Седьмой свиток
Уилбур Смит


Древний Египет #2


Убит знаменитый египтолог, недавно обнаруживший в древней гробнице супруги фараона Мамоса VIII свитки пергамента, хранящие сведения о последнем приюте владыки Египта. Вдове убитою ясно — гибель мужа связана с последним, седьмым, свитком, и ей придется раскрыть эту тайну, чтобы не оказаться следующей жертвой безжалостного убийцы. В отчаянии она обращается за помощью к богатому английскому археологу-любителю и авантюристу Николасу Куэнтон-Харперу. Охота за сокровищами фараона-изгнанника начинается!


Уилбур Смит

Седьмой свиток


И снова я посвящаю книгу моей жене Дэниелл. Несмотря на то, что мы провели вместе много счастливых лет, полных любви, мне кажется, все только начинается.

Нас ждет еще очень многое.


На пустыню наползали сумерки, окрашивая бескрайние пески багровым цветом. Они, словно вата, приглушали все звуки, поэтому вечер казался тихим, безмолвным.

С гребня бархана мужчина и женщина смотрели на оазис и окружающие его деревушки. Все домики были белыми, низкими, с плоскими крышами, и только мусульманская мечеть и коптская христианская церковь поднимались над огромными пальмами. Эти оплоты веры высились на противоположных берегах озера.

Вода темнела. С негромким плеском опустилась стая уток, и белая пена сверкнула на фоне заросших тростником берегов.

Стоящие на бархане представляли собой странную пару. Мужчина — пожилой, высокий, хоть годы слегка и согнули его спину. Последние лучи солнца падали на седеющие волосы. Женщина была совсем молода, немногим старше тридцати, стройная, пылкая, полная жизни. Кожаный ремешок стягивал густые вьющиеся волосы на затылке.

— Пора спускаться. Алиа уже ждет

Он нежно улыбнулся. Его жена. Его вторая жена. Когда умерла первая, казалось, солнечный свет исчез вместе с ней. И нельзя было ждать еще одной светлой полосы в жизни. Теперь у него есть она и работа. Он с полным основанием считал себя счастливым человеком.

Неожиданно женщина высвободилась из его рук, развязала ремешок, тряхнула густыми темными волосами и рассмеялась. Приятный звук. Потом бросилась вниз по крутому склону бархана. Длинные юбки развевались, открывая ноги. Загорелые, стройные ноги. Женщина умудрилась удерживать равновесие до середины пути, а потом сила тяготения возобладала и неудержимо повлекла ее вниз.

Он снисходительно улыбнулся с вершины. Порой жена вела себя как ребенок. А в остальное время — как серьезная женщина, обладающая чувством собственного достоинства. Он не знал, что лучше, но любил ее всякой.

Женщина скатилась вниз, приподнялась, все еще смеясь, и принялась вытряхивать из волос песок.

— Теперь ты! — закричала она.

Мужчина спокойно принялся спускаться и, пусть двигался не так изящно, как в молодости, сохранил равновесие до конца. Помогая женщине встать на ноги, он не поцеловал ее, хотя соблазн был велик. Но арабы не проявляют чувств на людях, даже если речь идет о любимой жене.

Перед тем как двинуться в сторону деревни, она расправила одежду и снова связала волосы в хвост. Они обогнули заросли тростника и перешли по шатким мостикам оросительные каналы. Крестьяне, бредущие домой с полей, уважительно приветствовали их.

— Салям алейкум, доктари! Мир вам, доктор.

Они уважали всех образованных людей, но его особенно — за доброту к ним и их семьям. Многие из крестьян работали еще на его отца. Никого не волновало, что почти все они мусульмане, а он христианин.

Когда добрались до виллы, Алиа, старая домоправительница, встретила их недовольным ворчанием:

— Припозднились. Вечно задерживаетесь. Почему вы не можете соблюдать режим, как нормальные порядочные люди? Не следует забывать о своем положении в обществе.

— Старая матушка, вы всегда правы, — мягко поддразнил доктор. — Что бы мы делали без вашей заботы?

Алиа отвернулась и вышла, хмурясь, чтобы скрыть искреннюю привязанность к нему.

В закрытом дворике супруги съели нехитрый ужин — финики, оливки, пресный хлеб и сыр из козьего молока. Когда закончили трапезу, стемнело, но звезды в пустыне сияли ярко, словно свечи.

— Ройан, цветочек мой. — Муж коснулся ее руки. — Пора приниматься за работу.

Он поднялся из-за стола и направился в кабинет, выходивший прямо во двор.

Ройан Аль Симма сразу подошла к высокому стальному сейфу возле дальней стены и набрала кодовую комбинацию. Сейф странно смотрелся в этой комнате, среди старинных книг и свитков, древних статуй и прочих памятников материальной культуры, собранных ее мужем за долгую жизнь.

Когда тяжелая стальная дверь отворилась, Ройан на мгновение отступила. Ее всегда охватывало странное благоговение при виде дошедшей сквозь бесчисленные годы реликвии, даже если прошло всего несколько часов с момента, когда они работали с ней в прошлый раз.

— Седьмой свиток, — прошептала Ройан и не без трепета коснулась его.

Творение настоящего гения, обратившегося в прах четыре тысячи лет назад. Этого человека она узнала и научилась уважать не меньше, чем собственного мужа. Его вечные слова доносились сквозь могильный мрак, с райских полей, где царствует великая троица — Осирис, Исида и Гор. В них истово верил автор свитка. Так же истово, как она — в другую Троицу.

Ройан положила древний манускрипт на длинный стол, за которым Дурайд, ее муж, уже погрузился в работу. Он поднял глаза на реликвию, и Ройан заметила на лице супруга выражение того же благоговения, что испытывала сама. Ему всегда хотелось, чтобы свиток лежал перед ним на столе, хотя настоящей нужды в этом не было — микрофильмы и фотографии изучать проще. Казалось, ученому требовалось незримое присутствие древнего автора, пока он исследовал его текст.

Впрочем, эти чувства лишь промелькнули на лице Дурайда — и он опять превратился в бесстрастного ученого.

— Твои глаза лучше моих, цветочек. Как ты думаешь, что это за символ?

Ройан заглянула через плечо и принялась изучать иероглиф на фотографии свитка, который не смог разобрать муж.

Сначала она просто рассматривала его, потом взяла увеличительное стекло и продолжила вглядываться.

— Кажется, Таита подкинул новую криптограмму собственного изобретения, чтобы поиздеваться над нами.

Она говорила о древнем авторе так, будто он был милым, но порой несносным другом, который живет неподалеку и любит подшутить.

— Значит, придется разгадать, — объявил Дурайд довольным тоном.

Он обожал эту игру. Она составляла смысл его жизни.

Супруги трудились над манускриптом до поздней ночи. Именно в это время работа особенно спорилась. Порой они переговаривались на арабском, порой — на английском. Им было все равно. Куда реже звучал французский, их третий общий язык. Оба получили образование в университетах Англии и Соединенных Штатов, вдали от «этого самого Египта». Ройан очень нравилось выражение «этот самый Египет», которое Таита часто употреблял в рукописях.

Она чувствовала странную близость с древним египтянином. В конце концов, Ройан была его прямым потомком, поскольку происходила от коптских христиан, а не арабов, завоевавших эту страну всего четырнадцать столетий назад. Арабы только пришельцы в Египте, а ее родословная восходит к временам фараонов и великих пирамид.

В десять часов Ройан сварила кофе, поставив турку на печь, которую растопила Алиа, прежде чем вернуться в деревню к собственной семье. Они пили сладкий, крепкий напиток из тонкостенных чашек, заполненных до середины гущей, и разговаривали как старые добрые друзья.

Для Ройан их отношения и были дружбой. Она познакомилась с Дурайдом, когда вернулась из Англии, защитив диссертацию по археологии, и нашла работу в Департаменте древностей, директором которого и был ее нынешний муж.

Ройан являлась ассистентом Дурайда, когда он открыл гробницу царицы Лострис в Долине Царей, построенную около 1780 года до нашей эры, и была разочарована не меньше его, когда выяснилось, что гробница разграблена еще в незапамятные времена. Все, что осталось, — роскошные фрески, покрывавшие стены и потолок склепа.

И именно Ройан фотографировала росписи за каменной плитой, на которой раньше стоял саркофаг, когда отвалился кусок штукатурки и глазам археологов открылась ниша, в которой находилось десять алебастровых кувшинов. Каждый из них содержал по свитку. И все их написал и поместил туда раб царицы, Таита.

С тех пор жизни Дурайда и ее самой вращались вокруг этих кусков папируса. Несмотря на некоторый ущерб, причиненный древним манускриптам временем, в целом они необычайно хорошо сохранились, пролежав в гробнице четыре тысячи лет.

В рукописях содержалась захватывающая история о народе, на который напал превосходящий враг на лошадях и колесницах, которых в то время в Египте не знали. Разбитые армией гиксосов, обитатели берегов Нила были вынуждены бежать. Царица Лострис повела их на юг, вдоль великой реки к ее истокам, в жестокие горы Эфиопии. Здесь, среди суровых скал, Лострис захоронила мумию своего супруга, фараона Мамоса, погибшего в битве с гиксосами.

Много лет спустя Лострис повела свой народ на север, в «этот самый Египет». Оснащенные лошадьми с колесницами, закаленные суровой африканской глушью, воины двинулись вниз по течению Нила, обрушились на захватчиков-гиксосов и вырвали из их рук власть над Верхним и Нижним Египтом.

Эта история вызывала у Ройан непонятный трепет и захватывала не меньше фантастической повести, пока супруги разбирали иероглиф за иероглифом, написанные старым рабом на папирусе.

Работа заняла много лет — по вечерам здесь, на вилле в оазисе, после того как дневная рутина в Каирском музее заканчивалась. Девять свитков были переведены — все, кроме седьмого. Именно он оказался главной загадкой. Автор окутывал свою мысль слоями эзотерики и таких сложных аллюзий, что понять их через столько лет почти не представлялось возможным. Многие символы, которые он использовал при письме, ни разу не встречались в тех тысячах текстов, которые египтологам приходилось читать. Становилось ясно, что Таита не предполагал, что эти свитки будет читать кто-нибудь, кроме его любимой царицы. Это был его последний дар ей; дар, который она унесла с собой в могилу.

Потребовались все знания, воображение и изобретательность, чтобы продвинуться на пути расшифровки. В переводе по-прежнему оставалось много пропусков и мест, где египтологи не были уверены, верно ли поняли значение символов, но так или иначе общий смысл прояснился.

Дурайд отхлебнул кофе и уже не в первый раз покачал головой.

— Меня пугает ответственность, — проговорил он. — Что делать со знанием, отблеск которого мы получили? Если оно попадет в дурные руки… — Ученый сделал еще глоток и вздохнул. — Даже если мы предложим его достойным людям, поверят ли они сведениям, которым четыре тысячи лет от роду?

— А почему мы должны привлекать кого-то еще? — недовольно спросила Ройан. — Почему сами не можем сделать все, что нужно?

В такие моменты разница между супругами становилась особенно очевидна. Он воплощал осторожность зрелого возраста, она — пылкость молодости.

— Ты не понимаешь, — сказал Дурайд.

Ройан всегда злило, когда муж начинал говорить с ней так, как арабы обычно обращаются к женщинам в своем мужском мире. Она знала и другой мир, где женщины требовали и получали право быть равными. Молодой археолог застряла между двумя противоположными цивилизациями — западной и арабской.

Мать Ройан была англичанкой, работавшей в британском посольстве в Каире в неспокойные времена после Второй мировой войны. Она познакомилась с молодым египетским офицером из штаба полковника Насера и вышла за него замуж. Этот странный союз распался, когда Ройан была еще ребенком.

Ее мать настояла на возвращении в Англию перед родами, в свой родной город Йорк. Она хотела, чтобы ребенок получил британское гражданство. После развода родителей Ройан, опять-таки по настоянию матери, отправилась в Англию учиться в школе, но все каникулы проводила с папой в Каире. Отец быстро пошел вверх по служебной лестнице и в конце концов стал министром в правительстве Мубарака. Благодаря любви к нему Ройан считала себя скорее египтянкой, чем англичанкой.

Именно отец выдал ее замуж за Дурайда Аль Симму. Это было его последнее деяние перед смертью, и дочь не смогла отказать отцу в предсмертном желании. К тому же, хотя современное воспитание Ройан противилось старому коптскому обычаю свадьбы по сговору, семейные традиции и церковь были против нее. Она согласилась.

Брак с Дурайдом оказался не настолько непереносим, как она опасалась. Он казался бы Ройан еще более удобным и удовлетворительным, если бы она не успела познать радости любви. Однако у Ройан еще в университете была короткая связь с однокурсником Дэвидом. Он вознес ее на короткое время в рай, к безумному блаженству, а потом причинил немало боли, женившись на светловолосой англичанке, которую одобрили его родители.

Ройан уважала Дурайда и относилась к нему с теплом, но ночью иногда тосковала по прикосновениям молодого тела, такого же гибкого и сильного, как ее собственное.

Дурайд продолжал говорить, однако слова пролетали мимо ушей его жены. Она прислушалась.

— Я еще раз побеседовал с министром, но, думается, он не вполне верит мне. Наверное, Нахут убедил его, что я не в своем уме. — Дурайд грустно улыбнулся. Нахут Гуддаби был его амбициозным помощником, имеющим хорошие связи. — Так или иначе, но министр говорит, что у правительства нет денег, и мне придется искать внешние источники финансирования. Поэтому я еще раз просмотрел список потенциальных спонсоров и сузил его до четырех пунктов. Во-первых, есть музей Гетти, но я не люблю работать с большими безликими организациями. Лучше, когда имеешь дело с конкретным человеком. Куда проще достигнуть соглашения.

Ройан уже несколько раз слышала это, но продолжала покорно внимать.

— Кроме того, есть герр фон Шиллер. У него имеются деньги и интерес к данной проблеме, но я не уверен, что ему можно полностью доверять.

Дурайд прервался. Он часто рассуждал об этом, и Ройан могла предсказать, какие будут следующие слова.

— А как насчет американца? Он знаменитый коллекционер, — опередила она мужа.

— С Питером Уолшем трудно работать. Страсть к накоплению делает его неразборчивым в средствах. Он меня пугает.

— И кто же остается?

Дурайд промолчал, потому что оба прекрасно знали ответ. Вместо этого он повернулся к столу, заваленному рабочими материалами.

— Они выглядят так невинно, так обыденно. Старый свиток папируса, несколько фотографий и блокнотов, компьютерная распечатка. Трудно поверить, какими опасными могут оказаться эти вещи в дурных руках. — Потом он рассмеялся. — Что-то я размечтался. Должно быть, поздно. Может, вернемся к работе? А об остальном будем беспокоиться, когда разгадаем все загадки старого негодяя Таиты и завершим перевод.

Дурайд взял фотографию, лежащую поверх кипы бумаг. Она представляла собой копию средней части свитка.

— Какая неудача, что папирус поврежден именно здесь. — Дурайд надел очки и начал читать вслух: — «Многие ступени должно пройти по лестнице, ведущей в жилище Хапи. С большими трудностями и лишениями мы добрались до второй ступени и не пошли дальше, поскольку царевичу явилось божественное откровение. Во сне пред ним предстал его отец, покойный бог-фараон, и сказал: „Долго я шел и устал. Здесь я упокоюсь навечно». — Дурайд снял очки и бросил взгляд на Ройан. — «Вторая ступень». В кои-то веки довольно точное описание. Таита на мгновение отказался от обычных хитросплетений.

— Давай еще раз посмотрим на спутниковые снимки, — предложила жена и придвинула к себе глянцевый лист.

Дурайд обошел стол и принялся смотреть у нее из-за плеча.

— Наиболее логичным кажется предположение, что естественные препятствия, которые затрудняли им путь по ущелью, — водопады или пороги. И если это второй водопад, то они остановились здесь…

Ройан указала пальцем на тонкую ленту реки, змеящуюся среди темных каменных массивов на спутниковом снимке.

— Слушай! — неожиданно проговорила она, в голосе прозвучали тревожные нотки.

— Что такое?

Дурайд тоже поднял голову.

— Собака.

— Проклятый пес, — согласился он. — Всю ночь покоя не дает своим тявканьем. Я уже не раз обещал себе избавиться от него.

В этот момент погас свет.

От неожиданности супруги застыли на месте. Тихий перестук старенького дизельного генератора в сарае позади пальмовой рощи смолк.

Глаза постепенно привыкли к темноте и смогли различать очертания комнаты в слабом свете звезд, проникающем сквозь двери. Дурайд пересек комнату и взял керосиновую лампу с полки за дверью, где она много лет ожидала такого случая. Он зажег ее, посмотрел на Ройан и покорно вздохнул:

— Придется пойти…

— Дурайд, — перебила она. — Собака!

Муж прислушался, на его лице отразилось беспокойство. Собака молчала.

— Уверен, здесь не о чем беспокоиться.

Дурайд направился к двери, и Ройан, сама не зная почему, неожиданно сказала вслед:

— Будь осторожнее!

Он небрежно пожал плечами и вышел на веранду.

Сначала Ройан показалось, что на пол упала тень виноградной лозы, колышемой ветром, но ночь была тиха. Потом она увидела, как некий человек быстро и бесшумно пересек двор, подкрадываясь к Дурайду, подходившему к бассейну с рыбками.

— Дурайд! — закричала женщина, желая предупредить мужа, и тот резко обернулся, высоко поднимая лампу.

— Кто вы? — воскликнул он. — Что вам здесь нужно?

Незнакомец молча приближался. Традиционная длинная одежда, дишдаша, колыхалась с каждым шагом, а голову прикрывала полотняная гутра. При свете лампы Дурайд заметил, что ткань скрывает лицо.

Незнакомец находился спиной к Ройан, так что она не видела нож в его руке, но колющий выпад, направленный в живот Дурайда, ни с чем нельзя было спутать. Ее муж застонал от боли и согнулся пополам, а незнакомец выдернул нож из раны и нанес еще один удар. На сей раз Дурайд бросил лампу и схватился за руку с кинжалом.

Пламя упавшей лампы зашипело и погасло. Двое мужчин боролись в полумраке, но Ройан все же видела темное пятно, расползающееся по белой рубашке мужа.

— Беги! — крикнул он ей. — Скорее позови на помощь! Я с ним не справлюсь!

Она знала, что Дурайд мягкий человек, ученый и библиофил. Нетрудно было понять, что напавший превосходит его по силе.

— Беги! Пожалуйста! Спасайся, мой цветочек!

По голосу Ройан поняла, что он слабеет, однако Дурайд из последних сил цеплялся за руку с ножом.

Несколько секунд она стояла, застыв на месте и не зная, что делать, но после отчаянного призыва мужа сбросила оцепенение и побежала к двери. Страх и желание позвать на помощь гнали Ройан вперед, и она, быстрая, как лань, пересекла дворик. Дурайд не дал убийце помешать ей.

Молодая женщина перепрыгнула через низенькую каменную стену в пальмовую рощу и попала прямо в объятия второго убийцы. Она заорала и попыталась увернуться. Вражеские руки скользнули по лицу, но ухватились за тонкую хлопковую блузку.

На сей раз Ройан сразу заметила нож, блеснувший серебром в звездном свете, и страх придал ей силы. Ткань с треском порвалась, и беглянка оказалась свободна. И все же лезвие успело коснуться ее — боль обожгла предплечье. Ройан лягнула нападавшего и попала ему в пах — бандит с воплем упал на колени.

И вот она уже в пальмовой роще. Сначала Ройан мчалась вперед, не глядя по сторонам и не задумываясь ни о чем. Просто пыталась убежать так далеко, как только могут унести ноги. Но постепенно паника начала оставлять ее, и Ройан обернулась. Кажется, ее никто не преследовал. На берегу озера она замедлила бег, чтобы сберечь силы, и только тогда почувствовала теплый ручеек крови, струящийся по руке. Алая жидкость капала на землю с кончиков пальцев.

Ройан остановилась и, прислонившись к шершавому стволу одной из пальм, оторвала кусок ткани от блузки и перетянула руку. Ее так трясло от пережитого потрясения и усталости, что даже здоровая рука не хотела слушаться. Когда Ройан, не без помощи зубов, удалось завязать узел, кровотечение остановилось.

Она никак не могла решить, куда бежать, и тут заметила свет в окне домика Алии на противоположной стороне оросительного канала. Ройан оттолкнулась от ствола пальмы и поспешила туда. Не успела она пробежать и сотню шагов, как из рощи за ее спиной донесся голос, спросивший на арабском:

— Юсуф, женщина побежала не в твою сторону?

Прямо перед ней вспыхнул свет фонарика, и другой голос отозвался:

— Нет, я ее не видел.

Еще несколько мгновений, и Ройан попала бы к убийце прямо в руки. Она в отчаянии огляделась. Из рощи приближался еще один человек с фонариком. Должно быть, тот самый тип, которого она ударила, но по уверенным шагам становилось ясно, что он снова в полном порядке.

Ее окружили с двух сторон, поэтому Ройан направилась обратно к берегу озера. Там проходила дорога. Как знать, может, встретится запоздавший автомобиль. Она споткнулась и упала, ободрав колени, но поднялась и побежала дальше. Упав во второй раз, Ройан нащупала на земле гладкий круглый камень размером с апельсин и прихватила его с собой. Даже такое жалкое оружие придало женщине уверенности.

Раненая рука начинала болеть, а Ройан не оставляла тревога за Дурайда. Она знала, что он тяжело ранен. Надо найти помощь. За ее спиной по роще шарили лучами фонарей, и Ройан понимала, что ей не убежать. Преследователи догоняли жертву — голоса приближались.

Наконец беглянка достигла дороги и с тихим стоном облегчения выбралась из канавы на ровную поверхность, засыпанную гравием. Ноги дрожали и едва двигались, но Ройан упорно бежала к деревне.

Не достигнув и первого поворота, она заметила приближающиеся фары и выскочила на середину дороги.

— Помогите! — закричала она по-арабски. — Пожалуйста, помогите мне!

Машина выехала из-за поворота, и за миг до того, как свет фар ослепил ее, Ройан заметила, что это маленький темный «фиат». Она отчаянно замахала руками, призывая водителя остановиться. Фары, словно софиты на сцене театра, выхватили ее из темноты.

Машина остановилась рядом. Ройан бросилась к двери водителя и стала дергать за ручку.

— Пожалуйста, вы должны помочь мне…

Щелкнул замок, и дверца распахнулась с такой силой, что Ройан чуть не упала. Водитель выпрыгнул из машины, схватил Ройан за запястье раненой руки и потащил к «фиату», распахнув заднюю дверь.

— Юсуф! Башит! — крикнул шофер в темноту пальмовой рощи. — Я ее поймал.

В ответ донеслись крики, и фонарики повернули в их направлении. Водитель пригибал голову Ройан, пытаясь затолкать женщину на заднее сиденье. Неожиданно Ройан осознала, что все еще сжимает в руке круглый камень. Она слегка развернулась, собралась с силами и, размахнувшись, ударила бандита камнем по голове, попав в висок. Водитель беззвучно рухнул на дорогу и больше не шевелился.

Ройан бросила камень и снова побежала. Оказалось, что свет фонарей то и дело падает на нее. Двое мужчин закричали за спиной.

Обернувшись, беглянка увидела, что ее быстро догоняют, и осознала, что единственный шанс — темнота за пределами дороги. Она повернула в сторону и, сбежав с насыпи, мгновенно оказалась по пояс в озере.

В темноте и общей неразберихе Ройан не сразу поняла, что добралась до места, где дорога проходила вдоль берега озера. Неподалеку были заросли папируса и тростников, в которых можно укрыться.

Она брела по воде, чувствуя, как становится все глубже и глубже, потом ей пришлось поплыть. Беглянке очень мешали юбки и раненая рука, зато медленные и аккуратные движения не сильно колебали поверхность воды. Когда преследователи добежали до места, где она спустилась с дороги, Ройан уже добралась до густых зарослей тростника.

Она залезла в самую середину и перестала грести. Оказалось, что здесь не так глубоко — когда пальцы ног коснулись мягкого ила, вода не покрывала ноздри. Так Ройан и осталась стоять — едва возвышаясь над водой и отвернувшись от берега. Она была уверена, что темные волосы не отражают свет фонаря и не выдадут ее.

Хотя уши оказались под водой, до беглянки доносились возбужденные голоса мужчин, стоящих на дороге. Они светили в камыши, пытаясь разыскать ее. Луч скользнул прямо по ней, и Ройан сделала глубокий вдох, готовясь нырнуть, но ее все же не заметили.

Воодушевленная мыслью, что ее не обнаружили даже в прямом свете фонаря, она рискнула приподнять голову так, чтобы одно ухо торчало из воды и можно было разобрать слова преследователей.

Они говорили по-арабски. Ройан узнала голос Башита. Кажется, он был главный, поскольку отдавал приказы.

— Полезай туда, Юсуф, и вытащи шлюху на берег.

Тот с плеском вбежал в воду.

— Дальше, — велел Башит. — Она в тех камышах, куда я свечу фонарем.

— Здесь слишком глубоко. Ты прекрасно знаешь, что я не умею плавать. А тут меня накроет с головой.

— Прямо перед тобой! В камышах. Я вижу ее голову, — уговаривал его Башит, и Ройан, испугавшись, что ее все же заметили, скрылась под воду почти целиком.

Юсуф с громким плеском двинулся по направлению к Ройан, но внезапно раздался такой грохот, что даже бандит испугался и закричал:

— Джинны! Сохрани меня Аллах!

Стая уток поднялась в воздух и устремилась в темное небо.

Юсуф побрел обратно к берегу, и никакие угрозы Башита не смогли заставить его продолжить охоту.

— Женщина не так важна, как свиток, — возразил он, вылезая на дорогу. — Без свитка не будет денег, а ее мы всегда сможем отыскать.

Слегка повернув голову, Ройан сумела заметить, что свет фонарей начал удаляться по направлению к «фиату». Хлопнули двери, взревел двигатель, и машина покатила в сторону виллы.

Ройан была слишком напугана и потрясена случившимся, чтобы покинуть укрытие. Она опасалась, что бандиты оставили одного человека на дороге ждать, пока беглянка сама покажется. Ройан стояла на цыпочках, дрожа скорее от страха, чем от холода. Она твердо решила терпеть до спасительного рассвета.

Только когда небо осветили всполохи пламени, видные даже сквозь пальмовую рощу, Ройан забыла о собственной безопасности и побрела к берегу.

Она опустилась на колени на краю озера, трясясь и жадно глотая воздух, ослабев от потери крови и перенесенного шока, и стала вглядываться в огонь сквозь пелену мокрых волос и воду, попавшую в глаза.

— Вилла! — прошептала она. — Дурайд! О Боже, пожалуйста, только не это! Нет!

Ройан с трудом поднялась на ноги и побрела к своему горящему дому.


Башит выключил фары и двигатель, когда они свернули на дорожку, ведущую к вилле. Машина скатилась вниз и остановилась.

Все трое вылезли из «фиата» и поднялись по каменным ступеням к мощеному дворику. Тело Дурайда лежало там, где его оставил Башит, возле бассейна с рыбками. Бандиты даже не взглянули на египтолога и прошли в темный кабинет.

Башит положил на стол дешевую нейлоновую сумку.

— Мы потеряли слишком много времени. Теперь надо торопиться.

— Это Юсуф виноват, — заявил водитель «фиата». — Он дал женщине сбежать.

— У тебя тоже был шанс поймать ее на дороге, — огрызнулся Юсуф, — и ты показал себя не лучше.

— Довольно, — оборвал их Башит. — Если хотите, чтобы вам заплатили, смотрите, дальше действуйте без ошибок.

Луч фонарика выхватил из темноты свиток, лежащий на столе.

— Это он. — Башит был твердо уверен — ему показывали фотографии рукописи. — Им нужно все — карты, снимки, книги и бумаги. То, что на столе и использовалось в работе. Ничего не оставляйте.

Они быстро запихали награбленное в сумку. Башит застегнул ее.

— Теперь доктари. Тащите его сюда.

Двое бандитов вышли во дворик. Каждый из них схватил тело за ногу, и они втащили Дурайда в кабинет. Тот стукнулся затылком о каменную ступеньку на пороге; на плитах дворика остался длинный кровавый след, блестящий в свете фонарей.

— Несите лампу! — приказал Башит.

Юсуф вернулся во двор и принес керосиновую лампу, которую уронил Дурайд. Пламя совсем угасло. Башит поднес лампу к уху и потряс.

— Полная, — с удовлетворением отметил он и отвинтил колпачок. — Все в порядке, — сказал бандит остальным. — Забирайте сумку и идите в машину.

Когда его сообщники вышли, Башит обрызгал содержимым лампы рубашку и штаны Дурайда, потом подошел к полкам и выплеснул остатки на книги и манускрипты.

Бросив пустую лампу, он вытащил откуда-то из-под одежды коробку спичек, зажег одну и поднес к струйке керосина, текущего по книжной полке. Немедленно вспыхнул огонь, побежал наверх и принялся жадно лизать уголки рукописей, обугливая их. Башит подошел к лежащему на полу Дурайду, чиркнул еще одной спичкой и бросил ее на залитую кровью и керосином рубашку несчастного.

На груди археолога весело заплясали синеватые язычки пламени, быстро изменившие цвет, когда загорелась хлопковая одежда и плоть. От ярко-оранжевых язычков кверху потянулся черный жирный дым.

Башит поспешно выскочил в дверь, пересек дворик, сбежал по ступенькам и забрался на заднее сиденье «фиата». Машина покатила по дороге.


Дурайд очнулся от боли. Она оказалась такой сильной, что вытащила его из царства забытья на границе между жизнью и смертью.

Он застонал. Первое, что Дурайд ощутил, придя в чувство, — это запах собственной горящей плоти, и только потом жуткая боль охватила все тело. Содрогнувшись, археолог разлепил веки и посмотрел на себя.

Одежда почернела и дымилась, и такой муки ему не приходилось испытывать никогда. Дурайд смутно осознал, что комната вокруг него пылает. Воздух был полон дыма, сквозь горячую пелену едва виднелись очертания двери.

Боль была непередаваемо ужасна, и больше всего Дурайду хотелось, чтобы она кончилась. Умереть и не страдать. Потом он вспомнил о Ройан и попытался прошептать ее имя обожженными, почерневшими губами. Изо рта не вырвалось ни звука. Однако мысль о жене придала Дурайду сил и решимости. Он перекатился по полу, и жар принялся терзать его спину, до того момента защищенную. Археолог снова застонал и перекатился еще раз, оказавшись чуть ближе к двери.

Каждое движение требовало напряжения всех сил и вызывало приступы мучительной боли. Однако, оказавшись опять на спине, Дурайд почувствовал дуновение ветра — сквозь открытую дверь поступал кислород, раздувающий огонь. Сладкий воздух пустыни помог археологу собраться с силами и скатиться на холодные камни дворика.

Одежда и тело Дурайда все горели. Он попытался загасить пламя на груди руками, но, увы, те превратились в обугленные черные культи.

Неожиданно ему вспомнился бассейн с рыбками. Представив, как измученное обожженное тело окунается в холодную воду, археолог заставил себя двигаться и пополз по плитам, как полураздавленная змея.

Дурайд задыхался в едком дыму, исходящем от горящей плоти, и даже слабо закашлялся, но упорно продолжал ползти, оставляя на камнях куски собственной кожи. Последнее усилие — и он плюхнулся в бассейн. Над поверхностью с шипением поднялось облачко пара, застилая глаза, так что на мгновение Дурайду показалось, будто он ослеп. Холодная вода обожгла обугленную плоть, и египтолог вновь потерял сознание.

Через некоторое время, пробравшись сквозь черные тучи забытья, Дурайд поднял мокрую голову и увидел фигуру, с трудом поднимающуюся по ступеням из сада во внутренний дворик.

На мгновение он подумал, что это призрак, созданный умирающим сознанием, но тут Дурайд узнал Ройан. Ее мокрые волосы спутанной гривой падали на лицо, ил и зеленые водоросли облепили рваную и мокрую одежду. Правая рука была замотана грязной тряпкой, сквозь которую сочилась кровь, смешиваясь с озерной водой и стекая розовыми струйками по предплечью.

Она не видела его. Ройан остановилась посредине дворика и в ужасе уставилась на горящие комнаты. Неужели Дурайд там? Сделала шаг вперед, и волна жара остановила ее. В тот же миг рухнула крыша, в ночное небо полетели тучи искр, взметнулись языки пламени. Ройан попятилась, закрывая лицо рукой.

Дурайд попытался окликнуть жену, но из обожженного горла не вырвалось ни звука. Ройан отвернулась и принялась спускаться по ступенькам. Поняв, что она решила отправиться за помощью, Дурайд сделал нечеловеческое усилие. Из его почерневших, покрытых волдырями губ вылетел звук, подобный карканью ворона.

Ройан резко обернулась, в ужасе уставилась на мужа, а потом закричала. Голова Дурайда не напоминала человеческую — волосы сгорели, а кожа лохмотьями свисала со щек и подбородка. Сквозь спекшуюся черную корку проглядывала окровавленная плоть. Молодая женщина попятилась от него как от страшного чудища.

— Ройан, — прохрипел он.

Дурайд в мольбе поднял руку, Ройан бросилась к бассейну и схватилась за нее.

— Святая Богородица, что они с тобой сделали? — всхлипывала Ройан, пытаясь вытянуть мужа из воды.

Его кожа снялась с руки как перчатка, открывая окровавленные остатки кисти.

Молодая женщина рухнула на колени рядом с бортиком, склонилась к бассейну и обняла Дурайда. Она понимала, что у нее не хватит сил вытащить его, не причинив новых ужасных страданий. Все, что оставалось, — это держать Дурайда и так попытаться скрасить его последние минуты. Да, он, несомненно, умирал — ни один человек не может пережить такие раны.

— К нам скоро придут на помощь, — прошептала Ройан по-арабски. — Кто-нибудь увидит огонь. Будь храбрым, муж мой, подмога близка.

Он дергался в ее объятиях, пытаясь говорить, несмотря на адскую боль.

— Свиток?

Слова Дурайда едва можно было разобрать. Ройан посмотрела на огромный костер, в который превратился их дом, и покачала головой:

— Его больше нет. Он или украден, или сгорел.

— Не отчаивайся, — пробормотал Дурайд. — Наша работа…

— Но его больше нет, — повторила она. — Никто не поверит без…

— Нет! — В едва слышном голосе Дурайда послышалась ярость. — Ради меня, мое последнее…

— Не говори так, — умоляла мужа Ройан. — С тобой все будет хорошо.

— Обещай, — потребовал он. — Обещай!

— У нас нет спонсора. Я одна. Я не справлюсь одна.

— Харпер! — выговорил Дурайд. Жена склонилась еще ниже, коснувшись ухом его сгоревших губ. — Харпер, — повторил он. — Сильный… жесткий… умный человек.

Теперь Ройан поняла. Конечно же, Харпер был четвертым, самым последним в предполагаемом списке спонсоров, который составил Дурайд. И хотя он значился в самом конце, она понимала, что муж перечислял людей в обратном порядке. В реальности Николас Куэнтон-Харпер шел первым. О нем старый археолог часто говорил с большим теплом и уважением, а порой даже с благоговением.

— Но что сказать Харперу? Он не знает меня. Как я смогу убедить его? Седьмого свитка больше нет.

— Доверься ему, — прошептал Дурайд. — Хороший человек. Верь ему… — Страстное «обещай» все еще звучало в ушах Ройан.

И тут ей вспомнилась записная книжка в их квартире в Гизе, пригороде Каира, и материал по Таите на жестком диске компьютера. Не все пропало.

— Хорошо, — согласилась она. — Я обещаю тебе, муж мой. Я обещаю.

Хотя на обгоревшем лице не могло отразиться ничего, в голосе Дурайда прозвучало явное облегчение.

— Цветочек мой, — шепнул он и умер у нее на руках.

Крестьяне из деревни застали Ройан стоящей на коленях возле бассейна. Она не выпускала Дурайда, все еще шепча что-то. К этому моменту огонь уже угасал, а зарево рассвета горело куда ярче.


На отпевании в церкви оазиса присутствовали все основные сотрудники Департамента древностей. Даже Аталан Абу Син, министр культуры и туризма, начальник Дурайда, приехал из Каира на служебном черном «мерседесе» с кондиционером.

Он стоял за Ройан и, хотя был мусульманином, участвовал в службе. Нахут Гудцаби расположился рядом с дядей. Мать Нахута была младшей сестрой министра, что, как не раз саркастически замечал Дурайд, восполнило для ее сына недостаток знаний и опыта в области археологии и несостоятельность в качестве администратора.

День выдался знойный. Снаружи температура превышала тридцать градусов, и даже под темными сводами коптской церкви было душно. Ройан задыхалась в облаках курений под монотонный голос священника, повторявшего древние слова молитв. Швы на правой руке страшно горели. И всякий раз при взгляде на длинный черный гроб перед богато украшенным алтарем Ройан вспоминала безволосую обгорелую голову Дурайда. Она покачивалась на скамейке, чуть не падая.

Наконец все завершилось, и она смогла вернуться на открытый воздух и солнечный свет. Но на этом ее обязанности не закончились. Как главная плакальщица, Ройан должна была идти за гробом, пока процессия проследовала к кладбищу среди пальм. Там, в семейной усыпальнице, Дурайда ждали родственники.

Перед тем как вернуться в Каир, Аталан Абу Син подошел к Ройан и пожал руку, сказав несколько слов в утешение:

— Произошла ужасная трагедия, Ройан. Я лично поговорил с министром внутренних дел. Мы поймаем бандитов, виновных в этом злодеянии. И не беспокойтесь насчет музея. Вы можете приступить к своим обязанностям, как только будете готовы.

— Я выйду на работу в понедельник, — ответила Ройан. Министр вытащил ежедневник из внутреннего кармана темного двубортного пиджака. Сверившись с ним и сделав какую-то пометку, он снова посмотрел на молодую женщину.

— Тогда зайдите, пожалуйста, в министерство во второй половине дня. В четыре часа.

Министр проследовал к ожидавшему его «мерседесу». Тем временем к Ройан подошел, чтобы пожать руку, Нахут Гудцаби. Его портили желтоватая кожа и кофейного цвета пятна под глазами, при этом Нахут был высок, волнистые волосы остались густыми, зубы не потеряли белизны. Безупречно скроенный костюм, легкий запах дорогого одеколона. На серьезном лице заместителя Дурайда застыла скорбь.

— Он был очень хорошим человеком. Я чрезвычайно уважал Дурайда, — проговорил Нахут, и Ройан кивнула, не желая еще как-либо реагировать на столь явную ложь.

Между директором музея и его заместителем не водилось дружбы. Дурайд не позволял Нахуту участвовать в работе над свитками Таиты; особенно это касалось седьмого свитка, что привело к сильной неприязни между сослуживцами.

— Надеюсь, вы подадите заявление на пост директора, Ройан, — сказал он. — Вы хорошо подходите для такой работы.

— Спасибо, Нахут, вы очень добры. Я пока не задумывалась о будущем, но разве вы не будете претендовать на эту должность?

— Разумеется, — кивнул тот. — Но это не значит, что остальным не стоит попробовать. Может быть, вы выхватите работу прямо у меня из-под носа. — Он самодовольно улыбнулся. Ройан лишь женщина в арабском мире, а Нахут — племянник министра. Всякому ясно, в чью сторону склонится чаша весов. — Будем соперничать по-дружески?

— Хотя бы дружить, — печально улыбнулась Ройан. — Мне понадобится поддержка.

— Вы же знаете, что у вас много друзей. В нашем отделе все любят вас. — Это по крайней мере было правдой. Нахут продолжил: — Вас подбросить до Каира? Уверен, мой дядя не будет возражать.

— Спасибо, но у меня есть своя машина. К тому же сегодня придется остаться в оазисе, чтобы утрясти кое-какие дела.

Это была ложь. Ройан собиралась к вечеру вернуться в квартиру в Гизе, но, по неизвестным ей самой причинам, не хотела сообщать Нахуту о планах.

— Тогда встретимся в музее в понедельник.

Ройан уехала из оазиса, как только сумела вырваться от друзей и родственников, а также крестьян, большинство из которых всю жизнь работали на семью Дурайда. Она чувствовала какое-то странное отупение; соболезнования и назидательные фразы из Священного Писания казались бессмысленными и нисколько не утешали.

Даже в этот поздний час бетонная дорога через пустыню оставалась весьма оживленной. В обе стороны тянулись вереницы машин, поскольку завтра была пятница. Ройан вытащила раненую руку из перевязи, чтобы та не мешала вести машину на приличной скорости. И все же она увидела зеленую линию деревьев, обозначавшую начало орошаемой и возделываемой полосы земли вдоль Нила, главной водной артерии Египта, только в пять с лишним часов вечера.

Как всегда, чем ближе к столице, тем больше машин. До огромного здания в Гизе, которое выходило окнами на реку и огромные каменные монументы, высившиеся в вечернем небе, Ройан добралась, только когда стемнело.

Оставив старый зеленый «рено» Дурайда в подземном гараже, Ройан поднялась на лифте на верхний этаж.

Открыв дверь квартиры, она замерла на пороге. Гостиная была разграблена — даже коврики подняли, а со стен сорвали картины. Ройан пришлось с трудом пробираться через груды сломанной мебели и разбитых украшений. Идя по коридору, она бросила взгляд в спальню и убедилась, что и та не избегла общей судьбы. Одежду выбросили на пол, шкафы стояли нараспашку. Одну из дверец сорвали с петель. Кровать перевернули, а подушки и простыни швырнули на пол.

Из ванной доносились запахи духов и прочей косметики, но у Ройан не хватило моральных сил отправиться туда. Она и так знала, что найдет. Вместо этого Ройан прошла по коридору к комнате, которую они с мужем использовали как кабинет и мастерскую.

Первой вещью в хаосе, которую она заметила и оплакала, были старинные шахматы, подаренные ей Дурайдом на свадьбу. Доску из янтаря и слоновой кости разбили на две части, а фигуры валялись по всей комнате. Ройан нагнулась и подняла белую королеву. У той откололась голова.

Держа фигуру в здоровой руке, женщина, как лунатик, подошла к столу у окна. Ее компьютер уничтожили. Казалось, монитор и системный блок раскурочили топором. С первого взгляда можно было понять, что на жестком диске не осталось информации — его уже не починить.

Следующий взгляд упал на ящик, где лежали дискеты. Его вместе с другими вытащили и швырнули на пол. И разумеется, опустошили. Помимо дискет, исчезли записные книжки и фотографии. Оборвались последние связи с седьмым свитком. После трех лет работы испарились последние доказательства его существования.

Ройан опустилась на пол, чувствуя себя измученной и побежденной. Рука снова заныла, и никогда в жизни Ройан не ощущала такого одиночества и такой уязвимости. Она и не думала, что будет настолько тосковать по Дурайду. У нее задрожали плечи, а глаза наполнились слезами. Ройан пыталась их сдержать, но они жгли глаза. Тогда она решила — пусть текут. Ройан сидела среди руин собственной жизни и плакала, пока слезы не иссякли, а потом свернулась калачиком на заваленном рухлядью ковре и погрузилась в сон, порожденный усталостью и отчаянием.


К утру понедельника Ройан отчасти удалось привести жизнь в порядок. В квартиру приходила полиция, и с вдовы Дурайда взяли показания. Потом она сделала уборку и даже приклеила голову белой королеве. Когда Ройан вышла из квартиры и снова села в зеленый «рено», то чувствовала себя если не веселее, то по крайней мере гораздо увереннее.

Добравшись до музея, она первым делом отправилась в кабинет Дурайда и, к своему огорчению, обнаружила, что Нахут пришел туда раньше ее. Он наблюдал за двумя охранниками, убиравшими вещи прежнего директора.

— Вы могли бы позволить мне разобраться с этим, — холодно заметила она, но Нахут одарил ее самой любезной из своих улыбок.

— Простите, Ройан. Я просто хотел помочь.

Он курил толстую турецкую сигару. Ройан ненавидела этот тяжелый, сладковатый запах.

Она подошла к столу Дурайда и открыла верхний правый ящик.

— Здесь лежал ежедневник моего мужа. Теперь его нет. Вы его не видели?

— Нет, этот ящик был пуст.

Нахут посмотрел на двух охранников, те переступили с ноги на ногу и покачали головами. Не важно, подумала Ройан.

Там не содержалось ничего полезного. Дурайд всегда доверял ей записи самых интересных сведений, и большая часть их хранилась на жестком диске.

— Спасибо, Нахут, — кивнула она. — Я доделаю остальное. Не хочу отрывать вас от работы.

— Если понадобится помощь, Ройан, немедленно сообщите.

Он слегка поклонился и вышел из комнаты.

Окончание уборки в кабинете заняло не много времени. Охранники перенесли коробки с вещами по коридору в ее кабинет и положили у стены. До обеда она занималась собственными делами, а потом остался еще час до приема у Аталана Абу Сины.

Если она собирается выполнить обещание Дурайду, решила Ройан, придется отсутствовать довольно продолжительное время. Решив попрощаться со своими любимыми сокровищами, она отправилась в выставочную часть огромного здания.

В понедельник в музее было полно туристов. Они ходили за экскурсоводами, как овцы за пастухами. Особенно много народу собралось вокруг самых знаменитых экспонатов. Туристы слушали, как гиды повторяют заученные речи на всех языках, возникших после падения Вавилонской башни.

В залы второго этажа, где располагались сокровища Тутанхамона, набилось столько людей, что Ройан провела там совсем немного времени. Но до стенда с посмертной маской фараона-ребенка она все же добралась. И как всегда, при виде такого великолепия у нее чаще забилось сердце. Однако, стоя перед маской и не обращая внимания на пару полногрудых туристок среднего возраста, толкающих ее, Ройан не в первый раз размышляла над вопросом: если слабый царь-малолетка отправился в могилу с таким прекрасным творением человеческих рук на лице, каковы же были маски великих Рамессидов? Рамзес II, величайший из фараонов, правил шестьдесят семь лет, и все эти годы он собирал погребальные сокровища с покоренных земель…

Ройан навестила и старого фараона. Тридцать столетий Рамзес II покоился с отстраненным и спокойным худым лицом. Кожа напоминала мрамор. Редкие светлые пряди волос покрашены хной. Руки, тоже крашеные, отличались длинными изящными пальцами. Одет фараон был только в льняную тряпку. Грабители даже распеленали мумию, чтобы добраться до амулетов и жуков-скарабеев, скрытых под пеленами, поэтому правителя Египта нашли почти обнаженным. Эту мумию обнаружили в 1881 году в пещере у Дар-эль-Бахари, и только клочок папируса, прикрепленный к груди, поведал археологам, кто перед ними.

Должно быть, в этом заключается некая мораль, решила Ройан. Однако, стоя перед печальными останками великого фараона, она снова задумалась: правду ли поведал Таита-летописец, правда ли, что далеко, в диких горах Африки, спит еще один фараон, с нетронутыми сокровищами вокруг его саркофага? При одной мысли об этом ее охватывало радостное возбуждение, а по спине бежали мурашки.

— Я обещала тебе, муж мой, — прошептала Ройан по-арабски. — Я сделаю это ради тебя и твоей памяти, ибо ты повел нас по этому пути.

Она бросила взгляд на часы и направилась к главной лестнице. Оставалось пятнадцать минут до встречи с министром, и Ройан знала, как провести это время. Она собиралась наведаться в куда менее посещаемый зал. Экскурсоводы редко водили сюда своих подопечных, разве что по пути к статуе Аменхотепа.

Ройан остановилась перед стеклянной витриной от пола до потолка узкой комнаты. Там были собраны маленькие вещички, орудия труда, оружие, амулеты, сосуды и прочая утварь. Самые поздние из них относились к двадцатой династии Нового царства, 1100-е годы до нашей эры, а самые ранние сохранились со времен Древнего царства, существовавшего почти пять тысяч лет назад. Описание было неполным. Многие предметы не приводились в списке.

В дальнем конце, на нижней полке, располагались кольца и печати. Рядом с каждой лежали восковые оттиски.

Ройан опустилась на колени, чтобы внимательно осмотреть один из предметов. В самом центре находилась маленькая синяя печать из ляпис-лазури. Дорогой материал для древних египтян, поскольку не встречался в их стране. На восковом оттиске был виден ястреб со сломанным крылом. Подпись внизу, которую Ройан легко могла прочитать, гласила: «Таита, летописец великой царицы».

Археолог прекрасно знала, что этот же человек написал свитки — и там он оставлял оттиски бескрылого ястреба. Она только не знала, кто и где нашел печать. Наверное, какой-нибудь крестьянин украл ее из могилы старого раба и писца…

— Ты меня дразнишь, Таита? Или все это изощренная мистификация? Может, ты и сейчас смеешься надо мной из могилы, где бы она ни была? — Ройан склонилась еще ниже, коснувшись холодного стекла лбом. — Кто ты, Таита, друг или главный враг? — Она поднялась и отряхнула юбку. — Я сыграю в твою игру, и посмотрим, кто кого перехитрит.


Ройан пришлось прождать всего несколько минут, прежде чем секретарь провел ее в кабинет министра. На Аталане Абу Сине был темный, блестящий шелковый костюм. Министр сидел за столом, хотя она знала, что он предпочитает удобный халат и подушки на ковре. Он заметил ее взгляд и улыбнулся:

— Сегодня я встречаюсь с американцами.

Он ей нравился. Министр всегда был добр к Ройан, и работу в музее она получила благодаря ему. Большинство людей на его месте отказали бы Дурайду, попросившему себе женщину-помощника, да еще и жену!

Министр справился о ее здоровье, и Ройан показала забинтованную руку:

— Швы снимут через десять дней.

Некоторое время они поддерживали разговор ни о чем. Только западным людям хватило бы бестактности сразу перейти к делу. И все же, чтобы не ставить министра в неловкое положение, Ройан при первой возможности заявила:

— Я чувствую, что мне понадобится время прийти в себя. Надо оправиться от потери и решить, что делать теперь, когда я овдовела. Я буду благодарна, если вы рассмотрите просьбу о шестимесячном отпуске за свой счет. Хочу поехать к матери в Англию.

Аталан всем своим видом выразил сочувствие и принялся уговаривать ее:

— Только не оставляйте нас надолго. Ваша работа поистине бесценна. Нам нужна ваша помощь. Вам придется продолжить труд Дурайда.

И все же министру не удалось скрыть облегчение, испытанное при таком известии. Он явно ждал, что Ройан подаст заявление на пост директора. Должно быть, обсуждал это со своим племянником. Аталан был добрым человеком, и ему не хотелось объяснять Ройан, что она никогда не получит эту должность. Жизнь в Египте постепенно менялась, и женщины переставали играть свою традиционную роль, но не настолько быстро. Оба понимали, что директором станет Нахут Гуддаби.

Аталан проводил ее до двери кабинета и пожал на прощание руку. Спускаясь в лифте, Ройан испытала чувство небывалой свободы.

Она оставила машину на стоянке министерства на солнцепеке. В результате в салоне вполне можно было печь хлеб. Ройан открыла окна и даже помахала дверцей, чтобы нагнать внутрь свежий воздух, но тщетно: сиденье накалилось и обжигало бедра и спину.

Выехав через ворота, Ройан попала в бурную реку каирских улиц. Машина еле ползла за набитым автобусом, который обдавал «рено» облаками выхлопных газов. Кажется, проблема перегруженности дорог не имеет решения, подумала Ройан. Места для парковки не были предусмотрены, поэтому машины стояли вдоль обочины в три-четыре ряда, мешая движению.

Когда автобус перед ней в очередной раз остановился и Ройан была вынуждена нажать на тормоза, ей вспомнилась старая шутка про водителей, бросивших свои машины на обочине, потому что не могли с нее съехать. Возможно, в этом была доля правды, поскольку некоторые автомобили простояли на одном месте много недель. Ветровые стекла засыпало пылью, а шины совсем спустили.

Ройан бросила взгляд в зеркало заднего вида. Всего в нескольких дюймах от заднего бампера «рено» притормозило такси, а за ним виднелись плотные ряды машин. Только мотоциклисты могли двигаться свободно. Один из них пробирался сквозь затор на самоубийственной скорости. Он сидел на потрепанной красной «хонде», настолько грязной, что цвет едва можно было разобрать. На заднем сиденье примостился пассажир. И он, и водитель прикрыли лица углами белых покрывал, чтобы защититься от пыли и выхлопных газов.

Нарушив правила, «хонда» проехала через узкий проход между такси и припаркованными машинами, чуть не задев их. Водитель такси сделал оскорбительный жест и призвал Аллаха в свидетели глупости и безумия мотоциклиста.

Поравнявшись с «рено», «хонда» затормозила. Пассажир наклонился и что-то бросил через открытое окно на пассажирское сиденье рядом с Ройан. После этого мотоциклист так резко нажал на газ, что мотоцикл встал на дыбы. Он укатил по узкой дорожке, открывающейся рядом с основной улицей, едва не сбив по пути старушку.

Пассажир мотоцикла на мгновение обернулся, и ветер сорвал с его лица белую ткань. Ройан с ужасом узнала человека, которого в последний раз видела в свете фар «фиата» на дороге рядом с оазисом.

Юсуф! Когда «хонда» исчезла впереди, Ройан бросила взгляд на пассажирское сиденье. Там лежал предмет, формой напоминающий яйцо с поверхностью, разделенной на сегменты и выкрашенной в защитный цвет. Ройан так часто видела подобные штуки в старых фильмах про войну, что немедленно узнала осколочную гранату. И тут же она заметила, что чека сорвана, а значит, через несколько секунд раздастся взрыв!

Ройан не задумываясь дернула ручку двери, навалилась на нее всем весом и выпала на дорогу. Нога, естественно, соскользнула с тормоза, и «рено» врезался в стоящий впереди автобус.

Ройан нырнула под колеса такси, и в тот же миг граната взорвалась. Из распахнутой водительской двери вырвались пламя и дым. Заднее стекло вылетело и обдало Ройан дождем мелких осколков, а от грохота едва не лопнули барабанные перепонки.

Следом за взрывом на мгновение воцарилась тишина, в которой звенело падающее стекло, а потом зазвучал разноголосый хор криков и стонов. Ройан приподнялась, прижимая к груди раненую руку. Она упала на нее, и рука заболела.

От «рено» остались жалкие обломки, но кожаная сумочка вылетела наружу и теперь лежала на асфальте. Ройан с трудом поднялась на ноги и заковыляла к ней. Вокруг царило безумие. Несколько пассажиров было ранено; один осколок угодил в маленькую девочку на тротуаре. Ее мать кричала и пыталась вытереть кровь с лица дочурки шарфом, а та вырывалась и жалобно плакала.

Никто не обратил внимания на Ройан, однако она знала, что через несколько минут прибудет полиция. Они приучились быстро реагировать на террористические акты фундаменталистов. Ясно, что если ее найдут, то не миновать нескольких дней допросов. Ройан перекинула сумку через плечо и зашагала прочь.

В конце улицы располагался общественный туалет. Ройан заперлась в одной из кабинок, прислонилась к двери, прикрыв глаза, пытаясь отойти от шока и привести перепутанные мысли в порядок.

После кошмарного убийства Дурайда она даже не задумывалась о собственной безопасности. Что же, чувство тревоги ей навязали довольно грубо. Теперь Ройан вспомнились слова одного из убийц, прозвучавшие в темноте оазиса: «Ее мы всегда сможем отыскать».

Покушение едва не оказалось успешным. Значит, будет еще одно.

«В квартиру возвращаться нельзя, — осознала Ройан. — Вилла сгорела, но и там меня отыщут».

Несмотря на неприятный запах, она простояла в кабинке почти час, обдумывая дальнейшие действия. Наконец Ройан вышла из туалета, подошла к ряду грязных и потрескавшихся раковин и умылась. Посмотрев в зеркало, она причесалась, привела в порядок макияж, почистила и расправила одежду.

Она прошла несколько кварталов, то и дело петляя и оборачиваясь, дабы убедиться, что за ней не следят, а потом остановила такси.

Ройан велела водителю высадить ее на улице позади банка и прошла остальной путь пешком. Ее провели в кабинетик одного из менеджеров за несколько минут до закрытия. Она сняла все деньги, которые были на счете, — меньше пяти тысяч египетских фунтов. Не слишком много, но у Ройан оставались кое-какие средства в банке «Ллойд» в Йорке и кредитная карточка.

— Вам следовало заранее сообщить о намерении извлечь вещи из хранилища, — сурово заявил менеджер.

Ройан принялась жалобно извиняться, изображая беспомощную девушку так успешно, что представитель банка смягчился. Он вручил ей конверт, в котором находились документы из «Ллойда» и британский паспорт.

У Дурайда было много друзей и родственников, которые с радостью бы приютили его вдову, но Ройан решила держаться в стороне от привычных мест. Она отправилась в двухзвездочный отель вдали от реки. Здесь можно было остаться незамеченной среди бесконечных толп туристов, потому что в таких гостиницах жильцы постоянно обновлялись. Обычно в отеле оставались на пару ночей, а потом уезжали смотреть достопримечательности в Луксор и Асуан.

Оказавшись наконец одна в комнате, Ройан позвонила в службу заказа билетов «Британских авиалиний». Следующим утром был рейс до Хитроу в десять часов. Ройан приобрела билет в эконом-классе и продиктовала номер своей кредитной карточки.

Время перевалило за шесть, но разница между Соединенным Королевством и Египтом давала надежду, что в Англии рабочий день еще не закончился. Ройан посмотрела номер в записной книжке. Трубку сняли на третьем звонке.

— Отдел археологии. Кабинет профессора Диксона, — произнес строгий голос английской учительницы.

— Мисс Хиггинс?

— Да. С кем я говорю?

— Это Ройан. Ройан Аль Симма. Та, что была Ройан Сэд.

— О, Ройан! Сколько лет, сколько зим! Как вы поживаете?

Они немного поговорили, но Ройан не забывала о стоимости звонка.

— Профессор у себя? — спросила она. Профессору Персивалю Диксону было уже за семьдесят, и он собирался на пенсию.

— Ройан, неужели это вы? Моя любимая ученица.

Она улыбнулась. Возраст не выбил из профессора привычки присматриваться к молоденьким студенткам. Любимыми были самые хорошенькие.

— Это международный звонок, профессор. Я хочу узнать, в силе ли ваше предложение?

— Боже мой, мне казалось, вам некогда?

— Обстоятельства изменились. Я расскажу все при личной встрече.

— Разумеется, было бы замечательно снова с вами встретиться. Когда сможете выбраться?

— Я буду в Англии завтра.

— Боже мой, как внезапно. Не знаю, сможем ли мы так быстро все устроить.

— Я остановлюсь у мамы, неподалеку от Йорка. Переведите меня на аппарат мисс Хиггинс, и я скажу ей телефонный номер. — Профессор был одним из самых умных людей, которых Ройан приходилось встречать, но доверить ему записывать телефонный номер она не могла. — Я перезвоню через несколько дней.

Ройан повесила трубку и легла на кровать. Она ужасно устала, и рука все еще болела, но надо было разработать план и предусмотреть возможные случайности.

Два месяца назад профессор Диксон пригласил ее прочитать лекцию о находках в гробнице царицы Лострис, о производимых там раскопках и о свитках. До него, разумеется, дошла книжка и особенно заинтересовали сноски в конце. Издание вызвало бурный интерес; они с Дурайдом получили много писем от египтологов, как профессионалов, так и любителей, со всего света. Некоторые пытались связаться с ними из Найроби и Токио, и все спрашивали о том, правдива ли книга и действительно ли она основана на реальных фактах.

В то время Ройан выступала против того, чтобы писателю дали доступ к расшифровкам, тем более что они не закончены. Ей казалось, что строгое научное исследование низвели до уровня фантастики. Происходящее напоминало ей то, как Спилберг опошлил палеонтологию, устроив парк, полный динозавров.

Но в конце концов даже Дурайд выступил против нее. Дело, разумеется, было в деньгах. Департаменту не хватало денег, чтобы заниматься научными исследованиями. Когда доходило до крупных проектов вроде перемещения храма Абу Симбел на новое место, выше Асуанской плотины, спонсоры жертвовали десятки миллионов долларов. А вот на ежедневные расходы такого финансирования привлечь не удавалось.

Половины дохода от продаж книги «Речной бог» (именно так ее и назвали) хватило на целый год исследований. Но даже этого оказалось мало, чтобы побороть скептицизм Ройан. Автор вольно обращался с добытыми из свитков сведениями, приукрасил исторических персонажей и выдумал истории, свидетельств которым не было. Особенно обидным ей казалось то, что он изобразил Таиту, древнего летописца, хвастуном и тщеславным позером. Почему-то это раздражало Ройан.

Объективно говоря, автор постарался сделать научные факты доступными широким массам, и Ройан пришлось признать, что в этом он преуспел. И все же ее научное образование восставало против популяризации таких чудесных и древних вещей.

Она вздохнула и выкинула эти мысли из головы. Поздно что-либо менять, и такого рода размышления только попусту злят.

Ройан обратилась к более насущным проблемам. Если она собирается прочитать лекцию, о которой говорил профессор, то необходимо взять с собой слайды, которые по-прежнему лежат в ее кабинете в музее. Размышляя над тем, как бы половчее получить их, не приезжая на работу лично, Ройан поддалась усталости и уснула поверх покрывал прямо в одежде.


Как оказалось, решение проблемы лежало на поверхности. Ройан позвонила в администрацию и договорилась, что коробку со слайдами пришлют с одним из секретарей в аэропорт.

Вручая посылку возле стойки регистрации «Британских авиалиний», секретарь сообщил:

— Утром, после открытия, в музей приходила полиция. Они хотели поговорить с вами, доктор.

Должно быть, выяснили, на кого зарегистрирована взорванная машина. Ройан порадовалась, что у нее есть британский паспорт. Если бы она попыталась покинуть страну с египетскими документами, задержки были бы неминуемы — наверняка полиция наложила ограничения на все контрольно-пропускные пункты. Как бы то ни было, она не встретила никаких затруднений. Оказавшись в зале отлета, Ройан подошла к газетному киоску и изучила, что пишут в прессе.

Во всех местных газетах была напечатана история о взрыве ее машины. Большая часть журналистов вспомнила историю убийства Дурайда и связала два события. В одной из статей намекали на участие исламских фундаменталистов. На первой странице «Аль-Араб» поместили фотографию Ройан с Дурайдом, сделанную всего месяц назад во время приезда французских туроператоров.

У нее защемило сердце при виде покойного мужа. Он выглядел таким симпатичным и благородным, а она держала его под руку и улыбалась. Ройан купила по экземпляру каждой газеты и взяла в самолет.

Во время полета Ройан попыталась записать в блокнот все, что Дурайд рассказывал о человеке, которого ей следовало отыскать. Ройан озаглавила страницу «Сэр Николас Куэнтон-Харпер (баронет)». Муж рассказывал, что прадедушка Николаса получил титул за работу в британских колониальных войсках. Три поколения этой семьи поддерживали тесные связи с Африкой, а особенно с британскими колониями и сферами влияния в Северной Африке — Египтом и Суданом, Угандой и Кенией.

По словам Дурайда, сам сэр Николас служил в Африке и странах Залива. Он свободно говорил по-арабски и на суахили, кроме того, прославился как любитель-археолог и зоолог. Подобно отцу, деду и прадеду, Куэнтон-Харпер устраивал многочисленные экспедиции в Северную Африку, чтобы пополнить свою коллекцию и побывать во все более далеких землях. Он написал ряд статей в научные журналы и даже читал лекции в Королевском географическом обществе.

Когда его старший брат умер бездетным, сэр Николас унаследовал титул и поместье «Куэнтон-Парк». Он вышел в отставку и занялся имением, в котором значительную роль играл семейный музей. (Его основал прадед Николаса, первый баронет, в 1885 году.) Музей вмещал одну из самых крупных частных коллекций африканской фауны, однако не менее знамениты были и собранные там предметы искусства из Египта и с Ближнего Востока.

И все же, судя по словам Дурайда, в характере сэра Николаса скрывалось какое-то дикое начало. Было очевидно, что он не побоится преступить закон и подвергнуться сильному риску, чтобы пополнить коллекцию «Куэнтон-Парка».

Дурайд познакомился с ним несколько лет назад, когда сэр Николас нанял его в качестве эксперта для незаконной экспедиции для «освобождения» пунического бронзового литья из Ливии Каддафи. Некоторые из статуэток Харпер продал, чтобы покрыть расходы, но лучшие отправились в его частную коллекцию.

А совсем недавно он устроил еще одну экспедицию, на сей раз включавшую незаконное пересечение иракской границы и похищение из-под носа Саддама Хусейна пары каменных резных фризов. Дурайд рассказывал, что один из них сэр Николас продал за огромную сумму, пять миллионов долларов, которые пошли на музей. Но второй фриз, самый красивый, оставался в руках коллекционера.

Обе эти экспедиции произошли до того, как Ройан познакомилась с Дурайдом, поэтому она тщетно пыталась понять, как ее муж соглашался участвовать в таких предприятиях. Должно быть, сэр Николас умеет убеждать. Ведь если бы их поймали, обоих ждала бы смертная казнь.

Дурайд говорил, что всякий раз только изобретательность и широкий круг друзей Николаса в Северной Африке и на Ближнем Востоке, которых можно было попросить о помощи, помогали им выбраться живыми.

— Он сущий дьявол, — качал головой Дурайд, не без ностальгии вспоминая о былых приключениях, — но с ним хорошо в трудной ситуации. Тогда было очень здорово, хотя, оглядываясь на прошлое, я поражаюсь тому, каким опасностям мы подвергались.

Ройан часто удивлялась риску, на который готов пойти настоящий коллекционер, чтобы удовлетворить свою страсть. Стоит ли овчинка выделки, не раз задумывалась она. На сей раз Ройан только улыбнулась подобным ханжеским мыслям. Предприятие, в которое она собирается втянуть сэра Николаса, мягко говоря, рискованное, а юристы могли бы долго спорить о его законности или противозаконности.

Все еще улыбаясь, Ройан уснула — напряжение последних нескольких дней взяло свое. Ее разбудила стюардесса, попросившая пристегнуть ремни перед приземлением в Хитроу.


Ройан позвонила матери из аэропорта.

— Привет мам, это я.

— Да, я тебя узнала. Где ты, солнышко?

Голос матери звучал совершенно невозмутимо, как всегда.

— В Хитроу. Я приеду и на некоторое время поселюсь у тебя. Ты не против?

— Отель Ламли к вашим услугам, — рассмеялась мать. — Пойду приготовлю тебе постель. Во сколько приходит твой поезд?

— Я посмотрела в расписании. На Кингс-Кросс есть один, который приезжает в Йорк сегодня в семь.

— Я встречу тебя на станции. А что случилось? Поссорилась с Дурайдом? Он тебе в отцы годится. Я всегда говорила, что из этого брака ничего хорошего не выйдет.

Ройан помолчала. Момент для объяснений был неудачный.

— Я расскажу обо всем вечером.


Ее мать, Джорджина Ламли, ждала Ройан на платформе мрачным и сырым ноябрьским вечером, закутавшись в толстое зеленое пальто. У ног матери сидел Маг, кокер-спаниель. Они были неразлучной парой, даже когда не выигрывали на состязаниях кубки. Для Ройан мать и пес воплощали мирную картину старой Англии, ее второй родины.

Джорджина небрежно чмокнула Ройан в щеку. Она частенько говорила, что гордится собственным равнодушием к сентиментальным штучкам. Мать взяла сумку дочери и провела ее к старенькому, забрызганному грязью «лендроверу» на стоянке.

Маг обнюхал руку Ройан и махнул хвостом в знак узнавания. Потом чопорно и снисходительно позволил погладить себя по голове. В целом и он, подобно хозяйке, не отличался сентиментальностью.

Некоторое время они ехали в молчании, а потом Джорджина закурила.

— Так что же случилось с Дурайдом? — спросила она.

Ройан долго молчала, а потом шлюзы красноречия раскрылись и накопившееся горе хлынуло наружу. Оставшиеся двадцать минут от Йорка до деревушки Брэндсбери она говорила не переставая. Ее мать только порой поддакивала и кивала. Когда Ройан заплакала, описывая подробности смерти и похорон Дурайда, Джорджина погладила дочь по руке.

Перед тем как они подъехали к дому матери, слова иссякли. Ройан успела выплакаться и снова стала спокойной и разумной. Они пообедали продуктами, которые Джорджина приготовила заранее и оставила на плите. Ройан и забыла, когда в последний раз ела пирог с почками.

— И что ты собираешься делать? — спросила Джорджина, наливая остатки пива «Гиннесс» в собственный стакан.

— Честно говоря, не знаю. — Произнеся эти слова, Ройан горестно задумалась, почему люди так часто употребляют это выражение перед тем, как соврать. — Я взяла шестимесячный отпуск, а профессор Диксон дал возможность прочитать в университете лекцию. Пока дела обстоят так.

— Ну что же, — проговорила Джорджина, поднимаясь. — В твоей постели есть грелка, а комната принадлежит тебе на столько, на сколько захочешь.

Подобное заявление из ее уст можно было считать декларацией пылкой материнской любви.

Следующие несколько дней Ройан занималась подготовкой конспекта лекции и соответствующих слайдов, а каждый вечер отправлялась на долгие прогулки с матерью и ее верным Магом.

— Ты знаешь «Куэнтон-Парк»? — спросила она как-то раз Джорджину.

— Да, и неплохо, — с энтузиазмом отозвалась та. — Мы с Магом подрабатываем там четыре или пять раз в охотничий сезон. Первоклассная охота. Там водятся лучшие фазаны и вальдшнепы в Йоркшире. Самый знаменитый гон называется «Высокие лиственницы». Птицы летят так высоко, что даже меткие стрелки промахиваются.

— А с владельцем, сэром Николасом Куэнтон-Харпером, ты не знакома? — продолжала расспрашивать Ройан.

— Видела на охоте. Но не знакома. Стреляет классно, — отозвалась Джорджина. — Знавала я его папашу в старые добрые дни, до того как вышла замуж за твоего отца. — Она столь озорно улыбнулась, что Ройан пришла в изумление. — Он отлично танцевал, и мы сплясали с ним джигу-другую. И не только на площадке.

— Мама, ты просто ужасна! — рассмеялась Ройан.

— Было дело, — с готовностью согласилась Джорджина. — Но теперь не часто случай выпадает.

— А когда вы с Магом снова собираетесь в «Куэнтон-Парк»?

— Через пару недель.

— Можно мне с тобой?

— Разумеется. Владелец будет рад еще одному загонщику. Двадцать фунтов и ленч с бутылкой пива на день. — Она остановилась и вопросительно посмотрела на дочь: — А зачем тебе?

— Говорят, в поместье есть частный музей. И там знаменитая на весь мир коллекция египетских древностей. Хотелось бы посмотреть.

— К сожалению, он закрыт для публики. Только по приглашениям. Сэр Николас — странный тип. Замкнутый и все в таком духе.

— А ты не можешь добыть для меня приглашение? — спросила Ройан.

Джорджина покачала головой.

— Почему бы тебе не обратиться к профессору Диксону? Он часто стреляет в «Куэнтон-Парке». Они с Харпером старые друзья.


Профессор Диксон был готов к встрече с бывшей студенткой только через десять дней. Ройан одолжила у матери «лендровер» и поехала в Лидс. Профессор заключил ее в медвежьи объятия и провел в кабинет пить чай.

Ройан окунулась в ностальгические воспоминания о студенческих днях, проведенных в этой комнате, набитой книгами, бумагами и древними творениями рук человеческих. Ройан рассказала своему старому преподавателю об убийстве Дурайда, и тот пришел в ужас. Не желая его расстраивать, она быстро сменила тему и перешла к подготовленным слайдам. Профессор был явно восхищен тем, что ему показали.

Завести разговор о музее «Куэнтон-Парка» удалось только перед уходом, но профессор не стал уходить от него.

— Странно, что вы так и не посетили музей, пока были студенткой. Впечатляющая коллекция. Семья собирала раритеты более ста лет. Кстати сказать, я поеду на охоту в поместье в следующий четверг и поговорю с Николасом. Правда, сейчас бедняге может оказаться не до этого. В прошлом году он пережил глубокую личную трагедию — потерял жену и двух дочек в автокатастрофе на шоссе М-1. — Диксон покачал головой. — Ужасная история. Николас был за рулем. Думаю, он все еще винит себя.

Профессор направился к «лендроверу».

— Значит, мы ждем вас двадцать третьего, — сказал он на прощание. — Думается, вы соберете аудиторию не меньше сотни человек, ко мне даже обращался корреспондент из «Йоркшир пост». Они прослышали про лекции и хотят взять интервью. Очень удачно для нашего отдела. Разумеется, если согласитесь. Не могли бы вы прийти часа на два пораньше, чтобы успеть поговорить с ними?

— Возможно, я встречусь с вами еще до двадцать третьего, — проговорила Ройан. — Мама и ее пес будут загонщиками в «Куэнтон-Парке» в четверг. Она решила прихватить меня с собой.

— Тогда я постараюсь вас углядеть, — пообещал профессор, помахал на прощание и ушел.


Дул холодный северный ветер. Тяжелые серо-синие тучи так низко нависали над землей, что касались вершин холмов.

Ройан укуталась в три слоя одежды под старой зеленой курткой, которую ей одолжила Джорджина, но, поднимаясь на вершину холма, где собирались загонщики, все же замерзла. Да, ее кровь стала жиже за время жизни в долине Нила. Двух пар толстых шерстяных носков не хватило, чтобы защитить пальцы от холода — они совсем онемели.

Обычно во время охоты Джорджину ставили за линию огня, чтобы они с Магом подбирали подбитых птиц. Но на завершающий гон главный егерь поставил ее вместе с загонщиками.

Напоследок осталось самое лучшее — «Высокие лиственницы». Требовались все женщины и мужчины до одного, чтобы выгнать фазанов из укрытий на вершинах холмов и вынудить лететь над долиной, где охотники поджидали неосторожных птиц.

Ройан казался странным такой подход — сначала фазанов выращивают, а потом, когда те взрослеют, тратят столько усилий, чтобы их было как можно труднее добыть. Но Джорджина объяснила ей, что чем выше летят птицы, тем сложнее в них попасть. А это больше всего нравится охотникам, и они готовы платить огромные деньги за возможность подстрелить дичь.

— Ты не поверишь, сколько платят за день охоты, — сообщила Джорджина. — Сегодняшний день принесет поместью почти четырнадцать тысяч фунтов. В этом сезоне стреляют десять дней. Подсчитай и поймешь, что из этого складывается основной доход поместья. Не говоря уже об удовольствии от загона птиц и работы с собаками, мы, местные, имеем весьма приятную возможность подзаработать.

К этому моменту Ройан была не уверена, много ли удовольствия получаешь от роли загонщика. По густым зарослям ежевики идти было нелегко, и она не раз спотыкалась и падала. Колени и локти перемазались в грязи. Перед Ройан оказался ров, наполненный водой, покрытой тонкой корочкой льда. Она осторожно подошла к нему, балансируя при помощи трости. Ройан устала — это был уже пятый гон, и каждый из них отнимал немало энергии. Она бросила взгляд на свою мать, удивляясь, как та умудряется получать удовольствие от подобной пытки. Джорджина весело шагала рядом с дочерью, подавая Магу команды свистом и жестами.

Взглянув на Ройан, она подмигнула ей:

— Последние усилия, солнышко. Почти конец. Ройан стало неприятно, что ее усталость и неловкость так заметны. Она решительно уперлась тростью в землю и попыталась перемахнуть ров. Увы, недооценив расстояние, Ройан не допрыгнула и оказалась по колено в ледяной воде, которая хлынула в резиновые сапоги.

Джорджина рассмеялась и протянула дочери конец трости, чтобы вытащить из грязи на берег. Ройан не могла позволить себе остановиться даже на миг, чтобы вылить воду из сапог, — тогда линия загонщиков оказалась бы разорвана. Поэтому пришлось продолжать двигаться вперед, хлюпая на ходу.

— Левый край, не торопитесь! — донесся из рации приказ главного загонщика, и люди послушно остановились.

Искусство загонщика заключается в том, чтобы выгонять птиц из подлеска, причем не единой стаей, а по одной-две. Тогда они пролетают над охотниками парами, а у тех появляется возможность взять второе ружье, после того как магазин первого опустел, и выстрелить в следующую жертву. Размер чаевых загонщика и его репутация напрямую зависят от того, как он «показывает» птиц стрелкам.

За время вынужденного отдыха Ройан успела перевести дыхание и оглядеться по сторонам. Сквозь просветы в лиственничной роще, благодаря которой гон и получил название, виднелась долина.

У подножия холмов расстилался просторный луг, покрытый зеленой травой. Там местами виднелись пятна серовато-грязного снега, оставшегося после снегопада на прошлой неделе. Именно на этом лугу и были расставлены номера. Перед началом охоты стрелки кинули жребий, чтобы определить, кому какой достанется.

Теперь каждый из охотников занял свое место, а за его спиной заряжающий держал ружье, готовясь передать, как только магазин первого опустеет.

— Кто из них сэр Николас? — спросила Ройан, и Джорджина указала на человека у дальнего номера.

— Вон тот, высокий, — ответила она.

В этот момент по рации раздался очередной приказ:

— Левый край — тихонечко. Начинайте стучать.

Загонщики принялись стучать палками. Не слышалось ни криков, ни улюлюканья — все было строго рассчитано.

— Медленно вперед. Останавливайтесь, спугнув птиц.

Шеренга людей шаг за шагом продвигалась вперед, и в кустах ежевики впереди Ройан услышала тихий шорох фазанов, которые отступали все дальше, до самого последнего момента не желая взлетать.

На их пути пролегал еще один ров, заросший непроходимыми кустами ежевики. Некоторые крупные собаки вроде лабрадоров остановились перед этой непреодолимой для них преградой. Джорджина свистнула, и Маг немедленно навострил уши. Пес промок, его шкура превратилась в сплошную массу из меха, грязи, колючек и сучков. Розовый язык высовывался из уголка улыбающейся пасти, а обрубок хвоста бешено молотил из стороны в сторону. В этот миг Маг являлся счастливейшим псом в Англии. Он выполнял работу, для которой был рожден.

— Давай, Маг, — приказала Джорджина. — Вперед. Выгони их оттуда.

Спаниель нырнул в самый густой куст и полностью исчез из виду. Минута принюхивания, копания, и вот в глубине канавы раздалось сердитое кудахтанье и хлопанье крыльев.

Из кустов вылетела пара птиц. Сначала показалась самка. Тускло-коричневая, размером с курицу, она не привлекала взора, но последовавший за ней самец был великолепен. Голову фазана венчала зеленая корона, а щеки и бородка отливали алым. Хвост состоял из светло-коричневых и черных полос и по длине почти не уступал телу. Остальные перья горели разными цветами.

Глядя, как фазан поднимается в низкое серое небо, сверкая подобно драгоценному камню, брошенному рукой императора, Ройан восхищенно охнула.

— Смотри, как они летят! — проговорила Джорджина. — Какие красавцы. Лучшая пара за сегодня. Спорим, охотники не коснутся и перышка на их спинках.

Птицы поднимались все выше и выше, причем самка вела самца за собой, пока ветер над холмом не подхватил их и не понес к долине.

Загонщики любовались прекрасным зрелищем. Им пришлось немало потрудиться, чтобы достичь своей цели. Они подгоняли птиц, и ветер уносил их голоса. Загонщики радовались, видя высоко летящих фазанов.

— Вперед! — кричали они. — Выше!

Строй загонщиков невольно остановился, следя за полетом пары птиц, боровшихся с ветром.

На дне долины все стрелки подняли лица кверху, и те виднелись бледными пятнами на фоне зеленой травы. Даже с высоты было заметно, как охотники волнуются, дожидаясь, пока фазаны разовьют достаточную скорость, перестанут махать крыльями и начнут парить, спускаясь в долину.

Да, дичь выдалась не из легких. Пара высоко летящих фазанов, подгоняемых ураганным ветром, снижалась на предельной скорости и должна была пронестись над двенадцатью ружьями. Люди внизу ожидали подходящего момента, хотя даже самый лучший стрелок мог рассчитывать только на одну из птиц. Кто бы осмелился позариться на обеих?

— Ставлю фунт! — подала голос Джорджина. — Фунт, что оба улетят.

Ни один из загонщиков не принял ставку.

Ветер постепенно сносил фазанов вбок. Вначале они летели точно в середину линии огня, теперь же приближались к дальнему ее концу. Ройан видела, что стрелки внизу напрягались, когда начинало казаться, что птиц несет на них, и расслаблялись, когда те оказывались вне досягаемости. Причина подобного облегчения была очевидна — никто не хотел стрелять по такой сложной мишени, будучи в центре всеобщего внимания.

В конце концов на пути птиц остался только один стрелок. Последний.

— Ваша птица, сэр! — шутливо окликнул его товарищ, и Ройан невольно задержала дыхание.

Николас Куэнтон-Харпер, казалось, и не подозревал о приближении фазанов. Он стоял совершенно спокойно, слегка сгорбившись, держа под мышкой ружье, оба ствола которого смотрели вниз.

Наконец самка оказалась перед ним, примерно под углом шестьдесят градусов, и владелец поместья в первый раз шевельнулся, небрежно подняв ружье вверх. В некий момент он одним движением упер приклад в плечо, прицелился и выстрелил.

Из-за расстояния звук не сразу долетел до Ройан. Дернулся магазин, а из дула поднялся голубоватый дымок. Потом сэр Николас опустил ружье, а самка неожиданно опустила голову и сложила крылья. Она не билась в судорогах, потому что пуля попала в голову и убила ее мгновенно. Звук выстрела донесся до Ройан, только когда тело птицы полетело вниз.

К этому моменту над головой Николаса оказался самец. На сей раз охотник вскинул ружье одним движением, но отклонился назад так, чтобы дуло указывало вверх, напоминая натянутый лук. И снова оружие у него в руках выстрелило.

«Он промахнулся!» — подумала Ройан одновременно с облегчением и разочарованием, когда самец продолжил полет, на вид целый и невредимый. С одной стороны, ей хотелось, чтобы бедная птица спаслась, а с другой — чтобы человек восторжествовал. Но постепенно направление полета самца начало меняться, крылья сложились, и он перекувырнулся в воздухе. Ройан не знала, что пуля вошла ему в сердце, и потому фазан умер через несколько секунд после ранения.

Когда самец полетел вниз за предыдущей жертвой, по ряду загонщиков прокатились приветственные крики. Даже некоторые стрелки не смолчали.

— Хороший выстрел, сэр! — закричали они.

Ройан не присоединилась к радующимся, но все же ненадолго позабыла об усталости и холоде. Она едва ли могла понять, какое искусство требуется, чтобы попасть в цель в такой ситуации, но стрелок произвел на нее впечатление. С первого взгляда этот человек соответствовал тому, что о нем рассказывал Дурайд.

Когда охота закончилась, уже стемнело. По лесной дороге к усталым загонщикам и их собакам подъехал старый армейский грузовик. Мать подтолкнула Ройан вперед, а потом влезла вслед за ней вместе с Магом. Они с готовностью опустились на одну из длинных жестких скамеек, и Джорджина, закурив сигарету, с радостью присоединилась к беседе егерей и загонщиков.

Ройан молча сидела на краю скамейки, наслаждаясь чувством победы — она перенесла этот тяжелый день. Она ужасно устала, но почему-то испытывала некоторое удовлетворение. Целый день ей удалось не думать ни о краже свитка, ни об убийстве Дурайда, ни о неизвестном невидимом враге, готовящем для нее мучительную смерть.

Грузовик спустился с холма и затормозил, достигнув самого низа и немного съехав на обочину, чтобы пропустить зеленый «ренджровер». Когда машины поравнялись друг с другом, Ройан повернулась, посмотрела в открытое окно дорогого внедорожника и встретилась взглядом с Николасом Куэнтон-Харпером.

Она в первый раз увидела его настолько близко, чтобы рассмотреть черты лица, и немало удивилась молодости баронета. Ройан думала, что ему примерно столько, сколько было Дурайду. Оказалось, что хозяину «Куэнтон-Парка» не больше сорока — в густых черных волосах проглядывали только первые серебряные нити. Загорелое лицо со слегка обветренной кожей выдавало испытанного путешественника. Из-под темных бровей смотрели зеленые пронзительные глаза. Сэр Николас улыбался какой-то шутке, брошенной водителем грузовика, говорившим с сильным йоркширским акцентом, а в глазах застыла печаль. Ройан вспомнила, что рассказывал профессор о недавней утрате Харпера, и ее сердце немедленно исполнилось сочувствия. В конце концов, она не одинока в своем горе.

Их взгляды встретились, и выражение лица баронета изменилось. Ройан прекрасно знала, что хороша собой, и чувствовала, когда это осознавали мужчины. Она явно произвела впечатление на хозяина «Куэнтон-Парка», но не испытала от этого ни малейшего удовольствия. Слишком свежа была рана, нанесенная смертью Дурайда. Ройан отвернулась, и «ренджровер» покатился вперед по дороге.


Лекция в университете прошла успешно. Ройан владела искусством слова, а тема выступления была ей хорошо знакома. Рассказ о находке могилы царицы Лострис и спрятанных там свитков по-настоящему захватил слушателей. Многие из них читали книгу и после лекции забросали докладчицу вопросами, насколько сказанное там правда. Ройан старалась отвечать мягко, не желая порочить автора.

После этого профессор Диксон пригласил Ройан и ее мать на обед. Он был в восторге от успеха Ройан и заказал самую дорогую бутылку кларета в карте вин, чтобы отметить такое радостное для него событие. Диксон даже немного огорчился, когда Ройан отказалась от бокала.

— Боже мой, я совсем забыл, что вы — мусульманка, — извинился профессор.

— Копт, — поправила его она. — И дело тут не в религии, мне просто не нравится вкус.

— Не беспокойтесь, — утешила его Джорджина. — У меня нет такой склонности к мазохизму, как у моей дочери. Должно быть, она унаследовала ее от отца. Я помогу вам справиться с этим прекрасным вином.

После выпитого кларета профессор стал благодушен и развлекал женщин историями об археологических находках, сделанных им за долгие годы. Когда принесли кофе, он снова повернулся к Ройан.

— Боже мой, я забыл сказать, что устроил для вас посещение музея в «Куэнтон-Парке» на следующей неделе. Любой день во второй половине. Только позвоните заранее миссис Стрит, и она вас встретит и впустит внутрь. Это личный помощник Николаса.


Ройан запомнила дорогу к «Куэнтон-Парку» с тех пор, как ездила с Джорджиной на охоту. Но на сей раз она оказалась за рулем «лендровера» одна. Массивные железные ворота в поместье украшало искусное литье. За ними дорога разделялась, и несколько указателей сообщали: «Куэнтон-Парк. Частная собственность», «Администрация поместья» и «Музей».

Дорога к музею вела через олений заповедник, где стада коричневато-желтых оленей паслись под облетевшими дубами. Сквозь туман виднелись очертания большого дома. Согласно путеводителю, врученному ей профессором, дом был построен сэром Кристофером Реном в 1693 году, а парк посажен знаменитым садоводом-дизайнером Брауном шестьдесят лет спустя. Результат производил впечатление.

Музей находился в буковой роще в полумиле от дома. К зданию явно неоднократно пристраивались новые части.

Миссис Стрит ждала у боковой двери и, впуская Ройан внутрь, немедленно представилась. Она оказалась весьма уверенной в себе седоволосой женщиной средних лет.

— Я была на вашей лекции в понедельник вечером. Просто замечательно! У меня есть для вас путеводитель, и вы увидите, что экспонаты подробно описаны. Я занимаюсь этим почти двадцать лет. Других посетителей сегодня не будет. Так что вы будете предоставлены самой себе. Можете просто побродить вокруг в свое удовольствие. Я ухожу не раньше пяти, так что времени достаточно. Если вам потребуется помощь — мой кабинет в конце коридора. Не стесняйтесь.

Ройан вошла в зал африканских млекопитающих, и музей захватил ее целиком. В комнате приматов были выставлены все без исключения виды обезьян, обитающих на континенте: от огромного самца гориллы с серебристой спиной до изящного колобуса с длинным черно-белым мехом.

Хотя некоторым экспонатам было более сотни лет, все прекрасно сохранились и были представлены наилучшим образом — в рисованных диорамах, изображающих естественную среду обитания. Должно быть, над музеем потрудилось немало искусных художников и таксидермистов. Даже вообразить сложно, сколько это могло стоить. Ройан решила, что пять миллионов долларов, вырученных за украденный фриз, были потрачены не зря.

Ройан прошла в зал антилоп и принялась любоваться чудесными животными. Она остановилась перед диорамой семьи гигантских соболиных антилоп, относящихся к давно вымершему ангольскому виду Hippotragus niger variani. Восхищаясь самцом с угольно-черной спиной и белой грудкой, Ройан грустила о его безвременной гибели от руки одного из семьи Куэнтон-Харпер. Потом она упрекнула себя в глупости — если бы не странный пыл охотника-коллекционера, убившего животное, будущие поколения никогда бы не увидели антилопу во всей красе.

Ройан прошла в следующий зал, посвященный африканским слонам, и остановилась в центре комнаты перед парой таких огромных бивней, что казалось — они не могли принадлежать живому зверю. Бивни больше напоминали мраморные колонны эллинского храма, посвященного Диане, богине охоты. Ройан прочитала подпись.

«Бивни африканского слона, Loxodonta africana. Подстрелен в 1899 году сэром Джонатаном Куэнтон-Харпером. Левый бивень — 289 фунтов. Правый бивень — 301 фунт. Длина большего бивня 11 футов 4 дюйма. Диаметр 32 дюйма. Самые большие бивни, когда-либо добытые охотником-европейцем».

Охотничий трофей был вдвое выше Ройан и немногим тоньше ее талии. Проходя в египетский зал, молодая женщина еще дивилась размеру и силе животного, которому принадлежали такие огромные бивни.

Ройан резко остановилась, едва заметив фигуру в центре комнаты. Это была пятнадцатифутовая статуя Рамзеса II, выполненная из полированного красного гранита. Фараон стоял на мускулистых ногах, одетый только в сандалии и складчатую юбку. В левой руке он держал остатки боевого лука, от которого отломились верхняя и нижняя части. Но то были единственные отметины времени на статуе. Остальное сохранилось превосходно — различались даже следы резца скульптора. В правой руке фараон держал печать с царским картушем. На величественной голове покоилась высокая двойная корона Верхнего и Нижнего царств. Выражение лица было спокойным и загадочным.

Ройан узнала статую, потому что ее брат-близнец стоял в большом зале музея Каира. Она проходила мимо нее каждый день по пути на работу.

Археолога начал охватывать гнев. Одно из главных сокровищ «того самого Египта». И украдено из какого-то святилища ее страны! Статуе здесь не место. Она должна находиться на берегах великой реки Нил. Ройан даже задрожала от силы собственных чувств и подошла к статуе, чтобы посмотреть на нее повнимательнее и прочесть иероглифическую надпись у основания.

В центре заносчивой надписи красовался царский картуш.

«Я, божественный Рамзес, повелитель десяти тысяч колесниц. Страшитесь меня, враги Египта».

Ройан не стала читать перевод вслух — это сделал негромкий низкий голос прямо за ее спиной. Она не слышала шагов. Ройан резко обернулась и увидела перед собой хозяина музея.

Тот стоял, засунув руки в карманы бесформенного синего кардигана с дырой на локте. Кроме того, на Харпере были выцветшие поношенные джинсы и мягкие тапочки с монограммой. Так частенько одеваются некоторые английские джентльмены, поскольку нельзя показывать, что ты заботишься о собственной внешности.

— Простите. Не хотел вас напугать.

Баронет лениво улыбнулся. Зубы у него были белые и слегка неровные. Неожиданно выражение лица Николаса изменилось — он узнал женщину.

— А, это вы.

Ройан должно было польстить, что он запомнил ее, хотя видел всего мгновение, но что-то в глазах баронета вызывало внутренний протест. Тем не менее она приняла протянутую руку.

— Ник Куэнтон-Харпер, — представился он. — Должно быть, вы бывшая студентка Персиваля Диксона. Кажется, я встречал вас на охоте в минувший четверг. Вы не были загонщицей?

У Харпера оказались очень приятные, обезоруживающе-дружелюбные манеры, и раздражение оставило ее.

—Да. Я Ройан Аль Симма. Насколько я знаю, вы были знакомы с моим мужем, Дурайдом Аль Симма.

— Дурайд! Конечно, я знаю его. Прекрасный человек. Мы с ним провели немало времени в пустыне. Один из самых лучших людей среди тех, с кем я знаком. Как он поживает?

— Он мертв.

Ройан не хотела, чтобы ответ прозвучал так прямо и бездушно, но другого способа сказать правду не видела.

— Мне очень жаль. Я не знал. Как и когда это случилось?

— Совсем недавно, три недели назад. Его убили.

— О Господи! — В глазах Николаса читалось искреннее сочувствие, и Ройан снова вспомнила пережитую им трагедию. — Я звонил ему в Каир не более четырех месяцев назад. Он был весел и жизнерадостен, как всегда. Убийцу нашли?

Она покачала головой и осмотрела зал, чтобы хозяин музея не заметил ее полные слез глаза.

— У вас удивительная коллекция, — проговорила она.

— В основном благодаря моему деду. — Николас немедленно понял ее желание сменить тему. — Он служил у Ивлина Беринга — Овер Беринга[1 - Властолюбивый (англ.)], как звали его многочисленные враги. Он был представителем Британской империи в Каире, когда…

— Да, я слышала об Ивлине Беринге, — перебила Ройан. — Первый граф Кромера, британский генерал-консул в период с 1883 по 1907 год. Все это время он был единовластным правителем моей страны. Имел много врагов, как вы подметили.

Николас прищурился.

— Персиваль предупреждал, что вы были одной из лучших его студенток. Но не предупредил, что вы — националистка. Очевидно, мне не стоило переводить надпись на статуе Рамзеса, вы справились бы и сами.

— Мой отец служил при Гамале Абдель Насере, — пробормотала Ройан.

Именно Насер окончательно освободил Египет от власти Британии. Став президентом, он национализировал Суэцкий канал, к немалой ярости англичан.

— Ха! — сказал Николас. — Значит, мы по разные стороны баррикад. Но все изменилось. Надеюсь, мы не станем врагами по такому поводу?

— Нет, — согласилась Ройан. — Дурайд очень уважал вас.

— А я его. — Харпер снова сменил тему. — Мы очень гордимся коллекцией ушебти. У нас есть экспонаты из могилы каждого фараона со времен Древнего царства и до дней Птолемея. Позвольте показать их.

Ройан последовала за ним к огромной витрине, занимающей целую стену. Все полки в ней были уставлены статуэтками, которые помещали в могилы фараонов, чтобы они служили покойным правителям в загробном мире.

Николас открыл стеклянную дверцу ключом и вынул самые интересные экспонаты.

— Это ушебти Майя, который служил трем фараонам — Тутанхамону, Эйе и Хоремхебу. Эта статуя из могилы Эйе, который умер в 1343 году до нашей эры.

Он протянул статуэтку Ройан, и та прочитала древнюю надпись так же легко, как заголовки утренней газеты.

— «Я Майя, казначей двух царств. Я отвечаю за божественного фараона Эйе. Да живет он вечно!»

Она заговорила по-арабски, чтобы проверить собеседника, и тот бегло и правильно ответил на том же языке.

— Кажется, Персиваль Диксон сказал мне правду. Наверное, вы были необычной студенткой.

Теперь их объединяли общий интерес и возможность говорить на английском и арабском. В результате изначальный антагонизм между ними несколько сгладился. Николас и Ройан медленно шли по залу, останавливаясь перед каждой витриной, осматривали все интересные экспонаты.

Казалось, они перенеслись назад во времени на тысячи лет. Что часы и дни по сравнению с такой древностью? Поэтому голос миссис Стрит, прервавший увлекательную экскурсию, вырвал обоих как бы из сладкого сна.

— Я ухожу, сэр Николас. Можно доверить вам запереть дверь и включить сигнализацию? Охрана уже заступила на пост.

— Который час? — Николас ответил на собственный вопрос, бросив взгляд на стальной «Ролекс сабмаринер». — Ого, пять сорок! Куда же пропал весь день? — Он театрально вздохнул. — Идите скорее, миссис Стрит. Извините, что задержали вас.

— Не забудьте включить сигнализацию, — еще раз напомнила секретарша, а потом повернулась к Ройан: — Он становится таким рассеянным, когда оседлает любимого конька.

Она явно относилась к своему начальнику, как тетушка к непоседливому племяннику.

— Вы дали довольно ценных указаний. Ступайте, — ухмыльнулся Николас и обратился к гостье: — Не могу отпустить вас, не показав кое-что, добытое не без помощи Дурайда. Можете задержаться на пару минут?

Ройан кивнула, и он сделал движение, желая взять ее за руку, но затем поспешно отступил. В арабском мире оскорблением считалось даже случайное прикосновение к женщине. Ройан оценила вежливость по достоинству и прониклась к хозяину «Куэнтон-Парка» еще более теплыми чувствами.

Он провел ее через музейные залы к двери с надписью «Служебное помещение. Вход только для сотрудников», потом по длинному коридору к двери в самом конце.

— Святая святых. — Баронет пропустил Ройан вперед. — Простите за беспорядок. Мне надо наконец прибраться здесь. Моя жена обычно…

Он неожиданно умолк и бросил взгляд на семейную фотографию в серебряной рамке на столе. Николас сидел под развесистым дубом на коврике для пикника рядом с красивой черноволосой женщиной. Возле пристроились две девочки, сильно напоминающие мать. Младшая сидела на коленях у Николаса, а старшая стояла рядом, держа под уздцы шетландского пони. Ройан бросила взгляд на спутника и прочла в его глазах бесконечное горе.

Чтобы не смущать его, она принялась осматривать другую часть комнаты, которая явно служила и кабинетом, и мастерской. Просторная и удобная, типичная комната мужчины, она воплощала его противоречивый характер — ученого и человека действия. Среди груд книг и музейных экспонатов лежали спиннинги, тростниковые удочки «харди» для ловли лосося. На крюках висели разгрузочный жилет, брезентовый чехол для ружья и кожаный патронташ с вышитыми инициалами «Н. К.-Х.».

Некоторые из картин на стенах оказались знакомы. Это были подлинные акварели художников, сопровождавших наполеоновскую армию по пути в Египет. На них можно было увидеть, как выглядели памятники древности до современных раскопок и реставрации.

Николас подошел к камину, подбросил бревнышко в гаснущие угли и хорошенько поворошил их. Когда огонь весело разгорелся, он подвел Ройан к занавеси, закрывающей половину стены от потолка до пола. Потянув за шнур с видом фокусника, баронет отдернул занавесь и с удовлетворением воскликнул:

— И что вы об этом скажете?

Ройан принялась изучать барельеф на стене. Тот был искусно вырезан, образы передавались необычайно четко, но археолог никак не выразила своих чувств.

— Шестой царь амореев, Хаммурапи, около 1780 года до нашей эры, — проговорила она, притворяясь, что изучает искусно высеченные черты древнего правителя. — Да, скорее всего из развалин его дворца на юго-западе от зиккурата в Ашуре. Вероятно, таких фризов было два. Каждый из них стоит около пяти миллионов долларов США. Мое предположение — их похитили у «святого правителя» современной Месопотамии, Саддама Хусейна, два бессовестных мошенника. Говорят, один из фризов находится в коллекции некоего мистера Питера Уолша из Техаса.

Николас некоторое время смотрел на Ройан в изумлении, а потом расхохотался.

— Черт подери! Я взял с Дурайда слово молчать об этой проделке.

Ройан в первый раз услышала его смех. Звук оказался довольно приятным, душевным и чистосердечным.

— Вы не ошиблись насчет обладателя второго фриза, — все еще смеясь, проговорил он. — Но ему он обошелся в шесть миллионов, а не в пять.

— Дурайд рассказал мне и о вашем визите в Чад и южную Ливию, — сказала Ройан.

Баронет покачал головой в притворном раскаянии.

— Кажется, у меня нет от вас секретов.

Николас подошел к высокому шкафу у противоположной стены. Это был превосходный образец инкрустированной мебели, должно быть, относящейся к Франции семнадцатого столетия. Открыв двойные дверцы, коллекционер проговорил:

— Вот что мы с Дурайдом привезли из Ливии без разрешения полковника Муамара Каддафи.

Николас извлек на свет маленькую бронзовую статуэтку и протянул гостье. Это была фигурка матери, кормящей ребенка, покрытая слоем зеленой патины.

— Ганнибал, сын Гамилькара Барки, — пояснил коллекционер. — Примерно 203 год до нашей эры. Их обнаружил отряд туарегов в одном из старых лагерей на реке Баградас в Северной Африке. Должно быть, Ганнибал успел спрятать сокровище до сокрушительного поражения, нанесенного римским военачальником Сципионом. В кладе их было около двух сотен, и у меня осталось почти пятьдесят.

— Значит, остальные вы продали? — спросила Ройан, любуясь статуэткой. В ее голосе прозвучало неодобрение. — Как вы могли расстаться с такой красотой?

— Боюсь, у меня не было выбора, — вздохнул Николас. — Как ни печально, но экспедиция за ними обошлась мне в крупную сумму. Пришлось продать часть добычи, чтобы покрыть издержки. — Он подошел к столу, вытащил из нижнего ящика бутылку солодового виски и поставил ее на стол рядом с двумя стаканами.

— Позвольте предложить? — спросил он, но Ройан покачала головой.

— Я вас понимаю. Даже шотландцы признают, что это можно пить только в промозглую погоду, когда температура опускается ниже нуля при ураганном ветре, если ты выследил и подстрелил первоклассного оленя. Может, чего-нибудь более подходящего для леди?

— Кока-кола у вас есть? — спросила Ройан.

— Да, но она ужасно вредная. Даже хуже, чем виски. Там столько сахара. Чистый яд.

Она приняла из рук хозяина стакан и провозгласила тост.

— За жизнь! — После этих слов она продолжила: — Вы правы. Дурайд действительно рассказал мне о статуэтках. — Она поставила пуническую фигурку в шкаф и снова повернулась лицом к столу. — Именно Дурайд направил меня к вам. Такова была его предсмертная воля.

— Ага! Значит, все это не совпадение. Кажется, я просто пешка в чьей-то сложной и хитрой игре. — Он указал на стул напротив стола. — Садитесь! И говорите!

Сам Николас примостился на краешке стола, держа в правой руке стакан с виски и покачивая длинной ногой. Он чем-то неуловимо напоминал леопарда. Хотя баронет вопросительно улыбался, пронзительные глаза внимательно наблюдали за лицом Ройан. Она подумала, что лгать этому человеку будет непросто.

Она глубоко вздохнула и начала:

— Вам приходилось слышать о древней египетской царице по имени Лострис, жившей в эпоху Среднего царства, когда происходили первые нашествия гиксосов?

Николас рассмеялся с легким презрением.

— А! Как в книге «Речной бог», верно?

Он подошел к полке и снял с нее томик. Хотя и довольно зачитанная, книга по-прежнему была в суперобложке, и на передней странице красовался довольно сюрреалистический пейзаж, написанный пастельными красками зеленого и розового оттенков — вид на пирамиды через реку. Николас положил книгу перед гостьей.

— Вы читали ее? — спросила та.

— Да. Я прочитал почти все творения Уилбура Смита. Этот писатель забавен. Кстати, он пару раз приезжал на охоту в «Куэнтон-Парк».

— Значит, вам нравится большое количество насилия и секса в литературе? — поморщилась Ройан. — А что вы скажете об этой конкретной книге?

— Должен признать, автор одурачил меня. Пока я читал ее, мне ужасно хотелось, чтобы она была основана на реальных фактах. Потому-то я и позвонил Дурайду. — Николас снова взял книгу и пролистал до конца. — Примечание автора написано довольно убедительно, но особенно западает в душу последняя фраза. — Николас зачитал ее вслух: — «Где-то в абиссинских горах, у истоков Голубого Нила, в нетронутой могиле фараона Мамоса лежит мумия Тануса». — Николас почти сердито швырнул книгу на стол. — Бог мой! Вы не представляете, как мне хотелось, чтобы история оказалась правдой. Вы не представляете, как бы я хотел отыскать могилу фараона Мамоса! Я не мог не поговорить с Дурайдом. И когда он заверил, что это полная чушь, я почувствовал, будто меня надули. Пламя надежды так разгорелось, а разочарование оказалось настолько горьким…

— Это не чушь, — возразила Ройан и тут же поправилась: — По крайней мере не полная.

— Понимаю. Выходит, Дурайд мне солгал?

— Не солгал, — принялась горячо защищать покойного мужа Ройан. — Просто временно скрыл правду. Тогда он не был готов рассказать все, ответить на вопросы, которые вы бы непременно задали. Но Дурайд собирался сам позвонить, когда придет время. Ваше имя возглавляло список потенциальных спонсоров.

— Значит, у него не было ответов, зато они есть у вас? — скептически улыбнулся Николас. — Однажды меня уже провели. Вряд ли второй раз я попадусь на ту же самую приманку.

— Свитки существуют. Девять из них по-прежнему находятся в хранилище Каирского музея. Именно я отыскала их в могиле царицы Лострис. — Ройан открыла кожаную сумочку и, порывшись там, вытащила тоненькую стопку глянцевых цветных фотографий 10x15. Выбрав нужную, она протянула ее собеседнику: — Это снимок задней стены гробницы. Здесь можно разглядеть алебастровые кувшины в нише. Сфотографировано до того, как их извлекли оттуда.

— Красивая картинка, но такую можно сделать где угодно.

Ройан не обратила внимания на ехидную реплику и протянула Николасу еще один снимок.

— Десять свитков в мастерской Дурайда в музее. Узнаете людей, стоящих рядом со столом?

Он кивнул:

— Дурайд и Уилбур Смит. — Скептическое выражение лица сменилось сомнением и удивлением. — Что, черт подери, вы пытаетесь сказать?

— Я, черт подери, пытаюсь сказать, что, помимо поэтических преувеличений и прочих вольностей, которые допустил автор, книга основана на реальном материале. Однако свиток, который нас интересует больше всего, седьмой, украден убийцей моего мужа.

Николас поднялся, подошел к камину, подбросил дров и яростно поворошил их кочергой, словно давая выход чувствам, переполняющим его. Потом баронет заговорил, не оборачиваясь:

— И почему этот свиток намного важнее остальных?

— В нем содержались описание похорон фараона Мамоса и, как мы считаем, указания, которые помогут найти место его упокоения.

— Вы так считаете? Или уверены?

Коллекционер резко обернулся, сжимая кочергу, словно оружие. В подобном настроении его можно было испугаться. Рот превратился в тонкую линию, а глаза яростно сверкали.

— Значительная часть седьмого свитка была написана особым кодом, серией зашифрованных стихов. Мы с Дурайдом почти расшифровали их, когда… — она умолкла и глубоко вздохнула, — когда его убили.

— Но у вас же должна была остаться копия такой бесценной информации?

Баронет так смотрел на нее, что Ройан стало не по себе.

— Все микрофильмы, все наши записи, все было украдено вместе со свитком. Потом убийцы Дурайда отправились в нашу квартиру в Каире и уничтожили мой компьютер, в котором хранились данные.

Николас с грохотом швырнул кочергу в ящик для угля и сел за стол.

— Значит, не осталось никаких доказательств? И ничем нельзя подтвердить правдивость ваших слов?

— Нет, — покачала головой Ройан. — Только то, что находится здесь. — Она постучала по голове длинным изящным пальцем. — У меня хорошая память.

Ее собеседник нахмурился и провел рукой по волнистым волосам.

— И зачем же вы пришли ко мне?

— Чтобы дать вам шанс отыскать могилу Мамоса, — просто сказала Ройан. — Нужна ли она вам?

Неожиданно что-то изменилось в Николасе. Он ухмыльнулся, как школьник, замысливший шалость.

— Пожалуй, очень нужна.

— Тогда нам придется заключить некое рабочее соглашение, — проговорила Ройан, наклоняясь вперед. — Давайте я изложу свои пожелания, а потом вы ответите мне тем же.

Торг получился нелегкий, и ближе к часу ночи Ройан объявила, что устала.

— Я уже не могу здраво мыслить. Нельзя ли продолжить завтра с утра?

— Завтрашнее утро уже наступило, — сообщил Николас. — Однако вы правы. Это неблагородно с моей стороны. Но вы можете остаться здесь. В конце концов, в этом доме двадцать семь спален.

— Нет, благодарю вас. — Ройан поднялась. — Я поеду домой.

— Дорога могла замерзнуть, — предупредил ее хозяин, но, увидев решительное выражение на лице молодой женщины, поднял руки, сдаваясь. — Ладно-ладно, не буду настаивать. И во сколько же завтра? В десять у меня встреча с юристами, но к полудню мы должны закончить. Почему бы нам не пообедать здесь? Завтра я собирался поехать стрелять в Гантон, но это легко отменить. Тогда день и вечер окажутся в вашем распоряжении.


Встреча Николаса с юристами состоялась на следующее утро в библиотеке «Куэнтон-Парка». Она оказалась непростой и весьма неприятной, впрочем, хозяин поместья ждал этого. В последнее время мир вокруг него словно начал разваливаться на части. Вспомнив, с чего начался этот год, Харпер невольно сжал кулаки: мгновение невнимательности на обледеневшей дороге — и вот на них несутся слепящие огни грузовика.

Не успел Николас оправиться от этого удара, как на него обрушился следующий — в виде финансового отчета страховой компании «Ллойд», в которой, как отец и дед до него, нынешний хозяин «Куэнтон-Парка» был крупным акционером. Около половины столетия семья регулярно получала свою долю прибыли. Разумеется, Николас прекрасно знал, что несет также полную ответственность за убытки. Последствия этой ответственности никогда не сказывались на нем, потому что за последние пятьдесят лет компания не терпела серьезных убытков — в нынешнем году такое произошло впервые.

Сначала землетрясение в Калифорнии, потом огромный штраф за нанесение экологического ущерба, присужденный одной из международных химических корпораций, — в результате потери страховщиков составили более двадцати шести миллионов фунтов стерлингов. Доля Николаса в этих убытках была два с половиной миллиона фунтов — от части долга удалось уйти, но остальное подлежало выплате в течение восьми месяцев. И неизвестно еще, какие новые неприятные сюрпризы готовил проклятый год!

И действительно, вслед за крахом «Ллойда» на сахарную свеклу, выращиваемую в поместье примерно на тысяче акров земли, напала ризомания, заболевание корней. Был потерян весь урожай.

— Нам требуется хотя бы два с половиной миллиона, — проговорил один из юристов. — Проблем с этим не должно возникнуть — «Куэнтон-Парк» набит ценными предметами, не говоря уж о музее. Какую сумму можно выручить за экспонаты?

Николас поморщился при мысли о продаже статуи Рамзеса, бронзовых фигурок, фриза Хаммурапи или любых других столь любимых вещей из музея или дома. Приходилось признать, что выход на аукцион поможет покрыть долги, но баронет сомневался, что сможет жить без своих сокровищ. Все, что угодно, представлялось лучшим выходом, чем расставание с ними.

— Нет, черт подери! — проговорил Николас. Юрист холодно взглянул на него.

— Тогда посмотрим, что у нас еще есть, — безжалостно продолжил он. — Скажем, стадо молочного скота.

— Оно принесет сотню тысяч, если повезет, — проворчал хозяин «Куэнтон-Парка». — Остается найти два и четыре десятых миллиона.

— Племенные кони, — вступил в разговор финансист.

— Сейчас у меня только шесть коней. Еще две сотни в лучшем случае, — мрачно улыбнулся Николас. — Остается два, запятая, два. Медленно продвигаемся.

— Яхта, — предложил молодой юрист.

— Она старше меня, — покачал головой Николас, — и принадлежала еще моему отцу. Скорее всего ее вообще не удастся продать. Она дорога только как память. Мои ружья и то стоят больше.

Оба юриста снова склонились над своим списком.

— Ах да. Они и вправду есть. Пара ружей мастерской «Перде» в хорошем состоянии. Примерно сорок тысяч.

— Еще у меня есть подержанные носки и трусы, — сообщил Николас. — Почему бы их тоже не внести в список?

Они не обратили никакого внимания на сарказм баронета.

— Имеется также дом в Лондоне, — продолжал привычный к человеческим страданиям старший юрист, нисколько не смущаясь. — Неплохое расположение. Стоимость полтора миллиона долларов.

— Не в этом финансовом климате, — возразил Николас. — Более реалистичным представляется миллион. — Юрист сделал пометку на полях документа и снова заговорил: — Разумеется, нам хотелось бы избежать необходимости выставить на продажу все поместье.

Встреча оказалась очень трудной, и собеседникам не удалось прийти ни к чему конкретному. В итоге Николас покинул юристов злой и расстроенный.

Проводив законников, он вернулся в дом, чтобы принять душ и переодеться. Потом совершенно неожиданно для себя Харпер побрился и побрызгал на лицо лосьоном.

Проехав через парк на «ренджровере», он оставил машину на стоянке возле музея. Снег превращался в дождь, и, добравшись до двери, Николас слегка намок.

Ройан ждала его в кабинете миссис Стрит. Кажется, они сумели поладить. Остановившись у двери, Николас услышал смех молодой женщины. Ему стало немного легче.

Горячий обед прислали из дома в музей. Кажется, слуги посчитали, что основательная еда сумеет скрасить хмурый день. Баронету и его гостье подали полную кастрюлю густого, наваристого мясного супа с овощами и тушеное мясо с картофелем по-ланкаширски. Также принесли полбутылки красного бургундского для Николаса и кувшин свежеотжатого апельсинового сока для Ройан. Они ели возле камина, а дождь барабанил в окна.

За едой Николас попросил Ройан поведать ему об убийстве Дурайда. Она рассказала все в подробностях, не забыв упомянуть о собственных ранах, и даже закатала рукав, чтобы показать повязку. Он выслушал с неослабевающим вниманием и историю второго покушения на ее жизнь на улицах Каира.

— Какие-нибудь подозрения есть? — спросил Николас, когда Ройан умолкла. — У вас нет идей, кто бы мог это сделать?

Она покачала головой:

— Ничто не предвещало беды.

Они окончили обед в тишине, думая каждый о своем. За кофе Николас снова заговорил:

— Ну ладно. Так как насчет нашего соглашения?

Они спорили около часа.

— Трудно согласиться с такой долей добычи, пока я не узнаю, каков будет ваш вклад, — возражал Николас, складывая чашки стопкой. — В конце концов, мне придется финансировать и организовывать экспедицию…

— Придется поверить, что мой вклад будет значительным, иначе добычи, как вы выражаетесь, не будет вообще. В любом случае, можете быть уверены, я не скажу ничего, пока мы не придем к соглашению и не пожмем руки.

— Немного жестко, — заметил Николас. Ройан одарила его хитрой улыбкой.

— Если вам не нравятся мои условия, в списке потенциальных спонсоров есть еще три имени, — пригрозила она.

— Ладно, — перебил ее Николас с видом мученика. — Я согласен на ваше предложение. Но как мы подсчитаем равные доли?

— Я выберу первый предмет из археологических находок, которые нам удастся добыть, вы второй и так далее.

— А может, мне выбирать первым? — приподнял бровь хозяин «Куэнтон-Парка».

— Бросим жребий, — предложила гостья, и Николас выудил из кармана монету.

— Играем!

Николас подкинул монету, и, пока она была в воздухе, Ройан сказала:

— Орел!

— Черт! — воскликнул он, ловя денежку и засовывая ее в карман. — Хорошо, вы первая выбираете добычу, если она, разумеется, будет. — Николас протянул руку над столом. — И можете делать с ней все, что захотите. Даже пожертвовать Каирскому музею, если этого желает ваш помутненный рассудок. По рукам?

Ройан пожала его руку.

— По рукам! — согласилась она. — Теперь мы партнеры.

— Тогда за дело. Между нами не должно быть секретов, и давайте наконец перейдем на ты. Расскажи мне все подробности.

— Неси книгу. — Ройан указала на «Речного бога» и, пока Николас ходил к полке, отодвинула в сторону грязную посуду. — Первым делом следует обратиться к тем разделам книги, которые редактировал Дурайд. — Она открыла последние страницы. — Вот. Здесь он начал мутить воду.

— Хорошее слово, — улыбнулся Николас. — Но лучше этим больше не заниматься.

Ройан даже не улыбнулась.

— До этого момента ты знаешь правдивую историю. Царицу Лострис и ее народ изгнали из Египта гиксосы. Изгнанники отправились вверх по Нилу, пока не добрались до слияния Белого и Голубого Нилов. Другими словами, до горы Хартум. Все это согласуется со свитками.

— Припоминаю. Продолжай.

— Они тащили мумифицированное тело мужа царицы Лострис, фараона Мамоса Восьмого, на лодках по воде. Двенадцать лет назад, когда тот умирал от стрелы, пробившей легкое, она поклялась ему, что найдет надежное место для его захоронения. Место, где он навеки останется со своими сокровищами. Достигнув Хартума, Лострис решила, что пришло время исполнить обещание. Царица послала выполнять эту миссию своего четырнадцатилетнего сына, царевича Мемнона, и его учителя, который и рассказывает эту историю, неутомимого Таиту.

— Да, я помню эту часть. Мемнон и Таита совещаются с захваченными ими рабами и по их совету направляются по левому рукаву реки. По тому, что сегодня называют Голубым Нилом.

Ройан кивнула и продолжила рассказ:

— Они отправились на восток и добрались до жутких гор, таких высоких, что их назвали Небесной Крепостью. До этого места книга довольно точно соответствует свиткам, но здесь, — она постучала пальцем по странице, — мы и добираемся до хитрости Дурайда. Описывая предгорья…

Ее перебил Николас:

— Я помню, что когда прочитал книгу впервые, то подумал, что район, где Голубой Нил вытекает из эфиопских гор, описан неверно. Там вовсе не предгорья. Горы там очень высокие, и река вырывается из них, как змея из норы. Тот, кто писал эти слова, не знал, как течет Голубой Нил.

— А ты знаешь этот район? — спросила Ройан. Ее собеседник рассмеялся:

— Когда я был моложе и еще глупее, чем сейчас, то замыслил грандиозный план — проплыть по ущелью Аббая от озера Тана до суданской плотины.

— Зачем?

— Потому что до меня этого не делал никто. Майор Чисман, британский консул, сделал попытку в 1932 году и чуть не утонул. Я думал снять фильм, написать книгу о путешествии и сколотить состояние на гонорарах. Даже уговорил отца финансировать мою авантюру. Такие безумные затеи очень радовали его. Он вообще хотел принять участие в экспедиции. Я изучил течение реки Аббай, и не только по картам. Купил старую «сессну» и пролетел по ущелью пятьсот миль от озера Тана до плотины. Говорю же, в двадцать один год мной владело безумие.

— И чем дело закончилось?

Ройан захватила эта история. Дурайд не рассказывал об этом, а именно такие приключения казались ей подходящими для баронета.

— Я собрал восьмерых друзей из Сандхерста и мы посвятили попытке рождественские каникулы. И потерпели фиаско. На этой бешеной воде нам удалось продержаться только два дня. Ущелье — самый адский уголок на земле, где я только был. Оно почти вдвое шире и глубже, чем Большой каньон реки Колорадо в Аризоне. Наши каяки разлетелись в щепки, не успели мы проплыть и двадцати миль из пяти сотен. Пришлось бросить снаряжение и карабкаться по стенам ущелья, чтобы добраться до цивилизации. — Николас посерьезнел. — Я потерял двоих членов нашего отряда. Бобби Палмер утонул, а Тим Маршалл сорвался с обрыва. Нам даже не удалось вытащить их тела. Они так и лежат там, внизу. Мне пришлось сообщать об этом их родителям… — Он умолк, вспомнив мучительный разговор.

— Но кому-нибудь удалось проплыть по Голубому Нилу? — спросила Ройан, чтобы отвлечь собеседника от мрачных мыслей.

— Да. Я вернулся через несколько лет. На сей раз не в роли руководителя, а в качестве одного из младших участников экспедиции вооруженных сил Великобритании. Потребовалась армия, чтобы покорить эту реку.

Ройан посмотрела на баронета с немым восхищением. Он действительно смог проплыть на плоте по Аббаю. Казалось, ее привела к Николасу сама судьба. Дурайд оказался прав. Пожалуй, во всем мире не было человека более подходящего для задуманной миссии.

— Значит, ты знаешь о том, как на самом деле выглядит ущелье. Я попытаюсь дать тебе общие указания, которые присутствуют в седьмом свитке Таиты. К сожалению, эта часть рукописи пострадала от времени, и нам с Дурайдом пришлось заняться экстраполяцией сведений из других частей текста. Ладно, скажешь, как наши догадки соотносятся с твоими сведениями о рельефе.

— Хорошо, — согласился Николас.

— Таита описывает скалы примерно как и ты: из гладкой стены вырывается река. Они вынуждены были оставить колесницы, которые не могли продвигаться по крутым и неровным склонам каньона. Тогда египтяне пошли пешком, ведя лошадей под уздцы. Скоро стены ущелья стали настолько отвесными и опасными, что путники потеряли нескольких животных, которые упали в реку. Это не остановило их, и они продолжили путь по приказу царевича Мемнона.

— Я совершенно согласен с описанием. Это довольно пугающий кусочек дикой природы.

— Затем Таита говорит о серии препятствий, которые он называет ступенями. Мы с Дурайдом не смогли точно разобраться, что это. Самая правдоподобная идея — водопады.

— Их в ущелье Аббая хватает, — кивнул Николас.

— Теперь очень важная часть рукописи. Таита сообщает, что через двадцать дней пути они дошли до второй ступени. Здесь, на их счастье, царевичу пришло послание от покойного отца в форме сна, где говорилось, что фараон выбрал это место для захоронения. Таита утверждает, что дальше они не пошли. Если мы поймем, что остановило египтян, то сможем оценить, куда они сумели добраться.

— Прежде чем продолжить этот разговор, следует запастись картами и спутниковыми фотографиями гор. А еще я должен просмотреть дневник экспедиции и прочие записи, — решил Николас. — Я стараюсь поддерживать библиотеку в порядке и пополнять ее новинками, поэтому спутниковая съемка и новые карты должны быть здесь, в музее. Если они есть, миссис Стрит их найдет.

Он встал и потянулся.

— Сегодня вечером откопаю свои старые дневники и перечитаю их. Мой прадед тоже охотился и собирал экспонаты в Эфиопии в прошлом веке. Я знаю, что он пересекал Голубой Нил в девяносто каком-то. И его записи я постараюсь найти. Они хранятся в архиве. Старик мог отметить что-нибудь очень полезное.

Николас проводил Ройан до старого зеленого «лендровера», стоящего на парковке, и, когда она уже завела мотор, сказал через открытое окно:

— Я по-прежнему думаю, что тебе стоило бы остаться в «Куэнтон-Парке». До Брэндсбери не менее полутора часов езды. Туда и обратно три часа. Нам придется проделать немало работы, прежде чем можно будет думать о поездке в Африку.

— А что скажут люди? — поинтересовалась она, переключая сцепление.

— Плевать на людей, — проговорил Николас. — Когда я увижу тебя завтра?

— Мне надо заехать к доктору в Йорке. Он снимет швы с руки. Так что до одиннадцати я не появлюсь, — крикнула Ройан, высунув голову из окна.

Ветер взметнул ее темные волосы. Николасу всегда нравились темноволосые женщины. В красоте Розалинды тоже был загадочный восточный колорит. Он чувствовал, что как бы изменяет ее памяти, сравнивая с новой знакомой, но образ Ройан оказалось не так просто выкинуть из головы.

Она была первой женщиной, заинтересовавшей Николаса со времени смерти Розалинды. Его притягивали полукровки. Ройан была достаточно необычна, чтобы удовлетворить его любовь к восточной внешности, но в достаточной мере англичанка, чтобы говорить на том же языке и понимать его чувство юмора. Образованная и умная, она разбиралась в вещах, интересующих Николаса, и трудно было не восхититься ее сильным характером. Обычно восточных женщин с рождения учат быть покорными и уступчивыми. Ройан же оказалась совсем другой.


Джорджина позвонила врачу в Йорке и записала Ройан на снятие швов. Они выехали из Брэндсбери вскоре после завтрака. Джорджина села за руль, Ройан — рядом, а Маг устроился на заднем сиденье, просунув голову между ними.

На главной улице деревни возле почты Ройан заметила большой грузовик, но не обратила на него особого внимания.

Когда выехали на загородное шоссе, начал подниматься туман, и его густые клубы местами снизили видимость до тридцати ярдов. Джорджина, несмотря на непогоду, гнала дребезжащий «лендровер» на максимальной скорости, которая, как с облегчением отметила Ройан, составляла шестьдесят миль в час.

Она обернулась и посмотрела на дорогу. Грузовик следовал за ними. Только кабина торчала над стелющимся морем тумана, напоминая боевую рубку подводной лодки. Вскоре туман поглотил машину целиком. Ройан прислушалась к тому, что говорила мать:

— Нынешнее правительство — сборище некомпетентных дураков. — Джорджина прищурилась, потому что дым от сигареты попадал ей в глаза. Одна рука лежала на руле, а другой Джорджина гладила шелковое ухо Мага. — Я не возражаю, когда министры впадают в ступор, но когда они начинают играть с размером моей пенсии, я впадаю в бешенство.

Пенсия за работу за границей, которую получала мать Ройан, была ее единственным источником дохода. И не слишком большим.

— Но ты же не хочешь лейбористов в правительстве, мама, — поддразнила дочь, зная архиконсервативные взгляды Джорджины.

Та поколебалась, но уклонилась от ответа.

— Я скажу только одно: верните Мэгги.

Ройан снова обернулась и бросила взгляд в грязное окно. Грузовик все еще следовал за ними, едва вырисовываясь в тумане и синем следе выхлопных газов, который оставляла за собой машина Джорджины, будто настоящий реактивный самолет. Все это время грузовик держался позади, но теперь неожиданно увеличил скорость.

— Кажется, он хочет обогнать тебя, — спокойно сообщила Ройан матери.

Массивный капот грузовика находился в двадцати футах от их заднего бампера. На радиаторе красовался логотип «МАН», и он находился выше кабины «лендровера», так что лица водителя не было видно.

— Все хотят меня обогнать, — посетовала Джорджина, упорно держась середины дороги. — Такова история моей жизни.

Ройан увидела, что грузовик подъехал еще ближе. Водитель отпустил сцепление, и огромный мотор угрожающе взревел.

— Лучше уступить. Мне кажется, он не шутит.

— Подождет, — проворчала Джорджина, не выпуская изо рта сигареты. — Терпение — добродетель. В любом случае здесь я его пропустить не могу. Перед нами узкий мост. Я знаю этот кусок шоссе, как дорогу в собственную ванную.

В этот миг водитель грузовика просигналил так близко, что оглушил их. Маг подпрыгнул на заднем сиденье и яростно залаял.

— Идиот! — выругалась Джорджина. — Что он о себе возомнил? Запиши его номер. Я сообщу о нем в полицию Йорка.

— Номер заляпан грязью. Не могу разобрать, но похоже на европейскую регистрацию. Кажется, немецкую.

Словно услышав протест, водитель притормозил и слегка отстал. Расстояние между двумя машинами снова выросло до двадцати ярдов. Ройан внимательно посмотрела на преследователя.

— Так-то лучше, — самодовольно заметила Джорджина. — Грубый гунн учится хорошим манерам. — Она вгляделась в туман. — А вот и мост.

Ройан наконец смогла разглядеть кабину преследовавшего их автомобиля. На водителе был вязаный темно-синий шерстяной шлем, закрывающий все, кроме глаз и носа. Выглядел он весьма зловеще.

— Осторожно! — неожиданно закричала она. — Он едет прямо на нас!

Звук мотора стал еще громче, напоминая рев урагана. Мгновение Ройан видела только блеск стали, а потом грузовик врезался в них.

От удара Ройан почти перебросило через спинку сиденья. Она с трудом приподнялась и увидела, что грузовик подцепил их подобно лисе, схватившей зубами птицу. Он толкал «лендровер» все дальше и дальше решеткой, защищающей блестящий хромированный радиатор.

Джорджина отчаянно сражалась с рулем, пытаясь взять машину под контроль, но ее усилия были тщетны.

— Не могу удержать ее. Мост! Попытайся выбраться…

Ройан нажала кнопку на ремне безопасности и потянулась к ручке двери. Каменные перила моста приближались с угрожающей скоростью. «Лендровер» скользил по дороге, окончательно потеряв управление.

Под напором Ройан дверь открылась, но она не смогла распахнуть ее полностью, потому что машина врезалась в бетонные столбы, стоявшие у въезда на мост.

Женщины одновременно закричали, когда кузов автомобиля начал сминаться, а от удара обеих швырнуло вперед. Ветровое стекло разлетелось вдребезги от столкновения с бетоном, а «лендровер» окончательно слетел с дороги и покатился по насыпи.

Ройан через открытую дверь выбросило наружу. Она упала на склон, от боли у нее перехватило дыхание. Ройан скатилась вниз и рухнула в ледяную воду речки, текущей под мостом.

Перед тем как окунуться с головой, она увидела небо и мост. Заметила и поспешно уезжающий грузовик. Два огромных фургона словно поднялись над каменной оградой моста.

Трейлер покрывал тяжелый зеленый нейлоновый тент. Краем глаза она заметила название компании и большой красный логотип, нарисованный на боку ближайшего фургона. Но, не успев как следует рассмотреть его, Ройан окунулась в ледяную воду. От холода у нее снова перехватило дыхание.

Ройан с трудом вынырнула на поверхность и обнаружила, что ее немного снесло течением. Промокшая одежда мешала двигаться в воде, но она все же добралась до берега и, ухватившись за ветку дерева, вылезла на сушу.

Ройан опустилась на колени в грязь, кашляя от попавшей в дыхательные пути воды, и попыталась осознать, насколько она пострадала. Но стоило ей услышать жуткие стоны матери со стороны перевернутого и помятого «лендровера», как Ройан позабыла о собственной боли.

В паническом ужасе она с трудом поднялась на ноги и заковыляла по обледеневшей траве к машине, лежащей у основания моста колесами вверх. Корпус помялся, и там, где содралась темно-зеленая краска, просвечивал яркий блестящий алюминий. Двигатель работал, передние колеса все еще бесполезно крутились.

— Мама, где ты? — закричала Ройан.

Ужасные стоны не смолкали.

Ухватившись за остатки машины, чтобы не потерять равновесие, она захромала к автомобилю, с ужасом ожидая того, что ей предстоит увидеть.

Джорджина сидела на мокрой земле, прислонившись спиной к борту машины. Ноги она вытянула перед собой. Левая была неестественно вывернута, так что носок сапога смотрел вниз. Очевидно, она была сломана в колене или близко к нему.

Но не это было истинной причиной отчаяния Джорджины. На коленях она держала Мага, склонившись над ним в безутешном горе, и вовсю рыдала. Грудную клетку пса раздавило. Язык высовывался из угла пасти в последней улыбке, с розового кончика капала кровь, и Джорджина утирала ее собственным шарфом.

Ройан опустилась на землю рядом с матерью и обняла за плечи. Ей впервые пришлось видеть слезы Джорджины. Она прижалась к ней изо всех сил, пытаясь разделить скорбь, но плач не стихал.

Ройан не знала, сколько они просидели так. Однако вид искалеченной ноги матери и просыпающийся страх, что водитель вернется, чтобы закончить свое черное дело, заставили ее подняться. Ройан с трудом заползла на склон и выбралась на середину дороги, пытаясь остановить какую-нибудь проезжающую машину.


Только когда с момента назначенной встречи прошло два часа, Николас достаточно обеспокоился, чтобы позвонить в полицейское управление Йорка. К счастью, он запомнил регистрационный номер «лендровера» — это оказалось совсем несложно. Инициалы его матери и несчастное число тринадцать.

Небольшая пауза — женщина-полицейский открывала сводку происшествий на компьютере.

— Мне очень жаль, сэр, но эта машина сегодня утром попала в аварию.

— Что случилось с водителем? — резко спросил Николас.

— Водитель и один пассажир доставлены в Йоркскую приходскую больницу.

— С ними все в порядке?

— К сожалению, сэр, я не располагаю такой информацией.

Николасу понадобилось сорок минут, чтобы добраться до больницы, и почти столько же, чтобы отыскать там Ройан. Она сидела у постели матери в женском отделении хирургии. Джорджина еще не пришла в себя после наркоза.

Когда Николас подошел к ней, Ройан подняла голову.

— С тобой все в порядке? — спросил он. — Что произошло?

— У мамы сильно повреждена нога. Хирургу пришлось поместить в бедро пластину.

— А как ты?

— Пара синяков и царапин. Ничего серьезного.

— Что произошло?

— Грузовик. Он столкнул нас с дороги.

— Нарочно?

В Николасе что-то дрогнуло, когда он вспомнил другой грузовик на другой дороге другой ночью.

— Думаю, да. На водителе была маска, вязаный шлем. Он врезался в нас сзади. Я уверена, что нарочно.

— Ты рассказала полиции?

Ройан кивнула.

— Кажется, грузовик украли сегодня рано утром. Задолго до происшествия, когда водитель остановился в одном из придорожных кафе. Он немец. И не говорит по-английски.

— Тебя пытались убить в третий раз, — мрачно проговорил Николас. — Все, я беру дело в свои руки.

Он отправился в зал ожидания больницы и позвонил оттуда. Главный констебль графства был его хорошим другом, как, впрочем, и главный врач больницы.

Когда Николас вернулся, Джорджина пришла в сознание после наркоза. Хотя она еще не вполне оправилась от последствий операции, состояние было удовлетворительным, и мать Ройан перевезли в частную палату, которую ей устроил Николас. Хирург-ортопед появился через несколько минут.

— Привет, Ник, что ты здесь делаешь? — поприветствовал он хозяина «Куэнтон-Парка».

Ройан снова подивилась широкому кругу знакомств баронета.

Затем врач повернулся к Джорджине:

— Как вы себя чувствуете? У вас весьма сложный перелом. Кости напоминали конфетти. Мы умудрились собрать все воедино, но вам придется пролежать не менее десяти дней.

— Слушай внимательно, юная леди, — сказал Николас Ройан, когда Джорджина заснула, а они вышли из палаты. — Нужны еще доказательства моей правоты? Горничная уже приготовила комнату в «Куэнтон-Парке». Я не дам тебе снова бродить где попало. Иначе следующее покушение может оказаться несколько более удачным.

Ройан была слишком потрясена и напугана, чтобы спорить. Поэтому она послушно вскарабкалась на переднее сиденье «ренджровера» и позволила сначала отвезти себя к врачу снять швы, а потом в «Куэнтон-Парк». Как только они прибыли туда, Николас отправил ее в спальню.

— Повар пришлет обед. Не забудь принять снотворное, которое прописал врач. Если ты дашь ключ от дома в Брэндсбери, кто-нибудь привезет твои вещи. А пока что моя экономка подобрала ночную рубашку и зубную щетку. И чтобы до завтрашнего утра я тебя не видел.

Ройан даже понравилось, что ее жизнь взята под контроль. Впервые с той страшной ночи в оазисе она почувствовала себя по-настоящему в безопасности. И все же Ройан предприняла последний жест независимости — спустила снотворное могадон в унитаз.

Длинная ночная рубашка, лежащая на подушке, была сшита из натурального шелка и отделана лучшими уэльскими кружевами. Раньше Ройан не приходилось надевать таких роскошных вещей. Она осознала, что рубашка, должно быть, принадлежала покойной жене Николаса. Эта мысль всколыхнула в ней странные чувства. Она забралась в кровать с балдахином, но даже огромный, слишком мягкий матрас и незнакомое окружение не помешали ей заснуть.


На следующее утро молодая горничная разбудила Ройан, принеся ей «Таймс» и горячий чайник, а следом и большую сумку с вещами.

— Сэр Николас приглашает вас позавтракать с ним в столовой в восемь тридцать.

Принимая душ, Ройан изучила свое тело в огромном зеркале, которое занимало целую стену ванной. Помимо ножевого ранения на руке, которое оставалось синевато-багровым и зажило только отчасти, на бедре красовался огромный синяк, еще два на левом боку и ягодице — последствия автокатастрофы. На голени была большая царапина, и Ройан надела свободные брюки, чтобы прикрыть ее. Слегка хромая, она спустилась по лестнице и прошла в столовую.

— Ешь, не стесняйся, — сказал Николас, поднимая глаза от утренней газеты. Он указал рукой на блюда на боковом столике.

Чуть выше на стене висела картина — накладывая яичницу себе на тарелку, Ройан узнала пейзаж Констебля.

— Как тебе спалось? — Николас не дождался ответа и продолжил: — Я слышал новости из полиции. Они нашли брошенный трейлер на придорожной площадке для автомобилей в Харроугейте. Полиция пытается установить, кому он принадлежит, но не надеется на хорошие результаты. Кажется, мы имеем дело с профессионалом.

— Мне нужно позвонить в больницу, — проговорила Ройан.

— Я уже сделал это. Твоя мать хорошо спала. Я оставил сообщение, что ты навестишь ее вечером.

— Вечером? — резко обернулась она. — Почему так поздно?

— Я намереваюсь занять все твое время до этого. Хочу, чтобы мои деньги не пропали даром.

Когда Ройан подошла к обеденному столу, он поднялся и отодвинул для нее стул. Ройан стало неловко при проявлении подобной вежливости, но она ничего не сказала.

— Что касается первого нападения на вас с Дурайдом на вилле в оазисе — мы не можем сделать никаких заключений, помимо того, что убийцы хорошо знали, что ищут и где это должно лежать. — Ей стало не по себе от неожиданной смены темы. — Однако рассмотрим второе покушение в Каире. Граната. Кто знал, что ты едешь в это время в министерство, помимо самого министра?

Ройан задумалась, не переставая жевать.

— Не знаю точно. Кажется, я сказала об этом секретарю Дурайда, может быть, паре научных сотрудников.

Он нахмурился.

— Значит, половина музея знала об этой встрече?

— Вроде того. Увы.

Николас ненадолго задумался.

— Ну ладно. Кто знал, что ты уезжаешь из Каира? Что будешь жить в домике матери?

— Один из клерков из администрации привез мои слайды в аэропорт.

— Ты называла ему номер рейса?

— Нет, конечно, нет.

— А кому-нибудь вообще говорила об этом?

— Нет. Хотя…

Она заколебалась.

— Да?

— Я сказала министру во время разговора, когда попросила об отпуске… Но не он же это, правда?

На лице Ройан явно читался ужас. Николас пожал плечами:

— Порой случается и не такое. Министр знал о работе, которую вы с Дурайдом вели над седьмым свитком?

— Без подробностей, но… Да, в общих чертах представлял, чем мы занимаемся.

— Хорошо. Тогда следующий вопрос: чай или кофе? — Николас налил ей кофе и продолжил: — Ты говорила, что у Дурайда был список потенциальных спонсоров экспедиции. Можно использовать его в качестве списка подозреваемых.

— Музей Гетти, — проговорила Ройан, и Николас улыбнулся.

— Смело вычеркиваем. Они не стали бы бросать гранаты на улицах Каира. Кто еще?

— Готхольд Эрнст фон Шиллер.

— Гамбург. Тяжелая промышленность. Заводы по производству металлов и сплавов. Добыча полезных ископаемых, — кивнул Николас. — Кто был третьим?

— Питер Уолш. Техасец.

— Знаю. Живет в Форт-Уорте. Лицензия на торговлю фаст-фудом по почте.

В мире не много людей, финансовое положение которых позволяет соревноваться с крупными музеями, когда речь заходит о приобретении значительных пополнений в коллекцию древностей или финансировании экспедиции. Николас знал всех, поскольку это был круг соперников, включающий не более пары дюжин человек. Ему приходилось соревноваться с ними на аукционах Сотсби и Кристи, не говоря уж о менее знаменитых, где продавались «свежие» древности. Прилагательное «свежие» использовалось в значении «свежевыкопанные».

— Это просто бандиты с горящими глазами. Они сожрали бы собственных детей, если бы слегка проголодались. Представляешь их действия, знай они, что ты стоишь на пути к гробнице Мамоса? Кстати, не связывался ли кто из них с Дурайдом после публикации книги, как я?

— Не знаю, но в принципе могли.

— Не могу поверить, что хотя бы один из этих красавцев не воспользовался таким очевидным способом. Надо исходить из предположения, что оба знают о последней работе Дурайда. Придется внести их в список подозреваемых. — Николас посмотрел на ее тарелку. — Наелась? Еще яичницы? Нет? Хорошо, тогда пойдем в музей и посмотрим, что для нас подготовила миссис Стрит.

Зайдя в его кабинет, Ройан поразилась, как многое Николас успел сделать за такое малое время. Должно быть, он работал весь вечер, превращая комнату почти в военный штаб. В центре кабинета стояла большая доска, на которую были прикреплены несколько наложенных друг на друга спутниковых фотографий. Ройан подошла, чтобы получше рассмотреть их, и обратила внимание на другие материалы, висящие рядом.

Помимо крупномасштабной карты, отражающей ту же часть юго-западной Эфиопии, что и спутниковая съемка, на доске висел список имен и адресов, перечень необходимого оборудования и магазинов, в которых Николас ранее закупал товары для других поездок в Африку, лист расчетов расстояния и нечто напоминающее наброски для бюджета экспедиции. В верхней части доски висели листы, озаглавленные «Эфиопия — общая информация». Всего там оказалось пять листов формата A3 мелким шрифтом, поэтому Ройан не стала их читать целиком, но основательность подхода ее потрясла.

Она решила изучить все материалы, как только представится возможность. Однако пока что она подошла к одному из двух стульев, которые Николас поставил возле стола перед доской. Сам Харпер встал у доски, взял офицерскую тросточку с серебряным кончиком и взмахнул ею, словно учительской указкой.

— Внимание, класс. — Николас постучал по доске. — Первое, что потребуется, — это убедить меня, что мы возьмем след Таиты после того, как он остывал несколько тысяч лет. Для начала рассмотрим географические особенности ущелья Аббая.

Николас провел указкой по руслу реки на спутниковой съемке.

— В этой части река выгрызла русло в базальтовом плато. В некоторых местах стены отвесны и достигают четырех или пяти сотен футов с каждой стороны. Там, где присутствуют вкрапления более твердого аспидного сланца вулканического происхождения, река не сумела их разрушить. Они образуют серию огромных порогов в русле. Думаю, ты справедливо предположила, что ступени Таиты — это водопады.

Баронет подошел к столу, заваленному различными документами, и выбрал из кучи бумаг фотографию.

— Я снял это в ущелье во время экспедиции вооруженных сил в 1976 году. Таким образом, ты сможешь представить, каковы некоторые из них.

Николас протянул ей черно-белую фотографию — справа и слева высоченные скалы, а в середине огромный водопад, падающий прямо с небес, на фоне которого полуобнаженные люди в лодках казались лилипутами.

— Я не представляла, что такое бывает! — Ройан уставилась на отпечаток не без трепета.

— Конечно, снимок не передает всего величия и грандиозности этого забытого Богом места, — сказал Николас. — С точки зрения фотографа, там неоткуда было снять кадр, передающий перспективу. И все же ты поймешь, как водопад мог остановить отряд египтян, идущих вверх по реке пешком или с вьючными лошадьми. Обычно в обход водопадов существуют тропы, сделанные слонами или другими животными за долгие века. Но способа обойти этот водопад нет.

Ройан кивнула, и Харпер продолжил:

— Даже двигаясь вниз по течению, нам приходилось спускать лодки и все снаряжение на веревках. Это было непросто.

Николас снова взял тросточку и провел ею по руслу реки на спутниковом фотоснимке вверх от темного клина плотины в центральном Судане.

— Кручи начинаются на эфиопской стороне границы, и именно там находится ущелье. Вокруг нет ни городов, ни дорог, только два моста гораздо выше по течению. Все пять сотен миль нет ничего, кроме ревущих вод Нила и жестоких черных базальтовых скал.

