Поездка на Ривьеру Туве Янссон Письма Клары #4 На свой юбилей мама выбрала себе подарок: побывать в Барселоне, чтобы понять архитектуру Гауди и пожить на Ривьере вместе со своей дочерью Лидией. Им удалось найти недорогой пансионат, где они занимают «домик исчезнувшего англичанина»… Туве Янссон Поездка на Ривьеру Когда до юбилея мамы осталось совсем немного времени, она дала понять, что всякого рода подарки — излишни, но что у нее есть одно-единственное скромное желание — поехать в Барселону и попытаться понять архитектуру Гауди[1 - Гауди-и-Корнет Антонио (1852–1926) — известный испанский архитектор; жил и работал главным образом в Барселоне.]. И еще она хочет насладиться жизнью на Ривьере, вернее, в Жуан-ле-Пене, и, само собой разумеется, вместе с дочерью Лидией, поскольку они привыкли жить вместе. Но путешествие не должно стоить слишком дорого. Ей объяснили, что Ривьера — очень дорогое удовольствие, но мечта есть мечта, а если эта мечта давняя, она — осуществима. Во всех бюро путешествий сказали, что дешевых отелей на Ривьере даже до начала сезона в каталогах не значится, во всяком случае поблизости от Жуан-ле-Пена. Друзья и знакомые обзвонили всех и вся; мамины идеи их всегда забавляли; и наконец-то нашлась чья-то кузина, у которой был адрес пансионата, дешевого, если постараешься приехать не в сезон. Владельцем пансионата был некий месье Бонель. — Лидия, — распорядилась мама. Напиши, что мы заинтересовались этим вариантом, но хотели бы питаться в пансионате лишь один раз в день. Мама высчитала, что, если поехать третьим классом, и только единственный день провести в Барселоне, и не тратить лишних денег, все может осуществиться безо всяких огорчений. — Разумеется, мама, — сказала Лидия и принялась подыскивать себе замену в библиотеке. Путешествие началось с парохода. Друзья, стоя на набережной, махали платками, мама на верхней палубе — седовласая, в своей светло-серой широкополой строгой шляпе, как у пророка (с низкой тульей), — была всем отчетливо видна. Остается только добавить кое-что о фасоне шляпы. Мама не меняла его с 1912 года. Друзья закричали «ура!» — и пароход отчалил. И вот наконец мама с дочерью прибыли в Барселону, здесь они посвятили целый день Гауди — отдали ему дань своего восхищения. — Лидия, — сказала мама, — я ничего не смыслю в архитектуре, но здесь, кажется, я вижу иррациональное во всем его буйном, своеобразном великолепии. Этого достаточно. Мне не надо ничего понимать. Поговорим о другом, думаю, я приобрету себе новую шляпу, шляпу тореадора. Нелегко было найти шляпу такого размера, который соответствовал бы могучему узлу волос мамы, но они все-таки ее нашли и купили. Мама устала и захотела выпить кофе. Они зашли в маленькое кафе, всего на несколько столиков, стены кафе были декорированы афишами, изображавшими корриду. Несколько старых мужчин болтали возле стойки бара. Когда вошла мама в своей шляпе тореадора, они обернулись и стали разглядывать шляпу и маму, а потом, понизив голос до шепота, выказали свое восхищение почтительным «о-ля-ля!». Маме придвинули стул, но она предпочла остаться у стойки… Дамам подали по стаканчику шерри. В кафе воцарилась тишина. Но вот один из стариков подошел к маме, преклонил колено. Она протянула ему шаль. Затем, вперив свой взгляд в маму, он сыграл спектакль по ритуалу корриды, венцом которого стала смерть быка. Его друзья неподвижно стояли, серьезно и сосредоточенно глядя на старика и лишь несколько раз издав едва слышное «о-ля-ля!». Когда бык был повержен, мама осушила свой стакан, поблагодарила всех легким поклоном, и кто-то открыл дверь. — Классно, — сказала Лидия. — Как тебе пришло в голову протянуть ему шаль? Подумать только, если бы папа был с