Сунь Укун – царь обезьян
У Чэнъэнь








Однажды танский монах по имени Сюаньцзан отправился в далекую Индию за священными книгами, чтобы привести их на свою родину по повелению самого Будды. Его удивительные странствия обросли легендами и преданиями, стали достоянием фольклора и, наконец, воплотились в замечательный роман У Чэнъэня «Путешествие на Запад», ставший классикой не только китайской, но и мировой литературы. «Сунь Укун – царь обезьян» – сокращенная версия великой китайской эпопеи шестнадцатого века






У Чэнъэнь

Сунь Укун – царь обезьян








© А. Рогачев (наследники), перевод, 2014

© И. Смирнов, перевод стихов, 1982

© А. Штейнберг (наследник), перевод стихов, 2014

© Д. Воскресенский, подготовка текста, комментарии, 2014

© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2014

Издательство Иностранка®







Предисловие





I


Если бы несколько десятилетий назад спросили у любого неспециалиста, как он представляет себе средневековый Китай, тотчас услышали бы привычный набор слов: таинственный, замкнутый, недоступный, «недвижный». Далее последовали бы такие понятия, как Поднебесная империя, Великая Китайская стена, мандарины, бумага, чай, рис, порох, фарфор… Подобное представление возникло у европейцев благодаря венецианцу Марко Поло (1254–1324), и было оно типично средневековым.

В действительности Китай никогда не был таким уж изолированным и обособленным. По сравнению, например, с Японией тех же времен он выглядел своеобразным открытым городом-портом, этаким дальневосточным Танжером. С одной стороны у него были воинственные соседи-кочевники, правда досаждавшие ему и доставлявшие беспокойство (достаточно вспомнить орды гуннов и полчища Хубилая), но с которыми ему приходилось вступать в контакт, а с другой (скажем, на юге и юго-западе) стороны лежали процветающие, богатые страны – как Индия или среднеазиатские государства, которых Китаю просто невыгодно было сторониться, потому что он многое мог перенять у этих древних и высокоразвитых цивилизаций. Китайцы прекрасно понимали это и стремились установить с ними связи с незапамятных времен.

Уже со II века до н. э., в эпоху династии Хань, между Китаем и странами Центральной Азии установились первые торговые и культурные отношения. Караваны с шелком, железом, драгоценными металлами, лаковыми изделиями отправлялись в Индию, Бактрию, Согдиану и дальше на запад. В свою очередь, оттуда в Китай привозились предметы искусства и быта, редкие плоды и фрукты, драгоценности. Ввозилось стекло, пряности, косметика, ореховое дерево и проч. Этот процесс взаимного обмена и обогащения интенсивен и в поздние времена – например, в период правления династии Мин (1368–1644).

В первой половине XV века минские правители, отразив очередной натиск своих воинственных северо-западных соседей, сумели также обуздать морских пиратов. Эти военные успехи позволили им устремиться на юг и в значительной степени расширить свое влияние в странах Юго-Восточной Азии. Именно тогда в Южные моря была отправлена знаменитая армада флотоводца и дипломата Чжэн Хэ, своеобразного китайского конкистадора. Шестьдесят два вооруженных корабля с тридцатитысячным войском и большим грузом отплыли от берегов Китая. Чжэн Хэ совершил семь экспедиций. Он побывал более чем в двадцати странах, его корабли огибали Индийский полуостров и доходили до берегов Африки. Связи со странами Южных морей расширились неизмеримо. В Китай хлынул поток ценных товаров и сырья, приезжали десятки и сотни торговцев, переселялись искусные ремесленники. Правда, не все страны, где побывали корабли Чжэн Хэ, добровольно вступали в сношения с Китаем. Об этом свидетельствует то, что Чжэн Хэ привозил в Китай не только посланцев стран, вынужденных признать суверенитет Китая, но также и заложников, представителей местной знати, и не раз даже самих непокорных правителей.

Одновременно с материальным обменом (иногда даже его опережая) с давних времен происходил обмен духовными ценностями между другими странами и Поднебесной империей. Этому в значительной мере способствовали странствующие монахи и подвижники, которые несли в Китай буддийское учение, манихейство, христианство. Из Китая устремились на запад, в Индию, своеобразные ходоки – носители веры, дабы приникнуть к источнику буддизма и поклониться святым местам. В дальние края ехали путешественники, стремившиеся познать новый мир.

Наиболее известным из первых китайских странников был Чжан Цянь, который еще во II веке до н. э. во главе посольства побывал в государстве Сюнну (гуннов), в Центральной Азии, посетил много стран этого района и собрал первые ценные сведения об их народах и культуре. О Чжан Цяне писал знаменитый историк древности Сыма Цянь.

Большое значение для развития и укрепления культурных связей Китая с чужими краями, и прежде всего с Индией, имело путешествие знаменитого буддийского монаха, ученого и переводчика Фа Сяня, жившего на рубеже IV–V веков. В 399 году в преклонном возрасте (а было ему шестьдесят пять лет) Фа Сянь с десятью другими монахами покинул Китай и направился в западные края. Он пересек безводные пустыни, поднялся на «крышу мира», обошел вдоль и поперек страну Небесного бамбука, то есть Индию, побывал на Цейлоне и даже Суматре и только в 413 году вернулся морем на родину. В следующие два года он написал книгу о своих четырнадцатилетних странствиях – «Записки о путешествии в страну Небесного бамбука», которая является одним из самых ранних памятников китайской литературы этого жанра. В ней Фа Сянь подробно рассказывает о своих странствиях, приводит множество ценных сведений по географии и истории, а также знакомит читателей с нравами и обычаями народов Центральной Азии, Индии и Южных морей.

Еще бо́льшую известность снискал себе другой китайский путешественник, ученый-монах Сюаньцзан (596–664). О нем необходимо сказать подробнее, потому что именно его семнадцатилетнее путешествие в Индию и другие страны послужило материалом для создания фантастического романа У Чэнъэня «Путешествие на Запад».

Сюаньцзан жил в эпоху Тан (618–907). Он был истым приверженцем буддизма и посвятил всего себя распространению этого учения. Однако в возрасте тридцати пяти лет его перестали удовлетворять скудные источники, имевшиеся в Китае, и он решил более углубленно познать буддизм на его родине, в Индии, а главное – привезти оттуда священные буддийские писания – сутры. И вот в 629 году Сюаньцзан тайно отправился в далекий путь. Тайно, потому что танский император вовсе не посылал его в Индию, как об этом повествует в своем романе У Чэнъэнь. Все было как раз наоборот. Сюаньцзан попросил у императора разрешения отправиться с другими монахами на родину Будды, но на это последовал отказ. Тем не менее Сюаньцзан ушел тайком и странствовал почти семнадцать лет. Он посетил много десятков государств (иногда называют даже сто тридцать стран) и все святые для буддистов места Индии.

Из Индии Сюаньцзан вывез свыше шестисот священных буддийских сутр, а по возвращении на родину возглавил работу по их переводу и истолкованию. Но помимо этого труда, в котором он показал себя талантливым филологом и переводчиком, Сюаньцзан оставил замечательное описание своего путешествия – «Записки о Западных странах».

Эти записки являются своеобразным научным географическим и этнографическим трудом. В них ученый-монах подробно рассказывает о странах, городах и селениях, лежавших на его пути, а также о быте и нравах народов, с которыми он встречался. Труд этот до сих пор служит ценнейшим материалом для изучения истории Индии, а также Центральной и Средней Азии. А в свою эпоху он был едва ли не уникальным источником знаний о заморских странах.

Образ Сюаньцзана со временем оброс легендами и преданиями. Сами его «Записки», может быть, мало кто читал, но вот рассказы о его удивительных странствиях распространялись в народе, обрастая самыми фантастическими подробностями.

Прошли века, и путешествие Сюаньцзана стало достоянием фольклора. Именно в таком виде – трансформированное, обогащенное, расцвеченное всеми красками неудержимой народной фантазии, как пестрое сказочное полотно, – дошло оно до У Чэнъэня и превратилось в удивительный роман «Путешествие на Запад».




II


Это произошло четыреста лет назад, в середине правления династии Мин (1368–1644). То была эпоха усиления императорской власти и жесточайшего угнетения народов. Продажность, произвол, жадность чиновников достигли чудовищных размеров. Народ страдал от невыносимого гнета.

В начале своего царствования минские правители, пришедшие к власти в результате крестьянских войн, вынуждены были считаться с тяжелым положением крестьян. Почти вековое владычество иноземной монгольской династии и беспрерывные войны разрушили сельское хозяйство Китая. Поэтому в первый период правления Минов власти сделали некоторые послабления для крестьян, несколько снизили налоги, казнили или заточили в тюрьму феодалов-изменников, а земли их предоставили в пользование крестьянам. Поощрялась распашка новых или заброшенных земель, восстанавливалась оросительная сеть. Увеличивались посадки тутовых деревьев для шелководства и посевы хлопчатника. Были приняты меры по борьбе со злоупотреблениями чиновников.

Подъем сельского хозяйства способствовал развитию ремесла: быстро развивалось чугунолитейное, гончарное, ткацкое и красильное дело, увеличилось производство меди, фарфора, бумаги и т. д. Росли города. Нанкин, где в начале правления династии жило всего десять тысяч человек, к концу царствования этой династии превратился в крупнейший торгово-промышленный центр с населением более миллиона. В ту пору в Европе не было густонаселенных городов.

Одновременно с развитием производительных сил страны и внешней торговли неудержимо росла тяга правящей верхушки и чиновной бюрократии к роскоши и богатству. Льготы крестьян постепенно отменяются, налоги возрастают, коррупция разъедает всю правительственную систему сверху донизу. И уже к середине эпохи Мин все постепенно стало на свои места. К началу XV века минские правители превратились в крупнейших землевладельцев страны. В их руках сосредоточились огромные угодья, так называемые дворцовые, или государевы, земли. Помимо императорских поместий, было множество других, принадлежавших членам императорской семьи, придворной знати, крупным чиновникам.

Жестокий гнет и насилие вызывали время от времени крестьянские бунты. Против вымогательств и грабежа не раз поднималась и городская беднота. Все эти восстания подавлялись с жестокостью, но они все же сыграли свою историческую роль как провозвестники огромного крестьянского восстания Ли Цзычэна и Чжан Сяньчжуна в XVII веке, охватившего в конце правления династии Мин почти всю страну.

Первый император династии Чжу Юаньчжан (он же Тайцзу – Великий предок) стремился в целях пресечения злоупотреблений сосредоточить власть в своих руках. Шесть главных издавна существовавших ведомств он подчинил непосредственно себе – Сыну Неба, ограничил власть чиновников и запретил придворным евнухам вмешиваться в государственные дела. Евнухи были особенно опасны, потому что проникали во все дворцовые щели и были непревзойденными мастерами интриг. Именно поэтому во дворце первых Минов висела доска с выгравированной надписью: «Евнухам двора запрещено вмешиваться в дела управления страной. За ослушание – смертная казнь!»

Увы, ко временам У Чэнъэня все изменилось. Со второй половины правления Минов влияние евнухов-царедворцев неуклонно возрастает, а временами власть полностью переходит в их руки. Так случилось в годы правления императора Инцзуна (1457–1464), который вступил на трон в десятилетнем возрасте. Посредником между ним и государственным аппаратом стал евнух Ван Чжэнь, главный распорядитель обрядов и церемоний двора, накопивший колоссальные богатства за счет грабежа. Все решалось по его усмотрению. Евнухи возглавили и многие судебные учреждения, чинили произвол и держали в страхе даже высоких чиновников.

Еще бо́льшую власть имел главный евнух Лю Цзинь в годы правления императора Уцзуна (1506–1521). Тогда говорили, что в стране правят два императора, из которых первый – евнух.

Засилье евнухов вызывало возмущение. Время от времени появлялись сатирические произведения вроде сценки, которую представляли при дворе Сяньцзуна (1465–1487) после падения очередного евнуха-фаворита. Сцена такая: пьяного дебошира никак не могут образумить. Его не страшит никто, даже сам император. Но когда говорят: «А вот главный евнух!» – пьяница сразу трезвеет от страха.

Сатира, хотя бы такая, была важным оружием передовых людей того времени: ученых, помещиков и чиновников, отдельных выходцев из торгово-ремесленных кругов. К их числу принадлежал и автор «Путешествия на Запад» У Чэнъэнь, который в иносказательной форме также пытался показать отдельные неприглядные черты своей эпохи.

Не следует, правда, рассматривать фантастический роман У Чэнъэня как прямую сатиру на современное ему общество (некоторые исследователи видят в ряде эпизодов, даже самых фантастических, осмеяние жадности и беззаконий чиновников, сановников двора и даже самих правителей), – такой подход был бы несколько прямолинейным. Однако писателю были свойственны завуалированность и иносказание, эзопов язык.

Писатель показывает лицемерие и угодничество лиц, облеченных властью, их измельчание, моральное уродство и торгашеский дух. Деньги и служебное положение становятся главными целями жизни многих современников. Былой конфуцианский идеал самоусовершенствования и служения обществу стал жертвой карьеризма. Повсюду непомерная спесь привилегированной знати, беспринципность пресмыкающихся ничтожеств. Вот что видел писатель вокруг себя. Не потому ли У Чэнъэнь лишь вскользь упоминает конфуцианство в своем романе, что официозное учение в его глазах в значительной степени потеряло свою привлекательность?

Какое место занимал сам У Чэнъэнь в этом мире? О жизни его и его духовном облике, благодаря исследованиям в Китае, Японии и на Западе, сейчас известно немало, хотя в материалах о нем еще много противоречивого.

У Чэнъэнь родился в уезде Хуайань нынешней провинции Цзянсу в 1500 году. С малых лет он узнал жизнь народа с его радостями и горестями. В надгробной надписи, посвященной отцу, У Чэнъэнь, к примеру, рассказывает о конфликтах семьи с правительственными чиновниками. Разумеется, это не могло не оказать влияние на его образ мыслей.

Дед и отец писателя сами были чиновниками, хотя и малозначительными, – они ведали местными училищами. Семья деда была бедной, поэтому отца писателя отдали в обучение довольно поздно. Судя по той надгробной надписи, семья У не имела средств на ежегодные подношения учителю, поэтому отец был вынужден принимать уроки со стороны, то есть слушать объяснения учителя другим ученикам. Так отец овладел знаниями, и, конечно же, в первую очередь изучил классику – каноны. Успехи отца настолько поразили учителя, что тот помог ему поступить в местную школу.

Отцу писателя удалось успешно закончить учение.

Как пишет У Чэнъэнь, отец был человеком начитанным и образованным. Он был правдив и честен, всегда возмущался несправедливостью и говорил об этом без обиняков.

Положение чиновника (хоть и мелкого) в старом Китае обеспечивало определенный достаток. И все же отцу приходилось подрабатывать торговлей, хотя государеву служащему это занятие и не пристало. Известно, что отец был большим любителем книг. В свободную минуту он читал даже в лавке, забывая о торговых делах. Он мало знался с местными чиновниками, редко участвовал в их пирушках и других развлечениях. В родных местах он прослыл порядочным чудаком. К старости, однако, отец прославился: люди обращались к нему как к посреднику в тяжбах и спорах, советовались в личных делах, доверяли семейные тайны. У Чэнъэнь как-то сказал ему в шутку: «Выходит, помогло тебе твое чудачество?» На что У Жуй в сердцах ответил: «Неужели ты думаешь, что я всю жизнь притворялся, дабы удостоиться уважения людей?»

Этот культурный, несколько прямодушный и добрый человек оказал немалое влияние на будущего писателя. Не случайно У Чэнъэнь с детства приобщился к литературе и полюбил ее. Он с уважением относился к классике. Привлекали его также народные сказания и легенды. В предисловии к книге «Треножник государя Юя» У Чэнъэнь писал: «В детстве мне нравилось все странное и необычайное. Когда я был мал и учился в школе, я пользовался каждым удобным случаем, чтобы раздобыть на рынке книжку, повествующую о каких-нибудь чудесных событиях. Опасаясь, что отец или учитель будет ругать меня и даже отберет книжку, я прятался в укромном уголке и там читал. Чем длиннее была книга, тем больше она мне нравилась и тем удивительнее она мне казалась. Когда я стал взрослым, я стремился достать еще более запутанные истории – ими была полна душа моя».

«Летопись области Хуайань», как и другие источники, свидетельствует, что У Чэнъэнь не только был талантливым и высокообразованным человеком, но и обладал большим литературным, и в частности поэтическим, даром. Это позволило ему стать мастером весьма трудного древнего литературного жанра надгробных надписей-посвящений. Такие стихотворения давали У Чэнъэню заработок, в котором он весьма нуждался.

В 1525 году У Чэнъэнь женился на девушке из некогда богатого, но разорившегося рода. Его материальное положение, однако, не улучшилось. Он пытался вступить на ученую и чиновную стезю. Но неоднократные попытки выдержать государственные экзамены на получение ученой степени кончались неудачей.

В старом Китае, как известно, государственные экзамены мог держать кто угодно. Однако изучение классических книг и канонов требовало многих лет напряженного труда под руководством опытных учителей. Поэтому сдать экзамены мог лишь тот, кто располагал свободным временем, а главное, средствами и связями. К таким экзаменам готовились долгие годы, порой до глубокой старости. И многие так и не смогли их выдержать. В числе их оказался и писатель. Что помешало ему вступить на путь, открывавший виды на жизнь? Во всяком случае, не отсутствие способностей. Мешало, очевидно, отсутствие средств, нужных связей, неумение ладить с сильными мира сего. Только в возрасте сорока пяти лет он получил наконец на отборочных экзаменах в провинции звание «сунгун» (своеобразный титул за возраст) и право участвовать в столичных экзаменах. Эти экзамены, однако, ему пройти так и не удалось.

Весной 1551 года У Чэнъэнь перебрался с семьей в Нанкин, где он, при поддержке друзей, нашел себе литературную работу. Лишь на склоне лет ему была предоставлена небольшая должность помощника начальника уезда Чансин в провинции Чжэцзян. Однако У Чэнъэнь на должности не прижился. Впрочем, иного трудно было ожидать. К чиновному миру он мало подходил и по своим взглядам, и по характеру.

Прошло два года на службе, и У Чэнъэнь не выдержал. Он отказался от своего поста и с тех пор занимался исключительно литературным трудом. Велико было его разочарование в чиновничьей карьере. Он давно подозревал, что этот путь не для него.

Как в свое время великий Тао Юаньмин, мечтал писатель о жизни на природе, о клочке земли, о домашнем вине, о крике ласточек над бамбуковой оградой, о том, как по дому гуляет вольный ветер. Мечты, которым не суждено было осуществиться…

В 1565 году У Чэнъэнь переехал на жительство в Ханчжоу. Начались годы скитаний и случайных заработков, годы полунищеты. И как раз в эти годы, обогащенный опытом жизни, У Чэнъэнь создает свое главное произведение – роман «Путешествие на Запад»[1 - См.: У Чэн-энь. Путешествие на Запад. М.: Гослитиздат, 1959.]. По некоторым источникам, он написал его в возрасте семидесяти лет. Когда У Чэнъэню исполнилось семьдесят четыре, он вернулся наконец на родину, в свой родной уезд Хуайань, и здесь вскоре умер. Точная дата его смерти неизвестна. Часто называется 1582 год.




III


В эпоху Мин появилось два монументальных эпических произведения, вошедшие в золотой фонд китайской литературы. Это романы «Троецарствие» Ло Гуаньчжуна[2 - См.: Ло Гуань-чжун. Троецарствие. М.: Гослитиздат, 1954.] и «Речные заводи» Ши Найаня[3 - См.: Ши Най-ань. Речные заводи. М.: Гослитиздат, 1959.].

Первый из них посвящен описанию трагической эпохи междоусобиц – эпохи Трех царств (III век н. э.). Хотя в основу «Троецарствия» положены исторические события, автор также широко использовал народные предания о той поре, что сделало его произведение одним из наиболее популярных.

Не меньшую известность приобрел роман Ши Найаня «Речные заводи». В основе его сюжета была героическая история мятежа народных масс против феодальных правителей в XII веке. «Речные заводи», как и «Троецарствие», выдержали испытание временем, привлекая внимание драматургов, художников, музыкантов и артистов.

«Путешествие на Запад» У Чэнъэня (по-китайски «Сиюцзи») стало третьим наиболее популярным произведением эпохи Мин.

Как мы сказали, У Чэнъэнь писал свой роман, когда ему было уже около семидесяти лет. Огромный опыт, глубокое знание жизни позволили ему с большой убедительностью создать реальный фон для своего волшебного по форме романа. А широкое знакомство с культурным наследием и фольклором – легендами и преданиями – помогло писателю расцветить роман яркими красками неистощимой народной фантазии.

Подобно другим крупным средневековым романам, «Путешествие на Запад» до своего окончательного литературного воплощения имело длительную историю. Первоначальные записки Сюаньцзана (или, как его звали в постриге, Трипитаки) о его странствиях в поисках священных буддийских книг с годами постепенно обрастали легендами. Задолго до У Чэнъэня ученик Сюаньцзана, Хуэйли, на основе записей монаха и бытовавших рассказов написал «Жизнеописание учителя Трипитаки из монастыря Милости великой династии Тан», где среди реальных описаний было немало выдуманного. Эта книга, в основном описывающая трудности, которые пришлось преодолевать монаху на своем пути к буддийским святыням, была одним из многих образцов буддийской житийной литературы той поры.

В Юаньскую эпоху (1271–1368) появляется еще одно повествование – «Сказ со стихами о том, как танский монах Трипитака достал священные книги». В конце эпохи Юань литератор У Чанлин написал пьесу на тему путешествия монаха. Позднее литератор Ян Чжихэ использует в своем произведении (вариант из сорок первой главы) тот же сюжет. Список этих примеров можно продолжить. Как видим, У Чэнъэнь шел как бы проторенной дорогой. Но вот что пишет Лу Синь о литературных версиях, в частности о варианте Ян Чжихэ.

«Вариант Ян Чжихэ, хоть и велик по объему, написан столь плохо и небрежно, что книгу с трудом можно считать литературным произведением. Что же касается У Чэнъэня, то благодаря своему замечательному таланту, острому уму, широкой эрудиции и тонкому стилю он смог значительно обогатить имевшийся в его распоряжении материал… Подвергая осмеянию состояние современного ему общества, он почти полностью обновил то, что было до него».

Кроме ранних письменных версий[4 - Весьма интересный материал о предшествующих версиях романа содержится в книге английского синолога Г. Дадбриджа: «Сиюцзи». Исследование предшественников китайского романа XVI века. Кембридж, 1970.] о путешествии танского монаха за буддийскими книгами, одновременно жила в устном народном творчестве легенда о его удивительных странствиях. Одаренные богатой фантазией уличные рассказчики-шошуды в течение веков – почти тысячу лет! – передавали ее из уст в уста, из поколения в поколение, украшая события далекого прошлого фантастическими вымыслами и сказочными образами. Шошуды обращались непосредственно к народной аудитории, любившей необычайные приключения, загадочные волшебные истории. В угоду им рассказчики усиливали и усложняли фантастические элементы сюжета, насыщая его ирреальными картинами, гиперболизируя опасности путешествия, зачастую придавая им таинственный, даже мистический оттенок.

Таким образом, перед У Чэнъэнем был богатый выбор вариантов сюжета. Обладая тонкой интуицией крупного художника, он избрал народную легенду, сложившуюся вокруг подлинного путешествия Сюаньцзана в Индию, украсив ее своей фантазией. Не случайно от реального путешествия монаха осталась лишь канва (да несколько имен, отдельные реалии дат). Наоборот, многие подлинные в истории события и исторические личности обрели в романе фантастический, сказочный облик.




IV


Итак, Сюаньцзан отправился на запад, в далекую Индию, за священными буддийскими книгами. Настоящий Сюаньцзан, как известно, ушел в Индию тайком с немногими учениками, – буддизм у тогдашних танских правителей не всегда был в чести, и император не дал Сюаньцзану открытого разрешения на такое паломничество, как об этом говорится в романе. За многие столетия, что пробежали с той поры, положение в стране изменилось. В романе мы видим, что Сюаньцзан уходит в Индию по повелению императора. Многие минские владыки чтили буддизм. В произведении отразился дух времени. Но дело не только в монахе и его странствиях. Крайне интересны спутники Сюаньцзана. Это не благочестивые ученики, каковыми они должны быть по своему рангу. Автор дает монаху в сопровождающие три фантастических существа: озорника-обезьяну Сунь Укуна, свинорылого увальня-кабана Чжу Бацзе и полубеса Шасэна. Все они в свое время чем-нибудь провинились перед небожителями и теперь, приняв монашеский постриг, должны искупить свои грехи верной службой монаху. Каждый из спутников наделен чудесными свойствами, позволяющими ему преодолевать сложные преграды и побеждать самых грозных противников. А вот главный герой, монах, как ни странно, никакими такими свойствами не обладает. Он безвольный инок, нерешительный и малодушный. Без своих спутников – учеников он мало что может, и уж наверняка не смог бы совершить своего главного подвига – добраться до Индии и принести оттуда священные книги. Замысел писателя предопределил построение романа. Центральное лицо в романе – действительно существовавший Сюаньцзан – фактически оказалось оттесненным на задний план, а вперед выступили странные существа с фантастическими возможностями, которые проявляются в их невероятных подвигах. И прежде всего – царь обезьян, он же Великий Мудрец, равный Небу, он же странствующий монах, он же небесная обезьяна – Сунь Укун. Именно ему автор отдает свое предпочтение и все свои симпатии.

Сразу же после небольшого вступления, в котором У Чэнъэнь излагает своеобразную историю Сотворения мира, он рассказывает, как зародилась и появилась на свет фантастическая обезьяна – герой волшебного эпоса. И дальше семь первых глав повествуют о необыкновенных приключениях Сунь Укуна со дня его чудесного рождения до усмирения Буддой и заключения его под горой Усиншань – Пяти стихий. Вместе с героем читатель с первых глав погружается в мир невероятных событий и всяческих чудес.

Читатель видит, как волшебная обезьяна, едва появившись на свет, развивает кипучую деятельность, проявляя находчивость и поразительную ловкость, спасая своих сородичей и дав им превосходное убежище – пещеру Водной завесы. Сметливая обезьяна по праву становится царем и предводителем обезьяньего воинства. Вспомним на мгновение индийского обезьяньего бога Ханумана, и нам не покажутся странными соответствия, которые находят литературоведы в этих двух национальных образах.

Царь обезьян – бунтарь, он не желает подчиняться нормальным законам жизни, установленным для простых смертных. Он находится в поисках смысла жизни. Недаром американский литературовед Ся Чжицин назвал его своеобразным Фаустом. Беспокойная обезьяна отправляется на поиски того, кто смог бы открыть ей путь к бессмертию. Напомним, что имя героя Укун буквально «постигший Пустоту», ибо Пустота в буддизме и есть истина жизни – очищенная от праха бытия. Такого учителя он находит в лице Сюаньцзана. Сунь постигает вечные истины жизни и познает тайну превращений – в любой момент он может стать деревом, птицей, рыбой, шмелем, каким-нибудь духом и даже кумирней. Его метаморфозы вводят в заблуждение его противников-демонов, и они всякий раз терпят поражение.

Используя свою чудодейственную силу, Сунь Укун добывает у царя драконов волшебное оружие – огромный железный посох весом тринадцать тысяч пятьсот цзиней, которым когда-то был утрамбован Млечный Путь. Но этот чудовищный посох, прозванный «посохом исполнения желаний с золотыми обручами», имеет способность по воле хозяина бесконечно уменьшаться или увеличиваться, и Сунь Укун умело использует его в схватках с врагами.

Путь Сунь Укуна к истине – это его приключения, вызванные не знающим спокойствия мятущимся духом. Вот он попадает в подземное царство и учиняет там скандал, так как считает, что, постигнув вечную истину (познав Пустоту), он уже неподвластен законам жизни и смерти. В ярости он вычеркивает из «Списка сроков жизни» всех обезьян и таким образом освобождает своих сородичей от власти владыки ада Яньвана. Однако судьи преисподней не могут смириться с нарушением небесных законов и приносят жалобу самому Юйхуану – Яшмовому владыке, верховному божеству даосов. Император по совету духа Золотой звезды Тайбо сначала пытается задобрить и приручить Сунь Укуна: поселяет его в небесных чертогах и назначает конюшим. Неискушенный в званиях и должностях, Сунь Укун соглашается, но потом узнает, что предоставленная ему должность настолько ничтожна, что даже не значится в табели о рангах и небесных чинах. Возмущенный, он самовольно покидает небесные чертоги и спускается в свое обезьянье царство, на гору Цветов и плодов.

Обеспокоенный этим бунтом, Яшмовый государь по совету своих сановников снова призывает Сунь Укуна, жалует ему звание Великого Мудреца, равного Небу, и назначает хранителем сада, где на волшебных деревьях зреют персики бессмертия. Но и здесь беспокойный Сунь Укун долго не задержался. Поначалу он съедает почти все волшебные плоды. А потом, не получив приглашения к небесной царице Сиванму, проникает на пиршество тайком и в отместку пожирает все яства. Потом он взлетает на небо Тушита – обитель даосского божества Лаоцзюня и проглатывает приготовленный для пира небожителей эликсир бессмертия.

Проделки и приключения Сунь Укуна неисчислимы. Нет, он не смиренный инок, ищущий келейную истину. Это – возмутитель порядков и безобразник, стремящийся найти свой путь. Не случайно у обезьяны постоянно возникают конфликты с божествами – князем Неба Вайсраваной, его сыном – могучим Ночжей, с племянником Яшмового государя – богом Эрланом, с властителем преисподней Яньло и богом Лаоцзюнем. Боги хотят расправиться с беспокойным существом. Чтобы покончить с обезьяной, Лаоцзюнь собирается сжечь ее в волшебной печи, где готовят эликсир бессмертия. Однако постигший тайну превращений Сунь Укун остается невредимым и ровно через четыре дня выскакивает из печи! Только вмешательство самого Будды (в романе он своеобразный высший арбитр) кладет конец проделкам и бесчинствам Сунь Укуна. На пятьсот лет он попадает под гору Пяти стихий. Такова кара Небес за мятежность плоти, за грехи.

И вот спустя пятьсот лет Сунь Укун выходит из заточения, и бодхисатва Гуаньинь посвящает его в монахи. Ведь Истину жизни он должен познать через верное служение буддийскому учению – Закону. Сунь дает обет свято соблюдать законы буддийской веры, быть верным учеником и защитником Танского наставника. Он обещает охранять своего учителя на трудном пути и выполняет свой обет честно. Он самоотверженно борется со всякими чудовищами и злыми духами, неоднократно спасает жизнь Сюаньцзану, помогает ему успешно завершить свою миссию.

Беспокойный Сунь Укун натворил в своей жизни столько, что ему по праву выпала главная роль искупителя грехов посредством подвигов. Вот так же доблестными деяниями замаливали свои проступки герои европейского Средневековья. Как там, автор рисует своего персонажа-обезьяну именно героем, наделяя самыми лучшими качествами: отвагой и сметкой, острым умом и великодушием. В любой момент Сунь Укун готов вступить в борьбу с несправедливостью. Это своего рода благородный рыцарь без страха и упрека. Но рыцарь озорной, охочий до проказ и на редкость шальной и беспокойный.

Неудивительно, что царь обезьян никак не хочет подчиняться Танскому монаху, хотя к подчинению обязывает его положение ученика. Трудно принять беспокойному Суню строгие запреты учителя, которому помогают боги. Богиня Гуаньинь вручает Сюаньцзану волшебный обруч, который на голове становится своеобразным капканом. Снять его никто не в силах. В эту ловушку попадает Сунь. При малейшем неповиновении монах начинает читать заклинание, обруч сжимается, причиняя мятежнику жестокую боль. Лишь в конце повествования, когда путешествие завершается, Будда избавляет героя от этого проклятия. Обруч – это, конечно, метафора. Это дамоклов меч, всегда висящий над Сунем. Герой знает это, но не смиряется.

По сравнению с проступками Сунь Укуна грех другого спутника Танского монаха – кабана Чжу Бацзе – совсем невелик: в прошлой жизни, будучи духом Небесной реки, он по неосторожности выпил лишнего на пиру в Персиковом саду и, захмелев, стал заигрывать с небесной красавицей. За это Будда Татагата (он же Жулай) низверг его на грешную Землю и превратил в свиноподобное существо. И вот теперь в этом облике тот стал слугой Танского монаха. Глуповатый и неуклюжий, он получил за свою простоту прозвище Дурень. Он сластолюбец и греховодник. Словом, этот подвижник делается носителем многих земных грехов. Его имя – Бацзе, что значит «Восемь запретов». Это ироническая метафора земных страстей героя. Чжу Бацзе также обладает способностями к перевоплощениям, хотя и в меньшей степени, чем Сунь Укун. Однако из-за любви сладко поесть и крепко поспать он не использует свои возможности и все время попадает впросак. Но эта его простота привлекает симпатии читателя. Читатель видит в нем не бесплотное существо (как, скажем, монах), а человека во плоти и крови – живого грубоватого простолюдина с его земными страстями и недостатками. Однако Чжу Бацзе свойственны не только недостатки. Он не лишен удали, выносливости, трудолюбия. И хотя Чжу Бацзе иногда сомневается в правильности избранного им пути, он верен обету и выполняет свой долг. Мы видим, к примеру, что, не щадя себя, он превращается в огромную свинью и прорывает рылом проход сквозь ущелье, заваленное гнилыми плодами. Чжу Бацзе помогает Сунь Укуну, когда тот попадает в беду, хотя и не упускает случая отомстить ему за издевки.

Образ Чжу Бацзе иносказателен. В нем проглядывают многие характерные черты китайского крестьянина. Не случайно с самого начала он предстает в романе как зять деревенского старейшины Чао из деревни Гаолаочжуан, работяга-батрак, взятый в семью за свою силу. Постоянным орудием этого деревенского простака, ставшим его оружием, служат девятизубые вилы.

Наименьший грех совершил на том же пиру Шасэн («Монах Ша»): всего-то разбил хрустальную чашу. Изгнанный на Землю, на берега реки Текучих песков, он стал людоедом, но потом раскаялся. Роль его в романе наименее значительна и малопонятна. На всем пути на Запад он ведет коня Танского монаха да иногда помогает своим товарищам в трудных переделках. Индивидуальных свойств характера он проявляет мало.

И вот в сопровождении таких трех удивительных слуг монах Сюаньцзан пересекает почти всю Поднебесную: пустыни, горы, леса. Он проходит неведомые страны, сталкивается со всевозможными чудищами (драконами, духами, оборотнями), попадает в заколдованные обители, оказывается во всевозможных, самых невероятных ситуациях. Фантазия автора поистине неистощима, а выдумка – удивительна. У Чэнъэнь использует в романе все богатство литературных традиций и сокровища народного творчества, причем использует с удивительным мастерством. Вспомним признание писателя: он с детства любил длинные книги. Путешествие Танского монаха в романе обрело вид огромной эпопеи из целой сотни глав. Это поразительная энциклопедия, где фантастические фольклорные сюжеты перемешаны с россыпью точных сведений и реалистических наблюдений. Так, духи, как люди, живут в обычных жилищах, они нуждаются в еде и одежде, женятся, рожают детей, ездят в гости и на охоту – как простые смертные. А обычные люди зачастую оказываются в сказочных ситуациях. Фантастика в романе У Чэнъэня на каждом шагу переплетается с действительностью. И наоборот. Исторические личности зачастую приобретают сверхъестественные качества. Танский император Тайцзун по воле автора попадает в преисподнюю на судилище. Там, в мире тьмы, он встречает души умерших родственников и людей, погибших по его вине. Совсем по-земному ему приходится от них откупаться. Прежде чем отпустить Тайцзуна, его проводят через восемнадцать отделений ада, где души грешников подвергаются всевозможным карам, – это своего рода Дантов ад. Круги Дантова ада – прозрачное иносказание. Картины «Путешествия на Запад» – такая же видоизмененная реальность.

Если говорить о литературных ассоциациях, то на ум невольно приходит не только Данте, но и сатирическая эпопея Франсуа Рабле, кстати весьма близкая по времени создания роману У Чэнъэня. Там и здесь смесь реальности с фантастикой, те же странствия в поисках истины, похожая сатира или насмешка над фактами бытия, обращение к фольклору, волшебный камуфляж для выражения своих идей. Разумеется, ни о каких даже косвенных влияниях не может быть речи – характерно общее или близкое понимание жизни. Но там мы видим Францию на излете Возрождения, а здесь – Китай в эпоху Средневековья.

Несмотря на все чудеса и волшебства, реальность властно врывается в фантастическую ткань романа У Чэнъэня. Изображает ли автор небеса или подземное царство, всюду сохраняется все тот же вполне земной общественный строй и земные порядки: правитель и двор, чиновный аппарат, владетели поместий или монастырей, а там, внизу, – простой люд, плебс. И взаимоотношения между представителями разных сословий, хотя они и закамуфлированы под духов, такие же, как на земле. Не случайно многие литературоведы справедливо рассматривают роман «Путешествие на Запад» (несмотря на всю его фантастичность) как своеобразную и видоизмененную картину современного автору общества. И даже находят в нем отклики на реальные исторические события. Например, некоторые из них считают, что без народных восстаний той эпохи в романе вряд ли появились бы картины бунта на горе Обезьян.

В одном из старых источников, в «Описании области Хуайань» (там, где родился и жил писатель), об У Чэнъэне сказано так: «Человек глубокого и острого ума, широкой начитанности, обладающий исключительным поэтическим даром и удивительным чувством юмора…» Такой человек, понятно, должен был зорко видеть окружавший его мир и уметь тонко изобразить его, хотя и в замаскированной, фантастической форме. В романе У Чэнъэня сквозь пелену волшебства на каждом шагу проглядывает жизнь средневекового Китая: его верования и обычаи, повседневный быт людей. В течение многих веков в Китае одновременно существовали три учения: конфуцианство, буддизм и даосизм. Они, как правило, уживались друг с другом, хотя временами между носителями их возникало острое соперничество за власть и влияние при дворе. В реальной жизни эти учения и религии слились в сложный сплав, так что можно лишь с трудом отличить одну от другой. Когда нужно было обратиться к какому-нибудь божеству, люди общались с тем, которое, по их понятиям, могло быть более полезным в данном случае, независимо от того, к какому пантеону оно относилось. Эту сложную, запутанную картину вероучений, проявляющуюся, в частности, в пантеоне божеств, мы наблюдаем в романе повсюду.

Однако в романе персонажи представляют в основном два вероучения: буддизм и даосизм. Это отражало истинное положение вещей. Конфуцианство было государственной идеологией (сводом политических, морально-этических догм). Его проповедовали преимущественно правящие сословия. В низших слоях господствовал сложный конгломерат идей, вероучений, суеверий, в котором конфуцианство занимало одно из главных мест. Кто был У Чэнъэнь? Верный последователь конфуцианства, или буддист, или сторонник даосизма? Трудно сказать. Однако несомненно, что его персонажи, почитатели Будды, пользуются у него большей симпатией, чем представители даосизма. Буддисты у него – люди серьезные, положительные. Даосы показаны глуповатыми или злыми. От многих из них можно ждать чего угодно. Не случайно в столкновениях и схватках тех и других в романе почти всегда побеждают буддисты. Впрочем, так же часто по ходу действия буддисты и даосы помогают друг другу. Так, например, Яшмовый государь просит Будду помочь ему усмирить взбунтовавшегося царя обезьян или обращается за помощью к патриарху даосизма – Лаоцзюню. Взаимоотношения между адептами разных учений в романе помогают читателю понять многое из того, что было в самой жизни.

Путешествуя по воле автора вместе с героями романа, читатель попадает в такие уголки страны, в такие края, знакомится с такими деталями жизни людей, о которых он вряд ли узнал бы из специальных книг по истории или этнографии, ибо роман У Чэнъэня – это и есть книга жизни. Перед читателем разворачиваются картины нравов и быта господствующего класса Китая – феодальной знати: описание дворцов, официальных приемов, пиров, боев и ристалищ. В романе можно найти немало ценного материала, касающегося устройства жизни даосских и буддийских монастырей и храмов, описания религиозных споров между представителями различных вероисповеданий, изложение сущности разных религий, картины храмовых богослужений. В нем мы видим детали быта, особенности одежды, еды, архитектуры.

Во многих сценах романа автор рассказывает о жизни простых людей: крестьян, ремесленников, рыбаков, охотников, дровосеков. Перед читателем также проходят сановники двора, полководцы, мелкие чиновники, купцы, монахи, содержатели гостиниц, гадальщики и колдуны. И конечно, разнообразные фантастические духи и диковинные чудовища, поражающие воображение читателя.

Широко представлена в романе флора и фауна, социальная и культурная жизнь Китая. Вот почему произведение У Чэнъэня воспринимается не только как увлекательная книга приключений, но и как своеобразная энциклопедия жизни средневекового Китая. Такое суждение о нем вполне правомерно, ибо познавательность романа поразительна.




V


У Чэнъэнь, как известно, был не только прозаиком, но и поэтом, и этот его дар нашел отражение в довольно богатом стихотворном наследии литератора. Эта сторона таланта У Чэнъэня проявилась и в этом его романе, насыщенном поэтическими вставками. Обильные стихотворные включения – это не только выражение поэтического дара У Чэнъэня, но и дань литературной традиции. Использование стиха в прозе – прием, широко распространенный в средневековой повествовательной литературе. Не случайно поэтому в полном тексте «Путешествия на Запад» стихи не только обрамляют каждую главу (своеобразный зачин и концовка), но и присутствуют в обилии в тексте как разного рода поэтические описания, философские размышления, лирические отступления, пейзажи, бытовые сравнения.

Так, лицо старухи сравнивается со сморщенным чайным листом, пасть чудовища – с кузнечным горном, цвет одежды – с пухом цыпленка. Образность стиха прекрасно дополняет художественное богатство прозаического текста.

Одно из знаменитых произведений китайского Средневековья – роман У Чэнъэня хорошо известен, например, в Англии, во Франции, в США, Японии и других странах. Полный текст перевода романа издан на русском языке Государственным издательством художественной литературы в 1959 году, он занимает четыре больших тома.

Полный вариант из-за обилия (и даже изобилия) разного рода материала (исторического, этнографического, религиозно-философского и проч.), как бы он ни был интересен, представляет известную трудность для чтения. В настоящем, сокращенном издании опущены повторы, длинноты, разного рода перечисления, многие стихотворные вставки, что не нарушает сюжетной канвы произведения. Поскольку в центре повествования находится Сунь Укун, настоящая книга названа «Сунь Укун – царь обезьян».




А. Рогачев




Глава первая,


в которой рассказывается о том, как зародилась в чудесной скале жизнь, как появилась на свет волшебная обезьяна, как эта обезьяна стремилась к самоусовершенствованию и постигла Великое учение

		Хаос первичный единым был,



		 с Небом сливалась Земля.



		Простор без границ, безбрежная ширь,



		 людей нигде не видать.



		С тех пор как хаос Паньгу всколыхнул,



		 и Небо воздвиг над Землей,



		И замутненность от чистоты



		 уразумел отличить, —



		Небо, Земля, мириады существ,



		 внемля законам благим



		И на стезю добродетели став,



		 все к совершенству пришли.



		Если свершенья творческих сил



		 вы хотите познать —



		О многотрудном на Запад пути



		 надобно повесть прочесть[5 - Здесь и далее, до двадцатой главы включительно, стихи в переводе Аркадия Штейнберга.].








В незапамятные времена лежала на берегу великого моря страна Аолайго. Посреди моря высилась гора Цветов и плодов, а на ее вершине была чудесная скала.

Скала была открыта солнечным лучам и лунному сиянию, потому что не росли на ней высокие деревья, лишь зеленела ароматная трава да цвели цветы чжилань, которые приносят долголетие.

И вот однажды скала произвела на свет яйцо, оно было из камня. Позднее из яйца вылупилась обезьяна, тоже каменная, но наделенная всеми пятью органами чувств и четырьмя конечностями.

Она очень быстро выучилась бегать и скакать, ела траву, лакомилась плодами с деревьев, воду пила из ручьев и источников, собирала горные цветы. Была неразлучна с волками, пантерами, тиграми, барсами, ланями и оленями, ну и, конечно же, с обезьянами, своими сородичами. На ночь устраивалась где-нибудь под утесом, днем бродила по горной вершине, спускалась в ущелья.

Как-то утром, когда солнце стало сильно припекать, обезьяна и ее друзья принялись резвиться в тени деревьев и, порезвившись вдоволь, отправились к горному потоку искупаться.

Поток был бурный, и волны перекатывались, словно дыни. Поглядели на него обезьяны и стали толковать между собой. «Ведь птаха всякая и всякий зверь по-своему умеют говорить» – гласит пословица.

– Никто не знает, откуда течет эта вода, – сказали обезьяны. – Сегодня дел как будто нет, уж не отправиться ли так, забавы ради, вверх по течению, посмотреть, откуда поток берет свое начало!

Они созвали всех обезьян, и помоложе, и постарше, и, прихватив детенышей, стали с веселым шумом карабкаться вверх. Добрались до того места, где поток брал свое начало, и увидели поистине волшебный водопад.

– Ну что за чудо! Какая красота! – в один голос восклицали обезьяны, хлопая в ладоши. – Если найдется среди нас такой, кто не побоится, перепрыгнет водопад и вернется цел и невредим, мы сделаем его своим царем!

Тут выскочила вперед каменная обезьяна и крикнула:

– Я не побоюсь! Я перепрыгну водопад!

Вскричав так, обезьяна зажмурилась, присела на корточки, затем выпрямилась и перескочила через водопад. Глаза открыла, огляделась – нет ни воды, ни волн. Только огромный мост стоит необычайной красоты.

Обезьяна будто к месту приросла и затаив дыхание принялась тот мост осматривать со всех сторон. Он был сделан из железа. Вода под ним била струею из скалы и затопляла все вокруг. Обезьяна вскарабкалась на мост и вдруг увидела поистине прекрасное строение. Через окно можно было рассмотреть всякую утварь, каменные ложа, столы, драгоценную посуду.

Налюбовавшись вдоволь открывшимся ей видом, обезьяна перебралась на середину моста и тут заметила плиту из камня с надписью: «Благословенная земля на горе Цветов и плодов, пещера Водной завесы – обитель бессмертных».

Эта надпись привела обезьяну в полный восторг. Она снова зажмурилась, присела на корточки, перескочила через водопад и очутилась на прежнем месте.

– Ну и повезло нам! – закричала она.

Обезьяны окружили ее и принялись расспрашивать:

– Ну как там? Очень глубоко?

– Да там совсем нет воды, – отвечала обезьяна. – Я видела огромный мост из железа и очень красивый дом с разной утварью, каменными ложами, столами, драгоценной посудой. И еще я приметила каменную плиту с надписью: «Благословенная земля на горе Цветов и плодов, пещера Водной завесы – обитель бессмертных». Давайте отправимся туда жить. Места всем хватит. И укрыться будет где в непогоду.

Обезьяны обрадовались, загалдели:

– Мы согласны! Веди нас за собой!

И снова обезьяна зажмурилась, присела на корточки, прыгнула и скомандовала:

– За мной!

Те, что посмелее, прыгнули, трусливые же то и дело вытягивали шею, чесали за ушами, терли щеки от волнения, но прыгнуть не решались. После расхрабрились, прыгнули всей стаей и очутились по ту сторону водопада. Там они вскарабкались на мост, ввалились в дом, стали друг у друга вырывать чашки и тарелки, передрались из-за кроватей, поразбросали вещи. Словом, вели себя, что называется, по-обезьяньи и лишь тогда утихомирились, когда устали. Тут наша обезьяна взгромоздилась на возвышение и, приняв чинный вид, сказала:

– Друзья мои! Пословица гласит: «С тем, кто обманет, не следует водиться». Не вы ли сами говорили, что сделаете своим царем того, кто перепрыгнет через водопад и возвратится невредимым? Но я не только перескочила через водопад и возвратилась невредимой, я вас сюда с собою привела. Теперь у вас есть убежище, вы можете спокойно отдыхать, спать – словом, наслаждаться истинным благополучием. Почему же вы не признали до сих пор меня своим царем?

Упрек был справедливым. Обезьяны поспешили почтительно сложить ладони и выразить свою покорность. Затем выстроились в ряд по старшинству, низко поклонились и воскликнули:

– Пусть здравствует многие лета наш великий государь!

С этих пор обезьяна стала величать себя: Прекрасный Царь Обезьян.

Итак, возглавив обезьянье царство, царь обезьян разделил всех своих подданных на сановников и их помощников. Днем обезьяны разгуливали по горе Цветов и плодов, а с наступлением ночи устраивались на ночлег в пещере Водной завесы. Жили они дружно, от птиц и зверей держались особняком. Что же до царя обезьян, то сердце его было исполнено радости – ведь он стал не кем-нибудь, а полновластным государем!

Несколько веков подряд наслаждался царь обезьян простой, бесхитростной жизнью, но однажды, когда обезьяны пировали, предаваясь веселью, он вдруг загрустил и разразился слезами. Увидев, что царь плачет, обезьяны встревожились, выстроились перед ним в ряд и, почтительно склонившись, спросили:

– Что опечалило вас, великий государь?

– Думы о будущем, – отвечал царь, – Даже среди веселья они меня не покидают.

– Не угодишь на вас, великий государь, – засмеялись в ответ обезьяны. – Живем мы в благословенном месте, не подвластны ни Единорогу, ни Фениксу, ни царям, которые правят людьми. Что ни день, предаемся веселью, пируем. О чем же вам печалиться, великий государь?

– Вы правы, – молвил государь. – Никто не страшен нам – ни звери, ни птицы, ни люди. Один только Яньван, владыка преисподней. И если мне не удастся достичь бессмертия и навсегда остаться среди небожителей, он призовет меня к себе, как только я состарюсь.

Услышав такие речи, обезьяны закрыли лицо руками и стали горько плакать, сетуя на свой смертный удел и бренность жизни. Вдруг одна из них выскочила вперед и крикнула:

– Тревога о будущем, великий государь, – знак того, что в вас зародилось стремление познать Путь Истины – дао! Из всех тварей земных только Будды, бессмертные и мудрецы неподвластны владыке преисподней, не подчиняются законам перевоплощения и разрушения; они вечны, как небо и земля, как горы и реки.

– А где они живут? – спросил царь обезьян.

– Они живут в стране Джамбудвипа, в древней пещере священной горы, – отвечала обезьяна.

Услышав это, государь возликовал.

– Завтра же, – сказал он, – я с вами распрощаюсь и отправлюсь вслед за облаками. До самого края земли дойду, а бессмертных найду, выведаю у них тайну вечной жизни и навсегда избавлюсь от власти Яньвана!

На следующий день обезьяны устроили своему повелителю прощальный пир. Когда же пир был закончен, они срубили несколько сосен, соорудили плот и сделали шест из ствола бамбука.

Царь обезьян взошел на плот, оттолкнулся от берега и поплыл по волнам. С попутным ветром он очень быстро добрался до страны Джамбудвипа. Вскарабкался на берег и увидел множество народу. Одни ловили рыбу, другие охотились на диких гусей, третьи вылавливали ракушек и устриц, сушили соль.

Приблизившись к ним, царь обезьян стал выделывать разные штуки. Все в страхе разбежались, побросав свои сети и корзины. А один так испугался, что даже и бежать не мог, словно прирос к месту. Царь обезьян сорвал с него одежду, напялил на себя и с важным видом стал ходить из города в город, из селения в селение, разгуливая там по площадям и рынкам. Он во всем подражал людям, научился их языку, повадкам, привычкам. В то время как помыслы царя обезьян были устремлены к бессмертным и тайне вечной жизни, люди, к великому его удивлению, стремились лишь к выгоде и славе. О бренности земной жизни не думали.

Время летело незаметно. Прошло уже девять лет, а царь обезьян так и не нашел бессмертных. И вот однажды он, продолжая свои поиски, очутился у Западного океана. За этим океаном, подумал царь, непременно должна быть обитель бессмертных. Подумав так, царь соорудил такой же плот, какой у него был когда-то, и поплыл по Западному океану. Плыл долго и наконец достиг страны, которая называлась Западной землей. Сойдя на берег и оглядевшись, царь обезьян увидел очень красивую и очень высокую гору, поросшую густым лесом, и стал на нее смело взбираться, потому что не боялся ни волков, ни тигров, ни барсов.

Вдруг он услышал человеческий голос и поспешил в ту сторону, откуда он доносился. Вошел в чащу, прислушался повнимательней: кто-то пел песню про священную книгу «Хуантин».

Царь обезьян очень обрадовался. «Вот где обитель бессмертных», – подумал он, прошел еще немного вперед и увидел дровосека, который рубил кустарник.

– О высокочтимый Бессмертный! – обратился к нему царь обезьян. – Ваш ученик приветствует вас!

Дровосек тотчас же положил топор и, ответив на приветствие, сказал:

– Я не Бессмертный, я простой дровосек и едва зарабатываю себе на пропитание.

– Почему же в таком случае вы пели про книгу «Хуантин»? Ведь эта священная книга проповедует учение дао!

– Ну что же, не стану обманывать вас, – с улыбкой отвечал дровосек. – Этой песне меня и в самом деле обучил Бессмертный и посоветовал, как нагрянет беда, тотчас же спеть ее, чтобы стало легче. Вот я и пел ее сегодня, чтобы утешиться. Откуда мне было знать, что кто-то есть рядом?

– А почему ты не пошел в ученики к Бессмертному, – продолжал допытываться царь обезьян. – Разве не хочется тебе узнать тайну вечной молодости?

– Не до того мне, почтенный. Чересчур тяжела моя жизнь, – отвечал дровосек. – Девяти лет я потерял отца. Ни сестер, ни братьев у меня нет. Я у матери единственный кормилец. Как же мне бросить ее?

– Ты, я вижу, почтительный сын, а значит, и достойнейший человек, – сказал царь обезьян. – И за это в будущем будешь, конечно, вознагражден. А вот мне очень хотелось бы повидать Бессмертного.

– Он живет недалеко отсюда, на горе Священная терраса, в пещере Косых лучей луны и трех звезд, и прозывается Суботи. Есть у него сейчас душ тридцать – сорок учеников, а прежде было еще больше. Вы идите вон по той горной тропинке на юго-восток, пройдете семь-восемь ли и увидите его дом.

Царь обезьян простился с дровосеком и отправился к Бессмертному. Прошел примерно восемь ли и действительно увидел пещеру.

Дверь в пещеру была на запоре. Вокруг царила тишина, ничто не напоминало о присутствии человека. Оглядевшись, царь обезьян заметил на краю скалы камень с надписью: «Гора Священная терраса, пещера Косых лучей луны и трех звезд».

«Не обманул меня дровосек, – с радостью подумал царь обезьян. – И гора с таким названием, и пещера – все на месте».

Долго стоял у двери царь обезьян, все не решался постучаться. Потом залез на верхушку сосны, стал срывать сосновые шишки и забавляться. Немного погодя скрипнула дверь, и на пороге появился божественный отрок необыкновенной красоты. От всего его облика так и веяло благородством.

– Кто посмел нарушить здесь тишину? – грозно крикнул отрок.

Тут царь обезьян спрыгнул с дерева и почтительно поклонился:

– Я пришел сюда для того лишь, почтеннейший, чтобы постичь тайну бессмертия. Так дерзну ли я бесчинствовать и нарушать тишину?

– Ты хочешь постичь тайну бессмертия? – со смехом спросил отрок.

– Хочу, – последовал ответ.

– Перед тем как приступить к чтению проповеди, учитель сказал мне: «Там за дверью стоит некто, желающий заняться самоусовершенствованием, выйди ему навстречу». Это он, наверно, о тебе говорил?

– А то о ком же! – сказал царь обезьян.

– Ступай за мной! – приказал отрок.

Царь оправил на себе одежду и пошел вслед за отроком. По мере того как они углублялись в пещеру, покои становились все просторнее. Жемчужные залы сменялись перламутровыми. Наконец они приблизились к возвышению из зеленой яшмы, на котором восседал сам Суботи. Вокруг стояли его ученики – тридцать бессмертных.

Царь обезьян, не переставая отбивать земные поклоны, бормотал:

– О учитель! Твой ученик со всем почтением приветствует тебя!

– Прежде скажи, откуда ты родом, как прозываешься, а уж потом кланяйся.

– Я из страны Аолайго на земле Пурвавидеха, из пещеры Водной завесы на горе Цветов и плодов, – отвечал царь обезьян.

– Гоните его вон! – вскричал Суботи. – Он лжец и обманщик! А еще толкует о самоусовершенствовании!

Царь обезьян оторопел, но стоял на своем:

– Все, что я сказал, – сущая правда.

– Ты сказал, что прибыл из Пурвавидехи, – продолжал патриарх, – а Пурвавидеха находится за двумя океанами и Южным материком.

– Я переплыл оба океана, более десяти лет странствовал по суше и вот наконец добрался сюда.

– Ну, раз переплыл два океана да еще десять лет скитался по суше, тогда дело другое, – промолвил Суботи. – А как твое родовое прозванье?

– Нрава я смирного[6 - Игра слов. Слова «фамилия» и «нрав» по-китайски произносятся одинаково – «син».], – отвечал царь обезьян. – Не обижаюсь, когда ругают, не сержусь, когда бьют. Вот и все.

– Да я не про нрав твой спрашиваю. Я спрашиваю, как прозывается ваш род, – сказал Суботи.

– А я безродный, – отвечал царь обезьян.

– Что же это, у тебя ни отца, ни матери не было, на дереве ты, что ли, вырос?

– Не на дереве, – отвечал царь обезьян, – меня скала породила. Есть на горе Цветов и плодов такая священная скала. В положенный срок она раскололась, и я появился на свет.

– Ну, тогда и впрямь ты порождение Неба и Земли, – молвил Суботи. – Встань и пройдись, я погляжу на тебя.

Царь обезьян вскочил на ноги и вразвалку прошелся несколько раз.

– Скроен ты как-то неладно, – засмеялся Суботи, – точь-в-точь обезьяна хусунь. И следовало бы тебя поэтому наречь Ху. Но иероглиф «ху» состоит из трех частей: первая обозначает «животное», и ее можно не принимать во внимание. Вторая значит «древний», третья – «луна». Древний – все равно что старый, луна – темное начало в природе. А как известно, ни старое, ни темное перевоспитанию не поддаются. Поэтому лучше наречь тебя Сунь. Иероглиф «сунь» тоже состоит из трех частей. Первая обозначает «животное», и ее можно отбросить. Вторая и третья значат «ребенок» и «отпрыск», что вполне тебе подходит. Итак, отныне ты будешь прозываться Сунь.

– Никогда не забуду вашей милости! – воскликнул облагодетельствованный царь обезьян. – Но раз уж вы осчастливили меня прозваньем, осчастливьте еще и именем!

– Есть двенадцать иероглифов, которыми мы обозначаем имена.

– Что же это за иероглифы? – спросил царь обезьян.

– Гуан, да, чжи, хуэй, чжань, жу, син, хай, ин, у, юань, цзюэ, что значит: широта, величие, мудрость, даровитость, истина, уподобление, натура, океан, разум, понимание, совершенство и просвещенность. Ты будешь зваться У, что значит «Понимание». Еще мы наречем тебя буддийским именем Укун, что значит «Постигший тщету всего окружающего». И будет твое полное имя Сунь Укун. Согласен?

– Еще бы! – воскликнул царь обезьян.

Если хотите узнать, как преуспела обезьяна на пути самоусовершенствования, прочтите следующую главу.




Глава вторая,


повествующая о том, как Сунь Укун проникает в тайны учения Суботи, как возвращается в родные края и побеждает духа Возмутителя покоя


Итак, получив фамилию и имя, царь обезьян на радостях принялся прыгать перед Суботи и не переставая кланялся ему в знак благодарности. Суботи же велел своим ученикам дать Сунь Укуну необходимые наставления, для чего они вместе с Сунь Укуном и направились во второй двор, в одно из помещений.

Ночь Сунь Укун провел на террасе, где устроил себе место для спанья, а утром стал вместе с остальными обучаться тому, как следует разговаривать и вести себя, как читать священные книги, а также возжигать благовония. В свободное от занятий время он мел полы, полол сад, ухаживал за цветами и деревьями, ходил за хворостом, топил печи, носил воду. Так незаметно прошло несколько лет. Однажды, когда патриарх, взойдя на возвышение, читал проповедь, Сунь Укун в волнении то дергал себя за уши, то потирал щеки – словом, ни минуты не пребывал в покое.

– Сунь Укун! – обратился к нему патриарх. – Почему ты все время вертишься, вместо того чтобы слушать проповедь?

– Именно потому я и верчусь, что слушаю вас с огромным вниманием и не могу сдержать своего восторга, – отвечал Сунь Укун. – Умоляю простить меня!

– Раз ты так внимательно слушаешь, – сказал патриарх, – то должен бы постичь суть моего учения. Скажи в таком случае: сколько времени прожил ты здесь?

– Как раз этого я и не знаю, – конфузясь, ответил Сунь Укун. – Помню только, что, когда в очаге погасал огонь, меня посылали собирать хворост на гору. И там я видел множество прекрасных персиковых деревьев. Семь раз лакомился я персиками.

– Поскольку ты семь раз лакомился персиками, – молвил патриарх, – значит прожил здесь семь лет. Не знаю только, чему желал бы ты научиться?

– Я готов делать все, что вы сочтете нужным, учитель, – отвечал Сунь Укун, – только бы проникнуть в тайну Великого Пути дао.

– Чтобы проникнуть в тайну дао, – отвечал патриарх, – надобно постичь одно из трехсот шестидесяти учений. Какое же из них хотелось бы тебе постичь?

– Готов постичь любое, – сказал Сунь Укун. – На ваше, учитель, усмотрение.

– Вот и прекрасно, – отвечал патриарх. – Советую тебе заняться постижением волшебства.

– Хотелось бы услышать от учителя, в чем суть сего учения?

– Постигнув волшебство, ты сможешь с помощью оракула общаться с небожителями, гадать на стеблях тысячелистника, узнаешь, как обрести счастье и избежать несчастья.

– Ну а бессмертия можно с его помощью достичь? – спросил царь обезьян.

– Нельзя! – последовал ответ.

– Тогда я не стану постигать его, – заявил Сунь Укун.

– Быть может, ты хочешь постичь умение перевоплощаться? – спросил патриарх.

– А можно с его помощью достичь бессмертия? – спросил царь обезьян.

– Это учение нечто вроде подпорки, – отвечал патриарх.

– Что еще за подпорка? – спросил Сунь Укун. – Я человек деревенский и вашего городского языка не понимаю.

– Когда строят дом, между стенами ставят для прочности подпорки, – отвечал патриарх. – Но со временем дом рушится. Это значит, что подпорки сгнили.

– Выходит, и это учение не поможет добиться бессмертия, – сказал Сунь Укун. – Нет, не буду я его постигать.

– Займись тогда созерцанием, – сказал патриарх.

– А что это такое? – спросил Сунь Укун.

– При созерцании необходима умеренность в пище, посты, самоуглубление, а также воздержание в речах, подвиги, отказ от всего мирского.

– Ну и что же, можно таким путем достичь бессмертия? – спросил Сунь Укун.

– Этот путь нечто вроде кирпича-сырца, который кладут в гончарную печь, – отвечал патриарх.

– Учитель, – рассмеялся Сунь Укун, – я ведь вам сказал, что ваши речи для меня загадка, я их не понимаю. А вы опять толкуете о каком-то кирпиче и гончарной печи.

– Кирпич и черепица сделаны из глины, и, если их не обжечь в печи, они при первом же дожде размокнут.

– Не стану я учиться созерцанию, раз оно не сулит вечной жизни.

– Обучайся тогда действию! – сказал патриарх.

– А это что такое?

– Чтобы обучиться действию, надо быть деятельным, – отвечал патриарх, – упражняться в заимствовании жизненной силы от темного начала, дабы пополнять им начало светлое, натягивать лук, растирать живот, дабы было правильным дыхание, изготовлять снадобья, сжигать тростник и делать еще многое другое.

– И можно таким путем достичь бессмертия? – спросил Сунь Укун.

– Надеяться на это – все равно что пытаться выловить луну из воды, – отвечал патриарх.

– Ну вот, опять вы за свое! – воскликнул Сунь Укун. – Что значит «выловить луну из воды»?

– Это значит выловить не луну, а ее отражение, потому что сама луна находится на небе. Ну а отражение выловить нельзя!

– Нет, это тоже не годится! – заявил Сунь Укун.

Услышав подобные слова, патриарх от изумления крякнул, спустился с возвышения и, тыча в Сунь Укуна палкой, воскликнул:

– Ах ты, жалкая обезьяна! И этого ты не хочешь, и того не желаешь, чего же тебе надо?

С этими словами он подошел к Сунь Укуну и трижды стукнул его по голове, после чего, заложив руки за спину, удалился во внутренние покои и запер за собой дверь. Испуганные ученики напустились на Сунь Укуна.

– Ты совсем не знаешь приличий, мерзкая обезьяна! – кричали они. – Вместо того чтобы изучать законы Истинного Пути, следуя наставлениям учителя, ты стал препираться с ним, оскорбил его, и теперь неизвестно, когда он снова осчастливит нас своим появлением.

Но эти нападки нисколько не огорчили Сунь Укуна; напротив, он слушал их молча, с улыбкой. А дело было в том, что царь обезьян понимал условный язык. Он знал, что учитель не зря трижды ударил его по голове, не зря заложил руки за спину и не просто так запер за собой дверь. Это означало, что Сунь Укун должен явиться к учителю в третью стражу во внутренние покои, причем войти с черного хода, и получить наставления.

Остаток дня Сунь Укун провел у пещеры, играя и забавляясь с остальными учениками и с нетерпением ожидая наступления ночи. И вот, как только стемнело, он вместе с другими отправился на покой и притворился спящим, стараясь дышать ровно и спокойно. А надобно вам знать, что в горах ночной стражи не отбивают и определить время трудно. Поэтому Сунь Укун отсчитывал каждый свой вдох и выдох и так узнавал время. Когда, по его подсчетам, стала приближаться третья стража, он потихоньку встал, натянул на себя одежду и крадучись вышел.

Он направился во внутренние покои патриарха, подошел к черному ходу и увидел, что дверь приоткрыта.

«Так я и знал, – с радостью подумал царь обезьян, – учитель желает дать мне наставления, поэтому и не запер черный ход». Сунь Укун направился прямо к ложу патриарха и увидел, что тот сидит, поджав ноги и повернувшись лицом к стене. Не дерзнув разбудить учителя, Сунь Укун опустился у ложа на колени. Вскоре патриарх проснулся, и Сунь Укун обратился к нему с такими словами:

– Учитель, я давно здесь дожидаюсь, преклонив колена!

Услыхав знакомый голос, патриарх быстро оделся и, сев на постели, закричал:

– Ты почему не спишь? Зачем явился ночью в мои покои?

– Лишь потому я дерзнул явиться пред ваши очи, что накануне вы подали мне знак в своих речах, велев явиться в третью стражу через черный ход, дабы внять вашим наставлениям, – ответил Сунь Укун.

Патриарх остался весьма доволен таким ответом и про себя подумал: «Этот малый и в самом деле порождение Земли и Неба, не то ему не понять бы моих условных знаков».

– Нас с вами здесь никто не слышит, учитель, – продолжал Сунь Укун. – Молю вас, откройте тайну вечной жизни. Вовек не забуду подобной милости!

– Суждено, видно, тебе достичь бессмертия, – молвил патриарх, – раз ты сумел понять условный знак, и я охотно открою тебе тайну вечной жизни. Слушай же меня внимательно!

Сунь Укун отвесил земной поклон, снова опустился на колени и, прочистив уши, приготовился слушать наставления патриарха. И сказал учитель:
		Вот скрытая, ценная, мощная тайна,



		 всеобщая Истина-суть;



		О жизни в безмерной любви милосердной —



		 иного учения нет.



		Вся истина сосредоточена в главном:



		 чтоб дух совершенствовать свой



		И свято хранить бесценную тайну,



		 не открывать никому.



		Ученье не смей разглашать,



		Тайну в себе сохраняй,



		Благие мои наставленья усвоив,



		 к успеху отыщешь пути.



		Старайся запомнить каждое слово,



		 великая польза в любом.



		Отринув зловредные мысли-желанья,



		 душевный покой обретешь.



		Душевный покой обретешь



		И чистоту заодно.



		Поднимешься на киноварную башню,



		 узришь луну, а на ней



		Яшмовый заяц укрыт, а на солнце



		 ворон укрыт Золотой.



		Тесно сплетенных змею с черепахой



		 ты тогда обретешь.



		Тесным сплетеньем таким



		Жизнь укрепится твоя,



		Лотос тогда золотой возможешь



		 в пламени плавить-растить,



		Суть и природа пяти элементов



		 будут послушны тебе,



		И по заслугам сравняешься с Буддой



		 и наимудрейшими ты.








Выслушав патриарха, Сунь Укун возликовал. Он крепко запомнил все, что сказал ему Суботи, и, почтительно поблагодарив за оказанную милость, вернулся к себе.

– Уже рассвело! Вставайте! – крикнул он своим товарищам. И нарочно стал с шумом убирать постель.

Те спали крепким сном и не имели понятия о великом событии, свершившемся ночью.

Прошло еще три года. И вот однажды, читая проповедь, патриарх спросил:

– А где же Сунь Укун?

– Я здесь, учитель, – выступив вперед и опустившись на колени, отвечал царь обезьян.

– Многое ли ты постиг за это время? – спросил патриарх.

– Я постиг в известной мере суть законов Будды и чувствую необыкновенный прилив сил, – почтительно отвечал Сунь Укун.

– Ну что же, – молвил патриарх, – в таком случае тебе остается лишь обучиться тому, как уберечься от трех бедствий.

– А разве тот, – спросил Сунь Укун, – кто постиг Великое учение и стал бессмертным, не избавлен от всяческих бедствий?

– Нет, – отвечал патриарх. – Даже Солнце и Луна бессильны перед ними. Пройдет пятьсот лет, и Небо пошлет Гром, который поразит тебя. Спасешься от Грома, еще через пятьсот лет Небо пошлет на Землю Огонь, который испепелит тебя. Спасешься от Огня, Небо еще через пятьсот лет пошлет Ветер, который обратит твое тело в прах.

От страха волосы у Сунь Укуна встали дыбом, и, распростершись у ног патриарха, он стал умолять:

– Сжальтесь надо мной, о великий! Научите, как избавиться от этих трех бедствий. Подобной милости я никогда не забуду.

– Будь ты как все люди, – отвечал патриарх, – я сделал бы это без труда. А так не могу.

– Чем же я отличаюсь от людей? – спросил Сунь Укун. – Голова у меня круглая, по земле я на двух ногах хожу. У меня девять отверстий и четыре конечности и внутренности такие же, как у человека.

– На человека ты и вправду похож, – молвил патриарх, – только лицо у тебя чересчур маленькое.

– Подумаешь, какая важность, – смеясь, возразил Сунь Укун, трогая свои щеки. – Пусть лицо у меня маленькое, зато подсумок есть! Разве это не достоинство?

– Так и быть, – сказал патриарх. – Научу я тебя, как спастись от трех бедствий, есть для этого два способа. Тот, что зовется способом Большой Медведицы, включает в себя тридцать шесть превращений, он полегче. Тот, что зовется способом звезды Земного Исхода – семьдесят два превращения, он посложнее.

– Я желал бы изучить тот, что посложнее, – отвечал Сунь Укун.

– Тогда подойди ко мне и внимательно слушай. – С этими словами патриарх стал шептать на ухо Сунь Укуну заклинание. Царь обезьян сразу же запомнил его и очень скоро овладел всеми семьюдесятью двумя превращениями.

Однажды, отдыхая вместе с учениками и любуясь вечерним пейзажем, патриарх вдруг спросил:

– Каковы твои успехи, Сунь Укун?

– Все ваши наставления я хорошо усвоил, – отвечал царь обезьян, – и могу уже летать на облаках.

– Ну-ка, покажи нам, как ты это делаешь, – молвил патриарх.

Сунь Укун напрягся, подпрыгнул, оседлал облако, полетал на нем ровно столько времени, сколько необходимо, чтобы один раз поесть, и опустился перед патриархом на землю.

– Ты долго летал, – молвил патриарх, – а не пролетел и трех ли. Еще в древности говорили: «Бессмертные утром отправляются к Северному морю, а вечером они уже в Цанъу». То есть утром они начинают свой полет от Северного моря, пролетают над Восточным морем, Западным и Южным и возвращаются к вечеру в Цанъу, на горный пик в Северном море. Это и значит парить в облаках.

– Но это очень трудно! – заметил Сунь Укун.

– Ничего нет в мире трудного, – сказал патриарх, – если есть твердое желание это трудное преодолеть.

Тут Сунь Укун почтительно склонился перед патриархом.

– Учитель, – произнес он, – окажите мне еще одну великую милость: научите парить в облаках.

Тогда патриарх шепнул Сунь Укуну на ухо еще одно заклинание и сказал:

– Взмахни руками, сожми их в кулаки, сильным рывком оторвись от земли, и ты сразу окажешься в ста восьми тысячах ли отсюда!

– Везет этой мартышке, – захихикали ученики. – Выучится летать, сможет гонцом служить, на хлеб себе зарабатывать.

Как-то царь обезьян решил похвастаться своим умением перед остальными учениками, взял да и превратился в сосну.

Товарищи громко хохотали и хлопали от восторга в ладоши:

– Ай да обезьяна! Ай да молодец!

Потревоженный шумом, вышел патриарх и спросил:

– Что здесь у вас случилось, почему галдите?

Ученики тотчас притихли и, оправляя на себе одежду, выстроились в ряд перед учителем. Сунь Укун быстро принял свой обычный вид и как ни в чем не бывало ответил:

– Почтеннейший! Дозвольте обратиться! Мы занимались делом, из посторонних никого здесь не было, так что шуметь никто не мог.

– Я слышал, как вы тут кричали, – сердито отвечал учитель, – а тот, кто погружен в самосозерцание, не станет так шуметь. Ведь стоит рот открыть, как исчезает одухотворенность, язык же как только шевельнется, так тотчас же соврет.

– Не смеем вас обманывать, учитель, – признались тут ученики. – По нашей просьбе Сунь Укун забавы ради сосной обернулся. Вот мы и хлопали в ладоши, шум подняли. Простите нас, учитель!

Патриарх велел всем удалиться, а сам стал выговаривать Сунь Укуну:

– Ты зачем сосной обернулся? Захотел потешить народ? А если кто-нибудь вознамерится выведать твою тайну и ты не выдержишь, откроешь ее? Ведь беду на себя накличешь! Наказывать тебя я не стану, просто не позволю остаться здесь.

– Куда же мне идти, учитель? – со слезами на глазах спросил Сунь Укун.

– Возвращайся туда, откуда пришел, – последовал ответ. – Только помни: в пути тебя ждут злоключения. Но что бы с тобой ни случилось, обещай никому и словом не обмолвиться о том, что я был твоим учителем. Если же нарушишь обещание, я сдеру с тебя шкуру, разрежу тебя на куски, а душу твою спущу в преисподнюю, где она и останется на веки веков, без всякой надежды на перевоплощение.

– Обещаю вам, учитель, не упоминать даже имени вашего, что бы со мной ни стряслось, – произнес Сунь Укун.

Распрощавшись с патриархом и его учениками, Сунь Укун взмахнул руками, произнес заклинание, распрямился, подпрыгнул и, оседлав облако, направился прямо к Восточному морю. Не прошло и двух часов, как он увидел гору Цветов и плодов и пещеру Водной завесы.

Он опустился на землю, прошел немного и услышал, как курлычут журавли и кричат обезьяны. И так жалобно обезьяны кричали, что у Сунь Укуна сердце защемило.

– Дети мои! – крикнул он. – Я вернулся!

В тот же миг из расщелин скалы, из травы и кустарников повыскакивали обезьяны, большие и малые, окружили своего царя и, земно кланяясь, принялись причитать:

– Зачем ты бросил нас на произвол судьбы, о великий государь? Почему так долго не возвращался?! Мы ждали тебя, как голодающий ждет пищу, а жаждущий – глоток воды. Не стало нам житья от злого духа. Он отнял у нас все: имущество, детей, а теперь хочет отобрать пещеру. Мы с ним боремся на смерть, а не на жизнь. Жилище наше стережем и днем и ночью, не смыкая глаз. Но силы наши иссякают. Так что вернулся ты очень кстати.

Выслушав обезьян, Сунь Укун пришел в ярость и вскричал:

– Что же это за дух дерзнул здесь объявиться и творить бесчинства? Дайте срок, я отомщу ему за вас!

– Позвольте доложить, великий государь, что дух сей зовется Возмутителем покоя и живет к северу отсюда, – отвечали обезьяны.

– А далеко это? – осведомился Сунь Укун.

– Не знаем, – отвечали обезьяны. – Он появляется здесь, словно облако, и исчезает, как туман, как ветер или дождь, как молния и гром.

– Отныне вам бояться больше нечего, – сказал царь обезьян. – Я тотчас же отправлюсь искать его, а вы забавляйтесь сколько душе угодно.

Сказав так, царь обезьян напрягся, подпрыгнул и очутился на севере. Глянул вниз и увидел высокую гору, неприступную и грозную с виду. На горе той чего только не было. И драконы, и тигры, и фениксы. А цветов сколько! Сколько разных деревьев!

Сунь Укун невольно залюбовался открывшимся перед ним видом, как вдруг услышал голоса. Прошел немного вниз по склону и увидел пещеру, а у пещеры бесов, которые резвились и плясали.

Приметив Сунь Укуна, бесы пустились наутек.

– Постойте! – крикнул им Сунь Укун. – У меня к вам дело. Я – хозяин пещеры Водной завесы на горе Цветов и плодов. Ваш царь притесняет моих подданных, и я пришел расправиться с ним!

Услышав это, бесы опрометью кинулись в пещеру к своему царю и доложили:

– Беда, великий царь!

– Что за беда? – спросил Возмутитель покоя.

– Там у пещеры кто-то стоит, не то человек, не то обезьяна, не поймешь, говорит, что он хозяин пещеры Водной завесы на горе Цветов и плодов и пришел расправиться с вами за то, что вы притесняете его подданных.

– Слышал я от обезьян о том, что царь их отправился в дальние края, чтобы заняться там самоусовершенствованием, – молвил со смехом Возмутитель покоя. – Значит, он уже вернулся! А что на нем за одеяние? Вооружен ли он?

– На нем пурпурный халат, перехваченный желтым поясом, черные туфли, голова ничем не покрыта, и оружия при нем никакого, – отвечали бесы.

Возмутитель покоя облачился в доспехи, взял меч и вышел на бой с царем обезьян. Увидел его и стал насмехаться:

– И лет тебе не больше тридцати, и ростом ты не вышел. Явился с голыми руками и хочешь одолеть меня?

– Видать, совсем ты глуп! – воскликнул в гневе Сунь Укун. – Я хоть и мал, но захочу – и стану любой величины. Я без оружия, но этими руками могу луну на небе обхватить. Ну а теперь держись!

Тут царь наш распрямился, совершил прыжок и замахнулся, нацелясь, прямо в лицо духу, но тот отразил удар и как закричит:

– Ну и малявка! С кем тягаться вздумал! Со мною! Ведь ты одними кулаками дерешься, а у меня меч! Не стану я тебя убивать, засмеют! На кулаках будем драться!

И начался бой. Под натиском Сунь Укуна дух отступил, потом схватился за меч и хотел отсечь Сунь Укуну голову. Да не тут-то было. Сунь Укун увернулся, вырвал у себя пучок шерстинок, произнес заклинание, и шерстинки обернулись маленькими обезьянами числом не меньше трехсот. Они окружили духа, стали его теснить. И до того были проворны, что их не брали ни меч, ни пика.

Они наскакивали на духа, вцеплялись в него когтями, колотили в грудь, дергали за ноги. Вырывали у него волосы, норовили выцарапать глаза, хватали за нос, опрокидывали. Сунь Укун между тем схватил меч противника и так стукнул его по голове, что голова надвое раскололась. Затем во главе своего обезьяньего войска он ринулся в пещеру, после чего там не осталось в живых ни единого беса, ни большого, ни малого. Тогда Сунь Укун опять произнес заклинание, обезьяны снова превратились в шерстинки, шерстинки собрались в пучок и вернулись на прежнее место. Но штук пятьдесят обезьян почему-то осталось. Это были те самые обезьяны, которых Возмутитель покоя похитил из пещеры Водной завесы.

Сунь Укун произнес заклинание, налетел вихрь и поднял царя обезьян и его подданных на облака.

– Ну, дети мои! Откройте глаза! – крикнул через мгновение Сунь Укун.

Обезьяны открыли глаза и увидели, что стоят на твердой земле возле своего жилища.

Подданные устроили в честь своего царя пир, на котором Сунь Укун принялся рассказывать обо всем, что с ним приключилось.

– Девять лет я скитался по свету в поисках бессмертия, пересек Восточный и Западный океаны, побывал в стране Джамбудвипа и в стране Синюхэчжоу. Перенял повадки людей, их привычки и нравы, научился, как они, одеваться. И вот наконец посчастливилось мне найти одного старца. Он и открыл мне тайну вечной жизни.

– Не всякому так повезет! Шутка ли! Обрести бессмертие! – восклицали обезьяны, поздравляя своего повелителя.

– Отныне, – объявил Сунь Укун, – все вы будете прозываться Сунь, как прозываюсь я. Имя же мое – Укун.

Обезьяны захлопали в ладоши, зашумели:

– Великий царь, выходит, вы наш родоначальник, а мы – ваши потомки, дети. И весь наш род и вся наша страна будут носить прозванье Сунь.

Тут обезьяны стали подносить своему царю чаши с финиками и виноградным вином, волшебные цветы и плоды.

Если вы хотите узнать, как стали с этого дня жить обезьяны, прочтите следующую главу.




Глава третья,


из которой вы узнаете о том, как царь обезьян покорил все горы и моря и как были вычеркнуты имена из десяти книг смерти


Итак, царь обезьян расправился с духом – Возмутителем покоя, прихватил его меч и с победоносным видом возвратился к своим подданным. Забавы ради он стал учить их изготовлять из бамбука острые пики, из дерева – мечи, показал, как обращаться со знаменами, нести дозорную службу, вести наступление и отступление, располагаться лагерем, строить заграждения, и еще многое другое. Когда же обезьяны всю эту премудрость постигли, царь задумался, потом сказал:

– Как бы эти наши забавы не сбили с толку людей, птиц и зверей. Подумает какой-нибудь их правитель, что мы к войне готовимся, и сам войной на нас пойдет. Не очень-то повоюешь бамбуковыми пиками да деревянными мечами! Надо раздобыть острые мечи, секиры, трезубцы, тогда можно никого не бояться. Но где их раздобыть?

Тут вперед выступили четыре старые обезьяны.

– Великий царь, – молвили они, – не так уж трудно раздобыть оружие. Надо лишь добраться до страны Аолайго. В стране этой народу разного не перечесть. Солдат там много, много искусных мастеров. Они сделают оружие, только закажите, а еще лучше – продадут. Тогда останется нам научиться им владеть, и мы готовы будем к бою.

– Вы дело говорите, – ответил Сунь Укун. – Отправлюсь-ка я в путь, а вы здесь, как и прежде, забавляйтесь и ждите, покуда я не вернусь.

Сказав так, наш царь подпрыгнул, сел на облако и в следующий же миг очутился по ту сторону Водной завесы. Там он и впрямь увидел большой, обнесенный рвом город со множеством домов и улиц. На улицах полно народу, все радуются, веселятся.

Поразмыслив, Сунь Укун решил не покупать оружие, а раздобыть его с помощью волшебства.

Он произнес заклинание, с силой выдохнул воздух, и тут начался такой ураган, что каждый в панике спешил закрыть двери и окна, боялся нос на улицу высунуть. Воспользовавшись всеобщей суматохой, Сунь Укун спустился на землю и направился прямо ко дворцу. Здесь он проник в склады с оружием, но подумал, что много ему не унести, и опять-таки с помощью волшебства призвал целые полчища маленьких обезьян.

Они стали хватать оружие. Кто посильнее – тот больше тащил, кто послабее – тот меньше.

На облаке, гонимом ветром, они вмиг долетели до горы Цветов и плодов. Тут Сунь Укун снова произнес заклинание, полчища обезьян превратились в шерстинки, и Сунь Укун вернул их на место.

С той поры на горе Цветов и плодов воцарилось спокойствие. Прослышав о том, что у обезьян теперь есть оружие, повелители духов со всех концов слали им в дар бронзовые барабаны, разноцветные знамена, кольчуги и шлемы. Обезьяны же под предводительством своего царя то и дело совершали боевые походы.

Царь был счастлив, но однажды вдруг обратился к своим подданным с такими словами:

– У вас оружие как оружие, у меня же меч какой-то нескладный и велик чересчур. Не знаю, как и быть.

Тут вперед выступили четыре старые обезьяны и почтительно молвили:

– Вам, о великий царь, постигшему тайну вечной жизни, не пристало носить обычное оружие. Вода, протекающая под этим мостом, ведет прямо во дворец дракона Восточного моря. И если бы вы могли опуститься на дно морское, наверняка получили бы в дар от его повелителя волшебный меч или еще что-нибудь в этом роде.

– Да я не только на дно морское, я куда хотите могу проникнуть, с тех пор как познал дао. Через камень и металл пройду, в огне не сгорю, в воде не утону! Итак, я отправляюсь в путь!

Царь обезьян произнес заклинание, ринулся в волны и в следующий миг очутился на дне морском. По дороге ему повстречался дозорный якша.

– Кто вы, почтеннейший? – спросил якша. – Скажите! Я доложу своему повелителю, дабы он мог устроить вам подобающую встречу.

– Да я же Сунь Укун, бессмертный с горы Цветов и плодов, рожденный Землей и Небом, ближайший сосед твоего повелителя, царя драконов.

Якша бросился в Хрустальный дворец к своему повелителю и сказал:

– О великий царь! Сюда пожаловал рожденный Небом бессмертный Сунь Укун.

Услышав это, владыка Восточного моря, ведя за собой детей, внуков, креветок-солдат и крабов-генералов, поспешил навстречу Сунь Укуну.

Гостя ввели в залу, усадили на почетное место, поднесли чаю.

– Слыхал я, – обратился Сунь Укун к царю драконов, – что в ваших сокровищницах, почтенный сосед, хранится много волшебного оружия. Не дадите ли мне что-нибудь из ваших запасов?

Царь драконов велел командиру-окуню принести меч необъятной величины и поднес его гостю.

– Несподручно мне как-то управляться с этим мечом, – сказал Сунь Укун. – Может, что-нибудь другое дадите?

После этого Сунь Укуну принесли боевые вилы с девятью зубцами весом три тысячи шестьсот цзиней, затем алебарду весом семь тысяч двести цзиней. И вилы, и алебарда показались Сунь Укуну чересчур легкими, и он их не взял.

– Ничего больше у меня нет, – сказал царь драконов, совсем растерявшись.

Но тут появилась его жена и сказала:

– Великий царь! Есть у нас еще железный посох, которым был утрамбован Млечный Путь. Мы должны отдать ему посох.

– Да ведь этим посохом сам Великий Юй измерял глубину рек и морей, – отвечал царь драконов. – Как же почтенный бессмертный будет им пользоваться?

– А ты об этом не беспокойся, – уговаривала царя жена. – Подари ему посох, и все. Пусть делает с ним что хочет. Только поскорее убрался бы из дворца.

Царь послушался совета жены и привел Сунь Укуна в свою сокровищницу. Не успели они войти, как их ослепило сияние золотых лучей.

Сунь Укун подошел к волшебному посоху, поглядел. Он был толщиной с бадью и длиной свыше двух чжанов. Сунь Укун поднатужился, обхватил его обеими руками.

– Длинноват, пожалуй, да и толст не в меру. Покороче бы да потоньше!

Не успел он это произнести, как посох стал тоньше и короче.

Так Сунь Укун повторил несколько раз, и посох каждый раз становился тоньше, пока не обрел нужную Сунь Укуну толщину.

Сунь Укун поблагодарил царя за оружие и стал просить подобающее одеяние.

– Нет у меня подобающего одеяния, – ответил царь, – но, может быть, оно есть у моих младших братьев, царя Южного моря Ао Циня, царя Северного моря Ао Шуня и царя Западного моря Ао Жуна.

Сказав это, царь велел крокодилу бить в колокол, а черепахе в барабан, звать всех трех братьев во дворец.

Братья не замедлили явиться на зов и предстали перед старшим братом, который встретил их возле дворца.

Узнав, зачем их звали, царь Северного моря сказал:

– У меня есть туфли из нитей лотоса, чтобы ходить по облакам.

– А я захватил с собой золотую кольчугу с замками, – молвил царь Западного моря.

– Я могу дать шлем из пурпурного золота, украшенный перьями феникса, – произнес царь Южного моря.

Старший брат, очень довольный, ввел младших во дворец, и они преподнесли царю обезьян туфли из нитей лотоса, золотую кольчугу и золотой шлем, украшенный перьями.

Сунь Укун облачился во все это, взял посох и покинул дворец. Он вышел из воды совершенно сухим, весь сияя золотом, и обезьяны-подданные почтительно склонились перед ним.

Спустя некоторое время Сунь Укун решил показать обезьянам волшебную силу посоха. Он трижды крикнул: «Уменьшайся!» – и посох стал величиной с иголку. Потом скомандовал: «Увеличивайся!» – и в тот же момент вместе с посохом сам поднялся на десять тысяч чжанов.

Голова его стала величиной с гору Тайшань, глаза засверкали словно молнии, рот походил на кровавую чашу, а зубы на ножны. Посох вверху достигал тридцать третьего Неба, а внизу – восемнадцатого круга преисподней. Все звери, дрожа от страха, прибежали на гору, а злые демоны – властители семидесяти двух пещер в трепете пали ниц. Тут Сунь Укун снова произнес заклинание и принял прежний вид, а посох превратился в иглу для вышивания. Царь обезьян запрятал ее в ухо и вернулся к себе в пещеру. По этому случаю решено было устроить пир. Забили в барабаны и гонги. Каких только яств не подавали на пиру: и сок кокосовой пальмы, и настойку из винограда. Долго пировали. А когда пир закончился, снова начали обучаться военному делу.

Наведя порядок в своем царстве, Сунь Укун стал совершать прогулки на облаках по окрестным морям и горам, посещал доблестных героев, упражнялся в применении волшебных заклинаний и завел друзей среди небожителей, побратался со злыми духами: Быком, Водяным драконом, Грифом и Львом, часто пировал с ними.

И вот однажды, захмелев после очередной пирушки, царь обезьян прилег в тени под сосной отдохнуть и увидел во сне, будто пришли к нему трое с бумагой, на которой обозначено его имя, связали его душу и поволокли к обнесенному стеной городу. Тем временем хмель у Сунь Укуна стал проходить. Он поднял голову и, оглядевшись, увидел на стене железную вывеску: «Преисподняя».

– Да как вы смели притащить меня сюда? – воскликнул Сунь Укун. – Ведь я неподвластен Яньвану.

Тут Сунь Укун вытащил из уха иглу, помахал ею, и она превратилась в посох. Тогда он легонько ударил посохом тех троих, что пришли за ним, и от несчастных осталось лишь мокрое место. Сунь Укун развязал веревки, освободил свою душу и, широко шагая, направился прямо в крепость. Увидев его, духи-стражи кинулись во дворец и доложили:

– Великий царь! Беда! Ко дворцу приближается некто с заросшим шерстью лицом, не иначе как бог Грома!

Услышав это, десять судей смерти встревожились. Они быстро привели себя в порядок, вышли посмотреть, что происходит, и тут увидели рассвирепевшего Сунь Укуна. Судьи чинно выстроились в ряд, чтобы приветствовать его, потом спросили:

– Кто вы, о великий бессмертный, как ваше имя?

– Раз вы не знаете меня, то как осмелились послать за мной своих людей? – крикнул в ответ Сунь Укун.

– Да тут произошла какая-то ошибка! – молвили судьи. – Мир велик, и людей с одинаковыми именами много. Вас, очевидно, спутали с кем-нибудь.

– Дайте-ка мне книги с именами живых и мертвых! – потребовал Сунь Укун.

Вскоре чиновник притащил несколько папок с казенными бумагами и десять книг со списками живых и мертвых. Среди зверей Сунь Укун своего имени не нашел, среди птиц тоже, не нашел он своего имени и в списках людей.

Но была еще одна книга, в которой Сунь Укун прочел: «Душа номер 1350», и ниже: «Сунь Укун. Каменная обезьяна, порожденная Небом. Продолжительность жизни – 342 года. Спокойная смерть».

– Я сам не помню, сколько лет прожил! – воскликнул Сунь Укун. – Но мое имя надо вычеркнуть отсюда! Дайте-ка мне кисть!

Чиновник поспешно подал кисть.

И Сунь Укун вычеркнул из книги свое имя и все имена обезьян, которые там значились. Затем отбросил книгу и воскликнул:

– Больше мы вам неподвластны!

Он взял свой посох и стал выбираться из царства Мрака…

Тут он услыхал, как его подданные, обезьяны, говорят:

– Великий царь! Вы много выпили, проспали здесь всю ночь и все еще не можете проснуться.

Сунь Укун очнулся наконец и понял, что все это с ним произошло во сне. Он рассказал обезьянам, что побывал в царстве Мрака и вычеркнул из книги смерти свое имя, а также их имена.

Обезьяны земно кланялись ему, благодарили. С той поры горные обезьяны не стареют. Может, это потому, что их имена были вычеркнуты из книги смерти? Но оставим пока обезьян и расскажем о том, как царь Восточного моря решил подать жалобу Яшмовому владыке.

Как-то раз во время утреннего приема, когда Яшмовый владыка восседал в своем облачном дворце с золотыми воротами в зале Священного небосвода, окруженный божественными сановниками, военными и гражданскими чинами, один из придворных обратился к нему с такими словами:

– Разрешите доложить вам, о великий государь! Ко дворцу прибыл с жалобой царь-дракон Восточного моря и нижайше просит принять его.

Как только было получено на то высочайшее дозволение и царя-дракона ввели в залу, он должным образом приветствовал императора, после чего божественный отрок взял у него бумагу и поднес императору. Вот что там было написано:
		«Ао Гуан, слуга Ваш покорный,



		 малый дракон из Восточного моря,



		 что плещет вкруг острова Шэншэньчжоу,



		 сообщает Заоблачному владыке,



		 государю Великого Неба.



		На горе Цветов и плодов рожденный,



		 в пещере Водной завесы живущий,



		 Сунь Укун, всемогущий колдун и волшебник,



		Оскорблял и мучил малых драконов,



		Водворился силой в водных покоях,



		Вымогал оружье,



		Прибегал к чародейству,



		Применял принужденье,



		Требовал парадные платья,



		Злобствовал яро,



		Насильничал нагло,



		Распугал подводное населенье,



		В страхе ушли черепахи и крабы;



		Дракон, живущий в Полуденном море,



		 труслив-боязлив и не годен для битвы.



		Дракон, живущий в Западном море,



		 горько крутился в скорби-печали.



		Дракон, живущий в Северном море,



		 шею втянул и сдался смиренно.



		Я тоже, Ао Гуан, невольник,



		 пред нравом диким его склонился,



		Посох ему преподнес железный,



		 посох бесценный и чудотворный,



		Дал шишак золотой в подарок,



		 перьями феникса обрамленный,



		Панцирь в придачу и туфли



		 для хожденья по тучам,



		Лишь бы скорее



		Он удалился.



		Но враг не преминул



		 искусно сражаться,



		Чудесные проявляя таланты.



		Вопил при этом:



		 „Гуа-э! Гуа-э!“ – громогласно.



		Не встретив сопротивленья,



		Поставил всех на колени.



		Обращаюсь к Вам с просьбой,



		В смиренной надежде



		На мудрое Ваше решенье.



		Прошу-умоляю



		Прислать небесное войско,



		Дабы пленило



		Чудище злое,



		Принудило стихнуть



		 четыре взволнованных моря,



		Мир возродило



		В царстве подводном!



		Слуга ваш покорный».








Прочитав жалобу до конца, государь повелел:

– Пусть царь-дракон возвращается в свое море. Мы пошлем войска и схватим преступника.

Склонившись перед государем в благодарственном поклоне, царь-дракон удалился. Не успел он удалиться, как перед государем предстал небесный советник и доложил:

– Ваше величество! Во дворец прибыл с жалобой от Дицзанвана первый судья смерти.

Божественная фея взяла у судьи жалобу и поднесла государю. Вот что там было написано:
		«Таинственно-скрыто царство умерших.



		Там суд неизбежный



		 земных свершений и действий.



		Небо – обитель бессмертных,



		 бесы – живут на Земле повсеместно,



		Инь и Ян в постоянном круговращенье,



		Рождаются птицы,



		 животные гибнут,



		Жизнь исходит от жизни,



		Превращенье родит превращение,



		Жена станет мужем



		В ином воплощенье.



		Это судьба природы всего живого,



		Ее невозможно



		 ничем изменить и нарушить.



		Но в пещере Водной завесы,



		 на горе Цветов и плодов, недавно



		 по воле Неба возникший



		 Сунь Укун, колдун-обезьяна,



		Злодействовал лихо, свирепствовал люто,



		Нарушал порядок, преступал законы,



		Над святыми ругался,



		Убил беспощадно



		 девять бесов – посланцев тайных присутствий,



		Угрозами грубых насилий



		Напугал в царстве мертвых



		 десять вершителей правосудья,



		Буянил в краю Сэньло бесчинно,



		Именные списки вмиг уничтожил,



		Велел презреть обезьяньему роду



		 законы исконные, права и уставы,



		Наделил обезьян долголетьем,



		 безграничным, безмерным, бессрочным,



		Нарушил круговращение жизни,



		Лишил созданья смертей и рождений.



		Я, бедный монах, утверждаю смиренно,



		Что Небу нанесено оскорбленье.



		Умоляю покорно



		Выслать немедля волшебное войско,



		Укротить-обуздать чудовище злое,



		Восставить смену смерти и жизни,



		Успокоить смятенье подземной управы.



		Доношу с почтеньем».








Государь прочел жалобу до конца и повелел:

– Пусть судья смерти возвращается в царство Мрака. Мы отправим войско и схватим смутьяна.

Склонившись перед государем в благодарственном поклоне, судья смерти удалился. Тогда государь обратился к окружавшим его сановникам и спросил:

– Когда появилась на свет волшебная обезьяна и в каком рождении суждено ей было познать Великое учение?

Тут выступили вперед Всевидящее око и Всеслышащее ухо и молвили:

– Каменная обезьяна появилась триста лет назад из расщелины скалы. Неизвестно, как удалось ей обрести бессмертие. И вот теперь она покоряет драконов, усмиряет тигров, самовольничает. Повычеркивала имена обезьян из книги смерти.

– Кто же из вас, бессмертных, согласен спуститься на землю, дабы усмирить обезьяну? – выслушав их, спросил государь.

Тут выступил вперед дух Золотой звезды и обратился к Владыке с такими словами:

– О священнейший! Эта обезьяна познала Великое учение и теперь обладает силой, способной покорять драконов и тигров. Явите же милосердие! Призовите ее на Небо, назначьте на должность и занесите в списки слуг вашего величества. Тогда, по крайней мере, она будет постоянно находиться под надзором. В дальнейшем, если она не будет нарушать велений Неба, вы сможете повысить ее в должности и наградить. А будет нарушать – и усмирить недолго.

– Быть по сему! – промолвил Владыка и приказал писцу написать указ, который и был вручен духу Золотой звезды.

Дух вышел через Южные ворота, сел на облако и вскоре очутился на горе Цветов и плодов, у пещеры Водной завесы.

– Я посланец Неба, – обратился он к обезьянам, – и прибыл сюда с высочайшим указом. Яшмовый владыка призывает вашего царя на Небо.

Обезьяны стремглав бросились в пещеру с докладом.

– Великий царь! – сказали они. – Там, наверху, стоит какой-то старец, он говорит, что прибыл с высочайшим указом Яшмового владыки, который призывает вас на небо.

До чего же обрадовался Прекрасный Царь Обезьян! Он велел провести посланца Неба в пещеру, а сам оправил на себе одежду и поспешил навстречу важному гостю.

– Я – дух Золотой звезды, – молвил посланец Неба. – Прибыл сюда с указом Яшмового владыки. Владыка призывает вас на Небо, дабы назначить на небесную должность.

Дав наставления своим главным помощникам, четырем старшим братьям, Сунь Укун обещал скоро вернуться и взять всех своих подданных на Небо, разумеется, если там хорошо.

После этого они вместе с небесным посланцем сели на облако и стали быстро подниматься вверх.

Если хотите узнать, какую должность получил царь обезьян на Небе, прочтите следующую главу.




Глава четвертая,


повествующая о том, как разбушевался царь обезьян, получив должность бимавэня, и как продолжал бушевать, получив звание «Великий Мудрец, равный Небу»


Итак, дух Золотой звезды и царь обезьян взлетели на облаке вверх. Сунь Укун кувыркался – это был его способ передвижения на облаках – и летел очень быстро, дух никак не мог угнаться за ним. Поэтому царь обезьян первым прибыл к Южным воротам Неба. Но тут дорогу ему преградили небесные стражи, вооруженные пиками, мечами и алебардами.

– Да этот старый дух просто жулик! – возмутился царь обезьян. – Пригласил меня на Небо, а сам выслал навстречу стражу!

Тут подоспел дух и с улыбкой сказал:

– Не сердитесь! Вас здесь никто не знает. Вот предстанете перед государем, получите должность, тогда будете входить и выходить без помех. Эй, стража! Дайте дорогу! По указу Яшмового владыки сюда пожаловал бессмертный с Земли!

Стража отступила, и Сунь Укун последовал за духом.

Они подошли к зале Священного небосвода. Дух без доклада направился прямо к трону и здесь низко склонился перед государем. Сунь Укун между тем стоял рядом с ним, видимо не собираясь приветствовать государя как положено. Он лишь слегка наклонился, чтобы слышать все, что скажет дух.

– По вашему приказанию, – сказал дух, – бессмертный с Земли явился на Небо.

– Что еще за бессмертный? – спросил Владыка Неба.

– Это я, Сунь Укун, – подал голос царь обезьян, наконец-то склонившись перед государем.

– Что за невежественная обезьяна! – возмутились сановники. – Как дерзнула она не воздать государю почести! Да за это она смерти достойна!

– Откуда знать обезьяне правила приличия? – возразил государь. – Ведь она все время жила на Земле. Простим же ей на сей раз ее невежество!

От подобной милости государя сановники все пришли в умиление, а Сунь Укун так расчувствовался, что произнес приветствие. Затем государь приказал всем гражданским и военным сановникам найти для Сунь Укуна должность. Тут выступил вперед один из них и почтительно доложил:

– Ни во дворцах, ни в залах небесных чертогов сейчас должности не найти. Только у ведающего имперскими конюшнями свободно место бимавэня, конюшего.

– Вот и назначьте его бимавэнем, – молвил государь.

Сунь Укуна препроводили к ведающему конюшнями, дабы ввести его в должность. Там к этому времени собралось много народу: надзиратели, их помощники, стража, писаря, служители.

Сунь Укун ознакомился с делами, узнал, что в государевых конюшнях находится тысяча небесных коней, восемь скакунов Чжоуского царя, скакун Гуаньюя и много других именитых коней, затем он просмотрел опись имущества, проверил количество лошадей, выяснил, каковы обязанности служащих. Недели через две, когда была устроена пирушка в честь Сунь Укуна, он вдруг спросил:

– Что за звание такое – бимавэнь?

– Не званье это, а названье. Ну, должность твоя так называется.

– А какого она ранга? – не отставал Сунь Укун.

– Да никакого.

– Ага, выходит, должность эта выше всяких рангов?

– Да нет, напротив, ниже всяких рангов, и так и числится без ранга.

Услышав это, царь обезьян заскрежетал зубами:

– Так вот как со мной обошлись! На Земле я был царем, а на Небе меня обманом сделали конюшим! Ни минуты здесь не останусь, сейчас же уйду!

Сунь Укун с криком опрокинул стол, вытащил из-за уха иглу, тотчас же превратившуюся в посох, и ринулся прямо к Южным воротам.

На облаке он очень быстро достиг горы Цветов и плодов, спустился на Землю и крикнул:

– Эй, дети мои! Я вернулся!

Обезьяны окружили своего царя, стали земно кланяться, потом проводили его в залу, усадили на трон и занялись приготовлением пира в честь его прибытия.

Сунь Укун очень удивился, узнав, что он целых десять лет пробыл на Небе, хотя отправился туда каких-нибудь полмесяца назад. Но обезьяны ему объяснили, что день на Небе равен году на Земле.

– Дозвольте спросить, великий царь, какую вы на Небе получили должность?

– Признаться стыдно! – сказал, замахав руками, Сунь Укун. – Я чуть не умер от позора! Этот Яшмовый владыка ничего не смыслит в людях и пожаловал мне должность конюшего, или бимавэня, как она у них там называется. В общем, поручили мне присматривать за лошадьми. Ну я, само собой, разбушевался, даже опрокинул стол, сел на облако и спустился на Землю.

– И правильно сделали, великий царь! – воскликнули в один голос обезьяны. – Тут у вас трон, а там какой-то несчастный стол! Тут вы правитель счастливой страны, а там – конюший!

Начался пир. И вот в самый разгар веселья в пещеру вошел караульщик и доложил:

– Великий царь, там дожидаются два духа Единорога, желают видеть вас.

– Ну что же, зови их сюда.

Духи оправили на себе одежду и, войдя, пали ниц перед царем.

– По какому делу пожаловали? – спросил Прекрасный Царь Обезьян.

– Прослышали мы, великий царь, что вы принимаете в свое царство всех достойных, – отвечали духи, – но до сих пор нам не представилось случая засвидетельствовать вам свое почтение. Примите же от нас в дар этот оранжевый халат, а вместе с ним и поздравления по поводу назначения вас на высокую небесную должность. Если сочтете нас достойными, будем служить вам до конца дней своих.

Сунь Укун, польщенный такими речами, тотчас же облачился в оранжевый халат и назначил обоих духов военачальниками, после чего сказал:

– Яшмовый владыка совсем не разбирается в людях. Он не придумал ничего лучшего, как пожаловать мне должность бимавэня, конюшего.

– Да разве пристало вам, с вашими талантами, ухаживать за лошадьми? – воскликнули духи. – Великий Мудрец, равный Небу! – вот звание, достойное вас!

Царь обезьян возликовал и тотчас же повелел четырем старым обезьянам изготовить знамя с надписью: «Великий Мудрец, равный Небу» – и вывесить его на большом бамбуковом шесте. Отныне все должны были называть его Великим Мудрецом, равным Небу.

Между тем, как только Небесному владыке стало известно, что Сунь Укун исчез, он велел Вайсраване и сыну его Ночже собрать войско и отправиться в поход на поимку преступника.

Вайсравана и Ночжа пали ниц перед императором и поблагодарили его за оказанную честь. И вот огромное войско двинулось через Южные ворота и очень быстро достигло горы Цветов и плодов. Вызвать Сунь Укуна на бой было велено духу рек.

– Эй вы, твари! – крикнул дух рек, приблизившись к пещере Водной завесы. – Сам Яшмовый владыка приказал мне усмирить бимавэня. Пусть выходит на бой!

Услыхав, что его вызывают на бой, царь обезьян облачился в боевые доспехи – золотой шлем, золотую кольчугу и туфли, в которых ходят по облакам, взял посох и выстроил всех воинов-обезьян в боевой порядок. Дух рек глазам своим не верил, глядя на это великолепное зрелище. Враги долго бранились, оскорбляли друг друга и наконец вступили в бой.
		Посох зовется «жезлом желаний»,



		«Истины цветом» топор зовется.



		Топор и посох внезапно



		 сшиблись друг с другом.



		Не ведают оба: кто лучше, кто хуже.



		Бьются топор и посох,



		Скрещаются справа и слева.



		Один противник угрюмо



		 таит чародейскую ловкость,



		Другой – хвастовство-самохвальство



		 изрыгает разинутой пастью.



		Один – волшебным приемом



		Облака выдыхает и волны тумана,



		Другой – разводит руками,



		Взвевает пески и землю взрывает.



		Один – к небесным владыкам и дао



		 чудесным искусством приближен,



		Но царь обезьян превращаться способен



		 в любые обличья, без счету.



		Словно дракон, что резвится в потоке,



		 посох гнулся, взвиваясь,



		Фениксу меж цветов ароматных



		 в полете топор подобен.



		Слава Цзюйлина разнеслась широко



		 по всей стране Поднебесной.



		Но со славой Укуна на деле



		 сравниться она не может.








Они долго сражались, ни один из них не мог одолеть другого. Но когда дух рек поднял секиру, чтобы отразить удар Сунь Укуна, занесшего над его головой свой посох, секира сломалась, и дух рек бежал с поля боя.

– Эх ты, щенок! – смеясь, сказал царь обезьян. – Не бойся, я не стану тебя убивать! Беги быстрее и всем расскажи, что здесь с тобою произошло.

Узнав о случившемся, Вайсравана хотел отрубить духу реки голову, но за него вступился сын Вайсраваны – Ночжа.

– Пощади его, отец, – молвил он. – И на сей раз помилуй. А мне дозволь в бой вступить с обезьяной. Погляжу, что за герой этот бимавэнь!

Сунь Укун совсем уже было собрался увести своих воинов с поля боя, как вдруг увидел Ночжу.

– Откуда ты взялся? – спросил Сунь Укун. – Кто такой?

– Я – принц Ночжа, сын князя Вайсраваны, – ответил тот. – Тебе, негодная обезьяна, надо бы это знать. А прибыл я сюда по велению Яшмового владыки, чтобы тебя схватить!

– Убирайся-ка ты отсюда, пока жив, а государю своему передай, чтобы пожаловал мне звание Великого Мудреца, равного Небу, тогда я, так и быть, покорюсь ему. А не захочет, пусть на себя пеняет, я разнесу его драгоценную залу Священного небосвода.

От такой дерзости Ночжа рассвирепел, произнес заклинание и тотчас стал трехголовым и шестируким. В каждой руке он держал оружие.

Сунь Укун растерялся было, но тут же произнес заклинание и тоже стал трехголовым и шестируким. Затем он взмахнул своим посохом, и вместо одного их стало три.

Противники ринулись друг на друга, и завязался бой, да такой жаркий, что задрожала земля, ходуном заходили горы.

Они схватывались более тридцати раз. Сверкало оружие, летели во все стороны искры. Но все еще трудно было сказать, кто победит.

В разгар боя Сунь Укун вырвал у себя волосок, произнес заклинание, и рядом с ним появился второй царь обезьян, точная копия первого. И этот второй царь тоже стал наступать на Ночжу. Воспользовавшись этим, Сунь Укун зашел сзади и нанес принцу сильный удар. Тот, не выдержав боли, бросился наутек.

Вайсравана уже хотел послать в помощь сыну войско, как вдруг сам Ночжа предстал перед ним.

– О мой отец! Эта обезьяна – тварь поистине необыкновенная! Даже я, твой сын, не в силах ее одолеть.

– Как же нам быть? – воскликнул князь Вайсравана.

– Этот негодник требует, чтобы Яшмовый владыка пожаловал ему звание Великого Мудреца, равного Небу, иначе он грозится разнести драгоценную залу Священного небосвода, – молвил принц.

– Оставим-ка его лучше в покое, – сказал Вайсравана, – вернемся на Небо и доложим обо всем государю.

Так они и сделали. Вернулись со своим войском на Небо, явились в залу Священного небосвода и обо всем доложили государю.

– Неужели какая-то ничтожная обезьяна обладает такой громадной силой, что ее никак нельзя одолеть? – удивился государь и приказал снова отрядить войско на гору Цветов и плодов.

Но тут вперед выступил принц Ночжа и обратился к государю с такими словами:

– Великий государь! У этой обезьяны есть посох, который разит без промаха. А еще есть у нее знамя с надписью «Великий Мудрец, равный Небу». Вот она и хочет, чтобы вы, государь, пожаловали ей это звание, иначе она грозится разнести залу Священного небосвода.

Следом за Ночжей к императору обратился дух Золотой звезды.

– О государь! – молвил он. – Неизвестно еще, на что способна эта мерзкая обезьяна и сможем ли мы справиться с ней. Лучше призвать ее на Небо, пожаловать звание, какое она пожелает, а на должность не назначать и жалованья не платить.

– Быть по сему, – молвил государь и приказал заготовить указ, с которым и отправить на гору Цветов и плодов духа Золотой звезды.

Узнав о его прибытии, Сунь Укун приказал своим командирам выстроить войска и встретить посланца с развернутыми знаменами и барабанным боем. Сам он облачился в оранжевый халат, надел золотой шлем, золотую кольчугу и туфли, в которых ходят по облакам, и поспешил во главе своих воинов навстречу посланцу Неба.

– Государь согласен пожаловать тебе звание Великого Мудреца, равного Небу, и призывает тебя к себе во дворец, – сказал дух Золотой звезды.

Обрадованный Сунь Укун тотчас же воссел на облако вместе с посланцем Неба, и вскоре они уже были у Южных небесных ворот. Там они прошли прямо в залу Священного небосвода, и дух Золотой звезды, склонившись перед государем, доложил:

– О Владыка! Приказ ваш выполнен, Сунь Укун здесь.

– Подойди ко мне, – молвил Яшмовый владыка, обращаясь к Сунь Укуну. – Отныне, по моему повелению, ты будешь пожалован званием «Великий Мудрец, равный Небу». Звание это высокое, и надеюсь, впредь ты не станешь совершать опрометчивых поступков.

Царь обезьян поблагодарил государя за высокую милость, после чего тот приказал небесным служителям выстроить справа от персиковых садов управление Великого Мудреца, равного Небу. В управлении учреждалось два департамента: Департамент тишины и покоя и Департамент умиротворенных духов. Для ведения дел Сунь Укуну выделен был целый штат небесных чиновников. Затем государь приказал духу созвездия Удоу проводить Сунь Укуна в отведенное для него помещение. Ему пожаловали две меры вина и десять золотых цветов, пожелав при этом вести себя рассудительно, не нарушать тишины и покоя.

С этого дня царь обезьян стал жить в небесных чертогах, вкушая блаженство.

Если хотите узнать, что произошло с Сунь Укуном потом, прочтите следующую главу.




Глава пятая,


из которой вы узнаете о том, как Сунь Укун расстроил Персиковый пир и украл пилюли бессмертия, как oн взбунтовался против небесных чертогов и как небожители пошли на него походом


Итак, Сунь Укун поселился в Небесном дворце. Не знал ни забот, ни хлопот и жил в свое удовольствие. Встречался с друзьями, завязывал новые знакомства, совершал прогулки.

Полетит на облаке то на восток, то на запад, – куда вздумается. Но однажды во время утреннего приема у Яшмового владыки вперед выступил один из бессмертных и с низким поклоном молвил:

– О государь! Со всем почтением должен вам доложить, что Великий Мудрец, равный Небу, проводит время в безделье и праздности. Завел дружбу со всеми духами звезд, как высших, так и низших. Как бы беды не натворил. Не лучше ли занять его каким-нибудь делом?

Владыка тут же распорядился привести царя обезьян. Тот не замедлил явиться и сказал:

– Вы, ваше величество, хотите объявить мне о повышении или награде, для того и позвали?

– Не для того, – отвечал государь. – Хотим мы дать тебе работу, дабы не проводил ты дни свои в праздности. Будешь отныне ведать Персиковым садом. Смотри же, проявляй усердие, я на тебя надеюсь.

Сунь Укун поблагодарил Владыку за милость и, очень довольный, поспешил на службу.

Его подчиненные – землекопы, водоносы, подметальщики – все оказали должные почести новому начальнику и провели его в сад. Тут Сунь Укуну открылась поистине великолепная картина.

Деревьев в саду росло всего три тысячи шестьсот. На одних плоды созревали раз в три тысячи лет, и отведавший их становился бессмертным, познавшим Истину. На других плоды созревали раз в шесть тысяч лет, и отведавший их оставался вечно юным. На третьих плоды созревали раз в девять тысяч лет, и отведавший их становился равным Небу и Земле, вечным, как Солнце и Луна.

Сунь Укун сразу же взялся за дело. Проверил, в порядке ли деревья, пересчитал беседки, пагоды, павильоны, после чего вернулся к себе. С этих пор он раз в пять дней, а то и чаще посещал сад, причем делал это с великим удовольствием. Он больше не пировал с друзьями, не совершал прогулок на облаках.

И вот однажды он заметил чуть ли не на самой верхушке деревьев множество спелых персиков. Ему очень захотелось отведать свежих плодов, но, будто назло, его, как обычно, сопровождали служители.

Сунь Укун отослал их, сказав, что хочет отдохнуть немного в беседке, и остался один.

Тут он не мешкая сбросил одежду, залез на дерево и принялся срывать самые крупные, самые спелые плоды. Потом пристроился на ветвях и стал с наслаждением их уплетать. Вдоволь наевшись, слез с дерева, облачился в одежды, кликнул служителей и вернулся в свои покои. Так повторялось много раз.

Но вот однажды Сиванму – Владычица Запада задумала устроить Персиковый пир и вместе с феями отправилась в сад собирать персики.

В начале сада и в центральной его части они набрали по три корзины, в конце же на деревьях почти ничего не было. Лишь на одной ветке, обращенной к югу, висел один-единственный еще не дозревший персик. А на этой ветке, надо вам сказать, спал Сунь Укун, с помощью волшебства превратившийся в крохотного человечка. И вот, когда фея в синем нагнула ветку, а фея в красном сорвала персик и отпустила ветку, наш Мудрец от толчка проснулся, принял свой обычный вид, схватил посох и заорал:

– Вы откуда взялись, негодные девки?

Вид у него был такой грозный, что феи одна за другой попадали на колени и взмолились:

– Не гневайтесь на нас, Великий Мудрец, мы вовсе не девки, мы – феи, нас послала сама Владычица Запада собрать персиков для Персикового пира.

– Ну а меня на пир пригласят? – спросил Сунь Укун, сменив гнев на милость.

– Об этом мы ничего не слышали, – отвечали феи.

Тут Сунь Укун произнес заклинание, и феи будто приросли к месту, сам же он сел на облако и помчался в Яшмовый дворец, где должен был состояться пир.

По дороге он повстречал Босоногого бессмертного и решил обмануть его, чтобы самому пробраться на пир.

– О, вы еще ничего не слышали, – промолвил Великий Мудрец. – Яшмовый владыка, зная, как быстро я передвигаюсь на облаках, послал меня предупредить всех гостей, чтобы они сперва посетили дворец Света, где начнется торжество, а затем уже отправлялись в Яшмовый дворец.

Бессмертный усомнился было, но все же повернул свое облако и направился во дворец Света.

Сунь Укун между тем принял облик Босоногого и помчался к Яшмовому дворцу. У башни Сокровищ он остановил облако и потихоньку вошел в Яшмовый дворец.

Все было готово к пиру, но гости еще не собрались. Вдруг Великий Мудрец почуял винный дух. Это служители приготовляли к пиру вино. «Вот бы отведать!» – подумал Сунь Укун, выдернул у себя несколько волосинок и произнес заклинание. Волосинки тотчас же обернулись насекомыми, насекомые облепили служителей и стали их кусать, отчего те мгновенно позасыпали.

Тогда наш Великий Мудрец выбрал самые лучшие яства и вина, вдоволь наелся, напился допьяна, но тут вдруг его обуял страх.

«Плохи мои дела! Скоро гости придут, увидят, что я все съел и все выпил, и тогда мне несдобровать. Надо, пожалуй, убираться, пока нет никого».

Он, шатаясь, побрел прочь, но сбился с пути и попал во дворец Тушита. «Вот и хорошо! – обрадовался Сунь Укун. – Здесь обитает почтенный старец Лаоцзюнь. Я давно хотел познакомиться с ним, и вот представился случай».

Но во дворце Сунь Укун никого не застал. Старец в это время удалился на третий ярус верхнего помещения Небесной жемчужной террасы и там читал проповедь о дао.

В помещении, где изготовляли эликсир бессмертия, тоже никого не было. У очага стояла жаровня, а рядом – несколько тыкв-горлянок со снадобьем жизни.

«Отведаю-ка я этого божественного напитка!» – обрадовался Сунь Укун, наклонил тыкву-горлянку и выпил все содержимое, будто это была простая вода. Выпил и испугался. Такого ему никто не простит. Ведь он совершил настоящее преступление. Надо бежать обратно на Землю. Он сел на облако и очень скоро долетел до своих владений.

Обезьяны окружили его и стали расспрашивать.

Сунь Укун обо всем им поведал, не преминув похвастаться тем, что получил на Небе звание Великого Мудреца, равного Небу, а напоследок сказал:

– Там я отведал такого напитка – снадобьем жизни называется, – который от старости и от смерти спасает. Добыть бы для вас несколько кувшинов!

С этими словами Сунь Укун снова покинул пещеру, стал невидимым, произнес заклинание и мигом очутился на Небе, на том самом месте, где должен был состояться Персиковый пир. Служители все еще спали, покусанные насекомыми, и Сунь Укун, прихватив две объемистые тыквы-горлянки со снадобьем жизни, благополучно выбрался из дворца и вскоре достиг горы Цветов и плодов. Все до единой обезьяны собрались на пир, чтобы отведать «Небесного вина». Каждой досталось по нескольку чашечек. Вообразите, какое началось веселье!

А теперь вернемся к феям-служанкам, которые стояли на месте, заколдованные Великим Мудрецом. Лишь к вечеру они освободились от чар, подхватили свои корзинки и помчались к Владычице Запада рассказать о случившемся.

Выслушав служанок, Владычица отправилась к Яшмовому владыке и передала ему слово в слово то, что ей сказали феи. Тут еще подоспели служители и доложили, что в Яшмовом дворце съедены все яства и выпито все вино. В это время пожаловал сам Лаоцзюнь, и Яшмовый владыка с Владычицей Запада поспешили ему навстречу.

– Позвольте доложить вашему величеству, что девять сортов снадобья жизни, которые я приготовил специально для пира, украл какой-то разбойник, – промолвил почтенный старец.

Потом явился служащий из управления Великого Мудреца, который доложил, что накануне Сунь Укун куда-то исчез и до сих пор не появился. После него пришел Босоногий бессмертный. Он сказал, что по дороге на пир повстречал Великого Мудреца и тот велел ему идти во дворец Света, а уже потом в Яшмовый дворец, ибо таков приказ государя.

Тут Яшмового владыку обуял такой гнев, что он не выдержал и воскликнул:

– Немедленно разыскать и доставить сюда мошенника!

Для усмирения царя обезьян на Землю было отправлено огромное войско во главе с четырьмя главными небесными военачальниками и пятью духами – распространителями учения Будды. В походе также участвовали князь Вайсравана, его сын, грозный принц Ночжа, князь тьмы Раху, князь Кету, духи Луны и Солнца и еще множество небожителей.

Бой завязался ранним утром и не утихал до захода солнца. Единорог – повелитель дьяволов и духи – повелители семидесяти двух пещер попали в плен к небесным воинам. Обезьяны укрылись в самых отдаленных уголках пещеры Водной завесы. На поле боя остался только Великий Мудрец. Он один, орудуя посохом, сдерживал натиск четырех главных небесных военачальников, князя Вайсраваны и Ночжи. Долго сражался Великий Мудрец не на жизнь, а на смерть, потом выдернул у себя клок шерсти и произнес заклинание.

В тот же миг появились тысячи ему подобных с такими же посохами, и враг отступил.

Великий Мудрец одержал победу и вернулся к себе в пещеру.

Как он и предполагал, небесные воины, отступив, расположились лагерем вокруг горы Цветов и плодов. На рассвете предстоял решающий бой.

Если хотите узнать, что произошло утром, прочтите следующую главу.




Глава шестая,


повествующая о том, как пожаловала на Персиковый пир богиня Гуаньинь, как узнала о бесчинствах Великого Мудреца и как усмирил Великого Мудреца Эрлан


Мы не будем пока говорить о том, как небесное войско окружило гору Цветов и плодов, а расскажем про богиню Гуаньинь, которая пожаловала на Персиковый пир в сопровождении своего старшего ученика отрока Хуэйаня, второго сына князя Вайсраваны.

Войдя в Яшмовый дворец, богиня и ее ученики сразу заметили царивший там беспорядок и от бессмертных узнали о бесчинствах Великого Мудреца, а также о том, что на гору Цветов и плодов послано войско для его усмирения.

Тогда богиня тотчас же отправила отрока Хуэйаня на гору Цветов и плодов разузнать о ходе сражения.

Хуэйань не мешкая взял железный посох и покинул небесные чертоги; на облаке он очень быстро добрался до горы Цветов и плодов, которая представляла собою сейчас сплошную линию укреплений. Везде стояли часовые, и проникнуть на гору было невозможно. Тогда отрок сказал, кто он такой, и потребовал, чтобы о нем доложили небесным полководцам.

На востоке уже забрезжил рассвет. Следуя за вестовым, Хуэйань вошел в шатер и склонился перед князем Вайсраваной.

– Откуда ты, сын мой? – спросил Вайсравана.

И Хуэйань рассказал все по порядку. Как сопровождал богиню Гуаньинь на Персиковый пир, как пир расстроился из-за бесчинств обезьяны и как богиня отправила его на Землю узнать о ходе сражения.

Вайсравана стал подробно рассказывать сыну, как обстоят дела, но тут вдруг поступило донесение о том, что к лагерю во главе множества обезьян прибыл Великий Мудрец и вызывает врага на бой.

– Отец! – сказал тут Хуэйань. – Уж очень мне хочется поглядеть на этого Мудреца, дозволь мне сразиться с ним.

И Хуэйань, потуже затянув пояс на своем расшитом халате и обеими руками крепко сжимая посох, выскочил из лагеря и закричал:

– Кто здесь Великий Мудрец?

– Великий Мудрец – это я, – отвечал Сунь Укун. – А ты кто такой, что смеешь спрашивать обо мне?

– Я Хуэйань, второй сын небесного князя Вайсраваны, старший из учеников богини Гуаньинь.

– Ну и дерзок же ты! – в гневе вскричал Сунь Укун. – Но я проучу тебя вот этим посохом!

Однако Хуэйань ничуть не испугался и сам смело ринулся на врага. И начался между ними бой.
		Сшибся с посохом посох,



		 но каждый из них – железа иного.



		С воином воин сошелся,



		 но между собой они не похожи.



		Этот – беспечный бессмертный,



		 звездою Тайи осененный,



		 его Мудрецом Великим прозвали;



		Тот – ученик богини,



		 святой Гуаньинь питомец,



		 прямое могущества Ян воплощенье.



		Посох его чугунный



		 тысячи тяжких кувалд отковали,



		Множество духов надмирных



		 подвиг могли повторить бесподобный.



		«Посох желаний» преславный



		 плотно убил Небесную реку,



		Им же – духи морские



		 укрощены и потоп успокоен.



		Бойцы достойны друг друга,



		 ровни в защите и нападенье.



		Схватки длились без счету,



		 вправду силы бойцов безграничны.



		Каждый удар надприродный



		 посоха княжьего сына



		Сотням тысяч ужасен.



		Быстры как ветер удары,



		 кружатся-вьются веревкой вкруг тела.



		Посох, стиснутый крепко



		 лапой героя второго,



		Бьет врага без промашки.



		Кто же из них уступит?



		 вправо – удар, влево – защита.



		С этого краю над битвой



		 реют-вьются военные флаги,



		Барабаны кожи верблюжьей



		 с краю другого гремят и грохочут.



		Окружили поле сраженья



		 десять тысяч воинов Неба,



		В глубинной пещере обширной



		 собрались волшебные обезьяны.



		Вторглись в подземные залы



		 странная мгла, печальные тучи;



		Веют в небесном чертоге



		 волны тумана, пар ядовитый.



		Нынче кажется легким



		 яростный бой, что вчера разыгрался,



		Много жесточе сраженье,



		 происходящее в данное время.



		За дарованья достоин



		 царь обезьян почета и славы,



		И, потерпев пораженье,



		 Мокша вновь спасается бегством.








Раз шестьдесят схватывались противники, наконец Хуэйань не выдержал и бежал с поля боя.

Тогда князь Вайсравана тотчас же отправил его и властителя демонов с донесением на Небо.

– Ну, как обстоят дела на Земле? – спросила, увидев их, богиня Гуаньинь.

– Плохи дела, – отвечал Хуэйань. – Не смог я одолеть Великого Мудреца, не выдержал его натиска и покинул поле боя.

Тем временем Яшмовый владыка распечатал донесение, в котором князь Вайсравана взывал о помощи, и промолвил:

– Даже не верится, что какая-то несчастная обезьяна одна отразила натиск стотысячного небесного войска! Кого же еще послать в помощь князю Вайсраване?

– Не печальтесь, ваше величество, – молвила Гуаньинь. – Я знаю, кто может одолеть обезьяну. Ее может одолеть ваш племянник Эрлан. Он когда-то сумел уничтожить шесть грозных чудовищ.

Яшмовый владыка тотчас же отправил к устью реки, где жил Эрлан, посланца с указом. Услыхав, что прибыл посланец Яшмового владыки, Эрлан вместе со своими братьями поспешил ему навстречу, возжег благовония и, распечатав пакет, прочел следующее:

«Волшебная обезьяна с горы Цветов и плодов творит бесчинства. Она съела в небесных чертогах все волшебные персики, утащила вино и снадобье жизни и еще много всего натворила в зале, где обычно устраивается Персиковый пир. Мы выслали против нее стотысячное небесное войско, окружили гору со всех сторон, возвели укрепления, но одолеть обезьяну не смогли. Настоящим повелеваю тебе, мудрый племянник мой, вместе с братьями и помощниками отправиться к горе Цветов и плодов и усмирить обезьяну».

Прочитав указ, Эрлан остался доволен и так ответил посланцу:

– Передай государю, что мы тотчас же поднимем войска, сил не пощадим, а исполним его указ.

Посланец удалился, а Эрлан призвал к себе всех своих помощников и обратился к ним с такими словами:

– Прибыл указ Яшмового владыки, повелевающий нам идти походом на гору Цветов и плодов, дабы усмирить волшебную обезьяну.

И двинулось войско Эрлана в поход на царя обезьян. Каждый воин вооружен был самострелом, на плече нес сокола, за собой вел пса. Подхваченные порывом ураганного ветра, они очень быстро очутились на горе Цветов и плодов.

Вскоре небесные воины Вайсраваны расположились в боевом порядке, а Эрлан со своими помощниками отправился вызывать противника на бой.

Не успел Эрлан появиться, как обезьяны, караулившие пещеру, кинулись к своему царю с докладом.

Великий Мудрец вышел поглядеть на Эрлана, взмахнул своим посохом и крикнул:

– Ты как осмелился явиться сюда и вызывать меня на бой?!

– Не признал ты меня, что ли? – вскричал Эрлан. – Я племянник Яшмового владыки и послан сюда, чтобы тебя усмирить. Трепещи же! Пробил твой последний час!

– Отругал бы я тебя хорошенько, да нет между нами вражды. Вздул бы тебя как следует, да боюсь – распрощаешься с жизнью. Убирайся-ка ты лучше отсюда подобру-поздорову!

Такого Эрлан стерпеть не мог и заорал:

– Ах ты, низкая обезьяна! Сейчас я тебя проучу вот этим мечом!

Эрлан ринулся на царя обезьян, и начался между ними бой.

Триста и еще один раз схватывались противники, но трудно было сказать, кто из них победит. Наконец Эрлан решил пустить в ход все свое волшебство и обернулся великаном. Лицо синее, волосы огненно-рыжие, зубы торчат. В каждой руке по трезубцу. Смотреть страшно! Великан нанес Сунь Укуну удар. В тот же миг Великий Мудрец обернулся точно таким же великаном и отразил удар Эрлана.

Тут на поле боя появились воины Эрлана. Они выпустили соколов и собак, держа луки наготове, ринулись к пещере и сразу захватили в плен три тысячи обезьян. Остальные обезьяны, побросав оружие и снаряжение, с криком бросились наутек, кто в горы, кто в пещеру.

Это заметил Великий Мудрец, принял свой обычный вид и побежал прочь с поля боя. У пещеры дорогу ему преградили помощники Эрлана.

Тут Великий Мудрец совсем растерялся, обернулся воробьем и взлетел на ветку. Всевидящий Эрлан узрел его, превратился в коршуна и ринулся на воробья. Но воробей вдруг принял вид большого баклана и взмыл в небо. Эрлан превратился в исполинского морского журавля и погнался за бакланом.

Тут Великий Мудрец камнем упал вниз, нырнул в поток и превратился в рыбу.

Никак не мог Эрлан схватить преступника, он то и дело менял свой облик и ускользал.

Напоследок Сунь Укун превратился в кумирню бога Земли. Однако Эрлан разгадал и эту его уловку, ибо позади кумирни торчал шест для флага. Это был хвост Сунь Укуна.

– Вот вышибу сейчас окна и двери, будешь ты тогда знать, как проделывать разные штуки!

«Так без зубов и без глаз недолго остаться, – подумал Сунь Укун. – Ведь двери – это мои зубы, а окна – глаза». Подумав так, Сунь Укун подпрыгнул и исчез в небе.

Вайсравана, который с волшебным зеркалом в руках находился между Землей и Небом и наблюдал за происходившим, обратился к Эрлану:

– Ну, Эрлан, пошевеливайся! Обезьяна стала невидимой и сейчас мчится к реке Гуаньцзян, твоему обиталищу.

Эрлан не мешкая ринулся в погоню.

Между тем Великий Мудрец, достигнув реки, принял облик Эрлана и, спустившись на облаке, вошел во дворец. Ничего не подозревавшие духи земно кланялись своему господину. Мудрец же, усевшись посреди храма, стал рассматривать жертвоприношения и проверять, верно ли они заприходованы. В это время появился настоящий Эрлан.

Сунь Укуну ничего не оставалось, как принять свой настоящий облик и вступить с противником в бой. Сражаясь, они снова очутились у горы Цветов и плодов, где на помощь Эрлану вышли шесть братьев и общими силами стали теснить Великого Мудреца.

Когда стало известно на Небе, что царь обезьян угодил в ловушку, богиня Гуаньинь сказала:

– Я помогу им расправиться с обезьяной: брошу ей в голову вазу с побегами ивы, она собьет обезьяну с ног, Эрлан же тем временем схватит ее.

– А если ваза разобьется о посох, которым вооружена обезьяна? Ваза ведь фарфоровая! Уж лучше я помогу Эрлану сразить Великого Мудреца, – сказал Лао-цзы и снял с левой руки браслет. – Этот браслет обладает свойством предотвращать любую опасность.

С этими словами Лао-цзы бросил браслет. Браслет полетел вниз сверкающей струей и угодил прямо в голову царю обезьян. Теснимый со всех сторон врагами, Сунь Укун не удержался и упал. Но тотчас же вскочил и побежал дальше. Однако тут его настиг пес и стал хватать за ноги. Сунь Укун снова упал и так и остался лежать на земле – его крепко держали Эрлан и его шестеро братьев.

Все поздравляли Эрлана с победой. Он же, распевая песни, не мешкая отправился на Небо.

Узнав, что волшебная обезьяна поймана наконец, Яшмовый владыка распорядился разрубить ее на куски.

Если хотите узнать, что в дальнейшем произошло с царем обезьян, прочтите следующую главу.




Глава седьмая,


повествующая о том, как Великий Мудрец бежал из волшебной печи и как потом был придавлен горой Усиншань


Итак, по приказу Яшмового владыки Великого Мудреца повели на плаху, чтобы разрубить на куски. Его рубили мечами, топорами, саблями, кололи пиками – все напрасно. Пробовали сжечь его, сразить молнией и громом – Мудрец оставался цел и невредим.

Тогда Эрлан предложил сжечь Мудреца в волшебной печи. Прошло семь раз по семь дней – время, за которое Мудрец должен был расплавиться, – однако ни один волос не сгорел на его голове, только глаза на всю жизнь остались красными. За это его и стали впоследствии называть Огненный Глаз.

Как только Сунь Укун выскочил из волшебной печи, он ринулся в небесные чертоги и стал своим посохом крушить все, что попадалось ему на пути, разил всех без разбору.

Он разнес бы и залу Священного небосвода, но тут дорогу ему преградил помощник начальника охраны Ван Лингуань.

– Ты куда лезешь, проклятая обезьяна! – вскричал он. – Не видишь разве, кто перед тобой?!

Но Мудрец слушать ничего не желал и замахнулся на Ван Лингуаня посохом. Ван Лингуань грозно взмахнул хлыстом и ринулся навстречу противнику. И начался перед залой Священного небосвода жестокий бой.

Долго сражались противники, но ни один из них не мог одолеть другого. Тогда Ван Лингуань призвал на помощь тридцать шесть полководцев из дворца Грома. Они плотным кольцом окружили Великого Мудреца. Но тот ни капельки не испугался, тотчас же обернулся чудищем о трех головах и шести руках, несколько раз взмахнул посохом, и из одного их стало целых три. Взяв в каждые две руки по одному посоху, он стал вращать ими с такой быстротой, что казалось, это вертится колесо прялки.

И конечно же, ни один из тридцати шести полководцев не посмел даже приблизиться к нему. Тогда, потревоженный шумом, Яшмовый владыка распорядился призвать на помощь Будду Татагату, дабы тот усмирил бунтовщика. Государевы посланцы не замедлили отправиться в храм Раскатов грома, обиталище Будды, и, представ перед ним, совершили три низких поклона. После этого они рассказали Будде про волшебную обезьяну все от начала и до конца. Выслушав их, Будда обратился к окружавшим его бодисатвам с такими словами:

– Вы оставайтесь в храме, совершайте моленья, я же усмирю это чудище и тотчас вернусь.

В сопровождении своих учеников Ананды и Касьяпы Будда отправился в путь, и все трое вмиг очутились перед залой Священного небосвода. Здесь Будда велел тридцати шести громовержцам покинуть поле боя, а Великого Мудреца подозвал к себе, дабы узнать, какой волшебной силой тот обладает. Как только громовержцы удалились, Мудрец принял свой обычный вид и вскричал:

– Ты кто такой, что дерзнул помешать нашему сражению и хочешь учинить мне допрос?!

– Я – Сакьямуни из рая Западного мира, – с улыбкой ответил Будда. – Слыхал я, что ты в своих бесчинствах дошел до того, что дерзнул взбунтоваться против небесных чертогов. Откуда же ты явился, когда постиг учение и почему творишь безобразия?

Великий Мудрец ответил:
		Веленьем Небес и Земли



		 Бессмертным из Хаоса я сотворен,



		С горы Цветов и плодов,



		 царь обезьян, Великий Мудрец.



		Служит обителью мне



		 Водной завесы пещера в скале.



		Вместе с друзьями молил,



		 знанье усваивал, Небо прозрел,



		Способов много постиг,



		 как беспредельно жизнь продлевать,



		Сведений тьму изучил —



		 суть изменений и перемен,



		В жизни мирской, под конец,



		 напрочь презрел суету и тщету.



		Сердце скрепив, утвердил



		 волю: на Яшмовых жить Небесах.



		Вечно не должен владеть



		 прежний хозяин чертогом Небес.



		Даже князей и царей



		 новые люди сменяют всегда.



		Надо меня пригласить,



		 ибо неслыханно знатным я стал.



		Первенства может достичь



		 только отменный ловкач и храбрец.








Выслушав это, Будда усмехнулся:

– Как можешь ты, обезьяна, посягать на трон Яшмового владыки?! Да знаешь ли ты, что Владыка с самого юного возраста занимался самоусовершенствованием? На сей раз прощаю тебя. Но смотри впредь не бесчинствуй, смирись! Не то жизнью за это поплатишься. Отныне ты не бессмертен. Да будет так!

– Пусть Владыка с юных лет занимался самоусовершенствованием, но ведь и я многое постиг, – сказал Мудрец. – Я овладел способом семидесяти двух превращений, узнал тайну вечной юности, могу совершить прыжок на сто восемь тысяч ли. Отчего же мне не воссесть на небесный трон?

– Знаешь что? – молвил Будда в ответ. – Выпрыгни из моей ладони. Выпрыгнешь – отдам тебе небесный трон, не выпрыгнешь – отправлю на Землю.

«Да этот Будда – настоящий глупец, – подумал царь обезьян. – Ладонь у него не больше одного чи, а я могу прыгнуть на сто восемь тысяч ли».

Будда вытянул вперед правую руку, Мудрец встряхнулся и прыгнул на самую середину ладони, которая была величиной с лист лотоса. Затем он сотворил заклинание и устремился вперед со скоростью, как ему показалось, светового луча. Но Будда, взиравший на него оком Разума, сразу понял, что полет Великого Мудреца по скорости равен вращению колеса прялки.

Мудрец между тем мчался и мчался вперед и вдруг увидел пять столбов телесного цвета, вздымавшихся к небу.

«Не иначе как здесь конец света, – подумал Мудрец. – Вот вернусь сейчас и расскажу Будде об этих столбах, пусть отдает мне небесный трон, как обещал. А чтобы он поверил, что я и в самом деле видел эти столбы, сделаю-ка я здесь какую-нибудь надпись».

Мудрец выдернул у себя волосок, дунул на него, произнес заклинание, и волосок превратился в кисть, густо смоченную тушью. Мудрец взял кисть и написал на центральном столбе: «Это место посетил Великий Мудрец, равный Небу», затем он из озорства помочился. После чего совершил прыжок и, снова очутившись на ладони у Будды, сказал:

– Ну вот, прикажи теперь Яшмовому владыке уступить мне трон.

– Ах ты, подлая обезьяна! – вскричал тут Будда. – Ведь все это время ты оставался на моей ладони!

– Ничего ты не знаешь! – заорал в гневе Великий Мудрец. – Я побывал на краю света, видел пять столбов телесного цвета, вздымавшихся к небу, и на одном из них даже сделал надпись. Не веришь, давай отправимся туда вместе, сам убедишься!

– Незачем мне ходить туда, – молвил Будда. – Погляди лучше вниз.

Великий Мудрец раскрыл, как только мог широко, свои огненные глаза, глянул вниз и на среднем пальце Будды прочел: «Это место посетил Великий Мудрец, равный Небу». А между большим и указательным пальцем почувствовал запах мочи. Мудрец от изумления в себя не мог прийти и только восклицал:

– Невероятно! Как же так! Нет, что-то тут неладно, какое-то волшебство! Надо мне туда еще разок слетать!

Но только было он собрался совершить прыжок, как Будда вдруг перевернул ладонь и вытолкнул царя обезьян прямо к Западным воротам Неба, затем он превратил пять своих пальцев в пять элементов: металл, дерево, воду, огонь и землю, из этих пяти элементов сотворил гору с пятью вершинами и назвал ее Усиншань, что значит «гора Пяти стихий». В тот же миг гора придавила Великого Мудреца.

Усмирив обезьяну, Будда собрался было вернуться домой, но в это время к нему приблизились посланцы Небесного владыки и молвили:

– Умоляем вас, почтеннейший, остаться, с минуты на минуту сюда припожалует Владыка.

Услышав это, Будда повернул голову, посмотрел вверх и увидел колесницу под балдахином, усыпанным сверкающими драгоценностями, и множество разноцветных зонтов. Послышались таинственные звуки священной музыки и пение псалмов. Все вокруг благоухало от обилия цветов, плывущих в воздухе.

– Я очень благодарен вам за то, что вы усмирили эту негодную обезьяну, и в вашу честь хочу устроить пир. Надеюсь, вы не откажетесь остаться, – молвил Владыка.

Мы не будем подробно говорить о том, какой роскошный был устроен пир и сколько поднесли богатых даров Будде. Скажем лишь, что в разгар веселья, когда все небожители изрядно захмелели, вдруг появился страж и доложил:

– Обезьяна высунула голову из-под горы.

Тут Будда из рукава извлек печать, где было священное реченье «Ом мани падме хум…», передал ее Ананде и велел поставить на квадратный камень на вершине горы Усиншань, под которой был погребен Великий Мудрец.

Ананда сделал все, как ему было велено, и в тот же миг все трещины и все щели у подножия горы исчезли, осталось лишь отверстие для воздуха, такое крохотное, что в него нельзя было даже просунуть руку.

Ананда вернулся и доложил:

– Я все сделал, учитель, как вы велели.

После этого Будда распростился с Яшмовым владыкой и остальными небожителями и в сопровождении своих учеников вышел из Небесных ворот.

Поистине:
		Царь обезьян дерзновенный



		 храбро напал на небесный чертог,



		Властью же Будды Жулая



		 был усмирен и наказан весьма:



		Жажду расплавленной медью



		 множество лет обречен утолять,



		Для поддержания жизни



		 должен пилюли железные грызть.



		Муки, сужденные Небом,



		 лютая казнь не сломили его, —



		Жизнь сохранить лишь стремится



		 и равнодушен к свершеньям людским.



		Если останется стойким,



		 чтобы все тяготы преодолеть,



		По изволению Будды



		 позже на Запад отправится он.








По этому поводу были написаны следующие стихи:
		Добыл он великую силу,



		 дало ему Небо безмерную власть.



		Являя уменье и хваткость,



		 драконов и тигров смельчак укротил,



		Бродя по небесным чертогам,



		 вино и персики ловко украл,



		У Яшмового государя



		 жил во дворце и к бессмертным причтен.



		Зловредности меру превысил,



		 за что обречен на суровую казнь,



		Но истину жаждет постигнуть



		 и может взрастить и возвысить свой дух.



		Однако неволю у Будды



		 избудет доподлинно, только когда



		Дождется явленья Монаха



		 бессмертного, в эру династии Тан.








Если хотите узнать, сколько пробыл царь обезьян под горой и когда кончился срок его наказания, прочтите следующую главу.




Глава восьмая,


повествующая о том, как Будда возвратился в свое обиталище и как по его велению богиня Гуаньинь отправилась в Чанъань


Итак, Будда распростился с Яшмовым владыкой и возвратился в свое обиталище, храм Раскатов грома.

Мы не будем говорить о том, как его встретили три тысячи будд, пятьсот архатов, восемь стражей Цзиньганов, охранявших Небесные врата, и великое множество бодисатв и как Будда им поведал об усмирении волшебной обезьяны, а расскажем, как однажды Будда обратился к своим ученикам с такими словами:

– Есть у меня священные книги, их надобно отправить в Китай, дабы улучшить там нравы. Кто же из вас согласен пойти в восточные земли на поиски истинно верующего, который сумеет преодолеть горы и реки и прибудет сюда за этими книгами?

Не успел Будда произнести последние слова, как к его лотосовому трону приблизилась богиня Гуаньинь и молвила:

– Способности мои и уменье хоть и ничтожны, но я согласна отправиться в восточные земли.

Будда возрадовался и так ей ответил:

– Никто лучше вас с этим делом не справится, ибо способности ваши поистине безграничны. Об одном лишь хочу вас просить: путь изучить, по которому будете следовать, и все рассказать по порядку тому, кто отправится к нам за священными книгами. Путь этот труден, и я дам вам пять талисманов: расшитую парчой рясу, посох с девятью кольцами и три металлических обруча. Рясу и посох передайте паломнику, который отправится за священными книгами. Ряса избавит его от земных перевоплощений, а посох – от бедствий. Обручи будут служить для усмирения духов, обладающих волшебной силой.

Выслушав наставление, богиня склонилась в почтительном поклоне и удалилась, приказав своему ученику Хуэйаню следовать за ней. Хуэйань взял посох весом тысячу цзиней, чтобы защищать богиню от злых духов, богиня увязала рясу, велев ученику нести узел на спине, и они двинулись в путь.

У реки Текучих песков они остановились.

Вдруг послышался сильный всплеск, и из бушующих волн появилось чудище.
		Синий бес иль не синий,



		Черный бес иль не черный?



		Мрачен духом, ликом свиреп.



		Рослый бес иль не рослый,



		Малый бес иль не малый?



		Ноги босы, мышцы как сталь.



		Блещут глаза, словно молнии мечут,



		Мнится – в глубинах зрачков



		 два факела ярко пылают.



		Рот по углам как развилка искривлен,



		Сходствует пасть с мясницким корытом,



		Словно клинки,



		 клыки премерзко торчат,



		Лохмы волос



		 всклочены в красный колтун.



		Гневаясь, крикнет ужасно —



		 точно гром грозовой раскатился.



		Водному смерчу подобно,



		 бешено скачет, стремительно мчится.








Размахивая посохом, чудище выскочило на берег и ринулось на богиню, но Хуэйань преградил чудищу путь, и между ними завязался жестокий бой.

Много раз схватывались противники, но трудно было сказать, кто из них победит. Вдруг чудище остановилось и громко крикнуло:

– Ты кто такой и как смеешь противиться мне?!

– Я Хуэйань, второй сын Вайсраваны, ученик богини Гуаньинь. А вон она сама стоит.

Услыхав это, чудище жалобно взвыло и со смирением последовало за Хуэйанем к Гуаньинь.

– Смилуйся надо мной, богиня, – молвило чудище, низко склонившись. – Я не чудище, я главный полководец залы Священного небосвода. В наказание за то, что я разбил на небесном пиру хрустальную вазу, меня сослали на Землю, и я терплю страшные бедствия. Мало того что каждые семь дней здесь появляется летающий меч и сто раз пронзает мне грудь и бока, так я еще страдаю от холода и голода. Вот и приходится съедать раз в несколько дней какого-нибудь путника. По неведению я и на вас напал, милосердная богиня.

– Ты наказан за прегрешения на Небе, а теперь творишь зло на Земле, – отвечала богиня. – По велению Будды я направляюсь в восточные земли искать паломника, который отправится на Запад за священными книгами. Ты мог бы стать учеником этого паломника и вместе с ним отправиться в путь. Тогда тебя больше не будет мучить летающий меч, а впоследствии, когда ты искупишь вину до конца, сможешь вернуться на прежнюю должность. Что ты скажешь на это?

– Я бы рад, – отвечало чудище, – но не знаю, возможно ли это. Сколько я душ загубил, в том числе и паломников за священными книгами. Съем – а голову в реку бросаю. Она сразу ко дну идет. Таково свойство реки Текучих песков, что на ее поверхности пушинка и та не удержится. Не пошли ко дну только головы девяти паломников, так и плавали на воде. Ну, я взял их, нанизал на веревку и забавляюсь в часы досуга. Боюсь, ни один паломник не пойдет больше этим путем и мне никогда не искупить вины.

– Не беспокойся, – сказала богиня. – Повесь эти черепа себе на шею и дожидайся паломника.

Богиня нарекла чудище Ша Уцзином и продолжила свой путь.

Они прошли довольно большое расстояние, как вдруг увидели высокую гору, окутанную смрадным туманом. Только было они собрались перевалить гору на своем облаке, как налетел ураган и снова появилось чудище.
		Губы висят, болтаясь,



		 сморщены, словно бутон кувшинки.



		В глазах – зрачки золотые,



		 уши словно бамбуковый веер.



		Мерзкие острые зубы,



		 кажется, могут разгрызть железо.



		Пасть широко раскрыта,



		 очень сходна с огромной жаровней.



		Под подбородком завязки



		 шлем золотой укрепляют плотно.



		Панцирь на шелковой сетке —



		 как чешуя гигантского змея.



		Палицу тяжкую держит,



		 гвозди на ней словно когти дракона.



		К поясу лук приторочен,



		 с лунным серпом изогнутым схожий.



		Злобный, храбрится-ярится,



		 главного демона он оскорбляет.



		Волей крепок, надменен,



		 духов Небес сокрушить в состоянье.








Взмахнув вилами, чудище ринулось на богиню. Но Хуэйань отразил удар и грозно крикнул:

– Ах ты, мерзкая тварь! Не бесчинствуй, не то я проучу тебя вот этим посохом!

– Видно, тебе жизнь надоела, поганый монах, что ты драться со мной захотел!

И начался между ними жестокий бой.

И вот в самый разгар сражения богиня, взиравшая с высоты облака на то, что происходило внизу, бросила на землю цветок лотоса.

– Что ты за штуки выкидываешь со мной, поганый монах! – заорало тут чудище.

– Да это не я, ничтожная тварь! – отвечал Хуэйань. – Это сама богиня Южного моря бросила на землю цветок.

Услышав это, чудище отбросило вилы и, подняв голову, взмолилось:

– Смилуйся надо мной, богиня!

Гуаньинь между тем спустилась на землю и спросила чудище:

– Ты кто, кабан? Как смеешь преграждать мне путь?

– Да не кабан я, – отвечало чудище. – Я полководец Млечного Пути. За то, что выпил лишнего и пошутил с богиней Луны, был в наказанье сослан на Землю. Когда же настал срок моего перерождения, к своему несчастью, я очутился у свиньи в утробе. Потом на свет явился, свинью загрыз и вот обосновался здесь. Жру людей, тем и кормлюсь. Но на тебя, богиня, по неведенью напал. Смилуйся же надо мной!

– Ты можешь искупить свою вину, – сказала богиня, – если пойдешь в ученики к паломнику, который отправится на Запад за священными книгами. Я как раз иду сейчас в Китай его искать.

– Я буду счастлив поступить в ученики к паломнику, – ответило чудище.

Богиня возложила на голову чудища руки и нарекла его Чжу Унэном.

После этого богиня и ее ученик воссели на облака и двинулись дальше. По дороге они встретили Нефритового дракона, сына царя драконов Западного океана, который в наказание за то, что устроил пожар в Небесном дворце, был приговорен к казни. Он молил о пощаде. Тогда богиня отправилась к Яшмовому владыке и, воздав ему должные почести, попросила освободить дракона и передать преступника ей, дабы в будущем он мог стать учеником паломника, который отправится на Запад за священными книгами. Яшмовый владыка согласился, и дракона освободили.

Богиня велела ему спуститься в глубокую реку и там ожидать прихода паломника, после чего дракон должен был превратиться в белого коня и искупить свою вину верной службой. Получив приказ, дракон тотчас же исчез, и говорить о нем мы больше не будем.

Между тем богиня с Хуэйанем отправились дальше. Но не успели они пройти и нескольких ли, как вокруг распространилось волшебное сияние, а воздух наполнился чудесными ароматами.

– Повелительница, – промолвил Хуэйань, – это сияние исходит от горы Пяти стихий, на которой я вижу печать Будды.

– Не под этой ли горой заточен Великий Мудрец, равный Небу, который расстроил Персиковый пир? – спросила богиня.

– Именно под этой, – ответил Хуэйань.

Поднявшись на гору, они увидели там печать и на ней святое реченье: «Ом мани падме хум…» Богине стало грустно, и она принялась читать стихи.

Между тем Мудрец, который все слышал, подал голос:

– Кто это там, на горе, читает стихи?

Гуаньинь пошла на голос и увидела у подножия горы духов земли и гор, а также стража-хранителя, карауливших Великого Мудреца. Они приветствовали, как положено, богиню, а потом провели ее к тому месту, где была заточена обезьяна. Она не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой.

– Ну как, Сунь Укун, узнаешь ты меня? – спросила богиня.

Великий Мудрец широко раскрыл свои огненные глаза и громко крикнул:

– Как же мне не узнать тебя?! Ты – избавительница от всех бед милосердная Гуаньинь.

– По велению Будды я направляюсь в Китай на поиски паломника, который должен отправиться за священными книгами, – отвечала Гуаньинь. – А поскольку эта гора лежит на нашем пути, я и решила тебя навестить.

– Будда одурачил меня, – сказал Великий Мудрец, – заточил меня под горой, где я сижу уже пятьсот с лишним лет. Умоляю тебя, милосердная богиня, спаси меня, если можешь!

– Как же я спасу тебя, если не знаю, не натворишь ли ты снова бед, – молвила Гуаньинь.

– Я раскаялся, – отвечал на это Великий Мудрец, – и теперь надеюсь на твое милосердие. Единственное, чего я желаю сейчас, – это стать на Путь Истины.

Богиня осталась очень довольна и так сказала Великому Мудрецу:

– Если желание твое искренне, я готова помочь тебе. Ты должен дождаться паломника, который отправится на Запад за священными книгами, и стать его учеником. Примешь постриг и вступишь на Путь Истины. Ну, что ты скажешь?

– Я всем сердцем желаю этого! – воскликнул Великий Мудрец. – Монашеское имя у меня уже есть, прозываюсь я Сунь Укуном.

Простившись с Великим Мудрецом, богиня со своим учеником отправились дальше и вскоре достигли Чанъани, столицы царства Танов. Спустившись на землю, они приняли вид нищих странствующих монахов и вошли в город. Наступил уже вечер. Бродя по улицам, путники увидели храм бога города и вошли в него. Несмотря на превращение, боги – хранители храма, а также местный бог сразу признали богиню Гуаньинь, и их охватил священный трепет.

Спустя короткое время в храм собрались все духи и божества городских кумирен, чтобы приветствовать, как положено, богиню.

– Никто не должен знать о моем появлении, – молвила богиня. – Я прибыла сюда по поручению Будды, чтобы найти паломника, который доставит из Индии в Китай священные книги. Как только найду его, сразу же отправлюсь в обратный путь.

Если хотите узнать, кто согласился идти в Индию за священными книгами, прочтите следующую главу.




Глава девятая,


повествующая о том, как Чэнь Гуанжуй отправился к месту своего назначения, как его постигло несчастье и как монах, Принесенный рекой, отомстил за совершенное преступление


Надобно вам знать, что город Чанъань в ту пору, когда туда пожаловала богиня, был столицей Китая и на престоле вот уже тринадцатый год восседал император Тайцзун. В стране царили мир и покой. Все страны, и далекие, и близкие, платили дань, слали дары и готовы были признать Тайцзуна своим повелителем. И вот однажды, когда у трона собрались все высшие гражданские и военные сановники, вперед выступил первый министр государства Вэй Чжэн и обратился к императору с такими словами:

– В Поднебесной царят мир и покой, дозволь же, как это положено по древнему обычаю, устроить очередные экзамены, дабы отобрать самых достойных и самых мудрых для управления государством.

– Да будет так! – молвил владыка.

Вслед за тем по всей стране, в каждой области, в каждом уезде, были расклеены объявления, призывавшие всех, независимо от чина и сословия, явиться в Чанъань держать испытания.

И вот некий Чэнь Гуанжуй из Хайчжоу, прочитав объявление, заторопился домой, собрался в дорогу и отбыл в Чанъань. На экзаменах он занял первое место, о чем ему и была выдана соответствующая грамота, собственноручно подписанная императором. Победителя полагалось три дня подряд возить верхом на коне по улицам столицы.

И вот в один из дней, когда процессия поравнялась с воротами дома первого императорского сановника, его дочь Вэньцяо как раз сидела в разукрашенной цветами башенке и собиралась гадать: бросать в прохожих вышитый мячик – в кого попадет, за того замуж пойдет. Увидела она Чэнь Гуанжуя и сразу смекнула, что это он занял на экзаменах первое место. Уж очень был юноша с виду красив и умен. Девушка обрадовалась, бросила мячик, и он угодил прямо в шапку Чэнь Гуанжуя. Так Чэнь Гуанжуй стал женихом.

Мы не будем говорить о том, какой веселый и пышный был свадебный пир, а расскажем лучше, как Чэнь Гуанжуй, получивший должность начальника округа в Цзянчжоу, вместе с женой отправился к месту назначения. По пути он заехал за матерью, и втроем они двинулись дальше.

Но когда спустя несколько дней путники остановились передохнуть на постоялом дворе, мать Гуанжуя вдруг заболела, и пришлось задержаться.

На следующее утро Гуанжуй купил у рыбака золотого карпа, чтобы изжарить его и угостить мать. Но вдруг заметил, что глаза карпа как-то странно блестят. «Не иначе как рыба эта – волшебная», – подумал Гуанжуй и, узнав у рыбака, что она поймана в реке Хунцзян, в пятнадцати ли от города, отправился туда и отпутил рыбу в воду. Возвратившись же, обо всем рассказал матери.

– Ты совершил доброе дело, – похвалила мать сына.

Прошло три дня, а матери все еще нездоровилось. Тогда Чэнь подыскал ей жилище, оставил денег на пропитание, а сам с женой продолжал путь.

Вскоре они достигли реки Хунцзян и попросили перевозчиков Лю Хуна и Ли Бяо переправить их на другой берег. Только они сели в лодку, как Лю Хун во все глаза уставился на молодую женщину. Она была настоящей красавицей. Личико круглое, как луна, глаза глубокие, словно осенние волны, губы алые, будто вишня, талия гибкая – словно ива. Ночью перевозчики завели лодку в безлюдное место, убили слугу Чэня, а потом и его самого и бросили их в воду. Жена в отчаянье хотела броситься вслед за мужем, но не могла вырваться из цепких рук Лю Хуна.

Он грозил разрубить ее мечом, если она не покорится ему, и она покорилась. Тогда разбойник нарядился в одежды убитого, взял казенные бумаги, которые были при нем, и вместе с его женой отправился в Цзянчжоу.

Тем временем тело убитого Чэня опустилось прямо на дно, и дозорный якша бросился с докладом к повелителю реки царю драконов.

Царь драконов приказал доставить тело к нему, поглядел и сказал:

– Он спас меня, а за добро платят добром. Верну-ка я ему жизнь.

Царь тут же написал бумагу и отправил якшу в храм местного бога в Хунчжоу с просьбой отдать душу убитого Чэнь Гуанжуя. Бог передал душу якше, а якша не замедлил доставить ее в Хрустальный дворец.

Чэнь рассказал царю драконов обо всем, что с ним произошло, и попросил помочь ему. Тогда царь драконов молвил:

– Помните золотого карпа, которого вы однажды спасли? Это был не кто иной, как я сам. Могу ли я после этого не выручить вас из беды?

И он тут же приказал Чэню в рот положить жемчужину, предохраняющую от разложения, чтобы после в тело вселилась душа и Чэнь смог бы за себя отомстить.

– А душа ваша, – сказал царь, – пусть остается у меня во дворце, я пожалую ей чиновничью должность.

Мы не будем рассказывать о том, какой пир был устроен в честь Чэня, а вернемся к его жене.

Она ждала ребенка и потому все терпела от ненавистного ей разбойника. Они прибыли в Цзянчжоу, Лю Хун занял должность убитого Чэня, и все пошло своим чередом.

Время летело быстро. И вот однажды, когда Лю Хун уехал по делам службы, а жена Чэня сидела в беседке, предаваясь печальным думам о судьбе мужа и его матери, она вдруг почувствовала боли в животе, упала без памяти и родила сына. В этот момент кто-то невидимый сказал ей такие слова:

– Я – дух Полярной звезды! Внимай каждому моему слову. По велению богини Гуаньинь я принес тебе сына. Он вырастет человеком необыкновенным и прославится в веках. Разбойник Лю Хун, когда вернется, постарается сгубить младенца, но ты любой ценой сохрани его. Твоего мужа спас царь драконов, и в положенное время вы соединитесь снова, а ваши обидчики понесут заслуженное наказание. Запомни же крепко-накрепко мои слова, а теперь просыпайся!

Сказав это, дух исчез. Женщина очнулась ото сна, крепко запомнила все, что ей сказал дух Полярной звезды, и прижала к себе младенца. Так и сидела она, не зная, как ей быть дальше. Между тем вернулся Лю Хун. Он хотел тотчас же уничтожить младенца, но женщина сказала:

– Сегодня уже поздно, а завтра я сама брошу его в реку.

На следующий день Лю Хун снова уехал по какому-то срочному делу. Тогда жена его взяла младенца и решила отправиться с ним к реке.

«Быть может, – думала она, – какой-нибудь добрый человек спасет мое чадо и в один прекрасный день мы встретимся. Но как я узнаю его?» И женщина, надкусив палец, собственной кровью написала на листе бумаги имена родителей младенца, изложив всю его историю, а потом надкусила мизинец левой ноги сына, чтобы остался шрам. Затем она завернула его в свою рубашку и, улучив момент, когда на улице никого не было, вышла из дому. Подойдя к реке, женщина стала горько плакать. Вдруг она увидела, что к берегу прибило доску. Несчастная мать сотворила молитву, положила младенцу на грудь лист бумаги, сняла шарф, привязала им младенца к доске и оттолкнула доску от берега. После этого она, едва сдерживая слезы, возвратилась домой.

Доска между тем все плыла и плыла по течению, пока наконец не приплыла к подножию горы, где стоял монастырь Золотой горы. Настоятель монастыря Фамин отличался необыкновенной святостью, высокой добродетелью и вдобавок был человеком ученым, постигшим тайну истинного учения. Однажды он сидел, погрузившись в самосозерцание, когда вдруг услыхал детский плач, и тотчас поспешил к реке посмотреть, что случилось. Увидев доску с привязанным к ней младенцем, настоятель быстро вытащил ее на берег, взял написанное кровью письмо, которое лежало на груди у младенца, прочел и все узнал. После этого он нарек младенца Цзянлю, что значит «Принесенный рекой», отдал его на воспитание крестьянам, а письмо, шарф и рубашку, в которую был завернут младенец, спрятал в надежное место.

Когда мальчику исполнилось восемнадцать лет, настоятель постриг его в монахи и нарек монашеским именем Сюаньцзан. С той поры Сюаньцзан целиком посвятил себя постижению Истины.

Но однажды кто-то из монахов затеял с Сюаньцзаном ссору и оскорбил его такими словами:

– Ах ты, несчастная скотина! Ни роду ни племени, а еще рассуждать смеешь!

Не стерпев обиды, Сюаньцзан вошел в храм, пал перед учителем на колени и, горько плача, молвил:

– Каждый человек состоит из пяти элементов, происходящих от двух начал – Инь и Ян, каждый рожден от отца и матери. Так может ли быть, чтобы у меня не было родителей?

Тронутый горем Сюаньцзана, настоятель сказал:

– Следуй за мной в келью, и я раскрою тебе одну тайну.

Сюаньцзан пошел за учителем, и, когда они вошли в келью, настоятель достал ящичек, укрытый в надежном месте, вынул написанное кровью письмо, женскую рубашку и шарф и передал все это Сюаньцзану. Из письма юноша узнал, кто его родители и какая злая постигла их участь.

Юноша бросился наземь и, рыдая, вскричал:

– Кто не в силах отомстить за родителей, недостоин называться человеком! Дозвольте же мне, учитель, отправиться на поиски матери. А в благодарность за все ваши милости я обещаю восстановить этот храм.

– Даю тебе на то дозволение, – ответствовал настоятель. – Возьми с собой это письмо и рубашку, в пути выдавай себя за странствующего монаха, а как только придешь в Цзянчжоу, ступай прямо в окружное управление. Там и найдешь свою мать.

Сюаньцзан все сделал, как велел учитель, переоделся странствующим монахом и покинул храм Золотой горы.

Когда Сюаньцзан добрался до Цзянчжоу, Лю Хун как раз уехал по делам. Само Небо, казалось, желало, чтобы мать с сыном встретились. А надо вам сказать, что странный сон приснился матери в ту ночь. Как будто бы луна на ущербе снова стала полной. И подумала тогда женщина: «Если какой-нибудь добрый человек вырастил моего сына, ему теперь должно быть восемнадцать лет».

Погруженная в глубокое раздумье, она вдруг услышала, что у ворот их дома кто-то просит подаяние. Женщина поспешила выйти, увидела монаха и спросила:

– Ты откуда явился?

– Я ученик Фамина, настоятеля монастыря Золотой горы, – отвечал тот.

Женщина пригласила монаха в дом, накормила постной пищей и, внимательно приглядевшись к нему, удивилась необычайному сходству с ее убитым мужем. Но она ничего не сказала про это, а обратилась к монаху с такими словами:

– Ты совсем еще юный. Когда же тебя постригли в монахи? Как имя твое? Кто твои родители?

– Не по своей воле покинул я мир, – отвечал Сюаньцзан. – Не стану скрывать от вас, я затаил обиду, великую, как небо, и ненависть, глубокую, как море! Злодей убил моего отца, а мать сделал насильно своей женой. Мой духовный наставник велел мне идти в Цзянчжоу, в окружное управление, и сказал, что там я найду свою мать.

– Как зовут твою мать? – спросила женщина.

– Инь Вэньцяо, – отвечал Сюаньцзан. – А отца – Чэнь Гуанжуй. Мирское мое имя Цзянлю, а монашеское – Сюаньцзан.

– Я и есть Инь Вэньцяо, – произнесла женщина. – А можешь ли ты привести какие-нибудь доказательства в подтверждение твоих слов?

Тут Сюаньцзан пал на колени и, громко рыдая, воскликнул:

– Если ты не веришь мне, то вот взгляни! – И он передал ей письмо, написанное кровью, и рубашку.

Мать с сыном обнялись и стали плакать. Вдруг женщина вскричала:

– Уходи отсюда, сын мой! Побыстрее уходи!

– Восемнадцать лет не знал я ни отца, ни матери! И вот теперь, когда я наконец тебя нашел, ты меня гонишь!

– Может вернуться разбойник Лю Хун. Он убьет тебя! Лучше я сама приеду к тебе в монастырь. Там и потолкуем обо всем.

Сюаньцзан не стал больше перечить матери и с поклоном удалился.

Мать и радовалась, и печалилась встрече с сыном. На другой день она сказалась больной, легла в постель, не стала ни пить, ни есть. Вернулся Лю Хун, спросил, что с ней. Она сказала, что еще в молодости дала обет пожертвовать монахам сто пар туфель и что несколько дней назад ей приснился монах с острым мечом в руке, который требовал обещанные туфли. С той ночи она и занемогла.

Лю Хун велел ста дворам изготовить сто пар туфель и доставить их в течение пяти дней в управление.

Когда туфли были готовы, мать Сюаньцзана в сопровождении служанки села в лодку и отправилась в монастырь Золотой горы. Навстречу ей вышли все монахи. Прибыв в монастырь, женщина поклонилась изображению бодисатвы, устроила торжественную трапезу для монахов, а затем велела служанке сложить носки и туфли и отнести их в залу. В зале она зажгла благовония и, оставшись наедине с сыном, попросила его снять туфли и носки. На мизинце у Сюаньцзана она увидела шрам и больше не сомневалась в том, что Сюаньцзан – ее сын. Перед тем как покинуть монастырь, женщина сказала:

– Отправляйся в город Хунчжоу, сын мой, это примерно за тысячу восемьсот ли к северо-востоку отсюда. Там есть гостиница «Ваньхуадянь», где давным-давно мы оставили мать твоего отца, твою бабушку госпожу Чжан. Потом ты пойдешь в столицу и найдешь там дом сановника Инь Кайшаня, это возле Золотого дворца. В нем живут твои дедушка и бабушка, мои родители. Я дам тебе письмо, передай его дедушке и скажи, чтобы он подал жалобу на высочайшее имя. Пусть император издаст указ схватить и казнить разбойника Лю Хуна. Тогда отец твой будет отомщен, а я наконец вырвусь из рук злодея.

Сказав это, женщина села в лодку и отправилась в обратный путь.

Сюаньцзан вернулся в монастырь, попрощался с настоятелем и не мешкая отправился в Хунчжоу. Там он нашел гостиницу «Ваньхуадянь» и от хозяина узнал, что его бабушка ослепла и теперь живет в заброшенной гончарной печи у Южных ворот, кормясь подаяниями.

Сюаньцзан быстро нашел госпожу Чжан. Когда он обратился к ней, старая женщина сказала:

– Твой голос очень напоминает мне голос моего сына – Чэнь Гуанжуя.

– Я не Чэнь Гуанжуй, я его сын, – отвечал Сюаньцзан.

– Почему меня бросили здесь одну и никто не приехал за мной? – спросила старуха.

– Злодей убил моего отца, а мать насильно сделал своей женой.

– О горе мне! – запричитала старуха. – Я думала, сын мой забыл свой сыновний долг, а он погиб от руки злодея. Благодарение Небу, что послало мне внука! Теперь хоть род наш не прекратится. Я ведь от слез ослепла, дни и ночи плакала, ожидая твоего отца.

Тут Сюаньцзан сотворил молитву, провел кончиком языка по векам старухи, и совершилось чудо: она прозрела. Тогда Сюаньцзан отвел ее в гостиницу, снял комнату, оставил ей деньги на расходы, а сам отправился в столицу, сказав, что возвратится через месяц.

В столице он разыскал дом сановника Иня и, когда его ввели в парадную залу, рыдая, опустился на колени и протянул сановнику письмо. Прочтя его, сановник не мог сдержать слез и обратился к жене с такими словами:

– Этот молодой монах – наш внук. Его отца Чэнь Гуанжуя убил разбойник, а дочь нашу насильно сделал своей женой. Завтра же на аудиенции я доложу обо всем императору и сам поведу войска, чтобы отомстить за смерть нашего зятя.

Так оно и случилось. На другой день, выслушав сановника, император разгневался и приказал отрядить войско в шестьдесят тысяч человек во главе с сановником, дабы покарать злодея. Получив приказ, сановник произвел смотр войску и не мешкая отправился в поход. В короткий срок они достигли Цзянчжоу и на северном берегу реки расположились лагерем. Тотчас же были посланы гонцы к императорским советникам в Цзянчжоу с просьбой о помощи. К утру ямынь, где находился Лю Хун, был окружен. Лю Хуна связали и вместе с другими преступниками препроводили на место казни.

После этого сановник Инь поспешил в управление и послал за своей дочерью. Вэньцяо стыдно было показаться людям на глаза, и она решила покончить с собой. С трудом удалось Сюаньцзану удержать ее от этого.

– Порядочная женщина должна хранить верность мужу, – сказала Вэньцяо, представ перед отцом. – Я же стала женой убийцы моего мужа. Но не по своей воле. К тому же я хотела сохранить жизнь будущему ребенку. Но теперь сын вырос, муж отомщен, а мне, чтобы искупить свою вину, остается лишь умереть.

– Дочь моя, – стал утешать Вэньцяо сановник, – не твоя в том вина. Чего же тебе стыдиться?

Отец и дочь обнялись и горько заплакали. Заплакал и Сюаньцзан.

Тем временем был схвачен и казнен вместе с Лю Хуном второй преступник, Ли Бяо.

Казнили их на берегу реки Хуцзян, на том самом месте, где некогда убили Чэнь Гуанжуя. Сановник с дочерью и Сюаньцзан отправились к месту казни, вырезали у Лю Хуна сердце и печень и принесли их в жертву Чэнь Гуанжую, после чего сожгли жертвенную бумагу.

Все трое сотворили молитву и при этом так громко плакали, что привели в смятение водное царство. Дозорный якша поспешил с докладом к царю драконов. Тот, узнав, по какому случаю совершено моление, тотчас послал командира-черепаху за Чэнь Гуанжуем и, когда тот прибыл, так ему сказал:

– Примите мои поздравления, почтеннейший! Ваша жена, сын и тесть на берегу реки совершают в вашу честь церемонию жертвоприношения. Сейчас я верну вам вашу душу. А потом подарю три волшебные жемчужины. Одна поможет вам выполнить любое ваше желание, две другие доставят вас в любое место. Еще я подарю вам пояс, расшитый жемчугом, и десять кусков шелка. Наконец-то вы соединитесь со своей женой и сыном.

Чэнь Гуанжуй трижды поклонился царю драконов, а тот приказал якше доставить тело Чэнь Гуанжуя на прежнее место в реке и вернуть ему душу.

Якша выполнил приказание, и Вэньцяо вдруг увидела, что к берегу прибило утопленника. Приглядевшись, женщина узнала в нем своего мужа и снова принялась громко рыдать. А тем временем Чэнь Гуанжуй ожил: расправил руки и ноги и стал потихоньку двигаться, – он взобрался на берег, раскрыл широко глаза, увидел жену, и тестя, и молодого монаха и с удивлением воскликнул:

– Как вы очутились здесь?

Жена рассказала обо всем, что произошло после того, как его убили, и промолвила:

– Кто мог подумать, что ты оживешь и мы опять будем вместе!

– Помнишь, – сказал Гуанжуй, – я купил золотого карпа и выпустил в реку? Так вот этот карп оказался царем драконов. В благодарность за то, что я спас ему жизнь, он вернул мне душу. Вот уж поистине: когда зло достигает предела, приходит добро! Ты родила сына, а тесть отомстил за меня, и мы снова все вместе.

Услыхав что да как, чиновники из окружного управления поспешили прибыть с поздравлениями. Сановник Инь приказал устроить пир, а после пира отправился со своим войском в обратный путь.

На следующий день сановник Инь обо всем доложил императору и посоветовал пожаловать Чэнь Гуанжую, учитывая его таланты, пост члена Императорской академии, о чем и был издан высочайший указ.

Жена Гуанжуя, не в силах забыть выпавшего на ее долю позора, когда ей пришлось подчиниться воле разбойника Лю Хуна, покончила с собой.

Сюаньцзан вернулся в монастырь Золотой горы, поблагодарил настоятеля за все его милости, после чего отправился в монастырь Хунфусы, чтобы посвятить свою жизнь служению дао.

Если хотите узнать, что случилось потом, прочтите следующую главу.




Глава десятая,


повествующая о том, как царь драконов нарушил волю Неба и как сановник Вэй Чжан отправил письмо в царство Тьмы


На берегу реки Цзинхэ, в предместье города Чанъань, жили рыбак Чжан Шао и дровосек Ли Дин. Оба – люди ученые, хоть и простые крестьяне.

Как-то раз отправились они в Чанъань, дровосек – с вязанкой дров, рыбак – с корзинкой карпов. Продали они свой товар и пошли в кабачок. Там хорошенько выпили, прихватили с собой по бутылке вина и пустились в обратный путь, беседуя о том, как пагубны для человека слава и корысть.

Когда они дошли до того места, где надобно им было расставаться, дровосек сказал:

– Береги себя, дорогой брат. Рыбацкий промысел – занятие опасное.

– А я все наперед знаю, что со мною будет, – отвечал Чжан Шао. – У Западных ворот живет прорицатель. Каждый день я подношу ему золотого карпа, а он мне – прорицание, которое вытаскивает то из одного волшебного рукава, то из другого. И представь: ни разу прорицатель этот не ошибся. Вот и сегодня я ходил к нему, и он предсказал мне богатый улов. Так что завтра мы с тобой опять выпьем.

Потолковали они так и распрощались. А надобно вам сказать, что разговор их услышал дозорный якша, всполошился и помчался в Хрустальный дворец к царю драконов.

– Беда! – вскричал якша. – Я только что слышал, как толковали между собой рыбак с дровосеком. Оказывается, этот рыбак каждый день дарит прорицателю золотого карпа, а тот предсказывает ему богатый улов и ни разу еще не ошибся. Если и дальше так пойдет, несдобровать нашему водному царству.

Рассердился царь драконов, схватил меч и хотел ринуться в Чанъань, чтобы разом покончить с дерзким гадателем, но его удержали сыновья и внуки, креветки-сановники, крабы-воины, рыбы-военачальники и другие обитатели водного царства.

– Не надобно тебе, великий царь, в город ходить, – сказали они. – Пойдешь – а за тобой увяжутся тучи да дождь. И тогда люди станут сетовать, взывать к Небу. Не лучше ли явиться в Чанъань под видом ученого и все разузнать. Если и в самом деле все обстоит так, как сказал якша, ты расправишься с гадальщиком.

Царь драконов послушался, отбросил меч, вышел на берег, произнес заклинание, встряхнулся и, приняв вид молодого ученого, одетого в белую одежду, отправился в Чанъань.

Там у Западных городских ворот собралась целая толпа. Посреди толпы кто-то разглагольствовал:

– Рожденному под знаком Дракона сопутствует счастье. Рожденного под знаком Тигра постигнет несчастье. Звезда Тайсуй властвует над созвездиями Близнецов, Льва, Девы и Рыбы.

Царь драконов понял, что это и есть тот самый прорицатель, и, когда тот направился к дому, стоявшему поблизости, последовал за ним.

На доме висела табличка: «Прорицатель ученый муж Юань Шоучэн». А надобно вам знать, что этот Шоучэн приходился родным дядей Юань Тяньгану, государеву цензору, и, благодаря своему искусству, прославился по всей стране.

Войдя в дом, царь драконов поклонился прорицателю, тот в свою очередь приветствовал гостя, после чего велел мальчику-слуге подать чай.

– По какому делу вы прибыли? – осведомился хозяин.

– Хочу узнать, какая будет завтра погода, – отвечал царь. – Не предскажете ли?

Юань Шоучэн погадал и сообщил, что завтра ожидается дождь.

– Долго ли он будет идти и много ли прольется на землю влаги? – допытывался царь.

– В час дракона тучи заволокут небо, в час змеи грянет гром, в полдень польет дождь, и будет он лить до часа овцы, а выпадет его всего три чи, три цуня и сорок восемь дяней.

– Вот что, почтенный, – со смехом сказал царь драконов. – Если твои предсказания сбудутся, я поднесу тебе в награду пятьдесят лянов золота. Если же не сбудется хоть одно, я разнесу твой дом вместе с таблицей, а тебя самого вышлю из города, чтобы не обманывал людей. И знай, я не шучу!

Прорицатель и бровью не повел, даже обрадовался, сказал лишь: «Воля ваша, воля ваша» – и распрощался с царем драконов.

А царь драконов вернулся к себе во дворец и рассказал все как было обитателям водного царства.

Выслушав царя, подданные его рассмеялись.

– Вы – повелитель восьми рек, – молвили они, – и вам подвластен дракон – повелитель дождя. Без вашего повеления он не нашлет дождь. Так что прорицатель этот – просто болтун.

В этот момент вдруг раздался голос с Неба, повелевающий царю драконов принять высочайший указ. Все глянули вверх и увидели небесного посланца в золотых одеждах. Он прибыл во дворец с указом Яшмового владыки. Царь драконов быстро привел себя в порядок, воскурил благовония и лишь после этого принял указ, возблагодарив Небо за оказанную милость. Вот что написано было в указе:

«Настоящим предлагается владыке восьми рек взять с собой громы и молнии, отправиться завтра в город Чанъань и пролить на землю дождь».

Час начала дождя и час его окончания в точности совпадали с предсказанием прорицателя.

Долго царь драконов не мог прийти в себя, а немного успокоившись, сказал:

– Как же его одолеть, если само Небо ему покровительствует?

– Не тревожьтесь, великий царь, – промолвил тут полководец-рыба. – Надо только чуть-чуть изменить час начала дождя и час его окончания, чтобы предсказания гадальщика оказались неправильными. Тогда вы останетесь победителем, сорвете с его дома табличку, а его самого выгоните из города.

Царю план понравился, и на следующий день он призвал к себе повелителей Ветров, Грома и Облаков, а также владычицу Молний и вместе с ними отправился в Чанъань, где расположился на девятом Небе. Как только настал час змеи, царь опустил облака, в полдень выпустил гром, в час овцы – дождь. Кончился дождь в час обезьяны, и выпало его всего три чи и сорок дяней. После этого царь принял вид молодого ученого, отправился к предсказателю, ворвался к нему в дом, сорвал и уничтожил табличку, а заодно кисти, тушечницу и остальные принадлежности.

Гадальщик и бровью не повел, не шелохнулся. Тогда царь схватил дверную створку и принялся колотить ею гадальщика, приговаривая:

– Ах ты, мошенник, только и знаешь, что смущать людей, вводить их в заблуждение. Не сбылось твое предсказание, а ты сидишь как ни в чем не бывало. Ну-ка, убирайся отсюда, если жизнь дорога!

Юань Шоучэн ничуть не испугался, даже с места не сдвинулся. Он возвел глаза к Небу, усмехнулся и ехидно сказал:

– Нечего мне грозить! Преступление совершил ты, а не я! Ты, а не я обманщик! Но меня не проведешь. Никакой ты не ученый. Ты – царь драконов из реки Цзинхэ. Ты нарушил волю Яшмового владыки: изменил час начала и окончания дождя, установленный Небом. Смотри, как бы головой за это не поплатился. А ты еще посмел прийти сюда и бесчинствовать!

Тут у царя драконов волосы встали дыбом от страха. Он выронил из рук створку дверей, пал перед гадальщиком на колени и взмолился:

– Простите меня, учитель, не гневайтесь! Я не хотел нарушить волю Неба. Я просто пошутил. Спасите же меня, прошу вас!

– Сам я не в силах тебя спасти, но скажу, что надо делать, – ответил гадальщик. – Завтра в полдень тебя должны предать смерти. Главным распорядителем казни назначен сановник Вэй Чжэн, министр государя Тайцзуна. Отправляйся немедленно к государю и проси о помиловании.

Едва сдерживая слезы, царь драконов простился с предсказателем и ушел.

Он дождался часа мыши, привел себя в порядок, произнес заклинание и очутился перед государевым дворцом. В это время государю как раз приснилось, что он вышел погулять и вдруг увидел какого-то человека, который пал перед ним на колени и взмолился:

– Спасите меня, ваше величество!

– Скажи, кто ты такой, и я помогу тебе, – промолвил Тайцзун.

– Я – дракон, обреченный на смерть, – ответил царь драконов. – Я нарушил волю Неба, и теперь ваш сановник Вэй Чжэн обезглавит меня.

– Я спасу тебя, – пообещал государь, и царь драконов, поблагодарив, удалился.

На утренней аудиенции государь оглядел всех выстроившихся в ряд гражданских и военных сановников и не увидел среди них Вэй Чжэна. Тогда он подозвал к себе сановника Сюй Шицзи, поведал ему свой сон и сказал:

– Я обещал спасти царя драконов, не знаю только, как это сделать.

– Вы прикажите Вэй Чжэну явиться во дворец, и пусть он здесь пробудет целый день.

Государь так и сделал. Он вызвал во дворец Вэй Чжэна, провел его во внутренние покои, завел с ним беседу о государственных делах, а после предложил партию в шахматы. Они играли до полудня, но вдруг Вэй Чжэн уронил голову на стол и уснул. Через некоторое время он проснулся и пал перед государем на колени, умоляя простить ему его непочтительность.

– Встань! – молвил государь. – Ты утомлен заботами о государстве и от сильной усталости задремал. – И государь предложил сановнику новую партию в шахматы.

Но только они расставили фигуры, как в залу вбежали два полководца, неся в руках окровавленную голову дракона.

– Ваше величество, – вскричали полководцы, – эта голова упала прямо с неба!

– Как могло такое случиться? – встревожился государь.

– Ваше величество! – сказал Вэй Чжэн. – Я только что во сне обезглавил царя драконов.

И сановник рассказал государю о том, что ночью к нему явился посланец Яшмового владыки с указом, в котором ему, Вэй Чжэну, предписывалось в полдень во сне казнить царя драконов.

Услышав об этом, государь опечалился. Ведь он обещал царю драконов его спасти.

И так велика была его печаль, что он слег. Надежды на выздоровление не было. С каждым днем ему становилось все хуже и хуже. Предчувствуя близкую кончину, государь вызвал к себе сановника Сюй Маогуна и объявил ему свою последнюю волю.

После этого государя омыли, облачили в чистые одежды, и он лежал, ожидая смерти. Тут вперед выступил сановник Вэй Чжэн, коснулся одежды государя и так сказал:

– Не тревожьтесь, ваше величество, я знаю, как продлить вашу жизнь. Я дам вам письмо к судье царства Тьмы Цую, он освободит вашу душу, вы вернетесь в этот мир и снова воссядете на трон.

Государь спрятал письмо в рукав, после чего закрыл глаза и скончался.

Тело его положили в зале Белого тигра. Государыня, наложницы, гражданские и военные сановники с примерным благолепием оплакивали государя.

Если хотите узнать, как вернулась душа в тело государя, прочтите следующую главу.




Глава одиннадцатая,


повествующая о том, как Тайцзун побывал в царстве Тьмы и как вернулась к нему душа


Итак, Тайцзун умер, и душа его отлетела к башне Пяти фениксов. Император долго брел по какой-то глухой, безлюдной местности, как вдруг услышал чей-то голос:

– О великий император, пожалуйте сюда!

Незнакомец стоял на коленях у обочины дороги и почтительно кланялся.

– Кто вы? – спросил император, подойдя поближе.

– Я – Цуй, – отвечал тот. – Судья царства Тьмы.

Услышав это, император очень обрадовался и не мешкая вручил судье письмо, которое дал ему Вэй Чжэн.

Цуй почтительно принял послание и, распечатав его, прочитал следующее:

«Ваш недостойный младший брат Вэй Чжэн, склонив голову, приветствует Вас, высокочтимый брат Цуй. Вы были очень любезны, известив меня о Вашем повышении по службе. Я приношу Вам в установленные сроки жертвы, только не знаю, доходят ли они до Вас. Увы, как царство Света далеко от царства Тьмы! А будь они поближе, мы встретились бы с Вами. Пока же я обращаюсь к Вам с нижайшей просьбой: вернуть нам нашего владыку трона, который умер и сейчас находится у Вас. На том дозвольте мне закончить свое послание».

Прочитав письмо, судья промолвил:

– Не тревожьтесь, ваше величество, я сделаю все, что в моих силах, чтобы вы вернулись в царство Света и снова воссели на свой трон.

В это время появились два отрока в черных одеяниях, с огромными императорскими зонтами в руках, и провозгласили:

– Яньван, владыка ада, просит вас пожаловать к нему.

Император последовал за судьей и отроками. Вскоре они остановились у ворот с огромными золотыми иероглифами: «Вход в царство Тьмы». Отроки несколько раз взмахнули зонтами, и врата распахнулись.

Пройдя немного, Тайцзун заметил башню, украшенную колокольцами, и ощутил чудесный аромат. Вдруг из-за башни появились факельщики, за ними – десять князей смерти. Они вышли встретить императора, поклонились и вместе с ним проследовали во дворец владыки ада Яньвана.

Когда были совершены полагающиеся церемонии и все расселись согласно установленному порядку, старший князь смерти Цинь Гуанван, почтительно сложив руки, обратился к императору:

– Дракон – властитель реки Цзинхэ подал на ваше величество жалобу. Вы обещали спасти ему жизнь, а его обезглавили. Так обстояло дело или не так, ваше величество?

– Именно так, – отвечал император. – Но я не знал, что дракон совершил столь тяжкое преступление.

Старший князь выслушал императора и с поклоном сказал:

– Еще до появления этого дракона на свет в книге судеб Южной Полярной звезды было записано, что человек его обезглавит. Но поскольку он подал жалобу, мы вынуждены были разобрать это дело. Умоляем ваше величество простить нас за то, что мы доставили вам неприятности.

После этого Цуй, ведающий делами жизни и смерти, принес книги, чтобы посмотреть там срок жизни Тайцзуна. Увидев, что ему суждено умереть в тринадцатый год правления, Цуй быстро изменил цифру тринадцать на тридцать три.

– Сколько лет пробыли вы на троне, ваше величество? – спросил старший князь, поглядев в книгу.

– Ровно тринадцать, – отвечал император.

– Ну, тогда все в порядке, – промолвил Яньван. – Вы проживете еще двадцать лет. Так что можете спокойно возвратиться в царство Света.

В сопровождении Цуя и полководца Чжу Майюя император покинул дворец владыки ада.

Неожиданно Тайцзун заметил, что идут они другой дорогой, не той, которой он шел сюда.

Вскоре перед ними выросла высокая крутая гора, над которой нависли черные тучи и черный туман. Это была гора Теней в царстве Тьмы.

– Как же я взберусь на нее? – встревожился император. – Она такая крутая.

– Мы вам поможем, ваше величество, не извольте беспокоиться, – сказал Цуй.

Дрожа от страха, Тайцзун карабкался по отвесным скалам. Наконец они благополучно миновали гору Теней и подошли к месту, откуда неслись крики и стоны.

– Где мы? – спросил император.

– За горой Смерти, в восемнадцатом аду, – отвечал Цуй. – Здесь пытают грешников.

Еще они прошли Золотой мост, затем Серебряный мост, где им повстречались души праведников, и подошли к мосту Страданий. Здесь завывал ледяной ветер, бушевали кровавые волны, не смолкали вопли и стоны грешников.

– Когда вернетесь в царство Света, ваше величество, непременно расскажите там обо всем, что вам довелось увидеть.

Продолжая свой путь, они прошли город Невинно погибших и приблизились к месту Шести превращений. Здесь они увидели множество буддийских и даосских монахов, а также разных зверей и птиц, духов и демонов. Все они стремительно мчались, следуя каждый по предназначенному ему пути превращений.

– Смотрите как можно внимательнее и хорошенько запоминайте, ваше величество, чтобы потом все, что вы здесь увидите и услышите, рассказать в царстве Света. Это – место Шести превращений. Здесь каждый получает по заслугам. Творящий добро превращается в праведника, творящий зло – в демона.

Император только вздыхал и качал головой.

Наконец они достигли последних ворот. Здесь стоял оседланный гнедой конь с черным хвостом. Полководец Чжу помог императору сесть на коня, и конь примчал его к берегу реки Вэйхэ. Здесь он залюбовался игрой двух золотых карпов, которые то появлялись на поверхности воды, то исчезали. И так понравились они императору, что у него пропала всякая охота ехать дальше.