Он умолк, давая собеседнице возможность усвоить сказанное.

— Это последнее по-настоящему дикое место на земле, пользующееся дурной славой как пристанище диких зверей и еще более диких людей. Я отметил на спутниковом снимке основные водопады в самой глубокой части ущелья. — Он ткнул указкой в красные кружочки. — Это водопад номер два, находящийся примерно в ста двадцати милях от границы Судана. Однако нам придется учитывать ряд факторов, и не последний из них — что река могла изменить русло за четыре тысячи лет, прошедшие с тех пор, как ее посещал наш друг Таита.

— Но не могла же она выбраться из такого глубокого ущелья — целых четыре тысячи футов, — запротестовала Ройан. — Такое сдержало бы даже Нил.

— Да, но само русло не могло остаться неизменным. Я не в состоянии описать силу и мощь течения в сезон дождей. Река поднимается на двадцать метров и мчит свои воды со скоростью десять узлов и более.

— И ты плыл по ней? — с сомнением спросила Ройан.

— Не в сезон дождей. В это время там никто не может выжить.

Оба молча смотрели на фотографию не менее минуты, представляя, как кошмарна такая водная мощь в полной силе. Потом Ройан продолжила разговор.

— Второй водопад? — напомнила она собеседнику.

— Вот он, там, где в Аббай впадает приток. Это река Дандера, исток которой находится на высоте двенадцать тысяч футов, ниже пика горы Санкай, примерно в ста милях от ущелья.

— А ты помнишь место слияния рек?

— Это было двадцать лет назад. К тому моменту мы пробыли в ущелье уже месяц, и все дни слились в сплошной кошмар. Память меркла от одинаковых скал по сторонам и густых джунглей на склонах, наши чувства притупились от жары, насекомых, рева воды и бесконечной упорной работы на веслах. Но, как ни странно, слияние Аббая и Дандеры запомнилось мне по двум причинам.

— Ну?

Ройан с готовностью наклонилась вперед, но Николас покачал головой.

— Мы потеряли там человека. Единственная потеря во второй экспедиции. Веревка порвалась, и он упал с сотни футов. Попал спиной на скальный выступ.

— Мне очень жаль. Но была еще одна причина, по которой тебе запомнилось это место.

— Там находится коптский монастырь, вырубленный в каменной стене на высоте четырехсот футов над поверхностью реки.

— В самом ущелье? — изумилась Ройан. — Но зачем там строить монастырь?

— Эфиопия — одна из старейших христианских стран в мире. Там более девяти тысяч монастырей и церквей. Многие из них рассеяны по отдаленным и недоступным горам. Это место возле Дандеры славится как место захоронения святого Фрументия, который христианизировал Эфиопию, придя из Византийской империи в начале третьего века. Легенда гласит, что он потерпел кораблекрушение на Красном море и был выброшен на берег в Аксуме, где обратил императора Эзана.

— Ты был в монастыре?

— Нет, конечно, — рассмеялся Николас. — Мы были слишком заняты выживанием и желанием выбраться из этого ада, чтобы осматривать достопримечательности. Мы спустились по водопаду и поплыли по реке. Все, что я помню о монастыре, — это дыры в поверхности скал высоко над рекой и далекие фигуры монахов-отшельников в белых балахонах, стоящих у выхода из пещер и бесстрастно наблюдающих за нами. Некоторые помахали им и почувствовали себя довольно неприятно, когда не получили никакого ответа.

— Но как мы снова доберемся до этого места без полномасштабной речной экспедиции? — спросила Ройан, печально глядя на доску.

— Уже сдаешься? — подмигнул ей Николас. — Погоди, пока встретишь тамошних москитов. Они поднимут тебя и отнесут в свое логово, а потом сожрут с потрохами.

— Будь серьезнее, — упрекнула его Ройан. — Как мы собираемся спускаться туда?

— Монахов кормят жители деревень, расположенных на плоскогорьях возле ущелья. Очевидно, вдоль обрыва идет козья тропка. Они сказали нам, что на спуск от верха до низа ущелья требуется три дня.

— И ты сможешь отыскать этот путь?

— Нет, но у меня есть пара идей. Только об этом позже. Сначала решим, что мы собираемся найти там четыре тысячи лет спустя после смерти Таиты. — Харпер выжидающе посмотрел на Ройан. — Теперь твой черед. Убеди меня.

Николас протянул ей указку, опустился на стул рядом с ней и скрестил руки на груди.

— Сначала тебе следует вернуться к книге. — Ройан положила указку и снова взяла «Речного бога». — Помнишь такой персонаж — Танус?

— Разумеется. Он был командующим египетскими армиями под началом царицы Лострис и носил титул Великого Льва Египта. Он возглавлял бегство, когда гиксосы изгнали его народ.

— Кроме того, он был тайным любовником царицы и, если верить Таите, отцом царевича Мемнона, ее старшего сына, — заметила она.

— Танус погиб в горах во время карательной экспедиции против эфиопского вождя Аркуна. Таита мумифицировал его тело и привез царице, — продолжил Николас.

— Именно так, — кивнула Ройан. — Это приводит нас еще к одной подсказке, которую вычислили мы с Дурайдом.

— Из седьмого свитка?

Он опустил руки и выпрямился.

— Нет, не из свитков, а из надписи на могиле царицы Лострис. — Ройан полезла в сумочку и достала фотографию. — Это увеличенная съемка части фрески из усыпальницы, позже стена осыпалась и теперь потеряна для нас — там оказались алебастровые кувшины. Мы с Дурайдом решили, что раз Таита поместил надпись на почетное место, перед спрятанными свитками, это что-то да значит.

Она передала фотографию Николасу, и тот принялся изучать ее сквозь увеличительное стекло.

Пока он разгадывал иероглифы, Ройан продолжила:

— Ты вспомнишь из книги, что Таита любил загадки и игру в слова, а кроме того, как не раз хвастался, был лучшим игроком в мире в бао.

Николас оторвал взгляд от увеличительного стекла.

— Помню. Я согласен с теорией, что бао — предшественник шахмат. У меня в музее есть около дюжины досок. Некоторые из Египта, остальные — с юга Африки.

— Я тоже верю в эту теорию. В обеих играх много схожих объектов и правил, но бао — зачаточный вариант, вместо фигур там цветные камешки. Я полагаю, Таита не смог избежать искушения продемонстрировать потомкам свое искусство загадывать загадки. Думаю, он тщеславно оставил подсказки о местонахождении могилы фараона как в свитках, так и среди фресок, нарисованных им собственной рукой на могиле любимой царицы.

— Думаешь, это одна из подсказок? — Николас постучал по фотографии лупой.

— Прочти надпись, — велела Ройан. — Это классические иероглифы — не слишком сложно по сравнению с его шифрами.

— «Отец царевича, который не отец, даритель синевы, убившей его, — запинаясь, перевел Николас. — Вечно хранит рука об руку с Хапи каменное свидетельство пути к отцу царевича, который не отец, дарителю крови и пепла». — Николас покачал головой. — Какая-то бессмыслица. Должно быть, я ошибся при переводе.

— Не отчаивайся. Ты впервые встретился с Таитой, чемпионом игры в бао и загадки. Мы с Дурайдом ломали голову несколько дней. Чтобы отгадать шифр, вернемся к книге. Танус — не отец царевича Мемнона по имени, но, как любовник царицы, его биологический отец. На смертном одре он подарил Мемнону синий меч, который нанес ему самому смертельную рану во время битвы с вождем эфиопов. В книге приводится полное описание битвы.

— Да, когда в первый раз прочитал эту часть, то, помнится, подумал, что синий меч скорее всего один из первых экземпляров железного оружия. Он должен был казаться чудом. Достойный дар для царевича. Значит, «отец царевича, который не отец» — это Танус? — Харпер обреченно вздохнул. — Хорошо, пока примем твою версию.

— Спасибо за доверие, — саркастически заметила Ройан. — Но вернемся к загадке Таиты. Фараон Мамос был отцом Мемнона только по имени, но не по крови. Еще «отец, который не отец», Мамос, передал царевичу двойную корону Египта, красные и белые короны Верхнего и Нижнего царств — кровь и пепел.

— Это уже легче принять. Как насчет остальной надписи? — Николас был явно заинтригован.

— Выражение «рука об руку» в древнеегипетском имеет два смысла. Может значить «очень близко к чему-то» или «в прямой видимости».

— Продолжай. Тебе удалось захватить мое внимание, — подбодрил хозяин «Куэнтон-Парка».

— Хапи — двуполое божество Нила, бог или богиня в зависимости от ситуации. Во всех свитках Таита использует «Хапи» вместо слова «Нил».

— Значит, если сопоставить седьмой свиток и надпись на могиле царицы, каков будет полный перевод?

— Вот такой: Танус похоронен в пределах видимости или очень близко ко второму водопаду. Там есть каменный монумент или надпись, которая указывает путь к могиле фараона.

Николас резко выдохнул.

— Я устал от поспешных выводов. Может, у тебя есть и другие подсказки?

— Это все.

Он изумленно посмотрел на нее:

— Все? Больше ничего нет?

Ройан покачала головой.

— Предположим, что ты не ошибаешься. Пусть русло реки осталось примерно тем же, что и четыре тысячи лет назад. Пускай Таита действительно указывает путь ко второму водопаду на реке Дандера. И что мы должны искать, когда туда доберемся? Если там и высечена надпись на камне, сохранилась ли она или унесена прочь яростью реки?

— У Говарда Картера были не более подробные указания для поисков могилы Тутанхамона, — заметила Ройан. — Один листок папируса сомнительной подлинности.

— Ему надо было обыскать только Долину Царей. И на это понадобилось десять лет. А ты предлагаешь исследовать целую Эфиопию, страну размером с десять Франций. Как думаешь, сколько нам понадобится времени?

Ройан резко поднялась.

— Прости, думаю, мне следует отправиться в больницу навестить маму. Уже понятно, что я зря теряю время.

— Но часы приема еще не наступили.

— Она в отдельной палате.

Ройан направилась к двери.

— Я подвезу тебя, — предложил Харпер.

— Не стоит беспокоиться. Я вызову такси, — ответила она ледяным тоном.

— Такси будет ехать час, — предупредил Николас, и Ройан смилостивилась настолько, чтобы позволить увлечь себя к «ренджроверу».

Пятнадцать минут они ехали в молчании, потом Николас заговорил:

— Я не очень хорошо умею извиняться. Боюсь, слишком мало практики, но я действительно прошу прощения. Я был не прав. Увлекся.

Ройан молчала. Через минуту Николас добавил:

— Тебе придется говорить со мной, иначе будем общаться по переписке. Довольно неудобно в ущелье Аббая.

— У меня возникло четкое ощущение, что ты не собираешься отправляться туда.

— Да, я — негодяй, — согласился мужчина, и она искоса посмотрела на него.

Это ее и погубило. У Николаса была такая заразительная улыбка, что она рассмеялась.

— Похоже, мне придется смириться с этим фактом. Ты — негодяй.

— Партнеры? — спросил он.

— В настоящий момент другого негодяя у меня нет. Похоже, от тебя никуда не денешься.

Харпер высадил Ройан у главного входа в больницу.

— Вернусь за тобой в три, — сказал Николас и поехал в центр Йорка.

Еще с дней учебы в университете у него была маленькая квартира на одной из узких улочек за кафедральным собором Йорка. Все здание было зарегистрировано на имя «Каймановой островной компании», и телефон, не занесенный в справочник, не проходил через международный коммутатор. Формально Николаса ничто не связывало с этой квартирой. До встречи с Розалиндой это жилище играло важную роль в его личной жизни. И теперь баронет использовал его для личных и тайных дел. Ливийская и иракская экспедиции обсуждались именно здесь.

Он не был на квартире уже много месяцев, там стоял холод, пахло сыростью и было весьма неуютно. Николас зажег газовую плиту и поставил чайник. Налив себе кружку дымящейся золотистой жидкости, он позвонил в банк в Джерси, а следом в другой, на Каймановых островах.

«У мудрой крысы не один выход из логова» — так звучала семейная присказка, передаваемая из поколения в поколение. Всегда следует иметь денежки, припрятанные на черный день. Нужны деньги на организацию экспедиции, а юристы арестовали почти все счета.

Николас назвал пароли и номера счетов в каждом из банков и велел произвести переводы. Его всегда удивляло, как быстро можно решить любые проблемы, если у тебя есть деньги.

Харпер бросил взгляд на часы. Во Флориде еще раннее утро, но Элисон сняла трубку на втором звонке. Она была настоящей светловолосой динамо-машиной, которая возглавляла «Глобал сафарис», компанию, устраивающую охоту и рыбную ловлю в самых отдаленных уголках мира.

— Привет, Ник. Мы не слышали тебя больше года. Уже решили, что ты нас больше не любишь.

— Да, у меня было немало дел, — признал он.

Как сказать людям, что у тебя умерли жена и две маленькие дочки?

— Эфиопия? — Запрос нисколько не удивил ее. — И когда ты хочешь отправиться туда?

— Как насчет следующей недели?

— Ты, должно быть, шутишь. Мы работаем там всего с одним охотником, Нассусом Руссосом, и его время распланировано на два года вперед.

— Неужели больше никого нет? — настаивал он. — Я должен вернуться оттуда до начала сезона дождей.

— И какой добычи ты жаждешь? — спросила она. — Горная ньяла? Бушбок Менелика?

— Я хотел пополнить свою коллекцию, отправившись вниз по реке Аббай.

Он не собирался сообщать подробности. Элисон еще немного потянула время, а потом неохотно проговорила:

— Ты должен понимать, что действуешь вопреки нашим рекомендациям. Есть только один охотник, который может согласиться на такие сроки, но я даже не знаю, есть ли у него лагерь на Голубом Ниле. Он русский, а наши сведения о нем противоречивы. Некоторые говорят, что он бывший кагэбэшник и принадлежал к головорезам Менгисту.

Менгисту был своего рода «черным Сталиным», который низложил, а потом и казнил императора Хайле Селассие и за шестнадцать лет деспотического правления поставил Эфиопию на колени. Когда финансировавшая его советская империя рухнула, тирана свергли и вынудили бежать из страны.

— Я готов лечь в постель с дьяволом, — сказал он, — и обещаю, что не буду жаловаться.

— Ну ладно, никаких возражений…

Она продиктовала ему имя и телефонный номер в Аддис-Абебе.

— Я люблю тебя, милая Элисон, — заявил Николас.

— Ну разумеется, — ответила она и положила трубку. Харпер полагал, что дозвониться в Аддис-Абебу будет нелегко, и не был разочарован в своих ожиданиях. Но в конце концов это удалось. Женщина со слегка шепелявым эфиопским акцентом сняла трубку и немедленно перешла на английский, когда он попросил Бориса Брусилова.

— В настоящий момент Борис отправился на сафари, — сказала она. — Я возеро Тессэ, его жена. — В Эфиопии жены не принимают имя мужа. Николас достаточно помнил амхарский язык, чтобы перевести — ее имя означало «Госпожа Солнце», очень мило. — Но если это связано с сафари, я могу вам помочь.


Николас встретил Ройан у выхода из больницы.

— Как мама?

— С ногой все хорошо, но мама еще убивается по своему псу — Магу.

— Надо будет достать ей нового щенка. У одного из моих егерей родились прекрасные щенки спаниеля. Все можно устроить. — Он помолчал и деликатно спросил: — А ты сможешь покинуть мать? Я имею в виду, если мы поедем в Африку.

— Я поговорила с ней. Ее будет навещать женщина из нашего церковного прихода. Даже поживет с мамой, пока она не сможет передвигаться самостоятельно.

Ройан повернулась на сиденье и в упор посмотрела на собеседника.

— Ты что-то затеял с тех пор, как мы в последний раз виделись, — обвиняюще заявила она. — По лицу вижу.

— Аллах, защити меня от ведьм. — Николас сделал арабский охраняющий жест от сглаза.

— Перестань! — Он легко мог заставить ее рассмеяться, и она не могла понять: хорошо это или плохо. — Говори, что у тебя припрятано в рукаве.

— Погоди, пока доберемся до музея.

Он был непоколебим, и Ройан пришлось обуздать свое нетерпение.

Войдя в уже знакомое здание, Николас провел ее через египетский зал к африканским млекопитающим и остановился перед диорамой с горными антилопами. Здесь были представлены средние и мелкие виды — импала, газели Томсона и Гранта, геренук и прочие.

— Madoqua harperii. — Он указал на небольшое существо с края стенда. — Дик-дик Харпера, известный также как полосатый дик-дик.

Перед Ройан стоял маленький зверек размером не больше зайца. Коричневая шкура покрыта темными полосками на спинке, а нос удлинен почти до состояния хобота.

— Немного лохматый, — осторожно сказала она, не желая обижать хозяина, который, кажется, гордился экспонатом. — А в нем есть что-нибудь особенное?

— Особенное? — удивленно переспросил Николас. — Эта женщина спрашивает меня, есть ли в нем что-то особенное! — Он потешно закатил глаза, и Ройан, не удержавшись, расхохоталась. — Перед тобой единственная существующая особь. Это одно из самых редких животных на Земле. Оно такое редкое, что, возможно, уже вымерло. Такое редкое, что многие зоологи считают его выдумкой, несуществующим. Они полагают, что мой достопочтенный дедушка, в честь которого оно и названо, его придумал. Один ученый намекал, что дед мог взять шкуру полосатого мангуста и придать ей форму обычного дик-дика. Можно ли вообразить более гнусное обвинение?

— Я сражена подобной несправедливостью, — засмеялась Ройан.

— И, черт подери, ты совершенно права. Потому что мы отправляемся в Африку, чтобы добыть еще одну особь Madoqua harperii и вернуть семье доброе имя.

— Не понимаю.

— Пойдем со мной, и я все объясню.

Николас повел ее обратно в кабинет и извлек из кучи бумаг на столе записную книжку, переплетенную красной кожей. Обложка выцвела, была покрыта пятнами от воды и выгорела на тропическом солнце; уголки и корешок совсем измялись и обтрепались.

— Охотничий дневник старого сэра Джонатана, — пояснил Николас.

Кое-где между страницами дневника были заложены поблекшие дикие цветы, которым, должно быть, насчитывалось не менее столетия. Рядом с текстом имелись картинки, изображающие людей и животных, нарисованные чернилами, тоже выцветшими от времени. Николас прочитал, начиная с даты вверху страницы:

— «Второе февраля 1902. В лагере на реке Аббай. Весь день шли по следу двух больших слонов. Не могли их догнать. Очень жарко. Мои люди измучены. Оставили погоню и вернулись в лагерь. На обратном пути заметил маленькую антилопу, щиплющую траву на склоне у реки, и подстрелил из винтовки „ригби». При ближайшем рассмотрении это оказался представитель рода Madoqua. Однако таких больших мне не приходилось встречать, он крупнее обычного дик-дика, и на шерсти имеются полоски. Думаю, это новый вид».

Николас оторвал взгляд от дневника.

— Старый прадедушка Джонатан предоставил нам прекрасный предлог отправиться в ущелье Аббая. — Он закрыл книгу и продолжил: — Как ты заметила, снаряжение нашей экспедиции потребует месяцев планирования и организации, не говоря уж об издержках. Для этого потребуется получение разрешения от эфиопского правительства. В Африке это может занять месяцы, если не годы.

— Не думаю, что эфиопское правительство было бы склонно к сотрудничеству, знай они нашу истинную цель, — согласилась Ройан.

— С другой стороны, существует ряд официальных компаний, занимающихся организацией сафари по всей стране. У них есть необходимые разрешения, связи в правительстве, машины, оборудование для устройства лагеря и другие припасы для путешествия в отдаленных местах. Местные власти вполне привыкли к охотникам, приезжающим из-за границы по договоренности с этими компаниями, в то время как пара белых, разгуливающих самостоятельно, несомненно, заставила бы местных военных, да и всех остальных, наброситься на них, как быков на красную тряпку.

— Значит, мы отправимся туда в качестве охотников на дик-дика?

— Я уже забронировал одного из устроителей сафари в Аддис-Абебе, столице. Планирую разделить наш проект на три независимых части. Первая — рекогносцировка. Если сумеем отыскать необходимые вехи, то уедем и вернемся еще раз с людьми и необходимым оборудованием. Это будет этап два. Этап три, разумеется, вывоз добычи из Эфиопии. И, уверяю тебя, судя по моему опыту, это будет не самая легкая часть операции.

— Но как ты собираешься сделать это?

— Не спрашивай меня, потому что об этом этапе я не имею даже смутных представлений. Всему свое время.

— Когда мы уезжаем?

— Перед тем как я скажу, позволь задать еще один вопрос. Твоя интерпретация загадки Таиты — ты излагала все это в записях, похищенных из оазиса?

— Да, все было либо в этих записях, либо в микрофильмах. Мне очень жаль.

— Значит, этим гадам ты тоже все преподнесла на блюдечке с золотой каемочкой, как и мне?

— Боюсь, что да.

— Тогда ответ на твой вопрос — чем скорее, тем лучше! Мы должны добраться до ущелья Аббая до того, как это сделают наши соперники. Все твои материалы похищены почти месяц назад. Можно предположить, что враги уже в пути.

— Когда? — с готовностью еще раз спросила Ройан.

— Я забронировал два места на субботний рейс «Британских авиалиний» в Найроби — то есть через два дня. Там мы пересядем в самолет «Кенийские авиалинии» до Аддис-Абебы и окажемся там в понедельник, около полудня. Сегодня вечером мы поедем в Лондон и остановимся в моей берлоге. Давно ли ты делала прививки от желтой лихорадки и гепатита?

— Недавно, но у меня нет никакого снаряжения и совсем мало одежды. Я покинула Каир в большой спешке.

— Этим мы займемся в Лондоне. Проблема Эфиопии в том, что в горах настоящий холодильник, а ущелья похожи на сауну.

Николас подошел к доске и принялся вычеркивать из списка пункты.

— Надо немедленно начать профилактику малярии. Мы отправляемся в зону москитов Falciparum, устойчивых к хлороквину, так что придется посадить тебя на мефлокин… — Он быстро пробежался по списку. — Разумеется, твои документы в полном порядке, иначе бы ты не оказалась здесь. Нам понадобятся визы для въезда в Эфиопию, но у меня есть знакомый, который сделает их за двадцать четыре часа.

Покончив со списком, Николас отправил Ройан в комнату собрать немногие вещи, привезенные из Каира.

К моменту, когда будущие путешественники собрались выехать из «Куэнтон-Парка», уже стемнело, но они все равно заехали в больницу, чтобы Ройан могла попрощаться с матерью. Николас ждал в пабе «Красный лев» через дорогу от госпиталя, и когда она забралась на сиденье рядом с ним, от него пахло «Текстон олд пекьюлиэр». Аромат был приятный, и Ройан настолько расслабилась в обществе Николаса, что откинулась на спинку сиденья и заснула.


Лондонский дом Николаса располагался в Найтсбридже, но, несмотря на фешенебельный адрес, был куда менее величественным, чем «Куэнтон-Парк». Ройан чувствовала себя здесь гораздо уютнее. Все это время она почти не видела хозяина дома, потому что Харпер был занят последними приготовлениями, в число которых входили визиты в правительственные офисы. Николас возвращался оттуда с рекомендательными письмами к официальным лицам в британских посольствах по всей Восточной Африке.

— Спроси любого англичанина, — улыбалась Ройан. — Он скажет, что не существует классовых привилегий и системы связей в стране.

Пока Николас бегал по делам, Ройан отправлялась за покупками с врученным ей списком. Но даже на улицах самой безопасной столицы мира она то и дело оглядывалась, забегала в туалеты и станции метро, чтобы убедиться, что за ней не следят.

— Я веду себя как напуганный ребенок без папочки, — ворчала она.

И все же каждый вечер ее охватывало необъяснимое чувство облегчения, когда в уличной двери пустого дома поворачивался ключ, и приходилось сдерживать себя, чтобы не броситься навстречу Николасу.


В субботу утром, выгружая из такси багаж у четвертого терминала аэропорта Хитроу, Николас с одобрением посмотрел на вещи Ройан. Она взяла только одну спортивную сумку, не больше, чем его собственная, и еще дамскую. Сам Харпер упаковал охотничье ружье в потертый кожаный футляр, на котором были выгравированы его инициалы. В отдельной медной коробке лежали запасы патронов, а в руках пришлось нести викторианского вида портфель.

— Умение путешествовать налегке — одна из основных добродетелей, — заявил он. — Боже, избавь нас от женщин, везущих с собой горы багажа.

Николас отказался от услуг носильщика, кинул вещи на тележку и сам покатил ее.

Ройан пришлось ускорить шаг, чтобы не отстать от торопливо пересекающего зал спутника. Огромные толпы чудесным образом расступались перед ним. Подойдя к стойке регистрации багажа, Николас сдвинул панаму на один глаз и подмигнул служащей аэропорта, отчего та порозовела и стала необычайно любезной.

То же повторилось и на борту самолета. Обе стюардессы не переставая хихикали над каждым его словом, подливали Николасу шампанского и всячески суетились, к очевидному неудовольствию остальных пассажиров, включая и Ройан. Она постаралась не обращать на это внимания и устроилась поудобнее, решив насладиться непривычной роскошью первого класса — откидывающимся сиденьем и собственным экраном телевизора. Ройан пыталась сосредоточиться на фильме с Ричардом Гиром, но мысли улетали далеко, к диким ущельям и древним стелам.

Лишь когда Николас слегка толкнул ее локтем в бок, она с несколько надменным видом повернулась к нему. Он установил дорожный набор шахмат на ручке кресла между ними и пригласил Ройан поиграть.

К моменту приземления в Кении ожесточенная схватка еще не закончилась. Каждый выиграл по два раза, но в последней, решающей игре Ройан была впереди соперника на слона и двух пешек. Она осталась вполне довольна собой.

В Найроби они остановились в отеле «Норфолк», где каждому досталось по отдельному бунгало. Через десять минут после того, как Ройан плюхнулась на кровать, Николас позвонил ей из соседнего домика.

— Сегодня мы обедаем с консулом Великобритании. Он мой старый друг. Одевайся неофициально. К восьми будешь готова?

Да, подумалось ей, путешествуя с этим человеком, не придется прозябать в бедности.


От Найроби до Аддис-Абебы было сравнительно недалеко, а земля, проплывающая под крылом самолета, не давала Ройан оторваться от иллюминатора. Облака не закрывали вершину горы Кения, и заснеженные пики сияли на солнце золотом.

Блеклые коричневые пустыни Северного приграничного региона оживляли зеленые холмы оазиса Марсабит, а с левого борта далеко-далеко блестела вода озера Туркана, бывшего озера Рудольфа. Пустыня наконец уступила место плоскогорьям большого центрального плато Эфиопии.

Национальный парк Кении.

— Во всей Африке только у египтян более древняя цивилизация, — заметил Николас, тоже глядя в окно. — Эфиопы были культурным народом, когда мы, люди северных земель, все еще одевались в некрашеные шкуры и жили в пещерах. Они крестились, когда европейцы почитали старых богов, Пана и Диану.

— Да, цивилизация была здесь уже во времена Таиты, четыре тысячи лет назад, — согласилась Ройан. — В своих записях он говорит о них почти как о равных, что для него редкость. Все остальные народы Таита заведомо считал низшими.

С воздуха Аддис-Абеба, как и многие другие африканские города, представляла собой причудливую смесь старого и нового, традиционных и экзотических архитектурных стилей, соломенных крыш рядом с конструкциями из стекла и бетона. Округлые стены старых тукулов, построенных из глины и тростника, контрастировали с прямоугольными высокими кирпичными зданиями, многоквартирными домами, виллами богатых людей, правительственными зданиями и огромным, украшенным многими флагами зданием Организации африканского единства.

Вокруг города повсюду были видны плантации эвкалиптов, высоких деревьев, обеспечивающих население дровами. Это было единственное топливо, доступное многим в бедной, раздираемой войной на части стране, которую многие столетия грабили армии захватчиков и где совсем еще недавно господствовала чуждая и малопонятная политическая доктрина.

После душного Найроби горный воздух казался прохладным и приятным. Ройан и ее спутник вышли из самолета и побрели по бетонной площадке к зданию аэропорта. Войдя внутрь, они не успели даже приблизиться к очереди на паспортный контроль, как Николаса окликнули по имени:

— Сэр Николас!

Они обернулись и увидели высокую улыбающуюся женщину, шагающую к ним с грацией танцовщицы. На ней была традиционная юбка до земли, которая подчеркивала стремительность движений.

— Добро пожаловать в мою страну, Эфиопию. Я возеро Тессэ. — Она посмотрела с интересом на гостью. — А вы, должно быть, возеро Ройан.

Женщины пожали друг другу руки, и Николас моментально почувствовал возникшую между ними симпатию.

— Давайте паспорта, я улажу все формальности, а вы пока что отдохнете в зале для VIP-персон. Там вас ждет человек из британского посольства, сэр Николас. Уж и не знаю, откуда он выяснил, когда вы прилетаете.

В зале сидел только один человек, одетый в хорошо скроенный тропический костюм и желто-оранжево-синий полосатый галстук из Сандхерста. При виде прибывших человек немедленно поднялся и бросился к Николасу со словами:

— Ники, как дела? Как приятно снова встретиться с тобой! Прошло не меньше двенадцати лет, верно?

— Здорово, Джеффри. Я и не подозревал, что ты окажешься здесь.

— Военный атташе. Его превосходительство послал меня встречать вас, как только выяснил, что мы с тобой вместе учились в Сандхерсте.

Джеффри с интересом посмотрел на Ройан, и Николас с обреченным видом представил их друг другу.

— Джеффри Теннант. Будь с ним поосторожнее. Главный племенной бычок к северу от экватора. Все девушки ближе полумили к нему находятся в опасности.

— Но-но, зачем же так, — запротестовал Джеффри, хотя замечание Николаса явно польстило ему. — Пожалуйста, не верьте ни единому его слову, доктор Аль Симма. Он знаменитый врун и хитрец.

Джеффри отвел старого друга в сторону и вкратце обрисовал ситуацию в стране, особенно на границе.

— Его превосходительство немного обеспокоен. Ему не нравится, что вы собираетесь отправиться одни неизвестно куда. Вокруг полно неприятных людей. Но я сказал, что вы позаботитесь о себе.

Возеро Тессэ вернулась удивительно скоро.

— Я получила ваш багаж и уладила вопросы с таможней, в том числе касательно огнестрельного оружия и патронов. Вот ваше временное разрешение. Находясь в Эфиопии, вы должны все время иметь его при себе. Вот паспорта — на визах поставили штампы, все в полном порядке. Наш рейс к озеру Тана вылетает через час, так что мы прекрасно успеем зарегистрироваться.

— Если вам когда-нибудь понадобится работа, просто обратитесь ко мне, — восхитился ее организаторскими способностями Николас.

Джеффри Теннант проводил их до входа в зал отлета и на прощание снова пожал Николасу руку.

— Если я смогу чем-нибудь помочь, не стесняйтесь обращаться. «Служи и победишь», Ники.

— «Служи и победишь»? — спросила Ройан, когда они побрели к самолету.

— Девиз Сандхерста, — пояснил ее спутник.

— Как мило — Ники, — пробормотала она.

— Я всегда считал, что Николас звучит солиднее и благороднее, — заметил он.

— Да, но Ники — очень милое имя.


Самолет поднял их в горный, разреженный воздух для последнего перелета на север. Маленький воздушный кораблик сильно трясли и раскачивали ветра, дующие с гор.

Хотя они находились на высоте пятнадцать тысяч футов над уровнем моря, земля проплывала под крылом достаточно близко, чтобы разглядеть деревни и редкие очаги земледелия. Много столетий почву здесь обрабатывали примитивными способами и постоянно пасли скот, поэтому она выглядела бедной и истощенной. Из красной плоти земли то и дело выглядывали каменные кости скал.

Неожиданно перед путешественниками открылась гигантская трещина в плато, над которым они летели. Казалось, землю рассекли могучим ударом меча до самой середины.

— Река Аббай!

Тессэ наклонилась вперед и дотронулась до плеча Ройан.

Сначала край ущелья уходил вниз почти вертикально, постепенно превращаясь в склон крутизной градусов тридцать. Пустынные земли плато уступали место густым лесам. С высоты можно было различить похожие на канделябры гигантские евфорбии, поднимающиеся из густых джунглей. Местами склоны обвалились, и были видны лишь голые каменистые осыпи; кое-где выступали отдельные утесы самой причудливой формы — ветер, словно искусный скульптор, превратил их в людей и разных сказочных существ.

Обрыв шел вниз и вниз, и они долго летели над пустотой, пока не увидели на глубине мили, а то и больше, блестящую змею реки на дне сужающегося ущелья. В пятистах футах над водами Нила начинался второй обрыв. Внизу, между страшных, пугающе острых скал, река образовала темные заводи и длинные извилистые потеки на красном песчанике. В некоторых местах ширина ущелья достигала сорока миль, в других — только десять, но по всей длине великолепие и первозданная дикость оставались теми же. Человек не смог оставить здесь след.

— Скоро вы окажетесь там, внизу, — проговорила Тессэ с таким благоговением, что ее можно было с трудом расслышать.

Все молчали. Слова казались лишними перед лицом могущественных и беспощадных сил природы.

Почти с облегчением путники увидели, как стены ущелья постепенно сближаются, а — впереди растет высокая горная цепь на фоне голубого африканского неба, выше, чем летел их хрупкий самолетик.

Начали снижаться, и Тессэ указала направо:

— Озеро Тана.

Внизу простиралась водная гладь, усыпанная островами, на каждом из которых стоял монастырь или древняя церковь. Пролетая над водой в одном из последних разворотов при заходе на посадку, они видели священников, плывущих от острова к острову на традиционных лодочках из папируса.

«Оттер» коснулся грунтовой взлетно-посадочной полосы рядом с озером и покатился в огромном облаке пыли. Самолет остановился и выключил двигатели возле жалкого здания аэропорта из тростника и глины.

Солнце светило так ярко, что Николас, ступив на трап, выудил из нагрудного кармана защитного цвета жилетки солнечные очки и надел их. Он внимательно посмотрел на оспины пуль на грязно-белой стене аэропорта и обгоревший остов русского танка «Т-55» в траве неподалеку от взлетной полосы. Дуло пушки смотрело в землю, между заржавевшими гусеницами выросла трава.

Прочие пассажиры нетерпеливо подтолкнули его в спину, радостно залопотав при виде друзей и родственников, встречающих их под сенью эвкалиптов, бросающих тень на здание. Там стоял только один автомобиль — «тойота-лендкрузер». В центре эмблемы на двери водителя была изображена горная винторогая ньяла, а внизу красовалась надпись — «Сафари». За рулем сидел белый человек.

Когда Николас спустился по лестнице следом за двумя женщинами, водитель вылез из машины и пружинистой походкой направился к ним. Он был высокого роста и одет в выцветший камуфляж.

Около сорока — оценил его возраст Николас по седеющим волосам и бороде. Наверняка непростой человек. Волосы организатора сафари оказались коротко острижены, из-под бровей поблескивали холодные бледно-голубые глаза. По щеке змеился белый длинный шрам, уродующий часть носа.

Тессэ представила ему Ройан; тот коротко поклонился и пожал ей руку.

— Аншанте, — сказал он по-французски с ужасным акцентом и перевел взгляд на Николаса.

— Это мой муж, алто Борис, — произнесла Тессэ. — Борис, это алто Николас.

— Я плохо говорю по-английски. По-французски лучше, — заявил охотник.

Да, но не очень, подумал Николас. Однако он улыбнулся и промолвил:

— Значит, будем общаться по-французски. Бонжур, мсье Брусилов. Я рад нашему знакомству.

Он протянул русскому руку.

Борис ответил крепким рукопожатием — слишком крепким. Он превратил знакомство в соревнование, но Николас ждал этого. Ему был знаком такой тип людей, поэтому он напряг мышцы, чтобы Борис не смог раздавить пальцы. На лице англичанина не отразились прилагаемые усилия, он продолжал улыбаться. Борис первым отнял руку, в его бледных глазах мелькнула тень уважения.

— Итак, приехали охотиться на дик-дика? — спросил он едва ли не презрительно. — Большая часть моих клиентов хочет добыть слона или по меньшей мере горную ньялу.

— Для меня это чересчур, — ухмыльнулся Николас. — Дик-дик вполне устроит.

— Вы когда-нибудь были в ущелье? — требовательно спросил Борис.

Из-за сильного русского акцента было трудно понять французские слова.

— Сэр Николас был одним из организаторов экспедиции 1976 года, — вмешалась Ройан, и ее спутника это позабавило.

Она почувствовала напряжение, возникшее между мужчинами, и пришла на помощь другу.

Борис что-то проворчал и повернулся к жене:

— Ты привезла припасы, которые я велел?

— Да, — кротко ответила она. — Они все находятся на борту самолета.

Николас решил, что Тессэ боится мужа, и, вероятно, не без причины.

— Тогда будем перегружаться. Нас ждет долгий путь.

Мужчины сели на передние сиденья «тойоты», а женщины на задние, среди многих тюков с припасами. Старая добрая африканская традиция, улыбнулся Николас сам себе — мужчины впереди, а женщины устраиваются как знают.

— Вы не хотите проехать по туристскому маршруту? — В устах Бориса это прозвучало подобно угрозе.

— Туристскому маршруту?

— Озеро и электростанция, португальский мост над ущельем и место, где начинается Голубой Нил. — Не успели они согласиться, как он предупредил: — Если мы поедем все это смотреть, в лагерь прибудем после наступления темноты.

— Спасибо за предложение, — вежливо проговорил Николас, — но я здесь не в первый раз.

— Хорошо, — одобрил Борис. — Тогда лучше выбраться отсюда поскорее.

Дорога забирала на запад, в обход высоких пиков гор. Путешественники находились в Годжаме, стране высокомерных горцев. Местность была густо населена, и им пришлось увидеть многих людей, в большинстве своем высоких и худых. Они гнали стада овец или коз, положив длинные посохи на плечо. И мужчины, и женщины ходили в шерстяных платках, мешковатых белых штанах и открытых сандалиях.

Эти люди обладали красивыми гордыми лицами, а их пронзительные, темные глаза напоминали орлиные. Некоторые девушки отличались необыкновенной красотой. Почти все мужчины были вооружены до зубов. В серебряных ножнах поблескивали мечи, в руках эфиопы держали автоматы «АК-47».

— Чувствуют себя крутыми мужчинами, настоящими мачо, — указал на них Борис.

Домики в деревнях представляли собой круглые тукулы, окруженные плантациями эвкалипта и агавы.

Над высокими пиками гор собирались лилово-сизые облака, из которых обрушился ливень. Огромные капли серебряными монетками падали на ветровое стекло «лендкрузера», а дорога под колесами превратилась в сплошной грязевой поток.

Грунтовка была в ужасном состоянии — местами она превратилась в каменистый овраг, по которому не могла проехать даже полноприводная «тойота». Поэтому Борис был вынужден прокладывать собственную колею на склоне холма. Порой они ехали со скоростью пешехода, но их все равно швыряло на колдобинах из стороны в сторону.

— Проклятые черномазые даже и не думают чинить дороги, — проворчал Борис. — Живут как животные и нисколько не огорчаются.

Никто не ответил, но Николас бросил взгляд в зеркало заднего вида на лица двух женщин. Те не выразили обиды, которую, вероятно, почувствовали.

Какой бы плохой дорога ни казалась в начале, дальше она становилась только хуже. Тяжелые грузовики оставили на мягкой земле глубокие колеи.

— Здесь проходят военные машины? — спросил Николас, перекрикивая рев двигателя и стук дождя по ветровому стеклу.

— Отчасти да. В ущелье орудует шуфта — бандиты и опальные военачальники. Но по большей части грузовики принадлежат горнодобывающей промышленности. Какая-то большая компания получила концессию на ведение разработок в Годжаме, и с тех пор они все здесь иссверлили.

— Мы не видели никаких следов гражданского транспорта, — заметила Ройан. — Даже автобусов.

— В нашей долгой и печальной истории только что завершился страшный период, — объяснила Тессэ. — У нас экономика аграрного типа. Когда-то Эфиопию называли закромами Африки, но с тех пор как к власти пришел Менгисту, он довел нас до крайней нищеты. Он использовал голод как оружие. Мы до сих пор страшно страдаем. Очень немногие могут позволить себе такую роскошь, как собственная машина. Большинство по-прежнему беспокоится о хлебе насущном для своих детей.

— Тессэ окончила факультет экономики в Аддис-Абебе, — фыркнул Борис. — Она очень умная. Знает про все на свете. Спросите ее, и она даст ответ. История, религия, экономика — на выбор.

Ближе к полудню дождь закончился и сквозь пелену облаков робко выглянуло солнце. Борис остановил «тойоту» посреди пустынной равнины.

— Технический привал, — объявил он. — Время сделать пи-пи.

Обе женщины вышли из машины и скрылись за большими камнями. Вернулись они в совершенно другой одежде. На обеих были шаммы и принятые в этой местности штаны.

— Тессэ подарила мне национальный костюм, — сообщила Ройан, красуясь перед Николасом.

— Хорошо смотрится, — одобрил он. — Да и в штанах куда удобнее.

Солнце уже садилось, когда дорога спустилась в очередную долину, по которой бежала река с крутыми, обрывистыми берегами. Над рекой высилась округлая белостенная коптская церковь с деревянным крестом на крытой тростником крыше. Вокруг раскинулась деревенька.

— Дэбрэ-Мариам, — объявил Борис с удовлетворением. — Гора Девы Марии. Река называется Дандера. Я выслал вперед своих людей на большом грузовике. Они уже поставили для нас лагерь. Сегодня переночуем здесь, а завтра двинемся вниз по течению, пока не доберемся до края ущелья.

Лагерь был разбит в эвкалиптовой роще за деревней.

— Вторая палатка — ваша, — сообщил Борис.

— Она подойдет для Ройан, — согласился Николас. — Но нужна еще одна. Для меня.

— Дик-дик и отдельные палатки? — Борис посмотрел на него светлыми глазами. — Отважный человек. Поразительно.

Он приказал своим людям поставить палатку для Николаса совсем рядом, так что их стены почти соприкасались.

— Как знать, может, ночью наберешься мужества, — ухмыльнулся русский. — Чтобы не слишком далеко было идти в случае чего.

Для них соорудили душ из бочки, подвешенной на нижние ветви дерева, и окружили его ширмой. Ройан отправилась туда первая и вышла освежившаяся и довольная, обернув мокрые волосы полотенцем.

— Твой черед, Ники! — сказала она, проходя мимо его палатки. — Вода восхитительно горячая.

Когда Николас закончил мыться и бриться, уже стемнело. Он отправился в палатку-столовую, где вокруг огня собрались остальные. Обе женщины сидели в сторонке, тихо беседуя, а Борис откинулся на спинку стула со стаканом в руке, положив ноги на низенький стол.

Когда Николас вошел в круг света, русский кивком указал на бутылку водки.

— Налейте себе. Лед в ведре.

— Лучше я выпью пива, — отозвался англичанин. — Долгая езда вызывает жажду.

Борис пожал плечами и велел принести коричневую бутылку из походного холодильника.

— Хочу открыть вам секрет, — ухмыльнулся он, наливая себе еще стакан водки. — В наши дни не существует полосатого дик-дика, даже если когда-то он и был. Вы теряете время и деньги.

— Отлично, — спокойно согласился Николас. — Это мое время и мои деньги.

— Из того, что какой-то старый дед в допотопные времена подстрелил такого зверя, не следует, что нам удастся отыскать его сейчас. Можно отправиться на чайные плантации за слоном. Не более десяти дней назад я видел здоровых самцов. Бивни у них весили не меньше сотни фунтов каждый.

Пока они спорили, бутылка Бориса мелела, как Нил в засуху. Когда Тессэ объявила, что еда готова, русский прихватил водку с собой, а по пути к столу пару раз споткнулся.

За весь ужин он поучаствовал в беседе только раз, рявкнув на жену:

— Барашек плохо прожарен. Почему ты не следишь, чтобы повар готовил как следует? Проклятые обезьяны, надо за каждым шагом наблюдать!

— Ваше мясо тоже плохо прожарили, алто Николас? — спросила Тессэ, не глядя на мужа. — Могу приказать подержать его на огне подольше.

— Все прекрасно, — заверил англичанин. — Я люблю бифштекс чуть-чуть с кровью.

К концу обеда бутылка Бориса опустела, а лицо покраснело и опухло. Он без лишних слов поднялся из-за стола и исчез в темноте, то и дело покачиваясь и едва не падая.

— Прошу прощения, — тихо проговорила Тессэ. — Он такой только по вечерам. А днем все в порядке. Это русская традиция — пить водку.

Она улыбнулась, но в глазах светилась печаль.

— Сегодня чудесный вечер, и еще рано ложиться спать. Не хотите пройтись до церкви? Она очень древняя и знаменитая. Я прикажу одному из слуг взять фонарь, и вы посмотрите на фрески.

Слуга шел впереди, освещая путь, а старый священник ждал их на крыльце. Он был худ, а кожа такая темная, что только зубы блестели во мраке. В руках священник держал массивный серебряный коптский крест, украшенный сердоликом и другими полудрагоценными камнями.

Ройан и Тессэ немедленно опустились на колени, ожидая благословения. Священник легонько коснулся их щек крестом, пробормотал старинную формулу на амхарском, а потом провел внутрь церкви.

Стены покрывали удивительные яркие картины, сверкающие в свете фонаря как драгоценные камни. В стиле угадывалось сильное византийское влияние — у святых были большие, слегка раскосые глаза, а вокруг голов огромные золотые нимбы. Возле алтаря, закрытого блестящим покровом и украшенного медью, Святая Дева баюкала младенца, а трое волхвов и легионы ангелов склоняли колена в почтении. Николас вытащил из кармана фотоаппарат «Полароид» и прикрепил к нему вспышку. Пока Тессэ и Ройан бок о бок стояли на коленях возле алтаря, он прошелся по церкви, фотографируя фрески.

Закончив, Николас опустился на одну из деревянных скамей и невольно залюбовался вдохновенными лицами своих спутниц, на которые ложились золотые блики свечей. Сцена не оставила его равнодушным.

«Жаль, что я лишен такой веры, — невольно подумал он, и не в первый раз. — Должно быть, это очень поддерживает в трудные времена. Хотелось бы мне научиться так молиться за Розалинду и моих девочек».

Николас почувствовал, что не в силах оставаться здесь дольше, вышел, сел на крыльцо и поднял лицо к ночному небу.

На такой высоте в чистом воздухе звезды сияли так ярко, что трудно было различить отдельные созвездия. Спустя некоторое время грусть оставила его. Хорошо все-таки снова оказаться в Африке.

Когда женщины вышли наконец из церкви, Николас дал священнику несколько монет и мгновенную фотографию, которую тот оценил больше денег. Трое спутников вернулись в лагерь в дружеском молчании.


— Ники! — Ройан трясла его за плечо. Поднявшись и включив фонарь, Николас увидел, что, перед тем как отправиться к нему в палатку, поверх полосатой мужской пижамы она накинула шерстяную шаль.

— Что такое?

Не успев дождаться ответа, он услышал хриплый яростный голос, выкрикивающий бранные слова, и несомненный звук удара кулаков по человеческой плоти.

— Он бьет ее! — яростно воскликнула Ройан. — Ты должен остановить его.

Послышался стон, затем всхлипы.

Николас заколебался. Только дурак вмешивается в ссору мужа и жены, потому что обычно они объединяются и набрасываются на чужака.

— Сделай что-нибудь, Ники. Пожалуйста.

Он неохотно свесил ноги с кровати и поднялся. Англичанин спал в коротких шортах и обуваться не стал. Ройан последовала за ним к столовой, за которой находилась палатка Бориса.

Внутри горел фонарь, и на стены ложились огромные тени. Брусилов схватил жену за волосы и тащил по полу, выкрикивая проклятия на русском.

— Борис!

Николасу пришлось трижды позвать его по имени, чтобы привлечь к себе внимание. Наконец тот бросил Тессэ и открыл дверь палатки.

На поджаром, хорошо сложенном, мускулистом теле русского были только трусы. На груди вились рыжие волосы. На полу за его спиной лежала лицом вниз Тессэ и плакала, закрыв голову руками. Она была обнажена и своим прекрасным телом напоминала сильную и красивую пантеру.

— Что здесь происходит? — резко спросил Николас, начиная приходить в ярость при виде унижения такой прекрасной и гордой женщины.

— Я учу черную шлюху хорошим манерам! — проревел Борис. Его лицо, все еще опухшее от выпивки, исказилось от ярости. — Это не твое дело, англичанин. Если только не хочешь заплатить и присоединиться ко мне. — Он отвратительно расхохотался.

— С вами все в порядке, возеро Тессэ? — спросил Николас, глядя в глаза ее мужу.

Та поднялась, прижала колени к груди и попыталась прикрыться.

— Все в порядке, алто Николас. Пожалуйста, уходите, пока не стало хуже.

Из ноздри струилась кровь, окрашивая зубы женщины в розовый цвет.

— Ты слышал мою жену, английский ублюдок? Убирайся! Занимайся своим делом. Убирайся, пока я и тебя не научил хорошим манерам.

Борис шагнул вперед и попытался толкнуть Николаса в грудь. Тот легко увернулся, словно матадор, отходящий с пути разъяренного быка. Отшатнувшись, Харпер использовал силу удара, чтобы швырнуть Бориса вперед. Потеряв равновесие, русский вылетел из палатки, врезался в стул и рухнул на землю.

— Ройан, отведи Тессэ в свою палатку! — тихо велел Николас.

Ройан бросилась внутрь, схватила с постели простыню, накинула ее на плечи эфиопке и помогла встать на ноги.

— Пожалуйста, не делайте этого, — всхлипывала та. — Вы не знаете, что может случиться, когда он в таком состоянии. Он кого-нибудь поранит.

Ройан вытащила ее из палатки, невзирая на слезы и протесты. Борис уже поднялся на ноги. Он заревел от ярости и схватил стул, на который налетел. Без видимых усилий русский оторвал ножку и поднял ее над головой.

— Хочешь сыграть со мной, англичанин? Давай, я готов.

Он бросился на Николаса, размахивая ножкой, как дубиной, да так, что она свистела, описывая круги. Когда противник поднырнул под удар, Борис немедленно изменил направление, метя в грудь. Попади он, ребра бы не уцелели, но Николас снова ухитрился увернуться.

Они некоторое время осторожно кружили, а потом Борис опять бросился в атаку. Если бы водка не притупила реакцию русского, Николас никогда бы не справился с таким противником. Но Борис бил не настолько метко, чтобы нельзя было ускользнуть от ударов. Англичанин выпрямился и изо всех сил врезал противнику кулаком прямо под грудину.

Ножка стула вылетела из руки русского, он согнулся пополам и упал, схватившись за живот, пытаясь вдохнуть. Николас подошел к лежащему в пыли Борису и тихо проговорил по-английски:

— Так себя не ведут в приличном обществе, приятель. Обижать девушек не принято. — Он выпрямился и обратился к Ройан: — Отведи ее в свою палатку и оставайтесь там. — Откинув с лица волосы, Николас зевнул. — А теперь, если у вас нет серьезных возражений, можно немного поспать?

Рано утром снова начался дождь. Тяжелые капли били по палаткам, а вспышки молний то и дело освещали их изнутри. Однако когда Николас поднялся и отправился завтракать, тучи разошлись и в небе радостно сияло солнышко. Сладкий горный воздух пах мокрой землей и грибами.

Борис встретил Николаса дружески:

— Доброе утро, англичанин. Мы неплохо повеселились вчера. Я до сих пор смеюсь. Скоро выпьем еще водки и опять пошутим. — Он проревел в сторону палатки-кухни: — Эй! Госпожа Солнце, принеси своему новому дружку еды. Он проголодался после вчерашней разминки.

Тессэ молчаливо наблюдала, как слуги разносят еду. Один глаз заплыл настолько, что почти не открывался, губы были разбиты. Она ни разу не посмотрела на Николаса за весь завтрак.

— Мы продолжим путь, — жизнерадостно объяснял Борис за кофе. — Мои слуги свернут лагерь и последуют за нами на большом грузовике. При удаче сегодня остановимся уже возле ущелья, а завтра начнем спускаться вниз.

Когда садились в машину, у Тессэ появилась возможность сказать англичанину пару слов так, чтобы не слышал Борис:

— Спасибо, алто Николас. Но это было не мудро. Вы его не знаете. Теперь придется быть осторожнее. Он не забывает и не прощает.

Выехав из деревни Дэбрэ-Мариам, Борис свернул на ответвление от основной дороги, ведущее вдоль Дандеры на юг. Та трасса, по которой они ехали вчера от озера Тан, была отмечена на карте как главная дорога. Эта же — как второстепенная, «проходимая не во всякую погоду». Что еще хуже, большая часть машин, изуродовавших основную трассу, сворачивала именно сюда. Путники добрались до места, где чей-то джип застрял в размокшей от дождя земле. Попытки вытащить автомобиль привели лишь к образованию в сплошном месиве глины новых ям, напоминавших воронки от взрывов, которые случается видеть на фотографиях времен Первой мировой.

Их «тойота» тоже дважды застревала в размытой земле. Всякий раз подъезжал большой грузовик, следовавший за ними, оттуда вылезали слуги и выталкивали машину. Даже Николасу приходилось помогать им, раздевшись по пояс.

— Если бы вы послушались моего совета, — ворчал Борис, — нас бы здесь не было. Там, куда вы стремитесь, нет пристойной дичи. Как нет и дорог, достойных этого слова.

Вскоре после полудня они остановились перекусить на свежем воздухе. Николас спустился к пруду возле дороги, чтобы смыть грязь и пот утренних трудов. Он изрядно потрудился, когда выталкивали машину. Ройан спустилась по склону вслед за ним и примостилась на камешке над прудом, пока Николас ополаскивался холодной горной водой, сняв рубашку. Река от ливней вздулась, и вода в ней пожелтела.

— Думаю, Борис не верит твоей истории про полосатого дик-дика, — предупредила она его. — Тессэ говорит, он с подозрением относится к нашим замыслам.

Ройан с интересом смотрела на торс Николаса. Там, где кожи не касалось солнце, она осталась светлой и мягкой. На груди росли густые темные волосы. Ройан решила, что на тело Харпера приятно смотреть.

— Да, он не побрезгует порыться в наших вещах при первом удобном случае, — согласился Николас. — Ты не привезла с собой ничего, что может дать ему подсказку? Записи, какие-нибудь бумаги?

— Только спутниковую фотографию, а в блокнотах писала особой скорописью. Он не сумеет ничего прочесть.

— И будь осторожна, обсуждая что-либо с Тессэ.

— Она просто душка. В ней нет ничего подозрительного, — горячо вступилась за новую подругу Ройан.

— Я верю, что она хорошая, но эта женщина замужем за нашим приятелем Борисом. И в первую очередь верна ему. Не важно, как ты к ней относишься. Не стоит верить им обоим. — Николас вытерся рубашкой, надел ее и застегнул. — Пойдем-ка поищем что поесть.

Борис тем временем откупорил бутылку южноафриканского белого вина и налил стакан Николасу. Охлажденное в реке, оно оказалось приятно терпким и имело фруктовый привкус. Тессэ подала холодного цыпленка и инжир, пресный тонкий хлеб, изготовляемый местными из муки ручного помола. Труды и испытания утра ушли для Ройан в прошлое, когда она устроилась на траве рядом с Николасом, глядя на парящего в вышине бородатого стервятника. Он тоже заметил людей и пролетел над ними, наклонив голову, чтобы получше рассмотреть. Глаза птицы окружало черное пятно, напоминающее маску грабителя, а клиновидные перья крыльев трепетали на ветру, будто пальцы пианиста над инструментом.

Время отдыха истекло, и Николас подал молодой женщине руку, помогая подняться на ноги. Они не часто касались друг друга, и Ройан невольно задержала пальцы в его ладони на несколько секунд дольше, чем требовалось.

Дорога и не думала улучшаться, и часы текли в тоскливой езде по колдобинам. Сначала машины по серпантину поднимались наверх, а потом тащились вниз. На середине пути, когда после крутого поворота «тойота» едва не врезалась в огромный дизельный грузовик, Борис от души выругался по-русски.

Хотя путники уже второй день ехали по следам таких вот машин, эта была первой встреченной ими, и Брусилов никак не ждал этого. Он так резко нажал на тормоза, что пассажиры едва не вылетели с мест. На крутом спуске по глинистой дороге тормоза не смогли полностью остановить джип. Борису пришлось включить самую низкую передачу и пытаться вклиниться в узкий промежуток между грузовиком и краем дороги.

Сидя на заднем сиденье, Ройан обернулась и посмотрела в заднее стекло. На боку грузовика было написано название компании и нарисован логотип, алый на зеленом.

При виде грузовика ее охватило острое чувство дежа-вю. Ройан недавно видела этот знак, но память подвела — она не могла вспомнить ни места, ни времени. Только знала, что вспомнить жизненно важно.

«Тойота» чиркнула боком по борту грузовика, но все-таки ухитрилась проехать. Борис высунулся из окна и потряс кулаком в сторону водителя огромного трейлера.

Тот был из местных, вероятно, нанятый в Аддис-Абебе хозяином грузовика. Ухмыльнувшись при виде негодования Бориса, водитель высунулся из кабины и тоже потряс кулаком. Затем он добавил жест от себя — ткнул средним пальцем вверх.

— Дерьмоед! — яростно проревел Борис, но не стал останавливаться. — Говорить с ними бесполезно. Что понимают эти черные шимпанзе?

Все оставшееся время утомительного пути Ройан молчала, замкнувшись. Ее потрясла собственная уверенность в том, что она раньше встречала эту эмблему — крылатого красного коня с надписью поверху: «Пегас иксплорэйшн».

Ближе к концу дня они проехали указатель возле дороги. На бетонном постаменте красовалась профессионально сделанная вывеска. Наверху стрелка указывала на новую дорогу, уводящую вправо, а внизу было подписано:

«ПЕГАС ИКСПЛОРЭЙШН»

БАЗОВЫЙ ЛАГЕРЬ — ОДИН КИЛОМЕТР

ЧАСТНАЯ ДОРОГА

ВЪЕЗД ЗАПРЕЩЕН!


Алый крылатый конь в центре указателя вставал на дыбы, собираясь взлететь.

Ройан громко вздохнула — ускользающее воспоминание настигло ее с пугающей ясностью. Она осознала, где в последний раз видела крылатую лошадь. В одно мгновение Ройан вспомнила ледяную воду английской реки, собственное катящееся тело и огромный грузовик, с ревом едущий по мосту над ней. Тогда Ройан на долю секунды увидела гарцующего красного коня на боку автомобиля.

«Это тот же знак!» — едва не закричала она, но сумела взять себя в руки.

Весь ужас последнего покушения на ее жизнь вернулся к Ройан в полной мере. Сердце у нее забилось так, будто она пробежала не один километр.

Это не совпадение, сразу решила Ройан. Та же компания. «Пегас иксплорэйшн».

Последние несколько миль пути она не проронила ни слова, забившись в угол машины, пока дорога не оборвалась у отвесных скал. Борис заехал на травянистый пятачок и выключил мотор.

— Дальше не проедешь. Мы остановимся здесь на ночь. Большой грузовик вряд ли сильно отстал. Они разобьют для нас лагерь, как только прибудут. А завтра начнем пеший спуск в ущелье.

Как только вылезли из машины, Ройан потянула Николаса за рукав.

— Я должна поговорить с тобой, — шепнула она. Харпер послушно зашагал следом за Ройан вдоль берега реки.

Англичанин отыскал место, где они смогли сесть рядом, свесив ноги. Протекавшая рядом желтая полноводная река, казалось, чувствовала, что ждет ее впереди. Холодные горные воды бежали все быстрее, бурлили среди камней, готовясь к головокружительному прыжку в пустоту. Скала внизу представляла собой гладкую каменную стену в почти тысячу футов высотой. Там было так глубоко, что в свете заходящего солнца обрыв казался бездной, а дно скрывал сумрак и брызги водопада. Стоило Ройан поглядеть вниз, как у нее закружилась голова. Она отодвинулась от края и невольно ухватилась за Николаса для надежности. И только коснувшись Харпера, осознала, что делает, и поспешно отодвинулась.

Грязные воды Дандеры падали с кручи и волшебным образом превращались в воздушное кружево. Они сверкали и переливались подобно юбке танцующей невесты, а бесчисленные радуги играли на каплях, делая их похожими на вышивку жемчугом. Все еще падая, колонны белой пены меняли форму, обретая прекрасные, но недолговечные очертания, и наконец разбивались о блестящий черный камень, взрываясь белыми облаками брызг, закрывающих темные глубины бездны полупрозрачной завесой.

Ройан не без усилия оторвалась от величественного зрелища и вернулась к суровой реальности.

— Ники, помнишь, я рассказывала тебе о грузовике, столкнувшем нас с мамой с моста?

— Разумеется. — Он недоуменно заглянул ей в лицо. — Ты расстроена. Что случилось, Ройан?

— На трейлере была надпись по бокам.

— Да, ты говорила. Красно-зеленая. Но тебе вроде бы не удалось запомнить сам знак.

— Точно такой же был нарисован на грузовике, который мы с трудом объехали сегодня днем. Я видела его под тем же углом, что и тогда, поэтому неожиданно вспомнила. Красный Пегас, крылатый конь.

Он заглянул ей в лицо:

— Ты уверена?

— Совершенно! — горячо закивала Ройан.

Николас обратил взор к величественной панораме ущелья, открывающейся под ними. От противоположной стены их отделяло сорок миль, но в прозрачном, промытом дождем воздухе она казалась совсем близкой, такой, будто можно почти дотянуться.

— Совпадение? — подумав, спросил Харпер.

— Думаешь? В таком случае очень странное и удивительное совпадение. «Пегас» в Йоркшире и Годжаме? Ты можешь принять такую версию?

— Нет. Но все же я не понимаю. Грузовик, который столкнул вас, был украден…

— А был ли? Можем ли мы быть в этом уверены?

— Хорошо, высказывай свои предположения.

— Если ты планируешь убийство, можно ли рассчитывать, что кто-то специально для тебя оставит без присмотра грузовик?

— Продолжай.

— Лучше будет, если ты устроишь так, чтобы в нужном месте оставили твой собственный грузовик. А водитель объявит, что машину украли, когда ты успешно укроешься от полиции…

— Возможно, — согласился Харпер без энтузиазма.

— Кто бы ни убил Дурайда и ни совершил два покушения на мою жизнь, видимо, у него в распоряжении неплохие ресурсы. Он может устраивать дела в Египте и Англии. Более того, у него находится седьмой свиток вместе с нашими записями и переводами, явно указывающими на реку Аббай. Предположим, что убийце принадлежит компания вроде «Пегаса» — почему бы и ему не оказаться в Эфиопии прямо сейчас?

Некоторое время Николас молчал. Потом поднял камень и швырнул с обрыва. Они смотрели, как падающий кусок скалы все уменьшается и наконец исчезает в туче брызг от падающей воды.

Неожиданно Николас поднялся и протянул Ройан руку, чтобы помочь встать.

— Идем.

— Куда?

— В базовый лагерь «Пегаса». Поболтаем с начальником участка.

Борис начал яростно протестовать и попытался остановить их, когда Николас залез в «тойоту» и завел мотор.

— Куда вы намылились?

— Посмотреть достопримечательности. — Николас отпустил сцепление. — Вернемся через час.

— Эй, англичанин, это моя машина!

Он попытался нагнать их, но Николас уже катил прочь.

— Можешь включить в счет.

Харпер подмигнул Борису в зеркало заднего вида.

Они добрались до обозначенного поворота и свернули на боковую дорогу. «Пегас» располагался в стороне от ущелья. Николас остановил машину на вершине холма, и они с Ройан принялись молча изучать лагерь.

Участок площадью около десяти акров расчистили, выровняли и окружили забором из колючей проволоки с единственными закрытыми воротами. Внутри стояли три огромных красно-зеленых грузовика, несколько машин поменьше и передвижной бур. Остатки двора занимало оборудование и припасы. Везде громоздились сверла, железные ящики, запасные детали и несколько сорокачетырехгаллонных бочек дизельного топлива и смазочного масла. Все это было разложено тщательно и с умом, а потому особенно удивляло посреди дикого, каменистого ландшафта. Сразу за воротами стояло около дюжины сборных домов из гофрированного железа. Они тоже были выстроены вдоль одной линии с поистине военной четкостью.

— Выглядит хорошо, очень организованно, — заметил Николас. — Пойдем поглядим, кто здесь начальник.

У ворот стояли двое вооруженных стражей, одетых в камуфляжную форму эфиопской армии. Они явно удивились появлению у ворот странного «лендкрузера», и когда водитель посигналил, один из них подошел с автоматом «АК-47» наготове.

— Я хочу поговорить с управляющим, — произнес Николас по-арабски достаточно уверенно, чтобы сбить солдат с толку.

Солдат поворчал, потом посоветовался с товарищем и, наконец, что-то сказал по рации. Через пять минут дверь ближайшего здания распахнулась и оттуда вышел белый.

На нем были комбинезон цвета хаки и кепка. Глаза на загорелом лице закрывали зеркальные очки. Управляющий не отличался высоким ростом, но закатанные рукава открывали волосатые мускулистые руки. Переговорив с охранниками у ворот, он вышел к «тойоте».

— Да? И что здесь происходит? — произнес он с техасским выговором, растягивая слова и не вынимая изо рта недокуренной сигареты.

— Мое имя Куэнтон-Харпер. — Николас вылез из машины и протянул руку. — Николас Куэнтон-Харпер. Приятно познакомиться.

Американец заколебался, однако взял протянутую руку, словно принимая электрического угря.

— Хелм, — сказал он. — Джейк Хелм из Абилина, штат Техас. Я здесь начальник.

У Хелма были руки рабочего, с мозолями на ладонях, старым шрамом на костяшках и полумесяцами грязи под ногтями.

— Мне жаль беспокоить вас, но у меня проблемы с автомобилем. Я хотел узнать, нет ли у вас механика, который мог бы посмотреть его.

Николас широко улыбнулся, но Хелм не ответил тем же.

— Это против политики нашей компании.

— Я готов заплатить…

— Слушай, парень, я сказал: нет.

Джейк вытащил изо рта сигарету и посмотрел на нее.

— Хорошо, ваша компания — «Пегас». Не подскажете, где расположен ваш головной офис? И кто главный управляющий? — спросил Харпер.

— Я занятой человек. Вы тратите мое время.

Хелм сунул сигарету обратно в рот и явно собрался уходить. Николас продолжил:

— Мы будем охотиться в этих краях ближайшие несколько недель. Я бы не хотел, чтобы кто-нибудь из ваших рабочих получил шальную пулю. Не могли бы вы сообщить, где ведутся работы?

— Я управляю геологоразведочной экспедицией, мистер. И не даю никому отчета о своих действиях. Разговор окончен.

Хелм направился к воротам, отдал приказы охранникам и вернулся в здание.

— На крыше спутниковая антенна, — заметил Николас. — Интересно, с кем наш друг Джейк беседует в настоящий момент?

— С кем-то в Техасе?

— Не обязательно, — покачал головой Николас. — Скорее всего «Пегас» — транснациональная компания. Так что из происхождения Хелма не следует, что и его босс в Техасе.

Боюсь, разговор получился не слишком удачным. — Он завел двигатель и развернул машину. — Но если в этом деле замешан кто-то из «Пегаса», он узнает мое имя. Мы оповестили их о нашем прибытии. И давай посмотрим, кого мы выгнали из кустов.


Когда они вернулись к водопаду на реке Дандера, оказалось, что грузовик Бориса уже прибыл, палатки поставили и повар приготовил им чай. Борис встретил их куда менее радушно, чем повар. Он упорно молчал, пока Николас пытался извиниться за то, что брал машину. Только после первого стакана водки русский снова вступил в разговор:

— Здесь нас должны были ждать мулы. Но для этих людей время — ничто. А мы не можем начать спускаться в ущелье без мулов.

— Что ж, пока мы ждем, у меня будет время пристрелять ружье, — ответил Николас. — В Африке никогда не стоит спешить. Это изматывает нервы.

После неторопливого завтрака на следующее утро мулы все еще не появились, и Николас вынес из палатки чехол с ружьем.

Когда он вынул оружие из складок зеленого сукна, Борис взял его и осмотрел.

— Старое ружье?

— Сделано в 1926 году, — кивнул Николас. — На заказ для моего дедушки.

— Тогда еще умели делать настоящее оружие. Не ширпотреб, массово производимый в наши дни. — Борис критически поджал губы. — Короткий «маузер оберндорф», красота! Но ему ведь меняли ствол?

— Родной совсем износился. Я заменил его подходящим стволом от «шилена». Можно отстрелить крылья москиту с сотни шагов.

— Калибр 7, 57? — уточнил Борис.

— Вообще-то 275 «ригби», — поправил его Николас, но русский только фыркнул в ответ.

— Это один и тот же патрон. Просто вы, англичане, называете его по-другому. Пуля весом 150 гран вылетит из него со скоростью 2800 футов в секунду. Хорошее ружье, одно из лучших.

— Вы даже не представляете, дорогой друг, как важна для меня ваша высокая оценка, — пробормотал Николас по-английски, и Борис, рассмеявшись, вернул ему оружие.

— Английская шутка! Обожаю английские шутки.

Когда Николас вышел из лагеря, прихватив ружье в чехле, Ройан отправилась вслед за ним к реке и помогла наполнить пару мешков белым речным песком. Положив их на подходящий камень, бывалый охотник соорудил неплохую опору для винтовки.

Решив, что из холма получится неплохая стена тира, Николас отсчитал две сотни ярдов и установил там картонную коробку, на которую прилепил мишень. Вернувшись к Ройан, ожидающей возле ружья, он пристроился за упором.

Она не ждала такого грохота от небольшого, можно сказать, «женственного» ружья. Она невольно подскочила на месте, и уши у нее слегка заложило.

— Какая ужасная, злая вещь! — воскликнула Ройан. — Как ты можешь убивать чудесных животных из такой жуткой пушки?

— Ружья, — поправил Харпер, разглядывая в бинокль мишень, чтобы понять, куда попал. — Было бы лучше, если бы я стрелял из менее мощного оружия? Или забивал их до смерти палкой?

Пуля вошла на три дюйма правее и на два ниже. Поправляя прицел, Николас продолжал объяснять:

— Этичный охотник делает все, чтобы убить как можно быстрее и безболезненнее. А для этого следует подобраться поближе и применять оружие соответствующей силы, пристрелянное наилучшим способом.

Следующий выстрел был точнее, но всего лишь на дюйм выше центра. Харперу хотелось с такого расстояния попадать на три дюйма выше. Николас продолжил возиться с прицелом.

— Ружье, винтовка — не важно… Но я не понимаю, как ты можешь намеренно убивать тварей божьих, — возразила Ройан.

— Этого я не сумею объяснить.

Николас снова прицелился и выстрелил. Несмотря на слабое увеличение линзы прицела, он мог понять, что пуля вошла ровно на три дюйма выше.

— Должно быть, это проявление атавистического инстинкта, который могут победить не многие мужчины, сколь бы цивилизованны и культурны они ни были. — Харпер выстрелил во второй раз. — Некоторые следуют инстинкту в зале собраний, другие — на поле для гольфа или теннисном корте, третьи — на рыбалке, в глубинах океана или на охоте.

Николас выстрелил в третий раз, чтобы подтвердить первые два результата, и продолжил:

— Что же касается божьих тварей, то Он сам отдал их людям. Ты же верующая. Вспомни Деяния апостолов, глава 10, стихи 12 и 13.

— Увы… — Она покачала головой. — Лучше ты.

— «… всякие четвероногие земные, звери, пресмыкающиеся и птицы небесные. И был глас к нему: встань, Петр, заколи и ешь».

— Тебе бы стать юристом, — простонала Ройан, изображая ужас.

— Или священником, — предположил Николас и отправился забирать мишень.

Последние три выстрела образовали что-то вроде трилистника в трех дюймах над центром. Дырочки в мишени соприкасались.

Харпер нежно погладил приклад:

— Моя красавица, «Лукреция Борджиа».

Николас назвал так оружие за изящество и убийственную силу.

Охотник убрал ружье в чехол, и они отправились обратно в лагерь. Когда тот уже показался, Николас вдруг резко остановился.

— У нас гости. — Он посмотрел в бинокль. — Ага! Кажется, удалось кое-кого выманить из кустов. Там стоит грузовик «Пегаса», и, если я не ошибаюсь, один из посетителей — очаровательный парень из Абилина. Пойдем-ка выясним, что происходит.

Подойдя еще ближе, они обнаружили не менее дюжины тяжеловооруженных солдат около красно-зеленого грузовика, а в обеденной палатке сидели Джейк Хелм и офицер эфиопской армии, занятые разговором с Борисом.

Как только внутрь вошел Николас, Брусилов представил его очкастому офицеру-эфиопу.

— Это полковник Тума Ного, военный комендант южно-годжамского района.

— Очень приятно, — с улыбкой проговорил Николас, но полковник не ответил на любезность.

— Покажите мне ваши паспорта и разрешение на оружие, — заносчиво приказал он.

Джейк Хелм самодовольно жевал кончик сигары, торчащей из уголка рта.

— Ну разумеется, — подчинился Николас и отправился в палатку за чемоданчиком. Открыв его на обеденном столе, он снова улыбнулся офицеру. — Я уверен, что вы обратите внимание на рекомендательное письмо от министра иностранных дел Великобритании и от британского посла в Аддис-Абебе. А вот еще одно от эфиопского посла в Лондоне. А это фирман от вашего министра обороны, генерала Сие Абраха.

Полковник в ужасе посмотрел на груду официальных писем, украшенных алыми печатями и ленточками. В глазах за стеклами очков читалось смущение.

— Сэр! — Он вскочил на ноги и отдал честь. — Вы друг генерала Абраха? Я не знал. Никто не предупреждал меня. Прошу прощения за вторжение.

Он снова отдал честь, причем в смущении выглядел нелепо и неуклюже.

— Я прибыл предупредить вас, что компания «Пегас» производит взрывные и бурильные работы. Эта местность может быть опасной. Пожалуйста, будьте осторожны. Кроме того, в ущелье могут встретиться бандиты и беглые преступники, шуфта. — Полковник Ного разволновался, и его речь стало трудно воспринимать. Он несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. — Видите ли, я получил приказ обеспечить охрану для работников компании «Пегас». Если у вас возникнут какие-либо затруднения или потребуется любая помощь, непременно обратитесь ко мне.

— Вы очень любезны, полковник.

— Тогда не буду вас более задерживать, сэр.

Он козырнул в третий раз и направился обратно к грузовику «Пегаса» вместе с техасцем. Джейк Хелм не проронил ни слова с момента их встречи и уехал, не попрощавшись.

Полковник Ного отдал Николасу честь в четвертый и последний раз сквозь стекло грузовика, и тот укатил прочь.

— Счет сравнялся! — заметил Николас, помахав в ответ рукой. — На сей раз очко в нашу пользу. По крайней мере мы знаем, что мистер Пегас не хочет видеть нас здесь. И думаю, довольно скоро следует ждать нового удара.

Они вернулись к Борису, ожидающему в палатке-столовой, и Николас сообщил ему о случившемся.

— Теперь дело за вашими мулами.

— Я отправил троих людей в деревню. Они должны были прибыть еще вчера.


Мулы прибыли рано утром. Всего в лагере оказалось шесть крупных, крепких животных. Каждого вел погонщик, одетый в традиционные штаны и платки. Ближе к полудню вещи погрузили, и путники были готовы начать спуск в ущелье.

Борис остановился у начала тропы и заглянул вниз. В кои-то веки даже на него великолепие огромной пропасти произвело впечатление.

— Сейчас вы окажетесь в другом мире и в другой эпохе, — предупредил он необычайно задумчиво. — Говорят, что этой дороге две тысячи лет, прямо как Христу. — Брусилов неодобрительно развел руками. — Старый священник в Дэбрэ-Мариам рассказал бы вам, что здесь после Голгофы шла Дева Мария, спасаясь из Израиля бегством. — Он покачал головой. — Но эти люди способны поверить во что угодно.

С этими словами Борис ступил на дорогу. Она вела вдоль скалы под таким углом, что с каждым шагом путники спускались на ступень ниже. Напрягались все сухожилия, мышцы ног и спины. Кое-где приходилось держаться руками, словно они сходили по приставной лестнице.

Казалось невозможным, что тяжелогруженые мулы смогут последовать за ними вниз. Но храбрые животные спрыгивали с каждой из каменных ступеней, приземляясь на передние ноги, а потом, собравшись, делали новый прыжок. Тропа была такой узкой, что объемистые тюки одной стороной касались скалы, а другой — нависали над пропастью.

Дорога то и дело меняла направление, и мулы осиливали повороты не с первой попытки. Им приходилось пятиться назад по узкой дорожке, потея от ужаса и выкатывая глаза так, что сверкали белки. Погонщики заставляли животных двигаться при помощи криков и ударов плеток.

Местами тропа проходила прямо сквозь скалу, за острыми выступами камня, которые время и эрозия отделили от основного утеса. Эти каменные арки были такими узкими, что мулов приходилось разгружать, а тюки переносили погонщики до конца сужения, где их грузили заново.

— Гляди! — в удивлении крикнула Ройан и указала в пустоту.

Из глубин поднялся черный гриф, раскрыв крылья, и проплыл почти на расстоянии руки от путешественников. Он повернул уродливую голову на голой розовой шее, чтобы посмотреть на странников непроницаемыми черными бусинками глаз.

— Он использует теплые потоки воздуха, чтобы подниматься наверх, — пояснил Николас. Он указал рукой вдоль скалы на каменистый выступ напротив: — Там находится одно из гнезд.

На недоступном краешке утеса громоздилась неопрятная груда палок. Экскременты птиц, живущих здесь не первое столетие, окрасили скалу внизу белым, и даже с такого расстояния до путников доносилась вонь гниющих потрохов и разлагающейся плоти.

Весь день они шли по крутой тропе, спускаясь вдоль ужасной стены. Приближался вечер, а путешественники не преодолели и половины пути. Дорога опять повернула, и впереди послышался шум воды. Звук становился все громче и громче, пока не стал оглушительным ревом. Странники обогнули очередной выступ, и им открылся вид на водопады.

Ветер, образуемый потоком, рванул их так, что пришлось хвататься за стену. Туча брызг окатила запрокинутые лица, но проводник-эфиоп вел путников вперед и вперед. Вскоре начало казаться, что их смоет в долину в сотнях футов внизу.

Потом воды чудесным образом расступились, и они ступили за переливчатую завесу в нишу, поросшую мхом. Мокрые камни блестели — река вытачивала это урочище много тысячелетий. Единственным источником таинственного зеленоватого света был водопад, поэтому внутри царил сумрак. Место напоминало пещеру на дне моря.

— Здесь мы и переночуем, — объявил Борис, наслаждаясь их изумлением. Он указал на связки дров и закопченную стену над очагом. — Погонщики мулов, доставляющие припасы в монастырь, пользуются этим местом не первую сотню лет.

Когда двинулись в глубь пещеры, рев воды стал заметно тише, да и камень под ногами оказался сухим. А после того как слуги разожгли огонь, путники оказались в теплом и уютном жилище.

Выбрав опытным глазом самое удобное место у стены в дальней части пещеры, Николас раскатал там спальник. Вполне естественно, Ройан пристроилась рядом. Оба очень устали от бесконечного спуска вниз и после ужина забрались в спальники, лежа в уютной тишине и глядя на отсветы огня на потолке.

— Только подумай, — прошептала Ройан, — завтра мы пройдем по дороге самого Таиты!

— Не говоря уж о Деве Марии, — улыбнулся Николас.

— Ты противный старый циник, — вздохнула она. — И что совсем ужасно, наверняка храпишь.

— Скоро узнаешь на собственной шкуре, — пообещал он, но она уснула раньше его.

Ройан дышала ровно и тихо, так что звук воды почти заглушал ее. Давно рядом с англичанином не лежала такая прекрасная женщина. Дождавшись, пока она глубоко заснет, Николас легонько коснулся ее щеки.

— Приятных снов, малышка, — нежно прошептал он. — День выдался не из легких.

Эти слова Николас нередко говорил своей младшей дочке перед сном.


Погонщики мулов поднялись до рассвета, и все тронулись в путь, как только стало возможно разглядеть дорогу под ногами. Когда раннее солнце коснулась скал, они находились достаточно высоко, чтобы посмотреть вниз с высоты птичьего полета. Николас отвел Ройан в сторону, пропуская остальных спутников.

Он нашел удобное место и раскатал на земле фото со спутника. Они сориентировались по основным пикам и другим характерным чертам местности, а затем начали разбираться в ландшафте, открывшемся их взору.

— Отсюда не видно реки Аббай, — заметил Николас. — Она все еще глубоко в ущелье. Должно быть, мы сможем бросить на нее взгляд, только когда окажемся точно над рекой.

— Если мы верно определили наше положение, река где-то здесь делает два поворота.

— Да, а слияние Дандеры и Аббая там, среди утесов. — Харпер постучал пальцем по карте. — Милях в пятнадцати отсюда.

— Кажется, за столетия Дандера много раз меняла течение. Я вижу по меньшей мере два оврага, напоминающих старые русла. Здесь и здесь, — указала Ройан. — Но они совсем заросли джунглями. Ох, Николас, это такая огромная и запутанная земля. Как мы сумеем найти единственный вход в гробницу?

— Гробницу? В какую еще гробницу? — с интересом спросил Борис. Он подошел к ним по дороге. Николас и Ройан не слышали его шагов, а Брусилов уже стоял у клиентов за спиной. — О какой гробнице вы говорите?

— Разумеется, о гробнице святого Фрументия, — спокойно ответил Николас, словно совсем не тревожась оттого, что их подслушивали.

— Разве не здесь находится монастырь, посвященный этому святому? — столь же спокойно спросила Ройан, сворачивая фотографию.

— Да, — кивнул Борис разочарованно, ожидавший чего-то поинтереснее. — Да, святой Фрументий. Но они не подпустят вас к могиле. Никого не пускают во внутреннюю часть монастыря. Только монахов и священников.

Русский снял кепку и взъерошил короткие жесткие волосы, которые, казалось, заскрежетали, как проволока, от его прикосновения.

— На этой неделе торжество Тимкат, благословение табота. Здесь будет очень интересно, много суеты, но в святая святых вас не пустят. И к могиле тоже. Не встречал белого человека, который бы видел ее. — Он посмотрел на солнце. — Пора в путь. Кажется, что дно близко, но до Аббая еще два дня. Внизу трудно идти. Длинный переход даже для знаменитого охотника на дик-дика. — Засмеявшись собственной шутке, русский пошел по тропе.

Когда они спустились к подножию скалы, ступени стали гораздо реже и ниже. Идти стало проще. Путники зашагали веселее, но вкус воздуха ощутимо изменился. Он перестал быть прохладным, ароматным и горным, превратившись в душный, лишающий сил воздух экватора, который своим запахом напоминал о джунглях.

— Жарко! — заметила Ройан, снимая шерстяной платок.

— По крайней мере на десять градусов больше, чем наверху, — согласился Николас, стаскивая через голову старый армейский свитер, отчего волосы баронета спутались в художественном беспорядке. — И на дне ущелья станет еще жарче. Нам предстоит спуск на три тысячи футов.

Некоторое время тропа вела вдоль реки Дандеры — порой на несколько сотен футов выше ее, порой через нее, так что путешественникам приходилось идти вброд, держась за мулов, чтобы их не смыло течением.

Потом ущелье Дандеры стало слишком отвесным и глубоким, чтобы идти вдоль, поэтому странники оставили реку и двинулись по тропе, извивающейся, как умирающая змея, среди холмов и бездонных каменных пропастей.

Через милю-другую ниже по течению они вышли вроде бы к совсем другой реке, текущей сквозь густой лес. Сверху свисали лианы, а мох на деревьях касался волос, чем-то напоминая бороду священника в Дэбрэ-Мариам. Среди ветвей галдели обезьяны, свешиваясь вниз и возмущенно глядя на вторжение людей в их тайные убежища. Сквозь кусты продрался какой-то зверь, и Николас посмотрел на Бориса.

Русский покачал головой и засмеялся:

— Нет, англичанин, это не дик-дик. Только куду.

На холме куду обернулся и посмотрел на них. Это был большой бык с широкими винтовыми рогами, могучий зверь с шерстистым подгрудком и острыми ушами-раструбами. Куду настороженно смотрел на путешественников огромными глазами. Борис тихонько присвистнул, немедленно изменив свое мнение о быке.

— Рога свыше пятидесяти дюймов. Они бы заняли первое место в «Роуленд уард». — Он говорил о списке крупной дичи, настоящей Библии охотников. — Не хочешь подстрелить его, англичанин? — Брусилов подбежал к ближайшему мулу, вытащил ружье в чехле и протянул его Николасу.

— Отпустим его, — покачал головой тот. — Я приехал за дик-диком.

Взмахнув белым хвостом с кисточкой, куду исчез за хребтом. Борис с отвращением сплюнул в реку.

— Почему он хотел, чтобы ты убил его? — спросила Ройан.

— Фотография рекордных рогов хорошо бы смотрелась в рекламной брошюре — чтобы привлекать клиентов.

Весь день они шли по извилистой дороге и только вечером остановились на поляне возле реки, где, очевидно, нередко останавливались другие путники. Становилось ясно, что дорога точно выверена по времени. Любому страннику требовалось три дня, чтобы добраться от края ущелья до монастыря, и все делали привал в одних и тех же местах.

— Простите, но здесь не будет душа, — сообщил Борис клиентам. — Если хотите помыться, то есть безопасная заводь за первым поворотом реки.

Ройан умоляюще посмотрела на Николаса.

— Я так вспотела от жары. Пожалуйста, посторожи меня, чтобы я могла позвать на помощь, если что.

Англичанин лег на мшистый камень ниже излучины, не видя спутницы, но достаточно близко, чтобы слышать, как она взвизгивает от прикосновения холодной воды. Один раз, повернув голову, он увидел, что течение немного снесло Ройан. Сквозь деревья Харпер заметил обнаженную спину и изгиб ягодицы, сверкающей от воды. Николас виновато отвернулся, но реакция тела поразила его. Удивительно, в какое возбуждение он пришел от мимолетного вида заблестевшей на вечернем солнце кожи.

Спускаясь вдоль берега, негромко напевая и вытирая мокрые волосы, Ройан окликнула его.

— Твой черед. Посторожить?

— Я уже большой мальчик, — произнес Николас, заметив у нее в глазах озорной огонек, и неожиданно подумал — вдруг она прекрасно знает, как далеко по течению ее снесло и что он видел? Эта мысль не давала Харперу покоя.

Он в одиночестве отправился к заводи, разделся, посмотрел на себя и снова поразился, насколько она затронула его. Со времени Розалинды ни одна женщина не оказывала на Николаса такого воздействия.

— Тебе не повредит немного охладиться, дружок, — сказал он себе, кинул джинсы на куст и нырнул в воду.

Когда они сидели у костра за ужином, Николас неожиданно поднял голову и прислушался.

— Мне что, чудится? — спросил он.

— Нет, — засмеялась Тессэ. — Вы действительно слышите пение. Монахи идут приветствовать нас.

Вскоре показались огоньки — по холмам двигалась процессия с факелами, мерцающими сквозь ветви деревьев. Погонщики мулов и слуги вышли вперед и принялись ритмично хлопать и петь, приветствуя монахов.

Мужские голоса взмывали ввысь, утихали почти до шепота, а потом снова разносили по округе странные и прекрасные голоса ночной Африки. По спине Николаса пробежал холодок, так что он невольно вздрогнул.

Следом показались белые одеяния монахов, напоминающие мотыльков, летящих на свет. Все слуги пали на колени, когда первые члены процессии вошли в лагерь. Это были молодые, босые, бритые наголо псаломщики. За ними шагали монахи в длинных одеяниях и высоких тюрбанах. Потом они расступились, и вперед вышел почетный караул — диаконы и священники в вышитых облачениях.

Каждый держал в руках тяжелый серебряный коптский крест на конце длинного посоха, богато украшенный. Священники, в свою очередь, расступились, не переставая петь, и четверо молодых послушников вынесли вперед закрытый паланкин, поставив его в центре лагеря. Алые и желтые занавеси переливались в свете ламп и факелов процессии.

— Вы должны выйти вперед и приветствовать аббата, — театральным шепотом подсказал Борис. — Его зовут Джали Хора.

Занавеси резко распахнулись, и на землю ступил высокий человек. Тессэ и Ройан уважительно преклонили колена, скрестив руки на груди. Однако Николас и Борис остались стоять, причем англичанин разглядывал аббата с интересом.

Джали Хора был худ как скелет. Угольно-черные ноги напоминали стебли сушеного табака, и на них толстыми веревками проступали жилы. Зелено-золотое облачение было вышито золотой же нитью, сверкающей в свете факелов. На голове аббата красовалась высокая шапка с плоским верхом, покрытая узором из звезд и крестов.

Лицо аббата также оказалось черным как сажа и морщинистым как сушеное яблоко. У него осталось немного зубов, и те были желтыми и кривыми. Белоснежная борода напоминала морскую пену, нахлынувшую на старые кости челюсти. Один глаз, слепой, был прозрачно-голубым и пораженным тропической офтальмией, а другой блестел, как у леопарда при виде добычи.

Аббат заговорил тонким, дрожащим голосом.

— Благословение, — подсказал Борис. Он и Николас почтительно склонили головы. Собравшиеся вокруг священники пели антифоны всякий раз, когда старик умолкал.

Когда древний ритуал наконец закончился, Джали Хора осенил крестным знамением все стороны света, медленно вращаясь вокруг себя, а алтарные мальчики бодро затрясли кадилами, наполнявшими ночь клубами ароматного дыма.

После благословения женщины подошли и преклонили перед аббатом колена. Тот нагнулся к ним и легонько шлепнул каждую крестом по щеке.

— Говорят, что деду больше сотни лет, — шепнул Борис Николасу.

Два дебтера принесли табуретку из африканского эбенового дерева, с такой прекрасной резьбой, что Николас жадно посмотрел на нее. По прикидкам баронета, табурету была не одна сотня лет, и он бы весьма украсил коллекцию Харпера. Служки подхватили Джали Хору под локти и помогли ему опуститься на сиденье. Остальные присели на землю вокруг аббата, подняв к нему черные лица.

Тессэ примостилась у ног Джали Хоры и переводила слова своего мужа на амхарский.

— Наша новая встреча — большая честь и радость для меня, святой отец.

Старик кивнул, и Борис продолжил:

— Я привез англичанина королевской крови посетить монастырь Святого Фрументия.

— Не перегибай палку, — запротестовал Николас, но собрание уже уставилось на него с интересом. — И что мне теперь делать? — спросил Харпер.

— Как ты думаешь, зачем аббат проделал весь этот путь? — ехидно ухмыльнулся Борис. — Он хочет дар. Деньги.

— Какие? — спросил англичанин.

— Любые. Джали Хора с радостью согласится на зеленые баксы янки.

— Сколько?

— Ты дворянин королевской крови. Будешь охотиться в долине. По меньшей мере пять сотен.

Николас поморщился и отправился к своей сумке. Вернувшись, он склонился перед аббатом и вложил пачку банкнот в протянутую худую руку. Аббат улыбнулся, обнажив желтые обломки зубов, и что-то проговорил.

— Добро пожаловать в монастырь Святого Фрументия на время Тимкат, — перевела Тессэ. — Он желает вам доброй охоты на берегах реки Аббай.

В тот же миг серьезный и благолепный настрой гостей сменился улыбками и смехом, а старый аббат выжидающе посмотрел на Бориса.

— Он говорит, что путь иссушил ему горло, — сказала Тессэ.

— Старый черт любит бренди, — пояснил Борис и окликнул распорядителя лагеря. С торжественностью принесли бутылку бренди и поставили на стол рядом с водкой, которую уже открыл Брусилов. Эфиоп и русский чокнулись. Старик опрокинул стопку, отчего из зрячего глаза заструились слезы, и обратился слегка хрипловатым голосом к Ройан.

— Он спрашивает, откуда вы явились, дочь, следующая истинным путем Христа Спасителя?

— Я египтянка, принадлежу к старой религии, — ответила она.

Аббат и все священники закивали, одобрительно посмотрев на нее.

— Все мы братья и сестры во Христе, египтяне и эфиопы, — заговорил старик. — Само слово «коптский» происходит от греческого «египтянин». Более шести сотен лет абуна, епископ Эфиопии, назначался каирским патриархом. Только император Хайле Селассие изменил этот закон в 1959 году, но мы все еще идем истинной дорогой ко Христу. Добро пожаловать, дочь моя.

Дебтер подлил аббату бренди в стопку, и старик снова осушил ее единым глотком. Даже на Бориса это произвело впечатление.

— И как в старую тощую черепаху столько влезает? — вслух спросил он.

Тессэ не стала переводить, а опустила глаза. Боль от оскорбления, нанесенного святому человеку, отразилась на ее прекрасном лице.

Джали Хора обернулся к Николасу.

— Он хочет знать, на каких животных вы собираетесь охотиться здесь, в его долине, — сказала Тессэ.

Николас осторожно ответил. Несколько секунд царило молчание, а потом аббат рассмеялся. Собравшиеся вокруг него священники тоже захохотали.

— Дик-дик! Вы приехали охотиться на дик-дика! Но на таком маленьком животном и мяса-то нет!

Николас подождал, пока они слегка оправились от изумления, а потом вытащил фотографию горной антилопы Modoqua harperii и положил ее перед Джали Хорой.

— Это не обычный дик-дик, — важно заявил баронет, знаком попросив Тессэ переводить. — Это священный дик-дик. И сейчас я расскажу вам легенду.

Монахи умолкли в ожидании хорошей истории с религиозным оттенком. Даже аббат не донес стакан до рта и поставил его на стол. Единственный глаз Джали Хоры перенесся с фотографии на лицо Николаса.

— Однажды Иоанн Креститель умирал от голода в пустыне, — начал англичанин. Несколько монахов перекрестились при упоминании имени святого. — Он провел тридцать голодных дней и тридцать голодных ночей без единой крошки еды. — Некоторое время Николас украшал рассказ подробностями аскетических подвигов, совершенных святым. Благодарные слушатели с восторгом внимали каждому слову, поскольку любили слушать о страданиях великих людей во имя праведности. — В конце концов Бог сжалился над своим слугой и послал маленькую антилопу в заросли акации, где она запуталась в шипах. И сказал Господь святому: «Я приготовил трапезу для тебя, чтобы ты не умер. Возьми это мясо и ешь». И когда Иоанн Креститель коснулся маленького существа, отпечатки его пальцев остались на шкуре навсегда, чтобы их видели грядущие поколения.

Слушатели молчали, впечатленные. Николас протянул фотографию аббату:

— Посмотрите на отпечатки пальцев святого.

Старик жадно уставился на снимок, поднес к единственному глазу и наконец объявил:

— Чистая правда. Отпечатки пальцев святого четко видны.

Диаконы, которым он протянул фотографию, воодушевленные поддержкой аббата, удивлялись и радовались маленькому существу в полосатой шкуре.

— Случалось ли вашим людям видеть такое животное? — спросил Николас.

Монахи покачали головами. Фотография пошла по кругу и дошла до послушников.

Неожиданно один из них, совсем юный, вскочил на ноги, размахивая фотографией и что-то возбужденно тараторя.

— Я видел священное животное! Своими собственными глазами! Я видел его!

Остальные принялись громко сомневаться и возмущаться. Один из послушников выхватил фотографию из рук мальчика и принялся трясти ею, словно дразня парня.

— Этот отрок немного ненормальный. С ним часто случаются припадки, и в него вселяются демоны, — печально пояснил Джали Хора. — Не обращайте внимания на бедняжку Тамре.

Тамре рванулся к послушникам, бросая на них дикие взоры, и попытался отнять фотографию. Но они передавали ее взад-вперед, не давая дотянуться, дразня мальчика и веселясь, глядя на неуклюжие прыжки Тамре.

Николас поднялся на ноги, собираясь вмешаться. Его возмутило издевательство над слабоумным, но в этот миг что-то произошло в голове у мальчишки, и он повалился на землю, словно сраженный ударом. Тамре задергал ногами и руками, выгнув спину, закатил глаза так, что виднелись только белки, а изо рта, изогнутого в усмешке, побежала пена.

Не успел Николас подойти к нему, как четверо ребят постарше подняли несчастного и унесли. Их смех растаял в ночи. Остальные вели себя так, будто ничего особенного не произошло, а Джали Хора кивнул прислужникам, чтобы ему снова наполнили стакан.

Когда аббат решил удалиться и, не без помощи диаконов, поднялся в паланкин, было уже совсем поздно. Джали Хора забрал остатки бренди и раздавал благословения одной рукой, крепко сжимая в другой бутылку.

— Вы произвели хорошее впечатление, милорд англичанин, — заметил Борис. — Ему понравилась история про Иоанна Крестителя, но еще больше полюбились ваши денежки.


Когда странники выступили в путь на следующее утро, тропа некоторое время вела вдоль реки. Уже через милю воды стали гораздо более бурными, а потом ринулись в узкую щель между двумя скалами и обрушились новым водопадом.

Николас свернул с проложенной тропы и подошел к обрыву у водопада. Он посмотрел на трещину в скале глубиной две сотни футов, такую узкую, что вода неслась по ней сердитой змеей, а англичанин мог легко перекинуть через поток камень. В этом каменном хаосе не было ни зацепки, ни опоры для стопы. Николас повернулся спиной к водопаду и последовал за остальными, уходившими от реки в очередную долину, заросшую лесом.

— Наверное, здесь когда-то было русло Дандеры, пока она не нашла новое в той трещине, — предположила Ройан, указывая на скалы, поднимающиеся по обе стороны от тропы и на скругленные водой валуны, лежащие на пути.

— Думаю, ты права, — согласился Николас. — Эти камни представляют собой вкрапление известняка в базальт и песчаник, изменившееся под воздействием ветра и воды. Будь уверена, скалы таят в себе немало пещер и родников.

Дорога начала быстро спускаться к Голубому Нилу, за последние несколько миль странники опустились футов на пятьсот. По сторонам долина заросла кустарником и деревьями, и то здесь, то там по известняку стекали струйки воды, устремляясь к старому руслу.

Становилось все жарче. Даже рубашка цвета хаки, надетая на Ройан, покрылась большими мокрыми пятнами от пота, проступившего на спине между лопаток.

Дальше из густой растительности вырвался целый поток чистой прозрачной воды и, слившись с ручьем, превратил его в маленькую речку. Потом долина повернула, и путешественники вместе с этой речкой вернулись к основному течению Дандеры. Обернувшись и посмотрев вверх по ущелью, они увидели, как река вырывается из скал через узкую арку. Камень, окружающий водный поток, был странного розового цвета и такой гладкий, что напоминал человеческие губы.

Необычный цвет горной породы потряс Николаса и Ройан. Они отошли в сторонку, чтобы полюбоваться им, пока мулы продолжали свой путь, а звон, цокот копыт и голоса отдавались странным эхом в замкнутом пространстве.

— Напоминают чудище-горгулью, извергающую воду из пасти, — прошептала Ройан, глядя на расщелину и странные каменные глыбы. — Представляю себе, как тронуты были этой картиной древние египтяне, руководимые Таитой и царевичем Мемноном, если, конечно, они добрались до этого места. Какие мистические объяснения они могли приписать обычным природным явлениям!

Николас молчал, внимательно изучая ее лицо. Темные глаза Ройан вдохновенно горели. В этом свете она сильно напомнила ему один портрет из коллекции «Куэнтон-Пар-ка». Там хранился фрагмент фрески из Долины Царей, изображавший царевну Рамессидов.

«Что тебя удивляет? — спросил он себя. — В ее жилах течет та же самая кровь».

Она повернулась к нему.

— Обнадежь меня, Ники. Скажи, что я не все выдумала. Скажи, что мы сумеем отыскать то, что ищем, и отомстим за смерть Дурайда.

Ройан стояла вполоборота к нему, а слегка запрокинутое лицо светилось не то от пота, не то от убежденности. Его охватило почти непреодолимое желание заключить ее в объятия и поцеловать чуть приоткрытые влажные губы, но вместо этого Харпер отвернулся и посмотрел на дорогу.

Николас не смел обернуться, пока окончательно не взял себя в руки. Вскоре за спиной послышались легкие шаги Ройан. Они принялись спускаться в молчании. Англичанин был настолько поглощен собственными мыслями, что не был готов к потрясающему зрелищу, неожиданно открывшемуся их глазам.

Они оказались на высокой скале над ущельем Нила. Внизу, в пяти сотнях футов, виднелся огромный «котел» из красного камня. Воды легендарной реки падали темно-зеленым потоком в тенистую бездну, такую глубокую, что лучи солнца не достигали дна. Дандера устремлялась тем же путем, и белые, как перья цапли, струи сдувал родившийся здесь ветер. В глубине обе реки смешивались, взбивая пену поверх бурлящих, вязких и густых, как масло, потоков, которые сначала искали новый путь, а затем устремлялись по нему с небывалой силой и энергией.

— И вы плыли здесь на лодке? — спросила Ройан потрясенно.

— Мы были молоды и глупы, — отозвался Николас, печально улыбаясь, словно на него нахлынули воспоминания.

Они долго молчали, пока Ройан не выговорила:

— Легко понять, почему это остановило Таиту и царевича, когда они поднимались вверх по течению. — Она огляделась и указала на ущелье, простирающееся на запад. — Они никогда бы не прошли по нижней части… Должно быть, пробирались выше, вдоль скальной линии, там, где мы стоим, — возбужденно закончила Ройан.

— Если только не с другой стороны реки, — усмехнулся Николас.

Она сразу погрустнела.

— Об этом я не подумала. Разумеется, такая возможность существует. И как же мы будем перебираться туда, если не найдем здесь и следа?

— Подумаем, когда не останется другого выхода. А пока у нас и так довольно забот. Не стоит искать новых трудностей себе на голову.

Они снова умолкли, размышляя о грандиозности и невероятной трудности стоящей перед ними задачи. Потом Ройан поднялась на ноги.

— А где же монастырь? Я и следа не вижу.

— На утесе, прямо у нас под ногами.

— Мы разобьем лагерь около него?

— Сомневаюсь. Давай-ка догоним Бориса и все выясним.

Они последовали по дороге до края «котла» и нагнали вереницу мулов там, где дорога раздваивалась. Одна уводила прочь от реки в лесные дебри, а другая по-прежнему вела по краю.

Борис поджидал их на развилке. Он указал на тропу, ведущую к деревьям.

— Здесь неплохое место для лагеря. Я останавливался там в прошлый раз, когда охотился в ущелье.

Несколько смоковниц бросало тень на полянку, в начале которой бил ключ. Чтобы сократить вес поклажи, Борис не взял вниз палаток. Поэтому, как только они остановились, русский немедленно велел своим людям построить три маленьких домика, крытых соломой, и выкопать туалет в стороне от ручья.

Пока работа кипела, Николас поманил за собой Ройан и Тессэ, и троица отправилась осматривать монастырь. На развилке эфиопка свернула на тропу, что шла вдоль края обрыва, и вскоре вывела спутников к широкой каменной лестнице.

По ней поднимались одетые в белое монахи, и Тессэ ненадолго остановилась поболтать с ними. После этого она сообщила Ройан и Николасу:

— Сегодня Катера, навечерие праздника Тимкат, который начнется завтра. Они очень возбуждены. Это одно из главных событий литургического года.

— А что вы празднуете? — спросила Ройан. — Такого праздника нет в церковном календаре Египта.

— Это эфиопское Богоявление, прославляющее крещение Христа, — объяснила Тессэ. — Во время праздничной церемонии табот отнесут к реке, где заново освятят и окунут в воду, а послушники получат крещение, как Иисус Христос из рук Крестителя.

Они продолжили спускаться по каменной лестнице, скругленной сотнями босых ног, ступавших по ней вот уже много сотен лет. Вниз и вниз вела дорога», а Нил бурлил, брызгая пеной, в сотнях футов под ними.

Неожиданно путешественники вышли на широкую террасу, вырубленную в камне человеческими руками. Над ней нависал красный камень, образуя арку благодаря колоннам, оставленным строителями для прочности. Внутренняя стена террасы была испещрена входами в подземные коридоры. Многие века старательные монахи долбили камень, строя залы и кельи, прихожие, часовни, церкви.

На террасе сидело несколько групп монахов. Некоторые слушали диаконов, зачитывающих вслух отрывки из Писания.

— Многие из них неграмотны, — вздохнула Тессэ. — Монахам следует изучать Библию и ее толкования, а большинство не умеет читать.

— Такой была церковь и во времена Константина в Византии, — тихо заметил Николас. — Она по сей день остается церковью креста и книги, сложного, напыщенного обряда в неграмотном мире.

Продолжая путь по монастырю, путники увидели немало групп иноков, поющих псалмы и гимны на амхарском. Со стороны келий и пещер доносился гул голосов, тянущих молитвы, а в воздухе, казалось, висел запах людей, живших здесь на протяжении сотен лет.

Пахло дымом и благовониями, испортившейся едой и экскрементами, потом и набожностью, страданиями и болезнями. Рядом с монахами находились паломники, отправившиеся в путь или принесенные сюда родственниками, чтобы обратиться с мольбой к святому или искать исцеления от хвори.

Здесь были слепые дети, плачущие на руках матерей, прокаженные, у которых плоть отваливалась от костей, находящиеся в коме и страдающие от болезней тропиков. Их стоны и хрипы сливались с пением монахов и далеким рокотом Нила.

Наконец трое странников добрались до входа в пещерный собор, посвященный святому Фрументию. Вход в него напоминал пасть рыбы, но по краям камень покрывали изображения звезд, крестов, а также лики святых. Картины были совсем примитивными, выполненными охрой и прочими естественными красками. Тем не менее они привлекали своей детской простотой. Глаза святых рисовали огромными и обводили по краю углем; на лицах угодников было написано спокойствие.

Вход охранял диакон в зеленом одеянии. Когда Тессэ поговорила с ним, тот улыбнулся и знаками пригласил войти. Притолока оказалась низкой, и Николасу пришлось пригнуться, чтобы не стукнуться головой. Но, переступив порог, он выпрямился и пораженно огляделся.

Потолок был столь высок, что утопал в сумраке. Каменные стены покрывали фрески, и бесконечные легионы ангелов и архангелов смотрели на вошедших в неверном свете масляных ламп и свечей. Росписи отчасти скрывали длинные гобелены, почерневшие от копоти и обтрепанные по краям. На одном из них архангел Михаил восседал на гарцующем белом коне. На другом Дева Мария склоняла колени у подножия креста, а над ней бледное тело Христа истекало кровью из раны, нанесенной копьем римлянина.

Так выглядел внешний неф церкви. В дальней стене была распахнутая массивная деревянная дверь, охраняемая стражами. Трое путешественников пересекли зал, пробираясь между коленопреклоненными просителями и паломниками, одетыми в тряпье, погруженными в собственные страдания и благочестивые размышления. В тусклом свете лампад, сквозь голубые струи дыма курений они казались заблудшими душами, обреченными вечно скитаться во тьме чистилища.

Гости монастыря подошли к трем каменным ступеням, ведущим к дверям. Здесь путь им преградили двое диаконов в высоких шапках с плоским верхом. Один из них строго заговорил с Тессэ.

— Они не пустят нас даже в средний зал, квиддист, — с сожалением заметила та. — А за ним находится макдас, святая святых.

Путешественники заглянули в зал, не входя, но в сумраке едва смогли различить дверь во внутреннее святилище.

— Только рукоположенные священники могут входить в макдас, поскольку там находятся табот и могила святого.

Огорченные и разочарованные, они вышли из пещеры и пошли по террасе.


Странники пообедали под звездным небом. Воздух оставался горячим, и вокруг них вились тучи москитов, не решаясь сесть на намазанную репеллентом кожу.

— Так вот, англичанин, вы хотели оказаться здесь. И как же вы собираетесь искать животное, ради которого так далеко забрались? — Борис выпил водки и снова сделался агрессивен.

— С первыми лучами солнца я хочу послать следопытов изучить местность вниз по течению, — сообщил Николас. — Дик-дик обычно проявляет активность рано утром и поздно вечером.

— Не учи дедушку свежевать кошку, — заявил Борис, путаясь в поговорках и наливая себе еще водки.

— Пусть отправятся по следу, — продолжил Николас, ничуть не сбитый с толку. — Полагаю, следы полосатого дик-дика выглядят так же, как и обыкновенного. Если они отыщут свежие отпечатки, пусть затаятся в самых густых кустах и ждут появления животных. Дик-дик очень привязан к своей территории и не уходит от нее далеко.

— Да! Да! — проговорил Борис по-русски и затем опять перешел на ломаный французский. — Я скажу им. А вы чем займетесь? Неплохо проведете время в лагере с дамами, милорд англичанин? — Он ухмыльнулся. — Если повезет, то скоро отдельные домики не понадобятся. — Борис засмеялся собственной шутке. Тессэ встревоженно поднялась и отошла в сторону, сказав, что хочет присмотреть за шеф-поваром.

Николас пропустил мимо ушей грубую шутку.

— Мы с Ройан двинемся через кусты вдоль Дандеры. Там вполне может жить дик-дик. Прикажи своим людям держаться в стороне от реки. Не хочу пугать дичь.


Они вышли из лагеря на рассвете. Николас двигался впереди, неся ружье и легкий рюкзак, рассчитанный на один день. Они шли медленно, то и дело останавливаясь, чтобы прислушаться. В кустах, судя по звукам, шныряли мелкие млекопитающие и птицы.

— У эфиопов не принято охотиться, так что, полагаю, монахи не тревожили животных здесь, в ущелье. — Николас указал на следы маленькой антилопы, отпечатавшиеся на влажной глине. — Бушбок Менелика, — заметил он. — Обитает только в этой части страны. Очень ценный трофей.

— И ты действительно надеешься отыскать дик-дика твоего дедушки? — спросила Ройан. — Ты очень убедительно говорил с Борисом.

— Разумеется, нет, — усмехнулся Николас. — Думаю, старик все выдумал. Я склонен поверить, что он действительно использовал шкуру полосатого мангуста. Мы, Харперы, боремся за место под солнцем, не всегда придерживаясь строгой правды.

Они остановились полюбоваться на нектарницу, порхающую над кустом желтых цветов на уступе. Хохолок маленькой птички сверкал на солнце изумрудами.

— Зато это дает нам прекрасный предлог пошарить по кустам. — Харпер обернулся, чтобы убедиться: из лагеря их не видно и не слышно. Жестом он предложил Ройан присесть на поваленный ствол. — Давай определимся, что мы ищем. Скажи мне.

— Остатки надгробного храма или развалины некрополя, где жили рабочие, сооружавшие могилу фараона Мамоса.

— Значит, надо искать следы каменной или кирпичной кладки, — согласился Николас. — Особенно колонны или статуи.

— Каменное свидетельство Таиты, — кивнула Ройан. — Оно должно быть выбито на скале. Хотя могло обвалиться, зарасти или выветриться — не знаю. Даже представления не имею. Придется шарить вслепую.

— Что ж, тогда не будем терять время. Пора шарить.

К середине утра Николас отыскал следы дик-дика у берега реки. Они засели у ствола одного из больших деревьев, притаившись в тени. Их терпение было вознаграждено — вскоре Харпер и Ройан увидели одного из маленьких зверьков. Он прошел совсем рядом, шевеля носом, похожим на хобот, легонько переступая изящными копытами, срывая листья с низко нависших веток и сосредоточенно их жуя. Но его шкурка была равномерно-серой, без намеков на полоски.

Когда зверек исчез в кустах, Николас поднялся.

— Не повезло. Обычный вид, — прошептал он. — Идем.

Вскоре после полудня путники добрались до места, где река вытекала из розовой расщелины. Они прошли по камням так далеко, как только смогли, пока дорогу не преградили скалы. У края воды не было даже приступочки, некуда ногу поставить.

Путники отступили назад и двинулись вниз по течению, переправившись на другой берег по примитивному подвесному мосту, сделанному из лиан и лохматой веревки. Видимо, дело рук монахов, поняли странники. Они опять поднялись по реке и снова попытались проникнуть в глубокое ущелье за розовой аркой. Николас попробовал обогнуть скалу по воде, но течение оказалось слишком сильным и чуть не сбило его с ног. Пришлось оставить попытки.

— Если мы здесь не можем пробраться, то вряд ли смогли Таита и его рабочие.

Они вернулись к висячему мосту и нашли место в тени рядом с водой, чтобы перекусить тем, что собрала для них Тессэ. Жара в середине дня лишала сил и воли. Ройан окунула хлопковый платок в воду и протерла им лицо, устроившись рядом с Николасом.

Тот лежал на спине и изучал каждый дюйм розовых скал в бинокль.

— Если верить «Речному богу», можно предположить, что Таита привлек стороннюю помощь, чтобы тайно поменять местами тела Тануса, Великого Льва Египта, и самого фараона. — Он опустил бинокль и перевел взгляд на Ройан. — А ведь такой поступок немыслим, если принять во внимание нравы и веру эпохи. Это точный перевод свитков? Таита действительно поменял тела?

Она рассмеялась и перекатилась на бок.

— У твоего старого друга Уилбура слишком живое воображение. Вся эта история придумана им на основе одной фразы из свитков. «Он был мне более правителем, чем сам фараон». — Ройан легла на спину. — Это хороший пример того, что мне не нравится в книге Смита. Он смешивает факты и вымысел в замысловатое рагу. Насколько я знаю, Танус лежит в своей могиле, а фараон — в своей.

— Жаль, — вздохнул Николас, запихивая книгу в рюкзак. — Мне понравился этот авторский ход. — Бросив взгляд на часы, он поднялся. — Идем, я хочу пройтись в другую сторону по долине. Вчера я присмотрел кое-что интересное, пока мы двигались с нашим обозом.

Они вернулись в лагерь ближе к вечеру. Навстречу им из кухни вышла Тессэ.

— Я ждала вашего возвращения. Мы получили приглашение от Джали Хоры, аббата. Он зовет нас в монастырь, где собираются праздновать Катеру, канун Тимката. Слуги уже приготовили душ, вода горячая. Самое время переодеться для похода в монастырь.


Аббат выслал группу молодых послушников, чтобы препроводить гостей в пиршественный зал. Юноши пришли в ранних африканских сумерках, неся факелы, которыми освещали путь.

В одном из пришедших Ройан узнала Тамре, мальчика-эпилептика. Когда она тепло улыбнулась ему, он робко вышел вперед и протянул букет цветов, набранных у реки. Неготовая к такому проявлению учтивости, она поблагодарила его на арабском:

— Шукран.

— Таффадали, — немедленно отозвался мальчик, используя такую форму слова, что стало ясно — он свободно говорит на этом языке.

— Где ты научился арабскому? — спросила заинтригованная Ройан.

Тамре смущенно опустил голову и пробормотал:

— Моя мать из Массауа, что на Красном море. Это язык моего детства.

Все дорогу в монастырь он шел за ней, как приласканный щенок.

Они снова спустились по лестнице, высеченной в скале, и вышли на террасу, освещенную факелами. Узкие арки были забиты людьми, и, следуя за послушниками, расчищавшими им дорогу, путники слышали приветствия на амхарском. Черные руки тянулись к ним, желая коснуться.

Пригнувшись, они вошли под низкую арку ворот первого зала храма. Тот был освещен светильниками и факелами, так что лица ангелов и святых казались живыми в полусумраке. Каменный пол устилали свежие камыши и тростник, от которых в затхлом, дымном воздухе легче дышалось. На первый взгляд на этом упругом ковре сидели все монахи монастыря. Они встретили гостей криками радости и благословениями. Рядом с каждым из сидящих стояла бутыль с теем, медовым алкогольным напитком. По счастливым, потным лицам монахов нетрудно было понять, что возлияния начались.

Пришедших подвели к месту, оставленному для них прямо перед деревянными дверьми в квиддист, среднюю комнату. Провожатые предложили устраиваться поудобнее. Как только путешественники уселись, другие послушники принесли бутыли с теем и, опустившись на колени, поставили перед каждым отдельный глиняный сосуд.

Тессэ склонилась к своим спутникам и прошептала:

— Лучше мне попробовать это первой. Крепость, цвет и вкус напитка различаются по всей Эфиопии. Кое-где он поистине ужасен. — Она подняла бутыль и сделала глоток из длинного горлышка. Потом опустила сосуд и сказала с улыбкой: — Хорошо сварен. Если будете осторожны, то все закончится благополучно.

Монахи, сидящие вокруг них, уговаривали выпить, и Николас поднял бутыль. Все захлопали и радостно закричали, когда он сделал первый глоток. Тей оказался легким и приятным, сильно пахнущим диким медом.

— Неплохо! — высказался он, но Тессэ еще раз призвала к осторожности.

— Потом вам обязательно предложат катикалу. Пейте аккуратно. Ее делают из забродившего зерна, она буквально сносит крышу.

Теперь монахи сосредоточили гостеприимство на Ройан. На них произвело впечатление, что она копт, настоящая христианка. Также было очевидно, что красота женщины не оставила святых и целомудренных людей равнодушными.

Николас наклонился к ней.

— Придется изобразить, что пьешь, ради них, — прошептал он. — Поднеси к губам и притворись, будто делаешь глоток. Или они не оставят тебя в покое.

Стоило Ройан поднять бутыль, как монахи радостно закричали и принялись приветствовать гостью. Поднеся к губам сосуд, она снова опустила его и прошептала Николасу:

— Он чудесный. Вкус меда.

— Ты нарушила обет воздержания, — шутливо упрекнул ее Харпер. — Разве нет?

— Одну капельку выпила, — призналась Ройан. — Но никаких обетов я не давала.

Послушники по очереди опускались на колени перед гостями, протягивая им чаши с горячей водой, чтобы ополоснуть правую руку перед пиром.

Неожиданно раздалась музыка, забили барабаны, и из раскрытых дверей квиддиста вышли музыканты. Они заняли места вдоль стен зала, а собрание напряженно вглядывалось в дымный полумрак.

Наконец на первой ступени появился старый аббат Джали Хора. Он был в темно-красном шелковом облачении, а на плечах лежала вышитая золотом стола. На голове красовалась массивная митра. Хотя она сияла, Николас догадался, что это золоченая медь, а разноцветные камни — всего лишь стекло и стразы.

Джали Хора поднял посох, украшенный массивным серебряным крестом, и воцарилось тяжелое молчание.

— Сейчас он произнесет благословение, — подсказала Тессэ, склоняя голову.

Аббат говорил долго и прочувствованно, и его тонкий голос прерывали только ответы монахов. Когда он добрался до конца, два дебтера помогли старику спуститься по ступеням и сесть на резное кресло джиммера, стоявшее посередине круга из старших диаконов и священников.

Религиозный настрой монахов сменился праздничным, когда с террасы вошла процессия послушников, несущих на головах плетеные тростниковые корзины размером с колесо. В центре каждого круга пирующих поставили по одной.

По сигналу Джали Хоры все одновременно сняли с корзин крышки. Монахи радостно закричали, поскольку внутри каждой оказалось глиняное блюдо, до краев полное круглым пресным серым хлебом — инжером.

Затем появились еще двое послушников, сгибающихся под тяжестью огромного медного чана, из которого валил пар, с острым рагу из жирной баранины — уатом. Они налили в каждое из блюд с инжером густого пряного красно-коричневого кушанья, так что поверхность заблестела от горячего жира.

Собравшиеся жадно набросились на еду. Они отрывали куски инжера, подхватывали им уат, запихивали в раскрытые рты и жевали, громко чавкая и запивая теем из бутылей. А потом повторяли все сначала. Скоро иноки были покрыты жиром до локтей. Подбородки монахов лоснились, испачканные рагу, что не мешало им продолжать есть, смеяться и пить.

Прислужники положили перед каждым гостем толстые куски инжера другого вида. Они были плотнее и более рассыпчатые, отличаясь от похожего на резину хлеба, лежащего на глиняных блюдах.

Николас и Ройан пытались показать, что им нравится еда, не перемазавшись, как остальные. Несмотря на непривлекательный вид, уат оказался довольно вкусным, а сухой желтый инжер превосходно впитывал жир.

Блюда были опустошены за удивительно короткое время, и когда появились послушники, сгибаясь под тяжестью новых горшков, оставалось только немного месива из хлеба и жира. На сей раз в горшках оказался уат из цыплят с карри. Его вылили в блюда прямо поверх остатков баранины. Монахи опять набросились на пищу.

Пока пирующие поедали цыпленка, бутылки с теем снова наполнили, и монахи еще больше развеселились.

— Я уже с трудом могу переносить это, — проговорила Ройан, наклоняясь к Николасу.

— Закрой глаза и думай об Англии, — посоветовал тот. — Ты настоящая звезда вечера, и тебе не дадут так просто сбежать.

Как только цыплят доели, прислужники вернулись с новыми чанами, полными до краев уатом из острой говядины. Его вылили поверх остатков баранины и курицы.

Монах напротив Ройан опустошил бутылку, но, когда послушник двинулся к нему, чтобы наполнить, замахал рукой, закричав:

— Катикала!

Остальные с радостью подхватили клич:

— Катикала! Катикала!

Послушники поспешно вышли и вернулись с дюжиной бутылей прозрачного напитка и медными пиалами размером с чайные чашки.

— Этого надо опасаться, — снова предупредила Тессэ. И Николасу, и Тессэ удалось украдкой вылить содержимое чаш на тростниковый ковер, а монахи жадно приникли к крепкому напитку.

— Борису уже хорошо, — заметил Николас, поглядев на Ройан. Лицо русского покраснело и покрылось потом. Он, по-идиотски улыбаясь, опрокинул еще одну чашку.

Воодушевленные катикалой, монахи принялись за игру. Один из них заворачивал кусок рагу в хлеб и потом, капая жиром, поворачивался к соседу. Жертва открывала рот до предела, и внимательный сосед засовывал туда свой подарок. Разумеется, кусок был таким большим, что человек рисковал задохнуться.

Кажется, по правилам игры запрещалось пользоваться руками, чтобы запихнуть угощение в рот. Также нельзя было заляпать одеяние и забрызгать соусом сидящих вокруг. Муки несчастного становились источником нездорового веселья. Когда он наконец умудрялся проглотить еду, к его губам подносили медную чашу катикалы в награду. Предполагалось, что ее содержимое отправится следом за инжером с уатом.

Джали Хора, разогревшись от тея и катикалы, рывком поднялся на ноги. В правой руке он держал сверток инжера, с которого капал соус. Старик двинулся через зал, и сначала путешественники не поняли его намерений. Все собрание наблюдало за аббатом с интересом.

Неожиданно Ройан застыла на месте и прошептала в ужасе:

— Нет! Пожалуйста, нет! Спаси меня, Ники. Пусть это случится не со мной.

— Тебе придется заплатить эту цену за то, чтобы побыть первой леди на собрании, — отозвался Харпер.

Джали Хора шел к Ройан по довольно странной траектории. Соус с куска, который он держал в руке, стекал по локтю и капал на пол.

Оркестр у стены начал веселую мелодию. Как только аббат остановился перед Ройан, покачиваясь и едва не скрипя, как старый экипаж, музыканты заиграли с удвоенной силой, забив в барабаны.

Аббат протянул подарок. Бросив последний отчаянный взгляд на Николаса, Ройан смирилась с неизбежным. Она закрыла глаза и открыла рот.

Под рев одобрения, свист дудок и бой барабанов Ройан жевала из последних сил. Лицо у нее покраснело, из глаз потекли слезы. В один момент Николас подумал, что она признает поражение и выплюнет все на пол. Но молодая женщина кусок за куском сумела проглотить еду и откинулась на спину.

Публика не сводила с Ройан глаз. Аббат неуклюже опустился на колени рядом с ней и обнял, едва не лишившись митры. А потом, не разжимая объятий, уселся возле женщины.

— Еще одна твоя победа, — сухо заметил Николас. — Подожди немного, и он повалится к тебе на колени, если вовремя не сбежишь.

Ройан сразу поняла опасность. Она быстро схватила бутылку катикалы и наполнила чашу до краев.

— Выпей ее, дружок, — сказала Ройан, поднося пиалу к губам Джали Хоры. Аббат принял вызов, но ему пришлось отпустить ее, чтобы принять напиток.

Неожиданно Ройан так сильно задрожала, что пролила остатки из чаши на старика. Кровь отлила от лица Ройан, ее трясло как в лихорадке. Она не отрываясь смотрела на митру Джали Хоры, которая едва не соскользнула с головы старика.

— Что такое? — тихо спросил Николас и коснулся ее руки. Больше никто в зале не заметил состояния гостьи, но он уже привык чувствовать настроение спутницы.

Ройан все еще смотрела на митру, обратив к ней белое как полотно лицо. Выпустив из рук чашу, она схватилась за локоть Николаса. Хватка ее пальцев оказалась неожиданно сильной, Ройан почти до крови впилась в него ногтями.

— Посмотри на митру! Камень! Синий камень! — выдохнула она.

И тогда Харпер увидел среди кусков стекла и полудрагоценных камней то, что так потрясло Ройан. Там красовалась идеально круглая синяя керамическая печать размером с серебряный доллар. В центре было изображение египетской боевой колесницы, а над ней — легко узнаваемый ястреб со сломанным крылом. Картинку окружала надпись, сделанная египетскими иероглифами. Англичанину потребовалось не много времени, чтобы прочитать:


Я — ПОВЕЛИТЕЛЬ ТЫСЯЧИ КОЛЕСНИЦ Я — ТАИТА, ПОВЕЛИТЕЛЬ ЦАРСКОГО КОНЯ


Ройан отчаянно хотелось сбежать из угнетающей атмосферы пещеры. Уат, проглотить который ее заставил Джали Хора, плохо взаимодействовал с теем, и от этого еще отвратительнее казался запах грязных котлов из-под еды, смешанный с парами катикалы. Некоторые монахи напились до бесчувствия, и к тяжелому воздуху переполненного помещения добавилась вонь от рвоты.

Однако Ройан оставалась в центре внимания аббата. Он восседал рядом с ней, поглаживая ее голую руку, и цитировал отрывки из амхарских церковных преданий. Тессэ давно перестала переводить. Ройан с надеждой посмотрела на Николаса, но тот сидел тихо, погруженный в себя, и не замечал, что происходит вокруг. Она понимала, что англичанин размышляет о керамической печати в митре аббата, поскольку Харпер бросал взгляды в сторону Джали Хоры.

Ройан хотелось остаться с Николасом наедине и обсудить потрясающее открытие. Возбуждение затмевало неприятные ощущения в желудке. Щеки ее горели, и всякий раз, когда она бросала взгляд на митру старого аббата, сердце ее начинало биться быстрее обычного. Она предпринимала значительные усилия, чтобы не протянуть руки и не схватить синюю печать.

Ройан понимала, что не слишком мудро привлекать внимание к кусочку керамики. Однако, бросив взгляд на Бориса, она уверилась, что тот не замечает ничего, кроме чаши с катикалой в руке. В конце концов именно русский предоставил ей долгожданный предлог покинуть пир. Он попытался встать, но ноги подогнулись. Охотник медленно повалился лицом в блюдо с остатками пропитанного жиром хлеба. Там Брусилов и заснул, громко всхрапывая, а Тессэ воззвала о помощи к англичанину:

— Что мне делать, алто Николас?

Тот посмотрел на неприятное зрелище — пьяный вдребезги охотник, весь перемазанный; даже из коротких рыжих волос торчали куски хлеба.

— Подозреваю, что нашему очаровашке на сегодня довольно, — пробормотал он.

Николас поднялся, наклонился к Борису и взял его за кисть. Потом резким рывком посадил и, наконец, взвалил на плечо, как пожарный.

— Спокойной ночи всем! — объявил Харпер собравшимся монахам. Лишь немногие из них оказались в силах ответить. Потом баронет понес Бориса, причем голова и ноги Брусилова болтались в такт шагам. Обе женщины заспешили за Николасом, который без остановки пересек террасу и поднялся по каменной лестнице.

— Не знала, что алто Николас так силен, — с трудом выговорила Тессэ. Подъем был крутым, и они сбились с дыхания.

— Я тоже, — призналась Ройан. Она испытала глупейший прилив гордости за Харпера и улыбалась в темноте, пока они приближались к лагерю.

«Не дури, — упрекнула себя Ройан. — Он не твой, так что нечего им хвастать».

Николас положил свою ношу на кровать в крытом тростником домике и выпрямился, тяжело дыша и вытирая пот со лба.

— Чудесный способ нажить сердечный приступ, — проговорил он.

Борис застонал, перевернулся, и его вырвало на подушки и простыню.

— На этой радостной ноте я хочу пожелать вам спокойной ночи и приятных снов, — сказал англичанин Тессэ и вышел из домика в теплую африканскую ночь.

С облегчением вдохнув аромат леса и реки, он обернулся к Ройан, которая схватила Николаса за руку.

— Ты видел… — возбужденно заговорила она, но Харпер прижал палец к ее губам и со значением нахмурился, показывая в сторону хижины Бориса.

— Ты видел ее? — не в силах сдерживаться спросила Ройан, когда они отошли к соседнему домику. — Успел прочитать?

— «Я — повелитель тысячи колесниц», — процитировал он.

— «Я — Таита, повелитель царского коня», — закончила Ройан. — Он был здесь. О, Ники! Он был здесь. Таита был здесь. Вот доказательство, которого мы так ждали. Можно быть уверенными, что мы не теряем время даром.

Она прыгнула на походную кровать и обхватила себя руками.

— Как ты думаешь, аббат позволит нам осмотреть печать?

— Нет, — покачал головой Николас. — Митра — одно из сокровищ монастыря. Сомневаюсь, что он пойдет на уступки даже тебе, своей любимице. В любом случае не следует проявлять к ней интерес. Джали Хора явно не догадывается о ее значении. Кроме того, не стоит внушать подозрений Борису.

— Ты прав. — Ройан подвинулась, освобождая ему место на кровати. — Садись.

Он пристроился рядом с ней.

— И откуда взялась эта печать? Кто нашел ее? Где и когда?

— Не так быстро, милая. Сразу четыре вопроса, а у меня нет ответа ни на один.

— Угадай, — предложила Ройан. — Рассуждай. Выдвини какую-нибудь идею.

— Хорошо, — согласился он. — Печать изготовили в Гонконге. Там есть маленькая фабрика, которая производит их тысячами. Джали Хора купил ее в сувенирном магазине в Луксоре, когда отдыхал в Египте месяц назад.

— Серьезнее, — велела Ройан, довольно сильно стукнув Харпера по руке.

— Может, у тебя лучше получится? — предположил Николас.

— Пожалуйста. Таита уронил печать в ущелье, пока шли работы по сооружению могилы фараона. Три тысячи лет спустя один старый монах, из числа первых, обитавших в этом монастыре, подобрал ее. Разумеется, он не сумел прочесть иероглифы. Поэтому монах отнес печать аббату, который объявил ее реликвией святого Фрументия и вставил в митру.

— И они жили долго и счастливо, — согласился Николас. — Неплохая попытка.

— Ты видишь какие-нибудь дырки? — требовательно спросила Ройан. Он покачал головой. — Значит, ты согласен, это доказывает, что Таита действительно был здесь и наши теории верны?

— «Доказывает» слишком сильное слово. Скажем лучше, это указывает в нужном направлении.

Она развернулась на кровати так, что оказалась лицом к лицу с Харпером.

— О, Ники, я так счастлива. Клянусь, я и глаз не сомкну сегодня. Не могу дождаться завтра, чтобы начать поиски.

Глаза ее ярко горели, а на щеках пылал румянец. Сквозь полураскрытые губы был виден розовый кончик языка. На сей раз он не смог сдержаться. Николас медленно склонился к ней, не торопясь, давая возможность отстраниться, если захочет. Она не шелохнулась, но на лице проступило понимание. Ройан заглянула ему в глаза, словно бы что-то ища в них. Когда их губы разделял какой-нибудь дюйм, Николас остановился, и она приблизилась к нему. Губы слились.

Сначала это было легкое касание, смешение дыхания, потом все более страстный поцелуй. Несколько чудесных мгновений они буквально пожирали друг друга, и ее губы оказались такими же сладкими, как ему думалось. Неожиданно она слегка застонала и с большим усилием отстранилась. Николас и Ройан смотрели друг на друга, потрясенные и смущенные произошедшим.

— Нет, — прошептала она. — Пожалуйста, Ники, еще рано. Я не готова.

Он взял ее руку и сжал между ладонями. Потом легонько поцеловал кончики пальцев, наслаждаясь ароматом и вкусом кожи.

— Увидимся утром. — Николас выпустил руку Ройан и поднялся. — Отправимся пораньше. Будь готова.

С этими словами он, слегка наклонившись, вышел из домика.


Одеваясь следующим утром, Николас услышал, как Ройан движется в своем домике. Подойдя к двери, он тихонько свистнул, и Ройан вышла собранная и готовая отправиться в путь.

— Борис еще не проснулся, — проговорила Тессэ, подавая им завтрак.

— Я не удивлен, — отозвался Николас, не отрывая взгляда от тарелки. Они с Ройан чувствовали некоторую неловкость при воспоминании о том, что произошло вчера. Однако едва англичанин вскинул на плечо ружье и рюкзак и они двинулись по ущелью, настроение резко изменилось.

Они были в пути около часа, когда Николас бросил взгляд через плечо и проговорил, нахмурившись:

— За нами идут.

Взяв Ройан за руку, он отвел ее за глыбу песчаника и притаился, показывая жестом сделать то же. Потом, резко выпрямившись, Харпер прыгнул вперед и схватил фигуру в грязной белой шамме, кравшуюся по долине следом за ними. С диким воплем существо упало на колени и в ужасе заголосило.

Николас рывком поднял его на ноги.

— Тамре! Зачем ты следил за нами? Кто тебя послал? — спросил он по-арабски.

Мальчик умоляюще посмотрел на Ройан.

— Пожалуйста, эфенди, не бейте меня. Я не хотел ничего плохого.

— Оставь ребенка в покое, Ники, — вмешалась она. — Ты спровоцируешь новый припадок.

Тамре засеменил к Ройан и спрятался за ее спиной, взяв за руку для надежности. Он поглядывал из-за плеча своей защитницы на Николаса, словно его жизнь была в опасности.

— Спокойно, Тамре, — заговорил англичанин. — Я не причиню вреда, если ты не будешь лгать мне. А если будешь, то я буду пороть тебя, пока со спины не сойдет кожа. Кто послал следить за нами?

— Я пришел один. Никто меня не посылал, — поспешно затараторил мальчик. — Я хотел показать, где видел священное животное с отпечатками пальцев Иоанна Крестителя на шкуре.

Николас некоторое время смотрел на Тамре, а потом негромко рассмеялся.

— Будь я проклят, если мальчик и в самом деле не верит, будто видел дик-дика моего дедушки. — Он угрожающе нахмурился. — Не забывай, что с тобой случится, если ты хоть слово соврешь.

— Это правда, эфенди, — заплакал Тамре. Ройан пришла ему на помощь:

— Не обижай его, он безобиден. Оставь бедного ребенка в покое.

— Ладно, Тамре. Я дам тебе шанс. Веди нас туда, где ты видел священное животное.

Мальчик не отпускал руку Ройан. Он шел, приплясывая и увлекая молодую женщину за собой. Через какие-нибудь сто ярдов его страх улетучился. Тамре улыбался и порой робко смеялся.

Через час он успел увести их от Дандеры, и теперь они пробирались через густые кусты туда, где известняковые скалы окружали непроходимые заросли. Шипастые ветви растений переплетались так, что, казалось, между ними невозможно пройти. Но Тамре вел своих спутников по узкой, извилистой тропинке достаточной ширины, чтобы красные колючки-крюки все же не цепляли за одежду. Потом он резко остановился, потянул Ройан за руку и указал вниз, почти себе под ноги.

— Река! — важно объявил он. Николас подошел к нему и присвистнул в изумлении. Тамре провел их по широкой петле и вывел к Дандере там, где она еще бежала в глубокой расщелине.

Они стояли на самом краю пропасти. Англичанин немедленно понял, что, хотя по верху ущелье было не шире сотни футов, ниже открывалась настоящая бездна. Скала под ними напоминала формой бутыль для тея, то есть ущелье внизу было больше, чем сверху, там, где они стояли.

— Я видел священное животное вон там. — Тамре указал на дальнюю сторону пропасти, туда, где маленький ручеек змеился по склону, вытекая из-под куста. С каменной стены свисали целые бороды зеленого мха, а вода с журчанием стекала по ним и падала в реку.

— Если ты видел его там, то почему привел нас сюда? — спросил Николас.

Казалось, Тамре вот-вот заплачет.

— С этой стороны легче пройти. На другой стороне нет тропинки сквозь кусты. Шипы поцарапали бы возеро Ройан.

— Что ты на него набросился? — снова вступилась за мальчика Ройан, обнимая Тамре за плечо.

— Я вижу, вы сговорились против меня, — пожал плечами Николас. — Ну что ж, раз мы здесь, почему бы не посидеть, ожидая появления дедушкиного дик-дика?

Он выбрал местечко в тени одного из низких деревьев, почти нависающих над пропастью, и шляпой расчистил землю от упавших сучков, чтобы можно было сесть. Потом Николас прислонился спиной к стволу и положил ружье на колени.

Время перевалило за полдень, и жара достигла апогея. Англичанин протянул флягу с водой спутнице и, пока она пила, бросил взгляд на Тамре и проговорил по-английски:

— Может, сейчас подходящий момент, чтобы выяснить, знает ли наш приятель что-нибудь о печати Таиты в митре. Он тебя просто обожает и расскажет все, что хочешь знать. Расспроси его.

Она начала ласково разговаривать с мальчиком, то и дело гладя по голове, будто он был щеночком. Ройан обсудила с Тамре вчерашний пир, похвалила красоту подземной церкви, древние фрески и, наконец, обратилась к митре аббата.

— Да-да. Это камень святого, — с готовностью согласился Тамре. — Синий камень святого Фрументия.

— Откуда он взялся? Ты ничего не знаешь?

Мальчик смутился:

— Не знаю. Он очень старый, наверное, такой же, как Христос Спаситель. Так говорят священники.

— Ты не знаешь, когда его нашли?

Он покачал головой, а потом, желая порадовать ее, предположил:

— Может быть, он упал с небес?

— Может быть. — Ройан бросила взгляд на Николаса, который закатил глаза и прикрыл лицо шляпой.

— Или святой Фрументий дал его первому аббату перед смертью. — Тамре явно увлекся. — Или он лежал в гробу вместе с ним, и камень нашли в могиле.

— Вполне может быть, Тамре, — согласилась Ройан. — А ты видел могилу святого Фрументия?

— Только рукоположенные священники могут входить в макдас, в святая святых, — с виноватым видом прошептал мальчик и опустил голову.

— Ты видел ее, Тамре, — мягко заметила Ройан, удивленная чувством вины послушника. — Ты можешь рассказать. Я не скажу священникам.

— Только один раз, — сознался он. — Другие мальчики виноваты, это они отправили меня коснуться табота. И избили бы, если бы я не согласился. Всех послушников заставляют сделать это. — Он затараторил, вспоминая ужасы инициации: — Я был один. И очень боялся. Мне пришлось прийти туда после полуночи, когда священники заснули. Темно. В макдасе живет дух святого. Мне сказали, что, если я недостоин, он поразит меня молнией.

Николас снял шляпу с лица и медленно выпрямился.

— Честное слово, ребенок говорит правду, — тихо промолвил он. — Он был в святая святых. — Англичанин перевел взгляд на Ройан. — Продолжай расспрашивать его. Он может рассказать что-нибудь полезное. Узнай про могилу святого Фрументия.

— Значит, ты видел гробницу? — спросила Ройан, и мальчик закивал. — Ты входил внутрь?

— Нет, на входе решетка. Только аббату позволяется заходить внутрь в день рождения святого.

— Но сквозь прутья ты поглядел?

— Да, но там очень темно. Я видел гроб святого. Он сделан из дерева, и на нем картинка — лицо святого.

— Он был черным?

— Нет — белым с рыжей бородой. Рисунок очень старый. Изображение совсем поблекло, а дерево гниет и крошится.

— Гроб стоит на дне могилы?

Тамре наморщил лоб, стараясь вспомнить, и после некоторого раздумья покачал головой:

— Нет, на полке в стене.

— А что ты еще можешь рассказать о могиле святого? — продолжала расспрашивать Ройан.

— Там было очень темно, а отверстия в решетке маленькие.

— Это не важно. Гробница находится в дальней стене макдаса?

— Да, за алтарем и камнем табота.

— А из чего сделан алтарь — из камня?

— Нет, из дерева, из кедра. На нем свечи, большой крест, митры аббата, потир и посох.

— Он крашеный?

— Нет, на алтаре вырезаны картины. Но они совсем другие, чем внутри могилы святого.

— А в чем отличие? Рассказывай, Тамре.

— Не знаю. У людей смешные лица. Другая одежда. И еще есть лошади. — Он совсем запутался. — Они другие…

Ройан попыталась добиться от Тамре более детального описания, но он все больше и больше смущался и противоречил себе. Поэтому она изменила тактику.

— Расскажи мне о таботе, — предложила Ройан, но тут вмешался Николас:

— Нет, лучше ты расскажи о нем. Это нечто вроде еврейского ковчега завета?

Она обернулась к нему:

— Да, по крайней мере в египетской церкви это так. Его обычно хранят в ларце, украшенном драгоценными камнями, и заворачивают в вышитую золотом ткань. Единственная разница состоит в том, что у евреев внутри хранились Десять заповедей, а в нашей церкви — молитва, посвященная святому конкретного храма. Это живое сердце церкви.

— А что такое камень табота? — сосредоточенно нахмурился Николас.

— Не знаю, — созналась Ройан. — У нас такого не бывает.

— Спроси его!

— Расскажи мне о камне табота, Тамре.

— Он вот такой высоты и такой ширины. — Мальчик показал примерно до своего плеча и развел руки в стороны.

— А табот стоит сверху.

Тамре кивнул.

— Почему они послали тебя коснуться камня, а не самого табота? — спросил Николас, но Ройан покачала головой, призывая к молчанию.

— Давай говорить буду я. Ты слишком резок с ним. — Она снова обернулась к мальчику: — Почему надо было тронуть камень табота, а не ковчег, который стоит сверху?

— Не знаю, — беспомощно отозвался мальчик. — Они просто велели так сделать.

— А на что похож камень? На нем тоже есть картины?

— Не знаю. — Тамре расстроился оттого, что не смог ответить на вопрос. Он очень хотел порадовать Ройан. — Не знаю. Камень был закрыт тканью.

Николас и Ройан обменялись потрясенными взглядами, а потом молодая женщина снова обернулась к послушнику:

— Закрыт? Камень закрыт?

— Говорят, что его открывает аббат в день рождения святого Фрументия.

Николас и Ройан снова обменялись взглядами. Англичанин задумчиво улыбнулся.

— Хотелось бы мне посмотреть на могилу святого и на камень табота. Открытый.

— Тебе придется дождаться дня рождения святого и добиться рукоположения. Только священники… — Она умолкла и снова посмотрела на него. — Ты ведь не думаешь… О, ты ведь не пойдешь на это?

— Кто, я? — ухмыльнулся Харпер. — Забудь об этом.

— Если тебя поймают в макдасе, то разорвут на тысячу маленьких кусочков.

— Тогда они не должны поймать меня.

— Если пойдешь туда, то и я с тобой. Только как мы это провернем?

— Погоди, дорогая. Мысль пришла мне в голову десять секунд назад. Даже в лучшие дни требуется хотя бы десять минут, чтобы я придумал блестящий план действий.

Ройан молча уставилась в пропасть, а потом прошептала:

— Покрытый камень. Каменное свидетельство Таиты?