нами! — Дорогое дитя, — сказала мама, — он, пожалуй, остался бы здесь — познакомиться с ними. Он ничего не смыслил в режиссуре. Кроме того, у твоего папы была привычка — портить все свои путешествия тоской по дому. — И добавила: — Шерри — ужасный напиток! После приключения в Барселоне они поехали дальше, в Жуан-ле-Пен, где путешественницы взяли такси до пансионата месье Бонеля. Пансионат был очень мал и отнюдь не на берегу моря. Месье Бонель вышел к ним в длинном зеленом фартуке и, бросив взгляд на таксометр, сказал: — Никаких чаевых, он вас обманул! Затем он занялся багажом и предложил по маленькому стаканчику шерри в безупречно чистой несколько мрачной комнате, где принимали гостей. Окна комнаты были затенены высокими пальмами. Расспросив дам об их поездке, он замолчал. Наконец месье Бонель с трудом произнес: — Дорогие дамы, я в отчаянии! Ваша двухместная комната еще не просохла, ее, должно быть, выкрасили плохой краской, она, кажется, никогда не просохнет. И оттуда не видно море. — Это плохо, — сказала мама. — Да, очень плохо. Но как раз сейчас у нас никаких других гостей нет, и вы могли бы жить в отдельных комнатах. Со скидкой. — Нет, мы привыкли жить вместе! — Еще стаканчик шерри? — Нет, спасибо, абсолютно нет! Le patron[2 - Хозяин (франц.).] провел рукой по своим седым, щетинистым и чистым волосам и вздохнул. — Что же нам делать? — спросила мама. — Надо подумать. Мадам, я думаю о другом варианте, который, естественно, исключен. Я поклялся головой моей покойной жены никогда не сдавать домик исчезнувшего англичанина. — Понимаю, — заметила мама. — Вы хотите сказать «почти никогда». А когда он исчез, этот англичанин? — Год тому назад. Но он регулярно присылает плату за наем, абсолютно аккуратно. — А его адрес? — Он никогда не сообщает своего адреса, — объяснил le patron, — может, он все время едет все дальше и дальше. Марки на конвертах из разных стран… — Иррациональная личность, — оценивающе сказала мама. — Он стар? — Не совсем, лет пятидесяти или что-то в этом роде. — Лидия, — высказалась мама, — по-моему, нам надо взглянуть на его домик. Путь к домику был недолгим. Он привел к белой калитке, за которой виднелся дикорастущий сад англичанина, а посредине — очень маленький, выкрашенный белой известью, окруженный геранью домик. Резко остановившись, мама воскликнула: — «Таинственный сад»[3 - Детская книга (1909), принадлежащая перу известной американской писательницы (англичанке по происхождению) Фрэнсис Элизе Бернетт (1849–1924). Прославилась книгами «Маленький лорд Фаунтлерой» (1886) и «Маленькая принцесса» (1905).]! Лидия, кто написал это? — Комптон-Бернетт[4 - Дейм Иви Комптон-Бернетт (1884–1969) — английская писательница, развивавшая форму романа, построенного на песенном фольклорном диалоге. В данном случае Лидия перепутала Фрэнсис Элизу Бернетт с ее однофамилицей.], — ответила Лидия. Здесь все разрослось и цвело пышным цветом, в особенности сорняки; повсюду валялись ржавые консервные банки, колодец зарос шиповником. Тяжелое лицо месье Бонеля выражало неудовольствие. Он объяснил: — Комната слишком мала. Водопровод работает, как ему вздумается, а водой из колодца пользоваться нельзя. Дорогие дамы, я надеюсь лишь на то, что ваша двухместная комната просохнет как можно скорее. — Cher monsieur![5 - Дорогой месье! (франц.)] — сказала мама. — Пусть она никогда не просыхает. — Она села на край колодца и пристально посмотрела на Бонеля. — Месье, в этом саду все точь-в-точь так, как я мечтала, хотя сама об этом не подозревала. — Но окрестности не так уж безопасны для двух одиноких дам. Мама наблюдала за ним, она ждала. Наконец он сказал, абсолютно решительно: — У вас будет защитница, маленькая, но необычайно злая собачонка. Я