– Поторопитесь, ваше величество! – вскричал Чжу и столкнул в воду гнедого коня.

В этот миг император перешел из царства Тьмы в царство Света. Между тем в зале Белого тигра собралась вся семья императора, все сановники, военные и гражданские, служащие, чтобы совершить обряд погребения, после чего, испросив волю Неба, возвести на престол наследника.

Но в этот момент из гроба вдруг послышались громкие крики:

– Он утопил меня, утопил!

Всех, кто был в зале, словно ветром сдуло. Только честнейший Сюй Маогун, справедливый Вэй Чжэн, доблестный Цинь Цзюн и бесстрашный Ху Цзиндэ не побоялись подойти к гробу и, склонившись, промолвили:

– Не надо так шуметь, ваше величество, вы насмерть перепугали вашу семью.

Вэй Чжэн распорядился вскрыть гроб, и все увидели императора, который не переставая вопил:

– Он утопил меня! Спасите!

Тотчас же был вызван придворный лекарь, который приготовил снадобья, возвращающие бодрость и силу. Императору дали их выпить, и он пришел в себя.

Ночью он крепко спал и на утренней аудиенции выглядел, как и прежде, величественно в своем великолепном одеянии.

Ведающий церемониями провозгласил:

– У кого есть к императору дело, пусть выйдет вперед, у кого дела нет, может удалиться!

Тут выступили вперед шестнадцать сановников – восемь, стоявших по левую сторону трона, восемь – по правую – и, склонившись, обратились к императору:

– Дозвольте, ваше величество, узнать, почему так долго вы спали? Целых трое суток!

Тогда император рассказал все по порядку, что с ним случилось в царстве Тьмы и что он там видел, дабы всем было известно, как жестоко карают грешников и воздают по заслугам праведникам. Выслушав императора, сановники поспешили принести ему свои поздравления. Вскорости издан был высочайший указ об отсрочке на год казни приговоренным, чтобы они могли проститься с родными, а также о помощи вдовам и сиротам.

С той поры в Поднебесной установились мир и порядок и все совершали только добрые дела. Если вам интересно узнать, что произошло дальше, прочтите следующую главу.




Глава двенадцатая,


повествующая о том, как император устроил торжественный молебен и как богиня Гуаньинь явилась в своем божественном величии


Шло время. И вот однажды император призвал к себе сановников и повелел им объявить о том, что из разных мест приглашаются монахи для совершения заупокойной службы о спасении душ умерших. Не прошло и месяца, как в Чанъани собрались самые ученые и самые благочестивые монахи. Из их числа император велел выбрать наиболее достойного для ведения церемонии, который и ведал бы богослужением.

Наиболее достойным оказался Сюаньцзан. С малолетства был он посвящен в монахи. Его дед был главнокомандующим при царствовавшей в то время династии. Отец получил высшую ученую степень на экзаменах и был назначен академиком императора. Одно-единственное стремление владело Сюаньцзаном: постичь Великое учение Будды. Ни почести, ни слава его не интересовали. Добродетельный и высокородный, он прочел все книги Священного Писания, сердцем понимал каждое слово Будды.

Когда Сюаньцзан предстал перед императором, тот долго смотрел на монаха, потом спросил:

– Уж не приходитесь ли вы сыном ученому Чэнь Гуанжую?

– Да, прихожусь, – почтительно отвечал Сюаньцзан, земно кланяясь государю.

– Слыхал я, что человек вы поистине святой и добродетельный. А потому назначаю вас верховным священнослужителем. Явите же должное усердие во время проведения церемонии, – молвил император.

Сюаньцзану пожаловали парчовую, шитую золотом рясу и шапочку, после чего был издан высочайший указ, повелевающий Сюаньцзану отправиться в храм Перевоплощений и выбрать счастливый день для проведения церемонии.

Богослужение состоялось в тринадцатый год Чжэньгуань, в третий день девятого месяца в храме Перевоплощений.

Как только окончился утренний прием во дворце, император сошел с трона, покинул дворец, сел в карету, украшенную изображениями фениксов и драконов, и в сопровождении целой свиты гражданских и военных сановников направился прямо в храм.

При его появлении смолкла музыка. После того как император и сопровождавшие его сановники с благовонными свечами в руках совершили поклонение перед золотым изваянием Будды и статуями архатов, Сюаньцзан собрал всех монахов для воздания почестей императору. Затем монахи разделились на группы и начали богослужение. Оно продолжалось и на следующий день, но говорить мы об этом пока не будем, а расскажем о богине Гуаньинь.

Вы уже знаете, что богиня по повелению Будды давно искала добродетельного человека, который мог бы отправиться за священными книгами и привезти их в Китай. И вот сейчас богиня как раз пожаловала из-за Южного моря в Чанъань, захватив драгоценности, которые дал ей сам Будда, и отправилась продавать их на рынок в сопровождении своего ученика Хуэйаня.

Вы, может быть, спросите, что это были за драгоценности? Парчовая ряса и монашеский посох с девятью кольцами. Были у нее три золотых обруча для обуздания непокорных, но их богиня на всякий случай оставила у себя.

В это время по улицам бродил один невежественный монах, который, узрев богиню в бедном монашеском одеянии, босую, с непокрытой головой, подошел и грубо крикнул, указывая на сверкающую рясу:

– Эй ты, поганый монах! Сколько просишь за свою рясу?

– За рясу пять тысяч лянов, за посох две тысячи.

– Спятил ты, что ли? Да кто купит эти негодные вещи за такую цену? Убирайтесь-ка лучше отсюда!

Гуаньинь спорить не стала, и отправились они с Хуэйанем дальше. Шли долго и у ворот Дунхуамынь повстречали сановника Сяо Юя, возвращавшегося с высочайшего приема.

– Сколько просите вы за рясу и посох? – спросил сановник.

– Пять тысяч лянов за рясу и две тысячи за посох, – отвечала богиня.

– Соответствуют ли их достоинства столь высокой цене? – поинтересовался сановник.

– Для одних соответствуют, для других нет, – молвила богиня. – Благородного, добродетельного, почитающего Будду и его заповеди ряса спасет от воды, от яда, от адских мучений, от хищных зверей. Коли сыщется такой, я отдам ему рясу без денег. Если же нечестивец, поносящий имя Будды и нарушающий его заповеди, пожелает купить эту рясу, я возьму с него пять тысяч лянов, но он раскается, что купил ее, ибо ряса эта принесет ему только несчастье.

– О почтеннейший! Есть такой человек, о котором вы говорите. По высочайшему указу он проводит сейчас богослужение в храме Перевоплощений. Пойдемте же туда, и вы доложите обо всем императору.

Богиня согласилась и вместе с Хуэйанем последовала за Сяо Юем. Сяо Юй привел монахов к императору и обратился к нему с такими словами:

– Этих монахов я повстречал за воротами Дунхуамынь, они продавали там рясу и посох. Я сразу понял, что они вполне годятся для нашего верховного священнослужителя Сюаньцзана, потому и осмелился привести монахов прямо сюда.

Богиня рассказала, какой волшебной силой обладают оба ее сокровища, и император, возрадовавшись, решил тотчас же их купить. Но богиня отдала рясу и посох и сразу же удалилась, не взяв и ляна.

Император встревожился: уж не обидел ли он чем-нибудь бедных монахов, и велел их тотчас вернуть.

Но богиня и ее ученик склонились перед императором и почтительно молвили:

– Если человек, о котором вы говорили, и в самом деле добродетельный, мы с радостью подарим ему эти вещи, а денег нам никаких не нужно.

Сказав так, они повернулись и пошли прочь.

В полночь император велел сановнику Вэй Чжэну пригласить Сюаньцзана и, когда тот предстал перед ним, молвил:

– Сегодня мне представился счастливый случай отблагодарить вас за труды. Хочу поднести вам парчовую рясу и посох с девятью кольцами.

Выслушав императора, Сюаньцзан склонился в благодарственном поклоне.

– Наденьте же рясу, я посмотрю, идет ли она вам, – сказал император.

Сюаньцзан взял рясу, легонько встряхнул и надел, затем взял посох и стал перед троном. Выглядел он поистине величественно и привел в восторг всех гражданских и военных сановников. Император тоже остался очень доволен. Он выделил свиту, которая должна была сопровождать Сюаньцзана по улицам города до самого храма.

Торжественная процессия привлекла к себе внимание проезжих купцов и местных торговцев, городской знати, ученых и писателей, стариков и юношей.

В толпе то и дело слышалось:

– Благородный священнослужитель! Архат, сошедший с Небес! Живой бодисатва!

Когда процессия достигла храма, все монахи вышли встретить Сюаньцзана и затрепетали, увидев его в новом облачении.

Время летело быстро, и вскоре наступил день последнего торжественного богослужения, седьмой день седьмой седмицы, то есть сорок девятый день. Сюаньцзан приготовился к заключительной проповеди и пригласил императора пожаловать на богослужение. Ранним утром Тайцзун вместе с императрицей, в сопровождении огромной свиты из гражданских и военных сановников, отбыл в храм. К храму также устремились все жители города, стар и млад, благородный и простолюдин.

Войдя в храм, они увидели истинное великолепие, достойное великой империи и великой династии. Но это великолепие меркло перед сиянием рясы, в которую облачился Сюаньцзан. Торжественно и громко звучала музыка, славя великого Будду. Но вот музыка стихла, и раздался голос Сюаньцзана, стоявшего на возвышении. Он прочитал Сутру о спасении усопших и упокоении душ, об умиротворении государства и наконец изложил вкратце учение Будды о пользе самоусовершенствования. Тут Гуаньинь приблизилась к возвышению, ударила по нему рукой и крикнула:

– Почему же ты, монах, говоришь только об учении Малой колесницы, а ни словом не обмолвился об учении Большой колесницы? Ведь с помощью учения Малой колесницы нельзя спасти души усопших.

Услышав это, император спросил:

– А где же проповедуют учение Большой колесницы?

– Его проповедуют в Индии, в храме Раскатов грома, там, где обитает Будда Татагата, – отвечала Гуаньинь. – С помощью этого учения можно избавиться от всяческих невзгод и предотвратить всевозможные бедствия.

– А вы знаете это учение? – снова спросил император.

– Да, знаю, – отвечала богиня.

– Тогда пусть наш наставник попросит вас подняться на возвышение и изложить это учение нам, – молвил император.

Но в этот момент все увидели, как богиня вместе со своим учеником Хуэйанем поднялась на возвышение, а оттуда вознеслась в облака, держа священную вазу с веткой ивы, и предстала народу во всем своем блеске и славе. По левую сторону от нее стоял ее ученик с посохом в руке. Пораженный величием этой картины, император пал ниц, вслед за ним, возжигая благовония, склонились все гражданские и военные сановники, а также монахи, монахини, миряне, чиновники, ремесленники и торговцы, восторженно восклицая: «О прекрасная, о чудесная богиня!»
		Счастливым предвестьем



		 вокруг разливалась дымка,



		Свет благовестный



		 плоть хранил пресвятую.



		Словно из блеска



		 Небесной реки запредельной,



		Явилась воочью



		 впрямь угодница-Дева.



		Обвита глава богини



		 повязкой бесценной.



		В червонного золота листьях,



		В цветах из крупных смарагдов,



		Струящих блеск золотистый;



		 повязка рождала отвагу,



		С нее по бокам свисали



		 жемчужные снизки.



		На Деве небесной



		 надет халат бледно-синий,



		Украшенный скромно,



		Золотом тканный,



		Вышитый тонко



		Изображеньем драконов



		И фениксов яркой окраски,



		 летящих, крылья раскинув.



		На шее висело,



		 спускаясь на грудь, ожерелье;



		Оно две луны представляло,



		Плясавшие в ветре воздушном;



		Унизаны луны



		Рядами южных жемчужин.



		Изделье дивное это



		Аромат источало.



		От пояса ниспадает



		 юбка расшитого шелка,



		С каймой золотой из нитей



		Отборного шелкопряда;



		На юбке – тучи цветные



		Парят над обителью горней



		Святых небожителей мудрых



		 в заоблачной выси.



		Пред истинно праведной Девой



		 летит попугай белоперый,



		С желтым хохлом, красноклювый,



		По всему свету порхавший



		 и над океаном Восточным;



		За милости он благодарен,



		К родителям полон почтенья.



		В руках богиня держала



		 волшебный сосуд благодатный,



		 способный оказывать ласку,



		 во всякой беде помогающий людям;



		В священный сосуд чудотворный



		 зеленая вставлена ветка,



		 назначенная для окропленья.



		Дабы рассеять зловредность



		И вымести всякую скверну,



		 зеленая ветка ивы плакучей.



		Застежка из яшмы



		 скрепляла петли одежды.



		Лежал под стопами



		 лотосов слой златоцветный;



		К святой разрешалось



		 раз в три дня обращаться.



		Это явилась



		 подающая помощь в печалях



		 Гуаньинь-богиня,



		 что спасенье от бедствий дарует.








Когда все немного успокоились, император повелел вызвать искуснейшего живописца, чтобы запечатлеть истинный облик богини. По высочайшему указу явился живописец У Даоцзы, мастер изображать лики святых и небожителей. У Даоцзы взял свою волшебную кисть и с необыкновенной точностью воспроизвел облик богини. Между тем богиня постепенно уносилась все выше и выше, исходившее от нее лучезарное сияние вскоре исчезло, а с неба, трепеща, упала карточка. Вот что на ней было написано:
		«Добродетельно-твердый



		 император династии Тан!



		Беспримерная книга



		 далеко на Западе есть.



		Ли – сто тысяч и восемь



		 должен к ней паломник пройти,



		Но Большой колесницей



		 овладеет прилежный ходок.



		Если это творенье



		 очутится в вашей стране —



		Над нечистою силой



		 вы всегда одержите верх.



		Тот, кто Истину ищет,



		 в благочестный отправившись путь,



		Вместе с книгою – святость



		 за усердье свое обретет».








Тогда император обратился к монахам с такими словами:

– Мы повелеваем прекратить на время богослужение. Надо тотчас же найти человека, который отправился бы за священными книгами Большой колесницы.

Тут выступил вперед Сюаньцзан и, отвесив императору низкий поклон, произнес:

– Я скромный монах, не обладаю никакими талантами, но хочу верой и правдой послужить государству. Я доберусь до Индии и привезу священные книги, иначе пусть поразит меня смерть и я навеки сойду в преисподнюю.

И в подтверждение своей клятвы Сюаньцзан возжег благовония перед статуей Будды. После этого император велел всем возвращаться во дворец и ждать благоприятного дня, когда Сюаньцзан сможет отправиться в путь.

На следующее утро астролог сообщил, что расположение звезд предвещает счастливую дорогу и можно отправляться в паломничество.

– Брат мой, – молвил император, – жалую вам эту золотую чашу для сбора подаяний и коня, чтобы вы погрузили на него свою поклажу. Два надежных человека будут сопровождать вас в пути.

Затем император налил Сюаньцзану чашу вина и, прежде чем тот успел поднести ее ко рту, бросил в вино горсть земли.

– Путь вам предстоит далекий и нелегкий. Не скоро вернетесь вы на родину. Так выпейте же это вино. Недаром говорят, что горсть родной земли дороже десяти тысяч лянов золота.

Только сейчас Сюаньцзан понял, зачем император бросил в вино горсть земли, и с благодарностью осушил чашу до дна. После этого он тронулся в путь, а император со своей свитой вернулся во дворец.

Если хотите узнать, что случилось дальше, прочтите следующую главу.




Глава тринадцатая,


повествующая о том, как путники угодили в логово тигра, как дух Золотой звезды спас Сюаньцзана и как охотник с горы Двух рогатин пригласил его к себе в гости


Итак, Сюаньцзан и его спутники покинули Чанъань и после двух дней тяжелого пути добрались до монастыря Фамынь – Врата Закона. Встретить их вышел сам настоятель в сопровождении монахов числом не менее пятисот. Сюаньцзана провели в храм, угостили чаем, а затем устроили в его честь трапезу, которая длилась до самого вечера.

После трапезы монахи принялись не спеша вести беседу. Говорили об опасностях, подстерегающих Сюаньцзана в пути. О крутых горах и глубоких реках, о диких зверях и чудовищах. Сюаньцзан выслушал монахов и молвил:

– Я торжественно поклялся преодолеть все препятствия, добраться до Индии и привезти оттуда священные книги, дабы святое учение распространилось по всему нашему государству.

И вот на рассвете, едва скрылась луна и пропел первый петух, Сюаньцзан сотворил молитву, поел и, попрощавшись с монахами, которые плакали, расставаясь с ним, поспешил в путь.

С наступлением темноты путники останавливались на ночлег, а чуть свет снова отправлялись в путь. Везде, куда бы они ни пришли, их встречали радушно, оказывая им всяческие почести. Так было и в монастыре Источник счастья, неподалеку от государственной границы. Стояла уже глубокая осень, а осенью, как известно, петухи поют раньше.

И вот, услыхав крик петуха, Сюаньцзан разбудил своих спутников, монахи тоже все повскакали с постели, наскоро собрали поесть. И сразу же после еды путники покинули монастырь.

Все вокруг было бело от инея, сверкавшего при ярком свете луны. Через несколько десятков ли путники увидели горный кряж. Дороги здесь не было, и приходилось пробираться через густые заросли высокой травы, карабкаться по крутым, труднопроходимым горам. Путники остановились. Уж не сбились ли они с пути? И вот как раз когда они между собой толковали, как им быть дальше, земля у них под ногами ходуном заходила, и они полетели в глубокую яму. Страх обуял путников. Вдруг раздались устрашающие крики:

– Хватайте их! Тащите!

В тот же миг на них набросилась целая свора чудовищ, которые выволокли их из ямы, и глазам путников предстал сам повелитель демонов.

Вид у него был поистине грозный, столь же грозным был и голос. У Сюаньцзана душа ушла в пятки от страха, а о спутниках и говорить нечего. Чудища связали путников и решили их сожрать. В это время прибыли Бык-отшельник и властитель Медвежьей горы. Они завели беседу с повелителем демонов, как вдруг один из спутников Сюаньцзана, которого скрутили веревками, завопил от боли.

– Как они здесь очутились? – спросил Бык-отшельник.

– Сами заявились, – отвечал повелитель демонов.

– Может, дадите нам полакомиться? – со смехом произнес Бык-отшельник.

– Охотно! – сказал повелитель демонов.

– Но в один присест нам их не съесть, – проговорил властитель Медвежьей горы. – Съедим, пожалуй, двоих, а одного про запас оставим.

Чудища устроили пир и мигом сожрали спутников Сюаньцзана, только слышно было, как скрежещут челюсти да щелкают зубы. А сам Сюаньцзан едва памяти не лишился от ужаса. Мало-помалу ночной мрак отступил, на востоке стала заниматься заря. Чудища куда-то исчезли.

Взошло солнце. Сюаньцзан уже потерял всякую надежду на спасение, как вдруг перед ним появился старец с посохом в руках. Он подошел к Сюаньцзану, коснулся веревок, и они тотчас упали на землю. Затем он дунул в лицо Сюаньцзану, тот пришел в себя и упал перед своим спасителем на колени, благодаря его.

– Встаньте, – молвил старец, – и скажите мне, не потеряли ли вы чего-нибудь в пути?

– Я потерял двух моих спутников, – отвечал Сюаньцзан, – их сожрали чудовища. И еще подевались куда-то мои пожитки и конь.

– Ваш конь и пожитки вон там, – сказал старец.

Сюаньцзан посмотрел в ту сторону, куда указал старец, и действительно увидел свои пожитки и коня.

От старца он узнал, что вместе со спутниками попал в логово тигра, что это место называется горой Двух рогатин и что кишит оно тиграми и волками.

– Ступайте за мной, – молвил старец, – я выведу вас на дорогу.

Не переставая благодарить, Сюаньцзан увязал свои пожитки и, взяв за повод коня, следом за старцем вышел на дорогу. Только было он отвел коня в сторону, привязал его и хотел совершить перед старцем поклоны, как тот обернулся ветром и, оседлав белого журавля с красной головой, улетел на Небо. А с Неба в это время, подхваченный ветром, упал листок бумаги, на котором было написано: «Я – дух Золотой звезды и прибыл сюда, чтобы спасти Вам жизнь. На протяжении Вашего долгого пути небесные силы будут приходить Вам на помощь, ограждать от всевозможных опасностей».

Прочитав это, Сюаньцзан трижды поклонился Небу и продолжал свой путь.

Добрую половину дня он взбирался на высокую гору, нигде не встретив никаких признаков человеческого жилья. Уже давал знать себя голод. Дорога становилась все более крутой, почти непроходимой, Сюаньцзан стал выбиваться из сил. Вдруг где-то неподалеку послышалось рычание тигра, а обернувшись, Сюаньцзан увидел нескольких огромных змей. Мало того, слева ползали какие-то ядовитые гады, а справа, откуда ни возьмись, появился диковинный, устрашающего вида зверь. О том, чтобы одному, голыми руками одолеть всех этих зверей, гадов и чудищ, и речи быть не могло, оставалось лишь положиться на волю судьбы. Конь с перепугу лег на землю, и сколько Сюаньцзан ни хлестал его, сколько ни дергал за повод, конь не двигался с места. Вдруг все звери и гады разбежались, уползли змеи, а из-за холма появился человек с рогатиной в руках, с луком и стрелами у пояса. Вид у него был бравый:
		На голове незнакомца



		 надета по самые уши



		Меховая огромная шапка



		 из пятнистой шкуры горного барса.



		Мускулистое тело



		 тепло и плотно покрыто



		Халатом, сшитым из ткани



		 шерсти овечьей, отборной и тонкой.



		Пояс с пряжкой чеканной на бедрах,



		 с изображением льва посредине пряжки.



		Ноги – в больших сапогах добротных



		 из кабарожьей кожи тисненой.



		Выпучены глаза и округлы,



		 словно у висельника пред смертью.



		Спутанные торчат усищи,



		 словно у злого Лунного духа.



		Тяжкий колчан за плечами,



		 полный отравленных стрел для лука.



		В сильных руках зажаты



		 очень большие вилы стальные.



		Крик его громогласный



		 ужас в горных вселял насекомых.



		Храбрость его загоняла



		 в пятки души диких фазанов.








Сюаньцзан приветствовал его, преклонив колена и почтительно сложив руки.

Человек помог Сюаньцзану подняться с колен и сказал:

– Не бойтесь, уважаемый учитель! Я не разбойник, я житель здешних мест, промышляю охотой. Фамилия моя – Лю, имя – Боцинь, а прозвище – Великий усмиритель гор. Я отправился за добычей себе на ужин и вот неожиданно встретил вас.

– Я посланец императора, иду в Индию за священными книгами, – сказал в свою очередь Сюаньцзан. – Когда проходил здесь, дорогу мне преградили лютые звери и ядовитые гады. Если бы не вы, не остался бы я в живых.

– Давайте пойдем сейчас ко мне. Мой дом недалеко отсюда, – промолвил охотник. – И вам, и вашему коню необходимо отдохнуть.

Сюаньцзан обрадовался и последовал за охотником.

По дороге им встретился тигр. Охотник взмахнул рогатиной и бесстрашно бросился на грозного зверя, в то время как Сюаньцзан словно прирос к месту от страха.

Охотник долго боролся с тигром, прежде чем ему удалось всадить в него рогатину.

После этого охотник, волоча тигра, вышел на дорогу и сказал:

– А теперь поспешим домой. Мы сдерем с тигра шкуру, а мясо зажарим и приготовим великолепный ужин.

Вскоре они подошли к дому охотника. Хозяин, едва войдя, занялся приготовлением чая, а когда с чаепитием было покончено, из внутренних комнат вышли две женщины: мать охотника и его жена.

Через некоторое время слуги принесли блюда, приготовленные из тигриного мяса. Но Сюаньцзан, почтительно сложив руки, воскликнул:

– Чуть ли не с рождения я стал монахом и отродясь не ел мясного!

– А в нашем роду, – сказал охотник, – на протяжении нескольких поколений понятия не имеют о постной пище. Есть у нас, конечно, и побеги бамбука, и грибы, и разные коренья, и бобовый сыр, но готовим мы все это на животном жиру.

– Не беспокойтесь, почтенный, – отвечал Сюаньцзан, – ешьте сами. А я целых пять дней могу вовсе не есть.

Тут в разговор вмешалась мать охотника.

– Я приготовлю постную пищу, – сказала она, помыла рис и принялась варить овощи.

Когда все было готово, она пригласила Сюаньцзана к столу.

Хозяин между тем сел отдельно и принялся уплетать тигриное мясо без соли и всяких приправ. Кроме того, перед ним стояли блюда с олениной, мясом змеи, лисы, кролика и еще сушеная оленина. Увидев, что Сюаньцзан не ест, а что-то бормочет, охотник рот разинул от удивления и подошел к гостю.

– Странные у вас, монахов, обычаи, – сказал охотник, узнав, что Сюаньцзан молится перед едой.

После трапезы охотник показал Сюаньцзану свое хозяйство.

Незаметно стемнело, и они вернулись домой.

Утром собралось все семейство охотника, чтобы должным образом проводить в путь почетного гостя.

Женщины испекли ему в дорогу лепешек, а сам охотник, взяв оружие, вместе с несколькими парнями пошел провожать монаха.

К полудню они подошли к высокой горе, казалось упиравшейся в самое небо вершиной. И как только они добрались до ее середины, охотник сказал:

– Здесь, почтенный, я должен проститься с вами. Вы продолжайте свой путь, а мне пора уходить.

Сюаньцзан стал умолять охотника проводить его еще немного, но охотник сказал:

– Эта гора называется горой Двух миров. Восточная ее часть входит во владения великих Танов, западная – принадлежит инородцам. Тигры и волки по ту сторону горы уже неподвластны мне. К тому же я не имею права перейти границу.

Они стали прощаться, и как раз в этот момент из-под горы донесся голос:

– Учитель пришел! Учитель пришел!

Сюаньцзан и охотник замерли на месте.

Если хотите узнать, чей это был голос, прочтите следующую главу.




Глава четырнадцатая,


повествующая о том, как была наставлена на Путь Истины мятущаяся обезьяна и как были уничтожены шесть разбойников


Итак, не успели охотник и Сюаньцзан прийти в себя от изумления, как из-под горы до них снова донеслось:

– Учитель пришел!

Тут слуги, сопровождавшие охотника, сказали:

– Это кричит старая обезьяна, которая заточена в каменный ящик и придавлена горой.

– А что это за обезьяна? – спросил Сюаньцзан.

– Несколько лет назад один старик мне рассказывал, что во времена Ханьской империи, когда Ван Ман захватил в свои руки власть, Небо опустило эту гору на Землю, прямо на волшебную обезьяну, и гора придавила ее. Обезьяна не боится ни жары, ни холода, не ест, не пьет, а когда очень уж проголодается, дух, который ее стережет, кормит ее железными пилюлями и поит расплавленной медью. Сейчас мы спустимся с горы и поглядим на эту обезьяну.

Они прошли всего несколько ли и действительно увидели каменный ящик. Из него торчали обезьянья голова и лапы.

– Учитель! – размахивая руками, вскричала обезьяна. – Что же вы не шли так долго? Вызволите меня, и я вам верой послужу и правдой на протяжении всего вашего пути.

Сюаньцзан подошел поближе и стал внимательно рассматривать обезьяну. Вот какой она была:
		Пасть клыкаста, щеки скуласты,



		В желтых глазах полыхает пламя.



		На голове грудились



		 пухлые вороха моховые.



		В ушах обезьяньих



		 спутанные росли лианы.



		Были виски безволосы,



		 но покрыты обильной травою зеленой.



		Челюсть была безборода,



		 но густо одета болотной осокой,



		Чернела земля меж бровями,



		Глина в ноздрях лепилась.



		Все вместе являло вид неопрятный.



		Пальцы – грубы и жестки,



		Ладони – толсты и корявы,



		Тело обильной грязью покрыто.



		Глаза, налитые кровью,



		 быстро вращались в своих орбитах,



		Громкие звуки при том издавая.



		Хотя обезьяна



		 неумолчно болтала —



		В ящике тесном



		 никак не могла повернуться.



		На Сунь Укуна



		 и впрямь она походила,



		 каким назад пять столетий тот обретался.



		Ныне – конец испытаньям,



		 стряхнул он сети кары Небесной.








– Это вы по воле императора идете в Индию за священными книгами?

– Да, я, – отвечал Сюаньцзан. – А почему ты об этом спрашиваешь?

– Я – Великий Мудрец, равный Небу, – промолвила обезьяна. – Пятьсот лет тому назад я учинил на Небе дебош. За это Будда и заточил меня в каменный ящик. Недавно сюда пожаловала сама богиня Гуаньинь, и я попросил ее вызволить меня из-под горы. Богиня сказала, что единственный путь спасения для меня – это не творить больше зла, а также послужить паломнику за священными книгами в его трудном пути. С того дня я день и ночь с нетерпением жду вашего появления. Я буду верным вашим учеником и последователем.

– Все это похвально весьма, что ты говоришь. Но как, скажи на милость, я могу вызволить тебя, если нет у меня ни топора, ни долота?

– Не нужны ни топор, ни долото, – отвечала обезьяна, – нужно только ваше желание.

– Что же, я рад помочь тебе, – промолвил Сюаньцзан.

– Тогда послушайте меня, – произнесла обезьяна. – На вершине этой горы есть каменная плита с оттиснутыми самим Буддой золотыми иероглифами. Эти иероглифы надо отделить от плиты, и я сразу окажусь на свободе.

Вместе с охотником монах поднялся на вершину горы и действительно увидел каменную плиту с золотой надписью: «Ом мани падме хум…»

Приблизившись к плите, Сюаньцзан опустился на колени и произнес:

– Если обезьяна сказала правду и ей суждено стать на Путь Истины, пусть эти иероглифы отделятся от плиты, если же все это ложь и обезьяна по-прежнему будет бесчинствовать, пусть останутся эти иероглифы на месте!

Не успел монах умолкнуть и коснуться надписи, как налетел легкий, напоенный ароматом ветерок, и золотые иероглифы, отделившись от плиты, вознеслись ввысь.

Прежде чем выйти из ящика, обезьяна сказала:

– Прошу вас, учитель, отойти чуть подальше, не то я могу напугать вас своим появлением.

Не успели монах и охотник спуститься с горы, как раздался оглушительный грохот и перед ними появилась обезьяна, как была голая. Опустившись на колени, она почтительно приветствовала Сюаньцзана.

– Теперь я могу распрощаться с вами и вернуться домой, – промолвил охотник.

Монах поблагодарил охотника и двинулся в путь в сопровождении своего новоявленного ученика – волшебной обезьяны. Только они перевалили гору, как появился тигр. Он свирепо рычал и яростно бил хвостом о землю. Сюаньцзан задрожал от страха.

– Не бойтесь, учитель, – сказал Сунь Укун. – Тигр знает, что мне нужна одежда, вот и пришел. – С этими словами Сунь Укун вынул из уха иглу, взмахнул ею, и игла в один миг превратилась в огромный железный посох. Тут Сунь Укун с грозным видом ринулся на зверя и закричал: – Стой! Не уйдешь от меня!

Тигр с перепугу пригнулся к земле, и в этот момент на него всей своей тяжестью обрушился посох.

Расправившись с тигром, Сунь Укун выдернул у себя шерстинку, дунул на нее, произнес заклинание, и шерстинка тотчас же превратилась в небольшой острый нож. Сунь Укун взял нож, вспорол тигру брюхо, содрал с него шкуру, отрезал лапы и голову, прорезал в шкуре отверстие для головы и напялил ее на себя.

– Широковата, – сказал он, – надо разрезать ее пополам.

Сказано – сделано. Сунь Укун разрезал надвое шкуру, одну половину обмотал вокруг тела, другую свернул и заткнул за пояс. Затем он выдернул длинный крепкий стебель, росший у дороги, и подпоясался.

После этого он сказал:

– Теперь можно идти.

И они продолжали свой путь. Монах на коне, обезьяна – пешком.

По дороге царь обезьян рассказал учителю, как раздобыл свой посох у царя драконов Восточного моря, как учинил с его помощью дебош в небесных чертогах, рассказал, какой волшебной силой этот посох обладает.

– Не только тигр, но даже дракон не осмелится причинить мне вред, – говорил Сунь Укун. – Я мигом их усмирю. Могу повернуть реку вспять или вызвать бурю на море. Могу определить сущность любой вещи, какой пожелаю, узнать, откуда доносится звук. Я постиг множество способов превращений. Приму другой облик – и никто не признает меня. Одолеть тигра нетрудно. Главные опасности – впереди.

Выслушав царя обезьян, Сюаньцзан понял, что теперь ему не о чем беспокоиться, и, подхлестнув коня, спокойно ехал вперед. Так, беседуя, они не заметили, как солнце стало клониться к западу.

Они заторопились и вскоре подъехали к какому-то дому. На зов их вышел старик и распахнул перед ними ворота. Увидел царя обезьян, закутанного в тигровую шкуру, и давай вопить:

– Оборотни явились! Дьяволы!

– Не беспокойтесь, почтеннейший. Это не оборотень, это мой ученик, – стал успокаивать старика Сюаньцзан.

Когда гости вслед за хозяином вошли в дом, Сунь Укун обратился к хозяину:

– Не дадите ли мне немного горячей воды, почтеннейший? В последний раз я, кажется, умывался полтысячи лет назад, а может, и раньше. Да и учитель, я думаю, охотно помоется.

Хозяин тотчас же велел разжечь огонь и согреть воды. Перед мытьем монах снял с себя белую рубашку и больше не стал ее надевать. Это заметил Сунь Укун, схватил рубашку и надел. Затем, тоже умывшись, он попросил у хозяина иголку, сшил шкуру так, что получилось нечто вроде фартука, надел ее поверх рубашки и подошел к монаху:

– Ну что, почтенный? Я вам сегодня нравлюсь больше, чем вчера?

– Вот теперь ты похож на настоящего паломника! – воскликнул монах. – Дарю тебе эту рубашку, можешь ее носить.

Они заночевали в доме у старика, а наутро встали, как только рассвело, подкрепились и снова двинулись в путь. Монах на коне, царь обезьян – пешком. С каждым днем становилось все холоднее. Незаметно наступила зима.

И вот однажды, когда они шли по дороге, раздался пронзительный свист, и навстречу им с пиками, мечами, кинжалами и луками выскочили шестеро разбойников.

– Эй вы, монахи! – закричали разбойники. – Если вам дорога жизнь, отдайте нам вашего коня и пожитки, а сами проваливайте!

Сюаньцзан с перепугу свалился с коня и не мог вымолвить ни слова.

– Да вы не бойтесь, учитель, – успокоил его царь обезьян. – Теперь у нас одежды прибавится и деньжат на дорогу. Вы ждите меня здесь, а я быстро с ними разделаюсь!

С этими словами он выступил вперед и обратился к разбойникам с такими словами:

– Почтенные! Пропустите нас! Мы бедные монахи и следуем своим путем.

– А мы – разбойники с большой дороги, справедливые хозяева гор. Вы что, не слышали про нас? Отдавайте нам коня и пожитки, а сами идите на все четыре стороны, не то мы раскромсаем вас на куски, а кости ваши сотрем в порошок.

Сказав так, разбойники с пиками и мечами в руках кинулись на царя обезьян. Но он продолжал стоять как ни в чем не бывало.

– Крепкая у тебя голова, монах! – закричали разбойники.

Тут Сунь Укун вытащил из уха свою иглу, взмахнул ею несколько раз, и она превратилась в огромный железный посох толщиной с чашку.

– Сейчас я вам покажу! – закричал Сунь Укун.

Разбойники обомлели от страха и бросились врассыпную. Но царь обезьян их мигом настиг и всех до единого перебил. Затем стащил с них одежду, забрал их пожитки и, подойдя к Сюаньцзану, сказал:

– С разбойниками покончено, учитель. Мы можем следовать дальше.

– Зачем ты убил их? – с упреком сказал Сюаньцзан. – Их следовало передать в руки правосудия. А ты совершил жестокость. Известно ли тебе, что монах, метя пол, старается не задавить муравья, а на фонарь набрасывает шелковый платок, чтобы уберечь от гибели бабочку?

– Если бы я не расправился с ними, они убили бы вас, – отвечал Сунь Укун.

– Монах скорее умрет, нежели совершит злодеяние. – сказал Сюаньцзан. – Ты уже был однажды наказан за свои прегрешения, пятьсот лет просидел в заточении. Если и дальше будет так продолжаться, ты не сможешь идти со мной в Индию.

Сунь Укун рассердился, он терпеть не мог, когда его ругали, и крикнул:

– Не хотите, чтобы я шел с вами в Индию, – не надо! Сами идите!

Когда Сюаньцзан поднял голову, обезьяна исчезла. Монах покачал головой, вздохнул, собрал свои пожитки и, ведя на поводу коня, двинулся дальше.

Пройдя совсем немного, он вдруг увидел старуху. Она несла подбитую ватой рясу и вышитую шапочку.

– Вы откуда, почтеннейший, и куда направляетесь? – приблизившись, спросила старуха.

– По воле Танского императора я иду к Будде за священными книгами.

– Будда живет в Индии, в храме Раскатов грома, в восемнадцати тысячах ли отсюда, – промолвила старуха. – Как же вы один туда доберетесь?

– Я шел не один, с учеником, но он рассердился за то, что я его отчитал, и покинул меня, – отвечал Сюаньцзан.

– А в какую сторону он ушел? – спросила старуха.

– Как будто бы на восток, – отвечал Сюаньцзан.

– В таком случае он далеко не ушел. Я найду его и велю возвратиться к вам. А вы хорошенько запомните одно заклинание, которое я вам сейчас скажу. С его помощью вы сможете усмирить своего ученика, если он снова начнет бесчинствовать. И еще отдайте ему эту рясу и шапочку.

Сюаньцзан с благодарностью поклонился старухе, а она вдруг обернулась золотым лучом и исчезла. Тут Сюаньцзан понял, что это была сама богиня Гуаньинь, и поспешил возжечь благовония и совершить поклоны. После этого он сел у дороги, принялся повторять заклинание и повторял его до тех пор, покуда не выучил наизусть.

Сунь Укун между тем, покинув учителя, совершил волшебный прыжок, оседлал облако и вмиг очутился у Восточного моря.

Там он опустился на дно морское и пошел прямо во дворец к царю драконов. Он рассказал царю о том, как стал учеником монаха Сюаньцзана и как покинул его в пути за то, что монах его отчитал.

– Я ведь расправился с разбойниками потому лишь, что они грозили убить учителя.

Тогда царь драконов поведал Сунь Укуну историю Чжан Ляна, жившего при Ханях, и Сунь Укун сказал:

– Я вернусь к учителю и буду сопровождать его в Индию.

На том они и распрощались.

Сунь Укун вернулся на то место, где покинул учителя, и увидел его сидящим на обочине дороги.

– Вы почему здесь сидите? – спросил Сунь Укун. – Почему не отправились дальше?

– А я тебя дожидаюсь. Где ты так долго ходил?

– Я был у царя драконов Восточного моря, чай пил, – отвечал Сунь Укун.

– Не пристало монаху лгать, – сказал Сюаньцзан. – Тебя не было всего час, а ты говоришь, что пил чай у царя Восточного моря.

– Одним прыжком я могу покрыть расстояние в сто восемь тысяч ли, – ответил Сунь Укун. – Вот и судите, мог я за это время добраться до Восточного моря или не мог.

– Тебе хорошо, ты чаю попил, а я здесь голодный сижу.

Сунь Укун развязал узел, вынул оттуда лепешки и передал Сюаньцзану. Вдруг он заметил в узле ослепительно сверкавшую на солнце рясу и вышитую шапочку с металлическим обручем.

– Можно я их примерю? – спросил Сунь Укун.

– Надевай, если они тебе сгодятся, – отвечал Сюаньцзан.

Сунь Укун тотчас же напялил на себя рясу, надел шапочку. Все это было точь-в-точь ему впору. Тут Сюаньцзан быстро произнес заклинание.

– Ой, больно! – завопил Сунь Укун, схватившись за голову, и стал кататься по земле, пытаясь снять шапку, но она будто к нему приросла.

В конце концов монах сжалился над Сунь Укуном и перестал читать заклинание.

Воспользовавшись моментом, Сунь Укун вытащил из-за уха иглу, превратил ее в огромный посох и бросился на учителя. Но тот снова произнес заклинание, и Сунь Укун снова стал кататься по земле от боли, взывая к Сюаньцзану:

– Пощадите, учитель!

– До чего же ты коварен, ты осмелился поднять на меня руку!

– Больше это не повторится, впредь я во всем и всегда буду вам повиноваться.

Вслед за тем Сунь Укун уложил пожитки, навьючил их на коня, подвязал рясу, и вместе с монахом они продолжали свой путь.

О том, что было дальше, вы узнаете из следующей главы.




Глава пятнадцатая,


повествующая о том, как духи Змеиной горы тайно помогали паломникам и как был усмирен дракон из реки Орлиной печали


Наступил двенадцатый лунный месяц. Похолодало. Дул резкий северный ветер.

Паломники продолжали свой путь. Карабкались по отвесным скалам, брели по тропинкам. И вот однажды они услышали шум воды.

Это бурлила река Орлиной печали у подножия Змеиной горы.

Поистине великолепная картина открылась взору паломников.
		Тонкая стылая струйка



		 снежный покров пробивала упорно.



		Ясно-глубокие воды



		 солнце окрасило алой расцветкой.



		Гомон ливня ночного



		 слышался в горном русле потока.



		Ранней зари оттенки



		 ярко пестрели по краю неба.



		С волн высоких срывались



		 брызги, подобно осколкам яшмы.



		Отзвук шума потока



		 веянье ветра вокруг разносило.



		Воды таяли в дымке,



		 на десять тысяч ли разливаясь.



		Так, без общего корма,



		 чайка и цапля друг друга не помнят.








Не успели путники опомниться, как на середину реки выскочил дракон. С шумом рассекая воду и вздымая волны, он ринулся прямо к берегу. Сунь Укун бросил на землю свои пожитки и, стащив Сюаньцзана с коня, пустился вместе с ним наутек. Дракон не стал гнаться за ними, проглотил коня вместе с седлом и сбруей и скрылся в волнах.

Сунь Укун между тем привел Сюаньцзана на высокий холм, усадил его там, а сам отправился за конем и вещами. Вещи лежали на берегу, а коня нигде не было. Сунь Укун сразу смекнул, в чем дело, вернулся к учителю и сказал:

– Учитель! Этот дракон сожрал нашего коня.

– Что же теперь будет? – чуть не плача промолвил Сюаньцзан. – Без коня мы не можем двигаться дальше!

– Я заставлю негодяя вернуть его нам, – сказал Сунь Укун. – Итак, я отправляюсь на поиски.

– Как же я останусь один? – в отчаянии вскричал Сюаньцзан. – Может, дракон притаился где-нибудь здесь поблизости и, как только ты уйдешь, нападет на меня?

Тут Сунь Укун рассердился:

– И коня вам подай, и я чтоб не двигался с места. Нет, учитель, так не пойдет.

Сунь Укун не на шутку разбушевался, как вдруг откуда-то сверху раздался голос:

– Великий Мудрец, не бушуй, а вы, учитель, не бойтесь. Мы – духи, посланцы богини Гуаньинь, нам велено охранять вас в пути.

– Вот и прекрасно! – обрадовался Сунь Укун. – Вы охраняйте учителя, а я отправлюсь на поиски коня.

Сказав так, Сунь Укун подвязал халат, подоткнул полы и, держа в руках посох с золотым обручем, ринулся прямо к реке.

– Эй ты, угорь поганый! Отдавай коня! Живо! – крикнул Великий Мудрец.

Дракон, который, сытно поев, как раз отдыхал в это время на дне, услышав столь дерзкие речи, выпрыгнул на берег.

– Кто посмел потревожить меня? – крикнул он в гневе.

Тут Сунь Укун поднял свой посох и опустил его на голову дракона. Дракон грозно разинул пасть, выпустил когти и ринулся на Сунь Укуна. Между ними завязался жаркий бой.

Долго бились противники, то наступая, то отступая, пока наконец дракон не бежал с поля боя. Он бросился в воду и укрылся на дне.

Не скоро удалось Сунь Укуну опять вызвать дракона на бой. На этот раз они бились недолго, после нескольких схваток дракон обессилел, обернулся змеей и скрылся в прибрежных зарослях. Тогда Сунь Укун с помощью волшебства вызвал духов – стражей Змеиной горы и рассказал им про то, как дракон из реки Орлиной печали сожрал белого коня, на котором учитель Сюаньцзан едет на Запад за священными книгами.

– В этой реке никогда не водилось чудовищ, – сказали духи. – Вода в ней настолько прозрачна, что дно видно как на ладони. Птицы, когда пролетают над ней, бросаются в воду и гибнут, принимая собственное отражение за себе подобных. Вот почему река эта и называется рекой Орлиной печали. Но в прошлом году здесь проходила богиня Гуаньинь. Она спасла от казни Нефритового дракона и направила его в змеиные края, повелев ждать паломника за священными книгами и не совершать никаких злодеяний. Дракон выходит на берег, только сильно проголодавшись, и ловит ворон, сорок, а иногда ланей или оленей. Как же он мог не признать вас, Великий Мудрец? А сейчас, чтобы найти его, лучше всего обратиться к богине Гуаньинь. Она мигом усмирит дракона.

Но только было собрался Сунь Укун отправиться к богине Гуаньинь, как откуда-то с высоты раздался голос Златоглавого стража:

– Я сам отправлюсь к богине.

С этими словами Златоглавый страж взобрался на облако и полетел в сторону Южного моря, а достигнув моря, проследовал к роще Лилового бамбука, излучавшей радужное сияние.

– Что привело тебя сюда? – спросила богиня, когда Златоглавый страж предстал перед ней.

– Нефритовый дракон из реки Орлиной печали сожрал белого коня, и теперь неизвестно, как Танский монах сможет продолжать свой путь в Индию.

– Этот дракон совершил преступление и был приговорен небесным судом к смертной казни, но я спасла его, и теперь по приказу Небесного владыки он сослан на Землю, чтобы служить Танскому монаху. Как же он посмел сожрать белого коня?

Сказав так, богиня сошла с трона, покинула священную пещеру и в сопровождении духа-хранителя на луче божественного света перелетела через Южное море.

Остановив божественный луч у Змеиной горы, богиня глянула вниз и увидела Сунь Укуна, который бегал по берегу, ругался и бушевал. Богиня велела Златоглавому стражу позвать Великого Мудреца. Тот вмиг оседлал облако и, представ перед богиней, поведал ей о том, как дракон сожрал белого коня.

– Этот дракон – не просто дракон. Он – конь-дракон и должен везти паломника в Индию. Разве смог бы обыкновенный конь преодолеть тысячи гор и добраться до обиталища Будды?

– Но я так напугал его, – промолвил Сунь Укун, – что он умчался и боится нос высунуть.

Тогда богиня велела Златоглавому стражу пойти на берег реки и крикнуть: «Эй, дракон, третий сын царя драконов Ао Жуна! Выходи! Сюда пожаловала богиня Гуаньинь».

И действительно, не успел Златоглавый страж произнести эти слова дважды, как дракон вынырнул из реки, принял человеческий облик, на облаке поднялся в воздух и предстал перед богиней. Воздав ей, как положено, почести, он сказал, что давно ждет здесь паломника за священными книгами, а его все нет и нет.

– Так вот ведь перед тобой его ученик! – Богиня указала на Сунь Укуна.

– Да это же мой заклятый враг! – воскликнул дракон. – Я действительно проглотил коня, потому что сильно проголодался, а эта обезьяна так меня отделала, что я спрятался и больше не смел показаться. Она и словом не обмолвилась о том, что сопровождает паломника.

Перед тем как покинуть Змеиную гору, богиня велела Сунь Укуну говорить каждому, кто его спросит, что они паломники и идут на Запад за священными книгами.

Затем она подошла к дракону, ивовой ветвью, смоченной в росе, окропила его, дунула на него своим волшебным дыханием и крикнула: «Превращайся!» В тот же миг дракон принял облик коня, которого проглотил.

После этого богиня оторвала от ивовой ветви три листочка, положила их на затылок Сунь Укуна и крикнула: «Превращайся!» Вмиг листочки превратились в волшебные волоски.

– Когда понадобится, – молвила богиня, – эти листочки спасут тебя от любой беды.

Как только богиня, воссев на радужные облака, покинула Змеиную гору, Сунь Укун спустился на землю и, держа за загривок коня-дракона, подошел к Сюаньцзану:

– Вот вам, учитель, конь!

Сюаньцзан, увидев коня, очень обрадовался и спросил:

– Где ты нашел его?

Тогда Сунь Укун рассказал учителю о том, что только что на Змеиной горе побывала сама богиня Гуаньинь.

Тут Сюаньцзан взял щепоть земли, возжег благовония и, обратясь лицом на юг, совершил поклоны. После этого путники сложили пожитки, Сунь Укун помог учителю взобраться на коня, и они двинулись в путь.

Вдруг Сюаньцзан заметил вдали селение и сказал об этом Сунь Укуну.

– Нет, учитель, это не селение, – ответил Сунь Укун. – Это храм или монастырь. Там на крыше я вижу изображения не то летающих рыб, не то зверей.

Это действительно оказался храм. На воротах висела табличка: «Храм местного бога». Во дворе они увидели старца с четками на шее. Узнав, что перед ним паломники за священными книгами, старец велел послушнику приготовить чай и еду.

Между тем зоркий глаз Сунь Укуна приметил, что под навесом висит веревка для сушки белья. Он схватил ее и спутал ноги коня.

– А конь-то у вас краденый, – смеясь, сказал старик.

– Ну что ты мелешь! – огрызнулся Сунь Укун. – Паломники за священными книгами не станут воровать.

– Почему же в таком случае на вашем коне нет сбруи, – не унимался старик, – и, чтобы стреножить его, понадобилась веревка? Ладно, есть у меня сбруя, единственное мое сокровище, я подарю ее вам, чтобы хоть чем-нибудь помочь паломникам за священными книгами.

На следующий день старик, как и обещал, принес сбрую, седло, уздечку, аркан, – в общем, все, что полагается. Он подошел к Сюаньцзану, положил все это к его ногам и сказал:

– Разрешите преподнести вам мой скромный дар, учитель!

Сюаньцзан с благодарностью принял подарок и велел Сунь Укуну оседлать коня, что тот не мешкая сделал.

После этого Сюаньцзан вышел за ворота и взобрался на коня, а Сунь Укун взвалил на спину пожитки.

Напоследок старик вытащил из рукава кожаную плетку с кнутовищем из душистого дерева, украшенную красными шелковыми кисточками, подал ее Сюаньцзану и сказал:

– Возьмите заодно и это, учитель.

Сюаньцзан поблагодарил и только было хотел о чем-то спросить у старца, как тот вдруг исчез. Храм тоже исчез. Даже следа не осталось.

В этот момент откуда-то с высоты раздался голос:

– Я дух – покровитель этих мест. По велению богини Гуаньинь доставил вам сбрую для коня. Идите же быстрее на Запад, не теряйте даром времени.

Сюаньцзан с перепугу свалился с коня и, простирая руки к Небу, стал отбивать поклоны:

– Прости меня, божественный дух, за то, что своими грешными глазами я не распознал твою божественную сущность. Передай от меня глубокую благодарность богине за ее великие милости!

Он с усердием отбивал поклоны, когда к нему, смеясь, подошел Сунь Укун и, дернув его за рукав, сказал:

– Зря стараетесь, учитель. Дух вас не слышит и не видит. Он сейчас уже далеко.

Путники двинулись дальше.

Время летело быстро, незаметно наступила весна. Горы оделись в яркий бирюзовый наряд, буйно разрослась трава, на деревьях набухли почки, а на ивах появились нежно-зеленые листья.

И вот однажды, наслаждаясь в пути весенней природой, учитель и ученик не заметили, как наступил вечер. Сюаньцзан посмотрел вдаль и увидел смутные очертания каких-то построек, крыши беседок и павильонов.

– Что бы это могло быть? – спросил Сюаньцзан.

– Это или храм, или монастырь, – ответил Сунь Укун, поглядев в ту сторону, куда показывал учитель. – Надо поторопиться. Скоро ночь на дворе.

Сюаньцзан подстегнул коня, и они устремились вперед.

Если хотите узнать, куда приехали наши путники, прочтите следующую главу.




Глава шестнадцатая,


повествующая о том, как настоятель монастыря замыслил овладеть драгоценной рясой и как похитил ее дух горы Черного ветра


Итак, Сюаньцзан подстегнул коня и вместе со своим учеником поспешил к видневшимся вдали постройкам. Это и в самом деле оказался монастырь. Выглядел он поистине величественно.
		Множество ярусов зал и зданий,



		Много рядов галерей и балконов.



		Трое внешних ворот, а за ними



		Землю высокие тучи цветные



		 без числа покрывают.



		Пять святилищ, а перед ними



		Все окутали пряди тумана,



		 цвет приняв красноватый.



		Вдоль дороги – бамбуки и сосны,



		Ряды можжевельников и кипарисов.



		Бамбуки и сосны вдоль дороги



		Многие годы надежно и верно



		 хранят чистоту и прохладу.



		Ряды можжевельников и кипарисов,



		Рощу дивной красы образуя,



		Стоят величаво и гордо.



		Дальше – высокая, стройная башня,



		 четкий очерк пагод буддийских.



		В раздумьях глубоких



		 монахи свой дух укрепляют.



		В кронах деревьев



		 не слышно птичьего пенья.



		Нигде ни малейшего звука,



		 здесь повсеместно воистину тихо,



		Царит покой безмятежный,



		 и это взаправду покой настоящий.








Навстречу путникам вышел монах.

– Мы идем в Индию за священными книгами, – сказал ему Сюаньцзан, – и вот хотели попроситься к вам на ночлег, чтобы передохнуть, а утром снова двинуться в путь.

– Пожалуйста, заходите, – любезно предложил монах.

Все втроем они вошли во двор, где помещался центральный храм с таблицей, на которой было написано: «Святилище богини Гуаньинь».

– Как я счастлив, что мне наконец представилась возможность поблагодарить богиню за все ее милости! – воскликнул Сюаньцзан.

Вместе с Сунь Укуном, на которого монах все время с опаской поглядывал, Сюаньцзан вошел в храм, приблизился к золотой статуе богини и стал горячо молиться.

После молитвы гостей отвели в келью настоятеля. Вскоре туда пожаловал и сам настоятель. Он велел послушнику подать чай. Послушник быстро поставил на стол блюдо из белоснежного нефрита и три синих с золотым ободком чашки. Второй послушник стал разливать из медного чайника чай, до того ароматный, что с ним не могли бы даже сравниться цветы коричного дерева.

– Какой напиток! Какие сосуды! – не переставал восторгаться Сюаньцзан.

– Да вы просто нам льстите! – скромно ответил настоятель. – Стоит ли говорить о какой-то посуде, если в вашей стране столько редкостных вещей! Вы, несомненно, везете с собой какие-нибудь драгоценности, не соблаговолите ли показать их нам?

– Увы, ничего примечательного у меня на родине нет. Да и какую драгоценность можно взять с собой в такой дальний путь?

– Учитель, – вступил тут в разговор Сунь Укун, – а ряса, которую я видел в вашем узле, разве не драгоценность? Вот и покажите ее!

Тут настоятель захихикал:

– У нас у самих есть рясы. Штук двадцать, а то и тридцать у каждого. А у меня так штук восемьсот! Сейчас мы вам их покажем.

Монах позвал служителей и приказал им открыть кладовые. Оттуда служители вытащили ящики числом не меньше двенадцати, поставили их посредине двора и принялись вытаскивать из них рясы, развешивая их на веревках. Весь двор теперь сверкал шелком, золотом, парчой.

– Рясы великолепные, – сказал Сунь Укун, – только уберите их побыстрее. Сейчас мы вам нашу рясу покажем!

Тут Сюаньцзан тихонько сказал ученику:

– Смотри как бы беды не случилось.

– Не бойтесь, учитель, – отвечал Сунь Укун. – Положитесь на меня.

Тут Сунь Укун развязал узел, и тотчас же вокруг все засияло. Тогда Сунь Укун развернул один за другим два слоя промасленной бумаги, в которую была упакована ряса, вынул ее, встряхнул, и все зажмурились от яркого блеска, а в воздухе разлился чудесный аромат. Да, ряса поистине была бесценным сокровищем:
		Тысячи дивных, пресветлых жемчужин



		 с рясы густо свисают.



		Символы всех сокровищ буддизма



		 ее покрывают узором.



		Гибнут речные и горные бесы,



		 стоит надеть эту рясу.



		Стоит ее на тело набросить —



		 призраки в ад улетают.



		Перерожденные жители Неба



		 сами ее смастерили.



		Смеют носить эту рясу только



		 истинные монахи.








Настоятель приблизился к Сюаньцзану, опустился на колени и со слезами в голосе воскликнул:

– Что за несчастная у меня судьба! Не успел я взглянуть на рясу, как стемнело, и я не могу вдоволь налюбоваться ею. Умоляю вас, почтенный, дайте мне сейчас эту драгоценность, всю ночь я буду созерцать ее, а утром, как только вы соберетесь в путь, верну вам. Согласны?

Сюаньцзан было засомневался, но Сунь Укун, не раздумывая, сказал:

– Пусть берет и любуется. Все будет в порядке.

Сюаньцзану ничего не оставалось, как отдать рясу настоятелю. После этого они с Сунь Укуном отправились спать, а настоятель, взяв рясу, удалился к себе в келью.

Он зажег светильник и стал ее рассматривать. Горю его не было предела. Он плакал, стенал и переполошил всех монахов. Они даже не решались лечь спать. Наконец два любимых ученика настоятеля отправились к своему учителю и, узнав, что он убивается так оттого, что не знает, как завладеть драгоценностью, сказали:

– Так ведь это легко устроить. Путники сейчас крепко спят. Надо покончить с ними, закопать их позади храма в саду, а коня и пожитки оставить себе.

Настоятель очень обрадовался, услышав эти слова, но второй послушник сказал:

– С белолицым монахом можно быстро расправиться, а вот со вторым, у которого лицо заросло шерстью, вряд ли удастся покончить. Неприятностей не оберешься. Уж лучше устроить пожар в том храме, где спят путники, они сгорят, а вину за пожар можно будет свалить на них.

Так и решили. Монахам велено было натаскать хворосту, и на этом мы их оставим, а сами вернемся к Сюаньцзану и его ученику.

Среди ночи Сунь Укун вдруг услышал шум – он всегда все видел и слышал, потому что был существом необыкновенным, – и подумал: «Уж не бродят ли там разбойники, которые задумали сгубить нас?» Сунь Укун тотчас обернулся пчелой, вылетел из кельи и, увидав, как монахи со всех сторон обкладывают храм хворостом, подумал: «А ведь прав был учитель, они и впрямь решили погубить нас, чтобы завладеть рясой. Я мог бы их всех до единого перебить моим посохом, но учитель опять станет упрекать меня в жестокости. Нет, я поступлю по-другому».

Подумав так, Сунь Укун подпрыгнул и в следующий момент очутился у Южных ворот Неба. Там он прошел прямо к небесному князю Вирупакше и обратился к нему с такими словами:

– Мой учитель в опасности. Монахи решили покончить с ним, чтобы завладеть драгоценной рясой, и собираются поджечь храм, в котором учитель сейчас находится. Дайте же мне скорее колпак, спасающий от огня!

Небесный князь тотчас же велел принести огромный колпак. Сунь Укун взял его, вскочил на облако и вмиг очутился на крыше храма, где находился Сюаньцзан. Он накинул на храм колпак, спасающий от огня, а сам отправился прямо к покоям настоятеля стеречь рясу. Как только монахи подожгли хворост, Сун Укун произнес заклинание и дунул. В тот же миг налетел сильный порыв ветра и в небо взметнулись огромные языки пламени.

А надобно вам сказать, что в двадцати ли от монастыря высилась гора Черного ветра. На горе той была пещера, а в пещере жил дух. Увидев, что горит храм, он быстро собрался, оседлал облако и поспешил на помощь. Прибыв на место, он стал было кричать, чтобы несли воду, но тут вдруг заметил, что постройка позади храма, где находилась келья настоятеля, уцелела, а на крыше кто-то сидит и изо всех сил дует. Дух бросился внутрь, и его сразу ослепило радужное сияние. На алтаре лежал какой-то синий узел. Дух развязал его и увидел драгоценную рясу.

В нем тотчас же разгорелась алчность. Забыв о пожаре, он схватил рясу и быстро вернулся к себе в пещеру.

Между тем пожар бушевал всю ночь и лишь на рассвете утих. Тогда Сунь Укун принял свой настоящий облик и пошел будить Сюаньцзана. Когда они вместе вышли во двор, Сюаньцзан глазам своим не поверил. Ни пагод не было, ни строений, ни храмов – одни только обгорелые стены.

– Что здесь ночью произошло? – пораженный, спросил Сюаньцзан.

– Вы оказались правы, учитель, – отвечал Сунь Укун. – Монахи подожгли храм, чтобы сгубить нас и завладеть вашей рясой. Но я раздобыл у небесного князя колпак, спасающий от огня, и вы остались целы и невредимы.

– А ряса где? – забеспокоился Сюаньцзан.

– Целехонька! – успокоил учителя Сунь Укун. – Келья настоятеля не сгорела.

Однако у настоятеля рясы не оказалось. Она таинственным образом куда-то исчезла. Настоятель, зная, что в живых ему все равно не остаться, с разбегу стукнулся головой о стену и испустил дух.

Монахи, обезумев от горя, без конца причитали:

– Что нам делать? Наставник погиб, ряса исчезла!

Сунь Укун велел собрать всех монахов, каждого тщательно обыскал, но – увы! – ряса так и не нашлась. Тут Сунь Укуна осенило, и он спросил:

– А не живет ли здесь где-нибудь поблизости оборотень?

– Живет, живет! – хором отвечали монахи. – На горе Черного ветра, в пещере, в двадцати ли отсюда. Наш настоятель часто беседовал с ним.

– Ну, учитель, теперь я знаю, кто похитил рясу, – смеясь, сказал Сунь Укун. – Я заставлю оборотня отдать ее нам.

С этими словами Сунь Укун подпрыгнул, вскочил на облако и отправился на гору Черного ветра.
		Сюаньцзан покинул столицу



		 в поисках Истины вечной,



		Брел через горные перевалы



		 с посохом верным на Запад.



		Тигры встречались на долгой дороге,



		 волки, барсы и змеи;



		Купцы, ученые, мастеровые



		 ему попадались редко.



		В пути натолкнулся на глупых монахов —



		 завистливых чужеземцев,



		Но положился на силу всецело



		 волшебную Сунь Укуна.



		Вспыхнул огонь, и ветер поднялся —



		 буддийский храм уничтожен,



		Но Черный медведь исхитрился ночью



		 украсть бесценную рясу.








О том, нашел ли Сунь Укун рясу и какие пришлось ему перенести испытания, вы узнаете из следующей главы.




Глава семнадцатая,


повествующая о том, как Сунь Укун учинил разгром на горе Черного ветра и как богиня Гуаньинь усмирила оборотня Медведя


Итак, Сунь Укун подпрыгнул, оседлал облако и вмиг очутился на горе Черного ветра. Весна была в разгаре, и перед царем обезьян открылась поистине великолепная картина:
		Тысячи рек состязались в беге,



		Тысячи скал в красоте состязались,



		Пели птицы,



		 кроясь в лесах и рощах,



		Лепестки облетали,



		 благоухали деревья.



		Дождь миновал, и небо



		 как бы ниспало на влажные скалы.



		Порывы летящего ветра



		 качали рощи смарагдовых сосен.



		Буйно взрастали травы,



		Пышно цветы распускались,



		Гордо вздымались вершины утесов,



		Радостно красовались деревья,



		Хребты и холмы покрывая.



		Ни единый отшельник не виден!



		А где бы здесь отыскать дровосека?



		Два аиста у потока



		 утоляли жажду.



		Неистово дикие обезьяны



		 на камнях бушевали,



		Высились горы ракушек,



		 лоснясь черным отливом.



		Поросшие зеленью склоны отрогов



		 играли с дымкой туманной.








Сунь Укун залюбовался красивым пейзажем, как вдруг услышал, что на склоне, поросшем душистой травой, кто-то разговаривает. Осторожно ступая, Сунь Укун шмыгнул за скалу и, выглянув оттуда украдкой, увидел трех оборотней. Один из них был совсем черный.

– Приходите ко мне послезавтра на день рождения, – сказал черный оборотень, – я покажу вам одну драгоценность, которую вчера раздобыл. Это ряса самого Будды. И даосских служителей всех приглашу. Пусть придут поклониться буддийскому сокровищу.

– Наконец-то ты мне попался, разбойник! Украл нашу рясу, да еще собираешься пир устраивать! – выскочив из своего укрытия, закричал Сунь Укун. – Ну-ка, верни драгоценность, живо! – И Сунь Укун взмахнул своим посохом.

Черный оборотень струхнул, обернулся ветром и был таков. Второй оборотень, даос, тоже успел улизнуть. А третий оборотень, ученый муж, не успел убежать, и Сунь Укун одним ударом его прикончил. После этого он ринулся на поиски черного оборотня. Обогнул острый пик, перевалил через гору и там увидел отвесную скалу, а в скале пещеру. Каменные ворота, ведущие в пещеру, были крепко-накрепко закрыты.

– Эй, открывай! – крикнул Сунь Укун, размахивая посохом.

Стражи-оборотни побежали к своему повелителю и доложили:

– Там у ворот стоит какой-то монах и требует, чтобы ему вернули рясу.

А черный оборотень, надо вам сказать, сбежавший только что от Сунь Укуна, еще не успел отдышаться. Услышав, что Сунь Укун стоит у ворот, он рассвирепел, быстро оделся, туго подпоясался и, вооружившись пикой с черной кисточкой, вышел из пещеры.

Вид у него поистине был грозный.
		Шлем железный размером с чашу



		 сиял, как яркое пламя.



		Черный кованый панцирь железный



		 блеск излучал слепящий.



		Ветер взвевал рукава халата



		 черной шелковой ткани.



		С темно-зеленого пояса кисти



		 длинной волной свисали.



		Черные кисти копье украшали



		 в мощных руках бесовских;



		Ноги его в сапоги обуты



		 кожи черного цвета.



		Грозно и часто метали глазища



		 стрелы сверкающих молний.



		Это был Хэйфэн-ван, обитатель горный,



		 владыка Черного ветра.








– Что тебе здесь надо, монах? – вскричал оборотень.

– Ты украл нашу рясу, – отвечал Сунь Укун. – Живо отдавай ее.

И Сунь Укун ринулся на оборотня со своим посохом.

Тот уклонился от удара и, в свою очередь, с пикой в руках бросился навстречу противнику.

Они схватывались уже раз десять, но так и нельзя было сказать, на чьей стороне перевес.

Вдруг оборотень сказал:

– Я проголодался, давай сделаем передышку, – и скрылся в пещере.

Там он собрал всех подвластных ему бесов и принялся писать приглашение на пир в честь буддийской драгоценности – рясы.

Сколько ни стучал Сунь Укун в ворота, ему так и не открыли. Тут он вспомнил, что монахи говорили, будто настоятель монастыря водил дружбу с черным оборотнем. Тогда он вернулся в монастырь, рассказал Сюаньцзану о том, что рясой овладел оборотень, и поспешил обратно на гору Черного ветра. По дороге он встретил гонца, который спешил в монастырь к настоятелю с приглашением на пир в честь драгоценной рясы. Сунь Укун убил гонца, и как только нашел у него приглашение, посланное черным оборотнем настоятелю, у него созрел план. Он произнес заклинание, принял облик настоятеля монастыря и, очутившись возле пещеры, крикнул:

– Откройте!

Стражи-оборотни сразу впустили его в пещеру и бросились к своему повелителю доложить, что прибыл почтенный Цзиньчи.

– Как же так? – удивился оборотень. – Ведь я только сейчас отправил к нему посыльного с приглашением, посыльный еще до монастыря не добрался, а настоятель уже здесь. Наверняка Сунь Укун подбил его прийти сюда и унести рясу. Ну-ка, запрячьте ее подальше!

Сунь Укун между тем прошел один двор, второй и лишь в третьем нашел черного оборотня. Он сидел в светлой просторной зале, с расписанными стенами и лепными потолками. Одет он был в шелковый халат и накидку из черного, как воронье крыло, шелка. На голове – повязка из мягкой материи. Черные сапоги – из кожи молодого оленя. Приняв Сунь Укуна за настоятеля, волшебник поспешно одернул халат, поправил повязку на голове и пошел гостю навстречу.

И вот когда они уже обменялись приветствиями, прибежал страж-оборотень и закричал:

– Беда, повелитель! Сунь Укун убил вашего гонца, а сам под видом настоятеля явился сюда, чтобы завладеть рясой.

Черный оборотень понял, что перед ним вовсе не настоятель, а Сунь Укун, схватил копье и бросился на царя обезьян. Сунь Укун поднял свой посох, отбил удар, и оба они выскочили во двор. Тут между ними разгорелся жестокий бой.

Сражаясь, противники очутились на вершине горы, а оттуда взлетели за облака. Они переполошили туман и ветер, взметнули в воздух песок и камни. Уже красный диск солнца стал опускаться к западу, а все еще нельзя было сказать, на чьей стороне перевес.

Бой был в самом разгаре, когда оборотень вдруг обернулся ветром и скрылся в пещере.

Сунь Укуну ничего не оставалось, как вернуться в монастырь, к учителю.

Рассказав Сюаньцзану что да как, Сунь Укун промолвил:

– Вы, учитель, оставайтесь тут, а я отправлюсь к Южному морю, разыщу богиню Гуаньинь и спрошу у нее, как это она допускает, чтобы вблизи монастыря, воздвигнутого в ее честь, жил какой-то поганый оборотень.

Сунь Укун оседлал облако и вмиг очутился у Южного моря.

Тут глазам его предстала величественная картина:
		Широк простор бескрайнего моря,



		Вода вдали сливается с небом.



		Весь мир окутан



		 сияньем, сулящим удачи.



		Благодатная дымка



		 ниспала на горы и реки.



		Гомон валов белоснежных



		 вздымался до самого синего неба.



		Бессчетные пенные волны



		 взвивались, достигнув солнца в зените.



		Вокруг разлетались влажные брызги,



		Кипящие волны сшибались повсюду.



		Летящие в разные стороны брызги,



		 как молнии, ярко сверкали.



		Кипящие волны, что всюду сшибались,



		 подобно грому гремели.



		Красоты вод восхвалять перестанем,



		На прочие взглянем красоты природы!



		Усыпала мгла предрассветная горы



		 бесценной казной самоцветов,



		Покрыв краснотой, багрецом, желтизною,



		 зеленью, чернью, лазурью.



		Мы видели сказочные, вне сравненья,



		 края Гуаньинь, богини;



		Посмотрим теперь, каково благолепье



		 горы Лоцзяшань в Южном море!



		Это волшебная местность.



		Кряжи высоко-высоко взметнулись,



		Гребнями небо пустое пронзая.



		Там восхищает взоры



		 разных пестрых цветов изобилье,



		Там растут прекрасные травы,



		Ценные ветер деревья качает.



		Золотые, под солнцем, лотосы блещут.



		Кровля дворца Гуаньинь, богини,



		 сплошь в черепице глазурной.



		Вымощен въезд к Чаоиньской пещере



		 панцирем черепашьим.



		Стаи цветных попугаев болтают



		 в тени тополей зеленых.



		В чаще бамбука багряной окраски



		 резко кричат павлины.



		На полосатых каменных глыбах



		Стоят величавые стражи Закона.



		Перед агатовой отмелью гладкой



		Мокша стоит, непреклонно-отважный.








Сунь Укун долго любовался открывшейся ему красотой, потом спустился на облаке вниз и очутился в бамбуковой роще.

Тут он предстал перед богиней и пожаловался ей на черного оборотня, который похитил драгоценную рясу.

– Ты сам во всем виноват, – отвечала богиня. – Нечего было хвалиться рясой, этой буддийской драгоценностью, перед простыми смертными, да еще вдобавок устраивать пожар.

Когда Сунь Укун понял, что богине все известно, он опустился на колени и стал взывать к ней:

– О милостивая богиня! Прости меня, грешного! Помоги отобрать у оборотня рясу. Не то учитель опять начнет читать заклинание, а у меня от него голова раскалывается.

– Хорошо, – промолвила богиня, – я помогу тебе одолеть оборотня и отобрать у него рясу.

Сказав так, богиня взошла на радужное облако, и вместе с Сунь Укуном они вмиг очутились у горы Черного ветра.

По дороге к пещере им повстречался даос, который нес блюдо, а на блюде – две пилюли бессмертия. Сунь Укун тотчас же взмахнул своим посохом и хватил даоса по голове. Тот испустил дух. Тогда Сунь Укун приподнял даоса, внимательно рассмотрел его самого, затем блюдо. Даос оказался простым волком, а на блюде была выгравирована надпись: «Сделал Лин Сюйцзы».

Сунь Укун расхохотался от радости и сказал богине:

– Есть у меня один план. Ты примешь облик Лин Сюйцзы, а я съем пилюлю, потом сам превращусь в пилюлю, только побольше, и лягу на блюдо рядом со второй пилюлей. Ты поднесешь это блюдо в подарок черному оборотню и предложишь ему съесть пилюлю побольше, то есть меня. А уж я, попав к нему в брюхо, знаю, что делать.

Богиня покачала головой, но делать нечего, пришлось ей превратиться в даоса-оборотня. Сунь Укун запрыгал от радости.

– Чудесно! Замечательно! – воскликнул он.

Как только богиня в облике Лин Сюйцзы появилась у входа в пещеру, стражи-оборотни помчались к своему повелителю и доложили, что прибыл даос.

Оборотень поспешил гостю навстречу. А дальше все шло согласно плану.

Богиня поднесла оборотню блюдо с пилюлями, предложила ему съесть ту, что побольше, Сунь Укун в брюхе у оборотня потянулся, и тот взвыл от боли. Тогда богиня приняла свой обычный вид и велела оборотню немедленно отдать рясу.

Тем временем Сунь Укун вышел наружу прямо через нос оборотня, а богиня быстро надела оборотню на голову волшебный обруч. Оборотень схватился было за копье, но богиня вместе с Сунь Укуном вознеслась ввысь и произнесла заклинание о сжатии обруча. В тот же миг оборотень почувствовал сильную боль в голове, выронил копье и стал кататься по земле.

– Ну что, отдашь ты теперь рясу или не отдашь? – спросила богиня.

– Отдам, – отвечал оборотень. – Только пощадите меня.

Черный оборотень оказался оборотнем Медведя. Он тотчас же принес драгоценную рясу, Сунь Укун взял ее и поспешил в монастырь, где оставил учителя.

О том, что случилось дальше, вы узнаете из следующей главы.




Глава восемнадцатая,


повествующая о том, как в монастыре богини Гуаньинь Танский монах избежал опасности и как Сунь Укун усмирил оборотня в деревне Гаолаочжуан


Итак, Сунь Укун опустился на облаке вниз, повесил рясу на дерево и с посохом в руках ворвался в пещеру Черного ветра. Но там никого не нашел. Бесы видели, как богиня заставила оборотня кататься по земле от боли, и, трепеща от страха, разбежались.

Тогда Сунь Укун натаскал хворосту, обложил пещеру со всех сторон, поджег, и вмиг пещера из черной превратилась в красную. После этого Сунь Укун взял рясу, воссел на волшебное облако и отправился прямо на север.

И вот когда Сюаньцзан, уже потеряв всякую надежду на возвращение своего ученика, предавался мрачным думам, перед ним предстал Сунь Укун с рясой в руках. Радости монаха не было границ. Выслушав рассказ Сунь Укуна о том, как ему удалось отобрать у оборотня рясу, Сюаньцзан повернулся лицом к югу, возжег благовония и совершил поклоны.

– Ну, дорогой ученик, – промолвил он, – ряса у нас, а теперь давай собирать пожитки и в путь!

– День клонится к вечеру, – отвечал Сунь Укун, – лучше погодить до утра.

На том и порешили. Монахи устроили роскошное угощение, поднесли паломникам драгоценности, уцелевшие от пожара, спели гимны, спасающие от бед и несчастий, и отслужили молебен. Тем закончился день.

На следующее утро монахи вычистили и снарядили белого коня, сложили пожитки паломников и вышли их проводить за ворота. Было начало весны.

Семь дней шли паломники по пустынной дороге, и однажды, когда уже завечерело, увидели неподалеку селение.

– Не остановиться ли нам на ночлег? – сказал Сюаньцзан. – А на рассвете двинемся в путь.

Он подстегнул коня, и очень скоро они добрались до деревни.

По улице торопливо шел паренек в синей куртке, с полотняной повязкой на голове, в соломенных туфлях с завязками, полы одежды подоткнуты, штаны закатаны, в руке – зонт, на спине – узел.

– Как называется это место? – спросил Сунь Укун.

Вместо ответа парень грубо его оттолкнул и крикнул:

– Еще у кого-нибудь спроси! А ко мне не приставай, у меня и так хлопот полон рот.

– Не надо кричать, – с улыбкой сказал Сунь Укун. – Может, я тебе еще пригожусь. – И он свободной рукой так придавил паренька, что тот шевельнуться не мог. – Узел у тебя здоровенный, – продолжал между тем Сунь Укун, – значит собрался ты в дальний путь. Так вот, если хочешь, чтобы я тебя отпустил, говори правду, кто ты такой и куда направляешься.

И парню пришлось рассказать все как есть.

– Зовут меня Гао Цай. Я – слуга Гао, нашего старосты. У Гао есть дочь на выданье; так вот, три года назад девушку похитил оборотень и держит ее под замком. Староста дал мне денег и велел найти буддийского монаха, который помог бы избавиться от оборотня. Нашел я нескольких монахов, но все никудышные, сделать ничего не смогли. Отругал меня староста и снова послал на поиски. А тут, на свою беду, я вас повстречал. Отпустите же меня!

– Знаешь, парень, – сказал Сунь Укун, – не на беду ты нас повстречал – на счастье. Незачем тебе никуда ходить. Мы можем усмирить любого оборотня. Так и скажи своему хозяину.

Все втроем они пришли к дому старосты, и когда тот узнал от слуг, что к нему пожаловали паломники за священными книгами, которые могут усмирить любого оборотня, он обрадовался и вышел гостям навстречу. Каково же было его удивление, когда он увидал, что один из монахов – безобразная на вид обезьяна.

– Что ж ты, мерзавец, погубить меня хочешь? – в испуге закричал на слугу хозяин. – Мало мне одного оборотня, так ты второго привел!

Услышав это, Сунь Укун сказал:

– Я хоть и страшноват с виду, но кое на что все же гожусь. Могу, к примеру, усмирить вашего зятя-чудовище и вызволить вашу дочь.

Услышав это, хозяин пригласил гостей в дом и рассказал им, что у него три дочери, две еще в детстве были просватаны, а к младшей Цуйлань, Бирюзовой Орхидее, три года назад посватался парень, откуда-то пришедший в деревню.

– Парень хороший, – сказал хозяин. – Работящий. Я и подумал: пусть станет моим зятем. Первое время все шло хорошо, а потом вид у парня стал меняться – на шее выросла щетина, а лицо превратилось в настоящее свиное рыло. Я уже не говорю о том, что есть он стал за пятерых. Но мало этого. Он стал посылать туман, тучи и ветер и запугал всю семью. Мы поняли, что парень – оборотень.

– Сегодня же ночью я с ним расправлюсь, – заявил Сунь Укун. – Только сперва мне его покажите.

Когда они подошли к дому, где жил оборотень, Сунь Укун увидел, что открыть дверь не так-то просто – замок был залит медью.

Тогда Сунь Укун с силой ударил по замку посохом и высадил дверь. Внутри было темно.

– Дочка! Ты здесь? – позвал староста.

– Здесь! – едва слышно отвечала дочь.

Хотя волосы у девушки были растрепаны, а лицо все в грязи, она была удивительно хороша. Подойдя к отцу, девушка горько заплакала.

– Не плачь! – стал утешать ее Сунь Укун. – Лучше скажи, где оборотень.

– Не знаю, он куда-то ушел на рассвете, – ответила девушка.

– Уведите дочь, – обратился Сунь Укун к старосте, – а я останусь здесь. Дождусь оборотня и покончу с ним.

Старый Гао тотчас же увел дочь. А Сунь Укун произнес заклинание, встряхнулся, принял облик дочери хозяина, уселся и стал ждать оборотня. Через некоторое время поднялся ветер, в воздухе закружился песок, полетели камни.

Но вот ветер утих, и в воздухе появился оборотень, весь покрытый черной щетиной, со свиным рылом и огромными ушами. Ряса из темного грубого холста вся в заплатах, подпоясана пестрым полотенцем.

Увидев оборотня, Сунь Укун притворился больным и застонал. Оборотень, ничего не подозревая, обнял его и собрался чмокнуть в морду.

«Уж не хочет ли он со мной позабавиться?» – подумал Сунь Укун, едва сдерживая смех, и дал оборотню подножку. Тот растянулся на полу.

– Ты сердишься на меня, дорогая? – пытаясь подняться с полу, спросил оборотень.

– Нет, не сержусь, – отвечал Сунь Укун. – Но ведешь ты себя недостойно. Только и знаешь, что обниматься да целоваться, а мне нездоровится. Вдобавок отец с матерью попрекают меня. Говорят, что ты оборотень и всю родню отпугнул.

– Ну что я им сделал плохого? И двор мету, и канавы рою, и кирпич таскаю и черепицу, возвожу стены. Пашу, бороню, сею пшеницу, сажаю рис – в общем, не убыток от меня, а прибыток. Ты в шелку да в золоте ходишь. Ешь и пьешь вволю. Чего же еще надо?

– Все равно родители говорят, что ты позоришь их доброе имя. Думаешь, мне это приятно?

Сказав так, Сунь Укун принял свой настоящий вид, схватил оборотня и крикнул:

– Ну-ка, посмотри, кто перед тобой!

Оборотень посмотрел и обмер. Он сразу узнал в Сунь Укуне ту обезьяну, которая пятьсот лет назад учинила бунт в небесных чертогах. Быстро сбросив с себя телесную оболочку, оборотень обернулся вихрем и улетел прочь.

Размахивая посохом, Сунь Укун ринулся за ним, но вихрь умчался на свою гору и там схоронился.

Сунь Укун продолжал его преследовать, крича вдогонку:

– Все равно я достану тебя, даже из царства Тьмы!

Чем окончилась эта погоня и кто в конце концов победил, вы узнаете из следующей главы.




Глава девятнадцатая,


из которой вы узнаете о том, как Сунь Укун усмирил оборотня из пещеры Облачная переправа и как на горе Футушань Сюаньцзан получил Сутру о духовном очищении


Итак, оборотень, превратившись в вихрь, умчался к себе на гору, а Сунь Укун, оседлав радужное облако, пустился за ним в погоню. Вдруг впереди выросла словно из-под земли гора. В тот же миг оборотень принял свой настоящий облик, ринулся в пещеру и, схватив свои вилы с девятью зубьями, выбежал, готовый к бою.

– Ах ты, мерзкая тварь! – заорал Сунь Укун. – Ну-ка, покажи, на что ты способен, тогда, может быть, я пощажу тебя!

– Подойди ближе, – отвечал оборотень, – и слушай, что я тебе скажу:
		От рожденья я грубым был по природе,



		Леность любил беззаветно,



		 всегда стремился к безделью,



		Не развивал врожденных талантов,



		 Истиной овладеть не стремился,



		Без толку жизнь проводил в заблужденьях.



		Внезапно, в праздности пребывая,



		 встретил правдивого жителя Неба,



		 с ним беседу завел о малостях разных.



		Он склонял меня к исправленью,



		Убеждал в мирской суете не погрязнуть,



		Не губить свою душу,



		Народ поучать благочестью,



		Не свершать преступных деяний,



		Осужденных заветами Будды,



		Иначе, по наступлении смерти,



		Каяться буду всечасно,



		Что никак не старался



		Восьми бед избежать и трех мест наказаний.



		Эти речи услышав,



		 я мыслить стал по-иному.



		Это слово усвоив,



		 я раскаялся сердцем,



		В нем возникло стремленье



		 постичь Великую тайну.



		Поскольку на ноги было угодно



		 судьбе поставить меня, нечестивца, —



		Признал я учителем старца святого,



		 и он о заставах поведал,



		 ведущих в Заоблачный край и в Подземную область.



		Девять раз суждено мне перерождаться,



		 прежде чем заслужу возрожденье.



		Днем и ночью я непрестанно трудился,



		 предавался работе прилежно



		 от макушки до самых пяток.



		Завершив очищенье, вознесся на Небо.



		Там святые попарно мне вышли навстречу,



		Под ногами возникли тучи цветные,



		Тело стало крепким и легким.



		Я пошел в чертог золотой представляться Владыке.



		Пир устроил Яшмовый государь,



		 созвал многочисленных жителей Неба.



		Все стояли в рядах соответственно рангу.



		Государь назначил меня воеводой,



		 поручил управлять Небесной рекою.



		Я речным командовал войском,



		 и меня почитали сановником высшим.



		Как-то раз Сиванму гостей принимала



		 под расцветшим персиком густолистым.



		У меня от вина помутился разум,



		 стал я падать направо,



		Валиться налево, буянить,



		 и меня схватили небесные духи,



		Привели во дворец под охраной



		 пред очи Яшмового государя.



		По закону, после допроса,



		 я подлежал смертной казни,



		Но ее заменили



		 на две тысячи палок.



		Лопнула кожа моя от ударов,



		 отслоились мышцы, едва не треснули кости.



		Живым изгнали меня за пределы



		 вожделенной заставы Небесной.



		В наказанье я в новое тело вселился



		 и зовусь Чжутанле отныне —



		«Жесткой свиной щетиной».








– Так вот, оказывается, ты кто, – сказал Сунь Укун. – Повелитель небесных вод, изгнанный на Землю.

– А ты паршивый конюх! – вскричал оборотень. – Тот самый, что учинил бунт на Небе. Долго же ты занимался обманом. Но теперь я расправлюсь с тобой!

И оборотень со своими вилами ринулся на Сунь Укуна. Тот в свою очередь взмахнул посохом, и между ними завязался бой.

Они бились всю ночь до самого рассвета. Тут оборотень почувствовал, что теряет силы, превратился в ветер и скрылся в пещере, крепко заперев дверь. Сунь Укун обошел пещеру со всех сторон и увидел каменную плиту с надписью: «Облачная переправа».

Уже совсем рассвело, а оборотень так и не появлялся. Сунь Укун слетал на облаке в деревню, где оставил учителя, убедился, что учитель цел и невредим, рассказал ему все подробно, как обстоит дело, и снова полетел к пещере.

Ударом посоха он разнес ворота и крикнул:

– Эй, ты! Мешок с мякиной! Живо выходи на бой!

Оборотень в это время сладко похрапывал. Услышав шум, он в ярости схватил свои вилы и выскочил из пещеры.

– Ну и дурень же ты! – вскричал Сунь Укун. – Думаешь, я твоих вил испугался? Они годятся лишь для того, чтобы работать на поле твоего тестя!

– Знал бы ты, что это за вилы, не говорил бы так, – отвечал оборотень.

– А ты стукни ими по моей голове, – закричал Сунь Укун, – посмотрим, что будет!

Оборотень изо всех сил хватил Сунь Укуна вилами по голове, но у того и царапины не осталось.

– Вот так голова! – в страхе воскликнул оборотень.

И тут Сунь Укун рассказал ему о том, что в Небесном дворце его рубили топорами, мечами и саблями, после того как он учинил там бунт, колотили молотками, напускали на него гром и молнию, но он оставался цел и невредим. После этого святой старец Лаоцзюнь поместил его в свою волшебную печь и поджаривал на священном огне, после чего глаза его стали огненными, голова медной, а руки железными.

– Теперь я вступил на Путь Истины и стал учеником Танского монаха, который идет в Индию за священными книгами, – сказал Сунь Укун.

Тут оборотень отбросил свои вилы, совершил положенные приветствия и воскликнул:

– Веди же меня скорее к своему учителю! Я давно его дожидаюсь. Богиня Гуаньинь велела мне сопровождать в Индию паломника за священными книгами.

– Если хочешь, чтобы я отвел тебя к учителю, сожги свою пещеру и отдай мне твои вилы с девятью зубьями.

Оборотень мигом натаскал хворосту, обложил им со всех сторон пещеру и поджег. Вскоре от жилья оборотня остались одни обгорелые стены. Затем оборотень отдал Сунь Укуну свои вилы с девятью зубьями, а Сунь Укун выдернул у себя клок шерсти, дунул на него, произнес заклинание, и клок тотчас же превратился в длинную веревку. Тогда Сунь Укун завел оборотню руки назад, скрутил их веревкой, и они, оседлав облако и туман, полетели в деревню Гаолаочжуан.

Там Сунь Укун отвел оборотня к учителю, и оборотень рассказал Сюаньцзану о том, что богиня Гуаньинь велела ему вступить на Путь Истины и сопровождать паломника за священными книгами в Индию.

Выслушав оборотня, Сюаньцзан повернулся лицом к югу, возжег благовония и вознес молитву.

После этого Сюаньцзан промолвил:

– Раз уж ты вступил на Путь Истины и будешь сопровождать меня в Индию, надо дать тебе монашеское имя.

– Богиня Гуаньинь уже нарекла меня монашеским именем, – молвил в ответ оборотень, – и прозываюсь я теперь Чжу Унэн. Еще богиня не велела мне есть скоромного. Прошу вас, учитель, снимите с меня этот запрет.

– Запрета я с тебя не сниму, – отвечал Сюаньцзан, – а раз ты не ешь скоромного, я дам тебе еще одно имя: Бацзе.

Старый Гао на радостях, что избавился от зятя-оборотня, устроил в честь гостей пир. На столе чего только не было. К вину Сюаньцзан не притронулся, а ученикам разрешил выпить, но строго предупредил:

– Только смотрите не напивайтесь и не бесчинствуйте!

После пира путники быстро собрали вещи и отправились в путь.

Целый месяц шли они без всяких приключений, но однажды вдруг увидели впереди высокую гору.

– Это гора Футушань, – сказал Чжу Бацзе. – Там живет монах-отшельник по прозвищу Воронье Гнездо, который занимается самоусовершенствованием. Мне с ним как-то приходилось встречаться.

– А что он за человек? – спросил Сюаньцзан.

– Он человек добродетельный, – отвечал Бацзе. – Он и мне предлагал заняться самоусовершенствованием, но я отказался.

Так, беседуя, они незаметно добрались до горы, и перед ними открылся великолепный вид.

Под душистой акацией стояла соломенная хижина. По одну ее сторону разгуливали олени, во рту у них были цветы. По другую – горные обезьяны несли чудесные плоды. Пестрокрылые фениксы распевали песни на верхушках деревьев. Бродили стаями священные журавли и какие-то птицы с золотым оперением.

– А вот и сам отшельник, – сказал Бацзе, указывая на росшее впереди дерево, на дереве сидел человек.

Увидев приближавшихся путников, человек поспешил спрыгнуть на землю, и Сюаньцзан склонился перед ним в почтительном поклоне.

– Простите, что не встретил вас раньше, – промолвил отшельник.

– Примите и мои поклоны, – сказал тут Чжу Бацзе.

– О, кого я вижу! – воскликнул отшельник. – Как же ты очутился здесь вместе со святым монахом?

– Богиня Гуаньинь велела мне встать на Путь Истины и сопровождать Танского монаха в Индию за священными книгами.

– А далеко до храма Раскатов грома? – с поклоном спросил Сюаньцзан.

– Далеко! – отвечал отшельник. – Путь вам предстоит долгий, опасный. На каждом шагу вас будут подстерегать оборотни и дикие звери. Но я дам вам Сутру о духовном очищении. Как только вам встретится оборотень, прочитайте ее, и оборотень не причинит вам никакого вреда.

Монах прочитал сутру, и Сюаньцзан, обладавший удивительной памятью, запомнил все от первой до последней строки с первого раза.

Вдруг отшельник обернулся сверкающим лучом и исчез, а на месте его обиталища в радужном сиянии появились цветы лотоса.

Паломники поглядели отшельнику вслед, потом Сюаньцзан сел на коня, и они продолжали свой путь.

Если хотите узнать, что случилось дальше, прочтите следующую главу.




Глава двадцатая,


в которой рассказывается о том, как Танский монах встретил препятствие на горе Желтого ветра и как Чжу Бацзе одержал победу

		По сути, рождают



		 Закон людские желанья,



		Желания те же



		 его в ничто обращают.



		Так что ж вызывает



		 рожденье и гибель Закона?



		Пожалуйста, сударь,



		 вы сами в том разберитесь.



		Коль судьбы Закона



		 от нашего сердца зависят,



		Зачем нам потребны



		 других людей рассужденья?



		Нам нужно работать,



		 трудиться прилежно и тяжко,



		Чтоб кровь из железа



		 наш труд выжимал повседневно;



		Свой нос пробуравя,



		 продеть шерстяную веревку



		И вытянуть узел



		 тщеты-суеты неправдивой;



		К неделанья древу



		 себя привязать-приторочить,



		Дабы не поддаться



		 мирским страстям и порокам,



		Разбойника злого



		 не счесть учителем мудрым,



		Иначе невольно



		 Закон и желанья забудем.



		Других не учите



		 меня обманывать нагло, —



		Я первый такого



		 лжеца изобью кулаками!



		Явленье желаний



		 приводит к утрате желаний.



		Явленье Закона



		 к его прекращенью приводит.



		Когда мы не будем



		 людей различать и животных,



		Лазурное небо



		 сверкнет чистотой первозданной.



		Как правило, круглой



		 луна осенняя станет,



		С такою расстаться



		 весьма неразумно и трудно.








Итак, паломники продолжали свой путь. Терпели голод и холод, ночевали под открытым небом, а то и вовсе шли без передышки, не останавливаясь даже ночью. Лето давно миновало.

И вот однажды, когда день уже клонился к вечеру, путники увидели хижину у дороги.

– Солнце скоро зайдет, а над Восточным морем уже всплыла луна. Мы можем остановиться на ночлег вон в той хижине, а завтра тронемся дальше.

– Вот и хорошо! – обрадовался Чжу Бацзе. – Я хоть подкреплюсь немного, легче будет нести ношу.

– Не успел выйти из дому и уже ропщет! – рассердился Сунь Укун.

Вскоре они подошли к хижине. Сюаньцзан спешился, Сунь Укун взял коня под уздцы, а Чжу Бацзе положил свою ношу на землю. Возле увитого плющом домика сидел старец и читал буддийские молитвы. Увидев Сюаньцзана, подъехавшего на коне, старец вскочил, оправил на себе одежду и, выйдя за ворота, приветствовал гостя.

– Откуда вы пожаловали и как очутились возле моей хижины? – спросил старец.

– Я – Танский монах, держу путь из Китая, – отвечал Сюаньцзан. – По высочайшему повелению направляюсь в храм Раскатов грома поклониться Будде и испросить у него священные книги. Время позднее, и мы просим пустить нас переночевать в вашем доме.

Выслушав его, старик покачал головой и сказал:

– Не ходите на Запад, отправляйтесь лучше на Восток. По дороге на Запад стоит гора Желтого ветра, вам ее не одолеть, столько там диких зверей и разных оборотней.

Услыхав это, Сюаньцзан удивился. Ведь богиня Гуаньинь велела ему держать путь на Запад. Да и где на Востоке достанешь священные книги?

Между тем старик пригласил путников в дом.

– Дозвольте узнать ваше драгоценное имя, почтеннейший, – обратился к хозяину Сюаньцзан.

– Прозываюсь я Ван, – отвечал старик.

– А большая у вас семья?

– Двое детей да три внука.

Пока они беседовали, слуга все приготовил и пригласил гостей к столу. Как всегда, перед трапезой Сюаньцзан стал молиться, а Чжу Бацзе за это время успел проглотить целых три чашки еды.

Он съел все, что нашлось в доме, и все равно не насытился. После ужина гости легли спать, а утром, едва рассвело, снова отправились в путь.

Много на этот раз им пришлось перенести трудностей, то и дело встречались оборотни, беды одна за другой сыпались на их головы. И вот снова впереди выросла высокая гора. Вид у нее поистине был зловещий.
		Вышины воплощенье – высокие горы.



		Крутизны воплощенье – крутые утесы.



		Воплощение взлета – торчащие скалы.



		Глубины воплощенье – провалы ущелий.



		Порождают звучанье – текущие воды.



		Аромат порождает – цветов изобилье.



		Высоки ли взаправду



		 высокие горные кряжи?



		Их зубчатые гребни



		 касаются синего неба.



		Глубоки ли взаправду



		 глубокие воды потоков?



		С дном потоков граничит



		 подземное царство умерших.



		Перед горной грядою



		Непрерывно плывут и клубятся



		 облака белоснежною цепью.



		Громоздятся повсюду



		 камни странного вида,



		И дыханье спирает



		 от бессчетных скал неприступных,



		 от утесов отвесных



		 высотою в тысячи чжанов.



		За ними зияют



		 петлистые норы-пещеры,



		 в которых драконы



		 от людского скрываются взора.



		В пещерах с камней, что свисают



		 от потолков, – непрерывно, со звоном,



		 падают капли воды известковой.



		Можно ясно приметить



		 стада быстроногих оленей;



		 головы их ветвисто рога украшают.



		Стройные козы со страхом



		 издали смотрят на путников редких.



		Красной блестя чешуею,



		 петляя в траве, проползают удавы.



		Морды белые корча,



		 в чаще деревьев шалят обезьяны.



		Позже являются тигры,



		 ищут себе приюта ночного.



		Из вод, в ущельях текущих,



		 утром драконы выходят на сушу;



		Двери пещер, где они обитают,



		 громко стучат при входе владельцев.



		На луговинах крылатые птицы



		Стаями, бурно шумя, взлетают.



		Дикие звери в лесах и рощах



		С ревом и рыком во множестве бродят.



		Тучи сосущих кровь насекомых



		 вдруг с жужжаньем возникли,



		И перед этим жалящим роем



		 сердца людей забились тревожно.



		Зеленые горы с оттенком яшмы



		 высятся на тысячи чжанов.



		Тысячи склонов, затянутых дымкой,



		 кроются в тучах лазурных.








Вдруг налетел сильный ветер.

– Начинается буря! – с тревогой произнес Сюаньцзан. – А ветер какой-то странный.

– Что же в нем странного? – спросил Сунь Укун.

– Да ты сам посмотри, – отвечал Сюаньцзан.

– Сейчас посмотрю, – сказал Сунь Укун. – Я ведь умею ветер ловить.

Великий Мудрец схватил ветер за хвост, понюхал и сразу почуял смрадный дух.

– Ветер и в самом деле непростой, оборотень его напустил, – сказал Сунь Укун.

Не успел он договорить, как у подножия горы появился полосатый тигр свирепого вида. Сюаньцзан с перепугу свалился с коня и так и сидел на земле ни жив ни мертв. Тут Чжу Бацзе бросил ношу, схватил свои вилы и заорал:

– Эй ты, скотина! Куда бежишь? – И он с размаху хватил тигра вилами по голове.

Тигр встал на задние лапы, когтями разодрал свою шкуру и встал у края дороги, всем своим видом наводя ужас.
		Тело беса было багровым



		 от крови, кипевшей в жилах,



		Гнуты кольцом безобразные лапы



		 грязно-мясного оттенка.



		Шерсть на висках торчала клоками,



		 словно огнем пылая,



		Брови росли отвесно, как палки,



		 поднятые для удара.



		Четверо белых клыков слепящих



		 крепостью сталь превышали,



		Грозно сверкали пламенем ярым



		 два ярко-желтых глаза.



		Хрипло рычал уродский страшила,



		 все же храня величавость,



		И оглушал неистовым криком,



		 весь преисполнен отваги.








– Я – страж духа Желтого ветра, – промолвил тигр. – Обхожу гору, чтобы выловить нескольких путников и приготовить закуску к выпивке. Как же вы посмели напасть на меня?

– Ты разве не видишь, что мы не простые смертные, – кричал Чжу Бацзе, – а ученики Сюаньцзана, который идет в Индию к самому Будде за священными книгами? Убирайся с дороги, тогда я тебя пощажу!

Но чудовище и слушать ничего не стало, а ринулось на Чжу Бацзе, однако, увидев, как яростно размахивает Чжу Бацзе вилами, пустилось наутек. Чжу Бацзе бросился за ним вдогонку, но чудище скрылось среди скал. Однако вскоре чудище снова выскочило, держа в каждой руке по мечу из красной меди. И вот на склоне горы между ними начался бой. Тут Сунь Укун обратился к Сюаньцзану:

– Вы побудьте здесь, учитель, а я пойду помогу Чжу Бацзе расправиться с оборотнем.

Наконец Сюаньцзан поднялся с земли и, дрожа от страха, принялся читать Сутру о духовном очищении.

Между тем Сунь Укун, схватив свой посох, закричал:

– Держи его!

Но Чжу Бацзе уже успел одолеть чудище, и оно пустилось наутек.

– Надо его догнать и прикончить! – закричал Сунь Укун, и оба они стали преследовать оборотня.

Тот подпрыгнул и снова принял облик свирепого тигра.

Когда Чжу Бацзе с Сунь Укуном его совсем было настигли, он обернулся вихрем и умчался, прихватив по дороге несчастного Сюаньцзана, который продолжал со всем усердием читать сутру.

Тем временем оборотень приволок Сюаньцзана к пещере и велел доложить об этом своему повелителю, хозяину пещеры на горе Желтого ветра.

Услыхав, что пленник не кто иной, как Танский монах, идущий в Индию за священными книгами, хозяин пещеры не на шутку перепугался. Он давно слышал об этом монахе, а главное, о его учении, обладавшем волшебной силой и мудростью. Поэтому, когда тигр-страж промолвил:

– Я почтительно преподношу в дар вам этого монаха, отведайте его, – хозяин пещеры с опаской ответил:

– Ты пока помолчи об этом! Монаха привяжи к столбу в саду позади дома, и, если его ученики через несколько дней не придут за ним, мы его поджарим, испечем или сварим и съедим не спеша. А вдруг заявятся его ученики, тогда неприятностей не оберешься.

Восемь оборотней схватили Сюаньцзана и крепко-накрепко связали. Слезы полились из глаз у бедного монаха. «Какое горе! – восклицал он про себя. – Где вы сейчас, мои ученики? Если успеете вернуться вовремя, то я спасен, а не успеете – погибель меня ждет».

Между тем Сунь Укун с Чжу Бацзе, преследуя тигра, вдруг увидели, как он подпрыгнул, а затем притаился у скалы. Тут Сунь Укун взмахнул своим огромным посохом и с такой силой ударил тигра, что даже руки заныли. С такой же силой Чжу Бацзе ударил тигра вилами. Но колотили они, как оказалось, шкуру тигра, надетую на камень, а не самого тигра.

– Провел он нас! – воскликнул Сунь Укун. – Напялил шкуру тигра на камень, а сам сбежал. Надо нам быстрее возвращаться, а то с учителем как бы не стряслось беды.

Они поспешно бросились назад, но Сюаньцзана нигде не было.

– Он похитил нашего учителя! – вскричал тут Сунь Укун.

Они бросились на поиски, шли долго и наконец увидели выступ над горой и вход в пещеру.

– Вот что, брат, – сказал Сунь Укун. – Спрячь в каком-нибудь ущелье пожитки, чтобы их не унесло ветром, а коня пусти погулять. Сам же сиди и не показывайся. Я пойду к их повелителю и померюсь с ним силами. Надо его изловить, иначе нам не спасти учителя.

С этими словами Сунь Укун поправил на себе одежду, подтянул тигровую шкуру и, схватив посох, ринулся прямо к пещере. У входа на каменной плите была высечена надпись: «Пещера Желтого ветра на горе Желтого ветра».

Сунь Укун остановился, словно в землю врос, и крикнул:

– Эй ты, оборотень! Освободи моего учителя, только живо, не то я сровняю с землей твое логово!

Хозяин пещеры переполошился и стал ругать стража-тигра:

– Я велел тебе обойти горы и выловить диких кабанов, горных козлов, глупых баранов и жирных оленей. А тебе зачем-то понадобился Танский монах! Говорил я тебе, что сюда заявится его ученик, чтобы вызволить своего учителя.

– Успокойтесь, мой повелитель, сейчас я возьму себе полсотни помощников, расправлюсь с ним и поднесу его вам на угощенье.

– Я могу дать тебе еще семьсот воинов, только излови этого Сунь Укуна. Тогда мы вместе полакомимся Танским монахом и я побратаюсь с тобой. Ну а если Сунь Укун задаст тебе хорошую трепку, меня не вини!

Тигр-страж отобрал пятьдесят самых сильных бесов, подвязал к поясу два меча из красной меди и с оглушительным барабанным боем, размахивая флагами, выскочил из пещеры.

Они несколько раз схватывались с Сунь Укуном, в конце концов оборотень обессилел и пустился наутек. Но возле ущелья наткнулся на Чжу Бацзе, который своими вилами пронзил ему голову.

– Это он и похитил нашего учителя, хорошо, что ты подоспел, а то он мог улизнуть, – сказал Сунь Укун.

– А где сейчас учитель? – спросил Чжу Бацзе.

– В пещере, у самого повелителя, – отвечал Сунь Укун. – Я тотчас же пойду вызову его на бой и прикончу.

– А остальных бесов пригони сюда, с ними я расправлюсь, – сказал Чжу Бацзе.

И вот, держа в одной руке посох, а другой волоча за собой убитого оборотня, Сунь Укун направился к пещере.

Если хотите узнать, удалось ли Сунь Укуну одолеть властителя пещеры и спасти Сюаньцзана, прочтите следующую главу.




Глава двадцать первая,


повествующая о том, как добрые духи по велению Будды соорудили для паломников селение и как бодисатва Линцзи с горы Сумеру усмирил оборотня Желтого ветра


Итак, оборотни, уцелевшие после боя, с изорванными знаменами и разбитыми барабанами, бросились обратно в пещеру к своему повелителю и сказали:

– О повелитель! Тигр потерпел поражение и бежал в восточные горы.

Эта весть так расстроила старого оборотня, что он слова не мог вымолвить и сидел, погруженный в раздумье, опустив голову. В это время перед ним предстал страж, охранявший вход в пещеру, и доложил:

– Эта волосатая обезьяна убила тигра, приволокла его к пещере и теперь шумит и ругается там.

– Да что же это такое! – воскликнул старый оборотень. – Я и пальцем не тронул его учителя, а он взял да убил моего тигра! Принесите-ка мне живо мои доспехи, сейчас я отомщу ему за моего тигра!

Старый оборотень надел доспехи, привел себя в порядок и, взяв стальные вилы с трезубцем, во главе воинов-оборотней выскочил из пещеры. Вид у него был бравый.

– Кто тут странствующий монах Сунь Укун?! – заорал во все горло оборотень.

Сунь Укун, который стоял в это время с победным видом на убитом тигре, держа в руках посох, крикнул:

– Я Сунь Укун! Ну-ка, живо освободи моего учителя!

Сунь Укун, как вы знаете, мал был ростом, и оборотень, увидев его, со смехом сказал:

– Экая досада! Я собирался сражаться с настоящим храбрецом, а тут какая-то козявка заявилась.

– А ты разок стукни меня своими вилами по голове, и я сразу вырасту!

– Это можно, раз ты такой твердолобый! – крикнул в ответ оборотень. – Сейчас стукну!

Сунь Укун ничуть не испугался и даже с места не сдвинулся. Тогда старый оборотень размахнулся и изо всех сил хватил Сунь Укуна вилами по голове. Но Сунь Укун лишь слегка покачнулся и действительно стал ростом в целый чжан.

Тогда старый оборотень взмахнул своими вилами и нацелился прямо в грудь Сунь Укуну. Сунь Укун ловко отбил удар и своим посохом нанес удар противнику по голове. И вот у пещеры Желтого ветра между ними разгорелся бой.

Раз тридцать схватывались противники, но пока неизвестно было, кто победит. Тогда Сунь Укун выдернул у себя пучок шерсти, пожевал ее, выплюнул и произнес заклинание. В тот же миг появилась целая стая обезьян. Каждая – точное подобие Сунь Укуна. В таком же одеянии, с таким же посохом в руке. Они плотным кольцом окружили оборотня. Тут оборотень быстро повернулся лицом к юго-востоку и стал извергать потоки воздуха. В тот же миг налетел Желтый ветер, и начался ураган.

Он разметал в разные стороны обезьянье воинство Сунь Укуна.

Тогда Сунь Укун встряхнулся, вернул на место выдернутый у себя клок шерсти и, взмахнув посохом, ринулся на противника. Но оборотень дунул на Сунь Укуна с такой силой, что тот зажмурил свои огненные глаза и не мог больше сопротивляться. Оборотень же вернулся к себе в пещеру.

Между тем Чжу Бацзе, как только начался ураган, взял все пожитки и, ведя на поводу коня, укрылся в ущелье. Он не знал, что сталось с Сунь Укуном, не знал, жив ли учитель.

Пока он сидел так, предаваясь печальным думам, ураган стих и небо прояснилось. Вокруг стояла тишина, ни барабанного боя, ни других признаков сражения. Чжу Бацзе не знал, что делать дальше, как вдруг раздался страшный грохот и появился Сунь Укун.

– Беда стряслась, – сказал Сунь Укун. – Этот оборотень напустил такой ветер, что мне пришлось бежать от него. И теперь у меня все время слезятся глаза.

– Время позднее, а нам даже переночевать негде, – сказал Чжу Бацзе.

– Ночлег мы найдем, это дело нетрудное, – сказал Сунь Укун. – Отдохнем, а утром вернемся сюда и расправимся с оборотнем.

Когда они вышли из ущелья, было уже почти темно. Вдруг на южном склоне горы завыла собака. Путники остановились и, вглядываясь в темноту, увидели какое-то строение и огонек.

Не разбирая дороги, они двинулись прямо на огонек и вскоре очутились у ворот какого-то дома.

На стук вышел старец, а с ним еще несколько деревенских парней с вилами, граблями и метелками в руках.

– Кто там шумит за воротами? – спросил старец.

– Мы ученики Танского монаха, паломника за священными книгами, – отвечал Сунь Укун. – Нашего учителя похитил оборотень Желтого ветра, и завтра утром мы пойдем драться с ним. А пока дозвольте нам у вас переночевать.

– Проходите, почтенные, в дом, – кланяясь, промолвил старик.

После того как старец напоил путников чаем и накормил кашей, Сунь Укун обратился к нему с вопросом:

– Нет ли здесь поблизости лекаря, чтобы полечил мне глаза? А то этот оборотень мне совсем их испортил своим Желтым ветром.

– Желтым ветром? – воскликнул старик. – Да ты понимаешь, что говоришь? Этот ветер повергает в ужас даже всякую нечисть, рушит камни, утесы и скалы. Только бессмертные могут против него устоять.

– А мы устояли. Вот только глаза у меня разболелись. Хорошо бы лекарство достать.

– Где здесь достанешь лекарство? – промолвил старик. – Могу дать тебе притиранье «Три цветка девяти плодов». Оно исцеляет глаза, если они заболели от ветра.

Старик ушел в другую комнату, принес бутылку с мазью, окунул в нее нефритовую шпильку, шпилькой провел по глазам Сунь Укуна и велел ему до утра не открывать глаз.

Когда же утром путники проснулись, они не увидели ни дома, ни ворот, вокруг стояли старые акации, а сами они лежали не на постели, а на зеленой лужайке.

Глаза у Сунь Укуна совсем перестали болеть.

– Вот скверный старик! – сказал в сердцах Чжу Бацзе. – Сбежал, а нам ни слова. Хоть бы поесть оставил. И как это он умудрился дом прихватить с собой? Чего-нибудь, наверное, натворил и решил скрыться.

Сунь Укун сказал со смехом:

– Ты пойди да почитай бумагу, которая приклеена вон к тому дереву.

А на бумаге той вот что было написано:
		«В этом бедном ветхом домишке



		 жил не простой человек:



		Будде он честно и верно служил



		 в хижине, словно в храме.



		Если давал волшебное снадобье,



		 прозревали тотчас глаза;



		Не ведал сомнений и колебаний,



		сердцем творил чудеса»[7 - Здесь и далее стихи в переводе И. Смирнова.].








– Это были добрые духи, которым Будда велел охранять в пути нашего учителя, – сказал Сунь Укун.

– Так вот оно что! – сказал Чжу Бацзе. – Значит, они нарочно соорудили это строение, чтобы мы могли поесть и выспаться.

– А теперь пора идти выручать учителя, – сказал Сунь Укун. – Ты оставайся здесь, присмотри за конем и пожитками, а я попробую разузнать, что с учителем, и тогда уж вызову оборотня на бой.

Сказав так, Сунь Укун встряхнулся и в следующий миг очутился у пещеры. Ворота были закрыты. Видно, оборотни еще не проснулись. Сунь Укун произнес заклинание, встряхнулся и обернулся комаром.

У входа в пещеру сладко похрапывал страж-оборотень. Сунь Укун ужалил его в нос, да так сильно, что у того сразу вскочил здоровенный волдырь.

– О Небо! – завопил оборотень, протирая глаза. – Что за свирепый комар!

Тут врата распахнулись со скрипом, и Сунь Укун влетел во двор. Как раз в это время старый оборотень отдал приказ расставить оружие вдоль стены, говоря:

– Если вчера Сунь Укуна не сгубил ураган, то сегодня он непременно заявится. Тем хуже для него. Тут он и найдет свою смерть.

Сунь Укун между тем залетел в главную постройку, а оттуда через щель в стене в сад. Там он и увидел привязанного к столбу учителя, который горько плакал, призывая на помощь своих учеников. Сунь Укун тихонько опустился ему на голову и прожужжал:

– Не бойтесь, учитель, мы вас спасем. Тигра Чжу Бацзе убил, теперь осталось расправиться с оборотнем.

С этими словами Сунь Укун улетел, и когда достиг главной залы, то увидел восседавшего на возвышении старого оборотня, а рядом с ним еще одного, который вбежал в пещеру и доложил:

– О повелитель! Я только что видел в лесу какого-то монаха со свиным рылом и длинными ушами. А того, волосатого, не видел. Хорошо, если вы уморили его своим ураганом, а если он жив, да еще явится сюда с подкреплением? Что тогда делать?

– Я никого не боюсь, – отвечал старый оборотень, – боюсьтолько бодисатвы Линцзи – он один в силах остановить мой ветер.

Эти слова услышал Сунь Укун, сидевший в это время на балке. Он очень обрадовался, принял свой настоящий облик и отправился к Чжу Бацзе.

Сунь Укун рассказал ему обо всем, что видел и слышал в пещере, об учителе, привязанном к столбу, и о том, что один лишь бодисатва Линцзи может усмирить оборотня Желтого ветра. Вдруг они увидели старца.

Сунь Укун одернул на себе одежду, подошел к старцу, совершил положенные приветствия и рассказал, какая у них стряслась беда.

Узнав, что Сунь Укун и Чжу Бацзе ученики Танского монаха, который идет в Индию за священными книгами, что самого монаха похитил оборотень и спасти его может лишь бодисатва Линцзи, старец сказал:

– Идите прямо на юг. Пройдете три тысячи ли и увидите гору, которая называется Малая Сумеру. На горе стоит храм, в том храме вы и найдете бодисатву Линцзи.

Сказал так старик, обернулся ветром и исчез. А на том месте, где он стоял, остался листок бумаги, в котором было написано:
		«Докладываю Мудрецу, равному Небу.



		Я не кто иной, как Ли Чангэн.



		На горе Сумеру есть посох Летающего дракона.



		Линцзи принял воинство Будды».








– Кто такой Ли Чангэн? – спросил Чжу Бацзе.

– Это дух Золотой звезды, – отвечал Сунь Укун.

Тут Чжу Бацзе опустился на колени, поклонился до самой земли и воскликнул:

– О милостивый благодетель! Спаситель мой! Не заступись ты за меня перед Яшмовым владыкой, не знаю, что бы со мною сталось.

– Вот что, брат! – сказал Сунь Укун. – Оставайся здесь, спрячься подальше в лесу, хорошенько стереги коня и пожитки, да смотри не впутывайся ни в какие истории. А я отправлюсь на гору Сумеру и попрошу бодисатву помочь нам.

Сунь Укун подпрыгнул, сел на облако и устремился прямо на юг. Через мгновение перед ним выросла огромная гора, окутанная радужными облаками и благовещим туманом, на горе стоял храм, а из храма доносился колокольный звон и звуки цимбал. Вокруг все благоухало. Великий Мудрец направился прямо к воротам храма и здесь увидел монаха-даоса, который молился, перебирая четки.

Сунь Укун приветствовал монаха и сказал, что хочет видеть бодисатву Линцзи по важному делу.

– Я ученик Танского монаха. Мой учитель, выполняя волю владыки великих Танов, идет в Индию за священными книгами, а я его сопровождаю, – промолвил Сунь Укун.

Когда монах доложил бодисатве, что его хочет видеть ученик Танского монаха, бодисатва велел прибавить благовоний в курильницах и приготовился встретить гостя.

Едва Сунь Укун встал и обменялся приветствиями с бодисатвой, как его позвали к столу, усадили на почетное место и стали угощать чаем.

Сунь Укун рассказал бодисатве, как попал в беду на горе Желтого ветра его учитель, и попросил спасти его.

– Будда пожаловал мне шарик, Усмиряющий ветер, и драгоценный посох Летающего дракона и велел усмирить оборотня Желтого ветра, – отвечал бодисатва и, захватив с собой посох Летающего дракона, вместе с Сунь Укуном отправился на гору Желтого ветра спасать Сюаньцзана.

Там Сунь Укун спустился на землю и пошел к пещере звать оборотня на бой, а бодисатва остался на облаке, чтобы в нужный момент прийти Сунь Укуну на помощь.

Как и в первый раз, после нескольких схваток оборотень решил напустить на противника ветер, но только он было разинул пасть, как бодисатва сбросил с облака вниз посох Летающего дракона, произнес заклинание, и посох вмиг превратился в золотого дракона о восьми лапах. Дракон выпустил когти, схватил оборотня за голову и отнес на скалу. Здесь оборотень принял свой первоначальный вид и превратился в желтого соболя. Сунь Укун погнался было за ним, чтобы сразить своим посохом, но бодисатва сказал:

– Не лишай его жизни, Великий Мудрец. Я отнесу его к Будде. Пусть Будда назначит ему наказание.

Сказав так, бодисатва взял оборотня и отправился с ним на Запад. А Сунь Укун пошел в лес, где оставался Чжу Бацзе.

Он рассказал Чжу Бацзе о том, как бодисатва Линцзи одолел оборотня, а потом они вместе отправились в пещеру. Там они переколотили всех оборотней, хитрых зайцев, злых лисиц, рогатых оленей и прошли в сад, где, привязанный к столбу, томился учитель. Они освободили его от веревок, поклонились, рассказали, как удалось одолеть оборотня, и втроем покинули пещеру.

О том, что случилось дальше, вы узнаете, когда прочтете следующую главу.




Глава двадцать вторая,


из которой вы узнаете о том, как Чжу Бацзе вступил в бой с оборотнем реки Текучих песков и как Хуэйань, выполняя волю богини, усмирил оборотня


Итак, Танский монах и его ученики продолжали свой путь. Шли они долго, преодолели наконец гору Желтого ветра, дошли до широкой равнины и однажды увидели бурную реку, до того широкую, что не было видно противоположного берега. На берегу стояла каменная плита с надписью: «Река Текучих песков». На задней ее стороне были строки, написанные по всем правилам стихосложения.
		«Ширина реки Текучих песков



		 почти восемьсот ли,



		Никак не меньше трех тысяч чжанов



		 глубина этой реки.



		Перья гусиные ввысь не поднимет



		 даже могучий вихрь,



		Зато непременно лягут на дно



		 цветущие тростники».








И вот когда учитель и его ученики читали эти строки, река вдруг забурлила, по ней пошли волны, каждая высотой с гору, и из воды выскочило чудище, безобразное и свирепое на вид.

Чудище ринулось прямо на Сюаньцзана. Но Сунь Укун успел схватить учителя и унести его подальше от реки. А Чжу Бацзе тем временем взмахнул своими вилами и вступил в бой с чудищем.

Уже раз двадцать противники сходились, разя друг друга своим оружием, но кто из них потерпит поражение, а кто победит, определить было нельзя. Тут Сунь Укун, который наблюдал за боем и весь кипел от ярости, вмиг очутился у реки, взмахнул своим посохом и изо всех сил стукнул оборотня по голове.

Оборотень испугался, покинул поле боя и скрылся в реке.

А Сунь Укун с Чжу Бацзе вернулись к учителю и обо всем ему рассказали…

Тогда учитель промолвил:

– Надо постараться, чтобы оборотень нас переправил на тот берег. Он здесь наверняка давно живет и хорошо знает эту реку.

– Прекрасная мысль! – воскликнул Сунь Укун. – Только для этого надо изловить чудовище, а я в воде не очень-то проворен и ловок.

– А я когда-то был главным командующим на реке Тяньхэ, – сказал тут Чжу Бацзе. – Мне подчинялось восьмидесятитысячное войско. Вот только плохо, что я не знаю обитателей здешних вод, не знаю, сколько их в этой реке. Если много и все они вместе навалятся на меня, я их не одолею. Что тогда делать?

– Ты вступи с чудищем в бой, – сказал Сунь Укун, – сделай вид, что потерпел поражение, и вымани чудище на берег. А тут я тебе на помощь приду.

– Что же, пожалуй, ты дело говоришь, – согласился Чжу Бацзе. – Тогда я не мешкая и отправлюсь.

С этими словами Чжу Бацзе разделся, снял башмаки и, размахивая вилами, ринулся в воду. Вскоре он достиг дна.

– Эй ты, монах! Куда идешь? – заорал оборотень, увидев Чжу Бацзе, и преградил ему путь своим посохом.

Чжу Бацзе отбил удар и в свою очередь крикнул:

– Ты кто такой, что осмеливаешься преграждать мне дорогу?

– Сейчас я расскажу тебе, кто я такой, – отвечал оборотень и прочел такие стихи:
		– С малых лет был духом велик,



		Небо и Землю давно познал,



		 скитаться в пространстве привык.



		Я в Поднебесной – славнейший герой,



		 имя мое повсюду гремит.



		А ты, к моему явившись дворцу,



		 осмелился мне угрожать,



		И чтобы за дерзость воздать сполна,



		 придется тебя сожрать!



		Хоть с виду ты весьма грубоват,



		 испробую плоть твою —



		Сначала изжарю тебя живьем,



		 потом на куски порублю.








– Ах ты, тварь! – вскричал Чжу Бацзе. – Да я в пену тебя превращу. Мало того что ты меня обругал, так еще грозишься сделать из меня закуску. Ну, сейчас я тебя проучу, невежа!

Они начали драться, выскочили на поверхность реки, сражались целых две стражи, но так и нельзя было сказать, кто потерпит поражение, а кто победит. Чжу Бацзе наверняка удалось бы заманить оборотня на берег, но тут в бой вступил Сунь Укун, стукнул своим посохом оборотня по голове, и тот мигом исчез под водой.

– Что ты наделал! – в ярости закричал Чжу Бацзе. – Неужели не мог подождать, пока я заманю его на высокое место! Тогда мы непременно изловили бы его. А теперь жди, пока он снова появится.

– Не кричи! – сказал Сунь Укун. – Лучше пойдем посмотрим, что делает наш учитель.

Они пошли к Сюаньцзану, рассказали ему, как сражались с чудовищем и как чудовище скрылось в реке.

– Что же теперь будет? – с тревогой спросил Сюаньцзан. – Придется Чжу Бацзе снова спуститься на дно. Пусть выманит оборотня на берег, на самое высокое место, и мы непременно изловим его.

Однако все случилось так, как и в первый раз. Чжу Бацзе вызвал оборотня на бой, они выскочили на поверхность реки, затем на берег, но тут оборотень смекнул, что противник нарочно увлекает его за собой, чтобы изловить, и стоял у самой воды, не двигаясь с места. Тут Сунь Укун не стерпел и ринулся со своим посохом на чудовище, но чудовище быстро скрылось в воде.

Узнав, что снова не удалось изловить чудовище, Сюаньцзан едва не заплакал от горя.

– Вы не волнуйтесь, учитель, – сказал Сунь Укун. – Я мигом слетаю на Южное море и попрошу богиню Гуаньинь помочь нам.

Сунь Укун подпрыгнул, сел на облако и в следующий миг очутился у Южного моря.

Богиня как раз в это время вместе с дочерью дракона стояла, облокотившись на изгородь, у Лотосового озера и любовалась цветами, когда вдруг ей доложили, что прибыл Сунь Укун.

– Зачем пожаловал? – спросила богиня, когда Сунь Укун предстал перед ней.

– Мы не можем переправиться через реку Текучих песков, – отвечал Сунь Укун. – Уж очень она широка, к тому же там обитает чудище. Дважды мы вступали с ним в бой, хотели изловить его и заставить перевезти нашего учителя через реку. Но одолеть его нам так и не удалось.

– Я велела этому оборотню встать на Путь Истины и помогать всем паломникам, он будет служить вам. – Затем богиня позвала своего ученика Хуэйаня, вытащила из рукава красную тыкву и промолвила: – Возьми эту тыкву и отправляйся с Сунь Укуном к реке Текучих песков. Как придешь, крикни: «Уцзин!» Чудище тотчас же выйдет из воды. Прежде всего заставь его приветствовать Танского монаха. Затем сними девять черепов, которые висят у него на шее, свяжи вместе и расположи в том порядке, в каком расположены палаты государева дворца, а тыкву помести посредине. Получится лодка, и вы сможете переправить Танского монаха через реку.

Хуэйань почтительно выслушал приказание и, взяв тыкву, вместе с Сунь Укуном отправился в путь.

Вскоре они достигли реки Текучих песков и спустились на облаке вниз. Первым делом они пошли к Сюаньцзану и обо всем ему рассказали, после чего Хуэйань с тыквой в руках поднялся в воздух и громко крикнул:

– Уцзин! Уцзин! Тебя давно дожидается паломник за священными книгами! Отчего же ты не поклонишься ему?

Услыхав свое монашеское имя, оборотень высунул голову из воды и, увидев Хуэйаня, расплылся в улыбке, почтительно приветствуя посланца богини.

– Богиня велела тебе стать учеником Танского монаха и сопровождать его в Индию. А сейчас из черепов, что висят у тебя на шее, и из этой тыквы мы соорудим лодку и переправим Танского монаха через реку.

Тут Уцзин взял свой посох, оправил на себе одежду и склонился перед Танским монахом:

– Умоляю вас, учитель, простить меня за то, что я, словно слепой, не признал вас и был к вам непочтителен.

– Мы сами виноваты, – произнес Сунь Укун, – надо было ему сказать, что мы паломники.

После того как Сюаньцзан дал Уцзину монашеское имя Шасэн, а Сунь Укун священным ножом остриг ему волосы, Хуэйань сказал:

– Давайте, не теряя времени, сооружать волшебную ладью.

Тут Шасэн снял с шеи черепа, из веревки сделал девять магических узлов, а посредине положил тыкву.

Сюаньцзан, а за ним Чжу Бацзе и Шасэн взошли на лодку.

Сунь Укун на облаке, ведя на поводу коня-дракона, сопровождал их. А над облаками летел Хуэйань, верный страж. Очень скоро с попутным ветром лодка достигла противоположного берега. Река Текучих песков оказалась позади.

Хуэйань взял тыкву и на священном облаке пустился в обратный путь. В тот же момент девять черепов превратились в девять воздушных потоков и бесследно исчезли.

Если хотите узнать, что еще случилось с паломниками, прочтите следующую главу.




Глава двадцать третья,


повествующая о том, как Сюаньцзан остался преданным святому учению и как испытывали четырех подвижников в твердости веры


Итак, паломники продолжали свой путь. Они преодолевали реки и горы, любовались широкими просторами полей и лугов, поросших цветами. Но время летело быстро, и незаметно подошла осень.
		Кленовой листвою



		 алеют-пылают горы;



		Никнут цветы



		 под резким вечерним ветром.



		Ленивее, глуше



		 кричит ночами цикада;



		Стрекочет сверчок —



		 горше горькие думы.



		Лотос увядший —



		 как белый шелковый ветер;



		Благоухают



		 золотые шары апельсинов.



		Тянутся к югу



		 диких гусей караваны —



		Печально скользят



		 по низкому серому небу.








И вот как-то вечером Сюаньцзан увидел впереди селение.

– Не остановиться ли нам на ночлег? – сказал он своим ученикам.

Селение было окутано радужным сиянием. Сунь Укун сразу понял, что оно создано самим Буддой, но ни словом не обмолвился об этом. Когда они приблизились к воротам с великолепной аркой и красивой резьбой в виде цветов лотоса и хобота слона, Чжу Бацзе сказал:

– Видно, богатые люди живут здесь.

Путники долго стояли у ворот, но никто не вышел им навстречу. Тогда Сунь Укун не утерпел и вошел во двор. Во дворе он увидел дом из трех комнат с высоко поднятыми дверными занавесками. На стоявшей у входа ширме висели картины. На одной изображена была гора – символ долголетия, на другой – море, символ счастья. На столбах, покрытых лаком и инкрустированных золотом, висели свитки с новогодними пожеланиями счастья и благополучия. Посреди двора стоял черный полированный столик для возжигания благовоний, на столике – медная курильница с изображением сына дракона, вокруг стола – шесть стульев. На восточной и западной стенах двора висели свитки с изображением четырех времен года.

Пока Сунь Укун все это украдкой рассматривал, послышались шаги, и появилась женщина средних лет.

– Кто посмел здесь шуметь? – нежным, мелодичным голосом спросила она.

Сунь Укун поспешил приветствовать женщину и ответил:

– Мы монахи, по высочайшему повелению держим путь из Китая в Индию за священными книгами. Время сейчас уже позднее, позвольте же нам остановиться на ночлег в вашем доме.

– Зовите ваших спутников и входите, – улыбаясь, сказала женщина.

Она была хороша собой и нарядно одета.

Чжу Бацзе, как увидел красавицу, глаз не мог от нее отвести. Женщина между тем велела подать чай, и тотчас же из-за перегородки вышла девушка-служанка с длинной косой, которая несла золотой поднос с чашками из белоснежного нефрита. От чая, как и от редких плодов, лежавших на подносе, исходило благоухание. Женщина, ничуть не стыдясь, закатала рукава, обнажив нежные, как весенние побеги бамбука, руки, и поднесла каждому из гостей чашку чая. Затем велела приготовить трапезу.

– Простите, почтеннейшая, – промолвил Сюаньцзан, почтительно сложив руки, – можно ли узнать вашу драгоценную фамилию и откуда вы родом?

– Моя девичья фамилия – Цзя, а по мужу я Мо. С малолетства меня преследовал злой рок. Я рано потеряла родителей, а в позапрошлом году – мужа и осталась с тремя дочерьми. В нынешнем году закончился срок моего траура. И вот, на наше счастье, к нам прибыли вы, наставник, со своими учениками. Нас четверо и вас четверо. Не пережениться ли нам? Получатся прекрасные четыре пары.

Сюаньцзан ничего не ответил, будто не слышал слов хозяйки, и сидел, закрыв глаза, не шелохнувшись.

– Мы богаты, – продолжала женщина. – У нас много земли и фруктовых садов, много волов, мулов и лошадей; свиней же и овец – не перечесть. А сколько шелка и разной одежды! За десять лет не износить. Золота и серебра хватит на всю жизнь. Оставайтесь у нас, будете жить в полном довольстве. Это лучше, чем идти в Индию, терпеть в пути лишения, голод и холод. Мне сорок пять лет, старшей дочери Чжэньчжэнь – двадцать. Второй – Айай – восемнадцать и младшей – Ляньлянь – шестнадцать. Сама я уже не могу похвалиться красотой, зато дочки у меня – красавицы. И руки у них золотые. И шить умеют, и вышивать, любое дело у них спорится. Сыновей у нас с мужем не было, и мы воспитывали их, как мальчиков. Они знают конфуцианские книги, умеют читать, сочинять стихи. Оставайтесь же с нами! В шелковых халатах будете ходить, а не в черной рясе, соломенных туфлях и бамбуковой шляпе, не понадобится вам больше глиняная чаша для подаяний.

Сюаньцзан, восседавший на почетном месте, был похож на лягушку, попавшую под дождь. А Чжу Бацзе весь извертелся. Наконец он не выдержал, подошел к учителю, дернул его за рукав и сказал:

– Хозяйка дело говорит, а вы не слушаете.

– Мерзкая тварь! – вскричал тут Сюаньцзан. – Пристало ли монаху слушать речи о богатстве и женской красоте?

Как ни уговаривала хозяйка монахов остаться, каких радостей и благ ни сулила им, все было напрасно.

Тогда она рассердилась и ушла, с шумом захлопнув дверь, а монахи остались одни. Никто больше не предлагал им ни чая, ни еды. Чжу Бацзе места себе не находил от досады.

– Надо было притвориться, что мы согласны, – сказал он Сюаньцзану, – тогда нас хоть накормили бы. А теперь проведем ночь у холодного очага.

– Может, ты хочешь здесь остаться, – сказал Сунь Укун, – тогда попроси учителя быть твоим сватом.

– Пожалуй, ты прав, брат, – ответил Чжу Бацзе, – только что же это получится? То я ухожу из мира, то снова возвращаюсь, то женюсь, то развожусь. А вообще-то, зря вы на меня нападаете. Ведь каждый из вас не прочь здесь остаться, я уверен. Недаром говорится: «Монах – что похотливый дьявол». Ладно, хватит болтать, лучше пойду попасу коня, не то завтра он только и будет годен на то, чтобы содрать с него шкуру.

Сказав так, Чжу Бацзе вышел. Следом за ним вышел и Сунь Укун, встряхнулся и, превратившись в красную стрекозу, вылетел за ворота. Вскоре он увидел Чжу Бацзе. Тот и не собирался искать пастбище, а, подгоняя коня, устремился прямо к задним воротам, где хозяйка с дочерьми любовалась орхидеями. Завидев Чжу Бацзе, девушки тотчас скрылись в доме, а хозяйка спросила:

– Куда вы направляетесь, почтенный монах?

– Да вот вышел попасти коня, – отвечал Чжу Бацзе.

– Странный человек ваш учитель, – сказала женщина. – Вместо того чтобы остаться здесь и жить в свое удовольствие, предпочитает быть странствующим монахом.

– Видите ли, они боятся нарушить волю Танского императора. А я бы, пожалуй, остался, только не знаю, могу ли понравиться вам со своим свиным рылом и длинными ушами.

– Ну что вы! Вы очень симпатичный, – отвечала женщина. – К тому же в доме нужен хозяин. Не знаю, правда, приглянетесь ли вы дочерям.

– Да вы поговорите с ними, скажите, что не в красоте дело. А работник я отменный.

– Что же, пойдите к своему учителю и скажите, что я согласна взять вас в зятья, – промолвила женщина.

– А чего мне к нему ходить, я не маленький, сам знаю, что делать.

– Тогда я поговорю сейчас с дочерьми, – сказала женщина и ушла в дом.

Сунь Укун, который все видел и слышал, тотчас же полетел к Сюаньцзану и все ему рассказал. Немного погодя Чжу Бацзе вернулся.

– Ну что, попас коня? – спросил учитель.

– Да здесь хорошей травы не найдешь, – отвечал тот.

– Не нашел, где коня попасти, нашел, куда его отвести[8 - Здесь игра слов: «вести на поводу» значит также «свататься».], – сказал Сунь Укун.

Тут Чжу Бацзе понял, что тайна его раскрыта, и опустил голову. Вскоре скрипнула дверь, появились красные фонари, курильница и, наконец, сама хозяйка. Она распространяла вокруг благоухание и вся сверкала драгоценными украшениями. Вместе с ней вошли три ее дочери: Чжэньчжэнь, Айай и Ляньлянь. Они в самом деле были красавицами. Девушки встали чинно в ряд и почтительно поклонились Сюаньцзану.

А он опустил глаза и стал горячо молиться. Сунь Укун не обращал на красавиц ни малейшего внимания, Шасэн и вовсе от них отвернулся, но что творилось с Чжу Бацзе! Обуреваемый греховными помыслами и неуемной страстью, он чуть слышно проговорил:

– Благодарение Небу, что бессмертные небожительницы сошли на землю. Мамаша, уведите, пожалуйста, ваших дочерей.

Девушки тотчас же скрылись за ширмами.

– Почтеннейшие, – сказала тут хозяйка, – кто из вас пожелал бы взять в жены моих дочерей?

– Мы потолковали между собой и решили оставить здесь Чжу Бацзе.

Чжу Бацзе запротестовал было, но Сунь Укун подвел его к хозяйке и сказал:

– Прошу вас, уважаемая, примите его в свой дом.

Тогда хозяйка распорядилась приготовить все к свадебному пиру, который она собиралась устроить на следующий день, а в этот вечер паломники поели и улеглись спать.

Тут мы их и оставим и вернемся к Чжу Бацзе. Хозяйка повела его за собой. Они долго шли, пока наконец не пришли к жилым помещениям. И тут хозяйка сказала:

– Все сложилось так неожиданно, что мы не успели даже позвать гадальщика, не совершили ни поклонов перед домашним алтарем, ни свадебного обряда. Так что сейчас ты должен восемь раз поклониться.

– Будем считать один поклон за два. Я поклонюсь алтарю и вам за то, что согласились со мной породниться.

– Вот ведь какой экономный зять мне попался. Я сяду, а ты совершай поклоны.

Зала вся сияла серебряным светом от множества зажженных свечей.

Кончив отбивать поклоны, Чжу Бацзе спросил:

– Какую же из дочерей вы собираетесь отдать мне в жены?

– Не знаю, что и делать, – отвечала хозяйка. – Отдать старшую – средняя обидится, отдать среднюю – младшая обидится. Отдать младшую – опять же рассердится старшая.

– А я могу всех троих в жены взять. Не бойтесь, всем троим и угожу.

– Нет, это не дело. Мы вот как поступим. Я позову дочерей, а ты завяжешь глаза вот этим платком и будешь ловить их. Которая попадется тебе в руки, та и станет твоей женой.

Чжу Бацзе завязал глаза, хозяйка позвала дочерей, и как только они появились, вокруг разлилось благоухание и раздался мелодичный звон украшений. Чжу Бацзе стал метаться из стороны в сторону, но ни одну из девушек так и не смог поймать, они ускользали из его рук, и он натыкался то на столб, то на стену. Рыло у него распухло, голова вся была в шишках. Он едва держался на ногах от усталости и в конце концов в изнеможении опустился на пол.

– Видно, не хотят ваши дочери замуж выходить за меня, ни одна не дается в руки. Выходите вы за меня, мамаша!

– Где же это видано, чтобы на теще женились! – воскликнула женщина. – Давай вот как сделаем. Каждая из моих дочерей вышила жемчугом рубашку. Ты их примеришь и женишься на той из дочерей, чья рубашка тебе подойдет.

Хозяйка принесла рубашку, Чжу Бацзе напялил ее и тут же свалился на пол. Оказалось, что он крепко-накрепко связан веревками, а женщины куда-то исчезли.

Как раз в этот момент Сюаньцзан, Сунь Укун и Шасэн проснулись будто бы от толчка. На востоке занималась заря. Вокруг не было ни домов, ни строений, ни ворот с резьбой. Они спали в лесу среди сосен и кедров.

– Вставай, дорогой брат! – воскликнул Шасэн. – Мы вчера повстречались с нечистой силой. Тут была нечистая сила!

– Да нет, – отвечал Сунь Укун. – Это с Неба на Землю к нам сошли бодисатвы, которые ровно в полдень исчезли. Не знаю только, какое они назначили наказание Чжу Бацзе за его греховные помыслы и где он сейчас.

Как раз в это время до них донесся крик Чжу Бацзе:

– Спасите! Меня связали! Помогите!

– Пусть кричит, – сказал Сунь Укун. – Не обращайте внимания. Надо трогаться в путь.

Но тут Сюаньцзан промолвил:

– Что говорить! Чжу Бацзе упрям и своенравен. Но он нам нужен в пути. Силища у него огромная, к тому же он парень правдивый. Так что пусть идет с нами. Надеюсь, он не станет совершать впредь опрометчивых поступков.

Шасэн свернул постель и собрал пожитки. Сунь Укун подвел Сюаньцзану коня, тот сел на него, и они отправились вглубь леса.

Если вы хотите узнать, что случилось дальше с Чжу Бацзе, прочтите следующую главу.




Глава двадцать четвертая,


повествующая о том, как великий праведник с горы Долголетия задержал своего старого друга и как Сунь Укун утащил плоды древа жизни в монастыре Учжуангуань


Итак, паломники вошли в лес и увидели привязанного к дереву Чжу Бацзе, который громко стонал. Сунь Укун подошел к нему и сказал:

– Ну что, зятек! Отчего не встаешь? Где жена? Теща где?

Чжу Бацзе не знал, куда от стыда деваться. К тому же веревки, врезаясь в тело, причиняли ему нестерпимую боль. Шасэн пожалел его и освободил от веревок. Чжу Бацзе молчал и не переставал кланяться. А узнав, что вчера перед ним были бодисатвы, почувствовал еще больший стыд и сказал:

– Пусть кости мои трещат, пусть плечи покроются мозолями от тяжелой ноши, все равно я буду следовать за учителем.

После этого паломники продолжили свой путь.

И вот однажды они увидели впереди гору. Вот какой она была:
		Пики гор высоки —



		Круто вздымаясь до самых небес,



		 достигают Небесной реки.



		Свежезеленой листвою



		 сверкает на солнце лес.



		Розоватая дымка окутала горы



		 на тысячи ли окрест.



		В мрачных ущельях рождаются ветры,



		Несутся они во все стороны света,



		 увлекая с собой облака.



		Обезьяньи крики доносятся издалека,



		Слышен тигриный рык,



		В чаще – драконий рев.



		Ослепительна зелень ив,



		Персик на склонах цветет,



		Радуют глаз белизною



		 соцветия диких слив.








– Ученики мои! – воскликнул Сюаньцзан. – Сколько гор прошли мы на своем пути, а такой красивой ни разу не видели! Может, до храма Раскатов грома уже не так далеко, тогда нам надо как следует подготовиться к встрече с Буддой!

– Рано еще, – сказал, смеясь, Сунь Укун. – Нам предстоит пройти ни мало ни много сто восемь тысяч ли.

– Дорогой брат, – промолвил Шасэн, – хоть до храма Раскатов грома еще далеко, но и здесь, в этих красивых местах, наверняка живут добрые люди.

– Ты прав, – отвечал Сунь Укун. – Нечистой силы здесь нет. Тут можно встретить только монахов и небожителей.

Но оставим пока наших путников и расскажем о горе Долголетия. На этой горе стоял монастырь под названием Учжуангуань. И жил в этом монастыре даос, праведник по имени Чжэнь Юань. Еще со времен первобытного хаоса, когда Земля и Небо являли собой единое целое, росло здесь священное растение – «древо жизни», как его называли. Цвело древо раз в три тысячи лет. В последующие три тысячи лет на нем завязывались плоды, и еще через три тысячи лет плоды созревали. Словом, вкушать плоды древа жизни можно было раз в десять тысяч лет, и вызревало их всего тридцать штук. Каждый походил на новорожденного младенца со всеми четырьмя конечностями и пятью органами чувств. Счастливец, которому удавалось вдохнуть аромат такого плода, жил триста шестьдесят лет, тот же, кому выпадало счастье вкусить плод древа жизни, жил сорок семь тысяч лет.

И вот в день, о котором пойдет речь, праведник Чжэнь Юань вместе со своими сорока шестью учениками отправился слушать проповедь в небесный дворец Мило, а младших учеников оставил дома. Одного из них звали Цинфын – Чистый Ветер, другого Минъюэ – Ясная Луна. Цинфыну было тысяча триста двадцать лет, а Минъюэ только что исполнилось тысяча двести.

Перед тем как покинуть монастырь, праведник сказал им:

– Скоро по этой дороге пройдет мой старый друг Танский монах Сюаньцзан, так вы уж устройте ему достойную встречу. Сорвите два плода и угостите его. Только сделайте это втайне от его спутников, а то как бы не случилось беды.

Послушники обещали все в точности выполнить, и праведник вознесся на Небо, во дворец Мило.

Тем временем к монастырю, скрытому соснами и зарослями бамбука, приблизился Сюаньцзан со своими учениками.

Сюаньцзан слез с коня, подошел к воротам и увидел табличку с надписью: «Волшебная страна горы Долголетия, обиталище небожителей – монастырь Учжуангуань».

Они вошли в первые ворота, затем во вторые и тут увидели двух отроков, которые, низко кланяясь, спешили им навстречу. Отроки провели гостей в одну из зал главного храма, где висели на стене два огромных иероглифа «Небо и Земля» и стоял небольшой жертвенный столик с инкрустациями, а на столике – две золотые курильницы и ароматные свечи.

Сюаньцзан зажег свечи, трижды обошел залу по кругу и обратился к отрокам:

– Ваш монастырь расположен на священной границе с Западом. Почему же вы не приносите жертвы трем Чистейшим, четырем государям и всем служителям Неба?

– Не станем обманывать вас, учитель, – с улыбкой отвечали отроки, – три Чистейших и четыре государя – старые друзья нашего учителя. Есть здесь девять светил – его младшие потомки, и Юаньчэнь – просто гость.

Тут Сунь Укун так расхохотался, что даже упал.

– Все говорят, что я один вру, – сказал он. – Но эти парни врут еще нахальней.

– Где же ваш учитель? – спросил Сюаньцзан, пропустив мимо ушей слова Сунь Укуна.

– Учитель отправился во дворец Мило слушать проповедь, – отвечали отроки.

Тут Сунь Укун вскипел от ярости и крикнул:

– Бесстыжие! Врите, да знайте меру! Известно ли вам, кто живет во дворце Мило? Станут приглашать туда вашего учителя!

– Не шуми, Сунь Укун, – вмешался тут Сюаньцзан, опасаясь скандала. – Сейчас мы отдохнем немного и двинемся в путь. Ты, Сунь Укун, попаси коня, Шасэн постережет пожитки, а Чжу Бацзе пусть попросит разрешения приготовить на очаге еду.

Когда ученики Сюаньцзана занялись каждый своим делом, отроки стали толковать между собой.

– Прежде чем угощать этого монаха плодами древа жизни, надо все хорошенько выспросить у него. Может, это вовсе не Танский монах, о котором говорил наш учитель, а мы возьмем да и скормим ему плоды древа жизни, – говорили они.

И отроки, приблизившись к Сюаньцзану, спросили:

– Почтеннейший, не вы ли Танский монах, который идет в Индию за священными книгами?

– Да, я Танский монах, – отвечал Сюаньцзан.

– Учитель велел оказать вам подобающий прием, – промолвили отроки, – так что присядьте, пожалуйста, мы сейчас принесем вам чаю.

Пока Сюаньцзан пил чай, отроки сходили за золотой колотушкой и блюдом, блюдо покрыли шелковыми полотенцами и отправились в сад. Один из них, Цинфын, влез на дерево и колотушкой принялся сбивать плоды, а второй, Минъюэ, стоял внизу, держа наготове блюдо. Сбив два плода, отроки вернулись в залу и преподнесли их Сюаньцзану, говоря:

– Почтенный учитель, живем мы в глухом месте, и у нас нет достойного вас угощения. Поэтому просим вас отведать эти плоды и утолить жажду.

Сюаньцзан глянул на плоды, задрожал и, отскочив в сторону, воскликнул:

– О Небо! Небо! Возможно ли, чтобы в такой урожайный год ели людей, да еще в монастыре?! Ведь это младенцы!

– Учитель, – сказал тогда Минъюэ, – это не младенцы, а плоды, которые растут на древе жизни.

Но Сюаньцзан и слушать ничего не хотел, и отрокам пришлось унести плоды. А поскольку их надо было есть сразу, чтобы они не затвердели, то отроки, вернувшись к себе в комнату, принялись лакомиться этими божественными плодами.

А надо вам сказать, что Чжу Бацзе, занятый приготовлением еды, был в это время на кухне, которую от кельи отроков отделяла тонкая перегородка, и слышал их разговор о том, как Танский монах отказался есть плоды древа жизни. «А почему бы мне самому не отведать такой плод», – подумал Чжу Бацзе и, дождавшись Сунь Укуна, спросил, видел ли тот когда-нибудь плоды древа жизни.

– Чего не видел, того не видел, – отвечал Сунь Укун, – хотя побывал на краю света. Слышал только, что плоды эти приносят долголетие. Но где их раздобыть?

– Они здесь рядом, – отвечал Чжу Бацзе и слово в слово передал Сунь Укуну подслушанный им разговор отроков.

– Учитель наш есть плоды отказался, приняв их за младенцев. И отроки сами съели эти плоды, вместо того чтобы предложить нам, – сказал Чжу Бацзе. – Может, сходить в сад, утащить несколько штук? Только я слышал, как отроки говорили, что сбивать их надо какой-то золотой колотушкой.

– Знаю, знаю! – ответил Сунь Укун и, став невидимым, вошел в келью отроков.

Там никого не было. Отроки, съев плоды, ушли в залу и там беседовали с Сюаньцзаном. Сунь Укун осмотрелся, увидел золотую палку длиной два чи и толщиной с палец и понял, что это и есть волшебная колотушка. Взяв ее, Сунь Укун вышел из кельи и направился прямо в сад. Такого прекрасного сада Сунь Укун никогда не видел, это была истинная обитель небожителей.

Повсюду росли плоды и овощи всех четырех времен года. Шпинат, сельдерей, капуста. Молодые ростки бамбука, батат, тыквы-горлянки, лук и чеснок, гвоздика.

«Да эти монахи, оказывается, сами выращивают овощи», – подумал Сунь Укун.

Пройдя огород, Сунь Укун увидел еще одни ворота, и когда открыл их, взору его предстало огромное дерево. От его листьев, напоминавших листья банана, исходил чудесный аромат.

Сунь Укун поднял голову и на ветвях, обращенных к югу, увидел плоды жизни, точь-в-точь похожие на младенцев. Казалось даже, что они болтают руками и ногами и слегка покачивают головой. Сунь Укун влез на дерево, ударил по плоду золотой колотушкой, и плод тотчас свалился с дерева. Сунь Укун спрыгнул вниз, но сколько ни искал, так и не мог найти плод. «Все это козни здешних духов», – подумал Сунь Укун и произнес заклинание. В тот же миг перед ним предстал дух и, почтительно кланяясь, промолвил:

– Что вам угодно, Великий Мудрец?

– Ты разве не знаешь, что я известный разбойник во всей Поднебесной? – вскричал Сунь Укун. – Я выкрал персики из Небесного сада, стащил государево вино, похитил снадобье бессмертия, и никто не осмелился у меня их отнять. А ты позарился на какой-то несчастный плод, который я только что сбил с дерева.

– Я не брал его, – отвечал дух. – Плод сам ушел в землю. Его надо было принять на блюдо, покрытое шелковым полотенцем. И теперь земля, в которую он вошел, целых сорок семь тысяч лет будет тверже чугуна, ее ничем не пробуравишь.

Сунь Укун размахнулся и изо всей силы стукнул по земле своим посохом. Раздался оглушительный грохот, однако на земле даже царапины не осталось.

– Ну и чудеса! – воскликнул Сунь Укун. – Ведь этим посохом я скалы дробил в порошок.

Сунь Укун отпустил духа, снова залез на дерево и, держа в одной руке колотушку, другой загнул переднюю полу своего шелкового халата, чтобы поймать падающие плоды. Он сбил три плода и вернулся с ними на кухню, к Чжу Бацзе. Затем они позвали Шасэна и все втроем принялись за плоды.

Чжу Бацзе мигом проглотил плод и стал просить Сунь Укуна достать ему еще.

Тем временем отроки вернулись к себе в келью и услышали сквозь перегородку, как Чжу Бацзе сказал:

– Я даже не распробовал этот плод жизни. Еще бы парочку съесть, тогда дело другое.

Услышав это, Цинфын заподозрил неладное и сказал:

– Плохо дело, недаром учитель наказывал нам остерегаться учеников Танского монаха. Не иначе как они выкрали наше сокровище. Видишь, и колотушка на полу валяется.

Ворота были открыты.

– Я ведь закрыл ворота, – удивился Цинфын.

Он обошел сад и обнаружил, что ворота в огород тоже открыты. Тогда они поспешили к древу жизни и стали считать плоды; их было всего двадцать две штуки, четырех плодов не хватало.

Отроки потолковали между собой и решили идти к Сюаньцзану.

Как только не ругали они его, как не обзывали – и разбойником, и крысиным отродьем, и плешивым – и напоследок закричали:

– Как ты посмел украсть у нас плоды древа жизни?

– Я даже не знаю, как они выглядят.

– Мы ведь их прислали тебе, а ты не стал есть! Сказал, что это – младенцы.

– Да умри я с голоду, я не стал бы их есть, а вы говорите, будто я их украл.

– Значит, ученики твои утащили!

– Это вполне возможно, – сказал Сюаньцзан. – Вы успокойтесь, сейчас я их позову и все выясню.

Услыхав, что учитель зовет их, Сунь Укун, Чжу Бацзе и Шасэн решили не признаваться в содеянном и направились в залу.

О том, что случилось дальше, вы узнаете из следующей главы.




Глава двадцать пятая,


из которой вы узнаете о том, как праведник Чжэнь Юань захватил в плен паломников и как Сунь Укун учинил дебош в монастыре Учжуангуань


Итак, все три ученика явились на зов учителя и сказали:

– Вы, наверно, проголодались, учитель, еда будет скоро готова.

– Не в этом дело, – отвечал Сюаньцзан. – Вы мне скажите, кто из вас украл плоды древа жизни? Если и в самом деле это сделали вы, ни к чему отпираться, покайтесь, попросите прощения, и дело с концом.

Слова учителя возымели свое действие, и Сунь Укун решил сказать правду.

– Ну не разбойник ли этот монах! – вскричал Минъюэ, и вместе с Цинфыном они принялись ругать и колотить паломников.

А Сунь Укун, надобно вам сказать, очень не любил, когда его ругали, и едва сдерживал гнев, думая про себя: «Не придется вам больше лакомиться плодами древа жизни».

Он выдернул волосок из загривка, дунул на него и произнес заклинание. В тот же миг появился еще один Сунь Укун, точная копия первого, который остался охранять учителя, а настоящий Сунь Укун подпрыгнул, вскочил на облако и полетел прямо в сад. Здесь он с такой силой стукнул по древу жизни посохом, что дерево тотчас свалилось на землю с вывороченными корнями, а ветки его разлетелись в разные стороны. После этого Сунь Укун как ни в чем не бывало вернулся в храм и предстал перед учителем. Когда погодя немного Минъюэ и Цинфын пошли в сад и увидели, что стало с древом жизни, отчаянью их не было предела, и они горестно восклицали:

– Что теперь делать! Что делать! Нет больше древа жизни. Что мы скажем учителю? Как будем ответ перед ним держать?

– Вот что, брат, – сказал Минъюэ. – Чем плакать да кричать, давай-ка лучше сделаем вид, будто мы ничего не заметили, чтобы не вспугнуть монахов. Приготовим закуски, подадим, а как только они примутся за еду, закроем все ворота, чтобы они не ушли, и дождемся учителя. Пусть он и решает, как поступить с ними.

Так отроки и сделали. Когда пришло время есть, они поставили на стол всевозможные закуски: тыквы под соевым соусом, баклажаны, соленья, редьку, квашеные росточки бобов, семена лотоса, сельдерей – всего семь блюд. Затем принесли чайник с прекрасным ароматным чаем – словом как могли старались угодить гостям. Но как только паломники принялись за еду, они с шумом захлопнули ворота и повесили на них огромный замок.

– Странный у вас обычай, – сказал Чжу Бацзе. – Как садиться за стол – закрывать ворота.

Тут Цинфын не стерпел и стал вовсю поносить паломников.

– Плешивые вы разбойники! – кричал он. – Уничтожили наше сокровище и думаете, вам это с рук сойдет! Нет, не надейтесь! Вы ответите за свое преступление!

Отведя душу, послушники ушли, а Сюаньцзан напустился на Сунь Укуна:

– Пакостная ты обезьяна! Мало тебе было украсть плоды древа жизни, так ты еще само дерево уничтожил! Как мы теперь выйдем отсюда?

– Не волнуйтесь, учитель, – отвечал Сунь Укун. – Подождем, пока послушники уснут, и тут же двинемся в путь.

Пока они толковали между собой, все стихло.

– Самое подходящее время уходить, – сказал Сунь Укун, повертел свой посох в руках, произнес заклинание, и все замки с лязгом попадали на землю, а ворота распахнулись.

Паломники покинули храм.

Шли они без передышки всю ночь, а днем Сюаньцзан, изнемогая от усталости, сказал, что хочет отдохнуть, и прилег в тени под деревом.

Между тем праведник Чжэнь Юань вместе со своими учениками вернулся к себе в монастырь и очень удивился. Ворота настежь распахнуты, двор подметен, но навстречу им почему-то никто не вышел. А надобно вам сказать, что Сунь Укун, перед тем как покинуть монастырь, напустил на отроков насекомых, которые усыпляют, и теперь Минъюэ и Цинфын спали мертвым сном. Сколько их ни будили, сколько ни звали – все тщетно. Тогда Чжэнь Юань сказал:

– Тут что-то неладно, их заколдовали, несите скорее воды.

Один из послушников сбегал за водой. Праведник набрал ее в рот, прыснул в лицо отрокам, и они тотчас очнулись. Увидев учителя, оба стали отбивать поклоны, говоря:

– Ваш друг хоть и монах, а настоящий разбойник, ну а про учеников его и говорить не приходится. Мало того что они украли плоды древа жизни, так они и само дерево уничтожили.

При этих словах у отроков по щекам потекли слезы.

– Не плачьте, – промолвил праведник, – и следуйте за мной. Мы догоним этих монахов, приведем обратно и хорошенько проучим.

С этими словами праведник, взяв с собою Минъюэ и Цинфына, сел на облако и отправился в погоню за паломниками, а остальные послушники стали готовить все, что необходимо для наказания. Мчась на облаке, праведник внимательно посмотрел на запад, но там никого не увидел, затем посмотрел на восток и приметил сидевшего у дороги под деревом Сюаньцзана. Праведник велел отрокам возвращаться в монастырь, а сам спустился на землю, принял вид странствующего монаха и подошел к Сюаньцзану, смиренно его приветствуя.

Сюаньцзан поспешил ответить на приветствие, тогда монах спросил:

– Куда путь держите, учитель?

– Я иду в Западную землю за священными книгами и вот остановился здесь отдохнуть.

– Раз вы идете из Китая, значит наверняка побывали в монастыре, где живу я. А живу я в монастыре Учжуангуань на горе Ваньшоушань.

Сунь Укун, слышавший весь разговор, поспешил ответить:

– Нет, в этом монастыре нам не довелось побывать. Мы прошли верхней дорогой.

Тут праведник, тыча в Сунь Укуна пальцем, сказал:

– Меня не проведешь, мерзкая обезьяна! А кто повалил древо жизни в нашем монастыре? Ты мне ответишь за это.

Сунь Укун схватил было посох и хотел нанести удар противнику, но праведник на облаке взвился ввысь. Сунь Укун тоже вскочил на облако и бросился вдогонку за ним. Тогда праведник принял свой настоящий вид. Вот каким был он на самом деле:
		От веку в заплатах



		 старая ветхая ряса,



		Поясом пятицветным



		 туго монах подпоясан;



		Из лосиных хвостов его мухобойка,



		В барабан деревянный колотит бойко.



		Высоко поднимая ноги,



		Бодро идет по дороге.



		Голова повязана темным платком,



		 выцветшим и убогим.



		Рукавами монашьей рясы



		 шаловливо играет ветер,



		А он беспечно песню поет



		 в призрачном лунном свете.








Противники вступили в бой. Сунь Укун яростно размахивал своим посохом, праведник мухобойкой отражал удары, а напоследок пустил в ход волшебство. Он взмахнул рукавом, и в тот же миг в рукаве оказались все четыре паломника вместе с конем.

Тут праведник повернул облако и через мгновение опустился на землю прямо у монастыря Учжуангуань. Здесь уже собрались все его ученики. Праведник велел им принести веревку и, будто кукол, стал вытаскивать из рукава своих пленников. Танского монаха он велел привязать к колонне в главной зале, а его учеников – к столбам. Коня покормили и привязали к дереву во дворе.

Затем праведник взял плетку из кожи дракона и собрался было отхлестать Сюаньцзана, но Сунь Укун сказал:

– Зачем же наказывать нашего учителя, когда плоды съел я и дерево повалил тоже я?

Тут праведник произнес:

– Ну, тогда всыпьте хорошенько этой обезьяне. Отсчитайте тридцать ударов, ровно столько, сколько было плодов на дереве.

Послушник взмахнул плеткой, а Сунь Укун, смекнув, что его будут бить по ногам, произнес заклинание, и ноги у него сразу стали железными. Поэтому боли он никакой не почувствовал.

День пролетел незаметно, близился вечер. Монахи поужинали и удалились на покой.

И вот когда все вокруг стихло, Сунь Укун с помощью волшебства освободил от веревок Сюаньцзана, Чжу Бацзе и Шасэна, велел Чжу Бацзе срубить на берегу четыре ивы, обломал ветки и поставил ивы возле столбов, к которым были привязаны прежде паломники. Затем он произнес заклинание, прикусил до крови язык и кровь впрыснул в деревья. Одно дерево он превратил в Сюаньцзана, другое – в Шасэна, третье – в Чжу Бацзе, а четвертое – в себя самого. Деревья могли говорить, отвечать на вопросы. После этого Сунь Укун и Чжу Бацзе догнали учителя и пошли дальше.

Шли они всю ночь без остановок. К утру Сюаньцзан совсем обессилел и спал, покачиваясь в седле.

– Учитель! – сказал Сунь Укун. – Не пристало монаху быть таким слабым. Вот я, к примеру, могу не спать тысячу ночей подряд. Слезайте с коня и отдохните немного, не то прохожие станут над вами смеяться.

На том мы оставим паломников и вернемся в монастырь. Как только наступило утро, праведник потрапезничал, вошел в залу и приказал принести плетку, чтобы подвергнуть наказанию Танского монаха. Но, как вы уже знаете, это был не Сюаньцзан, а дерево, превращенное в него.

Когда же дошла очередь до Сунь Укуна и послушник стал хлестать плеткой обращенное в Сунь Укуна дерево, настоящего Сунь Укуна, находившегося в это время в пути, стала бить дрожь, и он быстро снял заклинание.

Тогда же все четыре дерева приняли свой настоящий вид, и послушник с плеткой в руках так и застыл от испуга.

Праведник сразу понял, в чем дело, поднялся в воздух и действительно увидел четырех паломников.

Он велел им остановиться, но те решили дать бой, тогда праведник, как и в первый раз, поймал всех их в рукав и доставил в монастырь.

Тут Сюаньцзана, Чжу Бацзе и Шасэна обернули каждого в кусок полотна, а затем принесли огромный котел.

– Налейте в котел масла, вскипятите и бросьте туда Сунь Укуна, – распорядился праведник.

– Вот и прекрасно, хоть помоюсь в свое удовольствие, – сказал Сунь Укун, – а то все тело зудит.

Но как только масло вскипело, Сунь Укун осмотрелся, приметил каменного льва, прикусил до крови язык, кровь впрыснул во льва, произнес заклинание, и лев тотчас же превратился в точное подобие Сунь Укуна. Сунь Укун же подпрыгнул, уселся на облако и стал смотреть, что будет дальше.

И вот каменного льва опустили в кипящее масло, двадцать человек опускали, едва подняли.

Когда он плюхнулся в котел, во все стороны полетели брызги, и у многих небожителей вскочили здоровенные волдыри. Вдруг послушник, поддерживавший огонь под котлом, закричал:

– Котел дал течь!

И в самом деле, во мгновение ока котел оказался пустым – каменный лев своей тяжестью пробил дно.

– Ах, подлая обезьяна! – завопил праведник. – Мало того что она сбежала, так еще решила сломать мой котел! Нет, видно, нам не поймать эту тварь. Она ускользает из рук, как песок или ртуть. Как тень или ветер… Ну и ладно. Развяжите-ка Танского монаха и принесите другой котел. Должен ведь кто-нибудь поплатиться за то, что погибло древо жизни!

Тут Сунь Укун, который сверху наблюдал за происходившим, опустился на облаке вниз, подошел к праведнику и обратился к нему с такими словами:

– Давайте я полезу вместо учителя в кипящее масло!

– Ах ты, негодяй! – рассвирепел праведник. – Один котел продырявил, теперь другой продырявить хочешь?

– Да я не нарочно, просто мне приспичило справить нужду, – отвечал Сунь Укун, – вот я и продырявил дно. Теперь я облегчился и снова могу лезть в котел.

Услышав это, праведник пришел в ярость и схватил Сунь Укуна за загривок.

Если хотите узнать, как паломникам удалось избавиться от грозившей им опасности, прочтите следующую главу.




Глава двадцать шестая,


повествующая о том, как Сунь Укун искал на трех островах небожителей средство для возрождения древа жизни и как оживила древо святой водой богиня Гуаньинь


Итак, праведник Чжэнь Юань сказал Сунь Укуну:

– На сей раз тебе от меня не вырваться, какое бы волшебство ты ни пустил в ход. Я последую за вами в Индию, пожалуюсь на тебя самому Будде и потребую, чтобы ты возвратил нам древо жизни.

– Если все дело в древе жизни, то и говорить об этом не стоит. Возродить его – сущий пустяк.

– Тогда сделай это, и я тебя пощажу, – отвечал праведник.

– Не меня одного, а еще учителя моего и двух его учеников, – промолвил Сунь Укун.

– Обещаю тебе их освободить, только оживи волшебное древо.

На том они и порешили. Праведник тотчас же велел развязать Сюаньцзана, Чжу Бацзе и Шасэна.

Тогда Сунь Укун пошел к учителю и сказал, что на три дня отлучится, чтобы побывать на трех островах небожителей и десяти материках в Великом Восточном море и там раздобыть средство для возрождения древа жизни.

О, мудрый царь обезьян! Он совершил прыжок, взошел на облако и помчался к Великому Восточному морю. Вскоре он достиг острова небожителей, Пэнлая, остановил облако и посмотрел вниз.

И такая открылась его взору красота, что он налюбоваться ею не мог. Он спустился на землю, сделал несколько шагов и тут, перед входом в белую пещеру, приметил трех старцев-небожителей, которые в тени сосны играли в шашки. На главном месте восседал дух звезды Долголетия, наблюдая за игрой духов звезды Счастья и звезды Благополучия. Сунь Укун подошел к ним, поклонился и сказал, что хочет сыграть с ними партию в шашки.

– А я слышал, что ты сопровождаешь Танского монаха, который идет в Индию за священными книгами. Как же ты здесь очутился?

– Не стану обманывать вас, почтенные старцы, – отвечал Сунь Укун. – Я и в самом деле иду вместе с Танским монахом за священными книгами. И вот явился сейчас к вам за помощью.

– Расскажи тогда нам, что у вас случилось, – сказал дух звезды Счастья. – Может быть, мы что-нибудь и придумаем.

И Сунь Укун рассказал все от начала и до конца по порядку. Как по пути они попали в монастырь Учжуангуань, как он вместе с двумя другими учениками съел плоды древа жизни и как, наконец, вырвал это дерево с корнем.

Старцы выслушали Сунь Укуна и ушам своим не поверили. Затем сказали:

– Убей ты какое-нибудь животное или насекомое, змею или рыбу, к примеру, их можно было бы оживить настоем из проса. Но древо жизни – священное дерево, как же мы можем его оживить?

Услышав это, Сунь Укун нахмурился, и на лбу у него появились тысячи морщин.

– Может быть, где-нибудь и есть такое средство, так что не надо сразу отчаиваться, – сказал дух звезды Счастья. – Поищи!

– Я поискал бы, конечно, обшарил бы все море, побывал бы на всех тридцати шести небесах. Но я обещал учителю вернуться через три дня, а не вернусь – он примется читать заклинание, обруч на моей голове сожмется и я буду выть от боли.

– Вот и хорошо, что есть такое заклинание! – воскликнули, смеясь, старцы. – Не обуздай тебя, так ты пробуравишь небо!

Тут в разговор вступил дух звезды Долголетия.

– Ни о чем не беспокойся, Великий Мудрец, – промолвил он. – Мы давно не были в монастыре Учжуангуань и сейчас отправимся туда повидаться с праведником Чжэнь Юанем. А заодно попросим твоего учителя не читать заклинание, которого ты так боишься. Так что можешь спокойно отправляться по своим делам.

Духи трех звезд воссели на волшебное облако и в следующий миг очутились у монастыря Учжуангуань. Об их прибытии возвестило курлыканье журавлей высоко в небе. Праведник в это время беседовал с Танским монахом и его учениками.

Как только ему сообщили, что прибыли духи трех звезд, он поспешил им навстречу. Чжу Бацзе, увидев духа звезды Долголетия, воскликнул:

– А, старый знакомый! Так и ходишь без шапки? – И он нахлобучил свою шапку на почтенного старца, присовокупив: – Теперь, по крайней мере, ты похож на новоявленного сановника, которому пожаловали головной убор. – И он похлопал старца по плечу.

– Вот негодяй! – рассердился дух, сорвав с себя шляпу. – Никак не научишься вести себя по-человечески!

Мы не будем рассказывать о том, какой разговор вели духи трех звезд с Сюаньцзаном и праведником Чжэнь Юанем, а вернемся к Сунь Укуну.

Покинув страну Пэнлай, он вскоре прибыл на священный остров Фанчжан, опустился на облаке вниз и сразу же ощутил дивное благоухание и услышал крик журавля – знак того, что здесь находилась обитель праведника.

Вскоре и в самом деле появился праведник и повел Сунь Укуна к себе во дворец. Дворец был поистине великолепен. Сколько прудов! Сколько красивых строений! Хозяин и гость заняли каждый положенное ему место, и после чая Сунь Укун сразу приступил к делу. Он рассказал святому о том, что случилось в монастыре на горе Долголетия, и попросил у него средство для оживления священного древа, которое он уничтожил.

– Ну что ты за обезьяна, только и знаешь, что пакостить, – сказал святой. – Есть у меня пилюля бессмертия, но помогает она только живым существам. Будь это просто дерево, еще можно было бы что-нибудь сделать. Но древо жизни взращено Небом и Землей, и существует оно с момента Сотворения мира. Нет, возродить его невозможно.

Услыхав это, Сунь Укун простился со святым и на облаке полетел к волшебному острову Инчжоу.

Там, под красной скалой, в тени прекрасных деревьев, распевая песни, играли в шашки и потягивали вино седовласые, седобородые небожители.

Увидев Сунь Укуна, они поспешили ему навстречу, и Великий Мудрец поведал им печальную историю гибели священного древа. Когда же он попросил у них средство для оживления дерева, старцы ответили:

– Нет у нас такого средства, поищи в другом месте.

На прощание старцы угостили Сунь Укуна божественным нектаром и драгоценным корнем лотоса, после чего он покинул остров Инчжоу и помчался к Восточному морю, где в роще Лилового бамбука жила богиня Гуаньинь. Богиня уже знала о том, что случилось в монастыре Учжуангуань, но выслушала Сунь Укуна очень внимательно и, сделав вид, будто ей ничего не известно, промолвила:

– Мерзкая ты обезьяна! Древо жизни священно и существует с момента Сотворения мира. А праведник Чжэнь Юань – предок земных бессмертных. Я сама поклоняюсь ему. Как же ты дерзнул совершить столь тяжкое преступление?

Сунь Укун долго каялся и оправдывался, а потом стал просить у богини средство для оживления дерева.

Наконец богиня взяла сосуд с какой-то жидкостью и сказала:

– Видишь этот сосуд? Он наполнен сладкой росой, которая оживляет священные деревья. Я возьму его с собой, и мы отправимся в монастырь.

С этими словами богиня поднялась в облака. Впереди летели два белых попугая, распевая чудесные песни. Сунь Укун летел следом. Очень скоро они достигли горы Долголетия и опустились на облаке вниз. Все обитатели монастыря, Танский монах, Чжу Бацзе и Шасэн вышли с поклонами богине навстречу.

После приветствий и церемоний богиню провели в сад, и тут она увидела мертвое древо жизни. Оно лежало на земле с вывернутыми корнями и засохшими ветками.

– Сунь Укун, протяни руку! – приказала богиня.

Сунь Укун поспешил выполнить приказание. Тогда богиня обмакнула ивовую ветвь в сладкую росу, написала на ладони Сунь Укуна заклинание и велела ему росой увлажнить корни дерева. Сунь Укун сделал все, как велела богиня, и в тот же миг из-под дерева ключом забила прозрачная вода.

Дерево подняли, корни засыпали землей, и вскоре на нем появились ветви, затем листва и, наконец, плоды. Их было ровно двадцать три. Тот, который ушел в землю, когда его сбил Сунь Укун, тоже висел на ветке.

На радостях Чжэнь Юань велел принести золотую колотушку и сбить с дерева десять плодов, чтобы угостить богиню и трех старцев-небожителей. Послушники расставили столы, принесли всевозможные яства, и начался пир.
		С давних пор гора Ваньшоу —



		 мудрецов бессмертных обитель;



		И созревали там корни жизни



		 раз в девять тысячелетий.



		Но вдруг обнажились чудные корни,



		 ростки молодые погибли,



		И только от сладкой волшебной росы



		 чудесные корни воспряли.



		И тотчас три старца радостно встретили



		 тех, с кем когда-то расстались,



		А четверо мудрых с грустью узрели



		 тех, кого прежде знали.



		Всем, кто сегодня успел вкусить



		 от чудного корня жизни,



		Воистину смерть теперь не страшна —



		 они обрели бессмертье.








После пира, поскольку час был поздний, все удалились на покой.

О том, что случилось на следующий день и как паломники продолжали свой путь, вы узнаете, если прочтете следующую главу.




Глава двадцать седьмая,


из которой вы узнаете о том, как оборотень трижды преграждал путь Сюаньцзану и как Сюаньцзан, разгневавшись на Великого Мудреца, прогнал его от себя


Итак, прожив еще шесть дней в монастыре, паломники снова отправились в путь и через некоторое время увидели высокую неприступную гору, где кишмя кишели ползучие гады, дикие звери и страшные чудища.

Сюаньцзан насмерть перепугался, но тут Сунь Укун взмахнул своим посохом и издал такой грозный крик, что все звери и чудища вмиг попрятались. Будто назло, Сюаньцзан сильно проголодался, а вокруг не было ни жилья, ни селения. Тогда Сунь Укун совершил прыжок в воздух, встал на облако и внимательно огляделся. В западной стороне ничего не было. Зато в южной стороне он приметил высокий холм, а на нем что-то красное. «Не иначе как персики», – подумал Сунь Укун, спустился вниз, взял чашу для подаяний, снова подпрыгнул и на облаке полетел к холму. Мчался он быстро, только ветер в ушах свистел, и в следующий миг уже достиг цели.

Надобно вам сказать, что шум, поднятый Сунь Укуном, растревожил оборотня этой горы, и он, оседлав облако, гонимое северным ветром, полетел вслед за ним, но тут увидел Сюаньцзана и сразу понял, что это паломник за священными книгами.

«Вот так удача! – подумал оборотень. – Этот монах совершенствовался в течение десяти поколений, и тот, кому удастся съесть кусочек его мяса, обретет бессмертие».

Оборотень уже собрался было схватить Сюаньцзана, но тут приметил охранявших его Шасэна и Чжу Бацзе и решил пойти на хитрость.

Он быстро спустился на землю, пошел к себе в пещеру, обернулся красавицей, взял в одну руку глиняную чашу, в другую – фарфоровый кувшин и устремился прямо к Танскому монаху.

Заметив красавицу, Чжу Бацзе оставил учителя с Шасэном, а сам, оправив на себе одежду, пошел ей навстречу.

– Куда путь держите? И что несете? – спросил Чжу Бацзе, обуреваемый греховными помыслами.

– Почтенный монах, – отвечала красавица, – я несу обед моему мужу, который работает сейчас в поле, но, как только увидела вас, решила отдать вам и этот ароматный рис, и вкусную лапшу, потому что дала обет помогать странствующим монахам.

Сюаньцзан принялся благодарить женщину, а Чжу Бацзе уже готов был сожрать все содержимое чаши и кувшина, как вдруг появился Сунь Укун, успевший собрать целую кучу персиков. Увидев красавицу, он уставился на нее своими огненными глазами и сразу распознал в ней оборотня.

Недолго думая, Сунь Укун размахнулся и ударил оборотня посохом по голове. Тогда оборотень встряхнулся, тело красавицы осталось лежать бездыханным на земле, а сам оборотень улизнул. Но Сюаньцзан видел лишь убитую Сунь Укуном женщину, дрожал от страха и про себя молился.

– Никакой управы на эту обезьяну нет, – бормотал он, – ни за что ни про что сгубила хорошую женщину.

– Да вы посмотрите, учитель, что в этом горшке, – сказал Сунь Укун.

И в самом деле, вместо риса там оказались черви, вместо лапши – жабы и лягушки.

И все же, подстрекаемый Чжу Бацзе, Танский монах стал читать заклинание «сжатие обруча», а после сказал:

– Отрекшемуся от мира надлежит творить только добрые дела. А ты просто так взял и убил человека. Отныне ты мне больше не ученик, и нечего тебе идти в Индию за священными книгами.

Тут Великий Мудрец опустился на колени и, отбивая поклоны, промолвил:

– Вы спасли меня, учитель, когда я был заточен под горой Пяти стихий, и, если я не отблагодарю вас за оказанную мне милость, не последую за вами в Индию, меня будут поносить во веки веков.

У Танского монаха было доброе сердце, и он, видя, как искренне раскаивается Сунь Укун, сказал:

– Ладно, прощаю тебя. Смотри только, впредь не твори больше зла.

После этого Сунь Укун помог монаху сесть на коня и поднес ему персики. Сюаньцзан утолил голод, и они двинулись дальше.

Между тем оборотень, которому удалось улизнуть, сидел в это время на облаке и скрежетал зубами от злости.

«Из-за этой проклятой обезьяны я так и не поймал Танского монаха», – размышлял он. И тут ему в голову пришла великолепная мысль. Он быстро спустился на землю, встряхнулся и принял вид старой старухи с клюкой. Старуха шла по дороге и плакала.

– Беда! – вскричал Чжу Бацзе, приметив старуху. – Не иначе как это мать убитой Сунь Укуном красавицы, которая отправилась на поиски своей дочери.

– Ну и дурень же ты! Той было лет восемнадцать, а этой – все восемьдесят. Что же, она в шестьдесят ее родила, что ли? Нет, тут что-то нечисто. Сейчас я все выясню.

Сунь Укун подошел к старухе и стал внимательно ее рассматривать.

Он тотчас же распознал в старухе оборотня и, не раздумывая, стукнул ее своим посохом. Старуха, бездыханная, осталась лежать на земле, а оборотень опять улизнул.

Увидев это, Сюаньцзан сошел с коня и двадцать раз кряду произнес заклинание «сжатие обруча».

Посмотрели бы вы, во что превратилась голова Сунь Укуна! Она стала похожа на тыкву-горлянку. А сам он катался от боли по земле, взывая о пощаде.

– Не будет тебе больше пощады, – отвечал Сюаньцзан, – ибо ты снова сотворил зло, убил ни в чем не повинную старуху.

– Так ведь это же не старуха, а оборотень, – пытался вразумить монаха Сунь Укун.

Но все было тщетно. Монах слушать ничего не хотел и велел Сунь Укуну убираться.

Тогда Сунь Укун сказал:

– Раз вы гоните меня, я уйду, но не могу же я возвратиться в свое обезьянье царство с этим обручем на голове. Вы должны произнести заклинание, которое освободит меня от него.

– Такого заклинания я не знаю, – ответил Танский монах.

– Тогда мне придется идти с вами дальше, – сказал Сунь Укун.

И они снова двинулись в путь.

Оборотень между тем решил в третий раз пуститься на хитрость, обернулся старцем и пошел по дороге.
		Как у Пэнцзу,



		 белы его волоса,



		Седа борода,



		 словно он небожитель Шоусин.



		Не умолкая,



		 звенит нефритовый цин;



		К звездному пологу



		 монах подъемлет глаза.



		Идет, опираясь



		 на посох с драконьей главою;



		Пух журавлиный —



		 украшенье его наряда.



		Жемчужные четки



		 перебирает рукою;



		Будде хвалу возносить —



		 одна для него отрада.








Сунь Укун приблизился к старцу и сразу распознал в нем оборотня. Тогда он призвал в свидетели местных духов и при них расправился с оборотнем.

– Ну и молодец Сунь Укун! – расхохотался тут Чжу Бацзе. – За полдня прикончил троих!

На этот раз Танский монах не простил Сунь Укуна. Он даже не захотел принять от него на прощанье поклоны.

Одолеваемый печалью разлуки с учителем, Сунь Укун поднялся в воздух и на облаке полетел в свое обезьянье царство.

Если хотите узнать о том, что дальше случилось с Сунь Укуном, прочтите следующую главу.




Глава двадцать восьмая,


повествующая о том, как на горе Цветов и плодов собрались духи и как Сюаньцзан в лесу Черных сосен встретил оборотня


Итак, продолжая свой путь, Сунь Укун прилетел наконец на гору Цветов и плодов.

Он опустился на облаке вниз, огляделся и увидал страшную картину запустения. А дело в том, что после разгрома, который Сунь Укун учинил в небесных чертогах, бог Эрлан и семь его братьев с горы Мэйшань до основания разрушили обезьянье царство.

И вот, печалясь из-за этого нового несчастья, обрушившегося на его голову, Сунь Укун вдруг увидел, как из зарослей колючего кустарника на склоне горы выскочило несколько обезьян. Они подбежали к Сунь Укуну и, земно кланяясь, вскричали:

– О повелитель! Какое счастье, что вы вернулись!

– Почему не слышно здесь ни шума, ни веселья? – спросил царь обезьян. – Да и не видно никого. Куда все попрятались?

Тут обезьяны не выдержали, стали громко плакать и жаловаться:

– Не дают нам покоя охотники, день и ночь гоняются за нами с луками и самострелами, травят нас соколами и собаками, расставляют сети, ловят нас на крючья. Мы только и выходим, чтоб пощипать траву да попить родниковой воды. Нас всего тут осталось не больше тысячи. Многие погибли во время пожара, устроенного Эрланом. А половина тех, кто уцелел, разбрелись по другим местам в поисках пищи. Ведь все наши плодовые деревья обгорели. А теперь нас изо дня в день уничтожают охотники. Сдирают с нас шкуры, а из мяса приготовляют себе закуски. Или ловят живьем и заставляют проделывать всякие штуки на потеху прохожим.

– А кто у вас сейчас предводитель? – спросил Сунь Укун.

– Да вот остались еще полководцы Ма и Лю и генералы Бэнь и Ба, – отвечали обезьяны.

– Пойдите доложите, что я вернулся, – приказал Великий Мудрец.

Обезьяны тотчас же бросились в пещеру с криком:

– Наш повелитель Великий Мудрец вернулся!

Ма, Лю, Бэнь и Ба поспешили встретить Сунь Укуна и с поклоном пригласили его в пещеру. Великий Мудрец воссел на почетное место, и тогда обезьяны, выстроившись в ряд и отдав соответствующие почести, обратились к нему с такими словами:

– О повелитель наш! Прослышали мы о том, что вы отправились с Танским монахом в Индию за священными книгами. Как же вы очутились здесь?

И тут Сунь Укун поведал своим подопечным все от начала до конца.

– Этот Танский монах ничего не смыслит, – промолвил Сунь Укун. – И вот за то, что я убил оборотня, принявшего вид человека, он и прогнал меня, о чем выдал мне собственноручно бумагу.

– Ну и повезло нам! – захлопали обезьяны в ладоши. – Очень вам надо быть монахом! Живите лучше с нами в свое удовольствие!

Обезьяны хотели тут же устроить пир, но Сунь Укун им сказал:

– Погодите немного! Лучше скажите, в какое время дня приходят охотники?

– В любое, – отвечали обезьяны. – Не дают нам ни минуты покоя.

Тогда Сунь Укун приказал:

– Соберите камней помельче и сложите их в кучки – в каждой чтобы было не меньше тридцати и не больше шестидесяти штук.

Обезьяны с шумом бросились выполнять приказ, и вскоре работа была закончена. Тогда Великий Мудрец скомандовал:

– А теперь все в пещеру!

После этого он взобрался на вершину горы и, внимательно осмотревшись, вдруг заметил в южной стороне множество всадников – тысячу, а то и больше, – вооруженных мечами и копьями, с соколами и собаками. Всадники мчались прямо к горе. Вид у них был поистине грозный.
		На плечи наброшены



		 пышные лисьи шкуры,



		Из волчьих клыков



		 наконечники стрел в колчанах.



		Повадкою схожи



		 с голодным свирепым тигром,



		Кони несутся,



		 словно морские драконы.



		На кожаных сворках



		 с лаем мчатся собаки,



		Ловчие соколы



		 зорко следят добычу.



		Воины ада



		 в дивных шапках с рогами,



		Их хриплые крики



		 долетают до горних высей.








Приблизившись, всадники стали окружать гору. Великий Мудрец затрясся от гнева, пошевелил пальцами, произнес заклинание, вдохнул, потом с силой выдохнул из себя воздух. Поднялся бешеный ураган.

Он подхватил камни, собранные обезьянами, и понес их прямо на всадников. Ни одного не осталось в живых.

Тогда Великий Мудрец велел всем своим подданным выйти из пещеры и, когда они друг за другом повыскакивали, сказал:

– Ступайте на южный склон горы и снимите с убитых одежду. Наденете ее, когда станет холодно. С лошадей сдерите шкуры и сшейте себе ботинки. Мясо засолите впрок. Луки, стрелы, пики и мечи возьмите себе. И знамена тащите сюда. Пригодятся.

Из всех вражеских знамен сшили одно и водрузили его у входа в пещеру. Через некоторое время Сунь Укун отправился к царям-драконам четырех морей, взял у них живительного дождя и волшебной росы, полил гору, и она снова зазеленела. Тогда он посадил ивы, тополя, сосны, кипарисы, персики, сливы, финики и множество других деревьев. Снова обезьяны зажили припеваючи, наслаждаясь покоем. Но оставим их на время и вернемся к Сюаньцзану.

Вместе с Чжу Бацзе и Шасэном он продолжал свой путь, и вот однажды они увидели впереди гору, а на горе лес.

– Лес дремучий, густой, в нем наверняка таится много опасностей, – сказал Сюаньцзан, – помните об этом, ученики мои.

Через некоторое время Сюаньцзан остановил коня и промолвил:

– Чжу Бацзе, не раздобудешь ли чего-нибудь поесть, я сильно проголодался.

Чжу Бацзе взял чашу для подаяний и отправился на поиски пищи.

Он вышел из леса, проделал немалый путь, но навстречу ему не попалось ни одного человека, только волки да тигры. Чжу Бацзе очень устал и невольно вспомнил Сунь Укуна. Прежде он исполнял все желания учителя, а теперь эта забота легла на плечи Чжу Бацзе.

Идти дальше у Чжу Бацзе не было сил, и, повалившись в траву, он уснул.

Между тем Сюаньцзан, не дождавшись Чжу Бацзе, места себе не находил от волнения. Наконец он не выдержал и обратился к Шасэну.

– Что это Чжу Бацзе так долго не возвращается? – спросил он.

– А он до тех пор не вернется, пока собственное брюхо не набьет, – ответил Шасэн.

– Пожалуй, ты прав, – сказал Сюаньцзан. – Не знаю только, как быть. Время позднее, надо бы позаботиться о ночлеге.

Тогда Шасэн сказал:

– Вы, учитель, оставайтесь здесь, а я пойду поищу его.

Оставшись один в лесу, Сюаньцзан, чтобы развеять тоску, стал прогуливаться по лесу и не заметил, как вышел на опушку. Вдруг впереди он увидел чудесную пагоду с золотым куполом, сверкавшим в лучах заходящего солнца.

«Там непременно должен быть монастырь», – подумал Сюаньцзан и направился к пагоде.

Но, войдя внутрь, он едва не упал от страха. Там на кровати, сделанной из камня, спал безобразного вида оборотень.

Сюаньцзан не успел и шага сделать, как оборотень широко раскрыл свои огненные глаза, увидел полнолицего, круглоголового монаха и велел своим подчиненным схватить его и притащить к нему.

Приказ был тотчас же выполнен, и несчастный Сюаньцзан предстал перед грозным чудовищем.

– Откуда ты явился, монах? И куда путь держишь? – тараща глаза, заорал оборотень.

– Я – Танский монах, – смиренно отвечал Сюаньцзан. – По велению китайского императора иду в Индию за священными книгами. И вот, проходя через эти горы, я счел своим долгом засвидетельствовать вам свое почтение.

Выслушав его, оборотень расхохотался.

– Я так и думал, что ты важная птица. Но все равно я тебя съем! Эй, вы! – крикнул он своим подчиненным. – Связать монаха!

В тот же миг Сюаньцзана схватили и привязали к столбу.

– Кто тебя сопровождает? – спросил оборотень. – Не мог же ты один отправиться в путь.

– Со мной идут два моих ученика, – отвечал Сюаньцзан. – Сейчас они ушли за подаянием. А в лесу я оставил белого коня и пожитки.

– Вот так повезло! – вскричал оборотень. – Два ученика да еще конь. Всего, значит, четверо. Что же, на один раз вполне достаточно. Дождемся, пока ученики придут сюда искать учителя, и всех вместе съедим.

Шасэн тем временем разыскал Чжу Бацзе и, увидев, что тот сладко спит, схватил его за ухо:

– Тебя за едой послали, а ты спать улегся! Вставай скорее, учитель ждет. Ночь наступила, а мы еще ночлега не нашли.

Вдвоем они вернулись в лес, но учителя там не было.

Тогда, взяв пожитки и ведя на поводу коня, они отправились его искать и вдруг увидели в южной стороне золотое сияние.

– Видишь пагоду? – спросил Чжу Бацзе. – Вот где надо искать учителя. Наверняка для него приготовили там угощение, давай пойдем быстрее, может, и нам что-нибудь перепадет.

Но когда они подошли к пагоде, ворота оказались крепко-накрепко запертыми.

– Эй, открывайте! – заорал Чжу Бацзе.

Оборотни быстро распахнули ворота, но, увидев Чжу Бацзе и Шасэна, бросились к своему повелителю:

– О повелитель! Те двое уже пришли и стоят у ворот. Один другого страшнее.

– Дайте-ка мне быстрее одеться, – очень довольный, сказал оборотень.

Он облачился в желтый халат и боевые доспехи, взял меч и вышел из ворот.

– Вы откуда явились, монахи? И как смеете здесь шуметь! – крикнул оборотень.

– Мы ищем нашего учителя, – отвечал Чжу Бацзе, – Танского монаха. Признавайся, здесь он или нет? Не то я проучу тебя своими вилами.

– Есть у нас тут один Танский монах. Но мы его не обижаем, – смеясь, сказал оборотень. – Даже приготовили ему пампушек с человечьим мясом, может, вы тоже хотите их отведать? Тогда входите!

Чжу Бацзе чуть было не согласился, но Шасэн его удержал:

– Не слушай ты его, он врет.

Тогда Чжу Бацзе взмахнул своими вилами, нацелившись оборотню прямо в голову, но тот ловко отразил удар. В следующий миг оба поднялись в облака и там продолжали бой. Вскоре на помощь Чжу Бацзе поспешил Шасэн.

Несколько десятков раз схватывались противники, но так и нельзя было сказать, на чьей стороне перевес.

Если хотите узнать, чем кончился бой и как удалось спасти Танского монаха, прочтите следующую главу.




Глава двадцать девятая,


из которой вы узнаете о том, как удалось спастись паломникам, как они прибыли в государство Баосянго и как Чжу Бацзе возвратился в горы, чтобы расправиться с оборотнем

		Если в себе не подавишь



		 чреду сумасбродных желаний,



		Тщетно будешь стремиться



		 к Истине, вечно нетленной.



		Если пред ликом Будды



		 природу свою воспитуешь,



		Рассеются все заблужденья,



		 исчезнут пороки и страсти.



		Уразумев заблужденья,



		 праведный Путь обрящешь,



		Но только поддашься пороку —



		 века проведешь в страданьях.



		Душой обратившись к Будде,



		 с сердцем, открытым для правды,



		Смоешь скверну пороков,



		 бессчетных, как Ганга песчинки!