— Не говори вслух, — взмолился Николас и сделал знак от дурного глаза. — И даже не думай. У дьявола ушки на макушке.

Они опять умолкли, погрузившись в размышления.

— А что, если… — начала было Ройан. — Нет, не выйдет. Снова воцарилось молчание.

Тамре разрушил тишину неожиданным возбужденным воплем:

— Вот он! Смотрите!

— Что такое? — Ройан и Николас буквально подскочили на месте.

Мальчик схватил ее за руку. Он весь дрожал.

— Вон он. Я говорил. — Свободной рукой Тамре указывал на противоположный берег реки. — На краю колючих кустов. Разве вы не видите?

— Что там? Что ты видишь?

— Животное Иоанна Крестителя. Священное отмеченное животное.

Вглядываясь в указанном направлении, Ройан различила коричневатое пятнышко на краю густых зарослей с другой стороны ущелья.

— Не знаю. Слишком далеко…

Николас сунул руку в рюкзак и вытащил бинокль. Сфокусировав окуляры, он рассмеялся:

— Аллилуйя! Репутация моего дедушки восстановлена.

Англичанин передал бинокль спутнице. Она подкрутила его и навела на маленькое существо. До животного оставалось три сотни ярдов, но через десятикратные линзы его можно было рассмотреть как следует.

Он был почти вдвое меньше обыкновенного дик-дика, которого они видели в предыдущий день, но вместо равномерно серого его шкурка отливала красновато-коричневым. Однако более всего поражали пять отчетливых темно-шоколадных полос на спине и боку, и в самом деле напоминающих отпечатки пальцев.

— Madoqua harperii, собственной персоной, — прошептал Николас. — Прости, дедушка, что я усомнился в тебе.

Дик-дик стоял наполовину в тени, шевеля носом и принюхиваясь. Он высоко держал голову, подозрительно осматриваясь. По ущелью дул ветер, и до зверюшки явно доносился легкий запах человека.

Ройан услышала негромкий щелчок затвора — Николас зарядил ружье. Она поспешно опустила бинокль и посмотрела на Харпера:

— Неужели ты собираешься стрелять?

— На таком расстоянии — нет. Здесь больше трех сотен ярдов, а мишень достаточно мала. Подожду, пока подойдет ближе.

— И у тебя поднимется рука?

— А почему бы и нет? Ведь я в том числе и ради этого сюда приехал.

— Но он такой красивый.

— Я так понимаю, что будь он уродливым, его можно было бы пристукнуть без зазрения совести?

Ройан не ответила, а снова подняла бинокль. Должно быть, ветер слегка поменялся, потому что дик-дик принялся пастись на грубой бурой траве. Затем он поднял голову и вышел на полянку из куста терновника, легко ступая и каждые несколько шагов останавливаясь.

— Назад! — Ройан попыталась убедить дик-дика вернуться в безопасное место, но он приближался к краю.

Николас перекатился на живот и пристроился у корня дерева, свернув шляпу так, чтобы сделать мягкую подпорку для ружья.

— Двести ярдов, — пробормотал он. — Чудесное расстояние. Не будем дальше ждать. — Положив «ригби» на шляпу и корень, Харпер стал наводить ружье, глядя в телескопический прицел. Потом поднял голову, дожидаясь, пока животное сделает еще несколько шагов.

Неожиданно дик-дик замер на месте, дрожа от напряжения.

— Что-то ему не нравится. Черт побери, наверное, ветер опять поменялся, — проворчал Николас. В этот миг маленькая антилопа сорвалась с места и исчезла с полянки, скрывшись в густых кустах.

— Беги, дик-дик, беги, — довольно проговорила Ройан, а Харпер сел, застонав от огорчения.

— Не могу понять, что его испугало. — Затем выражение лица баронета изменилось, и он склонил голову набок. Послышался странный, неуместный в ущелье звук, который становился громче с каждой секундой — стрекотание и резкий, воющий свист.

— Вертолет! Какого черта! — немедленно опознал звук Николас.

Он взял бинокль из рук Ройан и навел его на небо, обшаривая синюю пустоту над скалами.

— Вот он, — мрачно сообщил Харпер и добавил, узнав силуэт: — «Белл джет рейнджер». Судя по всему, летит сюда. Не стоит привлекать внимание. Давайте-ка спрячемся.

Николас подтолкнул Ройан и мальчика под густое сплетение веток кустарника:

— Сидите тихо. Здесь они не сумеют нас заметить.

Он продолжал смотреть на приближающийся вертолет в бинокль.

— Должно быть, эфиопские военно-воздушные силы. Скорее всего патрулируют ущелье в поисках шуфта. Борис и полковник Ного предупреждали нас, что здесь, внизу, много бандитов и повстанцев… — Николас резко умолк. — Нет. Погоди-ка. Это не военный вертолет. Красно-зеленый фюзеляж, эмблема с красной лошадью. Не иначе как твои старые друзья из «Пегас иксплорэйшн».

Рев винтов становился все громче. Теперь и Ройан могла различить крылатую лошадь на фюзеляже вертолета, летящего примерно на высоте полумили и снижающегося к ущелью Нила.

Ни один из путешественников не обращал внимания на Тамре, который сжался в комочек и пытался спрятаться за Ройан. Его зубы стучали от страха, а глаза закатились настолько, что виднелись одни белки.

— Похоже, наш друг Джейк Хелм нашел прекрасное средство передвижения. Если «Пегас» хоть как-то связан с убийством Дурайда и покушениями на твою жизнь, то люди компании постараются сесть нам на хвост. У них есть возможность наблюдать за нами с воздуха. — Николас все еще смотрел на вертолет в бинокль.

— Когда твои враги в воздухе, чувствуешь себя на удивление беспомощно, — проговорила Ройан, пододвигаясь ближе к Харперу и глядя вверх.

Красно-зеленая машина исчезла за отрогом, направляясь к монастырю.

— Если он не полетел прокатиться, то скорее всего ищет лагерь, — предположил англичанин. — По приказу большой шишки не спускает с нас глаз.

— Ему нетрудно будет отыскать его. Борис не делал ни малейших попыток замаскировать домики, — нервно сказала Ройан. — Лучше поскорее отсюда выбраться. — Она встала.

— Хороший план, — начал было Николас, собираясь следовать за ней. Неожиданно он схватил Ройан за руку и притянул обратно. — Погоди. Они возвращаются.

Рев мотора становился все громче. Сквозь ветви над головой стал виден и сам вертолет.

— Теперь они летят вдоль реки. Судя по всему, все еще ищут что-то.

— Нас? — беспокойно спросила Ройан.

— Если им так приказали, то может быть. — Вертолет был уже очень близко. Рев мотора и стрекотание лопастей оглушали.

В этот момент у Тамре не выдержали нервы. Он жутко завопил:

— Дьявол пришел забрать меня! Спаси меня, Господи Иисусе, спаси меня!

Николас вытянул руку, желая остановить его, но не успел. Тамре вскочил на ноги и, все еще воя от ужаса, бросился бежать. Грязно-белая шамма развевалась вокруг худых ног, а черное лицо было повернуто назад, чтобы не спускать глаз с приближающейся машины.

Пилот немедленно заметил мальчика, и нос вертолета повернул в их направлении. Вертолет полетел прямо к ним, замедляя движение по мере приближения к краю пропасти. Были видны головы сидящих за ветровым стеклом в кабине. Снижая скорость, вертолет постепенно завис над рекой, а Ройан и Николас еще глубже забились в кусты, стараясь, чтобы их не заметили.

— Вон американец из лагеря. — Молодая женщина узнала Джейка Хелма, несмотря на большие наушники и зеркальные черные очки. Они с пилотом оглядывали берег, изгибая шеи.

— Нас не заметили, — сказал Николас, однако именно в этот момент Хелм посмотрел прямо на них. Хотя выражение его лица не изменилось, он постучал пилота по плечу и указал на сидящих в кустах.

Пилот опустил вертолет еще ниже, пока тот не завис прямо над пропастью, напротив Харпера и Ройан. Их разделяло не более сотни футов. Не пытаясь больше прятаться, Николас откинулся на ствол дерева, надел панаму набекрень и помахал Хелму.

Тот не ответил на приветствие. Посмотрев на Николаса равнодушным, спокойным взглядом, Хелм зажег спичку и поднес ее к кончику наполовину выкуренной сигареты, зажатой между зубов. Отбросив спичку, американец выпустил в сторону Николаса струю дыма. Не изменившись в лице, он что-то сказал пилоту.

Вертолет немедленно поднялся вверх и полетел на север, прямо к скалам и базовому лагерю.

— Миссия выполнена. Они нашли то, что хотели. — Ройан резко села. — Нас!

— И наверняка разглядели лагерь. Так что смогут снова отыскать нас в любой момент, — согласился Николас.

— Мне действует на нервы этот американец, — проговорила Ройан, вздрогнув. — Он похож на жабу.

— Да ладно, — упрекнул ее Николас. — Что ты имеешь против жаб? Однако не думаю, что нам сегодня удастся еще раз увидеть дедушкиного дик-дика. Его наверняка напугал вертолет. Вернемся завтра и попробуем опять.

— Надо найти Тамре. У него мог начаться новый приступ. Вот бедняга.

Ройан ошибалась. Они отыскали мальчика рядом с тропой. Он дрожал и плакал, но припадка с ним не случилось. Ей легко удалось утешить его, и Тамре проводил их до лагеря. Только на подходах к домикам мальчик направился к монастырю.


Вечером, пока было еще светло, Николас с Ройан пошли в монастырь.

— Полагаю, люди из военного мира назвали бы наш поход рекогносцировкой, — заметил Харпер, нагибаясь и входя под своды пещерного храма. Они присоединились к толпе верующих.

— Судя по тому, что нам рассказал Тамре, новички ждут, чтобы на посту оказались священники, любящие поспать, — тихо проговорила Ройан, заглядывая сквозь приоткрытые двери в средний зал.

— Но мы не располагаем такими сведениями, — возразил Николас.

Они наблюдали, как священники ходят взад-вперед через двери.

— Кажется, здесь нет особой процедуры, — отметил англичанин. — Ни пароля, ни ритуала.

— С другой стороны, они приветствуют стражей по имени. Это маленькое сообщество. Они хорошо знают друг друга.

— Значит, у меня не получится переодеться монахом и хитростью проникнуть внутрь, — согласился Николас. — Интересно, что они сделают с зашедшими в святилище?

— Кинут с обрыва нильским крокодилам? — ехидно предположила Ройан. — В любом случае без меня ты не пойдешь.

Время спорить еще не пришло, решил англичанин. Вместо этого он попытался увидеть как можно больше сквозь раскрытые двери квиддиста. Средний зал казался меньше внешнего, в котором стояли путники. Им едва удалось разглядеть фрески. В противоположной стене имелась еще одна дверь. По описанию Тамре баронет понял, что она ведет в макдас. Проем закрывали тяжелые створки из решетки темного дерева, укрепленные на пересечениях металлическими наугольниками ручной ковки.

По обеим сторонам от двери, с каменного потолка до пола, свисали вышитые гобелены, изображавшие различные сцены из жизни святого Фрументия. На одном он проповедовал коленопреклоненному собранию, держа в руке Библию и раздавая благословения. На другом гобелене подвижник крестил императора. На правителе красовалась золотая корона вроде той, что носил Джали Хора, а голову святого окружал нимб. Лицо подвижника было белым, а императора — черным.

«Политическая корректность, так, что ли?» — с улыбкой подумал Николас.

— Что тебя развеселило? — спросила Ройан. — Ты придумал, как туда проникнуть?

— Нет, мечтаю об обеде. Пойдем.

По Борису нельзя было понять, что вчера он сильно перебрал. Днем русский взял ружье и настрелял несколько зеленых голубей. Тессэ замариновала их и обжарила над углями.

— Скажи мне, англичанин, как сегодня шла охота? На тебя не напал смертельно опасный полосатый дик-дик? А? — Брусилов разразился смехом.

— Ваши охотники достигли какого-нибудь успеха? — спокойно спросил Николас.

— Да! Они нашли куду, бушбока и буйвола. Отыскали и дик-дика, но, увы, без полос. Простите, полос не завезли.

Ройан наклонилась вперед, готовая вступить в разговор, но Николас отрицательно покачал головой. Она закрыла рот и опустила взгляд на тарелку, отрезая кусочек голубя.

— Завтра компания будет особенно неуместна, — пояснил Николас по-арабски. — А если он узнает о нашей находке, непременно навяжется.

— Неужели мама не учила тебя хорошим манерам, англичанин? Неприлично говорить на языке, который другие не понимают. Выпей водки.

— Спасибо, выпейте мою долю, — вежливо отказался Николас. — Я знаю, когда вижу перед собой настоящего профессионала.

Весь обед Тессэ отвечала на вопросы односложно, несмотря на попытки Ройан вовлечь ее в разговор. Она выглядела несчастной и побежденной. Молодая женщина не поднимала глаз на мужа, даже когда он разошелся и начал почти орать. После трапезы ее оставили наедине с Борисом у костра. У русского на коленях стояла полная бутылка водки.

— Судя по тому, как он хлещет водку, можно предположить, что снова придется спасать его жену, — заметил Николас по пути к домикам.

— Тессэ провела весь день в лагере, и они снова ссорились. Она говорит, что, как только окажется в Аддис-Абебе, уйдет от него. Такое невозможно вынести.

— Меня удивляет, как она вообще умудрилась спутаться с животным вроде Бориса. Такая очаровательная женщина могла бы найти кого-нибудь получше.

— Некоторых тянет к животным, — пожала плечами Ройан. — Полагаю, опасность интригует. Так или иначе Тессэ попросилась пойти с нами завтра, потому что не перенесет еще одного дня наедине с Борисом. Она начала его по-настоящему бояться. Тессэ говорит, что раньше он никогда так не напивался.

— Пусть идет, — покорно согласился Николас. — Чем нас больше, тем веселее. Может быть, напугаем дик-дика до смерти численным перевесом, и мне не придется тратить патроны.


На следующее утро они вышли из лагеря затемно. Не было ни малейших следов Бориса, и когда Николас спросил про него, Тессэ прямо ответила:

— После того как вы пошли спать, он допил бутылку и явно не выйдет из домика до полудня. Вряд ли я ему понадоблюсь.

Николас шел впереди всех, неся «ригби» на плече, по давешней тропинке, указанной Тамре, среди выветренных известковых скал и кустов. По пути две женщины разговорились. Ройан рассказывала Тессэ, как они нашли полосатого дик-дика и как планируют его добыть.

Когда путники добрались до места, откуда видели зверька вчера, и устроились на краю обрыва в засаде, солнце взошло довольно высоко.

— И как ты собираешься вытаскивать тушку, если умудришься подстрелить бедного зверька? — спросила Ройан.

— Я позаботился об этом до того, как мы вышли из лагеря. Я поговорил со старшим следопытом. Услышав выстрел, он придет с веревками и поможет мне перебраться на ту сторону.

— Я бы здесь не полезла, — заметила Тессэ, смерив взглядом обрыв.

— Помимо всякой чепухи, в армии учат нескольким полезным вещам, — отозвался Николас. Он откинулся на ствол дерева и положил ружье на колени.

Женщины легли рядом с ним, продолжая негромко разговаривать. Англичанин решил, что звуки их голосов не смогут донестись до противоположного края ущелья. Поэтому Харпер и не стал мешать.

Он полагал, что если дик-дик вообще появится, то это случится довольно скоро. Но баронет ошибался. К полудню маленькая антилопа и не думала показываться на глаза. Долину заливали жгучие лучи солнца, в голубой дымке виднелась далекая каменная стена утесов, напоминающая зубчатое стекло, а среди скал над колючками мерцали серебряными озерцами миражи.

Женщины давно умолкли и лежали, разморенные жарой. В мире царила тишина. Только дикий голубь нарушал покой горьким плачем, будто повторяя одни и те же слова:

— Моя жена умерла, мои дети умерли…

Веки Николаса отяжелели, словно налитые свинцом. Он начал дремать, и голова уже свесилась на грудь… Неожиданно Харпер резко дернулся. Краем ускользающего сознания баронет ощутил, как прямо в кустах рядом с ним раздался звук.

Звук был совсем негромким, но хорошо знакомым. Он огненной плеткой хлестнул по нервам, изгнав последние остатки сна, заставив кровь бешено застучать в висках. Во рту у Харпера появился железистый привкус страха. Это был металлический щелчок, с которым снимают с предохранителя «АК-47», переводя автомат в положение «огонь».

Одним движением Николас поднял ружье с коленей и дважды перекатился, изогнувшись, чтобы закрыть собой женщин. В тот же миг он вскинул «ригби» на плечо и нацелился в куст, из которого донесся звук.

— Лежать! — прошипел он спутницам. — Головы вниз! Англичанин держал палец на спусковом крючке, и хотя его ружье нельзя было всерьез противопоставить автомату Калашникова, он был готов ответить огнем. Моментально выбрав цель, Харпер навел дуло на нее.

В двадцати шагах засел человек, направивший штурмовую винтовку в лицо Николасу. Это был чернокожий боец, одетый в изношенный и местами рваный камуфляж и мягкую кепку той же расцветки. Поверх одежды крепились длинный нож и фанаты, фляга и другие причиндалы бойца-партизана.

«Шуфта, — подумал Николас. — Настоящий профессионал. С ним бесполезно мериться силами».

И в тот же миг англичанин понял, что, собирайся боевик убить их, они бы уже лежали в могиле.

Харпер навел ствол ружья на дюйм выше дула винтовки противника, на налитый кровью правый глаз шуфта. Тот оценил перспективы противостояния, прищурив глаз, и отдал приказ на арабском:

— Салим, займись женщинами. Стреляй в них, если он шелохнется.

Николас услышал шум сбоку и бросил взгляд в том направлении, продолжая наблюдать за бандитом, в которого целился.

Из-за куста вышел другой шуфта. Он был одет точно так же, но в руках держал легкий советский «РПД». Ствол пулемета укоротили, чтобы было удобнее вести огонь в буше, вокруг шеи партизана висели пулеметные ленты. Он осторожно вышел вперед и направил оружие на двух женщин. Николас знал, что стоит ему коснуться спускового крючка, как его спутницы превратятся в фарш.

В кустах вокруг них раздалось шуршание. Значит, партизан не двое, понял Николас. Они столкнулись с большим отрядом. Может, ему и удастся сделать один выстрел из «ригби», но Ройан и Тессэ тут же убьют. А он вскоре последует за ними.

Англичанин медленно, осторожно опустил дуло ружья, пока оно не начало указывать в землю. Потом отложил «ригби» в сторону и поднял руки.

Предводитель партизан отреагировал на его действия тем, что выпрямился в полный рост и быстро заговорил со своими людьми на арабском:

— Заберите ружье и рюкзак.

— Мы — подданные Великобритании, — громко сказал Николас, удивив партизана знанием арабского. — Мы — простые туристы. Мы не военные. Мы не имеем отношения к правительству.

— Заткнись.

Из леса показались остальные партизаны. Николас насчитал пятерых, но скорее всего в зарослях оставались те, что не спешили показываться. Они профессионально взяли в кольцо пленников, не давая ни малейшей возможности сбежать. Быстро обыскав на предмет оружия, охотников на дик-дика окружили и принялись подталкивать к тропе.

— Куда вы нас ведете? — спросил Николас.

— Никаких вопросов! — Дуло «АК-47» ткнулось ему между лопатками и едва не сбило с ног.

— Тише, ребята, — пробормотал англичанин на родном языке. — Это совсем ни к чему.

Их заставили идти всю жаркую часть дня. Николас то и дело бросал взгляд на солнце, замечая его положение, и на линию скал. Он прикинул, что их ведут на запад, вдоль течения Нила, по направлению к границе с Суданом. Ближе к вечеру они прошли около десяти миль и вышли к боковому ответвлению основной долины. Склоны здесь густо поросли лесом, и всех троих пленников направили в заросли.

Они оказались на территории партизанского лагеря и не сразу заметили это. Старательно закамуфлированный, он состоял из нескольких грубо сделанных навесов и огневых позиций. По периметру были тщательно расставлены часовые рядом с ручными пулеметами, закрепленными в гнездах.

Их подвели к одному из навесов в центре лагеря, где трое людей расположились вокруг карты, разложенной на низком раскладном столике. Они, очевидно, были офицерами, и не составляло ни малейшего труда определить, кто из них главный. Начальник патруля, поймавшего их, направился к этому человеку, почтительно отсалютовал и торопливо заговорил, указывая на пленников.

Предводитель партизан поднял голову от стола и вышел на свет. Он был среднего роста, но распространяющаяся во все стороны аура властной уверенности делала его внушительным и почти высоким. Широкоплечий, крепко сбитый, слегка начинающий толстеть. В короткой вьющейся бороде виднелись первые серебристые нити, черты лица цвета меди и янтаря отличались благородством.

— Люди говорят мне, что ты знаешь арабский, — обратился он к Николасу.

— Во всяком случае, лучше, чем ты, Мек Ниммур, — заявил тот. — Значит, теперь ты предводитель шайки бандитов и похитителей? Я всегда говорил, что тебе не попасть в рай, старый негодяй.

Мек Ниммур посмотрел на Харпера в изумлении, потом расплылся в улыбке:

— Николас! Я тебя не узнал. Ты постарел. Смотри, сколько седины в волосах.

Он раскрыл руки и заключил англичанина в медвежьи объятия.

— Николас! Николас! — Командир партизан поцеловал Харпера в обе щеки. Потом отстранился на расстояние вытянутой руки и перевел взгляд на женщин, пораженно смотрящих на них. — Он спас мою жизнь, — пояснил партизан.

— Я покраснею, Мек.

Тот снова поцеловал Николаса.

— Он дважды спас мою жизнь.

— Однажды, — возразил англичанин. — Во второй раз произошла ошибка. Надо было позволить им застрелить тебя.

Партизан восхищенно рассмеялся.

— Сколько лет прошло, Николас?

— Лучше даже и не думать.

— По меньшей мере пятнадцать. Ты все еще в британской армии? Наверное, уже стал генералом!

— Давно в резерве, — покачал головой англичанин. — Сменил мундир на цивильный костюм.

Все еще обнимая Николаса, Мек Ниммур с интересом посмотрел на женщин.

— Николас научил меня почти всему, что я знаю о военном деле. — Взгляд перешел с Ройан на Тессэ и задержался на красивом темном лице эфиопки. — Я знаю тебя. Видел в Аддис-Абебе, много лет назад, совсем еще девочкой. Твоим отцом был алто Земен, великий и добрый человек. Его убили по приказу тирана Менгисту.

— Я тоже узнала вас, алто Мек. Отец относился к вам с большим уважением. Многие полагают, что президентом следовало бы избрать вас вместо нынешнего. — Тессэ сделала небольшой реверанс, смущенно и уважительно склонив голову.

— Мне льстит ваше мнение. — Он взял ее за руку, приветствуя, а потом обернулся к Николасу. — Простите за грубый прием. Некоторые из моих людей слишком старательны. Я знал, что в монастыре появлялись ференги, задающие вопросы. Но довольно. Вы оказались здесь, и добро пожаловать.

Они с Николасом принялись вспоминать дни войны, когда им выпало сражаться бок о бок. Англичанин был военным советником, а Мек — молодым бойцом за свободу против тирании Менгисту.

— Но война кончилась, — упрекнул эфиопа его товарищ. — Битва выиграна. Почему ты все еще прячешься по кустам со своими людьми? Почему не богатеешь и не жиреешь в Аддис-Абебе, как все остальные?

— В нынешнем правительстве полно моих врагов. Когда мы от них избавимся, я перестану скрываться.

Старые друзья углубились в оживленную дискуссию об африканской политике, столь запутанной и сложной, что Ройан не знала имен половины личностей, упоминавшихся в разговоре. Не дано ей было постичь и тонкостей религиозных и племенных предрассудков, существующих уже тысячу лет. Зато ее восхитило знание и понимание ситуации Николасом, с которым советовался даже такой человек, как Мек Ниммур.

Наконец англичанин спросил его:

— Значит, теперь война вышла за пределы Эфиопии? Говорят, вы проводите операции и в Судане?

— Война в Судане не прекращается уже двадцать лет, — подтвердил Мек. — Христиане на юге сражаются с мусульманами-притеснителями на севере…

— Я прекрасно знаю это. Но это не Эфиопия. Значит, не твоя война.

— Они христиане и несправедливо страдают. Я солдат и христианин. Разумеется, это моя война.

Тессэ жадно впитывала каждое слово и теперь согласно кивнула, серьезно глядя на всех темными глазами.

— Алто Мек — крестоносец и борец за права простых людей, — восхищенно проговорила она.

— А еще он обожает сражаться, — рассмеялся Николас, по-приятельски стукнув старого товарища в плечо. На такую фамильярность легко было обидеться, но тот лишь рассмеялся в ответ.

— А сам-то ты здесь что делаешь, Николас, если больше не солдат? Были времена, когда ты и сам был не прочь подраться.

— Я полностью изменился. Никаких сражений. Я приехал в ущелье Аббая охотиться на дик-дика.

— Дик-дик? — Мек Ниммур недоверчиво покосился на него, а потом разразился смехом. — Не верю. Только не ты. Не дик-дик. Ты что-то замыслил.

— И все же это правда.

— Ты лжешь, Николас. Но обмануть меня не удастся. Я слишком хорошо тебя знаю. Ты что-то замыслил. И расскажешь, когда потребуется моя помощь.

— А ты не откажешь?

— Нет, разумеется. Ты же дважды спас мне жизнь.

— Единожды.

— И одного раза более чем достаточно.


Пока они говорили, солнце ползло по небу.

— Сегодня вы мои гости, — официально объявил Мек Ниммур. — Утром я провожу вас обратно к монастырю Святого Фрументия. Мне тоже туда. Мы с моими людьми отправляемся в монастырь праздновать Тимкат. Аббат, Джали Хора, наш друг и союзник.

— Значит, монастырь — ваша база и прикрытие. Используете монахов, чтобы добывать припасы и сведения?

— Ты слишком хорошо знаешь меня Николас, — горестно промолвил Ниммур. — И почти всему научил меня сам. Поэтому разгадать мою стратегию тебе не слишком сложно. Монастырь — чудесная база для операций. Он достаточно близок к границе… — Партизан умолк, улыбаясь. — Но это не обязательно объяснять.

Люди Мека соорудили приют на ночь для Николаса и Ройан и даже сделали подстилку из травы, чтобы мягче спалось. Они лежали рядом под хлипкой крышей. Ночь выдалась душная, и одеяла им не требовались. У Николаса оказался с собой тюбик репеллента от москитов, так что они тоже не слишком досаждали.

Вытянувшись на травяной подстилке, Харпер и Ройан оказались достаточно близко друг от друга, чтобы говорить полушепотом. Повернув голову, Николас увидел темные силуэты Мека Ниммура и Тессэ, сидящих у огня.

— Эфиопские девушки отличаются от арабских и всех остальных африканских, — заметила Ройан, тоже наблюдавшая за ними. — Ни одна арабская женщина не осмелилась бы остаться наедине с мужчиной вот так. Особенно если бы была замужем.

— Что ты ни говори, они — прекрасная пара, — высказался Николас. — Желаю им удачи. В последнее время Тессэ ее явно недоставало. С нее довольно. — Он обернулся к своей спутнице и заглянул в лицо. — А ты, Ройан, кто? Благопристойная, покорная арабская девушка или независимая и уверенная в себе европейская?

— И то и другое, а сейчас слишком поздний час для столь личных вопросов, — заявила она, поворачиваясь к Харперу спиной.

— А, значит, сегодня мы церемонные! Спокойной ночи, возеро Ройан.

— Спокойной ночи, алто Николас.


Партизаны двинулись в путь следующим утром еще до рассвета. Они шли в полном боевом порядке, прикрытые по бокам разведчиками.

— Правительственные войска редко спускаются в ущелье. Но мы всегда готовы к бою, когда бы они ни появились, — пояснил Мек Ниммур. — И их ждет теплая встреча.

Тессэ смотрела, как говорит Ниммур. Собственно, она почти не сводила с него глаз все утро, а теперь прошептала Ройан:

— Он — великий человек, способный объединить нашу землю впервые за тысячу лет. Я чувствую себя ничтожеством в его присутствии, но также снова ощущаю молодость, полную радости и надежды.

Путь к монастырю занял все утро. Когда впереди показалась река Дандера, Мек Ниммур отвел своих людей в сторону от тропы, в густые кусты, послав вперед одного разведчика. Через час тот вернулся с послушниками из монастыря. Каждый из них нес большой сверток на голове.

Они почтительно приветствовали Мека и отдали свертки его людям, а потом отправились обратно по тропе в ущелье Аббая.

В свертках оказались монашеские шаммы, покрывала и сандалии. Люди Мека переоделись в ношеную и нестираную одежду, чтобы не вызывать подозрений, оставив только пистолеты. Все остальное они спрятали в пещере в известняковом утесе и приставили стражу.

Последние несколько миль по пути к монастырю прошли уже монахи, радостно встреченные «собратьями». Здесь Николас и женщины расстались с Меком, отправившись крутой тропой в фиговую рощу. Там их ждал злой и расстроенный Борис, который будто мерил лагерь шагами.

— Какого черта ты шлялась незнамо где, женщина? — рявкнул он на Тессэ. — Небось трахалась с кем попало всю ночь, а?

— Вчера вечером мы заблудились, — принялся излагать Николас заранее обговоренную с Меком Ниммуром историю. Ее придумали, дабы держать в секрете присутствие поблизости отряда партизан. Борису не стоило доверять. — Сегодня нас нашли монахи из монастыря и помогли вернуться.

— Значит, ты — великий охотник и следопыт? — прорычал Борис. — И я тебе совсем не нужен, так? А ты ведь потерялся, англичанин… Теперь мне ясно, почему ты хочешь охотиться только на дик-дика. — Русский безрадостно засмеялся и снова посмотрел на Тессэ бледными мертвыми глазами. — С тобой я позже поговорю, женщина. Иди присмотри за едой.

Несмотря на жару, Николас и Ройан проголодались. Вскоре Тессэ смогла организовать холодный ленч под тенистыми ветвями фиговых деревьев. Николас отказался от предложенного Борисом вина.

— Сегодня я снова хочу отправиться на охоту. Я уже потерял почти целый день.

— Наверное, мне надо держать тебя за руку, англичанин? Чтобы ты опять не потерялся.

— Спасибо, приятель, но я думаю, что справлюсь один.

За едой Николас толкнул Ройан локтем в бок.

— Прибыл твой поклонник, — проговорил он и кивнул головой в сторону нескладной фигуры Тамре. Мальчик тихонько подкрался к лагерю и сидел около кухни. Как только Ройан посмотрела на него, он идиотски, восторженно улыбнулся, потом кивнул головой и весь изогнулся от робости.

— Сегодня я не пойду с тобой, — негромко сказала Ройан, когда Борис отвернулся. — Думаю, между ним и Тессэ будет ссора. Я хотела бы остаться с ней. Возьми с собой Тамре.

— Право слово, удивительно привлекательная альтернатива. Я ждал этого момента всю жизнь.

Продолжая ворчать, Харпер взял ружье и рюкзак и поманил за собой мальчика. Тамре оглянулся на Ройан, но она была в своей хижине. Наконец он неохотно пошел за Николасом вдоль долины.

— Отведи меня на другую сторону реки, — велел англичанин мальчику. — Покажи, как добраться до стороны, где живет священное животное.

При этой мысли Тамре приободрился и затрусил вперед, ведя Николаса по висячему мосту над розовыми скалами.

Они шли по тропе около часа, но та становилась все уже и уже, пока не закончилась на неровной, каменистой площадке среди скал, порядком разрушенных дождями и ветром. Нисколько не смущаясь, Тамре нырнул в колючий куст, и еще около двух часов они пробирались, пересекая скалистые отроги и заросшие терниями ложбины.

— Теперь я понимаю, почему ты повел Ройан другим путем, — проворчал Николас. Его голые руки исцарапали шипы, а штаны были порваны во многих местах. И все же он умудрился запомнить путь. Отныне Харпер знал, что сможет добраться сюда без особого труда.

Наконец они поднялись на еще один гребень, и Тамре остановился, указывая куда-то вниз. Там виднелись скалы над пропастью и небольшая полянка, на которой пасся дик-дик. Николас даже узнал колючее дерево на другом берегу реки Дандеры, под которым они сидели, когда их неожиданно окружили люди Мека.

Он передохнул пару минут и позволил себе сделать несколько глотков из фляги, передав ее потом Тамре.

«В конце концов, этот парень — монах, — размышлял англичанин. — Вряд ли у такого чертенка СПИД, верно?» И все же он тщательно вытер горлышко, когда мальчик вернул флягу.

Перед тем как начать спуск, Николас осмотрел ружье, тщательно протер линзу прицела, потом навел его на камень размером примерно с дик-дика у подножия склона, выставив самое маленькое увеличение. Теперь он был готов быстро стрелять с небольшого расстояния в густых кустах. Удовлетворенный Харпер зарядил оружие, поставил его на предохранитель и поднялся.

— Держись за мной, — велел Николас мальчику, — и делай как я.

Он принялся спускаться по склону, часто останавливаясь и осматривая кусты по обе стороны. Добравшись до родника, из которого вытекал ручеек, Николас изучил мягкую, влажную землю. Сюда приходили на водопой многие звери и птицы. Англичанин узнал следы куду и бушбока, но среди них встретились и крохотные отпечатки сердцевидных копыт намеченной жертвы.

Харпер двинулся дальше и возле куста заметил горку навоза, которой дик-дик отметил свою территорию. Всякий раз, как маленькая антилопа приходила сюда, к кучке добавлялись новые шарики размером с крупную дробь.

Охота полностью захватила Николаса. Прежние неудачи только подстегивали его стремление быть внимательнее и осторожнее. Он сосредоточился так, будто шел по следам льва, готового растерзать человека. Баронет продвигался вперед шаг за шагом, думая, куда поставить ногу, чтобы не зашуршать листьями или не хрустнуть веточкой. Взгляд обшаривал окрестности, подмечая любое движение в кустах.

Животное выдало шевельнувшееся ухо. Дик-дик стоял неподвижно, словно вырезанный из дерева, наполовину в тени, и пестрая шкурка сливалась с сухими ветками. Одно легкое движение — и все. Зверек был так близко, что Николас видел, как яркий глаз, похожий на полинованный оникс, отражает свет, а длинный нос обеспокоенно шевелился. Дик-дик чуял опасность, но не мог понять, откуда она грозит.

Николас медленно-медленно поднял ружье. Через объектив он видел каждый волосок шерсти между ушами и маленькие черные рожки. Охотник навел оружие на точку между шеей и головой. Ему хотелось минимизировать повреждение шкурки, чтобы легче потом было сделать чучело.

— Вот священное животное. Да будут благословенны Бог и Иоанн Креститель! — воскликнул мальчик рядом с ним и упал на колени, молитвенно сложив руки.

Дик-дик исчез из поля зрения бурым ветром, и только шелестение кустарника отмечало его путь сквозь заросли. Николас опустил ружье и посмотрел на послушника. Тот все еще стоял на коленях, распевая хвалы и молитвы.

— Чудесно. Кажется, возеро Ройан тебе приплачивает, — сказал он по-английски, потом схватил мальчика и рывком поднял его на ноги, переходя на арабский: — Оставайся здесь. Не шевелись. Не говори. Если прочитаешь хотя бы еще одну маленькую молитву до того, как я вернусь, я лично ускорю твой путь к святому Петру у дверей рая. Понял?

Харпер двинулся в путь один, но маленькая антилопа была настороже. Николас видел ее еще дважды, но та лишь проносилась по кустам, не давая возможности прицелиться. Англичанин высказал мальчику из монастыря немало упреков, слыша тихий звук копыт по сухой земле, удаляющийся в непролазные заросли. В конце концов он был вынужден махнуть на охоту рукой.

Они с Тамре вернулись в лагерь после наступления темноты. Когда Николас ступил в круг света костра, Ройан вышла ему навстречу:

— Что случилось? Видели дик-дика?

— Не спрашивай. Лучше узнай все у своего сообщника. Он спугнул его. Должно быть, тот все еще бежит.

— Тамре, ты молодец, и я тобой горжусь, — заявила она. Мальчик вел себя как щенок, которого похвалили. Удаляясь по тропе к монастырю, он хихикал и размахивал руками от радости.

Ройан была так довольна исходом охоты, что собственноручно налила Николасу виски и принесла стакан к костру, у которого охотник устало опустился на землю.

Англичанин сделал глоток, и его передернуло.

— Никогда не давайте трезвеннику наливать вам выпивку. С такой тяжелой рукой тебе надо было податься в кузнецы или метать бревна[2 - Шотландский вид спорта]. — Несмотря на ворчание, Николас сделал еще один осторожный глоток.

Она села рядом, вертясь на месте от возбуждения. Однако Харпер не сразу заметил, что его спутница хочет поделиться с ним новостью.

— Ну что такое? Кажется, тебе не терпится что-то рассказать.

Она бросила осторожный взгляд на Бориса, сидящего по другую сторону костра, и понизила голос, заговорив по-арабски:

— Мы с Тессэ ходили сегодня в монастырь к Меку Ниммуру. Тессэ попросила меня пойти с ней, чтобы Борис… Ну в общем, ты понимаешь о чем я.

— Примерно представляю. Ты была ее компаньонкой. — Николас сделал еще один глоток виски и резко выдохнул, едва не закашлявшись. — Ну же, — подбодрил он Ройан хрипловато.

— Сначала, пока я не оставила их вдвоем, мы обсуждали праздник Тимкат. На пятый день аббат несет табот в ущелье. Мек говорит, что к воде ведет тропа.

— Да, мы тоже это знаем.

— Здесь начинается самое интересное. Все отправляются процессией к реке. Все. Аббат, все священники, послушники, верующие, даже Мек и его люди… Все идут вниз и проводят ночь у воды. Монастырь стоит пустой целые сутки. Пустой! Там никого нет.

Николас посмотрел на Ройан поверх стакана, начиная улыбаться.

— Действительно интересно, — признал он.

— И не забудь, я иду с тобой, — сурово заявила Ройан. — Даже и думать не смей оставлять меня в лагере.

Вечером, после ужина, Николас снова зашел в домик к Ройан. Это было единственное место в лагере, где их никто не мог подслушать и где легко было остаться одним. На сей раз Харпер не стал совершать ошибку и садиться к ней на кровать. Она сидела на краешке, а он пристроился на стуле напротив.

— Перед тем как начать планировать операцию, я хочу тебя кое о чем спросить. Ты подумала о последствиях?

— Ты имеешь в виду, что будет, если нас поймают?

— По меньшей мере нас выгонят из ущелья. Аббат пользуется большим авторитетом. В худшем можно ожидать физического нападения. Это одно из самых священных мест в их религии, не стоит недооценивать этот факт. Мы затеяли очень опасное дело. Может дойти до ножа под ребро или какой-нибудь дряни в еде.

— Кроме того, мы поссоримся с Тессэ. Она очень религиозна, — добавила Ройан.

— И что еще важнее, мы скорее всего разъярим Мека Ниммура. — При этой мысли Николасу становилось грустно. — Не знаю, что он сделает, но вряд ли наша дружба выдержит такое испытание.

Они помолчали, обдумывая возможную цену затеи. Наконец Николас нарушил тишину:

— Кроме того, подумала ли ты о своей собственной позиции? В конце концов, это и твоя церковь тоже. А мы собираемся чуть ли не осквернить ее. Ты же верующая христианка. Сможешь ли простить себе такой поступок?

— Я подумала об этом, — созналась Ройан. — И хотя не очень рада такому положению вещей, это все же не моя церковь. Это другая ветвь коптской церкви.

— Тебе не кажется, что ты оправдываешься?

— В египетской церкви не запрещается входить даже в самые священные части храма. Лично я считаю, что запрет аббата меня не связывает, а как верующая христианка я имею право входить в любое помещение собора.

— И кто-то еще говорил, что мне надо было стать юристом, — присвистнул Николас.

— Пожалуйста, перестань, Ники. Не стоит шутить над этим. Я знаю одно: надо попасть туда, невзирая ни на что.

Даже если при этом оскорбятся Тессэ, Мек и все священство, я сделаю это.

— Ты могла бы не принимать в этом участия и дать все сделать мне. В конце концов, я — старый язычник. Мои шансы на спасение нельзя ухудшить, поскольку они равны нулю.

— Нет, — возразила Ройан. — Если там есть надпись или что-нибудь в этом духе, мне надо увидеть ее. Ты хорошо читаешь иероглифы, но все же не как я. И не знаешь иератический шрифт. Я специалист, а ты лишь одаренный любитель. Я нужна тебе. И пойду вместе с тобой.

— Хорошо, тогда решили, — подытожил Харпер. — Начнем составлять план. Лучше написать список нужных вещей. Фонарик, нож, фотоаппарат «Полароид»…

— Художественная бумага и мягкие карандаши, чтобы снимать копии любых надписей, — добавила Ройан.

— Черт! — с досадой воскликнул Николас. — Я и не подумал их взять с собой.

— Видишь, о чем я говорила. Любитель. А я взяла.

Они проговорили допоздна, и наконец Харпер бросил взгляд на наручные часы и поднялся.

— Полночь давно миновала. Я могу превратиться в тыкву в любую минуту. Спокойной ночи.

— До праздника, когда табот понесут к реке, остается два дня. Нам нечем заняться до этого момента. Что ты собираешься делать?

— Завтра я вернусь за проклятым Бемби. Он уже дважды умудрился оставить меня в дураках.

— Я пойду с тобой, — твердо заявила она, чем доставила Николасу немалое удовольствие.

— Но Тамре мы с собой не возьмем, — предупредил англичанин, выходя за дверь.


Маленькая антилопа выступила из тени колючего кустарника на свет, и в раннем утреннем свете блеснула ее шелковистая шкурка. Она не торопясь шла по узкой полянке.

Николас, часто дыша от возбуждения, наводил на нее прицел. Казалось, смешно волноваться, охотясь на такого маленького зверька, но предыдущие неудачи обострили желание достичь успеха. Кроме того, им руководила особая страсть, ведомая только настоящим коллекционерам. Потеряв Розалинду и девочек, Николас направил всю свою энергию на расширение коллекции в «Куэнтон-Парке». Поэтому дик-дик стал неожиданно значить так много.

Харпер положил палец на спусковой крючок, хотя не собирался стрелять, пока зверек не остановится. Антилопа шла медленно, но все же существовала возможность промаха. Ему надо было попасть особенно точно, чтобы как можно меньше повредить шкурку и моментально убить животное.

Для этой цели Николас зарядил «ригби» цельными металлическими пулями, которые не разрываются при попадании, оставляя широкие отверстия. Эти твердые пули пробьют в шкурке маленькую дырочку диаметром с карандаш, которую таксидермист в музее сумеет как следует замаскировать.

Нервы охотника натянулись еще сильнее, когда Николас понял, что дик-дик не собирается остановиться на полянке, а идет к густому кусту на противоположной стороне. Значит, это последний шанс подстрелить его. Баронет отверг искушение выстрелить по движущейся мишени, и чтобы снять палец со спускового крючка, потребовалось огромное усилие воли.

Антилопа добралась до стены из колючей поросли, но за мгновение перед тем, как исчезнуть, неожиданно остановилась и сунула голову в один из низких кустов. Стоя боком к Николасу, она начала щипать листики. Голова оставалась скрытой, так что в нее стрелять было никак нельзя, но плечо торчало наружу. Охотник видел контур лопатки под сияющей красно-коричневой шкуркой. Выстрелить в сердце дик-дика было совсем несложно — надо лишь целиться пониже плеча.

Николас неторопливо навел прицел на нужную точку и мягко нажал на спусковой крючок.

В тяжелом душном воздухе прогрохотал выстрел. Маленькая антилопа высоко подпрыгнула и помчалась со всех ног. Пуля ударила подобно рапире, не сбив животное с ног. Опустив голову, дик-дик понесся прочь, как обычно делают подстреленные в сердце. Он был мертв, но бежал на остатках кислорода в крови.

— О нет, только не туда! — вскричал Николас, вскакивая на ноги.

Зверек мчался прямо к краю пропасти. Наконец он прыгнул вперед и, кувыркаясь на лету, исчез из виду, падая вниз на две сотни футов в ущелье Дандеры.

— Вот ведь невезуха. — Англичанин выскочил из-за куста, за которым они прятались, и подбежал к краю. Ройан последовала за ним. Оба принялись вглядываться в бездонную пропасть.

— Вон он! — указала она.

— Вижу, — кивнул Николас.

Тело лежало прямо под ними, выброшенное на каменный островок в середине реки.

— Что ты собираешься делать? — спросила Ройан.

— Спуститься и достать его. — Харпер выпрямился и отступил от края. — К счастью, еще довольно рано. У нас хватит времени закончить работу до темноты. Мне придется сходить в лагерь за веревкой и помощниками.


Они вернулись после полудня, вместе с Борисом и его следопытами, прихватив четыре бухты нейлоновой веревки. Николас заглянул в пропасть и облегченно вздохнул:

— Что ж, тело еще там. Мне все это время представлялось, как его уносит вода.

Он принялся наблюдать за охотниками, разворачивающими веревку и раскладывающими ее по поляне.

— Понадобятся две бухты, чтобы спуститься вниз, — оценил расстояние англичанин, проверяя, как завязан узел, соединяющий веревки. Потом он принялся измерять глубину, спустив связку со скалы, пока она не коснулась воды. После этого Харпер вытащил ее и померил руками. — Тридцать морских саженей. Сто восемьдесят футов. Я не смогу залезть обратно, — сказал он Борису. — Вам и вашим людям придется вытаскивать меня.

Николас закрепил конец веревки беседочным узлом на стволе одного из колючих гибких деревьев, которое тщательно испытал на прочность, заставив четырех охотников навалиться на него изо всех сил.

— Довольно, — заявил Харпер, снял с себя все лишнее, оставшись в рубашке и шортах, и стянул тяжелые ботинки.

На краю обрыва он развернулся и отклонился назад, держа верхний край веревки на плече, а нижний пропустив между ногами, как делают альпинисты.

— Что ж, лечу на крыльях молитвы, — сказал Николас и спрыгнул спиной вперед, в пропасть. Он контролировал спуск, постепенно вытравливая веревку через плечо, притормаживая, вращаясь, раскачиваясь как маятник и отталкиваясь от скалы обеими ногами. Так он быстро продвигался вниз, пока не коснулся воды ногами, где течение подхватило его и закрутило. Харпер был в нескольких ярдах от выступа, на котором лежал мертвый дик-дик. Англичанину пришлось опуститься в воду, проплыть это расстояние, зажав кончик веревки в зубах и делая невероятно сильные гребки, чтобы его не унесло вниз по реке.

Николас вылез на островок, перевел дыхание и только потом залюбовался прекрасным маленьким существом, которое он убил. Гладя прекрасную шкурку зверька и рассматривая красивую голову с длинным носом, охотник почувствовал знакомую меланхолию и вину. Однако времени на сожаления и муки совести не оставалось.

Он поднял дик-дика, надежно связал все четыре ноги, закрепил узлом и, когда поднял голову, увидел, что Борис смотрит на него.

— Тащите! — закричал Харпер и трижды потянул за нижний конец веревки, как договаривались. Снизу следопытов видно не было, но провис исчез, дик-дик постепенно оторвался от острова и рывками начал подниматься наверх, вдоль стены. Николас с волнением наблюдал за этим. Что-то заело, когда зверька подняли на две трети, но потом движение продолжилось.

Наконец дик-дик исчез из виду, и через некоторое время веревка снова начала спускаться. Борис предусмотрительно привязал к ее концу круглый камень размером с человеческую голову. Русский наблюдал за спуском, слегка свесившись с обрыва и подавая знаки своим людям.

Когда привязанный камень коснулся воды, Николас не смог до него дотянуться. Борис принялся раскачивать веревку, пока англичанин не схватился за нее. Сделав широкую петлю и затянув ее на уровне подмышек булинем, Харпер посмотрел на Бориса.

— Тяните! — крикнул Николас, трижды потянув за узел.

Его подняло в воздух и начало крутить и дергать. Постепенно смыкающиеся стены ущелья приблизились к Харперу. Он оттолкнулся от камня босыми ногами и перестал наконец вращаться. Ему оставалось подняться на какие-нибудь пятьдесят футов, когда подъем неожиданно прекратился. Николас повис, беспомощно болтаясь рядом с каменной стеной.

— Что происходит? — крикнул он Борису.

— Проклятая веревка застряла! — заорал тот в ответ. — Ты видишь, где это случилось?

Николас поднял голову и увидел, как крученый нейлон застрял в вертикальной трещине в скале. Должно быть, той же самой, что едва не помешала дик-дику достичь верха. Вес Харпера был раз в пять больше, чем у маленькой антилопы, и веревку заклинило куда сильнее.

Он висел в воздухе на высоте сотни футов.

— Попробуй раскачаться и освободиться! — крикнул ему Борис. Англичанин послушно оттолкнулся от скалы и потянул за веревку, пытаясь вытащить ее из трещины. Он старался изо всех сил, пока пот не затек в глаза, а петля не врезалась в подмышки.

— Бесполезно! — ответил он Борису. — Пробуйте вытащить грубой силой!

Последовала заминка, а потом нейлон выше трещины натянулся до предела, потому что за веревку взялись пятеро мужчин. До Николаса доносились голоса охотников, которые тянули по команде.

Конец веревки не двинулся с места. Она застряла как следует, и вытащить ее не представлялось возможным. Николас посмотрел вниз. Поверхность воды казалась существенно дальше, чем жалкая сотня футов.

— Скорость свободного падения человеческого тела сто пятьдесят миль в час, — напомнил себе Харпер. При такой скорости вода будет мало отличаться от бетона. — Но я же не успею настолько разогнаться при падении, верно?

Англичанин снова поднял голову. Люди наверху продолжали тянуть. В этот момент одна из жил нейлоновой веревки перерезалась об острый край и начала распускаться подобно длинному зеленому червю.

— Прекратите тянуть! — завопил Николас. — Веревка рвется!

Увы, Бориса больше не было видно. Он отправился помогать охотникам, добавив еще и свой вес.

Порвалась новая жила. Осталась только одна. Она лопнет в любой момент, понял Николас.

— Борис, ты, тупой ублюдок, перестань тянуть!

Русский так и не услышал его голоса. С негромким щелчком, похожим на хлопок пробки шампанского, третья, и последняя, жила лопнула.

Харпер полетел вниз, оторванный кусок веревки болтался над головой. Вытянув обе руки над головой, чтобы выровнять полет, Николас выпрямил ноги, вытягиваясь, чтобы войти в воду под прямым углом.

Англичанин подумал об острове под ним. Минует ли он алые каменные клыки или врежется прямо в них, переломав все кости в теле? Он не решился посмотреть, чтобы не нарушить положения в воздухе и не закувыркаться. Если бы Харпер упал в воду плашмя, то сломал бы ребра или позвоночник.

Казалось, внутренности подступили к горлу от жуткой скорости полета, и, последний раз вдохнув, Николас вошел в воду ногами вниз. Сила удара ошеломила его. Она передалась по позвоночнику до черепа, зубы лязгнули, перед глазами поплыли яркие пятна. Река поглотила Харпера. Он пошел ко дну, причем скорость была столь высока, что ноги стукнулись о дно. Колени подогнулись, и баронету показалось, будто обе ноги сломаны.

От удара он резко выдохнул, и, поднимаясь к поверхности, чтобы глотнуть воздуха, с радостью осознал, что кости остались целы. Николас вынырнул, кашляя и отплевываясь. Он понял, что едва-едва не попал на островок. Теперь же течение унесло его далеко.

Харпер высунул голову из бурных вод, протер глаза и быстро огляделся. Мимо него проносились стены ущелья, по его оценке, на скорости десять узлов — так что стоит столкнуться с камнем, и переломов не миновать. В этот момент рядом промчался еще один остров, так близко, что можно было коснуться его. Перевернувшись на спину, Николас выставил вперед ноги, готовясь отталкиваться, если что.

«Придется прокатиться как следует, — угрюмо сказал себе страдалец. — Есть только один путь наружу — проплыть до конца каньона».

Он попытался прикинуть, далеко ли находится от места, где река выходит из ущелья через розовую каменную арку, и сколько ему осталось плыть.

«По меньшей мере три-четыре мили, и перепад высот почти тысяча футов. Наверняка на пути есть пороги и даже водопады. Н-да, как ни посмотри, не слишком весело. Шансы добраться до конца, не оставив на камнях собственной шкуры, примерно три к одному».

Николас поднял голову. Стены ущелья смыкались над головой, местами почти касаясь друг друга наверху. Виднелась только тоненькая полоска неба, а в глубине было темно и сыро. За долгие годы река прорезала в камне удобное русло.

«И мне еще повезло, черт побери, что сейчас сухой сезон. Интересно, что здесь творится во время дождей?»

Взглянув наверх, Николас увидел следы воды на камне примерно в пятнадцати или двадцати футах выше себя.

Вздрогнув при мысли о разлившейся Дандере, он опять сосредоточился на своем пути. Англичанин уже успел отдышаться и проверил, все ли цело. К счастью, если не считать синяков и, судя по ощущению, потянутого колена, он оказался в полном порядке. Все конечности слушались. Харпер смог проплыть несколько футов вбок, чтобы избежать еще одной торчащей скалы, и даже больная нога работала вполне сносно.

Постепенно в каньоне начал нарастать новый звук — низкий гул, становящийся громче с каждой минутой. Стены сошлись наверху, каменный канал сузился, и, кажется, течение ускорилось. Гул быстро превращался в грохот, отдающийся жутким эхом.

Николас перевернулся на живот и изо всех сил поплыл к ближайшей каменной стене. Он попытался отыскать выступ или хотя бы крошечную зацепку, чтобы ухватиться рукой, но река тщательно отполировала камень за долгие годы. Харпер скользил по стене беспомощными ладонями, а в голове шумела Дандера. Поверхность воды вокруг него стала гладкой, как стекло. Река будто чувствовала, что ее ждет впереди, подобно тому как лошадь прижимает уши перед прыжком.

Англичанин оттолкнулся от скалы, чтобы найти простор для маневра, и снова поплыл по течению. Неожиданно под ним оказался воздух, и Харпер полетел вниз. Пространство вокруг него наполнили белые клочья пены и струи воды. Николас потерял равновесие и закрутился, как лист, в потоке. Падение продолжалось бесконечно долго, желудок неприятно сжался. Потом баронет обрушился в воду со всей силы, и его утянуло в глубину.

Он принялся отчаянно грести и наконец вырвался на поверхность, со свистом вдохнув воздух. Сквозь пелену в глазах Харпер увидел, что оказался прямо под водопадом в бурлящей реке, образующей водовороты и завихрения.

Повернувшись, Николас сначала заметил белую завесу воды, вместе с которой оказался здесь, а потом, дальше, узкий выход из бассейна, через который поток продолжал безумный путь. Здесь, в заводи под водопадом, он был в относительной безопасности. Течение прибило его к стене, близко к падающим струям. Харпер протянул руку и сумел уцепиться за куст мшистого папоротника, растущий из трещины в стене.

У него появилась возможность немного отдохнуть и обдумать свое положение. Впрочем, вскоре он понял, что единственный способ выбраться из ущелья — следовать по течению реки и попытаться проскользнуть сквозь препятствия ниже по течению. Но там притаились пороги, перекаты, если не еще один водопад вроде этого.

Если бы только можно было взобраться по стене! Николас поднял голову и сразу упал духом — своды смыкались, напоминая крышу собора.

Неожиданно что-то привлекло его взор. Нечто слишком правильное и ровное для природного явления. По каменной стене поднимались темные пятна, начинаясь с поверхности воды и заканчиваясь на высоте двух сотен футов. Николас отпустил папоротник и подгреб по-собачьи к отметкам над водой.

При ближайшем рассмотрении это оказались ниши площадью примерно четыре квадратных фута, вырезанные в стене. Они поднимались рядами на расстоянии двух полных размахов его рук. Каждая ниша одного ряда находилась в точности напротив ниши другого.

Решив обследовать ближайшую, Харпер обнаружил, что в нее можно засунуть руку до локтя. Она оказалась изъеденной временем, но те, что находились выше уровня воды, сохранили свою форму. Можно было увидеть острые и прямые края отверстий.

«Право слово, сколько же им лет? — поразился англичанин. — И как сюда добрались люди, чтобы их вырезать? «

Он повис, сунув руку в ближайшую нишу, и принялся изучать скалу.

«И зачем кому-то тратить столько сил? — Николасу не приходило в голову ни одной убедительной причины. — Кто здесь трудился? Зачем понадобились ниши здесь, внизу?»

Как ни говори, интригующая загадка.

Неожиданно его взор привлекла круглая вмятина в камне, в точности между двумя рядами ниш и выше уровня воды. Снизу она казалась идеально ровной — значит, тоже не природного происхождения.

Харпер поплавал вокруг, пытаясь отыскать место, откуда откроется лучший вид на вмятину. Кажется, на камне вырезано что-то, сильно напоминающее отметки на черных валунах по берегам Нила, за первым водопадом в Асуане. Их создали в древности для измерения уровня воды. Но здесь было слишком темно, чтобы определить, сделал ли это человек, и тем более прочитать надписи, если таковые имелись.

Стремясь подобраться ближе, Николас попытался уцепиться за каменные ниши. С большим усилием, используя их в качестве опоры для рук и ног, он вылез из воды. Увы, расстояние между нишами оказалось слишком большим. Николас с плеском свалился обратно, проглотив еще больше воды.

«Спокойно, парень, тебе надо уплыть отсюда. Не стоит утомляться понапрасну. Просто вернись в другой день и посмотри, что там наверху».

И только тогда Харпер понял, насколько близок к пределу своих сил. Вода из Чокских гор была очень холодной, поскольку текла с ледников. Он дрожал, а зубы стучали.

«Недалеко и до гипотермии. Надо поскорее выбираться отсюда».

Николас неохотно оттолкнулся от каменной стены и погреб к узкому проходу, через который Дандера продолжала спуск к слиянию с рекой-матерью, Нилом. Течение подхватило баронета, и он перестал грести, позволив тащить себя вперед.

Дьявольские американские горки, вниз и вниз, и где это кончится, никому не известно.

Николас попал в первую серию порогов. Они казались бесконечными, но после них его выкинуло в полосу более спокойной воды. Харпер поплыл на спине, наслаждаясь отдыхом, и посмотрел вперед. Здесь было совсем мало света, поскольку скалы почти смыкались. Сырой воздух вонял летучими мышами. Но времени на обследование окружающего почти не оставалось, поскольку впереди река опять начала шуметь. Англичанин мысленно приготовился к бурным водам и поплыл вниз по новым порогам.

Через некоторое время Николас потерял ощущение времени, забыв, сколько водопадов миновал. Это была постоянная битва с холодом и болью в легких, потянутых мышцах и сухожилиях. Река умудрилась изрядно покалечить Харпера.

Неожиданно свет изменился. После сумрака ущелья Николасу показалось, что прямо в глаза светят фонариком, а сила и ярость реки слабеют. Он прищурился на ярком солнце, потом оглянулся и увидел, что вырвался из розовой арки в знакомую часть реки, которую хорошо исследовал с Ройан. Впереди виднелся висячий мост. Бедняге едва хватило сил, чтобы подгрести к белому песчаному берегу прямо под ним.

Одна из лохматых истертых веревок свисала в воду, и Харпер умудрился зацепиться за нее и в значительной степени вылезти из воды. Николас попытался выбраться на берег целиком, но рухнул лицом на песок. Его вырвало всей проглоченной водой. Было так чудесно лежать, ничего не делая, и отдыхать. Нижняя часть тела еще оставалась в воде, но у Николаса не было ни сил, ни даже желания вылезти полностью.

«Я жив», — удивился он и впал в пограничное состояние между сном и обмороком.


Николас не знал, сколько пролежал вот так, ничком, но в конце концов он почувствовал, как его трясут за плечо, а тихий голос призывает встать. Харпер был раздосадован оттого, что столь спокойный отдых потревожили.

— Эфенди, проснитесь! Они ищут вас. Прекрасная возеро ищет.

Николасу пришлось совершить героическое усилие, чтобы медленно сесть. Рядом с ним на коленях стоял Тамре, улыбаясь и тряся головой.

— Пожалуйста, эфенди, идем со мной. Возеро обыскивает берег реки на другой стороне. Она плачет и зовет вас по имени, — сказал мальчик. Англичанину не приходилось еще встречать человека, который умел бы выглядеть обеспокоенным и улыбаться одновременно. Николас огляделся. Должно быть, день клонился к закату — красный шар солнца висел над скалами.

Сидя на песке, Харпер осмотрел себя, чтобы понять, все ли цело. Мышцы отчаянно болели, ноги покрывали царапины и синяки, но кости, кажется, не были сломаны. И хотя на голове вздулась здоровая шишка, ведь баронет стукнулся о камень, в мыслях царила ясность.

— Помоги встать! — приказал он Тамре. Мальчик подсунул плечо под руку Николаса, туда, куда врезалась веревка, и сумел поднять на ноги. Потом они двинулись по склону к тропе и вскоре медленно заковыляли по качающемуся мосту.

Не успел Харпер добраться до противоположного берега, как оттуда донесся радостный крик.

— Ники! О Боже мой! Ты в безопасности. — Ройан сбежала по тропе и обняла его. — Я едва не спятила от страха. Я думала… — Она умолкла и отстранилась на расстояние вытянутой руки, чтобы посмотреть на него. — С тобой все в порядке? Я почти была готова увидеть твое тело…

— Ну, ты меня знаешь, — ухмыльнулся Николас. — Десять футов роста и пуленепробиваемый. От такого типа столь просто не избавишься. И я сделал это для того, чтобы ты меня обняла.

Ройан немедленно отпустила его.

— Не читай между строк. Я добра ко всем побитым щенкам и другим бессловесным тварям. И тем не менее приятно обрести тебя целым и почти невредимым, Ники.

— Где Борис? — спросил он.

— Он с охотниками отправился ниже по течению. Думаю, он надеется отыскать твой труп.

— Что сделали с моим дик-диком?

— Значит, с тобой и вправду ничего не случилось, если беспокоишься об этом. Охотники отнесли его в лагерь.

— Черт подери! Я должен наблюдать за свежеванием и подготовкой трофея лично. Они испортят его! — Харпер обхватил Тамре за плечо. — Вперед парень, посмотрим, не смогу ли я пробежаться.


Николас знал, что на такой жаре тельце маленькой антилопы начнет быстро разлагаться. А если шкуру не обработать немедленно, то с нее слезет шерсть. Значит, надо было торопиться со свежеванием. Животное и так лежало слишком долго после смерти, а подготовка шкуры для изготовления чучела — долгий и трудоемкий процесс.

Они пришли в лагерь затемно. Николас окликнул охотников на арабском:

— Йа, Киф! Йа, Салим! — И когда они выбежали из домиков, спросил с тревогой: — Вы уже начали?

— Нет, эфенди. Мы решили сначала пообедать.

— В кои-то веки чревоугодие можно причислить к добродетелям. Не трогайте дик-дика, пока я не приду. И пока ждете меня, принесите одну из газовых ламп! — Харпер отправился в собственную хижину так быстро, как мог. Там он разделся и обработал медикаментами все видимые царапины и ушибы, надел сухую чистую одежду, порылся в сумке, пока не нашел набор ножей, завернутых в ткань, и поспешил к мастерской для снятия шкур.

В ярком белом свете бутановой газовой лампы он успел сделать только начальные разрезы на внутренней стороне ног и животе дик-дика, когда в домик вошел Борис.

— Хорошо поплавал, англичанин?

— Бодряще, спасибо, — улыбнулся Николас. — Думаю, вы захотите взять обратно слова о моем полосатом дик-дике. Или я не прав? Нет такого животного, заявили вы.

— Он как крыса. Настоящий охотник не стал бы заниматься такой чепухой, — заносчиво ответил Борис. — А теперь, когда ты получил свою крысу, можно вернуться в Аддис-Абебу, англичанин?

— Я заплатил за три недели. Это мое сафари. Мы поедем, когда я скажу, — решительно произнес Николас.

Борис что-то проворчал и вышел из хижины.

Страстный коллекционер продолжил работу. Ножи были сделаны особым образом для столь тонкой работы. К тому же Харпер время от времени подтачивал их специальным керамическим бруском до такой остроты, что можно было срезать волоски с рук легчайшим прикосновением.

Ноги надо было свежевать, не отрезая крохотных копыт. Не успел англичанин покончить с этим, как в хижину вошел еще один человек. Он был одет в священническую шамму и головное покрывало. Николас опознал в пришедшем Мека Ниммура, только когда тот заговорил:

— Ты снова искал неприятностей на свою голову, Николас. Я пришел убедиться, что ты еще жив. По монастырю ходят слухи, будто белый охотник утонул, хотя я не поверил. Так просто ты не умрешь.

— Надеюсь, ты прав, Мек, — рассмеялся Николас. Тот присел напротив него.

— Дай мне нож, я помогу тебе доделать копыта. Дело пойдет быстрее.

Англичанин молча протянул другу один из ножей. Он знал, что Мек умеет обрабатывать копыта, поскольку много лет назад сам научил его этому. Вдвоем шкуру свежевать куда проще. А чем скорее с ней покончить, тем меньше шансов, что начнется процесс разложения.

Харпер занялся головой. Это была самая сложная часть процесса. Шкура снималась как перчатка, а веки, губы и ноздри обрабатывались изнутри. Еще труднее давалась работа с ушами — попробуй снять их с хрящей, не повредив. Поработав некоторое время в тишине, Мек заговорил.

— Ты хорошо знаешь этого русского, Бориса Брусилова? — спросил он.

— Познакомился с ним, когда вышел из самолета. Его мне рекомендовал друг.

— Не очень хороший друг, — мрачно заявил предводитель партизан. — Я пришел предупредить насчет него.

— Я весь внимание, — тихо отозвался Николас.

— В восемьдесят пятом меня поймали бандиты Менгисту и бросили в тюрьму возле Аддис-Абебы. Брусилов был одним из следователей. Тогда он еще работал в КГБ. Брусилов любил засунуть в задний проход допрашиваемого мужчины или женщины шланг от компрессора и включить его. Заключенные надувались как шарики, пока не лопались кишки. — Мек умолк и принялся обрабатывать другое копыто. — Я сбежал до того, как он добрался до меня. Когда Менгисту удрал, Брусилов вышел в отставку и занялся охотой. Не знаю, как он убедил возеро Тессэ выйти за него замуж, но полагаю, что у нее не было особого выбора.

— Я всегда подозревал его в чем-нибудь этаком, — признался Николас.

Они помолчали, а затем Мек прошептал:

— Я пришел сказать, что, возможно, мне придется убить его.

Они не проронили ни слова, пока предводитель партизан не обработал все четыре копыта. Тогда Мек поднялся.

— В наши дни жизнь — неверная штука, Николас. Если мне придется спешно бежать отсюда и не выпадет шанса попрощаться с тобой, в Аддис-Абебе есть один человек. Он передаст, если я понадоблюсь. Его зовут полковник Мариам Кидане, из министерства обороны. Он друг. Моя подпольная кличка — Ласточка. Он поймет, о ком идет речь.

Они коротко обнялись.

— Иди с Богом! — проговорил Мек и покинул хижину. Фигура растворилась в ночи, а Николас довольно долго стоял и смотрел вслед, прежде чем вернуться к работе.

Когда он закончил, протерев каждый дюйм шкуры смесью каменной соли и раствора «кабра», чтобы защитить от насекомых и бактерий, было уже поздно. Наконец коллекционер разложил результат своей работы на полу хижины мокрой стороной вверх. После этого Харпер досыпал каменной соли на сырые части.

Стены хижины были укреплены железной сеткой, чтобы защититься от гиен. Любая из этих гнусных тварей может проглотить шкуру дик-дика в считанные секунды. Перед тем как отправиться с лампой к обеденной хижине, Николас убедился, что дверь закрыта и закручена проволокой. Все остальные поели и ушли спать много часов назад, но Тессэ оставила для него обед у повара-эфиопа. Николас и не знал, насколько голоден, пока не почувствовал аромата еды.


На следующее утро все тело Николаса так болело, что он заковылял в хижину для свежевания словно старик. Первым делом он осмотрел шкуру и насыпал на нее свежей соли, а потом приказал Кифу и Салиму закопать череп дик-дика в муравьиную кучу, чтобы насекомые съели плоть и мозги. Ему этот метод нравился больше, чем вываривание.

Удовлетворенный, что добыча в хорошем состоянии, Харпер отправился в хижину-столовую, где его жизнерадостно встретил Борис.

— Итак, англичанин, мы уезжаем в Аддис-Абебу? Здесь больше нечего делать.

— Мы останемся, чтобы сфотографировать праздник Тимкат в монастыре, — проговорил Николас. — А после этого я могу поохотиться на бушбока Менелика. Кто знает? Говорю же, мы уедем отсюда, когда я скажу.

Борису ответ пришелся не по вкусу.

— Ты спятил, англичанин. Зачем тебе торчать на жаре и смотреть на этих людей с их фокусами-покусами?

— Сегодня я пойду рыбачить, а завтра мы посмотрим на Тимкат.

— У тебя нет удочки, — запротестовал Борис. В ответ Николас открыл небольшой холщовый мешок размером не больше дамской сумочки и показал русскому складную «харди смагглер», лежащую внутри.

— Пойдешь со мной? — спросил он Ройан, сидевшую напротив.

Они отправились вверх по течению к подвесному мосту. Там Николас собрал удочку и наживил муху на крючок.

— Искусственные мухи. — Он показал наживку. — Рыба всего мира обожает их, от Патагонии до Аляски. Скоро мы узнаем, так ли они популярны в Эфиопии.

Ройан устроилась над обрывом и смотрела, как Харпер закинул удочку, крутанув, чтобы леска с невесомой мухой упала почти посередине реки и поплыла по поверхности. Со второй попытки под наживкой забурлила вода, удочка изогнулась, спиннинг заскрежетал, и Николас издал радостный вопль.

— Поймал, моя красавица!

Ройан снисходительно продолжала наблюдать за ним — радостным возбуждением Харпер напоминал маленького мальчика. Она улыбнулась, заметив, что раны почти волшебным образом исцелились, и англичанин больше не хромал, бегая туда-сюда вдоль берега. Через некоторое время он вытащил рыбу, блестящую, как свежеотчеканенный золотой, длиной с его руку. Добыча принялась биться на берегу.

— Желтая рыба, — триумфально заявил Николас. — Чудесно. Завтрак на следующее утро.

Он поднялся наверх и сел на траву рядом с ней.

— Конечно, рыбная ловля только предлог скрыться от Бориса. Я привел тебя сюда, чтобы рассказать, что обнаружил вчера.

Харпер указал на арку розового камня над мостом. Ройан внимательно слушала своего спутника.

— Разумеется, я не могу точно сказать, имеет ли это отношение к нашим поискам, но кто-то там хорошо поработал. — Николас описал ниши, вырезанные в стене. — Они тянутся от обрыва до воды. Те, которые находятся ниже максимального уровня, сильно разрушены потоком. До тех, что повыше, я не смог дотянуться, но, судя по всему, от ветра и дождя их защитили смыкающиеся своды. Кажется, они неплохо сохранились в отличие от более низких.

— И какой вывод мы сделаем? — спросила Ройан.

— Что они очень древние, — отозвался Харпер. — Ведь базальт весьма твердый, и воде понадобилось очень много лет, чтобы довести их до такого состояния.

— А для чего они были нужны?

— Понятия не имею, — признался он.

— Может быть, это опоры для установки каких-нибудь лесов? — предположила Ройан, и Николас восхитился.

— Хорошая идея. Очень может быть, — согласился он.

— У тебя есть другие мысли?

— Ритуальные изображения. Религиозные мотивы. — Николас улыбнулся ее скепсису. — Да, верно, не слишком убедительно.

— Хорошо, тогда примем версию лесов. Зачем понадобилось сооружать леса в таком месте? — Она откинулась на спину, сунула в рот травинку и принялась ее покусывать.

— Чтобы сделать лестницу или подъемник, — пожал он плечами, — и спуститься на дно ущелья?

— А еще зачем?

— Больше ничего не приходит в голову.

— И мне. — Она выплюнула травинку. — Если это и есть мотивы строителей, то они были весьма целеустремленны. Судя по твоему описанию, это очень прочное сооружение, пригодное, чтобы выдержать много людей или строительных материалов.

— В Северной Америке индейцы строили платформы для ловли рыбы и таскали из рек лосося.

— Разве здесь происходит нерест рыбы? — спросила Ройан, и Николас опять пожал плечами.

— Неизвестно. Может быть, много лет назад? Кто знает?

— Больше ты ничего там не видел?

— Высоко на стене, ровно посередине между рядами ниш находилось что-то напоминающее барельеф.

Она резко села и посмотрела на Харпера.

— Ты его хорошо рассмотрел? Была ли на нем надпись или рисунок? И какого стиля?

— Увы, такой удачи мне не выпало. Он располагался слишком высоко, а внутри было чересчур темно. Я даже не уверен, что это не естественная выбоина в камне.

Ройан выглядела явно разочарованной.

— А что-нибудь еще там было?

— Да, — улыбнулся Николас. — Очень много быстро текущей воды.

— И что мы будем делать с твоим предполагаемым барельефом?

— Эта идея не слишком привлекательна, но мне придется снова спуститься и посмотреть.

— Когда?

— Завтра Тимкат. Наш единственный шанс проникнуть в макдас собора. После этого мы займемся исследованием ущелья.

— Время на исходе, Ники. И как раз тогда, когда начинается самое интересное.

— Можешь еще раз повторить это, — прошептал он. Дыхание Харпера коснулось ее губ, поскольку их лица почти касались друг друга, как у тайных любовников. Осознав, что ее слова имеют двойной смысл, Ройан вскочила на ноги и отряхнула пыль со штанов.

— У тебя пока что одна рыба, чтобы накормить многих. Или ты о себе слишком высокого мнения, или пора продолжить рыбалку.


Два дебтера, специально посланных аббатом для сопровождения путешественников, попытались проложить путь сквозь толпу. Однако не прошло и пары минут, как эскорт сам растворился в море людей. Николас и Ройан стали постепенно отделяться и от своих спутников.

— Держись поближе ко мне, — велел англичанин, твердо сжав ее руку и раздвигая плечом людей впереди. Конечно, он специально потерял Бориса и Тессэ в давке, так что пока все шло согласно плану.

В конце концов они добрались до места, где Николас смог прислониться спиной к колонне и таким образом частично отгородиться от толпы. Кроме того, отсюда был хороший обзор террасы собора. Ройан не хватало роста, чтобы смотреть поверх людей впереди. Поэтому Николас поставил ее на балюстраду лестницы, тоже прислонив к колонне. Ройан держалась за своего спутника, потому что за спиной у нее начинался обрыв.

Верующие непрерывно распевали низкий монотонный гимн, группы музыкантов били в барабаны и бренчали на цитрах. У каждого оркестра был свой глава, одетый в роскошные одежды и укрывшийся под огромным ярким зонтом.

Атмосфера радостного возбуждения, царящая вокруг, была ничуть не слабее жары и вони от немытых тел. Напряжение постепенно нарастало, и когда пение стало громче, толпа начала раскачиваться из стороны в сторону как единый организм, невероятная амеба, полная жизни.

Неожиданно рядом с собором зазвонили медные колокола, и им ответили сотни рожков и труб. Наверху лестницы раздались выстрелы — телохранители вождей принялись палить в воздух.

Некоторые были вооружены автоматическим оружием, и грохот огня «АК-47» смешался с громом древних мушкетов, заряжаемых с дула. Над собранием повисли голубые клубы порохового дыма, а пули рикошетили от скал и улетали на другую сторону ущелья. Женщины довольно жутко закричали и завизжали. Лица людей горели огнем религиозного рвения. Они упали на колени и молитвенно сложили руки, распевая гимны и прося Господа о благословении. Женщины поднимали кверху детей, по темным щекам струились слезы экстаза.

Из ворот подземной церкви вышла процессия священников и монахов. Впереди шли дебтеры, за ними следовали послушники, которых собирались крестить в воде. Ройан узнала Тамре — его голова возвышалась над окружающими мальчиками. Она помахала, он заметил ее и робко улыбнулся, перед тем как последовать за дебтерами по тропе к реке.

Наступала ночь. Глубины ущелья погрузились в тень, небо горело огнем заката, а в вышине зажигались первые звезды. У начала тропы пылала медная жаровня. Каждый из священников, проходя мимо, совал туда факел и, как только тот загорался, поднимал его вверх и шел дальше.

Процессия с факелами двинулась вниз по склону, напоминая реку лавы. Священники уныло распевали гимны, а барабаны вторили им, отдаваясь эхом от скал.

Вслед за кандидатами на крещение сквозь каменные ворота прошли рукоположенные священники. Они несли серебряные и медные кресты, а также хоругви, вышитые шелком, где были изображены святые в процессе мученической смерти или в молитвенном преклонении. Священники звенели колокольчиками и играли на дудках, потея и распевая, их глаза сверкали белоснежными белками на темных лицах.

За ними два служителя в роскошных одеяниях и высоких, изукрашенных камнями шапках несли табот. Ковчег завета был покрыт пурпурной тканью, свисающей до земли, поскольку такую священную вещь не должны видеть глаза простецов.

Верующие падали на землю в религиозном экстазе. Даже вожди простирались на грязных камнях террасы. Некоторые плакали от переполняющих чувств.

Последним шел Джали Хора, на сей разкоронованный не митрой с голубым камнем, а еще более роскошной митрой Богоявления, сделанной из сияющего металла и сверкающих поддельных камней. Она казалась слишком тяжелой для аббата — старческая шея так и сгибалась. Два дебтера поддерживали его под локти и помогали спускаться по лестнице, ведущей к Нилу.

Когда процессия принялась спускаться, верующие, находящиеся близко к началу лестницы, поднялись на ноги, зажгли свои факелы о жаровню и последовали за аббатом вниз. На террасе началось движение — все стремились присоединиться к ним, и когда стало довольно просторно, Николас снял Ройан с балюстрады.

— Мы должны проникнуть в церковь, пока вокруг достаточно людей, чтобы нас не заметили, — прошептал он.

Взяв ее ладонь одной рукой, а другой придерживая ремень сумки с фотоаппаратом, Харпер присоединился к всеобщему движению на террасе. Он позволил людскому потоку подхватить их, но все это время неуклонно пробирался ко входу в церковь. Англичанин увидел в давке Бориса и Тессэ, но те не заметили его. Он даже присел, чтобы получше спрятаться от их взоров.

Когда они с Ройан добрались до ворот во внешний зал церкви, Николас осторожно вышел из толпы и затащил ее следом за собой в сумрачное, пустое помещение. Быстро оглядевшись по сторонам и убедившись, что стража не стоит у внутренних ворот, Харпер быстро подошел к стене, на которой висел закопченный гобелен. Николас поднял складки тяжелой тканой шерсти и вместе с Ройан укрылся под их защитой — теперь снаружи они не были заметны.

Харпер и Ройан едва успели спрятаться, потому что стоило им прижаться спиной к стене и расправить гобелен, как раздались шаги со стороны квиддиста. Николас выглянул из-за уголка гобелена и увидел четверых священников, пересекающих зал. Они вышли наружу и затворили огромные двери церкви. Раздался довольно громкий стук — монахи задвинули засов. В пещере воцарилась тишина.

— Я на это не рассчитывал, — прошептал Николас. — Они заперли нас на ночь.

— По крайней мере это значит, что нас не потревожат, — отозвалась Ройан. — И мы можем немедленно приступить к работе.

Они осторожно вышли из укрытия и пошли по внешнему залу к дверям квиддиста. Там Николас остановился и предупреждающе положил ладонь на руку Ройан.

— С этого момента мы ступаем на запретную территорию. Давай я пойду вперед и разведаю, что там.

— Тебе не удастся оставить меня здесь. Пойдем вместе до конца.

Николас понял, что спорить бесполезно.

— Ну, тогда пошли.

Спутники поднялись по ступеням в средний зал.

Он оказался меньше и ниже того, откуда они только что вышли. На стенах висели гобелены более тонкой работы и в куда лучшем состоянии. На полу ничего не было, если не считать похожей на пирамиду конструкции из дерева, на которой стояли ряды медных ламп, полных масла. В каждой из ламп плавал фитиль. Они служили единственным освещением этой комнаты, а потолок и углы оставались в тени.

Пересекая зал по пути к воротам, скрывающим макдас, Николас вытащил пару электрических фонарей из сумки с фотоаппаратом. Он протянул один из них Ройан:

— Батарейки новые, но не трать их понапрасну. Может быть, нам придется провести здесь всю ночь.

Они остановились перед дверями в святая святых. Николас быстро осмотрел их. На каждой створке были изображения святого Фрументия. Его склоненную голову окружал сияющий нимб, а рука поднималась в благословении.

— Примитивный замок, — пробормотал Николас. — Должно быть, ему сотни лет. В промежуток между накладкой и язычком можно камень пропихнуть.

Он сунул руку в сумку и вытащил нож «лезермен».

— Чудесная вещь. Им можно делать что угодно — хоть вытаскивать камешки из копыта коня, хоть отпирать замок на поясе верности.

Николас опустился на колени перед массивным железным замком и вынул одно из лезвий. Ройан с волнением наблюдала за ним и даже слегка вздрогнула, когда с приятным щелчком замок открылся.

— Греховная молодость? — спросила она. — Для краж со взломом ты тоже использовал свои многочисленные таланты?

— Тебе лучше не знать, — отозвался англичанин и нажал плечом на одну из створок. Заскрипели несмазанные петли, и дверь раскрылась настолько, что можно было протиснуться. После этого створка немедленно захлопнулась.

Харпер и Ройан стояли бок о бок на пороге макдаса и смотрели по сторонам в молчаливом восхищении.

Святая святых оказалась небольшой комнатой, куда меньше, чем они ожидали. Николас легко пересек бы ее за дюжину шагов. Низкого сводчатого потолка можно было коснуться вытянутой рукой, если встать на цыпочки.

По всем стенам, от пола до потолка, висели полки, наполненные дарами верующих и иконами. На иконах, выполненных в византийском стиле и оправленных в массивные резные серебряные рамы, были изображены Троица и Дева Мария. Здесь же находились статуи святых и императоров, медальоны и венцы, сделанные из блестящего металла, горшки, миски и шкатулки, украшенные камнями, огромный канделябр, на котором горело множество свечей, испускающих неверный свет. Иными словами, их глазам предстало необыкновенное собрание хлама и сокровищ, достойных предметов и безделушек, принесенных в дар императорами и вождями Эфиопии за многие века.

На полу в центре зала стоял алтарь из кедрового дерева, украшенный сценами сотворения мира, искушения и изгнания из рая, последнего суда. Покрывало было сделано из вязаного шелка, а крест и потир блестели серебром. В лучах свечей мерцала митра аббата с синей керамической печатью Таиты в центре.

Ройан пересекла комнату и опустилась на колени у алтаря, склонив голову в молитве. Николас почтительно ждал на пороге, пока она снова не поднялась на ноги, и только тогда присоединился к ней.

— Камень табота, — указал он за алтарь, и они вместе отправились к нему.

В задней части макдаса стоял предмет, покрытый тяжелым полотном, расшитым серебром и золотом. Судя по очертаниям, он имел приятные гармоничные пропорции, был высотой с человека, с широкой подставкой наверху.

Они обогнули камень, жадно глядя на закрытый тканью предмет. Однако взломщики не решались коснуться или открыть его, опасаясь, что их надежды рухнут, подобно бурлящим водам, падающим в нильский водоворот. Николас несколько охладил волнение, охватившее их, отойдя от камня табота к задней стене святилища.

— Могила святого Фрументия! — проговорил он и подошел к решетке. Ройан приблизилась к нему, и вместе они заглянули сквозь квадратное отверстие в темном от времени дереве. Внутри царила тьма. Николас просунул сквозь другую дыру фонарь и включил его.

Гробница засияла в лучах яркими красками, настолько радужными, что глазам понадобилось время, чтобы привыкнуть к ним. И тогда Ройан громко вздохнула.

— Боже мой! — Она задрожала как от лихорадки и побледнела — вся кровь отлила от лица.

Гроб стоял на каменной полке гробницы, напоминающей камеру. Снаружи было изображение человека. Хотя оно поблекло и почти вся краска облупилась, можно было легко различить бледное лицо и рыжую бороду.

Это было не единственной причиной удивления Ройан. Она смотрела на стены по обе стороны от полки, на которой покоился гроб. Каждый дюйм их покрывали невероятно яркие картины, сложные и прекрасные, неведомым образом пережившие несколько тысячелетий.

Николас в благоговейном молчании навел на них луч фонаря, а Ройан вцепилась ему в руку, чтобы не упасть. Она впилась ногтями в ладонь Харпера, но тот не заметил боли.

Стены покрывали изображения великих битв; галер, сцепившихся в смертельной схватке на вечных водах синей реки. Присутствовали и сцены охоты, преследования «речной лошади» и огромных слонов с белоснежными клыками. Были там идущие в бой полки, вооруженные до зубов, с плюмажами на шлемах, в ярости от жажды крови. По узким стенам неслись в бой сотни колесниц, наполовину скрытых пылью.

На переднем плане всех фресок красовался один и тот же высокий герой. В одной сцене он сгибал тугой лук, в другой высоко поднимал бронзовый меч. Враги дрожали перед ним, он попирал их ногами или собирал по нескольку отсеченных голов, словно букет цветов.

Николас переводил луч с одного произведения искусства на другое и в конце концов остановил его на центральной панели над полкой с гниющим гробом. Здесь богоподобная фигура возвышалась на колеснице. В одной руке воин держал лук, во второй — связку дротиков. На голове не было шлема, и волосы развевались на ветру — толстая золотая коса, похожая на львиный хвост. Черты лица отличались благородством, прямой взор — непоколебимостью.

Ниже виднелась надпись, сделанная классическими египетскими иероглифами. Загробным шепотом Ройан перевела ее вслух:


Великий Лев Египта. Лучший из сотни тысяч. Владетель злата доблести. Единственный спутник фараона. Воин всех богов. Да живет он вечно!


Ее руки задрожали, а голос затих — чувства душили Ройан. Она негромко всхлипнула, но потом взяла себя в руки.

— Я знаю этого художника, — тихо проговорила Ройан. — Я провела пять лет, изучая его труды. Я узнала бы его где угодно. — Она снова вздохнула. — Могу сказать с полной уверенностью, что почти четыре тысячи лет назад раб Таита украсил эти стены и создал эту могилу.

Она указала на имя мертвого человека, вырезанного на камне выше полки с фобом.

— Это не могила христианского святого. Много сотен лет назад какой-то старый священник нашел ее и по невежеству присвоил своей религии. — Она еще раз порывисто вздохнула. — Смотри! Это печать Тануса, повелителя Харреба командующего армиями, любовника царицы Лострис и родного отца царевича Мемнона, который стал фараоном Тамосом.

Оба помолчали, пораженные собственным открытием. Наконец Николас нарушил молчание:

— Значит, это правда. Тайна седьмого свитка находится здесь. Если, конечно, мы сумеем отыскать к ней ключ…

— Да, — тихо сказала Ройан. — Ключ. Каменное свидетельство Таиты. — Она повернулась к камню табота и медленно, благоговейно подошла к нему. — Не могу заставить себя посмотреть на него, Ники. Боюсь, что это не то, на что мы надеемся. Давай лучше ты!

Он направился прямо к колонне и с видом фокусника сдернул ткань, скрывающую ее. Они устремили взор на стелу из розового испещренного надписями гранита. Она была примерно шесть футов в высоту и фут в ширину у основания, сужаясь вдвое к вершине. На полированном граните были высечены надписи.

Ройан сделала шаг вперед и коснулась холодного камня. Она пробежала пальцами по иероглифической надписи подобно слепому, читающему текст, написанный азбукой Брайля.

— Письмо Таиты нам, — прошептала Ройан, ощупав символ ястреба со сломанным крылом и проведя по его контуру длинным, тонким, слегка дрожащим пальцем. — Написанное почти четыре тысячи лет назад, ожидающее, пока мы прочтем и поймем его. Смотри, как он подписался. — Она медленно обошла гранитную стелу, изучая все четыре стороны по очереди. Она улыбалась и кивала, хмурилась и качала головой, потом снова улыбалась, будто перед ней лежало любовное послание.

— Прочти его, — попросил Николас. — Слишком сложно для меня. Я понимаю символы, но не могу понять смысла. Попробуй объяснить.

— Это настоящий Таита, — засмеялась Ройан, в которой благоговение и изумление уступили место возбуждению. — Он, по обыкновению, малопонятен и прихотлив. — Казалось, она говорит о любимом, но способном довести до бешенства старом друге. — Здесь все в стихах и, как обычно, использован его любимый эзотерический код. — Она коснулась пальцем первой строки иероглифов и прочитала вслух: — «Гриф поднимается на могучих крыльях навстречу солнцу. Шакал воет и поворачивается к хвосту. Река течет к земле. Опасайтесь, осквернители священных мест, или гнев богов обрушится на вас!»

— Какая-то бессмыслица. Ничего не понимаю, — запротестовал Харпер.

— Да нет, смысл здесь есть. У Таиты всегда есть смысл, если привыкнуть к стилю его мышления. — Она обернулась к спутнику: — Не стоит мрачнеть, Ники. Не ждешь же ты, что будешь читать Таиту, как заголовки в «Тайме». Он загадал загадку, и могут потребоваться месяцы на поиски ответа.

— Что же, ясно одно. Мы не можем проторчать к макдасе недели и месяцы, гадая. Давай вернемся к работе.

— Сначала фотографии. — Ройан стала деловой и собранной. — Потом мы скопируем надписи на камне.

Николас поставил на землю сумку с фотоаппаратом и открыл ее.

— Сначала я отсниму пару цветных пленок, а потом возьмемся за «Полароид». Тогда нам будет с чем работать, прежде чем проявят пленки.

Ройан не стала мешать Харперу, пока он ползал вокруг стелы на коленях, держа аппарат прямо и стараясь не поворачивать его под неправильным углом. Николас сделал серию снимков со всех четырех сторон, используя разные выдержки и скорости затвора.

— Не потрать всю пленку, — предупредила Ройан. — Нам нужны снимки стен самой гробницы.

Харпер послушно подошел к решетке и изучил замок.

— Этот куда сложнее внешнего. Если я попытаюсь открыть его, то могу нечаянно повредить. Не думаю, что хорошие снимки стоят риска попасться.

— Хорошо, — согласилась она. — Снимай через отверстия.

Он фотографировал, просовывая камеру через дырки так далеко, как мог, и наводя резкость на глаз.

— Вот и все, — сказал Николас наконец. — Теперь займемся «Полароидом».

Он взял другую камеру и повторил съемку с самого начала. На сей раз Ройан держала маленькую рулетку, чтобы задавать масштаб.

Когда фотография проявлялась, он протягивал ее спутнице, чтобы оценить качество. Пару раз, когда из-за вспышки снимки получились слишком светлыми, слишком темными или еще почему-либо неудачными, она просила его сделать еще одну фотографию.

Почти через два часа работы у них был полный комплект моментальных фотографий. Тогда Николас убрал фотоаппараты и вынул рулон художественной бумаги. Они растянули его поверх колонны и прикрепили клейкой лентой. Потом Харпер начал копировать сверху, а Ройан — снизу. При помощи простого карандаша археологи переносили точную форму надписей на чистые листы.

— Я поняла, как это важно, когда имеешь дело с Таитой. Если не можешь работать с оригиналом, ты должен иметь точную копию. Иногда самая маленькая деталь может поменять смысл и значение надписи. Он все оборачивает множеством слоев тайны. Должно быть, ты читал в «Речном боге», что Таита считал себя мастером загадок и лучшим игроком в бао, когда-либо существовавшим на свете. По крайней мере эта часть книги соответствует истине. Где бы он ни был сейчас, Таита, несомненно, знает, что игра началась, и внимательно следит за каждым нашим ходом. Могу представить, как он злорадно хихикает и потирает руки.

— У тебя богатая фантазия, — отозвался Николас, принимаясь за работу, — но я понял, что ты имеешь в виду.

Процесс переноса надписей с колонны на чистые листы был трудным и монотонным. Прошло много часов, в течение которых Харпер и Ройан трудились на коленях или на корточках вокруг гранитной стелы. Наконец Николас сделал шаг назад и размял ноющую спину:

— Ну вот и все.

Ройан подошла к нему:

— Сколько времени?

— Четыре утра. Нам лучше прибраться. Надо убедиться, что мы не оставили никаких следов пребывания.

— Последний штрих, — сказала Ройан, отрывая уголок от листа бумаги и подходя к алтарю, на котором лежала митра аббата. Она быстро прикрепила обрывок к синей керамической печати в центре и перенесла на него изображение ястреба со сломанным крылом. — Это на удачу, — пояснила она Николасу и подошла, чтобы помочь уложить длинные листы бумаги в сумку. Потом они собрали обрывки ненужной уже клейкой ленты и пустые коробочки из-под пленок, раскиданные по каменным плитам.

Перед тем как закрыть гранитную стелу тканью, Ройан погладила каменную надпись, словно прощаясь с ней навсегда. Потом она кивнула Николасу.

Тот положил материю на колонну и расправил складки точно так же, как они лежали вначале. С порога окованной медью двери они в последний раз посмотрели на макдас и со скрипом открыли створку.

— Идем. — Ройан протиснулась сквозь щель, и Николас пошел за ней следом. Ему понадобилось всего несколько минут, чтобы запереть замок. — Как мы выберемся через главные двери? — спросила Ройан.

— Думаю, это не обязательно. Очевидно, у священников есть вход из их покоев. Они редко используют главный вход. — Харпер встал в центре комнаты и внимательно осмотрелся. — Если он ведет к кельям, то должен быть с этой стороны… — Николас оборвал себя и довольно проворчал: — Ага! Видишь, они протоптали дорожку в камне за столетия. — Англичанин указал на полосу гладкого и истертого пола у стены. — И посмотри на отпечатки грязных пальцев на том гобелене. — Он быстро подошел к висящему ковру. — Так я и думал. — Сзади оказался узкий проем. — Идем за мной.

Они оказались в темном проходе, прорубленном в камне. Николас зажег фонарь, но прикрыл его рукой, оставив необходимый минимум света.

— Сюда.

Проход свернул направо, и впереди показалось тусклое сияние. Николас выключил электрический светильник и повел Ройан дальше.

Теперь пахло закисшей едой и людьми. Вскоре они прошли вход в монашескую келью, лишенную двери. Англичанин посветил туда фонариком. Там оказалось пусто и голо. На стене висел деревянный крест, а внизу стояла низкая кровать. Другой мебели не было. Они прошли еще дюжину точно таких же.

На следующем повороте Николас остановился. Он почувствовал слабое дуновение ветерка и свежий воздух.

— Сюда, — прошептал баронет.

Они поспешили вперед, но неожиданно Ройан схватила его за плечо и вынудила остановиться.

— Что… — начал говорить Харпер, но она сжала его руку, призывая к молчанию. Через секунду Николас и сам услышал звук человеческого голоса, страшновато отдающегося в лабиринте проходов.

Раздался странный тоскливый крик, похожий на вопль терзаемой души. Они тихонько пошли вперед, надеясь скрыться, пока их не нашли, но звуки становились все громче.

— Это прямо впереди, — шепотом предупредил спутницу Николас. — Нам придется прокрасться мимо.

Теперь они увидели желтый свет лампы, струящийся из кельи в проходе. Раздался еще один душераздирающий женский крик, отдавшийся эхом и заставивший их остановиться.

— Женский голос. Что происходит? — выдохнула Ройан. Николас лишь покачал головой и повел ее дальше.

Им пришлось пройти мимо открытой двери в освещенную каморку. Англичанин проскользнул мимо, прижавшись к противоположной стене спиной, а его спутница двинулась следом, держа Харпера за руку.

Когда они заглянули в келью, женщина снова закричала. На сей раз ее вопль смешался с криком мужчины. Это был дуэт без слов, но в нем звучала столь яростная страсть, что ее невозможно снести в молчании.

На низкой кровати обнималась обнаженная пара. Женщина лежала, распластавшись на спине, зажав ноги мужчины между разведенными в сторону коленями. Она обнимала любовника за спину, на которой напряженные мускулы блестели от пота. Мужчина яростно входил в нее, напоминая силой и целеустремленностью таран.

Женщина вертела головой из стороны в сторону, из горла то и дело вырывались крики. Казалось, мужчина почти не мог этого вынести. Он отстранился от нее подобно кобре, не отрывая бедер, но изгибая спину, как боевой лук. Его сотрясал спазм за спазмом. Сухожилия на ногах чуть не лопались, а мышцы на спине напрягались и опадали, напоминая живые существа.

Женщина открыла глаза и посмотрела прямо на Николаса и Ройан, застывших в проеме. Но она была слишком одурманена страстью, чтобы их заметить. Глаза ее ничего не видели, и женщина только выкрикивала имя мужчины.

Николас отвел Ройан в сторону. Они вышли по проходу на пустую террасу. Остановившись у подножия лестницы, археологи вдохнули свежий ночной воздух, благоухающий водами Нила.

— Тессэ ушла к нему, — тихо прошептала Ройан.

— По крайней мере на сегодня, — согласился Николас.

— Нет, — возразила она. — Ты же видел ее лицо, Ники. Теперь она принадлежит Меку Ниммуру.


Когда они добрались до лагеря и расстались у двери хижины Ройан, рассвет окрашивал зубчатые вершины гор цветами роз и хорошего портвейна.

— Я на последнем издыхании, — сказала Ройан Николасу. — Слишком много впечатлений за одну ночь. Вряд ли ты увидишь меня до полудня.

— Хорошая идилия! Спи сколько влезет. Я хочу, чтобы ты была полна жизненных сил и внимания, когда мы займемся собранными материалами.

К сожалению, Николас проснулся куда раньше полудня. Его разбудили громкие вопли Бориса, ворвавшегося в хижину.

— Англичанин, проснись! Я должен поговорить с тобой. Проснись, проснись, говорю!

Николас перекатился на бок и высунул руку за пределы москитной сетки, чтобы взять часы.

— Черт тебя подери, Брусилов! — Он наконец перешел на ты. — Какого лешего тебе нужно?

— Моя жена! Ты видел мою жену?

— Какое отношение твоя жена имеет ко мне?

— Она сбежала! Я не видел ее со вчерашнего дня.

— Судя по тому, как ты с ней обращался, это неудивительно. А теперь уйди и дай мне поспать.

— Эта шлюха сбежала с черным ублюдком Меком Ниммуром. Я все о них знаю. И не пытайся выгораживать ее, англичанин. Я знаю обо всем, что здесь происходит. Ты пытаешься прикрыть ее, признавайся!

— Убирайся отсюда, Борис. И не вздумай вмешивать меня в свою грязную личную жизнь.

— Я видел, как ты говорил с этим ублюдком из шуфта. Не пытайся отрицать это, англичанин. Ты помогал им.

Николас откинул противомоскитную сетку и выпрыгнул из постели.

— Будь так добр, выбирай выражения, когда говоришь со мной, хамье.

Борис попятился к двери.

— Я знаю, что она сбежала с ним. Я искал их всю прошлую ночь возле реки. Они исчезли, а вместе с ними почти все люди Ниммура.

— Молодец Тессэ. Она для разнообразия проявляет хороший вкус в выборе мужчин.

— И ты думаешь, что я позволю шлюхе сбежать? Ты ошибаешься, очень ошибаешься. Я их нагоню и убью обоих. Я догадываюсь, куда они идут. Ты считаешь меня дураком. Но я знаю все о Меке Ниммуре. Я был главой разведки… — Брусилов умолк, поняв, что проговорился. — Я прострелю ему живот, а шлюха Тессэ будет смотреть, как он умирает.

— Если ты отправишься по следам Мека Ниммура, то, полагаю, не вернешься.

— Ты плохо знаешь меня, англичанин. Побил меня ночью, когда я выпил бутылку водки, и теперь думаешь, что со мной легко справиться? Ну что ж, Мек Ниммур узнает, насколько ты прав.

Борис выбежал из хижины. Николас натянул рубашку в дополнение к шортам и последовал за ним.

В собственном домике русский принялся собирать необходимые вещи в рюкзак, запихивать патроны в магазин охотничьего ружья.

— Отпусти их, Борис, — посоветовал ему Николас, стараясь вразумить охотника. — Мек крепкий парень, крепче я не видал. И с ним отряд из пятидесяти человек. А ты уже достаточно взрослый, чтобы понимать — женщину насильно не удержишь. Отпусти ее по-хорошему!

— Я и не хочу ее удерживать. Я хочу ее убить. Сафари кончилось, англичанин. — Он швырнул ключи на кожаном ремешке под ноги Николасу. — Вот ключи от «лендкрузера». Ты можешь добраться в Аддис-Абебу самостоятельно. Я оставляю четверых лучших людей, чтобы они присмотрели за тобой. Держали за руку. И я заберу большой грузовик. Добравшись до столицы, отдай ключи моему охотнику, Али. Я потом сам его найду. А оставшиеся деньги я тебе вышлю. Не беспокойся, я — человек твердых принципов.

— Как я могу в этом сомневаться? — улыбнулся Николас. — Пока, приятель. Желаю удачи. Она понадобится, если ты выйдешь против Мека Ниммура.


Борис отставал на несколько часов от намеченных жертв и оказавшись за пределами лагеря, быстро затрусил по тропе которая вывела на основную дорогу, проложенную на запад, к суданской границе. Он бежал, как хороший разведчик, широкими шагами, покрывая каждым большое расстояние.

«Похоже, он по-прежнему в хорошей форме, несмотря на водку, — невольно восхитился Николас, глядя вслед Брусилову. — Но мне интересно, долго ли он пробежит?»

Харпер побрел к хижине, намереваясь еще поспать, но когда он проходил мимо жилища Ройан, она высунула наружу голову.

— Что вы тут кричали? Мне показалось, что у вас с Борисом возникло новое расхождение во взглядах.

— Тессэ сбежала от него. Борис догадался, что она скрылась вместе с Меком, и бросился в погоню.

— О, Ники! Мы не можем их предупредить?

— Нет ни малейшего шанса. Но если только Мек не спятил, он будет ждать, что Борис погонится за ними. Более того, если хорошо подумать, он наверняка надеется на это. Нет, Меку наша помощь не понадобится. Иди спать!

— Теперь мне не уснуть, я слишком беспокоюсь. Вчера я просмотрела снимки, сделанные «Полароидом». Таита одарил нас сполна. Пойдем поглядишь.

— Ну может, хотя бы часок сна? — взмолился он.

— Нет, прямо сейчас, если не еще раньше, — рассмеялась Ройан.

Она уже разложила все фотографии и скопированные надписи на складном столе в своем жилище. Ройан пригласила Николаса сесть рядом.

— Пока ты там похрапывал, я немало продвинулась. — Она положила четыре снимка, а поверх них большое увеличительное стекло. Лупа была качественной, со складными ножками, и можно было разглядеть каждую деталь. — Таита озаглавил каждую часть стелы одним из названий времен года — весна, лето, осень и зима. И как ты думаешь, на что он намекал?

— На номера страниц?

— Я тоже так подумала, — согласилась Ройан. — Египтяне считают весну началом новой жизни. Он говорит о порядке чтения сторон. Значит, номер один — весна.

Она выбрала одну из фотографий.

— Надпись начинается стандартной цитатой из «Книги мертвых». — Ройан процитировала первые несколько строк начала: — «Я — первый ветерок, мягко дующий над океаном вечности. Я — первый восход. Первый проблеск света. Белое перо, летящее в рассветном ветре. Я — Ра. Я — начало всего. Я буду жить вечно. Я никогда не умру». — Не убирая лупы, она посмотрела на него. — Насколько я понимаю, записи почти не отличаются от оригинала. Инстинкт подсказывает отложить их пока что в сторону. К ним всегда можно вернуться.

— Тогда прислушаемся к твоему инстинкту, — предложил Харпер. — Читай дальше.

Ройан снова обратилась к снимку.

— Я не буду смотреть на тебя, читая это. Таита может быть приземленным не хуже Рабле, если в настроении. Не важно, слушай. 


«Дочь богини томится по своей матери. Она ревет как львица, устремляясь к ней навстречу. Она прыгает с горы, и клыки ее белы от пены. Она — шлюха мира. Ее влагалище испускает мощные потоки. Ее влагалище поглотило армию людей, пожирает каменщиков и тесальщиков. Ее влагалище — осьминог, поглотивший царя».


— Ого! — рассмеялся Николас. — Довольно цветисто, не правда ли? — Он наклонился к Ройан, чтобы заглянуть ей в лицо, но она отвернулась. — О, девица, что за розы расцвели на твоих чудных щечках? Ты ведь не покраснела?

— Шотландский акцент у тебя получается неубедительно, — холодно проговорила она, не глядя на Харпера. — А теперь, когда ты перестал самоутверждаться за мой счет, то что думаешь о прочитанном?

— Помимо очевидного, ничего не понятно.

— Я хочу показать кое-что. — Ройан собрала фотографии и свертки бумаги в сумку. — Надень ботинки. Я свожу тебя прогуляться.

Час спустя они стояли на подвесном мосту, раскачиваясь над быстрыми водами Дандеры.

— Хапи — это одновременно и бог, и богиня Нила. Разве эта река не ее дочь, томящаяся по ней, спрыгивающая с горных вершин, ревя, как львица, с клыками белыми от пены? — спросила Ройан.

Они в молчании уставились на арку из розового камня, сквозь которую прорывалась река. Неожиданно Николас понимающе улыбнулся.

— Кажется, я знаю, что ты скажешь. Именно так я и подумал, когда впервые увидел это место. Ты сказала, что оно похоже на пасть горгульи, но у меня перед глазами встал другой образ.

— Все, что я могу сказать, — у тебя были очень необычные женщины, — промолвила Ройан и прикрыла рот рукой. — Ой! Я не хотела этого говорить. Порой я бываю так же отвратительна, как вы с Таитой.

— Она поглотила рабочих! — возбужденно произнес Николас. — Каменщиков и тесальщиков!

— Фараон Мамос был богом. Река поглотила бога своей… своей аркой. — Ройан была возбуждена не меньше. — Должна признать, что никогда бы не связала эти вещи, если бы ты не обнаружил ниши в стене. Ники, нам надо снова туда попасть. Мы должны повнимательнее изучить барельеф, находящийся на стене пещеры.

— Для этого понадобится хорошая подготовка, — с сомнением произнес Николас. — Мне придется связать веревки и придумать более надежную систему страховки. А заодно натренировать Али и других, чтобы избежать повторения моего маленького фиаско. Так что к новой попытке мы будем готовы самое раннее завтра утром.

— Тогда начинай. У меня тоже довольно дел — я займусь переводом надписи на стеле. — Она умолкла и посмотрела на небо. — Слушай! — прошептала Ройан.

Он склонил голову и разобрал шум моторов, перекрывающий грохот реки.

— Черт подери! — выругался Николас. — Я думал, «Пегас» плюнет на нас. Идем! — Он схватил ее за руку и потащил по мосту. Добравшись до земли, Харпер спрыгнул вниз, на берег. Ройан последовала за ним, и они укрылись под мостом.

Они тихо сидели на белом песчаном пляже, слушая приближающийся шум моторов «джет-рейнджера», кружащего над розовыми холмами. На сей раз пилот не заметил их, поскольку улетел и принялся летать вдоль ущелья. Потом рев моторов изменился, стал тоньше и стих.

— Судя по всему, он собирается приземлиться где-нибудь в холмах, — заметил Николас, вылезая из-под моста. — Мне было бы куда приятнее, если бы они не сновали вокруг.

— Не думаю, что стоит слишком беспокоиться, — не согласилась Ройан. — Даже если они и связаны с убийцами Дурайда, мы сильно опередили их. Очевидно, они не догадались о важности монастыря и стелы.

— Надеюсь, ты права. Вернемся в лагерь. Не дадим им увидеть нас около пропасти. Они задумаются, совпадение ли это, если всякий раз будут замечать нас здесь.


Пока Ройан сидела в хижине, размышляя над фотографиями и скопированным изображением, Николас работал с охотниками. Он соединил всю нейлоновую веревку, получив при этом единый кусок длиной пятьсот футов. Потом Харпер позаимствовал на кухне брезентовое полотнище, разрезал и подрубил края, сделав мягкое сиденье. Из веревки Николас соорудил что-то вроде упряжи, которую привязал к четырем углам сиденья.

У него не было ни блоков, ни другого снаряжения, поэтому он создал грубое подобие подъемного крана из шестов. «Кран» можно было свесить с утеса и не опасаться, что веревка перетрется о камень. В центральной балке Николас прожег раскаленным железом дыру, через которую следовало пропустить веревку, и смазал ее жиром с кухни.

К полудню приготовления были закончены. Тогда, оставив Ройан в лагере, Харпер отправился вместе с людьми, груженными бухтами веревки и шестами для подъемника, по тропе к месту, куда спускался за телом дик-дика. Отсюда они прошли вниз по течению до края скалы. Путь выдался не из легких, поскольку колючие кусты росли вдоль самого края. Кое-где пришлось пустить в ход мачете, чтобы прорубить дорогу.

Николас ориентировался по звуку водопада. Во время пути вниз по течению грохот становился все громче, пока камни, казалось, не задрожали от ярости потока. Наконец, подойдя к краю и заглянув вниз, англичанин различил белую пену.

— Добрались, — с удовлетворением заметил он и объяснил Али по-арабски, что от него требуется.

Чтобы определить точное место, где следовало соорудить подъемник, Николас забрался на холщовое сиденье и велел опустить его на двадцать футов вдоль утеса, туда, где стены почти смыкались. При таком расположении Харпер мог быть уверен, что веревка ни за что не зацепится.

Вися над водопадом и каменистым бассейном реки в ста пятидесяти футах внизу, англичанин по крайней мере рассмотрел как следует двойной ряд ниш в стене. Однако барельеф был по-прежнему скрыт выступом скалы. Баронет подал Али сигнал, и его вытащили.

— Мы должны установить подъемник пониже, — сказал Николас своим людям.

По его указанию они вырубили густой кустарник, растущий по краю. Неожиданно англичанин воскликнул:

— Будь я проклят! — Он наклонился, чтобы исследовать нечто, сокрытое до того момента растениями. — Опять следы людей.

Здесь в отличие от самого низа стены не были защищены от воздействия природных сил и сильно разрушились. На камне остались лишь слабые следы, но все же эти выбоины, несомненно, были опорами для древних строительных лесов. Харпер и его помощники установили подъемник на той же ровной площадке и вытянули длинный шест над бездной, закрепив противовесом с помощью оттяжек и меньших шестов.

Покончив с этим, Николас подполз, чтобы оценить систему, и пропустил конец веревки через предназначенное для этого отверстие. Сооружение казалось надежным и прочным. И тем не менее Харпер отодвинулся от края с облегчением.

Поднявшись, англичанин посмотрел на верхушки колючего кустарника, озаренные красными лучами солнца, садящегося за горизонт.

— Для одного дня довольно, — решил он. — Остальное может подождать до завтра.


На следующее утро Николас и Ройан поднялись и начали пить кофе, когда еще не рассвело. Али и его люди сидели у костра, тихонько разговаривая и куря первую сигарету за день. Затеянное пришлось им по вкусу. Они не подозревали, зачем понадобилось во второй раз спускаться в бездну, но энтузиазм двух ференги оказался заразителен.

Как только достаточно рассвело, чтобы стало видно тропу, Николас снова повел всех в холмы. Пробираясь сквозь колючие кусты, люди жизнерадостно болтали на амхарском. К нужному месту они вышли, когда солнце показалось над горами с востока долины. Вчерашний день Николас посвятил обучению охотников, да и они с Ройан полночи просидели за планами. Поэтому теперь каждый из них отлично знал свое дело, и они почти не потеряли времени, готовясь к спуску.

Николас опять разделся до шортов и теннисных туфель, но на сей раз он также прихватил для тепла и старую фуфайку для игры в регби. Натягивая ее через голову, Харпер показал Ройан каменную площадку.

Она внимательно изучила ее.

— Сложно сказать с уверенностью, но я думаю, что ты прав и она действительно рукотворная.

— Когда ты спустишься вниз, сомнения исчезнут. Там, где скала нависает сверху, порода не сильно выветрилась, и ниши почти идеально сохранились. Разумеется, до уровня высокой воды, — сообщил англичанин, устраиваясь на подъемнике и свешиваясь с обрыва. Болтаясь на конце шеста, Николас подал знак Али. Тот принялся спускать его вниз. Веревка чудесно скользила сквозь смазанную петлю.

Николас немедленно увидел, что верно выбрал место для подъемника, оказавшись между двойным рядом ниш. Он поравнялся с загадочным кругом на скале, но тот находился в пятидесяти футах от него и к тому же порос ярким лишайником, обесцветившим камень. Поэтому нельзя было сказать, не естественный ли это выступ, так что Харпер продолжил спуск. Али и его команда постепенно вытравливали веревку.

Добравшись до поверхности воды, Николас выскользнул из сиденья и отпустил его. Вода оказалась очень холодной. Он поплыл в ней, часто дыша, пока не привык. Тогда англичанин трижды потянул за сигнальную веревку и, пока сиденье поднимали наверх, отплыл в сторону и уцепился за одну из каменных ниш. Он уже успел забыть, как холодно и одиноко было здесь, на дне пропасти.

После довольно долгой заминки Николас поднял голову и увидел, как в воздухе показалась Ройан, болтаясь на сиденье и медленно вращаясь на конце нейлоновой веревки. Она посмотрела вниз и жизнерадостно помахала баронету.

— Пять баллов этой девчонке, — улыбнулся он. — Ее не так просто заставить свернуть с пути.

Харперу хотелось поддержать Ройан криком, но он понимал, что это бесполезно — грохот водопада заглушит все остальные звуки. Поэтому Николас тоже только махнул ей в ответ.

На середине пути вниз он увидел, как Ройан отчаянно тянет за сигнальный конец. Али ждал этого, и спуск немедленно прекратился. Потом Ройан откинулась назад, держась только левой рукой за веревку. Правой она схватилась за бинокль Николаса, висящий на груди. Ройан изгибалась под невероятным углом, пытаясь навести прибор на резкость одной рукой. Очевидно, было нелегко рассмотреть круглую отметину на стене, поскольку подъемник раскачивался из стороны в сторону, одновременно вращаясь.

Как показалось Николасу, Ройан висела на конце веревки очень долго, хотя на самом деле прошло не более пары минут. Потом молодая женщина неожиданно отпустила бинокль, откинула голову назад и завопила так, что крик, несмотря на рев воды, донесся до Николаса, находившегося на сотню футов ниже. Она восторженно била ногами и махала ему свободной рукой, вне себя от радости, пока Али продолжал спускать веревку. Неразборчиво выкрикивая что-то, Ройан смотрела на Харпера с таким сияющим лицом, что оно почти развеяло сумрак ущелья.

— Я не слышу тебя, — заорал англичанин. Водопад сводил на нет любые попытки общения.

Ройан ерзала на сиденье, дико крича и размахивая руками. Она даже совсем выпустила веревку и наклонилась вперед, чтобы рассмотреть Николаса. В двадцати футах над водой Ройан едва не потеряла равновесие и чуть не полетела вниз.

— Осторожнее! — крикнул Харпер. — Этот бинокль цейсовский. Две штуки в цюрихском магазине беспошлинной торговли!

На сей раз Ройан расслышала, потому что показала ему язык, совсем как школьница. Однако двигаться стала осторожнее. Когда Ройан почти коснулась ногами воды, то дернула за веревку, призывая людей наверху остановиться. Она повисла в воздухе в пятидесяти футах от Харпера.

— Что ты там увидела? — крикнул Николас.

— Ты был прав! Прав!

— Она сделана человеком? Там надпись? Ты смогла ее прочитать?

— Да, да и да! Да — на все три вопроса! — триумфально улыбнулась Ройан, дразня Харпера.

— Перестань злить меня. Рассказывай.

— Самовлюбленность Таиты снова взяла над ним верх. Он не мог не подписать работу. — Она рассмеялась. — Оставил автограф — изображение ястреба со сломанным крылом!

— Чудесно! Просто замечательно! — восхитился Николас.

— Это доказательство того, что здесь был Таита. Чтобы вырезать герб, он должен был стоять на лесах. Наша первая догадка подтвердилась. Ниша, за которую ты держишься, часть лестницы, ведущей на дно ущелья.

— Да, но зачем, Ройан? — закричал он. — Что здесь делал Таита? Нет никаких следов работ или строительства.

Они осмотрели угрюмые скалы. Если не считать маленьких рядов ниш, стены оставались нетронутыми, гладкими и непостижимыми, уходя под темную воду.

— Может, под водопадом? — закричала Ройан. — Вдруг там есть пещера? Ты можешь туда добраться?

Николас оттолкнулся от скалы и поплыл к грохочущей воде. Примерно на середине его подхватило течение, и Харперу пришлось грести изо всех сил, чтобы побороть его. Отчаянно размахивая руками и работая ногами, он умудрился добраться до выступа, скользкого от водорослей, с краю от водопада.

Вода обрушилась на голову Николаса, но он пробрался вдоль каменного выступа в самое сердце потока. Примерно на полпути вода одолела его, оторвала от зацепки, швырнула в бассейн и закрутила. Харпер вынырнул в середине и снова был вынужден грести изо всех сил, чтобы победить течение и добраться до спокойной воды возле стены. Пловец уцепился за каменную нишу и принялся дышать как кузнечные мехи.

— Ничего? — окликнула его Ройан.

Николас покачал головой, не в силах ответить, пока не перевел дыхание. Потом все же выдавил:

— Ничего. За водопадом сплошная каменная стена. — Он еще раз глубоко вздохнул и саркастически спросил: — Есть новые гениальные идеи, мадам?

Она молчала, и Харпер радовался отдыху. Потом Ройан снова заговорила:

— Ники, как далеко уходят эти ниши?

— Как видишь, последняя у самой воды, я за нее держусь.

— А под водой?

— Не глупи, женщина. — Николас начинал замерзать и раздражаться. — Как они могли резать камень ниже уровня воды?

— Попытайся посмотреть! — почти так же возмущенно крикнула она.

Николас покачал головой и глубоко вздохнул. Все еще держась рукой, он вытянул ноги и тело во всю длину. Потом голова скрылась под темной поверхностью, и англичанин пытался дотянуться ногой как можно дальше.

Неожиданно он вынырнул наружу, жадно глотая воздух и с пораженным лицом.

— Клянусь Юпитером! Ты права! Там еще одна ниша!

— Мне очень не хочется так говорить, но именно этого я и ожидала.

Даже с такого расстояния было видно довольное выражение лица Ройан.

— Ты что, колдунья? — спросил Николас и вдруг умолк, закатывая глаза к небу в видимом отчаянии. — Я знаю, о чем ты собираешься попросить теперь.

— Как далеко вниз простираются эти ниши? — медовым голосом спросила Ройан. — Ты ведь нырнешь для меня, дорогой Ники?

— Вот оно, — сказал Харпер. — Так я и знал. Я поговорю со своим цеховым старостой. Это рабский труд. С этого момента я начинаю бастовать.

— Пожалуйста, Ники!

Он выдыхал и вдыхал воздух, проветривая легкие, насыщая кровь кислородом, чтобы повысить до предела устойчивость к пребыванию под водой. В конце концов Харпер полностью опустошил легкие, выдохнув, пока грудь не заболела от усилия, а потом вдохнул, наполнившись свежим кислородом до предела. Наконец он нырнул вниз головой и поднял ноги, так чтобы их вес помог ему погрузиться.

Скользя вдоль подводной стены, Николас протянул руку, ища первую нишу под поверхностью. Найдя, он использовал ее, чтобы оттолкнуться и погружаться быстрее.

Ниже оказалась вторая, и ныряльщик продолжил спуск в глубину. Ниши располагались на расстоянии шести футов друг от друга. Используя их как измерительную шкалу, Харпер мог точнее оценить свое продвижение.

Плывя дальше, Николас нащупал еще одну нишу, потом еще. Четыре ряда ниш, двадцать четыре фута ниже поверхности. В ушах раздавался треск — от давления выходил воздух из евстахиевых труб.

Англичанин продолжил спуск и доплыл до пятого ряда ниш. Воздух в легких сжался почти до половины того объема, что занимал на поверхности. С понижением плавучести погружение пошло проще и быстрее.

Николас держал глаза широко открытыми, но воды внизу были темными и мутными. Он едва видел стену прямо перед лицом. Появилась шестая ниша, и, уцепившись за нее, ныряльщик заколебался.

«Уже тридцать шесть футов глубины и никаких признаков дна», — подумал Харпер. Были времена, когда он охотился с гарпуном в составе армейской команды и мог нырнуть без груза на шестьдесят футов, оставаясь внизу на целую минуту. Но тогда он был моложе и куда в лучшей форме.

«Еще одна ниша, — пообещал Николас себе. — А потом обратно на поверхность».

Грудь начинала болеть и гореть от недостатка воздуха, но он сильно оттолкнулся от зацепки и поплыл вниз. Впереди в сумраке обрисовались очертания седьмой ниши.

«Они идут вниз до самого дна, — понял Николас в изумлении. — Как же Таита умудрился сделать это? У египтян не было аквалангов».

Он ухватился за нишу и снова застыл, не уверенный, стоит ли рисковать дальше. Харпер знал, что достиг своего физического предела. Грудь и так начинала непроизвольно вздыматься от жажды воздуха.

«Почему бы не достичь еще одной, черт подери?» Баронет начал вести себя легкомысленно, его охватила странная эйфория. Николас узнал опасные признаки глубинного опьянения и посмотрел на собственное тело. Сквозь муть стало видно, что кожа сморщилась, собралась в складки под давлением воды. Ныряльщик находился под воздействием двух атмосфер. Мозгу грозило кислородное голодание, но Харпер ощущал себя безнаказанным и неуязвимым.

«Еще один прорыв, дорогие друзья», — решил он. Николас принялся погружаться.

«Номер восемь, и доктора попросим. — Он коснулся пальцами восьмой ниши. Ему приходила в голову всякая чушь. — Номер восемь, тарелка с лососем».

Николас уже развернулся, намереваясь всплывать, когда коснулся ногами дна.

«Пятьдесят футов, — осознал он сквозь пелену в мозгах. — Я перестарался. Надо возвращаться. Пора подышать».

Ныряльщик собирался оттолкнуться от дна, когда что-то схватило его за ноги и подтащило к каменной стене.

«Осьминог! — подумал Харпер, вспомнив строку на стеле Таиты. — Ее влагалище — осьминог, поглотивший царя».

Англичанин попытался вырваться, но ноги словно связали щупальца морского чудища. Что-то холодное и коварное держало его в плену.

«Осьминог Таиты, клянусь! Это не иносказание. Он схватил меня».

Баронета пригвоздило к стене, все сильнее притягивая. Николаса охватил ужас, и приток адреналина в кровь прогнал галлюцинации лишенного кислорода мозга. Он понял, что именно произошло с ним.

«Никакого осьминога. Это давление воды».

Однажды Николасу уже довелось испытать такое явление на собственной шкуре. На учениях в армии, где они ныряли вблизи водозабора гидроэлектростанции в Лох-Арране, его приятель, бывший с ним в одной связке, попал в сильнейшее течение. Его подтащило к решетке забора воды, и тело так сплющило, что осколки ребер, как острые кинжалы, проткнули кожу и вылезли сквозь черный неопреновый костюм.

Сам Николас едва избежал подобной судьбы. Поскольку он был в нескольких метрах от напарника, то оказался на некотором удалении от основного потока, идущего в турбину. И все же Харпер сломал тогда ногу. И понадобились усилия двух других ныряльщиков, чтобы вытащить его против течения.

На сей раз у Николаса был ограничен запас воздуха, и рядом не было людей, которые могли бы помочь. Его затягивало в узкую щель, в подводный туннель, в шахту, уходящую в камень.

Течение не действовало на верхнюю часть тела, но ноги неудержимо тянуло вниз. Англичанин видел, что края дыры сильно обтесаны, как каменный оконный проем. Вытянув руки, он сопротивлялся изо всех сил, но скрюченные пальцы скользили по гладкой, склизкой поверхности.

«Настал мой час, — подумал Николас. — Вот удар, от которого невозможно уклониться». Он снова вцепился пальцами в стену. Неожиданно англичанин дотянулся до последней ниши перед стоком, затягивающим его внутрь.

Теперь по крайней мере ему было за что ухватиться. Николас схватился за нишу обеими руками, сопротивляясь току воды. Он напрягал оставшиеся силы и мужество, хотя они быстро подходили к концу. Ныряльщик почувствовал, как раздулись мышцы на руках, как натянуты все сухожилия подобно стальным тросам, а в голове что-то собиралось лопнуть. Но скольжение в подводный сток прекратилось.

«Еще немного, — подумал Николас. — Чуть-чуть».

Он знал, что на большее и не способен. Воздух закончился, а вместе с ним решимость и отвага. Голова кружилась, перед глазами появились темные пятна.

Николас собрал последние силы и принялся подтягиваться, пока темнота в голове не взорвалась слепящими метеорами и огненными колесами. Но он продолжал тянуться. Наконец ноги освободились, хватка вод ослабла, и Харпер снова напрягся, надеясь, что силы еще остались.

Неожиданно Николас оказался свободен и начал подниматься на поверхность. Слишком поздно. Темнота затопила разум, в ушах зашумело словно от водопада над бездной. Харпер тонул. Сил не осталось. У него не было понятия, где он находится, сколько осталось до поверхности, только обреченность — ему не доплыть. С ним все кончено.

Прорвав пелену воды головой, Николас не осознал этого. У него не осталось сил на то, чтобы поднять лицо и вздохнуть. Он продолжал болтаться, как полузатопленный труп, лицом вниз и умирая. Потом пальцы Ройан вцепились в его волосы и лица баронета коснулся холодный воздух.

— Ники! — закричала она. — Дыши, Ники, дыши!

Англичанин открыл рот. Оттуда вырвалась вода вперемешку со слюной и затхлым воздухом, а потом Николас все же принялся кашлять и дышать.

— Ты еще жив! Слава Богу! Ты был внизу так долго. Я думала, ты утонул.

Он продолжал жадно глотать воздух, смутно понимая, что Ройан слезла с сиденья и пришла ему на помощь.

— Ты был под водой так долго. Я не могла поверить своим глазам. — Она приподняла голову Харпера, держась свободной рукой за нишу в стене. — Теперь все будет в порядке. Я помогу. Только подожди немного. Все будет в порядке.

Удивительно, как успокоил и вдохновил Николаса ее голос. Воздух казался сладким и свежим, а силы постепенно возвращались.

— Надо поднять тебя наверх, — сказала Ройан. — Несколько минут, чтобы прийти в себя, а там я подсажу тебя в подъемник.

Она подплыла к болтающемуся сиденью и подала знак людям наверху опустить подъемник в воду. Потом Ройан раздвинула ткань так, чтобы Харпер мог просунуть туда ноги.

— С тобой все в порядке, Ники? — с волнением спросила она. — Погоди, сейчас доберемся до верха. — Она положила его руки на веревки. — Держись крепко!

— Я не могу оставить тебя внизу, — пробормотал он.

— Со мной все будет нормально, — заверила Ройан. — Главное, пусть Али быстро спустит вниз сиденье.

На полпути вверх Николас увидел, как над темной водой торчит голова молодой женщины. Она выглядела такой маленькой и одинокой, а лицо бледным и слабым.

— Смелая, — хриплым до неузнаваемости голосом проговорил Харпер. — Ты действительно смелая.

Но он был слишком высоко, чтобы Ройан могла расслышать его слова.


Как только Ройан вытащили из ущелья, Николас приказал Али разобрать подъемник и спрятать его части в колючих кустах. С вертолета их было бы легко заметить, а привлекать внимание Джейка Хелма не следовало.

Харпер был не в состоянии помочь своим людям и лежал в тени дерева, а Ройан ухаживала за ним. Англичанина очень огорчило, насколько длительное пребывание под водой выбило его из колеи. Голова раскалывалась после кислородного голодания. Вся грудь болела, и внутри кололо при каждом вздохе — судя по всему, вырываясь из объятий смерти, Харпер что-то себе повредил.

Его впечатлило терпение Ройан. Она не пыталась расспрашивать его об увиденном на дне и куда больше беспокоилась о самочувствии баронета, чем об успехе археологических поисков.

Ройан помогла Харперу встать на ноги, и они отправились в лагерь. Николас двигался как старик, скрученный артритом. Все мышцы и сухожилия ужасно болели. Он знал: понадобится время, чтобы ткани освободилась от накопившейся молочной кислоты и азота.

Добравшись до лагеря, Ройан отвела его в хижину и засуетилась вокруг, укладывая на кровать и прикрывая антимоскитной сеткой. К этому моменту Николас чувствовал себя куда лучше, но не торопился сообщать об этом. Было очень приятно, что Ройан так беспокоится о нем. Ройан принесла ему пару таблеток аспирина и кружку горячего чаю с сахаром. Пожалуй, Николас немного преувеличивал свои страдания, слабым голосом прося вторую кружку.

Присев рядом с кроватью, Ройан внимательно смотрела, как он пьет.

— Лучше? — спросила она, когда Харпер допил.

— Ставки, что я выживу, два к одному, — отозвался Николас. Ройан улыбнулась.

— Вижу, тебе лучше. Снова стал острить. Ты меня ужасно напугал, знаешь ли.

— Все, что угодно, только бы привлечь твое внимание.

— Ну теперь, когда мы решили, что ты выживешь, расскажи, что произошло. С чем ты столкнулся там, на дне бассейна?

— На самом деле ты, разумеется, хочешь узнать, что я обнаружил внизу. Я прав?

Николас поведал ей обо всем увиденном. Особенно подробно — о том, как его подхватило течением в подводном стоке. Ройан слушала не перебивая, а когда он закончил, некоторое время молчала, напряженно думая.

Наконец Ройан подняла взгляд на Харпера.

— Ты хочешь сказать, что Таита сумел соорудить эти каменные ниши до самого дна бассейна, на пятьдесят футов ниже поверхности? — Николас кивнул, и она снова помолчала. Потом опять заговорила: — Как же он сумел? Твое мнение?

— Четыре тысячи лет назад уровень воды мог быть ниже. Может, был год засухи, река пересохла, и он смог добраться туда. Ну как тебе для начала?

— Неплохо, — признала она, — но зачем тогда строить леса? Почему бы просто не использовать сухое русло? Опять же Таиту явно привлекает река. Если бы она пересохла, то ничем бы не отличалась от тысячи других мест в ущелье. Нет, у меня есть чувство, что основной, если не единственной, причиной выбора этого места была его недоступность.

— Подозреваю, что ты права, — согласился Николас.

— Таким образом, если река текла пусть даже и не на нынешнем уровне, то каким образом он умудрился вырезать эти ниши? И в чем смысл лесов под водой?

— Я иссяк. Ни малейшей идеи, — признался Харпер.

— Ну хорошо, оставим это ненадолго. Обратимся к описанию стока, в который тебя чуть не затянуло. Ты получил какое-нибудь представление о его размере?

— Там почти совсем темно, — покачал головой Николас. — Я видел не дальше трех футов.

— А располагался он строго между двумя рядами ниш?

— Нет, не строго, — задумчиво проговорил Николас. — Слегка сбоку. Я коснулся дна ногами и собирался оттолкнуться, когда меня скрутило потоком.

— Значит, сток находится на самом дне бассейна и чуть сбоку от лесов. Ты говорил, будто само отверстие прямоугольное?

— Я не абсолютно уверен — не забудь, я очень плохо видел. Но именно таким было мое впечатление.

— Значит, оно могло тоже быть рукотворным. Вроде входной шахты, пробитой в бассейн?

— Возможно, — неохотно согласился Николас. — Но с другой стороны, это вполне могла быть естественная дыра в камне, в которую вытекает река.

Ройан поднялась и направилась к двери.

— Куда ты? — спросил англичанин.

— Я ненадолго. Схожу в свою хижину за записями и материалами со стелы. Скоро вернусь.

Возвратившись, она села на пол рядом с кроватью Николаса, подогнув под себя ноги, как обычно делают женщины. Когда Ройан разложила вокруг бумаги, он откинул угол москитной сетки и принялся наблюдать за ней.

— Вчера, пока ты занимался подъемником, я смогла расшифровать большую часть «весенней» стороны стелы. — Она передвинула записную книжку так, чтобы были видны страницы. — Это мои предварительные записи. Видишь, я поставила знаки вопроса — например, здесь и здесь. Тут я не уверена в переводе. Или Таита вставил новый странный символ. Мне придется подумать об этом несколько позже.

— Я внимательно слушаю, — сказал Николас, и Ройан продолжила:

— Выделенные зеленым части — это цитаты из стандартной версии «Книги мертвых». Взять, например, эту: «Вселенная очерчивает круг — диск бога солнца, Ра. Жизнь человека — это круг, начинающийся в утробе и оканчивающийся в могиле. Круг колеса колесницы предсказывает смерть змея, попавшего под его край».

— Да, узнаю цитату, — проговорил Николас.

— А другие части текста написаны Таитой. А может, взяты не из «Книги мертвых», а из другого, неизвестного мне источника. Например, я хотела привлечь твое внимание к такому параграфу. — Проведя пальцем по странице, Ройан начала читать: — «Дочь богини зачала. Она беременна от не имеющего семени. Она зачала собственного близнеца. Плод лежит навеки, свернувшись в ее утробе. Близнец никогда не родится. Ей не увидеть света Ра. Она обречена оставаться во тьме навеки. Во тьме утробы жених получает ее в вечный брак. Нерожденный близнец становится невестой бога, бывшего человеком. Их судьбы переплетены. Они будут жить вместе всегда. Они не исчезнут».

Она подняла голову.

— Когда я впервые прочитала это, то удовлетворилась нашим прежним предположением, что дочь богини — это река Дандера. Кроме того, я была почти уверена, что бог, бывший человеком, должен быть фараоном. Мамос был обожествлен только по восшествии на трон Египта. А до того был человеком.

Николас кивнул.

— Не имеющий семени — очевидно, сам Таита. Наш приятель часто ссылается на тот факт, что он евнух. А теперь, — предложил Харпер, — если у тебя есть идеи насчет загадочной сестры-близнеца, то я с радостью их выслушаю.

— Близнец сестры — это, вероятно, рукав или ручей Дандеры.

— А, понимаю, к чему ты клонишь. Предполагаешь, что сток и есть близнец. И в ущелье он не увидит света Ра. Таита бессемянный, претендует на отцовство. Таким образом он называет себя архитектором сооружения.

— Да, именно он и выдал близнеца реки замуж за фараона Мамоса навсегда. Сложив все вместе, я пришла к заключению, что мы не найдем место захоронения фараона Мамоса, если не исследуем этот сток, едва не утопивший тебя.

— И как ты предлагаешь это сделать? — спросил Харпер. Ройан пожала плечами:

— Я не инженер, Ники. Предоставляю это тебе. Все, что я знаю, — Таита придумал способ сделать это. Причем не только как проникнуть вниз, но и как вести работы. Если наше прочтение стелы верно, он проводил обширные работы на дне бассейна. Если Таита мог совершить это, то почему бы не последовать его примеру?

— Но ведь, — возразил Николас, — Таита был гением. Он сам так частенько говорит. А я старый работяга.

— Однако я делаю ставку на тебя, Ники. Ты ведь не подведешь меня, правда?


Чтобы следовать за этой дичью, не требовалось особого мастерства следопыта. Намеченная жертва не соблюдала предосторожности. Они открыто отправились по главной дороге вдоль ущелья Аббая, ведущей прямо на запад, к суданской границе. Мек Ниммур возвращался в свою крепость.

По прикидкам Бориса, с командиром партизан шло от пятнадцати до двадцати человек. Точнее сказать было трудно, одни следы на дороге мешались с другими, и, разумеется, Мек выслал разведчиков вперед и по бокам. А позади, само собой, имелся арьергард.

У партизан была довольно большая фора, но большому отряду никогда не обогнать одинокого преследователя. Борис был уверен, что нагонит их. Они вышли за четыре часа до него, а, судя по последним следам, теперь их разделяло не более двух.

Не останавливаясь, Брусилов нагнулся, поднял что-то с тропы и осмотрел на бегу. Это была веточка, мягкий побег с куста, росшего рядом с дорогой. Видимо, один из людей Ниммура задел его и отломил с основной ветки. Даже на жаре, царящей в ущелье, нежный росток едва начал увядать. Значит, отряд еще ближе, чем Борис рассчитывал.

Брусилов принялся обдумывать план действий. Он довольно хорошо знал эту часть долины. В прошлом году русский охотился здесь с американским клиентом на каменного козла. Они провели почти месяц, прочесывая овражки и лесистые ущелья, перед тем как подстрелить старого огромного самца, черного от возраста, с парой загнутых назад рогов (они стали десятыми по величине в книге рекордов «Роуленд уард»).

Борис знал, что через две-три мили Нил изгибается петлей на юг, а потом возвращается к прежнему направлению. Основная дорога вела вдоль реки, потому что в центре петли возвышалась группа отвесных скал. И все же угол можно было срезать. Борису удалось сделать это раньше, когда он преследовал раненого козла.

Охотник-американец выстрелил не вполне точно — пуля ударила животное в спину, но не попала в полость сердца и легких, пробив кишки. Пораженный зверь понесся наверх по тайным тропам среди скал. Борис с американцем следовал за ним по горам. Русский помнил, как опасен этот предательский путь, но он был почти на десять миль короче по сравнению с основной дорогой.

Если удастся снова отыскать начало козьей тропки, есть хороший шанс опередить Мека Ниммура и подождать его на другой стороне реки. Это даст преследователю огромное преимущество. Командир партизан будет ждать преследования, а не засады. Конечно, он позаботится о прикрытии сзади, и Борис сомневался, что сумеет миновать арьергард, не встревожив намеченных жертв. Если же обогнать их, все будет в его руках. Тогда он сможет выбрать место охоты.

Когда дорога вместе с течением Нила начала поворачивать на юг, Брусилов принялся внимательно смотреть на скалы, ища знакомые приметы. Не пройдя и полмили, он отыскал нужную. В линии черных базальтовых утесов был разрыв — заросшая лесом огромная трещина в стене.

Русский остановился и вытер пот с лица и шеи.

— Слишком много водки, — проворчал он. — Становлюсь слабым. — Рубашка охотника промокла, будто он прыгнул в одежде в реку.

Борис перевесил ружье на другое плечо, поднял бинокль и осмотрел склоны лесистого оврага. Они казались отвесными и неприступными, но он заметил маленькое дерево, растущее из трещины в скале. Деревце напоминало японский бонсай, так изогнуты были ствол и ветви.

Американец выстрелил в горного козла, когда тот стоял над обрывом чуть выше этого места. Перед глазами Бориса пронесся образ животного, изогнувшего спину, развернувшегося и понесшегося по скале. Переведя взгляд повыше, русский разглядел узкую тропинку, ведущую вверх.

«Да-да, это то самое место», — подумал Борис на родном языке. Это было так приятно после долгих дней мучений от попыток говорить на французском и английском.

Перед тем как полезть наверх, он сошел с дороги и спустился по усеянному большими валунами берегу к воде. Опустившись на колени возле Нила, Борис обеими руками зачерпнул воды и полил ее на коротко стриженую голову, смыл пот с лица и шеи. Он опустошил и заново наполнил флягу, а потом пил воду, пока живот не наполнился до предела. На горе не было воды. Наконец русский обмакнул кепку в реку и надел ее, насквозь промокшую, на голову. На спину и плечи потекли ручейки воды.

Борис вернулся на основную дорогу и прошел по ней еще сотню шагов, неторопливо двигаясь и внимательно рассматривая землю. В одном месте тропу перегораживал большой камень. Людям пришлось переступить через него и шагнуть в мелкую пыль на другой стороне. Здесь они оставили свои следы.

Почти на всех партизанах были десантные ботинки израильской армии с зигзагообразным рисунком на подошве.

Идущие сзади, разумеется, затоптали следы передних. Борису пришлось опуститься на колено и внимательно изучить пыль, чтобы заметить отпечаток гораздо меньшей и более изящной ножки, несомненно — женской. Ее частично стерли большие мужские следы, но очертания большого пальца были ясно видны. Становилось ясно, что это теннисные туфли «бата» с гладкой подошвой. Их Борис отличил бы от десятка тысяч других.

Значит, с облегчением подумал он, Тессэ все еще вместе с группой. Она с любовником не отправилась по другой тропе. А то ведь Мек Ниммур отличался хитростью. Однажды ему удалось ускользнуть от Бориса. Но не в этот раз! Русский мстительно покачал головой: не в этот раз.

Он снова обратил внимание на женские следы. От их вида защемило сердце и в полной мере вернулась ярость. Собственные чувства к этой женщине не волновали Бориса. Любовь и желание не принимались в расчет. Она принадлежала ему, а ее украли. Значение имело только нанесенное оскорбление. Тессэ отвергла и унизила его. За это она умрет.

Кровь побежала быстрее по венам при мысли об убийстве. Убийство было профессией и призванием Брусилова. Но как бы часто он ни занимался своим ремеслом, любовь к нему никогда не исчезала, неизменно доставляла удовольствие. Пожалуй, это было последняя настоящая радость, оставшаяся ему, неиспорченная и непритупленная — в отличие оттого, что водка сделала с актом соития. Борис получит от убийства Тессэ больше удовольствия, чем когда-либо получал с ней в постели.

Все последние годы он охотился на презренных животных, однако не забывал, как приятно охотиться на человека и убивать его. Особенно — женщин. Борис хотел уничтожить Мека Ниммура, но еще больше свою жену.

В дни президентства Менгисту, когда Брусилов был главой контрразведки, подчиненные знали о его вкусах и всегда подбирали самых хорошеньких женщин для допросов. Сейчас Борис жалел только об одном — ему придется действовать быстро. Вопрос о том, чтобы медленно убивать, растягивая удовольствие, даже не стоял. Да, не как в старые времена, когда смерть длилась часы или даже дни.

— Сука! — выдохнул Брусилов и пнул ногой песок, наступив на бледный отпечаток, уничтожив его, как вскоре уничтожит саму Тессэ. — Черная блудливая сука.

Сойдя с дороги, он побежал с новыми силами и решимостью, поднимаясь к кривому дереву и началу козьей тропки на скале.

Борис отыскал тропу там, где и предполагал, и двинулся вверх по склону. Чем выше он лез, тем круче становился подъем. То и дело ему приходилось цепляться обеими руками, чтобы подтянуться или пробраться по узкому уступу.

Первый раз, когда русский карабкался по этой горе, он следовал за истекающим кровью горным козлом, но теперь алые пятна не подсказывали ему дорогу; он дважды сбился с тропы и заходил в тупики, так что приходилось осторожно спускаться, разыскивая правильный поворот. Всякий раз Борис понимал, что теряет время и Мек Ниммур может успеть пройти мимо него.

В один момент пути он спугнул небольшую группу диких коз, лежавших на уступе, примерно на середине подъема. Они помчались по скалам, больше напоминая птиц, нежели животных, связанных законами гравитации. Их вел огромный самец с длинными закрученными рогами и бородой, который, убежав, невольно подсказал Борису, как добраться до вершины.

Русский ободрал все пальцы, карабкаясь по последним уступам, но в конце концов поднялся наверх и пробежал вдоль открытого участка, не поднимая головы. Силуэт человека отлично виден на фоне ясного голубого неба за многие мили. Он шел вдоль гребня, пока не добрался до небольших кустов, где и укрылся, спрятав голову под жесткими, колючими ветвями. Затаившись, Брусилов стал осматривать долину в бинокль.

С такой высоты Нил напоминал широкого, блестящего, изгибающегося змея. Поверхность воды у первой излучины была испещрена перекатами и каменными грядами. На противоположном берегу высились базальтовые скалы, прямые, но словно в беспорядке разбросанные тропическим тайфуном. Все дрожало и мерцало в полуденной жаре, а солнце падало на мир подобно топору палача, сокрушая зноем вселенную из красного камня.

