.

Джек сглотнул слюну, в горле у него пересохло, когда он вспомнил о размерах Матери.

— Превосходно.

Калабати поцеловала его.

— Но это произойдет не прямо сейчас. Я собираюсь принять душ. Хочешь, пойдем вместе? Нам это не помешает.

— Иди первая, — сказал Джек, мягко освобождаясь из ее объятий. Он старался не встречаться с Калабати взглядом. — Кто-то должен остаться в квартире. Я приму душ после тебя.

Она несколько минут внимательно смотрела на него своими темными глазами, словно изучая его. Затем повернулась и ушла в ванную. Джек смотрел вслед, пока дверь за ней не закрылась, затем тяжело вздохнул: нет, сегодня он не хотел ее. Может быть, из-за субботней ночи с Джией? Тогда, когда Джия отвергла его, все было по-другому, но сейчас...

Он решил держаться с Калабати холодно. Больше никаких упражнений в духе Камасутры. Но сделать это нужно мягко и тонко. Он не хотел обидеть эту гордую индийскую женщину.

Джек подошел к секретеру и вынул «руджер» и «смит-и-вессон» 38-го калибра и зарядил их. Потом стал ждать Калабати.


Глава 16


Калабати вытерлась и, обернувшись полотенцем, вышла из ванной. Она увидела Джека, сидящего на постели: он ей был необходим, при одном только взгляде на него она пришла в возбуждение.

Ей нужен был мужчина, который помог бы забыть все в чувственных наслаждениях. А из всех мужчин, которых она знала, Джек более всех подходил для этого. Только он может вырвать ее из власти Кусума. Она безумно хотела именно этого мужчину.

Калабати откинула полотенце и упала на постель.

— Иди, — сказала она, ласково потянув Джека, — ко мне. Мы должны забыть все, что произошло сегодня.

— Нет. Не сможем, — отодвигаясь от нее, сказал Джек. — Он ведь придет.

— У нас есть время. Я уверена. — Ее желание становилось непреодолимым. — Иди...

Джек протянул руку. Она подумала, что сейчас он приласкает ее, и потянула руку к себе. Но рука оказалась не пустой.

— Возьми, — сказал Джек, вложив ей в ладонь что-то тяжелое и холодное.

— Пистолет? — Она никогда не держала оружия. — Какой тяжелый. Зачем? Им не остановишь ракшасов.

— Может, и нет, хотя я в этом не так убежден, как ты, но я даю его тебе, чтобы ты защищалась вовсе не от ракшасов.

Калабати перевела взгляд с пистолета на Джека.

— Тогда от кого? — Выражение его лица сказало ей все. — О, Джек. Вряд ли я смогу.

— Сейчас об этом не стоит волноваться. Может быть, дело до этого и не дойдет. Но сейчас выбор у тебя небольшой: или опять он заточит тебя в каюте, или ты выстрелишь в брата. Это решение тебе все равно придется принять, если не сейчас, то позже.

Она опять посмотрела на пистолет, ненавидя его и одновременно восхищаясь. Такое же самое чувство она испытала вчера, когда Кусум показал ей обитателей трюма.

— Но я никогда...

— Это не сложно. Вначале снимешь предохранитель. — Джек показал, как это делается. — А потом нанимаешь на спусковой крючок. Здесь пять патронов.

Он начал раздеваться, а Калабати, отложив пистолет, с вожделением смотрела на него, ожидая, что он пойдет к ней. Но Джек подошел к бюро, покопался в нем, потом обернулся и уже в одной руке держал чистое белье, в другой — огромный пистолет.

— Я пойду приму душ. А ты будь начеку. И в случае чего, — он указал на ее пистолет, — стреляй. Только не размышляй над тем, как снять ожерелье с братца. Сначала стреляй, а потом думай.

Он вышел, и вскоре она услышала звуки льющейся воды.

Калабати легла на спину и натянула на себя простыню. Она шевелила ногами, наслаждаясь приятным прикосновением шелка. Сейчас ей очень нужен Джек. Но он такой спокойный и, как ей показалось, совершенно безразлично смотрел на ее обнаженное тело.

«У него появилась другая женщина!» Калабати чувствовала ее присутствие с первой ночи, которую они провели вместе. Наверняка это та привлекательная блондинка, которую они встретили на приеме в английском посольстве. Тогда встреча с ней не обеспокоила ее. А сейчас она захватила власть над Джеком.

Но не важно. Калабати умела обращаться с мужчинами и знала, как заставить Джека забыть всех женщин на свете. В ее власти сделать так, что он будет желать ее, и только ее. Она должна это сделать, ведь Джек стал занимать столько места в ее жизни. Она хотела его, несмотря на свое прошлое.

«Прошлое...»

Она дотронулась до ожерелья.

Калабати вспомнила о Кусуме и посмотрела на пистолет, лежащий на ночном столике. Смогла бы она выстрелить в брага, если бы он сейчас вошел?

Да, она была практически уверена в этом. Двадцать четыре часа назад ответ был бы другим. Но сейчас дурнота подступила к горлу... «Кака-джи!» — так ракшасы называли ее брата. Кака-джи! Да, сейчас она смогла бы нажать на спусковой крючок. Узнав, до какой низости он пал, узнав о его безумии, убить его, пожалуй, даже благо, которое спасло бы его от дальнейшего падения и окончательной деградации.

Но лучше бы снять с него ожерелье, завладев которым, она навсегда избавилась бы от власти брата. А ожерелье отдала бы единственному мужчине, с которым хотела бы провести оставшуюся жизнь, — Джеку.

Она закрыла глаза и накрыла голову подушкой. Она провела всю ночь без сна на тонком матрасе в капитанской каюте и чувствовала себя смертельно усталой. Сейчас же ей казалось, что она лишь прикрыла глаза на несколько минут, ожидая, пока Джек примет душ и придет к ней. Он навсегда забудет о другой женщине.


Глава 17


Джек наслаждался водой, с силой натирал тело губкой, желая счистить с кожи запах трюма. Его пистолет лежал неподалеку в груде полотенец. Моясь, Джек не забывал следить за дверью, едва различимой из-за занавесок в ванной. Все происходящее напоминало ему сцену из «Психо». Только вместо Нормана Бейтса с ножом, на него могла напасть Мать-ракшаси с ее острыми когтями.

Он вылез из-под душа и взял полотенце.

В Куинсе все было в порядке. Пока Калабати принимала душ, Джек позвонил Джии, и она подтвердила, что Вики в безопасности и уже спит. Теперь можно заняться делами здесь.

Вернувшись в спальню, он обнаружил, что Калабати спит. Джек смотрел на спящую Калабати. Сейчас ее лицо выглядело совсем по-другому, исчезла чувственность — выражение полной невинности.

Джек прикрыл ее плечи простыней. Все-таки эта женщина нравилась ему. Такая милая, такая экзотичная. Ему нравились ее сексуальный опыт и сексуальный аппетит, нравилось, что она находила в нем такие черты, которыми восхищалась. У них было все для длительного семейного союза. Но...

«Вечное но!»

Несмотря на близость, которая была между ними, Джек понимал — он не для нее. Калабати требовала от него больше, чем он мог и хотел дать. И кроме того, в глубине души он прекрасно осознавал, что по отношению к ней никогда не будет чувствовать того, что испытывал к Джии.

Джек плотно прикрыл за собой дверь спальни и направился в гостиную, чтобы приготовиться к встрече с Кусумом. Он надел рубашку, брюки, носки и тенниски. Проверив наличие запасных патронов для пистолета в правом кармане, он ощупал оставшуюся в левом зажигалку, затем сел в кресло напротив двери и с пистолетом в руке стал ждать.

Джек ненавидел ожидание, предпочитая ему действие. Теперь он вынужден был занимать оборонительную позицию, а это противоречило его стилю.

«Но почему оборона? Этого как раз и ожидает от него Кусум. Зачем же отдавать инициативу психу? Вики — в безопасности. Почему не объявить войну Кусуму?»

Джек поднял трубку и набрал номер. После первого же гудка ответил Эйб.

— Это я, Джек. Не разбудил?

— Нет, конечно нет. Я только и делаю целыми ночами, что сижу у телефона и жду, когда ты позвонишь. Почему бы сегодня изменить традиции?

Джек никогда не понимал, когда его друг шутит, а когда говорит всерьез. Иногда с Эйбом становилось трудно разговаривать.

— У вас все в порядке?

— Что, по-твоему, я разговаривал бы так спокойно, если бы что-то случилось?

— С Вики все в порядке?

— Конечно. А теперь ты позволишь мне возвратиться на мой потрясающе удобный диван и продолжить прерванный сон?

— А почему ты спишь на диване? В квартире же две спальни.

— Я и не знал, Джек, что иногда ты бываешь так несообразителен. Я решил, что будет надежнее, если я буду спать на диване между дверью и двумя нашими знакомыми леди.

Джек почувствовал прилив нежности к своему старинному другу.

— Эйб, я тебе очень обязан за это.

— Дружище, не мог бы ты начать расплачиваться прямо сейчас тем, что повесишь трубку.

— К сожалению, у меня есть еще кое-какие просьбы. И одна из них очень и очень важная.

— Ну?

— Мне нужны зажигательные бомбы с часовым механизмом и разрывные пули.

Занудство Эйба исчезло, он резко превратился в бизнесмена.

— У меня в магазине ничего подобного нет, но могу достать. Когда тебе все понадобится?

— Сегодня.

— Серьезно? Когда?

— Серьезно. Через час.

Эйб присвистнул.

— Это не так-то просто. А для тебя важно?

— Очень.

— Мне придется позвонить кое-кому. Но в такой час?

— Сделай это для меня, — попросил Джек. — Заплачу любую цену.

— Ладно. Но мне придется выйти. Эти парни не станут иметь дело с тем, кого не знают в лицо.

Джеку не хотелось оставлять Джию и Вики без охраны, но он был уверен, что Кусум не сможет их найти. В общем-то охрана — дело чисто номинальное, для собственного успокоения.

— Ладно. Звони и встречайся с нужными людьми, потом встретимся в твоем магазине. Позвони оттуда.

Джек повесил трубку и откинулся на спинку кресла. В этой комнате было удобно и темно, только полоска света пробивалась с кухни. Джек почувствовал, как расслабляются его мышцы. Он действительно очень устал. Последние дни выдались нелегкие. «Когда в последний раз я нормально спал? В субботу? А сегодня среда».

Неожиданный звонок, Джек подскочил и схватил трубку.

— Хэлло!

Молчание. Потом короткие гудки.

Джеку стало не по себе. Неправильно набрали номер? Или Кусум? Проверяет, дома ли он?

Джек услышал шорох в спальне, где спала Калабати, но заходить к ней не стал. Звонок был слишком коротким, чтобы разбудить ее.

Джек опять позволил себе расслабиться. Он поймал себя на мысли, что испытывает нечто сродни удовольствию от ожидания того, что должно произойти. Сегодня мистер Бхакти уже получил плевок. Да, сэр. Джек собирался устроить веселенькую жизнь и Кусуму, и его ракшасам. Бешеный Бхакти еще пожалеет о том, что пытался причинить зло Вики Вестфален. У девочки есть защитник, друг. И друг этот не меньший псих, чем Кусум.

Веки Джека отяжелели, он задремал и начал засыпать. Вначале он еще пытался открыть глаза, но потом сдался. «Когда все будет готово, Эйб позвонит. У Эйба все получится. Он может достать все, даже за час». А Джек может спокойно вздремнуть.

Последнее, что он вспомнил, засыпая, был полный ненависти взгляд Матери-ракшаси, которым она провожала поднимающуюся платформу после того, как увидела одного из мертвых своих детей. Джек вздрогнул и заснул.


Глава 18


Для того чтобы добраться до Саттон-сквер, Кусум нанял желтый фургон. Выйдя из него первым с плеткой в руке, он осмотрел улицу. Все было спокойно. Но надолго ли? Ему придется провести здесь довольно длительное время, а в этом районе живет довольно ограниченный круг людей, поэтому фургон может привлечь внимание.

Сейчас ему приходилось выполнять работу Матери. Не могла же она быть сразу в двух местах. А у нее сейчас было другое задание. Кусум дал ей рубашку Джека, чтобы она могла узнать свою жертву по запаху, и несколько минут назад он высадил ее у квартиры американца.

Кусум улыбнулся. О, как бы он хотел быть там, чтобы видеть выражение лица Джека, когда тот столкнется с Матерью. Конечно, он ее не узнает, но Кусум был уверен: сердце американца остановится, когда он разглядит приготовленный ему сюрприз. Но даже если он не умрет от шока, Мать позаботится, чтобы он не дожил до утра. Достойный конец для человека, который проявил слишком большую настойчивость и узнал то, что не должен знать.

Но Кусум переключил свои мысли на Саттон-сквер. Последняя из рода Вестфаленов спала всего в нескольких метрах от него. Он снял ожерелье, положил его на переднее сиденье фургона, затем открыл двери фургона. Вылез Молодой ракшас. Кусум держал плетку в руках, но не стал ею пользоваться, чтобы не наделать лишнего шума.

Этот ракшас был первенцем у Матери, самым послушным и опытным. Кусум охотился с ним и в Лондоне, и здесь в Нью-Йорке. Он мог даже остаться на корабле и доверить Молодому самому найти Запах и принести ребенка, но сегодня был решающий момент, от которого могла измениться жизнь Кусума. Ошибка может обернуться гибелью.

Ракшас посмотрел на Кусума, потом куда-то за реку. Кусум плеткой указал на дом, где жила последняя из рода Вестфаленов.

— Здесь! — проговорил он на бенгали. — Здесь!

Ракшас направился к дому. Кусум наблюдал, как он входит в аллею с западной стороны. Без всяких сомнений, он легко поднимется по стене и принесет девочку. Кусум уже сделал шаг, чтобы вернуться к фургону, но услышал какой-то шум с другой стороны дома. Встревоженный, ругаясь про себя, Кусум кинулся в аллею. «Эти Молодые — чертовски неуклюжие! Да, положиться можно только на Мать».

Он увидел Молодого, который рылся в мусорном контейнере. Он вытащил черный пластиковый мешок и копался в нем. Кусум безумно рассердился. Он должен был понять, что нельзя доверять Молодым! Копается в мусоре вместо того, чтобы следовать за Запахом. Кусум поднял плетку...

Молодой обернулся и протянул ему что-то на ладони.

«Половинка апельсина!» Кусум взял ее и поднес к носу. Да, это один из тех, в которые он впрыснул эликсир и подбросил в песочницу после того, как запер Калабати в капитанской каюте. Ракшас покопался и протянул еще одну половинку.

Кусум приложил половинку к другой. Они сошлись идеально. Апельсин почистили, но есть не стали. Кусум посмотрел на ракшаса, тот уже протягивал горсть шоколадных конфет.

Разъяренный Кусум шмякнул половинками апельсина о стену. "Джек! Кто же еще? Будь он проклят!"

Он обогнул дом и подошел к задней двери. Ракшас пошел за ним, но вдруг остановился и посмотрел в сторону Ист-Ривер.

— Здесь! — нетерпеливо проговорил Кусум, указывая на дверь.

Отступив на шаг, он предоставил ракшасу вскрыть тяжелую деревянную дверь, которая легко открылась от удара огромной трехпалой руки. Раздался треск ломающегося дерева. Кусум вошел в дом, за ним и ракшас. Бхакти не боялся разбудить кого-нибудь в доме. Если Джек обнаружил апельсин, то уж, без сомнения, вывез всех отсюда.

Кусум постоял в темной кухне, прислушиваясь. За ним черной тенью навис ракшас. Да... дом был пуст. Необязательно и осматривать его.

Это потрясло его, как взрыв.

«Нет!»

Неприятная судорога сотрясла его. Нет, это не злость от того, что весь день Джек опережал его на шаг. Нет. Это был страх. Страх настолько сильный, что ошеломленный Кусум потерял контроль над своими поступками. Он бросился к двери и выскочил на улицу.

Джек спрятал от него последнюю Вестфален, а именно сейчас, в это самое время Джек и сам станет недоступен для Кусума, благодаря стараниям Матери-ракшаси! Единственный человек, который мог бы сказать, где девочка, замолчит навеки! Как же Кусуму найти последнюю Вестфален в восьмимиллионном городе? Он никогда не выполнит клятву! И все из-за этого проклятого американца!

«Что в он возродился шакалом!»

Кусум открыл дверцу фургона, чтобы загнать туда ракшаса, но Молодой не входил. Он настойчиво смотрел через Ист-Ривер. Сделал несколько шагов к реке, потом вернулся назад, потом опять к реке и снова назад.

— Входи! — приказал Кусум.

Он был в дурном настроении и не собирался терпеть глупости Молодого. Но ракшас не подчинился. Молодой, обычно такой послушный, сейчас вел себя так, будто уловил Запах и хочет, чтобы ему позволили отправиться на охоту.

И тут Кусум вспомнил. Он впрыснул эликсир в два апельсина, а они нашли только один. Может быть, девочка съела первый апельсин до того, как нашли второй?

Кусум воспрянул духом. Вполне возможно.

А куда мог бы Джек переправить ребенка с острова Манхэттен? Прямо через реку находится район Куинс. Не важно, сколько там живет людей. Если девочка съела хоть кусочек апельсина с эликсиром, ракшас найдет ее.

Игра еще не проиграна!