Пока Чжу Бацзе и Шасэн вели бой с оборотнем, Сюаньцзан, привязанный к столбу, предавался горестным думам. Вдруг из внутренних покоев вышла женщина лет тридцати и обратилась к нему с вопросом:

– Как вы сюда попали, почтеннейший, и почему привязаны?

Сюаньцзан сквозь слезы взглянул на женщину и ответил:

– Я пришел к вам по собственной воле, и если вы хотите съесть меня, ешьте скорее.

– Я не ем людей, – отвечала женщина. – Я принцесса из страны Баосянго, которая находится в трехстах с лишним ли к западу отсюда. С тех пор как оборотень похитил меня и сделал своей женой, я ни разу не видела своих родителей и даже не знаю, что с ними. Зовут меня Бай Хуасю. А вы кто?

– Я Танский монах, иду в Индию за священными книгами, – отвечал Сюаньцзан. – И вот неожиданно забрел сюда. Оборотень хочет зажарить меня и обоих моих учеников и съесть.

– Успокойтесь, почтенный, – с улыбкой промолвила женщина. – Я спасу вас, если вы согласитесь отнести письмо к моим родителям, уговорю волшебника освободить вас. Страна Баосянго как раз лежит на пути в Индию.

– Я охотно отнесу письмо вашим родителям, только спасите меня, – промолвил Сюаньцзан.

Женщина ушла и вскоре вернулась с письмом, которое передала Сюаньцзану. Затем она освободила его от веревок и вывела через задние ворота из пагоды. Сюаньцзан не решился продолжать путь один и, укрывшись в зарослях кустарника, стал дожидаться своих учеников.

Между тем принцесса пошла к тому месту, где происходил бой, и стала звать мужа.

Оборотень покинул поле боя, спустился на облаке вниз и спросил у жены, что случилось.

– Мой повелитель, – отвечала женщина, – еще в детстве я дала обет, если найду себе достойного мужа, поклониться святым местам и сделать подношение монахам. Но, став твоей женой, я проводила дни в забавах, а про обет забыла. И вот сегодня мне явился во сне святой в золотых латах и велел выполнить обет. Проснувшись, я решила рассказать тебе о том, что видела во сне, но, когда шла сюда, увидала монаха, привязанного к столбу. Освободи его, мой повелитель! Тогда я смогу сделать ему подношение и так выполню свой обет.

– Ладно, так и быть, отпущу я этого монаха, пусть отправляется на все четыре стороны, – ответил оборотень.

– Мой повелитель, я уже отпустила его, – сказала женщина.

– Отпустила, и ладно, – сказал оборотень и велел Чжу Бацзе и Шасэну убираться подобру-поздорову.

А те, не помня себя от радости, побежали в лес, взяли коня и пожитки, вернулись в пагоду за учителем и все вместе отправились в путь.

Они прошли двести и еще девяносто девять ли и впереди увидели прекрасную страну. Это и была страна Баосянго.

Они долго любовались открывшейся перед ними красотой, а потом отправились в гостиницу при почтовой станции. Отдохнув немного, Сюаньцзан пошел во дворец, сказал стражникам, кто он, куда идет, и заявил, что принес послание самому государю.

Представ перед владыкой, Сюаньцзан вначале попросил его подписать ему казенную бумагу и печатью скрепить высочайшее дозволение на дальнейший путь, а затем сказал, что привез письмо от его третьей дочери.

Государь залился слезами и промолвил:

– Тринадцать лет прошло с тех пор, как дочь моя исчезла. Скольких гражданских и военных чиновников я отстранил за это время от должности! Скольких казнил служанок и евнухов! Все они твердили одно: принцесса вышла погулять и заблудилась. Где только ее не искали! Никому и в голову не могло прийти, что ее похитил оборотень. И вот через тринадцать лет я получаю от нее весточку. Как же тут не заплакать?

Сюаньцзан вынул из рукава письмо и почтительно передал его государю. От волнения государь был не в силах читать и велел вызвать ученого мужа.

Тот прочел все от первого до последнего слова. В конце письма принцесса молила государя послать на гору Плошка войско, расправиться с оборотнем и вернуть ее ко двору.

Узнав, какая печальная участь постигла его дочь, государь горько заплакал, вслед за ним заплакала государыня и все сановники. Потом государь вытер слезы и спросил, кто из его полководцев поведет войско на гору Плошка, чтобы расправиться с оборотнем и освободить его дочь-принцессу. Все молчали, будто деревянные.

В отчаянии государь снова залился слезами. Тогда полководцы опустились на колени и промолвили:

– Не убивайтесь так, ваше величество. Мы готовы служить вам верой и правдой, но не под силу простым смертным одолеть оборотня. Пусть спасет вашу дочь этот монах, ибо могущество его столь велико, что он может усмирять драконов и тигров, злых духов и оборотней.

Выслушав полководцев, государь обратился к Сюаньцзану с такими словами:

– Почтеннейший, если вы и в самом деле способны усмирять нечистую силу, спасите принцессу, и я сделаю вас своим братом. Вы останетесь здесь, во дворце, и будете наслаждаться богатством и счастьем.

Пришлось Сюаньцзану признаться, что не он усмиряет нечистую силу, встречающуюся в пути, а два его ученика, которые вместе с ним идут в Индию.

Тогда государь велел отправить посланца за Чжу Бацзе и Шасэном. До чего же обрадовался Чжу Бацзе, услышав, что их с Шасэном зовут во дворец!

– Уж там нас как следует угостят, – сказал он Шасэну. – Поедим в свое удовольствие, а утром отправимся в путь.

Когда ученики Сюаньцзана появились во дворце, там начался переполох. Уж очень они были безобразны. Сам государь, глянув на них, задрожал от страха. Он долго не мог прийти в себя, потом наконец успокоился и спросил:

– Кто из вас двоих умеет усмирять злых духов?

– Я, – ответил Чжу Бацзе.

– А оружие у вас какое? – спросил государь.

– Вот какое, – отвечал Чжу Бацзе, доставая из-за пояса вилы.

– С таким оружием вы тотчас же потерпите поражение, – смеясь, сказал государь.

– Да будет вам известно, ваше величество, что этими вилами я могу усмирить любое чудовище и на суше, и на воде.

И вот у ног Чжу Бацзе появилось облако, он сел на него и полетел к горе Плошка.

Опасаясь, что Чжу Бацзе одному не одолеть оборотня, Шасэн тоже оседлал облако и полетел следом за Чжу Бацзе.

Вскоре они прилетели к пещере и опустились на землю. Чжу Бацзе изо всех сил стукнул своими вилами по воротам пещеры, где обитал оборотень, и пробил в них дыру величиной с кадушку. Перепуганные стражники бросились к своему повелителю и вскричали:

– О повелитель, ученики Танского монаха сломали наши ворота!

– Как же они посмели?! – заорал оборотень. – Ведь я отпустил их учителя. Чего же им еще надо?

Сказав так, оборотень поспешно облачился в доспехи, взял меч и, выйдя из пещеры, крикнул:

– Эй вы, монахи! Зачем сломали наши ворота? Я ведь пощадил вашего учителя!

– А ты зачем выкрал принцессу страны Баосянго? – заорал в свою очередь Чжу Бацзе. – Зачем сделал ее своей женой и держишь в неволе? Освободи ее, живо! А после пойди в пещеру и скажи, чтобы тебя связали, а то нам неохота возиться с тобой!

От этих слов оборотень рассвирепел и, тараща глаза, нацелился своим мечом прямо в голову Чжу Бацзе. Чжу Бацзе пустил в ход свои вилы и ринулся на противника. Тут вступил в бой и Шасэн.

Девять раз схватывались противники на склоне горы. Наконец Чжу Бацзе почувствовал, что теряет силы, и покинул поле боя.

Увидев, что Шасэн остался один, оборотень ринулся на него и утащил к себе в пещеру.

Если хотите узнать, что случилось дальше, прочтите следующую главу.




Глава тридцатая,


повествующая о том, как оборотень посягнул на истинное учение и как конь-дракон вспомнил о мятущейся обезьяне


Итак, оборотень притащил Шасэна в пещеру, велел связать его и предался размышлениям. «Наверняка жена моя отправила с Танским монахом письмо своему отцу-государю. Иначе откуда стало бы известно, что она здесь?»

И, приняв грозный вид, оборотень отправился к принцессе, чтобы убить ее. Между тем принцесса, ничего не подозревая, облачилась в нарядное платье и вышла в парадную залу. Увидев мужа, который таращил глаза, дергал себя за брови и скрежетал от злости зубами, принцесса спросила:

– Господин мой, что с вами?

– Ты – подлая, у тебя сердце собаки! – заорал оборотень. – Чего тебе не хватает? Ходишь в шелках и в золоте, я исполняю все твои прихоти, а ты только и думаешь о своих родителях! Ты нарочно отпустила того лысого монаха, послала с ним письмо своему отцу, и вот теперь ученики этого монаха явились сюда и сломали мои ворота.

Услышав это, принцесса затрепетала от страха, упала на колени и промолвила:

– Никакого письма я не отправляла, напрасно ты меня ругаешь.

– Да я только что поймал ученика монаха Шасэна, который явился сюда, чтобы увезти тебя к отцу!

– Вот у него и спроси, – ответила принцесса, – посылала я письмо или нет.

Но оборотень ничего не стал слушать, своими огромными лапами схватил жену за волосы, повалил на пол и занес над ней меч. Но прежде, чем убить ее, крикнул:

– Эй ты, Шасэн! Как это вы с Чжу Бацзе пронюхали, что принцесса из Баосянго здесь? Не иначе как она отправила своему отцу с Танским монахом письмо!

– Никакого письма принцесса не посылала. А получилось вот как, – сказал Шасэн, спасая принцессу. – Учитель явился ко двору правителя Баосянго по делам, а тот рассказал ему, что у него тринадцать лет тому назад пропала дочь, и описал ее наружность. Учитель вспомнил, что здесь, в пещере, видел точь-в-точь такую женщину, и сказал об этом правителю. Тогда правитель попросил меня и Чжу Бацзе расправиться с тобой, а принцессу вернуть во дворец. Если же тебе непременно хочется кого-нибудь убить, убей меня. Зачем же губить ни в чем не повинного человека?

Услышав это, оборотень бросил меч, помог принцессе подняться и сказал:

– Я тебя обидел, прости, пожалуйста.

Стараясь всячески загладить свою вину, он велел устроить пир в честь принцессы. На радостях, что она его простила, оборотень выпил лишнего, захмелел, облачился в новое платье, взял в руки меч и сказал:

– Ты оставайся дома, пей и закусывай, хорошенько смотри за детьми, только монаха не выпускай. А я отправлюсь в Баосянго, потолкую с твоим отцом-государем. Как-никак он мне родственником доводится.

– Нельзя тебе с ним встречаться, уж очень ты безобразен, испугаешь его.

Тут оборотень встряхнулся, и принцесса увидела перед собой статного красавца.
		Обликом так изящен,



		Статью так величав.



		Достоинство и степенность



		 звучали в его речах.



		Как у прекрасного юноши,



		 движенья его легки,



		Талантом сравним с Цзыцзянем,



		 легко сочинявшим стихи,



		Лицом походил на Пань Аня —



		 так же, как тот, красив.



		Шапка из перьев сорочьих,



		 перед которой и тучи меркли.



		Рукава расписного халата



		 взвивались в порывах ветра.



		Необычайно прекрасным



		 казался красавец гордый:



		Величав, как глубокие пропасти



		 или высокие горы.








– Теперь можешь идти ко двору. От такого родственника государь не откажется, – сказала принцесса.

Оборотень оседлал облако и в следующий миг уже был в стране Баосянго.

Когда стражник доложил, что прибыл третий зять, государь, который как раз в это время беседовал с Сюаньцзаном, очень удивился.

– У меня только два зятя, – сказал он. – Откуда же взялся третий?

– Это наверняка оборотень, – ответили сановники, – тот самый, который похитил принцессу.

Государь не знал, как ему поступить: то ли пускать оборотня во дворец, то ли не пускать, но тут Сюаньцзан промолвил:

– Уж лучше пустить, ваше величество. Оборотень все равно войдет, он ведь обладает волшебной силой.

Тогда государь распорядился:

– Введите его.

И оборотня ввели в залу. Он почтительно подошел к трону, ловко изогнулся, отдал полагающиеся почести. Сановники глазам своим не верили. Какой же это оборотень? Статный, красивый.

Государь же и вовсе подумал, что это ученый муж, и обратился к нему с такими словами:

– Дорогой зять, скажите, пожалуйста, где ваш дом, из какой вы страны? И еще я хотел бы знать, когда вы успели жениться на моей дочери?

– Милейший тесть, – отвечал, земно кланяясь, оборотень, – мои владения находятся на горе Плошка, той, что лежит к востоку от вашей страны.

– А далеко эта гора? – спросил государь.

– Всего в трехстах ли отсюда, – отвечал оборотень.

– Как же могла очутиться там моя дочь? – спросил государь.

Тут оборотень принялся врать и поведал государю историю, в которой не было и слова правды.

Оборотень рассказал, что тринадцать лет назад ходил на охоту и выпустил стрелу в тигра, который нес на спине девушку. Девушку он отвез к себе, искупал в теплом источнике, и она пришла в себя. Они полюбили друг друга и поженились. Ему и в голову не могло прийти, что она – принцесса. А девушка ни слова об этом не сказала. Она оказалась очень умной и доброй и попросила отпустить тигра. Потом он узнал, что, живя в горах, тигр научился волшебству и кормился тем, что вылавливал сбившихся с дороги путников. Сгубил он и Танского монаха, паломника за священными книгами, завладел его священными бумагами, принял его облик и явился к вам во дворец.

– Вот он, – сказал оборотень, тыча пальцем в Сюаньцзана.

Государь поверил оборотню и промолвил:

– Так заставьте же его, мой дорогой зять, принять свой настоящий вид.

– Для этого мне понадобится немного чистой воды, – ответил оборотень.

Он произнес заклинание, набрал в рот воды, прыснул ею на Сюаньцзана, и в тот же миг сановники увидели перед собой полосатого тигра.

У государя душа ушла в пятки от страха, сановники разбежались. Лишь несколько отважных полководцев со своими воинами ринулись на Сюаньцзана и стали его колошматить, да так, что от любого на его месте осталось бы кровавое месиво, но Танскому монаху не суждено было умереть. Его спасли духи – хранители учения Будды и духи-стражи. С помощью волшебной силы они сумели обезвредить оружие воинов, и Сюаньцзан даже не почувствовал боли. Его избивали до самого вечера, а потом связали железными прутьями и посадили в железную клетку.

Между тем государь приказал устроить в честь зятя пир в зале Серебряного спокойствия, где его развлекали восемнадцать девушек: они играли, пели, танцевали, наливали оборотню вино. Оборотень восседал на почетном месте, по обеим сторонам от него – красавицы. Но вот оборотень захмелел и, забыв об осторожности, принял свой настоящий вид. Он громко расхохотался, схватил своими огромными лапами девушку, игравшую на пибе, и вмиг откусил ей голову. Остальные девушки, обезумев от страха, разбежались и спрятались.

Оборотень подливал и подливал себе вина. Хватал каждого, кто попадался под руку, и закусывал им.

Тем временем слух о том, что Танский монах оказался тигром-оборотнем, дошел до «Золотого павильона» – постоялого двора, где в это время стоял белый конь Сюаньцзана. Но конь этот, как вы знаете, был не простым конем, а сыном царя драконов, в наказание за совершенный проступок превращенным в коня.

Он, разумеется, не поверил в то, что Танский монах – тигр-оборотень, и сразу понял, что тут не обошлось без колдовства. Поскольку ни Чжу Бацзе, ни Шасэна не было, конь решил во что бы то ни стало спасти Танского монаха и, дождавшись второй стражи, разорвал повод, которым был привязан, сбросил седло и сбрую, принял свой настоящий вид и, поднявшись прямо на девятое Небо, огляделся.

Вдруг он увидел внизу, во дворце, в зале Серебряного спокойствия, сиявшем светом восьми фонарей, оборотня, восседавшего на почетном месте. Он пил вино и закусывал человечиной.

Тогда дракон обернулся красавицей, красавица поспешила в залу и, склонившись перед оборотнем, пожелала ему всяческого счастья и благополучия. Затем она стала подливать оборотню вина из кувшина.

– А ты петь умеешь? – спросил оборотень.

– Умею, – ответила красавица и спела песенку.

– А танцевать? – снова спросил оборотень.

– Тоже умею. Только как танцевать с пустыми руками?

– А ты меч мой возьми.

Девушка взяла меч, сделала им три выпада вверх, четыре вниз, пять влево, шесть вправо, и тут оборотень, поняв, что его провели, заскрежетал зубами от злости и схватил стоявший рядом огромный фонарь из кованого железа.

После этого противники покинули залу Серебряного спокойствия и взлетели в облака. Они схватывались раз девять, и дракон почувствовал, что слабеет. Тогда он быстро спустился на землю и, спасая свою жизнь, укрылся в реке. Оборотень бросился было за ним, но не догнал и вернулся во дворец.

Дракон между тем, опустившись на дно реки, выждал полстражи, потом высунул голову из воды и, увидев, что вокруг все спокойно, сел на облако и полетел на постоялый двор. Здесь он снова обернулся белым конем и пошел в конюшню. Он весь вымок, на ноге была рана. Это оборотень схватил его своими клыками за ногу.

А теперь вернемся к Чжу Бацзе.

Оставив Шасэна один на один с оборотнем, он укрылся в густых зарослях травы и захрапел. А когда проснулся, уже была глубокая ночь. Вначале он хотел идти выручать Шасэна, но потом передумал и отправился в город проведать учителя.

«Соберу храбрых воинов, – решил он, – и уже тогда пойду спасать Шасэна».

Он оседлал облако и в следующий миг очутился на постоялом дворе, но Сюаньцзана там не нашел. Только белый конь стоял в конюшне, с огромной раной на задней ноге.

«Не иначе как кто-то напал на учителя и поранил его коня», – подумал Чжу Бацзе.

И вдруг конь заговорил человечьим голосом:

– Брат, это ты?!

Чжу Бацзе едва не упал на землю от страха и тут же бросился бежать. Но конь зубами ухватил его за полу и промолвил:

– Дорогой брат, не бойся меня. Наш учитель попал в беду.

И конь от начала до конца рассказал Чжу Бацзе о том, что произошло.

Выслушав его, Чжу Бацзе сказал:

– Одному мне этого оборотня не одолеть, а Шасэна он утащил к себе в пещеру. И теперь нам ничего не остается, как разойтись по домам. Ты отправляйся в свое море, а я вернусь к себе в деревню.

– Мы не можем так поступить, – со слезами на глазах промолвил дракон. – Надо спасти учителя. Не теряй времени и отправляйся на гору Цветов и плодов. Там ты найдешь Сунь Укуна. Скажи ему, что учитель соскучился и хочет видеть его, а о том, что произошло, – ни слова. Только Сунь Укун может усмирить этого оборотня.

– Не пойду я к нему, он меня будет бить за то, что я подстрекал учителя читать заклинание.

– Не будет он тебя бить, не бойся. Он гуманный и справедливый.

– Так и быть, – сказал Чжу Бацзе, – отправлюсь я на гору Цветов и плодов, разыщу Сунь Укуна. Но если он не захочет идти, я сюда не вернусь.

Чжу Бацзе подхватил свои вилы, заправил за пояс рясу, подпрыгнул, оседлал облако и полетел прямо на восток. С попутным ветром он очень скоро достиг Восточного моря, спустился на землю и углубился в лес. Вдруг он услышал голоса и вслед за тем увидел Сунь Укуна, который восседал на самом верху скалы, а перед ним выстроились в ряд обезьяны, тысяча и еще двести, которые дружно восклицали:

– Да здравствует наш повелитель Великий Мудрец!

«Эх, жил бы я так, в довольстве да почете, ни за что не стал бы монахом», – подумал Чжу Бацзе и, не решаясь приблизиться к Сунь Укуну, затесался в толпу обезьян, вместе с ними отбивая поклоны. Но Сунь Укун своими зоркими глазами сразу его приметил и крикнул:

– Что это там за невежа? Он и кланяться не умеет. Ну-ка, приведите его ко мне!

Обезьяны кинулись к Чжу Бацзе, подтолкнули его вперед и поставили перед Сунь Укуном.

– Ты зачем явился сюда? – спросил Сунь Укун. – Почему оставил Танского монаха? Может быть, ты провинился в чем-нибудь и он прогнал тебя? – спросил Сунь Укун.

– Нет, он не прогонял меня. Он послал меня за тобой, соскучился и хочет тебя видеть.

– Об этом мы с тобой потом поговорим, – промолвил царь обезьян, – а сейчас пойдем, я покажу тебе свои владения. Здесь очень красивые места.

Не смея перечить Сунь Укуну, Чжу Бацзе последовал за ним. И вот когда они поднялись на вершину горы, им открылась удивительная картина.

Чжу Бацзе долго смотрел и никак не мог налюбоваться окружающей красотой.

– Дорогой брат! – воскликнул он. – Это самая красивая гора во всей Поднебесной!

Когда они спустились с горы, обезьяны им почтительно преподнесли огромные гроздья темно-красного винограда, душистые груши и финики, золотистые плоды пиба, красные сливы.

Они принялись за еду. А между тем наступил уже полдень, и Чжу Бацзе забеспокоился.

– Дорогой брат, – стал он торопить Сунь Укуна, – учитель, верно, заждался нас. Надо поспешить!

– Никуда я отсюда не уйду! – заявил Сунь Укун. – Так и скажи Танскому монаху. Раз он прогнал меня, нечего теперь скучать.

Так ни с чем Чжу Бацзе пустился в обратный путь. Он шел и вовсю поносил Сунь Укуна. А Сунь Укун, надобно вам сказать, отправил вслед за Чжу Бацзе двух обезьян, чтоб проследили, как будет Чжу Бацзе себя вести. И вот, услышав, как Чжу Бацзе поносит их повелителя, обезьяны бросились назад и обо всем рассказали Сунь Укуну. Сунь Укун разозлился и вместе с обезьянами бросился догонять Чжу Бацзе.

Обезьяны повалили Чжу Бацзе на землю и поволокли обратно.

О том, как Сунь Укун проучил Чжу Бацзе и удалось ли тому спастись, вам расскажет следующая глава.




Глава тридцать первая,


повествующая о том, как Чжу Бацзе, верный своему долгу, разозлил царя обезьян и как Сунь Укун усмирил оборотня

		Великий Мудрец



		 славен талантом и силой,



		Оборотень-бес



		 тоже боец могучий.



		Разящий меч взвивается ввысь,



		 блещет, словно зарница,



		Отводит палица страшный удар —



		 в небесах содрогаются тучи.



		Меняет свой облик царь обезьян,



		 ломит нечистую силу,



		Пылает яростью беса взор,



		 как тигр, выгибает он спину.



		Не ведая страха, бьются бойцы



		 то на земле, то в небе,



		Чтоб Танский монах свой путь совершил



		 и смог поклониться Будде.








Итак, обезьяны толпой налетели на Чжу Бацзе и приволокли его к отвесной скале, где на самом верху восседал Великий Мудрец.

– Ну-ка, всыпьте ему хорошенько, – заорал Сунь Укун, – чтобы знал, как ругать меня! А потом еще я угощу его своим посохом.

– Пощади меня, дорогой брат! – взмолился тут Чжу Бацзе, повалившись на колени. – Ради учителя пощади, ради богини Гуаньинь.

При упоминании о богине Сунь Укун заколебался, а потом сказал:

– Ладно, я пока бить тебя не буду. Но смотри не вздумай обманывать меня. Учитель наш наверняка попал в беду, а ты пришел меня морочить. Но ведь меня не проведешь! Если я дерну себя за левое ухо, услышу, что говорят в обители Будды. Дерну за правое – услышу, как владыка ада Яньван расправляется с судьями смерти. Так вот, коли не хочешь быть битым, говори мне всю правду!

– Все скажу, все как есть, только не бей, пощади! – вскричал Чжу Бацзе и принялся рассказывать по порядку обо всем, что случилось.

Тогда Сунь Укун спросил:

– Отчего же ты не пригрозил оборотню, не сказал, что придет старший ученик Танского монаха, Сунь Укун, и расправится с ним?

– Я сказал, а потом пожалел. «Какой там еще Сунь Укун! – заорал оборотень. – Пусть только появится здесь, я с него шкуру спущу, жилы вытяну, разгрызу кости, а сердце сожру. Хоть он и тощий, как все обезьяны, я все равно изрублю его, поджарю и съем».

Чжу Бацзе все это выдумал, чтобы разозлить Сунь Укуна.

Такого царь обезьян не мог стерпеть. От злости он стал дергать себя за уши, с остервенением тер щеки и подпрыгивал.

– Значит, этот негодяй ругал меня! – вскричал Сунь Укун.

– Еще как ругал, – ответил Чжу Бацзе.

– Ну, тогда я сейчас же отправлюсь вместе с тобой. Чтобы какой-то поганый оборотень ругал меня, Великого Мудреца, перед которым трепещут все небесные полководцы?! Я изловлю его, раздеру на куски, а потом снова вернусь сюда.

Тут Великий Мудрец соскочил со скалы, ринулся в пещеру, облачился в шелковый халат, надел кафтан из тигровой шкуры, взял в руки железный посох и вышел. Испуганные обезьяны окружили его и со слезами на глазах умоляли не покидать их. Но Сунь Укун был непреклонен, и обезьянам ничего не оставалось, как смириться. Сунь Укун искупался в источнике, чтобы очистить свое тело от скверны, и вместе с Чжу Бацзе они полетели на облаке к горе Плошка.

Там Сунь Укун велел Чжу Бацзе оставаться в воздухе, а сам спустился на землю, приблизился к пещере и увидел двух мальчиков, которые играли в мяч.

Недолго думая, Сунь Укун схватил их за волосы и потащил за собой. Дети стали кричать и растревожили стражей, охранявших пещеру. Стражи со всех ног побежали к принцессе и сообщили, что какой-то человек утащил ее сыновей. Услышав это, принцесса поспешила выйти из пещеры и тут увидела Сунь Укуна, который как раз в этот момент собирался бросить обоих детей в пропасть.

– Эй, уважаемый! – закричала принцесса. – Я не причинила вам никакого зла, зачем же вам понадобилось губить моих детей?

– Я верну твоих детей, – отвечал Сунь Укун, – а ты мне моего брата Шасэна, которого захватил твой муж. Обмен для тебя выгодный. Я отдам тебе двоих, а ты мне – одного.

Принцесса тут же позвала оборотней-стражей, велела им освободить Шасэна и сказала ему, что пришел Сунь Укун.

Услышав это, Шасэн так обрадовался, словно нашел золото или нефрит. Он схватил свое монашеское платье, выбежал из пещеры и поклонами приветствовал Сунь Укуна, сидевшего на скале.

Затем он сделал прыжок и очутился рядом с Сунь Укуном. Туда же спустился на облаке Чжу Бацзе.

Потолковав между собой, они решили, что Чжу Бацзе с Шасэном возьмут двух сыновей принцессы и отправятся с ними в Баосянго. Там они прямо с неба бросят детей к трону правителя, оборотень увидит их и помчится в свою пещеру узнать, в чем дело; тут Сунь Укун и вступит с ним и бой. Так они и сделали. Полетели в Баосянго, бросили к трону детей, и, когда те упали к ногам правителя, с Неба раздался громкий голос Чжу Бацзе:

– Это сыновья оборотня Желтый Халат.

Спавший после пира в зале Серебряного спокойствия оборотень проснулся, услыхал, что сказал Чжу Бацзе, и поспешил к себе в пещеру, даже ни с кем не простившись. Теперь все во дворце узнали, что зять правителя оборотень и что он с помощью волшебства превратил Танского монаха в полосатого тигра.

Между тем Сунь Укун, оставшись в пещере, велел принцессе спрятаться в укромном месте, а сам принял ее облик и стал ждать оборотня. Как только тот появился, Сунь Укун стал плакать, кричать, бить себя кулаками в грудь.

– Женушка, что случилось? Почему ты так убиваешься? – ласково спросил оборотень.

– О мой повелитель! – отвечал Сунь Укун. – Как только ты отправился во дворец, в пещеру проник Чжу Бацзе, освободил Шасэна, и они утащили наших детей. Я даже не знаю, живы ли они.

– Не печалься, – стал утешать жену оборотень. – Есть у меня одна волшебная вещица. Хочешь, подарю ее тебе? Вот только нельзя нажимать на нее пальцем, не то я приму свой настоящий образ.

«Вот это здорово, – подумал Сунь Укун. – Теперь я смогу узнать, что за чудище этот оборотень».

Оборотень повел Сунь Укуна вглубь пещеры, где у него был тайник, и вытащил изо рта чудодейственный шарик величиной с куриное яйцо. Шарик был сделан из сожженных костей Сакьямуни.

Сунь Укун взял шарик и нажал на него пальцем. Оборотень бросился отнимать шарик, но не тут-то было. Обезьяна взяла да и проглотила его. Тут оборотень в ярости бросился на Сунь Укуна, а тот потер себе щеки, принял свой настоящий вид, и между ними начался бой.

Раз шестьдесят схватывались противники, но все еще нельзя было сказать, на чьей стороне перевес.

Но вот царь обезьян высоко поднял свой посох, нацелился оборотню прямо в голову и нанес удар. Оборотня будто ветром сдуло. Хоть бы капля крови осталась. Сунь Укун даже засомневался: может, сбежал? Ведь когда-то оборотень этот жил на Небе и обладает волшебной силой.

Тут Великий Мудрец схватил свой посох, подпрыгнул и сразу же очутился у Южных ворот Неба. Увидев его, небесные стражи, задрожав от страха, выстроились в два ряда, отвесили ему низкий поклон и пропустили его прямо во дворец Света, где он повстречал четырех небесных наставников: Чжана, Гэ, Сюя и Цю.

– Что привело вас сюда, Великий Мудрец? – спросили наставники Сунь Укуна.

– Дело в том, что один оборотень напал на моего учителя и я вступил с ним в бой, но оборотень вдруг куда-то исчез. Вот я и пришел к вам, чтобы спросить, не сбежал ли кто-нибудь из обитателей Неба.

Выслушав Сунь Укуна, наставники пригласили его в залу Священного небосвода и здесь доложили о случившемся Яшмовому владыке. Они побывали во дворце Девяти светил, Двенадцати созвездий, Созвездий пяти стран света, осмотрели Млечный Путь, звезды Пяти гор и Четырех рек, проверили, на месте ли все небожители. Оказалось, что никто не покидал Неба. Затем они произвели проверку духов звезд, расположенных за Южной Медведицей, но когда стали проверять духов Двадцати восьми созвездий, то оказалось, что их всего двадцать семь, не хватало духа Куйсин. Тогда наставники доложили Яшмовому владыке о том, что дух Куйсин спустился на Землю.

– И давно он покинул Небо? – спросил Яшмовый владыка.

– Его не было на четырех проверках, а поскольку проверка производится раз в три дня, то, значит, с момента его исчезновения прошло ровно тринадцать дней.

– Тринадцать дней на Небе равны тринадцати годам на Земле, – промолвил Яшмовый владыка. – Значит, дух Куйсин уже тринадцать лет на Земле.

Сказав так, Яшмовый владыка распорядился вернуть беглеца на Небо. И вот двадцать семь духов вышли из Небесных ворот и принялись произносить заклинания. Это встревожило духа Куйсина, скрывшегося в горном потоке, и он поднялся на Небо. Стражи тотчас же схватили его и привели к Яшмовому владыке.

– Куйсин, – промолвил Владыка, – здесь так много чудесных мест, почему же ты решил сбежать на Землю?

Склонившись перед Владыкой, дух Куйсин почтительно ответил:

– Ваше величество, смилуйтесь надо мной! Дело в том, что принцесса страны Баосянго была в свое время прислужницей в храме Возжигания фимиама. Мы уговорились пожениться, но, боясь осквернить небесные чертоги, решили сойти на Землю. Я стал оборотнем, а она перевоплотилась в принцессу, дочь правителя страны Баосянго. Прожили мы с ней тринадцать лет. Так, видно, было предопределено, но потом в мои владения вторгся Великий Мудрец и в бою со мной одержал победу.

Выслушав Куйсина, Яшмовый владыка принял от него золотую табличку и отправил его во дворец Тушита прислуживать великому Лаоцзюню: разводить огонь, носить посох и выполнять различные мелкие поручения.

Такой приказ обрадовал Сунь Укуна, он громко приветствовал Небесного владыку, а потом обратился к выстроившимся в ряд небожителям:

– Я ухожу, почтенные!

– Эта обезьяна так и осталась невежей, – смеясь, толковали между собой небожители. – Ей помогли усмирить оборотня, а она даже не поблагодарила за оказанную ей милость.

– Хорошо, что не набедокурила, – сказал Владыка, – не нарушила покоя на Небе.

Между тем Великий Мудрец спустился на Землю прямо возле пещеры на горе Плошка и рассказал принцессе обо всем, что случилось.

В тот же день Сунь Укун с Чжу Бацзе и Шасэном посадили принцессу на облако, в ушах у нее засвистел ветер, и в следующее мгновение она очутилась во дворце. Представ перед родителями, принцесса им поклонилась и рассказала, как Сунь Укун усмирил оборотня и спас ее.

Правитель поблагодарил царя обезьян, после чего все три ученика Сюаньцзана вместе с сановниками отправились во внутреннее помещение дворца, где стояла железная клетка, открыли ее и освободили Танского монаха. Затем Сунь Укун произнес заклинание, набрал в рот воды, прыснул ею в лицо Сюаньцзану, и тот принял свой настоящий вид.

После этого правитель устроил пир в честь Танского монаха и его учеников, а когда пир кончился, паломники продолжили свой путь в Индию.

О том, что случилось дальше, вы узнаете, если прочтете следующую главу.




Глава тридцать вторая,


повествующая о том, как дух – страж времени на горе Ровная Верхушка предупредил об опасности и как у Лотосовой пещеры Чжу Бацзе попал в беду


Итак, паломники продолжили свой путь. На каждом шагу их подстерегали трудности. Они терпели голод и жажду, днем шли без передышки, останавливались только на ночь. Незаметно наступила весна.

И вот однажды, когда Сюаньцзан и его ученики любовались окружающей их природой, они вдруг увидели впереди высокую гору.

– Ученики мои, – сказал тут Сюаньцзан, придержав коня, – боюсь, что на этой горе живут оборотни. Как бы они не причинили нам вреда.

– Учитель, – отвечал Сунь Укун, – монах не мирянин и ничего не должен бояться. Помните, почтенный монах Черное Гнездо говорил, что в Сутре о духовном очищении есть такие слова: «В сердце не должно быть забот. Когда нет забот, нет и страха, а мысли уносятся далеко». Нужно только очистить свое сердце от скверны и омыть грязь с ушей своих. Кто не испытал страданий, не может возвыситься над другими. У вас, учитель, нет никаких причин для беспокойства. Когда я с вами, пусть хоть само небо обрушится на землю – вы останетесь живы. Так стоит ли опасаться каких-то оборотней!

Продвигаясь дальше, они вскоре приблизились к горе, суровой и неприступной с виду. И на одном из склонов, поросшем травой, заметили дровосека. Вот как он был одет:
		Синего войлока



		 старая, ветхая шляпа,



		Греет его



		 шерстяная черная ряса.



		Чудесная шляпа



		 защищает его в непогоду,



		Волшебная ряса



		 в горе-печали подмога.



		Крепко сжимает



		 топор, отточенный остро,



		Несет за плечами



		 плотно увязанный хворост.








– Почтенный монах, – крикнул дровосек, – остановитесь! Я хочу вам сказать, что на этой горе живут свирепые чудовища, они пожирают путников.

Сюаньцзан, услышав это, задрожал от страха и едва не свалился с коня.

– Не тревожьтесь, учитель, – сказал Сунь Укун. – Сейчас я мигом все разузнаю.

Сунь Укун поднялся на гору, подошел к дровосеку и почтительно его приветствовал.

– Что привело вас в эти места? – спросил дровосек.

– Не стану вас обманывать, – отвечал Сунь Укун. – Мы идем из Танской страны в Индию за священными книгами. Видите монаха, который сидит на коне? Это наш учитель. Услышав о том, что на этой горе водятся чудища, он сразу же послал меня к вам разузнать все подробно. Так вот, не можете ли вы мне сказать, давно ли здесь завелись эти чудища, каковы они с виду и какой обладают силой? Узнав это, я прикажу горным духам и духам земли изгнать их отсюда.

Выслушав его, дровосек поглядел на небо, громко расхохотался и сказал:

– Да ты, я вижу, рехнулся, раз говоришь, что сможешь изгнать оборотней. Хотелось бы знать, каким образом ты это сделаешь?

– Каждый оборотень имеет свое определенное место. Одни живут на Небе, другие – в преисподней. А у меня везде есть знакомые. И если эти оборотни сбежали, я знаю способ, как вернуть их на прежнее место.

– В шестистах ли от этой горы, – сказал тогда дровосек, – стоит гора Ровная Верхушка, а в горе есть пещера, которая называется Лотосовой. В той пещере живут два повелителя демонов. Они рисуют тайные знаки и с помощью этих знаков вылавливают странствующих монахов. Сейчас они ждут не дождутся, когда здесь пройдет Танский монах. Так вот, если ваш учитель и есть Танский монах, возвращайтесь назад, не то демоны изловят вас и сожрут.

Выслушав дровосека, Великий Мудрец возвратился к учителю и сказал:

– На этой горе и в самом деле живут какие-то оборотни, а народ здесь трусливый, и эти оборотни всех запугали. Но со мной, учитель, вам бояться нечего.

Пока они вели разговор, дровосек куда-то исчез. Сунь Укун оглядел все вокруг своими огненными глазами, затем поднял голову, увидел на облаке духа Стража времени и сразу понял, что это он предстал перед ними в образе дровосека, чтобы предостеречь от опасности.

– Ты зачем морочил меня? – крикнул Сунь Укун. – Почему сразу не представился?

Дух принес свои извинения и сказал:

– Помните, волшебная сила здешних оборотней и в самом деле велика. Малейшая ваша промашка может привести к гибели. Будьте осторожны.

Выслушав духа, Сунь Укун подошел к учителю и промолвил:

– Этот дровосек не кто иной, как дух Страж времени. Он сказал, что оборотни этой горы обладают огромной волшебной силой. Чтобы вступить с ними в бой, я должен отлучиться. – Затем он обратился к Чжу Бацзе: – Ты будешь охранять учителя. Если он проголодается, возьмешь чашу для подаяний и раздобудешь ему пищу.

– Охранять учителя – это еще можно, а вот за подаянием я не пойду, – ответил Чжу Бацзе. – Как увидят мое свиное рыло да огромные уши, сразу примут за кабана, накинутся на меня с вилами и рогатками, зарежут и засолят впрок к Новому году.

– Не хочешь охранять учителя, иди разведай дорогу, – сказал тогда Сунь Укун. – Узнай, сколько живет на этой горе оборотней, есть ли пещеры.

– Ну, это мне совсем не трудно, – ответил Чжу Бацзе.

Он одернул кафтан, вооружился вилами и храбро двинулся в горы. Глядя ему вслед, Сунь Укун ухмыльнулся.

– Мерзкая ты обезьяна! – напустился на него Сюаньцзан. – Нет в тебе ни жалости, ни сочувствия. Сам отправил Чжу Бацзе разведать дорогу, а теперь злорадствуешь.

– Я вовсе не злорадствую, – ответил Сунь Укун, – а смеюсь потому, что знаю: никуда Чжу Бацзе не пойдет и в бой с оборотнями не вступит, найдет укромное местечко, отсидится там и вернется. А нам что-нибудь наплетет. Сейчас я пойду за ним и посмотрю, что он будет делать.

Сказав так, Сунь Укун встряхнулся, принял вид цикады, догнал Чжу Бацзе и примостился у него за ухом. А Чжу Бацзе, ничего не подозревая, прошел примерно восемь ли, швырнул на землю свои вилы и стал поносить Танского монаха, Сунь Укуна и Шасэна.

– Меня отправили на разведку, – кричал он, – а сами преспокойно себе идут, негодяи! Ладно! Сейчас пристроюсь где-нибудь, вздремну маленько и вернусь. А им скажу, что обошел всю гору.

Пройдя еще немного, Чжу Бацзе увидел ложбину, поросшую мягкой травой, очень довольный улегся там и задремал.

Между тем Сунь Укун, который все видел и все слышал, взлетел вверх и решил подшутить над Чжу Бацзе. Он встряхнулся, превратился в дятла и клюнул Чжу Бацзе в губу.

Чжу Бацзе вскочил и заорал:

– Оборотни! Оборотни! Они укололи меня пикой! – Тут он поднял голову и увидел дятла. – Вот проклятый! – вскричал Чжу Бацзе. – Там обезьяна не дает мне покоя, здесь дятел привязался.

Чжу Бацзе снова улегся, теперь уже мордой вниз.

Но Сунь Укун клюнул его в ухо.

Тогда Чжу Бацзе решил, что здесь ему поспать не придется, и пошел дальше.

Глядя на него, Сунь Укун покатывался со смеху.

Затем он встряхнулся, превратился в цикаду и снова устроился за ухом у Чжу Бацзе. А тот, пройдя еще пять ли, увидел ущелье с тремя каменными глыбами, каждая величиной со стол.

Глядя на глыбы, Чжу Бацзе подумал: «Когда вернусь, меня непременно спросят, из чего эта гора сделана. Если я скажу, что из глины, из земли, из олова, из меди, из муки, из бумаги, меня сочтут дураком. Скажу-ка я лучше, что гора эта – каменная и пещера тоже каменная, а ворота железные. А начнут подробно расспрашивать, отвечу, что очень спешил и всего не запомнил. Здорово я проведу обезьяну».

Радуясь тому, как ловко он все придумал, Чжу Бацзе, волоча вилы, пустился в обратный путь. Ему, конечно, и в голову не могло прийти, что за ухом у него сидит Сунь Укун. А тот, как только Чжу Бацзе пошел обратно, расправил крылья и полетел. Прилетел он первым, принял свой настоящий вид и поклонился Сюаньцзану.

– А где же Чжу Бацзе? – спросил учитель.

– Сейчас появится. Он все придумывает, как вас обмануть, – смеясь, отвечал Сунь Укун. И рассказал учителю все, что ему довелось услышать.

Не успел он договорить, как появился Чжу Бацзе и, приветствуя учителя, опустился на колени.

– Тебе, наверно, пришлось перенести немало трудностей в пути, – промолвил Сюаньцзан.

– Еще бы! – ответил Чжу Бацзе.

– А оборотней видел? – спросил учитель.

– Их там целая куча, – отвечал Чжу Бацзе.

– Как же ты от них спасся? – спросил учитель.

– Они встретили меня с почетом, – ответил Чжу Бацзе, – накормили рисовым настоем и постной пищей. А потом сказали, что проводят нас через горы со знаменами и барабанным боем.

– Не иначе как тебе все это привиделось во сне, – перебил его Сунь Укун.

Услышав это, Чжу Бацзе с перепугу съежился, а Сунь Укун учинил ему настоящий допрос:

– Ну-ка, скажи, что это за гора?

– Гора эта каменная, – дрожа от страха, отвечал Чжу Бацзе.

– А пещера какая? – продолжал Сунь Укун.

– Тоже каменная.

– А ворота?

– Железные.

– Сколько всего ты прошел?

– Да три перевала, пожалуй.

– Хватит врать! – крикнул Сунь Укун. – Я все слышал и видел. Тебя на разведку послали, а ты спать завалился. А потом все придумывал, как бы нас обмануть. Так что протягивай свои поганые лапы, я всыплю тебе пять ударов, чтобы впредь неповадно было.

– Твой посох чересчур тяжел, – сказал Чжу Бацзе. – Если ты пять раз им ударишь, от меня мокрое место останется.

– Ты пока повремени, – сказал Танский монах Сунь Укуну, – а когда перейдем через горы, накажешь его по заслугам.

– Ладно, – ответил Сунь Укун. – Раз учитель не велит наказывать тебя сейчас, я повинуюсь. Но ты должен снова пойти в горы на разведку, только смотри: еще раз обманешь – не жди пощады.

Пришлось Чжу Бацзе снова отправиться в путь. Теперь ему все время казалось, что Сунь Укун, приняв какой-то другой вид, преследует его, и каждый встречавшийся ему на пути предмет он принимал за Сунь Укуна. Вскоре ему попался навстречу тигр, он и его принял за Сунь Укуна и крикнул:

– Дорогой брат! Я больше не буду обманывать! Напрасно ты идешь следом за мной.

Но вскоре подул сильный ветер, раздался оглушительный треск, и перед самым носом Чжу Бацзе повалилось старое, засохшее дерево.

– Дорогой брат! – завопил Чжу Бацзе. – Что ты делаешь! Сказал же я, что не буду больше обманывать! Зачем же ты превращаешься в дерево и валишься у меня перед носом?

Поистине, у страха глаза велики. На этот раз Сунь Укун и не думал идти следом за Чжу Бацзе. Но оставим пока Чжу Бацзе и расскажем про гору, которая встретилась паломникам на пути. Там в пещере жили два оборотня: один прозывался Золоторогим демоном, другой – Серебрянорогим. Как раз в это время они сидели в пещере и вели между собой разговор.

– Брат, – спросил Золоторогий, – когда последний раз мы обходили дозором гору?

– Да, пожалуй, полмесяца назад, – отвечал Серебрянорогий.

– Сходи ты сегодня, а я останусь в пещере, – сказал Золоторогий.

– А почему именно сегодня? – спросил Серебрянорогий.

– Ты, наверно, не знаешь, – ответил Золоторогий, – что из Танской страны идет в Индию за священными книгами Танский монах, а с ним три его ученика и белый конь. Хорошо бы их изловить и съесть. Этот монах не кто иной, как наставник Цзиньчань, Золотой Кузнечик, сошедший с Неба на Землю. Целых десять веков он занимался самоусовершенствованием и сохранил свою первозданную плоть, наполненную силой Ян. Поэтому тот, кто отведает его мяса, обретет бессмертие.

– В таком случае я не мешкая отправляюсь на поиски этого монаха и постараюсь изловить его и его учеников, – произнес Серебрянорогий.

– Сейчас я тебе их всех нарисую, чтобы ты не ошибся и не изловил вместо них кого-нибудь другого, – сказал Золоторогий. – Старшего его ученика зовут Сунь Укун, второго – Чжу Бацзе, а третьего – Шасэн.

Крепко запомнив все, что ему было сказано, Серебрянорогий захватил с собой тридцать оборотней и отправился в путь.

И вот Чжу Бацзе, с трудом прокладывая себе дорогу, натолкнулся на целую свору оборотней.

– Эй, ты кто такой будешь? – грозно крикнули оборотни.

– Я – путник, – отвечал Чжу Бацзе.

Но тут Серебрянорогий глянул на рисунки, которые взял с собой, и сразу признал Чжу Бацзе.

Он выхватил меч и взмахнул им, но Чжу Бацзе отвел удар вилами, и между ними завязался бой.

Раз двадцать схватывались противники, но так и нельзя было сказать, на чьей стороне перевес. Чжу Бацзе бился не на жизнь, а на смерть. Оборотень, видя, что одному ему Чжу Бацзе не одолеть, сделал знак своим подчиненным ринуться в бой.

Такого натиска Чжу Бацзе не выдержал и бежал с поля боя, но запутался в густых зарослях и упал. Только он было поднялся, как один из оборотней сбил его с ног. Тут на него дружно навалились остальные и уволокли в пещеру.

Если вы хотите узнать, какая участь в дальнейшем постигла Чжу Бацзе, прочтите следующую главу.




Глава тридцать третья,


повествующая о том, как последователи ложного учения обманули Танского монаха и как небесные силы спасли паломников от гибели


Итак, оборотни приволокли Чжу Бацзе в пещеру.

– Дорогой брат! Одного поймали! – сказал Серебрянорогий Золоторогому.

– Это Чжу Бацзе, кабан. Проку от него мало, но на закуску сгодится. Только прежде надо его отмыть в пруду и содрать с него щетину.

Мы не будем подробно рассказывать о том, как оборотни бросили Чжу Бацзе в пруд, а вернемся к Сюаньцзану.

Он сидел на склоне холма. Уши у него горели, глаза беспокойно бегали, на душе было очень тревожно. Наконец он не выдержал и обратился к Сунь Укуну.

– Что же это Чжу Бацзе так долго не возвращается? – спросил он.

– Не беспокойтесь, учитель. Видимо, на этой горе нет оборотней. Иначе Чжу Бацзе давно прибежал бы обратно и прихвастнул, какой, дескать, он храбрый, что встретил нечистую силу и не испугался. А так он спокойно идет вперед. Сейчас мы тронемся в путь и очень скоро его догоним.

Между тем Золоторогий демон сказал Серебрянорогому:

– Сходи-ка еще раз в горы да поищи хорошенько. Раз Чжу Бацзе здесь, значит и Танский монах поблизости. Смотри только не упусти его.

– Я мигом, – отвечал Серебрянорогий и, взяв с собой пятьдесят оборотней, отправился в горы.

Вдруг он заметил радужные облака и учуял чудесное благоухание, разлившееся в воздухе.

– Танский монах где-то здесь, – сказал Серебрянорогий. – Видите радужное сияние? Оно всегда предвещает появление святого. А вот и он сам, почтенный Танский монах. – И оборотень поднял руку, указывая куда-то в пространство.

И вот стоило ему поднять руку, как Сюаньцзана стала бить дрожь. Так повторилось трижды. Ощутив смутное беспокойство, Сюаньцзан сказал:

– Ученики мои! Что это меня в дрожь бросает?

– Ничего особенного, – ответил Сунь Укун. – Просто мы зашли далеко в горы и вам стало страшно. Сейчас все пройдет.

Тут Сунь Укун взмахнул своим посохом, три раза поднял его вверх, четыре раза опустил вниз, пять раз взмахнул им влево, шесть раз вправо. Точь-в-точь как было предписано древним военным уставом. Такого не встретишь теперь даже в войске больших государств. Серебрянорогий все это видел, и душа у него ушла в пятки от страха.

И вдруг в голову ему пришла великолепная мысль. Раз силой взять Танского монаха не удастся, придется заполучить его хитростью.

– Возвращайтесь в пещеру, – сказал он воинам-оборотням. – Я знаю способ, с помощью которого можно захватить Танского монаха.

Воины возвратились в пещеру, а Серебрянорогий спрыгнул с горы, встряхнулся и превратился в странствующего даоса. Вот как он выглядел:
		Прическа с двумя косицами,



		 какая пристала монаху,



		Старая, ветхая ряса —



		 на заплате заплата.



		В барабан деревянный колотит,



		Бьет в деревянную рыбу.



		Древний пояс Люйгуна



		 для важности нацепил он.



		Ждет у проезжей дороги



		 оборотней появленья,



		Чтобы план хитроумный



		 скорей привести в исполненье.








И вот даос прямо у дороги споткнулся и упал. Из ушибленной ноги потекла кровь, и он застонал, призывая на помощь.

Его крик услышал Сюаньцзан и воскликнул:

– О, милостивое Небо! Кто может звать на помощь в такой глуши?

И, подстегнув коня, Сюаньцзан поехал вперед.

– Эй, кто здесь зовет на помощь? – крикнул он.

Даос подполз к Сюаньцзану и стал отбивать поклоны. Сюаньцзан помог ему подняться и спросил:

– Вы откуда пришли, почтенный, и почему на ноге у вас кровь?

– Сам я из монастыря, который расположен к западу от этой горы. Третьего дня игумен, который живет к югу от этой горы, пригласил нас, монахов, в свой монастырь на молебен об избавлении от бедствий и ниспослании счастья. Возвращались мы оттуда вместе с моим учеником поздно вечером. По дороге моего ученика утащил огромный тигр. Я бежал куда глаза глядят, упал и поранил ногу. И вот словно само Небо послало вас сюда. Явите же милосердие, спасите меня, учитель! Как только мы доберемся до монастыря, я совершу жертвоприношение и отблагодарю вас.

– Почтенный, – отвечал ему Сюаньцзан, – мы оба монахи, только я – буддийский, а вы – даосский. И хоть одеяние у нас различно, принципы одинаковы. Я не вправе был бы называться монахом, если бы не оказал вам помощи. Сунь Укун, – обратился он к Великому Мудрецу, – ты понесешь на спине почтенного монаха: он не может идти.

– Слушаюсь, учитель, – отвечал Сунь Укун.

Даос уселся на спину Сунь Укуну. А надобно вам сказать, что Сунь Укун сразу понял, что никакой это не даос, а самый настоящий оборотень, и сказал:

– Смотри только не вздумай справлять нужду у меня на спине. Одежду здесь стирать некому.

Сунь Укун все время замедлял шаг, стараясь пропустить учителя вперед. И вот когда они прошли примерно около пяти ли и Сюаньцзан с Шасэном скрылись в долине, Сунь Укун почувствовал, как в нем закипает злость.

«В пути, – думал он, – даже собственные руки кажутся тяжелыми, а я должен тащить на себе это чудище. Сейчас прикончу его, и дело с концом».

Но оборотень умел разгадывать мысли. И вот стоило Сунь Укуну так подумать, как оборотень произнес заклинание, и в воздухе тотчас же выросла гора Сумеру, которая придавила Сунь Укуна. Тут Великий Мудрец слегка покачал головой и сдвинул гору на левое плечо.

Оборотень снова произнес заклинание, и в воздухе появилась гора Эмэй, которая тоже придавила Сунь Укуна. Но Сунь Укун слегка покачал головой, сдвинул гору на правое плечо и помчался вслед за учителем.

Оборотня даже пот прошиб с перепугу. Но он снова произнес заклинание и на этот раз придавил царя обезьян горой Тайшань. Тут Сунь Укун громко застонал, и изо всех его отверстий полилась кровь.

А оборотень сел на облако, догнал Танского монаха, протянул свои длиннющие лапы и прямо с неба схватил несчастного Сюаньцзана. Шасэн растерялся было, но быстро пришел в себя, схватил свой посох и бросился на оборотня. Оборотень в свою очередь выхватил семизвездный меч, и между ними разгорелся бой.

Шасэн не выдержал натиска и хотел покинуть поле боя, но оборотень схватил его левой рукой, Танского монаха – правой, зубами вцепился в коня, ногой подхватил пожитки паломников и устремился к пещере.

Когда он предстал перед своим повелителем, Золоторогим демоном, тот сказал:

– Непременно надо было изловить еще и обезьяну. Она обладает огромной волшебной силой и не даст нам покоя.

– Я придавил обезьяну горой Тайшань, и она не сможет причинить нам никакого вреда.

– И все же лучше изловить обезьяну, – сказал Золоторогий.

– Тогда я велю демону Тончайшему и чудищу Хваткому взять мою тыкву-горлянку из червонного золота и твой кувшин из белоснежного нефрита и с их помощью изловить обезьяну.

А в это время Сунь Укун, придавленный горой, вспоминая учителя, плакал и причитал.

Это встревожило духов – хранителей пяти стран света. Они призвали духов земли и гор и обратились к ним с такими словами:

– Известно ли вам, что под этой горой томится сейчас Великий Мудрец Сунь Укун, тот самый, который пятьсот лет назад учинил дебош в небесных чертогах? Сейчас он стал учеником Танского монаха и идет с ним в Индию за священными книгами. Гора Тайшань в ваших владениях. Думаете, он помилует вас, когда освободится? В лучшем случае сделает вас, духов земли, посыльными и заставит бегать по почтовым станциям, а горных духов отправит на военную службу. Да и нам не поздоровится.

Услышав это, духи гор и земли не на шутку перепугались, пошли к горе Тайшань и сказали:

– О Великий Мудрец! Мы, духи гор и земли, пришли освободить вас и умоляем простить нашу непочтительность.

– Ладно, – ответил Сунь Укун. – Я не стану наказывать вас.

Духи произнесли заклинание, и гора встала на свое место. А Сунь Укун вышел, отряхнулся и поправил на себе одежду. Вдруг он увидел над горным ущельем радужное сияние и спросил:

– Откуда это сияние?

– Сияние излучает одно из сокровищ оборотня. С его помощью Золоторогий демон собирается изловить вас, – отвечали духи.

Услышав это, Сунь Укун отпустил духов, а сам встряхнулся и принял вид даоса-праведника, поскольку знал, что даосы у оборотней в особом почете.

В это время появились два оборотня. Заметив их, Сунь Укун выставил вперед свой посох, оборотни споткнулись о него и растянулись на земле. Но тотчас же вскочили на ноги, увидели Сунь Укуна и стали кричать:

– Ты что здесь делаешь и почему размахиваешь своим посохом?

– При встрече с таким почтенным даосом, – сказал Сунь Укун, – послушники должны пасть ниц и преподнести ему деньги.

– Мы нашему начальнику и то преподносим какие-то несчастные два ляна. А тебе с какой стати деньги давать? Ты, видно, нездешний и не знаешь наших обычаев.

– Да, я нездешний, я с горы Чудодейственной, – отвечал Сунь Укун.

– Так ведь эта гора – обиталище бессмертных, – сказали оборотни.

– А я и есть бессмертный, – сердито произнес Сунь Укун. – И пришел сюда за одним праведником, познавшим дао, чтобы увести его на остров бессмертных. Хочет кто-нибудь из вас отправиться вместе со мной?

– Я хочу, – откликнулся Тончайший.

– И я тоже! – сказал Хваткий.

– А вы откуда? – нарочно спросил Сунь Укун, хоть и знал, что оборотни эти из Лотосовой пещеры.

– Мы из Лотосовой пещеры, – отвечали оборотни, – и по приказу нашего повелителя идем изловить Сунь Укуна.

– Не того ли Сунь Укуна, который сопровождает Танского монаха? – спросил Сунь Укун.

– Того самого, – ответили оборотни. – А ты его знаешь?

– Конечно знаю, – отвечал Сунь Укун. – Я тоже зол на эту обезьяну и вместе с вами пойду ее ловить.

– Тебе незачем утруждать себя, – сказали оборотни. – Мы прихватили с собой два талисмана – золотую тыкву-горлянку и кувшин из белого нефрита. Надо перевернуть их дном кверху и крикнуть: «Сунь Укун!» Он откликнется и попадет в ловушку. А в ловушке превратится в тлен.

– Ну-ка, почтенные, покажите ваши талисманы! – попросил Сунь Укун.

Оборотни, ничего не подозревая, вытащили из рукавов талисманы и поднесли Сунь Укуну.

«А ведь замечательные вещицы, – подумал Сунь Укун, глядя на талисманы. – Как бы их заполучить?»

– А моей драгоценности вы не видели? – спросил он оборотней, возвращая талисманы.

– Нет, не видели, – отвечали оборотни. – Может, простым смертным на нее смотреть опасно?

Тут Сунь Укун выдернул у себя из хвоста волосок, произнес заклинание, и в тот же миг волосок превратился огромную тыкву-горлянку червонного золота длиной один чи и семь цуней.

– Вот какая у меня драгоценность, – сказал Сунь Укун, передавая тыкву оборотням.

– Твоя тыква и больше нашей, и красивей, только пользы от нее никакой. В нашу тыкву можно запрятать сразу тысячу человек, – сказали оборотни.

– А в мою – все Небо, – ответил Сунь Укун.

– Небо? – не веря своим ушам, спросили оборотни.

– Да, Небо.

– Покажи тогда нам, как это делается, – с сомнением произнесли оборотни. – Если ты правду сказал, мы обменяемся с тобой тыквами. Хочешь? И еще дадим в придачу кувшин.

– Идет, – сказал Сунь Укун.

После этого он призвал к себе духов дневной и ночной стражи, а также духов – хранителей пяти стран света и отправил их к Яшмовому владыке с просьбой разрешить хоть на час запереть Небо, что совершенно необходимо для спасения Танского монаха, попавшего в лапы могущественного оборотня. Яшмовый владыка не знал, как быть, но тут перед ним предстал третий сын небесного князя – Ночжа – и промолвил:

– Надо взять черное вышитое знамя и закрыть им Небо, тогда не будет видно ни солнца, ни луны, ни звезд и воцарится тьма. Это поможет Сунь Укуну провести оборотней и спасти Танского монаха, который идет в Индию за священными книгами.

Яшмовый владыка согласился, и в это время Сунь Укун увидел радужное сияние. Он понял, что Небо пришло ему на помощь, и обратился к оборотням:

– Сейчас я вам покажу, как можно упрятать Небо в мою тыкву-горлянку.

Сунь Укун подбросил тыкву вверх, ветер подхватил ее и понес. Только через час тыква опустилась на землю. Тем временем принц Ночжа развернул черное знамя, и оно вмиг скрыло солнце, луну и звезды. Все вокруг погрузилось во мрак.

Оборотни в испуге вскричали:

– Выпусти Небо! Мы теперь знаем, что твоя тыква не бесполезная вещь. Давай меняться!

Тончайший отдал Сунь Укуну свою тыкву, а Хваткий – кувшин из белого нефрита. Сунь Укун совершил прыжок, очутился у Южных ворот Неба и поблагодарил принца Ночжу за помощь. Потом он еще долго оставался на облаке, наблюдая за оборотнями.

Если хотите узнать, чем все это кончилось, прочтите следующую главу.




Глава тридцать четвертая,


повествующая о том, как повелитель демонов пускался на всякие хитрости и все же не достиг цели и как Великому Мудрецу удалось заполучить талисманы


Итак, получив тыкву, оборотни долго ее рассматривали, а когда подняли голову, Сунь Укуна и след простыл.

– Послушай, брат, – сказал Хваткий, – выходит, что и бессмертные врут. Он ведь сказал, что поможет нам обрести бессмертие, а сам скрылся куда-то.

– Сейчас мы его найдем. Дай-ка мне тыкву, я запрячу в нее Небо, – промолвил Тончайший, – а заодно и этого праведника.

Сказав так, Тончайший взял тыкву, подбросил вверх, но тыква с шумом грохнулась на землю.

Тогда тыкву взял Хваткий и тоже подбросил. Но она снова шлепнулась на землю.

– Нас провели! – завопили оборотни.

Сунь Укун между тем все видел и все слышал. Опасаясь, как бы его обман не раскрыли, он вернул на место свой волосок, который с помощью заклинания превратил в тыкву, и в руках у оборотней ничего не осталось. Они обшарили все вокруг, но тыквы, разумеется, не нашли.

– Что же делать! – в отчаянии вскричали оборотни. – Талисманы мы отдали, и придется возвращаться с пустыми руками. Теперь нас наверняка забьют до смерти!

– Может, убежим? – сказал Хваткий.

Но, потолковав между собой, оборотни решили все же вернуться. Сунь Укун же превратился в муху и, жужжа, полетел за ними.

Золоторогий и Серебрянорогий в это время распивали вино. Представ перед ними, оборотни грохнулись на колени, рассказали о том, как повстречали бессмертного, как обменялись с ним талисманами, чтобы увеличить свое могущество, и как талисман бессмертного оказался негодным.

Золоторогий выслушал оборотней и вне себя от ярости закричал:

– Да знаете ли вы, что этот бессмертный был не кто иной, как сам Сунь Укун! Он просто надул вас!

– Не волнуйся, брат, – сказал тут Серебрянорогий. – Не будь я духом, если не изловлю этого мошенника.

– Как же ты его изловишь? – спросил Золоторогий.

– У нас было пять талисманов, – отвечал Серебрянорогий. – Теперь осталось три. Вот с их помощью я и собираюсь изловить обезьяну.

– Что же это за талисманы? – спросил Золоторогий.

– Семизвездный меч, веер из листа банана и золотой шнур от занавеса, который хранится у моей матери, на горе Поверженного дракона, в пещере. Надо не мешкая отправить за ней посланцев, пусть приедет полакомиться мясом Танского монаха, а заодно привезет шнур.

На гору Поверженного дракона решено было послать двух оборотней, Башаньского тигра и Морского дракона, и они тотчас же отправились в путь.

Им и в голову не могло прийти, что Сунь Укун находится рядом и все слышит. И вот как только оборотни вышли из пещеры, Сунь Укун полетел вслед за ними, принял вид слуги и вместе с посланцами отправился на гору Поверженного дракона.

– Быстрее идите! – поторапливал оборотней Сунь Укун. – Наш повелитель приказал мне за вами следить, чтобы не лодырничали и не задерживались в пути.

Когда до обиталища старой колдуньи идти оставалось уже совсем немного, Сунь Укун пропустил оборотней вперед, убил их своим посохом, оттащил в траву, затем вырвал у себя шерстинку, превратил ее в точную копию тигра, а сам принял вид Морского дракона.

После этого он направился прямо к пещере Поверженного дракона, подошел к дверям и крикнул:

– Откройте!

Из дверей выглянула какая-то женщина и сказала:

– Вы откуда пришли?

– Мы посланцы из Лотосовой пещеры на горе Ровная Верхушка, – отвечал Сунь Укун, – и пришли за вашей хозяйкой.

Женщина провела Сунь Укуна в комнату, где посредине сидела старуха.
		На висках всклокочены волосы,



		 белее белого снега,



		Глаза нестерпимо сверкают,



		 как яркие звезды на небе.



		Уродливый лик старухи



		 избороздили морщины,



		Давно уже выпали зубы,



		 но бодрость она сохранила.



		Была старуха похожа



		 на цветок под инеем белым



		Или на ветхое древо,



		 пережившее грозы и ветры.








Скрепя сердце Великий Мудрец почтительно склонился перед старой колдуньей и сказал, что сын зовет ее в гости отведать мяса Танского монаха, а заодно просит ее захватить золотой шнур, чтобы с его помощью изловить волшебную обезьяну.

Старуха очень обрадовалась приглашению и велела подать ей паланкин.

Вскоре две служанки принесли паланкин, сплетенный из душистых лиан и занавешенный зеленым шелком. За паланкином шли еще несколько служанок, они несли ящик с туалетными принадлежностями, зеркало, полотенца и коробки с благовониями.

Но старуха велела им оставаться дома. Вместе с ней отправились только служанки, приставленные к паланкину.

Когда они прошли уже довольно большое расстояние, Сунь Укун выдернул у себя шерстинку, превратил ее в лепешку и принялся грызть.

– Дали бы и нам немного поесть, – попросили служанки.

Сунь Укун протянул им лепешку и, пока они ее делили, убил их. А следом расправился и со старой колдуньей, хватив ее посохом по голове. Когда он вытащил ее из паланкина, это оказалась всего-навсего девятихвостая лисица.

Покончив с оборотнями, царь обезьян спрятал в рукав золотой шнур, выдернул у себя две шерстинки, превратил их в Башаньского тигра и Морского дракона, а еще две – в служанок. Сам же он принял образ старой колдуньи и уселся в паланкин.

Когда он прибыл к Лотосовой пещере, оба повелителя демонов, Золоторогий и Серебрянорогий, поспешили навстречу мнимой колдунье и почтительно ее приветствовали.

Царь обезьян сошел с паланкина, оправил на себе одежду и, стараясь подражать всем повадкам старой колдуньи, проследовал в пещеру. Заиграл оркестр, и целые толпы оборотней опустились перед ним на колени. Повелители демонов тоже пали ниц.

– Встаньте, дети, – с важностью отвечал Сунь Укун.

В этот момент подвешенный к балке Чжу Бацзе громко расхохотался.

– Тебе, наверно, очень нравится висеть здесь, – сказал Шасэн, тоже подвешенный к балке.

– Не в этом дело, – отвечал Чжу Бацзе.

– А в чем же? – спросил Шасэн.

– В том, что это никакая не колдунья.

– А кто же это? – спросил Шасэн.

– Сунь Укун, – отвечал Чжу Бацзе.

– Откуда ты знаешь? – спросил Шасэн.

– Когда он сказал: «Встаньте, дети», то при этом нагнулся и сзади у него показался хвост. Меня подвесили выше тебя, поэтому я и увидел.

Между тем мнимая колдунья обратилась к хозяевам:

– По какому случаю вы меня пригласили, детки?

– Дорогая мамаша, – отвечали оборотни, – мы давно хотели выразить вам свою сыновнюю почтительность, да все случая не было. А сейчас мы изловили Танского монаха и пригласили вас отведать его мяса.

– А мне, детки, совсем не хочется мяса Танского монаха, – ответил Сунь Укун. – Слышала я, что есть тут у вас такой кабан Чжу Бацзе, у него замечательные уши. Отрежьте их да и приготовьте мне на закуску.

В это время в пещеру вбежало несколько оборотней с криком:

– Беда! Сунь Укун убил вашу матушку, повелитель, а сам обманным путем проник в пещеру!

Услышав это, Серебрянорогий взмахнул своим семизвездным мечом и ударил Сунь Укуна. Но тут произошло чудо. Великий Мудрец встряхнулся, пещеру озарило золотое сияние, а сам он исчез.

Золоторогий задрожал от страха и промолвил:

– Надо отдать Сунь Укуну Танского монаха, Чжу Бацзе, Шасэна, коня и вещи. Не то хлопот не оберешься.

– Нет уж, – возразил Серебрянорогий. – Я буду с ним драться. Одолеет он меня с трех схваток – мы отдадим ему Танского монаха. Не одолеет – мы монаха съедим.

Серебрянорогий надел боевые доспехи, подпоясался, взял меч, вышел из пещеры и крикнул:

– Эй, Сунь Укун, покажись!

А Сунь Укун в это время сидел на облаке. Услыхав, что его зовут, он обернулся и увидел Серебрянорогого.

Между противниками началась словесная перепалка, после чего они вступили в бой.

Уже тридцать раз схватывались противники, но так и нельзя было сказать, на чьей стороне перевес.

Тогда Великий Мудрец решил пустить в ход золотой шнур-талисман и накинул его оборотню на голову. Но при этом надо было произнести заклинание, а Сунь Укун его не знал. Зато его знал оборотень – ведь талисман принадлежал ему. И оборотень произнес заклинание. Тут же шнур свалился с него. Оборотень накинул его на Сунь Укуна, снова произнес заклинание, и Сунь Укун оказался крепко связанным.

После этого оборотень обыскал Сунь Укуна, отобрал у него остальные талисманы и приволок в пещеру.

Там Сунь Укуна привязали к потолочной балке, а оборотни удалились во внутреннее помещение пировать. И вот когда страж, охранявший пленников, отошел на минутку, Сунь Укун вытащил посох, дунул на него, произнес заклинание – и в тот же миг посох превратился в напильник. Сунь Укун взял его и быстро перепилил золотую петлю, сдавившую ему шею. Освободившись, он выдернул у себя шерстинку, превратил ее в своего двойника, привязал вместо себя к балке, а сам принял вид прислужника и стал в стороне.

Пока Серебрянорогий и Золоторогий распивали вино, Великий Мудрец с помощью волшебства сделал точное подобие талисмана тыквы-горлянки, незаметно подсунул ее оборотням, а себе взял настоящий талисман, но об этом мы не будем подробно рассказывать.

Если же вы хотите узнать, как удалось Сунь Укуну спасти Танского монаха и расправиться с оборотнями, прочтите следующую главу.




Глава тридцать пятая,


повествующая о том, как последователи ложного учения проявили свое могущество, чтобы унизить приверженцев истинного учения, и как хитроумная обезьяна, завладев талисманами, победила оборотней


Итак, Сунь Укун завладел тыквой-горлянкой, незаметно выбежал из пещеры, принял свой настоящий вид и стал кричать:

– Эй, вы, открывайте!

– Ты кто такой? И как смеешь шуметь здесь? – заорал Серебрянорогий.

– Доложи своему паршивому хозяину, что прибыл У Кунсунь, – ответил Великий Мудрец.

Услышав это, Серебрянорогий кинулся в пещеру.

– Почтенный господин! У ворот стоит какой-то У Кунсунь, – сказал он.

– Мудрый брат мой, – отвечал Золоторогий, – беда! Мы растревожили все гнездо Сунь Укуна. Ведь сам он связан, а теперь вдруг появился какой-то У Кунсунь. Не иначе как это родной брат обезьяны. Если у нее еще есть братья, они явятся сюда.

– Не волнуйтесь, мой повелитель, – отвечал на это Серебрянорогий. – Сейчас я выйду и поймаю его в свою тыкву.

С этими словами Серебрянорогий вышел из пещеры, не подозревая, что тыква у него в руках поддельная, а настоящая – у Сунь Укуна.

– Ну-ка, подойди поближе, – крикнул Серебрянорогий Сунь Укуну, – и скажи, осмелишься ты отозваться, если я тебя окликну?

– Разумеется, – смеясь, ответил Сунь Укун, – мне нечего бояться. А вот ты откликнешься, если я позову тебя?

– У меня есть волшебная тыква, в которую я заловлю кого угодно, – сказал тут оборотень. – Потому и спрашиваю. А у тебя что есть?

– И у меня есть тыква, – отвечал на это Сунь Укун.

– Ну-ка, дай я взгляну! – попросил оборотень.

– Гляди, мерзкая тварь, – сказал Сунь Укун, вытащил из рукава тыкву, повертел и снова спрятал, опасаясь, как бы оборотень не вырвал тыкву у него из рук.

Оборотень же, увидев тыкву, струсил. «Точь-в-точь такая, как у меня. А ведь даже на одном стебле не вырастут две одинаковые тыквы, – подумал он. – Откуда же он ее взял?»

И оборотень спросил:

– Ты где достал эту тыкву?

Сунь Укун не знал, что ответить, и в свою очередь спросил:

– А ты где?

Ничего не подозревая, оборотень подробно рассказал, откуда взялась эта тыква.

– При сотворении мира, – начал он, – когда после хаоса Земля была отделена от Неба, Яшмовый владыка научил богиню Нюйва плавить камни, чтобы она могла починить Небо. И вот, заделывая в Небе пролом, Нюйва увидела у подножия Куньлуньских гор вьющийся стебель, а на стебле тыкву из пурпурного золота. Эту тыкву и хранит по сей день святой Лаоцзюнь.

Выслушав его, Великий Мудрец сказал:

– И мою тыкву хранит Лаоцзюнь. Богиня Нюйва нашла не одну тыкву, а две, – соврал он, – одну – мужского начала, другую – женского. Тыква мужского начала попала ко мне, а женского – к тебе.

– Ладно, не все ли равно, которая из них мужского начала и которая женского, – сказал оборотень. – Сейчас испробуем обе. И ту, которая может изловить человека, будем считать настоящей.

– Согласен, – ответил Великий Мудрец. – Ты первый и произноси заклинание.

Оборотень очень обрадовался, подпрыгнул вверх и оттуда крикнул:

– У Кунсунь!

Великий Мудрец откликнулся раз, другой, третий, всего девять раз кряду, но продолжал оставаться на месте.

– О Небо! – вскричал оборотень, спустившись вниз. Он затопал ногами, стал бить себя в грудь и стенать. – Что истинно, то не меняется. Волшебный талисман и тот испугался мужского начала.

– Ну что же, – смеясь, сказал Сунь Укун. – Теперь моя очередь звать тебя!

Сказав так, Сунь Укун подпрыгнул вверх, перевернул тыкву вверх дном, горлышко направил на землю, где стоял оборотень, и крикнул:

– Серебрянорогий!

Оборотень откликнулся и тотчас же очутился в тыкве.

Тогда Сунь Укун спустился на облаке вниз и поспешил к Лотосовой пещере, чтобы спасти Танского монаха.

Как только он подошел к пещере, оборотни побежали к своему повелителю и сказали:

– О повелитель! Беда! У Кунсунь захватил в тыкву вашего младшего брата и явился к пещере!

Услышав это, Золоторогий до смерти напугался, стал кататься по земле и причитать:

– Мудрый брат мой! Мы самовольно покинули Небо, чтобы насладиться жизнью на Земле. Кто мог подумать, что этот монах погубит тебя?

Тут все оборотни разом заголосили, вторя своему господину.

Золоторогий между тем успокоился и спросил:

– Есть у нас еще талисманы?

– Есть, – ответили оборотни. – Семизвездный меч, банановый веер и нефритовый кувшин.

– Кувшин не годится, – сказал Золоторогий. – Сунь Укун знает его секрет и не откликнется на зов. Несите мне поскорее меч и веер.

Когда оба талисмана были принесены, Золоторогий взял веер, заткнул его за ворот, меч зажал в руке, выстроил в ряд всех оборотней – их было три сотни с лишним – и каждому из них приказал взять пику, или палицу, или веревку, или меч. Сам Золоторогий надел шлем и кольчугу, а поверх – пурпурного цвета халат.

Великий Мудрец крепко-накрепко привязал к поясу тыкву и, держа наготове посох, тоже приготовился к бою. Вскоре из пещеры вышел Золоторогий, неся в руке развевающееся знамя. За ним следовали воины-оборотни.

После словесной перепалки противники вступили в бой.

Они схватывались уже раз двадцать, но так и нельзя было сказать, на чьей стороне перевес. Тогда оборотень, указывая мечом на противника, крикнул:

– Ну, детки, вперед!

Оборотни ринулись на Сунь Укуна, однако он ничуть не испугался, а храбро орудовал своим посохом, разя врагов направо и налево, и отражал удары, которые сыпались на него со всех сторон. Мало-помалу оборотни начали побеждать. Тогда Великий Мудрец выдернул у себя клок шерсти, произнес заклинание, и в тот же момент появились тысячи Сунь Укунов.

Одни из них принялись орудовать посохом, другие – кулаками, третьи, самые маленькие, прокусывали у оборотней жилы. Такого натиска оборотни не выдержали и разбежались в разные стороны, покинув своего повелителя на произвол судьбы.

Тут Золоторогий вытащил из-за ворота веер, с треском его раскрыл, и в тот же миг всю землю объяло пламя; он еще несколько раз взмахнул веером, и огонь охватил все небо.

– Плохо дело! – воскликнул Великий Мудрец. – Сам-то я еще выдержу, а вот шерстинки мои мигом сгорят.

Сунь Укун встряхнулся, произнес заклинание, и выдернутый клок шерсти вернулся на место. Тогда он произнес еще одно заклинание, спасающее от огня, и устремился к пещере, где все еще томился Танский монах. Достигнув пещеры, он спустился на облаке вниз и увидал множество оборотней, которые валялись на земле с проломленным черепом, перебитыми ногами, изуродованные, искалеченные. Они вопили, взывая о помощи. Сунь Укун добил их и, яростно размахивая посохом, ворвался в пещеру. Но и там полыхало пламя.

– Все кончено! – вскричал Великий Мудрец. – Огонь проник в пещеру. Теперь мне уже не спасти учителя!

Однако, осмотревшись, Сунь Укун вдруг обнаружил, что это не огонь, а золотое сияние, и успокоился. Оказалось, что сияние это излучает волшебный кувшин из белоснежного нефрита. Тот самый кувшин, который он похитил у оборотня, а оборотень его потом отобрал у него, Сунь Укуна.

Сунь Укун схватил кувшин и, забыв об учителе, бросился к выходу. Но не успел он выйти из ворот, как увидел Золоторогого, который с мечом и веером приближался к пещере с южной стороны. Сунь Укун хотел улизнуть, но Золоторогий взмахнул мечом и ударил его. Тут Великий Мудрец подпрыгнул вверх и исчез.

Тем временем Золоторогий подошел к пещере и увидел валявшихся на земле мертвых оборотней.

Громко плача, он поплелся в пещеру, поставил свой меч, сунул за ворот веер и погрузился в глубокий сон.

Однако вернемся к Великому Мудрецу. Вскочив на облако, он долго размышлял, как бы ему спасти учителя, потом крепко-накрепко привязал к поясу кувшин и направился снова к пещере – разведать, что там творится. Ворота были распахнуты настежь, кругом стояла мертвая тишина. Осторожно ступая, Сунь Укун вошел внутрь и вдруг увидел Золоторогого, который громко храпел. Из-за ворота у него торчал банановый веер, рядом стоял семизвездный меч. Сунь Укун подкрался к оборотню, осторожно вытащил у него из-за ворота веер, но, как назло, ручка зацепилась за волосы Золоторогого, и он тут же проснулся. Увидев, что Сунь Укун уносит его драгоценность – банановый веер, оборотень схватил меч и бросился за ним вдогонку. Но Сунь Укун успел выбежать из пещеры, заткнул веер за пояс и, размахивая своим посохом, приготовился к бою.

Раз сорок схватывались противники. Уже близился вечер. Наконец оборотень обессилел и бросился бежать на юго-запад, к пещере Поверженного дракона.

Тем временем Великий Мудрец спустился на облаке вниз, вбежал в Лотосовую пещеру и освободил Танского монаха, Чжу Бацзе и Шасэна.

Радуясь благополучному исходу, они разыскали в пещере рис, муку, овощи, разожгли очаг, приготовили постной пищи и досыта наелись, после чего легли спать, и ночь прошла без особых происшествий.

Между тем Золоторогий прибыл на гору Поверженного дракона, собрал всех оборотней-служанок и рассказал им о том, что произошло.

– У меня еще остался один талисман, семизвездный меч, – промолвил оборотень. – Сейчас мы позовем на помощь всех родичей, которые живут за горой Поверженного дракона, и отомстим Сунь Укуну.

В это время доложили, что прибыл с отрядом дядя Золоторогого, младший брат его матери, Ху Аци. Как только дозорные сообщили ему, что Сунь Укун убил его сестру, украл талисманы и теперь ведет бой за гору Ровная Верхушка, он поспешил на помощь. Но прежде решил побывать в пещере Поверженного дракона и разузнать, что произошло.

Золоторогий облачился в траурное одеяние и, низко кланяясь, вышел навстречу родственнику. Увидев Золоторогого в траурном одеянии, Ху Аци не выдержал и заплакал. Вслед за ним заплакал и Золоторогий.

Узнав подробно, что произошло, Ху Аци приказал племяннику снять траурное платье, надеть боевые доспехи и собрать отряд из оборотней-женщин. Золоторогий сделал все, как велел дядюшка, после чего оба они, оседлав облака, помчались на северо-восток.

Как раз в это время Великий Мудрец велел Шасэну приготовить еду, чтобы подкрепиться и тронуться в путь. Вдруг они услышали вой ветра, вышли из пещеры и увидели отряд оборотней, мчавшийся прямо к ним.

Великий Мудрец крепко привязал к поясу тыкву и кувшин, спрятал в рукав золотой шнур, веер заткнул за ворот. Шасэну он приказал оставаться с учителем, Чжу Бацзе велел вооружиться вилами, сам взял посох, и вместе с Чжу Бацзе они вышли навстречу противнику.

Ху Аци выстроил свой отряд и тоже приготовился к бою. Бились они долго. То отступали, то наступали. Наконец Ху Аци обессилел и бежал с поля боя. Сунь Укун бросился за ним вдогонку, но путь ему преградил Золоторогий, и Сунь Укун с ним вступил в бой. Вскоре Ху Аци вернулся и снова ринулся в атаку.

Между тем Сюаньцзан, слышавший шум и крики, велел Шасэну выйти из пещеры и разузнать, в чем дело.

Шасэн взял посох, выскочил наружу и с боевым кличем ринулся на духов, вмиг разогнав их. Тут Ху Аци понял, что дело плохо, и бросился бежать. Но его настиг Чжу Бацзе и нанес ему такой удар, что у оборотня из всех отверстий хлынула кровь. Чжу Бацзе оттащил убитого в сторону, и когда снял с него одежду, то оказалось, что это оборотень лисицы.

Увидев, что дядя убит, Золоторогий оставил Сунь Укуна и, взмахнув своим мечом, бросился на Чжу Бацзе. И вот в самый разгар боя появился Шасэн и ударил Золоторогого своим посохом. Не выдержав такого натиска, оборотень взмыл в небо, сел на облако и исчез в южном направлении. Чжу Бацзе и Шасэн пустились за ним вдогонку.

Великий Мудрец тоже поднялся в облака, взял нефритовый кувшин, направил его на оборотня и крикнул:

– Золоторогий!

Ничего не подозревая, Золоторогий подумал, что это кто-то из подчиненных зовет его на помощь, и тотчас же откликнулся на зов. В тот же миг он очутился в кувшине. Тут Сунь Укун заметил, что на земле лежит семизвездный меч, и бережно его поднял.

После этого они втроем вернулись в пещеру, где их дожидался Танский монах, и обратились к нему с такими словами:

– Учитель, теперь в горах нет больше нечистой силы, и мы можем продолжить наш путь.

Они поели, собрали свои пожитки и двинулись дальше на Запад.

Вдруг на дороге появился слепой старец, подошел к ним и обратился к Сюаньцзану:

– Куда путь держишь, монах? Ты взял мои волшебные талисманы! Верни их мне!

Сунь Укун внимательно присмотрелся к старцу и признал в нем святого старца Лаоцзюня. Тогда он выступил вперед, несколько раз поклонился и спросил:

– Почтенный старец, куда путь держите?

Тут старец вознесся на девятое Небо, в Яшмовые чертоги, и воссел на трон.

– Сунь Укун, верни мои волшебные талисманы! – приказал он. – Тыкву, кувшин, меч и шнур. В тыкве я хранил снадобье бессмертия, в кувшине – воду, мечом пользовался при переплавке оборотней, веером поднимал огонь, а шнур служил мне поясом. Эти талисманы у меня украли духи. Один из них прислуживал у моей золотой печи, другой – у серебряной. Они сбежали на Землю, и лишь с твоей помощью я узнал, где они находятся.

– А ты, почтеннейший, распустил своих слуг. И за это тебя следовало бы наказать, – сказал Сунь Укун.

– Я тут ни при чем, – отвечал старец. – Это богиня с Южного моря трижды просила меня отдать ей на время моих отроков, чтобы послать их на Землю, превратить в оборотней и с их помощью испытать вас.

– А богиня, я смотрю, вероломна, – произнес Сунь Укун. – Когда я сказал ей, что путь в Индию опасный и трудный, она обещала приходить нам на помощь. А вместо этого подсылает всякую нечисть. Может быть, это и нехорошо с моей стороны, но за это я желаю ей всю жизнь просидеть без мужа!

Сунь Укун отдал святому старцу талисманы, тот не мешкая открыл тыкву и кувшин, и оттуда появились два отрока, золотой и серебряный, один встал по левую сторону от старца, другой – по правую. Тотчас же все вокруг озарилось золотым сиянием.

Вместе с Лаоцзюнем отроки поднялись на Небо во дворец Тушита.

Если хотите узнать о том, как паломники продолжали свой путь, прочтите следующую главу.




Глава тридцать шестая,


повествующая о том, как хитроумная обезьяна подчинила себе все существа и как из открытых дверей она любовалась яркой луной


Итак, Сунь Укун спустился на облаке вниз, рассказал учителю о том, как богиня испытывала их волю, и паломники продолжили свой путь. Они терпели голод и холод, спали под открытым небом и вот однажды увидели впереди высокую гору.

– Ученик мой, – обратился Танский монах к Сунь Укуну, – почему мы встречаем на пути так много препятствий и никак не достигнем цели? Ведь с тех пор, как мы покинули Чанъань, уже четыре раза лето сменяло весну, а зима – осень.

– Еще не время! – со смехом отвечал Сунь Укун. – Мы еще даже не вышли за дверь!

– Хватит врать, дорогой брат! – вступил тут в разговор Чжу Бацзе. – О каких дверях ты говоришь?

– Да мы все еще бродим по дому, – отвечал Сунь Укун.

– Почтенный брат, – произнес с улыбкой Шасэн, – нечего нас пугать всякими небылицами. Да разве бывают такие огромные дома? Для них и балок нигде не найдешь.

– Брат мой, – отвечал Сунь Укун, – в доме, о котором я говорю, крыша – небесный свод, окна – солнце и луна, балки – высокие горы, а земля – большая-пребольшая зала! – Сказав так, Сунь Укун взял наперевес свой посох и двинулся вперед.

Вскоре паломники увидели перед собой картину необычайной красоты.

Любуясь горными пейзажами, странники не спеша продолжали свой путь и не заметили, как солнце стало клониться к западу.

Вдруг Сюаньцзан увидел вдали многоярусные пагоды и различные строения.

– Ученики мои! – произнес он. – Скоро ночь. И вот, на наше счастье, мы приближаемся к монастырю. Давайте попросимся туда на ночлег.

С этими словами Сюаньцзан положил свой посох, снял монашеский головной убор, поправил на себе одежду и направился прямо к монастырю. Над воротами висела табличка с надписью: «Монастырь Драгоценного леса, возведенный по высочайшему повелению».

Сюаньцзан вошел в ворота и вскоре увидел монаха, который шел ему навстречу.

– Откуда прибыли, учитель? – почтительно кланяясь, спросил монах.

– Я прибыл из Танской страны, – отвечал Сюаньцзан. – По указу императора иду в Индию поклониться Будде и попросить у него священные книги. Вместе со мной идут мои ученики. Время сейчас уже позднее, и мы хотели попроситься к вам на ночлег.

– Я всего лишь подметальщик и звонарь, – ответил монах, – пойду доложу о вас настоятелю. Разрешит он вас пустить на ночлег – хорошо, не разрешит – не обессудьте.

Услышав, что кто-то просится на ночлег, настоятель поспешил одеться, поправил на себе головной убор, накинул рясу и приготовился встретить гостя.

– А что за человек, ты не знаешь? – спросил настоятель.

– Взгляните сами, он стоит у главного храма, – отвечал служитель.

Увидев Сюаньцзана с непокрытой головой, в буддийском одеянии, сшитом из двадцати пяти полос разной материи, в монашеских туфлях, насквозь промокших и покрытых грязью, настоятель принялся ругать монаха:

– Мало, видно, тебя били, раз ты не понимаешь, что я могу встречать только людей сановных, а не всяких там бродячих монахов. Да ты погляди на него! Разве можно пустить его сюда? Сказал бы ему, чтобы пристроился где-нибудь под верандой в передних помещениях, вместо того чтобы меня беспокоить!

С этими словами настоятель повернулся и ушел. Сюаньцзан все это слышал, и глаза его наполнились слезами. Но делать нечего. Пришлось ему самому идти просить настоятеля.

Не смея войти в келью, он остановился на пороге и приветствовал настоятеля.

– Откуда явился? – грубо спросил тот, даже не ответив на приветствие.

– По велению Танского владыки я иду из Китая в Индию за священными книгами, – ответил Сюаньцзан. – Сейчас уже поздно, не позволите мне с моими учениками переночевать?

Выслушав его, настоятель поднялся со своего места и сказал:

– По дороге на Запад примерно в пяти ли отсюда есть постоялый двор, там вы можете поесть и заночевать.

– В старину говорили: «Монастыри для монахов все равно что почтовые станции». Я думаю, у вас найдется три шэна риса для нас. Отчего же вы нам отказываете в приюте?

– Уж очень ты на язык бойкий, бродячий монах! – заорал настоятель. – Древние говорили: «Если тигр проник в город, все запирают ворота; может быть, он никого не тронет, но дурная слава о нем идет».

– Это вы о чем? – спросил Сюаньцзан.

– А вот о чем, – ответил настоятель. – Несколько лет назад сюда пришли странствующие монахи и расположились у ворот. Одежонка у них была рваная, ноги – босые, голова – непокрытая. Я пожалел их, привел в келью, усадил на почетное место, велел накормить, дал каждому из них кое-что из одежды и оставил пожить на несколько дней. Кто мог подумать, что они, прельстившись привольным житьем, проживут здесь несколько лет! Ну и это бы ничего, так ведь стали творить всякие непотребные дела.

Выслушав настоятеля, Сюаньцзан с горечью подумал: «И монахи, оказывается, бывают беспутными!»

Он чуть не заплакал, но, опасаясь, как бы над ним не посмеялись, потихоньку вытер рукавом слезы и поспешил покинуть монастырь.

Увидев учителя, взволнованного и рассерженного, Сунь Укун спросил:

– Уж не побили ли вас тамошние монахи, учитель?

– Нет, не побили, – отвечал Сюаньцзан.

– Может быть, они вас ругали? – снова спросил Сунь Укун.

– Не ругали, – отвечал Сюаньцзан. – Но на ночлег у них остановиться нельзя, настоятель сказал, что нам будет неудобно.

– Зря вы только ходили, – сказал Сунь Укун. – Ничего не добились. Дайте-ка теперь я схожу.

И вот Сунь Укун подтянул штаны и, держа наготове посох, направился прямо в храм Будды. Здесь, тыча пальцем в статуи трех Будд, он стал поносить их:

– Эх вы, глиняные болваны! Как смели вы отказать нам в ночлеге? Да я одним ударом разобью вас и снова превращу в глину!

В это время в храм вошел служитель возжечь благовония. Услышав грозный голос Сунь Укуна, служитель от страха рухнул наземь, затем поднялся, взглянул на Сунь Укуна и снова рухнул. Но тут же вскочил, выбежал из храма и помчался к настоятелю.

Он доложил ему о том, что пришел еще какой-то монах, с виду свирепый, с круглыми глазами, острыми ушами и заросшим шерстью лицом, очень похожий на бога Грома.

Настоятель решил сам взглянуть на пришельца, но тот уже направился к нему в келью. Настоятель отворил дверь и тотчас же ее захлопнул, увидев Сунь Укуна.

Но Сунь Укун высадил дверь одним ударом и заорал:

– Немедленно приготовить помещение в тысячу цзяней! Я буду здесь ночевать! И соберите всех монахов, сколько их есть в монастыре, пусть приведут себя в порядок, наденут парадное платье и выйдут встречать моего учителя. Тогда я вас пощажу и не стану бить.

– Ну, в таком случае мы не только выйдем ему навстречу, но внесем его сюда на руках, – сказал настоятель и обратился к служителю: – Иди сзывай всех монахов, пусть готовятся к торжественной встрече.

Дрожа от страха, служитель отправился выполнять приказ настоятеля. Он вышел не через дверь, а выбрался через дыру, в которую лазили собаки. Подойдя к главному храму, служитель принялся изо всех сил бить в барабан и ударять в колокол. Монахи переполошились и прибежали к главному храму.

– Немедленно переодевайтесь! – сказал служитель. – Пойдемте во главе с настоятелем встречать почтенного Танского монаха.

Все тотчас же привели себя в порядок, выстроились в ряд и, как только увидели Сюаньцзана, опустились перед ним на колени, умоляя вступиться за них перед его свирепым учеником.

– Смотри не трогай их! – приказал Танский монах Сунь Укуну.

Лишь после этого монахи поднялись с колен. Одни взяли под уздцы коня и повели его во двор, другие подхватили пожитки. Танского монаха, Чжу Бацзе и Шасэна внесли в монастырские ворота на руках. В келье, когда все расселись по старшинству, настоятель обратился к Сюаньцзану:

– Дозвольте спросить вас, почтеннейший, какую пищу вы вкушаете в пути – постную или скоромную?

– Пищу мы едим только постную, – отвечал Сюаньцзан.

– А ученики ваши, разумеется, предпочитают скоромную? – снова спросил настоятель.

– Нет, мы тоже едим только постную пищу, – сказал Сунь Укун.

Тут один из монахов, тот, что был посмелее, подошел и спросил:

– Сколько же надо сварить пшена, чтобы вы насытились?

– Эй ты, бестолочь! – вмешался тут в разговор Чжу Бацзе. – Что ты все лезешь с вопросами? Накрывай на стол, и чтобы было не меньше даня на каждого.

Услыхав это, монахи совсем обалдели и кинулись чистить котлы и разводить огонь. В кельях поспешно расставляли еду.

После трапезы паломники отправились отдыхать в отведенное для них помещение.

Вслед за ними отправились и монахи, их было пятьсот. Сюаньцзан сел посредине, монахи выстроились по обеим сторонам от него, готовые ему служить.

Но Сюаньцзан отпустил их, а сам вышел во двор по малой нужде и залюбовался луной.

Затем он кликнул своих учеников и прочел им стихи, которые только что сочинил.

Когда Сюаньцзан кончил читать, Сунь Укун подошел к нему и сказал:

– Учитель! Лунный свет навеял на вас воспоминания о родине, но вы совсем не знаете небесных законов. В последний день месяца, тридцатый, свет луны, являющийся мужским началом Ян, исчезает, залитый водой, которая является началом женским. В этот момент луна соединяется с солнцем, и в промежутке между своим последним днем и первым, днем новолуния, под действием солнечных лучей зачинает. В третий день месяца появляется первое положительное начало Ян. В восьмой день – второе. После этого на небе появляется серп луны. На пятнадцатый день луна появляется на небе в полном своем блеске.

На шестнадцатый день зарождается первое отрицательное начало Инь, на двадцать второй день – второе, и тогда луна снова принимает форму серпа. На тридцатый день луна исчезает. Все это испокон веков предопределено Небом. Если мы сумеем довести свои внутренние чувства до такого же совершенства, какое бывает на шестнадцатый день, в полнолуние, мы непременно увидим Будду и вернемся на родину.

Слова Сунь Укуна доставили Танскому монаху истинную радость, он словно бы прозрел. Но время было позднее, и ученики отправились спать.
		Барабан на башне ночь возвестил,



		 люди уснули в домах.



		Огоньки погасли в рыбачьих лодках



		 у берега в тростниках.








А Сюаньцзан затворил дверь, высоко поднял серебряную лампу, раскрыл священную книгу и принялся читать.

О том, как Сюаньцзан покинул монастырь, вы узнаете, если прочтете следующую главу.




Глава тридцать седьмая,


повествующая о том, как почивший государь ночью посетил Танского монаха и как Сунь Укун с помощью волшебной силы заманил в храм наследного принца


Итак, Сюаньцзан не пошел спать, а остался в зале и при свете лампы стал читать священные книги. Он просидел за чтением до третьей ночной стражи, а когда направился к своей постели, вдруг услышал за дверью какой-то странный шум, – казалось, воет ветер. Сюаньцзан поспешил заслонить свечу рукавом рясы, чтобы не погасла, и ощутил легкий трепет, а потом глубокую усталость. Так и не дойдя до постели, он уронил голову на стол и уснул. Однако разум его бодрствовал.

Налетел еще один ураганный порыв ветра, и Сюаньцзан услышал, что его кто-то зовет.

Он вскочил и, еще не совсем проснувшись, выглянул за дверь. Там стоял какой-то человек. С его волос и одежды ручьями стекала вода, из глаз лились слезы.

– Учитель, учитель! – без конца повторял незнакомец.

– Ты, наверно, злой дух или оборотень и явился ночью, чтобы подшутить надо мной, – сказал Сюаньцзан. – Так знай, что я не жаден, не корыстолюбив. По велению Танского владыки я иду в Индию поклониться Будде и попросить у него священные книги. Меня сопровождают три моих ученика, все – доблестные герои. Они умеют усмирять драконов и тигров, уничтожать злых духов. Попадешься им на глаза – сотрут в порошок. Так что уходи-ка ты лучше отсюда подобру-поздорову.

– Учитель! – отвечал незнакомец. – Я не злой дух и не оборотень. Вы присмотритесь ко мне хорошенько!

Сюаньцзан стал вглядываться в незнакомца, и как бы вы думали, кого он увидел?
		Главу увенчала



		 до небес достающая шапка,



		Рядами вдоль пояса



		 подвески из белой яшмы.



		Драконы и фениксы



		 вьются на желтом халате,



		Туфли расшиты



		 многоцветными облаками,



		Скипетр-посох



		 украшен семью звездами.








От волнения Сюаньцзан в лице изменился.

– Вы, ваше величество, из какого царствующего дома? – спросил он, поспешив склониться перед сановным гостем. – Прошу вас, садитесь!

Он протянул руку, но наткнулся на пустоту. Однако незнакомец продолжал стоять перед ним.

– Ваше величество, – обратился к нему Сюаньцзан, – где находится ваше царство? Быть может, вы подвергаетесь оскорблениям коварных сановников и, спасая жизнь, решили ночью бежать?

У незнакомца еще сильнее полились слезы, и он с горечью поведал Сюаньцзану свою печальную историю.

– Учитель, – начал рассказывать незнакомец, – государство, которое я основал всего в сорока ли отсюда, называется Уцзиго – страной Черных петухов. Пять лет назад эти края пострадали от засухи. Посевы погибли. Начался голод. В казне не было ни гроша. Нечем даже было выплачивать жалованье гражданским и военным чиновникам. Подобно великому Юю, усмирившему потоп, я делил с народом и беды его, и радости, совершал омовения, соблюдал посты. Дни и ночи мы молились о ниспослании дождя и возжигали благовония. Так продолжалось ровно три года. Но засуха не прекращалась, реки и колодцы пересохли. И вот когда бедствие, казалось, достигло предела, с гор Чжуннаньшань к нам спустился какой-то человек, сказал, что он небожитель, что обладает способностью вызывать ветер и дождь, а также превращать камень в золото. Он потолковал сначала с моими гражданскими и военными сановниками, а затем явился ко мне. Я тотчас же попросил его совершить моление о дожде, он согласился, и действительно, стоило прозвучать властной таблице в его руках, как полил дождь.

Целых два года я не разлучался с этим небожителем. И вот наступила третья весна, зацвели персики, абрикосы, распустились цветы, и стар и млад, и простолюдин и знатный – все вышли насладиться теплом и полюбоваться природой. Чиновники покинули ямыни, их жены и наложницы разбрелись по дворцу. А мы с небожителем, прогуливаясь рука об руку, пришли в сад и как-то незаметно очутились у восьмигранного хрустального колодца. Тут небожитель бросил что-то в колодец, и оттуда появилось золотое сияние. Тогда он позвал меня, будто взглянуть на драгоценность, брошенную в колодец, а сам замыслил недоброе и, как только я подошел, столкнул меня в колодец; после этого он завалил колодец землей и камнями, а сверху посадил банановое дерево. Пожалейте меня, учитель! Три года прошло с тех пор, как я превратился в бесприютного духа. А этот бессмертный, сгубив меня, тут же превратился в мое подобие, завладел моей страной, моими женами и наложницами, а мои сановники служат ему.

– В таком случае вы должны обратиться с жалобой к владыке ада Яньвану.

– Как я могу жаловаться Яньвану, если этот бессмертный водит дружбу со всеми десятью судьями преисподней?

– Позвольте тогда спросить, зачем вы явились в царство Света? – обратился Танский монах к пришельцу.

– Учитель, – отвечал тот, – дело в том, что возле этого монастыря сейчас находятся все духи – хранители буддийского учения, которые сопровождают вас в Индию. Один из них мне сказал, что трехлетний срок моих испытаний кончился, и велел мне явиться к вам. Еще он сказал, что есть у вас ученик, который может усмирять всякую нечистую силу. Вот я и пришел поклониться вам и попросить, чтобы вы отправили этого ученика в мою страну изловить злого духа и восстановить справедливость. А я, как только представится случай, постараюсь отблагодарить вас за эту милость. Во дворце есть преданный мне человек, законный наследник престола, мой сын. Чтобы он поверил, что вы от меня, я дам вам одну вещь.

С этими словами незнакомец положил перед Сюаньцзаном жезл из белого нефрита с золотыми краями и стал прощаться.

Сюаньцзан хотел его проводить, но вдруг споткнулся и упал. Тут он проснулся и понял, что это был сон. Свеча догорала.

– Ученики! Ученики! – крикнул Сюаньцзан вне себя от волнения. – Идите сюда! Я расскажу вам, какой видел сои.

И Сюаньцзан поведал ученикам все, что видел во сне.

– Ну что же, – выслушав его, сказал Сунь Укун. – Я отправлюсь в страну Черных петухов и разделаюсь с оборотнем. Только для этого вы должны выполнить три условия. Во-первых, перенети множество испытаний, во-вторых, множество оскорблений и, в-третьих, болезнь.

С этими словами Великий Мудрец выдернул у себя шерстинку, дунул на нее, произнес заклинание, и шерстинка превратилась в красный лакированный ящик с золотой инкрустацией. Сунь Укун взял жезл из белого нефрита, положил в ящик и обратился к Сюаньцзану.

– Возьмите это, учитель, – сказал он, – и, как только рассветет, наденьте парчовую рясу и пойдите к главному храму читать псалмы. А я отправлюсь в страну Черных петухов и постараюсь уничтожить оборотня. Если принц этой страны отправится на охоту, я сделаю так, что вы встретитесь с ним.

– А как я узнаю, отправился он на охоту или не отправился? – спросил Сюаньцзан.

– Я знак вам подам. Потом произнесу заклинание, уменьшусь до двух цуней, и вы спрячете меня в ящик. Как только принц приблизится к монастырю, он выразит желание поклониться Будде. А вы нарочно не оказывайте ему никаких почестей. Принц рассердится и прикажет вас наказать. Но что бы с вами ни делали, вы все терпите. Может быть, он даже прикажет казнить вас, все равно не возражайте. И ни о чем не беспокойтесь. Положитесь во всем на меня. Если он спросит, кто вы, куда идете и какие везете дары, скажите, что вы Танский монах, идете в Индию за священными книгами и везете парчовую рясу и еще две драгоценности, что, обладая одной из них, можно узнать, что случилось за последнюю тысячу лет и что случится в последующие пятьсот. После этого вы меня выпустите из ящика, и я расскажу принцу ваш сон. Если он поверит, я расправлюсь с оборотнем, не поверит – вы покажете ему жезл из белого нефрита.

– Лучше и не придумаешь, ученик мой! – воскликнул Сюаньцзан. – Итак, первый дар – это парчовая ряса, второй – жезл из белого нефрита, а третий – это ты сам. Как же тебя называть?

– Называйте меня Драгоценность, водворяющая на трон государей, – ответил Сунь Укун.

Паломники едва дождались рассвета, призывая солнце разогнать мрак и рассеять усыпавшие небо звезды.

И вот, как только занялась заря, Сунь Укун издал резкий свист, взмыл в облака, огляделся и действительно увидел какой-то город. Над ним клубились зловещие тучи и завывал ветер – знак того, что там правит оборотень.

И вот пока Сунь Укун, сидя на облаке, размышлял, Восточные ворота города с грохотом распахнулись, и оттуда вылетел отряд всадников в охотничьем снаряжении; у них был поистине воинственный вид.

«Это наверняка и есть наследный принц», – подумал Сунь Укун и решил сыграть с ним шутку.

Он спустился на облаке вниз, ринулся в толпу всадников, превратился в белого зайца и прямо перед носом у принца пустился наутек. Принц быстро натянул до отказа лук и выпустил стрелу. Стрела попала в цель, но Великий Мудрец ловко ее поймал и помчался дальше.

Принц подстегнул коня и ринулся вдогонку за ним. Вскоре оба очутились у монастырских ворот. Тут Сунь Укун принял свой обычный вид и крикнул:

– Учитель, он здесь!

Затем он превратился в крохотного монашка, не более двух цуней ростом, и забрался в лакированный ящик.

Принц от страха даже в лице изменился. Заяц исчез, в воротах торчала одна стрела с оперением.

Тем временем подоспела охрана и отряд охотников, три тысячи душ. Монахи поспешили им навстречу и принялись кланяться. Затем они провели гостей в главный храм, где принц должен был поклониться Будде. Посреди храма сидел монах, который даже не удостоил принца взглядом.

– Что за невежа! – вскричал принц. – Хоть бы с места встал при моем появлении. Ну-ка, взять его, живо!

Дальше все произошло так, как предсказал Сунь Укун. Приближенные принца хотели связать Сюаньцзана, но духи Людин и Люцзя, незримо витавшие здесь, его защитили.

– Кто ты такой, – спросил принц, – что смеешь защищаться с помощью волшебства?

Тогда Сюаньцзан приблизился к принцу и, кланяясь, сказал:

– Я – Танский монах, иду в Индию за священными книгами, везу Будде дары.

– Какие же дары ты везешь? – спросил принц.

– Везу эту рясу, в которую сейчас облачился, – отвечал Сюаньцзан, – и еще две драгоценности. Одна из них называется Драгоценность, водворяющая на трон государей. Она спрятана в этом ящике, с ее помощью можно узнать все, что случилось за последнюю тысячу лет, и все, что случится в последующие пятьсот.

– Ну-ка, покажи ее мне, – попросил принц.

Сюаньцзан приоткрыл ящик, и Великий Мудрец очутился на воле. Он встряхнулся, произнес заклинание и стал расти, пока не принял свой обычный вид.

– Говорят, ты знаешь все, что случилось в прошлом, и все, что случится в будущем. Правда это?

– Правда, – отвечал Сунь Укун. – Я знаю, к примеру, что вы наследник престола в стране Черных петухов. Пять лет назад в вашу страну пришел с горы Чжуннаньшань волшебник, который умел вызывать дождь и переплавлять камень в золото. А в вашей стране как раз был неурожай. Волшебник очень полюбился вашему батюшке, и они побратались. Верно я говорю?

– Верно, – отвечал принц. – Прошу тебя, продолжай!

– Ну а три года назад волшебник исчез. Кто же остался сиротой?

– Да, я помню, как волшебник исчез, удалился к себе на гору, взяв у отца жезл из белого нефрита с золотым ободом, и теперь отец мой тоскует, велел закрыть сад и никого туда не пускать. Но, может быть, это не отец, а кто-то другой?

Слушая принца, Сунь Укун молчал, только улыбался.

– Почему ты молчишь? – сердито спросил принц.

– Я не могу говорить, здесь слишком много народу.

Принц махнул рукавом, и свита его удалилась. Тогда Сунь Укун подошел к принцу и сказал:

– Вашего отца сгубил злой дух, который явился к вам под видом даоса, а сам занял его трон и теперь правит страной.

– Не верю я в это! – вскричал принц. – Даос ушел, а страной правит отец. Слышал бы он, что ты говоришь, велел бы разрубить тебя на мелкие части.

– Говорил я вам, что он не поверит, – сказал Сунь Укун, обращаясь к Танскому монаху. – Ничего не поделаешь. Придется передать ему жезл и идти дальше.

Сунь Укун взял у учителя красный ящик, вынул из него жезл, обеими руками подал принцу и рассказал, какой сон видел Танский монах.

– Я нарочно заманил вас сюда, чтобы вы встретились с моим учителем. Белым зайцем, за которым вы гнались, был я. Вы должны вернуться немедленно в город и поговорить с матерью. Спросить, нет ли у нее каких-нибудь подозрений. Только возвращайтесь тайком, через боковые ворота, чтобы никто не заметил. И во дворце старайтесь говорить тихо, не то услышит оборотень и вам с матерью плохо придется.

Принц выслушал Сунь Укуна и поспешил во дворец.

Если хотите узнать, как принц встретился с матерью и о чем они говорили, прочтите следующую главу.




Глава тридцать восьмая,


из которой вы узнаете, о чем говорили принц и государыня, и еще о том, как Сунь Укун и Чжу Бацзе, раскрыв тайну, установили, где правда, где ложь


Итак, принц очень скоро прискакал к городу. Он въехал не в главные ворота, а в боковые, как советовал ему Великий Мудрец, и в беседке увидел свою мать-государыню. Облокотившись на перила, она горько плакала, потому что никак не могла вспомнить до конца сон, который видела ночью. Подъехав к беседке, принц спешился и опустился перед матерью на колени.

– Сынок! – воскликнула государыня. – Как я рада, что ты пришел! Последнее время мы так редко с тобою видимся. Но почему ты такой печальный?

Тогда принц сказал:

– Скажи мне, мама, кто сейчас правит страной?

– В своем ли ты уме, сынок, что спрашиваешь такое? – воскликнула мать. – Кто может править страной, если не твой отец?

– Не сердись, мама, но я должен кое о чем тебя спросить. Скажи мне, ты не заметила в отце никаких перемен за последние три года? Только говори правду, это очень важно.

Тут государыня приказала придворным дамам удалиться и сквозь слезы проговорила:

– Я скажу тебе всю правду, слушай:
		Я помню былое время,



		 когда он был ласков и нежен,



		А нынче – прошло три года —



		 холоден стал как лед.



		О причине я как-то спросила,



		 лежа с ним рядом в постели,



		Он ответил, что старость



		 овладела его душой.








Тогда принц поведал матери о том, что с ним случилось, когда он отправился на охоту.

После этого он достал из рукава жезл из белого нефрита с золотыми краями и передал его матери. Взглянув на жезл, государыня залилась слезами и сказала:

– Сын мой, сегодня во сне мне явился государь, с его одежды стекала вода. Он сказал, что его сгубил злодей. Потом его бесприютный дух явился и просил покарать злодея. Что было дальше – не помню. Отправляйся же побыстрее к Танскому монаху и попроси его расправиться со злым духом. Так, по крайней мере, мы отблагодарим отца за все его заботы.

Принц не мешкая вскочил на коня и поскакал к монастырю.

Вскоре он очутился у монастырских ворот и, поддерживаемый воинами, спешился. Солнце уже клонилось к западу. Принц приказал отряду оставаться на месте, а сам вошел в монастырь, поправил на себе одежду и тут увидел у главного храма Сунь Укуна.

Узнав о разговоре принца с государыней, Сунь Укун сказал:

– Я расправлюсь с оборотнем. Только завтра. Сегодня уже поздно. А вы отправляйтесь в город сейчас, не ждите меня.

– Не знаю, как и быть, – отвечал принц. – Ведь мы не подстрелили ни одной птицы. Оборотень-правитель может рассердиться и бросить меня в тюрьму.

– Ну, это дело поправимое, – отвечал Сунь Укун.

Он вызвал духов – покровителей гор и земли и велел им расставить по обеим сторонам дороги разных животных и птиц, чтобы охотники могли выловить их и привезти во дворец.

После этого принц поклонился Сунь Укуну и вместе со своим отрядом пустился в обратный путь. Увидев несметное количество зверей и дичи на дороге, охотники без труда их выловили и, громко распевая победные песни, вернулись в город.

Незаметно наступила ночь. Все уснули. Один только Сунь Укун беспокойно ворочался и наконец не выдержал и разбудил Танского монаха.

– Учитель! – обратился к нему Сунь Укун. – Не знаю, как быть. Ведь этот злой дух уже три года правит страной, спит с государыней, проводит все свое время с сановниками. Как мы докажем, что он оборотень?

– Что же ты думаешь делать? – спросил Сюаньцзан.

– Я знаю, что делать, только не мешайте мне, не вступайтесь за Чжу Бацзе. Без него мне не обойтись. Мы вместе с ним отправимся в город, разыщем государев сад, вытащим из хрустального колодца тело государя, а завтра, когда придем во дворец за дорожным свидетельством, покажем его принцу, государыне и сановникам. Лишь после этого можно будет расправиться со злым духом.

Выслушав Сунь Укуна, Танский монах остался очень доволен, а Сунь Укун пошел к Чжу Бацзе и стал уговаривать его отправиться вместе с ним в город.

– Ты должен отобрать у оборотня талисман, с помощью которого он всех побеждает, – сказал Сунь Укун.

– При одном условии, – отвечал Чжу Бацзе. – Что делить талисман мы не будем. Я возьму его себе.

Сунь Укун согласился, и они отправились в путь.

К городу они подошли ночью, когда все уже спали. Перемахнули через стену и пошли искать государев сад. Вдруг они увидели белые ворота в виде трехъярусной арки, а над воротами – надпись: «Государев сад». Подойдя ближе, Сунь Укун заметил на воротах замок, уже успевший покрыться ржавчиной. Тогда он велел Чжу Бацзе ударить по воротам вилами. Ворота разлетелись в щепы, Сунь Укун вбежал в сад и стал прыгать и громко кричать.

– Ты что же, брат, хочешь меня погубить? – сказал Чжу Бацзе, хватая его за рукав. – Ведь если ты всех перебудишь, нас схватят, отправят в тюрьму и казнят или отправят на родину и отдадут в солдаты.

– Да ты посмотри, какое здесь запустение! – воскликнул Сунь Укун.

– Ладно, – сказал Чжу Бацзе, – чем вздыхать, давай лучше возьмемся за дело.

Они нашли банановое дерево, о котором говорил Сюаньцзан, и принялись за работу.

Одним ударом Чжу Бацзе свалил дерево и стал рылом рыть землю, вырыл яму в четыре чи глубиной и увидел каменную плиту.

– Дорогой брат! – вскричал он. – Талисман здесь, под каменной плитой!

– А ты подними плиту да посмотри, – сказал Сунь Укун.

Чжу Бацзе послушно поддел плиту и приподнял ее.

– Вот удача! – снова закричал он. – Ты посмотри, какое оттуда исходит сияние.

Но увы! Оказалось, что это луна и звезды отражаются в воде.

– Надо бы спуститься в колодец, – сказал тогда Чжу Бацзе, – но без веревок не обойтись. А где их взять?

– Ничего, и без веревок спустимся, – произнес, смеясь, Сунь Укун, взял свой посох и произнес заклинание.

Посох тотчас же стал длиной восемь чжанов.

Тогда Сунь Укун сказал:

– Берись за нижний конец посоха, и я спущу тебя вниз.

– Ладно, – ответил Чжу Бацзе, – только в воду я лезть не буду.

Чжу Бацзе ухватился за посох, Сунь Укун легонько приподнял его и стал опускать.

– Вода! – закричал Чжу Бацзе. – Не спускай меня дальше.

Тут Сунь Укун резко опустил посох. От неожиданности Чжу Бацзе выпустил его из рук и плюхнулся в воду.

– Будь ты проклят! – фыркая и пуская пузыри, заорал он.

– Ну что, нашел талисман? – смеясь, спросил Сунь Укун, вытаскивая посох наверх.

– Какой еще талисман, – проворчал Чжу Бацзе, – тут ничего нет, только вода!

– А талисман как раз и находится под водой, – сказал Сунь Укун. – Поищи как следует.

Чжу Бацзе нырнул и стал опускаться. Он спускался все глубже и глубже, как вдруг увидел перед собой каменную арку с надписью: «Хрустальный дворец».

В это время из дворца вышел дозорный якша. Увидев Чжу Бацзе, он бросился назад и, представ перед своим повелителем, доложил:

– Беда! В колодец спустился какой-то монах, совершенно голый, со свиным рылом и огромными ушами. Вопреки всем законам он еще жив и даже что-то бормочет.

– Это бывший небесный командующий, – сказал царь драконов. – Вчера ночью сюда приходил посланец с высочайшим указом, который предписывает духу государя страны Черных петухов встретиться с Танским монахом, дабы тот помог усмирить злого духа. И вот сейчас сюда прибыли ученики этого монаха – Великий Мудрец, равный Небу, и бывший небесный командующий.

Сказав так, царь драконов поправил на себе одежду, в сопровождении сановников вышел за ворота и громко крикнул:

– Прошу вас пожаловать во дворец!

Чжу Бацзе вошел во дворец и без всяких церемоний, как был голый, уселся на почетное место.

– Господин командующий, – обратился к нему царь драконов, – недавно я услышал о том, что вы вернулись на Землю, приняли буддийскую веру и сопровождаете Танского монаха в Индию. Как же вы очутились здесь?

– Мой старший брат Сунь Укун велел мне спуститься в колодец и попросить у вас талисман. Какой именно, я не знаю.

– Весьма сожалею, но помочь вам ничем не могу, – отвечал царь. – Никаких драгоценностей у нас нет.

– Нечего прибедняться, – сказал Чжу Бацзе. – Что есть, то и выкладывайте!

– Спрятана тут у меня одна драгоценность, – сказал царь драконов. – Но ее не притащишь. Может быть, вы, господин командующий, хотите взглянуть?

– С удовольствием! – отвечал Чжу Бацзе.

И царь драконов привел Чжу Бацзе к террасе, под которой лежал мертвец в высоком головном уборе, огненно-красной мантии, с поясом, усыпанным яшмой, и в парадных туфлях.

Чжу Бацзе глазам своим не поверил. Это был государь. Казалось, он спит.

– Ну и драгоценность! – рассмеялся Чжу Бацзе. – Когда я был оборотнем и жил на горе, то частенько утолял голод такими драгоценностями.

– Это государь страны Черных петухов, – сказал царь драконов. – Я дал ему пилюлю, спасающую от тления. Если Великий Мудрец вернет его к жизни, вы получите все, что вашей душе угодно.

– Я могу унести его, раз вам так хочется, – сказал Чжу Бацзе. – Только дайте мне денег на его похороны.

– У меня нет денег, – отвечал царь драконов.

– Зря вы меня морочите, я не потащу его даром, – сказал Чжу Бацзе.

– В таком случае возвращайтесь обратно, – промолвил царь драконов, а сам приказал вынести государя к воротам дворца и там оставить. После этого он вынул жемчужину, преграждающую доступ воды, и дворец куда-то исчез.

– Дорогой брат! Спаси меня! – закричал Чжу Бaцзе.

– Ну что, нашел драгоценность? – спросил Сунь Укун.

– У этого царя драконов ничего нет, – отвечал Чжу Бацзе. – Только мертвый государь страны Черных петухов. Царь драконов просил меня взять мертвеца с собой, но я отказался.

– А ведь мертвый государь и есть тот самый талисман, который нам нужен, – сказал Сунь Укун. – Если не принесешь его, я вернусь в монастырь. Сумеешь выбраться из колодца – пойдешь со мной, не сумеешь – я пойду один.

– Так и быть, – ответил Чжу Бацзе. – Сейчас я его притащу.

Тогда Сунь Укун опустил посох в колодец, и вскоре Чжу Бацзе вылез, неся на спине мертвого государя.

С помощью волшебства они очень быстро очутились в монастыре, где их с нетерпением ждал Сюаньцзан.

– Учитель, взгляните, кого мы притащили.

Танский монах взглянул на бездыханного государя, и слезы полились у него из глаз.

– Не плачьте, учитель, – сказал Чжу Бацзе, который был очень зол на Сунь Укуна и решил ему отомстить. – Сунь Укун может вернуть государя к жизни, если захочет. А не захочет, вы произнесете заклинание «сжатие обруча».

– Не слушайте вы этого дурня, – сказал Сунь Укун. – Если бы после смерти государя прошло три седмицы, пять седмиц, пусть даже семьсот дней и он в полной мере понес бы возмездие за грехи, содеянные им при жизни, тогда еще можно было бы вернуть его к жизни. Но ведь целых три года прошло после его смерти!

– Не верьте вы ему, учитель, – не унимался Чжу Бацзе. – Читайте свое заклинание.

Танский монах послушался и принялся читать заклинание.

О том, удалось ли Сунь Укуну вернуть к жизни государя, вы узнаете из следующей главы.




Глава тридцать девятая,


из которой вы узнаете о том, как Сунь Укун получил пилюлю бессмертия и как был возвращен к жизни государь страны Черных петухов


Итак, Сюаньцзан принялся читать заклинание, а бедный Сунь Укун взмолился:

– Учитель! Смилуйтесь! Я сейчас же отправлюсь на облаке во дворец Тушита, к бессмертному Лаоцзюню, и попрошу у него пилюлю бессмертия, чтобы вернуть государя к жизни. А Чжу Бацзе пусть пока оплакивает покойника. Нельзя же оставить его совсем без почестей. Только оплакивать надо как следует, чтобы за душу брало.

– Ну-ка, сейчас я попробую! – сказал Чжу Бацзе.

Он достал откуда-то клочок бумаги, свернул две трубочки, засунул по одной в каждую ноздрю и стал громко чихать. Он чихал до тех пор, пока из глаз не потекли слезы. Он скорбным голосом причитал, да так разжалобил Танского монаха, что тот тоже заплакал.

И вот как только наступила полночь, Великий Мудрец попрощался с учителем и своими братьями и взмыл в облака. В один миг он очутился у Южных ворот Неба и, минуя залу Священного небосвода и дворец Северной звезды, проследовал прямо на тридцать третье Небо, во дворец Тушита.

Он рассказал Лаоцзюню о том, как оборотень сгубил правителя страны Черных петухов и как дух этого правителя явился Танскому монаху во сне и попросил расправиться с оборотнем и восстановить справедливость.

– Нам с Чжу Бацзе удалось добыть тело государя со дна колодца, – сказал Сунь Укун, – и теперь наш учитель, Танский монах Сюаньцзан, приказал мне вернуть государя к жизни. Очень прошу вас, помогите мне, дайте тысячу пилюль бессмертия.

– Тысячу пилюль! – в гневе вскричал Лаоцзюнь. – Да что это тебе, каша, что ли? Не из земли же они делаются?! – Лаоцзюнь даже плюнул с досады и заорал: – Убирайся вон! Ничего у меня нет!

– Ну хоть сто пилюль дайте! – не отставал Сунь Укун.

– И ста нет, – отвечал Лаоцзюнь.

– Ладно, на десятке сойдемся, – не сдавался Сунь Укун.

– Отвяжись! – крикнул Лаоцзюнь. – Ничего у меня нет, понимаешь? Ничего! Уходи отсюда!

– Ладно, – сказал Сунь Укун, – раз у вас нет, придется поискать в другом месте.

Как только Сунь Укун ушел, Лаоцзюнь встревожился. «Что-то быстро он ушел. Как бы не стащил у меня пилюли!» Он тут же приказал слугам вернуть Сунь Укуна и, когда тот появился, сказал:

– Так и быть, дам я тебе одну пилюлю.

Лаоцзюнь взял тыкву-горлянку, перевернул ее вверх дном, и из нее выпала пилюля.

– Вот все, что у меня есть, бери и уходи! – сказал Лаоцзюнь. – Ее вполне достаточно, чтобы вернуть к жизни государя.

Великий Мудрец поблагодарил Лаоцзюня, покинул дворец Тушита и на облаке вернулся в монастырь.

Еще издали он услышал, как Чжу Бацзе оплакивает государя.

– Ну что, достал пилюлю? – спросил учитель.

– Достал, – отвечал Сунь Укун и попросил Шасэна принести воды.

Затем он взял пилюлю, положил ее государю в рот и влил глоток воды. Вскоре в животе у государя забулькало, но тело его оставалось неподвижным.

Тогда по велению Сюаньцзана Великий Мудрец подошел к государю и с силой вдохнул в него воздух. Послышался резкий звук, государь повернулся, подвигал руками, поджал ноги, затем опустился перед Танским монахом на колени и вскричал:

– Учитель! Вчера ночью моя душа навестила вас, но разве мог я подумать, что так скоро вернусь к жизни!

Сюаньцзан поднял его с колен и ввел в залу Созерцания, после чего приказал своим ученикам воздать государю почести. После трапезы государь переоделся в простое платье и вместе с паломниками отправился в город.

Шли они долго, и когда наконец достигли дворца, Сунь Укун обратился к начальнику стражи:

– Мы посланцы Танского императора, идем в Индию за священными книгами и сейчас явились сюда, чтобы получить разрешение на выезд. Сделайте милость, господин начальник, доложите о нас.

Выслушав его, начальник стражи отправился в залу для приемов и, склонившись перед троном, доложил:

– К вратам дворца подошли пятеро монахов. Они говорят, что идут по велению Танского владыки в Индию за священными книгами и явились сюда, чтобы получить разрешение на выезд.

Государь, вернее, оборотень, восседавший на троне, распорядился ввести монахов в залу.

Сунь Укун подошел прямо к трону, но кланяться не собирался.

От такого невежества сановники пришли в ужас.

– Откуда ты явился, монах? – спросил оборотень.

– Мы идем из Танской страны в Индию за священными книгами, – отвечал Сунь Укун. – И вот пришли к вам получить разрешение на выезд.

– Но как вы посмели не воздать мне должные почести?! – в гневе закричал оборотень. – Я не вассал вашего государя и связей с ним не поддерживаю.

– Нашей страной правит династия, поставленная самим Небом, и нет ей равной в мире. Ваше же государство окраинное. Но вы не только не встретили нас как положено, а еще требуете, чтобы я совершал перед вами поклоны!

Услышав это, оборотень завопил:

– Взять его!

В тот же миг на Сунь Укуна набросилась толпа сановников, но он выбросил вперед руку и крикнул:

– Не шевелиться!

Этим магическим жестом Сунь Укун мог любого пригвоздить к месту. Так оно и случилось. Все, кто был в зале, превратились в деревянных или глиняных истуканов.

Тогда оборотень соскочил с трона и ринулся к Сунь Укуну. А Сунь Укуну только это и надо было.

«Сейчас я проломлю твою голову своим посохом, будь она хоть чугунная», – подумал Сунь Укун, но в это время появился принц и стал умолять оборотня-государя не казнить монахов и выслушать их, дабы не навлечь на себя гнев самого Танского владыки.

Принц сделал это нарочно, стараясь оттянуть время, ибо опасался, как бы оборотень не причинил вреда Танскому монаху. Он и не подозревал, что Сунь Укун решил сейчас же покончить со злодеем.

Оборотень внял совету принца, выслушал Сунь Укуна, а потом сказал:

– Сам Танский монах и три его ученика не вызывают у меня подозрений, что же до четвертого, то я полагаю, что его похитили. Как его имя? Есть ли у него монашеское свидетельство? Ну-ка, пусть подойдет сюда и расскажет.

Услышав это, правитель страны Черных петухов задрожал от страха.

– Не бойтесь, – шепнул ему Сунь Укун. – Я буду отвечать вместо вас.

И вот наш Великий Мудрец выступил вперед и громко сказал:

– Ваше величество, этот даос глухонемой. Но в молодости он бывал в Индии и знает туда дорогу. Если вашему величеству угодно, я расскажу всю его историю.

– Что же, – ответил оборотень, – говори, только всю правду, не то я накажу тебя по заслугам.

И Сунь Укун начал рассказывать:
		– Глаза – огромные чаши,



		 покрытые дивной глазурью,



		На глиняный чан плавильный



		 похожа его голова.



		Тело в разводах синих,



		На лапах столетний иней,



		Два свисающих уха.



		Длинный хвост как метла.



		Кривые острые зубы



		 сверкают, как сколки яшмы,



		Клоками грива седая,



		 каждый волос – копье.



		Но в зеркале вдруг открылся



		 истинный облик зверя:



		То лев бодисатвы Манчжушри,



		 синий лев Шиливан.








Услышав это, оборотень так напугался, что сердце его затрепетало, словно попавший в беду олененок. Он хотел было бежать, но тут вспомнил, что при нем нет никакого оружия, подскочил к начальнику дворцовой стражи, который под действием чар Сунь Укуна стоял как вкопанный, выхватил у него из-за пояса меч, взмыл в небо и исчез из виду.

Тогда Сунь Укун снял чары со всех придворных, велел принцу и государыне поклониться настоящему правителю, а сам отправился на поиски оборотня.

Он взлетел на девятое Небо и тут увидел, что оборотень мчится на северо-восток.

– Эй, ты, куда бежишь? Не видишь меня, что ли? – крикнул Сунь Укун.

Оборотень оглянулся и, взмахнув мечом, заорал:

– Какой ты дотошный, Сунь Укун! Что тебе за дело до чужого трона? Вздумал восстанавливать справедливость!

– Сейчас я с тобой рассчитаюсь, мерзкая тварь! – громко расхохотавшись, крикнул в ответ Сунь Укун.

И вот в небе завязался ожесточенный бой.

После нескольких схваток оборотень понял, что ему не устоять против царя обезьян, и бросился назад, во дворец, где смешался с толпой сановников. Затем с помощью волшебства он превратился в точное подобие Сюаньцзана и, сложив руки, встал перед троном. Таким образом, перед Сунь Укуном оказалось два Танских монаха, и он не знал, как ему быть.

Тогда он призвал духов – хранителей учения Будды, Людина и Люцзя, стражей – хранителей пяти стран света, бога времени, восемнадцать архатов и местных духов – хранителей гор и земли.

Когда духи прибыли, Сунь Укун обратился к ним с такими словами:

– Оборотень принял вид Танского монаха, и теперь я не могу разобрать, который из них настоящий, а который поддельный.

Оборотень, как только это услышал, совершил прыжок и очутился над залой Золотых колокольчиков.

Сунь Укун ринулся за ним, но волшебник быстро спустился вниз и смешался с толпой.

Сунь Укун совсем было приуныл, не зная, что делать, но тут на помощь ему пришел Чжу Бацзе.

– Ты попроси учителя прочесть заклинание «сжатие обруча», – сказал он. – И сразу узнаешь, кто из двух Танских монахов настоящий. Оборотень ведь не знает этого заклинания.

– Ну, брат, спасибо, – обрадованно произнес Сунь Укун. – Выручил ты меня. – И он обратился к Сюаньцзану: – Прошу вас, учитель, прочтите заклинание.

Танский монах стал читать, оборотень же бормотал что-то невнятное.

– Вот он, оборотень! – вскричал Чжу Бацзе и взмахнул вилами, но оборотень взмыл в небо и умчался на облаке прочь.

Чжу Бацзе тоже взмыл вверх и пустился за ним вдогонку. Шасэн последовал за Чжу Бацзе. Последним в небо поднялся Сунь Укун. Они настигли оборотня, окружили его, но только было Сунь Укун собрался нанести ему удар своим посохом, как услышал громоподобный голос:

– Сунь Укун! Не убивай его!

Сунь Укун оглянулся и увидел перед собой бодисатву Вэньшу. Он тотчас же опустил посох и, приветствуя божество, спросил:

– Куда путь держите?

– Я прибыл сюда для того, чтобы помочь тебе расправиться с оборотнем, – отвечал бодисатва.

Он вытащил из рукава волшебное зеркало, навел его на оборотня, и в зеркале появилось истинное его отражение.

– Премудрый бодисатва, – промолвил тут Сунь Укун, – ведь это тот самый лев с синей шерстью, на котором вы ездили и который стал оборотнем. Почему же вы позволили ему убежать, почему не усмирили?

– Никуда он не убегал, – отвечал бодисатва. – Он выполнял волю Будды. Государь страны Черных петухов совершил много добрых дел и всегда помогал монахам. Вот Будда и велел мне перевести его в Небесное царство и пожаловать ему сан золотого архата. Тогда под видом простого монаха я пришел к нему просить подаяния. Он же за что-то на меня рассердился, приказал меня связать и бросить в реку. Спасибо, дух Люцзя меня спас. За это Будда решил наказать государя и послал к нему оборотня, который и столкнул его в колодец. Я пробыл в воде три дня, государь – три года. Так что все было заранее предопределено.

Сказав так, бодисатва произнес заклинание и крикнул:

– Эй, оборотень! Почему не становишься на Истинный Путь, чего ждешь?!

Тут оборотень принял свой прежний вид. Бодисатва надел на него лотосовый намордник, простился с Сунь Укуном, сел на льва и на золотом луче вознесся ввысь.

Если хотите узнать, как Танский монах и его ученики покинули страну Черных петухов, прочтите следующую главу.




Глава сороковая,


повествующая о том, как злой дух смутил сердца, отрекшиеся от мира, и как обезьяна возвратила Чжу Бацзе на Путь Истины


Итак, Великий Мудрец вместе со своими братьями спустился на облаке прямо во дворец. Все придворные, выстроившись в ряд, почтительно кланялись и благодарили. Государь облачился в свое царское одеяние, взял в руку жезл из белого нефрита и воссел на трон. Недаром еще в древности говорили: «Императорский трон ни дня не должен пустовать».

В честь Танского монаха в Восточном дворце было устроено великолепное пиршество. Придворный живописец нарисовал его портрет, а также портреты трех его учеников, которые теперь висели на почетном месте в зале для приемов. Вскоре в стране воцарился порядок, и Сюаньцзан со своими учениками стал собираться в путь.

Государь устроил им пышные проводы. Сюаньцзану была подана роскошная карета, сопровождаемая по обеим сторонам гражданскими и военными сановниками. Сам государь с государыней и наследником вышли проводить дорогих гостей. Они проследовали через весь город, а когда оказались за воротами, карета остановилась, Сюаньцзан вышел и стал со всеми прощаться.

Государь не мог сдержать слез и просил Танского монаха на обратном пути из Индии навестить его. Затем он вернулся к себе во дворец, а четыре монаха, охваченные единым стремлением достичь обители Будды и поклониться ему, вышли на дорогу и двинулись вперед. Близилась зима.

Больше полумесяца прошло с тех пор, как путники покинули страну Черных петухов. Они останавливались только на ночь, а на рассвете снова отправлялись в путь. И вот однажды они увидели громадную гору. Казалось, она затмила солнце и упирается в небесный свод.

Они взобрались на вершину, и отсюда им открылся вид, поистине удивительный.

Вдруг из ущелья вырвалось красное облако, взметнулось прямо в девятое Небо, и там запылал огонь. Сунь Укун подбежал к учителю, стащил его за ноги с коня и крикнул:

– Стойте! Здесь обитает злой дух!

Чжу Бацзе схватился за вилы, а Шасэн стал яростно вращать мечом.

Здесь и в самом деле жил злой дух. Он давно ждал Танского монаха, о котором много слышал, чтобы отведать его мяса и обрести бессмертие, стать вечным, как Небо и Земля. И вот наконец дождался. Однако, увидев, какие храбрые у Танского монаха ученики, готовые защитить его в любую минуту, злой дух решил пойти на хитрость.

Он быстро погасил вызванный им огонь, спустился на склон горы и, встряхнувшись, превратился в мальчугана, совершенно голого, который висел на ветке сосны, связанный по рукам и ногам, и вопил:

– Спасите! Помогите!

Между тем паломники, увидев, что огненное облако рассеялось, продолжали свой путь.

Вдруг они услышали крики о помощи.

– Ученики мои, – промолвил тут Сюаньцзан, – кто-то зовет на помощь.

– Не обращайте внимания, учитель, – сказал Сунь Укун. – Не то накличете беду. В этих местах обитает волшебная змея, обладающая способностью принимать вид маленьких детей. Кто откликнется на ее зов, того она непременно ночью погубит.

Сюаньцзан внял совету ученика, и они пошли дальше.

Между тем Великий Мудрец сказал, что отлучится по малой нужде, а сам произнес заклинание, стал невидимым, пропустил учителя вперед, отвел свой посох назад, и Сюаньцзан, Чжу Бацзе и Шасэн сразу же очутились по ту сторону горы. Таким образом, злой дух остался позади, а Сунь Укун бросился догонять учителя. До них снова донеслось «спасите», только теперь уже издалека.

Итак, на зов оборотня никто не откликнулся.

Тогда он встряхнулся и на огненном луче взвился ввысь.

– Братья! Осторожнее! Оборотень снова здесь! – крикнул Сунь Укун.

«Надо покончить с тем из них, кто умеет распознавать нечистую силу, иначе мне не изловить Танского монаха», – подумал оборотень и, как и в первый раз, повис на ветке сосны и стал дожидаться паломников. А паломники, увидев, что красное облако рассеялось, продолжали свой путь.

Но тут снова раздался крик: «Учитель, спасите!» И Сюаньцзан увидел висевшего на сосне совершенно голого мальчика.

– Ты откуда, – спросил Сюаньцзан, – и почему очутился на дереве? Расскажи, и мы поможем тебе.

Несчастный Сюаньцзан! Ему и в голову не могло прийти, что перед ним оборотень. А Сунь Укун молчал. Он боялся, что учитель опять начнет читать заклинание. Оборотень же, радуясь, что Танский монах попался на удочку, стал без зазрения совести врать. Он рассказал, что отца его убили разбойники, мать увели к себе, а его подвесили к сосне, чтобы он умер от холода и голода.

– Спасите меня, учитель! – со слезами на глазах вскричал оборотень. – И я никогда не забуду милости, оказанной вами.

Тут Сунь Укун не выдержал и заорал:

– Ах ты, низкая тварь! Расскажи в таком случае, где твои родственники, чтобы мы знали, куда тебя отвезти!

– Ну что ты пристал к ребенку! – вмешался тут в разговор Чжу Бацзе. – И так все ясно. Отца убили, мать увели. Но если мы спасем его и отведем к родственникам, нам до конца жизни не съесть еды, которую они нам поднесут.

С этими словами Чжу Бацзе подскочил к дереву, разрезал веревки, которыми оборотень был связан, и освободил его. А оборотень опустился перед Танским монахом на колени и, плача, отбивал поклоны.

– Садись, мальчик, на коня, я тебя подвезу, – сказал Танский монах.

– Учитель, – отвечал оборотень, – я долго висел, поэтому у меня онемели руки и ноги и поясницу ломит, так что мне трудно будет сидеть на коне. К тому же мы, деревенские, не привыкли ездить верхом.

Тогда Сюаньцзан велел Чжу Бацзе посадить мальчика себе на спину.

– У меня все тело в ссадинах, а у этого уважаемого монаха на загривке щетина. Мне будет больно, – сказал оборотень.

– Ну, тогда неси его ты, – приказал Танский монах Шасэну.

– А этот монах очень страшный, – произнес оборотень. – Он похож на разбойников, которые нас ограбили. Я боюсь его.

Словом, пришлось Сунь Укуну посадить оборотня себе на спину.

Сунь Укун шел и про себя ругал Сюаньцзана. С какой стати он должен нести на себе ношу? Дорога и так нелегкая. И он решил прикончить оборотня. Но тот разгадал его намерения, сбросил свою телесную оболочку, а сам взлетел на девятое Небо.

«Сейчас самый подходящий момент изловить Танского монаха», – подумал оборотень и поднял бешеный ураган. В воздухе закружились песок и камни.
		Бурлит-ярится могучий поток,



		 вздымаются брызги стеною,



		В небе сгустилась черная мгла,



		 померкло полдневное солнце.



		Ветер свирепый в теснинах гудит,



		 вырывает деревья с корнем,



		Клубами клубится желтая пыль,



		 забивая глаза прохожим.



		Камни срываются с голых скал,



		 камнепад завалил дорогу,



		Ужас объемлет птиц и зверей,



		 слышны их жуткие вопли.








Из-за урагана Чжу Бацзе и Шасэн не видели, как Танский монах свалился с коня. Сунь Укун сразу понял, что все это козни оборотня, и ринулся вперед, но в этот момент оборотень схватил Танского монаха и исчез вместе с ним.

Вскоре ветер утих, засияло солнце. Пройдя еще немного, Сунь Укун увидел белого коня и короба с пожитками. А самого учителя нигде но было.

– Ну вот что, братья мои, – сказал тут Сунь Укун. – Давайте разойдемся. Каждый пойдет своей дорогой.

– Совершенно верно, – подхватил Чжу Бацзе. – Что ни делается, все к лучшему. А то ни конца ни края нет этому пути на Запад.

– Да что это вы говорите, братья?! – вскричал Шасэн. – Сама богиня Гуаньинь спасла нас, чтобы мы сопровождали Танского монаха в Индию за священными книгами. А вы хотите нарушить обет и уйти!

– Что же делать, – возразил Сунь Укун, – если учитель не отличает добро от зла? А стоит мне слово сказать, как он начинает читать свое заклинание. Этот оборотень освободился от своей земной оболочки и взмыл в Небо. А потом вызвал бешеный ураган, чтобы схватить учителя. Но, в общем-то, Шасэн прав. Нам нельзя нарушать обет, так что давайте отправимся на поиски учителя.

Они обшарили все заросли, горы и реки на расстоянии семидесяти ли вокруг, но ни оборотня, ни учителя не нашли. Тогда Сунь Укун, размахивая своим посохом, стал сзывать местных духов гор и земли. Он согнал их бесчисленное множество. Духи так торопились, что прибежали кто без штанов, кто в расстегнутой одежде и пали ниц перед Великим Мудрецом.

– Сколько оборотней живет в ваших горах? – спросил Сунь Укун. – Говорите! Живо!

– Всего один, – отвечали духи. – Он дочиста нас ограбил, благовонные свечи и те отобрал, и теперь мы не можем возжигать благовония. И совершать жертвоприношения тоже не можем. Ничего у нас нет. А скольких из нас он сожрал! И не перечесть.

– Где же он живет, этот оборотень? – снова спросил Сунь Укун.

– Он живет в пещере Огненных облаков у потока Сухой сосны. Мы служим ему, по ночам охраняем, а он хоть бы что-нибудь нам заплатил. Зовут его Красный Младенец, он сын повелителя демонов ада Нюмована – Быкоголового. Целых триста лет он совершенствовался, после чего Нюмован отправил его охранять эти горы.

Сунь Укун тотчас же отпустил духов, а сам вернулся к Чжу Бацзе и Шасэну и все от первого до последнего слова им рассказал.

– Пятьсот лет назад, когда я учинил буйство в небесных чертогах, Нюмован стал моим седьмым братом. Выходит, этому оборотню я прихожусь дядей, раз он сын Нюмована. Давайте отправимся к нему; я уверен, что он освободит нашего учителя, как только узнает, кто я такой.

Втроем они вышли на дорогу, двинулись вперед и, пройдя сто с лишним ли, увидели сосновый лес, а в лесу – горный поток. Через поток был перекинут каменный мост. На противоположном берегу находилась пещера.

– Видите, братья, пещеру на том берегу? Там и живет оборотень. Ну, кто пойдет со мной его усмирять, а кто останется караулить коня и пожитки?

– Я пойду, брат, – сказал Чжу Бацзе. – Ты же знаешь, что я не люблю на месте сидеть.

– Ладно, – согласился Сунь Укун.

Итак, Шасэн остался караулить коня и пожитки, а Чжу Бацзе и Сунь Укун с оружием в руках двинулись вперед.

О том, что случилось дальше с нашими героями, вам расскажет следующая глава.




Глава сорок первая,


из которой вы узнаете о том, как Огонь покорил беспокойную обезьяну и как Чжу Бацзе попал в лапы к оборотню

		Что, если о добре и зле



		 мы больше вспоминать не будем



		И процветание и смерть



		 пока, на время, позабудем?



		Пускай исчезнут мрак и свет,



		 вновь утвердятся высшей волей,



		Мы будем, как сулит судьба,



		 есть, голодать, страдать от боли.



		И если дух спокоен твой,



		 вдруг наступает просветленье



		И козни всех бесовских сил



		 не вызовут в душе смятенья.



		А тех, кто правдой пренебрег,



		 опутают мирские сети —



		Так наступают холода,



		 как только задувает ветер.








Итак, Сунь Укун и Чжу Бацзе перепрыгнули через горный поток Сухой сосны и очутились возле удивительной скалы. Пещера в скале тоже была удивительная.

У входа стояла плита с выбитой на ней надписью из восьми иероглифов: «Пещера Огненных облаков у горного потока Сухой сосны». Здесь же, размахивая пиками и мечами, стремительные, словно ветер, бегали оборотни-дозорные.

– Эй, вы! – громко крикнул им Сунь Укун. – Передайте своему начальнику, чтобы тотчас же освободил нашего учителя, Танского монаха, иначе я всех вас перебью, горы ваши переверну, а пещеру сровняю с землей!

Оборотни примчались к своему повелителю и сказали:

– Беда, господин. У пещеры стоят два монаха, один на бога Грома похож, у другого – свиное рыло и длинные уши. Они грозятся нас всех перебить, перевернуть нашу гору, а пещеру сровнять с землей, если вы тотчас же не освободите какого-то Танского монаха.

– Это Сунь Укун и Чжу Бацзе заявились, – выслушав дозорных, сказал оборотень-повелитель. – Как только они умудрились меня разыскать? – И оборотень приказал: – Подайте мне пику!

Тотчас же ему принесли пику со стальным наконечником, длиной один чжан восемь чи. Оборотень взял пику и вышел из пещеры, как был босой, в белых штанах и вышитом боевом фартуке, без шлема и без кольчуги.

Сунь Укун рассказал оборотню, что пятьсот лет назад побратался с его отцом Нюмованом после того, как учинил дебош в небесных чертогах, и, таким образом, доводится ему, оборотню, дядей.

Оборотень не поверил и стал ругаться:

– Ах ты, гнусная обезьяна! Нечего мне сказки рассказывать! Ишь, родственник какой выискался! Племянника себе нашел! – И оборотень замахнулся на Сунь Укуна пикой.

Сунь Укун избежал удара, взмахнул посохом, и между ними начался бой. Вначале противники бились на земле, потом взмыли в небо.

Они схватывались раз двадцать, но все еще нельзя было сказать, кто из них победит. «Если Сунь Укун одолеет оборотня, ему зачтется это как заслуга, я же останусь ни при чем», – подумал Чжу Бацзе, ринулся в бой и своими вилами нанес оборотню такой удар, что тот в страхе бежал с поля боя.

– Догоняй его, догоняй! – закричал Сунь Укун.

И они вдвоем с Чжу Бацзе помчались следом за оборотнем. У входа в пещеру оборотень остановился, дважды ударил себя по носу, произнес заклинание, и из обеих ноздрей у него повалил густой дым. Все запылало вокруг. Казалось, даже земля и небо охвачены пламенем.

– Плохи наши дела, брат! – крикнул тут Чжу Бацзе. – На таком огне недолго изжариться. А если добавить приправы, то я вполне сгожусь на закуску. Бежим скорее, пока не поздно!

Бросив Сунь Укуна одного, Чжу Бацзе перепрыгнул через поток и скрылся из виду. Тогда Сунь Укун произнес заклинание, спасающее от огня, и смело ринулся в бушующее пламя. Тут оборотень дунул еще несколько раз, и огонь запылал с новой силой.

Сунь Укуну ничего не оставалось, как бежать, а оборотень, видя, что царь обезьян исчез, собрал все приспособления, с помощью которых вызывал огонь, и вместе со своими подопечными возвратился в пещеру.

Сунь Укун тем временем перепрыгнул через поток Сухой сосны и вскочил на облако. Вдруг он услышал доносившиеся из леса голоса. Это разговаривали между собой Чжу Бацзе и Шасэн.

Сунь Укун, оставаясь на облаке, вступил в разговор и спросил Чжу Бацзе:

– Как по-твоему, кто из нас искуснее в волшебстве? Я или оборотень?

– Разумеется, ты, – ответил Чжу Бацзе.

– А в бою кто искуснее? – снова спросил Сунь Укун.

– Тоже ты, – отвечал Чжу Бацзе.

Тут к Сунь Укуну обратился Шасэн:

– Этот оборотень уступает тебе и в силе, и в волшебстве, он только и умеет, что вызывать пламя. Но ведь пламя можно погасить водой.

– А ведь правда, – сказал Сунь Укун. – Мы совсем забыли об этом. Вода гасит пламя. Сейчас я отправлюсь к Восточному морю и попрошу, чтобы драконы доставили нам сюда побольше воды.

И вот Великий Мудрец взмыл в облака и вмиг очутился у Восточного моря. Царь драконов вместе с детьми, внуками и отрядом воинов-креветок и крабов вышел встречать Великого Мудреца и пригласил его во дворец. После взаимных приветствий и положенных церемоний царь велел подать чай. Но от чая Сунь Укун отказался.

– Я пришел к вам по делу и очень спешу, – сказал он. – Мне срочно нужна вода, чтобы загасить пламя, вызванное оборотнем. Оборотень утащил к себе в пещеру Танского монаха, который идет в Индию за священными книгами, а я ученик этого монаха и сопровождаю его.

Тут царь драконов вызвал своих братьев – Ао Циня – царя драконов Южного моря, Ао Шуня – царя драконов Северного моря и Ао Жуна – царя драконов Западного моря, велел им собрать своих воинов и вместе с Сунь Укуном отправиться к пещере Огненных облаков.

Итак, Сунь Укун во главе драконьего войска отправился в обратный путь. Вскоре они прибыли на гору, где жил оборотень.

– Вы пока оставайтесь в воздухе и постарайтесь ничем не выдать своего присутствия, – сказал Сунь Укун, – а я вызову его на бой. Вы же, как только увидите пламя, посылайте дождь.

Сказав так, Сунь Укун спустился на землю, перепрыгнул горный поток и, подойдя к пещере, вызвал оборотня на бой.

Они схватывались раз двадцать, после чего оборотень дважды ударил себя по носу, и из обеих его ноздрей, изо рта и из глаз вырвалось пламя. Тогда Сунь Укун крикнул:

– Эй, где вы, драконы?

В тот же миг хлынул ливень.

Но этот ливень мог погасить лишь простой огонь, а священный огонь от воды разгорался сильнее.

Тогда Сунь Укун произнес заклинание и, преследуя оборотня, ринулся в огонь.

Оборотень же, заметив Сунь Укуна, выдохнул ему прямо в лицо облако дыма. А надобно вам сказать, что дыма царь обезьян боялся больше всего, еще с тех времен, когда Лаоцзюнь поместил его в свою печь.

Поэтому, когда оборотень выдохнул еще одно облако дыма, Сунь Укун бежал с поля боя, а оборотень удалился в пещеру. Охваченный со всех сторон пламенем, Великий Мудрец ринулся в горный поток. Увы, он не знал, что от этого все три души его покинут тело.

Все это видели находившиеся на облаке цари драконов. Они тотчас же приостановили дождь и велели Чжу Бацзе и Шасэну отправиться на поиски Сунь Укуна. Те не стали мешкать и пустились в путь. Вдруг они увидели, что кто-то плывет по волнам стремительного потока. Шасэн, как был в одежде, бросился в воду, выловил утопленника, и когда вытащил его на берег, оказалось, что это Сунь Укун. У Шасэна полились из глаз слезы.

– Не плачь, брат, – смеясь, сказал Чжу Бацзе. – Он притворился мертвым, чтобы попугать нас. Ты лучше посмотри, дышит он или нет.

– Да он совершенно холодный, – отвечал Шасэн.

Тут Чжу Бацзе подошел к Сунь Укуну, подсунул под него голову, согнул ему ноги в коленях и усадил, после чего принялся растирать Сунь Укуну вначале руки, а потом и все тело.

Мало-помалу Сунь Укун пришел в себя и, увидев Чжу Бацзе и Шасэна, произнес сквозь слезы:

– Этот оборотень обладает огромной волшебной силой, и помочь нам теперь может только богиня Гуаньинь. Но увы! У меня так болят ноги, что я даже не в силах совершить прыжок в облака.

– Не волнуйся, брат, – сказал Чжу Бацзе, – я сам отправлюсь к богине.

С этими словами Чжу Бацзе взлетел в облака и устремился на юг.

Между тем оборотень, вернувшись к себе в пещеру, вдруг забеспокоился, как бы его враги не призвали кого-нибудь на помощь, снова вышел за ворота и поднялся ввысь. Тут он увидел Чжу Бацзе, который стремительно мчался на юг, и сразу смекнул, что тот направился к богине Гуаньинь. Тогда оборотень быстро спустился вниз, взял кожаный мешок, с помощью которого мог выполнить любое свое желание, и помчался вслед за Чжу Бацзе. Он быстро догнал его и, устроившись на высоком утесе, принял вид богини.

Чжу Бацзе такое и в голову не могло прийти, поэтому, увидев вдруг перед собой Гуаньинь, он опустился на облаке вниз и приветствовал ее.

– Ты зачем явился? – спросил оборотень.

Чжу Бацзе рассказал, что учителя их уволок к себе в пещеру Огненных облаков оборотень по прозвищу Красный Младенец, что он и его братья вступили с оборотнем в бой, но потерпели поражение и теперь просят богиню помочь им.

– Властитель пещеры Огненных облаков зря не губит людей, – ответил оборотень. – Наверняка вы оскорбили его. Но я помогу тебе. Сейчас мы вместе с тобой отправимся к этому оборотню, ты воздашь ему должные почести, извинишься и попросишь освободить вашего учителя.

Ничего не подозревая, Чжу Бацзе последовал за оборотнем. Когда они приблизились к пещере, тот сказал:

– Не бойся, входи, здешний хозяин – мой старый друг.

Но не успел Чжу Бацзе войти, как на него набросились толпой духи и затолкали его в мешок. Мешок крепко-накрепко завязали и подвесили к балке. После этого оборотень принял свой настоящий вид и уселся посреди залы.

– Эй, Чжу Бацзе! – крикнул он. – Дней через пять ты сваришься. И будет отличная закуска для моих деток!

– Попробуйте только сожрите меня! – заорал Чжу Бацзе. – У вас вспухнет голова, и вы подохнете от небесного мора.

Но оставим пока Чжу Бацзе и вернемся к Сунь Укуну и Шасэну. Они сидели и беседовали между собой, как вдруг в нос им ударил зловещий запах.

– Плохо дело, – сказал Сунь Укун, громко чихнув. – Не иначе как Чжу Бацзе сбился с дороги и повстречал нечистую силу. Пойду разузнаю, в чем дело.

И вот Сунь Укун, стиснув зубы от боли и размахивая посохом, переправился через горный поток, подошел к пещере Огненных облаков и крикнул:

– Эй ты, негодяй, выходи!

Стражи кинулись к своему господину и доложили, что у пещеры стоит Сунь Укун.

– Взять его! – приказал оборотень.

В тот же миг из пещеры выскочила целая толпа оборотней с мечами и пиками.

Сунь Укун не стал вступать с ними в бой, так как был в полном изнеможении, произнес заклинание и тотчас же превратился в узел с вещами. А оборотни вернулись к своему властелину и доложили:

– Сунь Укун до того испугался, что убежал и даже оставил узел с вещами.

– Я думаю, ничего ценного в этом узле нет, – с улыбкой сказал оборотень. – Разве что какой-нибудь рваный монашеский балахон да старая шляпа. Притащите его сюда, разорвите и постирайте, на заплаты сгодится.

Один из оборотней побежал за узлом и вскоре принес его в пещеру.

А Сунь Укуну только этого и надо было.

Очутившись в пещере, он снова произнес заклинание, выдернул у себя шерстинку и превратил ее в точное подобие узла. Сам же принял вид мухи и уселся на дверной косяк. Вдруг он услышал не то стоны, не то хрюканье, доносившееся из кожаного мешка, подвешенного к балке, и сразу смекнул, что в мешке Чжу Бацзе. Чжу Бацзе вовсю ругал оборотня.

– Как ты посмел, негодяй, принять вид богини и заманить меня в пещеру? – ругался Чжу Бацзе. – А теперь еще грозишься слопать меня!

Сунь Укун собрался было освободить Чжу Бацзе, но в этот момент вдруг раздался голос оборотня:

– Где сейчас шесть доблестных полководцев?

В тот же миг все шесть полководцев предстали перед своим повелителем.

– Сейчас же отправляйтесь к моему батюшке и пригласите его на пир. Скажите, что я изловил Танского монаха и собираюсь его изжарить. Кто отведает мяса этого монаха, обретет бессмертие.

Получив приказ, полководцы выскочили из пещеры и помчались вперед. Сунь Укун полетел вслед за ними.

Если хотите узнать, что случилось дальше, прочтите следующую главу.




Глава сорок вторая,


повествующая о том, как Великий Мудрец отправился к Южному морю и как богиня Гуаньинь усмирила оборотня


Итак, шесть доблестных полководцев отправились прямо на юго-запад, туда, где жил отец их повелителя, злой дух Нюмован. Как вы знаете, Сунь Укун, приняв вид мухи, полетел вслед за ними.

И вот наш Великий Мудрец решил провести оборотней-полководцев. Он обогнал их, превратился в Нюмована, выдернул у себя несколько шерстинок, превратил их в слуг, соколов и собак и с помощью волшебства устроил охоту в горном ущелье.

Оборотням невдомек было, что это Сунь Укун принял вид Нюмована, и, увидев его, они пали ниц, говоря:

– Наш повелитель велел нам позвать вас на пир, чтобы вы отведали мяса Танского монаха и обрели бессмертие.

Сунь Укун поблагодарил за приглашение и вместе с оборотнями-полководцами пустился в обратный путь.

Два полководца вбежали внутрь и доложили, что Нюмован прибыл.

Тогда оборотень приказал своим командирам выстроить отряды и с развернутыми знаменами и барабанным боем выйти навстречу его отцу-государю. Сунь Укун принял величественный вид, выпятил грудь, встряхнулся, вернул на место выдернутые шерстинки и, войдя в пещеру, уселся в центре, лицом к югу. Оборотень опустился перед ним на колени и, совершив земной поклон, промолвил:

– Государь-отец! Прими поклоны своего недостойного сына!

– Встань, сын мой, и скажи, зачем ты звал меня нынче? – спросил Сунь Укун.

– Я позвал вас, – отвечал оборотень, – чтобы угостить мясом Танского монаха. Кто отведает хоть кусочек его мяса, тот обретет бессмертие.

– Про какого Танского монаха ты речь ведешь, сын мой? – притворившись испуганным, спросил Сунь Укун.

– А про того самого, который идет в Индию за священными книгами, – отвечал оборотень.

– Про учителя Сунь Укуна? – снова спросил Великий Мудрец.

– Совершенно верно, – ответил оборотень.

– Лучше не серди эту обезьяну! – закричал Сунь Укун, замахал руками и затряс головой. – Она обладает огромной волшебной силой и знает тайну многих превращений. Когда-то она учинила буйство в небесных чертогах. Но даже Яшмовый владыка со своим воинством не смог ее усмирить. Так что отпусти лучше с миром этого монаха. Если Сунь Укун узнает, что ты его съел, он и драться с тобой не станет, а возьмет свой посох с золотыми обручами, проткнет твою гору и вместе с ней унесет вас всех отсюда. Где же ты найдешь себе пристанище, сын мой, а я – опору на старости лет?

– Что ты говоришь, государь-отец? – вскричал оборотень. – Неужели этот Сунь Укун превзошел меня в могуществе? Я захватил не только Танского монаха, но и одного из его учеников – Чжу Бацзе. Мы и его изжарим и съедим.

– Сын мой, – отвечал Великий Мудрец, – ты только и обладаешь что священным огнем, который помог тебе одержать верх над Сунь Укуном. А знаешь ли ты, что Великий Мудрец обладает тайной семидесяти двух превращений?

– Пусть он превратится во что угодно, я все равно его распознаю, – сказал оборотень. – Да он побоится сюда войти, будь даже у него железная печень и медное сердце.

– Может быть, ты и впрямь обладаешь такой силой, что Сунь Укуну с тобой не справиться, но есть мясо Танского монаха я все равно не стану. Стар уже стал, – промолвил в ответ Великий Мудрец. – Кроме того, я дал обет поститься в определенные дни. И вот сегодня как раз такой день. Давай подождем до завтра.

Между тем оборотня одолели сомнения. «Всю жизнь мой отец ел человечину, – раздумывал он, – и прожил вот уже больше тысячи лет, с чего же это он вдруг начал поститься? К тому же одним днем поста не искупить всех совершенных им злодеяний. Что-то тут неладно».

Подумав так, оборотень вышел за вторые ворота и подозвал к себе шестерых доблестных полководцев.

– Вы где встретили государя? – спросил он.

– На полпути, – отвечали те.

– Значит, дома у него вы не были? – снова спросил оборотень.

– Не были, – отвечали полководцы.

– Плохи дела, – сказал оборотень. – Нас провели. Это не государь.

– О повелитель! – вскричали полководцы. – Как же вы не смогли сразу распознать родного отца!

– Будьте начеку, – сказал оборотень. – Держите наготове оружие. И как только я подам знак, дружно принимайтесь за дело!

Сказав так, оборотень вернулся в пещеру и, подойдя к Сунь Укуну, склонился перед ним.

– Твой недостойный сын, – сказал оборотень, – третьего дня совершал прогулку на благовещем луче, попал на девятое Небо и там неожиданно встретил великого патриарха учителя Чжан Даолина. Он хотел мне погадать по пяти планетам и спросил час, день, месяц и год моего рождения, а я забыл. Напомни мне, отец. Если я когда-нибудь снова встречу наставника, то непременно попрошу его мне погадать.

Но откуда было Сунь Укуну знать, в какой час, день, месяц и год появился на свет этот оборотень? Однако он виду не подал и произнес:

– Старым я стал, да и хлопот полон рот. Так что не припомню я в точности, когда ты родился. Вот вернусь завтра домой, спрошу у матери и тогда скажу тебе.

– Хватит морочить меня! – вскричал оборотень и подал знак своим воинам.

Те мигом бросились на Сунь Укуна и принялись его избивать.

Тут Великий Мудрец превратился в золотую муху и вылетел из пещеры.

Тогда оборотень велел закрыть ворота и приниматься за Танского монаха, чтобы можно было сварить и съесть его.

Между тем Сунь Укун, возвратившись к Шасэну, сказал:

– Освободить учителя мне не удалось, зато я кое-что узнал.

– Что же ты узнал? – спросил Шасэн.

– Оказывается, этот оборотень принял облик богини Гуаньинь, заманил к себе в пещеру Чжу Бацзе и подвесил к балке. – Затем Сунь Укун рассказал, как оборотень послал гонцов за своим отцом, как он, Сунь Укун, принял вид старого государя и провел оборотня.

– Смотри, – сказал тут Шасэн, – как бы с нашим учителем не стряслась беда.

– Не бойся, – отвечал Сунь Укун. – Я мигом слетаю к богине Гуаньинь и попрошу у нее помощи.

С этими словами Великий Мудрец совершил прыжок, оседлал облако и устремился к Южному морю. Вскоре он достиг обители богини и, представ перед ней, промолвил:

– Оборотень, обладающий священным огнем, принял твой облик и заманил Танского монаха к себе в пещеру. Он собирается изжарить его и съесть. А мы перед священным огнем бессильны.

– Да как посмела эта мерзкая тварь принять мой облик?! – гневно воскликнула богиня.

Она так рассердилась, что даже швырнула в море чашу для омовения рук, украшенную жемчугом.

«Вот жалость, – подумал Сунь Укун, – лучше подарила бы ее мне».

Не успел он так подумать, как море забурлило и волны выбросили чашу на поверхность. Оказалось, что ее несла на спине исполинская черепаха.

Черепаха выбралась на берег, остановилась перед богиней и двадцать четыре раза кивнула головой, что означало двадцать четыре земных поклона.

Теперь только Сунь Укун понял, что, бросив чашу, богиня вызвала к себе черепаху.

– Подай мне чашу! – приказала богиня.

Сунь Укун бросился исполнять приказ, но увы! Это было все равно, как если бы стрекоза попробовала сдвинуть с места мраморную колонну.

– В этой чаше сейчас целое море волшебной воды, – сказала богиня. – Только эта вода способна загасить священный огонь. Я дала бы тебе чашу с собой, но ты даже не в силах сдвинуть ее с места.

– Что же делать? Как спасти учителя? – воскликнул Сунь Укун.

– Переправляйся через море, – отвечала богиня, – а я последую за тобой.

– Прошу тебя, милостивая богиня, переправиться первой. Ведь если я совершу прыжок, мой зад может при этом оголиться, и тогда ты обвинишь меня в неучтивости.

Услышав это, богиня послала девицу-дракона на лотосовый пруд, чтобы та сорвала и принесла лист лотоса. Этот лист богиня приказала положить в чашу у подножия скалы, а затем обратилась к Сунь Укуну:

– Становись на лист, я переправлю тебя через море.

– Он такой маленький, – сказал Сунь Укун. – Я свалюсь в воду и испорчу свой тигровый плащ. Что мне тогда носить в холода?

– Становись! – строго произнесла богиня.

«Будь что будет», – решил Сунь Укун и прыгнул на лист.

Богиня дунула, лист быстро заскользил по воде, и в следующий миг Сунь Укун пересек бурное Южное море.

А богиня отправилась к Хуэйаню, велела ему пойти во дворец Облаков, взять там небесные мечи и принести ей.

Прошло совсем немного времени, и Хуэйань возвратился с мечами. Богиня взяла их, произнесла заклинание, и мечи превратились в тысячелистный трон. Богиня взошла на него и крикнула:

– Сунь Укун! Следуй за мной!

И они полетели. Впереди белый попугай, за ним – Великий Мудрец и Хуэйань. Вскоре они достигли горы, где жил оборотень, владевший священным огнем.

Тогда богиня взяла волшебную чашу, опрокинула ее, и оттуда с оглушительным грохотом хлынула вода.

– Сунь Укун, – снова раздался голос богини, – протяни руку!

Сунь Укун поспешно засучил рукав и вытянул левую руку. Богиня взяла ивовую ветвь, обмакнула ее в волшебную воду и написала на ладони Сунь Укуна иероглиф «ми», что значит «заблуждаться».

– Теперь сожми руку в кулак, – приказала богиня, – отправляйся к оборотню, вызови его на бой и притворись, будто потерпел поражение. Главное – выманить оборотня из пещеры, а уж я знаю, как его усмирить.

Сунь Укун приблизился к пещере, требовал, чтобы ему открыли, вызывал оборотня на бой, но тот не хотел выходить. Тогда Сунь Укун своим посохом разбил ворота.

Тут оборотень не выдержал, выскочил из пещеры, и между ними начался бой. Они схватывались раз пять, после чего Сунь Укун сделал вид, будто потерпел поражение, и покинул поле боя.

Оборотень погнался за ним. И снова Сунь Укун стал отступать, увлекая оборотня за собой все дальше и дальше, а потом вдруг скрылся в священном сиянии, излучаемом богиней.

Тут оборотень увидел богиню и дерзко спросил:

– Ты явилась на помощь Сунь Укуну?

Богиня ничего не ответила. Тогда оборотень взмахнул своей пикой и хотел нанести богине удар в самое сердце, однако она превратилась в золотой луч и вознеслась на девятое Небо.

Оборотень расхохотался и произнес:

– Испугалась, даже трон драгоценный бросила, убежала. Ну-ка, попробую я на нем посидеть.

С этими словами оборотень скрестил руки и ноги и уселся на лотосовый трон, точь-в-точь как богиня.

– А здорово он выглядит на вашем троне, – обратился Сунь Укун к богине. – Куда лучше, чем вы!

Но в этот момент богиня опустила вниз ивовую ветвь, которую держала в руке, и произнесла заклинание.

Трон тотчас исчез, померкло священное сияние, а оборотень оказался сидящим на острие меча.

– Иди бей это чудовище мечами, покуда клинки не проткнут его насквозь, – приказала богиня Хуэйаню.

Хуэйань не замедлил выполнить приказание. Свыше тысячи ударов нанес он оборотню, и лишь тогда мечи пронзили его тело. Кровь залила все вокруг. Превозмогая боль, оборотень старался вытащить из тела мечи.

Тогда богиня произнесла еще одно заклинание, и мечи превратились в крючья, от которых освободиться не было никакой возможности. Оборотень запросил пощады, обещая никогда больше не творить зла.

Тут богиня вместе с Хуэйанем, Сунь Укуном и белым попугаем спустилась на золотом луче вниз и спросила:

– Ты действительно готов принять постриг и стать последователем учения Будды?

– Сохрани мне жизнь, и я сделаю все, что ты пожелаешь, – ответил оборотень со слезами на глазах.

– В таком случае посвящаю тебя в монахи, – произнесла богиня.

Она достала из рукава золотое лезвие, выбрила оборотню макушку, а из оставшихся волос заплела три косички, как заплетают детям.

Потом богиня произнесла заклинание, мечи отделились от тела оборотня, и он оказался целым и невредимым, но тут он вновь схватил свою пику, ринулся на богиню и заорал:

– Нет силы, которая смогла бы меня усмирить, не желаю я быть монахом!

Тогда богиня вынула из рукава золотой обруч, произнесла заклинание, и на месте одного обруча появилось целых пять.

Один обруч обхватил шею оборотня, второй – правую руку, третий – левую руку, четвертый – правую ногу, пятый – левую ногу.

После этого богиня произнесла заклинание, и оборотень от боли стал кататься по земле. Он дергал себя за уши, хватался за шею.

Если хотите узнать, как все же был обращен на Путь Истины оборотень Красный Младенец, прочтите следующую главу.




Глава сорок третья,


повествующая о том, как дракон Черной реки захватил монаха и как сын царя Западного моря усмирил дракона


Итак, оборотень катался по земле, пока богиня не перестала читать заклинание. Затем он встал, выпрямился и увидел, что на шее, на руках и на ногах у него золотые обручи, которые и причиняли ему боль. Он попытался освободиться от них, но понял, что это невозможно: их нельзя было даже сдвинуть с места, будто они вросли в тело.

– Оборотень усмирен, – сказала богиня, – но им все еще владеют злые помыслы. Я заставлю его пройти до горы Лоцзяшань, на каждом шагу совершая поклон. Лишь тогда он будет обращен на Путь Истины. Ты же отправляйся в пещеру за учителем.

Сунь Укун поклонился богине и поспешил к пещере Огненных облаков, где томился его учитель.

Шасэн уже потерял всякую надежду на возвращение Сунь Укуна, когда тот вдруг перед ним появился.

Они вместе переправились через горный поток, ринулись в пещеру, перебили всех до единого оборотней и освободили Чжу Бацзе и учителя. Затем они устроили роскошную трапезу, после чего снова двинулись в путь.

Они шли уже больше месяца, когда однажды вдруг услышали оглушительный грохот. Казалось, низвергаются огромные потоки воды.

Сюаньцзан встревожился, а Сунь Укун принялся его успокаивать, говоря:

– Монаха ничто не должно тревожить, учитель. А вас постоянно одолевают суетные мысли и желания. Как же вы можете идти к Будде за священными книгами?

Беседуя, они не заметили, как подошли к широкой реке. Вода в реке была черного цвета.
		Гряда за грядою катят валы,



		Мутных волн череда.



		Ни деревьев окрест,



		Ни людского жилья,



		Вода, словно тушь, черна.



		Зверь не приходит на водопой —



		 пучина его страшит;



		Смертельный ужас вселяет в птах



		 бескрайная водная ширь.



		Рек и озер в Поднебесной не счесть,



		 много на свете морей,



		Но только воды Черной реки



		 скрыты от глаз людей.








– Ученики мои, – спросил Сюаньцзан, слезая с коня, – отчего вода в этой реке такая черная?

– Сюда наверняка вылили огромный чан краски, – ответил Чжу Бацзе.

– А может быть, здесь мыли кисти и тушечницы? – сказал Шасэн.

– Нечего болтать глупости, – произнес Сунь Укун. – Давайте лучше подумаем, как переправить через реку учителя.

Вдруг они увидели лодку, а в ней человека и очень обрадовались.

– Эй, перевозчик! – заорал Шасэн. – Перевези нас на другой берег! Мы посланцы Танского владыки, идем в Индию за священными книгами.

Человек подогнал лодку к берегу, но она оказалась чересчур маленькой, в ней от силы могли уместиться двое.

– Я провожу учителя, – сказал Чжу Бацзе, – потом вернусь за конем и вещами, а вы оба можете сами переправиться через реку.

Учитель с Чжу Бацзе сели в лодку и поплыли к противоположному берегу. Но на середине реки волны были такими огромными, что поглотили суденышко, и оно вместе с путниками ушло под воду.

А надобно вам сказать, что бурю вызвал не кто иной, как лодочник, он был оборотнем этой реки.

– Мне сразу не понравился этот лодочник, – сказал Сунь Укун, когда лодка скрылась под водой. – Утонуть они не могли, Чжу Бацзе хорошо плавает и, уж конечно, спас бы учителя.

– Ты оставайся здесь, – промолвил Шасэн, – а я спущусь в реку, посмотрю, что случилось.

Сказав так, Шасэн разделся, потянулся, расправил руки, взял свой драгоценный посох и, рассекая волны, стремительно поплыл вперед. Вдруг совсем близко он услышал чей-то голос. Шасэн отплыл в сторону и стал озираться вокруг. Тут он увидел красивое строение и над входом надпись из восьми иероглифов: «Дворец духа Черной реки в долине Хэнъян». Шасэн затаился и стал прислушиваться.

– Вот уж повезло так повезло, – говорил оборотень, восседавший на почетном месте. – Не каждый день попадается такая добыча. Этого монаха я давно дожидаюсь. Кто отведает его мяса, станет бессмертным. Эй, ребятки, живо тащите сюда железный котел. Мы сварим обоих монахов, пригласим на пир моего дядюшку и всласть полакомимся.

Услышав это, Шасэн стал яростно колотить своим посохом по воротам и кричать:

– Эй вы, гнусные твари! Сейчас же освободите моего учителя – Танского монаха и брата Чжу Бацзе.

Перепуганные насмерть стражи стремглав бросились к своему повелителю и доложили:

– Беда! К воротам подошел какой-то монах, похожий на злодея, и изо всех сил стучит в ворота, требует, чтобы освободили какого-то там учителя и Чжу Бацзе.

Услышав это, оборотень приказал подать ему доспехи, взял в руки стальной хлыст и вышел. Вид у него был поистине грозный.

– Кто смеет стучать в мои ворота?! – крикнул оборотень.

– Ах ты, мерзкая тварь! – заорал Шасэн. – Сейчас же освободи моего учителя, тогда я сохраню тебе жизнь!

– Ну что же, давай померимся силами, – сказал оборотень. – Одолеешь меня в трех схватках – верну твоего учителя. Не одолеешь – и тебя заодно сварю. Не придется тебе идти на Запад.

И вот на дне реки между ними начался бой.

Уже раз тридцать сходились противники, но так и нельзя было сказать, на чьей стороне перевес.

«Надо выманить оборотня из воды, а там уже Сунь Укун его прикончит».

Решив так, Шасэн сделал вид, что промахнулся, и, волоча посох, бросился наутек. Но оборотень и не подумал пуститься за ним вдогонку, а вернулся к себе во дворец готовиться к пиру.

Шасэн между тем возвратился на берег и все по порядку рассказал Сунь Укуну, не преминув упомянуть о том, что оборотень собирается устроить пир и пригласить своего дядю, чтобы он полакомился мясом Танского монаха.

– Кто же он такой, этот оборотень? – выслушав Шасэна, спросил Сунь Укун.

– С виду он напоминает не то черепаху, не то крокодила, – отвечал Шасэн.

– А кто его дядя, не знаешь? – снова спросил Сунь Укун.

Не успел он это произнести, как из-за излучины реки появился какой-то старик и еще издали стал низко кланяться, говоря:

– Великий Мудрец! Дух Черной реки приветствует вас.

– Так это ты захватил нашего учителя? – грозно спросил Сунь Укун. – А теперь с чем пожаловал? Опять хочешь нас обмануть?

– Великий Мудрец, – отвечал старик, горько плача, – не я захватил вашего учителя. Я – не оборотень. Я – дух, настоящий повелитель этой реки. Но в пятом месяце прошлого года из Западного моря сюда прибыл оборотень, он вступил со мною в бой и, пользуясь тем, что я уже стар, захватил мой дворец и погубил множество моих подданных. Я обратился с жалобой к дядюшке этого чудовища, царю драконов Западного моря, но он за меня не вступился и велел оставить оборотня в покое. Я хотел было обратиться к Небу, но кто я такой, чтобы тревожить своими жалобами самого Яшмового владыку? И вот сейчас, узнав, что вы, Великий Мудрец, прибыли в эти края, я решил засвидетельствовать вам свое почтение. Очень прошу вас отомстить за нанесенную мне обиду и восстановить справедливость.

– Если ты говоришь правду, – выслушав его, сказал Сунь Укун, – то в случившемся повинен и царь драконов Западного моря. Ведь это его хотел оборотень звать на пир, чтобы угостить мясом Танского монаха. Мы вот как сделаем. Вы с Шасэном оставайтесь здесь, а я отправлюсь за царем драконов, приведу его сюда и заставлю изловить оборотня.

Сказав так, Сунь Укун оседлал облако и в следующий миг очутился у Западного моря. Здесь он произнес заклинание и отважно ринулся в бурлящие волны. Он стремительно продвигался вперед, как вдруг столкнулся лицом к лицу с оборотнем-гонцом, который, держа в руках золотую шкатулку для визитных карточек, стрелой мчался к царю драконов Западного моря. Сунь Укун взмахнул посохом и одним ударом убил оборотня, а шкатулку открыл и увидел там приглашение на пир. Вот что в нем было написано.

«Недостойный племянник Ваш сто раз низко Вам кланяется и желает всяческого счастья и благополучия. Сегодня мне посчастливилось изловить Танского монаха и его ученика Чжу Бацзе. Без Вас я не дерзнул отведать мяса Танского монаха и решил устроить пир в надежде, что Вы окажете мне честь своим посещением».

Сунь Укун спрятал послание в рукав и помчался дальше.

Вскоре ему повстречался дозорный якша. Увидев Сунь Укуна, он бросился в Хрустальный дворец к своему повелителю и доложил:

– Сюда прибыл Великий Мудрец Сунь Укун!

Царь драконов в сопровождении свиты поспешил гостю навстречу и пригласил его пожаловать во дворец.

– Я еще не пил твоего чая, а ты уже успел отведать моего вина, – сказал Сунь Укун.

– Что-то не припомню, когда это я пил у тебя вино, – ответил царь драконов.

– Может быть, вина ты и не пил, – сказал Сунь Укун, – но совершенный тобой проступок хуже всякого пьянства.

– О каком проступке ты говоришь? – спросил царь драконов.

Тут Сунь Укун вынул из рукава послание и протянул царю драконов. Царь глянул и обомлел.

– Смилуйся, Великий Мудрец! – взмолился он, упав на колени и отбивая земные поклоны. – Это написал девятый сын моей младшей сестры дракон Крокодил. В позапрошлом году она умерла, и я отправил ее девятого сына на Черную реку, чтобы он там занялся самоусовершенствованием. Кто мог подумать, что этот бездельник сотворит подобное злодеяние? Я сейчас же пошлю за ним гонца.

Царь драконов велел немедленно позвать своего сына Моана и, когда тот явился, приказал:

– Возьми отряд в пятьсот воинов-раков и воинов-рыб, отправляйся на Черную реку и приведи сюда дракона Крокодила.

Царь драконов хотел устроить в честь Сунь Укуна пир, но тот отказался, лишь выпил чашку чая, которую ему поднесла царевна, и вместе с Моаном отправился на Черную реку. Там он и его воины расположились лагерем к западу от дворца, где жил повелитель Черной реки.

Узнав, что вместо дядюшки прибыл Моан с отрядом воинов, оборотень сильно встревожился, на всякий случай надел боевые доспехи, взял оружие и пошел разузнать, что случилось.

Он подошел к лагерю, где находился Моан со своими воинами, и громко крикнул:

– Дорогой брат! Прошу тебя пожаловать ко мне в гости!

Страж-улитка тотчас же отправился в палатку полководца Моана и доложил:

– Ваше высочество, к лагерю подошел дракон Крокодил и просит вас пожаловать к нему в гости.

Услышав это, Моан поправил на голове шлем, затянул пояс потуже, взял в руки треугольную дощечку и, широко шагая, вышел из лагеря.

– По какому поводу ты зовешь меня в гости? – спросил он оборотня.

– Я звал на пир дядюшку, но явился вместо него ты. Да еще не один, а с отрядом воинов. Что все это значит? – в свою очередь спросил оборотень.

– А дядюшку ты зачем звал? – опять спросил Моан.

– Хотел угостить его мясом Танского монаха, которого вчера изловил. Кто отведает хоть кусочек этого мяса, обретет бессмертие.

– Поистине ты не ведаешь, что творишь, – промолвил Моан. – Известно ли тебе, какой свирепый и грозный есть ученик у этого монаха?

– Чжу Бацзе? Тот, что со свиным рылом? – спросил оборотень. – Так я и его изловил. Есть у него еще один ученик – Шасэн, на злодея похож. Вчера мы с ним дрались, и он убежал с поля боя.

– Не о них речь, – сказал Моан. – Самый грозный и самый могущественный – третий его ученик, Сунь Укун, тот самый, что пятьсот лет назад учинил дебош в небесных чертогах, Великий Мудрец. Сама богиня Гуаньинь наставила его на Путь Истины и велела сопровождать в Индию Танского монаха. Так вот этот Сунь Укун встретил в море твоего гонца, убил, отобрал у него шкатулку с приглашением и узнал, что ты хочешь съесть его учителя. Приказываю тебе не мешкая препроводить на берег Танского монаха и Чжу Бацзе и передать их с рук на руки Сунь Укуну. Ослушаешься – пеняй на себя.

Выслушав Моана, оборотень так и вскипел от злости и закричал:

– Пусть этот Сунь Укун придет сюда, чтобы со мной сразиться! Одолеет он меня в бою, освобожу монаха и его ученика, не одолеет – сварю их и съем. Один, без всяких родственников. А после буду петь, танцевать и веселиться.

– Ах ты, негодяй! – вскричал Моан. – Прежде чем сражаться с Сунь Укуном, сразись со мной!

И вот между ними разгорелся бой.

Неожиданно Моан сделал вид, будто промахнулся. Ничего не подозревая, оборотень ринулся вперед. В тот же миг Моан ударил его в правое плечо, и оборотень упал на колени. Тогда Моан ударил его по ногам, и оборотень растянулся на земле. Тотчас же его окружили воины принца, скрутили ему руки за спиной, в позвоночник воткнули проволоку, вывели на берег и подвели к Сунь Укуну.

– Великий Мудрец, – сказал тут принц, – я изловил дракона Крокодила и передаю его тебе. Делай с ним что хочешь.

– Вели развязать меня, Великий Мудрец, – взмолился оборотень, – и я тотчас же приведу сюда Танского монаха и Чжу Бацзе.

– Не верь ему, – сказал тут Моан. – Если его развязать, он может натворить немало зла.

– Я знаю, где находится подводный дворец, и сам схожу за учителем, – произнес Шасэн.

После этого он и настоящий дух Черной реки ринулись в воду, прошли в главную залу подводного дворца и там увидели Танского монаха и Чжу Бацзе. Оба они, совершенно голые, были крепко связаны. Шасэн поспешил освободить от веревок учителя, а дух реки – Чжу Бацзе. Затем они взвалили их на спину и притащили на берег.

После этого Моан, захватив с собой оборотня, которого ждала суровая кара, распрощался со всеми и пустился в обратный путь.

– Ученики мои! – вскричал тут Сюаньцзан. – Как же нам все-таки переправиться на тот берег?

– Не беспокойтесь, – сказал дух Черной реки. – Я переправлю вас с помощью волшебства.

Дух остановил реку в верхнем течении, вода утекла, и паломники беспрепятственно перешли на противоположный берег.

Если хотите узнать, что дальше случилось с Танским монахом и его учениками, прочтите следующую главу.




Глава сорок четвертая,


в которой повествуется о том, как буддийским монахам волею судьбы пришлось толкать тяжелые тачки и как Сунь Укун их спас от мучений


Стихи гласят:
		Священные книги, мечта о спасенье



		 на Запад его повлекли;



		Пройдет перевал, а горы опять



		 уже громоздятся вдали.



		И ночью и днем рыщет зверье,



		 в поднебесье птицы кружат;



		Кончается лето, осень грядет,



		 вновь зашумит листопад.



		Под ливнями спит, ест на ветру,



		 всходит на царский порог…



		Не знает монах, когда ж наконец



		 придет возвращения срок.








Итак, сын дракона усмирил оборотня, а дух Черной реки помог Сюаньцзану и его ученикам переправиться через реку, чтобы они могли продолжать свой путь на Запад. Шли они долго, уже несколько раз сменились времена года, снова наступила весна.

И вот однажды до их слуха вдруг донеслись крики и шум.

– Надо разузнать, что случилось, – сказал Сунь Укун, совершил прыжок и очутился на облаке. С высоты он увидел расположенный вдали город, а над городом – радужное сияние – знак счастья и благополучия.

«Откуда же такой шум?» – подумал Сунь Укун и тут вдруг заметил толпу монахов, которые медленно брели, толкая перед собой тачки, и восклицали при этом: «О владыка Великой силы, помоги нам!»

Сунь Укун спустился на землю и увидел, что тачки нагружены саманом, бревнами, кирпичом и прочим строительным материалом и везти их приходится по узенькой, очень крутой тропинке. Погода стояла теплая, но одеты монахи были в темно-синюю холщовую одежду.

«Наверно, строят монастырь, – подумал Сунь Укун. – Пора сейчас горячая, сбор урожая в самом разгаре, никого не наймешь, вот и приходится строить самим».

Не успел он так подумать, как из городских ворот вышли два молодых даоса и с важным видом направились к монахам.

Увидев их, монахи затрепетали от страха и с еще большим усердием стали толкать свои тачки.

«Так вот оно что! Видно, монахи боятся этих даосов. Как-то я слышал, что есть на Западе место, где дао Путь – в почете, а буддизм в загоне. Может быть, это оно и есть? Надо все разузнать поподробней».

Подумав так, Сунь Укун встряхнулся, принял вид странствующего даоса, подошел к тем двум даосам, что вышли из ворот, и, склонившись перед ними в почтительном поклоне, произнес:

– Почтенные! Смиренный монах вас приветствует!

– Откуда вы прибыли, учитель? – спросили даосы.

– Я прибыл издалека, побывал, можно сказать, на краю света и вот очутился в вашем краю. Сделайте милость, скажите, есть у вас в городе последователи дао и могу ли я рассчитывать на подаяние?

– В нашем городе, – отвечали монахи, – не только чиновники, но и все богатые люди почитают учение дао. Поэтому даосу каждый готов помочь. Сам правитель приверженец учения дао.

– А как называется эта страна и почему ваш правитель почитает учение дао? – спросил Сунь Укун.

– Страна наша называется Чэчиго, – отвечали даосы, – правитель нам доводится родственником. Двадцать лет назад здесь была засуха. Посевы погибли, и начался голод. И сановники, и простолюдины совершали обряды очищения, возжигали благовония, возносили молитвы о дожде. Все тщетно. И вот когда, казалось, исчезла последняя надежда, с Неба на Землю спустились трое бессмертных, которые спасли нашу страну от бедствия.

– Кто же они такие? – спросил Сунь Укун.

– Старшего зовут Сила Тигра, среднего – Сила Оленя и младшего – Сила Барана, – отвечали даосы.

– Какими же волшебными силами они обладают? – спросил Сунь Укун.

– Одним взмахом руки они могут вызывать ветер и дождь, превращать воду в масло, а камень в золото.

– Повезло вашему государю, – выслушав их, произнес Сунь Укун. – Я почел бы за счастье встретиться с этими бессмертными.

– Не так уж это и трудно, – с улыбкой отвечали даосы. – Мы любимые ученики этих бессмертных. Вдобавок они так преданы учению дао, что тотчас же выйдут вас встретить, как только узнают, что вы даос. А мы вас представим. Только прежде нам надо проверить, как работают вон те люди.

– Что-то я не пойму, – сказал Сунь Укун. – Ведь эти люди тоже монахи, только буддийские. Почему же они на вас работают?

– Дело в том, что в год засухи молитвы буддийских монахов не помогли, даосы же сразу вызвали дождь. Понятно, что после этого буддийские монахи впали в немилость. Государь велел разрушить их монастыри, разбить все статуи будд, а самих монахов лишить монашеских свидетельств, чтобы они не могли вернуться на родину, и вот теперь они у нас в услужении. Одни работают истопниками, другие – подметальщиками, третьи – привратниками. Сейчас они таскают строительный материал.

– Так, видно, и не придется мне повидать ваших учителей, – со слезами на глазах промолвил Сунь Укун. – Дело в том, что я разыскиваю своего дядю, а он последователь буддийского учения. Может быть, судьба забросила его в вашу страну и теперь он не может вернуться на родину. Я непременно должен его разыскать и лишь после этого смогу отправиться с вами в город.

– Тогда вот что, – сказали даосы, – вы отправляйтесь на отмель и проверьте, как там идет работа. В списке числится пятьсот монахов. Может быть, среди них вы и в самом деле найдете вашего дядюшку. Тогда из уважения к вам мы освободим его и все вместе отправимся в город.

Сунь Укун поблагодарил монахов и пошел к отмели. Увидев его, монахи принялись отбивать земные поклоны, говоря:

– Господин наш! Никто здесь не ленится. Все усердно трудятся.

– Не бойтесь, – сказал, махнув рукой, Сунь Укун. – Я пришел сюда искать своего дядюшку и вовсе не собираюсь проверять, как вы работаете.

Сунь Укун долго приглядывался к монахам, а после расхохотался и сказал:

– Ну что вы за монахи! Монаху надлежит исполнять три священные заповеди буддистов: поклоняться Будде, совершать моления, читать священные книги. А вы вместо этого на даосов спину гнете, будто рабы.

– Ты нездешний и ничего не знаешь, – ответили монахи, после чего поведали Сунь Укуну историю, которую он только что слышал от даосов.

– А почему бы вам не сбежать отсюда? – спросил Сунь Укун.

– Это невозможно, – отвечали даосы. – Бессмертные уговорили государя написать с нас портреты и развесить их по всей стране. Нет такой деревушки, где бы не был вывешен портрет каждого из нас, с собственноручной подписью государя. За поимку каждого монаха чиновнику обещано повышение на три ранга. А простым гражданам выдается вознаграждение в пятьдесят лянов. Не то что монах – всякий, у кого острижены волосы или есть плешь, не сможет уйти отсюда. Эта страна кишит соглядатаями. И уж тут никакие хитрости и уловки не помогут, придется терпеть и страдать.

– Чем так жить, лучше умереть, – сказал Сунь Укун.

– Нас и так осталось пятьсот человек, а было свыше двух тысяч. Одни умерли своей смертью, другие – покончили с собой. Мы тоже лишили бы себя жизни, но нас стерегут духи Людин и Люцзя. Они говорят, что недолго теперь нам страдать, что скоро придет сюда Танский монах со своими учениками. Один из них, Великий Мудрец, равный Небу, обладает огромной волшебной силой и всегда вступается за обиженных. Вот духи и велели нам его ждать.

Выслушав монахов, Сунь Укун попрощался с ними и пошел к городским воротам.

– Нашли своего родственника? – спросили даосы, когда Сунь Укун подошел к ним.

– Они все мои родственники, – отвечал Сунь Укун.

– Откуда же у вас так много родственников? – смеясь, спросили даосы.

– Сто из них – соседи с левой стороны, другие сто – с правой, – сказал Сунь Укун. – Еще сто – родня по отцу и сто – со стороны матери. Остальные сто – побратимы. Освободите их, тогда я пойду с вами в город. А так ни за что не пойду.