Марево, висевшее в воздухе, дрожало в окулярах бинокля — Борис перевел взгляд на дорогу вдоль реки и осмотрел ее до места, где она скрывалась за излучиной. Там не было никого, ни малейшего признака присутствия человека. Значит, намеченные жертвы скрылись из виду. Русский никак не мог определить, как далеко продвинулись партизаны. Одно стало ясно — надо спешить, если он хочет выйти им наперерез с другой стороны горы.

В первый раз после того, как он отошел от реки, Борис немного попил из фляги. Жара и тяжелый подъем иссушили организм. В таких условиях человек, оставшись без воды, может умереть за считанные часы. Неудивительно, что здесь, в ущелье, так мало постоянных поселений.

Снова двинувшись в путь, Брусилов почувствовал себя куда лучше и принялся пересекать седловину горы. Она была меньше мили в ширину, и, сам того не ожидая, русский оказался в верхней точке скал на другой ее стороне. Еще один неосторожный шаг, и путник шагнул бы в пустоту, свалившись с высоты тысячи футов. И опять Борис двинулся вдоль хребта, пока не нашел подходящее место, чтобы осмотреть окрестности.

Река осталась такой же — широкая лента, полная вспененных белых порогов. Она текла навстречу охотнику, описав дугу. Дорога шла по ближайшему берегу, хотя ей и пришлось сделать небольшой крюк из-за отвесных круч и каменных игл, поднимавшихся из вод Нила.

В пустоте ущелья замерло все, если не считать текущих вод и вечного танца дрожащего воздуха. Борис понимал, что Мек Ниммур не мог настолько обогнать его. Выходит, отряд просто не показался из-за поворота.

Борис попил воды и отдохнул почти полчаса. К концу этого времени он почувствовал прилив сил. Брусилов подумал, не стоит ли спуститься и устроить засаду прямо на дороге. Но все же решил остаться наверху до тех пор, пока не увидит намеченных жертв.

Он внимательно осмотрел ружье, убедился, что прицел не сбит во время подъема по скалам, потом опустошил магазин и оглядел все пять патронов. Медная гильза одного из них немного позеленела и помялась, поэтому русский выкинул его, заменив другим. Полностью зарядив ружье, Брусилов поставил его на предохранитель.

Отложив оружие в сторону, Борис сменил пропитанные потом носки, достав чистые из рюкзака, и аккуратно перешнуровал ботинки. Только новичок может рисковать натереть ноги в таких условиях — через пару часов они воспалятся и начнут гноиться.

Борис еще раз попил, потом поднялся и вскинул ружье на плечо. Теперь он был готов к любому дару богини охоты и двинулся вдоль хребта, навстречу отряду.

После каждого поворота русский оглядывал простирающуюся внизу долину, но никак не мог заметить свою добычу. День начинал клониться к вечеру. Брусилов стал уже беспокоиться, что Мек Ниммур каким-то образом умудрился незаметно проскользнуть мимо него, пройдя через реку по тайному броду, или двинулся по другой тропе сквозь скрытую долину, как услышал жалобный, заунывный крик, разнесшийся в раскаленном воздухе. Русский поднял голову. Над зарослями колючих кустов у берега кружила пара коршунов.

Желтоклювые коршуны — одни из самых распространенных падальщиков в Африке. Они живут рядом с людьми, питаясь их мусором. Они собирают людские отбросы, кружа над деревнями или временными лагерями, надеясь на объедки или терпеливо дожидаясь, пока человек пойдет в кусты. Коршуны слетают вниз, как только тот закончит свое дело, исполняя роль отсутствующей канализации.

Борис внимательно смотрел в бинокль на птиц, лениво кружащих в горячем воздухе над группой приречных кустов. У них была особенная манера управлять полетом раздвоенными хвостами, поворачивая их из стороны в сторону на ветру. Ярко-желтые клювы вспыхивали на солнце, когда они поворачивали голову, дабы посмотреть на что-то в зарослях.

«Ага! — холодно улыбнулся Борис. — Ниммур рано разбил лагерь. Должно быть, жара и такая скорость оказались чрезмерны для его новой женщины. Или он остановился, чтобы поиграть с ней…»

Русский двинулся вперед, пока не нашел подходящую позицию напротив колючих кустов. Он внимательно осмотрел их в бинокль, но не заметил ни малейших признаков присутствия человека. Через пару часов Борис начал сомневаться в своем изначальном предположении. Единственное, что убеждало в этом, — пара коршунов, сидящих на вершине дерева рядом с зарослями. Оставалось думать, что они смотрят на расположившихся внутри людей.

Борис беспокойно взглянул на солнце. Оно медленно плыло по небу, теряя свой жар. Потом Брусилов перевел взгляд в долину.

Прямо под зарослями в береге реки было небольшое углубление, похожее на маленькую лагуну. Во время половодья его затапливало, но сейчас рядом с потоком образовался маленький галечный пляж. На нем было полно валунов, скатившихся со скал. Некоторые лежали прямо на берегу, другие в реке, наполовину затонув. Самый большой был размером с дом. Огромный темный камень.

Неожиданно из кустов вышел человек. Пульс Бориса участился, и он внимательно смотрел, как тот спрыгнул на камень, а с него на берег. Наклонившись к воде, партизан наполнил брезентовое ведро водой, вскарабкался обратно и исчез в кустах.

«Так, значит, жара допекла и наших бравых ребят. Им нужно пить, а это выдает их врагам. Если бы не птицы, я бы никогда не догадался, что они прячутся там. — Борис невольно восхитился противником. — Ниммур — осторожный человек. Неудивительно, что он умудрился так долго выживать. Надо же быть настолько хитрым. Но даже ему нужна вода».

Борис продолжал наблюдать в бинокль, стараясь предугадать следующий шаг Мека Ниммура.

«Он потерял слишком много времени, укрывшись от жары, — решил русский. — Партизаны двинутся в путь, как только станет прохладней. Да, будет ночной переход. — Борис посмотрел на солнце. — До темноты осталось три часа. Надо все сделать до ее наступления. Без света трудно целиться».

Прежде чем подняться, он отполз от гребня, где был бы виден. Русский вернулся вдоль горы к скальному выступу, защищавшему его от глаз часовых Мека Ниммура. Потом Борис начал спускаться. Здесь не было козьей тропы, так что дорогу пришлось искать самому. Но после нескольких неудач ему удалось найти наклонный уступ, являющий собой довольно легкий путь вниз. Добравшись до дна ущелья, Брусилов хорошенько изучил окружающую территорию, чтобы отыскать ее при необходимости. Это был хороший путь для отступления, а он понимал, что скоро будет вынужден бежать.

Ему понадобился почти час на спуск, и время подходило к концу. Он добрался до дороги вдоль реки и зашагал к лагерю Мека Ниммура. Теперь Борис торопился, но, несмотря на это, соблюдал все меры предосторожности — шел по краю тропы и ступал только на каменистую землю, чтобы не оставлять следов. Невзирая на это, он едва не столкнулся с врагами.

Не успел Борис пройти и первые две сотни метров, как услышал низкий, горестный посвист бледнокрылого скворца. Брусилов поначалу не обратил на свист внимания, пока подсознание не забило тревогу. Неправильное время. Скворец издает этот крик на рассвете, покидая гнездо высоко в горах. Теперь же в раскаленном жарой ущелье близился вечер. Значит, это сигнал разведчиков, движущихся по дороге к нему. Отряд Мека Ниммура двинулся в путь.

Борис немедленно отреагировал на новую опасность. Он соскочил с дороги и бросился обратно, туда, откуда пришел, пока не добрался до начала тропки, ведущей на скалу. Там русский забрался наверх, чтобы хорошо видеть нижнюю дорогу. Он понял, что потерял почти все преимущество, полученное коротким путем через горы. Это место для засады трудно назвать идеальным, а маршрут для отступления простреливался снизу — Брусилову повезет, если он успеет добраться до вершины. Но русский даже не подумал оставить помыслы о мести. Как только мишени окажутся на расстоянии выстрела, он откроет огонь.

И все же Борис признавал, что Мек Ниммур застал его врасплох. Ему не приходило в голову, что партизаны двинутся в путь до захода солнца. Русский надеялся занять позицию над лагерем в зарослях, двумя меткими выстрелами уложить Ниммура с Тессэ и только потом обратиться в бегство.

Он полагал, что, когда убьет Мека Ниммура, его люди не будут вести погоню слишком долго. Борис собирался начать поспешное отступление, останавливаясь в каждом удобном месте и отстреливаясь. Он планировал прикончить еще парочку партизан, пока они не потеряют интерес к игре и не отпустят его.

Но все изменилось. Ему придется воспользоваться первой возможностью, какая только представится, и сразу после выстрелов он окажется на склоне, открытый огню противника. Единственное преимущество состоит в меткости его охотничьего ружья. Ведь люди Мека Ниммура вооружены «АК-47», могущими быстро стрелять, но славящимися неточностью на большом расстоянии, особенно в руках шуфта. Хорошо натренированные африканские партизаны были отличными воинами. Они легко осваивали все необходимые навыки, кроме одного — не умели метко стрелять.

Брусилов лег на камень, такой горячий, что обжигал тело даже сквозь одежду, снял со спины рюкзак и положил перед собой, оперев о него ружье. Посмотрев через прицел, он как следует настроил его, ориентируясь по маленькому камню рядом с дорогой. Борис поводил дулом из стороны в сторону, желая убедиться, что вся территория внизу простреливается.

Решив, что занял лучшую из возможных в столь неудачной ситуации позицию, Борис отложил ружье и зачерпнул пригоршню пыли. Втертая в потное лицо, она превратилась в грязь, покрывшую тонким слоем его светлую кожу. Так русский устранил опасность блеска, по которому его можно заметить издалека. Еще надо было убедиться, что солнце не отражается от прицела или любых металлических частей ружья. Борис взял ветку и расположил ее так, чтобы она бросала тень на оружие.

Потом он устроился рядом с ружьем и упер приклад в плечо. Брусилов постарался выровнять дыхание, успокоить пульс и избежать дрожания рук. Ждать ему пришлось недолго. До него снова донесся птичий крик, на сей раз куда ближе. С дальней стороны дороги, ближе к берегу, немедленно раздался ответ.

«В этой ситуации им трудно соблюсти правильную дистанцию, — мрачно улыбнулся Борис. — Они будут сбиваться в кучу или растягиваться».

В этот момент из-за поворота, примерно в пятистах метрах впереди, вышел человек.

Борис посмотрел на него в увеличивающий прицел. Это был типичный африканский партизан, шуфта, одетый в драный выцветший камуфляж пополам с гражданской одеждой, нагруженный рюкзаком, флягой, патронами и гранатами, держащий высоко поднятый автомат. Обогнув поворот, солдат остановился на мгновение и укрылся за валуном сбоку от дороги.

Целую минуту партизан изучал окружающий ландшафт, медленно поворачивая голову. В какой-то момент он посмотрел прямо на Бориса, который перестал дышать и лежал неподвижно как камень. Наконец шуфта выпрямился и махнул рукой тем, кто ждал позади. Потом рысью затрусил по дороге. Когда он пробежал примерно пятьдесят метров, показался остальной отряд. Бойцы шли друг от друга на одинаковом расстоянии, как бусины в ожерелье. По этому строю невозможно было бы вести продольный огонь с подготовленной позиции даже из «РПД».

«Хорошо, — одобрил Борис. — Отличные солдаты. Наверное, Мек отбирал их лично».

Он наблюдал через прицел, глядя на лицо каждого человека, выискивая их предводителя. По дороге уже двигалось семеро, но не было ни малейших признаков самого Мека Ниммура. Человек впереди поравнялся с местом засады Бориса и прошел мимо. В стороне шли прикрывающие с флангов, тихо шурша кустами в дюжине шагов от него. Русский лежал словно камень, пропуская их. Остальные тоже прошли мимо засады, не меняя расстояния и быстро перемещаясь с места на место. После того как партизаны прошли, ущелье казалось покинутым, обезлюдевшим. Потом снова мелькнули крадущиеся фигуры.

— Арьергард, — тихо проворчал Борис. — Мек держит женщину в арьергарде. Новая игрушка. Он очень заботится о ней.

Русский снял ружье с предохранителя, стараясь не издать металлического лязга.

«Идите, идите, — выдохнул он. — Сначала я положу Мека. Никаких излишеств и выстрелов в голову. Ровно в центр груди. Женщина застынет на месте, когда он упадет. У нее нет воинских рефлексов. Тессэ позволит мне не торопясь выстрелить и в нее. С такого расстояния речь о промахе не пойдет. Прямо между хорошенькими черными сиськами. — Его охватило сексуальное возбуждение при мысли о крови и насилии, так контрастировавшем с красотой и изяществом Тессэ. — Может быть, мне выпадет шанс подстрелить еще кого-нибудь. Но рассчитывать на это нельзя. Это хорошие воины. Скорее всего они нырнут в укрытие, едва я сделаю выстрел и убью женщину».

Борис смотрел на лица идущих в арьергарде: они только что показались из-за поворота, держа дистанцию. Всякий раз русский чувствовал огромное разочарование. В конце концов на тропе осталось трое, но не было никаких следов Мека и женщины. Арьергард исчез вдали на тропе, звуки шагов стихли. Борис остался на утесе один, с колотящимся сердцем и желчью разочарования во рту.

«Где они? — горько подумал он. — Какого дьявола запропастился Мек?»

Очевидный ответ немедленно пришел в голову. Они пошли другой дорогой. Мек использовал патруль в качестве приманки — чтобы заманить преследователя в сторону.

Брусилов тихо полежал, отмерив пять минут по наручным часам, на случай если по тропе пойдут еще люди. В голове русского пронесся вихрь мыслей. В последний раз он видел след Тессэ среди других следов партизан у начала излучины. С тех пор прошло много часов, и если они с Меком свернули куда-нибудь, их теперь не найти. Предводитель партизан мог выиграть целый день форы — столько понадобится Борису, чтобы распутать их следы. На Брусилова накатила волна ярости. Ему пришлось закрыть глаза и подавить приступ гнева, чтобы не лишиться рассудка. Надо действовать разумно, а не мчаться в бой подобно раненому буйволу. Борис знал, что это одна из его слабостей — не всегда удается держать себя в руках.

Когда он снова открыл глаза, ярость стала холодной и расчетливой. Русский твердо знал, что и в каком порядке ему требуется делать. И первая задача — пойти назад по следам. Надо установить, когда Мек отделился от основного отряда шуфта.

Брусилов спустился по отрогу и пробрался сквозь кусты к дороге. Все еще осторожно, но очень быстро Борис пошел вверх по течению к зарослям колючего кустарника, где партизаны пережидали дневную жару. Русский сразу заметил, что коршуны исчезли, но не стал это воспринимать как доказательство того, что кусты опустели. Он принялся обходить заросли по периметру. Сначала Брусилов осмотрел ведущие внутрь следы. Хотя им было уже несколько часов, прочитать их оказалось довольно легко.

Неожиданно Борис остановился и почувствовал, как волосы на голове встали дыбом от увиденного в пыли. Он понял, что попал в ловушку, расставленную Меком. На дороге отпечатался след теннисных туфель.

Предводитель партизан и его женщина зашли в кусты и не вышли оттуда. Они оставались внутри, и у Бориса появилось чувство, что Мек смотрит на него, наведя дуло «АК-47». Склонившийся над следами на открытом месте, Брусилов был крайне уязвим.

Спрыгнув с тропы, он приземлился в жесткой траве с ружьем наготове. Сердцебиение успокоилось только через несколько минут, и тогда Борис снова поднялся и принялся внимательно осматривать кусты. Нервы были напряжены как струны, а бледные глаза метались из стороны в сторону. Палец лежал на спусковом крючке, и Борис медленно поводил дулом, готовясь стрелять в любом направлении.

Он спустился к берегу ревущей реки, собираясь укрыться за огромным валуном размером с дом, замеченным еще сверху. Но, не добравшись до укрытия, Брусилов услышал звук, донесшийся со стороны Нила — настолько неуместный в такой ситуации, что он не поверил своим ушам. Раздался женский смех, сладкий и прозрачный, как звон хрустальных подвесок на легком ветерке.

Звук донесся снизу, с берега реки, из-за огромного валуна. Борис подкрался ближе, решив использовать камень в качестве прикрытия и одновременно удобного места, с которого хорошо виден галечный пляж. Не успел он дойти до намеченной точки, как услышал плеск чего-то тяжелого, свалившегося в реку, а затем возбужденный женский крик, игривый и дерзкий одновременно.

Добравшись до края глыбы и прячась за этой громадиной, Борис выглянул за угол, откуда открывался вид на берег, и уставился на открывшуюся картину в изумлении. Он не верил собственным глазам. Русский никак не ждал такой глупости от человека вроде Мека Ниммура. Тот был жестким, закаленным воином, пережившим двадцать лет кровавой партизанской войны, а теперь вел себя как сраженный любовью мальчик.

Предводитель партизан отослал своих людей, чтобы остаться наедине с возлюбленной и спокойно порезвиться с ней. Борис выждал, чтобы убедиться — перед ним не изощренная ловушка. Случай казался слишком удачным, слишком ниспосланным небесами, чтобы оказаться правдой. Русский обыскал глазами весь берег в обоих направлениях, ища скрытых стрелков, а потом холодно улыбнулся.

«Разумеется, они одни. Мек никогда бы не позволил своим людям видеть Тессэ обнаженной. — Улыбка стала еще шире, когда Борис осознал, насколько ему повезло. — Должно быть, этот человек спятил. Неужели он не догадался, что я последую за ним? Неужели решил, что достаточно далеко сбежал, чтобы позволить себе такие развлечения? Разве есть на свете что-нибудь столь же глупое и недальновидное, как стоящий член?» Бориса охватило злобное торжество.

Пара разделась и бросила одежду кучей на сером базальтовом берегу в тени огромного камня. Они вместе плескались в медленной воде реки сбоку от основного течения. Оба остались в чем мать родила. Мек Ниммур был широкоплеч, с сильной мускулистой спиной и крепкими ягодицами. Рядом с ним Тессэ смотрелась тростиночкой, с тонкой талией и узкими бедрами. Ее кожа была цвета дикого меда. Любовники были поглощены друг другом, не видя и не слыша ничего в мире.

«Он наверняка велел стеречь дорогу сзади», — решил Борис, не отказывая Меку в здравом смысле.

— Не ждал, что я обгоню его, и теперь полагает, будто они в безопасности. Посмотрите на этого идиота, — пробурчал русский, глядя, как Мек гоняется за молодой женщиной, а она позволяет поймать себя. Влюбленные упали в мелкие воды реки, сплетясь в объятиях, ища губы друг друга, снова показываясь на поверхности и смеясь, когда вода стекала по темным лицам. Они казались воплощением идеальной мужественности и женственности, словно чернокожие Адам и Ева в дни безмятежного рая.

Борис отвел от них взгляд и посмотрел на кучу одежды, лежащей на галечном пляже. Автомат Мека небрежно валялся поверх камуфляжного жилета в нескольких шагах от Брусилова. Русский быстро пересек открытое пространство, схватил «АК», сунул в карман магазин, вытащил патрон, откинул его в сторону, положил разряженный автомат на жилет и торопливо вернулся в тень валуна. Мек и Тессэ не заметили произошедшего.

Борис продолжал тихо стоять в тени камня, глядя, как они резвятся в реке. Они чем-то напоминали детей своей влюбленностью и увлеченностью друг другом.

Наконец Тессэ вырвалась из объятий Мека и вылезла на берег. Она игриво побежала по гравию, изящно переступая длинными ногами, а мокрые груди блестели и раскачивались при каждом шаге. Тессэ зовуще оглядывалась на мужчину. Тот последовал за ней. В его темных кудрях блестела вода, а гениталии налились силой.

Мек поймал беглянку, прежде чем она добралась до одежды. Тессэ немного побарахталась в его объятиях, но Ниммур нашел ее губы, и возлюбленная целиком отдалась ему. Целуя свою женщину, Мек принялся ласкать ее ягодицы. Тессэ прижалась к нему и слегка раздвинула ноги, раскрыв бедра, призывая его исследовать тайны ее тела. Она застонала от желания, когда рука Мека мягко коснулась средоточия ее женственности.

В Борисе гнев мешался со странным вуайеристическим возбуждением от вида жены, которую берет другой человек. В нем вскипел дьявольский котел эмоций, половые органы болезненно напряглись, и в то же время русский дрожал от ярости, как дерево от могучего урагана.

Любовники опустились на колени, не разжимая объятий, и Тессэ перекатилась на спину, потянув Мека на себя.

— Клянусь Богом, Мек Ниммур! — громко крикнул Борис. — Ты даже не представляешь, насколько смешно выглядишь задницей кверху.

Мек отреагировал мгновенно, как леопард, которому мешают охотиться. Он перекатился и схватил «АК-47». Хотя Борис подстерегал его, направив ствол ружья в шею, предводитель партизан оказался настолько быстр, что схватил автомат и направил его в живот Брусилову раньше, чем тот успел шелохнуться. Едва подняв дуло, Мек нажал на курок.

Тот бесполезно и громко щелкнул. Два человека уставились друг на друга, оба с оружием в руках. Обнаженная Тессэ свернулась клубком там, где ее оставил Мек. В глазах женщины застыли ужас и боль от понимания, что ее любовник сейчас умрет.

Борис издал горловой смешок.

— И куда ты хочешь получить пулю, Мек? Тебе понравится, если я отстрелю твой черный прибор, который до сих пор торчит кверху?

Глаза Мека Ниммура метнулись от лица противника к горе, и Борис понял, что предположил правильно. Партизаны скрылись в скалах, но они держались в стороне от берега, чтобы не мешать командиру развлекаться.

— Не беспокойся насчет них. Вы будете мертвы, когда твои шимпанзе додумаются оказать вам помощь. — Борис снова рассмеялся. — Я наслаждаюсь случившимся. Однажды я уже назначал тебе встречу, но ты не явился. Ничего, на сей раз будет даже веселее.

Брусилов знал, что с таким человеком не стоит долго болтать. Мек уже совершил ошибку и вряд ли допустит еще одну. Надо отстрелить ему башку, тогда будет пара лишних минут, чтобы разобраться с Тессэ. Но искушение позлорадствовать было слишком велико.

— У меня добрые новости для тебя, Мек. Ты проживешь на несколько секунд дольше. Сначала я убью шлюху, а тебе разрешу смотреть. Надеюсь, ты насладишься этим не меньше, чем я сам.

Он вышел из тени валуна, направившись к скрючившейся на земле Тессэ. Она наполовину отвернулась от Брусилова, тщетно пытаясь закрыть грудь и лобок руками. Приближаясь к женщине, Борис не сводил глаз с Мека, потому что именно он представлял собой опасность. Но русский недооценил бывшую жену.

Притворясь, что стыдливо отворачивается от него, Тессэ просунула руку между бедрами и подняла с земли круглый, обкатанный водой камень, аккуратно легший в ее маленькую ладонь. Стоило русскому подойти, как она резко развернулась и изо всех сил швырнула камень ему в голову. Борис уловил движение краем глаза и рефлексивно вскинул руку.

Булыжник, запущенный с удивительной силой, не попал в цель. Вместо этого он поразил поднятый локоть Бориса. Рукава были закатаны как можно выше, и ничто не смягчило силу удара — кожа согнутой руки натянулась на суставе. Головка локтевой кости треснула как стекло, и Борис заорал от боли. Его палец на мгновение соскользнул со спускового крючка, не успев выстрелить в живот Мека Ниммура.

Партизан перекатился на ноги, и не успел Борис перехватить ружье, как Ниммур исчез за огромным валуном.

Русский стукнул Тессэ прикладом по голове, отшвырнув ее на песок. Потом уткнул дуло ей в горло, пригвоздив к земле, и яростно закричал:

— Я убью ее, черный ублюдок! Если тебе нужна твоя шлюха, лучше за ней вернуться! — От боли в сломанном локте голос Брусилова стал хриплым и грубым.

Где-то за камнем ясно и четко прозвенел голос Мека Ниммура, крикнувшего одно слово на амхарском. Потом он продолжил по-английски:

— Мои люди будут здесь через пару мгновений. Отпусти женщину, и я пощажу тебя. Причинишь ей вред, и ты будешь молить о смерти.

Борис склонился над Тессэ и рывком поднял ее на ноги, обхватив здоровой рукой за горло. Той же рукой он держал ружье, направляя его поверх плеча женщины. Раненой рукой Брусилов еще мог придерживать оружие и жать на спусковой крючок.

— Она умрет задолго до того, как сюда прибудут твои люди, — крикнул он, оттаскивая Тессэ от валуна. — Иди за ней сам, Мек. Если она нужна тебе, ищи ее здесь.

Он сильнее сжал женщину за горло, душа до тех пор, пока она не начала вырываться и кашлять. Тессэ вцеплялась в руки Бориса ногтями, оставляя длинные красные следы на загорелой коже.

— Послушай! Я ломаю эту хорошенькую шейку. Слышишь, как твоя шлюха кашляет?

Брусилов еще сильнее сжал горло жертвы, вызывая новые хрипы.

Краем глаза Борис наблюдал за валуном, где исчез Мек, в то же время пятясь от него, давая себе больше пространства. Мысли его неслись вскачь, он понимал, что не сможет сбежать. Правая рука едва слушалась, а вокруг было немало партизан. Он схватил женщину, но хотел убить и мужчину. Это был лучший вариант в данной ситуации — убить обоих и умереть.

Борис услышал крик и голоса на холме. Приближались люди Мека. Брусилов впал в отчаяние. Главаря партизан не удалось выманить, тот молчал почти две минуты. Он его потерял — ублюдок мог сбежать куда угодно.

«Слишком поздно, — понял Борис, — его не достать. Только женщина. И надо действовать сейчас». Он швырнул жену на колени и склонился, жестко взяв горло несчастной в замок.

— Прощай, Тессэ, — прошипел он ей в ухо, напрягая мышцы и чувствуя, как шейные позвонки хрустят, собираясь сломаться. Требовалось нажать еще один раз. — Для тебя все кончено, — прошептал Брусилов и приложил последнее усилие. По своему немалому опыту он знал, с каким звуком ломается шея. Борис напряженно ждал его, этого хруста костей, похожего на треск зеленых веток, и ощущения обмякшего тела в руках.

В этот миг что-то врезалось ему в спину с силой, которая словно раздробила хребет и сломала ребра. И сила, и направление удара были совершенно неожиданны. Казалось невозможным, что Мек Ниммур добрался так далеко и так быстро. Должно быть, он оставил камень, за которым прятался, и обежал заросли с другой стороны, а теперь набросился на Бориса сзади.

Атака была настолько сильна, что рука, ухватившая Тессэ, разжалась. Женщина с трудом вздохнула и вырвалась из рук Брусилова. Борис попытался развернуться с ружьем, но Мек снова накинулся на него, схватившись за ствол и пытаясь вырвать оружие из рук противника.

Палец русского все еще лежал на спусковом крючке, и пуля, вырвавшаяся из дула, просвистела рядом с лицом Ниммура. Выстрел несколько оглушил партизана, в ушах у него зазвенело, и он выпустил ружье, отступив на шаг.

Борис попятился, он пытался открыть затвор и перезарядить ружье, но из-за поврежденной правой руки движения получались неуклюжими и медленными. Мек опять врезался в русского изо всех сил, и ружье вылетело из рук Брусилова. Сплетясь в смертельном танце, мужчины принялись кружиться, пытаясь добиться преимущества, пока не споткнулись и не полетели в реку.

Они вынырнули на поверхность, все еще держа друг друга, перекатываясь то в одну, то в другую сторону, демонстрируя жуткую пародию на сцену любви, которую Борис видел совсем недавно. Пинаясь и роняя друг друга, мужчины дрались на мели, но всякий раз после падения в воду они оказывались на шаг дальше от берега. И когда вода достигла пояса, течение Нила подхватило их и потащило по реке. Они так и не отцепились друг от друга, головы торчали из бурлящих вод, а руки били по белой воде, окружающей дерущихся. Мужчины орали друг на друга в первобытной животной ярости.

Тессэ услышала в кустах быстрые шаги партизан, которых позвал Мек. Она схватила шамму и натянула ее через голову, а потом бросилась им навстречу. Как только первый из бойцов выбежал на берег с автоматом наготове, Тессэ закричала по-амхарски:

— Туда! Мек в воде. Он дерется с русским, помогите ему!

Тессэ побежала вместе с ними вдоль берега. Поравнявшись с двумя людьми в потоке, один из партизан остановился и поднял автомат, но она подскочила к нему, загораживая дуло.

— Дурак! — сердито закричала она. — Ты попадешь в Мека.

Вспрыгнув на один из приречных валунов и прикрыв рукой глаза от слепящего отражения солнца в Ниле, Тессэ с ужасом увидела, что Борис ухитрился оказаться сзади Мека. Брусилов ухватил командира партизан за горло, опуская его голову под воду. Тот бился в руках русского, как пойманный на крючок лосось, пока обоих несло в белую от пены полосу реки.

Тессэ спрыгнула с камня и перебежала по берегу к следующей точке, откуда она могла, увы, только беспомощно смотреть на схватку.

Борис все еще держал голову Мека под водой, пока их сносило к самому сердцу стремнины. Мимо мелькали черные клыки скал, и все быстрее и быстрее разгонялось течение. Предводитель партизан был сильным человеком, и русскому приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы удержать его под водой. Брусилов знал, что долго так не выдержит. Неожиданно Мек рванулся назад, и голова партизанского командира на мгновение показалась над водой. Эфиоп успел вдохнуть воздуха перед тем, как Борис погрузил его обратно, и это придало Меку сил.

Русский в отчаянии посмотрел на порог, к которому их несло на полной скорости. Там были камни. Борис выбрал огромную черную плиту высотой три фута, у которой бурлила вода, и поплыл к ней, работая ногами и из последних сил таща за собой Мека.

Они спускались по горке с бешено несущейся водой, а внизу поджидал камень, подобно морскому чудовищу. Борис продолжал сражаться со своим противником, пока тот не оказался перед ним. Он надеялся стукнуть Ниммура головой о камень, чтобы тело Мека послужило для него самого амортизатором.

За мгновение до сокрушительного удара, партизан опять высунул голову на поверхность, глотнул воздуха, увидел камень и осознал опасность. С жутким усилием Мек нырнул и перекувырнулся через голову. Это было так неожиданно, что русский оказался не в силах противостоять противнику. Он инстинктивно не выпустил шеи Мека, перелетел через его спину и поменялся с ним местами. Теперь эфиоп отгородился от камня Борисом, поэтому во время столкновения основной удар пришелся на Брусилова.

Правое плечо русского треснуло, как каштан в щипцах для орехов. Хотя его голова находилась под водой, он закричал от жуткой боли. Легкие заполнила вода. Брусилов отпустил шею противника, и его отбросило в сторону от Мека. Вынырнув, Борис барахтался, как тонущее насекомое. Правая рука сломалась в двух местах, а здоровая едва двигалась, дыхание с хрипом вылетало из легких охотника.

Мек показался на поверхности в нескольких ярдах от русского. Оглядевшись по сторонам, он вдохнул воздух и заметил торчащую над поверхностью голову Бориса. Мек несколькими сильными гребками догнал противника.

Борис не догадался о намерениях Мека, пока тот не схватил его за ворот рубахи, закрутив ее как удавку одной рукой. Другой рукой Ниммур нащупал ремень на штанах русского и использовал его как руль, направляя врага к следующей группе камней.

Сквозь наполненные водой легкие Борис пытался выкрикнуть проклятие:

— Ублюдок! Черная свинья! Грязный…

Его голос заглушали водный поток и рев реки, бурлящей вокруг камней, лежащих на пути. Мек направил противника головой прямо на скалы, и сила удара по черепу передалась даже партизану. Русский немедленно обвис в воде, руки и ноги стали мягкими и безвольными, как водоросли, колышущиеся в приливе.

Выплыв на следующий участок открытой воды, Мек, все еще державший Бориса за воротник, поднял лицо русского над поверхностью. На мгновение партизан и сам пришел в ужас от нанесенной раны. Лоб противника был проломлен. В дыру на черепе Мек мог бы просунуть большой палец. Глаза Бориса выскочили из орбит, как у сломанной куклы.

Мек покачал безвольное тело в воде и посмотрел на разбитую голову с расстояния нескольких дюймов, потом протянул руку и коснулся вмятины в черепе пальцами. Под кожей затрещали сломанные кости.

Он снова окунул тело противника под воду и держал его там, выгребая поперек течения к берегу. Борис не сопротивлялся, но Мек на всякий случай не давал его голове подняться, пока из последних сил плыл через бурный Нил.

«Как убить чудовище? — мрачно подумал партизан. — Мне следует похоронить его на перекрестке дорог, пробив сердце колом».

Вместо этого Мек пятьдесят раз подряд погружал Брусилова в воду. Наконец на следующем повороте реки их прибило к берегу.

Там уже стояли люди Мека. Они подхватили командира, у которого подгибались ноги, и помогли вылезти на сушу. Когда партизаны собрались было вытащить тело Бориса из реки, предводитель неожиданно остановил их.

— Оставьте его крокодилам. После того, что этот человек сделал с нашей страной и нашим народом, большего он не заслуживает.

Но даже в гневе и ненависти Мек не хотел, чтобы Тессэ видела изувеченную голову Бориса. Женщина не смогла угнаться за партизанами, но уже брела по берегу к ним.

Один из солдат столкнул тело Бориса в реку, а когда оно поплыло по течению, снял с плеча автомат и выпустил в Брусилова очередь. Пули вспенили поверхность воды вокруг головы русского, а некоторые вошли в спину, прорвали дыры в рубашке и оторвали целые куски плоти. Другие партизаны разразились хохотом и присоединились к стрельбе, опустошая свои магазины в безжизненное тело. Мек не пытался остановить их. Родственники многих погибли ужасным образом от рук этого человека. Тело Бориса перевернулось в розовом облаке крови, и на пару мгновений вылезшие из орбит глаза уставились в небо. Потом труп ушел под воду.

Мек медленно поднялся и пошел навстречу Тессэ. Он обнял ее и прижал к груди.

— Все в порядке, — тихо прошептал Ниммур. — Он никогда больше не причинит тебе боль. Все кончено. Теперь ты моя женщина — отныне и навсегда.

С тех пор как Борис и Тессэ покинули лагерь, не было ни малейшей необходимости соблюдать тайну. Теперь Николасу с Ройан не приходилось прятаться в хижине для обсуждения планов поиска гробницы.

Николас перенес штаб в обеденную хижину и велел слугам поставить там еще один большой стол, на котором расположил спутниковые снимки, все собранные карты и материалы. Повар посылал с кухни кофе, пока археологи сидели над бумагами, обсуждая обнаруженное течение на дне бассейна Таиты и все теории, какие только приходили в голову.

— Мы никогда не узнаем, сделал эту шахту Таита или это природный сток воды, если не исследуем ее с соответствующим оборудованием.

— О чем ты говоришь? — удивилась Ройан.

— Я говорю об акваланге. Хотя используемые на флоте аппараты гораздо компактнее и легче, их нельзя использовать на глубине свыше тридцати футов, что эквивалентно давлению в одну атмосферу. После этого чистый кислород становится смертельным. Ты когда-нибудь ныряла с аквалангом?

— Да, — кивнула Ройан. — Когда мы с Дурайдом проводили медовый месяц на курорте на Красном море. Я взяла несколько уроков и три-четыре раза поплавала в открытой воде, но спешу тебя заверить — экспертом себя не считаю.

— Обещаю не отправлять тебя в сток, — улыбнулся Харпер, — но, полагаю, мы нашли довольно свидетельств как в могиле Тануса, так и в заводи Таиты, чтобы перейти ко второй стадии операции.

— Нам придется вернуться с куда большим запасом оборудования и помощниками. Но на этот раз тебе не удастся представиться охотником-любителем. Какой предлог для возвращения мы придумаем, чтобы эфиопские бюрократы не слишком встревожились?

— Ты говоришь с человеком, который наносил неофициальные и неодобряемые визиты двум весьма милым парням — Каддафи и Саддаму. Эфиопия по сравнению с этими поездками кажется воскресным пикником.

— А когда начинаются ливни в горах? — неожиданно спросила Ройан.

— Да! — Николас посерьезнел. — Это ключевой вопрос. Стоит только посмотреть на отметки высокого уровня воды в бассейне Таиты, чтобы представить, как выглядит река в период паводка. — Он полистал ежедневник. — К счастью, у нас еще есть время. Не много, но достаточно. Придется довольно быстро шевелиться. А начать работать над второй частью операции я смогу только дома.

— Значит, пора собираться?

— Да, пора. Но очень обидно, проделав такой путь, не воспользоваться сполна тем, что мы уже здесь. Думаю, можно потратить еще несколько дней на проверку моих идей о заводи Таиты. Возможно, это поможет нам по возвращении.

— Командуй.

— Как приятно слышать от леди такие слова.

— Наслаждайся, — сладко улыбнувшись, посоветовала Ройан. — Это может быть первый и последний раз. — После этого она снова посерьезнела. — А какие у тебя идеи?

— Все, что поднимается, должно спускаться. А все, что входит, должно выходить, — загадочно сказал Харпер. Затем пояснил: — Вода, втекающая в шахту с такой силой, должна куда-то течь. Если только эта подземная система и так не впадает в Нил… Но скорее всего где-то есть выход на поверхность, и мы его найдем.

— Продолжай.

— Ясно одно. Никто не сможет попасть в сток бассейна. Там смертельное давление. Но если мы найдем выход, то сможем забраться с другого конца.

— Чудесная возможность. — Ройан покачала головой и повернулась к спутниковой фотографии.

Николас обвел монастырь кружочком. Он также отметил место, где река протекает через ущелье, хотя оно было слишком узким и заросшим, чтобы даже с помощью хорошего увеличительного стекла его можно было разглядеть.

— Здесь река входит в каньон. — Она указала точку. — А здесь долина, по которой ведет дорога. Так?

— Так, — кивнул Харпер. — К чему ты клонишь?

— По пути сюда мы заметили, что долина могла некогда быть руслом реки Дандеры, которая, кажется, проложила новый путь через каньон.

— Верно, — согласился Николас. — Я слушаю.

— Местность в этом районе сильно понижается в направлении Нила, так? Что ж, если ты помнишь, мы пересекали еще один, меньший, но довольно заметный ручей по пути к сухой долине. Казалось, что он вытекает откуда-то на восточной стороне оврага.

— Хорошо, я с тобой согласен. Ты предполагаешь, что ручей начинается в нашем стоке? Ты маленькая хитрюга, верно?

— Я извлекаю выгоду из твоего гения, — скромно опустила глаза Ройан, бросив взгляд из-под ресниц. Она дурачилась, но ресницы у нее были длинные, густые и загнутые, а глаза — цвета жженого меда с золотыми крапинками в глубинах. С такого близкого расстояния они смущали Николаса.

— Почему бы нам не посмотреть на ручей? — предложил англичанин, поднимаясь.

Николас сходил за сумкой с фотоаппаратом в свой домик, а когда вернулся, Ройан уже была готова отправиться в путь. Но она оказалась не одна.

— Вижу, ты решила захватить с собой компаньона, — обреченно заметил Николас.

— Если только у тебя не хватит сил отослать его прочь. — Ройан ободряюще улыбнулась Тамре, который стоял с ней рядом, растянув губы. Он тряс головой и обнимал себя за плечи, испытывая настоящее счастье от соседства со своим идеалом.

— Хорошо. — Николас сдался без борьбы. — Пусть маленький чертенок идет с нами.

Тамре поскакал по тропе перед путешественниками. Грязная шамма хлопала по длинным тощим ногам мальчика. Он распевал псалмы по-амхарски и каждые несколько минут оборачивался, чтобы убедиться, что Ройан еще идет следом. По долине было нелегко подниматься, а полуденная жара лишала сил. Хотя на Тамре она, казалось, не влияла, двое его спутников совсем вспотели. На рубашках появились темные пятна, когда они добрались до места, где ручей стекал в долину. Путники с облегчением присели в тени акаций, и, пока суть да дело, Николас принялся изучать склон в бинокль.

— Ну, как поживает прибор после того купания? — спросила Ройан.

— Водонепроницаемый. Десять баллов герру Цейсу.

— Что ты там видишь?

— Не много. Кусты слишком густые. Прости, но придется подняться наверх.

Они вылезли из тени и начали взбираться по склону на ярком солнце. Ручей представлял собой серию каскадов; у подножия каждого был прудик. По берегам росли кусты, пышные и зеленые благодаря близости к воде. Над ними летали тучи черных и желтых бабочек, а черно-белые трясогузки бродили взад-вперед по заросшим зеленым мхом камням, раскачивая хвостом, как метроном иглой.

Примерно на середине склона путники остановились возле одного из прудов передохнуть. Николас использовал свою шляпу как мухобойку, чтобы оглушить коричнево-желтого кузнечика. Он швырнул насекомое в пруд, и пока оно слабо барахталось, со дна поднялась длинная черная тень.

Небольшой вихрь в воде, зеркальная вспышка чешуйчатого живота, и кузнечик исчез.

— Десяти фунтовая, — загоревал Николас. — Почему я не захватил удочку?

Тамре присел на корточки рядом с Николасом на берегу пруда, а потом неожиданно вытянул руку вперед. Почти сразу одна из кружащихся бабочек опустилась на его палец и сидела на нем, легонько покачивая черно-желтыми крыльями. Взрослые уставились на мальчика в удивлении. Казалось, будто бабочка прилетела на его зов. Тамре засмеялся и предложил крылатую красавицу Ройан. Та вытянула руку, и он пересадил великолепное насекомое на нее.

— Спасибо, Тамре. Это чудесный дар. Теперь моим даром тебе будет то, что я отпущу ее. — Она легонько подула на бабочку, и та полетела, поднимаясь все выше и выше над прудом. Послушник захлопал в ладоши от восторга.

— Странно, — пробормотал Николас. — Кажется, у него особый дар взаимопонимания со всеми дикими существами. Думаю, что аббат Джали Хора не пытается контролировать его, а позволяет делать более или менее все, что парень захочет. С дикими душами надо обращаться по-особому. С теми, кто слышит иную музыку и танцует под нее. Должен признать, что я, как ни странно, начинаю привязываться к мальчику.

Через пятьдесят футов они подошли к источнику. Там располагалась низкая красноватая скала. Ручей вытекал из небольшого грота в ней. Вход зарос папоротником, и Николас опустился на колени, чтобы раздвинуть листья и заглянуть под низкую арку.

— Что ты видишь? — спросила Ройан у него из-за спины.

— Не много. Там темно, но, кажется, пещера уходит вглубь.

— Ты слишком большой, чтобы лезть туда. Пропусти меня.

— Это подходящее место для водной кобры, — заметил Николас. — Здесь полно лягушек. Ты уверена, что хочешь внутрь?

— Кто сказал тебе такую глупость?

Она опустилась на берег и развязала ботинки, потом вошла в ручей. Вода доходила ей до середины бедер, но брести против потока оказалось непросто.

Чтобы войти в грот, Ройан пришлось согнуться почти вдвое. Продвигаясь вглубь, она комментировала все происходящее:

— Потолок становится ниже.

— Осторожней, милая девочка. Не рискуй.

— Было бы неплохо, если бы ты перестал называть меня милой девочкой. — Голос Ройан странно резонировал от стен пещеры.

— Ну к тебе так подходят оба слова: и «девочка», и «милая». Ладно, как насчет «юной леди»?

— Тоже не подойдет. Меня зовут Ройан. — Некоторое время стояла тишина, потом она снова окликнула Харпера. — Дальше я не могу идти. Ход сужается до чего-то вроде шахты.

— Шахты? — переспросил Николас.

— По крайней мере здесь квадратная дыра.

— Она сделана людьми?

— Невозможно сказать. Вода льется как из крана. Сильный поток.

— Никаких следов каменных работ? Никаких следов обработки инструментами?

— Ничего. Все скользкое и обкатанное водой, покрыто мхом и водорослями.

— А человек мог бы пролезть в эту дыру?

— Если он пигмей или гном.

— Или ребенок? — предположил англичанин.

— Или ребенок, — согласилась Ройан. — Но кто бы погнал туда ребенка?

— Древние часто имели детей-рабов. Таита тоже мог их использовать.

— Не предполагай такого. Ты разрушаешь мое высокое мнение о нашем летописце, — возразила Ройан, вылезая спиной вперед из грота. В ее волосах запутались куски папоротника и мха; ниже пояса она совсем промокла. Николас протянул ей руку и вытащил на берег. Сквозь мокрые штаны были великолепно видны очертания тела. Баронет силой заставил себя отвлечься от этого зрелища.

— Значит, мы делаем вывод, что шахта — естественная полость в известняке, а не туннель, сделанный людьми?

— Я не говорила этого. Нет. Просто нельзя быть в этом уверенным. И одновременно нельзя исключать, что ты прав. Дети действительно могли сделать этот туннель. В конце концов, мы тоже использовали их в шахтах во времена промышленной революции.

— Но попасть внутрь с этого конца невозможно.

— Невозможно. — Ройан говорила с полной уверенностью. — Вода льется под огромным давлением. Я попыталась засунуть в шахту руку, но у меня не хватило сил.

— Жаль! Я надеялся отыскать более простой вход или по крайней мере еще одну подсказку. — Харпер сел рядом с ней на берег и порылся в рюкзаке. Ройан вопросительно посмотрела на него, когда он вытащил анодированный инструмент и открыл крышку.

— Барометр-анероид, — пояснил Николас. — У всякого хорошего моряка должен быть такой. — Он внимательно посмотрел на барометр и сделал себе какую-то пометку.

— Объясни, — попросила Ройан.

— Я хочу знать, находится ли этот источник ниже входа в сток в заводи Таиты. Если нет, то его можно смело вычеркнуть из списка возможных вариантов. — Баронет поднялся. — Если ты готова, можно идти.

— Куда?

— Ну разумеется, к бассейну Таиты. Надо сделать измерения и там, чтобы установить разницу в высоте двух точек.

Когда Тамре услышал, куда они собираются пойти, то показал короткий путь. Так что путешественники преодолели расстояние от источника до скалы возле заводи Таиты за пару часов.

Пока они отдыхали, Ройан заметила:

— Тамре, кажется, проводит целые дни, бродя по кустам. Он знает все дороги и звериные тропки. Он — превосходный проводник.

— Во всяком случае, лучше, чем Борис, — согласился Николас, вытаскивая барометр и делая еще один замер.

— Кажется, ты очень доволен собой. — Ройан смотрела на лицо англичанина.

— У меня есть к тому все причины, — сообщил он. — Если считать, что мы находимся на высоте сто восемьдесят футов над водой, а так оно и есть, плюс пятьдесят футов на глубину заводи, то получается, что начало стока все равно находится на сто футов выше, чем твой ручей в папоротниковом гроте.

— И что это значит?

— Это значит, есть вероятность того, что перед нами один и тот же ручей. Втекает вода здесь, а вытекает из грота.

— Но как Таита мог сделать подобное? — удивилась Ройан. — Как он добрался до дна заводи? Ты у нас инженерный гений, скажи, как бы ты сделал это?

Харпер пожал плечами, но она продолжала настаивать:

— Я хочу сказать, что должен быть какой-то способ для работы под водой. Как-то ведь строят опоры моста, дамбы или… Таита же как-то построил шахту ниже уровня Нила, чтобы измерять поток реки. Помнишь его описание гидрографа в «Речном боге»?

— В такой ситуации обычно строят кессонную плотину, — небрежно начал Николас, а потом умолк и перевел на Ройан удивленный взгляд. — Право слово, ты — генератор идей! Плотина! А что, если старый негодяй Таита запрудил всю проклятую реку?

— Разве это возможно?

— Я начинаю думать, что с Таитой все возможно. В его распоряжении, несомненно, были неограниченные человеческие ресурсы. А если он смог построить гидрограф в Асуане, то очень хорошо понимал принципы гидродинамики. В конце концов, жизнь египтян была полностью связана с сезонными паводками на реке и управлением наводнениями. Судя по тому, что мы знаем о старике, такое вполне возможно.

— Но как это можно доказать?

— Найдя остатки плотины. Перегородить Дандеру — адская работа. Скорее всего остались какие-нибудь свидетельства этого.

— Где он мог построить плотину? — возбужденно спросила Ройан. — Иными словами, где бы ты сам расположил ее при строительстве?

— Есть одно подходящее место для этого, — быстро ответил Николас. — Там, где дорога уходит от реки и углубляется в долину, а река падает в пропасть. — Оба повернули головы и посмотрели вверх по течению.

— Тогда чего мы ждем? — воскликнула Ройан. — Пойдем посмотрим.

Их возбуждение оказалось заразительным, и Тамре приплясывал и хихикал всю дорогу, ведя их через колючки вверх по долине. Когда путники добрались до водопадов, где Дандера врывалась в ущелье и начинала последнюю пробежку перед слиянием с Нилом, солнце светило не так яростно.

— Если Таита строил плотину здесь, — Николас обвел устье каньона взмахом руки, — он мог пустить реку по боковой долине — вот туда.

— Выглядит возможным, — рассмеялась Ройан. Тамре тоже захихикал, хотя не понимал ни одного слова. Он просто наслаждался происходящим.

— Нам нужны инструменты, чтобы измерить высоты и осознать действительный рельеф местности. Впечатление может оказаться обманчивым, но на первый взгляд это действительно выглядит возможным.

Харпер прикрыл глаза рукой и посмотрел на каменные выступы по обе стороны водопада. Они образовали своеобразный известковый портал, сквозь который неслась река, падая с обрыва.

— Я бы хотел залезть туда, дабы получить более ясное представление о рельефе местности. Согласна?

— Попробуй остановить меня, — отозвалась Ройан и начала карабкаться первой. Путь оказался не из легких, в некоторых местах известняк опасно крошился. И все же, забравшись на вершину восточной скалы, они были вознаграждены великолепным видом на расстилавшуюся внизу долину.

С севера поднималась стена ущелья, похожая на крепость с зубчатыми башнями. Вдалеке виднелись другие вершины, высокие пики Чокских гор, синие, как перо цапли в ярко-голубом африканском небе.

Вокруг простирались бесплодные земли ущелья, мешанина уступов, каменных игл, скал, хребтов пятидесяти разных оттенков: некоторые пепельно-серые и белые, другие — черные, как шкура быка, или красные, как его кровь. Приречные кусты были зелеными, даже ядовито-зелеными, а вдали от воды становились серыми и увядшими. Вдоль холмов с неровными вершинами виднелись очертания древних высохших деревьев, тянущих мертвые ветви к лазурному небу.

— Картина жуткого опустошения, — прошептала Ройан, оглядываясь по сторонам. — Природа неприрученная и неприручимая. Неудивительно, что Таита выбрал это место. Оно изгонит любых незваных гостей.

Они помолчали, захваченные диким великолепием природы, но как только немного отдышались после подъема, вновь обрели энтузиазм.

— Теперь мы хорошенько можем изучить местность. — Николас указал на долину внизу. — Здесь явно видна развилка, земля естественным образом понижается. Там, с этой стороны ущелья до точки прямо под нами — самая узкая часть. Это нечто вроде горлышка, через которое сочится река. Здесь естественное место для плотины. — Он обернулся и показал налево. — Нужно не так уж много, чтобы направить реку в долину. А закончив все дела в ущелье, какими бы они ни были, можно сломать стену и позволить реке вернуться в обычное русло.

Тамре радостно смотрел на их лица, поворачиваясь по очереди к каждому из говоривших, ничего не понимая, но копируя выражение лица Ройан не хуже зеркала. Если она кивала, он тоже кивал, когда хмурилась, вторил ей, а когда улыбалась, весело хихикал.

— Это большая река, — промолвила она; Тамре сделал умный вид. — Какой метод он использовал? Ведь не глиняную же плотину?

— Египтяне широко использовали земляные каналы и плотины для устройства ирригации, — задумчиво проговорил Николас. — С другой стороны, когда у них был камень, они активно применяли и его. Гениальные каменщики. Ты же была в каменоломнях Асуана.

— Здесь, в ущелье, довольно мало земли, — заметила Ройан, — зато очень много камня. Настоящий геологический музей. Есть все виды камней, какие душе угодно.

— Согласен, — проговорил Николас. — Скорее всего вместо глиняной стены Таита стал бы использовать кладку и камень. Такие плотины строили в Египте задолго до него. Если дело обстоит так, шансы найти остатки очень велики.

— Хорошо, будем работать с такой гипотезой. Таита построил плотину из каменных блоков, а потом ее разрушил. И где же тогда следы его трудов?

— Надо искать с этого самого места, — отозвался Николас. — С горловины. Оттуда можно продвинуться вниз по течению.

Они снова спустились по склону, причем Тамре выбрал для Ройан самый простой путь, указывая дорогу, когда она останавливалась или переводила дыхание. Путники снова оказались в устье долины на каменном берегу реки и огляделись.

— Насколько высокой должна быть стена?

— Не слишком. Опять же я не могу дать тебе точного ответа, не измерив высоты. — Харпер взобрался по склону, уселся там и принялся оглядываться по сторонам, сначала на долину, потом на водопад, с грохотом падающий в каньон.

Николас трижды менял свое положение, всякий раз поднимаясь на несколько шагов вверх по склону. Чем дальше, тем круче становилась скала. В итоге ему пришлось держаться за камни изо всех сил, но он выглядел удовлетворенным и крикнул Ройан:

— Я бы сказал, что стена доходила до того места, где я сейчас. Плотина должна быть такой высоты. Мне кажется, примерно пятнадцать футов.

Ройан, все еще стоявшая внизу, развернулась и посмотрела на дальний берег реки, прикидывая расстояние до известнякового утеса, поднимающегося над ним.

— Грубо говоря, сотня футов в длину.

— Примерно так. Работы много, но вполне реально.

— Таиту никогда не останавливали ни размеры, ни трудности, — крикнула Ройан, сложив ладони рупором. — А пока ты там, посмотри, нет ли каких-нибудь следов человека? Таита должен был крепить стену плотины к этому утесу.

Николас прошел по скале в сторону водопада, оставаясь примерно на одной и той же высоте. Потом он спустился вниз, к Тамре и Ройан.

— Ничего? — спросила Ройан. Англичанин покачал головой:

— Нет, но нельзя ждать, чтобы сохранилось что-нибудь за четыре тысячи лет. Эти скалы открыты ветру и дождям. Думаю, лучшее, что мы можем сделать, — это поискать оставшиеся от плотины блоки. Их должно было унести, когда Таита сломал сооружение, снова пуская воду в каньон.

Путники принялись спускаться по долине, и Ройан нашла там кусок камня, который отличался от всех остальных. Он был размером со старинный сундук. Хотя валун и зарос наполовину, торчащий край явно имел прямые углы. Ройан подозвала Николаса.

— Посмотри на него. — Она гордо похлопала по камню. — Что ты думаешь?

Харпер спустился к ней и провел руками по торчащей стороне блока.

— Может быть, — сказал он. — Но для полной уверенности надо найти следы чекана. Если ты помнишь, они пробивали дыру в камне, а потом били молотком, пока блок не раскалывался.

Оба внимательно исследовали поверхность, и хотя Ройан нашла выбоину, которую объявила старым следом от чекана, Николаса это не убедило.

— Время на исходе, — сказал он, оттесняя ее от находки, — а нам надо еще многое осмотреть.

Они прошли по долине целый километр, прежде чем Николас призвал остановиться.

— Даже при самом сильном наводнении блоки не могло унести настолько далеко. Давайте вернемся и посмотрим, не смыло ли что-нибудь в каньон.

Путники вернулись к берегу Дандеры и прошли до водопада. Англичанин посмотрел вниз.

— Здесь не так глубоко, как дальше, — оценил он. — По моим прикидкам, меньше сотни футов.

— Думаешь, ты мог бы туда спуститься? — с сомнением спросила Ройан. Брызги падали им на лица, и приходилось кричать, чтобы расслышать друг друга за грохотом воды.

— Только с веревкой и людьми, чтобы вытащить меня обратно. — Харпер сел на край и направил бинокль вниз. Внизу лежало много камней — маленькие круглые валуны и пара больших. Некоторые имели углы и при изрядном воображении могли быть названы параллелепипедами. Но все они находились ниже уровня воды.

— Думаю, отсюда мы ничего не разберем. Однако и я не особо стремлюсь спускаться вниз — по крайней мере сегодня вечером.

Ройан села рядом с Николасом и прижала колени к груди. Она совсем пала духом.

— Ни в чем нельзя быть уверенным. Так перегораживал Таита реку или нет?

Англичанин вполне естественным движением обнял ее за плечо, и через пару мгновений она расслабилась, прислонившись к Харперу. Они смотрели на каньон в тишине. Потом Ройан мягко отстранилась и поднялась на ноги.

— Полагаю, надо возвращаться в лагерь. Много времени это займет?

— По меньшей мере три часа. — Николас поднялся и встал рядом. — Ты права. Когда мы вернемся, уже стемнеет, а луны сегодня нет.

— Удивительно, какой усталой чувствуешь себя после разочарования, — сказала Ройан, потягиваясь. — Я могла бы лечь и заснуть на одном из каменных блоков Таиты. — Она резко умолкла и уставилась на баронета. — Ники, а откуда он брал их?

— Откуда брал что? — не понял Николас.

— Ты еще не понял? Мы начали не с того конца, пытаясь выяснить, что случилось с камнями. Утром ты упомянул каменоломни на Асуане. Разве нам не стоило задуматься, откуда Таита брал блоки для плотины, прежде чем размышлять, что случилось с ними впоследствии?

— Каменоломня! — воскликнул Николас. — Честное слово, ты права. Начало, а не конец! Надо искать каменоломню, а не остатки плотины!

— Где начнем?

— Я надеялся, что ты скажешь мне, — расхохотался англичанин, и Тамре тут же разразился смехом. Оба посмотрели на мальчика.

— Думаю, начать надо с нашего верного проводника, — сказала Ройан и взяла послушника за руку. — Послушай, Тамре, выслушай меня очень внимательно.

Мальчик послушно наклонил голову и устремил взгляд на ее лицо, сосредоточившись.

— Мы ищем место, откуда берутся квадратные камни. — Тамре явно не понял, поэтому Ройан попробовала еще раз: — Давным-давно здесь жили люди, которые вырезали камень из гор. Где-то неподалеку они оставили большую дыру. Может быть, там еще лежат каменные блоки?

Неожиданно лицо мальчика просветлело и расцвело солнечной улыбкой.

— Иисусов камень! — радостно закричал он. Послушник вскочил, не выпуская руки Ройан, и потащил ее за собой.

— Я покажу вам мой Иисусов камень.

— Погоди, Тамре, — умоляла Ройан, — не так быстро. Все тщетно. Тамре не замедлял шага, распевая на бегу гимны по-амхарски. Николас следовал за ними более размеренно и нагнал через четверть мили.

Тамре стоял на коленях, вжавшись лбом в каменную стену долины, закрыв глаза. Ройан мальчик заставил опуститься рядом.

— Что вы делаете? — изумился Николас, подходя.

— Молимся, — чопорно ответила она. — По указанию Тамре. Мы должны помолиться перед тем, как отправиться к камню Иисуса.

Она отвернулась от спутника, закрыла глаза и начала тихо молиться.

Харпер присел на камень в отдалении.

— Полагаю, это нам не повредит, — утешил он себя.

Неожиданно Тамре вскочил на ноги и исполнил несколько танцевальных па, замахав руками и закружившись, поднимая пыль. Потом он остановился и проговорил:

— Дело сделано. Мы можем идти к Иисусову камню.

Мальчик снова схватил Ройан за руку и подвел к каменной стене. Прямо на глазах у Николаса оба, казалось, исчезли. Англичанин встревожился.

— Ройан! — крикнул он. — Где ты? Что происходит?

— Сюда, Ники. Сюда!

Он подошел к стене и застыл в изумлении.

— Видит Бог, я не нашел бы это и за год поисков.

Скала неожиданно изогнулась, открывая незаметный дотоле вход. Николас прошел сквозь него, глядя на стены, и через тридцать шагов оказался в открытом амфитеатре ста ярдов шириной. Стены здесь были каменными, из того же аспидного сланца, что и блок, обнаруженный Ройан в долине.

Казалось очевидным, что перед их глазами творение рук человека. Ступени, вырубленные в камне, поднимались ярусами до верха. Все еще удавалось разглядеть углубления, из которых вырезали блоки. В трещинах кое-где росли кусты и подлесок, но в целом растения не заполонили каменоломню. На дне были видны груды готовых гранитных блоков. Харпера так потрясло это открытие, что он не мог ничего сказать. Он просто стоял у входа, медленно поворачивая голову из стороны в сторону, словно пытаясь поверить собственным глазам.

Тамре подвел Ройан к центру каменоломни, где отдельно от других лежала большая плита. Было очевидно, что древние египтяне собирались поднять ее и увезти вниз по долине, поскольку плита была совершенно готова и доведена до правильной формы.

— Иисусов камень! — проговорил Тамре, становясь на колени и таща за собой Ройан. — Сюда меня привел Иисус. Когда я первый раз пришел сюда, он стоял на этом камне. У него была длинная белая борода и добрые грустные глаза.

Мальчик перекрестился и принялся петь псалом, раскачиваясь и кивая головой в такт.

Тихо подойдя к ним, Николас понял, что Тамре частенько посещает это священное место. Иисусов камень был его личным алтарем, и на нем лежали жалкие приношения — старые бутыли из-под тея, обожженные глиняные горшки, по большей части треснутые. В них стояли букеты давным-давно высохших диких цветов. Здесь лежали и другие сокровища мальчика, найденные им и принесенные на алтарь: черепашьи панцири, иглы дикобраза, вырезанный из дерева крест, обмотанный кусочками цветной ткани, ожерелья из бобов, слепленные из глины фигурки зверей и птиц.

Николас стоял и смотрел, как его спутники молятся перед примитивным алтарем, опустившись на колени. Баронета очень тронули свидетельства веры мальчика и его безграничное доверие им — ведь он привел иноземцев в свое святилище.

В конце концов Ройан поднялась на ноги и подошла к Харперу. Они начали обходить каменоломню. Говорили немного и только шепотом, будто находились в соборе или другом священном месте. Ройан коснулась руки спутника и указала на ряд каменных блоков, все еще лежащих на изначальных местах. Их не окончательно отделили от скалы. Блоки чем-то напоминали зародыши, связанные с матерью пуповиной, которую древние каменщики так и не перерезали.

Каменоломня была прекрасным примером строительных методов, использовавшихся древними египтянами. Можно было видеть работу, брошенную на разных стадиях — от разметки блоков старшим мастером, сверления дыр и наметки линий разлома до готового продукта, пригодного для транспортировки.

Солнце село, и, когда они подошли к выходу из каменоломни, воцарилась почти полная темнота. Николас и Ройан присели на один из готовых блоков, а Тамре расположился у их ног, подобно преданной собачонке, глядя в лицо молодой женщине.

— Если бы у него был хвост, он бы им вилял, — улыбнулся Харпер.

— Мы не должны предать его доверие и осквернить это место любым способом. Тамре сделал его своим храмом. Думаю, мы первые, кого он привел сюда. Обещай мне, что всегда будешь уважать его, что бы ни случилось.

— Это самое меньшее, что я могу для него сделать, — согласился англичанин, а потом, повернувшись к Тамре, сказал: — Ты хорошо поступил, приведя нас к Иисусову камню. Я очень доволен тобой. И леди тоже довольна.

— Нам пора возвращаться в лагерь, — заметила Ройан, поглядев на небо. Оно было пурпурно-синим, освещенным последними лучами солнца.

— Не думаю, что это будет мудро, — не согласился Николас. — Сегодня безлунная ночь, любой из нас может запросто сломать в темноте ногу. А здесь это не рекомендуется делать. До приличной медицинской помощи надо добираться не меньше недели.

— Ты хочешь заночевать тут? — удивилась Ройан.

— Почему бы и нет? Я могу разжечь костер в шесть секунд, да и еду я с собой захватил. К тому же с тобой юный компаньон… Так что и твоя честь в безопасности. Поэтому повторяю: почему бы нет?

— И в самом деле, почему? — рассмеялась Ройан. — Тогда завтра мы сможем осмотреть каменоломню подробнее.

Англичанин поднялся и принялся собирать дрова. Потом он остановился и посмотрел на небо. Ройан тоже услышала знакомый стрекот.

— Вертолет «Пегаса», — без нужды заметил Николас. — Интересно, какого черта им понадобилось в такое время суток?

Они подняли лица к темнеющему небу и наблюдали за перемигиванием навигационных огней воздушного судна в тысяче футах над головой, пока оно не скрылось на юге, улетев в направлении монастыря.


Николас разжег небольшой костер в углу каменоломни, поближе к выходу, и разделил упаковку сухого пайка на три части. Они запили сладкие таблетки концентрата свежей водой из фляги.

Костер отбрасывал призрачные тени на стены каменоломни, и мир вокруг казался еще темнее. Когда козодой, устроившийся в нише на стене, издал протяжный крик, он отдался таким жутким эхом, что Ройан вздрогнула и невольно придвинулась поближе к спутнику.

— Интересно, знает ли Таита в ином мире о наших догадках? — сказала она. — У меня есть чувство, что он начинает беспокоиться. Мы разгадали первую часть головоломки, а наш мудрец наверняка считал, будто мы и на это не способны.

— Надо забраться на дно пруда. Вот тогда мы действительно начнем догонять старого черта. Как ты думаешь, что мы там найдем?

— Боюсь облекать мысль в слова, — ответила Ройан. — Боюсь испытывать судьбу.

— Я не суеверен. Ну по крайней мере не настолько. Можно я попробую? — предложил Харпер, и его собеседница со смехом кивнула. — Мы надеемся найти вход в гробницу фараона Мамоса. Никаких больше намеков, загадок и хитростей. Только настоящая гробница.

Ройан скрестила пальцы.

— Твои слова бы богам в уши! — Она снова посерьезнела. — А как ты расцениваешь наши шансы? Я имею в виду, найти гробницу в целости?

— Я отвечу на этот вопрос, — отозвался Николас, пожав плечами, — когда мы доберемся до дна бассейна.

— А как мы собираемся сделать это? Ты ведь исключаешь использование акваланга?

— Не знаю, — признался Харпер. — Пока просто не знаю. Может быть, удастся забраться туда в подводных костюмах с полноценными шлемами.

Ройан помолчала, думая о практической невыполнимости стоящей перед ними задачи.

— Не грусти! — Николас обнял ее за плечи, а она и не подумала вырываться. — Есть одно утешение. Если Таита создал нам такие трудности, он создал их и всем остальным. Полагаю, что если гробница и в самом деле в реке, то никакие другие грабители могил туда не добрались.

— Если вход находится на дне заводи, то описания в свитках были специально неверными. Сведения сначала исказил Таита, потом — Дурайд, а потом и Уилбур Смит. Придется искать правду в море дезинформации.

Они опять умолкли, а затем Ройан мечтательно улыбнулась в свете костра.

— О, Ники! Это такая увлекательная задача. — Она понизила голос. — Но есть ли способ? Можно ли добраться туда?

— Мы все узнаем.

— Когда?

— Со временем. Я не продумал еще до конца. Я уверен только в одном — понадобится тщательное планирование и чудовищное количество тяжелой работы.

— Значит, ты не сдаешься? — Ройан искала поддержки со стороны Харпера, понимая, что одна не справится. — Тебя не пугают трудности?

— Признаюсь, — рассмеялся Николас, — я не думал, что Таита устроит такую свистопляску. Я ждал, что мы просто ворвемся в каменные ворота и найдем искомое, как Говард Картер, обнаруживший могилу Тутанхамона. Но если ответить на твой вопрос, да, объем работы пугает, но, черт подери, ничто не остановит меня! Я уже чувствую аромат славы и вижу блеск золота.

Пока они говорили, Тамре свернулся клубочком в пыли по другую сторону костра, накрыв голову шаммой. Видимо, ему что-то снилось, поскольку он дергался и вздыхал.

— Интересно, что происходит внутри этого бедного сумасшедшего паренька? — прошептала Ройан. — Тамре говорил, что видел Иисуса здесь, в каменоломне, и я думаю — он искренне верит в это.

Их голоса становились все более сонными, костер догорал, и, прежде чем уснуть на плече у Николаса, Ройан пробормотала:

— Если гробница фараона Мамоса ниже уровня реки, то не будет ли она повреждена водой?

— Не верю, что Таита построил плотину и истратил пятнадцать лет труда, как он сам рассказывает в свитках, на то, чтобы затопить все и испортить мумию правителя, — отозвался Николас, чувствуя, как волосы Ройан щекочут ему щеку. — Нет, подобное помешало бы воскрешению фараона в другом мире и свело бы все труды строителя на нет. Думаю, Таита принял это в расчет.

Она придвинулась ближе и удовлетворенно вздохнула.

— Спокойной ночи, — проговорил Харпер через некоторое время, но Ройан не отозвалась, а тихо и спокойно дышала. Николас улыбнулся и нежно поцеловал ее в лоб.


Николас не понял точно, что его разбудило. Ему понадобилось некоторое время, чтобы понять, где он находится. Харперу не сразу удалось сообразить, что они все еще в каменоломне. На небе не было луны, но звезды, похожие на спелый виноград, казалось, висели очень низко. В их свете англичанин заметил Ройан, соскользнувшую с его плеча и прикорнувшую на земле.

Николас осторожно, стараясь не потревожить ее сон, поднялся и отошел подальше от угасшего костра, чтобы опустошить мочевой пузырь. Ночь стояла тихая. Не кричали птицы, не было звуков других ночных существ. От камней исходило тепло предыдущего дня.

Неожиданно повторился звук, который его и разбудил. Дальний и слабый треск, отдающийся эхом от скал, так что Харпер даже не смог оценить, с какой стороны звук пришел. Но в происхождении шума Николас не сомневался, ему часто приходилось слышать его раньше. Где-то вдали палили из «АК-47». Только не длинными очередями, а короткими выстрелами по одному патрону, что требовало искусства и навыка. Харпер был уверен, что стреляющий — опытный профессионал.

Англичанин поднял кисть, так чтобы люминесцирующий циферблат часов осветили звезды, и понял, что уже три с лишним утра.

Николас постоял, прислушиваясь, но стрельба не повторилась. Тогда он вернулся к Ройан и пристроился рядом с ней. Но спал Харпер некрепко и прерывисто, все еще ожидая, не будет ли новых выстрелов.

Ройан заворочалась, когда на небе появились первые лимонные и оранжевые полосы рассвета. Пока они завтракали сухим пайком, Николас рассказал Ройан о шуме, разбудившем его ночью.

— Как ты думаешь, это мог быть Борис? — спросила она. — Он мог догнать Мека и Тессэ.

— Очень сомневаюсь. Наш русский друг ушел несколько дней назад и теперь далеко за пределами слышимости даже самого тяжелого оружия.

— Тогда кто?

— Понятия не имею. Но мне это не нравится. Надо как можно скорее возвращаться в лагерь, как только еще раз осмотрим каменоломню. На этом этапе мы ничего больше не можем сделать. Надо возвращаться домой.

Как только достаточно рассвело, Николас отснял целую пленку в каменоломне. Для масштаба Ройан встала рядом со стеной, в которой оставались невырубленные блоки. Входя во вкус роли модели, она начала дурачиться. Ройан взобралась на самый высокий камень и принялась позировать перед объективом, закинув руку за голову в стиле Мэрилин Монро.

Когда они наконец отправились вниз по долине к монастырю, оба были окрылены успехом и болтливы от радости. Николас и Ройан оживленно разговаривали, разрабатывая дальнейшие планы использования удивительных открытий. К розовым скалам в конце каньона они добрались уже поздним утром. Там они встретили небольшую группу монахов из монастыря.

Даже с большого расстояния стало ясно, что в их отсутствие случилось что-то ужасное — от печальных завываний монахов у Ройан мурашки побежали по коже. Это был общий для всех африканцев звук выражения скорби, предвестник смерти и несчастий. Приблизившись, они увидели, что монахи поднимают пригоршни пыли с дороги и посыпают ею головы, продолжая завывать и сетовать.

— Что случилось, Тамре? — спросила Ройан у мальчика. — Узнай, пожалуйста.

Тот побежал к братьям-монахам. Они остановились посредине тропы и принялись рассказывать что-то, плача и взмахивая руками. Тамре бросился обратно к своим друзьям.

— Случилось что-то ужасное в лагере. Ночью приходили плохие люди. Многие слуги мертвы, — закричал он.

Николас схватил Ройан за руку.

— Скорее! — крикнул он. — Надо выяснить, что здесь происходит.


Последнюю милю до лагеря они пробежали и, оказавшись в его пределах, увидели группу монахов, собравшихся возле кухни. Николас прорвался вперед и в ужасе остановился. На его лице выступил холодный пот. В синем облаке мух лежали забрызганные кровью тела повара и трех других слуг. Перед тем как прострелить головы в упор, им связали руки за спиной, а потом заставили встать на колени.

— Не смотри! — предупредил Николас подходящую Ройан. — Зрелище не самое приятное.

Она не обратила внимания на Харпера и встала рядом.

— О Господи! Они уничтожили их как скот на бойне. — Ее голос оборвался.

— Это объясняет выстрелы, которые я слышал вчера ночью, — мрачно заметил Николас, подходя, чтобы осмотреть покойных. — Али с Кифом здесь нет. Где они? — Он обратился к толпе и заговорил громче, по-арабски: — Али, где ты?

Охотник выступил вперед.

— Я здесь, эфенди. — Голос его дрожал, а лицо осунулось. На рубашке засохла кровь.

— Как это случилось? — Николас схватил Али за руку, не давая упасть.

— Ночью пришли люди с ружьями. Шуфта. Они ворвались в дома, где мы спали. Нас даже не предупредили. Сразу начали стрелять.

— Сколько их было? И кто они?

— Не знаю, сколько их было. Стояла ночь. Я спал. И как только началась стрельба, бросился бежать. Это были шуфта, бандиты, убийцы. Настоящие шакалы и гиены — у них не было причин так поступать. Наши люди были моими братьями, моими друзьями. — Али начал всхлипывать, по лицу заструились слезы.

Ройан в полном ужасе отвернулась. Она отправилась в свою хижину и остановилась на пороге. Все разграбили. Сумки вытряхнули на пол. Постель переворошили, а матрас швырнули в угол. Словно в кошмаре, она подошла к холщовой сумке, где лежали бумаги, перевернула и потрясла ее. Она оказалась пуста. Спутниковые фотографии и карты, снимки стелы, включая полароидные, — все исчезло.

Ройан собрала постель и застелила ее, а потом села, пытаясь собраться с мыслями. Она была потрясена и подавлена. Образы окровавленных, пробитых пулями тел, лежащих возле кухни, стояли у нее перед глазами. Сосредоточиться и думать ясно оказалось почти невозможно.

В хижину ворвался Николас и быстро огляделся по сторонам.

— Они сделали то же самое со мной. Разграбили весь дом. Ружье исчезло, а вместе с ним и бумаги. Хорошо, что я держал паспорта с дорожными чеками в рюкзаке и таскал с собой… — Он заметил пустую холщовую сумку. — Они забрали…

— Да! — опередила его Ройан. — Весь наш исследовательский материал, даже «Полароиды». Слава Богу, что ты еще не вынул непроявленную пленку из фотоаппарата. Случившееся со мной и Дурайдом повторилось. Мы не можем быть в безопасности нигде. Даже здесь, даже в самом отдаленном буше… — В голосе Ройан звучала настоящая истерика. Она вскочила с кровати и бросилась навстречу Николасу. — О, Ники, что бы случилось, окажись мы в лагере прошлой ночью? — Она обняла его и прижалась всем телом. — Мы бы лежали на солнце, в крови и облепленные мухами.

— Спокойно, милая. Не будем спешить с выводами. Может быть, это обычное нападение бандитов.

— Тогда зачем они украли наши бумаги? Зачем обыкновенным шуфта наши снимки и «Полароиды»? Они охотились за нами, Ники. Я уверена. Хотели уничтожить нас, как Дурайда. И могут вернуться в любой момент, ведь мы невооружены и беззащитны.

— Ладно, я согласен, что положение у нас не из лучших. Будет мудро убраться отсюда как можно скорее. Все равно оставаться дальше смысла нет. Мы ничего не сделаем на этом этапе подготовки. — Харпер обнял Ройан и нежно потряс. — Соберись! Мы вытащим все, что сумеем, из этой неразберихи и немедленно двинемся обратно к машинам.

— А как насчет погибших? — Ройан отступила на шаг, с трудом сдержала слезы и взяла себя в руки. — Сколько людей выжило?

— Али, Салиму и Кифе удалось сбежать. Они выскочили из домиков, как только началась стрельба. Я велел им немедленно готовиться к отъезду. Еще поговорил с одним из старших священников. Они позаботятся о погребении погибших и сообщат властям. Но все согласны, что нападение было нацелено на нас. Мы еще в опасности, и лучше отсюда убраться как можно скорее.

Через час они были готовы к выходу. Николас решил оставить снаряжение для лагеря и личные вещи Бориса в монастыре у Джали Хоры. На мулов возложили легкую поклажу, собираясь идти быстрым маршем.

Аббат предоставил им эскорт из монахов, чтобы проводить путешественников до самого верха ущелья.

— Только настоящий безбожник нападет на вас, пока вы под защитой креста, — пояснил он.

Николас обнаружил в мастерской череп и высохшую шкуру дик-дика, скатал ее в сверток и прикрепил к одному из мулов. Потом он отдал приказ поредевшему каравану тронуться в путь.

Тамре сумел прокрасться в ряды провожающих монахов. Идя по дороге, он держался рядом с Ройан. Всю первую милю путников провожали причитания и прощания монашеского сообщества.

В середине дня воцарилась неимоверная жара. Воздух оставался недвижим, не было ни дуновения ветерка, и ничто не спасало поднимающихся по крутому склону путников от палящего солнца. Пот мгновенно высыхал на такой жаре, оставляя разводы соли на коже и одежде. Напуганные погонщики мулов задали очень высокий темп, подгоняя животных острыми палками и вынуждая всех двигаться быстро.

К середине дня они повторили утренний путь и оказались возле места предполагаемой плотины Таиты. Николас и Ройан потратили несколько минут на то, чтобы окунуть головы в реку и смыть пот с лица и шеи. Потом они постояли над водопадом, прощаясь с каньоном, в котором покоились их надежды и мечты.

— Когда мы вернемся? — спросила она.

— Мы не можем позволить себе медлить, — сказал Николас. — Скоро пойдут большие дожди, а гиены подхватили след и приближаются. Теперь у нас на счету каждый день. Каждый потерянный час может иметь решающее значение.

Ройан заглянула в пропасть и тихо проговорила:

— Ты еще не победил, Таита. Игра идет.

Они отвернулись и последовали за мулами по дороге, ведущей наверх.

Вечером путники остановились не на традиционном месте у реки, а прошли еще несколько миль, пока не пришлось прекратить движение из-за темноты. Они даже не пытались устроить удобный лагерь. Поужинали инжером и уатом, захваченными с собой монахами. После этого Николас и Ройан развернули коврики на каменистой земле, подложив под головы тюки, и погрузились в усталый сон без сновидений.

На следующее утро, пока нагружали мулов в предрассветной темноте, странники выпили по чашке крепкого эфиопского кофе, а потом сразу двинулись по дороге.

Когда поднимающееся солнце осветило отвесные стены ущелья, которые казались так близко, что можно коснуться рукой, Николас заговорил с Ройан, быстро шагавшей рядом с ним.

— Такими темпами мы к вечеру доберемся до подножия скал, и есть неплохой шанс заночевать в пещере за водопадом.

— Значит, мы сократим путь на пару дней и завтра дойдем до машин.

— Нельзя исключать этого, — сказал Харпер. — Я буду рад выбраться отсюда.

— Да, слишком похоже на ловушку, — согласилась Ройан, глядя на каменистую, изломанную землю, простирающуюся вокруг и, казалось, загоняющую их к Дандере. — Я вот что подумала, Ники…

— Интересно послушать твои выводы.

— Никаких выводов, только тревожные мысли. Предположим, кто-то в «Пегасе», способный разобраться в наших записях, заполучил снимки и все материалы. Как они поведут себя, поняв, насколько мы продвинулись в поиске?

— Действительно, не самые приятные мысли, — согласился Николас. — С другой стороны, мы ничего не можем с этим поделать, пока не вернемся к цивилизации. Разве что держать глаза открытыми и не забывать применять мозги по назначению. Черт подери, у меня нет даже малютки «ригби». Мы — буквально стая сидящих на воде птиц.

Али, погонщики мулов и монахи, видимо, придерживались того же мнения, поскольку не замедляли шаг. Первую передышку устроили после полудня, чтобы выпить кофе и напоить мулов. Пока люди разжигали костры, Николас вынул из тюка бинокль и полез на скалу. Забравшись не очень высоко, он обернулся и увидел, что за ним карабкается Ройан. Харпер подождал ее.

— Тебе следовало бы отдохнуть, — сурово сказал англичанин. — Перегрев в сочетании с утомлением — серьезная опасность.

— Я не могу отпустить тебя одного. И мне интересно, что ты затеял.

— Небольшая разведка. Нам стоило бы выслать вперед несколько людей, а не топать по дороге прямо так. Если я верно помню, впереди лежит самый опасный участок. Бог знает, на что мы можем там напороться.

Они продолжили подъем, но до гребня добраться не смогли — дорогу преградил непреодолимый скальный выступ. Николас выбрал наблюдательную позицию чуть ниже и принялся изучать долину, лежащую впереди. Он правильно запомнил местность. Впереди находилось подножие стены ущелья, и земля становилась еще более неровной. Она напоминала накатившую на берег океанскую волну, которая приподнялась в последний раз, чтобы разбиться о сушу. Дорога проходила рядом с рекой. Над берегом нависали утесы, превращенные ветром в странные, пугающие фигуры, похожие на укрепления замка злой феи из старого мультфильма Диснея. В одном месте над тропой высился козырек из красного песчаника, а сама дорога становилась такой узкой, что трудно было провести мула, не столкнув его в воду.

Николас тщательно изучил долину в бинокль. Он не заметил ничего подозрительного или неуместного, поэтому поднял голову и осмотрел утесы.

В этот момент снизу донесся голос Али, отдаваясь эхом:

— Торопитесь, эфенди! Мулы готовы идти.

Николас помахал ему рукой, но все же еще раз осмотрел землю впереди. Неожиданно его внимание привлекла вспышка, яркая, как сигнал гелиографа. Харпер обратил особое внимание на место, где заметил ее.

— Что такое? Что ты увидел? — спросила Ройан.

— Скорее всего ничего, — ответил Николас, не опуская бинокль. Это может быть отражение от металлической поверхности другого бинокля или от дула снайперской винтовки, подумал он. С другой стороны, осколок слюды или горного хрусталя может точно так же отражать солнце. Кроме того, у алоэ и многих других растений блестящие листья. Он понаблюдал за подозрительным местом еще пару минут, а потом снова раздался голос Али:

— Эфенди, скорей! Погонщики мулов не будут ждать!

Англичанин поднялся:

— Ладно, ничего. Идем.

Он взял Ройан за руку и помог спуститься по неровному склону. В тот же миг Харпер услышал шорох камней выше по склону, остановился, призывая к тишине. Они ждали, внимательно наблюдая за гребнем.

Неожиданно там показалась пара витых рогов, а следом голова старого быка куду, с ушам и раструбами и развевающейся на горячем ветру шерстью на мохнатой груди. Он остановился на вершине скалы, под которой притаились путешественники, но не заметил их. Поворачивая голову из стороны в сторону, куду уставился туда, откуда пришел. Солнце блеснуло в его глазу. По напряженной позе можно было понять: что-то напугало животное.

Куду стоял так, все еще не замечая Николаса и Ройан, а потом всхрапнул и неожиданно умчался прочь, скрывшись за гребнем. Вскоре стук копыт растворился в тишине.

— Что-то зверски напугало его.

— Что? — спросила Ройан.

— Что угодно. Например, леопард, — ответил Николас и, заколебавшись, посмотрел вниз. Караван из мулов и монахов уже тронулся в путь и двигался по дороге вдоль берега реки.

— Что будем делать? — спросила Ройан.

— Следовало бы разведать, что впереди — если бы, конечно, у нас было время. А его нет.

Караван быстро удалялся. Если немедленно не последовать за ним, то они могут остаться позади. Одни, безоружные. У Харпера не было никаких конкретных подозрений, а решение принимать следовало немедленно.

— Идем!

Баронет снова взял Ройан за руку, и они спустились по склону. У дороги им пришлось бежать, чтобы нагнать караван.

Теперь, когда они снова присоединились к колонне, Николас мог обратить более пристальное внимание на местность. Нависающие скалы наполовину закрывали небо. Река, бурлящая слева, заглушала почти все звуки.

На самом деле Николас не был особенно встревожен. Он гордился своим умением предугадывать опасность загодя, особым шестым чувством, не раз спасавшим ему жизнь. Англичанин называл это чувство своей сигнализацией, но сейчас она молчала. Существовала масса объяснений блеску, увиденному с гребня, да и поведению самца куду.

Как бы то ни было, Харпер все же слегка нервничал и внимательно осматривал скалы над ними. Он увидел, как с вершины сорвалось какое-то пятнышко и полетело вниз — сухой лист, несомый теплым попутным ветром. Предмет был слишком мал и ничтожен, чтобы представлять опасность, однако Николас из любопытства проследил за ним взглядом.

Бурый лист летел по спирали и в конце концов легонько коснулся его щеки. Англичанин рефлексивно поднял руку и поймал его. Он потер лист между пальцами, ожидая, что тот с хрустом раскрошится. Вместо этого предмет оказался толстым и мягким, с гладкой, почти маслянистой поверхностью.

Николас разжал ладонь и посмотрел на свою добычу более внимательно. Он увидел — перед ним не лист, а полупрозрачный кусочек жирной коричневой бумаги. Неожиданно шестое чувство забило тревогу. Мало того что в столь отдаленной местности материализовался кусок бумаги. Англичанин узнал текстуру особенного вида, поднес к лицу и понюхал. В нос ударил едкий азотистый запах.

— Гелигнит! — громко воскликнул Николас, немедленно опознав его.

Взрывчатый гелигнит редко используется для военных целей в дни пластиковой взрывчатки, но все еще широко применяется в горнодобывающей промышленности. Обычно нитрожелатин в деревянной оболочке и с основанием из нитрата натрия оборачивают именно в эту коричневую промасленную бумагу. Перед тем как в такую штуку воткнуть детонатор, уголок бумаги надрывают, обнажая взрывчатку цвета патоки. Николасу приходилось достаточно пользоваться такими штуками раньше, чтобы навсегда запомнить запах.

В голове Харпера бешеным потоком понеслись мысли. Если кто-то поджидает их и заминировал скалу гелигнитом, то виденный блеск — это скорее всего отражение солнца от медной проволоки, проведенной между камней к взрывчатке. Коли так, то оператор наверняка лежит, скрытый в скалах, готовясь замкнуть электрическую цепь и обрушить поток камней. Тогда куду испугался присутствия человека.

— Али! — проревел Николас идущему во главе каравана охотнику. — Останови всех! Поворачивайте!

Харпер побежал к голове каравана, но в одно мгновение понял, что слишком поздно. Если кто-то сидит наверху, то этот человек наблюдает за каждым шагом Николаса. Он не сумеет добежать до начала колонны, развернуть мулов на узкой дороге и вывести их из-под удара… Баронет остановился и посмотрел на Ройан. Ее жизнь прежде всего. Англичанин схватил Ройан за руку.

— Быстрее, надо убираться!

— Что случилось, Ники? Что ты делаешь? — Она пыталась вырвать руку.

— Объясню потом, — отрывисто бросил Николас. — Верь мне.

Они вместе помчались обратно.

Не успели они отбежать и пятидесяти ярдов, как скала взлетела в воздух. Их ударила такая взрывная волна, что беглецы пошатнулись, почувствовав мощный удар по черепу. У Харпера и Ройан едва не лопнули барабанные перепонки. Потом над ними сдетонировал основной заряд, и грохот от взрыва, похожий на раскаты грома, длился, казалось, вечность. Это так ошеломило беглецов, что они столкнулись и потеряли ориентацию.

Николас схватил Ройан, чтобы не дать ей упасть, и обернулся. На вершине холма прогремело еще несколько взрывов. Высокие фонтаны грязи, пыли и мусора взлетали в воздух один за другим, словно адские балерины по указке невидимого режиссера.

Даже в этот жуткий момент англичанин оценил, что гелигнит был мастерски заложен. Поработал специалист. Потоки булыжников обрушились вниз, оставив тонкую пыль в голубом небе. Целое мгновение казалось, что на этом разрушения закончены. Потом очертания утеса начали меняться.

Сначала каменная стена подалась вперед, в поверхности появились трещины, раскрывшиеся, как ухмыляющиеся рты. Широкие полосы камней заскользили вниз, напоминая шелковую юбку приседающей в реверансе великанши. Камень застонал, затрещал и начал валиться в реку.

Николаса захватило жуткое зрелище, а мозг, казалось, онемел от взрыва. Ему потребовалось сделать огромное усилие, чтобы заставить себя думать и действовать. Эпицентр пришелся на голову каравана, где находились Али и Тамре. Они с Ройан оказались в хвосте. Подрывник явно ждал, пока они придут в ловушку, но, заметив их бегство, поспешил захлопнуть капкан.

Совсем сбежать не удалось — боковые потоки камней уже неслись в их сторону. Все еще держа Ройан за руку, Николас уставился на падающую скалу, делая отчаянные прикидки.

На дорогу впереди обрушился сильный поток падающих камней, уносивший с собой людей и мулов, сбрасывающих их с края обрыва в реку. Поток глотал несчастных, слизывая, будто гигантское чудище языком, и жуя алыми каменными клыками. Даже за диким грохотом можно было услышать испуганные крики людей и животных, погребенных под камнями.

Волна разрушения понеслась и туда, где стояли Харпер с Ройан. Окажись они в эпицентре взрыва, шансов выжить у них было бы так же мало, как у остальных. Но взрыв уже терял свою разрушительную силу. С другой стороны, Николас понимал, что сбежать они не успеют, а то, что выпадет на их долю, все еще смертельно опасно.

Времени объяснять Ройан, что надо делать, не было — на действия оставались буквально считанные секунды. Подхватив ее на руки, Николас спрыгнул с берега к реке. Он почти сразу же потерял равновесие, и оба упали, покатившись по склону. В тридцати футах внизу был каменный выступ размером с дом. Ударившись об него, они остановились.

Беглецы были наполовину оглушены, но англичанин потащил Ройан под прикрытие уступа. Там была маленькая ниша, куда они забились и прижались как можно плотнее к стене. Когда полетели первые обломки утеса, оба вздрогнули. Огромные глыбы подскакивали в воздух, словно резиновые, набирали скорость и наконец врезались в их укрытие с такой силой, что огромный камень, за которым они спрятались, задрожал и загудел, как соборный колокол. Один гигантский каменный снаряд перелетел над головами путешественников и упал в реку, подняв волну, метнувшуюся на берег.

Это был всего лишь предвестник бури, обрушившейся следом. Казалось, на них валится половина горы. Когда очередной снаряд разбивался об укрытие, в воздух летели осколки, поднималась пыль и пахло серой от кремниевых искр. Обломки скалы пролетали над головами или скапливались спереди, сверху сыпался дождь из мелких камешков и пыли.

Николас прикрыл Ройан собственным телом. Его ударило одним из обломков по голове, да так, что в ушах зазвенело. Однако англичанин сжал зубы и поборол порыв поднять голову и посмотреть, что происходит. По коротким волосам над правым ухом что-то заструилось, как живое существо, но только когда струйка добралась до уголка рта, оставив металлический привкус, Харпер осознал, что это кровь.

Каменная пыль сыпалась на беглецов, раздражая горло. Она заставляла их кашлять в два голоса, забивалась в глаза, вынудив плотно закрыть ресницы и не пытаться оглядываться.

Один кусок камня размером с фургон подпрыгнул в воздух и упал совсем рядом. Земля столь яростно содрогнулась, что Ройан, сверху которой лежал Николас, получила сильный удар по животу и диафрагме. Некоторое время она не могла дышать, казалось, будто сломаны ребра.

Постепенно поток земли и камней начинал редеть. Столкновения огромных валунов с их укрытием стали более редкими, пыль потихоньку оседала. Грохот и рев делались все тише. Слышались шорохи оседающего фунта и шум реки внизу.

Николас осторожно поднял голову и попробовал поморгать, чтобы прочистить глаза от песка. Ройан зашевелилась под ним. Тогда Харпер отполз назад и сел. Они уставились друг на друга. Их лица превратились в маски японского театра кабуки, а волосы напоминали парики французской аристократии восемнадцатого века.

— У тебя кровь течет, — прошептала Ройан голосом, хриплым от пыли и пережитого ужаса.

Николас поднес к лицу руку и, отняв, увидел, что она покрыта пастой из земли и крови.

— Царапина, — заявил он. — А ты как?

— Кажется, вывихнула колено. Что-то сдвинулось, пока я падала. Вряд ли это серьезно. Почти не болит.

— Тогда нам просто неприлично повезло, — сообщил англичанин. — Обычно людям не удается пережить такое.

Ройан попыталась встать, но Николас остановил ее, положив руку на плечо:

— Подожди! Весь склон покрыт разбитыми камнями, они еще не слежались. Некоторое время сверху еще будут сыпаться обломки. — Он развязал бандану и протянул спутнице. — Кроме того, мы не хотим… — На середине предложения Харпер передумал и замолчал.

— Что ты собирался сказать? — дрожащим голосом спросила Ройан, вытирая лицо. — Кроме того…

— Кроме того, мы не хотим сообщать этим ублюдкам, что пережили их маленькую вечеринку в нашу честь. Иначе они нагрянут сюда, стремясь перерезать нам горло. Пусть лучше считают, будто мы сдохли, как и предполагалось.

— Ты хочешь сказать, что они все еще там и поджидают нас? — Ройан в ужасе уставилась на Николаса.

— Можешь на это рассчитывать, — мрачно ответил он. — Они там вне себя от радости, что наконец избавились от конкурентов. Не надо показываться прямо сейчас и разочаровывать их.

— Как ты догадался, что произойдет? — спросила Ройан. — Если бы ты не схватил меня… — Она умолкла.

Харпер в нескольких словах объяснил про обрывок обертки от гелигнита.

— Самая простая вещь в мире — выбрать узкую часть тропы и заминировать скалу…

Николас умолк, потому что донесся слабый, но легко узнаваемый звук мотора вертолета, собирающегося взлетать.

— Быстро, — скомандовал он. — Забирайся как можно глубже под навес. — Харпер прижал Ройан спиной к валуну. — Лежи тихо. — Она повиновалась без лишних слов, баронет сам лег рядом и навалил на них камней. — Не двигайся. Что бы ни случилось, не двигайся.

Они лежали и слушали звук приближающегося вертолета, кружившего рядом. В один момент он завис прямо над их укрытием. До беглецов долетели волны воздуха от винтов.

— Ищут выживших, — мрачно проговорил Николас. — Не шевелись. Они пока что не заметили нас.

— Если они наблюдали за нами до взрыва, то должны подлететь прямо сюда. Видимо, запутались.

— Скорее всего из-за пыли, оползня и обрушившейся скалы нас потеряли. Не знают, где мы залегли.

Звук вращающихся лопастей двинулся вверх по реке, и Николас заявил:

— Я рискну выглянуть на секунду. Хочу убедиться, что это работа «Пегаса», хотя вряд ли в округе много вертолетов. А ты лежи и не шевелись!

Он медленно и осторожно поднял голову. Буквально одного взгляда хватило, чтобы подтвердить подозрения. Примерно в полумиле вверх по течению над водой висел знакомый «джет-рейнджер». Он медленно удалялся от них, так что Николас не смог разглядеть рубку. В этот миг мотор заревел по-другому — пилот поменял высоту и увеличил скорость.

Вертолет начал вертикально подниматься и повернул на север. Тут-то Николас и успел бросить взгляд на пассажиров. На переднем сиденье рядом с пилотом сидел Джейк Хелм, а позади него — полковник Ного. Оба смотрели на долину реки, но через пару секунд вертолет исчез за хребтом в направлении верха ущелья. Вскоре шум моторов смолк. Николас выполз из-под камня и помог Ройан подняться на ноги.

— Сомнений не осталось. Теперь мы знаем, с кем имеем дело. В вертолете сидели Хелм и Ного. Хелм почти наверняка закладывал гелигнит, а Ного возглавлял людей, напавших вчера на лагерь. Каждый из них делает что умеет. Итак, наша версия подтвердилась. Владелец «Пегаса» и есть тот урод, что стоит за всем происходящим. Хелм и Ного всего лишь марионетки.

— Но ведь Ного — офицер эфиопской армии, — запротестовала Ройан.

— Добро пожаловать в Африку. — Николас и не думал улыбаться. — Здесь все имеет цену, включая членов правительства и офицеров армии. Так, теперь наша главная забота — выбраться из ущелья к цивилизации.

Харпер поднял голову. Дорогу напрочь засыпало.

— Там мы не пройдем, — сказал он и взял женщину за руку. Но когда Ройан встала на ноги, то ойкнула и быстро перенесла вес на правую ногу.

— Мое колено! — Она храбро улыбнулась. — Все будет в порядке.

Однако при спуске к реке Ройан сильно хромала, постоянно опасаясь, что вызовет оползень неосторожным шагом. В конце концов они зашли по пояс в воду.

Ройан встала рядом с Николасом и смыла кровь и пыль с его раны на виске.

— Все не так плохо, — заявила она. — Швов класть не нужно.

— У меня есть тюбик бетадина в сумке, — сообщил англичанин. Ройан выудила лекарство и смазала рану коричнево-желтой мазью. Потом перевязала ее банданой.

— Готово. — Она похлопала англичанина по плечу.

— Хвала Господу за мою поясную сумку, — заметил Николас, застегивая ее. — По крайней мере самое необходимое у нас есть. Теперь надо поискать выживших.

— Тамре! — воскликнула Ройан.

Они заковыляли вдоль берега. Река была забита камнями и землей, прилетевшими с утеса. В самых глубоких местах они погружались в воду до подмышек, и Николас нес сумку над головой на вытянутой руке. Камни под ногами предательски скользили, когда друзья пытались вылезти, чтобы поискать других членов каравана.

Они нашли двух монахов, наполовину засыпанных камнями, и даже не стали пытаться их выкапывать. Из другой груды булыжников торчала нога мула, а все остальное было погребено под обломками. Рядом валялся раскрывшийся тюк, откуда выпали различные вещи. Николас подобрал шкуру и череп дик-дика, пристегнул их к своей сумке.

— Так тяжелее нести, — предупредила его Ройан.

— Фунт или два, не больше, — отозвался Харпер.

Они подошли к месту ниже точки, где в последний раз видели Тамре и Али. Но хотя они проискали их почти час, не обнаружили даже следов. Склон над ними превратился в месиво — разбросанная земля, огромные камни, кусты и деревья, вырванные с корнем и расщепленные.

Ройан залезла так высоко, как только позволила раненая нога, и, сложив ладони рупором, закричала:

— Тамре! Тамре! Тамре!

Эхо подхватило ее голос.

— Боюсь, ему пришел конец. Беднягу завалило, — сказал спутнице Николас. — Мы уже потеряли час и не можем позволить себе тратить больше времени, если хотим выбраться. Придется оставить его здесь.

Она не обратила на баронета внимания и продолжала двигаться вдоль каменной гряды, скользящей под ее ногами. Харпер видел, что нога Ройан подгибается от боли в колене.

— Тамре! Ответь! — закричала она по-арабски. — Тамре! Где ты?

— Ройан, довольно. Ты еще больше повредишь колено. К тому же ты подвергаешь нас обоих риску. Хватит!

В этот момент оба услышали тихий стон выше по склону. Ройан немедленно полезла наверх, соскальзывая и скатываясь обратно. Наконец она издала крик ужаса. Николас отшвырнул сумку и бросился за ней. Добравшись до верха, он тоже опустился на колени.

На земле лежал Тамре, засыпанный грудой обломков. Его трудно было узнать. Ободранное, рваное лицо, лишившееся половины кожи. Ройан положила голову мальчика себе на колени, рукавом вычистила пыль и грязь из ноздрей, чтобы ему стало легче дышать. Из уголка рта струилась кровь, и когда Тамре застонал, хлынул свежий поток. Ройан принялась вытирать ее, размазав по подбородку.

Нижняя половина тела послушника была засыпана. Николас попытался скинуть с него камни, но быстро осознал бесполезность своей затеи. На мальчике лежала глыба размером с бильярдный стол. Она весила много тонн и, несомненно, сломала позвоночник, одновременно раздробив кости таза. Ни один человек не поднял бы эту громадину в одиночку. И даже если бы это получилось, то результатом стали бы лишь новые страдания и без того жестоко израненного Тамре.

— Сделай что-нибудь, Ники, — прошептала Ройан. — Мы должны сделать что-нибудь для него.

Николас посмотрел на нее и покачал головой. Глаза Ройан наполнились слезами, заструившимися по щекам. Они падали каплями дождя на лицо Тамре, разводя его кровь до цвета розового вина.

— Мы не можем просто сидеть здесь и смотреть, как он умирает, — запротестовала Ройан. При звуке ее голоса мальчик открыл глаза.

— У-у-ме… — прошептал он. Улыбка осветила его грязное, разбитое лицо. — Ты — моя мама. Ты такая добрая. Я люблю тебя, мамочка.

Слова оборвались, и все тело мальчика содрогнулось. На лице отразилась агония, он издал тихий придушенный крик и обмяк. Плечи перестали быть напряженными, голова скатилась набок.

Ройан сидела, держа голову Тамре и тихо плача, пока Николас не коснулся ее руки и не сказал:

— Он мертв, Ройан.

— Знаю, — кивнула она. — Он продержался столько, чтобы попрощаться со мной.

Харпер дал ей еще немного погоревать, а потом сказал:

— Надо идти, милая.

— Ты прав. Но так тяжело оставлять его здесь. Он был так одинок. И назвал меня мамой. Полагаю, Тамре и правда любил меня.

— Конечно, — заверил Николас, снимая голову мертвого мальчика с коленей Ройан и помогая ей подняться. — Подожди немного. Я похороню его так, как смогу.

Николас сложил руки Тамре на груди и сжал его пальцами серебряное распятие, висевшее на шее. Потом положил на труп груду камней, особенно на голову, чтобы до нее не добрались вороны и грифы.

Спустившись к Ройан, ждавшей у воды, Харпер перекинул сумку через плечо.

— Мы должны пойти, — сказал он Ройан.

Та вытерла слезы с лица тыльной стороной руки и кивнула:

— Я готова.

Они пошли вверх по реке, борясь с течением. Камнями завалило половину русла, и вся вода сочилась сквозь оставшийся разрыв. Когда они добрались до берега за пределами оползня, то вылезли из реки и, поднявшись по крутому берегу, выползли на уцелевшую часть дороги.

Здесь путники передохнули и огляделись. Река за оползнем стала красно-коричневой от глины. Даже если монахи в монастыре не слышали взрывов, поток грязной воды, несомненно, встревожит их. Они отправятся выяснить, что случилось, найдут тела, заберут их с собой и похоронят достойно. Эта мысль несколько утешила Ройан, пока они ковыляли по дороге. Впереди ждало еще два дня пути.

Ройан сильно хромала, но всякий раз, когда Николас предлагал помощь, отказывалась:

— Все в порядке, она просто плохо сгибается.

Ройан не дала баронету осмотреть колено и упорно шагала по дороге впереди него.

Почти весь день они прошли в молчании. Николас уважал горе Ройан и был благодарен за сдержанность. Он восхищался ее способностью молчать, не отгораживаясь от окружающих. Они поговорили только после полудня, расположившись на отдых рядом с тропой.

— Единственное утешение — теперь «Пегас» поверит, что мы надежно похоронены под камнями, и не будет нас искать. Мы можем двигаться, не тратя времени на изучение дороги впереди, — проговорил Николас.

Они расположились на ночлег под стеной ущелья, там, где тропа начинала подниматься вверх. Николас отвел Ройан в сторонку, к заросшей лесом лощине, и разжег маленький костерок, который не было видно с основного пути.

Здесь она наконец позволила осмотреть колено. Оно распухло и посинело, стало горячим.

— С таким нельзя ходить, — сказал Харпер.

— А у меня есть выбор? — спросила Ройан. Англичанин ничего не мог сказать в ответ. Он намочил бандану водой из фляги и замотал ногу туго, как мог, не нарушив при этом циркуляцию крови. Потом Николас нашел бутылочку брюфена в сумке и заставил Ройан принять две противовоспалительные таблетки.

— Мне уже лучше, — заявила она.

Они доели последнюю упаковку сухого пайка из сумки, а затем сели, сгорбившись, у огня. Беглецы тихо беседовали, все еще подавленные и потрясенные произошедшим.

— А что мы будем делать, когда доберемся до верха? — спросила Ройан. — Будут ли грузовики на месте? Охраняют ли их по-прежнему люди Бориса? Что случится, если мы снова столкнемся с «Пегасом»?

— У меня нет ответов. Давай решать проблемы по мере поступления.

— Я мечтаю об одном. Когда мы доберемся до Аддис-Абебы, я сообщу об убийстве Тамре и остальных эфиопской полиции. Я хочу, чтобы Хелм и его шайка заплатили за свои преступления.

Помолчав, Николас ответил:

— Не думаю, что это хорошая идея.

— Что ты имеешь в виду? Мы были свидетелями убийства. Нельзя позволять им избежать правосудия.

— Помни, мы хотим вернуться в Эфиопию. Если сейчас устроим большой переполох, то все ущелье будет кишмя кишеть войсками и полицией. Это может положить конец нашим попыткам разгадать загадку Таиты и отыскать гробницу Мамоса.

— Об этом я не подумала, — задумчиво проговорила Ройан. — И все же это убийство, а Тамре…

— Знаю, знаю, — утешил ее Николас. — Но есть более действенные способы отомстить «Пегасу», чем попытаться сдать его эфиопскому правосудию. Подумай о том, что Ного работает на Хелма. Мы видели его в вертолете. У «Пегаса» есть подкупленный полковник армии. А кто еще работает на них? Полиция? Глава армии? Члены парламента? Пока мы не знаем.

— Об этом я тоже не подумала, — признала Ройан.

— Тогда давай будем думать как африканцы и возьмем пример с Таиты и его свитков. Будем хитрыми, как он. Не стоит торопиться обвинять кого попало. Лучше всего выбраться из страны тихонечко. Пусть все думают, что мы похоронены под камнями. К сожалению, это нам скорее всего не удастся. Но теперь надо быть сверхвнимательными и осторожными. Этого просто требуют обстоятельства.

Ройан долго смотрела на танец языков пламени, потом вздохнула и спросила:

— Ты сказал, что есть лучший способ отомстить «Пегасу». Что ты задумал?

— Все просто — я собираюсь похитить у них из-под носа сокровища Мамоса.

Впервые за этот длинный, ужасный день она рассмеялась.

— Да, ты прав! Тот, кому принадлежит «Пегас», настолько стремится захватить клад, что готов пойти на убийство. Будем надеяться, что исчезновение вожделенного предмета причинит ему столько же страдания, сколько он причинил нам.


Оба так устали, что проснулись, когда наполовину рассвело. Ройан попыталась встать и немедленно опустилась обратно со стоном. Николас подошел к ней, и она не стала возражать, когда он положил ее голую ногу себе на колени.

Развязав бандану, англичанин нахмурился. Колено распухло почти вдвое, а синяк стал цвета сливы или спелого винограда. Харпер снова смочил ткань, перевязал колено и заставил Ройан выпить две последние таблетки брюфена. Потом он помог ей подняться.

— Как нога? — с волнением спросил Николас. Ройан проковыляла несколько шагов и храбро улыбнулась ему:

— Все будет отлично, как только я разойдусь. Уверена.

Харпер посмотрел на стену ущелья. Снизу подъем казался короче, чем был на самом деле, но англичанин помнил, как непроста дорога. Они спускались целый день.

— Ну разумеется, — ободряюще улыбнулся Николас и потянул ее за руку. — Обопрись на меня. Будем идти как в парке.

Они тащились вверх все утро. Дорога становилась круче с каждым шагом. Ройан ни разу не пожаловалась, но побелела будто полотно. По ее лицу катился пот. К полудню они еще не добрались до водопада, и Николас заставил ее остановиться передохнуть. Есть было нечего, но Ройан жадно попила воды из фляги. Ограничивать спутницу англичанин не пытался, хотя сам сделал только один глоток.

Когда Ройан попыталась подняться и пойти дальше, Николасу пришлось поддержать ее, чтобы она не упала.

— Черт! Черт! Черт! — горько выругалась Ройан. — Нога одеревенела.

— Ничего, — жизнерадостно проговорил Николас, выкидывая из поясной сумки все, кроме самого необходимого. Однако он оставил шкуру дик-дика, скатав ее в тугой комок и запихнув обратно. Харпер снова застегнул пояс вокруг талии и жизнерадостно подмигнул Ройан. — Такая худышка, как ты, весит, наверное, немного. Прыгай мне на спину.

— Ты не сможешь нести меня вверх. — Она в ужасе посмотрела на дорогу, крутую как лестница.

— Это единственный поезд, отправляющийся с этой станции, — сказал Николас, подставляя спину. Ройан заползла на нее.

— Не стоит ли тебе бросить шкуру дик-дика? — спросила она.

— Забудь об этом, — отозвался англичанин и двинулся вверх.

Продвигались они медленно и с большим трудом. Через некоторое время говорить стало не о чем. Николас шагал в полной тишине. Его рубашка пропиталась потом, но ни теплая влага, намочившая одежду насквозь, ни сильный мужской запах не казались Ройан противными. Напротив, они успокаивали и внушали надежду на лучшее.

Каждые полчаса Харпер останавливался и опускал ее на землю. После этого он ложился рядом, закрыв глаза, пока не восстанавливалось дыхание. Потом открывал глаза и улыбался спутнице:

— Хэй-хо, Сильвер! — Николас поднимался на ноги и наклонялся. Ройан залезала ему на спину.

День шел, и шутки становились все более вымученными и неестественными. Ближе к вечеру путники уже не шли, а брели. В самых трудных местах Харпер останавливался и собирался с силами, перед тем как сделать шаг. Ройан пыталась помогать ему, слезая со спины и держась за плечо на самых тяжелых участках пути. Но даже несмотря на эти передышки, силы у баронета были на исходе.

Обогнув очередной поворот и увидев струящийся водопад, закрывающий дорогу белым пологом, ни один из них не осознал, что это означает. Потом Николас, шатаясь, вошел в пещеру за жемчужной пеленой воды и опустил свою ношу на пол. Затем он повалился навзничь и лежал как мертвый.

Когда Харпер отдохнул настолько, что смог открыть глаза и сесть, уже стемнело. Пока он спал, Ройан принесла дров из кучи, запасенной монахами, и разожгла небольшой костер.

— Хорошая девочка, — сказал англичанин. — Если ты когда-нибудь захочешь работать домоправительницей…

— Не искушай меня. — Ройан, хромая, подошла к нему и осмотрела рану на голове. — Хорошая, чистая короста, — сообщила она и вдруг неожиданно прижала его голову к животу, гладя пыльные, жесткие от пота волосы. — О, Ники! Как я смогу отблагодарить тебя за то, что ты сделал сегодня?

На язык просился легкомысленный ответ, но даже в таком ослабленном состоянии у Николаса хватило ума подавить его. Он был в неподходящем состоянии, чтобы добиваться большей близости. Поэтому Харпер лежал в объятиях Ройан, наслаждаясь прикосновением ее тела, но не шевелясь, чтобы не отпугнуть ее.

Наконец она нежно отпустила его.

— Я очень сожалею, сэр, что домоправительница не может предложить копченого лосося и шампанского на обед. Как насчет горной воды, чистой и освежающей?

— Есть идеи получше.

Он вынул из сумки фонарик на батарейках и нашарил на полу круглый камень размером с кулак. Зажав его в правой руке, Харпер поднял фонарь левой и провел лучом по своду пещеры. Немедленно послышались шелест крыльев и тревожное воркование пещерных голубей, гнездившихся среди камней. Николас слепил птиц фонарем.

Одним ударом ему удалось сбить двух, рухнувших с писком на пол пещеры, а остальная стая улетела в ночь, громко хлопая крыльями. Николас прыгнул на упавших птиц и ловким движением свернул им шеи.

— Как насчет сочного куска жареного голубя? — спросил он.

Ройан лежала, опершись на локоть, а Харпер сидел напротив нее, скрестив ноги. Оба ощипывали винно-бордовые и серые перья птиц. Даже когда дело дошло до такой грязной работы, Ройан не привередничала, как могли бы поступить другие женщины. Это в сочетании со стоическим поведением во время пути по горе еще более улучшило мнение баронета о спутнице. Она много раз доказала, как отважна и изобретательна. Чувства Николаса к Ройан росли и укреплялись с каждым днем.

Сосредоточенно выдергивая тонкие щетинки из груди птицы, она заметила:

— Теперь нет сомнений, что материалы, украденные из нашего лагеря, находятся у «Пегаса».

— Я думал о том же, — кивнул Николас. — И мы знаем, что в их базовом лагере есть антенна, а значит, и спутниковая связь. Можно быть уверенными — вся информация уже переправлена боссу. Кто бы он ни был.

— Значит, у него есть все сведения со стелы на могиле Тануса. Также в его руках находится седьмой свиток. Если он сам не египтолог-эксперт, то у него в штате есть такие. Согласен?

— Я полагаю, что иероглифы он читать умеет. Наверняка это страстный коллекционер. Знаю подобных. У них увлечение превращается в манию.

— Я тоже знаю. Один из таких субъектов находится довольно близко ко мне, — улыбнулась Ройан.

— Туше! — засмеялся Николас, поднимая руки кверху. — Но я отделался легкой разновидностью этой болезни по сравнению с теми, кого несложно назвать. Двое из них значились в списке Дурайда.

— Питер Уолш и Готхольд фон Шиллер, — сказала Ройан.

— Эти двое — одержимые коллекционеры, — подтвердил Харпер. — Уверен, что любой из них пошел бы на убийство ради шанса целиком заполучить сокровища фараона Мамоса.

— Судя по тому, что я о них знаю, оба — миллиардеры. По крайней мере в долларовом эквиваленте.

— Деньги не имеют к этому ни малейшего отношения, неужели ты не понимаешь? Заполучив добычу, они бы не продали ни единого артефакта, а заперли бы все в подземном хранилище. Они не позволили бы ни одной живой душе увидеть сокровища, а смотрели бы на них в одиночестве. Это ненормальная страсть, схожая с онанизмом.

— Какое странное слово для описания такого явления, — заметила Ройан.

— Оно очень точное, уверяю тебя. Это сексуальное чувство, навязчивое, как у маньяка-убийцы.

— Я люблю египетские вещи, но даже представить не могу, как можно стремиться к ним настолько сильно.

— Вспомни, что речь идет не об обычных людях. Богатство позволяет им удовлетворять любую прихоть. Все нормальные, человеческие желания уже закончились, наступило пресыщение. Они могут получить все, что хотят. Любого мужчину или женщину. Любую вещь, любое извращение, не важно, легальное или нет. В конце концов такие люди начинают искать то, чего нет ни у кого больше. Это единственное, что может еще завораживать.

— Значит, кто бы ни стоял за «Пегасом», мы имеем дело с ненормальным?

— Не просто ненормальным, — поправил Николас. — С невероятно богатым и могущественным маньяком, который в своем безумии не остановится ни перед чем.


Утром они пощипали на завтрак холодные тушки жареных голубей. Потом, пока другой тактично удалялся в другой конец пещеры и отворачивался, каждый из них, раздевшись, искупался под водопадом.

После жары в ущелье вода казалась ледяной и била по коже с силой пожарного шланга. Ройан попрыгала на здоровой ноге, вскрикивая под ударами прозрачных струй. Она вылезла из-под водопада покрытая гусиной кожей и стуча зубами от холода. И все же это хорошо освежило ее. Даже в грязной, пропитанной потом одежде Ройан была готова к последнему подъему.

Перед тем как выйти из пещеры, они осмотрели раны друг друга. Голова Николаса заживала быстро и хорошо, но колено Ройан не стало выглядеть лучше. Синяки начали приобретать неприятный красно-коричневый цвет разлагающейся печени, и опухоль нисколько не уменьшилась. Англичанин не мог ничего с этим поделать. Он только снова замотал рану банданой. Харпер понимал, что и сам находится на пределе физических возможностей.

Наконец Николас признал поражение и оставил свою поясную сумку и шкуру дик-дика. Как ни легки все эти предметы, а разница в фунт могла определить — дойдут они до вершины или сломаются на полпути. Англичанин оставил только три непроявленных пленки в пластиковых футлярах. Это была единственная запись иероглифов на стеле в могиле Тануса. Харпер ни за что не хотел потерять их, поэтому положил в карман рубашки и застегнул на пуговицу. Потом он затолкал сумку и шкуру в трещину в задней стене пещеры, полный решимости вернуться за ними позже.

Так начался последний, самый трудный участок пути. Сначала Ройан шла самостоятельно, опираясь на плечо Николаса. Однако уже через час колено заболело настолько, что она не выдержала и опустилась на придорожный камень.

— Я ужасная обуза, правда?

— Добро пожаловать на борт, леди. Для такой малышки место всегда найдется.

Взвалив Ройан на спину, Николас двинулся вверх. Больная нога молодой женщины неуклюже торчала впереди. Увы, шли они еще медленнее, чем вчера. Англичанину приходилось все чаще и чаще останавливаться и отдыхать. На участках попроще Ройан слезала и прыгала на одной ноге, держась за плечо спутника. Потом бедняжка неизменно падала. Харпер поднимал ее на ноги и снова взваливал на спину.

Путь превратился в сплошной кошмар, и оба совершенно утратили чувство времени. Часы ужасных мучений слились в один ком непрекращающейся агонии. В конце концов они легли рядом на тропу; обоих мутило от жажды, усталости и боли. Вода во фляге закончилась час назад, и на этом участке тропы не было ни одного источника — до самой вершины, где им снова встретится Дандера.

— Иди и оставь меня здесь, — хрипло прошептала Ройан.

Николас немедленно сел и в ужасе посмотрел на нее:

— Не говори чепухи. Ты нужна мне для балласта.

— До вершины, наверное, недалеко, — настаивала она. — Ты сможешь вернуться с людьми Бориса.

— Если они еще там, а тебя не отыщет первым «Пегас». — Николас с трудом поднялся на ноги. — Забудь об этом. Ты поедешь до самого конца. — Он поднял Ройан на ноги.

Англичанин велел ей считать вслух его шаги. На каждом сотом он останавливался и отдыхал. Потом начиналась следующая сотня, и Ройан тихонько шептала Харперу на ухо, держась обеими руками за шею. Вся вселенная сузилась до полоски земли прямо под ногами. Баронет уже не видел скалу с одной стороны и бездну с другой. Когда Николас покачивался или встряхивал Ройан, невольно причиняя ей боль, она закрывала глаза и старалась не выдать страдания голосом, продолжая считать.

Отдыхая, Николас прислонялся к каменной стене, не уверенный, что сможет подняться, если сядет. Он не снимал со спины Ройан, зная — его сломит попытка поднять ее снова. Силы совсем закончились.

— Уже почти темно, — прошептала она. — Ты должен остановиться на ночь. На один день довольно. Ты вгоняешь себя в могилу, Ники.

— Еще сто шагов, — пробормотал он.

— Нет, Ники. Поставь меня на землю.

Вместо ответа Харпер оттолкнулся от каменной стены плечом и побрел вперед.

— Считай!

— Пятьдесят один, пятьдесят два, — послушалась Ройан. Наклон тропы изменился так резко, что англичанин едва не упал. Дорога выровнялась, а он, как пьяный, искал ступень, которой не было.

Николас пошатнулся, но устоял. Он находился на краю обрыва и вглядывался в темноту, поначалу не веря собственным глазам. В сумраке горели огни, и Харпер решил, что начались галлюцинации. Потом раздались голоса, и, покачав головой, англичанин вернулся к реальности.

— О Боже, ты сделал это. Мы наверху, Ники. Там стоят машины. Ты справился, Ники. Ты справился!

Он попытался что-то сказать, но язык не слушался. Николас рванулся вперед, к огням, а Ройан закричала:

— Помогите нам. Пожалуйста, помогите. — Сначала на английском, потом на арабском. — Пожалуйста, помогите!

Раздались ответные возгласы и топот ног. Николас медленно опустился на тонкую горную траву, а Ройан соскользнула у него со спины. Их окружили темные фигуры, переговаривающиеся на амхарском. Дружеские руки подхватили путников и наполовину понесли, наполовину потащили к свету. Потом на лицо Николаса упал свет фонаря и раздался очень английский голос:

— Привет, Ники. Какой сюрприз. А я приехал из Аддис-Абебы искать твое тело. Слышал, что ты мертв. Немного преждевременные слухи, не правда ли?

— Привет, Джеффри. Спасибо, что беспокоишься обо мне.

— Осмелюсь сказать, тебе не помешала бы чашка чаю. Ты выглядишь немного утомленным, — проговорил Джеффри Теннант. — Я и не знал, что в твоей бороде есть рыжие и седые пряди. Классная щетина. Очень модно. Тебе идет.

Николас осознал, какое зрелище являет — оборванный, небритый, грязный и осунувшийся от усталости.

— Ты помнишь доктора Аль Симма? У нее немного болит колено. Не мог бы ты о ней позаботиться?

В этот миг ноги Харпера подогнулись, но Джеффри Теннант подхватил его, не дав упасть.

— Спокойно, старик. — Он подвел баронета к брезентовому складному стулу и заботливо усадил. Другой стул принесли Ройан. — Летта чай хапа! — издал Джеффри универсальный призыв англичанина в Африке, через пару минут дал им кружки с горячим переслащенным чаем.

Николас отсалютовал Ройан своей чашкой:

— За нас. Таких, как мы, больше нет.

Оба принялись жадно пить, обжигаясь. Кофеин и сахар влились в кровь подобно электрическим зарядам.

— Теперь я знаю, что буду жить, — вздохнул Николас.

— Не хочу показаться назойливым, но не мог бы ты мне объяснить, что за чертовщина здесь происходит? — попросил Джеффри.

— Может, ты начнешь? — отозвался его друг. Ему требовалось время, чтобы оценить ситуацию. Что знает Джеффри, и кто ему это рассказал? Теннант немедленно приступил к рассказу:

— Сначала мы услышали, что твоего приятеля, белого охотника Брусилова, выловили из реки возле суданской границы, изрешеченного пулями. Крокодильчики и сомы закусили его лицом, так что приграничная полиция опознала русского лишь по документам в поясе.

Николас бросил взгляд на Ройан и нахмурился, призывая ее быть осторожной.

— В последний раз, когда мы его видели, он отправился в разведывательную экспедицию в одиночку, — объяснил он. — Должно быть, столкнулся с тем же отрядом шуфта, что напал и на наш лагерь четыре ночи назад.

— Да, об этом мы тоже слышали. Полковник Ного сообщил в Аддис-Абебу.

Они не узнали Ного в толпе людей. Только когда он вышел в круг света от походных ламп, Ройан выпрямилась с таким выражением ненависти на лице, что Николас протянул руку и взял ее за запястье, дабы удержать от ненужных слов. Через мгновение она расслабилась, и лицо стало спокойным.

— Я с большим облегчением вижу вас здесь, сэр Куэнтон-Харпер. Вы заставили нас беспокоиться, — проговорил Ного.

— Прошу прощения, — отозвался Николас.

— Пожалуйста, сэр, я не хотел вас обидеть. Просто мы только что получили доклад от «Пегас иксплорэйшн компани», что вы с доктором Аль Симма попали под взрыв пород. Я присутствовал, когда мистер Хелм из этой компании предупреждал вас, что они производят взрывы в ущелье.

— Но вы… — яростно вспыхнула Ройан, а Николас опять сильно сжал ее руку, веля умолкнуть.

— Вероятно, это была наша неосмотрительность, как вы и говорите. Тем не менее доктор Аль Симма ранена, и мы оба сильно потрясены происшедшим. Еще важнее, что много других людей — охотники, прислуга и монахи из монастыря погибли во время нападения шуфта и в ходе взрыва. Как только мы вернемся в столицу, я сделаю полное заявление властям.

— Надеюсь, что никакой вины… — начал Ного. Николас оборвал его:

— Разумеется, нет. Вы совсем не виноваты. Нас предупреждали об опасности шуфта в ущелье. Кроме того, вы там не присутствовали и ничего не могли поделать, верно? Я полагаю, что вы примерно выполнили свой долг.

Полковник с облегчением вздохнул:

— Большое спасибо за такие слова, сэр Куэнтон-Харпер.

Николас внимательно посмотрел на него. Казалось, перед ним обаятельный молодой человек в очках с металлической оправой, такой обеспокоенный, так готовый услужить. Ему даже пришло в голову, не ошибается ли он. Может быть, в «джет-рейнджере» сидел кто-то другой, кружа как хищная птица над заваленным камнями склоном, разыскивая их мертвые тела.

Англичанин заставил себя дружелюбно улыбнуться:

— Я был бы благодарен, окажи вы мне услугу, полковник.

— Разумеется, — немедленно согласился Ного. — Все, что угодно.

— Я оставил сумку и один из моих охотничьих трофеев в пещере под водопадом Дандеры. Там находятся наши паспорта и дорожные чеки. Будет хорошо, если вы отправите одного из ваших людей забрать их.

Объясняя полковнику, как отыскать вещи, Николас испытывал немного извращенное удовольствие от того, что дает этому убийце такое тривиальное задание. Потом Харпер отвернулся к своему другу, дабы Ного не заметил яростного блеска у него в глазах.

— А как ты сюда добрался, Джеффри?

— Легким самолетом до Дэбрэ-Мариам. Там есть запасное летное поле. Нас встретил полковник Ного и провез остаток пути на армейском джипе, — объяснил Теннант. — Пилот и самолет ждут нас в поселке.

Джеффри отвернулся и приказал что-то на плохом амхарском слугам, а потом снова обратился к Николасу:

— Я только что приказал приготовить для вас обоих горячую ванну. После этого еда и долгий ночной сон сотворят с вами чудеса. Завтра мы полетим в Аддис-Абебу. Не вижу, почему бы не оказаться там самое позднее завтра вечером.

Теннант погладил Ройан по плечу, пряча свой чувственный интерес к ней за добродушной отеческой улыбкой.

— Должен сказать, что я рад избежать спуска в ущелье Аббая за вами, ребята. Говорят, что это одно из самых неприятных мест в мире.


— Вы не возражаете, доктор Аль Симма, если я сяду спереди? Это невежливо, но я страдаю морской болезнью. Ха-ха! — объяснил Джеффри Ройан, пока они ждали, когда трое ребятишек прогонят с летного поля в Дэбрэ-Мариам коз.

Тем временем Николас запихивал шкуру дик-дика под заднее пассажирское сиденье. Один из слуг Ного ночью спустился в ущелье, и за завтраком им принесли сумку и трофей.

Ного отсалютовал самолету, пока они разгонялись в клубах пыли. Николас улыбнулся и помахал ему рукой, пробормотав:

— Чтоб тебя, приятель, скрючило.

Когда маленькая «сессна» наконец оторвалась от узкой полосы травы, горизонт над ущельем Аббая напоминал поле космических грибов: грозовые тучи тянулись вверх, в стратосферу. Воздух под ними оказался бурным, как штормовое море, и на задних местах их швыряло из стороны в сторону.

Впереди Джеффри чувствовал себя ничуть не лучше. Он молчал и не проявлял ни к чему интереса.

За весь прошлый вечер у Николаса с Ройан так и не выдалось возможности поговорить наедине, поскольку Джеффри и Ного оставались недалеко. Теперь же, сидя рядом, заглушаемые шумом моторов, они вполне могли придумать полную версию произошедшего. Тем более что Джеффри был занят собственным недомоганием.

Николас и Ройан ясно поняли, что британский посол в Аддис-Абебе совсем не рад возникшим из-за них неудобствам. Видимо, с тех пор как они пропали, из Уайтхолла просто посыпались факсы. Кроме того, их собирался допросить комиссар эфиопской полиции. Надо было во что бы то ни стало избежать обвинения Мека Ниммура в убийстве Бориса Брусилова и в то же время не встревожить «Пегас». Очевидно, что реакция соперников будет мгновенной и скорее всего смертельной, если те заподозрят, что Николас с Ройан знают о других игроках в партии Таиты.

Но самое главное — следовало избежать ссоры с эфиопскими властями, не дать предлога отменить их визы и объявить нежелательными иностранцами. Друзья договорились разыгрывать невинность, попавшую в ситуацию, которой никак не ждали, и ничего в ней не понимающую.

К моменту приземления в Аддис-Абебе они подготовили историю и тщательно ее отрепетировали. Как только «сессна» остановилась перед зданием аэропорта, Джеффри снова ожил и, хотя оставался немного зеленым, даже помог Ройан спуститься по трапу самолета.

— Разумеется, вы будете жить в резиденции, — заявил он. — Отели здесь слишком ужасны, чтобы даже говорить о них, а у его превосходительства вполне приличный повар и терпимый винный погреб. Я поищу для вас одежду. У моей супруги примерно тот же размер, что и у вас, доктор Аль Симма, а Ники чудесно влезет в мои костюмы. Слава Богу, у меня есть запасной смокинг. Господин посол немного склонен к формальностям.


Резиденция британского посла была построена во время правления старого императора, Хайле Селассие, до вторжения Муссолини в 1935 году. Расположенная на окраине города, она являла собой блестящий пример колониальной архитектуры, с крышей из пальмовых листьев и широкими верандами. За газонами ухаживала целая армия садовников. Широкие зеленые пространства лужаек резко контрастировали с ярко-малиновыми пойнсеттиями. Особняк пережил революцию и последовавшую за ней освободительную войну.

У парадного входа Джеффри передал своих спутников эфиопскому дворецкому в длинной, безукоризненно белой шамме, проводившего их к соседним спальням на втором этаже. Лежа в собственной ванне, полной до краев, и потягивая виски с содовой, поигрывая пальцем ноги кранами, Николас слышал, как льется вода в ванной Ройан. Потом из-за соседней двери донесся голос доктора, осматривавшего ее колено.

Смокинг Джеффри оказался Харперу широк в талии, а рукава коротковаты, равно как и штанины брюк. Туфли жали, и, кроме того, не мешало бы постричься, подумал Николас, разглядывая себя в зеркало.

«Ничего не поделаешь», — обреченно подумал он и постучался в дверь Ройан.

— Боже мой! — воскликнул Николас, когда дверь открылась.

Сильвия Теннант одолжила молодой женщине платье для коктейлей лаймово-зеленого цвета, изумительно оттеняющего оливковую кожу Ройан. Она вымыла голову и распустила волосы по плечам. Пульс Николаса убыстрился, как у подростка на первом свидании.

— Ты выглядишь потрясающе, — честно сказал он.

— Спасибо, сэр, — рассмеялась в ответ Ройан. — Вы тоже неплохо смотритесь. Позволите опереться о вашу руку?

— Я надеялся понести вас. Я успел привыкнуть к этому.

— Эти дни прошли, — заявила Ройан, взмахнув резной тростью из слоновой кости, которой ее снабдил дворецкий, и оперлась на нее со стороны больной ноги. Двигаясь по длинному коридору, она спросила шепотом: — Как зовут нашего хозяина?

— Посол ее величества королевы Великобритании сэр Оливер Брэдфорд, РИМГ.

— Это значит Рыцарь орденов имени Святого Михаила и Святого Георгия? — спросила она.

— Нет, это значит Рекомендую Именовать Меня Господом.

— Ты ужасен, — захихикала Ройан, а затем снова стала серьезна. — Ты послал факс миссис Стрит?

— Он прошел с первой попытки, и она подтвердила получение. Шлет тебе салямы, обещает как можно скорее отыскать информацию по «Пегасу».

Ранним вечером сэр Оливер встретил гостей на открытой веранде. Джеффри поспешил представить Николаса и Ройан. У посла были густые белые волосы и красное лицо. Путешественников заранее предупредили о характере дипломата и его отношении к туристам, создающим трудности местной администрации. Однако недружелюбное выражение лица сэра Оливера начало меняться при виде Ройан.

Помимо Джеффри и Сильвии Теннант, на обеде присутствовала еще дюжина гостей, и сэр Оливер взял Ройан под руку и повел ее вдоль сидящих, представляя всем. Николас тащился следом, смирившись с тем, какое впечатление его подруга производит на большинство мужчин.

— Позвольте представить вам генерала Обейда, комиссара полиции, — проговорил сэр Оливер.

Глава полиции Эфиопии был высок и темен лицом, очень учтив и элегантно смотрелся в синей форме. Он склонился к руке Ройан:

— Насколько мне известно, завтра у нас назначена встреча. Я буду ждать ее с нетерпением.

Она вопросительно посмотрела на сэра Оливера. Ей ничего не говорили об этом.

— Генерал Обейд хотел бы услышать от вас и сэра Николаса побольше о произошедшем в ущелье Аббая, — пояснил посол ее величества. — И я позволил себе вольность приказать моему секретарю назначить эту встречу.

— Разумеется, мы сделаем все возможное, чтобы помочь, — вежливо сказал Николас. — Когда мы должны приехать к вам?

— Насколько я помню, в одиннадцать, если это удобно.

— Очень подходящее время, — согласился Николас.

— Мой водитель заедет за вами в десять тридцать и отвезет в центральное управление полиции, — пообещал сэр Оливер.

За обедом Ройан усадили между сэром Оливером и генералом Обейдом. Она была само очарование, и оба мужчины проявляли к ней повышенный интерес. Николас осознал, что ему пора привыкнуть делить ее общество с другими людьми, он слишком долго общался с ней один на один.

Со своей стороны Николас находил общество леди Брэдфорд на другом конце стола не слишком приятным. Она была второй женой посла, на тридцать лет моложе мужа, с сильным лондонским выговором и еще более заметными дурными манерами. Леди обладала гривой крашеных светлых волос и огромным бюстом, норовящим выпасть из декольте. Стариковская причуда, сделал вывод Николас. Оказалось, что леди Брэдфорд является настоящим экспертом по генеалогии английской аристократии, иными словами — сущим снобом. Она подробно расспросила Харпера о предках на несколько поколений назад.

После продолжительного разговора леди Брэдфорд сообщила супругу:

— Сэру Николасу принадлежит «Куэнтон-Парк». Ты знал это, милый? — И снова обернулась к гостю: — Мой муж неплохой стрелок.

На сэра Оливера произвели впечатление слова жены.

— Так, значит, «Куэнтон-Парк»? Я только недавно читал статью в «Шутинг тайме». У вас есть гон, который называется «Высокие буки». Верно?

— «Высокие лиственницы», — поправил его Николас.

— Лучшие птицы во всей Британии, вот как о нем говорят! — пришел в восторг сэр Оливер.

— Не знаю как насчет лучших, — скромно сказал гость, — но мы и правда ими гордимся. Приезжайте пострелять в следующий раз, когда будете дома — разумеется, как мой гость.

С этого момента отношение сэра Оливера к Николасу совершенно изменилось. Посол стал приветливым и предупредительным. Он даже дошел до того, что послал дворецкого за бутылкой лафита 1954 года.

— Ты произвел хорошее впечатление, — прошептал Джеффри. — Его превосходительство не тратит вино 1954 года ни на кого, кроме избранных.

Николасу удалось сбежать от гостеприимной хозяйки и лишить сэра Оливера и генерала Обейда общества Ройан только после полуночи. Он взял ее под руку, и, не обращая внимания на понимающий и лукавый взгляд Джеффри Теннанта, они двинулись прочь, пока не одолели первый пролет лестницы.

— Ну, ты была настоящей звездой вечера, — сказал Харпер.

— Леди Брэдфорд мурлыкала словно кошка, — высказалась в ответ Ройан, и Николас с радостью услышал в ее голосе нотки ревности. Значит, он не один такой.

У своей двери Ройан решила все моральные проблемы баронета, подставив щеку для поцелуя.

— Эта грудь! — прошептала молодая женщина. — Надеюсь, она не привидится тебе в кошмарах. — И с этими словами Ройан закрыла дверь.

Николас бодро направился в свою комнату, но стоило открыть дверь, как он увидел лежащий на полу конверт. Видимо, во время обеда один из слуг подсунул его под дверь. Англичанин быстро разорвал обертку и вытащил лежащие внутри листы. Прочитав их, он изменился в лице, вышел из спальни и вновь постучал в дверь Ройан.

Та приоткрыла щелочку и выглянула наружу. Николас прочел в ее глазах удивление и поспешил усыпить подозрения:

— Ответ на мой факс. — Он взмахнул листами бумаги. — Ты прилично одета?

— Минуточку. — Ройан закрыла дверь и открыла только через несколько секунд. — Входи.

Она указала на графин, стоящий в горке:

— Хочешь выпить?

— Думаю, мне не помешает. Итак, теперь мы знаем, кто управляет «Пегасом».

— Говори, — приказала Ройан, но Харпер принялся не торопясь наливать скотч, а потом улыбнулся:

— Ты будешь содовую?

— Черт тебя подери, Николас Куэнтон-Харпер! — Она топнула ногой. — Не смей мучить меня. Кто это?

— Когда я познакомился с тобой, ты была послушной арабской девушкой, хорошо понимавшей превосходство мужского пола над женским. А теперь только поглядите… Да, боюсь, я тебя совсем испортил.

— А я боюсь, что ты играешь с огнем! — Ройан попыталась подавить улыбку. — Ну скажи мне, Ники…

— Садись, — велел он, опускаясь в кресло напротив собеседницы, неторопливо разворачивая факс и поднимая голову. — Миссис Стрит быстро работает. В своем факсе я предложил ей позвонить моему биржевому маклеру. Мы находимся в другом часовом поясе, поэтому она, должно быть, застала его прежде, чем он ушел из офиса. Как бы то ни было, миссис Стрит получила всю информацию, которую я запросил.

— Перестань, Ники. А то я разорву одежду на груди, закричу и устрою скандал. Говори.

Харпер пошуршал страницами и принялся читать:

— «Пегас иксплорэйшн» зарегистрирован на Сиднейской фондовой бирже в Австралии со стартовым капиталом двадцать миллионов…

— Не надо подробностей, — взмолилась Ройан. — Назови имя.

— Шестьдесят пять процентов акций «Пегаса» принадлежат «Вальхалла майнинг», — спокойно продолжал он, — а оставшиеся тридцать пять — «Анаконда металз оф Австрия».

Она перестала просить Николаса сократить речь и наклонилась вперед в кресле, не сводя с него взгляда.

— «Вальхалла» и «Анаконда» полностью субсидируются ХМИ, «Хамбург мануфэкчеринг индастриз». Все акции ХМИ принадлежат семейному тресту фон Шиллеров, а единственные его собственники — это Готхольд Эрнст фон Шиллер и его жена Ингмар.

— Фон Шиллер, — тихо проговорила Ройан, не сводя с Харпера глаз, — был в списке потенциальных спонсоров Дурайда. Должно быть, он тоже прочел книгу Уилбура Смита — ее переводили на немецкий, я точно знаю. Скорее всего Шиллер связался с Дурайдом, как и ты. Но убедить его так просто не получилось.

— Я тоже так думаю, — кивнул Николас. — Совсем нетрудно поразнюхать в Каирском музее и выяснить, что вы с Дурайдом работаете над чем-то очень важным. Остальное нам известно даже слишком хорошо.

— Но как «Пегас» умудрился так быстро отправиться в Эфиопию? — спросила Ройан.

— Фон Шиллеру просто повезло. Дьявольски повезло. Джеффри говорит, что «Пегас» получил концессию на поиски меди от президента Менгисту пять лет назад, до того как его свергли. Так что фон Шиллер был здесь, когда еще ничего не знал о свитках. Все, что ему потребовалось, — это переместиться с севера, где велись работы, на край ущелья Аббая и быть готовым воспользоваться подходящим моментом. Скорее всего Джейк Хелм — один из его главных подручных, которых Шиллер отправляет по всему миру, туда, где возникают какие-нибудь проблемы. Очевидно, что и Ного у фон Шиллера в кармане. А мы сами отправились к нему в руки.

Ройан задумалась.

— Звучит логично. Как только Хелм доложил хозяину о нашем прибытии, фон Шиллер приказал ему организовать налет шуфта на лагерь. О Боже мой, как я его ненавижу! Я никогда не видела его, но ненавижу так, как и не подозревала, что умею.

— Теперь мы по крайней мере знаем, с кем имеем дело.

— Не совсем, — возразила она. — Фон Шиллер связан с кем-то в Каире. С кем-то изнутри.

— Как зовут вашего министра? — спросил Николас.

— Нет, — немедленно запротестовала Ройан. — Только не Аталан Абу Син. Я знаю его всю жизнь. Он сама честность.

— Знаешь, удивительно, как взятка в сто тысяч долларов может подействовать на основание самой надежной башни, — тихо заметил англичанин, и она потрясенно замолчала.


Завтракали Николас и Ройан вдвоем. Сэр Оливер час назад уехал в офис, а леди Брэдфорд еще не поднялась навстречу ясному, прохладному горному утру.

— Я почти не спала вчера, все думала про Аталана. О, Ники, я даже не могу подозревать, что он связан с убийством Дурайда.

— Прости, что лишил тебя сна, но мы должны учитывать все возможности, — попытался утешить собеседницу Харпер, а потом сменил тему. — Довольно терять время. Теперь мы оставили «Пегасу» чистое поле. Надо возвращаться домой и начинать подготовку к собственной экспедиции.

— Хочешь, я позвоню в авиакомпанию и закажу билеты? — немедленно поднялась Ройан. — Пойду поищу телефон.

— Сначала позавтракай.

— Я уже съела все, что хотела. — Она направилась к двери, а Николас сказал ей вслед:

— Неудивительно, что ты такая худая. Говорят, что нервная анорексия не доводит до добра. — Он намазал еще один тост мармеладом.

Ройан вернулась через пятнадцать минут.

— Завтра в три тридцать. «Кенийские авиалинии» до Найроби, а оттуда тем же вечером прямой рейс «Британских авиалиний» в Хитроу.

— Молодец. — Николас вытер рот салфеткой и поднялся. — Нас ждет машина, чтобы отвезти в центральное управление полиции для разговора с твоим новым поклонником, генералом Обейдом.

У входа Харпера и Ройан встретил офицер, который провел их в здание через служебный вход. Он представился инспектором Галлой и, проводя в кабинет комиссара, обращался с ними с величайшей вежливостью.

Стоило им войти, как генерал Обейд поднялся из-за стола и пошел навстречу. Он был обходителен и дружелюбен, особенно носился с Ройан, проводя их в отдельную приемную. Когда они сели, инспектор Галла принес по неизбежной чашечке крепкого черного кофе.

Немного поговорив ни о чем, генерал перешел к делу:

— Как я и обещал, не буду вас задерживать слишком надолго. Инспектор Галла запишет ваши показания. Сначала я хочу поговорить об исчезновении и смерти майора Брусилова. Я полагаю, вы знаете, что он был офицером в русском КГБ?

Разговор длился куда дольше, чем они ожидали. Генерал Обейд скрупулезно их расспрашивал, хотя оставался неизменно вежлив. Наконец их показания напечатала секретарша. После того как они прочли и подписали их, генерал проводил гостей до двери, к ожидающей машине.

— Если я могу для вас что-нибудь сделать, все, что угодно, не колеблясь обращайтесь. Было очень приятно познакомиться с вами, доктор Аль Симма. Возвращайтесь к нам в Эфиопию как можно скорее.