одолжу ее у моего соседа Дюбуа. Ее зовут Миньон. Отперев дверь дома, он отдал маме ключ и добавил: — А теперь мне надо кое-что устроить, чтобы вам, уважаемые дамы, было удобно. Мама повесила свою шляпу на гвоздь за дверью. Мебели в комнате было немного: широкая двуспальная кровать, стол, стул, комод. Стены были белыми, пол выложен кирпичными плитками. В углу у исчезнувшего англичанина стояла его плита и несколько деревянных ящиков, испещренных текстами Гордона Гина, в них содержали кухонную утварь. — Мы не станем заглядывать в его комод, — сказала мама, — мы будем держать наши вещи в чемоданах, мы будем так же анонимны, как и англичанин, о котором говорил хозяин! И воспринимать теперь все то же совершенно иначе, я полагаю… — Иррационально, — дополнила ее Лидия. — Тебе все это не по душе? — Да нет, мама, все будет прекрасно. Когда на следующее утро они вышли в сад, им навстречу ринулась маленькая черно-белая собачка и залаяла, как оглашенная. Она хваталась за мамины юбки и дрожала от волнения. — Я ей не нравлюсь! — воскликнула мама. Лидия сказала, что, возможно, собачка видела лишь женщин в джинсах или в шортах, поэтому юбки кажутся ей не столь привлекательными. — Хорошо, — пригрозила мама, — я вызываю Миньон на дуэль! И поговорю с le patron об этой мерзкой маленькой твари. Завтрак месье Бонеля ожидал их в особой галерее, увитой зеленью и резервированной специально для гостей пансионата из двухместной комнаты, красные розы были воткнуты в салфетки. — Все ли как подобает и внимательна лик вам Миньон? Мама ответила не сразу, наконец она заметила, что ее розу нужно поставить в воду — мама была упряма и не слишком учтива. — Все хорошо, — быстро сказала Лидия. — А сейчас мы собираемся на берег. — Да, на берег… — повторил хозяин с жестом, выражавшим полную беспомощность. Он ведь знал… Каждый раз одна и та же история: гости обнаруживают, что берег моря заперт среди стен, которые воздвиг хозяин роскошного отеля, чтобы оберегать покой своих гостей. Поблизости от Жуан-ле-Пена никакого берега больше не было. Мама с дочерью долго шли к морю, а потом еще дольше вдоль стен. Стало очень тепло. Автомобили с шумом пролетали мимо, останавливаясь иногда то у почты, то у калитки домов. И внезапно им открылось узкое пространство между стенами, коридор, который вел вниз к рыбачьим лодкам. Две гребные лодки были пришвартованы у небольшого дощатого причала. — Мама, — спросила Лидия, — как насчет sightseeing[6 - Экскурсии (англ.).] в Жуан-ле-Пен и Монако? — Подожди немного, — сказала мама, — у меня есть идея. — Она снова иррациональна? — Увидишь. И кончай со своей иронией. Ночью мама разбудила дочь и сказала: — Нынче полнолуние. Сейчас мы совершим морскую прогулку. Но прежде, чем отправиться на берег, я хочу спросить тебя: случалось ли с тобой такое, чтобы люди о тебе беспокоились? — Нет. А почему они должны заботиться о том, как я себя чувствую? — Скажу тебе, что ощущение это очень неприятное, словно испытываешь какое-то унижение. Звучит это так: ну мол, дадим ей отдохнуть, пусть почувствует себя хорошо… Иными словами… тогда нас оставят в покое, и мы будем делать что хотим! Понимаешь, мои знакомые так боялись из-за меня, право… Нет, ни слова… Как было в тот раз, когда мы вышли в море на веслах, в лунную ночь, тайком? Ты помнишь? — Нет, мама. — Тогда вы устроили праздник лунного света на море, но потом все сказали, что мне надо отдохнуть и не плыть вместе с ними… А теперь пойдем. Я найду этот коридор между стенами и совершу небольшую прогулку по Средиземному морю. Лодки по-прежнему лежали на берегу. — Возьмем меньшую, — сказала мама. Они влезли в лодку. Лидия поработала немного веслами, а затем позволила ветру с суши нести их дальше, все