Кусум указал плеткой по направлению Куинса. Ракшас забрался на высокую стену и спрыгнул с обратной стороны. А оттуда рукой подать до нужного места.

Кусум стоял и наблюдал, как ракшас переплывает реку. Его отчаяние сменилось надеждой. Ракшас был опытным охотником и, похоже, знал, куда идти. Возможно, корабль сможет отчалить еще сегодня.

Когда всплески воды затихли, Кусум вернулся в фургон. Теперь он должен вернуться на корабль и приготовить все для выхода в море. Теперь он уже не сомневался, что ракшас доставит девочку Вестфален. В общем, можно уже и отплыть вниз по реке. Кусум не боялся, что Мать и Молодой потеряются. Ракшасы обладают неистребимым инстинктом находить гнездо везде, где бы оно ни было.

Как удачно, что он впрыснул эликсир в два апельсина. Когда Кусум надевал ожерелье, ему пришло в голову, что это прямое подтверждение, что его поступками руководит могущественная Кали.

Все сомнения, страх, отчаяние растворились в экстазе триумфа. Богиня на его стороне! Она управляет его поступками! Нет, он не может и не должен потерпеть поражение!

В конце концов Джек не будет смеяться последним.


Глава 19


Джек проснулся как от толчка и долго не мог понять, почему он не в своей кровати, а в кресле. Автоматически его рука потянулась к пистолету.

Джек прислушался. Что-то разбудило его. Что? Слабый свет, пробивающийся из кухни, освещал комнату настолько, чтобы он смог разглядеть, что комната пуста.

Джек встал, зашел в телевизионную комнату, потом проверил спальню. Калабати спала. С восточной стороны все было спокойно.

Но какой-то шорох заставил Джека насторожиться. Откуда-то со стороны донесся звук, похожий на скрип двери. Джек подошел к двери и приложил к ней ухо. Тишина. Но из-за зазоров доносилась слабая вонь. Это был не трупный запах ракшаса, а скорее тошнотворно-сладкий запах духов, похожий на запах гардении, какие любят пожилые дамы.

Сердце Джека тревожно забилось. Он открыл дверь, отскочил, держа наготове пистолет.

Коридор оказался куда более освещенным, чем он предполагал. Любой, кто появится в двери, станет отлично освещенной мишенью. Но никто не входил. Джек сменил позу, когда запах гардении, удушливый и сладкий, с примесью гниения, ворвался в комнату как облако.

Держа руку на спусковом крючке, Джек, передвигаясь боком, направился к двери, чтобы не терять возможности видеть, что происходит сзади, слева и справа, но ничего не увидел.

Выйдя в коридор, он принюхался. Джек был готов к бою, но в коридоре никого не было.

Продвигаясь спиной к стене, он заглянул, что происходит на лестнице, ведущей на четвертый этаж, никого.

Посмотрел направо, тоже нико...

«Нет! Кто-то там был, прячась в тени». Вскинув пистолет, Джек пристально всмотрелся. В темноте виднелись очертания женщины в длинном платье, с длинными волосами, в небрежно надвинутой на лицо шляпе. Женщина выглядела подавленной. Шляпа и волосы скрывали черты ее лица.

Джек слегка успокоился, но продолжал держать ее на мушке пистолета. «Что, черт возьми, она здесь делает? И зачем вылила на себя целый флакон духов?»

— У вас что-то случилось, леди? — спросил Джек.

Она встала и повернулась, чтобы посмотреть на него. И в этот момент Джек понял, что это чертовски здоровая дама. И ему все стало ясно. В этом-то заключалась хитрость Кусума. Джек выдавал себя за женщину, когда работал на Кусума, а сейчас... ему даже не надо было видеть спрятанных под шляпой злобных глаз, чтобы понять — перед ним Мать-ракшаси.

— Черт!

Резким и стремительным движением, сопровождаемым криком ярости и треском платья, Мать-ракшаси поднялась и пошла на Джека с победным выражением в сверкающих ненавистью глазах.

Язык Джека прилип к небу, во рту пересохло, а сам он будто врос в землю, но со спокойствием, которое удивило его самого, он выстрелил в левую часть груди ракшаси. Когда Джек нажимал на спусковой крючок, пистолет прыгал в его руках, доставляя боль раненой ладони. Пуля попала в Мать, и Джек представил, что тысячи кусочков шрапнели разлетелись внутри нее. Он не знал точно, где у нее расположено сердце, поэтому еще три пули полетели вдогонку первой, что называется, на всякий случай. На этот раз из ран потоком хлынула черная кровь.

Мать сгибалась и разгибалась, когда в нее попадали пули, пока, наконец, не застыла на месте. Джек ошеломленно смотрел на нее. То, что она до сих пор держалась на ногах, говорило о ее невероятной живучести. Она должна была упасть сразу же после первого выстрела. Джек был уверен, что она хоть и стоит на ногах, но мертва. И хотя он знал об огромной силе этих существ, но одним выстрелом из этого пистолета можно запросто уложить здорового быка, а в Мать он выпустил четыре пули.

Джек нерешительно вскинул пистолет. Обычно он следовал неписаному закону сохранять хоть одну пулю в обойме. Ведь незаряженное оружие — бесполезное оружие. Но на этот раз ему хотелось поскорее положить всему конец, поэтому он решил сделать исключение. Прицелившись, он выпустил последнюю пулю и попал прямо в середину груди Матери.

Она вскинула руки и, пошатнувшись, всем телом рухнула на перила. Шляпа и парик слетели с ее головы, но сама она не упала. Джек ждал, когда закончится агония.

Он ждал, но Мать не умирала. Она несколько раз глубоко вздохнула, затем выпрямилась и посмотрела Джеку прямо в лицо. Ее желтые глаза блестели как обычно, а он застыл на месте. «Не может быть! После пяти смертельных ран!» Он же сам видел отверстия ь ее груди и черную кровь! У нее внутри должно быть одно сплошное кровавое месиво!

Издав воинственный клич, Мать пошла на Джека. А он скорее рефлекторно, чем сознательно бросился бежать. Но куда податься? В квартиру нельзя. Он не хотел оказаться там, как в ловушке. На лестнице, ведущей на улицу, стояла Мать-ракшаси. Единственным спасением была крыша.

Едва сообразив это, Джек уже бежал по ступенькам вверх. Да, пистолет не годился для борьбы с этим чудовищем, и не важно, был ли он заряжен, или нет. Неожиданно у него в мозгу всплыли слова Калабати: «Огонь и сталь... Огонь и сталь...» Не замедляя бега, Джек обернулся и бросил пистолет на ступеньку, а заодно взглянул, что делает Мать-ракшаси. Она бежала за ним. С шеи и рук свисали и развевались на бегу обрывки платья. Ее дыхание было ровным и спокойным, тогда как Джек задыхался, и это нервировало его почти так же, как убийственный блеск ее глаз.

От крыши Джека отделяли три лестничных пролета. Он напряг все силы, чтобы сохранять достаточную дистанцию между собой и Матерью. Но это удалось лишь на короткое время. Казалось, Мать не знает усталости, с каждым шагом она двигалась все быстрее и быстрее. Когда Джек преодолел последнюю ступеньку, расстояние между ними сократилось до половины пролета. Джек даже не попытался отпереть замок двери, ведущей на крышу, замок всегда барахлил, а время терять нельзя. Джек надавил на нее плечом и выскочил на крышу.

Его взору предстало мирное, спокойное небо над Манхэттеном. В бледном свете садящейся луны крыша напоминала черно-белую фотографию. Господи, если бы не некоторые обстоятельства, то все могло бы показаться идиллией, даже наваленный здесь хлам был знаком до боли. Возможно, в этом его преимущество. Джек понимал, что убежать от Матери нельзя, но, может быть, он просто попытается перехитрить ее.

На ходу Джек спланировал свои последующие действия. Обегая трубы, он добежал по открытому пространству до края крыши, где остановился и стал ждать, уверенный, что в свете луны прекрасно виден от двери. Он не хотел, чтобы Мать-ракшаси потратила слишком много времени на его поиски.

Прошло несколько секунд, и она появилась. Ракша-си моментально увидела Джека и направилась к нему. Она походила на освещенную луной тень, приготовившуюся убить. Когда на ее пути попался анархистский флаг Нейла, она ударила по нему с такой силой, что древко переломилось пополам. Следующим на пути оказался генератор, через который она без труда перескочила.

И все. Между Джеком и Матерью-ракшаси больше не существовало препятствий. Мокрый от пота, трясущийся от страха, Джек смотрел на когтистые руки, направленные к его горлу, готовые разорвать его на мелкие кусочки. Он был уверен, что есть и более неприятные пути ухода из жизни, но сейчас не мог припомнить ни одного. Все его мысли были сосредоточены только на том, как ему выжить. Если у него получится все, как задумал, то сотни раз оправдается это ожидание, а иначе страшные когти ракшаси доберутся до него.

Он стоял на коленях на низком парапете, находящемся на краю крыши. В ожидании ракшаси он осторожно перебрался на него. А когда она приблизилась к нему, он выпрямился и стал балансировать на краю парапета. Ноги висели над пустынной аллеей. Джек разбил себе коленные чашечки, но не чувствовал боли. Он должен был полностью сконцентрироваться на том, что собирался сделать.

Мать-ракшаси казалась самим выражением ненависти, когда преодолевала последние несколько метров, разделявшие их. Джек не двигался. Он напряг всю свою волю, чтобы оставаться в таком положении в ожидании неминуемой смерти, приближающейся к нему. Напряжение возросло до такой степени, что на какое-то мгновение ему показалось, что он не выдержит. Вся его сущность кричала «прыгай!». Но он должен находиться в этом положении до определенного момента. Шевельнуться раньше времени означало бы верную смерть, а если все случится, как он задумал, то у него есть один шанс из тысячи, чтобы остаться в живых.

И он дождался: когти ракшаси были метрах в двух от его лица, и тогда Джек подался назад, а колени скользнули вниз по парапету. Он мысленно поблагодарил Господа Бога, что все сделал вовремя.

Держась за парапет, он висел на высоте пяти этажей, и вот свершилось: Джек ощутил движение над собой. Мать-ракшаси, нацелившаяся на его тело, схватилась за пустоту и, перелетев через него, падала на землю. Краем глаза Джек видел, как огромная тень промелькнула за его спиной, увидел судорожно хватающие воздух руки и дергающиеся ноги. Джек почувствовал боль в левом плече. Падающая Мать-ракшаси задела своими когтями его плечо и спину. Он закричал от острой боли.

От боли Джек опустил левую руку и теперь висел только на правой. И даже несмотря на сильную боль, Джек не мог отказать себе в искушении взглянуть вниз на Мать-ракшаси, когда она с глухим стуком ударилась о землю. Джек ощутил радость. От такого удара она должна сломать себе не только шею, но и все кости.

Пересилив боль и стараясь не обращать внимания на текущую из раны кровь, Джек поднял руку и ухватился за парапет теперь уже двумя руками. Подтянувшись, он медленно, с большим трудом взобрался на крышу.

Тяжело дыша, Джек отлеживался на парапете, ожидая, когда боль в спине немного стихнет. Да, она поборолась за жизнь. Хватаясь за воздух, она когтями сильно полоснула его по спине. Рубашка была теплой и влажной от крови.

С трудом поднявшись, он сел и еще раз посмотрел вниз. Все тонуло во тьме. Джек начал было перекидывать ногу через парапет на крышу, когда его отвлекло какое-то шевеление внизу. В тени аллеи двигалось темное пятно.

У Джека перехватило дыхание. Неужели кто-то услышал, как упала Мать, и пришел посмотреть, что произошло? Во всяком случае, он так думал. Он очень надеялся, что это действительно всего лишь любопытный сосед.

Но шевеление продолжалось... И вот темное пятно поползло. Да, он ползло... вверх по стене... и звук какой-то скребущийся, словно кто-то царапает кирпичом по стене.

Темное пятно поднималось по стене прямо к нему. И ему не надо было зажигать фонарь, чтобы узнать, что это за пятно.

Мать возвращалась.

Невозможно! Но это было так!

Застонав от отчаяния, Джек вскочил на крышу и бросился прочь от края. Куда бежать? Неужели Мать-ракшаси растерзает его?

«Огонь и сталь... Огонь и сталь...» Эти слова жгли его мозг, когда он в панике бегал по крыше в поисках чего-нибудь, чем мог бы защититься. Ничего стального! Алюминий, пластик, дерево, все что угодно, но не сталь! Если бы найти какой-нибудь лом или кусок ржавой стальной рельсы, что-нибудь, чем можно ударить по голове, когда ракшаси будет вылезать на крышу!

Ничего! Единственное, что можно использовать, — древко от сломанного флага. Нет ни стали, ни огня.

Древко тоже не из стали... но с острым, длинным, не менее десяти метров, расколотым концом Джек поднял его. На конце оказался шар, утяжеляющий всю конструкцию. Древко качалось, как шест для прыжков в высоту, а вибрация болью отдавалась в спине Джека. Да, шест был тяжелый, но это все, что ему попалось под руку.

Джек положил древко и перегнулся через край крыши. Ракшаси была уже метрах в пяти и поднималась очень быстро.

«Как несправедливо!» — думал Джек, когда бежал к тому месту, где оставил древко. Он уже дважды пытался убить ее, и что же? Он ранен и истекает кровью, а она неуязвима.

Подняв древко за шарообразный конец, он поставил его в горизонтальное положение. Застонав от боли, направил заостренный конец туда, откуда, по его подсчетам, должна появиться Мать. И побежал. Левая рука стала терять баланс. Если так будет продолжаться и дальше, то заостренный конец просто врежется в крышу. Но, сжав зубы, Джек поднял древко.

Он должен держать его параллельно полу...

Время решало все. Если Мать доберется до крыши раньше, то сможет уклониться от шеста, если позже, то все будет окончательно потеряно.

Он видел, как трехпалая рука зацепилась за край парапета, потом другая, и наметил направление между этими руками.

— Ну, давай! — закричал он, увеличивая скорость. — Давай, давай!

Его голос звучал истерически, он уже не контролировал свои поступки. Сейчас ему необходимо проткнуть эту тварь...

Над парапетом появилась голова, а потом и она сама. Слишком быстро! Она передвигалась слишком быстро! Он не мог удерживать качающийся шест, не мог поднять его на достаточную высоту! Он упустит свою цель!

Крича от ярости и отчаяния, Джек всю свою силу вложил в то, чтобы выше поднять кончик шеста. Но несмотря на все усилия, так и не смог добиться, чтобы заостренный конец оказался направленным в горло Матери. Он врезался в грудь, причем с такой силой, что Джек едва не вывихнул правое плечо. Но он не сдавался. Он изо всех сил давил на шест, и шест сломался и упал к его ногам.

Когда Джек поднял глаза, его сердце едва не остановилось: Мать была здесь.

Нет... она была по другую сторону парапета. Это же просто невозможно! Не может же она висеть в воздухе! Джек заставил себя подняться, чтобы разглядеть, что происходит.

Оказалось, шест, пробив грудь ракшаси, вышел через спину, а шарообразный конец лежал у ног Джека.

Да, он сделал это! Он победил!

Но Мать-ракшаси не умерла. Она крутилась и изворачивалась на шесте, шипя от ярости, и тянулась длинными руками и длинными когтями к Джеку. А достать так и не смогла. Первым порывом Джека было сбросить конец шеста через парапет. Пусть летит на землю. Но сдержался. В таком положении Мать-ракшаси была безвредна. Но он и не мог оставить ее здесь, пока не придумает, как окончательно расправиться с ракшаси. Сейчас она не представляла опасности ни для него, ни для кого другого. Так думал Джек.

Но вдруг Мать начала двигаться по направлению к нему.

Джек так быстро отскочил назад, что едва не упал. Она все еще идет за ним! Джек в немом потрясении наблюдал за действиями Матери. Она все дальше и дальше шла сквозь шест и приближалась к своему врагу все больше и больше.

Джек едва не свихнулся. Как можно бороться с существом, которое не чувствует боли, которое нельзя убить? Извергая проклятия, он носился по крыше, бросая в ракшаси обрывки труб, контейнеры, ведра, все, что попадалось под руку. Но все было столь же эффективным, как и то, что он предпринял против нее раньше. И тут он наткнулся на два баллона с дизельным топливом и хотел было бросить их в нее, но остановился.

Топливо! Огонь! Наконец-то он нашел действенное оружие, если, конечно, это еще не поздно. Он попробовал открыть металлическую задвижку, но она заклинилась из-за ржавчины. В отчаянии Джек дважды треснул задвижкой по крыше и снова попробовал открыть Боль на раненой ладони становилась невыносимой, а Джек продолжал настойчиво нажимать на задвижку. Наконец она поддалась, и он мысленно воздал хвалу Кону Эду, которой летом 1977-го забросил эти баллоны на крышу. Иначе у Джека не появилась бы надежда на спасение.

Топливо полилось из баллона, и Джек, схватив баллон, подошел к парапету и начал выплескивать его в приближавшуюся ракшаси. Мать-ракшаси яростно захрипела и протянула руку, попыталась достать его, но Джек все еще оставался недоступным для нее. Когда он опустил баллон, в воздухе на крыше стоял стойкий запах горючего. Ракшаси приближалась, и Джеку пришлось отпрыгнуть назад, чтобы не попасть под се когти.