— Несмотря на наше маленькое приключение, мне очень понравилось в вашей чудесной стране, — улыбаясь, проговорила она. — Может быть, вы увидите нас раньше, чем полагаете.

Генерал вежливо кивнул.

— Какой очаровательный человек, — заметила Ройан, пока они усаживались на заднее сиденье «роллс-ройса» сэра Оливера. — Он мне очень понравился.

— Твои чувства взаимны, — отозвался Николас.

Слова Ройан о новой встрече с полицией оказались пророческими. На следующее утро они получили совершенно одинаковые конверты, спустившись утром к завтраку.

Заказав кофе у официанта в шамме до щиколоток, Николас открыл свой, и выражение его лица изменилось.

— Вот это да! — воскликнул он. — Мы произвели еще большее впечатление на мальчиков в синем, чем полагали. Генерал Обейд опять хочет меня видеть. — Он зачитал вслух: — «Вы должны появиться в центральном управлении полиции не позднее полудня». — Николас присвистнул. — Очень сухо написано. Никаких «пожалуйста» или «спасибо».

— Мое точно такое же, — сказала Ройан, рассматривая текст на официальном бланке. — Что это значит?

— Скоро выясним, — пообещал ей Николас. — Но звучит довольно угрожающе. Кажется, любовь прошла.

На сей раз по прибытии в полицейское управление их никто не встречал. Охранник у служебного входа отправил их к основному, где пришлось долго объясняться с офицером, который почти не знал английского. По своему опыту пребывания в Африке Николас знал, что лучше не злиться и не показывать раздражения. Наконец после долгого разговора по телефону с кем-то охранник махнул рукой в сторону деревянной скамейки у дальней стены:

— Ждите. За вами придут.

Следующие сорок минут путешественники делили скамью с красочным собранием других просителей, ходатаев, жалующихся и мелких преступников. Пара людей были в крови после бандитского нападения, другие сидели в наручниках.

— Кажется, наша звезда закатывается, — заметил Николас, поднимая к носу платок. Было очевидно, что некоторые из их соседей давно не видели воды и мыла. — Никакого VIP-сервиса.

Через сорок минут инспектор Галла, столь предупредительный с ними вчера, высокомерно поманил Харпера и Ройан за собой.

Он не обратил внимания на протянутую руку Николаса и провел их в одну из задних комнат. Не предложив сесть, полицейский холодно обратился к англичанину:

— Вы виноваты в утрате оружия, находившегося в вашей собственности.

— Верно. Как я и говорил вчера…

— Утрата оружия по небрежности, — перебил его инспектор Галла, — это серьезное преступление.

— С моей стороны не было небрежности, — возразил Николас.

— Вы оставили оружие без охраны. Не заперли его в железном сейфе. Это небрежность.

— Со всем уважением должен заметить, инспектор, что в ущелье Аббая наблюдается прискорбная нехватка железных сейфов.

— Небрежность, — повторил Галла. — Преступная небрежность. Как мы можем узнать, что оружие не попало в руки лиц, выступающих против правительства?

— Вы хотите сказать, что некий неизвестный может свергнуть правительство при помощи ружья «ригби»? — улыбнулся Николас.

Инспектор Галла не обратил внимания на насмешку и извлек два документа из ящика стола.

— Мой долг выдать эти приказы о депортации вам и доктору Аль Симма. У вас есть двадцать четыре часа на то, чтобы покинуть Эфиопию, и с этих пор вам обоим запрещен въезд сюда.

— Доктор Аль Симма не теряла оружия, — спокойно заметил Николас. — И, насколько я знаю, никогда не проявляла небрежности за всю свою жизнь. — Ему снова не ответили.

— Пожалуйста, подпишитесь здесь, дабы удостоверить, что вы получили и поняли приказ.

— Я хочу поговорить с генералом Обейдом, комиссаром полиции, — заявил Николас.

— Генерал Обейд уехал сегодня утром с инспекцией на северные границы. Он не вернется в Аддис-Абебу еще несколько недель.

— А мы к этому моменту уже будем в Англии…

— Именно так, — в первый раз улыбнулся инспектор Галла, неприятно растягивая тонкие губы.

— Что случилось? — спросила Ройан, когда водитель открыл дверь «роллс-ройса» и она устроилась на сиденье рядом с Николасом. — Сначала все нас любили, а теперь буквально сбрасывают с лестницы.

— Хочешь мою догадку? — спросил Николас и продолжил, не дожидаясь ответа: — Ного не единственный, кто куплен «Пегасом». Вчера вечером генерал Обейд связался с фон Шиллером и получил от него приказ.

— Ты понимаешь, что это значит, Ники? Это значит, что мы не сможем вернуться в Эфиопию. И могила Мамоса оказывается вне досягаемости. — Ройан подняла на Харпера большие темные глаза, полные отчаяния.

— Насколько я помню, когда мы с Дурайдом посещали Ирак и Ливию, никто из нас не получал пригласительных писем от Саддама и Каддафи.

— Почему ты так радуешься перспективе нарушить закон? — обвиняюще спросила Ройан. — И чему улыбаешься?

— В конце концов, это всего лишь эфиопский закон, — заметил Николас. — А его не стоит воспринимать слишком серьезно.

— Тебя бросят в эфиопскую тюрьму. Это придется воспринимать всерьез.

— Тебя тоже, — ухмыльнулся он. — Если поймают.


— Можешь быть уверен, что его превосходительство уже отправил официальную жалобу президенту, — сказал Джеффри, везя друзей в аэропорт на следующее утро. — Он крайне расстроен произошедшим. Приказ о депортации и все такое. Неслыханно!

— Не беспокойся, приятель, — сказал Николас. — Что касается нас, то ничего страшного не случилось. Мы все равно не собирались возвращаться. Поэтому не важно.

— Дело в принципе. С видными британскими подданными обращаются как с простыми преступниками. Ни малейшего уважения. — Теннант вздохнул. — Иногда я жалею, что не родился сто лет назад. Нам не пришлось бы терпеть такое. Просто отправили бы военный корабль.

— Ты совершенно прав, Джеффри, но, пожалуйста, не расстраивайся.

Теннант носился с уезжающими приятелями как кошка с котятами, пока они регистрировались у стойки «Кенийских авиалиний». У них была только ручная кладь — две дешевых нейлоновых сумки, купленных утром на рынке. Шкуру дик-дика Николас свернул и завернул в вышитую шамму, приобретенную на том же рынке.

Джеффри ждал, пока не объявили их рейс, и махал рукой, когда они проходили через барьер, изливая свое дружелюбие в большей степени на Ройан, нежели на Николаса.

Они разместились сзади, возле крыла, и молодая женщина устроилась у окна. Самолет «Кенийских авиалиний» завел моторы и медленно поехал мимо здания аэропорта. Николас спорил со стюардессой, которая убеждала его засунуть драгоценного дик-дика в контейнер над головой, а Ройан выглядывала из иллюминатора, надеясь бросить прощальный взгляд на Аддис-Абебу во время взлета.

Неожиданно Ройан застыла на месте и, не отрывая взгляда от окна, схватила Николаса за руку.

— Смотри! — прошипела она так яростно, что Харпер наклонился к ней — посмотреть, что вызвало эмоции. — «Пегас»! — воскликнула Ройан, указывая на представительский реактивный самолет «фалькон», подъехавший и остановившийся у здания аэропорта.

Маленькое изящное воздушное судно было раскрашено зеленым, а на хвосте гарцевала стилизованная красная лошадь. Пока они глядели через окно, в самолете открылась дверь. По взлетной полосе двинулись встречающие, радостно приветствуя пассажиров, ступающих на трап.

Первым из них оказался маленький человек в кремовом тропическом костюме и белой соломенной шляпе. Несмотря на небольшой рост, он излучал атмосферу властности и силы. Лицо человечка было белым, словно он прилетел из страны, где царит вечная зима, и потому смотрелось неуместно в солнечных лучах. Выступающая челюсть, тонкий нос и похожие на черных жучков глаза дополняли его облик.

Николас узнал прилетевшего. Он много раз видел этого человека на аукционах Сотсби и Кристи. Такого человека нелегко забыть.

— Фон Шиллер! — вскликнул Харпер, когда немец обвел встречающих властным взором.

— Похож на боевого петуха, — пробормотала Ройан. — Или на атакующую кобру.

Фон Шиллер приподнял панаму и легкой походкой сбежал по трапу самолета.

— Сложно поверить, — заметил Николас, — что ему уже семьдесят.

— Он двигается как сорокалетний, — согласилась молодая женщина. — Должно быть, красит волосы и брови — смотри, какие они темные.

— Вот это да! — поразился Николас. — Смотри, кто его приветствует.

Солнце блеснуло на наградах и знаках отличия встречающих. От толпы отделилась высокая фигура в синей форме и коснулась кожаного козырька фуражки, перед тем как сердечно пожать руку фон Шиллера.

— Твой бывший поклонник, генерал Обейд. Неудивительно, что он не смог встретиться с нами вчера. Он был слишком занят.

— Смотри, Ники, — выдохнула Ройан.

Она уже не разглядывала пару людей внизу трапа, которые жали друг другу руки, оживленно беседуя. Ройан сфокусировала все внимание на двери самолета, откуда появился еще один, более молодой человек. На нем не было головного убора, и Николас заметил желтоватую кожу и густые темные волосы.

— В жизни его не видел. Кто это? — спросил Николас.

— Нахут Гуддаби. Помощник Дурайда из музея. Теперь он занял его место.

Когда Нахут начал спускаться по трапу, их собственный самолет покатился по бетону, потом свернул на главную рулевую полосу, и собрание у самолета «Пегаса» скрылось из виду. Путешественники откинулись на сиденья и долго смотрели друг на друга. Николас первым обрел голос:

— Шабаш ведьм. Сборище негодяев. Нам повезло, что мы увидели его. Теперь никаких тайн. Мы твердо знаем, кто нам противостоит.

— Фон Шиллер настоящий кукловод, — согласилась Ройан, тяжело дыша от ярости и ужаса. — А Нахут Гуддаби его охотничий пес. Наверняка именно он нанял убийц в Каире и натравил их на нас. О Господи, Ники, видел бы ты его на похоронах! Как он разглагольствовал о своем восхищении Дурайдом. Грязный, кровожадный лицемер!

Оба молчали, пока самолет не взлетел и не набрал полетную высоту. Затем Ройан выговорила:

— Разумеется, ты был прав насчет Обейда. Он тоже у фон Шиллера в кармане.

— Твой бывший поклонник мог действовать просто как представитель эфиопского правительства. Он ведь встречает одного из основных владельцев компании, которая может найти огромные залежи меди в их нищей стране и сделать всех богатыми.

Ройан покачала головой:

— Если бы все было так просто, его встречал бы представитель кабинета министров, а не комиссар полиции. Нет, от Обейда так и разит предательством. В точности как от Нахута.

Увидев во плоти убийц мужа, Ройан почувствовала, как открылись полузажившие раны ее души. Боль и горечь вспыхнули внутри с новой силой, как торфяной огонь. Николас знал, что не в силах угасить этот пламень и может только отвлечь ее на некоторое время. Он тихо беседовал с Ройан, постепенно уводя прочь от мрачных мыслей в сторону загадки Таиты и затерянной гробницы.

В Найроби они пересели на другой самолет, а приземлившись следующим утром в Хитроу, уже набросали план действий по возвращению в ущелье Нила и исследованию заводи Таиты в расщелине. Однако хотя внешне Ройан снова казалась спокойной и жизнерадостной, Николас чувствовал, что боль потери терзает ее изнутри.


Они прибыли в Хитроу так рано, что умудрились пройти через паспортный контроль без особой очереди. А поскольку багажа у них не было, не пришлось играть в традиционную для путешественников игру в рулетку — «потерялся багаж или нет»?

Неся в одной руке шкуру дик-дика в сумке, а другой поддерживая хромающую и опирающуюся на трость Ройан, Николас прошел через зеленый коридор таможни, невинный как херувим со свода Сикстинской капеллы.

— Ты просто бесстыдник, — прошептала молодая женщина, когда они спокойно удалились. — Если ты так убедительно лжешь на таможне, как я могу тебе доверять?

Им везло и дальше. Не оказалось очереди на такси, и чуть больше чем через час после приземления шофер высадил их возле собственного дома Николаса в Найтсбридже. Было 8.30 утра понедельника.

Пока Ройан принимала душ, Николас сходил в угловой магазин, чтобы прикупить еды. Вернувшись, Харпер разделил с Ройан обязанности по приготовлению завтрака — она сделала тосты, а он — свое фирменное блюдо: омлет со специями.

— Ты уверен, что тебе не понадобится помощь специалистов после возвращения в ущелье Аббая? — спросила Ройан, намазывая горячие тосты маслом.

— У меня есть человек на примете. Приходилось работать с ним и раньше. Он служил в армии инженером. Эксперт по подводным сооружениям. Отошел от дел и живет в маленьком коттедже в Девоне. Подозреваю, что у него не слишком хорошо с деньгами, да и изобретательному Уму скучно. Скорее всего он уцепится за такую возможность.

Как только они позавтракали, Николас сказал:

— Я займусь посудой. А ты отнеси в проявку пленки со стелой. В отделении магазина «Бутс» есть моментальная печать.

— Это называется справедливым распределением обязанностей, — заметила Ройан со страдальческим видом. — У тебя есть посудомоечная машина, а снаружи опять льет.

— Хорошо, — рассмеялся Харпер. — Чтобы подсластить пилюлю, я одолжу тебе свой плащ. А пока ты ждешь проявки пленок, можешь сходить в магазин и купить одежду взамен утраченной под камнями. Мне же надо сделать несколько важных телефонных звонков.

Как только она ушла, Николас сел за стол с блокнотом в одной руке и телефоном в другой. Первым делом он позвонил в «Куэнтон-Парк», и миссис Стрит постаралась не выказывать слишком большой радости от его возвращения.

— На вашем столе скопилось примерно два фута почты. В основном счета.

— Радужные новости, верно?

— Меня замучили юристы, а мистер Маркхэм из «Ллойда» звонит каждый день.

— Не говорите им, что я вернулся, будьте другом. — Николас знал, чего все они хотят: денег. Но в данном случае это были не пять сотен гиней за просроченный счет портному, а два с половиной миллиона. — Пожалуй, будет лучше, если я останусь в Йорке, а не приеду в Куэнтон, — сказал он миссис Стрит. — В квартире они меня не найдут.

Баронет постарался временно не думать о долгах, а заняться стоящей перед ним задачей.

— Карандаш и бумага наготове? — спросил Николас. — Тогда вот что мне требуется…

Понадобилось десять минут, чтобы закончить диктовать указания, а потом миссис Стрит перечитала их вслух.

— Хорошо. Возьмитесь за дело, будьте добры. Мы вернемся сегодня вечером. Доктор Аль Симма останется на неопределенный срок. Попросите домоправительницу приготовить вторую спальню в квартире.

Следом Харпер позвонил в Девон и, пока телефон гудел, представлял себе коттедж бывшего служащего береговой охраны — на скале, над серым штормовым морем. Дэниел Уэбб, должно быть, в мастерской на заднем дворике возится с «ягуаром» 1935 года выпуска, самой большой любовью его жизни. Или ставит удочки на лосося. Рыбная ловля была второй страстью Уэбба, благодаря которой они и познакомились.

— Алло? — подозрительно сказал Дэниел. Николас представил, как он держит трубку волосатой, испещренной шрамами рукой, а другой почесывает веснушчатую, лысую как колено голову.

— Сапер, у меня есть работа. Готов?

— Куда двинем, начальник? — Хотя с их последней встречи прошло три года, Уэбб немедленно узнал голос Николаса.

— Солнечный климат и танцующие девочки. Оплата как в прошлый раз.

— Хорошо. Где встречаемся?

— На квартире. Ее ты помнишь с прошлого раза. Завтра. Привези логарифмическую линейку. — Николас знал, что Дэниел не доверяет новомодным карманным компьютерам.

— «Ягуар» все еще в хорошей форме. Я рано выеду и буду у тебя к ленчу.

Николас повесил трубку, а потом сделал еще два звонка — в банки в Джерси и на Каймановых островах. На обоих счетах осталось не много денег. А бюджет для экспедиции, разработанный с Ройан, составлял двести тридцать тысяч. И как все на свете бюджеты, он был предельно оптимистичен.

— Всегда добавляй пятьдесят процентов, — напомнил себе Николас. — Это значит, что по завершении операции под матрасом не останется денег. Будем надеяться, что ты не шутишь с нами, Таита.

Харпер назвал пароли в банках и распорядился перевести средства на счет, с которого можно было быстро снять деньги.

Оставалось сделать еще два звонка, перед тем как отправиться в Йорк. Успех всей операции зависел от них, а контакты эти были в лучшем случае тонкие, а в худшем — призрачные.

Первый номер оказался занят. Он позвонил еще пять раз, слыша все тот же противный сигнал, и решил сделать последнюю попытку. Наконец ему ответили с приятным западным акцентом:

— Добрый день. Посольство Британии. Я могу вам помочь?

Николас бросил взгляд на часы. Три часа разницы. Разумеется, в Аддис-Абебе уже вечер.

— Это сэр Николас Куэнтон-Харпер из Британии. Я могу поговорить с мистером Джеффри Теннантом, военным атташе?

Джеффри взял трубку:

— А, друг мой. Значит, ты добрался домой. Везет некоторым.

— Я хотел тебя успокоить. Знал, что ты не спишь по ночам.

— Как поживает очаровательная доктор Аль Симма?

— Шлет воздушный поцелуй.

— Ах, кто бы тебе поверил, — грустно вздохнул Джеффри.

— Я хочу попросить об одолжении, Джефф. Ты знаешь полковника Мариама Кидане в министерстве обороны?

— Первоклассный парень, — подтвердил собеседник. — Отлично знаю. Играл с ним в теннис в прошлую субботу. Великолепная подача.

— Пожалуйста, попроси его связаться со мной как можно скорее. — Харпер продиктовал Джеффри номер телефона на квартире в Йорке. — Скажи ему, что это в связи с редким видом эфиопской ласточки для музея.

— Опять за старое, Ники. Не хватило того, что тебя вывели из Эфиопии за ухо? Теперь занимаешься редкими птицами. Наверняка из первого раздела Красной книги. Вымирающие виды.

— Ты сделаешь это для меня, Джефф?

— Разумеется. «Служи и победишь», Ники. Как нечего делать.

— Я в долгу у тебя.

— Еще бы.

Следующий звонок оказался менее успешным. Международная справочная дала номер на Мальте. После первой попытки раздались ободряющие длинные гудки.

— Возьми трубку, Джанни, — молил Николас шепотом, но на шестом звонке включился автоответчик:

— Вы позвонили в главный офис «Африк эйр сервисез». К сожалению, ваш звонок не могут принять. Пожалуйста, оставьте имя, номер телефона и короткое сообщение после сигнала. Мы свяжемся с вами, как только сможем. Спасибо. — Акцент Джанни Баденхорста было невозможно ни с чем спутать.

— Джанни. Это Николас Куэнтон-Харпер. Твой старый «герк» еще летает? Будет чудесная работа. И что еще лучше, неплохие денежки. Свяжись со мной. Никакой особой спешки, хотя лучше это было сделать вчера. Или позавчера.

Стоило Николасу положить трубку, как Ройан позвонила в дверь, и он сбежал вниз.

— Ты точна как часы, — сказал он, глядя, как она входит с розовым от холода носом, стряхивая капли с одолженного плаща. — Проявила пленку?

Она вытащила из кармана пальто желтый пакетик и триумфально взмахнула им.

— Ты хороший фотограф, — сообщила Ройан. — Все вышло чудесно. Я могу прочитать все символы на стеле невооруженным глазом. Мы снова в игре.

Они разложили блестящие фотографии на столе и стали радостно их рассматривать.

— Ты сделала копии? По одной на каждого? Чудесно, — одобрил Николас. — Негативы отправятся в банк. Нельзя во второй раз лишиться их.

Ройан изучила отпечатки через увеличительное стекло и выбрала по самому четкому снимку каждой стороны стелы.

— Это будут наши рабочие копии. Не думаю, что утрата карандашного снимка помешает. Фотографий вполне хватит. — Она прочитала выдержку из одного из блоков иероглифов: — «Кобра развивает кольца и капюшон из драгоценных камней. Звезды утра светят в ее глазах. Трижды ее черный скользкий язык целует воздух». — Ройан зарделась от возбуждения. — Интересно, что хотел Таита сказать этими строками? О, Ники, как чудесно снова разгадывать тайны.

— Оставь их в покое, — строго велел Николас. — Я тебя знаю. Стоит начать, и ты будешь сидеть над иероглифами всю ночь. Давай загружать «ренджровер». Нас ждет длинный, тяжелый путь в Йорк, а на дорогах гололед. Небольшое отличие местной погоды от ущелья Аббая.

Ройан выпрямилась и собрала фотографии в аккуратную стопку.

— Ты прав. Иногда я действительно увлекаюсь. — Она поднялась. — Можно я позвоню домой?

— Под домом ты имеешь в виду Каир?

— Прости. Да, в Каир. Семья Дурайда.

— Пожалуйста, нет нужды ничего объяснять. Вон телефон. Звони. Я буду ждать внизу, на кухне, чтобы не мешать. Нам обоим не помешает чашка чаю перед тем, как заняться делами.

Она вернулась в кухню через полчаса с виноватым видом и сразу заявила:

— Боюсь, что опять причиню тебе неудобства. Мне надо кое в чем признаться.

— Давай, — подбодрил ее Харпер.

— Мне надо вернуться в Каир, — пояснила Ройан, и Николас удивленно уставился на нее. — Только на несколько дней, — торопливо продолжила она. — Я поговорила с братом Дурайда. Мне надо закончить некоторые его дела.

— Мне не нравится, что ты собираешься отправиться туда в одиночку, — покачал головой англичанин, — после твоего предыдущего опыта.

— Если наша теория верна и угрозу представлял Нахут Гуддаби, то он сейчас в Эфиопии. А я в безопасности.

— И все равно мне это не нравится. Ты ключ к игре Таиты.

— Большое спасибо, сэр, — с притворной яростью заявила Ройан. — Это единственная причина, по которой ты не хочешь, чтобы меня пришили?

— Загнанный в угол, я вынужден признать, что изрядно привык иметь тебя поблизости.

— Я вернусь, ты и заметить не успеешь. Кроме этого, и без моего присутствия дел у тебя хоть отбавляй.

— Полагаю, тебя не остановить, — проворчал Николас. — Когда ты уезжаешь?

— Сегодня вечером есть самолет.

— Неожиданно. Я хочу сказать, мы только что вернулись. — Он в последний раз попытался протестовать, но сдался. — Я отвезу тебя в аэропорт.

— Нет, Ники. Хитроу тебе не по пути. Я поеду на поезде.

— Я настаиваю.

Вечером понедельника движение было относительно спокойным, и когда они выехали за пределы жилых кварталов, то покатили по шоссе довольно быстро. Путь скрасил рассказ Харпера о телефонных звонках, сделанных в ее отсутствие.

— Через Мариама Кидане я надеюсь связаться с Меком Ниммуром. Мек — ключ ко всему плану. Без него мы не сможем сделать даже шага на доске Таиты для бао.

Николас высадил Ройан перед зоной вылета в Хитроу.

— Позвони завтра утром из Каира и подтверди, что с тобой все в порядке, и сообщи, когда ты возвращаешься. Я буду в квартире.

— Платить за разговор будешь ты, — предупредила она, подставляя щеку для поцелуя. Потом скользнула по сиденью и захлопнула за собой дверцу.

Отъезжая, Харпер посмотрел на ее одинокую фигуру в зеркало заднего вида и переполнился тоской и чувством утраты. Кроме того, у Николаса засосало под ложечкой. Завыла внутренняя сигнализация. Происходило что-то нехорошее. Вернее, произойдет, когда Ройан доберется до Египта.

Еще один опасный зверь сбежал из клетки и крадется в темноте, ожидая возможности броситься. Но ни его форму, ни цвет пока разглядеть не удавалось.

— Пожалуйста, пусть с ней ничего не случится, — громко сказал Николас, не зная, к кому обращается. Он подумал, не вернуться ли и не заставить ее остаться. Но никаких прав на подобные действия у Харпера не было, да и Ройан бы не послушалась. Ей не удастся навязать чужую волю, разве что физической силой. Придется отпустить. — Но мне это совсем не нравится, — снова повторил баронет.


Личный секретарь и все остальные люди, работающие с Шиллером, знали, чего ждет от них хозяин. Все было в точности как требовалось. Готхольд фон Шиллер оглядел внутреннее убранство сборного домика с одобрением. Хелм не терял времени даром и как следует подготовился к прибытию босса.

Личные апартаменты немца занимали половину длинного сооружения. Они отличались спартанской простотой и одновременно были совершенно стерильны. Одежда висела в шкафу, а косметические средства и лекарства стояли в шкафчике в ванной. Личная кухня полностью оборудована и заполнена продуктами, а повар-китаец прибыл на «фальконе», чтобы готовить любые обеды, которые потребует хозяин.

Фон Шиллер был вегетарианцем, не курил и не пил. Двадцать лет назад он был знаменитым чревоугодником, любившим тяжелую пищу Шварцвальда, рейнские вина и черный табак с Кубы. Тогда Шиллер страдал ожирением, и его двойной подбородок свешивался на воротник. Теперь, несмотря на возраст, миллиардер был худ, подтянут и бодр как гончий пес.

Наступила осень его жизни, и теперь магната привлекали удовольствия разума и эмоций, а не тела. Он больше ценил неодушевленные объекты, чем живых существ: животных или людей. Камень, резьбу на котором сделали мастера, умершие тысячи лет назад, мог возбудить его больше, чем самая прекрасная молодая женщина. Фон Шиллер ценил порядок и полный контроль. Власть и обладание уникальными предметами стали его настоящей страстью теперь, когда тело постепенно утрачивало вкус к животным удовольствиям.

Каждый предмет огромной и бесценной коллекции древних сокровищ Шиллера был найден какими-то другими людьми. Но теперь наступил его последний и единственный шанс сломать печати на могиле фараона и стать первым человеком за четыре тысячи лет, который увидит ее содержимое. Быть может, в этом чувствовалась странная надежда на бессмертие, но фон Шиллер был готов заплатить за открытие сколько угодно золота и человеческих жизней. За эту страсть коллекционера уже умерло немало людей, но его не волновало, будут ли другие жертвы. Любая цена не слишком велика.

Фон Шиллер бросил взгляд в зеркало, висевшее на стене напротив кровати, и поправил густые, грубые темные волосы. Разумеется, они были крашеные — одна из последних оставшихся забот о внешности. Потом немец прошел по деревянному полу собственной комнаты и открыл дверь, ведущую в длинный зал совещаний, который станет штабом на ближайшие дни.

Сидящие вокруг стола немедленно поднялись на ноги, раболепно глядя на хозяина. Фон Шиллер встал во главе длинного стола, поднявшись на деревянный брусок, покрытый ковром, положенный туда личным секретарем. Этот брусок повсюду путешествовал вместе с ним. Высотой девять дюймов, он служил миллиардеру возвышением, с которого можно смотреть на всех людей сверху вниз. Неторопливо обведя взглядом собравшихся в комнате, немец дал им постоять. Благодаря бруску он был выше их всех.

Сначала миллиардер обратил взгляд на Хелма. Техасец работал на него более десяти лет. Абсолютно надежный, Хелм отличался физической и духовной силой. Он без колебаний пошел бы за фон Шиллером куда угодно. Его можно было отправить в любую точку планеты — от Заира до Квинсленда, от Полярного круга до экваториальных лесов, и везде Хелм выполнял работу с наименьшим шумом и минимальными последствиями. Он был жесток, но скрытен. Хелм, как хорошая охотничья собака, чуял волю патрона.

С Хелма фон Шиллер перевел взгляд на женщину. Утте Кемпер была его личным секретарем. Она организовывала всю жизнь миллиардера, начиная от еды и бруска до лекарств и деловых встреч. Ни один человек не мог встретиться с Шиллером, не договорившись предварительно с ней. Кроме того, Кемпер отвечала за связь. Электронное оборудование, занимавшее целую стену дома, было ее ведомством. Утте могла пробиться сквозь эфир с легкостью почтового голубя, летящего домой. Ему не встречалось еще другого человека, мужчины или женщины, который бы столь же уверенно знал все в этой области: от устаревшей азбуки Морзе до пакетной передачи данных и случайных сигналов. Кемпер находилась в идеальном женском возрасте — около сорока лет, стройная, со светлыми волосами, чуть раскосыми зелеными глазами. Она напоминала молодую Марлен Дитрих.

Жена фон Шиллера, Ингмар, была инвалидом последние двадцать лет, и пустоту в его личной жизни заполнила Утте Кемпер. И все же ее роль была куда сложнее, чем просто исполнение обязанностей секретаря или жены.

Когда миллиардер впервые познакомился с Утте, она занимала очень высокую должность в техническом отделе немецкой национальной коммуникационной сети, а по совместительству работала порноактрисой — не ради денег, а из любви к делу. Копии ее фильмов, снятых в то время, хранились среди самых ценных вещей фон Шиллера (после коллекции египетских древностей). Как и Хелм, Кемпер не ведала малодушия. Не было ничего, что эта женщина не сделала бы для Шиллера или не позволила бы сделать с ней, выполняя его самые безумные фантазии. Она вытворяла с ним невероятные вещи, оставаясь единственной женщиной, все еще способной довести миллиардера до оргазма. Но даже это случалось все реже и реже. И всякий раз сексуальное удовлетворение было менее полным. Перед Утте на столе находилось записывающее оборудование. В обязанности личного секретаря входило вести записи встреч и разговоров.

Теперь фон Шиллер перевел взгляд с этих доверенных лиц на двух других мужчин за столом.

Полковника Ного он увидел впервые сегодня утром, выйдя из вертолета «джет-рейнджер», привезшего его из Аддис-Абебы в базовый лагерь возле ущелья Нила. Он очень мало знал о полковнике помимо того, что его выбрал Хелм. Сам фон Шиллер остался не столь высокого мнения о Ного. Куэнтон-Харпер и египтянка ускользнули из его ловушки. Довольно давно работая в Африке, фон Шиллер привык не доверять черным и старался вести дела с европейцами. Однако он понимал, что сейчас услуги Ного незаменимы. В конце концов, этот человек — военный комендант всего южного Годжама. Несомненно, когда полковник сыграет роль, его уберут. Хелм позаботится об этом, а его боссу незачем вникать в детали.

Фон Шиллер посмотрел на последнего человека за столом. Итак, еще один, незаменимый на текущем этапе. Именно Нахут Гуддаби обратил его внимание на существование седьмого свитка. Оказывается, какой-то английский автор написал историю, основанную на переработке того, что было сказано в свитках. Но фон Шиллер не читал художественной литературы ни на немецком, ни на других четырех иностранных языках, которыми свободно владел. Без Нахута он не узнал бы о свитках Таиты и пропустил бы такую уникальную возможность.

Египтянин обратился к нему, как только Дурайд Аль Симма закончил перевод свитков. В этот момент впервые подняли вопрос о существовании неизвестного фараона и его могилы. С тех пор они постоянно поддерживали контакт. Когда же Аль Симма и его жена начали слишком быстро продвигаться вперед, фон Шиллер приказал Нахуту избавиться от них и доставить ему седьмой свиток.

Теперь древний манускрипт стал настоящей звездой его коллекции. Он был заперт вместе с другими древними сокровищами в подземном хранилище из стали и бетона под Шлоссом, в его личной резиденции, в его Орлином Гнезде.

Несмотря на это, оказалось ошибкой поручить Нахуту щекотливую задачу избавиться от доктора Аль Симмы и его жены. Стоило послать профессионалов, но египтянин настаивал, что справится сам. И ему хорошо заплатили за работу, на которую он оказался не способен. Нахута тоже придется со временем убрать, но сейчас он был нужен фон Шиллеру.

Без сомнения, в области египтологии и знания иероглифов Нахут Гуддаби сильно превосходил фон Шиллера. Он мог читать свитки словно письмо друга, в то время как немец был вынужден разгадывать каждый символ, часто справляясь в специальных пособиях. И даже тогда миллиардер мог не уловить тончайшие оттенки смысла. Без помощи Нахута немецкий магнат даже не надеялся решить загадки, стоящие на пути к гробнице фараона Мамоса.

Такова была команда, собравшаяся перед Шиллером и ждавшая начала.

— Садитесь, пожалуйста, фрейлейн Кемпер, — наконец сказал немец. — И вы, джентльмены, тоже. Давайте начнем.

Фон Шиллер остался стоять на бруске во главе стола. Ему нравилось возвышаться над другими. Маленький рост унижал его с самых школьных дней, когда товарищи прозвали его Пиппа — Короткий.

— Фрейлейн Кемпер будет записывать все сказанное здесь. Также она раздаст сейчас папки с документами, которые соберет после окончания встречи. Я хочу дать вам ясно понять, что никакая часть этих материалов не должна покинуть комнату. Они крайне конфиденциального характера и принадлежат только мне. Я приму строгие меры против тех, кто нарушит это указание.

Пока Утте раздавала папки, фон Шиллер смотрел на каждого. По выражению лица миллиардера можно было понять, каким будет наказание за нарушение запрета.

Потом глава собрания открыл папку, лежащую перед ним, и встал, опираясь на сжатые кулаки.

— Вы видите перед собой копии фотографий, добытых в лагере Куэнтон-Харпера. Пожалуйста, внимательно посмотрите на них.

Все открыли свои папки.

— Со времени нашего приезда у доктора Нахута была возможность изучить их, и он придерживается мнения, что они подлинные. Стела на фотографиях представляет собой памятник древнеегипетского происхождения, относящийся ко второму междуцарствию, то есть примерно к 1790 году до нашей эры. Вы хотите что-нибудь добавить, доктор?

— Благодарю вас, герр фон Шиллер, — приторно улыбнулся Нахут, но в темных глазах египтянина стоял страх. В немце было что-то холодное и бесстрастное, пугавшее его. Шиллер не проявил никаких эмоций, приказывая организовать убийство Дурайда Аль Симма и его жены. Нахут сознавал, что столь же спокойно этот человек прикажет убить и его. Теперь египтянин понимал, что сидит на спине тигра. — Я бы хотел немного уточнить ваше утверждение. Стела на снимках кажется подлинной. Разумеется, точное мнение я смогу высказать, когда увижу сам каменный памятник.

— Я принял во внимание эту поправку, — кивнул фон Шиллер. — Мы собрались здесь, чтобы обсудить способ получения стелы для вашего осмотра и вердикта.

Он взял со стола глянцевый отпечаток, сделанный Утте с оригинала утром в лаборатории. Искусство фотографии значилось среди ее многочисленных талантов и умений, и Кемпер проделала очень хорошую работу. Копии фотоснимков, переданные Хелмом в Гамбург, были размытыми и нечеткими, но их оказалось достаточно, чтобы Шиллер бросился в Африку. Теперь он держал в руках полноцветные копии, и его душило возбуждение.

Все помолчали, пока коллекционер любовно гладил фотографии. Если стела и вправду подлинная, как ему инстинктивно казалось, тогда она одна стоила всех этих денег и человеческих жизней. Перед ним чудесное сокровище, достойное оригинала седьмого свитка, уже находящегося в его коллекции. Состояние этого камня после четырех тысяч лет просто невероятно хорошее. Готхольд фон Шиллер желал его как мало что за всю свою долгую жизнь. Ему потребовалось сделать колоссальное усилие, чтобы временно забыть об извращенной страсти и заняться стоящей перед ними задачей.

— Однако если принять как данность, что стела настоящая, доктор, вы можете сказать или, точнее, предположить, где она находится и куда стоит направить поиски?

— Я полагаю, что ее надо рассматривать вместе с окружающим пространством, герр фон Шиллер. Нам следует изучить остальные снимки, добытые полковником Ного. Тем более что фрейлейн Кемпер столь хорошо их скопировала. — Нахут отложил в сторону одну фотографию и выбрал из стопки другую. — Например, вот эту.

Остальные порылись в папках и достали такие же.

— Если изучить задний план фотографии, то вы увидите, что за стелой находится стена какой-то пещеры. — Египтянин посмотрел на фон Шиллера, который ободряюще кивнул. — Кроме того, там присутствует дверь с решетками. — Нахут отложил снимок в сторону и взял другой. — Теперь смотрите сюда. Это фотография совсем другого предмета. Как я полагаю, это роспись, сделанная на оштукатуренной стене или голом камне пещеры. Например, в раскопанной могиле. Кажется, ее сделали через решетку, на которую я обратил внимание на первой фотографии стелы. Фреска скорее всего египетская, судя по общему стилю. Собственно говоря, она напоминает настенные рисунки, украшавшие могилу царицы Лострис в Верхнем Египте, где и были обнаружены подлинные свитки Таиты.

— Да-да. Продолжайте! — поддержал ученого фон Шиллер.

— Хорошо. Используя решетку как связующее звено, можно смело предположить, что стела и фреска находятся в одной и той же пещере или гробнице.

— Если это так, то все же где Куэнтон-Харпер сделал эти снимки? — сердито нахмурился миллиардер, глядя на каждого из присутствующих по очереди. Все пытались избежать взгляда его пронзительных синих глаз. — Полковник Ного, — обратился немец, — это ваша страна. Вы хорошо знаете местные условия. Давайте послушаем, что об этом думаете вы.

Полковник Ного покачал головой.

— Этот человек ошибается. На фотографиях не египетская могила.

— Почему вы говорите это? — возмущенно спросил Нахут. — Что вы знаете о египтологии? Я провел двадцать пять лет…

— Подождите, — заставил его замолчать фон Шиллер и посмотрел на Ного. — Продолжайте, полковник.

— Я согласен, что ничего не знаю о египетских могилах, но эти фотографии сделаны в христианской церкви.

— Почему вы так думаете? — резко спросил Нахут, знания которого поставили под сомнение.

— Позвольте сказать, что я был рукоположен в священники пятнадцать лет назад. Потом я разочаровался в христианстве и других религиях, оставил церковь и стал солдатом. Я говорю все это, чтобы вы поверили — мои слова опираются на прочное основание. — Полковник немного злобно улыбнулся Нахуту. — Посмотрите на первый снимок, и вы увидите на заднем плане, рядом с решеткой, очертание человеческой руки и стилизованное изображение рыбы. Это символы эфиопской церкви. Вы увидите их в любом храме, куда ни зайдете.

Каждый из присутствующих посмотрел на фотографию, но ни один не стал высказываться до фон Шиллера.

— Вы правы, — тихо проговорил немец. — Здесь действительно рука и рыба.

— Но я уверяю вас, иероглифы на стеле, фресках и деревянном гробе — египетские, — яростно защищался Нахут. — Я готов поставить на это свою жизнь.

Ного покачал головой и продолжил спор:

— Я знаю, о чем говорю…

Фон Шиллер поднял руку, призывая обоих к молчанию, пока обдумывал проблему. В конце концов он принял некое решение.

— Полковник Ного, покажите мне на спутниковой фотографии место лагеря Куэнтон-Харпера. Ну где вы добыли эти снимки…

Ного поднялся, обошел стол и встал рядом с Шиллером. Наклонившись, полковник ткнул пальцем в место слияния Дандеры и Нила. Спутниковый снимок ущелья некогда принадлежал Куэнтон-Харперу и был захвачен во время набега на его лагерь. Там имелось множество пометок цветным маркером, сделанных, по мнению Ного, англичанином.

— Здесь, сэр. Видите, Куэнтон-Харпер обвел место зеленым кружочком.

— Теперь покажите мне ближайшую коптскую церковь.

— Да, герр фон Шиллер, она здесь тоже есть. Куэнтон-Харпер пометил ее. Красным цветом. Она находится всего в миле от лагеря. Монастырь Святого Фрументия.

— Вот и ответ, — проговорил миллиардер, все еще хмурясь. — Коптские и египетские символы вместе. Монастырь.

Все присутствующие уставились на фон Шиллера, не смея подвергать сомнению выводы босса.

— Я хочу, чтобы монастырь обыскали, — тихо промолвил немец. — И не оставили без внимания ни единой комнаты, ни единого дюйма стены. — Он повернулся к Ного: — Вы можете отправить туда ваших людей?

— Разумеется, герр фон Шиллер. У меня всегда был человек в монастыре — один из монахов подкуплен. Кроме того, в Годжаме действуют законы военного времени. Я — командующий и имею полномочия искать преступников, диссидентов и бандитов везде, где они могут скрываться.

— А согласятся ваши люди зайти в церковь, чтобы исполнить свой долг? — спросил Хелм. — И как вы сами? У вас нет религиозных предрассудков? Может возникнуть необходимость — как бы лучше выразиться — осквернить святое место.

— Я уже объяснил, что отрекся от религии в пользу иных, более мирских, ценностей. Я с радостью разрушу такой рассадник суеверий, как монастырь Святого Фрументия. Что касается моих людей, то я выберу только мусульман и язычников, враждебных кресту и всему, что связано с ним. Уверяю вас, с этим трудностей не возникнет.

— А как вы объясните случившееся вашему начальству в Аддис-Абебе? Я не хочу быть связанным с подобной операцией в монастыре, — произнес фон Шиллер.

— Высшее командование разрешило мне предпринимать любые действия против диссидентов, действующих в ущелье Аббая. У меня довольно поводов для обыска монастыря.

— Мне нужна эта стела. Любой ценой. Вы поняли меня, полковник?

— Я прекрасно вас понял, герр фон Шиллер.

— Как вы, должно быть, знаете, я не скуплюсь по отношению к тем, кто мне верно служит. Добудьте стелу в хорошем состоянии, и вы будете щедро вознаграждены. И можете обращаться за любой помощью к мистеру Хелму, включая использование персонала и оборудования, принадлежащего «Пегасу».

— Я хочу использовать ваш вертолет, это поможет сэкономить массу времени. Отправлю людей в монастырь завтра утром, и если камень там, то к вечеру он будет у вас.

— Прекрасно. Возьмите с собой доктора Гуддаби. Он должен искать другие ценности и переводить все надписи, которые вы найдете в монастыре. Пожалуйста, снабдите его военной формой. Он должен походить на ваших солдат. Я не хочу неприятностей с властями на таком раннем этапе.

— Мы отбудем, как только станет достаточно светло, чтобы взлететь. Я немедленно начну приготовления. — Тума Ного отсалютовал фон Шиллеру и бодро вышел из дома.


Хотя полковник Ного никогда не был в квиддисте или макдасе, он часто посещал монастырь Святого Фрументия. Поэтому он прекрасно осознавал сложность стоящей перед ним задачи, а также реакцию монахов на вторжение в церковные владения. Вдобавок бывший священник хорошо изучил целый ряд подобных скальных храмов в других частях страны. Собственно говоря, Ного был рукоположен в знаменитом соборе в Лалибелеле, так что собственными глазами видел, какими запутанными могут быть подземные лабиринты.

Полковник прикинул, что понадобится по меньшей мере двадцать человек, чтобы обыскать монастырь, отбиваясь от возмущенной толпы иноков. Он лично отобрал людей. Ни один из них не отличался щепетильностью.

За два часа до рассвета полковник построил отряд на территории, принадлежащей «Пегасу», под ярким светом ламп, и тщательно проинструктировал подчиненных. После этого он велел каждому выступить вперед и повторить приказ, чтобы убедиться — его поняли верно. Затем Ного дотошно осмотрел оружие и снаряжение солдат.

Тума Ного хорошо сознавал свою вину в том, что англичанин и египтянка сбежали. Поэтому он чуял опасность со стороны герра фон Шиллера. У полковника не было иллюзий относительно грядущих последствий, если он снова провалит задание. За свое непродолжительное знакомство с Готхольдом фон Шиллером эфиоп так научился бояться миллиардера, как никогда не боялся Бога или дьявола. Нападение на монастырь давало шанс оправдаться перед маленьким немцем.

Рядом с Ного стоял «джет-рейнджер». Пилот сидел у приборов, моторы работали и лопасти лениво вращались, но вертолет не мог одним махом унести столько людей. Понадобится четырежды слетать вниз и собраться в намеченном месте в ущелье. Полковник полетел первым рейсом и взял с собой Нахута Гуддаби. Их высадили в трех милях от монастыря на берегу реки Дандеры, в том же месте, откуда начался набег на лагерь Куэнтон-Харпера.

Место выброски находилось на таком расстоянии от монастыря, чтобы не встревожить его обитателей шумом моторов. Но даже если и услышат, решил Ного, они так часто наблюдали эту машину в последнее время, что не свяжут ее с возможной угрозой себе.

Солдаты ждали в темноте. Им было велено молчать и даже запрещено курить, пока «джет-рейнджер» не доставит оставшихся солдат. Когда прибыло последнее подразделение, Ного приказал построиться и повел колонну по тропе вдоль реки. Его тренированные бойцы были в отличной форме и сейчас ловко двигались в ночи. Только Нахут, мягкотелый горожанин, через полчаса устал и мечтал о передышке. Ного мстительно улыбался, слушая жалобы египтянина, плетущегося за военными.

Ного рассчитал прибытие в монастырь так, чтобы оно совпало с заутреней. Полковник провел отряд бегом по лестнице, с оружием на изготовку. Вся амуниция была тщательно подогнана. И десантные ботинки с резиновыми подошвами не грохотали по каменным плитам, пока налетчики спешили по пустому дворику ко входу в подземный собор.

Изнутри доносились барабанный бой и заунывное пение, то и дело прерываемое высоким дискантом старого аббата, ведущего службу. Полковник Ного остановился за дверями, его люди построились в две шеренги. Не было необходимости в приказах, потому что на инструктаже были обсуждены все детали операции. Ного посмотрел на бойцов и кивнул лейтенанту.

Внешний зал церкви был пуст, поскольку монахи собрались в среднем зале, квиддисте. Ного быстро пересек пустое помещение, отряд следовал за ним. Потом полковник поднялся по ступеням к открытым деревянным дверям квиддиста. Ного вошел внутрь, и солдаты двинулись за ним, растянувшись цепочкой вдоль стен с автоматами наготове, целясь в стоящих на коленях затворников.

Это было проделано так быстро и бесшумно, что прошло несколько минут, прежде чем монахи осознали присутствие чужих в святом месте. Пение и барабанный бой умолкли, темные лица повернулись к рядам вооруженных людей. Только старый аббат Джали Хора не понял, что случилось. Он был полностью поглощен службой и стоял на коленях перед макдасом, святая святых, продолжая петь в одиночестве.

В тишине полковник Ного прошел по центральному нефу, отпихивая в сторону коленопреклоненных монахов. Подойдя к Джали Хоре, он схватил аббата за худое черное плечо и грубо швырнул на землю. Блестящая митра слетела с седой макушки старика и со звоном покатилась по камням.

Ного оставил Джали Хору лежать и повернулся к рядам монахов в белых шаммах, заговорив с ними по-амхарски:

— Я здесь, чтобы обыскать церковь и другие здания этого монастыря. Мы подозреваем, что здесь укрываются бандиты. — Он помолчал, окинув дрожащих людей высокомерным и угрожающим взглядом. — Я должен сразу предупредить, что любая попытка помешать моим людям исполнять их обязанности будет рассматриваться как провокация и ее жестоко подавят.

Джали Хора поднялся на колени, а потом, держась за один из гобеленов, и на ноги. Все еще касаясь изображения Марии с младенцем, он собрался с силами.

— Это священное место! — закричал он неожиданно ясным и чистым голосом. — Мы почитаем великого Бога, Отца, и Сына, и Святого Духа!

— Молчать! — заорал Ного. Он расстегнул кобуру и угрожающе положил руку на рукоять пистолета.

Джали Хора не обратил на угрозу внимания.

— Мы — святые люди в божьем месте. Здесь нет шуфта. Среди нас нет нарушителей закона. Во имя самого Господа, я призываю вас убираться прочь, оставить нас молиться и почитать Его, не осквернять…

Ного вытащил пистолет и ударил черной рукояткой по лицу аббата с безжалостной точностью. Из разбитых губ Джали Хоры хлынула кровь, марая потрепанное бархатное облачение. Монахи издали единодушный стон ужаса.

Все еще держась за гобелен, Джали Хора устоял. Но теперь он покачивался из стороны в сторону. Аббат раскрыл было разбитый рот, но из него вырвался только резкий звук, подобный карканью умирающего ворона. На пол алыми каплями падала кровь.

Ного рассмеялся и ударил старика по ногам. Джали Хора рухнул кучей грязных тряпок на каменный пол, застонав.

— Где сейчас твой Бог, старая обезьяна? Можешь блеять, взывая к нему сколь угодно громко, но Он никогда тебе не ответит, — засмеялся полковник.

Ного махнул рукой с пистолетом, призывая лейтенанта идти к нему. Шестеро людей остались охранять монахов, четверо у входа и по одному у каждой стены. Остальные собрались и двинулись следом за полковником к макдасу.

Двери оказались заперты. Ного нетерпеливо подергал старый висячий замок.

— Открывай немедленно, старый ворон! — закричал он Джали Хоре, который все еще лежал на полу, всхлипывая и стеная.

— Он тронулся мозгами, — покачал головой лейтенант. — Лишился разума от ужаса, полковник. И не понимает приказов.

— Тогда выбейте из него ключ, — приказал Ного. — Хотя нет, не тратьте времени. Отстрелите замок. Дерево явно прогнило.

Лейтенант послушно подошел к двери и приказал своим людям отойти в сторону. Потом он нацелил «АК-47» на перемычку и дал длинную очередь.

В стороны полетели пыль и обломки дерева, пол усеяли свежие желтые щепки. Грохот выстрелов и визг рикошета отдались оглушающим эхом в квиддисте. Монахи завыли, закрывая уши и глаза, но не поднялись с колен. Лейтенант отошел от разбитой двери. Черный кованый засов висел под углом, его почти удалось отстрелить.

— А теперь высадите ее, — приказал Ного.

Пятеро людей бросились вперед и навалились плечами на перекошенную дверь. От их совместных усилий раздался треск, и монахи закричали. Некоторые накрыли головы шаммами, дабы не видеть такого святотатства; другие раздирали лица ногтями, оставляя красные следы на щеках.

— Еще! — проревел Ного, и солдаты снова дружно навалились на дверь. Замок соскочил с креплений, и они полностью распахнули массивную дверь, заглянув в темный макдас за ней. Его освещало только несколько масляных ламп.

Неожиданно даже нехристианам не захотелось перешагивать порог святого места. Все отступили назад. В том числе и Тума Ного, только вчера уверявший фон Шиллера в своем презрении к религии.

— Нахут! — Полковник посмотрел через плечо на вспотевшего и грязного египтянина. — Теперь дело за вами. Герр фон Шиллер приказал найти то, что мы ищем. Идите сюда.

Когда ученый приблизился, Ного схватил его за руку и втолкнул внутрь.

— Иди туда, последователь Пророка. Христианская Троица не причинит тебе вреда.

Сам он вошел в макдас вслед за Нахутом и осветил низкую комнату фонарем. Луч скользнул по полкам с благодарственными дарами, блеснул на стекле и драгоценных камнях, меди, золоте и серебре. Свет замер на кедровом алтаре вместе с митрой Богоявления и потирами, отразился от дискоса и высокого коптского креста.

— За алтарем, — возбужденно закричал Нахут, — зарешеченная дверь! Там были сделаны снимки!

Он оторвался от стоящих в дверях и бросился через комнату. Схватившись руками за решетку, Нахут заглянул между прутьями, как узник, приговоренный к пожизненному заключению.

— Это гробница. Несите свет! — полубезумно выкрикнул он.

Ного подбежал к египтянину, коснувшись по пути камня табота, покрытого тканью, и посветил фонарем сквозь прутья.

— Клянусь сладостью милосердия Божьего и вечной жизнью его Пророка. — Голос Нахута превратился из крика в шепот. — Это фрески древнего писца. Перед нами работа Таиты. — Как и Ройан, он немедленно узнал стиль и манеру исполнения. Кисть Таиты было легко отличить от других, его гений пережил тысячелетия. — Откройте эти ворота! — снова повысил голос Нахут, становясь резким и нетерпеливым.

— Эй, люди, сюда, — приказал Ного.

Солдаты собрались вокруг древнего сооружения, пытаясь взломать его грубой силой. Почти сразу же стало ясно, что их усилия тщетны, и полковник велел остановиться.

— Обыщите кельи монахов! — скомандовал он лейтенанту. — Найдите нужные инструменты.

Младший офицер поспешно вышел из комнаты, забрав с собой почти всех солдат. Ного отвернулся от решетки и принялся изучать остальное.

— Стела! — резко сказал он. — Герр фон Шиллер особенно хотел получить камень. — Полковник скользнул лучом фонаря по комнате. — С какого угла были сделаны снимки…

Неожиданно он умолк и задержал луч на покрытом тканью камне табота, где под бархатной накидкой стоял ковчег завета.

— Да, — закричал Нахут, — это здесь!

Тума Ного бросился к колонне, схватился за вышитый золотом край покрова ковчега и сдернул его. Там оказалась простая шкатулка из оливы, почерневшая от прикосновений рук священников за многие столетия.

— Примитивные суеверия, — презрительно пробормотал Ного и, взяв обеими руками, швырнул ковчег об стену. Дерево треснуло, крышка распахнулась. На пол посыпались глиняные таблички с надписями, но ни Ного, ни Нахут не обратили внимания на священные предметы.

— Откройте его, — подбодрил полковника Нахут. — Откройте камень.

Ного потянул край ткани, но она зацепилась за угол колонны. Он нетерпеливо дернул, и старый подгнивший материал порвался с тихим треском.

Каменное свидетельство Таиты открылось их глазам. Даже на Ного это произвело впечатление. Полковник попятился.

— Это камень с фотографии, — прошептал он. — Именно его приказал найти герр фон Шиллер. Теперь мы богатые люди.

Упоминание о деньгах нарушило очарование. Нахут бросился вперед и опустился рядом со стелой на колени, обняв ее обеими руками, как давно утраченную любовь. Он тихо всхлипнул, и, к немалому удивлению, Ного увидел на щеках египтянина слезы. Сам он думал только о сумме, которую получит за стелу. Ему не приходило в голову, что человека может так тронуть неживой предмет, тем более столь скучный, как каменная колонна.

Так они и стояли: Нахут — у стелы на коленях, а Ного — за его спиной, когда в комнату вбежал лейтенант. Он сумел где-то найти ржавую мотыгу с деревянной рукоятью.

При его появлении оба человека вышли из ступора. Полковник приказал:

— Ломайте ворота.

Хотя решетка была древней и деревянной, понадобились дружные усилия нескольких человек, чтобы выломать опоры из каменных стен.

Наконец тяжелые ворота накренились вперед. Едва солдаты отпрыгнули в сторону, как они с оглушительным треском упали на плиты, подняв тучу красной пыли. От этого свет ламп и фонаря померк.

Нахут бросился к могиле первым. Он пробежал через клубящуюся пыль и упал на колени рядом с древним крошащимся гробом.

— Несите свет! — нетерпеливо закричал археолог. Ного подошел к нему и посветил фонарем на саркофаг.

Портреты какого-то человека были изображены на трех сторонах гроба — не только по бокам, но и на крышке. Художник был явно тот, что делал и фрески. Верхний портрет великолепно сохранился. На нем был изображен полный жизни человек с сильным, гордым лицом, похожий на фермера или солдата, со спокойным невозмутимым взглядом. Он был хорош собой, с искусно нарисованными светлыми косами. Художник сумел отразить характер покойного и подчеркнул его главные добродетели.

Нахут посмотрел на портрет и надпись над ним. Он прочитал ее вслух, стараясь не выпустить наружу подступившие к глазам слезы, потом снова взглянул на гроб и перевел картуш под портретом светловолосого полководца.

— Танус, повелитель Харреба. — Голос египтянина прервался от волнения, он шумно сглотнул и откашлялся. — Это в точности соответствует описаниям в седьмом свитке. У нас есть стела и гроб. Это бесценные сокровища. Герр фон Шиллер будет доволен.

— Хотелось бы верить, — с сомнением проговорил Ного. — Герр фон Шиллер — опасный человек.

— Пока что вы все сделали правильно, — заверил его Нахут. — Осталось только вынести саркофаг и стелу из монастыря к вертолету и отвезти их в лагерь «Пегаса». Если это удастся, то вы станете очень богаты. Богаче, чем когда-либо надеялись.

Этих слов оказалось довольно для Ного. Он принялся руководить своими людьми, которые столпились у основания стелы. Солдаты подняли клубы пыли, подкапывая и вытаскивая плиты пола. Наконец им удалось освободить основание колонны и поднять ее с места, на котором она простояла почти четыре тысячи лет.

И только освободив камень, солдаты осознали его вес. Хоть и тонкий на вид, он весил не меньше половины тонны. Нахут вернулся в квиддист и, не обращая внимания на ряды сидящих монахов, стянул со стен дюжину толстых шерстяных гобеленов. Полковник велел солдатам принести гобелены в макдас.

Затем стелу и саркофаг обернули толстым слоем домотканой шерсти. Она была прочной, как брезент, и за нее можно было надежно ухватиться. Стелу понесли десятеро крепких солдат, а трое подхватили гроб и его мумифицированного обитателя. Таким образом, на сопровождение осталось семеро вооруженных людей. После этого тяжело нагруженная процессия вышла через сломанную дверь из святая святых в полный народа квиддист.

Как только собравшиеся монахи увидели, что уносят солдаты, из рядов коленопреклоненных иноков раздался гул голосов, стенаний, увещеваний.

— Тихо! — проревел Ного. — Молчать! Пусть эти дураки не открывают пасть.

Стражи двинулись к толпе людей, расчищая дорогу для похищаемых сокровищ. Они орудовали ботинками и прикладами, приказывая монахам расступиться и пропустить сгибающихся под тяжестью добычи солдат. Шум стал еще громче, монахи поддерживали друг друга протестующими воплями, вгоняя себя в религиозную ярость. Некоторые вскакивали на ноги, не обращая внимания на приказы сидеть. Они придвигались все ближе и ближе к вооруженным людям, хватались за их форму, проявляя растущую враждебность и агрессию.

В разгар этого беспорядка снова появился Джали Хора. Борода и облачение были заляпаны кровью, безумные красные глаза уставились вперед. Из разбитых губ аббата вырвался долгий, жуткий крик. Ряды монахов расступились, пропуская его, и он, напоминая ожившее чучело, с развевающимися полами одежды, бросился прямо на полковника Ного.

— Остановись, старый маньяк! — предупредил тот и поднял дуло автомата, чтобы не подпустить настоятеля к себе.

Но ничто на земле не могло остановить Джали Хору. Он упал прямо на штык, нацеленный полковником ему в живот.

Острие прокололо яркое облачение старика и плоть под ним с легкостью остроги, входящей в трепещущую рыбу.

Конец штыка вырвался из спины Джали Хоры, пронзив бархат одежды, розовый от крови. Нанизанный на сталь, Джали Хора начал биться в конвульсиях, извиваться. Из окровавленного рта вырвался еще один жуткий визг.

Ного попытался освободить штык, но он словно присосался к животу аббата. Когда же полковник дернул посильнее, Джали Хору швырнуло как куклу.

Остался только один способ освободить лезвие, застрявшее таким образом. Ного поставил переключатель скорости огня «АК-47» на «одиночный выстрел». А затем нажал курок.

Грохот был несколько заглушён телом Джали Хоры, но все равно оказался так громок, что на мгновение крики монахов смолкли. Скоростная пуля разорвала рану, проделанную штыком. Она двигалась втрое быстрее скорости звука, создав волну гидростатического давления, превратившую кишки старика в желе. Штык освободился, а от выстрела труп аббата слетел с кончика лезвия и упал на руки толпившихся позади монахов.

Мгновение царила тишина, а после ее нарушил яростный вопль ужаса монахов. Казалось, они слились в единый разум, были движимы одним инстинктом. Словно стая белых птиц, монахи бросились на вооруженных людей, готовясь отомстить за жестокое убийство. Они не считались с тем, чего это может стоить им самим. Иноки просто бросались с голыми руками на врагов, вонзали пальцы в глаза, хватались за дула наведенных автоматов. Некоторые дергали за штыки, и острая как бритва сталь рассекала плоть и сухожилия.

Некоторое время казалось, что монахи победят солдат простым численным перевесом, но потом несущие стелу и гроб опустили свои ноши и сняли с плеч оружие.

Монахи подступили слишком близко, чтобы можно было развернуться с автоматом, поэтому солдатам пришлось колоть штыками, дабы расчистить пространство вокруг. Много места не потребовалось — «АК-47» славится коротким Дулом. А первый же залп огня пробил брешь в рядах иноков.

Каждая пуля попадала в цель, металл прошивал насквозь первого человека и чаще всего убивал и стоящего за ним.

Теперь солдаты стреляли с бедра, разворачиваясь во все стороны, осыпая ряды монахов пулями, как садовник мог бы поливать анютины глазки из шланга. Когда кончался один магазин, они вставляли следующий, полностью заряженный.

Нахут спрятался за лежащей колонной, используя ее как щит. Его оглушила и ошеломила стрельба. Он смотрел вокруг и не мог поверить собственным глазам. С такого расстояния патрон калибра 7, 62 становился жутким снарядом, который отрубал руки и ноги не хуже топора, но более кошмарным образом. При попадании в живот он потрошил людей словно рыбу.

Одному из монахов пуля попала в голову. Череп взорвался облаком крови и мозговой ткани, а солдат, стрелявший в него, захохотал. Людей Ного охватило безумие. Они бросились вперед, как стая диких псов на добычу, продолжая стрелять и перезаряжать автоматы.

Монахи из первых рядов кинулись бежать и натолкнулись на стоящих сзади. Началась давка, сопровождавшаяся воем и криками ужаса, пока на иноков снова не налетел дождь пуль, убивая и калеча. Иноки опять стали падать на пол, мертвые или умирающие. Комната наполнилась телами. Пытаясь сбежать от жестоких пуль, монахи столпились в дверях, заполнив их своими одетыми в белые шаммы телами. Солдаты же, стоя в центре квиддиста, направили оружие на эту людскую массу. Пули попадали в иноков, и они валились, как деревья под порывами ветра. Криков теперь стало не много: звучали в основном голоса автоматов.

Через несколько минут выстрелы смолкли, и остались только стоны и плач умирающих. Комнату наполнили голубой пороховой дым и вонь. Смех солдат смолк, когда они огляделись по сторонам и оценили ужас учиненной бойни. Пол был покрыт телами, на шаммах расплылись алые пятна, а плиты заливали потоки свежей крови, в которой, словно драгоценные камни, сверкали медные гильзы.

— Прекратить стрельбу! — приказал Ного. — Оружие на плечо! Поднять груз! Вперед марш!

Его голос привел людей в чувство. Они поспешно вскинули автоматы за спину и, нагнувшись, подняли тяжелую, обернутую в гобелены ношу. Солдаты двинулись вперед, спотыкаясь о трупы, наступая на бьющихся в агонии или лежащих неподвижно. Задыхаясь от смрада пороха, крови и разорванных пулями кишок, они поспешно покинули комнату.

Когда отряд добрался до дверей и вышел в пустой внешний зал церкви, Нахут увидел облегчение на лицах самых закаленных в битвах ветеранов — им удалось сбежать из вонючего склепа. Египтянина же случившееся сломало. Даже в самых страшных снах он не видел такого.

Неверной походкой Нахут подошел к стене и уцепился за один из шерстяных гобеленов. Его вырвало желчью. Снова оглядевшись, археолог увидел, что остался один, если не считать раненого монаха, ползущего по плитам. Позвоночник бедняги был перебит, но он двигался по полу, оставляя алый след и напоминая улитку.

Нахут закричал, попятился от несчастного, потом развернулся и побежал вон из церкви, по дворику над ущельем Нила, следом за группой солдат, тащивших груз вверх по каменной лестнице. Он был в таком ужасе, что не услышал звука приближающегося вертолета, пока тот не завис прямо над ним, поблескивая вращающимися лопастями.


Готхольд фон Шиллер стоял у двери своего разборного домика. Утте Кемпер остановилась позади хозяина. Пилот радировал, что «джет-рейнджер» в воздухе, поэтому все подготовились к получению бесценного груза. Опускаясь, вертолет поднял тучу бледной пыли с посадочной площадки. Длинный предмет, завернутый в гобелены, не вместился в кабину, поэтому его примотали к лыжам воздушного судна. Как только вертолет коснулся земли, Джейк Хелм отправил дюжину людей развязать нейлоновые стропы и опустить тяжелую ношу на землю. Одетые в комбинезоны рабочие отнесли стелу к домику и протиснулись с ней в дверь. Хелм стоял рядом, отдавая короткие приказы.

В зале совещаний расчистили место, отодвинув длинный стол к стене. В центре осторожно поместили стелу, а через пару минут и саркофаг Тануса, Великого Льва Египта.

Хелм резким голосом отпустил рабочих и запер за ними дверь. В комнате осталось только четверо. Нахут и Хелм опустились возле стелы, готовые развернуть шерстяной гобелен. Фон Шиллер и Утте встали рядом с ними.

— Начнем? — негромко спросил Хелм, глядя на лицо немца, словно верный пес на хозяина.

— Осторожно, — придушенным голосом предупредил его фон Шиллер. — Ничего не повредите.

На лбу миллиардера выступила испарина, а лицо побледнело. Утте придвинулась к нему, но он даже не взглянул в ее сторону. Шиллер не сводил глаз с сокровища, лежащего у его ног.

Хелм раскрыл складной нож и перерезал шнуры с кисточками, удерживавшие покрывало. Дыхание фон Шиллера участилось, в горле послышались хрипы, как у человека на последней стадии эмфиземы.

— Да, — прошептал он. — Именно так.

Утте Кемпер наблюдала за лицом миллиардера. Он всегда становился таким, получая очередное пополнение коллекции. Всякий раз казалось, что с ним случится сердечный приступ, хотя сердце у фон Шиллера было как у быка.

Хелм подошел к верхней части колонны и осторожно прорезал дырку в ткани. Сунув туда лезвие, он медленно провел им до самого низа, будто открывая молнию. Нож не уступал остротой бритве, и ткань сползла, открывая резной камень.

На лбу фон Шиллера выступили крупные капли пота; они потекли по подбородку, по рубахе. Он слегка застонал при виде иероглифов. Утте наблюдала за хозяином, возбуждаясь все сильнее. Она знала, чего ждать от босса, когда его охватывают такие чувства.

— Смотрите, герр фон Шиллер. — Нахут опустился на колени возле обелиска и провел пальцем по очертанию ястреба со сломанным крылом. — Это подпись Таиты.

— Она подлинная? — спросил фон Шиллер голосом чрезвычайно больного человека.

— Подлинная. Готов поклясться своей жизнью.

— До этого может дойти, — предупредил немец. Его глаза сияли жестким сапфирным блеском.

— Колонна была сделана четыре тысячи лет назад, — упорно повторил Нахут. — И это настоящая подпись. — Египтянин свободно перевел надпись на стеле, его лицо светилось почти религиозным восторгом. — «Анубис, шакалоголовый бог царства мертвых, держит в лапах кровь и внутренности, кости и легкие, и сердце, которые суть мои различные части. Он двигает их как камни на доске для бао, мои члены служат ему шашками, голова — это великий бык длинной доски…»

— Довольно, — приказал фон Шиллер. — Переводом займемся позже. Идите. Оставьте меня одного. Не возвращайтесь, пока я не пошлю за вами.

Нахут пораженно посмотрел на миллиардера и неуверенно поднялся на ноги. Он не ждал, что его вот так прогонят в момент триумфа. Хелм поманил археолога за собой, и они быстро направились к двери домика.

— Хелм, — окликнул верного слугу немец. — Пусть меня никто не тревожит.

— Разумеется, герр фон Шиллер. — Джейк вопросительно взглянул на Утте Кемпер.

— Нет, — проговорил босс. — Она останется.

Мужчины вышли из комнаты, и Хелм тщательно закрыл за собой дверь. Утте подошла к ней и заперла на ключ. Потом обернулась к фон Шиллеру, заложив руки за спину и прижимаясь спиной к стене.

Ее груди, упругие и пышные, торчали вперед. Сквозь тонкую ткань хлопковой блузки виднелись соски, твердые как мрамор.

— Костюм? — спросила она. — Вы хотите костюм? — Ее собственный голос стал напряженным. Игра ей нравилась почти так же, как и фон Шиллеру.

— Да, костюм, — прошептал он.

Утте пересекла комнату и исчезла за дверью в его личные покои. Как только она исчезла, фон Шиллер принялся раздеваться. Оставшись нагишом, он встал в центре комнаты, отбросив одежду в угол, и повернулся к двери, сквозь которую должна была вернуться Кемпер.

Неожиданно молодая женщина появилась в дверях, и он выдохнул, увидев ее преображение. На ней был парик из египетских косичек, а поверх него урей — золотой обруч с коброй, раздувающей капюшон. Корона была подлинная, древняя как мир — фон Шиллер заплатил за нее пять миллионов немецких марок.

— Я воплощение египетской царицы Лострис, — промурлыкала Утте. — Моя душа бессмертна. Моя плоть нетленна. — На ней были золотые сандалии из могилы царицы, браслеты, кольца и серьги оттуда же. Это были подлинные сокровища фараонов.

— Да, — выдохнул Шиллер, с лицом, бледным как смерть.

— Ничто не может уничтожить меня. Я буду жить вечно. — Юбка на Кемпер была из полупрозрачного желтого шелка, подпоясанная золотым ремнем с драгоценными камнями.

— Вечно, — повторил он.

Женщина осталась обнаженной выше пояса. Ее груди были большими и белыми как молоко. Она приподняла их руками.

— Они были молодыми и гладкими четыре тысячи лет, — промурлыкала Утте. — Я предлагаю их тебе.

Она сбросила золотые сандалии и ступила на пол стройными ногами. Кемпер раздвинула разрез на желтой юбке и держала его так, обнажив нижнюю часть тела. Все движения были точно рассчитаны — эта женщина была умелой актрисой.

— Это обещание вечной жизни. — Она положила правую руку на волосы лобка. — Я предлагаю ее тебе.

Готхольд фон Шиллер тихо застонал и моргнул, чтобы очистить глаза от пота, не отрывая взгляда от женщины.

Она медленно покачивала бедрами, как готовящаяся к атаке кобра. Потом широко раздвинула ноги и пальцами развела губы влагалища.

— Это ворота в вечность. Я открываю их тебе.

Фон Шиллер застонал. Сколько бы раз ни повторялся этот ритуал, он всегда срабатывал. Немец двинулся к ней словно в трансе. Его худое тело напоминало высохшую мумию. Волосы на груди немца отливали серебром, а кожа впалого живота сморщилась и висела складками. Однако волосы вокруг члена были темными и густыми, как на голове. Пенис Шиллера был огромным, не соответствующим маленькому телу, с которого свисал. Когда Утте пошла навстречу немцу, его член налился силой и поднялся. Высохшая кожа сама отодвинулась, обнажая массивную багровую головку.

— На стелу, — простонал он. — Быстро! На камень.

Она повернулась к нему спиной и опустилась на колени возле камня, глядя на приближение Шиллера через плечо. Ее ягодицы были белыми и круглыми, как пара страусиных яиц.


Хелм и его люди работали всю ночь в мастерской «Пегаса», сколачивая ящики для стелы и деревянного саркофага. К рассвету следующего дня сокровища погрузили на грузовики, обмотали толстой резиной и закрепили на специальных опорах.

По собственной инициативе Нахут проделал долгий тридцатичасовой путь до Аддис-Абебы в кузове грузовика. «Фалькон» стоял на бетонной дорожке в аэропорту и ждал, пока через ворота не проехал пыльный грузовик и не остановился рядом.

Фон Шиллер и Утте Кемпер прилетели на вертолете компании. Теперь возле них стоял генерал Обейд. Он приехал попрощаться и пожелать доброго пути.

Пока деревянные ящики загружали в самолет, генерал переговорил с офицером таможни. Тот поставил печати на документах, где было написано «Геологические пробы», а потом деликатно удалился.

— Все погружено, можно заводить моторы, герр фон Шиллер, — сообщил, отсалютовав, старший пилот «Пегаса».

Фон Шиллер пожал руку Обейду и поднялся по лестнице на борт. Утте и Нахут Гуддаби последовали за ним. Круги вокруг глаз египтянина обозначились еще четче, чем обычно. Путешествие полностью вымотало его, но спускать глаз с деревянных ящиков он не собирался.

«Фалькон» поднялся в ярко-синее небо над горами и полетел на север. Вскоре после того как погасла надпись «Пристегните ремни», в кабину просунула красивую светлую голову Утте Кемпер и обратилась к главному пилоту:

— Герр фон Шиллер хочет узнать расчетное время прибытия.

— Я надеюсь приземлиться во Франкфурте в 21.00. Пожалуйста, сообщите герру фон Шиллеру, что я уже послал радиограмму в головной офис — нас будет ждать транспорт в аэропорту.

«Фалькон» приземлился на несколько минут раньше, чем по расписанию, и вырулил к частному ангару. Старшие офицеры таможни, ждавшие их, были давними знакомыми Шиллера, всегда приходившими на подмогу, если «фалькон» привозил особый груз. После завершения формальностей они выпили шнапса со своим приятелем-миллиардером в маленьком баре самолета и незаметно засунули в карманы конверты, лежавшие на стойке рядом с каждым стаканом.

Подъем в горы занял большую часть ночи. Личный шофер фон Шиллера следовал за грузовиком «Пегаса» по обдуваемой ветрами обледеневшей горной дороге, не выпуская груз из виду. В пять утра они въехали в каменные ворота Шлосса, в парке которого намело на метр снега. Сам замок с его темными каменными укреплениями и щелями бойниц навевал мысли о графе Дракуле из романов Брэма Стокера. Однако даже в этот поздний час дворецкий и все слуги вышли поприветствовать хозяина.

Герр Рипер, смотритель коллекции фон Шиллера, и его доверенные помощники, ждавшие на пороге, немедленно занялись переносом двух деревянных ящиков в хранилище. Они с почетом возложили их на погрузчик и отвезли к специальному лифту.

Пока служащие распаковывали ящики, фон Шиллер отправился в свои покои в северной башне. Он вымылся, съел легкий завтрак, приготовленный поваром-китайцем, а потом прошел в спальню жены. Ингмар еще сильнее исхудала. Волосы совсем побелели, а истощенное лицо напоминало восковую маску. Шиллер отослал сиделку и нежно поцеловал жену в лоб. Рак медленно убивал ее, но она родила Готхольду двух сыновей, и он неким странным образом продолжал любить ее.

Фон Шиллер провел с супругой час, а потом отправился в свою спальню. Миллиардеру не требовалось много сна, как бы он ни устал. Через четыре часа он поднялся, до полудня работал с Утте и двумя другими секретарями, а потом хранитель коллекции позвонил по внутренней связи и сказал, что герра Шиллера ждут в хранилище.

Фон Шиллер и Утте спустились в лифте вместе. Внизу их встретили герр Рипер и Нахут. По их лицам немец сразу понял, что они вне себя от волнения. Им не терпелось сообщить важные новости.

— Закончены ли рентгеновские снимки? — спросил фон Шиллер, следуя за учеными по подземному коридору.

— Да, работа закончена, — сказал Рипер. — Специалисты хорошо потрудились. Снимки просто превосходные.

Миллиардер финансировал местную больницу, поэтому любую его просьбу рассматривали как приказ короля. Директор отправил самый современный рентгеновский аппарат и двух техников, чтобы сфотографировать мумию повелителя Харреба. Старший рентгенолог проявил снимки.

Рипер вставил пластиковую карту в замок стального хранилища, и дверь с шипением открылась. Фон Шиллера пропустили вперед. Он остановился в дверях, оглядывая огромное помещение. Это удовольствие ему никогда не приедалось. Напротив, всякий раз становилось сильнее.

Стены были укреплены двумя метрами стали и бетона. Сокровища Шиллера охраняли всевозможные электронные приборы. Но это не бросалось в глаза, когда человек смотрел на мягко освещенный и элегантно оформленный зал. Его спланировал и оформил один из ведущих дизайнеров Европы. Основным тоном был синий, и каждый предмет коллекции находился в своей витрине, уложенный так, чтобы смотреться наиболее выигрышно.

Везде глаза встречал блеск золота и драгоценных камней на темно-синих подушках. Искусно расположенная подсветка усиливала блеск любовно отполированного алебастра и камня, слоновой кости и обсидиана. Здесь находились удивительные статуи. В зале собрался весь пантеон древних богов: Тот и Анубис, Хапи и Сет, сияющая троица — Осирис, Исида и Гор, их сын. Они будто смотрели загадочным взором на века, пронесшиеся перед ними.

На временном возвышении в центре комнаты стояло последнее пополнение и без того обширной сокровищницы — высокая изящная каменная стела Таиты. Фон Шиллер остановился рядом с ней, погладил блестящий камень и только потом перешел в следующую комнату.

Там находился гроб Тануса, повелителя Харреба, на деревянных козлах. Над освещенной доской, к которой были прикреплены снимки, склонилась рентгенолог. Фон Шиллер немедленно подошел и посмотрел на расплывчатые изображения. За контурами деревянного саркофага виднелись неясные очертания человека с руками, сложенными на груди. Мумия напоминала каменное изваяние рыцаря на гробнице в средневековом соборе.

— Что вы можете рассказать о теле? — спросил Шиллер рентгенолога.

— Мужчина, — коротко сказала она. — Довольно пожилой. Возраст старше пятидесяти, но меньше шестидесяти пяти на момент смерти. — Все слушатели поморщились и посмотрели на фон Шиллера, но тот, кажется, не заметил этого. Пяти зубов не хватает. Верхнего резца, верхнего клыка и трех коренных. Зубы мудрости поражены. Обширный кариес во всех оставшихся зубах. Наличествовал бильгарциоз. Возможен полиомиелит в детстве, слабая левая нога. — Врач перечисляла свои находки в течение пяти минут, а потом закончила: — Наиболее вероятная причина смерти — ранение в верхнюю часть грудной клетки. Копье или стрела. Войдя под таким углом, наконечник поразил бы правое легкое.

— Что-нибудь еще? — спросил фон Шиллер, когда женщина умолкла.

Рентгенолог помолчала, а потом продолжила:

— Герр фон Шиллер, вы помните, я осматривала для вас несколько мумий. В этом случае надрезы, через которые были удалены внутренности, были сделаны с большим искусством, чем на других трупах. Кажется, исполнитель был талантливым врачом.

— Спасибо. — Фон Шиллер повернулся к Нахуту. — У вас есть комментарии на этой стадии?

— Только то, что это не совпадает с описанием Тануса в момент смерти, данным в седьмом свитке.

— Каким образом?

— Танус был высок. Гораздо моложе. Посмотрите на портрет на крышке.

— Продолжайте, — попросил фон Шиллер.

Нахут подошел к рентгеновским снимкам и указал на несколько темных объектов с четкими очертаниями, расположенных в разных местах тела.

— Украшения, — сказал он. — Амулеты. Браслеты. Нагрудные пластины. Несколько ожерелий. Кольца и серьги. Но что всего важнее, — Нахут указал на темный круг на лбу, — урей. Очертания священной кобры легко угадываются под пеленами.

— И что это значит? — удивился фон Шиллер.

— Что это не тело простолюдина и даже не благородного. Оно слишком украшено. Но самое главное — священная кобра. Ее изображение носили только особы царской крови. Думаю, мы имеем дело с мумией фараона.

— Невозможно, — накинулся на египтянина фон Шиллер. — Посмотрите на надпись на саркофаге. Ясно сказано, что это мумия египетского полководца.

— Со всем уважением должен заметить, что объяснение есть. Оно было в книге, написанной англичанином Смитом, «Речной бог». Там есть интересное предположение, будто Таита поменял местами мумии фараона Мамоса и своего друга Тануса.

— Зачем? — недоверчиво спросил фон Шиллер.

— Не по земной причине, а по духовной и сверхъестественной. Таита хотел, чтобы его друг воспользовался правами фараона и сокровищами правителя. Это был его последний дар старому товарищу.

— И вы верите этому?

— Не могу сказать, что не верю. Есть еще один факт, поддерживающий эту теорию. Из рентгеновского снимка ясно, что гроб слишком велик для находящегося внутри тела. Мне кажется очевидным, что его сделали для более высокого человека. Да, герр фон Шиллер, я верю, с большой долей вероятности, что мы нашли царскую мумию.

Немец побледнел, слушая египтолога. На его лбу выступил пот, а голос стал ниже и более хриплым:

— Царская мумия?

— Вероятно, что да.

Фон Шиллер медленно подошел к закрытому саркофагу на козлах, пока не оказался лицом к лицу с нарисованным на нем портретом мертвеца.

— Золотая корона Мамоса. Личное украшение фараона. — Он положил дрожащую руку на крышку гроба. — Если это так, то находка превосходит самые смелые ожидания. — Фон Шиллер глубоко вздохнул. — Откройте гроб. Разверните мумию фараона Мамоса.


Это была очень трудная работа. Нахуту много раз приходилось выполнять эту операцию, но он никогда не имел дела с останками такой важной персоны, как фараон Египта.

Сначала археологу пришлось установить, где проходит соединение гроба с крышкой под слоем краски. Сделав это, он соскоблил древний клей и лак, удерживающие крышку. Требовалась большая осторожность, чтобы не нанести серьезных повреждений — хрупкий гроб сам по себе был бесценным сокровищем. Работа заняла более двух дней.

Когда все было готово и крышку можно было поднимать, Нахут послал сообщение фон Шиллеру. В это время миллиардер проводил совет директоров, в который входили и два его сына. Шиллер отказался ехать в город, не в силах разлучиться со своим новым сокровищем. Стоило ему услышать вести от Нахута, как страстный коллекционер немедленно перенес окончание встречи на следующий понедельник и распустил директоров. Даже не проводив их до лимузинов, он бросился в подземное хранилище.

Нахут и Рипер соорудили небольшие леса вокруг гроба, на которых укрепили два блока и лебедку. Как только фон Шиллер вошел в хранилище, Рипер немедленно отослал помощников. Только трое должны были присутствовать при открытии саркофага.

Хранитель коллекции поставил для своего босса брусок, покрытый ковром, во главе гроба, чтобы миллиардер мог видеть происходящее во время работы. Поднявшись на возвышение, старик кивнул ученым, приказывая начинать. Заскрипели блоки, и Рипер с Нахутом налегли на лебедки. Раздался тихий треск, что-то скрипнуло, и фон Шиллер поморщился.

— Это лишь остатки древнего клея, — успокоил его Нахут.

— Продолжайте, — приказал магнат. Они приподняли крышку еще на шесть дюймов, пока она полностью не повисла над гробом. Леса были укреплены на резиновых колесах, легко катавшихся по полу. Ученые отодвинули в сторону конструкцию со все еще висящей в воздухе крышкой.

Фон Шиллер заглянул в открытый гроб. На лице его появилось выражение удивления. Он ожидал увидеть аккуратно запеленатую человеческую фигуру в традиционной позе для похорон. Вместо этого внутренняя часть гроба оказалась набита льняными полотнищами, полностью скрывшими тело от глаз.

— Что такое?! — изумленно воскликнул немец, протягивая руку к выцветшим пеленам, но Нахут остановил его.

— Нет! Не трогайте их, — возбужденно закричал египтянин и немедленно принялся извиняться: — Простите, герр фон Шиллер, но это просто поразительно. Наличие лишней ткани поддерживает версию подмены тела. Полагаю, все надо изучить, перед тем как продолжить разворачивать мумию. Разумеется, с вашего разрешения.

Фон Шиллер заколебался. Ему не терпелось узнать, что находится под грудой старых тряпок, но он вспомнил об осторожности и благоразумии. Спешка может нанести непоправимый урон. Он выпрямился и спустился с бруска.

— Хорошо, — проворчал Шиллер, вытаскивая платок из нагрудного кармана темно-синего двубортного пиджака. Потом он вытер обильный пот со лба и дрожащим голосом спросил: — Это возможно? Там действительно находится Мамос?

Сунув платок в карман брюк, миллиардер с удивлением обнаружил, что у него прямо-таки болезненная эрекция. Не вынимая руки, он поправил член так, чтобы тот вытянулся вдоль живота.

— Уберите лишние пелены.

— С вашего разрешения, герр фон Шиллер, нам следует сначала сделать фотографии, — тактично предложил Рипер.

— Разумеется, — согласился хозяин сокровища. — Мы ученые, археологи, а не грабители. Делайте снимки.

Они медленно работали, и эта задержка еще больше раздразнила фон Шиллера. Он совсем потерял чувство времени здесь, в подземном хранилище, но в один момент, бросив взгляд на часы, обнаружил, что уже девять вечера. Миллиардер снял галстук и отправил его вслед за пиджаком, уже лежавшим на скамье. Затем снова присоединился к процессу.

Постепенно под грудой древних пелен начало вырисовываться человеческое тело. Однако последнюю неопрятную тряпку с самой мумии Нахут убрал только после полуночи. Сквозь тонкий слой ткани поблескивало золото на теле, обернутом искусными руками бальзамировщиков.

— Разумеется, саркофагов должно было быть несколько. Они отсутствуют, как и погребальные маски. Скорее всего они находятся в гробнице фараона, скрывая тело Тануса. В царской усыпальнице, которая пока не найдена. Нам осталась только внутренняя оболочка царской мумии.

Вооружившись длинным пинцетом, археолог снял первый слой пелен, а фон Шиллер, снова встав на брусок, что-то пробормотал и переступил с ноги на ногу.

— Нагрудный медальон царского дома Мамоса, — с почтением прошептал Нахут.

Огромный драгоценный камень блеснул в свете дуговых ламп. Сияющий ляпис-лазурью, красными сердоликами и золотом, медальон покрывал всю грудь мумии. В центре был изображен летящий гриф. Он парил на широких крыльях и нес в когтях золотую эмблему царя. Украшение было выполнено с поразительным мастерством и вкусом.

— Теперь нет никаких сомнений, — прошептал фон Шиллер. — Символ доказывает подлинность тела.

Они развернули руки фараона, сжимающие медальон. Изящные пальцы унизывали кольца. В мертвых руках труп сжимал скипетр, и Нахут пришел в восторг, увидев его.

— Символы власти. Доказательство за доказательством того, что это действительно Мамос Восьмой, правитель Верхнего и Нижнего царств Древнего Египта.

Нахут потянулся к обернутой пеленами голове мумии, но фон Шиллер остановил его.

— Оставьте напоследок, — велел он. — Я еще не готов взглянуть в лицо фараону.

Поэтому Нахут и Рипер обратились к нижней части тела. Снимая слой за слоем ткани, они обнаруживали бесчисленные амулеты, заботливо положенные бальзамировщиками, чтобы защитить мертвого. Все было сделано из золота, резных камней или ярко раскрашенной керамики удивительно тонкой работы — птицы, животные и рыбы Нила. Каждый амулет фотографировали, прежде чем освободить и положить в пронумерованный лоток на поддоне, укрепленном на рабочем столе.

Ноги фараона оказались такими же маленькими и изящными, как руки. Их тоже унизывали драгоценные кольца. Теперь осталась закрытой только голова, и оба археолога вопросительно посмотрели на фон Шиллера.

— Становится поздно, — проговорил Рипер. — Если вы хотите отдохнуть…

— Продолжайте! — коротко приказал немец.

Ученые подошли к голове мумии, а фон Шиллер остался стоять на бруске между ними.

Постепенно лицо фараона показалось на свет впервые за почти четыре тысячи лет. Его волосы оказались тонкими, все еще рыжими от хны, которой он красил их при жизни. Кожу обработали ароматическими смолами, и она стала твердой, как полированный янтарь. Нос был тонкий, с горбинкой. На губах Мамоса играла мягкая, почти мечтательная улыбка.

Ресницы тоже покрывала смола, так что казалось, будто они намокли от слез, а веки были наполовину открыты, словно в них мерцала жизнь, и, только наклонившись поближе, фон Шиллер увидел, что свет отразился от фарфоровых дисков, вставленных в глаза во время бальзамирования.

На лбу фараона сияла корона. Каждая деталь головы кобры прекрасно сохранилась. Мягкий металл не источило время. Клыки змеи остались острыми, а длинный раздвоенный язык виднелся между ними. Синие камешки в глазницах змеи сияли. Под пресмыкающимся на золотом ободе был выгравирован царский знак Мамоса.

— Я хочу эту корону, — дрожащим от страсти голосом проговорил фон Шиллер. — Снимите ее, я хочу подержать корону в руках.

— Может оказаться, что ее нельзя снять, не повредив головы мумии, — запротестовал Нахут.

— Не спорьте со мной. Делайте, как я говорю.

— Разумеется, repp фон Шиллер, — сдался египтянин. — Но на это понадобится время. Если вы желаете отдохнуть, мы сообщим, когда снимем корону и подготовим для вас.

Золотой обод приклеился к пропитанному смолой лбу правителя. Чтобы снять его, пришлось извлечь из гроба все тело и положить на стальную каталку из морга, стоящую наготове. Потом смолу размягчили и удалили специальным раствором. Весь процесс занял много времени, как и предсказывал Нахут, но все же закончился и он.

Ученые положили золотой венец на синюю бархатную подушку, словно для коронации. Потом приглушили огни в основном зале хранилища, направили одну лампочку на сияющий обруч и только тогда послали за фон Шиллером.

Вернувшись в подземное хранилище к короне, миллиардер не позволил археологам присоединиться к нему. Только Утте Кемпер была с Шиллером, когда он открыл замок стальной двери музея.

Первое, что увидел фон Шиллер войдя, была сверкающая корона в своем бархатном гнезде.

Он начал задыхаться как астматик, схватил Утте за руку и сжал так, что суставы затрещали. Женщина застонала от боли, которая тем не менее возбудила ее. Фон Шиллер раздел Утте, возложил ей золотую корону на голову и уложил в открытый гроб.

— Я обещание жизни, — прошептала она из древнего саркофага. — Мое лицо сияет вечностью.

Старик не касался ее. Обнаженный фон Шиллер стоял над гробом, и его набухший член торчал вверх как отдельное живое существо.

Кемпер медленно провела руками по собственному телу и торжественно произнесла:

— Да живи ты вечно!

Корона Мамоса оказала на Готхольда фон Шиллера невероятное воздействие. Такого с ним прежде не бывало. Едва были произнесены эти слова, как багровая головка пениса вырвалась на свободу и на мягкий живот женщины хлынул поток семени.

В открытом гробу Утте Кемпер изогнула спину, содрогаясь в собственном всепоглощающем оргазме.


Ройан казалось, что она не была в Египте много лет, а не жалкие несколько недель. Только оказавшись там вновь, она осознала, насколько скучала по забитым народом шумным улицам, чудесному запаху специй и еды на рынках, завываниям муэдзина, созывающего правоверных на молитву с вершины минарета.

Первым же утром она еще затемно вышла из своей квартиры в Гизе и, поскольку с больного колена пока не спала опухоль, захромала вдоль берега Нила, опираясь на трость. Ройан залюбовалась рассветом, проложившим через реку золотые и серебряные дорожки. На парусах фелюг вспыхивали алые огни. Это был совсем другой Нил, не тот, что в Эфиопии, у истоков. Перед ней лежал не Аббай, а истинный Нил. Он был шире и медленнее, от него исходил немного болотный, знакомый и любимый запах. Это была ее река и ее страна. Решение сделать то, ради чего Ройан прилетела сюда, укрепилось. Сомнения оставили ее, совесть утихла. Отвернувшись от реки, она почувствовала уверенность в себе.

Ройан навестила семью Дурайда, извинилась перед ними за внезапный отлет и длинное, ничем не объясненное отсутствие. Сначала деверь был холоден с ней, но потом его жена заплакала и обняла Ройан, да и дети окружили ее — она всегда была их любимой амма. Поэтому вскоре он успокоился настолько, что даже предложил отвезти ее в оазис. Когда же она объяснила, что хочет посетить кладбище в одиночестве, деверь согласился одолжить ей свой «ситроен».

Стоя рядом с могилой Дурайда, Ройан вдыхала запах пустыни, а горячий ветер играл волосами. Ее покойный муж любил пустыню. Она радовалась, что отныне и навсегда Дурайд будет очень близко к ней. Надгробие было традиционным: просто имя и даты под очертаниями креста. Ройан опустилась на колени и прибралась на могиле: она заменила увядшие и высохшие букеты цветов новыми, привезенными из Каира.

Потом она долго сидела молча, не произносила заранее продуманных речей, а просто вспоминала времена, пережитые вместе. Думала о доброте и понимании Дурайда, надежности и теплоте его любви. Она сожалела, что не могла воздать ему за это в полной мере, ответить тем же, но супруг знал это и смирился.

Ройан надеялась, что ее покойный муж также понимает, почему она вернулась сюда. Это было прощание. Она пришла сказать «до свидания». Оплакивание кончилось, и хотя ей никогда не забыть его и Дурайд всегда будет ее частью, пора двигаться дальше. Теперь муж должен отпустить ее. Уходя с кладбища, Ройан не оглядывалась.

Она проехала длинной дорогой вдоль южной стороны озера, чтобы не смотреть лишний раз на сгоревшую виллу; ей не хотелось вспоминать о кошмарной ночи, когда умер Дурайд. Поэтому когда Ройан вернулась в город, уже стемнело, и семья с облегчением встретила ее. Деверь трижды обошел вокруг «ситроена», выискивая повреждения на краске, и только потом провел ее в дом, где жена приготовила настоящий пир.


Аталан Абу Син, министр, ради встречи с которым Ройан, собственно, и прилетела в Каир, отбыл с официальным визитом в Париж. До его возвращения оставалось три дня, и, поскольку Нахут Гуддаби отсутствовал в городе, она чувствовала себя в безопасности. Ройан провела большую часть времени в музее. Там у нее было много друзей, которые обрадовались ее возвращению и рассказали все новости.

Остальное время она просидела в читальном зале музея, просматривая микрофильмы свитков Таиты, ища какие-нибудь зацепки, пропущенные в предыдущих прочтениях. Во втором свитке была часть, которую она внимательно изучила, делая пометки в блокноте. Теперь, когда перспектива найти могилу фараона Мамоса казалась более реальной, у Ройан появился интерес к тому, что можно обнаружить внутри.

Она сосредоточилась на разделе, где Таита описывал визит фараона в мастерскую некрополя, где готовились погребальные сокровища в стенах огромного храма, построенного для будущего упокоения царя. По словам Таиты, они посетили различные мастерские: сначала оружейную, с коллекцией различных принадлежностей для боя и охоты, потом мебельную, где изготавливали изысканные изделия. Дальше летописец описывал работу над статуями богов и божественного Мамоса в натуральную величину, изображающими правителя за различными делами. Эти изваяния должны были обрамлять длинную дорогу от некрополя до могилы в Долине Царей. В этой же мастерской каменщики трудились над массивным гранитным саркофагом, вместилищем для мумии правителя на долгие века. Однако в соответствии с более поздними записями Таиты суровая реальность лишила фараона Мамоса большей части этих сокровищ. Все эти тяжелые каменные предметы были оставлены в долине, когда египтяне бежали на юг, в землю, именуемую Каш, спасаясь от гиксосов, захвативших их родину.

Когда Ройан обратилась к описаниям золотой мастерской, ее поразили фразы, при помощи которых писец рассказал о золотой посмертной маске фараона: «Это были вершина и зенит. Ее красоте будут дивиться ныне еще не рожденные». Ройан мечтательно подняла голову от микрофильма и задумалась: уж не пророческие ли это слова? Может быть, именно ей выпадет счастье любоваться великолепием золотой маски? Первой за минувшие четыре тысячи лет? Может быть, она коснется этого чуда, возьмет его в руки и поступит с ним так, как ей подсказывает совесть?

Прочитав описания Таиты, Ройан исполнилась сочувствием к людям древности. В конце концов, они были — не важно, насколько удаленные во времени — ее народом. Как египтянка-копт, она являлась одним из их прямых потомков. Должно быть, именно поэтому Ройан еще ребенком решила посвятить себя изучению этих людей и их жизни.

Однако Ройан оставалось над чем поразмыслить в долгие дни ожидания прилета Аталана Абу Сина. И не последними в списке были ее чувства к Николасу. С тех пор как она посетила кладбище и примирилась с утратой Дурайда, мысли об англичанине обрели новую остроту. Ройан была во многом не уверена, ей предстояло сделать сложный выбор. И примирить все планы и желания, не пожертвовав чем-то, не представлялось возможным.

Когда наконец настал час встречи с Аталаном, она с большим трудом заставила себя отправиться к нему. Словно загипнотизированная, Ройан брела по базарам, защищая раненое колено тростью и не слыша призывных голосов торговцев. (Из-за цвета кожи и европейской одежды те считали ее туристкой.)

Она так долго сомневалась, прежде чем совершить этот необратимый шаг, что опоздала на целый час. К счастью, это был Египет, а Аталан — араб, для которого время значило существенно меньше, чем для европейца.

Министр был, как всегда, вежлив и очарователен. Сегодня, чувствуя себя свободно в личном кабинете, он был одет в удобную длинную дишдашу, голову покрывал традиционный египетский убор. Министр тепло пожал руку Ройан. Если бы они были в Англии, он бы поцеловал ее. Но они находились на Востоке, где мужчина целовал только собственную жену, да и то лишь у себя дома.

Аталан повел ее в личную гостиную, где секретарь подал им чашки черного густого кофе и остался стоять, наблюдая за встречей. Обменявшись комплиментами и поговорив ни о чем, Ройан смогла перейти к основной причине своего визита.

— Я провела последние несколько дней в читальном зале музея и встретила там много моих бывших коллег. Они удивили меня, рассказав, что Нахут отказался от поста директора.

— Мой племянник порой бывает своевольным мальчиком. Он бы получил этот пост, но в самый последний момент ему предложили другую работу в Германии. Я пытался переубедить его. Сказал, что ему не понравится северный климат после долины Нила. Свою страну и семью не заменит никакое количество денег. Но… — Аталан красноречиво развел руками.

— И кто занял этот пост? — невинно спросила Ройан, что, впрочем, не обмануло министра.

— Пока мы не смогли никого подыскать. Никто не приходит в голову, раз Нахут уехал. Может быть, придется искать в другой стране. Но мне было бы очень грустно, если бы пришлось назначить иностранца. Сколь бы квалифицированным он ни был.

— Ваше превосходительство, могу я поговорить с вами наедине? — спросила Ройан, значительно поглядев на секретаря, стоящего у дверей.

Аталан не долго колебался.

— Разумеется. — Он подал знак секретарю выйти из комнаты, и тот закрыл за собой дверь. Тогда Аталан склонился к ней и слегка понизил голос: — Что вы хотели обсудить, моя дорогая?

Спустя час Ройан вышла от министра. Он проводил ее до лифта.

Пожав ей руку, Аталан тихо и хитро проговорил:

— Скоро мы снова встретимся. Иншалла.


Когда самолет «Иджипт эйр» приземлился в Хитроу, а Ройан вышла из зала прилета и заняла очередь на такси, ей показалось, что разница в температуре с Каиром составляет не меньше двадцати градусов. Поезд приехал в Йорк туманным, холодным вечером. Она позвонила с вокзала по номеру, который оставил ей Николас.

— Глупышка, — упрекнул Ройан баронет. — Почему ты не предупредила, что вылетаешь? Я бы встретил тебя в аэропорту.

Она удивилась, насколько ей приятно видеть его и как она соскучилась. Ройан смотрела, как Николас вылезает из «ренджровера» и шагает ей навстречу. Он был без шапки и явно не удосужился постричься с их последней встречи. Темные волосы совсем растрепались, уши закрывали серебряные пряди.

— Как твое колено? — приветствовал он ее вопросом. — Тебя все еще нужно нести?

— Уже лучше. Скоро я смогу отбросить клюку.

Ройан отчаянно захотелось обнять его, но в последний момент она сдержалась и просто предложила коричневую румяную щеку для поцелуя. От Харпера приятно пахло — кожей, каким-то пряным лосьоном для бритья и чистым здоровым мужчиной.

Сев на место водителя, он не сразу завел мотор, а сначала внимательно изучил ее лицо в свете уличного фонаря, струившемся через боковое стекло.

— Вы выглядите чрезвычайно довольной собой, мадам. Кошка дорвалась до сливок?

— Просто приятно встретить старых друзей, — улыбнулась Ройан. — Но должна признать, Каир очень меня ободрил.

— Ужина нет. Я решил, что мы заедем в паб. Как насчет пирога с почками?

— Я хочу навестить маму. Чувствую себя виноватой. Ведь даже не знаю, что у нее с ногой.

— Вчера заглянул к ней. У Джорджины все неплохо. Любит нового щенка. Назвала его Таита, можешь поверить?

— Ты действительно очень добр — я имею в виду, что навестил ее.

— Она мне нравится. Одна из старой гвардии. Теперь таких людей почти не осталось. Предлагаю перекусить, купить бутылку хорошего виски и отправиться к ней.

Они вышли из коттеджа Джорджины после полуночи. Она воздала должное бутылке солодового виски и теперь махала им рукой, стоя в дверях кухни. Мать Ройан держала под мышкой щенка и слегка покачивалась на ноге в гипсе.

— Ты плохо влияешь на мою маму, — заявила Ройан.

— Это еще кто на кого, — возразил Николас. — От некоторых ее шуток стильтон[3 - Сорт сыра с плесенью] посинел бы еще сильнее.

— Мне следовало бы остаться с ней.

— У нее есть Таита. А кроме того, ты нужна мне. У нас полно работы. Не могу дождаться и показать, чего я добился, пока ты прохлаждалась в Египте.

Домоправительница «Куэнтон-Парка» приготовила Ройан спальню в квартире за Йоркминстерским аббатством.

Когда Николас занес ее сумки наверх, из спальни на втором этаже донесся жуткий храп. Она вопросительно посмотрела на англичанина.

— Сапер Уэбб, — пояснил он. — Последнее добавление в команду. Наш собственный инженер. Ты познакомишься с ним завтра, и думаю, Сапер тебе понравится. Он рыбак.

— Какое это имеет отношение ко мне?

— Все лучшие люди — рыбаки.

— Не считая присутствующих, — рассмеялась она. — А ты ночуешь в «Куэнтон-Парке»?

— Пока я обхожу тот дом стороной. — Харпер покачал головой. — Не хочу, чтобы кое-кто прослышал, будто я вернулся в Англию. Очень бы не хотелось встретиться с некоторыми ребятами из «Ллойда». Я в маленькой спальне наверху. Позови, если понадоблюсь.

Оставшись одна, Ройан оглядела крохотную комнату с собственной ванной, похожей на кукольную, и большой кроватью. Она помнила, что Харпер предлагал позвать его, если понадобится, и посмотрела на потолок, услышав, как он сбросил ботинок наверху.

— Не искушай меня, — прошептала Ройан.

Ей оказалось непросто забыть его запах и ощущение сильного тела, влажного от пота, прижимавшегося к ней, пока они выбирались из ущелья Аббая. Нужда в ком-то — этих слов она не знала уже много лет. А в последнее время они что-то слишком часто возникали в ее жизни.

— Довольно, моя хорошая, — упрекнула себя Ройан и отправилась в ванную.


На следующее утро Николас постучался в ее дверь по пути вниз.

— Пойдем, Ройан. «Жизнь реальна, жизнь серьезна»[4 - Цитата из Г. Лонгфелло]. Время не ждет.

Снаружи было темно как в преисподней, и она, тихо застонав, спросила:

— Сколько времени?

Но Николас уже ушел, и до нее смутно доносилось, как он насвистывает внизу какую-то мелодию.

Ройан посмотрела на часы и снова застонала.

— Свистеть в шесть тридцать утра после того, что они с мамой вчера сделали с бутылкой виски. Не верю своим ушам. Этот человек — настоящий монстр.

Через двадцать минут она все же спустилась вниз и обнаружила, что Харпер, одетый в синие джинсы, рыбацкий свитер и фартук, возится на кухне.

— Будь добра, нарежь тостов на троих. — Он указал на ароматную буханку, лежащую рядом с электрическим тостером. — Омлет будет готов через пять минут.

Она посмотрела на третьего человека в комнате — средних лет, с широкими плечами, в рубашке с закатанными рукавами, обнажающими мускулистые руки, и с головой, лысой как колено.

— Здравствуйте, — сказала молодая женщина. — Я Ройан Аль Симма.

— Прости. — Николас взмахнул веничком для взбивания яиц. — Это Дэнни. Дэниел Уэбб, известный друзьям как Сапер.

Дэнни поднялся, зажав кружку кофе в сильной руке.

— Приятно познакомиться с вами, мисс Аль Симма. Позвольте налить вам чашечку кофе? — Его лысую голову покрывали веснушки, а глаза отливали синевой.

— Доктор Аль Симма, — поправил его Николас.

— Пожалуйста, зовите меня Ройан и будем на ты, — быстро сказала она. — И да, я бы не отказалась от чашечки.

За завтраком ни разу не упомянули ни Эфиопию, ни Таиту. Она ела омлет, с уважением слушая страстную лекцию о том, как лучше ловить рыбу на спиннинг, а Николас безжалостно встревал, подвергая сомнению почти все заявления Уэбба. Очевидно, Ройан еще предстояло привыкнуть к рыболовецкому жаргону друзей.

Когда завтрак подошел к концу, Николас поднялся с кофейником в руке.

— Берите кружки и идемте за мной.

Он повел Ройан в переднюю гостиную.

— У меня есть сюрприз. Люди из музея работали круглые сутки, чтобы подготовить это к твоему приезду.

Николас распахнул дверь, изобразив голосом пение труб:

— Та-ра-ра-ра!

На столе возвышалось полностью готовое чучело дик-дика, увенчанное острыми рожками. Великолепно сделанное, оно так походило на живое создание, что, казалось, того и гляди спрыгнет со стола и убежит от людей.

— О, Ники, какая прекрасная работа! — Она оценивающе поглядела на чучело, обойдя его вокруг. — Художнику удалось сделать дик-дика таким же, как в жизни.

Стоящая на столе модель вернула на мгновение Ройан в жаркое ущелье, напомнила запах высохшего буша, и ее охватила легкая печаль по изящному существу. Глаза антилопы сделали обманчиво похожими на настоящие, а кончик носа влажно блестел, словно зверек нюхал им воздух.

— Я считаю его великолепным. — Николас погладил мягкую гладкую шерсть. Она решила, что не стоит портить ему удовольствие. — Как только мы разгадаем загадку Таиты, я напишу в Музей естественной истории, тем ребятам, что обозвали моего дедушку лжецом. Восстановлю фамильную честь. — Он засмеялся и накинул на чучело покрывало. Затем осторожно поднял его и отнес в угол комнаты, подальше от всех. — Это был первый из припасенных для тебя сюрпризов. А теперь обратимся к самому большому. — Николас указал на диван в углу: — Садись. Не хочу, чтобы ты неожиданно упала.

Ройан улыбнулась чепухе, которую болтал Харпер, но послушно села в самый дальний угол дивана, устраиваясь поудобнее. Сапер Уэбб неловко расположился на другом конце, явственно чувствуя себя не в своей тарелке так близко от молодой женщины.

— Поговорим о том, как мы собираемся добраться до дна ущелья Дандеры, — предложил баронет. — Мы с Сапером ни о чем, кроме этого, не говорили, пока тебя здесь не было.

— Ну а еще о рыбной ловле, готова поспорить, — подмигнула Ройан, и Николас принял виноватый вид.

— Что ж, обе темы касаются воды. Я так считаю. — Он снова стал серьезным. — Помнишь, как мы обсуждали идею исследовать глубины заводи Таиты с помощью акваланга, и я объяснил все возможные сложности?

— Помню, — отозвалась она. — Ты сказал, что давление в подводном стоке слишком высокое и придется искать другой способ проникать туда.

— Верно, — загадочно улыбнулся Николас. — Так вот, Сапер уже заработал крупную сумму, которую я ему пообещал. Подчеркиваю, пообещал, а не заплатил. Он придумал альтернативный метод.

Теперь Ройан тоже стала серьезной. Она опустила ноги на пол и, готовясь внимательно слушать, наклонилась вперед, уперев локти в колени и положив подбородок на ладони.

— Должно быть, у него мозги вытолкали все волосы наружу. Я хочу сказать, что это гениальная мысль. Хотя она лежала на поверхности, ни один из нас не догадался.

— Перестань, Ники, — угрожающе проговорила Ройан. — Не тяни.

— Я подскажу тебе. — Он не обратил на предупреждение ни малейшего внимания и продолжал дразнить ее. — Иногда старые способы лучшие. Это подсказка.

— Если ты такой умный, то почему такой бедный? — начала она, но оборвала филиппику, догадавшись. — Старые способы? То есть то, что сделал Таита? Как он добрался до дна, не применяя подводного оборудования?

— Святой Георгий! Она догадалась! — Николас довольно убедительно изобразил Рекса Харрисона в фильме «Моя прекрасная леди».

— Плотина! — захлопала в ладоши Ройан. — Вы предлагаете построить плотину там же, где и Таита четыре тысячи лет назад!

— Догадалась! — засмеялся Харпер. — Какая умная! Покажи ей свои чертежи, Сапер.

Уэбб даже не пытался скрыть самодовольства, подходя к доске, стоящей у противоположной стены. Ройан видела ее и раньше, но не обратила внимания, пока Сапер не принялся показывать иллюстрации.

Она немедленно узнала увеличенные фотографии. Те, что Николас сделал возле предполагаемого места старой плотины на реке Дандера, и другие, в старой каменоломне, которую им показал Тамре. На них было нанесено немало расчетов и линий толстым черным маркером.

— Командир снабдил меня примерными размерами русла реки в этой точке. Также он рассчитал высоту, которую должна иметь стена плотины, чтобы пустить течение по старому руслу. Разумеется, я оставил некоторый допуск на ошибку в вычислениях. И если ошибка составляет целых тридцать процентов, я полагаю, проект все равно выполним. Даже с очень ограниченным ассортиментом оборудования, которым мы будем располагать.

— Если древние египтяне справились, для тебя, Сапер, это пара пустяков.

— Спасибо за добрые слова, командир, но я бы выбрал другие слова, чем «пара пустяков».

Уэбб обернулся к схемам, прикрепленным на доске рядом с фотографиями, и Ройан увидела, что планы со всеми высотами основаны на фотографиях и оценках Николаса.

— Есть различные методы сооружения плотин, но в наши дни большинство подразумевает использование бетона и землеройных машин. Насколько я понимаю, мы не сможем воспользоваться современной техникой.

— Вспомни Таиту, — вставил Николас. — Он сделал это без бульдозеров.

— Ага, но при этом у египтян было неограниченное количество рабов.

— Рабов я могу обещать. Или их современный эквивалент. А вот «неограниченное количество»? Боюсь, что нет.

— Чем больше рабочих рук ты предоставишь, тем скорее я смогу направить реку по другому руслу. Мы же согласились, что это надо сделать до начала сезона дождей.

— У нас не более двух месяцев. — Николас оставил легкомысленный тон. — Что же касается рабочих рук, то я надеюсь привлечь к делу людей с помощью обитателей монастыря Святого Фрументия. Я все еще работаю над богословской причиной, которая сможет убедить их присоединиться к постройке плотины. Полагаю, они не поверят, что мы обнаружили Гроб Господень в Эфиопии вместо Иерусалима?

— Найди мне рабочих, и я построю тебе плотину, — проворчал Сапер. — Как ты заметил раньше, старые способы лучшие. Почти наверняка древние использовали системы габионов и камер.

— Прости? — вмешалась Ройан. — Габионы? У меня нет инженерного диплома.

— Извиниться стоит мне, — неуклюже попытался проявить галантность Сапер. — Позволь показать мои чертежи. — Он повернулся к доске. — Этот парень, Таита, скорее всего сделал большие бамбуковые корзины и положил их в реку, наполнив камнями. Это и есть габионы. — Уэбб показал на рисунок. — После этого из необтесанного дерева построили замкнутые стены между габионами — камеры. Их тоже наполнили камнями и землей.

— Идея ясна, — с сомнением проговорила Ройан. — Но мне ведь не обязательно знать все подробности.

— Совершенно верно! — сердечно согласился Сапер. — Хотя командир заверяет, что дерево в любых количествах можно найти на месте, я собираюсь использовать проволочную сетку для создания габионов. И человеческий труд для наполнения оной сетки камнями.

— Проволочная сетка? — спросила Ройан. — А где ты собираешься найти ее в долине Нила?

Сапер начал отвечать, но Николас опередил его:

— К этому мы подойдем. Дай Саперу закончить лекцию. Не порти удовольствие. Расскажи Ройан о строительном материале из каменоломни. Ей понравится.

— Хотя я планирую сделать плотину временной, надо убедиться, что она удержит реку достаточно долго, чтобы члены нашей команды могли спокойно работать в подводном туннеле…

— Мы называем это заводью Таиты, — сказал Николас, и Сапер кивнул.

— Надо, чтобы плотину не прорвало, покуда там люди. Можете представить последствия в таком случае.

Уэбб помолчал, давая обдумать такую возможность. Ройан слегка вздрогнула и обхватила себя за плечи.

— Не слишком приятно, — согласился Николас. — И ты планируешь использовать каменные блоки?

— Именно так. Я изучил фотографии и заметил сто пятьдесят гранитных блоков, лежащих в каменоломне, полностью или частично готовых. Собираюсь применить их в сочетании с габионами из сетки и деревянными стенами для создания фундамента плотины.

— Должно быть, каждый блок весит много тонн, — заметила Ройан. — Как вы собираетесь двигать их? — Но стоило Саперу открыть рот, она прервана его: — Нет! Не говори. Если ты считаешь, что это возможно, я положусь на слово.

— Это возможно, — заверил тот.

— Таита делал это, — вставил Николас. — А мы поступим так, как он. Тебе должно понравиться. В конце концов, он твой родственник.

— Знаешь, ты прав. Меня это действительно радует. Мне кажется, что это добрый знак. И когда мы приступим?

— Процесс идет, — сообщил ее друг. — Мы с Сапером уже заказали все необходимое оборудование. Даже сетка для габионов будет заранее разрезана на куски маленькой компанией неподалеку. Благодаря спаду в экономике у них мало работы.

— Я бываю в их мастерской каждый день, наблюдая за резкой и упаковкой, — вмешался Уэбб. — Половина уже в пути. Остальное отправится следом не позднее выходных.

— Сапер уезжает сегодня, чтобы наблюдать за погрузкой. А у нас с тобой есть кое-какие дела, и мы присоединимся к нему в конце недели. Напомню, что я не ждал твоего возвращения так рано. Знай я заранее, мы могли бы вместе полететь в Валлетту.

— Валлетту? — удивилась Ройан. — На Мальту? Я полагала, что мы двинемся в Эфиопию.

— У Джанни Баденхорста база на Мальте.

— Джанни… как?

— Баденхорста. «Африк эйр».

— Ничего не понимаю.

— «Африк эйр» — транспортная компания, которой принадлежит старый «геркулес», которым управляют Джанни и Фред. Мальта их база. Это стабильная и прагматичная маленькая страна — никакой африканской политики, никакой коррупции, и при этом здесь находится дверца к большинству желаемых мест на Ближнем Востоке и в северной половине Африки. Сюда Джанни с Фредом в основном и летают. Их заработок — нелегальный ввоз спиртного в исламские страны, где оно запрещено. Это Аль Капоне Средиземноморья. Там широко распространено производство самогона, но Джанни занимается другим. Мы с Дурайдом летали в Ливию на этом самолете. На нем же полетим и в район Аббая.

— Ники, не хочу показаться брюзгой, но нам с тобой запрещен въезд в Эфиопию. Ты забыл об этом маленьком факте? Как ты предлагаешь проникнуть туда?

— Через заднюю дверь, — ухмыльнулся Николас. — А привратником там работает мой старый друг Мек Ниммур.

— Ты договорился с Меком?

— С Тессэ. Кажется, теперь она его связная. Представляю, насколько удобнее Меку с ней. У нее немало контактов с полезными людьми; ей легко появляться и исчезать в Хартуме, Аддис-Абебе и других местах, где Ниммуру просто опасно показываться.

— Ну и ну! — поразилась Ройан. — Ты не терял времени даром.

— Не каждый из нас может позволить себе отпуск в Каире, едва взбредет в голову, — съязвил Николас.

— Еще один вопрос, — продолжила Ройан. Она постаралась не обращать внимания на подначку, хотя и осознала, как ее отсутствие раздражало Харпера. — Знает ли Мек о Таите?

— Не в подробностях, — покачал головой англичанин. — Но он подозревает правду, и я знаю, что на него можно положиться. — Поколебавшись, Харпер продолжил: — Тессэ говорила очень уклончиво, но с ее слов я понял, что на монастырь Святого Фрументия напали. Джали Хора и тридцать — сорок его монахов убиты, большинство священных реликвий украдено.

— О Боже, нет! — пришла в ужас Ройан. — Кто мог сделать такое?

— Те же, кто убил Дурайда и трижды пытался прикончить тебя.

— «Пегас».

— Фон Шиллер, — согласился баронет.

— Тогда и мы виноваты, — прошептала она. — Мы навели бандитов на монастырь. Они увидели на фотоснимках, похищенных из лагеря, стелу и гробницу Тануса. Фон Шиллеру не пришлось становиться ясновидящим, чтобы угадать, откуда мы их взяли. Теперь на наших руках еще больше крови.

— Эй, Ройан, как ты можешь принимать на себя вину за безумие фон Шиллера? Я не позволю казниться из-за этого, — резко и сердито проговорил Николас.

— Мы все это затеяли.

— С этим я не согласен. Но в любом случае фон Шиллер обчистил макдас обители Святого Фрументия, и теперь стела и гроб вошли в его коллекцию.

— О, Ники, я чувствую себя такой виноватой. Мне и в голову не приходило, что мы подвергаем опасности этих простых христиан.

— Хочешь отказаться от нашей затеи? — жестко спросил Харпер.

— Нет. Может быть, вернувшись, мы сможем компенсировать монахам их потери, отыскав сокровище на дне заводи Таиты.

— Надеюсь, — горячо согласился Николас. — От всей души надеюсь.


Огромный четырехмоторный самолет «Геркулес C-Mkl» был покрашен тусклой коричневой краской, а номерные знаки на фюзеляже поблекли и наполовину стерлись. На машине нигде не было надписи «Африк эйр», а потрепанная внешность красноречиво говорила о его возрасте — сорока годах. Машина налетала полмиллиона часов до того, как оказалась в руках Джанни Баденхорста.

— И эта штука все еще летает? — спросила Ройан, глядя на воздушное судно, одиноко стоящее в углу летного поля Валлетты. Отвисшее брюхо делало самолет похожим на грустную старую проститутку, оказавшуюся не у дел из-за неожиданной и нежеланной беременности.

— Джанни специально держит его в таком виде, — заверил ее Николас. — Там, куда он летает, лучше не привлекать завистливых глаз.

— Ему это, безусловно, удается.

— И Джанни, и Фред первоклассные авиаинженеры. Внутри «Толстая Долли» в отличном состоянии.

— «Толстая Долли»?

— В честь Долли Партон. Джанни ее фанат.

Такси высадило их у боковой двери ангара, и пока Николас расплачивался с водителем, Ройан засунула руки в карманы анорака, дрожа на средиземноморском ветру.

— Вот и сам Джанни. — Англичанин указал на грузную фигуру в коричневом комбинезоне, спускающуюся по погрузочному трапу «геркулеса». Заметив приехавших, Джанни спрыгнул на землю.

— Эй, привет, парень! Я уже решил, вы не прибудете, — сказал пилот, вразвалочку приближаясь к ним по бетону. Он напоминал игрока в регби, каким и был в юности. Легкая хромота возникла после спортивной травмы.

— Вылет из Хитроу задержали. Французские диспетчеры устроили забастовку. Вот все прелести международных перелетов, — пояснил Николас и представил Ройан.

— Пойдемте, я познакомлю вас с моей новой секретаршей, — позвал Джанни. — Она даже может сварить вам кофе.

Он провел их через калитку в главной двери ангара в просторное помещение. Рядом со входом находился маленький офис за дверью с надписью «Африк эйр» и эмблемой компании в виде боевого топора с крыльями. Мара, новая секретарша Джанни, оказалась мальтийкой ненамного младше пилота. Чего ей не хватило по части молодости и красоты, она наверстала размером груди.

— Джанни любит женщин постарше и с заметной выпуклостью сверху, — прошептал Николас.

Мара налила им кофе, а Джанни с Харпером склонились над планом полета.

— Это довольно сложно, — заметил пилот. — Как вы догадываетесь, нам придется немало понырять. Муамар Каддафи в настоящий момент не слишком хорошо ко мне относится, так что на его территорию лучше не вторгаться. Мы полетим через Египет не приземляясь. — Джанни показал путь полета по карте. — Над Суданом будут небольшие проблемы. У них идет гражданская война. — Баденхорст подмигнул своему товарищу. — Но северное правительство не имеет новейших радаров. У них в основном русское старье. Судан — огромная страна, и мы с Фредом вычислили пробелы в защите ПВО. Так что будем держаться подальше от основных военных учреждений.

— И каково полетное время? — осведомился Николас. Джанни сделал гримасу.

— «Толстая Долли» не спринтер, и, как я только что сказал, мы не будем срезать.

— Сколько? — настаивал Харпер.

— Мы с Фредом соорудили койки и кухню, так что во время полета у вас будут все удобства. — Он приподнял кепку, почесал затылок и признался: — Пятнадцать часов.

— А «Толстой Долли» хватит на такое время? — поинтересовался Николас.

— Запасные баки. Семьдесят одна тысяча килограммов горючего. Даже с вашим грузом этого хватит, чтобы слетать туда и обратно. — Баденхорста прервал стук распахнувшихся дверей ангара, куда вкатился грузовик. — Вот и Фред с Сапером. — Джанни допил кофе и обнял Мару. Она захихикала, и ее грудь затряслась, как снежное поле на грани лавины.

Грузовик остановился на дальнем краю ангара, где высилась аккуратно сложенная груда оборудования и снаряжения, готовая к погрузке. Когда Фред вылез из кабины, Джанни представил его Ройан. Он оказался более молодой версией своего отца — уже начинал расползаться в районе талии и со своим простоватым лицом больше смахивал на фермера, чем на пилота.

— Это последняя машина. — Сапер вылез из кабины и пожал руку Николасу. — Начнем погрузку.

— Я хочу взлететь завтра до четырех часов утра. Таким образом, мы успеем на встречу завтрашним вечером, — вмешался Джанни. — И у нас довольно работы, если хотим поспать перед отъездом. — Он махнул рукой в сторону груза. — Я собирался привлечь к делу местных ребят, но Сапер и слышать не хочет об этом.

— Он прав, — согласился Николас. — Чем меньше людей знают о происходящем, тем лучше. Начнем.

Груз упаковали на железные поддоны, прикрутив толстыми нейлоновыми веревками, и закрыли сетками. В ангаре стояло тридцать шесть полных контейнеров, причем парашют составлял неотъемлемую часть каждого. Потребуется два отдельных полета, чтобы доставить все это в Африку.

Ройан называла содержимое упаковок по списку, пока Николас сопоставлял его с реальным содержимым. Грузовые ящики собрали так, чтобы самое необходимое было доставлено первой партией. Только убедившись, что все на месте, англичанин подал знак Фреду, который управлял погрузчиком. Фред подцепил поддон, поднял его и повез из ангара, а потом по трапу «геркулеса».

В грузовом отсеке огромного самолета Джанни и Сапер помогали Фреду размещать контейнеры, а потом надежно привязывали. Последним подняли маленький трактор-погрузчик. Сапер отыскал его на распродаже подержанной техники в Йорке и, испытав, объявил краденым. Теперь он заехал на нем по трапу и любовно прикрепил к роллерам.

Трактор составлял почти треть от общего веса груза, но новый владелец считал его необходимым для своевременного завершения работ по строительству плотины. По расчетам, требовалось пять грузовых парашютов, чтобы спустить его на землю без повреждений. Особую проблему представляло горючее. Поэтому заметную часть второй партии груза занимало дизельное топливо в специальных нейлоновых резервуарах.

Первая часть оборудования была заложена в самолет только после полуночи. Оставшиеся контейнеры стояли у стены ангара, ожидая возращения «Толстой Долли». Теперь улетающие смогли воздать должное прощальному банкету, на котором подавались деликатесы островной кухни, приготовленные Марой в маленьком офисе «Африк эйр».

— Да, — подтвердил Джанни. — Она еще и хороший повар.

С этими словами Баденхорст обнял Мару, пока она положила грудь ему на плечо, подкладывая в тарелку кальмаров.

— За счастливые приземления! — Николас поднял бокал с красным кьянти.

— За восемь часов до полета ни-ни, — извинился Джанни, поднимая бокал с кока-колой.

Они легли спать прямо в одежде на койки, прикрепленные к переборке кабины. Ройан показалось, что буквально через несколько минут ее разбудили голоса пилотов, завершавших предполетные проверки. Раздался вой запущенных турбовинтовых двигателей. Когда Джанни поговорил с башней радиоконтроля, а Фред подвел самолет к точке разгона, трое пассажиров вылезли из постелей и пристегнулись к складным сиденьям в основном отсеке. «Толстая Долли» начала подъем в ночное небо, и скоро огни острова, все уменьшаясь и уменьшаясь, исчезли позади. Внизу было только темное море, а над головой мерцали яркие звезды. Ройан повернулась к Николасу и улыбнулась в тусклом свете кабины.

— Ну, Таита, мы возвращаемся на корт для последнего сета, — возбужденно проговорила она.

— Единственный плюс того, как мы крадемся сюда, это то, что «Пегасу» понадобится время, чтобы понять — мы вернулись в ущелье Аббая, — благодушно промолвил Николас.

— Будем надеяться, что ты прав. — Ройан подняла правую руку, скрестив пальцы. — Нам вполне хватит того, что приготовил для нас Таита.


— Они возвращаются в Эфиопию, — убежденно сказал немец.

— Как мы можем быть уверены в этом, герр фон Шиллер? — спросил Нахут.

Тот сердито посмотрел на египтянина. Услужливый археолог все сильнее раздражал коллекционера, и Шиллер уже сожалел, что вообще нанял его. Нахут очень мало продвинулся в расшифровке надписей на стеле, добытой в монастыре.

Собственно перевод не представил собой непреодолимой проблемы. Фон Шиллер был уверен, что и сам мог бы проделать эту работу, без Нахута, при наличии времени и при помощи своей внушительной библиотеки. Текст по большей части состоял из непонятных рифм и стихов, лишенных видимого смысла. Одну из сторон стелы почти полностью покрывали столбцы букв и цифр, не имеющих ни малейшего отношения к трем другим сторонам.

Но хотя Нахут и не признавался в этом, становилось ясно, что он не понимал скрытого смысла большинства надписей. Терпение фон Шиллера было на исходе. Он устал слушать бесконечные оправдания египтянина, обещания, которые никогда не исполнялись. Все в Нахуте, от слащавого льстивого голоса до грустных глубоко посаженных глаз, начало раздражать магната. Но особенно он возненавидел привычку сомневаться в утверждениях его, Готхольда фон Шиллера.

— Генерал Обейд сообщил мне из Аддис-Абебы точные данные об их полете. Также не составило труда отправить за ними людей в Англию. Харпера и его женщину не слишком легко потерять. Даже в толпе. Мои люди следили за женщиной и в Каире…

— Простите меня, герр фон Шиллер, но почему вы не убрали Ройан, если так хорошо знаете о ее перемещении?

— Dummkopf! Болван! — сердито рявкнул немец. — Потому что сейчас она с большей вероятностью приведет меня к гробнице, чем вы.

— Но, сэр, я сделал…

— Вы ничего не сделали, помимо извинений за собственные неудачи. Благодаря вам стела остается тайной, — презрительно перебил ученого фон Шиллер.

— Это очень трудно…

— Разумеется, трудно. Именно за это я и плачу вам немало денег. Будь это просто, я сам бы все сделал. Если для поиска гробницы Мамоса нужно описание, то, разумеется, Таита сделал его сложным.

— Если вы дадите мне еще немного времени… Я полагаю, что очень близок к отгадке…

— Времени больше нет. Вы не слышали, что я сказал? Харпер возвращается в ущелье Аббая. Прошлой ночью они вылетели из Мальты на зафрахтованном тяжелогруженом самолете. Моим людям не удалось установить характер груза. Правда, они узнали, что там присутствовало землеройное оборудование: трактор с передним ковшом. И это значит лишь одно. Они обнаружили гробницу и возвращаются вскрыть ее.

— Вы сможете избавиться от них, как только они доберутся до монастыря. — Нахута порадовала эта мысль. — Полковник Ного…

— Почему я должен повторять? — резко проговорил фон Шиллер, стукнув кулаком по столу. — Сейчас они — наш лучший шанс найти могилу фараона Мамоса. Последнее, что мне сейчас нужно, — это причинить им вред. — Коллекционер опять яростно посмотрел на Нахута. — Я немедленно отправляю вас в Эфиопию. Может быть, там вы принесете пользу. Здесь — точно нет.

Нахут выглядел недовольным, но почел за лучшее не спорить. Он просто помрачнел.

— Отправитесь в базовый лагерь и поступите под командование Хелма. Будете выполнять его приказы. Считайте, что они исходят непосредственно от меня. Поняли?

— Да, герр фон Шиллер, — угрюмо произнес египтянин.

— Никаким образом не мешайте Харперу и женщине. Они не должны догадываться о вашем присутствии в базовом лагере. Геологическая команда «Пегаса» продолжит свою нормальную работу. — Шиллер помолчал, потом слегка улыбнулся. — Очень удачно, что Хелм и в самом деле обнаружил многообещающие залежи галенита — руды, из которой, как вам должно быть известно, получают свинец. Джейк продолжит работу над месторождением, и если оно будет действительно хорошим, то вся операция неожиданно окажется прибыльной.

— В чем будут заключаться мои обязанности? — поинтересовался Нахут.

— Ваша задача — выжидать. Я хочу, чтобы вы были готовы воспользоваться достижениями Харпера. Однако у него должно оставаться пространство для маневра. Поэтому никаких ночных полетов, не стоит и приближаться к его лагерю. Нападений тоже быть не должно. Каждый шаг следует согласовывать со мной до того, как начать действовать.

— Если я буду работать с такими ограничениями, то каким образом узнаю, продвинулись ли Харпер и женщина?

— У полковника есть надежный человек, шпион в монастыре. Он сообщит нам обо всех действиях англичанина.

— А как же я? Чем буду заниматься я?

— Изучать сведения полковника Ного. Вы знакомы с археологическими методами и способны осознать, что пытается сделать Харпер, и определить, добивается ли он успеха.

— Понятно, — пробормотал Нахут.

— Если бы это было возможно, я бы сам отправился в ущелье Аббая. Однако это нереально. Могут пройти целые месяцы, прежде чем Харпер добьется успеха. Вы как никто другой знаете, как долго длятся археологические раскопки.

— Говард Картер копал в Фивах десять лет, пока нашел могилу Тутанхамона, — ядовито заметил Нахут Гуддаби.

— Надеюсь, так много времени это не займет, — холодно проговорил фон Шиллер. — А если займет, то вряд ли вы и дальше будете участвовать в поисках. Что касается моих планов, то меня ждет серия важных переговоров здесь, в Германии. И также годовой совет директоров, который я никак не могу пропустить.

— Значит, вы вообще не вернетесь в Эфиопию? — спросил египтянин, оживившись при мысли о том, что хотя бы на время укроется от давления немца.

— Приеду, как только произойдет что-нибудь важное. Я доверяю вам определить, когда понадобится мое присутствие.

— Как насчет стелы? Мне следует…

— Вы продолжите работать над переводом, — опередил его возражения фон Шиллер. — Возьмете с собой в Эфиопию комплект фотографий и работайте. Я буду ждать ваших отчетов по спутниковой связи по крайней мере раз в неделю.

— Когда мне вылетать?

— Немедленно. Сегодня, если это возможно. Поговорите с фрейлейн Кемпер. Она все организует.

В первый раз за время беседы Нахут выглядел довольным.


«Толстая Долли» неуклонно летела на юго-восток, и скуку полета не оживляли никакие события. На рассвете они пересекли берег Африки, одинокий пустынный пляж, специально избранный Джанни. Над сушей лететь оказалось не веселее, чем над океаном. Коричневая и безликая пустыня бесконечно тянулась вдаль, куда ни бросишь взор.

Время от времени Джанни общался с башнями радиоконтроля, но до них доносилась только половина разговоров, так что невозможно было уловить ни название аэропорта, ни даже страну. Иногда Баденхорст переходил на арабский. Ройан удивилась, насколько свободно он говорит на этом языке. Однако для южноафриканца гортанные звуки арабской речи оказались вполне привычны, и ему даже удавалось изображать различные акценты, ложью прокладывая путь через пустыню.

Первые несколько часов Сапер сидел, склонившись над чертежами дамбы. Потом, не в силах продолжать, пока нет точных измерений местности, он вытянулся на кровати с романом в мягкой обложке. Несчастному автору тоже не удалось долго удерживать внимание Уэбба. Открытая книга лежала у него на лице, и страницы приподнимались всякий раз, как он издавал оглушительный храп.

Николас и Ройан пристроились у нее на койке, поставив между собой шахматную доску, пока не проголодались и не отправились на импровизированную кухню. Здесь Ройан приняла на себя роль резчика хлеба и кофевара, а Николас продемонстрировал свое искусство в изготовлении дагвудских сандвичей. Они угостили и Джанни с Фредом, которые съели сандвичи прямо в кабине, не вылезая из пилотских кресел.

— Мы все еще над Египтом? — спросила Ройан. Джанни с набитым ртом указал на пустыню под левым крылом «Толстой Долли».

— В пятидесяти морских милях находится Халфия. Там убили моего отца в 1943-м. Он служил в Шестой южноафриканской дивизии. Это место звали Адский огонь. — Баденхорст откусил еще огромный кусок сандвича. — Я не знал его. Однажды мы с Фредом приземлились здесь. Пытались найти его могилу. Но это огромная земля. Могил полно. И очень немногие подписаны.

Некоторое время все молчали, каждый думал о своем. Отец Николаса тоже сражался в пустыне против армии Роммеля. Ему повезло больше, чем отцу Джанни.

Англичанин бросил взгляд на Ройан. Она смотрела вниз, на свою родину, и ее взгляд сиял настоящей страстью, поразив Николаса. Искушение воспринимать подругу как англичанку вроде ее матери временами было неодолимым. И только в такие моменты он начинал осознавать другие грани ее личности.

Казалось, Ройан не замечает его испытующего взгляда. Она полностью погрузилась в себя. Ему стало интересно, что за таинственные мысли кроются в ее голове. Харпер вспомнил, как по возвращении в Англию она воспользовалась первой же возможностью улизнуть в Каир, и снова ему стало не по себе. Интересно, подумал Николас, не могут ли эти другие, неведомые привязанности перевесить ее преданность их общему делу? Неожиданно англичанин осознал, что знаком с Ройан всего лишь несколько недель и, несмотря на сильное влечение, ничего толком о ней не знает.

В этот момент Ройан подняла голову и быстро посмотрела на Харпера. Сидя у одного и того же окна, они оказались на расстоянии не многим больше фута друг от друга. Николас на доли мгновения заметил в ее глазах темные тени вины или другого чувства, что нисколько не усыпило его подозрения.

Ройан повернулась к Джанни, заглянув ему через плечо, и спросила:

— Когда мы будет перелетать Нил?

— По другую сторону границы. Суданское правительство сосредоточило все внимание на юге, где разразилось восстание, а на севере есть довольно заброшенные участки реки. Скоро мы резко снизимся, чтобы поднырнуть под лучи радаров суданских станций возле Хартума. Проскользнем в одну из таких щелок.

Джанни поднял с колен авиационную карту на дощечке и показал Ройан толстым коротким пальцем предполагаемый маршрут, нарисованный синим восковым карандашом.

— «Толстая Долли» так часто летала здесь, что могла бы проделать путь без моей руки на штурвале. Верно, старушка? — Он любовно погладил панель управления.

Через два часа, когда Николас и Ройан снова вернулись к шахматной доске в основном отсеке, Джанни объявил по системе внутреннего оповещения:

— Так, ребята. Без паники. Сейчас мы потеряем немного высоты. Идите вперед и наслаждайтесь зрелищем.

Пристегнувшись к откидным сиденьям кабины, пассажиры наблюдали отличный пример полета на сверхмалой высоте. Спуск был таким быстрым, что Ройан показалось, будто они падают с неба, а ее желудок остался где-то на высоте тридцати тысяч футов. Фред выровнял «Толстую Долли» в считанных футах от поверхности пустыни, так низко, что полет скорее напоминал поездку в сверхскоростном автобусе. Над каждой неровностью рыжевато-коричневого, выжженного солнцем ландшафта пустыни он мягко приподнимал ее, пропуская черные каменные глыбы или поднимаясь на крыло, чтобы облететь бархан.

— Пересекаем Нил через семь с половиной минут. — Джанни ткнул в секундомер, прикрепленный к штурвалу. — И если мы еще не заблудились, к чертовой бабушке, то в точности под нами будет остров в форме акулы.

Когда стрелка секундомера дошла до отметки, под ними пронеслась широкая сверкающая лента реки. Ройан заметила, как мелькнул зеленый островок с несколькими домиками, крытыми тростником, и дюжина лодок-долбленок на узком берегу.

— Что ж, старик не потерял хватки, — заметил Фред. — Сможет пролететь еще несколько тысяч миль, прежде чем мы сдадим его в утиль.

— Не болтай о старости, щенок. У меня есть парочка трюков про запас, которые я даже не опробовал.

— Да, спросите об этом Мару, — ухмыльнулся сын, поворачивая на юго-запад. Самолет так низко прижимался к земле, что распугал стадо верблюдов, пасущихся в редком колючем кустарнике. Они удалились прочь, оставив за собой тучу белой пыли, как свадебный кортеж.

— Еще три часа, и мы на месте встречи, — поднял глаза от карты Джанни. — Точнехонько! Приземлимся за сорок минут до заката. Лучше некуда.

— Тогда мне лучше пойти переодеться в дорожную одежду. — Ройан вернулась в основной отсек, вытащила свою сумку из-под койки и исчезла в уборной. Она вернулась оттуда через двадцать минут в широких штанах цвета хаки и хлопковой рубашке. — Эти ботинки созданы для ходьбы. — Ройан потопала по полу.

— Отлично, — заметил Николас с кровати. — А как твое колено?

— Дойду, — заявила Ройан.

— Хочешь сказать, что лишишь меня удовольствия тащить тебя на спине?

Эфиопские горы так незаметно показались на горизонте, что Ройан и не заметила их, пока Николас не обратил ее внимание на бледно-голубое пятно, возникшее на фоне ярко-синего неба Африки.

— Почти на месте. — Он бросил взгляд на часы. — Пойдем-ка в кабину.

Глядя вперед, они не могли заметить никаких опознавательных знаков, только бескрайнюю коричневую саванну, покрытую черными точками деревьев акации.

— Осталось десять минут, — объявил Джанни. — Вы что-нибудь видите?

Ответа не последовало, все смотрели вперед.

— Пять минут.

— Туда! — Николас указал направление. — Там русло Голубого Нила. — Впереди показалась плотная линия густо растущих деревьев. — А вон и труба старого сахарного завода на берегу. Мек Ниммур говорит, что посадочная полоса в трех милях от завода.

— Если и так, на карте ее нет, — проворчал Джанни. — Одна минута до того, как мы будем на месте.

Минута шла медленно.

— Ничего… — Фред умолк, когда перед ними с земли поднялась красная ракета прямо перед носом «Толстой Долли». Все в кабине облегченно улыбнулись.

— Как всегда точно. — Николас похлопал Джанни по плечу. — Я и сам не сделал бы лучше.

Фред поднялся на несколько сотен футов, а потом развернулся на сто восемьдесят градусов. Теперь на равнине горели два сигнальных огня — один с черным дымом, другой с белым. И только на расстоянии километра они смогли различить неясные очертания заросшей и давно не используемой посадочной полосы, построенной двадцать лет назад компанией, которая пыталась выращивать сахарный тростник, орошая его водой Голубого Нила. Но Африка снова победила, и компания исчезла, оставив в качестве собственной эпитафии жалкую отметку на равнине. Мек Ниммур не зря выбрал это место для встречи.

— Ни малейших признаков людей, — опять проворчал Джанни. — Что мне делать?

— Продолжай приближаться, — велел Николас. — Должны пустить еще одну ракету… А вот и она!

Из зарослей в конце полосы вырвался огненный шар, и наконец с самолета заметили человеческие фигуры. Люди оставались в укрытии до последнего момента.

— Это Мек! Приземляйся!

Когда «Толстая Долли» окончила торможение и приблизился конец грубой, испещренной ямами посадочной полосы, впереди появилась фигура в камуфляжной одежде, показавшая, куда выруливать — в пространство между двумя ближайшими деревьями.

Джанни выключил моторы и улыбнулся пассажирам.

— Ну, мальчики и девочки, кажется, мы снова вытянули счастливый билет!


Даже с высоты кабины «Толстой Долли» нельзя было не узнать Мека Ниммура, вышедшего из-под прикрытия зарослей акации. Только теперь путешественники заметили, что деревья были затянуты камуфляжной сеткой; потому-то им и не удалось заметить людей с воздуха. Как только погрузочный трап опустился, к самолету подошел Ниммур.

— Николас! — Они обнялись. Мек шумно расцеловал англичанина в обе щеки, потом отстранился от него и внимательно изучил лицо, радуясь столь скорой встрече. — Значит, я был прав! Ты снова за старое. Не просто охотишься на дик-дика?

— Как я мог обмануть старого друга? — пожал плечами Николас.

— Тебе это всегда легко удавалось, — засмеялся эфиоп, — но я рад, что мы повеселимся вместе. В последнее время жизнь была скучной.

— А то! — Англичанин дружески толкнул его в плечо.

Следом за Ниммуром показалась изящная тонкая фигура в оливково-зеленом камуфляже. Николас узнал в ней Тессэ, только когда она заговорила. На ней были десантные ботинки и тряпочная кепка, делающая ее похожей на мальчика.

— Николас! Ройан! Добро пожаловать обратно! — закричала она. Обе женщины обнялись с не меньшим энтузиазмом, чем мужчины.

— Эй, давайте пошевеливайтесь! — поторопил всех Джанни. — Это вам не Вудсток. Мне нужно вернуться на Мальту. Я хочу взлететь до наступления темноты.

Мек начал командовать разгрузкой. Люди забегали, выкатывая тяжелые контейнеры, а Сапер тем временем завел свой любимый трактор. Он принялся свозить грузы по трапу и складывать в роще акаций под камуфляжной сеткой. Грузчиков было много, и дело пошло так быстро, что «Толстая Долли» опустела в тот момент, когда солнце начало опускаться за горизонт и африканские сумерки принялись стирать краски с ландшафта.

Джанни и Николас провели последнее короткое совещание в кабине, пока Фред завершал предполетные проверки. Они еще раз обсудили планы и обмены сообщениями по радио.

— Через четыре дня, начиная с сегодняшнего, — согласился Джанни. Они быстро пожали друг другу руки.

— Отпусти человека, Николас! — заорал снизу Мек. — Мы должны перейти границу до рассвета.

Они посмотрели, как «Толстая Долли» вырулила на конец полосы и развернулась. Моторы бешено взревели, и в огромном облаке пыли самолет разогнался и поднялся над их головами. Джанни прощально покачал крыльями. Без включенных навигационных огней огромный «геркулес» растаял в темнеющем небе словно летучая мышь и исчез почти немедленно.

— Иди сюда. — Николас усадил Ройан под акацией. — Я не хочу, чтобы твоя нога выкинула какой-нибудь номер. — Он закатал ее штаны до середины бедра и замотал колено эластичным бинтом, пытаясь не проявлять получаемого от процесса удовольствия. Его порадовали поблекшие синяки и спавшая опухоль.

Николас нежно пощупал колено. Кожа была бархатистой, а плоть под ней упругой и теплой. Он поднял голову и по выражению лица Ройан понял, что она так же наслаждалась прикосновениями, как и он. Встретившись с ним глазами, она слегка покраснела и быстро опустила штанину.