дальше и дальше в море. Отсюда видны были светящиеся фасады больших отелей вдоль побережья и слышалась, совсем слабо, музыка. Море было черным, со сверкающей лунной дорожкой. Было совсем холодно. — Ты мерзнешь? — спросила Лидия. — Конечно мерзну. На море всегда холодно. — Мы не знали… — начала было Лидия, но мама прервала ее: — Вы очень хорошо знали. Да, да, вы выказали мне уважение, но совершенно не так, как надо. И неужели так уж необходимо вспомнить о своем преклонном возрасте поздним вечером и только потому, что вы ничего не поняли? Ну да это к делу не относится. Можешь грести обратно! Миньон, истошно лая, встретила их у калитки. Тогда мама разбежалась, подпрыгнула и крикнула на собаку изо всех сил — та тут же смолкла. Насколько Лидия знала, мама никогда не позволяла себе ничего столь банального, как крик. Но кто знает, был ли это крик разочарования или триумфа! После той ночи возникла своеобразная, абсолютно сдержанная вражда между Миньон и мамой. Собака больше не лаяла. Она лишь ворчала, скаля свои маленькие острые зубки. Она никогда не спускала с мамы глаз. Стоило ей вздремнуть в саду, как Миньон прокрадывалась под ее стул и не позволяла Лидии подходить близко. Каждый раз, когда мама просыпалась, они скалили зубы друг на друга — мама и собачка. Мама объяснила: — Может, это ей только на пользу? Может, нужно время от времени ненавидеть, как ты думаешь? — Да, — сказала Лидия, — фактически ты, пожалуй, права. — Несомненно! Мало-помалу они нашли нужный им берег, каменистый и захламленный, находился он довольно далеко, но, во всяком случае, это был берег. Большое объявление возвещало, что это — частное владение и что пляж предназначен для застройки. Они шли туда каждое утро, расстилали купальные простыни на камнях и смотрели, как мимо проплывают лодки с алыми парусами. Однажды мама, сунув ноги в воду, сказала: — Никаких ракушек здесь нет! — Нет, — согласилась с ней Лидия, — я читала, что ракушки импортируют только к началу сезона, и рассыпают на пляжах, чтобы приезжие находили их. — Почему ты не плаваешь? — спросила мама. — Ты ведь, верно, здесь для того, чтобы плавать? — Мне не хочется. Вблизи от берега лениво скользила маленькая парусная лодка, она везла целую ораву молодежи, ничуть не скрывавшей своего веселья. — Плыви к ним, — сказала мама. — Сделай же что-нибудь самостоятельно. И она стала махать веселому обществу своей шляпой тореадора. — Милая мама, не будь так легкомысленна! В Барселоне… — Да, да, знаю: в Барселоне я вела себя очень сдержанно и строго. Но это было тогда! — А что ты изображаешь сейчас? — спросила Лидия. Но ответа далее не последовало, и лодка проскользнула мимо. Le patron накрывал обед в галерее, увитой зелеными растениями, и дамам всегда ставили свежие розы. Он охотно и не спеша пребывал в их обществе, иногда облокотившись на большой белый холодильник, занимавший почетное место у шпалеры[7 - Решетка, увитая вьющимися растениями.]. Он вслушивался в чужеземную речь и спешил выказать малейшие знаки внимания: что-то поправлял, что-то менял или шепотом осведомлялся, хороший ли соус или вино. Ряди мамы и Лидии он перенес традиционное французское время обеда на более поздний час. И пребывал в постоянном беспокойстве оттого, что у них, возможно, нет средств есть досыта. Поэтому он время от времени подходил к их калитке с какими-либо лакомствами в корзинке, прикрытой белой салфеткой, и говорил, что эти лакомства, мол, остались после еды — их в конце концов все равно придется выбросить. Корзинка, словно бы в рассеянности, ставилась возле калитки, прежде чем он возвращался к себе. Однажды после обеда le patron отвел Лидию чуточку в сторону и попросил зайти в комнату, где принимали гостей; речь шла