Он похлопал руками по карманам рубашки в поисках зажигалки. На какое-то мгновение чуть было не запаниковал, когда ему показалось, что ее нет. Но тут его пальцы нащупали зажигалку. Вынув ее, он установил низкий уровень пламени, чтобы не обжечь руки, облитые горючим. И он улыбнулся впервые после того, как выпустил в Мать-ракшаси пять пуль; он подумал, что сможет спастись.

Он поднес зажигалку ближе к ракшаси, которая, завидев пламя, начала рассекать воздух перед собой огромными когтями. Джек почувствовал движение воздуха, когда они скользнули всего в нескольких дюймах от его лица. Она не позволит ему подойти близко к себе! Что, черт, за топливо, оно не разжигалось. Да, это не газ, к которому достаточно поднести пламя, чтобы вспыхнуло все вокруг. Нет, для дизельного нужно пламя посильнее.

И тут Джек увидел, что шест тоже залит горючим. Он подбежал к парапету и ухватился за шаровидный конец, разжигая пламя. При этом ему приходилось еще и увертываться от когтей ракшаси. Долгое время ничего не получалось.

И наконец появилось пламя. Джек, как завороженный, наблюдал за рождением самого прекрасного в своей жизни огня, который охватил весь шест и вскоре добрался до ракшаси. Она пыталась увернуться, но было поздно! Грудь и торс ее уже горели, а через несколько секунд она вся была объята огнем.

Джек со смешанным чувством облегчения и восторга смотрел, как дико корчилась Мать-ракшаси в языках пламени. Но неожиданно его что-то отвлекло от созерцания ее мучений в огне и черного плотного дыма, поднимающегося от ее горящего тела. Джек услышал рыдания. Неужели, это она? Нет... это был его собственный голос, только теперь его сознание позволило ему среагировать на боль, страх и ужас, которые он испытал. Неужели все кончено? Неужели все, наконец-то все кончено?

Джек смотрел, как горит Мать-ракшаси, и не находил внутри себя ни капли сострадания к этой чудовищной машине для убийства, которая ни перед чем, не остан...

И тут он услышал тихий стон. Ему показалось, что она произнесла что-то вроде «Спа фон» и затем «Кака-джи».

«Твой Кака-джи будет следующим!» — подумал Джек.

Потом все стихло. Мать-ракшаси безжизненно повисла на шесте, который обломился, и она полетела вниз, разбрызгивая вокруг себя языки пламени. Она упала на землю. На этот раз она уже не поднимется. Джек долго смотрел вниз. Уже всходило солнце, а ракшаси продолжала гореть. Она не двигалась. А Джек смотрел и смотрел, пока окончательно не убедился, что она не сдвинется с места.


Глава 20


Джек открыл дверь своей квартиры и свалился на пол, наслаждаясь прохладным воздухом, исходящим из кондиционера. С крыши он спускался в полузабытьи, и единственное, что запомнилось, — по дороге он поднял свой пистолет. Джек ощущал безумную слабость. Каждая клеточка его тела кричала от боли и усталости. Ему нужен отдых и, наверное, врач, чтобы осмотреть порезанную спину. Но времени на это не было. Он должен покончить с Кусумом сегодня.

Джек заставил себя подняться и зашел в спальню. Калабати спала. Телефон. Он не знал, звонил ли Эйб, пока он был на крыше. Наверное, нет. Звонки разбудили бы Калабати. Он набрал номер магазина Эйба.

— Эйб, это я!

— А кто же еще может быть в этот час?

— Ты все достал?

— Только что вошел в магазин. Нет, не все. Только бомбы с часовым механизмом, но не смог достать разрывных пуль. И смогу не раньше полудня. Тебя это устроит?

— Нет. — Джек был разочарован. Ему надо действовать.

— Правда, я достал кое-что, что может компенсировать пули.

— Что?

— Приезжай, увидишь.

— Хорошо, жди меня через несколько минут.

Джек положил трубку и сорвал с себя грязную и порванную рубашку. Боль была ужасной, ему пришлось отдирать материю от кожи. Увидев разрезы на ткани, Джек понял, что раны были куда серьезнее, чем он думал. Да и крови он потерял значительно больше.

Взяв из ванной полотенце, он осторожно протер раны. Щипало, но боль стала терпимой. Он посмотрел на полотенце и обнаружил, что свежей крови совсем мало.

Джек понимал, что хорошо бы сейчас принять душ и промыть раны, но побоялся, что опять пойдет кровь, преодолел искушение посмотреть на спину в зеркало ванной. Иногда лучше не знать правды.

Он зашел в спальню за свежей рубашкой, и в голову пришла мысль: встав на колени перед кроватью, он осторожно расстегнул застежку на ожерелье Калабати и снял его. Она зашевелилась, застонала, а потом затихла. Джек на цыпочках вышел из спальни и осторожно прикрыл за собой дверь.

В гостиной он надел ожерелье на шею и почувствовал какое-то странное и неприятное ощущение, распространявшееся от головы то ног. Он бы ни за что не решился надеть ожерелье, ни тем более взять его у Калабати, памятуя о том, как не хотела она расставаться с ним на корабле, но последние события требовали этого.

Надев рубашку, он позвонил в квартиру дочери Эйба. Зная, что какое-то время у него не будет возможности позвонить Джии, он решил, что ему будет спокойнее, если он поговорит с ней сейчас.

Джия долго не брала трубку, потом ответила напряженным голосом:

— Хэлло?

Услышав се голос, Джек несколько мгновений ничего не мог сказать. После того что ему пришлось испытать за последние несколько часов, ему захотелось броситься в Куинс и остаток ночи провести в объятиях Джии. Больше ему ничего не нужно — просто обнять Джию.

— Извини, что разбудил, — проговорил он наконец. — Но мне нужно отъехать по делам, и меня не будет несколько часов, я хотел убедиться, что у вас все в порядке.

— Все нормально, — хрипло ответила Джия.

— Как Вики?

— С ней тоже все в порядке. Я встала, чтобы ответить на звонок. Подожди. Я как раз читаю записку Эйба, где он объясняет, что ему необходимо уйти и чтобы мы не беспокоились. Что-то происходит, Джек?

— Ужасные вещи.

— Это не ответ, а мне нужен ответ, Джек. Меня ужасно пугают твои недомолвки.

— Понимаю, но все, что я могу сказать прямо сейчас, так это то, что исчезновения Нелли и Грейс связаны с прошлым рода Вестфален. — Большего он решил не говорить.

— Но почему... Вики...

— Да, правильно. Она — Вестфален. Когда-нибудь, когда у нас будет достаточно времени, я тебе все объясню.

— А когда все это закончится?

— Если все пойдет как надо, то сегодня.

— Это опасно?

— Не-а. Обычная работа. — Он не хотел, чтобы она знала правду.

— Джек... — Она замолчала, ему показалось, голос ее дрогнул. — Будь осторожен, Джек.

Если бы она только знала, как много для него значат ее слова.

— Я всегда осторожен. Вообще люблю, знаешь ли, свое тело крепким и здоровым. Пока. Скоро увидимся.

Джек долго не клал трубку. Потом установил телефон в режим автоответчика, чтобы никто не смог разбудить Калабати. Если ему повезет, то он покончит с Кусумом и вернется домой еще до того, как она проснется. Возможно, ему даже удастся вернуть ожерелье так, что она и не заметит, что он его брал. А при самом удачном стечении обстоятельств она даже не узнает, кто подстроил взрыв, который уничтожил ее брата и ракшасов.

Джек поспешил в магазин Эйба. Но, проходя мимо аллеи, остановился. Хотя времени было в обрез, он не мог противостоять искушению остановиться и посмотреть на то, что осталось от Матери-ракшаси. Когда он не увидел трупа в аллее, то впал в панику. Но, присмотревшись, Джек заметил горку пепла. Да, огонь уничтожил Мать-ракшаси, остались только пальцы и когти. Он поднял несколько. Они все еще были горячими, и Джек положил их в карман. Возможно, когда-нибудь настанет день, когда ему придется доказывать самому себе, что он действительно встречался с существами, которых называют ракшасами.


Глава 21


Джия положила трубку и стала размышлять о том, что сказал Джек. Он считает, что сегодня все может закончиться. Она надеялась, что так и будет. Если только Джек сказал ей все. А что, если он что-то от нее скрывает? Есть ли что-нибудь такое, о чем он не сказал ей? Боже, как она ненавидела полуправду, как ей хотелось вернуться в свою маленькую квартиру, в собственную кровать.

Джия пошла было в спальню, но остановилась. Ей расхотелось спать. Вряд ли стоит насильно заставлять себя уснуть. И, поплотнее прикрыв дверь спальни, она пошла на кухню, чтобы попить. Приправы, используемые в китайской кухне, всегда вызывали у нее жажду. Увидев пакетики с чаем, она страшно образовалась, поставила чайник и включила телевизор: шли старые фильмы, которые она когда-то видела.

В чайнике закипела вода. Джия сделала себе чашку чая, потом наполнила половину высокого стакана льдом и перелила туда содержимое чашки. Вот то, что нужно, — холодный чай. Туда еще бы лимончик, но сойдет и так.

Когда она подошла к дивану с чаем в руке, то почувствовала какой-то странный запах гнили. Но он был настолько мимолетен, что она не успела принюхаться. Странно, что-то знакомое. Джия была уверена, что, задержись он подольше, она бы вспомнила, что это такое. Она подождала, принюхалась, но запаха не было. Джия стала смотреть телевизор. Показывали «Гражданина Кейна». События фильма вернули ее к мыслям о Джеке...

Джия присела и отхлебнула чай.


Глава 22


Вики вскочила в кровати.

— Мамочка? — тихо позвала она.

Девочка дрожала от страха. Она была одна в спальне. Вокруг распространялся какой-то странный и неприятный запах. Девочка посмотрела в окно. Там что-то было... там за окном. От этого-то она и проснулась.

Вот рука или что-то похожее на руку отодвинуло занавеску. Потом другая. И перед Вики выросла громадная тень, два сияющих желтых глаза скользнули по ней, отчего она застыла в молчаливом ужасе. Существо перелезло через подоконник и скользнуло в комнату как змея.

Вики открыла рот, пытаясь закричать, но существо закрыло ей рот и заглушило звуки голоса. Это была рука, но не обычная рука. На ней три пальца, три громадных пальца, а от прикосновения ладони к губам Вики чуть не вырвало.

Молча борясь с существом, Вики разглядела лицо с желтыми сияющими глазами. Этот монстр олицетворял собой все страхи, темные тени в углу, страшные сны и кошмары.

У Вики началась истерика. Слезы страха и отчаяния брызнули из глаз. Она должна освободиться! Она дралась, крутилась, царапалась, но ничего не помогало. Существо подняло девочку как пушинку и понесло к окну... и вылезло наружу! А ведь они на двенадцатом этаже.

«Мамочка!» Они упадут и разобьются.

Но они не падали, потому что существо, цепляясь свободной рукой и ногой, спускалось по стене, как паук. А потом оно побежало через парки, через улицы по аллеям. И хотя оно больше не закрывало Вики рот, грудь девочки была так сжата, что она едва дышала.

— Пожалуйста, не делайте мне больно! — шептала девочка. — Пожалуйста!

Вики не знала, где они и куда направляются. Она почти ничего не соображала из-за ужаса, который сковывал ее. Потом почувствовала запах реки, услышала всплески воды. Монстр прыгнул, и казалось, что они летят, вода стремительно приближалась к ним. Она же не умеет плавать!

Девочка закричала, когда очутилась в воде. Ее рот наполнился водой. Воздух был, но она не могла дышать. Она задохнулась. И вдруг, когда у нее от удушья перед глазами поплыли цветные круги, ее легкие наполнились воздухом.

Вики открыла глаза и увидела, что монстр переложил ее к себе на спину и плывет. Розовая ночная рубашка Вики прилипла к коже, волосы всклокочены и налезли на глаза. Было холодно, сыро и очень страшно. Ей хотелось спрыгнуть со спины чудовища и убежать но она знала, что одно ее движение, и она утонет.

Почему чудовище схватило ее? Ведь она всегда была послушной девочкой. Почему?

А может быть, это доброе чудовище, как в книге «Где живут дикие чудовища»? Оно не повредит ей. Может, оно просто несет ее куда-то, чтобы показать что-то интересненькое.

Девочка немного успокоилась, огляделась и справа от себя узнала очертания Манхэттена. Но что-то было между ними и Манхэттеном. Она вспомнила, что это остров Рузвельта, который находился у того места на реке, где заканчивалась улица тетей Нелли и Грейс.

Они что, поплавают и вернутся в Манхэттен? А может, чудовище несет ее к тете Нелли?

Нет. Они проплыли до конца острова, но чудовище не повернуло в Манхэттен. Оно продолжало плыть вниз по реке. Вики заплакала.


Глава 23


Подбородок Джии упал на грудь, и она, вздрогнув, проснулась. Она только полчаса смотрела фильм, а потом на нее навалилась дремота. А ведь ей казалось, что она не хочет спать, но, похоже, она переоценила свои силы. Джия выключила телевизор и пошла в спальню.

Как только она открыла дверь, страх пронзил ее, словно ей вонзили нож между ребрами. В комнате стоял густой отвратительный запах гнили. Она вспомнила и узнала этот запах — такой же запах стоял в комнате Нелли в ту ночь, когда она исчезла. Взглянув на кровать, Джия чуть не упала в обморок. Кровать была пуста. Не было видно знакомых милых очертаний под одеялом.

— Вики? — Голос ее надломился, когда она включила свет. Нет, дочь где-то здесь.

Не дожидаясь ответа, Джия бросилась к кровати и отдернула одеяло.

— Вики? — Она уже почти рыдала. Вики здесь, Вики должна быть здесь.

Джия подбежала к шкафу, упала на колени и начала шарить по полу. Но нашла только мисс Джеллирол. Потом она бросилась к кровати и заглянула под нее. Вики не было и там.

Но она увидела кое-что другое. Джия протянула руку и схватила это. Она думала, что ее стошнит, когда рассмотрела и узнала апельсин, который недавно ели и бросили.

Апельсин! Слова Джека всплыли у нее в мозгу: «Ты что, хочешь, чтобы Вики закончила так же, как Нелли и Грейс? Бесследно пропала?» Он сказал, что в апельсине что-то есть, но ведь он же выбросил его! Тогда откуда этот...

Вывод был печальным: в песочнице было два апельсина.

«Это кошмар! Этого просто не может быть!»

Джия бегала по квартире, открывая каждую дверь, заглядывая в каждый шкаф. Вики пропала! Джия вернулась в спальню и подбежала к окну. На нем не было защитного экрана. А Джия не обратила на это внимание! У нее перед глазами возникло видение ребенка, разбившегося об асфальт. Перехватило дыхание, и она выглянула из окна. Внизу располагалась автостоянка, и ничего необычного не было видно.

Джия даже не знала, радоваться этому или нет. Все, что она сейчас могла осознавать, было только то, что пропала дочь и ей нужна помощь. Она бросилась к телефону, чтобы набрать 911, но остановилась. Конечно же исчезновение ребенка в полиции воспримут ближе к сердцу, чем пропажу двух пожилых женщин, но что-нибудь от этого изменится? Джия сомневалась в этом. Единственный номер, по которому надо позвонить, — это телефон Джека.

Джек знает, что делать, Джек поможет.

Она с силой нажимала кнопки телефона, он оказался занят. Опять, опять и опять — занят. У нее не было времени, поэтому она позвонила оператору и попросила срочно соединить ее с квартирой. Джия положила трубку и стала ждать. Ей казалось, что прошло не меньше часа, когда перезвонила оператор, которая сообщила, что номер занят, потому что не положена на место трубка.

Джия в сердцах бросила трубку телефона. Что же ей теперь делать? Она была в замешательстве. Да, но что случилось с Джеком? Почему он не положил трубку?

Джия кинулась в спальню, быстро надела джинсы и блузку, даже не сняв пижамы. Она должна найти Джека. Если он не дома, то в магазине Эйба. Джия была почти уверена, что помнит, где находится магазин, она надеялась, что помнит. Мысли ее прыгали. Она думала только о Вики.

«Вики, Вики, где ты?»

Как найти Джека... вот проблема. Не просто сейчас в такой час поймать такси, а в метро, даже если удастся найти станцию поблизости, небезопасно ехать одинокой женщине.

Вспомнила. Она совсем недавно видела ключи от «хонды». Где же они? Наверное, на кухне...

Она бросилась к шкафчику с посудой, открыла его. Да, там оказались ключи, схватив их, она бросилась в коридор. Запомнив номер квартиры — 1203, — она вошла в лифт и спустилась в подвал, где находился гараж. Только бы машина оказалась на месте. Она бежала мимо парковочных отсеков, постоянно повторяя: «Только бы она была здесь, пожалуйста!» Она обращалась к Богу, к судьбе, к кому угодно, кто был главным. Она пробежала отсеки от 800-й квартиры до 1100-й и увидела белую «хонду-сивик».

Пусть это будет отсек 1203! Пожалуйста!

Это должно быть так!

И это было так.

Вздохнув поглубже, она открыла дверцу и села в машину. После недолгого замешательства она решила, что справится. Недаром в юности она не мало миль проехала на отцовском пикапе «форд», она надеялась, что такой опыт не забывается.

Двигатель отказывался заводиться. Джию затрясло от ярости. Наконец машина завелась и, выезжая с парковки, Джия дважды ударилась о стену.