– Ты, видно, рехнулся, – промолвили даосы. – Разве можем мы их освободить без высокого на то дозволения? Этим мы навлечем на себя государев гнев.

Тогда Сунь Укун вытащил из уха свой посох, махнул им несколько раз против ветра, произнес заклинание, и посох тотчас же стал толщиной с чашку. Размахнувшись, Сунь Укун ударил вначале одного даоса по голове, потом другого. И те рухнули на землю.

Монахи все это видели, побросали свои тачки, подбежали к Сунь Укуну и стали кричать:

– Ой, горе! Ой, беда! Ты убил самых близких людей государя, и в убийстве обвинят нас, а не тебя. Ты бродячий монах, какой с тебя спрос!

– Никакой я не бродячий монах, – ответил Сунь Укун. – Я Великий Мудрец и пришел сюда, чтобы спасти вас.

После этого Сунь Укун с помощью волшебства перетащил все тачки на вершину холма и оттуда с силой швырнул их на землю: тачки разлетелись в щепы. Затем он разбросал кирпич, черепицу и все остальное, чем были нагружены тачки.

– Ну а теперь расходитесь! – крикнул Сунь Укун монахам. – И не попадайтесь мне на глаза. Завтра же отправлюсь к вашему государю и разделаюсь с его любимцами-даосами.

– Господин, – отвечали на это монахи, – как же мы уйдем, если за поимку каждого из нас обещана награда?

– Сейчас я вас научу, что делать, – промолвил Сунь Укун.

С этими словами он выдернул у себя клок шерсти, разжевал ее на мелкие кусочки, дал каждому монаху горсточку и сказал:

– Положите это под ноготь безымянного пальца и сожмите руку в кулак. После этого можете идти куда хотите. А если кто вас тронет, крикните: «Великий Мудрец, равный Небу!» – и я тотчас же приду вам на помощь, где бы вы ни находились, хоть за десять тысяч ли отсюда.

Тут один монах, самый смелый, решил проверить, так ли это, сжал кулак и произнес: «Великий Мудрец, равный Небу!» В тот же миг перед ним появился бог Грома с железным посохом в руках. Вид у него был такой грозный, что даже многотысячное войско в страхе отступило бы перед ним. Еще человек сто последовали примеру этого монаха, и каждый раз перед ними появлялся бог Грома.

Низко кланяясь, монахи говорили:

– Поистине свершилось чудо!

– Ну а как только опасность вас минет и вы скажете: «На место!» – шерстинки опять окажутся у вас под ногтем.

После этого монахи, радостные и довольные, стали расходиться.

– Только постарайтесь быть поблизости, – сказал им Сунь Укун. – Скоро выйдет приказ буддийским монахам вернуться в город, так вы приходите и верните мне клок шерсти.

Сюаньцзан между тем, так и не дождавшись Сунь Укуна, велел Чжу Бацзе взять под уздцы коня, и они двинулись дальше. Неподалеку от города они вдруг увидели Сунь Укуна, который стоял в окружении монахов.

Он велел монахам приветствовать Сюаньцзана и рассказал ему обо всем, что случилось. Монахи пригласили Сюаньцзана и его учеников отдохнуть в их монастыре, единственном уцелевшем из всех буддийских монастырей, поскольку он был выстроен предком нынешнего государя.

И вот все вместе они направились к городским воротам, подошли к монастырю, прошли через залу Богов – хранителей пяти стран света и очутились перед главным храмом. Там Сюаньцзан облачился в рясу, поклонился золотой статуе Будды и лишь после этого вошел в храм.

День клонился к вечеру. Монахи приготовили еду, накормили гостей, после чего все легли спать. Один лишь Сунь Укун не мог уснуть. Вдруг он услышал звуки музыки. Тогда он потихоньку встал, оделся, совершил прыжок и с высоты увидел, что в южной стороне зажглись факелы и фонари. Это в храме Три чистоты даосы совершали моление в честь Полярной звезды. Среди них Сунь Укун увидел троих бессмертных: Силу Оленя, Силу Тигра и Силу Барана.

Сунь Укун разбудил Чжу Бацзе и Шасэна и сказал им:

– В городе есть храм, выстроенный в честь даосской троицы – Три чистоты, сейчас как раз даосы собираются совершить там жертвоприношение. Чего только они не приготовили! И пампушки, каждая величиной с кадушку, и печенье – штука по пятьдесят цзиней весом, и всевозможные плоды. Давайте сходим полакомимся. Только тихонько, чтобы учителя не разбудить.

Они быстро оделись, крадучись вышли во двор, сели на облако и тотчас же очутились у храма даосской троицы.

Тут Сунь Укун произнес заклинание и изо всех сил дунул в юго-восточном направлении. Поднялся бешеный ураган. Ветер, ворвавшись в храм, опрокинул вазы с цветами, повалил подсвечники, сорвал со стен свитки с надписями. Вокруг сразу стало темно. Даосы помертвели от страха.

– Дети мои, – сказал бессмертный Сила Тигра, – давайте разойдемся сейчас, а утром продолжим моление.

И вот как только храм опустел, туда проникли Сунь Укун, Чжу Бацзе и Шасэн.

А надо вам сказать, что в той зале стояли изображения трех бодисатв. В центре сидел изначальный Владыка Неба, слева от него – Владыка небесных сокровищ, а справа – великий Лаоцзюнь.

– Надо принять их облик, – сказал Сунь Укун, – и тогда можно будет спокойно приступить к еде.

Недолго думая, Чжу Бацзе взобрался на возвышение, рылом столкнул статую Лаоцзюня и произнес:

– Ну, почтеннейший, посидел здесь – и хватит. Дай теперь мне посидеть.

Сказав так, Чжу Бацзе схватил огромную пампушку и принялся ее с жадностью есть.

– Погоди! – остановил его Сунь Укун. – Прежде надо унести отсюда эти статуи и спрятать их хорошенько. А то рано утром сюда может прийти звонарь или служка, споткнется об эти статуи, и тогда неприятностей не оберешься. Когда мы вошли сюда, я справа заметил дверь. Должно быть, там находится склад для зерна. Вот и стащи туда статуи.

Чжу Бацзе так и сделал, только за дверью оказался не склад, а отхожее место, и он свалил статуи прямо в яму. После этого они втроем принялись пировать.

И надо же было случиться беде! Какой-то даос, спавший на восточной веранде, вдруг проснулся и вспомнил, что оставил в храме свой колокольчик. Боясь, как бы ему не попало за это, он накинул халат и поспешил в храм. Колокольчик свой он нашел, но, когда хотел возвращаться обратно, вдруг услышал какой-то шум. Даос ринулся вон из храма, но на бегу поскользнулся и во весь рост растянулся на земле, выронив колокольчик. Чжу Бацзе, не удержавшись, прыснул со смеху. Тут обезумевший от страха даос, спотыкаясь и падая, выскочил из храма, помчался к келье настоятеля и принялся колотить в дверь.

Настоятель вышел на стук, и даос рассказал ему все как было.

– Ну-ка, принесите фонарь! – приказал настоятель. – Посмотрим, что за нечистая сила забралась в храм.

О том, что произошло дальше, вы узнаете из следующей главы.




Глава сорок пятая,


повествующая о том, как в храме даосских божеств Сунь Укун оставил о себе память и как он проявил волшебную силу в государстве Чэчиго


Итак, настоятель взял фонарь и вместе с даосами отправился в храм. Тут Великий Мудрец левой рукой ущипнул Шасэна, правой – Чжу Бацзе, и те замерли на месте, опустив голову. Теперь их никак нельзя было отличить от идолов. Даосы тем временем внимательно осмотрели храм, после чего Сила Тигра сказал:

– Не иначе как здесь кто-то был. Все яства, приготовленные для жертвоприношения, съедены.

– Я думаю, – ответил Сила Барана, – это боги услышали наши молитвы, спустились с Неба и приняли наши жертвы. Они еще где-то поблизости, парят на журавлях. Надо воспользоваться столь счастливым случаем и попросить у них снадобье жизни, чтобы государь наш мог обрести долголетие. Нам же это зачтется как заслуга.

– Ты прав, – сказал Сила Тигра и тотчас же приказал своим ученикам играть и петь псалмы, а сам облачился в священное одеяние и вознес молитву Полярной звезде.

– Что теперь будет? – замирая от страха, шепнул Чжу Бацзе.

Тут Сунь Укун опять его ущипнул и обратился к монахам.

– Дети мои! – промолвил он. – Если я не пожалую вам снадобье бессмертия, может прекратиться мой род. Принесите сосуды, а сами покиньте храм, чтобы мы могли совершить таинство.

Даосы поклонились в знак благодарности. Сила Тигра принес огромный глиняный чан, чтобы ему досталось побольше, и поставил его перед алтарем. Сила Оленя принес глиняный таз и поставил его на жертвенный стол, а Сила Барана ничего не принес, он вынул из чаши цветы и поставил ее посредине.

Как только даосы покинули храм, Сунь Укун и Чжу Бацзе помочились в сосуды, и Сунь Укун громко крикнул:

– Дети мои! Входите!

Первым отведал жидкости старший даос, почмокал губами и сердито сказал:

– Какой-то дрянью воняет.

Затем отпил глоток Сила Барана и гневно вскричал:

– Похоже, свинья сюда помочилась!

– Эх вы, монахи! – сказал тут Сунь Укун, поняв, что игра их раскрыта. – Неужели вы настолько глупы, что поверили, будто ваши боги сошли на Землю? Мы – не боги. Мы – монахи и идем по высочайшему повелению из Танской страны на Запад за священными книгами. Ночь выдалась отличная, вот мы и решили от нечего делать заглянуть в ваш храм, полакомиться здесь и развлечься. Никакого снадобья у нас нет. А отведали вы – мочу.

Услышав это, даосы пришли в страшную ярость, заперли двери, похватали вилы, метлы, кирпичи, камни – словом, все, что попалось под руку, и ринулись на злоумышленников. В тот же миг Сунь Укун сгреб левой рукой Шасэна, правой – Чжу Бацзе, вместе с ними бросился вон из храма, и на облаках они вмиг перелетели в храм Чжиюаньсы. Там они потихоньку легли и заснули.

Когда на следующее утро Танский монах со своими учениками отправился на прием к государю, чтобы обменять дорожные свидетельства и получить разрешение на выезд, в залу для аудиенций вошли трое бессмертных. Они остановились перед троном, но даже не подумали воздавать почести государю.

– Я не звал вас сегодня, – промолвил правитель, – почему же вы удостоили меня своим посещением?

– События чрезвычайной важности привели нас сюда, – отвечали даосы. – Эти монахи, – они указали на Сюаньцзана и его учеников, – вчера убили двух отроков, разбили все тачки, разбросали весь строительный материал, отпустили на волю буддийских монахов, а ночью забрались в храм и съели все яства, предназначенные для жертвоприношения. Мало того, они приняли вид божеств даосской троицы и вместо снадобья бессмертия налили нам в сосуды мочу. Хорошо еще, что они не успели сбежать.

Выслушав их, государь разгневался и приказал тотчас же казнить Сюаньцзана вместе с его учениками. Но в этот момент вперед выступил Великий Мудрец и, почтительно сложив ладони, воскликнул:

– Зачем же казнить всех троих? Прежде следует разобраться, кто в чем виноват. Даосов мы, может быть, и убили, тачки сломали, буддийских монахов отпустили на волю, а вот буйства не учиняли. Так что прошу вас покорнейше расследовать это дело.

А надобно вам сказать, что государь этот был не из мудрых и, выслушав Сунь Укуна, пришел в полное замешательство. Пока он раздумывал, как ему поступить, явился евнух и доложил, что прибыли деревенские старейшины и просят их принять.

– Пусть войдут, – распорядился государь.

В залу вошли старейшины, человек сорок, приблизились к трону и земно поклонились.

– Ваше величество! – сказали они. – За всю весну не выпало ни единого дождя. Как бы летом не разразилась засуха.

– Спокойно возвращайтесь домой, – отвечал государь, – сегодня же прольется дождь.

Кланяясь и благодаря, старейшины удалились.

После этого государь велел приготовить место для моления, а себе приказал подать паланкин, чтобы отправиться в верхние покои и оттуда наблюдать за молением. Вместе с государем ушли и даосы-наставники. Бессмертный Сила Тигра поднялся на алтарь, чтобы начать моление, следом за ним поднялся Сюаньцзан со своими учениками.

– Мы тоже будем молить Небо о ниспослании дождя, – сказал Сунь Укун. – Вместе с вами. Не знаю только, как выяснить, если польет дождь, чья помогла молитва, моя или ваша? Поэтому расскажите мне, как будете совершать молитву.

– Ладно, – ответил даос и начал рассказывать: – Я поднимусь на алтарь, произнесу несколько заклинаний и несколько раз взмахну властной таблицей. После первого заклинания поднимется ветер. После второго – появятся облака. После третьего – сверкнет молния и ударит гром. После четвертого – польет дождь, а после пятого дождь прекратится.

– Прекрасно! – воскликнул Сунь Укун. – Прошу вас, начинайте.

Итак, даосы поднялись на алтарь, который представлял собой помост высотой более трех чжанов. По обеим сторонам его были расставлены знамена двадцати восьми созвездий. На помосте стоял стол, на столе – курильница с благовониями. В подсвечниках ярко горели свечи. Возле курильницы стояла золотая таблица с выгравированными на ней именами бога Грома. В наполненных чистой водой пяти больших чанах плавали ветки ивы. К каждой ветке была прикреплена металлическая таблица с заклинанием и с именами подчиненных бога Грома. Справа от алтаря стояло пять столбов, слева тоже пять, на каждом столбе было написано имя одного из посланцев бога Грома. К каждому столбу приставлено было два даоса: они ударяли железным молотком по столбам.

Бессмертный первым прошел к алтарю. Даос-послушник подал ему меч и несколько листов желтой бумаги с заклинаниями. Держа в руках меч, даос произнес заклинание и сжег над свечой один лист. Даосы, которые находились внизу, взяли сделанное из бумаги изображение божества, затем послание Небу и тоже сожгли. Но вот раздался звон золотой таблицы, и в тот же миг налетел порыв ветра.

Тогда Сунь Укун выдернул у себя шерстинку, произнес заклинание, и тотчас же появился его двойник. Двойник встал рядом с учителем, а сам Сунь Укун поднялся ввысь и крикнул:

– Эй, кто тут повелевает ветрами?

В тот же миг перед Великим Мудрецом предстали бог и богиня Ветров. Богиня держала в руках мешок, а бог завязывал его толстой веревкой.

– Вы почему помогаете даосу, а не мне? – грозно спросил Сунь Укун. – Разве вам не известно, что я сопровождаю Танского монаха, который идет в Индию за священными книгами, и сейчас состязаюсь с даосом в волшебстве? Уймите ветер, не то я вас угощу своим посохом!

Ветер сразу утих.

Тогда даос схватил другую таблицу, сжег листки с заклинаниями и ударил по алтарю. От земли стал подниматься туман, а небо покрылось тучами. Тут Сунь Укун вызвал повелителей Туч и Тумана, они отозвали тучи, и снова засияло солнце.

– Этот даос только и знает, что морочить государя и народ, – смеясь, сказал Чжу Бацзе, – ничего он не умеет. Колотит по своей таблице, а толку никакого!

Даос между тем распустил волосы, снова произнес заклинание, сжег лист бумаги и ударил по своей таблице. В это время в воздухе появился Дэнтяньцзюнь – небесный владыка в сопровождении бога Грома и богини Молнии.

– Кто вас послал сюда? – спросил Сунь Укун.

– Яшмовый владыка, – отвечал бог Грома. – Он велел нам послать на землю гром, молнию и дождь. Заклинания этого даоса обладают огромной волшебной силой.

– Подождите немного, – попросил Великий Мудрец.

В этот момент в небе появились драконы – повелители четырех морей, и Сунь Укун обратился к ним с такими словами:

– Боюсь, как бы этот даос не взял надо мною верх. Ни заклинаний, ни золотой таблицы у меня нет. Так что вы все должны мне помочь. Когда я в первый раз подниму свой посох, пусть налетит ветер. Когда я подниму его во второй раз, пусть появятся тучи и туман. Когда я подниму его в третий раз, пусть загремит гром и засверкает молния. Когда я подниму его в четвертый раз, пусть пойдет дождь. Когда я подниму его в пятый раз, пусть дождь прекратится и снова засияет солнце.

Сказав так, Сунь Укун спустился вниз и обратился к даосу.

– Четырежды ударяли вы по своей дощечке, а дождь так и не пошел, – сказал Великий Мудрец. – Настала теперь моя очередь.

Получив дозволение государя, Сунь Укун вместе с Танским монахом взошел на алтарь.

Тут Сюаньцзан принялся с усердием читать сутру, а Сунь Укун вытащил из уха свой посох и помахал им против ветра. Посох сразу стал длиной два чжана, а толщиной с чашку. И вот Сунь Укун поднял его первый раз. Богиня Ветра быстро сняла с плеча свой мешок, а бог Ветра развязал его, и в тот же миг на город обрушился ураган. Ветер срывал с крыш черепицу, в воздухе кружились кирпичи, песок и земля.

Сунь Укун второй раз поднял свой посох, и все небо заволокли тучи, стало темно, словно ночью. Он поднял свой посох в третий раз, и загрохотал гром, засверкала молния, казалось, земля вот-вот разверзнется.

– Покарай смертью жадных и корыстолюбивых чиновников! – крикнул Сунь Укун, и гром загрохотал еще громче. Тогда Сунь Укун в четвертый раз взмахнул своим посохом, и хлынул дождь и затопил весь город вместе с окрестностями.

– Хватит, хватит! – сказал государь. – Воды столько, что все посевы могут погибнуть.

Один из сановников бросился к алтарю.

– Эй, монах, останови дождь! – громко сказал он Сунь Укуну.

Тогда Великий Мудрец пятый раз поднял свой посох, и в тот же миг гром умолк, ветер стих и тучи рассеялись. Правитель остался очень доволен.

– Вот это монах! – восторженно восклицали сановники.

Государь велел позвать Сюаньцзана и его учеников во дворец и выдать им дорожные свидетельства. Но в тот момент, когда он собирался скрепить их печатью, вперед выступили даосы и обратились к государю с такими словами:

– Простите, ваше величество, но дождь вызвали мы, а не этот буддийский монах. Мы произносили заклинания, мы били в таблицу, а он взошел на алтарь и теперь приписывает себе наши заслуги.

Тут вперед выступил Сунь Укун и, почтительно сложив ладони, промолвил:

– Ваше величество! Сейчас неподалеку отсюда находятся в Небе четыре царя драконов. Пусть ваш даос призовет их сюда, если сможет, и тогда я готов признать поражение.

– Ладно, – сказал государь. – Двадцать три года я царствую, но ни разу не видал живого дракона. Тот, кто сможет призвать драконов сюда, будет вознагражден, кто не сможет – понесет наказание.

Даос не обладал силой, способной вызвать драконов, и верх над ним взял Сунь Укун. Он крикнул:

– Ао Гуан! Явись вместе со своими братьями!

И все четыре дракона, прорезая тучи, ринулись в залу Золотых колокольцев. Это была поистине величественная картина.
		Ввысь взмывая, меняли обличья,



		Кольцами вились, кружа в тумане.



		Их когти из яшмы



		 как белые крючья,



		Чешуи драгоценной



		 нестерпимо сверканье.



		Дожди благодатные



		 ниспосылают на землю,



		Тучи разгонят,



		 едва услышат моленье.



		Удачу и счастье



		 приносит их появленье —



		Воистину эти



		 драконы были священны.








Государь тотчас же принялся возжигать благовония, а сановники, стоявшие у трона, с благоговением кланялись.

– Не смею вас больше задерживать, – молвил государь, обращаясь к драконам. – В первый же счастливый день я совершу жертвоприношение и отблагодарю вас.

– Можете удалиться, я отпускаю вас, – произнес Сунь Укун.

После этого драконы вернулись в море, а боги вознеслись на Небо.

Если хотите узнать, как были изгнаны даосы из государства Чэчиго, прочитайте следующую главу.




Глава сорок шестая,


повествующая о том, как приверженцы еретического учения старались обмануть последователей истинного учения, и о том, как царь обезьян, благодаря своей мудрости, расправился с нечистью


Итак, после того, как Сунь Укун взял верх над даосом, государь решил скрепить печатью дорожные свидетельства Танского монаха, чтобы паломники могли продолжать свой путь. Но в этот момент даосы пали ниц перед государем и так ему сказали:

– Ваше величество, вот уже двадцать лет мы служим вам верой и правдой и оберегаем мир и спокойствие ваших подданных. А эти буддийские монахи с помощью волшебства вмиг зачеркнули все наши заслуги. Ведь они убийцы, а вы их помиловали только потому, что они вызвали дождь. Разве это справедливо? Умоляем вас, ваше величество, дозвольте нам еще раз помериться с ними силами. Устроим состязание в самосозерцании и посмотрим, кто возьмет верх. Только для этого нам потребуется сотня столов, чтобы соорудить из них два возвышения, по пятьдесят столов каждое. Наш способ самосозерцания называется «Проявление мудрости на облачной лестнице». Состязающиеся должны взобраться на возвышение у самых облаков, ни за что не держась, и там несколько часов просидеть без движения.

Выслушав даоса, государь обратился к паломникам:

– Ну что, почтенные, согласны вы принять вызов?

В ответ Сунь Укун пробормотал что-то невнятное.

– Что же ты, брат, молчишь? – тихонько спросил его Чжу Бацзе.

– Видишь ли, брат, – отвечал Сунь Укун, – не стану тебя обманывать. Если бы мне предложили учинить дебош на Небе или под водой, взбаламутить море, повернуть вспять реку, перенести гору или же прогнать луну, переместить Полярную звезду или созвездия, я сделал бы это не задумываясь. Но простоять без движения несколько часов кряду я не смогу и наверняка проиграю.

– Но ведь я могу погрузиться в самосозерцание, – сказал Сюаньцзан.

– Сколько же вы можете просидеть без движения? – спросил Сунь Укун.

– Два, а то и три года, – отвечал Сюаньцзан.

– Ну, если вы три года просидите без движения, – сказал Сунь Укун, – мы никогда не добудем священных книг. Посидите часа три – и хватит.

– Но, ученик мой, – промолвил Сюаньцзан, – мне не взобраться на это возвышение.

– Об этом я позабочусь, – сказал Сунь Укун.

– Ваше величество, – обратился Сюаньцзан к государю, – я принимаю вызов.

Не прошло и часа, как рядом с залой Золотых колокольцев были сооружены два возвышения: рабочего люда в государстве – хоть отбавляй. И вот Сила Тигра вышел из дворца, совершил прыжок и на облачном ковре поднялся на возвышение с западной стороны.

Тотчас же Сунь Укун выдернул у себя шерстинку, превратил ее в свое подобие, а сам принял вид радужного облака и поднял Сюаньцзана на возвышение с восточной стороны, после чего превратился в комара.

Тем временем даос Сила Оленя выдернул у себя волосок, скатал его в шарик, подбросил вверх, и волосок упал прямо на голову Танскому монаху. Тут он тотчас же превратился в клопа и впился Танскому монаху в кожу. Тот не выдержал и почесал место укуса. А надобно вам сказать, что, предаваясь самосозерцанию, следует сидеть совершенно неподвижно. Тогда Сунь Укун решил узнать, в чем дело, подлетел к Сюаньцзану и, увидев клопа, сбросил его с головы учителя. Сюаньцзан тотчас же выпрямился и снова предался самосозерцанию.

А Сунь Укун обернулся сороконожкой, заполз даосу в нос и так его укусил, что тот кувырком полетел вниз. Сюаньцзан был признан победителем.

Правитель хотел было отпустить путников, но тут Сила Оленя обратился к нему с такими словами:

– Прошу вас, ваше величество, не отпускайте монахов, пусть еще посостязаются с нами. Положим что-нибудь в ящик, а монахи пусть угадают, что именно мы положили.

Так и сделали. Взяли красный лакированный ящик, отнесли на женскую половину дворца и велели государыне положить туда какую-нибудь драгоценность. Затем ящик снова принесли в залу и поставили перед троном.

Тут Сунь Укун превратился в цикаду, заполз в ящик, увидел, что там на драгоценном блюде лежит драгоценное парадное одеяние, и с помощью волшебства превратил эти вещи в старый разбитый колокол. После этого он подлетел к учителю и шепнул ему на ухо:

– Учитель, когда спросят, что в ящике, скажите, что там лежит старый разбитый колокол.

Только было Сюаньцзан раскрыл рот, как его опередил Сила Оленя.

– В ящике лежит роскошное парадное одеяние, – сказал он.

– Нет, – произнес Сюаньцзан. – В ящике лежит старый разбитый колокол.

– Что за невежа! – в гневе воскликнул правитель. – Насмехаться над нами вздумал! Взять его!

– Сжальтесь над бедным монахом, ваше величество! – взмолился Сюаньцзан. – Велите открыть ящик. Если там и в самом деле окажется драгоценность, я готов понести наказание.

Ящик открыли, и там, ко всеобщему удивлению, и в самом деле увидели разбитый колокол.

Государь еще больше разгневался и вскричал:

– Несите ящик за мной! Я собственноручно положу туда какую-нибудь вещь, и мы продолжим состязание.

Сказав так, государь отправился в сад позади дворца, сорвал с волшебного дерева персик величиной с чашку и положил в ящик. Сунь Укун и на этот раз проник в ящик, но когда увидел свой самый любимый плод, не сдержался, съел его без остатка, а косточку положил на дно. Затем подлетел к Сюаньцзану и шепнул ему на ухо:

– Учитель, там лежит косточка от персика.

Только было Сюаньцзан открыл рот, чтобы это сказать, как вперед выступил Сила Барана и произнес:

– В ящике лежит персик.

– Не персик, а косточка от персика, – сказал Сюаньцзан.

– Какая еще косточка! – воскликнул правитель. – Я собственными руками положил туда персик.

– Прикажите, ваше величество, открыть ящик, – попросил Сюаньцзан. – Посмотрим, что там лежит.

Ящик открыли, и там действительно обнаружили косточку. Даже кожицы персика не осталось.

Тут даос Сила Барана сказал:

– Эти монахи могут подменять лишь неживые предметы. Надо посадить в ящик послушника, и тогда мы победим в состязании.

Так и сделали. В ящик посадили послушника и крепко-накрепко закрыли крышкой.

Сунь Укун снова влез в ящик, увидел даосского послушника и принял вид монаха-даоса.

– Буддийские монахи видели, как тебя посадили в ящик, – сказал послушнику Сунь Укун, – и теперь они выиграют. Чтобы этого не случилось, надо обрить тебе голову, тогда мы скажем, что в ящике буддийский послушник, и выиграем.

Сунь Укун с помощью волшебства превратил свой посох в острое лезвие, а зеленый халат послушника – в желтую буддийскую рясу, обрил послушнику голову, затем выдернул у себя шерстинку, превратил ее в барабан, дал послушнику и сказал:

– Когда будут звать послушника-даоса, не откликайся. А как только позовут послушника-буддиста, открывай крышку и с барабанным боем и пением псалма вылезай из ящика.

– Я не знаю буддийских псалмов, – сказал послушник, – знаю только слово «Амитофо».

– Вот и прекрасно! – произнес Сунь Укун. – Как вылезешь из ящика, так сразу кричи: «Амитофо!» – и бей в барабан.

После этого Сунь Укун подлетел к Сюаньцзану и шепнул ему на ухо:

– На этот раз говорите, что в ящике буддийский послушник.

В это время вперед выступил даос Сила Тигра.

– Ваше величество, – сказал он, – в ящике находится даос-послушник.

И он громко окликнул послушника. Но тот и не подумал отозваться.

– В ящике находится буддийский монах, – промолвил тогда Сюаньцзан.

В этот момент из ящика вылез послушник в буддийской рясе. Он бил в барабан и возносил хвалы Будде.

– Не иначе как этим монахам помогают духи, – сказал тогда правитель. – Давайте отпустим их с миром, пусть продолжают свой путь.

– Ваше величество, – сказал тут даос Сила Тигра, – мы не успокоимся до тех пор, покуда не посостязаемся с этими монахами в военном искусстве. К примеру, мы можем вернуть на место отрубленную голову. Нам можно вспороть живот, выпустить кишки, и мы вернем их на прежнее место. Наконец, мы даже можем опуститься в котел с кипящим маслом и останемся невредимыми. Если и тут эти монахи нам не уступят, отпустим их, пусть идут своей дорогой.

Государь выслушал даоса и приказал тотчас же готовить плаху, а перед плахой выстроить три тысячи солдат дворцовой гвардии.

– Пусть первым взойдет на плаху буддийский монах, – приказал государь.

Сунь Укун поднялся на плаху, палач взмахнул мечом, и голова Сунь Укуна скатилась с плеч долой, но при этом не упало и капли крови.

В следующий миг Сунь Укун произнес заклинание, и у него появилась новая голова.

Главный палач поспешил к государю.

– Ваше величество, – промолвил он, – у монаха выросла новая голова.

Государь немедля приказал выдать монаху проездные бумаги.

Тогда Сунь Укун сказал:

– Мы весьма признательны вам, но, прежде чем покинуть вашу страну, я бы хотел, чтобы ваш наставник прошел то же испытание, что и я.

Пришлось даосу Сила Тигра взойти на плаху, и палач отсек ему голову. А Сунь Укун выдернул у себя шерстинку, превратил ее в рыжего пса, пес схватил голову даоса и бросил в ров с водой.

Тут все увидели, что на земле лежит не даос, а обезглавленный желтый тигр.

– Все это козни буддийских монахов, – сказал даос Сила Оленя. – Я отомщу им. Пусть посостязаются со мной во вспарывании живота.

Сунь Укун вразвалку подошел к помосту. Палач единым взмахом меча вспорол ему живот. Тогда Сунь Укун как ни в чем не бывало вытащил свои кишки, тщательно перебрал их и уложил на прежнее место. После этого он произнес заклинание, и рана прямо на глазах зажила.

После Сунь Укуна на помост важно взошел даос Сила Оленя. Палач вспорол ему живот, Сила Оленя вытащил свои кишки, но когда хотел вернуть их на прежнее место, Сунь Укун выдернул у себя шерстинку, превратил ее в коршуна, коршун ринулся к даосу, схватил его кишки и улетел. На земле теперь лежал не даос, а белый рогатый олень.

Тут выступил вперед Сила Барана и обратился к государю с такими словами:

– Ваше величество, все это козни монахов, которые хотят нас сгубить. Я должен отомстить за своих братьев. Пусть каждый из нас опустится в котел с кипящим маслом.

Принесли огромный котел, наполнили его кипящим маслом и начали состязание.

Первым спустился в котел Сунь Укун. Там он решил выкинуть штуку, произнес заклинание и превратился в финиковую косточку.

– Ваше величество, – доложил главный палач, – монах сварился.

Государь обрадовался и приказал выловить из котла сварившегося Сунь Укуна. Палач взял шумовку, пошарил ею в котле, но выловить ничего не смог. Косточка проскальзывала сквозь отверстия шумовки.

– Этот монах был до того мал, что сварился весь, без остатка, – сказал палач.

– Бросить остальных трех монахов в котел! – распорядился государь.

Тут Сунь Укун принял свой настоящий вид, выскочил наружу, как был голый, весь в масле, и стал на краю котла.

Увидев его, главный палач в страхе поспешил к государю и доложил:

– Монах хоть и сварился, но душа его вернулась обратно, потому что он умер в неположенный день.

Услышав это, Сунь Укун разозлился, быстро оделся, схватил свой посох и ринулся на палача. Удар был тяжел – от палача осталось мокрое место.

Перепуганные насмерть сановники пали на колени и взмолились:

– Смилуйтесь над нами, смилуйтесь!

Сунь Укун между тем обратился к государю, говоря:

– Ваше величество, а теперь прикажите вашему третьему наставнику искупаться в масле.

– О мой наставник, – произнес государь, дрожа от страха, – спасите меня! Скорее полезайте в котел, не то этот монах снова пустит в ход свой посох.

Сила Барана снял с себя одежды, прыгнул в котел и принялся там плавать и кувыркаться.

Сунь Укун подошел к котлу, опустил туда руку – масло было холодным как лед.

«Понятно, – подумал Сунь Укун. – Даосу помогает царь драконов».

Тут Сунь Укун взвился ввысь и призвал к себе царя драконов Северного моря. Тот не замедлил явиться, и Сунь Укун набросился на него:

– Я тебе покажу, несчастный червяк, как помогать даосам!

– Да разве посмел бы я подобным образом поступить? – сказал перепуганный насмерть царь драконов. – Этот даос сам вырастил дракона холода и теперь дурачит людей. Сейчас я отзову этого дракона, и даос сварится.

Тут царь драконов обернулся ураганом, ринулся в котел, схватил дракона холода и унес в Северное море.

Как ни старался даос выбраться из котла, ничего не мог сделать и так и сварился в кипящем масле.

Услышав об этом, государь стал плакать и причитать.

Поистине:
		Выплавив золото или ртуть,



		 не спасешься из мира тщеты.



		Смерть обрел повелитель дождей —



		 достиг наконец Пустоты.








Если хотите узнать, что произошло дальше, прочтите следующую главу.




Глава сорок седьмая,


повествующая о том, как ночью преподобные монахи встретили на своем пути препятствие – реку, Уходящую в небо, и как паломники из милосердия спасли детей


Итак, правитель страны Чэчиго до самого вечера сидел на своем государевом троне и горько плакал.

– Стоит ли так убиваться, ваше величество? – промолвил Сунь Укун, подходя к правителю. – Вы же сами убедились, что эти даосы были оборотнями. Со временем они непременно сгубили бы вас и захватили бы ваши владения.

– Этот почтенный монах прав, – разом заговорили сановники.

Тут правитель перестал плакать и велел одному из сановников позаботиться о ночлеге для гостей, а утром приготовить торжественную трапезу.

Во время утренней аудиенции правитель приказал расклеить у всех городских ворот, а также на каждой улице указ, призывающий всех буддийских монахов незамедлительно явиться.

И буддийские монахи, ликуя и радуясь, поспешили в город.

Когда пир закончился, государь выдал паломникам дорожные свидетельства и вместе с государыней, родичами и приближенными проводил Сюаньцзана и его учеников до городских ворот.

За воротами по обеим сторонам дороги стояли, преклонив колена, буддийские монахи и громко благодарили Сунь Укуна за оказанную им милость.

Распрощавшись с государем, его свитой и монахами, паломники продолжали свой путь. С рассветом поднимались и только на ночь останавливались отдохнуть. Спали под открытым небом, терпели жажду и голод.

Прошли весна и лето, настала осень. И вот однажды, когда уже стемнело, дорогу путникам преградила река, очень глубокая и такая широкая, что не было видно противоположного берега.

– Ученики мои, как же мы переправимся через эту реку? – спросил учитель.

– Смотрите! – вскричал Шасэн. – Там, кажется, стоит человек.

– Никак это рыбак вытаскивает сеть из воды, – сказал Сунь Укун. – Сейчас пойду потолкую с ним.

В несколько прыжков Сунь Укун очутился около того места, где стоял рыбак. Но каково же было его удивление, когда вместо рыбака он увидел каменную плиту с надписью: «Река, Уходящая в небо. Ширина восемьсот ли».

– Учитель! – крикнул Сунь Укун. – Идите сюда, посмотрите, что написано на плите!

Сюаньцзан прочел надпись, и из глаз его полились слезы. Но в это время к нему обратился Чжу Бацзе с такими словами:

– Прислушайтесь, учитель! Не кажется ли вам, что где-то бьют в гонг! Какие-то добрые люди, наверно, устроили трапезу для монахов. Хорошо бы и нам подкрепиться немного, узнать, где переправа, а завтра перебраться на другой берег.

Сюаньцзан прислушался. Где-то и в самом деле били в гонг.

Путники пошли прямо на звуки и, с огромным трудом перейдя песчаную отмель, увидели селение дворов на пятьсот.

У одного из домов развевался флаг. Во дворе горели фонари, оттуда доносился аромат благовоний. Сюаньцзан слез с коня и сказал:

– Сейчас я пойду попрошусь на ночлег, а вы меня тут дожидайтесь. Уж очень вы безобразны на вид, кого угодно можете напугать.

С этими словами Сюаньцзан поправил на себе одежду, снял шляпу и подошел к воротам. Вскоре появился старец с четками на шее и, бормоча молитву, стал закрывать ворота. Тут Сюаньцзан молитвенно сложил ладони и поспешил к нему обратиться.

– Почтенный благодетель, – произнес он, – я посланец Танского императора, иду в Индию за священными книгами. Прошу вас, пустите меня и моих учеников на ночлег.

– Монах всегда должен говорить правду, – сказал тут старец. – До Танской страны пятьдесят четыре тысячи ли. Как же вы могли проделать такой долгий и опасный путь?

– Один я не смог бы его пройти. Но мне помогают мои ученики.

– Где же они? – спросил старец. – Зовите их сюда.

– Сунь Укун, Чжу Бацзе, Шасэн! – крикнул Танский монах.

И вот они все трое, позабыв о приличиях, ввалились во двор. Увидев их, старец так и обомлел и рухнул на землю, бормоча:

– Нечистая сила, нечистая сила…

Сюаньцзан стал успокаивать старца, говоря:

– Не бойтесь, почтеннейший. С виду они и впрямь страшноваты немного, зато умеют усмирять драконов, тигров и всякую нечисть.

Тем временем Сунь Укун, Чжу Бацзе и Шасэн вошли в дом и тут увидали монахов, которые нараспев читали молитвы.

– Эй, вы, что вы здесь делаете? – заорал Чжу Бацзе.

Монахи как глянули на Чжу Бацзе, так бросились наутек, налетая друг на друга и сталкиваясь лбами, а Сунь Укун, Чжу Бацзе и Шасэн принялись хохотать и хлопать в ладоши. Сюаньцзан, который вместе с хозяином вошел в дом, стал их ругать:

– Ну что за негодяи! Ведь дня не проходит, чтобы не учил вас уму-разуму, наставлений вам не читал, а вы что творите? Еще в старину говорили: «Кто добродетелен от природы, тот святой, кто стал добродетельным, следуя наставлениям, тот мудрец, кто не способен внять наставлениям, тот глупец». Выходит, вы и есть глупцы.

Ученики сконфуженно молчали.

Уже совсем стемнело, и хозяин распорядился принести фонари. Но когда слуги с зажженными фонарями вошли в комнату и увидели учеников Танского монаха, они побросали фонари и в страхе убежали.

Тогда Сунь Укун зажег свечи, притащил кресло и попросил Сюаньцзана занять почетное место. По правую и по левую сторону от него сели его ученики, а напротив – старик-хозяин. Только они стали беседовать, как вошел еще один старец.

– Что за нечистая сила явилась ночью в наш добропорядочный дом? – спросил он.

Тут хозяин поднялся со своего места навстречу старцу и поспешно ответил:

– Успокойся, брат, это не злые духи, а преподобный монах из страны Танов и его ученики. Они идут в Индию за священными книгами.

Услышав это, старец положил свой посох, поклоном приветствовал гостей и распорядился, чтобы принесли чай и кушанья. Вначале подали фрукты и овощные блюда, затем пампушки, вареный рис и приправы. Пока Сюаньцзан, прежде чем приступить к трапезе, стоя читал молитву, Чжу Бацзе опрокинул прямо в рот большую деревянную чашку, наполненную рисом.

– Этот почтенный монах туго соображает, – сказал стоявший рядом с ним подросток-слуга. – Спрячь он пампушку, это бы еще ладно. А ведь рисом перепачкает всю одежду.

– Ничего я не прятал, – хитро улыбаясь, отвечал Чжу Бацзе. – Я съел все, что было в чашке.

– Как же ты мог съесть, если даже рта не раскрыл? – спросил слуга.

– А вот смотри, – сказал Чжу Бацзе и опрокинул в рот еще одну чашку.

Тогда работник наполнил еще одну и снова передал ее Чжу Бацзе. Тот, как и в первый раз, опрокинул чашку прямо в рот.

– Да что у тебя, почтенный отец, глотка кирпичом выложена?

Пока Сюаньцзан читал молитву, Чжу Бацзе опорожнил шесть чашек риса. А потом принялся за еду вместе с остальными и запихивал в рот все без разбору.

После трапезы Сюаньцзан поблагодарил хозяев и обратился к ним с такими словами:

– Дозвольте спросить, по какому случаю у вас сегодня было устроено богослужение?

– Оно было устроено в память о том, кто должен скоро умереть.

Услышав это, Чжу Бацзе так и покатился со смеху.

– Ну и шутник же вы, почтенный, – сказал он. – Мы сами кого хотите надуем, а вы собрались нас провести.

– Не то вы говорите, почтенный, – произнес Сунь Укун. – Разве можно устраивать заупокойную службу по живому человеку?

Не отвечая, старцы в свою очередь спросили:

– По дороге сюда вы ничего не видели на берегу?

– Видели, – отвечал Сунь Укун, – каменную плиту с надписью: «Река, Уходящая в небо. Ширина восемьсот ли».

– А храма неподалеку не видели? Он принадлежит князю-оборотню Сокровенное Желание.

– Не видели, – отвечал Сунь Укун. – А что это за князь?

И старцы принялись рассказывать:
		На мольбы отзываясь,



		 возводит богатые храмы,



		В милосердье великом



		 помогает окрестным крестьянам;



		Что ни год проливает



		 на поля благодатную влагу —



		Облака благовещие



		 послушны чудесному магу.








– Но раз он посылает вам благодатный дождь и счастливые облака, значит он добрый?

– О, вы ничего не знаете! – топая от горя ногами и колотя себя в грудь, вскричали старцы.
		Бессчетны милости его,



		 но он в сердцах рождает гнев;



		Его безмерна доброта,



		 но ужас он внушает всем.



		Он оборотень, злой колдун,



		 источник бесконечных бед,



		Ему детьми мы платим дань:



		 он – кровожадный людоед.








– Он требует, чтобы ему приносили в жертву детей? – спросил Сунь Укун.

– Вы правы, – отвечали старцы. – И вот сейчас настала очередь нашей семьи. У меня есть дочь восьми лет, а у брата моего семилетний сын. Оба мы уже в годах и никогда больше не сможем иметь детей. А что может быть хуже! Ведь некому даже будет оплакать нас, когда мы умрем. Вот по этой причине мы и служим заупокойную службу.

Тут к хозяину обратился Сунь Укун с такими словами:

– Разрешите спросить вас, почтенный хозяин, много у вас добра?

– Да кое-что есть, – отвечал старец. – Одних поливных земель цинов пятьдесят да богарных семьдесят. Сто пастбищ, триста буйволов да около тридцати голов мулов и лошадей. Ну а свиней, овец, кур и гусей не перечесть. Запасов зерна в наших амбарах на две жизни, как говорится, хватит. Одежды не сносить.

– В таком случае на себя и пеняйте. Нельзя быть такими скрягами, – сказал Сунь Укун.

– Почему же это мы скряги? – спросил хозяин.

– Да потому, что за пятьдесят лянов вы можете купить мальчика, а за сто лянов – девочку и принести их в жертву вместо своих детей.

– Мы готовы потратить сколько угодно денег, но это не поможет. Оборотню нужны наши родные дети.

– А можно на них взглянуть? – спросил Сунь Укун.

Тут старец Чэнь Цин поспешил в дом и вынес на руках мальчика. Сунь Укун взглянул на него, произнес заклинание и, встряхнувшись, превратился в его подобие. Оба мальчика, взявшись за руки, стали прыгать и играть. Старцы до того напугались, что пали на колени и стали умолять Сунь Укуна принять свой обычный вид.

Сунь Укун снова произнес заклинание, принял свой обычный вид и сказал:

– Я спасу вашего сына, вместо него стану жертвой. Пусть возжигает благовония и совершает жертвоприношения предкам.

– За такую милость я дам вашему учителю тысячу лянов серебра на дорожные расходы, поскольку вас не будет в живых, – промолвил старец.

– Как так «не будет в живых»? – воскликнул Сунь Укун.

– Да вас же съест оборотень, – сказал старец.

– Вы думаете, он посмеет меня съесть? – спросил Сунь Укун.

– Если не съест, так только потому, что от вас дурно пахнет, – сказал старец.

– А теперь, – промолвил Сунь Укун, – сварите пять доу риса, приготовьте овощные закуски и преподнесите вон тому монаху со свиным рылом. Может быть, он согласится принять образ вашей дочери, и мы вместе с ним отправимся на съедение оборотню.

Услышав это, Чжу Бацзе воскликнул:

– Я могу превратиться в гору, дерево, камень, слона, буйвола! Но принять вид маленькой девочки не смогу.

– Не верьте ему, – сказал Сунь Укун. – Приведите побыстрее девочку.

Вскоре брат хозяина, старец Чэнь Дэн, принес на руках прелестную девочку. Вместе с ним явились его жена и все домочадцы. Они опустились на колени и стали отбивать поклоны, умоляя спасти ребенка.

– Если ты сейчас же не примешь вид этой девочки, – сказал Сунь Укун, – я пущу в ход свой посох!

– Не надо, не надо! – взмолился Чжу Бацзе. – Сейчас я попробую.

Чжу Бацзе произнес заклинание, покачал головой, и в тот же миг голова его превратилась в точное подобие головы девочки. Но его выдавало огромное брюхо.

– Ну-ка, поднатужься еще! – крикнул Сунь Укун.

– Не могу, – отвечал Чжу Бацзе. – Сколько бы ты ни бил меня, ничего не получится.

Тут Сунь Укун легонько дунул на Чжу Бацзе, и тот сразу же принял вид девочки.

Тогда Сунь Укун спросил:

– Вы как отправляете свои жертвы оборотню? Связываете их? Рубите на куски или поджариваете целиком?

– Ничего подобного мы делать не будем, – отвечал хозяин. – Мы возьмем два больших красных блюда, и вы сядете на них, после чего эти блюда мы поставим на стол, а стол слуги унесут в храм.

– Вот и чудесно, – сказал Сунь Укун. – Несите блюда, посмотрим, что из этого получится.

Когда блюда были принесены, Сунь Укун и Чжу Бацзе сели на них, слуги взяли столы, вынесли во двор, поносили немного и вернулись в дом.

– Видишь, брат, с каким почетом нас носят, – сказал Сунь Укун. – Когда же нас принесут в храм и оборотень примется за меня, ты беги.

– Так ведь неизвестно, с кого он начнет, – сказал Чжу Бацзе. – Если он прежде ест мальчиков, я смогу убежать. Если же девочек, тогда и не знаю, что делать.

– В прошлые годы, – сказал хозяин, – нашлись смельчаки, которые пробрались в храм и залезли там под жертвенный стол. Так вот они видели, что оборотень вначале ест мальчиков.

В этот момент снаружи засверкали огни, послышался бой барабанов и удары в гонг. Кто-то открыл ворота и крикнул:

– Выносите мальчика и девочку!

Слуги подняли столы и понесли их прочь.

Если вам интересно узнать, что произошло дальше, прочтите следующую главу.




Глава сорок восьмая,


из которой вы узнаете о том, как оборотень Сокровенное Желание вызвал метель и как Сюаньцзан в своем стремлении склониться перед Буддой перешел скованную льдом реку


Итак, жители селения Чэньцзячжуан, захватив с собой жертвенных животных – свинью и барана, а также Сунь Укуна и Чжу Бацзе, принявших вид мальчика и девочки, с шумом и криками отправились в храм.

Там они стали совершать перед алтарем поклоны, восклицая при этом:

– Отец наш, великий государь! В этот час, день, месяц и год мы, жители селения Чэньцзячжуан, следуя обычаю, подносим тебе в жертву мальчика, который прозывается Чэнь Гуаньбао, и девочку И Чэнцзинь, а также жертвенных животных и все остальное, что положено. Умоляем тебя ниспослать нам благодатный дождь, дабы урожаи наши были богаты и обильны.

После молитвы были сожжены жертвенные животные и все разошлись по домам.

– Пойдем и мы домой, – сказал Чжу Бацзе.

– А где у тебя дом? – спросил Сунь Укун.

– Пойдем в дом Чэня и выспимся.

– Опять ты за свое! – рассердился Сунь Укун. – Ведь мы дали слово и должны его сдержать. Надо дождаться оборотня и расправиться с ним, не то он пошлет на эту землю неисчислимые бедствия.

И вот, как раз когда они беседовали, налетел порыв ветра.

– Плохи наши дела! – воскликнул Чжу Бацзе. – Нечистая сила уже близко.

И в самом деле, дверь распахнулась, и появился оборотень.

Оборотень запер дверь на засов и громко спросил:

– Чья нынче очередь приносить жертву?

Сунь Укун, усмехнувшись, ответил:

– В этом году очередь семьи Чэнь.

Оборотень удивился. «До чего смелый мальчуган, – подумал он, – и говорит складно».

– А как зовут вас? – спросил он.

– Меня зовут Чэнь Гуаньбао, – ответил, улыбаясь, Сунь Укун, – а ее – И Чэнцзинь.

– Ну что ж, – сказал оборотень. – Церемония жертвоприношения освящена обычаем. Сегодня настала ваша очередь, и сейчас я вас съем. Обычно я ем сперва мальчиков, но сегодня, пожалуй, начну с девочки.

И оборотень без дальнейших разговоров подошел к девочке и схватил ее. И вдруг вместо ребенка перед оборотнем появился Чжу Бацзе, который принял свой обычный вид и взмахнул вилами. Оборотень бросился было бежать, но Чжу Бацзе успел нанести ему удар. Раздался оглушительный треск.

– Я сломал его кольчугу! – крикнул Чжу Бацзе.

Сунь Укун, который тоже принял настоящий вид, своими зоркими глазами разглядел две огромные рыбьи чешуи, по форме напоминавшие блюдо.

– Надо догнать его! – крикнул Сунь Укун.

В тот же миг он и Чжу Бацзе совершили прыжок и очутились в воздухе.

А надобно вам знать, что оборотень, отправляясь в храм, не захватил с собой никакого оружия.

– Вы откуда явились, – заорал он, – как смеете бесчинствовать, нарушать обычай и позорить мое доброе имя?

– Эта низкая тварь не ведает, кто мы, – сказал Сунь Укун. – Мы ученики преподобного Танского монаха Сюаньцзана, который по велению Танского государя идет в Индию за священными книгами. По пути мы зашли в дом Чэней и там узнали, что в этих местах обитает оборотень, который пожрал почти всех детей в их селении. Теперь настала очередь Чэней принести жертву. Мы пожалели детей и решили спасти их. Если хочешь остаться в живых, отвечай, сколько лет ты живешь здесь и сколько пожрал детей?

Услышав это, оборотень пустился наутек, превратился в порыв ветра и исчез в реке, Уходящей в небо. А Сунь Укун с Чжу Бацзе вернулись в храм, забрали баранов, свиней и все остальное, что полагалось принести в жертву, и вместе со столами притащили это в дом Чэней. Сюаньцзан, Шасэн и Чэни в это время как раз сидели в зале, когда вдруг увидели Сунь Укуна и Чжу Бацзе, нагруженных всяким добром.

Сунь Укун рассказал по порядку все как было, и обрадованные хозяева велели приготовить для гостей лучшие комнаты.

Между тем оборотень, вернувшись к себе во дворец, воссел на трон и предался мрачным думам. Видя это, его подчиненные, обитатели водного царства, стали спрашивать:

– Чем вы так опечалены, повелитель? Ведь после жертвоприношения вы обычно являетесь в прекрасном расположении духа.

– Сегодня я повстречался в храме с учениками Танского монаха и едва унес ноги. И вот теперь я только об одном и думаю: как бы изловить Танского монаха.

Тут вперед выступила окунь-самка, одетая в пестрое платье, и, непрерывно кланяясь, сказала:

– Изловить Танского монаха совсем не трудно. Я научу вас, как это сделать, но лишь при условии, что и мне перепадет кусочек его мяса.

– Если ты и в самом деле поможешь мне изловить Танского монаха, я назову тебя своей сестрой и мы вместе полакомимся его мясом, – отвечал оборотень.

Окунь-самка поблагодарила оборотня и промолвила:

– Мне известно, повелитель, что вы умеете вызывать ветер и дождь, будоражить моря и реки, не знаю только, подвластен ли вам холод.

– Само собой, – отвечал оборотень.

– В таком случае, – произнесла окунь-самка, – заморозьте реку, пошлите холодный ветер и снег. После этого пусть те из нас, кто обладает искусством перевоплощения, примут человеческий облик и с тюками и повозками пойдут по льду. Тогда Танский монах, который очень торопится получить священные книги, тоже пойдет по льду вместе со своими учениками. Вы же, как только монахи появятся, сломаете лед, и они окажутся в воде. Тут мы их всех и захватим.

Оборотню очень понравился план окуня-самки. Он тотчас же покинул свой дворец, поднялся в воздух, вызвал ветер и снег и заморозил реку.

Между тем Сюаньцзан и его ученики на рассвете проснулись от холода и увидели, что идет снег.

Снежинки кружились в воздухе, сплетаясь в сверкающие, словно нефрит, нити. Путники невольно залюбовались открывшейся им картиной. Вскоре слуги принесли им горячей воды для мытья и подали чай с печеньем, после чего хозяева пригласили их в гостиную.

Пока они беседовали, слуги накрыли на стол. Но Сюаньцзан не хотел ни есть, ни пить. Он был в отчаянии. Семь лет он в пути, а до цели еще далеко. К тому же то и дело встречаются препятствия. Вот и сейчас – выпал снег, да такой обильный, что придется здесь на несколько дней задержаться. К счастью, снег вскоре перестал валить. Чтобы хоть как-то утешить Танского монаха, хозяин пригласил его в снежный грот, который находился в саду. Там было очень красиво и тепло, в гроте стояла жаровня с углями. Туда же пришли соседи Чэней. Хозяин велел подать чай и подогретое вино. Вдруг с улицы донеслись голоса:

– Река замерзла, по льду идут люди!

Услышав это, Сюаньцзан сказал, что хочет посмотреть, действительно ли река замерзла, и вместе с хозяином и слугами отправился на берег.

Там они увидели, что река и в самом деле замерзла и по ней идут люди.

– Куда они идут? – спросил Сюаньцзан.

– На тот берег, – отвечал Чэнь, – в женское царство Силян. Эти люди – торговцы, а торговать там выгодно. Отсюда они везут то, что здесь дешево, а там дорого, а оттуда привозят то, что там дешево, а здесь дорого.

Тем временем Чжу Бацзе, подобрав полы халата, подошел к реке и изо всех сил стукнул вилами по льду. Лед не сломался, раздался только оглушительный треск.

– Можно идти! – крикнул Чжу Бацзе. – Река промерзла до самого дна.

Путники вернулись в дом, быстро собрались и, как хозяева их ни удерживали, отправились в путь. Они шли всю ночь не смыкая глаз, лишь подкрепились немного.

Между тем оборотень давно поджидал паломников и, как только услышал стук копыт, расколол лед. Сунь Укун быстро взвился вверх, а конь и остальные три путника пошли на дно.

Тут оборотень схватил Сюаньцзана и вместе с ним вернулся к себе во дворец. Он хотел сразу изжарить Танского монаха, чтобы полакомиться вместе с самкой-окунем его мясом и обрести бессмертие, но окунь-самка сказала:

– Мой повелитель, боюсь, как бы его ученики сюда не заявились, не учинили здесь скандала. Давайте подождем хотя бы два дня и тогда полакомимся в свое удовольствие. Устроим настоящий пир.

Оборотень согласился, приказал посадить Танского монаха в огромный каменный ящик и запереть, а ящик поставить позади дворца.

Тем временем Чжу Бацзе и Шасэн выбрались на берег и вместе с Сунь Укуном, который спустился на землю, отправились в дом Чэней. Узнав, что Сюаньцзан утонул, братья Чэнь сказали:

– Просили мы вас подождать несколько дней, пока лед на реке растает, a вы не согласились. Вот и стряслась беда.

И они стали охать и причитать.

– Не убивайтесь так, почтенные, – проговорил Сунь Укун. – Все это проделки оборотня. Мы изловим этого негодяя, спасем учителя и навсегда избавим ваше селение от бедствий.

О том, как был спасен Сюаньцзан, вам расскажет следующая глава.




Глава сорок девятая,


повествующая о том, как Сюаньцзан был погребен в водном царстве и как богиня Гуаньинь спасла его с помощью волшебной корзинки


Итак, Сунь Укун, Чжу Бацзе и Шасэн пришли к реке и тут принялись толковать о том, кто первым войдет в воду. Наконец решено было, что они все вместе отправятся на поиски учителя, а поскольку Чжу Бацзе и Шасэн чувствовали себя в воде как рыбы, Чжу Бацзе вызвался нести Сунь Укуна на спине.

Они опустились на дно, и, когда прошли уже более ста ли, Чжу Бацзе решил подшутить над Сунь Укуном. Но Сунь Укун разгадал его намерение, выдернул у себя шерстинку, превратил ее в свое подобие, а сам обернулся свиной вошью и впился Чжу Бацзе в ухо. А Чжу Бацзе в это время нарочно споткнулся и упал, чтобы Сунь Укун перелетел через его голову. Но тут двойник Сунь Укуна, которого нес Чжу Бацзе, исчез.

– Как это тебя угораздило сбросить нашего брата! – с упреком промолвил Шасэн.

– От одного толчка и вдруг исчезнуть, – сказал Чжу Бацзе. – Да ты не беспокойся об этой обезьяне. Мы и без нее найдем учителя.

– Без Сунь Укуна я шагу дальше не сделаю. Пусть он в воде не очень ловок, зато хитрее и смекалистей нас.

В этот момент Сунь Укун крикнул:

– Я здесь, Шасэн!

Чжу Бацзе не на шутку перепугался, услышав голос Сунь Укуна, опустился на колени и, отбивая земные поклоны, стал каяться:

– Ты уж прости меня, брат. Когда вернемся на берег, я принесу тебе извинения как положено. А сейчас прими свой обычный вид и садись мне на спину, я не стану больше шутить.

– А я у тебя на спине, – ответил Сунь Укун. – Не бойся, иди вперед, я тебе ничего не сделаю.

Пройдя примерно сто с лишним ли, они увидели пред собой высокое строение с надписью: «Дворец Водяной черепахи».

– Здесь, пожалуй, и обитает это чудовище, – сказал Шасэн. – Не знаю только, как вызвать его на бой.

– А за воротами тоже вода? – спросил Сунь Укун.

– Нет там никакой воды, – отвечал Шасэн.

– В таком случае вы спрячьтесь где-нибудь поблизости, а я пойду на разведку, – сказал Сунь Укун, встряхнулся и превратился в старую рачиху.

После этого он мигом перемахнул через ворота и осмотрелся. Прямо перед ним на возвышении восседал оборотень, а по обеим сторонам от него – его подчиненные, и среди них окунь-самка в пестром одеянии. Они беседовали о том, как будут есть Танского монаха. Самого монаха нигде не было видно. Вдруг Сунь Укун заметил толстобрюхую рачиху, которая ползла к западной веранде, и обратился к ней:

– Не известно ли вам, почтенная, где Танский монах, о котором толкует наш повелитель?

– Он в каменном ящике позади дворца, – ответила рачиха. – Завтра Танского монаха собираются зажарить и съесть, по этому случаю будет устроено настоящее торжество с музыкой и прочими забавами. Если, конечно, сюда не заявятся ученики этого монаха и не устроят скандала.

Сунь Укун еще немного поболтал для вида с толстобрюхой рачихой, а потом обошел дворец и действительно увидел большой каменный ящик – не то гроб, не то кормушку для свиней. Сунь Укун склонился над ящиком и услышал, как плачет Сюаньцзан.

– Учитель, не убивайтесь так! Мы непременно изловим оборотня и освободим вас.

– Поторопитесь, – отвечал Сюаньцзан, – если я пробуду здесь еще день, то могу задохнуться.

Сунь Укун принял свой обычный вид, быстро вернулся к Шасэну и Чжу Бацзе и сказал:

– Этот оборотень захватил нашего учителя и держит его в каменном ящике. Отправляйтесь немедленно во дворец и попытайтесь освободить учителя. Если не сможете изловить оборотня, сделайте вид, что потерпели поражение, и постарайтесь выманить его из воды. А уж тут я с ним сам расправлюсь.

Сказав так, Сунь Укун произнес заклинание, спасающее от воды, выбрался на сушу и стал ждать.

А тем временем Чжу Бацзе кинулся к воротам и что было силы заорал:

– Эй ты, чудище! Сейчас же освободи нашего учителя!

Оборотни-стражи мигом бросились к своему повелителю и доложили:

– О повелитель! Кто-то стучит в ворота и требует, чтобы ему выдали Танского монаха.

– Это, конечно, его проклятые ученики, – промолвил оборотень. – Ну-ка, подайте мне живо оружие!

Оборотень облачился в боевые доспехи, взял оружие и в сопровождении целой сотни оборотней-воинов, которые грозно размахивали мечами и пиками, покинул дворец.

Вот как он выглядел:
		Шлем золотой на главу возложил —



		 все осветилось вмиг;



		Золотые доспехи пылают огнем —



		 струится радужный блеск.



		Злобою пышет яростный взгляд,



		 страшен драконий лик.



		В ворота вошел – гром прогремел,



		 все содрогнулось окрест.



		Лоб широченный и гордый нос,



		 похожий на горный пик.



		Поистине этот великий князь



		 словно из тучи возник.








– Ты из какого монастыря, монах? И как осмелился явиться сюда и шуметь?! – крикнул оборотень.

– Сейчас я с тобой рассчитаюсь, чудище! – заорал в ответ Чжу Бацзе. – Третьего дня мы с тобой виделись, а ты не желаешь меня признавать! Мало того что ты присвоил себе княжеский титул, так ты еще пожираешь детей из селения Чэньцзячжуан. Ты что, не узнал меня?

– Мерзкий монах! – крикнул оборотень в ответ. – Известно ли тебе, что присвоение чужого имени карается законом?

– А ты зачем заморозил реку и захватил нашего учителя? Сейчас же освободи его, и мы оставим тебя в покое. А не то я угощу тебя вот этими вилами!

– Да ты, я смотрю, монах новоиспеченный. А до того, видно, работал на огороде и стащил эти вилы у хозяина!

С этими словами оборотень взмахнул своим медным молотом, готовясь нанести удар. Но Чжу Бацзе отвел удар вилами и в свою очередь крикнул:

– А ты оборотень новоиспеченный! Видно, работал у серебряных дел мастера и украл у него молот.

Слушая эту перепалку, Шасэн не стерпел, выступил вперед и взмахнул своим посохом.

– Да и ты, видать, не монах, а простой пекарь. Вон как ловко скалкой орудуешь! – крикнул оборотень.

И вот на дне реки завязался бой. Трое бились не на живот, а на смерть. Долго бились, но так и нельзя было сказать, на чьей стороне перевес. Увидев, что им не одолеть оборотня, Чжу Бацзе подал знак Шасэну, и оба они, как и было условлено, начали отступать. Не ожидая подвоха, оборотень бросился за ними вдогонку и выскочил из воды.

Тут Сунь Укун, пристально следивший за боем, взмахнул посохом и хотел нанести удар оборотню, но тот избежал удара и вступил с Сунь Укуном в бой. Однако на суше оборотень чувствовал себя неуверенно. После трех схваток он понял, что ему не устоять под таким натиском, и скрылся в водных глубинах. Река успокоилась, и наступила тишина.

– В воде с этим оборотнем нам не справиться, – сказал тут Чжу Бацзе Сунь Укуну. – Я постараюсь выманить его на берег, а ты, как только он высунет голову, бей его прямо по макушке. Если сразу не убьешь, то хотя бы оглушишь. Тут я подоспею со своими вилами, и мы его прикончим.

Тем временем оборотень вернулся к себе во дворец, и, когда поведал о том, что на суше ему пришлось вступить в бой с третьим учеником Танского монаха, похожим на бога Грома, окунь-самка сказала:

– О повелитель! Хорошо, что вы вовремя убежали, иначе пришлось бы вам распрощаться с жизнью. Я слышала об этом монахе от царя драконов Восточного моря. Монах этот пятьсот лет назад учинил дебош в небесных чертогах. Недавно он принял монашеский постриг и сейчас вместе с Танским монахом идет на Запад за священными книгами. Зовут его Сунь Укун. Он обладает огромной волшебной мощью, а также способностью семидесяти двух перевоплощений. Так что впредь не советую вам с ним связываться.

В это время появился оборотень-страж и доложил, что у ворот стоят монахи и требуют, чтобы их впустили. Это были Чжу Бацзе и Шасэн.

Оборотень приказал не впускать монахов, а ворота велел завалить камнями, глиной и крепко-накрепко запереть.

Сколько ни шумели Чжу Бацзе и Шасэн, сколько ни вызывали оборотня на бой, он так и не появился. Пришлось Чжу Бацзе вилами сломать ворота, и тут они увидели, что ворота завалены камнями и глиной.

Тогда оба они вернулись к Сунь Укуну и обо всем ему рассказали.

– Вы оставайтесь здесь, на берегу, – промолвил Сунь Укун, – и следите, чтобы оборотень как-нибудь не улизнул. А я пойду к богине Гуаньинь и узнаю, откуда взялось это чудище и как его имя, затем отправлюсь на его родину, уничтожу всю его родню и соседей, затем вернусь сюда, изловлю его самого, а учителя спасу.

Сказав так, Сунь Укун взвился ввысь на волшебном луче и очутился у Южного моря. Здесь он опустился на землю и был встречен двадцатью четырьмя небесными духами, духом – хранителем горы, а также дочерьми дракона. Они приветствовали Сунь Укуна и спросили:

– Что привело вас сюда, Великий Мудрец?

– Я хочу повидать богиню, – отвечал Сунь Укун.

– Сегодня утром богиня покинула пещеру и отправилась в бамбуковую рощу. Она знала, что вы придете, приказала вас встретить и просила подождать ее на Изумрудном утесе.

Сунь Укун долго ждал, потом наконец потерял терпение и направился к роще.

Увидев богиню, Сунь Укун приветствовал ее и сказал, что Танскому монаху грозит опасность.

– Покинь рощу и обожди, пока я не выйду, – отвечала богиня.

Сунь Укун повиновался, покинул рощу, вернулся к небожителям и спросил:

– Что это вдруг богиня решила заняться хозяйственными делами? Вместо того чтобы восседать на лотосовом троне в своем парадном одеянии и благоденствовать, она срезает кожицу с бамбука?

– Сие нам неведомо, – отвечали небожители. – Ведомо нам лишь, что нынче утром богиня вышла из пещеры, даже не облачившись в свое парадное одеяние, и одна отправилась прямо в бамбуковую рощу. Нам же приказала встретить вас здесь.

Пришлось Сунь Укуну набраться терпения и ждать. Наконец богиня вышла из рощи. В руках у нее была корзинка.

– Сейчас, Сунь Укун, мы пойдем с тобой спасать Танского монаха, – промолвила богиня.

С этими словами богиня на волшебном луче взвилась в воздух, а Великий Мудрец последовал за ней. Очень скоро они прилетели к реке, Уходящей в небо.

Увидев их, Чжу Бацзе и Шасэн стали говорить между собой:

– Не иначе как Сунь Укун переполошил всех небожителей на Южном море. Богиня даже принарядиться не успела, примчалась сюда вместе с ним.

А богиня, спустившись на берег, сняла с себя шелковый пояс и прикрепила к нему корзинку. Затем снова взвилась ввысь и на облаке полетела над рекой вверх по течению. Забросила корзинку в реку, семь раз произнесла заклинание и вытащила корзинку из воды.

И что бы вы думали оказалось в корзинке? Золотая рыбка. Она извивалась, била хвостом, моргала глазами.

– Сунь Укун! – крикнула богиня. – Живее иди в воду и спасай учителя! Оборотень у меня в корзинке!

– Неужели эта рыбка обладала такой огромной волшебной силой? – с изумлением спросили Чжу Бацзе и Шасэн.

– Это была огромная золотая рыба, которую я вскормила в своем лотосовом пруду, – принялась рассказывать богиня. – Каждый день она, высунувшись из воды, слушала Священное Писание и таким образом обрела волшебную силу. Ее молот с девятью лепестками не что иное, как цветок лотоса с нераспустившимся бутоном, который она с помощью волшебства превратила в оружие. Однажды во время сильного морского прилива, когда все затопило, рыба попала в эту реку, и вот сегодня, любуясь цветами, я вдруг заметила, что она не приветствует меня. Тогда я поняла, что она превратилась в оборотня и угрожает жизни вашего учителя. Вот я и сплела корзинку, чтобы изловить ее.

– Милостивая богиня, – молвил тут Сунь Укун, – сейчас я позову сюда семейство Чэнь и всех остальных последователей Будды, дабы они узрели твой золотой лик.

– Ну что ж, – промолвила богиня, – зови, только быстрее.

Чжу Бацзе и Шасэн помчались в селение и стали кричать:

– Спешите лицезреть богиню Гуаньинь!

Все жители от мала до велика бросились на берег и приветствовали богиню. Среди них оказался искусный живописец, который ее нарисовал. Говорят, что это было первое изображение богини.

Тем временем Чжу Бацзе и Шасэн, прокладывая себе путь в воде, направились к жилищу черепахи на розыски своего учителя. Все оборотни-рыбы валялись дохлые. Чжу Бацзе и Шасэн прошли за дворец, раскрыли каменный ящик и освободили учителя. Они подняли его и вынесли на берег.

Тут Сунь Укун обратился ко всем жителям селения с такими словами:

– Теперь вы навсегда освободились от злого духа, и впредь вам не придется приносить ему в жертву своих детей. А сейчас мы просим вас найти нам поскорее лодку, чтобы мы могли переправиться через реку.

Чэньцин приказал напилить досок и соорудить лодку.

Но в это время из реки послышался громкий голос:

– Зачем строить лодку? Я перевезу вас через реку.

Жители, те, что потрусливее, пустились наутек, а смельчаки остались ждать, что будет дальше. Вскоре из воды появилась исполинская черепаха.

Черепаха подплыла к берегу, поднатужилась и вылезла на сушу. Провожать паломников собралось все селение.

Коня поставили на самую середину черепахи, Сюаньцзан стал слева, Шасэн – справа, Чжу Бацзе – позади, а Сунь Укун – впереди. На всякий случай Великий Мудрец снял с себя пояс, один конец его привязал к черепахе, а другой взял в руку. Получилось что-то вроде повода. Одну ногу он поставил черепахе на голову, другой – уперся ей в спину. После этого Сунь Укун крикнул:

– А теперь вперед!

Черепаха выпустила лапы и, погрузившись в реку, поплыла так спокойно, словно двигалась по земле.

Не прошло и дня, как она благополучно переправила паломников на другой берег. После этого она скрылась в воде, а паломники продолжали свой путь.

Если хотите знать, сколько еще им предстояло пройти и как велики были бедствия, постигшие их, прочтите следующую главу.




Глава пятидесятая,


в которой говорится о том, как страсти вносят сумятицу в чувства и мысли и как от смятения духа человек попадает в лапы демонов


Итак, паломники продолжали свой путь. Уже настала зима. В том году она выдалась необычайно суровая. И вот однажды дорогу путникам преградила гора, высокая и крутая, с отвесными скалами и узкими тропами. С каждым шагом все труднее становилось идти.

Но, несмотря на холод и снег, паломники шли и шли. Они уже перевалили вершину горы и вдруг приметили вдали, в одной из горных долин, высокие пагоды и строения, а рядом – небольшие дома.

– Ученики мои! – радостно вскричал Сюаньцзан. – Судьба смилостивилась над нами. Там, в долине, наверняка живут люди, а может быть, даже есть буддийский монастырь. Давайте отправимся туда. Подкрепимся, отдохнем и двинемся дальше.

Сунь Укун стал всматриваться в даль и увидел над долиной зловещие тучи.

– Учитель, – сказал он, – это гиблое место. Там наверняка обитают злые духи, а они умеют вводить людей в заблуждение. Любую вещь с помощью волшебства могут превратить в павильон, дворец, пагоду. Есть, к примеру, рогатый дракон. Так вот, дракон этот излучает такое сияние, что, если долго смотреть на него, начинают мерещиться здания, дворцы, пруды. Птица от этого сияния словно бы замирает в воздухе и не может дальше лететь. Словом, долина, которую вы узрели вдали, – место гиблое, и мы туда не пойдем.

– Но так и с голоду умереть недолго, – сказал Сюаньцзан.

– Если вы и в самом деле голодны, посидите где-нибудь в укромном месте, а я пойду раздобуду вам еды, – ответил Сунь Укун.

Сунь Укун взял чашу для подаяний, затем посохом начертил круг на земле и сказал:

– Станьте в этот круг, учитель, и не выходите из него, пока я не вернусь, тогда вы будете в полной безопасности. Шасэн и Чжу Бацзе пусть станут рядом и тоже не выходят из круга.

Сюаньцзан, Чжу Бацзе и Шасэн стали в круг, взяв с собой также коня и пожитки.

Сунь Укун оседлал облако и отправился в дальние селения за подаянием. Он летел к югу, как вдруг увидел дремучий лес с вздымающимися к самому небу деревьями. Сунь Укун опустился на землю, нашел селение и медленно пошел вперед.

Вдруг скрипнула калитка, и на улицу вышел старик в ветхой хламиде. В руках у него был посох, на голове – колпак из овчины, на ногах – туфли из камыша. Опираясь на посох, старик посмотрел на небо и сказал:

– Ветер подул с северо-запада, это – к ясной погоде.

Не успел старик договорить, как из-под ног у него выскочила собачонка и с лаем набросилась на Сунь Укуна. Тут только старик обернулся и увидел незнакомца с чашей для подаяний в руках, который обратился к нему с такими словами:

– Милостивый благодетель! Я ученик Танского монаха, который по велению Танского владыки идет на Запад поклониться Будде и взять у него священные книги. В пути мой учитель проголодался, и вот я пришел в ваш почтенный дом попросить подаяния.

– Не стану обманывать вас, – промолвил старик, – семья у меня семь душ. Мы только что запустили в котел три шэна риса, но он еще не сварился. Обойдите пока другие дома, а потом вернетесь сюда.

– Никуда я не стану ходить, – отвечал Сунь Укун. – Лучше здесь подожду.

– Вот настырный! – рассердился старик и семь раз ударил Сунь Укуна посохом по голове, но тот и глазом не моргнул, лишь сказал:

– Колоти меня сколько хочешь, только помни: за каждый удар с тебя причитается шэн рису.

Старик до того напугался, что бросил свой посох и с криком: «Нечистая сила!» – вбежал во двор, захлопнув ворота.

Тогда Великий Мудрец произнес заклинание, стал невидимым и прошел прямо на кухню. Из котла и в самом деле валил пар – там варился рис. Недолго думая, Сунь Укун опустил в котел чашу, наполнил ее до краев, сел на облако и пустился в обратный путь.

Тем временем Чжу Бацзе стал говорить учителю:

– Эта обезьяна заперла нас, а сама решила прогуляться. Нечего нам здесь сидеть, надо идти дальше, на Запад. Если Сунь Укун вернется, он на своем облаке быстро нас догонит.

Танский монах послушался Чжу Бацзе. Втроем они вышли из круга и отправились дальше. Вскоре они подошли к высокому строению, окруженному белыми стенами. Чжу Бацзе привязал коня к каменному столбу, Шасэн опустил на землю свою ношу, а Сюаньцзан присел на порог.

– Учитель, – обратился к нему Чжу Бацзе, – я думаю, что здесь живет какой-нибудь важный сановник. Возможно, он помогает бедным. За воротами никого не видно. Наверняка все сидят в доме и греются у огня. Вы побудьте здесь, а я пойду разведаю что да как.

Чжу Бацзе заткнул вилы за пояс, поправил на себе одеяние и чинно вошел в ворота. Здесь он увидел еще три высоких строения, но вокруг не было ни души. Чжу Бацзе вошел в одно из строений и не увидел там ни столов, ни стульев, никакой утвари. Лестница в конце коридора вела на второй этаж, и Чжу Бацзе стал по ней подниматься. Наверху тоже не было никого, лишь на ложе за пологом лежал белый скелет.

Чжу Бацзе остановился как вкопанный, повздыхал и пошел дальше. В одной из комнат горел светильник, и, войдя туда, Чжу Бацзе увидел на покрытом лаком столе три стеганые куртки. Он взял их, спустился вниз и пошел к воротам.

– Учитель, – обратился он к Сюаньцзану, – это, видно, обитель умерших. Там, наверху, за желтым шелковым пологом, я видел на ложе скелет. Еще я нашел там вот эти три теплые куртки, они нам очень пригодятся в дороге.

– Немедленно отнеси их обратно, – сказал Сюаньцзан. – Не то нас обвинят в воровстве и посадят в тюрьму.

– Да никто не узнает, что мы их взяли, – отвечал Чжу Бацзе. – Можно считать, что мы их нашли. В общем, вы как хотите, учитель, а я надену, хоть немного согреюсь. Вторую наденет Шасэн, а третью мы отдадим Сунь Укуну, когда он вернется.

Но стоило Чжу Бацзе и Шасэну надеть куртки, как они тотчас же оказались крепко-накрепко связанными. Сюаньцзан попытался было освободить их, но увы! Он ничего не мог сделать.

Все трое стали шуметь и ругаться.

А надобно вам сказать, что эти строения были воздвигнуты оборотнем, который жил в этих местах и морочил людей. В этот момент он как раз находился в пещере и, услыхав шум, поспешил выйти. Тут он увидел, что в ловушку к нему попали какие-то трое, да еще конь в придачу. Оборотень быстро вызвал своих подчиненных, одним взмахом руки убрал все постройки, оборотни-слуги схватили Танского монаха, Чжу Бацзе и Шасэна, а также коня и пожитки и уволокли в пещеру.

Здесь оборотень воссел на возвышение, учинил допрос Сюаньцзану и, узнав, что это тот самый монах, который идет в Индию за священными книгами, обрадовался и сказал:

– Я не раз слышал о том, что стоит съесть хоть кусочек мяса Танского монаха, как седые волосы снова потемнеют, а на месте выпавших зубов вырастут новые.

После этого оборотень приказал связать паломников и отнести их в дальнее помещение, а когда явится Сунь Укун, изловить и его и съесть их всех вместе.

Тем временем Сунь Укун прилетел к той горе, где оставил Сюаньцзана, Шасэна и Чжу Бацзе, спустился на землю, но там никого не нашел. Не было и строений, которые виднелись вдали. На их месте громоздились груды камней.

«Все ясно, – подумал Сунь Укун. – Они попали в лапы к оборотню». Он вышел на дорогу, увидел следы копыт и устремился прямо на Запад. Вдруг он заметил старца в войлочном халате, теплой шапке и промасленных туфлях. За старцем следовал паренек, который нес ветку воскового мэйхуа и что-то напевал. Поставив чашу с едой на землю, Сунь Укун поклонился старику и спросил:

– Не встретились ли вам по пути три монаха?

– Один белолицый, другой темнолицый, а третий со свиным рылом и длинными ушами? Как же, видел я их. Только беда с ними стряслась. Попали они в лапы к оборотню Единорогу, который живет в пещере горы Золотой Шишак. Но ты туда не ходи. Все равно не спасешь их, только сам погибнешь.

– Спасибо вам за ваши наставления, почтенный, – промолвил Сунь Укун, – но я должен их спасти и вместе с ними идти на Запад за священными книгами.

Тут старец и паренек приняли свой настоящий вид – они оказались духами-хранителями – и стали отбивать поклоны.

– Великий Мудрец, – промолвил старик, – мы, духи земли и гор, ждали здесь вашего прихода.

– Ах вы, негодяи! – вскричал Сунь Укун. – Зачем же вы морочили меня?

– Да мы боялись вам все сразу рассказать. Уж очень нрав у вас горячий, – отвечали духи.

– Ну так знайте, сейчас мне некогда, а после я устрою вам трепку! – сказал Сунь Укун уже более миролюбиво. – Ждите меня здесь, я пойду расправлюсь с оборотнем!

С этими словами Великий Мудрец устремился на гору, где была пещера оборотня. Он обошел гору вокруг и увидел груды камней, а над поросшим травой утесом заметил каменные ворота, которые охраняли стражи-оборотни. Их было бесчисленное множество, и все они размахивали копьями и мечами.

Великий Мудрец быстро направился к воротам и крикнул:

– Эй, вы, там! Если вам дорога жизнь, бегите к своему хозяину и доложите, что сюда пожаловал ученик Танского монаха, Великий Мудрец, равный Небу, Сунь Укун. Пусть немедленно освободит моего учителя!

Оборотни кинулись в пещеру и сказали:

– О повелитель! У ворот стоит какой-то монах, с виду страшный, весь оброс волосами. Говорит, что его зовут Великий Мудрец, равный Небу, Сунь Укун, и требует, чтобы вы освободили Танского монаха.

– Вот и хорошо, что он явился сюда, – выслушав их, сказал оборотень. – Давно я ни с кем не дрался, руки чешутся.

И оборотень приказал подать ему оружие. Оборотни-воины притащили огромное стальное копье длиной два чжана.

– Ну вот что, дети мои! – обратился к ним оборотень. – Выстраивайтесь в ряд и следуйте за мной. Храбрецов награжу! Трусов казню!

И вот оборотень во главе своих воинов покинул пещеру.

Вид у оборотня был поистине безобразный.

– Эй, кто здесь Сунь Укун? – заорал оборотень.

– Я Сунь Укун! – откликнулся Великий Мудрец. – Сейчас же освободи моего учителя, тогда я тебя пощажу. А не освободишь, я тебя так отделаю, что костей не соберешь!

– Ах ты, наглая обезьяна! – вскричал оборотень. – Что ты можешь мне сделать?

– Сейчас ты увидишь, на что я способен! – крикнул Сунь Укун.

– Твой учитель украл у меня три куртки! – продолжал орать оборотень. – Я поймал его на месте преступления! За это я поджарю его и съем!

– Мой учитель человек честный и добродетельный, как же он мог украсть у тебя какие-то куртки? – крикнул Сунь Укун.

– Он и его ученики их украли и сразу же на себя надели, – сказал оборотень. – Но давай померимся с тобой силами! Одолеешь меня в трех схватках – освобожу твоего учителя. Не одолеешь – съем его, а заодно и тебя! – И оборотень взмахнул своей стальной пикой.

Тут между противниками разгорелся жаркий бой.

Уже раз тридцать они схватывались, но так и нельзя было сказать, на чьей стороне перевес.

Видя, как искусно орудует Сунь Укун своим посохом, оборотень крикнул:

– Молодец, обезьяна! При таких способностях немудрено нарушить покой даже на Небе.

– Да и ты, я смотрю, не промах, – отвечал Сунь Укун. – Недаром сумел выкрасть снадобье бессмертия!

Они сходились друг с другом не менее ста двадцати раз, и тут оборотень приказал своим воинам окружить Великого Мудреца. Размахивая мечами и копьями, целая свора нечисти ринулась на Сунь Укуна. Но тот подбросил свой посох вверх, произнес заклинание, и в тот же миг на месте одного посоха появились тысячи, – они заслонили собой все небо и, словно змеи, полетели на землю. Обезумев от страха, оборотни кинулись в пещеру. Но оборотень нисколько не испугался, вытащил из рукава блестящий белый круг, подбросил вверх и произнес заклинание.

Круг с шумом полетел вниз, схватил посох с золотыми обручами и утащил его. Лишившись оружия, Сунь Укун побежал прочь. А оборотень, торжествуя победу, вернулся в пещеру.
		Сунь Укун силен, но демон сильней, —



		 могуч и коварен злодей;



		Омрачает души, вносит смятенье



		 в сердца нестойких людей.



		Но Будде ведом каждый твой шаг,



		 и, если ты служишь ему,



		Не сможет тебя никогда победить



		 ни один чародей!








Чем кончился их поединок, вы узнаете, если прочтете следующую главу.




Глава пятьдесят первая,


в которой рассказывается о том, как смышленая обезьяна пустила в ход всю свою изобретательность и как ни вода, ни огонь не причинили никакого вреда оборотню


Итак, Сунь Укун остался без оружия. Потерпев поражение, он бежал с поля боя, сел у подножия горы Золотой Шишак и заплакал.

Долго сидел он так, потом перекувырнулся, ухватился за благовещее облако и полетел к Южным небесным воротам. Там, глянув вверх, он вдруг приметил Широкоокого небесного князя. Князь радушно встретил его, отвесил низкий поклон и спросил:

– Куда путь держишь, Великий Мудрец?

– Я прибыл сюда, чтобы повидать Яшмового владыку, – ответил Сунь Укун, быстро попрощался с Широкооким, вошел в Южные небесные ворота и направился прямо ко дворцу Чудотворного Неба.

Здесь он увидел четырех патриархов: Чжан Даолина, старца Гэ Хуна, Сюй Цзинъяна и Цю Хунцзи, шестерых начальников управления созвездия Южного Ковша и семерых начальников созвездия Северного Ковша.

Сунь Укун рассказал им, что путь в Индию труден и опасен, что сейчас оборотень Единорог утащил к себе в пещеру Танского монаха, а у него, Сунь Укуна, отнял посох с золотыми обручами.

– Не знаю, откуда он взялся, этот оборотень, – промолвил Сунь Укун. – Вот и хочу спросить об этом Яшмового владыку.

Четыре небесных наставника вместе с Сунь Укуном отправились во дворец и подвели его к яшмовому трону.

Сунь Укун приветствовал Владыку и обратился к нему с такими словами:

– О повелитель! Простите, что снова потревожил вас своей просьбой. Но моего учителя, Танского монаха, уволок к себе в пещеру оборотень с горы Золотой Шишак. Не знаю, что он сделает с учителем – то ли сварит его, то ли приготовит на пару. Я вступил с оборотнем в бой, но он с помощью волшебной силы отнял у меня посох, и мне пришлось покинуть поле боя. Умоляю вас, явите милосердие и прикажите послать на гору небесных воинов, чтобы они разорили логово оборотня, а его самого изничтожили.

Выслушав Сунь Укуна, Яшмовый владыка тотчас же приказал тщательно обыскать все звездные обители, – может, кто-то из небожителей убежал на землю – и срочно доложить ему об этом.

По прошествии некоторого времени приказ был выполнен, и перед Яшмовым владыкой предстал великий муж Кэхань.

– Ваше величество, – промолвил Кэхань, – много звезд и созвездий на Небе. Мы их тщательно обыскали. Там все на местах, и ни у кого даже мысли нет спускаться на Землю.

Выслушав Кэханя, Владыка приказал:

– Пусть Сунь Укун возьмет себе в помощь нескольких небесных наставников, спустится с ними в низшую сферу Земли и изловит оборотня.

Сунь Укун попросил, чтобы в помощь ему дали четырех наставников, небесного князя Вайсравану и его сына Ночжу, а также повелителей Грома и Молний.

И вот четыре небесных наставника, князь Вайсравана, принц Ночжа со своим оружием, разящим злых духов, повелители Грома и Молний, возглавив отряд небесных воинов, отправились на гору Золотой Шишак.

Когда они туда прибыли, князь Вайсравана, встав на край облака, выстроил небесных воинов на южном склоне горы и обратился к Сунь Укуну с такими словами:

– Вы, Великий Мудрец, хорошо знаете моего сына принца Ночжу. Когда-то он усмирил девяносто шесть оборотней – обитателей пещер. Он искусно владеет всевозможными способами превращений, вдобавок у него есть оружие, разящее злых духов. Пусть он и вызывает оборотня на бой.

Надобно вам сказать, что принц Ночжа и сам этого хотел. Вместе с Великим Мудрецом они спрыгнули с высокой горы и направились к пещере. Ворота были крепко-накрепко заперты. Тогда Сунь Укун выступил вперед и крикнул:

– Эй ты, презренное чудище! Живо открой ворота и освободи моего учителя!

Оборотни-стражи бросились к своему повелителю и доложили:

– О повелитель! Там у ворот стоит Сунь Укун, а с ним какой-то отрок. Они вызывают тебя на бой!

Оборотень взял свое стальное копье и вышел из пещеры.

Там и в самом деле стоял юноша. Лицо у него было красивое, нежное, но сам он выглядел мужественным и сильным.
		Дивно прекрасен яшмовый лик —



		 с полной луною схож;



		Зубы словно капли росы,



		 ярко алеет рот.



		Молнии мечут его глаза,



		 взгляд их быстр и жесток;



		Собраны в узел пряди волос,



		 на челе – благовещий свет.



		Бьются по ветру концы кушака,



		 как языки огня.








– Я тебя знаю! – крикнул оборотень. – Ты сын небесного князя Вайсраваны, наследник Ночжа. Зачем ты явился к моим воротам и шумишь здесь?

– Как смеешь ты, негодяй, творить зло? – в свою очередь закричал Ночжа. – Ты утащил к себе в пещеру Танского монаха, за это Яшмовый владыка повелел мне изловить тебя и наказать.

– Это ты, юнец, собираешься меня наказывать? – заорал оборотень. – Сейчас я угощу тебя своим копьем!

Тут наследник взмахнул мечом, разящим злых духов, и ринулся навстречу врагу. Не успели противники схватиться, как Сунь Укун закричал:

– Эй, повелители Грома и Молний! Где вы? Живей отправляйтесь к месту боя и уничтожьте злого духа!

Оба повелителя – Дэн и Чжан – оседлали тучу и уже готовы были послать гром и молнию, но вдруг увидели, что у наследника появились три головы и шесть рук и в каждой руке оружие. Однако оборотень тоже стал трехголовым и шестируким и теперь орудовал не одним копьем, а тремя. Тогда Ночжа произнес заклинание, и на месте одного меча появилось десять, потом сто, потом тысяча, все они посыпались на оборотня. Но оборотень подбросил вверх свой сверкающий белый обруч, тоже произнес заклинание, и все мечи Ночжи попали в обруч, словно в аркан. Оставшись без оружия, Ночжа в страхе бежал, спасая свою жизнь.

А оборотень, торжествуя победу, вернулся к себе в пещеру.

– Вся сила этого оборотня заключена в его белом обруче, – сказал Сунь Укун, обращаясь к небесным наставникам. – А что это за обруч, я не имею понятия. Хорошо бы им изловить самого оборотня.

– Этот обруч бессилен только перед водой и огнем, – ответил князь Вайсравана.

– Пожалуй, вы правы, – сказал Сунь Укун. – Вы ждите меня здесь, а я слетаю на Небо, во дворец Багровых цветов, к звездному государю Огненной доблести, попрошу его спуститься сюда и наслать на оборотня огонь. Может, удастся сжечь его волшебный обруч, тогда все будет в порядке. Мы вернем наше оружие и спасем моего учителя.

С этими словами Сунь Укун ухватился за волшебный луч и в следующий миг очутился у Южных небесных ворот. Там он прошел прямо во дворец Багровых цветов, к звездному государю Огненной доблести, рассказал, что принц Ночжа потерпел поражение в поединке с оборотнем Единорогом, и попросил его о помощи.

– Уж если Ночжа не одолел чудовище, то мне с ним тем более не справиться, – ответил государь Огненной доблести.

– У этого оборотня нет никакого оружия, кроме обруча, с помощью которого он отбирает оружие у врагов. А боится этот обруч только воды и огня. Так сказал небесный князь Вайсравана. Вот он и просит тебя взять своих огненных воинов, вместе с ними спуститься на Землю и сжечь оборотня. Тогда мой учитель будет спасен.

Выслушав Сунь Укуна, звездный владыка Огненной доблести дал ему отряд волшебных воинов, которые вместе с Великим Мудрецом отправились на гору Золотой Шишак.

Когда они прибыли туда, Вайсравана сказал:

– Великий Мудрец! Теперь придется тебе вызывать на бой этого негодяя. Как только он пустит в ход свой волшебный обруч, мы тут же его окружим, а звездный государь Огненной доблести напустит на него огонь и сожжет.

На этот раз с оборотнем вступил в бой сам Вайсравана. Они бились не на живот, а на смерть, и вот оборотень вытащил волшебный обруч. Вайсравана вовремя это заметил и бежал с поля боя.

Тут находившийся на вершине горы государь Огненной доблести приказал своим воинам напустить на оборотня огонь.

Вот что написано об этом в одной священной книге:




«В южных краях обитает владыка Огня. Он властью своей направляет звездный Огонь. Он может всю землю пеплом покрыть, сжечь поля; огненными стрелами он может уничтожить врага.

В высоте парят огненные вороны; на вершине горы скачут огненные кони, бегают огненные крысы и огненные драконы. Крысы изрыгают огненные языки. Драконы окутали все густым черным дымом на тысячу ли вокруг. Вот носятся огненные колесницы; раскрылись огненные тыквы, в небе от края до края колышутся огненные знамена, огненные палицы пронзают землю до самых ее глубин. Это огонь не простой, а небесный».




Однако оборотень ничуть не испугался огненного шквала. Он подкинул вверх свой волшебный обруч, обруч изловил всех огненных драконов, коней, воронов, крыс, мечи, луки и стрелы, и они разом были низвергнуты вниз. А оборотень, торжествуя победу, вернулся в пещеру. Звездный владыка Огненной доблести отозвал всех своих полководцев, отправился на южный склон горы и обратился к Сунь Укуну.

– О Великий Мудрец, – промолвил он, – я истратил на это чудище все запасы огня, и все напрасно.

– Не надо расстраиваться, – ответил Сунь Укун. – Раз этот оборотень не боится огня, значит наверняка боится воды. Сейчас я отправлюсь к Северным вратам Неба и попрошу звездного владыку Водной доблести залить водой пещеру проклятого оборотня, пусть он там захлебнется.

Сунь Укун совершил прыжок, сел на облако и вмиг домчался до Северных врат Неба. Там он направился прямо во дворец Черных вод, к звездному владыке Водной доблести, рассказал ему, как обстоит дело, и попросил о помощи.

Выслушав Сунь Укуна, звездный владыка тотчас же приказал привести в боевую готовность все водные силы и обратился к повелителю Желтой реки:

– Следуй за Великим Мудрецом и помоги ему одолеть чудище.

Повелитель вод Желтой реки достал из своего широченного рукава маленькую плошку из белого нефрита и сказал:

– Вот чем я буду черпать воду. Эта плошка вмещает в себя все воды Желтой реки. Полплошки – половину реки.

– Думаю, что хватит полплошки, – сказал Сунь Укун, распрощался со звездным владыкой Водной доблести и вместе с повелителем вод Желтой реки покинул небесные чертоги.

Повелитель Желтой реки зачерпнул полплошки воды, то есть половину вод Желтой реки, и вместе с Сунь Укуном прибыл на южный склон горы Золотой Шишак.

И снова Сунь Укун подошел к воротам пещеры и стал вызывать оборотня на бой. Вместе с ним пришел и повелитель вод Желтой реки.

Стражи-оборотни, охранявшие вход в пещеру, поспешили к своему начальнику и сказали:

– Опять Сунь Укун явился!

Оборотень взял свой волшебный обруч, вооружился легким копьем, подошел к каменным воротам и с грохотом их распахнул. Тут повелитель Желтой реки плеснул из своей плошки прямо в пещеру, и туда хлынули потоки воды. Тогда оборотень отбросил копье, схватил свой волшебный обруч, подпер им створки ворот, и вода с ревом хлынула обратно. Сунь Укун в страхе помчался к вершине горы, увлекая за собой повелителя Желтой реки. Небесный князь Вайсравана и остальные небожители сели на облако и тоже умчались к горной вершине. Из пещеры между тем продолжали низвергаться потоки воды.

– Что будем делать? – обратился Сунь Укун к повелителю Желтой реки. – Надо поскорее собрать всю воду.

– Я умею только разливать воду, а собирать не умею, – ответил повелитель Желтой реки.

К счастью, гора была очень крутой и высокой, и вся вода вскоре стекла вниз, оставаясь лишь на дне самых глубоких долин и впадин.

– Единственный способ одолеть чудище – это выкрасть у него волшебный обруч, – промолвили в один голос звездные владыки Огненной и Водной доблести. – И сделать это может только Сунь Укун.

– Ну что же, – ответил Сунь Укун, – я согласен. Вы посидите пока здесь, а я пойду разведаю что да как.

Сказав это, Сунь Укун спрыгнул с вершины горы, подошел к пещере и превратился в конопляную мушку.

Он отыскал в воротах щель, пролез в нее и тут увидел, что оборотни пируют. Все бесы и бесенята собрались толпой. Одни плясали, другие пели. На высоком помосте восседал сам оборотень Единорог, перед ним были расставлены всевозможные яства. Чего тут только не было: и змеиное мясо, и сушеная оленина, и медвежьи лапы, и верблюжьи горбы, разные плоды и ягоды, душистый овечий сыр и пальмовое вино в кувшине из темного фарфора.

Сунь Укун смешался с толпой нечисти и, превратившись в оборотня с головой хорька, стал изображать из себя ряженого, стараясь пробраться поближе к помосту, чтобы обнаружить волшебный обруч. Но обруча нигде не было. Тогда Сунь Укун шмыгнул за помост и в заднем помещении увидел свой посох с золотыми обручами. Радости его не было предела. Он быстро принял свой настоящий вид, схватил посох и, разя направо и налево оборотней, стал прокладывать себе дорогу. Наконец он выбрался из пещеры.

Если хотите узнать, что произошло дальше, прочтите следующую главу.




Глава пятьдесят вторая,


повествующая о том, как Сунь Укун учинил буйство в пещере Золотой Шишак, и о том, как Будда Татагата тайно указал ему того, кто может справиться со злым чудищем


Итак, Сунь Укун взял свой посох с золотыми обручами, выбежал за ворота, в один прыжок очутился на вершине горы и, ликуя, предстал перед небесными наставниками. Он рассказал им все как было от начала до конца и промолвил:

– Теперь, когда я вернул свой посох, мне ничего не стоит справиться с оборотнем, на какие бы хитрости он ни пускался.

В это время у подножия вдруг послышался барабанный бой и воинственные кличи. Это сам оборотень Единорог со своими воинами пустился в погоню за Сунь Укуном.

Тот увидел оборотня и, взмахнув своим посохом, бросился ему навстречу.

Целых шесть часов бились противники, но все еще нельзя было сказать, кто из них победит. День уже давно сменился вечером.

– Давай передохнем, – крикнул оборотень, – а завтра продолжим бой!

– Нет уж, скотина ты этакая, – отвечал Сунь Укун. – Будем драться нынче до победы!

Тут оборотень сделал ложный выпад копьем, кинулся бежать и вместе со своими воинами скрылся в пещере, крепко-накрепко заперев ворота.

Великому Мудрецу ничего не оставалось, как вернуться на вершину горы, где небесные наставники встретили его приветственными возгласами.

– Хорошую трепку задал я этому чудищу, – сказал Сунь Укун. – Сейчас он наверняка завалится спать, а я попробую проникнуть в пещеру и выкрасть обруч.

Сунь Укун снова отправился к пещере, превратился в сверчка, сквозь щель в воротах пробрался внутрь и стал внимательно осматриваться. Оборотни как раз ужинали. После ужина они убрали посуду, расстелили постели и легли спать. Тогда Сунь Укун проник в спальню оборотня Единорога и увидел, как у мраморного ложа суетятся лесные и горные феи, напомаженные и напудренные. Одни стелили оборотню постель, другие снимали с него туфли, третьи – платье. И вот когда оборотень наконец полностью разоблачился, Сунь Укун приметил у него на левой руке, повыше локтя, волшебный обруч, он сверкал, как жемчужный браслет. Оборотень и не подумал снять его, наоборот, подтянул поближе к плечу и лег спать. Тут Сунь Укун превратился в блоху, залез к оборотню под одеяло и впился ему в руку.

– До чего же ленивы эти служанки! – вскричал оборотень. – Мало я их бил. Даже постель как следует не встряхнули, пыль с ложа не смели. И вот теперь какая-то тварь меня укусила.

Оборотень еще выше подтянул обруч и уснул. Сунь Укун подобрался к обручу и еще раз укусил оборотня. Тот снова проснулся и завопил:

– Ох, как зудит, сил нет терпеть!

Увидев, что оборотень ни на минуту не расстается с обручем, Сунь Укун понял, что выкрасть его невозможно, снова превратился в сверчка и, выбравшись из спальни, направился в заднее помещение, где заперты были огненные драконы и кони. Сунь Укун принял свой обычный вид, произнес заклинание, провел рукой по замку, и замок открылся. Тогда Сунь Укун вошел внутрь и осмотрелся. От огненного оружия здесь было светло, как днем. На столике Сунь Укун приметил плетенный из соломы круг с клоком шерсти посредине. Сунь Укун взял клок шерсти, дунул на него дважды, произнес заклинание, и сразу же появилось полсотни мартышек. Сунь Укун велел им унести все оружие, похищенное оборотнем, выпустил на волю силы огня, а сам сел на огненного дракона и стал пробираться к выходу.

В пещере начался пожар, и почти все оборотни сгорели. А Сунь Укун верхом на огненном драконе во главе толпы мартышек возвратился с победой на вершину горы и предстал перед небесными наставниками.

– Разбирайте свое оружие! – крикнул он.

Небесные наставники очень обрадовались, взяли каждый свое оружие и поздравили Великого Мудреца с победой. На этом мы с ними расстанемся и вернемся в пещеру Золотой Шишак.

Увидев бушующее пламя, оборотень Единорог вскочил с ложа, взял свой волшебный обруч и изловил огонь. Пожар прекратился. Но когда оборотень стал звать своих подопечных, оказалось, что почти все они сгорели. Оружия в заднем помещении тоже не оказалось. Только Танский монах и Шасэн лежали по-прежнему крепко связанные, рядом стоял белый конь у кормушки да лежало коромысло с пожитками.

– Как же это случился пожар! – с досадой проговорил оборотень. – Наверняка его устроил проклятый Сунь Укун. И ночью это он мне спать не давал. Превратился в какого-то гада и кусал меня. Хотел, наверно, обруч стащить. А когда увидел, что это ему не удастся, в отместку уволок все оружие, добытое мною в бою, да еще выпустил на волю огненного дракона. Эх ты, обезьяна! Неведомо тебе, какой силой я обладаю. С моим обручем я в самом глубоком море не утону, в самом жарком огне не сгорю. Попадись только мне в руки, я не успокоюсь, пока шкуру с тебя не сдеру.

До самого рассвета бесновался разъяренный оборотень и утихомирился, лишь когда прокричали петухи.

В это время принц Ночжа обратился к Сунь Укуну с такими словами:

– Утро уже наступило, и мешкать нельзя. Оборотень наверняка притомился, и сейчас самое время снова вызывать его на бой. Мы поможем тебе. А вдруг на сей раз нам повезет!

Все вместе они направились к пещере, и Сунь Укун стал кричать:

– Эй ты, чудище, выходи! Руки чешутся, хочется всыпать тебе хорошенько!

Когда уцелевшие оборотни кинулись к своему начальнику и доложили, что снова пришел Сунь Укун, оборотень так и заскрежетал своими железными клыками от злости. Он взял свой обруч, выставил вперед копье и, выйдя из пещеры, заорал:

– Я тебя проучу, негодная обезьяна! Какой силой ты обладаешь, что смеешь каждый раз тревожить меня?!

– Сейчас ты узнаешь, какой силой я обладаю! – смеясь, ответил Сунь Укун.

И между противниками завязался бой.

Вскоре на помощь Сунь Укуну пришли принц Ночжа, звездный владыка Огненной доблести, повелители Грома и Молний, а также сам небесный князь Вайсравана. Но оборотень Единорог снова пустил в ход свой волшебный обруч, и снова в него попали оружие принца Ночжи, огненные воины, громы и молнии, огромный меч Вайсраваны и посох Сунь Укуна. А оборотень Единорог с победой возвратился к себе в пещеру, на ходу отдавая приказания слугам:

– Заделайте как следует ворота, приведите все в порядок, тогда мы зарежем Танского монаха, двух его учеников и белого коня, принесем их в жертву местному духу земли и себя не обидим: каждому достанется по лакомому кусочку.

Мы не будем рассказывать о том, как слуги бросились выполнять приказание своего господина, а вернемся к Сунь Укуну и небесным наставникам, которые возвратились на вершину горы.

– Пока оборотень будет владеть волшебным обручем, его не одолеть, – сказал Сунь Укун. – Отправлюсь-ка я к Будде Татагате, попрошу его окинуть своим всевидящим оком все четыре материка и узнать, откуда появилось это чудище, где его постоянное место, каково его происхождение и что за обруч у него.

Сказав так, Сунь Укун оседлал облако, вмиг долетел до Чудодейственной горы, спустился вниз и залюбовался великолепными горными видами. Вдруг кто-то окликнул его:

– Откуда ты явился и куда путь держишь?

Сунь Укун обернулся и увидел монахиню.

– Я хотел бы встретиться с Буддой, у меня к нему важное дело, – с поклоном ответил Великий Мудрец.

– Ступай за мной, – приказала монахиня.

Сунь Укун пошел следом за ней, и вскоре они очутились у ворот храма Раскатов грома. Здесь путь им преградили восемь рослых хранителей Будды с алмазными жезлами в руках.

Монахиня оставила Сунь Укуна у ворот, а сама пошла доложить о нем Будде.

Будда велел впустить Сунь Укуна, внимательно выслушал его, окинул своим всевидящим оком все дали и промолвил:

– Я знаю, что это за оборотень, но тебе не скажу, потому что ты очень болтлив, как и все обезьяны. Уж лучше я дам тебе средство, с помощью которого ты изловишь этого оборотня.

И Будда велел стоявшим подле него восемнадцати досточтимым архатам взять из сокровищницы восемнадцать волшебных крупинок.

– Пойдешь к пещере, вызовешь оборотня на бой и прикажешь архатам бросить в него эти крупинки. Тогда оборотень не сможет оторвать ног от земли, и ты без труда с ним расправишься.

Сунь Укун очень обрадовался и, не теряя времени, вместе с архатами поспешил в обратный путь, к горе Золотой Шишак.

Там их встретили Вайсравана и остальные небесные наставники, но Сунь Укун не стал терять времени на разговоры и отправился прямо к пещере.

– Эй ты, толстобрюхий! – крикнул Сунь Укун. – Живей вылезай из своей берлоги. Я хочу помериться с тобой силой. Посмотрим, кто из нас на этот раз возьмет верх!

Оборотень взял свой волшебный обруч, вооружился копьем и вышел из пещеры.

– Опять ты шумишь! – заорал он. – Мало, видно, я тебя бил.

– Освободи моего наставника и двух моих братьев, – продолжал кричать Сунь Укун, – тогда я тебя пощажу!

– Твоего наставника и двух твоих братьев я скоро зарежу, так что убирайся отсюда подобру-поздорову.

При слове «зарежу» Сунь Укун стал размахивать кулаками, норовя вцепиться Единорогу в морду. Он прыгал вокруг оборотня, дразня его, и увлекал за собой. Когда пещера осталась далеко позади, Сунь Укун позвал архатов, и те бросили в оборотня волшебные крупинки. Вот что это были за крупинки:
		Словно густой непроглядный туман



		 всю округу окутал,



		Кажется, сеяная мука



		 сыплется с неба на землю.



		Сделалось все белым-бело в ту же минуту.



		Дороги не сыщешь, ни зги не видать



		 сквозь густую порошу.



		Это верные слуги Закона



		 тьму и мрак сотворили,



		Истинный Путь оберечь стремятся



		 от оборотня-злодея.



		Но дьявол тотчас явил свою мощь —



		 в руке его обруч волшебный:



		И скоро-скоро исчезнет тьма,



		 рассеется рой крупинок.








Оборотень тотчас же прирос к месту и, сколько ни старался, не мог оторвать ног от земли. Тогда он достал свой волшебный обруч, подкинул его вверх, произнес заклинание, и все восемнадцать крупинок оказались в обруче. И на этот раз оборотень возвратился в пещеру с победой.

– Как же все-таки изловить чудище? – спросил небесный князь Вайсравана.

И архаты так отвечали ему:

– Будда сказал: «Если оборотень своим обручем захватит волшебные крупинки, пусть тогда Сунь Укун отправится во дворец Тушита к Лаоцзюню. Там он непременно узнает, что это за чудище и как его изловить».

Выслушав архатов, Сунь Укун не стал мешкать, подпрыгнул вверх, оседлал облако и помчался прямо к Южным вратам Неба.

Там он миновал дворец Чудодейственного Неба, чертог созвездий Ковша и Вола и через тридцать три небесные сферы прошел прямо ко дворцу Лаоцзюня. Он приветствовал святого старца низким поклоном, рассказал, какое препятствие им встретилось на пути, и спросил, не знает ли Лаоцзюнь, что за тварь обитает на горе Золотой Шишак.

– Откуда мне знать? – сказал Лаоцзюнь с обидой. – В моей обители живут только праведники.

Тут Сунь Укун смело вошел во внутренние покои, прошел через все залы и галереи и очутился на заднем дворе. Там он сразу же заметил, что ворота хлева распахнуты настежь, стойло для вола пустует, а отрок, стороживший хлев, сладко спит.

– Вол убежал, почтенный старец! – обратился Великий Мудрец к Лаоцзюню. – Видишь, стойло пустует?

Лаоцзюнь разбудил отрока и принялся его ругать. Потом велел проверить, на месте ли все талисманы. Оказалось, что нет алмазного жезла.

– Вот скотина! – вскричал Лаоцзюнь. – Украл мой жезл! А ведь этот жезл помог мне пройти через заставу Ханьгу, с малых лет трудился я над его изготовлением. Его не берет никакое оружие, ни огонь, ни вода. Хорошо, что он не украл мой банановый веер. Тогда и я не смог бы справиться с этой скотиной.

Очень довольный, Сунь Укун последовал за Лаоцзюнем. А тот взял свой волшебный веер и, встав на благовещее облако, вместе с Великим Мудрецом отправился на гору Золотой Шишак.

Там Сунь Укун опять пошел к пещере, вызвал оборотня на бой, дал ему оплеуху и бросился бежать. Оборотень пустился за ним вдогонку, но вдруг услышал знакомый голос:

– Вол! Почему ты не в стойле? Долго мне тебя ждать?

Оборотень поднял голову и увидел на вершине горы своего повелителя Лаоцзюня.

Лаоцзюнь тем временем прочел заклинание и взмахнул своим веером. Тут оборотень выронил волшебный обруч и застыл на месте. Тогда Лаоцзюнь спустился с горы, опять взмахнул веером, и на месте чудища все увидели черного вола.

Затем Лаоцзюнь взял обруч, дунул на него, и обруч превратился в кольцо, которое Лаоцзюнь продел в ноздри волу.

С той поры, говорят, волам и стали продевать в ноздри кольца.

Лаоцзюнь распрощался с небесными духами, оседлал черного вола и вместе с ним на облаке вернулся в свою обитель. Там он привязал вола в стойле и вознесся в свои чертоги, где не ведают ни печали, ни зла.

После этого Сунь Укун вместе с небесными наставниками вошел в пещеру, они перебили всех оставшихся там оборотней – их было больше сотни, – взяли похищенное оборотнем оружие и возвратились на Небо. Наконец-то Сунь Укун освободил учителя и своих братьев. Они собрали поклажу, привели в порядок коня и покинули пещеру, продолжая свои путь на Запад.

Если хотите узнать, что случилось дальше, прочтите следующую главу.




Глава пятьдесят третья,


повествующая о том, как Танский монах, выпив воды, зачал и как ему с помощью старухи удалось избавиться от дьявольского плода


Итак, паломники продолжали свой путь на Запад, охваченные единым стремлением достичь обители Будды и получить у него священные книги.

Шли они долго, спали и ели под открытым небом, и вот однажды, когда уже наступила весна, путь им преградила небольшая речушка.

Танский монах придержал коня, осмотрелся и на другом берегу, среди густой зелени ив, приметил несколько лачуг.

– Там наверняка живет перевозчик, – сказал Сунь Укун, а Чжу Бацзе несколько раз громко крикнул:

– Эй, перевозчик! Подай сюда лодку!

Наконец показалась лодка, и перевозчик сказал:

– Кому надо на другой берег, садитесь, перевезу!

Когда лодка подплыла ближе, паломники увидели, что в ней сидит женщина.

– А где же хозяин? – спросил Сунь Укун.

Женщина ничего не ответила, лишь усмехнулась и перекинула на берег сходни. Первым влез в лодку Шасэн с пожитками, за ним поднялся Танский монах, поддерживаемый Сунь Укуном, и, наконец, Чжу Бацзе, который вел за собой белого коня. Женщина оттолкнула лодку шестом, взялась за весла, и очень скоро они оказались на другом берегу. Там они расплатились с женщиной, и она, привязав лодку, направилась к селению.

Река была до того чистой и прозрачной, что Танский монах вдруг почувствовал жажду и попросил Чжу Бацзе зачерпнуть воды.

– И я хочу пить, – сказал Чжу Бацзе.

Сунь Укун зачерпнул воды, подал чашку Сюаньцзану, тот выпил половину, а остальное допил Чжу Бацзе.

После этого паломники вышли на дорогу и двинулись дальше. Вдруг Танский монах завопил:

– Ох! Живот болит!

Следом за ним разохался Чжу Бацзе:

– И у меня болит!

– Это от холодной воды, – сказал Шасэн.

Чем дальше, тем сильнее маялись животами Танский монах и Чжу Бацзе, животы их прямо на глазах раздувались, а внутри словно что-то перекатывалось. Танскому монаху стало совсем худо.

Вдруг неподалеку от дороги они заметили небольшое селение и дерево с привязанными к нему двумя пучками соломы – знак того, что в селении есть кабачок.

Они быстро добрались до кабачка и в дверях увидели старуху, которая сучила пеньку.

Сунь Укун подошел, поздоровался с ней, рассказал, какая у них случилась беда, и попросил приготовить целебный отвар для учителя.

– Отвар не поможет, – ответила женщина, позвала монахов в дом и принялась рассказывать: – Страна наша зовется Силян, это женское царство, в нем совсем нет мужчин. Река, из которой вы пили воду, называется Мать-и-дитя. Когда девушке исполняется двадцать лет, она идет к реке, пьет воду и через несколько дней рожает. Ваш наставник попил воды из реки Мать-и-дитя, стало быть, ему придется рожать. Судите сами, какой тут отвар поможет?

Танский монах с перепугу даже в лице изменился.

– Братья мои! – вскричал он. – Что же нам делать теперь?

– О Небо! – со стоном проговорил Чжу Бацзе. – Как же у нас выйдет плод? Мы ведь мужчины!

Сунь Укун со смехом сказал:

– Образуется где-нибудь дырка между ребрами, через нее младенец и выйдет.

Чжу Бацзе все время вертелся от боли, тогда Шасэн ему сказал:

– Не вертись, братец, а то наживешь себе послеродовую горячку.

– Нет ли здесь поблизости врачевательницы, – обратился Танский монах к хозяйке. – Может, у нее найдется снадобье, изгоняющее плод? Я хорошо заплачу.

– Никакое снадобье не поможет, – отвечала женщина. – Но вот что я вам скажу. В трех тысячах ли к югу отсюда есть гора, которая называется Освобождение от мужского начала, а в горе – пещера Гибель Младенцев. В пещере бьет родник, избавляющий от зачатия. Достаточно сделать глоток, чтобы выгнать плод. Но этот родник вот уже несколько лет стережет какой-то праведник, который прозывается Святой исполнитель желаний. Ему надо дать денег и угостить его бараниной, вином и разными фруктами. Лишь тогда он разрешит взять из родника чашечку воды. Но вам, странствующим монахам, это не по карману. Так что придется вам в положенный срок родить.

Выслушав старуху, Сунь Укун очень обрадовался и сказал, обращаясь к Танскому монаху:

– Учитель! Теперь вам не о чем беспокоиться. Я живо доставлю вам воды из этого родника.

Старуха протянула Сунь Укуну большую глиняную патру и сказала:

– Возьми ее с собой, наберешь побольше воды, может, и нам когда-нибудь сгодится.

Сунь Укун взял патру, вышел из кабачка, подпрыгнул, сел на облако и умчался.

Вскоре он действительно увидел гору, а на северном ее склоне – небольшую усадьбу.

Сунь Укун подошел к воротам и тут увидел старца, который сидел на циновке, поджав под себя ноги. Великий Мудрец поставил патру на землю, приветствовал старца и сказал ему, зачем пришел.

– Я старший ученик и последователь праведника, которого ты ищешь, – выслушав Сунь Укуна, промолвил старик. – А ты кто?

– А я старший ученик и последователь Танского монаха, Сунь Укун, – сказал Великий Мудрец.

– Ну а где твои дары, вино и яства? – спросил старец.

– Я бедный монах, – отвечал Сунь Укун, – откуда же мне взять дары, вино и яства?

– Я вижу, ты совсем глуп! – со смехом промолвил старец. – Мой учитель и глотка воды не даст даром.

– А ты скажи ему, кто я, – отвечал Сунь Укун, – и он непременно разрешит мне взять воды из родника.

Пришлось старцу отправиться к праведнику с докладом.

А тот как раз играл в это время на цине.

– Наставник! – обратился к праведнику старец. – У ворот стоит какой-то монах, говорит, что он последователь и ученик Танского монаха и что зовут его Сунь Укун. Он просит у тебя воды из родника для своего учителя.

Стоило старцу произнести имя Сунь Укуна, как праведник вскипел от гнева, вскочил со своего места, положил цинь, облачился в рясу, взял волшебный крюк исполнения желаний и вышел из ворот.

Вот как он выглядел:
		Высокая, в звездах, шапка



		 горит нестерпимым блеском,



		Расшитая золотом ряса



		 пурпурным сияет светом.



		Туфли узорного шелка



		 для ходьбы в небесных высотах,



		Драгоценная опояска,



		 подвески с яшмовым звоном.



		Волшебный «жуи» – посох счастья —



		 украшен крюком золоченым,



		Сверкают феникса очи,



		 торчком суровые брови.



		Обликом гордо-свирепым



		 схож с полководцем Вэнем,



		Разве что по одежде



		 их различить сумеешь.








Сунь Укун сложил ладони, поклонился отшельнику и смиренно произнес:

– Я бедный монах, и зовут меня Сунь Укун.

– Ты и вправду Сунь Укун? – спросил праведник. – Или только прикрываешься его именем?

– Учитель, – отвечал Сунь Укун, – недаром говорят: «Достойный муж никогда не меняет ни имени, ни фамилии». Я и есть Сунь Укун, зачем же мне выдавать себя за Сунь Укуна?

– А меня ты знаешь? – спросил праведник.

– Нет, не знаю, – отвечал Сунь Укун.

– Так с какой стати ты явился ко мне? – спросил праведник.

– Дело в том, – отвечал Сунь Укун, – что мой учитель Танский монах выпил воды из реки Мать-и-дитя и зачал. Вот я и пришел попросить у тебя чашку родниковой воды, чтобы выгнать плод из чрева моего учителя.

– Верно ли, что твой учитель – Танский монах Сюаньцзан? – спросил праведник.

– Истинная правда, – отвечал Сунь Укун.

Тут отшельник заскрежетал зубами от злости и произнес:

– Не ты ли вместе со своим учителем загубил моего племянника Красного Младенца?

– Не загубил я его, – отвечал Сунь Укун, – благодаря мне он сейчас служит богине Гуаньинь.

– Замолчи, негодная обезьяна! – крикнул праведник. – Что же, по-твоему, лучше прислуживать кому-то, нежели быть князем в собственных владениях? Давай померимся силами! Одолеешь меня в трех схватках – дам тебе воды. Не одолеешь – изрублю тебя на мелкие кусочки.

И вот между ними начался бой.

Противники схватывались уже раз двадцать, и праведник стал выбиваться из сил. Тогда, волоча за собой свой волшебный крюк, он покинул поле боя. Сунь Укун не стал его преследовать и устремился к пещере, где был заветный родник. Но вход в пещеру оказался наглухо закрытым. Тогда Великий Мудрец поднапрягся, ударом ноги вышиб дверь и вошел внутрь. И тут, к своему великому изумлению, он увидел праведника, притаившегося у самого родника.

Сунь Укун замахнулся на него посохом, но праведник успел отскочить и скрылся в глубине пещеры. Тогда Сунь Укун нашел бадью и собрался спустить ее вниз, чтобы зачерпнуть воды, но в этот миг перед ним снова появился праведник, зацепил Сунь Укуна крюком за ногу и бросил на землю. Сунь Укун сильно ушибся. Превозмогая боль, он поднялся с земли, но, как ни старался зачерпнуть воды из родника, праведник всякий раз ему мешал.

Тогда Сунь Укун решил призвать на помощь Шасэна, покинул пещеру и на облаке полетел в женское царство, где его дожидались Танский монах и Чжу Бацзе.

Сунь Укун изложил им по порядку все как было и сказал, что хочет взять с собой на подмогу Шасэна.

– Пока я буду драться с этим проклятым праведником, – промолвил Сунь Укун, – Шасэн зачерпнет воды из родника и принесет ее вам.

– А все же вам повезло, – вступила тут в разговор хозяйка, – что вы попали не в соседний дом, а ко мне. Не то вам несдобровать бы. В моем доме женщины все в летах. Никто из нас уже не помышляет об усладах при лунном сиянии. Вот у соседей много молодых дев, и, уж конечно, они не оставили бы вас в покое. А откажись вы, стали бы мстить вам, содрали бы с вас шкуру и смастерили бы себе ладанки для благовоний.

Тут Сунь Укун обратился к хозяйке.

– Есть ли у тебя в доме бадьи? – спросил он. – Одолжи мне, если есть, пожалуйста!

Женщина пошла во внутреннее помещение и вскоре вернулась с бадьей и длинной веревкой.

– Принеси еще одну, – попросил Шасэн, – а то боюсь, что колодец глубокий и одной веревки не хватит.

Старуха принесла. После этого Сунь Укун и Шасэн вскочили на облако и отправились в путь. Не прошло и часа, как они прилетели к горе Освобождение от мужского начала и опустились на землю прямо у обители праведника.

– Возьми бадью и веревки, – велел Сунь Укун Шасэну, – спрячься где-нибудь поблизости и жди, покуда я начну бой с праведником. Когда же увидишь, что бой в самом разгаре, беги в пещеру, зачерпни воды и быстро возвращайся к учителю.

Шасэн обещал сделать все, как ему велено, а Сунь Укун подошел к воротам пещеры и крикнул:

– Эй! Отворяй!

По прошествии некоторого времени праведник вышел из пещеры и громко крикнул:

– А, это ты, подлая обезьяна! Ты опять явилась сюда? Что тебе надо?

– Мне нужна вода из родника, – отвечал Сунь Укун.

– Разве ты не знаешь, что я хозяин родника? – промолвил праведник. – Даже самому государю и его сановникам я не дам даром ни капли воды. А уж тебе, моему врагу, и подавно.

– Значит, не дашь? – грозно спросил Великий Мудрец.

– Не дам! – решительно произнес праведник.

– Тогда я угощу тебя своим посохом, – сказал Сунь Укун и стал колотить праведника по голове.

И вот снова между ними разгорелся бой. Противники все дальше и дальше уходили от пещеры и теперь уже бились на склоне горы.

Шасэн между тем с бадьей и веревками хотел было проскользнуть в дверь, но тут ему дорогу преградил старец-привратник.

Тогда Шасэн поставил бадью на землю, взял посох, усмиряющий злых духов, и принялся дубасить привратника.

Тот повалился на землю с перебитым плечом и уполз вглубь пещеры, охая от боли.

Шасэн тем временем набрал полную бадью воды, вышел из пещеры и вскочил на облако. Пролетая мимо Сунь Укуна, который продолжал бой с праведником, Шасэн крикнул:

– Братец! Я достал воды. Хватит вам биться! Пощади его!

Тут Сунь Укун сказал праведнику:

– Пока мы дрались, мой брат достал воду из родника. Я мог бы убить тебя, но не стану этого делать. Живи, сколько суждено, но будь добрым, и, если у тебя попросят воду, не отказывай.

Однако праведник не отличал добра от зла и продолжал орудовать своим крюком, затем изловчился и ударил Сунь Укуна по ногам. Но тот подпрыгнул высоко-высоко и бросился на праведника с криком: «Стой! Не уйдешь!» Не успел праведник опомниться, как Сунь Укун одним ударом сшиб его с ног. Тогда Великий Мудрец вырвал у него волшебный крюк, разломал пополам, затем еще на четыре части и швырнул на землю.

После этого он вскочил на облако и улетел. Очень скоро он догнал Шасэна, и вдвоем они возвратились к Танскому монаху и Чжу Бацзе. Те по-прежнему корчились от боли, стонали, но, увидев Сунь Укуна и Шасэна, принесших спасительную воду, повеселели.

Женщины тоже обрадовались.

Одна из них быстро достала фарфоровую чашечку с узорами, зачерпнула воды и подала Танскому монаху, говоря:

– Возьми, почтенный наставник! Пей потихоньку: как только допьешь до конца, так сразу же плод растворится.

– А мне давайте всю бадью! – закричал Чжу Бацзе.

– Да разве можно?! – замахала женщина руками. – От целой бадьи все кишки растворятся.

Чжу Бацзе сразу притих и тоже выпил полчашечки.

Прошло времени ровно столько, сколько требуется, чтобы съесть плошку горячей каши, и животы у обоих опали, а боль утихла.

Оставшуюся воду Сунь Укун отдал хозяйке. Женщина перелила воду в глиняный чан, который закопала в землю на заднем дворе, говоря:

– Этой воды нам хватит до конца жизни.

Затем женщины накрыли на стол и пригласили Танского монаха и его учеников подкрепиться, после чего все отправились отдыхать.

На другой день, как только рассвело, наставник и его ученики поблагодарили женщин за гостеприимство и покинули селение. Сюаньцзан сел на белого коня, которого вел под уздцы Чжу Бацзе. Шасэн взвалил на спину пожитки, а Великий Мудрец шел впереди, указывая путь.

О том, что еще приключилось с паломниками в женском царстве, вы узнаете из следующей главы.




Глава пятьдесят четвертая,


в которой рассказывается о том, как праведный монах попал в столицу женского царства и как смышленая обезьяна помогла избавиться от «дымных цветов»


Итак, паломники продолжали свой путь и, не пройдя и сорока ли, достигли столицы женского царства Силян. На главной улице шла бойкая торговля. Здесь и в самом деле не было ни одного мужчины, только женщины.

Увидев монахов, они стали хлопать в ладоши и кричать:

– Люди явились! Люди явились!

Вокруг звучали веселые голоса, смех, шутки.

Тут Сунь Укун сказал Чжу Бацзе:

– Напугай их, брат, а то не отвяжутся.

Чжу Бацзе дважды мотнул головой, торчком поднял огромные, как листья лопуха, уши, зачмокал губами, каждая величиной с лист лотоса, и так грозно захрюкал, что женщины бросились врассыпную, а некоторые попадали от страха на землю и поползли.

Они больше не осмеливались приближаться к паломникам и лишь издали наблюдали за ними.

Сунь Укун тоже принял устрашающий вид, Шасэн превратился в тигра, и так они вчетвером продвигались вперед. Вдруг они увидели торговые ряды, лабазы с солью и крупой, чайные и питейные заведения, таможню со сторожевой вышкой, где били в барабаны и трубили в рога, украшенные флагами, павильоны, постоялые дворы.

Неожиданно путь им преградила какая-то женщина, которая строго сказала:

– Чужеземцам не дозволено входить в городские ворота без разрешения. Пройдите, пожалуйста, в ямынь, там вас запишут в особую книгу, доложат о вашем прибытии государыне, проверят дорожное свидетельство и тогда только разрешат продолжать путь.

Над воротами ямыня висела надпись: «Почтовая станция „Встреча с мужским началом“».

Женщина, остановившая паломников, оказалось, служила в ямыне. Она провела путников в парадное помещение, велела подать им чаю, а потом спросила:

– Откуда путь держите?

– Мы посланцы Танского государя, – отвечал Сунь Укун. – Идем на Запад за священными книгами. Наш наставник, Танский монах Сюаньцзан, названый брат самого государя. Я – его старший ученик. Зовут меня Сунь Укун. Эти двое – тоже ученики наставника. Одного зовут Чжу Бацзе, другого – Шасэн. Вместе с белым конем нас пятеро. Дорожное свидетельство у нас при себе. Вот, прошу ознакомиться и разрешить нам следовать дальше.

Женщина записала в книгу все, что ей сказал Сунь Укун, затем встала, опустилась на колени, совершила земной поклон и промолвила:

– Прошу простить мне мою вину. Я смотрительница почтовой станции «Встреча с мужским началом» и должна была встретить вас и воздать вам должные почести.

После этого она велела своим прислужницам приготовить самые лучшие яства и обратилась к путникам с такими словами:

– Высокочтимые гости! Я ненадолго покину вас, чтобы доложить о вашем прибытии своей повелительнице – государыне царства Силян. Тогда вам немедленно обменяют дорожные свидетельства и вы сможете продолжить свой путь.

Покинув ямынь, смотрительница почтовой станции отправилась в башню Пяти фениксов, подошла к старшему евнуху, стоявшему в охране у ворот, и сказала:

– Мне нужно видеть государыню по важному делу.

Евнух тотчас же отправился с докладом, и государыня велела впустить смотрительницу в покои.

Когда смотрительница предстала перед нею, государыня спросила:

– С чем пожаловала?

И смотрительница все подробно рассказала государыне.

Государыня очень обрадовалась и обратилась к своим военным и гражданским сановникам, тоже женщинам:

– Нынче ночью мне снилось, будто моя золотая ширма вдруг заиграла всеми цветами радуги, а яшмовое зеркало стало излучать сияние. Теперь мне ясно, что это было счастливое предзнаменование. Ведь со дня Сотворения мира в наше царство еще не ступала нога мужчины. А сколько с той поры сотен лет прошло! И вот сегодня к нам явился мужчина, и не кто-нибудь, а названый брат Танского государя. Не иначе как его послало нам само Небо. Я готова отдать ему все богатства нашего царства, даже корону, только бы он согласился стать нашим государем, а я буду его женой-государыней, нарожаю ему детей – законных наследников трона.

Все сановники, и военные и гражданские, выслушав государыню, возликовали.

Но тут к государыне снова обратилась смотрительница:

– Решение твое, о государыня, поистине мудро и сулит благо нашей стране на многие годы. Не знаю только, что станешь ты делать с тремя учениками этого монаха. Уж очень они безобразны на вид, их ко двору допустить нельзя.

– В таком случае, – промолвила государыня, – останется только Танский монах, а эти трое пусть отправляются дальше. Приказываю старшей придворной советнице быть нашей свахой, а смотрительнице почтовой станции заняться устройством свадьбы.

Пока во дворце шла беседа, Танский монах и его спутники сидели за трапезой. Вдруг снаружи донеслись голоса:

– Прибыла наша начальница, а вместе с ней старшая придворная советница.

Танский монах встревожился и спросил:

– Чего ради пожаловала сюда придворная советница? Уж не собираются ли нас здесь женить?

– Если вас захотят женить, – отвечал Сунь Укун, – соглашайтесь, а я знаю, что делать.

Не успел он договорить, как вошли придворная советница и смотрительница станции и низко поклонились Танскому монаху. Тот ответил почтительными поклонами и промолвил:

– Не знаю, чем я, смиренный монах, заслужил столь высокое внимание?

Придворная советница окинула взглядом Танского монаха и осталась очень довольна, подумав про себя: «Этот монах вполне достойная пара нашей государыне».

После церемонии приветствий обе женщины встали рядом с Танским монахом, одна справа, другая слева, и в один голос торжественно произнесли:

– О почтенный! Великая радость ждет вас!

– Я не мирянин, – отвечал Сюаньцзан упавшим голосом. – Какая же радость может ожидать меня?

Поклонившись, придворная советница сказала:

– В нашем женском царстве еще ни разу не появлялся ни один мужчина. И вот сейчас я пришла сюда по велению моей государыни, чтобы передать вам ее желание породниться с вами.

– Это великое счастье! – воскликнул Сюаньцзан. – Но я хотел бы знать, кто из моих учеников удостоен этой высокой чести?

Тут выступила вперед смотрительница почтовой станции и обратилась к Танскому монаху.

– Вы – ее избранник, – сказала она. – Государыня желает отдать вам все свои богатства и корону и стать вашей женой. Что вы на это скажете?

Что мог сказать Танский монах? Он поник головой и молчал. Потом тихонько спросил Сунь Укуна:

– Посоветуй, что делать.

– Соглашайтесь, учитель. Место здесь хорошее, лучшего не найти.

– А кто же отправится на Запад за священными книгами? – с отчаянием в голосе произнес Сюаньцзан. – Что скажем мы Танскому государю?

– О почтенный! – вкрадчивым голосом промолвила советница. – За священными книгами отправятся ваши ученики. Их дорожные свидетельства уже готовы.

– Вот и прекрасно! – воскликнул Сунь Укун. – Мы не станем противиться желанию государыни и охотно оставим нашего наставника здесь, а будем возвращаться со священными книгами – непременно посетим ваше царство, чтобы засвидетельствовать уважение нашему учителю и его супруге.

Старшая советница и смотрительница очень обрадовались, поклонились Сунь Укуну, поблагодарили его и поспешили во дворец с добрыми вестями.

– Что же ты натворил, негодяй! – вскричал Танский монах, как только женщины удалились. – Да я лучше умру, нежели останусь здесь!

– Да не останетесь вы здесь, учитель, – ответил Сунь Укун. – Просто нам придется пойти на маленькую хитрость. Иначе мы не получим дорожных свидетельств, а вас, учитель, убьют. Сдерут с вас шкуру и наделают из нее ладанки с благовониями. Но мы, ваши ученики, не допустим этого и перебьем всех женщин до единой, а ведь они не оборотни, не злые духи, а люди. Так что сами судите. У вас сердце доброе.

Выслушав Сунь Укуна, Танский монах сказал:

– Ты говоришь справедливо. Боюсь только, как бы государыня не заманила меня в свои покои и не заставила совершить супружеский обряд. Ведь, потеряв целомудрие, я потеряю монашеский сан.

– А вы вот как сделайте, – отвечал Сунь Укун. – Когда государыня выйдет за городские ворота, чтобы оказать вам почести, вы поезжайте вместе с ней во дворец. Там войдете в тронную залу и сядете на трон лицом к югу. Затем попросите государыню принести государственную печать и впустить в тронную залу нас. После этого вы поставите печать на нашем дорожном свидетельстве и попросите государыню написать соответствующую бумагу. Эту бумагу государыня пусть собственноручно подпишет, приложит к ней свою личную печатку и передаст нам. В соседнем помещении велите устроить пир в честь встречи с государыней и по случаю нашего отъезда.

После пира скажете, что хотите проводить нас за городские ворота, а уже потом предаться супружеским радостям. За воротами вы выйдете из колесницы и подзовете Шасэна, чтобы он помог вам сесть на коня, – вот и все. А уж я позабочусь о том, чтобы государыня и ее свита не могли сдвинуться с места, пока мы не уйдем из этой страны.

Танский монах сразу почувствовал облегчение, поблагодарил Сунь Укуна за мудрый совет, после чего все четверо принялись обсуждать, как осуществить задуманный план.

Между тем старшая советница и смотрительница почтовой станции примчались во дворец и без доклада прошли прямо в тронную залу. Там, у яшмовых ступеней трона, они преклонили колена и обратились к государыне с такими словами:

– О великая повелительница! Сон твой в руку. Тебя ждет огромная радость, ты станешь супругой Танского монаха, он дал согласие. – После этого женщины передали от начала до конца все, что им довелось услышать.

Выслушав их, государыня осталась очень довольна, велела приготовить самое лучшее угощение, а также парадный выезд для встречи жениха за городскими воротами. Придворные чины, и военные и гражданские, бросились выполнять приказ государыни.

Вскоре государыня с целой свитой придворных выехала за городские ворота и остановилась у почтовой станции «Встреча с мужским началом». Служительницы прибежали к Танскому монаху с докладом:

– Государыня прибыла!

Танский монах и его ученики оправили на себе одежды и вышли встретить важных гостей. Откинув занавеску, государыня вышла из колесницы и обратилась к старшей советнице:

– Кто из них названый брат Танского владыки?

– Тот, что стоит у самого входа, в одеянии благородного господина, – отвечала советница.

Государыня метнула в него взгляд, подобный взгляду феникса, слегка нахмурила свои прелестные брови, снова оглядела его с ног до головы и лишь тогда убедилась, что перед ней человек незаурядный.
		Видом прекрасен, духом велик,



		Повадкой и обликом горделив.



		Белизною похожи зубы



		 на ступени из серебра,



		Оттеняют алые губы



		 очерк гордого рта.



		Молод, умен, талантлив —



		 удел его – «ветр и поток».



		Достойным мужем царицы Силяна



		 стать пришелец бы мог.








Охваченная страстью, она чуть-чуть приоткрыла свои вишневые губки и обратилась к Танскому монаху:

– О брат великого Танского государя! Займи же место свое в колеснице, как и положено счастливому супругу.

От этих слов Танский монах покраснел до ушей – он даже не осмеливался поднять голову.

А Чжу Бацзе так и пожирал взглядом красавицу-государыню.

Между тем государыня подошла к Танскому монаху, взяла его за руку и нежным голосом проговорила:

– Прошу вас, сядьте в колесницу. Мы отправимся во дворец, в залу Золотых колокольцев, и там обвенчаемся.

Несчастному Сюаньцзану ничего не оставалось, как занять место рядом с государыней. А гражданские и военные чиновники, видя это, весело переглядывались и подмигивали друг другу.

Как только колесница проследовала обратно в город, Сунь Укун велел Шасэну взять поклажу, а сам, ведя белого коня, отправился вслед за парадным выездом. Чжу Бацзе их опередил и уже дожидался у башни Пяти фениксов, крича во всю глотку:

– Где угощение? Где вино? Без угощения никакой свадьбы не будет!

Дворцовые служанки перепугались и побежали к государыне, восседавшей в колеснице.

– О повелительница! – вскричали они. – У ворот стоит монах со свиным рылом и огромными ушами и требует угощения.

Государыня прижалась к Танскому монаху, приблизила к его лицу щечку, нежную, как персик, раскрыла свой благоуханный ротик и тихонько спросила:

– Мой дорогой! Он какой по счету ученик?

– Второй, – отвечал Танский монах. – Он очень прожорлив и только и думает, как бы поесть и попить всласть. Вот поест, тогда угомонится.

– Все сделано, как я приказывала? – спросила государыня.

– Все, повелительница, – хором отвечали служанки, – есть и мясные блюда, и постные. Стол накрыт в Восточной зале.

Не успела служанка договорить, как появилась старшая советница и доложила:

– Все готово! Прошу вас пожаловать в Восточную залу. Сегодня ночью появится молодой месяц – самое счастливое время для бракосочетания. Завтра солнце пересечет полуденную линию неба. В этот час мы будем просить названого брата Танского владыки и нашего повелителя занять царский трон и возвестить новую счастливую эру своего правления!

Замирая от счастья, государыня взяла Танского монаха за руку и вместе с ним сошла с колесницы.

В Восточной зале играла музыка и слышалось пение. Это пели нежными голосами прелестные девы. В середине залы был накрыт стол на двоих. На левом краю – постные блюда, на правом – скоромные. За главным столом стояли два ряда столиков с закусками.

Государыня подобрала рукава халата, и все увидели ее тонкие, словно точеные, пальцы. Она подала Танскому монаху нефритовую чашечку с вином, и пир начался.

Чжу Бацзе, как всегда, вел себя бесцеремонно, уплетал за обе щеки все подряд: белоснежные паровые лепешки, сладкие пряники, а после этого вдруг принимался за ростки бамбука, пряные и душистые грибы, кушанья из всевозможных растений и трав, горный батат, коренья юйтоу. Все это он ел не разжевывая и выпил семь чарок вина.

Когда все всласть попили и поели, Танский монах поднялся со своего места, почтительно сложил ладони и обратился к государыне с такими словами:

– Премного благодарен вам, государыня, за богатое угощение. А теперь прошу вас пройти в тронную залу и выдать подорожное свидетельство моим ученикам, – пока не стемнело, пусть отправляются в путь.

Государыня взяла за руку Танского монаха, прошла с ним в тронную залу и предложила взойти на трон.

– Только не сейчас! – воскликнул Танский монах. – Ведь ваша старшая советница сказала, что займу я это высокое место и приму звание верховного правителя завтра, когда солнце пересечет полуденную линию. А сегодня вам, как полновластной государыне, надлежит поставить государственную печать на дорожных свидетельствах.

Тут государыня взошла на трон, к трону пододвинула стул с позолотой и попросила Танского монаха сесть. После этого она велела позвать его учеников, прочла дорожное свидетельство, осмотрела девять печатей Танского государя, которые на нем стояли, и печати других государств, потом спросила:

– А почему в дорожном свидетельстве не значатся ваши ученики?

– А потому, что они не являются уроженцами Танского государства.

И Сюаньцзан: поведал государыне историю каждого из его учеников.

– Хотите, я впишу их имена в дорожное свидетельство? – спросила государыня.

– Впишите, – отвечал Танский монах. – Как вам будет угодно.

Государыня велела принести кисть и ароматную тушь и на оборотной стороне свидетельства собственноручно написала монашеские имена трех учеников Сюаньцзана. Затем достала государственную печать и приложила ее в положенном месте, после этого она поставила свою подпись и передала свидетельство Сунь Укуну, а тот отдал его Шасэну спрятать.

Государыня хотела дать монахам денег на дорогу, но они не взяли, от парчи тоже отказались, ну а когда принесли три меры отборного риса, Чжу Бацзе не выдержал и засунул его в узел.

Затем все трое сложили ладони, низко поклонились, и тогда Танский монах обратился к государыне.

– Осмелюсь потревожить вас еще одной просьбой, – промолвил он. – Проводите вместе со мной моих учеников за городскую стену, там я скажу им напутственное слово, чтобы они с честью выполнили свой долг. А когда вернемся во дворец, будем наслаждаться вечным счастьем, жить радостно и в полном согласии, не зная ни забот, ни тревог, словно птицы Луань и Фын.

Государыня, ничего не подозревая, велела тотчас же приготовить выезд. Вместе с Танским монахом они сели в колесницу и направились к Западной заставе города. Улицы были политы водой, воздух напоен ароматом благовоний. Толпы народу вышли полюбоваться выездом государыни, послушать мелодичный звон колокольцев и поглядеть на Танского монаха, счастливого избранника.

Вскоре колесница выехала из городских ворот и приблизилась к Западной заставе.

Там ее встретили Сунь Укун, Чжу Бацзе и Шасэн, восклицая в один голос:

– О великодушная! Не провожай нас дальше. Распрощайся здесь.

Между тем Танский монах сошел с колесницы, молитвенно сложил ладони и с поклоном сказал государыне:

– Прошу тебя, вернись во дворец и позволь мне, бедному монаху, отправиться на Запад за священными книгами.

Услышав это, государыня изменилась в лице, схватила Танского монаха за руку и вскричала:

– О мой дорогой! Ведь я обещала отдать тебе все мои богатства и вдобавок трон, только бы ты стал моим мужем. И ты согласился. Как же можно нарушать данное слово?!

Тут Чжу Бацзе стал от злости вертеть своим рылом, хлопать ушами, не выдержал и заорал:

– Поймите, мы честные монахи и не станем осквернять свое тело! Оставьте в покое моего учителя! Не приставайте к нему!

Государыня как глянула на Чжу Бацзе, так душа у нее ушла в пятки от страха, она свалилась со своего сиденья и так и осталась лежать.

Тем временем Шасэн и Сунь Укун вывели Танского монаха из толпы и помогли ему сесть на коня. Вдруг на обочине дороги показалась какая-то женщина и бросилась к Танскому монаху, восклицая:

– О младший брат Танского владыки! Не покидай нас! Я хочу насладиться с тобой утехами любви!

– Убирайся прочь, негодница! – крикнул Шасэн и замахнулся на нее своим волшебным посохом.

Но тут налетел ураган, бешено засвистел ветер, и Танский монах исчез.

О том, что случилось дальше с Танским монахом, вам расскажет следующая глава.




Глава пятьдесят пятая,


из которой вы узнаете о том, как распутная волшебница обольщала Танского монаха и как он, скрепив свою волю, устоял перед ее чарами


Итак, налетел ураган и Танский монах исчез. Его ученики стояли в полной растерянности, не зная, что делать. Затем Сунь Укун взлетел ввысь, сел на облако, внимательно осмотрелся и увидел вдали вихрь. Тогда он позвал Шасэна и Чжу Бацзе, и втроем, прихватив коня и поклажу, они устремились в северо-западном направлении на поиски учителя.

Они мчались с быстротой молнии вслед за вихрем, который унес наставника, и настигли его у высокой горы. Но тут вихрь исчез, ветер стих, и вокруг воцарился покой. Вдруг монахи приметили внизу тропинку и спустились на землю. Они долго шли и пришли наконец к стене, сложенной из темного блестящего камня. Она была похожа на щит, предохраняющий внутренний двор от злых духов. Ведя на поводу коня, монахи пошли дальше и увидели высокие каменные ворота, а над ними надпись: «Пещера Цитры в горе Гибель Врагам».

Тут Сунь Укун произнес заклинание, встряхнулся и принял вид пчелки. После этого он пролез в щель в первых воротах и полетел ко вторым воротам, но по пути приметил среди цветов небольшую беседку, а в беседке злую фею и разнаряженных служанок с причудливыми прическами. Женщины оживленно беседовали и выглядели очень веселыми. Сунь Укун подлетел поближе и стал прислушиваться к разговору. В это время в беседку вошли две прислужницы и принесли блюда, на которых лежали пышущие жаром лепешки с начинкой.

– Приведите сюда названого брата Танского владыки! – распорядилась фея.

Служанки бросились во внутренние покои и вскоре вывели оттуда несчастного Сюаньцзана. Вид у него был ужасный. Лицо пожелтело, губы побелели, будто у мертвеца, из глаз непрерывно катились слезы.

Чародейка покинула беседку и пошла Сюаньцзану навстречу. Она нежно коснулась рукой его плеча и промолвила:

– О, будь великодушен ко мне, старший брат мой! Не взыщи, что у меня не так роскошно, как во дворце силянской государыни. Зато здесь ты сможешь молиться Будде и читать священные книги. Мы проживем сто лет с тобой в мире и согласии.

Танский монах молчал.

– Не сердись и не печалься, – продолжала волшебница, – отведай моего угощенья. Вот лепешки. Одни с постной начинкой, другие – с человечиной. Ешь, какие тебе по вкусу.

– Я монах и буду есть с постной начинкой, – отвечал Сюаньцзан.

– Эй, девушки! Принесите горячего чая! – распорядилась волшебница.

Одна из служанок поднесла Танскому монаху чашечку с ароматным чаем, а волшебница протянула ему лепешку, разломив ее пополам.

Сюаньцзан тоже взял лепешку и, не разламывая, подал волшебнице.

– Царственный брат мой, – кокетливо смеясь, спросила она, – почему же ты не разломил лепешку?

Почтительно сложив ладони, Сюаньцзан смиренно отвечал:

– Потому что я не мирянин, а монах.

Опасаясь, как бы Танский монах, соблазненный волшебницей, не осквернил себя, Сунь Укун принял свой настоящий облик, занес над головой посох и заорал:

– Бесстыжая тварь!

Увидев Великого Мудреца, злая фея выдохнула пламя, которое тотчас охватило всю беседку, и приказала служанкам увести Танского монаха.

После этого она вооружилась волшебным трезубцем, выскочила из беседки и крикнула:

– Ах ты, невежественная обезьяна! Как осмелилась ты проникнуть в мой дом! Сейчас я тебя проучу!

И вот между ними начался бой. Сражаясь, они не заметили, как очутились за воротами пещеры. Тут Чжу Бацзе схватил свои вилы и тоже ринулся на злую фею.

Тогда фея пронзительно взвизгнула, из носа у нее вылетело пламя, изо рта повалил густой дым, она встряхнулась и метнула в Чжу Бацзе свой трезубец. В тот же момент у нее появилось столько рук, что и не сосчитать.

– Я знаю тебя, Сунь Укун, – вопила фея, – и твоего покровителя, Будду Татагату, знаю! Даже он боится меня. Теперь вам от меня не уйти! Каждому достанется по заслугам!

И вот между ними тремя разыгрался доселе невиданный бой.

Долго сражались противники, но так и нельзя было сказать, кто из них победит. Вдруг фея выбросила вперед руку и ударила Сунь Укуна по голове.

– Ой! Больно! – завопил Сунь Укун и бросился бежать.

Чжу Бацзе, видя, что дело плохо, тоже пустился наутек, волоча за собой свои вилы.

А волшебница, торжествуя победу, возвратилась в пещеру.

Между тем голова у Сунь Укуна разламывалась от боли.

– А ты еще хвалился, что голова у тебя крепче камня, – смеясь, сказал Чжу Бацзе.

– Она у меня и в самом деле крепче камня, – ответил обиженно Сунь Укун. – Не знаю, чем эта злодейка меня стукнула, что голова раскалывается от боли.

Шасэн осмотрел Сунь Укуна и сказал:

– Ни одной царапины, даже шишки нет. А что с наставником, тебе удалось разузнать?

– Наставник цел и невредим, – отвечал Сунь Укун. – Боюсь только, как бы эта негодница его не совратила. От угощенья он не стал отказываться, съел одну лепешку. Неизвестно, чем все это кончится. Кстати, эта чародейка все знает про нас. И про то, что учитель попил воды из реки Мать-и-дитя, и про пир во дворце. Интересно, откуда ей это известно?

– Совратить учителя ей все равно не удастся, – сказал тут Шасэн. – Он тверд и непреклонен в своем монашеском долге. Давайте сегодня отдохнем, а завтра подумаем, что делать дальше.

Мы не станем рассказывать, как отдыхали монахи, а вернемся к волшебнице.

Возвратившись с победой, она позвала служанок, велела прибрать опочивальню, зажечь там свечи.

Когда служанки привели Сюаньцзана, фея взяла его за руки и сказала:

– Давай проведем эту ночь как муж с женой.

Танский монах, стиснув зубы, молчал. Он был в таком отчаянии, что даже не заметил роскошного убранства опочивальни, великолепных нарядов, украшений, шкатулок.

Он не слышал страстных речей волшебницы – словом, вел себя, как и полагается истинному монаху.

Так и не смогла чародейка обольстить Сюаньцзана, как ни старалась, и глубокой ночью, разозлившись, велела служанкам связать его и бросить под террасу.

Вскоре огни были погашены, и все улеглись спать.

Между тем Сунь Укун проснулся утром и обрадованно сказал:

– Голова у меня нисколечко не болит, будто ничего и не было.

– Вот и хорошо, – ответил Шасэн, – теперь можно отправляться на расправу с волшебницей.

– Мы пойдем с Чжу Бацзе, – сказал Сунь Укун, – а ты пока оставайся здесь.

Вдвоем они подошли к пещере. Сунь Укун превратился в пчелку и проник за ворота. Там он увидел двух молодых привратниц, которые сладко спали, положив под голову сторожевые колотушки. Сунь Укун полетел дальше, к цветочной беседке, и там тоже увидел, что служанки крепко спят, хотя уже наступил день, – притомились, наверно, за ночь. Пролетев еще немного, Сунь Укун вдруг услышал, что кто-то стонет, огляделся и обнаружил под террасой крепко связанного по рукам и ногам монаха.

Сунь Укун сел учителю на голову и тихонько сказал:

– Наставник!

Услышав голос ученика, Танский монах обрадовался.

– Спаси меня! – стал он умолять.

От наставника Сунь Укун узнал, что волшебнице не удалось его соблазнить и тогда она со злости велела связать его и бросить под террасу.

В это время волшебница проснулась, соскочила со своего ложа, подбежала к монаху и принялась его корить:

– Эх, ты, даже не сумел показать себя, как подобает порядочному мужу.

Сунь Укун отпрянул от наставника, вылетел из ворот и принял свой настоящий облик.

Он рассказал Чжу Бацзе обо всем, что успел узнать от наставника, а Чжу Бацзе, выслушав его, воскликнул:

– Молодец наш учитель, устоял перед соблазном! Вот это настоящий монах!

И, схватив свои вилы, Чжу Бацзе изо всех сил швырнул их в каменные ворота. Раздался страшный грохот, и в воротах появились трещинки. Привратницы проснулись и закричали:

– Те двое монахов, что приходили вчера, ломают ворота!

Из своих покоев вышла волшебница и стала отдавать приказания:

– Подайте горячей воды! Расчешите мне волосы! А монаха унесите в заднее помещение, только не развязывайте!

Приведя себя в порядок, волшебница вышла из ворот с трезубцем в руках и стала ругать Сунь Укуна и Чжу Бацзе.

– Эй ты, мерзкая обезьяна! – кричала фея. – И ты, грязный кабан! До седых волос дожили, а ума не нажили. Как смели вы сломать мои ворота?

– Бессовестная тварь, потаскуха! – заорал Чжу Бацзе. – Хочешь совратить нашего наставника? Ничего не выйдет. Не будь я Чжу Бацзе, если не разнесу твою гору своими вилами и не обрушу ее на тебя!

Разумеется, волшебница не могла стерпеть такого поношения. Из носа и изо рта у нее повалил дым, вылетели языки пламени, а рук выросло столько, что и не сосчитать. Поэтому она легко отбивала удары противников, сыпавшиеся на нее со всех сторон.

Вдруг волшебница изловчилась и чем-то с силой ударила Чжу Бацзе в самое рыло. Не стерпев боли, он бросился бежать, одной рукой волоча вилы, а другой держась за ушибленное место. Следом за ним побежал и Сунь Укун.

Они возвратились к Шасэну и стали толковать о том, как им быть дальше.

В это время вдруг появилась старуха с корзинкой, сплетенной из бамбука. Видно, возвращалась со склона горы, где собирала лекарственные травы.

Сунь Укун пристально посмотрел на старуху и увидел сияние вокруг ее головы, да и вся она была окутана благовонной дымкой. Сунь Укун сразу же догадался, кто эта старуха, и вскричал:

– Скорей становитесь на колени и кланяйтесь! К нам пожаловала сама богиня Гуаньинь!

Тут старуха вдруг вознеслась на радужном луче в небо и там предстала перед монахами в своем настоящем виде, с корзиной для рыбы в руках. Сунь Укун тоже вознесся ввысь и, поклонившись богине, промолвил:

– О богиня! Помоги нам одолеть волшебницу, которая захватила нашего учителя!

И богиня сказала:

– Я знаю эту волшебницу! Она обладает великой силой. Ее трезубец – клешни, а колет она хвостом с крючком на конце. В своем первозданном виде эта волшебница – скорпион. Когда-то, слушая, как Будда толковал священные книги в храме Раскатов грома, она ужалила его в большой палец левой руки и скрылась, а теперь обитает на этой горе. Даже я не в силах ее одолеть. Если хотите спасти учителя, отправляйтесь к Восточным вратам Неба, во дворец Лучистого сияния, к повелителю созвездия Мао. Он один может усмирить волшебницу-скорпиона.

Сказав так, богиня превратилась в сверкающий золотой луч и вернулась в свою обитель на Южном море.

А Сунь Укун, не теряя времени, оседлал облако и помчался к Восточным небесным вратам. Там он прошел во дворец Лучистого сияния и увидел повелителя созвездия Мао.

Вот как он выглядел:
		Шпильки на шапке пятью остриями



		 блеск золотой источали;



		На драгоценной табличке из яшмы



		 записаны реки и горы.



		Халат украшен россыпью звездной



		 и пышными облаками;



		Пояс – восемь шнуров драгоценных,



		 сияют волшебные кольца.



		Нежно-нежно звенят подвески,



		 словно бы в лад с шагами, —



		В легких порывах теплого ветра



		 звон печален и тонок.



		Веер раскрыв изумрудно-зеленый,



		 гордо идет в покои,



		И следом небесные ароматы



		 устремились к дворцовым воротам.








Узнав, зачем пришел Сунь Укун, повелитель созвездия промолвил:

– По правде говоря, я должен был явиться с докладом к Яшмовому владыке, но раз ты, Великий Мудрец, пожаловал ко мне с такой просьбой, да еще по указанию богини Гуаньинь, я тотчас же последую за тобой и помогу одолеть злого духа, даже чаю не стану тебе предлагать.

Сказав так, властитель созвездия Мао вместе с Сунь Укуном отправился в женское царство. Чжу Бацзе очень обрадовался, увидев их, и стал просить властителя созвездия избавить его от боли – Чжу Бацзе по-прежнему держался за рыло и охал.

Властитель созвездия потер больное место, и все как рукой сняло.

После этого Сунь Укун с Чжу Бацзе отправились к пещере и через дыру, которую Чжу Бацзе пробил в каменных воротах, влезли внутрь.

Как раз в это время волшебница велела развязать Танского монаха и собиралась поить его чаем и кормить разными яствами. Услышав, что ворота разбиты, она выскочила к цветочной беседке, схватила свой трезубец и, вращая им в воздухе, стала наступать на Чжу Бацзе. Тот пустил в ход свои вилы, а Сунь Укун наносил волшебнице удары посохом. Мало-помалу они выманили чародейку за ворота, и тут Сунь Укун позвал властителя созвездия. Властитель мигом очутился на склоне горы, принял свой настоящий вид, превратившись в огромного петуха с двойным гребнем, что-то крикнул волшебнице, и та сразу превратилась в громадного скорпиона. Петух еще раз что-то прокричал, скорпион весь как-то обмяк и тотчас сдох прямо у склона горы.

А властитель созвездия обернулся золотистым лучом и умчался. После этого Сунь Укун с Чжу Бацзе вошли в пещеру, освободили Танского монаха, Шасэн подвел ему коня, и все вместе они продолжили свой путь на Запад.

Если хотите узнать, сколько лет еще пришлось странствовать Танскому монаху, прежде чем его причислили к лику святых, и что случилось с ним дальше, прочтите следующую главу.




Глава пятьдесят шестая,


в которой рассказывается о том, как Сунь Укун убил разбойника с большой дороги и как Танский монах, впав в заблуждение, прогнал от себя беспокойную обезьяну


Итак, путники продолжали свой путь на Запад. Они шли, любуясь великолепными пейзажами – лето было в самом разгаре, – как вдруг увидели впереди высокую, неприступную гору. Они взобрались на вершину и стали медленно спускаться. Танский монах на коне ускакал вперед и неожиданно услышал где-то совсем рядом удары в гонг. Следом на дорогу выскочили разбойники, вооруженные кто мечом, кто копьем, кто дубиной, – человек тридцать, не меньше.

Танский монах с перепугу свалился на землю, отполз к стогу сена у дороги и завопил:

– О почтенные! Пощадите!

– Давайте деньги, тогда пощадим!

Тут Танский монах поднялся с земли, подошел к разбойникам, молитвенно сложил руки и сказал жалобным голосом:

– О всемогущие! Откуда у меня, бедного монаха, деньги!

– Нет денег, отдавай рясу и коня!

– О великий Будда! – вскричал Танский монах. – Зачем вам мое жалкое рубище, все в заплатах? Отняв его у меня, вы совершите грех и в последующем рождении превратитесь в скотов!

Услышав такое, разбойники рассвирепели, бросились на Сюаньцзана и принялись его колотить. Тогда Сюаньцзану впервые в жизни пришлось солгать.

– Остановитесь, почтеннейшие! – взмолился он. – Не бейте меня! Сейчас сюда придут мои ученики, они немного отстали, у них есть несколько лянов серебра, и они охотно отдадут его вам.

Выслушав Сюаньцзана, разбойники перестали его бить, крепко-накрепко связали и подвесили к дереву.

Тут и в самом деле подоспели Сунь Укун, Чжу Бацзе и Шасэн. Чжу Бацзе задрал вверх голову и, увидав привязанного к дереву учителя, промолвил:

– Глядите, братцы! Учитель нас заждался, полез от скуки на дерево, да еще качается на суку, будто на качелях.

– Молчи ты, дурень! – сказал Сунь Укун. – Не сам он полез, кто-то подвесил его. Сейчас я побегу вперед и все разузнаю.

Сказав так, Сунь Укун взбежал на пригорок, пристально всмотрелся в даль и увидел разбойников. Тут он встряхнулся и превратился в юного благообразного послушника, одетого в черную рясу, с синим холщовым мешком за спиной. Мелкими шажками послушник подбежал к дереву и окликнул Танского монаха, который и поведал Сунь Укуну, какая с ним стряслась беда.

– Они так меня колотили, что пришлось соврать, будто деньги есть у вас, моих учеников, и что вы непременно их отдадите, как только придете сюда, – промолвил Танский монах.

Между тем разбойники успели приметить Сунь Укуна, обступили его и стали кричать:

– Эй, ты, выкладывай денежки, не выложишь – прощайся со своей поганой жизнью!

Сунь Укун положил свой узел на землю и с невозмутимым видом ответил:

– Не шумите так, почтеннейшие! В этом узле кое-что есть. Золота слитков двадцать, серебра слитков тридцать да еще немного мелочи, не знаю точно сколько, не считал. Забирайте их вместе с узлом, только освободите моего наставника.

Разбойники обрадовались, тотчас же освободили Сюаньцзана, и он во весь опор поскакал обратно.

Подхватив узел, Сунь Укун хотел было пуститься за ним следом, но разбойники преградили ему дорогу:

– Ты куда? Отдавай деньги, не то мы тебя прикончим!

Сунь Укун рассмеялся.

– Раз уж вы заговорили о деньгах, – со смехом произнес он, – то третью часть следовало бы отдать мне.

– Хочешь поживиться тайком от наставника? – сказал один из разбойничьих главарей. – Ладно, выкладывай, что у тебя есть. Если много, то и тебе кое-что перепадет, купишь себе фруктов.

– Да у меня ничего нет, – отвечал Сунь Укун. – Просто я хотел получить долю из награбленных вами денег.

Эти слова привели разбойников в ярость. Они стали поносить Сунь Укуна, а один из них принялся его бить по голове.

– Уважаемый брат мой, – молвил с улыбкой Сунь Укун, – бей меня хоть до будущей весны, я все равно ничего не почувствую.

– Ну и башка у тебя! – сказал удивленно разбойник.

Они попробовали бить Сунь Укуна вдвоем, потом втроем. Результат был тот же.

Наконец Сунь Укун вытащил из-за уха иглу и промолвил, обращаясь к разбойникам:

– Это единственное, что я могу вам дать. Хотите – берите.

– Проклятье! – вскричал один из разбойников. – Богатого монаха упустили, а вместо него поймали этого лысого осла! Может, ты и вправду хороший швец, – обратился он к Сунь Укуну, – но на что нам твоя игла?

Ничего не ответив, Сунь Укун положил иглу на ладонь, несколько раз подбросил ее вверх, затем помахал ею, и прямо на глазах игла превратилась в огромный посох толщиной с плошку.

– Глядите-ка! – трепеща от страха, говорили разбойники. – Этот монах хоть и невелик, а искусством волшебства владеет.

Сунь Укун между тем воткнул посох в землю и сказал:

– Этот посох я дарю вам, если, конечно, у вас хватит сил вытащить его из земли.

Тут вперед вышли два главаря и, отталкивая друг друга, схватились за посох. Но разве смогла бы, к примеру, стрекоза сдвинуть с места каменный столб?! Посох как стоял, так и остался стоять. Ведь весу в нем было ни мало ни много – тринадцать тысяч пятьсот цзиней.

Сунь Укун же с легкостью выдернул его из земли, нацелил на разбойников и крикнул:

– Эй, вы! Довелось вам, на свою погибель, повстречать Сунь Укуна!

После этого он несколько раз махнул посохом, который сразу же стал толщиной с колодезь, а длиной восемь чжанов, и одного за другим убил наповал обоих главарей. Остальные разбойники в страхе разбежались.

Танский монах между тем во весь дух скакал на восток.

Его увидели Чжу Бацзе и Шасэн и остановили.

– Ты сбился с пути, наставник! – сказали они. – Надо ехать на запад, а ты мчишься на восток.

Сдержав коня, Танский монах крикнул:

– Братья! Разыщите Сунь Укуна и велите ему не пускать в ход свой посох, не то еще убьет кого-нибудь и загубит свою душу!

Чжу Бацзе быстро отыскал Сунь Укуна, увидел, что ни одного разбойника поблизости нет, и спросил:

– А куда подевались разбойники?

– Разбежались, – отвечал Сунь Укун. – А главари – вот они, спят мертвым сном.

Чжу Бацзе сразу понял, что Сунь Укун расправился с главарями, вернулся к Танскому монаху и доложил:

– Разбойники все разбежались.

– С чего ты взял, что они разбежались? – спросил Танский монах.

– А куда же им было деваться, если главарей их побили?

– Как – побили?

– Очень просто, – отвечал Чжу Бацзе, – проделали каждому по две большие дырки в голове!

– Тогда возьми несколько монет и сбегай за пластырем и мазью.

– Пластырь и мазь мертвым не помогают, – со смехом отвечал Чжу Бацзе.

Мы не будем рассказывать о том, как Танский монах вместе с Чжу Бацзе и Шасэном отправился к тому месту, где лежали мертвые разбойники, как велел Чжу Бацзе вырыть могилу, а сам прочел над убитыми заупокойную молитву. Расскажем лучше о том, как, продолжая свой путь, паломники увидели в стороне от дороги огороженную высоким забором усадьбу.

– Давайте попросимся на ночлег, – сказал Танский монах своим спутникам, подъехал к усадьбе и залюбовался открывшимся перед ним видом.

В это время из ворот вышел старец, они обменялись приветствиями, и старец спросил:

– Откуда путь держишь, почтеннейший?

– Я бедный монах, по велению Танского государя иду на Запад за священными книгами. Путь мой как раз пролегает мимо вашей усадьбы, а поскольку час уже поздний, то я осмелюсь просить вас дозволить мне и моим ученикам заночевать здесь.

– А где же они, твои ученики? – спросил старец.

– Вон там, – отвечал Танский монах, махнув рукой на край дороги.

Старец посмотрел в указанном направлении и, увидев Сунь Укуна, Чжу Бацзе и Шасэна, бросился назад к воротам.

– Благодетель ты мой! – вскричал Сюаньцзан. – Молю тебя, яви милосердие, пусти нас переночевать.

– Твои ученики на людей не похожи, – стуча зубами от страха, заикаясь, произнес старец. – Они настоящие оборотни!

– Не оборотни они, – стал успокаивать старца Сюаньцзан, – хоть и безобразны на вид. Так что ты их не бойся.

Пока Танский монах уговаривал старца, из усадьбы вышла старуха, ведя за руку ребенка лет пяти.

– Принеси нам чаю, – обратился к ней старик.

Женщина пошла в дом и вскоре вынесла две чашки чая.

Танский монах выпил чай, поклонился женщине и произнес:

– Очень прошу вас, уважаемая, дозволить мне и моим ученикам заночевать у вас. По велению Танского государя мы идем на Запад за священными книгами, и путь наш пролегает через ваши края. Ученики мои хоть и страшноваты с виду, но они истинные монахи и все наречены монашескими именами.

Услышав это, старик и женщина успокоились и сказали Танскому монаху, чтобы кликнул своих учеников.

Вскоре Сунь Укун, Чжу Бацзе и Шасэн с поклажей, ведя на поводу коня, подошли к дому. Старуха велела приготовить монашескую трапезу, и наставник с учениками подкрепились.

А когда стемнело, хозяева и гости стали при свете фонарей вести беседу.

Старец прозывался Яном. Он рассказал, что его единственный сын вырос непутевым, о семье не заботится, постоянно затевает драки, грабит и убивает путников.

– Зачем же тебе такой недостойный сын? – спросил Сунь Укун, подойдя к старцу. – Одно зло от него и никакой радости. Хочешь, я найду его, приведу сюда и убью?

– Да я хотел было передать его властям, – отвечал старик, – но ведь единственный он у меня. Пусть остается, хоть будет кому меня похоронить.

Побеседовав еще немного, все отправились спать.

Среди ночи старик проснулся от громкого стука в ворота и сказал старухе:

– Опять эти негодяи явились!

– Ступай отворяй! – отвечала женщина.

Как только старик отпер ворота, во двор ворвалась шайка разбойников с криком:

– Эй, вы, кормите нас живее, мы голодны!

Это оказались те самые разбойники, которые разбежались кто куда, когда Сунь Укун убил их главарей. Среди них был и сын старика.

– Чей это белый конь стоит у нас на дворе? – спросил он у жены.

– Тут забрел к нам какой-то монах из восточных земель, который идет за священными книгами. Попросился на ночлег. С ним еще трое монахов. Матушка с батюшкой накормили их и спать уложили.

Выслушав жену, разбойник выскочил из дому и захлопал в ладоши.

– Ребятки! – смеясь, крикнул он. – Вот это повезло! Обидчик наш, оказывается, здесь ночует!

– Какой обидчик? – загалдели разбойники.

– Да тот самый, который прикончил наших главарей.

– Сейчас схватим этих лысых ослов и изрежем на мелкие кусочки, отомстим за наших главарей, а поклажу и белого коня заберем!

И разбойники принялись точить кто ножи, кто копья.

К счастью, все это слышал старик. Он тихонько отправился на задний двор, разбудил Танского монаха и его учеников и сказал:

– Мой сын привел сюда целую шайку разбойников, и они собираются вас убить.

Старик выпустил монахов через заднюю калитку, затем вернулся к себе и лег спать.

Тем временем разбойники наточили ножи и копья, наелись каши и в пятую стражу устремились на задний двор. Но там никого не нашли. С фонарями в руках они долго искали монахов, а потом вдруг приметили, что задняя калитка открыта, и пустились в погоню. Они летели быстрее стрелы и, когда восток заалел, увидели впереди Танского монаха. Сюаньцзан оглянулся и, заметив погоню, крикнул своим ученикам:

– Нас преследуют разбойники! Что делать?

– Успокойся, наставник! – отвечал Сунь Укун. – Сейчас я с ними расправлюсь!

Танский монах придержал коня и строго сказал:

– Постращай их, и все. Пусть разбегутся. А трогать не смей!

Но Сунь Укун даже слушать не стал. Он выхватил свой посох и пошел навстречу разбойникам.

– Куда это вы торопитесь, господа хорошие? – с ехидцей спросил он.

– Ах ты, лысый невежа! – заорали в ответ разбойники, окружили Сунь Укуна и стали колоть его копьями и ножами.

Тут Великий Мудрец помахал в воздухе своим посохом, который стал толщиной с плошку, и принялся колотить разбойников, нанося удары направо и налево. Слышно было только, как кости трещат. Те, кто поумнее, бросились наутек, остальные же предстали перед владыкой ада Яньваном.

Танский монах некоторое время наблюдал за побоищем, а потом в страхе погнал коня на запад. Чжу Бацзе и Шасэн последовали за ним.

Сунь Укун тем временем разузнал у оставшихся в живых разбойников, который из них сын старика Яна, подбежал к нему и одним ударом снес ему голову. В следующий миг Сунь Укун предстал перед Танским монахом и сказал:

– Учитель мой! Мы одолели разбойников, и вот в доказательство я принес голову сына старика Яна.

При виде отрубленной головы Танский монах изменился в лице и свалился с коня.

– Мерзкая ты обезьяна! – принялся он ругать Сунь Укуна. – Ты погубишь меня! Убери скорей голову! Убери, чтобы я не видел ее.

Чжу Бацзе ногой отбросил голову на обочину дороги и засыпал землей, а Шасэн помог учителю подняться на ноги.

Мало-помалу Танский монах пришел в себя и принялся читать заклинание «сжатие обруча». Сунь Укун стал кататься по земле от боли и молил о пощаде.

Наконец Сюаньцзан перестал читать заклинание и сказал:

– Ты мне больше не нужен. Отправляйся куда хочешь. Ты способен лишь творить зло и недостоин идти за священными книгами. Убирайся же! Не то я снова начну читать заклинание.

Услышав это, Сунь Укун испугался, взмыл ввысь, оседлал облако и исчез из виду.
		Тому, в чьей душе угнездилась злоба,



		 бессмертия не обрести;



		Слабому духом вовек не постичь



		 Истинного Пути.








Если хотите знать, что случилось дальше, прочтите следующую главу.




Глава пятьдесят седьмая,


из которой вы узнаете о том, как Сунь Укун отправился на гору Путошань с жалобой и как оборотень, принявший его вид, перечитывал грамоту в пещере Водной завесы


Итак, Великий Мудрец Сунь Укун, досадуя и печалясь, взлетел на облако и собрался было возвратиться в пещеру Водной завесы на горе Цветов и плодов, но тут же раздумал, опасаясь, как бы его подданные не стали над ним смеяться. Отправиться в небесные чертоги, или на острова бессмертных, или, на худой конец, к царю драконов Великий Мудрец тоже не отважился и в конце концов решил устремиться к Южному морю, к богине Гуаньинь, с жалобой на Танского монаха.

Так он и сделал. На облаке Сунь Укун вмиг прилетел к Южному морю и вскоре предстал перед богиней Гуаньинь. Он рассказал ей по порядку, что с ним случилось, как, спасая учителя, он убил разбойников и как за это учитель прогнал его от себя.

– Сколько раз я выручал его из беды, – роняя слезы, говорил Сунь Укун. – Это было так же опасно, как доставать кость у тигра из пасти или выдергивать чешую у дракона! И вот благодарность! Учитель прогнал меня от себя.

– Одно дело, когда ты убиваешь оборотней, злых духов и всякую нечисть, – отвечала богиня, – тут каждый убитый засчитывается тебе как заслуга. Но чего ради ты вздумал убивать разбойников? Надо было просто разогнать их, и все.

– Может быть, ты и права, – промолвил Сунь Укун. – Но об одном тебя молю. Прочти заклинание «снятие обруча», сними этот обруч с моей головы, и я навсегда вернусь в свою пещеру Водной завесы.

Гуаньинь, смеясь, ответила:

– Заклинание «сжатие обруча» я узнала от Будды Татагаты, а вот заклинание «снятие обруча» мне неведомо.

– В таком случае, – сказал Сунь Укун, – я сам отправлюсь к Будде и попрошу его избавить меня от этого обруча.

– Постой! – сказала тут богиня. – Дай я взгляну, что ждет монаха Сюаньцзана в ближайшем будущем.

Богиня замерла на миг, и дух ее устремился в три небесные сферы: сферу настоящего, сферу прошедшего и сферу будущего. Ее всевидящее око ярко засияло и взор проник в неведомые дали, витая в необъятных просторах Вселенной. Затем она промолвила:

– Сунь Укун! Наставнику грозит смертельная опасность. Скоро он призовет тебя на помощь. Ты оставайся пока здесь и жди меня, а я отправлюсь к Сюаньцзану и попрошу его простить тебя, чтобы вы благополучно завершили великое паломничество за священными книгами.

Сунь Укуну ничего не оставалось, как повиноваться.

Между тем Танский монах, Чжу Бацзе и Шасэн продолжали свой путь. Сюаньцзана мучили жажда и голод, но вокруг не было ни одного селения, только дикие горы, и Чжу Бацзе не мог раздобыть для наставника ни крошки еды. Воды поблизости тоже не оказалось.

Искать ее отправился Чжу Бацзе, но, поскольку он долго не возвращался, Шасэн оставил учителя одного и пошел разыскивать Чжу Бацзе.

И вот когда Сюаньцзан тяжело вздыхал, сидя у края дороги, перед ним появился Сунь Укун, держа обеими руками фарфоровую чашу.

– Наставник! – сказал Сунь Укун. – Утоли пока жажду этой прохладной водицей, а я пойду найду для тебя пропитание.

– Не стану я пить твою воду, – сердито отвечал Сюаньцзан, – лучше умру от жажды! Убирайся!

– Так ведь без меня тебе не добраться до Запада, – не унимался Сунь Укун.

– Отстань от меня, несносная обезьяна!

Тут Сунь Укун разозлился и стал поносить наставника:

– Ах ты, лысый осел! До чего же ты злющий!

Он отбросил фарфоровую чашу и со всего размаху стукнул Сюаньцзана посохом по спине. Тот замертво повалился наземь, даже не охнул. А Сунь Укун подхватил оба узла, вскочил на облако и был таков.

Чжу Бацзе как раз спускался по южному склону горы, когда вдруг увидел в ложбине хижину, скрытую от посторонних глаз горными отрогами. Чтобы не испугать обитателей хижины, Чжу Бацзе принял вид пожилого монаха и, тяжело отдуваясь, словно страдая одышкой, направился к хижине и стал просить подаяние.

В хижине домовничали две женщины, которые собирались отнести в поле мужчинам еду. Выглядел Чжу Бацзе таким несчастным, таким болезненным, что женщины пожалели его и до краев наполнили чашу для подаяний кашей. Чжу Бацзе обрадовался, схватил чашу и пустился в обратный путь.

Вдруг он заметил Шасэна, который шел ему навстречу.

Чжу Бацзе выложил кашу в подол Шасэну, набрал в чашу чистой прозрачной воды из ручья, и оба они, радостные и довольные, поспешили к наставнику.

И что же они увидели! Танский монах лежал ничком на земле, белый конь громко ржал, бегая вокруг, а узлы и коромысло исчезли.

– Все ясно! – завопил Чжу Бацзе, колотя себя в грудь кулаками. – Это разбойники, которых Сунь Укун не успел прикончить, явились сюда, убили учителя и унесли поклажу!

У Шасэна сердце разрывалось от горя, когда он смотрел на мертвого учителя, а из глаз неудержимо лились слезы.

Он осторожно положил учителя на спину, прижался щекой к его щеке и вдруг почувствовал на своем лице горячее дыхание.

– Чжу Бацзе! Иди сюда! – вне себя от радости закричал Шасэн. – Наставник жив!

Танский монах пришел в себя и рассказал своим ученикам о том, что приходил Сунь Укун.

– Он хотел напоить и накормить меня, – сказал Сюаньцзан, – но я отказался и велел ему убираться. Тогда он разозлился и как стукнет меня по спине своим посохом!

Услышав это, Чжу Бацзе даже заскрежетал зубами от злости. Потолковав между собой, они решили оставить учителя в той самой хижине, где Чжу Бацзе выпросил подаяние, и не мешкая отправиться на поиски пропавшей поклажи. На этот раз они застали в хижине только старуху. После долгих просьб и уговоров старуха пустила монахов в дом и даже вскипятила для них целый жбан чая. После трапезы Сюаньцзан спросил:

– Кто же из вас отправится на поиски поклажи?

– Я, – сказал Чжу Бацзе. – Я знаю, где находится гора Цветов и плодов и пещера Водной завесы.

– Нет, вы вечно ссорились с этой гнусной обезьяной, и ты ничего не добьешься. Пусть лучше пойдет Шасэн!

Шасэн без лишних слов согласился, выслушал напутствия учителя и на облаке полетел на гору Цветов и плодов.

Три дня и три ночи мчался он на облаке, примчался к великому Восточному морю-океану, пролетел над островом бессмертных и вскоре увидел окрестности горы Цветов и плодов. Он поднялся на облаке к одной из вершин, увидел тропинку, спустился вниз и пошел по этой тропинке. Вскоре до его слуха донесся шум – это галдели обезьяны, которых было на горе великое множество. Пройдя еще немного, Шасэн увидел Сунь Укуна – он сидел на высоком каменном постаменте и, держа обеими руками большой развернутый лист бумаги, громко читал нараспев:

– «Мы, император Ли великого Танского государства в восточных землях, повелеваем нашему царственному младшему брату, праведному монаху Чэнь Сюаньцзану, направиться в Западные страны, в государство Тяньчжу, на Чудодейственную гору, где находится Сопо – обитель Будды, и там, в великом храме Раскатов грома, поклониться самому Будде Татагате и попросить у него священные книги, ибо, когда нас поразил злой недуг и душа наша попала в подземное царство, владыка сего царства вдруг явил сострадание к нам и продлил срок нашего пребывания на Земле. За это решили мы широко распространить благодеяния Будды и возвести в нашем царстве храмы и монастыри для спасения от грехов. Нам явилась златая в облике своем богиня милосердия – Гуаньинь, избавительница от горя и страданий, указавшая нам, что в Западной стране живет Будда, а у Будды есть священные книги, которые спасут от кары и избавят от несчастных перерождений. Посему повелеваем названному выше монаху Чэнь Сюаньцзану отправиться в далекий путь за тысячи гор и испросить упомянутые книги и священные заповеди.

Коли в Западных государствах и царствах, через кои доведется ему проходить, не искоренены добро и благость, пусть сия грамота послужит пропуском.

Дано в счастливый день осенью тринадцатого года эры правления Чжэньгуань великой Танской империи».

Сунь Укун прочел все это раз, другой, третий от начала и до конца. Шасэн сразу смекнул, что он читает дорожное свидетельство Танского монаха, подошел ближе и громко крикнул:

– Что это ты вдруг вздумал читать дорожное свидетельство нашего наставника?

Сунь Укун поднял голову и приказал своим приближенным:

– Хватайте его! Хватайте!

Обезьяны толпой окружили Шасэна, навалились на него и поволокли к своему повелителю.

– Ты кто такой? – заорал повелитель. – И как смел самовольно проникнуть в мою священную пещеру?

Шасэн подумал, что Сунь Укун нарочно не желает его признавать, отвесил несколько поклонов и промолвил:

– Наш наставник погорячился, прогнав тебя! И я умоляю простить его. Но ведь ты чуть не убил его своим посохом. Если сейчас ты больше не питаешь к нему злобы и помнишь ту милость, которую он оказал тебе, вернись к нему с поклажей, и будем все вместе продолжать путь на Запад. Если же злоба по-прежнему одолевает тебя, отдай мне поклажу, а сам оставайся здесь, где можно спокойно наслаждаться вечерним видом зарослей тутовника и ильмов.

Сунь Укун расхохотался и сказал:

– Я вовсе не потому стукнул Танского монаха и забрал поклажу, что раздумал идти на Запад и решил вернуться в эти места. Я сам хочу отправиться к Будде, попросить у него священные книги и доставить их в восточные земли, дабы одному мне зачлась заслуга эта, дабы жители Танского государства величали меня патриархом и прославляли имя мое во веки веков!

Шасэн усмехнулся и сказал:

– Но Будда не даст тебе священных книг, он даст их только Танскому монаху, ибо именно ему предназначено взять у Будды его священные писания и доставить их в Китай.

– Все это я знаю не хуже тебя и потому уже нашел себе Танского монаха. Не веришь? Сейчас я его тебе покажу.

И Сунь Укун крикнул:

– Эй, слуги! Ступайте живей и попросите уважаемого наставника пожаловать сюда!

Слуги скрылись и вскоре вновь явились, ведя на поводу белого коня, за которым следовали Танский монах, Чжу Бацзе с коромыслом и поклажей и Шасэн с посохом.

Увидев своего двойника, Шасэн пришел в ярость и крикнул:

– Откуда он взялся, этот Шасэн? До чего наглый! Сейчас я угощу его своим посохом!

Сказав так, Шасэн замахнулся, изо всех сил хватил посохом по голове своего двойника и убил его наповал. Оказалось, что это был оборотень из породы обезьян.

Тут на Шасэна бросился сам Сунь Укун, размахивая своим посохом с золотыми обручами. С большим трудом удалось Шасэну вырваться из кольца мартышек, окруживших его. Наконец он вскочил на облако и помчался прямо к Южному морю – к богине Гуаньинь с жалобой на Сунь Укуна.

Представ перед богиней, Шасэн пал ниц, несколько раз стукнул лбом о землю, а когда поднял голову, чтобы рассказать богине, зачем пожаловал, увидел вдруг Сунь Укуна. Ни слова не говоря, Шасэн схватил свой посох, покоряющий бесов, и бросился на Сунь Укуна. Сунь Укун уклонился от удара и в бой не вступил. Тогда Шасэн стал поносить его:

– Я тебе покажу, негодяй, – мало того что ты совершил все десять злодеяний, так еще явился сюда морочить богиню!

– Не смей драться! – прикрикнула на Шасэна богиня. – Прежде расскажи, что случилось!

Шасэн еще раз поклонился и рассказал богине все как было от начала до конца.

– Когда я пришел в пещеру Водной завесы за нашими пожитками, эта обезьяна даже не пожелала признать меня и сказала, что сама собирается к Будде за священными книгами, – сказал Шасэн. – Она даже показала мне Танского монаха, Чжу Бацзе и меня самого.

– Сунь Укун неотлучно находится здесь, – отвечала богиня, – а видел ты в пещере Водной завесы оборотня, принявшего вид Сунь Укуна. Отправляйтесь-ка вы вместе с Сунь Укуном в пещеру Водной завесы на гору Цветов и плодов, там и узнаете, что правда, что ложь.
		У подножья горы Цветов и плодов



		 не спутаешь правду и ложь.



		У врат пещеры Водной завесы



		 истину тотчас найдешь.








И Сунь Укун с Шасэном, простившись с богиней, отправились на гору Цветов и плодов.

О том, что они там узнали и каким образом им это удалось, вы узнаете, если прочтете следующую главу.




Глава пятьдесят восьмая,


в которой рассказывается о том, как был нарушен покой Неба и Земли, и о том, как трудно одному совершенствоваться и достичь подлинного покоя


Итак, Сунь Укун и Шасэн простились с богиней и на облаке полетели к горе Цветов и плодов. Достигнув горы, они еще сверху приметили того, кто принял облик Сунь Укуна. Он важно восседал на каменном возвышении и вместе с обезьянами пил вино. Отличить его от настоящего Сунь Укуна было невозможно. Даже одет он был точь-в-точь как Великий Мудрец. Увидав его, Сунь Укун пришел в неописуемую ярость и, крепко сжимая свой железный посох, ринулся вниз.

Тут он принялся вовсю поносить оборотня, и оба они, как две капли воды похожие друг на друга, вступили в бой. Вначале они сражались на земле, потом взмыли ввысь и в конце концов очутились на девятом Небе. Шасэн не решился вступить в бой, боясь повредить настоящему Сунь Укуну. Он оседлал облако, вернулся к наставнику и обо всем ему рассказал. Между тем противники продолжали драться и вскоре достигли горы Лоцешань в Южном море. Там они подняли такой шум, что встревожили хранителей башни Гуаньинь, которые поспешили к своей повелительнице и сказали:

– О повелительница! Там у ворот появились два Сунь Укуна, которые сражаются не на жизнь, а на смерть.

Гуаньинь сошла со своего лотосового трона, вышла из ворот и крикнула:

– Ах вы, негодяи! Зачем явились сюда?

Один из Сунь Укунов промолвил в ответ:

– О богиня! Этот мошенник принял мой облик и вступил со мной в бой у пещеры Водной завесы. Сколько времени мы деремся, а до сих пор неизвестно, кто победит. Прошу тебя, о богиня, взгляни на нас своим всевидящим оком и скажи, кто из нас настоящий Сунь Укун.

Богиня долго смотрела, но так и не смогла установить истину, а потому велела обоим Сунь Укунам стать одному по правую, другому по левую сторону от нее и снова стала на них смотреть.

Затем она принялась про себя читать заклинание «сжатие обруча», но, к немалому ее удивлению, оба Сунь Укуна начали кататься по земле от боли и умолять богиню не читать заклинание.

– Вот что, – сказала тогда Гуаньинь, – настоящего Сунь Укуна хорошо помнят в небесных чертогах, где он пятьсот лет назад учинил буйство. Отправляйтесь туда, и пусть там разберутся, кто из вас настоящий, а кто поддельный.

И оба Сунь Укуна, продолжая драться и ругаться, направились прямо к Южным небесным воротам. Однако небожители тоже не смогли распознать настоящего Сунь Укуна. После этого Великий Мудрец и его двойник побывали у Яшмового владыки, затем у владыки подземного царства Яньло, но нигде их не могли рассудить. Тогда владыка подземного царства сказал:

– Отправляйтесь-ка вы к Будде Татагате. Он один может распознать настоящего Сунь Укуна.

И вот Сунь Укун и его двойник устремились к храму Раскатов грома, обители Будды, где еще задолго до их прибытия четыре великих бодисатвы, восемь Цзиньганов, хранителей Закона Будды, пятьсот архатов, три тысячи подвижников, вникших в суть учения Будды, множество монахинь и монахов – бицю, близких приверженцев Будды, а также монахов и монашек – юпо – собрались у возвышения, похожего на исполинский цветок лотоса с семью драгоценностями, и благоговейно внимали поучениям Будды. Вот о чем он толковал:
		Небытие чревато бытием,



		А бытие – источник вечный смерти.



		Так в Пустоте сокрыт зародыш тверди —



		Земли – внизу и Неба – в вышине.







		В небытие уходит ныне сущий,



		И вещный мир исчезнет в пустоте.



		Как свет родится в мрачной темноте,



		В бесформенном созреет мир грядущий.







		Тот, кто познал истоки Пустоты,



		Поймет, что звуков колыбель – беззвучность,



		Воистину постигнет жизни сущность,



		Отринет мир страстей и суеты.








Все слушали, склонив голову и стараясь постичь суть его слов. Закончив поучение, Будда бросил в толпу множество лепестков лотоса, затем сошел с возвышения и изрек:

– У всех вас одно сердце, а вот у тех, которые сейчас приближаются к нам, два.

Все устремили взоры вверх и в самом деле увидели в небе двух Сунь Укунов, поднявших невообразимый шум. Не прекращая боя, они подлетели к храму Раскатов грома. Восемь Цзиньганов, хранителей Закона Будды, преградили им путь. Но настоящий Сунь Укун прорвался к лотосовому трону, опустился перед Буддой на колени, рассказал ему все по порядку от начала до конца, умоляя распознать, кто настоящий Сунь Укун, а кто ненастоящий.

Двойник Сунь Укуна тоже прорвался к драгоценному трону и повторил слово в слово все, что сказал настоящий Сунь Укун.

Татагата знал, кто настоящий Сунь Укун, и уже хотел сказать об этом, но тут заметил между облаками Гуаньинь.

Сложив ладони, великий Будда молвил:

– Высокочтимая Гуаньинь! Погляди на этих двух Сунь Укунов и определи, который из них настоящий.

– Еще третьего дня, – отвечала Гуаньинь, – в моей далекой обители я пыталась это сделать, но не смогла. Этого не смог сделать никто. Ни небожители, ни Яшмовый владыка, ни владыка подземного царства. Единственная надежда на тебя, о Будда!

Тут Будда засмеялся и сказал:

– В небесной сфере духи делятся на духов Неба, духов Земли, небожителей, живых людей и людей почивших. Есть также пять видов тварей: панцирные, чешуйчатые, покрытые волосами, пернатые и подобные насекомым. Обе эти твари не принадлежат ни к одной из пяти групп. Не являются они также ни чешуйчатыми, ни волосатыми, ни пернатыми, ни насекомообразными. Существуют еще на свете четыре обезьяны, от них в мире идет вся смута.

Одна обезьяна зовется каменной и отличается необычайной прозорливостью. Эта обезьяна с помощью волшебной силы может принять облик любой твари. Вторая обезьяна – павиан. Она хорошо знает дела людские, ловко прячется и вдруг появляется, умеет избавлять от смерти и продлевать жизнь; третья – это длиннорукая горилла. Своими лапами она может достать солнце и луну, объять тысячи гор. Ей ведома судьба каждого, и она не боится ни Земли, ни Неба. Четвертая обезьяна – это шестиухая макака. У нее тонкий слух. Она способна вникать в суть вещей, ей ведома последовательность событий, она слывет самой смышленой среди всех живых тварей. Так вот, двойник Сунь Укуна как раз и есть шестиухая макака.

Услышав это, двойник затрепетал от страха и бросился бежать.

Но Будда повелел своим приближенным задержать самозванца, и они бросились догонять обезьяну.

Тогда она обернулась пчелкой и улетела. Никто этого не заметил. Один только Будда. Он метнул ей вдогонку свою золотую чашу для сбора подаяний, и обезьяна упала на землю, накрытая чашей.

– Оборотню не удалось бежать, – сказал Будда. – Он под чашей!

Все разом кинулись к чаше, приподняли ее и увидели маленькую шестиухую макаку. Тут Великий Мудрец взмахнул своим посохом и одним ударом размозжил ей голову. Говорят, что с той поры шестиухие макаки перестали существовать на свете.

– Как ты посмел! – гневно вскричал Будда.

– О великий Будда! – произнес Сунь Укун. – Этот негодяй недостоин твоей жалости. Ведь он дерзнул поднять руку на моего наставника – Танского монаха. Он утащил всю нашу поклажу. По мирским законам его судили бы как настоящего разбойника с большой дороги и обезглавили бы.

– Ступай живей к своему наставнику, – промолвил Будда, – и следуй за ним на Запад, чтобы он благополучно добрался сюда и взял священные книги.

Великий Мудрец стукнул лбом о землю и с волнением произнес:

– О Будда, наставник прогонит меня, так что сними с меня этот обруч, и я снова стану простым мирянином.

– Не сумасбродствуй, – сказал Будда. – Я велю богине Гуаньинь замолвить за тебя словечко перед наставником. Смотри только служи ему верой и правдой. После завершения паломничества его ждет великая радость, да и тебя в награду возведут на лотосовый трон.