о сущей безделице. Он дал ей маленькую коробку, полную ракушек, и наспех объяснил, что какие-то туристы оставили ее в пансионате, они побывали сначала в Греции. — Но, мадемуазель, вы понимаете… не все сразу? — Естественно, не все, — отвечала Лидия. — Лучше если она найдет лишь две-три за один раз. — А в остальном все хорошо? — Спасибо, cher monsieur, все хорошо. Лидия сунула коробку в свою сумку, а потом вытащила оттуда ракушку с надписью «Память о Микенах». Они продолжали ходить к морю, они были на Ривьере уже десять дней. Каждый день регулярно строился по одному неизменному шаблону: ссора с собачонкой, завтрак месье Бонеля, пляж, сиеста в саду англичанина, обед и долгий вечер. Но однажды утром пришла телеграмма, le patron положил ее возле кофейной чашки мамы. Прочитав ее, она сказала: — Ужасно. Они хотят, чтоб я вернулась домой. Он прошептал: — Кто-то умер?.. — Вовсе нет. Мне присудили премию. Я должна ее получить. — Деньги? — с надеждой спросил он. — Нет, — ответила Лидия, — только слава. — Она перевела текст телеграммы: — «Премия присуждена за огромный вклад в искусство, сделавший нашу страну известной далеко за ее пределами». — Я не поеду, — заявила мама. — Но надо послать красиво составленную телеграмму! Хозяин повез их в Жуан-ле-Пен в почтовом автомобиле и остановился у телеграфа. — Спасибо, мой друг, — сказала мама, — не ждите нас, мы вернемся теперь поздно, приедем, когда приедем. Зайдя на телеграф, они взяли бланки. Лидия предложила: — По состоянию здоровья? — Абсолютно нет. С Ривьеры не дают телеграмму о том, что плохо себя чувствуют, такие посылают только из дома. — Ты уверена? В одной из новелл Сомерсета Моэма[8 - Моэм Уильям Сомерсет (1874–1965) — известный английский писатель.] некто заболевает и умирает в роскошном отеле на Капри, а гроб… — Да, но это ведь всего-навсего литература. Возьми новый бланк. Сначала поблагодари: мол, горда, рада, удивлена и так далее. Но на что мне сослаться? Что кто-то другой был бы более достоин получить эту премию? — Нет, это — невежливо. И могут подумать, что ты кокетничаешь. — Но ведь это я как раз и делаю, — сказала мама, — да и вообще нет никого другого, кто был бы более достоин. Быть может, причина — длительный круиз? — Нет, нет! Мама воскликнула: — Но не могу же я сказать, что хочу: пусть меня оставят в покое! Здесь слишком жарко! Я устала от всей этой истории, а от тебя никакой помощи нет. И как раз в эту минуту к ним подошел весьма элегантный седовласый господин и спросил, не может ли он хоть как-то им помочь. — Вы здесь совсем недавно, — сказал он, — а я живу в этой маленькой колонии уже целый год; я знаю все, что только стоит знать в Жуан-ле-Пене, и мне доставило бы удовольствие дать небольшие советы вновь прибывшим. Моя фамилия — Андерсон. — Как любезно с вашей стороны, — сказана мама, — один момент… Лидия, напиши все самое прекрасное, что ты только знаешь, и что я рассчитываю на веселый праздник, когда вернусь домой. Вот это и называется — индивидуально. — Хорошо, — сказала Лидия. Мистер Андерсон эскортировал их в бар и сказал, что бар этот в настоящее время почти постоянно открыт. Здесь можно, разумеется только во время сезона, увидеть интересных людей, как кинозвезд, так и миллионеров, не говоря ужо тех, кто годами экономит ради того, чтобы провести неделю на Ривьере. Они наверняка также интересны, захватывающе интересны. Быть может, стаканчик шерри? — Нет! — воскликнула Лидия. — Мама терпеть не может шерри! Мистер Андресон взглянул на нее, взглянул удивленно. — Прекрасно, Лидия, — сказала мама. — Ты растешь! Было слишком жарко, шляпа давила на лоб, и мама вполуха слушала пригласившего их человека, жаждавшего показать им игральное казино в Монако. Это