Джия не знала Куинс, но сориентировалась, куда ехать. Она поехала по направлению к Ист-Ривер, пока не увидела знак: «На Манхэттен», и поехала в указанном направлении. Когда показался мост Куинсборо, она до упора нажала педаль. До сих пор она вела машину осторожно, подавляя нахлынувшие эмоции, боясь разбиться. Но когда она увидела магазин Эйба, не сдержалась и расплакалась.


Глава 24


Голубой грузовик Эйба был припаркован у магазина. Джек постучал в дверь, которая тут же открылась. На Эйбе была мятая белая рубашка. Впервые в жизни Джек увидел на друге черный галстук.

— Ну, что? — спросил он, пристально вглядываясь в лицо Джека. — В какие неприятности вляпался с тех пор, как оставил меня на квартире?

— С чего ты взял?

— А это несложно: забинтованная рука и легкая хромота...

— Да ничего. Просто не сошелся во мнениях с весьма нетерпимой к чужому мнению дамой. — Джек осторожно погладил левое плечо, которое сейчас болело гораздо сильнее, чем раньше.

— Дамой?

— Довольно необычной, но все-таки дамой.

Эйб повел Джека в глубь темного магазина. Освещенным был только подвал.

— Бомбы здесь. Двенадцать штук с двадцатичетырехчасовым механизмом.

Джек кивнул:

— Отлично. Но мне все еще нужны разрывные пули. Иначе я не смогу воспользоваться всем этим.

Эйб покачал головой:

— Не знаю, с кем ты там собираешься воевать, но здесь лучшее, что я мог достать.

Он открыл упаковку, и внутри оказался круглый, формой напоминающий пончик, металлический бак, в середину которого был вставлен второй бак.

Джек восхищенно присвистнул.

— Что за черт...

— Это огнемет «Номер пять МК-1». Не знаю, подойдет ли он для твоих целей, но много места он не займет.

— Это же здорово! — воскликнул Джек. Он схватил Эйба за руку и начал ее трясти. — Эйб, ты прелесть! Он великолепен!

Обрадованный Джек схватил огнемет и погладил его металлическую поверхность. Как же он не додумался сам? Это же идеальный вариант.

— А как им пользоваться?

— Это модель Второй мировой войны, лучшая, которую смог достать за столь короткое время. В маленьком сферическом баке — СО, концентрация которого две тысячи фунтов на квадратный сантиметр, а в большом, который в форме спасательного круга, — 18 литров напалма. На конце — труба с воспламенителем и регулируемая насадка. Открываешь баки, наводишь трубу, взводишь курок и пиф-паф!

— Как насчет маленьких хитростей?

— Да. Всегда проверяй управляемую насадку прежде, чем стрелять в первый раз. Да, еще никогда не стреляй против ветра и рядом со своим домом.

— Ну что ж, по-моему, все не так уж сложно. Помоги мне впрячься.

Когда Эйб помогал надевать ему огнемет, Джек с облегчением заметил, что худшие его опасения относительно острой боли в левом плече не оправдались. Боль была вполне терпимой. Пока он удобнее располагал оружие, Эйб вопросительно посмотрел на его шею.

— С каких это пор ты носишь драгоценности, Джек?

— С сегодняшнего дня... это талисман.

— На вид странная вещица. Сделана из стали, кажется? А эти камни... выглядят почти как...

— Два глаза? Знаю.

— А надпись похожа на санскритскую. Да?

Джек недоуменно пожал плечами. Ему не нравилось это ожерелье, и он ничего не знал о его происхождении.

— Возможно. Не знаю. Один друг... одолжил мне его. А ты понимаешь, что на нем написано?

Эйб покачал головой:

— Я видел надписи на санскрите и раньше, но даже если бы от этого зависела моя жизнь, я все равно не смог бы перевести ни слова. — Он внимательно рассматривал ожерелье. — Вообще-то это не совсем санскрит. Откуда оно?

— Из Индии.

— Правда? Тогда это, вероятно, ведический, один из проарийских языков. — Эйб выдал эту информацию нарочито безразличным тоном знатока, затем повернулся и стал постукивать пальцами по углу ящика с бомбами.

Джек не знал, важничает ли его друг или нет, но не хотел лишать его возможности пустить пыль в глаза.

— Откуда ты, черт побери, знаешь это?

— А ты считаешь, что в колледже я изучал оружие? Между прочим, я получил диплом бакалавра гуманитарных наук в Колумбийском лингвистическом колледже.

— А эта надпись на ведическом, а? Она что-то означает?

— Она означает, что ожерелье старинное... С-Т-А-Р-И-Н-Н-О-Е.

Джек указал на стальные кольца.

— Об этом я и сам догадался.

Эйб перевел разговор на другую тему:

— Знаешь, я никогда не спрашивал, Джек, но на этот раз должен: во что ты вляпался? Тем, чем ты вооружился, можно разнести пару кварталов.

Джек не знал, что ответить. Как он мог рассказать кому-либо, пусть даже и лучшему другу, о ракшасах и о том, что ожерелье делает его невидимым для ракшасов?

— Почему бы тебе не подвезти меня до порта, может, и сам увидишь.

— Заметано.

Эйб согнулся под тяжестью бомб, когда Джек с огнеметом за спиной маневрировал по ступенькам, выходя наружу. Джек едва пролез в дверь. А Эйб закрыл железную решетку и сел на водительское сиденье грузовика.

— Куда едем?

— Давай на запад по Пятьдесят седьмой. Доедешь до конца, потом повернешь направо. Найдешь удобное укрытие под скоростной дорогой, а дальше — пешком.

Пока Эйб вел грузовик, Джек прикидывал варианты, как попасть на корабль: подниматься по канату с огнеметами и бомбами — не может быть и речи. Надо опускать трап. А дальше события могут обернуться двумя путями: если ему удастся пробраться на корабль незамеченным, то он просто установит бомбы, и ищи ветра в поле; если его обнаружат, придется пустить в дело огнемет. Если выдастся возможность незаметно про-

браться к люку, он покажет Эйбу ракшасов. Только тогда Эйб поверит в его рассказ о том, что находится в трюмах корабля Кусум а.

К утру в Нью-Йорке не должно остаться ни одного ракшаса. А если их атаман вмешается в это дело, то Джек с удовольствием поможет ему отправиться в путь к последующему перерождению.

Грузовик остановился.

— Приехали, — сказал Эйб. — Что теперь?

Джек с трудом вылез из машины и зашел со стороны Эйба. Он указал на темный северный пирс — девяносто седьмой.

— Подожди здесь, пока я поднимусь на борт. Я недолго.

Эйб посмотрел в окно, потом повернулся к Джеку с вопросительным выражением на его круглом лице.

— На борт чего?

— Корабля. Ты его можешь увидеть отсюда.

Эйб покачал головой:

— Не вижу никакого корабля, ничего кроме воды.

Джек всмотрелся в темноту. Его там нет! Со смешанными чувствами удивления, разочарования и спокойствия он побежал по причалу. Пустому причалу.

— Кусум сбежал! — закричал Джек, поворачиваясь к грузовику. — Он сбежал!

Он понимал, что, наверное, выглядит как псих, подпрыгивая на месте и смеясь как ненормальный. Огнемет хлестал ремнем по спине, но Джек не обращал на это внимания.

Он победил! Он убил Мать-ракшаси, а Кусум поплыл в Индию без Вики и без Калабати! Внутри него разливалось радостное чувство победителя.

«Я победил!»


Глава 25


Джия, перепрыгивая через ступеньки, подбежала к двери. Нажав на ручку, она обнаружила, что дверь заперта. По привычке она полезла за ключом, но вспомнила, что отослала его Джеку месяц назад.

Подойдя к звонку, она с силой нажала кнопку номер 3, рядом с которой была прикреплена бумажка с от руки написанным: «Пиноккио продакшнз». Но дверь не открывалась, она звонила опять и опять, а потом просто вжала кнопку и не отпускала ее.

Джия отошла на тротуар и посмотрела на окна Джека. Они были темные, только казалось, что с кухни пробивается свет. Неожиданно она заметила чей-то силуэт, возникший у окна: кто-то смотрел вниз. Джек!

Джия опять кинулась к звонку, но замок открылся, не успела она нажать кнопку. Открыв дверь, Джия бросилась к лестнице.

Когда она поднялась на третий этаж, обнаружила коричневую шляпу на ступеньках. Тошнотворно-сладкий запах повис в воздухе, а рядом с квартирой Джека валялись обрывки платья, испачканного какой-то черной жидкостью.

«Что здесь произошло?»

Что-то в этих пятнах настораживало Джию. Она осторожно перешагнула через них и, стараясь не наступить, постучала в дверь.

Дверь приоткрылась тут же, как будто там ее ждали. Но дверь открылась всего на несколько дюймов и остановилась. Джия видела только неясные очертания головы, но в слабом свете не могла разглядеть лица.

— Джек? — позвала Джия. Она была немного испугана. Что-то не так во всем этом.

— Его здесь нет, — ответил хриплый, тихий голос.

— А где он?

— Не знаю. А вы будете его искать?

— Да... да. — Вопрос был неожиданным. — Мне он нужен прямо сейчас.

— Найдите Джека! Найдите и привезите его обратно! Привезите его обратно!

Дверь захлопнулась перед совершенно ошарашенной Джией, пораженной чувством глубочайшего отчаяния, прозвучавшего в этом голосе.

Что здесь произошло? Почему в квартире Джека не он, а какая-то странная тень? Но времени разгадывать загадки не было. Вики пропала, и Джек поможет найти ее. Джия сконцентрировалась на этой мысли. Только это ей не давало сойти с ума. Но даже несмотря на это, чувство нереальности всего происходящего не оставляло Джию. Стены вокруг нее качались как в кошмарном сне.

...Вниз по лестнице, в дверь, вниз по улице, где припаркована «хонда», завести ее, поехать туда, где, как она надеялась... в магазин Эйба... она разрыдалась...

— О, Вики, найду ли я когда-нибудь тебя? Я умру без тебя!

...Ехала мимо домов и витрин, пока не наткнулась на голубой грузовик, объехала его слева и увидела Джека на пассажирском сиденье...

«Джек!»

Джия вернулась в реальный мир. И не успела «хонда» остановиться, она уже выскочила из нее, крича на бегу:

— Джек!

Он повернулся и, увидев белое как мел лицо Джии, побежал навстречу.

— О нет! Где Вики?

Он знает! Все ее поведение, выражение ее лица, должно быть, говорило само за себя. Джия не могла больше сдерживать свой страх и отчаяние и забилась в рыданиях в объятиях Джека.

— Она пропала!

— О боже! Когда? Как давно? — Ей показалось, что и он сейчас заплачет. Он крепче сжал Джию, пока истерика не прекратилась.

— Час... не более полутора часов назад.

— Но как? Почему?

— Не знаю! Все, что мне удалось найти, — апельсин под кроватью, как тот, который...

— Нет! — Крик Джека отозвался физической болью в ее ухе. Потом он отпустил Джию и начал ходить в разных направлениях, размахивая руками как марионетка. — Он взял Вики! Он взял Вики!

— Джек, это я во всем виновата. Если бы я была с ней вместо того, чтобы смотреть по телевизору дурацкий фильм, сейчас с Вики все было бы в порядке.

Вдруг Джек прекратил метаться и остановился.

— Нет, — сказал он таким металлическим голосом, что Джии стало не по себе. — Ты бы ничем не смогла ей помочь. Ты могла только погибнуть. — Он повернулся к Эйбу: — Эйб, мне нужен твой грузовик и надувной плот с веслами. И еще самые сильные полевые очки, которые только сможешь найти. Сможешь?

— Все есть в моем магазине. — Эйб не менее удивленно смотрел на Джека.

— Положи все в кузов, и как можно быстрей, ладно?

— Конечно.

Джия внимательно посмотрела на Джека, когда Эйб исчез в дверях магазина. Такая неожиданная смена состояния от истерического до спокойно-делового испугала ее не меньше, чем исчезновение Вики.

— Что ты собираешься делать?

— Я собираюсь вернуть ее. А потом кто-то очень сильно пожалеет, что перешел ей дорогу.

Джия отшатнулась от Джека. В этот момент Джек был полностью поглощен своими мыслями. Говоря это, он смотрел ей через плечо, как будто пытался что-то увидеть сквозь дома. Джия вскрикнула.

В его глазах она видела отражение убийства. Как будто сама смерть воплотилась в человеческую форму. Джия отвернулась, ибо была не в состоянии смотреть на его лицо. Трудно было представить себе большую злость и ярость, сконцентрированную в человеческих глазах. От одного такого взгляда можно было умереть на месте.

Эйб распахнул дверцы грузовика и протянул Джеку черный кейс.

— Здесь бинокли, а плот я уже погрузил.

Выражение глаз Джека изменилось. Слава богу! Ей никогда больше не хотелось бы увидеть нечто подобное снова. Джек повесил бинокль на шею.

— Вы — ждите меня здесь, пока...

— Я еду с тобой! — воскликнула Джия. Она не собиралась оставаться в стороне, пока он будет разыскивать Вики.

— И что? — спросил Эйб. — Я должен стоять в стороне и спокойно смотреть, как вы двое будете угонять мой грузовик?

Джеку было не до словопрений.

— Залезайте оба. Но грузовик поведу я.

А вел он машину как сумасшедший: на восток до Центрального парка, вниз к Бродвею, а потом по Бродвею к центру. Джия оказалась стиснутой между Джеком и Эйбом. Одной рукой она держалась за приборную доску на случай, если будет резкое торможение; другой — пыталась защитить голову, которая так и норовила удариться о крышу, когда грузовик подбрасывало на колдобинах и ямах. Да, улицы Нью-Йорка ничем не лучше, чем разбитые и грязные дороги в Айове, где она привыкла водить машину.

— Куда мы едем? — закричала Джия.

— На корабль!

— Джек, мне страшно. Сейчас не время для шуток! Какая связь между каким-то кораблем и Вики?

Джек нерешительно посмотрел на нее, потом перевел взгляд на Эйба.

— Я не могу рассказать вам правду. Вы решите, что я сумасшедший. А мне сейчас меньше всего бы этого хотелось.

— А ты попробуй, — сказала Джия. Она должна знать правду. Что может показаться более сумасшедшим, чем события этой ночи?

— Ладно. Но давайте договоримся, что вы будете слушать молча и не перебивать. Согласны? — Он посмотрел на Джию, и она кивнула. Его нерешительность действовала на нервы. Он перевел дыхание. — Все началось...


Глава 26


«Вики мертва!»

Эта мысль не выходила у него из головы, когда он рассказывал Эйбу и Джии все, что знал сам. Но Джек не забывал следить за дорогой и пытался отвлечься от приступа горечи, которая доводила его до грани сумасшествия.

Горечь и ярость. Смешанный водоворот этих чувств затягивал Джека. Ему хотелось бросить все, уронить голову на руки и заплакать. Словно он маленький ребенок. А еще ему хотелось ударить кулаком по лобовому стеклу грузовика и бить, бить по нему до бесконечности.

«Вики!» Он никогда больше не увидит ее, никогда больше не сделает для нее апельсиновый рот, никогда не разрисует руку, изображая для нее Муни, никогда...

«Прекрати!»

Он должен взять себя в руки и сохранять спокойствие. Джия не должна видеть его отчаяние. Если бы об исчезновении Вики Джеку сообщил бы кто-то другой, он впал бы в бешенство. Но с Джией все по-другому. Она не должна догадаться о том, что он знает. Она не поверит ему. А кто вообще способен поверить в это? Он должен подготовить ее. Вначале рассказать о том, что ему пришлось увидеть, затем о том, что узнал за последнюю неделю.

Джек вел машину по пустым улицам, ни разу не остановившись на красный свет. Два часа ночи, но машин достаточно много. Джек рвался в центр города... только в центр города.

Его интуиция говорила о том, что Кусум ни за что не покинет город без Матери-ракшаси. Он ждет ее где-то недалеко от Манхэттена. Плыть даже на самой маленькой скорости означало бы, что он удалится от ракшаси слишком далеко. Если верить Калабати, именно через Мать Кусум контролировал гнездо. Поэтому он без нее не отплывет в Индию. Он ведь еще не знает, что придет не она. Вместо нее заявится Джек.

Пока они проезжали через Таймс-сквер, Юнион-сквер, Сити-Холл, мимо церкви Тринити, Джек как можно более спокойным голосом рассказывал об индусе по имени Кусум, которого Джия однажды видела на приеме в посольстве, чьи предки были убиты Альбертом Вестфаленом более века тому назад. Этот безумный Кусум приплыл в Нью-Йорк на корабле, в трюме которого обитают трех-четырехметровые существа — ракшасы. Их он и посылает за представителями рода Вестфален.

Когда Джек закончил говорить, в кабине грузовика повисла тишина. Он посмотрел на Джию и Эйба. Они сидели с круглыми от изумления глазами.

— Я все понимаю, вы мне не верите, — проговорил Джек. — Если бы мне рассказали подобную историю, я бы тоже смотрел такими же глазами. Но я был сам на корабле. Я видел их собственными глазами.

Они продолжали молчать.

«А ведь я даже не рассказал им про ожерелье».

— Это правда, черт побери! — закричал Джек. Он вынул из кармана скрюченные пальцы Матери-ракшаси и всунул их в руку Джии. — Вот, это все, что осталось от одного из чудовищ.

Джия, даже не взглянув на пальцы, кинула их Эйбу.