Гуаньинь сложила ладони, поблагодарила Будду за мудрые наставления и вместе с Сунь Укуном умчалась на облаке. Вскоре они прибыли в хижину, где оставались Танский монах и Шасэн. Чжу Бацзе в это время отправился на гору Цветов и плодов за пожитками.

Гуаньинь обратилась к Танскому монаху с такими словами:

– Третьего дня на тебя осмелился поднять руку двойник Сунь Укуна, оказавшийся шестиухой макакой; к счастью, Будда, обладающий безграничной силой провидения, распознал его, и Сунь Укун одним ударом уничтожил оборотня. Не сердись на Сунь Укуна, не гони его от себя, он пригодится тебе в пути, где на каждом шагу встречаются злые духи. Без Сунь Укуна тебе не добраться до Чудодейственной горы, где живет Будда.

Танский монах земно поклонился и промолвил:

– С благоговением повинуюсь твоему велению!

В это время с востока налетел сильный ветер, и в воздухе появился Чжу Бацзе с двумя узлами.

Узнав, что настоящий Сунь Укун здесь, а самозванец убит, Чжу Бацзе очень обрадовался. Вскоре богиня простилась с Танским монахом и его учениками и возвратилась в свою обитель на Южное море.

А паломники распрощались с гостеприимными хозяевами, привели в порядок поклажу, оседлали коня, вышли на дорогу и продолжили свой путь на Запад.

Удалось ли Танскому монаху добраться до храма Раскатов грома и получить у Будды священные книги, вы узнаете из следующих глав.




Глава пятьдесят девятая,


в которой рассказывается о том, как на пути Танского монаха выросла Огнедышащая гора и как Сунь Укун пытался раздобыть банановый веер

		Едина природа пороков людских,



		 бездонно море страданий;



		Тысячи душ пребывают во тьме,



		 не ведают воплощений.



		Но день настанет, и тяжким трудом



		 Истинный Путь познают;



		Ученье Великое мир озарит,



		 нравы достигнут расцвета.



		И люди, киноварь плавя в душе,



		 взрастят в себе драгоценность,



		Блеск ослепительный обретут,



		 ворону-солнцу подобны.



		Станут их души чисты-чисты,



		 воистину непорочны;



		Ученье Великое всем поможет



		 смирить дракона страстей.








Продвигаясь вперед, путники вдруг приметили в стороне от дороги усадьбу. Дома там были крыты красной черепицей, стены сложены из красного кирпича, ворота выкрашены красной масляной краской. Даже скамейки были покрыты красным лаком.

Танский монах слез с коня и обратился к Сунь Укуну.

– Сходи в усадьбу и разузнай, почему здесь такая жара, ведь сейчас уже осень, – сказал он.

Великий Мудрец поправил на себе одеяние и направился прямо к усадьбе. Вдруг из ворот вышел старец, увидел Сунь Укуна и строго спросил:

– Откуда ты, странный человек, и что делаешь здесь, подле моего дома?

Сунь Укун вежливо поклонился и ответил:

– Почтенный благодетель! Я иду из великого Танского государства на Запад за священными книгами. Нас с наставником всего четверо. А сюда я пришел для того лишь, чтобы спросить, что это за место и отчего здесь такая нестерпимая жара.

Услышав это, старец пригласил путников в дом, велел слугам подать чай и приготовить еду. Танский монах поблагодарил старца и обратился к нему с такими словами:

– Скажи нам, почтенный, отчего здесь такая жара, ведь на дворе уже глубокая осень?

– В наших краях жара стоит круглый год, потому и называется это место Огнедышащей горой.

– А сама гора где находится? – спросил Танский монах. – Не преградит ли она нам путь на Запад?

– Да, вам здесь никак не пройти, – отвечал старец. – Именно из-за этой горы. Она извергает пламя. На восемьсот ли вокруг выжжено все до последней травинки. Будь у человека медная голова и железное тело, ему все равно не пройти – расплавится.

В это время к воротам подошел парень с красной тачкой и стал кричать:

– Кому хлебцы, хлебцы кому?

Великий Мудрец выдернул у себя шерстинку, превратил ее в несколько медных монет, пошел к воротам и попросил у парня хлебец. От хлебца шел пар, и он был до того горячий, что Сунь Укун перебрасывал его с ладони на ладонь, восклицая при этом:

– Ой, как горячо! Да его в рот не возьмешь! – Затем он спросил у парня: – Откуда же вы муку берете для хлебцев, если у вас тут ничего не растет?

– Бывает, что и растет, – отвечал парень, – но для этого надо обратиться за помощью к здешнему праведнику по прозванию Железный Веер. У него есть веер, банановый. Взмахнет он им раз – пламя погаснет, взмахнет другой раз – ветер поднимется, взмахнет третий раз – дождь пойдет. Поэтому мы сеем зерно и убираем урожай, когда угодно этому праведнику. Иначе нам нечего было бы есть.

Выслушав парня, Сунь Укун побежал к наставнику, отдал ему хлебец и обратился к старику-хозяину:

– Не скажешь ли, почтенный, где живет праведник по прозванию Железный Веер? Только что мне продавец хлебцев сказал, что этот праведник с помощью своего волшебного веера может гасить пламя, вызывать ветер и дождь.

– Это сущая правда, – отвечал старец, – но без даров праведник и пальцем не шевельнет. Здешние жители раз в десять лет устраивают в честь его богослужение, приносят ему в дар четырех свиней, четырех овец, красные и цветные материи, разные благовония, свежие плоды, кур, гусей, сладкие вина и просят его погасить пламя и вызвать ветер и дождь. Живет этот праведник в Банановой пещере на горе Изумрудных облаков, в Юго-Западной стране. В оба конца это примерно тысяча четыреста пятьдесят ли, и дорога туда занимает ровно месяц.

– Ну, я мигом слетаю туда и обратно, – весело произнес Сунь Укун и исчез.

На облаке он очень быстро долетел до горы Изумрудных облаков, спустился на землю и сразу же услышал где-то поблизости стук топора. Сунь Укун направился в лес, увидел дровосека и спросил:

– Скажи-ка, любезный, – эта ли гора зовется горой Изумрудных облаков?

– Она самая и есть! – отвечал дровосек.

– А где Банановая пещера, в которой обитает праведный отшельник по прозванию Железный Веер?

Дровосек рассмеялся:

– Пещера есть, а отшельника никакого нет. В пещере живет дьяволица Лоча, ее-то и зовут владычицей Железного веера.

– Так это она обладает банановым веером, которым можно погасить пламя? – спросил Сунь Укун.

– Есть у нее такой веер, – отвечал дровосек. – А сама дьяволица – жена оборотня Нюмована – Быкоголового, служителя подземного царства.

Услышав это, Сунь Укун подумал: «Плохо дело. Ведь усмиренный мною Красный Младенец – родной сын этого оборотня».

Заметив, что Сунь Укун чем-то озабочен, дровосек усмехнулся и сказал:

– Ни о чем не тревожься. Ступай по этой тропинке прямо на восток, пройдешь пять или шесть ли, там и будет Банановая пещера.

– Не стану скрывать от тебя, уважаемый дровосек, – отвечал Сунь Укун, – что я старший ученик Танского монаха из восточных земель, который идет на Запад за священными книгами. В позапрошлом году в пещере Огненных облаков я поссорился с сыном владычицы волшебного веера Красным Младенцем, и она, конечно, ни за что не даст мне своего веера.

– А ты, почтенный, не признавайся в том, что было. Постарайся ублажить ее и попроси одолжить тебе веер. Уверен, что она не откажет.

Сунь Укун выслушал дровосека, поблагодарил его за добрый совет, распрощался и пошел по указанной тропинке. Вскоре он достиг Банановой пещеры и увидел, что ворота крепко заперты.

Тогда Сунь Укун крикнул:

– Эй, старший брат мой, Быкоголовый! Отвори!

Ворота со скрипом распахнулись, и навстречу Сунь Укуну вышла девица с корзиной для цветов в руках и с заступом на плече. С виду она казалась простой, скромной и доброй.

Сунь Укун подошел к девице, сложил ладони и промолвил:

– Прошу тебя, пойди к своей хозяйке и скажи, что я пришел к ней одолжить волшебный веер, чтобы погасить пламя Огнедышащей горы и продолжить путь на Запад.

– А ты из какого монастыря и как прозываешься? – спросила девица. – Ведь я даже не знаю, как доложить.

– Прозываюсь я Сунь Укун, а иду из восточных земель, – отвечал Великий Мудрец.

Девица пошла к своей повелительнице, опустилась на колени и сказала, что у ворот стоит монах по имени Сунь Укун, который пришел одолжить волшебный веер, чтобы погасить пламя и перейти через Огнедышащую гору.

Услышав это, Лоча вспыхнула, словно брошенный в пламя порох или масло, которое плеснули в огонь. Лицо у нее пошло красными пятнами, а сердце чуть не лопнуло от злости.

– До чего же наглая обезьяна! – вскричала Лоча. – Посмела явиться сюда! Эй, служанки! Подайте мне доспехи и оружие!

Сжимая обеими руками обоюдоострый меч, Лоча выбежала за ворота.

Сунь Укун успел спрятаться и, притаившись, украдкой ее разглядывал.

А Лоча между тем ходила перед воротами и громко кричала:

– Где же ты, Сунь Укун?

Наконец Сунь Укун предстал перед Лочей, поклонился и сказал:

– Невестушка! Я здесь!

Плюнув в сердцах, Лоча заорала:

– Какая я тебе невестушка?! Убирайся отсюда со своими поклонами, негодяй!

Сунь Укун как ни в чем не бывало ответил:

– Когда-то Быкоголовый побратался со мной и признал себя моим седьмым братом. Недавно я узнал, что ты изволила выйти за него замуж. Как же иначе величать тебя, если не невестушкой?

– Негодная обезьяна! – крикнула Лоча. – Говоришь, что побратался с моим мужем, а сам загубил моего любимого сына!

– А кто он, твой сын? – будто ничего не зная, спросил Сунь Укун.

– Моего сына зовут Красный Младенец, он великий князь, рожденный в пещере Огненных облаков, у горного потока Сухой сосны. Это ты погубил его! Мы с мужем никак не могли найти тебя и отомстить за сына, а теперь ты сам явился сюда, на свою погибель. Пощады не жди!

Расплывшись в улыбке, Сунь Укун отвечал:

– Милая невестушка! Ты не разобралась в этом деле и незаслуженно меня обижаешь. Твой сынок схватил праведного монаха, моего наставника, и собирался его не то сварить, не то изжарить. К счастью, богиня Гуаньинь спасла наставника от беды, а сына твоего забрала к себе. Он у нее в услужении, жизнь его будет вечной, как Небо и Земля, как Луна и Солнце. И вот вместо благодарности ты еще ругаешь меня!

– Чересчур ты хитер, – немного утихомирившись, произнесла Лоча. – Пусть сын мой жив, но прийти в родительский дом он не может.

– Почему не может? Это легко устроить, дорогая невестушка, – улыбаясь, сказал Сунь Укун. – Ты только одолжи мне свой веер, я погашу огонь, проведу моего наставника через гору и сразу же отправлюсь к Южному морю, где живет твой сын. Я попрошу его тебя навестить и с ним передам твой веер. Если хоть один волос упадет с его головы или ты заметишь у него хоть одну царапину, ругай тогда меня сколько хочешь. Если же он окажется еще красивее, чем прежде, придется тебе отблагодарить меня.

– Нечего болтать! – крикнула Лоча. – Подставь лучше шею, я стукну по ней хорошенько. Стерпишь – так и быть, одолжу тебе веер, а нет – готовься предстать перед владыкой ада Яньваном!

Сунь Укун скрестил на груди руки, вытянул шею и, посмеиваясь, сказал:

– Ты сама поменьше болтай, невестушка! Вот тебе моя шея, руби сколько хочешь. Все равно придется одолжить веер.

И в самом деле, Лоча нанесла Сунь Укуну более десятка ударов, но он стоял как ни в чем не бывало. Лоча даже испугалась и собралась было бежать, но Сунь Укун остановил ее:

– Невестушка! Куда ты? Давай мне скорее веер!

– Я свой веер так легко не даю, – отвечала Лоча.

– Не хочешь добром одолжить, так отведай моего посоха! – крикнул Сунь Укун!

Одной рукой он схватил дьяволицу, другой – вытащил из уха иглу, взмахнул ею, и игла в тот же миг превратилась в посох толщиной с плошку. Но Лоча вырвалась и, подняв меч, бросилась на Сунь Укуна. И вот перед горой Изумрудных облаков начался бой. До самого вечера бились противники. Наконец Лоча не выдержала, взмахнула своим волшебным веером, и тотчас же налетел бешеный вихрь. Вихрь подхватил Сунь Укуна и понес неизвестно куда. А Лоча, торжествуя победу, вернулась к себе.

Всю ночь Сунь Укун летел, уносимый вихрем, словно осенний лист, и лишь к утру опустился на вершину какой-то горы. Придя немного в себя, он огляделся и понял, что попал на гору Сумеру. Однажды ему уже довелось побывать на этой горе у здешнего бодисатвы Линцзи, который спас наставника от оборотня по прозванию Желтый ветер. «Далеко же меня унесло», – подумал Сунь Укун и решил пойти к бодисатве, разузнать у него, как вернуться на прежнюю дорогу.

В это время вдруг ударили в колокол. Сунь Укун быстро сбежал с горы и направился прямо в монастырь. Привратник сразу же признал Сунь Укуна и поспешил доложить о нем бодисатве.

Бодисатва вышел навстречу гостю, ввел его в дом и церемонно поклонился, говоря:

– Поздравляю! Вы, наверно, уже получили священные книги?

– Где там! – печально отвечал Сунь Укун. – Пока еще рано говорить об этом!

– В таком случае зачем ты пожаловал ко мне?

И Сунь Укун все от начала до конца рассказал бодисатве, а потом спросил, как ему быть.

– Когда-то Будда Татагата подарил мне пилюлю, спасающую от ураганного ветра. Возьми ее, и тогда никакой ураган тебе не страшен. Ты одолеешь Лочу, раздобудешь волшебный веер и погасишь пламя на Огнедышащей горе.

Сунь Укун не переставал кланяться и благодарить.

А бодисатва достал из рукава парчовый мешочек, вытащил волшебную пилюлю, отдал Сунь Укуну и сказал:

– Лети прямо на северо-запад, там и увидишь гору, где живет дьяволица.

Сунь Укун распрощался с бодисатвой, вскочил на облако и помчался к горе Изумрудных облаков. Добрался он туда очень быстро, подошел к пещере и стал стучать в ворота своим железным посохом.

Лоча оправила на себе одежды, взяла меч и вышла навстречу Сунь Укуну.

Между ними снова завязался бой. Однако на сей раз Лоча почувствовала слабость в руках, выхватила свой веер и махнула им. Налетел вихрь, но Сунь Укун стоял как вкопанный, даже не шелохнулся.

– Ничего не выйдет, невестушка, – сказал он. – Маши своим веером сколько хочешь!

Лоча еще раз махнула веером, потом еще раз, но Сунь Укун по-прежнему не двигался с места. Тогда Лоча быстро спрятала веер и убежала в пещеру, крепко заперев ворота.

Тут Сунь Укун взял в рот заветную пилюлю, встряхнулся, превратился в цикаду и через щель в воротах пролез в пещеру. Лоча в это время собиралась пить чай.

Сунь Укун прыгнул в чашку, Лоча залпом ее осушила, и Сунь Укун оказался у нее в чреве, приняв свой первоначальный вид.

– Невестушка! – закричал он изо всех сил. – Одолжи мне свой веер!

От испуга Лоча изменилась в лице и сказала:

– Ведь ворота заперты, как же ты попал ко мне в дом?

– С помощью волшебства, – отвечал Сунь Укун. – И не просто в дом, а прямо к тебе в чрево.

С этими словами Сунь Укун пошевелил ногой, Лоча от нестерпимой боли упала на землю и запросила пощады.

– Я дам тебе веер, – с трудом выговорила Лоча, – только вылезай скорее, а то сил нет терпеть.

– А ты раскрой рот, – отвечал Сунь Укун. – Я и вылезу.

Лоча раскрыла рот, а Сунь Укун, снова превратившись в цикаду, выскочил и уселся на веере. Лоча и не заметила, как он вылетел.

Затем Сунь Укун принял свой первоначальный вид, взял веер и крикнул:

– Спасибо тебе за веер! Большое спасибо! – и быстрыми шагами направился к выходу.

Служанки поспешно открыли ворота и выпустили его. Великий Мудрец вспрыгнул на облако, полетел на восток и мигом долетел до красной усадьбы. Чжу Бацзе первым увидел его и закричал:

– Наставник! Старший брат Сунь Укун вернулся!

Увидев в руках у Сунь Укуна волшебный веер, Танский монах обрадовался и сказал:

– Просвещенный ученик мой! Этой твоей заслуге нет равных! Представляю, с каким трудом ты раздобыл веер!

Сунь Укун рассказал обо всем, что с ним произошло за это время, после чего Танский монах и его ученики поблагодарили хозяина за гостеприимство и распрощались.

Но, пройдя около сорока ли, путники остановились. Дальше идти было невозможно. Шасэн закричал:

– Ой, не могу, пятки жжет!

Ему вторил Чжу Бацзе:

– Ой, братцы, копыта горят!

– Вы побудьте здесь и никуда не ходите, – сказал Сунь Укун, – а я пойду погашу пламя и вызову ветер и дождь. Пусть земля охладится немного, тогда мы отправимся дальше.

И Сунь Укун, держа наготове веер, пошел вперед.

Он взмахнул веером первый раз, и из жерла горы ввысь взметнулся громадный столб огня. Сунь Укун взмахнул веером второй раз, и пламя увеличилось во сто крат. Когда он взмахнул веером третий раз, пламя высотой более тысячи чжанов вскинулось к небу. Сунь Укун помчался назад, но, как ни бежал, шерсть на обеих ягодицах у него сгорела дочиста.

– Живей поворачивайте назад! – крикнул Сунь Укун Танскому монаху.

Наставник влез на коня и вместе с Чжу Бацзе и Шасэном повернул обратно. Проехав около двадцати ли, они остановились передохнуть.

– Что случилось? – спросил Танский монах.

– Эта тварь обманула меня! – вскричал Сунь Укун, отбросив веер. – Теперь все пропало! При первом взмахе веером пламя не только не гаснет, но разрастается сильнее.

– Что же делать? – произнес Танский монах, и из глаз у него полились слезы.

В это время откуда-то сверху до них донесся голос:

– Великий Мудрец! Не расстраивайся! Всем вам надо подкрепиться немного, а там посмотрим, что делать!

Они обернулись и увидели старца в накидке из перьев, развевающейся на ветру, и шапке, изогнутой полумесяцем. В руках он держал посох с рукоятью в виде головы дракона, обут был в сапоги с железными голенищами. Позади незнакомца стоял прислужник-демон с клювом орла вместо губ и рыбьей головой. На его голове стоял медный таз, наполненный до краев лепешками, хлебцами и вареным рисом.

– Я – дух земли на Огнедышащей горе, – промолвил незнакомец.

– Без еды мы можем обойтись, – промолвил Сунь Укун. – Ты лучше скажи, как нам погасить пламя, чтобы продолжать свой путь на Запад.

– Чтобы погасить пламя, – отвечал дух земли, – надо выпросить у дьяволицы Лочи волшебный веер.

Сунь Укун подобрал брошенный им на землю веер, показал его духу и сказал:

– Вот он, этот веер. Только от него огонь еще сильнее разгорается.

Дух земли внимательно осмотрел веер и, смеясь, ответил:

– Веер, да не тот! Лоча тебя обманула. Если хочешь добыть настоящий веер, иди к самому Быкоголовому.

Почему надо было идти к самому Быкоголовому, об этом вы узнаете из следующей главы.




Глава шестидесятая,


в которой речь пойдет о том, как Быкоголовый демон покинул поле боя и отправился пировать и как Сунь Укун во второй раз пытался добыть волшебный веер


Итак, дух земли сказал Сунь Укуну:

– Если хочешь добыть настоящий веер, иди к Быкоголовому демону. Дело в том, что Быкоголовый вот уже два года как бросил Лочу и живет в пещере Скребущих облаков на горе Скопления громов с красавицей Яшмовое Личико. Если ты сможешь уговорить князя вернуться к Лоче, она отдаст тебе настоящий веер. Тогда ты погасишь грозное пламя, проведешь своего наставника через гору, а вдобавок навеки избавишь этот край от бедствия, причиняемого огнем всем живым тварям.

Дух рассказал Сунь Укуну, где находится гора Скопления громов, и Сунь Укун не мешкая полетел к той горе.

Он очень быстро добрался до нее и невольно залюбовался окружающей красотой.

Затем он спустился с вершины, нашел едва приметную тропинку и только было подумал, что не у кого спросить дорогу, как неожиданно увидел женщину, которая сорвала цветок душистой орхидеи под сенью сосны и, держа его в руках, грациозно пошла вперед, прямо ему навстречу. Сунь Укун спрятался за какой-то причудливый камень и стал наблюдать за женщиной. Вот как она выглядела:
		Красою своей несравненной



		 способна разрушить царство,



		Поступь воздушна и плавна —



		 лепестка легчайшего легче.



		Ликом схожа с дивной Ван Цян,



		Повадкою – с чуской дамой,



		Каждое слово – волшебный бутон.



		Аромат уста источают.



		Пышен узел густых волос,



		 уложены тонкие пряди;



		Словно омыты осенней водой,



		 глаза прозрачны и ясны.



		Капли воды увлажнили подол,



		 на диво крохотны ножки.



		Сквозь тонкий лазоревый шелк рукавов



		 розовеют нежные руки.








Как только женщина приблизилась к камню, за которым притаился Великий Мудрец, он вышел из своего укрытия и, совершив поклон, обратился к ней с такими словами:

– О бодисатва в образе девы, куда путь держишь?

Женщина подняла голову, увидела Сунь Укуна, и сердце ее сжалось от страха. Однако, набравшись духу, она спросила:

– Откуда ты явился? И как смел заговорить со мной?

Сунь Укун отвесил низкий поклон и с улыбкой ответил:

– Я иду с горы Изумрудных облаков, а в этих краях ни разу не был, вот и хотел спросить тебя, где здесь гора Скопления громов и пещера Скребущих облаков? Дело в том, что дьяволица по прозванию Железный Веер из Банановой пещеры на горе Изумрудных облаков послала меня к Быкоголовому сказать, что соскучилась и хочет его видеть.

При этих словах красавица так рассердилась, что даже мочки ушей у нее покраснели, и стала кричать, брызжа слюной:

– Дура она, твоя дьяволица! Подлая рабыня! Сколько даров и драгоценностей за эти два года я ей послала: и дрова, и крупу – все ей привозят. А она никак не отступается. Вздумала звать его к себе. Для чего?

Сунь Укун сразу смекнул, что это и есть царевна Яшмовое Личико, нарочно выхватил свой посох с золотыми обручами и заорал во все горло:

– Ах ты, мерзавка! Подлая тварь! Соблазнила своими богатствами Быкоголового и еще смеешь поносить других! Стыда у тебя нет!

Увидев, как рассвирепел Сунь Укун, женщина перепугалась и со всех ног пустилась бежать. Сунь Укун погнался за ней, и она едва успела скрыться в пещере, с грохотом захлопнув ворота.

Красавица вбежала прямо в комнату, где обычно Быкоголовый занимался писанием знаков киноварью, бросилась ему на грудь, стала дергать его за уши и щеки, а затем разразилась громкими воплями.

– Подлец ты этакий, негодяй проклятый! – кричала женщина. – Загубил ты мою жизнь! Сирота я, некому вступиться за меня. Думала, ты будешь мне опорой, а ты, оказывается, несчастный трус, так и просидишь весь век под юбкой у своей жены!

Быкоголовый заключил красавицу в объятия и принялся ее утешать.

– Милая моя! – нежно произнес он. – В чем я провинился перед тобой? Скажи! Я готов просить прощения.

Немного успокоившись, женщина рассказала, что повстречала какого-то монаха, безобразного на вид, и он сказал, что его послала сюда владычица Железный Веер.

– Он преследовал меня до самой пещеры, размахивая своим посохом, и я едва ноги унесла, – сказала царевна Яшмовое Личико.

– Жена моя с малых лет воспитывалась в благочестии, постигла премудрость жизненного пути и стала небожительницей, – ответил на это Быкоголовый. – В услужении у нас не то что мужчин – даже отроков нет. Откуда же взялся этот безобразный монах? Не иначе как оборотень явился сюда под чужим именем. Дай-ка я выйду погляжу на него!

Быкоголовый облачился в боевые доспехи, взял палицу в железной оправе, вышел за ворота и крикнул:

– Кто здесь шумит?

– О старший брат мой! Узнаешь ли ты меня, своего младшего брата? – спросил Сунь Укун, отвесив низкий поклон.

Ответив на поклон поклоном, Быкоголовый спросил:

– Уж не Сунь Укун ли ты, тот самый, которого величают Великим Мудрецом, равным Небу?

– Я и есть! – отвечал Сунь Укун.

– Зачем же ты напугал мою возлюбленную? – спросил Быкоголовый.

– Не знал я, что это моя вторая невестушка. Спросил, как тебя найти, а она давай ругаться. Ну, я и попугал ее маленько. Ты уж прости меня!

– Так и быть, в память о нашей прежней дружбе прощаю. Можешь идти!

– Спасибо тебе за великодушие, – промолвил Великий Мудрец, – но я хотел попросить тебя о помощи. У твоей жены Лочи есть волшебный веер, которым можно погасить пламя на Огнедышащей горе. А мне через эту гору надо перевести наставника, который идет за священными книгами. Вот я и хотел просить тебя вместе со мной отправиться в Банановую пещеру и попросить твою жену одолжить мне веер. Я ходил к ней, но мне она веера не дала.

При этих словах сердце Быкоголового вспыхнуло неукротимой яростью. Он заскрежетал зубами и заорал:

– До чего же ты наглый! Мало того что ты явился к моей жене, чтобы выманить у нее веер, так ты еще напугал мою возлюбленную. Ну-ка, подойди поближе, я угощу тебя моей железной палицей!

– Вот что, брат! – сказал тут Великий Мудрец. – Хочешь драться, изволь, я тебя не боюсь. Но еще раз прошу: помоги мне раздобыть веер.

– Вот как мы сделаем, – проговорил Быкоголовый. – Одолеешь меня в трех схватках – я велю жене одолжить тебе веер, не одолеешь – убью тебя и этим умерю свой гнев.

– Идет, – спокойно ответил Сунь Укун.

И вот Быкоголовый своей железной палицей нацелился на Сунь Укуна. Но тот успел отбить удар, и между ними разгорелся жаркий бой.

Более ста раз схватывались противники, но так и нельзя было сказать, на чьей стороне перевес. Вдруг с вершины горы до них донесся голос:

– Князь! Мой повелитель давно уже ждет тебя на пир!

Быкоголовый отразил удар Сунь Укуна и крикнул:

– Жди меня здесь! Я побываю у своего друга на пиру, а потом мы продолжим бой.

Сказав так, Быкоголовый покинул поле боя, вернулся к себе в пещеру, снял боевые доспехи, облачился в просторный кафтан темного цвета, вышел из ворот, оседлал исполинскую черепаху с золотистыми глазами, велел привратникам хорошенько стеречь ворота и на облаке полетел на северо-восток.

Великий Мудрец с вершины горы видел, как Быкоголовый куда-то отправился, и подумал: «С кем же это он завел дружбу и где собирается пировать? Последую-ка я за ним и все разузнаю!»

Сунь Укун встряхнулся, превратился в легкий ветерок и вмиг догнал Быкоголового. Вскоре они достигли какой-то горы, и князь вдруг пропал. Великий Мудрец принял свой первоначальный вид и отправился на поиски. На горе оказалось глубокое прозрачное озеро, на его берегу высилась каменная стела с высеченными на ней шестью большими иероглифами: «Озеро Лазоревые Волны на горе Разбросанные Камни».

«Не иначе как князь скрылся в этом озере. Там, видно, живет какой-то оборотень: крокодил, дракон, рыба, черепаха или тритон. Опущусь-ка я на дно, посмотрю, что там происходит».

Сунь Укун щелкнул пальцами, прочел заклинание, встряхнулся и сразу же превратился в краба, не очень большого и не очень маленького, весом примерно тридцать шесть цзиней. Бултыхнувшись в воду, он сразу же опустился на дно и увидел арку тонкой резной работы, а возле нее на привязи черепаху с золотистыми глазами. Сунь Укун вполз внутрь и пополз дальше, внимательно оглядываясь вокруг. Вдруг до него донеслись звуки музыки.

Он продолжал ползти, пока не достиг залы, где на почетном месте восседал Быкоголовый, а рядом с ним старый дракон – судя по виду, оборотень. Подле дракона справа и слева сидели его сыновья, внуки, жены и дочери. Сунь Укун вполз в залу, и дракон-хозяин его заметил.

– Хватайте этого невежу-краба! – крикнул он.

Краба схватили, а он вдруг заговорил человеческим голосом:

– Пощадите! Пощадите!

– Откуда ты взялся, – спросил старый дракон, – и как посмел войти сюда? Живей выкладывай все как есть, тогда, может быть, я пощажу тебя.

Тут Великий Мудрец стал выдумывать всякие небылицы и сказал, что впервые в жизни попал во дворец дракона.

Все, кто здесь был, вступились за краба и, кланяясь, стали говорить дракону:

– Он и в самом деле впервые в жизни попал в твой дворец, откуда же ему знать дворцовые порядки? Отпусти ты его с миром!

Великий Мудрец пробормотал что-то в знак благодарности и поспешил убраться. Он полз не останавливаясь и по дороге думал:

«Теперь Быкоголового не дождешься. Уведу-ка лучше я его черепаху, приму его облик, обману Лочу и выманю у нее веер».

Очутившись за воротами, Сунь Укун принял свой первоначальный вид, отвязал черепаху с золотистыми глазами, уселся в резное, изукрашенное седло и отправился в обратный путь. Выбравшись из озера, Сунь Укун принял вид Быкоголового и, погоняя черепаху, на облаке очень быстро добрался до Банановой пещеры на горе Изумрудных облаков.

– Эй, отворяйте ворота! – закричал он.

На шум выбежали привратницы, приоткрыли ворота и, увидев своего повелителя, стремглав бросились с радостной вестью к госпоже:

– Госпожа! Наш повелитель вернулся!

Лоча, не веря своим ушам, торопливо поправила прическу и, семеня своими крохотными ножками, побежала за ворота встретить мужа. Они поговорили о том о сем, затем принялись пить вино, и, когда Лоча опьянела, Сунь Укун сказал:

– Слышал я, что в окрестностях Огнедышащей горы появился этот негодяй Сунь Укун. Как бы он не пришел сюда просить у тебя волшебный веер.

– О повелитель мой! Он уже был здесь, но я дала ему ненастоящий веер, а настоящий – вот он.

Сказав так, Лоча хихикнула, выплюнула изо рта листик и прижалась к Сунь Укуну.

Сунь Укун взял листик в руки, повертел его и спросил:

– Как же можно таким маленьким листиком погасить пламя, бушующее на пространстве в восемьсот ли?

Вино настолько разобрало Лочу, что она, ничего не подозревая, промолвила:

– О великий князь мой! Прошло всего два года, а ты, день и ночь предаваясь любовным утехам, уже успел забыть тайну своего собственного талисмана! Большим пальцем левой руки надо скрутить седьмую красную шелковинку на ручке веера и при этом произнести заклинание. Листик сразу увеличится до целого чжана и двух ли! Одним его взмахом можно погасить пламя даже на пространство нескольких тысяч ли!

Великий Мудрец крепко-накрепко запомнил все, что сказала Лоча, положил листик в рот, потер лицо руками и принял свой первоначальный вид.

– Ну-ка, Лоча, погляди на меня! – заорал он. – Посмотри, каков из себя твой родной муженек! Ай-ай-ай! И не стыдно тебе было завлекать меня в свои сети!

Увидев перед собой Сунь Укуна, женщина в ужасе перевернула стоявший перед нею стол с яствами, упала на землю и, сгорая от стыда, стала громко причитать:

– Убил! Без ножа зарезал!

А Сунь Укун, не обращая никакого внимания на Лочу, повернулся, вышел из пещеры, вскочил на облако, перемахнул через гору и достал изо рта волшебный талисман, чтобы испытать его. Большим пальцем левой руки он начал скручивать седьмую шелковинку на ручке веера и произнес заклинание.

Листик действительно увеличился до одного чжана и двух ли. Сунь Укун хорошенько разглядел его и убедился, что этот веер совсем не похож на тот, который ему в первый раз дала Лоча. Крохотный листик излучал необыкновенное сияние и был прошит тридцатью шестью красными шелковыми нитками.

Но Сунь Укун узнал только одно заклинание: как увеличить листик, а как уменьшить его, он не знал. Делать нечего, Сунь Укун взвалил веер на спину и пустился в обратный путь.

Между тем Быкоголовый собрался после пира домой, но не обнаружил у ворот своей черепахи с золотистыми глазами. Хозяин-дракон учинил строгий допрос всем своим домочадцам. Однако те, опустившись на колени, клялись, что не трогали черепахи и вообще не выходили за ворота.

Тут выступили вперед сыновья и внуки дракона и сказали:

– Когда мы рассаживались, в зале появился краб. Вот он и утащил черепаху.

Быкоголовый сразу же смекнул, чьих это рук дело, вынырнул на поверхность, взлетел ввысь, оседлал желтое облако и помчался прямо к горе Изумрудных облаков. Подлетая к Банановой пещере, он еще издали услыхал, как бушевала Лоча. Она топала ногами, била себя в грудь кулаками, изрыгала проклятия.

С силой распахнув ворота, Быкоголовый увидел привязанную черепаху с золотистыми глазами и спросил:

– Куда девался Сунь Укун?

Все домочадцы опустились на колени и приветствовали своего хозяина, а Лоча вцепилась в него и стала поносить:

– Чтоб тебя громом поразило! Как же ты позволил этой несносной обезьяне украсть черепаху с золотистыми глазами? Ведь Сунь Укун принял твой облик и явился сюда!

Быкоголовый от ярости заскрежетал зубами и заорал:

– А не знаешь ты, куда он подался?

– Этот негодяй выманил у меня наш драгоценный талисман, принял свой настоящий облик и сбежал! Я чуть не лопнула от злости!

– Побереги себя, женушка! – ласково произнес Быкоголовый. – Не надо так волноваться. Я сейчас догоню обезьяну, отниму у нее наш талисман, а с нее спущу шкуру, раздроблю ей кости, вырву у нее сердце и печень и отдам тебе. Может быть, хоть так ты утолишь свой гнев! Подайте мне мое оружие, живо! – обратился он к служанкам.

– Повелитель! – отвечали служанки. – Твоего оружия здесь нет!

– Тогда несите мне оружие вашей госпожи!

Служанки мигом поднесли ему меч, и Быкоголовый, сняв с себя облачение, в котором был на пиру, в одном исподнем, с мечом в руках выбежал из Банановой пещеры и помчался прямо к Огнедышащей горе.

Если хотите узнать, что случилось дальше, прочитайте следующую главу.




Глава шестьдесят первая,


из которой вы узнаете о том, как Чжу Бацзе одолел Быкоголового и как Сунь Укун в третий раз раздобыл волшебный веер


Итак, Быкоголовый погнался за Сунь Укуном, настиг его, увидел у него за спиной огромный веер и струхнул. «Махнет он этим веером, – подумал Быкоголовый, – и унесусь я отсюда за сто восемь тысяч ли. Нет, надо хитростью выманить у него волшебный веер». Подумав так, Быкоголовый произнес заклинание, превратился в точное подобие Чжу Бацзе, выскочил на дорогу и крикнул:

– Братец, это я!

Торжествуя победу, Сунь Укун позабыл об осторожности и, ничего не подозревая, сказал:

– Раздобыл я все-таки веер. Пока Быкоголовый пировал во дворце у дракона на дне озера, я увел его черепаху, принял его облик, отправился в Банановую пещеру и выманил у Лочи волшебный веер.

– Я вижу, тяжело тебе тащить такую громадину, – сказал Быкоголовый. – Дай-ка я понесу.

И Сунь Укун отдал веер.

Тут Быкоголовый прочел заклинание, и веер снова стал величиной с абрикосовый листик. После этого демон принял свой настоящий вид и стал поносить Сунь Укуна.

Увидев, что его провели, Сунь Укун пришел в неописуемую ярость и бросился на демона с посохом. Быкоголовый махнул веером, надеясь, что вихрь унесет Сунь Укуна, но Сунь Укун стоял не шелохнувшись – ведь он проглотил невзначай пилюлю, спасающую от ветра, когда под видом цикады очутился в чреве у Лочи, и теперь никакой ураган не был ему страшен.

Быкоголовый растерялся, спрятал за щеку свой талисман и, вращая мечом, стал наносить Сунь Укуну удары.

Противники взмыли ввысь, и между ними начался бой.

На этом мы с ними пока расстанемся и вернемся к Танскому монаху. Сидя на дороге, он изнывал от жары и от жажды. Наконец он не выдержал и обратился к своим ученикам с такими словами:

– Кто из вас отважится пойти к Сунь Укуну? Может быть, он сражается с врагом и ему нужна помощь?

– Я бы пошел, – ответил Чжу Бацзе, – да не знаю дороги.

– Я знаю дорогу, – промолвил тут дух земли. – Пусть наставника охраняет Шасэн, а я провожу тебя.

И вот на попутном облаке Чжу Бацзе и дух земли со своими воинами помчались на восток.

Вдруг они услышали воинственные клики и бряцание оружия. Чжу Бацзе приостановил облако, огляделся и увидел, как сражаются Сунь Укун с Быкоголовым.

Тогда Чжу Бацзе схватил свои вилы и ринулся на демона.

А демон, надобно вам сказать, уже изрядно устал и, не выдержав натиска, пустился наутек. Но тут дорогу ему преградили дух земли и воины царства теней, которых он привел с собой.

– Все добрые духи, небожители и обитатели трех небесных сфер помогают Танскому монаху в его паломничестве на Запад за священными книгами, – промолвили они. – Так что доставай живее свой волшебный веер и погаси пламя Огнедышащей горы, чтобы Танский монах мог продолжать свой путь. Иначе я пожалуюсь на тебя верховному Владыке Неба и тебя лишат жизни.

– Да эта обезьяна натворила столько пакостей, что я готов со злости проглотить ее! – крикнул демон.

– Ах ты, негодяй! – заорал Чжу Бацзе. – Чтоб тебе издохнуть от коровьего недуга! Давай сюда твой веер, если хочешь, чтобы я пощадил тебя!

Пришлось Быкоголовому сразиться с Чжу Бацзе. Сунь Укун тоже ринулся в бой.

Быкоголовый бился храбро, постепенно отступая к своей пещере. Бой продолжался всю ночь, но все еще неизвестно было, кто возьмет верх. Вот уже и рассвет наступил. Впереди показалась гора Скопления громов. Бой теперь шел у самого входа в пещеру Скребущих облаков. Шум потревожил красавицу Яшмовое Личико, и она велела служанкам посмотреть, что происходит за воротами.

Услышав, что ее возлюбленный ведет бой сразу с двумя противниками, царевна Яшмовое Личико велела тотчас созвать всех оборотней-военачальников и старшин караульной стражи, чтобы они не мешкая выступили на помощь в полном боевом снаряжении. Набралось более сотни воинов.

Увидев, что пришло подкрепление, Быкоголовый очень обрадовался.

Оборотни же принялись разить мечами направо и налево. Не выдержав натиска врагов, Чжу Бацзе и Сунь Укун покинули поле боя. А Быкоголовый, торжествуя победу, в сопровождении целой толпы оборотней вернулся в пещеру и велел крепко запереть ворота.

Но вскоре Сунь Укун и Чжу Бацзе вместе с духом земли и его воинами подошли к пещере. Чжу Бацзе стал бить по воротам вилами, а Сунь Укун – посохом. Ворота рухнули. Караульная стража в панике разбежалась, а начальники бросились к своему повелителю и доложили:

– О повелитель! Враги разбили ворота!

Быкоголовый снова надел доспехи, выскочил за ворота и опять схватился с Сунь Укуном и Чжу Бацзе. Они схватывались раз сто, и демон, чувствуя, что теряет силы, хотел покинуть поле боя, но дорогу ему преградил дух земли. Видя, что улизнуть ему не удастся, Быкоголовый сбросил с себя доспехи, превратился в лебедя и взмыл в небо.

Тут Сунь Укун сказал Чжу Бацзе, духу земли и его воинам:

– Вы пробейтесь в пещеру, уничтожьте всех оборотней, разорите все логово, чтобы старому быку некуда было вернуться, а я догоню его!

И вот Великий Мудрец спрятал свой посох, щелкнул пальцами, прочел заклинание, встряхнулся и превратился в быстрого сокола. Взмыв ввысь, он камнем опустился прямо на лебедя и вцепился в него когтями, пытаясь выклевать глаза. Тут Быкоголовый тряхнул крыльями, обернулся желтым ястребом и начал клевать своего врага. Сунь Укун превратился в черного феникса, а феникс, как известно, единственная птица, способная одолеть ястреба. Быкоголовый мигом принял вид белого аиста, а Сунь Укун превратился в красного феникса. Надобно тебе сказать, читатель, что красный феникс – царь птиц и его не смеет тронуть ни одна птица. Поэтому Быкоголовый скользнул вниз, опустился на скалу, принял вид кабарги и как ни в чем не бывало принялся щипать траву.

Тогда Сунь Укун стремительно опустился на землю, превратился в голодного тигра и вознамерился сожрать кабаргу. Быкоголовому стоило огромного труда принять вид золотистого барса, и он бросился на тигра. Но Сунь Укун обернулся львом с золотистыми глазами, поедающим тигров, стал грозно рычать и уже готов был сожрать золотистого барса. Тогда Быкоголовый превратился в большого бурого медведя и хотел схватить льва. Сунь Укун же мигом принял вид исполинского слона с длинным, как удав, хоботом и острыми, словно ростки бамбука, бивнями.

Быкоголовый расхохотался и принял свой первоначальный вид – он превратился в громадного белого быка. Голова его была величиной с горную вершину. Глаза метали молнии. Рога вздымались над головой, как две железные пагоды. Зубы походили на острые клинки. От головы до хвоста в нем было более тысячи чжанов, а от копыт до хребта – восемьсот.

Сунь Укун тоже принял свой первоначальный вид, вытащил посох и произнес заклинание.

В тот же миг он вырос до десяти тысяч чжанов, голова стала величиной с гору Тайшань, глаза – с луну и солнце, рот был похож на пруд, наполненный кровью, зубы – на створки ворот. Он принялся колотить быка посохом по голове. Но голова у быка оказалась крепкой, и он начал бодаться. И вот между ними разгорелся бой, да такой, что горы ходуном заходили, небо содрогнулось, земля задрожала.

На помощь Сунь Укуну пришли все духи, которым довелось пролетать мимо, вместе со Златоглавым повелителем, с небесными духами Людином и Люцзя, с восемнадцатью духами – хранителями веры. Они плотным кольцом окружили Быкоголового и наносили ему удары. Не выдержав, бык принял свой прежний облик и спрятался в Банановой пещере, крепко-накрепко заперев ворота.

Пока Сунь Укун бился с Быкоголовым, Чжу Бацзе успел проникнуть в пещеру Скребущих облаков и убил красавицу Яшмовое Личико, а также остальных оборотней – обитателей пещеры. Но дух земли сказал, что у Быкоголового есть еще одно пристанище, Банановая пещера, где живет его жена Лоча. В этой пещере он и спрятался.

Услышав это, Чжу Бацзе схватил вилы, стал колотить по воротам, и они с оглушительным треском рухнули.

Тут Лоча залилась слезами и стала просить Быкоголового:

– О мой повелитель! Отдай этой противной обезьяне волшебный веер, пусть только она уберется побыстрей отсюда!

– Нет, женушка! – сказал Быкоголовый. – Веер хоть и мал, зато гнев мой велик. Ты оставайся здесь, а я пойду и буду биться с этой обезьяной, пока не прогоню ее отсюда!

Демон выбрал два самых острых меча, вышел из пещеры и уже в который раз вступил в бой с Сунь Укуном и Чжу Бацзе.

Противники схватились более пятидесяти раз, когда наконец Быкоголовый почувствовал, что теряет силы. Покинув поле боя, он бросился бежать на север. Но его там ждал страж Цзиньчан по прозванию Возмутитель, обитающий на скале Сокровенного дьявола на Пятитеррасовой горе.

– Стой! – крикнул он. – Меня прислал сам Будда Сакьямуни, он велел расставить на небе сети, на земле капканы и поймать тебя.

Тут подоспели Сунь Укун, Чжу Бацзе и добрые духи.

Быкоголовый повернул было на юг, но тут дорогу ему преградил Шэнчжи, второй хранитель Будды, по прозванию Победоносный, из пещеры Благодатная Прохлада, что в горах Эмэйшань.

– Я должен изловить тебя, – промолвил Победоносный. – Таково веление Будды.

Быкоголовый хотел бежать на восток, но тут перед ним вырос Дали, третий хранитель Будды, по прозванию Великая сила, который жил на скале Потри Уши, что на горе Сумеру.

– Ты куда, старый бык? – крикнул он громовым голосом. – Будда Татагата повелел мне схватить тебя!

Быкоголовый пустился бежать на запад, но здесь его ждал четвертый хранитель Будды, по прозванию Вечнодержащий, с вершины Золотых зорь на горе Куньлунь.

– Куда бежишь, скотина? – крикнул он. – Великий Будда, обитающий в храме Раскатов грома, повелел задержать тебя.

Не успел Быкоголовый опомниться, как со всех сторон его обступили воины Будды и небесные полководцы. Тогда Быкоголовый вскочил на облако, которое вмиг унесло его в небесную высь.

Но там его остановили небесный князь Вайсравана и его сын Ночжа, а также небесные полководцы Рыбье Брюхо и Великий дух.

– Яшмовый владыка повелел нам истребить твое логово! – крикнули они.

Тогда Быкоголовый превратился в исполинского белого быка и принялся бодать небесного князя своими железными рогами. Тот стал отбиваться мечом. Тем временем примчался Сунь Укун.

– Не тревожься, Великий Мудрец! Сейчас ты увидишь, как я изловлю эту скотину!

Ночжа произнес заклинание, и у него сразу же появилось три головы и шесть рук. Он взмыл вверх, вскочил Быкоголовому на спину и, взмахнув своим мечом, разящим дьяволов и злых духов, разом отрубил быку голову.

Но у него тут же на месте отрубленной выросла новая голова, изо рта повалил черный дым, а глаза излучали золотое сияние. Ночжа снова отрубил ему голову, но на ее месте опять выросла новая. Десять голов одну за другой срубил Ночжа, но на месте каждой отрубленной вырастала другая. Тогда Ночжа накинул быку на рога огненное колесо и стал раздувать пламя. Бык ревел от боли, мотал головой, бил хвостом. В это время небесный князь Вайсравана навел на него волшебное зеркало. Увидев свое отражение в зеркале, Быкоголовый замер на месте и стал молить:

– Не губите меня! Отныне я буду верно служить Будде и во всем повиноваться ему!

– Если хочешь остаться в живых, давай сюда твой волшебный веер! – сказал Ночжа.

– Веер в пещере, у моей жены, – ответил Быкоголовый.

Ночжа снял с себя аркан, которым ловят и вяжут бесов, пропустил конец аркана через ноздрю быка, затянул петлю и повел быка к пещере.

Сунь Укун, четыре стража Цзиньгана, небесные духи Людин и Люцзя, хранители веры, князь Вайсравана с сыном, небесный полководец Великий дух, Чжу Бацзе и дух земли со своими воинами последовали за ним и вскоре достигли Банановой пещеры.

– Женушка! – крикнул бык. – Вынеси быстрее веер, спаси мне жизнь!

Лоча тотчас же сняла все драгоценные шпильки и кольца, стянула узлом волосы, как ученица даосской веры, облачилась в монашескую одежду из черного шелка с белой отделкой, как монахиня, и, взяв обеими руками волшебный веер, вышла из ворот. Увидев перед собой стражей Цзиньганов с небесными полководцами и духами, а также небесного князя Вайсравану с сыном, Лоча упала на колени и стала отбивать земные поклоны.

– Умоляю вас, праведные бодисатвы! – запричитала она. – Пощадите нас с мужем. Пусть Сунь Укун берет этот веер и продолжает свой путь.

Сунь Укун подошел к Лоче, взял веер, после чего вместе с небожителями и духами вскочил на благодатное облако, которое умчало их в восточном направлении.




Вернемся теперь к Танскому монаху. Все это время он не знал ни минуты покоя, не находил себе места: то вставал, то садился, с нетерпением ожидая Сунь Укуна. А тот все не возвращался. Но вот наконец появилось благодатное облако, озарившее своим сиянием все небо и землю. Облако быстро приближалось, и вскоре уже можно было рассмотреть сидевших на нем небожителей, а также быка, которого держал на привязи принц Ночжа, Сунь Укуна с банановым веером в руках, Чжу Бацзе, духа земли и его воинов.

Танский монах быстро надел монашескую шапку, облачился в рясу и пошел навстречу небожителям.

– Какой подвиг совершили мои ученики, что все вы соизволили покинуть небесные чертоги и спуститься на грешную Землю? – спросил Танский монах, приветствуя небожителей.

– Поздравляем тебя, мудрый и праведный монах, – молвили четыре стража Цзиньгана, – великое твое паломничество близится к завершению! Сам Будда повелел нам явиться сюда, чтобы выручить тебя из беды. Поспеши же в дальнейший путь, дабы скорее достичь полного совершенства.

Танский монах низко поклонился и стал собираться в путь.

Тем временем Сунь Укун успел добраться до горы. В первый раз махнул веером на огонь, и огонь постепенно стал гаснуть. Он махнул веером во второй раз, и подул свежий прохладный ветер. Когда же он махнул в третий раз, все небо заволокло тучами и стал моросить дождь.

Паломники поблагодарили небожителей, и те отбыли в небесные чертоги.

У пещеры остались только Лоча и дух земли.

Лоча стала просить обратно свой веер. Чжу Бацзе было прикрикнул на дьяволицу, но за нее вступился дух земли:

– Отдай ей веер, Сунь Укун. Она знает все его тайны и сможет гасить огонь.

– А как погасить навсегда Огнедышащую гору? – спросил Сунь Укун.

– Надо сорок девять раз махнуть веером, и огонь навеки погаснет, – ответила Лоча.

Выслушав ее, Сунь Укун взял веер и стал махать им в направлении вершины горы. После сорок девятого взмаха с неба хлынул ливень прямо в жерло горы и навсегда погасил Огнедышащую гору.

С той поры Лоча стала отшельницей, не творила больше зла, а со временем встала на Путь Истины, и имя ее увековечено в житиях буддийских святых.

Собрав свои пожитки, паломники отправились дальше, ступая по влажной прохладной земле.
		В полном слиянии Неба с Землей



		 Изначальной Истины суть;



		Пришли в равновесье Вода и Огонь —



		 родился Великий Путь.








Если хотите знать, какие еще испытания выпали на долю монахов, прочтите следующую главу.




Глава шестьдесят вторая,


в которой рассказывается о том, как в храме-пагоде было совершено телесное и духовное омовение, как доставили на суд правителя оборотней и как паломники решили совершить еще одно доброе дело

		Дикие астры



		 лепестки на землю роняют,



		На сливовых ветках



		 до весны затаились почки.



		В окрестных селеньях



		 закончился сбор урожая —



		Плывет над дворами



		 запах свежей похлебки.



		Лес обнажился —



		 открылись дальние горы,



		Последние радуги



		 тают в высоком небе.



		В прудах и озерах



		 плавают ломкие льдинки.








Итак, паломники продолжали свой путь. Уже чувствовалось приближение зимы.

Долго шли путники и однажды увидели впереди город. Своими огненными глазами Сунь Укун рассмотрел вдали дворец.

По высоте строений и числу ворот – их было более десяти – Сунь Укун сразу понял, что это дворец правителя.

Вскоре путники приблизились к городским воротам, прошли по мосту через крепостной ров и вошли в город. На улицах шла бойкая торговля, люди здесь были богато одеты.

И вот среди этой нарядной толпы паломники вдруг приметили человек десять монахов, – в рубищах, с колодками на шее, прикованные друг к другу длинной цепью, они ходили от дома к дому, прося подаяние.

Глядя на этих несчастных, Танский монах тяжко вздохнул и сказал Сунь Укуну:

– Пойди разузнай, за что их так наказали.

Сунь Укун подошел к монахам и спросил:

– Вы из какого монастыря и за что отбываете наказание?

Монахи разом опустились на колени и, отбивая поклоны, отвечали:

– О добрый господин! Мы из монастыря Золотое сияние… Невинно пострадали…

– А где находится ваш монастырь?

– За углом, совсем близко. Пойдемте к нам, и мы все вам расскажем. А то здесь разговаривать опасно.

Сунь Укун подвел монахов к наставнику, и они все вместе отправились в монастырь Золотое сияние. Там паломникам открылась картина полного запустения.

Танский монах не смог сдержать слез. Между тем монахи открыли двери храма и предложили Танскому монаху поклониться изваянию Будды.

Сюаньцзан вошел в храм, огляделся и сразу же вышел во двор. Здесь он увидел нескольких отроков, тоже скованных цепью. Тем временем у настоятеля собрались все монахи.

Один из них сказал:

– Все вы идете из великого Танского государства, из восточных земель, а друг на друга ничуть не похожи.

– Как ты узнал, что мы идем из восточных земель? – спросил Сунь Укун.

– Всем нам ночью приснилось, будто пожалует к нам из восточных земель Танский монах и избавит нас от незаслуженного наказания. И вот сегодня когда мы тебя увидели, то сразу поняли, что сон в руку.

Услышав это, Танский монах очень обрадовался и спросил:

– Скажите, как называется ваша страна и за что вас обидели?

Монахи опустились на колени, и один из них стал говорить:

– Этот город – столица государства Благодарственных поклонений. Некогда сюда со всех сторон варвары несли дань. Несли добровольно, почитая само государство, которое никогда не вело войн, хотя правитель государства не отличался высокой добродетелью, а военные и гражданские сановники – мудростью и добротой. Все дело было в том, что священная пагода в нашем монастыре излучала дивное сияние, которое по ночам было видно на расстоянии десятков тысяч ли, а днем переливалось всеми цветами радуги, озаряя даже соседние государства. Жители этих государств были уверены, что наш город священный, поэтому и несли сюда дары. Но вот три года тому назад в день новолуния, в самом начале осени, ровно в полночь вдруг хлынул кровавый дождь, и пагода перестала излучать сияние. После этого никто больше не вез в наше государство даров.

Правитель хотел было пойти войной на соседние страны, но сановники сказали ему, что во всем виноваты монахи, что будто это они украли золото, которым была покрыта пагода, и с той поры она перестала излучать сияние. Неразумный правитель наш поверил коварным сановникам. Нас стали пытать, требуя признания. Те, что постарше, не вынесли пыток и погибли. Будь нам судьей, отец наш! Сжалься над нами, спаси нас! Ведь мы такие же монахи, как и ты.

Сюаньцзан выслушал монахов и сказал:

– Одного я не понимаю, почему вы сразу не сообщили правителю, что пагода потускнела от кровавого дождя.

– Отец наш! – отвечали монахи. – Даже старшим из нас такое в голову не пришло, а уж нам и подавно.

Тут Танский монах обратился к Сунь Укуну:

– Отправляясь на Запад, я дал обет возжигать во всех буддийских храмах благовония, поклоняться изваянию Будды во всех буддийских монастырях и очищать все буддийские пагоды, которые мне встретятся на пути. Прошу тебя, раздобудь мне метелку, я приберу пагоду. Тогда легче будет разобраться, почему она перестала излучать сияние, и я смогу вступиться перед правителем за этих несчастных.

Когда Сюаньцзан и его ученики поели, уже стало смеркаться. В это время монахи принесли две новенькие метелки.

Сюаньцзан надел рубаху с коротким рукавом, подпоясался шнуром, обул мягкие туфли, вооружился метелкой и вместе с Сунь Укуном направился к пагоде.

Сперва они вошли в главную залу и там зажгли глазурные светильники. Танский монах воскурил благовония и, совершая поклоны перед изваянием Будды, произнес:

– Я, твой скромный последователь Чэнь Сюаньцзан, получил повеление государя великого Танского государства в восточных землях направиться к Чудодейственной горе – Линшань, предстать перед Буддой Татагатой и попросить у него священные книги. Ныне я достиг государства Благодарственных поклонений и нахожусь в сем монастыре, именуемом Золотое сияние. Здешние монахи рассказали мне, что пагода осквернена и сияние ее померкло, а правитель страны по навету сановников наказал монахов – будто бы за то, что они украли золотую кровлю пагоды. Дело сие трудное и запутанное. Я, твой верный ученик, движимый искренними помыслами, явился в эту пагоду, дабы очистить ее от скверны, и умоляю тебя, великий Будда, дай мне прозрение, дабы я смог отличить правду от лжи и восстановить справедливость.

Закончив молитву, Танский монах вместе с Сунь Укуном открыл дверь, ведущую на лестницу, и стал мести пол, переходя с нижних ярусов на верхние.

Ко времени второй ночной стражи он уже добрался до седьмого яруса и почувствовал усталость.

– Учитель! Дай я немного помету, а ты отдохни!

– Сколько же всего ярусов в этой пагоде? – спросил Танский монах.

– Пожалуй, все тринадцать, – отвечал Сунь Укун.

Превозмогая усталость, Танский монах сказал:

– Нет, я все сделаю сам, раз дал обет.

Он прибрал еще три яруса, но тут поясница и ноги у него заныли так, что он невольно опустился на пол.

– Не могу больше, – произнес Танский монах, передавая Сунь Укуну метелку.

Сунь Укун приосанился и полез на одиннадцатый ярус. Вскоре он уже был на двенадцатом. Вдруг с крыши пагоды до него донеслись голоса. «Странно! – подумал Сунь Укун. – Кто в столь позднюю пору может здесь разговаривать? Не иначе как нечисть. Пойду погляжу!»

И вот Сунь Укун, тихонько ступая, с метелкой под мышкой, подобрав полы одежды, подкрался к дверям и сквозь щель увидел на тринадцатом ярусе двух оборотней, перед которыми стояли тарелка с едой, чашка и чайник. Оборотни играли в пальцы.

Проигравший должен был выпить штрафную. Сунь Укун отбросил метелку, вытащил из-за уха иглу, превратил ее в посох, встал в дверях и крикнул:

– Оборотни проклятые! Так вот, оказывается, кто похитил сокровища пагоды!

Оборотни вскочили на ноги и запустили в Сунь Укуна тарелку, чашку и чайник. Но тот заслонился посохом и сказал:

– Я убил бы вас здесь, на месте, но кто предстанет перед судом?

С этими словами он своим посохом прижал оборотней к стене с такой силой, что они даже пошевельнуться не могли, будто вросли в стену, и лишь робко молили:

– Пощади, пощади! Мы не виноваты, но мы знаем, кто похитил богатство пагоды.

Тут Сунь Укун одной рукой схватил оборотней и поволок на десятый ярус к Танскому монаху.

– Наставник! Я поймал разбойников, которые ограбили пагоду. Они сидели на последнем ярусе, играли в пальцы и распивали вино. Теперь ты можешь учинить им допрос и узнать, кто похитил сокровища пагоды.

Сунь Укун поставил оборотней на колени, и они во всем признались. Одного из них звали Бэньборба, он был оборотнем речного сома, второго – Баборбэнь, он был оборотнем черной рыбы.

Оказалось, что их послал караулить пагоду царь драконов Ваньшэн с озера Лазоревые Волны, которое расположено на горе Каменный Хаос. У дракона есть дочь, прекрасная, как цветок, как молодая луна. Так вот ее муж, Девятиголовый, два года тому назад вместе со своим тестем, царем драконов, явился в этот город и вызвал кровавый дождь, от которого потускнела пагода. Мало того, они выкрали великую драгоценность – останки Будды, которые здесь хранились. А царевне, дочери дракона, удалось пробраться в небесные чертоги, где она украла у богини Сиванму чудесный линчжи с девятью листами. Теперь она выращивает его на дне озера в своем дворце, который и днем и ночью излучает золотое сияние. Но вот недавно прошел слух, будто здесь должен пройти какой-то Сунь Укун, который направляется на Запад за священными книгами и по пути карает всех, кто творит зло. Вот царь драконов и отрядил сюда двух оборотней, чтобы, как только появится Сунь Укун, они доложили об этом своему повелителю.

Когда монахи узнали, что пойманы оборотни, рассказавшие, кто похитил сокровища пагоды, они очень обрадовались. А Чжу Бацзе, смеясь, сказал:

– Эх, до чего же хочется поесть сома! А из черной рыбины можно бы наварить ухи и накормить всех невинно пострадавших монахов.

Сунь Укун велел крепко-накрепко связать оборотней и хорошенько их стеречь. После этого Танский монах и его ученики легли спать, а утром отправились во дворец, чтобы обменять дорожное свидетельство.

Представ перед правителем, Танский монах обратился к нему с такими словами:

– Я, бедный монах, пришел сюда из восточных земель, из великого Танского государства. По велению Танского владыки я направляюсь на Запад, в индийские земли, чтобы поклониться Будде и попросить у него священные книги. Путь мой лежит через твое государство, но я не смею пройти его самовольно и прошу тебя взамен старого дорожного свидетельства выдать мне новое.

Правитель выслушал Танского монаха, велел провести его в парадную залу Золотых колокольцев и усадил в кресло. Затем он взял у Танского монаха подорожную, прочел ее от начала до конца и сказал:

– Когда твой государь занемог, ему посчастливилось найти такого, как ты, праведного монаха, который не побоялся трудностей пути и отправился на поклон к Будде за священными книгами. А вот у меня монахи – негодяи и разбойники: только и помышляют о том, как бы погубить государство и своего правителя.

При этих словах Танский монах молитвенно сложил ладони и воскликнул:

– И ты уверен, что у твоих монахов столь преступные помыслы?

– Представь себе, что это правда! – отвечал правитель. – Да будет тебе известно, что мое царство прежде занимало первое место среди прочих государств в западных землях. Сюда постоянно наезжали чужеземцы из разных стран с богатыми дарами. И все это благодаря пагоде с золотой кровлей в монастыре Золотое сияние. Но два года назад разбойники-монахи похитили все сокровища пагоды, и пагода больше не излучает сияния. Поэтому чужеземцы перестали являться сюда со своими дарами. Ух и зол же я на этих монахов!

Сюаньцзан снова сложил ладони и промолвил:

– Да будет долгим твое царствование! Но дозволь мне слово молвить. Вчера поздно вечером я прибыл в твою благословенную страну, но, едва войдя в ворота, увидел монахов с колодками на шее. Я спросил, за что они несут наказание, и они ответили, что страдают совершенно невинно. Тогда я отправился к ним в монастырь, ночью вместе с моим учеником стал убирать пагоду, и ученик изловил там на тринадцатом ярусе двух оборотней. От них мы и узнали, кто похитил сокровища пагоды.

– Где же эти разбойники? – спросил правитель.

– Мы связали их, и они сейчас в монастыре, – отвечал Танский монах.

Правитель тотчас же приказал стражникам отправиться в монастырь Золотое сияние и доставить оттуда во дворец оборотней-разбойников.

– Желаю тебе десять тысяч лет царствовать! – сказал тут Танский монах. – Но прошу тебя вместе со стражниками отправить в монастырь и моего ученика. Так будет надежнее.

Правитель велел подать паланкин и усадить в него Сунь Укуна.

Тотчас же был подан паланкин и большой желтый зонт. Восемь носильщиков подняли паланкин, а восемь сменных носильщиков бежали рядом, прокладывая путь в толпе зевак и разгоняя их грозными окриками. Процессия проследовала прямо в монастырь Золотое сияние.

Там Сунь Укун велел Чжу Бацзе взять одного оборотня, Шасэну – второго, сам он сел в паланкин, и процессия двинулась в обратный путь, во дворец. Улицы запружены были народом – всем хотелось поглядеть на диковинного вида монахов и оборотней-разбойников.

Когда они прибыли во дворец, Сунь Укун предстал перед правителем и доложил:

– По вашему повелению разбойники доставлены.

Правитель сошел с трона и в сопровождении Танского монаха, а также многочисленной свиты из гражданских и военных чинов вышел поглядеть на оборотней. Один из них был остромордый, с черной спиной и острыми клыками, другой – толстобрюхий, гладкий, с огромным ртом и длинными усами.

Правитель учинил оборотням допрос, и они во всем признались.

После этого правитель приказал стражникам отвести оборотней в тюрьму и издал указ о помиловании монахов из монастыря Золотое сияние.

В честь Танского монаха и его учеников был устроен роскошный пир, и на том пиру правитель обратился к ним с просьбой изловить разбойников, похитивших сокровища пагоды.

– Кто из вас, праведные монахи, поведет моих воинов для поимки разбойников? Сколько потребуется вам людей, коней и какое оружие?

– Нам не нужны ваши люди и кони, – сказал Чжу Бацзе. – И ваше оружие нам тоже не нужно. Прямо с пира мы с моим старшим братом отправимся на поимку разбойников и притащим их прямо сюда!

– Об одном прошу тебя, – обратился к правителю Сунь Укун, – прикажи стражникам выдать нам оборотней, которых мы изловили в пагоде. Мы возьмем их с собой в качестве проводников.

Вскоре из тюрьмы привели обоих оборотней. Сунь Укун схватил одного, Чжу Бацзе – другого, они уцепились за порыв ветра и исчезли из виду в юго-восточном направлении.

Если хотите узнать, удалось ли им изловить главарей разбойников, прочтите следующую главу.




Глава шестьдесят третья,


повествующая о том, как два монаха учинили разгром во дворце царя драконов, и о том, как с помощью бога Эрлана и его братьев они одолели оборотней и вернули похищенные драгоценности


Итак, Сунь Укун и Чжу Бацзе, прихватив с собой двух оборотней, уцепились за порыв ветра, сели на облако и в следующий миг уже были у озера Лазоревые Волны на горе Каменный Хаос.

Тут Сунь Укун придержал облако, на котором они летели, дунул на свой волшебный посох, произнес заклинание, и вместо посоха в руках у него сразу же оказался острый жертвенный нож. Он отхватил ухо у черной рыбины, нижнюю губу у сома, а затем сбросил обоих в воду и крикнул:

– Живей отправляйтесь к своему повелителю, царю драконов, и доложите ему, что я, Великий Мудрец, равный Небу, Сунь Укун, прибыл сюда и требую, чтоб он немедленно отдал мне все похищенные сокровища пагоды Золотое сияние! Тогда я пощажу его и его домочадцев. Если же он вздумает артачиться, я вычерпаю из его озера всю воду, а его со всеми сородичами, старыми и малыми, предам лютой казни!

Оборотни плюхнулись в воду, переполошив остальных обитателей озера – тритонов, крокодилов, черепах, осьминогов, крабов и рыб, – и вместе с ними направились прямо ко дворцу царя драконов.

– О великий царь! – вскричали они, представ перед своим повелителем. – Беда! Вчера ночью нас изловил в пагоде ученик Танского монаха Сунь Укун и крепко-накрепко связал. А сегодня утром нас притащили к правителю государства, и он учинил нам допрос. Пришлось во всем признаться. Тогда нас посадили в тюрьму, а потом отдали Сунь Укуну и Чжу Бацзе. На облаке они домчали нас сюда, бросили в озеро, велели явиться к тебе и сказать, чтобы ты вернул все сокровища пагоды!

Царь драконов в это время как раз распивал вино со своим зятем Девятиголовым. Услышав имя Сунь Укуна, он так перепугался, что душа у него чуть с телом не рассталась, и он обратился к своему зятю:

– Ну, дорогой зять! Дело – дрянь! Эту обезьяну нам не одолеть!

Но Девятиголовый, выслушав царя драконов, надменно рассмеялся и сказал:

– Не беспокойся, дорогой тесть! Я с детства обучен военному мастерству. Нет такого уголка в стране, омываемой четырьмя морями, где мне не пришлось бы встретиться в бою с прославленными героями. Чего же нам бояться? Вот я сейчас выйду и схвачусь с ним. И если не одолею его с третьего раза, не дерзну показаться тебе на глаза.

Девятиголовый быстро облачился в военные доспехи, взял серпообразную секиру, вышел из дворца, вынырнул на поверхность озера и громко крикнул:

– Кто здесь Великий Мудрец, равный Небу? Ну-ка, выходи и прощайся с жизнью!

Сунь Укун и Чжу Бацзе ничего не ответили и стали внимательно разглядывать выскочившего из воды оборотня.

Вот как он выглядел:
		Шлем из белого серебра



		 слепит, словно свежий снег,



		Доспехи тоже шлему под стать —



		 как иней осенний блестят.



		Воистину с яшмой небесной схож



		 пышно расшитый халат.



		Во лбу, на затылке множество глаз —



		На север, на запад, на юг, на восток



		 разом они глядят.



		Страшный оборотень стоуст —



		Слева и справа отверстые рты



		 разом слова твердят.



		Звуком единым



		 сотрясает он пустоту,



		В страхе взмывает птица



		 в небесную вышину.








Не дождавшись ответа, оборотень снова крикнул:

– Кто здесь Великий Мудрец, равный Небу?

Тогда Сунь Укун провел рукой по золотым обручам своего посоха и ответил:

– Великий Мудрец Сунь Укун – это я!

– Ты откуда взялся? – насмешливо спросил оборотень. – Где живешь и как попал в государство Благодарственных поклонений? По какому праву охранял пагоду и изувечил двух моих воинов? Как посмел явиться сюда, на мою драгоценную гору, и угрожать мне? Пусть даже я украл сокровища пагоды, тебе что за дело? Ты идешь за священными книгами? Ну и иди!

– Э, да я вижу, ты нахал, понятия не имеешь о справедливости! Ведь из-за тебя невинно страдают монахи из монастыря Золотое сияние! А они – мои братья. Как же мне не вступиться за них?

– В таком случае давай драться! Только, боюсь, не доведется тебе увидеть священные книги.

От этих слов Сунь Укун пришел в такую ярость, что, позабыв обо всем на свете, ринулся со своим посохом на противника.

И вот на горе Каменный Хаос разгорелся бой. Лютый был бой.

Более тридцати раз схватывались противники, но так и нельзя было сказать, кто победит. Чжу Бацзе долго наблюдал за сражением, потом не выдержал, поднял вилы и стал сзади подкрадываться к врагу, чтобы нанести ему удар в спину. Но, как вы знаете, у оборотня было девять голов и девять пар глаз. Он заметил Чжу Бацзе и успел отбить удар. И все же он почувствовал, что биться сразу с двумя ему не под силу, и превратился в страшную гидру о девяти головах.

Тут Сунь Укун вскочил на благодатное облако и принялся колотить чудовище по всем девяти головам. Но гидра расправила крылья, со свистом перевернулась и камнем упала к подножию горы, где стоял Чжу Бацзе. В тот же миг прямо из туловища у нее выросла еще одна голова, гидра раскрыла пасть, подобную кровавой чаше, зубами ухватила Чжу Бацзе за загривок и уволокла на дно озера. Там Девятиголовый принял свой облик, швырнул Чжу Бацзе на землю и крикнул:

– Возьмите этого монаха да покрепче свяжите! Он мне ответит за моих старшин!

На шум вышел сам царь драконов и, увидев пленника, очень обрадовался.

– Ты совершил великий подвиг! – сказал он, обращаясь к своему зятю.

Девятиголовый рассказал, как было дело, и царь драконов велел тотчас же устроить в честь зятя пир. Мы не будем рассказывать, как они пировали, а вернемся к Великому Мудрецу.

Увидев, что оборотень схватил Чжу Бацзе, он не на шутку перепугался.

«Как же я теперь покажусь на глаза наставнику? – думал он. – Да и правитель государства Благодарственных поклонений меня засмеет. А одному мне, пожалуй, не справиться с этим чудищем».

Поразмыслив еще немного, Сунь Укун щелкнул пальцами, произнес заклинание, встряхнулся, принял вид краба и, бултыхнувшись в воду, очутился перед торжественной аркой дворца. Дорога во дворец была ему хорошо знакома еще с того раза, когда он увел черепаху с золотистыми глазами. Итак, Сунь Укун добрался до дворца, перелез через порог и увидел старого царя драконов, который весело распивал вино со своим зятем. Приблизиться к ним Великий Мудрец не решился и подполз под восточную галерею, где увидел оборотней-крабов, затеявших какую-то игру. Сунь Укун прислушался к их разговору, быстро усвоил их язык и спросил:

– Не знаете ли вы, что сталось с тем длиннорылым монахом, которого изловил царский зять? Сдох он или жив еще?

– Пока еще жив! – хором ответили крабы. – Не слышишь разве, как он стонет там, у западной галереи?

Узнав таким образом, где находится Чжу Бацзе, Сунь Укун перебрался к западной галерее и там действительно увидел Чжу Бацзе, привязанного к столбу. Сунь Укун подполз к нему, перекусил клешнями веревки и велел бежать.

– А как быть с вилами? – спросил Чжу Бацзе. – Оборотень их отнял у меня и, наверно, унес во дворец.

– Ступай к торжественной арке и жди меня там, – приказал Сунь Укун и снова пополз во дворец.

Вдруг он заметил слева от себя яркий свет. Это вилы Чжу Бацзе излучали сияние. Сунь Укун стал невидимым, выкрал вилы, выполз за ворота и крикнул Чжу Бацзе:

– Вот они, твои вилы! Забирай их!

Тогда Чжу Бацзе сказал:

– Сейчас я ворвусь во дворец и, если мне посчастливится одолеть оборотня, захвачу и всех остальных, если же нет – постараюсь выбраться из дворца, а ты жди меня на берегу озера. В случае надобности придешь на помощь!

Так они и сделали. Сунь Укун пошел на берег, а Чжу Бацзе ринулся во дворец, ломая вилами все, что попадалось ему на пути: двери, столы, стулья, посуду.

Он до того разошелся, что разбил вдребезги черепаховый щит перед главным входом, вырвал с корнем коралловое дерево и швырнул его с такой силой на землю, что оно разлетелось на мелкие кусочки.

Между тем Девятиголовый, спрятав царевну в тайниках дворца, вооружился секирой и помчался навстречу Чжу Бацзе.

– Эй, ты! Свинья тупорылая! – заорал он. – Как ты смеешь шуметь здесь?

– Я тебе покажу, негодяй! – крикнул в ответ Чжу Бацзе. – Притащил меня на дно озера, вот и пеняй на себя! Живо отдавай все, что награбил в государстве Благодарственных поклонений, не то я уничтожу тебя и весь твой поганый род!

И снова враги схватились. Но тут на помощь Девятиголовому пришел сам царь драконов со своими чадами.

Все они вооружились мечами и бросились на Чжу Бацзе, норовя схватить его. Чжу Бацзе понял, что дело плохо, и пустился наутек. Оборотни бросились его догонять и выскочили из воды.

Но на берегу их подстерегал Сунь Укун. Одним ударом своего посоха он размозжил череп старому дракону. Воды озера Лазоревые Волны окрасились его кровью, а бездыханное тело понеслось по волнам, теряя чешую.

Драконовы чада в страхе разбежались кто куда, а Девятиголовый забрал тело тестя и вернулся во дворец.

– Вот что, Чжу Бацзе, – сказал Сунь Укун, – мы должны во что бы то ни стало добыть похищенные сокровища пагоды. Так что отправляйся на дно озера и постарайся выманить Девятиголового из воды, а уж тут я с ним разделаюсь.

В это время вдруг завыл-загудел ветер и стало темно: это с востока прямо на юг летела черная мрачная туча. Сунь Укун вгляделся повнимательнее и увидел бога Эрлана с шестью братьями, которые, с острыми клинками в руках и самострелами за спиной, изогнувшись под тяжестью добычи, состоящей из серн и лосей, лисиц и зайцев, довольные возвращались с попутным ветром с охоты.

– Чжу Бацзе! – крикнул Сунь Укун. – Да ведь это мои братья! Нам здорово повезло! Сейчас мы их попросим нам помочь одолеть Девятиголового.

Чжу Бацзе поднялся на вершину горы и, преградив путь приближающейся туче, крикнул:

– О премудрый! Задержись ненадолго! Мудрец, равный Небу, Сунь Укун, желает тебе поклониться.

Эрлан остановил тучу и спросил:

– Не скажешь ли нам, где находится Великий Мудрец?

– У подножия этой горы, – отвечал Чжу Бацзе.

– Братья мои, – промолвил Эрлан, обращаясь к шестерым своим братьям, – скорее зовите его сюда!

И все шесть братьев, выступив вперед, стали громко звать:

– Старший брат Сунь Укун! Тебя кличет премудрый Эрлан!

Сунь Укун пошел братьям навстречу, всем по очереди поклонился и направился вместе с ними на гору, где расположился Эрлан.

Они обменялись приветствиями, после чего Сунь Укун сразу же приступил к делу.

– Ты знаешь, брат мой, – сказал он, обращаясь к Эрлану, – что я избавился от тяжкой кары и сейчас оберегаю Танского монаха, который идет на Запад за священными книгами. Бесчисленные препятствия встают на нашем пути. Вот и сейчас мы должны одолеть злого оборотня и отнять у него сокровища, похищенные им в пагоде монастыря Золотое сияние.

– А что это за оборотень? – спросил Эрлан.

И Сунь Укун от начала до конца рассказал Эрлану о том, как Девятиголовый вместе с царем драконов похитили сокровища пагоды, как невинно пострадали монахи и как наставник велел Сунь Укуну и Чжу Бацзе отнять сокровища у разбойников и вернуть их монахам.

– Царя драконов я убил, – сказал Сунь Укун. – Но Девятиголовый жив. Он-то и прячет сокровища. А одолеть его нелегко.

– Хорошо, что дракон убит, – отвечал Эрлан. – Теперь без труда можно будет расправиться с Девятиголовым.

Они решили ночью, при свете луны, попировать, а на рассвете вызвать Девятиголового на бой.

Распивая вино и вспоминая былые дела, они не заметили, как занялась заря.

– Что же, – промолвил Чжу Бацзе, – пора мне лезть в воду, вызывать оборотня на бой.

– Ты только вымани его на сушу, – сказал Эрлан, – а уж тут мы возьмемся за него все сообща.

Чжу Бацзе подогнул полы одежды, взял вилы и, опустившись на дно озера, с громкими криками ворвался во дворец.

В это время сыновья дракона, облачившись в траурные одежды, сидели у тела покойного и оплакивали его. Внуки и Девятиголовый в заднем помещении дворца мастерили гроб.

Неистово ругаясь, Чжу Бацзе взмахнул вилами и изо всех сил стукнул по голове одного из сыновей, проломив ему череп в девяти местах. Жена дракона со всей челядью в страхе забилась во внутренние покои и там вопила истошным голосом.

– О Небо! Длиннорылый монах убил моего сына!

Услышав это, Девятиголовый вооружился секирой и вместе с внуками дракона поспешил навстречу врагу. Начался бой. Чжу Бацзе потихоньку пятился к выходу, а затем выскочил из воды. На берегу озера его ждали Великий Мудрец и семь премудрых братьев-праведников. Прежде всего они расправились с внуками дракона. Видя, что дела плохи, Девятиголовый принял вид гидры и, расправив крылья, взлетел на воздух, кружа над своими врагами. Тогда Эрлан достал золотой самострел, серебряную стрелу и, натянув лук до отказа, выпустил стрелу в девятиголовое чудовище. Чудовище, сложив крылья, ринулось вниз, намереваясь укусить Эрлана, и в этот момент у него появилась еще одна голова. Но ее мигом откусила охотничья собака. Превозмогая боль, чудовище бросилось бежать в сторону Северного моря и исчезло в волнах, а Сунь Укун, приняв вид Девятиголового, опустился на дно озера, чтобы выманить у царевны сокровища пагоды.

Чжу Бацзе последовал за ним.

Когда они приблизились ко дворцу, царевна громко воскликнула:

– Что с тобой, дорогой муженек?

– Видишь, – отвечал Сунь Укун, – за мной гонится Чжу Бацзе. Он хочет отнять у нас сокровища. Надо их спрятать хорошенько.

Царевна быстро пошла во внутреннее помещение, вынесла золотой ларец и, передавая его Сунь Укуну, сказала:

– Вот драгоценность Будды! Его останки!

Затем она принесла ларец из белой яшмы.

– А здесь, – сказала она, – гриб линчжи с девятью листьями. Спрячь все это, а я пока схвачусь с Чжу Бацзе.

Сунь Укун взял оба ларца и, приняв свой настоящий вид, крикнул:

– Ну-ка, царевна, погляди на меня! Похож я на твоего муженька?

Царевна хотела отнять у Сунь Укуна ларцы, но тут подоспел Чжу Бацзе и так стукнул ее своими вилами, что она замертво свалилась на землю.

В живых осталась только царица.

– Не надо ее убивать, – сказал Сунь Укун. – Мы возьмем ее с собой к правителю государства Благодарственных поклонений, пусть расскажет о наших подвигах.

Чжу Бацзе вытащил царицу на поверхность озера, а затем появился и Сунь Укун, который в обеих руках нес ларцы с драгоценностями.

Сунь Укун поблагодарил Эрлана и его братьев за помощь, и они, распрощавшись, продолжали свой путь.

А Сунь Укун с Чжу Бацзе, таща за собой на веревке царицу, на облаках и туманах быстро добрались до государства Благодарственных поклонений. Монахи из монастыря Золотое сияние ждали у городских ворот и пали ниц при их появлении, отбивая земные поклоны, после чего с почетом ввели Сунь Укуна и Чжу Бацзе в город.

Правитель государства встретил героев с почетом и велел устроить роскошный пир в их честь.

Сунь Укун рассказал, как бился с зятем царя драконов, как убил самого дракона, как повстречал бога Эрлана и шестерых его братьев и с их помощью одолел Девятиголового и как, наконец, приняв его облик, выманил сокровища пагоды у царевны.

О том же поведала и жена дракона, царица, которая умела говорить человеческим языком.

– Я, так и быть, пощажу тебя, но при одном условии: что ты будешь вечно находиться при пагоде и охранять ее.

– Плохая жизнь лучше хорошей смерти, – отвечала царица, – и, если ты не убьешь меня, я выполню все, что ты пожелаешь.

Итак, сокровища были водворены на место, и жители дальних и ближних стран вновь увидели их дивное сияние.

Правитель выразил паломникам свою благодарность и после пира проводил их в дальнейший путь.

Если хотите узнать, что еще случилось с нашими паломниками, прочтите следующую главу.




Глава шестьдесят четвертая,


из которой вы узнаете о том, как пригодилась путникам исполинская сила Чжу Бацзе на Тернистой горе и как Танский монах вел беседу о стихах с обитателями Скита лесных праведников


Итак, паломники продолжали свой путь и вскоре вышли на широкую дорогу. Время летело незаметно, приближалась весна. Погода стояла не жаркая, и идти было легко. Неожиданно перед путниками выросла длинная цепь гор, и дорога теперь пролегала по вершинам хребта. Горы поросли густым, колючим терновником, перевитым цепкими лианами, и продвигаться было очень трудно: колючки вонзались в тело, словно иголки.

– Братья! – промолвил Танский монах. – Здесь можно двигаться только ползком, что же нам делать?

– Пустяки! – воскликнул Чжу Бацзе. – Сейчас вы увидите, как я своими вилами расчищу дорогу. Можно будет проехать не только верхом, но даже в паланкине!

– Хоть силы у тебя много, – сказал Танский монах, – но надо прежде узнать, далеко ли тянется этот кустарник.

– А это я мигом узнаю, – промолвил Сунь Укун, поднатужился, совершил прыжок в воздух и, очутившись на облаке, огляделся: заросли терновника, казалось, не имели конца.

– Наставник! – крикнул Сунь Укун. – По этой дороге нужно идти еще очень долго, заросли тянутся на тысячи ли!

– Не печальтесь, учитель, – принялся утешать наставника Шасэн. – Когда-то я выучился пускать палы и сжигать сорняки. Сейчас я подпалю кустарник: он выгорит, и мы сможем пройти.

– Не мели чепухи, – остановил его Чжу Бацзе. – Палы пускают обычно осенью, в десятом месяце года, когда травы засыхают и кусты оголяются. Вот тогда они быстро горят. А сейчас весна, и все распускается. Думаю, что на сей раз вам не обойтись без моей помощи, – сказал Чжу Бацзе, произнес заклинание и на глазах у всех превратился в великана ростом двадцать чжанов. Затем он снова произнес заклинание, и вилы его увеличились на тридцать чжанов. После этого Чжу Бацзе зашагал по кустарнику, словно по траве, разбрасывая вилами поломанные сучья. – Наставник! – крикнул он на ходу. – Следуй за мной!

Танский монах подстегнул коня и поехал за Чжу Бацзе, Шасэн шел за ним, неся поклажу на коромысле, а Сунь Укун помогал Чжу Бацзе, сбивая своим посохом колючие ветки кустарника. В этот день оба они работали, как говорится, не покладая рук, и путникам удалось пройти более ста ли. К вечеру они подошли к довольно большой прогалине, а у самой дороги заметили каменный столб, на котором были высечены большие иероглифы: «Тернистая гора».

Когда же они подошли ближе, то под большими иероглифами увидели иероглифы поменьше. Надпись гласила:
		«Колючий терновник буйно разросся,



		 недоступными стали горы;



		А некогда здесь пролегала дорога,



		 но давно этот путь не хожен».








Шли целый день и целую ночь и вышли наконец на просторную лужайку, где стоял древний монастырь. За воротами росли изумрудные сосны и кипарисы. Персики и сливы, казалось, могли поспорить друг с другом красотой. Танский монах слез с коня и вместе со своими учениками стал разглядывать монастырь.

Страшная картина запустения предстала их взору.

– Ну, здесь добра не жди, – сказал Сунь Укун, – надо идти дальше.

Только он это произнес, как налетел порыв холодного ветра и из ворот монастыря вышел старец в шляпе отшельника, в светлой одежде, с посохом в руке и в соломенных сандалиях. За ним следовал слуга, темнолицый, с кривыми зубами, рыжебородый, почти что голый, он нес на голове полное блюдо лепешек.

Старец опустился на колени и произнес:

– О Великий Мудрец! Я дух земли и живу подле этой горы, которая называется Тернистой. Я знал, что ты прибудешь сюда, но не успел приготовить достойное тебя угощение. Прошу отведать хотя бы этих простых лепешек, которые подношу тебе, твоему наставнику и остальным путникам.

Чжу Бацзе обрадовался и уже засучил рукава, собираясь отведать лепешек, но Сунь Укун, внимательно приглядевшись к старцу, крикнул:

– Погоди! Что-то не правится мне этот старец и его слуга. Никакой ты не дух земли! – крикнул Сунь Укун старцу. – Вздумал провести меня, старого Сунь Укуна? – И Великий Мудрец взмахнул своим посохом.

Но тут случилось неожиданное.

Старец повернулся к Сунь Укуну спиной, превратился в порыв ветра, подхватил Танского монаха и умчался, оставив его учеников в полной растерянности.

Старец примчал Танского монаха к какому-то каменному строению, окутанному туманом, осторожно опустил его на землю и приветливо произнес:

– Премудрый монах! Не бойся. Никто тебе ничего плохого не сделает. Я – один из восемнадцати гунов, владеющих Тернистой горой. Прошу тебя в эту тихую лунную ночь познакомиться с моими друзьями, побеседовать о стихах, развлечься немного, развеять свою тоску.

Эти слова успокоили Танского монаха, и он огляделся. Здесь было очень красиво.

Долго любовался Сюаньцзан открывшейся его взору картиной. Взошла луна, засияли звезды. Вдруг он услышал, как кто-то сказал:

– Наш правитель, восемнадцатый гун, привел премудрого монаха!

Сюаньцзан поднял голову и увидел трех старцев. Они вежливо ему поклонились. Он ответил на приветствие.

Тогда восемнадцатый гун промолвил:

– О премудрый монах! Мы давно слышали о твоих добродетелях и мечтали о встрече с тобой. И вот наступил этот долгожданный день. Каждое твое слово нам дороже жемчужины. Не поскупись же на поучения, дабы мы могли убедиться в силе твоей созерцательности и увериться в том, что ты принадлежишь к подлинной школе правоверных.

Танский монах с низким поклоном промолвил:

– Дозвольте узнать, почтенные, как величать вас.

– Вот этого мужа, – ответил гун восемнадцатый, – с головой седой, словно тронутой инеем, мы зовем Гу Чжи, что значит Прямодушный, того, у которого волосы с зеленоватым отливом, мы зовем Лин Кунцзы, что значит Витающий в пустоте, а третьего из нас зовут Фу Юньсоу, что значит Старец, обметающий пыль с облаков. Меня же зовут Цзинцзе, что значит Крепкий Сучок. Надеемся, что ты расскажешь нам хотя бы о нескольких способах созерцания, за что мы будем век благодарны тебе.

– Стоит ли в такую прекрасную ночь, когда ярко светит луна, вести рассуждения о созерцании и нравственном самоусовершенствовании? – промолвил Фу Юньсоу. – Не лучше ли пить чай и сочинять стихи в этом маленьком доме? – И Фу Юньсоу указал рукой на небольшое строение, сложенное из камней, на котором у входа висела табличка с тремя иероглифами: «Скит лесных праведников».

Старцы вместе с Сюаньцзаном вошли в скит, и уже знакомый нам слуга принес целый поднос пирожков и пять чашек ароматного бульона. После трапезы Танский монах стал украдкой осматривать скит. Здесь все было украшено богатой блестящей резьбой и залито лунным светом.

Исполненный радости и сердечного расположения, Танский монах неожиданно для самого себя сложил стихотворную строфу:
		Буддийское сердце подобно луне —



		 недоступно пыли мирской.



		Дар поэта Небу подобен



		 своей чистотой.








Старец Цзинцзе усмехнулся и сложил вторую строфу:
		Прекрасные строки, как нити парчи,



		 блещут в его стихах.



		Он чужд небылицам и чудесам,



		 брезгует похвалой.








За ним сложил третью строфу Гу Чжи:
		Шесть династий исчезли давно,



		 их слава развеяна в прах;



		Оды и гимны негде прочесть —



		 «Книга песен» сокращена.








Четвертую строфу сложил Лин Кунцзы:
		Жду, пока приготовится чай,



		 ветер шумит в ветвях.



		С наслажденьем пригубил чашу вина,



		 душу тревожит весна.








– Уж и не знаю, как у меня вырвалась эта нескладная строфа, – сказал Танский монах. – Ваши же стихи исполнены свежести и изящества. Вы истинные поэты.

– Раз ты сочинил одну строфу, надо закончить стих. Не пристало монаху бросать дело на полпути.

Пришлось Танскому монаху завершить начатое им стихотворение.

– До чего хорошо звучит! – воскликнул восемнадцатый гун.

– Цзинцзе! – обратился к нему Прямодушный. – А почему бы тебе самому не начать следующее стихотворение?

– Ладно, – сказал Цзинцзе, – я начну, а вы продолжите.

И старцы по очереди слагали стихи.

Сюаньцзан слушал их и то и дело восклицал:

– Чудесно! Замечательно! Что ни слово, будто феникс вылетает из ваших уст, словно жемчужины сыплются изо рта! К ним ничего не могли бы добавить ни Цзы Ю, ни Цзы Ся. Весьма благодарен вам за проявленное ко мне внимание, но время позднее, а я не знаю, где сейчас мои ученики, потому не смею дольше оставаться. Позвольте мне распрощаться с вами. Об одном вас прошу, почтенные старцы, укажите мне дорогу!

– Не беспокойся! – засмеялись старцы. – Для нас встреча с тобой – самое знаменательное событие за целое тысячелетие. Погода отменная. Посидим до рассвета, а потом проводим тебя через горы к твоим ученикам.

В этот момент снаружи показались две девушки-служанки в темных одеждах, с фонарями из красного шелка, а за ними красавица-фея с цветком абрикоса в руках.

Четверо старцев при ее появлении встали и вежливо осведомились:

– Откуда пожаловала, фея Абрикосов?

Красавица поздоровалась со старцами, пожелав им счастья и благополучия, а затем сказала:

– Я узнала, что у вас здесь дорогой гость, с которым вы пируете, потому и пришла.

Танский монах склонился в поклоне.

– Подать сюда чаю, живей! – крикнула красавица.

Сразу же появились еще две молодые служанки в желтых одеждах. Они принесли на красных лаковых подносах шесть чашек из тонкого фарфора и большой железный чайник в светлой медной оправе, из которого шел приятный аромат. Фея разлила чай, а затем тонкими пальчиками, похожими на ростки весеннего лука, взяла чашечку и поднесла ее Танскому монаху. После этого она поднесла чай четырем старцам и наконец налила себе.

– Мне бы очень хотелось послушать, почтенные старцы, ваши прекрасные стихи, которые вы, несомненно, сложили при встрече.

– Что там наши стихи! – отвечал Фу Юньсоу. – Вот гость наш, мудрый монах из Танского государства, – он истинный поэт. Просто позавидовать можно.

– Прошу вас, – обратилась красавица к Танскому монаху, – почитайте ваши стихи. Мне так хочется послушать!

Тут старцы вместо Сюаньцзана прочли сложенные им стихи.

Лицо красавицы расцвело, как цветок весною.

Она придвинулась к Танскому монаху, прижалась к нему и прошептала:

– Дорогой мой! Что, если мы с тобой позабавимся в эту чудную ночь? Ведь человеческая жизнь так коротка!

Гун восемнадцатый поспешно произнес:

– Смею уверить тебя, мудрый монах, что наша чудная фея питает к тебе самые возвышенные чувства. И если ты откажешь ей, значит ничего не смыслишь в прелестях жизни!

– Не забывай, – сказал тут Гу Чжи, – что наш гость в монашеском звании! Благочестие и доброе имя не позволят ему поступить легкомысленно. А мы не можем принять грех на душу, уговаривая его. Но раз у прекрасной феи Абрикосов есть такое желание, то пусть Фу Юньсоу и гун восемнадцатый выступят сватами, а я и Лин Кунцзы – поручителями. Сыграем свадьбу! Ведь это будет великолепно!

Лицо у Танского монаха при этих словах мгновенно изменилось. Он подскочил на месте и закричал:

– Вы все, оказывается, заодно, мерзкие оборотни! Задумали обольстить меня! Еще недавно вы вели со мною достойные речи, и я был рад говорить с вами. Как же вы посмели посягнуть на мой монашеский сан, задумав погубить меня женскими соблазнами?!

Старцы, видя, что Танский монах не на шутку разгневался, стали в смущении кусать себе пальцы, не зная, как оправдаться.

Вдруг стоявший в стороне оборотень-слуга заорал:

– Ишь ты какой! Не понимаешь, что тебе оказывают честь? Чем плоха наша барышня? И талантлива, и изящна, и собой хороша! А до чего искусна в рукоделии, да и в сложении стихов великая мастерица. Куда искуснее тебя! Смотри поплатишься за свою гордость! Гу Чжи дело говорит. Не хочешь так, давай сыграем свадьбу. Все хлопоты беру на себя! А станешь упорствовать, мы так тебя отделаем, что ни монахом, ни женихом не будешь!

Танский монах продолжал стоять на своем. Он попробовал было бежать, но его схватили, и началась перебранка, которая продолжалась до самого рассвета.

Вдруг откуда-то послышались голоса: «Эй, учитель! Наставник! Где ты? С кем ссоришься?»

Оказалось, что Сунь Укун, Чжу Бацзе и Шасэн всю ночь искали наставника. Они исходили колючие кустарники вдоль и поперек, и все тщетно. За ночь они прошли на облаках и туманах все восемьсот ли Терновой горы и спустились у ее западных отрогов. Там они и услышали вопли учителя и стали звать его.

– Сунь Укун! Я здесь! – откликнулся Танский монах. – Спаси меня!

Четверо старцев, слуга и фея со своими служанками вдруг куда-то исчезли.

Вскоре к Танскому монаху подошли Чжу Бацзе и Шасэн.

Танский монах рассказал им все по порядку о том, что с ним случилось.

– А как их зовут, этих старцев? – спросил Сунь Укун.

– Старшего зовут гун восемнадцатый, по прозвищу Крепкий Сучок, – отвечал Танский монах. – Второго зовут Гу Чжи, третьего – Лин Кунцзы, а четвертого – Фу Юньсоу; деву они величали феей Абрикосов…

– Где они живут и куда могли исчезнуть? – спросил Чжу Бацзе.

– Этого я не знаю, – ответил Танский монах. – Но то место, где мы слагали стихи, совсем недалеко отсюда!

Все трое учеников последовали за своим наставником к тому месту, где было каменное строение, и там увидели скалу с высеченными на ней тремя иероглифами: «Скит лесных праведников».

– Здесь! – сказал Танский монах.

Сунь Укун внимательно все оглядел и вдруг приметил четыре старых дерева: можжевеловое, кипарис, сосну и бамбук. За бамбуком рос клен. Продолжая всматриваться, он заметил с другой стороны скалы старое абрикосовое дерево, а рядом с ним два деревца восковой сливы и два коричных деревца.

– Видите эти деревья? – сказал Сунь Укун. – Это и есть оборотни.

– Как ты догадался? – спросил Чжу Бацзе.

– Очень просто, – отвечал Великий Мудрец. – Гун восемнадцатый значит «сосна». Гу Чжи – это кипарис; Лин Кунцзы – можжевеловое дерево, а Фу Юньсоу – бамбук; слуга – это клен, фея Абрикосов – абрикосовое дерево, а ее прислужницы – две восковые сливы и два коричных деревца.

Тут Чжу Бацзе стал колотить по деревьям своими вилами и подрывать их корни рылом. Он сразу же выворотил оба деревца восковой сливы и оба коричных деревца, абрикосовое дерево и клен. Когда он повалил их на землю, то на корнях выступили капли крови.

Танский монах подошел к Чжу Бацзе и сказал:

– Не губи ты их! Они хоть и оборотни, но не нанесли мне никакого вреда. Давайте лучше выйдем на дорогу и отправимся дальше!

– Наставник! – сказал Сунь Укун. – Не жалей этих негодяев. Неизвестно еще, какие превращения они примут в будущем и сколько бед причинят людям!

Услышав это, Чжу Бацзе одним ударом своих вил повалил сосну, а затем и остальные три дерева. После этого он предложил наставнику сесть на коня. Они выбрались на большую дорогу и продолжали путь на Запад.

О том, что случилось с паломниками в дальнейшем, вы узнаете из следующей главы.




Глава шестьдесят пятая,


повествующая о том, как оборотень воздвигнул ложный храм и дал ему название «Малый храм Раскатов грома» и как четверо путников попали в беду


Итак, паломники продолжали свой путь. Снова прошла зима и наступила весна.

И вот однажды паломники увидели высокую, неприступную гору. Она сплошь поросла лесом, который кишмя кишел разными зверями.

У Танского монаха сердце сжалось от страха.

Но Сунь Укун взмахнул своим посохом с золотыми обручами, рявкнул, и все звери в страхе разбежались, тогда Великий Мудрец провел наставника прямо к вершине горы. Они благополучно перевалили через нее и спустились по западному склону на ровное плато. Тут они вдруг заметили чудесное сияние, исходившее от дворцовых построек с высокими стенами и башнями, и услышали мелодичные звуки колокола и била.

– Братья! – воскликнул Танский монах. – Посмотрите, что это за обитель?

Сунь Укун поднял голову, приложил руку к глазам и стал всматриваться. Вдали стоял монастырь. Места там были очень красивые, но сквозь божественное сияние Великий Мудрец узрел какие-то зловещие струи.

– С виду монастырь этот очень походит на храм Раскатов грома, – сказал Сунь Укун, – но нам ни в коем случае не следует входить внутрь, не то попадем в лапы к злодеям.

– Мимо нам все равно придется пройти, – сказал тут Шасэн. – Иного пути нет. Вот и посмотрим, что это за монастырь!

Они двинулись дальше и вскоре достигли врат монастыря.

Увидев надпись: «Храм Раскатов грома», Танский монах скатился с коня, распростерся на земле и стал ругать Сунь Укуна:

– Ах ты, мерзкая обезьяна! Погибели моей хочешь! Ведь это самый настоящий храм Раскатов грома!

Сунь Укун, смеясь, ответил:

– Наставник! Не сердись на меня, лучше взгляни хорошенько еще раз на вывеску. Ведь на ней не три, а четыре иероглифа.

Дрожа всем телом, Танский монах поднялся на ноги, еще раз взглянул на вывеску и увидел, что там и в самом деле четыре иероглифа: «Малый храм Раскатов грома».

– Ну и что же? – произнес он. – Пусть Малый храм, но и в нем, я уверен, находится Будда. А у древних есть такое выражение: «Где Будда, там и его учение». Я думаю, мы можем, откинув страх и сомнения, войти внутрь! Я должен выполнить свой обет: поклоняться Будде везде, где встретится его обитель.

И он велел Чжу Бацзе достать рясу, сменил головной убор, подпоясался и, приняв осанистый вид, двинулся вперед.

В это время в воротах кто-то крикнул:

– Танский монах! Что же ты не идешь, почему медлишь? Ты ведь прибыл сюда из восточных земель поклониться нашему Будде!

Услышав это, Танский монах принялся отбивать поклоны. Вслед за ним опустились на колени Чжу Бацзе и Шасэн и тоже стали отбивать поклоны. Только Великий Мудрец Сунь Укун продолжал как ни в чем не бывало стоять у них за спиной, держа коня под уздцы, приводя в порядок поклажу. Когда путники вошли в монастырский двор и приблизились ко вторым воротам, глазам их представился великий дворец Будды Татагаты. Перед входом, внизу, у престола Будды, выстроились рядами пятьсот архатов, три тысячи подвижников, вникших в суть учения Будды, четыре великих бодисатвы, восемь Цзиньганов, хранителей Закона Будды, монахи и монахини бицю, а также бесчисленные толпы приверженцев Будды. Вот уж поистине это зрелище являло собой картину, достойную быть воспетой в стихах.

Танский монах, Чжу Бацзе и Шасэн, продвигаясь вперед, не переставали кланяться и так дошли до священного трона, устроенного наподобие лотоса. Вдруг раздался окрик:

– Эй! Сунь Укун! Ты почему не кланяешься, представ перед Буддой Татагатой?

Сунь Укун внимательно всмотрелся в того, кто это крикнул, оставил коня и поклажу и вооружился посохом.

– Ах ты, скотина! – заорал Сунь Укун. – Да как посмел ты принять облик Будды! Сейчас я тебя проучу!

С этими словами Сунь Укун стал яростно вращать своим посохом и бросился вперед, намереваясь нанести удар обманщику. Но в этот момент откуда-то с воздуха вниз полетели две музыкальные тарелки из чистого золота. Сунь Укун очутился между ними, и тарелки захлопнулись. Чжу Бацзе и Шасэн быстро выхватили один – вилы, другой – посох, но не успели они и пальцем шевельнуть, как их сразу же окружили плотным кольцом все архаты, приверженцы Будды, святые иноки и праведники. Танского монаха тоже схватили. Паломников крепко связали и уволокли в заднее помещение. Сунь Укуна так и оставили, захлопнутого тарелками. Великий Мудрец был прав. Восседавший на лотосовом троне Будда оказался главарем оборотней, а его многочисленные приближенные – разной нечистью. Сунь Укуна оборотень намеревался сгноить в своих золотых тарелках, а учителя его сварить и съесть.

К каким только волшебным способам не прибегал Великий Мудрец, чтобы выбраться на свободу! Но все было тщетно. С помощью заклинания он увеличился, увеличились и тарелки. Он стал величиной с горчичное зернышко, стали величиной с горчичное зернышко и тарелки.

Сунь Укун выдернул у себя две шерстинки, превратил их в сверло с пятью лепестками, напоминающими цветок сливы, приладил сверло к посоху и принялся сверлить, но даже крохотной ямки не мог просверлить. Окруженный непроницаемым мраком, задыхаясь от нестерпимой жары, Сунь Укун произнес еще одно заклинание, и снаружи тотчас же послышались голоса духов – хранителей пяти стран света, духов-служителей Людина и Люцзя и восемнадцати духов – хранителей кумирен и пагод.

– Великий Мудрец! Мы давно здесь оберегаем твоего наставника и не допустим, чтобы оборотень причинил ему вред. Зачем ты нас звал к себе?

– Наставник не послушал меня, – ответил Сунь Укун, – и мне его не жаль. А вот я пострадал невинно. Помогите же мне скорей выбраться из этих тарелок. Ведь в такой жаре и задохнуться недолго.

Все духи дружно взялись за тарелки, но те будто вместе срослись.

Тогда Златоглавый дух вознесся на благодатном луче к Южным небесным воротам, вошел прямо во дворец Чудотворного Неба, пал ниц перед Яшмовым владыкой и рассказал ему, в какую беду попали паломники.

И Яшмовый владыка не мешкая отдал распоряжение:

– Срочно отрядить духов – правителей всех двадцати восьми созвездий к Малому храму Раскатов грома, дабы они освободили страждущих и покарали оборотня!

В тот же миг духи – правители двадцати восьми созвездий вместе с духами – хранителями пяти стран света вышли из Небесных ворот и в следующий миг уже входили в ворота монастыря. Наступило время второй ночной стражи, и все оборотни, большие и малые, после обильного возлияния по случаю поимки Танского монаха спали крепким сном. Воспользовавшись этим, духи – правители двадцати восьми созвездий приблизились к металлическим тарелкам и обратились к Сунь Укуну:

– Великий Мудрец! Мы прибыли по повелению Яшмового владыки, чтобы спасти тебя!

После этого духи взялись за дело.

Они попытались разжать тарелки своим оружием, но, как ни старались, даже крохотного просвета не появилось.

Тогда дух созвездия Дракона, обладавший способностью пробивать металлы, вонзил свой рог между тарелками, изо всей силы надавил, и рог прошел насквозь.

Тут Сунь Укун превратил свой посох в сверло, на кончике рога высверлил маленькую ямку, снова стал величиной с горчичное зернышко, забился в ямку и крикнул:

– Ну, вытаскивай свой рог! Только живее.

С огромным трудом дух созвездия Дракона вытащил свой рог и в изнеможении рухнул наземь.

Тем временем Сунь Укун выскочил из ямки, проделанной им на кончике рога, и принял свой первоначальный облик. Выхватив посох, он с размаху ударил им по тарелкам. Раздался оглушительный грохот, словно рухнула медная гора или обвалился горный рудник. Драгоценные тарелки, принадлежность буддийского храма, вдребезги разбились. Все двадцать восемь духов – правителей двадцати восьми созвездий затрепетали от страха, а у духов – хранителей пяти стран света даже волосы встали дыбом. От страшного грохота и звона пробудились все большие и малые оборотни. Проснулся и сам повелитель. Стремительно вскочив на ноги, он напялил на себя одежду, забил в барабан и наспех проверил ряды воинов-оборотней. Тем временем стало светать. Оборотни кинулись к трону Будды и там увидели Сунь Укуна, духов – правителей двадцати восьми созвездий и разбитые золотые тарелки. Повелитель оборотней велел наглухо запереть ворота, у ворот выстроил своих воинов, вооружился короткой палицей, утыканной волчьими клыками, и, выйдя вперед, громко крикнул:

– Эй, Сунь Укун! Если ты не трус, живей выходи! Схватимся с тобой и посмотрим, чья возьмет!

Сунь Укун, который в это время вместе с духами находился на девятом Небе, принялся разглядывать оборотня.

Вот как он выглядел:
		Гриву волос



		 охватил драгоценный обруч,



		Сверкают глазища,



		 торчком косматые брови.



		Нос – точно слива,



		 чутки огромные ноздри,



		Отверстая пасть,



		 зубы огромные остры.



		Клыками утыкан



		 тяжкий железный посох.



		Он, верно, не зверь,



		 хоть ликом и схож со зверем,



		Он не человек,



		 хотя человеку подобен.








Выставив вперед посох, Сунь Укун крикнул:

– Как ты посмел принять облик Будды, захватить гору и воздвигнуть на ней монастырь Малый храм Раскатов грома?! Сейчас я проучу тебя, поганое чудовище!

– Ты, мерзкая обезьяна, конечно, не ведаешь, кто я и как величать меня по имени, потому и дерзнул вторгнуться на мою священную гору. Знай же: это место называется Малым западным Небом, а я прозываюсь Желтобровым Буддой. Я обрел истинное перерождение за свое нравственное самоусовершенствование, и само Небо пожаловало мне эти богатые храмы и чертоги. Здешние жители не знают моего истинного имени и зовут меня или великим Желтобровым царем, или Желтобровым старцем. Мне все про тебя известно. И то, что ты идешь на Запад, и то, что кое-что смыслишь в волшебстве, вот я и устроил все так, чтобы заманить твоего наставника и помериться с тобой силами. Одолеешь меня – пощажу Танского монаха, не одолеешь – всех вас перебью, а сам отправлюсь к Будде Татагате, возьму у него священные книги и буду наставлять на Путь Истины жителей цветущей Срединной империи.

– Ишь как расхвастался, подлый оборотень! – зло рассмеялся Сунь Укун. – Если хочешь схватиться со мной, подойди поближе. Сейчас я покажу тебе, как надо драться!

И вот между противниками разгорелся бой.

Они схватывались уже более пятидесяти раз, но все еще нельзя было сказать, кто из них победит. Вдруг в воротах монастыря забили в гонги и барабаны. Целая толпа оборотней, размахивая знаменами, кинулась с воинственными криками к месту боя.

На помощь Сунь Укуну выступили духи – повелители двадцати восьми созвездий и духи – хранители пяти стран света. Подняв оружие, они обступили плотным кольцом повелителя оборотней.

Но тот ничуть не испугался. Отражая сыпавшиеся на него со всех сторон удары, он достал из-за пояса холщовый мешок и подкинул его в воздух. Раздался пронзительный свист, и Сунь Укун, а также духи – повелители двадцати восьми созвездий и духи – хранители пяти стран света сразу оказались в мешке. Повелитель оборотней взвалил мешок на спину и вместе со своими воинами, торжествуя победу, вернулся в монастырь.

Там пленников вытащили из мешка, связали, да так, что они не могли пошевельнуться, унесли их в заднее помещение и швырнули на землю.

На радостях повелитель оборотней устроил роскошный пир, который длился с самого утра до поздней ночи. Мы не будем здесь рассказывать, как пировали оборотни, а вернемся к Сунь Укуну и небесным духам, которые лежали, крепко связанные, на земле. Около полуночи Сунь Укун услышал жалобный плач. Это плакал и причитал наставник. С помощью заклинания Сунь Укун освободился от веревок, подошел к Танскому монаху, развязал его, Чжу Бацзе и Шасэна, затем всех небесных духов, и они благополучно выбрались из монастыря. Но, едва выйдя за ворота, хватились поклажи. Однако никто не знал, куда ее спрятали оборотни.

Пришлось Сунь Укуну возвратиться в монастырь, а остальные в ожидании его расположились на лужайке.

Сунь Укун тихонько подошел к монастырю, но все двери оказались крепко запертыми.

Тогда Великий Мудрец произнес заклинание, встряхнулся, превратился в летучую мышь и сквозь щель в крыше проник в монастырь. Он быстро нашел узлы, спрятанные под окном третьего яруса, принял свой настоящий вид, взвалил узлы на спину и двинулся к выходу.

Но, будто нарочно, один узел оторвался от коромысла и с грохотом упал на деревянный настил. Повелитель оборотней проснулся и заорал: «Воры! Держите!»

Оборотни всполошились, стали зажигать фонари и обнаружили, что исчез Танский монах, все его ученики, а также небесные духи.

Услышав крики, Сунь Укун бросил поклажу, чтобы снова не попасть в ловушку, выпрыгнул в окно и убежал. Уже стало светать. Повелитель оборотней взял палицу и во главе своих воинов пустился в погоню. Вскоре он заметил под горой, в дымке тумана духов – повелителей двадцати восьми созвездий и духов – хранителей пяти стран света. Повелитель оборотней приблизился к ним и грозно крикнул:

– Так вот вы где? Ну, держитесь!

И тут все духи – повелители созвездий Золотого Дракона, Летучей Мыши, Зайца, Лисицы, Тигра, Барса, Однорогого Барана, Тельца, Енота, Крысы, Ласточки, Свиньи, Рыси, Волка, Собаки, Кабана, Курицы, Ворона, Мартышки, Обезьяны Юань, Шакала, Овцы, Серны, Коня, Оленя, Змеи и Земляного Червя, духи – хранители пяти стран света, а также духи Людин и Люцзя, духи – хранители веры, а вместе с ними Чжу Бацзе и Шасэн с оружием в руках кинулись на повелителя оборотней. Но тот поглядел на них и расхохотался. Затем он издал пронзительный свист, и появилось около четырех, а то и пяти тысяч больших и малых оборотней, один другого грознее, которые и устремились в бой на западном склоне горы. В самый разгар боя примчался Сунь Укун.

– А поклажу принес? – спросил Чжу Бацзе, бросившись ему навстречу.

– Какую там поклажу! Сам едва спасся, – ответил Сунь Укун.

Тем временем оборотни окружили всех небесных духов, а их повелитель, размахивая своей смертоносной палицей, бросился на учеников Танского монаха. Те едва успевали отбиваться. Близился вечер, а все еще нельзя было сказать, кто победит. Тогда повелитель оборотней пронзительно свистнул и вытащил свой волшебный мешок. Заметив это, Сунь Укун успел скрыться на девятом Небе. Остальные же снова попали в ловушку.

Оборотни во главе со своим повелителем вернулись в монастырь, торжествуя победу, вытащили пленников из мешка и связали. Танского монаха, Чжу Бацзе и Шасэна подвесили к столбам, коня привязали позади храма, духов бросили в погреб и заперли на замок.

Сунь Укун видел с девятого Неба, что все его друзья снова попали в плен, и очень горевал.

Он долго думал, к кому бы ему обратиться за помощью, и решил идти на север, к патриарху Чжэньу, владыке Северного Неба, изгоняющему дьяволов, который находился сейчас на горе Уданшань, на материке Джамбудвипа.

Если хотите знать, что случилось дальше, прочтите следующую главу.




Глава шестьдесят шестая,


в которой рассказывается о том, как небесные духи испытали на себе злые чары оборотня и как Будда Майтрея покорил дьявола


Итак, Великий Мудрец вскочил на благодатное облако и стрелой помчался прямо к горе Уданшань на великом южном материке Джамбудвипа, чтобы поклониться патриарху Чжэньу и попросить его о помощи. Очень скоро облако домчало Великого Мудреца до владений патриарха, и тут он залюбовался прекрасными видами.

Надобно вам сказать, что наставник Чжэньу появился на свет от правителя царства Чистой радости и царицы по прозвищу Всепобеждающая, которая почувствовала, что зачала после того, как проглотила во сне солнечный луч. Она носила младенца четырнадцать лун, после чего он родился в дворцовых покоях в час «у» первого дня третьего месяца в год цзя-чэнь, который пришелся на первый год правления под девизом Кайхуан.

И вот, любуясь красотами земли праведников, Великий Мудрец не заметил, как пролетел через первые Небесные ворота, затем через вторые и, наконец, через третьи. Когда же он стал приближаться ко дворцу Великого согласия, то увидел вдруг среди благодатных воспарений и благовещих сияний пятьсот духов-сановников, стоявших полукругом. Все они двинулись навстречу Великому Мудрецу, восклицая:

– Кто ты? Откуда явился?

– Я – Сунь Укун, Великий Мудрец, равный Небу, мне надо повидаться с учителем!

Сановники тотчас же доложили учителю, что пришел Сунь Укун, и тот из тронной залы направился во дворец Великого согласия, чтобы встретить там Сунь Укуна.

– У меня дело к тебе! – промолвил Сунь Укун после положенных приветствий и рассказал праведнику о том, как Танский монах, два его ученика и небесные духи попали в плен к повелителю оборотней, воздвигнувшему на пути подобие храма Раскатов грома.

– Я не могу одолеть эту нечисть, – напоследок сказал Сунь Укун, – и вот явился к тебе за помощью.

– В прежние годы по велению Неба мне доводилось усмирять оборотней, а также злых духов в северо-восточных краях. В то время я стал во главе войска, насчитывавшего пять священных громов-полководцев и бесчисленное множество огромных львов, хищных зверей и ядовитых драконов. Ныне же я пребываю в полном покое на горе Уданшань и блаженствую во дворце Великого согласия. В наших землях, Джамбудвипа и Курудвипа, все оборотни усмирены, а злые духи и разная нечисть исчезли без следа… Однако тебе, Великий Мудрец, я не могу отказать в помощи, я охотно пойду с тобой, но самовольно, без приказа свыше, не посмею пустить в ход свое оружие, дабы не навлечь на себя гнев Яшмового владыки. В помощь тебе я могу отрядить двух моих полководцев: черепаху и змею с пятью большими священными драконами.

Сунь Укун поблагодарил патриарха, низко поклонился ему и тотчас отправился в обратный путь вместе с черепахой, змеей и священными драконами, которые взяли с собой отборное оружие. На облаке они очень быстро прибыли к Малому храму Раскатов грома, спустились на землю и направились прямо к воротам монастыря, где принялись вызывать чудовище на бой.

Между тем повелитель оборотней собрал всех своих приближенных и обратился к ним с такими словами:

– Последние два дня Сунь Укуна что-то не видно. Не знаю, куда на сей раз он отправился в поисках помощи.

Не успел оборотень договорить, как к нему подбежали привратники, охраняющие передние ворота, и доложили:

– Там за воротами стоит Сунь Укун и с ним драконы, змея и черепаха. Они вызывают вас на бой.

– Эй! Откуда вы взялись, мерзкие твари, и как посмели вступить на мою священную землю? – заорал оборотень, выйдя за ворота.

Драконы, змея и черепаха с надменным видом грозно отвечали:

– Знай, негодяй, что мы, пять священных драконов, черепаха и змея, служим владыке Северного Неба, изгоняющему дьяволов, который живет во дворце Великого согласия, что на горе Уданшань. Нас привел сюда Великий Мудрец Сунь Укун, и по приказу Яшмового владыки мы должны изловить тебя. Ты можешь избежать смерти, если тотчас же освободишь Танского монаха и всех небесных духов – повелителей созвездий.

Повелитель оборотней, услышав эти слова, вскипел гневом и стал ругаться:

– Жалкие скоты! Какими же чарами вы владеете, что смеете так бахвалиться? Стойте, ни с места! Сейчас я угощу вас своей палицей!

Тут драконы напустили тучи, и хлынул дождь, а змея и черепаха, вздымая пыль и песок, ринулись на оборотня с ножами, мечами и копьями. За ними следовал Сунь Укун, размахивая своим железным посохом.

Жаркий разгорелся между ними бой. Прошел примерно час, и в руках у оборотня снова появился волшебный мешок. «Поостерегитесь!» – крикнул Сунь Укун и взмыл на девятое Небо, а драконы, змея и черепаха мигом очутились в мешке.

Великий Мудрец в полном отчаянии спустился на облаке на вершину горы и, прислонившись к скале, с досадой проговорил:

– Ну и силен этот дьявол!

Вдруг Сунь Укуна одолел сон, и во сне он явственно услышал голос:

– О Великий Мудрец! Проснись! Поспеши на помощь наставнику, ему грозит смертельная опасность, дорог каждый миг!

Сунь Укун очнулся и проворно вскочил на ноги. Оказывается, его разбудил дух времени, стоявший днем на часах.

– Ну и болван! – прикрикнул на него Сунь Укун. – На поверках небось не бываешь, все рыскаешь в поисках наживы, а теперь вдруг явился тревожить меня. Ну-ка, подставляй спину, я пройдусь по ней раза два своим посохом, чтоб развеять тоску!

– Великий Мудрец! – смиренно отвечал дух времени. – Богиня Гуаньинь давно велела всем нам незримо оберегать Танского монаха, а потому я с духами земли неотступно нахожусь при нем и не имею возможности являться к тебе на поверки. Твой наставник, твои братья, все небесные духи, а также драконы, черепаха и змея находятся сейчас в опасности, поэтому ты должен не мешкая отправиться за подмогой.

– Куда же мне идти? – роняя слезы, спросил Сунь Укун. – Я был в небесных чертогах, ходил к богине Гуаньинь, опускался на дно морское, выпросил у патриарха Чжэньу черепаху, змею и пять священных драконов, которые сейчас попали в плен.

– Не отчаивайся, Великий Мудрец, – молвил дух времени. – В земле Джамбудвипа, где ты только что побывал, есть город Биньчэн у горы Сюйишань, то есть в нынешнем округе Сычжоу. Там живет великий святой по прозванию Князь-наставник. Он владеет огромной волшебной силой. Есть у него ученик, по прозванию наследник престола Маленький Чжан, и четыре великих полководца, которые в прошлом привели в покорность повелительницу Воды. Отправляйся к этому мудрецу и попроси его помочь тебе. Если он не откажет, ты наверняка изловишь злого оборотня и спасешь наставника!

Выслушав духа, Сунь Укун обрадовался, вскочил на облако и помчался к горе Сюйишань. Не прошло и дня, как он прибыл на место, перебрался через реку Хуайшуй, вошел в ворота города Биньчэн и вскоре оказался перед входом в монастырь. Здесь Сунь Укун увидел высокие строения главного храма, богато изукрашенные длинные проходы-галереи и величественную пагоду.

На ходу любуясь пагодой, Сунь Укун достиг вторых ворот. Князь-наставник давно уже знал о прибытии Сунь Укуна и вышел встретить его с наследником престола Маленьким Чжаном. После положенных приветствий Сунь Укун все от начала до конца рассказал Князю-наставнику и обратился к нему с такими словами:

– У кого только я ни просил помощи, никто не может одолеть чудовище. Поэтому я и явился к тебе, чтобы ты явил свое могущество, с помощью которого некогда покорил повелительницу Воды, спас здешний народ и вызволил из беды моего наставника! Если ему удастся получить священные книги и он вернется к себе на родину, в Китай, то имя твое будет вечно прославляться в той стране, как великая мудрость нашего Будды.

– Дело у тебя очень важное, – сказал бодисатва, – очень важное, и мне следовало бы отправиться тотчас же вслед за тобой, но сейчас как раз начало лета, время разлива реки Хуайшуй, и я боюсь, как бы Водяная обезьяна, которую я недавно привел к покорности, не натворила здесь бед, – во время разлива она всегда приходит в неистовство и начинает бесчинствовать. Поэтому я дам тебе в помощь моего ученика и четырех полководцев. Они помогут тебе одолеть оборотня.

Сунь Укун поблагодарил бодисатву и не мешкая вместе с четырьмя полководцами и наследником престола Маленьким Чжаном на быстром облаке пустился в обратный путь.

Когда они прибыли к Малому храму Раскатов грома, наследник престола достал копье с древком из дерева чу, четыре полководца начали размахивать своими широкими мечами и вместе с Великим Мудрецом Сунь Укуном стали вызывать оборотня на бой. Оборотень со своими воинами снова вышел за ворота и насмешливо крикнул:

– Кого же на сей раз ты привела с собой, обезьяна?

Не успел он договорить, как наследник престола Маленький Чжан, ведя за собой четырех полководцев, вышел вперед и в свою очередь крикнул:

– Молчи, негодяй! Бесстыжая тварь! Я – ученик бодисатвы Князя-наставника. У меня под началом четыре великих полководца. Я получил приказ изловить тебя живьем!

С этими словами Маленький Чжан схватил копье и принялся колотить оборотня. Четыре полководца и Сунь Укун тоже набросились на него. Но оборотень держался стойко. Не выказывая ни малейшего страха, он вращал свою короткую палицу с волчьими клыками, отбивая удары то слева, то справа.

Долго бились противники, но так и нельзя было сказать, кто победит. Вдруг Сунь Укун заметил, что оборотень вытащил свой волшебный мешок, и крикнул: «Братья, поостерегитесь!» – и быстро взмыл ввысь. А четыре полководца и Маленький Чжан попали в ловушку.

Сунь Укун все это видел, по благовещему лучу спустился на западный склон горы и сидел, предаваясь горестным думам.

Вдруг где-то в юго-западной части горы опустилось на землю радужное облако, хлынул дождь, и Великий Мудрец услышал голос:

– Сунь Укун! Узнаешь ли ты меня?

Сунь Укун поспешил к тому месту, откуда доносился голос, и увидел какого-то человека. Вот как он выглядел:
		Толстые щеки, лоснится лицо,



		 два огромнейших уха;



		Покатые плечи, широкая грудь,



		 колышется жирное брюхо.



		Радость его легка и чиста,



		 душа весною полна,



		Нестерпимым блеском блестят глаза,



		 прозрачные, словно волна.



		Исполнены благостным духом



		 взгляд его и слова.



		Самый чтимый из всех святых,



		 живущих высоко в горах, —



		Будда Милодостославный,



		 улыбающийся монах.








Поняв, что перед ним бодисатва, Сунь Укун распростерся на земле, а бодисатва промолвил:

– Я прибыл сюда для того, чтобы расправиться с оборотнем из Малого храма Раскатов грома.

– О мой повелитель! – отвечал Великий Мудрец. – Не знаю, как и благодарить тебя. Не скажешь ли, что за оборотень это и откуда он взялся?

– Это мой служка – Желтобровый отрок, которого я приставил к билу отбивать часы, – сказал бодисатва. – В третий день третьей луны я отлучился, а его оставил сторожить мой дворец. Так он выкрал мои драгоценные талисманы и стал выдавать себя за Будду. Волшебный мешок, который ты видел, – это моя сума для последующей жизни, или, как ее называют, «Мешок для продления рода человеческого». А палица с волчьими зубами – колотушка для била.

– Нет в твоем доме порядка, – произнес Сунь Укун. – У тебя сбежал служка, а ты и в ус не дуешь. Ведь этот проклятый оборотень чуть не сгубил меня, старого Сунь Укуна.

– Я помогу тебе его изловить, – сказал Майтрея. – Видишь, весь склон горы я засадил тыквами. Ступай же вызови оборотня на бой и постарайся заманить на поле. Тыквы здесь еще не поспели, а ты превратись в самую большую и спелую. Оборотень съест ее, и таким образом ты попадешь к нему в брюхо. А уж там делай все, что тебе угодно. Я же тем временем отниму у него волшебный мешок, засуну туда его самого и отнесу к себе.

– Хорошо ты придумал, – отвечал Сунь Укун. – Не знаю только, удастся ли заманить его сюда.

– Ну-ка, протяни руку, – смеясь, сказал Майтрея.

Сунь Укун протянул левую руку. Тогда Майтрея послюнил указательный палец своей правой руки и на ладони левой руки Сунь Укуна начертил всего один иероглиф: «Запрещаю!» После этого он велел ему зажать руку в кулак, а когда оборотень приблизится, быстро разжать кулак и показать ладонь. Тут оборотень сразу же последует за ним.

Сунь Укун все сделал, как велел ему Майтрея. Он вызвал оборотня на бой, а когда тот бросился на Великого Мудреца с палицей, разжал кулак и показал оборотню ладонь.

После этого Сунь Укун помахал для вида посохом и, притворившись побежденным, бросился бежать. Оборотень, подпав под чары запрета, не стал вытаскивать своего мешка, а пустился за Сунь Укуном вдогонку. Так они добежали до поля, и тут Сунь Укун сразу же превратился в большую спелую тыкву. Оборотень остановился как вкопанный, оглянулся и вдруг увидел шалаш.

– Эй! Кто посадил здесь тыквы? – крикнул он, подбегая к шалашу.

Майтрея, приняв вид старика-огородника, вышел из шалаша и ответил:

– Я посадил.

– А есть у тебя спелые? – спросил оборотень.

– Есть, – отвечал бодисатва.

– Сорви мне одну, – приказал оборотень.

Майтрея тотчас сорвал ту самую тыкву, в которую превратился Сунь Укун, и, держа ее обеими руками, поднес оборотню. Тот, ничего не подозревая, принял тыкву и стал есть. А Сунь Укун превратился в крохотный шарик, проскользнул к оборотню прямо в брюхо и начал кувыркаться, колотя ногами и руками. От боли оборотень стал кататься по земле, скрежетать зубами, громко плакать.

Тут Майтрея принял свой настоящий облик и подошел к оборотню.

– Что, тварь, узнаешь меня? – спросил он гневно.

Оборотень поднял голову и, увидев хозяина, в страхе повалился ему в ноги, принялся отбивать земные поклоны и приговаривать:

– О мой владыка! Мой повелитель! Пощади! Молю тебя, пощади! Никогда больше я не буду поступать подобным образом!

Майтрея схватил его за шиворот, отвязал у него волшебный мешок, отнял колотушку для била и крикнул:

– Сунь Укун! Пощади его!

Тогда Сунь Укун крикнул:

– А ну, тварь, открой рот пошире! Я вылезу!

Оборотень разинул рот, Сунь Укун выпрыгнул и сразу принял свой первоначальный вид. Он хотел добить оборотня своим посохом, но Майтрея уже запрятал его в мешок и привязал к поясу.

– А где золотые тарелки? – спросил Майтрея. – Говори, скотина ты этакая!

– Золотые тарелки разбил Сунь Укун, – ответил, всхлипывая, оборотень. – Осколки сложены на лотосовом престоле в тронной зале.

Неся мешок за плечами, Майтрея усмехнулся и, обращаясь к Сунь Укуну, сказал:

– Пойдем, Сунь Укун, за осколками золотых тарелок.

Сунь Укун повел бодисатву на гору в монастырь, но ворота оказались наглухо запертыми. Тогда бодисатва Майтрея указал на них своей колотушкой, и ворота распахнулись. Бодисатва и Сунь Укун вошли в монастырь, и тут Великий Мудрец перебил всех до единого оборотней. Майтрея собрал золотые осколки, произнес заклинание, и в руках у него оказались золотые тарелки, точь-в-точь такие, какими они были первоначально. После этого Майтрея вскочил на благовещее облако и умчался в свое царство беспредельной радости и блаженства.

А Великий Мудрец Сунь Укун освободил Танского монаха, Чжу Бацзе и Шасэна, они подкрепились, накормили коня и снова двинулись в путь.

О том, какие еще пришлось им вынести испытания, вы узнаете, если прочтете следующую главу.




Глава шестьдесят седьмая,


из которой читатель узнает о том, как были спасены жители селения Толочжуан, как укрепилась духовная сила учения Будды, а также о том, как путники избавились от скверны и очистили свои сердца


Итак, паломники продолжали свой путь. Прошел месяц, весна была в самом разгаре, распустились цветы. Любуясь прекрасными видами, путники все продвигались вперед и увидели впереди горное селение.

Они направились прямо к селению, подошли к одному из домов и постучались в ворота. На стук вышел старец с посохом в руке, в соломенных сандалиях, повязанный черной косынкой.

Танский монах сложил ладони, поклонился и сказал:

– Я, бедный монах из восточных земель, иду со своими учениками на Запад за священными книгами. Время сейчас позднее. Не пустишь ли нас на ночлег?

– Послушай, монах! – сказал старец. – Отсюда тебе никак не попасть на Запад. Это место называется Малым Западным Небом. А до Большого Западного Неба путь неблизкий и очень трудный. К западу от этого селения, примерно в тридцати с лишним ли, есть узкий проход, который называется проходом Гнилой хурмы, а сама гора, где находится этот проход, носит название Семь Превосходств. В поперечнике гора эта насчитывает восемьсот ли и вся поросла деревьями хурмы, а древняя поговорка гласит: «Деревья хурмы обладают семью превосходствами». Они приносят долголетие, дают много тени, вороны не вьют на них свои гнезда, возле этих деревьев не водятся змеи, у них очень красивые листья, когда они тронуты инеем, прекрасные плоды и пышная крона.

Земли здесь много, жителей мало, в горы никто не ходит. Каждый год переспелая хурма падает на землю, и единственный узкий проход в скалах завален ею почти доверху. От дождя, снега, росы и инея хурма намокает, гниет и превращается в липкую жижу. Сейчас самый разгар весны и чаще дуют юго-восточные ветры, а стоит подуть западному, как сразу же поднимается нестерпимый смрад, хуже, чем при очистке нужников.

– Мы устали от долгого пути и пришли попроситься к тебе на ночлег, – сказал Сунь Укун, – а ты докучаешь нам своей болтовней! Сказал бы прямо, что у тебя тесно и нас некуда положить, мы бы уж как-нибудь провели эту ночь под деревьями.

Старец поглядел на Сунь Укуна и так опешил от его безобразного вида, что в первый момент не мог слова вымолвить. Однако, придя в себя, расхрабрился и стал поносить Сунь Укуна:

– Ах ты костлявый! Урод! Черт недужный! Невежа! Не умеешь вести себя со старшими! Нагрубил старику!

– Не сердись, почтенный! – отвечал Сунь Укун. – Не по наружности судят о человеке. Я – старший ученик Танского монаха и сопровождаю его на Запад за священными книгами. Пусть я безобразен на вид, зато обладаю огромной волшебной силой, владею искусством превращений и слыву героем.

Услышав это, старец, сменив гнев на милость, с поклоном пригласил путников в дом. Он усадил их, напоил чаем. А немного погодя слуги поставили столы и принесли отменные кушанья: колобки из теста, бобовый сыр, ростки батата, тертую редьку, горчичный корень, брюкву, отварной рис и кисловатый суп из растения куй, вымоченного в уксусе.

После трапезы старец обратился к Сунь Укуну:

– Ты сказал, что обладаешь волшебной силой, – значит умеешь ловить оборотней и злых духов. Так вот, завелся у нас здесь злой дух. Уничтожь его, и все мы, жители селения, щедро тебя отблагодарим.

– Ну и мартышка, вечно хвастается, – произнес Танский монах. – А что, если у этого злого духа чары сильнее твоих?

– Не сердись на меня, наставник, – отвечал Сунь Укун и обратился к старцу с вопросом. – Как мог завестись здесь злой дух, – сказал он, – если место это не гористое, да к тому же многолюдное!

– Не стану обманывать тебя, – отвечал старец. – С давних времен ничто не нарушало нашего покоя. Но вот три года назад, в шестую луну, вдруг налетел сильный порыв ветра. А в эту пору у всех дел по горло: кто молотит хлеб на току, кто рассаживает рис на полях. Поначалу мы думали, что просто погода переменилась, но потом оказалось, что вместе с порывом ветра появился злой дух. Он пожирает коров и коней на пастбищах, свиней и баранов, кур и гусей, заглатывает живьем мужчин и женщин. Он часто здесь появляется и причиняет большой вред. Если ты и в самом деле обладаешь волшебной силой, излови эту нечисть, и мы щедро вознаградим тебя.

– Видно, народ у вас здесь недружный, раз до сих пор не можете изловить злого духа, – сказал Сунь Укун. – Собрали бы с пятисот дворов пятьсот лянов, по ляну с каждого двора, нашли бы даоса-колдуна, он и изловил бы злого духа.

– Ходили мы к одному даосу на южный склон горы в позапрошлом году, денег ему дали, но ничего у него не вышло. Стукнул его оборотень по макушке, он дух испустил, а нам пришлось гроб для него покупать да ссужать деньгами его учеников, которые до сих пор грозятся жалобу на нас подать. В прошлом году мы опять позвали одного даоса, но его тоже загубил оборотень, и нам снова пришлось раскошеливаться.

– Не волнуйся, почтенный, – выслушав старика, сказал Сунь Укун. – Я непременно изловлю оборотня.

– Тогда я сейчас же схожу за старейшинами нашего селения, и мы напишем бумагу, – произнес старик. – Одолеешь его – мы заплатим тебе, сколько сам скажешь. Не одолеешь – пусть с нас не взыскивают.

Старец тотчас же велел слугам позвать соседей слева и справа, старших и младших двоюродных братьев, родичей и друзей. Всего пришло восемь старцев, и они обратились к Великому Мудрецу с такими словами:

– Сколько же ты возьмешь за поимку оборотня, почтенный монах?

– Ничего не возьму, – отвечал Сунь Укун. – Есть такая пословица: «Кто о золоте говорит, у того пелена на глазах лежит, кто о серебре речь ведет, до ума не дойдет, кто о меди помянет, от того смрадом тянет!» Мы честные монахи, и никаких денег нам не надо! Напоите чайком, покормите рисом – вот и все воздаяние!

Пока они беседовали, неожиданно налетел порыв ветра. Старцы пришли в смятение и, дрожа от страха, стали говорить:

– Прячьтесь скорей! Оборотень явился!

Чжу Бацзе повалился с перепугу на землю, Шасэн обхватил голову руками и крепко зажмурил глаза.

В это время ветер чуть поутих, и высоко в небе словно бы зажглись два огромных фонаря.

– Не иначе как это глаза чудовища, – произнес Шасэн.

От страха Чжу Бацзе даже уменьшился в росте на три цуня и промолвил:

– О Небо! Неужели бывают такие глазищи! Какая же у него пасть!

– Братья, не бойтесь! – сказал Сунь Укун. – Сейчас я поднимусь и узнаю, что это за оборотень.

Сказав так, Сунь Укун присвистнул и совершил прыжок в воздух.

Чудовище, приметив Сунь Укуна, вытянулось во всю длину и стало размахивать длинным копьем. Сунь Укун взмахнул своим посохом и спросил:

– Ты откуда взялся, проклятый?

Оборотень ничего не ответил и продолжал размахивать копьем.

– Ты, видно, глухой и немой! Стой! Ни с места! Гляди, какой у меня посох!

Но чудовище, не выказывая ни малейшего страха, отражало удары. И вот в воздухе начался бой. Противники бились до третьей стражи, но все еще нельзя было сказать, кто победит. Чжу Бацзе и Шасэн с земли наблюдали за боем и увидели, что оборотень может лишь отражать удары, а нападать не умеет.

– Брат Шасэн! – сказал тут Чжу Бацзе. – Ты постереги наставника, а я вступлю в бой, чтобы обезьяна одной себе не приписала заслугу и не получила в награду первую чарку вина.

Сказав это, Чжу Бацзе вскочил на облако и поспешил к месту боя. Тут оборотень пустил в ход еще одно копье и очень ловко ими орудовал, чем привел в восторг Чжу Бацзе.

Бой длился очень долго, но, как только начало светать, оборотень пустился наутек. Сунь Укун и Чжу Бацзе кинулись за ним вдогонку.

Вдруг в воздухе распространилось нестерпимое зловоние, оно исходило от горного прохода на горе Семь Превосходств, заваленного гнилой хурмой.

– Где это чистят выгребную яму? – задыхаясь, крикнул Чжу Бацзе.

Между тем оборотень скрылся за гору и принял свой настоящий вид. Это был огромный удав с красной чешуей.
		Словно из глаз его льется



		 сверкающий звездопад;



		Кольца густого тумана



		 клубятся возле ноздрей.



		Частые-частые зубы



		 как копья – за рядом ряд,



		Рог, венчающий голову,



		 меча боевого острей,



		Сотни тысяч чешуек



		 алым светом горят.







		Куда ни взглянешь – только в него



		 твой упирается взгляд:



		Соединяет он север и юг,



		 словно толстенный канат.








– Так вот это кто! – воскликнул Чжу Бацзе. – Исполинский змей!

– А его копья не что иное, как раздвоенное жало, – ответил Сунь Укун. – Теперь чудовищу некуда деваться.

Чжу Бацзе подбежал к удаву и стал колотить его вилами. Но удав быстро шмыгнул в нору, и наружу торчал только конец его хвоста длиною в несколько чи. Тогда Чжу Бацзе отложил вилы, ухватился за хвост и начал тащить его, приговаривая:

– Попался! Попался! Не уйдешь!

Однако все его усилия оказались тщетными.

– Отпусти его, – сказал Сунь Укун. – Я знаю, что надо делать. В этой норе удаву не повернуться. Стало быть, там наверняка есть еще один вход. Ты ступай стереги его, а я буду здесь выбивать чудище из норы.

Чжу Бацзе мигом перебежал через гору и там действительно увидел еще один вход. Только было он там расположился, как Сунь Укун пустил в ход свой посох, и змей, не стерпев боли, пополз к тому выходу, где сидел Чжу Бацзе. Не успел Чжу Бацзе охнуть, как удав выскочил из норы и одним ударом хвоста повалил его наземь.

Сунь Укун тем временем перебежал через гору, увидел, что Чжу Бацзе лежит на земле, обозлился, велел ему тотчас же подняться на ноги, и они оба бросились догонять змея.

Они перемахнули через горный поток и тут увидели его. Он свернулся клубком, поднял голову и широко разинул свою огромную пасть. Чжу Бацзе в страхе отпрянул назад и бросился бежать, а Сунь Укун ринулся на чудище, и оно разом проглотило его.

Очутившись в брюхе у змея, Сунь Укун, поставив поперек свой посох и удобно устроившись, крикнул:

– Эй, Чжу Бацзе! Гляди, он сейчас выгнется мостом!

Змей и в самом деле выгнулся, напоминая Радужный мост.

– Хоть и похож на мост, – произнес Чжу Бацзе, – да никто не осмелится пройти по нему.

– Смотри, Чжу Бацзе, – снова крикнул Сунь Укун, – сейчас он станет похож на большую ладью!

И действительно, в следующий момент змей стал похож на ладью.

Наконец Сунь Укун проткнул своим посохом спину удава, удав, не выдержав боли, помчался вперед, а затем повернул назад, спустился с горы, прополз еще ли двадцать и зарылся в пыль, недвижимый. Чжу Бацзе подбежал к издохшему удаву и стал колотить его вилами. Сунь Укун же проделал в брюхе удава дыру и вылез наружу.

После этого Чжу Бацзе взял удава за хвост и поволок за собой.

Весть о том, что монахи уничтожили злого духа, распространилась по всему селению, и все жители от мала до велика прибежали в дом старца, чтобы поблагодарить паломников.

Пришлось паломникам еще несколько дней провести в селении. Все наперебой приглашали их в гости, а потом наготовили разной снеди и отправились их провожать – кто на муле, кто на лошади. В селении было пятьсот дворов, и провожающих набралось до восьмисот человек. Всю дорогу они веселились и радовались. Но вот они приблизились к горному проходу Гнилой хурмы на горе Семь Превосходств, и Танский монах стал задыхаться от зловония. Впереди вся дорога была забита гнилой хурмой.

– Отправляйтесь же по домам и наготовьте нам два даня разной еды, – сказал тут Сунь Укун. – Тогда мы попросим этого монаха с длинным рылом превратиться в большого кабана и проложить нам дорогу через старый проход.

– Вот умник нашелся! – ответил Чжу Бацзе. – Все вы останетесь чистенькими, а я один буду копаться в этом дерьме?

– Ты уж постарайся, – ласково произнес Танский монах. – И если расчистишь нам путь, это зачтется тебе как подвиг!

– Ладно! – со смехом отвечал Чжу Бацзе. – Только если я превращусь в огромного кабана, то и брюхо у меня станет больше. Так что готовьте побольше еды, если хотите, чтобы я работал как следует.

– Еда найдется! Еда найдется! – закричали все в один голос. – Каждый из нас взял с собой сухари, разные плоды, много лепешек и прочую снедь. Мы думали, что нам придется прокладывать для вас новую дорогу. Так что бери все это и ешь на здоровье. А мы еще принесем.

Чжу Бацзе встряхнулся, произнес заклинание и превратился в огромного кабана. Он стал пожирать все подряд, не разбираясь, где вареное, где сырое, а подкрепившись, принялся расчищать рылом дорогу.

Сунь Укун велел Шасэну разуться, чтобы легче было нести поклажу, а наставника попросил крепче держаться в седле. Сам он тоже разулся, а провожающим велел отправиться в селение, принести еще еды.

Они навезли больше семи даней разной снеди. Чжу Бацзе наелся до отвала и продолжал расчищать дорогу. Танский монах, Сунь Укун и Шасэн еще раз поблагодарили гостеприимных жителей и простились с ними.

Много ли осталось путникам пройти и какие еще злые духи встретились им на пути – обо всем этом вы узнаете, читатель, из следующих глав.




Глава шестьдесят восьмая,


в которой рассказывается о том, как в Пурпурном царстве Танский монах поведал историю о прежних династиях, а также о том, как Сунь Укун оказался искусным врачевателем


Итак, Чжу Бацзе расчистил горный проход, и паломники продолжали свой путь. Время летело быстро, и снова наступили знойные дни лета.

И вот однажды монахи увидели впереди город. Сунь Укун внимательно присмотрелся и своими огненными глазами увидел над городской стеной флаг абрикосового цвета, а на флаге три больших иероглифа: «чжу», «цзы» и «го», что значит «Пурпурное царство».

Спустя немного времени монахи достигли городских ворот, прошли через мост, затем еще через трое ворот и вошли в город.

Следуя по главной улице, путники не переставали удивляться красоте домов, богато одетым прохожим, – они выглядели ничуть не хуже, чем в столице великого Танского государства. Чтобы не привлекать к себе внимания, Чжу Бацзе и Шасэн шли опустив голову. Только Сунь Укун смотрел по сторонам. Но люди здесь были воспитанные. Поглядев на диковинного вида монахов, они продолжали заниматься своими делами. Лишь несколько бездельников да уличных мальчишек с улюлюканьем и смехом провожали путников и кидали в них осколками кирпичей и черепицы, потешаясь больше всего над Чжу Бацзе. От волнения Танского монаха бросало в пот, и он непрестанно твердил:

– Не заводите ссоры!

Свернув за угол, путники увидели высокий забор и ворота, а над воротами надпись: «Казенное подворье для иноземцев».

Они вошли в ворота, и толпа любопытных постепенно рассеялась.

В подворье оказалось два смотрителя: один – главный, другой – его помощник. Увидев Танского монаха, они встревожились и стали спрашивать:

– Ты что за человек? Из каких земель? Куда направляешься?

Сложив ладони, Танский монах отвечал:

– Я бедный монах из восточных земель великого Танского государства, иду на Запад за священными книгами. Мне надо обменять мое дорожное свидетельство и продолжать свой путь. А сюда я зашел передохнуть с дороги.

Выслушав Танского монаха, смотрители привели в порядок свои головные уборы, одежду и пояса и как положено приветствовали гостя. Затем они велели слугам привести в порядок помещение для гостей и приготовить постные блюда.

Вскоре слуги принесли несколько блюд с едой. Здесь был белый рис, лапша из белой муки, свежая зелень, бобовый сыр, мучные колобки, сушеные ростки бамбука и древесные грибы муэр.

– У нас есть очаг, чистый котел и хворост. Вы можете сварить себе еду по своему вкусу, – сказали слуги.

Танский монах поблагодарил и обратился к ним с вопросом:

– Скажите, почтенные, не находится ли сейчас правитель вашей страны в своей тронной зале?

– Наш повелитель – десять тысяч лет ему царствовать – давно уже не являлся во дворец и не устраивал приема, – ответил слуга, – но сегодня как раз благоприятный день, и владыка призвал к себе гражданских и военных сановников, чтобы обсудить с ними воззвание к народу. Так что воспользуйтесь случаем и поспешите во дворец.

– Сунь Укун! – сказал тут Танский монах. – Вы здесь пока приготовьте еду, а я отправлюсь во дворец и обменяю дорожное свидетельство. Как только вернусь, мы поедим и отправимся в путь.

И вот Танский монах облачился в рясу и отправился на прием к правителю.

Довольно скоро он достиг дворца, называемого Башня пяти фениксов. Великолепие его и красоту трудно описать словами. Сюаньцзан подошел к главным воротам и попросил начальника дворцовой стражи доложить правителю о том, что Танский монах, который идет на Запад за священными книгами, просит принять его.

Услышав, что пришел Танский монах, правитель очень обрадовался и промолвил:

– Мы давно страдаем недугом и не появлялись во дворце. И надо же было случиться, что как раз сегодня, когда мы явились в тронную залу, чтобы составить воззвание к народу с призывом найти лекаря, пожаловал сей высокопочтенный монах в нашу столицу!

Он тотчас повелел пригласить монаха во дворец. Танский монах вошел в тронную залу, низко поклонился и пал ниц перед троном. Правитель выразил желание принять почетного гостя в золотой зале и велел приготовить угощение. Танский монах поблагодарил за милость и предъявил свое дорожное свидетельство.

Правитель прочел его и очень обрадовался.

– Благочестивый наставник! – молвил он. – Не скажешь ли, сколько было справедливых правителей ныне царствующей династии Тан? Сколько мудрых сановников? Хотелось бы также узнать о ныне правящем Танском владыке, болел ли он, и если болел, то как удалось ему избавиться от недуга? Как отправил он тебя в дальний путь через горы и реки за священными книгами?

Танский монах поднялся, сложил ладони и стал рассказывать:

– Там, на родине моей, – начал он, —
		Три первопредка-владыки



		 очертили страны пределы,



		Следом – пять императоров



		 высокий закон утвердили.



		Великие Шунь и Яо



		 власть получили от Неба,



		Мудростью Юя и Тана



		 покой был дарован народу.



		Шесть княжеств, соединившись,



		 империю Цинь создали,



		Владычество дома Ханей



		 длилось долгие годы,



		И вновь разразилась смута,



		 династии быстро сменялись,



		Пока не воссел на троне



		 нынешний наш владыка.



		Народ он сумел успокоить,



		 правит достойно и мудро,



		Но однажды у врат Чанъани



		 ужасный дракон объявился.



		Чудовище было коварно —



		 тучи заколдовало,



		И дождь благодатный больше



		 землю не орошает.



		Воцарились засуха, голод



		 силою чар драконьих,



		И тут император мудрый



		 во сне увидел дракона.



		Раскаялся в злодеяньях



		 дракон пред ликом владыки.



		Утром призвал император



		 в покои свои министра,



		Долго с ним совещался,



		 как вдруг задремал советник.



		И сразу ему приснился



		 тот же дракон вероломный,



		И министр, обуянный гневом,



		 мечом зарубил дракона,



		Не ведая, что Сын Неба



		 дракона уже простил.








При этих словах правитель Пурпурного царства вдруг застонал и спросил:

– Благочестивый наставник! Из какой же страны был тот мудрый советник?

– Он еще при покойном государе состоял главным советником, – отвечал Танский монах. – Фамилия его Вэй, имя Чжэн. Он умеет гадать по звездам, знает геомантию и считается главной опорой государя в установлении порядка и спокойствия во всей империи. За то, что он во сне совершил казнь над драконом из реки Цзинхэ, тот подал посмертную жалобу в подземное царство, в которой обвинил нашего государя в том, что он не сдержал своего обещания и вместо того, чтобы помиловать дракона, казнил его. После этого наш государь занемог и почувствовал свою близкую кончину. Тогда Вэй Чжэн написал послание, вручил его государю и попросил передать судье загробного мира Цую. Вскоре Танский владыка скончался, но через три дня ожил. Это чудо произошло благодаря Вэй Чжэну, который в своем послании побудил загробного судью подделать цифру, и таким образом нашему императору продлили жизнь еще на двадцать лет. В благодарность государь и отправил меня, бедного монаха, в далекий путь, чтобы я посетил многие страны, поклонился основателю учения Будде Сакьямуни и получил у него священные книги Трех сокровищниц, излагающие основы Великого учения, дабы избавиться от страданий и вознестись на Небо…

Правитель Пурпурного царства вновь застонал, печально вздохнул и сказал:

– Вот уж поистине Небом ниспосланная династия великого государства, в котором правит настоящий владыка, и ему служат мудрые слуги-советники! А я вот давно болею, но нет среди моих советников ни одного, кто помог бы мне!

Танский монах украдкой взглянул на правителя и заметил, что лицо у него желтое, изможденное, что с виду он немощен и телом и духом.

В это время появился слуга и доложил, что трапеза готова.

– Приготовьте в зале Ароматов два места рядом, – распорядился правитель, – я хочу поесть вместе с благочестивым наставником.

Танский монах поблагодарил и последовал за правителем к столу.

Тем временем Сунь Укун велел Шасэну вскипятить чай, сварить рис и приготовить постные блюда.

– Чай и рис – дело нехитрое, – отвечал Шасэн, – а вот с овощами потруднее. Чтобы хорошо приготовить их, нужны масло, соль, соя, уксус.

– У меня есть немного денег, – сказал Сунь Укун, – сейчас мы с Чжу Бацзе сбегаем на базар и купим что нужно.

Привратники у ворот сказали им, куда надо идти, и они, взявшись за руки, пошли в указанном направлении. Они прошли уже несколько чайных и кабачков, но так ничего и не купили. Наконец Чжу Бацзе не вытерпел и сказал:

– Брат! Давай чего-нибудь поедим!

Но Сунь Укун решил подшутить над Чжу Бацзе, а потому ответил:

– Погоди! Походим еще, выберем, где побольше да получше.

Между тем за ними увязались зеваки. Вскоре они дошли до сторожевой башни и увидели огромную толпу.

– Брат! – сказал Чжу Бацзе. – Я дальше не пойду. Пока мы будем пробираться через толпу, у меня могут захлопать мои огромные уши. С перепугу люди начнут падать на землю, давить друг друга, и тогда мне несдобровать.

– Ладно, – произнес Сунь Укун. – Постой тогда здесь, а я пойду куплю что надо и угощу тебя постной лапшой и жареными лепешками.

Чжу Бацзе спрятал свое рыло и стал как вкопанный, а Сунь Укун прошел мимо сторожевой башни и попал в самую толкучку. Тут он прислушался, о чем говорят. Оказывается, на башне висело воззвание правителя к народу, и каждый хотел прочесть его. Сунь Укун протиснулся поближе и своими зоркими, горящими глазами с золотистыми зрачками быстро прочел все от начала до конца.

Воззвание гласило:

«Мы, правитель Пурпурного царства, расположенного на большом материке Синюхэчжоу, со дня нашего правления привели в покорность и подчинение все соседние государства четырех стран света, и народ наш отныне пребывает в безмятежном покое и благоденствии. Однако с недавних пор дела государства стали неблагополучны, поскольку тяжкий недуг приковал нас к постели, и чем больше проходит дней, тем трудней ожидать исцеления. Наша верховная палата врачевания неоднократно изыскивала лучшие способы, но оказалась не в состоянии вылечить нас.

Ныне обращаемся мы с этим воззванием ко всем просвещенным мужам из всех стран Поднебесной: с севера, с востока, из цветущего Срединного государства и прочих стран. Если у кого из вас найдется верный способ лечения или снадобье для исцеления, приглашаем пожаловать к нам во дворец, излечить наше бренное тело. Тому, кто избавит нас от тяжкого недуга, обещаем отдать во владение полцарства. В доказательство того, что обещание наше не пустое, издали мы сие воззвание, которое надлежит повсюду развесить на видных местах».

Прочитав воззвание, Сунь Укун очень обрадовался, произнес заклинание, превратился в невидимку, тихонько пробрался к башне и сорвал воззвание, затем обернулся лицом на северо-восток, вобрал в себя воздух и дунул. Сразу же поднялся ураган, который разогнал всю толпу. Тогда Сунь Укун вернулся к тому месту, где оставил Чжу Бацзе, тот стоял, уткнувшись рылом в стену, будто спал. Сунь Укун не стал его будить, сунул ему за пазуху воззвание, повернулся и пошел к подворью.

Тем временем ураган, вызванный Сунь Укуном, стих, и все, к ужасу своему, увидели, что царское воззвание исчезло.

Трепеща, чиновники пустились во все стороны на поиски. Кому-то из них случайно попался на глаза Чжу Бацзе, у которого из-за пазухи торчал лист бумаги. Чжу Бацзе со всех сторон обступили.

– Это ты сорвал царское воззвание? – допытывались чиновники.

Чжу Бацзе поднял голову и так оскалил зубы, что от ужаса стражники повалились на землю. Чжу Бацзе хотел было бежать, но нашлись смельчаки, которые преградили ему дорогу, схватили его и снова принялись допрашивать.

Чжу Бацзе рассердился и стал огрызаться:

– Ничего я не срывал!

– А что у тебя за пазухой? – спросил один из стражников.

Тут Чжу Бацзе наклонил голову и увидел, что из-за пазухи у него торчит какой-то лист бумаги. Он развернул его, заскрежетал зубами и сказал:

– Ну и негодная обезьяна! Видно, задумала погубить меня!

Чжу Бацзе хотел разорвать бумагу на мелкие клочки, но толпа накинулась на него с криками:

– Не рви, не то смерть тебе! Неспроста ведь ты сорвал воззвание нашего правителя и спрятал за пазуху. Выходит, ты самый лучший из всех лекарей во всем царстве. Идем с нами скорей!

– Да что вы пристали! – орал Чжу Бацзе. – Это не я сорвал воззвание, а мой старший брат в монашестве Сунь Укун. Он сорвал его, сунул мне за пазуху, а сам удрал. Вздумал подшутить надо мной. Мы остановились на постоялом дворе и вот пришли сюда купить приправы к овощам.

– Куда же девался твой брат? – спросил чиновник.

– Он, наверно, вернулся на постоялый двор, где мы остановились вместе с нашим наставником Танским монахом. Наставник сейчас как раз во дворце, на приеме у правителя.

– Отпустите его, – приказал чиновник стражникам. – Мы пойдем вместе с ним на постоялый двор и там все узнаем.

Когда Чжу Бацзе с дворцовыми евнухами и стражниками пришли на постоялый двор, Сунь Укун как раз рассказывал Шасэну, как подшутил над Чжу Бацзе. Чжу Бацзе кинулся к нему и заорал:

– Гнусный обманщик! Сказал, что угостишь меня лапшой, жареными лепешками и пампушками, а сам вызвал ураган, сорвал какое-то воззвание и сунул мне за пазуху, чтобы посмеяться надо мной!

– Да ты наверняка сбился с дороги, – со смехом ответил Сунь Укун. – Я все купил, а когда вернулся, тебя уже не было на месте.

– Здесь пришли вместе со мной чины, которым было поручено следить за сохранностью воззвания, – произнес Чжу Бацзе.

Не успел он договорить, как подошли евнухи и стражники, которые совершили низкий поклон перед Сунь Укуном и обратились к нему с такими словами:

– Почтеннейший! Само Небо послало нам тебя, чтобы ты помог нашему государю. Вылечи его, и он отдаст тебе полцарства.

Сунь Укун выслушал их и ответил:

– Мой младший брат сказал вам правду: воззвание действительно сорвал я. Я могу исцелить вашего правителя, но лишь в том случае, если он сам придет ко мне.

Тотчас же четыре евнуха и шесть стражников поспешили во дворец и без доклада прошли к своему повелителю, который в это время закончил трапезу и вел беседу с Танским монахом.

– О наш владыка-повелитель! Великая радость! – промолвили они. – Мы, твои ничтожные рабы и слуги, сегодня утром получили воззвание к врачевателям и повесили его на людном месте у сторожевой башни. Сорвал воззвание премудрый благочестивый монах Сунь из восточных земель великого государства Тан. Сейчас он находится на постоялом дворе для иноземцев и требует, чтобы ты, повелитель, лично пожаловал к нему с просьбой об излечении. Он владеет средством изгонять болезнь лишь в том случае, если больной сам приходит к нему. Вот почему мы и поспешили к тебе с докладом.

Правитель очень обрадовался и обратился к Танскому монаху:

– Уважаемый наставник! Скажи мне, сколько у тебя высокочтимых учеников?

Сложив ладони, Танский монах отвечал:

– У меня, бедного монаха, всего только три глупых ученика.

– А кто из твоих достопочтенных учеников занимается врачеванием? – снова спросил правитель.

– Скажу тебе по правде, великий государь, – отвечал Танский монах, – мои ученики простые, невежественные люди. Они умеют носить поклажу, седлать коня, хорошо переправляются через горные реки и потоки, помогают мне, бедному иноку, взбираться на горы и спускаться с них. Бывало, что в опасных местах мои ученики покоряли злых духов, ловили тигров и подчиняли драконов, – вот все, что они умеют. Но врачевать ни один из них не способен.

– Зачем же ты скромничаешь, уважаемый наставник! Видно, само Небо устроило так, что именно сегодня, когда я поднялся на свой трон, ты, уважаемый наставник, к счастью, явился во дворец. Если ты говоришь, что твой высокочтимый ученик несведущ во врачевании, то как он мог сорвать мое воззвание и требовать, чтобы я явился к нему? Уверен, что он единственный во всем государстве владеет даром исцелять!

Затем правитель обратился к своим приближенным:

– Я так ослабел, что не могу дойти даже до колесницы. Отправляйтесь вместо меня к благочестивому монаху Суню и от всего сердца попросите его пожаловать во дворец, осмотреть меня и определить мой недуг. Когда вы явитесь к нему, ни в коем случае не проявляйте пренебрежения и величайте его преосвященным благочестивым монахом Сунем. Оказывайте ему почести, как мне, вашему повелителю.

Сановники обещали в точности выполнить наказ и вместе с евнухами и стражниками, призванными следить за сохранностью воззвания, отправились на постоялый двор. Своими поклонами они так напугали Чжу Бацзе и Шасэна, что те поспешили спрятаться.

Зато Великий Мудрец сидел не шелохнувшись и даже не думал отвечать на оказываемые ему почести.

После церемонии приветствий придворные, выстроившись двумя рядами, обратились к Сунь Укуну:

– Мы получили высочайший указ нашего государя воздать тебе, преосвященный монах, подобающие почести и нижайше просить тебя проследовать во дворец, дабы осмотреть нашего повелителя.

Теперь только Сунь Укун поднялся со своего места и спросил:

– А почему ваш правитель сам не явился?

– Наш государь так ослаб, – отвечали придворные, – что не может дойти даже до колесницы.

– Если все так, как вы говорите, отправляйтесь обратно во дворец и ждите меня, – сказал Сунь Укун.

Придворные удалились, а Сунь Укун привел в порядок свои одежды и обратился к Чжу Бацзе:

– Сюда будут приходить люди с лекарствами, так вы лекарства принимайте по счету. Они мне понадобятся.

Сказав так, Сунь Укун быстро догнал сановников и вместе с ними прибыл во дворец. Придворные прошли вперед и доложили правителю о прибытии Сунь Укуна.

Правитель откинул жемчужный полог, обратил свой царственный взгляд к вошедшим и, раскрыв свои золотые уста, спросил:

– Кто же здесь преосвященный благочестивый монах Сунь?

Сунь Укун выступил вперед и громко ответил:

– Я Сунь Укун!

Глянув на Великого Мудреца, государь задрожал от страха и рухнул на свое царственное ложе. Служанки и евнухи быстро подхватили его под руки и увели во внутренние покои со словами:

– У, какой! Напугал царя чуть не до смерти!

Все придворные чины тоже негодовали.

– Что за грубый, неотесанный монах! – говорили они. – Как посмел он сорвать царское воззвание!

Сунь Укун выслушал их и, смеясь, сказал:

– Вы напрасно сердитесь на меня. Если будете относиться к людям с презрением, болезнь вашего государя никогда не пройдет, даже через тысячу лет!

– Разве может человек прожить тысячу лет и за тысячу лет не поправиться от болезни? – изумленно воскликнули придворные.

– Сейчас ваш правитель – больной государь, а если умрет, то станет больным мертвым духом. В следующем перерождении он окажется снова больным, но уже с рождения. Таким образом, он и за тысячу лет не избавится от своего недуга!

– Ну и наглый же ты монах! – в гневе вскричали придворные.

Был среди гражданских и военных сановников также верховный врачеватель. Выслушав Сунь Укуна, он так сказал:

– Этот монах дело говорит. Даже если сам дух святой пожелает излечить больного, ему надо будет осмотреть его, прослушать, расспросить и прощупать.

Но государь не пожелал видеть Сунь Укуна и велел ему убираться вон.

– Если государю неприятно смотреть на меня, – сказал тогда Сунь Укун, – я могу определить пульс по шелковой нитке, привязанной к его руке.

Правитель согласился.

Тогда Сунь Укуна ввели в тронную залу, где в это время находился Танский монах.

– Ну что ты за мерзкая обезьяна! Погубить меня хочешь! – закричал Сюаньцзан. – Что ты смыслишь во врачевании! А еще берешься определять пульс!

– Не волнуйся, наставник! – отвечал Сунь Укун. – На теле у меня растут золотые шерстинки. Таких тебе никогда не доводилось видеть!

С этими словами Сунь Укун выдернул из своего хвоста три шерстинки, повертел их в руке, произнес заклинание, и в руках у него сразу же оказались три шелковые нити, каждая длиною два чжана и четыре чи, что соответствовало двадцати четырем периодам в четырех временах года. Держа нити на ладони, Сунь Укун показал их Танскому монаху и спросил:

– Взгляни, разве они не золотые?

В это время приближенные правителя и евнухи обратились к Сунь Укуну:

– Благочестивый монах! Просим вас проследовать за нами к опочивальне и определить недуг.

Сунь Укун простился с Танским монахом и пошел вслед за приближенными к правителю.

Если хотите знать, какой недуг был у правителя и какими снадобьями его лечил Сунь Укун, прочтите следующую главу.




Глава шестьдесят девятая,


повествующая о том, как за одну ночь Сунь Укун изготовил целебное снадобье и как на пиру правитель Пурпурного царства рассказал про злого оборотня


Итак, Сунь Укун вместе с приближенными правителя и дворцовыми евнухами отправился в опочивальню правителя и у входа остановился. Тут он дал евнуху три золотистые нити и сказал:

– Пусть кто-нибудь из наложниц, жена государя или какой-нибудь дворцовый евнух обвяжут одним концом каждой из трех нитей левую руку государя в трех местах, где прощупывается нижний, средний и верхний пульс, а второй конец каждой нити просунут мне через оконную решетку.

Евнух сделал все, как ему было велено: попросил царя сесть на своем ложе, обвязал тремя концами золотистых нитей кисть левой руки государя в трех указанных местах, а второй конец каждой нити просунул через оконную решетку Сунь Укуну. Сперва, зажав одну нить между большим и указательным пальцем правой руки, Сунь Укун проверил нижний пульс, затем, прижав средним пальцем к большому другую нить, проверил средний пульс и, наконец, прижав большим пальцем к безымянному конец третьей нити, проверил верхний пульс. После этого он велел отвязать нити на левой руке государя и обвязать ими, в таком же порядке, правую руку. Проверив в той же последовательности биение пульса пальцами своей левой руки, Сунь Укун встряхнулся и, превратив золотистые нити в шерстинки, водворил их на место. Проделав все это, Сунь Укун сказал, что главная причина болезни государя – тоска, вызванная одиночеством, а сама болезнь называется «две птицы, потерявшие друг друга».

Правитель государства слышал все, что сказал Сунь Укун, и сердце его встрепенулось от радости. Он воспрянул духом и громко крикнул:

– Совершенно верно! Этой болезнью я и страдаю! Очень прошу тебя приготовить мне снадобье!

Дворцовый евнух тотчас же сообщил остальным придворным радостную весть.

Когда Сунь Укун появился в тронной зале, Танский монах бросился к нему с расспросами.

– Я проверил пульс, – ответил Сунь Укун, – а сейчас займусь изготовлением снадобья.

– Что же это за болезнь такая у нашего правителя? – наперебой спрашивали придворные, обступив Сунь Укуна.

– Жили-были две птицы, – смеясь, отвечал Сунь Укун, – самец и самка, они были неразлучны и вместе летали. Но вот разразилась буря, разметала их в разные стороны, и теперь они друг о друге тоскуют. Это и есть болезнь двух птиц, потерявших друг друга.

Царедворцы, услышав эти слова, пришли в радостное изумление и не переставая восклицали:

– Вот уж поистине святой монах! Волшебный врачеватель!

Присутствовавший здесь главный дворцовый лекарь обратился к Сунь Укуну с такими словами:

– Болезнь ты определил, какое же дашь снадобье для лечения?

– Любое, – отвечал Сунь Укун. – Какое под руку попадется.

– Как же так? – удивился лекарь. – В книгах по врачеванию сказано: «Снадобий есть восемьсот восемь, а болезней – четыреста четыре». У человека не могут быть одновременно все болезни. Почему же ты говоришь, что годится любое снадобье?

– Еще древние говорили, что надо принимать то лекарство, которое помогает, – отвечал Сунь Укун. – Вот я и хочу собрать все лекарства: одного взять поменьше, другого – побольше и по собственному разумению приготовить снадобье.

Выслушав Сунь Укуна, главный лекарь не стал больше ни о чем спрашивать, а отправил во все лекарственные лавки города людей, чтобы те доставили Сунь Укуну по три цзиня разных лекарств, какие только имеются.

– Здесь неподходящее место для изготовления снадобья, – сказал Сунь Укун. – Нельзя ли все лекарства, а также всю посуду и приспособления, необходимые для того, чтобы их изготовить, отправить на постоялый двор? Там их примут мои младшие братья.

Лекарь послушался, и все восемьсот восемь лекарств, каждого по три цзиня, а также всевозможные терки, сита, ступки и пестики велел отправить на постоялый двор.

Сунь Укун хотел вернуться на постоялый двор вместе с наставником, но государь не отпустил Сюаньцзана, сказав, что на следующее утро, после того как избавится от недуга, щедро отблагодарит монахов, выдаст им подорожное свидетельство и сам проводит в дальнейший путь.

Когда один из сановников сообщил об этом Танскому монаху, тот сильно встревожился.

– Брат мой! Выходит, меня оставляют здесь заложником, – сказал он Сунь Укуну. – Если ты вылечишь правителя, нас проводят, если же нет, живым меня отсюда не выпустят. Ты уж постарайся, чтобы все было в порядке.

– Не беспокойся! – посмеиваясь, ответил Сунь Укун. – Помни, что я прослыл первым лекарем во всем государстве!

Сказав так, Великий Мудрец простился с Танским монахом и, поклонившись всем придворным чинам, направился прямо на постоялый двор.

– Ты, видно, решил не идти на Запад, а остаться здесь и открыть лекарственную лавку, – сказал Чжу Бацзе. – Шутка ли! Сюда притащили восемьсот восемь разных лекарств, каждого по три цзиня, а всего две тысячи четыреста двадцать четыре цзиня! Неужели так много нужно, чтобы вылечить одного человека?

– Дело в том, – ответил Сунь Укун, – что придворные лекари глупы и невежественны, поэтому я и велел принести столько разных лекарств, пусть ломают себе голову. Все равно никогда не узнают, какое из лекарств мне сгодилось для моего снадобья.

Пришли смотрители, принесли еду. Пока монахи трапезничали, наступил вечер.

– Ночью, когда все вокруг стихнет, мы начнем готовить снадобье, – сказал Сунь Укун.

Смотрители принесли множество свечей и светильников, после чего им велено было удалиться. Городской шум стал понемногу стихать, настала полночь.

– Брат, какое же снадобье ты будешь готовить? – спросил Чжу Бацзе. – Давай быстрее примемся за работу, а то меня что-то клонит ко сну.

– Возьми один лян ревеня, – сказал Сунь Укун, – и мелко разотри.

– Ревень горький, – промолвил Шасэн. – Он быстро действует и сразу выводится из кишечника. Он разгоняет тоску, предохраняет от завалов в желудке. Лекарство это очень хорошее, не знаю только, можно ли его принимать больным, ослабленным долгим недугом.

– Ты не знаешь, мудрый брат мой, – сказал Сунь Укун. – Ревень также очищает дыхательные пути, разгоняет жар, скапливающийся в кишечнике. Не вмешивайся в мои дела, возьми лучше один лян семян бадоу, сними с них кожуру и пленку, отожми ядовитое масло и хорошенько разотри.

– Бадоу – острый на вкус, – сказал Чжу Бацзе, – он быстро действует, помогает при запорах и простуде легких. Но пользоваться им надо очень осторожно.

– Премудрый брат мой! – произнес Сунь Укун. – Ты тоже ничего не знаешь. Это лекарство очищает желудок, помогает при расширении сердца и лечит от водянки. Занимайся лучше своим делом.

Монахи тотчас же принялись растирать оба лекарства, а затем спросили:

– Братец! Сколько еще лекарств тебе понадобится?

– Больше ничего не надо! – ответил Сунь Укун, взял фарфоровую плошку, разрисованную цветами, и обратился к Чжу Бацзе: – Брат! Натри полплошки сажи, которую наскоблишь с днища котла, и принеси сюда.

Чжу Бацзе наскоблил полплошки сажи и мелко растер ее. Сунь Укун передал ему плошку и сказал:

– А теперь сходи к нашему коню и набери полплошки конской мочи. У нас ведь конь не простой, он раньше был драконом в Западном море. Если он согласится дать свою мочу, уж будь уверен, государь сразу исцелится.

И Чжу Бацзе отправился к коню. Конь в это время спал. Чжу Бацзе растолкал его и подлез под брюхо с плошкой. Но конь и не думал мочиться. Тогда Чжу Бацзе побежал назад и сказал Сунь Укуну:

– Брат! Забудь о правителе и займись лучше лечением нашего коня! Он не может мочиться!

– Пойдем вместе! – сказал Сунь Укун.

– И я с вами, – произнес Шасэн.

Все трое подошли к коню. Конь стал брыкаться и вдруг заговорил по-человечьи.

– Старший брат, неужто ты не знаешь, какая у меня моча! – сказал он. – Проглотив ее, рыба может превратиться в дракона, трава, орошенная моей мочой, становится грибом линчжи, а линчжи приносит долголетие отрокам, которые прислуживают отшельникам, собирающим лечебные травы. Как же я могу в таком мирском месте извергнуть из себя свою чудодейственную влагу?

– Мы находимся не просто в мирском месте, а в царстве, расположенном в Западных краях, – отвечал Сунь Укун, – и твоя моча нужна для исцеления правителя этого царства. Если же мы не исцелим государя, нам не выбраться из этой страны.

Тут конь вскричал:

– Обожди, я сейчас!

Он подался вперед и стал бить землю передними копытами, потом присел на задние ноги, пятясь назад и громко лязгая при этом зубами. С огромным трудом он помочился чуть-чуть, не набралось и полплошки.

После этого трое монахов вернулись в дом, смешали все лекарства, добавили туда конской мочи и скатали три большие пилюли. Пилюли они уложили в коробочку и, как были, не раздеваясь, легли спать.

Уже давно рассвело, когда правитель призвал к себе своих близких сановников и велел им отправиться на постоялый двор за лекарством.

Сановники поспешили исполнить приказ правителя, прибыли на постоялый двор и пали ниц перед Сунь Укуном.

– Наш повелитель, – промолвили сановники, – велел поклониться тебе и попросить у тебя чудотворное снадобье.

Сунь Укун велел Чжу Бацзе подать коробочку, снял с нее крышку и вручил сановникам три пилюли, сказав при этом:

– Эти пилюли называются «черными», и запивать их надобно отваром, приготовленным из ветров, которые пускают вороны на лету, из рыбьей мочи в быстрой воде, из пудры царицы Неба Сиванму, из золы тигля, в котором мудрец Лаоцзюнь приготовляет пилюли бессмертия, из трех лоскутков ветхой головной косынки Яшмового владыки и еще из пяти волосков, выдранных из усов дракона. Только в этом случае пилюли помогут больному.

– Рыбью мочу и все остальное нам не сыскать в целом свете, – уныло отвечали сановники. – А чем еще можно их запивать, эти пилюли?

– Водой, не имеющей истоков, – сказал Сунь Укун.

– Ну, это легко достать, в народе говорят так: если нужна вода, не имеющая истоков, надо взять плошку или чашку, отправиться к колодцу или к реке, зачерпнуть воды, сразу же повернуть обратно и принести домой, не ставя ее на землю и ни разу не оборачиваясь назад. Такую воду дают больным запивать лекарство.

– Вода в колодцах и реках имеет истоки, – промолвил Сунь Укун. – А я говорю о воде, падающей с неба. Да такой, которая еще не коснулась земли.

– Тогда надо обождать, пока пойдет дождь, – сказали сановники, поблагодарили Сунь Укуна и, взяв пилюли, отправились во дворец.

Там они отдали пилюли государю и слово в слово передали ему все, что сказал Сунь Укун.

Между тем Сунь Укун уже пожалел о том, что сказал сановникам про воду, падающую с неба. Ведь неизвестно, сколько времени придется ждать дождя.

И Сунь Укун решил действовать.

Он произнес заклинание, и в следующий момент перед ним предстал на черной туче сам царь драконов Восточного моря Ао Гуан.

– Прости, что потревожил тебя, – сказал Великий Мудрец, – но мне срочно нужна вода без истоков.

– Что же ты, Великий Мудрец, когда вызывал меня, не сказал, что тебе нужна вода? А я не взял с собой никакой дождевой посуды, нет при мне также ни ветра, ни облака, ни грома, ни молнии. Как же я вызову дождь? – произнес царь драконов.

– Да мне нужно всего несколько глотков, – отвечал Сунь Укун. – Чтоб запить лекарство.

– Ну, если так, – сказал царь драконов, – то обожди, сейчас я чихну раза два и один раз плюну, этого вполне хватит, чтобы запить лекарство!

– Прекрасно! – воскликнул Сунь Укун. – Чихай, только побыстрее!

Почтенный дракон опустил ниже черную тучу, приблизился ко дворцу и плюнул. Слюна его тотчас превратилась в благодатный дождичек. Во дворце все возликовали.

– Сам Небесный владыка пришел на помощь нашему государю, – говорили придворные.

Правитель распорядился:

– Достать все сосуды и собрать дождевой воды!

Тут все гражданские и военные придворные чины, независимо от старшинства и ранга, три тысячи прелестных придворных дам из всех дворцов, восемьсот пленительных красавиц, придворных танцовщиц, выбежали со всевозможными сосудами, чашами и мисками в руках, чтобы набрать целебной воды.

В это время почтенный дракон повис над дворцом и не двигался с места. Так прошло больше часа, после чего царь драконов распростился с Великим Мудрецом Сунь Укуном и отправился в обратный путь.

Все придворные чины и дамы возвратились во дворец, бережно неся сосуды. Кому посчастливилось собрать пять капель, кому одну или две, некоторым ни одной. Все капли слили в один сосуд, и набралось более трех полных чарок, которые и были поставлены на столик перед правителем. Сразу же в зале Золотых колокольцев разлился изумительный аромат, который распространился по всему дворцу.

Правитель государства взял черные пилюли, благодатную дождевую воду и удалился во внутренние покои. Сперва он проглотил одну пилюлю и запил ее целой чаркой воды, затем проглотил вторую пилюлю и тоже запил целой чаркой и, наконец, проглотил третью пилюлю, запив ее всей оставшейся благодатной дождевой водой.

Вскоре в животе правителя так заурчало, что казалось, там загрохотали колеса нескольких телег. Ему сразу же подставили стульчак, и он сходил подряд раза три, а может, и пять, после чего испил немного рисового отвара и возлег на ложе. Две придворные дамы проверили царский стул. Не пересказать даже, сколько там оказалось грязи и слизи, причем был целый комок непереваренной пищи из клейкого риса. Дамы подошли к ложу государя и доложили:

– Корни вашей болезни удалены!

Правитель еще больше обрадовался от этих слов и с аппетитом съел чашку риса.

Вскоре он почувствовал облегчение в груди, дыхание его стало ровным, и кровь заиграла в жилах. Он воспрянул духом и ощутил силу в ногах. Сойдя со своего ложа, он облачился в парадные одежды и сам, без посторонней помощи, направился в тронную залу. Увидев Танского монаха, он сразу же повалился ему в ноги и принялся благодарить. Танский монах поспешил в свою очередь поклониться правителю. Когда церемония поклонов была закончена, правитель, поддерживая Танского монаха, подозвал к себе самых важных сановников.

– Напишите скорей приглашение, – приказал он, – и отправьте гонцов на постоялый двор за тремя высокочтимыми учениками благочестивого наставника. Мы устроим пир в честь дорогих гостей.

Радуясь и ликуя, наши три монаха отправились во дворец.

Придворные чины встретили их с почетом, провели в восточную залу, где их давно уже ожидали Танский монах, правитель Пурпурного царства и все важные сановники-царедворцы, которые приготовились пировать. На почетном возвышении в зале стояли четыре стола, уставленные всевозможными постными блюдами, до того аппетитными, что глаза разбегались, глядя на них. Впереди стоял еще один стол со скоромными блюдами, такими же аппетитными. Справа и слева были расставлены в строгом порядке четыреста, а может, и пятьсот небольших столиков.

Пир был в самом разгаре, когда правитель, высоко подняв чарку, поднес ее Сунь Укуну и обратился к нему с такими словами:

– Преосвященный благочестивый монах! Твоя милость ко мне так же велика, как гора Тайшань. Не знаю даже, чем отблагодарить тебя за исцеление. Уж как хочешь, но выпей эту большую чарку, и я кое-что расскажу тебе.

Сунь Укун выпил, и государь стал говорить:

– Были у меня три государыни. Одну я звал Цзиньшангун, Золотая, потому что была она мне дороже всех, вторую, вдовствующую государыню, звал Юйшэнгун – Яшмовая, а третью, наложницу, Иньшангун – Серебряная. Сейчас у меня остались только две государыни: Серебряная и Яшмовая… Три года назад, как раз в праздник Лета, мы вместе с Золотой государыней и придворными прислужницами находились в Гранатовой беседке дворцового сада, развертывали там пирожки с рисом, запивая крепким желтым вином из фиалкового корня чанпу, в которое обмакивали листья полыни для отвращения злых духов, и смотрели лодочные гонки. Вдруг налетел сильный ветер и в воздухе показался оборотень, который назвался Сай Тайсуй – сильнейший из всех злых духов. Он заявил, что обитает в пещере Чудесного оленя-единорога, на горе Диковинного носорога, сказал, что ему нужна жена, и потребовал, чтобы я отдал ему мою любимицу, Золотую государыню, не то он сожрет меня, моих придворных, а также всех жителей столицы. Что было делать? Во имя спасения моей страны пришлось отдать ему Золотую государыню. Вот тогда-то я и занемог от испуга, причем рис, который я ел во время праздника, так и лежал у меня комом в желудке. Вдобавок меня одолела тоска, от которой я не мог избавиться ни днем ни ночью. И вот ты меня спас! Теперь я чувствую себя совершенно здоровым и бодрым, словно и не было у меня никакого недуга.

Выслушав правителя, Великий Мудрец взял в руки огромный кубок в виде рога, в два приема осушил его и спросил у правителя:

– А не хочешь ли ты, чтобы твоя Золотая царица снова вернулась к тебе?

У царя навернулись слезы на глаза, и он ответил:

– Все думы мои о ней, но разве могу я надеяться на ее возвращение?

– А что ты скажешь, если я приведу в покорность злого оборотня?

Правитель опустился на колени и промолвил:

– Если ты спасешь мою любимицу, я покину дворец вместе со всеми своими царицами и их прислужницами и стану твоим подданным-простолюдином, передам тебе всю страну с ее реками и горами, чтобы ты правил ею как государь.

Глядя на правителя в столь необычной позе, Чжу Бацзе не выдержал и громко расхохотался.

– Вот так царь! – воскликнул он. – Совсем забыл о приличиях! Как можно из-за бабы отказаться от своей страны, от рек и гор, да еще встать на колени перед монахом?

Сунь Укун подбежал к правителю, поднял его с колен и спросил:

– А являлся ли этот оборотень еще раз сюда, после того как похитил царицу?

– Да, являлся, – отвечал государь. – В том же году в десятой луне он явился за двумя прислужницами царицы. В третьей луне прошлого года потребовал еще двух дворцовых прислужниц, в седьмой луне – еще двух. В нынешнем году, во второй луне, – опять двух. Теперь не знаю, когда он снова появится. Я так боюсь оборотня, что устроил себе убежище под землей и, как только налетает ветер, предвещающий его появление, сразу прячусь туда со своими двумя царицами и девятью наложницами.

– А можешь ты показать мне это убежище? – спросил Сунь Укун.

Тогда правитель взял его за левую руку и повел к своему убежищу. Их сопровождала целая свита придворных. Они прошли через весь дворец, вошли во дворцовый сад, но никаких признаков убежища не было видно.

– Где же ты прячешься? – нетерпеливо спросил Сунь Укун.

Как раз в этот момент два евнуха взяли каждый по лому и подсунули их под большую квадратную плиту, лежавшую посреди лужайки.

– Здесь! – отвечал правитель. – В этом подземелье глубиной более двух чжанов расположено девять дворцовых зал. Днем и ночью тут горят фонари.

Только он это сказал, как поднялся ураганный ветер, и правитель полез в подземелье. За ним последовали Танский монах и сановники.

Чжу Бацзе и Шасэн тоже хотели спрятаться, но Сунь Укун их задержал.

– Братья! Не бойтесь! Давайте посмотрим, что за оборотень такой заявился сюда!

Только он это произнес, как показался оборотень.

Вот как он выглядел:
		Два злобных глаза-светильника



		 золотым пылали огнем,



		Свисали огромные уши,



		 точно два опахала.



		Четыре железных клыка



		 острее острых гвоздей,



		С когтями крепкими лапа



		 грозно пику вздымала.



		Дикие космы – клоками,



		 на вид он беса страшней.








Сунь Укун пристально посмотрел на оборотня и сказал:

– Вы оставайтесь здесь, а я мигом слетаю посмотрю, что это за оборотень и как его зовут, чтобы мне сподручнее было вызволить Золотую царицу и возвратить ее здешнему правителю.

– Делай как знаешь, только нас не впутывай, – ответил на это Чжу Бацзе.

Сунь Укун совершил прыжок и по благодатному лучу взвился в небо.

Победил ли он оборотня, сражаясь с ним в воздухе, изловил ли его и освободил ли из плена Золотую царицу – обо всем этом вы узнаете из следующих глав.




Глава семидесятая,


повествующая о том, как злой дьявол с помощью своего драгоценного талисмана напускал дым, песок и огонь, и о том, как Сунь Укун придумал способ, чтобы похитить золотые бубенцы


Итак, Сунь Укун, приняв воинственный вид и держа в руках железный посох, взошел на благовещий луч, поднялся в воздух и крикнул:

– Откуда ты взялся, мерзкий дьявол? Куда несешься?

В ответ чудовище заорало:

– Я головной дозорный из войска нашего царя – Сай Тайсуя, обитающего в пещере Чудесного оленя-единорога на горе Диковинного носорога! Сейчас по его приказу я явился сюда за двумя дворцовыми прислужницами для нашей повелительницы – Золотой царицы! А ты кто такой, что осмеливаешься спрашивать меня?

– Я – Равный Небу Великий Мудрец Сунь Укун! Мне велено охранять Танского монаха, который идет из восточных земель на Запад поклониться Будде, – гордо отвечал Сунь Укун. – Проходя через эту страну, я узнал, что ты и вся твоя шайка дьяволов обижаете здешнего правителя, а потому и решил вас всех истребить. Не знал я, где искать тебя, злодей, а ты, оказывается, сам явился, на свою погибель!

Услышав эти слова, чудовище стало колотить Сунь Укуна своим длинным копьем, Сунь Укун взмахнул железным посохом, и между ними начался бой.

Великому Мудрецу удалось одолеть оборотня, и тот, спасая свою жизнь, повернул ветер в обратную сторону и помчался прямо на Запад.

Однако Сунь Укун не погнался за ним. Он спустился на облаке вниз и крикнул всем, чтобы выходили из убежища.

В это время небо прояснилось, засияло солнце и воздух стал совершенно прозрачным.

Правитель подошел к столу с угощениями, взял кувшин с вином, наполнил золотую чарку и обеими руками поднес ее Сунь Укуну, не переставая его благодарить.

Сунь Укун взял чарку и только было хотел ответить правителю, как вдруг появился сановник и доложил:

– За Западными воротами дворца бушует пожар!

Услышав это, Сунь Укун подбросил чарку с вином высоко в воздух. Раздался звон, и пустая чарка упала на землю. Правитель засуетился и, изогнувшись в три погибели, стал кланяться Сунь Укуну:

– Преосвященный монах! Прости меня. Мне бы следовало просить тебя, как положено, откушать вино в парадных хоромах дворца! Но поверь, я дерзнул предложить тебе выпить здесь только потому, что под руками оказалось это вино.

– Да я на тебя не в обиде, – отвечал Сунь Укун. – Я бросил чарку совсем по другой причине.

Немного погодя появился еще один сановник и доложил:

– Ну и дождь хлынул с неба: сразу загасил пожар. По улицам текут потоки воды, но почему-то она пахнет вином.

Тут Сунь Укун со смехом сказал:

– Правитель! Теперь ты понимаешь, почему я кинул чарку с вином? Вовсе не потому, что был недоволен. Дело в том, что чудовище, потерпев поражение, умчалось на Запад, а я не погнался за ним. Тогда оно вернулось и напустило огонь. Я же этой чаркой вина загасил огонь и спас от пожара жителей города, живущих по обе стороны Западных ворот.

Правитель так обрадовался, что готов был тотчас же отдать монахам бразды правления, и пригласил их в тронную залу. А Сунь Укун продолжал говорить:

– Оборотень, который только что был здесь, – головной дозорный злого дьявола Сай Тайсуя. Он сказал, что послан за двумя дворцовыми прислужницами. Вернувшись ни с чем, он, конечно, обо всем доложит Сай Тайсую, и тот явится сюда сам, чтобы сразиться со мной. А это встревожит всех твоих подданных. Вот я и хочу выйти ему навстречу, схватить его еще в воздухе и освободить из плена твою Золотую царицу. Не знаю только, в какую сторону мне направиться. Может быть, ты скажешь, далеко ли отсюда логово этого дьявола?

– В свое время я посылал туда лазутчиков, – отвечал правитель. – Они отправились на боевых конях, и им потребовалось более пятидесяти дней, чтобы побывать там и вернуться обратно. Его обиталище находится на юге, более чем в трех тысячах ли отсюда.

Услышав это, Сунь Укун крикнул:

– Чжу Бацзе! Шасэн! Побудьте пока здесь и охраняйте нашего наставника, а я живо слетаю туда и обратно.

Сказав так, Сунь Укун взмыл ввысь и со свистом умчался. Вскоре он увидел высокую гору, и облако, на котором он летел, зацепилось краем за ее выступ. Тогда Сунь Укун прижал край облака, встал во весь рост на самой вершине, внимательно осмотрелся и увидел, что гора поистине замечательная.

Он уже хотел было отправиться на поиски пещеры, в которой обитал дьявол, но в это время из расселины горы вырвалось пламя, и мгновенно все небо запылало красным заревом. В следующий миг из пламени вырвался клуб зловещего дыма, а потом столб песка, который сразу же затмил солнце и скрыл небеса.

В нос Сунь Укуну набился песок, и он стал чихать. Обернувшись, Великий Мудрец нащупал в выступе скалы два круглых камешка, каждый величиной с гусиное яйцо, и запихал их себе в ноздри; качнувшись всем телом, он превратился в ястреба, обладающего способностью собирать огонь, и полетел в самое пекло. Там он сделал несколько кругов, и вдруг песок улегся, дым исчез, а огонь погас. Тогда Сунь Укун поспешно принял свой первоначальный вид. И тут внимание его привлекли резкие металлические звуки «дин-дин, дон-дон», словно кто-то бил в гонг.

Великий Мудрец пошел на звуки и вдруг увидел маленького оборотня-гонца с желтым флажком на плече и с сумкой за спиной. Оборотень бил в гонг и мчался во весь дух. Сунь Укун рассмеялся и сказал самому себе:

– Так вот кто, оказывается, бьет в гонг! Интересно, что за грамоту он несет? Надо узнать!

Тут Сунь Укун превратился в шмеля, полетел за оборотнем, сел на сумку и стал слушать, как бесенок бьет в гонг и бормочет:

– До чего же лют наш великий князь! Сверх всякой меры! Три года назад похитил он Золотую царицу в Пурпурном царстве, да, видно, не судьба им жить вместе, никак не может добиться ее расположения. Зря только губит неповинных прислужниц царицы, желая удовлетворить свою страсть. В первый раз привез двух – убил, затем четырех – тоже убил. В позапрошлом году вытребовал прислужниц, в прошлом году опять понадобились, в нынешнем году то же самое. Только ничего у него на сей раз не вышло. Нашелся какой-то Сунь Укун, который сразил головного дозорного, посланного за царицыными прислужницами. Наш великий князь так разгневался, что решил проучить то государство, и велел мне доставить им грамоту о войне. Вот я и думаю: если тамошний правитель не станет воевать, значит он человек с умом, если же вступит в бой, то наверняка потерпит поражение. Наш великий князь как напустит на его царство огонь, дым да еще песок, так никого в живых не останется: ни самого правителя, ни его слуг, ни подданных! Тогда мы займем столицу ихнего царства, наш великий князь провозгласит себя государем, а нас сделает придворными слугами. Я тоже получу какой-нибудь чин, но все равно меня будет мучить совесть, потому что я нарушил законы Неба.

Сунь Укун слушал, а сам втихомолку радовался:

«Ишь ты, оказывается, оборотни тоже бывают совестливыми!»

Сунь Укун зажужжал, отлетел в сторону, пролетел вперед на десять с лишним ли, встряхнулся и превратился в отрока-послушника.