доставило бы ему удовольствие. Она чувствовала себя неважно. Время от времени мимо проходили люди и, небрежно поздоровавшись, проходили мимо. Крупная женщина в изощренно неряшливой одежде подошла к ним и спросила: — Хи-хи, То-то, darling[9 - Милый, милая (англ).], опять новые подопечные. Мадам, какая у вас оригинальная шляпа! — Спасибо, — рассерженно ответила мама, — но она слишком жаркая. Ведь здесь совершенно нечем дышать! — Darling, — сказала маме крупная женщина, — вам нужна легкая и воздушная шляпа — типа зонтика. Розовая — совершенно замечательно подошла бы к седым волосам. Они пошли в маленький эксклюзивный магазин под названием «Мечта Женщины», и мама купила там шляпу, которая ей вовсе не понравилась. Шляпа была такая дорогая, что за нее частично надо было доплатить позднее. Мистер Андерсон хотел эскортировать дам в их отель, но мама объяснила, что они собирались писать еще открытки в каком-нибудь спокойном местечке. Так что «до свиданья», и, когда горизонт очистился, мама с Лидией взяли такси, чтобы вернуться в пансионат. Через некоторое время Лидия сказала: — Мама, ты сноб. — Ты тоже, слава Богу, хотя ты только начинаешь. Им абсолютно незачем давать знать, что мы живем в пансионате. Я хочу быть анонимной и держаться на большой дистанции от них. Иногда конечно. И ни слова о шляпе. Месье Бонель вышел им навстречу. — Мадам, — огорченно сказал он, — вы купили шляпу. И уж не встретили ли вы мистера Андерсона? Нового покровителя? — Собака утомляет меня, — высказалась в ответ мама. Он угрюмо ответил: — Она ведет себя так потому, что считает вас интересной. Это очень одинокая собака. На следующее утро их обычное место на берегу было оккупировано юнцами, плававшими и нырявшими в свое удовольствие, и, когда они вдруг увидели маму в ее новой шляпе, юнцы еще больше развеселились. — Не обращай на них внимание, — сказала Лидия, — мы пройдем немного дальше. — Но они смеются надо мной! — воскликнула мама. — Моя шляпа кажется им смешной! Хорошо, замечательно, она смешна! Ты, пожалуй, могла бы и помешать мне купить ее! Но от тебя ведь никогда не знаешь, чего ждать. Перебравшись дальше через прибрежные камни, мама уселась спиной к морю. Через некоторое время она спросила: — Почему ты молчишь? Случилось что-нибудь особенное? — Нет! — Тебе тут плохо? Кончились деньги? — Да нет же, нет. Но мы ведь не можем оставаться тут до бесконечности… — Ты считаешь, что из-за твоей работы?.. — Милая мама, — сказала Лидия, — мы не подходим к здешней среде! Сняв шляпу, мама объяснила: — Я подхожу к любой среде, в какую только попадаю! — Не снимай шляпу, может случиться солнечный удар! И они уже видели ее. Я думаю, мы уже наигрались и можем ехать домой. — У меня появилась идея! — сказала мама. — Знаю, у тебя всегда появляются идеи, это — твоя маленькая роскошь. Откуда мне знать, когда тебе надо помочь, а когда ты хочешь, чтобы тебе помешали резвиться? — Мы же ссоримся! — пораженно воскликнула мама. Несколько мальчишек промчались мимо, они, смеясь, швырнули мелкие камешки в сторону Лидии и крикнули: — Красивая старая дева! — А вот теперь пойдем, — сказала мама. Le patron встретил их возле пансионата и весьма лаконично сообщил: — Телеграмма от англичанина. Он возвращается. Я в отчаянии! — Когда он явится? — Сегодня. В любую минуту. Я в отчаянии! — Да, это вы уже говорили. Когда угодно, мы готовы уехать. Лидия воскликнула: — Мама, не говори так! Мы можем остаться на столько, на сколько ты захочешь! Если двухместная комната просохла? Скажи, чего тебе хочется! — Решай сама, — сказала мама. Она в самом деле плохо себя чувствовала. — А что, если устроить для него небольшой прием в честь встречи? — предложила Лидия. — Это было бы как раз в твоем