— А почему ты думаешь, что я не верю тебе? Вики похитили через окно двенадцатого этажа! — Она сжала руку Джека. — Но что он хочет?

У Джека в горле стоял комок горечи, он был не в силах сказать: «Он хочет убить Вики!» Как он мог это сказать матери?

— Я... я не знаю, — наконец выдавил он. Вот когда ему пригодился его опыт умелого лгуна. — Но я узнаю это.

Они приехали на южный конец Манхэттена в парк Бэттери. Джек проехал по восточной части парка, в конце которого повернул направо. Не замедляя скорость, он проехал через противоциклонные ворота и поехал к воде прямо по песку.

— Мой грузовик! — воскликнул Эйб.

— Извини! Я его потом починю.

Нижняя бухта Нью-Йорка простиралась перед Джеком. На южной стороне виднелись деревья, здания и огни Говенор-Айленда, слева простирался Бруклин. А справа вдалеке, через Нью-Джерси, над своим собственным островом гордо возвышалась статуя Свободы с горящим факелом в руке. Какая пустынная бухта: ни прогулочных лодок, ни паромов, ни круизных корабликов, — ничего кроме темной воды. Джек осмотрел бухту в бинокль.

«Он где-то здесь!»

Но бухта была пуста: никакого движения, ни звука, кроме всплесков воды. Когда он убрал бинокль от глаз, руки его дрожали, и Джек бросился к воде.

«Он здесь! Он не мог уплыть!»

И вдруг он увидел корабль, который оказался как раз между ним и Говенор-Айлендом. До этого он принял огни корабля за огни здания. Но сейчас в отблеске садящейся луны он ясно разглядел очертания кормовой части корабля. Благодаря возможностям бинокля со стеклами ночного видения Джек смог хорошо рассмотреть длинную палубу с рубкой и четырьмя кранами посередине и понял — он нашел то, что искал.

— Вот он! — закричал Джек и протянул бинокль Джии. Она в полном замешательстве взяла его.

А Джек кинулся к грузовику и вытащил плот. Эйб помог ему распаковать его и начал накачивать углекислым газом из специальных баллонов. Когда овальный плот стал приобретать форму, Джек надел огнемет. Затем перетащил бомбы к берегу и увидел, что Джия внимательно наблюдает за его действиями.

— Джек, с тобой все в порядке?

Ему показалось, что в ее глазах он поймал отблеск тех нежных чувств, которые она когда-то испытывала к нему. Но и сомнение в ее глазах было тоже.

Ну вот, начинается. Это должно означать: «С головой у тебя все в порядке?»

— Нет, со мной не все в порядке. И я не буду в порядке, пока не закончу все дела на корабле.

— Ты уверен в этом? Действительно Вики там? Да. Она там, но мертва. Вернее, съедена этими...

Джек еле удержался, чтобы не расплакаться.

— Да, и это абсолютно точно.

— Тогда давай позвоним в береговую охрану или...

— Нет!

Он не мог позволить сделать это! Это была его битва, и он собирался рассчитаться с Кусумом по-своему! И как родник всегда пробьется сквозь землю, так и все накопившиеся в нем чувства — горечь и ярость — должны найти выход.

Если он сам не расправится с Кусумом, то эти чувства взорвут его изнутри.

— Не надо никому звонить. У Кусума дипломатическая неприкосновенность. Если действовать по закону, то мы не сможем достать этого мерзавца. Предоставь все это мне!

Джия отшатнулась от него, и вдруг Джек осознал, что кричит как ненормальный. Эйб стоит у грузовика, держит весла и удивленно смотрит на друга. И он прекрасно понимал их. Конечно, он ведет себя как сумасшедший. Но он действительно был на грани... еще немного и...

Джек подтащил плот к краю берега и столкнул его в воду. Эйб принес весла. Джек сел на плот и внимательно посмотрел на своего лучшего друга и любимую женщину.

— Я поеду с тобой! — сказала Джия.

Джек покачал головой:

— Это невозможно.

— Она — моя дочь, и я имею право!

Он оттолкнулся от берега. Он удалялся от земли, и ему казалось, что этим он рвет связь между собой, Джией и Эйбом.

— Скоро увидимся. — Все, что он мог сказать.

Джек начал сильно грести, продолжая смотреть на Джию, и лишь иногда поглядывал назад, чтобы убедиться, что плывет в правильном направлении. Мысль о том, что, вероятнее всего, он плывет на верную смерть, неожиданно возникла и тут же исчезла. Нет, он не имеет права умереть, пока не доведет дело до конца. Вначале он установит часовой механизм на время, достаточное, чтобы найти Кусума, которому он не мог позволить умереть в неведении. Нет, Бхакти должен узнать, кто убил его... и почему.

А потом что делать? Как он сможет вернуться назад и сообщить Джии, что Вики мертва? Уж лучше погибнуть вместе с кораблем.

И вместе с нарастающей яростью, горечью и беспокойством за Джию быстрее мелькали весла. Вся Вселенная сконцентрировалась сейчас на этом маленьком клочке воды, где единственными обитателями были Кусум, ракшасы и Джек.


Глава 27


— Мне так страшно! — сказала Джия, наблюдая за Джеком и плотом, исчезающим в темноте. Несмотря на теплую ночь, ее знобило.

— Мне тоже, — признался Эйб, положив на плечо Джии свою тяжелую руку.

— Неужели все, что рассказал Джек, происходит на самом деле? Я имею в виду, что Вики пропала, а я стою здесь и смотрю, как Джек плывет на плоту, чтобы вырвать девочку из лап сумасшедшего индуса и страшных чудовищ из индийских народных сказок. — Ее слова прервались непроизвольными всхлипами. — О боже, Эйб! Всего этого просто не может быть!

Эйб крепче сжал ее за плечи, но этот дружеский жест не слишком ей помог.

— Происходит, детка. Происходит. Но кто знает, что там на корабле? И от этого мне тоже не по себе. Или Джек свихнулся и несет полный вздор, во что лично я не верю, или он говорит правду, а это значит, что чудовища, которых он описывал, действительно существуют. И я не знаю, какой из этих двух вариантов пугает меня больше.

Джия ничего не сказала. Она была слишком напугана. Мысль о том, что никогда больше не увидит Вики, стучала как маятник у нее в голове. Она боролась с этой мыслью и со страхом, ибо отлично понимала, что если она посмотрит правде в глаза, то вряд ли сможет ее пережить.

— Могу сказать только одно, — продолжил Эйб, — если твоя дочь на корабле и если в человеческих силах спасти ее, Джек сделает это. Возможно, он единственный, кто способен на это.

Если этими словами он попытался успокоить Джию, то у него ничего не вышло.


Глава 28


Вики сидела одна в темной комнате и дрожала от холода. Ночная рубашка была мокрая и порвана в нескольких местах, босые ноги девочки упирались в скользкий пол, а вонь стояла такая, что она с трудом сдерживала тошноту. Она была так несчастна. Она никогда не любила оставаться одна в темноте, но сейчас все по-другому. Уж лучше быть одной, чем вместе с одним из этих чудовищ.

С тех пор как она попала сюда, несколько раз плакала и уже выплакала все слезы. Надежда начала расти в Вики, когда монстр, неся ее на себе, вскарабкался по якорной цепи на корабль. До сих пор он ничего плохого не сделал ей. Может быть, он просто хотел показать ей корабль.

Но на палубе он повел себя очень странно. Поднял ее в воздух и продержал так минуту-другую напротив одного из окон рубки. Вики даже показалось, что кто-то смотрит на нее из окна, но она не могла разглядеть, так ли это. Потом взял ее под мышку и понес вниз по металлическим ступенькам.

Когда они спускались, надежда начала таять, а сейчас исчезла совсем, и пришел ужас. Она почувствовала, что запах гнили становился все сильней. Он заполнял все пространство, залетал во все уголки. Эта вонь исходила не от несшего ее чудовища, а из-за металлической двери, к которой они направлялись. Вики начала кричать и барахтаться, пытаясь освободиться. Они были все ближе и ближе к двери, из-за которой доносились рыки, скрежет и другие непонятные звуки. Монстр, похоже, не замечал того, что делает Вики. Он шагнул через порог, и девочка потеряла сознание.

Дверь за ними захлопнулась. Должно быть, там в темноте кто-то прятался. Со всех сторон Вики окружали чудовища, огромные черные тела надвигались на нее, тянулись к ней, скрежетали зубами. Вики хотела закричать, но крик застрял у нее в горле. Она поняла, они хотят ее съесть!

Но тот, который принес ее, не позволял остальным трогать ее. Он огрызался и царапался, пока они не отступили, успев при этом порвать на Вики рубашку и оцарапать ее в нескольких местах. Потом чудовище потащило ее вниз по узкому коридору и бросило на пол в небольшой комнате без какой-либо мебели. Дверь закрылась, и Вики осталась одна. Так, дрожа от холода, она сидела в дальнем углу.

— Хочу домой! — простонала Вики.

Шум за дверью стих. Похоже, эти чудовища ушли. Во всяком случае, она больше не слышала, чтобы они дрались, царапались о дверь. Но через какое-то время Вики услышала другой звук: мелодию, похожую на песню, но она не могла разобрать слов. В коридоре опять началось движение.

Дверь открылась. Всхлипывая от страха и ужаса, Вики попыталась еще сильнее вжаться в угол. Раздался щелчок, и неожиданно комната наполнилась ярким светом, ослепившим девочку. А ведь она даже не попыталась найти выключатель. Когда глаза Вики привыкли к свету, она увидела фигуру, стоящую в проеме. И это было не чудовище, а кто-то гораздо ниже и светлей. Ее зрение окончательно прояснилось. Это был человек! Бородатый, довольно смешно одетый, кроме того, Вики заметила, что у него была всего одна рука, но это был человек, а не чудовище! И этот человек улыбался!

Закричав от радости, Вики вскочила и бросилась к нему.

«Спасена!»


Глава 29


Девочка подбежала к нему, двумя маленькими ручками обхватила его за талию и посмотрела в глаза.

— Мистер, вы ведь пришли спасти меня? Мы должны бежать отсюда! Здесь полно чудовищ!

Глядя вниз на девочку, Кусум чувствовал отвращение к себе. Он смотрел на это крошечное существо в рваной рубашке с мокрыми спутанными волосами и огромными голубыми глазами. Ее лицо с выражением отчаяния было обращено к нему в поиске спасения Как он сможет скормить ее ракшасам!

Это было уже слишком.

«Должна ли она умереть, о боги?»

Ответа не последовало, но его и не требовалось. Кусум сам знал ответ, который был запечатлен у него в душе. Клятва не будет выполнена, пока останется жив хоть один представитель рода Вестфален.

Когда девочка умрет, Кусум на шаг приблизится к очищению своей кармы.

«Но ведь она всего лишь ребенок!»

Может быть, ей следует ждать. Мать еще не вернулась, а она важная участница церемонии. То, что она так долго не возвращается, начало беспокоить Кусума. Единственное объяснение этому — ей пришлось долго разыскивать Джека. Но ничего, можно еще немного подождать.

Нет. Он уже целый час откладывал церемонию. Ракшасы собрались и ждут. Церемония должна начаться.

«Просто ребенок!»

Пытаясь заглушить голос совести, который кричал внутри него, Кусум выпрямился и опять улыбнулся девочке.

— Идем со мной, — сказал он, взяв за руку, и вышел в коридор.

Он присмотрит за тем, чтобы она умерла быстро и не почувствовала боли. Это все, что он сможет сделать для нее.


Глава 30


Подплыв к кораблю, Джек опустил весла и начал нажимать кнопки пульта. Наконец раздался щелчок, и трап медленно опустился. Как только он оказался внизу, Джек подвел под него плот и поставил на первую ступеньку ящик с бомбами. Сжав зубы, он подтянулся, а затем привязал плот к трапу.

Прежде чем подняться, Джек постоял и подождал с огнеметом, готовый стрелять. Если Кусум заметил, что трап опускается, то обязательно выйдет на палубу. Но никто не появился.

Отлично. Пока удача была на его стороне. Он дотащил ящик с бомбами до верхней ступеньки трапа и остановился. Палуба оказалась пустой. Повернувшись налево, Джек заметил, что в кормовой рубке темно. Кусум мог оставаться незамеченным, находясь в тени капитанского мостика. Пересекая палубу, Джек пойдет на серьезный риск быть обнаруженным, но ему придется пойти на это. Кормовое отделение — самый важный участок на корабле. Там расположены и машинное отделение, и баки с горючим. И он хотел быть уверенным, что эти участки будут заминированы прежде, чем он отправится в более опасное место — в грузовой трюм, где находятся ракшасы.

Джек колебался. Идиотизм какой-то, напоминающий комиксы. А что, если ракшасы схватят его до того, как он успеет установить бомбы? Это позволило бы Кусуму ускользнуть со всеми своими чудовищами. Да, самым разумным было последовать предложению Джии и вызвать береговую охрану.

Но Джек просто не мог так поступить. Эта драка была только между ним и Кусумом. Посторонним тут нечего делать. Любому другому человеку это показалось бы настоящим сумасшествием, но иного пути не было. Даже Джия и Эйб не поняли бы его. Только один человек на земле мог понять, почему Джек поступает именно так. И это было самым пугающим.

Только Кусум Бхакти, человек, которого он собирался уничтожить, мог полностью понять его.

«Сейчас или никогда», — сказал он себе, прикрепляя к поясу четыре бомбы.

Джек вступил на палубу и по правому борту пробрался к рубке. Он уже проделывал этот путь, поэтому хорошо ориентировался.

В машинном отделении было жарко и шумно. Два больших работающих дизеля вибрировали так, что вибрация отдавалась у Джека в зубах. Он поставил часовой механизм на 3.45, что дает ему более часа, чтобы успеть выполнить план и убраться отсюда. Джек отлично знал устройство таймеров и проводов, но когда он соединял их с бомбой, то отвернулся и затаил дыхание. Одно неосторожное движение, и его тело разнесет в разные стороны так быстро, что он даже не успеет ничего ни понять, ни почувствовать.

По бомбе он установил на каждый двигатель, две остальные — на баки с горючим. Когда взорвутся эти бомбы, кормовая часть корабля станет историей. Джек остановился перед люком, ведущим в коридор, откуда можно было попасть к ракшасам. Именно там погибла Вики. Тяжесть сдавила ему грудь. Он все еще не мог поверить, что девочки нет в живых. Джек приложил ухо к металлической крышке, и ему показалось, что он слышит произносимое нараспев «Кака-джи». Воспоминания о том, что он видел в понедельник, когда эти чудовища разрывали человеческую плоть, разбудили в нем страшную злость. Ему стоило огромных усилий, чтобы сдержаться, и не ворваться в трюм, и не утопить в огне напалма все, что движется.

Но нет... он не должен терять время на такие мысли. Сейчас не место эмоциям. Нет, он должен запереть на замок свои чувства и быть спокойным... и даже холодным. Нужно следовать плану и все сделать правильно. Он должен быть уверен, что ни ракшасы, ни их хозяин не уйдут живыми.

Джек вернулся к трапу за полегчавшим ящиком с бомбами. Теперь, когда он был уверен, что Кусум в трюме совершает церемонию с ракшасами, не стал прятаться.

Открыв крышку люка, он начал спускаться. В ноздри ему ударила резкая вонь.

Этот трюм был таким же, как и все остальные, и по размеру, и по форме. Только в углу находился лифт. Джек услышал шум, напоминающий чтение молитвы. В неясном свете он сумел рассмотреть, что половина трюма завалена какими-то обломками, но ракшасов там не было.

Весь трюм был в его полном распоряжении.

Джек начал спускаться вниз с огнеметом на спине, что было довольно непросто. В какой-то ужасный момент ему даже показалось, что он может застрять здесь навсегда. Будучи не в силах продвинуться ни вверх, ни вниз, он повиснет в воздухе и будет так висеть, пока Кусум не обнаружит его здесь. Но все прошло гладко. Джек спрыгнул вниз и спустил вслед за собой ящик с бомбами.

Еще раз проверив пол трюма и не обнаружив там ракшасов, он нажал кнопку лифта «спуск». Джеку показалось, что он спускается в ад. Шум в соседнем трюме стремительно нарастал. Джек ощущал в нем восторг и голод. Там шла церемония, которая, видимо, двигалась к своему апогею. И, вероятно, когда она закончится, они возвратятся сюда. До этого момента Джек должен успеть установить бомбы и убраться отсюда. Но если они вернутся, а он все еще будет здесь, ему придется воспользоваться огнеметом.

Он повернулся и открыл клапаны на баллонах. Раздалось слабое краткое шипение, когда углекислый газ начал вытеснять напалм, а потом все затихло. Джек прикрепил к поясу еще три бомбы.

Когда лифт остановился, Джек сошел вниз и огляделся. Пол трюма напоминал омерзительную помойку, что в общем имеет и положительные стороны. По крайней мере, будет куда спрятать бомбы.

Джеку пришлось сдерживать кашель. Вонь здесь была просто невыносимой, даже хуже, чем в другом трюме. Джек попытался дышать ртом, но оставил эту затею, ибо запах оседал на языке. Почему же здесь омерзительней всего? Он опустил голову и увидел, что весь пол был завален скорлупой от огромного количества яиц ракшасов. Присмотревшись, Джек заметил среди обломков скорлупы кости, волосы и обрывки одежды. Он подошел к чему-то, что принял за невылупившееся яйцо, повернул это носком тенниски и с ужасом увидел, что смотрит в пустые глазницы человеческого черепа.