— Нам с Тессэ надо о многом поговорить, — заявила она и поспешила к подруге.

— Я оставляю целый боевой отряд охранять ваши припасы, — объяснил Мек, когда Тессэ отвела Ройан в сторону. — Мы отправимся небольшой группой до границы. Проблем не должно возникнуть. Тут очень низкая вражеская активность. На юге идет война, но здесь тихо. Поэтому я и выбрал это место.

— Далеко ли до эфиопской границы? — осведомился Николас.

— Пять часов, — сказал Мек. — Мы проскользнем через один из проходов, когда зайдет луна. Остальные люди ждут меня у входа в ущелье Аббая. Встретимся с ними завтра, до рассвета.

— А оттуда до монастыря?

— Еще два дня пути. Мы окажемся там как раз вовремя, чтобы получить передачу от твоего толстого друга в толстом самолете.

Ниммур отвернулся и дал последние указания командиру отряда, который оставался охранять склад. Потом командир партизан собрал шестерых отправляющихся с ними через границу. Мек разделил между ними поклажу. Самым важным было радио, современная военная легкая модель, которую понес лично Николас.

— Ваши сумки слишком тяжелые. Придется их перепаковать, — сказал Мек Николасу и Ройан.

Они пересыпали содержимое своих рюкзаков в два брезентовых ранца, подготовленных Ниммуром. Двое его людей вскинули их на спину и растворились в темноте.

— Нет, он не возьмет это с собой! — Мек в ужасе посмотрел на увесистые ножки теодолита, который Сапер вытащил из контейнера. Уэбб не говорил по-арабски, поэтому Николасу пришлось перевести.

— Он говорит, что это очень нежный инструмент. Сапер не может бросить его с самолета, потому что прибор повредится и нельзя будет выполнить работу, за которую ему платят.

— Тогда кто его понесет? — спросил Мек. — Мои люди взбунтуются, если я попытаюсь их так нагрузить.

— Скажи этому сварливому козлу, что я сам его понесу, — с достоинством выпрямился Сапер. — Я не позволю этим неуклюжим громилам даже пальцем коснуться теодолита. — Он поднял сверток, взвалил его на плечо и удалился с прямой спиной.

Мек дал разведчикам пять минут форы, а потом кивнул:

— Теперь пора.

Через тридцать минут после взлета «Толстой Долли» они оставили посадочную полосу за спиной и отправились по темной и тихой равнине, держа путь на восток. У Мека с Николасом глаза как у кошек, подумала Ройан, следуя за ними. Они видели в темноте, и только благодаря их предупреждениям она не падала в ямы или не спотыкалась о кучи камней. Когда же все-таки Ройан задевала ногой за очередное препятствие, Николас всегда оказывался рядом, поддерживая крепкой, надежной рукой.

Они шли в полной тишине. Только во время кратких привалов — на пять минут каждый час — Харпер и Мек садились рядом, и до Ройан доносились обрывки слов. Она поняла, что баронет объяснял другу подлинные причины возвращения в ущелье Аббая. Англичанин часто повторял слова «Мамос» и «Таита», а эфиоп подробно его расспрашивал. Потом они снова поднимались и продолжали путь в ночи.

Через некоторое время Ройан окончательно утратила ощущение пройденного расстояния, и лишь ежечасные остановки говорили ей о минувшем времени. Ее медленно охватывала усталость, и становилось трудно поднимать ногу для каждого нового шага. Несмотря на ее заверения в обратном, коленка начинала болеть. Николас то и дело касался руки Ройан, подсказывая путь в трудных местах. Иногда они резко останавливались по знаку спереди, а потом стояли в темноте, пока после другого знака не продолжали быстро двигаться дальше. В один момент до нее донесся прохладный болотистый запах реки в сухом теплом ночном воздухе, и Ройан поняла, что они идут рядом с Нилом. Даже без слов она чувствовала нервное напряжение идущих впереди людей, настороженность, с которой они держали оружие.

— Переходим границу, — выдохнул Николас, и его опасения передались ей. Она позабыла про усталость, а кровь застучала у нее в висках.

На сей раз они не остановились на обычную передышку, а шли еще час, пока настроение людей не начало ощутимо меняться. Они легче шагали навстречу светлеющему небу. Вскоре месяц показал свои острые рожки над темными силуэтами далеких гор.

— Все чисто. Мы прошли, — сказал Николас нормальным голосом. — Добро пожаловать в Эфиопию. Как ты себя чувствуешь?

— Я в порядке.

— Я тоже устал, — ухмыльнулся он в лунном свете. — Довольно скоро нас ждет сон и отдых. Осталось недалеко.

Разумеется, Харпер солгал. Они шли и шли, пока ей не захотелось заплакать. А потом неожиданно донеслись звуки бегущей воды, и в рассветных лучах показался бурный поток Нила. Впереди Мек заговорил с поджидавшими их людьми, а после этого Николас заставил Ройан сойти с тропы и сесть. Сам он опустился на колени и развязал ее ботинки.

— Ты молодец. Я тобой горжусь, — сказал Харпер, снимая с нее носки и осматривая ступни в поисках волдырей. Потом англичанин размотал эластичный бинт. Колено слегка опухло, и ему пришлось массировать его искусными и нежными пальцами.

— Не останавливайся, — вздохнула Ройан. — Это очень приятно.

— Я дам тебе таблетку брюфена от воспаления. — Он вытащил пузырек из рюкзака, а потом расстелил свою куртку для нее. — Прости, но спальники прибудут вместе с нашими остальными вещами. Придется обойтись без комфорта до того момента, когда Джанни сбросит груз.

Николас протянул Ройан флягу и, пока она запивала таблетку, вытащил упаковку сухих пайков.

— Не лучшая пища для гурманов. — Он понюхал содержимое. — В армии мы называли их крысиными пайками.

Ройан заснула, не успев до конца прожевать безвкусное мясо и похожий на пластик сыр.

Когда Николас разбудил ее, принеся кружку сладкого чая, Ройан, открыв глаза, обнаружила, что день клонится к вечеру. Харпер сел рядом и отхлебнул горячего напитка, шумно дуя на него после каждого глотка.

— Тебе будет приятно узнать, что Мек полностью введен в курс дела и согласился нам помогать.

— Что ты рассказал ему?

— Ровно столько, чтобы заинтересовать, — ухмыльнулся Николас. — Теория постепенного открытия карт. Никогда не говорите все сразу, говорите по чуть-чуть. Он знает, что именно мы ищем и о наших планах запрудить реку.

— Как насчет рабочих для строительства?

— Монахи в монастыре Святого Фрументия сделают, что он им скажет. Наш Мек — великий герой.

— И что ты ему обещал взамен?

— До этого момента мы еще не добрались. Я сказал, что не представляю, какие находки нас ждут. А он засмеялся и сказал — я верю тебе.

— Глупый мальчик, верно?

— Я бы не стал так описывать Мека Ниммура, — пробормотал Николас. — Думаю, что в подходящий момент он назовет нам цену своего сотрудничества. — Англичанин поднял голову. — А мы как раз о тебе, Мек.

Партизан подошел к ним и присел на корточки рядом с Николасом.

— И что вы говорили?

— Ройан считает тебя жестоким злодеем, заставившим ее идти всю ночь.

— Николас тебя испортил, женщина. Я видел, как он возится с тобой, — рассмеялся Мек. — А я говорю: обращайтесь с ними пожестче. Женщины это любят. — Он заговорил серьезнее: — Прости, Ройан. Граница всегда неприятное место. Здесь, дома, ты найдешь меня меньшим злодеем.

— Мы очень благодарны тебе.

Он почти торжественно кивнул.

— Николас — мой старый друг, а ты, я надеюсь, новый друг.

— Я пришла в ужас от того, что рассказала Тессэ. Ну, о нападении на монастырь…

Мек нахмурился и дернул себя за короткую бороду, вырвав клок волос от гнева.

— Полковник Ного и его убийцы. Это хороший пример того, против чего мы сражаемся. Мы избавились от тирании Менгисту, а теперь попали в новый кошмар.

— Что случилось, Мек?

Сдержанно, но красочно он описал резню в монастыре и похищение сокровищ.

— Нет никаких сомнений в том, что это был Ного. Каждый монах, переживший бойню, запомнил его лицо. — Ниммур поднялся, не в силах сидеть от ярости. — Монастырь много значит для людей Годжама. Меня крестил сам Джали Хора. Убийство аббата и осквернение церкви — чудовищное преступление. — Он нахлобучил на голову кепку. — А теперь нам пора в путь. Дорога впереди крутая и сложная.


Теперь, после перехода границы, стало безопасно двигаться днем. Весь второй день они шли вверх по ущелью. Там не было предгорий, и казалось, будто путники входят в ворота огромного замка. Стены поднимались по обе стороны от них почти на четыре тысячи футов, а в глубинах змеилась река, вспененная порогами и перекатами. К полудню Мек велел расположиться на привал в роще возле реки. Под ними находился небольшой пляж, укрытый огромными валунами. Должно быть, камни скатились с утесов, возвышавшихся неподалеку, словно крепостные стены.

Все сидели порознь. Сапер еще переживал из-за перебранки с Меком по поводу теодолита. Он поставил тяжелый инструмент на видное место и расположился подчеркнуто близко к нему. Мек и Тессэ казались странно притихшими, ушедшими в себя, пока молодая женщина неожиданно не схватила возлюбленного за руку.

— Я хочу рассказать им! — выпалила она. Мек посмотрел на реку и кивнул.

— Почему бы и нет?

— Пусть они знают, — настаивала Тессэ. — Они имели дело с Борисом и поймут.

— Ты предпочитаешь, чтобы история прозвучала из моих уст? — негромко спросил Мек, держа ее за руку.

— Да, — кивнула она. — Так будет лучше.

Предводитель партизан помолчал, ища подходящие слова, а потом начал говорить своим низким голосом, глядя не на них, а на лицо Тессэ.

— Как только я увидел эту женщину, то понял — ее мне послал Господь.

Она придвинулась ближе.

— Мы с Тессэ произнесли клятвы в ночь Тимката и попросили у Бога прощения. А потом я сделал ее своей женщиной.

Она положила голову на мускулистое плечо Ниммура.

— Русский пошел за нами. И обнаружил здесь, на этом самом месте. Он пытался убить нас обоих.

Тессэ посмотрела на берег, где она и ее возлюбленный чуть не умерли, и вздрогнула от ужаса.

— Мы сражались, — продолжил Мек. — Когда русский был мертв, я кинул его тело в реку.

— О его смерти нам известно, — заметила Ройан. — Люди из посольства рассказали, что полиция обнаружила тело Бориса ниже по течению, возле границы. Только мы не знали, как это произошло.

Все помолчали, а потом Николас нарушил тишину:

— Жаль, что я не видел. Думаю, это была страшная драка.

— Русский был силен. Я рад, что мне не надо драться с ним во второй раз, — признал Мек, поднимаясь. — Если выйдем сейчас, то доберемся до монастыря засветло.

Май Метемма, недавно избранный аббатом монастыря Святого Фрументия, встретил их на террасе, выходящей на реку. Он был не сильно моложе Джали Хоры, высокий, с головой, убеленной сединами, и по случаю прибытия такого почетного гостя, как Мек Ниммур, надел голубую митру.

После того как гости искупались и отдохнули час в предоставленных им кельях, монахи повели их на приготовленный приветственный пир. Когда бутылки с теем наполнили в третий раз, а настроение аббата и его паствы заметно улучшилось, Мек зашептал старику на ухо:

— Вы помните историю святого Фрументия? Как Господь выкинул его на наш берег из штормового моря, дабы он принес нам истинную веру?

Глаза аббата наполнились слезами.

— Его святое тело было захоронено здесь, в нашем макдасе. Но варвары пришли и похитили священную реликвию. Мы осиротели. Исчезла причина, ради которой были построены эти храм и монастырь. Церковь забыла о нас. Мы на грани падения. Монастырь сгинет, а монахи разлетятся, будто сухие листья на ветру.

— Когда святой Фрументий пришел в Эфиопию, он был не один. Из Византии с ним пришел еще христианин.

— Святой Антоний. — Аббат потянулся к фляге, дабы заглушить свою печаль.

— Святой Антоний, — согласился Мек. — Он умер раньше святого Фрументия, но был не менее святым человеком, нежели его брат.

— Святой Антоний также великий и святой человек, заслуживающий нашей любви и почета. — Метемма сделал глоток из фляги.

— Пути Господа неисповедимы, — покачал головой Мек, будто изумляясь чудесам устройства Вселенной.

— Да, они глубоки, и не нам сомневаться в них или пытаться постичь.

— И все же он милосерден и награждает верных ему.

— Господь милосерден. — Из глаз аббата заструились слезы, потекли по щекам.

— Вы и ваш монастырь понесли тяжелейшую потерю. Драгоценную реликвию, мощи святого Фрументия забрали — и, увы, их не вернуть. Но что, если Бог пошлет другие? Если он пошлет вам мощи святого Антония?

Аббат поднял заплаканное лицо, которое неожиданно обрело заинтересованное выражение.

— Это было бы настоящим чудом.

Мек Ниммур обнял старика за плечи и начал шептать ему в ухо. Метемма перестал рыдать и внимательно слушал.


— Я нашел для вас рабочих, — сообщил Мек Николасу по пути вдоль ущелья на следующее утро. — Май Метемма обещал нам сотню человек через два дня и еще пятьсот на следующей неделе. Он отпускает грехи тем, кто согласится работать на строительстве плотины. Принявшие участие в столь чудесном замысле, как поиски тела святого Антония, избегнут адского огня.

Обе женщины остановились и воззрились на него.

— Что ты обещал этому бедному старику? — вопросила Тессэ.

— Тело взамен того, что похитили из храма. Если нам удастся найти могилу, то доля монастыря — мумия Мамоса.

— Это ужасный поступок! — взорвалась Ройан. — Ты обманом заставил их помогать.

— Это не обман! — Темные глаза эфиопа вспыхнули в ответ на обвинение. — Да, они владели ненастоящим телом святого Фрументия, и все же сотни лет оно объединяло монашеское сообщество и притягивало христиан со всей страны. Теперь, когда мощи исчезли, под угрозой само существование монастыря. Они лишились смысла жизни.

— Ты внушил им ложные надежды! — продолжала злиться Ройан.

— Тело Мамоса не менее подлинно, нежели утраченное ими. Какая разница, древний это египтянин или древний христианин, если поклонение ему укрепляет веру людей и поможет монастырю просуществовать еще пятьсот лет?

— Думаю, Мек прав, — высказался Николас.

— С каких пор ты стал экспертом по христианству? Ты — атеист! — напустилась на Харпера Ройан, а он поднял руки, словно отбивая удар.

— Ты права. Я и в самом деле ничего в этом не понимаю. Поспорь лучше с Меком. А мне куда полезнее поговорить о теории плотиностроения с Сапером. — Он быстро зашагал к голове колонны и пошел рядом с инженером.

Время от времени до Николаса доносились яростные голоса спорящих, которые заговорили на повышенных тонах. Он знал Мека, но начинал понимать и Ройан. Интересно узнать: кто одержит верх в этой словесной перепалке?


К полудню они добрались до начала каньона. Пока Мек искал подходящее место для лагеря, Николас с Сапером немедленно отправились к узкому месту реки, перед самым водопадом. Инженер устанавливал теодолит, его друг вытащил рейку с делениями. Сапер гонял Харпера вверх-вниз по обрыву, подавая знаки рукой и неотрывно глядя в объектив теодолита. Николас, пошатываясь на небольших выступах, пытался держать рейку прямо, чтобы Уэбб мог проводить замеры.

— Отлично! — проревел Сапер, сделав двенадцатый замер. — Теперь мне нужен человек на другой стороне реки.

— Чудесно! — прокричал в ответ Харпер, — Мне лететь или плыть?

Николасу пришлось пройти три мили вверх до брода, а потом пробираться сквозь приречные кусты до места, напротив которого Сапер лежал на спине, покуривая сигарету.

— Ты здесь не особо надрывался, верно? — закричал баронет через реку.

Сапер закончил снимки только к сумеркам, а его другу еще предстоял долгий путь через брод. Харпер прошел последнюю милю почти в полной темноте, ориентируясь только по свету костров. Наконец изрядно уставший Николас добрался до лагеря, проковылял мимо шалашей и швырнул наземь мерную рейку.

— Надеюсь, ты скажешь, что оно того стоило! — прорычал он Саперу, не поднимавшему головы от логарифмической линейки. Уэбб работал над составлением новых чертежей при свете маленькой бутановой лампы.

— Ты не слишком ошибся в оценке, — поздравил он Николаса. — В самом узком месте, над водопадом, река в ширину достигает сорока одного ярда, и именно там я хочу расположить строение.

— Скажи мне одно: можно там построить плотину? Сапер ухмыльнулся и постучал пальцем себя по носу.

— Добудь мой трактор, и я запружу чертов Нил!


После обеда — они съели еще несколько сухих пайков — Ройан посмотрела на Николаса, сидящего по другую сторону от костра. Встретившись с ним взглядом, она коротко мотнула головой, пригласив его отойти в сторонку. Потом Ройан поднялась и незаметно ушла из лагеря, оглянувшись и убедившись — Харпер следует за ней. Николас освещал тропу фонарем, пробираясь вместе с Ройан к месту будущей плотины. Там они отыскали камень, с которого открывался вид на воду, и присели на него.

Англичанин выключил фонарь. Николас с Ройан помолчали, привыкая к звездному свету. Потом она прошептала:

— Были моменты, когда я сомневалась, что вернусь сюда. Словно все это только сон и заводи Таиты не существует.

— Может быть, для нас ее и не будет. Без помощи монахов из аббатства, — проговорил он.

— Вы с Ниммуром победили, — негромко рассмеялась Ройан. — Разумеется, нам придется принять их помощь. Аргументы Мека на удивление убедительны.

— Значит, ты согласна вознаградить их мумией Мамоса?

— Я согласна отдать им ту мумию, которую мы отыщем. Если отыщем вообще, — пояснила Ройан. — Насколько мы знаем, настоящей мумией Мамоса может оказаться похищенная Ного.

Харпер вполне естественным жестом обнял ее за плечи, и через мгновение она спокойно приникла к нему.

— О, Ники, я так боюсь и надеюсь. Боюсь, что все надежды тщетны, а надеюсь, что мы отыскали ключ к головоломке Таиты. — Ройан повернулась к баронету, и ее дыхание коснулось его губ.

Николас нежно поцеловал ее, потом отстранился, ощущая тепло губ. Он пристально посмотрел на ее лицо в звездном свете. Она не попыталась отстраниться. Вместо этого Ройан качнулась навстречу и поцеловала его в ответ. Сначала это был сестринский поцелуй плотно закрытым ртом, но Харпер, запустив пальцы правой руки в волосы Ройан, притянул ее к себе и приник к губам. Она издала какой-то протестующий звук.

Англичанин медленно, нежно раскрыл ее губы. Возмущение стихло, когда он проник языком в глубины ее рта. Теперь Ройан издавала звуки, напоминающие о котятах, которые сосут молоко матери. Она обняла Николаса, впилась пальцами в его спину, открывшись поцелуям, и их языки переплелись.

Другой рукой Харпер расстегнул пуговицы ее рубашки до самого пояса. Ройан слегка откинулась назад, упрощая его задачу. Николас с восторгом обнаружил, что под тонким хлопком нет лифчика. Он обхватил одну из грудей — она оказалась маленькой и твердой, как раз помещалась в ладонь. Англичанин нежно сжал сосок пальцами. Тот набух и затвердел, словно спелая земляника.

Николас оторвался от ее губ и склонился к груди. Ройан негромко застонала и одной рукой направила его голову, глубоко вздохнув, когда он взял ее сосок в рот. Она вонзила ногти ему в спину как кошка, отвечающая на ласку. Все ее тело трепетало в его объятиях, но через некоторое время Ройан отвела голову Харпера. На мгновение Николасу показалось, что она отвергает его. Но Ройан только вложила ему в рот другой сосок и снова резко выдохнула, когда он коснулся его губами.

Ройан все больше теряла голову, да и его возбуждение росло. Он не мог уже сдерживаться. Рука мужчины скользнула вниз по ее животу, ладонь легла на мягкий холмик лобка. В тот же миг она резко отстранилась и вскочила на ноги, расправляя одежду и застегивая рубашку дрожащими пальцами.

— Прости меня, Ники. Я хочу тебя, Бог свидетель, как я хочу тебя. Но, — Ройан покачала головой, все еще тяжело дыша, — не сейчас. Пожалуйста, прости меня, Ники. Я разрываюсь между двумя мирами. Половина меня безумно хочет тебя, а другая не позволяет…

Он поднялся и целомудренно поцеловал ее.

— Спешить нам некуда. Хороших вещей и подождать приятно, — проговорил Николас, легонько касаясь губ Ройан. — Пойдем! Я отведу тебя домой.


Следующим утром, когда было еще темно, первый отряд монахов, обещанный Май Метеммой, поднялся по ущелью, разбудив своим пением лагерь. Все вышли из шалашей поприветствовать длинную колонну обитателей монастыря.

— Боже мой, — зевнул Николас. — Похоже, мы начали новый крестовый поход. Они, должно быть, вышли в середине ночи, чтобы добраться сюда в этот час. — Он отправился к Тессэ и заявил ей: — С этого момента ты назначаешься официальным переводчиком. Сапер не знает ни слова ни по-арабски, ни по-амхарски. Не отходи от него.

Как только полностью рассвело, Мек и Николас вышли из лагеря подготовить зону заброски снаряжения. К полудню они пришли к выводу, что надо использовать саму долину. По сравнению с окружающими ее скалами местность в ней была ровной и достаточно свободной от препятствий. Заброску следовало производить как можно ближе к будущей плотине, потому что каждая миля, которую пришлось бы тащить снаряжение, неимоверно увеличивала затраты времени и сил, столь нужных для работы.

— Время — наш основной сдерживающий фактор, — объяснил Николас Меку, когда они стояли возле выбранной зоны заброски следующим утром. — До начала сезона дождей каждый день на счету.

Мек посмотрел на небо:

— Моли Бога о поздних дождях.

Они разметили место заброски на милю ниже по реке, в самой широкой части долины с удобным подходом через разрыв в холмах. Джанни предстояло лететь низко и ровно около пяти миль с поднятыми закрылками и распахнутым погрузочным люком.

— Что ж, подходит, — заметил Мек, оглядывая зубчатые скалы, окружающие их. — Твой толстый друг умеет летать?

— Летать? Да он наполовину птица.

Они спустились по долине, чтобы разместить маркеры и сигнальные ракеты. Маркеры выглядели как кресты из кварца. Их расположили в середине поля, сделав хорошо заметными с воздуха. Сапер трудился выше по долине. Его силуэт выделялся на фоне неба — он расставлял дымовые шашки, отмечающие приближение к зоне заброски.

Николас обернулся и посмотрел в противоположном направлении. Там он заметил двух женщин, сидящих на камне в дальнем конце долины. Сапер уже помог им установить сигнальные шашки, означающие дальний конец зоны. (Отсюда Джанни должен был подниматься вверх.)

Потом Харпер обратился к людям Мека, заканчивающим выкладывать последний снежно-белый кварцевый знак. Когда приготовления закончились, командир партизан приказал всем покинуть зону выброски. После этого, прихватив радиостанцию, он и Николас поднялись к Саперу. Мек помог Уэббу раскинуть антенну. Затем радио включили и тщательно настроили на условленную волну, и только тогда Харпер нажал кнопку микрофона.

— «Толстая Долли». Слышишь меня, «Толстая Долли»? — проговорил он, но в ответ донеслись только хрипы и писк.

— Наверное, они опаздывают, — предположил Николас, стараясь не показывать волнения. — В этот раз Джанни летит прямо с Мальты. После первой выброски он вернется на вашу базу в Судане за вторым грузом. При удаче мы получим оба груза до завтрашнего полудня.

— Если толстяк вообще прилетит.

— Джанни — настоящий профи, — проворчал Николас. — Он будет на месте. — Англичанин поднес микрофон к губам. — «Толстая Долли», ты слышишь? Отбой.

Каждые десять минут он снова посылал призывы в тишину эфира и, не получая ответа, мысленным взором представлял суданские «МиГи», нацеливающие свои ракеты, и старый «геркулес», падающий в клубах пламени.

— Ответь, «Толстая Долли», — в очередной раз взмолился Харпер. И наконец в наушниках раздался тонкий скрипучий голос:

— Фараон, это «Толстая Долли». РВП[5 - Расчетное время прибытия] сорок пять минут. Прием, — коротко сообщил Джанни. Он слишком давно занимался контрабандой, чтобы дать враждебному уху время обнаружить его в небе.

— «Толстая Долли». Понял, четыре пять. Это Фараон. Прием. — Николас подмигнул Меку. — Похоже, мы все же в игре.

Партизан услышал звук первым. Его уши были натренированы долгими годами войны. На этой земле, если ты хотел жить, приходилось реагировать на звук приближающегося с воздуха противника задолго до того, как он оказывался рядом. Николасу не хватало практики, поэтому отчетливый гул моторов, странно отдающийся эхом от стен ущелья, он услышал почти на пять минут позже. В направлении Харпер не был уверен, но и он, и Мек прикрыли глаза ладонью от солнца и посмотрели на запад.

— Вон она, — восстановил свою честь Николас, заметив крохотное темное пятнышко, летящее так низко, что почти сливалось со стенами ущелья. Харпер кивнул Саперу.

Тот побежал к сигнальным шашкам и занялся ими. Вскоре от них повалили облака густого желтого дыма, разносимого легким ветерком. Таким образом Джанни узнал не только начало зоны выброски, но и силу и направление ветра.

Николас поднял бинокль, разглядывая другой конец долины. Тессэ и Ройан тоже подожгли шашки, и от них пошел темно-красный дым. Обе женщины вернулись на свое место и посмотрели на небо.

Харпер негромко сказал в микрофон:

— «Толстая Долли». Дым идет. Он в прямой видимости?

— Ответ утвердительный. Вы видимы. Возблагодарите Бога за его дары! — жизнерадостно прокричал Джанни с заметным южноафриканским акцентом.

Самолет все рос и рос, пока крылья не загородили половину неба. Потом его силуэт резко изменился: опустились закрылки и распахнулся люк грузового отсека. Казалось, будто «Толстая Долли» висит на невидимой нити, привязанной к высокому солнцу Африки. Самолет медленно приближался, резко опускаясь, пока Джанни ориентировался по дыму. Ниже, ниже и ниже… Он летел прямо к встречавшим.

С жутким ревом, от которого все непроизвольно пригнулись, «Толстая Долли» пролетела, едва не сбив их с гребня холма. Николас заметил Джанни, глядящего из кабины и с улыбкой поднявшего руку в кратком приветствии.

Англичанин выпрямился и посмотрел, как «Толстая Долли» величественно летит к центру долины. Первый поддон вылетел из нее и устремился к земле, а потом раскрылись парашюты, напоминающие свадебный букет. Падение тяжелого контейнера резко замедлилось; он повис на стропах, но через несколько мгновений с грохотом, слышным даже с холма, рухнул на землю в туче желтой пыли. За ним последовало еще два, тоже зависших в воздухе на пару секунд перед приземлением.

Двигатели «Толстой Долли» оглушительно взревели, и, подняв нос, она пролетела над багровыми облаками дыма и выбралась из смертельной ловушки долины. Развернувшись, самолет сделал еще один заход. И снова контейнеры вылетали из его чрева, пока он летел над кварцевыми маркерами. И опять он поднялся над холмами, избежав каменных пиков, готовых сбросить его на землю.

Шесть раз Джанни повторил опасный маневр, всякий раз выкидывая по три прямоугольных груза. Они лежали, рассеянные по долине, окруженные складками белого шелка парашютов.

Наконец Баденхорст вышел из последнего захода и в наушниках Николаса раздался его голос:

— Не уходи, Фараон! Я вернусь. — Потом «Толстая Долли» закрыла люк, напоминая старую женщину, натягивающую штанишки, и улетела на запад.

Николас с Меком побежали в долину, где монахи уже смеялись и болтали возле контейнеров. Ниммур начал раздавать указания, разделив людей на команды. Те принялись разбирать грузы и уносить их к лагерю.

Сапер с Николасом распределили контейнеры так, чтобы в первых оказались самые нужные вещи. Таким образом прибыли еда сушеная и консервированная, личные вещи и оборудование для лагеря, а также другие вещи для комфорта, которые позволил себе Николас, включая противомоскитные сетки и ящик солодового виски. Он с облегчением увидел, что из драгоценного ящика нет течи. Значит, ни одна бутылка не разбилась при падении.

Сапер занялся строительными материалами и тяжелым оборудованием. Тессэ переводила его приказы, и все вещи разобрали и отнесли к древней каменоломне. Там их оставили до той поры, пока они понадобятся на месте строительства. Наступила темнота, а половину контейнеров еще не успели разобрать, и они лежали там, где упали. Мек поставил вокруг вооруженную охрану, а все остальные устало потащились в лагерь.

Вечером, после глотка виски и хорошего ужина, лежа на пенополиуретановом коврике и под противомоскитной сеткой, Николас заснул с улыбкой на губах. Они положили хорошее начало.

Его разбудили монахи, поющие заутреню.

— Здесь нам не понадобится будильник, — простонал Харпер, плетясь к реке умываться и бриться.

Когда солнце позолотило верх скалы, они с Меком были уже на своих местах, вглядываясь в небо на западе. Согласно задуманному плану, Джанни должен был провести ночь в Судане. Люди Ниммура в это время загрузили бы в самолет остатки груза, привезенного в первый полет с Мальты. Эта часть операции была одной из наиболее уязвимых. Хотя Мек уверял, что в той зоне почти нет армии, хватило бы одного правительственного патруля, чтобы попасть в беду. Поэтому, услышав знакомый гул моторов, отдающийся эхом от скал, все вздохнули с облегчением.

«Толстая Долли» пошла в первый заход над долиной и, пролетая над кварцевыми крестами, выпустила из своего чрева желтый погрузочный трактор. Николас невольно задержал дыхание, глядя, как тот устремился вниз, а потом повис на парашютных стропах. Раскачиваясь на нейлоновых веревках, трактор падал, сопровождаемый удивленными и восхищенными криками монахов. Обрушившись на землю, машина подняла клубы пыли.

Сапер стоял рядом с Николасом, не переставая стонать. Уэбб даже закрыл глаза, чтобы не видеть поднятой тучи земли.

— Надо же так уделаться! — упавшим голосом проговорил он.

— Это приказ или просто просьба? — спросил Харпер, хотя ему тоже не было весело.

Когда упал последний контейнер, Николас включил микрофон:

— Большое спасибо, «Толстая Долли». Счастливого полета домой.

— Иншалла! Да будет на то воля Бога! — ответил Джанни.

— Я сообщу, когда понадобится обратный рейс.

— Буду ждать, — откликнулись с «Толстой Долли», исчезающей на горизонте. — Ни пуха ни пера!

— Что ж, — Николас хлопнул Сапера по спине, — пойдем-ка посмотрим, есть ли у нас трактор.

Желтая машина лежала на боку. Из дырки вытекал бензин, словно кровь из убитого динозавра.

— Можешь отваливать. Главное — дай мне дюжину черных ребят в помощь, — так скорбно заявил Сапер, будто стоял у могилы возлюбленной.

Уэбб не вернулся к обеду, поэтому Тессэ отправила ему уата и немного инжира, чтобы тот перекусил в процессе работы. Николас подумал, не предложить ли Уэббу помощь в починке поврежденного трактора, но решил, что не стоит. Он знал по горькому опыту — иногда Сапера лучше оставить в покое. И теперь был один из таких случаев.

Рано утром, еще в темноте, лагерь осветили слепящие фары, а холмы задрожали от рева дизельного двигателя. Лысую голову инженера покрывали масло и грязь, глаза запали, но в голосе звучало торжество. Сапер въехал между шалашами и радостно закричал с высокого места водителя:

— Что же, мальчики и девочки! Вставай, поднимайся рабочий народ. Пойдемте строить плотину.


Понадобилось еще целых два дня, чтобы собрать все грузы, раскиданные по долине, и отнести снаряжение в древнюю каменоломню. Там их аккуратно сложили в соответствии со списком, который Николас и Сапер составили еще в Англии. Было очень важно знать, где находится тот или иной предмет, чтобы в случае необходимости быстро его достать. Тем временем Уэбб начал работу на месте будущей плотины. Он закладывал основание, забивал пронумерованные деревянные колья в берега реки, проводил окончательные измерения длинным стальным складным метром.

Во время подготовительной работы Николас наблюдал за стараниями монахов и начал с ними лично знакомиться. Он выбирал прирожденных лидеров и самых старательных. Также Харпер отобрал говорящих по-арабски или по-английски. Самым многообещающим оказался монах по имени Хансит Шериф. Его Николас сделал личным помощником и переводчиком.

Когда они как следует устроились в лагере и установили отношения с монахами, Мек Ниммур отвел Николаса в сторону, чтобы не слышали женщины.

— С этого момента я буду обеспечивать нашу безопасность. Мы должны быть готовы предотвратить новое нападение. Хватит прошлой резни в монастыре Святого Фрументия. Ного и его головорезы никуда не делись. Он скоро узнает, что вы вернулись в ущелье. И когда этот негодяй явится, я буду ждать его.

— Да, с «АК-47» ты полезнее, чем с киркой, — согласился Николас. — Только оставь Тессэ. Она нам нужна.

— Мне тоже, — улыбнулся Мек и сокрушенно покачал головой. — И лишь теперь начинаю понимать насколько. Я буду возвращаться каждый вечер навестить ее.

Ниммур увел своих людей в заросли колючего кустарника и расставил вдоль дороги и вокруг лагеря. Когда Николас отрывался от работы, он часто видел фигуру кого-нибудь из часовых-партизан на возвышенностях. От их присутствия становилось гораздо спокойнее.

Однако, как он и обещал, Мек возвращался в лагерь почти каждый вечер. По ночам Николас часто слышал, как из шалаша Тессэ и Ниммура доносятся низкий смех партизана и серебристые колокольчики голоса его возлюбленной. И тогда англичанин лежал и думал о Ройан в соседнем домике, одновременно столь близкой и столь далекой.


На пятый день прибыла вторая партия из трех сотен рабочих, обещанная Май Метеммой, и Николас был поражен. Такие вещи редко происходили в Африке. Интересно, подумал Харпер, что же именно Мек сказал аббату? Но баронет решил особенно долго не размышлять на эту тему, поскольку появилась реальная возможность приступить к строительству.

Новые рабочие не были монахами, потому что монастырь Святого Фрументия уже отдал всех, кого мог, священному труду. Прибыли крестьяне, живущие наверху ущелья. Май Метемма уговорил их выйти на работу, обещая отпущение грехов и запугивая адским пламенем.

Николас и Сапер разделили рабочих на команды по тридцать человек. Во главе каждого отряда поставили одного из выбранных монахов. Людей старательно группировали по физическим данным, так чтобы рослых и физически здоровых мужчин можно было бросить на самые тяжелые работы, а тех, что пониже и послабее, — на задания, не требующие особенной силы.

Николас придумал названия для каждой команды — «Буйволы», «Львы», «Топоры» и так далее. Ему пришлось напрячь воображение, но он считал важным вызвать в рабочих чувство гордости и желание соревноваться с другими. Харпер провел их по каменоломне, причем впереди каждой группы шел назначенный церковный начальник. Встав на один из древних каменных блоков как на сцену, с Тессэ в качестве переводчика, он произнес пылкую речь, в конце пообещав расплатиться серебряными талерами. Обещанная заработная плата была втрое выше средней по стране.

До этого момента люди слушали англичанина с печальным и обреченным видом, но теперь произошло удивительное превращение. Ни один не думал, что ему заплатят за работу, поэтому большинство только и ждало удобного момента, чтобы сбежать домой. А теперь Николас обещал им не просто деньги, а серебряные талеры. Последние две сотни лет талеры Марии Терезии рассматривались как единственная платежеспособная единица. Поэтому их до сих пор чеканили с датой «1780 год» и портретом старой императрицы с двойным подбородком и декольте, наполовину открывающем огромный бюст. Одна такая монета ценилась больше, чем целый мешок ничего не стоящих бырров, печатавшихся новым режимом в Аддис-Абебе. Чтобы оплатить работу, Николас включил ящик серебряных монет в первый контейнер, сброшенный Джанни.

На черных лицах засверкали белозубые счастливые улыбки. Кто-то запел, и все принялись притопывать и приветствовать Николаса, отправляясь получать инструменты. Вооружившись кирками и лопатами, они двинулись вверх по долине к месту строительства дамбы, распевая и танцуя.

— Ты — святой Николай, — засмеялась Тессэ. — Санта-Клаус. Они никогда тебя не забудут.

— И даже могут построить монастырь в твою честь, — предположила Ройан.

— Эти ребята еще не знают, что каждую монету придется зарабатывать тяжелым трудом.

С этого момента работа кипела с самого рассвета до полной темноты. Люди возвращались во временный лагерь при свете тростниковых факелов, слишком усталые, чтобы петь. Николас договорился с главами деревень над ущельем, чтобы каждый день они предоставляли одно животное для забоя. Утром по дороге спускались женщины, гоня скотину и неся огромные горшки с теем на головах.

За последующие дни из небольшой трудовой армии Николаса не дезертировал никто.


Устроившись на высоком кресле трактора, Сапер поднял первый наполненный камнями проволочный габион. Сооружение весило несколько тонн, и тут же работа замерла, поскольку все мужчины встали по берегам Дандеры и принялись наблюдать. Раздался гул удивления, когда Уэбб спустился на желтом тракторе по крутому берегу, высоко удерживая габион, и заехал в воду. Течение, нарушенное этим вторжением, сердито закрутилось вокруг высоких задних колес, но Сапер продвинулся еще глубже.

Толпа, стоявшая вдоль берега, начала петь и одобрительно хлопать. В этот момент вода достигла кабины, Сапер нажал на тормоза и опустил габион в поток. Потом он задом выехал на берег. Люди радостно приветствовали его, хотя вода скрыла плоды трудов человека и только водоворот на поверхности отмечал местоположение будущей плотины. Наготове лежал еще один наполненный габион. Трактор подъехал к нему, опустил стальные захваты и поднял тяжелый груз с нежностью матери, баюкающей ребенка.

Николас крикнул руководителям, чтобы они отправляли группы на работу, и вверх по долине зашагали эфиопы, обнаженные, если не считать белых набедренных повязок, покрытые потом от жары, царящей в ущелье. Их кожа блестела как антрацит, только что вырезанный из пласта угля. Каждый нес на голове корзину с камнями и опрокидывал ее в габион, а потом возвращался с пустой корзиной в каменоломню. Как только ящик из металлической сетки наполнялся, другая команда прикрепляла крышку и приматывала ее прочной проволокой.

— Двадцать талеров команде, которая наполнит сегодня больше габионов! — проревел Николас.

Работники радостно закричали и удвоили усилия, но угнаться за Сапером на его тракторе не могли все равно. Он искусно клал блоки, полные камней, начав с мелководья вдоль берега. Уэбб укладывал каждый следующий так, чтобы он опирался о предыдущий для большей прочности.

Сначала не было заметно никаких серьезных изменений, но когда над водой поднялся маленький риф, река наконец заметила вторжение. Ее голос изменился с негромкого журчания на монотонный гул — она пыталась разрушить стену Сапера.

Вскоре над поверхностью Дандеры показалась стена из габионов, и река стала почти вдвое уже. Теперь она свирепо рвалась через оставленный прогал зеленым могучим потоком и слегка поднялась по берегам. Река не оставляла в покое основание плотины, пытаясь найти слабые места. Вместе с ростом уровня воды работа замедлилась.

Выше, среди приречных зарослей, работали лесорубы, и Николас морщился всякий раз, как падало одно из громадных деревьев, со стоном и скрипом, похожим на плач живого существа. Англичанин считал себя сторонником сохранения природы, а многим из этих лесных гигантов понадобились целые столетия, чтобы вырасти.

— Ты хочешь построить свою чертову плотину или сберечь эти хорошенькие деревья? — яростно спросил Сапер, когда Николас начал жаловаться в его присутствии. Харпер молча отвернулся.

Все уже устали от беспрестанного труда. Нервы напряглись до предела, раздражительность только и ждала случая, чтобы излиться. Среди рабочих произошло несколько жутких драк, и Николасу пришлось проскакивать под рассекающими воздух стальными кирками, чтобы разнять ссорящихся.


Они медленно ужимали реку, строя пирс с одного берега, и вот настал момент, чтобы начать работу на другом. Потребовались объединенные усилия всех рабочих, чтобы соорудить новую дорогу до самого брода. Там они подтолкнули трактор в воду. Задние колеса отчаянно завертелись, разбрызгивая пену, и сотня человек, таща за веревки, выкатила машину на другой берег.

Пришлось построить еще одну дорогу до будущей плотины. Рабочие срубили деревья, преграждавшие им путь, и убрали камни, мешающие трактору проехать. Добравшись до места строительства, приступили к выкладке габионов навстречу уже имеющемуся пирсу.

Постепенно, по нескольку метров в день, две стены подползали все ближе и ближе друг к другу. Однако с уменьшением промежутка вода ярилась все сильнее, усложняя работу.

Тем временем в двух сотнях метров вверх по течению от плотины «Соколы» и «Скорпионы» трудились не покладая рук. Эти две команды строили плот из стволов срубленных деревьев. Бревна связали между собой, образовав решетку, сверху положили тяжелые листы полихлорвинила, чтобы добиться водонепроницаемости, а затем еще одну такую же решетку, образовав гигантский сандвич. Все как следует скрепили толстой проволокой. И наконец, одну сторону конструкции утяжелили камнями.

Сапер уложил камни таким образом, чтобы плот вздымался над водой вертикально. Один конец почти скреб по дну, а другой — возвышался над поверхностью реки. Размеры плота в точности соответствовали разрыву между двумя основаниями плотины. Пока же работа над плотом и стеной продолжалась, Сапер сложил по куче габионов с обеих сторон чуть пониже дамбы.

Три другие рабочие команды, «Слоны», «Буйволы» и «Носороги», состоящие из самых высоких и сильных мужчин, трудились у начала долины, копая глубокий канал, в который планировалось отвести реку.

— Твой знаменитый инженер, Таита, не подумал об этой маленькой хитрости, — самодовольно заявил Сапер, стоя рядом с Ройан на краю канавы. — Благодаря ей нам достаточно поднять уровень воды еще на шесть футов, и река потечет в канал, а следом и в долину. А без этого нам бы потребовалось на двадцать футов больше.

— Может быть, четыре тысячи лет назад в реке был другой уровень воды, — заступилась за давно умершего египтянина Ройан, чувствуя странную преданность по отношению к Таите. — Или он выкопал канал, но следов от него не осталось.

— Очень сомневаюсь, — проворчал Сапер. — Наш канувший в Лету гений такого явно не придумал. — Удовлетворенно хмыкнув, он заметил: — Одно очко в мою пользу, мистер Таита.

Ройан незаметно улыбнулась. Странно, когда такие практичные и приземленные люди, как Уэбб, воспринимают происходящее как прямое соревнование с прошлым. Даже инженер оказался впутан в игру Таиты.


Ни угрозами, ни обещаниями райского блаженства нельзя было заставить монахов работать по воскресеньям. Каждый субботний вечер они уходили на час раньше и отправлялись по дороге к монастырю, чтобы успеть к причастию следующим утром. Хотя Николас ворчал и хмурился, глядя на такое дезертирство, втайне он, как и все остальные, радовался возможности отдохнуть. Рабочие страшно устали, а хотя бы один день в неделю не было пения заутрени в четыре утра.

Поэтому вечером в субботу Николас решил, что завтра проспит столько, сколько сможет. Однако в силу привычки Харпер проснулся так же рано. Ему не лежалось в постели, поэтому он отправился к реке, а вернувшись, обнаружил проснувшуюся и полностью одетую Ройан.

— Кофе?

Она сняла с очага кувшин и налила Николасу кружку.

— Я ужасно плохо спала прошлой ночью, — призналась Ройан. — И снилась мне кошмарная чушь. Я оказалась в гробнице Мамоса, заблудившись в лабиринте. Искала погребальную комнату, открывала дверь за дверью, и за каждой оказывались люди. В одной работал Дурайд, который посмотрел на меня и сказал: «Помни о правиле четырех быков. Начинай сначала». Он был такой настоящий, как живой. Я хотела броситься к нему, но дверь захлопнулась, и я поняла, что никогда больше его не увижу. — В глазах Ройан заблестели слезы.

Николас попытался отвлечь ее от печальных воспоминаний:

— А кто был в других комнатах?

— В следующей оказался Нахут Гуддаби. Он презрительно засмеялся и сказал: «Шакал преследует солнце». Его голова превратилась в голову Анубиса, бога царства мертвых, и он завыл и залаял. Я испугалась и убежала. — Ройан отпила кофе. — Это все бессмысленно и глупо, но в следующей комнате оказался фон Шиллер. Он поднялся в воздух, захлопал крыльями и проговорил: «Гриф поднимается, а камень падает». Я так ненавидела его, что захотела ударить побольнее, но Шиллер исчез.

— И ты проснулась? — предположил Николас.

— Нет. Там была еще одна комната.

— И кто там был?

Она опустила глаза и тихонько сказала: — Ты.

— Я? И что я говорил?

— Ты ничего не говорил, — прошептала Ройан и неожиданно вспыхнула, чем заинтриговала Харпера.

— Так что же я делал? — улыбнулся Николас.

— Ничего… То есть я не скажу! — Сон вернулся к Ройан, яркий как сама жизнь. Каждая деталь обнаженного тела Харпера, даже запахи и ощущения. Она с трудом перестала думать об этом, чувствуя себя столь же уязвимой, как и во сне.

— Расскажи, — настаивал он.

— Нет! — Ройан быстро поднялась, все еще розовая от смущения, и попыталась выкинуть сновидение из головы.

Прошлой ночью ей приснился мужчина, и впервые она испытала оргазм во сне. Проснувшись утром, Ройан обнаружила, что вся пижама намокла.

— Нас ждет целый день безделья! — выпалила она первую мысль, пришедшую в голову.

— Наоборот, — поднялся следом Николас. — Нам надо заняться приготовлениями к бегству отсюда. Когда придет время, мы скорее всего будем спешить.

— Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе? — спросила она.


Две команды, «Буйволы» и «Слоны», которым не хватало только старшин, ожидали их в каменоломне. В бригады входило шестьдесят самых сильных людей среди рабочих. Николас извлек из одного контейнера надувные плоты «эйвон». Все они были аккуратно сложены в чехлы, к которым сбоку пристегивались весла. Эти плоты сделали специально для плавания по бурной воде, и каждый «эйвон» мог нести шестнадцать человек команды и тонну груза.

Николас велел пристегнуть тяжелые упаковки к шестам, заранее вырезанным для переноски такого багажа. Пять человек с каждой стороны шеста с плотом, болтающимся посередине, легко справились с ношей. Они быстро двинулись по дороге, причем как только одна команда уставала, за дело бралась другая, даже не останавливаясь, на ходу.

Николас нес радиостанцию во влагостойком корпусе. Харпер не доверил драгоценный инструмент носильщикам. Они с Ройан шагали в самом хвосте, подпевая хору эфиопов, тащивших тяжелый груз, до самого монастыря.

Май Метемма встретил их на террасе, снаружи церкви Святого Фрументия. Он провел пришедших по лестнице, вырезанной прямо в скале, на две сотни футов вниз, к воде. Там находился узкий выступ, о который билась вода Нила, а брызги от водопада постоянным дождем орошали его. После жары и яркого солнца наверху, здесь, в глубине ущелья, казалось холодно, сумрачно и сыро. Черные скалы блестели от воды; уступ, на котором они стояли, был мокрым и скользким.

Ройан вздрогнула, глядя на несущиеся мимо воды. Они образовывали водоворот в глубоком каменном котле, а потом сквозь узкое устье ущелья продолжали свой яростный путь к Египту, на север.

— Если бы я знала, что ты планируешь такую дорогу домой… — Она с сомнением посмотрела на реку.

— Если предпочитаешь идти пешком, то я не возражаю, — заявил Николас. — Однако при удаче мы будем с некоторым багажом. Поэтому река — вполне логичный путь к отступлению.

— Думаю, ты прав, но она не слишком гостеприимна. — Ройан отломила щепку от бревна, некогда выброшенного на уступ, и швырнула ее в реку. Щепку мгновенно подхватило и унесло волной, возникавшей возле невидимого препятствия. — Какова скорость течения? — спросила Ройан, подавленно глядя, как деревяшку затянуло под воду.

— О, не более восьми или девяти узлов, — небрежно заметил Николас. — Но это пустяки. Уровень воды еще очень низкий. Погоди, пока в горах пройдут дожди. Вот тогда здесь действительно потечет вода. Будет весело. Многие люди заплатили бы неплохие деньги, чтобы сплавиться по реке вроде этой. Тебе непременно понравится.

— Спасибо, — сухо проговорила Ройан. — Жду не дождусь.

В пятидесяти футах над уступом, выше уровня Нила в сезон дождей, располагалась небольшая пещера — часовня Богоявления. Давным-давно монахи прорубили в камне коридор, оканчивающийся освещенной свечами комнатой со статуей Девы Марии в полный рост, одетой в поблекшие бархатные одежды и с младенцем на руках. Май Метемма дал разрешение сложить здесь плоты, прислонив их к стене. Когда носильщики ушли, Николас показал Ройан, как управлять ручками быстрого разворачивания на плотах и цилиндрами с углекислым газом, позволявшими надуть «эйвоны» за считанные минуты. Потом англичанин завернул радиостанцию и маленький аварийный запас в полиэтилен и поместил в одну из упаковок с плотом, откуда их можно было быстро достать.

— А ты разве не собираешься прокатиться на этом водном аттракционе? — тревожно спросила Ройан. — Ты ведь не отправишь меня одну?

— Лучше знать, как все работает, — отозвался Николас. — Если к нашему отъезду запахнет жареным, мне может понадобиться твоя помощь при надувании плотов.

Они поднялись по лестнице к теплу и солнечному свету, и молодая женщина забыла о своих опасениях.

— Еще нет и полудня, и весь день наш. Давай вернемся к заводи Таиты, — предложила Ройан, и Харпер снисходительно пожал плечами.

«Буйволы» и «Слоны» прошли с ними до самого поворота дороги. Здесь команды отправились обратно к дамбе, прокричав прощальные слова Николасу и Ройан.

Даже за короткое время, прошедшее с момента их последнего визита сюда, тропа через кусты заросла. Англичанину пришлось прорубать путь мачете, проходя пригнувшись под колючими ветками. Таким образом им удалось пересечь хребет и выйти к скале ровно над заводью Таиты только к середине дня.

— Кажется, мы были здесь последними, — с облегчением заметил Николас. — Никаких следов посетителей со времени нашего отъезда.

— А ты их ждал?

— Кто же мог знать? Фон Шиллер довольно сильный человек, и на него работает несколько очаровательных парней. Например, меня беспокоит Хелм, и есть опасения, что он шныряет вокруг. Надо посмотреть повнимательнее.

Харпер быстро обошел территорию, высматривая следы людей, потом вернулся к Ройан, сидящей на краю обрыва, и устроился рядом.

— Ничего, — подтвердил он. — Мы все еще единственные в деле.

— Как только Сапер остановит реку выше по течению, мы начнем работать здесь? Верно? — спросила она.

— Да, но еще до того, как плотина будет закончена, я хочу перенести сюда лагерь из каменоломни — все оборудование и прочие вещи, необходимые для исследования заводи.

— А как мы туда спустимся? По руслу реки, когда оно пересохнет?

— Я уже думал использовать его как дорогу и спуститься возле плотины. Или со стороны монастыря, через розовые скалы.

— Но в итоге ты решил выбрать другой способ? — догадалась Ройан.

— Даже лишенное воды русло — довольно большой крюк. Это минимум три-четыре мили волока с любого конца. Не говоря уж о том, что и сама дорога тяжелая. — Николас печально улыбнулся. — Можешь поверить, я настоящий эксперт в этом вопросе. Я спускался не самым приятным способом. Там по меньшей мере пять водопадов и каменные пороги, об которые меня швыряло.

— Так какова же твоя идея? — спросила она.

— Не моя, — поправил он. — Таиты. Ройан посмотрела вниз.

— Ты хочешь построить леса до низа пропасти, как он?

— Что хорошо для Таиты, подойдет и мне, — подтвердил Николас. — Старина наверняка как следует обдумал возможность использования речного русла как дороги и отказался от этой идеи.

— И когда ты начнешь работу над сооружением лесов?

— Одна из наших команд уже срезает бамбуковые шесты в ущелье. Завтра начнем переносить их сюда и складывать в кучу. Нельзя терять и дня. Как только плотина будет готова, надо немедленно спускаться в заводь.

Словно чтобы придать веса его словам, раздался далекий раскат грома, и собеседники, задрав головы, с волнением посмотрели на верх ущелья. Примерно в сотне миль к северу, словно отпечаток сепии, на голубом небе появились высокие башни кучевых облаков. Никто не вымолвил ни слова, но оба подумали, как зловеще собираются тучи над дальними горами.

Николас бросил взгляд на часы и поднялся:

— Пора возвращаться, если мы хотим оказаться в лагере до темноты.

Он подал Ройан руку и помог подняться. Она отряхнула одежду и подошла к самому краю каньона.

— Просыпайся, Таита! Мы идем по твоим следам, — проговорила Ройан.

— Не стоит бросать ему вызов. — Николас взял ее за руку и отвел от края. — Старый негодяй и так причинил нам довольно неудобств.


Лесорубы оставили на берегу Дандеры выше по течению от плотины несколько пней огромных деревьев. Пни Сапер решил использовать для закрепления толстых тросов, переброшенных через реку, устроив несколько хитрых систем блоков. Основной канат присоединялся к буксирному крюку на тракторе, а два других выводились на каждый берег, где собрались «Буйволы» и «Слоны», готовые тянуть. Одной командой руководил Николас, другой — Мек Ниммур. Ради такой важной части строительства он спустился с холмов, чтобы помочь.

Решетка из массивных стволов лежала на краю реки, наполовину в воде. Утяжеленная камнями, она представляла собой громоздкое сооружение, требующее объединенных усилий для помещения на место. Прищурив глаза, Сапер изучил расположение людей и окружающую обстановку, потом перевел взгляд на недостроенную плотину ниже по течению. С обоих берегов тянулись стены, сложенные из габионов, но через разрыв в середине шириной двадцать футов устремлялся основной поток.

— Главное, это не дать проклятой пробке уплыть от нас и врезаться в чертову стену, — предупредил инженер Николаса и Мека. — Иначе мы потеряем довольно значительный кусок времени. Я хочу подвести решетку к нужному месту и аккуратно вставить в разрыв. Вопросы есть? Это последний шанс их задать. А сигналы вы все знаете.

Сапер еще раз затянулся сигаретой и швырнул окурок в реку.

— Ну что, господа? Последний в воде — слабак.

По сравнению с другими мужчинами Николас и Мек в шортах цвета хаки казались сильно одетыми. Остальные были полностью обнажены. По приказу все зашли в воду по пояс и заняли места вдоль тросов.

Перед тем как отправиться в реку, Николас огляделся по сторонам. За завтраком Ройан невинно попросила у него бинокль. Теперь стало ясно зачем. Они с Тессэ устроились на высоком холме. На глазах у англичанина Ройан передала бинокль Тессэ. Наблюдательницы не собирались пропускать ни мгновения судьбоносной операции.

Николас перевел взгляд на ряды обнаженных людей, сморщился и пробормотал:

— Право слово, здесь есть настоящие племенные самцы. Надеюсь, она не сравнивает…

Сапер залез на желтый трактор; взревел дизельный двигатель, испуская дым. Инженер поднял руку со сжатым кулаком, и Николас передал приказ команде:

— Взя-а-лись!

Старшина перевел на амхарский, и мужчины откинулись назад, ухватившись за тросы. Сапер включил пониженную передачу на тракторе и медленно двинулся вперед. Натянулись канаты, завизжали желобчатые шкивы, и деревянная решетка плавно поползла с берега в реку. Тяжелый конец моментально погрузился в воду, а легкий всплыл. Конструкцию постепенно вытянули на середину течения, где она поднялась в воде почти вертикально.

Течение подхватило решетку и начало уносить прямо на стену габионов. Трактор взревел и выпустил клубы черного дыма, когда Сапер включил заднюю передачу и потянул тросы назад. Команды обнаженных черных людей запели и навалились — некоторые уже оказались в воде по шею, продолжая тянуть.

Решетка выровнялась посередине течения, и ее начали медленно отпускать, позволяя двигаться к разрыву в стене. Когда ее понесло к одному из берегов, Сапер поднял правую руку и взмахнул ею. Команда Мека на противоположном берегу послушно вытравила веревку, а люди Николаса навалились посильнее. Решетка снова двинулась к прогалу.

— Рок-н-ролл начинается! — взревел Сапер.

Сила течения была слишком сильной. Обе команды затащило в реку. Некоторых вода накрыла с головой, им пришлось бросить канаты и выгребать. Однако те, кто устоял, сумели удержать решетку и не дать ей врезаться в плотину. Конструкция аккуратно встала на место, как огромная затычка в ванне великана, и течение мгновенно остановилось.

Пока люди вылезали из воды на берег, блестя мокрыми телами на солнце, Сапер отцепил тросы от буксировочной петли и погнал трактор вдоль берега. Когда инженер проезжал мимо Николаса, баронет ухватился за ручку и запрыгнул на площадку рядом с другом.

— Надо укрепить плотину, пока пробка держит! — закричал Сапер.

С возвышения, держась за трактор, Николас смог оценить совершенное. Плотина держала, но едва-едва. Через дыры в затычке хлестала вода. Ее давление на листы пластика было огромным. Весь поток бурлил и кипел, напоминая таран, ударяющий по стенам замка.

Сапер поднял один из габионов, лежавших на берегу, и поехал в русло за плотиной. Уровень воды там едва достигал колен. Из всех дыр били фонтаны: габионы не были водонепроницаемыми — вода находила путь даже сквозь плотно забитые камни.

Пока трактор катился по неровному дну за плотиной, Николаса и Сапера окатывали струи воды, и работа шла как под холодным душем. Инженер подъехал к решетке и положил тяжелый габион за ней. Потом включил задний ход и выехал на берег за еще одним. Позади затычки медленно поднималась стена, такая же прочная, как остальная плотина.

Николас спрыгнул с трактора и оставил Сапера трудиться, а сам побежал вверх по течению к каналу, выкопанному в начале долины. Вдоль его берегов собралось большинство рабочих, а впереди всей возбужденной толпы стояли обе молодые женщины.

Англичанин протолкался к Ройан, и она схватила его за руку.

— Работает, Ники. Плотина держит.

У них на глазах вода поднималась и поднималась. Пока люди смеялись и болтали, словно подзуживая реку, она заплескалась у входа в вырытый канал.

Пятьдесят людей схватили инструменты и спрыгнули на его дно. Во все стороны полетела пыль, пока они откидывали в сторону землю, впуская первый поток воды в сток. Оставшиеся на берегах поддерживали их пением и криками, и река зазмеилась, стекая в приготовленное русло. Люди с кирками и лопатами бежали перед струей, помогая ей прокладывать новый путь. Если на пути встречалась преграда, ее немедленно сметали, пропуская реку вперед.

Наконец вода достигла долины, где начался резкий уклон. Струйка превратилась в поток, поток — в ревущую стихию. Река с новыми силами рванулась в канал, обновляя русло.

Люди на дне закричали от неожиданности и поспешно начали вылезать наверх. Некоторые не успели, и их, зовущих на помощь, подхватило и понесло. Другим рабочим пришлось мчаться вдоль берега, кидая товарищам веревки и вытаскивая тех, мокрых и грязных, на сушу.

Теперь река с ревом неслась по каналу, падая в долину и заполняя собой древнее русло, забытое за тысячи лет. Почти час все стояли на берегу, завороженные бурными водами, как и свойственно людям. Зевакам приходилось отступать шаг за шагом, пока река утверждалась в своих правах, подмывая берег.

Наконец Николас отправился к Саперу, все еще укрепляющему стену. Уэбб успел соорудить откос по другую сторону плотины с четырьмя рядами габионов, постепенно сужающимися к вершине. В настоящий момент дамба была полностью надежна. Непрочную, уязвимую решетку подперли набитыми камнями ящиками из сетки, да и отток в канал поубавил давление на нее.

— Как ты думаешь, она выстоит? — спросила Ройан, глядя на конструкцию с подозрением.

— До дождей, надеемся, да. — Николас отвел ее в сторону. — Но времени терять больше нельзя. Пора спуститься по течению и начать работу в заводи Таиты.


Они прошли вдоль берега новой реки по длинной долине. Кое-где путникам приходилось подниматься выше, потому что вода затопила старую дорогу. Достигнув наконец места слияния ручья с рекой, исследователи поднялись к источнику с бабочками, который они осматривали с Тамре. Остановившись на берегу, Николас и Ройан молча взглянули друг на друга. Ручей пересох.

Повернув, они прошли по его руслу на вершину холма и поднялись на уступ, из которого раньше вода стекала в прудик с бабочками. Ярко-зеленый папоротник все еще окружал пещеру, но, словно глазница черепа, она была пустой и темной.

— Ручей пересох! — прошептала Ройан. — Его уничтожила плотина. Это доказательство того, что он тек из заводи Таиты. Мы отвели реку, и источник иссяк. — Ее глаза возбужденно сверкали. — Идем, не будем тратить больше времени. Пора к озеру Таиты.

Николас первым спустился вниз. На сей раз он привез специальное сиденье и полноценный блок, чтобы устроить удобный подъемник. Пока его спускали с нависающего уступа, подвеска сильно колотилась о камни. Большой палец правой руки баронета прищемило между деревянным сиденьем и стеной. Вскрикнув от боли, он выдернул его и увидел, что ободрал кожу. Костяшки сочились кровью. Ранка была пустяковая, и Харпер зализал ее. Она продолжала кровоточить, но ему было не до такой ерунды.

Николас спустился с уступа, и под ним распахнулась бездна, мрачная и страшная. Взор невольно привлекла каменная резьба между рядами ниш. Теперь, когда он знал, куда смотреть, там явственно виднелись очертания искалеченного ястреба. Со времени их бегства из ущелья месяц назад Харпер опасался, что они все выдумали, герб Таиты был просто галлюцинацией и стена окажется гладкой и ровной. Но нет, перед ним был знак, обещающий удачу.

Посмотрев ниже, на дно ущелья, Николас увидел, что водопад превратился в жалкую струйку. Вода, все еще стекающая по гладкому черному камню, проникала сквозь щели плотины выше по течению или возникала из последних подземных и надземных ручейков.

Уровень упал неимоверно. По мокрым следам на камне было легко заметить нормальную высоту воды, и все пятьдесят футов, обычно затопленных, открылись глазам Харпера. На стене были видны восемь пар ниш, и там, куда ему приходилось некогда нырять, теперь открывался гладкий камень.

И все же заводь не полностью опустела. Ее дно было ниже стока, поэтому вода не могла вытечь сама собой. В центре оставался темный прудик, окруженный узким выступом скалы. Николас встал на уступ и вылез из сиденья. Казалось очень странным стоять на твердом камне там, где он сражался за свою жизнь, едва не был утащен под воду и не утонул.

Англичанин поднял голову и посмотрел наверх. Он будто находился на дне шахты, и от прикосновения затхлого влажного воздуха к голым рукам его передернуло. Нехорошо засосало под ложечкой. Харпер подергал за веревку, чтобы сиденье подняли наверх, и пробрался по скользкому уступу к стене с рядом ниш. Все остальное еще скрывалось под водой.

Уступ сужался, и в конце концов Николасу пришлось идти боком, прижимаясь спиной к скале и касаясь кончиками пальцев ног воды. Наконец дальше продвигаться оказалось невозможно. Харпер никак не мог оценить глубину, а вода выглядела мутной и неприятной.

Все еще пытаясь не намочить ноги, он присел на узком уступе и наклонился вперед, едва сохраняя равновесие. Держась одной рукой за стену, баронет протянул другую к поднимающемуся над водой отверстию.

Край дыры был гладким, таким, каким он его и запомнил, и снова показался слишком прямоугольным, чтобы оказаться творением природы. Закатав рукав, Николас опять заметил, что палец кровоточит, но не обратил на это внимания. Он сунул руку в воду. Харпер потянулся вглубь, стараясь коснуться нижнего края дыры. Ему удалось нащупать грубые каменные глыбы, и англичанин продолжал тянуться вниз, пока рука не погрузилась почти до плеча.

Неожиданно какое-то живое существо, быстрое и крупное, скользнуло в темной воде прямо перед его лицом. Николас рефлексивно выдернул руку из воды. Тварь последовала за ним до самой поверхности, пытаясь впиться в плоть длинными игловидными клыками. Мелькнула голова, такая же злая и жуткая на вид, как у барракуды. Англичанин понял, что рыбу привлек запах крови из раненого пальца.

Он вскочил на ноги и зашатался на узком выступе, хватаясь за стену. Существо умудрилось коснуться Харпера только одним зубом, но он разрезал кожу как бритва. На тыльной стороне правой руки появилась рана, с которой в воду закапала кровь.

Неожиданно черные воды словно ожили, в них заклубились безумные страшные тени. Николас, прижимаясь к стене, смотрел вниз с ужасом и отвращением. Он смутно различал контуры существ: гибкие, блестящие, похожие на ленты, толщиной с ногу у щиколотки.

Одна из тварей высунула голову на поверхность и щелкнула челюстями. Огромные глаза блестели, а челюсти удлиненной морды были утыканы острыми зубами. Тело рыбы оказалось шесть футов длиной. Хлестнув хвостом как плетью, тварь подплыла к краю и потянулась к голым ногам Николаса. Тот закричал от ужаса и отпрянул назад, пятясь и спотыкаясь, пока не добрался до более безопасного места. Там, держась за кровоточащую руку, Харпер обернулся. Мерзкая голова исчезла, но поверхность пруда бурлила от змеевидных теней.

«Угри! — понял он. — Гигантские тропические угри».

Разумеется, их возбудила кровь. Из-за падения уровня воды угри оказались заперты в прудике, сожрали всю рыбу, которой обычно питались, и наверняка вконец изголодались. Видимо, все пруды, оставшиеся в ущелье, кишели этими тварями. Слава Богу, что, плавая здесь, он не истекал кровью.

Николас развязал хлопковый платок на шее и обернул им раненую руку. Угри представляли смертельную угрозу при любой попытке исследовать отверстие в скале. Но он уже обдумывал способ, как избавиться от рыб и получить доступ к подводной дыре.

Постепенно суета в воде прекратилась, и поверхность снова стала спокойной. Николас поднял голову и увидел спускающееся сиденье, с которого свисали стройные точеные ноги Ройан.

— Что ты нашел? — возбужденно спросила она. — Есть ли здесь туннель… — Ройан умолкла, заметив кровь на одежде и перевязанную руку. — Что случилось?

— Ничего страшного, — заверил Харпер. — Крови много, но порез неглубокий.

— Как это произошло? — настаивала Ройан.

Вместо ответа он оторвал кусочек пропитанного кровью платка.

— Смотри! — велел Николас, скатал платок в шарик и бросил в воду.

Ройан закричала от ужаса, когда вода снова закишела длинными жуткими тенями. Одна из них наполовину вылезла на уступ и только через несколько секунд шлепнулась обратно. На черных камнях осталась серебряная слизь.

— Таита оставил сторожевых собачек, — заметил Николас. — Придется позаботиться об этих красотках, прежде чем исследовать подводный вход.


Бамбуковые леса, сделанные по приказу Николаса, закрепили в нишах, вырезанных в камне почти четыре тысячи лет назад. Должно быть, Таита связывал свои конструкции лыковой веревкой, но Сапер использовал толстую оцинкованную проволоку, и сооружение могло выдержать вес многих людей. «Буйволы» образовали живую цепочку и передавали материалы и оборудование вниз по лесам с рук на руки.

Первым на дно доставили портативный генератор «Хонда ЕМ 500». Сапер подсоединил его к лампам, расположенным у основания скалы. Маленький двигатель внутреннего сгорания работал тихо, но выдавал заметное количество энергии. Свет прогнал тени даже из самых дальних уголков заводи и осветил ее как театральную сцену.

Общее настроение немедленно изменилось. Рабочие стали куда радостнее и увереннее. На лесах раздавались смех и веселая болтовня. Ройан снова спустилась вниз и встала рядом с Сапером и Николасом у прудика.

— Теперь, когда мы убедились, что все работает, надо выключить свет, — распорядился Николас.

— Но без прожекторов так темно и уныло, — запротестовала Ройан.

— Надо экономить горючее, — объяснил Харпер. — На углу нет заправочной станции. У нас есть двести литров в резерве, и хотя малютка «хонда» довольно экономична, надо быть осторожнее. Мы не знаем, насколько она понадобится нам в туннеле.

Ройан обреченно пожала плечами. Сапер выключил генератор, и ущелье погрузилось в сумрак. Посмотрев на темную воду, она поморщилась.

— И что ты собираешься делать с этими жуткими зверюшками? — спросила она, глянув на забинтованную руку Николаса.

— У нас с Сапером есть план. Сначала мы думали выкачать воду, вычерпав ее ведрами. Однако количество воды, продолжающее поступать из реки, делает это почти невозможным.

— Все останется как есть, даже если мы будем работать круглые сутки с ведрами, — проворчал Сапер. — Если бы командир додумался захватить высокоскоростную помпу…

— Я тоже не мог предусмотреть всего, друг. Короче, мы решили построить еще одну маленькую плотину вокруг дыры, а уже затем вычерпать воду ведрами.

Ройан стояла в сторонке и следила за приготовлениями. Около полудюжины пустых проволочных габионов спустили по лесам и поставили на краю пруда. Здесь их наполовину забили камнями, собранными в русле, таким образом, чтобы можно было двигать их без трактора. Желтых листов ПВХ хватило, чтобы обернуть каждый габион и сделать его водонепроницаемым.

— А как насчет твоих угрей? — Ройан поразили эти жуткие твари, и она держалась подальше от края. — Не можешь же ты загнать к ним рабочих!

— Смотри и учись, — ухмыльнулся Николас. — У меня кое-что припасено для твоих любимых рыбок.

Когда приготовления к постройке плотины были закончены, Харпер велел всем людям подняться наверх по лесам и остался возле воды с сумкой осколочных гранат на плече, выпрошенных у Мека Ниммура.

Стоя с гранатой в руке, баронет некоторое время не решался выдернуть чеку.

— Задержка семь секунд, — напомнил себе Николас. — «Сухие мухи» Куэнтон-Харпера. Более эффективные, чем королевские.

Он выдернул чеки из гранат и кинул их в середину пруда, а сам отвернулся и поспешил в самый дальний угол заводи. Там Харпер опустился на колени, повернувшись лицом к камню и заткнув оба уха.

Закрыв глаза, Николас подготовился к взрыву. Каменный пол вздрогнул, и две взрывных волны прокатились над баронетом, заставив его резко выдохнуть. Грохот был неимоверный, хотя уши Николас прикрыл, а пруд поглотил большую часть шума. Вверх полетел двойной фонтан воды и обрушился на Харпера, промочив одежду до нитки.

Когда эхо отгремело, англичанин поднялся. Со слухом было все в порядке, и вообще ничего не случилось, помимо холодного душа. Зато пруд словно кипел. На поверхность всплыло множество угрей, они извивались и хлопали хвостами, повернувшись вверх белым брюхом. Многие из рыб погибли и неподвижно плавали со вспоротым брюхом, а других взрыв просто оглушил. Зная живучесть угрей, Николас полагал, что они скоро очнутся, но пока эти твари не представляли опасности.

— Все чисто, Сапер! — заорал баронет. — Посылай рабочих вниз.

Люди принялись спускаться по лесам, изумленные произошедшим в пруду. Они встали вдоль берега и начали вытаскивать мертвых угрей.

— Вы их едите? — спросил Николас у одного из монахов.

— Очень вкусно! — ответил тот, потирая живот.

— Довольно, обжоры, — погнал всех работать Сапер. — Давайте поставим габионы, пока угри не очухались и не начали есть вас.

Николас измерил глубину воды у входа в туннель бамбуковым шестом и обнаружил, что она слегка превышает рост человека. Пришлось закатывать габионы внутрь, заканчивая набивку, когда сооружения уже стояли на месте. Это оказалось долгой и трудной работой, и на нее ушло два дня. Но наконец полукруглая стена вокруг подводного туннеля была закончена и отгородила его от основной части пруда.

При помощи кожаных ведер и глиняных горшков для тея «Буйволы» принялись вычерпывать воду. Николас с Ройан смотрели на них словно завороженные, глядя, как уровень воды падает и обнажается отверстие в скале.

Очень скоро стало видно, что оно квадратное, около двух метров в высоту. Сбоку и сверху его сильно попортил ток воды, но с падением уровня глазам исследователей открылись остатки высеченных плит, некогда закрывавших дыру. Четыре стояли прямо, положенные древними каменщиками, но тысячи сезонов дождей сорвали остальные и зашвырнули их в туннель, частично забив его.

Николас с готовностью забрался в осушенное пространство. Работа еще не закончилась, но он не мог больше терпеть. Харпер побрел в воде до колен к отверстию, пытаясь сдвинуть камень, закрывающий ее, голыми руками.

— Это явно какая-то шахта! — крикнул он.

Ройан тоже не выдержала. Она захлюпала по дну, поскальзываясь, пока не протиснулась в дыру.

— Здесь все забито, — разочарованно вскричала она. — Интересно, Таита сделал это нарочно?

— Может быть, — произнес Николас. — Хотя сложно сказать. Скорее всего большую часть мусора просто затащило из реки. Но и Таита мог специально заполнить туннель, уходя.

— Потребуется огромная работа, чтобы расчистить для нас проход, — уже менее возбужденно проговорила Ройан.

— Боюсь, что так, — согласился Николас. — Причем придется делать ее вручную, а на археологические раскопки времени просто нет. Будем выдирать это отсюда. — Он вылез из ямы и, протянув руку, помог выбраться Ройан. — Что ж, по крайней мере у нас есть свет, и люди могут работать посменно, день и ночь, пока мы не сможем пройти.


— Они соорудили плотину на Дандере, — сказал Нахут Гуддаби, и Готхольд фон Шиллер посмотрел на него в изумлении.

— Перегородили реку? Вы уверены?

— Да, герр фон Шиллер. Мы получили доклад от нашего шпиона в лагере Харпера. На англичанина работает более трех сотен людей. И это еще не все. Ему сбросили с самолета огромное количество оборудования и припасов. Прямо военная операция! Шпион сообщил, что у Харпера есть даже машина для земляных работ, какой-то трактор.

Миллиардер вопросительно взглянул на Джейка Хелма. Тот кивнул в ответ:

— Да, это правда. Должно быть, Харпер потратил немало денег. Один самолет обошелся ему не меньше чем в пятьдесят штук.

В фон Шиллере начала просыпаться страсть впервые с того момента, когда он примчался в Эфиопию после срочного сообщения. Он полетел прямо в Аддис-Абебу, а оттуда на «джет-рейнджере» до лагеря «Пегаса» над ущельем Аббая.

Если это правда, а в словах Хелма он не сомневался, значит, Харпер выяснил что-то неимоверно важное. Фон Шиллер выглянул из окна сборного домика и посмотрел на Дандеру, текущую по долине ниже лагеря. Большая река. Построить на ней плотину — дорогой и сложный проект в столь далеком и примитивном месте. Таким не займешься, не будучи уверен, что дело вскоре окупится.

Его невольно восхитили достижения англичанина.

— Покажите мне, где построена плотина! — приказал миллиардер, и Хелм, обойдя стол, остановился рядом с ним. Фон Шиллер стоял на своем бруске, и глаза собеседников находились на одном уровне.

Хелм склонился над фотографией и аккуратно пометил на ней плотину. Оба задумчиво разглядывали ее пару минут, а потом немец спросил:

— И что ты думаешь об этом, Хелм?

Тот покачал головой на бычьей шее.

— Я могу только предполагать.

— Предполагай, — велел фон Шиллер, но техасец все колебался. — Давай же!

— Скорее всего он хочет перекинуть воду в другую зону ниже по течению, чтобы применить ее для вымывания золотых слитков или драгоценных предметов… Может быть, даже смыть лишний слой земли с гробницы…

— Очень сомнительно! — вмешался фон Шиллер. — Это был бы малоэффективный и дорогой способ раскопок.

— Я согласен, что такое объяснение притянуто за уши. — Нахут поспешно согласился с фон Шиллером, но никто не послушал египтянина.

— Другие предположения? — резко спросил немец.

— Единственная причина, по которой стоит сооружать плотину, на мой взгляд, — это чтобы добраться до чего-то, скрытого водой. До чего-то на дне реки.

— Это более логично, — проговорил фон Шиллер и снова посмотрел на фотографию. — Что находится ниже плотины?

— Здесь река устремляется в узкий и глубокий каньон. — Хелм указал на него. — Сразу за плотиной. Он тянется около восьми миль, до этого места, чуть выше монастыря. Я летал там на вертолете. Кажется, он непроходим, и все же… — Американец умолк.

— Да, продолжай. И все же — что?

— Однажды, летая над ущельем, мы обнаружили Харпера и женщину над каньоном. Они сидели здесь. — Хелм коснулся фотографии, и фон Шиллер наклонился вперед, чтобы лучше видеть.

— А что они делали? — спросил он, не поднимая глаз.

— Ничего. Просто сидели на вершине обрыва.

— Они заметили вас?

— Конечно. Мы были в вертолете. Они услышали нас издалека, смотрели на нас, а Харпер даже помахал.

— То есть они прекратили всякую деятельность, заметив ваше приближение…

Затем фон Шиллер молчал так долго, что остальные начали неловко переступать с ноги на ногу и обмениваться взглядами. Заговорил он так неожиданно, что Нахут едва не подпрыгнул.

— Очевидно, у Харпера есть основания полагать, что гробница находится в каньоне ниже плотины. Как и когда ты связываешься со шпионом в лагере англичанина?

— Он получает припасы из деревень, расположенных здесь, наверху. Женщины гонят вниз скот, чтобы кормить мужчин, и приносят горшки тея. Наш человек присылает свои отчеты с ними.

— Очень хорошо. Очень хорошо! — Фон Шиллер призвал Хелма к молчанию, махнув рукой. — Мне не нужна история его жизни. Единственное, что меня интересует, — начал ли Харпер работы в каньоне ниже плотины? Когда это можно будет выяснить?

— Самое позднее — послезавтра, — пообещал Хелм.

Фон Шиллер повернулся к полковнику Ного, сидевшему у дальней стороны стола. До сих пор тот молчал, наблюдая и слушая других.

— Сколькими людьми вы располагаете в этой зоне? — спросил немец.

— Три полных роты, более сотни человек. Все хорошо тренированы. Большинство закалены в боях.

— Где они находятся? Покажите на карте.

Полковник подошел к миллиардеру.

— Одна рота здесь, другая расквартирована в деревне Дэбрэ-Мариам, а третья уже в ущелье, готова к нападению на лагерь Харпера.

— Я считаю, что сейчас на них нужно напасть. Стереть с лица земли, пока они не нашли гробницу… — снова встрял Нахут.

— Закройте рот, — резко приказал фон Шиллер, не глядя на египтянина. — Если я захочу узнать ваше мнение, то просто спрошу.

Он еще некоторое время смотрел на карту, а потом снова повернулся к Ного:

— Сколько людей у предводителя партизан? Как там его зовут, того, который встал на сторону Харпера?

— Мек Ниммур не партизан. Он — бандит, знаменитый шуфта, — поправил Ного.

— Кто для одного борец за свободу, для другого — террорист, — сухо заметил фон Шиллер. — Сколько человек находится под командой Ниммура?

— Немного. Меньше сотни, возможно, не больше пятидесяти. Все охраняют лагерь Харпера и плотину.

Фон Шиллер кивнул сам себе, теребя мочку уха.

— Как Харпер и его прихвостни вернулись в Эфиопию, хотел бы я знать? — пробормотал он. — Я знаю, что он вылетел с Мальты, но не может быть, чтобы самолет смог приземлиться внизу, в ущелье.

Миллиардер спрыгнул с бруска и подошел к окну домика, сквозь которое открывался отличный вид. Шиллер устремил взор в глубину ущелья, затем — на скалы, голые вершины и плоскогорья, подернутые голубой дымкой.

— Как они проникли сюда, не замеченные властями? Может быть, спрыгнули на парашютах, вместе со снаряжением?

— Нет, — возразил Ного. — Мой осведомитель сообщил, что они прибыли с Ниммуром за несколько дней до сбрасывания припасов.

— Так откуда они пришли? — задумался фон Шиллер. — Где ближайшее поле, на которое может приземлиться тяжелый самолет?

— Если он пришел с Меком Ниммуром, то скорее всего из Судана. Его база находится именно там. Возле границы много заброшенных летных полей. Война, — красноречиво пожал плечами Ного. — Армия постоянно движется, и так уже двадцать лет.

— Из Судана? — Фон Шиллер нашел на карте границу. — Скорее всего они шли вдоль реки.

— Почти наверняка, — согласился эфиоп.

— Тогда и отступать будут тем же путем. Я хочу, чтобы вы разместили роту, которая находится в Дэбрэ-Мариам, здесь и здесь. На обоих берегах реки, ниже монастыря. Они должны помешать Харперу добраться до границы Судана, если он решит дать деру.

— Да. Отлично! Понимаю. Хорошая тактика, — довольно кивнул Ного, и его глаза ярко блеснули за стеклами очков.

— Оставшиеся люди должны расположиться внизу ущелья. Прикажите им избегать контактов с людьми Ниммура. Но при этом солдатам надо устроиться так, чтобы в любой момент двинуться и захватить зону плотины, отрезав каньон ниже ее, как только я отдам приказ.

— И когда это произойдет? — спросил Ного.

— Мы продолжим внимательно наблюдать за Харпером. Если он найдет искомое, то начнет вывозить ценности. Многие из них такие большие, что их не скрыть. Ваш информатор узнает об этом. И тогда мы нападем на англичанина.

— Вам следует сделать это сейчас, герр фон Шиллер, — снова посоветовал Нахут. — До того как он успеет открыть гробницу.

— Не будьте дураком, — огрызнулся фон Шиллер. — Если мы нанесем удар слишком рано, то можем так и не выяснить, что он узнал о местонахождении гробницы.

— Мы могли бы заставить его…

— Если я что-нибудь и узнал за свою жизнь, так это то, что таких людей, как Харпер, нельзя ни к чему принудить. Есть такой род англичан. Я помню, в последней войне с ними… — Миллиардер умолк и нахмурился. — Нет. Они очень трудные люди. Поэтому не надо спешить. Наш час придет, когда Харпер найдет искомое. — На лице Шиллера заиграла холодная усмешка. — Выжидать. Тем временем мы будем выжидать.


Шахта оказалась не так уж и плотно забита мусором и пропускала воду. В противном случае Николаса не начало бы затягивать внутрь во время первого погружения в заводь. То там, то сям оказывались заметные дыры — где щели между большими валунами, где затянутый ствол, застрявший поперек туннеля и не давший его завалить. Вода нашла все эти слабые места и текла через них.

И тем не менее за многие столетия обломки успели утрамбоваться, и требовались невероятные усилия, чтобы разобрать завалы. Для начала операцию по очистке замедляло отсутствие места в шахте. Лишь трое или четверо здоровяков из команды «Буйволов» могли одновременно работать внутри, а остальные передавали наружу камни.

Николас разбил смены по часам. Теперь рабочих оказалось больше, чем нужно. Такая ситуация означала, что на поверхности люди успевали отдохнуть, и, полные сил, они с готовностью соревновались за серебряные талеры, обещанные в награду за быстрое продвижение. По окончании каждой смены Николас входил в туннель и при помощи стальной рулетки Сапера выяснял, насколько они продвинулись вперед.

— Сто двадцать футов! Молодцы, «Буйволы», — сказал он Ханситу Шерифу, начальнику команды, глядя, как под ногами течет ручеек.

Пол туннеля постепенно опускался. Обернувшись назад, к бывшей заводи, Харпер увидел в свете ламп, что отверстие, несомненно, квадратное. Было очевидно, что туннель сконструировал и построил опытный архитектор.

Обратив взгляд к полу туннеля, Николас продолжал смотреть на бегущую воду, пытаясь оценить, насколько ниже уровня самой реки они находятся.

— Восемьдесят или девяносто футов, — прикинул он. — Неудивительно, что давление в начале туннеля чуть меня не расплющило… — Николас прервался, заметив в грязи под ногами объект странной формы. Англичанин поднес его к свету, внимательно изучил, потер пальцами, отковыривая глину, и неожиданно радостно улыбнулся. — Ройан! — закричал он, вернувшись назад по туннелю. Харпер разбрызгивал воду и триумфально размахивал находкой. — Что ты об этом скажешь?

Она сидела на стене небольшой плотины и, услышав слова Николаса, выхватила странный предмет у него из рук.

— О Матерь Божья! Где ты нашел это, Ники?

— В грязи. В том самом проходе, где эта вещь пролежала последние четыре тысячи лет. На том самом месте, где ее уронил один из рабов Таити, должно быть, балуясь за спиной надсмотрщика вином.

Ройан поднесла осколок глиняного горшка к свету.

— Ты прав, Ники! — воскликнула она. — Это кусок от сосуда для вина. Посмотри только на его форму — суженное горлышко, расширяющееся на конце. Но если бы сомнения и были, черный обжиг по краю прогнал бы их. Не меньше чем двухтысячный год до нашей эры.

Все еще сжимая в руках осколок, Ройан спрыгнула прямо в грязь и воду. Она обвила Николаса за шею обеими руками.

— Новое доказательство, Ники. Мы идем по следам Таиты. Ты не можешь заставить их работать быстрее? Совсем немного, и мы настигнем старого пройдоху.

Примерно на середине следующей смены по туннелю прокатилось эхо возбужденного крика. Николас заспешил на звук.

— Что такое, Хансит? — спросил он по-арабски мастера. — Чего ты кричишь?

— Мы пробились, эфенди, — улыбнулся монах, и белые зубы сверкнули на черном, перемазанном грязью лице.

Николас поспешно протиснулся сквозь толпу рабочих. Они сдвинули огромный валун, и за ним оказался проход. Англичанин посветил фонариком через отверстие, но разглядел только пустоту.

Сделав шаг назад, Харпер хлопнул монаха по спине:

— Молодец, Хансит. По талеру премиальных каждому человеку в команде. Но пусть продолжают работать! Уберите все эти обломки.

Сказать оказалось легче, чем сделать. Сменилось еще две бригады, прежде чем шахту удалось окончательно расчистить от камней и прочего мусора. Только тогда Николас и Ройан встали рядом на пороге пещеры, начинающейся за туннелем.

— Что здесь случилось? Почему это произошло? — озадаченно спросила Ройан, следя за лучом фонаря в руке Николаса.

— Я думаю, что это зона обвала. Скорее всего здесь была естественная трещина в камне. — Он указал на потолок пещеры.

— Считаешь, что это следствие тока воды через шахту? — спросила она.

— Мне так кажется. — Николас посветил фонарем вниз. — И пол у нашей шахты тоже обвалился.

Скала перед ними обрывалась, а прямо под ногами открылась пропасть, на глубине десяти футов уже заполненная водой. Образовался круглый пруд с абсолютно отвесными стенами. Потолок пещеры обвалился. Вверху был виден неровный каменный купол, дальняя сторона которого, в сотне футов или больше, тонула в тени.

Обойти препятствие не представлялось возможным, не ступая в воду. Николас велел Ханситу принести один из длинных бамбуковых шестов, которые они применяли для строительства лесов. Тот насчитывал в длину тридцать футов, и протащить его через туннель оказалось непросто. Англичанин принялся измерять глубину пруда, опуская шест в воду.

— Дна нет, — сообщил он. — Знаешь, что я думаю? — Николас вытащил шест и отдал его Ханситу.

— Скажи, — попросила Ройан.

— Мне кажется, что это естественная вымоина, ведущая на другую сторону холма. Там она снова прорывается на поверхность у нашего источника с бабочками. Река проложила себе русло.

— Почему же тогда этот пруд не пересох? — с сомнением спросила Ройан.

— Скорее всего в шахте что-то вроде сифона. Вода стоит здесь, как в унитазе.

Он посветил на воду, и Ройан воскликнула в ужасе и отвращении — на поверхности показался один из гигантских угрей, привлеченный светом.

— Мерзкие твари! — Она невольно отступила на шаг. — Кажется, ими кишит вся река.

Темная длинная тень пересекла весь пруд и исчезла в его глубинах столь же внезапно, как и появилась.

— Если ты прав и часть коридора Таиты обвалилась, то он должен продолжаться по другую сторону. — Ройан кивнула на дальний берег пруда, и Николас посветил в указанном направлении. — Смотри! — закричала она. — Вот он.

На другом берегу зияла прямоугольная дыра.

— И как мы доберемся туда? — печально спросила Ройан.

— Ответ — с трудом. Черт подери! — от души выругался Николас. — Это будет стоить нам еще пары дней, которые мы почти не можем себе позволить. Придется строить мост.

— Какой еще мост?

— Позовите сюда Сапера. Это его стихия.


Инженер постоял на краю пропасти, глядя на дальний берег.

— Понтоны, — проворчал он наконец. — Сколько надувных плотов ты припрятал в тайнике?

— Забудь о них, Сапер! — покачал головой Николас. — И не думай тянуть свои грязные лапы к моим плотам.

— Как хочешь, — развел руками Уэбб. — Это было бы куда быстрее и проще. Закрепи в середине плот, бросив якорь, перекинь через него доску — вот и все. Мне нужно что-нибудь хорошо плавающее…

— Баобаб! — щелкнул пальцами Николас. — Это должно помочь. Сухое дерево баобаба легкое как пробка и держится на воде не хуже надувных плотов.

— Здесь, в холмах, растет немало баобабов, — согласился Сапер. — Кажется, каждое второе дерево в этой долине — чертов баобаб.

В трехстах ярдах от вершины скалы рос огромный представитель Adansonia digitata. Его гладкая кора напоминала шкуру древней рептилии из эпохи динозавров. Баобаб потрясал своей толщиной — и двадцать человек не сумели бы обхватить его ствол, взявшись за руки. Верхние ветки, кривые и голые, безжизненно торчали в небо, заставляя думать, будто дерево мертво уже сотню лет. Только тяжелые бархатистые стручки доказывали обратное, свисая целыми гроздьями. Из лопнувших плодов выкатывались черные семена, густо покрытые белыми пятнами.

— Зулусы говорят, что Нкулу Кулу, Великий Дух, посадил баобаб корнями вверх в наказание, — сообщил Николас, пока они стояли под гигантским деревом.

— Но зачем? — спросила Ройан. — Что же натворил старый бедный баобаб?

— Хвастался, будто он самое высокое дерево в лесу. Нкулу Кулу решил преподать ему небольшой урок смирения.

Одна из огромных ветвей сломалась под собственной тяжестью и лежала на каменистой земле рядом со стволом. Белая древесина действительно оказалась легкой как пробка. Под руководством Николаса лесорубы разделили ветку на куски и перетаскали их к шахте на дне каньона. Сапер скрепил бревна и создал дорожку через подземный пруд. Привязав ее к камням по обе стороны, он прикрепил сверху узкий мостик, связанный из шестов бамбука. Баобаб прекрасно плавал, и хотя бревна качались на воде, переправа могла выдержать не меньше дюжины людей за раз.

Николас первым пересек пруд. Приставив грубо сколоченную лестницу к отвесному берегу, он поднялся к продолжению туннеля на другой стороне подземного водоема. Ройан не отставала от него ни на шаг.

Они остановились и огляделись по сторонам. Стоило Николасу посветить фонарем, как стало ясно — здесь все по-другому. Эту часть пощадила вода, ее течение не вызвало значительного урона — видимо, основной поток уходил через расщелину. Размеры остались теми же, три метра в ширину, два в высоту, но прямоугольная форма была заметна гораздо отчетливее. И хотя стены и потолок вырубили грубо, как в шахте, ясно виднелись следы инструментов. Под ногами лежали каменные плиты.

Весь туннель до постройки плотины был затоплен — он находился ниже уровня воды. Поэтому пол под ногами оказался мокрым и покрытым слизью — он не успел высохнуть с тех пор, как отступила вода. Потолок и стены оставались влажными, а в холодном и затхлом воздухе пахло грязью и гнилью.

Николас с Ройан подождали, пока Сапер перекинет через мост кабели освещения. Установив лампы, инженер включил их, и сразу стало видно, что туннель поднимается под углом примерно в двадцать градусов.

— Теперь замысел старого негодяя Таиты ясен. Сначала он завел нас ниже уровня воды, чтобы затопить туннель и быть уверенным, что никто не сможет туда доплыть. Теперь же он снова поднимается, — заметил Николас.

Они двинулись вперед, постепенно преодолевая ствол шахты. Англичанин считал вслух каждый шаг:

— Сто восемь, сто девять, сто десять… Неожиданно они дошли до нормального уровня воды, явно отмеченного линией сухих стен. Плиты под ногами тоже перестали быть мокрыми и покрытыми слизью. Еще через пятьдесят шагов Николас и Ройан прошли мимо отметки высокого уровня воды, столь же четко отпечатавшейся на стенах и полу. Дальше туннель никогда не затапливался и остался в том же состоянии, в каком его покинули рабы-египтяне четыре тысячи лет назад. Отпечатки бронзовых чеканов были такими четкими, будто их нанесли вчера.

Всего в десяти футах от линии высокой воды обнаружилась каменная площадка с ровным полом. Дальше туннель резко заворачивал.

— Давай остановимся здесь на минутку и восхитимся чудом инженерной мысли. — Николас взял Ройан за руку и указал на оставшийся позади коридор. — Таита разместил эту площадку в точности над самым высоким уровнем воды. Как он смог произвести такие точные расчеты? У него не было специальных инструментов, только грубейшие приспособления. И все же он достиг невероятной точности. Это великолепная работа.

— Что ж, Таита неоднократно утверждает в свитках, что он гений. Похоже, придется ему поверить. — Она высвободила руку. — Пойдем. Я должна увидеть, что за углом.

Они сделали поворот на сто восемьдесят градусов бок о бок, и Николас высоко поднял лампу, за которой через весь коридор тянулся провод. Когда свет упал на лежащее перед ними пространство, Ройан громко вскрикнула и схватила спутника за свободную руку. Они пораженно застыли на месте.

Таита специально сделал поворот, чтобы добиться лучшего эффекта. Нижняя часть туннеля, по которой они шли до сих пор, была сделана очень грубо, стены остались неровными, потолок кое-где покрывали трещины и выступы. Египтянин так точно все рассчитал, потому что знал — нижние уровни будут затоплены и повреждены водой. Он не стал тратить силы на то, чтобы украшать их.

Теперь же перед ними поднималась широкая лестница. Угол подъема был таков, что вершина оставалась скрытой от глаз. Каждая ступень оказалась шириной в туннель и высотой с ладонь. Лестницу покрывали плиты пестрого гнейса, так отполированные и пригнанные друг к другу, что швы оставались едва заметны. Потолок был втрое выше, чем в нижних частях коридора, и образовывал аккуратный купол, сделанный, как и стены, из синих гранитных блоков, которые располагались удивительно симметрично и точно. Все вместе являло собой величественное, поразительное произведение искусства архитектора. В этом преддверии неизвестного виделись угроза и обещание даров. Простота и отсутствие украшений делали сооружение еще более впечатляющим.

Ройан потянула Николаса за руку, и они вместе поднялись на первую ступень лестницы. Ее покрывал тонкий слой пыли, белой и мягкой, как тальк. По пути вокруг их ног взвивались пыльные облачка, приглушая резкий свет электрической лампы, которую англичанин нес, высоко подняв, в правой руке.

Постепенно перед ними открылась вершина лестницы. Увидев, что ждет их впереди, Ройан впилась ногтями в ладонь Николаса. Ступени оканчивались еще одной площадкой, в конце которой была прямоугольная дверь. Поднявшись наверх, исследователи остановились перед ней. У обоих не хватало слов, чтобы выразить чувства — казалось, они простояли в молчании целую вечность, держась за руки.

Наконец Николас оторвал взгляд от двери и посмотрел на свою спутницу. Чувства, подобные его собственным, отразились у Ройан на лице. Ее глаза светились от счастья. И не было другого человека на земле, с которым Харпер пожелал бы разделить такой момент. Ему хотелось, чтобы он длился вечно.

Она повернулась и посмотрела на баронета. Их взгляды встретились и долго не расходились. Оба понимали, что это вершина их жизни, которая больше не повторится. Ройан еще сильнее сжала руку Николаса и повернулась к двери перед ними. Ее залепили белой речной глиной, обретшей за века цвет слоновой кости. На этой гладкой поверхности не было ни трещины, ни пятнышка, как на нежной и гладкой коже прекрасной девственницы.

Взгляд немедленно привлекли две печати в центре белого поля глины. Верхняя представляла собой царский герб: прямоугольный выступ, увенчанный скарабеем — жуком, который, символизировал великий круг вечности.

Губы Ройан шевелились при чтении надписи, но вслух она ничего не сказала.

«Всемогущий божественный правитель Верхнего и Нижнего Египта, ближний друг Гора, возлюбленный Осирисом и Исидой Мамос, да живет он вечно!»

Под огромной царской печатью была еще одна, поменьше и попроще, — ястреб с безвольно свисающим сломанным крылом и надпись: «Я, раб Таита, выполнил твой приказ, божественный фараон». Под ястребом находилась колонка иероглифов, грозно предупреждающая: «Незнакомец! Боги смотрят на тебя. Ты тревожишь покой правителя на свой страх и риск!»


Снятие печатей с двери было знаковым действием, поэтому, несмотря на приближающийся сезон дождей, ни один из археологов не собирался отнестись к этому легкомысленно. Надо было сохранить записи о каждом шаге, о каждом открытии и нанести во время работы как можно меньше повреждений историческим ценностям.

Николас и Ройан провели один из драгоценных дней за подготовкой к вторжению в гробницу. Естественно, первой заботой Харпера стала безопасность. Он попросил Мека Ниммура поставить вооруженную стражу возле моста через сток в туннеле. Вход в эту зону был запрещен. Только Николас, Ройан, Сапер, Мек, Тессэ и еще четверо отобранных англичанином монахов могли переходить через мост.

Хансит Шериф хорошо проявил себя во время расчистки нижней части туннеля. Он был сильным, умным и старательным, поэтому Николас сделал его своим главным помощником. Именно Хансит нес штатив и прочее оборудование для фотосъемки, пока англичанин фотографировал туннель и дверь. Харпер отснял три пленки, подготовив подробный отчет о находках, и только потом позволил монахам принести инструменты, необходимые для взлома двери.

Сапер передвинул генератор до подземного пруда, чтобы снизить потерю мощности из-за длины кабеля. Потом он установил прожекторы на верхней площадке лестницы и направил их на замазанную дверь.

Собравшиеся на пороге были очень серьезны. Несмотря на то, что гробнице было несколько тысяч лет, они собирались совершить акт осквернения. Ройан перевела иероглифическую надпись-предупреждение Саперу, Меку и Тессэ, и все отнеслись к ней достаточно серьезно.

Николас разметил прямоугольный проем, который намеревался вырезать в штукатурке: достаточно большой, чтобы было удобно заходить, и включающий обе печати — царскую и с раненым ястребом. Англичанин хотел сохранить оттиски, уже видя их мысленным взором на почетном месте в коллекции музея в «Куэнтон-Парке».

Харпер начал с верхнего правого угла. Сначала он использовал длинное острое шило в качестве зонда. Баронет проталкивал его, покачивая и нажимая, через слой глины, пытаясь определить, что находится за ним. Очень скоро обнаружилось, что штукатурку положили на сплетенный тростник.

— Это упрощает нашу задачу, — заявил англичанин. — Эта прослойка поможет вырезать штукатурку, не сломав ее.

Николас продолжал вонзать в дверь шило, пока оно не достигло пустоты, воткнувшись до конца.

— Шесть дюймов, — проговорил Харпер, измерив острие шила. — Таита никогда не скупится, верно? Работа предстоит непростая.

При помощи шила англичанин проткнул все четыре угла отверстия, которое собирался прорезать. Потом он отступил на шаг и подал знак Ханситу принести тяжелый четырехдюймовый буравчик, чтобы расширить дыры. (Таким инструментом рыбаки обычно сверлят лед на озерах зимой.)

Как только буравчик проделал отверстие, Николас нетерпеливо отодвинул Хансита в сторону и заглянул в дыру. За ней царила непроглядная тьма, но до Харпера донеслось дыхание древности — сухой, мертвый, безжизненный воздух, пахнущий прошедшими столетиями.

— Что ты видишь? — теребила его Ройан, стоящая рядом.

— Свет! Несите свет! — приказал Николас. Когда Сапер протянул ему лампу, баронет поднес ее к отверстию.

— Говори! — Ройан аж подпрыгивала на месте от нетерпения. — Что там?

— Цвета! — прошептал он. — Чудесные, неописуемые цвета.

Николас отступил на шаг и, приподняв Ройан за талию, поднес к отверстию, чтобы и она могла заглянуть.

— Как прекрасно! — закричала она. — Как там прекрасно!


Сапер установил мощный вентилятор, чтобы перегонять по туннелю воздух, пока Николас готовил бензопилу. После этого англичанин протянул молодой женщине пару очков с пылезащитной маской и помог правильно надеть. Затем Ройан вставила в уши восковые затычки.

Перед тем как начать пилить, Харпер отправил остальных обратно по туннелю к самому пруду. В замкнутом пространстве выхлопы от бензопилы и пыль вместе с ревом мотора вредно воздействовали бы на людей. А кроме того, Николас хотел быть с Ройан вдвоем в момент проникновения в гробницу.

Когда они остались одни, Харпер включил вентилятор на полную мощность, затем надел маску и заткнул воском уши. Дернув за шнур, он завел бензопилу, и ее немедленно окружили голубоватые облачка выхлопов.

Николас собрался с силами и коснулся работающей бензопилой отверстия, проделанного при помощи буравчика. Лезвие разрезало толстую белую штукатурку и слой тростника подобно тому, как нож взрезает глазурь на свадебном торте. Англичанин осторожно повел пилой вдоль намеченной линии.

Воздух наполнила белая пыль от штукатурки. Через пару мгновений видимость упала до нескольких футов. Николас продолжал упорно пилить, прорезав правую сторону, затем низ и пошел вверх по левой стороне. Наконец он сделал пропил и наверху. Когда образовавшийся квадрат начал клониться вперед под собственной тяжестью, Харпер выключил двигатель и отложил инструмент.

Ройан бросилась помогать ему. Они вместе подхватили выпиленный кусок штукатурки в клубах пыли и выхлопов, не дав ему упасть на пол и разбиться на тысячу осколков. Археологи медленно вынули фрагмент двери, не повредив печатей, и осторожно положили у стены на площадке.

Прорезанное отверстие зияло чернотой. Николас направил на него прожектор, но пыль была еще слишком густой, чтобы увидеть внутреннюю часть гробницы. Он пролез через дыру и огляделся, хотя смотреть мешала взвесь из мелких частиц штукатурки.

Не пытаясь отправиться дальше, англичанин помог Ройан пролезть через дыру следом за ним. Николас признавал ее право разделить с ним открытие. Преодолев барьер, оба остановились, ожидая, пока вентилятор очистит воздух. Пыль медленно рассеивалась, и первое, что они заметили, был пол под ногами.

Здесь он был сделан не из каменных глыб — его покрывали плитки из желтого агата, отполированные до блеска и столь искусно соединенные, что сочленения остались незаметными. Пол напоминал целый лист красивого непрозрачного стекла, блеск которого приглушал слой пыли. Там, где их ноги потревожили пыль, агат засверкал, отражая свет прожекторов.

Потом взвесь осела, и глазам постепенно открылось чудесное многоцветье, разнообразие оттенков и форм. Ройан сняла с лица пылезащитную маску и уронила ее на пол. Николас последовал примеру спутницы и набрал полную грудь затхлого воздуха. Ничто не тревожило покой гробницы тысячи лет, и поэтому воздух пах древностью, льняными пеленами и набальзамированным телом.

Когда пыль еще больше рассеялась, перед археологами открылся длинный прямой коридор, конец которого скрывался в темноте. Николас снова повернулся к дыре на месте запечатанной двери и взял один из прожекторов на подставке. Харпер настроил его так, чтобы он освещал весь проход перед ними.

Они двинулись вперед, и по обе стороны замелькали изображения древних богов, которые со стен смотрели на вторгшихся, нависали над ними, не сводя настороженных, враждебных глаз. Николас и Ройан медленно шли мимо. Шаги по агатовому полу приглушались ковром пыли, а та, что еще висела в воздухе, рассеивала свет прожектора, придавая происходящему некий оттенок нереальности.

Все стены и высокий потолок покрывали надписи. Там были длинные цитаты из разных мистических книг: «Книги дыхания», «Книги врат» и «Книги мудрости». Другие иероглифы рассказывали историю жизни фараона Мамоса на земле, перечисляли добродетели, за которые его возлюбили боги.

Дальше исследователи обнаружили восемь святилищ в длинной погребальной галерее. Первая была посвящена Осирису. Стены круглой комнаты покрывали хвалы этому богу, а в небольшой нише стояла маленькая статуя Осириса в высоком украшенном перьями головном уборе, с глазами из оникса и горного хрусталя. Глаза столь неумолимо смотрели на вошедших, что Ройан вздрогнула. Николас протянул руку и коснулся ступней бога.

— Золото!

Потом Харпер посмотрел на огромную фреску, покрывающую стену и половину сводчатого потолка. Там была еще одна фигура Осириса, бога загробного мира, с зеленым лицом и накладной бородой, с руками, сложенными на груди и сжимающими бич и посох, с высокой оперенной шапкой на голове и поднявшейся коброй на лбу. Вошедшие смотрели на него с чувством благоговения. В пыли, освещенной прожекторами, бог, казалось, ожил и двигался перед их глазами.

Они недолго задержались в первом святилище, потому что коридор продолжался, прямой как стрела, ведя к заветной цели. Археологи проследовали дальше. Следующее святилище принадлежало богине. Золотая фигура Исиды сидела в нише на троне, ее символе. Младенец Гор сосал ее грудь. Она смотрела на мир глазами из слоновой кости и ляпис-лазури.

Стены вокруг ниши также покрывали фрески. На них была изображена она, мать Исида, с большими подведенными глазами, черными как ночь, с солнечным диском и рогами священной коровы на голове. Вокруг нее на стене было много иероглифических надписей, ярких, как сонм светляков, — у нее было бессчетное количество имен. Среди них были Акт, Нейт и Бает. Также ее звали Птах и Секер, Мерсекерт и Реннут. Каждое из имен было словом силы, поскольку культ Исиды и его благое влияние пережили смерть почти всех старых богов, исчезнувших вместе со своими поклонниками, которые забыли их имена.

В древней Византии, а позже в христианском Египте добродетели и атрибуты старой богини перешли к Деве Марии. Образ маленького Гора, сосущего мать, сохранился в иконах Мадонны с младенцем. Таким образом, сама Ройан поклонялась богине во всех ее обличьях. Смесь крови в ее венах признавала и Исиду, и Марию, ересь и правда сплетались в ее сердце, так что Ройан чувствовала одновременно вину и религиозный настрой.

В следующем святилище стояла золотая фигура Гора сокологолового, последнего из Святой Троицы. В правой руке он сжимал боевой лук, а в левой анх, поскольку распоряжался жизнью и смертью. Глаза его сияли алыми сердоликами.

Статую окружали другие изображения — Гор-младенец, сосущий грудь Исиды, Гор-Гарпократ: божественный юноша, гордый, стройный и прекрасный, касающийся одним пальцем подбородка в ритуальном жесте, шагающий в сандалиях, одетый в короткую юбку. Потом следовал Гор сокологоловый, но с телом льва, а затем — в теле молодого воина, несущего на голове объединенную корону юга и севера. Внизу была надпись: «Великий бог и повелитель неба, безграничная сила, самый могучий среди богов, чья мощь изгнала врагов его божественного отца Осириса».

В четвертом святилище стоял Сет, сам Сатана, бог насилия и раздора. Тело его отливало золотом, но голова принадлежала черной гиене.

В пятом святилище царил бог мертвых и кладбищ, Анубис, с головой шакала. Он присутствовал при бальзамировании, в его обязанности входило смотреть, куда склоняется чаша весов, когда взвешивали сердце умершего. Если весы застывали горизонтально, он объявлял его достойным. Но если баланс склонялся в пользу злых дел, Анубис бросал сердце крокодилу, и тот пожирал его.

Шестое святилище прославляло бога письма, Тота. У него была голова священного ибиса, а в руке тот сжимал стило.

В седьмой часовне священная корова Хатор прочно стояла на всех четырех копытах, пятнистая, черно-белая, и глядела на вошедших человеческими глазами. Только уши на голове богини действительно были коровьи. Восьмой, самый роскошный зал был посвящен Амону-Ра, отцу всего сущего. Он был солнцем, огромным золотым диском, от которого исходили золотые лучи.

Здесь Николас остановился и посмотрел назад, в начало длинного коридора. Эти восемь священных статуй представляли собой сокровище, превышающее все найденное Говардом Картером и лордом Карнарвоном в могиле Тутанхамона. Ему казалось нелепым думать об их рыночной стоимости, но простая правда заключалась в том, что даже одного из этих предметов искусства с лихвой хватило бы на оплату долгов. Но он отбросил эту мысль и зашел в просторную комнату в конце галереи.

— Погребальный зал, — благоговейно прошептала Ройан. — Гробница.

Тени отступали перед ними, будто дух покойного фараона спешил к месту своего упокоения. Теперь они видели саму гробницу. Стены покрывали еще более роскошные фрески. Хотя исследователи увидели по пути уже немало подобных, глаза еще не пресытились, а чувства не притупились от такого изобилия.

На стене была изображена огромная фигура, склоняющаяся с потолка, — гибкое тело богини Нут, рождающей солнце. Золотые лучи лились из ее утробы, заливая могилу фараона и наделяя умершего правителя новой жизнью.

Царский саркофаг стоял посреди комнаты — массивный гроб, вырубленный из целого куска гранита. Интересно, сколько рабов понадобилось, чтобы пронести эту массу камня через подземные проходы, подумал Николас. Ему представились потные тела в свете масляных ламп, скрип деревянных катков под невероятным весом гроба.

Потом англичанин заглянул внутрь, и сердце его упало. Саркофаг оказался пуст. Массивную гранитную крышку сняли с места и швырнули оземь с такой силой, что она треснула по ширине и развалилась на две части, лежащие теперь на полу рядом.

Археологи медленно подошли еще ближе, пока не смогли как следует посмотреть внутрь, ощущая горький вкус разочарования во рту. Там оказались только разбитые остатки четырех сосудов. Их вырезали из алебастра, чтобы вместить кишки, печень и прочие органы правителя. Сломанные крышки сосудов украшали изображения голов богов и мифических существ из мира мертвых.

— Пусто! — прошептала Ройан. — Тело фараона похищено.


В последующие дни, фотографируя фрески и упаковывая статуи восьми богов и богинь, Ройан и Николас обсуждали исчезновение мумии фараона из саркофага и не раз спорили об этом.

— Печати на входе оставались в целости, — говорила Ройан.

— Да, и этому должно быть объяснение, — заявил Харпер. — Таита мог сам забрать тело и сокровища. В седьмом свитке он много раз оплакивает утрату такого богатства. Он указывает, что разумнее было бы потратить его на египетский народ.

— Нет, это нелогично, — возразила Ройан. — Потратить столько труда, построить плотину, прорыть туннель, выстроить такую красивую гробницу, а потом похитить и уничтожить мумию правителя. Таита всегда был разумен и логичен. Он по-своему чтил богов Египта. Это видно по всем его работам. И он никогда бы не нарушил религиозные традиции, в которые сам верил так истово. Что-то в этой гробнице подсказывает мне, что она ненастоящая. Таинственное и почти небрежное исчезновение тела, даже картины и надписи на стенах…

— Насчет исчезновения тела я с тобой согласен. Но что нелогичного в росписи? — поинтересовался Николас.

— Возьмем для начала картины. — Ройан указала на изображение Исиды. — Они очень красивые, и это работа профессионального художника. Но цвета в них подобраны банальные, да и рисунок не отличается новизной. Фигуры деревянные — они не танцуют и не двигаются. В них не хватает искры гения, проявленной в могиле царицы Лострис, где были спрятаны свитки в алебастровых кувшинах.

Николас посмотрел на фрески.

— Понимаю, о чем ты. Даже фрески на гробнице Тануса отличались от этих.

— Вот именно! — подтвердила она. — Те рисовал сам Таита. А эти нет. Здесь поработал один из его помощников.

— А что тебе не нравится в надписях?

— Ты когда-нибудь видел могилу, где бы не присутствовали надписи из «Книги мертвых» и не изображался бы путь покойного через семь врат в рай?

Николас был поражен. Ему это и в голову не пришло. Он, не отвечая, повернулся и отправился вниз по длинной галерее, чтобы понаблюдать за упаковкой статуй. (На самом деле Харпер хотел получить больше времени на раздумье.)

Перед отъездом из Англии Николас упаковал все хрупкое и бьющееся оборудование, которое отправлялось в ущелье по воздуху, в прочные металлические ящики из-под боеприпасов. Все они имели водонепроницаемые резиновые прокладки и прочные запоры. Содержимое было надежно запрятано в пенопласт. Оборудование после окончания работ баронет собирался оставить в Эфиопии, но ящики сохранил для перевозки находок.

Хотя шесть статуй помещались в эти контейнеры, изваяния Хатор и Сета оказались слишком большими. К счастью, обнаружилось, что они разборные. Головы отделялись, ноги коровы надевались на деревянные штыри, сгнившие за тысячи лет. Разделенные на части, эти статуи тоже влезли в металлические ящики.

Николас понаблюдал, как Хансит упаковывает свирепую голову Сета из черного дерева и камеди в один из контейнеров, а потом отправился обратно к Ройан, изучавшей надписи на стене над пустым саркофагом.

— Хорошо. Я согласен. Ты права насчет отсутствия цитат из «Книги мертвых». Это странно. Но что мы можем поделать по этому поводу, кроме как принять тайну, раскрыть которую не суждено?

— Ники, здесь кроется что-то еще. Дело не закончено. Я чувствую это каждой клеточкой. Мы чего-то не заметили.

— Кто я такой, простой мужчина, чтобы сомневаться в истинности женской интуиции?

— Перестань высокомерничать, — оборвала его Ройан. — Сколько у меня времени на работу с надписями на стеле?

— Не более недели-другой… Мне нужно назначить рандеву с Джанни. Мы должны оказаться на взлетной полосе в Судане, когда он прилетит. Опаздывать на это свидание нельзя.

— Боже мой! А я думала, все уже обговорено. И как ты собираешься отсюда связаться с Джанни?

— Очень просто, — улыбнулся Николас. — На почте в Дэбрэ-Мариам есть телефон. Тессэ может свободно перемещаться по Годжаму. Она поднимется наверх ущелья в сопровождении монахов и позвонит Джеффри Теннанту в британское посольство в Аддис-Абебе. Я с ним договорился заранее. Он передаст сообщение Джанни.

— А Тессэ согласна?

Харпер кивнул:

— Она отправится в Дэбрэ-Мариам завтра. Джанни надо сообщить о наших планах как можно раньше, чтобы он подготовился к вылету с Мальты. Мы должны прибыть на место одновременно, потому что слишком опасно ждать опоздавших.


— На рассвете первого апреля, — передал Николас сообщение Тессэ. — Скажи Джанни, что мы прибудем в День дурака. Легко запомнить.

Они смотрели, как Тессэ идет по дороге в сопровождении монахов, и Ройан негромко спросила Мека Ниммура:

— А ты не беспокоишься, отпуская ее вот так, одну?

— Она очень ловкая. И ее знают и любят по всему Годжаму. Она настолько в безопасности, насколько может быть человек на этой опасной земле. — Мек посмотрел на стройную фигуру Тессэ в шамме и штанах. — Я бы хотел пойти с ней, но… — Ниммур пожал плечами.

Неожиданно Ройан воскликнула:

— Я забыла попросить ее!..

Она оставила Николаса и Мека, а сама побежала по дороге за Тессэ, крича:

— Тессэ! Подожди! Вернись!

Молодая женщина обернулась и дождалась, пока Ройан подбежит к ней. Пока две женщины стояли и тихо разговаривали, Николас потерял к ним интерес и принялся изучать далекий силуэт гор. Стоило ему увидеть, как густеют грозовые облака над вершинами, становясь более тяжелыми и зловещими, чем даже несколько дней назад, как на душе у него помрачнело. Дожди скоро начнутся. Вопрос только в том, действительно ли у них будет столько времени, сколько они полагают. Или нагрузка на плотину станет угрожающей и поднимающаяся вода заставит экспедицию покинуть ущелье.

Харпер снова повернулся к тропе и увидел, как Ройан передает что-то Тессэ, а та кивает и прячет листочек в карман штанов. Наконец женщины тепло обнялись, и эфиопка двинулась прочь. Ройан же осталась стоять посередине дороги, пока ее подруга не скрылась за холмом. Потом она медленно вернулась к ожидающему Николасу.

— В чем было дело? — спросил он, и Ройан загадочно улыбнулась в ответ.

— Женские тайны. Есть вещи, о которых вы, грубые мужланы, и не догадываетесь. — Когда Николас посмотрел на Ройан, приподняв бровь, она смилостивилась и ответила: — Тессэ попросит Джеффри Теннанта передать маме, что со мной все в порядке. Я не хочу, чтобы Джорджина беспокоилась из-за меня.

Спускаясь к временному лагерю на каменном уступе возле заводи Таиты, Николас размышлял, как по счастливой случайности телефон матери был записан на бумажке у Ройан и почему же ей внезапно захотелось сообщить о себе.

«Интересно, что она решила на самом деле? — подумал Харпер. — Придется попробовать вытянуть это из Тессэ по возвращении».

Ройан предпочла бы оставаться не в лагере, а в самой гробнице, чтобы быть ближе к надписям, над которыми работает. Но Николас настаивал, чтобы они спали на открытом воздухе, а уступ находился ближе всего к их рабочему месту.

— Затхлый воздух гробницы скорее всего очень вреден, — заявил он. — Пещерная болезнь — серьезная опасность в этих древних местах. Говорят, что от нее погибли некоторые люди Говарда Картера, работавшие в могиле Тутанхамона.

— Споры плесени, которые вызывают пещерную болезнь, размножаются в помете летучих мышей, — возразила она. — В гробнице Мамоса их нет. Таита слишком плотно ее запечатал.

— Ну ради меня, — умолял Николас. — Нельзя работать там, внизу, без конца. Я хочу, чтобы ты выходила на поверхность. Хоть на несколько часов в день.

Ройан пожала плечами.

— Только ради тебя, — согласилась она. Однако, добравшись до низа лесов, Ройан удостоила свое новое жилье одним только взглядом и немедленно устремилась к плотине и входу в подземный туннель.

Они превратили площадку лестницы снаружи входа в гробницу в мастерскую. Ройан разложила рисунки, фотографии и справочники на деревянном столе, сколоченном для нее Ханситом. Сапер поставил один из прожекторов, чтобы ей было достаточно света для работы. Возле одной стены друзья сложили армейские ящики с восьмью священными статуями. Николас настаивал на размещении находок там, где их можно полноценно охранять. Вооруженные люди Мека все еще несли круглосуточное дежурство возле моста через сток.

Пока Николас завершал фотографирование стен длинной галереи и пустого погребального зала, Ройан сидела за столом, трудясь над бумагами много часов, делая записи и вычисления в блокнотах. Время от времени она вскакивала и мчалась через дыру в белой штукатурке к длинной галерее, чтобы изучить каждую подробность украшенных стен.

Когда это случалось, Николас отрывался от фотоаппарата и смотрел на Ройан с некоторым умилением. Она была так поглощена своим делом, что не замечала ни его, ни кого бы то ни было еще. Англичанину не приходилось раньше видеть ее в подобном настроении, и такая работа потрясала Харпера.

Когда Ройан провела за изучением надписей пятнадцать часов без перерыва, он отправился вытаскивать ее из пещеры. Несмотря на протесты, Николас потащил ее по туннелю к пруду, где их ожидал горячий ужин. После него англичанин отвел ее в домик и заставил лечь на надувной матрас.

— А теперь ты будешь спать, Ройан, — велел он. Николас проснулся, услышав, как она тихонечко вышла из соседнего домика и крадется по уступу к входу в гробницу. Он посмотрел на часы и с ужасом увидел, что они спали только три с половиной часа. Англичанин быстро побрился, проглотил кусок обжаренного инжира с чаем и отправился следом за Ройан под землю.

Она стояла в длинной галерее перед пустой нишей святилища, где некогда находилась статуя Осириса. Она была так поглощена размышлениями, что не услышала шагов баронета и подпрыгнула от неожиданности, когда он коснулся ее руки.

— Ты напугал меня, — упрекнула она Харпера.

— Куда ты так смотришь? Что ты открыла?

— Ничего, — быстро сказала Ройан, а потом прибавила: — Не знаю. Это просто идея.

— Давай же! Что ты задумала?

— Мне проще показать. — Она отвела его обратно к столу на каменной площадке и аккуратно разложила перед собой блокноты, прежде чем продолжить говорить. — Последние несколько дней я проглядывала материалы со стелы на могиле Тануса, выбирая все цитаты, которые относятся к классическим книгам — «Книге дыхания», «Книге врат» и «Книге Тота», и выписывая их в одну тетрадь. — Ройан показала пятнадцать страниц, исписанных мелким почерком. — Это древние материалы, не принадлежащие перу Таиты. Пока что я отложила их в сторону. — Она закрыла блокнот и взяла другой. — А эти строки относятся к четвертой стороне стелы. Здесь я не узнаю ничего из классических книг. Это длинный список цифр и фигур. Может быть, некий код? Я не уверена, но у меня появились идеи, к которым я вернусь позже. А вот это, — Ройан показала на следующие записи, — свежий материал, о котором я тоже не читала в классических трудах. Большая часть, а может, и все — творение Таиты. Если он оставил дальнейшие подсказки, то они должны быть здесь, в этих секциях.

— Например, чудесная цитата, описывающая розовые интимные части богини? — улыбнулся Николас.

— Не удивлена, что ты не забыл этой фразы. — Ройан слегка покраснела и не стала поднимать глаза от записей. — Посмотрим на цитату в начале третьей стороны стелы, озаглавленной Таитой как «осень». Это первая сторона, привлекшая мое внимание.

Николас наклонился к ней и прочел иероглифическую надпись вслух:

— «Великий бог Осирис делает первый шаг в соответствии с правилом четырех быков. У первой колонны он приносит первое свидетельство неизменному закону доски». — Он поднял голову. — Да, я помню эту цитату. Таита говорит о бао, игре, так страстно им любимой.

— Правильно. — Ройан выглядела несколько смущенной. — Помнишь, как я рассказала тебе о сне, в котором я видела Дурайда в одной из комнат гробницы?

— Помню. — Харпер рассмеялся при виде ее смущения. — Он сказал что-то о правиле четырех быков. Теперь мы займемся толкованием снов, я правильно понял?

Его легкомыслие явно злило ее.

— Я всего лишь предполагаю, что подсознание переработало цитату, расшифровало ее и вложило в уста Дурайда в моем сне. Ты не можешь побыть серьезным хотя бы минуту?

— Прости, — сокрушенно сказал он. — Напомни, что сказал Дурайд.

— Во сне его слова были такими: «Помни о правиле четырех быков. Начинай сначала».

— Я не специалист по игре в бао. Что это значит?

— Правила и тонкости этой игры утрачены за долгие годы. Но, как ты, должно быть, знаешь, мы нашли доски для бао в могилах фараонов с одиннадцатой по семнадцатую династию и поняли, что это ранняя форма шахмат.

Она начала рисовать на одной из пустых страничек блокнота.

— Деревянная доска раскладывалась как шахматная, восемь рядов углублений в ширину и восемь — в длину. Вот так. — Она набросала схему шариковой ручкой. — Фигуры представляли цветные камешки, двигавшиеся по определенным законам. Я не буду вдаваться в подробности, но правило четырех быков — это начальный гамбит в игре для таких мастеров, как Таита. Он заключался в том, что жертвуют некоторыми камнями, собирая самые важные в первом углублении, откуда они контролируют основную часть доски.

— Не уверен, что понимаю, куда ты клонишь, но продолжай. Я слушаю. — Николас пытался не выглядеть слишком глупым.

— Первое углубление на доске. — Ройан указала на свой рисунок, словно обучая неразумного ребенка. — Начало. Дурайд сказал: «Начинай сначала». Таита сказал: «Великий бог Осирис делает первый шаг».

— Все еще не понимаю, — покачал головой Николас.

— Идем. — Взяв записи, Ройан провела его через дыру в белой штукатурке и остановилась перед святилищем Осириса. — Первый шаг. Начало.

Она повернулась лицом к галерее.

— Это первое святилище. Сколько их всего?

— Три для троицы, потом Сет, Тот, Анубис, Хатор и Ра, — перечислил Харпер. — Всего восемь.

— Слава Богу! — засмеялась она. — Мальчик умеет считать. Сколько углублений на доске для бао?

— Восемь поперек, восемь вниз… — Он умолк и посмотрел на нее. — Ты полагаешь…

Вместо ответа Ройан открыла блокнот.

— Все эти числа и посторонние символы — они не складываются в слова. Они не относятся друг к другу никаким образом, кроме того, что здесь нет числа больше восьми.

— Я думал, что все понял, но теперь опять запутался.

— Если бы кто-то читал записи шахматных ходов через четыре тысячи лет, что бы он понял? — спросила Ройан. — Не были бы они для него списком цифр и посторонних символов? А ведь ты непроходимо туп, верно? Объяснять тебе — все равно, что прошибать стену лбом.

— Боже правый! — Лицо Николаса прояснилось. — Какая ты умница! Таита играет с нами в бао!

— И это первая колонна, с которой все начинается. — Она указала на святилище. — Здесь бог Осирис делает первый шаг. Отсюда мы должны начать играть на священной доске для бао. Отсюда мы можем отсчитывать первый ход.

Оба принялись оглядывать святилище, плавно закругляющиеся стены и купол над головой. Потом Николас нарушил тишину:

— Рискуя снова быть названным непроходимо тупым и опасаясь разбить твой лоб, я все же спрошу: как мы собираемся играть, если даже не знаем правил?


Полковник Ного ощущал собственную важность и был полон уверенности в себе, когда входил в зал совещаний по вызову фон Шиллера. Нахут Гуддаби следовал за ним, твердо решив участвовать во всем происходящем. Он тоже пытался выглядеть уверенным и важным, но, по правде говоря, чувствовал свою уязвимость и хотел оправдаться перед хозяином.

Фон Шиллер диктовал письмо Утте Кемпер, но когда они вошли, поднялся и встал на закрытый ковром брусок.

— Вы обещали прийти с докладом вчера, — накинулся он на Ного, не обращая внимания на Нахута. — Что слышно от вашего информатора из ущелья?

— Прошу прощения, что заставил вас ждать, repp фон Шиллер. — Ного сник от резких упреков и почувствовал себя не в своей тарелке. Немец пугал его. — Женщины вернулись из лагеря Харпера на день позже. Они очень ненадежны. Эта деревенщина… Время для них ничего не значит.

— Да, да, — нетерпеливо перебил его фон Шиллер. — Я знаю о недостатках вашей черной расы и должен добавить: вам они тоже свойственны, Ного. Итак, какие новости?

— Харпер закончил работу над плотиной семь дней назад и немедленно перенес свой лагерь ниже по течению, в новое место, в холмах над каньоном. Потом они построили леса из бамбука. Информатор говорит, что они расчищают дыру на дне пустой заводи…

— Дыру? Какую дыру! — Фон Шиллер побледнел, на его лбу выступил пот.

— С вами все в порядке, герр фон Шиллер? — встревожился Ного. Немец выглядел совсем больным, будто собирался упасть в обморок.

— Я в полном порядке! — закричал миллиардер. — Что это за дыра? Опишите ее.

— Женщина, принесшая сообщение, — глупая крестьянка. — Ного было неловко под пронизывающим взглядом фон Шиллера. — Она говорит, что, когда вода ушла из реки, на дне оказалась дыра, наполненная камнями и обломками. Рабочие вычистили ее.

— Туннель! — Нахут не выдержал. — Наверняка это туннель, ведущий в гробницу.

— Тихо! — яростно повернулся к нему фон Шиллер. — У вас нет фактов. Пусть Ного закончит. — Он снова обратился к полковнику: — Продолжайте. Расскажите все остальное.

— Женщина говорит, что в конце дыры оказалась пещера. Как каменная часовня, с картинами на стенах…

— Картинами? С какими картинами?

— Женщина сказала, что там были изображения святых. — Ного с отвращением махнул рукой. — Она очень необразованная женщина. Глупая…

— Христианские святые? — спросил фон Шиллер.

— Это невозможно, — вмешался Нахут. — Я говорю вам, Харпер нашел гробницу Мамоса. Вы должны быстро действовать.

— Я не буду снова предупреждать тебя, жалкий человечек! — рявкнул на египтянина немец. — Молчи! Что еще было в пещере? — повернулся он к Ного. — Повторите все слова женщины.

— Картины и статуи святых, — развел эфиоп руками. — Простите, герр фон Шиллер, но она сказала именно так. Я понимаю, что это чушь, но слова женщины таковы.

— Оценивать, что здесь чушь, а что нет, буду я, — заявил немец. — Что они сделали со статуями святых?

— Харпер упаковал их в коробки.

— Он забрал их из святилища?

— Не знаю, герр фон Шиллер. Женщина не сказала. Немец спустился с бруска и начал ходить взад-вперед по комнате, бормоча что-то под нос.

— Герр фон Шиллер… — начал Нахут, но тот жестом приказал ему молчать. Наконец миллиардер остановился перед Ного и посмотрел на полковника снизу вверх.

— Нашли ли они там тело, мумию? — спросил он.

— Не знаю, герр фон Шиллер. Женщина не сказала.

— Где она? — Немец пришел в такое возбуждение, что схватил Ного за мундир и встал на цыпочки, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. — Где эта женщина? Вы отпустили ее?

В лицо Ного летели капельки слюны. Он моргал и пытался уворачиваться, но фон Шиллер держал его мертвой хваткой.

— Нет, сэр, она все еще здесь. Я не хотел приводить ее к вам…

— Дурак! Зачем мне информация из вторых рук? Я хочу сам ее допросить. — Миллиардер оттолкнул Ного. — Ступайте, приведите ее сюда.

Тот вернулся через несколько минут, таща за собой женщину. Она была молода и, несмотря на синие татуировки на щеках и подбородке, красива. Одетая в длинную черную шамму и покрывало замужней женщины, эфиопка несла на руках ребенка.

Как только Ного отпустил ее, она опустилась на пол и завыла в ужасе. Ребенок сочувственно вторил ей. Его ноздри были забиты засохшими соплями. Женщина развязала верхнюю часть одежды, вытащила грудь и сунула ее в рот ребенку. Оба смотрели на фон Шиллера испуганными глазами.

— Спросите ее, был ли в часовне гроб или тело святого, — приказал фон Шиллер, с отвращением глядя на женщину.

Ного допрашивал ее минуту, а потом сообщил:

— Она не знает ничего о теле. Она глупая и не очень хорошо понимает, о чем я говорю.

— Спросите ее про статуи святых. Что сделал с ними Харпер? Где они сейчас? Забрал ли он их из часовни?

После еще одного длинного диалога с женщиной Ного покачал головой:

— Нет. Она говорит, что статуи все еще в святилище. Белый человек упаковал их в ящики, а солдаты охраняют их.

— Солдаты? Какие солдаты?

— Солдаты Мека Ниммура, командира шуфта, о котором я вам рассказывал. Он все еще с Харпером.

— Сколько там ящиков? — Фон Шиллер нетерпеливо подошел к женщине и потыкал ее носком ботинка. — Сколько там статуй?

Женщина завыла от ужаса и отползла в сторону. Фон Шиллер с отвращением отвернулся от нее.

— Gott in Himmel! Бог всемогущий! — Миллиардер вытащил из кармана платок и прижал его к носу и рту. — Она воняет, как животное. Спросите, сколько ящиков.

— Немного, — перевел Ного. — Может быть, пять. Не больше десяти. Она точно не знает.

— Так мало предметов, и таких незначительных. — Шиллер отвернулся от женщины и заглянул в южное окно дома, выходящее на ущелье. — Если то, что говорит это существо, правда, то Харпер все еще не достал сокровище Мамоса. Там должно быть больше, гораздо больше.

Ного снова быстро поговорил с женщиной и повернулся к фон Шиллеру.

— Она говорит, что один человек из людей Харпера ушел из лагеря в ущелье и отправился в Дэбрэ-Мариам.

— Один из его людей? — резко отвернулся от окна фон Шиллер. — Кто? Кто именно?

— Эфиопка. Любовница Ниммура. Женщина, которую она называет возеро Тессэ. Я слышал про нее. Она была замужем за русским охотником, перед тем как стать шлюхой Мека Ниммура.

Фон Шиллер пробежал через комнату и схватил женщину за ворот одежды, рывком подняв на ноги с такой силой, что ребенок вылетел из ее рук и с ревом упал на пол.

— Спроси ее, где женщина, — велел Шиллер.

Мать вырвалась из его рук и опустилась на пол, пытаясь утешить вопящего младенца. Ного схватил ее и ударил по лицу, чтобы привлечь внимание к себе. Она прижала ребенка к груди и поспешно ответила.

— Она не знает, — перевел полковник. — Думает, что она все еще в Дэбрэ-Мариам.

— Уберите отсюда эту грязную сучку! — Фон Шиллер кивнул в сторону женщины и ее ребенка. Ного вытащил их из дома. — Что еще вы знаете о женщине Мека Ниммура? — спокойнее спросил миллиардер, когда полковник вернулся.

— Она происходит из благородной семьи, кровная родственница Рас Тафари Маконнена, старого императора Хайле Селассие.

— Если она женщина Мека Ниммура, значит, пришла прямо из лагеря Харпера и сможет рассказать такое, о чем и понятия не имеет это грязное существо.

— Это правда, герр фон Шиллер. Но если она не захочет говорить…

— Она мне нужна, — сказал немец. — Привезите ее сюда. Хелм поговорит с ней. Я уверен, что он сумеет уговорить женщину Ниммура.

— Она — важное лицо. Ее семья имеет большое влияние. — Ного задумался. — С другой стороны, она — сообщница известного бандита. Этого достаточно для ареста. Я отправлю отряд своих людей под предводительством одного из самых доверенных офицеров с приказом немедленно задержать ее. — Он поколебался. — Если женщину придется сурово допрашивать, лучше бы ей не возвращаться к друзьям в Аддис-Абебе. Они могут создать проблемы для всех нас. Даже для вас, герр фон Шиллер.

— И что вы предлагаете? — поинтересовался немец.

— Когда она ответит на все вопросы, произойдет несчастный случай, — предложил Ного.

— Делайте, что необходимо, — приказал фон Шиллер. — Оставляю детали вам. Только пусть с этой женщиной разберутся как следует. С меня довольно халтуры. — С этими словами он посмотрел на Нахута Гудцаби, который опустил голову и покраснел.


Они провели почти два дня в святилище Осириса в длинной галерее. Ни один древний язычник не изучал тексты на стенах столь алчно, как Николас и Ройан. Так же внимательно они рассматривали и яркие изображения бога.

Археологи по очереди зачитывали отрывки из текстов на стеле Тануса, выписанные Ройан в блокнот, повторяя их, пока не выучили наизусть. Когда Николас читал, его спутница внимательно смотрела на стены, пытаясь распознать связь.

— «Моя любовь — сосуд холодной воды в пустыне. Моя любовь — знамя, развевающееся на ветру. Моя любовь — первый крик новорожденного», — прочитал Харпер.

Ройан отвела взгляд от стены, которую изучала с пристальным вниманием, и улыбнулась.

— Иногда Таита становится очень мил, верно? — сказала она. — Такой романтик.

— Сосредоточься, ради всего святого. Мы не на уроке поэзии. Мы занимаемся серьезным делом.

— Варвар, — пробормотала Ройан, но послушно повернулась к стене.

— Теперь подумай над этим еще раз, — велел Николас и зачитал: — «Мы в долине тысячи соединений: ребенка с матерью, мужчины с женщиной, друга с другом, учителя с учеником, двух полов».

— Ты в третий раз за утро зачитываешь эту цитату. Что в ней так сильно тебя привлекает? — Ройан не повернулась к Харперу, но ее шея явно покраснела.

— Прости! Я думал, что ты найдешь ее не менее романтичной, чем предыдущую, — пробормотал англичанин. — Тогда попробуем это: «Я страдал и любил. Я противостоял ветрам и шторму. Стрела пронзила мою плоть, но не повредила мне. Я остерегся ложного пути, лежащего прямо передо мной. Я избрал скрытую лестницу к тронам богов».

Ройан оглядела длинную галерею.

— Да, может быть, что-то из этого. «Ложного пути, лежащего прямо передо мной… Я избрал скрытую лестницу…»

— Мы немного переутомились. Кидаемся на приманки, как голодная форель.

Она поднялась, откидывая потные пряди со лба.

— О, Ники, это так лишает сил, когда не знаешь, откуда начать.

— Мужайся, девица. — Харпер изобразил жизнерадостность, которой на самом деле не было. — Начнем сначала, как велел твой друг Таита. Попробуем вернуться к этому. — Он прижал руку к сердцу, как викторианский актер, и с наигранной страстью прочитал: — «Гриф поднимается на могучих крыльях навстречу солнцу…»

Она негромко рассмеялась его дурачеству, а потом ее взгляд соскользнул с лица Николаса и уперся в стену. Неожиданно Ройан вздрогнула.

— Гриф! — выпалила она, указывая за спину Харпера.

Он обернулся и посмотрел в указанном направлении.

Там действительно имелось изображение величественной птицы с яркими глазами и желтым изогнутым клювом. Кончики перьев на широко раскрытых крыльях были обведены яркими красками. Оба уставились на него, а потом Ройан подняла голову к потолку и коснулась руки Николаса, призывая тоже обратить внимание.

— Солнце! — прошептала она. На самом верху купола был изображен золотой диск солнца Ра. Казалось, его тепло изгоняет тени. Лучи тянулись во всех направлениях, но один из них следовал по изгибу стены и охватывал грифа своим сиянием.

— «Гриф поднимается навстречу солнцу…» — повторила она. — Может быть, Таита говорил буквально?

Николас подошел поближе к фреске, внимательно осмотрел ее, проведя руками по крыльям, брюху и жестоким кривым когтям. Стена под краской была совершенно гладкой. Никаких неровностей не обнаружилось.

— Голова, Ники. Посмотри на голову птицы! — Ройан подпрыгнула, пытаясь дотянуться до фрески, но не смогла. Она умоляюще повернулась к Харперу. — Сделай это — ты гораздо выше меня.

И только тогда англичанин заметил небольшую тень, которую отбрасывала голова птицы в свете прожектора. Коснувшись ее, он нащупал выпуклость, выступающую за пределы стены. Николас провел пальцами по голове грифа и обнаружил, что клюв был частью изображения.

— Ты нащупал какие-нибудь швы в штукатурке? — спросила Ройан.

— Нет, — покачал головой Николас. — Она гладкая. Выглядит частью основной стены.

— «Гриф поднимается навстречу солнцу…» — настаивала она. — Там нельзя ничего сдвинуть? Попробуй подтолкнуть голову к изображению солнца.

Он обхватил выпуклую голову птицы и принялся толкать вверх.

— Ничего! — простонал Харпер.

— Это стояло здесь четыре тысячи лет. — Ройан прыгала на одной ноге от огорчения. — Черт подери, Ники, если там есть движущаяся часть, она застряла. Сильнее! Толкай сильнее!

Он поднялся и положил обе руки на нижнюю часть изображения головы. На шее выступили жилы, к лицу прилила кровь, сделав его ярко-красным.

— Сильнее! — просила Ройан, но Николас опустил руки и сделал шаг назад.

— Нет, — хриплым от усилий голосом проговорил он. — Голова цельная и не движется.

— Подними меня. Я хочу посмотреть.

— С огромным удовольствием. Годится любой предлог, чтобы коснуться тебя похотливыми руками. — Он встал за ее спиной и поднял за талию, чтобы Ройан могла видеть голову птицы.

Она быстро ощупала ее кончиками пальцев и радостно воскликнула:

— Ники! Ты что-то сдвинул с места. Краска вокруг головы потрескалась. Я чувствую. Подними меня повыше.

Он закряхтел от усилия, но поднял ее еще на фут.

— Да, абсолютно точно! — закричала Ройан. — Что-то стронулось. В стене над головой появилась трещина. Посмотри сам!

Он принес один из пустых армейских ящиков с площадки за дырой и поставил его под изображение грифа. Встав на ящик, Харпер оказался на одном уровне с глазами птицы.

Выражение его лица мгновенно изменилось. Николас быстро сунул руку в карман и вытащил складной нож, открыл лезвие и осторожно поводил им вокруг головы. Вниз полетели маленькие куски краски.

— Действительно, похоже, что голова — это отдельная часть, — признал он.

— А теперь посмотри еще выше, вдоль солнечного луча. Видишь, на стене появилась трещина?

— Знаешь, ты права, — согласился англичанин. — Но если я попробую ее расчистить, то испорчу фреску. Ты хочешь, чтобы я сделал это?

Она колебалась недолго.

— Все равно могилу затопит, когда уровень воды снова поднимется. Поэтому мы в любом случае лишимся фресок. Риск обоснованный. Попробуй, Ники!

Он засунул лезвие ножа в тонкую трещину и осторожно повернул. От стены отвалился кусок штукатурки шириной с его руку и упал в пыль на агатовых плитах пола.

Николас заглянул в оставшуюся на стене впадину.

— Похоже, в стене есть что-то вроде прорези или желоба. Я расчищу его до конца. — Он принялся аккуратно орудовать ножом, и вниз полетели новые куски штукатурки.

Ройан зачихала от пыли, но не отступала. Кусочки мусора застряли у нее в волосах, как конфетти.

— Да, — наконец выговорил Харпер. — Здесь действительно вертикальный прорез.

— Убери штукатурку вокруг головы грифа, — велела она, и Николас, вытерев нож о штаны, снова принялся за дело.

— Все готово, — заявил он наконец. — Похоже, голова должна подняться по желобу. Отойди и дай мне рабочее пространство.

Положив обе руки под нижнюю часть головы грифа, Харпер навалился изо всех сил. Ройан сжала руки в кулаки и нахмурилась, сочувствуя ему.

Раздался негромкий скрежет, и выступающая деталь фрески рывками поползла в прорези. Она достигла верха, и Николас спрыгнул с ящика. Оба в ожидании уставились на изуродованную голову в окружении содранной штукатурки.

— Ничего! — удрученно прошептала Ройан после длинного молчаливого ожидания. — Ничего не изменилось.

— Это еще не конец цитаты со стелы, — напомнил он. — Там было больше, чем просто про грифа и солнце.

— Ты прав. — Она с готовностью оглядела всю стену. — «Шакал воет и оборачивается к собственному хвосту».

Ройан дрожащим пальцем указала на маленькую, почти незаметную фигурку Анубиса, шакалоголового бога кладбищ, на стене напротив изуродованного ими грифа. Он стоял у ног огромного изображения Осириса и не сильно превосходил размером украшенную кольцами ногу мужа Исиды и отца Гора.