стиле. Если б я была тобой… И тут мама перебила ее: — Но ты — не я, ты — абсолютно другой человек. Ты дала мне понять, что я слишком много распоряжаюсь, хорошо, распоряжайся сама! Месье Бонель ждал, он выглядывал в окно, он бесцельно листал свои бумаги и наконец печально заметил: какие, мол, странные чувства испытываешь, когда слышишь иностранную речь; совсем немного понимаешь — и тон, и молчаливые паузы, но… во всяком случае… И он подумал о несчастных скандинавах, у них так холодно и темно, это многое объясняет… Внезапно Лидия поднялась и сказала: — Месье Бонель! Не будете ли вы столь добры позвонить и заказать два билета на самолет? На завтра, если получится. Нам надо, как можно скорее, отправить в аэропорт багаж, а мальчики Дюбуа пусть заберут собаку к себе домой, может, они помогут и с переездом. А сегодняшнюю ночь мы переночуем в двухместной комнате, просохла она или нет. — Спасибо, мадемуазель. Я позвоню сейчас же. — Подождите немного, кажется, мама слишком долго была на солнце. Есть у вас медицинский справочник? — Только брошюра. Для туристов. Почитав брошюру, Лидия сказала: — Холодные компрессы. Если это солнечный удар, нужно пить сок с соленой водой. А вообще-то, у нас еще неоплаченный счет в «Мечте Женщин»… Мама, как ты себя чувствуешь? Я думаю, что у тебя ничего серьезного нет. — Этого никогда не знаешь заранее. Как звали того, кто умер на Капри? Как они доставили его домой? Неужели никто не побеспокоился о нем? — Конечно побеспокоился, — заверила ее Лидия. — А теперь попробуй немного поспать. К вечеру мама почувствовала себя хорошо и объяснила, что желает нанести прощальный визит в свой сад. По дороге туда они встретили мальчиков Дюбуа, с ними уже была Миньон. Увидев маму, собачка уселась на задние лапы и, подняв морду кверху, завыла. Le patron объяснил: — Она не злится, она горюет. Ей будет не хватать вас, мадам. Они сидели у колодца, и le patron, открыв корзинку, поставил на стол вино. — Лидия, — спросила мама, — а та шляпа?.. — Она оплачена. — Но где она? — Милая мама, — ответила Лидия, — незачем тебе ее видеть. Месье Бонель сказал: — Все, как и должно быть, все в порядке. Мадемуазель подумала обо всем. — Да, Лидия, не забудь посмотреть слова «смена караула» в нашем словаре, это могло бы заинтересовать le patron. Но это, пожалуй, лишь словарь для туристов… Вечер был красив и прохладен, сад казался еще более таинственным, чем обычно. — Милые дамы, — сказал le patron, — у меня для вас новость. Англичанин снова прислал телеграмму. Месье Бонель протянул телеграмму Лидии и пожал плечами. — Вот так, он не приедет вообще, он отправляется в Египет. — Весьма иррационально, — заметила мама. — Собственно говоря, жаль, меня позабавила бы встреча с ним. На следующее утро месье Бонель повез своих друзей в почтовом автомобиле в аэропорт. Они вернулись в свою страну как раз перед самым началом весны. Так что, можно сказать, они дважды в том году пережили весну. notes Примечания 1 Гауди-и-Корнет Антонио (1852–1926) — известный испанский архитектор; жил и работал главным образом в Барселоне. 2 Хозяин (франц.). 3 Детская книга (1909), принадлежащая перу известной американской писательницы (англичанке по происхождению) Фрэнсис Элизе Бернетт (1849–1924). Прославилась книгами «Маленький лорд Фаунтлерой» (1886) и «Маленькая принцесса» (1905). 4 Дейм Иви Комптон-Бернетт (1884–1969) — английская писательница, развивавшая форму романа, построенного на песенном фольклорном диалоге. В данном случае Лидия перепутала Фрэнсис Элизу Бернетт с ее однофамилицей. 5 Дорогой месье! (франц.) 6 Экскурсии (англ.). 7 Решетка, увитая вьющимися растениями. 8 Моэм Уильям Сомерсет (1874–1965) — известный английский писатель. 9 Милый, милая (англ).