Оглянувшись, Джек обнаружил, что он в трюме не один.

Видимо, здесь было что-то вроде молодняка, и на полу спали ракшасы разных размеров. Но один, оказавшийся поблизости от Джека, проснулся и начал проявлять активность, ощущая присутствие человека. Джек не смог заметить их, когда спускался, потому что эти существа размером сильно отличались от своих родителей.

«...Внуки Кусума...»

Они вели себя нервно и встревоженно, как и их родители прошлой ночью.

Осторожно ступая, Джек дошел до противоположного угла, где установил бомбы, замаскировав их костями и скорлупой. Двигаясь мягко и осторожно, он пробирался по трюму к правому борту. Он уже прошел полпути, когда услышал визг и почувствовал неожиданную резкую боль в левой икре. Инстинктивно повернувшись к источнику боли, он увидел, что кто-то кусает его, присосавшись к ноге как пиявка. Джек попытался сбросить его, но сделал только хуже, потому что боль усилилась. Он едва смог оторвать от себя ракшаса, и это отозвалось в нем новой волной боли. В зубах существа остался кусок мяса от ноги Джека величиной с грецкий орех.

Извивающийся и корчащийся полуметровый ракшас продолжал держаться за его талию. Наверное, Джек нечаянно ударил его или наступил на него, когда пробирался между спящими телами. Он оттащил ракшаса, который продолжал драться и царапаться, на расстояние вытянутой руки. Джеку стало не по себе и от злости, горящей в глазах существа, и от того, что кровоточила рана на ноге.

Давясь от омерзения, Джек швырнул через весь трюм визжащее создание, ракшас свалился на скорлупу в кучу других спящих молодых ракшасов. Оказалось, они все проснулись. Крики прицепившегося к Джеку ракшаса разбудили остальных, находящихся по соседству. И это огромное вонючее болото зашевелилось и начало собираться вокруг потревожившего их собрата.

Не прошло и нескольких минут, как Джек оказался перед волнующейся толпой молодых ракшасов. Они не видели его, но по тревоге, поднятой одним из них, поняли, что к ним вторгся чужак. Они начали искать, двигаясь на звук, они приближались к Джеку. Их было не меньше сотни, так что в любом случае рано или поздно они наткнутся на него. В руках Джек держал бомбу, которую бросил на другую сторону трюма, надеясь этим маневром отвлечь их внимание и выиграть достаточное время, чтобы успеть приготовить огнемет к бою.

Но не сработало. Один из ракшасов уже обнаружил Джека, вцепился ему в ногу и, прежде чем укусить, завизжал, предупреждая остальных. Ракшасы подхватили крик и двинулись на него. Они вцепились в его тело своими острыми как бритва когтями. Джек отшатнулся, потерял равновесие и начал падать. И тут краем глаза заметил, что в трюм вошел взрослый ракшас, должно быть встревоженный шумом. Войдя в трюм, он огляделся и двинулся прямо на Джека.

«Все, пропал!»

Уж если оказался на полу, то все: останутся от него одни косточки за считаные секунды. Еле сдерживаясь от охватившего его панического ужаса, он выдернул из-под себя основную трубу. Поднявшись на колени, прицелился и спустил курок.

Казалось, что весь мир взорвался, когда столб желтого пламени вырвался из огнемета. Поворачиваясь то направо, то налево, Джек по кругу распылял струи пламени. Неожиданно он понял, что остался один и стоял так, держа трубу в руках.

Черт, он ведь забыл отрегулировать насадку. И вместо равномерного потока пламени вырвался целый столб. Не важно, результат получился довольно эффективным. Напавшие на него ракшасы разбегались горящими волнами в разные стороны.

Джек стонал от боли в бесчисленных царапинах но, не обращая внимание на кровотечение, он смог подняться. Выбора нет, придется следовать дальше. Раз уж устроил переполох, пора встретиться с Кусумом, был ли он готов к этому или нет.


Глава 31


Кусум пытался подавить раздражение. Церемония что-то не клеилась, и сегодня все проходило раза в два дольше, чем обычно. Как ему не хватает Матери, чтобы управлять ракшасами.

Но где же она?

Девочка Вестфален притихла. Он держал ее за руки своей правой рукой. Кусум не мог встречаться взглядом с ее глазами, которые неотрывно смотрели на него с мольбой. Он ничего не мог сделать для нее. Он уготовил ей смерть. Она не знала, что происходит между ним и ракшасами, не понимала значения церемонии, в которой она была жертвой, которую он принесет во имя богини Кали и в память об убитых более века назад Аджит и Рукобати.

Сегодня церемония носила особый смысл. Со смертью этого ребенка роду Вестфален будет положен конец, а смерть Аджит и Рукобати будет наконец отомщена.

Когда церемония приближалась к апогею, Кусум почувствовал, что в трюме молодняка что-то не в порядке. Ему не хотелось прерываться, поэтому он был доволен, когда одна из женщин-ракшаси направилась туда. Он сильнее сжал руки ребенка и повысил голос для последнего призыва. Все уже почти закончилось... почти...

Когда он заметил, что ракшасы не смотрят на него. Их внимание переключилось на что-то справа. Кусум проследил за их взглядом и, к своему ужасу, увидел, как из трюма молодняка появилась объятая пламенем ракшаси, которая добралась до платформы, упала на пол и забилась в агонии.

А потом из темноты, как воплощение Бога Мести, появился Джек.

Кусум почувствовал, что весь мир разваливается. У него перехватило дыхание.

«Джек... здесь... живой! Это невозможно!»

Это может означать только одно — Мать мертва! Но как? Как мог этот ничтожный человек-одиночка справиться с ней? И как Джек нашел его здесь? Что же это за человек?

А был ли он вообще человеком? Он более походил на сверхсилу. Может, это боги послали его, чтобы проверить Кусума?

Девочка, крича, забилась у него в руке.

— Джек! Джек!


Глава 32


Джек замер, не веря собственным ушам. Неужели он действительно слышит знакомый голосок, выкрикивающий его имя? А потом он увидел ее.

«Она жива! Все еще жива!» Джек почувствовал, как слезы брызнули у него из глаз. Первое мгновение он видел только Вики, а потом заметил, что за руки ее держит Кусум. Когда Джек шагнул вперед, Бхакти закрылся кричащей девочкой, как щитом.

— Спокойнее, Вики! — сказал он. — Скоро я отвезу тебя домой.

И он выполнит свое обещание. Когда-то давно он пообещал, что всегда будет оберегать ее. Потом он думал, что не сможет выполнить свое обещание. Ну, девочка жива, и он пойдет до конца. А если не сможет, то все годы работы в качестве мастера Джека ни черта не стоят. Сейчас он работал не на клиента. Клиентом был он сам.

Джек осмотрел трюм. Столпившиеся ракшасы не видели его, их внимание было полностью поглощено сгоревшим собратом и хозяином на платформе. Переступив порог, Джек не заметил, что с правой стороны по стене к нему подбирается ракшас, и он неожиданно почувствовал его острые когти, Джек развернулся и выстрелил из огнемета.

В результате образовался хаос. В панике ракшасы начали нападать друг на друга, пытаясь избежать огня и своих горящих собратьев.

Шум перекрыл вопль Кусума:

— Прекрати! Прекрати, или я сломаю ей шею!

Джек поднял голову и увидел Кусума, сжимающего Вики за горло. У нее побагровело лицо, а глаза едва не вылезали из орбит.

Джек отпустил курок огнемета. Теперь он расчистил себе путь, только у платформы остался один ракшас со шрамом на нижней губе. Черный дым поднимался от тел дюжины сгоревших существ, отчего атмосфера в трюме становилась просто удушающей.

— Обращайся с ней как следует, — сурово сказал Джек, опершись на стену. — Только она удерживает тебя на этом свете.

— Кто тебе эта девочка?

— Я не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось.

— Она тебе никто. Она всего лишь одна из членов того общества, которое уничтожит тебя, если узнает о твоем существовании, которое отрицает то, что дорого тебе. И эта малютка, когда вырастет, захочет, чтобы тебя упрятали за решетку. Она здесь чужая. А мы с тобой братья, добровольные отщепенцы тех миров, где мы живем. Мы...

— Заткнись! — закричал Джек. — Она моя!

Кусум сверкнул глазами.

— Как тебе удалось убежать от Матери?

— А я не убегал от нее. Я убил ее. Кстати, я захватил пару ее когтей. Они у меня в кармане. Хочешь получить?

Лицо Кусума почернело.

— Не может быть! Она... — Его голос оборвался, когда он пристально посмотрел на Джека. — Ожерелье!

— Твоей сестры.

— Ее ты тоже убил, — сказал Кусум неожиданно тихим и спокойным голосом.

— Нет. С ней все в порядке.

— Она бы никогда не отдала его по собственному желанию.

— Она спит и даже не подозревает, что я взял его. Я верну ожерелье.

Кусум разразился смехом.

— Ну что ж! Наконец-то моя сестра-шлюха пожала плоды своей кармы! И как забавно, что именно ты выступил в качестве инструмента провидения!

Думая, что Кусум отвлекся, Джек сделал шаг вперед. Но индус тут же сильнее сжал горло Вики. Через спутанный клубок ее мокрых волос Джек видел глаза девочки, кричащие от ужаса и боли.

— Не приближайся!

Ракшас со шрамом на губе зашевелился и приблизился к краю платформы, идя на голос Кусума.

Джек отступил.

— Ты все равно проиграешь. Кусум. Отпусти девочку.

— А почему это я проиграю? Я укажу ракшасам, где ты находишься, а также скажу им, что ты — убийца Матери. И тогда даже ожерелье не защитит тебя. А то, что огнеметом ты сможешь уложить дюжину из них, только усугубит их месть, и они разорвут тебя на кусочки.

Джек показал на бомбу, прикрепленную к его поясу:

— А как насчет этого?

Кусум нахмурил брови:

— О чем это ты?

— Зажигательные бомбы. Я рассовал их по всему кораблю. И они взорвутся в 3.45. — Он посмотрел на часы. — А сейчас три часа. Осталось всего сорок пять минут. Ты не успеешь найти их за столь короткий срок.

— Девочка тоже погибнет.

Джек видел лицо Вики, ставшее белым от ужаса. Но ничего не мог сделать. Ей приходилось слушать их разговор, и Джек не знал способа, как уберечь ее от правды.

— Во всяком случае, она умрет более легкой смертью, чем та, которую ты ей уготовил.

Кусум пожал плечами:

— Мы ведь совсем недалеко от берега, а там, вероятно, мать девочки. Ракшасам, думаю, понравится ее тело.

Джек скрыл выражение ужаса на лице, когда представил, что будет с Джией, едва она увидит вылезающих на берег ракшасов.

— Но это не спасет твой корабль. И твои ракшасы останутся без гнезда, а ты не сможешь больше управлять ими.

— Ну, — сказал после небольшой паузы Кусум. — Мат.

— Точно. Но если ты отпустишь девочку, я покажу тебе, где установил бомбы. Я отвезу ее домой, а ты отправишься в свою Индию.

Конечно, он не хотел отпускать Кусума в Индию, но это была та цена, которую придется заплатить, чтобы вернуть Вики.

Кусум покачал головой:

— Она Вестфален... последняя из этого рода... и я не могу...

— Ты ошибаешься! — закричал Джек от неожиданно появившейся надежды. — Она не последняя. Ее отец — в Англии! Он...

Кусум опять покачал головой.

— О нем я уже позаботился в прошлом году, когда был в Лондоне.

Джек увидел, как напряглась Вики и как округлились ее глаза.

— Папочка!

— Успокойся, дитя, — проговорил Кусум жалостливо-нежным голосом. — Он не стоит и единой твоей слезинки. — Он повысил голос. — Хотя все еще мат, мастер Джек, но теперь появился способ решить наши проблемы по чести.

— По чести? — Джек почувствовал новый прилив ярости. — Какую честь можно ожидать от падшего... — Какое слово использовала Калабати? — От падшего Брахмачария?

— Моя сестра рассказала тебе и об этом? — спросил Кусум с помрачневшим лицом. — А она сказала тебе, кто совратил меня? Она не сказала тебе, из-за кого я нарушил обет? Она не сказала, с кем я спал все эти годы, когда пачкал свою карму. Нет, конечно, не сказала. Потому, что это — Калабати, моя родная сестра.

Джек был ошеломлен.

— Ты врешь!

— Хотел бы я, чтобы было так, — сказал Кусум с отстраненным взглядом. — Но... после почти века жизни моя сестра, какой бы отвратительной ни была, — единственный человек на Земле, с кем у меня есть что-то общее.

— Да, ты более сумасшедший, чем я думал! — сказал Джек.

Кусум печально улыбнулся:

— А! Есть кое-что еще, о чем моя сестра забыла упомянуть. Она, вероятно, сказала тебе, что наши родители погибли в 1948 году в железнодорожной катастрофе во время паники, последовавшей после падения английского господства. Хорошая история, которую мы состряпали вместе. Но это ложь. Я родился в 1846 году. Да, именно, в 1846 году, а Бати в 1850-м. Наши родители, чьим именем назван этот корабль, были убиты сэром Альбертом Вестфаленом и его солдатами в 1857 году во время разграбления храма Кали. Я тогда едва не убил капитана Вестфалена, но он все же был сильнее ничтожного одиннадцатилетнего мальчика, каким я был тогда. Он чуть ли не с мясом вырвал мою левую руку, и только ожерелье спасло меня от верной смерти.

У Джека пересохло во рту. В словах Кусума слышалось такое бесспорное сумасшествие, такая неподдельная уверенность в собственных словах — без всякого сомнения, он верил в то, что говорил. В какой же паутине безумия он запутался!

— Ожерелье? — спросил Джек.

Но ему было выгодно, что Кусум говорит. По крайней мере, он сможет выиграть время и поразмышлять, как можно вырвать Вики из рук Бхакти. Но нельзя забывать и о ракшасах, которые придвигались к нему все ближе.

— Оно не только делает человека невидимым для ракшасов. Оно исцеляет... и защищает. И оно замедляет старение. Конечно, оно не помогло родителям, когда один из солдат Вестфалена выстрелил прямо в сердца моих родителей. Но го, что, снимая его с трупа отца, я поклялся отомстить за его смерть, спасло меня, заживив страшную рану. Да, я потерял руку, но без помощи ожерелья я бы умер. Посмотри на свои раны. Уверен, ты уже был ранен и раньше. Разве раны болят так, как должны были бы? И разве они кровоточат так сильно, как должны?

Краем глаза Джек взглянул на свои руки и ноги. Действительно, они болели и кровоточили далеко не так, как должны были бы. И тут он вспомнил, как сразу полегчало ему и перестали болеть спина и левое плечо, когда он надел ожерелье. Но даже это не убедило его в правдивости слов Кусума.

— На тебе сейчас одно из двух существующих ожерелий Хранителей ракшасов. И пока оно на тебе, оно будет исцелять твои раны и замедлять старение. Но стоит тебе его снять, и все годы вернутся вновь.

— Ты сказал «два существующих ожерелья», — повторил Джек, цепляясь к словам Кусума. — А как же ожерелье твоей бабушки? То, которое я вернул.

Кусум засмеялся:

— А ты до сих пор не догадался? Нет никакой бабушки! Это была Калабати собственной персоной! Она была жертвой нападения! Она следила за мной, чтобы выяснить, где я пропадаю по ночам, и ее, как это вы американцы говорите, прокатили. Та женщина, которую ты видел в больнице, — это Калабати, умирающая от старости без своего ожерелья. А когда оно снова оказалось у нее, она быстро вернулась в то состояние, и такой ты ее знаешь — Кусум засмеялся. — А теперь ты сам украл его у нее. И сейчас, когда мы с тобой так мило болтаем, она становится все старше и уродливее с каждой минутой.

У Джека ум заходил за разум. Он пытался не обращать на все сказанное внимания. Нет, это не может быть правдой. Кусум просто пытается отвлечь его, но нельзя ему позволить запутать себя. Он должен сконцентрироваться на том, как спасти Вики. Девочка смотрела на него своими голубыми глазами, моля о помощи.

— Ты только теряешь время, Кусум. Бомбы взорвутся через двадцать пять минут.

— Правильно, — сказал Кусум. — Как и то, что я становлюсь старше с каждой минутой.

Джек заметил, что на шее у Кусума не было ожерелья. И действительно, он выглядел намного старше, чем обычно.

— Твое ожерелье...

— Когда я общаюсь с ракшасами, то всегда снимаю его, — сказал он. — Иначе они не смогли бы видеть своего хозяина.

— Отца, ты хочешь сказать? Калабати сказала мне, что означает «Кака-джи».

Взгляд Кусума вспыхнул, и на какой-то момент Джеку показалось, что у него появился шанс. Но индус тут же успокоился.

— Что может быть невыполнимым, если боги приказывают это сделать!

— Отдай мне девочку! — закричал Джек.

Таймеры на бомбах отсчитывали время. Джек почти физически слышал их тиканье.

— Ты должен заслужить девочку, Джек. Давай решим наш спор битвой... рукопашной битвой. И я докажу тебе, что стареющий однорукий индус даст сто очков вперед двурукому американцу.

Джек изумленно, не веря своим ушам, уставился на него.

— Я говорю совершенно серьезно. Ты совратил мою сестру, заминировал мой корабль, убил моих ракшасов. Я предлагаю поединок. Никакого оружия, только ты и я. А девочка станет призом победившему.