Он обогнул склон горы, вышел навстречу оборотню и, подняв руки в знак приветствия, воскликнул:

– Господин мой! Куда спешишь? Какую грамоту несешь?

Оборотень как ни в чем не бывало отозвался, словно давно был знаком с отроком, перестал бить в гонг и, радостно хихикая, ответил:

– Наш великий князь послал меня в Пурпурное царство передать грамоту о войне!

– В Пурпурное царство? – прикинувшись удивленным, переспросил Сунь Укун. – Так ведь великий князь породнился с тамошней царицей!

– В позапрошлом году, – отвечал оборотень, – как раз когда он похитил ее, здесь объявился какой-то волшебник, который подарил Золотой царице пестрый свадебный наряд. Как только она его надела, у нее по всему телу выросли колючие шипы, такие острые, что наш великий князь даже погладить ее не осмеливается. А стоит ему прижать ее к себе покрепче, как в руки ему вонзаются шипы. Сегодня рано утром он послал своего головного дозорного за прислужницами царицы, но какой-то Сунь Укун схватился с этим дозорным и одолел его в бою. Наш великий князь сильно разгневался, а потому и велел мне отправиться в Пурпурное царство с грамотой о войне. Завтра он нападет на это царство.

– Отчего же это великий князь так разгневался? – спросил Сунь Укун.

– Да он и сейчас еще злится, – отвечал оборотень. – Ты бы сходил к нему и спел свои псалмы. Может быть, он сменит гнев на милость – вот будет славно!

Сунь Укун попрощался и побежал прочь, а оборотень пошел своей дорогой, продолжая бить в гонг. Тут у Сунь Укуна возникло злодейское намерение. Подняв посох, он повернул обратно, нагнал оборотня и так хватил его по затылку, что у бедняги голова раскололась, брызнула кровь и выскочили мозги, кожа на шее лопнула, а позвоночник вылез наружу. Тогда Сунь Укун достал из его сумки грамоту, засунул ее в рукав, а желтый флаг и медный гонг спрятал в придорожной траве.

Но когда он схватил мертвого оборотня за ноги, чтобы сбросить его в горный поток, у того из-за пояса выпала табличка в золотой оправе со следующей надписью:

«Предъявитель сего – доверенное лицо в чине младшего сяо по имени Юлай Юцюй – Гоняй туда, гоняй сюда. Приметы: рост – маленький, лицо прыщавое, без усов и бороды. Сию табличку носит при себе на всем пути следования, без оной считать самозванцем».

– Значит, этого подлеца звали Гоняй туда, гоняй сюда, – смеясь, произнес Сунь Укун. – Но теперь ему можно дать другое имя: Поминай как звали.

Сунь Укун взял табличку, засунул ее себе за пазуху, схватил мертвого оборотня и помчался обратно в Пурпурное царство.

Между тем Чжу Бацзе, который расположился перед парадной залой Золотых колокольцев и охранял покой царя и Танского монаха, невзначай повернул голову и вдруг заметил в воздухе Сунь Укуна, тащившего маленького оборотня.

«Если бы я принес такую малявку, мне бы не посчитали это за заслугу», – с досадой подумал Чжу Бацзе.

В это время Сунь Укун сбросил оборотня прямо к ступеням залы. Чжу Бацзе подбежал к нему, ударил его своими вилами и заорал:

– Это моя заслуга! У меня есть доказательство! Видишь, на оборотне девять отверстий? Это от моих вил.

– Ты погляди лучше, есть ли у него голова! – произнес Сунь Укун.

– А он таким и был, без головы, – отвечал Чжу Бацзе. – Я еще подумал, почему это он даже не вздрогнул, когда я хватил его вилами.

Сунь Укун велел Чжу Бацзе позвать наставника, который в это время беседовал с правителем, и, когда тот вышел, отдал ему грамоту о войне, сказав при этом:

– Спрячь пока у себя и не показывай правителю.

Не успел он договорить, как показался сам правитель, и Сунь Укун обратился к нему, говоря:

– Я убил оборотня, вон он лежит у крыльца.

– Это, конечно, оборотень, – промолвил правитель, – но не Сай Тайсуй. Того я видел собственными глазами. Он ростом больше одного чжана, а плечи у него в пять раз шире, чем у простого смертного. Лицо с золотистым блеском, голос громоподобный. Разве похож он на этого заморыша?!

– Верно, – со смехом отвечал Сунь Укун. – Это не Сай Тайсуй. Это его гонец. Я убил его и доставил сюда, чтобы доложить о первой удаче.

Правитель расхохотался и сказал:

– Ладно, ладно, ладно! Это зачтется тебе как первая заслуга! Подать сюда подогретого вина, – распорядился он. – Отблагодарим почтенного монаха!

– Вино выпить успеем, – промолвил Сунь Укун. – Лучше скажи мне, не оставила ли тебе твоя Золотая царица каких-нибудь вещиц на память? Если оставила, дай мне одну. Или, может быть, что-то сохранилось в ее покоях?

– А зачем тебе? – спросил правитель.

– Предположим, я одолею оборотня, – отвечал Сунь Укун, – но кто поручится, что царица последует за мной? Ведь она меня не знает. Если же я покажу ей какую-нибудь из ее любимых вещей, то легко смогу доставить ее сюда.

– В Солнечном дворце Золотой царицы в ее покоях хранятся четки из чистого золота, – промолвил правитель.

– Вели принести их, – сказал Сунь Укун.

Правитель тут же приказал Яшмовой царице принести четки и передал их Сунь Укуну.

Сунь Укун сразу же надел их на руку.

Он не стал пить вина, а вскочил на облако и помчался прямо к горе Чудесного оленя-единорога и принялся отыскивать вход в пещеру.

Пока он шел, до его слуха донеслись голоса и крики. Остановившись, он стал вглядываться и увидел у входа в пещеру множество стражников разных рангов.

Тогда Сунь Укун повернул обратно, дошел до того места, где убил гонца-оборотня, нашел желтый флажок и медный гонг, повернулся лицом к ветру, прочел заклинание и принял вид убитого им оборотня.

После этого, ударяя в гонг, он, широко шагая, направился прямо к пещере. Тут его окликнула обезьяна горилла:

– Это ты, Юлай Юцюй? Уже вернулся?

– Да, вернулся!

– Ступай живей! Великий князь ждет тебя не дождется. Он сейчас в живодерне.

Услышав эти слова, Сунь Укун ускорил шаг, направился к главным воротам и огляделся. Перед ним было пустое помещение, высеченное в каменной скале над обрывом. Слева и справа росли чудесные цветы и трава, а впереди и позади высилось множество старых кипарисов и высоких сосен. Он прошел дальше, незаметно очутился за вторыми воротами и, подняв голову, вдруг увидел беседку, а в беседке оправленное золотом кресло. На кресле восседал сам повелитель демонов, поистине страшный и безобразный:
		Сверкает-струится над головой



		 призрачный полог зари,



		Ужасный дух, смертоносный смрад



		 источает его нутро.



		В пасти – ряды острейших клыков



		 как боевые мечи.



		От клочьев бурых волос на висках



		 исходит багровый туман.



		Глаза – словно медные бубенцы,



		 взгляд, как у беса, свиреп.



		Крепко сжимает железный пест



		 длиною почти до небес.








Сунь Укун нарочно не совершил никаких положенных церемоний в знак приветствия, а с презрительным видом отвернулся и продолжал колотить в гонг.

– Это ты явился? – спросил повелитель демонов.

Сунь Укун молчал.

– Это ты, Юлай Юцюй? – зло переспросил князь.

Ответа опять не последовало. Тогда князь подошел к Сунь Укуну и, схватив его за шиворот, заорал:

– Ты что трезвонишь?! Почему молчишь и не отвечаешь, когда тебя спрашивают?

Тут Сунь Укун швырнул гонг на землю и сказал:

– Я не хотел идти, а ты меня заставил! Пришел, а там тьма-тьмущая людей, все в полной боевой готовности. Они как увидели меня, так заорали в один голос: «Лови его, держи!» Тут меня стали тащить, давить, жать и растягивать, втащили наконец в город и привели к правителю, а тот сразу же велел: «Четвертовать!» Хорошо, что советники отговорили его. Грамоту о войне у меня отобрали, под конвоем вывели из города да еще напоследок перед всем строем всыпали мне тридцать палок по пяткам, после чего отпустили и велели доложить тебе о том, что со мной случилось. У них собрано большое войско, которое в скором времени явится сюда и вызовет тебя на бой.

– Сколько же у них людей и коней? – спросил князь.

– С перепугу я был без памяти, – отвечал Сунь Укун. – Где уж мне было подсчитывать да прикидывать, сколько там людей и коней! Я видел только, что оружия там всякого – что деревьев в лесу.

– Да это оружие я вмиг спалю своим огнем, – промолвил повелитель демонов. – Ты пока ступай к Золотой царице и расскажи ей обо всем, чтобы она не огорчалась, а то услышала она, что я решил идти войной на Пурпурное царство, так у нее слезы все текут ручьем. Отправляйся к ней и скажи, что там, мол, людей и коней много, все храбрые да отважные, наверняка одолеют меня. Пусть она хоть немножечко утешится!

А Сунь Укуну лишь того и надо было.

Золотая царица жила в самом последнем дворце, за расписными воротами с красивыми украшениями. Когда Сунь Укун вошел, она сидела посредине залы, подперев рукой благоухающую щечку, и роняла слезы, а по обе стороны от нее стояли оборотни лисиц и оленей, принявшие вид наряженных и нарумяненных красавиц, готовых услужить царице.

Сунь Укун подошел к царице, осведомился о ее здоровье и молвил:

– Прошу принять меня!

– Какой нахал! – вскричала царица. – Совсем не знает приличий! Помнится, когда я жила у себя в Пурпурном царстве, все великие мужи государства и главные помощники царя при встрече со мной не осмеливались даже глаз поднять и припадали к земле, а этот грубиян позволил себе дерзость сказать: «Прошу принять меня!»

Прислуживающие царице служанки и прислужницы, мамушки и нянюшки подошли к ней и стали объяснять:

– Госпожа, не гневайся! Это посланец нашего великого князя. Сегодня утром он ходил в Пурпурное царство с грамотой о войне.

Тут царица смирила свой гнев и спросила:

– Так это ты оставил грамоту о войне? Значит, ты был в Пурпурном царстве?

– Я отправился с грамотой прямо в столицу этого царства, во дворец, и был в парадной зале Золотых колокольцев, видел тамошнего правителя и получил от него ответ.

– Ты собственными глазами видел государя? – взволнованно переспросила царица. – Каков же был его ответ?

– Я только что доложил нашему великому князю, что было сказано в ответ на объявление войны и как правитель Пурпурного царства готовит войско к походу. Я пришел к тебе лишь затем, чтобы рассказать, что правитель Пурпурного царства день и ночь думает о тебе и велел передать мне одно задушевное слово… Но здесь много народу.

Царица тотчас же велела служанкам удалиться. Сунь Укун плотно запер двери, провел рукой по лицу и сразу же принял свой настоящий облик.

– Не бойся меня! – сказал он, подходя к царице. – Я монах из восточных земель великого Танского государства и иду на Запад, в Индию, в храм Раскатов грома, чтобы поклониться Будде и попросить у него священные книги.

Сунь Укун все по порядку рассказал царице – как попал в Пурпурное царство, как вылечил государя и как обещал ему вызволить ее, Золотую царицу, из плена.

Царица выслушала его, вздохнула, но не проронила ни слова.

А Сунь Укун достал драгоценные четки и, обеими руками поднеся их царице, произнес:

– Если не веришь, взгляни на эти вещицы и скажи, откуда они?

Царица взглянула на четки и залилась слезами.

– О почтенный монах! – промолвила она, сойдя с трона и низко кланяясь. – Если ты в самом деле спасешь меня и я смогу вернуться домой, то до глубокой старости не забуду твоего великого благодеяния!

Сунь Укун выслушал ее и спросил:

– Не знаешь ли ты, что это за драгоценный талисман у здешнего оборотня, с помощью которого он напускает огонь, дым и песок?

– Какой там драгоценный! – насмешливо отвечала царица. – Просто-напросто три бубенца. Одним он вызывает огонь, вторым – дым, третьим – песок. Хуже всего песок. Уж очень он ядовитый. Кому в нос попадет, тот в живых не останется.

– А где они хранятся, эти бубенцы? – спросил Сунь Укун.

– Он их носит за поясом, не снимает, даже спит с ними, – ответила царица.

– Если хочешь вернуться домой, – сказал Сунь Укун, – постарайся выманить у него талисман. Я же, как только представится случай, его украду, расправлюсь с оборотнем и тогда смогу отвезти тебя к твоему царю.

Царица сказала, что сделает все, как велел Сунь Укун, а Великий Мудрец снова принял вид убитого им оборотня, побежал к живодерне и обратился к повелителю демонов.

– О великий князь! – почтительно молвил Сунь Укун. – Царица зовет тебя.

Оборотень очень обрадовался и вместе с Великим Мудрецом пошел во дворец, где жила царица.

Царица, сияя от удовольствия, встретила повелителя демонов и, взяв его под руку, хотела провести во внутренние покои. Но тот, пятясь назад, отвечал запинаясь:

– Повелительница моя, не смею! Никак не осмелюсь быть удостоенным твоей любви. Боюсь, что рукам опять будет больно, а потому не дерзаю приблизиться к тебе.

– О великий князь! – молвила царица. – Прошу тебя, сядь! Мне надо поговорить с тобой!

– Говори все, что пожелаешь, – отвечал повелитель демонов.

Тогда царица обратилась к нему с такими словами:

– Я удостоилась твоей любви, которую стыжусь принять вот уже три года. За это время мы с тобой еще ни разу не спали на одной подушке и не покрывались одним одеялом. Но, видно, еще в прошлом нашем перерождении было нам суждено жить вместе – стать мужем и женой. Не знаю, почему, великий князь, ты сторонишься меня и не хочешь выполнить свой супружеский долг. Вспомнилось мне, что, когда я была царицей в Пурпурном царстве, все драгоценности, которые подносили в дань вассальные княжества, царь передавал мне на хранение. А здесь у тебя нет никаких драгоценностей. Твои приближенные носят шкуры животных и едят сырое мясо. Ни разу я не видела здесь ни шелка, ни парчи, ни золота, ни жемчуга! Одни только меха да кожи. Я слышала, что у тебя есть три бубенца. Они, наверно, и являются твоей главной драгоценностью, иначе ты не держал бы их постоянно при себе. Отдай их мне на хранение, а когда понадобятся – возьмешь. Ведь так принято у супругов, в этом залог взаимной любви и доверия.

– О повелительница! – молвил в ответ оборотень. – Слова твои справедливы! Сейчас я отдам тебе мою драгоценность, мои бубенцы.

С этими словами он расстегнул одежду, отвязал бубенцы от нательного пояса, завязал их в лоскуток шкуры барса и отдал царице. Она положила узелок на маленький столик, велела служанкам подать вино и закуски и стала угощать князя.

А Сунь Укун тем временем приблизился к столику, тихонько взял узелок, выскользнул за дверь и пошел в живодерню. Но когда он стал рассматривать бубенцы, они вдруг все разом звякнули, и тотчас же с шумом и грохотом наружу вырвались огонь, дым и желтый песок. Сунь Укун не знал, как остановить действие бубенцов, и все вокруг было охвачено пламенем.

Повелитель демонов сразу понял, что это Юлай Юцюй утащил талисман, и велел схватить его.

Стоявшие у ворот оборотни-воеводы, тигры, медведи, барсы, леопарды, выдры, волки, водяные козлы, зайцы, змеи, удавы, гориллы – разом кинулись на Сунь Укуна.

Тут Сунь Укун выронил золотые бубенцы и принял свой настоящий облик. Выхватив посох с золотыми обручами, он стал прокладывать себе путь к бегству, но оборотни со всех сторон обступили его, и он никак не мог вырваться из круга.

Тогда Сунь Укун встряхнулся, превратился в муху и примостился на каменной стене, где не было огня.

– О господин! – доложили оборотни своему повелителю. – Разбойник скрылся!

– Тщательнее ищите! – приказал повелитель демонов.

Но сколько оборотни ни рыскали в поисках Великого Мудреца, не могли даже напасть на его след.

Если хотите узнать, как удалось Сунь Укуну вырваться из пещеры дьявола, обратитесь к следующей главе.




Глава семьдесят первая,


которая расскажет вам о том, как Сунь Укун покорил чудище хоу и как богиня Гуаньинь усмирила повелителя демонов

		В пустоте зарождается форма —



		 издревле известно всем;



		Постигнуть ученье о форме



		 способен любой человек.



		Следует лень отринуть,



		 добродетель растить в душе,



		Денно и нощно трудиться,



		 страданья и муки терпеть.



		Тогда снизойдет просветленье —



		 к Небу приблизишься ты,



		Вовеки пребудешь юным,



		 бессмертие обретешь.








Итак, повелитель демонов велел разыскать Сунь Укуна, но уже близились сумерки, а найти Великого Мудреца так и не удалось. Между тем вы уже знаете, что он превратился в муху и сел на стену. Посидел немного и полетел в задний дворец. Там он увидел Золотую царицу, которая горько плакала, примостился у нее на краешке уха и тоненьким голоском пропищал:

– Царица! Не бойся! Это я, Сунь Укун. Я выкрал у дьявола золотые бубенцы, стал их рассматривать, а они как звякнут. Тут же в воздух поднялся столб пламени, дыма и песка. С перепугу я выронил бубенцы, схватил свой посох и сразился с дьяволом, но одолеть его не мог. Пришлось мне превратиться в муху и сесть на стену. Там я и просидел до этой поры. Дьявол хватился меня, велел разыскать и приказал закрыть наглухо все ворота, чтобы я не мог выбраться отсюда. Ты бы еще раз его позвала, пусть придет к тебе ночевать, как полагается мужу, а я приму облик одной из твоих служанок и буду прислуживать вам. Так мне легче будет действовать.

Царица все сделала, как велел Сунь Укун, позвала служанку Чунь Цзяо и обратилась к ней с такими словами:

– Ступай скажи, чтобы зажгли шелковые фонари. Пусть воскурят камфару и мускус, а потом проведут меня в переднюю залу и пригласят великого князя. Я хочу провести с ним ночь.

Чунь Цзяо выполнила приказ своей госпожи, а Сунь Укун тем временем подлетел к ней, выдернул у себя шерстинку, дунул на нее, и шерстинка превратилась в букашку. Букашка залезла в нос к девушке, и девушка мигом уснула, потому что букашка эта была снотворная. Тут Сунь Укун встряхнулся, произнес заклинание, принял вид Чунь Цзяо и присоединился к остальным служанкам. Тем временем Золотая царица отправилась к повелителю демонов и пригласила его в свои покои.

Не чуя под собой ног от радости, повелитель демонов последовал за царицей и рассказал ей о том, как пробрался в пещеру к ним Сунь Укун и что натворил. Царица стала утешать дьявола, велела служанкам накрыть на стол и подать вина.

Сунь Укун, принявший облик Чунь Цзяо, вместе с другими стал накрывать на стол, подавал плоды, нарезал ровными ломтиками сырое мясо, расставлял стулья.

Но вот царица высоко подняла свою чарку. Вслед за ней поднял свою чарку и повелитель демонов, а Сунь Укун взял в руки кувшин с вином и сказал:

– Великий князь и царица-повелительница! Сегодня ночью вы оба впервые обменялись чарками. Прошу пить до дна во имя вашего супружеского счастья!

Вскоре послышались звуки песни, полилась благозвучная мелодия, зазвенели чистые голоса. Одни служанки пели, другие танцевали.

Повелитель демонов с Золотой царицей пили чарку за чаркой, наконец царица велела прекратить песни и танцы, прислужницы и служанки ушли за ширмы, осталась одна только Чунь Цзяо, которая то и дело подливала вино из кувшина. Царица между тем своими речами и жестами так распалила царя дьяволов, что у него, как говорится, кости размякли. Но не суждено ему было слиться с красавицей. Здесь очень к месту пословица: «Впустую радуется кот, не знает он, что мочевой пузырь грызет!»

Они поговорили, посмеялись еще немного, а потом царица спросила:

– Где же ты теперь будешь хранить свой талисман?

– У нательного пояса, – отвечал повелитель демонов.

Услышав это, Сунь Укун выдернул у себя клок шерсти, положил его в рот, мелко разжевал, приблизился к повелителю демонов, дунул легонько раза три и тихонько произнес заклинание. Тотчас же шерстинки превратились в насекомых: вшей, блох, клопов, которые накинулись на повелителя демонов, забрались под одежды и принялись кусать. Дьявол полез руками за пазуху и, скребясь то в одном, то в другом месте, поймал нескольких насекомых и стал их разглядывать.

– Великий князь! – вскричала царица. – Должно быть, твое исподнее белье давно не стирали, вот и завелась всякая мерзость. Сними с себя одежды, я выловлю насекомых.

Пока повелитель демонов раздевался, Сунь Укун не сводил с него глаз. Наконец дьявол разделся донага, и показались бубенцы. На них вшей было больше всего, они кишмя кишели.

– Великий князь! – сказал тут Сунь Укун. – Дай мне твои бубенцы, я очищу их.

Не подозревая, что перед ним Великий Мудрец в образе служанки, дьявол снял бубенцы и отдал их Сунь Укуну. А тот вырвал у себя еще клок шерсти, превратил его в точное подобие трех бубенцов, какие носил при себе царь дьяволов, и стал вертеть их во все стороны, а настоящие бубенцы спрятал. Затем он произнес заклинание, вши исчезли, и Сунь Укун отдал поддельные бубенцы дьяволу. Тот взял бубенцы и передал их царице со словами:

– Возьми их и храни, только смотри, чтобы они опять не исчезли.

Царица приняла бубенцы, спрятала их в сундук, а сундук заперла на золотой замок.

Но вернемся теперь к Сунь Укуну. Завладев талисманом, он с помощью волшебства снял замки и засов, и ворота распахнулись. Тут Сунь Укун стал кричать:

– Эй, ты! Сай Тайсуй! Отдай мне Золотую царицу!

Он бушевал всю ночь до самого рассвета и переполошил всех обитателей пещеры. Те побежали к своему повелителю и сказали:

– Там у ворот кто-то кричит и ругается, требует, чтобы ты отдал Золотую царицу.

– Вы пока не впускайте его, спросите, кто он такой, как его имя и фамилия, и доложите мне, – отвечал повелитель демонов.

Оборотни побежали к воротам и спросили:

– Ты кто такой? Как твое имя?

– Я – вайгун. Родственник правителя Пурпурного царства. Явился сюда, чтобы взять Золотую царицу и увезти домой.

Оборотни выслушали Сунь Укуна, побежали к своему повелителю и передали ему все слово в слово.

Тогда повелитель демонов пошел в свою живодерню, нарядился, взял многоцветную секиру с узорами и вышел навстречу Сунь Укуну.

– Кто здесь вайгун из Пурпурного царства? – заорал он. – Что-то, смотрю я, уж очень ты на мартышку похож!

– Ах ты, негодяй! – крикнул в ответ Сунь Укун. – Не видишь, кто перед тобой? Пятьсот лет назад, когда я учинил буйство в небесных чертогах, все небесные полководцы величали меня достопочтенным, а ты, мерзавец, забыл всякие приличия и зовешь меня просто вайгуном. Ну, погоди, сейчас я тебя проучу!

Сунь Укун взмахнул своим посохом, но дьявол увернулся от удара и кинулся на Сунь Укуна со своей многоцветной секирой.

Они долго бились, и Сунь Укун стал одолевать повелителя демонов.

Видя, что дело плохо, тот крикнул:

– Сунь Укун! Обожди! Я с утра ничего не ел. Пойду подкреплюсь немного, а потом продолжим бой.

Сунь Укун сразу же смекнул, что царь дьяволов хочет взять волшебные бубенцы, и ответил:

– Хороший охотник не гонится за заморенным зайцем! Ступай, наешься до отвала, – легче будет помирать!

Повелитель демонов стремительно повернулся, влетел в пещеру и прибежал к царице.

– Скорей достань мой талисман! – запыхавшись, сказал он и поведал царице о том, как вызвал его на бой Сунь Укун, как назвался родственником и сказал, что пришел за Золотой царицей.

Царице ничего не оставалось, как открыть сундук, достать бубенцы и отдать их повелителю демонов.

Тот взял свой талисман, вышел из ворот и закричал:

– Эй, Сунь Укун! Не убегай! Погляди, как я сейчас тряхну бубенцами!

Сунь Укун рассмеялся и крикнул в ответ:

– У меня тоже есть бубенцы!

– Какие же у тебя бубенцы? – спросил повелитель демонов. – Ну-ка, покажи!

И Сунь Укун показал Сай Тайсую волшебные бубенцы.

«Вот чудеса! – подумал про себя повелитель демонов. – Точь-в-точь как мои».

– А теперь давай посмотрим, чьи бубенцы сильнее, – сказал Сунь Укун. – Ну-ка, тряхни своими!

Повелитель демонов три раза кряду тряхнул первым бубенцом, но огонь не показался, тогда он тряхнул три раза вторым бубенцом – дым не повалил; тряхнул третьим – опять ничего не вышло. Дьявол не на шутку перепугался, а Сунь Укун сказал:

– Твои бубенцы никуда не годятся. Погляди лучше, как я тряхну своими!

И Великий Мудрец тряхнул сразу всеми тремя бубенцами. Тут с шумом и грохотом вырвалось из бубенцов красное пламя, черный дым и желтый песок. Все вокруг запылало. Тогда Сунь Укун прочел заклинание и, обернувшись лицом к северо-востоку, призвал ветер.

Налетел ураган, раздувая пламя. Густые облака черного дыма поднялись к небу, заслонив солнце. Вся земля покрылась желтым песком.

В это время с неба кто-то позвал Великого Мудреца.

Сунь Укун быстро поднял голову и увидел богиню Гуаньинь. Она смачивала водой ивовую ветвь, которую держала в руке. Сунь Укун поспешно спрятал бубенцы за пояс, опустился на колени и, сложив вместе ладони, стал отбивать поклоны.

Тем временем богиня загасила огонь, дым улегся, а песок бесследно исчез.

– О богиня! – вскричал Сунь Укун, отбивая поклоны. – Не знал я, что ты проявишь великую милость и явишься на Землю. Прости, что вовремя не заметил тебя и не встретил подобающим образом. Осмелюсь спросить, куда путь держишь?

– Я прибыла сюда, – отвечала богиня, – чтобы привести в покорность злого оборотня, золотистого хоу, на котором я езжу. Пастух, который его пас, уснул, а эта тварь перегрызла железную цепь и удрала. Зато она спасла от беды правителя Пурпурного царства. Дело в том, что еще во времена, когда был жив прежний царь Пурпурного царства, нынешний правитель, тогда еще наследник, пребывая в Восточном дворце, пристрастился к стрельбе и охоте. Как-то раз поехал он на охоту с большой свитой, спустил соколов и борзых собак и прибыл к склону горы Приют Фениксов. Там, как на грех, отдыхали два молодых павлина – дети царя павлинов. Наследник подстрелил самца, а самка улетела со стрелой на запад. Их мать-богиня долго сокрушалась, а потом решила наказать наследника и разлучить его на три года с его любимой царицей. В ту пору я как раз проезжала верхом на своем хоу и собственными ушами слышала это повеление богини. Хоу тоже это слышал. Он похитил царицу и избавил царя от беды. С тех пор прошло три года, и срок наказания кончился. В это время появился здесь ты и исцелил царя. А сейчас я пришла за своим оборотнем.

И богиня строго обратилась к дьяволу:

– Негодная тварь! Ты почему не принимаешь свой первоначальный облик? Чего ждешь?

Тут оборотень повалился на землю, покатался в пыли, принял свой первоначальный облик и отряхнулся, а богиня села на него верхом и вдруг заметила, что на шее у него нет трех золотых бубенцов.

– Сунь Укун! Отдай бубенцы! – приказала она.

– Какие бубенцы? – прикинувшись удивленным, спросил Сунь Укун. – Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Ну, в таком случае я сейчас прочту заклинание «сжатие обруча», – промолвила богиня.

– О нет! Только не читай! Только не читай! – взмолился Сунь Укун. – Вот они, бубенцы!

Богиня взяла бубенцы, привязала к шее золотистого хоу, уселась поудобнее и отправилась в свою обитель на Южном море.

А Великий Мудрец привел в порядок свою одежду и, размахивая железным посохом, ринулся в пещеру Чудесного оленя-единорога, где истребил всех до единого оборотней, больших и малых. Затем из травы он сделал дракона и сказал:

– Ну, царица, садись, зажмурь глаза и ничего не бойся. Я мигом доставлю тебя к твоему царю-повелителю.

Царица все сделала, как велел Сунь Укун, и через полчаса они уже были в Пурпурном царстве.

Исполненная радости, царица вместе с Сунь Укуном направилась в тронную залу. Царь, увидев ее, стремительно спустился со своего трона и, подбежав к своей любимой, схватил ее за руки. Он хотел поведать о своей тоске за время разлуки, но вдруг повалился на пол с воплями:

– Ой, рукам больно! Рукам больно!

– У царицы на теле выросли острые шипы, – пояснил Сунь Укун. – Они пропитаны ядом, поражающим мужское начало. Потому повелитель демонов и не мог слиться с ней ни разу за все три года, пока держал ее взаперти.

– Что же теперь делать? Как быть? – наперебой говорили придворные.

Прислужницы и служанки трепетали от страха, две другие царицы – Яшмовая и Серебряная подхватили царя под руки и поставили на ноги.

И вот в тот самый момент, когда всех охватило чувство растерянности и беспокойства, вдруг в воздухе послышался голос:

– Великий Мудрец! Я явился!

Сунь Укун поднял голову и увидел небожителя Чжан Бодуаня.

Чжан Бодуань спустился прямо в тронную залу, поклонился всем и сказал:

– Три года назад я отправился послушать проповедь Будды, и мне пришлось следовать через эту страну, как раз когда царь Пурпурного царства был разлучен со своей царицей. Опасаясь, как бы оборотень не осквернил ее, я превратил колючее одеяние из кокосового волокна в волшебный свадебный наряд редкой красоты и велел оборотню отдать этот наряд царице. Как только царица надела его, на теле у нее выросли ядовитые колючки. И вот сейчас я явился сюда, чтобы снять чары с царицы.

Сказав так, праведник вышел вперед, махнул рукой, и одежда из кокосового волокна сразу же спала с царицы, а тело стало таким, как прежде.

После этого праведник распрощался со всеми, взлетел на небо и исчез из виду.

Правитель устроил пир в честь монахов, и на пиру Сунь Укун рассказал все по порядку о том, как удалось ему одолеть злого оборотня.

Сразу же после пира паломники стали собираться в путь. Правитель никак не мог их уговорить хоть ненадолго остаться. Тогда он обменял им подорожную и приказал подать большой царский выезд. Сам он, все царицы и их служители впряглись в колесницу, и колесница тронулась. Спустя немного царь распрощался с монахами, и они двинулись дальше.

Какие еще злоключения ждали паломников в их пути, об этом вы узнаете из следующих глав.




Глава семьдесят вторая,


которая повествует о том, как семь красавиц из пещеры Свитых шнуров пытались соблазнить Танского монаха и как бесцеремонно вел себя Чжу Бацзе в водах источника Омовения от грязи


Итак, паломники продолжали свой путь на Запад. Они проходили по живописным местам, любовались красотами природы и вот однажды увидели монашеский скит, а за ним несколько домов, крытых соломой. На сей раз Сюаньцзан не стал посылать за подаянием учеников, а взял чашу и отправился сам.

Подойдя к одному из домов, он увидел через открытые окна четырех девиц. Не смея войти, Танский монах остановился как вкопанный, затем быстро шмыгнул в чащу деревьев и стал рассматривать девиц. Он простоял добрых полчаса, после чего направился к мосту и, пройдя несколько шагов, увидел разукрашенную деревянную беседку, а возле беседки – трех девиц, которые играли в мяч.

– О милостивые девы! – обратился к ним Сюаньцзан. – Я, бедный монах, оказался здесь по воле судьбы и прошу подать мне хоть сколько-нибудь еды на пропитание.

Девицы, услышав его просьбу, очень обрадовались, перестали играть в мяч и веселой гурьбой, смеясь и забавляясь, побежали навстречу монаху.

– Почтенный наставник! – сказали они. – Прости, что не заметили тебя и не встретили как подобает! Заходи! Мы не отпустим тебя, пока не накормим.

Танский монах обрадовался и пошел вслед за девицами.

Одна из них прошла вперед, распахнула настежь каменные ворота и предложила Танскому монаху войти. Он вошел и стал разглядывать помещение. Здесь все было сделано из камня – и столы, и скамейки. Отовсюду веяло холодом, словно в подземелье. На душе у Танского монаха вдруг стало тревожно. Девицы между тем продолжали весело щебетать и смеяться. Они усадили Танского монаха и стали наперебой задавать ему вопросы: откуда он, на что собирает подаяния, куда направляется.

Танский монах ответил, что идет на Запад за священными книгами, а сейчас проголодался, потому и пришел к ним просить подаяние.

Вскоре девицы принесли еду, и Танский монах сразу почувствовал запах мяса. Он не осмелился взять в рот ни кусочка и, встав из-за стола, молитвенно сложил ладони.

– О добрые девы! – произнес он. – Вы уж простите меня, бедного монаха, но я могу есть только постную пищу.

– Раз собираешь подаяние, – сказала тут одна из девиц, – нечего привередничать: ешь что дают.

– Да я не привередничаю, – отвечал Танский монах, – но мяса есть не могу, чтобы не нарушить обета. Прошу вас, милостивые девы, отпустите меня, и я пойду своей дорогой!

С этими словами Танский монах хотел было направиться к выходу, но девицы со всех сторон обступили его и не выпускали.

Их было семь. Все они отлично знали приемы фехтования и борьбы. Они схватили Танского монаха, оттащили от входа, повалили наземь, крепко связали и подвесили к потолку.

Танский монах терпел ужасные муки и, глотая слезы, думал о своих учениках, мысленно призывая их на помощь. Между тем девицы стали разоблачаться, и Сюаньцзан еще больше встревожился, думая: «Это они хотят испытать меня». Однако девицы разделись только до пояса и стали являть свое волшебство: каждая выпустила из пупка шелковый шнур толщиной с утиное яйцо. Послышался шум, грохот, все засверкало, заблестело, словно яшма посыпалась или серебро, и вскоре вся дверь оказалась затянутой этими шнурами.

А теперь вернемся к Сунь Укуну, Чжу Бацзе и Шасэну. Они ждали наставника у обочины дороги, как вдруг Сунь Укун, который залез на дерево, оглянулся и увидел яркое сияние. Он поспешно слез с дерева и стал кричать:

– Беда! Беда! С нашим наставником что-то стряслось. Ему грозит опасность! Видите яркое сияние в скиту? Наставник попал к оборотням!

– Нечего мешкать, надо идти скорей выручать его! – произнес Чжу Бацзе.

– Вы ждите меня здесь, – сказал Сунь Укун, – а я живо слетаю туда, посмотрю, что случилось.

С этими словами Великий Мудрец потуже затянул пояс, взял свой посох с золотыми обручами и, широко шагая, направился к скиту. Там он увидел, что все вокруг плотно затянуто шелковыми шнурами.

Сунь Укун щелкнул пальцами, прочел заклинание и вызвал местного духа, который обитал в храме и от заклинания стал кружиться, словно жернов крупорушки.

– Ты что, старик? – спросила жена. – Чего кружишься на одном месте? Очумел, что ли? Как будто у тебя припадок падучей.

– Ничего ты не знаешь! – сердито отвечал дух. – Есть такой Мудрец, равный Небу. Он пожаловал сюда, а я не вышел его встречать как положено. Вот он и вызывает меня к себе.

– Так иди скорей, представься ему, – посоветовала жена, – и дело с концом.

– Да знаешь ли ты, какой у него посох тяжелый? – чуть не плача, ответил старик. – Как начнет им дубасить, ни на что не посмотрит.

Но ничего не поделаешь. Пришлось духу явиться на зов.

– Как называется это место? – спросил Сунь Укун.

– Это место называется гора Свитых шнуров, – отвечал дух. – В горе есть пещера, она тоже зовется пещерой Свитых шнуров. В пещере обитают семь девиц-оборотней. Примерно на расстоянии трех ли отсюда, к югу, есть источник Омовения от грязи с очень теплой водой. Прежде он принадлежал семи девам-небожительницам, но потом им завладели эти оборотни, и девы уступили, даже не стали с ними бороться. Видно, у оборотней есть волшебные чары, настолько сильные, что девы-небожительницы не решились тягаться с ними. И теперь девы-оборотни три раза в день купаются в этом источнике. Сейчас уже прошла четвертая стража, а в следующую, пятую, они непременно появятся и начнут шуметь.

Выслушав духа, Сунь Укун велел ему возвращаться к себе, а сам превратился в мушку, уселся на придорожной травинке и стал ждать оборотней. Вскоре послышался шелест, все шелковые шнуры исчезли, и скит принял свой прежний вид. В следующий миг ворота распахнулись, и появились семь девиц. Они шли в ряд, взявшись за руки, миновали мост и скрылись из виду.

Сунь Укун долго рассматривал красавиц, а потом, усмехнувшись, подумал: «Недаром наставник сам пошел за подаянием. Но если все эти девицы захотят по очереди развлечься с ним, он не выдержит и умрет. Надо послушать, о чем они разговор ведут». Подумав так, Великий Мудрец подлетел к одной из девиц, уселся ей на голову и стал слушать.

А девицы, как только перешли мост, подбежали к той, что шла впереди, и затараторили:

– Сестрица! Искупаемся, а после сварим этого дебелого монаха на пару́ и съедим.

Вскоре они подошли к купальне, отгороженной красивой стеной с небольшими воротами. Воздух здесь был напоен ароматом цветов, образовавших пышный ковер.

Одна из девиц подбежала к воротам, распахнула их, и показался бассейн. Вода в нем была теплая и такая прозрачная, что все дно виднелось как на ладони. Девицы разом скинули с себя одежды и все вместе вошли в воду. А Сунь Укун пристроился на вешалке и стал смотреть, что будет дальше.

Девицы начали барахтаться, брызгаться и забавляться, поднимая волны.

«Убивать я их не буду, – решил Сунь Укун. – Не к лицу прославленному герою лезть в драку с бабами. А вот проучить их не мешает, чтобы не творили зла».

Тут Сунь Укун прочел заклинание, встряхнулся и превратился в старого коршуна.
		Перья белы, как иней иль снег,



		Глаза его – ярче звезды.



		Крепкие когти, как меч, остры,



		Видом ужасно свиреп.



		Мощными лапами он без труда



		 добывает себе еду,



		В страхе, едва завидят его,



		 лисы-оборотни бегут.



		Без устали он в просторах небес



		 мечется вверх и вниз.



		Узрит добычу – и камнем к земле



		 устремляется, тучи пронзив.








Он взмахнул могучими крыльями, выпустил свои острые когти, быстро сорвал с вешалок все семь одежд и был таков. Перелетев через вершину хребта, он принял свой первоначальный вид и направился к Чжу Бацзе и Шасэну.

– Не иначе как старший брат отдал наставника в закладную лавку, – сказал Чжу Бацзе. – Видишь, сколько тряпья притащил?

Тут Сунь Укун рассказал братьям о том, что наставника схватили семь девиц-оборотней, что девицы сейчас купаются в волшебном источнике, а он, Сунь Укун, превратился в коршуна и утащил их одежду.

– Так вот, – сказал Великий Мудрец, – пока они сидят в воде и раздумывают, что им делать без одежды, надо пойти в пещеру и освободить наставника.

– Почему же ты их не прикончил? – спросил Чжу Бацзе. – Ведь на обратном пути, когда мы будем возвращаться с Запада, они непременно нам отомстят.

– Если хочешь, иди убивай их, – ответил Сунь Укун. – А я не буду.

Чжу Бацзе приосанился, радостный и довольный взял вилы и побежал прямо к источнику.

Там он увидел семь девиц, которые, съежившись, сидели в воде, извергая потоки брани на коршуна, похитившего их одежды.

Глядя на них, Чжу Бацзе не мог удержаться от смеха и обратился к ним с такими словами:

– О милостивые девы! Как хорошо здесь купаться! Не возьмете ли и меня, монаха, в свою компанию?

Увидев Чжу Бацзе, девицы обозлились и стали кричать:

– До чего же нахальный монах! Отрешился от мира, а хочет вместе с нами купаться!

– Уж очень жарко сегодня, – отвечал Чжу Бацзе, – так что придется нам с вами поладить.

И, не вступая в дальнейшие пререкания, Чжу Бацзе бросил вилы, разделся догола и бултыхнулся в воду. Девицы хотели его избить, да не тут-то было. Он сразу превратился в оборотня-сома, и изловить его не было никакой возможности. Он ускользал от них и все норовил пролезть повыше меж ног. Гоняясь за ним, девицы совсем выбились из сил.

Наконец Чжу Бацзе выскочил из воды, принял свой первоначальный облик, оделся, взял вилы и заорал:

– Ну-ка, взгляните на меня!

Девицы глянули и обомлели от страха.

– Кто ты? Откуда явился? Как прозываешься? – наперебой спрашивали они.

– Ах вы, мерзкие твари! – заорал в ответ Чжу Бацзе. – Я ученик Танского монаха, который идет из восточных земель на Запад за священными книгами. А вы схватили его, подвесили к потолку и собираетесь съесть! Сейчас я хвачу вас своими вилами, чтобы корня поганого не осталось!

Как ни молили девицы о пощаде, все было тщетно.

Чжу Бацзе взмахнул своими вилами и ринулся на девиц. А те, обезумев от страха, забыли про стыд и, выскочив из воды, бросились бежать, прикрываясь руками. Прибежав в беседку, они остановились и пустили в ход свое волшебство: у них из пупа с шумом повалили шелковые шнуры, которые вскоре образовали покров, сокрывший небо, и Чжу Бацзе оказался под этим покровом. Не видя ни неба, ни солнца, он попытался было освободиться, но, сделав шаг, тут же упал и разбил нос.

Он метался из стороны в сторону, пока вконец не измучился, и теперь уже не мог шевельнуться, лишь тихонько стонал.

А девицы-оборотни побежали к себе в пещеру, на мосту остановились, произнесли заклинание, и шнуры как появились, так и исчезли.

Девицы вбежали в пещеру, как были голые, смеясь, пробежали мимо Танского монаха, нашли какие-то старые платья, надели их и стали звать своих сыновей, разных букашек. Сыновья были не родные – приемные. Когда-то они попали к девицам в плен, и те хотели их съесть, но потом пожалели их, и с тех пор букашки почитали девиц, как родных матерей, собирали для них цветочный нектар и целебные травы.

Услышав, что девицы зовут их, букашки мигом прибежали.

– Вот что, детки! – сказали тут девицы. – Сегодня утром мы по неведению обидели одного монаха, прибывшего из Танского государства, и за это нам только что так досталось от его ученика, такого мы стыда натерпелись – едва жизни не лишились. Поспешите, детки, за ворота и отгоните его подальше. Если это вам удастся, отправляйтесь к своему дяде, там мы встретимся и отблагодарим вас.

Мы не будем рассказывать о том, как девицы-оборотни направились к своему брату наставнику и подбили его на недоброе дело, а последуем за букашками. Все они, получив повеление, сразу же приняли воинственный вид и отправились на поиски врага.

Между тем Чжу Бацзе, увидев, что шнуры вдруг куда-то исчезли, с трудом поднялся и, превозмогая боль, поплелся к своим.

– Что с тобой стряслось? – спросил Сунь Укун.

Чжу Бацзе рассказал, как опутали его девицы своими шнурами и с каким трудом он освободился.

– Ты разозлил оборотней, – сказал тут Шасэн, – и теперь в отместку они непременно погубят учителя. Надо быстрее его выручать.

Сунь Укун быстро пошел вперед, за ним последовал Чжу Бацзе, ведя коня. Однако у моста им преградили дорогу семь оборотней-букашек, семь сыновей красавиц-девиц.

Чжу Бацзе стал колотить их своими вилами, но оборотни взлетели в воздух и стали размножаться, из одного получилось десять, из десяти – сто, из ста – тысяча, а из тысячи – десятки тысяч.

Чжу Бацзе не успевал давить их и пришел в смятение.

Тогда Сунь Укун выдернул у себя клок шерсти, разжевал его, выплюнул и произнес заклинание. Шерстинки тотчас же превратились в семь разных орлов и коршунов.

А как известно, орлы любят лакомиться насекомыми, причем делают это весьма умело: как только раскроют клюв, так сразу же проглотят любую мошку, а уж если начнут крыльями бить и хватать когтями, то бедным букашкам никакого спасения нет.

И в самом деле, в один миг птицы набросились на букашек и уничтожили их всех до единой.

Только теперь монахи смогли беспрепятственно перейти через мост и проникнуть в пещеру. Там они увидели подвешенного к потолку наставника, который горько плакал.

– Ты, наставник, пострадал по собственной вине, – сказал Чжу Бацзе. – А знаешь, каково мне пришлось? Сколько раз я падал и разбивался? И все из-за тебя!

– Живей отвязывай наставника, – прервал его Шасэн, – после расскажешь.

Сунь Укун быстро освободил Танского монаха от веревок и спросил:

– Куда же девались оборотни?

– Я видел, как все семеро, совершенно голые, пробежали в дальнее помещение и стали звать своих детей, – ответил монах.

– Братья! За мной! – крикнул Сунь Укун.

Все трое с оружием в руках направились на задний двор и обыскали его вдоль и поперек, но никого не нашли. Тогда они пошли в рощу плодовых деревьев, где росли персики и сливы, но и там никого не было.

Досадуя, монахи вернулись к своему наставнику и предложили ему сесть верхом на коня.

– Вы отправляйтесь в путь, а я одним ударом разнесу все логово, – сказал Чжу Бацзе, – чтобы оборотням, когда они вернутся, некуда было деваться.

– Зачем зря тратить силы? – произнес Сунь Укун. – Лучше поджечь.

Чжу Бацзе набрал целую охапку сухих сосновых веток, сломанного бамбука, засохших ив и лиан, высек огонь, и все логово сгорело дотла.

Теперь только наставник и его ученики окончательно успокоились и отправились в путь.

Если же вы хотите знать, что случилось в дальнейшем с семью девицами-оборотнями, прочитайте следующую главу.




Глава семьдесят третья,


в которой говорится о том, как из-за старой вражды случилась беда, и о том, как посчастливилось Владыке души рассеять лучи, исходившие из глаз злого дьявола


Итак, паломники двинулись дальше на Запад. И вот однажды, задолго до полудня, они вдруг приметили впереди высокие строения и величественные дворцы.

Танский монах подстегнул коня, и вскоре путники приблизились к въездным воротам, под которыми была каменная плита с надписью: «Храм Желтых цветов».

– Раз Желтых цветов, – сказал Чжу Бацзе, – значит монастырь это даосский. Давайте зайдем, может, подкрепимся немного. Даосы хоть и носят другое одеяние и шапку, но в постижении различных добродетелей ничем не отличаются от нас, буддистов.

Танский монах согласился, и все вчетвером они вошли в монастырь. У вторых ворот они увидели еще одну надпись:
		«Где белый снег и желтый росток —



		 святых бессмертных обитель.



		Средь цветов драгоценных и яшмовых трав



		 живет даос-небожитель».








Сунь Укун, смеясь, сказал:

– Да, здесь в самом деле живут даосские монахи, которые жгут пырей, варят зелье, возятся с тиглями и таскают с собой склянки.

– Будь осторожен в словах, – строго произнес Сюаньцзан.

Так разговаривая между собой, они подошли к главному храму. Вход в него оказался закрытым. У восточного придела под портиком сидел даос и лепил пилюли.

Танский монах приветствовал даоса, тот растерялся вначале, но потом поправил головной убор, привел в порядок одежду, спустился со ступеней и, отвечая на приветствие, промолвил:

– Почтенный наставник! Прости, что не вышел встретить тебя. Заходи, пожалуйста, в обитель отдохнуть.

Танский монах обрадовался любезному приему и направился в храм. Еще с порога он увидел изображение даосской троицы, перед которой стоял жертвенный столик с курильницей. Взяв курительную свечу, Танский монах поставил ее в курильницу и трижды совершил поклон по всем правилам, после чего стал раскланиваться с даосом. Вслед за тем он направился к местам, предназначенным для гостей, и уселся со своими учениками. Даос велел служкам принести чай. Два отрока принесли чайный поднос, быстро вымыли посуду и ложки, вытерли их досуха и занялись приготовлением закуски. Их суетливость встревожила тех, которые считали себя опозоренными и обиженными.

Дело в том, что семь девиц, обитавших в пещере Свитых шнуров, окончили ту же даосскую школу, что и этот инок-даос, который сейчас принимал Танского монаха. Как вам уже известно, девы облачились в старые одежды и убежали. Они примчались прямо сюда, в даосский монастырь, и на заднем дворе стали кроить и шить себе новую одежду. Вдруг внимание их привлекла суета служек, занятых приготовлением чая, и девицы обратились к ним с вопросом:

– Кто пожаловал в гости, что вы так хлопочете?

– Только что в монастырь вошли четыре буддийских монаха, – отвечали служки, – и наш учитель велел подать им чаю.

– А есть ли среди этих монахов белолицый и полный? – спросила одна из дев-оборотней.

– Есть.

– А есть ли еще один, с длинным рылом и большими ушами?

– Есть.

– Ступайте скорей, несите им чай, – сказала дева, – а своему учителю сделайте знак, чтобы он пришел сюда. Мне надо сообщить ему что-то важное.

Отроки принесли пять чашек чая. Даос подобрал одежды и обеими руками стал подносить гостям чай. После чая, когда со стола было убрано, один из отроков сделал знак даосу. Тот сразу поднялся с места и удалился, извинившись перед гостями.

Он прошел в помещение, где его ждали семь дев-оборотней. Девы опустились на колени и обратились к нему с вопросом:

– Дорогой брат наставник! Скажи нам, откуда пожаловали монахи, которых ты сейчас поил чаем?

– Для этого вы меня потревожили и оторвали от гостей? – сердито сказал даос и даже плюнул с досады.

– Да ты не знаешь, какое зло они нам причинили, эти твои гости, – отвечали девы и принялись, перебивая друг друга, рассказывать о том, как схватили они Танского монаха, пришедшего за подаянием, как Сунь Укун утащил их одежды в купальне, как явился туда Чжу Бацзе, залез в воду, где они сидели голые, и вел себя самым непотребным образом.

– Вот мы и пришли к тебе, брат наставник, искать защиты. Надеемся, что ты отомстишь за нас, – сказали напоследок девы.

Выслушав их, даос позеленел от злости и вскричал:

– Так вот, оказывается, какие наглецы эти смиренные буддийские монахи! Будьте покойны! Я с ними расправлюсь!

– Брат наставник! – обрадованно ответили девицы-оборотни. – Мы поможем тебе бить их.

– Зачем же бить? – сказал даос. – Мы по-другому поступим. Идите за мною.

Девицы пошли вслед за даосом, а он достал лестницу, влез на нее и снял с балки маленький кожаный сундучок с медным замочком. Затем он поспешно вытащил из рукава носовой платок из тонкого блестящего шелка, с привязанным в одном из его уголков маленьким ключиком. Этим ключиком он открыл сундук и вынул оттуда пакетик с зельем.

– Сестрицы! – сказал даос, обращаясь к девицам-оборотням. – Это мой самый драгоценный талисман. Простой смертный испустит дух всего от одной его крупицы, ну а праведнику надо чуть больше. Боюсь, что эти буддийские монахи имеют кое-какие заслуги и причисляются к праведникам, потому им надо будет дать по три ли. Живей несите сюда аптекарские весы!

Одна из девиц быстро достала весы и сказала:

– Ты взвесь один фэнь и два ли, а затем раздели на четыре части!

Даос тем временем взял двенадцать красных фиников, надломил их и стал закладывать по одному ли зелья в каждый финик, после чего разложил финики по четырем чайным чашкам. Затем он взял еще два черных финика и положил в другую чайную чашку. Расставив чашки на подносе, даос сказал девицам:

– Вы обождите, пока я пойду разузнаю у монахов, откуда они. Если не из Танского государства, то и говорить не о чем, а если оттуда, то я велю служкам сменить чай на горячий, и вы прикажете им подать эти чашки. Монахи, как только выпьют, сразу же помрут, вот вы и будете отомщены за обиду, которую негодяи-монахи нанесли вам.

Девицы принялись благодарить даоса, а он сменил одежды, со смиренным видом вернулся к гостям, выказывая им всяческое почтение, и предложил снова занять почетные места. Когда все сели, даос обратился к Танскому монаху.

– Дозволь спросить тебя, уважаемый наставник, – промолвил он, – на какой святой горе ты спасаешься от мирских треволнений? По каким делам соизволил прибыть сюда?

– Я бедный монах из восточных земель великого Танского государства, – отвечал Сюаньцзан, – меня послали на Запад в храм Раскатов грома за священными книгами. По пути нам встретился этот монастырь, и мы решили зайти поклониться святым.

У даоса от этих слов заиграла на лице самая радушная улыбка, приятная, как весенний день.

– Прости меня, почтенный наставник мой! – сказал даос – Я не знал, что ты благочестивый последователь отца великой добродетели – самого Будды, а то бы мне следовало выйти как можно раньше, чтобы достойно встретить тебя!

Сказав это, даос обернулся к дверям и громко крикнул:

– Эй! Отроки! Живей подайте свежего чая, погорячее, да быстрее готовьте трапезу.

Когда служки пришли за чаем, девицы-оборотни подозвали их и сказали:

– Здесь уже приготовлен свежий чай. Подайте его!

Служки схватили поднос с пятью чашками и понесли. Даос поспешно обеими руками взял чашку с красными финиками и поднес Танскому монаху. Заметив, что Чжу Бацзе велик ростом, он счел его за старшего ученика, Шасэна – за второго, а Сунь Укуна, который ростом был ниже всех, за младшего, поэтому Великому Мудрецу досталась только четвертая чашка.

Отличаясь необыкновенной зоркостью, тот успел заметить, что на подносе осталась чашка с двумя черными финиками.

– Учитель! – сказал он, обращаясь к даосу. – Давай поменяемся чашками!

Даос улыбнулся и обратился к Танскому монаху.

– Не стану таиться от тебя, – проговорил он, – я, бедный даосский монах, живу в горах очень скудно, и у меня не нашлось фруктов к чаю. Только что на заднем дворе я сам сорвал с деревьев эти плоды, но красных фиников оказалось всего двенадцать, и я разложил их на четыре чашки, чтобы почтить вас, а себе пришлось положить финики другого цвета. Поверьте, я хотел этим выразить свое особое почтение и уважение к вам.

– Еще древние говорили: «Кто у себя дома, тот не беден, беден тот, кто в пути», – произнес Сунь Укун. – Так что нечего прибедняться. Давай лучше поменяемся чашками!

Тут в разговор вмешался Танский монах.

– Сунь Укун! – промолвил он. – Сей почтенный настоятель в самом деле хочет выказать нам свои добрые чувства гостеприимства, так что ешь и пей что дают. Зачем меняться чашками?

Сунь Укуну ничего не оставалось, как замолчать, но пить он не стал, взял чашку левой рукой, правой накрыл ее и принялся наблюдать, что будет дальше.

Жадный до еды Чжу Бацзе сразу вытащил из чашки все три финика и разом проглотил. Наставник и Шасэн тоже съели финики. В следующий миг Чжу Бацзе позеленел, у Шасэна из глаз потекли слезы, а у Танского монаха на губах выступила пена, после чего все трое повалились на пол.

Великий Мудрец сразу смекнул, что финики ядовитые, швырнул чашку в лицо даосу, но тот успел прикрыться рукавом, и чашка со звоном упала на пол, разбившись вдребезги.

– Скотина! – процедил сквозь зубы Сунь Укун. – Смотри, что сделал с моими братьями! Разве мы причинили тебе какой-нибудь вред? За что ты опоил их отравленным чаем?

– А не ты ходил за подаянием в пещеру Свитых шнуров? – заорал в ответ даос. – Не ты купался в источнике Омовения от грязи?

– В этом источнике купались семь девиц-оборотней! – вскричал Сунь Укун. – Теперь мне все ясно! Ты с ними заодно!

С этими словами Сунь Укун вытащил свой посох и ринулся на даоса, а тот выхватил меч и бросился на Великого Мудреца.

Девицы-оборотни прибежали на шум и крикнули:

– Брат наставник! Не трать напрасно силы. Мы сейчас схватим его!

При виде девиц-оборотней Сунь Укун еще больше рассвирепел и стал колотить их посохом, но тут заметил, что девицы расстегнули одежду на животе, произнесли заклинание и из пупка у них повалили шелковые шнуры, которые придавили Сунь Укуна.

С трудом удалось Великому Мудрецу вырваться. Он прочел заклинание, совершил прыжок через голову, пробил плотную сеть из шнуров и умчался. Он остановился высоко в небе и, сдерживая ярость, наблюдал за тем, как блестящие шелковые шнуры, переплетаясь рядами крест-накрест, словно плел их ткацкий челнок, очень быстро окутали весь даосский монастырь со всеми его башнями и строениями, так что и тени от него не осталось.

– Ну и здорово! Вот здорово! – восклицал Сунь Укун, пораженный этим зрелищем. – Хорошо, что я не попался им в лапы! Нет ничего удивительного в том, что бедняга Чжу Бацзе столько раз падал и разбивался! Как же мне справиться с ними? А тут еще наставник и оба моих брата наглотались яду. Видно, эти оборотни действуют заодно. Интересно бы узнать, откуда они взялись. Сейчас вызову к себе местного духа.

Сунь Укун щелкнул пальцами, прочел заклинание, и дух, дрожа от страха, предстал перед ним.

– Скажи мне, откуда взялись эти оборотни? – спросил Великий Мудрец. – Если скажешь, не буду тебя бить.

– Эти оборотни поселились здесь лет десять назад, – ответил дух. – При очередной проверке оказалось, что все они оборотни пауков, а шнуры их не что иное, как паутина.

Услышав это, Сунь Укун очень обрадовался, отпустил духа, а сам направился к монастырю. По дороге он выдернул у себя из хвоста семьдесят шерстинок, дунул на них своим волшебным дыханием, произнес заклинание, и шерстинки сразу же превратились в семьдесят двойников Сунь Укуна, совсем крошечных; затем Сунь Укун дунул на свой посох с золотыми обручами, снова произнес заклинание, и посох сразу же превратился в семьдесят рогатин, каждая с двумя остриями. Сунь Укун раздал двойникам по рогатине, себе тоже взял одну и стал в сторонке. Двойники начали дружно наматывать шнуры на рогатины и вскоре изорвали их в клочья, причем на каждую рогатину намоталось более десяти цзиней; затем из середины они вытащили семь огромных пауков величиною с целую мерку для риса. Пауки отчаянно шевелили своими лапами, вытягивали головы и вопили: «Пощадите! Помилуйте!» Но семьдесят двойников Сунь Укуна крепко прижали к земле семерых пауков и не отпускали.

– Вы их не бейте пока! – крикнул Сунь Укун. – Пусть раньше освободят моего наставника и его учеников!

– Брат! – вскричали тут пауки. – Отпусти Танского монаха! Этим ты спасешь нам жизнь!

– Сестрицы! – ответил даос. – Я уже собрался есть Танского монаха, так что мне теперь не до вас!

При этих словах Сунь Укун так разъярился, что снова превратил рогатину в железный посох и перебил всех до единого пауков. После этого он ринулся на даоса. И между ними разгорелся бой.

Противники схватывались уже раз пятьдесят, и даос почувствовал, что силы у него на исходе. Тогда он сбросил одежду, поднял обе руки, и в том месте, где находятся ребра, у него появилась тысяча глаз, излучающих золотистый блеск.

Блеск ослепил Сунь Укуна. Он споткнулся, упал и разбил себе голову.

– Вот невезенье! – горестно восклицал Сунь Укун. – Даже хваленая моя голова на этот раз подвела! Было время, ее рубили топорами и тесаками, но она оставалась невредимой. А тут от каких-то золотистых лучей пострадала! Чего доброго, не заживет да еще начнет гноиться! А если и заживет, все равно останется след, и она утратит свою былую славу.

Между тем лучи нестерпимо жгли.

«Ни вперед ни назад податься нельзя, – думал Сунь Укун, – налево и направо тоже некуда. И вверх никак не пробьешься – совсем голову проломишь. Пролезу-ка я под землей!»

Тут Сунь Укун прочел заклинание, встряхнулся и превратился в тварь, похожую на ящера и способную прорывать подземные ходы даже через горы. В народе эта тварь зовется Линлилинем. Послушайте, как она выглядит:
		Четыре железных когтя



		Камни и горы крушат.



		Заковано гибкое тело,



		Как в панцирь стальной, в чешую.



		Скалы, хребты рассекает,



		Словно нож, разрезающий лук.



		Сиянье глаз ослепляет —



		Звездный тускнеет блеск.



		Чудовище это в народе



		 прозывается Линлилинем.



		«Пронзающим горы» зовут в его честь



		 сильнейшее снадобье в мире.








И вот, прорыв подземный ход длиною более двадцати ли, Сунь Укун высунул голову на поверхность, выбрался наружу и принял свой настоящий облик. От напряжения у него ныло и болело все тело, он чувствовал себя совсем разбитым, и слезы неудержимым потоком струились из его глаз.

Предаваясь безутешной скорби, Великий Мудрец вдруг услышал, что за склоном горы кто-то громко плачет. Он быстро выпрямился, утер слезы и, оглянувшись, стал всматриваться. Это плакала женщина в глубоком трауре. Всхлипывая, она медленно приближалась к нему. В левой руке она несла плошку с жидкой кашицей, в правой – жертвенные деньги, которые, по обычаю, сжигают на могиле.

Когда женщина подошла совсем близко, Сунь Укун с почтительным поклоном спросил:

– О добрая женщина! Скажи мне, о ком ты плачешь?

Глотая слезы, женщина отвечала:

– Я оплакиваю моего мужа. Он поссорился с настоятелем храма Желтых цветов, и тот в отместку опоил его отравленным чаем.

Тогда Сунь Укун рассказал женщине обо всем, что случилось с его наставником и младшими братьями.

Выслушав Сунь Укуна, женщина в свою очередь поклонилась ему и сказала:

– Ты, видно, не знаешь, кто он такой, этот даос. По-настоящему его зовут Стоглазым демоном или Многоглазым чудищем. Не иначе как ты владеешь великими чарами, раз тебе удалось так долго сражаться с ним и избежать гибели от его золотистых лучей. Но все же не советую тебе приближаться к нему. Лучше обратись к одному очень мудрому человеку – лишь он способен покорить дьявола. Боюсь только, что твоего наставника уже не удастся спасти. За три дня у него от яда все кости размякнут. А тебе на дорогу туда и обратно трех дней не хватит.

– Мне хватит полдня, чтобы преодолеть любое расстояние, – отвечал Сунь Укун.

– Ну, тогда слушай меня внимательно, – сказала женщина. – Отсюда до того места, где живет этот мудрец, целая тысяча ли. Там есть гора, которая называется горой Пурпурных облаков. В этой горе есть пещера Тысячи цветов, в ней живет матушка Пиланьпо. Она одна может покорить даоса-оборотня!

– В какой же стороне находится эта гора? – спросил Сунь Укун.

Женщина указала рукой и сказала:

– Пойдешь прямо на юг, там и будет эта гора.

Сунь Укун посмотрел в указанном направлении, а когда оглянулся, женщины и след простыл.

Тогда он пришел в смятение и, отбивая поклоны, стал приговаривать:

– Не иначе как это была богиня. Как же я не распознал ее!

В это время с неба послышался звонкий голос:

– Великий Мудрец! Это я!

Сунь Укун поднял голову и увидел небожительницу с Чудодейственной горы. Тогда он быстро поднялся в воздух, поблагодарил ее, попрощался и с быстротой ветра помчался к горе Пурпурных облаков.

Прибыв на гору, он отыскал пещеру Тысячи цветов. Вокруг все было тихо и безмолвно, не слышно было ни человеческих голосов, ни лая собак, ни кукареканья петухов. «А что, если матушки Пиланьпо не окажется дома?» – с тревогой подумал Сунь Укун, прошел еще несколько ли и вдруг заметил монахиню. Это и была святая Пиланьпо. Она сразу узнала Сунь Укуна, потому что помнила его еще с того времени, как он учинил буйство в небесных чертогах.

– Я сопровождаю Танского монаха, который идет на Запад за священными книгами, – стал рассказывать Сунь Укун. – По пути нам попался даосский монастырь Желтых цветов, а настоятелем его оказался злой оборотень. Он опоил моего наставника и моих младших братьев отравленным чаем, а когда я вступил с ним в бой, напустил на меня свои золотые лучи, от которых я едва не сгорел. Умоляю тебя! Помоги мне одолеть оборотня!

– Вот уже более трехсот лет прошло с того времени, как я была на празднике Чаши милосердия, и за все это время ни разу нигде не появлялась, – сказала богиня. – Я даже скрыла свое имя. Но раз уж ты нашел меня и удостоил своим посещением, я пойду вслед за тобой и помогу тебе одолеть оборотня. У меня есть вышивальная игла, она и сразит негодяя. Это волшебный талисман, не стальной, не железный, не золотой, а закаленный в луче солнца моим сыном.

– Кто же твой сын? – спросил Сунь Укун.

– Правитель звезды Мао, – отвечала богиня.

Итак, матушка Пиланьпо и Сунь Укун двинулись в путь. Вскоре засверкали золотые лучи и показался монастырь Желтых цветов.

Женщина быстро вытащила из воротника вышивальную иглу, тоненькую, как бровинка, длиною не более пяти или шести фэней, подбросила ее несколько раз на ладони и кинула в воздух. Раздался оглушительный треск, и золотистые лучи исчезли.

После этого Сунь Укун и святая спустились на облаке вниз и направились в монастырь. Там они увидели даоса, он сидел с закрытыми глазами, не в силах ступить и шага.

Сунь Укун хотел убить его своим посохом, но богиня сказала:

– Погоди, Сунь Укун, не трогай его!

Тогда Сунь Укун направился в дальнее помещение и там увидел наставника, Чжу Бацзе и Шасэна. Все трое лежали на земле.

Сунь Укун стал горько плакать и причитать:

– Что же теперь делать? Как быть?

– Не горюй, Великий Мудрец, – подходя к нему, сказала женщина. – У меня есть пилюли, которые спасают от яда. Вот возьми три штуки!

Сунь Укун с низким поклоном принял пилюли, вложил их в рот отравленным, точь-в-точь как ему велела святая, и наставник, Чжу Бацзе и Шасэн ожили.

После этого святая протянула руку, указывая на даоса, и он тотчас повалился на землю, превратившись в огромную стоножку длиною до семи чи. Святая поддела стоножку мизинцем и, поднявшись на благодатное облако, помчалась к своей пещере. А паломники, подкрепившись, собрали свои пожитки и снова двинулись в путь.

О том, что с ними произошло дальше, вы узнаете из последующих глав.




Глава семьдесят четвертая,


из которой вы узнаете о том, что рассказал дух Золотой звезды Тайбо о злых оборотнях, а также о том, как Сунь Укун проявил свое искусство в превращениях


Итак, паломники продолжали свой путь на Запад. Снова наступила осень, во всем были видны ее приметы.
		Дождь прошумел —



		 жара сменилась прохладой,



		На ветках утуна



		 трепещет каждый листочек.



		Кружат светляки



		 над тропинкою в дебрях осоки.



		Поздний сверчок



		 звонче звенит в полнолунье.



		Капли росы



		 блестят на цветах поникших.



		Красной травою



		 поросла песчаная отмель.



		Плакучая ива



		 первой роняет листья,



		И, словно ей вторя,



		 осенняя плачет цикада.








Долго шли путники, и вот неожиданно перед ними выросла высоченная гора. Казалось, ее вершина упирается в самое небо.

– Ты погляди, какая огромная гора впереди! – воскликнул Танский монах. – Есть ли там дорога?

– Не волнуйся, наставник, – отвечал Сунь Укун. – Еще древние говорили: «Нет горы, которую нельзя перейти, нет реки, через которую нельзя переправиться». Поезжай спокойно вперед.

Танский монах подстегнул коня и поехал дальше.

Вдруг впереди на склоне горы появился старец, его взлохмаченные седые волосы и жиденькая бороденка развевались на ветру. На шее у старца висели четки, а в руках он держал посох с рукоятью в виде головы дракона.

– Почтенный наставник! – громко крикнул старец. – Остановись! Дальше ехать нельзя! На этой горе обитает скопище дьяволов-оборотней. Они уже сожрали всех жителей страны Джамбудвипа!

Услышав это, Танский монах так перепугался, что свалился с коня и распростерся в густой траве. Сунь Укун подбежал к нему, поднял с земли и стал успокаивать:

– Не бойся! Я ведь с тобой!

– Ты слышал, что сказал старец вон на том склоне горы? Что злые духи и дьяволы, которые здесь обитают, уже сожрали всех жителей страны Джамбудвипа и дальше ехать нельзя.

– Сейчас я пойду все у него разузнаю, – отвечал Сунь Укун.

– Как бы ты не испугал его своим видом, – промолвил Танский монах.

– А я сейчас приму другой вид, – отвечал Сунь Укун, встряхнулся и сразу же превратился в смиренного благообразного послушника, после чего направился прямо к тому месту, где стоял старец, и, приблизившись, приветствовал его почтительным поклоном.

– Откуда ты пришел, отрок? – ответив на приветствие, спросил старец.

– Мы из восточных земель великого Танского государства, идем на Запад к Будде за священными книгами, – бойко ответил Сунь Укун. – Меня послал к тебе мой наставник разузнать, что за оборотни водятся на этой горе.

– Эти оборотни – сущие дьяволы, – отвечал старец. – Стоит им послать письмо на Чудодейственную гору, как ровно пятьсот архатов явятся сюда встретить врага, а если они отправят послание в небесные чертоги, то духи одиннадцати светил окажут им всяческое уважение. Драконы четырех морей издавна водят дружбу с этими дьяволами, а праведные отшельники, обитающие в восьми пещерах, часто пируют с ними. Они вступили в побратимство с правителем подземного царства Яньваном, а духи – хранители городов их лучшие друзья.

Выслушав старца, Великий Мудрец долго смеялся, а потом сказал:

– Если твои дьяволы-оборотни узнают о моем приходе, то убегут отсюда без оглядки, спасая свою жизнь.

Тут Сунь Укун поведал старцу о том, как однажды после пирушки он, захмелев, уснул и два служивых из подземного царства подцепили его крючками и сволокли в преисподнюю. Тогда он в гневе схватил свой посох с золотыми обручами, разогнал всех демонов-судей и напугал до смерти самого владыку преисподней Яньвана, который приказал судейским чиновникам и письмоводителям составить бумагу, собственноручно подписал ее и скрепил печатью. В бумаге говорилось о том, что он, владыка преисподней, молит пощадить его от побоев и готов вечно служить Великому Мудрецу Сунь Укуну.

– Амитофо! – воскликнул старец. – Такими словами можно накликать смерть на себя, а ты прожил на свете лет семь или восемь, не больше.

– Десять тысяч раз по семь или по восемь, – со смехом ответил Сунь Укун. – Хочешь, я покажусь тебе в моем настоящем облике, только смотри не пугайся!

– Как это – в настоящем облике? – с удивлением спросил старец.

– А так, – отвечал Сунь Укун. – Мне ведомы семьдесят два способа превращений.

С этими словами Сунь Укун провел рукой по лицу и сразу же принял свой настоящий облик, превратившись в краснозадую мартышку, очень напоминавшую бога Грома. Старец побледнел с перепугу и как сноп повалился на землю.

Сунь Укун поднял его, стал успокаивать и сказал:

– Не бойся, почтенный! Я не причиню тебе вреда. Мне только надо узнать, много ли оборотней на этой горе.

Но старец дрожал от страха и не мог слова вымолвить. Видя, что толку от него не добьешься, Сунь Укун вернулся к наставнику и сказал:

– На этой горе и в самом деле водятся оборотни, но не такие уж страшные. Просто жители в этих местах чересчур пугливы. Не волнуйся, учитель, ничего не случится. Ведь я с тобой!

– Узнал ли ты, какие здесь горы, какие пещеры, сколько злых оборотней и какой дорогой можно пройти к храму Раскатов грома? – снова спросил Танский монах.

– Наставник! – вмешался тут Чжу Бацзе. – Старший брат, я вижу, ничего не узнал. Позволь мне пойти расспросить старца.

Получив дозволение, Чжу Бацзе сунул вилы за пояс, поправил одежду и вразвалку направился к склону горы.

Между тем старец, все еще дрожа от страха, с трудом поднялся на ноги, опираясь на посох, но тут увидел Чжу Бацзе и совсем голову потерял от страха.

– О Небо! – забормотал он. – Что за кошмары мне мерещатся нынче! Вот уж не думал, что у монаха может быть рыло как у свиньи, уши словно опахала, лицо чернее чугуна и вдобавок ко всему длинная щетина на загривке.

– Что это ты на меня таращишься? – спросил, смеясь, Чжу Бацзе. – Я тебе не понравился? Красавцем меня, конечно, не назовешь, зато я смирный и добрый.

Услышав, что это чудище говорит человеческим языком, старец до того изумился, что снова обрел дар речи и обратился к Чжу Бацзе с вопросом:

– Откуда ты явился?

– Я второй ученик Танского монаха, – отвечал Чжу Бацзе. – Только что к тебе приходил его первый ученик, но толком ничего не узнал, вот и пришлось мне идти. Скажи мне, почтенный, какие здесь горы, какие пещеры, какие в них обитают оборотни и сколько их, и еще укажи, где проходит дорога на Запад.

Опершись на посох, старец стал рассказывать:

– Эти горы тянутся на восемьсот ли и называются горами Львиного верблюда. Там в пещере живут три дьявола, они обладают огромной волшебной силой. К тому же у них в подчинении бесчисленное множество оборотней. Одних только дозорных не то четыре, не то пять тысяч, истопников не перечесть, да и дровосеков несметное количество, а всего наберется, пожалуй, сорок семь или сорок восемь тысяч. Все они с именными знаками и имеют при себе таблички, на которых значится, кто они такие, эти бесы, а находятся они здесь только для того, чтобы пожирать людей.

Услышав это, Чжу Бацзе задрожал от страха, быстро вернулся к наставнику, но прежде, чем обратиться к нему, присел на корточки по большой нужде.

– Ты что там делаешь, вместо того чтобы докладывать наставнику? – прикрикнул на него Сунь Укун.

– От страха приспичило, – отвечал тот, – да и рассказывать нечего. Если жизнь дорога, надо поскорей убираться отсюда.

– А ты все же скажи, что узнал у старца, – попросил Танский монах.

– Старец говорит, – ответил Чжу Бацзе, – что эти горы тянутся на восемьсот ли и называются горами Львиного верблюда. В них есть пещера, которая тоже называется пещерой Львиного верблюда. В этой пещере живут три старых дьявола, а у них в подчинении сорок восемь тысяч оборотней, которые только и занимаются тем, что пожирают людей. Если мы хоть чуть-чуть углубимся в эти горы, то станем их добычей.

– Я знаю, как справиться с этими дьяволами, – сказал Сунь Укун. – Возьму свой посох за оба конца, произнесу заклинание, и посох сразу станет длиною сорок чжанов, а толщиною – восемь. Тогда я покачу его по южному склону горы, и он придавит пять тысяч оборотней, покачу его по северному склону – и там передавлю пять тысяч, покачу с востока на запад, и все сорок или пятьдесят тысяч оборотней превратятся в кровавое месиво!

Услышав это, Танский монах приободрился, и они двинулись дальше.

Между тем старец, предвещавший беду, вдруг исчез.

Тогда Сунь Укун вскочил на одну из горных вершин, огляделся, затем поднял голову и увидел в небе радужное сияние. Вскочив на облако, он помчался к тому месту, откуда оно исходило, и когда приблизился, оказалось, что это сияние исходит от духа Золотой звезды Тайбо.

– Зачем же тебе понадобилось морочить меня? – спросил Сунь Укун. – Если ты хотел что-то сказать, так говорил бы. А то прикинулся каким-то старцем-отшельником!

Дух Золотой звезды почтительно поклонился и отвечал:

– О Великий Мудрец! Прости мне мою вину. Здешние оборотни и в самом деле обладают огромной волшебной силой; пройти через эти горы вы сможете лишь в том случае, если ты применишь все свое искусство превращений и пустишь в ход всю свою хитрость. Но берегись, при малейшей промашке вам не избежать беды.

– Очень признателен тебе, очень признателен! – сказал Сунь Укун. – Передай, пожалуйста, Яшмовому владыке, чтобы в случае надобности он прислал мне в помощь свое небесное воинство.

– Есть! – по-военному ответил дух Золотой звезды, и на том они распрощались.

Великий Мудрец спустился на облаке вниз и, обращаясь к учителю, сказал:

– Оказывается, старец, который был на склоне горы, не кто иной, как дух Золотой звезды Тайбо. Он явился, чтобы предостеречь нас от возможной опасности. Сейчас я поднимусь на вершину, изловлю какого-нибудь оборотня, заставлю его составить список всех бесов, старых и малых, велю запереть ворота пещеры, скрыться за ними и не преграждать нам путь, чтобы наставник мог спокойно проехать через горы.

И вот наш Великий Мудрец со свистом перекувырнулся через голову, вскочил на облако и сразу же оказался на вершине горы. Укрывшись среди лиан и кустарника, он стал осматриваться. Везде было тихо, спокойно и совершенно безлюдно.

Вдруг Сунь Укун услышал звон колокольчика и стук колотушки позади горы. Он быстро обернулся и увидел маленького бесенка, который нес на плече стяг с иероглифом «лин», что значит «приказ». К поясу бесенка был привязан колокольчик, а в руках он держал колотушку.

«Должно быть, вестовой, – решил Сунь Укун, – и несет казенную бумагу или какое-нибудь сообщение. Послушаю, не выболтает ли он что-либо важное».

Подумав так, Сунь Укун превратился в муху, подлетел к бесенку и, кружась над его головой, стал внимательно слушать, что тот будет говорить.

Между тем бесенок вышел на большую дорогу и, продолжая бить в колотушку и бренчать колокольцем, стал бормотать:

– Мы, дозорные, должны больше всего остерегаться Сунь Укуна, потому что он умеет превращаться в муху!

На самом же деле бесенок никогда не видел Сунь Укуна и просто повторял то, что ему сказал дьявол-оборотень.

Но Сунь Укун ничего этого не знал и уже хотел убить бесенка, однако удержался от своего намерения. Он взлетел повыше, уселся на макушку дерева, подождал, пока бесенок пройдет вперед, после чего сам превратился в точное подобие бесенка, быстро нагнал его и крикнул:

– Эй! Постой!

Бесенок оглянулся и спросил:

– Ты откуда взялся?

– Своих не узнаешь? – в свою очередь, смеясь, спросил Сунь Укун. – Впрочем, может, ты и видел меня раз или два. Я истопником служу.

Но бесенок замотал головой и ответил:

– Меня не проведешь! Таких остромордых у нас нет, даже среди истопников.

Тут Сунь Укун понял, что перестарался, опустил голову, потер рукой лицо и сказал:

– Ну вот, смотри, не такая уж у меня острая морда.

– Но ведь только что она была совсем другой! – воскликнул бесенок. – Что-то подозрительно! Да и не может быть, чтобы истопника послали в дозор.

– Ничего ты не знаешь! – отвечал Сунь Укун. – Великий князь в награду за исправную службу назначил меня дозорным.

– А где твоя табличка? – спросил бесенок.

Таблички у Сунь Укуна не было, и он растерялся, но потом быстро нашелся и сказал:

– Табличка у меня есть, совсем еще новенькая, только что получил. Могу показать. Но сперва ты свою покажи!

Ничего не подозревая, бесенок поднял подол одежды, вытащил привязанную на шелковом шнуре к нательному поясу золотую табличку и показал Сунь Укуну. Тот стал внимательно ее разглядывать и заметил, что на оборотной стороне начертаны четыре иероглифа «Сурово караем всех духов», а на лицевой – три иероглифа в классическом начертании, которые означали: «Младший ветер-лазутчик».

«Ясно, – подумал Сунь Укун, – очевидно, у каждого дозорного такая табличка, а последний иероглиф надписи непременно должен быть у всех одинаковым».

Сунь Укун быстро отвернулся, поймал свой хвост, выдернул из него шерстинку, помял в руке, произнес заклинание, и шерстинка мигом превратилась в золотую табличку, точь-точь такую, как у бесенка, только шелковый шнур был другого цвета, а на лицевой стороне значилось: «Главный ветер-лазутчик». Сунь Укун передал табличку бесенку, тот посмотрел и в страхе промолвил:

– У нас у всех одинаковые звания: «младшие лазутчики». А у тебя почему-то другое – «главный лазутчик»!

– Э! Да ты и в самом деле ничего не знаешь. Великий князь очень доволен мною и назначил меня главным над вами, дозорными, потому и пожаловал мне такое звание.

Услышав об этом, бесенок издал приветственный возглас и сказал:

– Прости мне мою вину, начальник, но я тебя совсем не знаю, потому и не выказал должной почтительности. Не сердись!

– Ладно, – ответил Сунь Укун, – прощаю тебя, только выкладывай пять лянов серебра на угощение и с остальных собери!

– Подожди немного, начальник, – отвечал бесенок. – Я схожу на край южного хребта, встречусь там с другими дозорными и соберу с них денежки.

– Идет, – сказал Сунь Укун. – Но я пойду с тобой вместе!

И Великий Мудрец последовал за бесенком.

Не прошли они и нескольких ли, как вдруг увидели высокую скалу, похожую на писчую кисть, воткнутую в подставку, не менее пяти чжанов в высоту; так ее и назвали: скала Кисть. Сунь Укун поджал хвост, подпрыгнул и уселся на самой вершине.

– Лазутчики! – закричал он. – Все ко мне!

Вскоре внизу появились лазутчики, которые стали низко кланяться Сунь Укуну.

– Знаете ли вы, – обратился к лазутчикам Сунь Укун, – почему наши повелители назначили меня старшим над вами? Они задумали съесть Танского монаха, но боятся Сунь Укуна, его ученика, который обладает огромной волшебной силой, постиг в совершенстве искусство превращений и может под видом лазутчика проникнуть сюда, чтобы выведать все тайны. Вот князь и назначил меня старшим и велел произвести проверку, чтобы выяснить, нет ли среди вас поддельного лазутчика. Поэтому я буду вам сейчас задавать вопросы, а вы отвечайте. Итак, вопрос первый: какими волшебными силами обладают наши великие князья?

Тут вперед выступил один из лазутчиков и ответил:

– Наш старший великий князь все может, даже проглотить разом стотысячное небесное войско. Когда богиня Сиванму пригласила на Персиковый пир всех небожителей и праведных отшельников, а нашего великого князя не пригласила, он решил покарать Небо. Тогда Яшмовый владыка выслал против него стотысячное небесное войско, а наш князь превратился в великана, разинул пасть величиной с городские ворота и стал изо всей силы втягивать в себя воздух. Небесные воины испугались и укрылись за Южными небесными воротами.

– Молодец! – похвалил Сунь Укун бесенка. – А теперь расскажи про второго великого князя.

– Наш второй великий князь, – стал говорить бесенок, – ростом три чжана, брови у него мохнатые, словно гусеницы шелкопряда, глаза как у красного феникса, голос нежный, будто у красавицы, зубы плоские и широкие, нос длинный, как у дракона. Стоит ему своим носом обхватить врага, как тот сразу же испустит дух, будь у него даже железная спина и медное туловище!

– Ну а теперь скажи, чем славится наш третий великий князь? – продолжал спрашивать Сунь Укун.

– Наш третий великий князь прозывается кондором, вмиг пролетающим десять тысяч ли, – начал бесенок. – Когда он мчится, налетает ураган, вздымающий волны морские, он повергает в трепет север и юг. При нем всегда его драгоценность: сосуд с темным и светлым началом – Инь и Ян. Кто попадет в этот сосуд, через час и три четверти растворится.

«Небесное войско я и сам могу проглотить, нос тоже не представляет опасности, а вот сосуда надо поостеречься», – подумал Сунь Укун, выслушав бесенка, и снова спросил:

– А который из князей хочет съесть Танского монаха?

– Дело в том, – отвечал бесенок, – что наш старший великий князь и второй великий князь давно уже обитают в пещере Львиного верблюда на горе Львиного верблюда, а третий великий князь живет в четырехстах ли к западу отсюда. Там у него свой город, который зовется городом Львиного верблюда. Пятьсот лет назад он сожрал правителя этого города, всех его гражданских и военных сановников, а также всех до единого жителей, старых и малых, мужчин и женщин. За это его лишили принадлежавших ему владений, и в услужении у него осталось всего несколько оборотней. Не помню, в каком году он разузнал, что какой-то монах из восточных земель Танского государства идет на Запад к Будде за священными книгами и что тот, кто отведает хоть ломтик его мяса, обретет вечную молодость и бессмертие. Но вся беда в том, что у этого монаха есть ученик Сунь Укун, с которым ни одному из великих князей в одиночку не справиться. Потому третий князь и прибыл сюда, чтобы общими усилиями изловить Танского монаха.

Тут Сунь Укун не сдержался, заскрежетал зубами от ярости, выхватил посох, прыгнул вниз с крутой скалы и размозжил голову несчастному бесенку. Затем он снял табличку с убитого, привязал ее к своему поясу, взял стяг с иероглифом «лин», колотушку, подвязал колокольчик, обернулся лицом к ветру, прочел заклинание и превратился в точное подобие убитого им бесенка-лазутчика. После этого, широко шагая, он вышел на большую дорогу и отправился на поиски пещеры, где жили три дьявола.

Углубившись в горы, Сунь Укун пошел по уже знакомой ему дороге и вдруг услышал громкие крики и ржанье коней. Он стал всматриваться и увидел у входа в пещеру Львиного верблюда несметное количество бесов и бесенят, строящихся в полки, с копьями, пиками, мечами и саблями, со знаменами и стягами.

Тщательно обдумав план действий, Сунь Укун стал бить в колотушку и бренчать колокольцем, направляясь прямо к входу в пещеру Львиного верблюда. Сторожевые бесы еще издали заметили его и, преградив дорогу, спросили:

– Это ты явился, младший лазутчик? Здоро́во!

Сунь Укун ничего не ответил, наклонил голову и прошел мимо.

Дойдя до второго поста, он опять был задержан сторожевыми бесами.

– Это ты явился, младший лазутчик? Здоро́во!

– Да, это я! – на сей раз ответил Сунь Укун.

– Скажи, обходя горы дозором, не встретил ли ты Сунь Укуна? – спросили сторожевые бесы.

– Да, я видел его, – смело ответил Сунь Укун. – Он там сидит и точит железный пест.

Бесы не на шутку перепугались и спросили:

– А каков он из себя и что за пест точит?

– Он похож на духа – покровителя дорог и сидит на корточках у горного ручья, – ответил Сунь Укун. – Но если он выпрямится во весь свой рост, то, право, будет в вышину более десяти чжанов. В руках у него большой железный пест, похожий на дубину, толщиной с плошку. Он черпает рукой воду из ручья, обливает скалистый камень, точит о него пест и приговаривает: «Пест! Я давно не брал тебя с собой, и ты не имел случая проявить все скрытое в тебе могущество. Но сейчас сто тысяч бесов-оборотней предстанут перед тобой, и надо будет их всех забить до смерти! За это я принесу тебе щедрую жертву, как только убью трех главных дьяволов!» Но прежде, я думаю, он собирается убить всех вас, десять тысяч отборных воинов!

От этих слов у бесов душа в пятки ушла, сердце сжалось от ужаса и печенка затряслась.

А Сунь Укун продолжал их пугать.

– Вот что, уважаемые! – сказал он. – Много ли с этого Танского монаха можно содрать мяса? Всего несколько цзиней! На всех все равно не хватит. Чего ради нам рисковать собственной головой? Не лучше ли разойтись всяк в свою сторону – вот и все!

– Дело говоришь! Верно! Правильно! – зашумели бесы. – Жизнь дороже! Уйдем отсюда!

Дело в том, что все эти бесы и бесенята были оборотнями волков, змей, тигров, барсов и разных других зверей и пернатых тварей. С громкими криками все они обратились в бегство и исчезли.

Таким образом, слова простого дозорного возымели такое же действие, как чуские песни, от которых разбежалось восемь тысяч храбрых воинов.

«Ну вот и хорошо! – с радостью подумал Сунь Укун. – Теперь дьяволам-оборотням пришел конец!»

С этой мыслью Великий Мудрец направился к пещере и смело вошел в ворота.

Если вы хотите узнать, какие злоключения ему пришлось претерпеть при встрече с дьяволами, прочтите следующую главу.




Глава семьдесят пятая,


повествующая о том, как беспокойная обезьяна пробуравила сосуд, содержавший темное и светлое начала, и как главарь демонов вступил на Путь Истины


Итак, Великий Мудрец подошел к пещере, заглянул внутрь и увидел страшную картину:
		Горой громоздятся кости.



		Скелеты как мертвый лес;



		Землю укрыл, словно войлок,



		 ковер человечьих волос.



		Плоти гниющей клочья,



		Кожа, истлевшая в прах;



		Жилы иссохшими нитями



		 висят на древесных ветвях —



		Серебром мерцают во мраке,



		 в душу вселяя страх.



		Тел освежеванных груда,



		 крови дымный поток;



		Воздух пропитан смрадом,



		 ужасен тления дух.



		Злобный бесенок-крошка



		 кромсает живую плоть,



		Рядом – свирепый бес



		 человечину варит в котле.



		Кто же, кроме царя обезьян,



		 сюда проникнуть посмеет?



		Разве отыщется смертный, который



		 страх свой преодолеет?!








Но, как вы уже знаете, Сунь Укун был не робкого десятка и пробрался за вторые ворота. Там все было по-иному: чисто, тихо и очень красиво. На сколько хватало глаз, расстилались роскошные луга с диковинными цветами, вдаль уходили стройные ряды высоких сосен и изумрудно-зеленых бамбуков. Любуясь всей этой красотой, Сунь Укун не заметил, как очутился у третьих ворот, и юркнул в них. Тут он увидел трех демонов, восседавших на возвышении, лютых и свирепых на вид.

Перед демонами по обеим сторонам выстроилось в ряд свыше сотни больших и малых бесов в боевых доспехах и шлемах.

Не испытывая ни малейшего страха, Сунь Укун вошел в ворота, снял с себя колотушку с колокольцами и, приблизившись к демонам, приветствовал их.

– Никак это ты, лазутчик, вернулся? – спросил старший демон.

– Да, я, – ответил Сунь Укун.

– Ну что? Когда обходил гору дозором, узнал, куда делся Сунь Укун? – опять спросил старший демон.

– О великие князья, – отвечал Сунь Укун, – вспомнить и то страшно.

– Чем же это он тебя так напугал? – спросил старший демон.

– Получив ваше повеление, я тотчас отправился в дозор, – принялся врать Сунь Укун. – Иду себе, как полагается стучу в колотушку и позваниваю колокольцами, вдруг поднимаю голову и вижу великана, который сидит на корточках, точит железный пест и что-то бормочет. Прислушался, а он, оказывается, говорит, что надо наточить пест до блеска, затем явиться сюда и… побить вас, великие князья. Тут я смекнул, что это и есть Сунь Укун, и поспешил обратно, чтобы доложить вам об этом.

Старший демон, выслушав Сунь Укуна, от страха покрылся холодным потом.

– Братцы, – проговорил он, – не будем лучше трогать Танского монаха. Не то наточит эта обезьяна свой посох и примется бить нас, что тогда будет?! – И он тут же отдал распоряжение: – Меньшие братья наши! Велите всем бесам и бесенятам собраться в пещере, а ворота все наглухо запереть. Пусть Танский монах идет своей дорогой.

Один из бесов, командир отряда, уже знавший о том, что произошло у ворот, доложил старшему демону:

– О великий князь! Все бесенята разбежались куда глаза глядят…

– Как – разбежались? – вскричал старший демон. – Видно, и они беду почуяли! Ну, живо! Запирайте ворота!

Бесы бросились исполнять приказание и вмиг заперли все ворота.

«Теперь мне, пожалуй, отсюда не выбраться, – подумал Сунь Укун и встревожился. – Надо сделать так, чтобы ворота остались открытыми».

Тут он выступил вперед и обратился к демонам с такими словами:

– Великие князья! Лучше не запирать ворот. А то Сунь Укун может превратиться в муху и через щель проникнуть сюда, тогда со старшего князя он сдерет шкуру, второму князю переломает кости, а у третьего вытянет жилы. Если же ворота останутся открытыми, мы сможем убежать.

Старший демон задумался, потом сказал:

– Будем начеку, братцы! Вы ведь знаете, что в наших пещерах мухи не водятся. Если заметите муху, знайте, что это Сунь Укун.

Тут Сунь Укун шмыгнул в сторону, выдернул у себя шерстинку, дунул на нее, произнес заклинание, и шерстинка сразу же превратилась в золотую мушку, которая полетела прямо на старшего демона и стукнулась о его лицо. Демон оторопел и в ужасе закричал:

– Братцы! Дело дрянь! Только что говорили о мухе, а она тут как тут! Пролезла-таки, проклятая, сквозь ворота!

Бесы пришли в полное замешательство: одни хватались за метлы и веники, другие – за мухобойки и, сбивая друг друга с ног, ловили мушку.

Сунь Укун не удержался и хихикнул. А смеяться ему нельзя было, ибо лицо его принимало первоначальный облик. Так случилось и на сей раз. Третий демон успел это заметить, подскочил к Сунь Укуну и заорал:

– Братцы! Вот он, обманщик! Чуть было нас не провел! Никакой он не лазутчик, а самый что ни на есть настоящий Сунь Укун! Уверен, что он повстречался с нашим дозорным, прикончил его, принял его облик и явился сюда нас морочить.

С этими словами демон велел слугам принести веревку, повалил Сунь Укуна на землю и крепко скрутил ему руки и ноги, после чего сорвал с него одежду, и все увидели, что это обезьяна. Тут старший демон распорядился устроить пир в честь третьего демона, распознавшего Сунь Укуна, но третий демон сказал:

– Сунь Укун очень увертлив да к тому же владеет способом избавления от пут, поэтому лучше упрятать его в большой кувшин.

Старый демон тотчас же отрядил тридцать шесть бесенят, которым велел войти во внутренние покои, открыть кладовую и принести оттуда огромный кувшин.

Вскоре кувшин внесли и установили за третьими воротами. Сунь Укуна, совершенно голого, втолкнули туда головой, и струя волшебного воздуха со свистом всосала его внутрь. Кувшин плотно закрыли крышкой и запечатали, после чего все отправились пировать.

Между тем Сунь Укун уменьшился настолько, что удобно уселся на дне кувшина, и вскоре почувствовал, что стало сыро и прохладно.

– Ну и бесы! – проговорил Сунь Укун. – Болтают, будто всякий, кто попадет в этот кувшин, через часок, а то и меньше, превратится в зловонную жижу. Да тут настолько прохладно, что можно сто лет просидеть и ничего не случится.

Увы, Великий Мудрец не знал, что в воде надо сидеть молча, тогда и в самом деле ничего не случится, но при первом же звуке человеческого голоса в ней появляется огонь и сжигает дотла. Поэтому не успел Сунь Укун договорить, как пламя заполнило весь кувшин. Сунь Укун произнес заклинание от огня и продолжал сидеть как ни в чем не бывало. Огонь бушевал примерно с полчаса, после чего Великого Мудреца со всех сторон окружили змеи и принялись его жалить. Сунь Укун завертел руками, словно колесом, навертел на них змей и, поднатужившись, разодрал их всех пополам.

Немного спустя появилось три огненных дракона, они с такой силой закружили Сунь Укуна, что тот едва не лишился памяти, но быстро пришел в себя и выдернул из затылка три желтые колючие шерстинки, полученные им некогда в подарок от богини Гуаньинь на горе Свернувшейся змеи. После этого он снова произнес заклинание, и одна шерстинка превратилась в алмаз, другая – в бамбуковую пластинку, а третья – в шелковый шнурок. Стянув концы пластинок шнурком наподобие лука и приспособив алмаз в виде сверла к тетиве, Сунь Укун высверлил дырку в кувшине, волшебный воздух женского начала тотчас же улетучился, и Сунь Укун, обернувшись цикадой, благополучно выбрался наружу. После этого он полетел к старому демону и уселся у него на макушке. А демон, который как раз в это время собрался осушить чарку, поставил ее на стол и громко крикнул:

– Эй, слуги! Несите сюда кувшин! Сунь Укун уже наверняка превратился в жижу.

Тридцать шесть бесенят бросились за кувшином и доложили своему повелителю, что он стал намного легче.

Тогда старый демон сорвал с кувшина крышку и, к великому своему ужасу, увидел, что Сунь Укуна там нет, а в кувшине просверлена дыра.

– Не иначе как обезьяна удрала! – вскричал демон.

– Удрала! Удрала! – подхватили бесы.

Тотчас последовал приказ запереть все ворота. Но Сунь Укун успел выбежать и, обернувшись, крикнул:

– Не будешь больше творить зла, дьявольское отродье! Теперь твой кувшин годится разве что для нужника!

Шумно выражая свою радость, Сунь Укун ловко вскочил на облако и помчался прямо к тому месту, где оставил Танского монаха.

Как раз в это время монах совершал молитву и подбрасывал в воздух щепотки пыли вместо благовоний.

– Вот и я, учитель! – воскликнул Сунь Укун, представ перед Сюаньцзаном.

Он по порядку рассказал учителю о том, что с ним случилось, после чего Танский монах спросил:

– Как же мы перейдем гору, если оборотни не уничтожены?

– Не мог же я один на один сразиться с тремя демонами и со всем их воинством. Вот сейчас я возьму с собой Чжу Бацзе, и мы вместе отправимся к этим демонам, чтобы в бою одолеть их и уничтожить!

Облако вмиг примчало Сунь Укуна и Чжу Бацзе на самую вершину горы, и они быстро добрались до пещеры.

Ворота были крепко-накрепко заперты, кругом ни души. Тогда Сунь Укун, держа наготове свой посох, зычным голосом крикнул:

– Эй, дьяволы! Отворяйте ворота! Выходите скорей! Я хочу с вами сразиться!

Бесенята бросились к своему повелителю с докладом. Тот, дрожа от страха, спросил:

– Кто же первый из вас осмелится выйти навстречу обезьяне?

Наступило молчание. Демон снова спросил, и опять никто не ответил.

Тогда демон рассердился и заорал:

– Наша пещера находится на большой дороге, которая ведет в Западную страну! Там о нас идет дурная слава. Сунь Укун оскорбил нас, и если мы не выйдем сразиться с ним, то покроем себя позором. Пусть я стар, но я первый приму бой. Одолею его – Танский монах достанется нам, не одолею – пусть убирается отсюда подальше.

С этими словами дьявол облачился в военные доспехи, подпоясался и вышел на бой с Великим Мудрецом.

Он поднял свой меч и изо всех сил ударил Сунь Укуна по голове. Раздался треск, и голова раскололась надвое. Сунь Укун тотчас же перекувырнулся, и рядом с ним появился еще один Сунь Укун. Дьявол пришел в замешательство и опустил меч.

– Ты только не бойся, – сказали оба Сунь Укуна в один голос, – в ответ на тысячу твоих ударов нас тоже станут тысячи.

– Ишь ты, мартышка! – ехидно произнес дьявол. – Раздваиваться ты умеешь! А как соединишься в одно целое? Если сумеешь это сделать, позволю тебе ударить меня разок твоим посохом.

– Давай, только без обмана, – сказал Сунь Укун.

– Идет! – отвечал дьявол.

Тут Великий Мудрец обхватил своего двойника, они оба перекувырнулись, и перед демоном вновь предстал один Сунь Укун, который сразу же замахнулся посохом на дьявола. Но тот отбил удар и ринулся на Сунь Укуна.

Более двадцати раз схватывались противники, но так и нельзя было сказать, кто победит. Все это время Чжу Бацзе наблюдал за боем, но, когда увидел, что противники вошли в раж, не утерпел, схватил свои вилы, бросился на дьявола и принялся его колотить. Дьявол же, увидев Чжу Бацзе, со свиным рылом и огромными ушами, испугался, покинул поле боя и побежал без оглядки.

– Бей его! Держи! – завопил Сунь Укун.

Чжу Бацзе пустился было вдогонку, но тут дьявол разинул свою огромную пасть и вознамерился проглотить Чжу Бацзе. Теперь Чжу Бацзе струхнул и стремглав бросился в кусты, исцарапав в кровь руки, ноги и голову. Притаившись там, он стал прислушиваться к стуку колотушек.

Вскоре подоспел Сунь Укун. Чудовище снова разинуло пасть, чтобы проглотить Великого Мудреца, а тот только этого и ждал. Он спрятал свой посох, выступил навстречу, и дьявол разом его проглотил.

Радуясь, что одержал победу, дьявол отправился к себе в пещеру, а Чжу Бацзе поспешил к Танскому монаху и, громко плача, промолвил:

– Наставник! Сунь Укуна сожрало чудовище!

От страха Танский монах повалился наземь, а затем вскочил, начал бить себя кулаками в грудь и топать ногами.

– О мой ученик! – горестно восклицал он. – Ты обещал доставить меня в Западную обитель Будды целым и невредимым. Как же случилось, что ты попался в лапы дьяволу и погиб? О горе мне, горе! Выходит, все наши труды пропали даром!

Скорбь Танского монаха была поистине безгранична. Чжу Бацзе даже не пытался утешить наставника и обратился к Шасэну.

– Давай разделим с тобой поровну всю поклажу, – сказал он.

– А для чего делить ее, братец? – спросил Шасэн.

– Как – для чего? Поделим и разойдемся каждый в свою сторону, – ответил Чжу Бацзе. – Ты отправишься к себе, на реку Текучих песков, и снова займешься людоедством, а я пойду в свое селение Гаолаочжуан, проведаю мою женушку. Белого коня мы продадим и на вырученные деньги купим наставнику все необходимое для погребения его тела.

От этих слов у Танского монаха дыханье сперло, и он завопил, взывая к Небу.

Между тем дьявол вернулся в пещеру и, очень довольный, сообщил, что ему удалось проглотить не кого-нибудь, а самого Сунь Укуна.

От этих слов третий демон сильно встревожился и сказал:

– Зря ты его проглотил!

– Почему же? – донесся из брюха чудовища голос Великого Мудреца. – Очень хорошо, что почтенный демон меня проглотил. По крайней мере, никогда больше не будет испытывать голода.

– О великий князь! – завопили бесы и бесенята. – Плохо дело! Сунь Укун у тебя в брюхе кричит.

– Ну и пусть! – отвечал дьявол. – Сейчас я прогоню его. Живо сварите мне соленого рисового отвара. Я выпью его, и Сунь Укун мигом вылезет. Тогда я сварю его на медленном огне, и будет отличная закуска к вину.

Бесенята наварили полтаза рисового отвара и принесли дьяволу. Тот разом выпил его, сунул два пальца в рот, но Сунь Укун словно прирос к брюху и даже с места не сдвинулся. Напрасно дьявол старался. Сунь Укун так крепко схватил его изнутри за глотку, что у того голова закружилась и в глазах зарябило. От натуги у него даже лопнул желчный пузырь. И он стал, задыхаясь, кричать:

– Сунь Укун, вылезай скорей!

– Мне и здесь хорошо! – отвечал Сунь Укун. – С тех пор как я стал монахом, я хожу в простом рубище и в холода вечно мерзну, а у тебя в брюхе тепло и не дует. Перезимую здесь, а весной вылезу.

Услышав это, бесенята завопили:

– О великий князь! Сунь Укун собирается зимовать у тебя в брюхе!

– Пускай себе зимует, – спокойно ответил дьявол, хотя не на шутку струхнул. – Я за всю зиму крошки в рот не возьму, вот и уморю голодом эту мартышку, которую даже конская зараза не берет!

– Не уморишь! – крикнул Великий Мудрец. – У меня при себе складной котелок, очень удобный, чтоб готовить в нем разную пищу. Вот и настряпаю себе все твои печенки, селезенки, легкие да кишки, тогда мне до самой весны еды хватит, до Дня поминовения усопших, и еще на дорогу останется.

Услышав эти слова, второй демон не на шутку перепугался.

– Братец! – проговорил он. – Эта обезьяна, пожалуй, так и сделает.

– Пусть стряпает что хочет, – промолвил третий демон, – но хотел бы я знать, куда она свой котелок пристроит.

– Пристрою его на костях, вот и хорошо будет! – крикнул Сунь Укун.

– Ничего хорошего, – сказал третий дьявол. – Как только ты разведешь огонь, дым пойдет через ноздри и наш повелитель начнет чихать!

– А я пробью железным посохом дыру у него в макушке, – отвечал Сунь Укун, – она послужит слуховым окном и в то же время дымогарной трубой.

Старый дьявол хоть и храбрился, однако душа у него от страха едва не ушла в пятки. Тем не менее он сказал:

– Братцы мои! Не бойтесь! Пусть принесут мне мою настойку. Уверен, что от нескольких чарок обезьяне не поздоровится.

Сунь Укун усмехнулся про себя и подумал: «Пятьсот лет назад, когда я учинил буйство в небесных чертогах, я съел пилюлю Лаоцзюня, выпил вино Яшмового владыки, съел персики богини Сиванму, отведал фениксовых мозгов и драконьей печенки, – словом, чего только я не наглотался, – и ничего со мной не случилось. Каким же зельем думает он меня опоить?»

Тем временем бесенята принесли два кувшина процеженной настойки. Налив чарку до краев, они поднесли ее старому дьяволу.

«Не дам ему пить!» – решил Сунь Укун, с наслаждением вдыхая винный аромат.

Он мотнул головой, превратил ее в воронку и подставил под самую глотку дьявола. Тот глотнул из чарки, и все содержимое попало в рот Сунь Укуну. Таким образом Сунь Укун пропустил чарок семь или восемь. Наконец старый дьявол перестал пить и сказал:

– Что-то вино не действует. Бывало, от двух чарок в животе жжет как огнем, а сейчас сколько выпил и даже не покраснел…

Зато Сунь Укун от вина развеселился: он стал прыгать, плясать, хватался за печенку и качался на ней, как на качелях, кувыркался через голову колесом. А дьявол повалился на землю и стал кататься от боли.

Что произошло в дальнейшем, остался ли демон в живых, вы узнаете из следующей главы.




Глава семьдесят шестая,


из которой вы узнаете о том, как беспокойный Сунь Укун пребывал в утробе дьявола, а также о том, как вместе с Чжу Бацзе он покорил второго демона


Итак, старый демон повалился наземь, стал кататься от боли, а потом затих, словно умер, и лишь время от времени шевелил руками. Мало-помалу он все же пришел в себя и запросил пощады.

– О великий бодисатва! – вскричал он. – О Мудрец, равный Небу! Всемилостивейший и мудрейший Сунь Укун! Смилуйся надо мной, и мы, трое братьев, перенесем твоего наставника в паланкине через три горные кручи.

Сунь Укун никогда не щадил врагов, но ради Танского монаха готов был на все.

– Так и быть! – сказал он. – Я пощажу тебя на сей раз, ну-ка, разинь пасть, дай мне вылезти!

Но только было собрался дьявол разинуть пасть, как к нему подошел младший брат и тихонько сказал:

– Когда он окажется у тебя во рту, разжуй его на мелкие кусочки и снова проглоти. Тогда он не сможет причинить тебе никакого вреда.

Сунь Укун все слышал и, прежде чем вылезти, выставил свой железный посох. Дьявол изо всей силы лязгнул клыками, раздался треск, и несколько передних клыков раскрошилось на мелкие кусочки. Втянув обратно посох, Сунь Укун закричал:

– Ну и хорош ты, нечего сказать! Я было пощадил тебя, а ты, оказывается, хотел лишить меня жизни?! Не выйдет! Теперь уж я ни за что не вылезу, пока не изведу тебя!

Тут старый дьявол принялся ругать младшего брата за то, что тот подбил его на обман.

От укоров старшего брата младший пришел в ярость и крикнул:

– Сунь Укун! Слава о тебе как о храбром воине разнеслась далеко вокруг. Ты показал свою удаль в Южных воротах Неба и в небесных чертогах Яшмового владыки. По дороге на Запад, в обитель Будды, ты истребил невесть сколько оборотней. Я думал, ты и в самом деле герой, а ты оказался жалкой, ничтожной мартышкой, залез в чужое брюхо и бесчинствуешь там. Вылезай! Сразимся с тобой, вот тогда и узнаю, на что ты способен.

Услышав эти слова, Сунь Укун подумал: «А ведь он прав, мне ничего не стоит порвать кишки этому дьяволу, выдрать печенку и замучить его насмерть, но этим я лишь запятнаю свое доброе имя».

И он громко крикнул:

– Так и быть! Я вылезу и померюсь с тобой силой.

Третий демон быстро собрал всех бесов и бесенят и расставил их в боевом порядке. Их набралось более тридцати тысяч. Все они были отлично вооружены. Выйдя из пещеры, бесы расположились полукругом у входа, готовые сразиться с Сунь Укуном.

Второй брат дьявола взял под руки старого демона, вывел его за ворота и крикнул:

– Эй, Сунь Укун! Вылезай! Мы ждем тебя на поле боя!

Но прежде, чем вылезти из брюха чудовища, Сунь Укун на всякий случай выдрал у себя из хвоста шерстинку и с помощью волшебства превратил ее в нитку длиною более сорока чжанов. Эта нитка обладала удивительным свойством: на воздухе она сама утолщалась. Один конец этой нитки Сунь Укун привязал к сердцу и желчному пузырю дьявола, но не туго, однако стоило потянуть за другой конец, как узел затягивался, причиняя нестерпимую боль.

После этого Сунь Укун уменьшился и стал вылезать. Но, добравшись до гортани и увидев в широко разинутой пасти стальные клыки и резцы, острые, как отточенное лезвие, он решил не рисковать и пробрался чудовищу в нос, отчего тот чихнул с такой силой, что Великий Мудрец вылетел наружу.

Тут он потянулся и сразу же стал ростом в три чжана. В одной руке он держал конец нити, в другой – свой железный посох.

Увидев Сунь Укуна, старый демон занес над его головой меч. Но Сунь Укун отбил удар. Тут на него ринулся второй демон – с копьем и третий – с пикой. Тогда Сунь Укун, спрятав посох, стремительно вскочил на облако и удалился, потянув за собой нитку. Чтобы не попасть в окружение бесов, которые помешали бы ему действовать, он выскочил из вражеского стана и поднялся до самой вершины горы, где было просторно и безлюдно. Там он покинул облако и сразу же обеими руками изо всех сил рванул нить на себя. Вот когда острая боль пронзила старого дьявола до самого сердца! Он тотчас подскочил кверху, а Великий Мудрец в это время еще раз дернул нитку. Толпа бесов и бесенят, издали наблюдавшая за всем происходившим, заорала:

– Великий князь! Не дразни его! Пусть убирается отсюда! С чего это вдруг он вздумал запускать бумажного змея? Ведь День весеннего поминовения еще не наступил. Гляди как старается!

Между тем Сунь Укун поднатужился и даже прижал нить ногой. Старый дьявол веретеном закружился в воздухе и со свистом плюхнулся на землю.

Средний и младший дьяволы сразу же ухватились за край облака и, прижав его книзу, очутились возле своего старшего брата. Вцепившись в нить, к которой он был привязан, они опустились на колени и завопили:

– О Великий Мудрец! Мы слышали, что ты праведник, великодушие которого неизмеримо, как море, но кто знал, что ты окажешься хуже гадины! Мы по-честному вызвали тебя на бой, а ты привязал нашего старшего брата за сердце, да еще этакой ниткой!

– Ну и негодяи же вы! – со смехом отвечал Сунь Укун. – Не вы ли пытались выманить меня, чтобы лишить жизни, а сейчас выставили против меня одного все свое полчище! Честно это, по-вашему? Вот я сейчас потащу вашего старшего брата к моему наставнику!

Тут дьяволы принялись отбивать земные поклоны.

– Великий Мудрец! Смилуйся! – молили они. – Обещаем тебе перенести через горы твоего почтенного наставника!

Тогда Сунь Укун сказал:

– Ладно! На сей раз я вас помилую. Возьмите меч и перерубите нитку, вот и все!

– Снаружи-то перерубишь, а как отвязать ее от сердца? – со стоном спросил старый дьявол.

– Разинь-ка пасть, – сказал Сунь Укун, – я влезу и отвяжу нитку.

– А потом не захочешь вылезти! – испуганно промолвил дьявол. – Ох, тошно мне, ох, тяжко!

– Ладно! – сказал тогда Сунь Укун. – Я так развяжу, не буду залезать к тебе в брюхо, но лишь при условии, что ты и в самом деле переправишь моего наставника через гору.

– Как только отвяжешь, сразу же переправлю! – отвечал дьявол. – Больше не посмею тебя обманывать!

Великий Мудрец встряхнулся и вобрал в себя шерстинку. У дьявола тут же прекратилась боль в сердце. Тогда трое братьев-оборотней стали в ряд перед Сунь Укуном и принялись его благодарить. Бесы и бесенята убрали оружие и вернулись в пещеру.

Великий Мудрец обошел гору с востока и издали увидел Танского монаха, который катался по земле от горя и плакал навзрыд, в то время как Чжу Бацзе и Шасэн делили поклажу.

«Все ясно! – подумал Великий Мудрец. – Чжу Бацзе рассказал наставнику о том, что демон сожрал меня, а сам занялся дележом поклажи, чтобы уйти куда вздумается. Надо подать голос». И, спустившись с облака, Сунь Укун крикнул:

– Наставник!

– Вот видишь, – сказал Шасэн Чжу Бацзе. – Сунь Укун жив-живехонек, а ты наплел, что его дьявол сожрал, и все для того, чтобы заняться этим черным делом.

– Но я собственными глазами видел, как дьявол проглотил его, – отвечал Чжу Бацзе. – Может, это не Сунь Укун, а его душа появилась перед нами?

Сунь Укун подошел ближе, залепил Чжу Бацзе оплеуху и крикнул:

– Ах ты, негодная тварь! Значит, по-твоему, это не я, а моя душа?!

Чжу Бацзе стал оправдываться:

– Братец! Но я действительно видел, как дьявол сожрал тебя! А ты, выходит, ожил?

– Чирей ты, вот кто! Никакой пользы от тебя нет! – сердито ответил Сунь Укун и рассказал все от начала и до конца о том, как едва не извел старого дьявола, попав к нему в брюхо, и как потом одолел двух его братьев. После этого он обратился к наставнику: – Ты уж не сердись, учитель, сейчас эти дьяволы сюда явятся и проводят тебя через гору.

Вчетвером они вышли на дорогу и стали ждать дьяволов с паланкином.

А те вернулись к себе в пещеру и принялись толковать между собой.

– Нечего нам провожать этого Танского монаха, – сказал второй дьявол. – Я знаю, как изловить обезьяну, дай мне только три тысячи бесов.

– Да хоть весь наш лагерь, чего там говорить о трех тысячах! – обрадованно ответил старый демон.

После этого второй демон сразу же отобрал три тысячи бесов, вывел их из пещеры и выстроил двумя рядами по сторонам большой дороги. Затем он велел знаменосцу с синим стягом отправиться к Сунь Укуну и вызвать его на бой.

– Эй, Сунь Укун! – крикнул знаменосец. – Выходи скорей сразиться с нашим вторым великим князем!

Услышав это, Чжу Бацзе, смеясь, сказал Сунь Укуну:

– Братец, зачем же ты нас морочил? Сказал, что дьяволы переправят наставника через гору, а они пришли вызывать тебя на бой!

– Старого дьявола я действительно покорил, – отвечал Сунь Укун, – и он не посмеет больше тягаться со мной: от одного моего имени у него теперь голова трещит. А на бой меня вызывает наверняка второй дьявол. Посмотрели бы вы, как все три брата преданы друг другу! Нам надо бы у них поучиться. Особенно тебе, Чжу Бацзе! Я покорил старшего дьявола, а ты должен вступить в бой со вторым!

– Думаешь, я его боюсь? – ответил Чжу Бацзе. – Вот увидишь, как я расправлюсь с ним!

– Ну и ступай! – сказал Сунь Укун.

– И пойду! – со смехом отвечал Чжу Бацзе. – Только одолжи мне свою чудесную веревку. Я обвяжусь ею, а вы с Шасэном будете держать ее за другой конец и разматывать. Как только увидите, что я побеждаю, отпустите веревку, и я схвачу дьявола. Если же я потерплю поражение, тащите меня обратно, чтобы дьявол меня не уволок.

– Ладно, – промолвил Сунь Укун, а про себя подумал: «Ну и потешусь я над ним!» Он обвязал Чжу Бацзе веревкой, и тот, взмахнув вилами, вышел на бой со вторым дьяволом.

Они сошлись у склона горы и не успели схватиться раз семь или восемь, как Чжу Бацзе почувствовал, что ему не устоять перед врагом.

– Братцы! – закричал он. – Тащите меня обратно! Тащите же!

Но Сунь Укун нарочно ослабил веревку и даже закинул ее конец вперед.

Потерпев поражение, Чжу Бацзе пустился наутек. Он не заметил, что веревка волочится за ним, запутался и упал. Попытался было подняться, но снова упал и на этот раз разбил себе все рыло. Тут дьявол настиг его, вытянул свой хобот, обвил им, словно дракон, несчастного Чжу Бацзе и направился к пещере. Ликующие бесы запели победную песню и разошлись.

Танский монах, находившийся под горой, наблюдал за боем и очень рассердился на Сунь Укуна.

– Теперь я понимаю, – сказал он, – почему Чжу Бацзе желал твоей смерти! Между вами нет чувства братской любви, а одна только зависть и злоба. Вот и сейчас он взывал к тебе, просил оттащить его за веревку, а ты мало того что не стал тащить, так еще и конец веревки выпустил?! Вот он и попал в беду, что теперь делать?

– Наставник! – отвечал Сунь Укун. – Очень уж ты любишь его и потому все ему прощаешь. Пусть он хоть немного пострадает, будет, по крайней мере, знать, как достаются священные книги!

– Выручи его, ученик мой, прошу тебя, – промолвил Танский монах. – Ведь ты обладаешь огромной волшебной силой.

– Ладно, – ответил Сунь Укун, а сам подумал: «Этот негодяй желал моей смерти, так пусть теперь хоть немного помучится. А уж потом я его вызволю!»

Сунь Укун встряхнулся, превратился в цикаду, у самого входа в пещеру догнал дьявола, сел на ухо Чжу Бацзе и вскоре очутился в пещере.

– Ну вот, братец! Одного изловил! – торжествующе произнес второй демон.

Старый дьявол посмотрел и сказал:

– Этого мог бы и не ловить. Он ни на что не годен.

Услышав эти слова, Чжу Бацзе обрадовался.

– Великий князь, – проговорил он, – раз я ни на что не годен, отпусти меня и излови того, кто тебе нужен.

Тут вмешался третий демон:

– Ничего, пусть остается, свяжем его пока и посадим в пруд на заднем дворе. А когда он вымокнет и с него слезет шерсть, мы ему вспорем брюхо, выпотрошим, засолим и завялим впрок и в ненастную пору будем закусывать, попивая винцо.

Тут на Чжу Бацзе толпой набросились оборотни, связали его, поддели коромыслом, притащили к пруду и бросили в воду, после чего вернулись в пещеру.

Великий Мудрец все это видел, и не знал, как ему поступить. То ли спасать Чжу Бацзе, то ли не спасать. Ведь он, как случается беда, сразу начинает делить поклажу, чтобы уйти куда вздумается. Кроме того, он всегда подбивает наставника читать заклинание, от которого сжимается обруч на голове Сунь Укуна. На днях он слышал от Шасэна, будто Чжу Бацзе стал тайком копить деньги. «Вот я его сейчас припугну и узнаю, правда это или неправда».

Подумав так, Сунь Укун подлетел к Чжу Бацзе и, переменив голос, стал его звать:

– Чжу Унэн! Чжу Унэн!

«Кто может здесь знать мое монашеское имя?» – подумал с удивлением Чжу Бацзе и спросил:

– Кто меня зовет?

– Я зову, из сыскного приказа, – грозно отвечал Сунь Укун. – Меня послал за тобой правитель пятого судилища преисподней.

– Господин начальник! – взмолился Чжу Бацзе. – Вернись обратно и доложи своему повелителю, который хорошо знаком с моим старшим братом в монашестве, Сунь Укуном, что я, мол, прошу его отсрочить явку на один день. А завтра снова придешь!

– Приказ правителя преисподней нельзя нарушать! – строго произнес Сунь Укун. – Живо ступай за мной, не то я поволоку тебя на веревке!

– Господин начальник! – продолжал молить Чжу Бацзе. – Погляди на меня, ведь мне еще пожить хочется. Хоть денек погоди.

– Ладно! – сказал Сунь Укун примирительно. – Сегодня я должен увести с собой еще тридцать человек, и всех в разное время. Отправлюсь-ка я пока за ними, а потом приду за тобой. Кстати, нет ли у тебя деньжат на дорогу? Подкинь хоть сколько-нибудь.

– Смилуйся! – вскричал Чжу Бацзе. – Откуда у монаха деньги?

– В таком случае ступай за мной, живо! – прикрикнул Сунь Укун.

– Господин начальник! Есть у меня немного деньжат, пять чохов серебром, носить их при себе было неудобно, вот я и попросил золотых дел мастера сплавить их в один слиток. Но мастер оказался бессовестным: украл часть серебра, и слиток получился всего на четыре чоха с шестью вэнями. Возьми его, он у меня в ухе.

Сунь Укун просунул руку в ухо Чжу Бацзе и там действительно нащупал слиток серебра весом на все четыре чоха с пятью, а может, и с шестью вэнями. Он взял его в руку, не выдержал и расхохотался.

Чжу Бацзе сразу признал Сунь Укуна и стал его поносить, а потом сказал:

– Я по крохам собирал эти деньги, недоедал, чтобы купить материи и сшить одежду, а ты обманом все забрал. Верни хоть сколько-нибудь!

– Ничего я тебе не верну, – решительно отвечал Сунь Укун.

Тогда Чжу Бацзе сказал:

– Так и быть, подношу эти деньги тебе в дар за спасение моей жизни. Но обещай, что вызволишь меня отсюда.

– Вызволю, только не горячись! – ответил Сунь Укун, принял свой обычный облик, взял в руки железный посох, подтолкнул Чжу Бацзе поближе к берегу, потом схватил его за ноги обеими руками, вытащил из воды и освободил от веревок.

Затем, размахивая посохом, Сунь Укун направился к выходу. Чжу Бацзе ковылял за ним, но как только увидел у вторых ворот свои вилы, так сразу же отшвырнул в сторону охранявшего их бесенка, схватил вилы и ринулся напролом. Пробиваясь через третьи ворота, они вместе с Сунь Укуном перебили несметное количество бесенят.

Узнав об этом, второй демон помчался к воротам и, понося Сунь Укуна, ринулся на него с копьем. Сунь Укун не спеша взял свой железный посох, и начался жаркий бой.

Вскоре дьявол почувствовал, что ему не одолеть Сунь Укуна, и решил обвить его своим носом-хоботом, но Великий Мудрец разгадал замысел врага и поднял свой железный посох высоко над головой. В этот момент дьявол обхватил хоботом Сунь Укуна, но руки у Великого Мудреца оставались свободными. Посмотрели бы вы, что он стал проделывать своим посохом, поддев им конец хобота и забавляясь. Дьявол струсил и, громко фыркнув, разжал хобот, но Сунь Укун вцепился в него и стал дергать. А тут еще Чжу Бацзе собрался бить дьявола по ляжкам острыми зубьями своих вил, но Сунь Укун сказал ему:

– Лучше бей рукоятью, чтобы не было крови, а то наставник опять будет ругать нас!

Чжу Бацзе послушался и стал размеренно, шаг за шагом, бить оборотня, погоняя его, а Сунь Укун тем временем тянул чудовище за хобот и вел вниз под гору. Издали можно было подумать, что это два раба-погонщика ведут слона.

Танский монах все время пристально вглядывался в даль и вдруг заметил своих учеников, которые приближались с криками и шумом.

– Шасэн! Смотри-ка! Кого это они тащат?

– Оборотня тащат, – промолвил Шасэн. – Видишь, какой у него здоровенный хобот?

– Вот и прекрасно! – вскричал Танский монах. – Ну-ка, спроси у этого дьявола, согласится ли он переправить нас через гору. За это мы пощадим его.

Шасэн пошел навстречу, громко крича на ходу:

– Эй, вы! Наставник велел сказать, что пощадит дьявола, если он переправит нас через гору.

Дьявол услышал эти слова, повалился на колени и обещал выполнить все, что от него потребуют. Сунь Укун все время держал его за хобот, так что дьявол, когда говорил, гнусавил, словно был сильно простужен.

– О великий властитель мой, Танский наставник! – молвил второй демон. – Если ты пощадишь меня, я немедленно переправлю тебя через гору.

– Ступай живее за паланкином! – прикрикнул на оборотня Сунь Укун. – Но если и на сей раз вы нас обманете, мы изловим всех вас, и тогда уж не ждите пощады!

Дьявол совершил земной поклон и удалился.

Дрожа от страха, второй демон вернулся в пещеру. Он рассказал всем бесам и бесенятам о милосердии Танского монаха, а потом обратился к старшему дьяволу с такими словами:

– Согласен ли ты, мой старший брат, переправить Танского монаха через гору?

– Брат, не надо об этом спрашивать, – отвечал старый демон. – Сунь Укун добр и справедлив. Он пощадил и меня, и тебя, хотя мог погубить нас обоих. Так что живо собирайтесь, пойдем провожать Танского монаха!

Тут младший демон рассмеялся и воскликнул:

– Провожайте, провожайте!

– Ты, кажется, чем-то недоволен? – спросил его старый демон. – Не хочешь провожать – не надо, и без тебя обойдемся.

Третий демон опять рассмеялся.

– Разрешите сказать, уважаемые братья! – произнес он. – Лучше бы Танский монах не просил, чтобы мы его провожали, а прошел бы тихо и незаметно. Но раз он требует этого, пусть пеняет на себя. Я приготовлю ему ловушку, которая называется «Выманить тигра из горного логова».

– «Выманить тигра из горного логова»? – переспросил старый демон. – Что это значит?

– Мы сейчас поднимем на ноги всех наших бесов, пересчитаем их и из каждого десятка тысяч отберем по одной тысяче, из тысячи отберем сотню, а затем из сотни отберем шестнадцать и еще тридцать…

– Как же так – сперва шестнадцать, а потом еще тридцать? – спросил он.

– Тридцать нам надо таких, – пояснил третий демон, – которые умеют парить и жарить. Мы дадим им отборного риса, лучшей муки, ростки бамбука, разных грибов, бобового сыра и лапши. Прикажем им отойти на двадцать или тридцать ли, разбить палатки, приготовить еду и чай и ожидать Танского монаха.

– Ну а шестнадцать для чего? – спросил старый дьявол.

– Восемь из них пусть несут паланкин, а другие восемь побегут впереди и будут разгонять прохожих и встречных. А вы, братья, сопровождайте паланкин слева и справа на всем пути до первого привала. Мой город расположен к западу отсюда на расстоянии четырехсот с лишним ли. Там уже будут люди и кони наготове. Когда монах начнет приближаться к городу, мы сделаем то-то и то-то (тут он понизил голос до шепота), а затем разлучим монаха с его учениками, и шестнадцать бесенят изловят его.

Этот план так понравился старому демону, что он сразу пришел в себя и воспрянул духом.

Дьяволы устроили перекличку и отобрали сперва тридцать бесов, которых снабдили всеми припасами, а затем еще шестнадцать, которым велели нести роскошный паланкин, благоухающий всевозможными ароматами. Дьяволы покинули пещеру, а оставшимся бесам было приказано:

– Никому не выходить и не бродить без дела в горах! Сунь Укун сверх меры подозрителен и, если заметит кого-нибудь из вас, сразу же почует неладное.

Ведя за собой всю свиту, старый демон дошел до большой дороги и стал громко звать:

– О владыка наш, Танский монах! Отныне пусть дорожная пыль не докучает тебе. Просим поторопиться в путь, чтобы пораньше переправиться через гору!

Танский монах приблизился к паланкину и поклонился дьяволам, благодаря их за доброту.

Дьяволы и бесы в свою очередь совершили земной поклон, а затем старый демон предложил Танскому монаху занять место в паланкине.

Несчастный Танский монах не представлял, что попался на удочку. Да и Великий Мудрец Сунь Укун не ожидал, что дьявол, который обязан ему жизнью, замыслил недоброе. Он велел Чжу Бацзе немедленно навьючить поклажу на коня и неотступно следовать за Шасэном, а сам возглавил шествие и зорко смотрел по сторонам, помахивая своим железным посохом. Восемь бесов несли паланкин, а другие восемь бежали впереди и громкими криками разгоняли прохожих. Трое дьяволов-оборотней поддерживали оглобли паланкина. Танский наставник блаженствовал на мягких подушках и предавался тихой радости.

Кто мог знать, что в этой радости таится скорбь?
		Светит над жизнью звезда Долголетья —



		 удачи и счастья примета,



		Но вдруг неожиданно всходит на небе



		 предвестник беды – комета.








Трое дьяволов, единодушных в своем заговоре, шли как стражи, охраняя паланкин с обеих сторон, и были весьма предупредительны. Пройдя тридцать ли, устроили небольшой привал, а через пятьдесят ли снова расположились на отдых. Всякий раз подавали еду и питье. На дню кормили три раза, для ночлега выбирали самые лучшие места.

Продвинувшись на запад более чем на четыреста ли, путники вдруг увидели город. Внимательно присмотревшись, Великий Мудрец с перепугу даже упал, тщетно пытаясь подняться на ноги. Дело в том, что он узрел над городом зловещий туман, невидимый для простых смертных.

И вот в тот самый момент, когда Сунь Укун в ужасе смотрел на бесовское наваждение, позади раздался свист ветра. Сунь Укун мгновенно перевернулся и, вскочив на ноги, пустил в ход свой железный посох. Младший демон ринулся на Сунь Укуна, и оба они, тяжело дыша от распиравшего их гнева и злобы, дрались, скрежеща зубами от ярости.

Старый демон поднял свой стальной меч и бросился на Чжу Бацзе. Тот оставил коня, стал вращать своими вилами и колотил ими куда попало. Второй демон нацелился длинным копьем на Шасэна, но тот успел отразить удар своим волшебным посохом. Так на вершине начался жаркий бой трех дьяволов с тремя монахами.

Шестнадцать бесов по сигналу начали действовать. Один схватил белого коня, другой завладел поклажей, остальные ринулись на Танского монаха и потащили паланкин прямо к окраине города.

Толпы бесов и бесенят стали сбегаться с городских стен. Городские ворота широко распахнулись, и была дана команда: свернуть знамена и заглушить барабаны, не поднимать никакого шума и не бить в гонги, чтобы не испугать Танского монаха, иначе мясо его протухнет и есть его будет нельзя.

Поэтому бесы и бесенята приветствовали Танского монаха низкими поклонами. Его внесли на паланкине прямо в тронную залу Золотых колокольцев, усадили на почетное место и принялись угощать чаем и яствами.

О том, что произошло дальше, остался ли Танский монах жив, вы узнаете из следующей главы.




Глава семьдесят седьмая,


повествующая о том, как были обмануты оборотни и как все они преклонились перед Буддой


Итак, три дьявола вступили в бой с тремя монахами. Они бились не на жизнь, а на смерть, не щадя сил своих.

Бились долго, уже стало смеркаться, поползли туманы, подгоняемые ветром, и вскоре совсем стемнело. А как вам известно, у Чжу Бацзе были огромные уши, которые свисали прямо на глаза, и в темноте он ничего не видел. Поэтому, улучив момент, он бросился бежать, волоча за собой вилы. Старый дьявол бросился за ним, схватил его своими острыми клыками за голову и помчался в город. Там он бросил его бесенятам, велел крепко связать и поместить во дворце, в тронной зале Золотых колокольцев. Затем старый дьявол на облаке снова помчался к месту боя, чтобы в нужный момент прийти на помощь своим братьям. Шасэн понял, что дело принимает дурной оборот, и, сделав ложный выпад своим волшебным посохом, неожиданно повернулся и бросился наутек. Но второй демон настиг его, обвил своим хоботом и тоже доставил в город, приказав бесенятам связать пленника и поместить его в той же зале, что и Чжу Бацзе.

Сунь Укун знал, что ему одному сразу с тремя не справиться, отбил своим волшебным посохом сыпавшиеся на него удары, перекувырнулся, вскочил на облако и умчался. Тут третий демон принял свой первоначальный облик, обернувшись исполинской птицей, которая одним взмахом крыльев могла покрыть расстояние в девяносто тысяч ли. Двумя взмахами крыльев он догнал Сунь Укуна и зажал его в пасти так, что тот даже пошевельнуться не мог. Он притащил Великого Мудреца в город, бросил на землю и тоже велел связать и поместить в зале Золотых колокольцев вместе с Чжу Бацзе и Шасэном.

После этого дьяволы столкнули Танского монаха с места, на которое с почетом усадили его вначале, и он при свете фонарей увидел своих спутников, связанных по рукам и ногам и валявшихся в пыли.

Глядя на них, Танский монах не сдержал слез и принялся причитать. Следом за ним стали плакать и Чжу Бацзе с Шасэном. Один только Сунь Укун оставался спокойным и, посмеиваясь, говорил:

– Не плачь, наставник, и вы, братья, не плачьте; как только дьяволы уснут, мы выберемся отсюда.

В это время паломники услышали, как старый дьявол распорядился:

– Эй, слуги, пусть пятеро носят воду, семеро чистят котел, десять разжигают огонь, а двадцать тащат железную клетку. Мы сварим монахов. Сами отведаем и слугам дадим по кусочку, чтобы обрели долголетие.

Вскоре прибежали бесенята и доложили:

– Вода закипела!

Дьявол распорядился втащить пленников, вначале Чжу Бацзе, потом Шасэна.

Сунь Укун с помощью волшебства быстро освободился от веревок, выдернул у себя шерстинку, превратил ее в точное свое подобие, а сам взлетел в воздух и стал смотреть, что будет дальше. Таким образом, в клетку засунули не Великого Мудреца, а его двойника.

Наконец дошла очередь до Танского монаха. Его повалили навзничь, скрутили веревками и тоже внесли в клетку. Дрова были сухие, и костер горел ярким пламенем.

Тут Великий Мудрец прищелкнул пальцами, произнес заклинание, и тотчас же перед ним в образе тучи предстал царь драконов Северного моря и низко поклонился.

– Мой наставник попал в беду, – сказал Сунь Укун. – Дьяволы посадили его в клетку и хотят сварить. Не дай ему погибнуть!

Выслушав Великого Мудреца, дракон сразу же превратился в ледяной ветер и начал дуть, мешая огню лизать днище котла.

В конце третьей стражи старый дьявол распорядился:

– Эй вы, подручные! Хорошенько стерегите пленников! А мы на время покинем дворец и отдохнем хоть немного. К пятой страже, как только начнет светать, монахи сварятся, тогда можно будет заправить их чесноком, посолить, полить уксусом и полакомиться.

Бесы обещали в точности выполнить приказание, и трое дьяволов удалились к себе.

Сунь Укун слышал все, что сказал старый дьявол, спустился чуть ниже, обернулся мухой и сел на решетку клетки. Тут до него донесся голос Чжу Бацзе.

– Видно, истопники сменились, – сказал он. – Когда нас втащили сюда, было жарко, а сейчас потянуло холодом. Эй, начальник истопников! Поддай-ка жару! А то у меня застарелая простуда!

Между тем Сунь Укун вдруг вспомнил, что у него есть при себе сонные мушки, и решил усыпить бесенят.

Каждому истопнику он бросал в лицо по мушке, мушки забирались в ноздри, и бесенята один за другим валились на землю и тотчас же засыпали.

Как только уснул последний, десятый бесенок, Сунь Укун принял свой обычный вид, подошел к клетке, освободил наставника, а потом Чжу Бацзе и Шасэна. Дракона Северного моря Сунь Укун отпустил, шерстинку вернул на место, а затем сказал:

– Вы обождите меня, а я пойду разыщу коня и поклажу, без них нам не обойтись.

Сунь Укун на четвереньках пробрался в залу Золотых колокольцев, где бесы и бесенята спали вповалку в самых различных позах, нашел коня, отвязал, разыскал поклажу и коромысло и так же тихонько вышел из залы. Поклажу и коромысло он отдал Шасэну, и все вместе они направились прямо к главным воротам, но тут послышался стук караульных колотушек и звон колокольцев. На воротах висел замок с печатью.

– Пойдемте через задние ворота, – сказал Чжу Бацзе.

Но на задних воротах тоже висел замок с печатью.

– Плохо дело! – сказал Сунь Укун. – Как же нам отсюда выбраться?

– Братец! – произнес Чжу Бацзе. – Незачем ломать голову. Надо перелезть через стену в таком месте, где нет ни колотушек, ни колокольцев.

Ничего лучшего Сунь Укун придумать не мог. Они прошли еще немного, нашли такое место, но только было стали думать, как перелезть через стену, как все три дьявола, почуяв неладное, проснулись и бросились в залу Золотых колокольцев. Там они увидели, что все бесенята спят мертвым сном. Даже палками их нельзя разбудить, железная клетка сброшена на пол, вода в котле остыла, а от огня и головешек не осталось. Тут дьяволы-оборотни завопили:

– Живее в погоню за Танским монахом!

От этого страшного крика бесенята проснулись, вскочили на ноги, похватали оружие и бросились к главным воротам. Но тут все было в порядке. Печать и замок оказались на месте, колотушки стучали, колокольцы звенели. Бесы стали спрашивать ночных дозорных, карауливших за воротами:

– Не видели, откуда выбежал Танский монах?

– Отсюда никто не выходил! – в один голос отвечали дозорные.

Тогда бесы кинулись к задним воротам. Но и здесь замок и печать, колотушки и колокольцы – все было на месте. Тогда зажгли сразу множество фонарей и при их свете увидели четырех беглецов, пытавшихся перелезть через стену.

Одному только Сунь Укуну удалось спастись, остальных дьяволы схватили и снова приволокли в тронную залу.

Чжу Бацзе и Шасэна привязали к столбам, поддерживавшим крышу дворца, а Танского монаха крепко держал в своих лапах старший дьявол.

– Ты что его держишь? – спросил младший брат. – Хочешь живьем его съесть? Вряд ли он придется тебе по вкусу. То ли дело простые мужики и парни – поймал и тут же ешь себе на здоровье. А это, брат, редчайшее яство, им можно лакомиться только в часы досуга, когда погода ненастная. Перед этим надо тщательно привести себя в порядок, причем вкушать его нужно под первосортное вино и нежную музыку!

Старый дьявол рассмеялся.

– Ты совершенно прав, брат мой, – молвил он, – боюсь только, что опять появится Сунь Укун и похитит его.

– У нас во дворце есть узорчатая беседка с разными благовониями, в ней стоит железный поставец. Давай упрячем в него Танского монаха, запрем беседку и пустим слух о том, что мы его съели живьем. Тогда Сунь Укуну некого будет спасать и он уберется восвояси. Мы же подождем несколько дней, а потом притащим сюда Танского монаха и будем понемногу лакомиться. Что ты на это скажешь?

Оба демона очень обрадовались и стали хвалить своего младшего брата:

– Молодец! Хорошо придумал!

После этого дьяволы схватили несчастного Сюаньцзана, поволокли его в беседку, втолкнули в железный поставец, а двери в беседку наглухо закрыли.

Тем временем Сунь Укун, который удрал на облаке, направился прямо к пещере Львиного верблюда и там перебил всех бесов и бесенят. Уже взошло солнце, когда он возвращался назад. Приблизившись к городу, Сунь Укун спустился с облака, качнулся из стороны в сторону и, превратившись в маленького бесенка, стал обходить все улицы и переулки, чтобы хоть что-нибудь разузнать. В городе только и было разговоров о том, что Танского монаха этой ночью заживо съел великий князь. Вот когда Сунь Укун действительно встревожился. Он устремился во дворец и заглянул в залу с золотыми колокольцами, где увидел множество оборотней, разодетых в одежды из желтой материи, в меховых шапках, отороченных золотом, с дубинками в руках и с табличками из слоновой кости у пояса. Все они сновали взад и вперед.

Сунь Укун тотчас же принял вид дворцового служащего и, смешавшись с остальными, вошел в золотые ворота. Вдруг он заметил привязанного к столбу Чжу Бацзе, который едва слышно стонал. Сунь Укун приблизился к нему и спросил:

– Где наставник?

– Вчера ночью дьяволы живьем сожрали наставника, – ответил Чжу Бацзе. – Правда, собственными глазами я не видел, как его жрали, слышал только, как бесы про это рассказывали.

Выслушав Чжу Бацзе, Сунь Укун пошел дальше. Он обошел дворец и заметил Шасэна, который был привязан к другому столбу. Подойдя к нему и коснувшись его рукой, Сунь Укун спросил:

– Не знаешь ли ты, где наставник?

– Его сожрали дьяволы, – отвечал Шасэн. – Живьем сожрали.

Сомнений больше не было. Исполненный отчаяния, Сунь Укун не стал спасать ни Чжу Бацзе, ни Шасэна. Он поднялся в воздух, помчался к восточной стороне города, там спустился на пригорок и стал громко плакать и причитать:
		Когда за проступки пред Небом



		 страдал я в сетях наказаний,



		Ты, мой добрый наставник,



		 меня отвратил от пороков.



		Сердцем и духом окрепнув,



		 с тобою отправился к Будде;



		Греховную плоть усмиряя,



		 отринул демона Мару.



		А нынешним утром – о горе! —



		 вновь совершил прегрешенье:



		Тебя оберечь не умея,



		 сам малодушно спасся.



		На Запад, в чудесную землю,



		 тебе не судьба добраться…



		Душа в неизбывной печали —



		 что же, что же мне делать?!








Долго сидел Сунь Укун, предаваясь скорби, и думал:

«Это все он, наш Будда Татагата, в своей обители высшего блаженства от безделья насочинял всякие книги. Подумаешь! Священные книги! Три сокровища! Да если бы он и в самом деле хотел склонять всех к добру, позаботился бы лучше о том, чтобы самому доставить эти книги в восточные земли. Разве не остались бы они тогда людям на веки вечные? Видно, жаль ему расставаться со своими книгами, вот и пришлось идти к нему на поклон.

Сколько мучений вынесли мы, переходя через тысячи гор! И все зря! Мой наставник погиб. Все кончено! Что же, полечу-ка я на облаке к самому Будде и расскажу ему о том, что произошло. Если он согласится передать мне свои книги, я доставлю их в восточные земли. Пусть люди узнают, что ждет их в награду за добрые дела. Так я исполню данный мною обет. Если же Будда не даст мне книг, я попрошу его снять с моей головы волшебный обруч, а сам вернусь в свою пещеру, где буду по-прежнему царем обезьян».

Решив так, Сунь Укун вскочил на облако и направился прямо в страну Небесного бамбука. Не прошло и часа, как показалась Чудодейственная гора. Еще миг – и Сунь Укун, прижав книзу облако, достиг основания скалы Горный Орел. Не успел он поднять голову, как его обступили четыре великана – хранители Будды и грозно спросили:

– Ты куда направляешься?

Вежливо поклонившись, Сунь Укун ответил:

– Мне нужно видеть Будду Татагату по важному делу.

Старший из хранителей, которому был подвластен горный хребет Золотой зари в горах Куньлунь, крикнул:

– Эй ты, мартышка! Слишком грубо и дерзко себя ведешь! В прошлый раз мы много сил потратили, чтобы выручить тебя из лап Быкоголового дьявола, а сейчас при встрече с нами ты не проявил ни малейшей учтивости. Раз ты явился по важному делу, обожди здесь, пока мы не доложим Будде. Разрешит он, мы тебя пропустим. Тут тебе, братец, не Южные ворота Неба, где ты можешь входить и выходить, когда тебе вздумается! Ну-ка, отойди!

Но Великий Мудрец был и без того сильно огорчен и раздосадован, а потому, услышав такое обращение, вскипел яростью и стал так кричать, что потревожил самого Будду.

В это время Будда сидел на лотосовом троне и толковал священные книги своим самым близким ученикам – восемнадцати архатам. Услышав шум, он сказал:

– Сунь Укун явился! Ступайте и позовите его!

Выполняя повеление Будды, архаты чинно, двумя рядами, вышли из ворот с приветственными возгласами:

– О Великий Мудрец Сунь Укун! Сам Будда зовет тебя.

Четыре хранителя Будды, стоявшие у ворот, сразу же расступились и пропустили Сунь Укуна. Архаты подвели Великого Мудреца к лотосовому трону. При виде Будды Сунь Укун пал ниц и слезы ручьем хлынули из его глаз.

– Что случилось? Чем ты так опечален? – спросил Будда.

– Я, твой ученик, неоднократно был удостоен милости внимать твоим поучениям и пользовался твоим покровительством. С того времени, как я вступил на путь твоего истинного учения, на меня возложена обязанность охранять Танского монаха, которого я почитаю как своего наставника. Трудно передать, сколько горя нам пришлось изведать на далеком пути к тебе. И вот сейчас мы достигли горы Львиного верблюда, где оказалась пещера, а поодаль и город того же названия. Три лютых дьявола, три родных брата, владеют этой горой, пещерой и городом. Они и схватили моего наставника. А нынешней ночью сожрали его живьем. Двух его учеников, Чжу Бацзе и Шасэна, тоже ждет лютая смерть. Спасти их не в моих силах. Уповая на твою доброту и сострадание, молю тебя: сними заклятие, которым сковывает мою голову обруч, и возьми его обратно. Меня же отпусти на гору Цветов и плодов, к моим обезьянам, где я снова стану царем.

Сказав так, Сунь Укун стал громко плакать.

– Успокойся! – смеясь, проговорил Будда. – Я хорошо знаю этих дьяволов и помогу тебе. Кстати, один из них, младший, родня мне.

– С какой стороны? – спросил Сунь Укун. – Отца или матери?

– Видишь ли, – помолчав, ответил Будда, – когда среди тварей выделились звери, бегающие по земле, и птицы, летающие по воздуху, старшим над зверями стал Единорог-цилинь, а над птицами – Феникс. Феникс был, сверх всего, наделен еще животворным духом и породил павлинов и кондоров. Павлины оказались более лютыми и поедали людей. Они всасывали их в себя на расстоянии сорока пяти ли. Как-то раз я отправился на снежную вершину и там упражнялся в искусстве стать ростом шесть чжанов и покрыть позолотой все тело, но меня тотчас же всосал павлин, и я попал прямо к нему в брюхо. Я решил было выбраться через задний проход, но побоялся выпачкаться. Тогда я перебил ему позвоночник, вылез и вскарабкался на Чудодейственную гору. Я хотел убить этого павлина, но остальные Будды меня отговорили. Ведь погубить павлина – все равно что погубить родную мать. Поэтому я не только пощадил павлина, но еще пожаловал ему титул «Великий просвещенный повелитель павлинов, породивший Будду». А кондор был рожден той же самкой, что и павлин. Теперь ты понимаешь, какое между нами родство?

– Так вот оно что! – рассмеялся Сунь Укун. – Значит, ты, Будда, приходишься оборотню племянником со стороны матери.

На это Будда ничего не ответил, только сказал:

– Пожалуй, я сам отправлюсь на гору Львиного верблюда и усмирю оборотней.

Сойдя с трона, Будда вышел из ворот в сопровождении всей своей свиты и там встретился с Анандой и Касьяпой, которые привели двух бодисатв: мудрейшего Вэнь Шу и всеведущего Пу Сяня.

– Сколько времени прошло с тех пор, как твой зверь покинул гору? – обратился Будда к Вянь Шу.

– Семь дней, – отвечал Вэнь Шу.

– Семь дней на Небе равны семи тысячелетиям на Земле, – промолвил Будда. – Сколько же живых тварей сгубил дьявол за это время? Надо побыстрее его изловить!

И, сопровождаемый двумя бодисатвами, Будда со всей свитой поднялся в воздух и полетел. Вскоре показалась столица государства Львиного верблюда, окутанная зловещим туманом.

– Ты спустись первым, – приказал Будда Сунь Укуну, – войди в город и вступи в бой с оборотнями. Потом притворись, будто потерпел поражение, и возвращайся сюда, а я уж сам с ними справлюсь.

Великий Мудрец направил облако прямо к городу и, спустившись на городскую стену, стал кричать:

– Эй вы, скоты негодные! Выходите сразиться со мной, старым Сунь Укуном!

Находившиеся в дозорных вышках бесенята перепугались и сломя голову бросились вниз с громкими воплями:

– О великий князь! Опять явился Сунь Укун и вызывает вас на бой!

– Ну и обезьяна! – вскричал старый дьявол. – Три дня не показывалась – и на́ тебе, с утра явилась, не иначе как привела с собой кого-то на помощь!

Дьяволы с оружием в руках устремились на городскую стену и втроем напали на Сунь Укуна. Они схватывались с ним раз семь или восемь, после чего Сунь Укун покинул поле боя и бросился бежать. Дьяволы за ним. Тут Сунь Укун перевернулся и взлетел на облако. Дьяволы вскочили на другое облако и пустились за ним вдогонку. Но Сунь Укун метнулся в сторону и скрылся в лучах исходившего от Будды сияния. В тот же миг дьяволы увидели перед собой трех достопочтенных Будд, олицетворявших Прошедшее, Настоящее и Будущее, в окружении пятисот архатов и трех тысяч праведных приверженцев буддийской веры. Они кольцом обступили трех оборотней, да так плотно, что даже капля воды не могла бы просочиться.

Старый дьявол замахнулся было на Будду мечом, но тут Вэнь Шу и Пу Сянь произнесли заклинание и прикрикнули:

– Экие твари негодные! Все не возвращаетесь на Истинный Путь и не раскаиваетесь? Чего же вы ждете?!

Тут старый дьявол и его средний брат побросали оружие, перекувырнулись через голову и приняли свой настоящий облик. Бодисатвы кинули им на спины свои сиденья в виде цветка лотоса и сразу же уселись на них, а оборотни, свесив уши, изъявили полную покорность.

И только третий оборотень не покорился. Он расправил крылья, отбросил свою замечательную пику, взвился в воздух и, играя широко растопыренными когтями, кинулся на царя обезьян, который скрылся в лучах сияния Будды. Тогда Будда метнул в него золотистый луч, и голова оборотня превратилась в окровавленный кусок мяса. Продолжая играть когтями, оборотень ринулся было на Будду, но тот поднял руку, перепонки на крыльях оборотня тотчас лопнули, и он не мог больше летать. Он тут же сел Будде на голову и принял свой первоначальный вид. Это оказался огромный кондор с орлиными крыльями золотистого цвета. Он раскрыл клюв и вдруг заговорил человеческим голосом:

– О Будда! Зачем ты околдовал меня своими могущественными чарами?

– Ты натворил немало бед! – отвечал Будда. – Но если последуешь за мной и станешь творить добро, то этим, может быть, искупишь свою вину.

– У тебя там надо соблюдать посты, есть одни овощи, жить в крайней бедности, терпеть лишения. А здесь я ем человечину и ни в чем себе не отказываю. Грех падет на тебя, если ты уморишь меня голодом.

– Мне подвластны четыре огромных острова, – отвечал Будда, – великое множество живых существ живет на них, уповая на меня. Я велю им приносить тебе жертвы за каждое твое доброе деяние.

Кондор попытался было освободиться, хотел бежать, но все его старания оказались тщетными. Пришлось покориться.

Между тем Сунь Укун перекувырнулся и, очутившись перед Буддой, стал отбивать земные поклоны.

– О мой повелитель! – восклицал он. – Ты изловил оборотней и устранил великую напасть, но моего бедного наставника все равно нет в живых.

Щелкая зубами, кондор заорал:

– Гнусная обезьяна! Нашла-таки на меня управу! Когда это мы сожрали твоего наставника? Разве не он находится там, в узорчатой беседке, в железном поставце?

Тут Сунь Укун поклонился Будде, коснувшись лбом земли, а Будда вернулся на облако и в сопровождении своей свиты полетел к своей драгоценной обители.

Тем временем Сунь Укун на облаке спустился на землю и вошел в город. Там уже не было ни одного бесенка.

Узнав о том, что их властители покорились Будде, они удрали, спасая свою жизнь. Сунь Укун освободил Чжу Бацзе и Шасэна, нашел поклажу и отыскал коня.

– Наставник жив! – сказал он своим братьям. – Идите за мной!

Он провел Чжу Бацзе и Шасэна в дворцовый сад. Там они отыскали узорчатую беседку, и когда заглянули внутрь, то увидели железный поставец, из которого доносились глухие стоны. Шасэн вскрыл поставец своим волшебным посохом, покоряющим оборотней, и, сдвинув крышку, позвал:

– Наставник!

Спустя немного паломники нашли во дворце съестные припасы, приготовили чай, сварили кашу, наелись досыта, привели себя в порядок и, выйдя из города, отправились дальше на Запад.

Чем закончилось это паломничество и смогли ли наши путники лицезреть Будду, вы узнаете из следующих глав.




Глава семьдесят восьмая,


из которой вы узнаете о том, как странствующие монахи преисполнились жалостью к детям и призвали для их спасения духов, а также о том, как в зале дворца распознали дьявола и вели беседу о добродетели


Итак, покинув город Львиного верблюда, паломники продолжали свой путь на Запад. Прошло несколько месяцев, близилась зима.
		Скоро поблекнет



		 горных слив красота;



		В прудах и озерах



		 вода подернется льдом.



		Вихрь, налетев,



		 осыплет листья с дерев;



		Только сосна



		 сохранит зеленый наряд.



		Травы в горах,



		 иссохнув, приникли к земле;



		В дальней дали



		 сполохи льдистых зарниц.



		Пасмурно, стыло —



		 холод проник до костей.








И вот однажды путники подошли к какому-то городу и вышли на площадку перед главными воротами, полукругом обнесенную стеной. Здесь они увидели пожилого воина-стражника, который, прислонившись к стене, сладко спал.

– Эй, начальник! – окликнул его Сунь Укун.

Стражник вскочил, вытаращил глаза и, увидев Великого Мудреца, поспешно опустился на колени, отбивая земные поклоны.

– Ты, наверно, принял меня за святого праведника или за злого духа, а я монах из восточных земель и иду на Запад за священными книгами, – сказал Сунь Укун. – Увидел тебя и решил спросить, как называется этот город.

– А я думал, ты бог Грома, – едва оправившись от испуга, ответил стражник, зевнул, потянулся, потом сказал: – Эта страна, почтеннейший, сперва называлась страной Нищенствующих монахов бицю, а теперь зовется страной Детей.

– Есть ли в этой стране государь-правитель? – спросил Сунь Укун.

– Ну как же не быть? Конечно есть, – ответил стражник.

Тут Сунь Укун обернулся к Танскому монаху и сказал:

– Наставник! Эта страна прежде называлась страной Нищенствующих монахов бицю, а теперь зовется страной Детей. Никак не пойму, зачем ее переименовали.

– Давайте пройдем в город и там все разузнаем, – сказал Танский монах.

Так они и сделали. На главной улице было оживленно, нарядно одетые прохожие имели весьма благообразный вид.

Путники шли и шли и никак не могли налюбоваться пышностью и великолепием города. Но у каждого дома почему-то висели корзины, в которых носят голубей, и это несколько озадачило путников.

Сунь Укун решил разузнать, в чем дело, превратился в пчелку и, подлетев к ближайшей корзинке, пролез под полог. Каково же было его удивление, когда он в корзинке увидел ребенка. В другой корзинке тоже оказался ребенок. Сунь Укун просмотрел одну за другой несколько корзинок и во всех обнаружил детей, причем только мальчиков. Некоторые из них забавлялись, другие кричали и плакали, третьи лакомились фруктами или спали. Сунь Укун не стал осматривать остальные корзинки и, приняв свой настоящий облик, вернулся к Танскому монаху.

– В корзинках дети, – доложил он наставнику, – самому старшему не больше семи лет, а самому маленькому нет и пяти. Не пойму, в чем тут дело.

За углом была почтовая станция и постоялый двор. Там монахов радушно встретили. После взаимных приветствий все расселись по местам, и смотритель обратился к Танскому монаху.

– Почтеннейший! Откуда путь держишь? – спросил он.

– Я бедный монах, иду из восточных земель, из великого Танского государства, на Запад за священными книгами. У нас есть при себе подорожная, и мы сочли своим долгом предъявить ее и получить пропуск, а заодно попроситься у вас на ночлег и передохнуть с дороги.

Смотритель станции велел тотчас же подать чаю, а затем распорядился устроить путников на ночлег. Танский монах поблагодарил его и спросил:

– Могу ли я надеяться побывать сегодня на приеме у вашего правителя и предъявить ему свою подорожную?

– Нет, – ответил смотритель, – сегодня уже поздно. Придется вам отправиться завтра на утренний прием. А пока располагайтесь поудобнее и отдыхайте.

Вскоре все было готово, и, когда смотритель пригласил гостей к столу, Танский монах обратился к нему с такими словами:

– Мы, бедные монахи, очень хотели бы знать, как у вас здесь появляются дети на свет и как их растят.

– Как и везде, – отвечал смотритель. – Десять лун зародыш пребывает в материнской утробе, а в положенное время появляется на свет. Мать кормит младенца грудью три года, после чего он постепенно принимает свой настоящий облик. Неужто вам об этом ничего не известно?

– Выходит, в вашей стране все происходит точно так же, как и в нашей, – вежливо ответил Танский монах. – Почему же в вашем городе над воротами каждого дома висят корзины для голубей, а в каждой корзине – ребенок?

Тут смотритель приложил палец ко рту и, понизив голос до шепота, сказал:

– Почтеннейший, об этом надо молчать! Спокойно устраивайтесь на ночлег, а завтра утром отправитесь в путь-дорогу.

Но Танский монах настолько был взволнован, что схватил смотрителя за рукав и требовал, чтобы тот объяснил, в чем дело.

Тогда смотритель удалил всех служащих и слуг, остался наедине с монахами и при свете ночника начал едва слышно рассказывать:

– Прежде наша страна называлась страной Нищенствующих монахов бицю, а теперь зовется страной Детей. Три года назад здесь появился старец-даос, а с ним девица лет шестнадцати, настоящая красавица, очень похожая на богиню Гуаньинь. И вот эту девицу даос подарил нашему правителю. А тот совсем голову потерял, дни и ночи стал проводить в непрестанных утехах с молодой красавицей, которую называют Прекрасной государыней, и довел себя до того, что ослаб и духом, и телом, не ест, не пьет, жизнь в нем едва теплится. Лекари из придворной лечебной палаты испробовали все лучшие средства, ничего не помогло. Даоса, который подарил девицу, стали величать государевым тестем. Он знает секрет заморских снадобий, продлевающих жизнь. Когда-то ему довелось побывать на трех священных островах, где он собрал все целебные травы. Однако запивать их нужно отваром, приготовленным из сердца и печени тысячи ста одиннадцати детей. Зато действие его снадобья волшебно. Кто выпьет, тот тысячу лет не состарится. В корзинках как раз и находятся дети, которым суждено пойти на приготовление отвара. А родители их не смеют даже плакать от страха перед государем. Вот почему нашу страну стали называть страной Детей. Когда будете завтра на приеме у государя, смотрите не проговоритесь.

С этими словами смотритель удалился.

У Танского монаха по щекам неудержимо катились слезы, до того было ему жаль несчастных малюток.

Он так убивался и горевал, что ученики не знали, как его утешить. Наконец Сунь Укун сказал:

– Ложись спать, наставник, а завтра я отправлюсь с тобой вместе на прием к правителю и посмотрю, что это там за даос объявился, которого величают государевым тестем. Если он человек и впал в заблуждение, я помогу ему вернуться на Истинный Путь. Если же он злой оборотень, я расправлюсь с ним, а правителя научу умерять страсти и заботиться о своем здоровье. Ни за что не дам ему загубить столько невинных детских жизней. Но сейчас прежде всего надо унести из города все корзинки с детьми и спрятать подальше. Местные власти, разумеется, явятся с докладом, а неразумный правитель либо станет советоваться с тестем государя, либо прикажет найти других детей. Вот тогда-то, не опасаясь, что на нас возведут обвинение, и можно будет заговорить об этом деле с правителем.

Сказав так, Великий Мудрец вышел за ворота, присвистнул и сразу же поднялся в воздух. Там он щелкнул пальцами, прочел заклинание, и тотчас же к нему явились: бог – хранитель города, местный дух, духи очагов, праведники пяти стран света, вникающие в суть явлений природы, четыре стража времени, боги Людин и Люцзя, а также духи – хранители веры. Все они, совершив вежливый поклон, обратились к Сунь Укуну с вопросом:

– Великий Мудрец! Что привело тебя сюда? Уж не стряслась ли какая-нибудь беда в ночную нору?

Сунь Укун рассказал небожителям о том, что ему довелось узнать, и попросил на время спрятать детей в надежное место.

– Как только я уничтожу злого оборотня, наведу порядок в стране и уговорю правителя вступить на Путь Истины, мы тронемся в путь, – сказал Сунь Укун, – тогда вы доставите детей обратно.

Духи тотчас же принялись выполнять приказ Сунь Укуна и стали спускаться на землю, приготовившись пустить в ход волшебные чары. Завыл северный ветер, мгла окутала город, и ночью, в третью стражу, духи благополучно доставили детей в безопасное место.

Тем временем Сунь Укун по благодатному лучу спустился на землю и направился прямо на постоялый двор.

Он вошел радостный и обратился к наставнику с такими словами:

– Учитель! Дети спасены. Они в надежном месте. А когда все уладится, их доставят обратно и мы продолжим свой путь на Запад.

Танский монах принялся благодарить Сунь Укуна, после чего лег и спокойно уснул.

Утром Танский монах и Сунь Укун собрались во дворец на прием к правителю. Чтобы не испугать своей наружностью обитателей дворца, Сунь Укун решил изменить свой облик и, обращаясь к Танскому монаху, промолвил:

– Я буду невидимо следовать за тобой, а если понадоблюсь, то сразу же приду на помощь.

Так они и уговорились, после чего Великий Мудрец шмыгнул к дверям, встряхнулся, прочел заклинание и, превратившись в цикаду, с жужжанием взлетел на головной убор Танского монаха. А тот вышел с постоялого двора и направился прямо во дворец.

У ворот его остановил придворный евнух. Танский монах совершил вежливый поклон и произнес:

– Я бедный монах, иду из восточных земель, из великого Танского государства, на Запад за священными книгами. Ныне, прибыв в ваши земли, я счел своим долгом явиться сюда, чтобы получить пропуск по своей подорожной. Мне хотелось бы повидаться со здешним правителем. Покорно прошу доложить обо мне.

Придворный евнух отправился с докладом к правителю. Правитель был очень обрадован и произнес:

– Недаром говорится: «Монах из дальних стран к добру имеет талисман!» Вели ему, пусть войдет!

Евнух вернулся к Танскому монаху и пригласил его последовать за ним во дворец.

После того как Танский монах совершил церемонию приветствия у ступеней трона, правитель предложил ему взойти на возвышение и занять место рядом с ним. Танский монах учтиво поблагодарил его за честь и милость и уселся на указанное место. Присмотревшись повнимательнее к правителю, Танский монах отметил про себя, что вид у него жалкий и изнуренный. Когда он пригласил Танского монаха сесть, руки у него дрожали, а голос прерывался.

Танский монах показал правителю свою подорожную, но тот не мог прочесть ни строчки, до того слабым стало у него зрение. Он несколько раз просмотрел бумагу, потом наконец приложил свою драгоценную печать, поставил подпись, после чего вернул подорожную Танскому монаху.

В это время появился сановник для поручений и доложил:

– Тесть государя изволил пожаловать!

Правитель с трудом сошел со своего ложа, поддерживаемый приближенными евнухами, и встретил прибывшего поясным поклоном.

Танский монах вскочил с места, стал в сторонке и принялся исподтишка разглядывать вновь вошедшего. Это был благообразного вида старец-даос, который важно шествовал по яшмовым ступеням трона.

Приблизившись к трону, он и не подумал поклониться, а правитель с трудом выпрямился, поддерживаемый приближенными, и произнес:

– Приветствую тебя, мой тесть! Сегодня ты осчастливил меня своим ранним посещением. – И он жестом пригласил даоса сесть слева от себя.

Танский монах сделал шаг вперед, склонился в глубоком поклоне и вежливо произнес:

– О великий тесть государя! Разреши мне, бедному монаху, справиться о твоем здоровье!

Но даос, будто не слыша, продолжал молча сидеть, не отвечая на приветствие. Затем, повернувшись лицом к правителю, он спросил:

– Зачем явился этот монах?

– Он из восточных земель, – ответил правитель. – Его послал Танский император на Запад за священными книгами. А сюда он пришел получить пропуск на дальнейший путь.

– Путь на Запад, – усмехнувшись, сказал тесть государя, – долог и опасен. Да и что там хорошего?

– Как это – что! – вскричал Танский монах. – Запад издавна славится как страна высшего блаженства.

Тут в разговор вмешался правитель государства.

– Хотелось бы знать, – сказал он, – верно ли говорят, будто с незапамятных времен монахи – дети Будды? А тот, кто уверовал в Будду, обретает долголетие?

При этих словах Танский монах молитвенно сложил руки и обратился к правителю с такими словами:

– Тому, кто стал монахом, неведомы мирские тревоги, тому, кто постиг истинную природу, не нужны законы. Если сердце чисто в своих помыслах, то оно одно будет сиять в тебе и сияние его проникнет во все пределы. Дабы погрузиться в самоотрешение, надо совершить подвижничество, сесть и предаться самосозерцанию. Если в сердце своем ты непоколебим, то все твои мечты сбудутся. Стоит тебе отказаться от мирских желаний, и сразу исчезнут все твои страсти к предметам и к живым существам. Будь прост во всем и меньше проявляй желаний и любви, тогда и долгоденствие само придет к тебе и станет вечным.

При последних словах тесть государя разразился громким смехом и, тыча пальцем в Сюаньцзана, вскричал:

– Вот так монах! Да ты сам толком не знаешь, как можно уничтожить свои природные наклонности! Сиди и чахни в своем созерцании. Все это глупые бредни. Недаром сложили про вас меткую поговорку:
		Кажется, будто спокойно сидишь,



		Глядь – штаны протер на заду.



		Огонь то мирно варит еду,



		То вдруг приносит беду.








Сразу видно, что этот монах ничего не знает о нас, даосах. Тот, кто совершенствует себя, чтобы стать бессмертным, укрепляет тело, а кто постигает учение дао, укрепляет дух. Возьмешь с собой плетушку и ковш из тыквы-горлянки и пойдешь в горы к друзьям. Там соберешь лекарственные травы и будешь врачевать людей. Сорвешь цветы бессмертника, сплетешь из стебельков соломенную шляпу, а из душистого ятрышника набьешь подстилку для постели. Споешь песню, похлопаешь в ладоши, затем уснешь под облаками. Научишься, как воду наговаривать и изгонять разбойный дух в мирянах. Узнаешь, как извлечь из неба и земли их лучшие эфиры, как собрать все жизненные силы, что таятся в солнце и луне. И после этого ты сможешь сочетать в пилюле жизни вечной силы Инь и Ян, соразмеряя воду и огонь, тогда ядро пилюли бессмертия завяжет плод. В числах два и восемь растворится сила Инь, и станет твой рассудок мутным и неясным, а в числах три и девять сила Ян расти начнет, и в мрак ты вступишь преисподней. И будет твое снадобье вариться в тигле, оно пройдет все девять оборотов, пока не поспеет. Тогда воссядешь ты на птицу черную Луань и в Пурпурный дворец взлетишь, потом усядешься верхом на аиста, и он примчит тебя в столицу Яшмового государя. А там – небесные чертоги, они прекрасны, ты будешь ими любоваться и прославлять все таинства учения дао.

Теперь подумай сам, как можно сравнивать мое учение с твоим, учением Сакьямуни! Согласно твоему учению, надо вечно пребывать в покое и предаваться созерцанию, иссушать в себе все страсти и дух смирять! Из трех учений самым совершенным издавна считалось дао, оно поистине достойно уважения.

Правитель государства от этих слов пришел в неописуемый восторг, а придворные чины подхватили последние слова тестя государя и стали хором повторять:

– Одно лишь дао поистине достойно уважения!

Танский монах, видя, что все в один голос восхваляют его противника, еще раз поблагодарил за милость и покинул дворец. Не успел он сойти с тройного возвышения, как Сунь Укун подлетел к самому его уху и тихонько сказал:

– Наставник! Этот тесть государя самый настоящий оборотень. А здешний правитель полностью подпал под его власть. Ты иди пока на постоялый двор, а я побуду здесь – может быть, еще что-нибудь разузнаю.

Танский монах покинул дворец, а Сунь Укун влетел в залу для приемов, сел на изумрудную ширму и тут увидел, как из рядов сановников выступил вперед начальник стражи.

– Повелитель мой! – обратился он к государю. – Сегодня ночью над городом пронесся ураган и унес все корзины с детьми.

– Не иначе как само Небо хочет моей гибели! – сказал государь. – Я с таким нетерпением ждал полудня, когда должны были приготовить отвар из детей, чтобы запить им твое чудодейственное средство, а этих детей унес ураган.

– Правитель, – промолвил в ответ даос, – не печалься! Небо дарует тебе долгую жизнь, и именно поэтому ветер унес детей.

– Как же так? – изумился правитель. – Ведь теперь не из чего готовить отвар, а ты говоришь, что Небо дарует мне долгую жизнь.

– Есть лучшее средство, чем отвар из детей. Оно продлит тебе жизнь не на тысячу, а на сотни тысяч лет. Монах, который идет за священными книгами, прошел через десять перерождений и самоусовершенствований. С самого раннего детства он ведет монашескую жизнь и еще ни разу не источал из себя первичную жизненную силу. Он в десятки тысяч раз лучше, чем все эти дети. Если приготовить отвар из его сердца и печени и запить им мое чудесное снадобье, то можно прожить целых десять тысяч лет.

– Что ж ты мне раньше об этом не сказал? – огорченно спросил правитель. – Знал бы я, так не отпустил бы его.

– Это легко исправить! – ответил даос. – Надо тотчас же закрыть все городские ворота, а на постоялый двор отправить отряд воинов, которые схватят монаха и доставят сюда.

Неразумный правитель послушался, велел запереть все городские ворота, а старшим и младшим начальникам дворцовой стражи приказал окружить постоялый двор и схватить Танского монаха.

Услышав это, Сунь Укун вспорхнул и мигом очутился у постоялого двора. Там он, приняв свой настоящий вид, вошел в дом и рассказал наставнику, Чжу Бацзе и Шасэну о том, какой разговор вел даос с правителем.

– Чтобы все обошлось благополучно, – промолвил Сунь Укун, – надо великое представить ничтожным. Это значит, что я приму вид наставника, а наставник примет мой вид.

Танский монах согласился. Тогда Сунь Укун велел Чжу Бацзе замесить немного глины, налепил ее себе на лицо, чтобы сделать точный слепок, после чего налепил слепок на лицо Танскому монаху, произнес заклинание, дунул своим волшебным дыханием, и Сюаньцзан сразу принял облик Сунь Укуна. После этого он облачился в плащ Сунь Укуна, а Сунь Укун напялил на себя одежду Танского монаха, щелкнул пальцами, прочел заклинание, встряхнулся и тотчас же принял вид Сюаньцзана.

В этот момент послышались удары в гонги и барабаны и показался целый лес копий и мечей. Это прибыл трехтысячный отряд дворцовой стражи, который окружил плотным кольцом постоялый двор. В дом вошел важный сановник в парчовом одеянии и обратился к Танскому монаху с такими словами:

– Почтенный наставник из Танского государства! Мой повелитель приглашает тебя во дворец!

– Не можешь ли ты сказать мне, великий сановник, о чем собирается со мной говорить государь? – спросил Сунь Укун, принявший вид Танского монаха.

– Я полагаю, – отвечал сановник, – что государь хочет взять тебя на службу.

Если вам интересно узнать, что произошло с Сунь Укуном, обратитесь к следующей главе.




Глава семьдесят девятая,


из которой вы узнаете о том, как Сунь Укун нашел пещеру, где укрылся злой оборотень, как он встретил почтенного духа Долголетия, а также о том, как правитель государства Нищенствующих монахов своими глазами увидел, как доставили обратно унесенных ураганом детей


Итак, важный сановник в парчовой одежде взял за руку Сунь Укуна и вывел из дома. Дворцовая стража сразу же обступила их плотным кольцом и сопровождала до самых ворот дворца.

Войдя во дворец, толпа придворных чинов и служителей опустилась на колени у ступеней трона, один только Сунь Укун стоял как ни в чем не бывало и даже не думал кланяться.

– Правитель! – зычным голосом произнес он. – О чем хочешь ты говорить со мною, бедным монахом?

– Я давно страдаю недугом и никак не могу исцелиться, – с улыбкой ответил правитель. – К счастью, тесть государя приготовил чудодейственное средство, только нечем запить его. Вот я и пригласил тебя, почтенный наставник, чтобы попросить то, из чего необходимо приготовить отвар. Мне нужны твои сердце и печень. И если я исцелюсь, то обещаю выстроить в твою честь храм и круглый год приносить тебе жертвы и возжигать благовония, дабы слава о тебе не померкла во веки веков.

– Не стану скрывать от тебя, правитель, сердец у меня несколько. Какое тебе нужно? – с самым серьезным видом спросил Сунь Укун.

– Давай свое черное сердце! – заорал тут даос.

– Ну что ж! – невозмутимо произнес Сунь Укун. – Дай мне в таком случае нож, только живее. Сейчас я вскрою свое нутро. Если там окажется черное сердце, то я сочту своим долгом почтительно преподнести его тебе.

Правитель обрадовался, стал благодарить Сунь Укуна и велел сановнику для поручений подать кривой короткий нож. Держа нож в одной руке, Сунь Укун другой рукой расстегнул одежду, выпятил грудь и полоснул ножом по животу. Оттуда сразу вывалилась целая груда сердец. Гражданские чины от страха побледнели, да и у военных мурашки побежали по телу. Даже даос растерялся.

Между тем Сунь Укун стал ворошить груду сердец, дымящихся кровью, и по одному показывал их собравшимся. Тут было красное сердце, белое, желтое, было сердце алчное, честолюбивое, ревнивое и завистливое, хитрое и коварное, заносчивое, спесивое, пренебрежительное, пагубное, злое, устрашающее, осторожное, невоздержанное и необузданное, скрытное и боязливое и еще много разных нехороших сердец, но черного сердца так и не оказалось.

Неразумный правитель, дрожа всем телом от страха, отмахивался руками и ногами и кричал:

– Убери! Убери!

Тут Сунь Укун встряхнулся, произнес заклинание и, приняв свой настоящий вид, крикнул:

– Государь! Ты просто слеп! У буддийского монаха всегда доброе сердце, а вот у твоего тестя наверняка черное. Из него-то и надо приготовить отвар. Если не веришь, сейчас я достану его и тебе покажу!

Даос вытаращил глаза, стал внимательно разглядывать Сунь Укуна и вдруг вспомнил, что видел его еще пятьсот лет назад. Тут он весь как-то съежился, вскочил на облако и взмыл вверх. Сунь Укун бросился за ним, и в воздухе между ними разгорелся бой.

Раз двадцать, а то и больше схватывались противники. Наконец оборотень, не выдержав натиска Сунь Укуна, сделал ложный выпад, обернулся лучом и проник во внутренние покои дворца, там схватил подаренную им правителю красотку, обратил ее в луч и вместе с ней исчез.

Тогда Сунь Укун спустился на облаке к самому входу в тронную залу и, войдя, обратился к находившимся там многочисленным сановникам:

– Ну и хорош тесть государя! Нечего сказать!

Сановники принялись отбивать поклоны и изъявлять благодарность мудрому монаху. Но Сунь Укун сказал:

– Нечего кланяться! Лучше разыщите вашего неразумного правителя!

– Когда начался бой, он так испугался, что бросился бежать со всех ног, и теперь мы не знаем, в каком из дворцов он укрылся.

– Ступайте найдите его, только живее! – приказал Сунь Укун. – А то Прекрасная государыня утащит его куда-нибудь.

Тут все чины вместе с Сунь Укуном бросились во дворец Прекрасной государыни, но там было пусто: ни правителя, ни его любимицы. Тем временем к Сунь Укуну явились все жены и наложницы царя, обитательницы главного женского дворца, восточного и западного дворцов и шести палат. Все они в один голос благодарили Великого Мудреца и земно кланялись. Вскоре из дворцовых покоев евнухи вывели под руки своего неразумного правителя.

Сунь Укун обо всем ему рассказал, и правитель отправил на постоялый двор сановника, дабы тот пригласил во дворец настоящего Танского монаха и двух его учеников.

Увидев сановника, Танский монах пришел в замешательство и обратился к Чжу Бацзе:

– Как же я в таком виде, с этой глиняной маской на лице, предстану перед правителем?

– Не расстраивайся, наставник! – отвечал Чжу Бацзе. – Сунь Укун снимет с тебя чары, и ты предстанешь в своем настоящем виде.

И вот трое путников в сопровождении важного сановника прибыли во дворец и прошли прямо в тронную залу.

Увидев их, Сунь Укун поспешно сбежал с тронного возвышения, дунул на Танского монаха своим волшебным дыханием, произнес заклинание, и Танский монах снова принял благообразный вид.

Когда церемония приветствий была закончена, Сунь Укун обратился к правителю с такими словами:

– Государь! Не скажешь ли ты нам, из какой страны прибыл этот оборотень? Я хоть сейчас готов отправиться за ним и схватить его вместе с его отродьем, чтобы вырвать с корнем зло.

– Этот оборотень появился здесь три года назад и сказал, что живет неподалеку от нашего города, в семидесяти ли к югу отсюда, в селении Чистых цветов, на склоне горы Ивового леса, – ответил государь. – Он привел с собой свою шестнадцатилетнюю дочь и отдал мне в знак своих верноподданнических чувств. Мне очень полюбилась девчонка, и я дни и ночи проводил в утехах с ней. Откуда мне было знать, что она напустит на меня порчу? Все лекари меня лечили, но исцелить не могли. Тогда даос сказал, что даст мне волшебное снадобье, которое надо запивать отваром из сердца детей. Но детей унес ураган. Остальное вы знаете.

– Не будем ничего скрывать друг от друга, – смеясь, промолвил Сунь Укун. – Детей велел мне спрятать мой наставник из чувства жалости и сострадания. А сейчас я не мешкая отправлюсь на поиски оборотня. Нельзя оставлять его в живых. Пойдем со мной, Чжу Бацзе!

– Я бы пошел, да только в брюхе у меня пусто, – отвечал Чжу Бацзе.

Правитель, услышав это, тут же распорядился приготовить трапезу.

Чжу Бацзе поел досыта и сразу приободрился. Вместе с Сунь Укуном они вскочили на облако и помчались прямо на юг, к тому месту, которое отстояло на семьдесят ли от города. Там они придержали облако и стали искать логово оборотня. Они увидели чистый ручей, протекавший в узких горных расселинах, сплошь покрытых густыми зарослями ив и тополей, но селения не нашли.

Тогда Сунь Укун призвал местного духа земли и, когда тот, дрожа от страха, явился, спросил:

– Скажи мне, где здесь селение Чистых цветов? Если скажешь, я не стану тебя бить!

– Такого селения здесь нет, – отвечал дух, – но есть пещера под таким названием. Теперь я догадываюсь, в чем дело. Ты, Великий Мудрец, вероятно, прибыл из страны Нищенствующих монахов, не так ли?

– Верно! – отвечал Сунь Укун. – Какой-то злой оборотень обманул правителя этой страны, и я тотчас же вступил с ним в бой. Но он превратился в холодный луч и исчез. От тамошнего правителя я узнал, что три года назад этот оборотень подарил ему молодую девицу и что живет оборотень в семидесяти ли к югу от города, в селении Чистых цветов, на склоне горы Ивового леса. Вот я и явился сюда на розыски, увидел гору, поросшую ивами, а селения найти не могу.

– Ступай на южный берег ручья, – с поклоном промолвил дух. – Там ты увидишь иву с девятью большими ветвями. Обойди ее кругом: три раза влево и три раза вправо. Потом хлопни по стволу ладонями и три раза подряд крикни: «Откройте ворота!» Ворота откроются, и ты увидишь пещеру Чистых цветов.

Великий Мудрец внимательно выслушал духа, отпустил его, вместе с Чжу Бацзе перепрыгнул через ручей, и вскоре они и в самом деле увидели исполинское дерево с могучими корнями и девятью огромными ветвями.

– Отойди-ка подальше, – сказал Сунь Укун, обращаясь к Чжу Бацзе, – и стой там, пока я не найду оборотня. А когда я выгоню его из пещеры, вступи с ним в бой.

Чжу Бацзе отошел в сторонку, а Сунь Укун стал ходить вокруг дерева, как ему велел дух: сперва три раза влево, потом три раза вправо. Затем он хлопнул ладонями по дереву и трижды произнес: «Откройте ворота!» В тот же миг раздался резкий звук и ворота распахнулись. Вокруг все сверкало и переливалось всеми цветами радуги, но ни одного живого существа не было видно. Сунь Укун смело вошел в ворота, прошел немного, увидел вторые ворота, а перед ними каменную плиту с надписью: «Дворец Чистых цветов бессмертного старца». За плитой сидел сам оборотень, держа в объятиях красотку, и рассказывал ей о том, что случилось в столице страны Нищенствующих монахов.

– Как жаль! – воскликнули оба в один голос – Три года собирались и сегодня могли бы завершить дело, если бы не эта поганая обезьяна, которая взяла да все испортила!

Сунь Укун подбежал к оборотню со своим посохом.

Оборотень выпустил из объятий красотку и, тоже с посохом, бросился навстречу Сунь Укуну. И вот разгорелся бой. Противники дрались не на живот, а на смерть. Наконец оборотень почувствовал, что теряет силы, и обернулся холодным лучом.

Между тем Чжу Бацзе, наблюдавший за боем, горя нетерпением сразиться с оборотнем, взмахнул вилами и изо всей силы ударил по иве. Исполинское дерево со стоном повалилось наземь. В остервенении Чжу Бацзе стал что было сил колотить его своими вилами. Вдруг из дерева брызнула алая кровь и послышались стоны.

– Дерево-то, оказывается, тоже оборотень! – вскричал Чжу Бацзе и хотел нанести последний удар, но тут увидел Сунь Укуна, который гнал оборотня, и присоединился к нему.

Оборотень не выдержал натиска и умчался на восток. Сунь Укун и Чжу Бацзе помчались за ним. Вдруг раздался резкий крик птицы Луань и зычный глас аиста, а вслед за тем появился яркий луч света. В этом луче они сразу увидели старца – духа Южного предела Неба – бога Шоусина. Старец сразу же накрыл рукой, словно колпаком, холодный луч и, кланяясь, воскликнул:

– Позвольте приветствовать вас!

Сунь Укун совершил ответный поклон и спросил:

– Брат мой, дух звезды Долголетия, откуда изволил пожаловать?

– Я пришел, чтобы увести оборотня, с которым вы сражались, – отвечал дух. – Пощадите его, не убивайте. Я ведь ездил на нем, а он взял да сбежал. Эй ты, тварь! – прикрикнул на оборотня дух. – Живо предстань в своем настоящем виде, тогда тебя пощадят!

Тут оборотень встряхнулся – это был белый олень. Старец поднял с земли кривой суковатый посох, говоря:

– Какова скотина, а? Даже мой посох утащила!

Олень, ни слова не говоря, припал к земле и лишь головой кивал, словно отбивая поклоны; из глаз его струились слезы.

Дух звезды Долголетия простился с Сунь Укуном, сел верхом на оленя и собрался было отправиться в путь, но Сунь Укун остановил его, сказав:

– Постой-ка, брат! Два дела остались незавершенными. Во-первых, надо поймать его красотку и узнать, что это за тварь. Кроме того, мы должны все вместе отправиться в страну Нищенствующих монахов и предстать перед ее неразумным правителем – пусть посмотрит на оборотня в его настоящем виде.

– Ну что же, – ответил старец, – пожалуй, ты прав. Я обожду здесь, а вы ступайте изловите девицу. Заодно и ее покажете правителю в настоящем виде.

Красотка дрожала от страха. Бежать было некуда. Услышав крики Чжу Бацзе, она спряталась за каменной плитой перед воротами, но Чжу Бацзе приметил ее и заорал:

– Я покажу тебе, гнусная тварь, как морочить людей!

Обернувшись холодным лучом, девица бросилась к воротам, но тут дорогу ей преградил Сунь Укун, который изо всех сил стукнул красотку по голове. Она упала на землю, прямо в пыль, и тут же приняла свой настоящий облик. Это оказалась лисица с белой мордой. Бедняга! Еще недавно она была красавицей и одним лишь взглядом покоряла города.

– Мы и ее возьмем с собой, – сказал Сунь Укун. – Пусть правитель полюбуется своей Прекрасной государыней!

Чжу Бацзе схватил лисицу за хвост и поволок за собой. Вместе с Сунь Укуном они вернулись к духу звезды Долголетия, и Чжу Бацзе швырнул лисицу прямо к ногам оленя.

– Не твоя ли это любимая доченька? – спросил он.

Олень помотал головой, вытянул морду, обнюхал мертвую лисицу и жалобно замычал.

Дух звезды Долголетия хлопнул его по голове:

– Тварь! Радовался бы, что остался жив, а ты еще обнюхиваешь эту падаль!

Он быстро снял с себя пояс, один конец привязал к шее животного, а другой взял в руки.

После этого они сожгли дотла пещеру Чистых цветов и отправились в страну Нищенствующих монахов.

Когда они предстали перед правителем, Сунь Укун воскликнул:

– Вот тебе твоя красотка! А вот тесть! – Он ткнул пальцем в лисицу, а потом в оленя.

Правитель не знал, куда деваться от стыда, и не переставал благодарить Сунь Укуна.

Затем он распорядился, чтобы приготовили обильную трапезу из постных блюд, и, когда накрыли в восточном дворце стол, пригласил туда духа звезды Долголетия, Танского монаха и его учеников.

Все расселись по старшинству. На первое место усадили духа звезды Долголетия. Танский монах занял второе место. Правитель государства сел напротив. По бокам расселись Сунь Укун, Чжу Бацзе и Шасэн, а дальше – важные сановники и советники, после чего сразу же было отдано распоряжение сановнику, ведавшему музыкой, пением и пляской, начать представление. Правитель собственноручно подносил гостям пурпурные бокалы с вином, один лишь Танский монах не выпил ни глотка. Пир удался на славу, но все имеет свой конец, подошел к концу и пир. И вот когда дух звезды Долголетия начал прощаться, правитель опустился перед ним на колени и стал умолять избавить его от недуга.

Тогда дух вытащил из рукава три финика и отдал их правителю. Правитель тут же проглотил финики и сразу почувствовал облегчение.

После этого дух покинул дворец, подозвал белого оленя, вскочил ему на спину, сел на облако и улетел.

– Ну, братья, – сказал Танский монах, – и нам пора в путь. Давайте прощаться с правителем.

Правитель ни за что не хотел отпускать монахов, а потом велел подать царский выезд, предложил Танскому монаху занять место в своей колеснице и сам вместе с женами и наложницами выкатил ее за ворота дворца. На всех улицах и базарах толпился народ, каждый хотел хоть чем-нибудь проявить свою благодарность: кто подносил воду, кто возжигал благовония.

Вдруг налетел сильный ветер и с неба на землю плавно опустились корзины с детьми – тысяча сто одиннадцать штук. Дети громко плакали. Их незримо охраняли бог – хранитель города, местный дух, боги очагов, праведники пяти стран света, четыре стража времени, боги Людин и Люцзя и, наконец, духи – хранители веры. Все они обратились к Сунь Укуну с такими словами:

– Великий Мудрец! Мы в точности выполнили твое повеление, спрятали всех детей в надежное место и берегли их как зеницу ока. Ныне, узнав, что ты одолел оборотня и отправляешься в дальнейший путь, мы решили доставить детей обратно.

Сунь Укун, а также правитель и его приближенные поблагодарили добрых духов, и те удалились.

Эта счастливая весть сразу же разнеслась по всему городу, и родители, радостные и ликующие, поспешили забрать своих детей. Исполненные благодарности, они подхватили на руки Танского монаха, Сунь Укуна, Чжу Бацзе и Шасэна, взяли под уздцы коня, потащили поклажу. И вот начались угощения. Кто не мог пригласить монахов к себе, подносил им подарки: монашеские головные уборы, сандалии, одежду, чулки. В общем, всех их с ног до головы обрядили.

Лишь через месяц паломники покинули страну Нищенствующих монахов.
		Благим деяниям несть числа —



		 громоздятся горою-громадой:



		Монахи спасли мириады людей,



		 отвратили от бездны ада.








Если хотите знать, что еще случилось с паломниками в пути, прочитайте следующие главы.




Глава восьмидесятая,


в которой повествуется о том, как прекрасная дева хотела завлечь монаха в свои сети и как сметливый Сунь Укун спас наставника и распознал в деве злого духа


Итак, сам правитель, все его придворные чины, а также жители столицы провожали Танского монаха и его спутников целых двадцать ли и никак не могли расстаться с ними. Танскому монаху едва удалось покинуть царскую колесницу. Оседлав коня, он тут же распростился со всеми и пустился в путь-дорогу. Долго еще смотрели вслед путникам провожающие и вернулись в город лишь тогда, когда те исчезли из виду.

Прошло много времени, лютая зима сменилась весной, близилось лето, а путники все шли и шли, и не было ни конца ни края полевым цветам в степных просторах, дремучим лесам в неприступных горах. Волшебница-природа поражала своей красотой и пьянила ароматом цветов и трав. Но вот впереди показались крутые, высокие горы. Путники подошли к их подножию, и Сунь Укун, держа наготове посох, поднялся на вершину.

Внимательно оглядевшись, он крикнул:

– Наставник! Здесь пролегает прекрасная дорога! Она опоясывает горы. Живей поднимайтесь наверх!

Вскоре Танский монах, Чжу Бацзе и Шасэн взобрались на вершину, откуда открывался поистине великолепный вид.

Продолжая свой путь, паломники подошли к густому сосновому лесу. Мрачный его вид не предвещал ничего доброго.

Однако Сунь Укун смело продвигался вперед, посохом прокладывая дорогу. Целых полдня блуждали путники, но лесу не было ни конца ни края.

Танский монах наконец не выдержал и взмолился:

– Братья! Здесь так хорошо и спокойно! Давайте немного отдохнем.

– Ну что ж! – отвечал Сунь Укун. – В таком случае слезай с коня, наставник! Я постараюсь раздобыть тебе какой-нибудь еды.

Сунь Укун взял чашу для подаяний, поднялся высоко в небо и вдруг увидел, как с южного его края, из-за леса, повалил черный дым, который стал быстро подниматься вверх.

«Наверняка в клубах этого дыма притаился злой дух», – решил Великий Мудрец.

Тем временем Танский монах сидел в лесу, погрузившись в глубокое созерцание своей внутренней природы, и напевал Сутру о великомудром святом, впавшем в нирвану. Вдруг раздался жалобный крик: «Спасите! Спасите!» Танский монах сильно встревожился.

– Да восторжествует благо! – воскликнул он. – Кто взывает о помощи в этой глухой лесной чаще? Может, волк задрал путника или тигры и барсы его напугали? Надо пойти посмотреть!

Танский монах быстро поднялся на ноги и пошел на крик. Он миновал тысячелетние кипарисы, десятитысячелетние сосны, пробрался сквозь густые заросли и наконец увидел женщину. Верхняя часть ее тела была привязана лианами к огромному дереву, а нижняя – закопана в землю. Танский монах замер на месте и обратился к женщине с вопросом:

– О добрая женщина! Скажи, за что ты терпишь такие муки?

Тут женщина залилась слезами. Она была до того хороша, что рыбы в смущении скрывались на дно, гуси садились на землю, луна пряталась за облака, а цветы опускали головки.

Танский монах не решился приблизиться к женщине и, стоя на почтительном расстоянии, продолжал ее расспрашивать. Откуда ему было знать, что перед ним оборотень?

А оборотень стал морочить Сюаньцзана хитрыми речами и выдумками.