Ройан подбежала к стене и, коснувшись Анубиса, сразу поняла, что и он тоже выступает вперед. Она изо всех сил начала пытаться повернуть фигурку сначала в одну сторону, потом в другую.

— «Шакал оборачивается к собственному хвосту», — выдохнула она, борясь с ним. — Он должен поворачиваться!

— Дай-ка я. — Николас мягко отодвинул ее в сторону и опустился на колени перед изображением черноголового бога, снова применив нож, чтобы очистить штукатурку и толстый слой краски. — Кажется, он вырезан в толстом дереве, а потом покрыт штукатуркой, — сказал англичанин, тыча в фигурку ножом.

Расчистив канавку, Харпер попытался повернуть голову по часовой стрелке, закряхтев от усилия.

— Нет! — проговорил он.

— В Древнем Египте не было часов, — возбужденно напомнила Ройан. — В другую сторону. Поверни в другую сторону.

При вращении в другую сторону за стеной раздался еще один резкий скрежещущий звук. Маленькая фигура медленно развернулась в руках у англичанина, пока черная голова не указала на желтые плиты пола.

Оба отступили от стены, выжидающе глядя на нее, но после еще одной томительной паузы даже Николас упал духом.

— Не знаю, чего нужно добиться, но этого не происходит, — с отвращением проговорил он.

— Но и это не вся цитата, — прошептала Ройан. — «Река течет к земле. Бойтесь, осквернители святых мест, или гнев богов падет на ваши головы».

— Река? — спросил Николас. — Как сказал бы Сапер, я не вижу никакой чертовой реки.

Ройан даже не улыбнулась имитации диалекта кокни. Вместо этого она принялась лихорадочно оглядывать надписи и картинки, покрывающие стены вокруг них. Вскоре она обрела искомое.

— Хапи! — зазвенел ее голос. — Бог Нила! Река! Высоко на стене, на одном уровне с головой великого бога Осириса, на них смотрел бог реки. Хапи был гермафродитом, с женской грудью и мужскими гениталиями, торчащими из-под огромного живота. В широко раскрытой пасти его гиппопотамьей головы виднелись большие кривые зубы, усеивающие огромные челюсти.

Встав на несколько металлических ящиков, Николас сумел дотянуться до изображения Хапи вытянутой рукой. Коснувшись его, он воскликнул:

— Этот тоже выступает!

— «Река течет к земле», — окликнула Ройан. — Он должен двигаться вниз. Попробуй, Ники!

— Дай мне расчистить края. — Англичанин расковырял штукатурку вокруг изображения кончиком ножа, а потом потыкал лезвием ниже по стене и обнаружил еще одно вертикальное углубление, направленное к полу. — Теперь я готов. — Он сложил нож и убрал его обратно в карман. — Затаи дыхание и прочти короткую молитву за меня, — велел Николас.

Харпер положил обе руки на изображение бога и принялся давить вниз, прилагая все больше усилий, пока наконец не повис на фигурке всем телом. Ничего не произошло.

— Не работает, — прокряхтел он.

— Погоди! — велела Ройан. — Я тоже залезу.

Она вскарабкалась на коробки за его спиной и обхватила обеими руками за шею.

— Держись! — велела молодая женщина.

— Полагаю, каждое усилие может оказаться решающим, — согласился Николас, когда Ройан повисла на нем, согнув ноги в коленях, перенеся весь вес ему на плечи. — Стронулось! — закричал он.

Неожиданно изображение Хапи сдвинулось с места и с резким скрежещущим звуком поползло к нижней части прорези.

Когда оно уперлось в конец канавки, руки Николаса слетели с гладкой поверхности фигурки. Штабель ящиков под ними закачался и развалился, и они с Ройан упали на пол. Она все еще висела у Харпера на шее и, когда англичанин потерял равновесие, потянула его назад. В итоге они рухнули. Николас поднялся на ноги и помог Ройан.

— Что случилось? — выдохнула она, оглядываясь по сторонам — сначала на изуродованную фигуру Хапи, потом на стены галереи.

— Ничего, — отозвался Николас. — Ничего не сдвинулось.

— Может быть, есть еще одна… — начала Ройан и умолкла при звуке, донесшемся сверху.

Оба подняли лица кверху, наполнившись внезапным трепетом. Над покрытым штукатуркой потолком что-то происходило.

— Что там? — прошептала Ройан. — Кажется, шевелится живое существо.

Каменный гигант, пробужденный после тысяч лет сна, ворочался на своем жестком ложе.

— Неужели это… — Она не окончила фразу. В ее разуме появился образ самого великого бога, очнувшегося в скрытой каменной комнате, открывающего злые раскосые глаза, приподнимающегося на локте, чтобы узнать, кто потревожил его покой.

Потом раздался новый звук, треск и грохот, словно на них надвигалась тяжеловооруженная армия, грохоча на каждом шагу. Сначала тихо, потом все громче и громче становился шум, напоминая оползень в горах. Следом, словно пушечный выстрел, раздался треск.

В высоком потолке появился разлом, пробежав по всей галерее. Оттуда заструилась пыль, и медленно, как в кошмаре, потолок начал проседать прямо у них над головой. Оба застыли в суеверном ужасе, не в силах оторвать взгляд от обваливающихся сводов. Потом кусок штукатурки ударил Николаса по лицу, порезав щеку и отбросив баронета к стене. Боль наконец привела его в чувство.

— Предупреждение! — выпалил он. — Предупреждение Таиты. Гнев богов. — Николас вскочил на ноги и схватил Ройан за руку. — Бежим! — Англичанин потянул ее за собой. — Таита устроил в потолке ловушку.

Они бросились бежать по галерее ко входу в гробницу. Вниз посыпались камни и куски штукатурки, коридор заполнила пыль, слепя их. Глухой гул над головой превращался в оглушительный рев, и потолок все сильнее обваливался. Они не осмеливались оглядываться, потому что грохот валящейся каменной кладки догонял их, грозя настичь до того, как они доберутся до выхода.

Острый камень величиной с голову всего лишь скользнул по плечу Ройан, однако ноги у нее подогнулись. Она бы упала, если бы Николас не обхватил ее рукой и не поднял, таща по галерее. Пыль заслонила проход перед ними, и квадратное отверстие, единственное спасение, скрылось как в густом тумане.

— Не останавливайся! — закричал Харпер. — Мы почти у цели. — В этот момент огромный кусок штукатурки с грохотом врезался в треногу с прожектором и коридор скрылся в темноте.

Лишившись возможности видеть, Николас с трудом подавил желание остановиться и сориентироваться. Вокруг него валились обломки. В любую секунду вся крыша могла обрушиться на них, раздавив и погребя под собой. Не останавливаясь, он тащил Ройан сквозь тьму. Наконец Николас на полном ходу врезался в стену, и у него перехватило дыхание. Сквозь облака пыли он едва мог различить прямоугольное отверстие в слое штукатурки, подсвеченное прожекторами снаружи, на вершине лестницы.

Слегка отлетев назад, он обхватил Ройан за талию, приподнял и бросил в отверстие, услышав, как она со стоном ударилась о пол на другой стороне. Еще один обломок ударил его по затылку, и Николас повалился на колени. Он едва удержался на грани сознания, но заставил себя ползти вперед, отчаянно шаря руками, пока не добрался до неровной дыры выхода. Из последних сил он перевалил через порог, и за его спиной обрушился потолок во всей галерее.

Снаружи, на верхней площадке лестницы, Ройан приподнялась на колени и подползла к Харперу, освещенному прожекторами.

— С тобой все в порядке? — выдохнула она. Из пореза на виске Николаса струилась кровь, выделяясь темно-алым на фоне лица, облепленного белой, как мука, пылью.

Вместо ответа он с трудом поднялся на ноги и потянул Ройан за собой.

— Тут нельзя оставаться, — хрипло проговорил Харпер, и в тот же момент из дыры вылетело белое облако пыли, опять приглушая свет прожекторов. — Здесь опасно. — Англичанин потащил Ройан прочь, кашляя от пыли. — Вся эта пещера может обрушиться.

Николас привел ее к подножию лестницы, и они заковыляли вниз, поскальзываясь на покрытом водорослями полу. Сквозь пыль впереди вырисовалась широкая фигура Сапера.

— Какого черта здесь происходит? — с облегчением проревел он, завидев их.

— Помоги мне! — заорал в ответ Николас. Сапер подхватил Ройан на руки, и они понеслись по туннелю, остановившись перевести дыхание только у мостика через сток.


Почта в деревне Дэбрэ-Мариам располагалась в маленьком строении на пыльной улице за церковью. Стены были сложены из необожженного кирпича, и их не покрывала ни штукатурка, ни краска. Оцинкованная железная крыша почты отражала свет горного солнца. Общественный телефон должен был находиться в будке у входа, но давно ушел в небытие. Может, его украли, может — сломали, но вероятнее всего, просто сняли по приказу местных властей, чтобы диссиденты и бунтари не могли им пользоваться.

Тессэ ожидала этого и удостоила будку лишь одним взглядом, сразу пройдя в маленькую комнату, представляющую собой главный зал почты. Там сидело немало крестьян, занявших очередь к пожилому почтмейстеру, единственному человеку за зарешеченным окошком. Некоторые расстелили на полу плащи и уселись на них, изготовившись долго ждать, проводя время за болтовней и курением, покуда дети резвились вокруг взрослых.

Почти каждый из собравшихся узнал Тессэ, стоило ей показаться на пороге. Даже те, кто провел в очереди все утро, с уважением приветствовали ее и отступили в сторону, чтобы пропустить вперед. Несмотря на два десятилетия африканского социализма, феодальные инстинкты селян сохранились. Тессэ принадлежала к благородному роду, и на нее распространялись подобные привилегии.

— Спасибо, друзья, — улыбнулась она. — Вы очень добры, но я дождусь своей очереди.

Их очень смутил ее отказ. Поэтому, когда даже пожилой почтмейстер перевесился через прилавок и тоже принялся настаивать, одна из немолодых женщин взяла Тессэ за руку и повела ее вперед.

— Благослови вас Иисус и все его святые, возеро Тессэ! — приветственно воскликнул почтмейстер. — Добро пожаловать в Дэбрэ-Мариам. Что угодно моей госпоже?

Все посетители почты собрались вокруг молодой женщины, чтобы не упустить ни детали из ее заказа.

— Я хочу сделать звонок в Аддис-Абебу, — сказала она почтмейстеру. Окружающие люди заговорили, зашептали. Это было необычное и, несомненно, важное дело.

— Я отведу вас к телефонному узлу, — важно заявил работник почты и ради такого случая даже надел синюю форменную фуражку. Он обошел прилавок, раздвигая посетителей и покрикивая на них, чтобы проложить дорогу Госпоже Солнце. Служащий провел Тессэ в маленькую комнату в задней части почты, где телефонная кабинка занимала место размером не более крохотного туалета.

Тессэ, почтмейстер и все крестьяне, которые смогли поместиться, зашли внутрь. Работник телефонного узла был рад помочь прелестной женщине и принялся кричать в трубку, как старшина на параде.

— Уже скоро! — улыбнулся он. — Небольшая задержка. А потом можно будет поговорить с британским посольством в Аддис-Абебе.

Тессэ, которая хорошо знала, что такое небольшая задержка в Эфиопии, вернулась на переднее крыльцо почты и послала за едой и выпивкой в ближайший деревенский кабак. Она угостила сопровождающих монахов и половину Дэбрэ-Мариам, устроив веселый пикник в ожидании, пока ее заказ пройдет через полдюжины старинных деревенских телефонных узлов в столицу. Благодаря тею расположение духа у собравшихся было самое радужное. Наконец через полчаса из двери выбежал почтмейстер и с гордостью объявил, что вызываемый абонент ждет госпожу в задней комнате.

Тессэ, монахи и пятнадцать крестьян последовали за почтмейстером к телефонному узлу и собрались, радостно вереща, вокруг кабинки. Остальные толпились в основном помещении почты.

— Джеффри Теннант у телефона. — Сквозь потрескивание и шипение раздались металлические нотки английского с безупречным произношением.

— Мистер Теннант, это возеро Тессэ.

— Я ждал вашего звонка. — Голос Джеффри смягчился при мысли о том, что он разговаривает с хорошенькой женщиной. — Как поживаете, моя дорогая?

Тессэ передала ему сообщение Николаса.

— Скажите Ники, что дело будет сделано, — заявил Теннант и повесил трубку.

— А теперь, — сказала Тессэ почтмейстеру, — я хочу сделать еще один звонок. В посольство Египта.

Собравшиеся возбужденно загудели, поняв, что развлечения на сегодня не окончены. Все вернулись выпить еще тея и поговорить.

Второй звонок проходил дольше, и Тессэ соединили с египетским атташе по культуре только после пяти часов вечера. Она однажды встречалась с ним на вечеринке в Аддис-Абебе, и только поэтому он согласился ее выслушать.

— Вам очень повезло, что вы застали меня так поздно, — заявил дипломат. — Обычно мы закрываемся в четыре тридцать, но сейчас происходит встреча Организации африканского единства, и я работаю куда дольше. Впрочем, не важно. Чем я могу помочь вам, возеро Тессэ?

Стоило ей назвать имя и звание человека в Каире, которому было адресовано послание Ройан, как его снисходительный тон исчез, сменившись деловым и полным желания угодить. Атташе записал все, что Тессэ сказала, попросив повторить имена и названия. Для подтверждения он прочел свои записи вслух.

В конце длинного разговора дипломат понизил голос:

— Меня чрезвычайно опечалила ваша недавняя потеря, Госпожа Солнце. Я всегда был высокого мнения о майоре Брусилове. Быть может, когда вы вернетесь в Аддис-Абебу, вы окажете честь отобедать со мной?

— Как мило с вашей стороны предложить такое, — сладким голосом отозвалась Тессэ. — Я с огромной радостью снова встречусь с вашей очаровательной женой. — Она положила трубку, не дожидаясь, пока атташе перестанет смущенно бормотать оправдания.

Солнце уже начало садиться за вершины небесных замков из кучевых облаков, и в воздухе запахло дождем. Было слишком поздно, чтобы идти вниз по склону, поэтому Тессэ с облегчением приняла приглашение главы Дэбрэ-Мариам, отправившего ей навстречу одну из своих дочерей.

Дом старейшины был лучшим в деревне, не круглый тукул, а квадратное кирпичное здание с железной крышей. Его жена и дочери приготовили пир в честь Тессэ, на который пригласили всех уважаемых людей деревни, включая священников. В итоге ей удалось улизнуть в лучшую спальню, освобожденную для нее главой поселка и его женой, только после полуночи.

Засыпая, Тессэ услышала стук тяжелых капель по гофрированному железу крыши. Звук был уютным, но она невольно подумала о дамбе в ущелье и понадеялась, что этот дождик просто случайность, а не предвестник начала сезона дождей.

Когда она проснулась много часов спустя, дождь перестал. За окном, не закрытым занавеской, царила безлунная и тихая ночь, если не считать воя бездомной собаки. Тессэ задумалась, что же разбудило ее. Неожиданно у нее появилось дурное предчувствие, наследие дней тирании Менгисту, когда любой звук в ночи мог говорить о прибытии тайной полиции. Это ощущение оказалось столь сильным, что она не смогла заснуть. Встав с постели, Тессэ начала одеваться. Она решила разбудить монахов и выступить в путь в темноте. Только рядом с Ниммуром ей удавалось почувствовать себя в полной безопасности.

Когда Тессэ натянула шаровары и принялась шарить под кроватью в поисках сандалий, она услышала вдалеке шум мотора машины, подошла к окну и прислушалась. Воздух стал прохладным от дождя, и ветерок коснулся ее голых рук и груди.

Казалось, что грузовик едет к деревне с юга, со стороны реки, быстро приближаясь. Чувство опасности усилилось. Крестьяне поговорили с монахами, и теперь все знали, что она — женщина Мека Ниммура. А он находится в розыске. Неожиданно Тессэ ощутила себя очень уязвимой и одинокой.

Она быстро натянула через голову шерстяную шамму и сунула ноги в сандалии. Выйдя на цыпочках из комнаты, молодая женщина услышала храп старейшин в комнате, куда они с женой переместились, освобождая место для нее. Тессэ свернула в коридор, ведущий к кухне. Огонь в очаге догорел, но на земляном полу все равно можно было различить спящие фигуры монахов. Они лежали, натянув на головы шаммы, полностью укрытые, немного напоминая трупы в морге. Тессэ опустилась рядом с одним из них и потрясла его, но он, видимо, выпил немало тея за обедом, поскольку не проснулся.

Звук приближающегося грузовика стал куда громче, и беспокойство начало перерастать в панику. Поняв, что в случае опасности монахи не смогут ей помочь, Тессэ поднялась и направилась к задней двери.

Теперь грузовик подъехал прямо к дому. Свет фар метнулся по передним окнам, на мгновение озарив коридор. Потом рев мотора смолк — водитель снял ногу с газа, раздались визг тормозов и шуршание шин по гравию. Следом донеслись крики и топот ног людей, спрыгивающих на землю.

Тессэ застыла на полпути, склонила голову и прислушалась. Неожиданно по шаткой входной двери громко застучали и раздались жутко знакомые крики:

— Открывайте! Центральная разведывательная служба! Открывайте дверь! Никому не выходить из дома!

Она бросилась к задней двери, но в темноте споткнулась о низкий стол, заставленный грязными тарелками, оставшимися с вечера. Она тяжело рухнула на пол, уронив посуду и бутылки тея. Люди у передней двери в ту же секунду ворвались в дом, крича и ломая мебель, светя фонарями во все стороны, обыскивая передние комнаты. Раздались тревожные голоса — старейшина и его семейство проснулись. За этим последовали тяжелые удары дубинками и прикладами, крики боли и ужаса.

Тессэ добралась до задней двери и пыталась открыть ее. От грохота ног бегущих по дому людей ее пальцы стали непослушными, замок никак не хотел поддаваться. Во дворе тоже слышались шаги — другие люди окружали дом. Наконец дверь распахнулась. Снаружи было темно, а места чужие; Тессэ не знала, куда ей бежать. До нее донесся шум воды — впереди была река.

«Если мне только удастся добраться до берега», — подумала она и побежала по двору.

В ту же секунду ее ослепил луч фонаря и грубый голос проревел:

— Вот она!

Последние сомнения в том, кто намеченная жертва, испарились, и Тессэ понеслась, подобно вспугнутому зайцу, освещенная фонарем. Преследователи и в самом деле напоминали свору собак. Она добралась до берега и побежала направо, вниз по течению. Сзади раздался выстрел, и она пригнулась, уворачиваясь от пули.

— Не стреляйте, идиоты! — повелительно проревел голос. — Она нужна для допроса.

Белая шамма мелькала в лучах фонарей, как крылышки мотылька.

— Остановите ее! — закричал офицер за ее спиной. — Не дайте удрать!

Но Тессэ была быстрой, как газель. Ноги в легких сандалиях несли ее по неровной земле, пока солдаты в тяжелых ботинках спотыкались и чертыхались. Когда она начала отрываться от военных, у нее зародилась надежда.

Звук преследования за спиной стихал. Тессэ оказалась на пределе досягаемости света фонаря и в этот момент напоролась на ржавую колючую проволоку. Три ряда колючек впились в ее тело на уровне коленей, бедер и диафрагмы. У Тессэ перехватило дыхание, острые шипы пронзили шерстяную одежду и впились в кожу. Она попала как рыба в сеть и повисла на колючках, беспомощно трепыхаясь. Грубые руки схватили ее и стащили с проволоки. Тессэ заплакала от боли, причиненной шипами, и от отчаяния. Один из солдат выкрутил ей запястье, завернул руку за спину и захохотал, услышав крик боли.

К ним подбежал офицер, тяжело дыша. Он был слишком толст и вспотел даже такой холодной ночью. Пухлые щеки жирно блестели в свете фонарей.

— Не причиняй ей боли, осел, — выдохнул он. — Она не преступница, а благородная дама. Отведите ее к грузовику, но обращайтесь с ней уважительно.

Два человека подхватили Тессэ за руки и повлекли к машине, чтобы потом затолкать в кабину рядом с водителем в военной форме. Полный офицер залез следом, и женщина оказалась зажата между двух мужчин. Солдаты вскарабкались в кузов грузовика. Водитель завел двигатель и отпустил сцепление.

Тессэ тихо плакала, и офицер бросил на нее короткий взгляд. В свете фар она успела заметить сочувствие в глазах военного, которое слабо вязалось с его действиями.

— Куда вы меня везете? — спросила она, подавляя рыдания. — Что я натворила?

— Мне приказано доставить вас к полковнику Ного, командующему округом, на допрос в связи с действиями шуфта в Годжаме, — сообщил он, пока их подбрасывало вверх-вниз на колдобинах.

Оба помолчали, а потом офицер заговорил по-английски:

— Водитель знает только амхарский. Я хочу сказать, что знал вашего отца, алто Земена. Он был хорошим человеком. Мне очень жаль, что сегодня с вами так поступили, но я всего лишь лейтенант. Мне приходится исполнять приказы.

— Я понимаю, что это не ваш выбор и не ваша вина.

— Меня зовут Хаммед. Я помогу вам. В память об алто Земене.

— Спасибо, лейтенант Хаммед. Друзья мне понадобятся.


Пока они ждали, когда осядет пыль и упадут последние камни, Николас обработал все ранки, полученные Ройан. Порез на виске оказался не слишком серьезным, больше напоминая царапину, и англичанин решил, что зашивать его не нужно. Он продезинфицировал рану и заклеил пластырем. Оказалось, что Ройан довольно сильно ударилась плечом при падении, и Николас помассировал его, натерев мазью с арникой.

К своим ушибам он отнесся с куда меньшим вниманием. Уже через час после обвала Харпер был готов вновь отправиться в туннель. Баронет велел Ройан и Саперу оставаться на мосту, а сам поднялся по ступеням, неся с собой бамбуковый шест и лампу, соединенную с генератором.

Николас продолжил путь со всевозможной осторожностью, постукивая по крыше туннеля, ища слабые места. На площадке оказалось, что камнепад разрушил остатки белой заштукатуренной двери, некогда преграждавшей путь в гробницу. Ящики из-под снаряжения, в восьми из которых лежали статуи из святилищ, разметало в стороны. Некоторые оказались погребены под упавшими камнями. Николас вытащил их и заглянул в каждый, чтобы убедиться, не пострадало ли содержимое. С невероятным облегчением он обнаружил, что прочный металл выдержал напор и драгоценные статуи остались в целости и сохранности. Харпер осторожно отнес их к самому стоку и оставил там на попечении Сапера.

На сей раз Ройан настояла, что отправится с ним. Ее не переубедили даже его живописания возможности нового камнепада. При виде развалин некогда прекрасной галереи египтянка пришла в ужас.

— Она полностью разрушена, — прошептала Ройан. — Все эти произведения искусства… Не могу поверить, что Таита позволил этому случиться.

— Я тоже, — с горечью согласился Николас. — Он хотел отправить нас по дороге через семь врат на земли счастливой охоты. И почти преуспел, надо заметить.

— Понадобится немало усилий, чтобы разобрать все это.

— О чем ты говоришь? — в тревоге повернулся к ней англичанин. — Мы спасли статуи, и надеяться больше не на что. Думаю, пришло время зафиксировать убытки и выметаться отсюда.

— Выметаться? Ты спятил? — яростно закричала она. — Совсем сошел с ума?

— По крайней мере статуи оплатят наши издержки, — объяснил Харпер. — И даже может остаться что-нибудь для дележа по нашим условиям.

— Но ты ведь не хочешь отказаться теперь, когда мы так близко к цели? — резко спросила Ройан.

— Галерея разрушена… — спокойно начал Николас, но его спутница топнула ногой и закричала:

— Гробница все еще там. Черт подери, Ники, Таита не стал бы тратить столько усилий, если бы это было не так. Мы уже слишком близко — вот почему он так обрушился на нас. Неужели ты не понимаешь? Теперь он действительно обеспокоен. И мы не можем отказаться от победы, когда она видна на горизонте.

— Ройан, будь разумна.

— Нет! Нет! Это ты будь разумен. — Она наотрез отказывалась слушать. — Ты должен немедленно начать расчистку галереи. Я знаю, что теперь вход открыт. Нам нужно всего лишь убрать обломки. Я уверена, что мы найдем настоящий вход в гробницу за булыжниками, которые Таита специально сбросил нам на головы.

— Кажется, в результате камнепада в твоей голове повредился винтик-другой, — обреченно развел руками Николас. — Но что проку спорить с безумной женщиной? Мы расчистим часть завалов и докажем тебе, что там ничего нет.

— Большой проблемой станет пыль. — Сапер посмотрел на заваленный вход в галерею, выслушав их новые планы. — Стоит коснуться этих обломков, и в воздух ее поднимется столько, что наш маленький вентилятор с этим не справится.

— Верно, — живо согласился Николас. — Значит, придется их смачивать. Поставим два ряда людей на участке от входа в гробницу к стоку. По одному будем передавать ведра с водой, а по другому — каменные обломки.

— Работы потребуется немало, — с траурным видом объявил Сапер, покусывая нижнюю губу.

— Ты нанимался на нелегкий труд, — напомнил его друг. — Так что нечего ныть.

Монахи, все еще убежденные, что заняты богоугодным делом, жизнерадостно восприняли новое задание. Они с пением передавали обломки штукатурки и камни в одну сторону, а глиняные горшки с водой из стока — в другую. Николас работал вместе с отрядом «Буйволов», возглавляемых Ханситом. Это оказался тяжелый, грязный и опасный труд. Каждый обломок приходилось поливать водой и только потом передавать по цепочке. Скоро лестница стала предательски скользкой. Кроме того, оставалась опасность нового обвала.

В подземном коридоре работало так много людей, что маленький вентилятор не справлялся с задачей циркуляции воздуха. Внутри стало жарко и тяжко. Люди разделись до набедренных повязок, тела блестели от пота. Передаваемые обломки сбрасывали в сток, но, несмотря на это, уровень воды нисколько не изменился. Глубины бесследно поглощали каменные осколки.

В забитом людьми подземелье Николасу было так душно, что после окончания каждой смены он хотя бы на несколько минут выбирался на открытый воздух. Даже мрачный и темный пруд Таиты навевал добрые чувства после вызывающих клаустрофобию коридоров. В один из таких выходов, перелезая через стену из габионов, он увидел Ниммура.

— Николас! — Красивое темное лицо Мека было серьезно. — Вернулась ли Тессэ из Дэбрэ-Мариам? Она должна была оказаться здесь еще вчера.

— Не видел ее, Мек. Я думал, она с тобой.

Тот покачал головой.

— Я хотел убедиться, что Тессэ не проскользнула мимо моих дозорных, прежде чем посылать отряд искать ее.

— Мне очень жаль. Я не знал, что могу подвергнуть ее опасности, отправляя наверх. — Николас почувствовал угрызения совести.

— Считай я так сам, никогда бы не позволил ей уйти, — согласился Мек. — Хорошо, я отправлю людей на поиски.

Отсутствие эфиопки стало очередным поводом для беспокойства Николаса. Все последующие дни эта мысль висела у Харпера в подсознании, пока шла расчистка центральной галереи. (Слишком медленно, по его мнению.)

Ройан проводила времени на поверхности не больше, чем англичанин, и оба стали такими же грязными, как «Буйволы», работающие рядом. Археолог оплакивала каждый фрагмент уничтоженных фресок. Перед тем как позволить сбросить их в сток, она пыталась выбрать те, на которых остались заметные куски изображений. Так был спасен обломок с красивой головой Исиды и еще один, с целым богом письма Тотом. Увы, большинство фресок были бесповоротно погублены и с грустью сброшены в бездну.

В длинной галерее терялось чувство времени, ночь нельзя было отличить ото дня. Выходя из подземных коридоров, они с удивлением обнаруживали мерцающие над головой созвездия или жаркое африканское солнце, горящее на безоблачном небе. Друзья ели и спали, не обращая внимания на время суток.

Они в очередной раз входили в гробницу после нескольких часов отдыха в домиках на дне бывшей заводи, когда в коридоре впереди раздался крик. В ответ раздался гомон людей, возбужденные вопли тех, кто трудился в верхней части туннеля.

— Хансит что-то нашел! — закричала Ройан. — Черт подери, Ники, я знала, что мы должны остаться… — Она побежала вперед, и англичанин поспешил за ней.

Они выбежали на площадку перед галереей и увидели, что там полно размахивающих руками полуобнаженных рабочих. Николас протолкался сквозь них, и Ройан не отставала. Оказалось, что Хансит расчистил галерею до самого святилища Осириса. Потолок там обрушился, и на разбитых агатовых плитах, покрывающих пол, Николас увидел остатки механизма, который Таита разместил под самым сводом подземного зала. Именно он обрушил на них камни, стоило его активизировать. Большая часть механизма представляла собой каменное колесо, напоминающее мельничное и весящее много тонн. Николас с любопытством осмотрел его.

— Читая «Речного бога», понимаешь, что Таита был практически помешан на колесах, — сообщил он Ройан. — Колеса колесниц, водяные колеса, а теперь, видимо, и колесо в его ловушке на неосторожных искателей приключений. Когда мы сдвинули рычаги, то выбили клинья, удерживающие эту жуткую вещь, и она покатилась, переворачивая все замковые камни, сложенные вдоль потолка галереи.

— Только не сейчас, Ники! — Ройан запрыгала на месте от нетерпения. — Потом еще будет время для твоих лекций. Хансита вряд ли бы так обрадовала ловушка Таиты. Он нашел что-то другое. Идем!

Они принялись проталкиваться сквозь толпу рабочих к высокой фигуре Хансита.

— Что такое? — крикнул Николас. — Что ты нашел?

— Сюда, эфенди! — закричал Хансит. — Скорее сюда.

Они добрались до монаха, стоящего в конце разрушенной галереи.

— Вон там! — гордо указал тот.

Николас опустился на одно колено в развалинах святилища. На стене остались небольшие куски штукатурки. Хансит вытащил один камень и указал в пустоту за ним. Англичанин заглянул внутрь, и сердце его часто забилось. Там было отверстие шириной с галерею. Одного взгляда хватило, чтобы понять — это начало туннеля, поворачивающего направо от длинного коридора. Прежде оно было скрыто за изображением великого бога.

Глядя в туннель почти с благоговением, Харпер почувствовал касание руки Ройан и ее теплое дыхание.

— Вот он, Ники. Вход в истинную гробницу Мамоса. А галерея была подделкой. Отвлекающим маневром Таиты. Теперь перед нами подлинный вход.

— Хансит! — сказал Николас хрипловатым от переполняющих его чувств голосом. — Вели людям расчищать завал.

Рабочие двинулись вперед. Николас и Ройан стояли у них за спиной, с нетерпением глядя на изменяющуюся форму отверстия, пока его полностью не расчистили. Перед ними оказался черный прямоугольник точно таких же размеров, как и туннель, ведущий от стока: три на два метра. Порог и косяки были сделаны из прекрасно обработанного камня, и, посветив лампой в дыру, Николас увидел ведущие вверх ступени.

Они перетащили кабели и лампы в новую галерею, установив их у входа, и Харпер, собравшись войти, обнаружил рядом с собой Ройан.

— Я пойду с тобой, — твердо заявила она.

— Здесь может быть какая-нибудь ловушка, — предупредил он. — Таита затаился и ждет за первым поворотом.

— И не думай меня отговорить. Не выйдет, мистер! Я все равно пойду.

Они медленно поднялись по крутым ступеням, останавливаясь на каждой, чтобы осмотреть стены и коридор перед ними. Через двадцать шагов исследователи оказались на еще одной площадке. Здесь были две арки, по одной с каждой стороны, а сама лестница продолжалась.

— Куда? — спросил Николас.

— Вверх, — решила Ройан. — Эти проходы исследуем потом.

Они осторожно продолжили подъем. Еще через двадцать ступеней друзья оказались на точно такой же площадке с проходами по обе стороны и лестницей перед ними.

— Вверх, — велела она, не дожидаясь вопроса.

Еще двадцать ступеней, и снова площадка с уже знакомыми поворотами направо и налево.

— Это как-то глупо, — запротестовал Николас, но Ройан подтолкнула его в спину.

— Надо продолжать идти вверх, — заявила она, и он не стал больше спорить. Они проходили площадку за площадкой, и каждая новая была точной копией предыдущей.

— Наконец-то! — воскликнул Николас, когда они оказались наверху лестницы с уже привычными проходами по сторонам, но гладкой стеной впереди. — Вот докуда она идет.

— Сколько площадок? — спросила она. — Сколько их всего?

— Восемь, — ответил он.

— Восемь, — согласилась Ройан. — Это число тебе ничего не напоминает?

Николас повернулся и посмотрел на нее:

— Ты хочешь сказать…

— Восемь святилищ в длинной галерее, эти восемь площадок и восемь углублений на доске для игры в бао.

Они молча и нерешительно постояли на верхней части лестницы, оглядываясь по сторонам.

— Ладно, — наконец выговорил Харпер. — Если ты такая умная, скажи, куда нам теперь идти.

— Эники-беники, — сказала Ройан. — Пойдем направо. Они недолго двигались по проходу с правой стороны и снова встретились с Т-образной развилкой — гладкой стеной с одинаковыми проходами справа и слева.

— Повернем-ка мы снова направо, — решила она. Когда они оказались у еще одной Т-образной развилки, Николас остановился и повернулся к Ройан.

— Ты понимаешь, что здесь происходит? — спросил он. — Это очередной трюк Таиты. Он привел нас в лабиринт. Если бы не кабель, мы бы уже заблудились.

Ройан удивленно посмотрела назад, а потом заглянула в неисследованные проходы справа и слева.

— Таита не мог предвидеть эру электричества, строя это. Он ожидал, что грабители могил будут иметь то же оборудование, что и он сам. Представь, каково оказаться здесь без электрического кабеля, по которому можно найти обратную дорогу, с одной масляной лампой, — проговорил Николас. — И представь, что случится с тобой, когда масло выгорит и ты потеряешься в здешних коридорах в полной темноте.

Ройан поежилась и схватила его за руку.

— Жуть какая! — прошептала она.

— Таита начинает играть жестко, — негромко произнес Николас. — Я довольно тепло относился к этому парню, но, кажется, начинаю пересматривать свои взгляды.

Ройан снова поежилась.

— Давай вернемся, — прошептала она. — Нам не следовало бросаться сюда вот так, наобум. Надо вернуться и тщательно выработать план. Мы не готовы. У меня есть чувство, что мы в опасности. В настоящей опасности, как в длинной галерее.

Возвращаясь, снова делая повороты и подбирая по дороге кабель, они с трудом сдерживались, чтобы не броситься бежать по каменным коридорам. Ройан крепко держалась за руку Николаса. Обоим казалось, что некий злобный разум таится в темноте, следит за ними, наблюдает и выжидает.


Грузовик, везущий Тессэ, проехал через всю деревню Дэбрэ-Мариам и свернул на дорогу, идущую вдоль Дандеры к краю ущелья Аббая.

— Это не дорога к штабу армии, — заметила Тессэ лейтенанту Хаммеду, и тот неловко поерзал на сиденье рядом с ней.

— Полковник Ного находится не в своем штабе. Мне дан приказ отвезти вас в другое место.

— В этом направлении есть только одно место. Базовый лагерь иностранной горнодобывающей компании «Пегас».

— Полковник Ного использует лагерь в качестве отправной точки в борьбе против шуфта в долине, — объяснил он. — Мне приказано привезти вас туда.

Ни один из них не вымолвил ни слова за долгий, тяжелый путь по ухабистой дороге. Края ущелья они достигли около полудня и свернули на ответвление, приведшее в конце концов к лагерю «Пегаса». Охранники у ворот отсалютовали, узнав Хаммеда. Грузовик прогрохотал через ворота и остановился у одного из сборных домиков.

— Подождите здесь.

Хаммед вышел и скрылся внутри дома, но вернулся буквально через пару минут.

— Пожалуйста, следуйте за мной, Госпожа Солнце. — Он выглядел неловко и смущенно. Лейтенант не встречался с ней взглядом, помогая вылезти из кабины. Подведя пленницу к двери, лейтенант пропустил ее вперед.

Тессэ оглядела комнату со скудной мебелью и поняла — перед ней административный центр компании. Всю длину занимал стол для совещаний, у стен стояли шкафы и еще пара столов. Единственными украшениями служили карта местности и технические схемы. За столом сидели двое мужчин, и Тессэ узнала обоих.

Полковник Ного холодно посмотрел на нее из-за стекол очков в металлической оправе. Как всегда, форма безупречно сидела на его длинном поджаром теле, но голова была непокрыта. Бордовый берет лежал перед ним на столе. Джейк Хелм откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. С первого взгляда он казался сущим мальчишкой, и только при ближайшем рассмотрении можно было заметить обветренную кожу и морщинки в уголках глаз. На американце были рубашка с открытым воротом и вылинявшие почти до белизны синие джинсы. Серебряная индейская пряжка на ремне была выполнена в форме головы дикого мустанга, закатанные выше локтя рукава открывали бугры мышц. Изо рта Хелма свисал окурок дешевой датской сигареты. В комнате отвратительно пахло крепким табаком.

— Отлично, лейтенант. — Ного обратился к Хаммеду на амхарском. — Подожди снаружи. Я позову, когда понадобишься.

Едва Хаммед вышел из комнаты, Тессэ требовательно спросила:

— Почему меня арестовали, полковник Ного?

Никто не ответил на вопрос. Оба мужчины продолжали смотреть на нее без выражения.

— Я требую объяснения причин, по которым со мной так обращаются, — настаивала она.

— Вы связались с бандой известных террористов, — негромко проговорил Ного. — И ваши действия сделали вас одной из них, шуфта.

— Это неправда.

— Вы нарушили границы рудодобывающей концессии в Долине Аббая, — заявил Хелм. — Вы и ваши сообщники начали земляные работы в зоне, принадлежащей нашей компании.

— Там нет никаких земляных работ, — возразила она.

— У меня другая информация. У нас есть свидетельства, что вы построили плотину на реке Дандера…

— Это не имеет ко мне никакого отношения.

— Значит, вы не отрицаете, что плотина существует?

— Это не имеет ко мне никакого отношения, — повторила она. — Я не член террористической группы и не принимала участие в земляных работах.

Оба снова замолчали. Ного сделал пометку в записной книжке, лежащей перед ним. Хелм поднялся и подошел к окну за правым плечом Тессэ. Тишина тянулась и тянулась, пока наконец молодая женщина уже не смогла ее переносить. И хотя Тессэ понимала, что на нее оказывают психологическое давление, она первой нарушила молчание.

— Большую часть ночи я ехала в военном грузовике, — сказала она. — Я устала и хочу в туалет.

— Делайте, что вам надо, прямо здесь. Ни мистер Хелм, ни я не возражаем. — Ного по-девчачьи захихикал, не поднимая глаз от записной книжки.

Тессэ бросила взгляд через плечо на дверь, но американец подошел к двери, запер ее и сунул ключ в карман. Ей нельзя было обнаруживать слабость перед этой парочкой мучителей. И хотя Тессэ устала и страшно боялась, а мочевой пузырь грозил того и гляди лопнуть, она приняла гордый и независимый вид. Она подошла к ближайшему стулу, отодвинула его от стола и устроилась поудобнее.

Ного посмотрел на нее и нахмурился. Он не ожидал такого поведения.

— Ты знаешь бандита Мека Ниммура, — обвиняюще произнес он, резко переходя на ты.

— Нет, — холодно возразила она. — Я знаю патриота и демократического лидера Мека Ниммура. Он не бандит.

— Конечно, ты так считаешь. Ты — его любовница, его шлюха.

Тессэ презрительно отвернулась, и Ного закричал:

— Где Мек Ниммур? Сколько у него людей? — Ее спокойствие начинало действовать ему на нервы.

Тессэ не обратила на его вопрос внимания, и полковник угрожающе нахмурился.

— Если не будешь сотрудничать с нами, придется применить более жесткие меры, чтобы заставить тебя отвечать, — предупредил он.

Она повернулась к нему спиной и уставилась в окно. В последовавшей долгой тишине Джейк Хелм вышел из комнаты через дверь в задней части дома и закрыл ее за собой. Стены были тонкие, поэтому до Тессэ доносились голоса из соседней комнаты. Интонации и выговор не были ни английскими, ни амхарскими. Там говорили на незнакомом ей языке. Судя по всему, Хелм получал инструкции от начальника, который не желал, чтобы Тессэ могла его впоследствии узнать.

Через несколько минут Хелм снова показался на пороге и столь же тщательно закрыл за собой дверь, не запирая. Он кивнул Ного, и тот поднялся. Оба подошли к Тессэ.

— Полагаю, всем будет лучше, если мы покончим с этим как можно быстрее, — негромко проговорил Хелм. — Тогда ты сможешь отправиться в ванную, а я завтракать.

Она подняла подбородок и дерзко посмотрела на него, ничего не ответив.

— Полковник Ного пытался воззвать к твоему разуму. Его связывают определенные ограничения. Вследствие занимаемого им поста. К счастью, у меня их нет. Я буду задавать те же самые вопросы, но на сей раз ты ответишь.

Американец вынул изо рта погасшую сигарету и посмотрел на ее кончик, выкинул окурок в угол комнаты и вытащил плоскую жестянку из кармана. Оттуда Хелм извлек новую длинную черную сигарету, аккуратно зажег ее и потом, окутавшись клубами вонючего дыма, спросил:

— Где Мек Ниммур?

Тессэ пожала плечами и посмотрела в окно.

Неожиданно, без малейшего предупреждения, Хелм врезал ей по лицу. Удар был силен, и ее голова безвольно мотнулась в сторону. Не успела Тессэ оправиться, как Хелм саданул ей кулаком в челюсть. Теперь ее голова так сильно крутанулась в противоположном направлении, что Тессэ упала со стула.

Ного наклонился к ней и схватил за руки, завернув их за спину, поднял и снова посадил на стул. Он держал ее так крепко, что Тессэ почувствовала, как под пальцами полковника на коже образуются синяки.

— Мне некогда терять с тобой время, — негромко проговорил Хелм, вытаскивая изо рта зажженную сигарету. — Начнем сначала. Где Мек Ниммур?

Ей показалось, что барабанная перепонка лопнула от силы удара. В ушах загудело, и она наполовину прокусила зубами щеку. Рот медленно заполняла ее собственная кровь.

— Где Мек Ниммур? — повторил Хелм, наклоняясь к ней. — Что твои друзья делают с плотиной на реке Дандера?

Тессэ собрала во рту кровь, смешанную со слюной, и неожиданно резко плюнула американцу в лицо.

Хелм отпрыгнул и вытер алую жижу из глаз тыльной стороной ладони.

— Подержи ее! — велел он Ного и схватил Тессэ за ворот рубахи. Хелм одним рывком разорвал рубашку женщины до самой талии. Полковник захихикал и наклонился вперед, чтобы посмотреть на грудь Тессэ. Он снова захихикал, когда Хелм сжал сосок, пурпурный словно плоды тутового дерева, между большим и указательным пальцами.

Он сжимал его, терзая нежную плоть ногтями, чтобы выступила кровь и заструилась по его пальцу. Тогда другой рукой Хелм вытащил изо рта горящую сигарету и дул на нее, пока кончик не стал ярко-алым.

— Где Мек Ниммур? — спросил он, поднося окурок к груди. — Что они делают на Дандере?

Тессэ в ужасе смотрела на приближающийся окурок и попыталась вырваться из рук Ного, но тот держал ее сзади. Она закричала долгим, жутким криком, когда горячий уголек коснулся кончика соска и нежная кожа начала покрываться волдырями.


— Зима, — сказала Ройан, раскладывая увеличенную фотографию четвертой стороны стелы возле гробницы Тануса под ярким светом прожектора. — Эта сторона принадлежит перу одного лишь Таиты, и я полагаю, что все надписи относятся к игре в бао. Я понимаю не все, но путем исключения решила, что первый символ означает одну из четырех сторон, или, как он говорит, замков.

Она показала Николасу свои вычисления в блокноте.

— Смотри сюда. Сидящий бабуин — это северный замок, пчела — южный, птица — западный, а скорпион — восточный. — Она указала на те же символы на фотографии стелы. — Тогда второй и третий знаки — это числа, означающие строки и столбцы. Благодаря им мы можем делать ходы воображаемыми красными камешками. Красные — самые сильные цвета доски.

— А как насчет стихов возле каждого набора инструкций? — спросил Николас. — Скажем, вот эти, насчет северного ветра и шторма?

— Насчет них я не уверена. Может быть, они просто для отвода глаз. Таита на все способен. Он не стремился сделать нашу жизнь простой. А может, они и имеют смысл, но мы скорее всего догадаемся об их значении, только делая ходы нашими камнями.

Николас некоторое время поизучал цифры и уныло улыбнулся:

— Только подумай, как низка вероятность того, что кто-нибудь сумеет расшифровать оставленные Таитой подсказки. Прежде всего такой человек должен был иметь доступ к обоим источникам, седьмому свитку и стеле у могилы Тануса, чтобы просто начать разгадывать ключ к гробнице.

Она рассмеялась не без самодовольства:

— Да, должно быть, он думал, что обезопасил сокровища. Теперь мы посмотрим, мастер Таита. Узнаем, насколько ты умен на самом деле.

Потом, вновь серьезная и собранная, Ройан взглянула на каменную лестницу, ведущую в лабиринт.

— Пришло время проверить, насколько мои выкладки и теории совпадают с камнями и стенами, построенными нашим архитектором. С чего начнем?

— С начала, — предложил Николас. — Бог делает первый ход. Так сказал Таита. Если мы начнем со святилища Осириса у подножия лестницы, то, возможно, это даст нам одну из сторон доски для игры в бао.

— У меня была та же мысль, — согласилась Ройан. — Предположим, что это северный замок доски Таиты. Начнем разыгрывать правило четырех быков отсюда.

Им предстояла нелегкая работа — разобраться в разуме древнего мастера, исследуя лабиринт коридоров и туннелей, построенный четыре тысячи лет назад. На сей раз они отправились туда с куда большей осторожностью. Николас набил карманы кусками засохшей белой речной глины и писал ими на стенах, как мелком, отмечая каждый поворот и развилку. Он также указывал ходы с зимней стороны стелы, нанося на них пометки, помогающие не только найти обратный путь, но и соотнести реальный лабиринт со схемой, нарисованной в записной книжечке Ройан.

Судя по всему, их предположение о том, что святилище Осириса — северный замок доски, оказалось правильным. Друзьям уже начало казаться, что остается лишь последовать указаниям древнего писца, чтобы найти разгадку. Увы, скоро их надежды были повержены в прах. Выяснилось, что Таита мыслил не двумя измерениями обычной доски. Он добавил в задачку еще и третье.

Лестница, ведущая из святилища Осириса, оказалась не единственным связующим звеном между восьмью площадками. Каждый проход вел или слегка вверх, или слегка вниз. Делая многочисленные повороты в коридорах, они не замечали, как постепенно перемещаются на другой уровень. Потом исследователи лабиринта неожиданно вышли на центральную лестницу, но на площадку выше.

Друзья остановились и переглянулись в ужасе.

Ройан заговорила первой.

— Я даже и не подозревала, что мы поднимаемся, — прошептала она. — Значит, вся эта штука неизмеримо сложнее, чем я полагала сначала.

— Наверное, она устроена, как ядерная модель сложных атомов углерода, — пораженно согласился Николас. — Они соединяются на всех восьми уровнях. Честно говоря, это ужасно.

— Зато теперь я догадалась, что означают лишние символы, — пробормотала Ройан. — Они указывают уровни. Придется заново продумать концепцию.

— Трехмерное бао, в которое играют по загадочным правилам. Высоки ли наши шансы в игре против Таиты? — печально покачал головой Николас. — На самом деле нам нужен компьютер. Таита не преувеличивал свои добродетели. Старый негодяй действительно математический гений. — Он посветил лампой назад, в туннель, по которому они пришли. — Даже теперь, когда я знаю, что пол повышается, то все равно не вижу уклона. А ведь наш приятель спроектировал и построил его без логарифмической линейки и спиртового уровня. Да, этот лабиринт настоящее чудо инженерии.

— Отложи организацию фан-клуба на потом, — посоветовала Ройан. — А сейчас нам лучше вернуться к цифрам.

— Я собираюсь перетащить лампы и столы сюда, на центральную площадку лестницы, — заявил Николас. — Мне кажется, надо работать в центре доски. Это поможет представить ее. Честно говоря, я по-настоящему запутался.


Тишину в комнате нарушали только тихие всхлипы женщины, свернувшейся на полу в луже собственной мочи и крови.

Тума Ного сел за длинный стол для совещаний и закурил. У него слегка дрожали руки. Полковника мутило. Он был солдатом, пережил террор Менгисту, давно зачерствел сердцем, стал привычен к жестокости и насилию, но даже его потрясло только что увиденное зрелище. Теперь Ного понял, почему фон Шиллер так доверял Хелму. Потому что в американце не было почти ничего человеческого.

На другом конце комнаты Хелм ополаскивал руки в небольшом тазике. Потом он тщательно вытер их, промокнул пятна на одежде полотенцем и вернулся к месту допроса. Хелм остановился над Тессэ.

— Не думаю, что от нее можно узнать что-нибудь еще, — спокойно сказал он. — Кажется, она рассказала все.

Ного бросил взгляд на женщину и увидел свежие ожоги, покрывающие грудь и щеки, как вздувшиеся оспины. Тессэ закрыла глаза, ее ресницы совсем обгорели. Она продержалась долго. И сдалась, только когда Хелм начал прижигать окурком веки. После этого Тессэ ответила на все вопросы.

Полковника продолжало поташнивать, но он радовался, что по крайней мере ему не пришлось по приказу Хелма держать открытыми веки Тессэ, пока американец прижигал бы ей глазные яблоки.

— Не спускай с нее глаз, — приказал американец, закатывая рукава. — Она непроста. Не стоит рисковать лишний раз.

Хелм прошел мимо Ного и скрылся за дверью в дальней стене дома. На сей раз дверь не захлопнули, и полковник слышал голоса. Однако беседовали по-немецки, поэтому смысл разговора остался сокрытым. Теперь полковник понимал, почему фон Шиллер предпочел не присутствовать при допросе. Очевидно, он знал, как работает его помощник.

Тот вернулся в комнату и кивнул Ного.

— Отлично. С ней покончено. Ты знаешь, что делать. Полковник нервно поднялся и положил руку на кобуру.

— Что, прямо здесь? — спросил он.

— Не глупи, — набросился на него Хелм. — Увези ее подальше. Далеко-далеко. Да, и прикажи кому-нибудь убрать грязь в комнате. — Он развернулся и вышел из зала совещаний.

Ного поднялся и подошел к двери дома, сделав большой крюк вокруг Тессэ. Он старался не испачкать ботинки.

— Лейтенант Хаммед! — крикнул полковник.

Совместными усилиями они подняли молодую женщину на ноги. Оба молчали, подавленные жуткой картиной, когда помогали Тессэ натянуть порванную одежду. Хаммед отводил взгляд от ее обнаженного тела, от ожогов и других ран, нарушающих янтарный блеск кожи. Он накинул ей на плечи шамму и повлек к двери, поддерживая, когда Тессэ спотыкалась. Лейтенант свел ее по лестнице, подталкивая к грузовику. Она двигалась медленно-медленно, как старуха. С трудом вскарабкавшись на пассажирское место, Тессэ закрыла обожженное и распухшее лицо руками.

Ного подозвал к себе Хаммеда кивком головы и отвел в сторонку. Услышав приказ, лейтенант изменился в лице и даже попытался протестовать. Но полковник так прикрикнул на подчиненного, что тот молча прикусил губу.

— Запомни! — повторил Ного. — Подальше от деревень. Убедись, что нет свидетелей. По выполнении немедленно доложи.

Хаммед выпрямился и отсалютовал. Потом он вернулся к грузовику, занял место рядом с Тессэ и отдал водителю короткий приказ. Они покинули лагерь и поехали по дороге к Дэбрэ-Мариам.

Тессэ была в таком шоке и настолько страдала, что потеряла чувство времени. Ничего не понимая, она болталась на сиденье, подпрыгивая вместе с грузовиком на колдобинах. Голова ее моталась из стороны в сторону. Лицо жутко распухло, и, с большим трудом открыв глаза, она подумала, что ослепла. Только позже Тессэ осознала — солнце село и наступила ночь. Оказывается, Хелм допрашивал ее целый день.

Она почувствовала некоторое облегчение от того, что ожоги на веках не лишили ее зрения. По крайней мере она может видеть. Посмотрев через ветровое стекло на дорогу, Тессэ не узнала ее.

— Куда вы везете меня? — пробормотала она. — Это не дорога к деревне.

Лейтенант Хаммед продолжал сидеть, сгорбившись, рядом с ней и не думал отвечать. Тессэ снова погрузилась в полусон от усталости и боли.

Грузовик резко тряхнуло, он остановился, и водитель вытащил ключи из замка зажигания. Тессэ грубо вытащили из кабины в полосы резкого света от фар, заломили руки за спину и связали запястья кожаным шнуром.

— Мне больно, — простонала женщина. — Веревка врезается мне в кожу. — Чтобы сказать это, ей понадобились остатки сил и мужества. Она чувствовала себя полностью вымотанной, начисто лишенной воли к борьбе.

Один из солдат дернул за веревку, стягивающую запястья, и потащил Тессэ прочь с дороги. За ними последовали еще двое с лопатами. Света луны хватало, чтобы разглядеть эвкалиптовую рощу примерно в сотне метров от дороги. Именно туда и поволокли молодую женщину. Ее толкнули к основанию одного из деревьев. Человек, связавший Тессэ руки, встал над ней, небрежно нацелив дуло своей винтовки, и закурил, держа в свободной руке сигарету. Остальные побросали оружие и начали копать. Казалось, Тессэ их совсем не интересует, потому что зашел разговор об африканском чемпионате по футболу, проходящем в Лусаке, и шансах эфиопской сборной дойти до финала.

Прошло довольно много времени, прежде чем до помутненного разума Тессэ дошло: солдаты роют для нее могилу. В разодранном рту пересохла слюна, и она в отчаянии завертела головой, ища лейтенанта Хаммеда. Но тот остался у грузовика.

— Пожалуйста… — жалобно начала говорить Тессэ, обращаясь к охраннику. Но не успела она продолжить, как солдат болезненно пнул ее в живот.

— Молчать! — Он произнес форму глагола, которую, говоря по-амхарски, используют, обращаясь к животному или низшему существу. Поэтому скорчившаяся на земле Тессэ поняла тщетность своих воззваний. Ее вновь охватило чувство бессилия, и она заплакала тихо и безнадежно.

Снова подняв голову, Тессэ увидела сквозь распухшие веки, что могила уже достаточно глубока и солдаты, копающие ее, не видны сверху. Изнутри вылетали комья земли и падали во все растущую кучу. Охранник отошел от Тессэ ненадолго, побрел к краю ямы, заглянул и пробурчал:

— Отлично. Уже достаточно глубоко. Позовите лейтенанта.

Солдаты вылезли наружу, подняли оружие с инструментами и скрылись в темноте рощи. Жизнерадостно болтая между собой, они отправились к грузовику, все еще стоящему на дороге, оставив Тессэ вдвоем со своим товарищем.

Она лежала на земле, скорчившись от холода и страха, а ее охранник присел на корточки у края могилы, продолжая курить. Тессэ подумала, что, если бы ей удалось встать на ноги, она могла бы столкнуть солдата внутрь и сбежать, скрывшись среди деревьев. Увы, попытавшись сесть, Тессэ обнаружила, что двигается медленно, не чувствует ни рук, ни ног. Она пыталась заставить себя шевелиться, но в этот момент раздались шаги лейтенанта Хаммеда со стороны грузовика. Она в отчаянии опустилась обратно на землю.

Хаммед принес фонарь и посветил им в могилу.

— Отлично, — громко заявил он. — Достаточно. Выключив фонарь, он обратился к охраннику:

— Свидетелей быть не должно. Иди к грузовику. Когда услышишь выстрелы, возвращайся с остальными, чтобы помочь мне закопать яму.

Солдат повесил винтовку на плечо и исчез среди деревьев. Хаммед дождался, пока тот окажется за пределами слышимости, потом подошел к Тессэ и поднял ее на ноги. Он подвел ее к краю могилы, и она почувствовала, что лейтенант делает что-то с ее одеждой. Тессэ попыталась ударить Хаммеда, но руки были по-прежнему связаны за спиной.

— Мне нужна ваша шамма. — Он стянул с ее плеч белый шерстяной плащ, подошел с ним к могиле и спрыгнул внутрь. Тессэ услышала, как лейтенант возится на дне.

Потом донесся его негромкий голос:

— Они должны увидеть там что-то. Тело…

Он вылез наружу, запыхавшись от усилий, и остановился рядом с ней. Холодный металл коснулся ее запястий — лейтенант перерезал шнур. Путы упали на землю, и Тессэ застонала от боли, когда кровь хлынула в онемевшие кисти рук.

— Что вы делаете? — непонимающе прошептала она. Затем Тессэ заглянула в могилу и увидела белую шамму, уложенную в форме человеческого тела. — Вы собираетесь…

— Пожалуйста, молчите, — тихо велел Хаммед, взял ее за плечи и повел обратно в рощу. — Вы будете здесь.

Он заставил ее лечь лицом вниз, а потом засыпал сухой листвой и ветками.

— Оставайтесь на месте! Не пытайтесь бежать. Не шевелитесь и не говорите, пока мы не уедем.

Лейтенант осветил кучу листвы фонарем, чтобы убедиться, насколько хорошо он засыпал беглянку, а потом поспешил к вырытой могиле, расстегивая на ходу кобуру. В ночи прогремели два выстрела, такие неожиданные, что Тессэ нервно дернулась, а сердце у нее бешено заколотилось.

— Сюда, люди! — крикнул Хаммед. — Покончим с этим.

— Я не вижу, что делаю, лейтенант, — пожаловался голос. — Где ваш фонарь?

— Чтобы засыпать яму, не нужен свет! — рявкнул Хаммед. — Работайте быстрее. Выровняйте землю. Я не хочу, чтобы кто-нибудь случайно наткнулся на это место.

Тессэ тихонько лежала, стараясь удержать дрожь, охватившую все тело. Наконец звуки лопат, швыряющих землю, стихли. Снова раздался голос Хаммеда:

— Довольно. Ничего здесь не оставлять. А теперь живо к грузовику!

Шаги и голоса стихли вдали. Со стороны дороги донесся рев двигателя. Фары на мгновение залили рощу страшноватым светом, потом яркие полосы исчезли, и машина покатилась обратно к лагерю.

Звук мотора давно стих, а Тессэ все продолжала лежать под грудой сухих листьев и веток. Ее трясло от холода, из глаз катились слезы усталости, боли и облегчения. Потом она все же стряхнула с себя гору мусора, подползла к стволу ближайшего дерева и поднялась на ноги, покачиваясь.

И только тогда Тессэ охватило чувство вины.

«Я предала Мека, — в ужасе подумала она. — Я рассказала о нем врагам все. Я должна предупредить моего любимого. Я должна вернуться и предупредить его».

Она оттолкнулась от ствола и побрела к дороге по темной эвкалиптовой роще.


Убедиться в правильности расшифровки загадки Таиты можно было только одним способом — проделать все ходы. Они двинулись по коридорам лабиринта, следуя его указаниям и делая пометки на стенах белой глиной.

На «зимней» стороне стелы было указано восемнадцать ходов. Двигаясь согласно расшифровке Ройан, им удалось сделать только двенадцать. Потом они оказались в тупике, уперлись в стену и не смогли сделать следующий ход.

— Проклятие! — Николас пнул стену, а когда и это не помогло, запустил в нее комком глины. — Жаль, что я не могу дотянуться до старого черта! Тогда бы он понял, что кастрация — наименьшая из его проблем.

— Извини. — Ройан откинула волосы со лба. — Я думала, что верно все поняла. Наверное, дело во второй колонке. Придется прочитать наоборот.

— Что, придется начинать сначала? — простонал Николас.

— С самого начала, — согласилась она.

— Но как мы поймем, что на сей раз правы? — спросил он.

— Если, следуя его указаниям, мы окажемся в одной из выигрышных комбинаций. В эквиваленте мата для бао, ровно на восемнадцатом ходу. После этого не будет логичного хода, и тогда можем считать, что правильно угадали.

— И что мы обнаружим на этом месте?

— Я скажу, когда мы туда доберемся, — мило улыбнулась она. — Крепись, Ники. Это все еще цветочки.

Ройан поменяла местами значения второго и третьего столбцов в записи Таиты, приняв первый из них за номер строки, а другой за номер столбца. На сей раз они сделали только пять ходов и уперлись в стену.

— Может быть, наше предположение, что третий символ означает смену уровня, неверно? — задал вопрос Николас. — Давай начнем снова, приняв его за второй столбец.

— Ники, ты понимаешь, сколько существует комбинаций в уравнении с тремя неизвестными? — начала понемногу сдаваться Ройан. — Таита превосходно играл в бао. У нас есть только общие представления о его правилах. Это все равно как если бы гроссмейстер пытался объяснить новичку сложности индийской защиты.

— Причем по-русски! — дополнил ее Николас. — Такими темпами мы никогда не доберемся до финала. Должен быть какой-то другой подход. Давай вернемся к строчкам, которые Таита вставил между ходами.

— Хорошо. Я буду читать, а ты слушай. — Она склонилась к записям. — Проблема в том, что самые маленькие оттенки смысла могут изменить все. Таита обожает каламбуры, а для создания каламбура порой достаточно одного слова. Единственное неверное истолкование — и все.

— Все равно попробуй, — поддержал ее Николас. — Вспомни, даже Таите не приходилось играть в бао в трех измерениях. Если он оставил нам подсказку, она в самом начале стелы. Сосредоточимся на первой паре ходов и разделяющих их фразах.

— Попробуем, — согласилась Ройан. — Первый ход — это пчела, за которой следуют цифры пять и семь.

Николас улыбнулся:

— Ладно, я слышал это столько раз, что мне уже не забыть. Что дальше?

— Первая цитата. — Ройан провела пальцем по строчке иероглифов. — «То, что имеет имя, можно познать. Лишенное имени — лишь ощутить. Я плыву, и прилив идет за мной следом, а ветер дует в лицо. О, возлюбленная, на моих губах твоя сладость».

— Это все? — спросил Харпер.

— Да, потом следующий ход. Скорпион, цифры два, три и систр[6 - Древнеегипетский музыкальный инструмент].

— Постой! Постой! Действуем по порядку. Что нам говорят слова «плыть» и «возлюбленная»?

Они гадали, читая и перечитывая текст стелы, пока глаза не начали гореть и чувство времени не пропало. Их привел в себя голос Сапера, доносящийся с лестницы. Николас поднялся из-за стола и потянулся, а потом посмотрел на часы:

— Восемь. Только не знаю, утра или вечера.

Потом он перевел взгляд на показавшегося на лестнице Сапера и заметил, что лысая голова его друга блестит от влаги, а рубашка совсем намокла.

— Что случилось? — спросил Николас. — Ты свалился в озеро?

Сапер вытер лицо тыльной стороной ладони.

— Вам никто не сказал, да? Снаружи дождь льет как из ведра.

Оба в ужасе уставились на него.

— Так рано? — прошептала Ройан. — Ведь у нас оставалось еще несколько недель.

— Видимо, кто-то забыл сказать об этом делателю погоды, — пожал плечами инженер.

— И это надолго? — спросил Николас. — В каком состоянии река? Уровень воды поднимается?

— Именно за этим я к вам и пришел. Я отправляюсь к плотине и беру с собой «Буйволов». Хочу присматривать за ней. Как только станет опасно, я пошлю к вам гонца. И тогда не спорьте, быстро выметайтесь отсюда. Это будет значить, что плотину может прорвать в любую минуту.

— Только не уводи Хансита, — велел баронет. — Он нужен мне здесь.

Когда Сапер ушел, забрав с собой большинство рабочих из туннеля, Ройан и Николас серьезно посмотрели друг на друга.

— Время на исходе, а Таита загнал нас в очередной тупик, — проговорил англичанин. — Но я должен предупредить тебя об одном. Когда река начет подниматься…

Она не дала ему закончить.

— Река! — закричала Ройан. — Не море! Я неверно перевела. Я решила, что это «прилив», а надо было сказать «течение». Египтяне не делали между этими понятиями различий.

Друзья бросились к столу и записным книжкам.

— «Течение у меня за спиной, а ветер в лицо», — по-новому перевел цитату Николас.

— На Ниле, — воскликнула Ройан, — основной ветер всегда с севера, а течение — с юга! Таита стоял лицом на север. Значит, это северный замок.

— Но мы решили, что символ севера — бабуин, — напомнил Николас.

— Нет! Я ошиблась! — Лицо Ройан вдохновенно светилось. — «О, возлюбленная, на моих губах твоя сладость». Мед! Пчела! Я перепутала север и юг!

— А как насчет востока и запада? Что у нас там? — Харпер с энтузиазмом вернулся к текстам. — «Мои грехи алые, как сердолик. Они связали меня бронзовыми цепями. Они колют мое сердце, словно огонь, и я возвожу очи к вечерней звезде».

— Не понимаю…

— «Колют» — неверный перевод, — с готовностью объяснил Николас. — Правильно «жалят». Скорпион смотрит на вечернюю звезду. Вечерняя звезда всегда на западе. Скорпион — это западный замок, а не восточный.

— Мы смотрели на доску с точностью до наоборот, — возбужденно подпрыгнула Ройан. — Попробуем по-другому!

— Мы еще не решили с уровнями, — возразил Николас. — Действительно ли систр — верхний уровень, или это три меча?

— Постой, когда мы сделали такой прорыв, осталась только одна переменная. Мы или правы, или нет. Сначала примем систр за верхний уровень, а если не поможет, попробуем наоборот.

Теперь все оказалось куда проще. Запутанный лабиринт казался им куда более знакомым, на всех развилках были большие пометки Николаса, так что друзья быстро продвигались по сложным поворотам, исполняясь радостного возбуждения, делая ход за ходом и не теряя возможности двигаться вперед.

— Восемнадцатый ход. — Голос Ройан дрогнул. — Скрести пальцы. Если он приведет нас на одну из открытых позиций, угрожающих замку противника, тогда это выигрышный ход. — Она глубоко вздохнула и прочитала вслух: — Птица. Номера три и пять. И нижний уровень — три меча.

Они сделали последний шаг и прошли через пять поворотов на самый нижний уровень лабиринта, определив это по отметкам на каменных стенах.

— Вот он! — сказал Николас. Они, остановившись, огляделись по сторонам.

— В этом месте нет ничего особенного. — В голосе Ройан прозвучало разочарование. — Мы проходили его уже пятьдесят раз, и этот поворот такой же, как и все остальные.

— Таита, конечно, так и задумывал. Черт возьми, не стал бы он оставлять нам указателя с надписью «место помечено крестом», верно?

— И что теперь делать? — Ройан посмотрела на Харпера в полной растерянности.

— Читай последнюю цитату со стелы.

Ройан взяла блокнот в руки.

— «Из черной святой земли Египта урожай обилен. Я посеял семя и пожал урожай винограда и кукурузы. Со временем я выпью вина и отведаю хлеба. Я следую циклу времен года и ухаживаю за землей».

Ройан подняла голову.

— Циклу времен года? Он имеет в виду четыре стороны стелы? Земля? — спросила она вслух и посмотрела на плиты под ногами. — Он обещает награду из земли? Может быть, у нас под ногами?

Николас потопал ногой, но звук был глухой. — Можно узнать это только одним способом. — Он закричал на весь лабиринт: — Хансит! Иди сюда!


Сидя под дождем на высоком сиденье желтого трактора, Сапер весело честил «Буйволов» на чем свет стоит, уверенный, что они не понимают ни единого слова. Порывы ветра с высоких гор то и дело швыряли в них дождевую воду. Это был еще не тот сплошной, промачивающий насквозь ливень, что приходил с сезоном дождей. Однако река медленно поднималась, из-за всколыхнувшейся со дна глины и ила приобретя грязный серо-голубой оттенок.

Сапер знал, что по-хорошему подъем воды еще не начался. Гром, зловеще рычавший у горных пиков, подобно стае охотящихся львов, был только прелюдией к яростной атаке с небес, которой следовало вскорости ожидать. Хотя река уже плескалась у верхнего яруса габионов плотины и бурлила в обводном канале, проложенном в соседней долине, Уэбб все еще мог удержать ее.

«Буйволы» нагружали новые корзины, используя остатки стальной сетки из запасов в каменоломне. Когда очередную корзину наполняли и надежно заматывали проволокой, Сапер подхватывал ее трактором-погрузчиком и отвозил вниз, на берег Дандеры. Он укрепил все слабые места плотины, после чего начал надстраивать еще один ярус. Инженер отлично знал о разрушительной силе реки, которая даст себя знать, как только вода начнет переливаться через край плотины. Если это случится, ничто не сможет удержать напора воды. Река может снести с места набитый камнями габион, как сухую ветку баобаба. И достаточно будет одной-единственной бреши в стене, чтобы вся конструкция рухнула. У Сапера не было ни малейших иллюзий насчет того, как мало времени понадобится реке на погибельную работу.

Он знал, что не будет дожидаться появления первой бреши, не предупредив заранее Николаса и Ройан в каньоне внизу по течению. Река могла с легкостью расправиться с любым посыльным, а когда стена начнет поддаваться, будет уже поздно. Это было ясно как божий день.

Сапер прищурился, когда новый порыв ветра бросил ему дождевую воду прямо в лицо. Инстинкт подсказывал немедленно убираться из ущелья — край плотины, оставшийся над водой, теперь составлял каких-нибудь двенадцать дюймов.

Однако он понимал, что Николас страшно разозлится, если его заставят преждевременно прекратить работу и таким образом сведут на нет все их труды. Сапер отлично знал, сколько раз Харпер рисковал и в какие расходы вошел, чтобы достичь нынешней стадии исследований. Еще до вылета из Англии тот намекнул Саперу о крайне стесненных обстоятельствах, в которых он оказался. Хотя Уэбб и не понимал всей неразберихи, связанной с компанией «Ллойд», по шуму, поднятому британской прессой, сложно было не догадаться: если их рискованное предприятие провалится, следующей остановкой для Николаса станет отдел по делам о финансовой несостоятельности. А Николас был его другом.

Шквал дождя прекратился, и сквозь валы низких облаков прорвались жаркие и яркие солнечные лучи. Уровень реки, похоже, не стал ниже, но вода хотя бы прекратила подниматься.

— Ладно, дадим тебе еще час, — пробормотал Сапер, включая двигатель автопогрузчика и направляя машину вниз по берегу, чтобы водрузить на место очередной габион.


Николас работал плечом к плечу с командой Хансита, когда они принялись поднимать плиты, которыми был вымощен пол на самом нижнем уровне лабиринта. Каменные блоки так плотно примыкали друг к другу, что даже ломами их было трудно разделить. Чтобы сэкономить время, Харпер принял жестокое решение перейти к разрушительным действиям. Он поставил четверых сильнейших в команде людей разбивать плиты самодельными кувалдами, представлявшими собой глыбы камня на деревянных рукоятках. По частям плиты куда легче отрывались от пола. Николас чувствовал себя виноватым в том, что по его приказу этому месту причиняли вред, но зато работа пошла куда быстрее.

Энтузиазм рабочих и присутствие духа мало-помалу угасали. Они слишком долго трудились в гнетущих условиях лабиринта, и каждый из них помнил, что у входа в ущелье постоянно повышается уровень реки. О смертельной угрозе, исходящей от этих вод, никто не забыл. Выражения лиц были мрачными, не слышалось смеха и шуток. Но более всего Николаса волновал тот факт, что в начале этой смены Хансит доложил о первых случаях дезертирства. Шестнадцать его людей отказались приступить к выполнению обязанностей. Ночью они потихоньку завязали в узлы из одеял все ценное, что удалось подобрать в лагере, и ускользнули в темноту.

Николас знал, что нет смысла посылать кого-либо вдогонку — у них была слишком большая фора, сейчас они, должно быть, уже на середине подъема. Это была Африка — и Харпер отлично понимал, что раз уж гниение началось, оно распространится очень быстро.

Он шутил и подбадривал остальных, никому не показывая своих истинных чувств, работал рядом, потел вместе с ними над раскопками в попытке удержать людей. Но при этом знал, что, если их интерес и ожидания не будут подогреты в скорейшем же времени новой находкой, завтра он может проснуться и обнаружить, что даже монахи и верный Хансит его покинули.

Николас начал приподнимать плиты в углу лабиринта, а остальные принялись продвигаться в обоих направлениях по рукавам туннеля. Сердце Харпера болезненно отзывалось всякий раз, когда под новой плитой, разбитой кувалдой, обнаруживался все тот же сплошной пласт местного камня без намека на шов или полость.

— Выглядит не слишком обнадеживающе, — прошептал он Ройан, на минуту оторвавшись от работы, чтобы попить воды из фляги.

Она тоже выглядела невесело, когда лила воду на его сложенные ковшом руки, чтобы Николас смыл с лица грязь и пот.

— Может быть, я неправильно истолковала символы уровней, — предположила Ройан. — Или это шутка в духе Таиты — составить комбинацию с двойным решением…

Она помолчала, прежде чем спросить мнение товарища.

— Может, ты считаешь, что я должна начать работу над другой комбинацией…

Ее прервал крик Хансита:

— Во имя Святой Девы, эфенди, скорее сюда!

Они оба кинулись на зов. В спешке Ройан уронила флягу, которая упала на пол. Она даже не заметила, что вода выплеснулась ей на ноги, спеша туда, где Хансит замер с кувалдой в руке, занесенной для нового удара.

— Что такое… — начала она, но оборвала речь, едва завидев, что под выломанными Ханситом плитами открылся каменный нижний брус.

Брусья лежали от стены к стене через весь пол туннеля, врезанные в камень стен. Щели между ними были не шире лезвия ножа. Они были совсем гладкие, без какой бы то ни было резьбы и знаков.

— Что это, Ники? — воскликнула Ройан.

— Либо еще один слой кладки, либо перекрытие над отверстием в полу, — немедленно ответил Николас. — Точно мы узнаем, только когда поднимем одну из этих штук.

Каменные брусья оказались слишком большими и тяжелыми, чтобы разбить их примитивными кувалдами, хотя Хансит старался как мог. В конце концов рабочие были вынуждены раздробить камень вокруг одного из брусьев и высвободить его концы. Потребовалось пять человек, чтобы поднять брус с одной стороны и поставить его.

— Под ним действительно полость. — Ройан опустилась на колени, чтобы получше разглядеть освободившееся место. — Вход в какую-то шахту!

Когда первый блок подняли, стало легче найти точку опоры для того, чтобы взяться за остальные, закрывавшие прямоугольное отверстие. Дождавшись, пока брус будет поднят целиком, Николас посветил фонарем в открывшийся темный проход. Тот простирался от стены до стены коридора и был достаточно большим для того, чтобы даже Харпер мог стоять в полный рост на ступенях. Ступени же вели вниз под углом в сорок пять градусов.

— Еще одна лестница! — возгласил он. — Наверняка то, что нужно! Даже Таите должно было надоесть возиться со всеми этими обманными ходами!

Рабочие столпились за их с Ройан спинами, их мрачное настроение немедленно испарилось при виде свежей находки и при мысли о новых серебряных талерах, которые им вскоре достанутся.

— Ну что, мы идем вниз? — спросила Ройан. — Я знаю, что нам надо бы быть осторожнее, проверить, нет ли ловушек, но наше время истекает, Ники.

— Ты права, как всегда. Пришло время, когда нужно действовать без рассуждений.

— Значит, побоку осторожность! — Она подняла голову и рассмеялась. — Давай пойдем вниз вместе.

Они спускались рука об руку, неторопливыми шагами, то и дело останавливаясь, высоко подняв фонарь — и тени бежали перед ними.

— Тут внизу какое-то помещение! — воскликнула Ройан.

— Похоже на хранилище — что это за штуки громоздятся вдоль стен? Их тут не одна сотня! Это что — гробы, саркофаги? — Черные тени казались едва ли не человеческими фигурами, стоявшими плечом к плечу, ряд за рядом, вдоль стен круглого зальца.

— Нет, я думаю, по одну сторону — корзины с зерном, — ответила она, узнавая странные предметы. — А по другую — винные амфоры. Должно быть, своего рода подношения мертвому.

— Если это один из погребальных покоев, — сказал Николас сдавленным от волнения голосом, — тогда мы подобрались к самой гробнице.

— Да! — воскликнула Ройан. — Смотри — в дальней стене этого хранилища еще один проход! Посвети туда.

Луч выхватил из темноты квадратное отверстие в стене нижней комнаты, прямо напротив них. Оно манило двух исследователей, соблазнительно разверзаясь перед ними. Последние несколько ступеней, отделявших их от комнаты с винными кувшинами и корзинами зерна, археологи едва ли не пробежали бегом. Но, достигнув конца лестницы, они тут же замерли и отшатнулись, будто натолкнувшись на невидимую преграду.

— Боже! — Николас схватился за горло, голос его звучал придушенно. Ройан упала на колени, тоже задыхаясь и стараясь сделать хоть глоток воздуха.

— Ники! — попыталась крикнуть она, но дыхание почти остановилось. Ройан казалось, будто ее грудь охватил стальной обруч — и по мере того как он все теснее сжимался, из нее выдавливался последний кислород.

— Ники! Помоги мне! — Она задыхалась, как рыба, выброшенная на берег. Конечности ее ослабли, зрение начало мутиться. Лишенная сил, Ройан не смогла устоять на ногах.

Николас нагнулся и попытался поднять ее, хотя был почти так же слаб. Он почувствовал, что у него самого подгибаются ноги, отказываясь держать даже его собственный вес.

«Четыре минуты, — в отчаянии подумал англичанин, задыхаясь. — Все время, которое нам осталось. Четыре минуты до смерти мозга и полного забвения. Нам нужно вдохнуть воздуха».

Он обхватил молодую женщину сзади, просунув руки ей под мышки и сцепив пальцы под грудью. Снова англичанин попытался ее поднять — но силы были на исходе. Харпер потащил Ройан за собой, задом наперед продвигаясь к ступеням, по которым они так легко сбежали вниз. Каждый шаг давался ему с огромным трудом. Ройан уже потеряла сознание, безвольно повиснув у баронета на руках. Ноги ее волочились по каменному полу.

Николас больно ударился пятками о нижнюю ступень и едва не упал на спину. С большим трудом он удержал равновесие и повлек молодую женщину вверх по лестнице. Ее ноги цеплялись за каждую ступеньку. Он хотел крикнуть, позвать на помощь Хансита, но в легких не осталось воздуха, чтобы издать хоть звук.

«Если ты ее бросишь, она умрет», — повторял Николас сам себе, одолев последние пять ступеней. Легкие его разрывались в поисках глотка драгоценного воздуха и не находили его. Силы покинули Харпера в тот самый миг, когда начало мутиться в глазах.

— Пусть я смогу дышать, — взмолился он. — Пожалуйста, Господи, дышать!

Чудесным образом, будто в ответ на молитву, он почувствовал, как восхитительный кислород хлынул в его хрипящее горло и наполнил легкие. У Николаса появились новые силы, и он перехватил Ройан поудобнее, поднимая ее на руки. Англичанин вскарабкался по оставшимся ступеням, держа женщину в объятиях, и рухнул на плиты на выходе из туннеля у ног Хансита.

— Что такое, эфенди? Что случилось с вами и с госпожой?

У Николаса еще не хватало дыхания, чтобы ответить. Он положил Ройан на спину, в позицию, удобную для искусственного дыхания рот в рот, и похлопал ее по щекам.

— Ну же! — умолял он бездыханную Ройан. — Скажи что-нибудь! Откликнись!

Ответа не было. Харпер склонился над ней, накрыв полуоткрытые губы своим ртом, и вдыхал воздух ей в горло до тех пор, пока не заметил краем глаза, что грудь Ройан начала вздыматься и опускаться.

Николас откинулся назад на счет «три».

— Пожалуйста, милая, пожалуйста, дыши!

Но в ее желтом, как у покойницы, лице не было ни кровинки.

Николас снова нагнулся и прижался ртом к ее рту, наполняя легкие своим собственным дыханием, и почувствовал, что женщина шевельнулась.

— Так, так, милая, — бормотал он. — Дыши! Ради меня, дыши!

На следующем вдохе Ройан оттолкнула его и резко села, оглядывая окружающие ее встревоженные лица. Среди черных физиономий рабочих выделялось бледное лицо Николаса.

— Ники! Что случилось?

— Сам точно не знаю — но что бы это ни было, оно нас обоих едва не прикончило. Как ты себя чувствуешь?

— Показалось, будто меня схватила за горло невидимая рука и начала душить… Я не могла дышать, а потом отключилась.

— Должно быть, нижние уровни коридора наполняет какой-то газ. Ты была без сознания минуты две, — сообщил Харпер успокоительно. — Для того чтобы мозг умер от кислородного голодания, нужно четыре минуты.

— Голова ужасно болит. — Ройан прижала ладони к вискам. — Я слышала, как ты просил меня вернуться. Ты называл меня «милая». — Она опустила глаза.

— Просто с языка сорвалось. — Николас помог ей встать на ноги. Поднимая Ройан, он чувствовал тепло и мягкость ее груди.

— Еще раз спасибо, Ники. Я так сильно у тебя в долгу, что никогда не сумею расплатиться.

— Уверен, потом мы что-нибудь придумаем насчет платы. Неожиданно Ройан осознала, что на нее смотрит множество глаз, и отшатнулась от своего товарища.

— Что это был за газ? Как он туда попал? Или ты думаешь, что это очередной трюк Таиты?

— Один из газов, выделяющихся при гниении, — высказал свое мнение Николас. — Так как он собрался в нижнем уровне туннеля, то должен быть тяжелее воздуха. Я бы сказал — углекислый газ, хотя, может быть, и что-то вроде метана. Метан ведь тяжелее воздуха, так?

— Таита нарочно это устроил?

К щекам Ройан возвращалась прежняя краска, она быстро оправлялась.

— Не знаю, конечно, но эти корзины и кувшины весьма подозрительны. Я смогу ответить на твой вопрос, когда мы изучим их содержимое. — Он нежно прикоснулся к ее щеке. — Как ты себя чувствуешь? Как твоя голова?

— Лучше. Что теперь будем делать?

— Избавимся от газа, и как можно скорее.

Николас использовал свечку из своего набора первой помощи, чтобы установить уровень газа в шахте. С горящей свечой в правой руке он шаг за шагом спускался по ступеням, держа огонь близко к полу. Пламя горело ярко, колеблясь по дороге от движения воздуха. Но на шестой снизу ступеньке огонь свечи пожелтел и погас.

Николас отметил уровень мелом на стене коридора и окликнул Ройан, которая ждала наверху:

— Ну по крайней мере это не метан. Я еще жив. Значит, углекислый газ.

— Весьма убедительный тест, — засмеялась та. — Если взрывается — значит, метан.

— Хансит, неси сюда вентилятор, — велел Николас огромному монаху.

Задержав дыхание, как если бы он собирался нырять под воду, Николас спустился с вентилятором по ступеням и поставил его на пол помещения. Потом повернул регулятор мощности на самый высокий уровень и убрался оттуда. Едва оказавшись выше меловой пометки, он глубоко вдохнул.

— Сколько времени займет очистка комнаты от газа? — тревожно спросила Ройан, глядя на свои часики.

— Я буду проверять с помощью свечки каждые пятнадцать минут.

Понадобился час для того, чтобы газ выветрился в достаточной степени. Николас смог спуститься до самого последнего уровня без помех для дыхания. После этого англичанин приказал Ханситу отнести вниз вязанку хвороста и разжечь костер посреди каменного пола, чтобы прогреть и заставить быстрее циркулировать здешний воздух.

Пока тот исполнял указание, Николас и Ройан изучили содержимое одной из корзин у стены.

— Хитрый старый негодяй! — пробормотал Николас, то ли в ярости, то ли в восхищении. — Это похоже на смесь навоза, травы и прелых листьев, что-то вроде компостной кучи.

Они пересекли комнату, перевернули один из винных кувшинов и изучили пыль, которая оттуда высыпалась. Николас набрал ее в горсть и просеял сквозь пальцы, затем осторожно понюхал.

— Измельченный известняк! Хотя он давно высох и потерял всякий запах, Таита, очевидно, добавил в него какой-то кислоты. Возможно, уксусной — да даже моча подошла бы в этом качестве. Разъев известняк, она образовала углекислый газ.

— Значит, это была очередная ловушка! — воскликнула Ройан.

— Столько тысяч лет назад Таита уже разобрался в процессах гниения! Он знал, какой газ производят подобные смеси. Вкупе с остальными талантами, которыми он хвастает, он еще оказался отличным химиком.

— Более того — он должен был знать, что без тяги и движения воздуха эти тяжелые газы зависнут на нижнем уровне помещения, — согласилась Ройан. — Полагаю, что этот коридор задуман как U-образная ловушка. Бьюсь об заклад, что потом он снова поднимается. — Она указала на таинственный проход в дальней стене. — Да что там, я могу разглядеть первые ступени даже отсюда.

— У нас есть отличный шанс выяснить, права ты или нет. Потому что именно туда мы сейчас направимся. По тем самым ступеням.


Сапер разместил у кромки воды пирамиды из камней, чтобы отмечать уровень реки. Он изучал их, как маклер ленту с последними биржевыми новостями.

Со времени последнего ливня прошло шесть часов. Яркое солнце рассеяло облака, нависавшие над долиной, но они продолжали толпиться в северной части горизонта. Грозовые серо-коричневые тучи вздымались, зловещие и грозные, образуя могучий кряж, по сравнению с которым самые неприступные пики казались холмами. В любой момент там, в горах, мог начаться сильнейший дождь. Сапер размышлял, сколько времени понадобится ливню, чтобы наводнение достало их здесь, в ущелье Аббая.

Он мрачно слез с трактора и зашагал по берегу, чтобы проверить каменные указатели. Уровень воды за последний час упал почти на фут. Сапер усилием воли задавил всплеск оптимизма — в конце концов, чтобы добраться до предыдущей отметки, реке понадобилось всего четверть часа. Конечный результат неизменен. Дожди вот-вот начнутся, река разольется. Плотина будет прорвана. Сапер посмотрел вниз по течению и покачал головой.

Он сделал все возможное, чтобы отсрочить подобный исход: поднял плотину еще на четыре фута, укрепил с другой стороны новыми опорами. Больше тут ничего не поделаешь, остается только ждать.

Вскарабкавшись по откосу, Сапер устало привалился к своей желтой машине и взглянул на «Буйволов», лежащих по всему берегу подобно убитым на поле боя. Они работали двое суток, чтобы удержать реку, и силы их на исходе. Уэбб знал, что не сможет потребовать от них повторения подобного подвига. Когда поток снова разольется, победа будет за ним.

Сапер увидел, что некоторые из рабочих начинают шевелиться и садятся, глядя вверх по течению. Ветер слабо доносил их голоса. Что-то вызвало у них интерес. Сапер забрался на автопогрузчик и взглянул туда, прикрывая глаза от солнца ладонью. По дороге спускалась легко узнаваемая фигура Мека Ниммура. Мек, крепкий и приземистый, в камуфляжной одежде, шел уверенной походкой в сопровождении двух командиров из его отряда.

Он поприветствовал Сапера еще издалека.

— Как поживает ваша плотина? — крикнул он на арабском, которого Уэбб не понимал. — В горах скоро хлынет ливень! Вы здесь долго не продержитесь.

Его достаточно прозрачные жесты по направлению к небу и реке разъяснили Саперу суть речи. Он спрыгнул с погрузчика, чтобы поздороваться с Меком, мужчины сердечно пожали друг другу руки. Они видели друг в друге внутреннюю силу и профессионализм, который одинаково ценили.

Предводитель партизан тронул за плечо своего спутника, который говорил по-английски, и тот принял на себя привычную роль переводчика.

— Меня тревожит не только погода, — негромким голосом признался Мек, и переводчик передал информацию Саперу. — Мне доложили, что сюда движутся правительственные войска. Разведчики доносят, что на нас идет целый батальон из Дэбрэ-Мариам, и еще одно подразделение, базирующееся ниже монастыря Святого Фрументия, поднимается по реке Аббай.

— Берут в клещи, а? — осведомился Сапер. Мек выслушал перевод и мрачно кивнул.

— У них серьезный численный перевес, и я не знаю, как долго смогу продержаться, когда они нападут. Мои люди — партизаны. Открытый бой — не наша стихия. Наше дело — блошиная война: укусить и скрыться. Я пришел предупредить, чтобы вы приготовились уходить отсюда как можно скорее.

— Обо мне не волнуйтесь, — хмыкнул Сапер. — Я-то спринтер, пробежка в сто ярдов — моя специальность. Позаботиться стоит о Николасе и Ройан в этой их грязной кроличьей норе.

— Я сейчас пойду к ним, но сначала собираюсь подготовить пути отступления. Николас припрятал в монастыре надувные плоты. Если в бою нас отрежет друг от друга, то мы встретимся у плотов в случае чего.

— Хорошо, Мек… — начал было Сапер, но трое его собеседников обернулись в сторону тропы. На берегу среди рабочих тоже началось новое волнение. — Что там происходит?

— Это один из моих патрулей, — прищурился Ниммур. — Видно, есть новости.

Он умолк, как только понял, что Сапер не понимает его. Но тут выражение лица партизана изменилось — Мек заметил маленькую стройную фигурку, которую несли на самодельных носилках его патрульные.

Тессэ заметила, что он бежит ей навстречу, и с трудом приподнялась. Патрульные поставили носилки на землю, Ниммур опустился на колени рядом с женщиной и обнял ее. Некоторое время они молчали, сжимая друг друга в объятиях. Потом Мек нежно взял ее лицо в чашу ладоней и внимательно изучил обожженные вздувшиеся черты. В некоторые ожоги проникла инфекция, глаза казались щелками меж распухших красных век.

— Кто сделал с тобой это? — мягко спросил он. Тессэ невнятно забормотала губами, покрытыми струпьями:

— Они меня заставили…

— Нет! Не пытайся говорить.

Он остановил ее, увидев, что нижняя губа Тессэ треснула от движения и по подбородку покатилась блестящая, алая, как рубин, капля крови.

— Я должна сказать тебе, — настаивала она хриплым шепотом. — Они заставили меня рассказать все. Численность твоих людей. И что вы с Николасом здесь делаете. Все. Прости меня, Мек. Я тебя предала.

— Кто они? Кто это сделал?

— Ного и тот американец, Хелм, — выговорила Тессэ, и хотя объятия Мека были нежны как отцовские, глаза его стали страшными.


Нижнее помещение наконец очистилось от газа. Костер Хансита горел ярко и ровно посреди пола, поднимающийся горячий воздух уносил ядовитые пары и рассеивал их по верхним ярусам лабиринта. Там они смешивались с чистым, богатым кислородом воздухом и теряли токсичность. К тому времени Ройан полностью оправилась от отравления газом, но ее самонадеянность поколебалась. Поэтому она позволила Николасу идти первым по ступенькам, поднимавшимся от дальней стороны комнаты.

— Отличная газовая ловушка, — подчеркнул Харпер, пока они осторожно продвигались вверх. — Нет ни малейшего сомнения — Таита прекрасно знал, что делает, когда строил этот участок туннеля.

— Наверняка он полагал, что любой, кто посмеет вторгнуться сюда, либо попадется в его дьявольские ловушки, либо заблудится в лабиринте. Ну или в конце концов сдастся на этом этапе, — подытожила Ройан.

— Ты что, пытаешься меня убедить, что это последний бастион Таиты и больше для нас капканов не заготовлено? — усмехнулся Николас.

— Да нет… Скорее я себя пытаюсь убедить. И пока без особого успеха. Я больше ему ни капельки не доверяю. Ожидаю самого худшего. Каждый миг может обрушиться потолок, или пол разверзнется и мы провалимся в огненную пропасть, или еще что-нибудь похуже случится.

Спуск вниз состоял из сорока ступеней, а лестница, по которой они теперь шли, оказалась зеркальным отражением предыдущей. Она поднималась под тем же самым углом, ступени оказались такой же ширины и высоты. Когда головы археологов поднялись над сороковой ступенькой, Николас направил луч фонаря в просторную горизонтальную галерею, раскрывшуюся перед ними. Оба были поражены внезапным богатством красок и форм, ярких и прекрасных, как поле цветов, распустившихся в пустыне после дождя. Стены и потолок аркады покрывали росписи, потрясая роскошью и великолепием исполнения.

— Таита! — вскричала Ройан, и голос ее сорвался от восхищения. — Это его фрески. Я ни с чем их не перепутаю, другого такого художника нет. Я всегда узнаю его работу.

Они стояли на верхней ступеньке и пораженно озирались. По сравнению со здешними росписями фрески длинной галереи казались бледными и бездарными — жалкой подделкой, коей они и являлись. А это была работа великого мастера, вечного гения, чье искусство зачаровывало и приводило в восторг ныне так же, как и четыре тысячи лет назад.

Николас и Ройан двинулись вперед — медленно, почти что против воли. По обеим сторонам аркады располагались небольшие помещения вроде ларьков на восточном базаре. Вход в каждую нишу охраняли высокие колонны до потолка. Каждая колонна была сделана в виде статуи бога. Божества словно держали над собой высокий сводчатый потолок. Когда археологи поравнялись с первыми помещениями-нишами, Николас остановился и стиснул руку Ройан.

— Сокровищницы фараона, — прошептал он. Полукруглые комнаты от пола до свода были заполнены удивительными и прекрасными вещами.

— Здесь хранится его мебель, — так же благоговейно произнесла Ройан, узнавая кресла, стулья, кровати и тахты. Она вошла в ближайшую комнату и прикоснулась к царскому трону. Подлокотники мастер выполнил в форме переплетенных змей из бронзы и лазурита. Ножки у трона были львиные, с золотыми когтями. Поверхность украшали сцены охоты, высокую спинку венчали золотые крылья.

За троном громоздилось множество прочей мебели. Они рассмотрели тахту, чьи бока представляли собой изысканное кружево из эбенового дерева и слоновой кости. Там находилось еще несколько дюжин других предметов, в том числе и разобранных на части, так что невозможно было догадаться об их предназначении. Блестели драгоценные металлы и цветные камни — в таком великолепии и разнообразии, что их не охватывал взгляд. Обе ниши по сторонам аркады заполняли сокровища. Ройан покачала головой в восхищении, и Николас повел ее дальше. Стены между боковыми комнатами украшали расписанные панели, иллюстрирующие «Книгу мертвых». Фрески изображали путь фараона через различные опасности и испытания, мимо демонов и чудовищ, подстерегающих усопшего по дороге.

— Вот они, фрески, которых не хватало в лжегробнице, в длинной галерее, — сказала Ройан. — Ты только посмотри на лицо фараона. Сразу видно, что это подлинное изображение. Перед нами совершенные царские портреты.

Фреска напротив изображала бога Осириса, который вел фараона за руку, защищая его от чудищ, теснившихся по сторонам пути и желающих пожрать путника. Лицо правителя Таита прописал очень подробно — таким он, должно быть, и был при жизни: человеком на вид добрым и мягким, не без оттенка слабости.

— И фигуры, — согласился Николас, — ты видишь, они не статично замершие деревянные куклы, всегда шагающие с правой ноги. Они — настоящие мужчины и женщины, анатомически правильные. Художник понимал, что такое перспектива, и изучал человеческое тело.

Они подошли к следующей паре ниш и замерли перед ними.

— Оружие! — выдохнул Харпер. — Только посмотри на колесницу!

Колесница была обшита листами золота и слепила глаза. Упряжь и постромки, казалось, только и ожидали коней, которые повлекут колесницу в битву, а колчаны, пристегнутые ремнями у каждого высокого колеса, раздулись от стрел и дротиков. Картуши Мамоса красовались на боковых панелях.

Возле этого великолепного предмета громоздились кипами боевые луки, обмотанные проволокой из бронзы, золота и серебра. Было здесь множество копий и пик, бронзовые щиты, украшенные сценами войны и именем божественного Мамоса. Были шлемы и нагрудники из крокодиловой кожи, одежда и регалии египетских армий, надетые на ростовые деревянные статуи царя, стоявшие рядами вдоль стен.

Николас и Ройан продвигались вперед по проходу между фресками и росписями, изображавшими жизнь и смерть фараона. Они видели Мамоса играющим с дочерьми и ласкающим маленького сына. Видели его на рыбалке, на псовой и соколиной охоте, в окружении министров и советников. Видели, как он развлекается со своими женами и наложницами и пирует с храмовыми жрецами.

— Какая хроника жизни древних времен, — благоговейно выдохнула молодая женщина. — Открытия, подобного этому, не было никогда!

Каждый из персонажей, изображенных на фресках, явно был взят из жизни. Настоящие живые мужчины и женщины, они различались чертами и выражениями лиц, схваченными внимательным взглядом очень ироничного и одновременно очень человечного художника.

— А это, должно быть, сам Таита. — Ройан указала на автопортрет евнуха на одной из центральных панелей. — Интересно, он склонен к художественным допущениям? Или в самом деле был так красив и благороден?

Они остановились полюбоваться на лицо Таиты, своего противника в игре, и заглянули в его умные и пытливые глаза. Искусство художника было таково, что портрет рассматривал их с не меньшим вниманием, нежели они — его. На губах Таиты играла легкая загадочная улыбка. Фреску покрывал лак, так что она прекрасно сохранилась, будто была написана только вчера. Губы Таиты казались влажными, глаза мягко блестели, как живые.

— У него светлая кожа и голубые глаза! — воскликнула Ройан. — Правда, рыжие волосы наверняка покрашены хной.

— Странно думать, что этот человек едва не убил нас, хотя жил так давно, — тихо сказал Николас.

— В какой земле он родился? Он никогда не говорит об этом в свитках. Может, в Греции или Италии? Или он происходил из германского племени? Или из викингов? Нам этого никогда не узнать, потому что Таита скорее всего и сам не знал своего происхождения.

— Смотри, вот он опять, на другой фреске. — Николас указал вдоль аркады на безошибочно узнаваемое лицо евнуха. На этот раз художник изобразил себя коленопреклоненным перед троном фараона и его супруги, присягающим царственной чете. — Он, похоже, вроде Хичкока — любил появляться в собственных творениях.

Они миновали следующую пару ниш, где хранились блюда, кубки и чаши из алебастра и бронзы, обрамленные серебром и золотом, полированные бронзовые зеркала, рулоны драгоценного шелка, льна и шерсти. Ткань давно сгнила, от нее остались только бесформенные темные груды. На стенах, отделяющих эти помещения от прочих, исследователи увидели увековеченную битву с гиксосами, в которой был разбит фараон.

Стрела вождя гиксосов торчала у него из груди. На следующей фреске Таита, исполняющий роль врача, с хирургическими инструментами в руках склонился над фараоном, извлекая окровавленный наконечник из его плоти.

Теперь они подошли к нишам, в которых стояло множество кедровых сундуков. Они были помечены царским знаком Мамоса и расписаны сценами царского туалета: он подводил глаза специальной краской для век, наносил на лицо белую сурьму и алые румяна. На других изображениях его брили брадобреи и одевали пажи.

— Здесь есть сундуки с косметикой, — прошептала Ройан. — А еще с гардеробом фараона. Там должны иметься костюмы на все случаи загробной жизни! Я просто мечтаю изучить их содержимое!

Следующая серия настенных росписей изображала женитьбу фараона на юной девственнице, госпоже Таиты. Лицо царицы Лострис было прописано с великой любовью. Художник наслаждался красотой и усиливал ее, удары кисти будто ласкали обнаженные груди и подчеркивали все достоинства фигуры, придавая им женское совершенство.

— Как сильно Таита любил ее, — проговорила Ройан, и в ее голосе послышалась зависть. — Это видно в каждой проведенной им линии.

Николас слегка улыбнулся и положил руки ей на плечи.

Они подошли к следующей паре ниш, уставленных сотнями сундуков. На крышках красовались миниатюры, изображавшие фараона в блеске украшений. Его пальцы на руках и ногах были унизаны кольцами, грудь покрывали медальоны, руки от запястий до плеч охватывали браслеты. На одном из портретов Мамос носил двойную корону объединенных царств Египта — красный и белый вейцы с головами грифа и змеи во лбу. На втором он был увенчан синей боевой короной, а на третьем — короной-немесом, покрывалом с золотыми и лазуритовыми полосами, прикрывавшими уши.

— Если каждый сундук содержит в себе то, что на нем изображено… — начала Ройан, но умолкла, не в силах продолжать. Возможная близость таких сокровищ даже пугала ее, воображение не могло вместить подобного величия. — Ты помнишь, что Таита написал в свитках? — прошептала она. — «Я не могу представить, чтобы подобное сокровище когда-либо доселе было собрано в одном и том же месте». Похоже, что все это до сих пор здесь, до последнего камешка и крупицы золота. Нетронутое сокровище Мамоса.

За сокровищницей находилась следующая ниша с множеством полок по стенам. Полки были уставлены фигурка-ми-ушебти — куклами из зеленого глазированного фарфора или кедра. Целое воинство статуэток, изображавших мужчин и женщин всех возможных профессий. Здесь были жрецы и писцы, судьи и врачи, садовники и земледельцы, булочники и пивовары, служанки и танцовщицы, швеи и прачки, воины и брадобреи, простые рабы. Каждый из них держал в руках орудия своего ремесла. Они должны были сопровождать правителя в загробной жизни, работать там на фараона и следовать за ним, если от него потребуется исполнить какое-либо поручение других богов.

Наконец Николас и Ройан дошли до конца этой волшебной аркады и увидели, что путь им преградило множество высоких ширм, некогда сделанных из прекрасного белого льна. Ныне ткань истлела и ширмы обратились в отдельные узкие ленты и лохмотья, грязные и ветхие, как старая паутина. Звезды и розетки блестящего золота, украшавшие эти занавеси, до сих пор висели в ветхой ткани, сверкая, как рыбки в сети. Сквозь бесплотную завесу шелковых обрывков и золотых звезд виднелась темнеющая арка.

— Должно быть, это вход в саму гробницу, — прошептала Ройан. — Теперь нас отделяет от фараона только тонкая ткань.

Они помедлили на пороге, охваченные странным ужасом перед последним шагом.


Старому солдату Меку Ниммуру приходилось видеть и лечить всевозможные увечья, которые люди получают на поле боя. В его маленькой партизанской армии не было ни врача, ни даже санитара. Поэтому Мек сам лечил своих людей и всегда имел под рукой аптечку с необходимыми лекарствами.

Он приказал отнести Тессэ в хижину возле каменоломни и там, под прикрытием травяных стен, освободил ее от изодранной одежды и занялся ранами. Ниммур промыл и продезинфицировал ожоги и ссадины, наложил повязки на самые серьезные из них. Потом осторожно перевернул Тессэ на живот. После этого Мек отломил стеклянный кончик ампулы с антибиотиком широкого спектра действия, набрав ее содержимое в новый шприц.

Тессэ слегка скривилась от укола иглы, и Ниммур сказал:

— Я не самый лучший доктор.

— Другого мне не надо. О, Мек!.. Я уже думала, что больше никогда тебя не увижу. Я так боялась этого… Сильнее, чем смерти.

Он осторожно одел ее, достав из вещмешка хлопчатобумажную рубашку и солдатские штаны, которые были велики ей на несколько размеров. Мек подвернул Тессэ манжеты на рукавах, и каждое его прикосновение дышало нежностью. Это были руки любовника, а не солдата.

— Я, должно быть, такая уродливая, — прошептала она потрескавшимися черными губами.

— Ты очень красива, — возразил он. — Для меня ты всегда будешь красивой.

Мек нежно погладил ее по щеке, стараясь не потревожить ожогов, покрывавших лицо.

В этот момент они услышали выстрелы. Пока звуки доносились издалека и были слабыми, их принес с севера дождевой ветер.

Мек немедленно поднялся.

— Началось. Ного атакует.

— Это я во всем виновата. Я сказала ему…

— Нет, — перебил он. — Ты ни в чем не виновата. Ты сделала то, к чему тебя принудили. Если бы ты не заговорила, они бы мучили тебя и дальше. А потом все равно напали бы на нас, независимо ни от чего.

Мек поднял свой пояс и застегнул его на талии. Издалека послышались взрывы минометного огня.

— Я должен идти, — сказал Мек.

— Я знаю. Не беспокойся обо мне.

— Я всегда буду о тебе беспокоиться. Эти люди отнесут тебя вниз, в монастырь. Там наш пункт сбора. Жди меня. Я не надеюсь, что долго смогу сдерживать Ного. Он слишком силен. Я скоро приду к тебе.

— Я люблю тебя, — прошептала Тессэ. — И всегда буду ждать.

— Ты — моя женщина, — ответил он своим мягким, глубоким голосом. После чего перешагнул через порог хижины и ушел.


Когда Николас коснулся занавеси, ветхая ткань порвалась от легчайшего прикосновения и упала на плиты пола. Золотые розетки в ее складках зазвенели по камням. Перед археологами открылась брешь, достаточная, чтобы пройти сквозь нее. Они стояли перед аркой, ведущей внутрь. С одной стороны вход охраняла статуя великого бога Осириса с руками, скрещенными на груди. В руках он держал посох и бич. Напротив стояла его жена Исида в лунной короне, с рогами на голове. Их пустые глаза смотрели в вечность, выражение лиц казалось безмятежным. Николас и Ройан прошли между двадцатифутовыми изваяниями и наконец очутились в подлинной гробнице Мамоса.

Росписи, покрывавшие купольный свод и стены, были совсем другими — формальными и классическими. Краски их отличались более глубокими, темными тонами, узоры казались запутанными и неясными. Зал оказался меньше, чем они ожидали, — ровно такого размера, чтобы вместить огромный гранитный саркофаг божественного фараона.

Саркофаг стоял на возвышении. По бокам его были высечены барельефы с фараоном и другими богами. Каменная крышка изображала лежащего на спине царя. Николас и Ройан сразу заметили, что саркофаг не тронут и глиняные печати жрецов Осириса, нанесенные на крышку, остались в целости. Эта гробница не подверглась вторжению. Мумия лежала здесь непотревоженной целые тысячелетия.

Но не это поразило незваных гостей. В классической во всех остальных отношениях гробнице присутствовали две неожиданные вещи. На крышке саркофага лежал прекрасный боевой лук. Высотой почти в рост Николаса, по всей длине обвитый проволокой из электрума — удивительного сплава золота и серебра, формула которого была утрачена в веках.

Второй предмет, подобных которому никогда не находили в царских гробницах, стоял у подножия саркофага. Маленькая человеческая фигурка, одна из куколок ушебти. С первого взгляда в глаза бросалось искусство резчика. Николас и Ройан сразу же узнали, кого изображала статуэтка. Несколько минут назад, в аркаде, они видели это лицо нарисованным на стенах.

Слова из свитка Таиты как будто бы вновь прозвучали под сводами гробницы, зависнув, как светлячки, в воздухе над саркофагом:

«Когда я последний раз стоял у царского саркофага, я выслал наружу всех рабочих. Я выйду из гробницы последним, и вход за мной будет опечатан.

Оставшись один, я раскрыл сверток, который принес с собой. Из него я извлек длинный лук по имени Ланата. Танус назвал его в честь моей госпожи, ибо Ланата — ее детское имя. Я сделал для него этот лук. Это был последний дар от нас обоих. Я положил его на каменную крышку гроба.

В моем свертке остался еще один предмет — деревянная фигурка ушебти, вырезанная моей рукой. Я поместил ее в ногах саркофага. Работая над ней, я разместил вокруг три медных зеркала, чтобы изучить собственные черты под всеми углами и верно воспроизвести их. Статуэтка будет маленьким Таитой.

На основании ее я написал слова…»

Ройан опустилась на колени возле гроба и подняла фигурку ушебти. С почтением перевернув ее, она изучила иероглифы, вырезанные на основании статуэтки.

Николас встал на колени рядом с Ройан.

— Прочти мне это, — попросил он. Она повиновалась:

— «Меня зовут Таита. Я — врач и поэт. Я — архитектор и философ. Я — твой друг. Я отвечу за тебя».

— Так, значит, все это правда, — прошептал Николас. Ройан поставила фигурку ушебти туда, откуда взяла ее, и, все еще стоя на коленях, повернулась к спутнику.

— Это самый потрясающий момент в моей жизни. Хочу, чтобы он никогда не кончался.

— Он никогда и не кончится, милая, — отозвался Харпер. — Мы с тобой только начали.


Мек Ниммур смотрел, как солдаты приближаются, огибая холм снизу. Нужно было иметь наметанный глаз партизана, чтобы различить их, пробирающихся через густые заросли колючих кустарников. Рассмотрев наконец военных, Мек почувствовал приступ печали. Это были первоклассные солдаты, закаленные долгими годами войны. Некогда он вместе с ними сражался против тирании Менгисту, может быть, даже тренировал многих из этих ребят. А теперь они собирались напасть на него. Таков круговорот битв и насилия на этом измученном континенте, где бесконечные войны подогреваются и питаются древней племенной враждой, жадностью и коррупцией политиканов нового времени с их устаревшими идеологиями.

Однако момент плохо подходит для философствования, горько подумал Мек и сосредоточился на поле военных действий, лежащем перед ним. Да! Эти люди знали свое дело. Он видел это по тому, как они приближались, будто призраки надвигаясь сквозь заросли. Партизан знал, что на каждого замеченного солдата приходится дюжина оставшихся невидимыми.

Они сильны числом, подумал Ниммур и оглянулся на собственный маленький отряд. Четырнадцать человек, прячущихся в скалах — партизаны могли надеяться нанести противнику ощутимый удар, только воспользовавшись эффектом неожиданности. После чего надо немедленно отступить, пока Ного не поднял своих смертников на холм, где залегли люди Мека.

Он посмотрел на небо и подумал, не планирует ли Ного и воздушную атаку? Тридцатипятиминутный полет и серия бомбовых ударов самолетов «Ту» советского производства с базы в Аддис-Абебе — и Мек уже почти что чувствовал во влажном ветре сладковатую вонь напалма, видел накатывающее на них облако пламени. Это единственное, чего его люди по-настоящему боялись… Нет, воздушной атаки не предполагается, по крайней мере на этот раз, решил партизан. Ного и его нынешний начальник, немец фон Шиллер, хотят наложить лапу на содержимое гробницы, которую отыскал в ущелье Николас Куэнтон-Харпер. Поэтому они не пожелают делиться с сытыми котами, этими политиканами из Аддис-Абебы. И вообще не станут привлекать никакого правительственного внимания ни к себе, ни к своей частной маленькой компании в ущелье Аббая.

Мек посмотрел вниз, на подножие холма. Враг приближался красиво и грамотно, оцепляя склон, чтобы отрезать их от дороги вдоль Дандеры. Скоро они пошлют наверх патруль, чтобы обезопасить фланг перед тем, как пойти в атаку. Ага, вот и патрульные… Восемь, нет, десять человек отделились от основной массы и осторожно двинулись вверх по склону, на котором засел Мек.

«Нужно подпустить их поближе, — решил он. — Хотелось бы избавиться от всех, но рассчитывать на это не следует — слишком это было бы хорошо. Попробую взять на себя четверых, может быть, пятерых — и неплохо еще оставить некоторых поорать и покататься в кустарнике. — Мек жестоко усмехнулся. — Ничто так не подрывает боевой дух солдата, как визг его товарища с пулей в брюхе».

Он взглянул на покрытый валунами и скальными выступами склон и увидел, что его ручной пулемет «РПД» установлен идеально для того, чтобы вести продольный огонь по продвигающемуся вверх неприятелю. Салим, пулеметчик Мека, в обращении с этим оружием был настоящим виртуозом. Может быть, и удастся убрать больше, нежели пятерых врагов за раз.

«Увидим, — подумал Ниммур. — Главное — правильно все рассчитать».

Он разглядел брешь в скальном гребне, внизу, прямо под собой.

«Вряд ли они решатся выдать себя и перевалить через гребень поверху, — рассудил Мек. — Скорее уж попробуют просочиться через узкий проход. Это будет самый подходящий момент».

Он оглянулся на «РПД». Салим не сводил с командира глаз, ожидая знака. Мек снова посмотрел вниз.

«Да, я не ошибся. Они сбиваются в кучку. Здоровяк, что слева, уже почти на месте. Те, что за ним, тоже подтягиваются к проходу».

Камуфляж людей Ного идеально сливался с зарослями, стволы оружия предусмотрительно обернули тряпками и лоскутами, чтобы металл не блестел на солнце. Солдаты были практически невидимы в кустарнике, их выдавали только движение и цвет открытой кожи. Они подошли уже так близко, что Мек различил блеск глаз одного из них. Но он никак не мог высмотреть их пулеметчика, а ведь именно его следует уничтожить в самом начале.

«Ах вот он где, — с облегчением понял Мек, — на правом фланге. Я его почти упустил».

Солдат был невысок и приземист, с широкими плечами, длиннорукий, обезьяноподобный. Пулемет свободно болтался у его бедра. Это был «РПД» советского производства, 7,62-миллиметрового калибра. Солдата выдал блеск медных патронов в лентах, перекинутых через широкие плечи.

Мек опустился на землю и осторожно перебрался в сторону, оставаясь под прикрытием камня. Он передвинул рычаг режима огня на своем «АКМ» на высшую отметку и прижался щекой к деревянному прикладу. Это было его личное оружие. Оружейник из Аддис-Абебы отрегулировал действие механизма и отшлифовал изнутри ствол, а заодно установил на автомат станок, чтобы стрелять с земли. Все это проделали, чтобы повысить прицельность автомата, печально известного как самое неточное штурмовое оружие. Конечно, оно не стало от этого снайперским, но с такими усовершенствованиями Мек мог рассчитывать всадить все пули в цель точно со стометрового расстояния.

Солдат с «РПД», поднимающийся по склону, был сейчас в каких-то пятидесяти метрах от места, где залег Мек Ниммур. Мек взглянул через правое плечо, чтобы убедиться — трое остальных неприятелей движутся по направлению к проходу, где их снимет Салим первым же залпом. Потом партизан прицелился в середину живота пулеметчика, избрав точкой прицела пряжку у него на поясе, и выстрелил три раза.

Тройной взрыв прогрохотал у Мека в ушах, но он увидел, что его пули достигли цели, пробив вертикальный ряд дыр в теле неприятеля. Один выстрел достал солдата в низ живота, второй пошел выше, в диафрагму, третий — в горло. Пулеметчик завертелся, раскинув руки и дергаясь всем телом, после чего упал и покатился вниз, ломая жесткие заросли.

Люди Мека открыли огонь со всех сторон. Интересно, подумал он, скольких уложил Салим? Но разглядеть что-либо было уже невозможно. Враги залегли и исчезли из виду. Воздух затуманился от синеватого дыма выстрелов, когда неприятель повел ответный огонь. Кустарник затрясся и захрустел.

Тогда в громе выстрелов, среди свиста и визга пуль, рикошетящих от скал и камней, послышался истошный человеческий вопль:

— Я ранен! Помогите! Во имя Аллаха!

Вопли звонко раскатывались по склону холма, и неприятельский огонь заметно утих. Мек вставил в «АКМ» свежий магазин.

— Пой, птичка, пой, — мрачно пробормотал партизан.


Чтобы открыть каменный саркофаг, понадобились объединенные силы Николаса, Хансита и еще восьмерых человек. Пошатываясь под тяжестью крышки, они осторожно прислонили ее к стене гробницы. Потом Ройан и Николас вскарабкались на постамент саркофага и заглянули внутрь.

В каменном гробу обнаружился еще один, деревянный и тоже огромный, заполняющий собой пространство первого. Сверху также изображался лежащий фараон. Он покоился в позе умершего, с руками, скрещенными на груди, сжимающими посох и бич. Гроб был позолочен и инкрустирован самоцветами. Деревянное лицо фараона выражало умиротворение.

Археологи вытащили гроб из саркофага, благо весил он меньше, чем каменная крышка. Николас осторожно взломал золотые печати и слой застывшей древней смолы, которой были залиты щели между гробом и его крышкой. Внутри оказался следующий гроб, снова идеально подогнанный по размеру, и когда его вскрыли, нашли еще один. Это было похоже на набор матрешек — одна в другой, каждая следующая чуть меньше предыдущей.

Всего гробов оказалось семь. Каждый новый украшала еще более роскошная роспись и отделка. Седьмой гроб, из чистого золота, по размеру был чуть больше человека. Полированный металл отражал огонь фонарей, подобно тысяче зеркал, и разбрасывал яркие стрелы света по всем сумрачным уголкам гробницы.

Когда наконец последний, золотой, гроб был вскрыт, оказалось, что он наполнен цветами. Они давно высохли и истлели, приобретя однородный цвет сепии. Аромат их исчез тоже много веков назад, так что из гроба поднялся только мускусный запах древности. Лепестки были такими сухими и хрупкими, что рассыпались от одного прикосновения. Под увядшими лепестками лежал слой тонкого полотна. Некогда оно было снежно-белым, теперь же стало бурым от старости и пропитавшего материю сока цветов. Сквозь паутинную ткань снова блеснуло золото.

Стоя по двум сторонам гроба, Николас и Ройан приподняли истлевшее полотно. Оно порвалось под их пальцами с легким шелестом, как тончайшая паутина. Под тканью обнаружилось нечто, и они оба пораженно вздохнули: посмертная маска фараона. Ненамного больше человеческой головы, она представляла собой совершеннейший и детальный портрет усопшего. Это потрясающее произведение искусства сохранило черты царя Египта для вечности. Мужчина и женщина, замерев, смотрели в глаза фараона, выполненные из обсидиана и горного хрусталя, а фараон взирал на них печально, почти что осуждающе.

Прошло немало времени, прежде чем они набрались решимости и приподняли маску с головы мумии. И когда они это сделали, то тут же получили очередное подтверждение, что тела царя и его полководца Тануса некогда поменяли местами друг с другом. Мумия, лежавшая перед ними, была велика для этого гроба. Ее с трудом втиснули в узкое пространство, частично лишив пелен.

— На царскую мумию обычно надевали сотни амулетов и талисманов, прежде чем запеленать, — прошептала Ройан. — Этот покойный одет как простой знатный человек, не как фараон.

Николас осторожно снял с головы мертвеца остатки повязок — и обнаружил толстую косу волос.

— Портреты фараона Мамоса там, на стенах аркады, показывают, что у него были рыжие волосы, крашенные хной, — пробормотал Николас. — А здесь… видишь?

Коса была цвета зимних трав африканской саванны — серебряно-золотая.

— Теперь сомнений не осталось. Это тело Тануса. Друга Таиты и любовника царицы.

— Да, — согласилась Ройан, глаза ее почему-то наполнились слезами. — Он настоящий отец сына Лострис, который стал в свое время фараоном Тамосом и основателем великого царского рода. Так, значит, перед нами человек, чья кровь сохранялась на протяжении всей истории Древнего Египта.

— В своем роде он был не менее велик, чем фараон, — тихо сказал Николас.


Первой опомнилась Ройан.

— Река! — резко воскликнула она. — Когда река поднимется, мы не сможем больше сюда проникнуть!

— Но не получится и унести все с собой. Здесь слишком много сокровищ, одни дороже других. Наше время почти истекло, так что надо забрать самое ценное и прекрасное, упаковав по ящикам. Одному Богу известно, хватит ли у нас времени хотя бы на это.

За немногое оставшееся у них время исследователи развернули бешеную деятельность. Бесполезно было даже думать о том, чтобы спасти статуи и фрески, мебель и оружие, пиршественную утварь и гардероб. Золотой колеснице предстояло остаться на том месте, где она уже простояла четыре тысячи лет.

Археологи забрали золотую посмертную маску с головы Тануса, но мумию оставили лежать в гробу. Николас послал за Май Метеммой. Старый аббат явился в сопровождении двадцати монахов, чтобы забрать драгоценные мощи древнего святого, обещанные ему в награду за помощь. Они унесли гроб Тануса с великим благоговением, под низкое и медленное пение, к новому месту упокоения в макдасе монастыря.

— По крайней мере со старым героем будут обращаться почтительно, — тихо сказала Ройан. Потом оглядела гробницу. — Мы не можем оставить это место в таком беспорядке, с гробами, вынутыми друг из друга и со сброшенными крышками! Вид такой, будто здесь побывали разорители могил.

— А мы и есть разорители могил, — засмеялся Николас.

— Нет, мы археологи, — горячо возразила она. — И будем стараться вести себя достойно этого звания.

Так что им пришлось поместить друг в друга шесть оставшихся гробов и накрыть саркофаг каменной крышкой. Только после этого Ройан позволила остальным отбирать и упаковывать сокровища для того, чтобы взять с собой.

Несомненно, самой ценной из находок была признана золотая посмертная маска. Она удачно поместилась в один из ящиков. Туда же положили деревянную ушебти Таиты, упакованную в пенопласт, чтобы избежать повреждений. На крышке ящика Ройан написала водостойким маркером: «Маска и ушебти Таиты».

Остальные сборы оказались поверхностными и поспешными. Некогда было раскрывать все до одного сундуки в нишах. Сами эти сундуки с росписями представляли бесценные сокровища, с ними требовалось обращаться почтительно. Так что исследователи позволили себе довериться изображениям на крышках, которые представляли собой подробный каталог содержимого. В сундуке, где был нарисован портрет фараона в голубом венце войны, они нашли этот венец на позолоченных кожаных подушках, уложенных так, чтобы защищать корону от повреждений.

Даже за краткое время, бывшее у них в распоряжении, Николас и Ройан успели пресытиться и устать от великолепия вещей, которые они выбирали по картинам, а затем находили в сундуках. Им достался не только голубой венец, но и красно-белая корона объединенных царств, оба в прекрасном состоянии, будто фараон только сегодня утром снял их с чела.

Критерием отбора служило и то, что объект должен был быть достаточно мал, чтобы поместиться в один из ящиков. Если предмет оказывался велик, его оставляли в гробнице вне зависимости от исторической значимости или стоимости. К счастью, большинство кедровых сундуков с царскими драгоценностями идеально входили в металлические ящики из-под снарядов, так что удалось забрать не только содержимое, но и сами сундуки. Однако некоторые предметы побольше, такие, как короны и огромные золотые нагрудные медальоны, усыпанные драгоценными камнями, пришлось паковать отдельно.

Когда приготовленную тару наполнили, все снесли вниз и составили на лестничной площадке за некогда запечатанной дверью, приготовив к эвакуации. Исследователи забрали сорок восемь ящиков, включая те, в которых лежали статуи богов из длинной галереи, когда послышался голос, разносившийся по лестнице и коридорам. Не узнать выговор Сапера было невозможно.

— Майор, где вы, черт побери? Хватит тормозить! Давай, парень! Пошевеливай своей волосатой задницей! Река разливается, каждую минуту плотина может прорваться!

Сапер взбежал вверх по ступеням, но даже он на миг замер от изумления и восторга, впервые увидев великолепие погребальной аркады фараона Мамоса. Ему понадобилось несколько минут, чтобы собраться с духом и вернуться к прежнему прозаическому образу мыслей.

— Я кому сказал, майор? Это дело нескольких минут, а не часов! Чертова плотина на ладан дышит. Вдобавок Мек ввязался в перестрелку в горах, на входе из ущелья. Выстрелы слышны аж от подножия утеса в озере Таиты! Убирайтесь отсюда оба — я не шучу!

— Ладно, Сапер. Мы идем. Ступай обратно, на площадку внизу лестницы. Ты видел там ящики из-под боеприпасов?

Уэбб кивнул, и Николас быстро продолжал:

— Прикажи их выносить наружу. Ящики нужно доставить в монастырь. Я хочу, чтобы ты взял это на себя. А мы тебя догоним, захватив оставшееся.

— Только не вздумай копаться, майор. Твоя жизнь не стоит груды старого барахла вроде этого. Давай побыстрей.

— Ступай, Сапер, займись своим делом. И не говори при Ройан насчет старого барахла. Иначе тебе не поздоровится.

Сапер пожал плечами:

— Потом не утверждай, что я тебя не предупредил.

Уэбб развернулся и поспешил вниз по лестнице.

— Ты знаешь, где спрятаны плоты, — крикнул ему вслед Николас. — Если прибудешь первым, начинай их надувать и привяжи ящики. Мы будем вскоре после тебя.

Сапер ушел, а Николас кинулся обратно в аркаду, где Ройан еще работала в сокровищнице.

— Все! — рявкнул он. — Время истекло. Мы уходим.

— Ники, но мы не можем это бросить…

— Идем! — Харпер схватил ее за руку. — Сматываемся прямо сейчас. Если не хочешь навеки разделить с Танусом его гробницу.

— Сейчас, дай я…

— Нет, женщина, ты спятила! Уходим! Плотина вот-вот прорвется!

Она вырвалась, обеими руками схватила по пригоршне драгоценностей из ближайшего сундука и принялась рассовывать их по карманам.

— Не могу это оставить!

Николас обхватил молодую женщину за талию и перекинул через плечо.

— Тут тебе не шуточки! — отрезал он и побежал к выходу, таща ее на себе.

— Ники! Немедленно отпусти! — Ройан яростно вырывалась, но Харпер не ослабил хватку и не остановился до самого подножия лестницы.

Хансит и его люди выносили последние ящики в дверь по ту сторону комнаты и дальше вверх по ступеням. Они легко тащили тяжеленные короба, поставив их себе на головы, и живо топали по лестнице.

Только тут Николас поставил Ройан на ноги.

— Обещай, что будешь хорошо себя сети. Мы ведь не в игры играем. Дело гробовой серьезности — именно гробовой, если вода нас здесь запрет!

— Я знаю. — В голосе Ройан послышалось раскаяние. — Я просто… не могла себя заставить все бросить.

— Ладно, закрыли тему. Пошли.

Николас снова схватил ее за руку и потащил за собой. Уже через несколько шагов Ройан высвободила свою кисть и побежала сама — так быстро, как могла. Она даже обогнала Харпера, одолев последние ступени раньше баронета на несколько шагов.

Носильщики развили неплохую скорость, несмотря на тяжелый груз. Оказавшись в конце их длинной, быстро шагающей колонны, Николас и Ройан спешили обратно по переходам лабиринта, радуясь, что на каждом повороте оставлены значки. По пути к центральной лестнице, через обрушенную длинную галерею, они не сделали ни единого неверного поворота. Сапер дожидался их у обломков запечатанной двери и с облегчением что-то забурчал, завидев двоих друзей среди носильщиков.

— Мне казалось, я послал тебя вперед, готовить плоты! — заорал на него Николас.

— Хотел лично проверить, что вы не окажетесь безнадежными тупицами, — виновато сообщил Уэбб. — Убедиться, что вы не зависнете здесь надолго.

— Очень трогательно, Сапер. — Николас хлопнул его по плечу, и они вместе побежали по туннелю на выход.

Вскоре под их ногами загремел мост через водосток.

— Где Мек? — на бегу выдохнул Николас в спину товарищу, который пыхтел впереди него. — Ты видел Тессэ?

— Тессэ вернулась. Она попала в передрягу. Явилась в ужасном состоянии. Похоже, ей здорово досталось.

— Что с ней случилось? — воскликнул Николас. — Где она сейчас?

— Вроде бы она угодила в лапы бандитам Шиллера, и они из нее едва душу не вытряхнули. Люди Мека понесли Тессэ в монастырь. Мы встретим ее возле плотов.

— Слава Богу, что она жива, — пробормотал Николас, а затем спросил громче: — А с Меком что?

— Он сдерживает атаку Ного. Я все утро слышу автоматные очереди и грохот минометов. Он собирается продержаться сколько возможно и отступить. С ним мы тоже встретимся у плотов.

Последние несколько ярдов туннеля они пробежали по щиколотку в воде и грязи и наконец перебрались через стену второй плотины, очутившись на скалистом краю заводи Таиты. Николас поднял голову и увидел, как носильщики Хансита карабкаются по бамбуковым лесам к вершине утеса. Каждый из них тащил с собой ящик из-под боеприпасов.

Именно тогда баронет услышал безошибочно узнаваемый звук. Он склонил голову набок, чтобы лучше разобрать, и мрачно сообщил Ройан:

— Выстрелы. Мек будет удерживать солдат до последнего, но они уже подобрались чертовски близко.

— Моя сумка! — Ройан рванулась к тростниковой хижине у подножия утеса. — Я должна забрать свои вещи.

— Пижама и косметика тебе не понадобятся, а твой паспорт у меня с собой. — Николас схватил ее за руку и потянул к лестнице. — По-хорошему, единственное, что тебе нужно, — это побольше пространства между тобой и полковником Ного. Пошли, Ройан!

Они вскарабкались по бамбуковым лесам, но когда ступили на твердый камень утеса, археолог была поражена: несмотря на то что земля под ногами оставалась мокрой от недавних ливней, в небе светило жаркое дневное солнце. В холодных и темных переходах гробницы она совсем потеряла чувство времени — и теперь с удовольствием подставила лицо солнечному свету, благодарно впитывая его, пока Николас пересчитывал носильщиков, удостоверяясь, что никто не остался в ущелье.

Сапер возглавил колонну, идущую по тропе через терновый лес. За ним растянулась цепочка носильщиков. Николас и Ройан пропустили вперед себя всех до единого и встали в самый хвост. Звуки боя слышались пугающе близко. Похоже, выстрелы переместились к самому краю ущелья у них за спиной, менее чем в полумиле отсюда. Треск выстрелов придавал особую скорость и легкость ногам носильщиков, и большой отряд быстро продвигался через лес по направлению к основной тропе вниз, к монастырю — нужно было успеть прежде, чем этот путь отрежет атака Ного.

Еще до перекрестка они встретили группу бойцов с носилками. Они тоже спешили к монастырю. Николас подумал, что человек на носилках — кто-то из раненых партизан Мека, но даже когда они достаточно приблизились, англичанин не сразу узнал обожженное и распухшее лицо Тессэ.

— Тессэ! — выдохнул он, склоняясь над ней. — Кто это сделал?

Она взглянула на него большими темными глазами раненого ребенка и кратко, отрывистыми фразами ответила.

— Хелм! — выплюнул Николас. — Хотел бы я добраться до этого ублюдка!

Тут подбежала Ройан и тихо вскрикнула от ужаса при виде лица подруги. После чего засуетилась вокруг нее.

Николас быстро переговорил с одним из бойцов, которого узнал в лицо.

— Мезра, что тут происходит?

— Ного напал с востока от ущелья. Они обошли нас с фланга, и мы отступаем. Это не наш способ воевать.

— Знаю, — кивнул Николас мрачно. — Но партизаны должны справиться. Где Мек Ниммур?

— Отступает по восточному краю ущелья. — Слова Мезры прервал новый залп прямо позади. — Это он! — кивнул партизан. — Ного заметно его теснит.

— Каков ваш приказ?

— Отнести Госпожу Солнце к плотам и там дожидаться Мека Ниммура.

— Хорошо, — ответил Николас. — Мы идем туда же.


«Джет-рейнджер» летел низко, повторяя в полете контуры местности и не поднимаясь над высокогорьями. Хелм знал, что шуфта Мека Ниммура вооружены «РПГ», противотанковыми гранатометами. В руках умелого стрелка это смертельное оружие против низко летящего невооруженного вертолета вроде их «джет-рейнджера». Единственной защитой пилота было использование рельефа местности как прикрытия, и он петлял по долинам, чтобы не дать стрелкам прицелиться.

Хотя дождевые облака ползли по крутому склону, опускаясь в ущелье Аббая и скрывая его от глаз, вертолет держался ниже облаков. Внезапные порывы ветра опасно раскачивали машину, а по ветровому стеклу текла дождевая вода. Пилот низко нагибался вперед, натягивая ремни безопасности: он старательно всматривался в ландшафт, сосредоточившись на управлении в столь неблагоприятных условиях. Хелм сидел на правом переднем месте, рядом с пилотом, а фон Шиллер и Нахут Гуддаби делили заднее пассажирское сиденье. Оба нервно выгибали шеи, глядя в боковые окна на стремительно проносящиеся внизу лесистые склоны — так близко, что казалось, до них можно дотянуться рукой.

Каждые несколько минут оживало радио, и слышалась очередная краткая передача от людей Ного. Они то требовали поддержки минометов, то докладывали о новых занятых объектах. Пилот переводил для пассажиров радиосводки, оборачиваясь на сиденье, чтобы сообщить фон Шиллеру:

— На входе в ущелье яростная перестрелка, но шуфта уже отступают. Ного хорошо справляется с ситуацией. Они только что выбили противника с сильной позиции на склоне холма к востоку от нас. — Он указал в проход по левой стороне. — Теперь громят отступающих шуфта из минометов.

— Они добрались до места в ущелье, где работал Куэнтон-Харпер?

— Непонятно. Все несколько запутанно. — Пилот тщетно вслушивался в следующую порцию нечленораздельной арабской речи. — Кажется, только что говорил сам Ного.

— Свяжись с ним! — приказал фон Шиллер Хелму, перегибаясь через спинку сиденья. — Спроси, в чьих руках участок с гробницей.

Хелм потянулся и снял микрофон с крючка под панелью управления.

— Лепесток Розы, это Бисмарк. Прием.

После короткой паузы, наполненной Помехами, голос Ного заговорил по-английски:

— Продолжайте, Бисмарк.

— Вы овладели первоочередным объектом? Конец связи.

— Ответ утвердительный, Бисмарк. Объект под контролем. Сопротивление подавлено. Я посылаю людей вниз зачистить разработки.

Хелм повернулся в кресле, чтобы передать сообщение фон Шиллеру:

— Люди Ного уже в ущелье. Можем снижаться и идти на посадку.

— Передай ему, чтобы не допускал на разработки никого из своих людей до моего прилета, — сурово приказал фон Шиллер, но лицо его выражало полный триумф. — Я должен оказаться там первым. Объясни ему это доступно.

Пока Хелм передавал приказ Ного, миллиардер потряс за плечо пилота.

— Как долго добираться до объекта?

— Минут пять чистого полета, сэр.

— Обогни объект кругом, когда прибудем. Не сажай машину, пока мы не убедимся, что он полностью под контролем Ного.

Пилот пошел на снижение. Звук несущих винтов изменился, когда они сменили высоту. Вертолет замедлил ход и повис в воздухе, пилот указал рукой вниз.

— Что там? — Фон Шиллер посмотрел по направлению его жеста. — Что ты там увидел?

— Плотина, — ответил Хелм. — Куэнтон-Харпер построил плотину. Немалую работу он там провернул.

Широкое тело запертой реки зловеще блестело под дождевыми облаками. Вода, отведенная в боковой канал, кипела яростной белой пеной, катясь по длинной долине.

— Пусто! — сообщил Хелм. — Все люди Харпера убрались.

— Что это за желтый предмет на берегу? — поинтересовался фон Шиллер.

— Трактор. Помните? Мой информатор докладывал об этом.

— Довольно тратить время, — приказал немец. — Больше здесь смотреть не на что. Идите на посадку!

Хелм хлопнул пилота по плечу и указал рукой вниз.


Сапер дожидался их на перекрестке дороги, где отведенная в сторону река катилась по долине ревущим потоком, размывая большой участок первоначальной тропы. Носильщики, растянувшись по долине длинной колонной, каждый держа на голове армейский ящик, двигались вперед по высокому участку суши над водой.

Носилки Тессэ были в самом хвосте отряда, по двум сторонам от нее шли Ройан и Харпер, стараясь смягчить тряску, когда дорога делалась неровной.

— Где Хансит? — крикнул Саперу Николас, приставив ладонь ко лбу и надеясь высмотреть приметную фигуру высокого монаха среди прочих носильщиков.

— Я думал, он с тобой! — проорал в ответ Сапер. — Я его не видел с тех пор, как мы вышли из ущелья.

Николас обернулся и посмотрел назад, на дорогу, уходящую обратно в тернистый лес.

— Чертов болван, — пробормотал он. — Не можем же мы вернуться и искать его! Придется ему самому добираться до монастыря.

В этот момент они услышали слабый, но легко узнаваемый рокот вертолетных винтов, разносившийся во влажном, жарком воздухе ниже уровня дождевых облаков.

— Вертолет «Пегаса»! Похоже, фон Шиллер направляется прямо к озеру Таиты. Он, видно, отлично знал, где именно мы работаем, — горько сказал Николас. — Да, этот человек времени не теряет. Как стервятник, летящий на свежий труп.

Ройан тоже прислушивалась, стараясь разглядеть среди темных туч летящую машину. Лицо ее горело от бега, прядки мокрых от пота волос свисали вдоль щек.

— Если позволить этим свиньям войти в нашу гробницу, то это будет настоящее осквернение святого места! — яростно сказала она.

Внезапно Николас потянулся поверх носилок и сжал ее руку в своей. Лицо баронета было суровым и решительным.

— Ты права. Отправляйся в монастырь вместе с Тессэ, я вас потом догоню.

И не успела она возразить или задать вопрос, как Николас обернулся к Саперу:

— Оставляю обеих женщин под твою ответственность. Присмотри за ними.

— Куда ты собрался, Ники? — За спиной у него выросла Ройан и услышала слова, обращенные к Саперу. — Что ты задумал?

— Одно маленькое дельце. Много времени оно не займет.

— Ты ведь не собираешься обратно? — испугалась она. — Тебя могут убить или еще хуже… Ты же видел, что Хелм сделал с Тессэ…

— Не беспокойся из-за пустяков, любовь моя, — засмеялся Харпер и до того, как Ройан успела понять его намерение, поцеловал ее прямо в губы. Она еще не опомнилась, изумленная подобным проявлением чувств на глазах стольких людей, а Николас уже мягко отстранил ее. — Позаботься о Тессэ. Встретимся у плотов.

Не дожидаясь, когда она заспорит, он развернулся и побежал по долине, да так быстро, что через несколько секунд у Ройан уже не было шанса его остановить.

— Ники! — отчаянно закричала она вслед, но Николас притворился, что не слышит, продолжая бег вверх по течению отведенной в сторону реки, обратно к плотине.


«Джет-рейнждер» в полете повторял извилины русла реки ниже плотины. Были мгновения, когда пассажиры могли заглянуть прямо в узкую расселину между высоких утесов, в тенистые глубины ущелья, теперь уже почти сухого, где лишь порой поблескивали отдельные стоячие лужицы.

— Вот они! — Хелм указал точно вверх. На краю каньона стояла небольшая группа людей.

— Убедись, что это не шуфта! — В голосе фон Шиллера послышался страх.

— Да нет! — громко разуверил его Хелм. — Я узнаю Ного, а тот здоровяк рядом с ним, в белой шамме — монах Хансит Шериф, наш информатор. — Американец крикнул пилоту, заглушая рев мотора: — Можешь идти на посадку! Прямо здесь! Ного машет тебе рукой!

В тот миг, когда шасси вертолета коснулось земли, Ного и Хансит бросились навстречу. Они вместе помогли фон Шиллеру выбраться из пассажирской кабины и отвели его подальше от шума вращающихся винтов.

— Мои люди заняли всю ближайшую местность, — заверил миллиардера Ного. — Мы оттеснили шуфта к реке, в долину. Этот человек — Хансит Шериф, он работал в гробнице вместе с Харпером. Хансит знает туннели как свои пять пальцев.

— Он говорит по-английски? — Шиллер нетерпеливо воззрился на высокого монаха.

— Да, немного, — ответил сам Хансит.

— Хорошо! Это хорошо! — просиял немец. — Ты покажешь мне путь. Я пойду за тобой. Идем, Гуддаби, пришло время хоть немного отработать деньги, которые я тебе плачу.

Хансит быстро провел их к лесам. Фон Шиллер замешкался, нервно поглядывая вниз, в темные глубины каньона. Бамбуковая конструкция казалась ненадежной и расшатанной, а ущелье — глубоким и угрожающим. Миллиардер был уже готов запротестовать, но тут у него за спиной забормотал Нахут Гуддаби:

— Он ведь не собирается заставить нас лезть по этой штуковине?

Его испуг немедленно встряхнул фон Шиллера. Он обернулся к Нахуту:

— Это единственный способ попасть в гробницу. Полезай вслед за монахом, а я буду замыкающим.

Нахут все колебался, но Хелм довольно бесцеремонно подтолкнул его вперед:

— Давай двигай. Хватит время терять.

Нахут неохотно полез по лесам вслед за монахом, за ним последовал фон Шиллер. Бамбуковая конструкция содрогалась и трещала под их общей тяжестью, снизу угрожающе скалились утесы, однако они успешно достигли уступа над заводью Таиты. Там спустившиеся и замерли маленькой группкой, озираясь с благоговейным страхом.

— А где туннель? — едва придя в себя, потребовал ответа фон Шиллер. Хансит повел его к стене малой плотины.

Там немец замер и обернулся к Хелму и Ного:

— Я хочу, чтобы вы оставались снаружи и охраняли вход. Я войду в гробницу вместе с Гуддаби и этим монахом. За вами я пошлю, когда понадобитесь.

— Я предпочел бы оставаться рядом и охранять вас лично, герр фон Шиллер, — начал было Хелм, но старый миллиардер жестом приказал замолчать.

— Делайте, как я сказал!

И он с помощью Хансита полез через стену малой плотины ко входу в туннель. Нахут Гуддаби не отставал.

— Свет? Откуда тут электричество? — захотел узнать фон Шиллер.

— Здесь есть машина, — взялся объяснять Хансит, но все уже услышали, как впереди тихо бормочет генератор. Больше никто из них не говорил, двигаясь по коридору вслед за Ханситом, пока перед ними не появился мост через темные воды стока.

— Устройство крайне примитивное, — пробормотал Нахут, у которого страх наконец начал уступать место профессиональному интересу. — Не похоже ни на одно из египетских захоронений, которые мне приходилось инспектировать. Думаю, нас могли ввести в заблуждение. Возможно, это местные эфиопские разработки.

— Ты судишь преждевременно, — предостерег археолога фон Шиллер. — Подожди, пока мы не увидим все, что этот человек собирается показать.

Немец выпрямился, положив руку на плечо Ханситу, и таким образом перешел воду по наплавному мосту из баобаба. Ступив на противоположный берег, он вздохнул с облегчением. Теперь они двинулись по идущему вверх коридору и миновали отметку максимального уровня воды.

Вскоре кладка стен изменилась — камни стали плотно подогнанными друг к другу и выделанными. Это не ускользнуло от внимания Нахута.

— Ага! Поначалу я разочаровался, думал, что нас одурачили, но теперь ясно видно египетское влияние.

Они дошли до площадки перед разрушенной галереей, на которой стоял генератор. К этому времени фон Шиллер и Нахут тяжело пыхтели от усталости и тряслись от нетерпения.

— Выглядит все более многообещающе. Это вполне может оказаться царским захоронением! — выдохнул Нахут.

Фон Шиллер указал на снятые печати — те лежали у стены, где их оставили Николас и Ройан. Нахут нагнулся и изучил их. Его голос задрожал от восторга:

— Царский герб Мамоса и печать писца Таиты! — Египтянин снизу вверх взглянул на миллиардера сияющими глазами. — Сомнений больше нет. Я привел вас к гробнице, как обещал!

Несколько секунд фон Шиллер молча смотрел на Гуддаби, потеряв дар речи от такого открытого бахвальства. Потом презрительно фыркнул и повернулся к открытому проходу в длинную галерею.

— Да здесь все обрушено! — в ужасе рявкнул он. — Гробницу завалило!

— Нет-нет, — заверил его Хансит. — Пойдемте. Там будет еще один коридор.

По пути через руины обвала эфиоп рассказал им на своем скверном английском, как рухнула крыша галереи и как он, Хансит, нашел настоящий вход в гробницу под обломками.

Нахут останавливался на каждом шагу, подбирая и рассматривая с восхищением куски расписанных панелей, на которых еще что-то сохранилось.

— Это, должно быть, было великолепно. Классическая фреска высокого стиля…

— Есть много другого показать вам. Сильно много, — обещал Хансит, и фон Шиллер рявкнул на Нахута:

— Брось эти обломки! У нас мало времени. Нам надо спешить прямиком в гробницу.