«Решить спор битвой! Это так похоже на безумие! Этот человек все еще живет в Средневековье». Мог ли Джек пойти на такой риск? Памятуя, как индус одним ударом выбил дверь в капитанской каюте, он понимал, что может проиграть поединок. А этого нельзя допустить, если на кону — жизнь Вики. Но и отказаться нельзя. По крайней мере, если он примет вызов Кусума, у Вики появится шанс на спасение. А если откажется, то у нее не останется ни единого шанса.

— У нас с тобой неравные силы, — сказал он Кусуму. — Поединок будет нечестным. А кроме того, у нас нет времени.

— Справедливость пусть тебя не беспокоит. А о времени можешь не волноваться. У нас будет короткий поединок. Ну что, принимаешь вызов?

Джек изучающе посмотрел на противника. Кусум, без сомнения, был совершенно уверен в себе. Джек не мог игнорировать тот факт, что он владеет стилем са-вати. Один удачный удар в лицо, и все будет кончено. Но, с другой стороны, можно извлечь пользу из его преувеличенной самоуверенности.

— Ладно, давай проясним ситуацию. Значит, если я выиграю поединок, мы с Вики уходим отсюда. А если проиграю...

— Если проиграешь, то согласишься разрядить бомбы и оставишь девочку мне.

Безумие... но все же, несмотря на все отвращение, которое питал Джек к идее рукопашного поединка с Кусумом, она имела своеобразную привлекательность. Джек не мог совладать с предчувствием беды, нараставшим в нем. Ему хотелось схватить этого человека, сделать ему больно, терзать его. Все пошло бы в дело: пули, огнемет, даже нож, чтобы отомстить Кусуму за страдания, причиненные Вики.

— Хорошо, — сказал он как можно спокойнее. — Но откуда мне знать, что ты не натравишь на меня ракшасов, если я выиграю поединок. А может, как только я положу это в сторону, они набросятся на меня? — спросил Джек, показывая на огнемет.

— Это было бы бесчестно, — нахмурившись, ответил Кусум. — Одним лишь предложением, что я способен на такое, ты оскорбил меня. Но чтобы снять твое недоверие, мы будем бороться на этой платформе, подняв ее на недоступную для ракшасов высоту.

Джеку ничего больше не приходило в голову. Он должен драться. Джек опустил огнемет и направился к платформе.

Кусум улыбался улыбкой кошки, которая наблюдает, как мышь шествует к своей тарелке.

— Вики останется с нами на платформе? — спросил Джек.

— Конечно. Более того, для того чтобы ты убедился, что у меня самые честные намерения, я позволю ей надеть мое ожерелье, пока мы будем драться. — Он отпустил горло девочки и взял ее за руку. — Оно там, на полу. Возьми его, детка.

Вики нерешительно потянулась, подняла ожерелье. Она держала его на вытянутой руке, как будто это была змея.

— Не хочу! — захныкала девочка.

— Надень его, Вики, — сказал Джек. — Оно защитит тебя от чудовищ.

Кусум потянул девочку к себе с намерением опять схватить ее за шею, но неожиданно Вики закричала и вырвалась. Кусум потянулся за ней, но страх придал девочке силу: пять шагов, прыжок, и она уже обхватила Джека, крича:

— Джек, не позволяй ему поймать меня! Не позволяй! Не позволяй!

«Поймать ее».

У Джека все поплыло перед глазами, он не мог выговорить ни слова от нахлынувших эмоций, когда поднял маленькое трясущееся тельце девочки и прижал ее к себе. Он не думал, а действовал. Одним движением поднял правой рукой огнемет, а левой — сильнее прижал к себе Вики, пока заряжал трубу. Потом направил оружие прямо на Кусума.

— Отдай ее! — закричал Кусум, подбежав к краю платформы. Его резкое движение и повышенный голос привлекли внимание ракшасов, которые зашевелились и двинулись к платформе. — Она — моя!

— Ни за что, — мягко проговорил Джек, прижимая к себе девочку. — Вики, ты в безопасности.

Теперь она была с ним, и никто не вырвет ее из ее рук. Никто. Он медленно отступил к люку трюма.

— Стой на месте! — заорал Кусум. — Еще один шаг и я укажу ракшасам, где вы, и они разорвут вас на кусочки. Поднимайся сюда и встреться со мной лицом к лицу, как мы договорились.

Джек покачал головой:

— Мне незачем это делать. Теперь у меня Вики. К черту все соглашения.

— У тебя что, нет чести? Ты же согласился!

— Я солгал, — сказал Джек и нажал на спусковой крючок.

Волна напалма ударила Кусума прямо в грудь, распространилась по нему, объяла его пламенем. Мужчина издал долгий, хриплый крик и потянулся к Джеку и Вики. Вокруг в пламени крутились и корчились в конвульсиях ракшасы, а он спрыгнул с платформы, все еще пытаясь схватить беглецов. Даже в агонии им руководила одержимость покончить с родом Вестфален. Джек прижал лицо Вики к своему плечу, чтобы она не видела, как умирает Кусум, а сам приготовился еще раз выстрелить в Кусума, который, корчась в страшном танце, резко подался в сторону, наконец он упал перед своими дьявольскими монстрами и горел... горел...

Ракшасы сходили с ума.

Если трюм и раньше напоминал Джеку ад, то после смерти Кака-джи он превратился в нижний круг его. Вся злоба ракшасов вырвалась наружу: они махали руками в воздухе, царапались. Они не видели Джеки и Вики, поэтому всю ярость обратили друг на друга. Они походили на взбунтовавшихся демонов ада. Все, кроме одного.

Только ракшас со шрамом на губе стоял в стороне от всей этой бойни. И вот он двинулся по направлению к ним. Он ощущал их присутствие, но недостаточно сильно, чтобы увидеть.

Не обращая внимания на сцепившиеся группы ракшасов, Джек пятился вниз по коридору, ведущему к переднему трюму. Рядом яростно боролись друг с другом трое ракшасов, из их ран сочилась черная кровь. Джек выстрелил в них из огнемета и побежал.

Прежде чем вбежать в передний трюм, Джек направил большую струю напалма в толпу обезумевших ракшасов, чтобы застраховаться на тот случай, если кто-то из ракшасов преследовал их по коридору. Ему приходилось наклоняться, чтобы убрать со своей дороги тела молодых ракшасов. Пробравшись сквозь пламя, Джек вскочил на платформу и нажал кнопку «подъем».

Когда лифт начал подниматься, Джек попытался поставить Вики на пол, но она так крепко уцепилась за его шею, что Джек решил, что понесет ее остаток пути, если бедняжке это необходимо. Свободной рукой Джек достал из ящика оставшиеся бомбы и установил их на 3.45. До взрыва осталось двадцать минут.

Оставшиеся в живых ракшасы шли в передний трюм. Когда они увидели поднимающуюся платформу, стали прыгать, пытаясь достать ее.

— Они пришли за мной, Джек! — закричала Вики. — Не дай им меня забрать!

— Все в порядке, Вики, — сказал он так спокойно, как мог.

Он послал столб пламени в сторону группы ракшасов, задержав остальных.

И когда лифт поднялся на высоту, недоступную для ракшасов, Джек позволил себе слегка расслабиться. Он упал на колени в ожидании, когда платформа поднимется наверх.

Неожиданно из группы отделился один ракшас и побежал к платформе. Встревоженный. Джек вскочил и нацелил на него огнемет.

— Это он принес меня сюда! — закричала Вики. Джек тоже узнал его. Это был все тот же ракшас со шрамом на губе, который сделал последнюю попытку схватить Вики. Он не смог зацепиться за платформу, но, видимо, ему удалось ухватиться за шасси. Лифт заскрипел, замедлил ход, но все же продолжал плавно подниматься. Джек не знал, сумел ли ракшас зацепиться за шасси или упал вниз. Он не мог решиться на то, чтобы подойти к краю и посмотреть.

Джек отнес Вики в угол и с огнеметом в руках стал ждать, не появится ли ракшас: если появится, то он снесет ему голову пламенем.

Но никто не появился. И когда лифт остановился наверху, Джек опустил Вики на пол, чтобы она шла впереди него. Когда они разделились, Джек увидел, как что-то выпало из складок ее ночной рубашки. Ожерелье Кусума!

— Вики, — сказал он, подняв его. — Надень это...

— Нет! — закричала Вики, отталкивая ожерелье от себя. — Мне оно не нравится.

— Пожалуйста, Вики. Посмотри, на мне такое же.

— Нет!

Девочка начала подниматься по лестнице, а Джек сунул ожерелье себе в карман, наблюдая, как она поднимается, и время от времени оглядываясь на край платформы. Бедная девочка сейчас боится всего, и ожерелье пугало ее не меньше, чем ракшасы. Джек подумал: а сможет ли она вообще когда-нибудь избавиться от этих страхов?

Он подождал, пока Вики пролезла в маленький люк, затем последовал за ней, но постоянно оглядывался на платформу, потом быстро вскочил на палубу.

Вики схватила его за руку.

— Джек, а теперь куда? Я не умею плавать!

— А тебе и не придется, Вики, — прошептал он. «Чего это я шепчу?» — Я приплыл на плоту, дорогая.

И он повел девочку через корму к трапу. Но едва девочка увидела резиновый плот, ее больше не надо было вести. Отпустив руку Джека, она бросилась вниз по ступенькам. Джек обернулся и похолодел. Краем глаза он уловил какое-то движение в тени между двумя трюмами... неужели? Он был на грани нервного срыва и готов видеть ракшасов в любой тени.

Он последовал за Вики вниз по ступенькам. Когда он очутился на плоту, повернулся, вскинул огнемет и выстрелил по трапу, который сразу же вспыхнул. Но Джек нажимал и нажимал на спусковой крючок, пока напалм не кончился. Вся палуба занялась огнем. Джек отбросил огнемет.

«Я сделал это!»

Джек ликовал. Они живы. И удаляются от корабля. А всего несколько минут назад у него не было даже надежды на спасение. Хотя они еще не совсем в безопасности. Им лучше быть подальше от корабля, когда бомбы взорвутся, а еще лучше — на берегу.

Джек схватил весла и начал грести, наблюдая, как корабль постепенно исчезает в темноте. С каждым гребком Манхэттен становился все ближе и ближе. Еще какое-то время Джия и Эйб не будут им видны. Но скоро они встретятся. Вики сидела на носу лодки и вертела головой, глядя то на берег, то на корабль.

Джек сильнее налег на весла. Это напряжение доставило ему боль, но не слишком сильную, чему он удивился, учитывая рану на левом плече, многочисленные царапины на спине и то, что молодой ракшас вырвал кусок мяса из ноги. От таких ран Джек сейчас должен бы корчиться в агонии. Хотя он чувствовал слабость и усталость и потерял много крови, он все еще держался на ногах. Видимо, действительно, ожерелье обладает сверхъестественной силой.

Но может ли оно сохранять молодость? А потом, когда его снимешь, к тебе вернутся все прожитые годы? Может быть, именно по этой причине Калабати так резко отказывалась снять его тогда в капитанской каюте. И неужели в этот самый момент у него в квартире Калабати стареет буквально каждую минуту? Джек вспомнил, как Рон Даниэлс, который напал на женщину, клялся и божился, что не грабил старушку. Возможно, этим и объясняется ненасытная страсть Калабати к нему. Значит, он вернул ожерелье не ее бабушке, а ей самой. В подобное невозможно поверить... но это он уже говорил и раньше.

До берега оставалось не более половины пути. Джек убрал руку с весла, чтобы прикоснуться к ожерелью. Возможно, это не самая лучшая вещь, чтобы таскать ее на шее. Никогда не знаешь, когда...

И вдруг сзади у борта корабля раздался всплеск воды.

— Что это было? — спросил Джек у Вики.

Девочка покачала головой:

— Может, рыба?

— Может быть. — Джек не знал ни одной столь большой рыбы, которая водилась бы здесь и которая могла бы издать такой громкий всплеск. Может, огнемет свалился с трапа. Только этим можно объяснить такой громкий всплеск. Но Джек напрасно пытался убедить себя подобным объяснением, он стал недоверчив.

Мурашки пробежали у него по спине от дурного предчувствия, и он сильнее налег на весла.


Глава 33


Джия не знала, что делать с руками. Казалось, они жили своей собственной жизнью, то смыкались, то размыкались, то она касалась ими лица, то теребила ворот блузки; она была убеждена, что если в ближайшее время ничего не произойдет, то просто-напросто сойдет с ума. Похоже, Джек исчез навсегда. Сколько они уже здесь стоят и сколько еще стоять ждать и ничего не предпринимать, когда Вики пропала?

Джия водила ногой по песку, а потом остановилась и просто смотрела на корабль, который едва виднелся в темноте ночи, и вдруг он загорелся. Зигзагообразное пламя охватило все судно. Эйб сказал, что, похоже, Джек стреляет из огнемета. Посмотрев в бинокль на горящий трап, он заявил, что при удачном стечении обстоятельств Джек сжигает за собой мосты.

Джия застыла в напряжении, взволнованная еще сильнее. Неужели все-таки Джеку удастся привезти Вики? Неожиданно в желтом зареве мелькнул плот, и она увидела ритмично покачивающиеся весла.

— Джек! — закричала она. И хотя Джия понимала, что ее голос вряд ли долетит до плота, она не могла сдерживаться. — Ты нашел ее?

И тут она услышала милый тоненький голосок, который был ей дороже всего на свете:

— Мамочка! Мамочка!

Радость охватила Джию. Она разрыдалась и бросилась к берегу, готовая кинуться в воду, но Эйб схватил ее.

— Ты только помешаешь, — сказал он, таща ее назад. — Джек нашел девочку и привезет сюда гораздо быстрее, если ты останешься на месте.

Джия едва контролировала себя. Ей было недостаточно слышать голос Вики. Ей необходимо было коснуться ее, обнять свою маленькую дочку, крепко прижать к себе, чтобы поверить в ее возвращение. Но Эйб прав — лучше ждать на берегу.

Джия оглянулась на Эйба, который, отвернувшись от нее, провел рукой по лицу. Старый добрый Эйб утирал слезы. Джия обняла его и ободряюще прижала к себе.

— Да просто ветер, — сказал он. — У меня слишком чувствительные глаза.

Джия кивнула и опять уставилась на воду, которая была гладкой, как зеркало. Ни ветерка, ни волны. Ничего не мешало плавному ходу плота.

«Торопись, Джек... Скорей бы моя Вики вернулась ко мне!»

Наконец плот подплыл к берегу достаточно близко, чтобы Джия могла видеть дочь, которая выглядывала из-за Джека, улыбалась, а он продолжал грести. И вот наконец плот ударился о берег, Джек протянул девочку матери.

Джия обхватила дочь. Это действительно она! Да, это Вики, действительно Вики! Счастливая и опьяненная радостью, она тискала дочь, целовала, щекотала, обещая никогда не отпускать ее больше.

— Мамочка, мне трудно дышать!

Джия ослабила свои объятия, но не могла отпустить Вики. Нет, не теперь.

Вики начала тараторить в ухо матери:

— Чудовище украло меня из спальни, мамочка! Он прыгнул со мной в реку и...

У Джии помутнело в голове. Чудовище... Значит, Джек не сумасшедший. Она посмотрела на него, стоящего рядом с Эйбом и улыбающегося. При этом Джек как-то нервно оборачивался и поглядывал на реку. Выглядел он ужасно: порванная одежда, сам в крови. Но все же во всем его облике чувствовалось торжество.

— Джек, я никогда не забуду... — едва смогла проговорить Джия. Сердце ее разрывалось от переполнявших чувств.

— Я сделал это не только для тебя, — ответил он я опять оглянулся на реку. И чего он туда все время смотрит? — Не только ты любишь Вики.

— Знаю.

Похоже, он еле держался на ногах. Джек посмотрел на часы.

— Давайте выбираться отсюда. Не хотел бы стоять здесь и смотреть, как корабль взлетит на воздух. Лучше быть в грузовике.

— Взлетит на воздух?

— Бух-бух! Я начинил корабль дюжиной отличных бомб, которые взорвутся через пять минут. Неси Вики в грузовик, а мы сейчас. — И Джек с Эйбом начали вытаскивать из воды плот.

Джия открывала дверцу грузовика, когда услышала шумный всплеск воды и крик. Она обернулась и обмерла от ужаса, увидев черное блестящее громадное существо, выползающее на берег. Поднявшись, оно кинулось на Джека и ударило так, что он упал лицом в песок. Джия услышала, как вскрикнул Эйб: «Бог ты мой!» Он поднял плот, пытаясь укрыться за ним, как за щитом. Но чудовище одним взмахом огромных когтей превратило то, что держал Эйб, в двадцать килограммов бесполезного желтого винила.

Это, должно быть, и есть один из ракшасов, о которых рассказывал Джек. Это мог быть только он, другого объяснения Джии не приходило в голову.

Вики закричала и лицом зарылась в шею матери.

— Мамочка, это то чудовище, которое украло меня, мамочка! Не дай ему опять схватить меня!

Существо снова надвигалось на Эйба, который, пятясь назад, бросал в него все, что осталось от плота. Откуда-то у него в руках появился пистолет, и он начал стрелять. Но шум, издаваемый оружием, походил скорее на хлопки, чем на выстрелы. Эйб выпустил в ракшаса всю обойму. У Джии перехватило дыхание, когда она увидела, как Эйб вступил на край причала, вскинув руки, желая сохранить равновесие, он в этот момент был похож на рождественского гуся, пытающегося взлететь, но не удержался, упал в воду и исчез из вида.