Он сказал, что в День поминовения усопших вся семья от мала до велика и все родичи отправились на родовое кладбище, чтобы привести в порядок могилы предков. Но как только начался обряд жертвоприношения, раздались удары в гонги и барабаны и появились грабители с ножами и дубинами. Все бросились бежать, спасая жизнь, и лишь она одна осталась лежать на земле, не в силах пошевельнуться. Грабители ее схватили и уволокли в горы. А там из-за нее передрались все главари, каждый хотел сделать ее своей женой. Так и не договорившись между собой, они притащили ее в лес, привязали к дереву, а сами куда-то скрылись.

– Пять дней и пять ночей терплю я муки, – сказала женщина. – И вот само Небо послало мне тебя. Умоляю, прояви милосердие, спаси меня! До конца дней своих не забуду я твоего благодеяния, даже когда сойду в подземное царство!

Женщина умолкла, и слезы снова хлынули из ее глаз.

Выслушав ее, Танский монах сам заплакал и стал звать своих учеников.

На зов прибежали Чжу Бацзе и Шасэн, бродившие поблизости.

– Освободи эту бедную женщину от веревок, – попросил наставник Чжу Бацзе.

Чжу Бацзе, недолго думая, принялся за дело. Но в это время подоспел Сунь Укун, схватил Чжу Бацзе за ухо и одним ударом сбил его с ног, крикнув:

– Не развязывай! Ты разве не видишь, что перед тобой оборотень! Вон как льет слезы, чтобы надуть нас!

– Не верь ты ему, учитель! – сказал Чжу Бацзе. – Он нарочно услал нас вперед, чтобы позабавиться с ней, а теперь ее же и порочит!

– Негодяй! – вскипел Сунь Укун. – Замолчи! Это ты только и думаешь, как бы удовлетворить свою похоть, ради выгоды готов отца родного продать. Сознайся, уж не сам ли ты захотел позабавиться с ней и нарочно привязал ее к дереву?

Танский монах едва помирил их и промолвил:

– Полно тебе, Чжу Бацзе! Может быть, Сунь Укун и прав. Оставь ее, а мы пойдем дальше своей дорогой.

Путники двинулись дальше, а дева-оборотень заскрежетала зубами от ярости и решила пойти еще на одну хитрость. Легонько дунув на лианы, она пустила их с попутным ветерком вдогонку паломникам, прямо в уши Танскому монаху, и он услышал такие слова:

– О наставник! Как мог ты обречь человека на верную гибель? Как после этого ты предстанешь перед Буддой и будешь просить у него священные книги?

Услышав это, Танский монах придержал коня и обратился к Великому Мудрецу.

– Сунь Укун! – промолвил он. – Вернись и освободи деву от веревок. Слышишь, как она взывает о помощи?

– Не слышу! – ответил Сунь Укун. – А ты, Чжу Бацзе, слышишь? – спросил Сунь Укун.

– У меня, должно быть, уши заложило, – ответил тот, – ничего не слышу.

– Ну а ты, Шасэн? – снова спросил Сунь Укун.

– Нет, не слышу, – отвечал Шасэн.

– Да она упрекает меня, – сказал Танский монах, – и совершенно справедливо. Говорит, как смогу я предстать перед Буддой и просить у него священные книги после того, как оставил ее погибать в лесу. Знаешь поговорку: «Спасти человеческую душу лучше, чем выстроить семиярусную пагоду»? Живо ступай освободи ее!

– Наставник! – промолвил, смеясь, Сунь Укун. – Раз тебе так приспичило совершить доброе деяние, то ничего не поделаешь, снадобья от этого нет никакого! Но ты вспомни, сколько гор тебе пришлось перейти за то время, что ты покинул восточные земли! Сколько злых дьяволов-оборотней попадалось в этих горах! Они хватали тебя, тащили в свои пещеры, а мне, старому Сунь Укуну, то и дело приходилось пускать в ход свой посох, убивать всяких бесов, чтобы выручать тебя из беды.

Но Танский монах стоял на своем. Тогда Сунь Укун обратился к нему с такими словами:

– Если хочешь, спасай эту ведьму сам, а я не буду! Нет у меня на это сил!

Услышав столь дерзкие слова, Танский монах вместе с Чжу Бацзе вернулся в лес и освободил деву. Дева потянулась, оправила на себе одежды и пошла за Танским монахом, радостная и довольная. Сунь Укун, увидев их, зло рассмеялся.

– Ты почему смеешься, гнусная обезьяна? – спросил Танский монах.

– А вот почему, – отвечал Сунь Укун и прочел такое четверостишие:
		Коль счастье привалит —



		 друга встретишь в пути.



		А нагрянет несчастье —



		 встречи с красоткою жди.








Танский монах окончательно обозлился, а Сунь Укун продолжал:

– Если мы, монахи, пойдем вместе с этой красоткой, нас могут схватить, сдать властям и обвинить в прелюбодеянии; или начнут допытываться, не похитили ли мы ее, чтобы получить выкуп. А за это с тебя, наставник, спросят да еще изобьют до смерти; Чжу Бацзе отправят на каторгу, Шасэна – в ссылку, да и мне не поздоровится.

– Хватит врать! – прикрикнул на него Танский монах. – Спасал деву я один, с меня и спросят.

– Да не спас ты ее, а сгубил. Так померла бы она в лесу от голода, и душа ее благополучно переселилась бы в царство Теней, – сказал Сунь Укун. – А теперь что с ней будет? Разве сможет она поспевать за нами своими крохотными ножками? А если отстанет, ее растерзают тигры, барсы или злые волки. Так ты станешь невольным виновником ее гибели.

Танский монах задумался.

– Пожалуй, ты прав! – промолвил он. – Как же нам быть?

– Возьми ее в охапку, и пусть она едет с тобой вместе верхом, – смеясь, предложил Сунь Укун.

– Да разве к лицу монаху вдвоем с девицей ехать верхом на лошади?! – вскричал Сюаньцзан. – Я велю Чжу Бацзе нести ее!

– Ну, дурень, – захихикал Сунь Укун, – повезло тебе. Морда у тебя длинная, запрокинь ее назад да и веди любовные разговоры. Очень даже удобно!

Чжу Бацзе, не стерпев таких насмешек, стал бить себя кулаками в грудь и топать ногами от ярости.

– Вот наказание! – крикнул он. – Ты лучше избей меня, наставник, только не заставляй ее нести. Ведь после Сунь Укун всю жизнь будет порочить мое доброе имя.

– Ладно, не ссорьтесь, – промолвил Танский монах. – Давайте все вместе спустимся с горы и там, может быть, найдем какой-нибудь монастырь, скит или селение, где и оставим ее на попечение добрых людей.

Они прошли двадцать, а то и все тридцать ли. Уже начало смеркаться. Вдруг показались какие-то строения с башнями.

– Брат! – обратился Танский монах к Сунь Укуну. – Это наверняка монастырь! Здесь и попросимся на ночлег, а завтра отправимся дальше.

Вскоре они приблизились к воротам.

Танский монах пошел вперед, а остальные расположились под ивами, только Сунь Укун стоял и стерег деву.

Подойдя вплотную к воротам, Танский монах увидел, что они покосились, вокруг царило запустение и не было ни души. Он вошел внутрь. Древний монастырь казался покинутым, когда-то богатый двор порос мхом и лишайником, дорожки заросли бурьяном. То тут, то там мелькали светляки, словно летающие фонарики, не слышно было колокола, отбивающего часы, лишь квакали лягушки. У праведного монаха потекли из глаз слезы.

Набравшись храбрости, он прошел через вторые ворота и здесь увидел развалины колокольни и сторожевой башни, а также медный колокол, вросший в землю. Верхняя его часть от дождей покрылась белым как снег налетом, а внизу он стал синим, как индиго, от испарений земли.

Поглаживая колокол рукою, Танский монах стал громко вздыхать и охать, чем растревожил обитателей монастыря. Первым услышал его голос монах, ведавший возжиганием лампад и благовоний. Он поднялся с земли, подобрал обломок кирпича и кинул его прямо в колокол. Танский монах с перепугу повалился наземь, хотел бежать, но зацепился за корень дерева и снова упал. Тогда он поднял голову и стал взывать:
		Колокол, друг,



		Участь твоя



		 глубоко взволновала мне душу.



		Но, таинственный звон,



		Так похожий на стон,



		 услыхав, чуть не умер от страха.



		Думал, оборотень злой,



		Завладевший тобой,



		 погубить собрался монаха.








Тем временем монах подбежал к Сюаньцзану, помог ему подняться и учтиво сказал:

– Прошу тебя, почтенный, вставай скорей! Не бойся, здесь нет нечистой силы, это я кинул в колокол осколок кирпича, вот он и звякнул!

Танский монах поднял голову и поглядел на говорившего.

– А сам ты не оборотень? Может, злой дух? – с опаской спросил он, вглядываясь в безобразное чумазое лицо незнакомца. – Имей в виду, я из великого Танского государства. Мои ученики умеют покорять драконов и укрощать тигров. И если только ты их рассердишь, прощайся с жизнью!

Монах опустился на колени и отвечал:

– Я не оборотень и не злой дух, а служу в этом монастыре, приставлен к курильницам и лампадам.

Выслушав монаха, Сюаньцзан совсем успокоился.

– Ну и напугал ты меня! – сказал он чумазому. – Чуть не до смерти! А теперь веди меня к себе!

Монах повел Сюаньцзана за собой, и они вошли за третьи ворота. Тут перед Сюаньцзаном предстала совсем иная картина: все было исполнено роскоши и великолепия.

Изумленный Танский монах шагу не смел ступить дальше и обратился к монаху:

– Скажи мне, отчего это у вас при входе царит запустение, а здесь, внутри, такое благолепие?

Монах ухмыльнулся.

– Почтенный отец! – ответил он. – На этой горе по соседству с нами поселились дерзкие разбойники. В ясную погоду они бродят по горе, грабят людей, а в ненастье укрываются в нашем монастыре. Это они повалили изваяние хранителей Будды и все сломали, чтобы разводить костры. Обитатели нашего монастыря все слабые и хилые, вот и боятся им слово сказать. Поэтому мы и решили отдать этим насильникам переднюю часть монастыря под жилье, а сами собрали подаяния от разных благодетелей и выстроили себе другой монастырь, на задворках. Так у нас на Западе принято размежевывать чистых от нечистых…

– Вот оно что! – с удивлением произнес Танский монах.

Они пошли дальше и увидели еще одни ворота, а над воротами пять крупных иероглифов: «Обитель Созерцания лесов и обуздания морей». Только было они собрались войти в ворота, как появился монах-лама.

Увидев Сюаньцзана, с его благообразным лицом, красивыми бровями, ясным взором, высоким лбом и ровной макушкой головы, с длинными ушами, свисающими до плеч, и длинными, ниже колен, руками, он подумал, что перед ним сам праведный архат, сошедший с Небес на грешную Землю. Он подошел поближе к Сюаньцзану и, посмеиваясь от удовольствия, стал ощупывать руки и ноги Танского монаха, потрогал его нос, потянул за уши, – все это он делал для того, чтобы выказать свое по-родственному близкое и сердечное расположение. Затем он взял Танского монаха за руку и привел к настоятелю монастыря. После положенной церемонии приветствий настоятель стал расспрашивать Танского монаха, кто он и откуда путь держит.

– Я твой младший брат в монашестве, – отвечал Сюаньцзан, – следую из восточных земель по повелению Танского императора на Запад, в храм Раскатов грома, чтобы поклониться Будде и попросить у него священные книги. И вот на пути мне попался твой монастырь. А поскольку время позднее, я и решил зайти попроситься на ночлег. Завтра же, прямо с утра, я снова отправлюсь в путь.

– Не знал я, что монах способен на ложь, – промолвил тут настоятель. – От восточных земель до обители Будды путь долгий и трудный, то и дело встречаются злые духи и оборотни, непроходимые горы и глубокие реки. Да разве отважился бы ты, такой изнеженный, один пойти за священными книгами?!

– Уважаемый настоятель, – смиренно отвечал Танский монах, – ты совершенно прав. Я, бедный монах, один, конечно, не смог бы достичь этих мест. Но у меня есть трое учеников, моих спутников, которые прокладывают путь через горы и реки.

– Где же они, твои высокочтимые ученики? – спросил настоятель.

– Они ждут за воротами, – ответил Сюаньцзан и попросил двух послушников сходить за его учениками.

Когда прислужники увидели Сунь Укуна, Чжу Бацзе и Шасэна, они с перепугу попадали на землю, затем поднялись и вихрем помчались к настоятелю с докладом:

– Там нет никаких учеников, а стоят какие-то чудища и размалеванная девица.

Танский монах весело рассмеялся и сказал:

– Эти чудища и есть мои ученики, а девицу я спас от смерти. Зовите их сюда!

Прислужники снова выбежали за ворота, дрожа от страха, опустились на колени и промолвили:

– Почтенные праведники, ваш наставник зовет вас к себе.

Тут Чжу Бацзе ткнул рыло за пазуху, наклонил голову и так пошел, ведя за собой коня, Шасэн взвалил поклажу на спину и последовал за ним. Позади всех шествовал Сунь Укун, внимательно следя за девицей, которая была впереди. Миновав развалины и пустые кельи, они вошли в третьи ворота, привязали коня, сложили поклажу и направились к настоятелю. Там они встретились с монахом-ламой и расселись как подобает, по старшинству. Затем настоятель пошел во внутреннее помещение и вскоре вышел оттуда, ведя за собой нескольких послушников. Как только закончилась церемония знакомства, послушники прибрали помещение и стали готовить трапезу.

Если хотите знать, как покинули этот монастырь наши путники, прочтите следующую главу.




Глава восемьдесят первая,


из которой читатель узнает о том, как смышленая обезьяна распознала оборотня и как в лесу Черных сосен ученики искали своего наставника


Итак, Сюаньцзана и его учеников радушно встретили в монастыре Созерцания лесов и обуздания морей, сытно накормили, а когда подошло время ложиться спать, настоятель обратился к Танскому монаху с такими словами:

– Ты, наставник, прибыл сюда из восточных земель, совершил путь далекий и трудный, и я буду рад устроить тебя и твоих учеников на отдых в моей келье, но вот с девицей не знаю, как быть.

– Владыка! Ты только не подумай, что у нас насчет этой девы есть какие-либо дурные намерения, – ответил Танский монах. – Мы увидели ее утром, когда проходили через лес Черных сосен, привязанной к дереву и спасли. Так что ты уж сам распорядись, куда устроить ее на ночлег.

– Тогда я велю постелить ей в храме Владыки Неба, – сказал настоятель.

Послушники тут же повели деву в храм и устроили ей постель за престолом божества.

После этого все разошлись на покой, а утром Сунь Укун проснулся первым, велел Чжу Бацзе и Шасэну собрать поклажу и седлать коня, после чего стал будить наставника:
		Яшмовый заяц-луна в вышине;



		 ни звука – покой, тишина.



		Тьма на улицах городских,



		 жители мирно спят.



		Ярко искрится Небесный Поток,



		 звезды в небе горят.



		С башни глухо бьет барабан —



		 стража смениться должна.








Но Танский монах не откликнулся, лишь приподнял голову.

– Что с тобой? – спросил Сунь Укун.

– Голова кружится, и в глазах темно, – со стоном ответил Танский монах. – Все тело болит, даже кости ломит. В полночь я вставал по малой нужде, вышел с непокрытой головой, меня и продуло.

Два дня Танскому монаху было совсем худо, ученики заботливо выхаживали его, а на третий он почувствовал облегчение и попросил пить.

– Наставнику осталось хворать еще сегодняшний день, завтра он будет совсем здоров, – сказал Сунь Укун. – Дело в том, что наш наставник второй ученик самого Будды Татагаты. И вот однажды, слушая его поучения, наставник – он тогда прозывался Золотым Кузнечиком – задремал, из-под его левого башмака выкатилось зернышко и упало на грешную Землю. За это ему и положено проболеть три дня. Но раз наставник попросил пить, значит дело пошло на поправку. Сейчас я сбегаю за водой.

Придя на монастырскую кухню, Сунь Укун заметил, что у всех монахов красные, заплаканные глаза.

– Да вы, оказывается, прижимистые и мелочные, – сказал Сунь Укун. – Видно, жалко вам стало, что три дня поите нас и кормите, вот и принялись слезы лить.

– Не в том дело, почтеннейший! – отвечали монахи. – Нас в этом монастыре сто десять душ. Если каждый будет кормить вас хоть день, то все вместе мы сможем кормить вас сто десять дней. Другое нас беспокоит. К нам в монастырь забрался какой-то оборотень. По вечерам мы посылаем двоих послушников отбивать часы в колокол и бить в барабан, но они не возвращаются. А наутро мы находим возле огорода, на заднем дворе, их шапки, соломенные сандалии и обглоданные кости. За эти три дня не стало шестерых послушников.

Выслушав монахов, Сунь Укун вскипел от гнева и сказал:

– Я тотчас же пойду и изловлю оборотня, чтобы не губил людей! Вступлю с ним в бой и одолею его, как бы силен он ни был.

– Как же ты пойдешь, когда твой наставник болеет? Мало ли что с ним может случиться, пока ты будешь биться с чародеем, – сказал настоятель.

– Пожалуй, ты прав! – ответил Сунь Укун. – Сейчас я снесу холодной водицы испить моему учителю, а там видно будет.

С этими словами Сунь Укун зачерпнул воды, вышел из кухни и направился в келью настоятеля.

– Наставник! – окликнул он Танского монаха. – Выпей холодной водички!

Танский монах приподнялся, принял чашу обеими руками и осушил до дна.

– А поесть не хочешь? – спросил Великий Мудрец. – Может, рисового отвара принести?

– Что ж! Я с охотой поел бы немного, – ответил Танский монах. – Эта вода оказалась для меня живительной влагой, вроде пилюли бессмертия! – пошутил он.

– Наш учитель выздоровел, – воскликнул Сунь Укун, – просит рисового отвара!

Монахи засуетились, приготовляя еду. Одни промывали рис, другие раскатывали тесто, жарили блины, варили на пару пампушки и вскоре наготовили еды на четыре или пять столов. Однако Танский монах съел лишь полплошки рисового отвара.

– Наставник! – сказал Сунь Укун. – Завтра можно двигаться в путь.

– Вот и прекрасно, – отвечал Танский монах. – Хоть я и не совсем здоров, но задерживаться больше нельзя.

– Только позволь мне, учитель, прежде изловить оборотня, который поселился в монастыре и пожирает людей.

– Кого же он съел? – испуганно спросил Танский монах.

– Шестерых послушников, – отвечал Сунь Укун. – И всего за три дня, что мы здесь находимся.

– Ладно, – промолвил Танский монах, – иди расправляйся с оборотнем, только будь осторожен.

Получив разрешение, Сунь Укун очень обрадовался и, несмотря на поздний час, выскочил из кельи настоятеля и направился прямо к храму Будды. В небе сверкали звезды, но луна еще не взошла. В храме было совсем темно. Сунь Укун раздул священный огонь, зажег хрустальные лампады и начал бить то в барабан, то в колокол. После этого он встряхнулся и превратился в подростка-послушника. На нем была узкая рубаха из желтого шелка, а поверх – длинное монашеское одеяние из белого холста. В руках он держал деревянную колотушку-рыбу, стучал в нее и читал нараспев какую-то сутру. Прошло время первой стражи, но никто не появлялся. Наступила вторая стража, взошла луна, и вдруг в храме послышалось завывание ветра.

Только утих ураган, как вдруг весь храм наполнился ароматом орхидей и мускуса и послышался нежный звон яшмовых подвесок. Прямо к алтарю Будды приближалась красавица. Сунь Укун притворился, что не замечает деву, и продолжал читать сутру. Красавица подошла к нему, обняла и спросила:

– Что за сутру ты читаешь, блаженный отрок?

– Ту, что должен прочесть по обету, – ответил Сунь Укун.

– Но ведь все уже давно спят, отчего же ты бодрствуешь? – спросила дева.

– Как же мне не читать, ведь я дал обет! – отвечал Сунь Укун.

Красавица еще крепче обняла его, поцеловала в губы и сказала:

– Пойдем на задний двор позабавимся.

– Никуда я с тобой не пойду, – ответил Сунь Укун.

– А ты умеешь гадать по лицу? – спросила дева.

– Немного умею, – ответил Сунь Укун.

– Ну так отгадай, кто я! – лукаво попросила красавица.

– По-моему, – сказал Сунь Укун, – ты блудница и за это свекор со свекровью выгнали тебя из дому.

– Вот и не угадал! Вот и не угадал! – закричала красавица. – Достался мне муж, который не знал, что делать в спальне с женой, я от него и сбежала. Пойдем же на задний двор, понежимся, как пара чудесных птиц Луань! – И красавица потянула за собой Сунь Укуна.

«Глупые послушники поддались соблазну любовных утех и лишились жизни», – подумал про себя Сунь Укун и, отпрянув от девы, сказал:

– Я ведь монашеского звания, милая тетенька, и совсем еще юный. Я даже не знаю, что значит «понежиться».

– Пойдем! Я тебя научу, – продолжала завлекать его девица.

«Ладно, – решил Сунь Укун, – пойду. Интересно, что она собирается делать со мной?»

Обнявшись, они вышли из храма и направились к огороду на заднем дворе. Вдруг дева-оборотень подставила Великому Мудрецу подножку и, когда он растянулся на земле, схватила его за причинное место, приговаривая: «Любимый мой, дорогой!»

Тут Сунь Укун ловким движением ног повалил деву, и она покатилась по земле.

– Милый мой! А говоришь, что ты слишком юный. Сумел же все-таки повалить меня!

Тут Сунь Укун принял свой первоначальный облик и принялся вертеть колесом железный посох с золотыми обручами, готовясь нанести оборотню удар по голове.

Но дева-оборотень обладала могучими чарами, она тотчас же вооружилась двумя обоюдоострыми мечами и приняла бой. Долго бились противники, наконец дева поняла, что ей не устоять, побежала, скинула цветной башмачок с левой ноги, дунула на него своим волшебным дыханием, и башмачок превратился в точное подобие девы. Сама же она обернулась легким ветерком, влетела в келью настоятеля, схватила Сюаньцзана и умчалась с ним в заоблачные выси. Она примчала Танского монаха на гору под названием Провал в пустоту и привела в Бездонную пещеру. Там она приказала слугам приготовить все для свадебного пира, но об этом мы рассказывать пока не будем, а вернемся к Сунь Укуну.

Ничего не подозревая, он продолжал сражаться с двойником девы-оборотня, а когда сразил ее и свалил наземь – увы! – оказалось, что это был всего лишь узорчатый башмачок. Сунь Укун понял, что дева-оборотень провела его, и стремглав полетел к своему наставнику. Но того уже и след простыл! Чжу Бацзе и Шасэн стали оправдываться, но Сунь Укун в запальчивости едва не прикончил их, говоря:

– Вот убью вас и пойду выручать наставника один!

– Без нас тебе никак не обойтись, – сказал Шасэн. – Так что ты уж прости нас, а завтра мы вместе отправимся на поиски наставника.

Великий Мудрец не только владел волшебством, он был к тому же весьма рассудительным и потому ответил:

– Ладно, прощаю вас.

С трудом дождались ученики Танского монаха утра, распрощались с обитателями монастыря и отправились на поиски своего учителя.

Но дороге Сунь Укун сказал:

– Я сразу распознал в этой красотке оборотня, а вы за нее вступились. Между тем за эти дни она сожрала нескольких послушников! Она же похитила и нашего наставника! Вот какую добрую женщину спасли вы! А искать ее надо там, где мы встретились с нею впервые.

Вскоре все трое оказались в чаще леса. Сунь Укун выхватил свой посох, встряхнулся и стал точь-в-точь таким, каким был, когда учинил великое буйство в небесных чертогах. У него появилось три головы и шесть рук. Он вооружился сразу тремя посохами и принялся ломать деревья.

Потревоженные шумом, перед Великим Мудрецом тотчас предстали дух – хранитель горы и местный дух земли, которые опустились на колени и доложили о своем прибытии.

– Ну-ка, говорите, какой оборотень похитил нашего наставника, не то я буду вас бить!

– Пощади, Великий Мудрец! – взмолились духи. – На этой горе нет оборотней. Оборотень же, который похитил твоего наставника, находится в южной стране, за тысячу ли отсюда! Там есть гора, которая называется Провалом в пустоту, а в ней Бездонная пещера. Оборотень, поселившийся в этой пещере, явился сюда, принял облик девы и похитил твоего наставника.

Выслушав духов, Сунь Укун велел им убраться восвояси, а сам вместе с Чжу Бацзе, Шасэном и белым конем на облаках и ветре понесся прямо на юг. Вскоре показалась какая-то гора, и облако, на котором летели наши путники, зацепилось за ее вершину. Гора была скалистой и неприступной.

– Ну, брат! На этой горе наверняка водится нечисть! – произнес Чжу Бацзе.

– Еще бы! – отозвался Сунь Укун. – Вот ты сходи и разузнай, где здесь проходит дорога и есть ли пещера, какие ворота и в какую сторону открываются! Тогда мы сможем выручить нашего наставника из беды.

– Вечно мне приходится отдуваться за всех, – проворчал Чжу Бацзе.

Но делать нечего. Он отложил свои вилы, поправил на себе одежду и начал спускаться с горы.

Если вам интересно узнать, что произошло дальше, прочтите следующую главу.




Глава восемьдесят вторая,


из которой вы узнаете о том, как обольстительная дева хотела сочетаться с силой Ян и как непорочное начало защищалось от ее посягательств


Итак, Чжу Бацзе спрыгнул с облака на вершину горы и отправился искать дорогу. Ему удалось найти тропу, он прошел по ней несколько ли, и вдруг внимание его привлекли две девы-оборотня, которые черпали воду из колодца. Вы спросите, как догадался Чжу Бацзе, что они оборотни? А очень просто. У дев были давно вышедшие из моды высокие прически. Чжу Бацзе подошел поближе и крикнул:

– Эй вы, нечисть!

Девы разозлились.

– Какой грубиян, а еще монах! – воскликнули они. – Ни с того ни с сего оборотнями нас обозвал.

И, схватив коромысла, девы принялись дубасить Чжу Бацзе по голове.

Он же, как вы знаете, не взял с собой никакого оружия, и ему нечем было отбиваться. Поэтому, получив несколько увесистых ударов, он обхватил голову руками и помчался обратно.

– Ну и злющие здесь оборотни! – стал он жаловаться Сунь Укуну. – Чуть голову мне не разбили.

Чжу Бацзе все по порядку рассказал: как увидел двух дев, как их окликнул, как они, обидевшись, схватили коромысла и принялись его мутузить.

– Мало они тебя били, – смеясь, сказал Сунь Укун. – Ни с того ни с сего обозвал порядочных женщин оборотнями! Когда же ты наконец научишься вежливости? Придется тебе еще раз сходить.

– Так ведь они, как только увидят меня, сразу же схватятся за коромысла.

– А ты прими другой облик и будь вежливым, – посоветовал Сунь Укун. – Приветствуй их как положено. Заведи разговор. Если окажется, что это они похитили наставника, то нам легче будет действовать; если же не они, то и возиться с ними нечего.

– Ладно, – ответил Чжу Бацзе. – Попробую еще разок к ним сходить.

Чжу Бацзе сунул за пояс свои вилы, спустился с горы, принял облик темнолицего толстого монаха и, подойдя к девам, совершил глубокий поклон:

– Почтенные! Бедный монах бьет вам челом!

Девы развеселились.

– Вот это настоящий монах! – защебетали они. – И поклонился как следует, и вежливые слова сказал. Ты откуда, почтеннейший? – спросили девы.

Чжу Бацзе растерялся, махнул куда-то в сторону рукой и пробормотал:

– Оттуда!

– А куда направляешься?

– Туда!

– Как тебя зовут?

– Как зовут? – повторил Чжу Бацзе, не зная, что ответить.

Девы звонко рассмеялись:

– Всем хорош этот монах, только простоват немного. Повторяет чужие слова, сам ничего сказать не умеет.

Тут Чжу Бацзе расхрабрился и спросил:

– Почтеннейшие! Вы для чего набираете воду?

– А ты и не знаешь, уважаемый, – затараторили девы, – наша хозяйка нынешней ночью притащила в пещеру Танского монаха и хочет завлечь его. У нас в пещере вода не чистая, вот она и послала нас сюда за этой прозрачной водой, в которой слились силы Инь и Ян. Скоро у нас начнется роскошный пир, разных яств наготовили видимо-невидимо, и все постные, специально для этого монаха. А вечером хозяйка породнится с ним!

Услышав это, Чжу Бацзе опрометью бросился бежать, крича на ходу:

– Давайте разделим поклажу и разойдемся в разные стороны! Девы-оборотни мне сказали, что их хозяйка устраивает сегодня роскошный пир, а после пира сочетается с Танским монахом!

– Надо отправиться вслед за девами. Мы дойдем до пещеры, а там начнем действовать, – сказал Сунь Укун.

Они пошли вслед за девами, но не прошли и двадцати ли, как девы вдруг исчезли из виду.

– По-моему, они скрылись в пещере, – сказал Сунь Укун.

Он внимательно осмотрел гору, там не было ни души. Лишь перед большой отвесной скалой стояла резная башня очень тонкой работы, перед которой росли цветы, а рядом ворота, обращенные на все четыре стороны, с башней в три яруса. Втроем они направились к этим воротам и увидели надпись: «Бездонная пещера горы Провал в пустоту».

Они стали искать вход в пещеру и на отвесной скале, где стояла башня, в самой ее середине, заметили отверстие как у большого чана, откуда струился луч света.

– Братец! – сказал Чжу Бацзе. – Это, наверно, и есть вход в пещеру!

– Странно! – промолвил Сунь Укун, оглядев отверстие. – Впервые вижу такой вход.

Сунь Укун припал к отверстию и начал всматриваться. Перед ним зияла глубокая пропасть. Да и в окружности пещера была, пожалуй, более трехсот ли.

– Чжу Бацзе, – сказал Сунь Укун, – бери вилы, а ты, Шасэн, вооружись своим волшебным посохом. Загородите выход из пещеры, а я полезу внутрь и все разузнаю. Если наставник и в самом деле там, я буду гнать оборотня к выходу, вы же не выпускайте его из пещеры.

Великий Мудрец поднатужился и прыгнул в пещеру. Под ногами у него оказалось благовещее облако, из которого исходило множество разноцветных лучей, а тело его тысячами слоев окружал благодатный эфир. Вскоре Сунь Укун очутился на самом дне пещеры и увидел яркий свет. Там, оказывается, было такое же солнце, как и на земле, шелестел ветерок, росли цветы, травы, плоды и деревья.

Любуясь открывшейся ему чудесной картиной, Сунь Укун заметил ворота, с которых двумя потоками струилась вода. Вокруг росли бамбуки и сосны. За воротами виднелось множество строений.

Сунь Укун встряхнулся, произнес заклинание и сразу же превратился в муху. После этого он взлетел на ворота и стал осматриваться. В беседке, украшенной цветами, он увидел деву-оборотня, которая восседала на высоком сиденье. Теперь она выглядела совсем не так, как в лесу Черных сосен, привязанная к дереву, или в монастыре, когда Сунь Укун чуть было не схватил ее.

Радостная и довольная, дева позвала к себе служанок.

– Скорее несите сюда постные блюда, – приказала она. – Мы поедим с дорогим гостем, а потом возляжем на ложе.

Услышав это, Сунь Укун влетел во внутреннее помещение и тут заметил, что окно на восточную галерею внизу почему-то темное, а вверху светится странным светом. «Наставник наверняка за этим окном», – подумал Сунь Укун, стукнулся головой о бумагу, пробил крохотную дырочку и пролез на галерею.

– Наставник! – окликнул он Танского монаха.

– Брат мой! Выручи меня! – взмолился Сюаньцзан, услышав знакомый голос.

– Я постараюсь, учитель! – отвечал Сунь Укун. – Когда на пиру дева-оборотень поднесет тебе вина, ты выпей чарочку. Я же превращусь в кузнечика, прыгну в чарку к деве и спрячусь под пеной. Она выпьет вино, и я сразу же попаду к ней в утробу. Там уж я ей задам: порву все внутренности, вырву сердце и печенку, разорву кишки, и она сдохнет на месте. Только тогда ты сможешь отсюда выбраться.

Не успел Сунь Укун договорить, как дева-оборотень пришла звать Танского монаха на трапезу и повела его к цветочной беседке.

Там она взяла своими нежными, словно выточенными из яшмы, пальчиками золотую чарку, наполнила ее до краев чудесным вином и поднесла Сюаньцзану.

– Милый мой! – промолвила дева. – Прошу тебя, выпей эту чарку за нашу счастливую встречу.

Танский монах пробормотал в ответ что-то невнятное, про себя читая молитву, и принял из рук девы чарку.

Между тем Великий Мудрец, превратившись в кузнечика, притаился за ухом наставника и все время шептал ему, что надо делать. Он велел Сюаньцзану осушить чарку, снова наполнить ее вином и поднести деве. Сюаньцзан все сделал, как ему велел Великий Мудрец. Как только вино в чарке у девы запенилось, Сунь Укун прыгнул прямо в пену и скрылся. Дева приняла чарку, но пить не стала, а дважды поклонилась Танскому монаху. После этого она взяла чарку, в которой пена уже осела, и увидела там кузнечика. Ей, конечно, и в голову не пришло, что это Сунь Укун. Она мизинчиком достала кузнечика и стряхнула на землю.

Сунь Укун, видя, что его замысел не удался, сразу же превратился в голодного коршуна, взлетел над столом и выпустил когти. Раздались грохот и звон: посуда и яства – все полетело на пол, а коршун улетел прочь.

– Я поняла, что случилось! – вскричала, дрожа от страха, дева-оборотень, обращаясь к служанкам и слугам. – Видно, Небо и Земля недовольны тем, что я задержала Танского монаха, вот они и наслали на меня это чудовище. Скорей уберите осколки и заново приготовьте вино и закуски!

После этого дева снова отвела Сюаньцзана на восточную галерею и там заперла.

Сунь Укун тем временем принял свой первоначальный облик, выбрался из пещеры и сказал Чжу Бацзе и Шасэну:

– Я видел наставника. И деву-оборотня тоже видел. Она устроила роскошный пир, а после пира собирается… ну, словом, вы знаете, заняться с учителем этим делом. Надо спасать его, нельзя терять ни минуты.

С этими словами Сунь Укун снова полез в пещеру, превратился в обыкновенную муху, уселся на тех же самых воротах и вдруг услышал, как дева-оборотень приказала служанкам:

– Несите сюда все, что есть: и постное, и скоромное! Да захватите бумагу для воскурения благовоний! Я сейчас принесу жертвы Небу и Земле и попрошу их быть нашими сватами. Уж на этот раз я непременно сочетаюсь с ним, этим благообразным монахом.

Тут Сунь Укун полетел прямо к восточной галерее, сел наставнику на макушку и шепнул:

– Я знаю, как тебя спасти, наставник! Когда я улетал отсюда, то заметил, что за домом есть сад. Постарайся заманить туда деву, предложи ей прогуляться, а остальное предоставь мне. Ступай с ней к персиковым деревьям, подойди к одному из них и остановись. Я тем временем взлечу на ветку и превращусь в румяный персик. Затем скажи, что тебе хочется отведать плодов. Сорви сперва румяный персик, это буду я. Она, конечно, тоже сорвет персик. Тогда уговори ее обменяться! Возьми ее персик, а ей отдай свой. Как только я попаду к ней в утробу, то сразу же примусь рвать на части ее внутренности, пока она не сдохнет. Вот тогда ты и избавишься от нее!

Танский монах согласился и стал звать деву, а когда она подошла, сказал:

– Не пройтись ли нам с тобой? Ведь я целый день просидел взаперти и чувствую томление духа.

Услышав это, дева очень обрадовалась и ответила:

– Милый мой! Сейчас мы с тобой прогуляемся. Эй, слуги! – крикнула она. – Откройте калитку в сад и подметите дорожки!

Толпа бесенят со всех ног бросилась выполнять ее приказание.

Тем временем дева открыла галерею и взяла под руку Танского монаха.

Посмотрели бы вы, как шествовала дева-оборотень с Танским монахом, окруженная целой свитой маленьких бесовок с напомаженными головками и напудренными личиками, нежных и грациозных, которые ни на шаг не отступали от них!

Бедный монах! Неожиданно попав в окружение этих прелестных созданий в роскошных нарядах, он молчал, словно немой. Не будь у него искреннего желания предстать перед Буддой, которое исходило из сердца твердого, словно кованое железо, он бы, пожалуй, не устоял перед подобным соблазном.

Как только они вошли в сад, дева-оборотень стала прижиматься к монаху, нежно шепча ему на ухо:

– Дорогой мой! Давай мы тут с тобой позабавимся. Право же, у тебя сразу пройдут тоска и печаль!

В саду было очень красиво, и Танский монах невольно залюбовался роскошными цветами и всевозможными растениями. Они шли мимо беседок и башен и незаметно очутились в самой красивой части сада, где росли фруктовые деревья. Подняв голову невзначай, Танский монах увидел персиковое дерево. Тут Сунь Укун ущипнул наставника, и тот сразу же остановился.

А Сунь Укун взлетел на сучок и превратился в румяный персик, очень лакомый на вид.

Танский монах подошел к дереву и сорвал персик. Дева тоже сорвала персик, только зеленый. Изогнувшись в поклоне, Сюаньцзан обеими руками поднес деве персик и произнес:

– Владычица! Возьми этот румяный персик и съешь его, а мне отдай зеленый.

Дева-оборотень согласилась, подумав про себя: «Ах, какой милый монах! Вот уж поистине праведник! Еще не стал мне мужем, а уже проявляет заботу!»

Радостная и довольная, дева взяла персик, поблагодарила, но не успела поднести персик ко рту, как Сунь Укун перекувырнулся и мигом проскочил ей в горло, а оттуда прямо в чрево. Дева перепугалась и кинулась к Танскому монаху, вскричав:

– До чего же злой персик! Проскочил целиком, даже не позволил его надкусить!

– Да это ты сама его проглотила, от нетерпения, – отвечал Танский монах.

Тем временем Сунь Укун, пробравшись к деве в чрево, принял свой настоящий облик и стал звать Танского монаха.

– Наставник! – кричал он. – Не говори с ней! Теперь она в моих руках!

– Братец мой, – жалостливо отозвался Танский монах, – не будь с ней очень жесток, не терзай ее!

– С кем это ты переговариваешься? – испуганно спросила дева.

– Со своим учеником Сунь Укуном, – ответил он.

– А где он, этот Сунь Укун? – снова спросила дева.

– У тебя в чреве! Персик, который ты только что проглотила, как раз и есть Сунь Укун!

От этих слов дева-оборотень совсем растерялась и принялась причитать:

– Все кончено! Все кончено! Смерть моя пришла, раз это обезьянье отродье забралось в мою утробу!

Сунь Укун между тем стал размахивать кулаками и колотить ногами, причиняя деве нестерпимую боль, отчего она повалилась прямо в пыль и больше не могла вымолвить ни слова. Затем, немного придя в себя, дева позвала слуг и сказала:

– У меня в чреве сидит бес. Живо проводите отсюда монаха, тогда я буду спасена.

Слуги обступили Танского монаха и хотели понести его на руках, но Сунь Укун закричал:

– Ты сама его вынеси, только тогда я тебя пощажу!

Деве ничего не оставалось, как взвалить Танского монаха себе на спину и быстрыми шагами направиться к выходу.

– Госпожа! Ты куда? – спрашивали слуги, еле поспевая за ней.

– Сейчас я вынесу вон этого негодяя, – ответила им дева, – а себе поищу другого мужа.

По радужному лучу дева вместе с монахом поднялась прямо к выходу. Тут послышался звон оружия.

– Брат мой! – воскликнул Танский монах. – Там наверху кто-то есть!

– Это, наверно, Чжу Бацзе орудует своими вилами, – отозвался Сунь Укун. – Ну-ка, окликни его!

Танский монах стал кричать:

– Чжу Бацзе! Чжу Бацзе!

Чжу Бацзе услыхал голос наставника и заорал:

– Шасэн! Наш наставник спасен!

Они оба освободили проход, и оттуда выскочила дева-оборотень, неся на спине Танского монаха.
		Зловредного оборотня перебороть



		 обезьяна все же сумела.



		Монаха встретили здесь у ворот



		 управы Земли и Древа.








Если вы хотите узнать, осталась ли в живых дева-оборотень, прочтите следующую главу.




Глава восемьдесят третья,


повествующая о том, как смышленая обезьяна узнала, кому подвластна дева-оборотень, и как эта дева обрела свою истинную природу


Итак, дева-оборотень вынесла Танского монаха из пещеры.

Шасэн и Чжу Бацзе, радостные, приветствовали наставника, после чего Шасэн спросил:

– Где же наш старший брат, Сунь Укун?

– Вот он где! – ответил Танский монах, указывая рукой на живот девы.

В этот момент раздался голос Сунь Укуна:

– Открой рот пошире! Сейчас вылезу!

Дева разинула рот, и Великий Мудрец выскочил наружу. Он тотчас же принял свой первоначальный вид и бросился на деву с посохом. Но у девы неизвестно откуда вдруг появились в руках два меча, и она стала ловко отбивать удары.

И вот между Великим Мудрецом и девой-оборотнем на вершине горы разгорелся бой. Можно сказать, что противники бились не на жизнь, а на смерть. Чжу Бацзе и Шасэн долго наблюдали за боем, потом не выдержали, схватили свое оружие и тоже стали колотить деву. Тут дева поняла, что ей не устоять, и побежала прочь.

Втроем они настигли деву, но она вдруг сбросила с правой ноги башмачок, дунула на него своим волшебным дыханием, произнесла заклинание, и башмачок тут же принял облик девы, которая так же ловко размахивала двумя мечами. Сама же она вдруг скрылась из глаз, превратилась в легкий ветерок и понеслась обратно. Ей и на этот раз не удалось одолеть монахов. Пора бы ей, казалось, подумать о спасении своей жизни, а между тем вышло иначе. Видно, зловещая звезда не покидала несчастного Танского монаха! Подлетев к арке у отверстия, служившего входом в пещеру, дева увидела Сюаньцзана, подлетела к нему и потащила за собой. Уволокла она также поклажу и белого коня.

Тем временем Чжу Бацзе изловчился и изо всех сил хватил вилами двойника девы-оборотня. Увы! На ее месте теперь лежал расшитый башмачок.

– Лучше бы вы оставались с наставником! – закричал Сунь Укун. – Кто просил вас лезть со своей помощью! Оборотень опять утащил учителя!

Они помчались обратно, но учителя и след простыл. Вместе с ним исчезли поклажа и белый конь.

– Придется мне снова лезть в пещеру, – промолвил Сунь Укун.

– Два раза не повезло, на третий повезет, – сказал Чжу Бацзе. – Иди же скорей!

Великий Мудрец снова прыгнул в пещеру и очутился прямо у того места, где было жилье девы-оборотня. Входные ворота оказались запертыми, и Сунь Укун разнес их своим посохом. За воротами никого не было. Из цветочной беседки исчезли куда-то столы и стулья, а также разная утварь и безделушки.

Как вы помните, пещера занимала в окружности более трехсот ли, и у оборотня здесь было видимо-невидимо всяких потайных логовищ. И вот сейчас, опасаясь, как бы Сунь Укун вновь не отыскал наставника, дева перешла на другое место, и Великий Мудрец не знал, где ее искать. От досады он стал топать ногами, колотить себя в грудь и звать наставника, но никто не откликнулся.

Сунь Укун уже впал в отчаяние, когда до него вдруг донесся едва уловимый аромат. Держа посох наготове, он быстро повернул назад и вдруг увидел небольшой домик из трех комнат, а в домике лакированный столик для жертвоприношений с золотой курильницей, из которой шел ароматный дым. На стене висела табличка с надписью из золотых иероглифов: «Место для достопочтенного отца небесного князя Вайсраваны», а пониже другая табличка: «Место для уважаемого старшего брата Ночжи».

Сунь Укун очень обрадовался, взял в каждую руку по табличке, прихватил курильницу и вернулся к Чжу Бацзе и Шасэну.

– Теперь я знаю, что делать, – сказал им Сунь Укун. – Видите эти таблички? На них написаны имена тех, кому дева приносит жертвы. Она наверняка приходится дочерью небесному князю Вайсраване, а значит, младшей сестрой его сыну Ночже. Иначе зачем бы она приносила им жертвы? Так вот, эта дева сбежала на грешную Землю, превратилась в оборотня и утащила наставника. Сейчас я отправлюсь к Яшмовому владыке и подам ему жалобу на небесного князя и его сына. Пусть помогут справиться с девой-оборотнем.

Сказав так, Сунь Укун вскочил на благодатное облако и в следующий миг оказался прямо у Южных небесных ворот. Небесные сановники доложили о нем Яшмовому владыке, и тотчас же последовало высочайшее повеление подвести Сунь Укуна к яшмовому трону.

Сунь Укун положил рядом с собой таблички и курильницу, обратился лицом к Яшмовому владыке и совершил положенные поклоны, после чего подал жалобу. Один из небесных сановников принял жалобу, развернул ее и положил на столик перед Владыкой. Владыка внимательно прочел жалобу от начала до конца и приказал духу звезды Долголетия немедленно доставить небесного князя на суд. А Сунь Укуну велел отправиться вместе с духом звезды Долголетия.

Вскоре оба они прибыли ко дворцу, где жил небесный князь Вайсравана. Стоявший у входа во дворец отрок побежал к небесному князю с докладом.

Небесный князь вышел навстречу гостю и, увидев, что тот держит в руках бумагу от Яшмового владыки, велел немедленно воскурить благовония. Вдруг он приметил Сунь Укуна, и в душе его вспыхнула злоба. Хотя прошло пятьсот лет, он до сих пор не мог забыть, как был послан во главе войска усмирять Сунь Укуна, но не смог его одолеть.

– Великий Мудрец подал на тебя жалобу Яшмовому владыке, после чего последовал высочайший указ доставить тебя на суд, – промолвил дух Долголетия. – Великий Мудрец обвинил тебя в том, что ты вскормил оборотня, который сбежал на Землю и там губит людей.

Услышав это, небесный князь в гневе хватил кулаком по столу и заорал:

– Все это ложь! Гнусная обезьяна возвела на меня клевету!

– Смири свой гнев! – промолвил дух звезды Долголетия. – У Великого Мудреца есть вещественные доказательства, которые он представил Владыке: таблички с твоим именем и именем твоего сына и курильница. Он утверждает, что дева-оборотень твоя дочь!

– Моей дочери семь лет. Она еще ничего не смыслит в людских делах, как же может она быть оборотнем?! Если не веришь, я сейчас ее приведу, сам увидишь! Ну и наглая обезьяна! Возвела на меня напраслину! А в законе сказано: «За клевету взыскивают втройне»! – Небесный князь тут же кликнул своих подчиненных и велел связать Сунь Укуна. Затем он сбегал за тесаком, которым рубят головы оборотням, и обратился к духу звезды Долголетия: – Сейчас я зарублю этого негодяя, а потом мы вместе с тобой отправимся к Яшмовому владыке, и я буду держать ответ.

С этими словами небесный князь подошел к Сунь Укуну и уже замахнулся, чтобы отрубить ему голову, но тут подоспел его сын Ночжа и отвел удар своим мечом.

– Отец! – вскричал он. – Смири свой гнев! У тебя и в самом деле есть на грешной Земле дочь, только неродная. Триста лет тому назад на Чудодейственной горе она съела у Будды Татагаты его драгоценную свечу, и Будда велел нам взять с собой небесных воинов и схватить ее. Ее следовало тогда же прикончить, но Будда велел ее пощадить и сказал: «Если рыб ты разводишь в пруду, если кормишь оленей в горах, в награду получишь ты долгую жизнь!» За твою милость дева-оборотень поклонилась тебе и назвала тебя своим отцом, а меня своим старшим братом. Там внизу, на Земле, она установила в честь тебя и меня две таблички и курильницу, в которой возжигает благовония. Не ожидали мы с тобой, что она снова примется творить зло! Она похитила Танского монаха, чтобы погубить его. Однако Сунь Укун разыскал пещеру, принес оттуда таблички и подал на нас жалобу Яшмовому владыке.

Услышав это, небесный князь пришел в смятение и хотел было развязать Сунь Укуна, но тот заявил, что предстанет перед Яшмовым владыкой связанным.

Небесный князь не на шутку струхнул и стал просить духа Долголетия помирить их с Великим Мудрецом. Долго уговаривал дух звезды Долголетия Сунь Укуна. Наконец Великий Мудрец сказал:

– Ладно! Так и быть, я позволю снять с себя веревки, только пусть это сделает сам князь Вайсравана.

Небесный князь робко приблизился к Великому Мудрецу, снял веревки, пригласил его занять почетное место, а затем вместе со своими приближенными отвесил низкий поклон.

– Живей собирайся на суд! – холодно промолвил Сунь Укун.

Но тут вперед выступил дух Долголетия и сказал:

– Пока вы будете препираться друг с другом перед троном Яшмового владыки, дева-оборотень успеет не только породниться с твоим наставником, но и родить маленького монашка, – ведь один день на Небе равен целому году на Земле. Так не лучше ли небесному князю собрать войско, отправиться на Землю и укротить оборотня? А перед Яшмовым владыкой я один буду держать ответ.

Поразмыслив, Сунь Укун решил, что дух Долголетия прав, и обратился к нему с вопросом:

– Что же ты скажешь Яшмовому владыке?

– Скажу, что истец сбежал, – с улыбкой ответил дух, – тогда и ответчика оставят в покое.

– Ты что же, хочешь оговорить меня перед Яшмовым владыкой? Ничего у тебя не выйдет. К Владыке мы пойдем вместе, а небесный князь пусть собирает войско.

Представ перед Яшмовым владыкой, дух звезды Долголетия и Сунь Укун доложили ему суть дела и просили помиловать небесного князя, который собрал войско, чтобы отправиться на Землю и схватить оборотня.

Яшмовый владыка уже знал обо всем, что произошло, и повелел прекратить дело.

После этого Сунь Укун пошел прямо к Южным небесным воротам, где увидел небесного князя и его воинов в полной боевой готовности, и все вместе они на облаке помчались к горе Провал в пустоту. Там они опустились на Землю и вместе с Чжу Бацзе и Шасэном направились прямо к Бездонной пещере.

– Как же достать тигренка, не входя в логово тигра? – в шутку спросил небесный князь. – А ну, кто из вас отважится полезть первым?

– Я! – воскликнул Сунь Укун.

– Мне поручено истреблять всех оборотней, – сказал Ночжа, – поэтому я должен лезть первым!

– Головным должен быть я! – заорал Чжу Бацзе.

– Не шумите! – строго произнес небесный князь. – Слушайте, что я скажу: пусть Великий Мудрец Сунь Укун и принц Ночжа спустятся вниз вместе с воинами, а мы втроем останемся сторожить вход, чтобы оборотень не мог улизнуть.

На радужном облаке Сунь Укун с принцем Ночжей и войском опустились в пещеру, но там не было ни души.

Все поиски оказались тщетными. Никто не догадывался, что в юго-восточной части пещеры, в темном углу, на самой глубине, была еще одна, совсем маленькая пещера. В нее вели ворота, внутри была небольшая комнатушка, где стояло несколько горшков с цветами, а перед крылечком рос бамбук. Внутри было мрачно и сыро. Сюда и притащила дева-оборотень Танского монаха и всячески старалась его соблазнить, уверяя, что Сунь Укун теперь его не найдет. Кто знал, что ей не суждено было соединиться с Танским монахом? Случилось так, что среди ее маленьких бесенят, которые сидели в пещере, сбившись в кучу, и скулили, нашелся один похрабрее. Он высунул голову и стал выглядывать из пещеры, а в это время проходил мимо воин и заметил бесенка. «Здесь!» – закричал он. Сунь Укун, разъярившись, вооружился своим железным посохом с золотыми обручами и одним прыжком ворвался в пещеру, где собрались бесенята. Принц Ночжа велел принести веревки и всех их связать.

Не избежала этой горькой участи и дева-оборотень. Вскоре на своих лучистых облаках они вылетели из пещеры, где их встретили небесный князь, Чжу Бацзе и Шасэн.

Шасэн и Чжу Бацзе хотели тут же убить деву-оборотня, но небесный князь удержал их, сказав, что Яшмовый владыка повелел доставить ее на Небо.

И вот небесный князь и его сын Ночжа во главе небесного войска, взявшего под конвой связанных оборотней, отправились на Небо. А Танский монах вместе со своими учениками продолжал путь на Запад.
		Порваны тонкие сети судьбы,



		 в море богатства высохли воды;



		С клетки сбит драгоценный замок —



		 пленник вырвался на свободу.








Если вам интересно узнать, что еще случилось с паломниками, обратитесь к следующим главам.




Глава восемьдесят четвертая,


которая повествует о том, как монахи-путники оказались неистребимыми, а также о том, как правитель страны явил свой природный облик


Итак, Сюаньцзан избежал соблазна и вместе со своими учениками продолжал путь на Запад.

Снова наступило лето.

Долго шли путники под палящим зноем и наконец дошли до места, где по обеим сторонам дороги густо росли высокие ивы. Неожиданно из-за деревьев появилась женщина, которая вела за руку ребенка.

– Остановись, монах! – крикнула женщина. – По этой дороге ехать нельзя! Погибнешь! В нескольких ли отсюда есть государство, где искореняют учение Будды. Правитель этого государства в своем прошлом перерождении вступил во вражду с Буддой, а в своем нынешнем существовании без всякого повода стал творить зло. Два года тому назад он дал зарок истребить десять тысяч буддийских монахов. Девять тысяч девятьсот девяносто шесть он уже истребил. Осталось уничтожить еще четверых, но эти последние должны быть чем-нибудь знамениты. Так что смотрите, если войдете в столицу этого государства, распрощаетесь с жизнью.

Сунь Укун сразу же распознал в женщине богиню Гуаньинь, а в ребенке – ее ученика, отрока Шаньцая, и, опустившись на колени, принялся отбивать земные поклоны.

В это время под ногами богини заклубилось радужное облако, и она вместе со своим учеником стала легко подниматься ввысь. Облако быстро исчезло из виду и понеслось прямо к берегам Южного моря.

– Как же нам теперь быть? – в один голос воскликнули Чжу Бацзе и Шасэн. – Не идти же в страну, где истребляют буддийских монахов?

– А чего нам бояться? – ответил Сунь Укун. – Вспомните, скольких лютых дьяволов и свирепых оборотней, хищных тигров и страшных драконов нам удалось одолеть, а в этой стране живут самые обыкновенные люди. Сейчас мы найдем укромное местечко для нашего учителя, а там обсудим, что делать дальше.

Путники свернули с большой дороги, нашли глубокую яму и расположились в ней.

– Братцы! – сказал тут Сунь Укун. – Вы хорошенько охраняйте наставника, а я отправлюсь в столицу и посмотрю, что там происходит. Может быть, найду глухую дорогу, по которой нам удастся пройти ночью незамеченными.

Сказав так, Великий Мудрец совершил прыжок, вскочил на волшебное облако и стал смотреть вниз. Его взору представился столичный город, полный веселья и благополучия.

«Какое хорошее место! – подумал Сунь Укун. – И чего ради там искореняют буддийскую веру?»

Пока он разглядывал город, стало смеркаться.

«Надо, пожалуй, спуститься», – подумал Сунь Укун, принял вид ночной бабочки, опустился прямо на базарную площадь и стал летать под стрехами крыш, огибая углы домов. Вдруг он увидел множество строений с воротами, а над воротами – зажженные фонари.

«Кто это летом вздумал праздновать Новый год? – подумал Сунь Укун. – Вон сколько фонарей позажигали».

Он подлетел поближе и вдруг увидел дом, где над воротами висел не круглый, а квадратный фонарь. На фонаре была надпись: «Гостиный двор для приезжих купцов», а ниже еще одна: «Гостиный дом Вана-младшего».

Сунь Укун вытянул шею и стал смотреть, что происходит внутри. Несколько постояльцев, поужинав, разделись, скинули головные повязки, вымыли руки и ноги и улеглись спать.

«Ну, теперь наш наставник пройдет благополучно!» – обрадовался Сунь Укун.

Как бы вы думали, почему вдруг на ум ему пришла такая мысль? А вот почему. Сунь Укун решил утащить одежды и головные повязки приезжих, когда они уснут, а самим переодеться мирянами и войти в город.

Но тут случилось непредвиденное. К постояльцам подошел хозяин и обратился к ним с такими словами:

– Уважаемые господа! Берегите свои вещи и поклажу. У нас здесь есть лихие люди.

– Спасибо тебе на добром слове, – отвечали постояльцы, – но мы с дороги очень устали и можем крепко уснуть, так что нас и не добудишься. Возьми-ка наши одежды, головные повязки и поклажу да спрячь где-нибудь у себя, а завтра отдашь их нам, чтобы мы могли отправиться в дальнейший путь.

Хозяин собрал все вещи постояльцев и отнес к себе, а Сунь Укун полетел вслед за ним и уселся на вешалке.

Между тем хозяин пошел к воротам, снял фонарь, убрал вывеску, закрыл двери и окна, вернулся и лег. А надо вам сказать, что у него была жена и двое крикливых озорных ребятишек. Они еще не угомонились и ни за что не хотели ложиться спать. Жена была занята починкой одежды и, видимо, тоже не собиралась ложиться.

Тогда Сунь Укун слетел вниз и погасил фонарь, после чего превратился в крысу, пискнул раз-другой, ухватил одежды и головные повязки и бросился вон из дома. Женщина испугалась и стала будить мужа:

– Старик! Просыпайся! Беда! Крыса оборотнем обернулась!

– Никакой я не оборотень! – крикнул Сунь Укун. – И не крыса! Я Великий Мудрец, равный Небу. Мне поручено охранять Танского монаха в пути на Запад за священными книгами. А сюда я прибыл лишь затем, чтобы одолжить одежду и головной убор для моего наставника, Танского монаха, и переодеть его в мирянина, потому что непутевый правитель твоей страны поступает с монахами бесчеловечно. Как только мы пройдем через город, я все тебе верну.

От этих слов Ван Сяоэр (так звали хозяина) кубарем скатился с постели, впопыхах схватил попавшие под руку штаны и, приняв их в темноте за рубаху, стал напяливать на себя.

Тем временем наш Великий Мудрец уже успел умчаться на облаке. Приняв свой первоначальный вид, он опустился возле ямы, бросил к ногам учителя одежду постояльцев и сказал:

– Сейчас мы переоденемся и под видом мирян войдем в город. Здешний государь хоть и истребляет буддийских монахов по своему неразумию, но все же является Сыном Неба – над городом я узрел благовещее сияние. Эти одежды и головные повязки я взял в гостинице. Мы заночуем там и еще до рассвета двинемся в путь. В гостинице скажем, что мы родные братья. Старшего, то есть наставника, будем звать Тан, меня – Сунь-второй, Чжу Бацзе – Чжу-третий и Шасэна – Ша-четвертый. Разговаривать и отвечать буду я один, вы молчите. Если станут допытываться, чем мы торгуем, скажем, что продаем коней и вот одного, белого, привели из нашего табуна в качестве образца, что нас всего десять братьев и мы, четверо, явились сюда первыми, чтобы снять помещение.

И вот путники переоделись и с конем и поклажей поспешили к городу. Здесь царили мир и покой; несмотря на поздний час, городские ворота еще не были заперты. Путники беспрепятственно прошли в город и дошли до гостиного дома Вана-младшего. Оттуда доносились громкие крики: «Куда девалась моя головная повязка? Где мои одежды?»

Услышав это, Сунь Укун повел паломников в другую гостиницу, стоявшую наискосок.

Им отвели очень хорошую комнату. Сунь Укун распахнул окно, и монахи стали любоваться ярким светом луны. Пришел слуга с зажженным фонарем. Но Сунь Укун его не впустил, задул огонь в фонаре и сказал:

– Луна светит так ярко, что фонарь не потребуется!

Следом явилась служанка с четырьмя чашками свежего чая. Сунь Укун чай взял, но служанку в комнату не пустил. Затем приковыляла старуха и стала сбоку, у входа.

– Откуда изволили прибыть, дорогие гости, и какие товары везете? – спросила старуха.

– Мы из северных стран, – бойко отвечал Сунь Укун. – Привезли на продажу добрых коней.

– Уж больно ты молод, чтобы торговать конями, – недоверчиво заметила женщина.

– А вот у нас старший, – промолвил Сунь Укун, – его фамилия Тан, а это – третий брат, его зовут Чжу, а тот – четвертый. Его фамилия Ша, а меня зовут Сунь. Я второй брат.

Женщина засмеялась и сказала:

– Родные братья, а с разными фамилиями!

– Фамилии у нас действительно разные, – промолвил Сунь Укун, – а живем мы все вместе, нас всего десять братьев. Мы, четверо, прибыли сюда первыми, чтобы подыскать помещение. А шестеро остались на ночлег за городом. Они ведут целый табун и утром придут с ним в город.

– Сколько же у вас коней в табуне? – снова спросила женщина.

– Всех, считая и жеребят, сто десять! – ответил Сунь Укун. – Той же породы, что наш белый конь, только масть у них разная.

– Ты, видно, опытный купец, господин Сунь, – с улыбкой произнесла женщина. – Знаешь, к кому обратиться, прямо ко мне пожаловал. В других гостиницах тебя не приняли бы: тесно у них. А у меня двор просторный, конюшня большая, есть резки для соломы и корыта для пойла, сена и фуража хватит на несколько сот лошадей. Уже много лет я держу гостиницу, все меня знают и уважают. Моего покойного мужа звали Чжао. К несчастью, он давно умер. Моя гостиница называется «Гостиный дом вдовы Чжао». Порядок у нас такой: сперва условиться о плате за постой, а уж потом рассчитываться. Обслуживание у нас ведется по трем разрядам – по высшему, среднему и низшему. Тем постояльцам, которые пожелают первый разряд, на двоих ежедневно подается пять разных блюд и пять разных плодов со всевозможными лакомствами. По желанию постояльца приглашается певичка, чтобы веселила и ублажала. По этому разряду с каждого постояльца взимается плата в размере пяти цяней серебром за каждый день постоя, считая и жилье. По среднему разряду полагается общий стол, но можно заказывать разные фрукты и вина. Без певички плата за второй разряд – два цяня серебром в день. По третьему разряду никакого обслуживания не полагается. Что останется в котле, то постоялец и ест, пока не наестся досыта, а там возьмет сам себе сенца, постелет на полу, где ему удобнее, и спит. Когда рассветет, заплатит сколько может, и ладно, ни в какие споры с такими постояльцами у нас не вступают.

– Вот счастье для меня! – вскричал Чжу Бацзе. – Мне, старому Чжу, только этого и надо! Подойду к котлу, наемся вволю, залягу спать – и наплевать мне на все!

– Братец! Что ты говоришь! Неужто мы, скитаясь по разным странам, не заработали нескольких лянов серебра, чтобы пожить в свое удовольствие! – сказал Сунь Укун и обратился к хозяйке: – Устрой нас по высшему разряду!

Хозяйка очень обрадовалась и сразу же принялась хлопотать.

– Подайте лучшего чая! Живо приготовьте все! – крикнула она прислуге. Спустившись вниз, она продолжала суетиться. – Режьте кур! Режьте гусей! Готовьте приправы! Забейте свинью и барана! Если не съедят, останется на завтра! Припасите лучшего вина! Рис берите самый чистый! На блины отсыпьте лучшей белой муки!

– Как же нам быть? – тихо спросил Танский монах. – Она велит резать кур и гусей, забить свинью и барана, а кто из нас посмеет прикоснуться к скоромному? Ведь мы же дали обет поститься!

– Я придумал, как поступить! – воскликнул Сунь Укун и, подойдя к двери, затопал ногами, чтобы привлечь к себе внимание.

– Хозяюшка Чжао, – крикнул он, – можно тебя на минутку?

Хозяйка тотчас же прибежала наверх и спросила:

– Что прикажешь, господин?

– Сегодня никакой живности резать не надо, – сказал Сунь Укун. – У нас постный день нынче. А заплатим мы тебе все равно по высшему разряду.

Хозяйка обрадовалась, сбежала вниз и стала отдавать новые распоряжения:

– Не режьте птицу! Не режьте скотину! Достаньте древесных грибов! Несите молодые побеги миньского бамбука, бобовый сыр, лапшу! Сбегайте на огород за свежими овощами! Готовьте мучной суп! Месите тесто для клецок! Сварите еще риса! Заваривайте душистый чай!

После трапезы Танский монах сказал Сунь Укуну:

– Спать здесь опасно. Ночью у нас могут сползти с головы повязки, тогда в нас сразу признают монахов и поднимут шум.

– Да, это верно! – ответил Сунь Укун, снова позвал хозяйку и спросил: – Где нам спать?

– Здесь! – ответила хозяйка. – Комаров в комнате нет, ветерок продувает. Откройте пошире окно и прекрасно выспитесь.

– Нам нельзя здесь спать! – сказал Сунь Укун. – Наш третий брат немного простыл, четвертого брата слегка просквозило, старший брат спит только в полной темноте, да и я не привык спать на свету.

Хозяйка сошла вниз, оперлась на прилавок и стала вздыхать. К ней подошла дочь и спросила:

– О чем вздыхаешь, мама?

– Дочь моя! – отозвалась хозяйка. – Нынче вечером у меня остановились на ночлег четыре барышника, торгующие лошадьми, и потребовали, чтобы их обслуживали по первому разряду. А потом вдруг заказали постную пищу. Мало того, все они какие-то хилые. Один боится сквозняка, другой – света, хотят спать в полной темноте. А ты сама знаешь, у нас ведь дом сквозной. Где найти для них темное да закрытое помещение? Предложу им перейти к другим хозяевам, вот и все!

– Не спеши, мать, – сказала дочка. – У нас в доме есть темное место, без всяких сквозняков. Когда отец был жив, он смастерил большой ларь. В нем вполне могут улечься шесть, а то и семь человек. Там и размести их.

Путники охотно согласились провести ночь в ларе и забрались в него, но тут Сунь Укун вспомнил о коне, велел привести его и крепко привязать к ларю.

Жара в ларе была нестерпимая. Но путники так намаялись, что уснули. Один только Сунь Укун бодрствовал. От скуки он ущипнул Чжу Бацзе за ногу и громко сказал:

– У нас поначалу было чистых пять тысяч лянов. От прошлой продажи коней мы получили три тысячи, сейчас в этих двух узлах у нас наличными четыре тысячи. От продажи табуна мы получим еще три тысячи. Неплохо заработали, пожалуй, хватит!

Кто мог знать, что слуги, водоносы и истопники этой гостиницы давно уже снюхались с разбойниками?! И вот один из них, услышав, как Сунь Укун подсчитывает барыши, тотчас же послал за разбойниками. Вскоре десятка два разбойников с факелами и дубинами ворвались во двор. Хозяйка так перепугалась, что заперлась у себя в комнате и предоставила в распоряжение грабителей весь свой постоялый двор. Но разбойников не интересовали ни посуда, ни утварь. Они искали богатых постояльцев. Наверху их не оказалось. С ярко пылающими факелами разбойники рыскали по всему двору и вдруг увидели во внутреннем дворике большой ларь, к которому был привязан белый конь. Ларь был заперт на замок и так тяжел, что его нельзя было ни приподнять, ни сдвинуть с места.

– Купцы – люди бывалые и осторожные, – заговорили разбойники. – В этом ларе, наверно, запрятаны мешки с золотом и серебром да разные материи. Давайте уведем коня и вынесем ларь за город! Там мы разобьем его и поделим между собой все богатства.

Разбойники отыскали крепкие веревки и дубины, подняли ларь и потащили его, покачивая на ходу.

Танский монах и Шасэн проснулись и испуганно спросили:

– Куда это нас тащат?

– Не шумите, – ответил Сунь Укун. – Пусть себе тащат. Авось дотащат до Западной обители Будды, нам меньше придется идти.

Однако грабители, предвкушая богатую добычу, понесли ларь не на запад, а на восток. Они зарезали стражников, открыли ворота и вышли. Но в городе сразу же начался переполох. Перепуганные сторожа со всех постов кинулись с докладом к начальнику конной и пешей стражи, а те немедленно подняли на ноги своих воинов и пустились в погоню за разбойниками. Разбойники бросили ларь и белого коня, а сами разбежались. Неся огромный ларь и ведя белого коня, воины вернулись в город. Ларь внесли в управление и опечатали до высочайшего распоряжения.

Немного погодя Сунь Укун вытащил свой посох, превратил его в сверло, просверлил в дне ларя маленькую дырочку, сам обернулся муравьем и вышел наружу. Тут он принял свой первоначальный облик, вскочил на благодатное облако и направился прямо к воротам дворца, в котором жил правитель государства.

Как раз в это время правитель крепко спал. Сунь Укун выдрал у себя всю шерсть с левого плеча, и каждая шерстинка превратилась в точное подобие Сунь Укуна. Затем он выдрал у себя всю шерсть с правого плеча и каждую шерстинку превратил в сонную мушку. После этого Сунь Укун вызвал местных духов и велел им отправиться по всем внутренним покоям дворца, по жилищам крупных и мелких сановников пяти палат, шести отделов и всех присутствий и всякому, кто имеет какой-либо чин, пускать в лицо по сонной мушке, чтобы все они уснули глубоким сном. Затем он взял в руки посох с золотыми обручами, повертел его, махнул им, произнес заклинание, и посох тотчас превратился в тьму-тьмущую острых бритв. Одну из них Сунь Укун взял себе, а остальные велел разобрать своим бесчисленным двойникам, которые отправились во внутренние покои дворца, в палаты и покои и всюду брили головы сановникам.

Вот уж поистине:
		Правитель решил уничтожить Закон,



		 но нетленно учение Будды.



		Оно связует Небо с Землей,



		 Великий Путь пролагает.



		Сотни учений в конце концов



		 сольются в единое тело,



		Поистине сущность Трех колесниц



		 праведна и едина.



		А тот, кто хотел уничтожить Закон,



		 цели своей не достигнет;



		Смертей и рождений лишенный навек,



		 будет в пространстве скитаться.








К концу ночи все сановники были обриты. Сунь Укун вновь прочел заклинание, отозвал всех местных духов и отправил их восвояси, а сам встряхнулся и вернул на место шерстинки. Бритвы он соединил в одну, которая приняла свой настоящий вид, то есть стала опять железным посохом с золотыми обручами. Сунь Укун уменьшил его до размеров иглы и засунул в ухо. Затем он снова превратился в муравья и пролез через дырочку обратно в ларь. Там он принял свой обычный облик и стал утешать своего наставника.

Тем временем в дворцовых покоях проснулись прислужницы и принялись мыться и причесываться. Но оказалось, что ни у одной из них на голове нет волос. Безволосыми сделались также и дворцовые евнухи всех рангов. Все они толпой кинулись к царским опочивальням и стали играть на музыкальных инструментах, чтобы разбудить высочайших особ, проливая при этом горькие слезы, но не осмеливались обмолвиться ни единым словом. Прошло немного времени, и первой проснулась царица в третьей опочивальне, у которой на голове тоже не оказалось волос. Она поспешно передвинула светильник и с ужасом убедилась, что на царственном ложе, покрытый парчовым одеялом, сладко спал не монарх, а… монах со свежевыбритой головой. Царица заголосила и разбудила правителя. Он торопливо протер глаза и увидел, что царица наголо обрита.

– Голубушка! Что с тобой случилось?

– О повелитель мой! Но ведь и у тебя нет волос!

Правитель стал щупать голову и от страха чуть было не лишился чувств.

– Что же это с нами случилось! – воскликнул он.

Тем временем перед ним опустились на колени придворные служительницы, прислужницы гарема, любимцы правителя, евнухи всех рангов, у которых тоже были обриты головы.

– О властитель! – вопили они. – Мы все сделались монахами!

Слезы заструились из глаз правителя.

– Я думаю, это мне наказание за загубленных монахов, – произнес он. – Только смотрите никому об этом ни слова, а то еще гражданские и военные чины примутся хулить дурное правление. А сейчас ступайте и приготовьте залу для утреннего приема.

Надобно вам сказать, что все старшие и младшие сановники пяти палат, шести отделов и разных присутствий еще до рассвета поднялись на ноги, чтобы готовиться к утреннему приему. Но за ночь они тоже оказались бритоголовыми. Каждый из них уже написал по этому поводу докладную записку.

Если хотите узнать, что случилось с ларем и остались ли в живых Танский монах и его спутники, прочтите следующую главу.




Глава восемьдесят пятая,


из которой читатель узнает, как смышленая обезьяна решила подшутить над Чжу Бацзе и как владыке дьяволов удалось похитить праведного монаха


Итак, наступил час утреннего приема правителя государства. Гражданские и военные чины, неся грамоты в руках, целой толпой явились в залу и обратились к своему властелину с такими словами:

– О повелитель наш! Умоляем простить нам преступление и нарушение правил.

– Я не вижу, в чем ваше преступление, – промолвил государь, – и вид у всех у вас вполне благопристойный.

– О владыка наш! – воскликнули хором сановники. – Не знаем как, но в эту ночь мы все лишились волос!

– Не только вы лишились волос, – дрогнувшим голосом отвечал государь, сойдя с трона. – Все обитатели дворца, большие и малые, в эту ночь лишились волос!

Сказав так, правитель заплакал, вслед за ним заплакали и сановники. Затем они успокоились немного и дали торжественную клятву никогда больше не убивать монахов. После этого правитель вернулся на трон, а сановники расположились, как положено, по рангам и чинам.

– Кто хочет доложить о каких-либо делах или происшествиях, пусть подойдет, – приказал правитель, – остальные могут удалиться.

Из группы военных чинов сразу же протиснулся вперед главный начальник дозоров и караулов, а из рядов гражданских чинов – начальник пешей и конной охраны восточной заставы города. Подойдя к ступенькам трона, оба они совершили земной поклон и доложили:

– Ночью мы отняли у разбойников большой ларь и белого коня. Просим дать указание, как поступить дальше.

– Доставьте сюда коня вместе с ларем! – распорядился правитель.

Вскоре ларь внесли в залу Пяти фениксов и поставили возле трона.

И вот как только сняли крышку, Чжу Бацзе выпрыгнул наружу. У сановников от страха затряслись поджилки и отнялся язык. Затем вылез Сунь Укун, который помог выйти Танскому монаху, и наконец появился Шасэн с поклажей.

Увидев монахов, правитель поспешно сошел с трона, вызвал всех цариц и придворных прислужниц из трех дворцов в тронную залу Золотых колокольцев и там, вместе с сановниками и военными чинами, совершил поклонение перед паломниками.

– Откуда изволил прибыть, уважаемый наставник? – спросил правитель.

– Я иду из восточных земель великого Танского государства на Запад, в храм Раскатов грома, поклониться Будде и попросить у него священные книги, – отвечал Танский монах.

– Как же ты очутился в этом ларе? – снова спросил правитель.

– Мы, бедные монахи, узнали, что ты, государь, дал обет убивать монахов, и не осмелились открыто показаться в твоем государстве. Поэтому мы переоделись мирянами и, когда наступила ночь, попросились на ночлег в постоялый двор. Однако, опасаясь, что люди опознают нас, мы устроились на ночевку в этом ларе. На нашу беду, ларь украли разбойники, но градоначальник отнял его у разбойников и доставил сюда. И вот теперь нам довелось лицезреть твой царственный лик, который нам так же дорог, как солнце, проглянувшее сквозь тучи. Умоляем тебя, государь, помиловать и отпустить нас!

– Не знали мы, что ты, достопочтенный наставник, из великой Небесной империи! – воскликнул изумленный правитель. – Прости, что не оказали тебе достойного приема. Когда-то монахи оклеветали меня, и я дал обет истреблять их. Кто мог подумать, что по воле Будды сам я и все мои приближенные тоже станут монахами! Видишь, все мы лишились волос. Прошу тебя, уважаемый наставник, пролей на нас хоть каплю света учения Будды. За это я готов подарить тебе все сокровища моего государства.

– Нам не нужны сокровища! – сказал тут Сунь Укун. – Мы честные монахи, а не какие-нибудь стяжатели. Ты только поставь подпись и печать на нашей подорожной и проводи нас из города. За это мы обещаем тебе незыблемое царствование, счастье и долгоденствие.

От этих слов правитель государства пришел в восторг и приказал устроить в храме Сияющей карьеры торжественный пир. Правитель и его сановники в полном согласии приняли учение Будды. Тотчас было подписано дорожное свидетельство, после чего правитель спросил совета у Танского монаха, как переименовать государство.

Тут снова в разговор вступил Сунь Укун.

– Государь, – молвил он, – в название твоего государства входят слова «учение Будды». Пусть они останутся и в новом названии твоего государства, а слово «искоренение», как только мы пройдем через твою страну, можно будет заменить словом «почитание». Пусть за это в твоей стране моря станут спокойными и реки чистыми, да преуспевают тысячи поколений твоих потомков, да будут ветры и дожди во благовремении и да воцарится спокойствие во всем твоем государстве!

Правитель сердечно поблагодарил за милосердные пожелания и велел приготовить для путников парадный выезд. Затем он сам отправился провожать Танского монаха и его спутников.

С этого времени государь и его сановники вступили на праведный путь и стали творить добрые дела, однако рассказывать об этом мы не будем.

Итак, паломники простились с правителем и продолжали свой путь. По дороге Сунь Укун рассказал, как удалось ему в одну ночь обрить наголо самого правителя и всех его приближенных, чем насмешил наставника и своих младших братьев. За беседой они не заметили, как подошли к высокой горе, окутанной зловещими облаками.

Они стали взбираться на гору и вдруг услышали завывание ветра. Не успел ветер утихнуть, как поднялся густой туман.

Тут Сунь Укун сказал, обращаясь к своим спутникам:

– Вы оставайтесь пока здесь, а я пойду посмотрю, что происходит на этой горе.

Сказав так, Сунь Укун взлетел высоко в воздух и, приложив руку козырьком ко лбу, стал внимательно смотреть вниз своими огненными глазами. Вдруг он увидел оборотня, который сидел на краю самого крутого обрыва, и несколько десятков бесенят, стоявших рядами слева и справа от него. В этот момент оборотень как раз напускал туман и ветер. «Я, конечно, могу прикончить его прямо сейчас, – подумал Сунь Укун, – но пусть лучше это сделает Чжу Бацзе. Тем более что в последнее время он совсем разленился».

Подумав так, Великий Мудрец вернулся назад и обратился к наставнику с такими словами:

– Неподалеку отсюда есть селение, где живут добрые люди, они варят рис и готовят пампушки из белой муки для монахов. Туман как раз и исходит от парилок, в которых готовят еду на пару.

– Брат, а ты хоть успел поесть? – тихонько спросил Чжу Бацзе.

– Успел, но немного, – отвечал Сунь Укун. – Овощи оказались пересоленными и не пришлись мне по вкусу.

Чжу Бацзе даже плюнул с досады.

– А я наелся бы досыта, – сказал он, – не посмотрел бы, что солоно! Может, сходить мне туда подкрепиться?

– Ты разве не знаешь, что первым должен поесть наставник? – промолвил Сунь Укун. – Так положено.

– Ты только молчи, а я все устрою, – сказал Чжу Бацзе и пошел к наставнику.

– Наставник, – обратился он к Сюаньцзану, – старший брат говорит, что жители селения, находящегося неподалеку, готовят еду для монахов. Но как быть с конем? Не доставим ли мы лишние хлопоты этим добрым людям? Понадобится и сено, и зерно! К счастью, ветер утих и туман рассеялся. Вы посидите здесь, а я тем временем принесу сочной травы, мы сперва покормим коня, а уж потом пойдем просить пропитание…

– Ступай и быстрее возвращайся, – ответил Танский монах.

– Брат! – сказал Сунь Укун. – Там кормят только благообразных монахов, так что прими другой облик.

Чжу Бацзе произнес заклинание и превратился в низкорослого тощего монаха. Держа в руках деревянную колотушку в форме рыбы, он стал стучать в нее, напевая в такт гнусавым голосом: «О великий бодисатва!»

Тем временем чудовище вобрало в себя ветер и туман, приказало всем бесенятам расположиться кольцевым строем у большой дороги, притаиться и ждать путников. На свою беду, Чжу Бацзе вскоре оказался в этом кольце. Бесенята кинулись на него, окружили и давай хватать кто за одежду, кто за пояс.

– Да перестаньте вы меня хватать, – кричал Чжу Бацзе, ничего не понимая, – не тащите! Я побываю у всех вас, зайду поесть в каждый дом.

– Что же это ты собираешься есть? – загалдели бесенята.

– Да ведь у вас здесь кормят монахов, вот я и пришел, – ответил Чжу Бацзе.

– Ах вот в чем дело! – вскричали бесенята. – Ты решил, что тут кормят монахов! А тут как раз наоборот, их едят. Мы все – здешние горные оборотни – охотимся только за монахами, хватаем их, тащим к себе, сажаем в клеть-парилку, варим на пару и поедаем. А ты вздумал у нас поживиться!

«Опять надула меня противная обезьяна», – подумал Чжу Бацзе, принял свой первоначальный облик, вытащил из-за пояса вилы и принялся колотить ими куда попало. Бесенята отпрянули от него и что было духу помчались к своему главарю.

– О великий князь! Беда! – закричали они. – На гору явился монах, аккуратненький такой, мы сказали, что схватим его, сварим на пару и съедим, а он вдруг превратился в чудище с длинным рылом и огромными ушами, с щетиной на хребте, схватил вилы и, вращая их колесом в воздухе, стал бить ими куда попало, бессовестный! Так напугал нас, что мы прибежали к тебе, великий князь, доложить об этом.

– Не бойтесь! – успокоил их оборотень. – Сейчас я сам выйду, погляжу на него!

Размахивая железным вальком, оборотень вышел к Чжу Бацзе и стал его разглядывать. Тот в самом деле был ужасно безобразен.

Расхрабрившись, оборотень крикнул:

– Ты откуда явился и как прозываешься? Живо отвечай, если хочешь, чтобы я пощадил тебя!

– Я ученик Танского монаха и вместе с ним иду на Запад за священными книгами. Ты еще не знаешь, какой огромной силой я владею! Как стукну тебя своими вилами – от тебя мокрое место останется!

– Значит, ты ученик Танского монаха! – заорал оборотень, выслушав Чжу Бацзе. – Слыхал я, что у твоего учителя очень вкусное мясо, и давно собирался схватить его с тобою вместе, но ты сам явился! Так уж теперь пощады не жди! Видишь, какой у меня валек?

– Скотина ты этакая! – закричал Чжу Бацзе. – Не иначе как ты из рода красильщиков!

– С чего это ты взял? – спросил оборотень.

– Ну как же, – ответил Чжу Бацзе, – иначе ты не держал бы в руках валек.

От подобной дерзости оборотень пришел в ярость, набросился на Чжу Бацзе и принялся его колотить.

И вот в горном ущелье разыгрался жестокий бой.

Чжу Бацзе так распалился, что не заметил даже, как бесенята окружили его.

Между тем Сунь Укун решил посмотреть, что делает Чжу Бацзе, выдернул у себя шерстинку, превратил ее в своего двойника, оставил его рядом с Танским монахом, чтобы тот ничего не заметил, а сам взлетел высоко в воздух и оттуда увидел, что Чжу Бацзе, окруженный бесами, с трудом от них отбивается.

Сунь Укун на облаке помчался к месту боя, а Чжу Бацзе, завидев его, приободрился и нанес оборотню сокрушительный удар.

Тот не устоял и, прихватив своих бесенят, покинул поле боя.

Сунь Укун быстро вернулся к наставнику, а спустя немного явился и Чжу Бацзе.

– Что с тобой? – спросил Танский монах. – Ты ведь собирался нарвать травы для коня, а пришел в таком истерзанном виде.

– Это меня старший братец подвел, – отвечал Чжу Бацзе. – Он сказал, чтобы я пошел в селение, где кормят монахов, а вместо селения я увидел там оборотня с целой оравой бесенят. Пришлось мне сразиться с ним. Но тут, видно, Сунь Укуна совесть заела, и он пришел мне на помощь, а один я непременно потерпел бы поражение.

Они еще немного поговорили, собрали свои пожитки и снова двинулись в путь.

Между тем оборотень, потерпев поражение, направился прямо к себе в пещеру и погрузился в молчание. В пещере, оказывается, было еще много других бесенят – дворовых слуг. Все они вышли к своему повелителю.

– О великий князь! – воскликнули они. – Ты всегда возвращался радостный и довольный. Что же сегодня рассердило тебя?

– Дети мои! Всякий раз, как я обходил дозором гору и мне попадался кто-нибудь под руку: человек ли, зверь ли – все равно, я ловил их и тащил домой, чтобы кормить вас, – сказал оборотень, – а сегодня мне не повезло: столкнулся я с достойным противником.

– Кто же он, этот достойный противник? – спросили бесенята.

– Монах, ученик Танского наставника из восточных земель, который следует за священными книгами, – отвечал оборотень. – Зовут его Чжу Бацзе. Он так хватил меня своими вилами, что я не устоял против него и проиграл битву. Экая досада! Мне уже много раз доводилось слышать о том, что тот, кто отведает мяса Танского монаха, обретет бессмертие. Не ожидал я, что он нынче окажется на нашей горе. Хорошо бы его схватить, сварить и съесть. Да вот ученики мешают.

Едва произнес он последние слова, как вперед выскочил один из бесенят, раза три громко всхлипнул, а затем столько же раз хихикнул.

– Ты что? – сердито прикрикнул на него старый оборотень. – То скулишь, то ржешь, что это значит?

Бесенок опустился на колени и сказал:

– Великий князь, ты только что изъявил желание вкусить мяса Танского монаха, но ведь его невозможно съесть!

– Почему? – спросил оборотень.

– Если бы его можно было съесть, – бойко возразил бесенок, – он не добрался бы до нашей горы: его давно съели бы другие оборотни. Все дело в том, что его сопровождают трое учеников.

– А ты их знаешь?

– Знаю, – отвечал бесенок, – старшего ученика зовут Сунь Укун, младшего – Шасэн, а этот, Чжу Бацзе, его второй ученик.

– Чем же отличается Шасэн от Чжу Бацзе? – спросил старый оборотень.

– Да почти ничем, – ответил бесенок.

– Ну а Сунь Укун?

Тут бесенок прикусил язык.

– Боюсь сказать! – промолвил он наконец. – Этот Сунь Укун владеет волшебством многих превращений! Это он пятьсот лет тому назад учинил великое буйство в небесных чертогах, и с ним не могли справиться правители духов двадцати восьми созвездий, начальники девяти небесных светил, предводители духов двенадцати главных звезд, пять сановников и четыре советника Небесного владыки, правители Восточного и Западного Ковшей, два небесных духа юга и севера, властители пяти горных вершин и четырех больших рек, а также духи – полководцы небесного воинства! Как же ты осмеливаешься думать о том, чтобы полакомиться мясом Танского монаха?!

– Откуда ты все это знаешь? – с удивлением спросил оборотень.

– Когда я жил в пещере Львиного верблюда вместе с великим князем, правителем той пещеры, он хотел съесть Танского монаха. Тогда Сунь Укун ворвался к нему в пещеру со своим посохом, и от несчастного князя остались одни косточки, пригодные только для игры. Хорошо, что я вовремя улизнул через черный ход, явился сюда и ты, великий князь, приютил меня. Вот почему я и знаю о Сунь Укуне.

Выслушав эти слова, старый оборотень от страха изменился в лице. Не зря говорится: «Даже великий полководец страшится пророчества». Да и как было не испугаться оборотню, когда он услышал все это не от кого-нибудь, а от собственного слуги!

И вот когда всех обуял страх и ужас, из рядов бесенят вышел еще один бесенок, который подошел к старому оборотню и сказал:

– Великий князь! Не досадуй и не бойся! Если хочешь съесть Танского монаха, обожди немного, и я придумаю, как изловить его!

– Как же ты думаешь поступить? – спросил оборотень.

– Я предложил бы действовать по плану, который называется «Разделить цветок сливы по лепесткам».

– Что это значит? – удивленно спросил оборотень.

Бесенок стал объяснять:

– Всех бесов и бесенят, находящихся в этой пещере, надо собрать вместе, из тысячи отобрать сотню, из сотни – десяток, а из десятка – только троих, самых смышленых. Пусть они примут твой облик, великий князь, наденут такой же шлем, облачатся в такие же латы и вооружатся таким же вальком, после чего притаятся в трех разных местах. Один из них вступит в битву с Чжу Бацзе, другой – с Сунь Укуном, а третий – с Шасэном. Таким образом бесенята отвлекут от Танского монаха троих его учеников, а ты, великий князь, тем временем поднимешься в воздух и, свесившись с облака, схватишь самого Танского монаха, причем с такой же легкостью, как достают вещи из сумы или муху из воды.

Слова бесенка пришлись по душе старому оборотню.

– Ты отлично придумал! – воскликнул он. – Если только мне удастся поймать Танского монаха, назначу тебя предводителем головного отряда моего войска!

Бесенок земно поклонился и поблагодарил своего повелителя за милостивое обещание, а затем вызвал всех бесов и отобрал троих самых смышленых. Приняв облик старого оборотня, все три беса вооружились железными вальками и устроили засаду.

Тем временем путники прошли уже довольно большое расстояние, как вдруг услышали какой-то резкий звук. На дорогу выбежал бесенок и бросился к Танскому монаху.

Сунь Укун закричал:

– Чжу Бацзе! Хватай оборотня!

Впопыхах Чжу Бацзе не разобрал, настоящий это оборотень или ненастоящий, и пустил в ход свои вилы. Наскакивая друг на друга, они вступили в бой на склоне горы. В это время в траве что-то зашуршало, на дорогу выскочил другой бесенок и тоже кинулся к Танскому монаху.

– Наставник! – воскликнул Сунь Укун. – Дело дрянь! Чжу Бацзе своими подслеповатыми глазами проглядел оборотня. Придется мне отогнать его, а то он того и гляди тебя схватит!

Поспешно достав свой посох, Сунь Укун выбежал навстречу бесенку, а тот, размахивая вальком, пошел на Сунь Укуна. Оба сцепились тут же на лужайке, и, когда бой был в разгаре, Сунь Укун услышал за спиной резкий свист ветра. Вслед за этим на дорогу выскочил еще один бесенок и тоже побежал к Танскому монаху. Шасэн заметил его и испуганно воскликнул:

– Наставник! Видно, у Сунь Укуна и Чжу Бацзе в глазах помутилось: оба они проглядели оборотня. Держись крепче на коне, пока я не изловлю его!

Не разбираясь что и как, Шасэн вытащил свой волшебный посох и преградил дорогу оборотню. Оба они, охваченные яростью, схватились. Крики, брань, бряцание оружия и шум битвы постепенно стали удаляться. Танский монах, сидя верхом на коне, вскоре остался один на дороге, а старый оборотень, находившийся в воздухе, протянул к нему свои лапы с цепкими, как когти, пальцами и схватил. После этого он словно вихрь умчался со своей добычей. Несчастный Танский монах! Вот уж поистине:
		Столкнулся праведник опять с владыкой зла,



		 тот оборотнем стал – какое превращенье!



		Вновь на пути своем встречает Сюаньцзан



		 сулящее беду зловещее знаменье.








Прижав вниз край облака, оборотень подтащил Танского монаха к пещере и крикнул:

– Начальник!

На зов сразу же отозвался тот самый бесенок, который придумал, как захватить Танского монаха. Он подбежал к своему повелителю и опустился перед ним на колени.

– О, я не смею! Я недостоин! – бормотал он, отбивая поклоны.

– Зачем ты так говоришь! – сказал оборотень. – Твой план удался на славу, и я сдержал слово: произвел тебя в начальники. Забирай Танского монаха и вели слугам припасти свежей воды, вычистить котел, запасти топлива и развести огонь. Мы его сварим, съедим и обретем бессмертие.

– Великий князь, пока еще нельзя его есть, – сказал начальник отряда.

– Почему нельзя? – спросил оборотень.

– Если об этом узнает Сунь Укун, – отвечал бесенок, – он даже драться с нами не станет, а возьмет свой посох с золотыми обручами и проткнет нашу гору, получится огромная дыра, вся гора развалится, и тогда нам некуда будет деться!

– Что же ты предлагаешь? – спросил старый оборотень.

– По-моему, надо спрятать Танского монаха на заднем дворе, привязать его к дереву и не кормить дня два-три. Во-первых, за это время у него прочистятся все внутренности, а во-вторых, мы посмотрим, не явятся ли за ним его ученики. Если не явятся и мы узнаем, что они ушли совсем, мы снимем его с дерева, сварим и съедим.

– Пожалуй, ты прав, – сказал старый оборотень.

После этого Танского монаха уволокли на задний двор и привязали к дереву.

– Братья мои! – стенал Танский монах. – Где вы, на каких горах ловите злых духов-оборотней? По каким дорогам гонитесь за ними? Дьявол изловил меня, и я терплю невыносимые муки. Встретимся ли мы еще когда-нибудь?

Вдруг кто-то, привязанный к соседнему дереву, окликнул его:

– Уважаемый наставник! И ты оказался здесь?

– Кто ты? – глотая слезы, спросил Сюаньцзан.

– Я – дровосек, третьего дня меня захватил властитель этой горы и привязал к дереву. По моим расчетам, сегодня он должен меня съесть.

У Танского монаха вновь закапали слезы.

– О дровосек, дорогой, – промолвил он, – твоя смерть не причинит никому ни забот, ни беспокойства, а вот мне не умереть с чистой душой.

– Как же так? – с удивлением сказал дровосек. – Ведь ты, наставник, покинул мир сует, у тебя нет ни отца, ни матери, ни жены, ни детей. Отчего же ты не можешь умереть с чистой душой?

– Видишь ли, я из восточных земель послан Танским владыкой на Запад поклониться Будде и испросить у него священные книги, – отвечал Танский монах, – дабы успокоить бесприютные души грешников, мятущиеся в подземном царстве. Если меня лишат жизни, разве не убьет это надежду, которую возлагает на меня мой государь-повелитель? Разве не причинит моя смерть огорчение подданным моего государя? Ты не знаешь, какое безграничное множество душ, умерших от несправедливой обиды, томится в преисподней. Моя смерть лишит их надежды на то, что их жалобы будут услышаны, и они во веки веков не удостоятся высшего перерождения. Как же смогу я принять смерть с чистой душой?

– Наставник! – сквозь слезы отвечал дровосек. – Тебе и в самом деле тяжело умереть, но мне еще тяжелее. Моя мать рано овдовела, и, кроме меня, у нее никого нет. Я единственный ее кормилец. А ей сейчас восемьдесят три года. Кто же позаботится о ней, кто ее похоронит, если меня лишат жизни? О, горе! О, горе!

– О, бедный! О, несчастный! – плача, вскричал Сюаньцзан. – Служить государю – все равно что служить родителям. Ты скорбишь о милости, оказанной тебе родителями, а я – о милости, оказанной мне государем!

Но оставим пока Танского монаха и дровосека и вернемся к Сунь Укуну. Он одержал победу над бесенком-оборотнем и помчался к наставнику. Но того и след простыл, остался только белый конь да узлы с поклажей. Сунь Укун взял поводья, взвалил на спину поклажу и стал подниматься в гору. Он взобрался на одну из вершин и огляделся.

Если хотите знать, удалось ли Сунь Укуну разыскать своего наставника, прочтите следующую главу.




Глава восемьдесят шестая,


в которой рассказывается о том, как Чжу Бацзе помог победить чудовище и как Сунь Укун с помощью волшебства уничтожил злого оборотня


Итак, Сунь Укун взвалил на спину поклажу и, ведя коня, пошел в гору. Он добрался до вершины и стал искать наставника. Но сколько ни кричал, сколько ни звал его, все было напрасно. Вдруг он увидел Чжу Бацзе, который, сопя и отдуваясь, бежал к нему.

– Наставник исчез, – сказал Сунь Укун. – Ты не знаешь, где он?

– Откуда мне знать? – отвечал Чжу Бацзе. – Я с оборотнем сражался, а наставника стерегли ты и Шасэн.

– Да, я и в самом деле стерег наставника, – сказал Сунь Укун, – но на нас набросился оборотень, и мне пришлось вступить с ним в бой. С учителем оставался Шасэн, а теперь и Шасэна не видно.

– Наверно, Шасэн повел наставника оправиться, – проговорил Чжу Бацзе.

Тут появился Шасэн и сказал:

– У вас обоих что-то с глазами, проглядели оборотня, который хотел схватить наставника. Пришлось мне вступить с ним в бой, а наставник остался один.

– Ну вот! Попались на удочку! – крикнул Сунь Укун. – Оборотень нарочно сделал так, чтобы мы оставили учителя, а сам в это время уволок его к себе в пещеру.

Теперь им ничего не оставалось, как отправиться на поиски Танского монаха. Они прошли ли двадцать и вдруг увидели под отвесной скалой пещеру, похожую на дворец.

Сунь Укун в несколько прыжков очутился у самого входа и увидел высеченные из камня массивные ворота, крепко-накрепко запертые.

– Ну-ка, Чжу Бацзе! Принимайся живей за дело! – крикнул Сунь Укун. – Здесь обитает оборотень, который похитил нашего наставника.

Чжу Бацзе схватил свои вилы и принялся изо всех сил колотить по воротам. Очень скоро он пробил довольно большую дыру.

– Эй, оборотень! – крикнул он. – Сейчас же верни нам нашего наставника, не то мы разломаем твои ворота, а вас всех уничтожим!

Сторожившие ворота бесенята со всех ног кинулись к своему повелителю:

– О великий князь! Беда! Кто-то разбил ворота и требует, чтоб ему выдали его наставника!

В сильном испуге старый оборотень заорал:

– Ну-ка, посмотрите, кто там явился!

– Сейчас сбегаю посмотрю, – сказал бесенок, назначенный начальником головного отряда.

Он стремглав бросился к воротам, увидел Чжу Бацзе, вернулся к своему повелителю и сказал:

– Великий князь! Там стоит Чжу Бацзе, его можно не опасаться. Хуже, если явится Сунь Укун.

– Эй ты, негодная скотина! – закричал тут Сунь Укун. – Я здесь! Отдай мне моего наставника, тогда я пощажу тебя!

– Это все ты виноват! – накинулся на бесенка старый оборотень. – Придумал какой-то план и накликал беду!

– Не сердись, повелитель, – сказал бесенок. – Сейчас мы покажем Сунь Укуну поддельную голову Танского монаха, скажем, что его уже нет в живых, а Сунь Укуна умаслим похвалами, уж очень он падок на похвалы.

Бесенок взял секиру из чистой стали, отрубил корень у ивы, обтесал его, придав ему форму головы, обрызгал кровью и велел одному из бесенят вынести голову на лакированном блюде к воротам.

– О Великий Мудрец! – крикнул бесенок, подойдя к воротам. – Смири свой гнев и дозволь доложить тебе!

А надо вам сказать, что Сунь Укун действительно очень любил, когда его хвалили и величали. Услышав, что его называют «Великий Мудрец», он сразу же оттолкнул Чжу Бацзе и промолвил:

– Не трогай его! Послушаем, что он скажет!

Бесенок, неся блюдо, подошел вплотную к воротам и стал говорить:

– Наш великий повелитель захватил твоего наставника, а мы, по своему невежеству не зная, что хорошо, что плохо, принялись за него: то один подойдет куснет, то другой погрызет, так вот по кусочку и съели твоего наставника, осталась одна голова, вот она на блюде.

– Ну что ж! – вздохнул Сунь Укун. – Раз съели, ничего не поделаешь! А голову давай сюда! Я посмотрю, настоящая она или нет.

Бесенок бросил голову через дыру, пробитую в воротах, и она со стуком упала на землю.

Тогда Сунь Укун сказал:

– А голова-то поддельная. Слышал, как она стукнула, когда упала на землю?

С этими словами Сунь Укун схватил посох и одним ударом расколол голову на части. Оказалось, что это чурка из корня ивы.

Бесенок бросился к своему повелителю и сказал:

– Беда, великий князь! Мне не удалось провести Сунь Укуна. Он сразу распознал, что голова поддельная. Не показать ли ему настоящую голову, – может, он тогда уберется отсюда?

– Покажите, – отвечал оборотень. – У нас на живодерне их сколько угодно.

Бесы и бесенята кинулись в живодерню, выбрали там свежую голову, обглодали ее, положили на блюдо и вынесли к воротам.

– О Великий Мудрец! – сказал один из бесенят. – Та голова действительно была поддельная, зато эта настоящая, и принадлежит она почтенному монаху из Танского государства. Ее оставил себе наш великий князь, чтобы водрузить на кровле, ну а теперь велел преподнести тебе.

Голова со стуком вылетела через пролом в воротах и покатилась по земле, разбрызгивая капли крови.

Увидев настоящую голову, Сунь Укун, Чжу Бацзе и Шасэн стали громко плакать. Немного успокоившись, Чжу Бацзе сказал:

– Погода жаркая, как бы голова не протухла. Надо быстрее закопать ее, а уж потом будем оплакивать наставника.

Чжу Бацзе вырыл яму, положил туда голову, засыпал землей и соорудил могильный холм. Тогда Сунь Укун сказал:

– Пусть Шасэн побудет пока у могилы и покараулит вещи и коня, а мы с тобой отправимся в пещеру, разобьем ее, схватим старого оборотня и разорвем его на мелкие клочки, чтобы отомстить за наставника.

– Ты правильно решил, дорогой брат, – проговорил Шасэн, роняя слезы. – Вы оба ступайте, а я здесь покараулю.

И вот Сунь Укун и Чжу Бацзе снова отправились к пещере, дружными усилиями сломали ворота и ворвались внутрь с воинственным кличем.

Все бесы и бесенята насмерть перепугались, а начальник головного отряда сказал:

– Надо сейчас же снарядить все наше войско и уничтожить этих монахов.

И вот старый оборотень, вооружившись вальком, повел все свое бесовское войско к воротам.

– Вы что, негодные монахи, не узнаете меня? – заорал он. – Так знайте же, что я, великий князь Южных гор, вот уже несколько сот лет разгуливаю по этим местам. Съел я вашего наставника, Танского монаха. Ну что вы со мной сделаете?

– Ах, тварь мохнатая! – заорал в ответ Сунь Укун. – Величаешь себя правителем Южных гор да еще смеешь хвалиться, что разгуливаешь по этим местам несколько сот лет! Сейчас я с тобой рассчитаюсь!

Сунь Укун взмахнул своим посохом, но оборотень отскочил в сторону и отбил удар.

Противники долго бились, наконец Сунь Укун, видя, как храбро сражаются бесы, прибег к волшебству. Он выдернул у себя клок шерсти, пожевал его, выплюнул, произнес заклинание, и сразу же появилось множество его двойников, тоже вооруженных посохами. Все они бросились на врагов и стали оттеснять их к пещере. Один за другим бесы и бесенята покидали поле боя, спасая свою жизнь. И вот остались только Сунь Укун, Чжу Бацзе и старый оборотень. На земле валялось бесчисленное множество убитых и раненых бесенят. При виде этого зрелища повелитель Южной горы до того испугался, что бросился наутек, напустив сильный ветер и густой туман. Бесенок, получивший звание начальника головного отряда, не владел искусством превращений. Сунь Укун одним ударом посоха сбил его с ног, и он принял свой первоначальный вид. Это оказался серый волк. Чжу Бацзе подошел к нему, схватил за лапы и перевернул брюхом вверх.

– Негодяй этакий! – сказал он. – Сколько поросят и ягнят сожрал он за свою жизнь у добрых людей!

Тем временем Сунь Укун вернул на место выдернутый клок шерсти, и двойники разом исчезли.

– Ну, Чжу Бацзе, – произнес Великий Мудрец, – пойдем теперь ловить оборотня. Надо же ему отомстить за смерть нашего учителя!

После этого оба они поспешили к пещере.

Оборотень же, вернувшись к себе, велел бесам натаскать камней и земли и завалить ворота. Оставшиеся в живых бесы и бесенята, трепеща от страха, наглухо завалили ворота, и никто из них не осмеливался даже нос высунуть.

На этот раз Чжу Бацзе не удалось сломать ворота, и вместе с Сунь Укуном они вернулись к могиле, где Шасэн все еще оплакивал наставника. Чжу Бацзе тоже стал плакать и причитать, припав к могиле и хлопая по земле руками.

Тем временем Сунь Укун спрятал свой посох, потуже подпоясался и стал обходить гору вокруг. Вдруг до него донеслось журчание воды. Осмотревшись, он увидел горный ручей, а по другую сторону ручья – ворота. Слева от них виднелся водосток, из которого текла вода.

– Ну, теперь все ясно! – воскликнул обрадованный Сунь Укун. – Так я и знал, что в пещере есть черный ход.

Он произнес заклинание, превратился в водяную крысу, юркнул в водосток, а затем выбрался через него во двор. Высунув голову из воды, он увидел нескольких бесенят на солнечной стороне, которые развешивали куски человечины, чтобы провялить их на солнце.

– О Небо! – воскликнул Сунь Укун. – Не иначе как это мясо моего учителя. Они не смогли съесть его сразу и теперь вялят на солнце впрок.

Сунь Укун превратился в термита и полетел прямо в среднюю залу, где на возвышении восседал старый оборотень с угрюмым и мрачным видом. Тут к нему подбежал какой-то бесенок и закричал:

– О великий князь! Огромная радость! Я только что выходил через задние ворота на берег ручья, чтобы разведать, что творится на том берегу, и вдруг слышу, кто-то громко плачет. Я сразу же взобрался на вершину кручи и стал вглядываться. Оказалось, что это Чжу Бацзе, Сунь Укун и Шасэн оплакивают у могильной насыпи своего наставника. Видимо, ту голову они приняли за голову Танского монаха и с почестями похоронили ее.

Сунь Укун слышал каждое слово и возликовал.

«Значит, наставник жив, – подумал он. – Надо только найти, где они его спрятали».

Сунь Укун стал летать по зале и вдруг приметил маленькую дверку, которая была плотно закрыта. Сунь Укун пролез через щелочку и очутился в саду. Там он увидел привязанных к деревьям двух человек и, признав в одном из них Танского монаха, окликнул его.

– Сунь Укун! Спаси меня, – со слезами на глазах обратился к нему Танский монах.

– Потерпи еще немного, наставник, – отвечал Сунь Укун. – Дай мне сначала расправиться с оборотнем!

Тут Великий Мудрец произнес заклинание, снова превратился в термита, пролетел в среднюю залу, где галдели бесы и бесенята, и уселся на потолке. Вдруг из толпы выскочил какой-то бесенок. Он приблизился к трону и бойко заговорил:

– О великий князь! Голову, которую мы им подсунули, они похоронили и теперь целых два дня будут оплакивать своего наставника, а на третий уйдут. Тогда мы притащим сюда Танского монаха, зажарим и съедим в свое удовольствие, чтобы обрести долголетие.

Тут вперед выскочил еще один бесенок и закричал:

– Не говори, не говори! Лучше сварим его на пару, так гораздо вкуснее!

– А если сварить его в воде, – сказал третий бесенок, – меньше дров пойдет.

– Такую редкую добычу надо посолить и замариновать, чтобы подольше можно было лакомиться, – промолвил четвертый бесенок.

Сунь Укун слушал это, едва сдерживая ярость.

Затем он выдрал у себя клок шерсти, пожевал его, выплюнул, произнес заклинание, и шерстинки превратились в сонных мушек, которых Сунь Укун кинул прямо в толпу бесенят. И вот очень скоро они уснули крепким сном.

Тогда Сунь Укун кинул сонную мушку в старого оборотня, и тот тоже захрапел. После этого Великий Мудрец побежал в сад и освободил Танского монаха. Вдруг он услышал, как второй человек, тоже привязанный к дереву, закричал:

– О благодетель, яви великую милость, спаси меня! – Это был, как вы уже знаете, дровосек.

Сунь Укун освободил и его от веревок и вывел обоих из пещеры. Чжу Бацзе и Шасэн глазам своим не поверили, когда увидели перед собой живого наставника. Радости их не было предела.

Сунь Укун тем временем спрыгнул с кручи, перебрался через ручей, вошел в пещеру, связал по рукам и ногам спящего оборотня, поддел на посох с золотыми обручами, поднял на плечо и понес через задние ворота. Чжу Бацзе хотел тут же прикончить оборотня, но Сунь Укун сказал:

– Погоди! В пещере еще осталось много бесов, надо их раньше прикончить. Лучше всего поджечь пещеру – как говорится, вырвать зло с корнем.

Они набрали много сухих бамбуковых веток, сосновых сучьев, дуплистых ивовых стволов, обрубленных стеблей лиан, засохших кустов артемизий, пересохших камышей, тростников и смоковниц, перенесли все это к пещере и подожгли. Тогда Сунь Укун, Чжу Бацзе и дровосек вернулись к Танскому монаху.

Тут Чжу Бацзе одним ударом своих вил прикончил оборотня, и тот сразу же принял свой первоначальный облик. Это был пятнистый барс.

После этого дровосек повел паломников к себе в хижину, где он жил со своей старой матерью.

Там они подкрепились, простились с гостеприимными хозяевами и отправились в путь.
		Уничтожили зло, побороли духов,



		 напастей избегнуть сумели;



		Им помог дровосек, и путники снова



		 упорно движутся к цели.








Если хотите знать, сколько еще времени шли путники до обители Будды, прочтите следующие главы.




Глава восемьдесят седьмая,


в которой говорится о том, как округ Бессмертного феникса постигла засуха и как Великий Мудрец, склонив жителей округа к добру, вызвал обильный дождь


Итак, паломники простились с дровосеком, спустились с горы и отправились дальше по большой дороге. Через несколько дней впереди показался город, окруженный стеной.

Вскоре путники добрались до него, вошли в городские ворота, и взору их открылась картина полного запустения. Путники пошли дальше и увидели, как люди в высоких чиновничьих шапках, подпоясанные кушаками, прикрепляют над одним из домов большой лист бумаги. Вот что там было написано:

«От светлейшего хоу Шангуаня – правителя округа Бессмертного феникса великой страны Небесного бамбука.

Земли нашего округа обширны и плодородны. Войско и народ всегда жили в достатке. Но вот несколько лет подряд стоит засуха. Земля оскудела, реки обмелели, пересохли каналы и арыки. В колодцах и родниках не стало воды. Но в богатых домах заботятся лишь о своем имуществе. Один доу зерна поднялся в цене до ста лянов серебра, а пучок хвороста ценится в пять лянов. Девочек выменивают на три шэна крупы, а мальчиков отдают просто так. В городах закладывают вещи, в деревнях грабят казну, поедают людей – только бы выжить.

А посему обращаюсь ко всем премудрым ворожеям разных стран с призывом вознести молитвы о ниспослании дождя, за что обещаю щедрое вознаграждение».

Прочитав объявление, Танский монах обратился к своим ученикам с такими словами:

– Кто из вас может вызвать дождь и спасти народ от страданий? Это зачтется вам как заслуга.

– Я умею поворачивать реки вспять и баламутить моря, – сказал Сунь Укун, – менять местами звезды и созвездия, пробивать колодцы в небосводе и напускать туманы и облака, переносить горы и гоняться за луной, а уж вызвать дождь для меня сущий пустяк.

Услышав это, чиновники тотчас же отправили двух гонцов к правителю округа, и те, представ перед начальником, доложили:

– Повелитель наш! Тебя ждет великая радость. Не успели мы вывесить твое объявление, как появились четверо монахов и один из них, узнав, в чем дело, сказал, что может вызвать дождь.

Услышав это, правитель области оправил на себе одежды и пешком отправился прямо на базарную площадь. Там он упал на колени перед Танским монахом, поклонился ему и сказал:

– Я – Шангуань, в звании хоу, правитель округа Бессмертного феникса, приветствую тебя и нижайше прошу помолиться о ниспослании дождя, дабы спасти народ наш от великого бедствия. Яви же милость и сострадание, избавь нас от беды! Избавь!

Танский монах ответил на приветствие и промолвил:

– Здесь не место для разговора! Лучше отправиться в какой-нибудь монастырь и там обсудить все как следует.

– Пойдем со мной в мое управление, почтенный наставник, – сказал правитель округа. – Там найдется для тебя подходящее место.

Как только они пришли в управление, правитель области распорядился подать чай и приготовить трапезу. Когда все поели, Танский монах поблагодарил за угощение и спросил:

– Скажите, почтеннейший, давно стоит засуха в ваших краях?

Правитель округа отвечал ему так:
		В стране, которой владею я,



		 засуха третий год.



		Весь урожай сгорел на корню —



		 в каждом селе недород.



		Многие умерли, а остальных



		 такая же участь ждет.



		Мне доложили, что Танский монах



		 паломником к нам идет.



		Умоляю, даруйте хоть маленький дождь,



		 пожалейте бедный народ,



		Я тысячу слитков готов заплатить



		 тому, кто страну спасет.








Выслушав правителя, Сунь Укун обратился к Чжу Бацзе и Шасэну:

– Ну-ка, подойдите ко мне. Один пусть станет справа, другой слева, будете мне помогать. Все сделаем здесь, в этой зале. Сейчас я вызову дракона и велю ему послать дождь.

Чжу Бацзе и Шасэн тотчас же стали рядом с Сунь Укуном, один – справа, другой – слева, правитель округа воскурил благовония и стал совершать обряд поклонения духам, а Танский монах принялся читать сутры.

Сунь Укун произнес заклинание, и сразу же на востоке появилась черная туча, которая стала постепенно приближаться и опустилась над залой. То был старый царь драконов Восточного моря Ао Гуан. Выйдя из облака, Ао Гуан принял человеческий облик, приблизился и, низко поклонившись Сунь Укуну, спросил:

– Для чего ты звал меня, Великий Мудрец?

– Прости, что побеспокоил тебя, – отвечал Сунь Укун. – Но уже несколько лет кряду в этом краю стоит сильная засуха. Вот я и хотел узнать, отчего ты не посылаешь сюда дождь?

– Да оттого, – отвечал дракон, – что не имею на то высочайшего повеления. Если хочешь спасти здешний народ от бедствия, слетай в небесные чертоги и попроси высочайшего указа о ниспослании дождя да скажи еще, чтобы служители вод выпустили драконов. А я пока вернусь к себе в море и соберу свое воинство.

Сунь Укун так и сделал. Он отпустил дракона обратно в море, а сам, испросив у наставника дозволение, сел на облако и помчался во дворец к Яшмовому владыке.

Четверо небесных наставников ввели Сунь Укуна в залу Чудотворного Неба, а сами отправились с докладом к Яшмовому владыке.

– Десять тысяч лет тебе царствовать, Владыка наш! – молвили они. – Сунь Укун, следуя на Запад, достиг округа Бессмертного феникса в стране Небесного бамбука, и ему вздумалось вымолить дождь для этого округа. За этим он и явился сюда, чтобы испросить твое повеление.

– Да ведь три года назад, в двадцать пятый день двенадцатой луны, когда я лично отправился проверять всю Вселенную, объездил все три сферы и побывал в округе, в котором правит негодяй-правитель Шангуань, я собственными глазами видел, как он, забыв о добродетели, скармливал псам подношения, приготовленные для жертв Небу, и при этом сквернословил и кощунствовал. Я тогда же в наказание дал ему три знамения, они находятся в зале Ароматов. Сведите туда Сунь Укуна – пускай сам посмотрит. Если знамения закончились, я немедленно передам ему повеление о ниспослании дождя. Если же нет, то пусть не суется не в свое дело.

Четверо небесных полководцев тотчас же провели Сунь Укуна в залу Ароматов, где он увидел кучу зерна величиной примерно десять чжанов и еще груду муки около двадцати чжанов. Крохотный цыпленок, величиной с кулак, клевал зернышки по одному: клюнет и проглотит, снова клюнет, снова проглотит; возле муки оказалась маленькая собачонка золотисто-рыжей масти. Она то и дело высовывала язык, подлизывая муку. Слева висела железная перекладина с золотым замком. Под замком теплилась лампада, и пламя ее непрерывно лизало дужку замка, которая была толщиной с палец.

– Что все это значит? – спросил Сунь Укун у полководцев.

– Правитель округа Бессмертного феникса оскорбил Яшмового владыку, и Владыка установил эти три знамения, чтобы его покарать. Пока цыпленок не склюет все зерно, собака не вылижет всю муку, а огонь не расплавит дужку замка – до тех пор ни единая капля дождя не упадет на землю этого округа.

От этих слов Сунь Укун пришел в такое смятение, что даже в лице изменился, и больше не настаивал на том, чтобы его принял Яшмовый владыка. Сконфуженный, он вышел из залы, но небесные полководцы, смеясь, сказали ему:

– Не огорчайся, Великий Мудрец! С этими знамениями легко справиться. Надо только сотворить добрые дела. Если удастся тронуть сердце нашего Владыки, то кучи зерна и муки сами распадутся, а дужка у замка расплавится. Уговори правителя округа заняться добрыми делами, и счастье само явится к нему.

Сунь Укун послушал их совета и помчался назад, на грешную Землю, в округ Бессмертного феникса.

Там его встретили сам правитель округа, Танский монах, Чжу Бацзе и Шасэн, а также множество крупных и мелких чиновников. Сунь Укун повернулся к правителю и грозно крикнул:

– Это из-за тебя, негодяй, народ невинно страдает! Три года назад, двадцать пятого дня двенадцатой луны, ты осмелился нарушить законы Неба и Земли. Скормил псам приношения, предназначенные в жертву самому Небу. Говори по правде, как было дело?

Правитель округа пал ниц и стал рассказывать.

– Три года назад, – начал он, – в двадцать пятый день двенадцатой луны, когда надлежало совершить жертвоприношения Небу, я здесь, у себя в приемной, поссорился со своей женой, неразумной женщиной. Меня охватил такой гнев, что, не помня себя, я опрокинул жертвенник, и все приношения упали на землю. Я действительно подозвал собак, чтобы они съели все яства, лежавшие на земле. Прошло два года, а я никак не могу обрести душевного покоя. Не знал я, что этим прогневаю Владыку Неба и причиню вред своему народу. Ныне я встретился с тобой, почтенный наставник, и молю тебя указать мне Истинный Путь. Скажи, как решили поступить со мной там, в высших небесных сферах?

– В тот день Яшмовый владыка спустился на Землю и сам видел, как ты скармливал псам жертвенные приношения, да еще при этом сквернословил. Вот он и установил для тебя три знамения. – И Сунь Укун поведал о том, что довелось ему увидеть в зале Ароматов. – Пока цыпленок не склюет все зерно, собачонка не вылижет всю муку, а огонь не расплавит дужку у замка, ни единая капля дождя не упадет на эту землю! – сказал Великий Мудрец.

– Брат! – смеясь, промолвил тут Чжу Бацзе. – Ты возьми меня с собой, я приму другой облик и мигом склюю все зерно, съем муку, а дужку у замка сломаю. Ручаюсь, что после этого сразу пойдет дождь!

– Перестань болтать глупости! – строго сказал Сунь Укун. – Ведь это же знамение, придуманное самим Верховным владыкой! Ты даже не смеешь взглянуть на него!

– Что же нам делать? – спросил Танский монах.

– Помочь делу нетрудно! – воскликнул Сунь Укун. – Небесные полководцы научили меня, как поступить: надо только сотворить добрые дела, и все образуется.

Правитель округа при этих словах опять стал ползать на коленях и отбивать земные поклоны.

– Прошу тебя, почтенный наставник, научи меня, как поступить! – молил он. – Я все сделаю, как ты скажешь.

– Если ты готов совершать добрые дела, то молись Будде и читай священные книги, – промолвил Сунь Укун.

Правитель округа, продолжая отбивать земные поклоны, клялся уверовать в учение Будды.

Тотчас же были приглашены местные буддийские и даосские монахи, которые устроили площадки для богослужения, а проповедники написали проповеди и три дня кряду читали их. Правитель округа и все чиновники не выпускали из рук священных свечей, отбивали земные поклоны и каялись в содеянных грехах.

Танский монах тоже читал сутры.

И снова было дано повеление, чтобы во всех домах и семьях, как больших, так и малых, все до единого мужчины и женщины возжигали благовония и прославляли Будду. С этого времени только и слышались призывы к добру.

Видя это, Сунь Укун решил снова отправиться в небесные чертоги.

Он вскочил на облако и направился прямо к Небесным воротам. Там он встретил небесного князя Защитника страны.

– Ты зачем опять пожаловал? – спросил князь.

– Хочу доложить, что правитель округа Бессмертного феникса уже обратился к добру.

Пока они беседовали, к ним подошел небесный гонец, держа в руках даосскую и буддийскую грамоты для передачи Владыке Неба. Увидев Сунь Укуна, гонец поклонился ему как положено и сказал:

– Великий Мудрец! Ты склонил к добру весь округ, и это зачтется тебе как великий подвиг.

Сказав так, гонец направился прямо в залу Прозрения.

Когда он ушел, небесный князь сказал Сунь Укуну:

– Великий Мудрец! Тебе не следует являться к Яшмовому владыке. Ступай лучше в палату девятого Неба – Прощения грехов и освобождения от бедствий – и попроси, чтобы с тобой отпустили на время бога Грома и богиню Молнии.

Сунь Укун так и сделал. Он прошел прямо в палату девятого Неба, где его встретили трое служителей: служитель бога Грома, служитель хранителя записей великих деяний и служитель небесного судьи.

Как только они доложили своему повелителю, небесному судье, о приходе Сунь Укуна, небесный судья тотчас же сошел с трона Девяти фениксов и румяной зари, оправил одежды и вышел навстречу гостю. После церемонии приветствия Сунь Укун сказал:

– Я пришел просить тебя о помощи. Дело в том, что я сопровождаю Танского монаха, который идет на Запад за священными книгами, и вот на пути у нас лежал округ Бессмертного феникса. Мы пришли туда и узнали, что уже три года там стоит засуха. Правитель этого округа нарушил законы Неба и Земли, скормив псам подношения, предназначенные Небу, и за это Небесный владыка послал в его округ засуху. Но сейчас правитель творит добрые дела и молится Будде. Поэтому я прошу тебя отпустить на время твоих начальников-полководцев, чтобы они послали в те края гром. Только что я видел гонца, который спешил к Яшмовому владыке с докладом о свершении добрых дел в округе Бессмертного феникса.

– В таком случае, – отвечал небесный судья, – пусть Дэн, Синь, Чжан и Тао вместе с богиней Молнии немедленно отправятся с тобой на грешную Землю и пошлют гром и молнию в округ Бессмертного феникса.

Вскоре четыре небесных полководца с богиней Молнии и Великим Мудрецом Сунь Укуном прибыли к границам округа и тотчас приступили к делу. Загрохотал гром, засверкала молния. И все чиновники, старшие и младшие, все военные и простолюдины при первых же раскатах грома и вспышках молний разом опустились на колени, поставили на головы курильницы с благовониями и, восхваляя Будду, громко восклицали: «Амитофо! Амитофо!»

Тем временем небесный гонец доставил в залу Прозрения даосскую и буддийскую грамоты, а четверо небесных полководцев передали их в залу Чудотворного Неба. Яшмовый владыка прочел грамоты и промолвил, обращаясь к своим приближенным:

– Ну-ка, посмотрите, как обстоит дело с тремя моими знамениями, поскольку у этого негодника и его приближенных пробудилось стремление к добру!

Пока он отдавал это распоряжение, из залы Ароматов вбежали взволнованные служители и доложили:

– Кучи зерна и муки, сложенные в зале, рассыпались сами собою и мгновенно исчезли, а дужка у замка сломалась пополам!

Не успели они закончить свой доклад, как небесные служители ввели в залу духов земли, хранителей храмов и местных духов из округа Бессмертного феникса, которые стали докладывать.

– В нашем округе, – сказали они, – начиная с самого правителя и кончая простыми людьми, во всех городах и селениях нет ни одного, кто не обратился бы к истинному учению Будды и не помышлял бы о свершении добра, все совершают обряд поклонения и выражают благоговение перед Небом. Просим тебя, Владыка наш, проявить свое милосердие и дать повеление о ниспослании благодатного дождя на весь округ, дабы спасти народ от бедствия.

Услышав такую весть, Яшмовый владыка просиял и с великой радостью передал следующий указ:

«Приказываем повелителям Ветра, Облаков и Дождя принять к неукоснительному исполнению указ, по которому им надлежит в сей день и сей час приблизиться к Земле над округом Бессмертного феникса, послать туда гром, расстелиться тучами и ниспослать дождь на три чи и еще сорок две капли».

Сунь Укун с четырьмя полководцами – Дэном, Синем, Чжаном и Тао, а также с богиней Молнии как раз находился в воздухе. В этот момент к ним присоединились повелители Ветра, Облаков и Дождя. И вот подул ветер, набежали тучи, и на иссохшую землю хлынули потоки живительной влаги.

За день дождя выпало действительно на три чи и еще сорок две капли, после чего все духи стали собираться в обратный путь.

А Великий Мудрец спустился на своем облаке вниз и сказал Танскому монаху:

– Ну вот! Дело сделано, народ избавлен от бедствия, и мы можем спокойно продолжать свой путь.

Но правитель ни за что не хотел отпускать паломников. В ту же ночь он разослал людей за винами и яствами и приказал приступить к постройке монастыря и молельни.

На следующий день был устроен роскошный пир. Танского монаха усадили на самое почетное место. По обе стороны от него разместились его ученики. Правитель собственноручно подносил монахам чарки с вином и блюда с яствами. Нежная музыка услаждала их слух. Весь день длился пир, но рассказывать об этом мы не будем.

Почти полмесяца прожили путники в этом округе. И вот однажды правитель предложил четверым монахам пойти осмотреть новый монастырь.

Танский монах изумился при виде его и воскликнул:

– Какое величественное и красивое сооружение! Даже не верится, что так быстро его построили!

– Его строили день и ночь, работали не покладая рук, чтобы скорей закончить! – сказал правитель. – Прошу вас, посмотрите, все ли сделано как следует!

Паломники не мешкая приступили к осмотру.

Величественные залы и храмы, огромные ворота с красивыми украшениями – все это поразило монахов, и они то и дело громко выражали свое восхищение. Сунь Укун попросил наставника придумать название для нового монастыря.

– Надо назвать его: Монастырь в честь благодатного дождя, – сказал Танский монах.

– Прекрасное название! – промолвил правитель.

По этому случаю он велел тотчас же пригласить всех священнослужителей и монахов и служить молебен с возжиганием благовоний.

По левую сторону от главного храма возвышались четыре молельни в честь Танского монаха и его спутников, где ежегодно должны были четыре раза служить молебен и приносить жертвы. Кроме того, было решено соорудить храмы в честь духа Грома и духа Дракона, дабы отблагодарить их за благодеяние.

Когда паломники собрались в путь, правитель округа, все его приближенные и слуги призвали музыкантов и собрали большую процессию с хоругвями и стягами, которая провожала монахов целых тридцать ли. Все утирали слезы и не отрываясь смотрели им вслед, не смея возвращаться до тех пор, пока монахи не скрылись из виду.

Если хотите узнать, когда же наконец наши путники предстали перед Буддой Татагатой, прочтите следующие главы.




Глава восемьдесят восьмая,


в которой повествуется о том, как праведные монахи в княжестве Яшмовых цветов устроили ратное представление, а также о том, как Сунь Укун, Чжу Бацзе и Шасэн обрели учеников


Итак, паломники снова отправились в путь.

Время летело быстро, словно челнок в ткацком станке, и снова лето сменила осень.

Долго шли путники и вдруг увидели впереди неясные очертания городских стен. В это время из чащи деревьев вышел старик с бамбуковым посохом в руке, в легких одеждах, подвязанных тонким шнурком, и сандалиях, плетенных из пальмового лыка. Увидев его, Танский монах так перепугался, что чуть не свалился с коня, однако выступил вперед и произнес приветствие, положенное при встрече. Опершись на посох, старец ответил вежливым поклоном и спросил:

– Откуда ты, почтеннейший?

Танский монах сложил ладони и смиренно ответил:

– Я – бедный монах из восточных земель Танского государства, иду в храм Раскатов грома поклониться Будде и попросить у него священные книги. Ныне мы добрались до ваших благодатных мест и издали увидели очертания городских стен. Не скажешь ли нам, что это за город?

Старец выслушал Танского монаха и ответил:

– Досточтимый праведный наставник! Эта местность является одним из небольших владений, принадлежащих стране Небесного бамбука, и носит название «Яшмовые цветы». Правитель города приходится родней государю страны Небесного бамбука, и ему пожалован титул правителя Яшмовых цветов. Князь этот очень мудр, с особым почтением относится к монахам-праведникам и печется о простом народе. Если встретишься с ним, сам в этом убедишься.

Танский монах поблагодарил старца, а тот удалился в чащу леса и скрылся из виду. Тогда только наставник повернулся к своим ученикам и передал им все, что сказал старец. Те очень обрадовались и собрались было помочь наставнику влезть на коня, но он остановил их.

– Путь до города не очень далек, – сказал он, – я пойду пешком.

Все четверо отправились дальше, дошли до улицы на краю города и стали внимательно глядеть по сторонам. Почти все жители занимались торговлей; город был густо населен, и торговля шла бойко. Люди с любопытством глазели на пришельцев, то и дело слышались изумленные возгласы:

– Нам приходилось видеть добродетельных монахов, укротителей драконов и тигров, но монаха, который водил бы за собой ручную свинью и обезьяну, мы еще ни разу не встречали.

Чжу Бацзе не сдержался, обтер рыло и рявкнул:

– А приходилось вам когда-нибудь видеть монаха, укротившего царя всех свиней?

Своим видом он до того напугал зевак, что все они повалились на землю и стали расползаться в разные стороны.

– Чжу Бацзе! – смеясь, крикнул Сунь Укун. – Скорей прячь свое рыло, хватит дурачиться.

Чжу Бацзе тоже рассмеялся и спрятал рыло.

Путники прошли висячий мост и очутились на широкой улице с питейными и увеселительными заведениями, где было полным-полно народу.

Долго шли наши путники и наконец дошли до дворца, в котором жил сам правитель Яшмовых цветов. По обеим сторонам дворцовых ворот были расположены казенные здания: управление наместника, судебная палата, придворная кухня и постоялый двор.

– Братья, – промолвил Танский монах, – вот и управление. Я зайду предъявлю подорожную здешнему правителю, а вы пока идите на постоялый двор, узнайте, есть ли сено и фураж, купите немного да покормите коня.

Все служащие на постоялом дворе были настолько поражены безобразной наружностью приезжих, что даже не осмелились ни спросить их, кто они, ни прогнать вон, а позволили расположиться, как тем было удобно.

Когда Танский монах подошел ко дворцу, навстречу ему вышел сановник, распорядитель церемоний, и спросил:

– Откуда ты, почтеннейший?

– Я – монах из восточных земель Танского государства, иду в храм Раскатов грома поклониться Будде и попросить у него священные книги. Сюда же я пришел только затем, чтобы предъявить правителю подорожную и получить разрешение на дальнейший путь.

Сановник тотчас же отправился доложить о Танском монахе.

Правитель в самом деле оказался весьма просвещенным и гостеприимным. Он повелел немедленно провести Танского монаха в приемную залу и усадил его рядом с собой на почетное место, после чего Танский монах предъявил свою подорожную. Тот просмотрел ее, увидел множество печатей и подписей правителей разных стран и, достав свою драгоценную печать, тоже приложил ее к бумаге и расписался, затем аккуратно сложил бумагу и спросил:

– Почтенный наставник, не скажешь ли, как далек путь через разные страны от твоего великого Танского государства до этих мест?

– Я, бедный монах, не подсчитывал пройденного расстояния, – смущенно отвечал Сюаньцзан, – но, помнится, в прошлые годы, когда перед моим правителем явилась в подлинном образе богиня Гуаньинь, она оставила на память о себе хвалебный стих, в котором было сказано, что путь на Запад составляет сто восемь тысяч ли. За все время, пока я путешествую, вот уже четырнадцать раз сменялись летний зной и зимние стужи.

– Четырнадцать раз сменялись летний зной и зимние стужи, – произнес правитель, – значит прошло четырнадцать лет. Полагаю, в пути было много всяких препятствий.

– Всего и не расскажешь, – отвечал Танский монах. – Прежде чем достичь твоей благодатной земли, не знаю, право, сколько пришлось пережить мучений и страданий от разных зверей и дьяволов!

Правитель сразу же велел придворному сановнику, ведавшему кухней, заказать постную трапезу, чтобы накормить гостя.

– Со мной здесь еще трое моих учеников, – робко произнес Танский монах, – они ждут у входа. За угощение благодарю, но принять его не смею. Не могу задерживаться в пути.

Но правитель не стал слушать его и приказал придворным:

– Ступайте живей и пригласите троих уважаемых последователей достопочтенного наставника пожаловать сюда, чтобы разделить с ним трапезу!

Дворцовые служащие бросились выполнять приказание, выбежали из ворот, но на все их расспросы слуги отвечали только: «Нет, не видели никого!» Вдруг кто-то спохватился:

– На постоялом дворе сидят трое монахов, безобразнейших с виду, должно быть, это они и есть?

Дворцовые служащие пошли на постоялый двор и стали спрашивать:

– Кто из приезжих высокочтимые ученики преподобного монаха великого Танского государства, который следует за священными книгами? Наш властитель повелел пригласить их на трапезу.

Чжу Бацзе, который задремал было, при слове «трапеза» встрепенулся, вскочил на ноги и закричал:

– Это мы!

– О Небо! – глянув на него, забормотали служащие. – Это самое настоящее чудище. Да и те двое не лучше.

Но делать нечего. Пришлось вести всех троих ко двору.

Правитель тоже испугался, когда увидел учеников Танского монаха. Но Сюаньцзан поспешил его успокоить и сказал:

– Мои ученики хоть и безобразны на вид, зато сердца у них добрые.

Тогда правитель, превозмогая страх, велел сановнику, ведавшему кухней, отвести монахов в беседку Белого шелка и накормить. Танский монах поблагодарил за милость и, простившись с правителем, отправился вместе с учениками в беседку.

Вскоре туда явился сановник, ведавший кухней, со слугами: они накрыли стол, расставили стулья и подали еду.

В это время из приемной залы вышел правитель и направился во внутренние покои дворца, где находились трое его сыновей. Взглянув на отца, они поняли, что он чем-то испуган, и стали его расспрашивать:

– Отец наш! Почему у тебя такой встревоженный вид?

– Только что к нам пожаловал монах из восточных земель великого Танского государства, который идет поклониться Будде и попросить у него священные книги, – отвечал правитель. – Он предъявил мне свою подорожную, и, прочитав ее, я понял, что он не простого происхождения. Я предложил ему остаться на трапезу, но он отказался, сославшись на то, что у входа во дворец его ждут ученики. Я тотчас же велел их пригласить. Но должен вам сказать, что с виду это сущие дьяволы, к тому же вели они себя весьма неучтиво, даже не совершили полагающихся поклонов.

А надо вам сказать, что сыновья правителя отличались смелостью и воинственным нравом. Выслушав отца, они стали засучивать рукава и сжимать кулаки.

– Не иначе как злые оборотни в человеческом обличье явились сюда с далеких гор, – сказал один из сыновей. – Сейчас мы сходим за оружием и пойдем поглядим на них.

Старший взял огромную палицу, средний – вилы с девятью зубьями, а младший – черную дубину, покрытую лаком. Они храбро вышли из дворца и стали кричать:

– Что за монахи, паломники за священными книгами, объявились здесь? Где они?

В это время поблизости оказались сановник и слуги из кухни, которые, завидев юношей, повалились им в ноги.

– Повелители наши! – сказал сановник. – Они сейчас в беседке Белого шелка вкушают трапезу.

Тут юноши ринулись в беседку и заорали:

– Вы кто, люди или оборотни? Отвечайте, тогда мы пощадим вас!

Танский монах от страха побледнел, выронил плошку с едой и, низко кланяясь, произнес:

– Я – бедный монах из Танского государства, иду за священными книгами. Я человек, а не оборотень.

– Да, ты, пожалуй, еще сойдешь за человека, – сказал один из юношей, – а те трое наверняка оборотни!

Чжу Бацзе продолжал как ни в чем не бывало есть, а Сунь Укун и Шасэн приподнялись со своих мест и сказали:

– Все мы люди. И хотя некрасивы лицом и уродливы телом, зато сердце у нас честное и доброе. Откуда вы появились и как смеете кричать и буянить?

– Да ведь это же сыновья нашего правителя, – сказал один из слуг.

– А почему они с оружием? – спросил Чжу Бацзе, отшвырнув в сторону плошку с едой. – Уж не собираются ли они сразиться с нами?

Тут средний сын шагнул к Чжу Бацзе и, размахивая вилами, приготовился нанести ему удар. Чжу Бацзе расхохотался, вытащил из-за пояса свои вилы, взмахнул ими, и в воздух взметнулись десятки тысяч золотистых лучей. Юноша до того перепугался, что у него обмякли руки и ноги, и он больше не посмел потрясать своим оружием.

Сунь Укун, заметив у старшего юноши палицу в человеческий рост, вытащил из-за уха свой посох с золотыми обручами, помахал им в воздухе, и посох сразу же стал толщиной с плошку, а длиной, пожалуй, два-три чжана. Тогда Великий Мудрец всадил его в землю на глубину примерно три чи и сказал:

– Дарю тебе этот посох!

Тот обрадовался, отбросил в сторону свою палицу и хотел взять посох с золотыми обручами, да не тут-то было. Посох словно врос в землю, и юноша не мог его вытащить, как ни старался.

Между тем младший сын собрался было пустить в ход свою дубину, но Шасэн одним взмахом руки расколол ее, достал свой волшебный посох, покоряющий оборотней, повертел его в воздухе, и посох вдруг засверкал, излучая радужное сияние. Все, кто здесь был, онемели от страха.

Тогда трое сыновей правителя разом совершили низкий поклон и сказали:

– О святые наставники! Мы, неразумные миряне, молим вас явить милость и показать нам свое искусство, а за это мы будем вечно поклоняться вам!

Сунь Укун легко вытащил из земли свой посох и ответил:

– Здесь чересчур тесно, негде развернуться. Вот я сейчас взлечу на воздух и покажу вам один прием, а вы поглядите!

Сунь Укун со свистом перекувырнулся в воздухе, стал обеими ногами на неожиданно появившееся облако, сияющее всеми цветами радуги, и начал проделывать разные штуки со своим посохом; то размахивал им над головой, то вращал вокруг тела, то подбрасывал вверх, то опускал вниз, а потом вдруг куда-то исчез.

Тут Чжу Бацзе не выдержал, на порыве ветра тоже поднялся в воздух и стал проделывать разные трюки со своими волшебными вилами. За ним последовал и Шасэн со своим волшебным посохом, разящим оборотней.

Он то стремительно бросался вперед, то медленно отводил воображаемый удар, то молниеносно поворачивался кругом и поспешно приседал, словно укрываясь от противника.

Все три брата в монашестве, обладающие огромной волшебной силой, являли в небе свое могущество и фехтовальное искусство.

Юноши до того перепугались, что опустились на колени прямо в пыль и грязь. Все старшие и младшие должностные чины, находившиеся в беседке Белого шелка, сам правитель во дворце, военные и штатские сановники, мужчины и женщины, монахи и миряне – словом, все жители города в каждом доме и на каждом дворе держали в руках благовонные свечи, отбивали земные поклоны, молились Будде и совершали жертвенные обряды. Вот как об этом говорится в стихах:
		Люди узрели подлинный облик



		 трех пришельцев-монахов



		И возмечтали по их примеру



		 сердцем достичь просветленья.



		Помыслы к Истине обратили,



		 открылся им Путь спасенья:



		Нужно праведно Будде служить,



		 отринув сомненья и скверну.








Тем временем ученики Танского монаха спустились на землю, спрятали оружие и предстали перед своим наставником.

А сыновья правителя вернулись во дворец и стали умолять отца, чтобы разрешил им поступить в ученье к трем безобразным монахам.

Правитель сразу согласился и вместе с сыновьями отправился в беседку Белого шелка. В это время наши путники уже собрали свою поклажу и хотели идти во дворец, чтобы поблагодарить за трапезу и двинуться в путь, но вдруг увидели самого правителя и трех его сыновей, которые опустились на колени и стали отбивать земные поклоны. Танский монах растерялся и тоже стал отбивать поклоны. А Сунь Укун, Чжу Бацзе и Шасэн стояли в стороне и смотрели на них. Когда церемония взаимных поклонов была окончена, правитель пригласил Танского монаха и его учеников в приемную залу и там обратился к Танскому монаху с такими словами:

– Почтенный наставник! Мои сыновья всю жизнь увлекаются фехтованием и сейчас, увидев, каким волшебным искусством владеют твои ученики, захотели поступить к ним в обучение. Открой же свое сердце, великое, как Небо и Земля, и снаряди в путь свой челн милосердия, на котором могли бы плыть в волнах Истины мои презренные сыновья! Свято обещаю отблагодарить тебя дарами, которыми можно будет запрудить целый город.

Тут Сунь Укун не выдержал, расхохотался, а потом сказал:

– Эх ты, а еще правитель! Ничего ты не смыслишь! Ведь мы, отрешившиеся от житейских сует, должны иметь учеников-последователей, которым могли бы передать наши знания. Если у твоих сыновей на самом деле есть желание творить добрые дела, то мы готовы научить их, пусть только относятся к нам с добрым чувством! А твое богатство нам не нужно!

Услышав это, правитель возликовал и сразу же приказал устроить пир в парадной зале дворца.

На пир позвали шутов. Они пели, плясали, играли на дудках, даже разыграли целое представление. После пира правитель предложил Танскому монаху и его спутникам расположиться на ночлег, а на следующий день с самого утра возжечь благовония, помолиться и начать обучение его сыновей боевому искусству.

С самого утра правитель со своими сыновьями явился к монахам. Юноши опустились на колени перед Сунь Укуном, Чжу Бацзе и Шасэном и земно им поклонились.

– Каким оружием вы хотели бы владеть? – спросил Сунь Укун.

– У кого палица, пусть выучится владеть палицей, у кого вилы, пусть выучится действовать вилами, а у кого дубина, пусть выучится владеть дубиной, – ответили юноши.

– Научить не трудно, – со смехом сказал Сунь Укун, – только силенок у вас маловато, вы не сможете действовать нашим оружием, и получится, как у того художника, который рисовал тигра, а вышла собака. Раз вы искренне хотите учиться, то прежде всего принесите сюда благовония и поклонитесь Небу и Земле. Сначала я придам вам духовные силы, а уж потом вы сможете учиться фехтовальному искусству.

Юноши тотчас же притащили жертвенник, вымыли руки, зажгли ароматные свечи и, обратив лицо к Небу, начали отбивать поклоны. После этого они попросили наставников приступить к обучению.

Тут Сунь Укун, Чжу Бацзе и Шасэн обратились к наставнику с такими словами:

– Учитель наш! Мы глупы и невежественны, даже складно говорить не умеем, но дозволь и нам взять себе по ученику и позабавиться. Пусть останется хоть одно хорошее воспоминание о нашем пути на Запад!

Танский монах с радостью согласился.

Тогда Сунь Укун велел юношам зайти за беседку Белого шелка. Там они нашли укромное место, Сунь Укун нарисовал на земле созвездие Ковша и велел новоявленным ученикам уместиться в рисунке Ковша, закрыть глаза и ни о чем не думать. Сам он тем временем прочел про себя заклинание и молитву, а затем вдунул в нутро каждого из юношей божественный дух, после чего души покинули их. Затем Сунь Укун вселил в юношей телесную силу, в десятки тысяч раз большую, чем та, которой они обладали прежде. После этого юноши уснули. А в полдень очнулись и разом вскочили на ноги. Потерев лицо руками, они встряхнулись всем телом и почувствовали в себе огромную силу. Старший сразу же взялся за посох с золотыми обручами, средний стал вертеть колесом вилы с девятью зубьями, а младший поднял волшебный посох, покоряющий дьяволов и оборотней.

– Мы очень признательны вам за то, что вы наделили нас силой и научили владеть вашим волшебным оружием, – промолвили юноши, – а теперь мы хотим заказать оружейникам точь-в-точь такое, только легче по весу. Не знаем только, позволите ли вы, наши наставники, поступить так?

– Вот и отлично! – обрадованно вскричал Чжу Бацзе. – Не можем же мы оставить свое оружие вам. Оно нам необходимо в пути, чтобы сражаться с оборотнями и дьяволами.

Тотчас же был отдан приказ позвать кузнецов, закупить десять тысяч цзиней стали и устроить на переднем дворе литейную мастерскую с плавильной печью. В первый день здесь плавили сталь, а на другой день с позволения Сунь Укуна юноши притащили в мастерскую посох с золотыми обручами, вилы с девятью зубьями и волшебный посох, покоряющий дьяволов и оборотней, чтобы изготовить оружие такого же образца.

Увы! Это оружие было также и талисманом, с которым носители его ни на миг не должны были расставаться. А теперь оружие уже несколько дней находилось в мастерской, и дивное сияние, исходившее от него десятками тысяч лучей, возносилось высоко в небо. И вот в одну из этих ночей объявился оборотень. Недалеко от города, на расстоянии всего лишь семидесяти ли, была гора под названием Барсова Голова, а в горе той была пещера Пасть Тигра. Обитатель этой пещеры, оборотень, ночью заметил дивное сияние и тотчас же направился посмотреть на чудо. Он спустился на облаке вниз, приблизился к тому месту, откуда исходило сияние, и увидел посох с золотыми обручами, вилы с девятью зубьями и еще один посох, разящий нечистую силу. Обрадованный такой находкой, оборотень схватил все три сокровища и умчался с ними к себе в пещеру.

Если вам интересно узнать, как удалось найти похищенное оружие, прочтите следующую главу.




Глава восемьдесят девятая,


из которой вы узнаете о том, как Желтый лев-оборотень напрасно готовился к пиру в честь волшебных вил и как ученики Танского наставника учинили буйство на горе Барсова Голова


Итак, оборотень утащил волшебное оружие учеников Танского монаха, и мастера́, всю ночь крепко спавшие после долгого дня работы, наутро не нашли оружия на месте. Они принялись искать и обшарили всю мастерскую, а в это время как раз сыновья правителя вышли посмотреть, как подвигается работа. Мастера упали на колени и рассказали им, что произошло.

Насмерть перепугавшись, юноши побежали к монахам и стали спрашивать:

– Скажите, почтенные, не брали ли вы своего оружия? Его нет на месте.

– Наверняка мастера утащили его, – сказал Чжу Бацзе.

– Мы сами виноваты! – произнес Сунь Укун. – Надо было держать оружие при себе. Я думаю, какой-то лихой человек, увидев сияние, излучаемое нашим оружием, ночью похитил его.

В это время вышел правитель и, узнав о случившемся, так испугался, что долго не мог прийти в себя, только стонал да охал. Наконец он проговорил:

– Священные наставники! Подумайте сами! Ведь ваше оружие непростое. Его не сдвинут с места даже сто человек! К тому же пять поколений моего рода правили в этом городе, и я осмелюсь сказать, что мы заслужили доброе имя и прославились далеко за пределами округа. Жители города, как военные, так и гражданские, мастеровые и ремесленники, не посмеют нарушить закон. Подумайте хорошенько, куда могло деться оружие.

– Нечего раздумывать, – сказал тут Сунь Укун. – Ты лучше скажи мне, – обратился он к правителю, – нет ли где-нибудь здесь поблизости горы или леса, в котором водятся оборотни?

– К северу от нашего города, – отвечал правитель, – находится гора Барсова Голова, а в горе – пещера Пасть Тигра. Одни говорят, что в этой пещере живет праведный отшельник, другие – что там водятся волки и тигры. Ходят также слухи, что там поселился оборотень. Но точно я сказать ничего не могу.

– Теперь мне все ясно, – сказал Сунь Укун. – Оружие похитил тот, кто живет в пещере.

Сказав так, Сунь Укун велел Чжу Бацзе и Шасэну охранять наставника, мастерам – продолжать работу, а сам умчался и исчез из виду.

Вмиг очутился он на горе Барсова Голова, которая, как оказалось, находилась всего в тридцати ли от города. Поднявшись на самую высокую вершину, Великий Мудрец оглядел местность и учуял в воздухе тлетворный дух. Значит, где-то здесь поселился оборотень.

Не успел Сунь Укун так подумать, как вдруг услышал за горой голоса. Он быстро обернулся и увидел двух оборотней с волчьими головами, которые шли в северо-западном направлении и о чем-то громко разговаривали. Сунь Укун прочел заклинание, превратился в мотылька и полетел за оборотнями. Он стал кружиться у них над головой и услышал, как один из оборотней сказал:

– Нашему великому князю здорово везет. В позапрошлом месяце раздобыл себе красотку и теперь забавляется с ней, а вчера ночью приволок в пещеру волшебное оружие, настоящий клад, которому цены нет! И вот завтра он собирается устроить пир в честь волшебных вил, то-то мы полакомимся!

– Да и нам подвезло, – отозвался второй оборотень. – Дали нам двадцать лянов серебра на покупку свиней и баранов. Сейчас придем на рынок и первым делом выпьем несколько сосудов вина. К счету на покупку сделаем приписку, заработаем на этом деле два-три ляна и купим себе теплую одежду на зиму. Идет?

Смеясь и разговаривая, оборотни вышли на большую дорогу и помчались вперед словно на крыльях.

Сунь Укун хотел их убить, но потом решил, что они не виноваты, к тому же у него не было оружия. Обогнав оборотней и приняв свой первоначальный облик, Сунь Укун стал посреди дороги, подождал, пока оборотни подойдут поближе, дунул на них своим волшебным дыханием и прочел заклинание, – оборотни остановились как вкопанные и больше не двигались с места, будто в землю вросли. Сунь Укун повалил их наземь, обыскал и действительно нашел двадцать лянов серебра в мешочках, привязанных к поясу. Там же у каждого лежали таблички, покрытые белым лаком. На одной было написано: «Плут-чудак», на другой – «Чудак-плут».

Великий Мудрец взял серебро, отвязал таблички и вернулся в город. Он рассказал правителю и всем остальным о том, что ему довелось услышать, а потом обратился к Чжу Бацзе и Шасэну.

– Придется нам троим пойти отбирать у оборотня оружие, – сказал он.

Ученики Танского монаха простились со своим наставником и вышли за город, где должны были с помощью волшебства принять облик оборотней, которых Сунь Укун пригвоздил к месту.

– Брат, – обратился Чжу Бацзе к Сунь Укуну, – я не знаю, каков из себя оборотень Плут-чудак, как же я смогу принять его облик?

– А я тебе помогу, – отвечал Сунь Укун. – Ну-ка, встань прямо! Вот так! Вот этак! – Сунь Укун дунул на Чжу Бацзе своим волшебным дыханием. – Прекрасно! Точь-в-точь Плут-чудак, не отличишь!

После этого Сунь Укун принял вид второго оборотня, по имени Чудак-плут, и оба они привязали к своим поясам именные таблички. Тем временем Шасэн нарядился торговцем, продающим скот. Все трое погнали свиней и баранов на большую дорогу и направились к горе. Вскоре они вошли в ущелье, в котором повстречались с каким-то бесенком.

Под мышкой у бесенка торчала продолговатой формы цветная коробочка, в которой обычно носят приглашения.

– Эй, вы, уже возвращаетесь? – крикнул бесенок. – Сколько купили свиней и баранов?

– Да вот, сколько видишь, – отвечал Сунь Укун.

Уставившись на Шасэна, бесенок спросил:

– А это кто?

– Это – торговец, у которого мы купили свиней и баранов. Мы остались должны ему несколько лянов серебром и ведем его к нам, чтобы рассчитаться. А ты куда направляешься? – в свою очередь спросил Сунь Укун.

– Я иду на гору Коленце Бамбука пригласить старого князя на пир, который состоится завтра утром.

– А сколько гостей приглашено на пир? – спросил Сунь Укун.

– Да человек сорок вместе с нашим князем.

– Идем, идем! Не то свиньи и бараны разбредутся! – сказал Чжу Бацзе.

– Ступай, гони их! А я пока попрошу его показать мне приглашение, – ответил Сунь Укун.

Бесенок, не раздумывая, открыл коробочку, достал приглашение и вручил Сунь Укуну. Вот что там было написано:

«Почтительно прошу Вас завтра утром пожаловать на пир, который я устраиваю в честь волшебных вил. Вы осчастливите меня, если не откажетесь принять приглашение, за что заранее искренне благодарю!

Вышеизложенное сообщаю Вам, достопочтенный дед, великий господин мой, Премудрый обладатель девяти чудес. Ваш внук Желтый лев бьет челом и кланяется сто раз».

Прочитав до конца, Сунь Укун вернул приглашение оборотню, а тот положил его в коробочку и пошел своей дорогой, прямо на юго-восток.

– Брат, что там написано? – спросил Шасэн.

– Это приглашение на пир в честь волшебных вил. Внизу подпись: «Ваш внук Желтый лев бьет челом и кланяется сто раз». Приглашение послано деду, которого величают великим господином, Премудрым обладателем девяти чудес.

– Желтый лев – это, должно быть, оборотень льва золотисто-желтой масти. Но кто же тогда Премудрый обладатель девяти чудес?

Так, разговаривая, трое монахов пригнали свиней и баранов к пещере Пасть Тигра.

У входа они увидели целое сборище бесов-оборотней, самых разных по виду. Все они весело резвились под цветущими деревьями и сразу бросились ловить свиней и баранов, быстро связав тех и других. Потревоженный шумом, из пещеры вышел старый оборотень и направился к воротам.

– А, это вы! – сказал он. – Сколько купили свиней и баранов?

– Мы пригнали восемь свиней и семь баранов, всего пятнадцать голов, – отвечал Сунь Укун. – За свиней заплатили шестнадцать лянов, за баранов следует уплатить девять. У нас было при себе всего двадцать лянов, поэтому мы и остались должны еще пять. Вот торговец скотом. Надо отдать ему деньги.

Старый оборотень тотчас же приказал слугам:

– Отдайте торговцу пять лянов и выпроводите его отсюда!

Тут Сунь Укун сказал:

– Этот купец пришел сюда не только за деньгами! Он хочет побывать на пиру.

Старый оборотень, услышав это, обозлился и стал ругаться:

– Плут ты этакий! Купил скотину, ну и ладно, так нет, надо же было еще разболтать о пире!

– Господин и повелитель мой! – воскликнул Чжу Бацзе. – Ты раздобыл сокровища, редчайшие и ценнейшие во всей Поднебесной. Отчего же не показать их этому человеку?

Тут старый оборотень с досады даже плюнул и сказал:

– Да и ты, Чудак, не лучше, мерзавец этакий! Я добыл эти сокровища в главном городе уезда Яшмовые Цветы, и если этот купец увидит их, он пойдет туда и станет всем рассказывать. Молва быстро дойдет до правителя уезда, и он тотчас появится здесь, чтобы вернуть свои сокровища. Что тогда делать?

– О повелитель! – промолвил Сунь Укун. – Этот купец живет очень далеко, кому же он станет рассказывать? Кроме того, он тоже проголодался, ведь мы дорогой ничего не ели. Накормим его и тогда отпустим.

Втроем они вошли в пещеру и в просторной зале за вторыми воротами сразу же заметили помост, стоявший посредине, на котором были высоко водружены волшебные вилы с девятью зубьями. От них исходило дивное сияние, даже глазам было больно. С левой стороны от вил к возвышению был прислонен посох с золотыми обручами, а с правой – волшебный посох, покоряющий злых духов и оборотней.

Вслед за монахами шествовал старый оборотень.

– Смотри, купец, – сказал он, обращаясь к Шасэну, – видишь, что в середине светится? Это и есть волшебные вилы. Гляди сколько хочешь, только помни: когда выйдешь отсюда, никому ни слова.

Шасэн в ответ лишь кивал головой и непрестанно благодарил.

А дальше все произошло так, как говорится в пословице: «Вещь хозяина найдет, он себе ее возьмет!» Чжу Бацзе, увидев свои вилы, схватил их, начал вращать колесом и принял свой обычный вид. После этого он набросился на старого оборотня, целясь ему прямо в голову. В это время Сунь Укун и Шасэн тоже схватили свое оружие, приняли свой первоначальный вид и дружно принялись колотить оборотней. Старый оборотень сильно перепугался, побежал за своей секирой и ринулся навстречу врагам. Посмотрели бы вы, как бились монахи с оборотнем!

Долго не прекращался бой на горе Барсова Голова. Наконец старый оборотень, чувствуя, что теряет силы, сделал ложный выпад и убежал.

Он помчался на юго-восток, подгоняемый попутным ветром, в чертоги правителя этой части Неба. Чжу Бацзе кинулся было вдогонку, но Сунь Укун сказал:

– Пусть бежит! Не надо его преследовать. Давай лучше отрежем ему путь к отступлению.

Втроем они ворвались в пещеру и перебили бесов и бесенят, – все они оказались оборотнями различных зверей: тигров, волков, барсов, оленей и горных козлов. Шасэн натаскал сухого хвороста и развел огонь. Чжу Бацзе принялся раздувать его, хлопая своими огромными ушами, и вскоре логово оборотня сгорело дотла. Монахи же забрали с собой все добро, которое вынесли из пещеры, когда подожгли ее, и вернулись в город.

Ворота еще были открыты – все, начиная от правителя и кончая простолюдином, ждали монахов.

– Наставник! – разом вскричали ученики, представ перед учителем. – Мы одолели оборотня и отняли у него наше оружие, а также перебили всех бесов, больших и малых. Вот они, мы притащили их сюда. Все они были оборотнями разных зверей, а старый оборотень был прежде золотисто-желтым львом. Теперь он помчался к своему деду, которого хотел звать на пир в честь волшебных вил. Мы не уйдем отсюда, пока не уничтожим их обоих, чтобы они не творили больше зла.

Правитель не знал, как благодарить монахов. Вечером, после трапезы, монахи улеглись спать, и мы их на время оставим.

Между тем старый оборотень, потерпев поражение, и в самом деле помчался на гору Коленце Бамбука в пещеру Девяти кольцевых извивов, где жил Премудрый обладатель девяти чудес, приходившийся оборотню дедом.

Пользуясь попутным ветром, оборотень мчался всю ночь не останавливаясь и ко времени пятой стражи прибыл на место. Увидев его, бесенок-привратник сказал:

– Вчера вечером прибыл твой гонец с приглашением. Почтеннейший дед твой изволил оставить его здесь переночевать до утра и пожелал отправиться на пир вместе с ним. Что же это ты в такую рань сам заявился сюда?

– Эх! Нехорошо получилось! – ответил оборотень. – Никакого пира не будет.

Вскоре проснулся дед и позвал внука к себе. Отложив оружие в сторону, оборотень опустился на колени и стал кланяться, не в силах сдержать хлынувшие слезы.

– Просвещенный внук мой! Что с тобой? Вчера ты прислал мне приглашение, и я сегодня с утра собирался отправиться к тебе на пир. А сейчас ты сам явился и плачешь.

Оборотень рассказал деду о случившемся и спросил, как ему быть. Дед выслушал внука, помолчал, впав в раздумье, а потом сказал:

– Зря рассердил ты этих монахов, внучек. С Чжу Бацзе и Шасэном еще можно бы справиться, а вот Сунь Укун владеет огромной волшебной силой. Пятьсот лет назад он учинил буйство в небесных чертогах, и стотысячное небесное войско не могло против него устоять. Он только и делает, что истребляет оборотней. Но ты не печалься. Сейчас я отправлюсь вместе с тобой, – может быть, нам и удастся захватить этого мерзавца, а заодно правителя уезда Яшмовых цветов и его сыновей, чтобы ты отвел душу.

Сказав так, дед вызвал остальных своих внуков: Обезьяноподобного льва, Белоснежного льва, льва – Пожирателя тигров, Смышленого льва, льва – Охотника за лисицами и льва – Ловца слонов. Они явились с оружием, и Желтый лев повел всех за собой. Налетел буйный порыв ветра и понес их прямо на гору Барсова Голова. Когда они примчались туда, в ноздри им ударил запах дыма и гари. До них донеслись плач и причитания. Внимательно присмотревшись, они увидели двух бесенят: Плута-чудака и Чудака-плута, которые, плача, взывали к своему господину-повелителю. Старый оборотень приблизился к ним и строго спросил:

– Вы настоящие или поддельные?

Бесенята опустились на колени и, обливаясь слезами, стали отбивать земные поклоны.

– Какие же мы поддельные! – восклицали они сквозь слезы. – Вчера, как раз в это же время, мы получили от тебя серебро и отправились покупать свиней и баранов. Едва мы вышли на большую дорогу, как увидели волосатого монаха с острой мордой, как у бога Грома. Он дунул на нас, и мы приросли к месту. Тогда он повалил нас наземь, вытащил у нас серебро, снял с нас именные таблички и исчез, а мы оба остались на земле и лишь только что очнулись. Когда мы подошли к нашему жилью, пожар уже утих; дома, постройки – все сгорело дотла. Мы стали искать тебя, наш господин и повелитель, но не нашли. Наших главных и малых начальников тоже нигде нет.

При этих словах у повелителя оборотней хлынули слезы из глаз, задрожали коленки, и он стал вовсю поносить монахов:

– Негодяи плешивые! Мерзавцы! Как посмели они совершить такое злодеяние?! Они сожгли дотла весь мой прекрасный дворец! Сожгли моих красавиц! Убили моих приближенных и слуг! Гнев душит меня! Ведь свой дворец я нажил не в один день! А этот подлец, плешивый монах, все разорил и уничтожил. Для чего же мне теперь жить?

С этими словами он стал биться головой о камни и скалы. Насилу уговорили его Белоснежный лев и Обезьяноподобный лев успокоиться.

После этого все помчались к уездному городу.

Налетел ураганный ветер, столбом взметнулась пыль, и перепуганные загородные жители целыми семьями, поддерживая стариков и женщин, бросили на произвол судьбы свои дома и имущество и устремились в уездный город под защиту его стен. Кто-то прибежал к правителю с криком:

– Беда! Беда!

Правитель уезда и Танский монах в это время как раз завтракали в беседке Белого шелка. Услыхав, что кто-то кричит, они вышли узнать, что случилось. Раздались голоса:

– Целая шайка оборотней приближается к нашему городу! Пыль поднялась столбом, песок кружится в воздухе, катятся камни!

Правитель испугался, но Великий Мудрец, утешая его, промолвил:

– Этот Желтый лев помчался к своему деду, там собрал целую шайку и теперь явился сюда. Сейчас мы выйдем из города, а ты прикажи закрыть городские ворота и отбери надежных людей для защиты городских стен.

Правитель сделал все, как сказал Сунь Укун, после чего вместе со своими сыновьями и Танским монахом поднялся на сторожевую башню.

А Сунь Укун, Чжу Бацзе и Шасэн под прикрытием темноты тайком выбрались из города и выступили навстречу врагу.
		И мудрого бойца нетрудно победить,



		 когда он забывает осторожность.



		Вражду и злобу в мире сеет бес,



		 когда подняться дашь ему возможность.








О том, каков был исход сражения, вам расскажет следующая глава.




Глава девяностая,


повествующая о том, как закончилась борьба между монахами и оборотнями, и о том, как утихомирился Премудрый обладатель девяти чудес


Итак, Великий Мудрец Сунь Укун, Чжу Бацзе и Шасэн, покинув город, встретились лицом к лицу с оборотнями-львами разных мастей и пород. Впереди оказался знакомый им Желтый лев, по левую сторону от него еще два: Пожиратель тигров и Ловец слонов, – и по правую тоже два: Смышленый лев и лев – Охотник за лисицами. Позади шествовали львы Обезьяноподобный и Белоснежный, а в середине – Девятиголовый лев. Черномазый бесенок-гонец держал в руках драгоценную хоругвь из золотой парчи, а бесенята Плут-чудак и Чудак-плут – каждый по стягу.

Увидев оборотней, Чжу Бацзе бросился вперед и стал браниться:

– Эй, вы! Оборотни-грабители, похитители сокровищ! Куда лезете? Зачем явились сюда целой сворой, мохнатые твари?

Скрежеща зубами, Желтый лев заорал:

– Негодяи плешивые! Вчера втроем напали на меня одного, я признал себя побежденным и отступил, рассчитывая на вашу порядочность, а вы совершили беспримерное злодеяние: сожгли мое жилище дотла, уничтожили все мое достояние, погубили сородичей и всю мою семью! Я горю жаждой мести. Обида, которую вы мне нанесли, глубже великого моря! Стойте, ни с места! Сейчас я угощу вас своим копьем!

Тут Чжу Бацзе взмахнул вилами и ринулся на врага. Оба яростно сражались, но пока еще нельзя было сказать, кто из них возьмет верх, а тем временем на Чжу Бацзе набросились еще двое. Обезьяноподобный лев с железным стержнем, усаженным шипами, и Белоснежный лев, вооруженный трехгранным бруском.

– Эй, сюда! – закричал Чжу Бацзе.

Размахивая волшебным посохом, покоряющим драконов и тигров, вперед ринулся Шасэн. Но на него разом набросились львы Пожиратель тигров, Смышленый, Ловец слонов и Охотник за лисицами. Тогда и Великий Мудрец Сунь Укун пустил в ход свой посох с золотыми обручами, отражая натиск львов. Лев – Пожиратель тигров действовал дубиной. Смышленый орудовал медной кувалдой, Ловец слонов – стальным копьем, а Охотник за лисицами – огромной секирой.

И вот семь львов-оборотней вступили в бой с тремя смелыми монахами.

Бой продолжался почти весь день, и незаметно наступил вечер. Чжу Бацзе так устал, что у него изо рта потекла слюна, а ноги обмякли. Не в силах больше сражаться, он сделал ложный выпад, покинул поле боя и бросился бежать.

Львы Белоснежный и Обезьяноподобный настигли его и ударами трехгранного бруска по самому хребту свалили с ног, потом вцепились ему в загривок и в хвост и потащили к Девятиголовому льву.

– Одного поймали! – крикнули они.

В это время Шасэн и Сунь Укун тоже покинули поле боя, и оборотни гурьбой погнались за ними. Сунь Укун выдрал у себя клок шерсти, разжевал ее, выплюнул, произнес заклинание, и сразу же появилось больше сотни маленьких Сунь Укунов, которые плотным кольцом окружили львов: Смышленого, Пожирателя тигров, Ловца слонов, Охотника за лисицами и самого Желтого льва. Оправившись, Шасэн и Сунь Укун вновь вступили в бой, и им удалось наконец захватить двух львов: Пожирателя тигров и Смышленого. Другие два льва – Охотник за лисицами и Ловец слонов – сбежали. Желтый лев доложил о случившемся старому оборотню. Узнав, что два льва попали в плен, старый оборотень распорядился:

– Скажите Чжу Бацзе, если они отдадут наших львов, мы сохраним ему жизнь, а не отдадут – уничтожим его.

Вскоре наступила ночь, и оборотни расположились на отдых у городских стен.

Тем временем Великий Мудрец приволок обоих львов-оборотней к стенам города. Львов связали и втащили в город. Тогда Сунь Укун вернул на место шерстинки и вместе с Шасэном поднялся на городскую башню, где предстал перед Танским монахом.

– Ну и жаркий был бой! – воскликнул Танский монах. – Что с Чжу Бацзе, жив ли он?

– Ничего с ним не случится! – уверенно ответил Сунь Укун. – Их оборотни у нас, и они не осмелятся причинить Чжу Бацзе какой-либо вред. Свяжите оборотней покрепче, а завтра утром обменяем их на нашего Чжу Бацзе!

Пришли сыновья правителя, низко поклонились Сунь Укуну, после чего сразу подали трапезу, и все поели тут же, на городской башне. После этого на городской стене зажгли фонари и вывесили стяги, застучали в колотушки, зазвонили в колокольцы, забили в гонги и барабаны, выставили усиленные караулы, стали передавать сигнальные стрелы, пускать хлопушки.

На рассвете старый оборотень позвал к себе Желтого льва и стал с ним держать совет.

– Вы постарайтесь сегодня же изловить Сунь Укуна и Шасэна, – сказал он, – а я тем временем незаметно взлечу на городскую стену, захвачу их наставника да заодно прихвачу еще и правителя уезда с его сыновьями и вернусь к себе, в пещеру Девяти кольцевых извивов, где буду ждать вас с победой!

Получив наказ, Желтый лев тотчас повел за собой Обезьяноподобного льва, Белоснежного льва, Ловца слонов и Охотника за лисицами. Каждый нес при себе оружие. Приблизившись к городской стене, они подняли шум и крик, вызывая монахов на бой. Пришлось Великому Мудрецу и Шасэну вдвоем отражать натиск пяти львов-оборотней.

И вот в самый разгар боя старый оборотень вскочил на черную тучу, помчался прямо к городской башне и несколько раз тряхнул головой. Он был до того страшен, что все военные и гражданские чины старших и младших рангов, а также караульные и сторожа от ужаса кубарем покатились вниз. Тогда старый оборотень ворвался в башню, разинул пасть, схватил в зубы Танского монаха, правителя уезда и его сыновей, затем вернулся к тому месту, где был Чжу Бацзе, и его тоже схватил. Недаром у Девятиголового была не одна пасть, а девять.

Между тем Сунь Укун, услышав вопли и крики, доносившиеся из города, сразу же смекнул, что попался на удочку, сорвал у себя всю шерсть от самого плеча до локтя, сунул ее в рот, разжевал и выплюнул, произнес заклинание, и сразу же появились сотни и тысячи крохотных Сунь Укунов, которые разом бросились на врага. Они мигом повалили и потащили Обезьяноподобного льва, живьем схватили Белоснежного льва, поймали льва – Ловца слонов, сбили с ног льва – Охотника за лисицами, а Желтого льва убили на месте. Всех львов-оборотней связали и притащили в город. Вдруг появилась жена правителя. Она с воплями и плачем бросилась к Сунь Укуну и, земно кланяясь, сказала:

– Духовный наставник! Нет больше в живых моего повелителя-супруга, моих сыновей и твоего наставника! Их погубил злой оборотень.

– Не печалься, почтенная, – отвечал Сунь Укун. – Их утащил старый оборотень в отместку за то, что я взял в плен его семерых львов, но никакого вреда он им причинить не посмеет. А завтра на рассвете мы с братом вдвоем отправимся на гору, изловим старого оборотня и вернем тебе твоего мужа и сыновей!

Жена правителя снова поклонилась Сунь Укуну и вместе со всеми домочадцами и прислужницами удалилась к себе.

На следующий день Великий Мудрец и Шасэн вскочили на благодатное облако и вскоре прибыли на вершину горы Коленце Бамбука. Прижав книзу край облака, они осмотрелись и вдруг приметили внизу черномазого бесенка с короткой дубинкой в руках, который пробегал прямо по ущелью, между скалами.

Сунь Укун окликнул его:

– Эй, ты! Стой!

Но перепуганный бесенок помчался вперед и вдруг исчез. Монахи пробежали еще немного и увидели вход в пещеру. Над мраморными воротами была каменная плита с надписью: «Пещера Девяти кольцевых извивов на горе Коленце Бамбука».

Оказывается, черномазый бесенок скрылся в пещере и успел наглухо закрыть ворота, после чего побежал к старому оборотню и доложил:

– Повелитель! К воротам снова подошли те двое монахов!

– А где Желтый лев и остальные? – спросил старый оборотень.

– Не знаю! – отвечал бесенок. – Не видел их.

Старый оборотень выслушал бесенка, и из глаз его хлынули слезы.

– О горе! Горе! – завопил он. – Желтый лев погиб! Остальных моих внуков-львов монахи забрали в плен! Как же мне отомстить за такую обиду?

Тут старый оборотень, в чем был, даже не взяв с собой никакого оружия, пошел к воротам, распахнул их и, не говоря ни слова, бросился прямо на Великого Мудреца. Тот начал отбиваться своим посохом, нанося удары оборотню по голове. Шасэн завертел колесом свой волшебный посох и тоже принялся бить врага. Тогда оборотень качнул головой, и у него сразу же выросло восемь голов: четыре слева, четыре справа. Все они разинули огромные пасти, вцепились зубами в Сунь Укуна и Шасэна и поволокли их в пещеру. Там обоих связали, и старый оборотень велел высечь всех монахов по очереди. Первым принялись бить Сунь Укуна, но тело его, как вы знаете, было закалено в плавильной печи, и он не чувствовал боли.

Бесенята колотили его до глубокой ночи, пока не выбились из сил, а потом уснули.

Тут Сунь Укун с помощью волшебства избавился от веревки, схватил свой посох и убил разом трех бесенят, которые его били.

После этого он развязал Шасэна, но тут все дело испортил Чжу Бацзе, он заорал во все горло:

– А про меня забыл?

Его крик разбудил старого оборотня, который скатился с постели и громко спросил:

– Кто здесь шумит?

Сунь Укун быстро загасил все фонари и светильники, помчался к воротам, вышиб их и бросился бежать.

– Эй, слуги! – стал звать оборотень. – Отчего не горят фонари и светильники? Уж не сбежал ли кто из пленных?

На его зов никто не откликнулся. Тогда оборотень засветил огонь и увидел на земле в луже крови троих бесенят. Правитель уезда с сыновьями, Танский монах и Чжу Бацзе были на месте. Не оказалось лишь Сунь Укуна и Шасэна. Оборотень зажег факел и принялся их искать, вдруг он увидел Шасэна, прижавшегося спиной к выступу в стене галереи. Оборотень схватил его, повалил наземь, связал и пустился на поиски Сунь Укуна. Но когда увидел проломленные ворота, сразу же догадался, что Великий Мудрец сбежал. Оборотень не погнался за ним, он кое-как заделал в воротах проломы и остался охранять свое добро.

Тем временем Сунь Укун, выбравшись из пещеры, вскочил на благодатное облако и направился прямо в княжество Яшмовых цветов. Над городскими стенами его встретили с поклонами местные духи вместе с духами – хранителями монастырей и богом – хранителем города, а также Златоглавый дух с богами Людином и Люцзя, которые привели под конвоем местного духа и сказали:

– Великий Мудрец! Мы изловили этого негодяя, духа горы Коленце Бамбука, и привели к тебе! Пусть расскажет, что за оборотень здесь живет и откуда он взялся.

Дрожа от страха, дух начал отбивать земные поклоны и рассказал все, что знал про старого оборотня.

– Он появился на горе Коленце Бамбука в позапрошлом году, – промолвил дух горы. – До этого в пещере Девяти кольцевых извивов жили девять львов. С той поры, как в ней поселился оборотень, львы признали его своим дедом. Этот оборотень обладает девятью головами и носит прозвище Премудрый обладатель девяти чудес. Чтобы укротить его, надо отправиться на восточный край Неба, во дворец Таинственных скал, и попросить, чтобы хозяин этого оборотня пришел за ним. Он один может его усмирить.

– На крайнем востоке, во дворце Таинственных скал, живет повелитель Тайи, Избавитель от мук и страданий, – сказал Сунь Укун. – Он и в самом деле ездит верхом на Девятиголовом льве. Значит… – Сунь Укун недоговорил и, обернувшись к духам, решительно произнес: – Отправляйтесь сейчас же обратно и охраняйте моего наставника, учеников его, а также правителя округа с его сыновьями. А боги – хранители городов пусть примут на себя охрану города!

Духи не мешкая отправились выполнять приказ, а Сунь Укун вскочил на облако и полетел к воротам Восточного Неба. Повелитель Тайи в это время восседал на высоком троне, устроенном в виде лотоса с девятью разноцветными лепестками, окруженный благовещим сиянием. Как только ему доложили, что прибыл Великий Мудрец, он велел ввести гостя в залу, сошел с трона и поклоном ответил на поклон Сунь Укуна.

– Давненько не виделись, – промолвил он. – Как-то мне довелось услышать, что ты уверовал в учение Будды и сопровождаешь Танского монаха, который идет на Запад за священными книгами. Полагаю, что ты уже завершил этот подвиг.

– Пока еще нет, – отвечал Сунь Укун, – но подвиг близится к завершению. А сейчас я вот зачем прибыл сюда. – И Сунь Укун рассказал о том, какое препятствие они встретили на пути. – Я учинил дознание местному духу горы, – сказал Сунь Укун, – и от него узнал, что ты являешься хозяином Девятиголового льва. Вот я и решил попросить тебя его усмирить, забрать к себе и избавить людей от мук и страданий.

Выслушав Сунь Укуна, повелитель Тайи велел одному из своих приближенных сходить в помещение для льва и позвать служку. Служка крепко спал и проснулся, лишь когда целая толпа придворных принялась будить его и расталкивать. Служку подхватили и приволокли в залу.

– Где лев? – спросил владыка.

Служка пустил слезу и, стоя на коленях, взмолился:

– О, пощади! Пощади!

– Говори скорей, как это ты упустил Девятиголового льва? – приказал повелитель Тайи.

– О владыка, – робко произнес служка, – позавчера я был в палате Сладкой росы. Там я увидел бутыль с вином и по своему неразумию украдкой выпил его, после чего крепко уснул, а льва забыл привязать и запереть на замок.

– Это вино послал мне в подарок сам наисовершеннейший Лаоцзюнь. Оно называется «Нектар перерождения». Если ты выпил все, то должен был проспать три дня. Сколько же прошло дней с тех пор, как сбежал лев? – спросил владыка.

– По словам местного духа, – отвечал Сунь Укун, – он появился в позапрошлом году, стало быть, уже прошло года два или три.

Владыка засмеялся:

– Так оно и есть! Так оно и есть! Ведь один день на Небе равен году на грешной Земле, – произнес он и обратился к служке: – Ну, вставай! Прощаю тебе смертный грех. Ты отправишься вместе со мной и Великим Мудрецом Сунь Укуном на Землю, чтобы увести льва. А вы, – сказал он, обратившись ко всем приближенным, – возвращайтесь к себе.

И вот повелитель Тайи с Великим Мудрецом и служкою на облаке помчались прямо к горе Коленце Бамбука. Их встретили всеведущие повелители духов пяти стран света, небесные духи Людин и Люцзя, все местные духи и духи гор.

Сунь Укун первым делом спросил их:

– Не случилось ли чего недоброго с моим наставником? Ведь он был на вашем попечении.

– Злой оборотень с горя завалился спать и до сих пор не проснулся, – отвечали духи.

– Мой премудрый лев прошел долгую школу самоусовершенствования и обрел духовную силу Пути Истины, – проговорил повелитель Тайи. – Стоит ему рявкнуть – и его сразу же услышат на Небе трое Бессмертных мудрецов, а под землей – обитатели царства Девяти источников. Прежде этот лев никому не причинял вреда. Ну-ка, Великий Мудрец, подойди к пещере и вызови его на бой! Если он выйдет, мне легче будет его изловить!

Сунь Укун вытащил посох, совершил прыжок, очутился прямо у ворот пещеры и, колотя по ним, стал кричать:

– Эй ты, негодяй! Верни мне моего наставника и всех остальных, кого ты взял в плен!

Оборотень долго не отзывался, потом наконец проснулся, заскрежетал зубами от ярости, помчался к воротам и, разинув пасть, хотел схватить Великого Мудреца, но Сунь Укун отскочил и бросился бежать. Оборотень за ним. Сунь Укун вскарабкался на высокую скалу и, смеясь, крикнул оборотню:

– Берегись! Пришел твой хозяин!

Оборотень кинулся было к скале, но повелитель Тайи прочел заклинание и строго сказал:

– Премудрый! Я пришел за тобой!

Оборотень тут же пал ниц на все четыре лапы. К нему подбежал служка, вцепился в гриву и принялся кулаком бить его по загривку. Он стукнул его раз сто, а то и больше.

Лев, стиснув зубы, молчал, боясь даже пошевельнуться. Служка бил его до тех пор, пока рука не устала, после чего накинул ему на спину парчовый чепрак. Владыка уселся верхом на льва и велел ему ехать вперед. Тот сразу же распрямился, вспрыгнул на радужное облако и направился прямо ко дворцу Таинственных скал.

А Великий Мудрец пошел в пещеру, освободил пленников и повел их к выходу. Чжу Бацзе набрал сухих сучьев и листьев, завалил ими вход в пещеру, поджег, и вскоре пещера Девяти кольцевых извивов стала похожа на заброшенную гончарную печь. После этого они все вместе на облаках прибыли в окружной город. Навстречу им вышли жена правителя округа и все должностные лица. По этому случаю был устроен роскошный пир.

За это время оружейники успели выковать оружие и явились к Сунь Укуну с докладом.

Сунь Укун велел позвать сыновей правителя, чтобы они взяли свое оружие, и трое монахов стали обучать юношей приемам боя. Не прошло и нескольких дней, как юноши в совершенстве овладели всеми приемами фехтования.

И снова был устроен торжественный пир, на котором юноши в знак благодарности поднесли монахам большой поднос с золотом и серебром.

– Золота и серебра нам не надо, – сказал Чжу Бацзе. – А вот новую одежду мы охотно взяли бы, а то нашу изрядно потрепали львы-оборотни.

Юноши тут же приказали швецам сшить Сунь Укуну, Чжу Бацзе и Шасэну новую одежду из парчи. Монахи с радостью приняли подарок, нарядились, а затем собрали свои пожитки и отправились в путь.

На улицах везде гремели барабаны, играла музыка, реяли разноцветные стяги и знамена.

Вот уж, право:
		В каждом доме, на каждом дворе



		 зажжены благовонные свечи;



		Вдоль улиц цветные горят фонари



		 в этот праздничный вечер.








Наконец четверо монахов распрощались со всеми и отправились дальше на Запад.

Долго ли еще шли путники до Чудодейственной горы, об этом вы узнаете, если прочтете следующие главы.




Глава девяносто первая,


повествующая о том, как в округе Золотой Покой путники любовались новогодними фонарями и как Танский монах держал ответ в пещере Великой доблести


Итак, паломники покинули главный город страны Яшмовых цветов и спокойно двигались по ровной дороге, ведущей в страну Высшего блаженства. Через несколько дней вновь показались очертания какого-то города.

Вскоре путники достигли восточной заставы и увидели по обеим сторонам дороги чайные и питейные заведения, из которых доносились веселые крики и шум, а также лабазы и маслобойни, – везде царило оживление.

Зеваки с любопытством разглядывали диковинного вида монахов, но подойти к ним и заговорить не решались.

Путники прошли еще несколько кварталов и увидели вход в монастырь, а над воротами надпись: «Монастырь милосердия Будды».

Пока все четверо разглядывали монастырь, с галереи сошел к ним какой-то монах.

– Откуда пожаловал, почтенный? – спросил он Танского монаха, отвесив низкий поклон.

– Твой смиренный брат в монашестве прибыл сюда из Срединного цветущего государства, от двора Танского государя, – отвечал Сюаньцзан.

Монах отвесил низкий поклон и повел Сюаньцзана в главный храм, где тот поклонился Будде, после чего позвал своих спутников. Увидя их, монах испуганно спросил:

– Почему твои уважаемые ученики столь безобразны?

– Хоть они и безобразны, – отвечал Танский монах, – зато обладают волшебной силой. На всем пути они оберегали меня, за что я очень им признателен.

Пока они беседовали, из глубины монастырского двора подошли еще монахи, все они почтительно поклонились и, узнав, что путники прибыли из Танского государства, спросили:

– Зачем изволил пожаловать к нам, почтенный наставник великого Срединного цветущего государства?

– Я получил повеление моего государя, – отвечал Сюаньцзан, – отправиться на Чудодейственную гору, поклониться Будде и испросить у него священные книги. Мой путь как раз проходит через ваш благодатный край, вот я и зашел, чтобы осведомиться, что это за местность, попросить у вас подаяния, подкрепиться и с новыми силами двинуться дальше.

Услышав это, монахи очень обрадовались и повели Танского наставника в келью настоятеля монастыря, где было еще несколько монахов.

– Как называется город, в котором расположен ваш чудесный монастырь? – спросил Сюаньцзан.

– Наш город называется Золотой Покой, – отвечали монахи. – Он находится в пограничном округе нашей страны – страны Небесного бамбука.

– Далеко ли от вашего округа до Чудодейственной горы? – снова спросил Танский монах.

– Отсюда до столицы две тысячи ли, мы там бывали, потому и знаем, а вот на Запад, к Чудодейственной горе, никто из нас не ходил, и мы не можем сказать, как далеко до нее.

Вскоре стол был накрыт. После трапезы Танский монах засобирался было в путь, но все монахи и сам настоятель стали уговаривать его остаться.

– Почтенный наставник! – говорили они. – Осчастливь нас хотя бы на денек-другой. Послезавтра праздник Фонарей, проведи его с нами. Полюбуешься фонарями, послушаешь музыку, увидишь замечательное зрелище – «мост золотых фонарей». Останься, почтенный наставник, мы очень тебя просим!

Как было отказаться от столь любезного приглашения, и Танский монах вместе с учениками остался в монастыре.

В тот же вечер в храме Будды стали бить в гонги и барабаны, созывая всех верующих, живущих по соседству. Они должны были принести фонари для подношения Будде. Танский монах и его ученики вышли поглядеть на зажженные фонари, после чего все разошлись на ночлег.

На следующий день для гостей снова была устроена трапеза, а затем все отправились на прогулку в монастырский сад.

Там они провели целый день, вечером отправились в храм, где уже зажгли фонари, а потом в пригород, на предпраздничное гулянье.

Но вот наступила ночь пятнадцатого числа – праздник Фонарей, и монахи обратились к Сюаньцзану с такими словами:

– Уважаемый наставник! Вы видели праздничные фонари только у нас в монастыре и в пригороде у восточной заставы. А нынче вечером начнется настоящий праздник. Пойдемте в город, поглядим на «золотые фонари». Что вы на это скажете?

Сюаньцзан с радостью согласился и вместе с Сунь Укуном и остальными учениками в сопровождении толпы монахов отправился в город на праздник Фонарей.

Об этом празднике сложены такие стихи:
		Пышно украшены улицы города,



		 звенят веселые песни.



		Счастливы люди в этом краю —



		 на праздник собрались вместе.



		Ярко сверкают цветные фонарики



		 в призрачном лунном свете;



		Ночь напролет возносят молитвы —



		 призывают дожди и ветер.



		Чистой радостью светятся лица,



		 сегодня печали забыты.



		Низками крошечных огоньков



		 кроны деревьев увиты.








Улицы были запружены народом. Люди веселились в свое удовольствие: плясали, ходили на ходулях, катались на слоне; было много ряженых. В разных концах города, то тут, то там, устраивались всевозможные зрелища. Наконец монахи провели Танского наставника сквозь толпу к мосту, на котором были установлены золотые фонари. Подойдя ближе, он увидел три огромных светильника, величиной с добрый чан, над которыми красовались двухъярусные ажурные башенки, сплетенные из тонкой золотистой проволоки. Внутри башенки были выложены тонкими пластинками из глазури и светились так ярко, что затмевали сияние луны. От масла, налитого в светильники, исходил чудесный аромат.

– Что за масло в этих светильниках? – спросил Сюаньцзан.

– Это масло привозят из округа Осеннее Небо. Там двести сорок больших дворов, и они ежегодно вырабатывают масло для этих светильников. Повинности других округов неизмеримо легче, нежели та, которую несут эти двести сорок дворов. Ведь это не простое масло, а душистое. Каждый лян его обходится в два ляна серебром! А горят эти светильники всего три ночи.

– Да разве может столько масла выгореть за три ночи? – воскликнул Сунь Укун.

– Ничего удивительного, – ответил монах. – В каждом фонаре сорок девять огромных фитилей. Фитили сделаны из пеньки, обмотаны шелковой ватой, и каждый из них толщиной с куриное яйцо. Если нынешней ночью сюда снизойдут воплощенные Будды, то уже назавтра масла в сосудах не останется и свет фонарей начнет меркнуть.

– Вот это здорово! – смеясь, сказал Чжу Бацзе, – Выходит, что достопочтенные Будды забирают даже масло из светильников?

– Да, ты совершенно прав, – ответил монах. – Жители города знают об этом, передают своим потомкам, и так из рода в род. Это повелось с древнейших времен. Если масло из сосудов исчезнет, значит Будды приняли подношение. В такой год, разумеется, бывает обильный урожай. Если же масло остается нетронутым, обязательно случается лихолетье с неблаговременными дождями и ветрами. Вот почему люди не жалеют сил и денег на столь дорогое подношение.

В это время послышалось зловещее завывание ветра, и люди в панике стали разбегаться.

– Почтенный наставник! – сказали монахи. – Надо возвращаться! Надвигается буря. Это сами Будды спускаются с Небес поглядеть на праздник Фонарей!

– Откуда вы взяли, что это Будды? – спросил Танский монах.

– Ну как же! Так бывает из года в год, – ответил один из монахов. – Если ветер поднимается до наступления третьей ночной стражи, все знают, что это предвещает сошествие Будд, и спешат поскорее укрыться!

– Я и мои ученики всегда только и думаем о Будде, молимся и поклоняемся ему, – сказал Танский наставник. – И если в самом деле Будды соблаговолят сойти с Неба в этот замечательный праздник, то мы останемся здесь и поклонимся им. Это будет для нас великое счастье.

Вскоре и в самом деле появились три Будды, которые приблизились к золотым светильникам. Танский наставник вбежал на мост, повалился наземь и начал отбивать поклоны. Сунь Укун быстро поднял его на ноги и сказал:

– Наставник, это не Будды. Это самые настоящие оборотни!

Не успел он договорить, как огонь в светильниках потускнел, раздался резкий свист, оборотни подхватили Танского наставника и умчались.

Чжу Бацзе стал метаться из стороны в сторону, разыскивая наставника. Шасэн поднял невообразимый шум.

– Братцы, – сказал Великий Мудрец, – не надо шуметь. За чрезмерную радость наш наставник поплатился: его похитили злые оборотни! А вы, – Сунь Укун обратился к монахам, – по своему неразумию вот уже сколько лет даете оборотням дурачить себя, да еще уверяете, что это живые Будды приходят к вам на празднества и принимают ваши подношения. А это вовсе не Будды, а оборотни. Они погасили огонь в светильниках, наполнили маслом свои посудины и заодно прихватили наставника! Вы вместе с монахами возвращайтесь в монастырь, – сказал он Чжу Бацзе и Шасэну, – а я сейчас догоню оборотней.

Сказав так, Сунь Укун вскочил на облако, поднялся высоко в воздух, повел носом и, учуяв, что оборотни отправились на северо-восток, пустился следом за ними. К утру ветер стих, и впереди показалась огромная гора, совершенно неприступная.

Великий Мудрец опустился на ее вершину и стал смотреть вниз, отыскивая дорогу или тропу, и вдруг увидел четырех путников, гнавших перед собой трех баранов. Они спускались по западному склону горы. Великий Мудрец сразу же распознал в них стражей времени и окликнул. Стражи сконфузились, отогнали баранов, приняли свой настоящий облик и обратились к Сунь Укуну с такими словами:

– Великий Мудрец! Твой наставник проявил неумеренный интерес к веселым зрелищам. Но «чрезмерное счастье всегда порождает несчастье, а излишнее веселье – печаль». Вот почему его и схватили оборотни. Сейчас при наставнике незримо находится дух – хранитель веры, он оберегает его.

– Откуда взялись эти оборотни и где живут? – спросил Сунь Укун.

– Они живут как раз на этой горе, которая называется горой Зеленого дракона в пещере Великой доблести. Старшего зовут повелитель Стужи, среднего – повелитель Зноя, а младшего – повелитель Пыли, они живут здесь уже тысячу лет и с детства пристрастились к ароматному маслу. С того года, как они превратились в оборотней и под видом Будд начали появляться в округе Золотой Покой, все должностные лица этого округа, обманутые ими, установили золотые светильники с благовонным маслом. И так из года в год во время праздника Фонарей оборотни принимают облик Будд и забирают ароматное масло. Увидев твоего наставника, оборотни сразу смекнули, что у него непорочное тело праведного монаха, а потому и утащили в пещеру. Теперь они собираются убить его, поджарить в благовонном масле и съесть. Поспеши же ему на помощь!

Сунь Укун отпустил их и отправился искать пещеру. Он прошел несколько ли и увидел на берегу горного ручья отвесную скалу, под которой было устроено каменное жилье. Вход в него загораживали полуоткрытые каменные ворота. У ворот стоял каменный столб с высеченными на нем иероглифами: «Пещера Великой доблести на горе Зеленого дракона». Сунь Укун подошел к воротам и крикнул:

– Эй, оборотни! Отдайте мне моего наставника!

Раздался резкий свистящий звук, ворота распахнулись, и оттуда выбежали оборотни-привратники с головами волков.

– Ты кто такой и как смеешь кричать здесь? – заорали оборотни.

– Я – старший ученик Танского монаха, которого вы похитили во время праздника Фонарей в округе Золотой покой. Отдайте его, тогда я оставлю вас в живых, не то я переверну вверх дном все ваше логово, а вас всех уничтожу.