Хансит провел их по тайной лестнице к лабиринту, а потом — по его многочисленным переходам и поворотам — на самый нижний уровень.

— Как только Харпер и его женщина смогли здесь сориентироваться? — подивился фон Шиллер. — Ну и кроличья нора!

— Смотрите, еще одна потайная лестница! — Нахут был поражен и полон восторга. Они спустились в бывшую газовую ловушку, где стояли ряды амфор, никем не потревоженные за тысячи лет, а потом вскарабкались по последнему лестничному пролету ко входу в погребальную аркаду.

Теперь уже оба замерли, потрясенные красотой фресок и великолепием статуй богов, охранявших ниши. Немец и египтянин стояли бок о бок, не в силах издать ни звука, с благоговением озираясь по сторонам.

— Я даже не представлял ничего подобного, — прошептал фон Шиллер. — Это превосходит самые смелые надежды!

— Углубления по сторонам коридора набиты сокровищами. — Хансит указал вдоль аркады. — Там такие вещи, о которых вы и не мечтали. Харпер мало что забрал с собой, только несколько ящиков. Он оставил горы всего, много сундуков.

— Где саркофаг? Где мумия, которая здесь была погребена? — спросил фон Шиллер.

— Харпер отдал ее, прямо с золотым гробом, нашему аббату. Они унесли мощи в монастырь.

— Ничего, скоро Ного добудет их для нас. Не стоит об этом волноваться, герр фон Шиллер, — утешил немца Нахут.

Они двинулись вперед одновременно, как будто слова Гуддаби разрушили чары, державшие их на месте. Сначала они шли медленно, потом припустили бегом. Фон Шиллер ворвался в ближайший альков на своих плохо сгибающихся ногах — и захихикал как ребенок, который обнаружил рождественским утром под елкой груду коробок с подарками.

— С ума сойти!

Немец стащил на пол один из кедровых сундуков и трясущимися пальцами сорвал с него крышку. При виде содержимого он на миг потерял дар речи. Потом согнулся над сундуком и тихо зарыдал от переполнявших его чувств.


Николас полагал, что люди Ного наверняка будут добираться до заводи Таиты по краю каньона, а значит, ему удастся незаметно пройти вверх по течению обводного канала до самой плотины. Поэтому он не предпринял никаких предосторожностей на случай столкновений с врагом — разве что останавливался каждые несколько минут и прислушивался. Харпер знал, что времени мало. Нельзя рассчитывать, что остальные будут бесконечно ждать у плотов, подвергая себя опасности из-за его причуд.

Дважды в отдалении раздавались автоматные очереди, и оба раза со стороны ущелья, по-видимому, ниже заводи. Однако расчет Николаса оправдался. Баронет добрался до плотины, не встретившись с людьми Ного. Он не стал лишний раз испытывать судьбу и не пошел прямо к плотине, а сначала вскарабкался на берег и осмотрелся. Несколько минут понадобилось, чтобы отдышаться после быстрого бега по долине и убедиться, что Ного не поставил к плотине никакой охраны.

Николас увидел желтый трактор, до сих пор стоящий на берегу за плотиной, там, где его оставил Сапер. Ничто не выдавало присутствия людей, тем более — вооруженных охранников-эфиопов. Вздохнув с облегчением, Николас вытер заливающий глаза пот рукавом рубашки.

Даже невооруженным глазом он мог разглядеть, что вода добралась до верхней части стены и сочится через щели между габионами. Однако оттуда, где стоял Николас, стена по-прежнему выглядела хорошим препятствием для воды и неплохо выполняла свою функцию. Чтобы перелиться через нее, река должна была подняться еще не меньше чем на фут.

«Отличная работа, Сапер, — с усмешкой подумал Харпер. — Ты славно потрудился».

Николас подошел ближе и внимательно изучил уровень реки и состояние воды, удерживаемой плотиной. Поток с гор намного усилился с тех пор, как баронет побывал здесь в последний раз. Русло реки переполнилось от берега к берегу, даже некоторые деревья и кусты стояли в воде, клонясь и изгибаясь под действием потока. Вода была грязно-серая, быстрая и злая; она яростно клубилась в запруде у плотины, прежде чем найти выход в боковом канале, по которому бешено неслась, рыча, как дикий зверь, вырвавшийся из клетки. Падая в долину, река кипела белой пеной.

Потом Николас перевел взгляд вдаль, на стену ущелья Аббая. Она почти терялась на фоне темных угрожающих облаков, закрывающих северный горизонт. В лицо Николасу ударил порыв ветра — холодный, предвещающий скорый ливень. Больше баронета не нужно было подстегивать — англичанин начал карабкаться вниз по берегу по направлению к плотине, поскальзываясь и едва не падая в спешке. Он был еще на полпути вниз, когда ветер обратился в дождь. Ливень вонзил сотни игл в лицо Харпера, рубашка моментально прилипла к телу.

Николас добрался до погрузчика и забрался на высокое сиденье. Он испытал краткий прилив паники при мысли, что Сапер мог забрать ключ зажигания из обычного места под сиденьем. Несколько секунд он шарил там вслепую, потом пальцы сомкнулись на ключе, и Николас вздохнул с облегчением.

— Ну, Сапер, только что ты был очень близок к смерти. Я бы своими руками свернул тебе шею!

Он вставил ключ в замок зажигания, повернул его в позицию предварительного нагрева и подождал, пока красный огонек на приборной панели сменится зеленым.

— Ну же, — бормотал Харпер нетерпеливо. Несколько секунд промедления тянулись целую вечность. Наконец загорелась зеленая лампочка, и Николас повернул ключ на запуск.

Двигатель заработал, и баронет выдохнул:

— Высший балл, Сапер! Все твои грехи прощены.

Он дал машине время разогреться до оптимальной рабочей температуры, щуря глаза, чтобы защититься от дождя. Ожидая, Николас оглядывал окружающие скалы, боясь, что звук мотора может привлечь негодяев из шайки Ного. Однако наверху не появилось ни малейшего признака жизни.

Он тронул погрузчик с места на малой скорости и начал спускаться в русло реки. Вода, просочившаяся сквозь щели плотины, достигала от силы середины колес. Трактор, трясясь, прокладывал себе путь сквозь воду, из которой кое-где выступали донные валуны. Николас остановил машину посреди русла и осмотрел плотину на предмет слабых мест. Потом подкатил к самой ее середине, где Сапер укрепил стену из бревен несколькими рядами габионов.

«Прости, что собираюсь разрушить твою работу», — мысленно извинился англичанин перед Уэббом и поднял захват погрузчика на нужную высоту, прежде чем наброситься на плотину. Он нацелился на ближайший габион и принялся ворочать его, извлекая из ячейки и расшатывая общий ряд, пока не удалось вытащить из конструкции. Харпер отъехал в сторону и сбросил тяжелую сетку, опутанную стальной проволокой, в русло, потом вернулся и снова вгрызся в плотину.

Это была медленная и долгая работа. Давление воды сплотило габионы вместе, спаяв их в сплошную стену, так что для высвобождения второй сетки понадобилось минут десять. Когда и этот габион отправился за своим собратом, Николас впервые взглянул на указатель количества топлива на приборной панели — и сердце его упало. Стрелка стояла на отметке «пусто». Сапер, должно быть, не заправил погрузчик: либо у него кончились запасы бензина, либо он просто бросил машину без намерения когда-либо еще ею воспользоваться.

Как только Николас подумал об этом, двигатель начал запинаться от нехватки топлива. Харпер немедленно дал обратный ход, изменив угол наклона трактора так, чтобы оставшийся в баке бензин перелился вперед. Рокот мотора на время выровнялся, перебои исчезли. Николас опять направил машину к плотине.

— Некогда нежничать, — мрачно сообщил он сам себе. — Теперь требуется только грубая физическая сила.

С удалением двух габионов открылся конец одного из бревен плотины. Это была слабая часть стены. Раздвинув гидравлический захват, Николас поднял стрелу погрузчика в верхнее положение. После чего начал постепенно, по дюйму, опускать ее, пока не подцепил конец самого толстого бревна в плотине. Потом англичанин сомкнул захват и дал машине задний ход, увеличив скорость до максимальной, пока мотор не начал неистово реветь, извергая облака синего дизельного дыма.

Плотина не поддавалась. Бревно сидело крепко, вся стена держалась благодаря сцепленным меж собой габионам и невероятному давлению воды с другой стороны. В отчаянии Николас нажал на газ до упора. Колеса с рифлеными шинами вращались вхолостую и буксовали на подводных камнях, выбивая в воздух высокие фонтаны белой пены вперемешку с галькой и гравием.

— Давай! — умолял машину Николас. — Ну пошел! Ты же можешь!

Двигатель снова закашлялся от нехватки топлива. Мотор плевался, запинался и наконец почти что встал.

— Пожалуйста! — взывал Харпер. — Последний рывок! Будто услышав его мольбу, двигатель ожил, несколько секунд работал с перебоями — и вдруг пошел на полную мощность.

— Молодчина! — заорал Николас, чувствуя, что бревно поддается. Со звуком, напоминавшим пушечный выстрел, оно вдруг сломалось посредине, и половина его вылетела из стены, оставив длинную, глубокую дыру. Сквозь нее торжествующе хлынул мощный поток грязно-серой воды.

— Получай! — выкрикнул Николас, скатываясь с водительского сиденья. Он знал — времени на то, чтобы вывести наверх машину, не осталось. Харпер рассчитывал добраться до берега бегом.

Течение ударило его по ногам и плотно схватило, пытаясь опрокинуть и увлечь за собой. Это походило на давний кошмар детства — когда за тобой гонятся чудовища, ты пытаешься бежать, но ноги отказываются двигаться быстрее. Николас оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как центральная секция плотины взрывается белым фонтаном неистовой воды. Ему с трудом удалось сделать еще несколько шагов по направлению к берегу, когда освобожденная река опрокинула его и потащила. Николас был совершенно беспомощен против ее бешеной силы. Вода поволокла баронета прочь, через водопад — и далее вниз, вниз, к раскрытой пасти ущелья.


— Это царский посох и скипетр фараона! — выкрикнул фон Шиллер неистовым, дрожащим от нахлынувших чувств голосом, выхватывая названные сокровища из кедрового сундука.

— А вот его накладная борода и церемониальный нагрудный медальон! — Нахут стоял на коленях на полу гробницы, под огромной статуей Осириса. Вся вражда между этими двумя людьми была забыта в миг, когда они увидели сказочные сокровища Египта.

— На свете еще не было такой великой археологической находки, — прошептал фон Шиллер неверным голосом. Он вытащил из кармана носовой платок и промокнул щеки, по которым струились слезы восторга.

— Тут потребуются годы работы, — серьезно предупредил его Нахут. — Нужно каталогизировать и оценить каждый экземпляр этой потрясающей коллекции. Она будет известна по всему миру как сокровищница фон Шиллера! Ваше имя сохранится в веках. Это как египетская мечта о бессмертии! Вас никогда не забудут, а значит, вы будете жить вечно.

Лицо фон Шиллера побледнело от восторга. О таком повороте событий он как-то не подумал. Он вообще не собирался до этого момента делиться с кем-либо сокровищем, разве что некоторым образом с Утте Кемпер, но слова Нахута разбудили в нем древнюю и неизбывную жажду вечности. Пожалуй, можно будет в какой-то степени разрешить общественный доступ к сокровищам — но только после смерти, разумеется.

Однако, поразмыслив, фон Шиллер отверг это искушение. Нет уж, он не уничижит достоинство сокровищ тем, что позволит глазеть на них всякому сброду! Клад был собран для погребения фараона, а фон Шиллер считал себя современным эквивалентом древних правителей.

— Нет! — яростно ответил он Нахуту. — Это мое, все мое! И когда я умру, клад уйдет со мной, все до единой крупицы. Я уже обговорил это в завещании. Мои сыновья знают, что делать. Все сокровища отправятся в мою собственную гробницу. Царскую гробницу!

Нахут потрясенно смотрел на миллиардера. До сих пор он не понимал, что старик сошел с ума, что навязчивые идеи истощили его рассудок. Но египтянин знал, что спорить с Шиллером не время и не место — лучше потом изыскать способ сохранить великий клад от участи служить украшением еще одной могилы. А пока египтянин склонил голову в притворном почтении.

— Вы совершенно правы, герр фон Шиллер. Это единственный разумный способ обращения с сокровищами. Вы заслужили такое погребение! Однако сейчас наша основная цель — вынести наружу все ценное. Хелм предупредил, что река опасна, плотина может прорваться. Нужно позвать Хелма и Ного. Пускай люди Ного займутся выносом сокровищ и погрузкой в вертолет. Отвезем все для начала в лагерь «Пегаса», а там я аккуратно перепакую ценности для транспортировки в Германию.

— Да, да. — Фон Шиллер с трудом поднялся на ноги, внезапно испугавшись, что может лишиться драгоценного клада из-за разлива реки. — Пошли монаха, как его там — Хансита, отправь его за Хелмом. Он должен немедленно явиться к нам.

Нахут вскочил и крикнул:

— Хансит! Где ты?

Монах ожидал их у входа в гробницу, преклонив колени в молитве перед пустым саркофагом, в котором раньше лежали мощи святого. Сейчас он разрывался между сознанием собственной греховности и обычной алчностью. Услышав, что его зовут, Хансит глубоко поклонился гробу, после чего поспешил на зов Нахута.

— Ты должен вернуться к заводи, где мы оставили прочих, — начал было излагать приказ Гуддаби, но мрачную красоту лица Хансита вдруг исказило безумное выражение. Он поднял руку, призывая всех к молчанию.

— Что такое? — разозлился Нахут. — Что там еще такое?

Хансит покачал головой.

— Тихо! Слушайте! Неужели вы не слышите?

— Совершенно ничего… — начал Нахут и внезапно умолк. Его глаза потемнели от дикого страха.

До ушей египтянина донесся наконец слабый звук, нежный, как шорох летнего ветерка, убаюкивающий и однообразный.

— Что происходит? — рявкнул фон Шиллер. Слух давно подводил его, и старые уши не могли уловить нечто столь тихое.

— Вода! — прошептал египтянин. — Вода течет!

— Река! — крикнул Хансит. — Она заливает туннель!

Монах развернулся и бросился бежать вдоль аркады.

— Нас здесь запрёт! — заверещал Нахут и помчался за Ханситом.

— Подождите меня, — взывал фон Шиллер, стараясь не отставать. Но скоро он остался позади — двое более молодых бегунов легко его обогнали.

Монах бежал быстрее всех, он раньше других промчался по ступенькам к газовой ловушке — сначала вниз, потом вверх по второй лестнице.

— Хансит! Назад! Это приказ! — отчаянно вопил Нахут у него за спиной, но ему удалось разглядеть только, как мелькнула белая одежда монаха, исчезая за первым поворотом лабиринта.

— Гуддаби, где ты? — Голос фон Шиллера, дрожа, дробился эхом в каменных коридорах. Но Нахут не отвечал, устремившись по направлению, в котором, по его мнению, скрылся Хансит. Он пробежал первое ответвление коридора, даже не взглянув на меловые метки на стене. Египтянину казалось, что он слышит впереди топот ног монаха, и понял, что заблудился, только после третьего поворота.

Нахут остановился. Сердце бешено колотилось от бега, в горле стоял горький комок страха.

— Хансит! Где ты? — отчаянно завопил он. В ответ сзади донесся голос фон Шиллера, раскатываясь по коридорам:

— Гуддаби! Гуддаби! Не оставляй меня здесь!

— Заткнись, старый дурак! — взвизгнул он. — Тихо!

Тяжело дыша, сквозь биение крови в ушах Нахут пытался расслышать звук шагов Хансита. Но до слуха доносился только плеск воды. Тихий шорох течения, казалось, источали сами стены вокруг него.

— Нет! Не бросай меня! — снова закричал египтянин и бросился бежать по лабиринту, потеряв всякую ориентацию из-за панического ужаса.


Хансит безошибочно сделал все нужные повороты, подгоняемый смертельной опасностью. Но на центральной лестнице он на бегу подвернул лодыжку и тяжело упал. Монах прокатился по крутому наклонному туннелю, на ходу набирая скорость, и наконец растянулся во весь рост на агатовых плитах пола длинной галереи.

Хансит с трудом поднялся, весь в ушибах от падения, и попытался снова бежать. Но больная нога не хотела держать его и снова подвернулась, он очень неудачно упал. Из-за серьезного растяжения Хансит не мог встать. Однако он умудрился вновь подняться и заковылял вдоль по галерее, опираясь одной рукой о стену.

Добравшись до выхода и миновав генератор, эфиоп услышал разносившийся по туннелям звук текущей воды. Теперь он стал куда громче — низкий, вибрирующий рев, почти заглушающий тихое гудение генератора.

— Господи Иисусе, Святая Дева, спасите меня! — взмолился монах, с трудом тащась по туннелю. По дороге до нижнего уровня он упал еще дважды.

Он пополз вперед на четвереньках и в свете электрических ламп, развешанных в ряд под потолком, различил под собой бассейн водостока. Сначала Хансит не узнал этого места — так оно изменилось. Уровень воды уже достиг мощеного пола, на котором он стоял на коленях. Вода бурлила, обратившись в сплошной водоворот, и вытекала в сточное отверстие с той же скоростью, что и прибывала с дальней стороны туннеля, от выхода. Плавучий мост был наполовину затоплен, бревна толкали друг друга, ворочались и пытались вырваться из связывающих канатов, как горячие кони с привязи.

Ревущая река мчалась от заводи Таиты по дальнему ответвлению туннеля через сток. Коридор стремительно заполнялся водой, она поднялась уже до середины стен — но Хансит знал, что другого выхода из гробницы нет. Каждый момент промедления только ухудшал ситуацию.

— Я должен выбраться отсюда.

Он заставил себя подняться и ступил на мост, но тот так бешено плясал под ногами, что не было никакой возможности устоять в вертикальном положении. Монах опять упал на четвереньки и пополз, с трудом перебираясь с одного бревна на другое.

— Господь и святой Михаил, пожалуйста, помогите мне, — вслух молился он. — Не дайте умереть такой смертью!

Хансит добрался до противоположного берега стока и зашарил по неровной стене туннеля, ища, за что бы ухватиться.

Наконец пальцы его нащупали выступ, и монах подтянулся на стене, но нижнюю половину его тела увлекал за собой мощный поток бегущей воды. Какое-то время эфиоп держался, борясь с течением и не в силах продвинуться вперед ни на дюйм. Хансит понимал, что, когда руки ослабнут, его тут же смоет обратно в сток и засосет в ужасные черные глубины.

Электрические лампочки на потолке перед ним все еще ярко горели, так что монах мог видеть почти весь туннель, ведущий наружу к заводи Таиты, откуда бамбуковые леса поднимались наверх ущелья. До них было всего каких-то двести футов. Хансит собрал всю свою силу и двинулся вперед, против течения беснующейся воды, цепляясь за выступы стены. Ему сорвало ногти, обнажившаяся плоть на кончиках пальцев обдиралась о камень, но он умудрялся продолжать путь.

Наконец Хансит увидел впереди дневной свет, его блики на поверхности воды. Осталось одолеть всего сорок футов, и с безумным облегчением монах подумал, что, похоже, вырвался из ужасной ловушки. Но тут он услышал новый звук, еще громче и яростнее — это через водопад в заводь Таиты хлынула вода из прорвавшейся плотины. Она быстро нашла вход в туннель и рванулась внутрь высокой волной, наполняя проход до самого потолка, вырывая с корнем навесные провода с лампочками и унося Хансита обратно во тьму.

Его сбило потоком такой силы, будто это была не вода, а лавина камней, и монах не смог удержаться. Несчастного оторвало от ненадежной опоры и протащило по всему туннелю, пройти который ему стоило стольких усилий. Его кружила и швыряла в стороны масса безумно бурлящей воды. Во тьме, в неистовом водовороте, Хансит потерял всякую ориентацию, не понимая, где верх и где низ. Он не мог выплыть против такого напора. Сточное отверстие засосало Хансита в свою глубину. Масса воды так давила сверху, что он не мог более выдержать и открыл рот, чтобы закричать в агонии. Вода хлынула ему в горло, заполняя легкие. Последнее, что Хансит почувствовал в своей жизни, — это как его тащит за собой вниз несущийся поток и ударяет о край сточного отверстия, ломая правое плечо. Залитые водой легкие уже не выпустили наружу вопля — но вскоре боль исчезла, растворяясь в полном забвении.

Труп Хансита выплыл из подземной шахты, разбитый о подводные скалы. К тому времени как вода отнесла тело монаха на ту сторону горы, его нельзя было распознать как человеческое. Оттуда его оторванные члены отправились вниз, в обводной канал Дандеры, чтобы в конце концов быть унесенными к широким и спокойным водам Голубого Нила.


Вода, хлынувшая через брешь в плотине, опрокинула и утащила к водопаду в ущелье желтый трактор как детскую игрушку. Николас успел разглядеть, как тот мелькнул над водой позади него. Хотя он и сам был сбит с ног, англичанин понял, что, если бы остался на тракторе, машина раздавила бы его при падении. Подняв фонтан белой пены и брызг, погрузчик исчез под водой.

Николас позволил реке тащить себя, стараясь только держать голову над поверхностью и развернувшись ногами вперед. Он упал с водопада, но масса воды, несшая его, смягчила падение, так что Николас не разбился о камни на дне. Харпер глубоко погрузился в воду, однако все же вынырнул на пятьдесят ярдов ниже по течению, откинул мокрые волосы с глаз и быстро огляделся. Трактора нигде не было видно — он ушел на дно под водопадом, но прямо перед Николасом посреди реки из воды торчал каменный утес. Сделав дюжину сильных гребков, баронет подплыл поближе и уцепился за его верхушку. Оттуда он посмотрел наверх, на отвесные стены ущелья, и вспомнил, как очутился здесь, внизу, в прошлый раз. Восторг из-за успешного разрушения дамбы и затопления могилы фараона полностью исчез.

Николас знал, что не сможет вскарабкаться вверх по крутым, сглаженным водой стенам ущелья, где не за что зацепиться. К тому же скалы расширялись кверху и нависали над головой. Вместо этого баронет обдумал возможность проплыть вверх по течению к нижней точке водопада. Отсюда было видно, что к востоку от стремнины есть что-то вроде кулуара или трещины, по которой можно попробовать подняться наверх. Но все равно подъем представлялся очень сложным и опасным.

Поток оказался не так огромен, как Николас предполагал, вспоминая количество воды, сдерживаемой плотиной. Он подумал, что большая часть габионов, должно быть, еще на месте, и такой напор вызвало лишь то, что большое количество воды рванулось наружу через малое отверстие, которое Харпер проделал в центре плотины. А оставшиеся габионы скорее всего держатся под тяжестью собственного веса. Вряд ли, решил Николас, они простоят долго, в конце концов река их расшвыряет и рванется вперед в полную силу. Так что, поразмышляв, он отверг идею поплыть обратно к водопаду.

«Лучше убраться с пути реки», — отчаянно подумал Николас, представив на миг, каково это — оказаться в эпицентре настоящего потопа, который может начаться в любую минуту. Найти бы какой-нибудь уступ в стороне, уцепиться покрепче, вылезти наверх и оказаться над водой… Но он знал, что на такое рассчитывать нельзя. Ему уже пришлось проплыть вдоль всего каньона — и там не было за что зацепиться, одни гладкие скальные стены.

«Поплыть вперед? — продолжал размышлять Харпер. — Шанс мал, но он в любом случае единственный».

Николас сбросил ботинки и собрался с силами. Он уже почти оттолкнулся от своего временного убежища, когда услышал позади грохот — это обрушились остатки плотины.

Рев воды, треск ломающихся бревен, скрежет падающих габионов, которые вода потащила вперед, как пустые мусорные контейнеры; и внезапно с вершины водопада хлынула яростная темно-серая волна, неся на гребне обломки и строительный мусор.

«Ох, мама, кажется, я опоздал! Идет большая волна!»

Николас поспешно оторвался от скалы и начал изо всех сил грести вниз по течению, работая руками и ногами с бешеной скоростью. Он слышал рев приближающейся волны и бросил быстрый взгляд через плечо. Клокочущий вал пятнадцатифутовой высоты, увенчанный пенным гребнем, быстро нагонял его, заполняя каньон от стены до стены. В памяти Николаса возник образ из ранней юности, когда он, молодой мальчишка, ожидал волны на мысе Святого Винсента, надеясь прокатиться на пенящемся гребне. Волна тогда накрыла его с головой, ударив сзади — вздыбившийся горб необоримой воды…

«Нужно ее оседлать! — сказал он себе, выжидая момент. — Поймать ее, как это делают серфингисты!»

Харпер упирался изо всех сил, стараясь разогнаться, чтобы оседлать вал. Вот волна подхватила его и подбросила вверх с такой силой, что все внутренности устремились вниз — и Николас оказался на гребне. Он выгнул спину и подобрал под себя руки, принимая классическую для бодисерфинга позу, и заскользил поперек волны, слегка вниз головой, держа над водой верхнюю половину тела и задавая направление ногами. По прошествии первых ужасных секунд он понял, что ему удалось оседлать гребень волны и отчасти взять ситуацию под контроль. Паника немедленно прекратилась, нахлынуло дикое восторженное возбуждение.

«Двадцать узлов!» Николас определял скорость по тому, как головокружительно быстро проносились мимо стены каньона. Он старался держаться по центру волны, не приближаясь ни к одной из стен. Харпер был полностью захвачен валом и потрясающим ощущением скорости и риска.

Уровень воды в ущелье резко поднялся, скрыв в глубине опасные острые скалы, и Николас не боялся разбиться о них. Также огромный вал сгладил водопады и крутые пороги, по которым Николаса могло бы швырять и волочить. Он катился над ними, стараясь сохранять позицию поперек волны, только порой подправляя ее несколькими гребками или движением ног.

— Черт! Вот здорово! — Харпер громко расхохотался. — За такой аттракцион можно деньги брать! Куда там прыжкам с эластичным тросом!

На второй миле волна начала терять форму и мощь, потому что выкатилась из узкого места каньона на более широкое. Вскоре она ослабла уже настолько, что не могла удержать баронета в позиции серфингиста, и Николас огляделся. Неподалеку от него, вместе с прочими обломками, плыл один из толстых стволов, прежде составлявших стену, которой Сапер затыкал брешь в плотине.

Николас погреб в направлении громадного бревна. Оно было тридцать футов в длину и имело хорошую осадку, его верхняя половина высовывалась наружу, как спина кита. Ветви ствола были грубо обрублены топором, но оставшиеся длинные сучья могли послужить прекрасными рукоятками. Николас ухватился за бревно рукой, подтянулся к нему, вскарабкался наверх и лег на ствол, лицом по направлению движения. Ноги его оставались опущены в воду. Он быстро выровнял дыхание и почувствовал, что силы постепенно возвращаются.

Хотя течение выровнялось и потеряло форму вала, вода все еще неслась по ущелью с огромной скоростью.

«Пока не меньше десяти узлов, — решил Николас. — Когда эта масса воды упадет в заводь Таиты, жалко мне фон Шиллера и тех его уродов, которых угораздит оказаться в гробнице. Им придется провести там ближайшие четыре тысячелетия».

Баронет запрокинул голову и торжествующе рассмеялся.

— Сработало! Черт меня дери, если не сработало так, как надо!

Николас резко оборвал смех, почувствовав, что ствол неудержимо несется к одной из стен каньона.

— Охо-хо! Новые проблемы!

Он свесился с одной стороны ствола и принялся сильно грести ногами. Его неуклюжее судно повиновалось неохотно, но все-таки, вращаясь, пошло поперек течения. Конечно, менее эффективного способа управления нельзя было придумать; этого не хватило, чтобы полностью избежать столкновения со скалой, но вместо того чтобы удариться со всей силы, бревно только вскользь задело камень и, оттолкнувшись, вернулось в основной поток.

С каждой минутой опыт и уверенность Николаса возрастали.

— Пожалуй, я смогу так проплыть всю дорогу до монастыря! — воскликнул он с надеждой. — На такой скорости может получиться, что я доберусь до плотов раньше Сапера с Ройан.

Глядя вперед, он узнал участок ущелья, к которому он стремительно несся, оседлав бревно.

— Так, излучина над заводью Таиты. Я буду там с минуты на минуту. Думаю, леса уже смыло потоком.

Он приподнялся на бревне так высоко, как только смог — на грани потери равновесия, и всматривался вперед, смаргивая слепящую воду. Впереди показалась верхняя кромка водопада над заводью, и Николас приготовился к падению с высоты.

Длинный, гладкий скат низвергающейся воды открылся перед ним — и в следующий миг, перед тем как упасть, он успел увидеть внизу каменную чашу, наполненную водой. Он сразу заметил, что его догадки оказались преждевременными — бамбуковые леса смыло не целиком, хотя и сильно повредило. Нижнюю часть оторвало потоком, но верхняя по-прежнему болталась на каменном утесе, касаясь поверхности воды. Течение трепало ее и раскачивало взад-вперед, и Николас был поражен, увидев, что по крайней мере двое людей из захваченных врасплох наводнением до сих пор были живы и отчаянно цеплялись за остатки лесов. Оба пытались вскарабкаться наверх по этой шаткой конструкции.

За долю секунды Николас успел разглядеть блеск очков в металлической оправе и коричневый берет — и понял, что человек, взобравшийся выше, не кто иной, как Тума Ного. Еще несколько усилий — и полковник вскарабкался на верхнюю часть лесов, перебрался на твердую скалу и исчез наверху каньона. Этот секундный взгляд — все, на что Николасу хватило времени перед тем, как бревно втянулось в стремнину и, набирая скорость, перевалилось через край водопада и упало вниз почти что под прямым углом. Оно вонзилось в озеро одним концом и вошло в воду почти вертикально, но Николас крепко держался за сучья, и мало-помалу дерево выровнялось.

На мгновение бревно затормозило в водовороте под водопадом, но почти сразу течение подхватило его и снова повлекло вперед. Оно набирало скорость и выплыло вместе с прочими обломками в заводь Таиты, громоздкое, как деревянный военный корабль.

Николас получил секундную передышку, чтобы оглядеться. Он сразу заметил, что туннель, ведущий в гробницу, полностью затоплен — и судя по уровню воды на скалистых берегах озера, погрузился уже не менее чем на пятьдесят футов. Николас ощутил прилив восторга. Гробница снова находилась под надежной защитой от вторжения любого осквернителя.

Он перевел взгляд на перекошенные остатки бамбуковых лесов, свисавшие со скалы; они были наполовину оторваны от древних углублений в камне. Николас увидел, что второй из двух людей все еще пытается удержаться за леса и вскарабкаться наверх. Бедняга висел в двадцати футах над водой, намертво прилипнув к деревянным перемычкам — как кот, который забрался на дерево и боится слезать, потому что подул сильный ветер.

Николас понял, что поток несет его бревно по течению реки, по направлению к болтающимся лесам. Он начал было восстанавливать управление своим судном, но тут человек, висевший в высоте, на бамбуковой лестнице, повернул голову и посмотрел вниз, прямо на баронета. Николас разглядел, что он — белый, его лицо казалось бледным пятном на фоне темной стены каньона. Секундой позже англичанин узнал этого человека, и в груди вспыхнул жар ненависти.

— Хелм! — невольно воскликнул он. — Джейк Хелм!

Перед глазами его мелькнул образ Тамре, мальчика-эпилептика. И обожженное, изуродованное лицо Тессэ. Гнев и ненависть окатили Николаса подобно волне. Вместо того чтобы направить бревно прочь от лесов, он изменил направление и принялся яростно грести к утесу. Несколько мгновений он был почти уверен, что промахнется, но в последний миг передний конец бревна приподнялся и ударил точнехонько в болтающуюся часть лесов, крепко зацепившись за нее.

Вес бревна и инерция были слишком велики. Бамбуковые жерди треснули и сломались, как сухой хворост. Вся расшатанная конструкция обрушилась со стены, свалившись под тяжестью ствола. Хелм закачался, но успел разжать хватку и солдатиком упал в озеро неподалеку от бревна. Он ушел глубоко под воду, и пока американец не успел вынырнуть, Николас подтянулся, чтобы сесть прямо. Он подхватил длинный бамбуковый шест, отломившийся от рухнувших лесов и плававший поблизости.

Бревно угодило в очередной водоворот взбесившейся реки и теперь начало медленно вращаться в спокойной воде в стороне от основного течения. Николас удерживал равновесие, сжимая бревно коленями. Он взвесил в руках шест, вращая его туда-сюда, как бейсбольную биту, примеряясь к новому оружию. После чего поднял его на плечо и замер, выжидая, когда появится Хелм.

В следующий миг техасец вынырнул из-под воды, яростно отплевываясь. Глаза его были зажмурены, он отхаркнул воду и попытался вдохнуть побольше воздуха. Николас прицелился шестом ему в голову и нанес удар со всей силы, но как раз в этот момент Хелм открыл глаза и увидел нацеленное в лоб оружие.

Американец оказался быстр как водяная змея. Он поднырнул под шест так, что тот лишь вскользь задел его стриженую белобрысую макушку. Из-за просвистевшего мимо цели удара Николас на миг потерял равновесие, и до того, как он вновь изготовился бить, Хелм успел глотнуть воздуха и скрылся под водой.

Николас балансировал шестом, изготовившись к следующему удару, и вглядывался в мутную клубящуюся воду. Он шепотом ругал себя за то, что упустил первый шанс, когда еще было преимущество в неожиданности. У Харпера не осталось ни малейших сомнений, чего именно следует ждать теперь, когда Хелм был предупрежден.

Несколько томительных секунд враг не давал о себе знать. Николас тревожно оглядывался, пытаясь предугадать, где тот вынырнет на этот раз. Ничего не происходило, наверное, целую минуту. Англичанин, нервничая, опустил шест и переменил хватку, чтобы было возможно нанести удар в любом направлении.

Внезапно на левой лодыжке Харпера сомкнулись сильные пальцы, таща его вниз, и, прежде чем Николас успел ухватиться за сучок, чтобы удержаться, резкий рывок сдернул его с места и обрушил в реку. Погружаясь под воду, он почувствовал, как пятерня Хелма вцепилась ему в лицо. Николас схватился за один из пальцев врага и стал его выламывать. Сустав хрустнул, бессильно отгибаясь обратно к кисти. Но боль в поврежденном суставе только разъярила Хелма, и его мускулистая рука обхватила Николаса за шею, как щупальце осьминога.

Они оба на миг вынырнули на поверхность, каждый успел сделать долгий, жадный глоток воздуха, после чего Хелм опять потащил Николаса вниз. Вода хлынула в раскрытый рот англичанина. Горло Николаса оказалось крепко сжато, боль отдавалась даже в позвоночнике. Хватка Хелма была убийственной. Будь у того точка опоры, он выдавил бы из противника жизнь до капли. Но Николас изогнулся, подаваясь в направлении, куда невольно толкал его враг, кувыркаясь и не давая Хелму применить всю свою силу. Лицо американца мутнело напротив, увеличенное и искаженное пеленой серой воды. Враг выглядел настоящим чудовищем.

Хелм попытался перевернуться вместе с Харпером, но тот схватил врага за пояс обеими руками, просунул ему между ног правое колено и изо всей силы ударил в промежность. По конвульсивному движению коленей американца Николас понял, что удар попал в цель. Гениталии Хелма были толстые и плотные, как резина. Он выгнулся от боли, и хватка на горле Николаса ослабла. Англичанин использовал момент передышки, чтобы податься вниз, вцепиться в несчастные гениталии Хелма и яростно стиснуть их. Лицо врага в нескольких дюймах от баронета исказилось в беззвучном вопле боли; тот попытался вырваться и отстраниться как можно дальше, отпуская горло Николаса и сгибаясь вдвое, чтобы ухватиться за кисть обеими руками.

Они снова вынырнули на поверхность, неподалеку от плавающего бревна, и Николас понял, что ими завладело течение, которое теперь несет их из заводи в полноводную реку. Он отпустил мошонку Хелма и замахнулся второй рукой, метя ему в лицо, однако враги находились слишком близко друг к другу: без замаха удар не имел особой силы. Кулак Николаса смазал Хелма по щеке. Англичанин тянулся к горлу техасца, желая схватить противника за кадык, но Хелм вжал голову в плечи, ускользая от захвата. И вдруг, стремительно подавшись вперед, подобно атакующей гадюке, он вцепился Николасу зубами в подбородок.

Подобного приема тот не ожидал, и трюк сработал полностью. Боль от человеческих зубов, рвущих его плоть, была ужасна. Николас заорал и схватил врага за лицо, метя пальцами в глаза и стараясь ногтями прорвать веки. Но Хелм плотно зажмурился и еще глубже погрузил в плоть свои зубы. По углам его рта обильно заструилась кровь противника.

Бревно все еще плавало позади них, всего в нескольких дюймах от затылка Хелма. Николас ухватил американца за оба уха и стал их выкручивать, пытаясь оторвать врага от себя и отогнуть ему голову назад. Он видел происходящее за спиной у Хелма, в то время как зажмурившийся американец не видел вообще ничего. На бревне выделялся толстый длинный сучок, оставшийся после того, как топор небрежно срубил боковую ветвь. Срез сука был под углом, образуя отличный острый шип. Сквозь слезы боли Николас пытался прицелиться головой Хелма прямо на сучок. Он чувствовал, как враг вгрызается ему в лицо, забирая в рот все больше его плоти. Хелм уже почти добрался до нижней губы, так что кровь начинала заливать Николасу рот. Американец рвал баронета, как питбуль свою добычу, мотая головой из стороны в сторону. Скоро он подастся назад, отрывая огромный кусок мяса.

С яростью, рожденной болью и отчаянием, Николас рванулся вперед и, используя всю силу тела и рук, насадил Хелма на острый древесный сучок. Шип, как железный гвоздь, вошел тому в основание черепа, в место соединения шейных позвонков со спинными, частично разорвав связку. Челюсти Хелма конвульсивно разжались, он забился в судорогах. Николас оторвался от врага, с подбородка англичанина свисал клок полуотгрызенной плоти, из глубокой раны толчками била кровь.

Хелм был насажен на сук, как туша, вывешенная на мясницком крюке. Части его тела дергались, мышцы лица сами собой сокращались, глаза вращались как у эпилептика и наконец закатились так, что остались видны только белки, гротескно блестевшие в сумраке ущелья.

Николас с трудом забрался на бревно позади трупа техасца и несколько минут лежал, распластавшись, часто дыша и истекая кровью. Бревно медленно переворачивалось под тяжестью двойного веса, и Хелм начал сползать с сучка. Кожа рвалась с тряпичным звуком, позвонки скребли о дерево. Наконец труп перестал дергаться, упал в воду лицом вниз и стал тонуть.

Но Николас не собирался так просто отпускать американца.

— Я еще не убедился насчет тебя, дорогуша, — выговорил он разбитым, кровоточащим ртом.

Харпер сплюнул сгусток крови, смешанной со слюной, и сгреб мертвеца за воротник, опуская его лицо поглубже в воду. На выходе из каньона бревно набрало скорость, но Николас не отступался, выдавливая из тела Хелма последние остатки жизни — пока течение не вырвало труп из его хватки. Англичанин смотрел, как мертвый враг уплывает прочь по серой бурлящей воде.

— Передам от тебя привет Тессэ! — крикнул он вслед Хелму, когда тот уже исчезал из виду. После чего Николас сосредоточился на том, чтобы сбалансировать бревно и остаться сверху, плывя по яростной, бурлящей и мятущейся воде.

В конце концов его вынесло к розовым скальным порталам в нижнем плесе Дандеры. Когда вода проносила Николаса под веревочным висячим мостом, он соскользнул с бревна и поплыл к западному берегу, прекрасно помня о страшном водопаде при впадении в Нил, ожидавшем менее чем в полумиле вниз по течению.

Выбравшись на берег, Николас оторвал от подола рубашки широкую полосу и перевязал как смог раненый подбородок. Узел пришелся на затылок. Кровь продолжала сочиться сквозь тонкое полотно, но Харпер затянул бинт потуже, и тот начал останавливать кровотечение.

Николас с трудом встал на ноги и зашагал сквозь поросль прибрежных кустов, окаймлявших реку. Наконец он выбрался на дорогу, которая вела вниз, к монастырю, и заковылял по ней босыми ногами. Харпер позволил себе остановиться только однажды — когда ему послышался звук вертолета, снимающегося с вершины утеса над ущельем далеко позади.

Николас оглянулся.

— Похоже, Тума Ного выбрался невредимым, о чем нельзя не пожалеть. Интересно, что случилось с фон Шиллером и египтянином? — мрачно пробормотал он, ощупывая раненое лицо. — Но по крайней мере ни один из них теперь не сунется в гробницу — разве что они решат построить новую плотину.

Неожиданно ему пришла другая мысль.

— Господи, а что, если прорыв плотины застал фон Шиллера внутри? — Он начал тихо смеяться, потом покачал головой. — Ну нет, это было бы слишком хорошо. Справедливость никогда не простирается так далеко.

Харпер снова покачал головой — но движение пробудило сильную боль в ране. Николас схватился рукой за больной подбородок и тронулся в путь, а добравшись до мощеной дорожки, ведущей к самому монастырю, припустил бегом.


Нахут Гуддаби на бегу врезался в фон Шиллера, который выскочил навстречу из-за угла лабиринта. Как ни странно, хотя от фон Шиллера в данной ситуации не было никакого практического толка, присутствие старика успокоило Нахута и помогло справиться с паникой, которая грозила прорваться наружу и полностью подчинить себе. Без Хансита лабиринт выглядел страшным и одиноким местом, где любое человеческое общество казалось благословением. Несколько секунд эти двое прижимались друг к другу как дети, заблудившиеся в лесу.

Фон Шиллер все еще держал сокровища, которые они с Нахутом исследовали, когда Хансит запаниковал и убежал. В одной руке старик сжимал золотой посох фараона, в другой — церемониальный бич.

— Где монах? — заорал он на Гуддаби. — Почему ты удрал и бросил меня? Идиот, нам нужно найти выход из этих коридоров! Ты что, не понимаешь, как тут опасно?

— С чего вы взяли, что я знаю дорогу? — яростно огрызнулся Нахут и вдруг заметил меловые значки на стене за плечом фон Шиллера. Впервые он осознал, что это такое. — Вот! — воскликнул египтянин с облегчением. — Харпер или эта женщина, Аль Симма, оставили нам метки. Пойдемте!

Он устремился вниз по туннелю, следуя указаниям стрелок на стенах. Однако к тому времени как они добрались до центральной лестницы, прошел почти час с момента расставания с Ханситом. Когда они вошли в длинную галерею, шорох воды перерос в громкое шипение, похожее на дыхание спящего дракона.

Нахут снова бросился бежать. Фон Шиллер заковылял за ним, его колени ослабли от страха.

— Погоди! — кричал он в спину Нахуту, который не обращал на крики внимания. Египтянин выскочил за дверь со сломанными печатями. За ней по-прежнему ровно бормотал генератор. Нахут даже не взглянул на него, промчавшись по наклонному коридору в ярком свете ламп под потолком.

Он завернул за угол и встал как вкопанный, осознав, что туннель перед ним целиком затоплен. Уровень воды достигал старинной метки максимума на каменной стене. Никаких признаков сточного отверстия или плавучего моста не наблюдалось. Они были погребены под пятидесятифутовой толщей воды.

Река Дандера, вековой страж гробницы, вернулась к исполнению своих обязанностей. Темная и неумолимая, она надежно запечатала вход в гробницу, как делала это на протяжении четырех тысяч лет.

— Аллах! — пролепетал Нахут. — Аллах, смилуйся над нами!

Из-за угла выбежал фон Шиллер и замер у Нахута за спиной. Оба в ужасе взирали на затопленный проход. Потом немец медленно привалился к стене.

— Мы попались, — прошептал он. При этих словах Нахут содрогнулся и осел на колени.

Он начал петь протяжную, заунывную молитву своим высоким голосом, но пение разозлило фон Шиллера.

— Заткнись! Это нам не поможет!

Он взмахнул золотым бичом и хлестнул Нахута по сгорбленной спине. Тот вскрикнул от боли и поспешно отполз в сторону от фон Шиллера.

— Нам нужно выбраться отсюда. — Голос немца стал твердым и властным. Он привык повелевать — и теперь взял командование на себя. — Должен быть какой-либо другой выход на поверхность, — решил он. — Будем искать. Если есть отверстие наружу, мы найдем его по движению воздуха. — Шиллер говорил все увереннее. — Да, именно так и поступим. Выключи вентилятор и попробуем определить, есть ли где-нибудь тяга.

Нахут беспрекословно повиновался властному приказу и поспешил отключить электрический вентилятор.

— У тебя есть зажигалка, — продолжал немец. — Мы будем поджигать бумагу. — Он указал на груду записей и фотографий, которые Ройан оставила на столе у двери. — Дым укажет наличие тяги.

Последующие два часа они провели, медленно передвигаясь по всем уровням гробницы с кусками горящей бумаги в руках и присматриваясь к движению дыма. Ни в одной точке коридоров не было обнаружено колебаний воздуха, и в конце концов им пришлось вернуться к затопленному туннелю. Остановившись, они в отчаянии смотрели на неподвижную черную воду, закрывшую выход.

— Это единственный путь наружу, — прошептал фон Шиллер.

— Хотел бы я знать, удалось ли монаху выбраться этим путем, — пробормотал Нахут, сползая по стене.

— Другого выхода нет.

Некоторое время они молчали. Трудно было отслеживать течение времени здесь, в гробнице. Теперь, когда река достигла естественного уровня, вода в туннеле стояла совершенно неподвижно, и только негромкий звук течения сквозь сточное отверстие нарушал тишину. Нахут и фон Шиллер слышали звук собственного дыхания.

Наконец египтянин заговорил:

— Топливо в генераторе… Должно быть, оно иссякает. Я не видел здесь никаких запасов…

Оба подумали о том, что будет, когда маленький топливный бак опустеет. О темноте, которая придет. Внезапно фон Шиллер заорал:

— Ты должен пробраться через туннель и привести помощь. Я приказываю тебе!

Нахут недоверчиво взглянул на него.

— Длина туннеля — почти что сто ярдов, он весь затоплен водой! И река разлилась.

Фон Шиллер вскочил и угрожающе навис над Нахутом.

— Монах смог выбраться этим путем. Это единственный выход. Ты должен проплыть через туннель и добраться до Хелма и Ного. Хелм придумает, что делать. Он найдет способ вытащить меня отсюда.

— Вы сошли с ума.

Нахут опасливо отодвинулся, но немец снова подступил к нему.

— Я приказываю тебе сделать это!

— Ты спятил, старик! — Египтянин хотел подняться, но фон Шиллер неожиданно хлестнул его золотым бичом по лицу, так что Нахут упал на спину с разбитым в кровь ртом и двумя выбитыми передними зубами. — Ты сумасшедший! — взвыл он. — Перестань, ты не можешь…

Но фон Шиллер ударял снова и снова, раздирая кожу Гуддаби на лице и плечах. Тяжелые золотые хвосты бича прорывали тонкую ткань рубашки.

— Я убью тебя! — вопил фон Шиллер, нанося град ударов. — Если не будешь подчиняться, убью!

— Хватит! — скулил Нахут. — Пожалуйста, не надо! Я все сделаю, только прекратите!

Он отползал от фон Шиллера все дальше и дальше по полу, пока не оказался сидящим по пояс в воде.

— Дайте мне время, — умолял он. — Нужно подготовиться.

— Нет, ступай сейчас же! — Миллиардер снова поднял бич над головой Гуддаби. — Наверняка в туннеле есть воздух. Ты сможешь выбраться. Вперед!

Нахут набрал воды в трясущиеся ладони и плеснул себе в лицо, чтобы смыть кровь из глубокой раны на щеке.

— Мне нужно снять одежду и ботинки, — пролепетал он, умоляя об отсрочке, но фон Шиллер не позволял выйти на сушу.

— Раздевайся где стоишь, — приказал он, взмахивая тяжелым бичом. Другая его рука сжимала золотой посох. Нахут понимал, что один удар посоха может раскроить ему череп.

Стоя по колено в воде, он скинул ботинки, балансируя то на одной ноге, то на другой. Потом как можно медленнее, неохотно разделся до нижнего белья. Плечи его покрывали глубокие раны от бича, по спине медленными полосами, как алые змеи, ползли потоки крови.

Он знал, что нужно усыпить бдительность старого психа. Придется нырнуть под воду и проплыть небольшое расстояние по туннелю, насколько хватит дыхания, а потом вернуться обратно.

— Пошел! — рявкнул на него фон Шиллер. — Не тяни время. Не думай, что тебе удастся увильнуть.

Нахут отступил еще глубже в туннель. Теперь вода доходила ему до груди. Он помедлил еще несколько минут, глубоко вдыхая воздух. Наконец задержал дыхание и нырнул. Фон Шиллер стоял на краю водоема, вглядываясь в ожидании, но ничего не мог разглядеть, кроме зловещей черной воды. В свете ламп было видно, как по поверхности расплывается кровь Нахута.

Минуты тянулись медленно, и вдруг под водой возникло некое мощное движение. Человеческая рука вырвалась из глубины, растопырив пальцы, словно утопающий просил о помощи. Потом снова медленно скрылась под водой.

Фон Шиллер вытянул шею, силясь разглядеть, что происходит.

— Гуддаби! — злобно крикнул он. — Что это за штучки?

Еще один водоворот нарушил гладь поверхности, что-то мелькнуло в глубине, блеснув, как зеркало.

— Гуддаби! — раздраженно повысил голос фон Шиллер.

Будто бы в ответ на гневные призывы, над водой появилась голова Нахута. Кожа его была желтой как воск, совершенно бескровной, черная дыра рта раскрылась в беззвучном крике. Вода вокруг него кипела, словно внизу кормилась стая огромных рыб. Фон Шиллер смотрел, все еще не понимая, и тут вокруг головы египтянина расплылось темное пятно, окрасившее воду багровым. Фон Шиллеру понадобилась минута, чтобы понять — это не что иное, как кровь Нахута.

Потом он разглядел длинные, извилистые тени, прорезавшие воду близко к поверхности. Они змеились вокруг Нахута и отрывали от него куски плоти. Тот снова умоляюще вытянул в сторону фон Шиллера руку — наполовину объеденную, покрытую полукруглыми ранами на местах, откуда кусками было вырвано мясо.

Фон Шиллер завопил от ужаса и отшатнулся от воды. На него осуждающе уставились огромные черные глаза Нахута. Египтянин смотрел и смотрел, из его горла вырвался дикий, каркающий, совершенно нечеловеческий звук.

Прямо на глазах фон Шиллера один из гигантских тропических угрей поднял змеиную голову над водой. Зубы блестели в широко раскрытой пасти, как битое стекло. Угорь сомкнул челюсти на горле Нахута, и тот не сделал ни малейшей попытки оторвать от себя ужасную тварь. Гуддаби был уже слишком далеко отсюда. Пока угорь, блестя и свиваясь скользкими витками, вгрызался ему в горло, Нахут не отводил глаз от фон Шиллера.

Голова египтянина медленно скрылась под водой. Несколько долгих минут вода бурлила от подводного движения, то и дело вспыхивали отблески змеистых тел огромных рыб. Но постепенно все успокоилось, и водяная поверхность стала тихой и неподвижной, как черное стекло.

Фон Шиллер развернулся и побежал обратно по наклонному коридору, мимо генератора, который все еще тихо урчал. Немец мчался вслепую, желая одного — убраться как можно дальше от ужасного водоема. Он сам не знал, куда бежит, бездумно сворачивал в любой коридор, который встречался на пути. У подножия центральной лестницы миллиардер сильно ударился об угол и упал на агатовые плиты. Там он лежал, рыдая, а на лбу вздувалась огромная красная шишка.

Через некоторое время фон Шиллер кое-как поднялся на ноги и заковылял по ступенькам. Он совершенно потерял ориентацию и был на грани безумия от ужаса и потрясения. Старик снова упал и прополз на четвереньках до следующего поворота лабиринта. Только там ему удалось встать и заставить ноги двигаться вперед.

Крутая лестница, ведущая в газовую ловушку Таиты, появилась у него под ногами совершенно неожиданно. Фон Шиллер скатился по ступеням, ударяясь ногами и грудью. Он снова встал и проковылял через комнату с амфорами и далее по лестнице вверх, к расписной аркаде, ведущей в гробницу фараона Мамоса.

Шиллер уже миновал половину аркады, полубезумный, всклокоченный и разбитый, когда свет внезапно потускнел, из белого становясь желтоватым. Потом лампы снова вспыхнули — это генератор впитал последние капли топлива со дна бака. Фон Шиллер замер в центре галереи и отчаянно взглянул на потолок. Он знал, что сейчас произойдет. Еще несколько минут лампы продолжали гореть ярко и весело — а потом опять потускнели и вовсе погасли.

Тьма пала на него как тяжелый бархат погребального покрова. Она была настолько плотной, что, казалось, обладала физическим весом и структурой. Фон Шиллер ощущал на губах ее вкус, будто она хотела через рот просочиться внутрь тела и удушить его.

Он снова бросился бежать без дороги, в отчаянии и безумии, потеряв во тьме всякое представление о направлении. На бегу старик ударился о камень и упал еще раз, ошеломленный и сломленный. Фон Шиллер задыхался и чувствовал, как по лицу текут теплые струйки крови. Поскуливая и с трудом дыша, он медленно перевернулся на бок и подтянул ноги к груди, сворачиваясь в комок, словно зародыш в утробе.

Он думал, как долго будет умирать, — и душа его содрогнулась при мысли, что ждать смерти придется, возможно, сутками, даже неделями. Старик крепче прижался к каменному сооружению, о которое ударился на бегу. Во тьме он так и не понял, что столкнулся с огромным саркофагом Мамоса. Фон Шиллер лежал в темноте гробницы, окруженный погребальными сокровищами фараона, ожидая своей собственной медленной, но неминуемой смерти.


Монастырь Святого Фрументия был пуст. Монахи, заслышав выстрелы и звуки боя, доносившиеся из ущелья, собрали ценности и скрылись.

Николас пробежал по длинной пустой аркаде, остановившись перевести дыхание у начала лестницы, которая вела вниз, на уровень Нила, к часовне Богоявления, где он спрятал плоты. Отдуваясь, англичанин оглядывал сумрачную бухту, куда редко проникал свет солнца. Но облака серебристой пены от двух водопадов не давали заглянуть далеко. Николас совершенно не мог понять, ждут ли его там, внизу, Сапер и Ройан — или они попали в беду по дороге.

Харпер поправил окровавленную повязку на подбородке и зашагал вниз. Женский голос раздался из серебряного тумана у подножия лестницы, выкрикивая его имя — после чего появилась сама Ройан, которая бежала навстречу по скользким ступенькам.

— Николас! Ох, слава Богу! Я боялась, что ты уже не придешь! — Она почти бросилась к нему в объятия, но тут разглядела замотанное тряпьем, заляпанное кровью лицо и в ужасе остановилась. — Пресвятая Дева! — прошептала она. — Что случилось, Николас?

— Я немного повздорил с Джейком Хелмом. Просто царапина, только вот целоваться пока будет неудобно, — выговорил он, пытаясь усмехнуться поверх повязки. — Придется тебе подождать, милая.

Николас обхватил ее за плечи одной рукой — и едва не сбил молодую женщину с ног, разворачивая на лестнице, чтобы продолжить спускаться.

— А где остальные?

— Все здесь, — ответила Ройан. — Сапер и Мек надувают плоты и занимаются погрузкой.

— А Тессэ?

— В порядке.

Они прошли последние несколько ступеней к гавани под усыпальницей. С того дня как Николас был здесь последний раз, Нил поднялся на десять футов. Река была полноводной и бурной, мутной и очень быстрой. Это Николас мог легко вычислить по облакам белой пены, разбивавшейся о скалы на дальнем берегу.

Пять плотов «эйвон» уже стояли у кромки воды. Четыре были полностью надуты, пятый раздувался, наполняясь воздухом, который в него накачивали насосом. Мек и Сапер грузили на готовые плоты армейские ящики и закрепляли их в зеленых нейлоновых сетках.

Сапер взглянул на Николаса с удивлением, которое комично сочеталось с его грубыми чертами.

— Что за чертовщина у тебя с лицом?

— Потом как-нибудь расскажу, — обещал Николас и повернулся обнять Мека. — Спасибо, старый друг, — сказал он искренне. — За то, как славно дрались твои люди, и за то, что вы дождались меня.

Англичанин взглянул на раненых партизан, лежавших у подножия утеса.

— Сколько жертв?

— Трое убиты, шестеро ранены. Могло быть и хуже, если бы люди Ного нажали на нас покрепче.

— Все равно слишком много, — сказал Николас.

— Даже один убитый — это слишком много, — резко ответил Мек.

— А где остальные твои люди?

— На пути к границе. Я взял с собой ровно столько, сколько нужно для управления плотами. — Мек сорвал грязную повязку с подбородка Николаса. Ройан при виде раны тихо вскрикнула от ужаса, но Ниммур только усмехнулся. — Тебя что, акула пожевала?

— В общем, да, — согласился Николас. Мек пожал плечами:

— Понадобится не меньше дюжины стежков.

Он попросил кого-то из своих людей принести аптечку.

— Извини, анестезии нет, — предупредил он раненого, заставляя его присесть на надутый борт одного из плотов. Мек щедро полил рану антисептиком прямо из бутыли.

Николас дернулся и зашипел от боли.

— Больно, а ты как думал? — благодушно кивнул Мек. — Погоди, это я еще шить не начал.

— О твоей сказочной доброте напишут в золотой книге, — выдохнул Николас, когда Мек, плотоядно поглядывая на него, достал хирургическую иглу.

Пока Мек обрабатывал рану, соединяя края вместе и туго натягивая нить, он тихо говорил — так, что его мог слышать только Николас.

— У Ного остался по крайней мере один полный отряд у реки, ниже по течению. Мои разведчики доложили, что он поставил людей контролировать дороги по обоим берегам.

— Но ведь он не знает, что у нас есть плоты и мы собираемся двигаться по воде? — сквозь стиснутые зубы спросил Николас.

— Вряд ли, хотя вообще-то ему многое о нас известно. Возможно, у него был информатор среди твоих рабочих. — Мек прервался, чтобы снова проколоть иглой плоть товарища, потом продолжил: — К тому же у Ного остается вертолет. Он выследит нас на реке, как только это облако уйдет.

— Но река — наш единственный маршрут возвращения. Будем молиться, чтобы погода оставалась такой же мерзкой, как сейчас.

К тому времени когда Мек обрезал нить над последним узелком и заклеил подбородок Николаса бактерицидным пластырем, Сапер надул последний плот и закончил погрузку.

Четверо людей Мека отнесли носилки Тессэ на один из плотов. Мек расположил ее поудобнее, удостоверившись, что у женщины под рукой есть один из ремней безопасности. После чего оставил возлюбленную на время и ушел к своим раненым, чтобы помочь им сесть на плоты. Некоторые могли идти сами, но двоих пришлось нести.

Потом Ниммур вернулся к Николасу.

— Я вижу, ты нашел свое радио. — Мек кивнул на пластиковую коробку, которую Николас повесил на ремне через плечо.

— Без него бы мы пропали. — Англичанин нежно похлопал ящик по боку.

— Я буду править плотом, где Тессэ.

— Хорошо. А я возьму к себе Ройан и поплыву первым.

— Лучше уступи мне ведущее место, — предложил Мек.

— Ты же не знаешь реки, — отозвался Николас. — Я единственный, кто уже проходил эту реку раньше.

— Двадцать лет назад, — уточнил Мек.

— Что же, с тех пор я стал еще круче, — усмехнулся Николас. — Не спорь, Мек. Твой плот пойдет вторым, за тобой — Сапер. Из твоих людей кто-нибудь знает реку, чтобы взять на себя командование двумя оставшимися плотами?

— Все мои люди знают реку! — отрезал Мек и начал отдавать приказы. Потом каждый поспешил к своему «эйвону».

Николас подождал, пока Ройан перелезет через борт плота, после чего помог спустить «эйвон» со скалистого берега. Харпер забрался в суденышко, когда оно уже стояло на воде. Каждый мужчина взял по веслу.

Как только гребцы взялись за весла, Николас увидел, что его команда действительно состоит из людей, знающих реку, как и похвалялся Мек. Они делали сильные, ровные гребки; легкое надувное судно быстро подхватило основное течение Нила.

Каждый «эйвон» был рассчитан на шестнадцать человек, и нагрузили суда не сильно. Ящики из-под боеприпасов, в которые упаковали сокровища гробницы, были громоздкими, но весили мало, а людей на каждый плот приходилось не более дюжины. Поэтому все плоты имели неглубокую осадку и легко управлялись.

— Впереди сплошные водопады и стремнины, — пробурчал Николас, обращаясь к Ройан. — И так до самой суданской границы.

Он стоял на корме, откуда был хороший обзор, и направлял движение длинным рулевым веслом. Ройан сидела у его ног, держась за ремень безопасности и стараясь не мешать гребцам.

Они пересекли основное течение, проходившее через большую каменную бухту над водопадом; Николас выбрал маршрут сквозь узкий проход, по которому река катилась к западу. Харпер взглянул на небо и увидел, что дождевые облака опустились еще ниже и отливают багровым. Казалось, они тяжело висят на верхушках высоких утесов.

— Хорошее начало пути, — сказал он Ройан. — Даже с вертолетом они не смогут нас обнаружить по такой погоде.

Николас взглянул на свой «Ролекс» — стекло часов покрывали брызги.

— Пара часов до темноты. Мы должны пройти несколько миль, прежде чем придется встать на ночлег.

Англичанин оглянулся и увидел за кормой остальные суда маленькой флотилии. «Эйвоны» были ярко-желтыми и оставались прекрасно видны даже в сумраке и тумане ущелья. Он поднял над головой сжатую в кулак руку и отдал сигнал начинать движение. Из следующей лодки его жест повторил Мек, передавая сигнал по цепочке и усмехаясь себе в бороду.

Река подхватила плоты и стремительно вынесла через каменные порталы в узкую, извилистую кишку Нила. Люди на веслах прекратили греблю, давая потоку нести их. Все, что нужно было делать теперь, — это помогать Николасу направлять судно в особенно труднопроходимых местах. Поэтому они все же не выпускали из рук весел.

Под водой в ущелье скрывалось много острых камней, но их наличие легко угадывалось по пенистым бурунчикам меж подводных скал или по слегка изменившемуся течению над ними. Река поднялась по берегам и билась о скалистые утесы. Если лодка перевернется или даже кто-то из членов команды окажется за бортом, здесь попросту не найдется места, чтобы причалить и подобрать пловца.

Николас стоял в полный рост, вглядываясь вперед. Ему предстояло тщательно спланировать маршрут и провести плот мимо возможных подводных препятствий. Все теперь зависело от его умения «читать» реку и приноравливаться к ее характеру. Харпер давно не практиковался и теперь где-то в животе ощущал тугой комок страха, делая рулевым веслом первое движение в толще быстрой зеленой воды. Они устремились вниз по течению, Николас направлял лодку небольшими точными движениями весла, а все остальные суда следовали за ним, повторяя мельчайшие повороты.

— Видишь, ничего сложного! — засмеялась Ройан.

— Не говори так, — взмолился Николас. — Злой дух подслушивает.

И он направил судно к следующему порогу, где вода мчалась с ужасающей скоростью.

Николас устремился в проход между двумя валунами, видневшимися над поверхностью; плот прошел благополучно, набирая скорость по мере приближения к стремнине. «Эйвоны» преодолели половину порога, когда Николас заметил впереди, точно под ними, нечто, возвышающееся над водой. Река, пенясь, билась о подводный валун. Николас затабанил веслом, пытаясь обогнуть камень, но течение непреклонно тащило плот прямо на него.

Как бегун, берущий препятствие, желтый кораблик врезался точно в камень и, страшно накренясь, перевалился через него с другой стороны, в глубокую узкую впадину. «Эйвон» согнулся посредине, почти что касаясь носом кормы в попытке вырваться из ловушки на широкую воду.

Члены команды попадали друг на друга, а Николаса выбросило бы за борт, не держись он так крепко за рулевое весло. Ройан распласталась на дне, изо всех сил вцепившись в ремень безопасности. Плавучесть и плотно надутые борта «эйвона» сыграли свою роль, и плот подскочил в воздухе, эластично выправляясь в прежнее состояние. Он помедлил мгновение, покачиваясь на верхушке валуна — а потом обрушился на другую сторону порога.

Один из гребцов не удержался и вывалился за борт. Его понесло с такой же скоростью и в том же направлении, как и летящий плот, так что товарищи смогли втащить упавшего обратно. Ящики с грузом сбились на сторону, но сетка спасла их от падения в воду.

— Зачем ты это сделал? — крикнула Ройан Николасу. — Как раз когда я начала тебе доверять!

— Просто проверка, — отозвался он. — Хотел посмотреть, насколько ты вынослива!

— Признаюсь, я страшная неженка, — заверила она. — Больше проверять не стоит!

Оглянувшись, Николас увидел, как лодка Мека проходит сквозь то же самое место точно таким же образом. Но следующий «эйвон», где команда учла ошибки предшественников, был направлен верно и прошел порог с более удачной стороны.

Николас снова стал смотреть вперед, и все его внимание сосредоточилось на диком течении реки. Вселенная Харпера сейчас состояла из высоких утесов по обрывистым берегам, между которыми он вел беснующийся плот сквозь ущелье. Николас уже не знал, брызги или дождь стекают по его щекам и раненому подбородку, заливаясь в глаза и почти ослепляя его. Временами это явственно была смесь того и другого.

Через час Николас снова не смог хорошо пройти порог, они перекатились через него боком и едва не перевернулись. На этот раз за бортом оказалось двое гребцов. Направив лодку к пострадавшему и перегнувшись через борт, остальным удалось вытащить из воды одного из упавших. Но второго волна ударила о камень раньше, чем они успели до него доплыть. Человек ушел под воду и более не всплыл. Никто не тратил времени на слова скорби и слезы — все были слишком заняты тем, чтобы самим остаться в живых.

В какой-то момент Ройан прокричала Николасу сквозь грохот воды, заглушающий любые слова:

— Вертолет! Ты слышишь?

Полуоглохший, он на миг поднял глаза к нависающему серому брюху туч, висевших на уровне верхушек утесов, и услышал слабо доносившийся треск и свист вертолетных винтов.

— Над облаком! — проорал в ответ Харпер, смахивая рукавом дождь и брызги, залеплявшие глаза. — Они нас не разглядят!

Африканская ночь приходит стремительно, а на этот раз ее натиск был ускорен низкими облаками. В сгущающейся темноте впереди, безо всякого предупреждения, возникла следующая преграда. Только что их несло широкое и ровное течение — а в следующий миг река перед ними исчезла, и путешественники рухнули в черную пустоту. Казалось, «эйвоны» падают целую вечность, хотя на самом деле они пролетели не более тридцати футов, прежде чем удариться о водную поверхность. В чаше под водопадом вперемешку плавали плоты и люди. Река здесь на миг останавливалась, вращаясь на месте перед тем, как собраться с новыми силами для бешеного броска вниз по ущелью.

Один из «эйвонов» перевернулся вверх дном — даже его надежный корпус не смог выдержать полета с водопада. Команды других плотов, опомнившись после падения, еще долго плавали кругами, вытягивая из воды уцелевших, а также собирая весла и прочее плавающее добро. Объединенными усилиями удалось перевернуть обратно опрокинутый «эйвон», и хотя к тому времени стало совершенно темно, плот все-таки выправили.

— Пересчитайте ящики! — приказал Николас. — Сколько мы потеряли?

Он с трудом поверил в такую удачу, когда Сапер крикнул в ответ:

— Все одиннадцать на месте! Целы и невредимы!

Да, сетки для багажа отлично выполняли свою функцию.

Но все до единого человека, мужчины и женщины, были измождены, промокли до костей и дрожали от холода. Попытка продолжать плавание в темноте могла оказаться самоубийственной. Николас нашел взглядом Мека в соседней лодке.

— Там за широким утесом — полоска тихой воды. — Мек указал на оконечность плеса. — Попробуем пришвартоваться на ночь.

Кривое, но крепкое деревце росло из вертикальной трещины в камне утеса, и его использовали как швартовую тумбу. «Эйвоны» связали вместе вдоль обрывистого берега, передний плот привязали к деревцу — и так остались на ночь. Нечего было и мечтать о горячей пище и питье. Путники смогли перекусить только сухим пайком, состоявшим из нескольких кусков подмокшего хлеба и консервов, которые пришлось есть, подхватывая кусочки еды из банок кончиками ножей.

Мек перелез через борт своего плота и подсел к Николасу, одной рукой обхватив его за плечо. Ниммур прошептал баронету на ухо:

— Я пересчитал своих. Еще одного недостает после этого водопада. Сейчас нам его не найти.

— Я никуда не гожусь, — признался Николас. — Может быть, завтра тебе идти во главе колонны?

— Ты не виноват. — Мек стиснул его за плечи. — Никто не смог бы вести флотилию лучше. Это все последний водопад… — Он резко оборвал речь, и какое-то время они слушали шум падающей воды в темноте.

— Как далеко мы продвинулись? — спросил наконец Николас. — И сколько нам еще осталось?

— Трудно сказать, но, думаю, мы уже на полпути к границе. Доберемся туда завтра днем.

Они немного помолчали, и Мек спросил:

— Какое завтра число? Я что-то потерял счет дням.

— Я тоже. — Николас наклонил часы на кисти так, чтобы разглядеть светящийся циферблат. — Бог ты мой! Уже тридцатое.

— Твой самолет прибудет послезавтра.

— Первого апреля, — кивнул Николас. — Мы успеваем?

— Хотел бы я сам это знать, — безрадостно усмехнулся Мек в темноте. — Твой толстый друг не склонен опаздывать?

— Джанни — настоящий профессионал. Он никогда не опаздывает.

Они опять помолчали. Николас спросил:

— Когда доберемся, что ты хочешь сделать со своей долей? — Он пнул один из ящиков с добычей. — Предпочтешь забрать с собой?

— После того как ты загрузишься на борт к своему толстяку, нам предстоит очень быстро удирать от Ного. Не хотелось бы мне тащить лишний груз. Возьми мою долю с собой и продай — мне понадобятся деньги на войну.

— Ты настолько мне доверяешь?

— Ты мой друг.

— Друзей проще обмануть, потому что они этого не ожидают, — пошутил Николас.

Мек хлопнул его по плечу и хмыкнул.

— Иди поспи. Нам завтра предстоит много и тяжело грести. — Мек поднялся на плоту, который мягко покачивался на воде у берега. — Спокойной ночи, — пожелал он и перелез через борт на соседний «эйвон», где его ожидала Тессэ.

Николас привалился к мягкому надувному борту и обнял Ройан. Она сидела у него между коленями, спиной прислонясь к груди, и дрожала в промокшей одежде.

Через некоторое время дрожь ее улеглась.

— Из тебя получилась отличная грелка, — пробормотала Ройан.

— Это добавочная причина приобрести меня в постоянное пользование, — отозвался Николас и погладил ее по мокрым волосам. Ройан не ответила, только прижалась еще крепче. Вскоре ее дыхание стало ровным и медленным — она провалилась в сон.

Хотя Николас тоже ужасно устал и замерз, плечи его ныли, а ладони были стерты греблей — ему не удалось заснуть так же просто, как Ройан. Теперь, когда расстояние до взлетной полосы в Судане уменьшилось, его беспокоили проблемы другого сорта, нежели плавание по реке или прокладывание пути сквозь отряды Ного. Подобные враги были ему знакомы, он знал, что с ними делать; но вскоре ему предстояло столкнуться кое с чем неизвестным.

Ройан шевельнулась в его руках и что-то неразборчиво пробормотала. Она спала и говорила во сне.

Николас ласково сжал ее в объятиях, она вновь успокоилась. Он уже начал сам задремывать, когда Ройан опять заговорила. На этот раз Харпер ясно расслышал:

— Прости, Ники… Не надо меня ненавидеть… Я не могу тебе позволить…

Слова ее слились в неразборчивое бормотание, и больше Николас ничего не понял.

Сон совершенно слетел с него, слова Ройан разбудили сомнения и тревогу. Остаток ночи Николас продремал урывками, и его все время беспокоили сновидения — не менее тревожные, чем те, что одолевали Ройан.


В предрассветном сумраке Харпер ласково потряс Ройан за плечо. Она застонала и медленно, с трудом пробудилась.

Они в спешке проглотили несколько сухпайков, оставшихся с вечера. Потом, когда рассвет осветил ущелье достаточно, чтобы разглядеть поверхность реки и препятствия на пути, путешественники снялись с места, и желтые плоты опять заскользили по глади. Битва с рекой начиналась снова.

Пелена облаков оставалась плотной и низкой, то и дело лил дождь. Они плыли без остановки все утро, и мало-помалу течение реки становилось все лучше. Теперь поток был уже не таким быстрым и изменчивым, а берега — менее высокими и обрывистыми.

В середине дня, когда облака еще закрывали небо, они достигли мест, где река катилась меж мысков и утесов. Здесь плотам пришлось одолеть очередную серию порогов. Быть может, Николас натренировался в обращении с судном, но на этот раз препятствия были пройдены без особых проблем. Казалось, что каждая новая миля реки намного глаже и спокойнее предыдущей.

— Думаю, самое плохое уже позади, — сообщил Николас Ройан, которая сидела рядом с ним. — Уклон стал намного меньше, думаю, скоро она совсем выровняется — когда мы выйдем на равнины Судана.

— А как далеко до нужного места? — спросила она.

— Точно не знаю, но до границы уже близко.

Николас и Мек выстроили флотилию в ряд, с небольшими расстояниями между плотами, чтобы можно было передавать приказы по цепочке и все суда оставались под их командованием.

Николас вывел «эйвоны» на большую глубину при очередном повороте — и оттуда увидел, что впереди простирается довольно спокойная вода без порогов и мелей. Он расслабился и улыбнулся Ройан.

— Как насчет ленча в «Дорчестер грилл» в следующее воскресенье? Они подают лучший ростбиф в Лондоне!

Она улыбнулась, но ему показалось, что перед этим по лицу Ройан промелькнула тень.

— Звучит неплохо.

— А потом поедем домой, устроимся перед телевизором и посмотрим «Матч дня» — или сыграем свой собственный маленький матч.

— Ты грубиян, — засмеялась Ройан. — Но звучит все равно заманчиво.

Он был близок к тому, чтобы нагнуться и поцеловать ее — ради удовольствия посмотреть, как вспыхнут ее щеки. Но тут он увидел маленькие белые бурунчики, взметнувшиеся на поверхности воды прямо перед носом лодки. И мгновением позже услышал знакомый до боли треск выстрелов из советских «РПД».

Николас упал на дно плота, прикрывая собой Ройан, и услышал, как на второй лодке кричит Мек:

— Огонь! Заставьте их залечь!

Его люди бросили весла и схватились за оружие. Они дали залп по внутреннему изгибу берега, откуда началась атака.

Нападавших прекрасно скрывали скалы и кустарник, так что конкретной цели для стрельбы не наблюдалось. Однако для успешного отражения атаки была необходима не прицельность, а сплошной огонь, чтобы нарушить порядок неприятеля и заставить его пригнуться.

Пуля прорвала нейлоновую шкуру «эйвона» возле самой головы Ройан и врезалась в один из армейских ящиков. Бока надувных плотов не давали ни малейшей защиты от обстрела. Один из гребцов был ранен в голову. Пуля разбила ему верх черепа, как скорлупу яйца, сваренного всмятку, и несчастный упал за борт. Ройан вскрикнула — скорее от ярости, чем от страха, в то время как Николас подхватил выпущенный убитым автомат и опустошил магазин, выпуская короткие тройные очереди в кусты, за которыми скрывался враг.

«Эйвон» продолжал нестись по течению, хотя и бесцельно вращался вокруг своей оси, потеряв управление. Плотам хватило минуты, чтобы миновать место нападения и выскочить за новый поворот реки.

Николас бросил пустой автомат и крикнул Меку:

— У вас все в порядке?

— Неплохо! — проорал тот в ответ. — Одного задело. Команда каждого из плотов понесла потери: в целом — один убитый и трое раненых. Из раненых никто сильно не пострадал, и хотя было продырявлено три «эйвона», их корпуса были рассчитаны на подобные неприятности и продолжали высоко держаться над водой.

Мек подогнал плот поближе к Николасу и крикнул:

— Я уж было подумал, что мы отвязались от Ного.

— На этот раз легко отделались, — ответил Николас. — Должно быть, мы появились для них неожиданно. Они не думали, что мы пойдем по воде.

— Ладно, теперь у нас не осталось для них сюрпризов. Бьюсь об заклад, они уже связались с Ного по радио, и теперь тот знает, где мы и куда направляемся. — Ниммур взглянул вверх, на тучи. — Остается только надеяться, что облака не поредеют.

— Сколько осталось до суданской границы?

— Думаю, не больше пары часов.

— Граница охраняется? — спросил Николас.

— Нет. Там ни души. Только пустые кусты по берегам.

— Будем уповать на то, что они и останутся пустыми, — пробурчал Николас.

Через полчаса после перестрелки они снова услышали звук вертолета. Он летел над облаками и пророкотал у них над головой ниже по течению, оставаясь невидимым. Еще минут через двадцать вертолет пролетел обратно, потом — снова вниз, все еще держась выше туч.

— Что это за штуки Ного откалывает? — крикнул Мек Николасу. — Похоже, он решил патрулировать реку, но сквозь облака все равно не проберется.

— Я полагаю, наш приятель доставляет ниже по течению своих людей, чтобы встретить нас вскорости. Теперь он знает, что мы идем на плотах, и понимает, что мы можем двигаться в одном-единственном направлении. Ного не тот человек, которого остановит государственная граница. Может, он даже догадался, куда мы идем. Вниз по течению это единственная безлюдная взлетная полоса. Он может поджидать, когда мы высадимся.

Мек подогнал свой «эйвон» еще ближе и схватился рукой за борт лодки Николаса, чтобы разговаривать, не повышая голоса.

— Мне это не нравится, Николас. Вскоре мы столкнемся с ними нос к носу. Что думаешь делать?

Харпер помолчал, обдумывая ответ.

— Ты знаешь эту часть реки? Скажешь точно, где мы?

Мек покачал головой:

— Я еще ни разу не переходил границу по воде. Но все равно узнаю старую фабрику в Розейресе, когда мы окажемся там. Это милях в трех выше по течению, чем аэродром.

— Фабрика пуста? — спросил Николас.

— Да. Заброшена с того времени, как война началась — уже лет двадцать.

— С этими тучами над нами темно будет уже через час, — лихорадочно соображал Николас. — Река здесь медленная и не слишком опасная. Мы можем продолжить путь после наступления темноты. Может быть, Ного этого от нас не ожидает. У нас должно получиться ускользнуть от него во тьме.

— Это лучшее, что ты можешь предложить? — хмыкнул Мек. — Вроде плана зажмурить глаза и надеяться на авось.

— Ну если бы нашелся кто-то умный, кто сказал бы, где мы находимся и во сколько завтра прилетает Джанни, я бы, пожалуй, придумал что-нибудь поинтересней, — криво усмехнулся Николас. — А пока я не могу выпрыгнуть из собственных штанов.

Продолжая грести в наступающих сумерках, под плотным покровом туч и мороси, все чувствовали себя крайне напряженно. Даже в сгущавшейся темноте команда держала под рукой оружие и поглядывала то на один, то на другой берег, готовясь ответить огнем на огонь.

— Мы должны были пересечь границу час назад, — крикнул Мек Николасу. — Старый сахарный завод уже близко.

— Как ты его найдешь в темноте?

— Там на берегу остатки бывшей каменной пристани, оттуда сахар переправляли на лодках в Хартум.

Ночь наступила очень резко. Николас почувствовал прилив облегчения, когда берега реки скрылись во мраке, и тьма укрыла их плоты от глаз возможных врагов на суше. После того как совсем стемнело, они связали «эйвоны» вместе, чтобы те не разделялись, и дали течению свободно нести их вниз. Путешественники старались держаться так близко к правому берегу, что порой они совсем садились на мель, и гребцам приходилось свешиваться через борт и отталкиваться веслами на глубину.

Каменные пирсы пристани Розейреса выскочили из темноты совершенно неожиданно, и передний плот ударило о пирс раньше, чем Николас успел поменять направление. Однако команда была уже наготове, гребцы живо выпрыгнули за борт, в воду по пояс глубиной, и подтащили «эйвон» к берегу. Мек, едва ступив на сушу, взял с собой двадцать человек и скрылся с ними в полях переросшего и неухоженного сахарного тростника, чтобы проверить, нет ли поблизости постов Ного.

Флотилия причалила слишком шумно и беспорядочно, чтобы Николас мог чувствовать себя спокойно. Люди вытаскивали наружу раненых, выгружали ящики с сокровищами. Харпер на закорках вынес Ройан на берег и вернулся за Тессэ. Та значительно окрепла за последние пару дней. Вынужденный отдых во время плавания дал ей время восстановить силы. Теперь она смогла без посторонней помощи встать в лодке и вскарабкалась на спину к Николасу, чтобы тот перенес ее через полоску воды.

На берегу баронет поставил ее на ноги и тихо спросил:

— Ну, как ты себя чувствуешь?

— Все в порядке, спасибо, Николас.

Англичанин подхватил Тессэ под локоть, помогая удержать равновесие, и быстро проговорил:

— Я как-то не успел спросить до сих пор… Что там с посланием Ройан, которое она просила тебя передать по телефону в Дэбрэ-Мариам? Оно попало по адресу?

— Да, конечно, — простодушно ответила Тессэ. — Я же сказала Ройан, что передала ее слова Муссаду в египетском посольстве. А что, она тебе не сказала?

Николас скривился как от зубной боли, но умудрился сохранить беззаботный тон:

— Должно быть, забыла. Да ладно, это не так уж важно. Тем не менее спасибо тебе, Тессэ.

В этот миг из темноты появился Мек и сказал резким шепотом:

— От вас шум как на верблюжьем рынке. Ного, должно быть, слышит нас за пять миль.

Ниммур быстро раздал приказы и принялся за организацию берегового перехода. Когда были выгружены последние армейские ящики, люди Мека вытащили плоты на тростниковые поля и отвинтили клапаны, чтобы сдуть борта. Потом лодки закидали тростником. В темноте путешественники распределили между собой ящики с добычей. Сапер взял два, Николас повесил на одно плечо радиоприемник, на другое — вещмешок с аварийным запасом, а на голову поставил ящик с золотой маской фараона и ушебти Таиты.

Мек послал несколько человек вперед: разведать путь до взлетной полосы и убедиться, что там не поджидает засада. Потом взял командование на себя, построил всех колонной по одному и повел по неровной и заросшей тропе. Они еще и мили не прошагали, как облака над головой разошлись, и в прорыве показались месяц и яркие звезды. Света от них оказалось достаточно, чтобы различить впереди дымовую трубу разрушенной фабрики на фоне ночного неба.

Но даже лунный свет не помог продвигаться значительно быстрее. То и дело приходилось останавливаться, потому что тем, кто нес носилки с ранеными, было нелегко. Когда они добрались до полевого аэродрома, было около трех утра, и луна уже села. Путники сложили ящики с грузом в той же рощице акаций у конца взлетно-посадочной полосы, где в самом начале пути прятали оборудование для постройки плотины и желтый трактор.

Хотя к этому времени все были совершенно измождены, Мек выставил вокруг лагеря пикеты. Две женщины ухаживали за ранеными, работая при свете маленького, со всех сторон прикрытого костерка и используя остатки медицинских принадлежностей Ниммура.

Сапер светил электрическим фонариком — последним, в котором еще не сели батарейки, — пока Николас настраивал радиоприемник и ставил антенну. Харпер испытал огромное облегчение, когда раскрыл футляр приемника и обнаружил, что, несмотря на плавание в Ниле, аппарат остался сухим — благодаря внутреннему резиновому чехлу. Он включил приемник, загорелась контрольная лампочка. Николас настроил радио на короткую волну — и попал на утреннюю коммерческую передачу «Радио Найроби».

Запела Ивонн Чака-Чака; Николасу нравились ее голос и стиль исполнения, однако он быстро выключил приемник, экономя батарейки. Баронет привалился к стволу акации, чтобы немного отдохнуть до прихода дня. Увы, сон не шел — слишком сильны были гнев и тревога.


Тума Ного смотрел, как из широкой воды Нила поднимается огромное огненное лицо солнца. Они летели всего в нескольких футах над рекой, чтобы не быть замеченными суданскими радарами. Ного знал, что в Хартуме есть радиолокационная станция, которая может засечь их даже на здешнем полигоне. Отношения с суданцами сейчас были натянутыми, и полковник мог ожидать немедленного и яростного ответа, если те засекут, что их границу нарушили.

Ного был встревожен и находился в настоящем смятении. После разгрома у реки Дандера все как будто обернулось против него. Он потерял своих союзников. До того как лишиться их, Ного не осознавал, насколько сильно зависит от Хелма и фон Шиллера. Теперь он распоряжался собой — и уже успел наделать ошибок.

Но, несмотря на неудачи, Ного был настроен преследовать беглецов до конца и гнаться за ними — не важно, насколько далеко при этом придется углубиться на суданскую территорию. За прошедшие недели до полковника постепенно дошло — по большей части из-за перехваченных разговоров фон Шиллера с египтянином, — что Харпер и Мек Ниммур захватили себе немыслимые сокровища. У Ного не хватало воображения понять истинную их ценность, но он слышал, как его сообщники упоминали о десятках миллионов долларов. Даже миллион долларов представлял собой сумму, которая не укладывалась в голове эфиопа, но он имел смутное представление о том, что могут значить такие деньги в земном эквиваленте: жизнь в роскоши, недвижимость, женщины…

Столь же медленно полковник соображал, что теперь, когда нет ни фон Шиллера, ни Хелма, он может завладеть сокровищем в одиночку. У него нет соперников, кроме беглых шуфта во главе с Меком Ниммуром и англичанина. А на его, Ного, стороне превосходящие силы. И вертолет.

Стоит только вычислить беглецов — и полковник был уверен, что сможет с ними справиться. Выживших остаться не должно, чтобы никто не донес новостей до Аддис-Абебы. После того как Мек, англичанин и все их люди умрут, будет проще простого вывезти сокровища из страны на вертолете. У Ного был один знакомый в Найроби и еще один — в Хартуме, с кем ему уже приходилось иметь дело: оба в прошлом покупали у него контрабандную слоновую кость и гашиш. Они должны знать, как продать добычу с наибольшей выгодой — хотя и тот и другой, конечно, подлецы. Ного заранее решил, что ни одному из них полностью доверять нельзя, и чтобы не рисковать, нужно связаться с обоими — так что даже если кто-то решит его надуть, то…

Мысль Ного перескакивала с одного предмета на другой, и теперь он упивался предвкушением несметных богатств и земных благ, которые вскоре сможет обрести. Он накупит роскошной одежды, несколько автомобилей… У него будут земля, скот и женщины. Разные женщины, белые, черные и коричневые, все женщины, каких он захочет, и каждый день новые — в течение целой жизни. Ного встряхнулся, пробуждаясь от мечтаний. Сначала надо найти беглецов, которые как сквозь землю провалились.

Он не знал, что Харпер и Мек Ниммур припрятали возле монастыря надувные плоты. Об этом Хансит не сообщил. Ного с Хелмом предполагали, что те будут отступать по суше, и все планы касательно перехвата врагов до суданской границы были основаны на этом предположении. По приказу Хелма Ного даже устроил резервный склад топлива близ границы, где они собирались встретить Мека Ниммура; там они могли в случае чего дозаправить вертолет. Без этих запасов топлива Ного давно пришлось бы отказаться от преследования.

Полковник поставил своих людей на всех дорогах, ведущих от берега реки к западу, но даже не подумал охранять саму реку. Совершенно случайно получилось, что один из его патрулей оказался в выгодной позиции и засек флотилию желтых надувных плотов, шедших вниз по течению. Однако появление врага было для людей Ного полной неожиданностью, поэтому они не успели подготовить эффективную засаду. Солдаты всего один раз обстреляли плоты до того, как те скрылись за поворотом. Они не причинили серьезного вреда ни одному из судов — по крайней мере такого, чтобы помешать им плыть.

Как только командир отряда доложил Ного о встрече с Ниммуром, полковник принялся перевозить своих людей вниз по течению, к суданской границе, чтобы перехватить караван. К сожалению, «джет-рейнджер» не вмещал за раз больше шестерых солдат в полном вооружении, так что массовая перевозка войска была делом долгим и хлопотным. До наступления темноты Ного успел доставить на точку всего шестьдесят человек.

Ночь напролет он волновался, что вражеская флотилия, может быть, как раз сейчас проплывает мимо. С рассветом вертолет снова был в воздухе. К счастью, за это время облака несколько разошлись; наверху их оставалось много, но теперь «джет-рейнджер» мог лететь над рекой, выискивая следы суденышек Мека Ниммура.

Сначала Ного пролетел всю эфиопскую часть реки, до места, где вчера его люди обстреляли Харпера и Мека Ниммура. Сейчас они не нашли никого, так что Ного заставил пилота развернуться и обыскать суданскую часть Нила. Полковник смог вынудить пилота пролететь только шестьдесят морских миль суданской территории вдоль реки, после чего тот взбунтовался. Невзирая на пистолет, который Ного приставил к его голове, летчик развернул «джет-рейнджер» под углом в 180 градусов и повел вертолет обратно.

Теперь Ного понимал, что его все же умудрились перехитрить. Он мрачно размышлял, сидя на переднем сиденье рядом с пилотом, и строил догадки, что же произошло с «добычей». Он заметил толстые дымовые трубы заброшенной сахарной фабрики у Розейреса, ясно выделявшиеся на фоне утреннего неба, и проводил их злобным взглядом. Мимо этих же самых труб они не так давно пролетали в другую сторону.

— Разворачивайся к северному берегу, — приказал Ного пилоту, и тот повиновался, хотя и не сразу, одарив командира сумрачным взглядом.

Они пролетели мимо фабрики очень низко, даже ниже труб. Строение давно лишилось крыши, окна представляли собой пустые прямоугольники в разбитых стенах. Котлы и всю технику вынесли отсюда двадцать лет назад, и Ного заглянул в пустой каркас здания. Вертолет слегка завис на месте, давая Ного возможность рассмотреть все внизу — но и здесь он не обнаружил места, где можно было бы спрятаться. Полковник покачал головой:

— Никого. Мы их упустили. Давай обратно вверх по течению.

Пилот поднял нос машины, снова разворачиваясь к реке и в кои-то веки охотно подчиняясь приказу. В развороте вертолет накренился, и Ного увидел среди высоченных тростников заброшенного поля что-то ярко-желтое, сразу привлекшее его взгляд.

— Стой! — заорал он в микрофон. — Тут что-то есть. Назад!

Как только шасси коснулось земли, из задней кабины выскочили шестеро тяжеловооруженных солдат и заняли оборонительную позицию. Ного вылез из передней двери и побежал по заросшему полю. Ему хватило одного взгляда. Желтые плоты были сдуты, сложены и поспешно забросаны тростником. Земля вокруг оказалась истоптана множеством ног в тяжелых ботинках. И отсюда же начиналась тропа, идущая от берега. Люди, проложившие этот путь, были хорошо нагружены, потому что следы их глубоко впечатывались в мягкую песчаную почву.

Ного бросился обратно к вертолету и сунул голову в кабину.

— Здесь поблизости есть посадочная площадка? — заорал он. Пилот отрицательно покачал головой:

— На карте ничего не указано.

— Должна быть! Возле фабрики должен быть аэродром.

— Если таковой и был, он закрыт много лет назад.

— Мы его найдем, — заявил Ного. — Нас приведут туда следы Мека Ниммура. — Он остановил себя и решил рассуждать здраво. — Но сначала я должен привезти сюда побольше людей. Судя по следам, с Меком Ниммуром не менее пятидесяти его шуфта.

Полковник оставил солдат на фабрике и вернулся к границе на пустом вертолете, чтобы захватить с собой первую партию подкрепления.


— «Толстая Долли»! Ответьте, «Толстая Долли». Это Фараон. Вы меня слышите? Прием. — Николас послал первый вызов за час до рассвета.

— Если я представляю, как работают мозги Джанни — а я думаю, что представляю, — он должен вылететь в темноте и прибыть сюда, как только будет виден аэродром и окрестности.

— Если толстяк вообще прибудет, — охладил его пыл Мек Ниммур.

— Прибудет, — уверенно ответил Николас. — Джанни никогда меня не подводил. — Он взялся за микрофон и снова начал: — «Толстая Долли»! Вызываю «Толстую Долли».

В эфире слышался только ровный шум, и Харпер осторожно отложил прибор. Он повторял вызов каждые пятнадцать минут после того, как они в темноте добрались до рощи акаций.

Вдруг Ройан вскочила на ноги и радостно вскрикнула:

— Вот он! Я слышу моторы «Толстой Долли»! Слушайте! Николас и Мек выбежали на открытое место и повернули головы, глядя на север.

— Это не «геркулес», — неожиданно сказал Николас. — Какая-то другая машина.

Он развернулся к реке, прислушиваясь.

— Кроме того, она приближается не с той стороны.

— Ты прав, — согласился Мек. — Мотор только один, и полет совсем другой. Слышите, как работают винты вертолета?

— Вертолет «Пегаса»! — горестно воскликнул Николас. — Они снова вышли на нас.

Рокот винтов тем временем сошел на нет. Харпер вздохнул с облегчением.

— Они нас потеряли. Не смогли найти «эйвоны».

Друзья вернулись под прикрытие акаций, и Николас снова попытался связаться с самолетом — но Джанни не отвечал. Через двадцать минут послышался звук возвращающегося вертолета. Друзья тревожно прислушивались.

— Снова замолк, — сказал Николас. Но через следующие двадцать минут все повторилось.

— Ного что-то замышляет, — тревожно побормотал Мек.

— Как ты думаешь — что? — Николасу передалось его настроение. Когда Мек Ниммур волновался, обычно это означало, что существует серьезная причина для беспокойства.

— Не знаю, — пожал плечами партизан. — Может быть, Ного заметил спрятанные лодки и теперь свозит поближе своих людей, чтобы идти по нашим следам.

Ниммур вышел на открытое место и внимательно прислушался, потом вернулся к Николасу, снова согнувшемуся над радиоприемником.

— Вызывай его, не останавливайся, — посоветовал он. — Я пойду пройдусь по округе, посмотрю, готовы ли мои люди повстречаться с Ного.

Вертолет летал туда-сюда вдоль Нила с короткими интервалами на протяжении трех последующих часов. Но больше ничего не менялось, и беглецы начали успокаиваться. Николас теперь не отрывался от приемника, заслышав в очередной раз стрекотание винтов. Неожиданно приемник затрещал, оживая, и Харпер так и подпрыгнул от неожиданности.

— Фараон! Это «Толстая Долли». Прием.

Голос Николаса дрожал от облегчения, когда он ответил на вызов:

— Фараон на связи. Скажи мне что-нибудь доброе, «Толстая Долли»!

— Расчетное время прибытия на позицию — час тридцать минут. — Акцент Джанни был неподражаем.

— Вам тут будут очень рады! — горячо заверил Николас. Он повесил микрофон и улыбнулся двум женщинам: — Джанни уже в пути, он будет через…

Улыбка сменилась гримасой тревоги. Со стороны реки послышался треск очередей «АК-47», через несколько секунд прерванный грохотом гранаты.

— Черт побери! — простонал он. — Я уж заметил, что все как-то слишком хорошо! К нам в гости пожаловал Ного.

Харпер снова схватил микрофон и отчаянно заговорил в него:

— «Толстая Долли»! На сцене появились уроды. Сейчас тут будет очень жарко.

— Держись за корону обеими руками, Фараон! — отозвался голос Джанни. — Я уже близко.

Последующие полчаса звуки битвы со стороны реки все усиливались, пока грохот выстрелов не стал непрерывным, постепенно смещаясь в сторону дальнего края аэродрома. Было ясно, что люди Мека, растянувшись узкой полосой от реки до посадочной площадки, медленно уступают напору солдат Ного. И каждые двадцать минут слышался стрекот вертолета, подвозившего подкрепление против слабеющей защиты Ниммура.

Николас и Сапер были единственными здоровыми мужчинами, оставшимися в роще акаций — все остальные присоединились к обороне. Харпер и Уэбб вдвоем перетащили ящики с сокровищами к самому краю зарослей, откуда их можно было быстрее погрузить, когда прибудет «геркулес».

Николас рассортировал добычу, благо на крышке каждого ящика Ройан записала перечень содержимого. Ящик с посмертной маской фараона и ушебти Таиты должен был стать первым в процессе погрузки на борт самолета; за ним — три короны: голубая военная, корона-немес и красно-белая корона Верхнего и Нижнего Египта. Цена содержимого этих трех ящиков, пожалуй, превышала стоимость остальных сокровищ, вместе взятых.

Когда с багажом покончили, Николас вернулся к раненым, лежавшим на носилках, и поговорил по очереди с каждым. Он поблагодарил их за помощь, потом предложил взять на борт «геркулеса» и отвезти туда, где им будет оказана надлежащая медицинская помощь. Харпер обещал каждому из партизан, что, как только они оправятся от ран, им будет предоставлена возможность вернуться в Эфиопию.

Семеро из них — те, кто был менее серьезно ранен и мог передвигаться самостоятельно — отказались оставить Мека Ниммура. Подобная верность была трогательным доказательством глубокого уважения, которое заслужил Мек у своих людей. Остальные, поразмыслив, согласились на эвакуацию — но только после того, как Тессэ присоединила свои просьбы к доводам Николаса. Затем они с Сапером перенесли раненых к краю рощи, к которой должен был подогнать свой самолет Джанни.

— А ты как? — обратился англичанин к Тессэ. — Полетишь с нами? Ты ведь еще не совсем выздоровела.

Тессэ рассмеялась.

— Чтобы я оставила Мека Ниммура? Ни за что, пока держусь на ногах!

— Не понимаю, что ты нашла в этом старом негодяе, — засмеялся в ответ Николас. — Я поговорил с Меком. Он хочет, чтобы я взял с собой его часть добычи. Ему сейчас будет некогда нести добавочный багаж.

— Я знаю. Мы с Меком это обсудили. Нам нужны деньги, чтобы продолжать борьбу.

Она прервалась и невольно прикрыла голову руками, когда уши заложило от неимоверно громкого взрыва. В воздух у края леса поднялся толстый столб дыма. Над головами засвистела шрапнель, сбивая с деревьев ветки и листья.

— Пресвятая Дева! Что это было? — воскликнула Тессэ.

— Двухдюймовый миномет, — ответил Николас. Он не шелохнулся и не сделал попытки прикрыться. — Он больше лает, чем кусает. Должно быть, Ного привез его последним рейсом.

— Как скоро здесь будет самолет?

— Я могу вызвать Джанни и спросить его.

Когда Николас склонился над радио, Тессэ шепнула Ройан:

— Вы, англичане, всегда такие невозмутимые?

— Не спрашивай меня — я больше египтянка, и мне страшно. — Ройан ободряюще улыбнулась и положила Тессэ руку на плечо. — Знаешь, я буду скучать по тебе, Госпожа Солнце.

— Может, мы еще встретимся — в лучшие времена. — Тессэ горячо поцеловала ее, и Ройан еще крепче сжала подругу в объятиях.

— Надеюсь. Надеюсь на это всем сердцем.

Николас тем временем говорил в микрофон:

— «Толстая Долли», это Фараон. Где вы?

— Фараон, мы в двадцати минутах от вас, очень спешим. Вы там что, объелись печеных бобов — или это миномет стреляет на заднем плане?

— С твоими мозгами можешь сам догадаться, — отозвался Николас. — Уроды уже контролируют южный конец посадочной площадки. Заходи с севера. Ветер западный, узлов пять. Так что с какой бы стороны ты ни зашел, мы будем против ветра.

— Вас понял, Фараон. Как много у вас груза и пассажиров?

— Шестеро раненых и нас трое. Груз — пятьдесят два ящика, общий вес примерно четверть тонны.

— И стоило мне сюда тащиться из-за такой малости, Фараон.

— «Толстая Долли», предупреждаю: в окрестностях находится еще одно летательное средство. Вертолет «джет-рейнджер», цвета — зеленый и красный. Вертолет враждебен, но не вооружен.

— Вас понял, Фараон. Выйду на связь перед посадкой.

Николас вернулся к женщинам, которые поджидали его возле раненых.

— Уже недолго осталось, — весело сказал он. Ему приходилось повышать голос почти до крика, чтобы было слышно сквозь минометные взрывы и частый треск выстрелов. — Времени хватит как раз для чашки чаю, — сообщил Николас. Он подкинул в угли вчерашнего костерка несколько веток, потом извлек из вещмешка остатки чайных пакетиков, пока Сапер прилаживал над огнем закопченный котелок.

Кружка у них была одна на всех.

— Девочки первые, — сказал Николас, передавая чай Ройан. Та отпила глоток из кружки, обжигая губы.

— Хорошо! — прошептала она, склоняя голову набок. — А вот на этот раз я действительно слышу «Толстую Долли».

Николас прислушался и кивнул:

— Думаю, ты права. — Он встал и вернулся к приемнику. — «Толстая Долли», вы в пределах слышимости.

— Посадка через пять минут, Фараон.

Николас бросил взгляд на аэродром. Люди Мека отступали, просачиваясь как дым сквозь колючий кустарник и отстреливаясь в сторону реки. Ного теснил их.

— Давай скорей, Джанни, — пробормотал Николас и вернулся к женщинам, придав лицу спокойно-невозмутимое выражение. — Что же, дамы, у вас есть несколько минут, чтобы допить чай. Не тратьте времени даром.

Рокот моторов «Толстой Долли» стал громче, чем звуки стрельбы. Наконец самолет появился в поле зрения — он шел так низко, что казалось, скребет брюхом по верхушкам деревьев. «Толстая Долли» была огромна. Размах ее крыльев занимал все пространство крохотного заросшего аэродрома. Джанни посадил самолет, и тот поднял сзади большое облако бурой пыли, когда пилот переключил моторы на обратную тягу.

«Толстая Долли» подкатилась к зарослям акации, из высокой кабины замахал рукой Джанни. Сбавляя скорость, он нажал на тормоза, одновременно поворачивая руль. «Толстая Долли» крутанулась вокруг собственной оси и с ревом покатила по посадочной полосе назад, по направлению к ним. Ее погрузочный трап начал открываться даже до того, как она остановилась.

Фред ожидал у открытого люка, он сразу же выскочил и бросился помогать Саперу и Николасу переносить раненых на носилках. На то, чтобы отнести их на борт, понадобилось всего несколько минут, после чего пришла очередь ящиков с добычей. Даже Ройан бросилась помогать, с трудом втащив по трапу ящик из самых легких, прижимая его обеими руками к груди.

Очередной выстрел из миномета погрохотал в полутора сотнях ярдов позади «геркулеса». Через несколько минут последовал новый взрыв, уже в сотне ярдов.

— Прицеливаются, — пробормотал Николас сквозь зубы, подхватывая каждой рукой по ящику и взбегая вверх.

— Мы попали в их поле зрения, — крикнул Фред. — Надо убираться отсюда. Бросайте оставшийся багаж, летим! Сейчас же!

Под сенью акаций оставалось всего четыре ящика, и Николас с Сапером, не слушая приказа, снова бросились вниз по трапу. Они подхватили каждый по два ящика и помчались обратно. Трап начал подниматься, моторы «Толстой Долли» взревели, и она медленно двинулась прочь. Мужчины зашвырнули ящики в полуоткрытый люк, сами подпрыгнули, чтобы ухватиться за трап, и вскарабкались на борт. Николас подтянулся и влез первым, после чего протянул руку Саперу.

Когда он взглянул назад, под акациями виднелась одинокая маленькая фигурка Тессэ.

— Передай Меку мою любовь и благодарность! — проорал Харпер во все горло.

— Ты знаешь, как нас найти! — крикнула она в ответ.

— До свидания, Тессэ! — Но голос Ройан был заглушён ревом огромных моторов. Пыль взметнулась. Тессэ в лицо, так что ей пришлось прикрыться руками и отвернуться. Трап с шипением поднялся на гидравлических цилиндрах, закрывая от пассажиров хрупкую женскую фигурку.

Николас обнял Ройан за плечи и повел из багажного отделения к одному из откидных сидений у входа в кабину.

— Пристегнись! — велел он и побежал в кабину к Джанни.

— А я уж было думал, что ты решил остаться, — приветствовал его пилот, не отрывая взгляда от панели управления. — Держись крепче! Мы взлетаем.

Николас вцепился в спинку кресла пилота, когда Джанни и Фред включили моторы на полную мощность, и «Толстая Долли» помчалась по взлетной полосе, все увеличивая скорость.

Глядя через плечо Джанни, Николас заметил людей в камуфляжной форме, залегших среди колючих кустов в конце полосы. Некоторые из них стреляли в катящийся мимо самолет.

— Эти их пугачи ее и не поцарапают, — хмыкнул Джанни. — «Толстая Долли» у меня старушка крепкая.

И он поднял машину в воздух.

Они стремительно пронеслись над головами врагов, и самолет начал набирать высоту.

— Леди и джентльмены, приветствую вас на борту, спасибо, что воспользовались услугами «Африк эйр». Следующая остановка — Мальта, — провозгласил Джанни, и вдруг его голос сорвался: — Охо-хо, откуда еще взялась эта шмакодявка?

Прямо перед ними из зарослей на берегу Нила поднимался «джет-рейнджер». Угол подъема вертолета был таков, что стало ясно — пилот не видит приближающийся «геркулес». Он продолжал набирать высоту прямо им наперерез.

— Всего пятьсот футов высоты — и сто десять узлов на спидометре! — предупреждающе крикнул отцу Фред с правого кресла. — Слишком низко, чтоб поворачивать!

Вертолет был уже так близко, что Николас мог ясно разглядеть Туму Ного на переднем сиденье, его очки поблескивали против солнца, как глаза слепца. Лицо Ного исказилось гримасой ужаса — он внезапно увидел огромную машину, надвигающуюся на них. В последний миг пилоту удалось сделать бешеный нырок в воздухе, чтобы разминуться с носом самолета. Столкновение казалось неизбежным, но пилот Ного умудрился накренить более легкую и маневренную машину так, что она почти что перевернулась вверх дном. Вертолет скользнул по дну «геркулеса», и те, кто находился в рубке вместе с Джанни, едва почувствовали легкий удар от соприкосновения двух фюзеляжей.

Однако вертолет от этого удара перевернулся. Теперь он мчался носом вниз, к земле, которая была всего в четырехстах футах. «Толстая Долли» продолжала ровный подъем под крутым углом, а пилот старался вернуть управляемость своей сошедшей с ума машине. В двухстах футах над землей мощный поток, выбрасываемый турбовинтовыми двигателями «геркулеса», каждый в 4900 лошадиных сил, ударил вертолет с силой обрушившейся лавины.

Как сухой лист под осенним ветром, вертолет, крутясь, понесся в воздухе, и когда он ударился о землю, его двигатели все еще работали в полную силу. От соприкосновения с землей фюзеляж смялся, как лист алюминиевой фольги для запекания мяса, и Ного умер прежде, чем взорвались топливные баки, а «джет-рейнджер» обратился в огненный шар.

Как только Джанни достиг высоты, достаточной для маневрирования, он направил «Толстую Долли» к северу, и они смогли увидеть под крылом самолета уходящий вниз аэродром. Столб черного дыма от горящего вертолета клонился в сторону под легким западным ветром.

— Ты сказал, это были уроды? — задумчиво спросил Джанни. — Что ж, тогда хорошо, что упали они, а не мы, верно?


Когда Джанни вывел «Толстую Долли» на северный курс и они полетели над пустынными суданскими равнинами, Николас вернулся в основной отсек.

— Давайте устроим раненых поудобнее, — предложил он. Сапер с Ройан отстегнули ремни и отправились вместе с ним ухаживать за людьми, лежащими на носилках.

Через некоторое время Николас оставил своих друзей заниматься ранеными, а сам пошел в маленький камбуз за кабиной пилотов. Он открыл консервированный суп и нарезал хлеб, обнаруженный в холодильнике. Пока закипала вода для чая, англичанин вытащил свой маленький аварийный комплект и вынул из него нейлоновый мешочек, в котором хранились все лекарства. Из одного флакончика он вытряхнул на ладонь пять белых таблеток.

На камбузе он растолок таблетки в порошок и, налив две больших чашки чаю, подмешал его к заварке. В жилах Ройан текло довольно английской крови, чтобы ни в какой ситуации не отказаться от кружки горячего традиционного напитка.

Накормив раненых супом и хлебом, Ройан приняла из рук Николаса кружку. Пока они с Сапером прихлебывали чай, Харпер отправился в кабину пилотов и наклонился к Джанни.

— Сколько нам лететь до границы с Египтом? — спросил он.

— Четыре часа двадцать минут, — отозвался тот.

— А нельзя не влетать в египетское воздушное пространство? — поинтересовался Николас.

Джанни развернулся вместе с сиденьем и изумленно посмотрел на англичанина.

— Полагаю, мы можем повернуть на запад, через территорию Каддафи. Разумеется, это лишних семь часов лёта и у нас, вероятно, закончится горючее. Придется совершать вынужденную посадку где-нибудь в Сахаре. — Он посмотрел на Николаса, приподняв бровь. — Скажи мне, мой мальчик, что подвигло тебя на такой глупый вопрос?

— Просто шальная мысль, — ответил тот.

— Если она шальная, то пусть летит себе дальше, — посоветовал Джанни. — Я не хочу больше никогда об этом слышать.

— Забудь, — хлопнул его по плечу Николас.

Когда он вернулся в основной отсек, Сапер и Ройан сидели на койках, прикрученных к стене. Пустая чашка молодой женщины стояла на полу, у ее ног. Николас сел рядом с ней, и она легонько коснулась пропитанной кровью повязки на подбородке.

— Дай-ка я посмотрю на твою рану. — Ловкими прохладными пальцами Ройан касалась горячей воспаленной кожи, дезинфицируя швы спиртом, а потом заклеивая новым куском пластыря. Николаса охватило чувство вины, пока она так заботливо хлопотала.

Чай со снотворным первым подействовал на Сапера. Он лег на спину и закрыл глаза. Вскоре раздался его мощный храп. Через несколько минут Ройан в полудреме прислонилась к Николасу. Когда она крепко заснула, он осторожно опустил ее на койку, поднял ноги и прикрыл сверху покрывалом. Она даже не шевельнулась, и англичанина охватило некоторое сомнение насчет силы действия таблеток.

Потом он нежно поцеловал Ройан в лоб.

— Как бы я мог тебя возненавидеть? — негромко спросил он. — Что бы ты ни сделала.

Николас отправился в туалет и заперся изнутри. У него было довольно времени. Саперу и Ройан оставалось спать еще несколько часов, а Джанни и Фред сидели в пилотской кабине и радостно слушали Долли Партон.

Закончив, Харпер бросил взгляд на запястье и обнаружил, что ему потребовалось почти два часа. Он опустил сиденье и тщательно вымыл руки. Потом в последний раз окинул маленькую комнатку внимательным взглядом и отпер дверь.

Сапер и Ройан все еще спали на койках. Он прошел вперед, к кабине пилота, и Фред повесил наушники на шею и ехидно улыбнулся ему.

— Вода Нила ядовита. Ты просидел, запершись в туалете, последние пару часов. Удивительно, что от тебя хоть что-то осталось.

Николас не обратил на подначку внимания и перегнулся через спинку кресла Джанни:

— Где мы?

Пилот ткнул толстым пальцем в карту, лежащую на его обширном животе.

— Почти вылетели, — самодовольно заявил он. — Египетская граница через час двадцать.

Николас продолжал стоять за его креслом, пока Джанни не придвинул к себе микрофон, проворчав:

— Пора начинать спектакль. Алло, Абу Симбел! — проговорил он с акцентом побережья Персидского залива. — Это Зулус Виски Юниформ, пять-ноль-ноль.

Повисла долгая тишина. Египетский диспетчер полетов молчал.

— Небось у него в башне девушка, — проворчал Джанни. — Надо дать ему время натянуть штаны.

Башня контроля в Абу Симбеле ответила на пятый раз. Летчик воспользовался своим испытанным приемом, изображая дурачка, разговаривающего на каком-то диком арабском диалекте.

Через пять минут Абу Симбел дал разрешение следовать на север с инструкцией «снова выйти на связь на траверзе Асуана».

Они спокойно летели еще час, но нервы Николаса напрягались с каждой минутой.

Неожиданно, без малейшего предупреждения перед ними блеснула серебряная вспышка — прямо по курсу мелькнул истребитель-перехватчик. Джанни закричал от удивления и злости, когда появились еще два боевых самолета. Так близко, что их судно затрясло от завихрений воздуха.

Все сразу узнали истребители. Это были «МиГ-21», несущие на себе эмблемы египетских воздушных сил и снаряды «воздух — воздух», которые угрожающе висели под крыльями.

— Неопознанное воздушное судно! — закричал Джанни в микрофон. — Вы находитесь прямо по курсу, опасность столкновения. Назовите свои позывные!

Вытянув шеи, все уставились сквозь окна кабины на строй из трех «МиГов», кружащих высоко над ними в синем небе Африки.

— ЗВЮ 500. Говорит «Красный лидер» военно-воздушных сил Египта. Вы будете следовать моим приказам.

Джанни оглянулся на Николаса, глядя на него несчастными глазами.

— Что-то пошло не так. Как они умудрились нас раскусить?

— Нам лучше сделать, как велит этот человек, папа, — печально промолвил Фред. — Иначе он нас собьет.

Джанни беспомощно пожал плечами и скорбно проговорил в микрофон:

— «Красный лидер». Это ЗВЮ 500. Мы готовы сотрудничать. Пожалуйста, объявите ваши намерения.

— Ваше новое направление 053. Немедленно выполняйте!

Джанни развернул «Толстую Долли» на восток и бросил взгляд на карту.

— Асуан, — уныло сказал он. — Египтяне тащат нас в Асуан. Ну раз так, то един фиг. Могу предупредить башню в Асуане, что у нас на борту раненые.

Николас вернулся к койке Ройан и разбудил ее. Она немножко одурела после подсыпанного снотворного и даже пошатывалась по пути в туалет. Однако, выйдя оттуда через десять минут, она была собранной и аккуратно причесанной, иными словами — без малейших последствий неожиданного сна.


Перед ними снова появился Нил и город Асуан по обоим берегам, ниже первого водопада и огромной заводи плотины. Остров Китченера напоминал зеленую рыбку в бурном потоке.

Повинуясь голосу военного диспетчера, Джанни начал сажать «Толстую Долли», заходя при посадке на бетонную взлетную полосу. Истребители «МиГ», которые сопровождали их, пока они летели через пустыню, исчезли из поля зрения. Их выдавали только краткие радиопередачи, которыми они обменивались с башней контроля, сдавая пленников с рук на руки.

«Толстая Долли» перелетела через забор и коснулась земли. Голос диспетчера приказал:

— Делайте первый поворот направо.

Джанни повиновался и, свернув с главной взлетно-посадочной полосы, увидел маленькую машину с надписью на крыше по-английски и по-арабски — «Следуйте за мной».

Машина указала путь к укрытым камуфляжной сеткой бетонным ангарам, а наземная команда отметила место парковки. Как только Джанни нажал на тормоза и «Толстая Долли» остановилась, появились четыре бронетранспортера и окружили большой самолет, направив на него свои орудия.

Повинуясь инструкциям, передаваемым по радио, Джанни выключил двигатели и опустил хвостовой трап. Все находящиеся в рубке молчали с момента приземления. Они стояли небольшой группкой с совершенно несчастным видом, выглядывая в иллюминаторы.

Неожиданно через ворота поля аэропорта проехал белоснежный «кадиллак» с эскортом вооруженных мотоциклистов, за которыми следовали машина «скорой помощи» и трехтонный армейский грузовик. Кортеж подкатил прямо к подножию грузового трапа «геркулеса». Шофер выскочил из машины, распахнул дверь, и пассажир вышел наружу. Это был явно важный человек, спокойный, обладающий чувством собственного достоинства. На нем красовались легкий тропический костюм, панама и темные очки. Человек подошел к трапу, где уже стояли пятеро из самолета, за ним последовало двое секретарей.

Он снял темные очки и сунул их в нагрудный карман. Узнав Ройан, чиновник улыбнулся и приподнял шляпу:

— Доктор Ройан Аль Симма! Вы справились. Поздравляю!

Он взял ее за руку и тепло пожал. Еще не отпуская молодой женщины, чиновник повернулся к Николасу:

— Должно быть, вы сэр Николас Куэнтон-Харпер. Я с нетерпением ждал нашей встречи. Вы не представите нас, Ройан?

Та, не поднимая взгляда на англичанина, проговорила:

— Позвольте представить его превосходительство Аталана Абу Сина, министра культуры и туризма Египта.

— Позволяю, — холодно отозвался Николас. — Какая неожиданная честь, министр.

— Я бы хотел лично выразить благодарность президента и народа Египта за возвращение достояния нашей древней, но славной истории. — Он указал на армейские ящики.

— Не стоит благодарности, — проговорил англичанин, не сводя взгляда с Ройан. Та наполовину отвернулась от него.

— Напротив, мы считаем, что весь мир должен узнать о вашем подвиге, сэр Николас. — Абу Син любезно улыбнулся. — Мы полностью в курсе ваших затрат на экспедицию и не хотели бы вынуждать вас нести их в одиночку. Доктор Аль Симма сказала мне, что организация возврата сокровищ обошлась вам в четверть миллиона фунтов стерлингов. — Он вынул из нагрудного кармана конверт и протянул его Николасу. — Это чек, выписанный Центральным банком Египта. Невозвратный платеж, обналичиваемый в любой точке мира, на сумму 250 тысяч фунтов.

— Какая щедрость, ваше превосходительство, — с нескрываемой иронией ответил Николас, пряча конверт в верхний карман. — Я полагаю, это было предложение доктора Аль Симма?

— Разумеется, — улыбнулся министр. — Ройан очень высокого мнения о вас.

— В самом деле? — пробормотал англичанин, все еще невозмутимо глядя на нее.

— Однако этот маленький знак нашей благодарности предложил вручить вам сам президент. — Абу Син щелкнул пальцами. К ним подошел один из его секретарей, держа обитую кожей коробочку с медалью, открыл ее и протянул министру.

На алой подушке лежал орден — звезда, инкрустированная жемчужинами и маленькими бриллиантами. В центре красовался золотой лев на задних лапах.

Абу Син извлек награду из коробочки и приблизился к Николасу.

— Орден Великого Египетского Льва, первый класс, — объявил он, надевая англичанину на шею алую ленту. Звезда заблестела на груди Николаса, на фоне грязной от пота, пыли и глины Нила рубашки.

Потом министр отошел в сторону и подал знак полковнику, который стоял, вытянувшись, у подножия трапа. Немедленно раздался топот ног — отделение солдат рвануло вверх по трапу. Видимо, повинуясь заранее полученным приказам, они первым делом занялись носилками с ранеными эфиопами.

— Я рад, что вашему пилоту хватило благоразумия предупредить по радио, что у вас на борту раненые. Можете быть уверены, они получат наилучшую медицинскую помощь, — пообещал Аталан Абу Син, глядя, как эфиопов несут к ожидающей машине «скорой помощи».

Потом солдаты вернулись и принялись стаскивать армейские ящики вниз по трапу. Их аккуратно загрузили в трехтонный грузовик. Через десять минут грузовой отсек «Толстой Долли» опустел. Заднюю часть кузова машины тщательно затянули брезентом, и ее окружили вооруженные мотоциклисты. Завывая сиренами, кортеж двинулся прочь.

— Что же, сэр Николас, — вежливо протянул руку Абу Син, и англичанин с обреченным видом пожал ее. — Мне очень неловко, что пришлось таким образом заставить вас свернуть с намеченного пути, поэтому не смею дольше задерживать. Я могу чем-нибудь вам помочь? У вас достаточно топлива?

Николас бросил взгляд на Джанни, и тот пожал плечами.

— Да, горючего у нас достаточно. Спасибо, сэр.

Тогда министр повернулся к Николасу:

— Мы планируем построить специальное крыло музея в Луксоре для размещения сокровищ фараона Мамоса, которым вы помогли вернуться в Египет. Вы, разумеется, заблаговременно получите личное приглашение от президента Мубарака как почетный гость на открытие. Доктор Аль Симма, которая, как вы, безусловно, знаете, назначена новым директором Департамента древностей, возглавит его. Она с превеликой радостью еще раз осмотрит экспонаты вместе с вами после вашего приезда.

Он поклонился Саперу и двум пилотам.

— Идите с Богом, — проговорил министр и спустился по трапу. Она последовала за ним, но Николас негромко окликнул ее:

— Ройан!

Она застыла на месте, медленно, неохотно повернулась и встретилась с ним взглядом в первый раз с момента приземления.

— Я не заслужил этого, — сказал Харпер, и неожиданно сердце у него дрогнуло — Ройан плакала. У нее дрожали губы, а по щекам медленно катились слезы.

— Прости меня, Ники, — прошептала она, — но ты должен был знать с самого начала, что я не вор. Сокровища принадлежат Египту, а не нам.

— Значит, все, что было между нами, — ложь? — безжалостно спросил Харпер.

— Нет! — ответила она. — Я…

На этом месте Ройан умолкла, не окончив фразы. Она сбежала вниз по трапу, на солнечный свет, где шофер в ожидании держал открытой дверь лимузина. Молодая женщина села рядом с Абу Сином, не оборачиваясь, а потом «кадиллак» укатил прочь, скрывшись за воротами.

— Давайте-ка убираться отсюда поскорее, пока египтяне не передумали, — предложил Джанни.

— Какая чудесная идея, — с горечью отозвался Николас.


Как только они снова оказались в воздухе, асуанская контрольная башня подтвердила разрешение на полет строго на север, к средиземноморскому побережью. Все четверо — Джанни, Фред, Сапер и Николас — сидели в кабине пилота, глядя на длинную зеленую змею Нила под правым крылом.

На этом участке пути они почти не говорили. Только один раз Джанни негромко спросил:

— Значит, я могу благополучно забыть о своей оплате?

— Я отправился в путь не ради денег, — вставил Сапер, — но было бы неплохо получить немного бабок. Малышке нужны новые туфли.

— Кто-нибудь хочет чашку чаю? — спросил Николас, словно не расслышав их.

— Это было бы неплохо, — согласился летчик. — Не так здорово, как получить обещанные шестьдесят штук, но тоже неплохо.

Они пролетели над полем битвы у Эль Аламейна и даже с двадцати тысяч футов разглядели два памятника — погибшим воинам Содружества и Германии. Потом под ними потянулась бесконечная синь моря.

Николас дождался, когда египетский берег остался далеко за спиной, а потом негромко и протяжно вздохнул с облегчением.

— О вы, маловерные, — укорил он своих товарищей. — Разве я когда-нибудь вас подводил? Все получат обещанное сполна.

Сидящие в кабине изумленно и пристально посмотрели на него, а потом Джанни высказал общие сомнения:

— Но как?

— Помоги мне, Сапер, — позвал Николас и начал спускаться по лестнице. Джанни не сдержал любопытства и, оставив управление самолетом на Фреда, отправился следом за англичанами в туалет рядом с основным отсеком.

Сапер и Джанни ждали, остановившись в дверях, пока Николас вытащил из кармана инструменты и приподнял крышку биотуалета. Мальтиец с усмешкой смотрел, как его друг отвинчивает шурупы, удерживающие на месте потайную панель. «Толстая Долли» была самолетом контрабандистов, и подобные небольшие изменения в конструкции говорили о заметных усилиях, затраченных Джанни и Фредом для этого. Тайники были хитроумно спрятаны рядом с моторами и в других частях фюзеляжа.

Когда они возвращались из Ливии, бронзовые фигурки времен Ганнибала лежали в секретке за этой панелью. Расположение ее в задней части туалета почти гарантировало, что ни один мусульманин не станет искать ее тут — слишком нечистое место.

— Так вот что ты делал здесь так долго, — рассмеялся Джанни, когда Николас снял панель. Улыбка исчезла с его лица, когда тот засунул внутрь руку и осторожно вынул необычный предмет. — Боже мой, что это?

— Синяя военная корона Древнего Египта, — ответил англичанин и протянул ее Саперу. — Положи на койку, но будь очень осторожен.

Он снова полез в тайник.

— А это еще одна корона. — Николас протянул ее Джанни. — Вот красно-белая корона двух царств, а теперь перед вами посмертная маска фараона Мамоса. И наконец ничуть не менее ценная вещь — ушебти Таиты.

Он положил сокровища на кровать, и все собравшиеся смотрели на них почти в благоговении.

— Я помог тебе добыть каменные фризы и маленькие бронзовые статуэтки, — негромко проговорил Джанни. — Но ничего подобного я не видел.

— Но, — покачал головой Сапер, — ящики, которые египтяне разгрузили в Асуане. Что было там?

— Пятьдесят один галлон жидкости для туалета в бутылках, — ответил Николас, — плюс дюжина запасных кислородных цилиндров, чтобы весило похоже.

— Ты подменил их, — просиял его друг. — Но как ты догадался, что Ройан собирается нас всех заложить?

— Она была права, когда говорила, что я должен был знать — она не вор. Все это предприятие было не в ее стиле. Она, — Харпер поискал точное описание, — слишком честная и прямая. Совсем не такая, как мы с вами.

— Спасибо за комплимент, — сухо отозвался Джанни, — но она должна была дать тебе причины подозревать ее.

— Ну разумеется, — повернулся к нему Николас. — Первые догадки появились у меня после возвращения из Эфиопии в прошлый раз, когда она немедленно отправилась в Каир. Я догадался, что Ройан вынашивает какие-то планы. Но я абсолютно уверился в своих подозрениях, когда она передала весточку через Тессэ в посольство Египта в Аддис-Абебе. Тогда стало окончательно ясно, что наша подружка сообщила им подробности обратного полета.

— Вероломная сучка! — захохотал Джанни.

— Поосторожнее! — сухо заметил Николас. — Она порядочная, честная патриотка, добросердечная и…

— Ну-ну! — подмигнул пилот Саперу. — Пожалуйста, прости. Сорвалось.


Только две древних египетских короны оказались на полированном столе из дерева грецкого ореха. Николас водрузил их на головы подлинных римских мраморных бюстов, позаимствованных им у дилера, с которым он регулярно имел дело здесь, в Цюрихе. Харпер задернул шторы на окнах третьего этажа и так подсветил сокровища, чтобы они производили наибольший эффект. Ряди такого случая англичанин арендовал частный зал для переговоров в здании банка «Леу» на Банхоф-штрассе.

Ожидая гостя, Николас окинул взглядом комнату, оценивая свои приготовления, и не нашел в них ни единого изъяна. Он подошел к большому зеркалу, висящему на одной из стен, и поправил узел на старом сандхерстском галстуке. С подбородка сняли швы. Мек Ниммур проделал первоклассную работу — шрам получился аккуратный и тонкий. Костюм англичанина сшил портной с Сивил-роуд — он был в приглушенную полоску и достаточно ношенный, чтобы сидеть на владельце с элегантной небрежностью. Единственным блестящим предметом одежды были ботинки ручного пошива от Лобба с Сент-Джеймс-стрит.

Негромко зазвенел интерком, и англичанин поднял трубку.

— Вас хочет видеть мистер Уолш, сэр Николас, — сказала секретарша из приемной банка.

— Пожалуйста, попросите его подняться.

Николас открыл дверь по первому звонку, и Уолш уставился на него с порога.

— Я надеюсь, что не даром теряю время, Харпер. Я проделал путь от самого Форт-Уорта. — С момента звонка Николаса на ранчо в Техасе прошло всего лишь тридцать часов. Должно быть, американец запрыгнул в личный самолет, если появился так быстро.

— Не Харпер. Куэнтон-Харпер, — сообщил Николас.

— Ну ладно, Куэнтон-Харпер. Довольно чуши, — сердито заявил Уолш. — Что у вас есть для меня?

— Я тоже рад вас снова видеть, мистер Уолш. — Николас отступил в сторону. — Входите.

Американец переступил порог. Он был высок и несколько сутул. С обвисшим подбородком и орлиным профилем, с руками, сложенными за спиной, Уолш очень напоминал канюка. Журнал «Форбс» оценивал его состояние в 1,7 миллиарда долларов.

Вслед за ним в комнату вошли двое мужчин, и Николас узнал обоих. Мир коллекционеров древностей довольно мал. Один из них был профессором древней истории в университете Далласа. Этот пост спонсировал Уолш. Другой оказался одним из наиболее уважаемых продавцов древностей в Соединенных Штатах.

Американец остановился так резко, что спутники врезались в него, но он не обратил ни малейшего внимания.

— Разрази меня гром! — негромко сказал Уолш, и в его глазах зажегся огонь фанатизма. — Это подделка?

— Такая же подделка, как бронзовые фигурки, которые вы купили в прошлый раз, а также барельеф, — ответил Николас.

Уолш подошел к сокровищам, словно они были святым причастием, а он — архиепископом.

— Они, должно быть, новые, — прошептал он. — Или я слышал бы о них раньше.

— Только что из земли, — подтвердил Николас. — Вы первый, кто их видит.

— Мамос! — прочитал американец картуш на ободе короны-немеса. — Значит, эти слухи правда, и вы открыли новую гробницу.

— Если можно назвать новым то, что простояло четыре тысячи лет.

Уолш и его советники собрались вокруг стола, бледные и молчаливые от шока.

— Оставьте нас, Харпер, — сказал Уолш. — Я позову вас, когда буду готов продолжить разговор.

— Сэр Николас, — подсказал англичанин. Он знал, что теперь все в его власти.

— Пожалуйста, оставьте нас, сэр Николас, — взмолился Уолш.

Через час англичанин вернулся в комнату для переговоров. Трое мужчин сидели за столом с таким видом, словно одна мысль о разлуке с коронами была для них мукой. Уолш кивнул своим подчиненным, они послушно поднялись и с явной неохотой вышли наружу.

— Сколько? — отрывисто спросил американец, как только дверь закрылась.

— Пятнадцать миллионов долларов США, — ответил Николас.

— По семь с половиной «лимонов» за штуку?

— Нет, пятнадцать «лимонов» за каждую. Тридцать за две.

— Вы что, спятили? — резко повернулся к нему Уолш.

— Некоторые так считают, — улыбнулся англичанин.

— Сделайте скидку, двадцать два с половиной.

— Без торга, — покачал головой Николас.

— Будьте разумны, Харпер!

— Разумность никогда не была моей сильной чертой. Мне очень жаль.

— Мне тоже жаль. — Уолш поднялся. — Может, в следующий раз, Харпер.

Он сцепил руки за спиной и двинулся к двери. Когда он открыл ее, Николас проговорил ему вслед:

— Мистер Уолш!

— Да? — с готовностью повернулся тот.

— В следующий раз вы можете звать меня Николас, а я вас — Питер, как старого друга.

— Это все, что вы хотите сказать?

— Разумеется. А что еще? — удивленно посмотрел на него англичанин.

— Черт бы тебя подрал, — сказал американец, возвращаясь к столу.

Он вздохнул, поджав губы, помолчал, а потом спросил:

— Ладно, в каком виде вы хотите деньги?

— Два безотзывных чека. Каждый на пятнадцать миллионов.

Уолш поднял трубку и уныло велел секретарше:

— Пожалуйста, попросите старшего менеджера, месье Монфлери, подойти сюда.


Николас сидел за столом в своем кабинете в «Куэнтон-Парке» и смотрел на обшивку, закрывающую стену напротив него. Хотя эти панели были из католического аббатства, разогнанного Генрихом VIII в 1536 году, и куплены его дедушкой почти сотню лет назад, здесь их установили недавно.

Харпер потянулся и нажал скрытую кнопку пульта управления под крышкой стола. Часть обшивки плавно отъехала в сторону, и взгляду открылось бронированное стекло музейной витрины, встроенной в стену за ним. В тот же момент автоматически включилась подсветка. Галогенные лампочки разместили так, чтобы они не отражались от стекла, не отвлекали внимание, а, наоборот, представляли наблюдателю двойную корону и золотую посмертную маску Мамоса во всем величии.

Николас налил себе виски и, прихлебывая его, наслаждался чувством собственности. Но через некоторое время он понял, что ему чего-то не хватает. Англичанин взял со стола ушебти Таиты и заговорил с ним, словно тот был жив.

— Ты ведь знал, что такое одиночество, верно? — негромко спросил Харпер. — Ты знал, что такое любить человека, которого тебе никогда не получить?

Николас поставил статуэтку и придвинул к себе телефон. Он набрал международный номер. После третьего гудка трубку сняли и заговорили на арабском:

— Это приемная директора Департамента древностей. Чем я могу вам помочь?

— Можно поговорить с доктором Аль Симма? — спросил он на том же языке.

— Пожалуйста, подождите. Я соединю вас.

— Доктор Аль Симма. — От ее голоса у него мурашки побежали по коже.

— Ройан, — проговорил Николас и почувствовал в последовавшем молчании бескрайнее удивление.

— Ты, — прошептала она. — Не думала, что когда-нибудь тебя услышу.

— Я просто хотел поздравить тебя с назначением.

— Ты обманул меня, — сказала Ройан. — Ты подменил содержимое ящиков.

— Как сказал кто-то из мудрых, друзей проще всего обмануть — они не ожидают подвоха. И кому, как не тебе, об этом знать, Ройан.

— Разумеется, ты их продал. Ходят слухи, что Питер Уолш заплатил двадцать миллионов.

— Тридцать, — поправил ее Николас. — Но только за синюю корону и немее. Прямо сейчас передо мной красно-белая корона и посмертная маска.

— Значит, ты оплатил потери синдиката «Ллойда». Должно быть, чувствуешь немалое облегчение.

— Не поверишь, но «Ллойд» понес не столь большие убытки, как опасались. В результате выяснилось, что я далек от разорения.

— Как сказала бы моя мама: «Купи медаль и гордись до пенсии».

— Половину я немедленно отдал Меку Ниммуру и Тессэ.

— По крайней мере это благородное дело. — В ее голосе звучала неприкрытая вражда. — Ты за этим мне позвонил?

— Нет. Есть одна вещь, которая может тебя позабавить. Твой любимый автор, Уилбур Смит, согласился написать историю открытия гробницы. Он назовет книгу «Седьмой свиток». Ее должны опубликовать в начале следующего года. Я пошлю экземпляр с его автографом.

— Надеюсь, на сей раз он не переврет все факты, — сухо ответила Ройан.

Они помолчали, а потом она нарушила тишину:

— У меня целая куча работы. Если ты уже все сказал…

— Не все.

— Что еще?

— Выходи за меня замуж.

Она резко вздохнула, помолчала и негромко спросила:

— Почему ты делаешь такое странное предложение?

— Потому что я понял, как люблю тебя.

Ройан снова помолчала и наконец ответила слабым голосом:

— Ладно.

— Что значит «ладно»?

— Это значит хорошо, я выйду за тебя замуж.

— Почему же ты согласилась на такое странное предложение? — спросил он.

— Потому что поняла, как сильно, несмотря ни на что, я тебя люблю.

— Есть рейс «Египетских авиалиний» из Хитроу сегодня в 17.30. Если я буду гнать как сумасшедший, могу успеть. Но в Каире окажусь довольно поздно.

— Я буду ждать в аэропорту в любое время.

— Я уже в пути! — Николас повесил трубку и направился к двери, но на полпути вернулся и поднял ушебти Таиты со стола. — Идем, старый негодяй, — радостно засмеялся он. — Ты поедешь домой в качестве свадебного подарка.


Эпилог


Они шли по набережной в розовато-лиловых сумерках. Внизу Нил катил свои вечнозеленые воды, полные тайн древних веков. У той части берега, ниже развалин храма Рамзеса в Луксоре, где когда-то стояла у причала барка фараона Мамоса с Таитой и его любимой хозяйкой на борту, они ненадолго остановились, облокотившись на восстановленные остатки древней стены, и вгляделись в темнеющие холмы на другой стороне реки.

Время давно стерло следы погребального храма и величественной дороги к нему, другие правители построили свои пирамиды на остатках фундамента. Ни одному человеку не удалось отыскать здесь гробницу Мамоса, в которой он, впрочем, никогда не лежал. Но должно быть, она располагалась поблизости от замаскированного лаза в скале, сквозь который Дурайд Аль Симма проник в гробницу Лострис и обнаружил свитки Таиты в алебастровых кувшинах.

Все четверо молчали в надвигающейся мгле, как порой молчат рядом близкие друзья. Они смотрели, как по реке проплыл прогулочный лайнер, двигаясь вверх по течению. Туристы толпились на палубах, все еще полные возбуждения от десятидневного путешествия по этим загадочным водам. Они указывали друг другу на украшенные резьбой стены гробницы Рамзеса, однако их голоса казались тихими и ничего не значащими в молчании пустынного вечера.

Ройан взяла Тессэ под руку, и женщины двинулись вперед. Они прекрасно смотрелись рядом — стройные, молодые, с кожей цвета меда. В вечерней тишине звенел серебристыми колокольчиками их смех, а ветер Сахары развевал темные пряди красавиц. Николас и Мек Ниммур побрели следом. Каждый с любовью смотрел на свою жену.

— Значит, теперь ты один из толстосумов в Аддис-Абебе. Ты, закаленный в боях человек, стал политиком. Не могу поверить, Мек.

— Есть время для сражений и время для мира, — серьезно ответил тот, но Николас продолжал его поддразнивать.

— Я вижу, что ты, как политик, без устали практикуешься в различных клише и лозунгах, — толкнул Ниммура в бок англичанин. — Но как это произошло? Превращение из грязного бандита в министра обороны — непростая вещь.

— Мне немного помогли деньги, вырученные за синюю корону. Именно их не хватало, — признал Мек, — но они все равно знали, что не могут провести демократические выборы без меня в качестве кандидата. В конце концов правительство даже было радо принять меня в свою команду.

— Единственным недостатком этой сделки мне видится то, что ты отдал все прелестные деньги, заработанные с таким трудом, им, — заявил Николас. — Черт подери, Мек, не каждый день людям в руки попадают пятнадцать миллионов.

— Я не отдал их, — возразил Мек. — Я положил их в несколько государственных фондов и могу за ними присматривать.

— И все же пятнадцать «лимонов» — большие деньги, — вздохнул Николас. — Как я ни стараюсь, все равно не могу одобрить такую экстравагантную трату. Правда, вынужден признать, что полностью согласен с твоим выбором вице-президента для ближайших выборов.

Она посмотрели на стройную спину Тессэ, облако черных кудрей и красивые ноги под белой юбкой.

— Может, я и не одобряю тебя в качестве министра обороны, но из нее, безусловно, получился отличный министр культуры и туризма во временном правительстве.

— Из нее будет еще лучший вице-президент, когда мы выиграем выборы в следующем августе, — уверенно заявил Мек, и в тот же момент Ройан обернулась и посмотрела на них.

— Перейдем здесь на другую сторону дороги, — крикнула она. Николас был так поглощен беседой, что и не заметил, как они оказались напротив Луксорского музея древностей. Женщины дождались мужей, потом разделились, и каждая из них взяла своего под руку.

Они перешли широкий бульвар, пробираясь между лошадей, тащивших повозки. Николас склонился к жене и коснулся ее щеки губами.

— Вы неотразимы, леди Куэнтон-Харпер.

— Вы заставляете меня краснеть, сэр Ники, — смущенно улыбнулась Ройан. — Вы знаете, я еще не привыкла к этому имени.

Они добрались до другой стороны улицы и остановились у входа в пристройку к музею. Покатую крышу поддерживали высокие колонны, уменьшенные копии тех, что можно видеть в храме Карнака. Стены были сложены из больших блоков известняка, и очертания здания удивляли своей простотой. Оно производило сильное впечатление на входящих.

Ройан подвела гостей ко входу в музей, все еще не открытый для широкой публики. В понедельник президент собирался прилететь на официальное открытие выставки, а Мек с Тессэ должны были стать представителями правительства Эфиопии на торжественной церемонии. Охрана у двери уважительно приветствовала Ройан и поспешно открыла перед гостями обитые медью двери.

Внутри оказалось тихо и прохладно. Кондиционеры тщательно поддерживали оптимальную температуру для экспонатов. Витрины были встроены в стены, и освещение создавали настоящие мастера своего дела. Оно помогало увидеть древние сокровища из гробницы Мамоса в полном величии. Экспонаты сверкали на фоне ярко-синего шелка. (Синий был гербовым цветом фараона Мамоса.)

Четверо посетителей прошли почти по всем залам в благоговейном молчании и даже отдельные вопросы задавали Ройан исключительно шепотом. Их охватило восхищение и удивление. Наконец они остановились у дверей, ведущих в последний зал, в котором содержались самые необычные и ценные предметы коллекции.

— И подумать только, это лишь малая часть сокровищ, по-прежнему лежащих в гробнице Мамоса, — прошептала Тессэ. — Это так чудесно, что я не могу дождаться, когда приключение продолжится.

— Совсем забыл сказать! — воскликнул Мек, но по его торжествующей улыбке становилось ясно, что он вовсе не забыл, а дожидался подходящего момента, чтобы поделиться новостями. — Подтверждено разрешение снова запрудить Дандеру и открыть гробницу. Это будет совместное предприятие двух стран, Египта и Эфиопии.

— Какие чудесные новости! — радостно воскликнула Ройан. — Гробница — одно из самых значительных археологических открытий в мире. Она станет источником значительных доходов от туризма для Эфиопии…

— Не так быстро, — перебил ее Мек. — Есть одно условие.

— Какое? — упала она духом.

— Они настаивают, чтобы директором проекта стала ты, Ройан.

Она восторженно захлопала в ладоши, а потом опять напустила на себя серьезный вид.

— Однако у меня тоже есть условие.

— Какое? — поинтересовался Мек.

— Я хочу иметь возможность назначить себе помощника в раскопках.

Эфиоп расхохотался:

— И все мы можем догадаться, кто это будет. — Он похлопал Николаса по спине. — Только проследи, чтобы никакие ценности не прилипли к его цепким пальчикам.

Ройан обняла мужа за талию.

— Он полностью исправился, и я сейчас докажу это. — Не выпуская Николаса, она повела их в последний зал.

Мек и Тессэ остановились у порога, замерев от восхищения и глядя на содержимое витрины, которая стояла в центре зала. Внутри блистали красотой красно-белая корона Верхнего и Нижнего Египта рядом с золотой посмертной маской фараона Мамоса, залитые светом галогенных ламп.

Наконец Мек Ниммур оправился от потрясения и медленно подошел к витрине. Он склонился и прочитал вслух табличку, прикрепленную к ней: «Предоставил для выставки на постоянной основе сэр Николас Куэнтон-Харпер».

Эфиоп изумленно повернулся к англичанину.

— И ты упрекал меня за растрату денег от продажи синей короны! — заявил он. — Как ты смог расстаться со своей долей добычи, Николас?

— Это было непросто, — признал тот со вздохом. — Но некая леди, которая находится не слишком далеко от меня, поставила ультиматум.

— Не стоит ему слишком сочувствовать, — рассмеялась Ройан. — У него все еще остались деньги от продажи немеса. Я не сумела уговорить его отдать их.

— Довольно таких откровений о моих семейных делах, — твердо заявил Николас. — Солнце давно село, пришло время выпить. Мне показалось, что я видел в баре отеля бутылку лефроя. Пойдемте выясним, не ошибся ли я.

Он взял Ройан под руку и повел ее по залам, а двое друзей последовали за ними, смеясь над смущением Николаса.


notes


Примечания


1


Властолюбивый (англ.)


2


Шотландский вид спорта


3


Сорт сыра с плесенью


4


Цитата из Г. Лонгфелло


5


Расчетное время прибытия


6


Древнеегипетский музыкальный инструмент