Ракшас, тут же потеряв к нему всякий интерес, повернулся к Джии и Вики. С жутким спокойствием он сфокусировал свой взгляд на них и ринулся к ним.

— Он опять идет за мной, мамочка!

За спиной ракшаса Джия видела Джека, поднимающегося на колени. Он потряс головой и огляделся, словно не был уверен, где находится. Джия втолкнула Вики в грузовик и закрыла за ней дверь. Сама она влезла на водительское сиденье и начала заводить мотор, но не успела. Ракшас добрался до грузовика раньше, чем заработал двигатель.

И Джия, и Вики орали в один голос, когда ракшас начал ломать грузовик. Он царапал металл огромными когтями и навалился на лобовое стекло. В крайней степени отчаяния Джия дала задний ход, причем сделала это так резко, что песок разлетелся из-под колес как перья, а грузовик накренился, при этом чуть не сбив ракшаса...

...но не совсем. Он удержался на ногах и, ударив по лобовому стеклу, просунул руку в окно сквозь осколки и потянулся к Вики. Джия рванулась, прикрывая собой дочь. Она, закрыв глаза, ждала, что сейчас ее пронзит жуткая боль, но боли не было. Вместо этого Джия услышала нечеловеческий крик.

Она посмотрела вокруг. Ракшас хоть и был все еще поблизости от грузовика, но больше не пытался достать Вики. Он старался отбиться от видения, которое лупило его по спине.

Это был Джек. И дикий крик исходил именно из его горла, а лицо его пылало маниакальной яростью. Джия видела, как он хлестал ракшаса какой-то веревкой прямо по глазам. Существо вертелось, но не могло добраться до Джека. Неожиданно оно резко повернулось назад и, ударив Джека когтями по груди, сбило с ног.

— Джек! — закричала Джия, почти физически ощущая его боль, которая усиливалась от сознания того, что еще мгновение, и ее ждет та же участь.

Но, может быть, ей удастся избежать этого. Она дернула за ручку дверцы и выскочила из машины, таща за собой дочь. Ракшас увидел ее и запрыгнул на крышу грузовика. Держа на руках дочь, Джия побежала. Ее туфли скользили, в них попадал песок, поэтому она сбросила их и обернулась посмотреть, что делает ракшас. А он пригнулся, готовясь броситься в погоню.

Но тут ночь обернулась днем.

Громом раздался взрыв, сопровождаемый яркой вспышкой света. Силуэт висящего в воздухе ракшаса отчетливо вырисовывался в зареве огня, заслонившее собой полнеба. Существо обернулось на взрыв, и в этот момент Джия поняла, что у нее появился шанс на спасение, и побежала.


Глава 34


Грудь болела от ран, появившихся там, где ее коснулось раскаленное докрасна железо.

Джек перевалился на бок и попытался сесть, когда раздался первый взрыв. Он увидел ракшаса, который смотрел в сторону корабля, увидел Джию, которая побежала.

Вначале взорвалась кормовая часть корабля, потом оранжевые языки пламени охватили палубу, потом взлетели на воздух баки с горючим. Вскоре все судно было объято огнем и дымом. Вот и все, что осталось от «Аджит-Рукобати». Джек понимал, что никто не сможет выжить в этом адском пламени. Никто и ничто!

Все ракшасы, кроме одного, погибли. А этот один угрожает жизни двух людей, которыми Джек дорожил более всего в мире. Он чуть с ума не сошел, когда увидел, как ракшас через лобовое стекло потянулся за Вики. Он все еще выполняет приказ — доставить того, кто выпил эликсир. А это была Вики, в организме которой все еще содержался эликсир. И несмотря на смерть своего Кака-джи, исчезновение Матери, ракшас настойчиво пытался вернуть девочку на корабль.

Неожиданно слева от себя Джек услышал какой-то шум... это Эйб пытался выбраться на берег. Лицо бедняги было белым как мел, когда он смотрел на стоящего на грузовике ракшаса. И его можно было понять. Он видел то, чего не существовало в природе.

Джия не смогла бы сбежать от ракшаса, тем более с Вики на руках. Джек понимал, что должен что-то предпринять! Но что? Никогда раньше он не чувствовал себя таким беспомощным! Он всегда знал, что нужно делать, но только не сейчас. Как остановить это существо, сидящее на крыше грузовика Эйба? Еще мгновение, и он спрыгнет и побежит за Джией. Тогда будет поздно что-либо предпринимать.

Джек поднялся на колени и застонал от боли из-за последних ранений. Его грудь пересекали три глубокие царапины, обрывки рубашки окрасились кровавыми разводами. Совершив над собой невероятное усилие, он поднялся на ноги, готовясь преградить ракша-су путь. И хотя он понимал, что этим не остановит его, но, по крайней мере, задержит на какое-то время.

Ракшас спрыгнул с грузовика... но бросился не за Вики и Джией, не к Эйбу. Он подбежал к берегу и остановился, глядя, как догорают остатки его гнезда. Обломки металла и дерева падали на берег и в воду.

Джек увидел, как ракшас закинул голову назад и издал душераздирающий вой, такой несчастный, что Джек почти пожалел его. Его семья, весь его мир погибли вместе с этим кораблем. Все его назначение в жизни исчезло в один миг. Он издал еще один душераздирающий крик и направился в воду. И как верная индийская жена, бросающаяся в погребальный костер своего мужа, он направился прямо в огненную железную могилу Кусума.

Джия вернулась и подбежала к Джеку с Вики на руках. И дрожащий и мокрый Эйб тоже шел к другу.

— Моя бабушка пыталась запугать меня страшными сказками о дибуках, — переводя дыхание, проговорил Эйб. — Но теперь я увидел одного своими глазами.

— Чудовища погибли? — спросила Вики, смотря на длинные тени, разбегающиеся от горящего корабля. — Чудовища погибли?

— Все закончено? — спросила Джия.

— Думаю, что да. Во всяком случае, надеюсь на это. — Джек повернулся к Джии, и она охнула:

— Джек! Твоя грудь!

Он прикрыл раны обрывками рубашки. Кровотечение остановилось, и боль была вполне терпимой, похоже, из-за ожерелья.

— Да ничего. Царапины. Выглядит куда хуже, чем есть на самом деле. — И тут он услышал звуки сирен. — Если мы не поторопимся, то придется отвечать на массу вопросов.

Джек и Эйб забросили в грузовик остатки плота, помогли Джии и Вики залезть на переднее сиденье, но на этот раз за руль сел Эйб. Он выбил обломки лобового стекла и завел машину. Песок забивался в колеса, но Эйб умело вывел грузовик в ворота, которые Джек открыл раньше.

— Только благодаря чуду мы доберемся до центра, чтобы нас не остановили из-за разбитого стекла.

— Скажем, это хулиганы, — сказал Джек. Он повернулся к Вики, которая сидела на руках у матери, и погладил ее по руке. — Теперь ты спасена, Вики.

— Да, — проговорила Джия, улыбнувшись и щекой прикоснувшись к голове дочери. — И все благодаря тебе, Джек.

Джек увидел, что девочка спит.

— Это моя работа.

Джия ничего не сказала. Вместо этого она взяла Джека за руку, а он, посмотрев в ее глаза, не увидел в них больше страха. Остановись, мгновение! Вот так бы на всю жизнь: рядом спокойно и мирно спит Вики, а Джия нежно смотрит на него.

Она закинула голову и закрыла глаза.

— Все действительно кончено?

— Для тебя да. Но я... еще должен кое-что предпринять.

— Это касается женщины, — утвердительно проговорила Джия.

Джек кивнул и подумал о Калабати, которая осталась в его квартире, и о том, что, возможно, происходит с ней. Он попросил Эйба:

— Высади меня у моей квартиры. Ладно, Эйб? А потом отвези Джию домой.

— Но ты не сможешь сам позаботиться об этих ранах! — запротестовала Джия. — Тебе нужен доктор.

— Доктора задают слишком много вопросов.

— Тогда пойдем с нами. Я тебя перевяжу.

— А вот это подойдет. Я приеду, как только закончу свои дела.

Глаза Джии сузились.

— Что же ты должен сделать для нее столь важное, что не может подождать?

— У меня есть кое-что, принадлежащее ей, — он показал на ожерелье, — я должен вернуть это.

— И нельзя повременить?

— Боюсь, что нет. Я взял его без разрешения, а недавно узнал, что оно ей жизненно необходимо.

Джия ничего не сказала.

— Я приеду, как только смогу.

Вместо ответа, Джия отвернулась и подставила лицо под ветер, прорывающийся в незастекленное окно.

Джек вздохнул. Как он мог объяснить ей, что эта женщина, к которой она ревновала, к данному моменту уже, наверное, превратилась в древнюю старуху? Как он мог убедить в этом Джию, если еще сам с трудом верил в это?

Остаток поездки прошел в молчании. Проехав по Гудзон-стрит, Эйб повернул на Восьмую авеню, ведущую к западной части Центрального парка. По дороге им встретилось несколько полицейских машин, но ни одна не была достаточно близко, чтобы заметить отсутствие лобового стекла.

— Эйб, спасибо за все, — сказал Джек, когда грузовик остановился у его дома.

— Хочешь, мы подождем тебя?

— Нет. Возможно, это займет у меня много времени. Еще раз спасибо. Утром я расплачусь с тобой.

— Хорошо, приготовлю счет.

Джек поцеловал в голову спящую Вики и вылез из машины. Он едва мог разогнуться от боли.

— А потом ты приедешь? — спросила Джия, наконец повернувшись к нему.

— Как только освобожусь, — сказал он, обрадовавшись, что приглашение осталось в силе. — Если, конечно, ты не против.

— Не против.

— Тогда приеду не позднее чем через час. Обещаю.

— С тобой правда все будет в порядке?

Джек был благодарен ей за заботу.

— Уверен в этом.

Он закрыл дверцу и долго смотрел вслед отъезжающему грузовику. А потом начался длительный подъем на третий этаж. Но когда он с ключом в руке дошел до двери, его охватили сомнения. Что ждет его за дверью? Ему хотелось, чтобы передняя комната была пуста, а молодая Калабати спала. Тогда он оставил бы оба ожерелья на ночном столике, где она, проснувшись, и обнаружила бы их. А сам бы поехал к Джии. Но это самый простой путь. Калабати узнала бы о смерти брата сама. И в лучшем случае она уйдет прежде, чем Джек вернется домой.

Джек очень надеялся, что все будет именно так. Пусть хоть что-то будет просто сегодня!

Он открыл дверь и вошел в коридор. В квартире было темно, и свет пробивался только из кухни. Слабый отблеск шел из спальни. Все, что Джек слышал, — это дыхание, отрывистое, резкое. Оно доносилось с дивана, к которому Джек и сделал шаг.

— Калабати?

Раздались стоны, кашель и стоны. Кто-то поднялся с кушетки. В смутном свете Джек смог разглядеть сгорбленную фигуру, которая направилась к нему. Он более ощутил, чем увидел, трясущуюся руку, потянувшуюся к нему.

— Дай его мне! — Голос походил на шипение. — Верни его мне!

Ошибки быть не могло. Это Калабати.

Джек попытался было что-то сказать, но почувствовал, что слова застряли у него в горле. Трясущимися руками он расстегнул застежку и снял с шеи ожерелье. Затем вынул из кармана ожерелье Кусума.

— Возвращаю с процентами, — сказал он, бросив оба ожерелья в протянутую ладонь, избегая прикосновения к ней.

Калабати или не поняла, или даже не обратила внимания на то, что теперь владеет двумя ожерельями. Она медленно повернулась и пошла в спальню. На какое-то мгновение ее фигура оказалась освещенной, и Джек, убедился — она древняя старуха. Калабати скрылась в спальне, и он остался в комнате один.

Все его тело чувствовало нечеловеческую усталость. Он подошел к креслу у окна, посмотрел на улицу и присел.

Все кончено. Наконец-то все кончено.

Кусум погиб. Ракшасы погибли. Вики дома к безопасности. Калабати в спальне опять становятся молодой. Он поймал себя на непреодолимом желании пробраться по коридору и подсмотреть, что происходит с Калабати... убедиться, что она действительно становится моложе. Может, тогда он поверит в волшебство.

Волшебство... после всего, что ему пришлось увидеть, через что пришлось пройти, он до сих пор не верил в волшебство. Волшебство не подвластно ни чувствам, ни правилам. Волшебство...

Он не знал, что все это означает, не мог объяснить, что такое ожерелье и ракшасы. Он решил назвать все это неизведанной тайной и успокоиться.

Но все же ему хотелось посмотреть, что происходит.

Попытавшись подняться, он убедился, что не может. Слишком ослаб. Откинувшись назад, Джек закрыл глаза. Его потянуло в сон...

Он очнулся, услышав за спиной какой-то шум. Открыв глаза, он осознал, что дремал. Небо окрасилось нежным предрассветным светом. Джек понял, что проспал не менее часа. Кто-то подходил к нему. Он попытался повернуться, но обнаружил, что может повернуть только голову. А плечи от слабости как будто приросли к спинке кресла.

— Джек? — Это был голос Калабати. Молодой Калабати, которую он знал. — Джек, с тобой все впорядке?

— Да, — ответил он. Но голос его был тихим.

Она обошла вокруг кресла и заглянула ему в лицо. На Калабати снова было ожерелье. И хотя она не выглядела, как раньше, на тридцать, но была близка к этому. Сейчас ей можно было дать лет сорок пять.

— Нет, ты совсем не в порядке! Смотри, сколько крови на кресле и на полу!

— Со мной все будет в порядке.

— Вот. — Она вынула ожерелье Кусума. — Дай я надену его на тебя.

— Нет! — Ему не хотелось иметь ничего общего с ожерельем Кусума. Или с ее ожерельем.

— Не будь идиотом! Оно поддержит твои силы, пока доберешься до больницы. Все твои раны сразу же начали кровоточить, когда ты снял его.

Она уже собиралась надеть на него ожерелье, но Джек завертел головой, чтобы помешать ей.

— Не надо!

— Джек, ты умрешь!

— Со мной все будет в порядке. Я справлюсь и без волшебства. А теперь, пожалуйста, уходи. Просто уходи.

Ее глаза погрустнели.

— Ты правда этого хочешь?

Он кивнул.

— Мы могли бы иметь по ожерелью и вместе прожить долгую жизнь. Конечно, мы не станем бессмертными, но будем жить, и жить без боли, без болезней.

«Какая же ты тварь, Калабати!»

Неужели она даже не подумала о брате, о том, что он мертв. Почему она не спросит, как он умер? Джек вспомнил, как она посоветовала отнять у Кусума ожерелье, поскольку без него он не сможет управлять ракшасами. Но без ожерелья он не только не мог управлять ракшасами, но и жить. А ведь когда у нее украли ожерелье, Кусум сделал все возможное, чтобы его найти. А что она? Нет, эта женщина не знает, что значит платить по счетам. Много говорит о чести, но сама ее не имеет. А Кусум, каким бы сумасшедшим он ни был, в десятки раз более благороден, чем она.

Но Джек был сейчас не в силах все ей объяснить. А кроме того, вряд ли она поймет.

— Пожалуйста, уходи.

Она схватила ожерелье.

— Отлично! Я думала, что ты мужчина, который достоин меня, мужчина, который не суживает свою жизнь до обычных рамок, а наслаждается ее полнотой, но, видимо, я ошиблась! Ладно, сиди здесь и истекай кровью, если хочешь! Такой ты мне не нужен! Никогда не был нужен! Я ухожу!

Она засунула ожерелье брата в складки сари и направилась к выходу. Джек услышал, как хлопнула дверь, и понял, что остался один.

Даже в аду нет такой злобы...

Джек попытался выпрямиться в кресле. Эта попытка отозвалась болью в каждом сантиметре тела, сердце учащенно билось, дыхание было прерывистым.

«Неужели я умираю?»

В другое время эта мысль вызвала бы в нем паническое чувство страха, но сейчас его мозг работал так же неторопливо, как и тело. Почему он не принял помощь Калабати хотя бы на время? Почему отказался? Что, своего рода широкий жест? Что он хотел этим доказать, сидя здесь и истекая кровью? Джек даже сам себе не мог ответить на эти вопросы.

В квартире было так холодно, что холод пробирал Джека до костей, но он не обращал на это внимания и думал о сегодняшней ночи. Он здорово поработал сегодня... и, вероятно, спас Индию от кошмара. Но, честно говоря, плевать он хотел на Индию. Он пошел на все это ради Джии и Вики. Он должен...

Зазвонил телефон.

О том, чтобы поднять трубку, не могло быть и речи.

Кто это мог быть? Джия? Может быть, она беспокоится, где он? Джек очень надеялся на это. Может быть, она приедет посмотреть, что с ним? Возможно, она даже успеет. На это он тоже очень надеялся. Он не хотел умирать. Он хотел провести оставшуюся жизнь с Джией и Вики. И он хотел не забывать о сегодняшнем дне, ведь сегодня он так сильно изменился. Джек гордился собой. И даже отец стал бы им гордиться... если бы только Джек мог рассказать ему обо всем.

Он закрыл глаза — слишком много сил приходилось тратить на то, чтобы держать их открытыми, — и начал ждать.