Оборотни тотчас же побежали к своему повелителю и доложили о том, что у ворот стоит какой-то безобразный монах и требует, чтобы ему отдали его наставника, иначе он разнесет всю пещеру, а всех ее обитателей уничтожит. Как раз в это время три главаря держали совет, как им съесть Танского монаха. Они велели слугам сорвать с него одежды, обмыть чистой водой и решили, что лучше всего разрезать его на мелкие куски и изжарить на ароматном масле. Выслушав привратников, оборотни не на шутку перепугались, велели надеть на Танского монаха одежды и притащить его на допрос, чтобы узнать, кто он такой и откуда взялся.

Слуги напялили на Танского монаха одежду, сняли с него веревки и втолкнули в приемную залу, где на возвышении восседали три оборотня. Дрожа от страха, Танский монах упал на колени и стал молить о пощаде.

– Ты из какой страны, монах, – спросили оборотни, – и куда направляешься?

– Я иду из великого Танского государства на Запад, поклониться Будде и испросить у него священные книги, – отвечал Танский монах.

– Кто же сопровождает тебя? – снова спросили оборотни.

– Меня сопровождают три моих ученика, – отвечал Танский монах. – Сунь Укун, по прозвищу Великий Мудрец, равный Небу, Чжу Бацзе, который был великим небесным полководцем звезды Тяньпэн, и Шасэн, служивший во дворце Небесной владычицы.

Услыхав это, оборотни встревожились и стали говорить между собой:

– Не будем пока есть его, братцы. Давайте лучше посадим его на цепь да запрем на замок, а потом изловим троих его учеников и съедим их всех вместе.

Решив так, оборотни отрядили целое стадо бесов – горных яков, буйволов и волов, вооруженных разным оружием, которые вышли из ворот, затрубили в трубы, забили в барабаны и замахали стягами. Сами повелители оборотней облачились в военные доспехи и вышли за ворота.

Увидев целое полчище вооруженных бесов во главе с тремя главарями, Сунь Укун пришел в ярость, схватил свой посох и ринулся в бой с криком:

– Я вам покажу, негодяи, как воровать благовонное масло!

Весь день бились противники, они схватывались уже раз сто пятьдесят, но еще неизвестно было, кто победит. Вдруг один из главарей выскочил вперед, взмахнул своим оружием, и все оборотни с воловьими головами бросились в бой. Окружив плотным кольцом Великого Мудреца, они стали направо и налево наносить удары. Видя, что дело принимает плохой оборот, Сунь Укун со свистом подскочил к небу, сразу же очутился на своем волшебном облаке и умчался. А оборотни вместе со своим воинством вернулись в пещеру.

Тем временем Сунь Укун примчался в монастырь Милосердия Будды, обо всем рассказал Чжу Бацзе и Шасэну, и они втроем отправились на гору Зеленого дракона.

Если хотите узнать, удалось ли ученикам Танского монаха одолеть оборотней, прочтите следующую главу.




Глава девяносто вторая,


в которой рассказывается о том, как трое монахов вступили в жестокую битву на горе Зеленого дракона и как духи – повелители четырех созвездий изловили оборотней-носорогов


Итак, Великий Мудрец вместе со своими братьями со скоростью ветра помчался на благодатном облаке прямо на северо-восток. Вскоре они прибыли к пещере на горе Зеленого дракона и опустились на облаке у самого входа.

Великий Мудрец прочел заклинание, превратился в крохотного светлячка и сквозь щель в воротах влетел внутрь.

Там он увидел нескольких волов, они крепко спали и так храпели, что казалось, гром гремит. Вдруг Сунь Укун услышал жалобный плач. Это плакал Танский монах, прикованный цепью к столбу в глубине пещеры.

Сунь Укун подлетел к наставнику и принял свой настоящий вид.

– Так это ты, оказывается, летал здесь, – промолвил Танский монах, – а я думаю, откуда это в такую пору года взялся светлячок.

– Наставник, – укоризненно сказал Великий Мудрец, – не думал ли ты о том, сколько мы успели бы пройти за все это время? Сколько тратим зря душевных и телесных сил? А ведь все из-за того, что ты не сумел распознать ложное и отличить его от настоящего! Я тебя предупреждал, говорил, что это не добрые духи, а ты стал им кланяться. Они же выкрали все масло из светильников, а заодно уволокли и тебя в свое логово. Я догнал их, вступил с ними в бой и сражался до самого вечера, а потом вернулся в монастырь, чтобы привести сюда Чжу Бацзе и Шасэна. Они сейчас стоят у ворот, а я под видом светлячка пробрался в пещеру.

С помощью волшебства Сунь Укун освободил Танского монаха от цепей, и они пошли было к воротам, но тут раздался голос одного из оборотней:

– Эй, слуги! Заприте покрепче ворота да будьте осторожнее с огнем! Почему я не слышу сторожевых дозорных? Отчего не бьют в колотушки?

Дело в том, что днем, когда шла битва, все бесы были поставлены на ноги и за целый день так намаялись, что уснули как убитые. Услышав грозные крики своего повелителя, они проснулись, начали бить в колотушки, звонить в колокольцы, а позади них показалось еще несколько оборотней-сторожей, которые шли с оружием и изо всех сил били в гонг. Они-то и натолкнулись на Танского монаха и Сунь Укуна.

– Ну и монахи! Хороши, нечего сказать! – закричали оборотни. – Куда это вы собрались, да еще цепи порвали?

Сунь Укун ничего не ответил, выхватил посох и стал направо и налево разить бесов. Двоих он уложил с первого удара, а остальные бросились к своим повелителям и обо всем рассказали.

Три старых оборотня тотчас же скатились со своих постелей и начали вопить:

– Держи их! Держи!

Тогда Сунь Укун оставил Танского монаха и бросился вперед, прокладывая себе дорогу посохом. С большим трудом он выбрался из пещеры и обо всем рассказал Чжу Бацзе и Шасэну. Оборотни между тем схватили Танского монаха, снова посадили его на железную цепь и принялись допрашивать.

– Отвечай, негодяй, как умудрился ты открыть замок на цепи? – рычали они. – Как пробралась сюда твоя мерзкая обезьяна? Выкладывай скорей все как было, тогда мы тебя пощадим! А будешь молчать – разрубим пополам.

В страшном смятении, дрожа от ужаса, Танский монах повалился на колени и стал говорить:

– Отцы вы мои, великие князья! Мой ученик Сунь Укун владеет волшебством семидесяти двух превращений. На этот раз он превратился в светлячка и влетел сюда, чтобы спасти меня. Но ваши слуги нас обнаружили. Тогда мой ученик стал прокладывать себе дорогу и убил двоих. Тут все закричали, подняли оружие, засветили огни, а он, бросив меня, кинулся бежать и исчез.

Оборотни так расхохотались, что задрожали стены.

– Хорошо, что мы вовремя спохватились! – прорычали они. – Не удалось тебе улизнуть!

Они велели слугам крепко-накрепко запереть все входы и выходы и прекратить всякий шум.

– Странно! – сказал Шасэн. – Почему вдруг стало так тихо? Уж не расправляются ли они с нашим наставником? Надо действовать!

Тут Чжу Бацзе поднял вилы и изо всех сил принялся колотить по воротам.

Бесы-привратники перепугались и сломя голову помчались во внутренние покои.

– О повелители! – закричали они. – Беда! Монахи проломили входные ворота!

Оборотни рассвирепели, велели подать им боевые доспехи, затянули потуже пояс, взяли оружие и, ведя за собой бесов и бесенят, пошли к воротам.

Наступило время третьей ночной стражи. В небе ярко сияла луна, было светло как днем. Выскочив из пещеры, оборотни стали размахивать оружием.

И вот между тремя монахами и тремя оборотнями разгорелся бой.

Долго сражались противники, но все еще нельзя было сказать, кто победит. Вдруг оборотень по прозванию повелитель Стужи заорал:

– Эй вы, слуги мои! Вперед! Живо!

Бесы, обнажив оружие, все, как один, ринулись на монахов. Несколько дюжих оборотней-носорогов повалили Чжу Бацзе, приволокли его в пещеру и связали. С Шасэном расправились точно так же. А Сунь Укун, поняв, что одному ему не справиться с целой сворой бесов, вспрыгнул на свое волшебное облако и умчался.

Он прилетел прямо в монастырь Милосердия Будды и рассказал о том, какими великими чарами обладают три оборотня.

– Мы долго бились с ними, – промолвил Сунь Укун, – но они призвали на помощь своих бесов и бесенят, изловили сперва Чжу Бацзе, потом Шасэна, лишь мне одному посчастливилось удрать.

Дрожа от страха, монахи промолвили:

– Раз уж ты, обладающий умением летать на облаках и туманах, и то не смог справиться с этими дьяволами, наставника твоего они наверняка погубят.

– Не тревожьтесь! – успокоил их Сунь Укун. – Нашего наставника незримо охраняют духи – хранители веры, духи четырех стран света, а также небесные духи Людин и Люцзя. К тому же наш наставник некогда вкусил пилюли, возвращающие жизнь, и я уверен, что ничего с ним не случится, несмотря ни на какие чары, которыми владеют эти оборотни. Вы только хорошенько смотрите за конем и сторожите поклажу, пока я отправлюсь на Небо за подмогой.

Сказав так, Сунь Укун покинул монастырь, взлетел ввысь и исчез из виду. Он мигом очутился у ворот Западного Неба, где увидел духа Золотой звезды, который о чем-то беседовал с небожителями. Все они почтительно приветствовали Великого Мудреца. Тот ответил на приветствие и сразу же приступил к делу.

Он подробно рассказал обо всем, что с ними произошло в стране Небесного бамбука, в монастыре Милосердия Будды, и попросил провести его к Яшмовому владыке.

– Пусть Владыка велит дознаться, что это за оборотни, и прикажет усмирить их, – сказал Сунь Укун.

– Знаешь, что это за оборотни? – промолвил дух Золотой звезды. – Это оборотни носорогов синю. На них лежит печать небесного знамения. В течение многих лет они совершенствовались в постижении Истины, а потому умеют летать на облаках и туманах. Они отличаются чистоплотностью и то и дело лезут в воду купаться. У всех трех оборотней очень ценные рога, в которых содержится жизненная сила, дающая им право называться великими князьями. Если хочешь поймать их, то лучше всего обратиться к духам четырех созвездий. Только они могут усмирить оборотней.

Сунь Укун поблагодарил духа Золотой звезды и спросил:

– Что же это за духи четырех созвездий?

– Ступай к Яшмовому владыке, – промолвил дух Золотой звезды, – он тебе все растолкует.

Сунь Укун снова поблагодарил духа, вошел в Небесные ворота и в следующий миг очутился у входа в залу Прозрения. Там его встретили четыре небесных наставника и провели к Яшмовому владыке. Представ перед Владыкой, Сунь Укун рассказал ему обо всем, что произошло.

Яшмовый владыка тотчас же приказал небесному наставнику отправиться вместе с Сунь Укуном на созвездия Ковша и Быка, взять в помощь духов – повелителей четырех созвездий и вместе с ними спуститься на грешную Землю, чтобы укротить оборотной.

Духи – повелители двадцати восьми созвездий уже ждали Сунь Укуна с его провожатым и приветливо их встретили. Небесный наставник обратился к ним с такими словами:

– Я получил высочайшее повеление, согласно которому духам – повелителям четырех созвездий надлежит отправиться вместе с Великим Мудрецом Сунь Укуном на грешную Землю и укротить трех оборотней.

Из рядов духов вперед вышли четверо: дух – повелитель созвездия Рогатого Дракона, дух – повелитель созвездия Однорогого Барана, дух – повелитель созвездия Волка и дух – повелитель созвездия Дикой Собаки.

Вместе с Сунь Укуном они отправились к пещере Великой доблести и там обратились к Великому Мудрецу с такими словами:

– Ну, мешкать нечего! Ступай первым и вызови оборотней на бой, а как только они выскочат, мы сразу же начнем действовать.

Сунь Укун приблизился к входу в пещеру и стал поносить оборотней.

– Эй вы, ворюги! Похитители благовонного масла! Грабители! Верните мне моего наставника! – орал он.

Вы, вероятно, помните, что Чжу Бацзе сломал ворота, и теперь они были наспех заделаны досками. Бесенята-привратники, услышав, как кричит Сунь Укун, стремглав побежали с докладом к своему повелителю.

– О великий князь! Сунь Укун опять заявился, – сказали они.

– Видно, выпросил себе где-то подмогу, вот и явился, – ответил оборотень.

– А мы не побоимся никакой его подмоги! – воскликнули в один голос повелитель Стужи и повелитель Зноя. – Подать сюда доспехи, живо! – крикнули они слугам. – Да смотрите сами не зевайте и старайтесь его окружить.

И вот все оборотни и бесы вооружились кто копьем, кто палашом и выбежали из пещеры с барабанным боем, неистово размахивая стягами.

– Ну, храбрая мартышка! Опять явилась! – закричали оборотни. – Сейчас мы тебе покажем!

А надо вам сказать, что Сунь Укун терпеть не мог, когда его обзывали мартышкой. Он заскрежетал зубами от ярости и, подняв железный посох, ринулся в бой.

Тут оборотни приказали своим слугам окружить Сунь Укуна плотным кольцом. Слуги выполнили приказ. В это время духи четырех созвездий, размахивая своим оружием, начали кричать:

– Эй вы, твари! Не давайте волю рукам!

Оборотни сильно струхнули, когда увидели этих духов.

– Плохо наше дело! Совсем плохо! Он нашел на нас управу! – воскликнули оборотни и обратились к слугам: – Ребятки! Спасайся кто может!

Послышалось мычание, рев, сопенье и фырканье. Все оборотни мигом приняли свой настоящий вид. Оказалось, что здесь были яки, буйволы и самые простые волы. Они кинулись бежать, усеяв всю гору. Главные оборотни тоже приняли свой настоящий облик. Руки их сразу же превратились в передние ноги с копытами, и они с громким цокотом помчались прямо на северо-восток.

Сунь Укун в сопровождении духов – повелителей созвездий Дикой Собаки и Рогатого Дракона погнался за ними, не отставая ни на шаг, а духи – повелители созвездий Однорогого Барана и Волка принялись очищать от оборотней всю гору, начиная с ущелий и кончая вершинами, долинами и горными потоками. Одних оборотней они убивали, других забирали живьем, так и расправились со всеми. Затем они пошли в пещеру и освободили Танского наставника, Чжу Бацзе и Шасэна. Все трое низкими поклонами благодарили своих спасителей.

– Почему же нет с вами моего ученика, Сунь Укуна? – роняя слезы, спросил Танский монах.

Один из духов ответил:

– Он погнался за оборотнями-носорогами. Вместе с ним в погоню пустились духи – повелители созвездий Дикой Собаки и Рогатого Дракона. А мы вдвоем расправились со всеми остальными оборотнями и явились сюда, чтобы освободить тебя, праведный монах.

– Теперь вся орава бесов уничтожена, – сказал Чжу Бацзе, – но еще неизвестно, удастся ли покорить главных оборотней. Давайте пока заберем отсюда все ценности, перевернем вверх дном это логово, чтобы и корней не осталось, а после этого вернемся в монастырь и будем ждать там нашего старшего брата.

И вот оба духа умчались, чтобы сразиться с оборотнями, а Чжу Бацзе и Шасэн пошли в пещеру, забрали там все драгоценности, а саму пещеру сожгли дотла.

После этого они вместе с Танским монахом благополучно вернулись в монастырь Милосердия Будды.

Вот уж поистине:
		«Избыток довольства несчастья сулит», —



		 учат древние книги;



		И в самый благополучный миг



		 нас беды подстерегают.



		Зрелище праздника Фонарей



		 паломникам души смутило,



		Дивные виды на долгом пути



		 ослабили крепкую волю.



		Великую Истину с первых шагов



		 в сердце своем храните —



		Те, кто не смогут ее уберечь,



		 погрязнут в сетях заблуждений.



		Желания крепко держите в узде,



		 бегите мирских соблазнов —



		Только тогда сохраните навек



		 гармонию духа и плоти.








Тут мы их оставим и вернемся к духам – повелителям созвездий Однорогого Барана и Волка. Они помчались на облаке за тремя оборотнями, держа путь на северо-восток, однако оборотни исчезли.

Когда духи приблизились к Западному морю, они еще издали заметили на берегу Сунь Укуна и от него узнали, что все три оборотня, спасаясь, нырнули в море, а духи созвездий Дикой Собаки и Рогатого Дракона погнались за ними и тоже нырнули в море.

– Теперь вы оба оставайтесь здесь, а я отправлюсь на помощь духам, – сказал Сунь Укун, произнес заклинание и ринулся прямо в бушующие волны.

Оглядевшись, он увидел, что трое оборотней глубоко под водой ведут бой не на жизнь, а на смерть с духами – повелителями созвездий Дикой Собаки и Рогатого Дракона.

– А вот и я! – воскликнул Сунь Укун.

Оборотни и так не успевали отражать натиск обоих духов. А Сунь Укун появился как раз в тот момент, когда они были в самом отчаянном положении. Обезумев от ужаса, оборотни стали погружаться на дно. Рога их, оказывается, замечательно рассекали водные толщи. Духи вместе с Великим Мудрецом погнались за ними.

В глубинах Западного моря сновали духи-якша, служившие разведчиками у царя драконов, а также духи-латники, состоявшие в дозоре. Завидев носорогов, удирающих от Великого Мудреца, и двух духов – повелителей созвездий, они сразу же помчались в Хрустальный дворец царя драконов и в большом смятении доложили ему:

– Великий князь! Сейчас мы видели, как за тремя носорогами гонится Великий Мудрец Сунь Укун и с ним еще два духа – повелителя созвездий!

Царь драконов тотчас вызвал своего наследника Моана.

– Живее собирай войско! – велел он ему. – Я знаю этих оборотней. Это повелитель Стужи, повелитель Зноя и повелитель Пыли. Они, видно, раздразнили Сунь Укуна. Бери свой меч и поспеши ему на помощь.

Получив приказ, Моан начал поспешно собирать войско. Вскоре из Хрустального дворца наперерез носорогам выбежали целые полки, состоящие из черепах, крокодилов, морских ершей, лещей, окуней и карпов, а также из рядовых воинов – креветок и крабов. Все они, вооруженные копьями и мечами, издавали воинственные клики. Оборотни не смогли пробиться вперед и стали стремительно отступать, но им преградили путь духи созвездий Дикой Собаки и Рогатого Дракона, а также Великий Мудрец. Оборотни стали метаться, стараясь скрыться, но наследник царя драконов со своим войском успел окружить повелителя Пыли.

– Бери его живьем! – крикнул Сунь Укун.

Моан ринулся на оборотня – повелителя Пыли, повалил его, продел ему железный крюк через нос и связал ноги.

После этого царь драконов приказал разделить войско и погнаться за двумя оборотнями, которые пытались удрать. Когда наследник царя драконов подоспел со своим войском, он увидел, что дух созвездия принял облик собаки, вцепился в оборотня – повелителя Стужи и грызет его. Моан крикнул духу:

– Смотри не загрызи его до смерти! Великий Мудрец велел захватить их живыми!

Но как ни кричал царевич, дух созвездия все же успел перегрызть оборотню горло.

Тогда Моан приказал рядовым крабам и креветкам доставить тушу мертвого носорога в Хрустальный дворец, а сам вместе с духом созвездия Дикой Собаки пустился в погоню за третьим оборотнем. Они увидели, что дух созвездия Рогатого Дракона гонит оборотня – повелителя Зноя прямо на них. Оборотень ринулся на духа созвездия Дикой Собаки, а Моан тем временем построил своих черепах и крокодилов кольцевым строем, чтобы окружить оборотня. Тот принялся кричать: «Пощадите! Пощадите!» Тогда дух созвездия Дикой Собаки подбежал к нему и схватил за ухо.

– Мы не будем тебя убивать! – сказал дух. – А отведем к Великому Мудрецу Сунь Укуну: пусть он решит, что с тобой делать.

Войско повернуло обратно и двинулось с добычей к Хрустальному дворцу.

– Всех изловили! – доложил наследник царя драконов.

Один из оборотней лежал на земле без головы, залитый кровью. Другого оборотня поставил на колени, держа за ухо, дух созвездия Дикой Собаки. Подойдя поближе, Сунь Укун внимательно оглядел оборотня без головы и сказал:

– Эге, голова-то у него отнята вовсе не мечом!

Моан рассмеялся:

– Если бы я не кричал во всю глотку, повелитель созвездия Дикой Собаки съел бы его целиком.

– Что ж! – сказал Сунь Укун. – Раз уж так случилось, ничего не поделаешь! Надо спилить у него рога и содрать кожу. Я возьму их с собой, а мясом пусть полакомятся царь драконов и его сын. Повелителя Пыли и повелителя Зноя отведите в город Золотой Покой к начальнику округа, пусть он учинит им допрос и выяснит, почему в течение многих лет они выдавали себя за Будд и причиняли зло народу, а потом пусть рассудит, как с ними поступить.

Духи – повелители созвездий сделали так, как приказал Сунь Укун. Простившись с царем драконов и его сыном, все покинули Западное море. На берегу дожидались духи – повелители созвездий Волка и Однорогого Барана. Все вместе вскочили на облако и направились прямо в округ Золотого покоя.

Там духи доставили носорогов на своем радужном облаке прямо к палатам правителя округа и спустились вниз. Перепуганные окружные и уездные чины, а также все жители города и пригородов поспешно воскурили благовония и стали кланяться небожителям. Затем старшие чиновники зажгли драгоценные свечи и воскурили благовония в огромных курильницах, после чего, устремив взоры к Небу, совершили обряд поклонения.

Вскоре Чжу Бацзе наскучили все эти церемонии, и он стал выказывать нетерпение. Схватив жертвенный нож, он отрубил голову оборотню – повелителю Пыли, потом оборотню – повелителю Зноя. Затем взял пилу и отпилил у них рога. Увидев это, Сунь Укун сказал:

– Уважаемые духи – повелители созвездий! Возьмите с собой на Небо эти рога, поднесите их Яшмовому владыке и доложите, что повеление его исполнено. У меня с собой есть еще два рога. Один из них мы оставим в палате правителя округа – пусть хранится в память о том, как жители уезда были избавлены от подати благовонным маслом. А другой рог мы возьмем с собой и поднесем Будде на Чудодейственной горе.

Духи – повелители созвездий очень обрадовались, сразу же распростились с Великим Мудрецом, поклонились ему, вскочили на радужное облако и умчались на Небо.

Окружные и уездные чины стали просить Танского монаха и его учеников погостить у них, устроили великолепное угощение из постных блюд, на которое пригласили также низших чинов из сел и деревень. Тут же было объявлено во всеуслышание всем военным и гражданским чинам, что с будущего года отменяется подать благовонным маслом, а также навечно освобождаются от обязательной поставки благовонного масла все крупные дворы в уезде. Кроме того, мясникам приказали разрубить носорогов, содрать с них кожу, промыть ее селитрой, обсушить и изготовить из нее латы и панцири, а мясо разделить поровну между всеми чиновными людьми. Целый месяц пробыли путники в монастыре Милосердия Будды – монахи ни за что не хотели их отпускать. Но всему приходит конец. И вот как-то раз Танский монах сказал Сунь Укуну:

– Возьми все оставшиеся у нас драгоценности и подари их монахам. Ни к кому больше в гости мы не пойдем. Придется хитростью выбраться из города еще до рассвета. Не то, предаваясь неумеренному веселью, мы прогневим Будду и на нашу голову свалятся еще какие-нибудь беды и несчастья.

Сунь Укун все сделал, как велел ему наставник, и на следующий день на рассвете паломники тихонько собрались и двинулись в путь.

Если вы хотите узнать, что еще произошло в пути с паломниками, прочтите следующую главу.




Глава девяносто третья,


из которой вы узнаете о том, как был устроен сад для сирот и одиноких, и о том, как царь – правитель страны Небесного бамбука встретился с женихом своей дочери


Итак, паломники продолжали свой путь. Они нигде не останавливались, – как говорится, ели под ветром и спали под дождем. Дорога была ровная, спокойная, но вот однажды они снова увидели впереди высокую неприступную гору, а через некоторое время в стороне от дороги заметили большой монастырь.

Над воротами была надпись: «Монастырь для сирот и одиноких, устланный золотом».

– Я читал в священных книгах о том, что Будда любит проводить время в саду для сирых, который находится близ города Шравасти, – промолвил Танский монах. – Там он гуляет под сенью священных деревьев. Говорят, будто сад этот купил у наследного сына правителя княжества Шравасти некий богатый купец, прозванный главным попечителем сирых и одиноких, и пригласил Будду читать и толковать священные книги в этом саду. Наследник не сразу продал свой сад. Он сказал: «Свой сад я продам лишь тому, кто сплошь выложит его слитками золота!» Купец услышал об этом, изготовил кирпичики из золота и выложил ими все дорожки сада. Вот я и думаю, не в честь ли этого события назван так монастырь и не в этом ли саду он построен?

Путники вошли на монастырский двор и были поражены царившей там сутолокой: одни бегали с коромыслами, другие тащили узлы на спине, кто вез тачку, кто чинно сидел в повозке. Некоторые спали прямо на земле или оживленно беседовали. Паломники обошли храм Хранителей Будды и увидели монаха, который степенно вышел к ним. Вот как он выглядел:
		Ликом он схож



		 с луной, озаряющей небо;



		Телом могуч,



		 как Бодхи – священное древо.



		Посох в руке,



		 ряса пышно расшита;



		Ноги легко



		 ступают по каменным плитам.








После взаимных приветствий монах спросил Сюаньцзана, откуда тот пожаловал. Сюаньцзан сказал, что идет из восточных земель на Запад за священными книгами, и попросил монаха пустить его с учениками на ночлег.

– У нас здесь постоянно останавливаются путники из разных мест, – ответил монах. – Мы радушно встречаем их, а уж тебе, благочинному наставнику из восточных земель, постараемся услужить всем, чем можем.

Танский наставник поблагодарил, позвал своих учеников, и они вместе пошли по благоухающей дымом благовоний галерее в келью настоятеля. Когда церемония взаимных поклонов была окончена, гости и хозяева расселись. Ученики Танского наставника почтительно сидели, опустив руки.

К этому времени весь монастырь уже узнал о прибытии праведных монахов из великого Танского государства, посланных за священными книгами. В келью настоятеля набились монахи без различия сана и звания, постоянные обитатели и временные постояльцы, благочестивые старцы и юные послушники, – всем было интересно поглядеть на прибывших.

Сразу же после чаепития накрыли стол. Пока Танский наставник читал молитву, Чжу Бацзе ерзал от нетерпения и сразу же, как только приступил к еде, проглотил в один присест все хлебцы, испеченные на пару, постные блюда и суп.

Между тем в келью настоятеля все прибывал и прибывал народ. Знающие и понятливые восхищались благовоспитанностью и благообразием Танского монаха, шутники и балагуры потешались над Чжу Бацзе, уплетавшим за обе щеки.

По окончании трапезы Танский монах прочел положенную молитву, поблагодарил за угощение, и все покинули свои места.

Монахи попросили Сюаньцзана рассказать о происхождении восточных земель. Танский наставник выполнил их просьбу и, дойдя до самых древних времен, в свою очередь спросил, откуда получил свое название этот монастырь. Тот самый монах, который встречал путников, ответил ему:

– Вначале здесь был монастырь для сирот и одиноких княжества Шравасти, который называли также Сад покоя. Но с тех пор, как основатель монастыря, он же попечитель сирот и одиноких, пригласил Будду в сад толковать священные книги и ради этого устлал его золотыми кирпичиками, название монастыря изменилось на нынешнее. Перед монастырем расположен главный город княжества Шравасти, в котором в те времена жил его основатель, а эта гора принадлежала ему, и на ней он разбил Сад покоя. Вот откуда и взялось название «Монастырь для сирот и одиноких, устланный золотом». Позади монастыря кое-где до сих пор еще сохранились следы этого сада. Некоторые счастливцы не так давно находили там золото и драгоценности, особенно в размытой почве после проливных дождей.

– Значит, все, что рассказывали про этот сад, – сущая правда! – задумчиво произнес Сюаньцзан и обратился с вопросом к монаху: – Не скажешь ли, уважаемый, почему здесь так много постояльцев?

– Дело в том, что на этой горе, ныне прозванной Стоножкой, с недавних пор завелись оборотни, то ли из-за перемены погоды, то ли по каким-то другим причинам, не знаю, – ответил монах. – Они вылезают на дорогу и жалят прохожих. Эти стоножки пока что, слава богу, еще никого не загубили насмерть, но путники все же опасаются переходить через гору. Под самой горой, внизу, находится застава под названием Петушиный Крик. Как только там начинают петь петухи, путники могут смело переходить через гору. Вы видели тех постояльцев, которые запоздали и, боясь стоножек, предпочли остановиться у нас на ночлег. На рассвете, как только пропоют петухи, они отправятся в путь.

– Тогда и мы тоже дождемся петухов, – произнес Сюаньцзан.

Взошла луна, и Сюаньцзан с Сунь Укуном отправились полюбоваться прекрасными видами. Вдруг к ним подошел служитель монастыря и обратился к Танскому монаху.

– Наш преподобный настоятель, – сказал он, – желает повидаться с тобой, уважаемый наставник.

Сюаньцзан поспешно обернулся и увидел, что навстречу ему идет пожилой монах с бамбуковым посохом в руке. Монах прошел еще немного и совершил приветственный поклон.

– Должно быть, ты и есть почтенный наставник, прибывший из Срединного цветущего государства? – вежливо спросил он.

Сюаньцзан ответил на поклон как положено и скромно промолвил:

– Это я, недостойный.

Ведя меж собой беседу, они подошли к задней стене монастыря.

– Мне только что рассказали о том, что за монастырем кое-где еще сохранились следы сада для сирот и одиноких, – сказал Сюаньцзан. – Где же они?

– Здесь, за воротами заднего двора, – ответил настоятель и велел тотчас же открыть задние ворота.

За воротами оказался большой пустырь, лишь кое-где виднелись разрушенные цоколи каменных стен и заборов.

Они медленно прогуливались, любуясь лунным сиянием, потом вышли из задних ворот монастыря, взошли на террасу и только было расположились на ней, как до их слуха донесся чей-то плач.

– Кто это так горько плачет? – сквозь слезы спросил Сюаньцзан.

Тут настоятель отослал всех монахов готовить чай и лишь после этого стал рассказывать:

– Много лет тому назад, в этот же день, я наблюдал сияние луны, вникая в ее природу. Вдруг налетел ветер, и я услышал этот же горестный, скорбный плач. Я сошел со своего монашеского ложа и направился в Сад покоя к развалинам. Там я увидел деву замечательной красоты, весьма благопристойную на вид. Я спросил ее: «Чья ты дочь? Как попала сюда и зачем?» Она ответила мне: «Я царевна, дочь правителя страны Небесного бамбука. Мне захотелось полюбоваться цветами при лунном свете, и я вышла погулять, а порыв ветра унес меня сюда!» Я подумал, что дева эта – оборотень, и заточил ее в темницу, там она и живет по сей день. Опасаясь, как бы кто-нибудь из монахов не осквернил чистоту ее тела, она притворилась сумасшедшей, днем несет всякую чушь или сидит, тупо уставившись в одну точку, а ночью плачет. Я много раз ходил в город, узнавал про царевну, но мне говорили, что та жива и здорова. Вот почему я и держу эту деву под замком. К великому счастью, ныне ты, уважаемый наставник, прибыл в нашу страну, и я возлагаю на тебя все свои надежды. Прошу тебя, когда будешь в столице нашей страны, прояви свои волшебные силы, проникни в эту тайну.

Пока они разговаривали, явились два послушника звать к чаю, и все вернулись в монастырь.

На рассвете, провожая паломников в путь, настоятель шепнул Сунь Укуну:

– Не забудь про девицу, о которой я вам вчера рассказал.

– Не забуду, почтеннейший, – отвечал Сунь Укун.

Придя в столицу, паломники остановились на постоялом дворе при почтовой станции. Их встретил смотритель станции, и Сюаньцзан обратился к нему с вопросом:

– Смогу ли я сегодня же побывать на приеме у вашего правителя и получить разрешение на дальнейший путь?

– Конечно! Конечно! – ответил смотритель станции. – Недавно нашей царевне исполнилось двадцать лет. На главном перекрестке уже сооружена разрисованная башенка, с которой она будет кидать свой расшитый мячик. На кого мячик упадет, тот и станет ее мужем. Сейчас, должно быть, праздник в самом разгаре, и я думаю, что наш правитель пока еще во дворце. Ступай сейчас же, если хочешь получить пропуск!

Во дворец Танский монах отправился вместе с Сунь Укуном.

Улицы были запружены разного рода людом, и среди общего шума то здесь, то там слышалось: «Пойдемте смотреть, как царевна будет бросать мячик!»

– А что, если и нам пойти поглядеть на царевну? Я сразу определю, настоящая она или нет, – промолвил Сунь Укун.

Вы еще не знаете, что в позапрошлом году, когда правитель страны Небесного бамбука сидел однажды с царицей и царевной в дворцовом саду, любуясь цветами при лунном сиянии, какой-то оборотень похитил царевну, а сам принял ее облик. Узнав, что Танский монах в этом году, в данном месяце, в данный день, в данный час, прибудет в столицу, оборотень потребовал, чтобы ему выстроили расписную башенку. Он возымел желание посягнуть на непорочную силу Ян благочестивого Танского монаха, дабы обратиться в бессмертного небожителя. И вот как раз после полудня, когда Танский монах и Сунь Укун смешались с толпой и приблизились к расписной башенке, мнимая царевна, держа в руках зажженные свечи, от которых струился благовонный дым, вознесла молитву духам Неба и Земли. По обеим сторонам от нее стояли напомаженные и напудренные девы в роскошных одеждах. Их было несколько десятков. Царевне подали матерчатый мячик, расшитый цветами, и она, заметив, что Танский монах подошел совсем близко, бросила мячик прямо ему на голову. С башенки послышались возгласы: «Мяч попал в монаха! Мяч попал в монаха!»

Началась давка. Купцы и приезжие с воплями и криками бросились к Танскому монаху, чтобы вырвать у него мячик. Тут Сунь Укун грозно рявкнул, оскалил зубы и превратился в великана. Все в страхе попадали на землю и стали ползком пятиться от него. Когда никого не осталось, Сунь Укун принял свой прежний вид. Тем временем с башенки сбежали разукрашенные девы и прислужницы вместе с придворными евнухами старших и младших рангов. Все они совершили земной поклон перед Танским монахом и сказали:

– О знатный гость, знатный гость! Просим пожаловать во дворец!

Танский монах поспешно поклонился в ответ и, обернувшись к Сунь Укуну, произнес:

– Ах ты, мартышка! Опять из-за тебя неприятности! Что теперь делать?

– Ступай во дворец, – отвечал Сунь Укун, – и повидайся с государем, а я вернусь на постоялый двор, расскажу о случившемся Чжу Бацзе и Шасэну и буду ждать тебя. Если царевна откажется выйти за тебя замуж, на том все и кончится и мы сможем отправиться дальше. Если же она непременно пожелает стать твоей женой, скажи правителю так: «Призови сюда моих учеников, я хочу дать им кое-какие наставления». Когда же нас вызовут во дворец, я смогу хорошенько рассмотреть царевну и узнаю, оборотень она или нет.

Сказав так, Сунь Укун отправился на постоялый двор, а Танского наставника подвели к башенке. Тут царевна спустилась вниз и, поддерживая Сюаньцзана своими белыми, как нефрит, нежными ручками, усадила его рядом с собой в колесницу. Свита окружила их, и выезд царевны вернулся во дворец. Еще до их прибытия привратники-евнухи доложили государю о случившемся.

– О великий государь, десять тысяч лет тебе здравствовать! – молвили они. – Царевна едет сюда с каким-то монахом, которого она сама усадила в колесницу. Должно быть, в него попал мячик. Они подъезжают к главным воротам дворца. Ждем твоих распоряжений.

Государь был весьма опечален полученным известием. Ему очень хотелось прогнать неизвестного монаха, но он не знал намерений царевны, а потому был вынужден скрыть свои чувства и приказал ввести гостей в тронную залу Золотых колокольцев.

Как только была закончена церемония приветствий, государь повелел вошедшим подняться на тронное возвышение и начал расспрашивать Танского монаха:

– Откуда ты прибыл, праведный человек? Как случилось, что мячик, брошенный нашей любимой дочерью, вдруг попал в тебя?

Танский монах распростерся ниц и принялся рассказывать:

– Я – бедный монах, иду по велению Танского государя на Запад за священными книгами. У меня есть при себе подорожная, и я шел во дворец лишь затем, чтоб представиться тебе, государь, и получить разрешение на дальнейший путь. Так надо же было такому случиться, чтобы мячик, который бросила твоя царевна с башенки, попал прямо мне в голову. Я монах, а монахам запрещено жениться. Как же я осмелюсь даже помыслить о том, чтобы составить пару твоей прелестной дочери? Молю тебя, государь, прости мне мой смертный грех и дозволь продолжать свой путь на Чудодейственную гору. Я буду вечно помнить и благодарить тебя, государь, за твою высочайшую милость!

– Как решит царевна, так и будет, – отвечал правитель.

Тут царевна поклонилась отцу до земли и промолвила:

– Ах, отец! Вспомни поговорку: «Выйдешь замуж за петуха – слушайся петуха, выйдешь за пса – слушайся пса». Я поклялась выйти замуж за того, в кого попадет мячик, а перед тем, как его кинуть, помолилась духам Неба и Земли. Раз мячик попал в этого праведного монаха, значит было мне суждено выйти за него замуж еще в прошлом моем существовании. Так смею ли я противиться судьбе?

Услышав это, государь велел придворному предсказателю-звездочету выбрать счастливый день для заключения брачного союза, а также распорядился о предстоящей свадьбе. Тут Танский монах вспомнил совет Сунь Укуна и обратился к правителю с такими словами:

– Я весьма признателен тебе, государь, за милость, равную небесной. Но вместе со мной на Запад идут еще мои ученики – их трое. Поскольку ныне ты принимаешь меня к себе в родню, мне хотелось бы дать им наказ. Умоляю тебя призвать их сюда и поставить печать и подпись на подорожную, чтобы они могли поскорее отправиться в путь и выполнить свой долг. Они сейчас на постоялом дворе при почтовой станции.

Тотчас же за учениками Танского монаха был послан гонец, и вскоре они предстали перед правителем страны Небесного бамбука.

Если хотите узнать, как принял их правитель и что им сказал, прочтите следующую главу.




Глава девяносто четвертая,


повествующая о том, как четверо монахов-путников пировали в государевом саду и как напрасно лелеял вожделенные мечты оборотень в образе царевны


Итак, Сунь Укун, Чжу Бацзе и Шасэн направились во дворец. По велению правителя их ввели в тронную залу, и они встали в ряд перед троном. Однако положенных поклонов совершать не стали.

Вдруг Сунь Укун заметил, что Танский монах стоит в почтительной позе перед правителем. Стерпеть этого он не мог и громко крикнул:

– Правитель! Что же это мой наставник стоит около тебя, словно слуга? Ведь он твой будущий зять! А в миру принято называть жениха «знатным гостем». Где же это видано, чтоб знатного гостя не сажали рядом с собой?

От этих слов правитель так разволновался, что даже побледнел. Он хотел было покинуть тронную залу, но устыдился своих приближенных и тотчас же велел слугам принести стул, чтобы усадить Танского монаха. После этого правитель пожелал узнать, как зовут учеников Сюаньцзана, откуда они родом и почему отрешились от мира. Сунь Укун, Чжу Бацзе и Шасэн по очереди поведали государю историю своей жизни. Государь, выслушав их, пришел в некоторое замешательство. Хорошо, конечно, что дочери его в женихи попался, можно сказать, живой Будда. А вот что ученики его с виду сущие дьяволы, не радовало государя. Как раз в этот момент явился прорицатель-звездочет, проникший в таинственные силы природы Инь и Ян, и доложил:

– День свадьбы выпадает на двенадцатый день данного месяца данного года. Для бракосочетания день этот благоприятный.

Государь обрадовался и тотчас же повелел придворным чинам навести чистоту и порядок в дворцовом саду, особенно в беседках, павильонах и башенках. Затем нареченному зятю вместе с его учениками предложили расположиться там на отдых в ожидании свадебного пира, на котором царевна должна была появиться перед гостями. Отдав все необходимые распоряжения, правитель удалился, а вслед за ним покинули залу и все придворные.

Близился вечер, когда Танский монах со своими учениками направился в дворцовый сад, где их ждала трапеза из постных блюд.

Тут Сюаньцзан сказал Сунь Укуну:

– Вечно ты впутываешь меня во всякие истории. Не хотел же я идти к расписной башне, так нет, ты потащил меня туда. Как я теперь избавлюсь от этой царевны?

– Не бойся, наставник, – посмеиваясь, ответил Сунь Укун. – На свадебном пиру невеста непременно выйдет поклониться родителям. Тут-то я и увижу, человек она или оборотень. Если человек, ты возьмешь ее в жены, останешься здесь и будешь наслаждаться счастьем, а мы пойдем каждый своей дорогой.

Услышав это, Танский монах гневно вскричал:

– Заткни свою зловонную пасть и не смей больше отравлять меня своими смрадными речами! Иначе я сейчас же начну читать заклинание!

Эта угроза так напугала Сунь Укуна, что он тут же опустился на колени перед наставником и начал молить его:

– Не читай! Прошу тебя, не надо! Если даже царевна окажется настоящей, все равно учиним буйство, как только начнется свадебный обряд поклонения Небу и Земле, и я выведу тебя из дворца.

Беседуя, они не заметили, как наступило время первой ночной стражи.

– Наставник! – промолвил тут Чжу Бацзе. – Лучше завтра поговорим о делах, а сейчас давайте спать!

Учитель и ученики провели эту ночь в полном покое.

Рано утром, как только петух со златым пером возвестил о рассвете, государь направился в тронную залу на утренний прием, где его ожидали гражданские и военные сановники, и объявил им, что в двенадцатый день в храме Сияющих заслуг состоится свадебный пир.

– А нынче, – промолвил правитель, – я буду пировать с моим нареченным зятем. Накройте также три стола для почтенных учеников жениха.

В радости и веселье незаметно прошло еще несколько дней, и наконец наступило двенадцатое число! Чины трех разных отделов, состоявшие при стольничьем приказе, явились к правителю и сказали:

– Со дня получения всемилостивейшего повеления восьмого числа было начато сооружение свадебного помещения для уважаемого зятя, каковое ныне уже закончено! Все готово для приема приданого от царевны-невесты, и мы почтительно пребываем в ожидании оного. К свадебному пиру тоже все готово. Скоромных и постных яств будет подано более чем на пятьсот столов!

Государь был очень рад и уже хотел предложить своему нареченному зятю отправиться на пир, как вдруг из внутренних покоев дворца появился придворный чин. Он предстал перед государем и обратился к нему с такими словами:

– Десять тысяч лет тебе здравствовать, государь! Тебя просит пожаловать матушка-государыня!

Государь тотчас же направился во внутренние покои. Тем временем государыни из трех дворцов и девы из шести палат провели царевну-невесту во дворец, Озаренный солнцем, и там весело смеялись и шутили. Вот уж поистине всех этих девиц можно было бы сравнить с букетом цветов или с разноцветной парчой! Они были так прелестны, что, право, превосходили любую красавицу из Лунного дворца и, уж во всяком случае, ни одна из них не уступала бессмертным девам из Яшмовых чертогов небожителей.

Правитель тем временем прибыл во дворец, Озаренный солнцем. Навстречу ему вышли государыня и придворные дамы, ведя царевну. Их сопровождали пышно разодетые девы и прислужницы. Правитель занял свое место, он находился в самом благодушном настроении. По окончании церемонии поклонов, совершенных царицами и всеми остальными, государь обратился к царевне.

– Дочь моя! – ласково сказал он. – Желание твое сбылось, тебе посчастливилось встретить праведного человека. Приготовления к свадьбе уже завершены. Сегодня как раз наступил желанный срок. Приготовься же к пиру, дабы явиться в положенное время и осушить свадебный кубок. Смотри не опоздай и не упусти счастливый час!

Царевна приблизилась к правителю и упала ему в ноги.

– Отец мой, повелитель! – промолвила она. – Молю тебя, прости мой тяжкий грех, но позволь все же словечко молвить! Я слышала, что у Танского монаха есть трое спутников-учеников, страшных и безобразных на вид. Я боюсь встретиться с ними. Умоляю тебя, отец, вели выпроводить их из города, не то от испуга со мной может случиться беда.

– Дочь моя, – отвечал ей правитель, – я исполню твою просьбу и выпровожу их из города.

Правитель не мешкая отправился в тронную залу и велел пригласить к нему нареченного зятя с его тремя учениками.

Все это время Танский монах вел счет дням, и вот двенадцатого числа еще затемно он разбудил своих учеников и сказал:

– Наступило двенадцатое число. Что же мне делать?

– Я уже определил, – сказал тут Сунь Укун, – что над правителем нависли темные силы, но про царевну ничего не могу сказать, пока не увижу ее. Сегодня нас выпроводят из города, но ты, наставник, не бойся. Я мигом вернусь, только переменю свой облик, и буду неотступно охранять тебя.

И действительно, пока учитель и его ученики совещались, появились дворцовые чины, ведающие царским выездом и церемониалом, которые передали приглашение пожаловать во дворец.

Быстро собрав поклажу и коня, наши путники отправились вслед за придворными чинами и прибыли к красному крыльцу у дворца. Правитель принял их и велел приблизиться.

– Подайте мне вашу подорожную, – приказал правитель. – Мы сейчас приложим к ней нашу государственную печать, поставим подпись, а затем вернем ее, чтобы вы могли следовать дальше. Кроме того, вам приготовлено достаточно разных припасов на дорогу. Скорей отправляйтесь на Чудодейственную гору поклониться Будде. Если раздобудете священные книги и снова будете проходить здесь, получите от меня щедрое вознаграждение. А о наставнике своем не беспокойтесь.

Сунь Укун поблагодарил правителя и велел Шасэну достать подорожную, которую и вручил правителю. Тот прочел ее, поставил печать и подпись. Затем правитель взял десять слитков золота и двадцать слитков серебра и передал их Сунь Укуну в дар. Как вам уже известно, Чжу Бацзе был корыстолюбив от природы. Он поспешил принять этот подарок и спрятал его, а Сунь Укун в это время по-монашески стал кланяться правителю, бормоча какие-то буддийские изречения. Затем он повернулся и хотел удалиться, но Танский наставник кубарем скатился со своего сиденья, бросился к нему и вцепился в него обеими руками.

– Как же это вы собираетесь оставить меня одного?! – вскричал он, в отчаянии скрежеща зубами.

Сунь Укун схватил Сюаньцзана за руки и, крепко сжав их, подмигнул ему.

– Ты пируй себе на славу, – лукаво произнес он, – а мы сходим за священными книгами и скоро вернемся к тебе.

Танский наставник совсем растерялся: он не знал, верить или не верить своему ученику, и не хотел отпускать его. Придворные, глядя на них, думали, что они и в самом деле прощаются. Наконец правитель пригласил зятя занять свое место на тронном возвышении, а придворным велел проводить его учеников за город. Танскому наставнику ничего не оставалось, как повиноваться.

Сунь Укун, Чжу Бацзе и Шасэн, выйдя за ворота, распростились с придворными. Когда они пришли на постоялый двор, Сунь Укун выдернул у себя волосок, превратил его в своего двойника и оставил на постоялом дворе, а сам превратился в пчелку и полетел прямо во дворец.

Там он увидел своего наставника, который сидел на расшитом стуле по левую сторону правителя. Брови у него были скорбно сдвинуты, а сердце пылало, как раскаленный уголь. Сунь Укун тихонечко подполз к уху учителя и прожужжал:

– Наставник! Я здесь. Ничего не бойся.

Вскоре явился начальник внутреннего дворца и пригласил государя на пир.

– Десять тысяч лет тебе здравствовать, великий государь! – молвил он. – Сейчас во дворце Благовещей птицы начнется свадебный пир. Государыня с царевной уже там. Они изволили просить тебя, государь, пожаловать со знатным гостем.

Радостный и довольный, государь отправился на пир со своим нареченным зятем.

Вот уж поистине:
		И самый прекрасный цветок



		 нерадивый садовник загубит;



		Даже истинно чистое сердце



		 смутится от горьких раздумий.








О том, как Танскому наставнику удалось избавиться от напасти и покинуть дворец царевны, вы узнаете из следующей главы.




Глава девяносто пятая,


из которой вы узнаете о том, как ложное было заменено истинным, как был пойман Нефритовый заяц и как темное начало, встретившись с первородным духом, вступило на Истинный Путь


Итак, одолеваемый печалью, Танский наставник последовал за государем во внутренний дворец, где его ждала царевна. Гремела музыка, вокруг все благоухало, воздух был напоен чудесными ароматами. Разодетые девы были подобны феям-небожительницам. Но Сюаньцзан ничего не видел, он шел, поникнув головой, не поднимая глаз. Зато Сунь Укун был очень доволен.

Прицепившись к шляпе своего наставника, он смотрел по сторонам и радовался, что все эти красоты не вызывают у Танского монаха греховных помыслов.

Но вот из дворца Благовещей птицы навстречу правителю вышла принцесса в окружении государынь и придворных дам.

Танский монах совсем растерялся: руки и ноги отказались повиноваться ему. Он дрожал всем телом.

А Сунь Укун как только глянул на принцессу, так сразу понял, что никакая она не принцесса, а самый что ни на есть настоящий оборотень. Над головой ее вился легкий дымок, впрочем не слишком зловещий и не пагубный. Прильнув к уху своего наставника, Сунь Укун прожужжал:

– Наставник! Это не принцесса, а оборотень!

Тут Сунь Укун принял свой настоящий вид, кинулся к принцессе, схватил ее и заорал:

– Ах ты, тварь! Мало того что ты обманом проникла во дворец, так еще задумала совратить моего наставника!

Государь остолбенел от испуга. Государыни попадали на землю, а придворные дамы и девы все до единой кинулись в разные стороны, помышляя лишь о том, как бы спастись.

Между тем принцесса-оборотень вырвалась от Сунь Укуна, сбросила драгоценные украшения и одежды и помчалась в дворцовый сад, в сторону храма, воздвигнутого в честь местного духа. Там она вооружилась короткой дубинкой, примчалась во дворец и принялась колотить Великого Мудреца. Тот выхватил свой посох, и между ними начался бой.

Прошло чуть ли не полдня, но все еще нельзя было сказать, кто из них победит. Наконец Сунь Укун произнес заклинание, и сразу же из одного посоха появилось десять, из десяти – сто, из ста – тысяча. На оборотня со всех сторон посыпались удары. Поняв, что ему не устоять, оборотень превратился в легкий ветерок и умчался. Сунь Укун оседлал благовещий луч, пустился в погоню и, когда приблизился к Западным небесным воротам, увидел сияние. То были стяги и знамена небесных воинов. Тогда он крикнул во всю глотку:

– Эй! Стражи Небесных ворот! Держите оборотня!

Оборотню некуда было деваться, он повернул обратно и вновь схватился с Сунь Укуном.

Они схватывались раз десять, после чего оборотень сделал ложный выпад, встряхнулся, и в тот же момент появились десятки тысяч золотых лучей. За один из них оборотень уцепился и полетел прямо на юг. Великий Мудрец погнался за ним. Вдруг, откуда ни возьмись, выросла огромная гора. Оборотень остановил золотой луч и скрылся из виду.

Великий Мудрец обошел всю гору, но оборотня нигде не нашел, а тот забился в нору, заложил вход камнями и боялся нос высунуть. Тут Сунь Укун прочел заклинание, и перед ним тотчас же предстали местный дух земли и дух горы.

– Скажите мне, как называется эта гора и сколько на ней живет оборотней? – спросил Сунь Укун.

– Эта гора зовется Кисть, а оборотни на ней никогда не водились. Если хочешь отыскать оборотня, иди по дороге, ведущей на Западное Небо.

– Да мы и сейчас находимся в стране Небесного бамбука под Западным Небом, – с досадой отвечал Сунь Укун. – Оборотень этот только что был здесь, я гнался за ним, а он вдруг куда-то исчез.

Духи выслушали Сунь Укуна и повели его к горе.

У первой норы, расположенной у подножия горы, они увидели нескольких зайчат, которые бросились бежать без оглядки. Продолжая поиски, они дошли до норы на самой вершине и, осмотревшись, увидели два больших валуна, преграждавшие вход.

– Здесь, наверно, и прячется оборотень, – произнес местный дух земли. – Лезь скорее туда!

Сунь Укун раздвинул посохом валуны и действительно увидел там оборотня. С громким воплем оборотень выскочил из норы и бросился на Сунь Укуна с дубинкой. А Великий Мудрец снова пустил в ход свой железный посох и стал избивать оборотня.

Вдруг он услышал, что кто-то кричит с высоты девятого Неба, с берегов Небесной реки:

– Великий Мудрец! Не бей его! Пожалей!

Сунь Укун оглянулся и увидел духа – повелителя великого начала Инь, который в сопровождении двух богинь Луны быстро опустился на радужном облаке и предстал перед Сунь Укуном. Сунь Укун убрал посох и отвесил низкий поклон.

– Оборотень, с которым ты сражаешься, – Нефритовый заяц из Лунного дворца Необъятного холода, где он толчет волшебное снадобье Черный иней, – промолвил дух. – Он пробрался через Нефритовую заставу, отомкнул золотой замок и убежал из дворца. Я же явился сюда, чтобы спасти зайца. Прошу тебя, Великий Мудрец, пощади его ради меня, старика!

– Да ты, почтенный, верно, не знаешь, что этот заяц похитил царевну страны Небесного бамбука, принял ее облик и поселился во дворце. Но и этого ему показалось мало. Он вознамерился нарушить непорочность первородного начала Ян у моего учителя, Танского наставника. Как можно его простить?

– Должно быть, тебе неведомо, что царевна той страны не из простых людей, – отвечал повелитель великого начала Инь. – Она из Лунного дворца, и зовут ее Су Э. Как-то раз восемнадцать лет назад она крепко стукнула этого Нефритового зайца и после этого задумала спуститься в низшие сферы, на грешную Землю. Она проникла в утробу главной царицы в виде волшебного луча, и ей удалось таким образом появиться на свет. А заяц этот затаил обиду за полученную оплеуху, потому сбежал из Лунного дворца и отомстил Су Э тем, что занес ее на пустырь и бросил там. Не следовало ему только посягать на непорочность Танского монаха. Этот грех действительно нельзя оставлять безнаказанным. К счастью, ты проявил должную осмотрительность и вовремя отличил ложное от истинного. Молю тебя простить ему и эту вину ради меня. Я сейчас же заберу его с собой.

– Если ты заберешь его с собой, – промолвил Сунь Укун, – правитель не поверит моим словам. Так уж будь добр вместе с твоими небожительницами доставить Нефритового зайца прямо к правителю.

Повелитель великого начала Инь приказал оборотню принять свой настоящий облик, после чего оборотень стал кататься по земле и превратился в Нефритового зайца.

Вместе с повелителем великого начала Инь, богинями Луны и Нефритовым зайцем Сунь Укун прибыл прямо к границам страны Небесного бамбука.

Смеркалось. Правитель и Танский монах еще находились в тронной зале, а Чжу Бацзе и Шасэн с придворными стояли перед ступенями трона. Правитель только было собрался закончить прием и удалиться, как вдруг заметил радужное зарево в южной части небосклона. Сразу стало светло как днем. Все посмотрели на небо и в это время услышали зычный голос Великого Мудреца:

– Достопочтеннейший правитель! Созови всех государынь и придворных дам. Пусть выйдут из своих дворцов. Под драгоценными хоругвями вы видите самого повелителя великого начала Инь, владыку Лунного дворца. По обеим сторонам от него – богини Луны, прекрасные небожительницы Чан Э и Хэн Э. А этот Нефритовый заяц как раз и есть оборотень, принявший облик принцессы.

Правитель поспешил вызвать всех государынь, придворных дам и их прислужниц, нарядных дев и прочих обитательниц женских покоев. Устремив взоры на небо, все они стали кланяться. Сам правитель с Танским монахом и придворными тоже принялись кланяться, глядя на небо.

Все, как один, жители города вынесли жертвенные столики, стали возжигать благовония, земно кланялись и славили Будду. И вот когда все не отрываясь глядели на небо, Чжу Бацзе вдруг овладели греховные помыслы. Он подпрыгнул высоко в небо и обнял одну из красавиц-небожительниц.

– Сестрица моя дорогая! – заговорил он. – Я ведь с тобой давно знаком! Пойдем позабавимся!

Сунь Укун схватил Чжу Бацзе и дал ему две звонкие пощечины.

– Гнусный распутник! – закричал он. – Забыл, где находишься?

– Да я шучу! – оправдываясь, сказал Чжу Бацзе.

Тут правитель великого начала Инь вместе с небожительницами удалился в Лунный дворец, захватив с собою Нефритового зайца, а Сунь Укун, крепко держа Чжу Бацзе, спустился на землю. Он поведал правителю о том, как появилась на свет его дочь, принцесса, и сказал, что она находится сейчас в монастыре для сирот и одиноких.

На следующий день государь вместе с государынями и придворными, а также четырьмя паломниками отправился в монастырь за принцессой.

Тем временем Сунь Укун подпрыгнул, очутился в воздухе и на облаке вмиг долетел до монастыря. Там он нашел настоятеля и рассказал ему обо всем от начала до конца: как оборотень, приняв вид принцессы, бросил в Танского монаха мячик, как Сунь Укун вступил с оборотнем в бой и, наконец, как повелитель великого начала Инь увел оборотня, оказавшегося Нефритовым зайцем.

Теперь только монахи узнали, что в каморке на заднем дворе заперта на замок дева, а не оборотень. Охваченные чувством страха и радости, монахи стали расставлять жертвенники с курильницами за воротами монастыря, облачились в монашеские рясы и ризы, а также принялись бить в барабаны и звонить в колокола. Вскоре показался государев поезд.

Прибыв к воротам монастыря, правитель увидел множество монахов, которые тотчас же пали ниц, приветствуя его.

Вслед за правителем прибыли Танский наставник, его ученики и все остальные. Настоятель повел государя на задний двор и отпер каморку. Увидев свою дочь всю в грязи и в лохмотьях, государь с государыней принялись причитать:

– Дитя ты наше несчастное! За что же на твою долю выпали такие мучения?!

Успокоившись, они приказали подать отвар из ароматных трав, велели царевне совершить омовение, переодеться и сесть в колесницу. После этого государь с государыней и принцессой отправились во дворец. За ними последовали и паломники.

Во дворце в честь Танского монаха и его учеников был устроен торжественный пир, который длился несколько дней кряду. Но вот настал день прощания. Государь отрядил придворных, которым велено было проводить путников. Государыни, придворные дамы, чиновники и простой народ не переставая кланялись и благодарили паломников. Когда же те вышли на дорогу, то увидели толпу монахов. Монахи шли, шли, шли и ни за что не хотели возвращаться. Тогда Сунь Укун дунул своим волшебным дыханием и обернулся лицом к юго-востоку. Сразу же налетел вихрь, все вокруг потемнело, и пыль запорошила глаза провожающим.
		Души омывши



		 в волнах милостей щедрых,



		Поняли путники:



		 наступила пора расставанья.



		Море богатства



		 покидали без сожалений,



		Им предстояло



		 Пустоты великой познанье.








О том, что ожидало путников в дальнейшем, вы узнаете из следующих глав.




Глава девяносто шестая,


повествующая о том, как чиновник Коу Хун радушно принял Танского наставника и как Танский наставник не прельстился ни роскошью, ни почетом

		Бесформенно все,



		 что внешнюю форму имеет;



		По виду пустое —



		 не пусто на самом деле.



		Молчанье и слово



		 лишены глубоких различий;



		Явь ото сна



		 никто отделить не сумеет.



		Полезно с виду —



		 никому не приносит пользы,



		Лишенный заслуг



		 наивысших достоин отличий.



		Плод, сам собою



		 созревая, становится спелым,



		И вовсе не важно,



		 кто выращивал древо.








Итак, паломники продолжали свой путь.

Весна была на исходе, и лето постепенно вступало в свои права. Полмесяца шли паломники по ровной и спокойной дороге, как вдруг снова увидели впереди городские стены.

Беседуя, они приблизились к городским воротам, вошли внутрь и на улице, возле одного из домов, увидели двух старцев. Танский наставник велел ученикам остановиться, а сам подошел к старцам и, приветствуя их, почтительно произнес:

– Я бедный монах из далеких стран. Иду в обитель Будды, чтобы поклониться ему. Не скажете ли, как называется ваш благодатный край и где найти доброго человека, который накормил бы меня и моих учеников?

– Наша область называется Медная Башня, – ответил один из старцев. – За областным городом есть округ под названием округ Земных духов. Если ты, уважаемый наставник, голоден, ступай дальше, пройдешь через расписные ворота и выйдешь на улицу, ведущую с юга на север. Увидишь ворота с башней, обращенные к востоку, с изваяниями сидящих тигров. Перед воротами табличка с надписью: «Вход для десяти тысяч монахов». Там живет некий юаньвай по имени Коу Хун. Тебя, пришедшего из дальних стран, в этом доме радушно примут. Ступай, ступай! Не мешай нам вести беседу!

Танский наставник поблагодарил, вернулся к ученикам и рассказал им о том, что услышал от старцев.

Паломники отправились дальше, завернули за угол и вышли на улицу, ведущую с юга на север.

Вскоре они и в самом деле увидели ворота с башней и изваяниями тигров, а над воротами табличку с надписью: «Вход для десяти тысяч монахов».

Путники остановились, расседлали коня, сняли поклажу, но войти не решались. Немного спустя из ворот вышел седовласый человек с безменом в одной руке и с корзинкой в другой. При виде монахов он так перепугался, что выронил все из рук и, пятясь назад, крикнул:

– Хозяин! У ворот стоят четверо монахов, весьма странных на вид.

Услышав это, хозяин, который в это время прогуливался по двору, поспешил к воротам. Его нимало не смутил безобразный вид учеников Сюаньцзана, и он радушно приветствовал гостей.

– Входите, милости просим! Входите! – любезно сказал он и повел путников за собой в помещение для самых почетных гостей, где были специальные залы для молений, для чтения священных книг и для вкушения трапезы.

Танский монах, очень довольный, облачился в свое монашеское одеяние, поклонился изваянию Будды и вошел в молельню.

Помолившись, он поклонился хозяину дома, и хозяин повел его в залу для чтения священных книг.

Это была поистине прекрасная зала – с великолепным убранством, множеством книг, картин, музыкальных инструментов.

Когда была закончена церемония приветствий, в залу позвали учеников Танского монаха. После этого хозяин велел накормить коня, сложить поклажу под навесом и лишь тогда завел беседу с гостями, поинтересовавшись, кто они такие и откуда идут.

Узнав, что монахи идут в обитель Будды за священными книгами, хозяин очень обрадовался и стал рассказывать о себе.

– Меня, недостойного, зовут Коу Хун, – промолвил хозяин, – а прозвище мое Великодушный. Мне шестьдесят четыре года, а сорока лет я дал зарок принять и накормить ровно десять тысяч монахов. Девять тысяч девятьсот девяносто шесть человек я уже облагодетельствовал. И вот сегодня Небо ниспослало мне вас, четверых. Заветное число десять тысяч, таким образом, завершается. Вы уж как хотите, но поживите у меня с месяц или подольше, а затем я велю подать паланкин и коней, чтобы проводить вас на Чудодейственную гору. Отсюда до этой горы всего восемьсот ли.

Танский наставник, услышав это, так обрадовался, что скрепя сердце согласился пожить здесь немного.

И вот все слуги от мала до велика стали носить дрова, таскать воду, брать крупу, муку и разные овощи, готовить трапезу.

– Что за монахи явились к нам в дом и почему из-за них поднялась такая суматоха? – спросила хозяйка.

– Это не простые монахи, – отвечали слуги. – Их послал сам владыка великого Танского государства на Чудодейственную гору поклониться Будде. Они прошли невесть какой дальний путь. Хозяин говорит, что это само Небо ниспослало их нам, и велел скорей приготовить для них еду.

Тут хозяйка позвала служанок и сказала:

– Принесите мне мое самое лучшее платье. Я выйду на них посмотреть.

– Госпожа, смотреть можно только на одного, – промолвили слуги, – остальные очень уж страшны ликом.

– Вы не знаете, – отвечала хозяйка, – что все безобразные люди, причудливые видом своим, являются небожителями, сошедшими на Землю. Поспешите доложить вашему господину, что я выйду.

Следом за женой хозяина в залу пришли и его сыновья, два молодых сюцая.

Они поклонились Танскому монаху и обратились к отцу с вопросом:

– Откуда прибыл почтенный наставник?

– Издалека, – ответил Коу Хун. – Он посланец самого владыки великого Танского государства, которое находится в восточных землях на Южном материке. А идет он на Чудодейственную гору поклониться Будде и испросить у него священные книги.

Один из сюцаев сказал:

– Я читал книгу «Пространные записки о тьме событий», в которой говорится, что в миру существует только четыре материка. Мы живем на Западном, который называется Синюхэчжоу. Еще существует Восточный материк – Дуншэншэньчжоу. Думается мне, что от Южного материка Наньшэньчжоу до нас пришлось идти бог весть сколько лет!

Танский наставник, смеясь, ответил:

– Мне, бедному монаху, в пути часто встречались злые духи и жестокие оборотни, от которых я испытывал множество страданий и терпел немало горя. Только благодаря моим ученикам, которые охраняли и защищали меня, я оказался здесь, в вашем благодатном краю. По моим подсчетам, за все это время уже четырнадцать раз сменялись зимняя стужа и летний зной.

Тут явился слуга и доложил:

– Кушать подано! Просим вас, уважаемые, пожаловать к столу.

Хозяин велел жене и сыновьям удалиться, а сам ввел монахов в трапезную. Там все уже было готово. Стояли позолоченный стол и кресла, покрытые черным лаком. Искусные стряпчие изготовили замечательные яства из различных плодов. Таких наши путники еще никогда не ели. Во втором ряду находилось пять ваз со свежими фруктами, а последний, четвертый ряд занимали пять больших подносов с самыми разнообразными яствами. Тут были постные супы, отварной рис, лепешки с начинкой, мучные пампушки.

Танский монах и его ученики поели на славу. После трапезы Сюаньцзан поблагодарил хозяина и стал собираться в дорогу, но Коу Хун сказал:

– Уважаемый наставник, поживи у меня несколько деньков, пока я не совершу молебен по случаю выполнения обета. Вот тогда я сам провожу тебя.

Хозяин так упрашивал Танского наставника, что тот не смог отказаться и остался. Три дня и три ночи служили двадцать четыре монаха, которых пригласил Коу Хун, молебен по случаю выполнения им данного обета. Но вот молебен закончился, и Танский монах засобирался в путь. Как ни уговаривали его хозяева остаться хоть ненадолго, все было напрасно, Танский монах твердо стоял на своем.

– По неразумию своему я обещал Танскому владыке вернуться через три года, а прошло уже четырнадцать лет. Поэтому любая задержка в пути равносильна преступлению, за которое я должен буду понести кару.

– Почтенный наставник! Обещаю тебе завтра же, с самого утра, проводить вас в путь.

С этими словами хозяин удалился и велел слугам готовиться к проводам дорогих гостей.

На следующий день монахи встали чуть свет. Но только было они собрались в путь, как хозяин и все домочадцы пришли звать их в большую залу на прощальное пиршество.

Когда пиршество кончилось, Танский монах поблагодарил хозяев за радушный прием и все двинулись к воротам. А за воротами развевались разноцветные стяги, роскошные балдахины, стояли, выстроившись в ряд, барабанщики и музыканты.

Музыка и бой барабанов потрясали небо, флаги и хоругви скрывали солнце, люди собирались толпами, кони и повозки запрудили всю улицу. Все жители города спешили посмотреть, как Коу Хун провожает Танского монаха. Но вот настало время прощаться, и Коу Хун, едва сдерживая слезы, промолвил:

– Почтенный наставник, когда будешь возвращаться со священными книгами, непременно поживи у меня хоть несколько дней, иначе сердце мое не успокоится.

Танский монах был очень растроган и не переставая благодарил Коу Хуна.

– Если я сподоблюсь лицезреть Будду, то прежде всего поведаю ему о твоей великой добродетели, – сказал он, – а на обратном пути непременно переступлю порог твоего дома и земно поклонюсь тебе в знак глубокой благодарности. Поклонюсь до самой земли.

Так, прощаясь друг с другом, они незаметно прошли еще два-три ли, после чего Коу Хун грустный вернулся домой, а паломники продолжали свой путь. Спустя некоторое время стало темнеть, и наставник сказал:

– Надо бы поискать ночлег, уже вечереет.

Сунь Укун посмотрел вдаль, увидел несколько строений у самой дороги и поспешил сообщить об этом наставнику.

– Вот и ночлег! – сказал он.

Танский наставник пошел вперед и увидел ветхие сломанные ворота, на которых все же можно было разобрать выцветшую от времени надпись: «Обитель бодисатвы Хуа Гуана».

Сюаньцзан спешился, вошел в ворота, и его взору предстала картина полного запустения. Здесь не было ни души. Он уже хотел повернуть обратно, но полил дождь. Пришлось укрыться в этих развалинах.

Всю ночь путники не сомкнули глаз, а утром отправились дальше.

Если хотите узнать, какие еще испытания выпали на долю паломников, прочтите следующую главу.




Глава девяносто седьмая,


в которой рассказывается о том, как пышные проводы принесли несчастье, а также о том, как Великий Мудрец нашел душу умершего и вернул ему жизнь


Итак, паломники провели ночь в уездном городе в округе Медная Башня. Надобно вам сказать, что с некоторых пор там появилась шайка разбойников. И вот однажды они стали толковать между собой, кого бы еще им ограбить, и решили, что самый богатый в уезде человек – это Коу Хун. Вон какие проводы устроил Танскому монаху!

– Ночь нынче темная, – сказал один из грабителей, – дождливая, на улицах ни души, даже караульщики все попрятались, давайте же приступим к делу. Заберем у Коу Хуна все сокровища и опять заживем припеваючи: станем развлекаться с красотками да в кости играть. Плохо ли?

И вот грабители вооружились кто кинжалом, кто колючей булавой, кто клюкой, кто дубинкой, прихватили веревки и факелы и отправились к дому Коу Хуна. Они взломали ворота и с криками «бей!» ворвались внутрь. Все домочадцы в ужасе попрятались и не смели носа высунуть. Хозяйка залезла под кровать, хозяин спрятался за дверь, а сыновья убежали куда глаза глядят. Разбойники бросились к сундукам и корзинам, вытащили из них все золото, серебро, разные драгоценности, головные украшения, наряды, посуду и домашнюю утварь. Тут хозяин не выдержал, набрался духу и, выйдя из-за дверей, принялся умолять грабителей:

– Оставьте хоть что-нибудь из одежды мне, старику, а то лечь в гроб будет не в чем!

Эти слова привели бандитов в такую ярость, что они сшибли с ног несчастного Коу Хуна и тут же его прикончили, после чего покинули дом Коу Хуна, перелезли через городскую стену и стремглав помчались на запад.

Тем временем слуги Коу Хуна, убедившись, что разбойники ушли, начали возвращаться в дом и увидели, что хозяин их мертвый лежит на полу. Тут они стали вопить и причитать.

– О Небо! Наш хозяин убит!

Надо сказать, что хозяйка дома затаила обиду на Танского наставника за то, что он не захотел еще погостить у них, и потому обратилась к сыновьям с такими словами:

– Знаете, кто убил отца и похитил все добро? Монахи. Я сама видела, как Шасэн вытаскивал из сундука золото и серебро. А отца убил Сунь Укун.

Сыновья поверили матери и, как только рассвело, отправились в окружное управление с жалобой.

Там они рассказали правителю о случившемся и просили его по всей строгости покарать виновных.

Правитель выслушал их и велел тотчас же отрядить конных и пеших сыщиков, полицейских и стражников из наемных и отбывающих повинность – всего сто пятьдесят человек. Все они вооружились, вышли из города через Западные ворота и пустились в погоню за четырьмя монахами.

Тем временем паломники, всю ночь промаявшись, на рассвете вышли из ворот и пустились в дальнейший путь на Запад. И надо же было такому случиться, чтобы разбойники, ограбившие дом Коу Хуна, бежали по той же дороге. Они шли до рассвета и, пройдя мимо обители Хуа Гуана, продвинулись на запад примерно на двадцать ли, укрылись в горном ущелье и там стали делить награбленное. Не успели они закончить дележ, как вдруг увидели приближавшихся к ним Танского монаха и его учеников. Видимо, разбойники еще не угомонились, и один из них крикнул:

– Глядите-ка, никак тот самый монах, которого вчера провожали, идет сюда!

– Вот уж кстати! Очень кстати! – загалдели разбойники. – Мы и с ним разделаемся. Что нам законы Неба! Он ведь идет издалека, к тому же довольно долго гостил у Коу Хуна, так что у него наверняка немало разного добра.

И вот, издав боевой клич, разбойники с оружием в руках выбежали на дорогу, выстроились в ряд и закричали:

– Эй, монахи! Выкладывайте денежки, иначе мы всех вас прикончим!

Танский монах, Чжу Бацзе и Шасэн не на шутку перепугались, а Великий Мудрец как ни в чем не бывало оправил на себе одежду, приблизился к разбойникам, скрестил руки на груди и спросил:

– Вы кто такие?

Разбойники разъярились и заорали:

– Ну и негодяй! Еще осмеливается задавать вопросы! Ослеп ты, что ли? Не видишь, с кем разговариваешь? Давай сюда выкуп, и мы пропустим вас!

Слова разбойников так насмешили Сунь Укуна, что он расплылся в улыбке и произнес:

– Вот оно что! Значит, вы разбойники с большой дороги!

– Убить его! – завопили разбойники.

Тут Сунь Укун быстро наклонился, набрал горсть земли, подкинул ее вверх, прочел заклинание, и разбойники, все, как один, вытаращив глаза и растопырив руки, замерли на месте.

Тогда Сунь Укун принялся их допрашивать.

Разбойники во всем чистосердечно признались и стали молить Сунь Укуна, чтобы он сохранил им жизнь.

Танский монах был вне себя от горя и гнева.

– Мы прожили у Коу Хуна целых полмесяца, доставили ему столько хлопот, – сказал он, – а ничем не отблагодарили. Давайте же отнимем у разбойников награбленное добро и возвратим Коу Хуну – это зачтется нам как благодеяние.

Выслушав наставника, трое его учеников не мешкая отправились в горное ущелье, забрали все похищенные богатства, часть упаковали, часть навьючили на коня, а золото и серебро велели Чжу Бацзе нести на коромысле. У Сунь Укуна руки чесались – так хотелось ему прикончить всех разбойников, но он побоялся навлечь на себя гнев Танского наставника. Поэтому он снял с разбойников чары, и те поползли в разные стороны, прячась в густой траве, а затем бросились без оглядки бежать.

Танский монах и его ученики повернули обратно, чтобы возвратить Коу Хуну его богатства. Кто знал, что их ждет беда?

Вот как об этом говорится в стихах:
		Разве умеют люди



		 отвечать на любовь любовью?



		Благодеянья и милости



		 во врага превращают друга.



		Если поможешь бедняге,



		 он злом воздаст за услугу.



		Отцу, государю, наставнику



		 бескорыстно служи – и только!








И вот когда Танский монах и его ученики, забрав все золото, серебро и драгоценности, пустились в обратный путь, они вдруг увидели толпу людей, вооруженных копьями и мечами.

Сунь Укун наклонился к Шасэну и прошептал:

– Злосчастная звезда не покидает нашего учителя! Это стражники, посланные на поимку разбойников.

Не успел он договорить, как стражники окружили Танского монаха и его учеников, крепко связали и поволокли в город.

Узнав, что преступники пойманы, правитель направился в залу суда, воссел на свое место, наградил за труды сыщиков и стражников, затем осмотрел награбленное имущество и призвал членов семьи Коу Хуна, чтобы возвратить его им. После этого он велел ввести в залу Танского монаха и его учеников.

– Как же так? – спросил он. – Рассказываете всем, что вы монахи, идете из далеких восточных земель в райскую обитель Будды, чтобы поклониться ему, а на деле, оказывается, вы простые грабители!

– О владыка! Дозволь мне сказать! – взмолился Сюаньцзан. – Я бедный монах, а не грабитель! И это сущая правда. Разве осмелюсь я лгать? У меня есть подорожное свидетельство, в котором описано, кто я такой и куда направляюсь. Прожив в доме благородного Коу Хуна полмесяца, я проникся к нему чувством глубокой признательности за гостеприимство, которое он оказал нам. По дороге мы встретили разбойников, отняли у них награбленное и повернули обратно, чтобы возвратить Коу Хуну его добро и тем отблагодарить его за оказанную нам милость. Мы никак не предполагали, что твои стражники примут нас за разбойников и схватят. Умоляю тебя, владыка, вникнуть в это дело и разобрать его во всех подробностях!

– Негодяй! – воскликнул начальник округа. – Теперь, когда тебя схватили наши стражники, ты стал изворачиваться и говорить о воздаянии за милости. Почему же, встретив разбойников, ты не изловил их, не доставил сюда и не доложил обо всем властям? Как могли вы вчетвером справиться с ними? Вот, смотри, сын Коу Хуна по имени Коу Лян подал жалобу, в которой прямо указывает на тебя, а ты еще смеешь отпираться?

От этих слов Танский наставник почувствовал себя так, словно плыл на горящем судне в открытом море. Душа у него едва не рассталась с телом.

– Сунь Укун! – вскричал он. – Что же ты молчишь?

– А чего говорить, раз улики налицо… – ответил Сунь Укун.

– Совершенно верно! – перебил его начальник округа. – Улики налицо, как же ты смеешь отпираться?

После этого он позвал подручных и велел им принести орудия пытки. Но в это время явился какой-то человек и обратился к правителю с такими словами:

– Повелитель! Из столицы прибыл младший опекун наследника престола Чэнь. Просим тебя выехать ему навстречу!

Правитель поднялся со своего места и отдал приказ:

– Бросьте разбойников в темницу и глаз с них не спускайте. После встречи высокого гостя я продолжу допрос.

Служители повели Танского монаха и его учеников в тюрьму и там одного за другим стали втискивать на тюремные нары, колотя их при этом куда попало.

Изнемогая от боли, Танский монах спросил Сунь Укуна:

– Что же делать? Как быть?!

– Надо дать им денег, тогда они не будут нас бить, – ответил Сунь Укун.

– Откуда же я возьму денег? – спросил Танский монах.

– Раз нет денег, дай им свою рясу, и дело с концом.

Скрепя сердце Танский монах согласился.

Тогда Сунь Укун закричал тюремщикам:

– Уважаемые начальники! Не бейте нас! В наших узлах вы найдете монашескую рясу из золотой парчи ценою в тысячу слитков золота. Возьмите ее себе!

Тюремщики сразу же приступили к делу: они развязали оба узла и увидели там всего лишь несколько холщовых одеяний и суму с подорожной. Вдруг они заметили сверток, излучавший радужное сияние.

Отталкивая друг друга, тюремщики бросились к волшебному одеянию и подняли такой шум, что потревожили начальника тюрьмы. Он вышел к ним и спросил:

– Чего расшумелись?

Тюремщики опустились на колени и стали говорить:

– Повелитель! Только что сюда доставили из суда четверых монахов, которые оказались грабителями. Мы всыпали им хорошенько, и они отдали нам оба своих узла, в которых оказалась эта драгоценность! Но мы никак не можем распорядиться ею, разодрать ее на части и разделить между всеми – если же отдать одному, другие будут в обиде. К счастью, ты прибыл сюда, и мы просим тебя нас рассудить.

Начальник тюрьмы взглянул на рясу, тщательно осмотрел остальные одежды, прочитал подорожное свидетельство и почувствовал сильное беспокойство. На подорожной было множество печатей и подписей правителей различных стран.

– Надо было раньше прочесть! – с досадой произнес он. – Вот какую кашу вы заварили! Эти монахи вовсе не разбойники. Не смейте брать эту рясу! Подождем до завтра, когда правитель округа закончит допрос.

Тюремщики повиновались и передали начальнику оба узла на хранение.

Стало смеркаться. Послышался бой барабанов на сторожевых башнях, караульщики сменились и отправились в дозор. Паломники крепко спали, один только Сунь Укун бодрствовал. «Это злоключение, – размышлял он, – было предопределено наставнику. Но сейчас, с окончанием четвертой ночной стражи, срок злоключения истекает. Надо все хорошенько разведать, чтобы с рассветом выйти из тюрьмы».

Подумав так, Сунь Укун прибег к волшебству и стал быстро уменьшаться в размерах. Он легко выбрался с тесных тюремных нар, встряхнулся, превратился в проворную мушку и сквозь щель между карнизом и черепицей на крыше вылетел наружу. В небе мерцали звезды, сиял светлый месяц, кругом было тихо, как бывает лишь ночью. Определив направление, Сунь Укун полетел прямо к дому Коу Хуна и по пути заметил, что в одном из домов в западном конце улицы ярко горит огонь. Сунь Укун подлетел поближе и заглянул внутрь. Там готовили бобовый сыр. Старик-хозяин разводил огонь, а старуха толкла бобы.

– Женушка! – сказал вдруг старик. – Каким важным сановником был Коу Хун! Сколько добрых дел совершил, а вот не суждено, видно, ему долголетие, и погиб он от руки лихих разбойников.

Услышав это, Сунь Укун полетел дальше, прямо в дом Коу Хуна. В главной зале уже стоял гроб, у изголовья горели светильники, курились ароматные свечи, были расставлены цветы и всевозможные плоды. Хозяйка стояла у гроба и громко плакала. Затем появились оба сына хозяина, которые тоже стали плакать и отбивать земные поклоны. Жены их принесли в жертву две плошки вареного риса. Сунь Укун уселся у изголовья гроба и кашлянул. Женщины перепугались и бросились вон из залы. Сыновья упали ничком на землю и, боясь пошевельнуться, вопили: «О Небо! Ой-ой-ой!» Храбрее всех оказалась хозяйка – она хлопнула рукой по гробу и спросила:

– О повелитель, ты жив?

Сунь Укун, подражая голосу Коу Хуна, ответил:

– Нет, мертв!

Сыновья еще больше перепугались и не переставали вопить, а хозяйка, набравшись храбрости, снова спросила:

– Как же ты разговариваешь, если мертв?

– Гонец правителя подземного царства Яньвана доставил сюда мою душу, чтобы она поведала людям о том, что хозяйка дома своим лживым языком и коварными устами обрекла на погибель невинных людей! – сурово произнес Сунь Укун.

Тут хозяйка, дрожа от страха, повалилась на колени, принялась отбивать земные поклоны и причитать:

– Добрый ты мой муженек! Каких же это невинных людей я обрекла на погибель своим лживым языком и коварными устами?

Сунь Укун не стерпел и крикнул:

– Кто говорил, что Танский монах держал факел, Чжу Бацзе подстрекал к убийству, Шасэн вытаскивал золото и серебро, а Сунь Укун убивал хозяина? Из-за твоего лживого языка невинно страдают добрые люди. Они встретили по дороге настоящих разбойников, отняли у них все награбленное и хотели доставить сюда, а ты подговорила сыновей подать на них жалобу и послала в управу. Начальство же, не вникнув в дело, заключило монахов в темницу. Теперь духи преисподней, местные духи и бог – хранитель города пребывают в смятении. Вот правитель подземного царства Яньван и велел доставить мою душу домой, чтобы восстановить справедливость и освободить праведных монахов из темницы. Живо идите к правителю и признайтесь во всем, иначе я учиню здесь расправу и не пощажу никого: ни старых, ни малых, даже кур и собак перебью!

Сыновья Коу Лян и Коу Дун стали еще усерднее отбивать земные поклоны и взмолились:

– Отец! Умоляем тебя, возвращайся обратно! Не губи нас! Как только рассветет, мы пойдем в управу и возьмем свою жалобу обратно.

Сунь Укун выслушал их и сказал:

– Возжигайте жертвенную бумагу! Я ухожу!

После этого Сунь Укун полетел к дому правителя и в одном из помещений увидел огонек. Видимо, правитель уже проснулся и встал с постели. Сунь Укун влетел в главную залу и там на стене увидел картину с изображением какого-то важного сановника, сидящего верхом на пегом коне. Сунь Укун уселся на картину, и как раз в это время из соседней комнаты вышел правитель. Сунь Укун кашлянул. Правитель испуганно попятился, вбежал обратно в комнату, там причесался, умылся, надел парадные одежды и, снова выйдя в залу, возжег перед картиной благовония, после чего стал читать молитвы.

– О почтенный дух моего старшего дядюшки Цзян Цяньи! – воскликнул он. – Я, твой племянник Цзян Куньсань, благодаря благословенному покровительству моих добродетельных предков, выдержал испытание по первому разряду и ныне являюсь правителем области Медная Башня. Ежедневно по утрам и вечерам я возжигаю благодарственные благовония и поминаю тебя добрым словом. Скажи, отчего же нынче ты вдруг подал голос? Умоляю тебя, не причиняй нам зла и не пугай моих близких.

Услышав это, Сунь Укун обрадовался и заговорил басом:

– Мудрый племянник мой Куньсань! Благодаря покровительству духов твоих добродетельных предков ты хоть и стал чиновником, честным и бескорыстным, однако вчера, не вникнув в суть дела, каким-то образом принял за разбойников четверых праведных монахов. Ты даже не узнал, откуда они явились, и бросил их в темницу! Духи преисподней, а также местные духи и бог – хранитель города разволновались и доложили об этом владыке подземного царства Яньвану. И вот Яньван велел своему гонцу доставить сюда мою душу, дабы она обо всем тебе рассказала и ты, тщательно разобравшись в этом деле, восстановил бы справедливость и освободил монахов. Если же ты ослушаешься, я отправлю тебя в подземное судилище, дабы ты держал там ответ.

Услышав эти слова, правитель округа, трепеща от страха, промолвил:

– О почтеннейший! Прошу тебя, возвращайся обратно! Я сейчас же пойду в управление и освобожу праведных монахов!

Правитель принялся жечь жертвенную бумагу, а Сунь Укун полетел в уездное управление. Все чиновники уже собрались в зале суда.

Сунь Укун с помощью волшебства увеличился в размерах и, находясь еще в воздухе, опустил на землю одну только ногу, которая заняла почти весь двор перед судебной залой.

– Слушайте меня, вы, уездные чиновники! – крикнул он громовым голосом. – Я – блуждающий дух. Меня послал сюда Яшмовый владыка и велел вам сказать, что в вашей тюрьме избили праведных сынов Будды, направляющихся за священными книгами. Духи всех трех небесных сфер встревожены подобным произволом. Мне велено передать вам, чтобы вы тотчас же освободили этих монахов. Иначе я поставлю на землю вторую ногу и прежде всего раздавлю всех вас, чиновников, а затем и всех жителей, а город сровняю с землей!

Чиновники и служащие от страха попадали на колени, начали отбивать земные поклоны и взывать к Сунь Укуну:

– О верховный мудрец! Просим тебя вернуться обратно. Мы сейчас же отправимся в управление, доложим об этом нашему главному правителю и заставим его выпустить узников на свободу. Не шевели только своей ногой, иначе мы умрем от страха.

Тут Сунь Укун снова превратился в мушку, вернулся в тюрьму и уснул.

Между тем правитель направился в суд, увидел там стоявших на коленях Коу Ляна и Коу Дуна и велел им войти в залу. Братья подали правителю прошение, тот прочел его и в гневе промолвил:

– Вчера только вы подали жалобу об ограблении, мы изловили грабителей, и вы получили похищенное имущество. Почему же сегодня вы подаете прошение об отказе от своей жалобы?

Проливая слезы, братья рассказали о том, как явилась к ним душа их убитого отца и потребовала, чтобы монахов отпустили на волю, поскольку они ни в чем не повинны.

Слушая их, правитель думал о том, что и к нему ночью явилась душа его дяди и тоже потребовала, чтобы монахов освободили. Значит, он допустил несправедливость.

Пока он размышлял, в управу прибыли чиновники из уезда, где содержались в темнице монахи. Чиновники вбежали в залу и стали кричать:

– Повелитель! Плохо дело! Яшмовый владыка только что послал к нам блуждающего духа, который велел тебе поскорей освободить из темницы добрых людей. Монахи, которых вчера схватили, вовсе не грабители. Они идут к Будде за священными книгами. Дух грозится, если мы еще хоть немного помедлим, всех нас, чиновников, раздавить, уничтожить всех жителей, а город сровнять с землей.

Правитель от испуга переменился в лице. Он тотчас же велел судебному письмоводителю срочно написать бумагу о вызове в суд заключенных. Сразу же открыли ворота тюрьмы и вывели узников.

Чиновники старших и младших рангов пошли им навстречу.

– Праведные монахи! – молвил правитель. – Вчера, когда вы явились, я был занят встречей начальника, прибывшего из столицы, кроме того, я рассматривал похищенное богатство и не успел расспросить вас обо всем.

Танский монах почтительно склонился и принялся подробно рассказывать, как было дело.

После этого Сунь Укун потребовал, чтобы им вернули коня и поклажу, что было тотчас же выполнено.

– Давайте отправимся в дом Коу Хуна и там на месте все выясним, – сказал Танский монах.

И вот они вчетвером, в сопровождении нескольких чиновников, отправились в дом Коу Хуна.

Его сыновья встретили их низкими поклонами и сразу же провели в главную залу.

Все домашние собрались у гроба, плакали и причитали.

Вдруг Великий Мудрец выскочил за ворота, взлетел в воздух и помчался прямо в подземное царство Теней.

Там Великого Мудреца радушно встретил десятый судья подземного царства и стал расспрашивать, зачем он пожаловал, по какому делу.

– Не скажете ли, кто из вас принял душу Коу Хуна из уезда Земных духов в округе Медная Башня, который дал обет приютить и накормить десять тысяч монахов? Узнайте поскорей и выдайте его душу.

– Коу Хун всю жизнь творил добрые дела, и за его душой гонца не посылали, она сама прибыла к нам, встретилась с отроком в золотом одеянии, который состоит в услужении при бодисатве Дицзане, и отрок повел ее к своему повелителю.

Сунь Укун тотчас простился с судьями преисподней и направился во дворец Изумрудных облаков, к бодисатве Дицзану. Он рассказал ему обо всем, что произошло, и бодисатва так ответил Великому Мудрецу:

– Срок жизни Коу Хуна был заранее предопределен, и Коу Хун, не страдая от тяжких недугов, сразу же покинул бренный мир. Но поскольку ты, Великий Мудрец, сам явился за его душой, я продлю ему жизнь еще на двенадцать лет и сейчас же велю его душе последовать за тобой.

Отрок в золотом одеянии тут же привел душу Коу Хуна, которая при виде Сунь Укуна громко воскликнула:

– Почтенный наставник! Почтенный наставник! Спаси меня!

– Тебя убили разбойники, – отвечал Сунь Укун, – и ты находишься в подземном царстве. Сейчас ты вместе со мной вернешься на Землю и скажешь, что мы, монахи, ни в чем не повинны. Твой повелитель отпустил тебя и продлил тебе жизнь еще на двенадцать лет, после чего ты снова вернешься сюда!

Тут душа чиновника стала земно кланяться, изъявляя свою благодарность.

Сунь Укун простился с Дицзаном, превратил душу Коу Хуна в пар, запрятал себе в рукав, вышел из подземного царства и вернулся на Землю. На облаке он быстро прилетел к дому Коу Хуна. Там он велел Чжу Бацзе приподнять крышку гроба и втолкнул душу в тело Коу Хуна. Тот начал дышать и вскоре ожил. Затем он вылез из гроба и поклонился до земли Танскому монаху, а также его ученикам.

– О наставник! Наставник! – проговорил он. – Я безвременно скончался и только благодаря твоей величайшей милости, благодаря тому, что ты сошел в подземное царство, вновь возродился к жизни.

После этого Коу Хун рассказал о том, как произошло ограбление, и обратился ко всем с такими словами:

– Праведные монахи ни в чем не повинны! Это жена моя возвела на них напраслину и подговорила сыновей подать в управу жалобу.

Итак, справедливость восторжествовала, и на следующее утро паломники снова двинулись в путь.

Если вы хотите узнать о том, как они наконец сподобились лицезреть Будду, прочтите следующую главу.




Глава девяносто восьмая,


из которой вы узнаете о том, как, обуздав мысль, быструю, словно конь, и желания, суетливые, словно обезьяна, монах избавился наконец от своей оболочки и как, совершив подвиг, он улицезрел живого Будду Татагату


Итак, Коу Хун ожил, и монахи, простившись со всеми, снова отправились в путь. С наступлением темноты они останавливались на ночлег, а с рассветом продолжали свой путь. И вот дней через шесть или семь впереди появились ряды высоких построек и многоярусных башен.

– До чего же там красиво! – воскликнул Танский монах.

– Наставник! – промолвил Сунь Укун. – Когда всякие оборотни обманывали тебя, воздвигая ложные владения Будды, когда они сами принимали облик Будды, ты воздавал им почести и кланялся до земли, а теперь, когда мы прибыли в настоящую обитель Будды, ты даже не слезаешь с коня!

Услышав эти слова, Танский наставник так сконфузился, что чуть было не скатился кубарем на землю. Приблизившись к воротам многоярусной башни, путники увидели служку, который стоял, прислонившись к воротам.

– Уж не вы ли люди из восточных земель, которые пришли сюда за священными книгами? – спросил служка.

Это был великий бессмертный, Златоглавый из даосского монастыря Нефритовой истинности, расположенного у подножия Чудодейственной горы. Он пришел встретить паломников.

Танский наставник приблизился к служке и приветствовал его низким поклоном, после чего все четверо путников с конем и поклажей вошли в монастырь. Там они представились бессмертному каждый в отдельности. Тотчас же было велено подать чай и приготовить трапезу. Кроме того, совсем юным послушникам приказали согреть благовонной воды, чтобы путники могли совершить омовение.

Они переночевали в монастыре, а на следующее утро Танский наставник облачился в парчовую рясу, надел монашескую шляпу, взял в руки посох, вошел в залу и стал прощаться с великим бессмертным Златоглавым.

– Вчера ты был в рубище, а сегодня на тебе роскошное одеяние, – засмеялся Златоглавый. – В таком виде ты, право, настоящий сын Будды.

Танский наставник поклонился и уже собрался идти, но Златоглавый промолвил:

– Постой! Я провожу тебя.

С этими словами Златоглавый взял Танского монаха за руку и повел к воротам, ведущим в обитель Будды. Указав на Чудодейственную гору, Златоглавый сказал:

– Взгляни на это благовещее радужное сияние! Там находится самая высокая вершина, которая называется Дивный Орел. Это и есть священная обитель Будды. Вы идите дальше по этой благодатной земле, а я возвращусь обратно.

И паломники отправились дальше. Не прошли они и нескольких ли, как увидели перед собой бурную реку, которая стремительно несла свои воды.

– Мы, наверно, сбились с пути, – испуганно сказал Танский монах. – Как же нам переправиться через эту реку?! Гляди, какая она широкая и бурная, а лодок нигде не видно!

– Мы не сбились с пути, – смеясь, ответил Сунь Укун. – Взгляни туда! Видишь мост через реку? Надо перейти его, лишь тогда мы будем близки к высшему блаженству!

Они двинулись дальше и, подойдя к мосту, увидели возле него дощечку с надписью из трех иероглифов: «Переправа Заоблачных высот».

Мост состоял всего из одного бревна, переброшенного с берега на берег.

– По такому мосту нам не пройти, – промолвил наставник.

– По нему и шагу не ступишь, – сказал вслед за ним Чжу Бацзе.

В это время вдруг неизвестно откуда появилась лодка, и лодочник крикнул:

– Я могу переправить вас на другой берег!

Сунь Укун своими огненными глазами сразу распознал в лодочнике Встречающего Будду, которого еще называют Достославным Буддой, озаренным блеском драгоценных хоругвей, но ни слова об этом не сказал.

Вскоре лодка пристала к берегу, и все увидели, что она без днища.

Страх обуял Танского монаха, но Сунь Укун ему сказал:

– Не бойся, наставник, садись в лодку. Она хоть без днища, зато устойчива, даже в самую сильную бурю ее не опрокинет.

Однако Сюаньцзан все еще колебался. Тогда Сунь Укун втолкнул его в лодку, и Танский монах полетел в воду. Лодочник быстро подхватил его и поставил на ноги. После этого Сунь Укун втащил в лодку Шасэна и Чжу Бацзе, ввел коня, внес поклажу, а затем и сам полез в лодку. Все они встали на корме и вдруг увидели, что по реке плывет утопленник. Танский наставник перепугался.

– Успокойся! – смеясь, промолвил Сунь Укун. – Это твое бренное тело.

– Да, это твое тело, твое! – произнес Чжу Бацзе.

Шасэн, всплеснув руками, воскликнул:

– Это ты! Это ты!

Лодочник, ударив багром по воде, сказал то же самое:

– Это ты! – И добавил: – Поздравляю тебя! Поздравляю!

Ученики тоже стали поздравлять своего наставника.

Между тем лодка спокойно переплыла бурный поток у переправы Заоблачных высот, и Танский монах с необыкновенной легкостью спрыгнул на берег. Вот как об этом рассказывается в стихах:
		Отринул бренное тело —



		 плоть с костями и мясом,



		Силой любви вознесся



		 к познанию Истинной Сути.



		Сегодня достиг впервые



		 полноты в постижении Будды,



		Пыль отряхнув мирскую,



		 ликом стал чист и ясен.








Взобравшись на берег, путники оглянулись: лодка бесследно исчезла.

Только теперь Сунь Укун сказал, что лодочником был Встречающий Будда. Вокруг росли чудесные цветы, травы, сосны, бамбук, летали прекрасные птицы, паслись олени.

Путники стали подниматься по Чудодейственной горе и еще издали увидели древний монастырь, в котором находился храм Раскатов грома.

Спокойно, без тревоги в душе, взошли учитель и его ученики на вершину горы и наконец приблизились к храму Раскатов грома. Там навстречу им выступили четыре стража Цзиньгана.

Узнав, что прибыл из восточных земель Танский монах, Будда Татагата очень обрадовался и тотчас же призвал к себе восемь бодисатв, четырех стражей Цзиньганов, пятьсот архатов, три тысячи праведников, постигших учение Будды, духов – правителей одиннадцати светил и восемнадцать духов – хранителей веры. Он расставил их в два ряда лицом друг к другу и после этого повелел пригласить Танского монаха. Повеление Будды передавалось от ворот к воротам. Наконец оно дошло до самых последних ворот.

– Просим Танского монаха пожаловать! – раздался голос.

Сюаньцзан благоговейно вошел в ворота монастыря в сопровождении Сунь Укуна, Чжу Бацзе и Шасэна, которые вели коня и несли поклажу.

Все четверо путников, подойдя к престолу Будды, пали ниц, несколько раз ударились лбом о землю, после чего стали раскланиваться налево и направо с приближенными Будды, каждому отвешивая по три поклона. Затем Танский монах, не поднимаясь с колен, вручил Будде свою подорожную.

Будда внимательно просмотрел ее и вернул обратно. Совершив поклон, положенный для послов, Танский наставник начал рассказывать:

– Я – Сюаньцзан, твой смиренный ученик, прибыл к тебе, обитающему на сей драгоценной горе, по велению владыки великого Танского государства, расположенного в восточных землях, чтобы поклониться тебе и попросить книги твоего священного учения на благо всем живым существам. Молю тебя, Будда-прародитель, яви свою милость и пожалуй мне эти книги, дабы я смог скорее вернуться на родину!

В ответ Будда промолвил:

– Восточные земли расположены на острове Наньшаньбучжоу. Там изобилие плодов, да и людей великое множество. Но среди них немало стяжателей, убийц, прелюбодеев, лжецов и обидчиков. В этой стране не почитают учения Будды, не устремляют сердца свои к добру, пренебрегают тремя источниками света и пятью злаками. Не почитают старших, не знают чувства долга, идут против совести, обсчитывают, обмеривают, убивают, и за все это в конце концов приходит возмездие: неисчислимые бедствия случаются на земле. Был у вас некто из рода Кун, создавший учение о человечности и справедливости, о вежливости и благоразумии, но ваши правители и государи ввели законы и казни; они ссылали на каторгу, вешали, отрубали голову, а люди так и остались неразумными и по-прежнему нарушают законы Неба. Здесь у меня собраны Три свода священных книг. В них сказано, как избавиться от бедствий и грехов. Ты со своими учениками прибыл издалека, и я охотно отдам тебе эти книги. Но помни, люди твоей страны невежественны и неразумны. Они издеваются над справедливыми словами учения, не разумеют сокровенного смысла речей наших подвижников-шраманов, которые проповедуют наше учение.

Сказав так, Будда подозвал своих учеников Ананду и Касьяпу и сказал им:

– Проводите этих четверых монахов в Жемчужную башню, там сперва накормите их, а затем откройте Драгоценную палату, отберите по нескольку экземпляров тетрадей из тридцати пяти священных книг моего собрания и дайте им – пусть они распространят их в восточных землях. И пусть на эти земли снизойдет мое благословение.

Оба досточтимых ученика Будды, выполняя повеление своего учителя, повели четверых путников к указанной башне. Можно было без конца любоваться ее замечательными богатствами и редчайшими драгоценностями.

Устройством трапезы занялись бесплотные святые духи, причем они подали блюда, состоящие сплошь из разных волшебных яств, закусок и плодов. Никакие земные яства не могли сравниться с ними! Танский монах и его ученики поклонились до земли и принялись за еду.

Двое учеников Будды ухаживали за нашими путниками и развлекали их беседой, пока они ели, после чего, открыв двери в Драгоценную палату, ввели их туда. Сияние зари и благовещие пары́ наполняли всю палату сверху донизу. На поставцах для священных книг и на наружных крышках драгоценных ларей были наклеены красные ярлыки, а на них четким почерком написаны названия книг и количество тетрадей.

Показав Танскому монаху все названия священных книг, Ананда и Касьяна обратились к нему с вопросом:

– Какие же дары ты привез нам из восточных земель, праведный монах? Покажи нам скорей, и мы дадим тебе священные книги.

Танский монах был немало удивлен этими словами и ответил:

– У меня, смиренного монаха, совершившего столь дальний путь, ничего ценного с собою нет.

Праведники усмехнулись и промолвили:

– Ладно, ладно! Кто собирается с пустыми руками распространять священные книги по всему свету, тот обрекает своих потомков на голодную смерть!

Тут Сунь Укун обратился к наставнику и сказал:

– Наставник! Пойдем к Будде Татагате и пожалуемся ему! Пусть он сам явится сюда и передаст нам книги.

– Не кричи и не злобствуй! – остановил его Ананда. – Забыл, где находишься? Иди сюда и принимай книги!

И вот Сунь Укун, Чжу Бацзе и Шасэн увязали книги, навьючили до отказа коня и, сверх того, еще набрали узлы на два полных коромысла. Явившись к драгоценному престолу, монахи совершили земные поклоны, поблагодарили Будду Татагату, направились к выходу и пустились в обратный путь.

Между тем в Драгоценной палате находился еще один уважаемый Будда, прозванный Фонарщиком, который, подслушав украдкой, что произошло при передаче священных книг, сразу все понял. Оказывается, Ананда и Касьяпа отдали книги, в которых не было ни единого иероглифа, а паломники этого не заметили. «Как бы не получилось так, что Танский монах зря совершил столь трудное и долгое путешествие!» – подумал Фонарщик и громко спросил:

– Есть здесь кто-нибудь?

Тотчас же показался досточтимый бодисатва Храбрости Босюн.

– Ну-ка, наберись грозного величия! – велел ему уважаемый Будда Фонарщик. – Со скоростью метеора догони Танского монаха и отними у него священные книги. В них нет ни единого иероглифа. Пусть он еще раз явится и попросит настоящие книги, с письменами.

Бодисатва Храбрости тут же вцепился в порыв буйного ветра и умчался за пределы храма Раскатов грома, приняв самый грозный вид, на какой только был способен.

Танский монах, застигнутый сильным ветром, вдруг ощутил приятный аромат, в котором сразу же узнал благое знамение Будды, а потому не принял никаких мер предосторожности. Но вот раздался резкий звук, и с неба протянулась исполинская рука, которая с необычайной легкостью сняла навьюченные на коня узлы со священными книгами. От испуга Танский монах принялся колотить себя в грудь кулаками и громко вопить. Сунь Укун словно на крыльях погнался за похитителем. Бодисатва Храбрости заметил, что Сунь Укун нагоняет его, и сбросил похищенные узлы на землю, так как побоялся, что посох, у которого не было глаз, мог сослепу поранить его. Узлы с книгами попа́дали прямо в пыль. Тогда Великий Мудрец прижал книзу край своего облака и стал спасать книги. Ему помогали Чжу Бацзе и Шасэн.

Вдруг Шасэн развернул одну из тетрадей и увидел, что там нет ни единого иероглифа. Он поспешно передал тетради Танскому монаху и сказал:

– Учитель, взгляни-ка! Здесь ничего не написано.

Сунь Укун раскрыл другую тетрадь, оказалось, что и в ней чистые листы. Чжу Бацзе стал рассматривать третью тетрадь, там тоже ничего не было.

– Пересмотрите все книги! – велел Танский монах.

Увы! В книгах они не нашли ни единого слова.

Убитый горем Танский монах стал причитать:

– Видно, жителям наших восточных земель не дано счастья! К чему нам эти пустые книги? Как я осмелюсь предстать перед Танским владыкой? Тот, кто обманет государя, не заслуживает никакого снисхождения!

Однако Сунь Укун, сразу смекнувший, в чем дело, стал утешать наставника.

– Все это проделки Ананды и Касьяпы, ну и негодяи! – сказал он. – Мы не дали им подарков, вот они и подшутили над нами. Давайте вернемся обратно и пожалуемся на них Будде Татагате. Пусть накажет их за лихоимство.

– Правильно! Правильно! – заорал Чжу Бацзе. – Надо пожаловаться!

Все четверо стремительно повернули обратно и, не чуя ног под собою, поспешно направились в храм Раскатов грома.

Вскоре они очутились перед воротами храма. Привратники, сложив ладони, приветливо встретили их.

– Должно быть, вы вернулись обменять книги, праведные монахи? – с улыбкой спросили они.

Танский наставник кивнул в ответ головой.

Когда они снова предстали перед Буддой Татагатой, Сунь Укун гневно сказал:

– Нам пришлось перенести десятки тысяч страданий от злых дьяволов, которые жалили нас своими ядовитыми жалами, прежде чем мы прибыли из восточных земель в твою обитель, чтоб ныне поклониться тебе. Ты удостоил нас своим вниманием и приказал выдать нам священные книги, дабы мы распространили их в восточных землях, но твои ученики Ананда и Касьяпа ослушались тебя, потребовали от нас дары и, не получив ничего, пошли на преступление: они выдали нам книги с чистыми листами, где ничего не написано. Просим тебя, Будда Татагата, накажи их за это!

Будда, смеясь, ответил:

– Не надо шуметь! О том, что они просили у вас подарки, я знаю. Помните, к священным книгам нельзя относиться пренебрежительно, нельзя взять их так просто, ничего не дав взамен. Как-то раз был такой случай. Толпа праведных монахов бицю спустилась с нашей горы с этими священными книгами в княжество Шравасти к одному богатому благотворителю по фамилии Чжао. Они прочли ему все книги, и все его домочадцы обрели спокойствие и безопасность, а умершие избавились от перерождений. За все это монахи потребовали с него всего лишь три доу и три шэна чистого золота в крупицах. Когда они вернулись, я еще пожурил их и сказал, что они продешевили, их будущим потомкам, сыновьям и внукам, не останется денег на расходы. Поскольку вы с пустыми руками явились за священными книгами, вам и выдали пустые тетради. Впрочем, священные книги с белыми листами, без письменных знаков, как раз и есть самые что ни на есть настоящие и верные книги! Но так как в ваших восточных землях живые существа глупы и суеверны, они ничего не поймут в них. Вы сможете распространять книги только с письменными знаками. – Тут Будда позвал: – Ананда! Касьяпа! Живо отберите книги с письменными знаками по нескольку тетрадей из каждого раздела и дайте им, а затем явитесь сюда и доложите, сколько книг вы отобрали.

Два досточтимых ученика Будды снова повели четырех путников в Жемчужную башню и у входа в Драгоценную палату снова попросили подарки у Танского монаха. У того не было при себе ничего ценного. Тогда он велел Шасэну достать патру из червонного золота, поднес ее обеими руками ученикам Будды и сказал:

– Эту патру пожаловал мне собственноручно сам Танский владыка и велел собирать в нее подаяния. Только ее я и могу преподнести вам, чтобы хоть как-нибудь выразить свою сердечную признательность.

Ананда с усмешкой принял патру. Все служители: силачи-стражники, охраняющие Жемчужную башню, повара с монастырской кухни, досточтимые старцы из Драгоценной палаты – стали переглядываться, пересмеиваться, подталкивать друг друга, прищелкивать пальцами и презрительно усмехаться.

Затем они принялись совестить Ананду.

– Неужели тебе не стыдно? – говорили они. – Люди пришли за священными книгами, а ты требуешь у них подарки!

Ананда даже поморщился от стыда, но патру все же не вернул и крепко держал в руке.

Касьяпа вошел в Драгоценную палату и принялся отбирать книги. Каждую книгу он показывал Танскому наставнику.

– Братцы! – крикнул Сюаньцзан. – Вы тоже хорошенько глядите, чтобы не получилось, как в прошлый раз.

Все трое учеников начали передавать из рук в руки по одной тетради, перелистывая каждую, но теперь все они были с письменами. Всего наши путники получили пять тысяч сорок восемь тетрадей – словом, полный свод книг. Они аккуратно сложили их, навьючили на коня, и еще осталось книг на одно коромысло. Эти книги понес Чжу Бацзе. Шасэн взвалил на плечи коромысло с поклажей, Сунь Укун повел коня, а Танский наставник взял в руки посох, поправил свою монашескую шапку, оправил на себе парчовую рясу и отправился, радостный и довольный, к Будде Татагате.

– Благо, которое принесут эти книги, нельзя измерить никакой мерой, – промолвил Будда Татагата. – Когда ты прибудешь в свою страну на острове Наньшаньбучжоу, внуши всем жителям, что к священным книгам нельзя относиться пренебрежительно. Ни одну из тетрадей не должно раскрывать, не совершив омовения и воздержания в нище. Пусть ценят их! Дорожат ими! Ибо в книгах этих заключены сокровенные тайны, познав которые можно обрести бессмертие.

Танский наставник поблагодарил за милость, стукнулся лбом об пол, крепко запомнил напутствие Будды, затем трижды совершил обряд поклонения, выразил свою искреннюю приверженность к его учению, принял список священных книг и удалился.

Вскоре после этого перед Буддой появилась богиня Гуаньинь и обратилась к нему с такими словами.

– Когда-то я получила твое повеление найти человека в восточных землях, который прибыл бы сюда за священными книгами, – промолвила Гуаньинь. – Ныне этот человек совершил подвиг. Он шел целых четырнадцать лет, что составляет пять тысяч сорок дней. Ему еще недостает восьми дней до того числа, которое соответствует количеству взятых им священных книг. Вели же побыстрее доставить праведных монахов на Восток, а потом снова на Запад, как только они передадут священные книги.

Услышав это, Будда Татагата обрадовался, призвал восемь стражей Цзиньганов и сказал им:

– Наберитесь духу и как можно скорее доставьте праведных монахов на Восток – так повелела богиня Гуаньинь. А как только монахи передадут священные книги, без промедления доставьте их обратно на Запад. Даю вам на это ровно восемь дней, чтобы завершить число, совпадающее с количеством священных книг.

Хранители Будды сразу же помчались вслед за паломниками и, догнав их, принялись кричать:

– Эй, вы! Следуйте за нами!

У Танского наставника, как и у остальных его спутников, тело было теперь необычайно легким и крепким. Вскочив на облако, они поднялись высоко в небо и последовали за хранителями Будды.

О том, как наши путники вернулись в восточные земли со священными книгами, вы узнаете из следующей главы.




Глава девяносто девятая,


в которой рассказывается о том, как было выдержано последнее испытание из восьмидесяти одного, как после этого исчезли злые духи и оборотни и как, закончив период испытаний, путники вернулись к первоначальному состоянию


Итак, в то время, как восемь стражей Цзиньганов сопровождали Танского монаха в восточные земли, праведники пяти стран света, четыре стража времени, небесные духи Людин и Люцзя, а также духи – хранители веры направились к богине Гуаньинь и промолвили:

– По твоему святейшему повелению мы все незримо охраняли праведного монаха, который ныне завершил свой путь. На его долю выпали тяжкие испытания. Вот список! Если хочешь, взгляни!

Богиня внимательно просмотрела список от начала и до конца и промолвила:

– Как же так! Ведь по учению Будды, чтобы войти во врата Истины и сделаться праведником, надо претерпеть девятикратное число девяти страданий, а этот монах перенес всего восемьдесят, не хватает еще одного!

Богиня тотчас же вызвала к себе подвижников, постигших учение Будды, и сказала им:

– Догоните хранителей Будды! Монаху осталось перенести еще одно испытание.

Получив приказание, святые подвижники вскочили на облака и помчались на восток. В течение суток они нагнали восьмерых стражей Цзиньганов и стали им что-то нашептывать, а потом уже громко сказали:

– Выполняйте неукоснительно приказание богини, без всяких нарушений и проволочек!

Выслушав их, стражи опустили вниз облако, и наши четыре путника вместе с конем и священными книгами оказались на земле.

Танский наставник сильно испугался, а Чжу Бацзе стал громко смеяться.

– Вот это здорово! – вскричал он. – Не зря говорят: «Спешка к добру не приводит!»

– Здорово! Хорошо! Замечательно! – вторил ему Шасэн. – Наверно, мы чересчур быстро летели, вот нам и дали возможность немного передохнуть.

– Десять дней просидишь на мели, зато в один день девять отмелей проскочишь! – сказал Сунь Укун.

– Что это за место такое? Куда мы попали? – испуганно спросил Сюаньцзан.

Сунь Укун подпрыгнул и, приладив руку козырьком, стал озираться по сторонам, потом сказал:

– Наставник! Это западный берег Небесной реки.

– О! Я вспомнил! – воскликнул Сюаньцзан. – На восточном берегу этой реки находится селение Чэньцзячжуан. В том году, когда мы там были, благодаря твоему волшебству, Сунь Укун, нам удалось спасти детей. Чэнь был очень признателен и хотел построить лодку, чтобы переправить нас через реку, но, на наше счастье, появилась белая черепаха и на спине благополучно переправила нас на другой берег. Помню, что здесь, на западном берегу, было совершенно безлюдно. Что же нам теперь делать?

– Наш наставник уже избавился от своего бренного тела, и мы втроем можем перенести его по воздуху через реку! – произнес Шасэн.

– Нет, не можем, – сказал Сунь Укун.

Великий Мудрец знал, что заветное число «девять крат девять» не завершено и Танскому монаху предстоит пройти еще одно испытание. Потому все так и случилось.

Переговариваясь между собой, учитель и ученики дошли до берега. Вдруг послышался голос:

– Эй, Танский монах! Подойди ко мне!

Путники всполошились, стали оглядываться и у самого берега заметили в реке огромную белую черепаху.

– Почтенный наставник! – высунув голову, заговорила она. – Я ждала тебя все эти годы. Долго же ты не возвращался!

– Почтенная черепаха! – сказал, смеясь, Сунь Укун. – Вот мы и встретились снова. Помнишь, как ты переправляла нас через реку? Если ты действительно ждала нас, то почему не выходишь на берег?

Черепаха вскарабкалась на берег, и паломники устроились у нее на спине.

– Ну, почтенная, трогайся, – сказал Сунь Укун. – Смотри только не опрокинь нас!

Черепаха высунула лапы и поплыла к восточному берегу, да так плавно, словно шла по ровной дороге.

Река была бурная, и лишь к вечеру черепаха достигла противоположного берега.

– Почтенный наставник, – сказала она, – помнишь, ты обещал мне, когда прибудешь на Запад, спросить у Будды Татагаты, долго ли мне осталось жить? Исполнил ты мою просьбу?

А надобно вам сказать, что почтенный наставник, движимый единственным желанием получить священные книги, забыл обо всем на свете, в том числе и о просьбе черепахи. Он не мог ей солгать, а сказать правду у него не хватило духу. Черепаха догадалась, что он не выполнил своего обещания, качнулась и нырнула на дно вместе с четырьмя монахами, конем и священными книгами. Хорошо, что Танский наставник избавился от бренного тела и стал бессмертным праведником. Случись это по пути на Запад, он утонул бы. А сейчас Сунь Укун с помощью волшебства подхватил Танского наставника, вытащил его из воды и вышел на берег. Узлы со священными книгами, одежда, седло и поводья промокли насквозь.

Но не успели учитель и его ученики выйти на берег и привести себя в порядок, как неожиданно налетел вихрь, небо потемнело, засверкала молния, закружились песок и камни и разразилась страшная буря, которая утихла только к утру.

– Почему так случилось? – спросил Танский монах Сунь Укуна.

– Это Земля и Небо не могут примириться с тем, что ты, наставник, добыл священные книги, а божества и духи завидуют нам и хотят похитить у нас нашу драгоценность. Вот они и строят всякие козни. Но ты, наставник, своим святым телом прикрыл священные книги, потому гром не смог их испортить, молнии не смогли их спалить, туман не смог их скрыть, к тому же я все время вертел свой железный посох, защищая светлую и непорочную силу Ян. Когда же наступил рассвет, силы Ян возобладали над темными силами Инь, и те рассеялись, так и не сумев отнять у нас наши сокровища.

Вскоре солнце поднялось высоко в небе. Путники перетащили книги на высокую скалу и стали их сушить. По сей день сохранились камни, на которых просушивались священные книги.

Вдруг к берегу приблизилось несколько рыбаков. Один из них узнал путников и обратился к Танскому монаху с такими словами:

– Почтенный наставник! Не ты ли когда-то переправлялся на другой берег, следуя на Запад за священными книгами?

За наставника ответил Чжу Бацзе:

– Да, да! Он самый и есть! А вы откуда знаете нас?

– Мы из селения Чэньцзячжуан! – ответил рыбак.

– Далеко ли до вашего селения? – спросил Чжу Бацзе.

– Отсюда прямо на юг по большой дороге ли двадцать, не больше.

– Наставник! – сказал тут Чжу Бацзе. – Мы можем перенести книги в селение Чэньцзячжуан и там просушить их, а заодно подкрепиться и отдохнуть.

– Пожалуй, не стоит идти туда, – произнес Танский наставник. – Высушим книги здесь, соберем их и поищем дорогу.

Рыбаки ушли, но, переходя через Южный тракт, встретились с Чэнь Чэном и сказали ему:

– Вернулись те самые монахи, которые в позапрошлом году спасли твоих деток.

– Где же они? – спросил Чэнь Чэн.

Рыбаки обернулись и, указывая рукой, сказали:

– Вон они, сушат на камнях священные книги!

Чэнь Чэн взял с собой нескольких батраков и, как только перешел через большую дорогу, сразу увидел наших путников. Он подбежал к ним и опустился на колени.

– Почтенный наставник, приветствую тебя! – воскликнул он. – Ты выполнил свой долг, и я очень прошу тебя пожаловать ко мне поскорей.

Путники долго отказывались, но в конце концов Чэнь Чэн уговорил их, и все вместе они отправились в селение Чэньцзячжуан.

Жители быстро узнали о прибытии путников: один передал десятерым, десятеро – сотне, сотня – тысяче, и вот старые и малые – все собрались для встречи.

Жители селения по очереди зазывали путников к себе в гости и угощали на славу.

Но вот наступила ночь, и путники, чтобы не задерживаться, тайком, ни с кем не простившись, отправились в путь, охваченные единым стремлением побыстрее доставить священные книги в восточные земли.

Вот уж поистине:
		Узрели путники вдруг



		 свой изначальный облик;



		Правда открылась им —



		 душой просветленья достигли.



		Истину превзошли,



		 путь завершив на Запад;



		От скверны омыли сердца,



		 припали к стопам Владыки.








О том, как наконец наши путники встретились с Танским владыкой, вы узнаете из следующей главы.




Глава сотая,


в которой рассказывается о том, как путники кратчайшим путем вернулись в восточные земли и как все пятеро обрели истинное прозрение


Итак, не прошло и дня, как стражи Цзиньганы доставили паломников в Танское государство. Служители Будды остались в Небе, у берегов Небесной реки, дожидаться паломников, чтобы вместе с ними снова отправиться к Будде, а Сюаньцзан, Сунь Укун, Чжу Бацзе и Шасэн спустились на Землю. Здесь надобно вам сказать, что Танский владыка Тайцзун, после того как отправил в паломничество монаха Сюаньцзана, выстроил недалеко от Чанъани Башню для ожидания священных книг и каждый год на нее поднимался. И надо же было тому случиться, чтобы именно в день возвращения паломников он снова поднялся на башню. И вот на западном краю неба появилось благовещее сияние, а в воздухе разлился удивительный аромат. Паломники спустились как раз в том самом месте, где находилась башня.

– Поздравляю тебя с возвращением, мой меньшой брат! – воскликнул император, увидев Сюаньцзана, потом заметил троих его учеников и спросил: – А эти трое кто?

– Мои ученики, они сопровождали меня в пути, – ответил Танский монах.

Все вместе они отправились в Чанъань, столицу Танского государства. Танский владыка – в государевой колеснице, монах Сюаньцзан – на государевом коне, а Сунь Укун, Чжу Бацзе и Шасэн – пешком, ведя на поводу белого коня и неся поклажу.

Прибыв к государеву двору, паломники остановились у яшмовых ступеней, ведущих в дворцовую палату. Шасэн подвел коня-дракона, священные книги сложили у самого входа, после чего Танский владыка передал Сюаньцзану повеление явиться к трону и пожаловал ему право сидеть в присутствии государя. Танский монах поблагодарил за оказанную милость и велел принести священные книги.

– Сколько же всего книг ты принес? – спросил государь. – И как удалось тебе их раздобыть?

Танский монах долго рассказывал о путешествии на Запад, не упустив ни единой подробности. Государь внимательно его выслушал, после чего велел устроить пир в восточном приделе дворца, чтобы отблагодарить монахов за их подвиг.

Пока готовили пир, Сюаньцзан успел рассказать государю о том, как помогали ему в пути его ученики.

– Без них я не добрался бы до обители Будды, – сказал Танский монах.

Государь похвалил учеников Танского монаха и спросил:

– Как далек путь на Запад?

– Насколько я помню, – отвечал Сюаньцзан, – богиня Гуаньинь говорила, что отсюда до обители Будды сто восемь тысяч ли. За то время, что мы туда добирались, четырнадцать раз сменились зимняя стужа и летний зной. Что ни день, то встречались все новые горы и кручи, густые леса, широкие, бурные реки. Мы прошли множество стран, и каждый правитель ставил на нашей подорожной печать.

Тут Сюаньцзан обратился к своим ученикам:

– Братья! Достаньте-ка подорожную – вручим ее государю.

Подорожная тотчас же была представлена. Там значилось: «Выдано в третий день до полнолуния девятой луны тринадцатого года эры Чжэньгуань».

– Долгие труды и далекий путь! – с улыбкой воскликнул Тайцзун. – Ныне уже двадцать седьмой год этой эры.

Тут появились придворные служители звать государя и его гостей на пир. Государь сошел с трона и, взяв за руку Танского монаха, повел его в восточный придел дворца.

– Умеют ли достойно вести себя твои ученики, знают ли они приличия? – спросил государь.

– Мои недостойные ученики от природы оборотни, – отвечал Танский монах. – Они жили в глухих горах и просторных степях, не знают ни приличий, ни чинопочитания, принятых при дворе премудрых правителей Срединного цветущего государства. Всячески умоляю и прошу тебя, государь мой и повелитель, простить им эту вину.

– Ладно, ладно, – смеясь, сказал государь. – Пусть идут с нами вместе на пиршество. Я не буду их ни в чем укорять.

Придя в восточный придел дворца, Танский наставник со своими учениками, а также все гражданские и военные чины расположились рядами по правую и по левую сторону от государя. В строгом порядке чередовались пение, пляски, музыка. Веселье длилось до самого вечера.

После пира Танский владыка вернулся к себе во дворец, сановники разъехались по домам, а Сюаньцзан вместе с учениками отправился в прежний свой монастырь Великого счастья, где монахи встретили его земными поклонами. Сюаньцзан в свою очередь приветствовал монахов и пошел прямо в келью настоятеля. Чжу Бацзе не требовал еды, как это бывало прежде, и вообще не шумел, Сунь Укун и Шасэн вели себя строго и сдержанно. Иначе и быть не могло – ведь они завершили свой подвиг и обрели прозрение.

На следующий день государь снова позвал к себе Сюаньцзана и обратился к нему с такими словами:

– Меньшой брат наш, что ты скажешь, если я попрошу тебя прочесть нам вслух что-нибудь из священных книг?

– О повелитель и владыка! – отвечал Танский наставник. – Священные книги следует читать в подобающем месте. В твоем драгоценном дворце нельзя их читать.

Государя очень обрадовал такой ответ Сюаньцзана, и он тотчас же обратился с вопросом к одному из приближенных:

– Какой из монастырей города Чанъань самый чистый?

Из рядов просвещенных мужей выступил вперед старший, по имени Сяо Юй, и промолвил:

– У нас в городе своей чистотой славится монастырь Диких гусей.

Государь распорядился:

– Пусть каждый из вас с благоговением возьмет по нескольку тетрадей священных книг и вместе со мной отправится в этот монастырь. Мы попросим там нашего меньшого брата побеседовать с нами.

Придворные выполнили государев приказ и, последовав за царским поездом, сложили книги на высоком помосте перед храмом.

– Бацзе и Шасэн! Взнуздайте коня-дракона и приведите в порядок дорожные узлы, – распорядился тем временем Танский наставник, – а ты, Сунь Укун, побудь около меня.

После этого он обратился к государю:

– О владыка и повелитель! Если ты хочешь, чтобы священные книги распространились по всей Поднебесной, надо сделать с них списки. А сами книги хранить как драгоценность.

Государь велел вызвать из палаты словесности, а также из приказа письмоводства всех чиновников-переписчиков и приказал им переписать священные книги.

С благоговением взяв обеими руками несколько тетрадей, Танский наставник взошел на помост и только хотел было приступить к чтению, как повеял благоуханный ветер и в воздухе появились восемь стражей Цзиньганов, которые громко крикнули:

– Положи священные книги на место и следуй за нами на Запад!

Находившиеся внизу, у помоста, ученики Танского наставника, а также белый конь тут же, прямо с Земли, поднялись в Небо, вслед за ними поднялся и Танский наставник, который вознесся прямо на девятое Небо. Танский владыка и его многочисленные придворные пришли в полное замешательство и, устремив взор к Небу, стали совершать низкие поклоны.

Тем временем восемь стражей Цзиньганов на благоуханном порыве ветра примчали Танского монаха и его учеников на Чудодейственную гору. Путь в оба конца занял ровно восемь дней.

Когда восемь стражей Цзиньганов с Танским наставником прибыли в обитель Будды, он как раз читал собравшимся свои проповеди. Восемь стражей обратились к Будде Татагате с такими словами:

– Мы получили твое драгоценное повеление доставить праведного монаха и его спутников в Танское государство и обратно. Ныне мы явились доложить о выполнении твоего повеления.

Вслед за этим они велели Танскому наставнику приблизиться и получить назначение на должность.

– Праведный монах, – молвил Будда Татагата, – в прошлой своей жизни ты был моим вторым учеником и носил имя Золотой Кузнечик. Но так как ты не хотел слушать моих поучений и отнесся невнимательно к нашему Великому учению, я понизил тебя в должности и в наказание направил в восточные земли. Ныне, к моему великому удовольствию, ты обратился к истинному учению, строго соблюдаешь его, отправился за священными книгами и весьма отличился, совершив подвиг. За это я повышаю тебя в должности и жалую тебе звание Будды Добродетельных заслуг сандалового древа.

Затем Будда Татагата обратился к Великому Мудрецу – царю обезьян.

– Сунь Укун, – молвил он, – в свое время ты учинил великое буйство в небесных чертогах, и я с помощью своих волшебных сил придавил тебя горой Пяти стихий. К счастью, небесная кара возымела действие, ты уверовал в учение Будды Сакьямуни. Я рад тому, что за все время путешествия ты боролся против зла и распространял добро, совершил много подвигов и покорял злых дьяволов-оборотней. За это я повышаю тебя в должности и жалую тебе звание Победоносного Будды. Чжу Унэн! – продолжал Будда, обращаясь к Чжу Бацзе. – Ты был когда-то духом Небесной реки, полководцем звезды Тяньпэн. Но за непристойность, допущенную тобой, когда ты захмелел на пиру в Персиковом саду и стал заигрывать с небесной красавицей, я наказал тебя, повелев спуститься на грешную Землю и переродиться в тварь. Но ты принял человеческий облик и греховодничал в пещере Облачного плота на горе Счастья. Однако я рад, что ты наконец вернулся к Великому учению и вступил в число моих подвижников-шраманов. Ты охранял в пути праведного монаха и нес поклажу. За это я повышаю тебя в должности и жалую тебе звание Посланца – очистителя жертвенников.

– Вот тебе и на! – пробурчал Чжу Бацзе. – Они все сделались Буддами, а меня почему-то приставили чистить жертвенники!

– Это за то, что ты был грубияном, лентяем и обжорой! – сказал Будда Татагата и обратился к Шасэну: – Шасэн! Ты носил звание полководца – смотрителя Занавеса при Небесном дворце. Но на пиру в Персиковом саду ты разбил хрустальную плошку, и я наказал тебя, изгнав на грешную Землю. Ты поселился на берегах реки Текучих песков и занимался там людоедством. Но, к счастью, ты раскаялся и обратился к моему учению. Ты охранял праведного монаха и отличился тем, что вел коня при восхождении на горы. За это я повышаю тебя в должности и жалую тебе звание Златотелого архата.

Затем Будда Татагата подозвал белого коня.

– Ты – сын царя драконов в Западном море, – сказал он. – Ты ослушался своего отца и тем самым нарушил сыновнюю почтительность. Но, к счастью, ты уверовал в мое учение и стал подвижником-шраманом. Ежедневно ты вез на своей спине праведного монаха, совершавшего свое путешествие на Запад. Ты же повез на своей спине мои священные книги на восток, в чем и состоит твоя заслуга. За это я повышаю тебя в должности и назначаю повелителем всех драконов.

Все четверо, наставник и его ученики, низко поклонились Будде Татагате и поблагодарили за великую милость. Конь также поблагодарил Будду. Затем праведникам-подвижникам, постигшим учение Будды, было приказано отвести коня к пруду. Там они столкнули коня в воду. Тот стал вытягиваться в длину, с него слезла вся шерсть, на голове выросли рога, и он весь покрылся золотой чешуей. Потом у него появились серебристые усы, от тела стал исходить аромат, а под четырьмя лапами заклубились благовещие облака. Дракон вылетел из пруда и обвился вокруг каменного столба с резными украшениями, подпирающего Небо.

Тем временем Сунь Укун обратился к Танскому наставнику с такими словами:

– Учитель! Теперь я стал Буддой и очень прошу тебя снять обруч с моей головы и разбить его вдребезги, чтобы никакие бодисатвы никогда больше ни на кого его не надевали.

– В свое время пришлось надеть на тебя этот обруч, чтобы ты не буйствовал. Теперь же он больше не нужен, – сказал Танский монах. – Ну-ка, потрогай свою голову.

Сунь Укун обеими руками пощупал голову и убедился в том, что обруч исчез.

Вот и обрели наши путники истинное перерождение и удостоились высоких званий.

Эти важные события описаны в стихах:
		Чтобы постигнуть Великую Истину,



		 спустился в мирскую пыль;



		Спутников, жадных до самопознанья,



		 сумел на Земле обрести.



		Путь на Запад был труден и долог —



		 рассуждали о правде они;



		Сотни лживых бесовских прозваний



		 не оскверняли их уст.



		Переродившись, достигли прозренья,



		 души воспряли от сна;



		Долг свой исполнили, путь завершили —



		 отринули мира тщету.



		Сутры святые теперь в Поднебесной



		 широко расточают свет;



		Взысканы милостью Будды паломники —



		 достигли врат Пустоты.








На этом мы и закончим историю паломничества Танского монаха и трех его учеников на Запад. Много испытаний выпало на их долю, но они победили зло, и добро восторжествовало!




Комментарии


Роман У Чэнъэня «Путешествие на Запад» («Сунь Укун – царь обезьян») относится к числу наиболее популярных и читаемых произведений старой китайской литературы. Несмотря на его кажущуюся простоту и общедоступность, проявляющуюся, в частности, в сюжетной незамысловатости (приключения героев во время их путешествия в Индию), роман совсем не прост и даже весьма сложен. Это видно в его исключительной фактологической насыщенности и богатстве самого разного информативного материала, в удивительном переплетении религиозно-философских идей и мотивов, что находит свое отражение в самой художественной структуре этого произведения, то есть в его тексте. К примеру, читателя поражает крайне сложный и путаный пантеон богов и духов (даосских и буддийских – в последнем случае в их китайской и индийской ипостаси). Удивляет обилие реальных личностей, а также демонов, оборотней, магов, ведунов – представителей всякого рода народных средневековых культов. Словом, фактологическая, религиозно-философская наполненность романа весьма велика, что проявляет себя в многочисленности имен, названий, понятий, фактов, деталей. За всем этим стоит не только громадная фантазия автора, но и реальная жизнь, странным образом преломленная сквозь призму богатейшего воображения У Чэнъэня. Раскрытие многочисленных реалий и понятий – этих структурных элементов бытия – означает приближение к пониманию художественного мира автора, его фантастики, обычно иносказательной, связанной с живой действительностью. Русский текст сокращенного перевода романа (преобразованного и видоизмененного в соответствии с целями популярного издания) в целом раскрывает художественный мир У Чэнъэня. Однако многие реалии для читателя остаются непонятными. Цель настоящего комментария состоит в раскрытии нерасшифрованных понятий, дабы помочь читателю разобраться в сюжетной сути произведения. Переводчик романа (крупный советский китаевед, ныне покойный А. П. Рогачев), готовя настоящее сокращенное издание к печати, по тем или иным причинам не до конца раскрыл и унифицировал сложную даосско-буддийскую терминологию. В настоящем комментарии мы даем необходимые объяснения понятиям в том их виде, в каком они встречаются в тексте русского перевода.

Глава первая


Великое учение (Великий Путь) – распространенное понятие в учении даосов и буддистов. Путь познания Истины, постижение идеи бессмертия.

Хаос. – Согласно китайской мифологии, в давние времена Вселенная представляла собой огромное яйцо, в котором царил первозданный хаос. Внутри хаоса зародились две противоположные силы – Инь и Ян, а затем появились Пять стихий (Пять первоэлементов). В яйце зародился первопредок Паньгу, который расколол яйцо и сотворил мир. Паньгу — мифический герой древности. По одному из преданий, он был золотистого цвета червяком, появившимся в ухе супруги правителя Гаосин-вана (Ди-ку). Когда он вылез наружу, государыня посадила его в тыкву и накрыла блюдом. Отсюда и произошло имя Паньгу (букв.: Блюдо-тыква).

Страна Аолайго – волшебная страна. Согласно буддийским легендам, после Сотворения мира появилось четыре материка (острова): Северный, Южный, Восточный и Западный. За Восточным материком находилась страна Аолайго.

Цветы чжилань. – Здесь имеются в виду два растения: волшебное растение грибовидной формы лилового цвета под названием «чжи», или «линчжи» (Fomus Japonicus), свойства которого считались чудесными (по легендам, он способствовал долголетию), и орхидея – «лань». Оба понятия нередко обобщаются в собирательный образ чудесных растений, которые произрастают в обители бессмертных.

Каменная обезьяна – символизирует человека, который вначале является существом бесчувственным (как камень) и постепенно постигает окружающий его мир, обретает чувства.

Обитель бессмертных (букв.: Пещера, ведущая в Небо) – даосско-буддийское представление о стране блаженства и вечной радости, некий Элизиум.

Единорог и Феникс — сказочные существа, символы чудесных явлений. Обычно олицетворяют мир небожителей и духов.

Яньван (он же Яньло, Яньцзюнь) – владыка преисподней, князь Тьмы, то же, что индийский князь Мрака Яма. По китайским религиозным представлениям, существует в одном лице или во множестве лиц.

Путь Истины (дао) – путь постижения высшего смысла жизни. Путь познания и прозрения. Слово «дао» (кит. путь) определяет название учения даосов – даосизм. Это путь гармонического слияния с природой и тем самым постижения ее. Понятие дао широко распространено также в конфуцианстве (школе учения Конфуция) и в буддизме, однако смысл его здесь иной, нежели в даосизме.

Будды, бессмертные и мудрецы. – Здесь понятия олицетворяют три стадии постижения святости в каждом из трех основных учений или религий: в буддизме, даосизме и конфуцианстве. Преодолевшие эту границу святости неподвластны владыке преисподней, ибо они бессмертны.

Законы перевоплощения – важное понятие буддийской веры, в соответствии с которым все сущее в мире переходит одно в другое, ибо все вращается внутри гигантского Колеса судеб. Лишь Будды находятся вне круга судеб и неподвластны закону кармы, поэтому они блаженны.

Страна Джамбудвипа (кит. Яньфути) – Южный материк (Наньчжаньбучжоу); согласно буддийской космогонии, одна из четырех блаженных земель, которые плывут в бескрайнем океане, расположенных вокруг горы Сумеру, напоминает лист дерева Джамбу (по другим сведениям – деревянный короб телеги), отсюда идет название страны. В данном случае с ней связана идея вечной жизни. В буддизме иногда отождествлялась с Индией, иногда с Китаем.

Западный океан. – С понятием Запада у китайских буддистов (отчасти у даосов) связана идея блаженных краев бессмертия. В народных верованиях понятие Запада связывается с потусторонним миром.

Священная книга «Хуантин». – Имеется в виду даосский «Канон Желтого чертога» («Хуантин цзин»), один из вариантов которого был составлен в эпоху Шести династий (III–VI вв.). Часть канона представляла собой изложение учения о постижении бессмертия.

…увидел дровосека… – Существует предание о том, как некий дровосек отправился в горы и встретился там с двумя даосами, которые играли в шахматы. Пока дровосек наблюдал за их игрой, его деревянное топорище успело сгнить, так как в мире прошло много лет. Вот почему дровосек рассуждает о дао, Пути и бессмертии. Все выражение означает «мгновенное течение человеческой жизни, ее мимолетность, быстротечность».

Суботи (кит. Сюйпути) – один из почитаемых патриархов буддизма.

Ли — китайская верста, около 0,6 км.

Самоусовершенствование – постижение высшей Истины, то есть сущности того или иного учения. Один из важных постулатов даосизма.

Земля Пурвавидеха — один из четырех материков, расположенный в восточной части Мирового океана. По-китайски он называется Дуншэншэньчжоу, что значит «Волшебный материк восточной победы».

Обезьяна хусунь – один из видов китайских обезьян.

…иероглиф «ху» состоит из трех частей… – Китайский иероглиф обычно образован из нескольких элементов (часто это так называемый ключ – классификатор и фонетик, дающий звучание).

Буддийское имя Укун. – При посвящении в буддийский сан (приобретение буддийской святости) человек обычно получал новое имя. Укун – букв.: Познавший Пустоту. Пустота – одно из важных философских и религиозных понятий буддизма. Оно есть небытие, к чему стремится буддизм, проповедующий идею отрешения от суетности мира.

Глава вторая


Персиковые деревья. – Плод персика часто выступает как символ бессмертия, ибо персиковые деревья, согласно народным верованиям, росли в обители бессмертных и небожителей.

Одно из трехсот шестидесяти учений — условное название разнообразных профессий, существующих в мире. По религиозным представлениям, они не являются главными деяниями людей. Основой деятельности должен стать способ поисков эликсира жизни, снадобья бессмертия.

Темное и светлое начала (силы Инь и Ян) – одна из важнейших категорий китайской натурфилософии. Сочетание и взаимодействие этих сил (вместе с сочетаниями первоэлементов или стихий природы) порождает все сущее в мире и определяет жизненные функции организма.

…сжигать тростник… – Имеется в виду вид тростника мао, который употребляется в медицине, гадательной практике. Настой этого растения, например, использовался гадателями при волшбе: дымом, который образовывался при его сжигании, окуривали человека.

Третья стража – время с одиннадцати до часа ночи. Вечернее и ночное время, начиная с семи часов вечера, делилось на пять отрезков (страж), по два часа каждый.

Киноварная башня. – Киноварь (кит. «дань») в китайской алхимии, религиозных культах и магическом искусстве (в основном даосского толка) считалась важнейшим элементом практики самопознания, обретения духовного прозрения (так называемое искусство «нэй-дань» – «внутренняя дань») и получения благородного золота («вай-дань» – «внешняя дань»). Здесь «киноварная башня» – образ приобщения к бессмертию.

Яшмовый заяц и Золотой ворон – метафорические названия луны и солнца. По древним легендам, на луне живет заяц, который толчет в ступе снадобье бессмертия, на солнце обитает трехпалый ворон.

Змея и Черепаха — символы таинственной силы, иногда олицетворяют понятие вечной жизни. Соединенные вместе – символизируют понятие севера. Являются атрибутами божества северных краев Сюаньу.

Золотой лотос (или просто лотос) – обычно ассоциируется с идеей буддийской святости (Будда нередко изображается сидящим на цветке лотоса). Есть выражение «взрастить лотос в огне», то есть добиться прозрения в суетном мире. Понятие золотого лотоса встречается и в даосизме, где оно обозначает даосскую истину.

Пять элементов (или Пять стихий) – первоэлементы природы (огонь, вода, металл, дерево, земля). Их различные сочетания определяют многообразие явлений мира, жизнь человека. Определенному первоэлементу, например, соответствует какое-нибудь созвездие, божество, календарное время, в человеческом организме – определенный орган, его функция и т. д.

Три бедствия. – Имеются в виду гром, огонь и ветер. Иными словами, три испытания, которым подвергается человек.

Девять отверстий. – Имеются в виду отверстия в человеческом теле.

Способ Большой Медведицы. – Большая Медведица (кит. Северный Ковш) занимает важное место в даосской религии (и, соответственно, в гадательном искусстве) как сила, определяющая смерть человека; этому созвездию соответствовало определенное божество, дух.

Цанъу — уезд в провинции Гуанси. У историка древности Сыма Цяня – это название горы в нынешней провинции Хунань (также называлась горой Девяти сомнений). Выражение в тексте означает быстрое перемещение с севера на юг.

Страна Синюхэчжоу — по буддийским верованиям, один из четырех островов, или материков, расположенный с западной стороны священной горы Сумеру. Этот и другие острова-материки часто символизируют понятие обители бессмертных.

Глава третья


Десять книг смерти (букв.: Десять скрижалей Девятой темницы). – В глубине преисподней хранятся книги с именами живых и мертвых. Ими ведают загробные судьи, которые распоряжаются судьбами смертных людей и духов.

Якша (или ракшас; кит. еча) – грозные демоны, служители ада, прислужники владыки демонов. Слово восходит к названию одного из древних индийских племен на Цейлоне.

Цзинь — мера веса, равная приблизительно 0,5 кг.

Великий Юй — государь мифической древности. Прославился тем, что усмирил потоп, обрушившийся в давние времена на землю, и спас людей, построив множество каналов.

Чжан – мера длины, равная 3,2 м.

Гора Тайшань – одна из знаменитых гор в Китае, расположена в провинции Шаньдун, место поклонения китайских буддистов и даосов. Дух (или владыка) горы — один из важных богов даосского пантеона.

Тридцать третье Небо. – По древним верованиям, Небо состояло из множества сфер, или слоев (шести, девяти, тридцати трех).

Спокойная смерть (букв.: добрая смерть) – то есть естественная, ненасильственная смерть в родных краях.

Яшмовый владыка — верховное божество даосского культа и народных верований. Он – окончательный вершитель всех судеб, в его ведении находятся все боги и духи.

Дицзанван (владыка, или государь, Дицзан) – имя бодисатвы, давшего обет освободить души грешников из потустороннего мира. Нередко Дицзана связывали с владыкой преисподней Яньваном и наделяли его функциями стража загробного мира.

Иное воплощенье. – Согласно буддийским верованиям, человек не умирает, а перевоплощается, его душа обретает другую телесную оболочку и начинает жить в другом существе. На законе этого перевоплощения, или «иновоплощения», основывается, в частности, важная в буддизме теория о воздаянии за содеянное в прошлых жизнях.

…в краю Сэньло… – Имеется в виду дворец Сэньло – наиболее часто встречающееся понятие обиталища владыки ада Яньвана, или пятый отдел ада.

Дух Золотой звезды (или звезды Тайбо). – Золотая звезда, соответствующая понятию планеты Венера, символизировала стихию (первоэлемент) металла. Божество нередко изображалось в виде женщины с цитрой в руках, иногда курицы или в виде восьмирукого существа, летящего в небе на двух огромных колесах.

Глава четвертая


Бимавэнь — в древности должность конюшего при дворе. Это слово созвучно выражению «избегать конской болезни», имеющему предохранительный смысл.

Чжоуский царь. – Чжоу – древняя династия Китая, правившая с XI по III в. до н. э. В данном случае имеется в виду государь этой династии Муван, который имел восемь скакунов.

Гуаньюй – знаменитый полководец раннего Средневековья (один из героев эпоса «Троецарствие»), впоследствии канонизирован и возведен в ранг бога войны Гуань-ди («Государь Гуань»). Он считался покровителем некоторых искусств.

Оранжевый халат. – Желтый или желто-оранжевый цвет был прерогативой высшей (императорской) власти.

Вайсравана (или Вэсравана; кит. Небесный владыка Ли, Держащий башню) – имя божества, одного из четырех небесных царей, повелителя демонов. Иногда его связывают с богом богатства.

Ночжа — третий сын небесного государя Вайсраваны. Буддийский воитель, сражавшийся против злых сил. Иногда его имя ассоциируется с сыном другого буддийского божества, Ваджры (Ваджрапани) – бога Грома. Ночжа изображается в виде восьмирукого бога, летящего по небу на двух огромных колесах. В одной из легенд говорится, что мать носила его в чреве три года и девять месяцев. Она родила страшное существо, которое Вайсравана (кит. Ли Цзин) сразу же разрубил мечом. Тогда появился на свет мальчик с золотым обручем на шее. Поэтому в религиозных картинах Ночжа изображается сидящим с обручем в руке, который он использует как оружие. В конце жизни Ночжа совершил тяжкий проступок – убил сына владыки драконов, за что его родители должны были поплатиться жизнью. Чтобы спасти их, он изрубил себя на части.

Цзюйлин (Цзюйлиншэнь; букв.: Великий дух) – божество даосского пантеона, находившееся в свите Яшмового владыки.

Созвездие Удоу (букв.: созвездие Пяти Ковшей – Северного, Южного, Срединного, Восточного и Западного). – В даосской религии большую роль играли созвездия и божества (духи), которые их представляли. Среди них особо популярными были созвездие Северного Ковша (Северная Медведица), дух которого определял срок смерти всех существ, и божество Южного Ковша (Южной Медведицы), которое ведало жизнью и долголетием людей.

Глава пятая


Персиковый сад — волшебный сад, где росли персики бессмертия. По легендам, сад находился в обители богини Запада Сиванму, которая устраивала персиковые пиры.

Сиванму (букв.: Мать-государыня Запада) – одно из популярных божеств даосского пантеона, персонаж многих китайских мифов и преданий. Другое ее название: Златая матерь с Черепашьей горы. Легенда рассказывает, что в ее дворце (расположенном в Западных краях) был Нефритовый пруд (поэтому еще одно прозвание богини было Златая матерь с Нефритового пруда) – место прогулок бессмертных. Вокруг него раскинулся сад с чудесными персиковыми деревьями. Богиня Сиванму, символизировавшая женскую силу природы Инь, была покровительницей женщин, вставших на путь бессмертия.

Босоногий Бессмертный – небожитель из свиты богини Сиванму.

Дворец Тушита (или Тусита; кит. Доулюй) – название одного из буддийских небес, место радости и благодати, где вновь рожденные бодисатвы обретают святость перед своим превращением в Будду.

Старец Лаоцзюнь (букв.: Почтенный, или Старый, государь) – даосский бог, который обычно ассоциировался с легендарным мыслителем древности Лао-цзы.

Тыква-горлянка – один из важных атрибутов даосской святости, символ магической силы. Снадобье жизни или бессмертия (в китайском тексте – Золотая киноварь, «дань»), конечный плод магических манипуляций даосских волхвов и алхимиков, своеобразный эликсир жизни, который получается в результате «плавки киновари» (ляньдань).

Князь тьмы Раху (кит. Звезда Лохоу). – Индуистское божество, часто изображающееся в виде пса, стремящегося пожрать солнце и луну (что и вызывает затмение), поэтому Раху назывался также Звездой затмения. Иногда изображался в виде демона с мечом в руке.

Князь Кету (или звезда Кету; кит. Цзиду) – на буддийском небосводе звезда располагалась прямо напротив Раху и совершала свой полный оборот в течение восемнадцати лет. Раху и Кету часто изображались в виде фантастических существ или демонов, держащих солнце и луну. Кету, как и Раху, играла большую роль в астрологии.

Духи Луны и Солнца (Тайянсин и Тайиньсин; букв.: Звезда Великого света и Звезда Великой тьмы) – олицетворяли собой соответственно светлые и темные силы Ян и Инь.

Глава шестая


Богиня Гуаньинь — популярное божество буддийского пантеона (китайский вариант индийской богини Авалакитешвары). Гуаньинь – богиня милосердия, несущая людям радость, помогающая в бедах, приносящая чад. Поэтому богиня часто изображается с ребенком на руках (Чадодарительница). Порой она летит над бурным морем, что должно символизировать спасение людей от страданий. Возле нее нередко изображается тигр с золотистой шкурой и белый попугай или голубь, что символизирует всесилие богини и ее благовестие.

Эрлан – популярный бог даосского пантеона, частый персонаж многих легенд и преданий. В одном из них говорится, что он бог вод, сын древнего героя Ли Бина. В другом – он изображается как племянник Яшмового государя. В старом Китае почитался как покровитель некоторых искусств.

Отрок Хуэйань (он же Мокша; кит. Муча) – второй сын Вайсраваны.

Звезда Тайи. – Понятие Тайи имеет много значений. Тайи – это первоначальный дух (изначальный эфир), из которого формируется все сущее, в том числе небо и земля. Это также название духа и божества, живущего в северных краях. Тайи – название звезды в созвездии Цзывэйгун (Дворец Лилово-мельчайших), игравшем важную роль в астрологии. Здесь это понятие выступает во втором и третьем значении.

Бог Земли – божество, покровитель того или иного места. Название бога, Туди, означает «Земля». В честь этих богов сооружались небольшие кумирни, святилища, храмы (Тудимяо, храмы Туди).

Лао-цзы – основоположник даосизма, религиозного учения.

Глава седьмая


Волшебная печь (печь Восьми триграмм). – Триграммы – гадательные знаки в виде сплошных и прерывистых линий. Поскольку основных комбинаций было восемь, то обычно речь шла о восьми триграммах. Это понятие широко распространено в традиционной китайской науке, религии, волшбе. Например, при храмах сооружались большие печи, на которых были изображены различные комбинации триграмм. Возле печей совершались жертвоприношения, а в них самих сжигались ритуальные деньги, изображения священных животных, талисманы.

Гора Усиншань (Гора Пяти стихий). – Усин – букв.: Пять стихий, или Пять первоэлементов природы (огонь, вода, металл, дерево, земля).

Будда Татагата (кит. Будда Жулай, что значит «Так пришедший», то есть пришедший к прозрению) – популярное буддийское божество, один из десяти титулов Будды. Будда Татагата является в мир людей по их просьбе, чтобы указать им путь избавления от страданий. Его еще называют «По просьбе пришедший». Он часто соединяется с образом Будды Шакьямуни (Сакьямуни) и Амитабы (Амитофо).

Ананда и Касьяпа (кит. Анань и Цзяе) – ближайшие сподвижники Будды. Ананда (букв.: Радость), ученик Будды, родившийся в тот момент, когда Сакьямуни приобщился к святости. Касьяпа – имя брахмана, последователя буддийской веры. Его называют также «Пьющий свет», поскольку он обладает способностью притягивать к себе свет небесных светил и излучать сияние.

Сакьямуни (Шакьямуни) – главная фигура буддийского пантеона и основное божество в буддийской религии. Все остальные божества (Будды) являются как бы частицей его святости, божественной плоти. Первоначально Сакьямуни был царевичем, который посвятил себя спасению людей от скверны и страстей.

Чертоги Небес, или небесные чертоги (Драгоценный дворец Благовещих высей) – своеобразный рай, Элизиум, где живут святые и Будды. В тексте это также место обитания Яшмового (или Нефритового) владыки.

Лист лотоса. – Лотос имел в буддизме особый смысл, так как ассоциировался с самим Буддой, чистотой буддийской веры. Будда часто изображался сидящим на листе лотоса.

«Ом мани падме хум…» – начало молитвы, обращенной к Будде: «О, драгоценность лотоса…»

Тан — династия, правила в Китае с 618 по 907 г.

Глава восьмая


Чанъань — древняя столица Китая (в эпоху династий Хань и Тан), находившаяся на территории теперешней провинции Шэньси.

Архат (кит. алохань) – последователь Будды, достигший высокой степени святости, но еще не ставший бодисатвой. Обычно речь идет о восемнадцати архатах – наиболее близких учениках Будды, своего рода апостолах буддийского учения.

Восемь стражей Цзиньганов – божества (их бывает четыре или восемь), хранители веры. Здесь имеются в виду бодисатвы Цзиньганы, могучие и суровые воины, защитники буддийского Закона. Цзиньган имеет и обобщенный смысл – своеобразный страж Небесных врат.

Ша Уцзин (букв.: Песок, постигший Чистоту). – Понятие «ша» имеет отношение к названию реки Текучих песков, которую олицетворяет монах Шасэн. «Уцзин» имеет буддийский смысл – «постижение чистоты», или святости.

Полководец Млечного Пути (букв.: Полководец Небесного свода или Небесной завесы Млечного Пути) – одно из даосских божеств.

Чжу — букв.: Свинья, Кабан. Унэн — букв.: Постигать возможности. Таким образом, имена трех героев, учеников монаха Сюаньцзана, являют собой своеобразные ступени постижения буддийской святости: «Постигший Пустоту» (Укун), «Постигший чистоту» (Уцзин), «Постигший возможности» (Унэн).

Царство Танов. – Тан – здесь название династии Тан. Впоследствии Китай стал называться страною Танов. Поэтому, например, вплоть до настоящего времени «танский человек» (танжэнь) в странах Юго-Восточной Азии означает «китаец».

Глава девятая


Император Тайцзун – второй государь династии Тан (правил с 627 по 649 г.).

Очередные экзамены. – Начиная с династии Хань (III в. до н. э. – III в. н. э.) в Китае установилась система многоступенчатых экзаменов на государственную должность. Получение ученой степени в области или в столице давало возможность человеку занимать тот или иной чиновный пост. При дворе экзамены устраивались раз в несколько лет, поэтому говорится об «очередных экзаменах». В особых случаях устраивались специальные, внеочередные экзамены.

Храм местного бога. – Имеется в виду бог Чэнхуан – покровитель города. В его честь в городах Китая сооружаются храмы.

С. 87…в рот положить жемчужину… – По поверьям, жемчуг обладал чудесными свойствами. Положенный в рот покойника, он предохранял тело от разложения.

Фамин (букв.: Ясность закона). – Под «Законом» здесь, как и в других местах, имеется в виду буддийская вера, или буддийское учение – истинное учение.

Сюаньцзан (букв.: Тайное величие или Великое таинство) – монашеское имя, которым нарекли Чэня.

Ямынь — административное учреждение в старом Китае, место, где вершилась административная (например, судебная) деятельность.

Глава десятая


Рожденному под знаком Дракона… – Китайский гороскоп (в соответствии с которым, в частности, происходило гадание) делился на двенадцать отрезков, или частей, каждому из которых соответствовало символическое изображение того или иного животного и два циклических знака, с помощью которых обозначались даты жизни.

Звезда Тайсуй (соответствует Юпитеру) – в народной религии олицетворяла некую грозную силу, от которой зависит судьба человека.

Час дракона. – Китайские сутки делились на двенадцать отрезков, каждый из которых обозначался соответствующим циклическим знаком и символом. Час дракона соответствовал знаку «чэнь» и падал на 7–9 часов утра; час змеи соответствовал знаку «сы» и падал на 9–11 часов утра; час овцы соответствовал знаку «вэй» и длился с 13 до 15 часов.

Чи — мера длины, равная 0,32 м.

Цунь — китайский вершок, равный 3,2 см.

Дянь (букв.: капля) – мера отсчета жидкости в водяных часах, своеобразная мера времени. Например, временной отрезок «гэн» (он соответствовал двум часам) делился на пять дяней. Дянь соответствовал примерно двадцати четырем минутам.

Лян – мера веса, равная приблизительно тридцати граммам. Лян выступал и в качестве денежной единицы. На ляны, в частности, мерились серебряные слитки, использовавшиеся в старом Китае как деньги.

Девятое Небо – широкоупотребительное понятие в китайской натурфилософии, религии, гадательной практике. Девять небесных сфер (девять Небес) имели каждая свое название. Например, Восточное, или Белое, небо; Южное, или Пурпурное, небо; Юго-западное Пурпурное небо и т. д. Понятие «девятое Небо» часто означает «высшее Небо» – эмпиреи.

Час обезьяны (соответствует знаку «шэнь») – время с 15 до 17 часов пополудни.

Час мыши (соответствует знаку «цзя») – время с 11 часов вечера до часа ночи.

Судья царства Тьмы Цуй. – Согласно легендам, судьями загробного царства, определявшими меру вины человека, часто после смерти становились чиновники. Так, в полном тексте романа говорится, что некий Цуй Цзюэ был при жизни известным сановником Ведомства церемоний, а до этого начальником уезда.

Белый тигр — в народной религии и волшбе символ злой демонической силы, несчастливой судьбы и проч. Также название звезды и духа, олицетворявшего эту звезду. В быту Белый тигр нередко ассоциировался со злой, сварливой женщиной.

Глава одиннадцатая


Гора Теней (или гора Темного начала; кит. Бэйиньшань) – обиталище злых духов и демонов.

Восемнадцатый ад. – В каждом из восемнадцати отделов ада помещались грешники, которые терпели разнообразные мучения соответственно совершенным проступкам и преступлениям. Самым страшным был восемнадцатый ад, из которого вырваться было уже невозможно.

Мост Страданий (мост через реку Найхэ) – соединял мир людей и место обитания духов. В длину имел несколько ли, а в ширину всего три чжа (чжа – расстояние между вытянутыми большим и указательным пальцем). Под мостом текла бурная река, в которой жили страшные чудища. Они утаскивали грешников в реку, откуда не было дороги назад.

Место Шести превращений. – Согласно буддийским верованиям, все люди находятся в огромном кругу превращений (сансара), движение в котором подчиняется неумолимому закону кармы. Все, кто совершил благие деяния, получают доброе воздаяние; совершившие проступки подвергаются каре. В данном случае речь идет о шести человеческих качествах (доброта, верность, сыновняя почтительность, справедливость, добродетельность, зло), которые и определяют меру воздаяния.

Река Вэйхэ — течет в провинции Ганьсу и Шэньси, впадает в Хуанхэ. На Вэйхэ и поблизости от нее стояли многие крупные города, в том числе и одна из столиц древности – Сиань (Чанъань). В данном случае в названии реки содержится намек на возвращение государя Тайцзуна в родные края.

Глава двенадцатая


Торжественный молебен. – Здесь имеется в виду молебен Гор и Рек (собрание Вод и Суши) – торжественное буддийское богослужение, которое устраивалось за упокой душ, погибших на суше и водах.

Высшая ученая степень — почетное звание чжуанъюаня, «Первейшего», которое присваивалось лучшим, сдавшим экзамены в столице.

Академик (кит. ханьлинь; букв.: Лес кистей) – почетное звание, которое получали некоторые чжуанъюани. Часто они назначались наставниками государя, толкователями законов и указов, комментаторами канонических книг.

Храм Перевоплощений (или Воплощений сущего; кит. Хуашэнсы) – один из знаменитых монастырей в древней столице Чанъань, где совершались буддийские богослужения.

Тринадцатый год Чжэньгуань — 640 г.; Чжэньгуань – эра правления императора Тайцзуна.

Сутра – священная буддийская книга, буддийский канон.

Большая колесница и Малая колесница (Махаяна и Хинаяна; кит. Дачэн и Сяочэн) – основные секты, или направления, буддийского вероучения, отличающиеся разными подходами к отдельным сторонам буддийской философии, религиозной практики, ритуалом. Большая колесница (это учение распространилось в Китае и Японии) акцентирует внимание на принципе сострадания к людям и на их спасении путем свершения добрых поступков. Идеалом Махаяны является превращение человека в святого алоханя и будду. Хинаяна не знает перевоплощений, кроме одного – превращения в святого и бессмертного алоханя, жизнь которого вечна. Поэтому в Хинаяне в большей степени делается упор на внутреннее совершенствование человека, его самопознание. Хинаяна распространена в различных странах Юго-Восточной Азии.

Ветка ивы – важный атрибут богини Гуаньинь, наряду с лотосом, ниткой жемчуга, божественной амброзией. С помощью ивовой ветки богиня свершала свои чудеса, например воскрешала мертвых.

Волшебный сосуд благодатный (ваза со сладкой росой) – волшебный сосуд, принадлежавший богине Гуаньинь, в котором находилась божественная амброзия.

У Даоцзы – знаменитый танский художник, живший в VIII в. Прославился созданием портретов, в частности изображением буддийских проповедников. По легендам, его кисти принадлежат настенные картины во многих буддийских храмах. Его экспрессивная манера письма пользовалась большой популярностью в последующие века, а сам У Даоцзы получил прозвание Святого живописца.

Глава тринадцатая


Монастырь Фамынь (Врата Закона). – Войти во Врата Закона означало приобщиться к буддийской вере.

Белый журавль с красной головой — волшебная птица, символ даосской святости. На журавле даосские небожители передвигались в заоблачных высях.

…не ел мясного. – Один из запретов, который брал на себя человек, желавший приобщиться к буддийской вере. Этот запрет был связан с важной буддийской заповедью – не убий.

Бобовый сыр (или бобовая сыворотка; кит. доуфу) – китайское кушанье, приготовленное из специально переработанной бобовой массы.

Глава четырнадцатая


Ханьская империя (206 до н. э. – 220 н. э.) обычно делится на два периода: Западную и Восточную Хань.

Ван Ман (33 до н. э. – 23 н. э.) – государственный деятель при ханьском дворе, один из главных законодателей эпохи. Был убит собственными солдатами.

История Чжан Ляна. – Легенда гласит, что в эпоху Хань жил некий бессмертный по имени Хуаншигун (Желтый Камень). Однажды, когда он сидел на мосту, его туфля упала вниз, и отрок Чжан Лян, подняв ее, почтительно поднес старцу. Вновь и вновь сбрасывал старец туфлю, а юноша так же безропотно ее поднимал. За это бессмертный даровал отроку Небесную книгу и наказал помогать Ханьскому дому. На прощанье старец сказал Чжану, что в будущем он увидит большой Желтый камень – это и будет их следующая встреча. Впоследствии Чжан Лян стал известным полководцем при ханьском дворе, но потом вдруг покинул службу, ушел в горы и сделался бессмертным.

Глава пятнадцатая


Златоглавый страж (или Раскрывающий истину Цзеди) – буддийский святой, распространяющий учение Будды.

Глава шестнадцатая


Князь Вирупакша (кит. Гуанму Тяньгуан; букв.: Небесный князь, он же Широкоокий) – один из четырех или двенадцати властителей буддийских Небес. Иногда его называют владыкой Западного неба; по другим версиям, он олицетворяет восточные края. Он способен обозреть все сущее на земле, поэтому его прозвание – Всевидящее Око.

Глава семнадцатая


Гора Лоцзяшань в Южном море — место обитания богини Гуаньинь в южных краях на острове Путо.

Чаоиньская пещера. – Чаоинь – букв.: Звук прибоя.

Стражи Закона — хранители буддийской веры, четыре (иногда восемь) могучих воина Цзиньгана, каждый из которых имел свое наименование (Возмутитель закона, Победоносный, Могучий, Вечноживущий).

Глава восемнадцатая


С. 142…повернулся лицом к югу… – Выражение означает: обратиться с благодарностью к богине, чье обиталище обычно связывается с южными краями.

Глава девятнадцатая


Гора Футушань. – Футу (Футо или Фото) – символ буддийского прозрения, встречается в разных понятиях, имеющих отношение к буддийской вере. Так называли последователей буддийского учения; пагоду, построенную в честь Будды; самого Будду.

Сутра о духовном очищении («Синьцзин») – священная буддийская книга, объясняющая пути духовного просветления, прозрения человека. Другое название – сутра «Праджна», то есть Сутра высшего озарения.

Бацзе (букв.: Восемь запретов) – восемь основных запретов, или заповедей, буддийского подвижника: не убивать живого, не красть, не распутничать, не говорить всуе, не злословить, не стремиться к роскоши, не носить дорогих одежд, не заниматься танцами и музыкой. Буддийский подвижник давал обет выполнять пять запретов. Чжу Бацзе – герой сатирического плана, и, как видно из романа, он нарушает почти все запреты.

Олени, фениксы, журавли – символы счастливой жизни небожителей.

Глава двадцать первая


Линцзи (букв.: Благовещая душа) – имя одного из бодисатв.

Гора Сумеру (кит. Сюймишань, или Священная гора Доброго сияния) – центр буддийской Вселенной, расположена во всемирном океане, устремляется ввысь на неизмеримую высоту, сияя и излучая лучи, поскольку состоит из золота, серебра, лазури и хрусталя. Вокруг нее четыре материка.

Ли Чангэн — одно из имен духа Золотой звезды – Тайбо.

Глава двадцать вторая


Река Тяньхэ — Небесная река, то есть Млечный Путь.

Девять магических узлов – символизировали девять важнейших созвездий, игравших важную роль в народных верованиях.

Глава двадцать третья


Цветы лотоса, хобот слона — символы буддийского учения. Здесь: символ святой обители.

Глава двадцать четвертая


Древо жизни (также плод жэньшэньго или трава долголетия ваньшоуцао) – своеобразная разновидность женьшеня – «корня жизни» (лингэнь), обладающего чудодейственными свойствами. Согласно даосским легендам, это растение имеет вид дерева, которое плодоносит раз в три тысячи лет и приносит волшебные плоды, дающие долголетие (сорок семь тысяч лет жизни) или бессмертие. Плоды восстанавливают первоначальные силы («взращивают жизненную эссенцию») и «конденсируют дух». Это растение называют еще древом дань (даньшу; букв.: дерево снадобья бессмертия).

Праведник Чжэнь Юань – даосское божество, своего рода патриарх среди бессмертных.

Дворец Мило. – Слово «Мило» представляет собой сокращение слова «Милофо» – Будда Мило-Майтрея, или Будда грядущих времен. С его именем связано представление о будущей счастливой жизни. Будда Мило обычно изображается в виде доброго толстяка.

Три Чистейших (Саньцин) – понятие, распространенное в религиозном даосизме и буддизме. По даосским верованиям, кроме мира Неба и людей, существует еще мир небожителей, который подразделяется на Нефритовую чистоту, Наивысшую чистоту и Верховную чистоту, что и составляет понятие трех Чистейших. Под этим понятием подразумеваются также три даосских божества: Небесный первовладыка – Юаньши Тяньцзунь, Верховный государь Даоцзюнь – Тайшан Даоцзюнь и Верховный государь Лаоцзюнь – Тайшан Лаоцзюнь. Четыре государя (четыре государя Небесной чистоты) – святые даосского пантеона, приближенные верховного божества. Служители Неба (Лотянь чжуцзай) – даосские святые, обитатели Небес.

Девять светил (Цзюяо) – важнейшее понятие древней китайской астрономии и астрологии. Под ним понимается: пять главных планет, соответствующих Пяти стихиям: два светила – Солнце и Луна и две звезды – Раху (Звезда затмения) и Кету (Звезда Комета). Юаньчэнь (или Юаньшэнь – Перводухи) – здесь: двадцать созвездий, обозначенных фигурами китайского зодиака.

Глава двадцать седьмая


Пэнцзу – сановник мифического государя Яо, который, по легендам, прожил восемьсот лет.

Глава двадцать девятая


Баосянго – букв.: страна Драгоценных слонов (или просто слонов) – фантастическое государство.

Глава тридцатая


Цзыцзянь – имя великого поэта древности Цао Чжи (192–232), одного из семьи (и поэтической плеяды) Цао. Нередко это имя употребляется в переносном смысле как образ талантливого человека.

Пань Ань (Пань Аньжэнь) – известный красавец древности, времен династии Цзинь. Его имя стало символом красоты и изящества.

Пиба (пипа) – музыкальный щипковый инструмент типа цитры.

Плоды пиба – вид китайской мушмулы.

Глава тридцать первая


Четыре небесных наставника: Чжан, Гэ, Сюй, Цю – четыре даосских патриарха Чжан Даолин, Гэ Хун, Сюй Сюань, Цю Чуцзи. Гэ Хун прославился своими оккультными знаниями. Сюй Сюань (Сюй Цзиньян) – известный адепт даосизма (III в.), считался основоположником школы Сишань. Цю Чуцзи (Цю Хунцзи) – даосский подвижник конца эпохи Сун, которого называли Патриархом секты Драконовы врата. По преданию, его ученик Ли Чжичан написал книгу под тем же названием, что и роман У Чэнъэня, «Путешествие на Запад».

Созвездия Пяти стран света (или Пять Ковшей). – Имеются в виду четыре созвездия, соответствующие странам света (Пять Ковшей), и одно созвездие в середине.

Звезды Пяти гор и Четырех рек. – Пять гор (или Пять хребтов) – названия знаменитых в Китае гор, места поклонения даосов и буддистов. Обычно это Суншань, Хуашань, Тайшань, Хэншань и Хэншань (последние две горы обозначаются разными по начертанию, но одинаковыми по звучанию знаками). По легендам, на этих горах (например, на горе Тайшань) уже в давние времена (при мифических государях Яо и Шуне) совершались важные ритуалы. В плеяде гор особое место занимала гора Тайшань, божества которой пользовались популярностью во всем Китае. Четыре реки – Янцзы, Хуайхэ, Хуанхэ и Цзишуй (в провинции Хэнань) – важные водные артерии страны.

Двадцать восемь созвездий. – В соответствии с учением древних китайских астрономов и астрологов, с четырех сторон от Солнца и Луны расположены двадцать восемь созвездий (по семь с четырех сторон), все они имели свои специальные обозначения. Каждому созвездию соответствовало божество или дух.

Куйсин – название созвездия (китайский эквивалент созвездия Андромеды). В народных верованиях божество Куйсин считалось покровителем словесности и литературы. Изображался Куйсин в виде ученого мужа с кистью в руке, находящегося в состоянии творческого порыва.

Глава тридцать вторая


Цзиньчань (букв.: Золотая цикада или Золотой кузнечик) – образное прозвание (или одно из имен) Сюаньцзана. Имя имеет символический смысл и означает способность к перевоплощениям, умение уходить от разного рода опасностей, подобно тому как происходит смена оболочки у цикады.

Глава тридцать третья


Ложное учение (букв.: внешнее учение). – Так с точки зрения ортодоксальной мысли назывались разного рода ереси, гадательные культы, магия и проч.

Военный устав. – Имеются в виду книги но военному искусству, в частности так называемые «Шесть боевых уложений» и «Три стратегемы». Первая представляет собой свод военных правил, которыми, по легендам, пользовались чжоуские государи У-ван и Вэнь-ван. Вторая книга приписывается небожителю Хуаншигуну (Желтый Камень), жившему во времена Хань.

Деревянная рыба — полый кусок дерева в форме рыбы. В буддийских монастырях в деревянную рыбу, подвешенную на веревках, били билом, призывая монахов на чтение молитв или принятие трапезы.

Пояс Люйгуна. – В книге «Записи о знаменитых горах» говорится о пятицветном поясе, подаренном государем некоему сановнику Люю.

Гора Эмэй (Эмэйшань) – гора в провинции Сычуань. Одно из знаменитых мест поклонения китайских последователей даосизма и буддизма.

Глава тридцать четвертая


Девятихвостая лисица — мифическое существо, олицетворяющее злую и коварную силу, популярный персонаж народных сказаний и легенд. В средневековом волшебном романе «Возведение в сан духов» коварная наложница иньского деспота Чжоу по имени Тацзи (Дацзи) была земным воплощением этого существа.

Глава тридцать пятая


У Кунсунь — имя героя, прочитанное шиворот-навыворот, что создает комический эффект, который в тексте усиливается еще и оттого, что перевернуты также иероглифы, составляющие эпитет героя – «странник».

Нюйва — богиня, популярный персонаж мифов и преданий о Сотворении мира. В легендах нередко изображается как существо с головой человека и туловищем змеи. В одной из легенд рассказывается, как Нюйва, однажды гуляя по берегу реки, начала лепить из желтой глины маленьких человечков, которые оживали на ее глазах. Так был сотворен род людской. Еще в одной легенде говорится о том, как Нюйва с помощью камней пяти цветов залатала небо, разрушенное злым духом вод Гунгуном. Существует также легенда о том, что она изгнала с земли Черного дракона и свирепых хищников, которые досаждали людям. Часто образ Нюйва связывался с другим легендарным героем мифов – государем Фуси, по одним легендам – братом Нюйва, по другим – ее мужем.

Куньлуньские горы (или горы Куньлунь) – занимают важное место в древних китайских мифах и легендах как обиталище богов и духов. Название гор встречается в сказаниях о Сотворении мира и людей. Здесь, например, жил мифический государь древности Хуан-ди (Желтый государь) – прародитель китайцев. Горы Куньлунь во многих историях изображаются как своего рода путь на Небо.

Глава тридцать шестая


Двадцать пять полос — вид длинной монашеской рясы, сшитой из двадцати пяти кусков ткани, каждый из которых, в свою очередь, состоял из четырех длинных лоскутов и одного короткого.

Шэн — мера объема (например, сыпучих тел, жидкости). В настоящее время равен 1,03 л, однако в разные времена размер шэна был различен.

Статуи трех Будд. – В буддийских храмах существуют разные комбинации буддийской троицы (Будд и бодисатв). Наиболее часто встречается троица: Будда Сакьямуни с двумя бодисатвами – Вэньшу (Манчжушри) и Пусянь (Самантабхадра). Другая троица: Будда Амитаба (Амитофо) с богиней Гуаньинь и святым Дишичжи – Могущественным.

Цзянь — букв.: «промежуток», счетное слово для помещений, пространства. В данном случае – это «тысяча комнат». Очень распространено выражение «три цзяня», то есть дом, состоящий из трех комнат или трех помещений – обычное деление китайского жилого строения.

Дань — мера веса, равная 59,6 кг.

Глава тридцать седьмая


Третья ночная стража – с одиннадцати часов вечера до часа ночи.

Уцзиго – букв.: страна Черных петухов; вымышленная страна.

Властная таблица (или таблица с приказом) – атрибут китайских магов, с его помощью они вызывали духов и демонов, то есть производили волшбу.

Бесприютный дух. – По китайским (буддийским) верованиям, человек после смерти должен быть погребен, иначе его душа, вырванная из Колеса перерождений, никогда не обретет покоя.

Духи Людин и Люцзя – даосские божества. «Дин» и «цзя» – названия циклических знаков, то есть символы времени и небесных стихий. Китайский шестидесятеричный цикл времени делится на шесть декад (люцзя), каждая из которых имеет циклический знак – дин, соответствующий понятию «огонь». Вот почему «дин» (Людин) воспринимается как дух огня. Оба понятия были популярны в магии. Они представляли собой символы небесных стихий, посланцев – воителей Небес.

Глава тридцать восьмая


Три седмицы. – Цифра семь (седмица, седмина) в религии и, соответственно, в народных культах играла большую роль. Например, часто речь шла о так называемых семи седмицах (сорок девять дней), в течение которых семь душ человека формируются при рождении и рассеиваются после смерти. Здесь говорится о «трех седмицах» – части семеричного цикла. Символический смысл цифра семь имела в буддийском выражении: «спасти человека лучше, чем построить семиэтажную пагоду в честь Будды».

Глава тридцать девятая


Бодисатва Манчжушри (кит. Вэньшу) – одно из популярных божеств буддийского пантеона, символ буддийской мудрости и благочестия. В храмах он обычно изображается рядом с Буддой. Его волосы собраны в пять пучков (пять видов мудрости). В его руках меч – символ острого ума.

Синий лев Шиливан — волшебное существо, на котором ездил верхом бодисатва Вэньшу (Манчжушри). Шили – букв.: Неистовство мудрости.

Глава сорок вторая


Патриарх Чжан Даолин — один из знаменитых последователей даосизма эпохи Хань. По легендам, Чжан отказался от службы при дворе, ушел в горы, где занимался поисками снадобья бессмертия, которое он в конце концов добыл, и стал небожителем. Его почитают как одного из трех предков (мифический Хуан-ди, или Первопредок; Лао-цзы, или Предок Пути, и Предок Учения, то есть сам Чжан Даолин). Он канонизирован как один из главных святых даосской религии.

Глава сорок четвертая


…молитвы буддийских монахов не помогли… – Здесь имеются в виду те религиозные противоречия, которые существовали в волшебном государстве (а фактически в Китае) между различными учениями и верами.

Глава сорок пятая


Дэнтяньцзюнь (букв.: Небесный владыка Дэн). – Очевидно, здесь имеется в виду бог Грома Дэнхуа.

Глава сорок шестая


Амитофо (или Будда Амитаба). – Имя этого Будды употреблялось как восклицание типа русского: «Боже мой!» или «О господи!»

Глава сорок седьмая


Цин – мера площади, равная 6,1 га.

Доу – мера объема, равная 10,3 л.

Глава сорок восьмая


Жертвенные животные. – Имеются в виду бумажные изображения священных животных (баран, свинья, лошадь и т. д.), которые сжигались перед божествами при богослужениях и молебнах.

Царство Силян — фантастическая страна, где жили только женщины.

Глава пятидесятая


Восковой мэйхуа — разновидность дикой сливы мэй. Ее цветы желтого, воскового цвета.

Глава пятьдесят первая


Муж Кэхань (или Истинный государь Кэхань) – название божества, ведавшего правилами поведения звезд-духов.

Глава пятьдесят вторая


Алмазный жезл – важный атрибут буддийских божеств, своеобразное оружие стражей Цзиньганов (само слово «Цзиньган» означает «алмаз»).

Застава Ханьгу — находится в провинции Хэнань. По преданиям, через нее проезжал на воле легендарный Лао-цзы, который, покинув пределы страны, уехал в западном направлении, оставив на заставе свиток с текстом священной книги «Даодэцзин» («Трактат о Дао и Дэ», то есть «Трактат о Пути и о Добродетели»).

Глава пятьдесят третья


Два пучка соломы. – Пучок соломы – здесь символ питейного заведения (чаще такие заведения обозначались флажком или винным чайником, висящим у входа). Пучок соломы в старом Китае означал, что та или иная вещь продается.

Патра — чаша для подаяния.

Цинь – щипковый музыкальный инструмент типа лютни.

«Жуи» – посох счастья, изогнутый жезл из дерева, нефрита, бронзы, который дарился как знак благорасположения и счастья. Жуи – букв.: «согласно желанию».

Глава пятьдесят четвертая


«Дымные цветы» – образное название женщины легкого поведения, певички.

Люди явились!.. – Выражение имеет комический смысл. Китайское слово «жэньчжун» означает «люди» (букв.: «человеческий род»), а также «человеческое семя».

«Ветр и поток» – образ человека, свободного в своих мыслях и поступках, «ветротекучего», то есть лишенного условностей. Часто это образ легкомысленного и непостоянного человека, который не связывает себя строгими обязательствами.

Птицы Луань и Фын – волшебные, благовещие птицы, символы даосского рая. В переводных текстах их часто называют фениксами.

Глава пятьдесят пятая


Созвездие Мао – одно из двадцати восьми созвездий, соответствует западному созвездию Плеяды (четыре звезды, расположенные в созвездии Белого Тигра).

Глава пятьдесят седьмая


Гора Путошань — одна из священных гор китайских буддистов и популярное место поклонения последователей буддийской веры. Ее местонахождение связывается с одним из островов в Восточном море (возле нынешней провинции Чжэцзян). Название горы Путо сохранилось до наших дней.

Император Ли – мирская фамилия государей династии Тан. Здесь имеется в виду император Ли Шиминь, то есть Тайцзун.

Государство Тяньчжу (букв.: страна Небесных бамбуков) – старое название Индии. Иногда так назывался и сам Китай.

Сопо – название одного из буддийских миров; обитель Терпения. В нем, согласно буддийской вере, живые существа испытывают разного рода страдания, пройдя через которые можно обрести блаженство.

Глава пятьдесят восьмая


Монах бицю (санскр. бикшу) – последователь буддийской веры.

Юпо (санскр. упасика) – приверженец буддизма, для которого жизнь в монашеской обители была не обязательна.

Глава шестидесятая


…способна разрушить царство… – поэтический образ женщины, красота которой способна повергнуть во прах города и страны.

Ван Цян (Ван Чжаоцзюнь) – знаменитая красавица эпохи Хань, наложница ханьского государя, отданная в жены царю сюнну (гуннов), которые вели в это время войны с Китаем. Ван Чжаоцзюнь – героиня многих литературных произведений.

Чуская дама. – Государство Чу – древнее удельное царство, расположенное в бассейне Янцзы и Хуанхэ.

Осенняя вода — поэтический образ прекрасных (особенно женских) глаз, чистых, как вода в осенней реке. То же: осенняя волна.

…писанием знаков киноварью… – Писание особо важных документов (приказов, распоряжений, приговоров) часто производилось с помощью красной туши.

Глава шестьдесят первая


Коровий недуг. – Китайский комментарий толкует эту болезнь как затвердение желчи. В данном случае это выражение используется как ругательство.

Глава шестьдесят вторая


Игра в пальцы (цайцюань) – популярная застольная игра, смысл которой состоит в том, что два человека одновременно выбрасывают вперед руку с растопыренными пальцами и выкрикивают цифру. Угадавший правильную сумму пальцев считается выигравшим. Проигравший в качестве штрафа должен выпить чарку вина.

Линчжи. – Видимо, имеется в виду гриб линчжи, которому приписывались чудесные свойства – способность излечивать от всевозможных недугов и даже даровать человеку бессмертие.

Глава шестьдесят четвертая


Гун — почетный титул, следовавший за титулом вана – князя.

Шесть династий – исторический период в V–VI вв., характерный своей политической нестабильностью.

«Книга песен» («Шицзин») – образец древнекитайской поэзии, народного творчества. В ней также широко представлены ритуальные песни и гимнологические произведения прошлого. Считалась одним из важнейших канонов конфуцианства.

Цзы Ю и Цзы Ся — ученики Конфуция.

Гун восемнадцатый значит «сосна». – Иероглиф «сосна» состоит из элементов, которые вместе образуют выражение «гун восемнадцатый». Последующие названия деревьев ассоциируются с прозваниями духов. «Одиноко-прямой» означает кипарис.

Глава шестьдесят пятая


Патриарх Чжэньу (он же Сюаньу и Сюаньтянь) – верховный владыка Северного Неба, один из важнейших даосских богов, обитавших в северных краях, поэтому его еще называют Владыкой Севера. Сюаньу также название созвездия. В даосских храмах он изображался в виде сурового видом божества в черном одеянии (иероглиф «сюань» означает также «черный цвет»), с мечом и черным стягом. Его нога опирается на черепаху и змею, дух которых он в себе воплощал.

Глава шестьдесят шестая


Час «у» – время с 11 до 13 часов пополудни.

Кайхуан (букв.: Изначальное правление) – эра правления суйского государя Вэньди. Первый год его – 581-й.

Дерево чу. – Очевидно, имеется в виду Broussonetia papyrifera.

Глава шестьдесят седьмая


Растение куй. – Под ним обычно подразумевают различные виды подсолнечника.

Глава шестьдесят восьмая


Три первопредка (три монарха) – легендарные правители Китая Суйжэнь, Шэньнун и Фуси.

Пять императоров – легендарные правители Хуан-ди (Желтый государь), Чжуансюй, Гаояо, Юй и Шунь.

Великие Шунь и Яо – мифические государи древности, с которыми связывалась идея золотого века.

Юй и Тан. – Юй – мифический герой, усмиривший потоп. Он же государь династии Ся (XXI–XVI вв. до н. э.). Тан – государь древней династии Шан (XVI–XI вв. до н. э.).

Шесть княжеств — древние удельные царства, которые были покорены Цинь.

Империя Цинь – первое централизованное государство в Китае (221–207 до н. э.)

Геомантия – гадание по очертаниям рельефа местности. Особенно большую роль играла при определении места захоронения, выяснения служебной карьеры.

Двадцать четыре периода. – Китайский год традиционно делится на двадцать четыре периода, которые обычно соответствуют определенным погодным или сельскохозяйственным сезонам.

Глава шестьдесят девятая


Бадоу — бобовое растение, которое использовалось в китайской медицине.

Праздник Лета — пятое число пятой луны по лунному календарю. В этот день устраивались состязания или катания на лодках, пекли также пирожки с начинкой из сладкого риса. По легендам, в этот день утонул выдающийся поэт древности Цюй Юань.

Глава семидесятая


Сяо – мелкий чин (обычно армейский).

Глава семьдесят первая


Чудище хоу — фантастическое животное, похожее на волка, находящееся в услужении у Будды.

Вайгун. – Так назывался обычно отец матери, то есть дед по материнской линии.

Чжан Бодуань (он же Чжан Цзыян) – известный деятель даосизма, живший в эпоху Сун, прославившийся своим магическим искусством.

Глава семьдесят третья


Владыка (или Хозяин) души — один из эпитетов Сунь Укуна, наряду с другими: Божество души, Обезьяна души и др. Эпитет намекает на страсти царя обезьян и способность покорения их.

«Храм Желтых цветов». – Желтые цветы – символ даосской веры. Желтый цвет встречается во многих понятиях даосизма: желтое одеяние – хламида даоса; желто-белое начало – искусство волшбы и проч.

Фэнь и ли — мелкие меры веса, равные 0,37 г и 37 мг.

Линлилинь — фантастическое существо, по одним версиям – чешуйчатый муравьед, по другим – громадная рыба, способная заглотить судно.

Праздник Чаши милосердия (или Чаши Юйлань: кит. Юйланьхуэй; санскр. Улабана), также праздник Блуждающих душ – буддийское торжество, которое отмечается в пятнадцатый день седьмой луны. В одной из буддийских притч говорится об ученике Будды Муляне, который свято чтил все буддийские обеты и правила. Его мать, съевшая по неведению скоромную пищу, попала за свой проступок в ад, и благочестивый сын с чашей для подаяний отправился в преисподнюю спасать ее. Мулянь претерпел жестокие пытки, однако спас мать из ада. Будда дал ему священную сутру и повелел в определенный день свершать торжественный молебен. Этот подвиг стал отмечаться последователями буддизма как праздник освобождения страдающих душ. Иначе этот день называется Днем умилостивления голодных демонов.

Глава семьдесят четвертая


Утун — китайский платан.

Именной знак — деревянная бирка с указанием фамилии и должности человека. Бирка прикреплялась к поясу служителя ямыня, солдата.

Чуские песни. – Здесь имеется в виду история полководца древности Сян Юя, войска которого однажды были окружены его соперником Лю Баном (ставшим впоследствии основателем династии Хань). Испуганный тем, что со всех сторон несутся звуки чуских песен, Сян Юй решил, что его армия полностью разбита, и покончил с собой. На самом деле Лю Бан прибег к военной хитрости, чтобы ввести Сян Юя в заблуждение.

Глава семьдесят седьмая


Таблички из слоновой кости. – На таких табличках (чаще они делались из бамбука) сановники двора записывали распоряжения и приказы императора.

Три сокровища — буддийские сутры (каноны), буддийский Закон (вера) и буддийская церковь (монашество).

Глава семьдесят девятая


Белый олень — находился в услужении у бога Долголетия Шоусина, как и аист, летучая мышь. Все эти существа являются символами бога долголетия.

Глава восьмидесятая


День поминовения усопших (или праздник Чистых и светлых дней) – отмечается в пятый день четвертой луны по солнечному календарю. По традиции в этот день люди прибирают могилы, воскуряют на кладбищах благовония и приносят жертвы духам.

Монах-лама – последователь ламаистского учения, распространенного в юго-западных областях Китая, например в Тибете, а также в районе Монголии. Ламаизм – одна из разновидностей буддизма.

Глава восемьдесят вторая


Управы Земли и Древа. – Под «землей и древом» («туму») обычно подразумеваются земляные и строительные работы.

Глава восемьдесят третья


Домик из трех комнат. – Китайский дом представлял собой сложный комплекс строений и пристроек, соединенных переходами и двориками. Главное строение обычно состояло из трех частей (три цзяня, или три комнаты), центральная из которых служила гостевой залой.

Глава восемьдесят четвертая


Три колесницы. – В буддизме это образ буддийского Закона, три части, или три ступени, постижения Истины. Иногда под Тремя колесницами, имеются в виду три ступени буддийской святости: последователи Будды – шраваки, бодисатвы и Будды, которые достигли разных рубежей познания веры. В даосизме Три колесницы (Большая, Средняя и Малая) означают три первородных духа – божества, которые обитают в трех пещерах, откуда наблюдают за миром.

Глава восемьдесят седьмая


Хоу – почетный титул.

Глава девяностая


Повелитель Тайи – даосское божество, живущее в северных краях. В народных религиях часто говорится о десяти Тайи – небесных пророках и полководцах.

Глава девяносто первая


Праздник Фонарей – отмечается с 14–15-го дня первой луны. Им заканчивается празднование Нового года – праздника весны.

Глава девяносто третья


Бодхи – священное древо, «дерево пути». «Путь» – букв.: «ум», «понимание». Бодхи – древо познания (Бодхидрума). По буддийским легендам, под этим деревом семь лет просидел Сакьямуни, прежде чем обрести святость Будды.

Глава девяносто четвертая


Храм Сияющих заслуг (Храм Гуанлусы) – особое помещение дворца, где совершались торжественные церемонии, например пиршества по случаю знаменательных событий.

Три дворца, шесть палат. – Имеются в виду покои дворца, где жили жены и наложницы императора. Обычно речь идет о шести дворцах (Люгун).

Красное крыльцо (букв.: алая площадка) – место перед входом во дворец, где совершались некоторые важные обряды и жертвоприношения.

Глава девяносто пятая


Нефритовый заяц — фантастическое существо, обитающее на Луне, толкущее в ступе снадобье бессмертия. Луна олицетворяет собой темное (женское) начало Инь.

Черный иней — волшебное снадобье, дарующее бессмертие.

Су Э (или Чан Э) – богиня Луны. Иногда под Су Э (или Чан Э) подразумевают прекрасных фей, которые живут в лунном дворце.

Глава девяносто шестая


Юаньвай – почетное звание, которое обычно давалось представителям торгового сословия.

Сюцай – первая (низшая) ученая степень в старом Китае, которая давала возможность занять чиновный пост. Обычно эта степень присваивалась после сдачи экзаменов в уезде и области.

Хуа Гуан (букв.: Цветное Сияние) – ученик так называемого Огненного Вудды.

Глава девяносто восьмая


Три источника света (букв.: Три свечения) – солнце, луна, звезды.

Кун. – Имеется в виду Конфуций, древний мудрец и философ (551–479 до н. э.).

Три свода (Трипитака) – основное собрание священных книг буддийских канонов.




Д. Воскресенский


notes



Примечания





1


См.: У Чэн-энь. Путешествие на Запад. М.: Гослитиздат, 1959.




2


См.: Ло Гуань-чжун. Троецарствие. М.: Гослитиздат, 1954.




3


См.: Ши Най-ань. Речные заводи. М.: Гослитиздат, 1959.




4


Весьма интересный материал о предшествующих версиях романа содержится в книге английского синолога Г. Дадбриджа: «Сиюцзи». Исследование предшественников китайского романа XVI века. Кембридж, 1970.




5


Здесь и далее, до двадцатой главы включительно, стихи в переводе Аркадия Штейнберга.




6


Игра слов. Слова «фамилия» и «нрав» по-китайски произносятся одинаково – «син».




7


Здесь и далее стихи в переводе И. Смирнова.




8


Здесь игра слов: «вести на поводу» значит также «свататься».